Смертельный мир (fb2)

- Смертельный мир [litres] 1665K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгений Михайлович Константинов

Евгений Константинов
Смертельный мир

Часть первая
Мир за стеной

Глава первая
Оригинал

«Приветствую тебя, Василий! Помнится, ты рассказывал, что в твоем районе, частенько стали люди пропадать. Даже говорил, что однажды весь личный состав отделения милиции исчез, только их одежда и оружие остались…

Ты ведь знаешь, брателло, я не трус. Да и не должен каскадер трусом быть. Но, здесь такое дело… Хотя, может, это после обильных вчерашних возлияний какие-то дурацкие предчувствия в голову лезут. Не пойму.

Короче! Принесли мне сегодня утром пакет. А в нем – письмецо с запиской и ключиком. А в записке – адрес банка, номер ячейки, код доступа и ненавязчивое такое пояснение, что, мол, это аванс, и что предлагается мне работенка по специальности за неплохое вознаграждение. Приглашаем, мол, на собеседование.

Сам понимаешь, никто в наше время от лишнего бабла не отказывается! Только одно смущает, – приглашают меня посетить не киностудию, или спортивный клуб, а, как я понял по адресу, обычный жилой дом, который как раз в твоем районе находится. Короче. Если ты это прочтешь, значит, со мной беда приключилась. Поэтому тебе, как сыскарю, оставляю адрес, куда я сейчас направляюсь. Ну, а если все обойдется, то и записка к тебе не попадет…

Жму твою ментовскую лапищу!»

Сергей Фролов бегло просмотрел послание, поставил внизу дату, время и подпись. Убрал листок в конверт и положил его поверх стопки журналов на тумбочке у двери. Один журнал лежал отдельно, с глянцевой обложки на Сергея смотрел сам Дмитрий Красавский: лихо закрученные усы, закрывающая глаз черная повязка, кровоточащая ссадина на щеке, сдвинутая набок мушкетерская шляпа с обломанным пером…

Снимок отображал финальную сцену историко-авантюрного фильма «Мушкетер на всю жизнь», где Красавский играл главную роль, а он – Сергей Фролов был его дублером во всех рискованных эпизодах. Они были похожи внешне, вот только мушкетерские усы у Красавского были свои, тогда как Сергею всякий раз перед съемками такие же приходилось наклеивать.

Премьера фильма прошла накануне в Доме Кино. Прошла успешно. После окончания фильма событие довольно неслабо отметили. Сергей, как всегда, намешал всего спиртного, что было на столе, да к тому же еще отлакировал пивком. В итоге, вместо того, чтобы наконец-то начать ухаживать за Наташенькой Завьяловой, он непонятно зачем вступил в нескончаемую полемику с директрисой Натальей Юрьевной, по поводу: много ли в историческом фильме должно быть слишком откровенных эротических сцен. Сергей убеждал директрису, что без секса можно обойтись, однако Наталья Юрьевна категорически с этим не соглашалась. Самым глупым было то, что спорили они о фильме, премьера которого только что состоялась. А самым обидным было то, что за всеми этими спорами Сергей не заметил, как Наташенька Завьялова куда-то исчезла…

Сейчас, сидя за рулем своей шустрой «восьмерочки» и слушая любимую группу «Чиж и С°», он вновь и вновь ругал себя за вчерашнее поведение и вспоминал Наташу. В фильме она играла юную принцессу, которую то и дело похищали враги и освобождали друзья, и которая влюбилась в своего освободителя. Экстремальных сцен в фильме было предостаточно, и Сергею Фролову, загримированному под главного героя, приходилось выносить принцессу и из воды, и из пламени. Но когда дело касалось сцен любовных, на месте дублера, естественно, оказывался Дмитрий Красавский.

У Наташи, кстати, дублерши не было, и во время съемок она, порой, рисковала не меньше, чем он – каскадер, что называется, от бога. У нее, конечно, не все так четко получалось, но Наташа была ловкой, пружинистой и главное – смелой. А как-то раз она и вовсе спасла его, – нет, не от смерти, но от возможной серьезной травмы. Сергей висел без страховки над довольно высоким обрывом, и вдруг корень, за который он дежрался, начал выскальзывать из земли. Если бы не вовремя поданная рука, оказавшейся рядом Наташи…

– Эх, – вздохнул Сергей, – проворонил, ты, Фрол, свое счастье. Такую девушку упустил!

Он слышал, что Наташе Завьяловой предложили сниматься в каком-то любовном сериале. Она, конечно, согласилась и теперь должна была поехать куда-то на побережье Черного моря. Для каскадера в той мыльной опере роль не предусматривалась, и теперь о скорой встрече с Наташей можно было и не мечтать.

На самом деле их встреча произошла буквально через пару минут. Сергей Фролов, которого все называли просто Фрол, остановил машину на светофоре и увидел, Наташу, переходившую улицу. Он два раза коротко посигналил, девушка посмотрела в его сторону, Сергей помахал ей рукой, и через несколько секунд Наташа сидела в машине. Светофор поменял свет, и Сергей, миновав перекресток, остановился у обочины.

– Я… – начал, было, он, но девушка перебила.

– Вы вчера во время премьеры вместо того, чтобы на экран смотреть на меня все два часа пялились. Наталья Юрьевна мне весь бок локтем отбила и все уши прошептала, чтобы я как-то на это отреагировала.

– Неужели это так заметно для…

– Это для всех заметно. Вы странный какой-то. Прямо, как юноша влюбленный.

– Я…

– Наталья Юрьевна сказала, что вы по мне сохнете с первого дня съемок. Это правда?

– Да, правда, правда, – улыбнулся Сергей. – Что ж теперь и посохнуть нельзя?

– А зачем? – недовольно поинтересовалась Наташа.

– Что – зачем?

– Смысла сохнуть не вижу, – отрезала девушка. И продолжила:

– Я понимаю, если бы сейчас были те времена, про которые мы фильм снимали. Мушкетерские или там рыцарские. Тогда – да! Тогда у мужиков и выбора-то особо не было по кому сохнуть. А сегодня!? Если есть у мужика желание и бабло, так ему любая телка доступна.

– А что важнее, – не выдержал Сергей, – бабло или все-таки желание?

Наташа, прищурившись, посмотрела ему в глаза, словно изучая. Он ждал ответа, но девушка решила оставить эту тему.

– Вы не подвезете меня до банка? – спросила она после недолгой паузы.

– Конечно же, Наташенька, – вздохнул Сергей. – Вам в какой-то определенный банк, или в любой?

– Вот.

Она передала ему сложенный вдвое лист бумаги, развернув который, Сергей увидел знакомый адрес.

– Надо же! Похоже, и вас, и меня собирается нанять на работу один и тот же оригинал.

– Что вы имеете в виду? – заинтересовалась она.

– А то, что я сейчас направляюсь как раз в этот банк, чтобы получить точно такой же аванс.

– Вы шутите?

Вместо ответа Сергей достал из кармана рубашки ключ и такой же лист бумаги.

– Значит, нас вместе приглашают сниматься, – сделала она вывод. – Интересно, а кого еще пригласили?

– Для меня это уже не важно, – сказал Сергей, не скрывая радостной улыбки. – Главное, что сниматься мы будем вместе, и возможно, вы еще раз спасете меня, подав руку помощи.

– Может, и будем, – пожала плечами Наташа. – Смотря, какую роль мне предложат, и какие условия поставит этот ваш оригинал.

Об условиях они должны были узнать с интервалом всего в один час. И Сергей, и Наташа были приглашены прийти по указанному адресу. Они вместе забрали в банке деньги, потом Сергей доехал до дома, где была назначена встреча с «оригиналом». Наташа попросила его особенно не задерживаться и сказала, что останется в машине читать журнальчик.

* * *

Дверь Сергею открыл пожилой мужчина лет под семьдесят, опирающийся на изящную трость, одетый в достающий до пола махровый халат темно-синего цвета и тапочки. Абсолютно седые волосы, такие же седые круто изогнутые брови, заинтересованно-оценивающий взгляд голубых глаз, ямочка на подбородке. В былые годы он наверняка нравился женщинам.

– Здравствуйте, господин Фролов. Меня зовут Максим Николаевич. Пройдемте сразу в основную комнату, – старик сделал приглашающий жест рукой, в которой держал пульт дистанционного управления, пропуская каскадера вперед.

Изначально Сергей подумал, что пришел в типичную хрущевскую двушку. Но оказалось, что после большой проходной комнаты, в комнатке-спальне имеется еще одна дверь, ведущая в еще одну комнату. У окна – рабочий стол с компьютером и монитором, музыкальным центром, вертящимся креслом; стеллажи вдоль стен поднимались от пола до самого потолка и были заставлены дисками и видеокассетами, на корешках которых были только цифры; у стены напротив окна установлена деревянная физкультурная лестница, рядом – гимнастический снаряд «конь», кровать. И была еще одна дверь, которую Максим Николаевич открыл для гостя.

Эта комната оказалась сравнительно большой, и, наверное, не меньше половины ее было занавешено светло-голубыми шторами. На специальных металлических конструкциях были укреплены три видеокамеры, под каждой – сидения на высокой ножках, какие бывают у стоек в барах. На полу – чуть пружинящий палас. В углу на специальном столике стоял телевизор с огромным экраном, рядом – видеомагнитофон, к которому тянулись провода от видеокамер. На стенах не осталось свободного места от наклеенных цветных фото – в основном на них красовались девушки, лица некоторых показались Сергею знакомыми.

Максим Николаевич предложил гостю сесть в кожаное кресло и сел сам в такое же, между ними оказался лишь журнальный столик.

«Никаких бумаг и документов, – отметил про себя каскадер. – Видимо, пока это только предварительная беседа. Контракт будет заключаться в другом месте. Но кто же такой, этот старикан?»

– Кажется, кроме жетона, на вас больше нет никаких цепочек и других побрякушек? – Максим Николаевич кивнул на армейский жетон, висевший на шелковом шнурке на шее Сергея.

– На моей памяти так много порванных цепей и разбитых часов, что я давно от них отказался. Ну а жетон – профессиональная необходимость.

– Это хорошо, – кивнул Максим Николаевич.

– Вы пригласили меня…

– Чтобы вы поучаствовали в одном очень необычном мероприятии, – продолжил старик.

– И моя роль?

– Во многом будет зависеть от вас. Господин Фролов, пожалуйста, дайте мне немного времени для объяснений. Потом я кое-что вам покажу, а дальше, если все пройдет нормально, предоставлю возможность самому выбирать свою роль. Вы сможете стать и королем, и знатным дворянином, и простым мушкетером, а, возможно, останетесь чернью. Хотя, судя по вашим способностям, я имею в виду непревзойденные каскадерские качества, в мире за стеной вы окажетесь далеко не последним человеком.

– В мире за стеной? – переспросил Сергей. – Это название будущего фильма?

– Это название существующего мира. Впрочем, надеюсь, у вас будет возможность самому приду… провозгласить новое его название.

– Так это фильм о…

– О людях. Людях, живущих на ограниченной территории, откуда нет или почти нет выхода.

– В тюрьме?

– Ну, почему же в тюрьме? – поднял брови Максим Николаевич. – И что такое тюрьма? Планету Земля для землян, тоже, в какой-то степени, можно назвать тюрьмой. Сейчас я вам кое-что покажу и расскажу. И еще раз прошу отнестись к моим словам очень серьезно. В дальнейшем вы можете пожалеть о своей невнимательности.

Максим Николаевич отложил трость, потянулся к тумбочке, взял еще один пульт и направил его на телевизор…

На засветившемся экране происходило сражение. Звук, правда, отсутствовал. Вид был словно с вершины дерева, под углом градусов в сорок пять. Сергей не любил, когда снимают именно с такого ракурса. Ему больше нравилось, когда камера находилась на уровне сражающихся, как бы между ними.

Зато сейчас было видно все поле боя. Сражались человек двадцать, из них шестеро или семеро – на лошадях. В отличие от пеших, они были в разноцветных плащах, причем, головные уборы у всех отсутствовали. Оружием служили шпаги, кое у кого были арбалеты.

Сражение выглядело очень естественно, возможно потому, что было скупым на поражения. Противники больше старались увернуться от удара, отскочить в сторону или отбежать, но никак не безрассудно бросаться на клинки. Пешим удавалось подныривать под лошадей. При этом никто и не думал нанести удар животному, что, к примеру, не раз происходило по сценарию последнего фильма с участием Сергея Фролова.

Его так поглотило зрелище, что Максима Николаевича он слушал вполуха. А тот говорил спокойно, без эмоций:

– Такие вот бои в мире за стеной происходят часто… Погибают, как правило, новички или, как их называют местные жители, – пришлые. Ну а побеждают, конечно же, дворяне…

Тем временем на поле боя оставалось все меньше людей, державшихся на ногах. В этом особенно постарались два всадника в одинаковых блекло-зеленых плащах, удачно разившие и пеших, и конных. Наконец, один их них схватился за плечо, в которое угодила стрела, и стал заваливаться с лошади…

– … и лучшие из них как раз те, кто родился именно в мире за стеной… В мире, который существует уже тридцать девять лет, и которого ждет гибель… Если только на смену мне не придет кто-то другой…

Второго обладателя блекло-зеленого плаща атаковали сразу два всадника. Тут же голова одного из них оказалась наполовину разрубленной, и он свалился на землю. Но второй атаковавший нанес противнику удар шпагой в область бедра. Тот выронил оружие, не мешкая, развернул лошадь и помчался прочь, не забыв, однако, подхватить под уздцы лошадь раненого в плечо товарища, который все еще держался в седле. Они поскакали по дороге, удаляясь все дальше, и камера тоже стала, как бы отъезжать, благодаря чему, становилась видна все большая часть ландшафта…

– …Когда меня не станет, а дело к этому уже близится, – монотонно говорил Максим Николаевич, – мир за стеной ждет неизвестно что. А мне очень не хочется, чтобы люди погибли по независящим от них причинам. Ведь это мой мир, там мои люди, там мои…

– Что? – Сергей наконец-то оторвался от экрана и непонимающе посмотрел на старика.

– Подождите с вопросами, господин Фролов, – предостерегающим жестом остановил его Максим Николаевич. – У нас не так много времени, а я обязательно должен вам показать еще кое-что. Прошу перейти вот к этой камере и присесть вот сюда, – он похлопал по среднему сидению. – Сейчас камера работает не на запись, а как наблюдательный прибор с приличным увеличением.

Сергей молча уселся на сидение и заинтересованно прильнул к окуляру. Камера включилась, но сейчас в глазке было только мутное пятно штор. Вот шторы поползли в стороны, и Сергей сначала незакрытым левым глазом увидел, что скрываемая до сих пор часть комнаты представляет собой большой макет местности. Освещался макет люстрой с тремя направленными вниз плафонами. От остальной части комнаты макет был отделен сплошной перегородкой не менее метра высотой. А за этой перегородкой-стеной были и горы, и леса, и огромное озеро с островами, и поля с дорогами, и какие-то разноцветные строения…

Он сосредоточил внимание на глазке видеокамеры и увидел… еще одно сражение, чем-то похожее на то, за которым несколькими минутами раньше наблюдал по телевизору.

Теперь действующие лица были другими. Несколько всадников налетели на обоз, состоявший из трех повозок, запряженных лошадьми, которые сопровождала немногочисленная охрана. Стычка оказалась короткой. Оборонявшиеся удачно пустили в ход арбалеты и двое нападавших, с закрывающими лица до глаз повязками, сразу были сбиты с лошадей. А третий, уклонившийся от стрел, сшибся в схватке с одним из защитников обоза, но почти сразу выронил шпагу, схватился за окровавленную голову и поспешил ретироваться вмести с уцелевшими налетчиками…

Сергей оторвался от окуляра и вновь увидел перед собой макет местности. Только теперь, напрягая зрение, заметил, что там, внизу, на узких дорогах и поблизости от строений, не имеющих крыш, происходят какие-то шевеления. Можно было бы сказать, что это муравьи или мелкие жучки, но нет…

Он снова прильнул к окуляру. Рядом с повозками появились несколько женщин и подростков, что-то живо обсуждая и смеясь. Центром их внимания стал мужчина, только что обративший в бегство главаря налетчиков. Мужчина смеялся вместе со всеми и протягивал на обозрение шпагу, на кончике которой было наколото что-то розово-красное. Вглядевшись, Сергей понял, что это человеческое ухо!

Сергей, нахмурившись, оглянулся на Максима Николаевича, которого почти не слушал. Старик все также сидел в кресле, держа в слегка дрожащей руке направленный на него пульт. Что-то во всем этом было не так. Какая-то опасность…

– Выборочный преобразователь, который вы сейчас видите, работает при простом включении кнопок. – Максим Николаевич говорил уже не монотонно, а немного торопливо. – Кнопок здесь десять, но основных – две: зеленая работает на уменьшение, красная – на увеличение. Только надо быть очень острожным, чтобы при увеличении в непосредственной близости от объекта не было незакрепленных громоздких предметов. А на уменьшаемом объекте желательно чтобы отсутствовали очки, сережки, цепочки с тяжелыми брелоками, часы, кольца и тому подобная дребедень. Еще есть серая кнопка, включающая приемлемо-переносящий луч, с помощью которого…

Сергей вспомнил Наташу. С минуты на минуту она должна была войти в этот дом, в эту квартиру…

– Стойте! – предостерег старик, поднявшегося с кресла Сергея. – Еще два слова, как напутствие. Преобразователь я оставлю лежать на полочке. Полочки пока нет, но я закреплю ее как раз на верхнем уровне стены в правом углу. Останется всего лишь залезть на стену… – Максим Николаевич невесело усмехнулся. – Я думаю, что проживу еще не очень долго, максимум несколько недель. Квартира проплачена на долгое время вперед. Но ведь все может быть. К примеру, сюда проникнут воры, или случится пожар, или электричество в квартале отключат… Да и запасы той же соли и всяких причиндалов поставлять будет некому. Не говоря уже о новых преобразованных, без которых в моем мире неминуемо начнется деградация… Стойте!!

– Что за галиматью вы несете? – Сергей задал вопрос только для отвода глаз. На самом деле он уже сто раз прыгнул бы на старика, более всего походившего на сумасшедшего, но внутренним чутьем сознавал, что направленный ему в грудь пульт несет угрозу. И поэтому медлил.

– Я специально выбрал вас, как очень сильного и ловкого человека! – уже почти кричал Максим Николаевич. – Только вот сейчас не стоит проявлять свои качества, – я все равно нажму кнопку раньше! А для преображаемого лучше всего оставаться на месте. Когда вы окажетесь там, думаю, стоит поторопиться, чтобы добраться до прибора и стать моим наследником. Новым Творцом. Но только не надо спешить сейчас!!

Если вы займете мое место, то не будете ни в чем нуждаться, особенно в деньгах. Денег у меня очень много и все они лежат в разных банках на счетах на предъявителя. Список счетов находится в моем сейфе в том самом банке, где вы сегодня получили аванс. Номер шифра этого сейфа – ваши инициалы и дата рождения… Да стойте же, стойте!!!

Не желая больше слушать этот бред, Сергей рванулся вперед, намереваясь, в первую очередь, вырвать у старика опасный прибор. И…

Глава вторая
Пришествие

Фрол очнулся, ощутив легкий озноб. Лежа на спине на чем-то жестком, медленно приоткрыл глаза и понял, что в глазах у него даже не двоится, а троится – в неестественно белом небе прямо над ним светило сразу три больших ярких солнца. Он посмотрел налево, направо, – вокруг голая каменная поверхность. Сам Фрол тоже был голым, то есть, из одежды на нем не было вообще ничего.

Что все это значит, и как произошло, понять он не мог. Как ни напрягал память, в воображении всплывали лишь отрывочные кадры из последнего фильма, в котором он снимался. Фрол поднялся и понял, что стоит на круглой металлической плите диаметром в несколько шагов. На ее поверхности, потемневшей от времени, имелись выпуклые закругляющиеся линии. Возможно, эти линии образовывали какие-нибудь символы, но чтобы их разобрать, надо было посмотреть с определенной высоты. Сама же плита находилась на скале, почти на ее вершине.

Как он сюда попал? И почему без одежды? Неужели так сильно напился, что память отшибло! Или кто-то разыгрывает с ним дурацкую шутку?

– Эй, хватит шутить! – крикнул он неизвестно кому, и никто ему, конечно же, не ответил.

Нет, что-то не состыковывалось. Какие, к чертовой матери, три солнца?! И еще, кажется, что-то не в порядке с горизонтом, или его не видно, к примеру, из-за туманной дымки?

Осторожно ступая, словно пробуя поверхность под ногами на прочность, Фрол двинулся в гору, резонно рассудив, что оттуда обзор будет гораздо лучше, ну а спуститься он всегда успеет. Достигнув вершины, подумал, что, скорее всего, находился на острове или полуострове. Во всяком случае, почти со всех сторон скалу окружала вода. Вдали виднелись берега – где дальше, где ближе. А внизу, шагах в ста от места, где он стоял, скалу и берег соединял мост. Абсолютно черного цвета. Фрол торопливо засеменил к нему по покатому склону.

Мост оказался шириной не больше пяти шагов, без перил и сильно горбатым. Из-за этой выпуклости не было видно, что там, на противоположном берегу. Прежде чем на него ступить, Фрол посмотрел вниз, куда ему могло бы случиться упасть.

Мутноватая вода показалась такой же искусственной, как и небо. На ней не было ряби, а лишь слабое колыхание. «Словно в ванне», – подумал Фрол. Вот к поверхности один за другим поднялись несколько очень больших пузырей и, не лопаясь, медленно поплыли под мост. В глубине показался силуэт, а потом и сама рыба, вяло виляющая хвостом. Она была черно-желтой расцветки и по форме могла бы напоминать барбуса, только чудовищных размеров, как минимум, раза в три крупнее человека. Свались он с моста, и этот гигантский барбус проглотил бы его, словно мотыля, опускающегося на дно аквариума.

Фрол никогда не считал себя трусом, да и не был таким, веря, что каскадер он и есть каскадер, хоть в кино, хоть в жизни. Но напрасно рисковать не любил, поэтому осторожно пошел по самой середине моста, отметив про себя, что если бы его абсолютно гладкая поверхность оказалась мокрой после дождя или тумана, он предпочел бы поискать другую переправу.

Противоположный берег подходил к мосту, узкой полосой, лишенной растительности, чем дальше, тем больше расширяющейся. Поодаль был лес. Когда Фрол прошел до него примерно половину пути, из-за деревьев появились три человека. Он насторожился. Двое мужчин, шедших навстречу, и один, ехавший на коне были вооружены длинными, отливающими сталью шпагами. Где-то он уже видел таких вот людей, то есть одетых в такие же плащи, и так же вооруженных… Но на воспоминание, где это могло быть, у Фрола не хватило времени.

– С прибытием на землю Лесного королевства, молодой человек, – с оттенком усталости в голосе, сказал всадник.

Он был моложе Фрола – всего лет девятнадцать. Длинные темные волосы обрамляли бледное с тонкими чертами лицо. На лбу всадника краснел свежий рубец. Из одежды под плащом виднелось что-то наподобие кольчуги, доходящей до пояса, простые брюки, на ногах – мокасины.

– Предлагаю ничему не удивляться, не задавать пока никаких вопросов и спокойно следовать за нами.

Фролу показалось, что всадник повторял эту фразу уже много раз.

– Нет. Прежде я все-таки хотел бы узнать…

– Потом все узнаете! – перебил всадник. – Сейчас – бесполезно, – и кивнул пешим:

– Мордан, Черно, – разберитесь побыстрей.

Пешие ускорили шаг. Фрол заметил, что у того, кто подходил справа, в руках была собранная кругами веревка. Он догадался, что это аркан, и решил сначала атаковать именно правого.

Тот, в отличие от левого, у которого шпага подрагивала в руках, совсем не нервничал. Видимо, этот, правый, с виду ровесник Фрола, уже не раз выполнял подобные задания и, видимо, правильно расценил значение быстрых и расчетливых взглядов, которые каскадер по очереди кидал на всех троих.

– Ты с Морданом-то лучше не шуткуй, – вкрадчиво, даже ласково сказал тот, начиная раскручивать веревку.

– Никто и не шутит, господин Мордан, – прикинувшись растерянным и испуганным, Фрол вытянул руки вперед, словно подставляя для наручников, но протянул их не Мордану, все быстрее раскручивающему веревку, а к тому, которого всадник назвал Черно. – Пожалуйста, давайте, вяжите, сковывайте, дава…

Аркан метнулся к вытянутым рукам, но Фрол прыгнул вперед, так, что петля пролетела за его спину. Тут же откинулся назад, схватил веревку и дернул на себя с такой силой, что Мордан, не желавший ее выпускать, подался вперед, споткнулся и растянулся на земле. Видя, как Черно ринулся на него с выставленной вперед шпагой, Фрол выдержал микропаузу и поднырнул тому под ноги. Черно еще продолжал кувыркание по земле, а Фрол уже был на ногах, и шпага, которой он успел завладеть, скрестилась со шпагой тоже успевшего вскочить Мордана. В следующее мгновение кулак Фрола врезался противнику в солнечное сплетение, и у того глаза полезли из орбит.

– Стоять! – услышал Фрол окрик всадника. Увидев направленный на себя арбалет, каскадер, не раздумывая, швырнул шпагу, целясь в морду коня, а сам, схватил Мордана за локоть и рванул его на себя, чтобы закрыться от выпущенной стрелы. Она угодила противнику чуть выше локтя и Мордан, злобно зарычав, рухнул на колени. И тут же его упавшую на землю шпагу схватил Фрол. В то же мгновение он увидел, что бросок его оказался точен: несчастное животное, получившее удар эфесом шпаги прямехонько по ноздрям, встало на дыбы, сбросило всадника и, отчаянно заржав, понеслось прочь.

Упавший всадник заметно не пострадал и уже поднимался, Черно бежал к нему на помощь, а раненый Мордан достал из-за пояса длинный кинжал. В то же время из леса появилась еще одна троица – двое пеших и всадник, во весь дух спешивших на помощь своим.

Это была не игра. Фрол прекрасно видел проткнувшую руку стрелу, брызнувшую кровь. А если бы всадник не промахнулся, то есть попал бы не в руку Мордана, а ему, Фролу в грудь?! Да и, в конце концов, ради чего собственно он сражается, что защищает? Только себя, свою свободу или жизнь. А чтобы их сохранить, не обязательно биться до последней капли крови. Достаточно убежать.

Мордан с безвольно опущенной рукой, стоя на одном колене и, скрипя зубами, медленно поднимал кинжал. Фрол не стал ждать и, прыгнув вперед, врезал ему ребром ладони по шее. Затем сдернул с падающего навзничь человека плащ и во всю прыть припустил обратно к мосту.

На мосту он будет встречать их по одному. И если они не пустят в ход арбалеты, то невелики их шансы. Он вбежал на мост и… вмиг растянулся на нем плашмя. Фрол не спотыкался, и ноги у него не подкашивались. Вот только шпага почему-то, вырываясь из руки и увлекая его за собой, притянулась к поверхности моста, и он вовремя разжал пальцы, чтобы они не оказались зажатыми между эфесом и самим мостом. Фрол вскочил, тщетно попытался оторвать шпагу, а когда оглянулся, увидел, что враги совсем близко. Дожидаться их, не имея оружия, Фрол не стал…

* * *

– Сколько раз я повторял, Винсепто, что действовать надо, как господа горные. Сразу сетку набросили, и никаких проблем! Ну, какой смысл что-то объяснять пришлым? Все равно они ничего сразу не поймут и ни во что не поверят. Видишь, к чему привела твоя дипломатия: Мордан в руку ранен, у коня моего нос разбит – как бы теперь в бой идти не испугался, – юноша с краснеющим рубцом на лбу держал под уздцы коня и нежно мазал ему ноздри темно-коричневой мазью.

– Возможно, ты прав, Германт, – отозвался собеседник – юноша одного с ним возраста, тоже темноволосый и выглядевший достаточно симпатичным, если бы не перебитая переносица. Полулежа на пригорке, Винсепто нежно водил концом шпаги по выступающему из почвы камню. – А, возможно, и нет. Вот лучше послушай:

– Да не в легкой победе дело, – отмахнулся Германт. – Да мы вовсе и не собирались сражаться…

– Мне все-таки кажется, – перебил Винсепто, – что оружие в твоих руках выглядит достаточно устрашающе. Если пришлый – трус, тогда проще: он, скорее всего, поднимет лапки кверху или попытается убежать. Здесь ты его, конечно, догонишь и еще больше испугаешь. Но если пришлый окажется человеком отважным, как тот, с которым тебе довелось только что столкнуться, то твоя шпага и грубоватый тон заставят его обороняться. Что собственно и произошло. Кстати, виконт, очень жаль, что он сбежал. Я и рассмотреть-то его не успел. Видимо, неплохой боец мог оказаться на нашей стороне.

– Да не сыпь ты, граф, драгоценную соль-матушку на нос моего коня, – вздохнул Германт. – Я сам жалею об этом мужике. Как он нас вылечил! Загляденье! Такой боец один на два десятка попадается.

– Во-о-от, – протянул Винсепто. – Сам жалеешь. А вышел бы к этому бойцу без оружия, да с добродушной улыбкой, глядишь, и он бы расслабился и спокойно с тобой пошел. И Мордан сейчас вместо того, чтобы рану зализывать, пил бы с ним настоечку.

– Ну, ты еще предложи женщин им на встречу посылать! – хмыкнул Германт. Затем посмотрел в сторону моста, где с веревками возился Черно и еще один боец. – Ну, что там у вас? Без посторонней помощи справиться не можете?

– Сейчас, господин виконт! – крикнул Черно. Он продел еще одну петлю под рукоять шпаги, затянул, чтобы не сорвалась, и подбежал с веревкой к стоящему недалеко коню. Привязал веревку к седлу и с криком: «Пошел!», сильно шлепнул ладонью по крупу. Конь рванулся, и шпага сорвалась с поверхности моста.

– Есть, господин виконт, – радостно крикнул Черно. – Размагничено!

– Советую тебе самому шпагу Мордану отнести, – сказал Винсепто приятелю. – Себя ни в чьих глазах не уронишь, даже наоборот. Ну а Мордан, мало того, что тебя простит за такое меткое в него попадание, так еще преданней служить станет.

– Согласен, господин граф, – кивнул Германт. – Вон, кстати, твой Рустам возвращается. Надеюсь, нормально раненого доставил…

– Да что ему будет. Через неделю вновь в караул пойдет, – уверенно сказал Винсепто.

– Хорошо бы, – вздохнул Германт. – Ну что, мы тебя покидаем?

– Давайте.

Виконт Германт вскочил в седло и, свистнув Черно, неторопливо поехал навстречу приближавшемуся бойцу. Граф Винсепто так и остался полулежать на пригорке, нежно водя шпагой по поверхности камня. До смены караула у Восточного магнитного моста времени оставалось еще много.

* * *

Конфискованный у Мордана короткий кожаный плащ с нанесенным светло-зеленой краской замысловатым узором из переплетенных ветвей, Фрол завязал тесемками на поясе. Идя по высокому берегу озера, а, может быть, водохранилища, он ломал голову над произошедшем. Все мысли поглощала драка по другую сторону моста. Что это были за люди? Чего хотели? Откуда они? И как он сам очутился в этом непонятном месте? В этом мире… Мире за стеной?!

В сознании Фрола начали всплывать совсем недавно увиденные необычные сцены. Увиденные сначала по телевизору, потом через объектив камеры, включенной, как сказал Максим Николаевич, на наблюдение. «Такие бои в мире за стеной происходят часто…» – объяснил старик, пригласивший его в дом и устроивший все это представление… Максим Николаевич говорил много чего, но Фрол его не особо слушал…

Идти по неровной каменной поверхности, было нелегко. Порой впереди оказывались ямы, попади в которые, без посторонней помощи не выберешься. Все было как-то голо и пустынно.

Но вот, преодолев очередное возвышение, он увидел еще один мост, перекинутый со скалы на берег. Мост походил на тот, который Фролу уже дважды пришлось пересечь. Он стал вглядываться, нет ли на том берегу вооруженных людей, поэтому не сразу заметил женщину, ступившую на мост. Судя по всему, она пребывала в точно таком же положении, как и он, некоторое время тому назад. Абсолютно обнаженная, растерянно озирающаяся…

– Эй, подождите! – крикнул он и побежал к ней, придерживая плащ.

Женщина обернулась, и Фрол узнал Наташеньку Завьялову. Только она его не узнала и, испуганно вскрикнув, бросилась на противоположный берег.

– Наташа, не бойся, это я, Сергей! Подождите! – Закричал он. Но она уже преодолела мост. Через минуту и Фрол оказался на мосту, а затем и на том берегу.

Девушка бежала без оглядки, Фрол даже подумал, что будь у нее на ногах кроссовки, он вряд ли бы смог ее догнать.

– Да стойте же, Наташа! Завьялова, оглянись же, черт побери! – крикнул он, когда расстояние между ними сблизилось шагов до десяти. И остановился сам.

Она не могла не разобрать свою фамилию, оглянулась на бегу и, слава богу, узнала его. После чего тоже остановилась.

Как же она красиво выглядела в своей наготе!

…В фильме «Мушкетер на всю жизнь» была сцена, где принцесса, которую играла Наташа, после купания выходит обнаженная из реки: ее мокрые волосы не настолько длинны, чтобы прикрыть налитые груди с торчащими сосками; она мотает головой, волосы, тоже мотаются, и кажется, удлиняются за счет срывающихся с них брызг… Потом, когда на зеленой лужайке она стоит, расставив ноги, раскинув руки и запрокинув голову к солнцу, на нее набрасывается бандит-насильник. Набрасывается сзади, сбивает на землю, наваливается сверху, заламывая руки, вынуждая беспомощную девушку принять удобную для него позу…

Дублей сделали не меньше десятка. Не потому что принцесса и бандит-насильник плохо играли роли. Со своей ролью не справлялся герой-мушкетер! От которого и требовалось-то всего-навсего огреть насильника по затылку эфесом шпаги, затем поднять на руки спасенную принцессу и, сказав банальное: «Отныне и на всю жизнь я ваш мушкетер», – поцеловать ее в дрожащие губы.

Ох, как же тяжело было вновь и вновь наблюдать за съемками тех сцен ему, Сергею Фролову! Ему, каскадеру, заменяющего в смертельно опасных эпизодах того самого героя-мушкетера Дмитрия Красавского, у которого на самом деле в жизни не хватало сил даже на то, чтобы без видимых усилий поднять с земли девушку…

– Ты? – Наташа смотрела на Фрола широко раскрытыми глазами, машинально закрывая ладонями груди, наверное, забыв, что она обнажена полностью. – Что все это значит? Что со мной?

– Я бы тоже хотел это знать, Наташенька, – приближаясь, Фрол не мог оторвать взгляда от ее фигуры. Когда между ними осталось три шага, Наташа начала робко отступать, но он в два прыжка оказался рядом и схватил ее за плечи. Она вся тряслась. Наверное, и от холода, и от страха.

– Не бойся. Здесь без меня есть, кого бояться.

– Что происходит, Фрол? – она клацнула зубами и поежилась. Ее карие чуть раскосые глаза были совсем рядом.

– Мы оба, кажется, попали в какую-то ловушку, Наташенька. И подстроил ее тот самый старик. Максим Николаевич.

– Ты не вернулся через час. Я заперла машину и пошла к нему в назначенное время. Он открыл дверь, провел меня в комнату, предложил присесть в кресло и… все! Я очнулась вот здесь. Совсем голая…

– Ты замерзла? Я дам тебе плащ, – сказал он, начиная развязывать тесемки. Узел поддался не сразу, только после того, как вмешались пальцы девушки. Каскадер подумал, что когда отдаст ей плащ, сам останется, в чем мать родила. В это время рука Наташи легла ему на плечо, и он почувствовал, что начинает краснеть.

– Фрол, кто это? – спросила она с тревогой. Он, наконец, поднял голову. Наташа смотрела ему за спину. А в следующее мгновение и его, и ее накрыла сеть.

Сзади раздались торжествующие крики. Фрол, не оборачиваясь, догадался, что врагов не менее трех человек, и мгновенно оценил обстановку. Из сети, пока она еще не затянута, он мог бы выбраться за шесть секунд. Но сейчас рядом была Наташа, а бросать ее Фрол не собирался.

– Спокойно, Наташенька, – сказал он и, наконец-то развязав тесемку, обернул плащом девушку. Она прижалась к нему, и он быстро связал тесемки у нее за спиной. В это время на его голову обрушился удар. Теряя сознание, Фрол успел отметить, что Наташа крепко подхватила его под мышки, не позволяя упасть…

* * *

Фрол очнулся от раздававшихся неподалеку криков. Кричала Наташа. Он вмиг очутился на ногах, несмотря на связанные за спиной руки. Наташа была поблизости. Ее вытянутые вперед руки прижимал к земле какой-то толстый парень; животом она лежала на подставленном колене другого парня, который с довольной ухмылкой держал одной рукой Наташу за волосы, задирая голову, а другой жадно тискал ее груди. Третий мужик насиловал Наташу сзади. С каждым толчком она издавала слезный крик.

Так вот в какое кино пригласил их старик! Что ж, надо достойно сыграть свою роль!! С помутневшим взором Фрол рванулся к Наташе, но тут же растянулся на земле, споткнувшись о подставленную кем-то ногу.

– Лучше не рыпайся, пришлый, – сказали сверху. – Заработаешь пару тумаков по балде и ничего больше.

Не вставая с земли, Фрол напряг мышцы и понял, что самому освободиться из наброшенной сети будет очень непросто. Но и спокойно терпеть криков девушки он не мог.

– Отпустите ее! – закричал он.

– Куда? – насмешливо спросили сверху. – Теперь она подданная Горного королевства и собственность капитана Евдоккима. Может быть, когда-нибудь он ее кому-нибудь отпустит. Или продаст…

Сжавшись пружиной, Фрол крутанулся на месте, врезав ногой говорившему куда-то в область живота. В следующую секунду вскочил, а еще через секунду вновь лежал на земле, получив сзади крепкий удар «по балде».

Глава третья
Просветительная беседа

– Так, Галлузо, вели этого перевести в казарму к черни и после обеда – вместе со всеми на строительство. Давай сюда второго и, насколько я знаю, последнего?

– Да, господин барон, последнего, – щуплый мужчина неопределенного возраста взял под локоть сидевшего на табуретке молодого человека с совершенно охалпевшим выражением лица и вывел его за дверь. Не прошло и минуты, и так же под локоть лейтенант Галлузо ввел в комнату Фрола со связанными руками, одетого всего лишь во что-то наподобие набедренной повязки. После чего, поклонившись господину барону, оставил их вдвоем.

– Садитесь, мой дорогой, – предложил барон.

Фрол, придерживающийся избитого мнения, что лучше сидеть, чем стоять, опустился на табуретку.

Обстановка в комнате была немногим насыщенней, по сравнению с той, в которой он провел почти сутки, то есть вчерашний вечер, ночь и половину сегодняшнего дня. Если в его камере без крыши, но со стенами высотой почти в два человеческих роста, была всего лишь лежанка, сплетенная из веток, то здесь из предметов мебели были только стол и две табуретки. Стены, такого же, как в камере цвета поблекшего золота, здесь были гораздо ниже, – при желании можно было ухватиться за верхний край стены, просто подпрыгнув. Фрол посмотрел по углам. «Туалета», представлявшего собой вырытую в земле ямку, прикрытую крышкой, также сплетенной из веток, здесь тоже не наблюдалось. Да еще в двери отсутствовало узкое отверстие, какое было в камере, в которое ему вчера вечером и сегодня утром просовывали глиняную миску с кашей и еще одну миску – с водой.

Вчера, очнувшись в той самой камере без крыши, с жуткой головной болью, он посчитал за лучший вариант – как можно меньше двигаться. Незаменимым лечением от любых потрясений – и физических, и моральных, для Фрола всегда был сон. В свое время он выработал эту способность – уметь заставить себя заснуть в любое время суток и при любых условиях, несмотря на жару, холод, сырость, шум, отсутствие нормальной постели… Потому-то он и проспал все свое заключение, потратив время бодрствования лишь для того, чтобы справить нужду, да подкрепиться нехитрой снедью, выдаваемой молчаливым и невидимым тюремщиком. И сон оказал свое целебное действо: голова болела лишь временами, а значит, и нагромождение вчерашних событий Фрол мог выстроить в хронологическом порядке. Правда, понять происходящее это все равно не помогало.

– Меня зовут Волленвейдер. Звание – майор, титул – барон, – представился сидевший по другую сторону стола мужчина лет пятидесяти, судя по всему, не последний здесь начальник. – В настоящий момент ради вас я исполню должность просветителя.

Помимо кольчуги, доходящей просветителю до пояса, на запястьях у барона имелись широкие браслеты, также сплетенные из небольших колечек. Лежавший на столе плащ с нарисованными золотистыми ромбиками, выглядел, как новый.

– Ваше, допустим, имя? – спросил Волленвейдер.

– Допустим, Фрол. То есть, Сергей Викторович Фролов. Звание – сержант запаса. Титула пока не имею, – Фрол поморщился от приступа боли.

– Пока! – хмыкнул барон. – Что ж, у вас, допустим, все еще впереди. А на сегодняшний день ваше звание – чернь, а имя… ну, пусть так и остается Фролм.

– Фрол, – поправил Сергей.

– Мне все-таки больше нравится – Фролм.

– Можно подумать, господин Волен…

– Барон Волленвейдер.

– …господин Волленвейдер, вы имеете право изменить мое имя!

– Если наш сегодняшний разговор, допустим, состоится, то над своим новым именем можете сами ломать себе голову. Если же разговора не получится, то до вашего имени никому не будет дела. Ведь, допустим, уже сегодня вас можно будет скормить рыбам. Хотя, мне бы этого не хотелось. С виду вы вполне крепкий и здоровый человек, а значит, в недалеком будущем сможете стать неплохим бойцом его величества короля Халимона. Но, все по порядку…

Волленвейдер наклонился и поднял с пола кожаную сумку, достал из нее такую же кожаную фляжку и сделал несколько неторопливых глотков. После чего сразу стал называть Фрола на «ты»:

– У тебя, Фролм, допустим, есть выбор. Ты бесхитростно отвечаешь на несколько простых вопросов: какие вчера, не сегодня, а вчера были число, месяц, год, как выглядел человек, с которым ты в последний раз виделся, до того, как очутиться на Нейтральном острове, рассказываешь еще кое-какие детали… Ну а потом я отвечу тебе на твой основной вопрос…

– Что со мной произошло? – спросил Фрол.

– Вот именно, – расплылся в улыбке Волленвейдер, – этот вопрос мне больше всего по душе. Почти все пришлые первым делом кричат: «Какое вы имеете право?» или: «Вы за это ответите!» или: «Позовите моего адвоката!». Смешно. Мне и самому двадцать лет назад хотелось вот также бестолково кричать и ругаться. Но я этого не сделал, а задал примерно такой же вопрос, что и ты, Фролм.

– Ну, и что же вам ответили?

Волленвейдер вновь улыбнулся, выжидательно глядя на Фрола. Тот пожал плечами – в конце концов, почему бы не сказать, какое вчера было число? Какая в том тайна? Да и про старика, почему бы, собственно, не рассказать. Ведь, насколько можно было судить, именно из-за этого Максима Николаевича, он оказался втянут в какую-то непонятную и довольно неприятную историю. Пусть это и была неожиданная режиссерская находка, – в таком кино Фролу сниматься не улыбалось…

– Значит, ты утверждаешь, что Творец показывал тебе мир за стеной снаружи? – напрягся Волленвейдер, после того, как Фрол дошел до момента, когда Максим Николаевич предложил посмотреть в работающую на воспроизведение камеру.

– У старика в комнате был огромный макет местности, какие делают, к примеру, для игрушечных железных дорог. Только на том макете никаких железных дорог я не увидел. Зато там были горы, поля, дороги, строения. Без камеры разобрать мелкие детали я не смог. А вот в камеру увидел, как какие-то вояки с повязками на лицах напали на повозку, но охранявшие ее солдаты отбили атаку. Да, при этом один из защищавшихся отрубил нападавшему ухо…

– Как они были, допустим, одеты?

– Я особо не обращал внимания. Но похуже, чем вы. А у того, который отрубил ухо, был такой же плащ с таким же крестом на спине, как у вашего охранника. Только цвета другого – типа, фиолетового.

– Крест, как у лейтенанта Галлузо?

Фрол утвердительно кивнул.

– Когда ты говоришь, это было?

– Вчера.

– Что видел еще?

– Потом этого в плаще окружили радостные женщины и, вроде бы, все. Пока я за всем этим наблюдал, старик нес какую-то чушь, а потом стал угрожать мне каким-то приборчиком с кнопками, типа пульта дистанционного управления. Он называл его «выборочным преобразователем». Ну, и все. Потом я очнулся на острове, перешел по мосту на берег, а там меня хотели схватить какие-то люди. От них я благополучно удрал, да еще плащом разжился…

– Плащом капрала Лесного королевства, – уточнил Волленвейдер.

– Мне совершенно по барабану, какого там королевства. Этот Мордан пытался меня связать, но ничего у него не вышло.

– Мордан, значит… И что же, допустим, было дальше? – казалось, рассказ потерял для Волленвейдера интерес.

На самом деле, сидящий перед ним Фрол был первым пришлым, конечно же, за исключением Его преосвященства, кардинала Маная, который утверждал, что видел мир за стеной с другой стороны. Более того, утверждал, что видел его через работающую на воспроизведение увеличивающую камеру! То, что этот пришлый оказался на земле Горного королевства, – немалая удача.

– Хорошо, – прервал он рассказ, когда Фрол дошел до момента пленения его и Наташи. – Дальше мне все известно.

– Но мне неизвестно, где Наташа, где я, что…

– Стоп! Сначала отвечу на твой недавний самый первый вопрос. С тобой произошло то же самое, что и с большинством живущих в мире за стеной. – Волленвейдер выдержал небольшую паузу, испытывающе глядя на реакцию Фрола, но тот смотрел на него с не меньшим любопытством.

– Тебя, как и меня, как и эту девушку… Наташу, как и всех нас, потустенных, преобразовали. То есть уменьшили раз, допустим, в сто.

– Стоп! – Волленвейдер поднял руку, не дав Фролу нечего сказать. – Так называемый макет, который ты видел в камеру, и есть наш мир. Весь мир. И ты отныне и навсегда будешь жить в этом мире.

Фрол пожал плечами. Что-то частенько он стал встречать не совсем нормальных людей. А, может, это все последствия позавчерашнего банкета? Галлюцинации, белая горячка или что там еще бывает у алкашей? Но он-то не алкаш. Может, просто отравился?

– Мир за стеной и очень мал, и, в то же время, огромен, – меж тем рассказывал Волленвейдер. Это было похоже на школьный урок, когда учитель объясняет закон, открытый кем-то тысячу лет назад. Все коротко и ясно, если, конечно, принимать ту игру, которую приняли учителя.

– В действительности, как тебе и самому, допустим, удалось убедиться, будучи еще там, – он показал большим пальцем себе за плечо, – Мир за стеной это всего лишь половина большой комнаты. И сотворил его – он. Творец! Своей волей Творец прекратил наше существование в нормальном человеческом мире, но не дает умереть здесь, за стеной. Он все видит, все может, любой из нас в его полной власти. Просто здесь жизнь протекает не как в двадцать первом веке, а представляет собой что-то среднее между рыцарством и, допустим, временами мушкетеров. Здесь отсутствует привычные тебе, так называемые, «блага цивилизации», и даже огонь в мире за стеной запрещен. Но страсти здесь горят еще те, – Волленвейдер довольно усмехнулся.

– И как долго? – тоже позволил себе усмехнуться Фрол, вызвав новый приступ головной боли. – Как долго они здесь горят?

– Почти сорок лет, – как ни в чем, ни бывало, ответил Волленвейдер. – У старых дворян, то есть первых пришлых в мир за стеной уже выросли внуки, а вскоре зародится и новое поколение…

– Не зародится, – перебил Фрол, глядя Волленвейдеру в глаза.

Поверить этому э-э… барону-майору можно было лишь, как он сам выражается – «допуская», что все это игра, которую снимают скрытые камеры. Что ж, почему бы и не сыграть по их правилам? А за Наташу, за головную боль и за ночь в камере они еще ответят.

– Не зародится? – удивился Волленвейдер.

– Не-а, – Фрол позволил себе произнести это с некоторой долей издевки и закинул ногу на ногу. Только сейчас до него дошел общий смысл, который пытался донести до него старик Максим Николаевич. – А если и зародится, то в ближайшем будущем всей жизни в вашем мире за стеной, хана наступит. Ведь этот ваш Творец буквально на ладан дышит.

– Да, он в преклонном возрасте, и что? – нахмурился Волленвейдер.

– А то, что Максим Николаевич мне четко дал понять, что жить ему осталось считанные дни. Ну а после этого… сами понимаете. Если никто не придет ему на смену, то, как сказал один мой любимый артист: «По-татарски – ёк, а по-русски – нет ничего»…

Фрол удивился, перемене, в лице собеседника. Чтобы так играть, надо быть очень хорошим артистом. Может быть, эта самая режиссерская находка и в самом деле неплоха?

