Невеста Христова (fb2)

- Невеста Христова (Близнецы (Анисимов) - 8) 1062K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Юрьевич Анисимов

Андрей Анисимов
Близнецы 8. Невеста Христова

Москва 10 мая 2001 года

Станислав Васильевич Тихомиров смолил не переставая.

В дежурке, как в пироге с начинкой, дым застывал слоями. Вадим Ключицын сперва морщился, потому что не курил, потом привык и перестал замечать. Победно заканчивая седьмую партию, Станислав Васильевич плотоядно потер руки:

– Раз, и наши в дамках. Учись, салага, пока я жив.

Ключицын зевнул и с обреченным видом принялся расставлять шашки для очередной баталии. Победы противника не слишком задевали его самолюбие. Понятно, что, отслужив в милиции больше десяти лет и дежуря по два раза в неделю, Тихомиров в шашках поднаторел. Вадим посмотрел на часы. Стрелки показывали десять минут третьего. Не так молодой медэксперт представлял свое первое дежурство. Он вздохнул и сделал первый ход в новой партии.

Накануне Ключицын весь день пребывал в приподнятом настроении и изрядно волновался. Ему представлялись страшные картины искалеченных бандитами жертв. И он по нанесенным увечьям определяет, как они были убиты. Мало того, его заключение помогает следователю быстро задержать преступников. А на самом деле они с криминалистом уже шесть с половиной часов бьются в шашки. Скоро утро – и ни одного происшествия.

– Чего зеваешь, салага? Я опять в дамки проскочил. Нарочно подставляешься? Мы же не в поддавки играем, – пристыдил Ключицына Тихомиров.

– Станислав Васильевич, и часто мы так будем сидеть?

– Как сидеть? – Не понял криминалист.

– Как сегодня. Всю ночь ни одного вызова…

– А, вот ты о чем? Труп не терпится пощупать, салага, – оскалился Тихомиров: – Не бойся, наглядишься, еще тошнить будет. Обычная история – одно дежурство томишься от безделья, а на другом молишь Бога о передышке. Ты не спи, давай ходи.

Но сделать ход Ключицыну не удалось. По рации объявили о выезде. Тихомиров неспешно отправился в туалет облегчиться на дорожку, а Вадим еще раз осмотрел свой чемоданчик и бегом помчался вниз. Следователь Володин и кинолог Антонов уже сидели в машине. Овчарка Тибет тяжело дышала, вывалив розовый язык, и на Вадима не обратила внимания. Зато Володин, оглядев Ключицына недобрым взглядом, поинтересовался:

– Ты откуда взялся такой?

– Наш новенький медэксперт. – Ответил за парня Антонов: – Сегодня у него первый выезд.

– Ну, ну… Молодо зелено и все такое… – Сквозь зубы процедил следователь и отвернулся к окну. Тихомиров уселся в машину последним:

– Пива сегодня не пил. А отливаю каждый час.

– Простату лечить надо, товарищ майор.

– Причем тут простата? – Обиделся Тихомиров.

– Это проблема всех старых кобелей. Правда, Тибет?

Пес скосил уши и подобострастно посмотрел хозяину в глаза. Кинолог ухмыльнулся и похлопал собаку по загривку:

– Все понимает, шельма…

По ночной Москве они через десять минут добрались до места. Небольшой парк отделял огромное здание Медицинского центра от Каширского шоссе. Недалеко от главного входа топталась группка людей в белых халатах, а на асфальте лежала девушка. Она лежала на спине, словно прилегла отдохнуть. Ничего трагического в ее позе Ключицын не заметил. И лишь один туфель на высоком каблуке сиротливо валялся на асфальте, метрах в десяти от тела.

Молодой лейтенант, сдерживающий народ на некотором расстоянии, козырнул Володину. Тот кивнул постовому и склонился над девушкой:

– Нам тут делать нечего. Типичный наезд и все такое… ДПС надо было вызывать, а не нашу следственную бригаду.

– Не я вызывал. Доктора из центра шум подняли. Это их сотрудница. – Оправдывался постовой: – Они и смерть констатировали.

– Ладно, давайте, ребята, работать, раз приехали. Новенький, как там тебя?

– Лейтенант мед службы Вадим Ключицын, – отрапортовал начинающий медэксперт.

– Ключицын так Ключицын. Осмотри потерпевшую, ну и все такое… – Бросил Володин и пошел опрашивать свидетелей.

Тибет покрутился возле трупа и жалобно заскулил.

– Пес следа не чует. – Пожаловался кинолог и увел собаку.

В машине Ключицын вспоминал практические занятия в институте, что и зачем нужно делать. Но на месте сразу все забыл. Потянулся взять лежавшую за руку и пощупать пульс.

– Подожди, не трогай! – Крикнул криминалист и щелкнул фотоаппаратом.

Вспышка осветила нежные черты девушки, и сережка в ее ухе сверкнула. Ключицын вздрогнул. Лицо покойницы с открытыми глазами было прекрасно. Она смотрела в ночное небо и, казалось, любовалась звездами. И только кровь, залившая асфальт под ее затылком, говорила о трагедии.

– Может, она сама под машину бросилась? Неразделенная любовь и все такое. – Долетел до Вадима голос следователя и ответ одной из женщин, с которыми он беседовал:

– Господи, она замуж собиралась. Такая счастливая бегала…

– Вот и добегалась. Машин-то ночью нет, как ее угораздило…

Ключицын тряхнул головой, раскрыл свой чемоданчик и принялся за работу. Эта была первая насильственная смерть в его профессии, и она выглядела вовсе не так, как он себе представлял. На страшные, изувеченные бандитами жертвы девушка у медицинского центра на Каширке вовсе не походила.

* * *

10 Июля 2004 года

«Любимая, мы проговорили всю ночь, а я пришел на работу и чувствую, что не досказал главное… У тебя бывало так, ты чувствуешь себя одной во всей вселенной. Понимаешь, любимая, у тебя все есть. Есть машина, деньги, даже какая-то власть над людьми, а ты один. От этого жуткого одиночества хочется выть. Выть как волк на луну. Потому что когда ты одинок, все это не нужно. Не нужны деньги, не нужна власть. Даже собственный успех кажется абсурдом. Все обман, потому что ты ни с кем не можешь все это разделить. А еще страшнее, когда ты одинок вдвоем. Человек живет рядом с тобой, а ты все равно один. Мне говорят, а долг перед семьей, перед ребенком? Все это пустые слова. Можно исполнять этот долг, не испытывая ничего, кроме скуки. Делиться деньгами нетрудно. Хочется делиться душой. Понимаешь меня, любимая? А делиться душой возможно только с родным близким существом, которое понимает любой твой порыв. Радуется твоей радости и сочувствует твоей боли. Я счастлив, что нашел в тебе такое существо. Люблю тебя и молю Бога, чтобы он быстрей соединил нас».

Твой Песик

* * *

12 Июля 2004 года

«Мой милый, добрый, единственный любимый Песик, я тебя очень хорошо понимаю. Эти слова будто я сама сказала. У меня все так и было, пока в мою жизнь не вошел ты. Тот был красивый, но такой пустой, как резиновый мяч. Я пыталась говорить с ним, а мои слова отскакивали, как отскакивают пальцы от стенок надутого шара. Мне казалось, что он не видит меня. Не замечает моей красоты, не ощущает моего душевного тепла, которым я пыталась его согреть. Я с ним рассталась. Он даже не понял почему. Ведь он давал мне денег столько, сколько я попрошу. А зачем они мне? Теперь все по-другому. Хотя тебя нет рядом, я живу на одной земле с тобой. Дышу одним с тобой воздухом. Я вся принадлежу тебе. Моя упругая юная грудь, и мои стройные ноги, и волосы, и лицо. Вся целиком. Я чувствую и понимаю каждый твой порыв. Когда я думаю, что ты далеко и я не могу прижать твою прекрасную голову к своей груди, утешить тебя и вылечить от этого леденящего одиночества, что владеет тобой, я плачу. Я знаю, что мы скоро встретимся и будем счастливы. Потерпи совсем немного. И спасибо за перевод, но ты слишком меня балуешь».

Твоя Лана

* * *

Санкт-Петербург 10 октября 2004 года.

– Ты думаешь, он в командировке? Он с очередной шлюхой на пляже за кордоном. – Глаза Павла сверкали ненавистью. Лицо мальчика порозовело, и белесый пушок над верхней губой проступил отчетливее.

– Не смей так говорить об отце. Ты еще слишком мал и глуп! – Истерическим тоном потребовала Полина.

– Сама дура! Ты что, слепая или притворяешься!? Почему ты с ним не разведешься? Тебе нравиться бегать с рогами… Он же тебе все врет.

Женщина открыла рот, чтобы закричать. Она даже замахнулась на сына, но внезапно поникла, упала в кресло и заплакала.

– Ну что, я прав? Прав? Прав? Он опять наврал, что в командировке?

Полина не слышала. Она затараторила быстро, словно самой себе:

– Хорошо сказать – разведись…. А квартира, а дача? А жить на что? Я ведь ничего не умею. На что тебя учить? Ты же учиться не хочешь. Тебе ставят пятерки за его доллары. Ты прогуливаешь школу, и учителям приходиться платить, чтобы тебя не выгнали…. Ах, Павлик?! Что ты знаешь о жизни? Тебе все кладут в рот готовым. А ты только хамишь и бездельничаешь. Был бы он настоящим отцом, порол бы тебя как сидорову козу, может, и стал бы ты человеком. А я не могу. Я слабая женщина. Я даю тебе деньги. А ты еще смеешь называть мать дурой.

– Поехала… Вы друг друга стоите. Ты живешь с ним ради денег, он живет с нами по привычке. Тоска. – Поморщился Павел и ушел в свою комнату. Полина не шелохнулась. Она замолчала, и повернулось к окну. К большому зеркальному стеклу прилип листик клена. Его прилепил ветер, предварительно смочив холодным октябрьским дождем.

По существу ей возразить сыну нечего. Хотя сын прав только отчасти. Да, она живет с мужем, чтобы не лишиться материального благополучия. Хотя квартира записана на нее, а дачу по суду можно разделить. Но Полина не стерва – суды, скандалы не ее стихия. Да и Сергей никогда не был сволочью. При разводе он, наверное, не стал бы выдирать у нее все. Но что дальше? Одинокая тридцатишестилетняя женщина с подростком на руках? Полина боялась остаться одна. Как жить совсем без мужчины? Богаткин ей хоть и изменяет, но она ему не противна. Муж часто по ночам не дает ей спать. Бывает, на него находит особая жадность и тогда он доводит ее до изнеможения. После таких ночей Полина долго валяется в постели и чувствует себя почти счастливой. Она подозревала, хотя и боялась признаться себе самой, что у мужа появилась другая женщина. Раньше если и изменял, то между делом. Богаткин любит женщин и не пропустит случая, если подвернется смазливая шлюшка. Но сейчас что-то иное. И что странно, эти последние два месяца до отъезда все вечера он проводил дома. Сидел в своем кабинете, стучал по клавиатуре компьютера. В спальню являлся к рассвету. Полина притворялась спящей. А он так и не засыпал до утра. Лежал и смотрел в потолок. Она однажды спросила у него: «Сережа, у тебя неприятности?». – «Нет, все замечательно», – ответил Богаткин и улыбнулся странной отсутствующей улыбкой. Потом уехал. Его нет уже три недели и ни одного звонка. Так впервые.

Полина вытерла слезы, встала и огляделась. В квартире сделалось сумеречно. Осенний день короток, а света она не зажигала. Зал с двумя люстрами, роялем из темного ореха и итальянским гарнитуром «под старину» выглядел пустынно и мрачно. Словно номер отеля, из которого отбыли постояльцы. Такие же квартиры и у друзей Богаткина. Дорогие, скучные, словно живут в них люди-роботы или временные квартиранты. Без своих вкусов, привычек и милых мелочей… Полина подошла к роялю, открыла крышку и пробежалась пальцами по клавишам. Она окончила музыкальное училище и когда-то неплохо играла. Поначалу, когда вышла замуж, Богаткин часто просил ее сесть за инструмент. Особенно, когда приходили гости. Он и его друзья в серьезной музыке смыслили мало, но мужу льстило, что его жена пианистка. Потом ему это наскучило, и она играла, когда оставалась одна. После рождения Павла играть перестала вовсе. И сейчас звуки рояля показались ей здесь странными и ненужными… Аккорды повисели под потолком зала протяжным рокотом и смолкли. Она прошлась по квартире, так и не зажигая света, заглянула к сыну, который играл в компьютер и даже не оглянулся, и отправилась на кухню. На кухне она свет зажгла. Огромная кухня в пластике под мрамор сияла чистотой, лишь кружка Павла и недоеденный бутерброд с копченым мясом разрушали парадную картину. Остаток трапезы сына хоть и диссонировал со стерильностью помещения, но все же вносил некоторую жизнь в холодный, словно выставочный интерьер блока питания четы Богаткиных.

– Господи, как в могиле… – Вздохнула Полина и позвонила подруге.

– Привет, Богаткина. Ты где? – Зинка Матвеева говорила низким хрипловатым контральто, и по телефону ее можно было принять за мужика. Хотя это была хрупкая и очень привлекательная молодая женщина.

– Зин, я дома и лезу на стенку от скуки. – Ответила Полина.

– Что, твоего кобеля так и нет? – Посочувствовала подруга.

– Нет, и даже не позвонил ни разу. Я уж волноваться начинаю.

– Вот что, подружка, одевайся, садись в машину и дуй к Никольской церкви. Я сейчас тоже туда подгребу. Еще Таньку Назарову прихвачу.

– А чего будем делать? Может, лучше вы ко мне? – возможность повидаться с приятельницами Полину радовала, но рулить самой по городу не хотелось.

– Мы к гадалке намылились. Танька упросила. Из Греции в Питер цыганка прискакала. Говорят, в яблочко попадает. Все и тебе про Сережку вывалит. Только фотку его прихвати. – Ухмыльнулась Зина.

– Боязно как-то… – Нерешительно возразила Полина. Но подруга умела быть настойчивой:

– Чего дома одной торчать. Потом поужинаем где-нибудь на Невском. Назарова, кажется, наконец, замуж выходит. Расскажет нам про своего последнего «прынца». Это она перед свадьбой к цыганке пожелала. Не терпится о своем суженом узнать…. И меня за собой тянет. А раз ты мне попалась, не отвертишься.

Полина еще раз заглянула к сыну:

– Я к подругам, если задержусь, не торчи до ночи у компьютера. Школу проспишь.

– Да, знаю… – Отмахнулся Павел. Она открыла шкаф в прихожей, достала куртку, надела ее и посмотрелась в зеркало. Каштановые волосы, немного приплюснутый носик и широко расставленные карие глаза напоминали о татаро-монгольском нашествии. Морщинки появились, но пока при помощи косметики их удавалось легко маскировать. Да и фигура не слишком расплылась после родов, лишь бедра немного раздались. Так что выглядела она для своих лет вполне привлекательно, только взгляд испуганный:

– Дура ты, дура… – Сказала она своему отражению и вышла. Стекла «Фольксвагена» засыпали листья. Полина брезгливо смахнула их перчаткой, уселась в машину и включила радио. Вместо привычной попсы звучал концерт Рахманинова. Она тронула с места и медленно выкатила со двора. Музыка уносила в юность, в пору, когда у нее и интересы были совсем другие, и жизнь казалось прекрасной. Тогда она была счастлива и только ждала своего «прынца». И дождалась…

В потоке машин чувство тоски и одиночества поослабло. Веселые красные огоньки авто, свет витрин, бестолковые пешеходы – она будто въехала в кипящую жизнь города, и это кипение коснулось ее самой. Концерт Рахманинова закончился мощным финалом, и музыку сменила реклама. Диктор советовал лекарство от простатита, обещая мужчинам за девяносто девять долларов вечную потенцию. Полина выключила радио и свернула на Никольскую площадь. Перед Собором ее ждали. Зина стояла возле своего перламутрового «Пежо» и качала головой:

– Ты как на тракторе, подруга. Мы здесь уже минут пятнадцать, от меня ехать дольше, а я еще к Назарихе заезжала. Она же безлошадная, наша милиционерша.

– А где Таня? – Спросила Полина, уходя от объяснений своей медлительности.

– Назарова рублики на баксы меняет. Цыганка рублики не берет. Ты, надеюсь, баксы прихватила? – Зина в своей меховой курточке и высоких сапогах напоминала пажа из сказок Андерсена.

– У меня «евры», – улыбнулась Полина: – Надеюсь, цыганка от них не откажется…

Таня, высокая, в длинном кожаном пальто, перебежала площадь прямо перед бампером машины и присоединилась к подругам.

– Привет, Богаткина.

– Привет, Танька. Поздравляю.

– С чем?

– Зина сказала, замуж выходишь…

– Кажется, выхожу… Но сама пока не знаю, поздравлять меня с этим или выражать соболезнование. – Назарова собиралась замуж в третий раз. Но до загса дело так пока и не доходило.

Цыганка из Греции остановилась у портнихи, у которой Зина с Полиной иногда шили себе экстравагантные наряды. Дом модистки прятался в темном питерском дворе, за Никольской церковью.

– Мрак. Ни одного фонаря не горит. – Поежилась Полина.

– Боишься, изнасилуют? Ничего, втроем отобьемся, – хрипловато расхохоталась Зина: – А тебе, подружка, этого, может, и хочется? Сколько ты без мужика?

– Не пошли, Матвеева, тебе не идет. – Обрезала Таня: – Сюда, что ли?

– Сюда. – Ответила Полина и распахнула тяжелую дверь мрачного четырехэтажного дома. По едва освещенной лестнице они поднялись на третий этаж, и Зина позвонила. Портниху звали Бэлла. Полная, лет сорока женщина смотрела на мир голубыми глазами шаловливого ребенка:

– Привет. Это вы Таня из милиции?

– Я. А что вам не нравится?

– Вы уж не говорите своим, что я цыганку приютила.

– Если она не аферистка, вам беспокоиться нечего… Не скажу. – Пообещала Назарова.

Бэлла помогла подругам раздеться:

– Она совсем не аферистка. Удивительная старуха и очень добрая. Вы проходите. Патриция сейчас работает. Придется подождать.

– С кем работает?

– У нее бизнесмен из Риги. Желает знать, парят ли его компаньоны. Что-то у него в делах не так. – Без тени улыбки пояснила хозяйка, запуская посетительниц в гостиную. Они втроем уселись на диван, обитый малиновым плюшем, и стали глядеть на дверь мастерской портнихи, за которой вела прием гадалка.

– Вот вам и разница полов. – Зина достала из сумки маленькое зеркальце и напудрила носик.

– Зинка, ты о чем? Договаривай. – Потребовала уточнений Назарова. Работая криминалистом, она уважала точность формулировок и законченность мысли.

– Как о чем? Видишь, мужик пришел гадать, не парят ли его компаньоны. Делами своими интересуется. А вы? Вот Танька приперлась выведать про своего жениха. Удостовериться, тому ли она дает. А тебе, Полина, не терпится выяснить, трахает ли твой Сергей кого на стороне. Вот вам и разница полов.

– Хамка, ты Зина. А на вид агнец божий. Стоит пасть открыть, уши вянут… – Поморщилась Назарова.

– Люблю называть вещи своими именами… – Ответила Зина и расхохоталась.

– Не ссорьтесь, горлицы. Бабы это бабы, а мужики это мужики. – Подвела итог спора Бэлла и, шлепая тапочками, уплыла на кухню. В комнате наступила тишина. Только настенные часы продолжали выстукивать маятником течение жизни обеих полов, поскольку мера времени и для мужчин и для женщин едина.

– Что-то мне не по себе. – Шепотом призналась Богаткина.

– Да брось ты, подружка. Это же все так, приколы. Гадалки ваши… С жиру бесимся. – Баском успокоила Матвеева.

Бэлла вернулась с кухни, что-то на ходу дожевывая:

– Кофе хотите? Пирог с яблоками есть.

– Перебьемся. – За всех отказалась Татьяна и, помолчав, добавила: – А я хоть в милиции и работаю, а настоящим гадалкам верю. Два раза в жизни гадала, два раза все так и случилось, как они предсказывали.

– Патриция не ошибается. – Подтвердила Бэлла: – Не случайно у нее за полгода запись. Я еле уговорила вас принять. Сегодня к ней еще пятнадцать клиентов. А она иногда по часу с человеком сидит.

Дверь резко распахнулась, и высокий блондин с заметным брюшком быстро вышел из комнаты. Лицо его покрывали багровые пятна.

– Что с тобой, Балдиес? Тебе нехорошо… – Бэлла взяла латыша за руку, и ее голубые глаза выразили сочувствие.

– Это брат ворует. Компаньоны ни при чем. Я брату верил, как самому себе. Даже подумать на него не мог. А сейчас словно глаза раскрылись. Какой же я болван… – Ответил бизнесмен и быстро вышел в прихожую.

Стало слышно, как хлопнула дверь и застучали каблуки по лестнице. Из мастерской портнихи медленно выплыла высокая старуха в жакете с воротником из норковой шкурки. Весь ее облик с маленькой головкой на длинной шее, с небольшим тонким носом и темными немигающими глазами напоминал кобру. Старуха была даже по-своему красива, как бывают красивы гады. Видно, в молодости она завораживала мужчин, и они летели к ней, словно мотыльки на огонь. Цыганка остановилась напротив подруг, подняла руки, потянулась, как кошка, и внимательно осмотрела каждую. Ее неподвижные темные глаза впитывали мир бесстрастно, как зеркало. Посетительницы непроизвольно поднялись.

– Сидите, дамы. – Остановила их старуха: – Сейчас выкурю папиросу, и я к вашим услугам. Очень устала от этого джентльмена. Хотя он добрый и хороший человек, у него тяжелая карма. – Цыганка говорила по-русски чисто, нараспев, немного грассируя, как говорят эмигранты первой волны. Но голос ее звучал по-девичьи молодо. Она взяла смуглой нервной рукой со стола пачку папирос, достала одну и постучала мундштуком о столешницу. Бэлла услужливо чиркнула спичкой:

– Патриция, может, сделать вам кофе?

– Попозже я сама себе сварю. Ты, душенька, все равно кофе варить не умеешь. – Улыбнулась цыганка и обратилась к женщинам: – Кто из вас первая?

Таня и Полина переглянулись.

Не получив ответа, Патриция глубоко затянулась, выпустила дым и сама сделала выбор:

– Пойдем, милая. – Она затушила в пепельнице папиросу, взяла Татьяну за руку и повела в комнату. Дверь за ними закрылась. Полина с Зиной вздохнули и затихли.

– Нате вам журнальчик, полюбуйтесь на новую моду, пока подруга приговор выслушает. – Бэлла вручила приятельницам по журналу и снова поспешила на кухню. Они листали страницы, разглядывая долговязых девиц. Одежды едва прикрывали скудные прелести манекенщиц.

– Материала расходуют все меньше, а цены на тряпки все выше. – Пожаловалась Полина.

– А тебе что? Сергей не жмот. Сколько скажешь, столько и отвалит. – Поддела подругу Зина.

– Ты права. До денег Сережа не жаден. Он свое внимание боится перетратить. Мальчишку подарками забаловал, а воспитывать парня ему лень.

– А тебе?

– Я не умею быть строгой. А сыну нужна мужская рука.

– Не умеешь воспитывать, не надо было рожать. Ребенок это каторга. Вот я и не решаюсь. – Матвеева прожила с мужем пять лет, но ребенка так и не завела.

– Не знаю, хотела как лучше. – Оправдывалась Полина.

– Все мы в девках дуры. Спешим замуж и рожать. И в расчет не берем, что на этом у многих жизнь и кончается. А вот и Назариха…

Таня вышла от цыганки с пунцовыми щеками. По восторженному блеску глаз молодой женщины подруги без слов поняли, что гадалка Татьяну порадовала.

– Ну что? Будете жить дружно и умрете в один день? – Баском предположила Зина.

– Нет, он умрет раньше…. У нас будет девочка, и любить Петю я буду до гроба.

– До его гроба или до своего? – Решила уточнить Зина.

– Опять пошлишь? – Пристыдила Татьяна, но цинизм подруги настроение ей не испортил.

– И ты, милиционерша, ей веришь? – Вздохнула Полина.

– Патриция волшебница. Сама про моих прежних женихов заговорила и точно описала внешность каждого. Знать о них она никак не могла. А о моей любви к замужнему и подавно. Об этом человеке я никогда не трепалась.

– Впечатляет. – Согласилась Зина. Назарова продолжала сиять от счастья:

– И Петю моего описала, словно с натуры. А жениха я даже вам не показывала…

Подруги бросились целовать Татьяну. Та весело смеялась:

– Ой, девчонки, я так рада! Пойдем отметим. Я приглашаю…

– Не спеши. Дождемся, пока Патриция Богаткину обработает, и – вперед.

– А ты не пойдешь? – Удивилась Таня.

Зина подернула плечиками:

– Я себе гадать не хочу. У меня и так все в норме.

– Прошу, кто теперь, красавицы? – Цыганка стояла на пороге в ожидании очередной «жертвы».

– Я… – Ответила Полина.

– Тогда иди за мной…

В мастерской портнихи горело три свечи, освещая голый манекен в правом углу. Когда Патриция усадила Богаткину в кресло и закрыла за собой дверь, Полине стало немного жутко.

– Не бойся, красавица. Я твой друг и вреда тебе не причиню. У меня глаз добрый… – Старуха уселась напротив и стала смотреть на Полину. Взгляд ее добрым назвать было трудно. Он был не добрый и не злой. Он был изучающий. Но Полина сразу успокоилась:

– Я вас и не боюсь…

– Вот и хорошо. У тебя впереди большие перемены. О чем бы ты хотела узнать в первую очередь?

– Полина покраснела: – О муже…

– Твой муж мальчик? Он много младше тебя?

– Почему? Сережа старше меня на двенадцать лет.

– Я вижу около тебя только одного мужчину, и он очень юн.

– У меня сын. Ему пятнадцать лет.

– Да, такой юноша рядом с тобой есть. И он станет тебе другом… Ты принесла фотографию мужа?

– Да. – Полина раскрыла сумочку, в полумраке перерыла ее содержимое и извлекла карточку. Цыганка взяла в руки снимок, положила его на стол изображением вниз и накрыла ладонями. Прищурила глаза и застыла. Сидела так она довольно долго. Наконец открыла глаза, перевернула снимок и поднесла к нему свечу:

– Очень странно. Я впервые сталкиваюсь с подобным. А пожила на свете изрядно и повидала всякого…

У Полины похолодело внизу живота:

– С чем вы сталкиваетесь впервые?

– Для меня это пустая бумажка. За ней нет человека.

– С Сергеем несчастье? – Полина вскочила с кресла и схватила цыганку за руки.

– Успокойся, милая. И несчастья я не вижу. Если человек умирает, я все равно знаю, что он есть. Есть, но мертвый. И могу сказать место, где он покоится…. А тут пустота. Если бы я не знала Беллу, подумала, что ты меня обманываешь и у тебя вовсе нет мужа. Но Бэлла не приведет ко мне обманщицу. Прости, милая, о твоем Серже я ничего сказать не могу. А тебе же еще раз предскажу большие перемены. В них есть и любовь. Но, увы, странная.

– Что значит странная?

– Доживешь до нее, поймешь сама. Прощай.

– Сколько я вам должна? – Голос у Полины дрожал, она с трудом сдерживала слезы.

– Ты мне ничего не должна. Я не сделала свою работу. – Отказалась гадалка и помогла клиентке подняться. Полина вышла из комнаты. Свет люстры ослепил ее. Она ударилась об угол стола, и, не замечая боли, направилась в прихожую. Сдернула с вешалки свою куртку и, не прощаясь с хозяйкой и подругами, выбежала из квартиры.

– Что с ней? – Изумились женщины: – Надо ее догнать.

– Не надо. – Ответила Патриция, вплывая в гостиную.

Зина схватила цыганку за рукав:

– Что вы ей нагадали?

– Я ничего не смогла ей нагадать.

– Как ничего? – Удивилась Бэлла: – Такого я от тебя раньше не слышала.

– Я сама растерялась, если признаться. Ваша подруга хотела что-то узнать про своего мужа, но мужа у нее нет.

– Как нет? Мы Сергея прекрасно знаем. Он что, умер? – Наступала Татьяна.

– Для меня его нет. Ни живого, ни мертвого. А что это значит, я сама не знаю. – Покачала головой старуха и пошла на кухню варить себе кофе.

* * *

11 октября 2004 года

Полина проснулась совершенно разбитая. Она заснула под утро и не слышала, как Павел ушел в школу. Сын позавтракал, открыв банку с икрой, и слопал несколько ложек. Павлик любил есть черную икру без хлеба.

– Даже чай не стал пить, – грустно подумала Полина. Она вышла из спальни в ночной рубашке, взяла телефон и уселась в кресло. Низкое солнце било в окна и делало зал с роялем не таким мрачным и унылым, как накануне вечером. Полина знала, что во время командировок муж сажает в свой кабинет Гришу Родионова и тот исполняет директорские обязанности. Она набрала прямой номер мужа. Но в кабинете никто трубки не снял. Тогда она позвонила секретарше.

– Приемная генерального директора. – Ответила Катя.

– Катюша, а где Гриша Родионов?

– Генеральный директор на переговорах в Смольном. – Отчеканила секретарша.

– Разве Сережа приехал? – В полном недоумении переспросила Полина.

– Сергея Дмитриевича нет.

– Ты же сказала – генеральный в Смольном.

– Да. Вы не в курсе, что генеральным у нас уже три недели Родионов? – Удивилась Катя.

– Впервые слышу.

– Если хотите поговорить с Григорием Васильевичем, позвоните ему на мобильный. – Посоветовала девушка.

– Дай мне его номер.

Катя продиктовала номер, и Полина поняла, что она этот номер прекрасно знает. Катя выдала ей мобильный мужа.

– Бред… – Прошептала Полина и набрала знакомый номер.

– Родионов. – Ответили в трубке.

– Гриша, это Полина. Объясни, что все это значит? Почему ты генеральный директор? Почему у тебя мобильник Сергея? Я ничего не понимаю!?

– Три недели назад распоряжением Сергея Дмитриевича я назначен генеральным директором. А свой телефон он мне передал, чтобы не затруднять партнеров. У них есть номер генерального, и для работы так удобнее.

– Я все равно ничего не понимаю. От Сергея вестей нет?

– Нет, Полина Игоревна. Но для вас у меня есть поручение. Сергей Дмитриевич распорядился выдать вам деньги. Разрешите заехать?

– Когда он распорядился?

– Еще перед отъездом.

– Ты мне что-то не договариваешь, Гриша?

– Полина Игоревна, я и сам не все понимаю. Разрешите, я к вам заеду?

– Когда?

– Совещание закончилось. Я могу прямо сейчас.

– Давай через часик. – Взмолилась Полина: – Я плохо спала и не успела принять душ.

Большой, толстый и рыжий Родионов явился ровно через час. Полина провела его в кухню и усадила за стол:

– Есть хочешь?

– Нет, спасибо. Я подкрепился в буфете Смольного. – Родионов открыл свой кейс и извлек конверт: – Здесь три тысячи долларов.

– Ты можешь мне объяснить, наконец, что происходит?! Сергей уехал совсем? Он меня бросил?

– Да. – Родионов опустил глаза и покраснел.

– Теперь мне кое-что ясно.

– А вот мне нет, – тихо возразил толстяк.

– Что же не ясно тебе? – Стараясь не разреветься, сухо поинтересовалась Полина.

– Сергей Дмитриевич должен был вчера со мной связаться для решения ряда вопросов. Но ни звонка от него, ни факса я не получил. А вопросов скопилось много. Часть из них очень острых. Мне боязно брать на себя ответственность в их решении. Я принял пост генерального с условием, что ваш муж будет меня консультировать. Он клятвенно мне это обещал. И вот такая история.

– Тут я тебе ничем не могу помочь. – Нервно заявила Полина: – Спасибо за деньги.

– Пожалуйста. Эту сумму Сергей Дмитриевич распорядился выдавать вам в конце каждого месяца. – Родионов встал и, не поднимая головы, пошел к двери. Полина смотрела ему вслед и не двигалась. Слезы сами покатились из ее глаз – почему так? Разве нельзя разойтись по-человечески? Они же прожили семнадцать лет вместе! Неужели она не заслужила хотя бы честного признания в том, что муж ее больше не любит?!

* * *

16 Июля 2004 года

«Любимая, сегодня я опять думал о нас весь день и всю ночь. Ты так великолепна. Твоя улыбка стоит перед моими глазами. Мне кажется, что знаю тебя от кончиков волос до кончиков твоих пальчиков. И мне с каждым днем трудней и трудней выносить нашу разлуку. Я страстно хочу прижать тебя к своей груди и зарыться лицом в твои волосы. Но не думай, что я только мечтаю. Я делаю все, чтобы наша совместная жизнь началась так же прекрасно, как наши чувства. Сегодня я перевел основной капитал в Северный банк и впервые заговорил с Родионовым о передачи ему руководства компании. Родионов оказался молоток. Поначалу он воспринял мой разговор как шутку, но потом задумался. Я наблюдал за ним и заметил – он глубоко проникся этой мыслью. Не пройдет и недели, как он дозреет. Кинь мне свои реквизиты. Я бы для страховки перевел часть средств на тебя. Тогда ты уже сейчас смогла бы сделать необходимые закупки для нашей бродячей жизни. Любимая, скажи, где бы ты хотела провести наш первый совместный год? Укажи любое место на земном шарике, и я начну вить там наше гнездо. Для меня география не имеет никакого значения. Важно, чтобы ты была рядом, и тебе там дышалось вольно. А будут над нами шелестеть пальмы или поскрипывать сосны, не так уж и важно.

Спасибо за подарок. Но мне стыдно, что ты покупаешь столь дорогие вещи. Ты же истратила на меня все деньги, что я тебе выслал. Пожалуйста, не делай этого. Ведь ты не так богата».

Твой Песик

* * *

17 Июля 2004 года

«Ненаглядный мой, милый добрый Пес, как мне понятны твои чувства и мысли. Я тоже мечтаю принадлежать тебе. И мечты о нашей будущей жизни не оставляют меня ни днем ни ночью. Мне тоже становится трудно переносить разлуку. Ведь я еще очень молода, а счастья быть с близким мужчиной не испытала. Мне даже стыдно признаваться тебе, как я мечтаю о нашей близости. Мне так хочется доставить тебе удовольствие своим телом. Мне так не достает твоих рук и твоих губ. Сегодня ночью я разделась и долго рассматривала себя в зеркало. И вдруг испугалась. За последний месяц грудь у меня стала заметно больше. Это, видно, от мыслей о тебе. Боюсь, что большая грудь не в твоем вкусе. Не придавай слишком большого значения деньгам. Мне много не надо. Пусть будет лишь самое необходимое и ты рядом. Ты перевел капитал в Северный банк, и правильно сделал. Его отделения есть и у нас. Ты просишь мои реквизиты. Зачем? Если ты хочешь дать мне возможность иногда пользоваться твоим капиталом для наших общих расходов, напиши распоряжение в банк, и мне будут выдавать деньги с твоего счета. Но я вовсе не уверена, что мне это понадобиться. На жизнь мне вполне хватает, а делать солидные покупки я без тебя не буду. Ведь меня могут надуть. Я в делах не слишком умелая. Может быть, под твоим руководством и поднаторею, а пока мне доверять серьезные покупки опасно. Зачем ты меня бранишь за подарок? Я истратила на портсигар всего полторы тысячи долларов. Это совсем не так много. Он же серебряный. А дарить тебе дешевку мне стыдно. Знаешь, как приятно делать подарки любимому. Не лишай меня этого удовольствия.

Твоя Лана.

* * *

12 октября 2004 года

– Назарова, там тебя какая-то тетка спрашивает. Морда распухшая. Или с бодуна, или шлюха с Невского. – Лейтенант Миша Докеев работал в криминальной лаборатории меньше года, и хоть был младше других сотрудников и по званию и по возрасту, общался с коллегами без церемоний.

– Запомните, лейтенант, шлюх возле меня нет, и алкашек тоже. – Огрызнулась Назарова и побежала вниз. Возле бюро пропусков ее ждала Полина.

– Ну и видок у тебя, подружка. Теперь понятно, почему наш Мишка тебя за проститутку принял. Что с тобой? Цыганка на тебя так подействовала?

– И цыганка тоже.

– Чего расстраиваешься? Она же не сказала ничего плохого. Не видит она твоего мужа. Ну и что? Она хоть и гадалка, но тоже человек. Не все ей подвластно. – Тоном взрослого, беседующего с ребенком, проговорила Назарова.

– Дело не только в ней. – Вздохнула Полина и рассказала подруге о странном превращении Родионова в генерального директора и о том, что Сергей от нее сбежал и что не вышел на связь с фирмой: – Дал мне муж под зад коленом, я поняла. Ладно, переживу. Но вот все вместе, цыганка, Родионов. Эти деньги… Страшно мне.

– Для открытия уголовного дела по факту исчезновения Сергея у милиции оснований нет. Богаткин сам сказал заместителю, что домой не вернется. Я правильно поняла?

– Да, сказал. – Кивнула Полина.

– Выходит, у нас только один эпизод. Твой мужик не связался с фирмой, в день как обещал. И это случилось всего сутки назад. Но сама подумай, если Сергей сбежал к другой бабе, мог о делах и вовсе забыть. Кобели поначалу умеют голову терять. Ты же не девочка, сама понимаешь…

– Да, все так. Но мне страшно. Сердце мне подсказывает, что с Сережей беда. – Упрямо повторила Полина.

– Допустим. Но он же скот. Он тебя бросил. Чего ты о нем печешься?

– У меня от него сын. Потом, мы почти двадцать лет вместе. Привыкла. Не чужой он мне, что бы там ни было… – Полина достала платок и утерла слезы.

– Хорошо подруга, кати домой, и поосторожнее за рулем. Я подумаю, что делать. Жди, я к тебе заеду. И дай мне телефон этого Родионова.

Полина кивнула, продиктовала номер и медленно вышла из Управления. Назарова в лабораторию не вернулась, а поднялась к следователю Дорофееву советоваться. Константин Петрович Дорофеев, старейший следователь Управления, с огромным опытом, помочь Тане не смог.

– Назарова, опомнись! Какая-то цыганка. Один начальник назначил другого, а сам убежал куда-то к бабе. Что тут делать милиции?

Татьяна понимала, что старый сыщик прав. Если бы она лично не побывала на приеме у Патриции, тоже бы отмахнулась от подруги. Жизнь есть жизнь, и мужики иногда выкидывают коленца. Но талант старой гадалки Татьяну поразил. И слова старухи о том, что мужа Полины вовсе нет, произвели и на Назарову тягостное впечатление. Поэтому она не отмахнулась от подруги, а позвонила Родионову и назначила ему встречу.

Офис фирмы Богаткина находился на Литейном. Григорий Васильевич Родионов принял Татьяну в огромном кабинете генерального директора. Его рыхлое конопатое лицо выглядело усталым. Редкие рыжие волосы намокли от пота, нос покраснел, и весь его облик внушал Тане жалость, смешанную с отвращением.

– Меня фамилия Назарова. – Представилась она: – Я работаю в милиции, но пришла к вам как подруга Полины Игоревны, в общем, как частное лицо… Поэтому давайте все на чистоту, без протокола.

Родионов и не собирался ничего скрывать. Его бывший начальник влюбился. Со своим предметом никого не знакомил, имени возлюбленной не называл. Где живет его пассия, не сообщал. На второй день после отъезда Богаткин позвонил Родионову из Москвы. Остался ли шеф в столице или после звонка поехал дальше, Григорий Васильевич сообщить затруднялся. Сергей Богаткин не утаил от своего зама, что хочет создать новую семью, и просил на свою долю в прибылях фирмы содержать Полину и сына Павла, выдавая им три тысячи долларов в конце каждого месяца. Так же Богаткин обещал консультировать Родионова, но в назначенный день на связь не вышел. Больше Назаровой ничего выяснить не удалось. Татьяна посмотрела на часы. На работу возвращаться смысла не имело. Пока доедет, будет шесть, и начинать работу поздно. Решила ехать к Полине.

– Ничего утешительного, подруга, я тебе не скажу. – Выдала она с порога: – Но совет могу дать, если ты меня, конечно, кофейком попоишь. Я за твоими делами свой обед пробегала.

– Пошли на кухню. – Пригласила Полина. Татьяна тщательно вымыла руки, поправила прическу и уселась за стол:

– Есть у меня один человек в Москве, который черта с рогами отыщет, не только твоего изменника. Но за его услуги надо платить. Человек этот работает в частном сыскном бюро, и зовут его Петр Григорьевич Ерожин. Хочешь, позвони ему, хочешь, кати в Москву. Муженек твой, скорее всего там. Он Родионову из Москвы один раз отзвонил.

– Ты сама не можешь попросить своего приятеля? – Полина подвинула гостье кофе и уселась напротив.

– Он мне не приятель. Я с ним спала, и пыталась у жены отбить. Можешь на меня в разговоре сослаться, но сама я с ним говорить не буду.

– Это и есть твой женатый мент?

– Он самый. – Подтвердила Назарова: – Записывай номер.

– Адрес тоже давай. – Попросила Полина: – Когда у тебя свадьба?

– В декабре. Приглашаю.

– Счастливая ты. Цыганка нагадала, до гроба своего любить будешь… В наши дни так редко бывает. – Вздохнула Полина и записала московские координаты частного сыщика.

* * *

Москва 19 октября 2004 года

Мурт сидел в коридоре возле дверей начальника отдела в потертом кожаном кресле уже час. Сидел прямо, не облокачиваясь на спинку, сложив крестьянские руки на коленях, и смотрел в стену. Он знал, что начальника нет и что вернется тот не скоро. Подполковник Волков выехал на очередное скандальное убийство и о существовании старого эстонца не имел ни малейшего понятия. До сегодняшнего дня и Мурт не знал, что живет на свете подполковник Волков. Но сегодня, сейчас, для старика этот человек являл собой последнюю надежду. Если не поможет начальник отдела убийств, не поможет никто. Мурт смотрел в стену и думал о сыне. Отпрыска он не видел полгода. Первый месяц после того, как Матти уехал в Москву, отец о нем почти не вспоминал. По приезде, сын отзвонил, сообщив отцу, что доехал благополучно. Он обещал намекнуть, что на таможне проблем не возникло, и свое обещание выполнил. Сын уехал жениться. Его желание жениться на русской родителям не очень понравилось. Но Матти взрослый парень и решать подобные вопросы за него родители не могут. Полюбил русскую, его дело. Когда прошел второй месяц и сын не написал даже открытки, Андрес немного обиделся. Понятно, что молодожену не до стариков. Шуры-муры, покупка квартиры, милые хлопоты… Но за два месяца можно хоть раз позвонить? Когда прошло еще два месяца, старый Мурт заволновался. Но беспокойные мысли держал при себе. У всех свои заботы и неприлично перекладывать свой груз на других. Андрес Мурт привык самостоятельно решать свои проблемы. Не делился он тревогами и с женой. На вопрос Берты, не звонил ли сын, отвечал односложно «нет». Но месяц назад старик понял, что дело плохо. Отцовское сердце заныло после юбилея. Андресу в августе исполнилось семьдесят лет. Юбиляра поздравили из Канады, Финляндии и даже Австралии. Ведь когда-то Мурт плавал по свету моряком, и у него друзей хватало. Поздравили и те, о существовании которых Мурт давно забыл. Только от Матти поздравления он так и не дождался. Отпраздновав юбилей, Мурт сел в машину и поехал в уездный город. В городе он оставил машину в центре на стоянке и пешком пошел в полицию. Чиновник вежливо его принял и старательно записал слова Мурта на бумагу. Он попросил старика расписаться и пригласил зайти через месяц. Неделю назад Андрес явился на прием снова. Явился, потому что месяц с его первого визита миновал.

«Мы связались, господин Мурт, с коллегами в России. Вот их ответ. Здесь есть и перевод документа». – Чиновник вручил ему бумагу и, усадив в кресло, тактично вышел. Мурт надел очки и прочел бумагу. Перевод ему не понадобился. Старик хорошо говорил и читал по-русски. В бумаге сообщалось, что ни в одном из городов России Матти Мурт свое местожительство не зарегистрировал. А без подобной регистрации власти о местопребывании иностранца сведений не имеют. «Все что мы могли сделать, мы сделали», – вернувшись в свой кабинет, заверил посетителя чиновник.

И Андрес решил сам ехать в Москву. Чтобы визу оформили быстро, пришлось переплатить. Но экономный старик о деньгах не беспокоился. Дороже сына у него на свете никого не было. Экспресс прибыл в Москву утром. В Эстонии Мурт оставил осень. Москва его встретила снегом. В отделении милиции Ленинградского вокзала дежурный выслушал приезжего и сказал, что у них сведений о Матти нет. В шутку или всерьез, но молодой милиционер посоветовал обойти все районные отделения милиции города Москвы. Мурт шуток в своем вопросе не ожидал и совету молодого милиционера последовал буквально. Он обошел пять отделений, замерз и промочил ноги. И только в Сокольниках ему повезло. Пожилой капитан проникся к эстонцу симпатией и послал на Петровку. «У них сведения со всего города. Зачем бегать по Москве. Москва очень большая. На Петровке просись на прием к начальнику отдела убийств. Если твоего сына убили, он тебе скажет». И Мурт приехал на Петровку. Он долго объяснял, что хочет на прием к начальнику, и добился своего. Ему выписали пропуск, провели на третий этаж и усадили в кресло. Старый эстонец Андрес Мурт сидел и ждал начальника, которого звали Т. Н. Волков.

* * *

19 октября 2004 года

В Москве выпал первый снег. На асфальте и дорожках бульвара вокруг Чистых прудов снег сразу таял, но на газонах держался. От этого белоснежного покрывала на душе становилось светло и почему-то празднично. Да и в кабинете сыскного бюро Ерожина будничной атмосферы не наблюдалась. Причиной тому стал не веселый московский снег, а настроение сотрудников. Впервые за несколько лет они, как в старое доброе время, собрались вместе. Отработав три года на Петровке, в директорское кресло вернулся сам подполковник Ерожин. Отставной генерал Грыжин и Глеб не могли скрыть радости по этому поводу. Вместе с Ерожиным сегодня вышла на работу и Надя. Ее родной отец Алексей Ростоцкий получил в Москве крупный строительный подряд и, оставив Самарскую фирму на сына, переехал на полгода в столицу. Переехал с Шурой, которая сразу предложила Наде помощь с детьми. Супруга Ерожина смогла вернуться в бюро. И сейчас все они сидели в директорском кабинете, пили кофе со сливками и наперебой вспоминали эпизоды прошлых расследований. В основном обсуждали курьезы из былой практики. Вспоминали времена, когда Ерожина забрали начальником на Петровку, как Глеб Михеев вошел в этот кабинет и как смешно состоялось его утверждение на должность директора. Все говорили и смеялись. Но никто не обмолвился о последнем деле Ерожина. О деле, связанном с убийством «Урода». О табу на эту тему заранее не договаривались, но все понимали, что не надо тревожить Петра воспоминаниями о влюбленном в его жену шантажисте.

– Послушай, Петро, давай по десять капель. Все-таки первый день. Надо обмыть ваше с Надей возвращение. – Предложил отставной генерал.

– Конечно можно, батя. Но рабочий день. Вдруг клиенты объявятся, а мы тут пируем? – Засомневался Ерожин.

– Я же не предлагаю напиваться. – Проворчал Грыжин и достал заначенную бутылку армянского коньяка: – А совсем не отметить – как-то не по-русски.

Надя принесла из буфета маленькие рюмочки, и генерал аккуратно разлил в них свой любимый «Ани»:

– Мне бы хотелось сказать два слова, коллеги… – Грыжин поднял рюмку и обвел присутствующих суровым взглядом.

– Давай, батя, говори. – Подбодрил генерала Ерожин.

– Мы вас внимательно слушаем, Иван Григорьевич. – Улыбнулась Надя. Глеб к спиртному в рабочее время относился отрицательно, но, понимая, что сейчас происходит ритуал, сосредоточенно смотрел на свою рюмку, утонувшую в его огромных лапах, и молчал.

– Я хочу выпить, друзья, за любовь и дружбу… И еще за Петро и Надюху. Во-первых, они оба вернулись на службу после долгого перерыва, а во-вторых, они вместе. Вместе потому, что Надя сумела понять и простить Петра. Значит, любовь и дружа у них настоящая. Я большую часть жизни провел при Советах. Нас учили, что главное для человека – работа и служение отчизне. Что, кстати сказать, не так уж и глупо. Но, прожив жизнь, могу вас заверить, для человека так же важны его семья и близкие. Петро и Надюха, да и ты, Глеб, стали моей семьей. И я счастлив, что мы опять вместе. Давайте выпьем за любовь и дружбу. Этим двум словам надлежит стоять рядом. И поверьте, только те, кто по-настоящему умеют любить и дружить, сумеют, как надо, прослужить отчизне.

– Ну ты, батя, прямо как на митинге. – Усмехнулся Ерожин. Давно я подобных речей не слышал.

– Высокие слова мы, Петро, говорить разучились. Заодно разучились думать о своей стране как об отчизне. А тут хорошего мало… – Генерал опрокинул рюмку и потянулся к яблочку. В этот момент зазвонил телефон. Все смотрели на аппарат, но никто не решался поднять трубку.

– Петро, твой же телефон звонит, директорский. – Напомнил Грыжин. Подполковник снял трубку и услышал голос Тимофея Волкова:

– Петр Григорьевич, тут у меня пожилой иностранец… – Начал Волков тоном, будто они продолжают работать вместе, и он докладывает шефу очередной вопрос.

– Для начала, здравствуй Тимофей, рад тебя слышать. – Улыбнулся Ерожин.

– Здравствуйте, Петр Григорьевич. Я тоже рад. Тут все в замоте, и я не сообразил, что мы два месяца не виделись. Простите…

– Ничего, майор. Я шучу.

– Петр Григорьевич, я уже подполковник.

– Поздравляю, Тимофей. Давно?

– Неделю назад… Так вот, у меня в кабинете иностранец. Он разыскивает сына. Обстоятельства исчезновения его сына таковы, что пока нам открывать дело оснований нет. Позвольте его направить к вам в бюро?

– Направляй. Чем сможем, поможем. – Ерожин положил трубку: – Давайте заканчивать жрачку. К нам клиент. Да еще иностранец.

Надя едва успела помыть посуду, как в селекторе раздался звонок. Глеб вышел в прихожую и вернулся вовсе не с пожилым иностранцем, а с молодой женщиной. На вид ей было за тридцать, и выглядела она усталой. И хоть куртка из мягкой кожи и сапожки выдавали в ней человека обеспеченного, было заметно, что свою внешность дамочка забросила.

– Я бы хотела поговорить с Петром Григорьевичем Ерожиным. – Тихо произнесла посетительница, оглядывая сотрудников бюро.

– Ерожин это я. Прошу в кабинет. – Петр Григорьевич пропустил даму, помог ей снять куртку и усадил в кресло.

– Меня зовут Полина Игоревна Богаткина.

– Очень приятно. – Улыбнулся подполковник.

– Я ленинградка. Рекомендовала мне вас Татьяна Назарова. Рекомендовала как очень опытного, даже талантливого специалиста. – Полина взглянула на Ерожина и покраснела. Покраснел и Ерожин:

– Спасибо Тане за рекомендацию. Мы очень давно не виделись. Как она там?

– Прекрасно. В декабре у нее свадьба. По всем признакам, брак ожидается счастливый.

– Искренне рад за нее. Теперь расскажите, что случилось у вас? – Поспешил перейти к делу подполковник.

– А у меня хорошего мало. Исчез муж… Таня верит в ваш талант. Она говорит, что вы не только мужчину, черта с рогами можете найти.

– Иногда везет. – Улыбнулся Ерожин: – Но я не колдун. Бывают случаи, где моего, как вы изволили приятно выразиться, таланта не хватает.

– Колдунья мне не помогла. В милиции мной заниматься не станут. Так что идти мне больше некуда.

– Выкладывайте, какие у вас проблемы с мужем?

– Сергей исчез.

– Это я уже понял. Валяйте все по порядку.

– Из моего рассказа, вы можете сделать вывод, что он ушел к другой женщине. Это, скорее всего, так и есть. Но мне кажется, с мужем что-то случилось.

– Вы рассказывайте, и за мои выводы не беспокойтесь.

Полина снова покраснела:

– С чего начинать?

– С самого начала. – Предложил подполковник и раскрыл блокнот.

– Я вышла замуж совсем молоденькой. На последнем курсе музыкального училища. А Сергей уже защитил диссертацию. Через два года родила сына. Тут началась перестройка, и Сергею прекратили платить зарплату. Нам было очень трудно. Он брался за любую работу. Даже на рынке торговал, но из лаборатории не уходил. Все надеялся, что интерес к науке у властей появится. Не дождался. Плюнул на институт и организовал свою фирму. Через полгода мы зажили совсем по-иному. Проблем с деньгами не стало, но Сергея дома я видела все реже.

– Чем занимается фирма Сергея? – Перебил женщину подполковник.

– Я не очень и сама понимаю. Что-то связанное с кабельным телевидением.

– Спасибо. Вы курите? – Петр указал на пепельницу: – Я сам покуриваю изредка, и дыма не боюсь.

– Спасибо, я не курю даже изредка.

– И правильно делаете. Я понял, что ваша семейная жизнь, если и не казалась вам слишком счастливой, но была вполне сносной. Так?

– Вы правы. Сергей любил гульнуть, но и меня не забывал. – И Полина густо покраснела.

– Не стесняйтесь. – Улыбнулся Ерожин: – В нашем деле часто именно мелочи приводят к разгадке. А все что вы мне скажете здесь, останется между нами. Продолжайте, пожалуйста.

– Последние несколько лет муж воспринимал меня как вещь, которой иногда можно попользоваться, но душевного внимания ни мне, ни сыну не уделял. Он жил своей жизнью, а я даже не берусь сказать, чем жила сама. Сын, подруги, квартира. У нас теперь большая квартира, на ее уборку уходит время. На работу по специальности я уже рассчитывать не могу. Музыкант с таким профессиональным перерывом – пустое место. А зарабатывать на жизнь чем-либо иным нужды не возникало. Сергей для нас денег не жалел. Но, как я уже говорила, ни на меня, ни на сына души не тратил…

– Это вас удручало? Вы устраивали мужу сцены? – Уточнил Петр.

– Нет. Так живут многие жены, чьи мужья в бизнесе. Я бы так жила и дальше. Но в последние два месяца до своего отъезда Сергей очень изменился.

– Хотелось бы теперь подробнее. Муж не ночевал дома?

– Наоборот. Он приходил после работы. Закрывался в своем кабинете и в спальню являлся под утро. Меня он замечать перестал. Вы понимаете, о чем я говорю?

Ерожин кивнул:

– А раньше с вашим мужем подобное случалось?

– Нет. Ему нравилось мое тело, и он был жадным любовником.

Петр снова кивнул, и что-то записал в блокнот:

– Вы не допускаете мысли, что он заболел?

– Как заболел?

– С любителями гульнуть, такое случается.

– СПИД? – Глаза Полины выразили ужас.

– Почему обязательно СПИД? На свете всякого добра хватает. Но и СПИД исключить нельзя.

– Нет. Если бы он заболел, я бы почувствовала. Человек, получивший страшную болезнь, не улыбается как идиотик. А у него я часто стала замечать блаженную улыбку. Он думал о чем-то своем и улыбался.

– Чем он занимался в своем кабинете?

– Он сидел над компьютером. Я слышала стук клавишей. – Полина перешла на шепот: – Мне даже иногда казалось, что он там не один…

– Почему вам так казалось?

– Сергей что-то бубнил себе под нос, а иногда смеялся. Как будто разговаривал с кем-то. Но я несколько раз проверяла. В кабинете никого не было.

– Может быть, он вернулся к науке? Ученые часто проявляют странности.

– Не знаю. Но он уехал, уехал навсегда и не скрыл от своего зама, что причина в женщине. И потом эта цыганка…

– Вы были у гадалки?

– Да, вместе с вашей знакомой Таней Назаровой.

– Назарова ходит к гадалкам? – Переспросил Ерожин и услышал перезвон селектора.

– Что это? – Вздрогнула женщина.

– Очередной посетитель, но нас с вами это не касается. Им займутся мои сотрудники.

Пока Петр Григорьевич беседовал с Богаткиной, Надя прибиралась на кухне, Глеб читал газету, а Грыжин сидел у компьютера и одним пальцем выстукивал очередной месячный отчет. Когда перезвон селектора прозвучал вторично, генерал раздраженно крикнул:

– Кто-нибудь откройте дверь!

Глеб и Надя вместе бросились к парадному и провели пожилого посетителя в комнату Грыжина.

– Меня зовут Андрес Мурт. – Представился старик.

– Для иностранца вы неплохо говорите по-русски. Откуда вы, господин Мурт? – Поинтересовался Грыжин.

– Я из Эстонии. – Ответил Андрес и устало опустился в подставленное Глебом кресло.

– Все вы теперь иностранцы хреновы. – Себе под нос проворчал Грыжин: – Наш директор беседует с клиенткой. Хотите, рассказывайте нам, с чем пришли, хотите, ждите, пока он освободиться.

– У меня пропал сын. Начальник с Петровки посоветовал обратиться в ваше бюро и предупредил, что придется платить. Я фермер, человек не богатый, но за работу всегда плачу.

– Подождите говорить о деньгах. – Улыбнулась Надя:

– Расскажите о вашей беде, если мы в силах помочь, тогда вернемся к этой теме. Хотите кофе?

– Спасибо, не откажусь. У вас есть место, где можно умыться?

Надя отвела посетителя в туалет и выдала ему чистое полотенце:

– Когда освободитесь, пройдете вот сюда. – И она махнула рукой в сторону кухни.

Через пять минут на белоснежной салфетке перед старым эстонцем стояла кружка с горячим кофе и лежали бутерброды. Мурт, не мешкая, принялся за дело.

– Вы давно в Москве? – Спросила Надя, наблюдая за трапезой старика.

– Я приехал утром и уже обошел полгорода. Ноги гудят. Спасибо вам. Подкрепиться мне было некогда. А за кофе я рассчитаюсь.

– О чем вы говорите?! – Возмутилась Ерожина. У нас не ресторан. Ешьте спокойно.

– Вы очень красивая и милая женщина. Ваш муж счастливый мужчина.

– Он директор этого бюро. Я вам рекомендую дождаться, пока Петр освободиться и рассказать все ему. – И Надя подлила гостю кофе: – Сделать вам еще бутерброд?

– Спасибо, я сыт.

Покончив с завтраком, Мурт достал платок, вытер губы и, еще раз поблагодарив Надю, уселся, сложив на столешнице руки. Они были большие, жилистые, с крепкими коротко подстриженными ногтями. Надя догадалась, что, отправляясь в Москву, старик долго приводил руки в порядок, смывая с них следы фермерского труда.

– В моем случае есть один деликатный момент. – Мурт из-под мохнатых седых бровей, посмотрел Наде в глаза. Посмотрел, словно размышляя, довериться этой красивой женщине или нет, и решился: – Сын приехал в Москву с большими деньгами. Он не стал заполнять декларацию, чтобы не иметь проблем на границе. В милиции я не сказал об этом, чтобы не навредить сыну. Конечно, если он еще жив…

– Не беспокойтесь. Мы частная фирма и информация наших клиентов дальше этих стен не идет. – Успокоила старика Надя: – А о какой сумме вы говорите?

– Семьдесят пять тысяч долларов. Я три года назад получил от правительства лес, до прихода ваших принадлежащий моей семье. Это пятьдесят шесть гектаров. Когда Матти заявил, что хочет жениться, я отдал ему тридцать гектаров, и он их продал. Вот откуда у него деньги. Я советовал провезти их через границу по закону, заполнив декларацию. Но сын послушал свою невесту и повез деньги, обходя правила таможни.

– Да, он поступил неосмотрительно… – Согласилась Надя: – Его не могли арестовать за это на границе?

– Нет. Сын мне позвонил из Москвы в день приезда и сообщил, что все в порядке. Больше я о нем ничего не знаю.

– Обязательно скажите об этом Петру. – Посоветовала Надя, и когда Ерожин освободился, отвела старика к мужу.

Беседовал Петр с эстонцем около двух часов и за работу по поиску Матти Мурта взялся. Выпроводив клиентов, подполковник навестил своих сотрудников в комнате Грыжина:

– Итак, коллеги, два расследования по исчезнувшим влюбленным. Странное совпадение. Радует, что хоть география обоих дел начинается на Ленинградском вокзале…

Грыжин убрал деньги, полученные от клиентов в качестве аванса, в сейф:

– С чего будем начинать, господин директор?

– Батя, свяжись со своими друзьями в ФСБ. Нам надо знать, пересекал ли Матти Мурт границу и сколько раз. Если он уехал из России, мы вернем старику аванс и расследование прекратим. И заодно поинтересуйся, не выехал ли за границу господин Богаткин.

– Есть, господин директор. – Пробурчал Грыжин.

– А ты, Глеб, выясни, не вступал ли молодой эстонец в брак с гражданкой России. Сведения эти нужны за полгода.

– А что господин директор прикажет своей помощнице? – Напомнила о себе Надя.

– Надюх, найди мне в Москве парня, который сечет в компьютерах.

– И это все?

– Напрасно, ты, Надюшка, улыбаешься. Это не так просто. Мне нужен высокий профессионал. А платить мы можем умеренно.

– Я такого парня знаю. И работает он у твоего родственника.

– Бог в помощь. – Ответил подполковник, и удалился к себе в кабинет. Ему нужно было время, чтобы переварить полученную информацию.

* * *

20 октября 2004 года.

Витя Новицкий вставал не раньше двенадцати. Ему на днях исполнилось двадцать семь лет, но про свой день рождения Виктор забыл. И если бы не шеф с подарком, наверное, и не вспомнил бы вовсе. Новицкий работал в фонде «Возрождение» и был единственным работником Всеволода Кроткина, которому разрешалось являться на службу по собственному желанию. Если в Новицком возникала срочная необходимость, Кроткин высылал машину и Виктора привозили в офис. Столь исключительное положение сотрудника объяснялось его уникальным даром. Работая с крупными западными компаниями, Сева хотел знать подноготную каждой фирмы, с которой начинал переговоры. И Новицкий уходил в Интернет, как моряки уходят в море. В виртуальном мире он плавал, как рыба в воде. Виктор мог вскрыть любой, даже секретный сайт, причем делал это столь тонко, что следов взлома хозяин заметить не мог. По характеру он был человеком одержимым и совсем не меркантильным. Иначе талант мог превратить его в компьютерного медвежатника. Добраться до чужих счетов в любом банке ему не составляло особого труда. Но тем ни менее если где-нибудь случался виртуальный взлом сейфа или грабеж секретной информации, его вызывали в органы. Два раза Виктор помог поймать хакеров, и ему даже хотели предложить перейти работать в службу «Р», но, собрав справки, от подобной мысли отказались. Образ жизни молодого человека со стороны казался подозрительным. Он обитал один в маленькой квартирке, заваленной компьютерной техникой. Женщину или девушку рядом с ним никто не видел. Новицкий не был геем, и объяснить его одиночество принадлежностью к этому племени не удавалось. У мужчин его странности вызывали чувство нездорового любопытства, а у женщин сентиментальную жалость.

Надя не раз слышала от Севы про Новицкого, и когда вчера Ерожин попросил найти компьютерщика, сразу подумала о нем. Не откладывая, она позвонила свояку:

– Севка, ты очень занят?

– Смотря для чего, сестренка. Если пригласишь меня поужинать, свободен. Если заставишь работать, занят как сто чертей. Шучу, Надька…

– Сева, мне нужен твой Новицкий.

– Для чего? Вы хотите взломать банк недруга? – Усмехнулся Кроткин.

– Я не знаю для чего. Но Петр попросил найти парня, секущего в компьютерах, ну а дальше сам понимаешь.

– Не очень понимаю, но дело это ваше. Мне своих хватает…

– Сева, если мы пригласим его временно поработать в бюро, он дорого запросит?

Кроткин долго и весело смеялся:

– Он вам еще приплатит, чтобы вы его не трогали.

– Тогда как быть? – Растерялась Надя.

– Ой, Надька, если бы не Петр, послал бы я тебя по-родственному туда, где темно и влажно. Но Петру отказать не могу. Не плачь, командирую Виктора к вам. Только имейте в виду, раньше часа дня он работать не начинает. Зато может сидеть до ночи. И еще, если он мне понадобиться, все ваши дела по боку.

– Принято. Спасибо братик. – Повеселела Надя.

– Когда он вам нужен?

– Завтра.

– Хорошо, завтра в час дня Рудик привезет Новицкого на Чистые пруды. Ты довольна?

Надя была довольна. Просьбу директора она выполнила. Хоть Ерожин и являлся ей супругом, в бюро она была обязательным и ответственным сотрудником и родственных поблажек не хотела.

Сегодня, ровно в час тридцать, Рудик нажал кнопку селектора у парадного офиса на Чистых Прудах. Надя уже ждала их и открыла дверь. Вместе с Рудиком на пороге стоял молодой человек в вельветовой куртке. Его женственное красивое лицо, обрамленное светлыми, спадающими на плечи волосами, кроме усталости и равнодушия, ничего не выражало.

– Мы вас ждем. Проходите, пожалуйста. – Улыбнулась Надя.

– Это Виктор Новицкий. Мне поручено привезти его к вам. А сам я должен вернуться на работу. Всеволод Зиновьевич болезненно воспринимает мое отсутствие. – Заявил Рудик и попятился назад.

– Спасибо, Рудик. Конечно, вы можете возвращаться. – Надя закрыла за секретарем Севы дверь и повела Виктора в кабинет супруга. Новицкий рассеяно поздоровался с Ерожиным и, заметив компьютер на его столе, поморщился:

– Вы хотите, чтобы я работал с этим ихтиозавром?

– Нет, Витя. Садитесь, я должен с вами поговорить.

Виктор сел, откинул голову назад, так, что стали заметны синеватые круги под его усталыми глазами, и тяжело вздохнул:

– Если должны со мной говорить, говорите. Только без вводных частей. Прямо и по существу.

– Хорошо, Витя. Чай? Кофе?

– Я бы выпил рюмку коньяку, если у вас найдется приличный.

– Это к нашему генералу. Он пьет только армянский марки «Ани» и, если вы этот коньяк считаете приличным, мы его ограбим. – Улыбнулся Ерожин.

– Познакомьте меня с вашим генералом. – Неожиданно оживился Виктор. Ерожин провел Новицкого в комнату Грыжина и представил мужчин друг другу. Выказав восхищение вкусом отставного генерала, Виктор получил рюмку коньяка и вернулся в директорский кабинет. Лицо молодого человека порозовело, и он выслушал Ерожина с полным вниманием:

– Хорошо, я готов вам помочь. Но вопрос, связанный с моей командировкой, может решить только Всеволод Зиновьевич.

– Кроткина я беру на себя. – Поспешил заверить подполковник.

– И еще… У меня есть маленькая странность. – Сообщил Виктор, глядя на Ерожина глазами девственницы.

– Валяйте.

– В купе я езжу только в одиночестве. На самолете я не летаю вовсе. И если мне для жилья не предоставляют отдельного помещения, я тут же прекращаю любой вояж.

– Надеюсь, что все эти проблемы будут решены. – Стараясь удержать серьезное выражения лица, ответил Петр.

– И это еще не все. Если я покидаю свою квартиру больше чем на сутки, в ней должен находиться охранник. В моих компьютерах уникальная база данных, я не могу рисковать.

Ерожин вызвал в кабинет Глеба:

– Мой помощник Михеев. Эта роль ему вполне по плечу.

Новицкий оглядел двухметрового Глеба с ног до головы и удовлетворенно кивнул. Других условий у него не нашлось, и они с Ерожиным расстались друзьями.

* * *

Эстония. 25 октября 2004 года

Мурт вернулся на свой хутор с тяжелым сердцем. Он переночевал в Москве одну ночь и на следующий день снова поехал на Чистые Пруды. Начальника он не застал, но его милая жена сообщила старику, что его сын пересек границу только один раз. Россию Матти не покидал. Еще она сообщила, что ни один из московских загсов не регистрировал брака между гражданином Эстонии Матти Муртом и российской гражданкой. Его снова напоили кофе и предупредили, чтобы он по возвращении домой ждал гостей.

– Ты говорил с Матти? – Спросила Андреса жена, подавая ему на обед тушеную со свининой и перловкой капусту.

– Нет.

– Зачем же ты тогда ездил в Москву?

– Так было нужно. – Ответил Мурт и принялся за еду. За чаем, перед тем как встать из-за стола, он сказал жене:

– К нам приедут один или два русских мужчины. Каждый должен иметь свою комнату и свою постель. Позаботься об этом.

– Когда они приедут?

– Когда смогут, тогда и приедут. – На этом разговор супругов закончился, и Андрес пошел в свинарник. Во время отсутствия хозяина хряк застрял в заборе и повредил себе заднюю ногу. Вечером в доме Мурта раздался звонок:

– Привет, Андрес. Говорит Грыжин из сыскного бюро. Ерожин с Новицким выехали из Москвы в восемнадцать пятнадцать экспрессом «Эстония». Встречайте их завтра утром. И не забудьте устроить молодого человека в отдельном помещении.

– Да, я их встречу и все сделаю. – Пообещал Мурт и положил трубку.

Хутор фермеров находился за двадцать километров от уездного городка, в котором поезд делал двухминутную остановку. Андрес заправил машину и отправился спать. Жена еще хлопотала на кухне. Проходя в спальню, бросил:

– Русские приедут завтра.

Эстонский поезд опаздывал редко. В семь часов утра Мурт вышел на перрон и увидел вдали свет от прожектора локомотива. Москвичи появились из вагона первого класса. Это были единственные пассажиры, сошедшие на этой станции. В руках Ерожина Андрес увидел маленький чемоданчик, у молодого человека, который приехал с ним, багажа не было вовсе.

Петр крепко пожал старику руку и попросил не обращать внимания на своего спутника:

– Виктор привык вести ночной образ жизни, и проснуться в такое время не может. Он хоть и ходит, но на ходу спит и ничего не соображает.

Мурт кивнул и повел мужчин к машине. Городок освещали фонари, но он был настолько маленький, что Ерожин едва успел заметить промелькнувшую в окне остроконечную лютеранскую церковь, ограду кладбища да светящуюся рекламу бара на площади. Потом они выехали из города. Шоссе было гладким, и разделительная полоса светилась в фарах машины. Они проехали лес, поле, потом опять лес и свернули на проселок. Он был тоже гладким, покрытым мелкой щебенкой.

– Какие у вас прекрасные сельские дороги! – С завистью подметил Петр.

– Курат, хорошо, что прошел дождь. Иначе от пыли задохнешься. – Не поддержал восторга приезжего Мурт. Ерожин мог бы поспорить, что пыль далеко не самое страшное зло, но решил помолчать. Через некоторое время заговорил сам Мурт:

– Петр, не сообщайте жене о цели приезда. Она, наверное, и не спросит, но если вдруг. Скажите, что по делам.

– Хорошо, Мурт. Но почему?

– Если сын жив, зачем ее волновать? Если он погиб, она еще успеет поплакать. – Вздохнул старик. И Петр вполне ощутил, с каким камнем на сердце живет этот человек.

Через минуту они подрулили к хутору. Со стороны дороги дом и хозяйственные строения скрывали ели. Перед домом, на высоком столбе, горел фонарь, и лаяли собаки. Ерожин выбрался из машины и, не без труда, извлек спящего Новицкого:

– Парня надо положить спать. Пока он не проспится, толку от него не будет. – Предупредил он хозяина.

– Ему постелили у Матти. – Ответил Мурт: – А вам в спаленке для гостей на втором этаже. Но сначала надо завтракать.

Ерожин стянул с Новицкого ботинки и опустил его на диван. Молодой человек тут же засопел. В комнате сына Мурта горела маленькая лампочка. На стене висело ружье, портрет какой-то девушки и новогодняя игрушка. На письменном столе стоял компьютер, рядом с ним монитор и две книжки на английском. Ерожин осмотрел обложки и понял, что книги специфические, для пользователей сети Интернет.

Завтракали молча. Берта поставила на стол огромную тарелку с бутербродами из салаки, и разлив мужчинам в кружки кофе, молча удалилась. Подполковник не умел плотно завтракать. Он с трудом осилил один бутерброд, выпил полкружки кофе и, поблагодарив хозяина, тоже отправился спать. В поезде выспаться не удалось. В пять утра разбудили на границе. И сейчас после кофе заснуть тоже не удавалось. Собаки во дворе поутихли, но проснулись петухи, и каждые десять минут оглашали окрестности хрипловатым, надрывным кукареканьем. Ерожин встал, открыл дверь и вышел на маленький балкончик. На улице моросил дождик. Вокруг фонаря мутным шаром висела влага. Петр вернулся в постель и натянул на себе шерстяное одеяло. Одеяло пахло овчиной и хлебом. «Мужественные люди, – подумал он о хозяевах хутора. – Такое горе, а они держатся. И даже между собой не говорят о беде».

Новицкий проснулся к обеду и прямо с дивана уселся к компьютеру. И тут же возникла проблема. Виктор не знал эстонского языка. Для того чтобы вскрыть электронную почту, надо подобрать пароль. Пароль Матти наверняка придумал на родном языке. Пришлось на помощь звать Мурта.

– Андрес, скажите моему другу, были ли у вашего сына любимые слова? Ну, слова, которые он употреблял чаще других. – Попросил Ерожин.

– Эстонские мужчины мало болтают. – Ответил Мурт, но задумался: – Какое это должно быть слово?

– Из шести букв. Но пользователи часто пишут любимое слово, и если оно короче, добавляют букву, длиннее – обрезают. – Пояснил Виктор.

– Чаще всего мы говорим «Курат». – Улыбнулся Мурт.

– Да, я уже слышал от вас это слово. – Вспомнил Ерожин: – Что оно означает?

– Черт, оно означает. Это единственное ругательство, которое мы используем в разговоре без всякого смысла. Примерно, как русские слово «блядь». – Пояснил старик.

– Напишите мне это слово по-эстонски. – Попросил Виктор. Мурт взял бумагу и, смущаясь, выругался на ней. Виктор проверил слово «Курат» в разных комбинациях, но почта открываться не желала.

– Найдите мне эстонско-русский словарь. – Потребовал молодой москвич. Мурт открыл книжный шкаф сына и достал книжку:

– Вот вам. У меня много работы. Я могу идти?

– Да. – Ответил Новицкий и, посмотрев на Ерожина, добавил: – И вы тоже. И закройте за собой дверь.

Через час Виктора позвали обедать, но он отказался. Не вышел Новицкий и к ужину.

– Он, курат, умрет с голоду. А хоронить его дорого. В нашем контракте такого пункта нет. – Проворчал Мурт за ужином.

– Виктор своеобразный молодой человек. Я знаю его мало, но это уже понял. – Улыбнулся Ерожин. В одиннадцать вечера Новицкий вышел из комнаты Матти. Глаза его сверкали. От сонного равнодушия, в котором он обычно пребывал, ни осталось и следа:

– Нам тут больше делать нечего. – Сказал он Петру.

– Ты что-нибудь нашел?

– Я нашел его невесту. Это ее портрет на стене. Их переписка у меня на дискете. И теперь я всю его начинку могу считать со своего ящика в Москве. – Ответил Виктор.

– Молодец! Тебе надо поесть. – Обрадовался подполковник.

– Свинину и капусту я не употребляю. А больше в доме ничем не пахнет. Попросите его дать мне сырое яйцо, и поехали.

Подполковник не понял:

– Куда ехать? Сейчас ночь. Единственный поезд на Москву уже прошел.

– Нам нужно в Питер? Пусть подбросит до границы, а там возьмем такси. У меня нет времени торчать в этой дыре. – Упрямо заявил Виктор.

Андреса желание молодого гостя вовсе не удивило:

– Деловой человек не хочет зря тратить время.

Мурт выгнал из гаража машину и, пока прогревался мотор, принес Виктору корзиночку с яйцами. Яйца были не только свежие, но еще и теплые. Ерожин вспомнил утренний петушиный крик и понял, петушки Мурта свое дело знают.

Через два часа они были в Нарве. Попрощавшись с фермером и пообещав держать его в курсе расследования, Петр с Виктором перешли обе границы и оказались в Ивангороде. Около ночного бара «Иванушка» торчал единственный таксист. Водитель крепко спал, и Ерожину пришлось стучать в окно:

– Сколько возьмешь до Питера?

Таксист протер глаза, осмотрел потенциальных клиентов и запросил две тысячи.

– Дорого.

– Дорого, топай пешком. – Водитель сплюнул и потянулся закрывать окно.

– Поехали, я штуку добавлю. – Предложил Виктор.

– У меня деньги есть. Но это же наглость. Я прекрасно знаю, что они здесь возят за тысячу.

– Днем, может, и возят. – Согласился таксист: – А ночью вас кроме меня все равно никто не повезет.

Торг закончился в пользу владельца таксомотора. В машине Ерожин пытался дремать, а Виктор достал из кармана мобильный телефон и начал с ним проделывать разные штуки.

– Что ты делаешь? – Удивился Ерожин.

– Я имею право на личную жизнь? – Строго спросил Виктор.

– Конечно, имеешь, но ты же ни с кем не говоришь.

– Я беседую с женщиной по Интернету.

– Через телефон?

– В этом телефоне компьютерной памяти как в трех ящиках на хуторе эстонца. Все, не мешайте.

Ерожин отвернулся и больше вопросов не задавал. В пять утра они въехали в Санкт-Петербург. Таксист разбудил Петра:

– Говорите адрес.

Подполковник просмотрел на Виктора, который продолжал играться телефоном, достал из кармана блокнот, отыскал адрес Полины и, сообщив его водителю, заснул снова.

* * *

3 февраля 2004 года

«Привет, девчонка. Никогда не знал, что городские так любят лес и так хорошо разбирают сельскую жизнь. Вот только о скотине я не согласен. Ты говоришь, что тебе жаль резать скотину на мясо. Но свинья есть свинья. Ее нельзя держать в доме как собаку или кошку. Потом, свинья надо сильно кормить. А зачем кормить, если нет польза. Я так думаю.

Я рад, ты правильно понимаешь семейную жизнь как помощь одна другому. У нас, эстонцев, слово жена «абикааса» можно переводить на русский как помощник. И не слушай дураков, кто говорит, что эстонские мужчины не умеют любить своих жен. Мы мало говорим о любви, но хорошо все делаем. Ты убедишься сама, что Матти нормальный мужчина и с ним все в порядке. Если мы поженимся, я буду о тебе заботиться, и ты не узнаешь никакой нужды. Мы можем открыть семейный бизнес. Я буду поставлять сыр и свинину в Россию, а ты наладишь сбыт продукции. Давай каждый делать свою часть работы, чтобы быстрей жить одна семья».

Твой Матти.

* * *

6 марта 2004 года

«Дорогой мой фермер, милый и добрый. Я сегодня во сне видела нашу общую спальню. Мы с тобой спали вместе, а на дворе паслись твои коровки. Я проснулась оттого, что у меня ныла грудь. Мне так не хватает тебя, любимый.

Теперь о деле. Под Москвой тоже есть фермы. Но в магазинах у нас продукты заграничные. Этот рынок очень наполнен, и на нем большая конкуренция. Мои близкие друзья, которым я рассказала про нашу любовь, советуют нам купить небольшой цех по обработке дерева. Такой цех есть. Он стоит сто пятьдесят тысяч долларов. Половину этой суммы я имею. Если бы ты нашел еще половину, мы бы смогли откупить этот цех. Ты же с лесом знаком, и сумеешь наладить выгодное производство.

Знаешь, о чем я мечтаю. У нас свой дом и большая столовая. В ней ты, я, и трое наших детей. Все мальчики, все с белыми, как у тебя, волосиками. А на столе большая сковородка с жареной свининой. Ты прав. Хоть и жалко свинок, но мясо у них очень вкусное».

Твоя Леля.

* * *

Санкт-Петербург 26 октября 2004 года

– Кто там? – Сонным голосом поинтересовалась Полина. Услышав мелодию звонка в прихожей, она не сразу поняла, в чем дело. За окном и не думало светать. Она заглянула в комнату сына. Мальчик спал, натянув на голову одеяло.

– Петр Ерожин с Виктором Новицким. – Услышала Полина и, только переспросив два раза, сообразила, что за дверью москвичи.

– Простите, Полина, что так рано, но мы прямиком из Эстонии. Мой друг очень спешит, а он в нашей поездке главный. – И Петр представил своего попутчика.

– Ой, мужики. Я еще ничего не соображаю. И простите за вид. Женщине после тридцати нужно хоть полчаса после койки, чтобы не смахивать на пугало. – Оправдывалась Полина, пропуская гостей в зал.

– Вы неплохо смотритесь. – Успокоил хозяйку подполковник. Сделал он это, не кривя душой. Раскрасневшаяся после сна Полина выглядела куда привлекательнее, чем при полном параде в офисе на Чистых Прудах.

– Не смущайте женщину. – Полина разрумянилась еще больше и стрельнула глазками в Виктора. Внешность молодого москвича женщину поразила. Таких красивых мужчин ей по жизни встречать не пришлось. Но Виктор заинтересованного женского взгляда не заметил:

– Сейчас я буду долго спать. – Заявил он и протянул Полине корзину с яйцами.

– Что это? – Удивилась Богаткина.

– Не помню.

Помог Ерожин:

– Это куриные яйца с эстонского хутора. Подарок фермера.

Полина осторожно взяла корзиночку:

– И что мне с ними делать?

– Что хотите. Но сначала, если можно, постелите ему в кабинете мужа. Когда Новицкий просыпается, он сразу начинает работать, – попросил Петр.

– А как он будет работать? – Не поняла хозяйка.

– Он постарается понять, что делал ваш муж ночами в кабинете. – Усмехнулся Ерожин: – Но перед этим он должен долго спать.

Через десять минут Новицкий уже посапывал в кабинете Богаткина, а Ерожин пил кофе на стерильной кухне и беседовал с хозяйкой.

– За время, что мы не виделись, новостей нет?

– Нет, Сергей на фирму так и не позвонил. Ну, естественно, и мне тоже.

Прекрасный швейцарский сыр, и черная икра приятно отличались от меню эстонского фермера, и Ерожин завтракал с удовольствием:

– Вы прекрасная хозяйка. Я бы на месте вашего супруга, так не поступил…

– Спасибо. Расскажите, кто этот мальчик, что приехал с вами? – Подливая гостю кофе, поинтересовалась Полина. Поинтересовалась как бы между делом, но Петр прекрасно понял, что его спутник произвел на женщину впечатление.

– Виктор блестящий компьютерщик. А как о человеке я о нем знаю мало. Но он не женат и, кажется, равнодушен к деньгам.

– Это не мое дело. Я так спросила. Красивый мальчик… Может и вам, Петр, постелить?

– Нет. Я бы съездил на фирму вашего мужа и побеседовал с его заместителем и другими сотрудниками. – Ответил Ерожин.

– Они раньше девяти в офисе не появятся. Так что можете часик поспать. А я провожу сына в школу и приготовлю вам обед.

– Позвоните Назаровой. Она наверняка уже не спит. В милиции начинают работать рано. А я бы с ней побеседовал. Вы, если не ошибаюсь, вместе у гадалки были?

– Пожалуйста. – Понимающе улыбнулась Полина и позвонила подруге: – Танюш, твой друг Петр Григорьевич в Питере. Чего ты молчишь? Ты меня слышишь?

Назарова ее прекрасно слышала. Но растерялась. Увидеть Ерожина она никак не ожидала. Наконец, она обрела дар речи. Полина передала москвичу трубку, а сама, чтобы не мешать беседе, удалилась. Закончив разговор, Ерожин поблагодарил хозяйку за завтрак и распрощался. Проводив подполковника, Богаткина направилась в ванную и обстоятельно принялась «приводить себя в порядок».

– Мама, сколько можно торчать в ванной? Я в школу опоздаю. – Павел в трусах и шлепанцах топтался у дверей, не понимая, что происходит.

– Мог бы умыться в другом туалете. Там же есть раковина.

– Я привык умываться в ванной. – Упрямо возразил Павел.

– Хорошо, Паша, иди. Я уже.

– Ты чего, в театр собралась? – Удивленно разглядывая мать, предположило чадо.

– Кто в восемь утра в театры ходит, да еще и в халате? Просто у нас гости из Москвы. Не хочу выглядеть распустехой.

– Гости, это тот мужик, что у папы в кабинете спит?

– И он тоже.

– Я заглянул, подумал – баба. У него волосы такие длинные. Потом присмотрелся, вроде мужик…

– Зачем мешал человеку спать? – Рассердилась Полина.

– Откуда же я знал, что он там. Я тихо вышел. Он не проснулся.

– Ладно, хватит трепаться. Быстро умывайся и завтракать…

Спровадив сына в школу, Полина прошлась по квартире в поисках пыли или другого беспорядка. Но все сияло чистотой. Тогда она уселась к роялю и неожиданно для себя заиграла. Играла этюд Шопена. Пальцы сами вспоминали клавиши. Как будто и не было всех этих лет без музыки. От первого до последнего аккорда она ни разу не сбилась, ни разу не сфальшивила.

– Молодец…

Полина оглянулась, и щеки ее сделались пунцовыми. На пороге стоял Виктор.

– Простите, я вас разбудила? Я не хотела. У нас в квартире специальная изоляция. В кабинете не должно быть слышно.

– Все нормально. Я музыку не слышу. Я ее чувствую кожей. Как чувствуют солнечное тепло или дуновение ветра. А играла ты прекрасно.

– Спасибо. Я лет пять за рояль не садилась.

– Поиграй еще… – Попросил Виктор и забрался с ногами в кресло. Полина сыграла еще два этюда. Виктор сидел молча с закрытыми глазами.

– Пойдем в спальню. – Неожиданно предложил он, когда она перестала играть.

– Что? – После Шопена предложение гостя звучало несколько смело. Полина смотрела на молодого москвича своими раскосыми глазами и не знала, обижаться ей или превратить его предложение в шутку.

– Я тебя очень хочу. – Тихо и серьезно признался молодой человек. Я никогда не спал с реальной женщиной. А тебя я хочу. Пойдем в спальню. – Он подошел к ней, взял ее за руки и приподнял с вертящегося кресла.

Полина не могла понять, что с ней происходит. Она и не заметила, как они оказались на супружеском ложе Богаткиных. Виктор снял с нее халат и осмотрел с ног до головы. Дотронулся рукой до ее большой налитой груди с темным соском, потрогал живот, раскрыл ей губы. Потом лег рядом и стал целовать ей грудь, живот, бедра. Полина внезапно ощутила острое желание. Она ждала его, тая в его руках, вздрагивая от прикосновений его губ к своему телу.

– Прости, ничего не получится. Я так не умею…

– Что ты так не умеешь, милый? – Прошептала Полина.

– Я привык любить виртуально. А в жизни у меня не получается.

Полина тряхнула головой, приподнялась на локти и посмотрела на Виктора. В его глазах стояли слезы.

– Ты плачешь?

Виктор сел на кровать и, отвернувшись от Полины, тихо заговорил:

– Первый раз я обладал женщиной в пятнадцать лет. Она была африканкой из Сиднея.

– Ты побывал в Австралии?

– Я никогда не был в Австралии. Мы нашли друг друга по Интернету. А потом каждую ночь встречались по Аське.

– Что такое Аська?

– Темное ты существо. – Сквозь слезы улыбнулся молодой человек: – По Аське можно говорить через океан в реальном времени. Можно любить, передавая все оттенки своих чувств. Я тогда первый раз испытал оргазм. Потом у меня были другие женщины. Иногда по пять за одну ночь. Но это все виртуально. А так, как мы сейчас с тобой, я никогда не пробовал. Мне это казалось пошлым натурализмом. Даже скотством. Твоя музыка меня возбудила. Но, видишь, без толку.

– Бедный мальчик. – Прошептала Полина.

– Не надо меня жалеть. Я счастлив. Но не в этом, не в вашем мире. – Виктор поднялся и медленно двинул из спальни. Полина повалялась некоторое время. Потом тоже встала, оделась и вышла в коридор. Дверь в кабинет мужа осталась приоткрытой. Виктор сидел у компьютера в том же виде, что был у нее в постели.

– Ты же простудишься, дурачок. – Сказала она нежно.

– Мне не холодно. – Ответил он, не оборачиваясь.

– Пошли завтракать.

– Не хочу. Принеси мне рюмку приличного коньяка.

Она принесла ему коньяк и вышла в зал. К роялю ее больше не тянуло. Она села в кресло и включила телевизор. Огромный экран вспыхнул очередным мыльным сериалом. По утрам их передавали безостановочно. Она смотрела, как красивые и пустые люди изображают страсти, и ей хотелось заплакать. Сколько времени прошло, она сказать не могла. Виктор явился в зал одетым, подошел к ее креслу и уселся на пол:

– Когда вернется Ерожин, скажи ему, что я свою работу закончил. Пусть отправляется в Москву. Завтра к концу рабочего дня я доставлю ему в бюро полный отчет. Мне нужно время, чтобы выявить адресата.

– Что с моим мужем? – Машинально спросила Полина и поняла, что судьба Сергея ей сейчас безразлична.

– Я этого сказать не могу. Но он попал в аферу в нашем, виртуальном мире. Дальше будет работать Петр. Прости меня, как тебя зовут? Когда нас знакомили, я спал.

– Полиной меня зовут. Прощай, мальчик. Ты очень хороший.

– Прощай, Полина. – Виктор поднялся и медленно пошел к двери. У порога остановился и достал свой телефон: – Можно я тебя сфотографирую?

– Как, телефоном?

– В нем есть фотоаппарат и видеокамера. – Он сделал снимок и грустно улыбнулся: – Жаль, что ты не плаваешь в сети. Мы могли бы стать счастливой парой.

Полина закрыла за ним дверь, пошла в кабинет мужа, взяла бутылку коньяка, что приносила Виктору, наполнила его рюмку до краев и залпом выпила. Одно из предсказаний гадалки свершилось. Странную любовь она уже встретила…

* * *

Москва 27 октября 2004 года.

Подполковник Волков злился на подчиненных. Нельзя сказать, чтобы отдел работал хуже, чем всегда. Но за три последних недели на них свалилось пять громких убийств, и ребята не успевали. С утра Тимофея вызывали на ковер, затем он устраивал совещание в отделе и разносил своих. Сегодняшний день опять зримых результатов не дал. Подполковник распорядился арестовать двоих подозреваемых, но для прокуратуры материала не хватило, и ордер ему не подписали. Трое из пяти свидетелей, на которых Тимофей очень рассчитывал, на допрос не явились. А один из пришедших от своих прежних показаний отказался. Волков понимал, что отказался от страха. Свидетель и не скрывал мотивов. «Да, я боюсь, – признался полный мужчина с наголо обритым черепом. – У меня семья, дети. Как вы меня сможете защитить?» Тимофей говорил слова о гражданской сознательности, но в глубине души понимал, что свидетель прав. Защитить его и его семью милиция не в состоянии. Когда касалось больших денег, бандиты в средствах не стеснялись.

«Как хорошо было работать под началом Ерожина. – Подумал Волков: – Делай свое дело и все. Начальство дергало Петра Григорьевича. А теперь все шишки валятся на меня». Мысли прервал телефонный звонок. Волков взглянул на часы и снял трубку.

– Тимофей, надо повидаться. – Услышал он голос бывшего шефа.

– Петр Григорьевич, не поверите!? Только сейчас про вас думал.

– Гадость какую-нибудь…

– Совсем наоборот. Заколебало меня начальство. Работать не дают спокойно. А с вами я сидел как за каменной стеной.

– За все хорошее надо платить. – Усмехнулся подполковник: – У меня к тебе дело. Помнишь эстонца, что ты неделю назад ко мне прислал?

– Конечно, помню. Славный старик. Жаль его. Что-нибудь нарыли?

– Нарыл невесту. Но подробно по телефону не хочу. Тут крупняком пахнет. Ты бы мог после работы ко мне на Чистые Пруды заскочить?

– Как вам откажешь? Приеду. – Улыбнулся Тимофей.

– У нас теперь звание одинаковое. Пора на «ты» выпить. Приедешь, совместим приятное с полезным.

Волков спорить не стал:

– Как прикажете. – И положил трубку.

В дверь бюро он позвонил в половине седьмого.

– Заходи, Тимофей. Я всех своих отпустил, чтоб без суматохи поговорить. – Ерожин провел бывшего подчиненного в свой кабинет, выдал вешалку для плаща и указал на кресло. Волков мельком взглянул на директорский письменный стол и увидел кипы бумаг с компьютерной распечаткой и с десяток фотографий красивой девушки:

– У Вас тут целый архив. Не запутались?

– Садись, Тимофей. Дело непростое. – Ерожин подождал, пока гость усядется, выдвинул свое кресло и сел рядом:

– Завелась в Москве девица, которая по Интернету знакомится с мужиками, пудрит им мозги, а потом эти мужики исчезают.

– Эта? – Волков указал на снимки.

– Она самая.

– И во всех видах…

Ерожина наивность коллеги позабавила:

– Далеко не во всех, Тимофей. Снимки весьма пристойные. Самый откровенный всего лишь в купальнике.

– Хорошо, пусть будет по-вашему. Но, простите, я вас перебил….

– Ничего, я продолжу. Так получилось, что в день, когда ты мне прислал эстонца, ко мне приехала женщина из Питера. У эстонца пропал сын. У нее муж. До отъезда в Москву оба много времени проводили у компьютера. Я, вернее, Надюшка, отыскала классного спеца, он и раскопал, что сына Мурта и мужа ленинградки вызвала в Москву одна и та же особа. Но это не все. Мой компьютерный гений вытащил еще семнадцать мужиков, которые переписывались по Интернету с этой девицей. Все они, за исключением двоих, иностранцы. И с каждым из них посредствам электронной почты велась одна и та же игра. И высылались эти фотографии. Вот почитай их переписку.

Тимофей прочитал несколько писем и обратил внимание, что инертные адреса разные:

– Как твой гений пришел к выводу, что девица одна и та же?

– По фотографиям. Но не только. Он провел удивительную работу. Выбрал слова, которые часто встречаются в ее письмах, и как-то добрался до остальных адресатов. Переписка девицы с ее кавалерами длится три-четыре месяца. После чего они дозревают и отправляются в Москву. – Ерожин передал Тимофею список мужчин, попавших под чары аферистки. Волков внимательно прочитал его и засомневался:

– Не верится, чтобы столько взрослых мужиков, не узнав свою виртуальную подругу лично, «дозревали» до брака? Что-то тут не так.

– Все так, Тимофей. Мы, мужики, до смерти большие дети, и в глубине души каждый надеется найти свою Джульету. Положа руку на сердце, скажи, что я не прав?

Волков красноречиво промолчал. Ерожин выдержал паузу и продолжил:

– Девчонка ловко разыгрывает эту карту.

– Если даже, вы правы, каким образом, я могу вам помочь? Начинать официальное расследование пока нет оснований.

– Я постараюсь добраться до влюбленных иностранцев или их семей. Двоих соотечественников я уже разыскал. Один живет в Хабаровске, другой в Краснодаре. Тот, что в Хабаровске, по словам матери, год назад выехал в Москву, и ни одного письма. Краснодарский пока на месте. Я хочу к нему слетать. А основанием может послужить заявление Мурта о пропаже сына. Молодой эстонец въехал в Россию и пока ее пределы не покидал.

– Петр Григорьевич… – Запричитал Волков: – Знаете, сколько нелегалов живет в Москве?

– Догадываюсь, Тимофей. А точно знать теперь твоя работа…

– И потом, сами прикиньте: девятнадцать человек, из которых трое уже исчезли…

– Исчезли, не трое, а шестнадцать. Это видно по числам. Причем, очевидно, в каждом случае прибывший в Москву «жених» по приезде отзванивал родным, а потом исчезал. Я уверен, что конец переписки «влюбленных» и прибытия жениха в Москву связаны сутками. – Ерожин разложил письма по порядку и передал Тимофею.

– Допустим. Но если предположить, что девица расправляется со своими жертвами, где трупы? Не может такое количество людей пропасть бесследно. А если живы, они клиенты не моего отдела.

Ерожин встал и прошелся по кабинету:

– Помоги найти девицу. Как хочешь, но помоги. Моих сил не хватит прочесать Москву.

– А что я могу? Вы же прекрасно знаете, найти человека по фото в огромном городе полный дохляк.

– Естественно, понимаю. Но вдруг она уже проходила по нашему ведомству? – Предположил Ерожин.

– Поискать через ОРО?

– Конечно.

– Хорошо, это я сделаю. Когда вам нужны сведения?

– Вчера… – Рассмеялся Ерожин: – Ладно, Тимофей, я слетаю на сутки в Краснодар, а по возвращении надеюсь получить с тебя хотя бы отрицательный ответ.

– Годится.

– Айда на кухню. – Ерожин раскрыл дверь, подпихнул Тимофея и пошел за ним по коридору. В маленькой кухоньке он запустил руку под стол, извлек бутылку армянского коньяка, выставил рюмки и достал лимон из холодильника:

– Пора на брудершафт, Тимофей. Хватит, подполковник, мне «выкать».

– Неловко как-то, Петр Григорьевич…

– Было неловко, будет ловко.

Мужчины выпили и, как положено, троекратно расцеловались.

– Теперь пошли. Я запру офис и в Домодедово.

Выйдя на улицу, мужчины крепко пожали друг другу руки.

– Удачи вам… Ой, тебе Петр. – Спохватился Волков, и они весело расхохотались.

* * *

Краснодар 28 октября 2004 года

Очередным женихом любвеобильной москвички оказался сорокапятилетний краснодарский архитектор Кружилин. Михаил Степанович не только курировал городское строительство, но и состоял в комиссии по приватизации жилья, и человеком слыл не бедным. Жил архитектор в новом доме на проспекте Плеханова. Дом окружал высокий забор, где в воротах имелся шлагбаум для въезда машин и будка, в которой сидел охранник.

Внимательно разглядев удостоверение подполковника, сторож позвонил в квартиру Кружилина.

– Тут до вас из Москвы приехали.

Архитектор велел передать Ерожину трубку и строго поинтересовался, с кем говорит.

– Я знакомый вашей невесты Лиды. Она и дала мне адрес. – Схитрил Ерожин. Имя невесты он знал из подписи под письмами аферистки, а как он получил адрес Кружилина, объяснять не обязательно. Архитектор тут же распорядился москвича пропустить, и сам, в шикарном белом халате, с улыбкой радушного хозяина встретил его у лифта. Мужчины поздоровались, и Петр Григорьевич очутился в огромной квартире с чучелом медведя в холле. Косолапый стоял на задних лапах, а в передних держал медный поднос для визиток. Усадив посетителя в кресло, Кружилин ревнивым взглядом изучил московского гостя:

– Что поручила вам моя ненаглядная? Кстати, я не знал, что у нее в друзьях есть и подполковник милиции.

Ерожин с трудом сдержал улыбку:

– У нее в друзьях люди разные. Вот об этом мы с вами и поговорим. Вы познакомились по Интернету?

– Да, а какое это имеет значение? – Подтвердил архитектор, но улыбаться перестал.

– То, что я сейчас скажу, вам не очень понравится, но вы мужчина взрослый и должны уметь принимать удары.

– С Лидой несчастье?!

Ерожин заметил, как побледнел Михаил Степанович и поспешил его успокоить:

– Нет, с вашей «невестой», к сожалению, все в порядке. А вот вас могут ждать крупные неприятности. – И в общих чертах обрисовал положение дел.

– Не может быть? – Прошептал Кружилин, выслушав рассказ москвича: – Докажите!

– Пожалуйста. – Подполковник достал из кейса фотографию «невесты» и несколько писем, подписанных разными именами. Кружилин убежал куда-то, надел очки и, удерживая листки дрожащими пальцами, стал читать, быстро шевеля губами.

– Так здесь разные девушки. Да и письма совсем разные… – Прошептал он, с возмущением глядя на Ерожина: – Вы не зна…

– Подписи разные, а фотография одна. – Жестко перебил Петр Григорьевич: – Ваша, с позволения сказать, «невеста» тонкий психолог. Она находит нужные слова для питерского бизнесмена, эстонского хуторянина, и вас, человека творческой профессии.

– Да, Лида прекрасно знает градостроительство. Но как же она могла привести мои цитаты из доклада на Гамбургском конгрессе. Это не вероятно! Она выразила восхищение моим докладом и привела целые фрагменты из него…

– А вашего доклада нет в Интернете? – Спросил Ерожин.

– В Интернете он, конечно, есть.

– Вот вам и разгадка.

– Все равно не верю.

Ерожина архитектор начинал злить:

– Можете не верить, но я считаю, что виртуальное знакомство с этой красоткой может стоить вам не только денег, но и жизни. Ее женихи обычно отправляются в Москву не с пустыми руками, а потом исчезают.

– Какой кошмар. – Кружилин вынул из кармана халата белоснежный платок и вытер лоб: – Что же мне делать?

– Когда вы намеревались вступить с Лидочкой в брак?

– В конце следующей недели.

– Под разными предлогами оттяните свой отъезд. Но переписку не прекращайте. Иначе она почует неладное и может смыться. А ее надо словить. – Предупредил подполковник.

– Почему я должен вам помогать? – Возмутился Кружилин.

– Потому что я вам сделал царский подарок. – Усмехнулся Ерожин.

– Что за чушь! Какой подарок?! – Архитектор вскочил с кресла и кругами забегал по комнате.

– Я, Михаил Степанович, между прочем, почти уверен, что подарил вам жизнь.

Кружилин опять плюхнулся в кресло и еще раз вытер платком вспотевший лоб:

– Хорошо. Но я не понимаю одного. Если дело настолько серьезно, почему им занимаетесь вы, частный сыщик, а не милиция?

– Потому что не найдено ни одного трупа. Нет оснований возбуждать уголовное дело. Вы же знаете законы.

– А если вы ошибаетесь? И клевещете на ни в чем не повинную девушку? Вы ведь сказали неправду. Вы ее не видели.

– Если я ошибаюсь, дай Бог. – Ерожин встал и с сожалением посмотрел на несчастного влюбленного: – Но вашу невесту никто не видел. Я уверен, все девятнадцать женихов видели только ее фото в Интернете. И это было фото одной и той же девушки.

– Хорошо, я вам буду помогать. – Кружилин встал, неожиданно схватил Ерожину за руку и потащил на кухню. Петр не успел опомниться, как его усадили за стол. Огорченный жених открыл холодильник и стал быстро выставлять закуски. Банки с икрой, красная рыба и ветчина возникали, как на скатерти самобранке. Затем на столе появилась бутылка шведской водки и две рюмки.

– Я не голоден, и с утра не пью. – Пытался отказаться Ерожин.

– Вы обязаны со мной выпить и меня выслушать. – Категорическим тоном заявил хозяин.

Петр понимал, что, открыв Кружилину горькую правду, должен смягчить его стресс:

– Хорошо, если вам от этого станет легче. – Улыбнулся он.

– Да, мне от этого станет легче. – Архитектор разлил водку, не дожидаясь гостя, выпил, и быстро заговорил: – Знаете, я три года назад овдовел. Дочка вышла замуж и переехала к мужу. Я остался один. На знакомства с женщинами нет времени. Да и каждый мой шаг здесь как на ладони. В поездках отрывался. Но потаскухи родного человека не заменят. – Он снова налил себе водки, причем сделал это столь порывисто, что роскошный халат расстегнулся, оголив его волосатую грудь. Осушив рюмку, Михаил Степанович продолжил монолог: – Одиночество страшная вещь. Вы не знаете, как тошно ложиться в постель с мыслью, что ты никому не нужен! Не верьте тому мужику, который бахвалится о самодостаточности! Не верьте! Все наши успехи, все наши подвиги к черту не нужны, если ими не восхищается женщина. Даже граф Толстой, когда его приглашали читать, спрашивал: а дамы будут? И если дам не было, читать не ехал. А это сам Толстой! Вы пейте. Что же я один?

– Я уже выпил. – Соврал Ерожин. Но Михаил Степанович не заметил. Он спешил выговориться:

– Не скрою, местные красотки клали на меня глаз. Денежки, квартира… Ну, вы понимаете?… Но не хочется покупать любовь. А Лида так меня понимала…

– Вы еще не поняли, что ваша Лида матерая аферистка? И хорошо еще, если только аферистка. Я чувствую, что она очень опасна. Ее надо остановить.

– Да, да… Я вам помогу. Но как?

– Для начала выдайте мне адрес вашей электронной почты. – Электронный адрес архитектора Ерожин имел от Новицкого, но пользоваться им без ведома хозяина считал неэтичным. Михаил Степанович поднялся и вышел из кухни. Вернулся он с визиткой в руках:

– Возьмите. Здесь и телефон, и то, что вы просите. Теперь я многое вижу в другом свете.

– Что вы видите? – Ерожин сделал стойку в надежде получить новую информацию, но получил лишь подтверждение своих догадок. Лида предлагала жениху купить им квартирку на Мосфильмовской улице в Москве. А квартиры там стоят до миллиона и не рублей, а долларов. Подполковник встал и протянул хозяину руку:

– Мне пора.

– Вы уже уходите? – Огорчился Кружилин: – Не покидайте меня в такую минуту.

– Будьте мужчиной. Вы еще встретите свою любовь. Я женился почти в полтинник и счастлив. – Улыбнулся Ерожин и пошел в прихожую. Перед чучелом медведя он остановился, достал из портмоне свою визитку, кинул ее в медный поднос и крикнул хозяину: – Мои координаты у косолапого. Держите меня в курсе. Можете звонить и днем и ночью.

Архитектор кивнул, в очередной раз подлил себе водки и остался сидеть, склонив к столу голову. Он слышал, как гость захлопнул за собой дверь, но не пошевелился. Так он сидел минут пять. Затем залпом осушил рюмку не закусывая, бросился в свой кабинет и включил компьютер.

* * *

Москва 28 октября 2004 года

– Ну что тут неясного?! Черепно-мозговая травма, а попросту, проломили ему башку. Или молотком по темечку дали, или обратной стороной топорища. – Ключицын накрыл труп простыней и посмотрел на часы. Он сегодня намеревался перехватить Женю Круглову после рабочего дня и опасался зазнобу упустить. Родители Ключицына отбыли заколачивать дачу к зиме, и сын на сутки получал в свое распоряжение городскую квартиру. В двадцать восемь лет упускать такую возможность обидно. А тут этот алкаш с проломленным черепом.

– Мне нужна точность. – Настаивал Майор Вязов. Мне же завтра утром задержанного допрашивать.

– Да напишу я тебе, Дима, заключение по всей форме. Слова будут другие, а смысл тот же. Типичное бытовое убийство… Ты сейчас куда?

– В Управление… – Вздохнул Вязов, поскольку рабочий день подходил к концу, но подполковник Волков ждал отчета.

– Ты на тачке?

Вязов кивнул.

– Тогда подбрось меня до проходной. – Обрадовался молодой медэксперт.

– А тебе-то зачем? Пока доедем, и рабочий день кончится.

– Отчет тебе писать. – Соврал Вадим, и покраснел как гимназистка. Вязов думал о своем, и смущения коллеги не заметил:

– Ладно, поехали.

Вадим с удовольствием плюхнулся на заднее сидение, и они покатили к Петровке. В управлении Ключицын работал уже больше года, куда был переведен из райотдела как перспективный растущий специалист.

– Приехали, «дохтюр». – Вязов хлопнул молодого человека по плечу, и они выбрались из машины.

Поблагодарив майора у ворот Управления, Ключицын бегом миновал проходную и аршинными шагами двинул к ОРО. Расшифровывались эти три буквы как отдел розыска преступников. В колоссальной базе данных управления имелись фотографии всех, кто когда-либо переступил закон. Чтобы обнаружить злоумышленника, надо было ввести его фотографию в компьютер, и машина сама искала в своих недрах нужного фигуранта. В зале ОРО стояло с десяток столов, снабженных новейшей электронной техникой, и работал кондиционер. В отделе в основном трудились девушки и молодые женщины, и лишь руководил ими подполковник Глазов, которому давно бы пора на пенсию. Сотрудницы между собой его звали «Лешим» и побаивались. Стол начальника пустовал, по этой причине и работницы начали собираться домой пораньше. Часть из них уже успела улизнуть. Но Женя Круглова, к удовольствию Ключицына, оказалась на месте. Девушка сидела за столом, уткнувшись в экран монитора, и ухажера заметила ни сразу:

– Ты чего приперся? Мы, кажется, не договаривались. – Не слишком любезно встретила она кавалера.

– Предки на дачу с ночевкой уплыли. Поедем сразу ко мне. Выпалил Вадим.

– Тише ты, услышат. – Зашипела Женя и покраснела до ушей.

– Никто не услышит. У вас тут техника жужжит как в ульи. Давай, закругляйся скорее.

– Отстань, сразу не могу. Начальнику отдела убийств обещала посидеть после работы.

– И тебя Волков достал? – Вздохнул Вадим и погрустнел. В разрезе халата Женины грудки выглядывали так заманчиво, а тут отсрочка свидания.

– А тебя-то чем Волков напряг? – Рассеянно поинтересовалась Круглова.

– Да не он. Вязов Димка из его отдела. На Большой Бронной один алкаш другому череп проломил. Вязов привязался, вынь да положь ему заключение. – Неожиданно Вадим замолчал и молчал довольно долго. Не поняв причины столь длительной паузы, Круглова отвернулась от экрана и взглянула на своего приятеля. Ключицын замер, уставившись в фотографии на ее столе.

– Ты чего, язык проглотил?

– С какой стати у тебя ее фото? – Вместо ответа сам задал вопрос Ключицын.

– Эту девушку Тимофей Николаевич и просил отработать. Зачем она ему? – Удивился Вадим.

– Точно не скажу. По-моему, она с какой-то аферой связана.

– Не может она ни с какой аферой быть связана.

– А ты почем знаешь? Уж не путался ли сам с ней? – В голосе Кругловой появились ревнивые нотки.

– Дура ты, Женька. Выключай свою шарманку, и пошли к Волкову.

– Зачем?

– Пошли, там и поймешь. – Ответил Вадим и, взяв Женю под локоть, потащил к двери…

* * *

28 октября 2004 года

В небоскребе на Смоленской площади, который занимало Министерство иностранных дел, Иван Григорьевич Грыжин никогда не бывал. Хотя в бытность своей работы заместителем министра внутренних дел знал многих руководящих работников МИДа. Приходилось встречаться на совещаниях в СОВМИНе. Но лишь с одним из них у генерала возникло нечто вроде человеческих отношений. Это был руководитель консульской службы Министерства Андрей Захарович Колмыкин. Генерал прикинул, что Колмыкин всего на два года его моложе и, скорей всего, тоже на пенсии. Но все же набрал справочную министерства. И Грыжину повезло. Андрей Захарович продолжал работать, только должность его изменилось. Он теперь числился консультантом и приходил на службу два раза в неделю. Следующий день после звонка генерала был один из них. Иван Григорьевич поблагодарил девушку, записал рабочий телефон Колмыкина и позвонил ему на следующее утро. Андрей Захарович прекрасно помнил бывшего замминистра и любезно согласился его принять.

В одиннадцать часов Петр Григорьевич с пропуском в руках уже поднимался в лифте небоскреба. Внутри высотное здание на Смоленской выглядело вовсе не так торжественно. Длинные унылые коридоры и двери кабинетов, выходящие в него, навевали мысли о казенной тоске, царившей в этом, закрытом для большинства смертных, мирке. Колмыкин занимал маленький кабинетик с большим письменным столом. Стол украшала лампа с абажуром из зеленоватого стекла, и стоял компьютер. Стол и лампа находились здесь, видно, еще со времен, когда министерством руководил Вячеслав Михайлович Молотов. Грыжин осмотрел кабинет и ему показалось, что он учуял казенный запах сталинского МИДа, который не удалось выветрить ни застою, ни перестройке, ни новой демократии.