– И, между прочим, господин Волленвейдер, этот ваш Творец сказал, что специально выбрал меня, чтобы сделать новым богом. И еще. Он показал мне, как пользоваться этим самым уменьшающим и увеличивающим выборочным преобразователем. И даже сказал, в каком именно месте перед своей смертью этот прибор оставит…

Глава четвертая
Типичная боевая вылазка

– Здесь ведь вот какая штука, господин Винсепто. Строительство новой крепости барона Ольшана лучше всего остановить, убрав самих строителей. Конечно, еще лучше было бы разобрать ее по кирпичику и ими укрепить Рубежную крепость вашего батюшки, графа Бовдо. Она ведь, по сути, маловата и слабовата. Я имею в виду высоту стен и их укрепленность. Ну и сколько она сможет продержаться, если барон выдвинет против нее все свое войско? Ну, перебьете вы половину, а потом все. Крепость захвачена…

Небольшой отряд всадников медленно двигался по дороге вдоль редкого леска. Впереди на некотором удалении ехали двое – дозорные. За ними – граф Винсепто и годившийся ему в отцы упитанный полковник Трофф. Чуть дальше – телохранитель графа капрал Рустам и телохранитель полковника лейтенант Калинник ехали по бокам большой повозки, управляемой угрюмым возничим, которого звали Жмур. Из всего отряда говорил до сих пор лишь один человек – полковник Трофф:

– Нет, конечно же, чуть что, из крепости Пентакля графа Ткача по тревоге нам тотчас же вышлют подмогу. И, конечно же, его бойцы – одни из лучших бойцов Лесного королевства отобьют и разобьют армию барона Ольшана. Но! – Полковник поднял указательный палец. – По сути, помощь они смогут оказать лишь в том случае, если Рубежная крепость не окажется в окружении.

Ну, а чтобы этого не допустить, необходимо построить напротив Рубежной еще одну крепость. А еще лучше – расширить Рубежную, чтобы стены ее упирались в горы. Тогда для наших противников никакого маневра не останется. Вот так-то… Я вашему батюшке давно об этом говорил, но он все ждет чего-то.

А ведь, что стоит тому же барону Ольшану нашу Рубежную захватить? Да ничего сверхсложного! Накопит пришлых, чтобы выставить их, как щит для своих бойцов, – и вперед, за короля Халимона! Горные пришлых не жалеют, не то, что мы. Да и у пришлых выбор появляется: либо загибаться от голода, да от черного труда, либо один раз рискнуть и в бою поучаствовать, чтобы, если в живых остаться, бойцом стать…

– Да, приток пришлых в Горное королевство раза в три больше. И с этим ничего не поделаешь, – вздохнул Винсепто.

– Естественно, – подхватил полковник. – Вы же знаете, – я, как и все попал в этот мир с Нейтрального острова. И пошел не под горку, как вроде бы предполагалось, а наоборот. Мне сначала хотелось осмотреться, а уж потом решение принимать.

– Послушайте, полковник, – граф Винсепто прикрыл глаза и продекламировал:

– Да, – выдал полковник Трофф, немного подождав и догадавшись, что продолжения стихов, которые так любил сочинять молодой граф, не будет. – Я тоже говорю, чего мол, сломя голову бежать, куда глаза глядят? Может там, впереди вообще пропасть! Осмотреться сначала надо…

– Во-о-т. В этом и есть закономерность. К нам, в Лесное королевство попадают не те, кого, словно безмозглых овец ноги несут, а те, кто готов решение принять. Поэтому наши бойцы не идут ни в какое сравнение с бойцами горных.

– По сути, целиком и полностью с вами согласен, – закивал полковник. – Ну а сейчас, давайте-ка, рекогносцировочку осуществим.

Цель и план вылазки были просты. По возможности, истребив или пленив вражеских бойцов, освободить недавних пришлых, строящих новую крепость, и, посадив их на повозку, убраться восвояси. Благодаря заранее проведенной разведке, лесные хорошо знали, сколько черни задействовано на строительстве, сколько бойцов их непосредственно охраняет, и сколько приблизительно имеется бойцов в крепости Квадро барона Ольшана, которые могут прийти на помощь надсмотрщикам. Главным для нападавших, как небезосновательно считал полковник Трофф, была внезапность и скорость.

* * *

Сразу после просветительной беседы, Фрола отвели во все ту же камеру-одиночку, в которой он провел почти сутки. И так же, как накануне, после небогатого разнообразием обеда, Фрол, руки которого так и оставались связанными (хорошо хоть веревка была затянута не слишком сильно) прилег на лежанку из сплетенных веток и вновь постарался уснуть. А что еще оставалось делать? Не побег же устраивать! Знать бы, в какую сторону бежать…

Что бы там ни говорил барон с дурацким именем, это место, этот «мир», куда перенесся Фрол и в самом деле был необычным. Скала, на которой он очнулся, вода, ее окружавшая и в ней невиданных размеров рыбина, мосты, по которым перебегал… даже пол и стены в его одиночке без потолка, были какими-то… искусственными? А далекое блеклое небо над головой, небо без единого облачка, в котором попеременно светят то три, то два, а то и одно солнце – это, что означает?! Огромную съемочную площадку под куполом которого зажигают прожекторы, – больше ничего на ум не приходило.

Но как объяснить ту правдоподобную драку, которую он был вынужден затеять, с неким Морданом? А сцена, когда насиловали Наташу? Неужели это тоже были съемки скрытой камерой?! Но Фрол мог голову дать на отсечение, что насиловали Наташу по-настоящему. Так же, как по-настоящему били его самого…

Фрол все-таки заставил себя уснуть, иначе голова начала бы болеть от лезущих в нее мыслей.

Проснулся, судя по всему, утром, от стука в окошко камеры, в которое просунули все те же миски с безвкусной едой и не очень приятной на вкус водой. Привередничать Фрол не стал, все съел, все выпил. Выспался он, несмотря на жесткое ложе, неплохо, да и голова почти перестала болеть. Самое время было продумать дальнейшие действия в зависимости от предстоящих событий. Но оказалось, что все уже продумали за него.

Дверь открылась, и в камеру вошли трое, среди которых Фрол узнал лейтенанта Галлузо. Двое крепко ухватили его за руки, а Галлузо ловко и быстро связал ему ноги – не вместе, а так, чтобы была возможность делать по одному короткому шажку. После чего веревку на руках Фрола развязали и каскадера вывели из камеры.

Он хорошо сознавал, что даже только со свободными руками вполне может одолеть троицу бойцов. Достаточно было вырубить хотя бы одного и завладеть его шпагой. А дальше – дело техники. Возможно, именно этого требовал сценарий фильма, в котором его снимают скрытой камерой? Но Фролу не было дела до сценария, в который его до сих пор не посвятили…

* * *

Тюрьма оказалась маленькой. Идя по коридору, Фрол насчитал всего девять дверей, шесть из которых были с закрытыми окошками и ничем не отличались от двери, что вела в его камеру-одиночку. Седьмой была комната, где его допрашивал барон Волленвейдер. Восьмая дверь была открыта; проходя мимо, Фрол успел заметить пяток арбалетов, рядком прислоненных к противоположной стене, и сделал вывод, что это что-то типа комнаты дежурного.

Девятая дверь вела на улицу. Порога в тюрьме не оказалось, да собственно, и разницы в тверди под ногами Фрол не почувствовал – на улице была такая же утрамбованная земля.

Оглядеться Фролу не позволили, не очень вежливо подтолкнули в спину, да так, что он едва не упал. Фрол обернулся на грубияна, чтобы сказать пару ласковых, и чуть не напоролся глазом на острие шпаги.

– Передвигай мослами, пришлый! – рявкнул надсмотрщик и взмахнул шпагой перед лицом, заставив Фрола отпрянуть. На этот раз ноги заплелись, сохранить равновесия не удалось, и он упал на задницу.

Презрительно ухмыляясь, надсмотрщик покачал шпагой вниз – вверх:

– Стендап, пришлый, и шнель на арбайтунг, пока пяток горячих не заработал!

Фрол, намеренно стараясь показать свою неуклюжесть, поднялся, в то же время, концентрируя силы, чтобы броситься на обидчика… Хлесткий удар обжег лопатки каскадера, и ему сразу стало понятно значение «пяток горячих». Подавив готовый вырваться крик, Фрол медленно развернулся к ударившему. Еще один удар по лопаткам, заставил его, застонав, изогнуться дугой и упереться грудью в подставленную шпагу. И в шею сзади тоже надавили острым.

– Замри и слушай, – сказал второй надсмотрщик, глядя на него, как на приговоренного к смерти. – Ты – пришлый. А, значит, – никто, чернь. И нам, бойцам Горного королевства, пюлювать, что ты только позавчера появился в мире за стеной и ничего пока не понимаешь. И нам глубоко и далеко пюлювать на твои эмоции, жалобы и стоны. Сегодня для нас важны только твои руки, которыми ты будешь строить крепость для барона Ольшана. Ты будешь строить беспрекословно, подчиняясь любому нашему приказу. И эти мои слова первое тебе предупреждение. После второго получишь пяток горячих. И запомни, третьего предупреждения не будет, – озеро рядом, а рыбки всегда жрать хотят…

– Капрал Вьювец, Симага, что вы там застряли? – крикнул лейтенант Галлузо. – Давайте, пошевеливайтесь!

– Идем, господин лейтенант, – капрал Вьювец убрал шпагу от груди так ничего и не сказавшего Фрола, и кивком дал понять, чтобы тот следовал за ним. Одновременно сзади острие шпаги недвусмысленно надавило на шею, и пленник был вынужден подчиниться приказу.

«Какое же это кино? – вновь задался вопросом Фрол, семеня за надсмотрщиком. – Спина вся горит от ударов, наверняка, до кровищи располосовали. А эти двое, которые его били, что-то мало похожи на артистов. То есть, слишком уж естественно у них все получается; чтобы так играть, надо быть артистом с большой буквы».

Они пересекали большой квадратный двор, окруженный стенами высотой примерно в три человеческих роста, с четырьмя возвышавшимися башнями по углам. На стенах несли охрану бойцы с арбалетами на плечах. Внутри крепости имелось несколько строений – без крыш, но с небольшими оконцами. «У них здесь, что, никогда дождя не бывает?» – задался вопросом Фрол, и отметил, что никто из обитателей крепости не носит головной убор. Он посмотрел вверх – с неба светило два солнца-прожектора…

Подойдя к распахнутым воротам, лейтенант Галлузо, сказав что-то на ухо капралу Вьювецу, вскочил на коня, неспешно покинул крепость и повернул налево, в сторону видневшихся вдалеке домиков. Фрола тоже вывели из ворот, но повернули направо, и повели воль стены крепости. Дойдя до башни, вновь повернули направо и вновь пошли вдоль стены в сторону следующей башни, туда, где как раз велось строительство.

Работали четверо. Их охраняли двое – с арбалетами. Пришлые, одетые так же, как и Фрол, то есть исключительно в набедренные повязки, брали с повозки, у которой остановился капрал Вьювец, увесистые кирпичи-блоки, и, перенеся несколько шагов, укладывали их в ровную линию.

Линия вела от башни – вдоль леска, по направлению к дереву, одиноко растущему на возвышенности шагах в ста от крепости. По всей видимости, строительство началось сравнительно недавно; кирпичи-блоки, уложенные в ряд, образовали прямую линию, длиной шагов двадцать и высотой примерно по пояс взрослого человека.

Не успел Фрол подумать, каким же образом эти кирпичи будут крепиться друг к другу, как один из рабочих, весь какой-то кургузый мужик, уложив очередной кирпич, подошел к висевшему на треноге чану зачерпнул из него половником на длинной ручке и стал поливать кладку тягучей жидкостью коричневатого цвета.

– Что хавальник разинул, пришлый? – Фрол ощутил очередной тычок в спину, по горящим ранам. – Вперед, за работу! Хватай с повозки кирпич и тащи, куда все тащат!

Сжав зубы, Фрол сложил руки на груди. Работать он не собирался. Не то чтобы, не уважал простой физический труд, просто – из-за упрямства. И пусть ему всыпят сколько угодно горячих…

А вот с тем, чтобы всыпать, не залежалось. Надсмотрщики, несомненно, поднаторели в искусстве принуждать к работе посредством «кнута», вот только вместо кнута использовали настоящие шпаги. Фрол готов был взвыть от обрушившейся на спину боли.

– Еще, пришлый? – с издевкой спросили сзади. И, не дожидаясь ответа, вновь ударили по спине!

Терпению Фрола пришел конец. Словно в падении он навалился грудью на телегу и ухватился за ближайший кирпич. Весил кирпич прилично, но чтобы с разворота добросить его до этого гаденыша Симаги, сил у него хватит. Фрол кинул взгляд на других надсмотрщиков и первым увидел вылетевших на опушку всадников.

Их было четверо, и скакали они очень быстро, но двое надсмотрщиков все же успели разрядить арбалеты. Впрочем, выпущенные стрелы не принесли всадникам никакого вреда. А дальше все произошло очень быстро.

– Пришлые, Лесное королевство несем вам свободу! – крикнул вырвавшийся вперед всадник и с размаху полоснул шпагой по горлу ближайшему надсмотрщику, который на свою беду слишком долго перезаряжал арбалет.

Второй надсмотрщик отбросил арбалет, выхватил шпагу и отразил мощнейший удар сверху командира нападавших, но спастись от удара в грудь оказавшегося тут как тут молодого парня не смог.

– Я сделал его, граф Винсепто! – потряс шпагой молодой всадник.

Капрал Вьевец, поучавший Фрола, как тот должен вести себя в мире за стеной, даже не подумал оказать сопротивление. С поднятыми вверх руками он рухнул на колени, словно ожидая удара, что и произошло буквально через секунду. Оглушенный эфесом шпаги, Вьювец ткнулся ничком в землю, а ударивший его всадник моментально спешился и принялся связывать ему руки.

Но Фрол этого уже не видел. Увесистый кирпич тоже бывает неплохим оружием, особенно когда враг, в прямом смысле, дышит тебе в спину. Симага все-таки успел отпрыгнуть, чем сохранил себе жизнь. Но только не здоровье – кирпич угодил ему в колено и, судя по воплю, которым огласились окрестности, стало ясно, что в отношении Симаги Фрол, как минимум, отомщен.

Каскадер наклонился к корчившемуся на земле человеку, чтобы забрать шпагу, и очень вовремя это сделал, – просвистевшая рядом с ухом стрела с глухим стуком воткнулась в борт повозки. Стреляли со стены крепости, и, продолжавший вопить Симага, послужил для Фрола неплохим прикрытием. Несколько ударов шпагой и веревка на ногах оказалась перебитой. Фрол был свободен, и само собой напрашивалось решение встать на сторону нападавших. Но все-таки прежде необходимо было выяснить главное.

Не поднимаясь, Фрол сграбастал Симагу за воротник и притянул к себе, так что их носы почти касались друг друга.

– Слушай, боец, так тебя в етитный дух! Если не скажешь, что за кино здесь снимают, придушу!

– К-какое кино?! – всхлипнул Симага. – Ты, что, пришлый, до сих пор не врубился, что ли?

– Говори, гад! – встряхнул его Фрол.

– А-а! Больна-а-а…

– А мне пюлювать! – повторил Фрол его же слова. – Говори, но так, чтобы у меня вопросов не осталось!!

– Да пойми ты, своей балдой, – сквозь слезы проблеял Симага. – Уменьшили нас всех. По-настоящему литтлами сделали и сюда перенесли… И теперь наш хаус – ноу Москоу, а то, что вокруг тебя – Волд бейонд зе волл!!! У-у-у, больна-а-а…

Фрол лежал на спине. Над ним было незнакомое небо, в котором только что зажглось третье солнце. Только что на его глазах убили двух человек, и его самого чуть-чуть не пронзила арбалетная стрела. В одной руке он сжимал шпагу, которая оставила на его спине кровавые рубцы, другой рукой держал за горло человека, которого только что покалечил… И только сейчас, после исковерканных слов «Волд бейонд зе волл», Сергей Фролов отчетливо понял и, наконец, принял за факт, что действительно находится в мире за стеной.

Отпустив надсмотрщика, Фрол перекатился под повозку с кирпичами, прополз под ней и быстро осмотрел поле боя. Два спешившихся всадника разрубали кандальные веревки на ногах остальных рабочих и усаживали в подъехавшую повозку. В нее же погрузили связанного капрала горных. Прикрывал всех граф Винсепто, гарцующий на коне с арбалетом в руках. Впрочем, между ними и крепостью было слишком большое расстояние для надежного выстрела.

А вот четвертый лесной, который так ловко сразил одного из надсмотрщиков, и теперь подъехавший к Фролу, оказался для арбалетчиков вполне досягаемой мишенью: две стрелы одновременно пронзили шею коню и бедро всаднику. Хорошо еще, что во время падения тот успел выскочить из седла, но попытка сразу же подняться, опираясь на шпагу, закончилась плачевно, – боец лесного королевства вновь упал.

– Держись! – Фрол подскочил к раненому, завел его руки себе за плечи и, поднявшись, потащил навстречу спешащего к ним графу Винсепто.

Раненый, как мог, помогал двигаться здоровой ногой. Но когда его командир оказался рядом, парнишка дернулся, издал короткий хрип и безвольно повис у Фрола на плечах. Тяжесть сразу увеличилась, Фрол оглянулся и увидел сначала окровавленный наконечник стрелы, торчащий из горла парня, а затем пятерых конников мчащихся к ним со стороны крепости.

Откуда-то сверху раздался щелчок спускаемой тетивы, и один из всадников, схватившись за грудь, свалился с коня на землю.

– Быстрей, ко мне! – Винсепто протянул Фролу руку.

– Я сам запрыгну! Разворачивайся! – крикнул тот, опуская на землю парнишку, который так и не выпустил шпагу.

Тем временем Винсепто развернулся, и Фрол почти без разбега запрыгнул коню на круп, прижался к спине своего спасителя и одновременно вместе с ним ударил коня пятками по бокам. Они понеслись прочь. Фрол успел подумать, что теперь уже его спина является прекрасной мишенью для арбалетчиков. Но расстояние между ними и крепостью быстро увеличивалось, а скакавшие за ними конники, похоже, стрелять не собирались. Да и от продолжения погони горные отказались, когда увидели, что к повозке, у которой уже приготовились к обороне два всадника и возничий, присоединились еще два всадника с арбалетами наготове.

Глава пятая
Очень скорый реванш

– Мне бы очень не хотелось узнать, господин майор, что этот ваш э-э… Фролм окажется обычным брехуном…

Барон Ольшан – мужчина лет под сорок, высокий и слегка сутулый, с короткими черными волосами и глубоко посаженными глазами – ехал на коне в сопровождении барона Волленвейдера, держа путь в сторону условной границы между Горным и Лесным королевствами. Впереди следовал отряд арбалетчиков, чуть позади – еще пятеро всадников, полтора десятка пеших бойцов и три повозки с установленными на них станковыми арбалетами.

С тех пор, как лесные напали на стройку у крепости Квадро, захватили пятерых пришлых и убрались восвояси, прошло не больше получаса. И вот уже барон Ольшан, предпринял ответный ход, призвав к бою более половины своих подданных, среди которых оказались и три дворянина: его родной сын Бушма, барон Волленвейдер и барон Биан.

Дерзкая вылазка лесных не должна была остаться безнаказанной. Конфликт такого масштаба, по сути, был объявлением локальной войны, и барон Ольшан без раздумий принял вызов. Принял, не попросив помощи у короля Горного королевства, вассалом которого являлся, и даже не поставив об этом в известность ни Его величество Халимона, ни Его преосвященство Маная. И это, несмотря на то, что в создавшейся ситуации серьезным реваншем мог стать, как минимум, захват Рубежной крепости, для чего всех войск баронов было, мягко говоря, маловато.

Но барон Ольшан не слыл трусом и готов был рискнуть с не меньшей дерзостью, чем лесные. Тем более что истинной целью реванша было не освобождение пришлых и плененного капрала Вьювеца и не захват Рубежной крепости, а возвращение человека, который два дня назад общался с самим Творцом и владел поистине бесценными сведениями.

– Ну, допустим, брешет Фролм, или все-таки говорит правду, будет очень легко проверить, господин барон, – сказал Волленвейдер.

Так же, как и Ольшан, он носил титул барона, но, в отличие от своего господина, дворянином стал после преобразования и нескольких лет безупречной службы Горному королевству. Ольшан же был одним из местных, то есть, живущих в мире за стеной со дня своего рождения, поэтому считался дворянином потомственным. И сели он, согласно существующему уложению, мог обращаться к дворянину не потомственному просто по воинскому званию и даже на «ты», то любому пришлому, сколько бы лет он не провел в мире за стеной и каких бы высот не достиг, в отношении потомственных дворян фамильярностей не позволялось.

– И каким же это образом, майор? – хмыкнул барон Ольшан.

– Во время моей с ним беседы Фролм говорил совершенно искренне, а я, поверьте, в этом очень хорошо разбираюсь. Так вот, Фролм утверждал, что, глядя в видеовоспроизводящую камеру, предоставленную ему Творцом, он наблюдал за стычкой разбойников из Тусклого леса с нашим продовольственным отрядом, направляющимся в Герцогство.

– Ну, и?

– Он видел, как боец горных лишил одного разбойника уха.

– Ухо отрубил Клюгк, – сказал барон Ольшан. – Об этой стычке вечером того же дня знало все Горное королевство. Да и, наверное, весь мир.

– Да, – не стал спорить Волленвейдер, – но из доклада капитана Евдоккима выходит, что его дозорный отряд захватил Фролма вместе с еще одной пришлой меньше чем через час после стычки Клюгка с разбойниками. По обычаю наших доблестных дозорных Фролма тут же оглушили и доставили в тюрьму. После чего первый звуковой контакт у этого пришлого был ни с кем иным, как со мной…

– М-да, – барон Ольшан несколько раз цыкнул зубом. – Ты говоришь, что вместе с ним захватили женщину?

– По праву первого дня она перешла к начальнику дозорного отряда капитану Евдоккиму. И, насколько я в курсе, до сих пор остается у него в гостях. Кстати, Фролм, очень переживал за судьбу этой Наташи…

– Ты хочешь сказать, что они знакомы?

– Насколько я могу судить, у него к ней более глубокое чувство.

– Это хорошо. Сразу после операции прикажи доставить ее в крепость и проведи беседу. Нет, побеседовать с ней могу и я, – барон Ольшан плотоядно улыбнулся. – Евдокким возражать не будет. Но сначала нам надо вернуть твоего Фролма.

– Ради этого я, допустим, пожертвовал бы половиной нашего войска, – жестко сказал Волленвейдер.

– Ишь, ты! – с удивлением посмотрел на своего вассала барон Ольшан. – Не слишком ли большая жертва?

– Но он единственный, кто знает, где лежит выборочный преобразователь! – вскрикнул Волленвейдер и тут же понизил голос. – И знает, как им пользоваться…

– Тебе очень хочется вернуться в мир пришлых? – удивленно поднял брови барон Ольшан. – Помнится, ты рассказывал, что работал там в крохотном магазинчике по десять часов в сутки…

– Я был очень хорошим продавцом, ваша светлость, – вздохнул Волленвейдер. – Но после двадцати лет пребывания здесь возвращаться к прежней работе у меня, допустим, нет никакого желания. Там я был рядовым продавцом рыболовных товаров, здесь же заслужил титул барона. А баронов в мире за стеной всего-то шестеро.

– Ну, да. И всего два короля, и всего один кардинал…

– Здесь я – знатный человек, дворянин, – продолжил Волленвейдер. – Мои сыновья по достижении восемнадцати лет тоже будут носить дворянский титул. И мне, допустим, очень хотелось бы дожить до этого замечательного дня. Но только не помереть, заразившись испорченной водой, или от любой другой напасти, которые обрушатся на нас, после смерти Творца!

– Так ли я тебя понял, майор? – барон Ольшан придержал лошадь, и его спутник сделал то же самое. – Что, появись у тебя выбор: вернуться к прежней жизни, или остаться в мире за стеной при титуле и должности, которых ты действительно заслуживаешь, то…

– Я бы с огромной радостью остался жить здесь, зная, что место Творца заняли вы, господин барон! – Твердо сказал Волленвейдер. – Уж я бы тогда стал самым преданным вашим наместником. И весь народ мира за стеной день и ночь молился бы только на вас!

– Что ж, я верю тебе, Волленвейдер, – глядя ему в глаза, сказал Ольшан. – И даю слово, что если я и в самом деле займу место Творца, то ты станешь в мире за стеной тем, кем пожелаешь!

– Вы не ошибетесь во мне, ваша светлость, – благодарственно склонил голову майор. – Но о наших планах…

– Ни в коем случае никто не должен знать, – закончил фразу Ольшан. – Даже мой сын. Поэтому сегодняшнее выступление – ответ на неслыханную наглость лесных. Неплохо было бы еще и моего старого дружка, графа Бовдо захватить – в этом случае король Халимон действительно оправдал бы любые наши потери, да еще и наградил бы. А это здорово помогло бы нам в наших планах, не так ли?

– Совершенно верно, господин барон.

– Хорошо. Где там наш доблестный капитан Евдокким?

Волленвейдер оглянулся назад, и, встретившись взглядом с капитаном, который, как всегда, в подобных выступлениях, сопровождал своего друга, барона Бушму, подозвал его взмахом руки.

– Капитан, через час ты сможешь стать майором, – сказал барон Ольшан подъехавшему к нему Евдоккиму. – Для этого тебе всего-навсего нужно второй раз взять в плен того самого пришлого, которого твой дозор захватил позавчера вместе с женщиной у Нейтрального острова. Его имя – Фролм, и захватить его ты должен обязательно живым. Если ты не справишься с этой пустяковой задачей, или, не допусти Творец, Фролм будет убит, то в лучшем случае я разжалую тебя до капрала, а в худшем…

– Я все понял, ваша честь. Фролм будет захвачен в плен живым! – уверенно сказал капитан. – Это важная птица?

– Если пришлый Фролм окажется действительно важной птицей, я буду ходатайствовать о присвоении тебе дворянского титула.

– Я доставлю его вам, господин барон! – уверил капитан Евдокким, и глаза его заблестели.

* * *

– Вылазка прошла успешно господин генерал, – доложил графу Бовдо полковник Трофф по прибытии в Рубежную крепость. – Мы потеряли одного бойца, а горные – трех убитыми и одного мы взяли в плен. И главное – освободили пятерых пришлых, тем самым, парализовав строительство новой крепости барона Ольшана.

– Вы еще забыли, полковник, что одного горного вывел из строя мой прыгун, – напомнил граф Винсепто. – Представляешь, отец, этот пришлый кирпичом перебил горному ногу, отобрал у него шпагу, потом нашего бойца пытался спасти, но того арбалетчики достали. А потом на моего коня запрыгнул, будто всю жизнь только этим и занимался!

– Господин генерал, расхваливая этого прыгуна, ваш сын, скромно умалчивает о своих подвигах, – вмешался в доклад полковник Трофф. – На самом же деле капитан Винсепто прикончил двоих горных и глазом не моргнул.

– Ну, что ж, – улыбнулся граф Бовдо, – хвалю! А теперь скажите мне, господин полковник, когда нам ждать ответного хода горных?

– По всему – не раньше завтрашнего утра, – уверенно сказал Трофф. – С малыми силами барон Ольшан на нас не двинется, прежде соберет все свое баронство.

– Я тоже так думаю, – согласился граф Бовдо. – Господин полковник, распорядитесь сообщить всем нашим виконтам, чтобы завтра с утра пораньше подтянули к Рубежной свои отряды.

– Слушаюсь!

– Винсепто, что ты там про войну насочинял? – обратился граф Бовдо к сыну.

Молодой граф вытащил из ножен шпагу и, отсалютовав ею, продекламировал:

– Во-во, – согласился граф Бовдо. – До старости из нас точно никто не доживет.

– Господин генерал, – раздался крик наблюдателя с западной башни, – горные наступают!

– Сколько их там, Заиц?

– Два эскадрона конных, больше десяти пеших бойцов и три повозки со станковыми арбалетами. Среди дворян сам барон Ольшан, – доложил капрал. – Конные перешли в галоп!

– Вот вам и «не раньше завтрашнего утра»! – удивился генерал. – Винсепто, пока не поздно направь гонца к графу Ткачу. Пусть он высылает конницу. Сам останься у ворот с эскадроном, чтобы в любой момент выдвинуться! Полковник – ваше место на восточной башне.

– Слушаюсь! – отсалютовал полковник Трофф и поспешил к указанному месту.

– Господин генерал, – обратился Винсепто к отцу, – у нас мало людей для обороны, а вы предлагаете выдвинуть конницу?

– Ты выдвинешь ее, когда подоспеет помощь от графа Ткача. И тогда горные окажутся в клещах. На оборону стен поставь через одного бойца всех сегодняшних освобожденных пришлых. Думаю, им есть, за что мстить своим недавним хозяевам. А присягу они потом примут.

Рубежная крепость стояла на высоком обрывистом берегу. Со стороны озера стены не было, она и без стены считалась самой надежной, – никто и никогда не нападал на крепость с воды. Кораблей и других судов в мире за стеной не существовало, – огромные рыбины не давали возможности проплыть хотя бы с десяток метров…

Крепость имела форму равнозначного треугольника: на берегу озера стояли две башни – западная, самая ближняя к Горному королевству и восточная, в которой были ворота; от них к третьей башне – Южной тянулись длинные стены с обычным по здешним меркам бордюром – высотой по грудь человеку среднего роста. С внешней стороны вдоль стен имелся ров, наполненный водой. Для рыб ров был мелковат и узковат, человек вполне мог в нем утонуть, тем более что без посторонней помощи выбраться из него было невозможно.

Для нормальной обороны Рубежной хватило бы двадцати человек. Сейчас, вместе с пришлыми защитников набиралось чуть больше десятка. Да еще и с пришлыми возникла проблема.

– Мне ваши битвы на хер не нужны! – заявил широкоплечий, нескладный мужик, после того, как граф Винсепто в двух словах объяснил освобожденным пришлым ситуацию и предложил разобрать арбалеты и подняться на стены.

– И мне тоже. И мне, – глядя на широкоплечего, сказали еще двое пришлых.

Стоявший рядом с Фролом щупленький парнишка промолчал. Возможно потому, что увидел загоревшиеся яростью глаза молодого графа. Выхватив шпагу, Винсепто подскочил к заводиле.

– Мы же вас освободили, неблагодарные, – прошипел он, приставляя острие шпаги к его горлу. – Опять хотите в рабство к горным попасть?!

– Не волнуйтесь, граф, – спокойно сказал Фрол, втискиваясь между ними и вынуждая Винсепто сделать шаг назад. – Лучше уж пусть сейчас повозмущаются, а не в бою. Правильно, Кургузый, – он коротко двинул широкоплечего локтем в солнечное сплетение, заставив охнуть. Потом повернулся к остальным. – Я правильно говорю мужики?

– Но я не знаю, как с этой штуковиной обращаться, – показал на арбалет один из них.

– Ты, что, никогда фильмы про всяких там рыцарей не смотрел? – Фрол взял арбалет и, словно проделывал это тысячу раз, вмиг натянул тетиву. – Вот так вот натягиваешь, вставляешь в паз стрелу, целишься и плавно нажимаешь на спуск. Да из этой игрушки ребенок в цель попадет. Держи! – он ткнул оружием в Кургузого. Тому ничего не оставалось делать, как взять арбалет.

– Господа, – обратился ко всем граф Венсепто, – в Горном королевстве вы были чернью, ели несоленую кашу и пили безвкусную воду. А здесь вы уже бойцы, и значит, будете пользоваться всеми доступными благами мира за стеной. Смелее, мы же с вами в крепости, и без проблем отобьемся от этих уродов!

– Сколько стрел полагается каждому? – без особого энтузиазма поинтересовался Кургузый.

* * *

С началом атаки барон Ольшан затягивать не стал. Выдвинувшиеся вперед всадники, сделали по крепости залп из арбалетов, после чего оттянулись назад и распределились вдоль восточной стены на предельном для полета стрелы расстоянии. Тем временем пешие бойцы неровными шеренгами уже шли в атаку на западную стену.

Лично для генерала Бовдо начало этого сражения оказалось самым неудачным за все его военную карьеру. Первая же долетевшая до крепости стрела поразила цель – незащищенное кольчугой плечо генерала, наблюдавшего за разворачивающимися событиями с западной башни.

– Полковник, принимайте командование! – крикнул он Троффу. После чего, сжав зубы, выдернул стрелу, с помощью Заица снял плащ и попросил капрала перебинтовать сильно кровоточащую рану.

– Не торопитесь с выстрелами, но стрел не жалейте! – пробасил с восточной башни полковник Трофф и первый выпустил стрелу, которая попала в крайнего в первой шеренги бойца горных. – Кстати, убивать их не обязательно, – крикнул Трофф, перезаряжая арбалет. – Мы лучше потом раненых в плен возьмем. Самое лучшее попадание – в ногу…

Дальнейший бой сопровождался его комментариями. Полковник Трофф больше не стрелял, но отдавал четкие приказы каждому бойцу. Скорее, это были не приказы, а комментарии, почему тот или другой промахнулся, а также советы, что нужно сделать, чтобы избежать промаха при следующем выстреле.

Лесные полностью вывели из строя первую шеренгу наступавших. Но вторая и третья шеренги вместе с повозками оказались уже в непосредственной близости ото рва. Возничие развернули повозки, и три огромные стрелы, одновременно выпущенные со станковых арбалетов, с тупым звуком вонзились в стену крепости. Вместо оперений на концах этих стрел были кольца, с продетыми в них тонкими, но прочными веревками, к которым были привязаны составные деревянные лестницы. Не прошло и трех минут, как подтянутые посредством лебедок, установленных на повозках, лестницы уткнулись в стену, и по ним уже начали взбираться бойцы горных.

Фрол невольно оценил четкие действия противника. Хотя и понимал всю безрассудность атаки горных, ряды которых таяли на глазах. Правда, и защитники крепости несли потери. Фрол видел, как один за другим упали, сраженные стрелами, два бойца лесных и один из пришлых; видел, как схватился за голову и скукожился щуплый парнишка, которого, кажется, звали Мося; слышал, как зарычал Кургузый, тоже, наверное, получивший ранение. Фрол успел израсходовать свои четыре стрелы и теперь пользовался стрелами сраженного бойца, которые тоже подходили к концу. Он точно знал, что попал одному из нападавших в грудь, другому – в живот, еще одному, поднимавшемуся по лестнице, – в плечо, после чего тот с отчаянным криком рухнул в ров. Пару раз стрелы противника чуть ли не взлохмачивали волосы на голове Фрола, но все это было не важно. Его захватил ни с чем несравнимый азарт боя. Сначала Фрол слушал и подчинялся командам полковника Троффа, потом уже сам кричал и что-то подсказывал сражавшимся рядом с ним.

Он прекрасно сознавал, что атака горных могла бы вообще захлебнуться, если бы полковник Трофф распорядился перебросить несколько бойцов с восточной стены на западную. На восточной стене боя, как такового, не было. Конники горных продолжали держаться от стены на расстоянии, предельном для точного выстрела, и не стремились это расстояние сокращать; лесные же не собирались понапрасну расходовать стрелы, которые, скорее, поранили бы лошадей, чем их хозяев.

Так же, до поры до времени, бездействовал и эскадрон графа Винсепто, хотя Фрол и видел, что молодой капитан, гарцующий на коне внизу, у ворот крепости, не отрывает обеспокоенного взгляда от западной башни, где находился его раненый отец. Он давно пришел бы на помощь обороняющимся, но приказ генерала быть готовым в любую минуту атаковать конницу горных, никто не отменял. А к приказам, как понял Фрол, в мире за стеной относились очень серьезно.

Тем не менее, стрелы у него заканчивались, а горные продолжали атаковать. Несколько бойцов карабкались вверх по лестницам. И среди них Фрол узнал того самого человека, который у него на глазах насиловал Наташу.

Капитан Евдокким заметил Фрола с самого начала боя и, указав на него бойцам, что были поблизости, приказал стрелять только в соседей пришлого. Фрола он собирался пленить самолично, – уж больно заманчиво прозвучало обещание барона Ольшана в случае успеха присвоить ему дворянский титул. Ради этого стоило рискнуть.

У Фрола осталась последняя стрела. Он бы с радостью потратил ее на насильника, но тот поднимался по ближней к нему лестнице, прикрываясь своим же бойцом. По двум другим лестницам карабкались еще четверо. Остальные атаковавшие Рубежную крепость горные были либо убиты, либо ранены. Но и среди защитников западной стены на ногах до сих пор оставались лишь Фрол и Кургузый. Вся шея и грудь здоровяка были залиты кровью, но, казалось, это ничуть не беспокоит пришлого.

– Не торопись! – остановил Фрол Кургузого, приготовившегося выпустить вниз стрелу. – По команде: «Раз – два!» ты стреляешь в первого, я – во второго!

Кургузый кивнул, и Фрол, немного выждав, отдал команду. Промахнуться Кургузому было сложно – боец горных долез до самого верха и с этой высоты со стрелой в груди свалился в ров. А вот у Фрола выстрела не получилось: по чистой ли случайности, либо капитан Евдокким действительно был таким метким, тем не менее, выпущенная им стрела попала в арбалет каскадера, расщепила дерево и перебила тетиву.

Отбросив испорченное оружие, Фрол выхватил шпагу. Евдокким тоже бросил арбалет и… достал из-за спины еще один снаряженный арбалет. Сначала Фрол увидел довольную улыбку капитана горных, потом направленное в лицо острие стрелы, потом палец, лежавший на спусковом крючке. Он ждал, когда этот палец, хоть чуть-чуть напряжется, чтобы одновременно с выстрелом пригнуться, или отскочить в сторону. Но не ожидал, что Евдокким переведет оружие на стоявшего в стороне Кургузого. В следующее мгновение Кургузый уже держался за бок, из которого торчала стрела, и мелкими шажками пятился к краю стены. Фрол успел подскочить к нему и не позволил упасть.

В то же время капитан Евдокким перемахнул через стену. И вместе с ним – еще четверо горных. Один, со шпагой наготове, сразу же двинулся к Фролу, трое – к западной башне, где держали оборону раненый граф Бовдо и тоже раненый в руку капрал Заиц. Вряд ли стоило говорить о серьезном сопротивлении с их стороны. Задаваться же вопросом, почему на западную стену до сих пор не подошло подкрепление, Фролу было некогда – слева и справа на него наступали горные.

Что ж, за свою жизнь Фрол частенько дуэлировал на шпагах. И хотя эти дуэли всегда были ненастоящими и проходили либо в фехтовальном зале, либо на съемочной площадке, все равно они порой перерастали почти в сражения. И только понимание, что противник – твой партнер по команде, или приятель, с которым были и будут выпиты декалитры пива, удерживало каскадера от раскрытия всех своих потенциальных возможностей. Он был прирожденным бойцом и обожал любое холодное оружие, способное разить насмерть. И то, что во время съемок фильмов, ни разу не случилось такого, чтобы Фрол нанес увечье противнику, говорило лишь о его умении в последнюю долю секунду не ранить, а всего лишь коснуться острием шпаги тела условного врага.

Капитан Евдокким, уверенный в своих силах, не стал дожидаться, когда его боец приблизится к Фролу с другой стороны, и набросился на легкую, с его точки зрения, добычу. Каскадер, в свою очередь, очень быстро понял, что его яростный противник не обладает ни достаточным мастерством, ни хладнокровием. Поэтому не стал затягивать бой: два-три несложных финта, ложный выпад, заставивший капитана раскрыться, и прямехонький укол в пах. Евдокким ахнул, роняя шпагу, и завизжал, скорее даже не от боли, а от сознания, что на самом деле сотворил с ним, с его мужским достоинством, этот пришлый…

Возможно, в других обстоятельствах, Фрол и не стал бы прерывать мучения человека, заслужившего эти мучения в полной мере, но сейчас просто наотмашь саданул шпагой по шее капитана Евдоккима. После чего вытер свое, забрызганное теплой кровью, лицо и развернулся к бойцу горных, успевшему приблизиться и насмерть перепугаться.

Боец сразу стал пятиться, отчаянно размахивая впереди себя шпагой, Фрол же спокойно теснил его все ближе и ближе к западной башне, выбирая удобный момент для единственного удачного удара. Он услышал, как с восточной башни полковник Трофф отдал приказ своим бойцам перейти на западную стену; бросил взгляд вниз и увидел скачущих вдоль стены конников горных, оставивших прежние позиции. Что ж, тактические действия полковника Троффа, принявшего командование в самом начале сражения оказались верны. Атаковавшие западную стену горные почти полностью были перебиты, и коннице ничего не оставалось делать, как убираться восвояси с осознанием сокрушительного разгрома.

Еще чуть-чуть, и лесные стали бы торжествовать победу. Если бы не одно «Но!» Фрол увидел, как двое горных бойцов выволокли из западной башни бесчувственного генерала Бовдо и потащили его к ближайшей лестнице, а также еще одного бойца – с двумя арбалетами в руках.

За время, что Фрол провел в мире за стеной, у него не было возможности обзавестись друзьями-приятелями, даже познакомиться толком ни сем не успел. Но в этом бою генерал Бовдо был его командиром. А бросить своего командира в беде Фрол не мог.

Боец, все еще продолжавший махать перед ним шпагой, оказался неплохим прикрытием от арбалетчика. Фрол усилил натиск, чтобы сократить расстояние с горными и плененным генералом. Возможно, это оказалось ошибкой – совсем запаниковавший горный споткнулся и, потеряв шпагу, грохнулся навзничь. В следующее мгновение две арбалетные стрелы полетели в каскадера. Увернуться удалось только от одной, вторая вонзилась в бедро. Уже падая на колени, Фрол умудрился перехватить шпагу и метнуть ее в арбалетчика. А горный, словно, не веря в возможность такого приема, так и стоял с открытым ртом до тех пор, пока этот рот не нашло острие шпаги.

Фрол не ожидал от себя такой точности, но еще не ожидал каскадер, что тот самый горный, который только что упал и потерял свою шпагу, вдруг подскочит к нему и оглушит ударом кулака в висок…

Глава шестая
Из застенка в застенок

– Докладывайте все с самого начала, господин полковник, – обратился правитель Лесного королевства Гурлий к полковнику Троффу после того, как вместе с ним, а также графом Ткачом и графом Винсепто поднялся на западную башню Рубежной крепости, на полу которой еще не успела высохнуть кровь генерала Бовдо.

Как только весть о нападении на Рубежную крепость разнеслась по Лесному королевству, Гурлий отдал приказ выдвинуться на подмогу трем эскадронам под общим командованием графа Ткача. Сам Гурлий также выдвинулся вслед за эскадронами, отдав приказ готовиться к выдвижению еще двум пехотным полкам. Однако при подступах к крепости выяснилось, что горные отступили в спешном порядке. Теперь предстояло понять смысл этой спонтанной атаки.

Король по-военному сухо выразил соболезнования графу Винсепто. Но больше вопросов задавать ему не стал, предпочтя доклад более опытного Троффа.

– По сути, Ваше величество, – стал рассказывать полковник, – началось все с того, что, по согласованию с генералом Бовдо, мы сделали типичную боевую вылазку в Горное королевство, целью которой был захват пришлых, занятых на строительстве новой стены вблизи крепости Квадро. Такая вылазка – дело обычное и не особо рискованное. Но нужное, так как новые укрепления горных…

– Сколько вас было, и чем закончилась вылазка? – перебил король.

– Вместе со мной и графом Винсепто семеро: шесть всадников и один возничий. Вылазка закончилась в нашу пользу. Правда, мы потеряли одного бойца, но уничтожили трех горных, одного взяли в плен и освободили пятерых пришлых. После чего мы удачно отступили в Рубежную крепость. И начали, было, строить планы отражения предстоящей вылазки горных, которая, по всему, должна была начаться завтра утром. Но барон Ольшан, почему-то не стал собирать все свое войско и напал на крепость, буквально по нашим горячим следам.

С его стороны это была самая настоящая авантюра. Последствия которой для горных оказались катастрофическими. И если бы не пленение генерала Бовдо… – полковник Трофф вздохнул и виновато посмотрел на Винсепто. – По сути, получается, что единственной целью барона Ольшана было пленение господина графа, и получается, что своей цели он достиг…

– Но такой ценой?! – удивился Гурлий.

– Извините, полковник, – вмешался граф Винсепто. – Ваше величество, помимо отца горные захватили в плен еще одного нашего бойца. Вернее, освобожденного сегодня пришлого по имени Фролм. Он проявил завидную прыткость во время нашей вылазки, покалечив одного из горных, а при обороне крепости умудрился очень ловко заколоть шпагой капитана Евдоккима, пытался спасти моего отца, но был ранен и… – Винсепто развел руками.

– Я ведь знаю, то есть, знал этого Евдоккима, – припомнил король, – очень дерзкий боец, даром, что дослужился до капитана. Почему же он не справился с каким-то пришлым?

– Этот Фролм действительно оказался очень прытким, – вновь взял слово полковник Трофф, – я наблюдал за ними с самого начала боя. Нам бы такого в свои ряды…

– М-да, – Гурлий нахмурился и обратился к Винсепто. – К сожалению, на сегодняшний момент мы не можем начать переговоры с горными по поводу обмена вашего отца. Для обмена у нас просто нет достойной кандидатуры! Ну а о том, какую роль сыграл граф Бовдо в судьбе королевской семьи горных, всем хорошо известно. Король Халимон, и в первую очередь, герцоги, будут ой как не против уже сегодня свести с ним счеты посредством четвертования. Хотя Его преосвященство Манай вряд ли такое допустит. Если, конечно, у горных в очередной раз в корне не поменялась политика… М-да… Если же последующие события будут развиваться по самому худшему варианту, то нам останется только мстить, а это будет означать еще одну общую войну. У кого какие соображения?

– Ваше величество, – тут же обратился к королю Винсепто. – Вы сам сказали, что графа Бовдо сегодня не на кого поменять. Я предлагаю сделать так, чтобы такой человек появился. Другими совами, собираюсь захватить одного из дворян горных.

– Например?

– Ну, хотя бы Бушму – сына барона Ольшана. Обычно он ночует в своем имении, и захватить его будет, конечно, рискованно, но не очень сложно. Вместе с виконтом Германтом мы справимся, Ваше величество!

– Что ж, дерзайте, граф, – одобрил король, после чего обратился к генералу Ткачу. – А вы приготовьте к выдвижению свое войско. До наступления сумерек окружите крепость барона Ольшана. Если к рассвету в наших руках не окажется достойного для обмена дворянина, начинайте атаку.

* * *

– Я, допустим, чего-то не понял! – завопил барон Волленвейдер, завидев, как из тюрьмы вслед за графом Бовдо жандармы выволакивают и тащат к повозке пришлого Фролма.

С момента атаки Рубежной крепости и возвращения сильно потрепанного войска горных в крепость Квадро, прошло не больше часа. И вот уже кардинальская жандармерия тут как тут. Бесспорно, обстоятельства требовали, чтобы такого важного пленника, как граф Бовдо, немедленно препроводили либо в тюрьму кардинала, либо в тюрьму короля Халимона, но в любом случае – подальше от условной границы с Лесным королевством. И такие оперативные действия жандармерии были вполне оправданы. Но только если бы вместе со знатным дворянином жандармы не стали забирать этого самого Фролма. Волленвейдер подскочил к сидевшему на лошади и руководившему своими подчиненными, жандарму Молдавецу.

– Я не понял, господин лейтенант, на каком основании…

– Это не ваше дело, майор, на каком основании! – загремел голос сверху.

– Но…

– Майор Волленвейдер! – предостерегающе поднял руку жандарм.

– Да, лейтенант, да! Я, черт побери, в отличие от вас – майор! Да к тому же еще и барон. А вот эти пленные, которых вы без всякого уведомления забираете, только что были захвачены в кровопролитном бою с лесными, и…

– Хорошо, черт побери! – лейтенант Молдавец снизошел до того, чтобы спрыгнуть с лошади и оказаться с Волленвейдером нос к носу. – Вы, конечно, старше меня по званию, но вы, наверное, забыли, что разговариваете с жандармом Его преосвященства, который выполняет приказ самого кардинала. Вы, будучи еще и бароном, должны прекрасно знать, что Его преосвященство не очень часто отдает приказы. Но если уж такое случилось, то приказ кардинала должен быть беспрекословно выполнен всеми, начиная от простого бойца и заканчивая самим принцем. И еще, господин барон, вы прекрасно должны знать, что если уж и оспаривать приказы Его преосвященства, то только у самого короля Халимона. И только после того, как приказ Его преосвященства будет выполнен!

– Какой же приказ вы получили, господин лейтенант? – скрипнул зубами Волленвейдер.

– А приказ Его преосвященства Маная был таков: пленников, захваченных во время нападения на Рубежную крепость Лесного королевства, срочно доставить в тюрьму его величества, короля Хилимона!

– И это очень разумное решение, – не стал спорить Волленвейдер. – Графа Бовдо обязательно следует переправить подальше отсюда. Просто, господин лейтенант, мне, допустим, кажется, что вы переусердствовали, слишком буквально приняв к исполнению приказ кардинала. Подумайте сами: какой смысл забирать вместе со столь именитым пленником, как граф Бовдо, еще и несчастного пришлого, к тому же раненого? Ну, зачем этот паршивец нужен Его преосвященству? Не проще ли…

– Я всего-навсего выполняю от и до приказ кардинала, господин майор, – немного смягчился жандарм. Но тут же вновь повысил голос:

– И в моих полномочиях, – предпринять для выполнения этого приказа все необходимые меры. Что означает – моментально и беспощадно подавить малейшее сопротивление его осуществлению, – лейтенант Молдавец набычился, словно и в самом деле ожидая сопротивления со стороны непонятливого собеседника.

Волленвейдеру ничего не осталось делать, как махнуть на жандарма рукой и поспешить с докладом к барону Ольшану.

– Ну, что ж, – с виду невозмутимо, сказал тот, выслушав сбивчивый рассказ своего вассала. – Даже если бы мы решились противостоять кардинальской жандармерии, в данный момент у нас для этого недостаточно сил. Сегодня баронство потеряло слишком много бойцов!

– Я уже отдал от вашего имени распоряжение баронам Герзе и Вовтге подослать в крепость Квадро своих людей, – вставил Волленвейдер.

– Когда лесные пойдут на штурм, нам понадобятся все силы баронства, – согласно кивнул Ольшан. – Да и королевская помощь не помешает. Но вернемся к твоему Фролму.

– Да.

– Ты должен прекрасно понимать, что мы оказались в довольно щекотливой ситуации. Которую создали себе сами. Причем, по твоей инициативе, майор…

– Но, допустим…

– И это была правильная инициатива. Пленение самого графа Бовдо стоит любых жертв. И я уверен, что Его величество Халимон по достоинству наградит участников сегодняшнего сражения. Мы же так и будем продолжать утверждать, что атаковали Рубежную исключительно с целью наказать лесных за их утреннюю дерзкую вылазку. Чего и добились.

– Да, – вновь согласился барон Волленвейдер. – Но почему кардинал…

– Почему Его преосвященство не погнушались вместе с потомственным дворянином забрать безвестного пришлого? – глядя Волленвейдеру в глаза, спросил барон Ольшан. – Да потому что ему об этом Фролме стало кое-что известно!

– Но сообщить кардиналу о Фролме мог либо я, либо…

– Либо?

– Лейтенант Галлузо! – выдохнул Волленвейдер. – Кроме него больше некому. Разговор с Фролмом длился долго, и Галлузо, скорее всего, решил полюбопытствовать, чем этот пришлый мог так меня заинтересовать.

– Что ж, у Его преосвященства всегда и везде были свои ищейки, – сказал барон Ольшан. – И теперь нам остается только… Хотя, постой. Ты говорил мне про какую-то подругу этого пришлого?

– Ее зовут Наташа, – подсказал Волленвейдер, – и она стала…

– Собственностью капитана Евдоккима, – продолжил за него барон Ольшан. – Теперь уже покойного капитана Евдоккима. А это означает…

– Что теперь она в полном вашем распоряжении!

– Сегодня же под видом шлюхи доставьте ее в Квадро, – велел барон Ольшан. – Сейчас же.

– Я привезу ее лично, – пообещал Волленвейдер и направился к выходу.

Однако, столкнувшись в дверях со встревоженным адъютантом барона Ольшана, майор Волленвейдер понял, что с выполнением этой несложной задачи придется повременить. Крепость Квадро начали окружать отряды Лесного королевства.

* * *

– Ну что, боец, не очень тебе повезло? – генерал Бовдо осторожно прикоснулся к своей раненой руке, которую только что закончил перевязывать Фрол.

Жандармы кардинала Маная доставили пленников прямо из крепости Квадро в тюрьму короля Халимона, что находилась на территории кремля и по праву считалась самой надежной тюрьмой в мире за стеной. Генерала Бовдо и Фрола заперли в одной камере, и у них, наконец-то, появилась возможность заняться своими ранами. К счастью, раны были не особо серьезными, хотя Бовдо успел потерять много крови и заметно ослаб.

– По-моему, не повезло нам обоим, – сказал Фрол, начиная обрабатывать свое кровоточащее бедро мазью, оставленной в камере тюремщиками.

– Да я-то, ладно, – горько улыбнулся граф. – А вот тебе не повезло потому, что именно со мной в плен попал. Ты когда преобразовался, боец?

– Вроде бы, позавчера, – напряг память Фрол. – Хотя за это время столько событий произошло, что, кажется, бог знает, когда это было!

– Значит, в существование мира за стеной поверить успел?

– Как тут не поверить! – накладывая на рану повязку, Фрол поморщился от боли. – А почему это мне с вами не повезло, господин генерал?

– Потому что ко мне у Горного королевства имеются особые претензии, – сказал Бовдо. – А ты – пришлый, значит, грехов за тобой пока нет и мстить тебе горным не за что. Попался бы в плен один, так посидел бы чуток в тюрьме, поговорили бы с тобой, а потом определили бы в качестве черни к какому-нибудь герцогу Делавшоку. И если ты не особо проявлял строптивость, а повел бы себя с умом, то в скором времени начал бы под началом этого Делавшока в люди выбиваться, бойцом бы стал, ну и так далее…

– Вообще-то грешков я успел поднабрать, – сказал Фрол. – Ну, то есть, во время боя замочил человека три.

– Ого! – округлил глаза Бовдо. – Постой, а не тот ли ты геройский прыгун, про которого мне сын успел рассказать? Кого-то ты там кирпичом вырубил, потом к Винсепто на лошадь запрыгнул…

– Да вроде бы тот, – не стал скромничать Фрол. – Ваш сын тоже молодец.

– Молодец, – согласился генерал. – Сейчас, наверное, уже крепость Квадро атакует, чтобы меня освободить.

– Так у вас здесь настоящая война идет?

– В мире за стеной войны – обычное дело. Для вас, пришлых, это кажется парадоксом, но на самом деле в нашем мире постоянное уничтожение людей – жизненная необходимость.

– Почему? – удивился Фрол.

– Ну, как почему, – вновь горько улыбнулся Бовдо. – Мир наш маленький, – если препятствий никто чинить не будет, его за один день можно весь пешком обойти. А народ сюда Творец доставляет постоянно. Вот и приходится поддерживать равновесие среди живущих здесь едоков.

– То есть, убивать друг друга, – уточнил Фрол.

– Ты прав, боец э-э-э…

– Фрол, – наконец-то представился каскадер.

– Ну а я – потомственный дворянин мира за стеной, генерал Лесного королевства Его величества короля Гурлия, граф Бовдо. Для простоты можешь называть меня просто – генерал.

– А я – сержант погранвойск.

– Ну да, – кивнул генерал, – В мире за стеной это звание равносильно капралу. Но здесь, чтобы до капрала дослужиться надо хотя бы год прожить. Что с пришлыми происходит достаточно редко.

– Почему?

– Да потому, что в основном-то пришлые здесь и погибают. Потому как не понимают, что с ними произошло, и не хотят поверить, как вот ты, что этот мир за стеной совсем не тот мир, в котором они родились.

– А вы? – не удержался Фрол. – Вы где родились, генерал?

– В том-то и дело, боец Фрол, что мир за стеной – моя родина. В том-то и дело… Чего рот открыл?

– Извините, генерал. Но-о-о… Не подумайте, что я такой тупой… Но я до сих пор не могу до конца поверить, что-о-о…

– Тридцать девять лет, – сказал Бовдо.

– Что – тридцать девять лет?

– И мне, и миру за стеной тридцать девять лет. Тебя разве не успели посвятить в то, что здесь на самом деле происходит?

– С того момента, как я здесь оказался, вы второй человек, с кем мне удалось сказать больше десятка слов. Первым со мной говорил какой-то барон-майор Волленвейдер. Но мне все его россказни показались розыгрышем, сказкой.

– Сказкой, – покачал головой Бовдо. – Послушай-ка меня, боец Фрол. Только учти, вот что. Жить мне и, скорее всего, тебе тоже, осталось не больше суток. А говорить товарищу по несчастью неправду перед смертью мне нет никакого смысла.

Так вот. Это для меня и для всех, кто родился по эту сторону стены, все, что находится по другую ее сторону – сказка. Сказка, что людей в том мире живет во много-много раз больше, чем здесь. Сказка, что там есть такие вещи, как огонь, реки, какие-то самолеты и корабли, какие-то машины, какие-то другие животные и другая еда, какие-то телефоны, кина, книги и много другое, чего я вообще представить себе не могу.

Не могу потому что, как я тебе уже говорил, в отличие от вас, пришлых, родился и вырос здесь. Этот мир почти сорок лет назад своими руками создал Творец. И он же из потустенного мира перенес сюда преобразованных, то есть, уменьшенных людей, среди которых был и мой отец. Из тех, первых преобразованных, сейчас в живых осталось только трое: кардинал Манай, князь Низлый и еще царица Гуща. Остальные – либо родились здесь, либо были преобразованы и перенесены сюда позже. Творец переносит людей в одно и то же место – на Пятак Нейтрального острова, с которого в Лесное и Горное королевства ведут два магнитных моста. Очутившись на Нейтральном острове, пришлые сами выбирают, куда идти. Так же, как выбрал ты.

– Но зачем? – не удержался от вопроса Фрол. – Зачем старик, или, как вы его называете, Творец, все это делает?

– Поступки Творца неисповедимы. Он же всемогущ. Ему видны все наши деяния, и в любое мгновение он может уничтожить любого из нас, или даже весь мир за стеной. Но вместо этого Творец заботится о нас: включает нагревательные плиты, на которых женщины готовят еду, заботится о свежести воды в озере, своей опускающей дланью переносит сюда продукты и лекарства, животных, деревья, разные необходимые материалы, о которых просит кардинал Манай…

– И как же он просит?

– Хм, Его преосвященство кардинал Манай – единственный мужчина, которого Творец несколько раз преобразовывал обратно и затем вновь возвращал сюда. Было еще несколько таких женщин, но с ними Творец не разговаривал, а занимался сексом, после чего вновь преобразовывал. Сейчас все они живут в Женском монастыре под присмотром царицы Гущи, на особом положении…

Так вот. В каждое такое обратное преобразование, кардинал Манай имел беседы с Творцом, отвечал на его вопросы, выслушивал его приказы и указания, и обращался к нему с просьбами, которые затем Творец выполнял по мере того, хорошо ли мы исполняли те самые приказы и указания. Думаю, в связи с этим, ты можешь представить, каким положением и какой властью пользуется Манай.

– Мне очень трудно это представить. Но, наверное, – неограниченной?

– Почти неограниченной, – уточнил Бовдо. – На самом деле в мире за стеной существуют две основные противоборствующие силы: королевство Лесное, на чьей стороне ты сегодня так доблестно сражался, и королевство Горное, пленником которого ты в данный момент являешься. Лесным королевством, как я уже упоминал, правит Его величество король Гурлий, во власти которого несколько потомственных дворян – маркизов, виконтов и графьев, одним из которых являюсь и я. Горным королевством правит Его величество король Халимон, во власти которого также бароны, виконты, графья и герцоги. Плюс на территории Горного королевства расположен монастырь Его преосвященства Маная, во власти которого кардинальская жандармерия. Силы обоих королевств примерно равны и, можно сказать, в равной мере поддерживаются самим Творцом.

По времени столько же, сколько существуют королевства, существует княжество, которым правит князь Низлый и в подчинении у которого несколько его сыновей – князьков. Княжество расположено на самом большом острове, и оно как бы живет само по себе. Хотя периодически стычки бывают и с князьями. Но они почти не высовывают носа со своего острова, и лучше бы твой нос тоже никогда туда не попал…

– Почему? – не удержался от вопроса Фрол.

– У них там свои законы, – поморщившись, отмахнулся Бовдо, давая понять, что не намерен развивать эту тему. – Существуют еще разбойники Тусклого леса, а также в других лесках мелкие разбойничьи шайки. Впрочем, век их, как правило, недолог. Потомственные дворяне в разбойники не идут, а слабо организованным пришлым очень непросто выжить хотя бы из-за проблем с едой.

– Так сколько же людей здесь примерно… – Фрол постарался подобрать наиболее точное слово, – обитает?

– По подсчетам Его преосвященства в мире за стеной постоянно живет где-то три с половиной – четыре сотни мужчин, способных держать оружие, и с полсотни, может, шестьдесят женщин, ну а детей кардинал не считал, их, кстати, еще меньше, чем женщин. Это действительно очень примерный подсчет. Ведь каждый день здесь кто-то погибает, но кто-то, благодаря Творцу, и прибывает.

Фрол вспомнил недавний разговор с Волленвейдером, как напрягся тот, узнав о грозящей миру за стеной катастрофе, как изменился в лице барон, когда он рассказал о выборочном преобразователе. И подумал, было, сообщить то же самое генералу, но вместо этого спросил:

– Генерал, а какие такие претензии к вам со стороны этих горных?

– О! – взбодрился Бовдо. – Очень и очень серьезные претензии. Не покривлю душой, если скажу, что нет в Лесном королевстве второго человека, на которого со стороны королевства Горного имеется такой огромный зуб, как на меня. Дело в том, что однажды я вот этой самой рукой прикончил первого короля Горного королевства, а заодно и наследного принца. После этого на престол взошел король Халимон. С одной стороны он обязан мне престолом, но с другой – должен отомстить за смерть отца и старшего брата. Так что, если не произойдет ничего непредвиденного, меня, скорее всего, четвертуют. Ну, и тебя заодно.

– Но, генерал, если вы почти уверены, что нас ждет смерть, почему мы до сих пор разговоры разговариваем вместо того, чтобы попытаться сбежать?! – не скрывая возмущения, спросил Фрол.

Граф Бовдо серьезно посмотрел ему в глаза, потом бросил взгляд по сторонам, поднял с пола короткую, не больше в полпальца длины, травинку, разровнял под ногами слой песка и начертил на нем прямоугольник.

– Признаю, что я был не совсем прав, когда разговаривал с тобой разговоры, боец Фрол, – сказал он. – Надо было при этом еще и нарисовать тебе карту мира за стеной. Что я сейчас и сделаю, – и генерал принялся чертить травинкой по полу, одновременно давая разъяснения:

– Вот это примерная схема нашего озера; здесь – Княжий остров; здесь, в правом восточном углу – женское царство и монастырь Октаэдр царицы Гущи; здесь – еще один большой остров, который называется Королевский стан и резиденция короля Гурлия; в центре Лесного королевства – крепость Пентакль; здесь – тот самый Нейтральный остров, на который Творец доставляет пришлых; вот тут – Рубежная крепость, стены которой ты имел честь сегодня защищать и примерно вот тут проходит граница Лесного королевства, а слева, стало быть, королевства Горного; вот она – крепость Квадро, в которую привезли нас с тобой после боя; а затем жандармы Его преосвященства, минуя баронские селения, минуя крепость графа Гогуля и монастырь кардинала Маная, переправили нас аж во-о-о-т сюда, в кремль, в стенах которого и находится тюрьма Его величества, короля Халимона.

– Значит, мы вот здесь? – уточнил каскадер.

– Да, боец Фрол, да! Теперь ты представляешь, где сейчас находимся мы, и где находится Лесное королевство. И представляешь, сколько нам, одному раненому в руку, а другому – в ногу, потерявшим немалое количество крови, придется добираться до безопасного места, даже если мы каким-нибудь образом выберемся из этого застенка?!

– А здесь – что? – Фрол показал на правый западный угол схемы. – И вон там, дальше?

– Все-таки не оставляешь мысль о побеге? – в глазах генерала загорелся огонек азарта. – Что ж, хвалю, боец, хвалю! И если мы каким-то образом выберемся из этой передряги, готов взять тебя в личные телохранители с присвоением звания капрала.

* * *

Для Наташи Завьяловой этот вечер в мире за стеной была уже третий. И, судя по всему, так же как и первые два, третий вечер и ночь не сулили ничего хорошего главной героине хита сезона, фильма «Мушкетер на всю жизнь».

Что может быть хорошего, когда тебя держат впроголодь в клетушке с голыми стенами, без окон и без потолка, где из мебели имеется лишь одна жесткая лежанка, и где вместо умывальника – какая-то плошка с не очень свежей водой, а вместо туалета – прикрытая плетеной крышкой яма в земле! Что может быть хорошего, когда дверь открывается лишь для того, чтобы в нее вошел тот, кто, не считаясь с твоими протестами и мольбами, будет тебя насиловать до тех пор, пока ему не надоест!

В первую ночь, после того, как Наташа оказалась в этом ужасном месте и тут же была изнасилована тремя озабоченными гадами и в бесчувственном состоянии привезена сюда, она была слишком обессилена и подавлена, чтобы оказать маломальское сопротивление ее, так называемому, хозяину, капитану Евдоккиму, которому оказалось недостаточно дневной порции извращений.

Ну а все ее планы оказать сопротивление, выработанные за следующий день, полетели насмарку, когда вечером вместе с капитаном Евдоккимом в клетушку завалился какой-то барон Бушма, и они, видимо, привыкшие к таким актам, изнасиловали ее уже вдвоем. Изгалялись они над ней без спешки, меняя один другого, одну позу на другую, не менее извращенную, причем, называли все это безобидным словом «игра». Она очень хорошо понимала, что сопротивляться бесполезно, поэтому решила подчиниться и делать все, что от нее потребуют. А потребовали они ох как немало…

Как успела отметить Наташа, от затеянной игры насильники получали немалое удовлетворение и даже добились того, чтобы и их «игрушечка» тоже испытала оргазм.

Наташа стыдила себя за это унижение. Стыдила, но и готовилась к очередному приходу «хозяев». Самым интересным было то, что в единственном фильме, в котором Наташе довелось сниматься, ее героиня – принцесса оказалась в похожей ситуации и, будучи по сценарию смекалистой и находчивой, придумала очень эффектное оружие для борьбы с такими же насильниками.

По сценарию, оружием оказались несколько камней, завернутые и завязанные в обрывки ее некогда шикарного платья. Этим увесистым узлом-махалкой принцесса не без успеха колотила попадавшихся под руку врагов.

Но теперь она была никак не в роли принцессы, а единственной ее одеждой был плащ, отданный Сергеем Фроловым. Повозившись с плащом, Наташа оторвала от него узкую ленту, чтобы хоть как-то прикрыться, а в замысловато завернутые остатки поместила черепки от разбитой плошки, перемешанные с мокрым песком, и завязала все это в тугой узел. Почти все оставшееся время пленница тренировалась, размахивая узлом и нанося удары воображаемым насильникам. Она была полна решимости отомстить, поэтому, когда в соседней комнате послышались голоса, встала сбоку от двери и сосредоточилась.

– Посмотрим-посмотрим, что за игрушечку хотел зажать наш покойный капитан Евдокким, – сказал кто-кто.

– Говорю же вам, принц, очень симпотная пришлая!

Этот голос Наташа узнала, принадлежал он другу Евдоккима, барону Бушме. Но не ослышалась ли она? Кажется, было произнесено: «покойный капитан Евдокким»?!

– И главное, такая живенькая, свеженькая – как раз то, чего нам обычно так не хватает, – продолжал Бушма. – Эти пришлые обычно какие-то скованные, закомплексованные. А эта, хоть и лягалась, и кусалась, но даже кончить умудрилась!

– Ого! Вы меня возбуждаете, барон! – сказал тот, которого назвали принцем.

– И совсем не напрасно, Ваше высочество! – хохотнул Бушма. – Поверьте, сегодняшняя игрушечка вам понравится. Кстати, после смерти Евдоккима, эта пришлая перешла в мою собственность, и если вы пожелаете, я уступлю ее вам, принц.

Наташа услышал звук открываемого засова, и в следующую секунду ее узел-махалка угодил шагнувшему через порог барону Бушме прямехонько в нос. Не заставивший себя ждать второй удар, пришелся ему по виску. Бушма был рослым парнем с широким, слегка рябоватым лицом, которое мгновенно стало красным от крови. Наташа размахнулась в третий раз, но у Бушмы уже подкосились ноги, и он повалился на пол. В это же время в комнату ворвался щуплый юноша, вооруженный шпагой, на которого пленница перенесла направление удара. Однако тот ловко отпрянул, перехватил ее запястье и развернул девушку к себе спиной:

– Да как ты смеешь, пришлая, сопротивляться принцу Ащуку? – прошипел он, прижимая лезвие шпаги к горлу Наташи и выворачивая ей руку.

Вскрикнув от боли, она выронила узел-молотилку и расслабила мышцы. Но, когда принц Ащук также ослабил хватку, Наташа резко согнула ногу в колене и пяткой угодила тому в пах. Принц уркнул, и шпага выскользнула из его разжавшихся пальцев. Наташа подхватила ее, отскочила от скорчившегося мужчины и приготовилась защищаться теперь уже с более серьезным оружием.

В одной лишь узкой набедренной повязке, с растрепанными волосами и с искаженным яростью лицом, с занесенной над головой шпагой, – такой предстала она появившемуся на пороге графу Винсепто. Который сразу понял, что никогда прежде не видел никого прекрасней, чем эта, почти полностью обнаженная девушка. Винсепто так и глядел бы на нее, не обращая внимания ни на окровавленного барона Бушму, кое-как поднимавшегося с пола, ни на принца Ащука, державшегося за причинное место с гримасой муки. Так и глядел бы, не отрываясь…

Барон и принц бросились на него одновременно, словно по команде. Винсепто доводилось сталкиваться на полях сражений и с тем, и с другим, и он хорошо знал, что первый намного опасней второго. К тому же сейчас, в отличие от принца, у Бушмы висела на боку шпага. Вот только воспользоваться он ею не успел, потому что шпага графа Винсепто хлестнула потомственного дворянина Горного королевства по лицу. Завопив и схватившись за перерубленную переносицу, барон Бушма крутанулся волчком и во второй раз за последние две минуты очутился в горизонтальном положении.

Но еще более громкий вопль издал наследный принц Горного королевства, получивший такой же хлесткий удар шпагой, только не по лицу, а по заднице. Наташа очень вовремя это сделала. Промедли она еще хотя бы немного, и принц Ащук вонзил бы появившийся в руке кинжал в спину молодому человеку, пришедшему пленнице на помощь. Теперь кинжал валялся на полу, а принц, продолжая вопить и держась за распоротые штаны, подпрыгивал, словно на раскаленных углях.

Воспользовавшись моментом, Винсепто накинул и затянул на его руках петлю, после чего пинком ниспроверг принца на пол. О таком пленнике он даже не мечтал!

– Сударыня, позвольте высказать благодарность за спасение моей жизни, а также искреннее восхищение вашей красотой! – поклонился он Наташе. – Позвольте представиться: граф Винсепто, капитан армии Лесного королевства.

– Наташа, – сказала пленница, прикрываясь ладонями.

– Надеюсь, вы не откажетесь от приглашения покинуть вместе со мной этот застенок?

– При условии, что вместо этого застенка я не окажусь в другом, – твердо сказала Наташа.

Глава седьмая
Королевский приговор

Сидеть в королевской тюрьме графу Бовдо и бойцу Фролу пришлось недолго. Во всяком случае, этого времени явно не хватило, чтобы граф успел ответить на все вопросы любопытного пришлого. Едва он рассказал, что бежать из королевской тюрьмы практически невозможно, и нарисовал примерную схему мира за стеной, как дверь в камеру открылась, и на пороге возник человек, показавшийся Фролу знакомым.

– Господа пленники, позвольте представиться – капитан Клюгк, гвардия Горного королевства.

– Капитан? – удивился граф Бовдо. – Уж не за то ли разбойничье ухо тебя повысили в звании?

– Вы совершенно правы, господин генерал, – не без гордости ответил Клюгк. – Разбойникам Тусклого леса был преподан неплохой урок. Прошу вас следовать за мной в здание суда Его величества короля Халимона.

– Нас собираются судить? – обратился Фрол к капитану, вспомнив, что именно его, в этом самом плаще с фиолетовым крестом на спине видел через воспроизводящую камеру в квартире Максима Николаевича. – Кажется, ночь на носу?

– Не переживай, боец Фрол, – сказал Бовдо, поднимаясь с его помощью на ноги. – Суд будет недолгим.

– Предупреждаю вас о бессмысленности предпринимать попытки к побегу, – сказал капитан Клюгк. – Одно подозрительное движение, и каждому по стреле в задницу обеспечено. Вы уж извините, господин генерал, таков приказ короля.

– Да какого бегства можно ожидать от двух инвалидов, – безнадежно махнул здоровой рукой граф и вслед за прихрамывающим Фролом покинул камеру.

Тут же, в коридоре капитан Клюгк лично связал пленникам руки за спинами, после чего в сопровождении четверых вооруженных арбалетами бойцов вывел на улицу. Фрол сразу закрутил головой, стараясь запомнить как можно больше деталей. По сравнению с крепостью барона Ольшана, кремль короля Халимона был раза в два больше. Высокие синеватые стены кремля с шестью башнями большим полукольцом окружали просторную территорию, на которой можно было насчитать десятка два такого же цвета домов, разных по размеру, но с одинаковыми по высоте стенами.

– Скажите, генерал, здесь, что, никогда не наступает полная темнота? – задал Фрол очень насущный вопрос. Ведь в темноте организовать побег было бы гораздо проще.

– Представь себе, боец Фрол, что я не могу поверить, как это можно ничего не вдеть с открытыми глазами, если на твоей голове нет одеяла, или плотного матерчатого мешка, – ответил идущий рядом Бовдо. – Творец никогда не устраивал в мире за стеной темноты.

Зато он очень мудро позаботился о том, чтобы мы могли различать часы дня. Все три солнца начинают светить ровно в полдень, затем в восемнадцать часов одно гаснет, и наступает вечер, который длится до двадцати двух часов, после чего остается гореть одно солнце, что означает ночь. Ну а утром в шесть часов вновь загорается второе солнце. Таким образом, Творец может круглосуточно наблюдать за всем, что происходит в нашем мире.

Кстати, чтобы ты знал, ночью под страхом смерти от длани самого Творца запрещено проведение официальных мероприятий, сражений, дуэлей и вообще применение оружия. Это касается всех, за исключением несущих службу охранников и телохранителей. И это непреложный закон мира за стеной.

– А в каком смысле, «от длани самого Творца»? – переспросил Фрол.

– В прямом смысле, боец, в прямом.

– Я не понимаю, генерал…

– Да что ж тут непонятного? – Бовдо пожал плечами и тут же скривился от напомнившей о себе боли. – Если кто-нибудь в то время, когда светит одно солнце, вздумает воспользоваться оружием с целью нападения на человека, он рукой самого Творца будет моментально превращен либо в мокрое место, либо брошен в озеро на корм рыбам.

– Хотите сказать, что такое действительно случалось? – не поверил каскадер.

– В последний раз – года полтора назад. Естественно, это случилось с пришлым, который по своей бестолковости не поверил просветителю, вздумал удрать ночью из тюрьмы, избил охранника, завладел его шпагой… Ну и прямехонько был перенесен Творцом в самый центр озера. На воде он продержался секунд десять…

– Добренький у вас Творец, – сыронизировал Фрол.

– Творцов не выбирают, – спокойно сказал Бовдо. – Ты лучше вон туда посмотри. – Генерал показал на каменное возвышение посреди площади, мимо которого их вели, и пояснил:

– Лобное место, на которое, возможно, завтра мы с тобой по очереди взойдем. Сегодня не успеем – скоро ночь наступит.

* * *

Большим разнообразием мебели обстановка в зале суда не отличалась. Три ряда плетеных кресел, между рядами проход к возвышению, типа сцены, где по вогнутой окружности были установлены столы; слева на сцене – подобие трибуны, справа – клетка. В эту клетку и завели пленников. Закрыв дверь на внешний засов, капитан Клюгк занял место сзади клетки, его помощники – по бокам.

Несмотря на поздний час, народу в зале было полным полно. В основном – вооруженные шпагами и кинжалами мужчины, но было и несколько женщин, среди которых Фрол невольно начал высматривать Наташу. Как и мебель, одежда на присутствующих тоже была довольно простой, разве что плащи различались по цветам вышитых на них крестов – синие, голубые, фиолетовые, лиловые, красные. Судя по всему, в первом ряду сидели дворяне.

– Генерал, поясните мне, пожалуйста, почему я до сих пор не увидел ни одного курящего человека, – обратился Фрол к Бовдо, продолжая рассматривать публику. – Сам-то я не курю, но некоторые без этого просто не могут обойтись.

– Да, я знаю, что некоторые пришлые первое время очень сильно страдают из-за невозможности вдыхать дым, – согласился граф Бовдо. – Я этого не могу понять хотя бы потому, что понятия не имею, что такое дым и, как я тебе уже говорил, огонь. И то, и другое в мире за стеной запрещено велением самого Творца. Он опасается, что из-за огня может возникнуть какой-то пожар.

– А нагревательные плиты, на которых женщины готовят еду, – вспомнил Фрол, – это что такое?

– Их всего три, и были они установлены самим Творцом при сотворении мира. Одна плита находится в монастыре Его преосвященства, вторая – в Королевском стане, третья – на Княжьем острове. Это огромные плоские металлические плиты, которые начинают нагреваться вместе с зажиганием второго солнца. Нагреваются до яркой красноты, до такой степени, что в помещенных на плиты чанах закипает вода, после чего начинают остывать. За это время женщины– кашеварки успевают приготовить еду и вскипятить воду, чтобы обеспечить питание и питье своему королевству, или княжеству на целые сутки.

– Ого! – в очередной раз удивился Фрол. – Какого же размера эти плиты?

– Я же сказал, они огромные, одновременно стоять у такой плиты могут не меньше десятка женщин. А еще на плитах иногда происходят казни. Они называются «Варка живьем»…

Фрол даже поперхнулся, живо представив себе финал истории про конька-горбунка, когда царь: «…прыг в котел и там сварился!»

– Не обманывайте, генерал! Признайтесь, что рассказываете мне сказки, – просяще сказал он.

Ответить Бовдо не успел. Со стороны главного входа глашатай принялся громко представлять появляющихся в зале людей, которые шествовали по проходу к сцене, чтобы занять за столами соответствующие своему положению места:

– Барон Герза, виконт Анелли, виконт Двояк, виконт Касоч, граф Гогуль…

В отличие от графа Бовдо, для Фрола все эти титулы и имена ровным счетом ничего не значили. Между тем Бовдо почти каждому выходящему на сцену выказывал тот или иной жест: ироничную улыбку, шутовской салют, реверанс… На что дворяне Горного королевства либо невесело улыбались, либо хмурили брови, один же провел ладонью себе по горлу и с угрожающей гримасой ткнул в сторону пленников пальцем, чем вызвал у Бовдо приступ хохота.

– Вы всех их знаете, генерал? – спросил Фрол, совсем не разделяющий веселья товарища по несчастью.

– Еще бы! – Бовдо отвесил очередной шутливый реверанс. – Среди этих господ нет ни одного, кому я не причинил бы какой-либо ущерб. Другими словами, нет таких, кому бы я ни нанес ранения, либо лично ни отправил на тот свет какого-нибудь из их родственничков. К примеру, виконта Касоча я когда-то лишил большого пальца правой руки. Ну, и так далее…

…– Его высочество, герцог Делибалт, Ее высочество, принцесса Истома, Его преосвященство, кардинал Манай, Его величество, правитель Горного королевства Халимон, – представил глашатай последнего поднявшегося на сцену.

Фрол собрался получше рассмотреть первых лиц Горного королевства и особенно кардинала, который, по словам графа Бовдо периодически имел возможность общаться с самим Творцом, но генерал его отвлек:

– Знаешь, боец Фрол, что меня бесконечно радует? То, что среди присутствующих нет ни барона Ольшана, ни хотя бы одного из его вассалов, у которых плащи украшены золотистыми ромбиками. А это может означать только то, что крепость Квадро взята в осаду, а возможно, захвачена армией Лесного королевства. Это, в свою очередь, может означать, что у нашего короля Гурлия появилась возможность обменять нас на не менее знатных дворян короля Халимона. Так что выше голову, боец! Хотя, судя по тому, как ты живо всем интересуешься, то помирать в ближайшем будущем не намерен. А, боец Фрол?

– Итак, господа, – раздался звучный голос, и не успевший ответить Фрол увидел, что с кресла поднялся никто иной, как сам король Халимон. Это был невысокого роста бритоголовый крепыш, очень походивший на типичного братка в мире, который Фрол покинул меньше трех суток назад.

– Не будем затягивать наше официальное мероприятие, – король Халимон выразительно посмотрел вверх, где вскоре вместо двух солнц-лампочек, должно было остаться гореть одно. – Нам предстоит судить и вынести приговор двум врагам Горного королевства, плененных в бою не далее как сегодня днем. Первый из них – всем вам хорошо известный, потомственный дворянин, генерал Лесного королевства, граф Бовдо! Стража, выведите господина генерала, – приказал король.

Под раздавшиеся в зале крики и свист двое стражников открыли клетку и проводили графа Бовдо до середины сцены. Одновременно король Халимон вышел из-за ряда столов и занял место на трибуне.

– Не королевское дело выступать в качестве обвинителя, – начал он речь, – но случай с графом Бовдо особый, касающийся моей семьи. Вы, господа, все знаете о трагедии, произошедшей восемь лет назад… – понурившись, король выдержал недолгую паузу, во время которой вновь раздались негодующие выкрики. – В тот злополучный день, продолжил Халимон, – граф Бовдо подло убил двух первых лиц Горного королевства: моего отца, короля Ащука Первого и моего старшего брата, принца Делаварма. До сих пор у нас не было возможности осуществить справедливое возмездие, и вот такая возможность появилась. Но прежде, чем выносить приговор я обязан спросить у обвиняемого, что он может сказать в свое оправдание?

– Мне есть, что сказать! – перекричал граф Бовдо поднявшийся в зале шум. – Господа верноподданные Горного королевства, я не понимаю, о какой подлости изволит говорить Его величество. Все вы прекрасно знаете, что жизнь в нашем мире подчинена законам, которые установил сам Творец. Один из этих законов гласит, что в мире за стеной допускаются войны, поединки и дуэли с применением оружия в течение любого времени, кроме ночных часов. И все вы хорошо знаете, а для тех, кто не знает, я могу напомнить, что однажды, восемь лет назад, в вечернее время, в таверне «Смелые горные», во время игры в кости я слегка повздорил с Его величеством, королем Ащуком Первым и его сыном принцем Делавармом. Его величество первым обнажил оружие, ну и напоролся своим правым глазом на острие моей шпаги. Ловкий, кстати, был выпад, – не преминул заметить Бовдо, обернувшись и подмигнув Фролу, чем вызвал в зале бурю возмущения. Но граф, как ни в чем не бывало, продолжил речь, которая мало походила на оправдательную:

– Тому есть свидетели, присутствующие в этом зале. К примеру, виконт Анелли не даст соврать, что все было именно так. Ведь, правда, господин начальник королевской тюрьмы? – обратился он к понуро сидящему в президиуме тучному господину. – Или вот еще виконт Касоч, тоже был в тот вечер в таверне. Но этот достойный дворянин, в отличие от нынешнего начальника тюрьмы, все-таки бросился на защиту своего короля, за что и лишился большого пальца на правой руке. Однако, несмотря на такую серьезную рану, господин Касоч все-таки прекрасно видел, как, презрев все правила дворянской чести, принц Делаварм набросился на меня сзади, и… моя шпага проткнула его сердце…

Слова подсудимого потонули в какофонии возмущенных выкриков:

– Казнить! Скормить рыбам! Никакой жалости! Предать смерти…

На что Его величество, король Халимон только горестно кивал, давая понять, что целиком разделяет мнение зала. Наконец, он поднял руку, призывая всех к молчанию. Затем объявил:

– С господином Бовдо все ясно. Дальнейшее разбирательство по делу второго подсудимого я передаю Верховному судье Горного королевства, Его преосвященству, кардиналу Манаю.

Под раздавшиеся аплодисменты король вернулся на свое место, а на трибуну поднялся высокий седовласый старик с морщинистым лицом и пронизывающим взглядом глубоко посаженных карих глаз. Именно таким Фрол, которого вывели из-за решетки и поставили рядом с генералом, мог бы представить себе, например, кардинала Ришелье.

Кардинал Манай спокойно дождался, когда в зале наступит тишина. По всему чувствовалось, что авторитетом Его преосвященство пользуется не меньшим, а, возможно, большим, чем король. И говорил Манай, по сравнению с Халимоном, гораздо тише и медленней, видимо, привыкнув, что каждое его слово для каждого слушателя имеет особую ценность.

– Господа, подданные Горного королевства! – начал кардинал. – Как уже сегодня в этом зале говорилось, вся жизнь в мире за стеной подчинена законам, которые установил сам Творец. Но так же и вся жизнь в Горном королевстве подчинена законам, которые установил его законный король. Один из законов Горного королевства гласит: «Любой пришлый остается чернью, то есть человеком, лишенным всяких прав, до тех пор, пока не принес присягу на верность Его величества. И если этот человек поднимет руку на верноподданных Горного королевства, он приговаривается к смерти».

Так вот, один из представших в этот вечер перед королевским судом – недавно преобразованный пришлый по имени Фролм. Не далее, как сегодня утром, во время наглой вылазки лесных, целью которой было помешать строительству новой крепости Квадро барона Ольшана, пришлый Фролм, задействованный на строительстве в качестве черни, покалечил верноподданного Горного короля бойца Симагу и добровольно переметнулся на сторону врага.

Затем он, все так же, без принятия присяги, пусть даже и присяге королю Гурлию, противостоял атаке на Рубежную крепость славным бойцам Горного королевства, и каким-то подлым образом убил одного из самых достойных наших офицеров, капитана Евдоккима. После чего был ранен и пленен…

Теперь уже слова кардинала Маная накрыл настоящий кагал выплеснувшегося негодования, за которым и слов-то было не разобрать. И вдруг среди этого кагала Фрол почувствовал, что его кто-то очень пристально разглядывает. Он посмотрел направо и сразу наткнулся на впившиеся в него глаза. Это была дама, сидевшая слева от короля. Ее величество, принцесса Истома, вспомнил Фрол ее имя, такое же непривычное, как и все имена в мире за стеной. Он был хорошо знаком с такими взглядами особ прекрасного пола, озабоченных до мускулистых мужчин. В околокиношной тусовке их хватало, и молодому, атлетически сложенному каскадеру порой доводилось получать недвусмысленные предложения провести вечер вместе с «щедрыми незнакомками», правда, к разочарованию последних, он всегда эти предложения игнорировал.

Принцесса Истома, внешне, кстати, совсем не похожая на своего венценосного папочку, в представлении Фрола очень походила на немку: бледное надменное лицо, тонкий аристократический нос, губы – в две ниточки. «Ей бы еще черную гестаповскую форму, и отличный бы типаж получился», – подумал Фрол, и, не сводя с нее глаз, как бы невзначай поиграл мускулами на груди. Глаза принцессы жадно распахнулись, и он вновь эффектно напряг мускулы. Но уже в следующую секунду пленнику стало не до заигрываний, так как его слухом завладел голос кардинала Маная:

– Пришлый Фролм, что вы можете сказать в свое оправдание?

– Мне есть что сказать, – тут же ответил Фрол, вспомнив недавнюю речь графа Бовдо. – Для начала я хотел бы уточнить, что зовут меня не Фролм, а просто Фрол, без дурацкого «м» в конце. А после этого я хотел бы задать вопрос вам, господа верноподданные Горного королевства. Как бы поступил любой из вас, оказавшегося на моем месте? На месте человека, попавшего в незнакомый мир, где его ни с того ни с чего начинают лупить по башке, потом у него на глазах насилуют его любимую девушку, потом, ничего толком не объяснив, два дня держат впроголодь в тюряге, а потом из-под палки заставляют круглое таскать, а квадратное толкать?! Как бы поступили вы, господа, появись у вас возможность отомстить своим мучителям?

Если вы не хлюпики, а настоящие бойцы, то не стали бы интересоваться буквой закона, и поступили бы точно так же, как и я. Ваши достойнейшие Симага и Евдокким за что боролись на то и напоролись! Вот что я могу сказать в свое оправдание, Ваше преосвященство, – закончил Фрол. Не обращая внимания на вновь поднявшийся в зале шум, каскадер посмотрел на принцессу Истому и, откровенно ей подмигнув, в очередной раз поиграл стальными бицепсами.

Он сделал это как-то бессознательно, не понимая, зачем и для чего. Кураж, что ли какой накатил? А эта гестаповка – принцесса Истома, так откровенно пожирала его глазами: с головы до ног и с ног до головы, так источала свой сексуально-домогательный заряд, что, несмотря ни на боль в раненой ноге, ни на связанные за спиной руки, ни на все остальное, Фрол почувствовал, что сию же секунду готов ответить ей тем же самым. Никогда с ним такого не случалось, и вот – накатило!

Но тут же, словно ушатом холодной воды, каскадера окатил приговор, прозвучавший из уст Его величества, короля Халимона, который вновь занял место на трибуне:

– Итак, господа, мы с вами выслушали справедливейшие обвинения и наглейшие оправдания. В связи с чем, я выношу королевский приговор.

За все свои преступления против Горного королевства генерал Лесного королевства граф Бовдо, а также пришлый Фролм приговариваются к смертной казни путем… четвертования, то есть отсечения топором по очереди левой руки, правой ноги, правой руки, левой ноги и… головы. Приговор привести в исполнение завтра, четвертого сентября, тридцать девятого года от сотворения мира за стеной, ровно в полдень!

Зал взорвался аплодисментами. А Фрол ошарашено посмотрел на стоявшего рядом графа Бовдо, который, казалось, воспринял свой смертный приговор совершенно спокойно.

– Во-о-от, боец Фрол, а ты все еще называешь это сказкой… – вздохнул генерал, и в это время где-то высоко-высоко погасло одно из двух светивших солнц.

Глава восьмая
Пока светило только одно солнце

– У меня есть маленькая просьба, Ваше величество, – сказал кардинал Манай, присаживаясь рядом с королем Халимоном. Они не спешили покинуть зал суда. Первым дворянам Горного королевства всегда было о чем поговорить. И здесь, в опустевшем просторном помещении, охраняемом снаружи слугами, сделать это было удобнее всего. – Этого осужденного сегодня пришлого, Фролма, я думаю, можно помиловать.

– И почему же вы так думаете? – поднял брови король, прикладываясь к фляжке с вином.

– Да хотя бы потому, что в его оправдательной речи было много правды. – Кардинал тоже достал из внутреннего кармана сутаны фляжку, вынул из нее пробку и сделал пару глотков. – По сути, Фролм действительно оказался, так сказать, в оборонительной ситуации.

– Любой пришлый оказывается точно в такой же ситуации, – сказал король.

– Но далеко не у каждого пришлого на глазах насилуют любимую девушку, – возразил кардинал. – И, заметьте, никогда еще не случалось такого, чтобы на суде пришлый произносил столь эмоциональную речь. На потомственных дворян она, конечно, не произвела впечатления, зато я видел в зале лица некоторых давних пришлых. Слова Фролма явно задели их за живое, явно всколыхнули не очень приятные для них воспоминания.

– Ну и что? – Халимон вновь приложился к фляжке.

– А то, что никогда не стоит пренебрегать возможностью укрепить свой авторитет, Ваше величество. Вы не хуже меня знаете, что ваши двоюродные братья-герцоги спят и видят, как бы покинуть свои крохотные крепостюшки и перебраться в королевский дворец. Не отказалось бы от такой возможности и графство, и баронство. И вы так же хорошо знаете, что междоусобицу, постоянно готовую возникнуть в Горном королевстве спасает исключительно моя жандармерия, которая, естественно, защищала и будет защищать законного короля.

– Так же, как и королевская гвардия, всегда готовая оказать любую помощь жандармерии Вашего преосвященства, – Халимон с любезной улыбкой протянул фляжку к фляжке кардинала, тот соизволил сделать ответный жест, они чокнулись и выпили. После чего кардинал Манай, глядя королю в глаза, серьезно сказал:

– У моего преосвященства авторитет непоколебимый, мне по поводу этого беспокоиться нечего. А вот вам, я повторюсь, следовало бы о своем авторитете лишний раз позаботиться. И смею вас уверить, если завтра перед самой казнью вы своим королевским велением помилуете этого пришлого, то вызовите только положительные эмоции у подавляющего большинства наших подданных, особенно у пришлых. Тем более что лично мне этот Фролм кажется очень перспективным.

– Перспективным жандармом? – уточнил король.

– Конечно, Ваше величество, – согласился кардинал. – Не отправлять же его сражаться с лесными, в одном ряду с теми, кто знал капитана Евдоккима. Зато в жандармерии после определенной обработки он придется как раз ко двору.

– Ну, что ж, – после недолгого раздумья принял решение король, – надеюсь, тем обиднее будет генералу Бовдо, когда из двоих осужденных одного, но не его, помилуют. Я объявлю о помиловании пришлого Фролма после того, как он взойдет на лобное место. Затем отдам его в полное распоряжение, Вашего преосвященства.

– Очень мудрое решение, Ваше величество!

Теперь уже кардинал протянул фляжку, чтобы чокнуться с королем, но в это время дверь в зал суда распахнулась, и два первых дворянина Горного королевства увидели приближающегося к ним нетвердой походкой человека с окровавленным лицом, которого сопровождали два гвардейца и два жандарма. И только когда человек подошел достаточно близко, король и кардинал узнали в нем барона Бушму.

– Ваше величество, лесные взяли в осаду нашу крепость Квадро, – с трудом выговорил он, и если бы не заливающая лицо кровь, можно было бы подумать что молодой барон вдрызг пьяный. – И похитили принца Ащука, вашего сына, Ваше величество…

* * *

Большего унижения и большей боли принц Ащук не испытывал за всю свою двадцатилетнюю жизнь! Нет, он, конечно, получал раны и проливал кровь в сражениях и на дуэлях, но та боль была другой. Не шедшей ни в какое сравнение с той, что пришлось испытать принцу, когда пришлая девка ударила его ногой в пах, а затем – шпагой по заду. И что хуже всего, – теперь там, на заднице, навсегда останется огромный уродливый шрам!

В данный момент принц Ащук находился в самом, что ни на есть незавидном положении – со связанными руками и ногами лежал поперек своей собственной лошади, которую держал под уздцы виконт Германт. Зам ними на двух других лошадях скакали граф Винсепто и та самая пришлая. Судя по всему, путь они держали в сторону Лесного королевства.

Сам факт пленения волновал принца гораздо меньше, чем позорно заработанный шрам. Ничего страшного лесные ему не сделают. Молокосос Винсепто и захватил-то его, скорее всего, только для того, чтобы обменять на своего папашу. А обменяют его уже завтра. Король Халимон не станет терпеть, чтобы его сын долго оставался в плену у врага.

Ну, ничего, эти лесные поплатятся за свою дерзость, ох как поплатятся! И Винсепто, и его дружок Германт, и особенно эта стерва пришлая, которая не понимает, какую ошибку совершила, подняв руку, да еще и ногу на законного наследника Горного королевства!

* * *

Наташа действительно ничего не понимала, не помышляла о терзаниях, мучивших пленника, и не догадывалась, что молодой человек, которому так от нее досталось, является очень важной персоной. Она вообще ничего не понимала. Кроме того, что угодила в умело расставленную ловушку кем-то из ее недоброжелателей и очутилась во власти извращенцев-маньяков. От которых она, вроде бы как, умудрилась избавиться. И теперь, вроде бы как, находилась под защитой так называемого графа Винсепто. Кто бы еще ей объяснил, с какой такой стати она должна быть под чьей-то защитой?

И что за имя такое странное – Винсепто? Почему – граф? А тот, которого она огрела шпагой, вообще принцем себя называл. А ее они называли игрушечкой. Может, это и в самом деле что-то типа игры взрослых детей? Типа, как фанаты Толкиена устраивают сборища, придумывают себе имена, рубятся на деревянных мечах и все в том же духе… Только шпаги здесь не деревянные, а настоящие, проливающие настоящую кровь. И насиловали ее тоже совсем не по игрушечному…

Они проскакали мимо группы людей, радостно их приветствовавших. Наташа заметила невзрачное прямоугольное здание без крыши и окон в стенах, по углам которого возвышались полукруглые башни. Слева мелькнул берег озера. Дальше путь лежал вдоль волнистой опушки леса, мимо невысоких коричневатых скал, снова вдоль леса, потом через поле к еще одному зданию. Отсутствие крыши, полукруглые башни, стены без окон, с внешней стороны вдоль стен тянется заполненный водой ров – больше всего здание походило на крепость без каких-либо архитектурных излишеств.

Это и в самом деле оказалась крепость, в которую они въехали через ворота, открывшиеся и тут же захлопнувшиеся за их спинами. Здесь маленький отряд тоже встретили приветственными криками, при этом Наташе показалось, что особенно бурную радость вызывал вид захваченного графом Винсепто пленника. Ее тоже не оставили без внимания. Наташа старалась не смотреть на окруживших ее подростков и взрослых мужчин, бесцеремонно глазеющих на ее все еще ничем не прикрытую грудь, но справляться с этим было нелегко. В то время как граф Винсепто отдавал какие-то распоряжения и выслушивал доклады, она продолжала сидеть на лошади, держась за уздцы, с каждой минутой чувствуя все большую неловкость, и краска стыда уже начала заливать ее лицо.

Наконец, граф Винсепто соизволил помочь ей слезть с лошади и предложил пройти за ним в дом. Кипя от злости, она переступила порог, граф Винсепто и виконт Германт вошли за ней, закрыли дверь, и тут Наташу прорвало.

– Твари, хамы, быдло! – Заорала она. – Где ваша честь, графья и принцы херовы?

Граф Винсепто так и замер на пороге с открытым ртом. Вперед вышел его друг.

– Ты, что? Зачем так нервничать, игрушечка? – Германт подскочил к Наташе, и, не дав опомниться, впился пальцами в девичьи груди и потянулся к ее губам своими, чтобы поцеловать.

Наташино колено врезалось виконту промеж ног. Как и любой мужчина на его месте, Германт схватился за вспыхнувший очаг боли и, застонав, наклонился вперед. Она, словно заправский уличный драчун, добавила ему, боднув лбом в переносицу. Граф Винсепто подхватил под мышки отлетевшего назад виконта. Чего-чего, но такой агрессии от прелестнейшего в мире создания он никак не ожидал. Расквасить нос его лучшему другу! Да за это Винсепто готов был, кого угодно убить на месте.

Отпустив Германта, который еле держался на ногах, Винсепто, ни слова не говоря, подошел к пришлой, чтобы для начала влепить ей пощечину. Но граф ударил по пустоте. Наташа успела пригнуться, ответить ему жестким ударом в левый бок и отскочить в сторону.

– Лучше не лезь! – запоздало предупредила она, сжав кулаки и принимая боксерскую стойку.