– А ты молодцом, генерал! – Приветствовал старого знакомого Андрей Захарович.

– Да и тебя не сильно годы согнули. – Пробасил посетитель, усаживаясь в кресло: – А я вот на пенсию ушел.

– Я тоже. Подрабатываю консультантом на харчишки. Внуки, болезни. На пенсию не разгуляешься.

– И я консультантом. – Рассмеялся Грыжин: – Другой должности у стариков не бывает.

– Это верно. Мы, конечно, опыт скопили, но молодым он без надобности. Мы старики из «Империи зла», а они демократы. – Грустно пошутил старый дипломат: – С чем пришел? Выкладывай.

– Я теперь служу под началом своего бывшего помощника в частном сыскном бюро. На днях столкнулись мы со странной историей… – И Грыжин рассказал о происках интернетной аферистки. Выслушав отставного генерала, Колмыкин покачал головой:

– Неприятная история. Список фамилий иностранцев у тебя при себе?

Иван Григорьевич открыл портфель и протянул Колмыкину компьютерную распечатку с фамилиями заграничных «женихов». Андрей Захарович надел очки, включил компьютер и, поглядывая то на список Грыжина, то на экран монитора, стал делать какие-то пометки в листке с фамилиями:

– Восемь человек из твоего списка у нас есть.

– Что это значит? – Попросил уточнить генерал.

– Это значит, что родственники восьмерых иностранцев обратились в МИД с просьбой о розыске своих близких.

– Выходит, Ерожин попал в яблочко. – Усмехнулся Грыжин: – Нюха у Петра не отнимешь. А как насчет остальных?

– Про остальных сразу ничего сказать не могу. Когда иностранцы приезжают с частными визитами, МИД ими не занимается. И только в том случае, если происходит ЧП, сведения попадают к нам.

– И какие шаги вы предпринимаете?

– Запрашиваем органы.

– Ясно. Но ты выразился, что про остальных сразу сказать не можешь. – Напомнил Грыжин: – А если не сразу?

– Могу попробовать выяснить через консульскую службу, пересекали ли эти господа российскую границу и выехали ли они потом из страны. Сам понимаешь, канитель.

– Не останусь в долгу. А это тебе за сегодняшнее беспокойство. – И Грыжин добыл из портфеля бутылку любимого армянского коньяка и выставил на стол.

– Что ты? Что ты? – Заволновался Колмыкин. У нас так нельзя.

– Зато у нас можно. У тебя в ведомстве, вижу, со времен Усатого правила не изменились…

– Да, у нас с этим строго. – Шепотом признался старый дипломат и быстро спрятал бутылку в шкаф.

Довольный результатами своей поездки в МИД, отставной генерал вернулся на Чистые Пруды. В бюро он застал Надю. Глеб отсыпался после дежурства в квартире компьютерного гения, а Ерожин еще не вернулся из Краснодара.

– Вам Тимофей Николаевич три раза звонил. Кажется, что-то серьезное.

– Почему это тебе кажется, Надюха? – Снимая плащ, осведомился Грыжин.

– Он сначала Петра спрашивал. Я сказала, что Петя еще не вернулся. Тогда он хотел вас. А вас нет. Просил, когда появитесь, срочно позвонить ему на работу.

Грыжин уселся за свой стол, раскрыл телефонную книжку и набрал номер Волкова:

– Привет, Тимофей. Чего шум поднял? Наша краля отыскалась?

– Да, Иван Григорьевич. Ее настоящее имя Любовь Анатольевна Крестова.

– И где живет эта сучка, адресок дашь?

– На Новохимкинском кладбище… И не живет, а покоится. Номер ее захоронения тысяча сто девяносто шестой. Первая линия третья аллея.

Грыжин от неожиданности крякнул:

– И давно она там, голубушка?

– Без малого три года. Когда Петр Григорьевич вернется, пусть сразу заедет ко мне.

– Прибежит Петро. Сюрпризик ты ему приготовил смачный. Грыжин положил трубку и отсутствующим взглядом обозрел кабинет.

– Что-нибудь, случилось, Иван Григорьевич?

– Наша невестушка покойница. Вот что случилось. – Ответил генерал и неожиданно расхохотался.

– Что вы смеетесь? – Испугалась Надя. Сообщение Волкова ей вовсе не показалось комичным.

– Я представил, как эти петушки объяснялись в любви праху, и не сдержался…

Надя кивнула, но глаза у нее оставались испуганными.

– Ну, не прав. История и впрямь жутковатая. Прости старого дурака. – Повинился Иван Григорьевич: – Ты, Надюх, не расстраивайся, а лучше позвони на мобильный мужа и обрадуй его известием. А я, пожалуй, приму десять капель. Надо же невестушку помянуть.

* * *

29 октября 2004 года

Звонок Нади застал Ерожина в аэропорту. Вылетая накануне ночью, он оставил свой «Сааб» на платной стоянке. Ерожин предполагал прилететь в Краснодар ранним утром, поговорить с архитектором и дневным самолетом вернуться назад. Но рейс отменили, и ему пришлось гулять по Краснодару еще сутки. В результате в Москве он оказался двадцать девятого октября в семнадцать десять.

Выбравшись из здания аэропорта, он сразу двинул на стоянку. Его иномарка, припорошенная листьями, сиротливо дожидалась в дальнем углу. Петр снял дворник, сгреб им влагу со стекла и уселся за руль. Перед тем, как тронуться с места, он решил позвонить домой, и понял, что после разговора с архитектором так и не включил мобильник. И не успел его включить, как раздался звонок. Надя отругала мужа за забывчивость и сообщила последние новости. Поговорив с женой, он откинул голову на подголовник и минут десять просидел без движения. Наконец, переварив сообщение, рванул с места. Долетев до Москвы, у первого же светофора позвонил на Петровку:

– Тимофей, ты еще на месте?

– Пока на месте, товарищ подполковник. Но рабочий день закончился.

– Ничего, товарищ подполковник, задержись немного.

– Я вас жду…

– Не вас, а тебя. – Поправил Ерожин и, не дотерпев до зеленого сигнала, вывернул на осевую. В шесть вечера добраться до любого места в Москве – задача со многими неизвестными. Петр решил ехать через центр и угодил в получасовую пробку. Пятьдесят километров от Домодедова до Кольцевой он преодолел за двадцать три минуты. Оставшиеся пятнадцать тащился два с половиной часа. Но Тимофей его дождался:

– Я чайник уже в третий раз включаю. Вот бутерброды из буфета принес. Вы ведь с дороги…

– Спасибо, Тимофей. Я действительно жрать хочу до чертиков. Ты настоящий товарищ. Я буду жевать, а ты рассказывай. – Во время завтрака с архитектором есть Ерожину не хотелось, а потом перекусить не было времени.

Волков налил бывшему шефу большую кружку чая и, подвинув к нему тарелку с бутербродами, приступил к рассказу:

– Люба Крестова не москвичка и вычислили ее наши ребята случайно.

– Хорошее начало. – Пробурчал Петр, перемалывая бутерброд с ветчиной: – Откуда же эта бабочка залетела на московский огонек?

– Родом она из Курска. Но не того Курска, где Курская дуга. Из Курска Ленинградской области…

– Знаю, это от моей родины недалеко. Если из Новгорода в Нарву через Лугу пилить, он на пути. Жуткая дыра…

– Наверное…

– С родителями связался?

– Позвонил в их городской отдел. У нее мать умерла. Отец пьяница. Дома телефона нет.

– Принято. Вали дальше.

– Ее нашли мертвой возле медицинского центра на Каширке. Осматривал ее Вадим Ключицын. Это был его первый выезд в качестве медэксперта. Да и вообще первый день работы. Естественно, поэтому он девушку хорошо запомнил. Так получилась, что Вадик зашел в ОРО, у него там приятельница, и увидел фотографии. Ну а дальше, сами… сам понимаешь.

– И впрямь смахивает на чудо. – Согласился Ерожин, с сожалением оглядывая опустевшую тарелку.

Волков правильно истолковал взгляд бывшего шефа:

– Мало бутербродов взял?

– Все нормально, Тимофей. Я с голодухи и быка проглотил бы, а потом маялся. Ты когда об этом узнал?

– Вчера вечером. А сегодня послал Маслова проверить. Все так и есть. Маслов накопал и кладбище, где ее похоронили, и записал номер места. А ты как слетал?

– С пользой. Поговорил с женишком. Тот обещал без моего ведома никаких шагов не делать. Раскис мужик. – Ерожин налил себе еще чая, положил три куска сахара и долго мешал ложкой: – Ну и что ты об этом думаешь?

– Что тут думать? Кто-то, прикрываясь именем покойницы, затеял весь этот цирк с женихами. Если твой архитектор напишет заявление, дело открывать можно, только не в моем отделе. Это же афера, а не убийство. Причем афера, связанная с сетью Интернет, а этим занимается служба «Р». Трупов у меня по-прежнему нет.

– Вернее сказать, не нашли. – Петр залпом выпил остывший чай и поднялся: – Кстати, в чем причина смерти нашей «невесты»?

– Крестова училась в медицинском и подрабатывала медсестрой в Каширском центре. Жила в институтском общежитии. Вышла после ночного дежурства и попала под машину. Водитель с места происшествия скрылся. Найти его не удалось, поскольку ночью свидетелей не оказалось.

– Съезжу-ка я сам завтра на кладбище.

– Покойники не разговаривают. – Усмехнулся Волков.

– А вот здесь, ты подполковник, не прав. Иногда они очень даже разговаривают. – Возразил Ерожин: – И, пожав Тимофею руку, пошел к двери.

* * *

Аэропорт Шереметьево 29 октября

– Наш самолет идет на посадку. Просьба всем пассажирам занять свои места и пристегнуть ремни безопасности. – Приятный женский голос повторил то же самое по-английски и по-немецки. Себастьян Кох понял бы обращение стюардессы на всех трех языках. Русский он знал почти так же, как родной немецкий, поскольку читал лекции о русской литературе, а английский выучил в Оксфорде. Но немец, поглощенный мечтами о будущей жизни, объявления о посадке не услышал. Стюардесса прошлась с проверкой между кресел, на мгновенье остановилась возле него и жестом попросила пристегнуться.

Себастьян улыбнулся и послушно соединил пряжки ремня на своем животе. Живот у него имелся, но для сорокапятилетнего гуманитария, он был вполне прилично сложен. Ежедневные пробежки по парку, теннис и горные лыжи помогали держать форму. Кох часто ездил в Альпы. И не всегда говорил об этом коллегам. В Германии профессорам не так много платят, чтобы позволять себе подобный образ жизни. И он стеснялся демонстрировать свои финансовые возможности. Себастьян Кох в деньгах не нуждался. Родители оставили ему солидную ренту, и работал он скорее для души.

Путешественник посмотрел в окно и увидел под крылом самолета большое голубое озеро. «Как тут красиво! – Подумал он: – Обязательно съездим с Людмилой на это озеро».

Прекрасное настроение явилось к нему еще вчера, когда служащий «Люфт Ганзе» отыскал Коха на кафедре и вручил билет на московский рейс. На следующий день у него начинался отпуск, и он летел в Россию. И не просто в Россию, а к своей удивительной Людмиле. И не в какой-нибудь отель, а в свой дом, в их дом. Где они будут только вдвоем и никого больше. Себастьян и заснул с трудом. Последнюю ночь перед полетом он мечтал о будущем. Женоненавистник, всю жизнь проповедовавший идеалы холостяцкой свободы, он накануне брака впервые ощутил полное безграничное счастье. Такое счастье, что ему хотелось обнимать и целовать незнакомых людей. Конечно, работа, университет, гигантские пласты, открывшиеся ему в великой русской литературе, плюс общение через Интернет со всем миром, делали жизнь полной и насыщенной. Но так ему казалось до знакомства с Людмилой. Теперь он не мог понять как жил раньше без нее… Прелестные картины семейной жизни зримо вставали перед глазами немца. Вот Людмила в переднике хлопочет на кухне. Он наяву почувствовал запах кофе и горячих копченых колбасок. Вот они бредут по парку, и молодая жена ведет за ручки двоих очаровательных белобрысых немчиков. А в Рождество они вместе с детьми украшают новогоднюю елку.

Мечтания прервал толчок. Самолет коснулся колесами бетона, задрожал и понесся по полю. От резкого торможения Себастьяна вмяло в кресло. Но перегрузки длились недолго. Сняв скорость, Боинг мягко и торжественно покатил к зданию аэровокзала. Когда лайнер остановился, Кох почувствовал необычайное волнение. Неужели сейчас, через несколько минут он увидит Людмилу!? Увидит живую, из плоти и крови! И не только увидит, но обнимет ее, прижмет к своему сердцу и назовет своей. От предчувствия всего этого казалось, что время тянется ужасно долго. Ужасно долго его томят в самолете, потом возле будки паспортного контроля. Какая огромная там очередь, и как медленно она движется. Потом еще и эта таможня. Разве не видно, что в чемодане Коха, кроме подарков для возлюбленной, ничего нет. Зачем его проверять, тратя драгоценные минуты, отделяющие его от счастья. Но немцы народ дисциплинированный, и он ничем не выдал своего нетерпения. И вот наступил этот момент. Он прошел последний турникет перед блаженством. Он в России!

Себастьян вышел в зал и, пристально вглядываясь в лица встречающих, стал искать то единственное лицо, ради которого он решился поменять всю свою жизнь.

Но родного лица он не увидел. В голубых нордических глазах восторженное ожидание сменилось недоумением. Он поставил свой чемодан на пол и растерянно заморгал. Его белесые ресницы уже готовились увлажниться слезой. Но в этот момент к нему подошли два молодых человека.

– Вы господин Кох? – Спросил один из них.

– Да, Кох, это я. А в чем дело?

– Нас послала Людмила. Она немного приболела, и ждет Вас дома. Мы с машиной. – Сообщил молодой человек, что был повыше ростом.

– Мой Бог, что с ней?! – Заволновался Себастьян.

– Ничего серьезного. Она вчера долго возилась в саду, готовя его к вашему приезду, и простудилась. – Успокоил Коха тот, кто был пониже. Хотите с ней поговорить?

– Конечно, а как это возможно? – Восторженно воскликнул Себастьян.

– Высокий достал из кармана телефон и пробежался по кнопкам: – Очень просто.

Кох выхватил у него из рук трубку и сжал ее так, словно это был не кусочек пластмассы, а грудь возлюбленной.

– Милый, ты уже в Москве? – Услышал он нежный голос невесты.

– Да, моя царица, я в России! Что с тобой, любимая?

– Ничего страшного, небольшая температура. Тебя мои друзья встретили?

– Да, мой ангел. Все в порядке.

– Тогда жду и варю нам кофе.

Влюбленный профессор вернул молодому человеку трубку и покачал головой:

– Бедная девочка. Почему она себя не бережет?!

– Она вас так ждала! Чуть не плакала, рвалась сама ехать в аэропорт. Но мы ее уговорили остаться.

Тот, что был повыше, взял чемодан иностранца, второй, придерживая Себастьяна за локоть, повел его к выходу. Но до выхода они не дошли.

– В деревне, где Людмила приобрела дом, нет банка. Советуем решить эту проблему здесь. В аэропорту имеется банкомат. Снимите столько, чтобы вам на первое время хватило. – С добродушной улыбкой посоветовал долговязый.

– Конечно. Спасибо большое. Я об этом не успел думать.

Коха подвели к банкомату. Он достал карточку, набрал пароль, и автомат выплюнул ему пачку долларов.

– Теперь можем ехать. – Улыбнулся молодой человек, что был пониже.

– Рано. – Возразил высокий: – Вы не хотите, господин Кох, дать на родину телеграмму о благополучном приземлении, или позвонить домой? В вашей деревне нет и почты.

– Я одинок. Сослуживцы знают, что я вернусь не скоро, вместо меня на моей кафедре будет читать лекции коллега из Москвы. А позвонить я смогу когда угодно. Мой телефон есть в кармане.

– А почему ваш коллега не приехал вас встречать? – Подозрительно косясь на немца, полюбопытствовал, тот, что был пониже.

– Я имел намерение первые два дня кроме Людмилы никого не видеть. С Арташесом Теровосяном мы договорились на среду. У меня для него пакет…

Молодые люди понимающе закивали и, придерживая иностранца, подвели его к большой серой машине. Немца усадили рядом с водителем на переднее сидение. Сами встречающие уселись сзади.

– Как далеко от аэропорта до дома Людмилы? – Спросил Себастьян.

– Не очень, но ваш дом в другой стороне Москвы. Придется ехать по кольцевой дороге…

Кох так и не понял, сколько продлится их путешествие, но переспрашивать постеснялся. И так эти парни любезно согласились его встретить. Он с интересом смотрел в окно. Навстречу бесконечным потоком катили машины, вокруг светились огни, а по бокам шоссе пестрели щиты с рекламой. «Все как у нас, – улыбнулся немец: – И медведи по улицам не бродят, и авто у них дорогие, и их много».

Они выехали на Ленинградское шоссе и помчались, обгоняя всех, кто двигался в том же направлении.

– Какая скорость разрешена на ваших трассах? – Поинтересовался приезжий.

– Это зависит от «бабулек», – ухмыльнулся водитель.

Кох опять не понял, почему скорость зависит от бабушек, и опять постеснялся переспрашивать. «Потом справлюсь у Людмилочки». Мысли о возлюбленной вновь подняли ему настроение. Сколько бы они ни ехали, все равно она уже близко.

Машина резко свернула с трассы. Себастьян подпрыгнул на сидении. Он все же решился спросить, почему шоссе стало таким разбитым, но не успел. Он даже боли не почувствовал. Из глаз полетели искры, и стало темно.

– Притормози, Гена, его надо засунуть в багажник. – Долетел до Коха голос одного из молодых людей. Это были последние слова, которые профессор из Дюссельдорфа слышал на этом свете.

* * *

Москва. 30 октября 2004 года

Новохимкинское кладбище располагалось недалеко от московской кольцевой дороги. Ерожин подкатил к главному входу. В будний день наплыва посетителей не наблюдалось, и огромная площадка для парковки оставалась почти свободной. Ерожин закатил свой Сааб в угол, поближе к воротам, кнопкой запер электронный замок машины и огляделся. Три бабульки торговали цветами. Две предлагали искусственные розы, одна белые астрочки. Петр купил шесть астр и двинул на кладбище. Медленно бредя по главной аллее, он достал блокнот и отыскал запись с указанием нужной могилы.

Люба Крестова покоилась на первой линии третьей аллеи. Третью аллею Ерожин отыскал без труда. Аллея оказалась очень длинной. Одно из многих московских кладбищ уже не вмещало «клиентов». Ерожин вспомнил новгородское, где остались могилы его отца с матерью. Там все имело нормальные человеческие размеры. Тут же, рядом с мегаполисом, покойники лежали бесконечными рядами. Казалось, что крестам нет конца и края. Большинство могил родственники обнесли высокими заборами, окрашенными веселенькой голубой краской. Петру подумалось, что только в России мертвецов так заботливо огораживают. В Европе на кладбищах заборов нет. «Наверное, там не боятся, что мертвецы убегут», – невесело пошутил он про себя. До нужного места пришлось прошагать больше километра. Первой линией и начинались захоронения. Петр свернул в узкий проход и довольно быстро отыскал тысяча сто девяносто шестой номер. К его удивлению, могила девушки не выглядела запущенной. «Вряд ли отец-пьяница приезжает из Курска Ленинградской области ухаживать за могилой дочери», – подумал Петр. На скромной, но солидной плите из черного гранита гравер вывел надпись «Любовь Анатольевна Крестова» и даты рождения и смерти. Перед плитой, в замаскированном под корзину горшочке, еще держались, слегка побитые ночными заморозками, анютины глазки. Ерожин наклонился к плите, положил рядом свои астры и быстро пошел прочь. Вернувшись к главному входу, он заглянул в одноэтажное кирпичное здание администрации.

Директора кладбища Петр не застал. Его заместитель, приземистый чернявый субъект, с лицом человека, знакомого с законами зоны, радости от визита подполковника милиции не выразил.

– Ваши уже спрашивали об этом захоронении, – проворчал он и полез в шкаф. Долго искал в забитом папками шкафу нужную тетрадь. Нашел, затем принялся листать ее, водя пальцам по строчкам, и наконец сообщил:

– Уход за захоронением номер тысяча сто девяносто шесть оплачен на десять лет вперед.

Фамилии человека, сделавшего столь благородный поступок в тетради не было.

– Подобные случаи у нас не редкость. – Пояснил заместитель директора: – Бывает, что распоряжения по уходу за могилой делаются инкогнито.

Ерожин невольно улыбнулся. Услышать слово «инкогнито» из уст чернявого он не ожидал:

– А вы случайно не запомнили человека, который внес деньги?

– Я деньги не принимаю. Дождитесь нашу бухгалтершу Фролову. Может быть, скажет…

Ерожину повезло. Полная с короткими отечными ногами Фролова явилась минут через пятнадцать. Отметив невероятную прическу на ее голове, Ерожин сделал женщине комплимент, чем сразу расположил ее к себе. Да и плотный обед, который позволила себе бухгалтерша, положительно влиял на ее настроение. К удовольствию Ерожина, в кладбищенской бухгалтерии порядка было куда больше, чем в бумагах заместителя директора. Через пять минут Фролова держала в руках счет оплаты услуг по уходу за могилой. Помнила она и мужчину, внесшего деньги:

– Солидный такой. Борода окладистая. На батюшку похож. Состоятельный человек…

– С чего вы решили, что он состоятельный? – Быстро спросил Ерожин.

– Я в окошко видела, как он подъехал. Бедняки на таких лимузинах, да еще с водителями, не катаются.

– Вы случайно марку машины не запомнили?

– Я в них, уважаемый, не разбираюсь. Большая темная машина. Я же сказала, лимузин.

– А где ближайшая от вас церковь? Вдруг он правда батюшка?

– В Химках, наверное. А может, где и ближе есть. Я двадцать лет в коммунистической партии. В Бога не верю, и по церквам не шастаю…

Ерожин понял, что больше от бухгалтерши Фроловой ничего не добьется, и решил ее не утомлять. Выйдя на улицу, он подумал, не посетить ли ему ближайшие церкви, но мысль перебил телефон. Звонил Новицкий:

– Вы знаете, где фонд Кроткина?

– Конечно, знаю. В Гнездиковском переулке.

– Можете заехать? У меня для вас кое-что есть.

– Хорошо, Витя. Я у Кольцевой. Надеюсь минут за сорок доберусь.

– Тогда до встречи.

Понимая, что Новицкий зря не позвонит, Ерожин бросился в машину и рванул с места.

* * *

30 Октября 2004 года

«Мой милый добрый зодчий. Считаю дни до нашей встречи. Даже не верится, что такой известный, солидный человек будет называться моим мужем. Тебе не стыдно, что твоя будущая жена неумеха. Даже зачета вовремя сдать не может. А все из-за тебя. Я, дурочка, совсем голову потеряла. Начинаю заниматься, а думаю о тебе. Вчера бродила по Мосфильмовской и сфотографировала наш будущий дом. Посылаю тебе снимок. Правда, красиво?! Конечно, ты бы мог спроектировать лучше, но там такой вид из окна! Вся Поклонная гора и Парк Победы как на ладони. Я говорила с папой. Он тысяч триста добавит, но больше у него нет.

Но хватит о деньгах. Скажи, ты бы хотел меня видеть в белом подвенечном платье? Я вчера зашла в магазин и примерила несколько. Только одно подошло, потому что у меня грудь слишком большая. Но тебе же это нравится? Так чудно смотреть на себя в зеркало и видеть невесту. Я попросила продавца меня щелкнуть. Высылаю тебе фото. Приезжай скорей, я очень тебя жду.»

Твоя Лида.

* * *

30 Октября 2004 года

«Сука, тварь, гадина, аферистка! Квартиру на Мосфильмовской захотела!? Я все твою подноготную знаю. Если еще раз посмеешь высунуть поганое жало, под землей найду. Думаешь, если я интеллигент, не сумею с тобой разобраться?! Глубоко ошибаешься. У меня в Москве есть дружки, которые вырвут твои стройные ножки из твоей хитроумной задницы.»

– Вот мудак. – Не выдержал Ерожин, прочитав компьютерную распечатку.

– Эмоции. – Безразличным тоном возразил Новицкий. Подполковник отвлекал его от работы, и вести беседы на отвлеченные темы Виктору не хотелось: – Больше у меня новостей нет.

– И так достаточно. Этот идиот все, что мог, уже сделал… – Ерожин мельком взглянул на фотографию Любы в подвенечном наряде.

– Этот экземпляр в нашей коллекции уже есть. Интересно, откуда у них столько ее снимков?

Новицкий ни чему не удивлялся:

– Девушки любят сниматься. – Невозмутимо сообщил он.

– Но она же покойница?

– Эта в вашем мире. А в моем, виртуальном, она живее всех живых.

– Ты в состоянии вычислить, откуда велась переписка с архитектором?

– Могу, но это возьмет время, а я занят.

– Мне это очень важно.

– Позвоните вечером домой. – Предложил Новицкий и отвернулся к экрану монитора. Подполковник понял, что ему пора уходить. Оказавшись в холле, он решил зайти к Севе Кроткину попрощаться, но тот вел переговоры. Ерожин передал привет родственнику через секретаря Рудика и покинул фонд «Возрождение».

Усевшись в свой «Сааб», Петр достал из кармана мобильник и позвонил в Краснодар.

– Кружилин слушает. – Ответили в трубке.

– Михаил, с вами говорит Петр Ерожин, что приезжал к вам из Москвы. Почему вы так поступили?

– Как поступил? – Прикинулся дурачком архитектор.

– Послали хамский ответ своей «невесте». Мы же договаривались, что вы продолжите переписку?

– Я не сдержался. Это сволочь вывела меня из равновесия. Такая молодая и такая гадина!

– Девушка, фотографии которой у вас в компьютере, умерла три года назад. Под личиной Лиды действует преступник, а вы его спугнули. Что молчите?

– Час от часу не легче.

– Вы должны написать заявление в милицию.

– Ничего я никому не должен. Не впутывайте меня в это дело. Я сыт по горло. – Отказался Кружилин и отключил связь. Петр убрал телефон в карман и тронул с места. Прикатив на Чистые Пруды, он застал Глеба и отставного генерала.

– А где Надя? – Пожав мужчинам руки, поинтересовался Ерожин.

– Твой сынишка заболел. У тезки температура. Надя домой уехала. – Ответил Иван Григорьевич.

– Странно… Утром Ванька вполне здоровым выглядел.

– С детьми так часто бывает. – Со знанием дела заверил Михеев. Глеб отцовского стажа имел на год больше, чем Ерожин, и в детских вопросах, не без основания, считал себя сильнее шефа.

– Ладно, мужики, тогда я домой. А «военный совет» проведем завтра.

Генерал сочувственно кивнул:

– Конечно, Петро… Но хоть расскажи, удалось Новицкому переписку вскрыть?

– Удалось, но из-за этого поганца весь мой краснодарский визит коту под хвост. – Пожаловался Ерожин и коротко передал содержание хамского ответа взбешенного архитектора мнимой невесте: – Да еще, в придачу, сотрудничать с милицией отказался.

– Вот гнус… – Огорчился Глеб.

– Да, действительно, поганец. – Басом поддержал Грыжин.

– Еще какой. – Согласился Ерожин. – Это был единственный, реальный шанс на них выйти. Теперь затаятся, гады.

– Почему гады? – Переспросил генерал: – Ты предполагаешь, что аферистов несколько?

– Поживем, увидим… – Не стал уточнять директор бюро.

В своей квартире, кроме Нади и Шуры Ростоцкой, Петр застал педиатра. Полная розовощекая дама лет пятидесяти сидела в кухне и пила чай. Ее румяное широкое лицо казалось еще ярче от белоснежного халата. На столе перед докторицей стояла чашка чая, печенье и коробка шоколадных конфет. Коробка была большая, а конфет в ней осталось всего несколько штук.

– Что с Ванькой? – Спросил Петр.

Надя кивнула на шоколад:

– Видишь коробку?

– Вижу.

– Твой сын всю и слопал. Три штуки оставил.

Шура замахала руками:

– Я так перепугалась. Смотрю, Ванечка весь темными пятнами пошел и головка горячая. Я чуть с ума не сошла! – Она, видно, эту историю уже не раз рассказывала, поэтому докторица ее остановила:

– Ничего страшного. Промывание я ему сделала. Денек на диете посидит и все пройдет.

Но Шура никак не могла успокоиться:

– Я виновата. Привела Ванечку с Леной из школы и пошла на кухню. Леночка возле меня крутилась. А Ванечка в гостиной остался. И полная тишина. Мне бы хватиться, дуре, что он неспроста затих. А мне невдомек. Когда чухнулась, он уже всю коробку и смолотил…

– Бывает. – Улыбнулся Ерожин и пошел глядеть на сына. Ваня спал, отвернувшись к стенке, и сладко посапывал. Завидев отца, Леночка отвлеклась от тетрадки, где старательно выписывала буквы алфавита, и приложила палец к губам.

– Понял, не дурак. – Прошептал Ерожин, и на цыпочках покинул детскую. Отказавшись обедать, он уединился в кабинете. Усевшись за стол, извлек блокнот и решил подытожить все известные факты своего странного расследования. Что ему удалось выяснить? Не так много, но кое-что есть. Покойница любила сниматься. Значит, где-то живет фотограф, относившийся к ней с симпатией. Вряд ли у студентки имелись лишние деньги. А фотографии, если их заказывать, стоят недешево. Надо фотографа найти. Ерожин стал раздумывать, как это сделать. Но сосредоточиться не успел. В прихожей хлопнула парадная дверь, затем в кабинет заглянула Надя:

– К тебе можно?

– Заходи. Чего там у вас происходит?

– Доктор ушла, и Шура с ней.

– А Шура куда? – Для порядка осведомился супруг.

– В магазин, потом в аптеку…

Петр внимательно посмотрел Наде в глаза:

– Выходит, минут сорок у нас есть?

– Для чего есть?

Ерожин решил не отвечать. Он взял жену на руки уложил на диван.

– Петька, ты в своем уме!? Дети дома.

– Ванька спит, а Ленка вся в науке. Ей не до нас.

– До ночи подождать не можешь… – Попыталась урезонить она мужа, но было уже поздно… Петр жадно набросился на жену, словно моряк, вернувшийся из дальнего рейса.

– Задушишь, черт. – Прошептала Надя и закрыла глаза.

– До чего же ты у меня сладкая. – Сообщил удовлетворенный супруг, поглаживая Надины бедра: – Давай еще…

В прихожей снова хлопнула парадная дверь.

– Пусти, Шура пришла. – Жена вскочила с дивана, набросила халат, но Петр успел схватить ее за руку.

– Так быстро? Подожди.

– Ничего себе быстро!? Почти час ее не было. Посмотри на будильник.

– Влюбленные часов не наблюдают… – Возразил Ерожин. От перезвона мобильного супруги вздрогнули. Петр поморщился и отпустил Надину руку. Воспользовавшись моментом, она показала мужу язык и выбежала из кабинета. Мобильный продолжал названивать. Петр потянулся за брюками, достал из кармана трубку и голым уселся на диван:

– Ерожин слушает.

– Говорит Новицкий. В фонде работают электрики. Пришлось выключить технику из сети и уехать домой раньше. Могу выдать вам адрес.

– Какой адрес? – Петр еще пребывал в лирическом расслаблении, и его мозг не вернулся в мир реальный.

– Адрес отправителя трогательных писем лженевесты. – Пояснил Виктор: – Конечно, если этот вопрос еще вас интересует?

– Еще как интересует! – Закричал Ерожин.

– Записывайте. Медицинский центр на Каширке. Каширское шоссе, дом семьдесят два. Сейчас я постараюсь разобраться с почтой Полины из Питера и эстонца. Хотите, можете приехать.

– Хочу. – Петр поблагодарил, за секунду оделся и, крикнув женщинам: – Я побежал! – Выскочил за дверь.

Надя в халате выбежала на лестницу за ним:

– А пообедать?

– Надька, я прекрасно пообедал. Ты у меня великолепная хозяйка. – Ответил он откуда-то снизу.

– Дуралей… – Улыбнулась Ерожина и поспешила назад в квартиру.

У первого светофора Петр извлек телефон и позвонил Волкову:

– Тимофей, затребуй, пожалуйста, все, что есть о наезде на нашу покойницу.

– Ты с ней уже беседуешь на кладбище?

– Подполковник Волков, шуточки потом. «Невеста» вела переписку о своими «женихами» с компьютера Медицинского центра. Погибла она рядом с этим центром. Улавливаешь?

– Думаете, есть связь? – Тимофей никак до конца не мог привыкнуть обращаться к бывшему шефу на «ты». Но сейчас Ерожин не обратил на это внимания:

– Не верю в случайности такого рода. Я пилю к Новицкому, а ты пока подсуетись с архивом.

У Волкова своих дел хватало, но Ерожину Тимофей отказать не мог. Он вздохнул и согласился.

Петр положил трубку на соседнее сидение и посмотрел на часы. Они показывали десять минут четвертого. До времени «Пик» оставалось еще два часа, а улицы Москвы едва справлялись с потоками транспорта. На Садовом Петр простоял минут двадцать, затем попал в пробку у Маяковской площади. К Коровинскому шоссе, где жил Виктор, он пробился в начале шестого.

Ерожин вошел в лифт и поднялся на десятый этаж. Новицкий открыл дверь и заявил с порога:

– Угощать не буду. Дома продуктов не держу, питаюсь в городе, чтобы посуду не мыть. У меня и холодильника нет.

Квартира Новицкого имела размеры и планировку прежней квартиры Ерожина в Чертаново. Теперь там жил Глеб Михеев с женой Любой и сыном Фоней. Люба и его супруга Надя – родные сестры. Поэтому подполковник за свое прежнее холостяцкое жилье взял с Глеба символическую цену.

– Так вы поняли, что мне угощать вас нечем? – повторил Новицкий.

– Переживу. – Улыбнулся Петр, оглядываясь по сторонам. Квартирка напоминала склад электронной техники. И лишь диван с непокрытым постельным бельем служил фактом постоянного жилья. Виктор освободил кресло от своих вещей и усадил в него Ерожина. Сам он устроился на вертящемся стуле, у одного из своих компьютеров.

– Выкладывайте, молодой человек. Откуда наша покойница писала кокетливые письма?

– Адрес отправителя всех писем один. Я вам его уже продиктовал.

– Каширка?

– Да. Медицинский центр на Каширском шоссе.

– Класс! – Ерожин потер руки.

– Чему вы радуетесь? – Равнодушно поинтересовался Новицкий.

– Не думаю, чтобы было очень сложно вычислить пользователей компьютера. Даже если предположить, что он находится в большом кабинете.

Виктор посмотрел на Ерожина, как взрослые люди смотрят на малых неразумных детей:

– Петр Григорьевич, в подобном центре компьютеров может быть больше тысячи. Это целая сеть. И лишь работает она через один зарегистрированный ящик.

– Дела. Прости мою тупость. В бытность обучения компьютер и все, что с ним связано, для нас было нечто вроде полета на Венеру. Далеко и неправда. А потом стало не до них. Бандитов ловил.

– У вас должны быть специалисты. При управлении Внутренних дел целую службу открыли.

– Службы у нас есть… – Подтвердил Ерожин: – И на Петровке молодежь грамотная, поэтому следователь в любой момент может прибегнуть к их помощи. Я следователь частный, оттого работаю с тобой. И естественно, не все понимаю…

– Ну теперь поняли? – Улыбнулся Виктор. И эта улыбка сделала его похожим на озорного подростка.

– Понял. И кто паук всей этой страшной сети медицинского центра? Есть же там человек, который отвечает за работу техники.

– Конечно. Это сетевой администратор.

– С него и начнем.

– Хотите совет?

– Естественно.

Новицкий как-то странно посмотрел на гостя. Петр смысла взгляда не понял:

– Выдавай свой совет.

– В Интернете есть такая фишка. Вы можете общаться с человеком по Аське или даже скорее по MSN в режиме он-лайн.

Ерожин поморщился:

– Можно попроще?

– Можно. В живом времени. Почти как по телефону.

– Теперь дошло. Что дальше?

– По словам Полины, ее муж по ночам сидел у компьютера. Скорее всего, он так и общался с «невестой». Вы понимаете?

– Ты хочешь сказать, мне надо искать на Каширке ночного сторожа? – Уточнил Ерожин.

Виктор улыбнулся:

– Насчет сторожа не знаю, но этот тип имеет возможность оставаться в Центре и по ночам.

– Спасибо, приму к сведению. – Ерожин поднялся и еще раз оглядел обитель компьютерного гения: – Кстати, скажи, тебе нравится жить в таком логове? Женился бы что ли?

Улыбка на лице Виктора погасла, он побледнел и отвернулся. Ерожин почувствовал, что сморозил бестактность. Но какую сообразить не мог:

– Прости меня, если обидел?

Новицкий повернул к нему лицо. В его прекрасных глазах стояли слезы.

– Я ни с кем об этом никогда не говорил. Но ты мужик нормальный. Можешь меня выслушать?

– Конечно, могу. Ты поужинать не хочешь? Я хоть и из дома, а пообедать не успел. К тебе помчался. Поужинали бы вместе и поговорили.

– Если приглашаешь, не откажусь. Но в еде я привереда. – Согласился Новицкий, и щеки его немного порозовели.

– Знаю. Квашеную капусту со свининой не употребляешь. – Рассмеялся Ерожин, вспомнив гримасу Новицкого на эстонском хуторе.

– Ты с машиной? – Ерожин кивнул. – Спускайся и подожди меня пять минут, я оденусь и тоже спущусь.

Петр стоял в лифте и думал, как незаметно и естественно они перешли на «ты». С Волковым работали вместе годы. Тимофей проявил себя настоящим мужиком, стал для Ерожина другом, близким человеком. А на брудершафт они выпили всего несколько дней назад. С этим же мальчиком знакомы чуть больше недели, и уже на «ты».

Виктор знал на Коровинском шоссе маленький армянский ресторанчик.

– Закажите тюфту. – Попросил он.

– А что это за блюдо? Впервые слышу. – Удивился Ерожин.

– Закажите, не пожалеете. – Заверил Новицкий.

– Пожалуйста. Но можешь сказать, что это такое?

– Вам Ашот лучше расскажет. – Виктор жестом подозвал официанта. Полный лысоватый армянин подошел к их столику:

– Как всегда?

– Да, принеси нам две порции тюфты, и расскажи моему другу, что это за блюдо.

– Тюфта это тюфта. – Расплылся армянин и прищелкнул языком: – У нас она, конечно, ничего. В Москве лучше не найдешь. Но за настоящей надо лететь в Ереван. Ереванские хозяйки ездят за фаршем в Ачмиадзин. А это почти сто километров от столицы. Женщины там берут вырезку теленка или молодого бычка и сбивают фарш тыльной стороной ладони. Маленькую котлетку из такого фарша бросают в кипящий бульон, и она превращается в большое облако. Ешь и плачешь…

– Ты гурман… – Улыбнулся Ерожин, дождавшись, пока Ашот их покинет.

– Ем я немного, но с большим выбором. Может быть, именно потому, что живу один. – Признался Новицкий.

– Ты хотел мне что-то сказать? – Напомнил Ерожин.

– Да, но не знаю, как приступить.

– Коротко и по существу. Помнишь, как ты меня учил излагать свои просьбы?

– Это когда о деле. А я полюбил женщину.

– Прекрасно. – Ерожин не мог себе представить, что подобное может стать проблемой для молодого красивого парня.

– Петр, я не умею спать с женщинами, как все. Понимаешь меня?

– Пока не очень. Но полагаю, института кончать для этого не надо.

– Дело не в том…

– Ты что, импотент? Так это лечится…

– Нет, я совсем не импотент. Но я трахаюсь виртуально, в сети. А так не могу.

– Виртуально?! – Ерожин с таким удивлением посмотрел на молодого человека, что тот не выдержал и расхохотался.

– Ты думаешь, я один такой? – Виктор вытер платком слезы: – Сейчас много и молодых мужчин, и женщин, и девушек. У нас есть свои сайты виртуальных знакомств. Мы общаемся между собой в сети. И эротика у нас виртуальная.

– Чушь какая! – Петр представил себе, что живет с Надей через компьютер, и ему стало тошно: – Дурак ты. Что может быть прекраснее красивой бабы в постели. Дело не только в том, чтобы себя, как кобеля, удовлетворить. Это же еще целый мир. Ты наслаждаешься, прикасаясь к ней, разглядывая ее тело. Оттого, что она рядом, уже хочется петь. А ты виртуально… Ты что, опять влюбился через Интернет?

– В том-то и дело, что я полюбил живую женщину. Но у меня с ней ничего не вышло. И теперь мне стыдно с ней общаться. И я мучаюсь.

– Не будь идиотом. Если и ты ей нравишься, она тебя переучит быстро.

Виктор покраснел как девушка:

– Вы так думаете?

– Я в этом уверен. Если ты не импотент, все будет как надо.

– Она старше меня.

– Намного?

– Лет на пять-шесть.

– Это ерунда. Если ей немного за тридцать, для женщины это самое оно. Лицом и телом она еще в самый раз, и уже не совсем дура… – Ерожин хотел еще что-то сказать. Но появился Ашот с подносом. Кроме заказанного блюда они получили свежие овощи, зелень и армянский лаваш. На подносе имелась и бутылка. Ерожин посмотрел на этикетку, затем на Виктора:

– Что это?

– Это «Ани». Мой любимый армянский коньяк.

– Вот почему ты пошел знакомиться с Иваном Григорьевичем?! – Развеселился Ерожин.

– Поэтому и поехал с вами. – Улыбнулся Новицкий: – Впервые в жизни я встретил человека, который пьет, как и я, только «Ани».

После ужина Петр предложил подвезти Виктора до дома, но тот отказался:

– Хочу пройтись. Мне очень помогли твои слова. Я рос без отца и никогда ни с кем из взрослых мужчин не мог поговорить на подобную тему.

– Обращайтесь. Хоть я и не понимаю, что такое процессор, что такое красивая баба в койке, понимаю очень хорошо… – Улыбнулся Ерожин и уселся в машину.

* * *

1 Ноября 2004 года

Массивное пятнадцатиэтажное здание медицинского центра находилось не на самом проспекте. От проезжей части его отделял небольшой парк. К главному входу вела узкая бетонка. Ерожин свернул на нее, но припарковаться не смог. Асфальтированная стоянка оказалась забита. Он попытался найти свободное место на бетонном кольце, вокруг здания, но и там, едва оставляя узкую полоску для проезда, плотно стояли машины. Сделав круг, Ерожин газанул и вылетел на газон парка. Оставив свой «Сааб» под огромной липой, он запер его пультом и зашагал к главному входу.

На проходной скопилась толпа из нескольких десятков человек. Люди напирали друг на друга, создавая давку. Несколько охранников с трудом сдерживали натиск. Петр пробился к турникету и показал свое удостоверение. Широкоплечий крепыш провел его за турникет, но дальше не пустил:

– Товарищ подполковник, вы по вызову?

– По какому вызову? – Не понял Ерожин.

– Вы из службы «Р»?

– Нет.

– Тогда по какому вопросу? – Продолжал допрашивать страж.

– Я пришел по делу частного расследования… Мне надо поговорить с администратором сети.

– С ним сейчас все хотят поговорить… Подождите, я свяжусь с начальником безопасности. – Крепыш отошел на несколько шагов и достал трубку. Посовещавшись с начальством, он передал трубку посетителю:

– Сообщите цель визита нашему шефу.

– Говорит подполковник Ерожин. Мне необходимо переговорить с сетевым администратором. Вашим компьютером пользовался аферист.

– Хорошо, вас ко мне сейчас проведут. Верните трубку моему сотруднику.

Ерожин вернул трубку охраннику.

– Следуйте за мной. – Бросил крепыш и спортивным шагом повел Петра по длинному коридору. Ерожин начал отставать:

– Подожди, за тобой не угнаться…

– Можете прибавить ходу? Боюсь, что ребята без меня проходную не удержат. – Обернувшись, попросил охранник. По коридору сновали люди в белых халатах. Многие передвигались еще быстрее, чем Ерожин и его проводник. Они домчали до конца коридора и свернули на лестницу. Спустившись на один пролет, крепыш остановился у железной двери и карточкой открыл электронный замок: – Все, я побежал назад. – Бросил он, запустив посетителя.

Ерожин вошел в небольшой кабинетик. За столом сидел очень полный молодой мужчина:

– Александр Абрамов. – Представился он, протянув Ерожину пухлую руку. Ерожин пожал ее и почувствовал, что сила у мужика недюжинная.

– Выкладывайте, кто вы, с чем пришли, и побыстрее.

Петр кратко изложил Абрамову суть дела.

Начальник безопасности задумался:

– Вам мог бы помочь наш системный администратор. Но в том-то вся и проблема, что он куда-то делся.

– А почему у вас такая суматоха. Мне ваш парень сказал, что это связано с компьютерами.

– Да, с сетью. – Подтвердил Абрамов.

– А что случилось?

– Сами полюбуйтесь. – И толстяк указал на экран монитора.

– Я не силен в виртуальной технике. – Виновато улыбнулся Ерожин.

– В этом сам черт не разберется. Или вирус попал, или кто-то намеренно уничтожил всю базу данных в сети центра. Мы вызвали специалистов из отдела «Р». Ждем. Они должны разобраться.

– Вы можете объяснить, что случилось, в общих словах? Как я понял, ваш компьютер не работает.

– Если бы не работал только мой, это была бы сказка. Не работают все. Представляете, истории болезней, данные за много лет, научные исследования, бухгалтерия, финансовые отчеты, зарплата, системы противопожарной безопасности. Все семьсот пятьдесят два компьютера в жопе.

– Как же можно испортить столько компьютеров сразу? – Не понял подполковник.

– У нас сеть. Все компьютеры подсоединены к процессору системного администратора. Если вирус попадает в один, он может проникнуть и в остальные. Что произошло конкретно, никто не знает. Все это кошмар. А системного администратора на месте нет.

– Куда же он делся?

Толстяк развел руками. – Борис Федорович у нас как ясно солнышко. Директор боится не только на него крикнуть, а даже приказать. Он его упрашивает.

– Понятно. У моего родственника служит подобный молодой человек. – Усмехнулся Ерожин, вспомнив Новицкого: – Похоже, это публика особенная…

– Не без того. – Согласился Абрамов: – Борис мог домой поехать, мог к брату, к девице какой-нибудь. Или еще куда. Ищут. Но пока безрезультатно. Так, что сегодня не до вас. – И Абрамов протянул Ерожину визитку: – Вот мой телефон. Позвоните через пару дней…

Ерожин поднялся:

– Всего один вопрос. Борис Федорович работал по ночам?

– Логинов? Он до конца рабочего дня редко досиживал. А вы говорите по ночам…

– А кто из сотрудников в ночное время имел возможность пользоваться компьютером?

– Да таких здесь десятки. Любой дежурный по отделению. Врачи по ночам и диссертации пишут, и компьютерными играми забавляются, даже в карты на компьютере играют. Надеюсь, больше вопросов нет? – Сдавив свой пухлой лапой еще раз руку Ерожину, хозяин открыл дверь кабинета: – Сами отсюда выберетесь?

Ерожин кивнул и двинул к выходу. Поднявшись по лестнице, он снова зашагал по длиннющему коридору центра. Там продолжали сновать люди. Гул, стоящий в помещении, напоминал потревоженный улей. Петра два раза толкнули, кто-то наступил ему сзади на ногу. Петр оглянулся и увидел высокого худощавого старика в белом халате. Тот, не извинившись, обогнал подполковника, и понесся вперед, с лицом, выражавшим полную прострацию. Ерожин не заметил, как сам ускорил шаг. Общая нервозность подействовала и на него. Но, прошагав половину коридора, внезапно остановился, и побежал обратно. Спустившись по лестнице, он добрался до двери кабинета начальника охраны, и дернул за ручку. Но дверь не открывалась, а карточки для электронного замка у него не было. Петр постучал. Не дождавшись реакции, замолотил по двери кулаками.

– Я так и думал, что это опять вы. – Спокойно встретил его Абрамов. Он приоткрыл дверь, но в кабинет Ерожина не пригласил.

– Простите, еще один вопрос?

– Валяйте. – Не двигаясь с порога, разрешил начальник охраны.

– Вы давно здесь служите?

– Четыре года с небольшим. А зачем вам?

Ерожин извлек из кармана блокнот и заглянул в него:

– У вас работала девушка, Любовь Крестова. Три года назад она погибла, попав под машину. Мне бы хотелось узнать подробнее, как это произошло.

– Она не у меня работала, а в отделении интенсивной терапии. Ладно, заходите. – Абрамов попятился, пропуская назойливого посетителя в кабинет. Уселся за свой стол и указал Ерожину на кресло: – Садитесь, подполковник. Девчонку я помню, и мне ее жаль. Она была такая счастливая в последний месяц своей жизни. У нее глаза светились.

– Так вы ее знали? – Оживился Петр. Абрамов ответить не успел, в кабинет вбежал его подчиненный.

– Дома не нашли. – Доложил он начальнику.

– К брату гоните. – Приказал Абрамов.

– Машин нет. Все начальники с ума посходили. Всем сегодня куда-то нужно.

– На, Гена ключи от моей тачки. И время не теряй… – Абрамов проводил взглядом подчиненного до двери и повернулся к Ерожину: – И дома системного администратора нет. Так на чем мы остановились?

– Я спросил, знали ли вы Любу Крестову?

– Не то чтобы знал. Но мы здоровались. Когда она дежурила до двенадцати, я иногда провожал ее до остановки автобуса. Девушка ночью через наш лесок боялась одна ходить. А в тот раз не проводил.

– Поленились?

– Бросьте, подполковник. Я же за ней не волочился и провожал ее всего раза три, когда она мне попадалась.

– Я без задних мыслей. – Соврал Петр, поскольку отношения девушки с собеседником его интересовали.

– Я тоже без задних. А потом она сама отказалась.

– Почему?

– Ухажер, наверное, встречал. Не даром она вся светилась. Девчонка молодая, красивая. Самое время влюбляться…

– Вы его видели?

– Нет, ни разу. В тот вечер я и ее не видел. Только на другой день, когда пришел на работу, узнал. Но мне эта история не понравилась.

– Такая история вряд ли нормальному человеку может понравиться. – Высказался Ерожин.

– Да это ясно. Я о другом. Если бы она попала под машину на Каширке, грустно, но понятно. Ночью пьяные гоняют, пижоны на иномарках. Но ее сбили тут, на нашей бетонке. Если бы не нянечка Воронкова, она бы до утра на дороге пролежала. Ее хотели сразу в операционную, но она уже кончилась. Тогда решили не трогать, а вызвать милицию.

– А почему милицию? Наездами ГИБДД занимается.

Начальник охраны задумался:

– Дело в том, что Воронкова кликнула тех медиков, кто дежурил внизу. Ну и нашего охранника тоже. Представьте пустынную ночную бетонку, а на ней девушка в луже крови. Машину никто не видел. Видно, решили, что ее кто-то стукнул. Где тут ночью машинам летать?

– Да, на вашей дорожке большую скорость не разовьешь, – согласился подполковник: – Похоже, наехали на девочку умышленно.

Абрамов кивнул:

– Я тоже так думаю. Но доказательств нет, нет и свидетелей. А предполагать можно всякое. Только не возьму в толк, кому и чем могла наша Люба помешать?

– А вы не знаете, как она попала на работу в центр?

– Не знаю. Хотя санитарку, да еще студентку медицинского, в любой больнице с руками оторвут. Она умела больных выхаживать. Иван Семенович очень переживал. Для него это была большая потеря….

– А кто такой Иван Семенович? – Поинтересовался Ерожин.

– Иван Семенович Родин – заведующий отделением. Он к ней нежность испытывал. – Грустно улыбнулся Абрамов.

– Влюбился что ли?

– Да нет. Отцовскую нежность. Родину далеко за шестьдесят. У него дочка старше. Да и вообще, это совсем другой человек.

– Как бы мне с ним поговорить?

Абрамов усмехнулся:

– Сегодня ему не до вас. У него в отделении тоже компьютер накрылся. А это для Родина настоящая беда. Ему истории болезней своих пациентов придется на память восстанавливать. Все процедуры и лекарства в ящике… Вы уж подождите, пока тут все уляжется. Любушку не воскресить. Прошло три года, ну, пройдет еще несколько дней.

Петр записал в блокнот фамилию врача, поблагодарил начальника охраны, и распрощался.

* * *

3 Ноября 2004 года

– Это наша земля, и мы никогда ее не отдадим. – Бабаян отставил в сторону рюмку с коньяком, так и не пригубив напиток.

– Послушай, Арно, из республики уехало полтора миллиона человек. Родина останется без интеллектуального потенциала, а вы уперлись в проблему границ. – Раздраженно возразил Арташес, но свой коньяк выпил.

– Тебе хорошо рассуждать, сидя в Москве. А я каждый день хожу мимо своих. Как я им объясню, что наша исконная земля никогда не вернется даже к их детям. – Бабаян тряхнул седеющий гривой и впился взглядом в глаза друга.

Арташес Арамович Теровосян уже двадцать лет жил в Москве и, хотя в отличие от своего друга министра к политике относился как к делу нечистоплотному, за событиями на родине следил пристально. Маленькая Армения переживала тяжелые дни, и трудно найти армянина, равнодушного к судьбе родины, где бы он ни обитал в данное время.

– Арно, ты же знаешь, что спорные территории заселены курдами. Это не турки, которые сейчас на подъеме и рвутся в Европейский Союз. Нам только курдских проблем не хватает. – Раздраженно возразил Теровосян и, ловко насадив на вилку маслину, отправил ее в рот.

В другое время о судьбах многострадальной родины он мог бы спорить не одну ночь. И эта больная тема никогда бы не вызвала раздражение. Но сегодня Арташес не был расположен к политической полемике. Он ждал коллегу из Германии, и его мозг только отчасти участвовал в споре. Теровосян месяц готовился ко встрече с немцем. Профессор из Дюссельдорфа написал статью об «Идиоте». Он разобрал роман великого русского писателя с немецкой обстоятельностью и пришел к выводу, что «Идиот» не несет ровным счетом никакой социальной нагрузки, а является блестящим примером мастерски написанного бульварного романа.

С такой точкой зрения Арташес Арамович был категорически не согласен и приготовил немцу железные аргументы. Но Себастьян Кох не появился. Хотя они еще по телефону условились, что профессор из Дюссельдорфа навестит его в среду. Арташес Арамович знал, что немец прилетел в субботу. Знал он так же и о страсти немца к русской девушке. Понимая, что лирическая встреча возлюбленных могла отвлечь ученого даже от Достоевского, Теровосян не пытался связаться с коллегой, хотя номер его мобильного телефона имел. Но он был уверен, что немец обязательно придет. Кроме научного спора, Кох вез Теровосяну предложение посетить Дюссельдорфский Университет и контракт. Москвича приглашали прочитать курс лекций на кафедре Коха, пока тот в отпуске. А это обстоятельство обязывало профессора с визитом не затягивать. Но в среду немец не появился. Не появился он и в четверг. Свято место пусто не бывает, и вместо Себастьяна Коха, к нему заявился однокашник из Еревана. Арно Бабаян прибыл в Москву для официальных переговоров, и ему забронировали номер в Президент-отеле. Но Бабаян предпочитал останавливаться у друга детства. Они вместе с Арно окончили не только школу, но и Московский университет. Арташес остался в Москве и не изменил науке, Арно вернулся в Ереван и ушел в политику.

– Да, курды это не подарок. Но у нас слишком мало земли, чтобы делать такие широкие жесты. – Продолжал отстаивать свое ереванский гость.

– Вы должны развязать себе руки, чтобы наладить жизнь в республике. При закрытой теме границ, и Турция могла бы стать в этом деле полезным партнером. – Вяло возразил Арташес Арамович и посмотрел на часы. – Стрелки показывали четверть шестого: – Слушай, Арно, ложись спать. Уже утро. Мы и так всю ночь проболтали, а тебе к десяти в Кремль.

– Если я лягу, хоть меня палкой бей, не проснусь.