Подавив готовый вырваться стон, Винсепто двинулся на девушку. Красавица-то она красавица, но вот так отблагодарить своих спасителей! Он блокировал ее удар правой, отбил нацеленную в пах ногу и все-таки успел получить кулаком в челюсть, прежде чем врезал девушке по уху. Наташа обхватила голову руками, а он резко ткнул ее кулаком в солнечное сплетение, и когда она открыла рот в немом крике, смачно добавил открытой ладонью в лицо. Наташа отлетела назад, споткнулась о подставленную ногу Германта и упала на спину. Германт тут же наступил на ее правое запястье, левое прижал коленом к полу Винсепто.

– Твари, – сквозь зубы выдавила она, тщетно пытаясь вывернуться.

– Ты, что, озверела, что ли? – крикнул граф и влепил ей неслабую пощечину.

Из носа Наташи хлынула кровь, и она, по-видимому, исчерпав силы, прекратила попытки вырваться и заплакала. Полившиеся слезы, как-то сразу лишили мужчин драчливости. Они отпустили ее, и Наташа, закрыв лицо и согнувшись калачиком, теперь уже зарыдала в голос.

– Принеси воды, – попросил друга Винсепто, прикладывая ладонь к своим окровавленным губам. – Умыться надо.

– Ага, – шмыгнул носом Германт.

Они по очереди умылись, поливая друг другу из глиняного кувшина. Герман принес еще один полный кувшин, и Винсепто попросил оставить их вдвоем с продолжавшей всхлипывать Наташей. Струя холодной воды, полившаяся девушке на спину, заставила ее встрепенуться и сесть на колени.

– Давайте, умойтесь, – Винсепто тоже опустился на колени и, не дожидаясь ее согласия, наклонил кувшин. Она подставила руки под воду и принялась смывать кровь. Так же, как у Германа, у нее оказался разбит нос и так же, как у Винсепто – нижняя губа.

– Ну и зачем было кулаками махать? – спросил он, когда вода в кувшине кончилась. – Я вытащил вас из лапищ принца Ащука, привез в дом своего отца, чтобы хорошо накормить и разделить с вами ложе, а вы вместо благодарности сразу в драку.

– Разделить ложе… – горько усмехнулась Наташа.

– Ну да, – взгляд Винсепто опустился на ее мокрые от воды груди, которые Наташа тут же прикрыла ладонями. – Я – граф, и для любой пришлой разделить со мной ложе – за счастье.

– А выставить меня на обозрение куче народа это тоже – за счастье?

– Кто это и когда выставлял вас на обозрение? – нахмурился Винсепто.

– Кто же, как не ваше графство позволил глазеть на меня своим слугам, или кем они там вам приходятся?! – съязвила Наташа. – И объяснит мне кто-нибудь, наконец, где я нахожусь, и что происходит?

– А вам до сих пор никто ничего не сказал? – удивился граф.

– За последние три дня со мной вообще мало разговаривали. Все больше – «ложе делили». Твари!

– Вы преобразовались три дня назад? – уточнил Винсепто.

– Что значит – преобразовалась?

– Все пришлые первое время отказываются верить в преобразование, – вздохнул Винсепто. – Сейчас я вам все расскажу…

* * *

– Это шанс, моя дорогая! Шанс, который ни в коем случае нельзя упустить!

– Что вы имеете в виду, виконт?

Принцесса Истома одна из немногих, живущих в мире за стеной, имела в своих апартаментах зеркало. Обрамленное в резную деревянную раму, оно занимало расстояние больше половины стены в длину и в высоту – от пола до верхнего края стены. Принцесса седела напротив зеркала в плетеном кресле и наблюдала в отражении, как по комнате мечется худощавый мужчина, который выглядел примерно в два раза ее старше.

Не прошло и четверти часа, как она вернулась к себе после оглашения приговора двум лесным господам, а виконт Касоч – правая рука и лучший друг короля Халимона уже примчался к ней и сообщил сногсшибательную новость – ее родной брат, наследник престола, принц Ащук похищен лесными…

– Я имею в виду, что похищение вашего брата имеет лишь одну цель – обменять его на генерала Бовдо, – принялся объяснять виконт, продолжая бегать из угла в угол. – Это же очевидно! И так же очевидно, что завтра утром они пришлют для переговоров своих парламентеров. А теперь представьте, что перед самым началом переговоров лесные узнают о гибели своего обожаемого генерала. И представьте, насколько велико после этого трагического известия у короля Гурлия будет желание оставить в живых вашего братика?

– Вы хотите сказать… – Истома, наконец-то соизволила встать с кресла и повернуться лицом к виконту, который остановился и положил руки ей на плечи.

– Я хочу сказать, что лесные в отместку незамедлительно казнят принца Ащука. И тогда, моя дорогая, согласно закону, вы станете прямой наследницей. Вы понимаете?! Понимаете, что ни эти дегенеративные братья-герцоги, ни Его преосвященство после смерти вашего отца не будут иметь никакого права претендовать на высшую власть в Горном королевстве. Это значит, что вы станете королевой!

– Королевой! – выдохнула принцесса. – Но, как? Как осуществить ваш план?

– Вам не обязательно знать детали, – Касоч посмотрел принцессе в глаза. – Просто с утра не покидайте свои апартаменты, как можно дольше.

– И все-таки, – Истома обхватила себя за плечи, тем самым, прижав сверху пальцы виконта, – что именно вы собираетесь сделать?

– Выражаясь языком пришлых, – усмехнулся тот, – я собираюсь замочить одного и подставить другого. Другими словами, убить графа Бовдо, и свалить вину на пришлого Фролма.

– Но каким образом?

– А вот это уже детали, – вновь усмехнулся виконт Касоч. – Вам-то, надеюсь, нет дела до этого пришлого?

– Как сказать, – сверкнула глазками Истома.

– Что-что? – нахмурился Касоч, отстраняя принцессу от себя. – Уж не собираетесь ли вы…

– Пройдет совсем немного времени, и этот красавец-мужчина будет иметь честь предстать перед будущей королевой!

– Истома! – не удержался от выкрика виконт Касоч. – Страсть к мужчинам когда-нибудь тебя погубит!

– Но тебя-то страсть к женщинам до сих пор не погубила, мой дорогой… папочка…

* * *

Всю дорогу от здания суда до тюрьмы Фрол молчал. Мысли путались, но больше всего раздражала одна – какие-то люди вдруг решили, что жить ему, Фролу, осталось всего-навсего четырнадцать часов. А затем – «…путем четвертования, то есть отсечения топором по очереди левой руки, правой ноги…» Ну да, как же, разбежались! Руки и ноги ему еще пригодятся. Не говоря о голове. Которая должна упорядочить все эти путающиеся мысли, и в которой должен родиться план спасения.

Один раз из плена горных он уже убежал. Правда, тогда у него были связаны ноги, а теперь – руки, что гораздо хуже. Но не будут же держать его связанным все оставшееся до казни время! К тому же рядом с ним будет генерал Бовдо, а вдвоем они и веревки развяжут, и обязательно что-нибудь придумают. Не зря же идущий рядом генерал спокоен, как удав.

Однако надежды Фрола не оправдались. Во-первых, в тюрьме их с генералом развели по разным камерам, во-вторых, веревку на его руках развязывать не стали. Не успел он поразмыслить, что все это означает, и сделать пару безуспешных попыток самому избавиться от веревки, как капитан Клюгк и один из тюремщиков вновь пожаловали к нему в гости. Не говоря ни слова, они завязали пленнику глаза и куда-то повели.

Сопротивляться Фрол не стал. От вопросов тоже воздержался, справедливо рассудив, что нет смысла запрещать глазеть по сторонам, человеку, ведомому на смерть, а значит, убивать его они пока не собирались. Что ж, при сложившихся обстоятельствах любая прогулка предпочтительней заточения.

Судя по прошедшему расстоянию, из тюрьмы его вывели. Еще два-три поворота, и капитан Клюгк, все время придерживающий Фрола под локоть, приказал тюремщику оставаться на месте, а сам повел пленника дальше. Наконец, они остановились.

– Не пренебрегай своим шансом, приятель, – шепнул капитан Клюгк, снимая с глаз Фрола повязку.

Однако руки капитан ему так и не развязал, и ретировался, оставив Фрола одного в комнате, где почти две трети одной из стен занимало огромное зеркало. Фрол не очень удивился, когда помимо своего отражения увидел в зеркале ту самую «гестаповку», принцессу Истому, которая не отрывала от него заинтересованного взгляда во время, так называемого, судебного разбирательства. Он молча повернулся к ней и встретился со все тем же взглядом озабоченной самки.

– У тебя есть выбор, пришлый Фролм, – сказала она, подходя к нему и останавливаясь на расстоянии шага.

– Меня зовут Фрол, – поправил он.

– А мне почему-то больше нравится называть тебя Фролм, – сказала Истома, напомнив ему барона Волленвейдера. – Так вот, Фролм, приговор оглашен, и казнь должна состояться завтра днем. Но я – королевская дочь, и уговорить отца помиловать одного пришлого мне ничего не стоит.

– Для чего?

– Этот наивный вопрос граничит с глупостью, – снисходительно улыбнулась она.

– А глупость – означает смерть? – оставаясь спокойным, спросил Фрол.

– Ты будешь жить, – сказала Истома. – Ты даже сможешь возвыситься при мне. Но ты можешь быть и скормлен рыбам, да так, что никто этого не увидит, и все будут считать, что ты просто исчез, как это частенько случается в нашем мире. А чтобы не исчезнуть, не сгинуть, ты должен будешь кое-что доказать. Доказать, как мужчина. Покорный мужчина.

Она сделала короткий шаг и оказалась с ним нос к носу. Руки Фрола оставались связанными за спиной. Рукам было больно, но просить их развязать было, как догадывался Фрол, бессмысленно. И все-таки спросил, так, на всякий случай:

– Ты развяжешь мне руки?

– А они мне пока что ни к чему, – усмехнулась Истома и положила ладонь ему на грудь. Она принялась ее гладить, опуская все ниже и ниже, одновременно левой рукой развязывая узел его набедренной повязки.

Фрол стоял не шевелясь, в упор глядя в ее слегка прищуренные глаза. Повязка упала на пол, и принцесса завладела своими тонкими проворными пальцами тем, что эта повязка прикрывала. Фрол моментально возбудился и всем своим существом понял, что это как раз то, чего жаждет принцесса. Ему не пришлось особо стараться, чтобы усилить впечатление, за него старалась Истома, и Фрол, запрокинув голову и закрыв глаза, застонал от наслаждения. Она усилила ласки, и он застонал еще сильнее.

– А теперь – на колени! – отпуская его, приказала принцесса.

Находившийся на грани оргазма, Фрол открыл глаза и, встретившись с ее взглядом, понял, что никуда не денется от того, чтобы ей подчиниться.

– Может, все-таки развяжешь? – спросил он, опускаясь на колени.

– Нет, Фролм, сейчас мне понадобится только твой язык.

Принцесса-гестаповка начала раздеваться перед стоящим на коленях мужчиной. Впрочем, рубашку она снимать не стала. Только юбку, под которой у нее ничего из одежды больше не оказалось. А потом повернулась к нему спиной и наклонилась, уперев руки в колени.

– Давай, пришлый, не разочаруй свою будущую королеву! – скомандовала она и, оглянувшись, подмигнула Фролу.

Он вдохнул ее запах – запах возбужденной женщины и… настала очередь принцессы стонать от наслаждения. Но и он осознавал, что с его стороны это далеко не «вынужденная повинность», что и он тоже, будто околдованный, пребывает в экстазе от происходящего. Хотя испытывает муку от невозможности полностью осуществить свои желания. Поэтому, когда Фрол понял, что кульминация близка, он вскочил и, не дав Истоме разогнуться, напористо в нее вошел. А принцесса-гестаповка, казалось, только этого и ждала и теперь уже не стонала, а кричала после каждого его толчка. И очень скоро ее крик наслаждения слился с его стоном, не менее громким…

– А ты умелый мальчик, – сказала принцесса Истома после того, как оделась сама и укрепила на Фроле набедренную повязку. – И умный, понимаешь, чего от тебя хотят.

– Развяжи руки, – тяжело дыша, вновь попросил Фрол.

– Зачем?! – Истома искренне рассмеялась. – Ты ведь и без них прекрасно со всем справился.

Глава девятая
Когда наступило утро

Минувшей ночью капитан Клюгк ни на минуту не сомкнул глаз. Но не потому, что это входило в обязанности дежурного по тюрьме, как раз этими обязанностями Клюгк и другие дежурные пренебрегали постоянно. Слишком необычным и насыщенным обещало быть утро, да и ночью дел переделано было немало.

Сначала, по приказу принцессы Истомы, он препроводил в ее покои одного из заключенных, приговоренного к смерти пришлого Фролма. Выполнять подобные приказы ему доводилось еще, будучи капралом. Клюгк хорошо знал, о маниакальной страсти, испытываемой принцессой к несчастным, которым через несколько часов предстояло взойти на эшафот. Обещая смертнику уговорить своего отца-короля его помиловать, Истома вселяла в несчастного надежду, проводила с ним несколько бурных ночных часов, а в полдень, как ни в чем не бывало, приходила наблюдать за казнью мимолетного любовника, в глазах которого до последнего мгновения оставалась вера во спасение.

Клюгк был убежден, что для осужденных такой расклад – гораздо лучше, чем ожидание смерти в одиночной камере в течение последних своих часов. Ведь принцесса Истома делала им ни с чем несравнимый подарок: последний в жизни секс и последнюю в жизни надежду. Окажись капитан на месте приговоренного к смерти, ни за что не стал бы пренебрегать даруемым шансом. Что собственно, Клюгк и посоветовал пришлому Фролму на пороге одной из двух занимаемых Истомой комнат.

Сам он, как всегда в подобных случаях, остался у закрытой двери, исполняя приказ принцессы охранять ее покои, и непроизвольно напрягая слух, чтобы разобрать доносившиеся оттуда звуки. Судя по ним, пришлый, как мужчина, оказался на высоте. Но потом выяснилось, что этот самый пришлый зачем-то понадобился еще и виконту Касочу.

С момента появления в мире за стеной, а это произошло пять лет назад, в день, когда Клюгку исполнился ровно двадцать один год, он сразу стал вассалом виконта Касоча. Потомственный дворянин, друг детства самого короля, Касоч по достоинству оценил ловкость и другие качества молодого пришлого, приблизил его к себе и обрел тем самым верного слугу, который к тому же неплохо научился владеть местным оружием. Не было дела, с которым Клюгк бы не справился, за что и дослужился сравнительно быстро до звания лейтенанта, а несколько дней назад и вовсе стал капитаном.

Этой ночью виконт Касоч поручил своему вассалу дело довольно необычное, – сразу после свидания с принцессой Истомой тайно препроводить пришлого Фролма из королевского дворца не обратно в тюрьму, а за пределы кремля, и затем отвезти в Тусклый лес, находящийся поблизости, где оставить в условленном месте крепко привязанным к дереву. Что капитан Клюгк и сделал, неукоснительно следуя полученной инструкции. Затем, так же, никем незамеченный – потайных ходов в кремле и королевском дворце хватало, вернулся в тюрьму, чтобы, дождавшись виконта Касоча и уже вместе с ним – зажигания второго солнца, приступить еще к одному делу. Но прежде виконт потребовал, чтобы Клюгк отдал ему свой кинжал.

Сразу же после наступления утра они в сопровождении не успевшего окончательно проснуться капрала-тюремщика вошли в камеру, где томился осужденный на скорую смерть граф Бовдо.

– Поднимите его! – приказал виконт Касоч, кивнув на генерала, который никак не отреагировал на их появление.

Капитан и капрал подхватили Бовдо с пола и поставили на ноги. Тот не высказал какого-либо недовольства или беспокойства. Он просто ждал, что будет дальше, и смотрел в глаза своему давнему врагу.

– Я пришел кое о чем сообщить вам, генерал. Вчера вечером ваш сын сделал все возможное, чтобы повлиять на судьбу своего отца, – виконт Касоч, держа руки за спиной, приблизился к Бовдо на расстояние двух шагов. – Ни много, ни мало, граф Винсепто умудрился взять в плен сына нашего короля, принца Ащука.

И вновь генерал никак не отреагировал на это, казалось бы, жизненно важное для него известие.

– И, как вы, наверное, сами догадываетесь, – продолжил виконт Касоч, – еще до наступления полудня король Гурлий пришлет парламентеров к королю Халимону с очень простым предложением. Обменять его сына и наследника престола на своего любимого генерала, то есть, на вас, господин граф. И, как вы прекрасно понимаете, предложение это с радостью будет принято. А значит, и ваша казнь путем четвертования не состоится…

Бовдо даже бровью не повел.

– И все бы для вас, генерал, складывалось удачно… вот только мой палец… – виконт поднял изуродованную руку. – Вы вспомнили о нем вчера во время суда. А я помнил о нем с тех самых пор, когда по вашей милости его у меня не стало. Большой палец это не мизинец, без большого пальца шпагу не удержишь. Из-за его отсутствия мне пришлось стать левшой. И знаете, граф, по вашей милости левой рукой я научился владеть не хуже, чем правой. Хотите в этом убедиться?

Виконт Касоч вопросительно поднял брови, на что генерал Бовдо лишь презрительно ухмыльнулся.

– А придется! – изрек Касоч и в следующее мгновение крутанулся вокруг своей оси, одновременно выбросив из-за спины левую руку, продолжением которой стало длинное лезвие кинжала, глубоко взрезавшее горло генерала.

Граф Бовдо умер мгновенно, так и не издав ни одного звука. Вместо него закричал капрал-тюремщик, в испуге отпустивший пленника, жизнь которого должен был охранять. Впрочем, крик его тут же прервался, – виконт Касоч крутанулся еще раз, и кинжал, изменив траекторию, вошел глубоко в спину капрала.

Тот повалился лицом вниз, в то время как графа Бовдо, из горла которого хлестала кровь, все еще продолжал удерживать капитан Клюгк.

– Башку, башку свою под кровищу подставь!

Виконт Касоч сам подхватил Бовдо сзади под мышки, предоставив своему слуге возможность присесть и на некоторое время подставить голову под продолжающую литься кровь.

– Все, хватит! И так весь красный! – Касоч отпустил генерала, и тело упало на землю. – Дальше действуй по плану. Только не торопись, чтобы я успел сделать все, как мы договаривались.

Он оставил залитого кровью капитана Клюгка «действовать по плану», а сам выскочил из камеры и быстро, но бесшумно пробежал по коридору к двери, за которой находился кабинет коменданта тюрьмы, виконта Анелли, и достаточно громко в нее постучал.

И тот, и другой были детьми первых переселенных в мир за стеной, то есть, потомственными дворянами. Более того, и тот, и другой считались этакой элитой, приближенной к ныне правящему королю. С которым вместе росли, вместе учились владеть оружием, вместе совершали первые любовные похождения, а когда принц Халимон взошел на престол, вместе стали заправлять делами королевства. Анелли получил звание полковника, должность коменданта тюрьмы и считался левой рукой короля; полковник Касоч стал командиром королевской гвардии. В отличие от других дворян Горного королевства, лишь эти двое имели свои дома на территории кремля, и у обоих были сыновья, владения которых примыкали к кремлевским стенам с внешней стороны.

Анелли и Касоч знали друг о друге буквально все, за исключением разве что, тайных, никому не высказанных мыслей и желаний. И если бы Анелли догадывался, какое тайное желание собирается осуществить его друг детства, то ни за что не пустил бы его на порог. Но он этого не знал, и, услышав имя раннего гостя, заспанный, ничего неподозревающий комендант тюрьмы открыл дверь…

Около года тому назад они не на шутку поссорились. Тогда за вечерней трапезой в одной из таверен виконт Анелли шепнул по секрету своему дружку, что намеревается приударить за принцессой Истомой. В отличие от виконта Касоча, немного трусоватый комендант королевской тюрьмы никогда не слыл ловеласом, но тут вдруг воспылал страстью к юной красавице.

Сначала Касоч попытался отговорить Анелли от этой затеи, даже не столько из-за того, что Истома была дочерью короля, который имел право жестоко наказать за неуважение к своей особе любого подданного, сколько потому, что Его величество Халимон был их другом и сам считал их своими лучшими друзьями. На что Анелли, хоть был изрядно навеселе, задал резонный вопрос: с какой стати Касоч, постоянно позволяющий себе уединяться с принцессой в ее апартаментах, при этом, забывая про преданность и дружбу с ее отцом, запрещает хотя бы однажды заняться тем же самым и ему?

Для виконта Касоча эти слова оказались, что называется, ударом ниже пояса. Он был абсолютно уверен, что о его тайных встречах с Истомой знает только его первый помощник Клюгк, в преданности и не болтливости которого виконт был абсолютно уверен. Но, видимо, у коменданта королевской тюрьмы имелись свои шпионы. А раз уж виконт Анелли выведал этот секрет, то, не станет ли ему вдруг известна еще одна тайна, которую до сих пор знали лишь двое – Касоч и Истома? До Его величества, наверняка, доходили слухи, что Истома слишком уж неровно дышит в отношении сильного пола, но пока что Халимон закрывал глаза на подобные ее капризы. Однако Касоч сильно сомневался, что король останется равнодушен, и не проявит свойственную ему жестокость, если прознает ту самую тайну.

Старый друг в одночасье стал для Касоча смертельно опасным свидетелем. И более того, виконт Анелли не собирался отказываться от идеи провести наедине времечко с Истомой. На самом деле с его, Касочем, родной дочерью! И ни на какие увещевания Анелли не обращал внимания. В тот вечер два виконта не схватились за шпаги только благодаря тому, что погасло второе солнце, а ночью любое насилие запрещалось Творцом. С тех пор их дружба дала трещину, о все увеличивающейся глубине которой виконт Анелли, в отличие от виконта Касоча, как-то не задумывался…

Когда дверь кабинета коменданта тюрьмы открылась, виконт Касоч ударил старого друга молча, и кинжал уже дважды безотказно послуживший ему сегодняшним утром, в третий раз познал смерть, пронзив виконту Анелли сердце.

* * *

С момента, когда зажглось второе солнце, прошло не больше четверти часа, а стражники, охранявшие большие ворота кремля, успели уже дважды очень сильно удивиться. Сначала кремль покинул никто иной, как сам комендант тюрьмы, виконт Анелли. Почти полностью закутанный в свой плащ с вышитым на спине крестом голубого цвета, он молча проехал мимо них на своем коне, и остановить, или просто окликнуть столь важную персону, стражники, конечно же, не посмели. В их обязанности не входило строить догадки, с какой целью потомственный дворянин поднялся в такую рань и направился не куда-нибудь, а прямиком в сторону Тусклого леса, но вопросы возникли сами собой.

Недоумение стражников во стократ увеличилось, когда они сначала услышали крики, а затем увидели трех всадников, во весь опор несущихся со стороны королевской тюрьмы к охраняемым ими воротам. Вопросов не стало меньше и после того, как скачущий впереди, весь залитый кровью капитан Клюгк крикнул им на ходу «Побег!» и устремился в ту же сторону, куда несколько минут назад направился комендант. Так ничего и не поняв, стражники на всякий случай поспешили закрыть ворота, и пока один запирал их на мощный засов, другой принялся бить в набат…

Но гораздо больше стражников был удивлен, да к тому же еще раздосадован и разгневан виконт Касоч, замаскировавшийся плащом коменданта тюрьмы. Его прекрасно разработанный и на девять десятых осуществленный план, оказался сорван!

Он лично убил ненавистного врага, графа Бовдо, убил тюремщика, убил своего давнего конкурента, королевского прихвостня, виконта Анелли; он облачился в одежду коменданта, неузнанным покинул кремль и добрался до Тусклого леса. Здесь ему оставалось совершить еще одно убийство – застрелить из арбалета привязанного к дереву пришлого Фролма. Затем отвязать его, вложить в руку окровавленный кинжал капитана Клюгка, оставить рядом плащ коменданта тюрьмы и затем ретироваться. Таким образом, получилась бы отличная имитация гибели «беглеца-убийцы» от рук разбойников Тусклого леса.

Осуществить последнее казалось самым легким, но как выяснилось, это только казалось. В условленном месте, то есть, на поляне у двух сросшихся яблонь пришлого Фролма не было. Либо капитан Клюгк перепутал условленное место и привязал пришлого где-то еще, что было менее всего вероятно, либо Фролм умудрился самостоятельно освободиться от веревки и скрыться в лесу, либо его освободили разбойники, что более всего походило на правду.

Разбираться с этим у виконта Касоча не было времени – со стороны кремля послышался звон набата, а значит, вскоре здесь должна появиться погоня, возглавляемая капитаном Клюгком. Плюнув с досады, Касоч бросил под две сросшиеся яблони комендантский плащ и ускакал прочь.

Ускакал очень вовремя. Задержись виконт на поляне еще хотя бы на полминуты, и попал бы под прицел арбалетов разбойников, появившихся из глубины Тусклого леса. Как попали те, кто отправился в погоню за якобы сбежавшим из тюрьмы пришлым Фролмом…

* * *

– Никола? Гусь?! – Фрол не поверил своим глазам. Перед ним сидел давний напарник-каскадер Николай Гусевич, с которым он снимался еще в своем дебютном фильме. И не только в дебютном, а еще в трех-четырех средневековых боевиках, до тех пор, пока Гусь, куда-то не запропал. Поговаривали, что талантливый каскадер перебрался в Штаты, где работает на том же поприще, только уже совершенно за другие гонорары. И вот, человек, снявший с него повязку, закрывающую глаза, оказался никем иным, как Николой Гусевичем.

– Серега? Фролов? – не меньше поразился бывший напарник. – Верно говорят, что мир тесен, а мир за стеной – еще теснее! Только тихо, – предупредил Гусевич, перерезая веревку на руках Фрола, – мы друг друга не знаем, понял?

– Ага, – кивнул Фрол, растирая затекшие руки. – А где я?

– Ты в дебрях Тусклого леса, в гостях у атамана благородных разбойников, Его величества Никуса, – Гусевич ткнул большим пальцем себе в грудь. – Давно преобразовался-то?

– Дня три, кажется, или уже больше, – Фрол действительно не помнил, сколько времени прошло с тех пор, как пришел в дом Максима Николаевича.

– Ладно, про новости в настоящем мире после покалякаем, а сейчас скажи, зачем ты к яблоням-то привязался?

– Ха, я привязался! Да я здесь за все эти дни шагу по своей воле ступить не могу. В двух тюрьмах побывать успел и в сражении поучаствовать, и королевским судом меня судили и приговорили к четвертованию, и… – о приключении в покоях принцессы Истомы Фрол решил не упоминать, – потом сюда вот среди ночи с завязанными глазами приволокли и оставили неизвестно для чего…

– Ну, к четвертованию, как я догадываюсь, тебя Халимон приговорил. А сюда-то кто приволок? – поинтересовался Никус. – И для чего все-таки?

– Откуда же я знаю, что там этот капитан Клюгк замыслил!

– Клюгк – капитан? – удивился атаман разбойников и, обернувшись назад, свистнул. – Эй, Ушац, а дружка-то твоего бывшего, Клюгка в звании повысили! Береги теперь второе ухо, чтобы его майором не сделали.

С разных сторон поляны раздался смех. Фрол огляделся и заметил человек шесть – семь, одетых кто во что горазд. Одного из них, трудно было не узнать, именно он лишился уха, когда Фрол наблюдал за миром за стеной в камеру. Одноухий подошел ближе и остановился, переводя взгляд с Фрола на атамана и обратно.

– Постой-ка, – щелкнул пальцами Никус, – ведь не на голодную же смерть Клюгк тебя в лесу оставил. Ночью он тебя убить не мог – таков закон Творца, а сейчас, когда наступило утро…

– Клюгк вернется, обязательно вернется, – подхватил мысль Ушац. – И тогда-то я с ним, голубчиком и посчитаюсь.

В это время до них донесся тревожный звон набата.

– О! – Никус вновь щелкнул пальцами и поднял вверх указательный. – Бери-ка, ты, Ушац четверых разбойничков и дуй на яблоневую поляну. Только если там Клюгк все-таки появится, не убивай, тащи сюда.

– Интересные дела происходят, – атаман посмотрел Фролу в глаза, после того, как небольшой отряд, возглавляемый Ушацем, исчез из вида. – Преступника приговаривают к четвертованию, а ночью дежурный по тюрьме зачем-то привозит его в лес… Может, объяснишь, что ты там натворить успел?

– Да ничего особенного, Гусь, – Фрол пожал плечами.

– Никус, – поправил его атаман, – не Гусь, а Никус. Если бы «ничего особенного», то до четвертования дело бы не дошло. Да и вытаскивать из тюрьмы тебя бы не стали. Давай, колись, все равно в мире за стеной, как в большой деревне – рано или поздно все тайное становится явным.

– Значит, рано или поздно ты все и узна… – закончить фразу Фрол не сумел, так как в глаз ему чуть-чуть не ткнулось острие кинжала, вдруг очутившегося у Никуса в правой руке.

– Не шуткуй, дружище, – жестко сказал тот. – Здесь тебе не там. То есть, не в Горном или Лесном королевствах. Здесь у нас разбойничья вольница, и до суда дело не доходит, все решает слово атамана. А атаман это я.

– Ты с ума сошел? – Фрол постарался, как можно наглее ухмыльнуться и в то же время полностью сконцентрировался. Он помнил Николая Гусевича, как одного из лучших исполнителей трюков на лошадях и автомобилях любых марок, начиная с допотопных легковушек и заканчивая огромными трейлерами. Очень неплохо умел Гусь падать с крыш домов на проваливающиеся крыши сараев, или выбегать в горящей одежде из какой-нибудь пылающей хибары. Но вот в дуэлях или схватках на шпагах, ножах и с использованием других колюще-режущих предметов Гусевич никогда не участвовал, – не хватало проворства. Сейчас они сидели друг перед другом на коленях. Фрол ценил такое положение, очень удобное для начала атаки, и неплохо умел им пользоваться. На поляне, помимо бывших каскадеров осталось всего два человека, не обращавших на них особого внимания. Завладей Фрол оружием и тогда…

– Убери подальше свою булавку, Гусь! – еще наглее ухмыльнулся он. И отметил, как дрогнули мускулы на лице атамана, которому не очень нравилось слышать свое потустенное прозвище, как согнулась в локте рука, чтобы, выпрямившись, нанести смертельный удар. И, конечно же, Фрол его опередил. Стремительный перехват запястья, резкое выкручивание, и вот уже они все так же сидят друг перед другом на коленях, только теперь кинжал – у Фрола, а Никус, постанывая, держится за запястье и собирается…

– Тихо, тихо, дружище, – примирительно сказал Фрол. – Сам ведь должен помнить, что не терплю я, когда перед глазами железо маячит. И ты совершенно прав, Никус, кое-что важное я знаю. Настолько важное, что важнее и быть не может, – Фрол небрежно подбросил кинжал, но ловить не стал, и тонкое лезвие вошло в землю рядом с коленом Никуса.

Атаман тут же вновь завладел кинжалом и бросил взгляд по сторонам, с облегчением, но в то же время и с неудовольствием отметив, что его друзья-разбойнички так и не успели заметить, что их предводитель секунду назад был на волоске от смерти.

– Ну и что же это такое важное? – подозрительно спросил он.

– Выборочный преобразователь, – как бы, между прочим, обронил Фрол. – Максим Николаевич, ваш Творец рассказал мне, где будет находиться прибор, которым он всех нас уменьшил, и показал, как им пользоваться, чтобы увеличить обратно.

– Врешь?! – выдохнул Никус.

– Он сказал, что ему недолго осталось жить, что типа вот-вот кони двинет. Но не хочет, чтобы мир за стеной перестал существовать. Сказал, что выбрал меня, как сильного человека, который способен занять его место.

– Но…

– Надо только забраться на стену, а там – дело техники.

– Ты все это придумал, – покачал головой Никус. Затем вспомнил, что держит кинжал, вновь поднес его к лицу Фрола, но тут же опустил. – Признайся, дружище, что ты все это придумал.

– Построить длинную-длинную лестницу вполне возможно, – не обращая внимания на производимые Никусом манипуляции, продолжал Фрол. – А еще можно сделать насыпь, или что-то типа односторонней пирамиды, по которой и добраться до самого верха. Максим Николаевич, прежде чем меня преобразовать, предоставил возможность посмотреть на мир за стеной сверху. Высота стены около метра. Для нас, уменьшенных, это, конечно, огромное расстояние, но если взяться за дело с умом…

– Но ты же врешь, врешь! – простонал Никус.

– Тебе действительно очень хочется, чтобы я оказался лжецом, дружище? – невозмутимо спросил Фрол.

– Атаман, наши возвращаются! – крикнул в это время один из разбойников.

– Никому больше об этом не говори! – предостерег атаман Фрола, прежде чем подняться. – Ни слова!

– Естественно, – согласился тот.

Разбойники возвращались с триумфом, и больше всех ликовал Ушац, – на лошади, которую он вел под уздцы, сидел связанный капитан Клюгк с окровавленной головой.

Глава десятая
Друг, наместник, кардинал

Его преосвященству кардиналу Манаю шел седьмой десяток. Большую часть жизни он провел в мире за стеной, и в этом мире его устраивало практически все. Он был могущественен; имел немалое количество вассалов, которые считали за великое благо служить в рядах кардинальской жандармерии; владел монастырем, на территории которого находилась нагревательная плита, обеспечивающая горячей пищей все Горное королевство; его просьбы-советы ни разу не были отклонены ни прежним, ни нынешним королями Горного королевства; владыки двух других государств мира за стеной – король Гурлий и князь Низлый, а также царица Гуща следовали его советам почти во всех делах, за исключением, разве что, военных.

И все это было потому, что кардинал Манай являлся в мире за стеной единственным мужчиной, которого Творец несколько раз преобразовывал обратно. Женщин Творец преобразовывал тоже, но лишь с единственной целью – использовать их исключительно, как покорных женщин.

С Манаем же Творец беседовал: узнавал о проблемах людей, которых вырвал из настоящего мира и перенес в мир, созданный им самим; объявлял законы и давал указания, которые преобразованные должны были неукоснительно соблюдать; но так же Творец выслушивал из уст кардинала просьбы, которые почти всегда выполнял. Другими словами, через Его преосвященство Творец говорил со всеми жителями мира за стеной. И это означало то, что кардинал Манай, и без того обладавший очень большой властью, можно сказать, стоял над законом.

И все-таки, все-таки…

Только одно не давало покоя кардиналу Манаю, только с одним не мог он смириться. С тем, что Творцом был не он сам – Артур Манаев, а его друг детства Максим Акиньшин.

Когда-то Артур и Максим жили в одном доме, на одной лестничной площадке третьего этажа, и двери их квартир были одна напротив другой. Они знали друг друга с раннего детства, то есть, сколько себя помнили. Вместе ходили в ясли и детский сад, учились в одной школе, читали одни книги, дрались с общими врагами, играли в одни игры…

Но была у них еще и самая любимая игра, в которую Артур и Максим играли только вдвоем, про которую никто, кроме них не знал, и которая называлась «война в пластилиновых человечков». Они лепили из пластилина солдатиков размером в треть спички, «вооружали» их отрезками проволоки, которые заменяли шпаги, кинжалы, мушкеты и другое оружие; лепили лошадей и повозки, в которых этих лошадей запрягали; строили-лепили замки и крепости, и на досках или кусках оргстекла появлялись пластилиновые города и горы, леса и реки…

А потом на полях сражений сталкивались две армии: за французскую играл император Артур, за английскую – фельдмаршал Максим. Они расставляли армии на дощечках, по очереди передвигали своих пластилиновых бойцов и по очереди стреляли по бойцам вражеским, то есть, плевались из специальных трубок иголками, утяжеленными все тем же пластилином.

Вообще-то у каждого было по несколько разных армий. Насмотревшись фильмов про индейцев, друзья лепили своих чинганчгуков и виннету, апачей, каманчей и бледнолицых, вооружали их томагавками, луками и винчестерами, после чего пластилиновые войны проходили посреди прерий и каньонов. Насмотревшись фильмы про спартанцев, даков и варваров, лепили соответственных героев, которые сражались соответствующим оружием… Но чаще всего отдавалось предпочтение эпохи мушкетеров. Оно и понятно, – Александр Дюма, Анн и Серж Голон и Артур Конан-Дойль были для ребят любимыми писателями, и похождения д(Артаньяна, Анжелики и бригадира Жерара перечитывались несчетное количество раз.

Эти игры-войны иногда длились часами. Ни у кого из друзей не бывало заметного преимущества, и исход сражений обычно оставался неясен до самого последнего выстрела. Согласно установленным правилам, победивший имел право забирать у проигравшего в плен определенное количество солдат. Затем использовать пленников в своих внутренних битвах, которые каждый у себя дома устраивал намного чаще, чем совместные, либо обменять на своих, тоже попавших в плен солдат, либо держать в тюрьмах, подвергать пыткам и даже казнить.

Именно эти пытки и казни маленьких пластилиновых солдатиков породили сначала обиды, а со временем привели к серьезной ссоре двух закадычных друзей. Однажды после очередного обмена пленными император Артур обнаружил на теле своего освобожденного любимого героя-мушкетера шрамы, оставленные раскаленной иголкой. Изуродованный солдатик противно вонял жженым пластилином, Артур же ненавидел этот запах. Он не остался в долгу и в следующий раз обошелся с плененным генералом вражеской армии с не меньшей жестокостью, правда, иголкой он его не прижигал, но исполосовал бритвенным лезвием с ног до головы, да еще и отрезал ногу. Месть фельдмаршала Максима не заставила себя ждать, и при следующем обмене пленными, Артур чуть не заплакал, глядя на освобожденных, но искалеченных воинов. С каждым разом маленьким солдатикам доставалось все больше и больше: пытки, отрезание конечностей, выкалывание глаз, затем – расстрелы, повешения, отрубания голов, распятия…

Последней каплей для Артура стала казнь сразу десяти захваченных в плен солдат французской армии, на которую Максим пригласил его к себе домой. Приятель неплохо подготовился: на дощечке размером с книгу Артур увидел слепленный приятелем помост с четырьмя виселицами, петли которых уже были накинуты на шеи стоявшим на одной лавке четырем солдатам; два лобных места с плахами, на которых были распластаны два капрала, приговоренные к четвертованию; а еще – четыре столба с привязанными к ним офицерами и вокруг них – дрова, то есть серные спичечные головки.

Еще на нескольких дощечках фельдмаршал Максим выстроил всю свою армию – которой, согласно правилам игры, предстояло наблюдать за казнью вместе с французским императором Артуром. Но если во время казни ни умирающие, ни те, кто их убивал и за этим наблюдал, не издали и не могли издать ни звука, то Артур Манаев очень хорошо слышал скрежет собственных зубов. А когда вспыхнули костры, и по комнате начал распространяться запах горящего пластилина, Артур, подавив подступившие к глазам слезы, незаметно для своего приятеля стащил со стола короля английской армии.

Вернувшись домой, Артур не придумал ничего лучшего, как отрезать бритвой украденному человечку руки и ноги, после чего повесить и тут же поджечь импровизированную виселицу. Спичечный коробок с четырьмя крохотными пластилиновыми конечностями и горсткой пепла, оставшейся от короля английской армии, он положил на порог двери Максима, а затем позвонил ему по телефону и сообщил, где тот может обнаружить своего самого главного солдатика.

Максим не стал вслух винить его за такую подлость, но простить – не простил, он вообще никогда никому и ничего не прощал.

Как-то, во время школьных каникул, когда родители Артура были на работе, а сам он пошел на улицу выносить мусорное ведро, оставив дверь не закрытой на щеколду, Максим забежал к нему в квартиру и тоже стащил с игрального стола два десятка солдатиков французской армии. Английский фельдмаршал устроил им общий крематорий, побросав в тот самый спичечный коробок, облил его керосином и поджег на лестничной площадке, в то время, когда французский император возвращался с улицы домой с пустым мусорным ведром. Запах керосина, перемешанный с запахом горелого пластилина, ударил Артуру в нос, а когда он узнал, что именно горело на лестничной площадке, то решил для себя, что с этого момента Максим Акиньшин ему больше не друг.

Через несколько дней брошенный с улицы камень размером с куриное яйцо разбил стекло в комнате Максима и едва не угодил в голову его бабушки. Кто бросал, выяснить не удалось, но Максим догадывался, чьих рук это дело. После того случая совместные игры в пластилиновых солдатиков прекратились. Да и о дружбе Артура и Максима остались лишь воспоминания. Так, здоровались при встречах, но если обоим доводилось выходить на футбольное поле, то играли они в разных командах. Они доучились в параллельных классах до выпускных экзаменов, и почти сразу после этого Акиньшины переехали на новую квартиру, и Артур с Максимом окончательно перестали общаться…

И только спустя годы Артур увидел на вечере выпускников школы старого друга Максима, который, на следующий же день пригласил его к себе в гости. Они встретились, хорошо посидели, попили, поели, поболтали, вспоминая детство и свои пластилиновые сражения. А потом…

Потом Максим провел его из кухни, где они до этого пили и закусывали, в комнату, и Артур увидел на письменном столе такой милый сердцу, но забытый, макет города, построенный для игры в пластилиновых человечков. Единственное отличие от тех, забытых макетов, состояло в том, что со всех сторон его окружали стенки высотой сантиметров десять. Хорошо рассмотреть макет он не успел. Максим достал какой-то приборчик, умещающийся в ладони, навел его на гостя, нажал какую-то кнопку, и… Артур очутился примерно в таком же мире, какой много лет назад строил из пластилина. Только теперь этот игрушечный мир стал для него самым, что ни на есть реальным…

Нет, это был не мир за стеной, в котором он жил до сегодняшнего дня вот уже на протяжении почти сорока лет. То был даже не мир, а так, мирок, вся территория которого помещалась на половине письменного стола. Она тоже была огорожена стеной, не такой недосягаемо высокой, как сейчас, но добраться до ее верха так же было невозможно. Да никто и не пытался через нее перелезть, каждый понимал, что, в отличие от застенного пространства, внутри стены есть хоть какая-то надежда выжить.

Понимал, конечно, тот, кто не лишался рассудка после преобразования. А таких оказывалось предостаточно. Как можно было не сойти с ума, когда ты из своей обычной действительности, то есть из Москвы семидесятых годов, ни с того ни с чего попадаешь в непонятно какое место. Место, где над головой вместо солнца светит лампочка, которая может мгновенно погаснуть и зажечься вновь, и так может произойти десять раз подряд; место, где нет ни дорог, ни земли, ни деревьев, ни домов, вместо этого под ногами плоская деревянная поверхность, а вокруг непонятно из чего сделанные строения без крыш, да огромные голые камни; место, где ты приходишь в сознание абсолютно голым и встречаешь таких же голых или полуголых, похожих на дикарей людей; место, где еда, в буквальном смысле, падает на тебя сверху, как манна небесная, а пить воду приходится вместе со всеми из одного большого блюдца…

Артур Манаев не сошел с ума. Возможно, потому, что уже на следующий день своего пребывания в настольном мире, Максим Акиньшин преобразовал его обратно в мир нормальный.

Когда Артур пришел в себя, бывший приятель вкратце прояснил ему ситуацию. С помощью выборочного преобразователя – о том, как творивший чудеса приборчик попал к нему в руки, Максим умолчал – он получил возможность уменьшать людей, а также возвращать их в прежнее состояние. Что собственно Максим и делал, и собирался делать впредь. То есть, преобразовывать людей, которых выбирал по своему усмотрению. Как правило, тех, кто чем-либо оказывался ему – Творцу неугодным, либо наоборот, – тех, кто оказывался ему – Творцу симпатичен, это касалось молодых девушек. Его же – Артура он специально разыскивал по всей Москве, чтобы сделать, как бы наместником в созданном настольном мире с целью доводить до всех преобразованных волю Творца.

И никакие просьбы и мольбы Артура не поступать с ним так жестоко, не тронули сердце друга детства – слишком хорошо тот помнил историю с брошенным в окно камнем. Максим-Творец нажал кнопочку, и Артур-наместник вновь оказался в настольном мире.

Сначала ему не верил никто. Ни сходившие впоследствии с ума, хотя, не исключено, что они лишались рассудка, как раз, поверив его словам, ни обретшие под ногами почву, если дощечку, лежащую на письменном столе можно назвать «почвой». Но люди пребывали в настольный мир каждый день, а то и по несколько человек в день. И среди них оказывались достаточно вменяемые и даже знакомые по настоящему миру, которых наместнику Манаю, иногда удавалось убедить, что окружающее – реальность, что с попаданием в настольный мир жизнь не закончилась. И порой заставить поверить, что если как-то объединиться и действовать совместными усилиями, у преобразованных может появиться шанс вернуться к нормальной жизни. Первое время и сам Артур верил в такую возможность. Надеялся, что бывшему другу Максиму надоедят эти игры, что он пощадит хотя бы того, с кем вырос, с кем дружил в детстве…

Но Максиму роль Творца не надоедала. Да и как могла надоесть самая интересная из всех существующих игра, в которой ты не лепишь пластилиновых солдатиков, вручную передвигаешь их с места на место и плюешься в них иголкой, а та «игра», в которой по твоей воле в игрушки превратились живые люди!

И Творец играл по собственным правилам, а иногда и вообще без всяких правил. Он переносил в настольный мир все новых и новых преобразованных людей, а еще – разные вещи, на которые выборочный преобразователь не мог воздействовать: кусочки того же пластилина, маленькие дощечки, отрезки тонкой проволоки, косточки, нитки, обрывки материи и бумаги… Переносил он и пищу: хлебные крошки, мелко нарезанные кусочки колбасы, да просто объедки со своего стола, не забывал Творец менять воду в водопойном блюдце, не брезговал наводить в созданном своими руками мире порядок, то есть, убирать грязь и трупы – для него это было делом пары минут.

В настольном мире никто не умер от голода или жажды. Но погибали по другим причинам. Первое время после сотворения мира Максим Акиньшин любил поразвлечься, поэкспериментировать. Например, открывал окно, и комнатная температура, вскоре понижалась до температуры улицы, что для полуодетых лилипутов становилось катастрофой. Или вдруг на настольный мир проливался ливень из огромных капель – так шалил Творец, поливая творение рук своих из обычной детской лейки. Устраивал он и ураганы – попросту дул на мир сверху; устраивал и смертельные охоты-облавы, когда брал в рот трубку и плевался иголкой уже не в пластилиновых солдатиков, а в живых людей…

Происходили в настольно мире вещи похуже «шалостей» Творца. Преобразованные не имели возможности преодолеть окружающие их замкнутый мир гладкие стены, зато для рыжих муравьев они не составляли проблем. Но если в настоящем мире муравьи для человека так и оставались муравьями, то в настольном мире они оказывались размером с собак, от ядовитых укусов которых преобразованные погибали в жутких муках. Немалую угрозу представляли кровопийцы-комары, ничего хорошего не приходилось ждать от тараканов и тем более, от пауков, для которых люди настольного мира были таким же лакомым кусочком, как обычные мухи…

А еще были обычные человеческие болезни, от которых в настоящем мире существовало множество спасительных средств. Здесь же горе было тому, у кого начинали болеть зубы!

Но Творец на то и Творец, чтобы не обрекать подвластных ему людей на постоянные муки. Узнавая через своего наместника, получившего в настольном мире имя Манай, о бедах и проблемах преобразованных, он выкладывал в определенных местах измельченные таблетки, разнообразил еду, поставлял нужные предметы, в первую очередь такие, которые могли заменить оружие, чтобы защищаться от главного бедствия – насекомых. Заботился Творец и о том, чтобы в созданный им мир попадало побольше разных специалистов, особенно врачей.

Постепенно жизнь, если это можно было назвать жизнью, в настольном мире начала упорядочиваться. Наместник Манай по праву считался в этом мире первым после Творца, что давало ему немалые преимущества по сравнению с остальными преобразованными. Он даже начал получать от такого существования своеобразное удовольствие. Но вот однажды случилось настоящее бедствие. В квартиру через открытую форточку залетел воробей.

Для людей в настольном мире эта безобидная птичка оказалась громадным беспощадным чудовищем. Немного полетав по комнате, воробей обнаружил то, что искал – пищу. На столе ее оказалось предостаточно. Маленьким двуногим существам практически некуда было спрятаться от его зорких глазенок и его скорого на склевывание клюва. Для воробья глотать этих медлительных букашек оказалось проще, чем семечки подсолнечника, ведь те сначала приходилось освобождать от шелухи, а эти были такие мягкие и такие вкусные!

Воробей жрал и жрал. Для него пространство настольного мира было ничуть не больше, чем пространство на тротуаре длиной в полтора человеческих шага или в пять-шесть его прыжков. Вот он и прыгал из угла в угол, кого-то насмерть придавливал лапами, кого-то ловко защемлял клювом и в миг проглатывал.

Прыгал до тех пор, пока на какое-то время не насытился. Потом попил воды из блюдца, которое для преобразованных казалось настоящим озером, почистил перышки и взлетел на стену, огораживающую настольный мир. Сверху ему очень хорошо было видно, в каких уголках продолжают двигаться выжившие букашки. Отдыхал воробей совсем недолго и вскоре вновь прыгал по настольному миру, и каждый его стремительный клевок оказывался последней секундой жизни обитателей этого мира…

Сколько же несчастных погубила маленькая для обычного человека птичка воробей! И, скорее всего, съела бы всех до единого, не вернись в квартиру хозяин. Воробей умудрился благополучно упорхнуть обратно в форточку. А в настольном мире осталось в живых не больше полутора десятков живых людей.

Вот тогда-то Творец и решил устроить Великое Переселение из настольного мира в мир за стеной. В мир, где население исчислялось бы не десятками, а сотнями человек, где у них появилась бы возможность иметь лошадей и разводить скотину, где на настоящей земле росли бы настоящие, пусть и преобразованные деревья, и где могли бы рождаться и расти дети.