– Ты ложись, а я уж тебя разбужу, не сомневайся. И палка не понадобится. – Заверил Арташес гостя. Арно посмотрел на него и неожиданно рассмеялся.

– Чего ржешь? – Не понял Теровосян.

– Ты говоришь с сильным русским акцентом. Еще поживешь в Москве, родной язык совсем забудешь.

– Правда? За собой не замечаешь… – Виновато улыбнулся Арташес Арамович.

Уложив школьного друга в спальне, он отправился в свой кабинет и раскрыл папку. В ней находились аргументы, которые, по мнению Теровосяна, камня на камне не оставляли от выводов немецкого профессора о романе Достоевского. Теровосян полистал свои тезисы, но углубиться в них не получалось. Ночной спор утомил, да и замечание друга об его русском акценте задели Арташеса.

«Да, странная штука жизнь… – подумал он. – Вот я Арташес Теровосян – армянин. Себастьян Кох – немец. И мы оба готовы рвать волосы на голове из-за русского писателя Достоевского. Смешно? А с другой стороны, что тут смешного? Достоевский гений. А любой гений это достояние всего человечества. Прав их Шопенгауэр, который сказал, что «культура не имеет национальности».

В девять часов Арташес Арамович сварил кофе и пошел будить друга. Хозяин опасался, что это будет не просто. Но Бабаян сам проснулся. Он сразу поднялся, умылся, быстро проглотил маленький бутерброд, но кофе допить не успел. Снизу позвонил водитель. За министром дружественной Армении из Кремля прислали автомобиль.

Оставшись в одиночестве, Арташес Арамович подумал, не улечься ли самому на часок-другой. И уже постелил себе на диване в кабинете. Но лечь не дал телефонный звонок. Теровосян снял трубку и услышал приятный женский голос с милым немецким акцентом:

– Мне надо говорить с доктором Теровосяном.

– Я у телефона.

– Господин Теровосян, вас беспокоит Катрин Штольц с кафедры русской литературы из Дюссельдорфа.

– Очень приятно.

– У вас, господин Теровосян, во вторник есть первая лекция. Когда вы вылетаете?

– Милая Катрин, я еще не получил приглашения. Как я могу вылететь?

В трубке надолго замолчали.

– Вы меня слышите? – Забеспокоился Арташес Арамович.

Госпожа Штольц его слышала и молчала, потому что думала. Наконец Теровосян услыхал ее растерянный голос:

– Профессор Кох не вручил вам приглашение?

– Я не имел чести его видеть.

– Это есть очень странно. Себастьян имел намерение навестить вас в среду. У него даже в календаре имеет быть пометка. Я ничего не понимаю.

– Я тоже. – Признался армянин.

Штольц опять долго думала:

– У вас есть номер его мобильного телефона?

– Есть.

– Вы ему делали звонок?

– Нет.

– Почему?

– Не хотел быть назойливым. Не один я ждал его в Москве…

– Вы имеете ввиду невесту профессора Коха?

– Да, я имею ввиду ее…

– Вы не знаете Себастьяна. Он есть очень обязательный человек, и его личная жизнь на делах никогда не отражалась. Я вас очень прошу, господин Теровосян, сделайте ему звонок. А я, если разрешите, сделаю вам звонок позже.

Арташес Абрамович не мог не согласиться с Катрин в оценке ее шефа. С профессором Кохом он не раз встречался лично, и тот всегда был пунктуален и ответственен. Теровосян обещал «сделать звонок», и как только Катрин положила трубку, позвонил Коху. Но немец не ответил. Арташес Арамович на всякий случай набрал номер еще раз. И снова безрезультатно. Тогда он решил дождаться повторного звонка из Германии, чтобы уточнить номер телефона. Возможно, он сделал ошибку в записи. Но звонок раздался в прихожей. «Неужели Арно так рано освободился», – подумал Теровосян и, поправив халат, поспешил в прихожую:

– Кто там?

– Арташес Арамович, откройте. Это лифтерша Вера. Он открыл дверь и увидел знакомую старушку с конвертом в руках:

– Проходите Вера Тихоновна. – Любезно пригласил он лифтершу.

– Нет, я только на минутку. Вам тут передали. – Она протянула Арташесу конверт и поспешила в лифт.

Теровосян вернулся в кабинет, надел очки и вскрыл депешу. Это были деловые бумаги из дюссельдорфского Университета. Он бросил конверт на стол, как был в халате, выбрался на лестничную площадку и, не вызывая лифта, спустился вниз.

– Вера Тихоновна, почему он не зашел ко мне сам?

– Кто не зашел?

– Тот, кто передал вам конверт.

– Конверт передала девушка.

– Девушка? – Изумился Арташес Арамович.

– Да, девушка. Я сама ее не видела. Это было вчера около одиннадцати. Мне сменщица Поля сказала. Девушка постеснялась так поздно вас тревожить.

Теровосян покачал головой и, уже на лифте, вернулся к себе в квартиру. Через десять минут ему позвонила госпожа Штольц.

– Не беспокойтесь, я приглашение получил. О вылете вам телеграфирую. – Сухо сообщил Арташес Арамович и положил трубку.

* * *

4 Ноября 2004 года

Роберт откинулся в кресле, и смотрел на экран монитора, как художник смотрит на законченное полотно:

– Кажется, неплохо. – Прошептал он и подписался: «Роберт Красный».

Роберт Жестякин долго думал над псевдонимом. Подписывать стихи своей настоящей фамилией ему казалось вульгарным. Он стал перебирать имена известных поэтов. Почему-то пришел на ум «Петербург» Белого. Потом он вспомнил, что есть еще Саша Черный. А вот Красного поэта он не помнил. В слове «красный» было что-то эпатирующее, раздражающее слух. За ним вставали знамена большевиков, и пахло кровью. И Роберт решил стать Красным.

Она открыла своим ключом. Роберт вздрогнул, но с кресла не встал. Не дурно, если она застанет его за работой. Он так увлечен творчеством, что не замечает приход женщины. Пусть знает свое место. Он поэт, а она примитивная красивая самка, и ей вовсе не обязательно знать, что он два дня только о ней и думает.

– Так и будешь сидеть, отвернув морду. – Она стояла посередине комнаты. Ее широко расставленные длинные ноги в высоких сапожках выражали возмущение, в то время как смазливое кукольное личико не выражало ничего.

– Прости, женщина, я заработался. Снимай пальто. Я закончу строку и вернусь в этот мир… – Он снова повернулся к компьютеру, поднял голову и прикрыл глаза. Она продолжала стоять в той же позе.

– Ты уже разделась? – Он спрашивал, не отрывая глаз, как бы оставаясь над суетным течением жизни.

– И не собираюсь раздеваться. Я на минуту.

Роберт резко повернулся. Она вела себя вовсе не так, как он рассчитывал. Его пыл творца не произвел на Оксану должного впечатления. Она презрительно отвернулась:

– Ты трепло и дешевка.

– Девочка, я тебя не понимаю. – Он еще пытался разыгрывать художника, парящего на Олимпе. Но играл уже по инерции.

– Не понимаешь? Конечно, легко вешать лапшу на уши девушке, когда она у тебя в койке, а потом плюнуть, забыть и растереть…

– Ты об этом… – Роберт поднялся и жадно оглядел ее с ног до головы.

– Да, об этом.

– Я же сказал, как только получу гонорар, тут же поедем в магазин.

– Какой еще гонорар!? За стишки, что ли? – Она презрительно скривила губки, и они создали нечто вроде бантика.

– Да, за стихи.

– Ты меня за дуру держишь?! Кто платит за стихи нормальные деньги?

– Мне платят. – Гордо возразил Роберт.

– Покажи мне этого придурка. – Оксана нагло расхохоталась ему в лицо.

– Зачем ты так говоришь? На прошлый гонорар мы прокатились в Канны. А на этот я куплю тебе машину.

– Ты там жался, как последний жмот. Потратился только на дорогу. Жили то мы в номере на халяву. Думаешь, не знаю, в чей номерок тебя пустили?!

– Да, мы жили в номере моего друга. И что тут такого?

– Ничего такого, только на халяву! – С удовольствием повторила Оксана: – И винишком кислым меня накачивал.

– Франция славится своими сухими винами. Они там классные!

– И дешевые. – Успела вставить Оксана: – Даже на шубу мне не раскошелился. А тачка это совсем другие деньги. Или думаешь, я сяду в подержанные Жигули?

Роберт никак не ожидал, что она упрекнет его поездкой. Ему казалось, что там, в отеле на берегу моря, она полностью счастлива и будет благодарна ему по гроб жизни. Она обыкновенная шлюшка, которой сто долларов за ночь красная цена. А он вывез ее на дорогой курорт, где ей прислуживали как леди. Он водил ее в ресторан, они купались ночами голые. Неужели она не понимает, как обязана ему за эти дни? За его щедрость и благородство? А оказывается, вместо этого она там думала о шубе. И угораздило же его влюбиться в нечто вовсе лишенное интеллекта. Его, тонкого знатока человеческих душ. Не даром мудрый народ придумал пословицу – «Любовь зла»… Он тяжело вздохнул:

– Хватит, Оксанка. Я куплю тебе нормальную тачку. Ты же сама хотела «Шкоду». Будет тебе «Шкода». – Роберт попытался обнять Марину, но она его отодвинула:

– На какие шиши ты ее купишь? Думаешь, я не знаю, за что ты свои бабки получал? Больше их у тебя не будет. Шкафчик опустел.

– Постой, Оксана! Ты чего-то не понимаешь. Я поэт. Я, между прочем, сегодня написал стихотворение и намеревался тебе его посвятить.

– Найди идиотку, которая будет давать за шизовые байки.

– Не получу гонорар, одолжу у брата. – Она посмотрела на любовника с некоторым сожалением. На ее кукольном личике возникло человеческое выражение. Но тут же его сменила наглая ухмылка: – На братика не рассчитывай. Сегодня Борис жив, завтра нет. Я же тебе сказала, шкафчик опустел. Вот ключи от твоей хаты, больше ты меня не увидишь. – Оксана бросила ключи на пол и пошла к двери. Роберт преградил ей дорогу:

– Оксана, какой шкафчик? О чем ты говоришь?!

– Пусти, кретин. Сам знаешь, какой. – В ее сумке раздался мелодичный перезвон мобильного. Оксана достала трубку, молча выслушала сообщение и, скривив губы бантиком, убрала телефон назад: – Так и быть, сегодня я у тебя побуду.

– Так-то лучше, дурочка! – Роберт пристроил ее пальто на вешалку и прижал девушку к себе.

– Сними с меня сапоги.

Он усадил ее на стул, стянул сапожки, и стал гладить ей колени и бедра.

– Подожди, не лапай. Я в душ схожу.

Роберт вернулся в комнату, распахнул пастель и торопливо разделся. Оксана вышла из душа лишь с крабиком часов на левом запястье и нехотя забралась под одеяло.

– Шлюха, – прошептал Роберт и впился ей в губы.

Оксана терпеливо выдержала его страстный порыв. Обнимая любовника правой рукой, изредка поглядывала на запястье левой. Ровно через полчаса она решительно встала.

– Ты куда? – Роберт попытался удержать девушку, но она отбросила его руку:

– Пойду ополоснусь. После тебя псиной пахну.

Роберта передернуло:

– Какая же ты хамка! И за что только я тебя люблю.

– Ты меня любишь? – Она обернулась, разыграв удивление.

– Не понимаешь, дура? За что бы я терпел твои жлобские выходки?

– Если любишь, давай уедем? Сегодня, сейчас же!

– Куда уедем? Спятила!?

– Хоть в ту же Францию. Я сама на дорогу бабки достану.

– Как мило! А на что жить? Пойдешь на панель? У них своих шлюх хватает.

– Если любишь, купим такси, будешь баранку крутить, а я дома сидеть. Рожу тебе сына. Или найдем богатеньких русских, пойду к ихним детям сопли вытирать. Там за это прилично платят.

– Молодец, хорошо придумала. Просто мыльная опера… Я брошу квартиру в центре Москвы, своих друзей, стихи и сяду шоферить в Марселе. Черножопых нелегалов возить! Нет, милашка, это не для меня. Я русский поэт, и кроме России мне жить негде.

– Дурак ты, а не поэт. Я тебе дала шанс. Теперь ты ноль без палочки. – Оксана повернулась и вышла. Роберт слышал, как она хлопнула дверью ванной и пустила душ.

Ее не было довольно долго. Он лежал и думал, что прекрасное тело Оксаны и ее безразличие заводит его больше, чем любая ответная страсть. Она стала для него чем-то вроде наркотика. Это была даже не любовь, а грубая физическая зависимость. Роберт улыбнулся, вспомнив предложение Оксаны сейчас же уехать за рубеж. Он ей не безразличен, как она пытается представить. Ребенка от него захотела. Он все-таки купит ей машину. Вот только заказчики почему-то молчат. Обычно каждую неделю проявлялись, а прошло уже десять дней. Все равно он найдет денег, и никуда она не денется…

Размышления поэта прервал щелчок дверного замка в прихожей.

– Оксана, ты чего, уходишь?

Никто не ответил. Он хотел встать, но не успел. В комнату вошли двое. Один, что повыше, держал в руке пистолет с глушителем. Роберт как завороженный смотрел на маленькое отверстие в стволе, направленное ему в голову и не шевелился. Он так и умер с широко раскрытыми удивленными глазами. Убийца опустил пистолет, подошел к письменному столу, пошевелил «мышкой» задремавший монитор и прочитал последнее стихотворение Роберта Красного.

– Чего там? – Спросил тот, что был пониже.

– Читай сам, если ни лень…

– «Плыву бумажным корабликом по грязному ручью жизни. А она осталась в осени».

– Уже приплыл. – Ухмыльнулся убийца и спрятал пистолет в карман.

* * *

4 ноября 2004 года

Подполковник Волков мерил шагами свой кабинет от окна до двери. Начальник отдела убийств ждал Ерожина. Тимофею теперь позарез понадобились материалы следствия, которое вел частный сыщик. Сегодня он сам с оперативной группой выезжал на проишествие. В своей квартире на Ленинском проспекте выстрелом в голову был убит Роберт Аркадьевич Жестякин. Труп молодого человека обнаружил Геннадий Петрищенко, охранник из Медицинского Центра на Каширке. Обнаружил не сразу. По поручению своего шефа он приезжал на Ленинский проспект трижды. В Центре произошло ЧП с компьютерной сетью. Борис Федорович Логинов, единственный сотрудник, который мог бы разобраться в этом, исчез. Роберт состоял с Логиновым в родстве. Жестякин доводился ему двоюродным братом, и они были весьма дружны. Логинов часто ночевал на Ленинском проспекте, и если на работе возникали проблемы с электронной техникой, системного администратора искали или дома, или на Ленинском.

Волков еще раз прошелся по кабинету, нервно посмотрел на часы и еще раз позвонил в бюро Ерожина.

– Тимофей, он уже к вам едет. – Успокоила его Надя.

– Что-то долго едет. – Пробурчал подполковник.

– Возможно, пробки. Не волнуйтесь, он с минуты на минуту объявится.

– Спасибо, Надежда Ивановна, я жду. – Волков симпатизировал жене Петра Григорьевича и, не смотря на озабоченность, тон его потеплел.

– А вы почему к нам в гости не заходите? Я всегда очень рада вас видеть.

– Зайду, Надежда Ивановна. Вместе разберемся с нашими общими баранами, и я у вас. Я тоже всегда очень рад вас видеть… – Улыбнулся Волков. Положив трубку, он так и сидел несколько мгновений с улыбкой. Между ним и Надей после их последней встречи установилось нечто вроде родственных уз. Надя, узнав о «подвигах» мужа в его прошлой жизни, уехала под Самару к Ростоцким. Дело чуть не дошло до развода. Волков прилетел к ней и уговорил вернуться в Москву. После того случая он не виделся с Ерожиными около двух месяцев. Между ним и Петром возникла некоторая неловкость. Слишком близко Тимофей столкнулся с интимными моментами в биографии подполковника. Старый эстонец послужил поводом для возобновления отношений. Теперь все позади. Они с Ерожиным выпили на «ты» и как будто забыли о прошлом. Но Тимофей понимал, что это не так. Он все помнил, все помнил и Петр. Но для откровенного разговора на эту тему еще не пришло время.

– Привет, я нарушил все возможные правила дорожного движения. – С порога заявил Ерожин.

– Петр, садись. Наше дело принимает не шуточный оборот.

– Ты про исчезнувших женишков?

– Да. У меня появился первый труп.

– И кто же это?

– Роберт Аркадьевич Жестякин.

Ерожин задумался:

– Мне эта фамилия пока ничего не говорит…

– А фамилия Логинов тебе что-нибудь говорит?

– Системный администратор Центра на Каширке?

– Да. Жестякин его двоюродный брат.

– Ах, вот в чем дело. Вали все подробно.

– Администрация центра в связи с ЧП активно искала Логинова. Мобильный он отключил, домашний телефон не отвечал. Нашли престарелую мамочку системного администратора. У нее имелся ключ от квартиры сына. Старушку привезли к Логинову. Его квартира оказалась пуста. Причем пуста в прямом смысле. Все компьютеры исчезли. Исчезла и часть ценных вещей. Вызвали милицию. Прямых улик, указывающих на ограбление, сотрудники не нашли. В доме ни следов взлома, ни беспорядка. Начальник охраны центра предложил проверить квартиру брата.

– Абрамов умный мужик. – Похвалил шефа службы безопасности Ерожин.

– Ты с ним уже встречался?

Петр Григорьевич кивнул:

– Да, в тот самый день, когда у них случилась чехарда с компьютерами. Он при мне посылал парня к брату. Я только тогда не знал, что брат Бориса Федоровича носит другую фамилию.

– Я, кажется, уже доложил, что они двоюродные братья. – Напомнил Волков.

– Да, теперь ясно. И двоюродный брат оказался нашим первым покойничком? Как его?

– Выстрелом в голову.

– Странно… – Покачал головой Ерожин.

– Что тебе странно?

– Раньше они трупов нее оставляли.

– Про раньше мы можем только гадать. Но теперь у нас есть основание открыть дело и вести официальное следствие.

– Что мне очень кстати. – Ерожин подошел к окну и задумался: – Приходит в голову, что господин Логинов и есть наша милая «невеста».

– Я тоже так сразу и подумал. Не исключено, в убийстве брата лично замешан сам Логинов. Смотри, как карта ложится… Архитектор спугивает «Невесту», тут же выходят из строя компьютеры на Каширке и исчезает Логинов.

Ерожин усмехнулся и присел на диван:

– Мне только не нравится, что именно эта мысль сразу и приходит в голову. Ты объявил Логинова в розыск?

– Тут же.

Ерожин встал и снова подошел к окну. За несколько лет работы в этом кабинете он полюбил смотреть в окно на сад Эрмитаж. Сейчас там деревья стояли без листьев и трава пожухла. Но все равно это был живой уголок природы в огромном городе. Петр ощущал его, как глоток свежего воздуха. Он заговорил, продолжая любоваться садом:

– Логинова надо найти. Очень похоже, что он не последний фигурант в афере с женишками. Компьютерная сеть в его руках. При первом обломе он мог ее испортить. Согласен, обломом мог послужить хамский ответ нашего женишка архитектора. И я уверен, что ЧП в Медицинском центре и письмецо Кружилина – факты взаимосвязанные. Да, очень похоже, что он не последний фигурант в этой афере. Но кто первый?

– А почему бы не он? – Возразил Волков: – Такое мог придумать только мужик с фантазией. А системный администратор подобного Центра должен обладать интеллектом.

Ерожин состроил кислую мину:

– Для чего ему смываться? Это же сразу наводит на подозрение. Сам подумай, даже если он заказал брата, кстати, зачем?

– Тот что-то знал. Или был соучастником. Мы навели справки о Роберте. Пустой человек. Мнил себя поэтом, но нигде не печатался.

– У него нашли стихи? – Оживился Ерожин.

– Нет. Не нашли даже компьютера. А соседи уверяли, что у него их было несколько. А вот следы пребывания амы в квартире обнаружены.

– Любопытно. Я бы хотел осмотреть его квартиру. Можешь это организовать?

– Без вопросов. Но наши люди там уже поработали.

– Ничего, я не гордый… – Улыбнулся Ерожин: – Когда будет заключение экспертов, я бы с ним ознакомился и тогда пошарил бы там еще разок.

– Без вопросов. – Повторил Волков.

– Даму ищите?

– Обижаете, товарищ подполковник…

Ерожин осмотрел письменный стол Волкова:

– Чайника не вижу. Я бы позволил себе крепенького, товарищ подполковник.

– Ребята уволокли. Сейчас организуем. – Тимофей вышел из кабинета и через минуту вернулся с чайником в руках.

– А где старый, Бобровский? – Ревниво поинтересовался Ерожин.

– Петр, сгорел он давно. Вечных вещей на свете не бывает. – Виновато ответил Тимофей.

Никита Васильевич Бобров слыл большим любителем и знатоком чая. Уйдя на пенсию, он передал свой кабинет Ерожину с полным чайным набором. Ерожин, в свою очередь, оставил все это Волкову и, навещая приемника, ревниво следил за чайным наследством Никиты Васильевича:

– Шляпа хоть сохранилась?

Шляпу, под которой Никита Васильевич Бобров заваривал чай, Тимофей сохранил и, к удовольствию посетителя, накрыл ей заварной чайник:

– Возьмем за версию, что Логинов и есть голова аферы с женихами: – Волков разлил чай в два стакана и насыпал в вазочку баранок: – Предположим, что твой архитектор его спугнул. Он решил уничтожить сообщника и имитировать свое исчезновение. Денег у него вполне достаточно, чтобы купить себе документы и покинуть Россию. Нет Логинова, и все концы обрубаются.

– Может быть так, а может, и не так. – Возразил Ерожин и аппетитно хрустнул баранкой: – Что если Логинов вообще не причем? Кто-то работающий в центре на Каширке понимает, что игра с женихами вышла из-под контроля. Догадывается, что на сеть, через которую велась с ними переписка, скоро выйдут органы. Этот кто-то убирает Логинова и его брата. И подставляет нам очень удобную версию. И учти, выдает нам первый труп.

– Зачем?

– А за тем. Все, что теперь милиция накопает в результате расследования, спишется на разборку системного администратора с его родственником. Как тебе такое?

– Звучит правдоподобно. – Согласился Тимофей: – Но слишком сложно. Сколько я не встречал преступников, они по большому счету одноклеточные. Даже очень хитрые попадаются на ерунде.

Ерожин покончил с чаем. Волков потянулся налить ему второй стакан, но Петр жестом отказался:

– Не скажи. Это очень странное дело. И мерзавец, затеявший его, тип особенный. Он прекрасный психолог. Знает и мужчин, и женщин. Играет на человеческом одиночестве. Играет на желании каждой особы найти свое второе я. Одноклеточным тут не пахнет.

– Все равно за этим деньги. Жажда легкой наживы. А значит, примитив.

– Будем работать. Ты найди даму убитого поэта, а я постараюсь разобраться с девушкой, послужившей приманкой женишкам. Мне кажется, что надо копать с нее.

Волков развел руками:

– Она три года в могиле…

– Ничего. Три года не такой уж большой срок. – Возразил Ерожин и поднялся: – Не забудь, подполковник, ознакомить меня с заключением экспертов по квартире Роберта и запустить меня туда.

– Не забуду, подполковник. – Улыбнулся Волков и проводил бывшего шефа до дверей кабинета.

* * *

5 Ноября 2004 года

Консультант МИДа Андрей Захарович Колмыкин, дипломат старой школы, к своим обещаниям относился ответственно, Поэтому в следующий присутственный день после посещения Грыжина спустился в консульский отдел и оставил там список, принесенный ему генералом. Консульская служба Министерства имела свой напряженный график. Колмыкина предупредили, чтобы быстрого ответа он не ждал.

– Зайдите дней через десять. Постараемся. – И листок со списком Грыжина исчез в недрах огромного письменного стола заведующего отделом виз Селезнева. Колмыкин наведался через неделю. Он понимал, что напоминать о своей просьбе, чтобы о нем не забыли вовсе, надо регулярно. Селезнев вывел из своего кабинета лысоватого южанина. Южанин выглядел взволнованным и, резко жестикулируя, пытался в чем-то чиновника убедить. Колмыкин вежливо остановился в нескольких шагах от них, но голос мужчины был слышен и в дальнем конце коридора.

– Не мог он так поступить! Здесь что-то другое. И на кафедре в Дюссельдорфе со мной согласны. – Доказывал южанин.

– Вы же сами сказали, что ваш коллега прибыл в Россию по личным делам. Почему МИД должен им аниматься?! – Отбивался Селезнев.

– Но он передал мне официальные бумаги через лифтера. И ни разу не позвонил!

– Вы поставьте себя на место вашего коллеги? Вы заняты женитьбой на любимой женщине. До споров ли вам на профессиональные темы?

Я завтра вылетаю в Германию читать лекции. Читать на его кафедре. Вы можете себе представить, чтобы профессор доверил своих студентов коллеге, даже не проинструктировав его? Не выяснив плана работы? Это абсолютно исключается.

Селезнев, наконец, заметил Андрея Захаровича, застывшего поодаль. Лицо его выразило крайнюю радость от встречи с консультантом. Он сделал в сторону Колмыкина три решительных шага и умоляюще заглянул ему в глаза:

– Знакомьтесь, Арташес Арамович, это старейший работник МИДа и наш консультант, господин Колмыкин. Изложите суть дело ему. Андрей Захарович, возможно, и найдет решение.

Сбагрив посетителя пожилому коллеге, Селезнев поспешил с мужчинами распрощаться.

– Я пришел напомнить о своей просьбе. – Крикнул ему вслед Колмыкин, но чиновник уже скрылся в кабинете. Андрей Захарович привел южанина к себе и, усадив в кресло, внимательно выслушал.

– Теперь вы понимаете, почему я волнуюсь. Я бы сам и не додумался прийти в Министерство, но мой друг министр из Еревана посоветовал мне обратиться в консульский отдел. Он же и позвонил в МИД. Без него меня вообще бы никто слушать не стал. Но Селезнев черствый человек. – Закончил свой рассказ профессор Теровосян.

– Консульский отдел перегружен работай. Поэтому не обижайтесь на моего молодого коллегу. Он и так вырвал для вас время с трудом. – Заступился за честь ведомства Колмыкин.

– Вы тоже считаете меня паникером? – Арташес Арамович вскочил с кресла и навис над пожилым консультантом, сверля его черными, как смоль, глазами.

– Садитесь, пожалуйста, и не волнуйтесь. Может быть, и я не придал значения вашему рассказу, но есть одно обстоятельство, которое меня настораживает.

Южанин было уселся в кресло, но после слов Колмыкина, вскочил снова:

– Какое обстоятельство!?

– Вы только не переживайте так. Не знаю, стоит ли говорить… Может быть, все это только догадки… – Осторожно начал Андрей Захарович.

– Не бойтесь, я не девица. – Заверил Теровосян.

Андрей Захарович немного помолчал, словно взвешивая, стоит ли рассказывать о визите бывшего замминистра внутренних дел. Но все же решился. И коротко изложил Теровосяну, что привело отставного генерала в его кабинет.

Армянин выслушал дипломата очень серьезно. Бурных эмоций, которых опасался Колмыкин, не последовало.

– Это очень неприятная история. – Тихо сказал армянин: – Знаете, у меня такое чувство, что ваш друг прав. Профессор Кох мог попасть в ловушку аферистов. Он, не смотря на свою эрудицию, наивен, и, как все немцы, сентиментален. Что же делать?

– Запишите телефон частного сыскного бюро, где работает консультантом мой знакомый. Если кто-нибудь и может на данном этапе помочь, так это там… Хотя давайте я сам позвоню. – И Колмыкин набрал номер сыскного бюро на Чистых прудах.

* * *

5 Ноября 2004 года

Ерожин приехал в Медицинский Центр на Каширке к началу рабочего дня. Заведующий отделением Родин проводил обход больных, и Петру пришлось ждать. Накануне вечером подполковник упросил начальника службы безопасности Абрамова переговорить с врачом. И Иван Семенович нехотя согласился уделить частному сыщику несколько минут. Петр сидел в жестком кресле возле дверей кабинета заведующего. Мимо сновали люди в белых халатах. Кого-то провезли на тележке. Ерожину припомнились его больничные приключения. Он побывал в клиниках трижды. В Питерской ему чуть не отрезали ногу. И только благодаря Наде, которая всех поставила на уши, он не остался калекой. Спас Ерожина Константин Филиппович Ермаков. Спас дважды. Сначала после пулевого ранения, сделав Петру блестящую операцию. Затем второй раз, когда Надя с Глебом при помощи Татьяны Назаровой выкрали его из питерской больницы. Ерожина на вертолете доставили в Москву, и Ермаков сохранил ему ногу. Еще Петр обращался к профессору по поводу ранения свояка. Севу поместили в ЦКБ, где он потихоньку загибался. Ерожин договорился с Константином Филипповичем, и Кроткина перевели к профессору в Градскую. У Ермакова Сева быстро пошел на поправку.

Иван Семенович Родин и по возрасту, и даже внешне смахивал на Ермакова, чем сразу вызвал у Ерожина симпатию. Внимательно осмотрев удостоверение визитера, доктор раскрыл дверь кабинета:

– Заходите, подполковник, но имейте в виду, больше десяти минут я для вас выкроить не смогу.

– Постараюсь уложиться. – Оскалился Ерожин.

Родин указал посетителю на кресло:

– У нас произошла жуткая авария с компьютерами, и я буквально разрываюсь на части.

– Саша Абрамов сообщил вам о цели моего визита? – Начал Ерожин, надеясь обойтись без вводной части.

– Да, сообщил. Мне до сих пор очень жаль Любочку. Поэтому я и согласился вас принять. – Признался Иван Семенович.

– Расскажите мне все, о девушке. Как она попала к вам на работу? Что вам известно, о ее личной жизни? Если у нее был роман, кто его герой? Постарайтесь припомнить и мелочи. Они иногда важнее очевидных фактов.

– Зачем вам это? Любашу уже не воскресить… – В голосе доктора Ерожин отметил искреннюю боль:

– У меня есть основания подозревать, что ее убили.

– Здесь многие думали так же. Слишком странно на нашем пяточке, да еще ночью, попасть под машину случайно.

Ерожин продолжил:

– Я вам скажу больше. Вполне возможно, гибель Любы Крестовой и инцидент с вашей компьютерной сетью связаны между собой.

– Вы думаете? – Доктор выдвинул ящик стола, достал пачку Мальборо: – Вообще-то я бросил. Иногда только. – И виновато улыбнулся.

– Я тоже иногда только. – Ухмыльнулся в ответ Ерожин: – Если угостите, подымлю с вами.

Родин долго искал зажигалку, нашел, и мужчины закурили. Иван Семенович с наслаждением затянулся и откинулся в кресле. Петр не торопил доктора. В кабинет несколько раз заглядывали, но Родин жестом давал понять, что занят. Заговорил он тихо, словно Любовь Крестова лежала здесь в кабинете:

– Попала она ко мне в отделение просто. Я позвонил своему другу на кафедру в медицинский институт. Просил прислать мне девчонку с сердцем. Он Крестову ко мне и направил. Она была удивительной девушкой. У нас тяжелое отделение. Больные не всегда опрятны. У молодежи это вызывает брезгливое чувство. А Люба возилась с самыми беспомощными, словно это больные ее родители. Хотя она практически сирота. Мать умерла, отец алкоголик.

Ерожин раскрыл блокнот:

– Вы не могли бы дать мне координаты вашего друга, который направил к вам Крестову?

– Пожалуйста. Вениамин Платонович Строгов. Кафедра общих болезней Первого Медицинского.

Петр записал фамилию и телефон профессора:

– Спасибо, доктор. Теперь о личной жизни девушки. Я слышал, она собиралась замуж…

– Да собиралась, и выглядела очень счастливой. Мы все улыбались, глядя на нее. Лишь в последнюю смену перед гибелью Любу словно подменили. Бледная, лицо каменное. Раньше ее такой никто не помнил…

– Может, с женихом поссорилась? Молодые часто воспринимают размолвки трагично.

– Вполне допустимо. Но жениха Любы я не встречал. Не смею утверждать, но один раз я видел, как она уселась в шикарный серый автомобиль. Возможно, за ней жених и приезжал. Но разглядеть его мне не удалось. Хотя не скрою, в машину заглянул. Мне было по-человечески любопытно, кто ее избранник…

– Марку машины не запомнили?

– Нет. Помню, заграничная. Наши «Волги» и «Жигули» я знаю, а иномарок нынче много развелось. Всех не изучишь. Большая и серая. – И Родин выразительно посмотрел на часы.

– Еще минуту, – Ерожин сделал пометку в своем блокноте: – С кем из работников Центра, она, по-вашему, поддерживала не только служебные, но и личные отношения?

– Она всех у нас в отделении привечала. А из чужих, часто бегала в главный корпус к нашему гению. Очень любила посидеть у него возле компьютера.

Ерожин привстал с кресла:

– К Логинову?

– К нему. Мне кажется, что девушка даже ему немного нравилась.

– Почему вам это кажется?

– Люба была немножко кокетка. Знаете, красивые девушки подсознательно используют свои чары. Она обожала фотографироваться, а Логинов прекрасный фотограф. У него был цифровой аппарат, и он ее часто снимал.

– Очень любопытно. А романа у них не случилось?

– Нет, что вы. Люба готовилась к свадьбе, и очень любила своего жениха.

– Она, может, и любила, а Логинову зачем просто так с ней возиться? – Петр специально провоцировал доктора в надежде узнать побольше. Но Родин его разочаровал:

– Борис Федорович характер имел раздражительный, а вот к Любочке относился тепло. Бывает же такое…

– Почему имел? – Ерожин погасил сигарету и внимательно посмотрел в глаза доктору: – Вы думаете, Логинов мертв?

– Сами посудите, здесь черти что твориться, а его уже несколько дней не могут найти. Поневоле мысли приходят невеселые…

Ерожин заглянул в свой блокнот:

– Любу обнаружила нянечка. Если не ошибаюсь, ее фамилия Воронкова?

– Да, ее нашла Ирина Владимировна.

– Могу я повидать эту женщину?

– Воронкова на пенсии, но вам повезло. Она подрабатывает несколько месяцев в году, и сейчас в отделении.

Ерожин поднялся:

– Спасибо, Иван Семенович. Если больше ничего вам на память не приходит, я бы поговорил с нянечкой.

Ирина Владимировна Воронкова оказалась высокой, прямой, как жердь, старухой. Она привела Ерожина в процедурную. В комнате только закончили ремонт и еще не пользовали. Нянечка усадила подполковника на диван, укрытый пленкой от строительной пыли, и уверенно заявила:

– Любашу ее любовь и привела к гибели.

– Почему вы так думаете? – Приступил к допросу сыщик.

– Больно она радовалась жизни. Господь ее и прибрал. Была она невестой человека, а стала невестой Христовой. Господу виднее.

Ерожин попытался вернуть старушку с небес на землю:

– Она не рассказывала вам, кто ее жених?

– Любаша не из тех барышень, что треплют о личном налево и направо. Она была девушкой скромной и ушевной. Оттого Господь ее и полюбил. Невестой Христовой не всякая станет. Да, она знала, что ее ждет. Весь тот день к встрече с Господом готовилась. Никому слова не сказала. Обычно разговорчивая была, а тут словно предчувствовала….

Петр решил уже прощаться, поскольку не был склонен к мистическим беседам. Но старуха неожиданно выпалила:

– А жениха ее земного я видела.

– Видели? – Переспросил Петр.

– Видела. Он ее как-то ночью встренул. Одной-то страшно через лесок. А я тоже смену закончила. Вот ее Сергей подвез и меня до метро.

– Вы и имя запомнили?

– На память не жалуюсь. – Поджала губы Ирина Владимировна: – Точно Сергей. Высокий, красивый парень. Только волосы, как у девчонки, в косицу заплетены. Ну, художники народ с придурью.

Ерожин не верил своим ушам:

– Он художник?

– Живописец вроде. А точнее не скажу…

– На чем же он вас подвез?

– В люльке подвез. Мне поначалу в эту люльку садиться было как-то боязно, но я подол подоткнула и пристроилась. До самого метро докатил. Ветер сильный, а так ничего…

Петр не сразу сообразил, что речь идет о мотоцикле с коляской. И на всякий случай решил уточнить:

– На мотоцикле?

– На нем самом.

– Ирина Владимировна, все, что вы сейчас мне сказали, очень важно. Вспомните, где Сергей работал?

– Работал, кажись, на заводе. На каком, не спрашивала.

– Может, адрес свой называл?

– С чего он будет посторонней бабке адрес называть? Не в гости же старую каргу приглашать.

– А Люба случайно не говорила, где живет ее жених?

– Как-то говорила, что на выходные за город ездит. Вроде по Егорьевскому шоссе. Может, к нему, а может, родственник у нее там какой. Не хочу врать.

Петр решил дожимать ситуацию. Он не ожидал такого улова, и теперь было бы обидно не воспользоваться моментом:

– По Егорьевскому шоссе, говорите? А точнее? Вы же на память не жалуетесь.

Воронкову его замечание задело. Старуха наморщила лоб:

– Называла Любаша какое-то место. На слух знакомое. Да три года прошло… Погодите, там еще черепки делают. При советах за ними бабы сильно гонялись. Гжель, кажется. Да вы бы у Логинова спросили. Борис Федорович Сергея знает.

– Откуда вы взяли? – Чуть не закричал Ерожин.

– Как, откуда? Любаша с женихом в кабинете Логинова познакомилась. Сергей зашел, а она там. Так их дружба и началась…

Ерожин попытался выведать что-нибудь еще, но ничего больше старуха припомнить не смогла. Он поблагодарил Воронкову и вышел на улицу. И так сегодня в Медицинском центре он выяснил гораздо больше, чем предполагал. Но воспользоваться советом Воронковой сыщик не мог. Чтобы задать несколько вопросов Логинову, сначала предстояло найти его живым.

* * *

5 Ноября 2004 года

Грыжин битый час беседовал с профессором Теровосяном. Отставной генерал уже трижды выслушал историю о странном исчезновении Вильяма Коха и даже ознакомился с аргументами армянина, защищавшими роман Федора Михайловича Достоевского от фривольных выводов немца. Иван Григорьевич в литературоведческих спорах опыта не имел и изрядно утомился. Он нетерпеливо поглядывал на часы, в надежде на появление Ерожина. Мобильный телефон подполковник отключил, и поторопить Петра отставной генерал не имел возможности. Приходилось продолжать беседу с клиентом. Старик не сомневался, что господин Кох стал очередной жертвой в аферах «невесты»:

– В нашем расследовании подобных эпизодов не мало. Будем надеяться, что скоро докопаемся до истины. – Успокаивал он посетителя.

Но мой коллега приехал всего неделю назад. Может быть, он нуждается в защите! Что, если его еще можно спасти?! Надо действовать немедленно!!!

– Подождите еще немного. Вот приедет директор, и решит, что делать. Я всего лишь консультант. – Устало отбивался Грыжин.

– Но почему, если дело зашло так далеко, этим занимается частное бюро, а милиции бездействует!? – Не унимался армянин.

– Милиция не бездействует. – Возразил Грыжин и позвонил на Петровку. Волков выслушал отставного генерала очень внимательно:

– Профессор Теровосян еще у вас? – Спросил он Грыжина.

– Да, сидит рядом.

– Передайте ему трубку.

Грыжин передал трубку посетителю.

– Здравствуйте гражданин Теровосян. Я вас убедительно прошу никуда из бюро не выходить. Я высылаю за вами машину.

– Я никуда сегодня и не собираюсь. Но завтра утром у меня самолет. – Ответил Арташес Арамович.

– До встречи. – Закруглился Волков.

Водитель из Управления появился в бюро вместе с Ерожиным. Они столкнулись в дверях. Петр Григорьевич, выслушав в трех словах историю Теровосяна, решил сопровождать его к Волкову. Водитель с Петровки включил сирену, и они добрались до проходной за шесть минут.

– Как хорошо, что вы вместе! – Обрадовался Волков, пожимая руки профессору и Ерожину: – Садитесь, пожалуйста.

По дороге Петр успел выслушать армянина более подробно, поэтому сходу заговорил сам:

– Тимофей, надо срочно установить номер рейса, которым прилетел немец. Сейчас же послать, кого-нибудь в Шереметьево, хорошо бы Маслова. А вместе с ним Арташеса Арамовича. Профессор знает Коха в лицо. Они вместе с сотрудниками службы безопасности аэропорта отсмотрят видеозаписи на время прилета немца. Может быть, камера внутреннего наблюдения зафиксировала Коха, а за одно и тех, кто его встречал. Тогда мы хоть будем знать преступников в лицо. Камера наружного наблюдения могла запечатлеть момент их выхода на улицу и посадки в машину. Тогда мы получим еще и изображение транспортного средства. Распорядись об этом срочно. Остальное потом.

– Хорошо, Петр Григорьевич. Но согласен ли профессор? – Гражданин Теровосян у нас не работает. – Напомнил Волков.

– Я готов делать все, чтобы помочь коллеге. Ведь речь идет о жизни человека! При необходимости я и завтра отложу вылет. – Горячо заверил милиционеров Теровосян.

– Нет, профессор, вы летите и читайте ваши лекции. Если будет нужно, мы свяжемся с вами по телефону. – Ответил Волков и вызвал в кабинет Маслова.

Через несколько минут майор Маслов вместе с армянином отправились в Шереметьево. Оставшись с Волковым вдвоем, Петр рассказал Тимофею о своем походе в Центр на Каширке:

– В Гжель я пошлю Глеба. Найти молодого художника по имени Сергей, с волосами как у девушки, он сумеет.

– Прошло три года. – Возразил Волков: – За это время Сергей мог несколько раз сменить адрес и место работы. А постричься и вовсе не проблема.

– Возможно. Но люди из сельских мест не так часто переезжают. Если даже и уехал, у него остались родня или сослуживцы. Сергея я найду.

– Найдешь. Но почему ты думаешь, что жених Любы Крестовой связан с преступниками?

– Я ничего не думаю. Но парень тесно общался с девушкой в последние дни ее жизни. Если он и не виновен в ее гибели, должен о своей невесте знать больше, чем кто бы то ни было.

На это Волкову возразить было нечего:

– Чай будешь пить?

– Нет, я жрать хочу. Пошли в столовую, там и устроим маленькое совещание о том, как жить дальше.

В столовой Ерожин ел долго и много. Он рано ушел из дома и завтракать не стал. Надя, отправив дочь в школу, повела Ваню к врачу, а питаться в одиночестве Петр не любил. Затем он полдня провел на Каширке а, вернувшись в бюро, застал Теровосяна… Теперь подполковник объединял завтрак и обед в одной трапезе. Волков насытился куда быстрее и терпеливо ждал, пока Ерожин покончит с солянкой и умнет две порции фирменных котлет управленческой столовой. Наконец, частный сыщик расправился с блюдами и перед тем, как приступить к компоту, поинтересовался:

– Есть новости с дамой убитого поэта?

– Пока нет. Опросили соседей. Старичок из нижней квартиры несколько раз видел с Робертом высокую блондинку, не слишком пристойного вида. Старичок назвал ее вульгарной особой. Вязов привез его к нам, и дедушка помог создать фоторобот. Это пока все.

– Не густо. – Промычал Ерожин, выплевывая вишневые косточки в опустевший от компота стакан.

– Здесь хоть что-то. С Логиновым вообще глухо. Его никто не видел. Человек, как сквозь землю провалился.

– Границу запрашивали?

– Под своей фамилией он страну не покидал. И по фотографиям пограничники его не опознали. Мог залечь на дно. Теперь купить дачку на подставное лицо, труда не составляет. Капитализм…

Ерожин покачал головой:

– Не думаю. Конечно, контакты Любы Крестовой с Логиновым плюс знакомство Бориса с ее женихом – еще две косвенных улики. Но что-то здесь не так.

– А я уверен, что Логинов и есть хозяин всей аферы. Ты его спугнул, он убрал свидетеля и сделал ноги. Возможно, и на Любу наехали три года назад не без его помощи… А теперь ищи ветра в поле. Надежда только на случай… – В кармане Волкова зазвонил телефон. Тимофей выслушал сообщение и передал Ерожину трубку: – Тебя Грыжин.

– Петро, ты почему свой телефон отключил? – Прозвучал возмущенный бас генерала.

– Прости, батя. Вырубил на время разговора с доктором на Каширке, а включить забыл. Что случилось?

– Звонила Богаткина из Питера. Ее муж нашелся.

– Как нашелся? Ты не путаешь?

– Пока ваш консультант в старческий маразм не впал. – Обиделся Грыжин.

– Не лезь, батя, в бутылку. Я же без задней мысли.

– Не веришь, звони ей сам. – Буркнул отставной генерал и положил трубку. Ерожин вернул телефон Волкову и отсутствующим взглядом уставился в пустую тарелку.

– Что у тебя случилось?

– Полина Богаткина звонила из Питера. Сказала, что ее муж объявился.

– Это же хорошо. Одним потенциальным трупом меньше. Чего расстраиваться, подполковник? – Усмехнулся Тимофей.

– Меня расстраивает вовсе не его возвращение. Не люблю ошибаться, подполковник. – Ответил Ерожин и заказал себе еще два стакана компота.

* * *

Ноября 2004 года

Наши опять под сухую продули… – Мрачно сообщил Маслову молодой сотрудник, представившийся Кириллом.

– Нет у нас команды, чему удивляться. – Безразличным тоном ответил майор.

В небольшом помещении службы безопасности аэропорта всю стену занимали экраны мониторов. На них можно было наблюдать, что происходит в залах прилета и отлета, а так же площадку перед входом в здание, куда то и дело подъезжали машины, высаживая очередных пассажиров. Один из экранов принадлежал обыкновенному телевизору, и по нему транслировали футбольный матч из Лужников. На очередной забитый гол в ворота нашей сборной и отреагировал молодой сотрудник.

«Как они могут обсуждать такие пустяки, когда человеку угрожает смертельная опасность!?» – возмущался про себя профессор Теровосян. Они сидели уже полчаса, но им пока так ничего и не показали. Арташес Арамович не знал, что за сутки камеры слежения переводят километры пленки. Отснятые кассеты хранятся трое суток в сейфе дежурного, а потом передаются в архив. Чтобы отыскать в архиве кассету недельной давности, требуется время. Для Теровосяна оно тянулась слишком долго. Для молодого сотрудника безопасности Кирилла и майора Маслова оно шло в рабочем режиме.

От нечего делать Теровосян тоже стал следить за футбольной баталией и сам не заметил, как увлекся. Наша сборная из всех сил старалась отыграться, и атаки на ворота гостей становились все чаще. Наконец один из проходов полузащитника по левому флангу и его точный пас в штрафную площадку закончился желанным для российских болельщиков голом. Арташес Арамович вскочил с кресла и завопил так, будто сидел не в двадцатиметровой комнате, а на трибуне Лужников.

Молодой сотрудник не разделил радость профессора:

– Напрасно радуетесь. Матч продули. Гол престижа хорошо, но все равно сапожники.

– Еще двадцать минут игры. Да и судья наверняка минуты три добавит. Могут отыграться. – Возразил Маслов. Но досмотреть матч Теровосяну не пришлось. В комнату явилась девушка в форме лейтенанта милиции и принесла несколько кассет:

– Здесь две внутреннего наблюдения и одна наружного. С девятнадцати тридцати до двадцати одного. – Пояснила она, передавая кассеты молодому человеку.

– Но рейс из Дюссельдорфа приземлился в девятнадцать десять. – Напомнил Маслов.

– А первый пассажир с него вышел в зал в девятнадцать тридцать три. – Улыбнулась девушка.

Маслов галантно поклонился:

– Вопросов товарищ лейтенант, больше нет.

Молодой сотрудник по имени Кирилл вставил первую кассету в гнездо видеомагнитофона и обратился к Арташесу Арамовичу:

– Гражданин Теровосян, должен вас предупредить как человека, не имеющего опыта в просмотре подобного материала. Во-первых, изображение пойдет черно-белым. Во-вторых, наши видеокамеры установлены так, чтобы брать общий план зала. Она захватывает множество объектов. Мы имеем возможность, остановить просмотр в любой момент и увеличить картинку в десятки раз. Но вам придется собрать все свое внимание. Это не простая работа.

– Я готов, Кирилл. – Ответил профессор. Но как только пошла запись, он понял, что зафиксировать всех, кто появляется на экране, его глаз не в состоянии. Теровосян никогда не задумывался над тем, что изображение, которое он привык видеть в кинозалах или по телевизору, тщательно отобрано и подается зрителю в четко дозированной форме. Герой кадра всегда выделен оператором, даже если находится на заднем плане. Из множества отснятого материала режиссеры монтируют кадры, работающие на сюжет фильма. Все случайное и второстепенное вырезается. Даже в простенькой телепередаче, что ведут из павильона студии в прямом эфире, работают несколько камер. Их изображение попадает на мониторы режиссера. И уже он выдает на экраны наших телевизоров то, что сочтет интересным в данную секунду.

А здесь Арташесу Арамовичу предлагали блюдо, приготовленное бесстрастным техническим глазом объектива без участия мозга человека. Профессор пытался разглядеть лицо одного пассажира, но в этот момент ему казалось, что именно Кох прошел через зал, повернувшись к объективу спиной. Затем он понимал, что ошибся, но уже пропустил с десяток мужчин и женщин, промелькнувших в толпе:

– Нельзя ли помедленнее? – Взмолился армянин, когда первая кассета закончилась.

– Можно, но два часа просмотра плюс. – Голос Кирилла не выразил никаких эмоций.

– Давайте прокрутим вторую пленку. – Предложил Маслов: – Если не заметите вашего знакомого, повторим обе.

Теровосян согласился. Зная, что есть возможность повтора, он уже волновался меньше. Через пять минут просмотра второй кассеты он увидел Коха и, вскочив с кресла, закричал:

– Вот он!!! Смотрите! Стоит посередине зала. Это он! Я вам точно говорю!

* * *

6 Ноября 2004 года

– Ноги вытирайте. Я полы помыла. Натопчите мне тут. – Домработница генерала Грыжина, Варя, целый день хлопотала на кухне, готовя стол для предстоящего праздника. К вечеру она уже отдала все силы и весь темперамент кулинарству и, когда появился Грыжин с Петром, на ласковый прием хозяина и его друга женщину уже не хватило.

– Ты, Варька, не ворчи, а собери нам в кабинете поужинать. Много не надо, а холодца своего и винегретика принеси.

– Праздник завтра, не рано ли начинаете?

– Не ворчи, старая. Нам поговорить надо, а ужинают и по будням. – Ответил Грыжин, выдавая Петру домашние тапочки.

– Тебя, Ваня, жена на даче ждет. И мне, все что наготовила, отвезти надо. Машина где? – Продолжала наступать домработница.

– Я теперь пенсионер. Персонального авто, сама знаешь, нету. Проси Петра.

– Я твоему Петру не начальник. Сам проси. – Ответила Варя и, поджав губы, отбыла на кухню.

– Кстати, Петро, брал бы Надюху с ребятами, и махнули бы ко мне. Все равно завтра у всех пьянка. В городе делать нечего. А заодно и Варины заготовки прихватишь.

Мужчины уединились в кабинете. Генерал открыл книжный шкаф, пошуровал за подписными томиками, извлек бутылку любимого коньяка и две серебряные стопочки.

– Я совсем и забыл, что завтра праздник. Теперь вроде его отмечать не принято. – Усмехнулся Петр.

– Принято, только обозвали наш революционный праздник «днем примирения». Совсем отменить боятся. Вот подохнем мы, те, кто день Великой Октябрьской революции чтил главным праздником года, и отменят… – Грыжин разлил коньяк и поднял стопку:

– По первой, не закусывая.

– Мне же еще домой ехать… – Вздохнул Ерожин, но чокнулся с генералом и медленно влил в себя янтарную обжигающую жидкость.

Грыжин выпил залпом, крякнул и погладил живот:

– Хорошо пошла. Тепло стало…

– Коньяк твой, батя, всегда хорошо идет.

Генерал похвалу отметил, но отвлекаться не стал, а продолжил свою мысль:

– Согласись, Петро, раньше люди не так жили. Совести больше, боязни закон переступить. Бешеными деньгами никто не похвалялся. Профессиями гордились, орденами, а теперь ради денег готовы мать родную зарезать…

– Бандитов всегда хватало. – Вяло возразил Ерожин.

Разговоры на тему государственного строя он не любил.

– Конечно, хватало. Но согласись, таких изощренных, циничных преступлений, как теперь, при Советах не вспомнишь. Вот возьми, хоть наше теперешнее расследование. Надо же такое придумать?! Заманивать мужиков на любовь, а потом в землю. Но скоро попадутся голубчики. Раз органы их в лицо видели, да еще машину засекли, долго гулять не будут.

– Не уверен, что Волков на них быстро выйдет. Номера машины камера наблюдения не отразила. А по лицам, батя, сам знаешь, можно искать долго.

Грыжин не ответил, поднялся, пошел к двери, открыл ее и крикнул:

– Варя, скоро ты? Мы же как-никак с работы… – И вернулся за стол: – Ты говорил, что бухгалтерша на кладбище машину видела. Лимузином называла. Может, опознает…

– Все может быть…

– Уже пьете?! Не терпится нализаться… Праздник-то завтра. – Варя внесла поднос с холодцом, винегретом и нарезанным лимоном.

– Мы не пьем, мы, Варя, беседуем. А беседа двух русских мужиков на сухую не идет. А за лимончик спасибо. Умница.

– Ладно, уж, не подлизывайся. – Смягчилась домработница: – Вы потом на кухню зайдите, горячего налью. На сухомятке жить негоже.

– Спасибо, тетя Варя, от вашего супчика никогда не откажусь… – Подмазал домработницу Ерожин. Он не кривил душой. Супы Варя готовила отменно.

Грыжин проводил Варю взглядом до дверей и, как только она вышла, быстро разлил коньяк:

– Давай теперь под закусочку.

Петр хотел, было отказаться, но раздумал и чокнулся с генералом:

– Змий ты, батя, искуситель.

– Да, так вот о машине. Как она называется?

– Ты про модель? – Уточнил Ерожин.

– Да-да, про модель…

– Крайслер это. Дорогая машинка.

– И думаешь, их в Москве так уж и много?

– Не очень. Но несколько десятков может быть.

– Несколько десятков, а цвет? Все серые?

– Нет, наверное.

– Значит, уже искать легче. Ты винегрет пробуй. Варя плохого не принесет…

Ерожин послушно ковырнул винегрет вилкой:

– Надо в Гжель ехать, Сергея искать. Не думаю, что это большой город. Там все друг друга знают. А жених погибшей Крестовой может сразу следствие сильно подвинуть.

– Тебе, Петро, туда ехать не нужно. Глеба пошли. Он парень деревенский, с народом общий язык легче найдет.

– Неплохая мысль. – Согласился Петр: – Пускай сразу после праздников и пилит.

– Нет, дай день работягам отойти. Седьмого все упьются, восьмого опохмелятся, а девятого в самый раз. Народ еще расслабленный, работать не хочет, а потрепаться рады.

– Под каким видом его посылать?

Грыжин разлил снова и поднял рюмку:

– Давай, Петро, после праздников посидим в офисе и решим, как да чего. А сегодня и завтра будем отдыхать. Ты и так забегался. – Грыжин выпил, отследил, когда выпьет Ерожин, закусил лимоном и, поморщившись, напомнил:

– Ты насчет завтра не ответил. Поедите с Надей ко мне на дачу? Ты уж уважь старика.

– Надя хотела Шуру и Алексея к нам пригласить. Неудобно ей отказывать.

– Можно и их прихватить, да в твою машину все не поместятся.

– У Ростоцкого микроавтобус. Туда десять человек запихнуть можно.

– Тогда, Петро, нет вопросов. Алексей родной отец Нади, а Надя мне за дочку. Соберемся родней на генеральской даче, как в день Великой Октябрьской Революции и полагается… Посидим, выпьем, закусим, песни наши споем, а к вечеру баньку… – Размечтался Грыжин, не забывая при этом наполнить рюмки. Ерожин больше не противился. Он решил ехать домой на такси.

* * *

7 ноября 2004 года

По Тверской шли пожилые люди с красными флагами. Несмотря на праздник, который они считали своим, лица большинства демонстрантов оставались строги. Лишь в одной из колонн старушка, надевшая по случаю торжества все имеющиеся у нее награды, пела неприличные частушки. В них она клеймила новые порядки и новую власть. По раскрасневшемуся лицу пожилой женщины было заметно, что она успела отметить праздник традиционным русским способом. Молодые гуляки, что шли навстречу колоннам, и видимо, вовсе не разделяли марксистских убеждений марширующих, указывали на старушку пальцами и выдавали непристойные шутки в ее адрес. Но женщину это вовсе не смущало. Она пережила на своем веку столько нужды, горя и издевательств, что детям демократии трудно было в этот список что-нибудь добавить.

Колонны двигались нескончаемым потоком. Коле Маслову надоело пережидать демонстрантов. Он обернулся к молоденькому лейтенанту дорожной службы, что сидел за рулем:

– Давай, Саша, хоть по бульварам прокатимся. Отсюда, даже если и поступит сигнал, час будем выбираться.

– Солдат спит, служба идет. – Улыбнулся Саша, но завел машину, и они кое-как развернулись.

Помимо водителя Саши и майора Маслова в салоне, на заднем сидении, крепко спал капитан дорожник Вахрамеев. Понимая, что присутствие майора из другого ведомства резко снижает шансы на заработок в виде мзды с нарушителей, Вахрамеев решил использовать дежурство для отдыха.

– Завидуете, товарищ майор? – Ехидно спросил водитель у Николая Маслова, кивнув на спящего капитана.

– Что за радость дрыхнуть в машине? Вот если бы в своей кроватке, да еще в семейных объятиях. – Мечтательно произнес Маслов.

Майор не предполагал в праздники работать. Но вчера вечером, когда он уже сдал табельное оружие и, ничего не подозревая, отправился к выходу, его остановил дежурный: «Товарищ майор, подполковник Волков просил вас срочно подняться в отдел». Маслов вернулся и постучал в дверь кабинета начальника. «Завтра придется всем поработать, Коля», – без лишних слов сообщил Тимофей Николаевич. Оказывается, подполковник договорился о совместной акции с дорожной службой – организовать в праздники поиск Крайслера. Того самого Крайслера, на котором увезли от аэропорта профессора Коха.

С начальством не поспоришь. И сегодня, седьмого ноября, все сотрудники отдела по раскрытию убийств, включая Волкова, вышли на работу. Тимофей Николаевич остался в кабинете, остальные расселись по патрульным машинам ДПС. Маслову достался центр и Бульварное кольцо, Вязов дежурил в такой же машине на Кутузовском Проспекте. Первый сигнал поступил в тринадцать десять. На место выехал Дима, поскольку он оказался ближе. Серый Крайслер с дипломатическими номерами задержали при выезде из города, на Рублевском шоссе. Задержали под благовидным предлогом, поскольку останавливать подобные машины инспектора права не имели. Вязов тут же понял, что задержали лимузин напрасно. Крайслер принадлежал советнику канадского посольства, Дипломат с супругой направлялись отдыхать в Борвиху. За рулем сидел наш соотечественник. Водитель состоял на учете в УПДК. Управление по обслуживанию дипломатического корпуса случайных людей при себе не держало. И внешне ни на одного из молодых людей, запечатленных на видеопленке, шофер не походил. Не говоря уже о самих канадцах, семейной паре далеко не первой молодости.

С тех пор прошло два часа, и больше сигналов не поступало. Они проехали детище Лужкова, Храм Христа Спасителя, поднялись по Остоженке, и Саша притормозил:

– Дальше нельзя. Кончается мой участок. Здесь постоим, товарищ майор, или назад двинем?

Николай посмотрел в окно. Они остановились на Крымской площади, под мостом эстакады через Садовое кольцо:

– Постоим. – Согласился майор.

– Где мы, есть, мужики? – На заднем сидении проснулся Вахрамеев и, хлопая белесыми ресницами, пытался понять, где он и что происходит вокруг.

– На Крымской площади, товарищ капитан. – Весело доложил Саша.

Вахрамеев посмотрел на часы и пожаловался:

– Без пяти три. Праздник проходит, а во рту ни граммульки… обидно.

– Зато, товарищ капитан, поспали всласть. – Резонно заметил водитель.

– Сколько же я придавил? – Поинтересовался Вахрамеев.

Но выяснить время своего сна не успел. По рации поступил сигнал. Мобильный наряд ДПС возле ресторана «Узбекистан» засек темно-серый Крайслер. Маслов взял микрофон:

– С кем я говорю?

– На связи старший лейтенант патрульной службы Михаил Косов.

– Привет, Миша. Я оперативный работник Управления МВД, майор Маслов. Держите иномарку в поле зрения. Если появится водитель, один или с пассажирами, поморочьте им голову, проверьте документы, привяжитесь к чему-нибудь. Не мне вас учить… Но до нашего приезда не отпускайте. – Маслов отключил связь и приказал водителю: – Гони, Саша на Трубную.

Саша включил сирену, и они, маневрируя в потоке, спустились к Кропоткинской площади. Не останавливаясь на красный свет, вылетели на разворот, с визгом крутанули за Гоголевский бульвар, проскочили туннель под Арбатом и снова уткнулись в автомобильную канитель. Опять пришлось маневрировать, протискиваясь между транспортом. Наконец, пересекли Никитскую, без помех промчались вдоль Пушкинского бульвара и уперлись в Тверскую. Центральная улица Москвы продолжала оставаться для автомобильного движения закрытой. Организованные колонны по ней уже прошли. Началось обычное праздничное гулянье. Пожилых людей стало меньше. Преобладала молодежь. Многие парни и девушки гордо несли вместо флажков и транспарантов откупоренные бутылки и потягивали пиво из горлышка. За подобное поведение раньше пороли, поскольку пить и есть на улице считалось не только признаком дурного тона, но и обыкновенным свинством. Но времена меняются, а вместе с ним и нравы… По крыше патрульной машины лупили кулаками, заглядывали в салон и корчили рожи. Милиционеры не реагировали и двигались вперед. С воющей сиреной, мигая спецсигналами, они пробились сквозь толпы гуляющих горожан через всю Тверскую. У Цветного бульвара Маслов с облегчением вздохнул. Здесь машин не оказалось. Лейтенант Саша утопил педаль газа в пол и через три минуты вывернул на Трубную.

– Теперь выключи всю свою музыку, и тихой сапой к ресторану. – Попросил Маслов водителя.

Капитан Вахрамеев, на заднем сидении, окончательно проснулся. Он вспомнил, что в ориентировке, выданной начальством, говорилось: «Преступники могут оказать вооруженное сопротивление» и достал из кобуры пистолет.

– Не горячись, капитан. На задержание у меня приказа нет. Да скорее всего, опять пустое. – Охладил пыл капитана Маслов. Они медленно проехали мимо ресторана. Майор заметил серый Крайслер и, за три машины до него, сине-белую патрульную девятку.

– Что дальше? – Спросил водитель.

– Паркуйся рядом с вашими. – Ответил майор и, как только машина притормозила, выскочил из нее и пересел в патрульную девятку:

– Майор Маслов. – Устраиваясь на заднем сидении, представился он двум офицерам.

– Старший лейтенант Михаил Косов. – Улыбнулся, сидевший справа, инспектор: – А это лейтенант Зорькин. – И он кивнул на водителя.

– Привет, ребята. Давно заметили иномарку?

– Минут двадцать назад. Мы было мимо проехали, а потом Валька и говорит: «У нас же на серый Крайслер ориентировка» А я совсем и забыл. Вернулись, вышли в эфир…

– Валька, как я понимаю, и есть младший лейтенант Зорькин? – Уточнил Николай.

– Так точно, товарищ майор. Валентин Зорькин – это я, – басом подтвердил младший лейтенант.

– Ребята, вы пока через диспетчерскую выясните по номерам, чья машинка, а я загляну в ресторан. Посмотрю на любителей узбекской кухни.

– А если они появятся, а вас нет? – Забеспокоился Косов.

– Проверьте документы и запишите фамилии. – Маслов подошел к подъезду, но парадное оказалось запертым. Он постучал. Дверь приоткрыли. В проеме показался курносый бородатый русский мужик в цветастом узбекском халате. Подозрительно оглядев Николая, он брезгливо поинтересовался:

– Тебе чего?

Маслов сильно качнул дверь. Мужик отлетел на два шага, и пока он наливался краснотой от ярости, майор сунул ему под нос удостоверение:

– Веди к директору.

– А и-и-их сегодня н-нету. П-п-праздник…. – От неожиданной и столь резкой встречи с властью, бородатый швейцар начал заикаться.

– А кто есть?

– М-м-метрдотель Бабаев.

– Веди к Бабаеву.

– Я сейчас его п-позову.

– Зови.

Бабаев, с заметным животиком, в синем двубортном костюме, с лоснящимся от жара заведения лицом, явился тут же, и с почтительным вниманием замер перед Николаем:

– Чем могу?

– Меня зовут майор Маслов. У меня вот какое дело, Бабаев. У нашего начальника во вторник день рождение. Он большой любитель узбекской кухни. Мы решили коллективом скинуться и заказать столик человек на десять.

Лицо метрдотеля выразило такое удовольствие, будто ему сообщили о присуждении Нобелевской премии:

– Великолепная мысль, товарищ майор! Мы всегда так рады услужить нашим органам правопорядка! Эта такая честь для нас!!! Но, увы…. Без директора я такой ответственный заказ принять не рискну. Приходите после праздников в любой день. Мы все сделаем, чтобы вы остались довольны…

– Понимаю. Но могу пока я осмотреть ваш зал, чтобы не кота в мешке заказывать?

– Пожалуйста. – Расплылся в улыбке метрдотель, и буркнул швейцару: – Быстро раздень гостя.

Маслов никогда раньше в этом ресторане не бывал, и поразился обилию ковров, резной мебели, вышитого золотом бархата и роскошной посуды. Но внутренним убранством заведения он любовался не долго. В зале за низкими столиками угощалось три компании. Внешность всех посетителей говорила об их восточном происхождении. Быстро оглядев каждого Николай обратился к метрдотелю:

– Господин Бабаев, у вас очень красиво. Но нам, сами понимаете, хотелось бы посидеть без посторонних. Нет ли у вас укромного места?

– Конечно есть. У нас несколько отдельных кабинетов и банкетный зал.

– А можно на них взглянуть, ну хоть одним глазком? Застенчиво попросил майор.

Бабаев на мгновенье задумался, и улыбка на его лице исчезла. Но всего на мгновение. Через секунду глазки метрдотеля ласково сузились, и он опять весь засветился:

– Конечно, конечно, можно, только в банкетном зале гости. Молодые люди, наши постоянные клиенты. Сегодня они обедают со своими подругами. Мне неловко беспокоить влюбленных.

– Ну, одним глазком. – Продолжал канючить Маслов.

– Хорошо, но только с порога. – Смилостивился Бабаев.

Они прошли через зал, завернули направо и остановились перед дверью, занавешенной тяжелым бархатом. Метрдотель осторожно дверь приоткрыл. Маслов заглянул в банкетный зал и вздрогнул от неожиданности. Зажав рты ладошками, в уголке хихикали две девицы. На столе вместо плова или лагмана стояла на коленях их подружка. Молодой человек в расстегнутой рубашке пристроился сзади. Поодаль сидели еще два парня и что-то громко доказывали друг другу. Ни на девиц, ни на «влюбленного» товарища они не обращали внимания. Но приоткрывшаяся дверь их насторожила. Оба замолчали и вопросительно уставились на визитеров.

– Наши гости всем довольны? – Елейно поинтересовался Бабаев.

– Рафик, иди на хер и закрой дверь. – Отмахнулся один из парней. Бабаев дверь быстро захлопнул:

– Молодежь, кровь грает. – Извиняющимся тоном оправдывал он своих гостей.

– Ничего, я все что хотел, увидел…

– Вы уж не доводите до вашего начальства. У нас такое редко. Сегодня праздник – день примирения, вот мальчики и расслабились.

Маслов его успокоил:

– Я не из полиции нравов.

– А теперь полюбуйтесь на наши кабинеты. Там сегодня отдыхают люди солидные. Ничего подобного не происходит… – Ласково предложил метрдотель.

– Не надо. Мне очень понравился банкетный зал. Если мы решимся на заказ, остановимся на нем. Во что нам обойдется это удовольствие? Естественно, без красоток…

– В зале не наши девушки. Они пришли с гостями. А что касается аренды зала, я думаю… – Глазки Бабаева совсем заплыли, и Маслову показалось, что он может вовсе растаять, как Снегурочка от весеннего солнца: – Я думаю, – повторил он многозначительно: – Наш директор пойдет навстречу представителям власти и денег за аренду с вас не возьмет. А говорить об оплате кухни рано, это будет зависеть от вашего заказа. Спиртное вы сможете принести свое. Вообще-то у нас так не принято, но ради дорогих гостей мы сделаем исключение…

– Спасибо, Бабаев. Мы подумаем. – Ответил Маслов и заспешил к выходу.

Метрдотель проводил его до гардероба, сам подал майору его потертую куртку, и сам распахнул дверь:

– Будем ждать… Очень будем ждать – Несколько раз повторил он, выпуская милиционера.

Николай быстро прошагал к машине, уселся рядом с лейтенантом Сашей и позвонил на Петровку:

– Тимофей Николаевич, я их нашел.

– Где нашел?

– Сидят в ресторане Узбекистан. Что будем делать?

– Слежки не заметили? – Заволновался Волков.

– Не думаю. Я заглянул туда под видом клиента. Будем брать? – Предложил майор.

– Праздник, Коля. Пока ордер подпишешь… Да и не надо торопиться. Давай за ними походим. Сегодня установи личности, но не спугни. Мысли есть?

– Со мной несколько офицеров патрульной службы. Предложу им на предмет спиртного понюхать покинувших ресторан гуляк, или их водителя. Это подозрения не вызовет.

Волков одобрил план подчиненного. Маслов отключил связь и повернулся к Вахрамееву:

– Давай, капитан, выйдем на минутку.

Вахрамеев нехотя покинул машину. Маслов отвел его в сторону:

– Слушай меня, капитан. Погуляй вокруг Крайслера. Как только появятся владельцы, потребуешь документы и пригрозишь тестом на алкоголь. Они там крепко выпили и начнут крутить тебе яйца. Пугай, как хочешь, но никаких штрафов. Согласись взять на лапу. Спрашивай побольше. Все, что дадут, оставишь себе.

– А ты, майор, не заложишь?

– Я похож на провокатора? – Улыбнулся Маслов.

– Тогда тебе что за радость? Я же могу поделиться…

– Мне нужны их данные. Принесешь, будем считать, что мой интерес учтен.

– Ну как скажешь, майор. – Согласился Вахрамеев, и глазки его повеселели.

* * *

Двенадцать студентов сидели на деревянных скамьях кафедры. Двадцать четыре глаза с внимательным любопытством взирали на профессора из Москвы. Профессора, который должен был заменить им на время отпуска их любимого Себастьяна.

Арташес Арамович тоже смотрел на своих немецких питомцев. Перед ним семь девушек и пять молодых людей. Все такие разные. На первой скамье три девицы. Две типичные немки, а одна чернокожая. Среди других индус, одна мулатка, а остальные европейцы. Но всех объединяет любовь к русской литературе. Теровосян оглядывал заинтересованные молодые лица и думал, с чего начать. Как найти в первых словах ключик к этим юным сердцам? По плану, который он так и не сумел согласовать с Себастьяном Кохом, тема первой лекции – «Максим Горький». Эта тема удачно совпадала с днем революционного праздника. Спорная фигура автора «Буревестника» давала возможность широких обобщений и сложных анализов. Но москвич понимал, что в каждом жесте, в каждой интонации, не говоря уже о каждой мысли, они будут сравнивать его с Кохом. А Кох… Нет, об этом сейчас нельзя. Надо взять себя в руки и начинать лекцию. И он начал:

– Мои дорогие дети, поздравляю вас с праздником. Сегодня седьмое ноября. Я вырос в стране, где этот день почитали чуть не главным днем года. Два наших народа пережили страшные напасти. Немцы – нацизм, мы – большевизм. Оба режима оставили незаживающий рубец на историческом теле человеческой цивилизации. И вожди этих режимов с одинаковым упорством уверяли, что действуют на благо своих народов и всего человечества в целом. Вам повезло так же, как и студентам моей страны. Вы можете изучать великое культурное наследие наших предков без оглядки на идеологию общественного строя. – Арташес Арамович хорошо подготовился. Он видел, что ребята слушают его с интересом и все больше увлекаются ходом его лекции. Но в аудитории находилось только часть профессора Теровосяна. Переключить себя целиком ему не удавалось. Продолжал мучить вопрос, правильно ли он поступил?

В последнюю ночь перед вылетом из Москвы армянин так и не уснул. Перед глазами стояла картинка с монитора. Одинокая фигурка Себастьяна Коха в огромном зале международного аэропорта. Потом эти два парня. Изображение увеличили. Арташес Арамович даже разглядел выражение лица Коха. Немец сначала удивился появлению молодых людей, затем обрадовался им. У Теровосяна дрогнуло сердце, когда парни взяли Коха под руки и куда-то повели. На другой пленке он увидел и машину, куда они усадили немца. Но разглядеть лиц при уличной съемке не удалось. Даже номера машины камера не запечатлела. Только общие контуры.

– Да, друзья… – Продолжал москвич свою лекцию: – Как это не парадоксально, многие деятели культуры поддержали большевистскую революцию. Причем не второстепенные ее представители, а звезды. Великий русский поэт Александр Блок с восторгом встретил переворот и призывал лить кровь буржуазии. И в результате погиб сам. Судьба Максима Горького тоже трагична. – Слово «трагично» опять напомнило Теровосяну о своем немецком коллеге. И снова мысли его начали раздваиваться.

Перед отлетом он принял решение молчать, пока не разберется сам. Утром, за час до выезда в аэропорт, Арташес Арамович спустился к почтовому ящику. Он достал кипу газет, два научных журнала, оставил ключ от почтового ящика лифтерше, чтобы та вынимала корреспонденцию во время его отсутствия, и поднялся к себе. Быстро просмотрев все, что принес, он заметил конверт. Почувствовав странное волнение, взял его в руки. Почему конверт его взволновал, он понял только в самолете. Сидя в кресле, он анализировал все связанное с этим письмом и вспомнил – подобный конверт он уже получал. Это было послание Коха, в котором немец вручал ему официальное приглашение от своей кафедры. Тот конверт и его содержимое Теровосян отдал начальнику с Петровки. И теперь, получив подобный, распечатал его дрожащими руками. Пережив сейчас заново это ощущение, Арташес Арамович испугался. Испугался тишины, царившей в аудитории. Он задумался и прекратил лекцию. Двадцать четыре глаза с возрастающей тревогой смотрели на замолчавшего мэтра.

– Простите, друзья. – Он заставил себя улыбнуться и вспомнить, о чем говорил: – Да, это очень странный парадокс нашей российской истории, а в частности литературы. Сей феномен ярко прослеживается с начала девятнадцатого века. Тогда и начал формироваться знаменитый тезис «Поэт в России больше, чем поэт». Литераторы, недовольные монархией, разрушали ее с завидным постоянством. Горький всего лишь один из них. А общество, едва освободившись от крепостного права, к демократии не успело подготовиться. Зато научилось убивать, громить и жечь… Что, согласитесь, гораздо проще и быстрее, чем добиваться своих целей законными демократическими средствами.

Теровосян закончил свою первую лекцию в немецком университете под аплодисменты. Двенадцать студентов стоя аплодировали профессору из Москвы. Паузы во время его лекции они восприняли как странную особенность ученого уходить в свои мысли. Что только добавило в их глазах ему шарма. Оставшись в аудитории один, Теровосян собрал листки с тезисами, на которые во время лекции ни разу не посмотрел, и уселся в кресло. Сегодня он мог праздновать победу. Прочитать лекцию, заслужившую овации, в том состоянии, что он пребывал, достойно восхищения. Но радости от победы профессор не ощутил. По расписанию, сегодня коллеги с кафедры устраивали в его честь небольшой банкет. Здесь знали, что с Кохом в Москве что-то происходит. Кох ни разу не позвонил коллегам и не написал им ни строчки. Но настоящей беды в этом никто не видел. Кох ехал в Москву к своей возлюбленной, и этим его невнимание вполне объяснялось. Арташесу Арамовичу надлежало решить, говорить ли им правду или воздержаться до конца расследования. Если раньше он был уверен, что поделится страшными подозрениями о судьбе Коха с его коллегами, то теперь, получив от него письмо, как поступить, сомневался.

В конверте, который он перед вылетом раскрыл дрожащими руками, лежал листок компьютерной распечатки, подписанный Себастьяном Кохом. Арташес Арамович помнил весь текст дословно. «Дорогой друг, прости моя невнимание. Но ты сам мужчина и, надеюсь, сумеешь меня понимать. Мы с Людмилой отправились в небольшое путешествие. Когда ты вернешься назад, мы обязательно будем встретиться. Желаю тебя, удачи в Дюссельдорфе. Твой Себастьян Кох»

Хотя немецкий профессор раньше армянину частных писем не писал. Он имел электронную почту и посылал московскому коллеге свои статьи из научных журналов. Поэтому сама форма в виде компьютерной распечатки Теровосяна не удивила. Но подозрение, что письмо написал не Кох, у него возникло сразу. Причиной тому послужила орфография. Грамматические ошибки такого плана немецкий коллега сделать не мог. Себастьян блестяще владел языком. Причем в отличие от многих русских мог разложить любое предложение, указав, где прилагательное, где существительное, а где глагол. О падежах и суффиксах в русском языке немец мог читать отдельные лекции. За одно «Прости моя невнимание» он отлучил бы своего студента от кафедры.

Первым порывом Арташеса Ивановича было позвонить Волкову на Петровку. Но, поразмышляв немного, решил воздержаться. Вдруг в быту дюссельдорфский профессор вовсе не так щепетилен в орфографии. Все-таки он немец, и русский язык для него всего лишь профессия. А любовь туманила и не такие светлые головы. Теровосян вспомнил свой телефонный разговор с Катрин Штольц. Женщина защитила диссертацию на кафедре профессора Коха, но она говорила не «позвонить», а «сделать звонок». С точки зрения правил грамматики, так сказать по-русски можно. Но с позиции стилистики языка это грубая ошибка. Кто знает, вдруг письмо написал все же Кох? Что если немецкий ученый и впрямь жив и счастлив? А Теровосян поднял шум и поставил на ноги своих знакомых и милицию? Сам факт, что немца встретила не невеста, а два молодых парня, еще ни о чем не говорит… Арташес Арамович решил сначала проверить свои сомнения, а потом бить тревогу повторно. Для этого ему надо было увидеть несколько личных писем Коха на русском языке.

– Господин профессор, все вас ждут. Почему вы не спускаетесь? Машина внизу. – В дверях стояла госпожа Штольц и улыбалась.

– Здравствуйте Катрин, я только что о вас думал… – Признался Арташес Арамович и послушно отправился за женщиной. Как ему вести себя на банкете в честь собственной персоны, москвич так пока и не решил.

* * *

8 Ноября 2004 года.

Майор Вязов с утра занял пост во дворе огромного дома на Красносельской улице. От подъезда, в котором вчера вечером скрылись завсегдатаи ресторана Узбекистан, его отделяли несколько гаражей-ракушек. Водитель управления Слава Сорокин так поставил машину, что Дима прекрасно видел сам подъезд, серый Крайслер, что стоял рядом, и асфальтированную дорожку, ведущую к этому подъезду. Вязов сменил на посту Николая Маслова два часа назад, и за все это время не проронил ни слова. Разговорчивый и очень деятельный Сорокин молчать дольше не мог:

– Товарищ майор, вы сегодня как с похорон. Молчите, и лицо сердитое. У вас горе?

– У тебя, Слава, дети есть? – Вопросом ответил Вязов.

– Пока нету. А куда торопиться? Мы с Тонькой три месяца, как расписались. Успеется…

– Тебе хорошо. – Вздохнул Вязов.

– Сын чего-нибудь набедокурил? – Предположил водитель.

– Нет, заболел Васютка. Температура высокая.

– Вызвали бы врача.

– Вызвали. Еще вчера приходил. Лекарства выписал, я рецепт взял, да закрутился. Забыл в аптеку… Вечером жена скандал закатила. Она сама работает посменно, не выйдет, подведет людей…

– Сегодня бы купили. – Бездетный Слава не понимал семейного напряжения начальника по столь незначительной, с его точки зрения, проблеме.

– Когда, Слава? Вчера я пришел с работы в десять. Аптеки уже закрыты. Сегодня ушел в семь. Аптеки еще закрыты.

– Так сходите сейчас. Там через два дома аптека. Я ее уже три раза проезжал. – Предложил Сорокин. Вязов посмотрел на часы, стрелки показывали пятнадцать минут одиннадцатого:

– Нельзя отвлекаться. Объект упустим…

– Я же останусь. Если что, подскочу, вас заберу. Они все равно по той же дороге двинут. Нагоним.

Что Сорокин нагонит кого угодно, Вязов хорошо знал, но оставлять пост проступок непозволительный:

– Не стоит, Слава. Все равно домой скоро не попаду, а жена уже с тещей договорилась. – Он полез в карман, достал бумажник. В отдельном кармашке лежал рецепт: – Черт, за руганью забыл рецепт выложить.

– Тем более. – Продолжал соблазнять водитель: – А к вам домой, может, сумеем заскочить. Кто знает, как день сложится…

– Ладно, только смотри в оба. Чуть что, газуй в аптеку. – Майор хлопнул дверцей и бегом направился к подворотне. Аптека действительно находилось рядом. Народу в ней не было. Только у окошка с надписью «рецептурный отдел» стояла дама лет пятидесяти. По крепким формам и розовым щекам дамы, Вязов предположил, что лекарство требуется не ей, и ошибся.

– Знаете, я «Капилар» два месяца пила. Никакого результата.

– Возьмите «Глазолин». – Посоветовала аптекарша.

– Вы думаете, он лучше. А сколько стоит «Глазолин»?

– Двести двадцать.

– Нет, пожалуй, я должна посоветоваться с врачом. И потом что-нибудь от давления. Вчера было сто сорок пять на восемьдесят… Стоит мне понервничать, как давление поднимается…

Вязов сам начинал нервничать. Дама вела себя так, будто пришла ни в аптеку, а гости. Она и не думала уходить, а начала подробно излагать продавщице симптомы множества болезней, которыми якобы страдала. Вязов нервно посмотрел на часы. Они показывали ровно половину одиннадцатого.

– Нельзя ли поскорее? – Поторопил он женщину.

– Молодой человек, со здоровьем не шутят. Сколько мне нужно, столько я и буду консультироваться с работником аптеки.

Отреагировать на это заявление майору не удалось. Напротив витрины с визгом притормозила машина Управления. Вязов бросился на улицу. Он не успел занести правую ногу, а Слава уже тронул. Усевшись на ходу, майор захлопнул дверцу и посмотрел вперед. Серого Крайслера он не увидел:

– А где иномарка?

– Товарищ майор, они в черной «Волге». Видите, выворачивает к вокзалам?

Вязов заметил задний бампер черной машины. Волга» скрывалась за поворотом:

– Вижу. А в чем дело?

– Ровно в десять тридцать эта тачка подкатила к подъезду. Находился ли кто в салоне с водителем, я не разглядел. Стекла затемненные. Буквально тут же вывалилась из подъезда наша троица, и «Волга» рванула с места. Я даже номера не успел засечь. – Все это Слава сообщал, проделывая адские виражи. Через минуту «Волгу» они нагнали.

Вязов вздохнул с облегчением. Мало того, что лекарства сыну он так и не купил, а еще чуть не упустил подопечных. Теперь хоть можно расслабиться. Как водить по городу объект, Славу учить не надо. Сорокин умел садиться на хвост любой машине, оставаясь вне поля зрения находившихся в ней товарищей. И сейчас, судя по спокойному поведению водителя, ни сам водитель «Волги», ни его пассажиры, о существовании «хвоста» не догадывались. Они, чинно останавливаясь у светофоров, докатили до конца Щелковского шоссе. «Волга» ушла на МКАД и повернула на Восток.

– Куда они собрались? Уж ни в Гжель ли? – Гадал Вязов. Поездка загород лишала его даже теоретической возможности купить лекарство и доставить его домой. Майор вспомнил раздраженное лицо супруги и снова погрустнел. Жена, конечно, не права. На такой работе, как у него, не только про лекарства забудешь. Разговор о том, что ей не нравится служба мужа, поднимался не раз и всегда приводил к размолвкам. Хотя Дима сознавал, что оснований для раздражения у супруги хватает, менять работу пока не собирался.

– Нет, товарищ майор, ни в Гжель. Раньше свернули. – Запоздало возразил Слава. Маршрут черной «Волги» вскоре перестал быть загадкой. Машина въехала в дачный поселок «Кратово», прокатила по главной улице, свернула в переулок и остановилась у ворот дачи. Слава притормозил поодаль. Вязов притаился за стволом толщенной сосны, пытаясь разглядеть, куда они приехали. Саму дачу за высоким забором из струганных досок Вязов видеть не мог. Но ворота были добротные, и Дима предположил, что они скрывают солидное строение. Тем временем водительская дверца черной «Волги» открылась, и пожилой гражданин в желтой кожаной куртке не спеша выбрался из машины. Он согнул и разогнул спину, потянулся, будто проехал не тридцать километров, а всю тысячу, и пошел к воротам. Пока он колдовал с замком, распахнулась задняя дверца, и из нее буквально посыпались маленькие собачки. Вязов знал, что это собачки из породы «мопсов». Его соседи по этажу держали такую же. С громким лаем три мопса стали носиться вдоль забора и, радуясь отсутствию асфальта, помечали все, что им попадались на пути. Вслед за песиками легко, словно девочка, из машины выпорхнула сухая бабка в дубленом тулупчике. Удивленный Вязов не выдержал и походкой праздного гуляки зашагал к «Волге». Заднюю дверцу бабка закрыть не удосужилась, и он прекрасно видел пустой салон. Мысль о том, что три здоровенных парня превратились в мопсов, в голову Вязову не пришла. В чудеса майор не верил.

Пожилой водитель, наконец, справился с замком и распахнул ворота. Вязов заглянул на участок. Ветхий домик с терраской больше походил на сарай, чем на фешенебельную дачу. Дима понял, что и тут ошибся. Он вернулся назад и подсел к Славе:

– Ну, Сорокин, что все это значит?

– Товарищ майор, я сам ничего не понимаю. Я потерял машину из виду только на пару секунд. Помните, когда она сворачивала к вокзалам? Все остальное время мы шли рядом. Мрак какой-то.

– Разворачивайся и жми назад. Будем дожидаться их у подъезда. Выговор от начальства мне уже обеспечен.

Слава проявил все свое мастерство. Через пятьдесят три минуты они вернулись на Красносельскую. Во дворе за их отсутствие ничего не изменилось, если не считать, что серый Крайслер, стоявший ранее у подъезда, исчез. Вязов матом ругался редко. Но сейчас не выдержал и выдал такое, чего даже опытный в ненормативной лексике Слава Сорокин никогда раньше не слышал.

– Товарищ майор, это я виноват. Хотите, напишу объяснительную записку?

– Вязов покосил на своего водителя недобрым глазом и выругался вторично. Слава понял, что лучше майора сейчас не тревожить, и больше альтруизмом не занимался. Они просидели до вечера, но ни серого Крайслера, ни черной «Волги» не дождались. В десять Вязова сменили. По дороге домой он зашел в аптеку Ленинградского вокзала и купил лекарство для сына.

* * *

9 Ноября 2004 года

– Почему кашу не доел? – Строго спросила Люба.

– Больше не могу. Ты же сама с утра ешь мало. А я уже в школу опаздываю. – Фоня допил сок и побежал одеваться.

– Не забудь, у тебя сегодня английский. Валентин Николаевич сердится, когда к нему на урок опаздывают. – Крикнула Люба сыну вдогонку и проворчала про себя:

– Не в отца пошел.

Проводив чадо, она вернулась в комнату, скинула халат и забралась к мужу под одеяло. Глеб тут же сгреб жену в охапку.

– Господи, я думала, ты спишь?

Супруг решил не тратить времени на ответ. Они уже десятый год жили в однокомнатной квартире в Чертаново. Квартиру Глеб получил от Ерожина, и они с Любой несколько лет наслаждались собственным жильем. Теперь троим стало тесновато, но денег на более просторное жилье семья не скопила. Новорожденный Фоня поначалу родителей не стеснял. Когда сын подрос, свои интимные отношения старались от него скрывать. Михеев не каждый день мог себе позволить спать дольше Фони. Сегодня такой день выдался, и он не преминул воспользоваться случаем.

– Ты как из плаванья… – Люба погладила грудь удовлетворенного супруга и попыталась подняться.

– Давай еще поваляемся. – Попросил Михеев, прижимая Любу к себе: – Мне сегодня в командировку ехать. Не знаю, когда вернусь.

– Далеко? – В последнее время Глеб редко уезжал, и она отвыкла от разлук и тревожного ожидания.

– Да нет. Под Москву. В Гжель. Слышала такое место?

– Конечно, слышала. Там посуду делают. У мамы целая коллекция на кухне.

– Туда и еду.

– Надолго?

– Не знаю… Как пойдет.

– Тогда вставай. Кормить буду. – Супруг отсутствием аппетита не страдал. И в обычные дни он завтракал крепко. Кроме серьезного горячего блюда выпивал пять стаканов чая с бутербродами и только после этого уходил на работу. Что и вызвало замечание Любы к сыну: «Не в отца пошел». Перед дальней поездкой завтрак Глеба перерастал в обед.

– Вставай. – Повторила она и сама попыталась подняться.

– Успеется. Иди ко мне. – Он снова сгреб жену в охапку, но нежнее, чем в первый раз. Если поначалу молодая женщина не была готова к любовным ласкам, то теперь она полностью отвечала страсти мужа.

Михеев предположил, что шестьдесят километров дороги до Гжели больше двух часов не займут. Поэтому позволил себе расслабиться и выехал из дома в десять. Но недооценил московских реалий. До Кольцевой с трудом пробился к двенадцати. И снова попал в пробку. На самом выезде перевернулась фура. Попытался дать назад. Но за ним уже скопилась вереница машин. Глеб выругался и заглушил двигатель. Накануне он долго изучал карту Московской области. Чтобы найти Егорьевское шоссе, надо было проехать километров пятнадцать по Рязанке, свернуть на стрелку, указывающую «аэропорт Быково», но, не доезжая до самого аэропорта, еще раз повернуть, переехать по эстакаде железнодорожные пути и только после этого попасть на нужную магистраль. Но перед тем как Михееву удалось все это проделать, он отстоял в пробке два с половиной часа. На Егорьевское выехал в начале четвертого. Здесь, к его удивлению, движения почти не наблюдалось. В этих краях Глеб раньше не бывал. Но прокатив километров тридцать, он скорее ощутил, чем увидел за окном пейзажи, напомнившие ему родную Вологодчину. Восточное Подмосковье имело глуховатый, северный привкус. Елки здесь зарастали мхами, болота острой колючей осокой, а деревеньки, чудом дожившие в своем первозданном убожестве до виртуального двадцать первого века, несли кровлю из дранки и резные почерневшие наличники в подслеповатых оконцах. Да и названия у них оказались жалобные, вроде деревни Хрипань или Кузяево… Из покосившихся бревенчатых изб тянулся к небу горьковатый дымок, и если встречались на дороге представители людского племени, то это были либо старые бабки, либо сильно захмелевшие мужички неопределенного возраста.

Михеев гнал за сотню. Встречных машин почти не попадалось, а те, что двигались в одном с Глебом направлении, он обгонял. Ближе к Гжели деревеньки пошли чаще, и сама Гжель явилась взору молодого сыщика, словно продолжение одной из них. Обсуждая поездку с Ерожиным, Глеб представлял себе это местечко совсем по-иному. Они оба предполагали, что известный на весь бывший Советский Союз, и даже Европу, фарфоровый завод окружает нечто вроде старинного городка с церквями и купеческими усадьбами. Но ничего подобного Михеев не увидел. Остановив своего «Жигуленка» возле придорожной столовой, путешественник выбрался из машины, с удовольствием разогнул спину и огляделся. На крыльце сидела бабка, перед ней ведро соленых огурцов и корзина с яблоками. На дверях самой столовой висел внушительный амбарный замок. Глеб подошел к бабке и, вынув из корзины яблоко покрупнее, спросил:

– Торгуешь?

– Какая торговля? Одни мудовые рыданья. – Пожаловалась старушка, внимательно осмотрев двухметровую высоту Глеба с ног до головы.

– Чего так? Покупателей нет?

– Где теперь покупатели? Дачники не едут. Зима. А наши алкаши или украдут яблочко, или так, рукавом бормотуху закусят…

– Просишь дорого?

– Бери пяток на десятку. Яблоки хорошие, крупные, антоновские. Любой первачок под них пойдет…

– Глеб извлек из бумажника десятку, отдал бабке и рассовал покупку по карманам:

– А гостиница у вас тут есть?

– Кажись, есть при заводе. Да, слыхала, на ремонте. – Ответила старушка, бережно заворачивая десятирублевку в платок: – А ты чего, в гости к кому? Иль в командировку?

Решая, под каким предлогом явиться в Гжель, на совещании в бюро остановились на легенде появления Глеба под видом мелкого бизнесмена. Приехал купить посуды, но денег мало. Исходя из этой легенды, Михеев ответил:

– Хотелось прикупить для продажи в Москве гжельской продукции. Но я бизнесмен начинающий. Боюсь прогадать.

– И прогадаешь. Нашим черепками зарплату выдают. Они Гжель в Москву сами возят, да стоят в переходах. Иногда весь товар обратно тащат. Это раньше Гжель в дефиците была. А теперь фарфора как грязи…

– Хотелось бы самому посмотреть, прицениться.

– Смотри, ценись. Кто мешает? Да все равно тебя по первому разу облапошат. Тут, знаешь, какие тузы пробавляются… У них свой магазин аж в самой Германии.

– Кто не рискует, тот не имеет… Если нет гостиницы, пусти переночевать?

– Чего к старухе? Вон в третьем дому Валька проститутка живет. Она тебя, такого соколика, за сотку накормит, напоит, да и спать с собой уложит…

– У меня жена красавица. Зачем мне ваша Валька… – Рассмеялся Михеев: – А к тебе бабушка, я бы с удовольствием.

– Дело хозяйское… Живу одна. Изба не велика, да щелей нет. За четвертак и стопочку первачка налью. Ночуй, если не побрезгуешь.

– Не побрезгую. Я сам, бабушка, деревенский. На москвичке женился, а к большому городу до сих пор привыкнуть не могу. На дорогах пробки. В метро толкотня. Ты дай адресок. Кончишь свою торговлю, я к тебе приеду. А пока скажи, где завод-то?

– Какая уж теперь торговля. – Вздохнула бабка: – А на заводе сегодня все равно никого не застанешь. Добрая половина на работу не вышли. Праздник же был. Лечатся мужики… Да и рабочий день кончился. Грузи мой товар, да поехали. Истоплю печь, соберу поужинать, а поутру пойдешь по своим делам…

– Тебе бабушка, виднее…

– Меня, к слову, Марфой зовут. Теперь так девок не называют. А я своим именем довольна.

– Хорошее имя. – Похвалил Михеев, поднял ведро с огурцами, корзину с яблоками и понес к машине.

Ехать к Марфе оказалось недалеко. Ее изба стояла над прудом в самом центре деревни. Они разгрузились. По просьбе хозяйки Глеб занес ее товар в сени, распугав дремавших там кур.

– Я их на ночь пустила. Боюсь, ночью мороз ударит, гребешки поотморозят. – Оправдалась перед постояльцем Марфа. В избе пахло влажной мешковиной и щами. В горнице двухметровому постояльцу пришлось опускать голову. Хозяйка быстро растопила печь. Выставила на стол бутылку самогона. А к ней картошку в мундире, вареные вкрутую яйца и уже знакомые Глебу огурцы и яблоки: – Тебя-то как звать?

– Глебом. – Запоздало представился Михеев. Он за время долгой дороги успел изрядно проголодаться, поэтому, опрокинув с хозяйкой лафитник самогону, деловито принялся за еду.

– Жрать-то ты горазд. – Вскользь заметила Марфа: – Пожалуй, мало я с тебя запросила…

– Не волнуйся, заплачу вдвое. – Успокоил Михеев старушку, чем сразу поднял у нее настроение.

– Кушай, милок. Я-то мужика своего десять лет назад схоронила. Мастер он у меня был. В Трошкове на Гончаре работал. По пятьдесят кринок за смену тянул. Ну и пил, конечно. У нас все гончары пьющие. Работа тяжелая. Вот и вымерли почти все. Теперь машины формуют…

Терпеливо выслушав биографию бабки и утолив голод, сыщик решил перейти к делу:

– Я к вам почему приехал? Как-то у знакомых встретил художника из ваших мест. Он мне и насоветовал Гжелью поторговать.

– Что за художник? У нас на заводе они разные бывают. Кто по моделям, кто по росписи.

– Точно не скажу. Кажется, живописец.

– Пишут у нас в основном бабы. Мужиков раз-два и обчелся. Хороших пяток и помню…

– Может, он один из них и был…

– Живописцы в коммерции не смышлены. Они больше по девкам, да по водяре. – И Марфа наполнила лафитник гостю: – Как звали-то художника?

– Сергеем. Красивый парень, только зря волосы, как у девки, в косицу заплетал…

– Сергеем, говоришь? И когда же ты его, милок, встретил?

Михеев почувствовал, что голос у Марфы изменился, и посмотрела она на него как-то искоса.

– Ой, давно было. Уже не упомню. Несколько лет прошло. Тогда я работу хорошую имел. О бизнесе не думал. А вот теперь сократили, я и вспомнил тот разговор с вашим художником. – Импровизировал Глеб по ходу.

– И посля ты его не встречал? – Подозрительно поглядывая на постояльца, продолжала допрос Марфа.

– Не довелось. Люди, у которых мы случайно встретились, давно из России уехали. А координат я у Сергея не брал…

– Вот что, милок, если ты о Сергее Злобине, то его уж, почитай, как три года нет. Сгинул парень.

– Как сгинул? – Разыграл удивление Михеев.

– Так и сгинул. Был человек, и нету. Он мне дальней родней приходился. Да у нас тут все родня… Хороший был парень. Родителей в десять лет потерял. Его Салтычиха вырастила.

– Кто такая Салтычиха?

– Наташка Салтыкова. Жена его дяди. Образованная баба, но ведьма. Но Сережку не обижала. А чего его обижать? Водки не пил, не лаялся матерно. Девушку в городе встретил. К свадьбе все двигалось. Да не судьба. Человек предполагает, а Бог располагает… – Марфа перекрестилась на образа и замолчала.

– Кажется, он с девушкой в гостях и был. Красивая девчонка. Я только не знал, что невеста. Он не говорил, а спрашивать не удобно. – Продолжал импровизацию Глеб. Михеев не ожидал так быстро получить нужную информацию и мучительно думал, как себя вести, чтобы не насторожить Марфу. Брякнешь лишнего, замолчит совсем. Но Марфа заговорила:

– Вот, что, милок. Ты завтра на заводе имени Сергея не упоминай.

– Почему, бабушка? Я ему ничего плохого не сделал.

Смотри, чтоб тебе плохого не сделали. Это черепки не горят в огне. А больше ничего тебе не скажу. Ложись спать. Я тебе на диване постелила. Сама на печку пойду. Жар костей не ломит… – Марфа молча убрала посуду и больше не проронила ни слова.

Глеб долго ворочался на диване, пытаясь понять, чем напугал бабку. Не понял и, наконец, уснул. Утром его хозяйка разбудила. На столе стоял стакан с чаем, вазочка варенья и несколько кусков белого хлеба.

Михеев чай пить не стал. Выложил на скатерть сторублевую бумажку и попрощался.

– Бог в помощь. – Ответила Марфа и отвернулась.

* * *

Санкт-Петербург. 9 Ноября 2004 года

Татьяна Назарова уже надела пальто, посмотрелась в зеркало и, крикнув родителям «Я пошла», открыла дверь.

– Погоди дочка. Тебя к телефону. – Отец вышел в прихожую с трубкой в руках. Назарова захлопнула дверь и взяла у папы трубку.

– Привет, Таня. Это Петр Ерожин из Москвы. Не разбудил?

Назарова густо покраснела и ответила не сразу:

– Здравствуй, Петр. Я уже одной ногой на работе.

– Я и хотел тебя застать дома, поэтому звоню так рано.

– Считай, что застал.

– Ты знаешь, что муж твоей подруги, Богаткиной, нашелся?

– Понятия не имею…

– Танюш, у меня к тебе большая просьба.

– Проси.

– Не могла бы ты выяснить, каким образом он нашелся и где теперь находится?

– Почему ты ей сам не позвонишь? – Татьяна не хотела признаваться даже себе самой, что голос Ерожина ей слышать приятно.

– Не знаю. Но мне почему-то хочется попросить об этом тебя. Возвращение Сергея противоречит всем моим наработкам. Я был уверен, что он уже никогда не появится. Ты меня, Таня, понимаешь?

Назарова понимала. Попрощавшись с Ерожиным, она позвонила на работу дежурному, предупредила, что задержится, и поехала к Полине.

Богаткина долго не открывала свою стальную дверь. Через некоторое время, Татьяна услышала возню с замком и сонный голос хозяйки:

– Кто?

– Я.

– Кто – я?

– Татьяна Назарова.

Наконец, дверь распахнулась:

– Ты с ума сошла, подружка? В такую рань…

Назарова посмотрела в заспанное лицо Полины и покачала головой:

– Время девять. Сколько можно дрыхнуть?

– Господи, и чего вам, дурехам, не спится? – Проворчала Полина, пропуская раннюю гостью в квартиру. Таня сняла пальто и повесила его на вешалку:

– Нам, в отличие от тебя, никто по три штуки баксов в конце месяца не приносит.

– Нашла чему завидовать. Я бы с удовольствием поменялась с тобой местами. Кофе будешь?

– Нет, спасибо. Я полчаса назад позавтракала дома.

– Тогда посиди со мной. Я пока чашку кофе не выпью, вообще ничего не соображаю.

Женщины прошли на кухню. Таня уселась за стол, а хозяйка занялось кофеваркой.

– Зачем тебе меняться со мной местами? – Усмехнулась Назарова: – Ты богатая. Муж нашелся. Живи и радуйся. Кстати, могла бы и сообщить, что с Сергеем все в порядке.

– Что толку, что он нашелся. Написал, что счастлив с другой женщиной, просил прощения. Не та новость, чтобы ей делиться. – Полина уселась рядом и подула в чашку.

– Тебе написал? – Уточнила Назарова.

– Не мне. На фирму, Гришке Родионову. А мне сделал приписочку.

– Откуда написал?

– Понятия не имею. Родионов мне зачитал письмецо по телефону. Скотина Сергей, не мог хоть посторонних в наши отношения не впутывать…

– И ты отменила расследование у Ерожина?

– Зачем людям зря голову морочить? Черт с ним, с Богаткиным. Я его уже стала забывать. А твой Петр мужик, что надо. Я тебя понимаю…

– Моим он никогда не был. Он жену любит. – Отрезала Таня: – Ты мне еще раз телефон Родионова дай. Я его выбросила.

– Зачем тебе? Понравился? Он же слизняк.

– При чем тут понравился? Я замуж выхожу. Просто хочу на письмецо твоего Сергея взглянуть.

– Записывай. – И Богаткина продиктовала номер.

– На память шпаришь? Номер-то девятизначный… – Удивилась Таня.

– Это же мужа мобиль. Сколько лет ему названивала…

Назарова тут же связалась с Родионовым и договорилась с ним о встрече.

– Делать тебе, подруга, нечего… – Покривилась Богаткина.

– Мне есть, что делать. Петр просил выяснить про твоего благоверного. А Ерожину я отказать не могу.

– Ни в чем? – Подмигнула Полина.

– А это уже не твое дело. – Огрызнулась Назарова и направилась к выходу: – Можешь спать дальше, красавица.

– После тебя поспишь… – Полина проводила Таню до прихожей и, защелкнув за ней все замки своей бронированной двери, отправилась в спальню. Если заснуть после визита подруги ей и не удастся, то поваляться с книжкой часок-другой никто не помешает. Богаткина сбросила халатик, улеглась в постель и, взяв с тумбочки очередной детектив Донцовой, углубилась в чтение.

* * *

Москва. 9 Ноября 2004 года

Петр Ерожин проехал площадь Гагарина и сбросил скорость. Он знал, что дом убитого поэта где-то рядом. Сразу за площадью он заметил вывеску большого магазина, завернул за него и оказался в длинном дворе. Фасадом здание смотрело на Ленинский проспект, а подъезды жильцов выходили во двор. Подполковник припарковал свой Сааб и увидел Вязова. Майор издали махал Ерожину рукой. Они вошли в подъезд, поднялись на лифте на пятый этаж. Квартиру Роберта Жестякина милиция опечатала. Вязов сорвал пломбу и ключом открыл дверь:

– Вам нужна моя помощь, или сами справитесь?

– Помощь, Дима, никогда не помешает. – Улыбнулся Ерожин: – Но сперва дай оглядеться.

– Тут особенно ничего не изменилось. Его нашли в постели без одежды. Вот на стуле брюки так и висят. Карманы осмотрели. Ящики стола пусты. Кажется, там одна книжка валяется. В ней ничего интересного.

Ерожин кивнул и медленно побрел по квартире. Заглянул на кухню. В ванной задержался. Вышел с женской шпилькой в руках:

– Улику проглядели. Хреново работают ваши эксперты.

– Это не наши, это районные. – Заступился за своих Вязов: – Мы с Тимофей Николаевичем приехали, когда здесь работа уже шла…

– Все равно ваши. Вы Управление. Районы под вами.

– Сами знаете, Петр Григорьевич. Специалисты разбежались. Кто будет за эти бабки пахать?

– Ты же пашешь? – Ерожин подошел к книжной полке и взял наугад томик Лермонтова. Вязов подошел за ним:

– Может, и я бы сбежал… Тимофея Николаевича подводить не хочется.

– С Волковым вам повезло. Подполковник мужик настоящий. Таких начальников теперь не часто встретишь. Это я тебе говорю. А я, Дима, людей на своем веку повидал. – Ерожин перевернул томик Лермонтова и потряс им над постелью: – Ты помогать хотел, или мне послышалось?

– Я и не отказываюсь.

– Тогда прогляди книжечки. Между страниц иногда кое-что попадается…

Вязов переложил книги на пол и, обследуя, по одной возвращал на полку. Ерожин повторил обход квартиры. В кухне заглянул в холодильник. Там стояла банка маслин и бутылка «Клико». Ерожин вынул бутылку и внимательно рассмотрел этикетку:

– Странное винцо. В наших магазинах я такого не помню. – Проворчал он себе под нос и вернулся в комнату: – Нарыл чего-нибудь?

– В книжках пусто. Их эксперты наверняка протрясли. В книжках баксы бывают. А вот за полку не заглянули. Улыбнулся Вязов и протянул Ерожину карточку. Петр взял снимок и шагнул с ним к окну. На карточке молодой человек обнимал высокую блондинку в шортах. Сзади парочки угадывался фонтан. Сквозь его струи мутно проступали очертания странного здания. Ерожин присмотрелся и понял, что это огромный куб из темного стекла.

– Слушай, Дима, а это не хозяин квартиры со своей кралей?

Вязов мельком взглянул на снимок:

– Петр Григорьевич, может, и он. Но точно не скажу. Надо в Управление смотаться. У Тимофея Николаевича в деле есть его портрет.

Ерожин перед поездкой на место происшествия дело читал и фотографию Роберта видел:

– Чеши этажом ниже. Найди мне пенсионера из восемнадцатой квартиры. Его фамилия, кажется, Баландин. Если он дома, покажи ему фотку.

– Слушаюсь, товарищ подполковник. – Улыбнулся Вязов.

– Чему лыбишься?

– Хватка у вас та же. Вспомнил, как нас гоняли… А сами не хотите?

– Я лицо частное, дедушка может послать меня подальше. А ты при исполнении, и он тебя знает.

– Логично. – Вязов взял фотографию и быстро вышел.

Ерожин уселся за письменный стол застреленного поэта и еще раз оглядел квартиру. На стене висело два абстрактных натюрморта и календарь с пейзажем Левитана. Петр выдвинул по очереди все ящики письменного стола. Они были пусты. Он вынул их совсем. В глубине нижнего ящика лежала потрепанная книжечка без обложки. Сыщик привычным жестом перелистал страницы, перевернул и потряс книжку над столом. Вылетело несколько листков самой книжки. Он взял один в руки и стал читать.

«Собака, как я без тебя скучаю». Пробежав глазами страницу, посмотрел вниз. Там стояла дата и подпись: «Антон Чехов. Ялта. 1910 год». Ерожин открыл титульный лист и прочитал название самой книги: «Переписка Гениев с их возлюбленными. Издательство «Молодая Гвардия» 1987 год». Подполковник вскочил с кресла:

– Это же его учебник! Черт возьми!

Вязов вошел и, в растерянности, замер у порога. Столь странно выглядел его бывший начальник.

– Чего вылупился, майор? – Рассмеялся Ерожин: – Решил, у меня крыша поехала?

– Нет, но вы сами с собой разговариваете… – Попытался выкрутиться Вязов: – Вот Никита Васильевич Бобров любил сам с собой рассуждать. Он так и говорил, люблю побеседовать с умным человеком. А за вами я такого не замечал…

– Ничего, переживешь. Я тут одну книжечку нашел. Вы ей значения не придали, а для меня, она ключик ко всей этой истории. – Весело ответил Ерожин: – Ну что наш дедушка?

– На фото Роберт Жестякин. А с ним та самая девица, которую старик несколько раз видел.

– Выходит, не зря съездили?

– Так ее еще найти надо. – Вяло возразил Дима: – По карточке искать, сами знаете…

– А ты отдай экспертам-международникам, пусть вычислят, в какой стране снимок сделан. И бутылочку из кухни прихвати. Сдается мне, что родина фонтана на карточке и этого винца одна. Кстати, «Клико» – напиток французский, а вино больше месяца в холодильнике хранят редко.

– Допустим, снимок сделан во Франции. Ну и что дальше? Туристические фирмы лопатить? Знаете, сколько их в одной Москве?

– А зачем вам фирмы? Запросите границу. Уверен, голубки ее пересекали вместе. Врубился, майор? Тут мы нашу пташку и зацепим. Пока, Дима.

– А вы со мной в Управление не поедите?

– Сам Волкову доложишь. – Оскалился Ерожин, вышел из квартиры и, весело насвистывая, побежал по ступенькам вниз.

* * *

Эстония. 9 Ноября 2004 года

Андрес Мурт, как всегда, поднялся рано. Старый эстонец не менял распорядка жизни много лет. С тех самых пор, когда в последний раз сошел на берег. Жена встала еще раньше. Ей предстояло подоить восемь коров, задать сена им и телятам, накормить свиней, насыпать овса мерину. По поводу сына Мурт продолжал играть с ней в молчанку. Но старик замечал, что Берта с каждым днем волнуется все больше. Раньше, после тяжелого рабочего дня, оба ложились в постель и, стоило им коснутся подушки, засыпали. Теперь долго ворочались, и каждый из супругов понимал, почему не спится другому. Вчера ночью, когда Мурт отвернулся к стенке и тяжело вздохнул, Берта спросила: «Не спишь?». Он промолчал.