Для того чтобы его создать, Творец, к тому времени избавившийся от финансовых проблем, поменял квартиру, а потом начал кропотливую работу, собственноручно вылепливая из специальных материалов макет мира размером в половину комнаты. Переносил туда грунт и камни-горы, строил, то есть лепил из пластилина дома и крепости, проводил проводку к трем электронагревательным плитам, сооружал озеро и выпускал в него аквариумных рыбок, а в леса и на поля – преобразованных лошадей, коров, свиней, овец, коз, кур, индюшек…

На работу ушло несколько месяцев. Когда мир за стеной был полностью подготовлен к переселению, Творец в очередной раз обратно преобразовал Артура-Маная и рассказал, чего ждет от переселенцев и тех, кто будет приходить вслед за ними.

Всего перебраться на новое место жительство предстояло двенадцати мужчинам – по количеству крепостей, построенных в Мире за Стеной, и четырем женщинам. Творец потребовал, чтобы они разделились, как минимум, на три противоборствующих группы, которые со временем увеличатся в десятки раз и превратятся в государства. В этих государствах должны были появиться свои правители, своя знать и чернь, свои армии. Он обозначил правила, по которым должны были жить преобразованные, и законы, которые вменялось неукоснительно соблюдать. А затем Творец вернул Манаю микроскопический рост и вместе с остальными переселенцами перенес на Нейтральный остров…

С тех пор минуло почти сорок лет. Из первых преобразованных помимо кардинала Маная до сих пор здравствовали лишь князь Низлый и царица Гуща. Остальные погибли, – в мире за стеной, если кто и умирал своей смертью, так только по болезни. От старости же до сих пор не умер ни один человек.

Без посторонней помощи надеялся уйти на тот свет и он, кардинал Манай, самый влиятельный, самый почитаемый и самый, как он всегда думал о самом себе, ценный человек мира за стеной. Но уйти не сейчас, а лет эдак… через десять-пятнадцать…

Но вот два дня назад лейтенант Галлузо, вассал барона Ольшана и один из тайных агентов донес Его преосвященству о неком пришлом Фролме, который во время просветительной беседы с бароном Волленвейдером якобы заявил, что Творец выбрал его себе на замену, опасаясь, что в скором времени умрет, а также показал ему принцип действия прибора, уменьшающего и увеличивающего людей, то есть, выборочного преобразователя!

Кардинал Манай принял это известие, как личное оскорбление. Как же так – две трети своей жизни он был верным слугой и первым исполнителем требований Творца, и вдруг вместо благодарности тот выбирает себе нового фаворита! Абсолютно очевидно, что без постоянной внешней поддержки, которая прекратится со смертью Творца, мир за стеной ждет неминуемая гибель. Очевидно, что на смену одному Творцу должен прийти другой, но почему этим другим должен стать никому неизвестный Фролм?! Кто он, собственно, такой?!

Нет, мириться с этим кардинал Манай не собирался. Творец, конечно, всесилен, но все-таки он реально живой человек, а не Господь Бог, которого невозможно перехитрить.

Избавиться от наглеца Фролма не составит труда, но прежде с ним надо хорошенько поговорить. Поговорить с глазу на глаз и если придется – применить пытки, чтобы узнать все: каждое слово, сказанное ему Творцом, каждую деталь о чудо-приборе. А затем – скормить пришлого Фролма рыбам, а самому – действовать!

Так решил Его преосвященство, и сначала все шло хорошо: Фролм хоть и умудрился сбежать от барона Ольшана, но вскоре был вновь отбит у лесных, после чего кардинальская жандармерия доставила его в кремлевскую тюрьму. На суде во время обвинительное речи, а затем и речи оправдательной Манай хорошо рассмотрел Фролма и пришел к выводу, что он не так прост, как кажется. После оглашения смертного приговора кардинал убедил короля Халимона помиловать этого пришлого перед самой казнью. И только после того, как Фролм увидел бы на примере ужасной смерти графа Бовдо, что ждало его самого, кардинал Манай – его спаситель и будущий благодетель пригласил бы пришлого выложить все начистоту.

Известие о похищении принца Ащука и осаде лесными крепости барона Ольшана ничуть не расстроило Его преосвященство. Цель похищения была очевидна – обмен принца на графа Бовдо. Произойди такой обмен, и потеряется смыл глобальной войны между двумя королевствами, которая неминуемо разразилась бы после казни графа. Что ж, в сложившихся обстоятельствах война кардиналу только бы помешала. Поэтому, несмотря на то, что грядущий день обещал быть насыщен важнейшими политически событиями, ночь после суда Манай провел вполне спокойно.

Но утром кардинала, как и большинство подданных Горного королевства, разбудил переливчатый звон набата. И так же, как и все Манай узнал шокирующую новость – осужденный на казнь пришлый Фролм бежал из королевской тюрьмы, но прежде жестоко убил тюремщика, своего бывшего сокамерника графа Бовдо и самого коменданта тюрьмы виконта Анелли! Более того, погоня за беглецом, скрывшимся в Тусклом лесу на лошади покойного коменданта, потерпела фиаско: капитан Клюгк исчез, а два сопровождавших его охранника были найдены на опушке леса мертвыми. Торчавшие из их тел стрелы, не оставляли сомнения, что это дело рук разбойников Тусклого леса…

Глава одиннадцатая
Облава в Тусклом лесу

– Это предательство, Ваше величество! – кардинал Манай, ворвавшийся в королевские апартаменты был вне себя. – И вы сами должны прекрасно понимать, что это предательство!

Халимон давно отвык подниматься с постели в такую рань, то есть, почти сразу после зажигания второго солнца. Но такой, как сейчас, переливчатый звон набата в Горном королевстве раздавался достаточно редко, и обычно ничего кроме беды не сулил. Поэтому, проклиная все на свете, королю пришлось вставать и одеваться, надеясь, что не произошло ничего хуже вчерашнего известия о похищении сына. Как вскоре выяснилось, произошло и в самом деле кое-что похуже.

– Предательство со стороны кого? – напрямую спросил он, встретив кардинала посередине самой просторной комнаты не только в Горном королевстве, но и во всем мире за стеной.

– Я не могу называть имена без серьезных доказательств! – в отчаянии махнул рукой кардинал.

– В таком случае, кому нужно это ваше заявление?

– Вам, Ваше величество, – с высоты своего роста кардинал навис над королем. – Неужели вы и впрямь поверите, что какой-то там неумеха-пришлый, к тому же еще и раненый, да еще и со связанными за спиной руками, оказался способен обезоружить и вывести из строя капитана Клюгка, убить тюремщика, перерезать горло графу Бовдо, проткнуть кинжалом сердце виконта Анелли и затем преспокойно скрыться в Тусклом лесу? Да без посторонней помощи сотворить такое просто невозможно! Неужели вы этого не понимаете, Ваше величество?!

– Кто? – Халимон, отбросив в сторону этикет и элементарную вежливость, схватил старика Маная за грудки и, как следует, встряхнул. – Говорите, кого именно вы подозреваете?

– Всех! – не замедлил с ответом кардинал. И когда король, недовольно поморщившись, ослабил хватку, добавил:

– Всех, кроме вас и себя, – и, видя, что морщины на лице короля начинают разглаживаться, подлил масла в огонь:

– Но в первую очередь я подозреваю того, кто, согласно закону, имеет после вас первоочередное право на занятие престола.

– Братьев-герцогов? – вновь нахмурился король.

– Герцоги в этой очереди всего лишь вторые…

– Но-о-о… Тогда-а-а… – Халимон выжидательно посмотрел в глаза кардиналу, но тот не собирался облегчать задачу. – Вы подозреваете мою дочь? – наконец, выдавил из себя король.

– Мы все узнаем, захватив сбежавшего пришлого, – уверенно сказал кардинал.

– Вы предлагаете… – начал король, и кардинал за него закончил:

– Собрать достаточно бойцов и устроить в Тусклом лесу большую облаву.

– Чтобы нарваться на разбойничьи стрелы? – с сомнением произнес Халимон.

– Прежде всего, чтобы захватить бесценного свидетеля. А заодно и с разбойничками покончить!

* * *

– На твоем месте я бы не позволил это сделать, – сказал Фрол атаману разбойников Тусклого леса.

– А ты в курсе, что именно сейчас произойдет? – посмотрел на старого знакомого Никус.

– Вы ведь собираетесь его повесить? То есть, будете стрелять ему куда-нибудь в живот, пока у бедняги не подкосятся ноги, и тогда…

Поляна, на которой задержались разбойники, очень напоминала ту, где Фрол провел половину ночи, только вместо двух сросшихся яблонь, посередине этой рос одинокий дуб. Через одну из его толстых нижних ветвей разбойник по имени Михыч перебросил веревку с петлей на конце, другой конец веревки обмотал вокруг ствола. Петлю на шею Клюгка накинул Ушац, который лично захватил его в плен. Только почему-то обреченный капитан, рот которого закрывала повязка, недавно бывшая на Фроле, стоял сейчас на земле, а не на полене, которое предполагалось бы выбить у него из-под ног.

– Нет-нет, – не дал закончить Фролу атаман, – все гораздо проще и быстрее. Видишь, что держит наш Михыч?

Вместо ожидаемого арбалета или шпаги Фрол увидел в руках у разбойника огромный топор.

– Михыч с одного раза перерубает этой штуковиной дерево толщиной с руку. Ну а с человеческой ногой справиться гораздо проще…

– Ты хочешь сказать… – у Фрола не повернулся язык озвучить возникшую догадку.

– Да-да, – невозмутимо, сказал Никус. – Наш дровосек по очереди перерубит капитану Клюгку ноги чуть пониже колен, капитан сразу станет короче и повиснет, петля затянется, и он умрет не от потери крови, а всего лишь от удушения. Я, кстати, где-то слышал, что повешение – самая легкая смерть, так что Клюгку, можно сказать, повезло.

Разговор Никуса и Фрола слышали все присутствующие на поляне: и разбойники, и обреченный на смерть пленный, и его палач Михыч, который, взвешивая в руках страшное оружие, подошел к капитану горных и оглянулся на атамана в ожидании команды.

– Пощади его, – поторопился сказать Фрол, встретившись с умоляющим взглядом своего бывшего тюремщика, когда Никус уже открыл рот, чтобы произнести роковое слово.

– С какой стати? – поинтересовался атаман.

– Иметь заложника никогда никому не вредило!

– Это понятно, – не стал спорить Никус, – но уж больно нехорошо этот горный обошелся с нашим Ушацем. Такие вещи не прощаются.

– Так пускай ваш Ушац тоже ему ухо отрежет, или оба уха. В конце концов, убить заложника вы всегда успеете!

– Ты слышал, Ушац? – обратился атаман к своему помощнику. – Господин Фрол предлагает альтернативный вариант. Или ты испытываешь к нашему пленному особую неприязнь?

– Ух, какую же особую неприязнь я испытываю к этому пленному, – сказал Ушац, подходя к капитану горных с ножом в руках. – Что, Клюгк, будем резать уши? – Он поиграл ножом перед его лицом. – Или рубить ноги? – Кивок на топор в руках стоявшего рядом Михыча. – Атаман, а давай, сначала отрежем ему уши, а потом отрубим ему ноги? Ха-ха-ха!

Шутка удалась, и поляна Одинокого дуба огласилась издевательским гоготом. Не смеялись только два человека – капитан Клюгк и Фрол.

* * *

Облавой на Тусклый лес вызвался руководить лично виконт Касоч. Он не стал объяснять причину такого рвения, достаточно того, что разбойники захватили в плен его лучшего бойца, капитана Клюгка. На самом же деле, и Касоча, и короля Халимона освобождение капитана беспокоило в последнюю очередь. В первую же очередь король приказал любой ценой найти и доставить в кремль пришлого Фрола, причем, обязательно живым. Касоч тоже жаждал добраться до Фрола, но лишь затем, чтобы, пока тот не сболтнет лишнее, навсегда заткнуть ему рот.

Узнай Фрол, сколько людей в мире за стеной в это самое время горят желанием с ним встретиться и побеседовать, и сколько людей безо всяких разговоров, ничтоже сумняшеся, готовы пролить его кровь, ни за что бы не поверил! Тем не менее, это незнание ничуть не уменьшало нависшей над каскадером опасности.

Мало того, что он обманул ожидание подданных Горного королевства, избежав казни, к которой его приговорил королевский суд, и которая должна была состояться сегодня ровно в полдень, смертельным врагом стал Фрол и всему Лесному королевству. Ведь парламентеры короля Гурлия, прибывшие утром в королевский дворец для переговоров об обмене принца Ащука на графа Бовдо, узнали, что их самый заслуженный и всеми любимый военачальник жестоко убит этим самым Фролмом!

Отказываясь верить в произошедшее, виконт Бурмистр, возглавлявший делегацию парламентеров Лесного королевства, потребовал немедленно предъявить тело графа Бовдо и выдать убийцу. Первое требование горные выполнили, второе – не смогли. По словам ведущего переговоры виконта Касоча, пришлый Фролм, убивший еще охранника и коменданта тюрьмы, умудрился скрыться в Тусклом лесу. Это казалось совсем уж неправдоподобным, о чем Бурмистр заявил Касочу в лицо, еле сдерживаясь в выборе выражений. И только вмешательство в переговоры лично короля Халимона остановило виконтов, готовых перейти на взаимные оскорбления.

Король подтвердил слова своего вассала и уверил парламентеров Лесного королевства, что для захвата беглого пришлого готовится широкомасштабная операция. В случае успеха которой, Фролм, уже приговоренный к смерти королевским судом, понесет заслуженное наказание.

Виконту Бурмистру ничего не оставалось делать, как, стиснув зубы, пообещать королю Халимону до наступления полудня не предпринимать со стороны королевства Лесного никаких враждебных действий по отношению к королевству Горному.

Облава и в самом деле обещала занять не очень много времени. Тусклый лес, местами сильно заросший малинником и большей частью – различными дикими фруктовыми деревьями, все-таки был не так велик, чтобы шайка разбойников, смогла укрыться от растянувшихся в цепь трех десятков бойцов. Лес рос в дальнем западном углу мира за стеной, и две его стороны под прямым углом примыкали непосредственно к стене. Третья, самая короткая сторона леса подходила вплотную к горам, от них почти к самым стенам кремля тянулась опушка, вдоль которой шла дорога в герцогство. По правую сторону дороги расположилось два имения: одним владел сын виконта Касоча, лейтенант Двояк, другим – вассал герцога Делибалта – виконт Домаш.

И тот, и другой выставили на облаву по отряду своих бойцов и сами же возглавили над ними командование. Участвовал в облаве и отряд виконта Сухара – сына покойного коменданта Анелли, а также отряд жандармов кардинала, возглавляемый лейтенантом Молавецом. Примерно за два часа до загорания третьего солнца полковник Касоч отдал приказ начать облаву.

* * *

– Ни за что не поверю, что Халимон бросил такие силы только ради освобождения из плена недавно испеченного капитанишки, – негромко, чтобы никто, кроме их двоих не услышал, сказал Никус Фролу.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что они по мою душеньку пожаловали? – спросил тот.

– Выходит, по твою, – атаман в сердцах ударил кулаком по ладони. – Ну, что ж, пожаловали, так пожаловали…

Только что на поляну Одинокого дуба, одновременно прибежали дозорные Гайдук и Шея и сообщили о нашествии горных. За все время атаманства над разбойниками Тусклого леса Никус ни разу не сталкивался с такой масштабной проблемой, какую нарисовали дозорные. Обычно у разбойников с горными случались лишь мелкие стычки, и так сложилось, что первые не позволяли себе забираться дальше дороги, ведущей в герцогство, вторые же не осмеливались соваться в Тусклый лес дальше опушки. И вот – облава!

Вместе с атаманом шайка насчитывала десять человек, – действенная сила, чтобы, сосредоточившись в одном месте, достойно встретить непрошеных гостей залпом арбалетных стрел. Другой вариант – сражаться поодиночке, применяя тактику «выстрелил – отступил – спрятался». Чтобы поодиночке надежно спрятаться в лесу мест вполне хватало. Но сейчас Никус решил драться, возможно, желая продемонстрировать Фролу, чего на самом деле стоят его разбойнички.

– Ты с нами, или как? – спросил он Фрола, доставая из-за спины арбалет.

– Я твой должник, атаман, тем более, у меня нет выбора. И еще, мне кажется, что чем меньше горных останется в живых, тем больше у меня шансов не быть четвертованным.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся Нукус, передавая Фролу вместе с арбалетом три стрелы.

– Дефицит с боеприпасами? – спросил тот, натягивая тетиву и вставляя стрелу в паз.

– Если хотя бы одной из этих не промахнешься, получишь еще три, – обнадежил атаман.

Время поджимало, а они до сих пор оставались на поляне. Кто был на лошадях – спешились. Лошадей и капитана Клюгка, с которого наконец-то сняли петлю, увел куда-то в заросли Михыч. Разбойники окружили Никуса, чтобы выслушать последние наставления.

– Так, сейчас все смещаемся назад и влево, там от поляны к скалам тянется Тощая просека. На просеке и встретим дорогих гостей, – торопливо объяснял атаман. – Разбиваемся на две пятерки: первая пятерка стреляет, и ее место сразу занимает вторая. Дальше – по обстановке. В первой пятерке я, Фрол, Шея, Корепан и Биби. Остальные – за нашими спинами. Для тех, кто забыл, напоминаю, что пока идет бой, мое слово – непререкаемо! Ага? Все, вперед!

Никус первый, и за ним – все остальные бегом пересекли поляну и успели распределиться вдоль просеки, прежде чем на противоположной стороне между яблонь замелькали плащи жандармов кардинала. Фрол, спрятавшийся за деревом справа от атамана, отметил, что тот выбрал наиболее выгодную с точки зрения самосохранения позицию, то есть, в центре пятерки, – учитывая, что горные шли, растянувшись в цепь, наибольшей опасности со стороны разбойников подвергались те, кто оказался по краям короткой оборонительной цепочки. Не прошло и двух минут, как предположения Фрола подтвердились.

Атаман щелкнул пальцами, и в следующее мгновение щелкнули три арбалетных тетивы. Никус разрядил свой арбалет чуть позже. Глядя на наступающих, Фрол испытал подзабытое со времен службы в армии чувство, когда, на стрельбище учебной пограничной заставы одну за другой поражал из автомата Калашникова появляющиеся в пределах видимости мишени-силуэты и упивался осознанием своего стрелкового мастерства. Трое горных упали так же, как падали те мишени, но, в отличие от фанерных силуэтов, эти еще хрипели и кричали. Промахнулся, кажется, сам атаман, во всяком случае, Фрол услышал, как тот с досады плюнул, а потом крикнул ему:

– Ну, чего медлишь? Стреляй же!

Фрол резковато нажал на спусковой крючок, поэтому стрела попала не в центр мишени, а в край, то есть не в грудь виконту Сухару, а всего лишь в ключицу.

– Меняемся! – скомандовал Никус, и в это время горные сделали ответный залп.

Фрол услышал слева от себя хрип, – по злой иронии судьбы разбойнику по кличке Шея стрела горных угодила прямехонько в кадык. Фрол бросил взгляд направо, – у разбойника Шмела стрела торчала в боку. Ему бы упасть или сделать шаг в сторону, за дерево, но Шмел с дрожащими ногами так и стоял, держась руками за древко и тщетно пытаясь вытащить стрелу. Но еще одна стрела пронзила раненому разбойнику запястье, и только тогда он упал.

– Не спи! – гаркнули сзади.

Место, с которого стрелял Фрол, занял Ушац. И тут же одноухий издал торжествующее: «На-на!» – кому-то из горных сильно не повезло.

– Не спи, не спи, пришлый! – вновь поторопил Фрола Ушац, уступая ему позицию для стрельбы и одновременно натягивая тетиву арбалета.

Прицелившись в новую живую мишень, показавшуюся среди деревьев на противоположном краю просеки, Фрол выстрелил, и не попал только потому, что еще чья-то стрела сразила горного мгновением раньше.

– Смещаемся влево! – крикнул Никус после того, как горные сделали ответный залп, на этот раз, вроде бы, безрезультатный. Фрол не совсем понял смысл этого маневра, возможно, на левом фланге горные несли более значительные потери, и атаман решил увеличить разгром.

– На-на! – услышал он где-то за спиной, пока, пригнувшись, перебегал от одного дерева к другому.

Молодец, Ушац! А вот у Фрола осталась всего одна стрела, и больше вообще никакого оружия. Юркнув за очередную яблоню, ствол которой был не настолько толстый, чтобы полностью обезопасить от стрел противника, Фрол вдруг наступил на руку лежащего ничком разбойника со стрелой, пронзившей грудь. Вот тебе и «безрезультатный» залп!

Фрол не успел узнать имя убитого, но это не было поводом, чтобы отказаться от набитого стрелами колчана, шпаги и кинжала. Вооружившись, Фрол выглянул из-за дерева с арбалетом наготове. Раненая нога вдруг заявила о себе новой болью, Фрол поглядел на нее и увидел, что в повязке, в самом центре успевшего засохнуть кровяного пятна, торчит стрела. Специально, что ли туда целились?!

– Не вынимай! Кровищей истечешь! – очутившийся рядом Никус схватил Фрола за руку, не позволив выдернуть стрелу из раны. – Дай-ка, – он умело обломал древко примерно на две трети. – Ты как сам?

– Чего делать-то будем? – вместо ответа спросил Фрол.

– Отходить, чего же еще, – Никус высунулся из-за яблони и, не целясь, выстрелил. Тут же выхватил из рук Фрола заряженный арбалет и еще раз спустил тетиву.

– Ушац, мы отходим, прикрой! – крикнул атаман и, подхватив раненого каскадера под мышки, стал быстро пятиться.

Волна боли, хлынула от эпицентра раны, но прежде, чем потерять сознание, до Фрола вновь донеслось торжествующее: «На-на!»

* * *

– Господин полковник, потери с нашей стороны…

– Наши потери потом считать будем! – перебил сына виконт Касоч. – Что – разбойники?

– Четыре трупа. Взяли в плен некого Шмела, у него стрела в боку, – доложил виконт Двояк. – Еще одного я в руку ранил, он оружие бросил и куда-то вглубь леса подался. Я послал по кровяному следу двух своих бойцов, не упустят.

– Остальные где? – нетерпеливо спросил Касоч. – Атаман где, и этот пришлый Фролм?

– Все оттянулись к Корявым скалам. Пришлого ранили в ногу, так что далеко не уйдет. Да и вообще, отец, деваться им некуда…

– А Клюгка куда подевали?

– Капитана никто не видел. Скорее всего, они его с собой тащат.

– Пускай тащат, – усмехнулся полковник. – Деться им действительно некуда. Ты главное вот что, – Касоч понизил голос, – ни в коем случае не допусти, чтобы пришлый Фролм в живых остался. Понял?

– Постараюсь, отец, – не стал задавать лишних вопросов виконт Двояк.

– Мне не твое старание нужно, а чтобы ни в коем случае!

– Понял, отец.

– Поглядим, как ты понял, – сурово сказал Касоч. – Так, где там твой раненый?

– Шмел? Доходит, отец.

– Пусть вон на том дереве доходит! – Касоч показал на одинокий дуб в центре поляны. – Видишь, там кто-то петлю оставил? Вот пускай этот Шмел последние мгновения своей жизни на ней вверх ногами и поболтается…

* * *

– Эй, полковник, с чего это вы на бедных разбойничков ополчились? Так хорошо раньше жили бок о бок, особо друг друга не беспокоили, и вдруг – на тебе, облава! Или Его величеству Халимону кровушки своих людей не жалко?

– Предлагаю сделку, Никус, – крикнул в ответ виконт Касоч. – Выдай мне пришлого Фролма, и сегодня мы оставим твою шайку в покое.

Примерно полтора десятка бойцов Горного королевства расположились перед входом в узкое ущелье между двух высоких скал. Четверо уцелевших разбойников укрылись за завалом из деревьев в глубине ущелья, где оно становилось в два раза шире.

Фрол, более-менее пришедший в себя, и связанный капитан Клюгк, на затылке которого успела подсохнуть кровь, были там же. Михыч вытащил из ноги Фрола обломок стрелы и сделал тугую перевязку, тем самым, остановив кровотечение, после чего приготовился к обороне вместе с остальными разбойниками. Оставшиеся вдвоем Фрол и Клюгк, сидели неподалеку от завала рядом друг с другом.

Новая рана оказалась гораздо болезненней первой, полученной… неужели всего лишь сутки тому назад?! Поверить трудно! За столь короткое время пережить столько событий! А сколько их еще впереди, если, конечно, все не закончится в ближайшие полчаса. Сдержав готовый вырваться стон, Фрол посмотрел на соседа и, увидев, что того бьет мелкой дрожью, спросил:

– Тебя чего так трясет, приятель?

– Никогда в жизни мне не было так страшно, – клацнув зубами, ответил Клюгк. – Эта петля на шее, и этот топор…

– Не боись, твои друзья рядышком, скоро освободят, – подбодрил Фрол.

– Я не забуду того, что ты спас мою жизнь там, на поляне, – пообещал Клюгк.

– Очень было бы хорошо, чтоб не забыл, – горько усмехнулся Фрол и теперь уже не смог сдержать стон…

Несмотря на численный перевес противника, Никус ничуть не паниковал. В слишком узкое ущелье бойцы горных могли попадать только по одному, зато стрелять по ним из-за завала могли сразу два арбалетчика, что ставило разбойников в выгодное положение. Главное – чтобы стрел на всех хватило.

– Мне действительно жалко своих людей, – вновь крикнул Касоч. – А ты, Никус, мог бы пожалеть своих. Советую не отказываться от возможности обменять пришлого на свою свободу.

– Советую мне не советовать! – откликнулся атаман.

– Ты, кажется, меня не понял, Никус? Не думаю, что твои люди тоже такие непонятливые! Может быть, хотя бы они повлияют на твое решение?

– И в самом деле, атаман, на кой нам сдался этот пришлый? – спросил Ушац, пристроившийся за завалом рядом с Никусом. Но атаман от него лишь отмахнулся.

– Я не понял другого, полковник! Неужели этот пришлый для тебя настолько важен, что ты забыл о своем верном капитанишке?

– Капитан Клюгк жив? – удивился виконт Касоч.

– Целехонек! – радостно подтвердил атаман. – И я со своей стороны предлагаю тебе другую сделку. Ты и твои люди немедленно покидаете Тусклый лес, а я отпускаю капитанишку живым и здоровым еще до того, как зажжется третье солнце.

– Как я могу поверить разбойнику!? – презрительно бросил полковник.

Примерно минуту со стороны завала ему никто не отвечал, затем голос подал капитан Клюгк:

– Господин полковник, это я! Атаман Никус просил передать, что если вы начнете атаку, он в первую очередь лично перережет мне горло…

– Вперед! – незамедлительно скомандовал виконт Касоч, и подтолкнул ближайшего бойца ко входу в ущелье.

Пронзенного стрелой, бойца тут же откинуло назад, но полковник толкнул на смерть следующего, за ним еще одного и еще.

Чтобы промахнуться с такого близкого расстояния, разбойникам надо было сильно постараться. Но если даже кто-то из горных умудрялся увернуться от одной стрелы, его тут же настигала вторая. Двойка Никус – Михыч сменяла двойка Ушац – Гайдук, пока одни перезаряжали арбалеты, другие стреляли по появляющимся целям. Оборонительная тактика походила на ту, что Никус выбрал на Тощей просеке, только дистанция стрельбы здесь была намного короче…

– Как это понимать? – спросил Фрол, когда вернувшийся от завала капитан Клюгк, уселся на прежнее место. – Ты сказал своим, что тебя убьют, как только начнется атака, и они без промедления ее начали!

Клюгк молча посмотрел на Фрола и, тяжело вздохнув, отвернулся.

– Нет, ты прикинь, – не унимался каскадер, – твой полковник вполне мог бы продолжить переговоры, мог бы еще поторговаться, придумать какую-нибудь хитрость, в конце концов. Но, приказывая идти в бой, он фактически подписал тебе смертный приговор. Что скажешь, капитан?

В ответ последовал лишь еще один, не менее тяжелый вздох, который заглушил очередной вопль Ушаца:

– На-на!

– Смотри-ка, опять не промахнулся одноухий! – прокомментировал Фрол. – Слышь, приятель, если у разбойничков стрелы не закончатся, они так всех твоих дружков перебьют.

– Ты случаем не заметил, смог ли кто-нибудь из разбойников улизнуть? – спросил вдруг Клюгк.

– А какая тебе разница? – подозрительно прищурился Фрол.

– Виконт Касоч никого не собирается брать в плен, – со знанием дела сказал Клюгк. – Ни разбойников, ни тебя… – и после короткой паузы, добавил, – моя жизнь ему тоже совсем ни к чему.

– С чего ты взял? Разве не интереснее было бы казнить разбойников на эшафоте? И почему Касочу не нужна жизнь его капитана? Натворил чего-нибудь?

– Сейчас ты все поймешь, – капитан пересел поближе и наклонил голову. – Смотри!

– Зачем? – не понял Фрол и опасливо отодвинулся.

– Видишь что-нибудь?

– А что я должен видеть?

– Рану ты должен видеть, рану! Из-за которой у меня вся башка в крови.

– Да нет там у тебя никакой раны, – сказал Фрол, осмотрев голову. – Но тогда-а…

– Не моя это кровь, а графа Бовдо. Ему виконт Касоч горло перерезал…

– Как?! – вскричал Фрол. – Как перерезал, когда?

– Моим кинжалом перерезал. А потом им же еще тюремщика зарезал и коменданта тюрьмы виконта Анелли. И все для того, чтобы тебя подставить. – Видя недоверие на лице Фрола, Клюгк торопливо и коротко разъяснил ему задуманный Касочем план, и то, что из этого плана вышло.

– Виконт Касоч все рассчитал, – закончил он. – Только в его расчеты не входило, что разбойнички найдут тебя раньше него. И теперь любой из них может доказать, что графа Бовдо и других убил кто угодно, только не ты. А если это сделал не ты, то подозрение в первую очередь падает на меня. Вот и посуди сам, есть ли виконту смысл оставить кого-нибудь из здесь присутствующих в живых…

– Никакого, – сообразил Фрол. – Похоже, попали мы с тобой.

– А, ч-черт! – донеслось в это время со стороны завала.

Одна из стрел, которую сумели выпустить горные, попала в плечо Михыча. Со стороны оборонявшихся завал это была первая потеря, в то время как они успели вывести из строя наступающих более половины бойцов. Продолжайся бой в таком же духе, и вскоре численность противостоящих сторон могла бы сравняться. Но до этого дело не дошло.

Когда в ущелье сунулся очередной боец из отряда лейтенанта Двояка, чтобы мгновенно распрощаться с жизнью, потомственный дворянин не выдержал и ринулся вперед. Виконт Касоч попытался остановить сына, но было поздно, стрела, выпущенная атаманом, пронзила лейтенанту грудь.

– Йесть! – победно выбросил кулак вверх Никус.

– Не-е-ет! – заорал Касоч, кидаясь к сыну и подхватывая его под мышки. У того еще хватило сил приподнять арбалет и нажать на спусковой крючок, но того, как стрела попала в руку атамана, виконт Двояк уже не увидел…

– Ушац, прикрой! – кривясь от боли и держась за рану, приказал Никус. – Мы уходим…

– У нас всего по одной стреле, атаман!

– Держи еще две, – Никус отдал Ушацу стрелы и здоровой рукой приподнял Михыча. – Прикройте и уходите за нами. Только не засветите лаз, а не то я лично вас порешу. Ага?

– Не засветим, – пообещал Ушац.

Поддерживая друг друга, Никус и Михыч подбежали к Фролу и капитану Клюгку. Не долго думая, атаман выхватил шпагу и занес ее над пленным.

– Подожди, Никус! – Фрол протянул руку, защищая капитана. – Он на нашей стороне!

– Да, да, я с вами, – поспешно подтвердил тот. – Виконт Касоч не оставит в живых ни меня, ни вас. Сегодня утром он убил графа Бовдо и виконта Анелли, чтобы все свалить на Фролма. Поэтому ему не нужны свидетели, которые знают, что это нет так.

– Врет! – выдохнул Михыч. – Чтобы шкуру свою спасти и не так соврать можно!

– Не вру! – замотал головой Клюгк. – Вспомните, Касоч даже слушать не стал, когда вы предложили меня освободить!

– Верно, – согласился Никус. – И в набат переливчатым звоном горные просто так звонить не стали бы… Но нам-то ты на кой хрен? Только лишняя обуза!

– Когда совсем обузой станет, тогда ты его и убьешь, – вновь вступился за капитана Фрол. – А сейчас он хотя бы тащить меня сможет.

– Потащишь? – Никус выразительно посмотрел на кончик своей шпаги.

– Да, да, конечно!

– Хорошо, живи пока. А ты, Фролм, держи наготове кинжал и чуть что, сам его прирежешь. Ага?

* * *

Они углубились в ущелье, которое, чем дальше, тем становилось уже. Руки капитану Клюгку так и не развязали, что не очень способствовало быстрому продвижению пленника с Фролом, повисшим на его плече. Атаман с Михычем двигались чуть быстрее.

Спасло то, что идти пришлось не слишком далеко. После крутого поворота ущелье раздваивалось. Никус выбрал правое ответвление, которое через несколько шагов закончилось тупиком. Лаз оказался справа в стене. Его закрывала плоская овальная каменная глыба, которую Никус не без труда откатил немного в сторону, и, опять же, не без труда пропихнул в открывшуюся щель Михыча. Затем помог протиснуться Фролу и Клюгку. Атаману помог пролезть в лаз вовремя примчавшийся Ушац. Одноухий юркнул в лаз вслед за ним и, не говоря ни слова, поднапрягся, чтобы откатить овальную глыбу обратно.

– Где Гайдук? – спросил Никус, кода глыба приняла прежнее положение.

Ушац, округлив глаза, приложил палец к губам, выразительно чиркнул себя большим пальцем по шее и принялся махать руками, ясно давая понять, что необходимо срочно отсюда убираться и как можно дальше. И только после того, как сначала ползком, потом кто как мог, выбиваясь из последних сил, они выбрались из лаза-щели на открытое пространство и остановились передохнуть, Ушац, все еще тяжело дыша, ответил на вопрос атамана:

– У нас закончились стрелы… и когда мы побежали… Гайдук упал… мне показалось, что его убили… но я все равно… не успел бы его утащить…

– Тебя никто ни в чем не обвиняет, – подбодрил Ушаца атаман. – Мы все видели, как ты сражался, и сколько подстрелил горных.

– Да… – кивнул тот и нервно потер руками щеки. – Но когда я оглянулся… то увидел, что Гайдук пытается за мной ползти! А Касоч, виконт Касоч подбежал к нему… поставил ногу ему на спину… и ударил шпагой по голове… несколько раз ударил… прямо по голове…

Часть вторая
Ад

Глава первая
Типичная локальная война

Уходящий день принес королю Халимону немало известий о событиях, которые лучше бы не случились. Гибель друга детства виконта Анелли и генерала Лесного королевства графа Бовдо; побег из королевской тюрьмы их убийцы пришлого Фролма, провалившаяся попытка захватить беглеца и, как следствие – объявление королем Гурлием войны со всеми вытекающими бедами и проблемами. Эти беды и проблемы не заставили себя ждать…

Из докладов осведомителей следовало, что войска лесных, взявшие в осаду крепость Квадро и крепость Трио графа Гогуля, перешли в наступление сразу, как только зажглось третье солнце. Ждать оправданий и объяснений они не стали.

На Квадро лесные напали, ведомые самим королем Гурлием и его старшим сыном принцем Чингаем. Все силы король разом обрушил на одну стену. И, несмотря на попытку баронов Герзы и Бушмы сорвать атаку выдвинувшимся конными отрядами, Гурлий сокрушил противника, заставив конницу отступить, а крепость пасть.

Лесные потеряли убитыми тринадцать человек, горные – десять. При этом еще десяток горных бойцов, а также бароны Бушма и Биан были взяты в плен. В то же время участи пленения вместе с небольшим количеством бойцов избежали бароны Ольшан, Волленвейдер и Логвиин.

Атакой на крепость графа Гогуля руководил полковник Трофф, а среди первых, ринувшихся в бой, были сын покойного Бовдо граф Винсепто, и средний сын короля Гурлия, принц Чернец. Выдвинувшиеся из крепости им навстречу бойцы Горного королевства, изрядно потрепали лесных, но после того, как принц Чернец лично зарубил графа Лазута, остававшиеся на ногах горные ретировались. И уже ничто больше не мешало лесным в лоб штурмовать крепость Трио. Сражение оказалось кровопролитным и коротким. Лесные взяли крепость, уничтожив десять бойцов и пленив семерых, в том числе и графа Ступака, сами же потеряли убитыми восемь бойцов и виконта Бурмистра.

Но наиболее значимым итогом этих военных действий оказалось то, что помимо захвата двух стратегически важных крепостей, лесные взяли под контроль еще и Западный мост Нейтрального острова. А это означало, что Горное королевство лишалось постоянного притока свежих сил из потустенного мира. Не очень хороший расклад во время ведения крупных военных действий…

– И как вы мне это объясните? – хмуро поинтересовался Халимон у кардинала Маная, как только тот переступил порог королевских покоев.

– Э-э-э… пришлый Фролм…

– Да при чем здесь пришлый Фролм?! – перебил кардинала Халимон.

– Разбойники Тусклого ле… – вновь начал Манай и вновь король его перебил:

– Про этих мне объяснять нечего! – Прошляпили его ваши жандармы вместе с моими гвардейцами! Как прошляпили – просто уму непостижимо!!! Но не про это я вас спрашиваю, Ваше преосвященство, не про эту мелочь!

– Наши крепости…

– Насколько мне известно, наши крепости за все время существования мира за стеной уже завоевывались. Так же как завоевывались крепости Лесного королевства. Завоевывались и обратно отвоевывались. Но вот Нейтральный остров, его восточные и западные ворота, впервые оказались под контролем лишь одного королевства. Впервые! Что вы на это скажите, Ваше преосвященство?

– То, что Западный мост необходимо срочно взять под свой контроль! – ответил кардинал. – И для этого нельзя жалеть ни сил, ни людей.

– Это понятно, – согласился король. – Я спрашивал у вас другое. Как отнесется к сложившемуся раскладу с Нейтральным островом Творец? Ведь если допустить, что Западный мост так и останется в руках лесных, то по сравнению с нами у них в скором времени заметно увеличится перевес в людской силе. А это значит, что равновесие в мире за стеной будет нарушено…

– Вот чтобы его не нарушить, мы и должны вернуть себе контроль над Западным мостом! – убежденно сказал Манай.

– Да. Мы сделаем это завтра, – кивнул Халимон. – И все-таки про Творца вы мне так и не ответили…

Где-то высоко погасло солнце, после чего на главных площадях Горного и Лесного королевства набаты начали отбивать гулкие удары.

* * *

– Вчера после захода второго солнца что-то слишком долго били в набаты, – сказал Фрол, как только понял по изменившемуся дыханию Никуса, что тот тоже проснулся. Ночевали они в таверне мадам Марты, до которой добрались после наступления ночи, еле волоча ноги и истекая кровью.

– И как долго? – спросонок поинтересовался атаман.

– Двадцать шесть ударов вдалеке и сорок ударов поблизости.

– Ага, – Никус прикинул в уме, – значит, не только мы с тобой, да полковник Касоч вчера кровушку проливали. Значит, в нашем теперешнем замечательном мире вчера распрощались с жизнью шестьдесят шесть человек. По всему, видать, королевства ступили на тропу войны, – зевнув, закончил мысль атаман.

– Ты хочешь сказать, что каждый удар в набат означает смерть человека? – уточнил Фрол.

– Естественно, – вновь зевнул Никус.

– И в этом случае получается, что в Горном королевстве за вчерашний день погибло сорок бойцов?!

– Ага…

Фрол замолчал, переваривая информацию, а Никус, спустя некоторое время добавил:

– Только не сорок бойцов, а, как минимум на шестерых меньше…

– В каком смысле? – не понял Фрол.

– Горные моих разбойничков тоже посчитали. А их, если только Корепан не умудрился унести ноги и где-нибудь заховаться, аккурат шесть упокойничков.

– А почему ты так равнодушно об этом говоришь, Гусь?

– Во-первых, дружище Фролм, – атаман сделал ударение на букву «м», – если ты хотя бы раз при посторонних назовешь меня Гусем, то это станет последним словом в твоей жизни, – А, во-вторых, в мире за стеной практически любая минута может оказаться последней. Вот поживешь здесь чуток и сам ко многому станешь относиться о-о-очень равнодушно.

– Ты давно сюда попал? Постой, я попробую вспомнить, когда мы с тобой виделись в последний раз… Меньше года тому назад, да? Ну, может, чуть больше…

– Ровно два года и восемь месяцев, – констатировал Никус.

– Два года и восемь месяцев… – Фрол с силой надавил себе на лоб, словно пытаясь вогнать в голову этот промежуток времени.

– Это у вас там время летит от премьеры до премьеры, – вновь усмехнулся атаман, – а здесь каждый день проживаешь, словно заново рождаешься и умираешь.

– У вас… у нас… Никус, а как тебя, ну, преобразовали? – поинтересовался Фрол.

– Какая разница, как преобразовали, раз я здесь очутился, – недовольно отмахнулся тот.

– Ну, мне интересно. Не всех же, как меня, этот Максим Николаевич, ваш, Творец, к себе домой приглашал…

– Меня-то уж точно не приглашал, – Никус испытывающе посмотрел на приятеля, прикидывая, не кроется ли за его интересом какого подвоха, и продолжил:

– Со мной это произошло очень примитивно. Ты, кстати, должен помнить тот день! Когда в доме Кино на Васильевской улице премьеру фильма «Пятеро в черном» показывали. Ну, вспомнил?

– Конечно! – и в самом деле вспомнил Фрол. – Мы же вместе с тобой этих черных дублировали. Я еще тогда впервые в доме Кино побывал..

– А ты не задавался вопросом, почему после той премьеры я куда-то пропал?

– Задавался, – сказал Фрол, не покривив душой. – Но кто-то распустил слух, что ты за океан подался, на съемки какого-то сериального боевика…

– Вот-вот. Уверен, что такие же слухи сейчас и про тебя кто-нибудь распускает.

– Вполне возможно, – нахмурился Фрол. – Ну, все-таки, как с тобой дело было? Не томи.

– Как дело было. Нахлестался я пива в буфете. Ну и после того, как нам на сцене поаплодировали, прямиком в туалет побежал. Вы-то пошли премьеру смотреть, а я – малую нужду справить. И черт меня дернул, вместо того, чтобы к писсуару пристроиться, в кабинку зашел. Я, понимаешь, услышал, что за мной еще кто-то в туалет входит, и подумал, что неудобно как-то, если зритель, который только что меня на сцене видел, теперь рядом встанет и ссать начнет, а потом всем про это расскажет. В общем, зашел я в кабинку, дверь прикрыл, а она без щеколды оказалась, но, думаю, сюда-то уж соваться наглости не хватит. Короче, пописал я, только ширинку застегивать начал, слышу, дверь сзади открывается. Подумать еще успел, что хватило все-таки у педерастов наглости сунуться, и что сейчас точно кто-то в рог получит. И тут – все! Темнота! Очнулся голым на Нейтральном острове. В общем, как и все преображенные…

– Пописать, значит, сбегал, – сказал Фрол. – А ведь я еще тогда мог оказаться на твоем месте.

– Жаль, что не оказался, – вполне искренне сказал Никус.

– И что с тобой дальше было? – задал Фрол очередной вопрос.

– Да прекрати ты до меня докапываться!

– Да ладно тебе, Никус, делать-то все равно нечего. Расскажи лучше, каким образом в разбойники подался? Ведь, наверное, сначала тоже бойцом в каком-нибудь королевстве был?

– Был, – кивнул Никус. – Сначала, конечно, как и все, в качестве черни повкалывал. Потом, когда с Лесным королевством очередная войнушка началась, сделали меня бойцом – арбалетчиком в полку самого барона Герзы. После первого же боя я капралом стал. Мы тогда здорово лесных потрепали. Потом за удачный штурм Рубежной крепости барон Герза мне звание лейтенанта присвоил. Лесные потеряли много бойцов и отходили к Пентаклю, а мы наступали им на пятки. Но потом Герзу ранили, и он, сдуру, передал командование своему сыну, потомственному, видите ли, дворянину, барону Вовтге. Тьфу!

– И чего, и чего? – подтолкнул к дальнейшему рассказу Фрол.

– Да то, что нельзя семнадцатилетним щеглам командование доверять! Вместо того чтобы дождаться подкрепления – графья как раз на подходе были, этот сосунок вместе с бароном Бушмой решили нахрапом Пентакль захватить. И ведь я им говорил, чтобы не спешили, но этим щеглам все по-бороде. Короче, взяли нас в ущелье в клещи: с фронта – граф Филат, с тыла – виконт Нянич, ну и порубали в капусту почти всех. Барончики лапки кверху подняли, ну а нам с Михычем и еще одним бойцом сдаваться чего-то не захотелось, и мы вперед прорвались. К Восточному мосту. Там пришлось с лесными дозорными в бой вступить, третий наш боец так у моста и остался, а мы с Михычем на остров перебежать успели, пока к дозорным подмога не подтянулась. Естественно, оружие, кольчуги, пряжки – все к мосту примагнитилось. Ну, а мы – скорее в наше родное Горное королевство, через Западный мост.

И надо же такому случиться, что на той, то есть, на этой стороне, как раз со своими людьми еще один щегол дежурил, добрейший виконт Двояк – сыночек виконта Касоча, тот самый, которому я вчера стрелу в сердце всадил. Мы с Михычем к ним с распростертыми объятиями, а они нас – в сети, словно каких-то пришлых. Мы кричим, что, мол, разве не видите на нас форму баронскую, что мы только что за короля Халимона свою кровушку проливали! А виконту Двояку, этому молокососу, все по-бороде. Мол, закон есть закон, мол, раз пришли на территорию Горного королевства через Западный мост, значит, становитесь вассалами того, кто вас принял. Ох, и не понравилось нам это! Михыч прям озверел. А силенки-то у него хоть отбавляй, он ведь в потустенном мире пожарником был, ствол таскал, на себе людей из горящих домов вытаскивал. Да и я не из слабаков, ты знаешь, – Никус подмигнул Фролу, и тот согласно кивнул.

– Короче, недовольство свое мы с Михычем сдерживать не стали, из сетей выпутались, а дозорных так у моста и оставили. Михыч кому головенку свернул, кому руки-ноги поломал, лично я до добрейшего виконта Двояка дорвался и так его отметелил… Потом жалел, что тоже головенку не свернул, ну да ладно, вчера это дело исправил.

Ну и что нам после такого расклада делать оставалось? Лесные – враги, горные – тоже врагами стали. Михыч предлагал к князьям податься, но про них слишком уж неаппетитные слухи ходят. Короче, собрали мы оружие, лошадок прихватили и – в Тусклый лес, разбойничать…

– Поня-я-тно, – протянул Фрол. – А что за слухи про князей ходят?

– Да не под нашим знаменем они.

– В каком смысле?

– Голубое у них знамя, дружище Фролм, такое голубенькое-голубенькое.

– Князья – гомики, что ли?

– Бисексуалы. Все поголовно в юбках ходят, как шотландцы. Хе-хе, чтобы времени даром не терять, когда приспичит.

– Господи, и здесь тоже!

– Не здесь, а там, у них на острове, в княжестве, – поправил Никус. – Насколько я в курсе, и в Горном королевстве, и в Лесном с этим делом строго. Вроде бы, даже сам Творец не позволяет.

– А в княжестве, значит, позволяет?

– Творец много чего позволяет. Говорят, если кто оказывает князьям сопротивление, или если не понравился им в, так сказать, любовных утехах, эти извращенцы сажают несчастного на кол…

– И об этом с огромным возмущением рассказывает атаман разбойников! – всплеснул руками Фрол. – Который едва не приказал отрубить человеку ноги и таким образом его повестить!

– Ну, во-первых, это говорит твой старый друг, спасший твою жизнь, кстати, спас от того самого человека, которого собирался повесить. А, во-вторых, не надо проводить параллели. Смерть, которую избежал капитан Клюгк, не сравнить с многочасовыми мучениями с колом в заднице, или с медленным поджариваниями на «Плите жизни», которые время от времени устраивает дражайший кардинал Манай. Имей, кстати, в виду, что поджаривание – это один из видов казни, который ждет разбойничков, попавших под святейшее правосудие. А еще один вариант казни, если коротко, называется «посредством рыбалки». Это когда осужденный выступает в качестве живца.

– Живца? – переспросил Фрол, всегда любивший рыбалку.

– Ну да. На берегу озера собирается конструкция, наподобие колодца «журавль», только на конце веревки вместо ведра привязывается огромный крюк. То есть, для потустенного мира он выглядит, как обычный рыболовный крючок, а здесь, сам понимаешь, каких он размеров. К этому крючку привязывают, – Никус кивнул на Фрола и после короткой паузы продолжил, – правильно, привязывают разбойника, и ловят на него в нашем озере рыбку. Клюет обычно очень быстро, но когда пойманную рыбку вытаскивают на берег, от живца, сам понимаешь, мало чего остается. Правда, утверждают, был случай, что один такой живец умудрился выжить, и его даже помиловали. Но мне что-то мало в это верится. Видал, каких размеров рыбки в озере плавают? Эй, дружище, да ты, смотрю, побледнел? Нога, что ли беспокоит?

– Нет, с ногой все в порядке, подергивает только, – Фрол вытер выступивший на лбу пот. – Я, понимаешь, сам рыбак заядлый. Обожаю кружки погонять, переметик на ночь поставить на хищника, а зимой – жерлички на льду. Ну, вот я и представил себя на месте живца. Бр-р-р… Побледнеешь тут!

– Хе-хе-хе. Между прочим, говорят, что идею казнить «посредством рыбалки» сам Творец подбросил.

– О, господи, что же это у вас за Творец такой?!

– Не у вас, а у нас, разбойник Фролм, – уточнил атаман, – у всех нас.

– Да, какая разница! – я про то, что, раз уж ты Творец и напрямую влияешь на мир, который создал собственными руками, то, как можно позволять, чтобы в этом мире творилось такое варварство?!

– Эк, куда загнул! А ты, вот знаешь, что небезызвестный тебе Ушац после того, как преобразовался, в Иисуса Христа поверил?

Фрол удивленно поднял брови.

– Да-да, на полном серьезе.

– Но, кажется, должно быть наоборот? То есть, верующий в потустенном мире, попав сюда, должен стать ярым атеистом.

– А вот ты об этом у нашего одноухого при случае спроси, – посоветовал Никус. – Только сам в ненужные откровения не вдавайся. Понял?

* * *

До воды было сравнительно недалеко. Будь это бассейн, а Наташа стояла бы на вышке, пусть и на самой высокой, она, возможно, собралась бы с духом и прыгнула. Но! Во-первых, это не бассейн, и неизвестно, какая у берега глубина. Во-вторых, граф Винсепто пугал, что в озере, водятся гигантские рыбы, которые не прочь позавтракать купальщиками. Пугал, кажется, не напрасно, – во всяком случае, Наташа видела несколько мелькнувших в глубине теней, размеры которых очень впечатляли. И, в-третьих, она понятия не имела, в какую сторону плыть, чтобы можно было выбраться на спасительный берег.

Да, собственно, зачем ей это надо! Убежать от графа Винсепто? И что дальше? Этот парень, хоть и не постеснялся разбить ей в кровь лицо, но зато насиловать не стал. И отнесся к ней, как к человеку, а не как к игрушке. Какую-то сказку про мир за стеной стал рассказывать… Жаль, что она его не дослушала, уснула. А, проснувшись, обнаружила на столе миску с овсяной кашей, правда, холодной, но зато вкусной. И еще кувшин с кисленьким, кажется, клюквенным морсом. Но главное – платье, трусы и что-то похожее на лапти. Кроме того, в углу комнаты оказалась наполненная водой кадка, мочалка, полотенце.

Приведя себя в порядок и утолив голод, Наташа обследовала дом. В нем тоже не было крыши, а стены были в полтора человеческих роста. Из комнаты, в которой она спала, вели две двери: одна во двор, который с одной стороны ограничивался крепостной башней, с другой – забором, в углу которого оказалась кабинка с отхожим местом, а с третьей – высоким берегом над озером; вторая дверь вела в прихожую, одновременно – столовую. С мебелью в доме было скудновато: во дворе – пара плетеных кресел-качалок, невысокий столик, какая-то непонятная утварь; в спальне, помимо кровати, стояли лишь тумбочка, стул и стол, который с натяжкой можно было назвать письменным; в прихожей-столовой – стол обеденный и несколько стульев; по стенам были развешаны полки, заставленные глиняной посудой и различными предметами; единственное украшение – скелет огромной рыбьей головы с раскрытой пастью, усеянной острыми зубами. Еще в доме было оружие: арбалет и стрелы к нему, две шпаги, кинжалы.

Из небольшого окошка в прихожей, имеющего с внутренней стороны ставни, а в них – два круглых отверстия, закрываемых заслонками, открывался вид на двор крепости. Дверь туда оказалась закрытой снаружи, еще одна дверь из прихожей тоже была закрыта – вероятно, за ней была комната отца Винсепто.

При желании Наташа могла бы попасть и в эту комнату, и во двор крепости – достаточно было придвинуть к стене стол, а на него поставить стул… Но, поразмыслив, девушка отказалась от такой возможности и решила занять себя отрабатыванием точности в метании ножей по висевшему во дворе щиту, по-видимому, специально для того предназначенному.

За этим занятием, Наташа не услышала, как ей подали обед – кто-то принес и оставил на столе миску супа, миску, доверху наполненную пловом и кувшин вина. Она все съела и почти все выпила, жалея лишь о том, что не смогла поговорить с человеком, все это принесшим. Надеялась задать несколько вопросов, когда он принесет ужин, но, видимо, питаться ближе к ночи здесь было не принято, либо про нее просто забыли. Не вернулся домой под вечер и граф Винсепто, с которым она тоже не прочь была поговорить и выслушать его объяснения о том, что все-таки происходит…

Как назло, утром Наташа вновь проспала разносчика пищи. Она уже начала изнывать от безделья, когда двор крепости вдруг наполнилась криками и мельтешением людей и лошадей. В окошко Наташа увидела въезжающие в крепость через ворота повозки и, наконец-то, графа Винсепто, сидевшего на одной из повозок.

Вскоре Винсепто уже входил в дом. Чернее тучи, слегка пошатывающийся, в разорванной, окровавленной рубашке, с перепачканным кровью лицом, он бросил на Наташу лишь один обеспокоенный взгляд и все внимание перевел на человека, которого внесли в прихожую на носилках два не менее хмурых и обеспокоенных бойца.

Вслед за ними на пороге появился виконт Германт. В левой руке он держал сразу три шпаги, правую, кривясь от боли, прижимал к груди. Прихожая все больше наполнялась людьми, и Наташа была вынуждена отступить в спальню.

– Ваше величество, я устрою вас в комнате отца, – услышала она голос Винсепто. – И приведите поскорей доктора.

* * *

– Чему ты все время улыбаешься, разбойник Фролм? – спросил Никус, облизав ложку и опрокинув в себя остатки содержимого фляги.

Они трапезничали впятером за одним столом: Никус, Фрол, Михыч, Ушац и Клюгк. Завтрак был сытным и, что приятно удивило Фрола – почти горячим. Ведь горячей пищи в мире за стеной он до сих пор не пробовал.

– Да вот фильм один вспомнил, называется «Пятеро в черном». Никто не смотрел? – Фрол обвел взглядом сидящих за столом.

– Я смотрел, – насупил брови Никус. – Премьеру. Буквально перед тем, как преобразоваться. А эти все еще до меня в мир за стеной попали, значит, и фильма видеть не могли.

– Так, значит, ты должен помнить, что в том фильме тоже пятеро разбойников было. Как и нас здесь сейчас.

– Ну да, – морщины на лбу атамана разгладились. – Как раз пятеро. Они там все грабили кого-то.

– Предводитель у них там еще был – вроде тебя, а громила – ну, вылитый Михыч, и еще отставной военный – вроде капитана Клюгка…

– Ну да, ну да, – довольно закивал Никус. – А четвертый, верткий такой, который все бегал, да с крыши на крышу прыгал – как раз на тебя, Фрол, смахивает.

– Согласен…

– А пятый у них, – Никус, разгадавший подоплеку заведенного каскадером разговора, посмотрел на Ушаца, – святошей был.

– Ушац у нас святоша и есть! Ха-ха-ха, – засмеялся Михыч.

– А в кого ты веришь? – наивно поинтересовался Фрол.

– В Творца, в кого же еще можно верить! – не без пафоса воскликнул Ушац.

– Не ори! – сразу осадил его атаман. – Скажи лучше, в какого именно Творца ты веришь.

– Я же тебе с Михычем как-то рассказывал…

– Так пускай теперь еще и Фролм с Клюгком послушают. Тебе чего – жалко? Может, они после этого твоей верой проникнутся и выберут тебя творцовым наместником. Ха-ха… А что – я бы согласился тебя вместо Маная за Его преосвященство держать. Ха-ха-ха…

– Я не понимаю, зачем верить в то, что знаешь, – сказал Фрол, глядя на Ушаца. – Ведь мы здесь все преобразованные, и прекрасно знаем, кто и каким способом это сделал. Или я не прав?

– Мы знаем только, что некто, а именно, Творец, сделал это при помощи какого-то фантастического прибора, называемого «выборочным преобразователем», – сказал Никус. – А история преобразования, у каждого своя. Вот хотя бы ты, Клюгк, когда и как в мире за стеной очутился?

– Хм, когда и как очутился, – отмахнулся капитан, но, посмотрел на атамана и убедился, что тот и остальные приготовились слушать…

Это было больше пяти лет назад. Отслужив два года в десантных войсках, Саня Клюквин демобилизовался, погулял полтора месяца в свое удовольствие, а когда нагулялся, устроился работать в инкассацию – собирать по московским магазинам дневную выручку и сдавать деньги в банк. Тогда почти все инкассаторские маршруты пересели на мощные броневики, окрашенные в темно-желтый цвет с продольной зеленой полосой на боках. Бригада маршрута Сани Клюквина под номером 33 пока что продолжала кататься на обычной «Волге». Начальство объясняло это тем, что в центре города, где они работали, налетчики вряд ли рискнут пойти на ограбление. Инкассаторы не возражали: ограбления вообще случались крайне редко, а «Волга» и ездила порезвей и, в отличие от броневика, катать в ней маршрут по шесть-семь часов кряду было гораздо комфортней.

В тот августовский день Клюквин был сборщиком. Ходил по магазинам, отдавал кассирам порожние сумки, забирал сумки с деньгами и приносил обратно в машину, где его поджидали водитель и старший инкассатор. Как раз накануне Саня отметил со своими давними друзьями свой двадцать первый день рождения и по окончании маршрута собирался, что называется, проставиться недавно обретенным друзьям-инкассаторам. Не то, чтобы организовывать застолье, а так – во дворе банка на скамеечке под липами распить с сослуживцами несколько пузырей водки под легкую закуску и разбежаться по домам, чтобы на следующий день, придя на работу к 16.00, выглядеть как огурчик.

Водка, пиво и закуска были закуплены, маршрут подходил к концу, на улице начало темнеть. Проинкассировав предпоследнюю точку, Саня быстрым шагом вернулся к машине и только, когда открыл дверцу, с удивлением обнаружил, что два больших мешка, под завязку набитые сумками с деньгами, уложены рядышком на заднем сидении, но ни водителя, ни старшего инкассатора в салоне нет. Еще больше он удивился, увидев на водительском сидении форменную инкассаторскую одежду, а на полу под рулем – ботинки. Следующее удивление Саня Клюквин испытал, очнувшись на Нейтральном острове…

– Слушай, – сказал Фрол, когда Клюгк закончил рассказ, – у меня брателло в ментуре сыскарем пашет, и помню, он мне рассказывал, как однажды инкассаторская бригада из трех человек исчезла, прихватив все собранные денежки. Приличную сумму, кстати, называл. Это не твой ли случай?

– Не знаю, – пожал плечами Клюгк. – Может, и мой. Я вот иногда думаю, что если вдруг когда-нибудь доведется вернуться в настоящий мир… Ведь меня там обязательно за ворюгу примут, а то и за убийцу. Спросят, куда, мол, дружков-инкассаторов подевал?

– И поэтому, разбойник Клюгк, лучше бы тебе обратно в потустенный мир не возвращаться, ха-ха-ха, – подытожил атаман. – Ну а ты, Михыч, расскажешь нам свою историю?

– Да чего там рассказывать, – вяло улыбнулся Михыч, поглаживая раненое плечо, – ничего интересного.

– Ладно, – сказал Никус, – я сам за тебя расскажу. В потустенном мире наш Михыч, как прирожденный пожарник, можно сказать, пылал страстями к двум стихиям – огню и воде. Огонь он ненавидел всеми фибрами своей души. Соответственно, всеми фибрами души, любил воду в любых ее проявлениях: лед, снег, дождь, реки, моря… И все потому, что вода – враг огня. Ну и вот, как-то, навоевавшись с ненавистным ему огнем, наш Михыч решил насладиться любимой ему водой. Пришел на берег Москвы-реки, что в Строгино протекает, нашел более менее уединенное местечко, разделся, накупался вдоволь, прилег на песочек отдохнуть и… как вы, наверное, уже сами догадались, очнулся не на песочке а на нашем любимом Пятаке Нейтрального острова. Вокруг которого плещется водица, в которой ну никак не искупаешься, ну а пожаров здесь и в помине нет, – сам Творец не предусмотрел…

– Зато Творец много чего другого предусмотрел, – сказал Ушац.

– Во-во-во, – переключил на него внимание атаман, – пришла очередь и нашему меткачу свою историю преобразования поведать. – Ты говорил, что в потустенном мире егерем был…

– Ну да, егерем, – в нашей Нижегородской губернии. Смычок гончаков держал, да вот не уберег…

– Украли собачек? – спросил Михыч. – Или сами убежали?

– Сгорели. В охотничьей избушке. Жаль, тебя тогда с нами не было, может и спас бы…

– Как же такое случилось? – удивился бывший пожарник.

– Да я сам во всем виноват, – тяжело вздохнул Ушац.

…Охота в те выходные обещала быть добычливой. Первый снег, выпавший в начале ноября и пролежавший дней десять, успел растаять, заяц же к тому времени полинял, и теперь в лесу на фоне темной листвы его белое мелькание можно было заметить с приличного расстояния. Да и гончаки опытного егеря Владимира Ушакова заслуженно считались лучшими в хозяйстве. К тому же пятеро охотников, приехавшие на двух джипах, казались далеко не новичками, и стаж пребывания в охотничьем обществе, отмеченный в их билетах, это подтверждал. Правда, среди своих клиентов, Ушаков предпочел бы видеть кого угодно, только не новых русских, однако этих самых клиентов по точкам распределял не простой егерь, а главный охотовед. Вот он и распределил «богатеньких буратин» в обход Ушакова, благо и охотничья избушка у того была добротная, и парилка в баньке на берегу пруда считалась одной из лучших в охотхозяйстве. И еще главный охотовед намекнул, что за организацию хорошей охоты, клиенты в долгу не останутся.

Охота и в самом деле оказалась отличной. И собачки работали, и зайчики бегали, а охотники, даром, что «богатенькие буратины», но показали себя неплохими стрелками, и добыли трех успевших побелеть ушастых зверьков. Отмечать это дело начали еще в лесу. На обратном пути в охотничью избушку – продолжили. Ну а в избушке, да в баньке – сам бог велел.

– Эйфория на меня какая-то напала, – рассказывал Ушац разбойникам Тусклого леса. – Мало того, что эти новые русские уж больно моих собачек нахваливали, так еще и деньжищ столько в карман сунули, сколько я за полгода не зарабатывал. Как тут благодетелям компанию за столом не составить!

Оставил я собачек в сенях, а сам с охотниками, принялся водяру глушить. Я-то не особо пьющий был, да и главный охотовед нам это дело под угрозой увольнения запрещал. Но тогда что-то расслабился, лишнего хватил, ну и вырубился. А гости дорогие, как потом рассказывали, до поздней ночи ее проклятую пить продолжали, а когда водка кончилась – на самогонку перешли. Ну и один придурок решил проверить ее на градус, то есть, хорошо ли горит. Налил полную кружку, поджег, да и на себя опрокинул.

Я от его вопля проснулся. Гляжу, он вместо того, чтобы, не паникуя, огонь с себя сбить, принялся прыгать, руками трясти, смахнул со стола почти полную бутыль самогона, она – вдребезги, ну и заполыхала моя охотничья избушка. Вокруг все пьяные, кто-то дрыхнет без задних ног! Пока их будили и через разбитые окна из дома вытаскивали, пока в пруд окунали, чтобы огонь с одежды сбить и в чувство привести…

В общем, сгорело все. И избушка, и два джипа дорогущих, и ружья охотничьи, и… собачки мои сгорели заживо…

На следующее утро вместе с охотиками-погорельцами поехал в Нижний Новгород. Они собирались, благодаря личным связям, каким-то образом все утрясти, чтобы никаких там дел не заводилось, ну и тому подобное. Деловые, блин, все-то у них схвачено, все захвачено… Ну а я словно в тумане был. Не помню, как в Нижнем очутились, куда ездили, что делали. Даже не помню, каким образом я в Нижегородский кремль попал. Может, просто вышел из машины воздухом свежим подышать и только когда кремлевские стены увидел, в себя пришел.

Есть там действующая церквушка. Заглянул я в нее, купил две свечки, запалил, поставил, поминая про себя невинно погибших собачек. Затем по внутренностям монастыря бродил до тех пор, пока не отыскал безлюдный уголок, присел там на старую кирпичную стену, заплакал и… умер, – неожиданно закончил рассказ Ушац.

– Вот, что оказывается, с ним произошло, – тут же продолжил Никус. – Там наш Ушац умер, а здесь, на Нейтральном острове воскрес. Прям как Иисус Христос.

– Этот Иисус Христос тоже был преобразован, – заявил бывший егерь. – Как я, как все мы. То есть, это его преобразовал настоящий Творец. И тоже перенес в какой-нибудь мир – маленький или большой, за какую-нибудь стену, или на какую-нибудь планету, типа Земля…

– И, что, хочешь сказать, из космоса за этой планетой наблюдает? – скривился Никус.

– Да, наблюдает! И за войнами, которые по его велению происходят, и за всякими там землетрясениями, тайфунами и извержениями вулканов, которые, опять же, сам устраивает. И вообще за всем-всем наблюдает…

– Землетрясения и тайфуны – явления природы, – возразил Михыч, – как такие явления можно устроить?

– Очень просто! Взял, да и подул на землю в трубочку, или мизинчиком до планетки дотронулся. Вот вам и тайфун-торнадо, вот вам и извержение вулкана. А в следующий раз возьмет Творец, да и раздавит Землю-матушку двумя пальцами

– В таком случае, почему ты уверен, что существует всего лишь один Творец? – подал голос Клюгк.

– Кто сказал, что Творец – один?! – глаза Ушаца заблестели. – Кардинал Манай вам песенки поет, а вы и уши развесили. Пораскиньте умом, – не может быть Творец один. Много их, много! И вообще, Творцы это не люди, они другие, они… ТВОРЦЫ! И мы для них – все равно, что для нас – муравьи. Только мы – разумные, за нами наблюдать интереснее.

– Вернее – в нас играть, – поправил Фрол.

– Играть, – не стал спорить Ушац.

– А мне вот как-то не очень хочется, чтобы какой-то Максим Николаевич, старый пердун, мною играл, – сказал Фрол.

– Максим Николаевич? – переспросил Ушац. – Кто это?

– Творец, кто же еще…

– Откуда тебе известно его имя? – Ушац, а вместе с ним Михыч и Клюгк уставились на Фрола.

– В отличие от вас я перед преобразованием имел с дедушкой Творцом продолжительную беседу, – сказал каскадер, не обратив внимания на тычок Никуса ногой под столом. – И даже имел счастье лицезреть мир за стеной с той стороны стены. Из настоящего мира. И даже видел в воспроизводящую, увеличивающую изображение камеру, как вот ты, – Фрол кивнул на Клюгка, – оттяпал ухо вот ему, – кивок на Ушаца. И чтобы развеять мелькнувшее в глазах сотрапезников сомнение, добавил:

– Ты сделал это ловким поддевом снизу вверх, а когда отрубленное ухо упало на землю, наколол его на кончик шпаги. Такая вот подробность выяснения ваших отношений.

– Признайся, что ты успел рассказать ему об этом, – потребовал Ушац у Клюгка. – Ведь вы оставались вдвоем, пока мы сражались с твоими дружками в ущелье.

– А что ты еще видел в эту камеру, – спросил у Фрола Никус, не обращая внимания на взбешенного Ушаца.

– Я видел весь мир за стеной, – спокойно сказал Фрол. – Только в тот момент я не поверил Максиму Николаевичу, что это действительно камера наблюдения. Подумал, что это большой макет, а камера просто воспроизводит запись.

– И зачем же он тебе это показывал? – поинтересовался Михыч.

– А вот это уже секрет! – сказал Нукус и вновь пихнул Фрола ногой под столом.

* * *

– Ну, вот и все, Ваше величество, – сказала Наташа после того, как укоротила ножом кончики бинта, которым закончила перевязывать ногу раненого короля. – Теперь для вас главное поменьше двигаться. Лучше – вообще постельный режим.

– Да какой там постельный режим, красавица, – Гурлий не без труда сделал глубокий вдох. – У нас война в самом разгаре.

– Значит, заключите перемирие! – повысила голос Наташа. – Еще неизвестно, что там у вас на самом деле с ребрами. Вдруг, какой-нибудь осколочек отвалился. Вот проколет легкое, тогда…

– Кому прокололи легкое?! – к кровати, где лежал король, протиснулся суетливый мужичок с бородкой, как у доктора в фильме «Айболит-66». – Что с вами, Ваше величество?

– Да всего-то – упал с лошади, Макрус, – Гурлий вновь сделал тяжелый вдох. – А вот эта красавица о каком-то постельном режиме толкует.

– Добрый день, генерал! – Приветствовал король появившегося из-за спины доктора своего старого друга и ровесника графа Ткача. – Как дела в нашем тылу?

– Все нормально, Ваше величество. В Пентакле я оставил вместо себя виконта Вихора. Мои люди готовы хоть сейчас в бой! – отрапортовал генерал.

Король удовлетворенно кивнул и тут же скривился от боли.

– Почему вы привязали руку Его величества к туловищу? – Макрус перевел обеспокоенный взгляд на Наташу. – У него, что – перелом ребра?

– Минимум двух ребер, – уверенно сказала она. – И еще сильнейший вывих левой стопы. С обильной гематомой. Я вправила вывих и сделала тугую повязку. Но наступать на ногу все равно нельзя. Тем более, скакать на лошади…

– А вы, что, имеете отношение к медицине?

– Полтора года проучилась в медицинском училище. Пока на кинопробах не отобралась.

– Понятно. Что вы чувствуете в груди? – вновь обратился к королю Макрус. – Только серьезно, без бравады.

– Как будто что-то на нее давит, – поморщился тот. – И когда глубоко вдыхаю – больно.

– Что ж, видимо, эта девушка права, – резюмировал Макрус. – Постельный режим, Ваше величество!

– Но ведь только что началась война! – возмутился Винсепто.

– Да! – поддакнул стоявший рядом с другом у изголовья кровати виконт Германт.

Пока Наташа занималась Гурлием, виконт успел перевязать глубокий порез на предплечье Винсепто. Самого Германта спасла от смерти кольчуга, в которую угодила арбалетная стрела. Ребра его, похоже, были целы, но грудь в районе сердца болела из-за сильного ушиба. Кровь молодые люди с себя так и не смыли.

– Граф, – обратился Гурлий к Винсепто, – доложите-ка генералу Ткачу новости с полей сражений. Лучше с самого начала войны. Я тоже хочу проанализировать это не как участник, а как сторонний наблюдатель.

– Да, Ваше величество, – поклонился Винсепто и стал рассказывать:

– После того, как горные не выполнили обещания о выдачи нам убийцы генерала Бовдо, некоего Фролма, сразу после наступления полудня мы начали войну. К вечеру под нашим полным контролем оказали крепости Квадро, Трио, а также Западный мост Нейтрального острова!

– Браво! – не сдержался генерал Ткач. Гурлий и Винсепто одновременно кивнули ему в знак принятия заслуженной похвалы.

– Однако сегодня с восходом второго солнца горные массированным штурмом отвоевали Трио, пленив при этом тяжело раненого полковника Троффа. Одновременно войско барона Ольшана с ним самим во главе попытались штурмовать Квадро, но, потерпев полное фиаско, отступили. Мы же предприняли попытку вновь захватить Трио и тоже потерпели неудачу. Сражение под Трио превратилось в настоящую бойню. При этом под Его величеством убили коня, и Его величество… – Винсепто посмотрел в глаза королю, – получил серьезные травмы?

Интонация заданного вопроса провоцировала короля дать противоположный ответ. Но вместо этого Гурлий взмахом руки дал понять, чтобы Винсепто закончил доклад.

– В итоге, – недовольно вздохнув, продолжил граф, – Мы прочно удерживаем Квадро, где за главного – принц Чингай. Так же под нашим контролем Западный мост, однако, виконту Няничу необходимо срочное подкрепление. Предлагаю…

– Стоп! – перебил капитана король. – Доложи о примерных потерях.

– С нашей стороны погибло около сорока бойцов, среди них – виконты Пропорх и Грибан, – нахмурился Винсепто. – Полтора десятка раненых и человек десять попали в плен. Среди них, как я уже говорил, полковник Трофф…

– Горные?

– Убитых примерно в полтора раза больше. Соответственно – и раненых. Пленных около двух десятков. Среди них граф Гогуль, граф Ступак, барон Бушма и барон Биан. Предполагаю, что горные первым делом постараются отбить Западный мост, а затем…

– Подождите, граф, – вновь перебил Гурлий и обратился к генералу Ткачу. – Пусть сначала свои предположения и соображения выскажет старший по званию.

– Подождите! – тоже вдруг встряла Наташа. С самого начала доклада Винсепто она сидела с открытым ртом; когда услышала о потерях, закрыла его руками и переводила недоумевающий взгляд с рассказчика на короля и, наконец, не выдержала. – Я не понимаю! Вы, что, серьезно обо всем этом говорите? Или это просто такая игра в войнушку для взрослых мальчиков?

– Ты когда преобразовалась, красавица? – спросил Гурлий.

– Ее до сих пор не просветили, – ответил за девушку Винсепто. – Наташа сразу попала к капитану Евдоккиму, а когда мы брали в плен принца Ащука, то прихватили и ее. Кстати, это Наташа борону Бушме нос расквасила, а принцу на заднице шпагой метку оставила.

– Ну, вот, – улыбнулся Гурлий, – сама с нашими врагами повоевала, а взрослым мальчикам, значит нельзя?

– Но я же оборонялась… – смутилась Наташа.

– А он, – Гурлий кивнул на Винсепто, – мстит за своего убитого отца.

– Но вы же…

– Мы в мире за стеной, красавица! Поверь в это. И прими! – повысил голос король. Затем приказным тоном обратился к подчиненным:

– Мы заключаем перемирие. Горные будут ему только рады – у них потери значительней. А король Халимон не настолько глуп, чтобы еще больше обескровить себя, имея под боком княжество. Да и я тоже женскому царству что-то в последнее время мало доверяю. Поэтому оголять наши тылы не намерен. Итак, генерал Ткач, немедленно выдвигайтесь на встречу с горными с белым флагом в руках. Перемирие заключайте на семь дней. Квадро, естественно, остается у нас. Но мы возвращаем им контроль над Западным мостом, при этом они не препятствуют возвращению виконта Нянича с бойцами на нашу территорию. Да, кстати, кто-нибудь знает, сколько пришлых перешло через Западный мост пока он был под нашим контролем?

– Ни одного, Ваше величество, – взял слово Германт. – А через Восточный мост никто не переходил с первого сентября. В тот день, правда, перешел один прыткий, но потом убежал обратно.

– К горным всегда народу прибывало больше, зато к нам – лучшие, – изрек Ткач.

– Вы правы, генерал. Поэтому сразу договаривайтесь об обмене пленными. Как всегда – одного на одного. В первую очередь верните полковника Троффа. О принце Ащуке пусть даже не заикаются. Его, кстати, надо бы переправить в Королевский стан, поближе к лобному месту. Винсепто, этим займетесь вы.

– Но… – возразил, было, граф, однако Гурлий, подняв указательный палец и при этом, тяжело вдохнув, продолжил:

– И сегодня же наведайтесь к бабушке-царице. С недвусмысленным намеком о содействии в войне против короля Халимона. А принцу Ащуку можете намекнуть, что его жизнь висит на очень тоненьком волоске. И будет висеть до тех пор, пока граф Бовдо не будет отомщен.

– Я… – снова хотел что-то сказать Винсепто, и снова король жестом дал понять, что не закончил:

– Что там горные, поймали убийцу графа Бовдо?

Винсепто отрицательно помотал головой.

– А откуда он вообще взялся, этот… Фролм?

– Здесь много непонятного, Ваше величество, – нахмурился Винсепто. – Горные утверждают, что отца, а также тюремщика и самого виконта Анелли, убил тот самый пришлый Фролм, которого они захватили во время штурма Рубежной крепости. Это его мы освободили во время вылазки, и он проявил чудеса ловкости во время обороны крепости, а потом бросился отцу на выручку, был ранен и пленен. Помню, я еще прозвал его прыгуном.

– Да-да, – тоже вспомнил король, – вы еще говорили, что он убил капитана Евдоккима.

– Верно! И его на королевском суде вместе с отцом приговорили к четвертованию. А после захода второго солнца отца и Фролма отвели обратно в королевскую тюрьму, ну и…

– Зачем ему было это делать? – удивился Гурлий. – Ну, разоружили охранников, так и бежали бы вдвоем. Но он вдруг убивает человека, вместе с которым осужден на смерть…

– Я не понимаю, – развел руками Винсепто. – И не верю горным. Поэтому хочу сам расспросить этого Фролма.

– А как этот пришлый выглядит? – поинтересовался доктор Макрус. – Ну, внешне. Может он просто душевнобольной?

– Обычный человек, – пожал плечами Винсепто. – Высокий, как-то сразу понятно, что сильный и опытный во владении оружием…

– Уж не тот ли это пришлый, – постарался уточнить Германт, что, помнишь, четыре дня тому назад Мордана и коня моего ранил и убежал обратно на остров?

– Не знаю, я тогда его не успел разглядеть.

– Четыре дня тому назад? – переспросила Наташа.

– Ну, да, – подтвердил Винсепто.

– То есть, первого числа? – спросила она теперь уже Германта.

– Первого. Как раз во время моего утреннего дежурства у Восточного моста.

– Это Сергей Фролов был, – убежденно сказала Наташа. – Каскадер. Мы вместе в кино снимались, а потом нам обоим предложили подписать контракт. Какой-то старик. Но когда я пришла к этому старику домой, он…

– Он, красавица, тебя преобразовал и перенес в мир за стеной, – с грустной улыбкой сказал правитель Лесного королевства.

* * *

– Они заключили перемирие! – объявила принцесса Истома, как только за ней закрылась дверь, и она осталась наедине с виконтом Касочем.

– Здравствуй, дочь, я уже в курсе… – хрипло выдавил тот. Тяжело раненый в бердо арбалетной стрелой в утреннем бою за крепость Трио, полковник королевской гвардии, виконт Касоч, потерял немало крови, и теперь, очень бледный лежал на кровати, до подбородка укутанный одеялом. – А ты могла прежде хотя бы поинтересоваться, как я себя чувствую…

– В отличие от своего сына ты – живой, отец, – жестоко напомнила Истома о потере, которая для виконта была гораздо ценней собственной крови. – И, надеюсь, скоро поправишься и снова будешь в строю. Но в строю, как ты знаешь, окажутся и другие. К тому же, заключение перемирия, обычно ведет к договору об обмене пленными…

– Возможно, ты не знаешь, но мы не захватили в плен никого, равного принцу Ащуку, – сообщил Касоч, который несколько минут назад выслушал доклад адъютанта об итоге двухдневных сражений.

– Так! И что? Будем дожидаться, пока таковой появится?

– Ты права, дочь, нам нельзя тянуть, – согласился виконт. – Но теперь, чтобы стать единственной претенденткой на престол Горного королевства, тебе придется постараться самой…

– Но, что я могу сделать? – удивилась Истома.

– Убить полковника Троффа…

– ???

– Лесные смогли удержаться от казни принца Ащука только потому, что нам удалось переложить вину за гибель графа Бовдо на пришлого Фролма. И развязали масштабную войну, когда мы не выполнили обещания выдать им этого пришлого. Но если теперь, после заключения перемирия, будет убит еще один плененный нами полководец, у короля Гурлия просто не останется выбора. Я уверен, не пройдет и часа после известия о смерти полковника Троффа, как твой сводный братик взойдет не на престол, а на лобное место в Королевском стане.

– Но-о-о, как я смогу это сделать?

– Не знаю. Подумай. Но только убей полковника Троффа чужими руками!

– Чьими? Чьими руками? – принцесса вот-вот была готова психануть.

– Найди какого-нибудь фаната, соблазни, наобещай кучу благ после того, как взойдешь на престол… Неужели у тебя не хватит ума что-нибудь, придумать, Ваше будущее величество?

– Хорошо, отец, я что-нибудь придумаю, – пообещала принцесса, твердо поверившая, что в недалеком будущем и в самом деле станет королевой.

Глава вторая
Жертвенный мизинец

– Ты это про что, граф? – спросил виконт Германт у Винсепто.

Выполняя приказ короля Гурлия, они отправились в Королевский стан не напрямую, а вдоль берега озера, чтобы проверить, как обстоят дела у Восточного моста Нейтрального острова, и главным образом – узнать, не появились ли за последнее время новые пришлые. Чуть впереди два бойца сопровождали повозку, управляемую возничим, на которой со связанными за спиной руками лежал на боку принц Ащук. Тряпичный кляп надежно закупорил рот принца, который своими репликами успел всем надоесть.

– Понимаешь, – вздохнул Винсепто, – очень мне эта пришлая понравилась, Наташа.

– Красивая пришлая, – согласился виконт и потрогал переносицу, к которой недавно Наташа неслабо приложилась своим лбом.

– Кажется, Его величество тоже это заметил…

– И что?

– Я не хотел бы ни с кем ее делить, – очень серьезно сказал Винсепто.

– Если не нарушить отданный королем приказ, ты, граф, вряд ли на что-то сможешь повлиять. Ведь, насколько я знаю, ты с ней и поговорить-то толком не успел. И к тому же неплохо кулаками над ее мордашкой поработал. Как думаешь, какие чувства после этого может испытывать к тебе пришлая?

– Знал бы ты, какие чувства испытываю я, – вновь вздохнул Винсепто.

– Слушай, граф, – сказал Германт после недолгой паузы, – а вот эти вот стихи, которые ты сочиняешь…

– Ну?

– Кажется, ты у нас один такой сочинитель? Или нет?

– Не знаю. Может, кто-то сочиняет еще, но не признается, – Винсепто немного помолчал, глядя на спокойную гладь озера, потом продолжил. – Мне как раз исполнилось четырнадцать, когда один пришлый читал мне стихи поэта Бродского, который в потустенном мире стал лауреатом какой-то там крутой награды. Почему-то как раз эти стихи я не запомнил, но отложилась интонация. Вот я, как бы, этому лауреату и пытаюсь подражать.

– А тот пришлый…

– Его Сахагом звали. Всего несколько дней прошло, как преобразовался, и я с ним познакомился. И вдруг он раз и пропал. Я подозреваю, что в озеро упал, ну и сам знаешь…

– Они в первые дни почти все какие-то неловкие, – согласился Германт. – Значит, ты так ничего и не запомнил?

– Да я как-то особо и не старался запоминать. Вот одно только. Правда, оно-то как раз не Бродского, а еще кого-то. Послушай: Уж небо осенью дышало, уж реже солнышко блистало, короче становился день, лесов таинственная сень с печальным шумом обнажалась, ложился на поля туман, гусей крикливых караван тянулся к югу: приближалась довольно скучная пора; стоял ноябрь уж у двора… А? Классно?

– Не знаю, – пожал плечами Германт. – А что означает «таинственная сень»? И что такое туман?

– Вопросы правильные. А еще неплохо бы уточнить, что значит «небо осенью дышало», как может день становиться короче и, что такое «гусей крикливых караван». Я бы многое отдал, чтобы все это почувствовать, увидеть, хотя бы побольше послушать, как пришлые про свой мир рассказывают…

– О! Может быть сейчас у нашего моста, что-нибудь и послушаешь, – предположил виконт.

Но у Восточного моста, где с двумя бойцами дежурил принц Чернец с перевязанной правой рукой, пришлых не оказалось.

– Я, как перемирие заключили, поднимался без оружия на остров, чтобы с горными поговорить, – сообщил Чернец. – У них пришлые тоже вот уже несколько дней не появляются. Странно как-то…

* * *

– Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять… – загибая пальцы, считал Фрол, удары набата и, следовательно, количество погибших за минувший день. Когда звон прекратился, подвел итог:

– Если дело пойдет в том же духе, то через несколько дней в мире за стеной вообще в живых никого не останется. Я офигеваю!

– А ты не офигевай, не офигевай, – откликнулся Никус, развалившийся на кровати у противоположной стены.

Они вновь остались ночевать в таверне госпожи Марты. Как и накануне Михыч, Ушац и Клюгк расположились в соседней комнате. Полученные раны требовали покоя, а здесь разбойничков пока никто не беспокоил и, помимо хозяйки, никто не видел. Только что погасло второе солнце, то есть, наступило ночное время, после чего сразу начали бить набаты – сначала вдалеке, потом гораздо ближе. Фрол проговорил с атаманом весь день и узнал массу интересного из жизни мира за стеной.

Мира, который существовал исключительно по законам, придуманным одним единственным человеком – Творцом, который был больше, чем божество. Он был всесилен не на словах, а на деле, и никогда не стеснялся эту силу применить. И все живущие в мире за стеной, перенесенные, или здесь родившиеся и выросшие, прекрасно понимали, что каждый из них – игрушка в руках Творца.

Главной забавой, для него были войны. Они шли постоянно: масштабные сражения, захват крепостей, разного рода стычки, просто дуэли. При этом существовало несколько незыблемых правил: нельзя было воевать, пока светит одно солнце; все оружие, в том числе и наконечники для арбалетных стрел, изготовлялось из тонкой стальной проволоки, периодически поставляемой Творцом; в связи с этим нельзя, да и невозможно было перейти с оружием через Нейтральный остров – оба моста являлись ничем иным, как обычными магнитами, и металлическое оружие к ним моментально примагничивалось; нельзя было воевать женщинам и юношам моложе четырнадцати лет.

Про жизнь местных женщин Никус пока распространяться не стал, сказал, что для этого еще будет время, ну а подрастающее поколение родившихся здесь мальчишек безвылазно обитало либо в монастыре кардинала, либо в Королевском стане на территории Лесного королевства.

Фролу небезынтересно было узнать, что госпожа Марта приютила их совсем не задаром. Оказалось, что за кров и еду атаман расплачивается с хозяйкой кольцами – эквивалентом денег, коими являлись стальные кольчужные кольца. Кольчуги, как таковой у Никуса не было, зато имелся широкий пояс, с которого он всякий раз после завтрака и обеда снимал и отдавал госпоже Марте несколько колечек, который вызвали у Фрола ассоциацию с заводными рыболовными кольцами. Никус назвал свой пояс общей разбойничьей казной, пояснив, что на нем примерно половина всех деньги, которыми располагает шайка, вторая половина спрятана в надежном месте.

Фрол поинтересовался, не слишком ли рискует госпожа Марта, укрывая от власти, в том числе и от жандармов кардинала, пятерых разбойников, но Никус его успокоил. Творец такое только приветствовал; у женщин в мире за стеной было много обязанностей, многое им запрещалось, но многое и разрешалось…

– Так что же мы будем делать, дружище? – наконец, перешел Фрол к более насущным вопросам.

– Да я вот все думаю, думаю, – вздохнул Никус. – Хорошо, что у нас с тобой подумать время есть.

Марта нас не выдаст. И, надеюсь, раны мы свои благополучно залижим. Что дальше? Судя по убитым, война между королевствами разгорелась нешуточная. И нам это очень выгодно, – кардиналу и королю Халимону должно быть не до горстки полуживых разбойничков. Но и забыть про нас они не забудут. Один только полковник Касоч ради мести за своего сына на все пойдет. Правда, по словам Марты, его сегодня неслабо подстрелили. Может, сдохнет на наше счастье? Но надеяться на это не будем. Да и без Касоча у нас врагов предостаточно. А это значит, – что это значит, разбойник Фролм?

– Это значит, что я бы с удовольствием примкнул к врагам наших врагов, – не раздумывая, сказал каскадер.

– Правильно, – согласился Никус. – Только вот в чем беда. Наши главные враги – король Халимон и кардинал Манай, то есть, горные. Враги горных – король Гурлий, то есть, лесные. Но все убеждены, что самого знатного военачальника Лесного королевства убил своей собственной рукой ты, разбойник Фролм.

– Капитан Клюгк знает правду…

– Ага. И он станет всем рассказывать, как лично помогал Касочу перерезать глотку несчастному Бовдо?! Не смеши, разбойник Фролм.

– Получается, мы, или хотя бы я, меж двух огней?

– Во-первых, ты – это значит мы, – твердо сказал атаман. – Это, чтоб ты понял, дружище. Теперь у нас одна дорога, которая, я очень надеюсь, вернет нас в нормальный мир. Ты пойми, Фролм, – Никус резко сел:

– Не все, далеко не все, живущие в мире за стеной, мечтают отсюда выбраться! Это вот ты попал, я тоже попал! А тому же Клюгку – здесь лафа, а в потустенном мире ему либо скрываться, либо в тюрьму идти по обвинению в ограблении и убийстве инкассаторов.

– Так здесь его тоже ничего хорошего не ждет! – возразил Фрол.

– Это до тех пор, пока он других союзников себе не найдет.

– И каких же союзников?

– Здрасте! – всплеснул руками Никус. – А герцоги наши – братья Делавшок и Делибалт! А князья…

– Постой, ты же говорил, что князья под другим знаменем?

– Ой, не смеши, Фролм. Можно подумать, в нашем любимом кинематографе голубое знамя никто никогда не поднимал!

– Но я…

– Никто тебя силком не заставит юбку напяливать. У князей добровольных любовников хватает. И вообще, я про них просто так упомянул. Для нас с тобой, дружище, пока что имеется два варианта жизнь продлить и в перспективе – домой вернуться. Опять в Тусклый лес податься разбойничать, но это – неграмотная оттяжка времени. Второй вариант – скорешиться с братьями Делавшоком и Делибалтом, помочь им престол в Горном королевстве занять и только потом, потом! начать думать, каким образом на стену забраться! Лестницу там строить, или еще чего…

– Но, Никус, время! ВРЕМЯ!

– А что, думаешь, Творец действительно может копыта отбросить? – нахмурился атаман.

– Ха! Сам посуди, стал бы Максим Николаевич, – Фрол специально, для большей убедительности, назвал Творца по имени-отчеству, – в противном случае подстраховываться?

– Ну да, ну да, – Никус откинулся на подушку. – Слушай, дружище Фролм, давай-ка, о наших проблемах завтра с утра поговорим. Когда зажигается второе солнце, поверь мне, мысли начинают по-другому течь…

* * *

– Еще не спишь, Ташенька? – король Гурлий без стука открыл дверь в спальню Винсепто, заставив вздрогнуть задумавшуюся Наташу.

– Зачем вы поднялись? – вскочила она со стула. – Вам необходим покой, только покой!

– О каком покое может идти речь, когда через стенку от меня изнывает от скуки такая молодая и такая красивая девушка! – Гурлий шагнул в спальню и охнул от пронзившей ногу острой боли.

– Аккуратней! – Наташа вмиг оказалась рядом, подставив королю плечо, на которое он с благодарностью облокотился правой рукой. Перебинтованная левая оставалась прижатой к туловищу.

– Спасибо, Ташенька, – сказал Гурлий после того, как девушка помогла ему сделать несколько шагов и усесться на жесткую кровать. И как бы в знак благодарности прижал к себе и поцеловал ее в щеку.

Она сразу высвободилась из легкого объятия и пересела на стоявший подле кровати стул. На что Гурлий лишь улыбнулся.

– Зачем вы имена коверкаете? – спросила Наташа.

– Воля Творца. Ему так интересней. Хотя имен большинства сгинувших пришлых он даже не знал. Я плохо себе представляю, что такое муха, но слышал такое выражение: «мрут, как мухи». Так вот, преобразованные пришлые мрут в мире за стеной, как мухи. Особенно в первое время своего здесь пребывания.

– Наверное, все-таки больше не мрут, а уничтожаются?

– Правильнее сказать – гибнут в сражениях. Мелкие стычки между королевствами практически не прекращаются, да и войны время от времени случаются. Вот как сейчас…

– А почему вы считаетесь королем? – поинтересовалась Наташа.

– Я им не считаюсь, а являюсь, – поправил Гурлий. – Законным королем Лесного королевства.

– Хм…

– Беда большинства девушек, попадающих в мир за стеной, в том, что, оказавшись в центре Нейтрального острова, они выбирают дорогу не в горку, а под уклон. Эта дорога ведет к Западному магнитному мосту, за которым начинается территория Горного королевства.

– Да, я пошла под уклон, – подтвердила Наташа.

– И оказалась в лапах, насколько я в курсе, господина Евдоккима. Ныне покойного! – король хлопнул здоровой рукой себе по коленке. – У горных в отношении пришлых очень примитивное отношение. В первую очередь, они становятся чернью. Но если пришлых мужчин на следующий день посвящают в то, что с ними произошло, обрисовывают перспективы дальнейшего существования в мире за стеной и для начала заставляют просто работать, то женщинам никто ничего не говорит. В Горном королевстве первое время женщин используют только для одного. Ты, конечно же, успела испытать это на себе?

– Успела, – вздохнула Наташа, и почувствовала, что начинает краснеть под пристальным взглядом Гурлия. – А в Лесном королевстве, значит, по-другому?

– Конечно. Каждой пришлой женщине здесь сразу открывают глаза на ее дальнейшую судьбу. Хотя, если сказать по правде о судьбах пришлых женщин в мире за стеной, то все они во многом похожи…

– А что вообще означает – мир за стеной?

– Вообще-то для это существуют просветители – которыми, естественно, становятся пришлые с приличным стажем. Но если красавица соблаговолит присесть рядом с раненым королем и не постеснятся подставить для невинного поцелуя свою бархатную щечку, Мое величество все тебе расскажет.

Наташа не стала стесняться и подсела к раненому, а Гурлий действительно, лишь нежно прикоснувшись губами к ее щеке, рассказал короткую историю, в которую еще неделю назад она ни за что бы не поверила. Зато теперь…

– Получается, отсюда никак нельзя убежать? – спросила Наташа, когда король закончил.

– Ну, за сорок лет такого пока не случилось, – он осторожно провел пальцами по ее волосам.

– И вы хотите сказать, что я навсегда останусь здесь, в этом маленьком мирке?!

– Сильно расстроил?

Наташа промолчала. Король меж тем начал гладить не только ее волосы, но и ухо, шею.

– А что вы имели в виду, говоря, что судьбы женщин в этом мире у всех одинаковы? – спросила она, с интересом посмотрев Гурлию в глаза.

– Почти у всех одинаковы, – он не отвел взгляд. – В мирные дни, после того, как зажигается второе солнце, одни женщины занимаются приготовлением пищи, другие работают в огородах и по хозяйству; после обеда, когда все дневные дела переделаны, расходятся по тавернам, где и… отдыхают. Во время войны женщинам добавляется дел по уходу за ранеными и убитыми…

– Я, кажется, не совсем все понимаю… – Наташа мягко отстранила руку короля.

– А я постараюсь объяснить, – сказал он. – По закону Творца, в нашем мире разрешено жениться только дворянам, которые, как правило, редко связывают себя узами брака. Поэтому большинство женщин здесь доступны любому мужчине. Но! Только до тех пор, пока у какой-нибудь счастливицы не появится постоянный покровитель, пригласивший ее жить в свой собственный дом. Таким покровителем, конечно же, не сможет стать простой боец, живущий в казарме. Ими оказываются либо дворяне, либо пришлые, прожившие в нашем мире достаточно долго, чтобы дослужиться до офицера. Когда покровитель погибает, его вдова остается хозяйничать в доме, но если в течение двух месяцев у нее не появится новый покровитель, то она обязана перебраться в монастырь, или в таверну. Вот такие у нас простые законы…

– Но вдруг у нее к тому времени появится ребенок?

– Если женщина выживет при родах, то растит ребенка в течение года, после чего он передается на воспитание либо в монастырь, либо в детскую казарму. А мать возвращается к обычной жизни нашего мира.

– Кошмар!

– Бывают исключения, – Гурлий прижал пальцами мочку ее уха. – Например, женщина, родившая мне троих сыновей, прожила под моим покровительством три с лишним года.

– А потом?

– Умерла при родах моего младшего, принца Читко.

– Жаль.

– Да, – пальцы короля перебрались на шею девушки, стали опускаться ниже…

Затаив дыхание, Наташа вновь посмотрела ему в глаза и не сдержала вырвавшийся стон…

* * *

Королевский стан, куда Винсепто с Германтом привезли принца Ащука, представлял собой большой остров, на который, так же, как и на Нейтральный, вели два моста; один – со стороны Лесного королевства, был расположен напротив главной крепости лесных – Пентакля; другой мост – с прямо противоположной стороны выводил на территорию женского царства. Мосты были подъемные. С помощью специальных лебедок им можно было придать вертикальное положение, прижав к мощным башням. В этом случае попасть на Королевский стан становилось практически невозможно.

На острове имелось многое: нагревательная плита и лобное место; защищенный высокой стеной кремль, в котором находились палаты короля Гурлия и дома трех его сыновей-принцев; тюрьма и несколько казарм, в которых размещались и женщины, и дети, и рота королевских мушкетеров. Единственное, что отсутствовало в Королевском стане, так это таверны; король Гурлий, хоть и был ловеласом, считал, что если кто-то вознамерится от души поразвлечься пусть перебирается на материк, где подобных заведений хватало.

– О! Я знаю, где мы сегодня потрапезничаем и проведем ночь! – заявил Германт, увидев молодого человека с накинутым на плечи плащом с вышивкой бирюзового оттенка.

Вместе с Винсепто они только что с рук на руки сдали пленного принца Ащука коменданту королевской тюрьмы капитану Балованну и принялись обсуждать, когда лучше нанести визит принцу Читко, – сейчас, на исходе вечера, либо завтра с утра. Молодой принц, конечно же, и принял бы их, и приказал накормить, и оставил ночевать в своем доме, но при этом замучил бы расспросами о прошедших сражениях, не давая спать, как минимум, полночи. Однако сейчас ни тому, ни другому было не до разговоров о войне, хотелось просто расслабиться.