Сейчас, вспомнив об этом, еще раз вздохнул, натянул брюки и пошел в ванную. Долго и старательно орудовал зубной щеткой. Зубы у Андреса сохранились свои и никогда не болели. Умывался старик обстоятельно, не жалея воды. Хотя в Эстонии бесплатной воды давно нет. В городских квартирах счетчик отсчитывал каждый литр. На хуторе Мурта воду в дом из колодца подавал электрический насос. За воду он напрямую не платил, но зато платил за электричество. Насос потреблял его изрядно, а электричество в Республике куда дороже, чем в России. Нагревалась вода дровами, когда в кухне топили плиту. Берта успела ее натопить, но теплой воды Мурт не признавал. Он, по привычке, умылся ледяной, растер себя до пояса жестким полотенцем и пошел на кухню. Кофе на протопленной плите не остывал несколько часов. На столе стояла чистая кружка, кувшинчик со сливками и бутерброды с ветчиной. Кофе Мурт налил себе сам. Подумал и добавил немного сливок. Обычно он пил черный, но иногда привычке изменял. Берта знала об этом и каждое утро ставила на стол сливки. Он выпил полную кружку кофе и, не прикоснувшись к бутербродом, отправился одеваться.

Уже неделю по ночам морозило. Газон покрылся инеем, и Мурт чувствовал, как под сапогами пружинит ковер из подмерзшей травы. До рассвета оставалось часа три. Двор освещал прожектор, и в его свете иней на траве и деревьях сверкал алмазными блесками. Мурт погладил вислоухого пса, который прыгал на него, выражая радость от встречи, отомкнул ключом ворота гаража, включил внутри свет. Гараж был большой, на три машины. Справа стоял старенький Фордик, на котором Мурт ездил в город по делам и за покупками. Центр гаража занимал японский внедорожник для поездок по полям и лесу, а в левом углу, над ямой, – старый пикапчик. Москвич с кузовом служил Мурту много лет, и теперь нуждался в капитальном ремонте. Пока не начались морозы, Андресу было не до возни в гараже. Но теперь в поле делать нечего, и его руки до Москвича дошли. Вокруг машины валялись ее детали. Но их беспорядок не был хаотичным. Старый Мурт знал, где находится каждый винтик. Рядом на верстаке лежал разобранный карбюратор. Над верстаком опускалась отдельная лампа с металлическим абажуром. Мурт включил лампу, надел очки и продолжил работу, которую не закончил вчера. Через час понял, что карбюратор починить не удастся. Собрал его, спрятал в коробку, а коробку положил на стеллаж. Тщательно вытер руки ветошью с бензином, выгнал из гаража фордик и, пока движок грелся, пошел переодеваться. Заказывать в магазине новый карбюратор Мурт считал не разумным – дорого и возьмет время. Автомобильный парк советского режима в Эстонии с каждым годом редел, и детали к Жигулям, Волгам и Москвичам приходилось заказывать в России. Но в их городке имелась свалка старых и битых машин, где торговали подержанными деталями. Андрес решил поехать туда.

Он посмотрел на часы и вырулил со двора. Ехал не торопясь. Хозяин свалки раньше девяти на работу не выйдет, и спешить некуда. В свете фар на проселке поблескивали тонким ледком замершие за ночь лужи. Мурт включил радио. Современную музыку он не признавал, но новости хоть раз в день обязательно слушал. Диктор начал обзор с результатов выборов нового мэра столицы. Скандал с мэром Таллинна Мурта интересовал мало. Он ждал сводку погоды. Перед поворотом к лесу, прямо у капота, дорогу перебежала лисица, и он притормозил. И хорошо сделал, поскольку тут же из-за поворота выкатила велосипедистка. Она, ослепленная светом его фар, тоже притормозила. Мурт узнал велосипедистку. Это была почтальон Лейла. Он кивнул ей, и хотел ехать дальше, но Лейла сделала ему знак рукой. Андрес выключил радио и приоткрыл окно:

– Привет, Лейла.

– Привет, Мурт. Хорошо, что я тебя встретила. Два километра сэкономлю. – Она достала из большой сумки, привязанной к багажнику велосипеда, конверт и протянула ему в окно. Сердце Андреса забилось чаще. Но своего волнения Мурт не выдал, он поблагодарил женщину, закрыл окно и газанул к городу. Конверт лежал на пассажирском сидении, рядом с водителем. Мурт смотрел на дорогу и косил на письмо. Наконец, не выдержал, зарулил на обочину, остановился, достал из кармана очки и взял письмо. Руки у старика дрожали. Конверт он вскрыл с трудом. В нем лежал листок с компьютерной распечаткой.

«Прости, отец, что долго не давал о себе знать. Но я совершил большую поездку для нашего нового бизнеса, и совсем не заметил времени…» Мурт почувствовал, что не видит текста. Мешали слезы. Он отложил письмо, откинул голову на подголовник и сидел так минут десять. Слезы продолжали туманить глаза, но он их не вытирал.

Радость от весточки сына, горечь и обида оттого, что он так долго ждал этой минуты, все смешалось в отцовском сердце. Мурт сидел, словно в забытьи. Очнулся оттого, что сзади замигали огни машины полиции. Заметив стоящий на обочине автомобиль с зажженным дальним светом фар, стражи порядка решили выяснить у водителя, что случилось.

– Нет проблем, господин лейтенант. – Приспустив стекло, ответил Мурт.

Полицейский подозрительно посмотрел в покрасневшие глаза водителя:

– Вам не плохо?

– Нет проблем, господин лейтенант. – Повторил Мурт: – Просто что-то в глаз попало. Сейчас пройдет и поеду.

– Можно посмотреть ваши документы?

Андрес достал бумажник, из него водительские права, технический паспорт на машину и страховку.

Полицейский по очереди изучил все бумаги и, вернув их водителю, козырнул:

– Можете ехать, господин Мурт. Но будьте осторожны. На асфальте местами лед.

Андрес проследил, как машина полицейских развернулась и, мерцая спецсигналами, унеслась прочь. Небо на Востоке посветлело. Мурт подождал некоторое время, затем сам развернулся и поехал назад. Он еще раз встретил Лейлу. Почтальонша крутила педали в сторону города. Через десять минут Андрес подкатил к своему хутору. Не загоняя машину в гараж, заглянул в сарай для скотины. Берта шлангом чистила пол под коровами.

– Мать, кончай работу и накрывай на стол. У нас сегодня праздник. – Приказал жене старый Мурт. Повернулся и пошел в дом.

* * *

10 Ноября 2004 года.

Вчера майор Вязов получил выговор. Это был первый выговор в его личном деле. Тимофей Николаевич Волков никогда зря своих сотрудников не наказывал. Выговор Дима заработал. Он упустил троицу Злобиных, в результате чего следствие потеряло не только подозреваемых, оно зашло в тупик. Без Злобиных надежда выйти на заказчика убийства становилась призрачной. Вязов вернулся домой, выпил водки и сел смотреть телевизор. Жена увезла сына на праздник к бабушке. Температура у сынишки спала, и мальчик упросил маму взять его с собой. Теща отмечала семидесятилетие. Диму тоже позвали на юбилей, но в таком настроении майор ехать в гости не хотел.

По телевизору передавали «Аншлаг». Дима мрачно смотрел на юмористов и думал о своем. Он вспоминал, как упустил бандитов. Вспоминал шаг за шагом. И неожиданно для себя пришел к выводу, что все не так просто. Он даже начинал думать, что другая «Волга», катившая пожилых дачников с собачками, оказалась перед ним не случайно. Уж очень странное совпадение. Обе машины черные, обе с затемненными стеклами, и обе с занавесками на заднем стекле. Водитель Слава тертый калач. У него глаз острый. А он ни минуты не сомневался, что ведет Злобиных. Дима решил проверить свои подозрения.

Проснувшись сегодня в семь утра, он выдул пакет холодного кефира и на своем «Москвичике» отправился в Кратово. Машин на улицах прибавлялось с каждой минутой, но пробок пока не было. Только на Таганской площади, где вечно скапливались сотни машин, его ждал небольшой затор. Не простояв и четверти часа, Вязов вырулил на Рязанку. В дачный поселок майор добрался к половине девятого. На юге Москвы шел дождь, на востоке снег. В Кратово снег не таял, а лежал тонким белым покрывалом. И лишь на асфальте шоссе создавалось серое месиво, грозившее водителю заносом. Дима прекрасно помнил маршрут черной «Волги» и, хоть только начинало светать, сразу нашел переулок и дощатый забор, где высадились дачники. Оставив свой «Москвичек» там же, где в прошлый раз притормозил Слава, Вязов вышел из машины. Возле внушительных ворот снежок лежал нетронутым. Дима прикинул – либо хозяева еще не проснулись, либо их нет вовсе. В это время года постоянно живущих дачников немного, и пустующая дача явление обычное. Пожилая пара, за которой по ошибке увязались оперативник с водителем, могла приехать сюда всего на несколько часов. Дима решил это проверить. Но высокий забор не позволял увидеть, что делается на участке. Вязов прошелся по переулку и обнаружил, что соседи такого забора не поставили, ограничившись проволочной сеткой. У их калитки Вязов остановился. Первозданный снежок покрывал тропинку, ведущую к бревенчатой дачке, и ее крыльцо. Калитка запиралась на задвижной засов. Дима отодвинул его, открыл калитку и шагнул на участок. Соседей разделял низкий штакетник, который Вязов легко перешагнул. Маленькая хибарка любителей мопсов состояла из стеклянной верандочки, пристроенной к деревянной развалюхе. Входили в домик через веранду. Вязов огляделся. Признаков жизни в строении не наблюдалось. Он подошел к веранде. На двери висел замок. При внимательном осмотре майор понял, что замок держится на одной петле. Он взялся за ручку, и дверь со скрипом открылась. В углу веранды стоял покрытый клеенкой стол, и на нем лежал умывальник, который обычно дачники вешают на ствол дерева или на крыльцо. Под столом валялся целлофановый мешок с пустыми консервными банками и пластиковыми бутылками. Дверь в комнату тоже оказалась не запертой. Дима шагнул внутрь. Два окошка света почти не пропускали. Он нащупал на стене выключатель, но и лампочка не загорелась. Майор пожалел, что не взял с собой из машины фонаря. Пришлось подождать, пока глаза привыкнут к полумраку. К комнатушке царил полный разор. На полу валялся мусор, обои свисали клочьями. В таком помещении не стали бы жить и бомжи. Они ценят тепло, а тут ни печки, ни электричества. Стоя посередине этой убогой комнатушки, майор уже не сомневался в обмане. Владельцы мопсов сюда не заходили. Они открыли ворота, дождались, пока он удостоверится, что упустил Злобиных, и спокойно поехали назад. Покинув хибару, Вязов тем же путем вернулся на улицу. По дороге он встретил деда с ведром. Худой старик с трудом переставлял ноги в огромных валенках. Когда дед поскользнулся, расплескав воду, Дима пришел ему на помощь. Джентльменство Вязова дедушка вознаградил щедрой информацией. Он жил в конце переулка, за три дома до хибары. По дороге Вязов узнал, что помогает потомственному рабочему с ЗИЛа. Сын старика женился и привел жену в квартиру родителей. Бабка невесту невзлюбила, но ее тихий нрав позволил молодухе захватить власть на кухне. Старушка с горя померла. С тех пор вдовец круглый год живет на даче. Вязов ловко повернул разговор в нужное русло и узнал, что интересующий его домик продается, но строение ветхое, а за участок хотят много. Две недели назад приезжала покупательница на черной машине.

– Она приезжала с мужем и собачками? – Навострился Вязов.

– Одна приезжала, с водителем. А собачники приезжали третьего дня. Видать, ей не понравилось, своих родителей прислала, а может, знакомых. Я их не спрашивал. Они у меня воды попросили. Тогда еще ночью морозов не было, и кран работал. А сегодня ночью вода замерзла. Вот как теперь делают. Пять градусов, и нет воды.

Дима донес ведро до крыльца и задал последний вопрос:

– Молодая ли приезжала покупательница?

– Да как сказать, для меня молодая, для тебя, может, старая. Волосы-то у нее белые. Но теперь не поймешь. Красятся все… А вот материлась, как мужик.

– Чего же она материлась? – Улыбнулся Вязов.

– Да кто ее знает. Я же с ней не говорил. Только слышал, как она сердилась, когда домик посмотрела. Это она своему водителю неудовольствие высказывала. Я так понял, что домик он своей хозяйке сватал… А ты заходи, чайком напою. Водки нет. Водки на пенсию не купишь.

От чая майор отказался, а на водку и не рассчитывал. Он и так получил от дедушки гораздо больше, чем ожидал. Поблагодарив дачника за рассказ, Вязов поспешил к машине. Теперь он был уверен, что найдет черную «Волгу» любителей мопсов. Ведь номера машины он знал.

* * *

Москва. 10 Ноября 2004 года

В бюро Ерожина на Чистых прудах снова собрались все сотрудники. Но сегодня ни армянский коньяк генерала Грыжина, ни кофейник с чашечками стол директора не украшали. Да и первый снежок на бульваре давно растаял. Поэтому праздничной атмосферы, которая царила тут в конце октября, не получалось. Шло строго производственное совещание. Глеб докладывал результаты своей командировки в Гжель. Подполковнику доклад не нравился:

– Силен юноша… Бабульку расколоть не смог. – Ехидно поддел он помощника: – Может, и в правду стоило тебе к проститутке Вальке заглянуть? Деревенская жрица любви могла оказаться разговорчивее.

– Не издевайтесь, Петр Григорьевич. – Обиженно попросил Михеев: – Я же выяснил фамилию Сергея. Злобин его фамилия.

– Надо было родню раскрутить. Узнать, куда делся Сергей. В деревне тайн не бывает.

– У них там Злобиных человек пятнадцать. И все терпеть друг друга не могут.

– Чего ты, Петя, навалился на Глеба. – Заступилась за свояка Надя: – Что ему было поручено, то он и сделал. Теперь мы знаем, что жених убитой девушки тоже пропал. Попроси Тимофея Николаевича по официальным каналам выяснить, что с ним случилась. Там же есть районное отделение милиции?

– Волков и так занят по горло. Еще наш армянин ему работки подбросил. Двух парней, что встретили немца, искать. Не надо сейчас Тимофея трогать. Пусть он нам выложит приятельницу застреленного поэта и найдет машину, в которой увезли немца. Это может очень продвинуть следствие.

– Глеб, неужели ты не сумел разговорить ни одного из этих пятнадцати Злобиных? Что-то мне не верится. – Подначил парня Грыжин: – Прошелся бы по заводу, глядишь, и нашел бы разговорчивого работника.

– Я и прошелся. Теперь могу вам читать лекции о производстве фарфора.

– Валяй, это интересно. – Неожиданно оживился подполковник.

– Вы серьезно, Петр Григорьевич, или опять с подвохом?

– Вполне серьезно. Просвети нас, необразованных. Ты же видел, а мы нет.

Глеб подозрительно оглядел присутствующих. Но никто не воспринял слова Ерожина, как шутку. Михеев вздохнул и начал лекцию:

– Производство начинается с цеха, где готовят массу. Это огромные жернова, перемалывающее каолин, битый фарфор и еще несколько компонентов.

– В этом цехе художники не работают? – Перебил помощника Ерожин.

– Нет. Там работают мужики, от которых разит самогоном, и две бабы, способные поднять этих мужиков одной левой. Всего человек пять.

– Тогда вали дальше.

– Дальше масса поступает в цех, где ее разливают в формы. Здесь же и вынимают сыроватые изделия, снимают швы и ставят на сушку. После этого идет первый обжиг.

– Как выглядит печь? – Снова перебил Петр рассказчика.

– Длинная шахта. Изделия ставятся на плиты, эти плиты проходят весь туннель. В середине туннеля наивысшая температура.

– Какая, высокая? – Полюбопытствовал Грыжин.

– Где-то около девятисот. Если вас интересует, можно ли там сжечь труп, то жара хватит. Но второй обжиг еще круче. Тысяча триста с лишним. Там и пепла не останется.

Грыжин насупился:

– Напрасно смеешься, Глеб. Я вполне допускаю, что наши покойнички исчезали в такой печи. Как ты думаешь, Петро?

– Теоретически да. Практически трудно. Глеб, сколько народу участвует в загрузке?

– Непосредственно три человека. Но есть еще мастер по обжигу, что следит за температурой, да и других рабочих крутиться не мало.

– А в ночные смены? Они же работают посменно? – Продолжал допытываться Ерожин.

– Да, печь работает круглосуточно. С остановками только на ремонт. Причем после ремонта печи делается ее пробный запуск. Тогда народу может быть меньше.

– Молодец, хорошо прощупал технологию. – Похвалил Михеева отставной генерал.

– Мужики, вы что, того? – Возмутилась Надя: – На заводе, где масса людей, устроить подпольный крематорий?! Зачем так рисковать? Проще мертвецов зарыть в лесочке.

– Я тоже так думаю. – Согласился с женщиной Михеев: – Если бы бабка не выдала мне с угрозой, что в печах горят не только черепки, я бы не уделил этому процессу столько внимания. Но ее слова мне запомнились.

Грыжин желал уточнений:

– Скажи, Глеб, а если все-таки сжигали? Стоит только допустить, что преступники действуют сообща, скажем, выходят в одну смену. Тогда кто им помешает?

– Придется расчленять труп. Плиты, на которых обжигают посуду, не очень большие. Да и сгорят они не сразу. Ведь температура в шахте поднимается постепенно. За несколько часов горелым мясом провоняет весь завод.

– Перестаньте, я вас очень прошу!? – Взмолилась Надя.

– Да, хватит о печах. Скажи, где там работают художники? И на какой стадии они задействованы? – Прекратил дискуссию Ерожин.

– Во-первых, в начальной. Когда готовится изделия.

Художник делает эскиз. По эскизу модельщик создает вещь в объеме. Затем с модели снимают форму. Во-вторых, художник расписывает обоженный дважды фарфор. После первого обжига его глазуруют, то есть окунают в стекловидную сметану. После второго обжига черепок блестит. И они называют его смешным словом «белье». Сергей Злобин именно «белье» и расписывал. Причем расписывал дорогие вазы на заказ, а не обычную посуду. Злобин до сего дня висит на доске почета. Доска наполовину ушла в землю, а фотографии сохранились.

– Это интересно. – Ерожин достал свой блокнот и сделал пометку: – И много их там висит, на этой доске?

– Злобиных три. Один, кажется, дядя Сергея. Он тоже давно не работает на заводе и уехал. Но в свое время был шишкой.

– Директором, что ли? – Оживился Ерожин.

– Нет, кажется, занимался сбытом или снабжением…

Петр встал, прошелся по кабинету и остановился возле Глеба:

– Его фото тоже сохранилось?

– В общих чертах. Широкомордый мужик, с окладистой бородой. На попа похож. Но карточка потертая.

– Стоп. Кажется, ты не зря съездил. – Ерожин быстро вернулся за письменный стол, и принялся быстро листать страницы своего блокнота: – Фамилию дядюшки записал?

– Обижаете, Петр Григорьевич. Я ее запомнил. Злобин Юрий Игнатьевич. Других сведений на доске нет.

– Все свободны. Совещание окончено. – Ерожин осмотрел удивленные лица своих работников, подмигнул им, надел куртку и пошел к двери. На пороге обернулся:

– Я к Волкову. Никуда не расходитесь. – И быстро покинул офис.

– Что это с Петро? – Удивился Грыжин.

– Наверное, информация Глеба ему показалась важной. – Предположила Надя.

– А чего же он тогда надо мной издевался? С проституткой советовал переспать? – Пожаловался Глеб и умоляюще посмотрел на Надю: – Ты хоть Любе об этом не говори. Ведь вы, женщины, все не так понимаете…

Ответить Надя не успела. Зазвонил телефон. Она сняла трубку:

– Сыскное бюро.

– Я с кем говорю? – Услышала она голос с легким прибалтийским акцентом.

– Вы с Надей говорите. – Ответила она.

– А, милая супруга директора! – Обрадовались на другом конце провода.

– А это вы, господин Мурт? – Догадалась Надя.

– Он самый. Ваш голодный фермер… – Весело отозвался старик.

– Рада вас слышать.

– И я очень рад. У меня хорошие новости. Матти нашелся.

– Вот это да! Рада за вас. Где же он нашелся?

– Сын путешествует. Прислал письмо. Вышлите мне счет за уже проделанную работу. Старый Мурт не любит оставаться в долгу. И можете больше Матти не искать…

– Скажите, господин Мурт, вы узнали почерк сына?

– Нет, он письмо напечатал. Матти давно не пишет рукой…

Надя положила трубку, да так и осталась стоять у телефона.

* * *

Санкт-Петербург 10 Ноября 2004 года

«Гриша, ты большой молоток. Я рад, что доверил тебе руководство фирмы. Действуй в том же духе. На мой счет в банк больше ничего не переводи. Я счет закрыл, и на днях мы уезжаем за границу. Мою долю держи у себя. Остальное, как договорились. И, пожалуйста, позвони Полине. Скажи, что я очень виноват перед ней и сыном. И прошу у них прощения. Я счастлив в новом браке, а она еще молодая и устроит свою жизнь. Пусть меня не ищет. Я в России раньше чем через год не появлюсь.

Сергей Богаткин»

Татьяна Назарова сидела за своим письменным столом. Перед ней лежал листок бумаги с компьютерной распечаткой, и она уже два раза порывалась звонить в Москву. Но каждый раз звонок откладывала. Таня понимала, что Ерожин ждет от нее ни просто пересказа письма Богаткина. Он ждет от нее заключения криминалиста по факту письма. А это вовсе не одно и то же… Она, конечно, уже имела свое мнение на этот счет. И если бы дело не касалась Ерожина, давно бы это мнение высказала. Но к Петру Татьяна по-прежнему испытывала сложные чувства. Влюбленность девочки к сильному и красивому мужику давно прошла. Назарова решилась выйти замуж, и жених ей нравился. В декабре они собирались расписаться. К тому же два дня назад Татьяна поняла, что ждет ребенка. Она сходила на обследование. Доктор беременность подтвердил. Назарова вспомнила слова цыганки. «У тебя будет девочка, и любить жениха ты будешь до его смерти». Кажется, предсказания Патриции начинали сбываться. Так что в личной жизни у Тани все складывалось. Но Ерожин все равно оставался в ее сердце, и показать перед ним свою несостоятельность, она не хотела.

Родители ушли на концерт. Назарова сидела в своей комнате, перед ней лежало письмо бизнесмена, и она подробно вспоминала свой визит к Родионову, анализируя каждую мелочь.

Посетив фирму Богаткина вторично, Татьяна осталась приятно удивлена встречей с новым директором. Григорий Васильевич Родионов, в прекрасном синем костюме, в безупречной белизны сорочке и при строгом дорогом галстуке, казался не таким толстым и не таким рыжим. Да и волосы его, аккуратно зачесанные назад, не лоснились от пота и выглядели вполне опрятно. Он сам галантно встретил Таню в приемной, провел в директорский кабинет и усадил в кресло: «Чем могу быть полезен очаровательному стражу порядка?». Так началась их беседа. Таня помнила, что, отметив в его голосе элемент вальяжной игривости, с трудом сдержала улыбку. «Вы, Григорий Васильевич, прекрасно выглядите. А пришла я поинтересоваться явлением Сергея Богаткина. Полина мне сказала, что вы получили от бывшего шефа письмо».

Он принялся благодарить: «Спасибо за ваши слова. Считается, что комплименты радуют только женщин. Мужчины, признаюсь вам, до них падки не меньше». Таня торопилась перейти к делу: «Рада, что доставила вам удовольствие. Хотя это не комплемент, а правда. И все такое… Но вы не ответили на мой вопрос».

После ее слов Родионов расплылся в улыбке, и даже немного порозовел от смущения, но к делу перешел. Таня по поведению собеседника заключила, что тот держится естественно и отвечает искренне: «Я действительно получил письмо от Сергея. Вполне возможно, что это письмо и изменило мое настроение». Он так и сказал. При этом смотрел на нее прямо. Глаз не отводил. Она поинтересовалась: «Если не секрет, чем же изменило ваше настроение письмо Богаткина?»

«Никакого секрета нет», – ответил он. Улыбнулся и добавил: «Его оценкой моей профессиональной деятельности. Послание Сергея Дмитриевича прочитали все сотрудники фирмы. И все меня поздравляли». Потом он еще что-то сказал, но, видимо, не существенное, потому что она не запомнила. Она собиралась попросить Родионова показать письмо, но не успела. Он выдвинул ящик письменного стола, достал из него конверт и сам протянул Назаровой: «Если вам интересно, можете прочесть». Таня тут же задала вопрос: «Как вы его получили?» Вопрос Родионова совсем не смутил. Он не задумывался и не опускал глаз. Ответил сразу: «Обычной почтой».

Таня осторожно взяла из его рук конверт, и перед тем, как достать письмо, оглядела профессиональным взглядом криминалиста. Конверт был большой, с печатью питерского почтового отделения. Адрес получателя наклеен отдельной бумажкой сверху. Штамп один. Это означало, что конверт отправлен шестым почтовым отделением Санкт-Петербурга. Шестое почтовое отделение обслуживало район Московского вокзала. Письмо мог бросить любой сошедший с поезда. Почему Богаткин не отправил его из Москвы? Или Сергей инкогнито вернулся в родной город? Все эти размышления не заняли у Татьяны больше минуты. Но Родионов понял, что она себя ведет странно. Удивился пристальному вниманию посетительницы не к письму, а к обыкновенному конверту. Он спросил: «Что-нибудь не так?» Она попыталась отшутиться и ответила: «Извечное женское любопытство». Он не очень поверил и улыбаться перестал. Но в данном случае это подозрений тоже не вызывает. Вполне нормальная реакция человека на неадекватные действия другого. Наконец, она извлекла из конверта само послание. Прочитала его и попросила распечатать для нее экземпляр. Родионов вызвал секретаршу, и через минуту копия письма Богаткина оказалась в ее руках. Все это говорило о том, что Родионов вел себя искренне и, скорее всего, верит, что получил от бывшего шефа подлинное письмо. Назарова, на всякий случай, спросила, есть ли в письме слова, которые часто употреблял Богаткин в жизни. «Есть, – не задумываясь, ответил Родионов: – «Молоток» одно из его любимых словечек». Татьяна поблагодарила Григория Васильевича и поспешила на работу.

Что насторожило в письме Назарову? И почему она пришла к выводу, что перед ней фальшивка? Во-первых, форма послания. У Родионова есть электронная почта. Не знать адреса Богаткин не может. В бытность его директором он этим адресом неоднократно сам пользовался. Можно допустить, что Сергей наслаждается медовым месяцем, а в доме возлюбленной сети нет, что само по себе странно. Письмо пришло в виде компьютерной распечатки. Компьютер и принтер есть, а Интернет не подключен? Но, если все же допустить подобную возможность, Богаткин мог позвонить Родионову и все, что написал, сказать ему по телефону. Во-вторых, почему письмо послано из Питера? Если Богаткин в Москве, бросил бы его в любой почтовый ящик. Если он в Питере, не проще было бы встретиться с бывшим заместителем лично? Все эти «если» и настораживали Татьяну. С другой стороны, Назарова по своему, уже не малому опыту, встречалась и с более подозрительными эпизодами, которые на поверку оказывались вполне реальными. Потому и утверждать на сто процентов, что письмо фальсификация, она не могла. А тянуть с ответом Ерожину становилось не прилично. Татьяна решила звонить.

* * *

Москва. 10 Ноября 2004 года

Ерожин вышел из дверей Управления, двинул к машине, постоял возле нее, но садиться не стал. Пересек Петровку и углубился в аллеи сада Эрмитаж. Петру хотелось подумать, а думать он любил на ходу. Оттого и вышагивал в бюро, когда не имел возможности пройтись по воздуху. Он провел час в кабинете Волкова и узнал много нового. Тимофей получил ответ на запрос пограничникам. Личность белокурой девицы, подруги застреленного поэта Роберта Жестякина установить удалось. Удалось благодаря специалистам с Петровки, которые вычислили страну и место, где сделан снимок «сладкой парочки». Как и предполагал Ерожин, «голубки» посетили Францию. Помог специалистам тот самый стеклянный куб на фотографии. Им оказалось казино в Ницце. Блондинку звали Оксана Ивановна Приходько. Но это еще не все. Пограничники сообщили, что девушка на следующий день после гибели Роберта снова пересекла границу. Она улетела в Турцию без визы в паспорте. Турки за двадцать долларов штамповали визы прямо у себя в аэропорту. Ерожин отдыхал на курортах Анталии и турецкие порядки знал. Волков готовил документы на Приходько для передачи их в ИНТЕРПОЛ. Но прямых улик, доказывающих, что девушка застрелила любовника, или стала соучастницей убийства, у подполковника не было. У него лишь было заключение экспертов о близости убитого с женщиной в день преступления. Что эта женщина именно Оксана Приходько, милиция предполагала из показаний гражданина Баландина, соседа из нижней квартиры. Но Баландин в день убийства Роберта девушку не видел. А ИНТЕРПОЛ на предмет ареста требовал обоснований.

В кармане Ерожина зазвонил телефон. Задумавшись, он очутился на задворках театра Эрмитаж. Погода начинала портиться. С небо посыпался не то снег, не то град. В парке становилось неуютно. Петр вынул из кармана трубку и поспешил на крыльцо служебного входа, где имелся навес.

– Я слушаю.

– Петр, это Татьяна Назарова из Питера.

Ерожин обрадовался, он этого звонка ждал. Назарова зачитала письмо Богаткина и высказала свое мнение. Выслушав Таню, подполковник попросил все же переслать ему письмо в офис на Чистых прудах:

– Люблю, когда документ перед глазами.

– Хорошо, вышлю. – Пообещала Таня: – Я тут надумала проделать один ненаучный эксперимент. Ты не возражаешь?

Ерожин не возражал. Он поблагодарил свою старую приятельницу и побежал к машине. Не успел усесться за руль, как снова зазвонил мобильный. Звонила Надя из офиса с известием, что Мурт нашел сына.

Закончив разговор, Ерожин не убрал трубку в карман, а стал крутить ее в руках. «Что это? Стечение обстоятельств, или ход противника, который решил отсечь его клиентов?» Петр вспомнил слова Волкова о том, что все преступники одноклеточные, и про себя усмехнулся. Мобильник в его руках зазвонил снова.

– Петр, ты уже далеко? – Услышал он голос Волкова.

– Нет, Тимофей. Я сижу в машине, под твоими окнами…

– Тогда поднимись ко мне. Есть новости.

Ерожин запер машину, и под смесью влаги, поступающей с небес, побежал в проходную.

– Что случилось, Тимофей?

Волков указал на кресло:

– Садись, подполковник. Мы имеем дело с крутыми ребятами. Крайслер, на котором встречали немецкого профессора, сейчас догорает в районе Сокольников, за клубом завода «Богатырь».

– Пустой?

– Нет, в салоне три обгорелых трупа. Наш медэксперт выехал на место, информации от него пока нет. Но по словам врача скорой помощи, погибли трое молодых мужчин. Водитель и два пассажира.

Ерожин усмехнулся:

– Отсекают концы ловко. Я не удивлюсь, если в ней те самые ребята, которых зафиксировали камеры в Шереметьево.

– Они и есть. – Сходу согласился Волков.

Ерожин пристально поглядел в глаза Тимофея:

– С чего ты так уверен?

– Я на них седьмого ноября вышел. Мои ребята каждый шаг их знали.

– И ты все это время молчал!? – Возмутился Ерожин.

– Если честно, хотел и тебе доказать, что не зря меня на свое место рекомендовал. Вот и наказал Бог за самонадеянность. Упустили их по-дурацки, а нашли уже трупы.

– Кто упустил?

– Вязов прошляпил. Но там не все так просто.

Преступники подставили ему идентичную машину. Вязов погнался за ней и очутился в Кратово. В машине сидели пожилые дачники с мопсами.

– Так где эти дачники? – Продолжал злиться Ерожин.

– Ищем. Хозяйка умерла. Дачку через фирму продают наследники. Адрес записало двенадцать человек. Но паспорта агенты по недвижимости не спрашивают, и людей, заинтересовавшихся хибаркой в Кратово, не помнят.

– А машина?

– Вязов пытался найти ее по номерам. Номера оказались фальшивыми.

– А где бандиты подставили машину?

– Возле квартиры, что они снимали под фирму.

Наружка отдежурила там несколько дней впустую.

Ерожин плюхнулся на диван:

– Обидно. Что же у нас остается? Блондинка в Турции, и Злобин в Москве?

– Да, если не считать системного администратора Логинова с Каширского центра. – Согласился Тимофей.

– Ну, надо еще найти этого мужика живым. – Скептически заметил Ерожин: – Злобина найти легче. Он пока не знает, что мы вышли на его след…

– Но как раз против него, кроме твоей интуиции, никаких обвинений. Чем я обосную разработку человека, не имеющего ровным счетом никаких контактов с криминалом? Если он дядя жениха погибшей в результате наезда девушки, это еще не повод для ареста…

– Хорошо, Злобиным займусь я. Но чтобы мне не терять время попусту, найди его через паспортный стол. А дальше я сам…

– Постараюсь. – Пообещал Тимофей: – Только, Петр, я все равно думаю, что администратор с Каширки остается героем нашего романа. Это он убрал и Жестякина и этих парней с Крайслером.

– Поживем, увидим. – Многозначительно протянул Ерожин: – Ищите…

– Не, волнуйся, мы ищем. Пограничники из страны его не выпустят. Фотография у них есть. Я объявил Логинова в розыск по всей Федерации. Не будет же он отсиживаться вечно.

– Работай, Тимофей, а мне найди Юрочку Злобина. – Улыбнулся Ерожин: – Да, кстати, звонил из Эстонии твой старик. Сказал, что нашел сына.

– Вот видишь… – Обрадовался Волков: – А ты считал парня трупом.

– Поживем, увидим. – Повторил Петр Григорьевич и протянул Волкову руку.

* * *

Санкт-Петербург 11 Ноября 2004 года

Татьяна сама не понимала, как к ней пришла подобная мысль. Но мысль оказалась навязчивой. На следующий день после звонка Ерожина она старательно отработала в лаборатории весь день. Отработала плодотворно, отписав два заключения. Одно по ограблению антикварного салона, другое по делу об убийстве в Елисеевском магазине. Оба документа хорошо аргументировала, за что удостоилась похвалы следователя Дорофеева. А Константин Петрович на похвалы всегда был скуповат. Закончив работу, достала из сумочки зеркало и косметичку. Через двадцать минут она из строгого сотрудника милиции превратилась в завлекательную красавицу. Хотя ничего особенного над собой не сотворила. Немного подвела глаза, почернила ресницы, подчеркнула помадой линию губ. Все эти малозаметные на первый взгляд штрихи изменили не только внешний облик Татьяны, но даже и характер. От деловитой суровости эксперта-криминалиста не осталось и следа. Татьяна готовилась к свиданию с женихом. Еще три дня назад они договорились, что поужинают вместе. Его звали Петр. Может быть, именно это обстоятельство поначалу привлекло внимание Татьяны, а потом уж он сумел ее очаровать. Петр был интеллигентен, красив и ироничен.

Назарова вышла на улицу и походкой, которая тоже стала куда грациознее, дошла до угла Невского и Фонтанки. Петр уже ждал. Он стоял возле своей бежевой Лады и нетерпеливо вращал головой. В руках жених держал великолепную коралловую розу.

– Привет, Петька. Ты не раздумал? Готов кормить меня ужином? Есть хочу ужасно. – Чмокнув жениха в щеку, сообщила Татьяна. Она еще не решила, скажет ему о беременности или нет.

– Конечно, радость моя, готов. Куда поедем?

– Куда хочешь. Но сначала заскочим на Никольскую площадь. У меня там небольшое дело.

– Нет вопросов, радость моя. – Петр раскрыл дверцу, усадил невесту на переднее сидение, после чего уселся за руль. Правил машиной жених Тани с виртуозностью артиста цирка. Он умудрялся вывернуться из любой пробки и проскользнуть в щель, в которую, казалось, машина никак не может вписаться. Поэтому дорога до Никольской заняла у них не больше пятнадцати минут.

– Заверни в эту подворотню, за церковью. – Распорядилась Назарова: – Теперь направо, и вон к тому подъезду.

Петр в точности исполнил ее просьбу, и выскочил открывать дверцу.

– Проводи меня в подъезд. Там темно и противно. – Петр послушно проследовал с ней до подъезда, распахнул парадное и, пропустив Татьяну, хотел вернуться к машине.

– Нет, иди со мной.

– Как прикажешь, радость моя. Только разреши, машину запру. Дворик еще тот.

– Назарова разрешила. Они поднялись на третий этаж. Не без любопытства, оглядывая обшарпанную лестницу, жених осторожно поинтересовался:

– Тут живут твои друзья?

– Тут живет портниха моих друзей. – Гордо ответила Назарова и позвонила в квартиру. Ей долго не открывали. Таня уже подумала, что зря затеяла этот поход. Но дверь распахнулась, и на пороге возникла Патриция. Она внимательно посмотрела своими бархатными глазами в глаза Татьяны, едва взглянула на Петра и жестом пригласила их войти.

– Здравствуйте, а где Белла? – Не без робости спросила Назарова.

– Бэллочка в магазине. Я сегодня ночью улетаю домой, и моя благодетельница посчитала, что вояж старухи надо смочить шампанским. Но ты же, милая, пришла ко мне, а не к Белле?

Они оказались в гостиной. Патриция царственным жестом предложила им сесть на плюшевый диван. Назарова огляделась. Возле дверей в мастерскую портнихи, где в прошлый раз гадалка вела прием, стоял большой чемодан из желтой кожи. Чемодан был огромный, и лишь колесики у его днища позволяли предположить, что старая цыганка с ним справится.

– Это мой Петр. – Представила жениха Таня.

– Очень приятно… Про него я тебе уже все сказала. – Усмехнулась Патриция: – Теперь хочешь, чтобы бубновый король погадал на тебя? Не советую. Женщина для мужчины должна оставаться загадочной тайной. – И повернула свою маленькую породистую головку у Петру: – Вы согласны, мой друг?

– Я не очень понимаю, что происходит… – Улыбнулся молодой человек: – Но я, мадам, жалкий раб этой красавицы и сделаю все, что она прикажет.

– Вот слова настоящего рыцаря. Мне жаль, что я старуха. Лет тридцать назад ты бы, милая, долго жалела, что привела своего жениха ко мне. – Патриция откинула волосы и, отступив назад, низко и грациозно поклонилась.

– С вами и сейчас опасно знакомить любимых мужчин. – В тон ей ответила Таня.

– Не надо мне льстить, девочка. Всему своя пора. Я прожила красивую жизнь, и благородные рыцари меня больше не привлекают. – И повторила: – Мне очень жаль…

– Что вам жаль? – Насторожилась Татьяна.

– Молодости, конечно… Но ты же пришла по делу? Я уже закончила принимать людей, Но раз ты меня застала, пошли в комнату. Пошепчемся по-бабьи… – Патриция легким движением отодвинула огромный чемодан и распахнула перед Татьяной дверь.

– Потерпи, мы не долго. – Обернулась к жениху Назарова, и дверь за ней закрылась.

Сегодня свечи не горели, а на манекене, что напугал Татьяну в прошлый раз своими обнаженными суставами, красовалось шелковое платье в блестках.

– С чем пришла? – Строго спросила Патриция. Она осталась стоять сама и не предложила стул Назаровой.

– У меня с собой письмо. Я бы хотела знать, кто его написал. Я подозреваю, что это письмо фальшивка. И его сочинил совсем не тот человек, именем которого оно подписано.

– Оно у тебя в кармане жилета. Правильно?

– Да, там. – Удивилась Таня.

– Не вынимай его в этой комнате. А еще лучше, когда выйдешь на улицу, сожги.

Назарова пыталась понять, не шутит ли Патриция. Но лицо цыганки сделалось суровым, уголки губ опустились, и в омуте темных глаз блеснул гнев.

– Но почему? Это всего лишь бумага!

– Эта бумага, к которой прикоснулся дьявол! – яростным шепотом ответила Патриция: – Уходи и делай все, что я говорю. Иначе накликаешь на себя беду.

Назарова кивнула и вышла из комнаты. Потрясенная словами гадалки, она не смотрела под ноги и толкнула чемодан. Он упал. Таня попыталась его поднять, не смогла. Петр вскочил с дивана, но Патриция его опередила. Она наклонилась и легко поставила чемодан на колесики.

– Пошли, Петр. – Позвала жениха Таня.

Он послушно пошел за девушкой. Они спустились по лестнице. Он снова распахнул перед ней дверцу машины. Она уселась на сидение. Дождалась, пока он займет место водителя и попросила:

– Подожди, постоим немного.

– Что случилось, радость моя? Ты вышла от этой старухи бледная, как русалка.

– Ты хотел сказать, как утопленница? – Поправила его Татьяна.

– Не важно, что я хотел сказать. В чем дело?

Таня взяла с панели приборов свою коралловую розу, понюхала ее. Потом посмотрела на жениха долгим отсутствующим взглядом:

– Понимаешь, Петр. У меня в кармане письмо. Я обещала переслать его завтра по электронной почте в Москву своему знакомому. Это письмо ему нужно для расследования. Он частный сыщик.

– Так в чем проблема, радость моя? Отошли. Если это не любовное послание, я не ревную…

Таня покачала головой:

– Оно вовсе не любовное. Но цыганка сказала, что это письмо может принести несчастье. И посоветовала его сжечь.

– Какая лабуда! Радость моя, если ты позволишь, я сам отправлю его завтра из своей конторы.

– Даже не знаю… – Засомневалась Назарова: – Мне, криминалисту, стыдно быть такой суеверной. Но старухе я верю.

– Так, давай его сюда. Я совсем не суеверен и возьму всю тяжесть злых сил на свои плечи. – Рассмеялся Петр.

Таня достала из кармана письмо и передала жениху:

– У тебя ручка есть?

– Зачем, радость моя?

– Чтобы записать адрес получателя…

– Обойдемся и так. – Петр раскрыл свой мобильный телефон, и Назарова продиктовала ему электронный адрес Ерожина.

– Теперь поедем ужинать? – Улыбнулся Петр и завел двигатель.

– Прости, Петя. Но есть мне расхотелось. Отвези меня домой, а поужинаем завтра. Только не обижайся.

– Я презренный раб. Как я могу обижаться на свою госпожу, радость моя!? – Ответил жених и рванул с места.

Через пол часа Назарова была дома. От ужина она отказалась и, сообщив родителям, что очень устала на работе, ушла в свою комнату. Проснулась в прекрасном настроении. За завтраком смеялась шуткам отца и выпила две чашки кофе с бутербродами и бисквитом. В метро, по дороге на службу, подсмеивалась над собой за вчерашние страхи. Да и на работе все складывалось удачно. Благодаря ее заключению по делу об убийстве в Елисеевском магазине прокурор подписал ордер на арест подозреваемого. Перед обедом она вспомнила о письме Богаткина и позвонила в Москву:

– Петр, ты получил мое послание?

– Нет, Таня. Пока ничего не приходило. – Ответил Ерожин.

– Странно? Проверь еще раз.

– Не надо проверять. Надя сидит на компьютере с открытой почтой. От тебя ничего не пришло. – Повторил сыщик.

– Хорошо, я сейчас выясню, в чем дело, и перезвоню. – Назарова набрала рабочий телефон жениха. Это был прямой телефон и обычно трубку поднимал сам Петр. Но сегодня к телефону подошла женщина.

– Можно Петра Антоновича Новожилова? – Попросила Таня и добавила: – Скажите, что Назарова беспокоит.

– Это говорит Татьяна? – В свою очередь поинтересовалась женщина.

– Да, Татьяна Назарова.

– Должна вам сообщить скорбную весть. Вчера ночью Петр Антонович погиб в автомобильной катастрофе. Вы меня слышите?

Назарова ничего уже не слышала. Она выронила из рук трубку, опустилась на стул и потеряла сознание.

* * *

Москва 11 Ноября 2004 года

Ерожин расхаживал по кабинету в ожидании повторного звонка из Питера. И как только звонок раздался, бросился к телефону. Но звонила не Назарова из Питера, а Волков из Москвы:

– Петр, я в тупике. В сгоревшей машине все три парня, что встречали немца.

– По-моему, это уже не новость…

– Я понимаю, но хочу тебя проинформировать о деталях.

– Знаешь, бородатый анекдот про врача?

– При чем тут анекдот?

– Сейчас поймешь. Доктор спросил у родственников умершего: потел ли больной перед смертью?

– Я этого анекдота не знаю.

– Вот я тебе и рассказываю. – Усмехнулся Ерожин:

Родственники подтвердили: потел. «Очень хорошо», – ответил доктор…

– Я же признал свою вину. Не хочешь, могу ничего не говорить. – Обиделся Волков.

Но Ерожина это не устраивало:

– Не лезь в бутылку, Тимофей. Валяй, выкладывай.

– Крайслер принадлежал фирме, и все трое сгоревших, там работали. Мало того, они под офис снимали трехкомнатную квартиру и в ней жили. При обыске в квартире нашли пистолет Макарова. Официального заключения баллисты пока не принесли, но на словах, из этого пистолета застрелили Роберта Жестякина.

– Вполне возможно. Но они всего лишь исполнители. Вот их и убрали. И пистолет вы нашли там не случайно. Убийц нет, и дела нет…

– Я с тобой согласен.

– Чем занималась фирма?

– Посредничеством на строительные подряды. Фирму наши проверили. Типичная липа. Ее держали для прикрытия. Сотрудников всего трое. Один числился директором, второй замом, третий водителем. Бухгалтера своего не имели. Приглашали со стороны по договору на предмет отчетности и налогов. За последний год через банковский счет фирмы прошло около трех миллионов долларов. Но деньги на счету не задерживались. Их быстренько снимали. И кто бы ты думал?

– Юрочка Злобин?

– Как ты догадался?

– Я от природы умный. – Усмехнулся Ерожин: – Откуда информация?

– От полковника Шмакова. Отдел экономических преступлений.

Ерожин улыбнулся. С Валентином Андреевичем Шмаковым он был знаком много лет. Они не раз оказывали друг другу услуги в сложнейших расследованиях, и Ерожин верил полковнику, как самому себе:

– Шмаков липы не подбросит. Но мне странно, что такой матерый зверь, как Юрий Игнатьевич, оставил след?

– Он и не оставил. Там какая-то подставная фирма. Деньги снимал, конечно, не сам Злобин. Он открыл фирму на жену. Но полковник раскопал.

– Он может… Теперь у тебя есть повод найти дядюшку живописца Сергея?

– Теперь есть.

– Работай, Тимофей. – Ерожин положил трубку, достал свой блокнот и долго что-то писал.

Из Питера так и не позвонили. Петр вышел в коридор, заглянул в комнату своих сотрудников:

– От Назаровой по-прежнему ничего?

– Пока нет. А ты ее набери. – Посоветовала Надя.

– Татьяна сама звонила. Обещала перезвонить, и с концами… Так не делают.

Надя проявила женскую солидарность:

– Она на работе. Могли к начальству вызвать, или послать на происшествие. Ты-то должен это понимать?

– Не ожидал я от Тани… Она человек обязательный. – Насупился Петр.

– Зря переживаешь. Содержание письма она тебе пересказала. Ничего нового ты все равно не увидишь. Освободится, пришлет.

– Петро, поделись со стариком, что ты обо всем этом думаешь? – Вмешался в разговор супругов Грыжин: – У Мурта сын нашелся, у ленинградки муж. Они больше не наши клиенты? Мы что, заканчиваем расследование?

– Погоди, батя. Не все так просто… Кстати, об эстонце. Он сказал, на каком языке получил письмо от сына?

– С Муртом Надя говорила. Вот жену и пытай, сынок. – Проворчал Грыжин.

– Нет, этого он не сказал. Я, поинтересовалась, узнал ли он почерк Матти. Мурт ответил, что сын давно не пишет письма рукой. А спросить на каком языке, мне в голову не пришло. – Призналась Надя: – А это важно?

– Для меня важно. Соедини меня, пожалуйста, с Адресом, – попросил Ерожин. Надя открыла папку с договором, где имелись координаты эстонского фермера и набрала номер:

– Господин Мурт? Вас беспокоит Надежда Ерожина из Москвы. Мой муж хочет задать вам несколько вопросов. Передаю ему трубку.

– Господин Мурт, здравствуйте. Жена вас зря напугала, у меня к вам только один вопрос. На каком языке письмо сына?

– На эстонском, конечно. Мы между собой общаемся по-русски только в присутствии русских.

– Спасибо, господин Мурт. Всего хорошего.

– Ерожин положил трубку и ушел к себе. Через минуту вернулся:

– Где Михеев?

– Ты же его сам с утра погнал на Каширку. – Напомнила мужу Надя.

– Возраст, Надюха. Первые признаки склероза.

Грыжин, раскладывая деньги по конвертам, замечание Ерожин без внимания не оставил:

– Ты, Петро, о чем? Хочешь сказать, когда проживешь с мое, станешь совсем идиотом?

– А ты, батя, чем там занимаешься? – Ушел от ответа Петр Григорьевич.

– Зарплату вам готовлю. Если так дела пойдут, видно, последнюю. – Проворчал отставной генерал.

– Денежки дело серьезное, вот и не отвлекайся. Может быть, я так с женой кокетничаю… – ухмыльнулся подполковник.

Надя притворилась обиженной:

– Это ты, оказывается, со мной так кокетничаешь? С какой целью?

– Раз Глеба нет, придется задействовать тебя.

– На каком фронте, господин директор?

– Понимаешь, я уверен, что письмо Мурту сначала написали по-русски, а потом перевели. В Москве переводчиков с английского до черта, с немецкого тоже и так далее. А вот переводчиков с эстонского, вовсе не много. Постарайся найти того, кто сделал перевод письма Матти.

Надя подумала и поняла, что муж прав. Найти переводчика с русского на эстонский задача не из простых:

– Я даже не знаю с чего начать?

– Начни с посольства.

– Записаться на прием к послу? – Удивилась Надя.

– Вот этого совсем не нужно. – Поморщился Ерожин: – Потолкайся возле консульства. Поговори с людьми. В Эстонии половина русских, в России у них полно родни, а значит, и проблем. Кто-то, наверняка, переводил документы на эстонский язык. Там же он теперь государственный. Вот и найдешь концы.

– Попробую. – Надя козырнула мужу: – Разрешите исполнять?

– Да, ладно тебе, Надюх. Помоги немного. Мы имеем дело с очень тертым калачиком. Но где-то же он наследил…

– Я не возражаю. Но толкаться у посольства совсем не обязательно. Ты у меня, правда, старый хрыч. Я сейчас по интернету все выясню.

– Дождался, Петро? Сам напросился, – удовлетворенно сообщил Грыжин. Петр решил не развивать тему и быстро удалился к себе.

Надя уселась к компьютеру и через десять минут принесла мужу в кабинет распечатанный на принтере список юридических и физических лиц, выполняющих данную работу. Ерожин изучил список. В нем перечислялось шесть фирм и один индивидуальный переводчик. В одной фирме с многозначительным названием «Полиглот» брались за переводы на языки народов всех бывших республик СССР. Две специализировались по Скандинавским странам, включая Эстонию. Одна предлагала услуги по переводу только на языки Прибалтийских республик. Но Ерожину все они не нравились. Ему приглянулось предложение индивидуального переводчика:

– Надюх, начни с одиночки.

– А почему с него? – Не поняла Надя.

– Видишь, он пишет «Перевожу любые тексты и документы. Являюсь носителем языка. Имею диплом присяжного переводчика»?

– Вижу, ну, и что?

Ерожин тяжело вздохнул и принялся монотонно объяснять:

– Потому, Надюх, что носителем языка является скорее всего представитель коренной национальности.

– Странное понятие «носитель языка»?! – Улыбнулась Надя: – Мы с тобой русские. Значит, представители коренной национальности?

– Наверное, – неуверенно согласился Ерожин.

– Выходит, тоже носители языка, но мне никто за это пока денег не предлагал.

– Надюх, мы большой народ. А в Эстонии, небось, и миллиона нет, да еще половина наших. Вот они и гордятся тем, что эстонский язык – родной.

– С языком разобрались. А что означает «присяжный»? – Недоумевала Надя. Она знала о существовании присяжных заседателей, но о присяжных переводчиках не слышала никогда.

– А я откуда знаю? Но перевод письма Матти наш «клиент» доверил бы только эстонцу…

– Какая разница? Важно, чтобы перевод был качественный.

Терпение Ерожина начинало иссякать, но он сдержался:

– Пойми, Надюша, иностранец, даже блестяще знающий язык, может построить фразу грамотно, но непривычно, или в редко употребляемой форме. А человек, говорящий на родном языке, подобного ляпа не сделает.

– Убедительно, – наконец согласилась Надя.

– Слава Богу, дошло. – Облегченно вздохнул Ерожин и попросил жену как можно быстрее связаться с переводчиком. Надя пошла к себе, но вскоре вернулась:

– Переводчика зовут Эльза, и она принимает заказы только по Интернету. Я не знаю, что делать? Послать запрос, не переводила ли она письмо Матти?

Ерожин задумался:

– Ничего не делай. Принеси мне ее электронный адрес, и считай, что ты тему отработала. – Проводив супругу до дверей рассеянным взглядом, Ерожин снял трубку и позвонил Новицкому:

– Витя, мне нужен твой совет. Можно к тебе заехать?

– Ты где? – Поинтересовался молодой человек.

– В своем офисе на Чистых прудах.

– Если армянского коньячка нальешь, сам к тебе зайду. Я на Мясницкой.

– Это к генералу. – Улыбнулся Ерожин.

Новицкий появился быстрее, чем он ожидал. Но на письменном столе подполковника уже стояла бутылка коньяка «Ани», рюмка и нарезанный лимон.

– Чудненько! – Обрадовался Виктор, потирая руки: – Не хочу работать. Шлялся по книжным магазинам и замерз.

Ерожин налил коньяк в рюмку:

– Можешь выпить сразу…

– А ты?

– Я же не замерз. – Отказался Ерожин, с любопытством пронаблюдав, как Новицкий смакует любимый напиток.

Покончив с коньяком, Виктор удовлетворенно развалился в кресле, и разрешил:

– Выкладывай свою проблему.

Ерожин рассказал о письмах Матти и Сергея Богаткина и поделился своими соображениями на этот счет.

– Письма при тебе? – Быстро спросил Новицкий.

– К сожалению нет. Содержание письма Богаткина я знаю, а письмо Матти на эстонском.

– Почему не попросил, чтобы переслали?

– Для Мурта это слишком сложная акция. А из Питера оправить письмо обещала моя знакомая, но пока не прислала. Я, если честно, даже обиделся. Не понимаю, почему надо затягивать выполнение столь пустячной просьбы?

– Хочешь, я сам смотаюсь в Питер? – Неожиданно предложил Новицкий и покраснел. Ерожин сделал вид, что смущения молодого человека не заметил:

– Буду тебе очень благодарен. Но сначала помоги разобраться с переводчицей.

– Что я должен сделать?

– Вскрыть ее переписку с клиентами и проверить, нет ли в них перевода письма Матти.

– Давай адрес.

Ерожин протянул Новицкому листок с адресом электронной почты Эльзы:

– Когда я могу рассчитывать на результат?

Виктор на секунду задумался:

– Сегодня, до десяти вечера. А в двенадцать я «Красной стрелой» уеду в Питер. Завтра текст письма будет у тебя. – Новицкий налил себе еще рюмку, быстро ее выпил и поднялся: – Пошел работать.

– Давай заглянем к генералу, он тебе выдаст командировочные. – Предложил Петр.

– Ничего не надо. В этой поездке у меня имеется и личный интерес. – Отказался Виктор и снова покраснел.

– Желаю успеха. – Улыбнулся Ерожин.

– Спасибо. Я наш разговор запомнил. Надеюсь, ты, Петр, окажешься прав… Кстати, как она восприняла письмецо супруга?

– Ты о Полине? – На всякий случай уточнил Ерожин.

– Ты очень догадлив.

– Письмо получила не она, а заместитель Богаткина. Для Полины там была приписка, которую ей зачитали по телефону. Женщину это взбесило. Мне кажется, тебе ничего не помешает… К тому же я уверен, что письмо написал не Сергей, а преступник, заметающий следы. Если ты раскроешь игру с переводчиком, у меня появятся доказательства.

– Мы постараемся. – Заверил Новицкий и, не прощаясь, покинул кабинет сыщика.

* * *

11 Ноября 2004 года

Сын Димы Вязова был всего на год старше Фони, сына Михеева. Молодые отцы познакомились несколько лет назад и общались как старые приятели.

– Понимаешь, я вообще все забыл. Он приходит ко мне с уроками, требует помощи в решении задачки. А я не могу решить. Стыдно перед парнем. Ночами читаю его учебники, чтоб не срамиться. – Жаловался Вязов.

– А мне, Дима, повезло. Уроками Люба занимается. – Михеев посмотрел в окно и увидел, что они сворачивают с Каширки в маленький лесок: – Приехали, что ли?

– Да, там, в глубине, главный корпус. – Ответил Вязов.

Черная Волга Управления подкатила к главному входу Медицинского центра. Водитель издали заметил, что поблизости от парадного автомобильная стоянка забита. Он притормозил у дверей и обернулся к пассажирам:

– Товарищ майор, вы выходите, а я найду место, где-нибудь поблизости и припаркуюсь. Вы когда закончите, стойте здесь. Я сам к вам подъеду.

– Хорошо, Слава. – Разрешил Вязов, и они выбрались из машины. Дима связался с администрацией заранее, и на проходной вопросов не возникло. Но в раздевалке седая дама потребовала, чтобы они натянули на свою обувь тапочки из синей пленки, запросив по десять рублей с каждого. Вязов хотел было огрызнуться, показав удостоверение, но Михеев уже расплатился. Они уселись на диван. Вязов с тапочками разобрался быстро. Глебу натянуть их на свои ботинки сорок пятого размера удалось не сразу. Наконец он справился, и молодые люди подошли к доске с информацией. Отделение интенсивной терапии находилось на пятом этаже. Они дождались лифта, с трудом втиснулись в него, но лифт поднимать всех не пожелал.

– Перегрузочка… – Ехидно определил пожилой доктор при бородке клинышком. Молодым людям пришлось выйти. Зато когда опустился другой лифт, они оказались первыми. Заведующего отделением Родина они в кабинете не застали. На вопрос, где доктор, молоденькая санитарка зачирикала тоненьким звонким голоском:

– Иван Семенович совещается с дирекцией на втором этаже.

– Это надолго? – Мрачно поинтересовался Вязов.

– Кто их знает… Дирекция есть дирекция. Ответила девушка и внезапно чирикнула еще звонче: – А вон они идут!

Молодые люди обернулись и увидели подтянутого пожилого человека в белом халате.

– Майор Вязов из центрального Управления внутренних дел. – Представился Дима и, указав на Михеева, добавил: – А это помощник Петра Григорьевича Ерожина, который с вами беседовал.

– А, белобрысый подполковник? – Вспомнил доктор и глаза его повеселели: – Понравился мне мужик. И помощника выбрал подходящего. Метра два будет?

– Метр девяносто девять. – Смущенно возразил Михеев.

– Петр Григорьевич всем нравится. – Ответил Вязов, пожимая доктору руку.

– С чем пожаловали, молодые люди? Если у вас вопросы по Любе Крестовой, то я все, что вспомнил, подполковнику рассказал. – Предупредил Родин, пропуская визитеров в свой кабинет. Вязов раскрыл потертый портфель из искусственной кожи, долго в нем копался, вынул конверт, а из него три фотографии, и веером выложил их на стол.

– Что это? – Удивленно спросил доктор, разглядывая шикарный лимузин, снятый с трех разных точек.

– В разговоре с Петром Григорьевичем, вы упомянули, как однажды при вас Люба села в темную иномарку. – Пояснил Михеев: – Посмотрите на снимки. Не узнаете машину?

Родин взял один снимок, положил обратно на стол, потом другой. Затем повторил просмотр. Сам спрятал фотографии в конверт и вернул Вязову:

– Да, машина эта.

– Вы уверены? – Дожимал свидетеля Михеев.

– Не был бы уверен, не сказал. Нашли убийцу Любы?

– Можно и так сказать….

– Их взяли? – Сообщение доктора взволновало. Он достал из кармана не слишком свежий платок и вытер лоб.

– Господь прибрал. На фото аналогичный автомобиль.

Оригинал сгорел вместе с подозреваемыми. – Ответил Дима.

– Значит, есть справедливость в этом мире. – Сделал вывод Родин.

– Спасибо, Иван Семенович. Вы нам очень помогли. А насчет справедливости не уверен. Погибшие бандиты всего лишь исполнители. А кто над ними, мы пока не знаем… – Молодые люди пожали доктору руку и направились из кабинета.

– Ничего, подполковник достанет и главного. – Уверенно предположил заведующий отделением.

– Петр Григорьевич достанет. Я еще ни разу не видел, чтобы он промахнулся. – С гордостью за шефа ответил Глеб.

– Да, с подполковником было работать классно. – Уже в лифте, словно продолжая прерванный разговор, согласился Вязов. Они вышли из дверей Центра, и Михеев стал крутить головой в надежде заметить машину.

– Не суетись, Глеб. Слава сам нас увидит. – И не успел он договорить, как Волга Управления с визгом притормозила рядом. Они уселись на заднее сидение.

– Теперь куда, товарищ майор? – Спросил водитель.

– А теперь, Слава, нам на кладбище…

– Шутите?

– Какие с кладбищем шутки? Гони в сторону Химок.

– Может, по Кольцевой? Через город сейчас не пробьешься.

– Тут мы тебе не советчики. Решай сам. – Отмахнулся Вязов.

Водитель газанул, пролетел по узкой бетонке лесок, окружавший Медицинский Центр, вырулил на Каширку и, включив сирену, помчал в сторону Московской Кольцевой автодороги.

* * *

Санкт-Петербург. 12 Ноября 2004 года

Утренний Питер встречал прибывший из Москвы поезд порывистым ветром и мелким дождем, перемешенным с снежной крупой. Крупа при порывах ветра больно била в лицо. Пассажиры и те, кто их встречал, старались на платформе не задерживаться. Носильщики, не получившие работы, понуро укатывали свои тележки. Перрон быстро пустел.

– Молодой человек, откройте. – Проводник уже несколько минут стучал и дергал дверь, но в купе по-прежнему молчали. «Господи, уж не помер ли пассажир», – прошептал он и побежал к себе в закуток за отмычками. Дрожащими руками отомкнул дверь, осторожно вошел. В купе стоял полный мрак. Наглухо задраенное шторой окно не пропускало света вокзальных фонарей, а электричество пассажир вырубил. Проводник щелкнул выключателем. Москвич лежал, натянув на голову одеяло, и не шевелился. Проводник прикинул, где находится плечо, осторожно потряс за него и от неожиданности отскочил.

– Какого черта! – Раздалось из-под одеяла. Затем одеяло сбросили, и в проводника вонзились два возмущенных глаза Виктора Новицкого.

– Гражданин, извините, но мы уже пять минут на перроне Санкт-Петербурга. Сейчас состав уберут на запасные пути. – Все это проводник произносил вежливым подобострастным тоном. Молодой человек ехал в купе один, оплатив и вторую полку. В вагонах СВ путешествовали не только знаменитые артисты, бизнесмены и политики. Среди пассажиров случались и уголовные авторитеты.

– Ладно, уйди, я оденусь. – С мучительной гримасой изрек Виктор и, как только за проводником задвинулась дверь, уснул снова. Явившись через несколько минут, служитель вагона застал ту же картину. На этот раз, разбудив путешественника, он из купе не вышел, а остался стоять, с удивлением наблюдая, как молодой человек натянул один носок, второй запихнул в карман, рубашку застегнул так, что средняя пуговица оказалась у шеи, и долго не мог попасть в рукав куртки. Проделав все это, Новицкий сомнамбулой двинул к выходу.

– А багаж? – Крикнул проводник. Виктор опустил руку во внутренний карман куртки и, нащупав мобильник, сообщил:

– Все на месте…

Проводник осмотрел купе, приподнял диваны, но вещей не обнаружил. «Странный тип. Уж не наркоман ли?» – подумал он и запер за Новицким вагон. Оказавшись на платформе, москвич, как заведенная кукла, зашагал в обратную от вокзала сторону. Пока дошел и уперся в пропасть платформы, промозглый питерский ветерок его немного пробудил. Он постоял, глядя на расходящуюся паутину рельсов, повернулся, понял, что пришел не туда, поднял воротник и двинул обратно. При выходе на площадь на него набросились с предложением услуг сразу три владельца таксомотора. Виктор утвердительно кивнул, и они чуть не подрались, выясняя, с кем желает остаться клиент. Победил в споре тот, кто оказался больше ростом и имел кулаки внушительнее.

– Куда везти? – Спросил он, погрузив пассажира на заднее сидение своей «Лады».

Виктор извлек мобильник, раскрыл его, поколдовал кнопками и, сообщив адрес, тут же уснул. Ехали по мокрым улицам медленно. В северной столице начинался час пик. Но Виктора это не волновало, он крепко и с удовольствием спал. До места они добрались через час с лишним. Вторичное пробуждение оказалось не столь мучительным. Странный клиент, не торгуясь, расплатился, хотя водитель и назвал астрономическую сумму, вышел в темноту питерского спального района и мучительно пытался припомнить нужный подъезд. Над городом только начинался серенький рассвет, свет фонарей тонул в мути из мокрой дождевой пыли, и вспомнить Новицкий ничего не мог. Опять полез за мобильным телефоном, отвернувшись от ветра, набрал номер.

– Слушаю. – Раздался сонный голос Полины.

– Это я.

– Ты? – Она его сразу узнала.

– Я. Стою возле твоего дома, а подъезд забыл.

– Подожди. Сейчас спущусь.

Она выбежала из последнего подъезда, метров за сто от него. Выбежала, набросив шубу прямо на ночную рубашку. Он пошел ей навстречу. Когда она оказалась почти рядом, остановился. Ноги словно приросли к мокрому асфальту. Она тоже остановилась. Они стояли и смотрели друг на друга. Она первая сделала шаг к нему. Он тоже сделал шаг, и сжал ее в объятьях. Так они простояли долго, но времени не замечали оба.

– Пошли, в тапочках промокну. – Прошептала она.

Он разжал руки и послушно побрел за ней. В прихожей она его оставила:

– Подожди, я хоть халат наброшу. Он ждал. Она вернулась в халате и застала его в куртке:

– Почему не раздеваешься? – Он не ответил. Она сняла с него куртку, усадила на пуфик, увидела, что он в одном носке и в рубашке, застегнутой наперекосяк: – Господи, откуда ты такой?

– Прямо с поезда. Я спал, проводник растолкал и велел одеваться. Я одевался и все равно спал. А носок вот. – Он вытянул из кармана второй носок и повесил его на вешалку.

– Я помню, тебя утром будить нельзя. – Рассмеялась Полина: – Сама терпеть не могу вставать рано. Давай постелю тебе в кабинете.

– Нет, хочу с тобой в спальне.

Она смутилась, но не возражала. В спальне он разделся, залез под одеяло и блаженно улыбнулся.

– Как хорошо у тебя.

– Спи. – Она наклонилась, погладила его по голове, поцеловала и вышла.

– А ты?

– Я скоро приду.

Полина отправилась в прихожую, сняла его носок с вешалки, потом приняла душ, долго занималась своей внешностью и не заметила, как Виктор вошел. Вздрогнула, когда он ее обнял и привлек к себе. Он стоял сзади, и она чувствовала его все сильнее и сильнее. И вдруг поняла, что они уже вместе.

– Как я о тебе мечтал и как боялся… А все так просто, и так здорово. – Она слышала его шепот, ощущала его мужскую силу и ей казалось, что они летят высоко в небе. Летят навстречу солнцу. А солнце все ярче и теплее. Вот оно уже нестерпимо жарко. Так жарко, что хочется закричать.

Он взял ее на руки, отнес в спальню, бережно опустил на постель, лег рядом, и положил ей голову на живот.

– Теперь ты моя жена.

– Дурачок, я тебя старше и у меня ребенок.

– Какое это все имеет значение, – ответил он и сладко уснул. Она лежала, боясь пошевелиться, чтобы не нарушать его сон, и не заметила, как уснула сама. Проснулась оттого, что рядом пусто. Она устала спать одна, и теперь, когда Виктор так внезапно возник в ее жизни, испугалась этой пустоты и вскочила. Били часы в гостиной. Она посмотрела на свои часики, что оставила на тумбочке. Стрелки показывали три часа. Она ужаснулась: «Павлик давно пришел из школы». Что, если он заглянул в спальню? Полина набросила халат и на цыпочках вышла в коридор.

Из кабинета послышался громкий хохот. Она узнала фальцет сына и еще незнакомый ей смех Виктора.

– Ну, ты даешь, Вить! Как у тебя это получилось. Это же закрытый файл!? – С восхищением восклицал Павел.

– Мальчик, запомни, все гениальное просто. – Отвечал Виктор: – Я тебе поставлю одну программу, и ты тоже сможешь.

Она подошла к двери кабинета, прислонилась к стене и слушала. Сын общался с москвичом, так, будто они знали друг друга вечно.

– Ладно, Пашка, ты теперь сам, а мне надо по делу съездить.

– А ты вернешься? – Полину кольнуло что-то вроде ревности. Таким тоном сын никогда не спрашивал о ее возвращении.

– Конечно, вернусь. Я же люблю твою маму, и никуда теперь от вас не денусь. Только тебе придется со мной в Москву ехать.

– А у тебя там есть компьютер? – Павлик поинтересовался этим так, словно речь шла не о переезде в другой город, а о походе в соседнюю квартиру. И Полина снова ощутила укол ревности.

– У меня их шесть. И каждый круче твоего раз в десять. – Ответил Виктор тоном мальчишки, который хвалится перед сверстником дорогой игрушкой.

– Господи, кажется, я завела себе второго сына. – Сделала вывод Полина. Все ее ревнивые мысли разом исчезли, осталась одна, что мужиков надо кормить. Она улыбнулась и пошла на кухню.

* * *

Москва 12 Ноября 2004 года

Юрий Игнатьевич Злобин жил в «сталинском» доме за метро Сокол. Майор Маслов выяснил, что раньше здесь были коммунальные квартиры. За время демократических преобразований шустрые фирмы скупили у жильцов комнаты, отремонтировали жилье с учетом вкусов новой богатой публики и, заработав на этом сотни тысяч долларов, продали квартиры нуворишам. Юрий Игнатьевич оказался одним из них. Он купил четырехкомнатную квартиру на третьем этаже и поселился там с женой и двумя дочками. Злобин вел образ жизни богатого, солидного человека. Маслов следил за ним второй день. Вчера к восьми утра к дому подкатил серебристый Мерседес. Водитель вошел в подъезд и через десять минут вывел дочек Злобина. Они были погодки. Девочки уселись в машину, и Мерседес плавно развернулся и уплыл в подворотню. По тому, что сестрички имели при себе по рюкзачку-портфелю, Николай сделал вывод, что дочек повезли в школу. Через час у подъезда притормозила черная «Волга». Еще минут через десять появилась шикарная дама в меховом полушубке и уселась рядом с водителем. Они отчалили в начале десятого. К десяти вернулся водитель Злобина, но из Мерседеса не выходил. Юрий Игнатьевич вышел сам. Он был одет в долгополое пальто, и при своей окладистой бороде, действительно, смахивал на попа. Злобин уселся на заднее сидение, и лимузин тронулся. Маслов последовал за ним, держась на две-три машины поодаль. Водитель привез хозяина на Старую площадь, к зданию, где находился «Совет предпринимателей России». Там Юрий Игнатьевич провел два часа. Вышел с высоким молодым человеком, усадил его в свой Мерседес, и они отправились на Красную Пресню. Маслов успел сфотографировать нового фигуранта. В Бизнес-центре парочка задержалась надолго. Вернулся Злобин уже с другими людьми. Один, небольшого роста, полный, с аккуратной круглой лысинкой на макушке. Второй повыше, в роговых очках с большим портфелем. По тому, как Юрий Игнатьевич сам открыл заднюю дверцу и усадил своих знакомых, майор сделал вывод, что видит больших начальников. Маслов сумел сфотографировать и их. Мерседес вырулил на Садовое кольцо, доехал до Зубовской площади, свернул к зданию Счетной Палаты и остановился. Водитель выскочил и распахнул заднюю дверь. Вышел прощаться и Злобин. Он пожал руки обоим, дождался, пока они скроются за дверями внушительного парадного, и только после этого уселся в машину. Развернувшись под Крымским мостом, Мерседес миновал Смоленскую площадь, возле памятника Маяковского вырулил на Тверскую и двинулся в сторону Сокола. Маслов уже решил, что его объект возвращается домой. Но Злобин домой не собирался. Мерседес свернул в узкий проезд, с другой стороны Ленинградки, и остановился у высокого бетонного забора. Юрий Игнатьевич вышел из машины, что-то сказал шоферу, тот развернулся и уехал. Злобин прошел вдоль забора, затем скрылся за стальной дверью. Маслов подождал немного и проследовал маршрутом Злобина. Перед железной дверью, за которой исчез Юрий Игнатьевич, имелась табличка – «Московский экспериментальный завод пьезокерамики и фарфора».

На заводе Злобин пробыл до восьми вечера. Вышел оттуда один, пешком дошагал до Ленинградского проспекта, купил у метро газету, засунул ее в карман своего долгополого пальто, в подземном переходе остановился возле бомжа, бросил ему в шапку пятирублевую монету, поднялся на другой стороне Ленинградки и, не спеша, пошел к дому. Больше до десяти вечера из дому не выходил. Маслов передал наблюдение сотруднику «наружки», и сам поехал домой. Все это произошло вчера. Сегодня майор без десяти восемь занял свой пост напротив подъезда Злобина. Из сводки наружного наблюдения он знал, что ночью его подопечный находился дома. Повторяя расписание вчерашнего дня, ровно в восемь к подъезду подкатил серебристый Мерседес, и водитель повез девочек в школу. Николай рассчитывал, что он вскоре вернется за хозяином. Но ровно через пятнадцать минут возле парадного притормозило такси. Через минуту появился Злобин с небольшим чемоданом в руке и уселся в машину. Если водитель серебристого Мерседеса правил степенно и вести его не составляло большого труда, то таксист действовал на дороге совсем иначе. Держать его в поле зрения оказалось куда труднее. Маслов два раза даже подумал, не запросить ли помощи. Но сидевший за рулем машины управления сержант Кутенко догнал таксиста и больше его не отпускал. Они промчались по Ленинградке, пересекли МКАД, миновали Химки.

«Уж не в Питер ли он на такси собрался»? – Подумал Николай. Но таксист свернул к Шереметьеву и, подкатив клиента к дверям зала отлета, с визгом притормозил.

Юрий Игнатьевич вышел из машины. От его вчерашней степенности не осталось и следа. Он столь стремительно скрылся в дверях аэропорта, что Маслов едва успел его догнать. Злобин задрал голову возле щита информации и быстро зашагал к десятой стойке. Там уже шло оформление пассажиров, и он встал в очередь. Майор подождал, пока за Злобиным не появятся еще несколько пассажиров, и пристроился сзади. Над десятой стойкой светилось табло с номером рейса и пунктом назначения. Николай позвонил Волкову.

– Тимофей Николаевич, он собрался в Ниццу. Что делать?

– Что ты можешь сделать? На арест Злобина, у нас пока оснований нет. Веди его до паспортного контроля и возвращайся в отдел. Будем думать…

Маслов отследил, как у его подопечного проверили билет, дождался, пока Злобин пройдет за турникет, где начиналась пограничная зона, прослушал по радио, что посадка на рейс до Ниццы закончилась, и вернулся к машине.

* * *

13 Ноября 2004 года

Андрей Захарович Колмыкин опаздывал. Ерожин сидел на жестком кожаном стуле возле его кабинета и, чтобы не терять время даром, пытался осмыслить происходящее.

Вчера он получил по электронной почте из Питера копию письма Богаткина своему заместителю. Отправил письмо прямо из фирмы, некогда руководимой Сергеем, Виктор Новицкий. Там же Ерожин прочитал приписку молодого человека, сделанную лично для него. «Петр, спасибо. У меня все в порядке, и я на Седьмом небе». Вспомнив приписку Виктора, он улыбнулся и подумал: «Помочь наладить личную жизнь молодого и красивого парня куда легче, чем разобраться с пропавшими женихами».

Размышления сыщика прервали громкие мужские голоса. По длинному коридору небоскреба шли трое молодых людей, оживленно беседуя. В тишине храма российской дипломатии их голоса звучали особенно резко. Петр понял, что у этих мужчин произошло нечто чрезвычайное, и невольно прислушался.

– Министр совсем другое имел ввиду.

– Вот и объясни им, что он имел ввиду другое.

– И на кой черт этому черномазому не сидится дома.

– Он президент страны, и не будет тебя спрашивать, где ему сидеть.

– Тебе хорошо, а я с чем выйду к прессе?! Это же конфуз на всю Африку!

Молодые люди, споря и жестикулируя, прошли мимо. На Ерожина они не обратили внимания, словно его и не было.

Петр не знал, что встревожило этих мужчин. Он предположил, что у них возникла проблема из-за неосторожных слов министра.

«Мне бы их заботы», – заметил про себя подполковник и мысленно вернулся к проблемам собственным.

Перед отъездом в Питер Новицкий позвонил, как и обещал, около десяти. В компьютере переводчицы Эльзы письма Матти он не нашел. Но Виктора насторожил один заказ, поступивший из фирмы «Полиглот». Эльзу просили перевести интимный документ, но электронной почте доверять не хотели. Ей назначили встречу на фирме. Это произошло пять дней назад. Ерожин прикинул время, когда позвонил эстонец, и решил, что по срокам все сходится. Вычислил Новицкий и адрес, где зарегистрирован компьютер переводчицы. Ерожин проверил адрес и выяснил, что Эльза ведет переписку из Эстонского посольства. В дипломатической службе Петр разбирался плохо. Отставной генерал, как выяснилось, тоже. Грыжин позвонил своему знакомому в МИД и попросил проконсультировать Ерожина. Петр явился в назначенное время. Пропуск на его имя был заказан, но самого Колмыкина в кабинете не оказалось. Андрей Захарович пришел минут через десять. Он искренне извинился за опадание. По дыханию пожилого человека Ерожин и так понял, что старый дипломат спешил.

– Стыдно сказать, ключи искал. Внук ими поигрался и засунул в такое место, что я бы вовек не нашел. Хорошо, что жена пришла. – Оправдывался Колмыкин.

– Во-первых, вы совсем недолго, а во-вторых, я не скучал.

– У вас тут тихо, можно подумать о своем…

Колмыкин отпер дверь, впустил Ерожина и подал ему вешалку для куртки.

– Садитесь, Петр. – Он указал на кресло, возле письменного стола и уселся сам: – Иван Григорьевич о вас много рассказывал.

– О вас тоже. – Оскалился Ерожин и, коротко обрисовав старому дипломату причину своего прихода, передал распечатанное на принтере объявление эстонского переводчика.

– А что вас в этом насторожило? – Поинтересовался Колмыкин, проглядев распечатку: – Эльза работает, скорее всего, в консульском отделе. Видимо, должность ее не велика. Женщина подрабатывает.

– Это я понимаю. Но почему столь таинственно. Ни телефона, ни адреса. Только через Интернет?

– Это объяснить еще проще. Посольским работникам запрещается вести любую коммерческую деятельность. Времени свободного у нее много, почему не подработать по специальности? Вот она и придумала форму – инкогнито и через Интернет. Уверен, что она никакая не Эльза.

Ерожина доводы старого дипломата до конца не убедили:

– Тогда почему сотрудники московской фирмы «Полиглот» приглашают ее к себе? Выходит, не от всех она скрывается…

Колмыкин улыбнулся:

– Она не может работать только через Интернет. Не зря же она пишет про диплом присяжного переводчика?

– А это еще что такое?

– В Европе диплом присяжного переводчика дает право ставить не только свою подпись, но и печать. Эта печать имеет такую же законную силу, как печать нотариуса. Рекламируя себя таким образом, она надеется, что к ней понесут на перевод документы. А здесь Интернет не сработает. Нужны личные контакты. Предполагаю, что с несколькими фирмами она сотрудничает открыто.

– Понимаю. – Кивнул Ерожин: – Но зачем тогда они с ней связываются через Интернет? Не проще ли позвонить и сказать, что есть работа?

– Посольские телефоны прослушиваются, поэтому связь с фирмами она и поддерживает через электронную почту. Те знают о ее проблемах, и афишировать контакты не будут. Работая в консульстве, Эльза может оказать некоторые услуги их клиентам. И они знакомством с ней дорожат.

– Спасибо, Андрей Захарович. Больше вопросов нет.

Колмыкин усмехнулся:

– Пустяки. Я просто сделал предположение. Хотя на самом деле, возможно, все и не так. Даже у маленькой Эстонии могут быть свои дипломатические тайны и хитрости. А ваша Эльза совсем не только переводчик…

– Вы намекаете, что она работает на их спецслужбы?

– Ваш вопрос не ко мне. Для этого существует другое ведомство… Но отмотав сорок лет в нашей системе, я навидался такого, чего вам, товарищ подполковник МВД, и не снится.

Петр пожал Колмыкину руку и поднялся. Пока Ерожин спускался на лифте, в его кармане зазвонил телефон. Он достал трубку.

– Петя, это Назарова. Извини, пожалуйста. Но у меня несчастье.

– Что случилось, Таня?

– Мой жених погиб в автомобильной катастрофе. Это он должен был отправить письмо. Я не могла тебе сразу позвонить. Слишком все тяжело.

Ерожин находился в лифте не один. На первом же этаже, где лифт сделал остановку, он вышел:

– Прими мои соболезнования. А о письме не думай. Я уже его имею.

– Извини меня еще раз.

– Держись, Танюшка.

– Стараюсь. Наверное, меня Бог за тебя карает…

– Что за глупости!? – Удивился Ерожин: – Ты сделала все правильно.

– Я пыталась увезти тебя от жены, а это грех…

– В таком случае, я в сотни раз больший грешник, чем ты. Это просто судьба. Ты еще встретишь своего мужика. Ты молодая и очень, очень красивая…

– Спасибо, Петя.

Ерожин убрал телефон в карман и, нажав кнопку со стрелкой вниз, вызвал кабину. Через минуту двери раскрылись, он вошел, и оказался в обществе трех молодых мужчин. Этих мужчин он уже видел в коридоре, пока ждал Колмыкина. Лица их повеселели.

– Представляешь, как хорошо, что мы не подняли этот вопрос?

– Да, здорово получилось. Оказывается, никто слов министра не заметил.

– Чертова работа. Стоишь на ушах, а ради чего…

– Ради того, чтобы называться дипломатом…

И они дружно расхохотались.

* * *

13 Ноября 2004 года

Тимофей Волков сидел за столом в своем кабинете. Перед ним лежал факс. Волков получил ответ на свой запрос в ФСБ по поводу поездки Юрия Игнатьевича Злобина за границу.

Злобин отбыл во Францию по приглашению родственников сроком до одного месяца. Но задержаться там он мог сколько угодно, поскольку владел в этой стране недвижимостью и имел вид на жительство. При задержке более чем на полгода Злобин обязан явиться в Российское консульство и встать там на учет. Это единственная формальность, необходимая для длительного проживания гражданина России в другой стране.

Волков два раза перечитал бумагу. Как будто ничего подозрительного для подполковника это сообщение не несло. Но если раньше Тимофей не очень верил в причастность Злобина к исчезновению немецкого профессора, а тем более к убийству Роберта Жестякина, продолжая подозревать пропавшего системного администратора из Медицинского Центра на Каширке, то теперь он поверил в версию Ерожина. На первый взгляд, Злобин производил положительное впечатление. Юрий Игнатьевич к суду никогда не привлекался, имел солидных друзей, вовсе не связанных с уголовным миром, и вел вполне достойный образ жизни. Растил двух дочерей и жил с женой уже семнадцать лет. Это был его первый и единственный брак.

В Гжельском районе Злобиных проживало около тридцати, и далеко не все общались между собой. Скорее это были не родственники, а однофамильцы. Юрий Игнатьевич не мог за своих однофамильцев отвечать. Но факт, что именно он получал деньги со счетов их фирмы, в корне меняло дело. В другом свете выглядела теперь и его поездка во Францию. Волков еще раз перечитал факс из ФСБ. Наверху, рядом с номером документа, имелся и номер телефона. Факс подписал майор Резников, и Тимофей решил, что и телефон относится к нему. Он прошелся по кабинету, как это любил делать Ерожин, вернулся за свой стол и набрал номер.

– Вас беспокоит подполковник Волков из Центрального Управления МВД. Я получил ответ на свой запрос и хотел бы кое-что уточнить.

– Вам перезвонят. – Сухо ответили на другом конце провода, и связь оборвалась. Тимофей положил трубку и решил заняться другими делами. Он выдвинул ящик стола, достал папку с заключениями экспертов по убийству бизнесмена Фисуненко, и только успел ее раскрыть, как раздался звонок.

– Тимофей Николаевич?

– Да, я.

– Простите, пожалуйста, но мы никогда не ведем телефонных разговоров, если не уверены точно, с кем говорим. Меня зовут Виталий Борисович Резников. Я готов ответить на ваши вопросы.

– Здравствуйте, Виталий Борисович. Я бы хотел знать, кто именно пригласил господина Злобина во Францию.

– Скажите, подполковник, по какому поводу у вас вызвал интерес господин Злобин? Поскольку он находится за рубежом, нам это не безразлично.

– Мы работаем по делу… – Начал отвечать Волков, но его прервали:

– Если позволите, лучше лично. Я могу к вам подойти в течение двадцати минут. Вы не возражаете?

Волков не возражал:

– Знаете, как меня найти?

– Не волнуйтесь, подполковник. – Успокоил его Виталий Борисович, и Волкову показалось, что на другом конце провода улыбнулись.

Ровно через двадцать минут в кабинет постучали.

– Входите. – Разрешил Тимофей и увидел молодого человека в прекрасном дорогом костюме, блестящих темных ботинках и с кейсом из темной коричневой кожи в левой руке. Поскольку на улице шел мокрый снег, создавая на асфальте кашу из грязной смеси, Волков догадался, что посетитель пешком от Лубянки не добирался.

– Еще раз здравствуйте, Тимофей Николаевич. Рад познакомиться лично.

Мужчины пожали друг другу руки, и Волков указал посетителю на кресло рядом с собой. Резников уселся, пристроив кейс на коленях, опустил руку во внутренний карман пиджака, достал служебное удостоверение и, развернув его, показал Тимофею:

– Для порядка, подполковник. Теперь я вас внимательно слушаю.

Тимофей рассказал посетителю всю предысторию, начиная с просьбы Ерожина найти погибшую Любу Крестову. Когда сюжет дошел до исчезновения Себастьяна Коха, майор ФСБ оживился:

– Очень любопытно, подполковник. Не могли бы вы дать мне телефон Теровосяна?

Волков выдвинул ящик стола, нашел папку с делом «О женихах», записал номер армянина на листок, и, протягивая его посетителю, предупредил:

– Профессор не в Москве. Он сейчас читает лекции в Дюссельдорфе.

– Это не важно. Спасибо. Продолжайте, пожалуйста. – Улыбнулся Резников краешком губ. Волков почему-то подумал, что Резников точно так же улыбнулся, когда они говорили по телефону:

– Собственно, вы уже все знаете. Если не считать, что молодые люди, встречавшие немца, сгорели в машине. При обыске в их квартире обнаружено орудие убийства. Пистолет Макарова, из которого застрелили Роберта Жестякина.

– Если я вас правильно понял, пятеро участников этой истории в данный момент находятся за рубежом.

– Почему пятеро? – Удивился Волков: – Девушка Роберта, Оксана Приходько – раз. Профессор Теровосян – два. Злобин – три. Всего трое.

– Вы забыли эстонского фермера…

– Да, действительно. – Согласился Тимофей: – Я по привычке считаю эстонцев своими. Но все равно не пять.

– Пятый фигурант вашей истории и вызвал господина Злобина во Францию. Его фамилия тоже Злобин, а зовут его Сергеем.

– Жених погибшей Любы?!

– Очень может быть. Молодой человек около трех лет живет под Каннами. Уже имеет французское гражданство и свой магазин керамики. Сергей Трофимович Злобин доводится Юрию Игнатьевичу родным племянником. Родители Сергея умерли, и дядя вырастил его в своей семье.

– Очень интересно…

– Мне тоже так показалось. – Согласился Резников, и снова выдал свою едва заметную улыбку: – Я готов сотрудничать с вами по этому делу. Для начала мы выясним, где живет и что поделывает очаровательная Оксана Приходько.

– Спасибо. Я буду очень признателен. – Поблагодарил майора Волков: – Только зачем вам лишние хлопоты? Это же чисто уголовное дело…

– Не скажите, Тимофей Николаевич. На заводе, где работает Юрий Игнатьевич, есть секретный цех. Поэтому мы не останемся в стороне и будем просить ваше Управление держать нас в курсе.

– На фарфоровом заводе государственные секреты?! – Изумился Тимофей.

– Фарфор, подполковник, бывает разный. – Ушел от ответа Резников и поднялся: – Очень было приятно познакомиться. И еще, если не возражаете, напишите мне телефоны вашего бывшего шефа. И не только его сыскного бюро, но и мобильный.

– Сотрудникам ФСБ в просьбах не отказывают. – Ответил Волков и записал номера Ерожина на отдельный листок.

– Вы держите их в памяти? – Еще раз улыбнулся Резников.

– Да, мы с ним в очень хороших отношениях. Во всяком случае, я считаю Петра Григорьевича своим учителем и другом. – Серьезно сообщил Волков и, передав листок посетителю, проводил его до дверей кабинета.

* * *

Марсель 15 Ноября 2004 года.

Помощник российского консула в Марселе по совместительству выполнял обязанности атташе по культуре. Аркадий Парамонович Митрохин был высок ростом, общителен, улыбчив и прекрасно говорил по-французски. Эти человеческие и профессиональные качества помогали ему кроме официальной дипломатической миссии исполнять и некоторые другие наказы далекой родины.

Накануне вечером он получил письмо от «мамы». Помимо изъявлений материнских чувств и бесконечных советов, как сберечь драгоценное здоровье «сына», в письме имелась просьба навестить гостивших в местечке под Каннами соотечественников. Навестить не навязчиво, чтобы не обидеть излишней опекой, но в то же время выяснить, не нуждаются ли в чем русские люди на чужбине.

Как добропорядочный любящий «сын», Аркадий Парамонович никогда не отказывал «маме» в просьбах. Проснувшись, как всегда, в восемь, он принял душ, побрился, в халате выпил кофе на открытой веранде. Заодно, чтобы не терять времени, пролистал вечерние марсельские газеты и пошел одеваться. Белый, чуть с палевым оттенком, костюм из льняной ткани, и васильковая водолазка, очень шли к его загорелому лицу и скромно подчеркивали контуры спортивной фигуры. Несмотря на середину ноября, здесь, на Адриатике, по нашим северным понятиям, стояла жара. Днем термометр показывал двадцать шесть – двадцать восемь градусов, а вечером не опускался ниже восемнадцати. Поэтому днем даже в костюме из льняной ткани могло быть жарко, но сейчас утром, да и вечером, когда Аркадию Парамоновичу предстояло вернуться, в самый раз.

Генконсульство арендовало квартиру Митрохину на авеню Амброис Паре рядом со служебным особняком. Но в рабочий кабинет помощник консула заходить не стал. Он накануне предупредил шефа о своем вояже и отправился из дома сразу на вокзал. Город только просыпался. В домах распахивались ставни, торговцы раскрывали магазины и вытаскивали часть товара на улицу так, чтобы прохожие не могли его не заметить. В большинстве на улице торговали турки и арабы. Солидные заведения французов открывались позже. Митрохин любил утро и рыночную возню, как ее любят большинство русских. Он с удовольствием прошелся по рыбному рынку, где в ваннах, тазиках и на протвенях со льдом шевелились рыбы и моллюски, прогулялся вдоль порта частных яхт и лодок и спустился в метро.

Через пятнадцать минут подземка доставила его на вокзальную площадь, где он купил несколько утренних газет в дорогу, и поспешил к вокзалу. Тут темнокожих встречалось еще больше, чем в центре, а маленькие дешевые отели сплошь принадлежали им. Сам марсельский вокзал оккупировали арабы. Они в нем жили. Перешагивая через тела спящих, Митрохин подобрался к кассе и обзавелся билетом. При помощи билета миновал турникет, ведущий на перрон, и стал ждать. Вместе с ним ждали поезда еще человек тридцать. В отличие от привычных нам табличек инфо, где указывается путь, на котором стоит нужный вам поезд, в Марселе пассажиры ждут объявлений по радио. Состав подается на платформу, после чего следует невнятное объявление и путешественники кидаются в вагон, чтобы не опоздать. Аркадий Парамонович посмотрел на свои швейцарские часы и понял, что по расписанию поезд уже должны подать. В это же время по радио что-то объявили. Прекрасно владея языком, помощник консула смысла объявления не уловил, но поскольку все бросились в одну сторону, решил следовать за ними, и не ошибся. Заскочив в вагон, он только успел опуститься на мягкий диван, как поезд тронулся. Он достал газеты и углубился в чтение. Локомотив развил бешеную скорость, но вагон был комфортным, пассажиров почти не трясло. За окном проплывали восхитительные пейзажи Адриатического побережья. Вечнозеленые растения, яркая синева моря притягивали глаз, но Аркадий Парамонович все это много раз наблюдал и видами не интересовался. Он с большим удовольствием совершил бы путешествие на машине, но его Ситроен украшали дипломатические номера, а демонстрировать свою причастность к племени дипломатов в планы Митрохина не входило.

Через три часа он ступил на платформу Каннского вокзала. Выбросив газеты в урну, вышел на площадь. Солнце уже успело разогреть воздух, и в костюме становилось жарко. Митрохин снял пиджак и, небрежно набросив его на руку, направился к стоянке такси. Назвав водителю адрес, путешественник уселся на заднее сидение и приоткрыл окно. Они проехали главную улицу, состоящую из белых вил и магазинов, и свернули налево в противоположную от моря сторону. Дорога стала походить на горный серпантин, внизу текла быстрая речушка, а по холмам рос виноград и колючки. Небольшой городок, утопающий в яркой южной зелени, вырос за очередным поворотом. На узких улочках водителю пришлось сбросить скорость. Митрохин здесь раньше не бывал и с любопытством оглядывал террасы, увитые розами и бесконечные витрины магазинов. Витрины были разные, одни больше и шикарнее, другие поскромнее, но товар предлагался один – керамика. Митрохин отслеживал в окно вазы, горшки, кружки и даже маленькие фонтанчики. Городок принадлежал керамистам. Здесь они жили, работали и продавали свои поделки. Машина выкатила к Ратуше и остановились. Пассажир расплатился, поблагодарил шофера и не спеша побрел по площади. Под навесом маленького кафе сидели двое мужчин, каждый за отдельным столиком. Оба курили «Жатан», и оба читали одну и ту же газету. Это была утренняя спортивная газета южного побережья. Митрохин по дороге ее уже изучил и знал, что сегодня на каннском стадионе произойдет футбольный матч – марсельская команда встретится с итальянцами. Аркадий Парамонович занял свободный столик под навесом и оказался между посетителями. К нему подошла хорошенькая южанка, улыбнулась, достала блокнот и стала ждать заказа. Митрохин попросил кофе с круасаном и спортивную газету. Теперь он ничем не отличался от двоих клиентов, которые пришли в кафе до него. Только что не курил «Жатан». Посетители изредка обменивались фразами. Конкретно один к другому не обращался. Если посетитель хотел, отвечал.

– Макаронники сейчас не в форме. – Изрек француз, сидевший по правую руку от Аркадия Парамоновича.

– Зря они продали Мазарини. – В тон ему вставил реплику русский дипломат.

– Зато пятнадцать миллионов получили. За эти денежки можно пятерых югославов купить. А там сейчас ребята есть… – Откликнулся мужчина слева.

Южанка принесла заказ, ослепительно улыбнулась, сверкнув жемчугом зубов, достойных рекламы блендамета и, покачивая бедрами, удалилась. Митрохин проводил ее откровенным мужицким взглядом:

– Не знаю, как вам, а мне не нравится, когда за национальную сборную играют иностранцы…

Его слова вызвали неожиданную реакцию. Мужчины заговорили, перебивая друг друга. Футбольная тема незаметно отошла. Обоих французов беспокоило засилье иностранцев, хлынувших на юг страны в последние годы.

– Кого только теперь у нас нет?! – Возмущался мужчина, что сидел справа от Митрохина: – Раньше только черные приезжали. Но они хоть по нашему делу не работают. У них воровство, торг, наркотики. Но хлеб не отбивают.

– Это правда. – Поддержал его мужчина слева: – Представляете, мсье, даже русские до нас добрались.

– Я приехал купить вазу для своего загородного дома, и куплю ее только у француза. – Заявил Митрохин: – Разве русские умеют делать хорошую керамику?

Мсье, что сидел справа, вдруг громко заявил:

– Мне не очень нравится, что он вытворяет, этот русский. Но у него покупают. Глазурь у него мутноватая, но пишет он мастерски.

– Что значит мастерски, Франсуа!? – Возмутился сидящий слева: – Спорю на бутылку шампанского, что мсье и в руки не возьмет его работу. Пойдем в его лавку.

– Нечего ходить, Пьер, его лавка закрыта. У русского гости. – Возразил Франсуа.

– Хорошо, дойдем до витрины. Мсье выскажет свое мнение. Если мсье понравится его кич, я всех угощаю шампанским. Если нет, ты Франсуа, выставляешь бутылку. Не возражаете, мсье? Вы будете нашим рефери.

– Я не возражаю. Пойдем. Но почему гости мешают русскому работать? – Наивно удивился Митрохин.

– К нему приехала девчонка. Можете себе представить, парень почти три года без женщины. До работы ли ему. – Засмеялся тот, кого назвали Пьером.

– К тому же она чертовски мила. – Подмигнул Митрохину Франсуа: – Ноги из ушей, и мордашка миленькая. Я бы сам такую не прочь.

– Ну, девчонка, я понимаю, но Франсуа сказал гости. Там две девчонки? – Продолжал поддерживать тему Аркадий Парамонович.

– Нет, позавчера к нему приезжал мужик. Возможно, отец девочки. Но, кажется, сразу уехал. Не захотел мешать юным наслаждаться взаимностью. – Ответил Пьер.

– Ничего себе мешать?! Я их в Канне встретил. Он в отеле Гранд поселился. Этот русский очень богатый. Он не снимает номер. Это его личные апартаменты.

– А ты откуда знаешь? – Темпераментно изумился Франсуа.

– Моя кузена работает там горничной. Она мне и рассказала. Так вот, представьте… – Пьер перешел на шепот: – Это девчонка второй вечер бегает к нему… – И, оглянувшись на площадь, внезапно закричал: – Катрин, иди к нам. Мы тут о твоем хозяине спорим.

Митрохин оглянулся и увидел женщину лет сорока, которая широко улыбалась его новым знакомым.

– Эта дама работает у русского в лавке. – Пояснил Митрохину Франсуа.

– А вы, мальчики, почему бездельничаете. – Катрин зашла под навес кафе, поздоровалась с мужчинами за руку и вопросительно посмотрела на Митрохина.

– Антонио. – Представился Аркадий Парамонович. Я из Парижа, приехал в командировку в Марсель и решил заехать к вам купить вазу. Много слышал о здешних мастерах…

– Купили?

– Не успел. Ваши друзья вовлекли меня в спор….

– Они бы лучше работали, чем спорить. Жены в лавках сидят, а торговать нечем. – Улыбнулась Катрин.

– Сама почему бездельничаешь? Уволил русский хозяин? – Засмеялся Пьер.

– Пока нет, но скоро меня заменит его девушка. Я уже учу ее французскому и торговле…

– А где сейчас эта красотка? – Поинтересовался Франсуа.

– Она в магазине.

– Лавка русского открыта? – Удивился Пьер.

– Да, только сейчас открылись. Серж меня послал в банк, а сам с Оксаной уже торгует.

Митрохину не дали заплатить за кофе. Франсуа и Пьер рассчитались с южанкой и потянули приезжего завершать спор. Они спустились по улице вниз, миновали с десяток магазинчиков, и завернули в переулок. Лавка русского керамиста выглядела совсем неплохо. Митрохин сразу отметил сине-белые изделия, сильно смахивающие на Гжель. Молодой человек с косицей расставлял вазы на прилавке. Увидел Митрохин и девушку. Она немного смутилась появлением большой компании, но держалась достойно. Если бы не переизбыток косметики на курносом личике, ее и вправду можно было назвать хорошенькой. Фигурка у девушки Митрохину очень понравилась. Он достал фотоаппарат и с трогательной «французской» непосредственностью ее сфотографировал. После чего, как бы оправдываясь за свою мужскую фамильярность, сфотографировал и хозяина. Присутствие молодой и привлекательной девицы возбудило посетителей и, несмотря на антипатию к иностранцам, оба француза решили распить бутылку шампанского прямо здесь, напрочь забыв об условиях спора.

Вечерним поездом Митрохин вернулся в Марсель и тут же отписал «маме» о результатах своей встречи с соотечественниками. И чтобы у нее не возникло сомнений в правдивости его слов, послал по электронной почте портреты Оксаны Приходько и Сергея Злобина. Уже укладываясь спать, он вспомнил, что не купил у керамистов вазу. «Жаль, – подумал он: – Вряд ли случится еще раз посетить этот милый городок под Каннами». И оказался не прав. В Канн ему еще предстояло съездить, но уже по прямым делам службы.

* * *

17 ноября 2004 года

Тимофей Волков предупредил Ерожина, что выдал номер его телефона майору Резникову из ФСБ. Поэтому звонку Виталия Борисовича, Петр не удивился, хотя сегодня и было воскресенье.

– Где мы можем поговорить? – После приветствия поинтересовался офицер с Лубянки.

– Где вам удобно. Я с машиной.

– Я, конечно, мог бы вас пригласить к себе в кабинет, но, во-первых, сегодня выходной, а во-вторых, наша встреча как бы неофициальная. Не возражаете выпить кофе где-нибудь в центре?

Ерожин не возражал. Они договорились встретиться в кофейне на Кузнецком мосту. Оба мужчины сразу узнали друг друга, и оба оскалились в улыбке, продемонстрировав завидной белизны зубы. Они даже были чем-то похожи. Но Резников не утратил еще юношеской розовощекости, чем Ерожин похвалиться уже не мог.

– Вы кофе по-турецки уважаете? – Улыбнулся Виталий Борисович.

– Я все вкусное уважаю. – Улыбнулся в ответ сыщик. Они уселись за маленькой столик в углу кофейни и заказали две чашечки кофе.

– Вкус к жизни полезная штука. Да некогда вкусно жить. Работа мешает. – Пожаловался Резников.

– Есть поговорка, майор, если работа мешает удовольствию, надо бросить работу… – Мужчины явно прощупывали друг друга, не торопясь переходить к главному. Кофе здесь готовить умели. Перекидываясь фразами на разные темы, они выпили по чашечке. Резников достал из кармана серебряный портсигар, раскрыл его и положил перед Ерожиным. Петр увидел два ряда небольших темных сигар и взял одну:

– Я курю изредка, как говорят, балуюсь, но от ваших не откажусь…

– Понял. Вы уважаете все вкусное. Я тоже курю мало.

Одну-две после обеда или в хорошей компании. Сейчас второй случай.

– Спасибо, Виталий. Можно без отчества?

Резников щелкнул зажигалкой, и дал Ерожину прикурить:

– Конечно, Петр. Мы теперь европейцы, а они отчеством не пользуются. – Затем прикурил сам и резко перешел к делу: – Итак, я в курсе вашего расследования. Вы, Петр, уверены, что Юрий Злобин убийца?

– Я уверен, автор игры с женихами он. И, скорее всего, руководитель всей аферы. А женихи исчезают.

– Но не все, кого вы считали его жертвами, мертвы? Так ведь?

– Да, это так. Теперь я знаю, что его племянник жив.

– Спасибо за информацию. Я думал, он и Сергея уничтожил. Что касается писем Богаткина и Матти Мурта, считаю эти письма фальшивками. Злобин хочет выиграть время и заметает следы. Скоро я буду иметь доказательства.

– Вы не назвали письма господина Коха профессору Теровосяну? – Улыбнулся Резников.

– Я ничего не знаю об этом. Он тоже получил письмо? – Удивился Ерожин.

– Да, перед вылетом в Германию.

– Почему не сообщил Волкову? Мне казалось, подполковник с армянином нашли общий язык.

– Дело в том, что профессор Теровосян не поверил письму, но решил сначала найти доказательства.

– Нашел?

– Да, нашел. Корреспондент, подстраиваясь под немца, допустил в тексте несколько нарочитых ошибок и промахнулся. Наш ученый провел анализ и пришел к выводу, что писал не Кох.

– Откуда вам это известно? Ведь профессор сейчас в Германии? – Наивно поинтересовался Ерожин и сам понял, что сморозил глупость: – Извините, Виталий, тупого милиционера.

– Уже исправились. – Усмехнулся Резников: – Как вы правильно догадались, мы нашли возможность встретиться с Теровосяном в Дюссельдорфе. Итак, ваши дальнейшие действия?

– Я выйду на переводчика письма Матти и получу стопроцентное доказательство.

Резников улыбнулся:

– Почему вы так уверены?

– Потому что сын эстонского фермера не станет писать отцу по-русски, а потом переводить письмо на эстонский.

– Логично. Но вам нужен Злобин?

Ерожин утвердительно кивнул:

– Я уверен, что концы от перевода потянуться к нему.

– И сядете в лужу. Перевод заказывал, действительно, Злобин. Но не Юрий, а Геннадий. А он вместе со своими коллегами сгорел в машине.

– Откуда у вас такая информация? Вы нашли переводчика?

– Я не могу вам открыть источник, но, поверьте мне на слово, говорю правду.

– Ну что же, спасибо. Я хоть не буду тратить время на поиски милой Эльзы.

Резников щедрым жестом приложил ладонь к сердцу:

– Пожалуйста, Петр. Но долг, как говорится в народной пословице, платежом красен.

– Чем может быть полезен сыщик-одиночка всемогущему ФСБ? – Удивился Ерожин.

– Сейчас поймете. Я могу вам сообщить, сугубо конфиденциально, что мы знаем, где находится в данный момент Оксана Приходько, Сергей Злобин и его дядя Юрий.

Ерожин присвистнул:

– Это здорово. Но почему вы сообщаете мне, а не подполковнику Волкову?

– Потому что Тимофей Николаевич лицо официальное. А вы частное.

– Пока не врубился. – Ерожин затушил сигарку и ждал от собеседника разъяснений. Резников выдержал паузу:

– Оксана у Волкова проходит по делу как одна из подозреваемых в убийстве Роберта Жестякина. Ее можно задержать через Интерпол и вернуть в Россию. Но этим Волков спугнет Злобина. Вы считаете Юрия Игнатьевича виновным в афере и убийстве. У нас появилось данные, что он еще и приторговывал государственными секретами.

– Что требуется от меня? – Ерожину вполне хватало своих забот и он не жаждал дополнительных нагрузок.

Резников настроение частного сыщик понял, и поспешил успокоить:

– От вас требуется только одно – хорошо сделать свою работу. Нам нужны доказательства на предмет причастности Злобина к убийству хотя бы Вильяма Коха. Тогда его задержит Интерпол и передаст в Москву. А тут уж мы разберемся с остальными эпизодами. Если сейчас арестовать Приходько, Злобин в Россию возвращаться не станет.

– Я и так всегда стараюсь делать свою работу хорошо. – Усмехнулся Ерожин.

– Мы это знаем. Поэтому я здесь. И еще потому, что наши интересы сошлись. Я бы хотел иметь информацию о ваших действиях, тогда и вы можете рассчитывать на нашу помощь.

– Вы мне уже помогли с переводчиком.

– Это только аванс, подполковник. Можете просить большего. – Улыбнулся Виталий Борисович: – Еще по чашечке?

– Нет, спасибо. – Отказался Ерожин: – Кофе у них прекрасный, но в моем возрасте пора проявлять умеренность.

– Я вас понимаю. При такой красавице жене необходимо держать форму.

– Моя личная жизнь не осталась тайной для государства? – Не без сарказма подметил Ерожин.

– Работа такая. Выходя на контакт с человеком, надо знать, что он собой представляет… – При этих словах Резников достал из портмоне визитку и протянул Ерожину: – Звонить мне можно круглые сутки. И не забудьте, все, что я вам сказал, пока между нами. Это касается и подполковника Волкова.

Мужчины поднялись и пожали друг другу руки. Выйдя из кофейни, они направились в разные стороны. Резников пешком налево в свое ведомство, дабы оно находилось рядом, Ерожин направо вниз по Кузнецкому, к своей машине. Усевшись в Сааб, Петр позвонил Волкову домой:

– Тимофей, в квартире Логинова делали обыск?

– Да, и очень тщательный.

– А в рабочем кабинете на Каширке?

– Нет.

– Получи ордер и пошли туда лучших экспертов.

– Я тоже думал об этом.

– Почему не сделал раньше?

– Потому что был уверен – Логинов жив, и, перед тем как смыться, он весь компромат из кабинета удалил. Подозреваю, у него где-то еще есть квартира или дача. Но найти пока не удалось.

– С обыском не тяни. – Закончив разговор, Ерожин положил телефон на соседнее кресло и поехал в офис на Чистые пруды. Устроить выходной день даже в воскресенье он позволить себе не мог.

* * *

18 Ноября 2004 года.

При обыске в Медицинском центре на Каширке подполковник Волков решил присутствовать лично. Помимо эксперта-криминалиста в группу включили сотрудника из отдела «Р» лейтенанта Романа Корешкина. Исчезнувший системный администратор Логинов занимался обеспечением бесперебойной работы сети, и без специалиста-компьютерщика при обыске могли возникнуть вопросы, на которые ни подполковник Волков, ни криминалист Зайцев ответить бы не смогли.

Микроавтобус двигался в сплошном потоке городского транспорта, не включая сирены и спецсигналы. Тимофея неспешность движения устраивала. Он использовал время дороги для беседы с сотрудником из отдела «Р». Корюшкин уже бывал на Каширке. При сбое компьютерного хозяйства в медицинском центре он выезжал туда с группой экспертов и теперь просвящал подполковника.

– Вы напрасно думаете, что для этого надо много времени. Если включить лапшу, можно уничтожить всю базу данных минут за сорок – Корюшкин говорил тихо и монотонно. Он медленно подбирал слова, чтобы обойтись без специфических терминов, в которых начальник из отдела убийств не разбирался. Но обойтись без них вовсе у Корюшкина не получалось.

– Что значит лапшу? – Не понял Волков.

– Долго объяснять. – Грустно улыбнулся лейтенант.

– У нас пока есть время.

– Понимаете, стереть информацию со всех компьютеров центра можно за пять минут. Но данные довольно легко восстанавливаются. Злоумышленник это знал. Поэтому он воспользовался программой, которую мы называем «лапша». Это программа рубит информацию, и восстановлению она не подлежит. На «лапшу» требуется от сорока минут до нескольких часов. В зависимости от объема самой информации.

Волков задумался, вспоминая заключения экспертов из отдела «Р»:

– В вашем отчете я прочитал, что в день аварии Логинова на рабочем месте не обнаружили. Он в этот день и исчез. Остается предположить, если авария его рук дело, он ее сотворил накануне?

– Да, это так. Но если бы запустил «лапшу», находясь в кабинете, он бы уже из него не вышел. – Монотонно возразил Корюшкин.

– Почему? – Не понял Волков.

– Потому что в Центре около восьми сотен компьютеров. Процентов шестьдесят компьютерного парка используется постоянно. Сбой сотрудники тут же заметили бы и побежали к системному администратору. И Логинову пришлось бы работать до выяснения причин аварии и ее устранения.

– Выходит, кто-то пробрался в кабинет ночью?

– Возможно и такое. Но этот «кто-то» должен был плавать в сети центра не хуже самого системного администратора.