Винсепто узнал виконта Цинизма, постоянно проживающего на территории царства и очень редко ее покидавшего. Аккуратная бородка, закрученные усы, тонкие прямые брови, и еще – в отличие от Винсепто и Германта на лице виконта Цинизма не было ни одного шрама. Ходили слухи, что Цинизм, обладающий солидным наследством отца – виконта Цинизма старшего, сразу по окончании гимназии, осел в таверне мадам Юхвец, где в постоянном окружении особ прекрасного пола ему не было дела до войн и вообще до любых государственных дел.

– Привет, братишка, – Цинизм обнялся с Германтом и обратился к Винсепто:

– Здравствуйте, граф. Примите мои соболезнования.

Винсепто без особой охоты пожал протянутую руку.

– Смотрю, на вас совсем свежие раны. Хорошо хоть, объявили перемирие, будет время подлечиться…

– Подлечимся, – согласился Германт. – А ты, какими судьбами в Королевском стане? Решил родную гимназию проведать?

– Нет. Я выполняю королевский указ. В связи с задействованием на полях сражений большого количества королевских мушкетеров, выставил на охрану надвратных башен своих бойцов. В тылу бдительность тоже не помешает…

– Ну, за Королевский стан нам бояться нечего, – уверенно сказал Германт. – Ведь не прикажет царица Гуща напасть на нас своим маркизам. И если даже прикажет, – пока ворота подняты, Королевский стан не захватить.

– Правильно, братишка. А вы-то, зачем сюда пожаловали?

– Принца Ащука в тюрьму сдали, – прежде чем Винсепто успел открыть рот, сообщил Германт. – А завтра с утра бабушке царице визит нанесем, чтобы она бойцов подбросила с горными воевать.

– Поня-ятно, – протянул виконт Цинизм. – В таком случае, предлагаю остановиться на ночь в таверне мадам Юхвец. А что?! Отдохнете, развеетесь, попользуетесь, кем захотите. Кстати, братишка, помнишь цесаревну Скорпу, к которой ты так неровно дышал? Так вот, теперь она и мадам Юхвец – лучшие подруги. А в последнее время к ним еще мамаша Скорпы присоединилась, царевна Векра. Мамаша и дочь каждый вечер в таверну приходят, играют в карты, настоечку пьют, ну а дальше – как получится. Я-то обычно с мадам Юхвец испытываю все прелести, а наследницы престола… хе-хе…

– Что – хе-хе? – попытался уточнить молчавший до этого Винсепто.

– А вот там все и увидите, – сказал виконт Цинизм и потянул Германта за рукав плаща. – Пойдемте, господа, пойдемте, не пожалеете…

* * *

– Скажите, виконт, а почему вы Германта все время братишкой называете? Ведь вы, кажется, не родственники? – поинтересовался Винсепто, после того, как они втроем уселись за большой овальный стол в самом центре таверны мадам Юхвец, и хозяйка поставила перед каждым высокую глиняную кружку со слегка пенящейся брагой.

Трое их слуг расположились за столом, тянущимся вдоль стены, где после дневной смены отдыхали два бойца виконта Цинизма. Им тоже была подана брага. Еще три стола в большом помещении таверны пока пустовали.

– А что, Германт не рассказывал? – Цинизм не без удовольствия приложился к кружке. – Дело в том, что наши с ним отцы в Потустенном мире считали себя кровными братьями.

– Они были знакомы еще там? – уточнил Винсепто.

– Не просто знакомы, и не только они. Двоечники-прогульщики!

– Я не понимаю…

– Сейчас все объясню. Спасибо, мадам, – поблагодарил Цинизм когда хозяйка таверны поставила на стол большую тарелку с нарезанными тонкими кусочками вяленого мяса. А когда мадам Юхвец повернулась к нему спиной, хлопнул ладонью по выпуклому заду, заставив ойкнуть женщину, бывшую раза в два его старше.

– Так вот. И мой отец, ставший здесь виконтом Цинизмом Первым, и вот его отец, – Цинизм показал на Германта, – в последствии ставший виконтом Мещерой, в потустенном мире учились в одном институте и были большими друзьями. Отец рассказывал, что они как-то раз порезали себе ладони и соединили раны, чтобы кровь перемешалась. После этого стали называть себя кровными братьями. Они были неразлучны: вместе ходили по девкам, пили вино, прогуливали институт. И вот как-то раз наши будущие отцы вместе опоздали на занятия, а когда зашли в институт, увидели незнакомого консьержа, который направил на них какой-то приборчик, ну и… познакомились с нашей будущей родиной. Но самым интересным оказалось то, что помимо них Творец преобразовал в тот день еще пятерых опоздавших на занятия студентов и одного преподавателя. И все они одновременно оказались на Нейтральном острове. Представляете?

– Да, – вздохнул Германт. – Отец еще рассказывал, что опоздали они из-за того, что полночи отмечали его день рождения. И его отец, то есть, мой дед подарил ему на юбилей – двадцать лет, очень дорогие золотые часы на золотой цепочке с какой-то дарственной надписью. Он говорил, что первое время больше расстраивался, не потому, что очутился в мире за стеной, а из-за того, что пропали эти часы, фамильная ценность семьи Мещереных…

– И какова судьба этих студентов? – поинтересовался Винсепто.

– Все они, кроме одного, перешли на сторону Лесного королевства. Преподаватель подался к горным. Постеснялся находиться обнаженным среди своих бывших учеников.

– Среди них были девушки?

– Трое, – сказал Цинизм. – Одна потом стала моей матерью, другая – матерью моего братишки – виконта. А третья сейчас подаст нам еще бражки.

– Вы говорите про мадам Юхвец? – удивился Винсепто.

– Про нее, – Цинизм, привлек взмахом руки внимание хозяйки таверны и пальцами показал, чтобы она заменила опустевшие кружки. – Наши с виконтом матери, как это водится в мире за стеной, умерли при родах. А вот мадам Юхвец… Впрочем, это отдельная история, – не стал вдаваться в подробности Цинизм. – Скажу только, что она всегда была ко мне очень добра…

– Ха! И поэтому ты шлепаешь ее по заднице! – усмехнулся Германт.

– Тебе, что, завидно? – точно так же усмехнулся его «братишка». – Не надо завидовать, лучше вон туда посмотри.

В открывшуюся дверь таверны вошли две женщины.

– Вот и царевна с цесаревной пожаловали! Прошу к нашему столу, красавицы! – позвал Цинизм. – И ваших спутников тоже прошу не отставать, – добавил он уже с меньшим энтузиазмов, увидев, что вслед за женщинами входят два сопровождающих молодых человека.

В одном Винсепто узнал маркиза Сизого, с которым вместе учился в гимназии, второго видел впервые, но то, что вместо типичных брюк на нем была юбка длиной чуть ниже колен, свидетельствовало о его принадлежности к подданным княжества. Женщины тоже были ему незнакомы, по-видимому, они редко покидали стены своего монастыря, который Винсепто до сих пор посещать не доводилось.

– Давайте, я сразу всех друг другу представлю, – предложил виконт Цинизм, когда новые гости подошли к овальному столу. – Дворяне Лесного королевства, граф Винсепто и виконт Германт, только сегодня не без успеха сражались с горными, – доложил он по-военному четко. – . Обворожительна царевна Векра, – Цинизм церемонно поклонился даме лет под сорок с пучком забранных на затылке черных волос. Затем улыбнулся той, что помоложе, – И ее не менее обворожительная дочь, цесаревна Скорпа.

Винсепто, стоявший локоть к локтю с Германтом, почувствовал, как тот вздрогнул.

– Маркиз Сизый, – меж тем продолжил Цинизм, – потомственный дворянин. И, наконец, еще один потомственный дворянин, князь Ембек.

– Это называется шотландский килт, – сказал князь, заметив, что Винсепто не отрывает взгляд от нижней части его одежды. – Мой дед, князь Низлый в потустенном мире жил в Шотландии. В этой стране такая мода.

– Редкий случай, – царевна Векра села за стол, и все остальные последовали ее примеру. – Подавляющее большинство преобразованных родились в странах под названием Советский Союз и Россия.

– Это одно и то же, – Винсепто вспомнил рассказы полковника Троффа. – Страна Россия это бывший Советский Союз.

– Князь Низлый родился в Союзе, – сказал Ембек. – Потом переселился в Шотландию, а когда приехал в гости к родственникам обратно в Союз, чтобы покупаться в каком-то там море, его преобразовали.

– Хорошо, что нам не надо купаться, – улыбнулась Скорпа, пригубив принесенную мадам Юхвец брагу. – А то бы всех давно пожрали рыбы.

«Вот дура! – подумал Винсепто и посмотрел на сидевшего рядом приятеля. – И как только Германт мог по ней неровно дышать?!»

Похоже, Германт и сейчас испытывал к цесаревне те же чувства, во всяком случае, он буквально пожирал ее глазами. Германт сидел почти напротив Скорпы, а слева и справа от нее сидели князь Ембек и маркиз Сизый, и они уже вывернули себе шеи, любуясь юной красавицей.

Винсепто невольно сравнил Скорпу с Наташей. Две абсолютно разные красоты. Потомственная цесаревна мира за стеной – этакая аккуратная кукла с роскошными черными кудрями и утонченными чертами бледного лица, на котором невозможно обнаружить признаки настоящих сильных эмоций. Недавняя пришлая – воительница, атаманша, с растрепанными светлыми волосами, злыми горящими глазами и телом, покрытым загаром настоящего солнца, лучи которого оставили нетронутыми обычно прикрываемые девушками места.

У той и у другой абсолютно разные знания и понятия. Знания Скорпы ограничены территорией чуть больше Женского монастыря, тогда как пришлой Наташе весь мир за стеной должен казаться мизерным…

Однажды Винсепто, только что покинувший гимназию, принялся расспрашивать полковника Троффа о месте, где тот родился, и о его мире, который местные называли потустенным. Полковник был ровесником и другом его отца и вот уже лет пятнадцать, как жил в мире за стеной. Он согласился просветить молодого графа, но для начала предложил подняться с ним на вершину горы, расположенной неподалеку от Рубежной крепости. Эта гора была сомой высокой в Лесном королевстве, с ее вершины крепость была видна как на ладони, домики, раскиданные вдоль берега озера, выглядели крохотными.

Полковник Трофф сказал, что село Стрельцы, в котором он родился, тоже располагалось на берегу озера, так же как и еще три села. Почти так же, как в мире за стеной на берегу озера располагались селения. Только в одних Стрельцах было домов сто, или больше, и в каждом доме жили не меньше пяти человек. А территория, которую занимало то озеро и четыре села, была примерно такой же, что и весь мир за стеной, с его озером, островами, лесами и горами; и каждое село превосходило по числу жителей хотя бы те же самые Лесное или Горное королевства. Но в потустенном мире только таких сел, как Стрельцы, было не сто, не тысяча и даже не десять тысяч – величину этой цифры Винсепто представлял себе с трудом, а сотни и сотни тысяч.

А еще там были города! Полковник объяснил, что в городах потустенного мира люди живут, в основном, в многоэтажных и многоподъездных домах. Что в каждом этаже могут соседствовать бок о бок сразу четыре таких помещения-квартиры, которое занимал Винсепто со своим отцом, что только в одном подъезде этажей, построенных один над другим, может быть и десять, и двадцать, и больше, и в одном только доме может быть несколько таких подъездов! Даже по самым скромным прикидкам жителей в таком доме было больше, чем во всем мире за стеной!!!

Винсепто никогда не поверил бы полковнику, если бы такие же самые «сказки» не рассказывали и другие пришлые…

– У наших сегодняшних героев есть две очень интересные новости, – громкий голос виконта Цинизма, отвлек Винсепто от размышлений. – Во-первых, они собирались завтра с утра нанести в женское царство официальный визит к нашей бабушке-царице, и, во-вторых, не далее как час назад они поместили в королевскую тюрьму самого принца Ащука.

– О! – воскликнула царевна Векра. – Граф, я слышала, вы лично пленили принца горных?

– Нам с виконтом Германтом помогла в этом одна пришлая, – ответил Винсепто.

– Но, что могут сделать недавние пришлые в нашем мире? – пожала плечами Скорпа.

– Ну, например, эта пришлая сначала поставила синячище под глаз барона Бушмы, а потом так врезала шпагой по заднице принцу Ащуку, что у того на всю жизнь шрам останется.

– Вдоль или поперек? – поинтересовалась Векра.

– Не понял?

– Шрам у принца – вдоль или поперек задницы?

– Наискосок, госпожа царевна, – пришел на выручку смутившемуся другу виконт Германт. – Шпага распорола штаны и трусы

– Ха-ха-ха, – засмеялась Векра, – вот бы взглянуть!

– Так придите к нему в тюрьму на свидание, он все и покажет, – сказал виконт Цинизм и тоже засмеялся, а вместе с ним и все остальные, кроме Винсепто. Дольше всех хихикала Скорпа, и Винсепто вновь подумал, что она дура, каких еще поискать.

Меж тем таверна наполнялась народом, и мадам Юхвец скучать не приходилось. Пришли четверо или пятеро бойцов, среди которых выделялись двое в таких же, как и у князя Ембека юбках. За одним из столов расселись четыре девицы; Винсепто отметил, что почти сразу компанию двум из них составили его и Германта бойцы, которые через некоторое время, покинув общий зал, скрылись с ними за дверьми крохотных комнатушек. Пора было и ему занять одну из свободных пока комнат, чтобы хорошенько выспаться.

– Скажите, господа, – обратилась вдруг ко всем царевна Векра. – Как вы относитесь к обычаю, заведенному бабушкой-царицей? Я говорю про обычай «жертвенного мизинца».

Винсепто наморщил лоб, пытаясь припомнить детали услышанной когда-то байки.

– Тебя, милый племянничек, этот обычай не касается. И можешь не прижиматься к своей сестренке, – сказала Векра маркизу Сизому, который сразу же отодвинулся от Скорпы. – Все без исключения цесаревны, которых ты мог бы взять в жены и принести им жертвенный мизинец, твои ближайшие родственницы. А вот вы, граф, что скажите?

– Не мешало бы прояснить суть этого обычая, – опередил Винсепто с ответом виконт Цинизм. – Меня-то он тоже не касается. Так как я до конца дней своих собираюсь быть верным мадам Юхвец. А вот наши гости… – и виконт многозначительно подмигнул Германту.

– Обычай очень прост, – не стала скрытничать Векра. – В свое время моя мамаша, царица Гуща, одна из первых и немногих женщин, появившихся и выживших в мире за стеной, выдвинула условие перед теми, кто собирался, хм, затащить ее в постель. Мужчина должен был отрезать мизинец на своей левой руке и отдать его ей.

– Но зачем? – удивился князь Ембек.

– Она его солила и съедала, – невозмутимо пояснила Векра.

– Вот так, – сказала вдруг ее дочь и, схватив князя за пальцы, клацнула зубами.

Тот выдернул руку и поспешно отсел от Скорпы, едва не свалившись со стула, чем вызвал общий смех.

– Царевна, извините за нескромный вопрос, – отсмеявшись, сказал Винсепто, – и много ли появилось беспалых?

– У-у, граф, царица Тамара Гуща никогда не отличалась и не отличается по сей день особой скромностью. Левого мизинца не было у моего отца, и у деда моего племянничка Сизого, ну и так далее…

– Я вспомнил, – вставил Ембек, – что у моего деда, князя Низлого тоже нет мизинца.

– У царицы Гущи была бурная молодость, – согласно кивнула Векра. – К тому же она как-то поделилась со мной мыслью, что не умерла при родах, как это в нашем мире случается с большинством рожениц, только потому, что в сыром виде съедала мизинцы у отцов своих будущих детей. Потому-то царица Гуща и узаконила обычай «жертвенного мизинца» для тех мужчин, что решат переспать с ее дочерью или внучками.

Возникла пауза, а потом вновь заговорил Винсепто:

– Другими словами, царевна, вы, родившая такую красавицу-дочь… – Винсепто поклонился Скорпе и вопросительно посмотрел на Векру.

– Обычаи, милый граф, надо чтить, – улыбнулся та. – Эти мизинцы так аппетитно похрустывают на зубах…

И Векра клацнула зубами точно так же, как ее дочь, вызвав новый приступ смеха у виконта Цинизма.

– Милый граф, мне нужно с вами поговорить наедине, – сказала под этот смех царевна и, поднявшись из-за стола, поманила Винсепто за собой в одну из комнатушек.

– О чем вы собираетесь говорить завтра с бабушкой-царицей? – без обиняков спросила Векра, как только дверь за ними закрылась.

– Его величество, король Гурлий дал мне важное задание, – слегка замявшись, ответил Винсепто.

– И все-таки! Не свататься же он вас послал? Наверняка дело касается войны с горными?

– Вам так сильно хочется этого знать? Именно сейчас?

– Нет, именно сейчас мне хочется другого, – царевна вдруг рванула ворот на своей сорочке, еще несколько быстрых движений, и она уже очутилась перед опешившим графом абсолютно голой. – Ты расскажешь мне обо всем позже.

Она опустила левую руку к его паху, правую поднесла к щеке, собираясь погладить, но Винсепто перехватил ее. Векра была красива красотой тридцатипятилетней самки и, окажись граф здесь с ней всего неделю тому назад, он, скорее всего, подчинился бы любому ее сексуальному капризу. Но недавно он встретил Наташу…

– Царевна, я не готов расстаться со своим мизинцем, – сказал он, глядя Векре в глаза и не без труда отрывая руку, вцепившуюся в его брюки.

– Да не нужен мне твой мизинец! – выкрикнула она.

– А как же обычай?!

– Плевать на обычай! – царевна оказалась на удивление напориста, а граф достаточно измотан за последнее время, но все-таки после некоторой возни ему удалось отпихнуть от себя обнаженную красавицу.

– Я не стану нарушать обычай, госпожа царевна, – сказал он, переведя дух.

Тяжело дышавшая Векра, едва сдержала порыв вновь наброситься на него. Совсем недавно Винсепто видел в точно таком же положении другую женщину. И с тех пор не желал смотреть ни на какую другую.

– Отвернись, я оденусь, – потребовала Векра. И добавила ему в спину:

– Ты пожалеешь! Завтра же утром и пожалеешь. Нет, уже сейчас пожалеешь!

Оделась царевна почти так же быстро, как только что разделась. И, отодвинув Винсепто, распахнула дверь.

– Господа, – во всеуслышание объявила она, – этот человек только что грубо оскорбил меня, пытаясь в нарушении всех наших обычаев насильно соблазнить!

Шум в зале стих. Винсепто, положив руку на эфес шпаги, спокойно вышел из комнаты вслед за царевной. Похоже, кое у кого здесь к нему появились вопросы. Например, у маркиза Сизого, выхватившего шпагу.

– Как вы посмели?! – крикнул тот.

– Может быть, ты для начала вспомнишь, кто кого в эту комнату позвал, чтобы поговорить наедине? – не повышая голоса, сказал Винсепто. И затем чуть насмешливо добавил, – милый племянничек.

– Ах, так! – взвился тот. – Я вас вызы…

– Постой! – Винсепто остановил молодого маркиза поднятием руки. – Еще успеешь вызвать. Но неужели ты действительно веришь в мою непорядочность?

– Хам! – выкрикнула царевна Векра.

– Но если поверить вам, – вперед вышел князь Ембек, – значит усомниться в честности госпожи царевны.

Помимо дворян и девиц таверне было еще четверо бойцов из царства и два из княжества. Краем глаза Винсепто увидел вышедшего из двери соседней комнатушки растрепанного Германта. Еще два преданных им бойца пока оставались в номерах. Неизвестно на чьей стороне оказался бы виконт Цинизм, случись сейчас общая стычка. Но если в ход не пойдут арбалеты, противостоять хозяевам территории Винсепто со своими людьми все-таки мог.

– А, господин женская юбка! У вас тоже появились сомнения? Неужели тоже желаете вызвать меня на дуэль?

– Господа, господа, – в центре зала оказался виконт Цинизм, – давайте не будем заканчивать день дракой! На то у всех нас будет завтрашнее утро. А сейчас и времени-то не осталось…

И не успел он произнести эти слова, как высоко-высоко и в самом деле погасло второе солнце.

* * *

Несмотря на то, что Тусклый лес, можно сказать, соседствовал с кремлем, принцесса Истома была в нем лишь однажды, когда устроила себе что-то вроде прогулки в сопровождении немалой охраны из числа королевских гвардейцев. Принцесса насмотрелась на диких кроликов, и в одного даже выпустила арбалетную стрелу, но промахнулась, видела парочку фазанов, нарвала кислых диких яблок. Лес был, как лес, ничего особенного, если не знать, что где-то в нем скрывается шайка разбойников, и что эти самые разбойники могут в любой момент на вас напасть.

Сейчас, после большой облавы, разбойников можно было не опасаться. То есть, почти не опасаться. Из доклада Касоча следовало, что большая часть шайки была уничтожена, а те, кому каким-то невероятным образом удалось скрыться, получили серьезные ранения. Однако Истома не сомневалась, что хоть кто-то из разбойников спрятался в лесу в полном здравии. На поиски таких уцелевших и спрятавшихся и отправилась принцесса сразу после того, как погасло второе солнце. Отправилась, не взяв с собой ни сопровождающих, ни оружия, ничего.

Недавние слова ее настоящего отца, виконта Касоча не выходили у нее из головы. Восемнадцатилетняя принцесса жаждала стать королевой и не собиралась затягивать с осуществлением своей мечты.

Еще два года назад Истома считала себя законной дочерью короля Халимона. Ее мать умерла при родах, что в мире за стеной случалось постоянно, можно сказать, в девяти случаях из десяти. Примерно за год до этого, тоже при родах не выжила мать принца Ащука – законного наследника Лесного королевства. Не появись Ащук тогда на свет, и единственной претенденткой на престол после Халимона являлась бы она, Истома. По рассказам окружающих, принцесса очень сильно была похожа на свою красавицу-мать и больше ни на кого. Король любил ее во сто крат сильнее сына, просто души в ней не чаял. Вот только не знал Халимон, что на самом деле Истома ему не дочь.

Не подозревал об этом и ее настоящий отец, виконт Касоч. До тех пор, пока однажды, после короткого флирта с шестнадцатилетней принцессой не оказался в ее апартаментах. Виконт был уже далеко не первым ее мужчиной. Они вовсю предавались любовным утехам, но когда оказались напротив огромного зеркала, Касоч вдруг увидел в отражении на левой лопатке молоденькой любовницы родимое пятно в виде треугольника с не очень четкими гранями, обращенного вершиной вниз. Точно такое же родимое пятно имелось и на его левом плече. Виконт Касоч всегда был ловеласом, и прекрасно помнил мать Истомы, которая дарила свои ласки не только королю Халимону, но иногда и его другу детства.

Особого шока ни Касоч, ни Истома тогда не испытали. И даже любовные утехи продолжили. Но произошло это в первый и в последний раз. Той же ночью отец и дочь заключили между собой договор, целью которого было скорейшее восхождение Истомы на престол Горного королевства. И, похоже, этот день скоро должен был настать…

Она отдалилась от опушки на приличное расстояние, прошла, стараясь держаться посередине, сначала одной, затем второй полянки, когда внезапно накинутая петля, затянулась на шее. Принцесса коротко вскрикнула, и сразу ее рот зажала чья-то грубая рука.

– Тихо! – прошептал кто-то на ухо. – Творец, конечно же, наблюдает за нами своим всевидящим оком, но мне как-то все равно, когда и от кого принимать смерть. Пойдем!

Подталкиваемая в спину, Истома засеменила вперед. Прежде с ней никто не обращался так бесцеремонно, но, отправляясь в Тусклый лес, она была готова к чему-то подобному. Если бы еще не было так трудно дышать! Она замотала головой, но рука лишь еще крепче прижалась к ее рту и закрыла нос. Чувствуя, что задыхается, Истома, поджала ноги, и незнакомцу пришлось подхватить ее под мышки, чтобы не дать упасть.

– Я не буду, – принцесса оттянула сдавливающую горло веревку, – не буду сопротивляться!

– Тихо!

– Да шепотом я, шепотом, – вновь обретя почву под ногами, она извернулась и уперлась руками мужчине в грудь.

В следующее мгновение он ловко сделал ей подсечку, повалил на землю, оказавшись сверху, размахнулся, чтобы ударить…

– Я – принцесса! – прохрипела она, и кулак остановился в сантиметрах от ее лица. – Что, не веришь?

– Принцесса? – мужчина, нижнюю часть лица которого закрывала повязка, быстро оглянулся по сторонам. Разведя ноги и касаясь коленями земли, он сидел на животе девушки, натянув веревку с петлей, вокруг ее шеи.

– Я пришла одна, – поспешила успокоить его Истома. – Чтобы отдаться первому встречному мужчине. Тебе не надо меня насиловать, я все сделаю сама и с большим удовольствием. Тебе понравится…

…Разбойники Корепан и Шмел одновременно были преобразованы два с небольшим года назад. В тот сентябрьский день Никодим Коренев и Сергей Шмелев приехали порыбачить на свое любимое Можайское водохранилище в местечко Красновидово. С вечера разместились на рыболовной базе, арендовав сразу на три дня весельную лодку – одну на двоих. Потом в номере с обветшалыми стенами и слегка протекающей крышей был ужин с гречневой кашей и тушенкой, водкой с пивом и душевными разговорами за жизнь.

Утром, когда над водой еще стелился туман, не совсем протрезвевшие друзья направили лодку в залив, под названием Гарант. Каким бы ни был отвратительным клев, в том заливе Никодиму и Сергею всегда удавалось наловить на уху щучек и окуньков. Пока один греб, другой снаряжал свои спиннинги, примерно на полпути друзья поменялись местами. Но сделать хотя бы по забросу им так и не удалось. В тумане их лодка едва не врезалась в такую же посудину, с сидящим на корме пожилым рыбаком. Серега еще успел ругнуться и сказать, что, мол, старый маразматик мог хотя бы голос подать, чтобы столкновения не произошло. На что рыбак молча отложил удочку, протянул в их сторону руку и… друзья очнулись уже на Нейтральном острове. С того незабываемого туманного утра Корепан ни разу не прикоснулся к женщине. Такой возможности у него просто не было. И вот теперь…

– Что ты сказала? – переспросил он Истому, чувствуя, что возбуждается.

– Понравится, говорю, – подмигнула она разбойнику и начала стаскивать с него штаны…

– Мощно! – буквально через полторы минуты сказала принцесса и вытерла рот ладонью. – Мое имя – Истома. Я дочь правителя Горного королевства Халимона.

– А я – Корепан, разбойник шайки атамана Никуса, – представился он..

– Да я уж вижу, что не королевский гвардеец.

– Зачем ты пожаловала одна в Тусклый лес?

– Мне, что, не стоило решиться на такой отчаянный поступок? – с деланной наивностью поинтересовалась она, все еще лежа на спине и глядя на Корепана снизу вверх. – Петлю снимешь?

Он взялся, было, за петлю, но остановился.

– А если я захочу повторить?

– Прямо сейчас? – распахнула Истома глаза. – Ну, повтори.

На этот раз акт продлился подольше. И по взаимному непротивлению они изменили позу так, что во второй раз Истома вытирала ладонью рот, находясь не под разбойником, а рядом с ним. А затем, присев и не дожидаясь разрешения, сама сняла с шеи надоевшую петлю. Опомнившись, Корепан тоже быстро сел.

– Тебе понравилось? – скорее, утвердительно, чем вопросительно поинтересовалась Истома.

– Сто лет такого не испытывал, – признался Корепан и только сейчас снял со своего лица повязку.

– Ты сможешь испытать это еще не раз. И я сделаю для тебя много чего другого, – пообещала принцесса. – Но и ты должен пообещать, что исполнишь одну мою просьбу.

Не ответив, Корепан закатал рукав рубашки, и показал Истоме не очень чистую, со свежими пятнами проступившей крови, повязку, стягивающую руку выше локтя.

– Заражения не боишься? – спросила она.

– Лекарства нужны и бинт чистый, – поморщился разбойник.

– Все будет. Я сама обработаю твою рану. В доме, куда никто не сунется, и в котором ты сможешь поправиться и спокойно жить, сколько потребуется…

– Приготовила мне ловушку?

– О чем ты, господин Корепан? Ха-ха-ха! Думаешь, король Халимон послал бы свою дочь в лес на потеху разбойникам, чтобы потом заманить их в ловушку?! Ха-ха, глупее ничего придумать нельзя.

– Тогда объясни, чего ты хочешь, – потребовал Корепан.

Теперь уже Истома оглянулась по сторонам, после чего, вплотную приблизившись к разбойнику, с жаром зашептала:

– Я хочу стать королевой Горного королевства. Я хочу, чтобы лесные казнили моего братца, принца Ащука, который является первоочередным наследником престола, и сейчас – у них в плену. Между королевствами заключено перемирие и завтра днем должен состоятся обмен пленными. Но если прежде будет убит полковник Трофф, попавший к нам в плен, то, во-первых, перемирие сразу будет нарушено, и война возобновится, а во-вторых, лесные в отместку обезглавят принца Ащука!

– Но ведь останется еще король Халимон, – неуверенно возразил Корепан.

– Война будет очень жестокой, – недобро усмехнулась принцесса.

– Получается, ты хочешь, чтобы погиб твой родной отец?!

– Халимон мне не отец, – сказала Истома. Для пущей убедительности она повернулась к разбойнику спиной и приспустила рубашку, оголив родимое пятно на спине. Поднимать рубашку она не стала, и когда повернулась обратно, Корепан увидел уже ее обнаженную грудь.

– Точно такая же родинка имеется на плече моего родного отца, – сообщила Истома. – Не Халимона. Я не стану называть его имени, но учти, что теперь ты – третий человек, знающий эту тайну.

– При чем же здесь я?

– Когда я стану королевой Горного королевства, ты, господин Корепан, очень возвысишься. Не обещаю, что станешь королем, хотя, как знать… но в любом случае получишь и дворянское, и высокое воинское звание.

– Но за что?!

– За твои особые заслуги! – и, не дожидаясь очередного вопроса, добавила: – завтра утром ты должен будешь убить полковника Троффа!

Глава третья
Очень много предательства

Все перепуталось в голове у разбойника Шмела.

Вот он на Тощей поляне стреляет из арбалета в высунувшегося из-за дерева жандарма и видит, как тот стреляет в него, а уже через мгновение слышит клацанье, и вместе с нахлынувшей болью понимает, что, к сожалению, не носит такой же кольчужный пояс, какой имеется у атамана…

А вот он вместе со своим другом Никодимом Кореневым очухивается на скале, окруженной водой. Оба они абсолютно голые, и оба абсолютно уверены, что, перепив накануне паленой водки, в бесчувственном состоянии были обчищены до последней нитки какими-нибудь бандюганами, которые ради злой шутки перевезли и бросили их на незнакомом острове Можайского водохранилища. И будучи уверенными, что похмелье сопровождается галлюцинациями, они, поддерживая друг друга, спускаются к мосту, переходят через него на землю, и в это время их накрывает жесткая сеть, и слышатся смех и улюлюканье каких-то отморозков…

Вот его подвешивают вверх ногами на сук яблони, и кто-то спрашивает у кого-то, вывалятся ли у этого доходяги кишки, если вытащить стрелу…

А вот он, Сергей-Шмел тащит в Тусклом лесу раненого в ногу Никодима-Корепана на своем горбу, спасаясь от преследования жандармов, после того, как они вдвоем грабанули телегу, везущую продукты в герцогство…

И тут же разбойник Шмел чувствует, как разбойник Корепан снимает его с той самой яблони и уносит в лесные заросли, и последними каплями воды из фляги промывает кровоточащие раны и накладывает повязки и шепотом просит держаться и не подыхать…

Может быть, он все-таки сдох? А если нет, то, как объяснить видение, будто он, разбойник Шмел, лежит на носилках, которые за передние ручки держит друг Корепан, а за задние – самая красивая девушка на свете?! Будто бы при свете всего лишь одного солнца они несут его на носилках через лес и приносят в дом, и промывают и обрабатывают мазями его раны. А потом он будто бы видит, как Корепан и самая красивая девушка на свете занимаются любовью на соседней кровати, и на полу, и на столе…

Все перепуталось в голове у разбойника Шмела, но одно он знал точно. Он знал, что это произошло, и что ЭТО он запомнит на всю оставшуюся жизнь. На всю свою оставшуюся жизнь он запомнит, что после того как, вооружившийся до зубов, друг Корепан накинул серый плащ и захлопнул за собой дверь, самая красивая девушка на свете подошла к его кровати, откинула легкое одеяло, стянула с него штаны, подождав чуть-чуть, двумя жаркими руками сжала его мужское достоинство и сказала:

– Ты еще повоюешь, дружок.

А потом наклонилась, так что распущенные светлые волосы закрыли лицо, смачно чмокнула и сказала еще:

– Мы с тобой вместе повоюем…

* * *

– Вот скажи мне, дружище, Фролм, сколько раз в своей жизни ты шел наповоду у женщины?

Сначала Фролу показалось, что эту фраза ему приснилась. Но, открыв глаза, понял, что Никус действительно это сказал. Небо, а на самом деле – потолок посветлел, значит, второе солнце уже зажглось, значит, закончилась еще одна ночь его пребывания в мире за стеной, в мире, которого не должно было существовать, но в котором, тем не менее, Фрол прожил уже несколько долгих дней.

– Наповоду у женщины? – переспросил он, хотя прекрасно понял суть вопроса.

– Я про то, что порой наши поступки, как бы не хотелось нам это признать, в большинстве своем сообразуются с желаниями женщин. Тех женщин, которые нам неравнодушны…

– Которых мы-ы… любим? – уточнил Фрол.

– Не обязательно, – не согласился Никус. – Любить не обязательно, достаточно просто захотеть женщину и к своему несчастью дать ей это понять. Ты врубаешься? Дать женщине понять, что ты к ней неравнодушен…

– Врубаюсь, врубаюсь…

– Ага! И когда она тоже все поняла, а на самом деле понять это очень просто, то начинает спекулировать создавшейся ситуацией. Говоря проще, начинает вить из мужика веревки.

– Ты к чему это все? – рассматривая далекое небо-потолок, спросил Фрол.

– Я вспомнил свою первую, и очень надеюсь, что не последнюю жену. Наутро после первой же нашей ночи любви, когда я вновь захотел секса, она воспротивилась. Я тогда ее чуть ли ни силком принудил отдаться. Но на следующее утро – та же самая история, не интересно ей было сексом по утрам заниматься. Но я – ее полюбил, и готов был простить многое. В том числе и отказ от секса по утрам. Какой же я был идиот!!!

– Ты позволил себе в отношении нее слабинку…

– Да! Сдал позицию, которую после так и не отыграл! Вот и с тобой так же получается…

– Не понял?

– Вот смотри. Когда мы нашли тебя привязанного к дереву, ты был, скажем так, в моей полной власти. Но потом ты сначала мне просто возразил, затем убедил не убивать Клюгка, затем из-за тебя нам пришлось сражаться с горными и потерять больше половины шайки, пролить кровь самим и прятаться, рискуя быть пойманными и казненными. И это еще не все! Теперь мне приходиться ломать себе голову, с кем вступать в сомнительные переговоры, чтобы каким-то немыслимым способом преодолеть стену! Всего за пару дней я стал от тебя зависим, и мне это не нравится, разбойник Фролм. Что ты на это скажешь?

– Что сказать на это, я не знаю. Но знаю на сто процентов, что все мы по-настоящему зависим лишь от одного человека, который в недалеком будущем собирается отбросить копыта. И я хорошо представляю, что вслед за ним через очень непродолжительный отрезок времени отбросят копыта все те, кто не успеет перебраться через стену…

– Самое интересное, что ты вновь меня убедил, разбойник Фролм, – сказал атаман. – Я здесь кое-что придумал и готов рискнуть. Но давай, обсудим все за завтраком…

Однако позавтракать в тот день им не удалось…

– Атаман, он сбежал, сволочь! – Ушац ввалился в комнату, где Никус и Фрол все еще продолжали валяться на кроватях. Окровавленная рука Ушаца была прижата к левому уху, из глаз текли слезы.

– Чего?! – Никус вмиг оказался на ногах.

– Клюгк! Сволочь, скользкий, как уж!

Оттолкнув его, атаман, и за ним Фрол выскочили за дверь и вбежали в соседнюю комнату. На полу, прислонившись спиной к кровати, сидел побледневший Михыч и держался за бок. Бросившись к своему старому другу, Никус потихоньку отвел его руки. Рана, к счастью, была неглубокой, резаной, но кровь необходимо было остановить немедленно.

– Простынь! – крикнул атаман Фролу. Без лишних слов тот схватил простынь и начал рвать ее на ленты. – А ты – рассказывай! Только без лишнего базара!

– Я решил отомстить гаду за свое ухо, – всхлипнул Ушац. – Договорился с Михычем. Навалились на него вдвоем, Михыч его за руки схватил, а я – с кинжалом. Но у Клюгка тоже нож оказался, наверное, у Марты украл – столовый… Он вывернулся и ножом Михыча в бок! А потом на меня навалился. Сволочь, второе ухо отрезал! Убью, убью, убью…

– Фролм, перебинтуй этого придурка! – скомандовал атаман, в то время как сам потуже накладывал повязку Михычу. – Что, правда, отрезал?

– Не все. Только верхнюю половину… – сказал Фрол.

– Сволочь! – взвыл Ушац.

– Не ори! Куда он делся-то?

– Убежал…

– Придурок! Понятно, что убежал! Но куда: в лес, в сторону кремля, а, может, к герцогам подался? В любом случае, теперь нам здесь долго оставаться нельзя. Вообще нельзя. Госпожа Марта!

– Атаман! – хозяйка таверны, словно только этого и ожидала, возникла на пороге. – Сюда скачут бойцы герцога Делибалта.

– Ага! Понятно! Сколько их?

– Человек десять, – всплеснула руками хозяйка таверны.

– Мы сдаемся! – мгновенно принял решение Никус и, сняв с себя кольчужный пояс, бросил его Марте. – Это плата за прием и за все остальное.

– Слишком много, атаман, – сказала та, ловя солидный денежный эквивалент.

– Тогда считай, что часть этого – аванс, – подмигнул ей Никус и обратился к Фролу и Ушацу. – А вы – бросайте оружие.

– Ты уверен? – подступил к нему Фрол.

– Именно об этом я и думал всю ночь…

* * *

«Мушкетер на всю жизнь» был единственным фильмом, в котором снялась Наташа Завьялова. В хите сезона она сыграла роль принцессы высоких кровей, которая полюбила простого мушкетера. Полюбила и связала с ним жизнь, пожертвовав своим положением в обществе и вообще всем. Критики говорили, что роль удалась, и что Наташу ждет большое будущее. Хм, будущее…

Наташа очень беспокойно спала минувшую ночь. И это несмотря на то, что времени на сон, как таковой, выпало немного. Большую часть ночи она занималась сексом с Его величеством королем Гурлием. У него была перебинтована нога, а левая рука привязана к туловищу, но это особо мешало. Она старалась, и он рычал от удовольствия. А еще – обещал, что сделает ее новой королевой Лесного королевства. Вот так вот – из принцессы в кино – в королевы мира за стеной. Мира размером в половину комнаты. Мира, в котором постоянно идут войны, в котором женщины, как правило, умирали при родах. Мира, из которого невозможно вернуться к нормальной жизни, невозможно убежать.

Наташа почувствовала, что стало светлее, и открыла глаза. Теперь она знала, что это зажглось второе солнце, а на самом деле – включилась вторая лампочка в комнате Максима Николаевича, так называемого, Творца. Несколько дней назад Наташа заявилась к нему, ожидая услышать заманчивое предложение сыграть новую роль в сериале. Она ничего не услышала. Старик, открывший дверь, молча впустил ее в крвартиру, молча наставил на нее какой-то пульт и все. После этого ее жизнь превратилась в страшное кино, в котором она играла роль «игрушечки». С ней «играли» сначала капитан Горного королевства, затем он же вместе с каким-то бароном, затем хотел «разделить ложе» граф и вот теперь «поигрался» король.

Сейчас король, раскинувшись и прижав ее к стенке, похрапывал во сне. Лежать Наташе было неудобно, но она не хотела шевелиться, чтобы не разбудить Гурлия. Какие же все-таки у них дурацкие имена! Вот и Гурлий стал называть ее Ташенькой, и это имя, наверняка, к ней привяжется. Пусть. И если король сдержит данное в экстазе слово и действительно сделает ее королевой – так тому и быть. Если уж быть чьей-то игрушкой, так лучше – игрушкой короля.

Наташа все-таки пошевелилась, и Его величество сразу открыл глаза. Правая рука, лежавшая у нее на животе, ожила, пальцы побежали ниже, погладили лобок, опустились еще чуть ниже. Девушка издала тихий стон, так возбуждавший Гурлия минувшей ночью.

– Сделай так, как мне понравилось, – прошептал он, – своими нежными губками.

И Наташа не заставила просить себя дважды…

* * *

Разбойник Корепан сто лет не видел себя в зеркале. Но почему-то был уверен, что плащ с фиолетовым крестом на спине, означающий принадлежность к полку гвардейцев виконта Касоча ему очень идет. Возможно, эта уверенность родилась после того, как об этом сказала принцесса Истома…

Никогда в жизни он не испытывал ничего подобного по сравнению с тем, что случилось минувшей ночью. Это было не просто счастье, это было ВСЕ!

Еще несколько часов назад он был в полном отчаянии. И не оттого, что рана в руке начала саднить, и нечем было ее лечить, и нечего было есть и пить. Трагедия была в том, что на его руках умирал лучший друг, которого Корепан спас, сняв с виселицы, но больше ничем помочь не мог. А потом он увидел ее…

И уже через полчаса он знал, что ради принцессы Истомы готов на все. Она помогла ему дотащить полубесчувственного Шмела до ближайшего селения на опушке Тусклого леса – вотчины виконта Двояка. В пустом доме ныне покойного сына виконта Касоча они обработали раны Шмела, после чего почти всю ночь занимались любовью. Никогда в жизни Корепан не испытывал ничего подобного!

Теперь он, облаченный в плащ гвардейцев виконта Касоча, сидел в седле и неторопливо ехал по направлению к монастырю кардинала Маная. Под плащом лжегвардеец держал взведенный арбалет с вложенной в паз стрелой, на левом боку – шпага, за поясом – два кинжала. Все оружие, кроме одного кинжала, еще три дня назад принадлежало виконту Двояку. Тело которого, вместе с телами остальных погибших во время облавы бойцами, было с соответствующими почестями опущено в озеро. На корм рыбам.

Шел восьмой час утра. Корепан подъехал к воротам монастыря, подгадав, когда из них начали выводить и вывозить на повозках пленных бойцов Лесного королевства. В командире охранников-жандармов, гарцующих на лошадях, он узнал лейтенанта Молдавеца. Чтобы не привлекать лишнего внимания, Корепан спрыгнул с лошади. Зевак на улице было немного, некоторые подходили к пленным и заговаривали с ними, возможно, знали друг друга, или просто просили передать что-то на словах знакомым из лесных. Охранники никак на это не реагировали.

Всего разбойник Корепан насчитал двенадцать пленных. Последним из ворот монастыря вывезли полковника Троффа. Прикрыв глаза, он полулежал на повозке, опираясь спиной о ее борт.

Арбалетная стрела, выпущенная Корепаном, пробила полковнику Лесного королевства левый глаз и вышла из затылка.

В следующую секунду Корепан мчался прочь с места убийства. До Тусклого леса было недалеко, и погоня не успела бы его настигнуть. Единственная опасность грозила со стен кремля, мимо которых ему предстояло проскакать. Но лишь в том случае, если охранявшие кремль часовые, знали бы, что он враг. Он понял, что часовые это знают, бросив взгляд на надвратную башню и увидев нацеленные на себя арбалеты. Смерть разбойника Корепана была мгновенной – две стрелы одновременно пронзили грудь бывшего спиннингиста.

– Молодцы, ребятки, не промахнулись, – похвалила принцесса Истома двух часовых на надвратной башне. – С этой минуты можете считать себя капралами.

* * *

Наташа и король Гурлий сидели напротив друг друга за столом в большой комнате. По просьбе короля Наташа не стала надевать платье, и из всей одежды ее тело прикрывали лишь трусики. Она не замерзла, просто было немного не по себе. Но ослушаться того, кто назвал ее своей королевой, и кого все называли королем, Наташе не захотела.

На завтрак на глиняном блюде подали огромный кусище жареной рыбы, белый хлеб и кувшин с кисловатым яблочным соком. Король ел и пил очень быстро, словно куда-то спешил. Наташа невольно вспомнила рассказы своего отца, как того во время службы в армии заставляли буквально проглатывать и первое, и второе, и третье в течение одной-двух минут. Неужели теперь и ей предстоит вот так же проглатывать еду…

– Все эти дни, когда меня насиловали, и даже еще вчера, до тех пор, пока я не увидела вас всех раненых и окровавленных, мне казалось, что на самом деле все вокруг происходящее снимает на кинопленку какой-нибудь талантливый, но психованный режиссер. Что в любой момент раздастся команда «Стоп-кадр!» и вместо окружающих нас декораций вдруг опять возникнет реальный мир…

– А теперь, наконец, поверила? – спросил Гурлий замолчавшую Наташу.

– Вчера поверила, – сказала она. – Особенно после того, как Ваше величество рассказали, что в мире за стеной почти все женщины после родов умирают…

– Ну, все-таки не все, – ободряюще улыбнулся Гурлий. – Скажи-ка, лучше, кто кроме капитана Евдоккима тебя пользовал?

– Вы имеете в виду – насиловал? – нахмурилась Наташа.

– Наш мир – сплошное насилие. Поэтому мы говорим – пользовал.

– А зачем вам это знать, Ваше величество?

– Таша, ты, наверняка хочешь, чтобы эти гады были наказаны?

– Конечно, хочу, – согласилась девушка.

– Ну и?

– Я не запомнила тех, кто бил и издевался надо мной сразу после того, как перешла по мосту с острова на берег. Какие-то люди этого Евдоккима. Он был первым. А потом приводил к себе домой барона Бушму, и они делали это вдвоем. Но когда вместо Евдоккима пришел принц Ащук, я стала сопротивляться, а потом появился граф Винсепто. И… все. С ним у меня ничего не было, а с Вашим величеством я – по доброй воле.

– Барон Бушма, говоришь, – король встал из-за стола, болезненно поморщившись. – Давай-ка, одевайся и выходи во двор.

– И – что?

– Там увидишь.

– Хорошо, Ваше величество.

Через несколько минут, одевшись и расчесав волосы, Наташа покинула дом графа Винсепто и увидела короля в окружении мужчин в плащах, расшитых узорами разных оттенков зеленого, и при шпагах, беседовавших на берегу озера радом с каким-то деревянным устройством. Она подошла ближе, и король соизволил ей улыбнуться, после чего немного церемонно объявил:

– Вот, господа, эту девушку зовут Таша. С сегодняшнего дня прошу считать ее моей невестой.

– Прекрасно! – сказал кто-то. – Поздравляем, Ваше величество!

– Да, да, – Гурлий поднял здоровую руку, призывая всех замолчать, после чего обратился к Наташе. – Имена этих господ ты узнаешь со временем. А сейчас погляди вот сюда. Это называется катапульта. Одно время из таких катапульт мы обстреливали камнями врагов, но потом перестали – камни часто калечили ни в чем не повинных лошадей. Теперь мы используем ее для кое-чего другого.

Видишь, Ташенька, как сильно изогнута доска. Если перерезать вот эту веревочку, доска с силой распрямится и далеко-далеко выбросит предмет, который будет находиться в этой вот чаше. О, а вон и предмет ведут!

Наташа посмотрела туда же, куда смотрел король. Два бойца, подталкивая в спину, вели барона Бушму. Руки у него были связаны, рот затыкал кляп, в глазах металась паника.

– Этот гаденыш никогда мне не нравился, – сказал Гурлий, после того, как бойцы подвели пленного и, нажав на плечи, заставили опуститься перед королем на колени.

Барон Бушма что-то замычал, но Гурлий не собирался его слушать. Небрежный кивок, и бойцы подхватили Бушму под локти, не без труда подняли, перенесли к катапульте и усадили в укрепленную на ней глубокую чашу.

– Пришлые рассказывают, что в потустенном мире в воздухе летают птицы, какие-то красивые бабочки, а люди летают на самолетах. Мир за стеной не знает ни птиц, ни бабочек, но люди здесь иногда тоже летают. Правда, всего один раз в жизни. Человек взлетает, чтобы умереть.

Кто-то издал смешок, и сразу засмеялось несколько человек. Наташа переводила взгляд с короля на Бушму, безуспешно пытающегося выбраться из чаши, и до нее постепенно начал доходить смысл задуманного.

– Вы хотите запустить его из катапульты? – спросила она.

– Да, – просто ответил король. – Пусть взлетит над озером.

– И он разобьется о воду?

– Зачем же разобьется? Это было бы не очень интересно, – и, видя в глазах девушки непонимание, Гурлий объяснил. – Видишь ли, Ташенька, в нашем озере живут рыбки. Размером с двух лошадей и больше. Мы их иногда ловим и едим, но и рыбкам тоже надо что-то есть…

– Вы собираетесь скормить его рыбам?!

– Говорят, в потустенном мире умерших людей или сжигают, или закапывают в землю на так называемых кладбищах. В мире за стеной нет огня, и у нас нет возможности сжигать мертвецов. А если бы мы каждый раз закапывали всех убитых, вокруг нас образовалось бы сплошное кладбище. Поэтому по воле Творца все мы без исключения после смерти идем на корм рыбам.