Волков имел еще несколько вопросов к молодому человеку, но микроавтобус прибыл на место. В проходной их уже ждал начальник службы безопасности, Александр Абрамов. Подполковник предъявил ему ордер на обыск, и кабинет Логинова открыли. Пропустив вперед криминалиста и Корюшкина, Волков вошел и огляделся. К его удивлению, это была небольшая комнатка. Возле одной ее стены находился стеллаж с мониторами. Под ним полка с процессорами и всевозможными приставками, значений которых Волков не понимал. На стеллаже, на полке и даже на компьютере валялись очки. Тимофей знал, что Логинов страдал зрением, но поразился его запасливости. У противоположной стены стоял книжный шкаф и железный сейф. В замке сейфа торчал ключ. На единственной свободной стене висел календарь с портретом женщины бальзаковского возраста. Возле стеллажа имелось одно кресло на вертящейся ножке и простой деревенский табурет. Табурет в этом виртуальном мире вызывал у Тимофея улыбку. Корюшкин уже тут бывал. Он сразу уселся на табурет, всем своим видом показывая, что готов по ходу обыска отвечать на дурацкие вопросы криминалиста и начальника чужого отдела. Зайцев раскрыл свой чемоданчик и приступил к работе. Начал он с очков, аккуратно складывая их в прозрачные пакеты. Волков потоптался рядом, потом сел на вертящееся кресло и, медленно вращаясь, снова оглядел комнатку, но уже более внимательно. Его взгляд задержался на обложке календаря с портретом дамы бальзаковского возраста. Длинноволосая, немного полная блондинка игриво улыбалась, но глаза ее оставались серьезными и даже строгими. Волков машинально посмотрел на сетку с числами и удивился. Календарь показывал двенадцатый месяц. Тимофей посмотрел выше и удивился еще больше – календарь оказался прошлогодним.

– Странно, что он держит на стене календарь две тысячи третьего года. И дама на нем не слишком хороша. – Вслух размышлял Тимофей.

– Да, календарчик занятный. – Не глядя на стену, вяло согласился Корюшкин.

– Не занятный, а прошлогодний. – Возразил подполковник.

– А вы там больше ничего интересного не видите? – С едва заметной иронией, полюбопытствовал молодой человек.

– А что там еще можно увидеть? – Волков встал с кресла, подошел к календарю и принялся изучать его подробно. В ровных колонках с числами месяца выходные дни выделял красный цвет. Таким же цветом было напечатано четвертое декабря, хотя это был вторник. Волков стал припоминать, какой праздник отмечают в этот день. И не вспомнил. А праздники он знал, поскольку убийства на бытовой почве происходили во время них чаще, чем в обычные дни: – Вот не могу вспомнить, что за торжество отмечают во вторник, четвертого января?

– Браво, подполковник. Наблюдательность у вас есть. – Похвалил Корюшкин: – А какой праздник, думайте сами. Вы же следователь. Выводы делать вам…

Фамильярность молодого лейтенанта в обращении с подполковником Волков мог бы пресечь. Но Тимофей знал, что в отделе «Р» работают вундеркинды. Он не стал призывать Корюшкина к порядку, а повернулся к криминалисту:

– Володя, можно тебя отвлечь? – Зайцев, изучавший отпечатки пальцев на книжном шкафу, поднял голову и утвердительно кивнул: – Тогда подойди на минутку.

Криминалист разогнулся и шагнул к Волкову. Тимофей указал на красную четверку:

– Знаешь такой праздник?

Зайцев наморщил лоб:

– Нет, Тимофей Николаевич, не помню. Может, новый, демократический? Мало ли чего депутаты выдумают. В России праздников теперь больше чем будней…. Позволите продолжать?

Волков позволил, и Зайцев вернулся к шкафу. Молча наблюдавший за происходящим лейтенант службы «Р» подошел к компьютеру, включил его и через минуту пригласил Волкова к экрану монитора.

– Что там, Корюшкин? – Не понял Тимофей.

– Здесь, товарищ подполковник, праздники России. В двадцать первом веке нет нужды держать в голове пласты ненужной информации. Для этого есть Интернет.

– Ну, спасибо. – Улыбнулся Волков, подсел к монитору и внимательно проглядел перечень торжеств новой России. Четвертого декабря в этом списке не было: – Если ты такой умный, поделись своими соображениями.

– Пожалуйста. Этот календарь создан путем компьютерной графики и распечатан на цветном принтере. Я полагаю, на обложке фото близкого человека и праздничная дата имеет отношение к нему. Скорее всего, это день рождения дамы, что нам улыбается со снимка.

Волков еще раз поблагодарил эксперта, на этот раз искренне, и задумался. Для матери Логинова женщина была слишком молода. К тому же Елену Владимировну Логинову Волков видел. Старушку привлекали во время обыска на квартире сына. А обложку украшала фотография женщины средних лет. Даже если фотограф польстил, ей едва ли исполнилось пятьдесят. Борису тоже перевалило за сорок. Но системный администратор жены не завел, а для любовницы она старовата. Но как говорится, на вкус на цвет… Волков снял календарь со стены, сдул с него пыль и пошел к начальнику охраны. Абрамов осмотрел фотографию, но женщину не узнал:

– Такой дамы я не помню. На всякий случай покажите в бюро пропусков. Я ведь сижу у себя и посетителей вижу редко. А среди наших сотрудников ее нет.

Волков поблагодарил Абрамова и его советом воспользовался. Но и в бюро пропусков блондинку с обложки календаря никто не признал. Подполковник вернулся в кабинет системного администратора, дождался, пока Зайцев закончит свою работу и, захватив календарь с улыбчивой блондинкой, вернулся на Петровку.

* * *

18 ноября 2004 года

Михеев получил задание и решил машину не брать. На станцию Сокол гораздо легче добраться на метро. Не надо вычислять, сколько проторчишь в пробках, и сжигать нервы на чайников и хамов в иномарках. К тому же Петр Григорьевич сказал, что Михеева будут ждать к восьми, и опаздывать он права не имел. Завод фарфора и пьезокерамики находился рядом со станцией метро. Глеб быстро отыскал проходную и постучал в окошечко «бюро пропусков». Но ответа не последовало. Он посмотрел на часы. Они показывали ровно восемь. Глеб постучал сильнее. Окошко распахнулось, и в нем обрисовался хмурый субъект с татуированным якорем на руке:

– Фамилия?

– Михеев.

– Документик при тебе?

Глеб протянул в окошко свой паспорт. Хмурый мужик раскрыл его, полистал блокнот, молча нашел фамилию Глеба, и принялся что-то писать:

– Вернешь квиток, получишь свой документ обратно.

– Мрачно пояснил он, вручая Михееву картонный квадратик. Михеев кивнул в знак того, что не возражает, и спросил, как найти отдел кадров.

– Топай до конца коридора. Крайняя дверь справа. – Так же мрачно сообщил мужик. В комнате отдела кадров в уголке сидела рыжеволосая девушка, а за большим столом у окна солидный мужчина. Он и указал посетителю на кресло рядом с собой. Глеб представился.

– Да-да, мне насчет вас звонили. – Кадровик, в отличие от сотрудника бюро пропусков, улыбался: – Значит, вы заканчиваете юридический?

– Практически уже закончил. – Подтвердил Глеб и открыл портфель, чтобы достать справку. Но чиновник жестом его остановил:

– Пока ничего не надо. Ваш покровитель просил дать вам возможность познакомиться с нашим заводом. Если вам захочется у нас работать, займемся бумагами. С такими связями вы можете выбирать себе место… – И улыбка кадровика сделалась еще шире. Михеев понятия не имел, кто звонил на завод и каким связям он обязан столь любезному приему. Но молодой сыщик давно уже перестал быть тем провинциальным увальнем, который когда-то приехал в Москву из Вологодской глубинки:

– Спасибо, я так и предполагал. – Улыбнулся он в ответ.

Девушка, до этого момента полностью поглощенная бумагами, подняла голову и не без любопытства оглядела двухметровую фигуру будущего работника.

– Эта наша Любочка, она вам и покажет завод. – И он кивнул на угловой столик. Теперь уже Глеб с любопытством посмотрел на девицу. Его жену звали Любой, и она имела рыжие волосы:

– Очень приятно осмотреть завод в компании с такой красивой девушкой. – Проявил не свойственную ему галантность Михеев.

– Рад, что вам угодил. Но имейте в виду, Любочка у нас замужем и на других мужчин не смотрит. – Пошутил начальник.

– Я тоже женат и, кстати, на рыжеволосой Любе. Надеюсь, Любочка, вашего мужа зовут ни Глеб?

– Нет, его зовут Сашей. – Рассмеялась Люба, и Михеев понял, что они уже стали друзьями. Они вышли в коридор, поднялись по лестнице и оказались в формовочном цеху фарфорового завода. После Гжели Михеев легко ориентировался в технологической цепочке. Но оглядел цех с интересом:

– Вы массу сами готовите или получаете откуда? – Поинтересовался он, выказав неожиданную для Любы осведомленность.

– Я не поняла, вы юрист или керамист? Как я слышала, вы хотите получить место юристконсульта?

Михеев из всех сил старался не покраснеть. Откровенно врать он так и не научился. Но не ответить значило оказаться невежей:

– Перед тем как предложить вашему предприятию свои услуги и при этом не выглядеть совсем болваном, я счел нужным к визиту подготовиться. – Ответил он и сам поразился своему красноречию. Глеб не понимал, что с ним происходит, он только чувствовал, что рядом с этой молодой женщиной вышагивает по цеху не Глеб Михеев, а совсем другой мужчина. У него изменился голос и даже походка. Они понаблюдали, как работают формовочные станки, осмотрели стеллажи с бесконечными вазочками и горшочками и спустились по другой лестнице на первый этаж. Здесь, еще до входа в помещение, обдавало жаром печей, и Михеев вспомнил свою гжельскую поездку. Печи на московском заводе мало отличались. Только нагревались они не соляркой, а электричеством, и были немного короче.

– А с этого конца печи выходят обоженные полуфабрикаты. – Тоном экскурсовода поясняла Люба.

– У вас их тоже называют «бельем»? – Щегольнул Глеб профессиональной эрудицией.

– Да, так на всех заводах их называют. – Улыбнулась Люба: – Но, вас, наверное, больше интересуют конфликты работников с администрацией?

– Меня пока все интересует. Чтобы решать правовые конфликты, нужно очень хорошо знать само производство. Нормативы я могу почитать дома. А у вас можно посмотреть на живое дело. – Михеев начинал входить в роль, и это оказалось вовсе не так трудно.

Они обошли печь, прогулялись по цеху, где сортировали «белье», осмотрели еще горячие чайники и вазы. Все изделия сверкали слепящей белизной глазури. Михееву стало ясно, откуда у не расписанного фарфора столь постельное название. От белизны черепков хотелось зажмуриться. Они оказались у дверей, ведущей из цеха в пустынный холл. Возле противоположной стены, у таких же дверей, Михеев заметил вооруженного охранника. Люба остановилась в нерешительности:

– Не знаю, стоит ли вам туда идти.

– А что там такое?

– Там закрытый цех и полномочия нашего юристконсульта на спецпроизводство не распространяется. У них и отдел кадров свой. Кстати, и интересного там особо ничего.

– Ладно, не пойдем. – Михеев однажды следил за членом правительства и попал в лапы спецслужб. Повторять опыт ему не хотелось. Он решил в секретный цех не входить, но выяснить, чем там занимаются, посчитал для дела полезным:

– Что значит – закрытый? Там лепят секретные чайники?

– Нет, чайники там не лепят. И нечего смеяться. – Обиделась за свой завод Люба.

– Простите, но что секретного можно слепить из глины?

Люба ответила шепотом:

– Мелкие детали из пьезокерамики оборонного значения.

– Значит, там и печки маленькие? – Разочарованно протянул Глеб.

– Да, но они набирают до полутора тысяч градусов.

– Ожоги часто случаются? – Чтобы соответствовать легенде, он решил все же проявить интерес будущего юриста. Люба не отрицала:

– Бывают, конечно. Но чаще с любителями спиртного.

Трезвые работники подобных проблем нам не создают.

– По пьянке не только у вас, во всей России проблем хватает: – Согласился Михеев, и поспешил сменить тему: – Сколько же всего печей на заводе?

– Две туннельные. Одна для утильного обжига до девятисот градусов. Вторая для глазурованного фарфора. Еще одна в лаборатории у художников. Вот и все. Правда, есть цех и с огромной печью. Но эту печь вместе с производственными помещениями арендует частная фирма.

– А где это находится? – Заинтересовался Михеев.

– На нашей территории. Через двор можно пройти.

– А что арендаторы выпускают? Тоже секрет?

– Не знаю, секрет или не секрет, но печь уникальная и продукция тоже. Представьте себе изделие ростом в три раза выше вас?

Глеб искренне удивился:

– Что же это за изделия такие? Надеюсь, не чашки для великанов?

– Огромные изоляторы для электростанций. Делают их по заказу других стран. Сейчас, кажется, для Индии.

– Я хочу посмотреть.

– Пойдемте. Но вы поняли, это уже не наша территория. Там частная фирма.

– Не важно. Печь находится на территории завода. Если с ней произойдет авария, пострадают все работники. А юристконсульту придется разбираться. Пошли.

Люба на мгновенье задумалась:

– Пошли, если вам так хочется. Но сначала заглянем к Андрею Владимировичу. Пусть он позвонит директрисе фирмы и предупредит о визите.

– Если надо, можно и к Андрею Владимировичу. – Согласился Глеб.

Кадровик желанию Глеба посетить арендаторов не слишком обрадовался, но все же позвонил и договорился. Положив трубку, обратился к Глебу:

– Вы, господин Михеев, идите туда сами. Люба вас проводит и вернется. У нас тут, понимаете, свой этикет. А у них директриса с характером. Не хочу лишнего напряжения…

Люба провела Михеева через двор и указала на дверцу в огромных воротах:

– Вам туда, Глеб. Вы уж не обижайтесь. Эта фирма платит заводу приличные деньги, и мы не хотим портить с ней отношения.

– Я и не обижаюсь. Как можно обижаться на рыжеволосую Любу. Передавайте вашему Саше привет и скажите, что на свете есть еще один счастливец с рыжеволосой Любой.

Люба рассмеялась:

– Конечно, передам, а вы супруге от меня… Но мы же еще увидимся. Вам придется пропуск подписать. А вдруг вы работать у нас начнете? Я была бы рада… – И она протянула Глебу руку. Михеев пожал ее маленькую ручку, наклонился и поцеловал. Целовал руку женщины он впервые. Даже своей жене ни разу, а тут случилось. Она побежала назад, оглянулась и помахала ему. Глеб постоял немного, повернулся и пошел к огромным стальным воротам. Никакой вывески на двери, врезанной в сталь ворот, он не обнаружил. Обнаружил селекторный звонок и позвонил. Ему открыл парень в коммуфляжной форме:

– Михеев?

– Да.

– Что вас интересует?

– В основном печь. Хочу знать параметры ее безопасности.

– Печь принимала государственная комиссия.

– Тем ни менее…

– Хорошо, я вас проведу к директору, объясните ей свой интерес. Желательно коротко и ясно.

Парень повернулся и быстро пошел вглубь. Михеев последовал за ним. Ему сразу бросилась в глаза пустынность огромного здания. Помещение напоминало скорее убранную под крышу улицу, чем завод, а тем более офис… Даже с высоты Глеба потолки едва просматривались. В середине зала возвышалась гигантская печь. Ее стены покрывали датчики с приборами, бесконечные трубы и провода. Вокруг печи через каждые десять метров стоял вооруженный автоматом охранник. И нигде ни одного рабочего.

– Что у вас так пусто? Все, кроме охраны, в отпуске? – Спросил на ходу Михеев.

– А чего тут им делать? Печка работает и сменный мастер при ней.

– И мастера не видно…

– Он на пульте…

Они пересекли серый бетонный зал. Шли быстро, но Михеев старался запомнить все, что видел. В углу стояли две черные «Волги». В каждой дежурил водитель. Машины парковались прямо у железной лестницы, что вела к стеклянной двери. Лестницу также охранял автоматчик. Парень предложил Глебу подняться, а сам остался внизу. Михеев взбежал наверх, заметил на стекле табличку с фамилией директора, прочел и тут же скатился вниз. На немой вопрос парня в камуфляже, соврал, что забыл нечто очень важное и аршинными шагами двинул обратно.

В отделе кадров стол начальника пустовал.

– Что так быстро? – Улыбнулась Люба.

– Я совсем забыл, что на десять тридцать назначил встречу. Придется бежать. – Соврал Михеев и, оглядев пустой стол начальника, заволновался: – А где он?

– Андрей Владимирович у директора на совещании. Но пропуск и я могу подписать. Успели осмотреть печку арендаторов?

– Да, внушительный монстр.

– Она размером с трехэтажный дом. Жаль, что вы не видели ее внутри.

– Если буду у вас работать, еще увижу.

– Только через месяц.

– Почему?

– Ее недавно запустили. Две недели набирает температуру, две недели остывает. Такой у нее цикл. Иначе нельзя, изделие разорвет… А оно дорогое, сотни тысяч долларов.

Получив подписанный пропуск, Глеб, заставил себя улыбнуться и, пожелав Любе всяческих благ, вышел в коридор. В окошке бюро пропусков хмурого мужика сменила полная седая дама. Михееву молча вернули его паспорт. Он облегченно вздохнул, вышел на улицу и позвонил Ерожину:

– Петр Григорьевич, мне надо срочно вас видеть.

– Я в офисе, если надо срочно, приезжай.

Глеб запихнул телефон в карман и побежал к метро. Он еще не знал, что означало его открытие, но догадывался, что оно значило много.

* * *

19 Ноября 2004 года

Подполковник Волков нервно отшагивал по своему кабинету. Вязов с Масловым сидели на диване и молча наблюдали за передвижениями шефа.

Петр Григорьевич Ерожин сообщил, что обладает чрезвычайной информацией. Он просил собрать руководство отдела к половине двенадцатого. В начале первого Волков еще раз посмотрел на часы и позвонил Ерожину на мобильный. «Абонент временно отсутствует, или находится вне зоны достигаемости действия сети», – монотонно сообщила диспетчер. Волков перезвонил в офис. К телефону подошел Грыжин:

– Жди, Тимофей. Петро обязательно к тебе заявится.

– А где он? И почему отключил мобильный телефон?

– Этого я тебе не скажу.

– И сколько его еще ждать? Я не могу держать людей весь день в кабинете. У нас работы до черта.

– И этого я тоже тебе сказать не могу. Как освободится, так и приедет. Вы пока своими делами занимайтесь, но людей не отпускай.

Волков положил трубку, открыл ящик стола и достал календарь системного администратора с Каширки:

– Дима, после встречи с Петром Григорьевичем, смотайся к матери Логинова и покажи ей календарь. Возможно, она узнает эту дамочку с обложки.

– Хорошо, Тимофей Николаевич. – Вязов поднялся с дивана, подошел к столу и взял календарь в руки:

– Дамочка немного перезрела. Но в молодости, видно была нарасхват. Вы думаете, она имеет отношение к делу?

– Ничего, Дима, я не думаю. Сначала надо собирать факты, искать свидетелей, а уж потом думать. Теперь о дамочке. По словам лейтенанта Корюшкина, календарь самопальный. Смонтирован на компьютере самим Логиновым. Не исключено, дамочка с обложки его близкий человек.

– Тимофей Николаевич, она же блондинка! И возраст сходится. Уж не наша ли эта покупательница из Кратова?

Маслов поднялся, подошел к столу и взглянул на календарь. Лицо его приняло озабоченное выражение.

– Чего, Николай, лоб наморщил? Знаешь ее? – Спросил Волков.

– Погодите, товарищ подполковник… Дайте вспомнить. Я точно ее видел. Сейчас скажу где. Вспомнил. В день отлета Юрия Злобина во Францию эта дама вышла из его подъезда и села в черную «Волгу».

– Ничего себе новости. Надо срочно установить личность гражданки.

– Тимофей Николаевич, и опять черная «Волга» – Поспешил напомнить Вязов.

– Хочешь сказать, что они уселись в ее «Волгу»? – Но выслушать ответ подчиненного Волков не успел. В кабинет ворвался Ерожин:

– Извините, мужики. Раньше не мог.

Тимофей пожал Ерожину руку:

– Что случилось, Петр? Выкладывай свою информацию.

Ерожин присел к столу, мелком взглянув на календарь, заметил:

– И у вас эта мегера! – После чего открыл свой кейс, вынул черный конверт и вытряхнул из него пачку фотографий: – Любуйтесь!

– Это же дамочка с обложки календаря. – Узнал женщину Тимофей. Маслов взял одну фотографию в руки:

– А тут она со Злобиным.

– Это его жена, Салтыкова Наталья Кузьминична. – Ерожин вырвал из рук майора снимок и потряс им перед носом Волкова: – Тимофей, ее надо срочно брать. Я теперь уверен на все сто, что именно она руководила всей бандой.

– Почему она, а не Злобин?

– Потом все объясню. Сейчас ее надо брать.

– Взять нетрудно. Где доказательства? Без них прокуратура не подпишет ордер.

– Доказательства у нее в печке. Понимаешь, она генеральный директор «Мифа». Это фирма обжигает гигантские изоляторы для электростанций. Злобин улетел двенадцатого. Пятнадцатого они запустили печь. Руку дам отрубить, трупы внутри печи.

– Печка работает три дня. Если даже ты и прав, там все уже давно сгорело. – Возразил Волков.

– Нет, Тимофей. Я консультировался со специалистами. Печь нагревается до нужной температуры пятнадцать дней. Потом две недели остывает. Первые два дня изделие только сушат. Сегодня там всего сто градусов. К вечеру они поднимут температуру до двухсот. Если остановить обжиг, мы найдем доказательства. Нельзя терять времени.

– Тимофей Николаевич, мы же ее с поличным накроем. – Поддержал Ерожина Маслов.

– Товарищ подполковник, я почти уверен, это она нас в Кратово заманила. Петр Григорьевич прав, ее надо брать. – Подлил масла в огонь Дима.

– Хорошо, поехали, без ордера. Группу захвата вызывать не буду. Если ты, Петр, прав, задержим ее с поличным. – Сдался Тимофей. Он доверял сыщику, но начинать столь неподготовленную акцию сам бы не стал.

– Мужики, не забудьте прихватить стволы. – Напомнил Ерожин. Волков вздохнул, проверил наличие патронов в табельном оружии и вызвал машину.

* * *

19 Ноября 2004 года

Майор Резников шел к начальству не с пустыми руками. В его кейсе лежали подробные досье на Юрия Игнатьевича Злобина, его супругу Наталью Кузьминичну Салтыкову и друга их семьи Бориса Федоровича Логинова. Полковник Васильев тоже подготовился к разговору. У него в ящике письменного стола хранились записка министра энергетики и заключение референта МИДа.

– Проходи, Виталий, садись.

– Спасибо, Андрей. Решать надо быстро. Они или едут на завод, или уже там.

– Решим. Выкладывай, что у тебя.

Резников уселся в кресло, раскрыл свой кейс, извлек папку и бросил ее на стол:

– О том, что Юрий Злобин продал рецепт массы, которая используется в оборонном производстве, ты в курсе.

– В общих чертах. – Улыбнулся полковник: – Если я стану изучать устройство ракет, вплоть до электрических изоляторов в их энергосистеме, на другие дела времени уже не останется. И моя любознательность, как ты понимаешь, нанесет урон государственной безопасности больше, чем все агенты международного шпионажа вместе взятые…

Они знали друг друга с института. Васильев защищал диссертацию, а Резников обучался на третьем курсе. Обращались друг к другу на ты. Но майор понимал разницу весовых категорий, поэтому терпеливо выслушал шутливую сентенцию начальника, даже заставил себя улыбнуться, и только затем продолжил доклад:

– Итак, Наталья Кузьминична Салтыкова встретилась с Борисом Федоровичем Логиновым в МГУ, на филфаке. Логинов барчук из профессорской семьи. Она деревенская девушка из подмосковной Гжели. У них бурный роман.

– Насколько бурный? – Перебил Васильев, подчиненного: – Очень люблю скабрезные подробности.

– Андрюша, давай потом. Сейчас нет времени. – Отмахнулся Резников. Он догадывался о трудностях милиции, которые могут возникнуть на фирме Салтыковой, и спешил с решением вопроса: – Любовная связь с Логиновым для Салтыковой заканчивается трагически. Барчук заводит себе новую подругу. И девушка, отказавшись от защиты диплома, возвращается, можно сказать, бежит к себе в Гжель. Там она выходит замуж за Злобина. Но ее отношения с Логиновым не обрываются. Он предложил ей дружбу. Она сделала вид, что дружбу приняла. И даже пригласила Бориса на свадьбу. Проходят годы. Злобин попадает в поле нашего зрения. Параллельно на него выходит отставной подполковник Ерожин. Мужик цепкий, и не без криминального таланта.

– Я видел его досье. Можешь не распространяться. – Поморщился Васильев: – Давай дальше.

– Ерожин расследует историю с пропавшими женихами. Он уверен, что наш подопечный один из главных злодеев. Я получил у Волкова документы об исчезновении Логинова. Версия Ерожина такова: Логинова убил Юрий Злобин. Убил, когда милиция и частный сыщик вышли на компьютерную сеть медицинского центра. Ерожин думал, что переписку с «женихами» вел Логинов. Но его смущало одно обстоятельство. Логинов по ночам не работал. А женихи общались с «невестой» по MSN именно ночами. Я выяснил, что Салтыкова получила у провайдера постоянный IP-адрес. И работала от сети Логинова. Мне представляется, Салтыкова убедила Логинова уничтожить базу данных Медицинского центра, а потом уничтожила бывшего возлюбленного. Когда я сказал об этом Ерожину, он с моей версией согласился и стал считать Салтыкову организатором преступления.

Васильев закурил, посмотрел в окно на кружок клумбы, что осталась от памятника железному Феликсу и тихо, словно себе самому, сказал:

– Вполне возможно. Получив в молодости травму от неразделенной любви, гонимая вечной завистью к чужому счастью, властная женщина способна выкинуть такой фортель.

– Ерожин считает, что она виновна и в гибели Любы Крестовой, невесты ее воспитанника Сергея Злобина.

– Что еще считает твой Ерожин? – Не без сарказма, поинтересовался полковник.

– Он уверен, что сейчас в печи на фирме Салтыковой тлеют трупы немца Коха и Логинова. А также он уверен, что в этой печи сгорели все исчезнувшие «женихи». Если он окажется прав, милиция берет Салтыкову. Они через Интерпол задерживают Оксану Приходько и Злобина. Когда его привезут в Москву, переводим Юрия к себе и крутим по нашей линии.

– Это, Виталик, если твой Ерожин окажется прав. – Полковник выдвинул ящик стола и достал свои бумаги: – А если нет? Вот слушай точку зрения референта МИДа: «На производственной базе фирмы «Миф» осуществляется важный заказ для промышленности дружественной Индии. В конце месяца туда с официальным визитом отправляется президент России. Если исполнение заказа окажется сорванным, возможна негативная реакция общественности Индии как раз в дни пребывания президента». Чувствуешь, чем пахнет желание твоего Ерожина заглянуть в печку к мадам Салтыковой? Тут еще есть бумага от другого министра. Но я думаю, с тебя хватит.

– Оставим все как есть? Но это же, Андрей, черте что!?

Таким образом мы не только закрываем глаза на продажу секретной информации, мы покрываем убийцу.

– Не кипятись, Виталик. Лучше подумай, как называется наше учреждение. Оно называется ФСБ. – Назидательно произнес Васильев: – Это значит Федеральная Служба Безопасности. Оттого что из нашей аббревиатуры исчезла буква «Г», суть не изменилась. Наше дело – безопасность Государства.

– Я понимаю. Политические интересы важны. Но есть же и понятия ЗАКОНА. Нас и так считают самой коррумпированной страной в мире. А это уже престиж Государства. Оградить граждан от коррупции наша прямая задача.

– Иди работать в милицию. Милиционеры только и пекутся о благе граждан. По ночам не спят, чтобы их защитить. Сколько их в этом году замели за сотрудничество с криминалом?

– В любой семье не без урода…

– Хорошо, что ты хочешь?

– Без нас Ерожин с Волковым печь не откроют. Я хочу вашего разрешения, товарищ полковник, выслать им в помощь отряд спецназа.

– Товарищ полковник, «вы»… Что это ты на официальный тон перешел? Я могу тоже приказать, чтобы вы, товарищ майор, собрали свои бумажки, вложили в папку, папку в кейс и шагом марш из кабинета. Так-то, Виталька. Я с тобой как с другом разговариваю. – Усмехнулся Васильев и, немного помолчав, добавил: – Пока разговариваю…

– Андрей, что будем делать? – Продолжал наседать Резников.

– Посиди у меня в кабинете. Я этот вопрос сам не подниму. Пойду к генералу. Жди. – Полковник ткнул в пепельницу сигарету, которая давно прогорела, подмигнул Резникову и вышел.

* * *

19 Ноября 2004 года.

К проходной фарфорового завода машина Управления подкатила в начале второго. В салоне кроме водителя Славы, Волкова и двух майоров сидел лейтенант Гришин. Молодой оперативник недавно пришел в отдел. И это был его первый выезд на столь ответственное задание. Для Ерожина и Глеба мест в служебной «Волге» не нашлось. Они приехали следом в «Саабе» Ерожина.

Волков показал охраннику удостоверение, и милиционеров пропустили в холл. Пока подполковник требовал, чтобы их провели к арендаторам, к ним спустился представитель местной власти:

– Меня зовут Анатолий Васильевич Яковлев. Я заместитель директора этого предприятия. В чем дело, товарищи?

– У нас есть сведения, что на территория вашего завода совершено преступление. Нам необходимо попасть в цех фирмы «Миф», которая арендует у вас помещение.

– Предъявите ордер на обыск. – Вежливо попросил Анатолий Васильевич.

– Я вам ничего предъявлять не обязан. Я нахожусь на государственном предприятии и по закону имею право на проверку. Если будете препятствовать действиям милиции, я вас арестую. – Пригрозил Волков.

Угроза возымела действие, и заместитель директора распорядился проводить стражей порядка. Охранник повел их по коридору, вывел во внутренний двор и остановился у стальных ворот:

– Дальше сами. – Буркнул он милиционерам, развернулся и быстро ушел.

– Приготовьтесь, мужики. Тут могут быть неожиданности. – Предупредил Волков и нажал на звонок селектора. Вязов и Маслов достали из кобуры пистолеты. Молодой лейтенант Гришин расстегнул плащ, под которым висел короткий автомат. Ерожин опустил руку в карман куртки и больше ее оттуда не вынимал. У Михеева для самозащиты имелись только кулаки, но двухметровый Глеб пользоваться ими умел.

Дверь, вмонтированная в стальные ворота, приоткрылась, и парень в камуфляжной форме преградил им дорогу:

– Кто вы и что вам надо? – Тимофей, вместо ответа, пихнул его, Маслов открыл дверь, и остальные оказались внутри. Тут же прогремела автоматная очередь. Пули ударили где-то высоко в сталь ворот. Пятеро молодых людей в камуфляже стояли в нескольких шагах, красноречиво поигрывая автоматами. Волков одной рукой достал из кармана удостоверение, другой извлек табельное оружие:

– Я начальник отдела по раскрытию убийств Управления Внутренних дел Российской Федерации. Ваши действия будут расценены как вооруженное сопротивление органам правопорядка. Немедленно пропустите меня и моих сотрудников.

Наступила тишина. Охранники продолжали стоять, направив на милиционеров автоматы. Те, с пистолетами в руках, ждали приказаний подполковника. Издалека, в зловещей тишине, раздался звонкий стук каблучков. Он явственно приближался. Из глубины бетонного зала появилась женщина в норковом полушубке и теплом вязанном платке. Рядом с ней вышагивали еще два вооруженных парня в камуфляже. Женщина махнула рукой. Автоматчики расступились, давая ей дорогу. Она вышла на шаг вперед своей команды и остановилась:

– Вы вломились во владение частной компании. Я ее генеральный директор. Что вам угодно, господа?

– Я подполковник Волков. Управление внутренних дел. У меня есть сведения, что в печи вашего предприятия обжигаются не только изделия из глины. Вы должны дать распоряжение остановить обжиг и открыть нам печь.

– Ваши сведения можете засунуть себе в жопу. В печи заказ правительства Индии. Если я открою печь, он разлетится к ебм. вдребезги.

– Тем не менее, вам придется это сделать. – Не обращая внимание на ругань, настаивал Волков.

– Если ты заплатишь мне семьсот тысяч баксов и покажешь приказ премьер-министра, я открою тебе печь. А без этих двух составляющих я тебя с твоими ублюдками вежливо попрошу уйти отсюда к ебм… Если мало моих слов, я сейчас тебе устрою. – Дама достала мобильный телефон и пробежалась пальчиком по кнопкам: – Феликс, тут какой-то подполковник Волков требует, чтобы я открыла ему печь с изолятором для Индии. Говорит, что из Управления МВД. Разберись, пожалуйста: – И, убрав трубку, обратилась к милиционерам: – Подождите, господа, товарищи. Через несколько минут вам все разъяснят.

– Вы напрасно устраиваете спектакль. Печь придется открыть, и пугать нас премьер-министром не надо.

– Тебе мент, сейчас позвонит твой министр. И если будешь здесь выебв, лишишься погон.

Волков не ответил, а решительно шагнул вперед. В эту же секунду автоматчики охраны дали очередь. Пули выбили искры из бетона у ног подполковника.

– Не надо, Тимофей. Подожди. – Тихо сказал Ерожин и достал свой телефон. Но набрать номера не успел. Из распахнувшейся двери с криками «Лежать, мордой вниз» ворвались люди в масках, с короткими автоматами в руках. Охрану Салтыковой скрутили в несколько секунд. Ее, также как и остальных, уложили на пол и обыскали. К Волкову подошел крепкий парень в маске:

– Товарищ подполковник, капитан спецназа Сомов. Я передам в ваше распоряжение троих ребят, можете проводить ваши следственные действия. Если кто станет мешать, ребята рядом. А с этими мы пока разберемся.

– Спасибо, капитан. Вы очень кстати. – Улыбнулся Тимофей.

– Глеб, ты здесь лучше всех в обстановке разбираешься, веди к печке. – Приказал Ерожин.

Они прошли бетонный зал. Вязов заметил в углу, возле лестницы, две одинаковых черных «Волги» с затемненными стеклами. Водителей спецназовцы выволокли из кабин и уложили рядом.

– Вот и мои «Волжанки»! – Обрадовался майор. С их водителями мы еще поговорим…

Печь поражала своими размерами. В ворота, через которые должна производиться загрузка изделий, мог въехать самосвал. Волков остановился и с интересом оглядел гигантское сооружение:

– Не поймешь, как к ней и подступиться.

– Надо искать сменного мастера. Он где-то здесь управляет печью. – Вспомнил Михеев. Пульт сменного мастера находился за стеклянной дверью, по соседству с кабинетом директора. Ерожин с Масловым остались у дверей печи, а Волков с Михеевым поднялись по лестнице. Мастера звали Константином Сергеевичем Саньковым. Это был сорокалетний мужчина с покрасневшим от постоянного жара лицом. Возле пульта он тепловых перегрузок не испытывал, но в печь входил первым. Спецназовцы и мастера положили на пол и обыскали. После чего Волков усадил его на стул и приказал остановить обжиг и открыть печь.

– Остановить можно. Но там уже тепленько…

Михеев, успевший за время гжельского вояжа понять, какие приборы показывают температуру, быстро нашел нужный датчик. Внутри печи жар дошел до ста семидесяти градусов.

– Где механизм, открывающий дверь печи? – Спросил Волков.

– Вы туда не войдете. – Глядя себе под ноги, ответил мастер.

– Что значит, не войдем? – Обозлился Волков.

– От жара не войдете. Если заслонку открыть, при такой температуре надо часа три ее держать открытой.

– Почему так долго?

– Потому что изделие весит три тонны. Вся его масса приняла температуру. Пока оно температуру не отдаст, не остынет и печь.

– Тем более, открывай сейчас же.

Окно комнаты Санькова выходило прямо на площадку перед печью. Мастер посмотрел в окно:

– Скажите вашим, чтобы отошли на десять метров от заслонки.

Михеев спустился вниз и предупредил Ерожина, Маслова и двоих спецназовцев. Те отошли. Саньков на компьютере набрал код, и дверь медленно поползла в сторону.

Ерожин стоял в десяти метрах и, не отрываясь, смотрел в расширяющуюся щель. Он представлял себе, что в жерле печи будет светло. Но щель оставалась темной. Он подошел поближе, и чуть не задохнулся от струи горячего воздуха. Пришлось вернуться назад. По мере того как дверь медленно отползала, в огромном бетонном зале становилось все жарче. Волков спустился вниз и подошел к Ерожину:

– Играет очко, Петр?

– Еще, как Тимофей. – Признался сыщик.

– Тебе чего, не окажется улик, извинишься и пойдешь домой. А меня с работы попрут.

– Ты хоть сейчас мне душу не тереби. – Попросил Ерожин.

Глеб тоже спустился по лестнице и подбежал к Ерожину:

– Петр Григорьевич, чувствуете?

– Что я должен чувствовать? – Не понял Петр.

– Запах горелого мяса чувствуете?

Ерожин потянул носом, но ничего не унюхал:

– Нет, Глеб, не чувствую.

– У вас нос городской… – Разочарованно сообщил Глеб: – А я чувствую. Паленым кабаном тянет.

– Поживем, увидим, чей нос лучше. – Улыбнулся Волков.

– Вот вы, менты, все такие. Думаете не о том, что люди погибли, а ждете подтверждения своей версии. Привет, мужики!

Ерожин, Волков и Глеб разом обернулись. Сзади них, в великолепном синем костюме и сверкающих ботинках стоял Резников. Ерожин пожал протянутую руку:

– Что, Виталий, не выдержало сердце разведчика?

– Да, бывают в жизни моменты, когда в кабинете не усидишь. – Признался майор ФСБ: – Долго еще ждать?

– По словам мастера, в печь можно войти не раньше чем через три часа. – Ответил Тимофей.

– Ждать и догонять… – Вздохнул Резников. Вокруг печи народу собиралось все больше. Петр подошел к Волкову и спросил:

– Что за люди?

– Начальство, наверное. Просто так спецназовцы никого не пропустят. – Предположил Тимофей: – А ты у Виталия Борисовича спроси. Он-то знает…

Резников обладал завидным слухом:

– О чем меня надо спросить?

– Подполковник Ерожин интересуется, почему здесь посторонние?

– Посторонних тут нет. – Ухмыльнулся Резников: – Тот, в шляпе, что платком лоб от жары вытирает, заместитель министра энергетики Соловьев Иван Савельевич. Тот высокий, из министерства внешней торговли. А с ним Феликс Струев из администрации президента. Он, Петр, теперь твой первый враг. Струев со Злобиными в близких отношениях.

– Вот кому мадам Салтыкова звонила…. – Догадался Ерожин.

– Скорее всего. – Согласился Резников: – А те с камерами, журналисты. Так что не найдем поджаренного немца с Логиновым в печке, у тебя начнутся проблемы. – И тихо добавил: – Кстати, визит сюда чиновника такого ранга обойдется мадам Салтыковой недешево. Эти господа себя ценят, и бесплатных телодвижений не делают.

– Догадываюсь… – Ответил Ерожин и увидел генерала МВД. Генерала он знал, это был заместитель начальника управления Еремин. Волков тоже увидел свое начальство и поспешил навстречу. О чем говорил Тимофей с генералом, Ерожин не слышал. Но по выражению лица Волкова понял, что тому приходится туго. Петр помнил лингвистические способности Еремина и догадывался, генерал сокращать крепкое словцо на манер Салтыковой не будет.

Еремин прибыл не один. Он прихватил своих криминалистов, медэксперта и техническую бригаду МЧС. Волкову, Ерожину и экспертам спасатели выдали специальные жаростойкие костюмы. Пока те облачались, собрали передвижную тележку с мощными прожекторами и осветили печь. В жарком мареве проступили ребристые очертания гигантского изолятора. Он стоял на платформе из толщенного камня и испускал жар. Спасатели медленно вращали прожектора, давая возможность экспертам издали начать осмотр. Но ни рядом с изолятором, ни по углам печи, куда пробивали лучи прожектора, обгорелых трупов они не увидели. Ерожин вошел первым. Пока костюм не нагрелся, он особой жары не ощущал. И лишь через несколько минут отметил на лбу и груди легкую испарину. Медленно продвигаясь вглубь, сыщик внезапно нагнулся. На шамотных плитах пола лежали очки. Стекла их растрескались, дуги провисли, но общая форма от жара не пострадала. Волков тоже нагнулся, осмотрел очки и поднял перед носом Ерожина указательный палец. Очки, разбросанные в кабинете Логинова, очень походили на эти. Волков знаком подозвал эксперта. Тот кивнул, пинцетом поднял находку и вынес из печи.

Подполковники понимали – очки лишь косвенное доказательство, но на душе у них немного просветлело. Теперь и Волков уже не сомневался, что трупы здесь. Но где? Они уже обошли изолятор по кругу. Осмотрели все уголки и выступы. И ничего похожего на человеческие останки не обнаружили.

– Что будем делать? – Спросил Тимофей, когда они, закончив обход, выбрались наружу и стянули маски.

– Надо приподнять эту штуку. – Ответил Ерожин, кивнув на изолятор. Волков подошел к начальнику бригады спасателей и что-то ему сказал. Тот собрал своих ребят, и они устроили совещание. Выяснилось, что не обоженный изолятор поднять нельзя.

– Товарищ подполковник, он развалится, стоит его тронуть… – Предупредил Волкова бригадир спасателей.

Тимофей минуту подумал, затем махнул рукой:

– Ломайте.

– Нет! – Раздался истерический женский крик. Кричала Салтыкова, которую вели под руки два спецназовца. Женщину трудно было узнать. Золотистые волосы разметались гривой, закрывая один глаз. Ее бледное, как мел, с дрожащими щеками лицо больше походило на маску куклы, чем на образ живого человека.

– Тимофей Николаевич, гражданка Салтыкова хочет сделать заявление. – Доложил капитан Сомов.

– Это ее право. – Ответил Тимофей. Салтыкову подвели к нему.

– Мент, не смей трогать изолятор! Логинов и Кох там. Я признаюсь в том, что разрешила мужу спрятать в печь покойников. Но изделие не трогайте. Закройте печь и продолжайте обжиг. Как можно из-за двоих поджаренных мертвецов погубить такого красавца. Столько труда и огромные деньги.

Волкова с трудом сдерживал ярость:

– Это не поджаренные мертвецы, Салтыкова, а два человека. Два гражданина – России и Германии. Два нужных обществу интеллекта. Они могли жить, работать и любить вместе с нами. А вы говорите, два поджаренных мертвеца. Уведите ее.

– Пошел ты к ебм. мудак. – Крикнула Салтыкова.

– Сама пошла туда, дура. – Не выдержал Тимофей.

Ерожин положил ему руку на плечо:

– Потише, подполковник, тут полно прессы. Успокойся и распорядись, чтобы продолжали работу.

Спасатели с отбойными молотками вошли в печь. От первых ударов поднялась пыль, огромный изолятор треснул и начал медленно оседать. Спасатели едва успели выскочить, как многотонная масса просушенного каолина с хрустом засыпала основание печи. Столб пыли вылетел наружу и поплыл по бетонному залу. Великолепный синий костюм Резникова за секунду превратился в странный бежевый панцирь. Ерожин и Волков тоже напоминали глиняную скульптуру. Под пылью от порушенного монстра все становились одинаковыми – и заместитель министра энергетики, и генерал МВД, и сотрудник из администрации президента Струев. Но краше всех выглядел Глеб. Его припорошенная глиняным порошком двухметровая фигура напоминала памятник Гулливеру.

Эксперты работали до позднего вечера. Останки профессора Коха и системного администратора Логинова под грудой глины наконец, нашли. Но то, что осталось от этих людей, требовало долгой экспертизы. Потому что скелет с кусками обгорелой плоти немца мало чем отличается от такого же скелета русского.

* * *

22 Декабря 2004 года.

Помощник российского консула в Марселе Аркадий Парамонович Митрохин сегодня не собирался называть себя другим именем, и одет был, несмотря на двадцатипятиградусную жару, в темный официальный костюм, дополненный строгим галстуком в мелкий горошек. Он снова отправился в Канн, но уже не на поезде, а в «Ситроене» с дипломатическими номерами. Ехал он туда, чтобы присутствовать при даче показаний бывшего гражданина Российской Федерации, Сергея Петровича Злобина. Ехал не один, а с инспектором Интерпола, лейтенантом Жароммом.

Митрохину в декабре уже пришлось сотрудничать с Интерполом. Он даже побывал в Лионской штаб-квартире организации на берегах Роны, где присутствовал в качестве представителя консульства при допросе Юрия Игнатьевича Злобина и его любовницы Оксаны Приходько.

Документы, присланные российской стороной, здесь были тщательно изучены и отправлены в Марсель. Директор марсельского отделения, полковник Валери, посчитал их обоснованными и подписал ордер на арест Юрия Игнатьевича Злобина и Оксаны Ивановны Приходько. Двадцать седьмого ноября парочку задержали в каннских апартаментах Юрия Игнатьевича. Вопрос об их экстрадиции в Россию был уже фактически решен. Оставались формальности. Если бы не рождественские каникулы, к которым в Европе относятся серьезно, они в конце декабря были бы уже в Москве.

Племянник Злобина, Сергей, пока проходил по делу в качестве свидетеля. От показаний зависела его дальнейшая судьба. Но поскольку он стал гражданином Франции, насильственное возвращение на историческую родину ему не грозило. Полковник Валери даже посчитал неэтичным вызывать молодого художника в Марсель. Встречу Сергея с инспектором Интерпола назначили в помещении полицейской префектуры по месту его жительства. При даче свидетельских показаний гражданином Франции присутствие русского дипломата официально не требовалось. Но французская сторона, по тем же этическим соображениям, предложила консульству послать своего представителя. Консул предложение принял, и Митрохин ехал в Канн.

– Вы, русские, очень счастливые. – Мечтательно сообщил Жеромм, поглядывая на мерцающую синеву Средиземного моря.

– Что лейтенанта Интерпола навело на столь приятное русскому сердцу открытие? – Улыбнулся Аркадий Парамонович.

– Господи, через несколько дней Рождество. У вас снег, елки, мороз! А мы наряжаем пальмы и от жары вынуждены включать кондишен в машине.

– У русских есть поговорка: «Хорошо там, где нас нет». Уверен, большинство москвичей с удовольствием поменялось бы с вами местами.

– Да, наверное. Человек всегда не доволен. – Философски рассудил француз: – Возьмите хотя бы вашего Злобина. Что ему не хватало? Деньги были. Жена, дом, любовница. Живи и радуйся. А он становится убийцей.

– Злобин слабак. Жена под себя подмяла. Страшная женщина. Она вышла замуж за Злобина, чтобы насолить своему бывшему возлюбленному. Но этого ей оказалось мало. В результате она бывшего любовника еще и убила…

– Осторожней, там сейчас резкий поворот. – Предупредил Жеромм Аркадия Парамоновича.

– Не беспокойтесь, я знаю. – Митрохин для служебной поездки, мог взять водителя, но русский дипломат любил машину и еще не перестал получать удовольствие от великолепных французских дорог. Они мчали по платному автобану Марсель – Ницца со скоростью сто семьдесят километров в час. Единственным недостатком трассы для любознательного водителя являлась ее обособленность от внешнего мира. Они неслись по рукотворному ущелью и лишь изредка вылетали на холмы, откуда просматривались прекрасные виды Лазурного берега.

– Я очень внимательно прочитал следственные документы вашей прокуратуры. – Переждав опасный поворот, продолжил беседу Жеромм: – Для меня осталось неясным, за что пострадал поэт. Простите, я не могу выговорить его фамилию.

– Жестякин?

– Да, именно он. Для французского языка очень трудное слово. За что он был убит?

– Мадам Салтыкова отрицает свою причастность к этому убийству, как и отрицает свою вину в исчезновении еще многих людей. Но для пожизненного заключения и трех ее жертв хватит.

– В печи фирмы мадам Салтыковой обнаружены останки только двоих, немца и русского? – Напомнил Жеромм.

– Вы сказали, что внимательно изучили дело. А в деле есть протокол обыска дома Злобиных в Гжели. В подвале дома был обнаружен ноутбук Сергея Богаткина. Ноутбук опознал его заместитель Родионов. А эксперты обнаружили на нем следы крови Богаткина. Находка в Гжели выявила третью жертву мадам Салтыковой и ее супруга.

– Да, я не стал читать все протоколы. – Признался Жеромм.

– Вот видите… А я не поленился. Что касается поэта Жестякина, кажется, он придумывал первые письма к «женихам». Салтыкова потом продолжала игру. Но чтобы задеть потайные струны мужской души, ее таланта, видно, не хватало, и шантажистка задействовала поэта.

– Я сам немного грешу стихами, поэтому мне этого, как вы его назвали?

– Же-стя-кин. – По слогам повторил Аркадий Парамонович.

– Да, да… Так мне его искренне жаль. Как жаль и девчонку. Она ведь никого сама не убивала…

– Ну, знаете, она конечно не стреляла в людей, но напакостила вполне достаточно. – Возмутился Митрохин: Салтыкова не использовала Интернет для прямого вымогательства. Свои счета несчастные «женихи» открывали по телефону. А звонила им Оксана. Кроме того, она беспрекословно исполняла все поручения убийц.

– Мы уже близко. Не пропустите поворот на Канн. Если проскочим, придется снова платить. – Забеспокоился Жеромм. Как все французы, он был экономен, даже если речь шла о чужом кошельке.

Митрохин давно заметил указатель. Информация на трассе возникала постоянно. О нужном повороте вам заранее напоминали светящиеся табло над головой, боковые щиты и надписи на асфальте.

Они въехали в Канн. Префектура полиции находилась не на знаменитом бульваре де-ла Круазет. Но Канн не велик. И Жеромму даже не пришлось поработать штурманом. В самом начале горы Шевалье Митрохин увидел флаг, развевающийся над крыльцом двухэтажного здания, и зарулил на стоянку. К ним спустился офицер и, ослепив гостей белозубой улыбкой, провел в кабинет префекта.

– Присаживайтесь, мсье. – Любезно разрешил пожилой полковник с гусарскими усами и указал на три кресла вокруг журнального столика: – Я решил дать вам возможность побеседовать с русским в моем кабинете. Я же отправляюсь в Антиб, на учение моих молодцов. У нас там по плану игра в штурм террористов. А вам я оставляю Сьюзен. – И полковник, элегантно расклинившись, удалился. Сьюзен, в форме сержанта полиции, подала на подносе кофе, и с улыбкой сообщила:

– За мсье Злобин начальник послал машину. Я думаю, что минут через десять, его привезут. Вы как раз успеете выпить кофе. Протокол буду вести я. – Произнеся все это, она также удалилась. Русский дипломат и инспектор Интерпола остались вдвоем. Митрохин оглядел кабинет префекта. На стене висела карта южного побережья, от Канн до Монако, захватывающая и населенные пункты в горах. Аркадий Парамонович отметил городок керамистов, который посетил три недели назад, вспомнил молодого художника и девушку Оксану. Она так и не успела научиться продавать его керамику, стать хозяйкой магазинчика и сердца художника. Но выбрав однажды судьбу шлюхи и связавшись с бандитами, вернуться в нормальную человеческую жизнь трудно… Грустные размышления Митрохина перебила Съюзен:

– Мсье, свидетель Злобин здесь и может давать показания. Должна вас предупредить, что от услуг адвоката свидетель отказался. Мсье, вы готовы?

«Ну, и дурак», – подумал Митрохин и улыбнулся девушке:

– Лично я готов.

– Можете приводить. – Не возражал француз.

Сьюзен вышла и вернулась вместе с Сергеем. Сначала она представила ему инспектора Интерпола, затем помощника Российского консула, усадила парня в свободное кресло, а сама уселась за письменный стол стенографировать. Обычно Сергей говорил по-французски с ужасающими ошибками и жутким произношением, но бегло. Сегодня, перед встречей с полицией, он сильно волновался и беглость языка утерял. Митрохин смотрел на русского парня из подмосковной Гжели, который сидел в кабинете префекта французской полиции. Смотрел на его прическу с завязанной на затылки косичкой, на трагические глаза, обращенные в себя. Глаза измученного затравленного зверька. Аркадию Парамоновичу стало по-человечески жалко этого гжельского живописца, попавшего в передрягу. И он подумал: «Если парень скажет правду, я ему помогу».

Тем временем Жеромм закончил необходимые формальности и приступил к допросу:

– Расскажите, знакомы ли вы с мадам Салтыковой?

Сергей долго подбирал слова. Наконец, заговорил:

– Как я могу с ней не знаком? Мама Наташа меня вырастил.

– Вы хотите сказать, что мадам Натали Салтыкова, доводится вам приемной матерью? – На всякий случай уточнил Жеромм.

– Послушайте, лейтенант. – Вмешался Аркадий Парамонович: – Я чувствую, что парню трудно говорить об интимных вещах по-французски. Позвольте, я задам ему нужные вопросы на родном языке. А потом вам переведу. Так будет гораздо быстрее.

Жеромм не возражал. Возразила Сьюзен:

– Мсье Митрохин, как я поведу протокол, если не буду понимать его слов?

– Зато вы легко поймете мой перевод. – Обворожительно улыбнулся Аркадий Парамонович. А чтобы у вас не возникло сомнений, мсье Злобин ознакомится с вашей записью. Если ему покажется, что я перевел не точно, он данный пункт повторит. – И Сьюзен сдалась.

Жеромм заглянул в свои конспекты:

– Пусть он расскажет все, что знает о мадам Салтыковой.

– Ты понял вопрос, Сережа? Можешь отвечать по-русски. – Разрешил Митрохин.

– Что отвечать?! Я все знал. Знал, что она убила Любу.

Люба в шутку флиртовала через Интернет с одним американцем. А тот всерьез влюбился. Дядя Юра с мамой Наташей выведали у Логинова об этом и уговорили Любу продолжать игру. Потом, по приказу мамы Наташи, американца убили и ограбили. Люба стала что-то подозревать, убили и ее. Мама Наташа умоляла не выдавать ее. Они отправили меня сюда. Купили мне магазин и мастерскую. Я живу, и мне каждый день снится Люба. Можете меня аре…

Француз остановил свидетеля:

– Подождите мсье Злобин. – И обратился к Митрохину: – Не могли бы вы перевести, что уже сказал молодой человек? А то слишком много слов. Мы запутаемся.

– Хорошо. – Быстро согласился помощник российского консула: – Сергей Злобин сказал: он очень любит свою приемную мать и никогда не поверит, что она способна на преступление. Об ее участии в убийствах он узнал от сотрудников Интерпола. Молодой человек чрезвычайно поражен услышанным и очень страдает. – Закончив перевод, Аркадий Парамонович посмотрел Сергею в глаза и тихо по-русски добавил: – Молчи, сопляк, иначе сгниешь в их тюрьме.

На обратном пути, уже подъезжая к Марселю, Жеромм задумчиво произнес:

– Какая человеческая трагедия. Ведь Сергей уверен, что мадам Салтыкова ангел.

– Да, этот мальчик перенес тяжелый удар. Но он молод. Дай Бог, у него все еще сложиться. – Ответил русский дипломат и чему-то улыбнулся…

Митрохин сам не понимал, почему так поступил. Он человек службы, в которой нет места сантиментам. По существу, Сергей Злобин около трех лет покрывал убийцу. Если бы Салтыкову остановили тогда, сколько бы жизней сохранилось. Но молодой художник стоял перед выбором, поступить по закону и донести на женщину, заменившую ему мать, и дядю, растившего его как сына. Или нести в себе этот страшный груз. Сергей выбрал второе. Митрохин взял на себя его грех. Это был импульсивный мужской поступок, доказывающий, что и представителю одной из древнейших профессий ничто человеческое не чуждо.

Аркадий Парамонович подкатил к зданию марсельского Интерпола, распрощался с Жероммом и медленно поехал домой. «Скоро вся эта история забудется, – подумал он. – И только «маме» придется сообщить правду. Но «мама» мудрая женщина и понимает, дети иногда шалят. И еще она понимает, что в жизни бывает всякое, возможно, молодой художник с Лазурного берега и самой «маме» когда-нибудь пригодится».

Эстония. Кохила. Декабрь 2004 года