– Но ведь Бушма еще живой, – Возмутилась Наташа и обратилась ко всем собравшимся на берегу. – К тому же он пленный! А у вас, я слышала, с Горным королевством заключено перемирие. И при этом вы собираетесь так вот хладнокровно его казнить?!

– Нет, не казнить, – ответил за всех Гурлий. – Казнит – палач. В Горном королевстве таковой имеется. И кардинал Манай вместе с королем Халимоном, прежде чем отправить человека на казнь, устраивают суд – лишний раз, показывая подданным свою власть. Приговоры на таких судах выносятся разные, но итог почти всегда один – подсудимого передают в руки палачу. В Лесном королевстве все проще. Здесь не казнят, а мстят…

– И вы хотите ему отомстить за…

– Не я, – перебил король, вынимая шпагу из ножен и протягивая ее Наташе. – А ты!

– Нет!

– Барон Бушма тебя пользовал насильно, причиняя боль и унижение…

– Я это очень хорошо помню, Ваше величество, – Наташа завела руки себе за спину, тем самым, показывая, что не собирается брать шпагу. – Но я уже частично отомстила барону Бушме. Сомневаюсь, что кто-нибудь здесь сможет починить ему сломанный нос.

– И за свой сломанный нос барон Бушма тебя убьет, если вдруг окажется на свободе, а ты, Ташенька, попадешь ему в руки.

– В таком случае позаботьтесь, чтобы этого не произошло.

– Позаботься об этом сама, – Гурлий вновь протянул девушке шпагу. – Один взмах, один удар по веревке и все!

– Нет, – замотала головой Наташа. – Нет!

– Ваше величество! – раздался вдруг взволнованный голос со стороны ворот крепости. Это был всадник на взмыленном коне, в котором король узнал графа Филата.

– Большое несчастье, Ваше величество! – Филат спрыгнул на землю. – Они убили полковника Троффа!

– Что?!! – вскричал Гурлий.

– Попали стрелой в глаз. Сразу после того, как полковника вывезли из ворот кардинальского монастыря. Принц Чингай не стал выяснять, кто убил. Сразу вернул пленных горных в крепость Квадро и начал готовиться к обороне, а меня послал к вам. Принц Чингай считает, что перемирие закончено.

– Правильно считает, – скрипнул зубами король. – Перемирие оказалось очень недолгим!

Сказав это, король Гурлий подошел к катапульте и резко опустил шпагу на веревку, удерживающую механизм во взведенном положении. Катапульта выстрелила, и под общий выкрик «Хей!» ввысь взлетел несуразно болтающий ногами барон Бушма. Траектория полета была невысокой, Его величество был прав, говоря, что улетевший не разобьется о воду. Бушма с громким плеском приводнился, на несколько секунд пропал из поля зрения и вынырнул, отчаянно тряся головой.

Наташа, зажавшая рот руками, наблюдала за мучениями своего недавнего насильника, понимая, что долго он так, со связанными сзади руками и с кляпом во рту, не продержится – неминуемо пойдет ко дну. Барону Бушме в самом деле мучаться пришлось недолго, только по другой причине. Сначала Наташа и все остальные увидели, как вода рядом с бароном всколыхнулась, и тут же показалась огромная рыбина, схватила жертву-человека и утащила его в глубину. Больше вода не волновалась.

– Мне кажется, что эта война будет оч-чень кровопролитной, – сказал Гурлий. – А где там у нас принц Ащук?

И тут еще один гонец, словно только и дожидался этого вопроса, миновал крепостные ворота, прямиком подскакал к королю и свалился бы с коня на землю, если бы его не успели подхватить подоспевшие бойцы. Лицо гонца было в крови, плащ порван и тоже окровавлен.

– Ваше величество, – еле шевеля губами, прошептал тот. – Измена. Бойцы маркизов захватили Королевский стан, освободили принца Ащука…

– Как такое могло случиться?! – вскричал король.

– Но граф Ткач со своими бойцами ценой больших потерь смогли выбросить маркизов из Королевского стана…

– Так?

– Ваше величество… – гонец облизал губы.

– Что? Говори!

– Они, бойцы маркизов успели убить очень многих наших и еще… Еще они убили принца Читко. Вашего сына…

* * *

Первым делом необходимо было остановить кровь, хлеставшую из разодранной щеки. Граф Винсепто не стал церемониться – оторвал чистый не забрызганный кровью рукав рубашки князя Ембека, сложил и прижал своеобразный тампон к ране. Ембеку теперь было все равно – шпага графа пробила его кольчугу, а заодно и солнечное сплетение. Но и князь успел наказать своего убийцу, и если бы в последнем выпаде конец его шпаги, пронзивший щеку, не наткнулся на зубы Винсепто, сейчас на небольшой полянке в Светлом лесу валялись рядышком два мертвых дворянина.

Кстати, два зуба оказались выбиты, еще один довольно сильно качался. Но разве дело было в зубах! С каждой минутой Винсепто все сильнее проклинал себя за то, что остался ночевать в таверне мадам Юхвец. Что вообще согласился вместе с другом Германтом на приглашение виконта Цинизма покинуть Королевский стан, на ночь глядя…

…Германт завалился в его номер с утра пораньше – сразу после того, как зажглось второе солнце. Голый по пояс, довольный, но и немного озабоченный.

– Глянь-ка, что там у меня на спине? – попросил он, едва переступив порог!

– Ого! – удивился, протиравший спросонья глаза Винсепто. – Кто это тебя так располосовал?

– Молодая цесаревна, кто же еще! – не без гордости сообщил виконт. – Видал, какие у нее ногтищи!

– Так ты переспал с цесаревной Скорпой?

– Почти всю ночь прокувыркались! Ох, и злая же она в постели! Царапается, кусается, лягается. Только под утро ушла, а я так и не смог глаз сомкнуть. Спина вот вся зудит… – Германт осторожно повел плечами. – Здорово, говоришь, располосовала?

– В некоторых местах – до крови! – не стал успокаивать Винсепто. – А что с пальцем?

– С каким пальцем?

– Я про жертвенный мизинец говорю…

– А… – отмахнулся Германт. – Сказала, что делает для меня исключение. У тебя-то, почему с мамашей ее ничего не сложилось? Неужели потому что захотела твой палец сожрать?

– Да сказки все это – про жертвенные мизинцы. С таким темпераментом, как у царевны Векры и твоей Скорпы в царстве одни беспалые должны ходить.

– Как раз и нет! – возразил Германт. – Во время одного из перерывов нашей бурной деятельности, Скорпа призналась, что у них очень распространена женская любовь. Сказала, что если бы не я, то ночью она развлекалась бы со шлюшками из таверны…

– То-то я заметил, что девицы с ней переглядывались. Да и Цинизм нам на это намекал. Ладно, давай, лучше подумаем, что с твоей спиной делать. Боюсь, от кольчуги тебе на пару дней придется отказаться.

– А зачем она сейчас нужна? С горными – перемирие. С Женским царством, надеюсь, сегодня вообще ко взаимной любви придем…

– Думаешь? А как же вчерашний инцидент?

– Ерунда, Мало ли… – закончить фразу Германт не успел. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался капрал Рустам с арбалетом в руках и взволнованно доложил:

– Господин граф, с башни Королевского стана опустились ворота и к ним приближаются всадники маркизов!

– Что?! – одновременно выкрикнули дворяне.

В следующее мгновение Винсепто, натягивая одежду, подскочил к окну и отодвинул кругляш заслонки на ставнях и прильнул к нему. Окно выходило в противоположную сторону от Королевского стана – на Женский монастырь. Из ворот которого выбегали вооруженные бойцы.

– А-а! – раздалось сзади.

Обернувшись, Винсепто увидел, как его друг Германт, раскинув руки, отлетает от дверного проема прямо в объятия капрала. Рустам сумел его удержать, но кроме этого виконту Лесного королевства помочь было уже нельзя – из ничем незащищенного живота Германта торчали две арбалетные стрелы.

– Сдавайтесь, граф, – раздался из-за двери голос виконта Цинизма. – Нас здесь шестеро, а через окно бежать бесполезно, оно тоже под охраной. Да, вы, наверное, и не опуститесь до бегства.

– А как же наша утренняя дуэль? – Винсепто, успевший набросить на себя кольчугу, с характерным звуком вытащил из ножен шпагу, в то время как другой рукой махнул Рустаму сначала на стену, где висел арбалет, затем – на окно. – Или господин женская юбка вдруг передумали отстаивать четь госпожи царевны? Или ты не господин, а госпожа?

– Я вызываю тебя, граф! – крикнул из-за двери князь Ембек.

– Неужели не струсил? – скрестив руки на груди, как дополнительное прикрытие от внезапно выпущенной стрелы, Винсепто шагнул за порог.

Мужчин и в самом деле оказалось шестеро: напротив стояли все те же четыре бойца, пировавших вечером в таверне, а теперь – с направленными на него арбалетами, и виконт Цинизм с князем Ембеком – с обнаженными шпагами. А на овальном столе сидела, болтая ногами, царевна Векра. В ее взгляде светилось торжество.

– Значит, дуэль даже не предполагалась, – усмехнулся Винсепто. – И два труса просто отдадут приказ своим бойцам разрядить в меня свои арбалеты?

– Приказ стрелять отдам я, милый граф, – сказала царевна Векра, продолжая болтать ногами и в то же время, поднимаю руку, приготовившись сделать щелчок пальцами. – Я просто хотела, чтобы вы знали…

– Всего один вопрос, – опередил щелчок Винсепто, вдруг уловив за ее спиной движение, – дверь одного из номеров чуть приоткрылась, и в образовавшейся щели показались один над другим наконечники двух стрел, направленных не на него. – Лишь один вопрос к виконту Цинизму.

– Задавай, – позволила Векра, еще выше поднимая руку.

– Цинизм! – закричал Винсепто, хотя они стояли всего в пяти шагах друг от друга. – Я уверен, что мои отношения с госпожой царевной здесь абсолютно ни причем. Но на полу в моем номере лежит только что убитый твоими людьми виконт Германт, твой братишка! Почему ты предал Лесное королевство, Цинизм?

– Ха, – выдавил тот. – В мире за стеной требуются перемены. И царству, и княжеству надоело давление королевств, надоело, что пришлые, в первую очередь, достаются вам! Надоело!

– Надоело – умри! – еще громче крикнул Винсепто, швыряя в виконта свою шпагу.

Он не ошибся, – за приоткрывшейся дверью приготовился к стрельбе Мордан, и почти все правильно рассчитал. Последующие за этим арбалетные щелчки и вскрики слились почти в один сплошной звук, за которым щелчок пальцев царевны Векры уже никто не расслышал. Звуки отстали от действий: Винсепто пригнулся, кувыркнулся назад, в открытый проем и уже в своем номере, ударяя ногой по двери, стремясь ее захлопнуть, одновременно увидел, как схватился руками за лицо виконт Цинизм, как одного из его бойцов бросает вперед, а другой – наоборот пятится назад на подкашивающихся ногах.

И одновременно почувствовал боль в левой руке, в локтевой сустав которой воткнулась стрела. Оказавшийся рядом капрал Рустам, не церемонясь, выдернул стрелу и быстро вставил в свой разряженный арбалет.

– Я убил того, кто на улице, – сообщил он. – Уходим через окно!

Более менее прийти в себя граф Винсепто смог только на опушки леса, до которой Рустам дотащил его практически на себе и наспех перевязал висевшую плетью раненую руку.

– Там, в таверне… остался

– Да, капрал Мордан, – подтвердил Рустам догадку графа. – Но вы почти потеряли сознание, а я один не справился бы со всеми остальными. А вон, кстати, и они!

Со стороны таверны к лесу бежали четверо, среди них князь Ембек и прижимающий руку к глазу виконт Цинизм.

– Они попытаются отрезать нам отход на перешейке, – сказал Рустам, вкладывая ему в ножны шпагу. – Это – виконта Германта, – пояснил он. Держите еще арбалет и углубляйтесь в лес, а я побегу к перешейку вдоль опушки, чтобы отвлечь их на себя.

Капрал так и сделал, и Винсепто с некоторым облегчением увидел, что двое из четверки преследователей рванули Рустаму наперерез. Но двое других продолжали бежать прямо к лесу. Винсепто стал отступать, хорошо понимая, что сможет сделать всего один выстрел. Запасные стрелы у него были, но перезарядить арбалет он не то чтобы не успеет, а с одной здоровой рукой просто не сможет. Зато кроме арбалета у него была еще шпага убитого друга

Он пересек небольшую опушку, притаился за толстым дубом и напряг слух. Ждать пришлось недолго, и когда совсем рядом хрустнула ветка, Винсепто выскочил из-за дерева и почти в упор выпустил в преследователя стрелу. Отброшенный силой удара, боец повалился навзничь, мелькнув голыми ногами.

«Это на нем шотландский килт, – догадался Винсепто, и в это время прямо над ухом глухо стукнуло. Стрела попала в ствол, а тот, кто ее выпустил, уже бросился на чуть замешкавшегося графа.

Поединок закончился мгновенно: Винсепто выхватил и выставил вперед шпагу, проткнувшую нападавшему сердце, но и шпага князя Ембека успела окраситься кровью…

Винсепто знал, что в отличие от дворян, у каждого бойца с собой обязательно имелась аптечка с некоторым набором лекарств. И пусть убитый им княжеский боец носил юбку, аптечка при нем обязательно должна была быть.

* * *

– Доложите об общих потерях, генерал, – потребовал король Гурлий. – И вообще – все! Доложите, как все это могло произойти!?

В сопровождении небольшого отряда всадников и своей новой избранницы Его величество прибыл в Королевский стан сразу после того, как гонцы доложили о случившейся трагедии. Постоял некоторое время над телом своего младшего сына, потом, поддерживаемый графом Ткачом, поднялся на северную надвратную башню, и теперь, опираясь на палочку-трость, разглядывал находящийся буквально в пятистах шагах женский монастырь Октаэдр, откуда так неожиданно пришла беда.

– Это неслыханное предательство, Ваше величество! – начал доклад генерал Лесного королевства. – Всем хорошо известно, что Королевский стан практически неприступен, если подняты мосты у ворот надвратных башен. Этой ночью и на северной, и на южной башнях несли караул бойцы виконта Цинизма. Но когда зажглось второе солнце, мост северной башни вдруг опустился, ворота открылись и в них ворвался конный отряд маркиза Сизого. А за ним и пеший отряд маркиза Гуменяка. Всего – около двадцати бойцов. С таким численным перевесом они очень быстро перебили всех мушкетеров принца Читко и убили его самого. Затем убили всех находившихся в казарме безоружных пришлых и юных воспитанников училища.

– О – нет! – Схватился за голову Гурлий. – Детей-то за что?

Генерал Ткач не знал ответа на этот вопрос, поэтому просто продолжил доклад:

– Они схватили всех женщин и, немедленно угнали их на свою территорию. Вместе с освобожденным принцем Ащуком, Ваше величество.

– Проклятье! Но как…

– Мы смогли освободить Королевский стан лишь чудом, – предвосхитил вопрос генерал. – На южной надвратной башне вместе с бойцом виконта Цинизма дежурил недавно преобразованный пришлый по имени Кургузый. Он не позволил цинизмовскому выкормышу убить себя, задушил его голыми руками и закрыл внутренний вход в башню. Потом опустил мост и позволил моим бойцам ворваться в Королевский стан.

Мы уничтожили всех, кто не смог унести ноги, в том числе и маркиза Гуменяка. Сами, конечно, тоже понесли серьезные потери… И мы очень вовремя подняли северный мост, потому что к нему уже приближался отряд маркиза Лысана в сопровождении самой бабушки-царицы Гущи. Видимо она рассчитывала сменить место проживания – свой монастырь на ваш королевский дворец.

– Ну и что теперь? – спросил король.

– Царица Гуща убралась восвояси в женскую обитель. В селениях виконта Цинизма и маркиза Сизого расположись арбалетчики. Если мы пойдем в атаку, они встретят нас стрелами, после чего из монастыря выдвинется конница.

– Сколько у нас бойцов, готовых немедленно идти в бой?

– В том-то и дело, что очень мало, Ваше величество, – покачал головой генерал Ткач. – Да и те сейчас заняты ранеными и убитыми. Даже если мы бросим против царства все свои силы…

– Нет! – Гурлий отвернулся от Женского монастыря и посмотрел вниз, где Наташа вместе с двумя бойцами перебинтовывала раненых. – Нам бы сейчас свою территорию от горных защитить. Генерал, срочно прикажите вывести войска из крепости Квадро, чтобы большая часть их во главе с принцем Чингаем остановилась в Рубежной, а остальные – в Пентакле. В Королевском стане за старшего будет принц Чернец. И поставьте под ружье всех пришлых. Всех до одного. Побольше бы нам таких Кургузых. Кстати, произведите его в капралы, нет, сразу в лейтенанты…

– Хорошо, Ваше величество! А вы останетесь здесь?

– Переночую в Рубежной. А сюда вернусь завтра. Проститься…

* * *

Наташа никогда не испытывала ничего подобного. Меньше чем за сутки она успела трижды заняться сексом. Причем, с одним и тем же человеком – королем Гурлием: минувшей ночью, минувшим утром и только что, под самый вечер долгого страшного дня. Но если первые два раза она, подавив свои желания, просто старалась доставить ему максимум удовольствия, то теперь…

Такого не могло, не должно было быть. Несколько часов назад король своими руками казнил человека, затем узнал о предательстве соратников, о гибели множества своих подданных, и своего сына. А затем, вернувшись в дом графа Винсепто и словно забыв о своих ранах и своем горе, король Гурлий овладел нареченной невестой с таким неистовством и неутомимостью, что Наташа, тоже забыла обо всем на свете, вновь и вновь оказываясь на вершине блаженства.

До начала ночи оставалось совсем немного времени, когда граф Винсепто остановился на пороге дома своего отца. Дорогу ему преградил, стоявший на посту королевский мушкетер. Винсепто, левая рука которого была перевязана пропитавшимся кровью не очень чистым бинтом, а правая щека зажата не менее окровавленным тампоном, молча кивнул часовому, чтобы тот не мешал пройти, и в это время до них донесся из дома стон.

Часовой с гримасой сожаления, начал, было разводить руками, когда кулак графа с зажатым тампоном врезался ему в кадык. Мушкетер, хрипя, начал падать. Винсепто подтолкнул его и, выхватив шпагу, ворвался в дом.

Во второй раз он увидел Наташу обнаженной. И так же, как в доме капитана Евдоккима, когда она защищалась от насильников, Наташа была прекрасна. Но теперь – совершенно другой красотой. Неизвестной ему доселе красотой женщины, получающей величайшее наслаждение. Вот только наслаждение это доставлял ей не Винсепто, а другой!

– Как?! – заорал граф, потрясая шпагой, и капли крови, сорвавшиеся с его руки и из его разодранной щеки, брызнули на обнаженных короля и пришлую.

Наташа, ахнув, соскочила с Гурлия и метнулась в угол.

– Как вы смеете?! – граф подступил к королю, принявшему сидячее положение. – В доме моего отца! В то время, когда погиб мой друг Германт, когда я сражался за вас и чуть не погиб! С моей девушкой!

Винсепто в буквальном смысле мотало из стороны в сторону, но шпага оставалась нацеленной в грудь королю, который был не менее бледен, чем его подданный.

– Защищайтесь, Ваше величество! – выкрикнул Винсепто. И в это время ему на голову опустился стул, который хоть и был сплетен из ивовых прутьев, но силы, вложенной в удар оказавшейся сзади Наташи, хватило для того, чтобы повергнуть раненого на пол.

– Прикрой наготу, Ташенька, – велел король, и она успела завернуться в простынь, прежде чем комната наполнилась поднятыми по тревоге мушкетерами.

– Его отец, граф Бовдо в свое время убил короля и одного из принцев Горного королевства, – горько усмехнулся Гурлий. – Сегодня по вине графа Винсепто погиб принц королевства Лесного и если бы не эта отважная девушка, был бы убит и сам король. В тюрьму его!

Глава четвертая
Ад

Если бы не черные, как смоль волосы, Фрол сказал бы, что перед ним не девушка, а ангел. Доходящие до плеч кудряшки, красиво изогнутые брови, небесно-голубые глаза, чуть вздернутый носик, маленький рот с пухлыми розовыми губами, аккуратный подбородок с крохотной ямочкой… Чем-то ее бледное лицо показалось Фролу знакомым, – очень похожего человека он видел совсем недавно, но вот где?

Поигрывая кинжалом с длинным лезвием, чернокудрое создание бесцеремонно разглядывала одного за другим трех абсолютно голых мужчин. Сначала – Ушаца, затем – Никуса, и теперь – его, Фрола.

Как и у друзей-разбойников, его раскинутые руки были привязаны к перекладине, прибитой к торчащему из земли колу. Он не висел, как распятый Христос, – подгибавшиеся от усталости ноги доставали до земли. Показывать девчонке свою слабость Фролу не хотелось. Чтобы тверже стоять на ногах, он напряг мышцы, внутренне молясь, чтобы она поскорей убралась восвояси. Но девчонка, как назло, продолжала разглядывать его с неприкрытым интересом: склоняла голову то направо, то налево, что-то при этом шепча и слегка улыбаясь.

Фрол вдруг почувствовал, что возбуждается. А, увидев, что у девчонки начали округляться глаза, возбудился еще больше.

– Ого! – сказала она и протянула к нему свободную руку.

Фрол зажмурился, стараясь отрешиться от происходящего. Надо было думать о чем-то абсолютно другом. И он постарался восстановить в памяти события последних часов…

Доверившись атаману, Фрол покорно сдался бойцам герцога Делибалта, ворвавшимся в таверну мадам Марты. Церемониться с разбойниками те не стали: дали несколько зуботычин, накинули на руки веревки и потащили в крепость герцога Делибалта, находившуюся от таверны в каких-то трехстах шагах.

Еще вчера Фрол разглядывал эту крепость сквозь ставни на окнах таверны. Так же, как и крепость герцога Делавшока, стоявшую прямо напротив крепости его близнеца-брата. Теперь распахнутые ворота крепости Делибалта, казалось, гостеприимно приглашали Фрола погостить. Но добраться до крепости они не успели. Из-за скалы, за которую заворачивала дорога, выскочил отряд всадников, сразу разделившийся на две группы: одна буквально через несколько секунд ворвалась в так опрометчиво открытые ворота крепости; вторая – обрушилась на конвоиров. Не долго думая, Фрол бросился на землю, чтобы не попасть под шальную стрелу. И почти сразу погрузился в беспамятство – кто-то чем-то тяжелым в очередной раз приложился ему по голове. Очнулся бывший каскадер, будучи привязанным к крестовине. Привязанный поблизости Никус, в двух словах разъяснил ситуацию.

По-видимому, княжество, которое так редко вступало в серьезные военные действия, на сей раз объявило войну Горному королевству. О причине пока можно было только догадываться. Но князья напали разом на крепости герцогов, а то, что ворота крепости Делибалта оказались открытыми, только сыграло им на руку.

Защитники крепостей не смогли долго сопротивляться князьям, имеющим численное превосходство. Бойцы в юбках были беспощадны и истребили на месте схватки всех, кто оказал им хоть маломальское сопротивление, другими словами всех, кто держал в руках оружие, в том числе и братьев-близнецов герцогов. В живых оставили несколько раненых бойцов, недавних пришлых, которые во время боя сидели в казармах, и четверых разбойников. Все они были препровождены на Княжий остров, причем разбойников сразу привязали к кольям. По словам Никуса, ничего хорошего это не сулило…

– А что с Михычем? – спросил Фрол и сделал движение корпусом, чтобы высвободиться из цепких девчоночьих пальцев. Не получилось.

– Они куда-то утащили его, – сказал Никус, не отрывавший взгляда от девчонки.

– Если ты спрашиваешь про того здоровенного разбойника с раной в животе, то его уже начали жарить, – сообщила та.

– У-у-у! – горестно простонал Никус. И закричал: – Гады! Твари! Ненавижу князей! Ненавижу этот гребаный мир!

– Девочка, а что значит – начали жарить? – спросил Фрол, глядя в ее голубые глаза и чувствуя, что его возбуждение мгновенно прошло. – Уж не хочешь ли ты сказать…

Девчонка наконец-то разжала пальцы и, пожав плечами, сказала:

– Молодой князь Ефан сам разрезал ему живот и выпотрошил. Он настоящий живодер.

– Я не верю, Никус, – Фрол посмотрел на атамана, но тот лишь заскрежетал зубами. – Но зачем?!

– Его съедят сегодня за праздничной трапезой, – девчонка подбросила кинжал и ловко поймала его за ручку.

На вид ей было не больше семнадцати. Глаза… Где он их видел?

– Княжеское войско захватило обе герцогских крепости. Всех защитников перерезали, или взяли в плен, – подбрасывая и ловя нож, продолжала она. – Есть повод отпраздновать…

– Но это же, это же… это же кошмар! – выкрикнул Фрол.

– Да, – просто ответила девчонка.

И тут он вспомнил. Не только глаза, но и ту же характерную ямочку на подбородке…

– Ты, что, дочь Творца?

– Кого? – переспросила она. Никус, опустивший голову на грудь, встрепенулся.

– Максима Николаевича. Творца! Человека, создавшего весь этот мир…

– С ума сошел, да?

– Не говори ей ничего, Фролм! – закричал Никус. – Ничего просто так не говори!

Но Фрол не обратил на него внимания:

– Я несколько лет снимался дублером в кино. Меня тысячи раз гримировали под главного героя, чтобы я был максимально на него похож. У меня выработалось чувство портретной сопоставимости. Так вот! Ты, девочка отдельными чертами лица: глазами, бровями, своей ямочкой на подбородке, очень, ну прямо, как две капли воды, похожа на старика Максима Николаевича, на вашего Творца, который забросил меня в мир за стеной!

– Моя мама родилась здесь, – растерялась девушка. – Мне говорили, что ее один раз обратно преобразовывали, но сама она ничего про это не рассказывала.

– Тебе сколько лет? – спросил Фрол, не реагируя на продолжавшего кричать Никуса..

– Семнадцать.

– А когда обратно преобразовывали твою маму?

– Не знаю…

– Семнадцать лед назад Творцу Максиму Николаевичу еще не было пятидесяти. Думаю, он был вполне дееспособен.

– Ты намекаешь на то, что я могу быть…

– Да! – твердо сказал Фрол. – Ты дочь Творца. Он и ты – одно лицо!

– Ладно, – прошептала девчонка, прикусила нижнюю губу и, резко развернувшись, побежала прочь.

* * *

Чернокудрое создание появилось спустя некоторое время после наступления вечера. У князей как раз началась праздничная трапеза, и до привязанных к кольям-крестам разбойников доносился шум пиршества. Но девчонка участия в нем не принимала.

Она держала в одной руке открытую фляжку, в другой – хлебную лепешку. Остановившись перед Фролом, девушка посмотрела ему в глаза, потом, словно не отдавая себе отчета, опустила взгляд. Спохватилась и, вновь посмотрев в глаза, не смогла сдержать улыбки. Шагнула вперед, привстала на цыпочки и поднесла к губам мужчины фляжку:

– Выпей.

Фрол присосался к горлышку. Жидкостью оказалась брага. После долгих часов жажды ему было все равно, что пить.

– Поешь, – сказала девчонка, оторвав от его рта наполовину опустошенную фляжку и поднося лепешку.

Он откусил кусок и, не прожевав, проглотил. Прежде чем откусить еще раз, попросил охрипшим голосом:

– Дай напиться моим друзьям.

Девчонка даже не взглянула в сторону других разбойников.

– Меня зовут цесаревна Купафка, – пристально глядя на Фрола, сказала она. – Моя бабушка, царица Гуща и моя мама, царевна Векра заключили с князем Низлым договор ради создания военного союза против обоих королевств. Чтобы договор был исполнен, один из внуков князя Низлого должен жениться на какой-нибудь девушке из царства, а я должна выбрать себе жениха в княжестве. Война с королевствами началась сегодня, а завтра в ознаменование этого события должны состояться два обряда венчания. Не знаю, как князь Ембек, но я себе жениха пока что не выбрала. Хотя… им можешь стать ты, – она вновь приблизила к его губам фляжку.

– Сначала, – Фрол тяжело вздохнул, – дай напиться моему другу…

– Соглашайся, Фролм! – захрипел Никус. – Соглашайся с ней, Фролм! Это твой шанс!!

– Я исполню твою просьбу, – прикусив нижнюю губу, молодая цесаревна отступила от Фрола и подошла к атаману разбойников.

Сделав несколько жадных глотков, Никус вновь обратился к Фролу:

– Соглашайся с ней, Серега, соглашайся! Потом ты сможешь отомстить за всех нас…

– Почему он назвал тебя таким странным именем – Серега? – удивленно спросила цесаревна Купафка, вновь оказавшаяся перед Фролом и вновь протягивая ему флягу.

– Ушацу. Дай попить Ушацу! – потребовал он.

– Ну, ладно, ладно, – недовольно буркнула Купафка, сбегала к безухому разбойнику, задержалась у него совсем ненадолго и вернулась обратно:

– Ну, так почему же?

– Там что-нибудь осталось? – кивнул Фрол на флягу. Высосав брагу всю до последней капли, сказал:

– В потустенном мире. В настоящем мире – меня зовут – Фролов Сергей Максимович. Мы носим фамилии родителей и отчества отцов. А Фрол – всего лишь прозвище. Вот ты звалась бы в нашем мире по имени-отчеству – Купафка Максимовна.

– Купафка Максимовна, – задумчиво повторила цесаревна. – Мне нравится. Подожди! Разве у нас с тобой один отец?

– Глупышка. Ты знаешь, сколько там, за стеной, живет людей с именем Максим? Десятки тысяч, сотни тысяч!

– Это ведь очень много, да? – спросила цесаревна, немного подумав. – А в нашем мире одинаковых имен нет. Мы все – разные.

– Мы тоже все разные. Хотя иногда играем чужие роли.

Внимание Фрола привлекла троица, прямиком направлявшаяся к ним от трапезной палаты. Одинаково одетые в шотландские килты и кольчуги, с кинжалами в ножнах, висевших на поясах, они были очень похожи. Прямые русые, доходящие до плеч волосы, немного вытянутые лица, карие глаза, выражающие брезгливое отношение ко всем и вся. Купафка, тоже заметив их, негромко сказала.

– Это князья – братья-близнецы Самар и Кривец и их сестра княгиня Угла.

– О, цесаревна, ты кормишь разбойников? – удивилась Угла, приобняв Купафку за талию и оценивающе разглядывая Фрола. – Неужели выбрала кого-то из них в женихи?

– Да вот выбираю, – повторив жест княгини, сказала Купафка.

– А этот, вроде бы, ничего жеребец, а? – Угла громко рассмеялась.

– Жеребец, говоришь? – переспросил один из братьев. И, высоко подняв руку, показал разбойникам какую-то короткую палку. – А вот теперь послушайте-ка меня, жеребцы! Сегодня на обед у нас был ваш дружок. Очень вкусный дружок…

Фрол с ужасом осознал, что князь держит не палку, а обглоданную кость…

– Так вот, – продолжал каннибал, – Любой из вас может оказаться завтрашним обедом. Это один из вариантов вашей дальнейшей судьбы. Второй вариант – немногим лучше. То есть, на обед-то вы все равно пойдете, только не нам, а рыбам. И только после того, как немного посидите на колышках, к которым сейчас привязаны.

И третий вариант, самый гуманный и перспективный. Вы становитесь послушными мальчиками, доставляете мне с братом удовольствие и в скором времени становитесь бойцами нашего княжества. В перспективе, делая заслуженную военную карьеру. Такие вот три варианта.

Ну, что выбираешь, жеребец? – обратился князь к Фролу.

Слова застряли у каскадера в горле. Несколько дней назад ему уже довелось побывать в роли покорного мужчины, но то было совсем другое. Секс-игру с принцессой Истомой можно было бы когда-нибудь и повторить, правда, поменявшись с ней ролями. Но перспективе оказаться «под голубым знаменем», Фрол предпочел бы сдохнуть. Только не такой страшной смертью!

– Итак? – вновь спросил князь, поигрывая человеческой костью. – Если будешь молчать, я сам приму решение и уже не передумаю!

– Подожди, Самар, – княгиня Угла подошла к брату и прошептала ему что-то, с улыбкой глядя на Фрола.

– Хорошо, – пожал плечами Самар, – подождем до утра.

И перешел к Никусу. Словно, специально этого дожидаясь, атаман сразу разразился в адрес князей настолько вычурной матерной тирадой, что даже Фрол услышал некоторые выражения впервые, что уж говорить о князьях, родившихся в мире за стеной. Никус замолчал, а Фрол готов был зааплодировать, если бы не привязанные руки. Повисшую тишину нарушил все тот же Самар, теперь почти вплотную подошедший к Никусу:

– Красиво говоришь. А у самого ноги дрожат. Боишься, или стоять устал? Ну, ничего, завтра, после зажигания второго солнца, насидишься. Вот на этом самом колышке.

От этих слов, произнесенных абсолютно будничным тоном, у Фрола зазвенело в ушах. Он не расслышал, что ответил князьям Ушац. Только увидел, как Самар и Кривец отвязывают от креста-кола руки разбойника и волокут его к ближайшей казарме, куда несколько часов назад завели пленных. Прошло несколько минут, и из казармы раздались душераздирающие крики. Фрол беспомощно посмотрел на Никуса. Мотая головой с растрепавшимися волосами и скрежеща зубами, атаман плакал…

* * *

Крики Ушаца прекратились, только когда внутри крепости возникла суета, и князей-близнецов вызвал прибежавший боец. На ходу напяливая одежду, те бросились к конюшне, и поспешили покинуть крепость в сопровождение десятка всадников.

Отсутствовали они сравнительно недолго, но вернулись обратно далеко не все. По всей вероятности княжеское войско изрядно потрепали в бою: большинство были ранены, а вместо двух князей-близнецов Фрол увидел лишь одного – Кривеца.

– Они убили брата! – размахивая обломком шпаги, метался тот на разгоряченной лошади. – Убили моего родного брата!! Эти проклятые горные отрубили голову моему Самару!!!

Кривец, подскакал к трапезной, спешился, заскочил в распахнутую дверь и появился на улице с большим разделочным тесаком в руках. Его никто не пытался остановить, или хотя бы вразумить. Следующая дверь, в которую вбежал князь, оттолкнув не посмевшего сопротивляться часового, вела в казарму с пленными. Последовавшая за этим какофония криков о помощи, оборвалась так же резко, как началась. Князь Кривец, весь забрызганный кровью, показался в дверном проеме. В одной руке он продолжал сжимать тесак, в другой – держал за волосы чью-то отрубленную голову. Бросив ее под ноги онемевшему часовому, Кривец отдал какое-то распоряжение и, шатаясь, побрел прочь.

Через несколько минут на пустые колья справа и слева от Фрола и Никуса были насажены отрубленные головы всех пленных Горного королевства.

Фрола замутило. Михыч, Ушац, пленные… Это… это…

– Послушай, Гусь, – еле выдавил он из себя, – но ведь это же настоящий ад!

– Нет, Серега, это всего лишь мир за стеной, – ответил каскадер…

Глава пятая
«Отомсти!»

Цесаревна Купафка пришла к Фролу сразу после угасания второго и оставалась рядом с ним всю ночь. И всю ночь Фрол рассказывал ей о потустенном мире. Она поила его брагой, давала есть хлеб и поджаренную рыбу.

Сознавая, что нельзя терять силы, что нужно хоть как-то восстановиться, он не отказывался от питья и еды, хотя, казалось бы, кусок не должен лезть в горло. Фрол потребовал, чтобы девчонка накормила и напоила Никуса. Атаман пил, но не закусывал и через некоторое время окончательно опьянел. Ноги его подогнулись, но привязанные к перекладине руки не позволили упасть, и Никус так и уснул в полувисячем положении. Наверное, для него это был лучший вариант ожидания мучительной смерти.

Ничего кроме смерти не ожидал и Фрол. И хотя девчонка несколько раз повторила, что выбрала его в женихи, что завтра состоится их венчание, а для этого они уедут с Княжьего острова в женское царство, под крылышко ее бабки царицы Гущи, он не воспринимал эти слова всерьез. Разве князья отпустят на волю человека, ставшего свидетелем беспредельного ужаса, что творился в стенах крепости? Да никогда!

– Расскажи мне о своем мире, – попросила цесаревна.

– Что именно? – спросил Фрол.

– Все, – ответила она.

Он подумал немного, а потом начал смеяться.

Рассказать – все?! Рассказать семнадцатилетней девчонке об огромнейшем мире! Девчонке, которая никогда не читала книг, не видела нарисованных картин, не слышала настоящей музыки! Которая даже представить себе не может, что такое лед, снег, дождь, роса, огонь, молния! Которая никогда не видела настоящего солнца, не видела птиц в небе! Не говоря уже о чудесах техники. Не говоря, хотя бы, о тех же самых магазинах…

Чем больше Фрол себе это представлял, тем сильнее смеялся. Смеялся и плакал сквозь слезы. Плакал о том, что теперь и сам никогда ничего этого не увидит, не услышит, не почувствует. И вдруг сквозь слезы, рассмотрел, что стоящее перед ним чернокудрое создание, эта, так называемая, цесаревна, тоже готова вот-вот расплакаться. Вдруг понял, что она, обделенная все тем, что было дано ему в недавней жизни, гораздо несчастливее его, познавшего все в полной мере.

– Вот представь себе, – сказал он, догадавшись, что девчонка готова вот-вот убежать. А она повернулась к нему спиной и… не сдвинулась с места.

– Представь себе, что ты поднялась на башню крепости герцога Делавшока и смотришь, как бойцы Горного королевства сражаются с бойцами княжества. Ты следишь с этой высоты за князем Самаром. Как он на лошади сталкивается с одним из врагов и протыкает ему грудь шпагой. И вдруг ты словно бы оказываешься рядом и видишь, как из раны горного бойца хлынула кровь, и слышишь его предсмертный хрип. Потом ты видишь на расстоянии протянутой руки, как другой горный опускает шпагу на шею князю Самару и отрубает ему голову. И уже в следующее мгновение ты видишь крепость герцога Делавшока и башню, на которой стоит прекрасная чернокудрая девушка, наблюдающая за сражением князей с горными…

– Ты хочешь сказать, что я вижу себя? – спросила Купафка, резко развернувшись.

– Да. А потом ты видишь, как эта же девушка, то есть, ты подходишь к пленнику, привязанному к столбу, и поишь его брагой. И в следующее мгновение ты видишь со стороны, как занимаешься с ним любовью. А еще чуть позже видишь, как кормишь грудью своего ребенка…

– Как такое может быть? – глаза Купафки расширились. – Я не понимаю…

– Такое может быть только в кино. Это настоящее чудо – кино.

– Чудо…

– Да.

– Расскажи… мне… все…

Сначала он рассказал о том, как еще дошкольником поймал на удочку своего первого окунька в подмосковной речушке Истра. Цесаревна слушала, не перебивая, а он уже не мог остановиться и рассказывал, рассказывал. Время от времени открывал глаза, и тогда Купафка подносила к его губам фляжку. Он делал пару глотков и продолжал рассказывать…

О первом падении с велосипеда; о школе и о предметах, которые преподавали учителя; о том, как учился играть на гитаре и распевал с друзьями песни любимой группы «Чиж и С»; о футболе и хоккее, о подмосковных лесах с белыми, подосиновиками и лисичками, и о карельских болотах с морошкой и клюквой; о своих первых соревнованиях по спиннингу и о пограничных войсках, в которых прослужил два с лишним года; об автомобилях, поездах и метро, катерах и подводных лодках, самолетах и космических кораблях; о горах Домбая и о полузатопленной Венеции и самом высоком в мире небоскребе, что на острове Тайвань, где Сергей побывал в прошлом году; о свой любви к Ново-Иерусалимскому монастырю и о том, какая красивая Москва; о книгах и телевидении; о кино и о своей профессии каскадера…

Кажется, он иногда отключался от действительности. Во всяком случае, когда в очередной раз приложился к фляжке, почувствовал, что брага в ней оказалась пошипучей и покрепче прежней – значит, цесаревна принесла взамен опустошенной новую фляжку. Фрол рассказывал всю ночь, а когда зажглось второе солнце, понял, что это его последнее утро…

– Скажи мне, Серега, – попросила вдруг Купафка, – вот ты говорил, что твой мир очень красивый, что в нем очень много чудес… А наш мир – красивый?

– Что? Ты говоришь про мир за стеной?

– Да. Ведь ты видел его оттуда…

– Нет. В отличие от тебя, цесаревна, твой мир некрасив. И очень жесток.

– Ладно, – сказала Купафка, и Фрол вместо фляжки вновь увидел в ее руке кинжал. А за ее спиной – приближающуюся группу в килтах и кольчугах. Впереди шел высокий мощный мужчина преклонного возраста. Все остальные хоть в чем-то были на него похожи. Цесаревна тоже увидела их и, юркнув Фролу за спину, торопливо зашептала ему на ухо:

– Это князь Низлый и его потомство. Сегодня они станут либо твоими палачами, либо дальними родственниками.

– Кем-кем?

– Родственниками!

Фрол почувствовал, что Купафка делает что-то с веревкой на его левом запястье.

– Я же тебе говорила, что моя старшая сестра должна обвенчаться с внуком князя Низлого…

– И, что с того?

– А я обвенчаюсь с тобой!

И тут, почувствовав резкую боль в руке, Фрол закричал. А Купафка, вновь оказавшаяся перед ним, показала ему что-то красное и, словно тюбиком с губной помады провела этим по своим губам. Фрол посмотрел налево, на свою окровавленную кисть, из которой на землю падали частые капли.

– Пожалуйста, потерпи, – подскочила к нему маленькая дьяволица. – Этот ритуал придумала моя бабка. Невеста отрезает жертвенный мизинец своему будущему мужу и съедает его…

– А-а-а-а! – заорал Фрол не столько от боли, сколько от беспомощности и от абсурда всего происходящего. – Ненавижу! Ненавижу всех вас! Всех, всех, всех!!!

– Серега, соглашайся, ты отомстишь! – доносилось со стороны Никуса.

– Серега, пожалуйста, не надо, пожалуйста, не кричи, – лицо Купафки, приподнявшейся на цыпочках, было очень близко, и брызги слюны, срывавшиеся с губ Фрола, попадали на ее окровавленный рот. – Они казнят тебя. Посадят на кол…

– Ненавижу!!!

– Я тоже их всех ненавижу, – совсем тихо сказала Купафка. – И я очень хочу, чтобы ты забрал меня в свой мир…

– Ненависть, это хорошо, – раздался сухой старческий голос. – От ненависти до любви – один шаг…

– Князь Низлый, – Купафка склонила голову перед подошедшим высоким мужчиной. – Исполняя договор, заключенный между вами и моей бабушкой, царицей Гущей, я выбираю себе в мужья вот этого человека. И предъявляю его жертвенный мизинец, остатки которого доем сегодня перед нашим венчанием.

С этими словами девушка впилась зубами в только что отрезанный мизинец Фрола, и истекающий кровью каскадер услышал характерный хруст. А князь Низлый, будучи чуть ли не в полтора раза выше молодой цесаревны, вдруг начал хохотать. Она жевала сырое человеческое мясо, рядом на кресте-коле истекал кровью разбойник Фрол, на соседнем кресте-коле что-то неразборчивое кричал атаман Никус, а старый князь и его сыновья, внуки и внучки громко хохотали…

– Молодец, девочка, – наконец успокоился Низлый, вытирая выступившие слезы. – Ты сделала свой выбор, а я не нарушу уговор. Обещаю. Тем более что этот пришлый не сделал нам ничего плохого. Но ответь мне только на один вопрос. Почему – он, а не кто-то из князей, или хотя бы из княжеских бойцов?

Купафка чуть замешкалась, потом, бросив быстрый взгляд на княгиню Углу, сказала:

– Потому что… мне кажется… он – настоящий жеребец…

Новый взрыв хохота. И под этот хохот и взмах руки князя Низлого княгини Угла и Щеппа подошли к Фролу, разрезали ножами стягивающие его путы и вместе с Купафкой, подставившей обессиленному разбойнику свои хрупкие плечи, потащили на выход из крепости.

Фрол плохо соображал, что происходит. Но все-таки нашел в себе силы обернуться на Никуса. К его кресту-колу успели подкатить конструкцию, похожую на широкую стремянку, и трое бойцов уже затаскивали наверх упирающегося атамана. Смотреть, что будет дальше, Фрол не смог. Но когда у ворот крепости новоиспеченного жениха начали грузить на телегу, до его ушей донеслись крики друга-каскадера, из которых он разобрал лишь одно слово: «Отомсти!»

Глава шестая
Типичный обряд венчания

Много лет тому назад по прихоти Творца в мире за стеной были изготовлены пять одинаковых двуконных карет, каждая из которых была рассчитана на кучера и двух пассажиров. Принадлежали кареты пяти самым влиятельным людям мира, в настоящее время – королям Халимону и Гурлию, князю Низлому, царице Гуще и кардиналу Манаю.

Опять же, по прихоти Творца кареты для всех без исключения считались неприкосновенными, и в большинстве случаев использовались для парламентерских переговоров. В истории мира за стеной не было случая, чтобы кареты и их пассажиры подвергались нападению.

На исходе сорокового года существования мира за стеной, восьмого сентября, сразу после зажигания третьего солнца, одна такая карета выехала из монастыря кардинала Маная и покатила, к Женскому монастырю царицы Гущи. Путешествия, которое при неспешной езде и без непредвиденных задержек должно было занять не более получаса.

Лошадьми правил правая рука кардинала, лейтенант Молдавец. Сам кардинал сидел в карете спиной к возничему в глубокой задумчивости. Глазеть по сторонам у Маная не было никакого желания, – дорога, знакомая каждым поворотом, каждым деревцем, каждым камнем на обочине давно обрыдла. Да и подумать было о чем.

Слишком много событий случилось в мире за стеной за последние дни. Слишком много крови пролилось. Манай не мог припомнить, чтобы всего за неделю с жизнью рассталось так много дворян, не говоря уже о простых бойцах. По его подсчетам, за это время численность жителей мира сократилась чуть ли не на две трети. Но что настораживало больше всего, так это полное отсутствие новых пришлых. Причин тому могло быть несколько. К примеру, Творец решил поставить очередной эксперимент, суть которого – временное прекращение поставки «свежатины», либо у него вышел из строя выборочный преобразователь… Что на самом деле казалось маловероятным, так как преобразователь бесперебойно работал такой долгий срок. Самым страшным, что могло произойти, так это несчастье с самим Творцом. Неужели слухи о пришлом Фролме верны? Неужели и в самом деле Творец, будучи при смерти, объяснил этому пришлому принципы действия выборочного преобразователя, чтобы в перспективе тот занял его место?!

Надо же было такому случиться, что этот Фролм буквально выскользнул из его рук! Да еще и не один раз! Да еще и при таких загадочных обстоятельствах!!! Где он сейчас? Об этом оставалось только догадываться.

Ох, нельзя было его упускать! Манай винил себя, что после неудавшейся облавы в Тусклом лесу, не предпринял все возможные меры к поиску исчезнувших разбойников. Помешала война с Лесным королевством. Тогда война казалось важнее, чем поиски пришлого и горстки разбойников. А вчера – новая напасть – обычно не враждовавшие в глобальных масштабах князья неожиданно напали на крепости Делибалта и Делавшока и захватили их, перебив всех бойцов и самих герцогов. Хорошо хоть, Халимон без проволочек отправил свои войска, чтобы вернуть крепости, и, слава Творцу, преуспел в этом. Но какой ценой! Ведь если бы бойцы маркизов так же неожиданно не напали на Лесное королевство, армии короля Гурлия со стороны горных практически некому было бы противостоять.

На сегодняшний день военное равновесие было более менее восстановлено. Но что произойдет завтра? Что предпримет царица Гуща, пригласившая кардинала Манная в свои владения, чтобы совершить обряд венчания?

Подобные обряды в мире за стеной случались нечасто и в них участвовали исключительно дворяне. И только кардинал имел законное право благословить молодых. Манай терялся в догадках, – почему именно на следующий день после развязывания войны с Лесным королевством женскому царству приспичило устраивать венчание…

– Ваше преосвященство, – отвлек кардинала от раздумий Молдавец, – к нам гонец из крепости герцога Делибалта. Кажется, это лейтенант Галлузо.

– Придержи лошадей, – велел Манай.

Это и в самом деле оказался лейтенант Галлузо – вассал барона Ольшана и до недавнего времени тайный агент кардинала. Недавно по согласованию с Ольшаном, лейтенант Галлузо был переведен в кардинальскую жандармерию.

– Ваше преосвященство, – подскакав к остановившейся карете, лейтенант спрыгнул с лошади и поклонился кардиналу. – В крепости герцога Делибалта обнаружен капитан Клюгк.

– Живой? – Манай привстал.

– Так точно. Но потерял много крови…

– Ну?!

– Видимо, кто-то из князей при штурме крепости хорошенько саданул ему шпагой по спине. И, посчитав, что этого достаточно, не стал добивать…

– Выживет?

– Должен, – убедительно кивнул Галлузо. – Недавно пришел в сознание. И я прикрепил к нему отдельную сиделку.

– Все правильно. Еще прикрепи отдельного стражника, – приказал кардинал. – За его жизнь и здоровье будешь отвечать лично. Вообще-то надо перевезти его в монастырь… Но это чуть позже. Лейтенант Галлузо, ты меня понял?

– Так точно, Ваше преосвященство!

– Я навещу нашего э… раненого еще до угасания второго солнца. Постарайся сделать все, чтобы он был вменяем и мог отвечать на вопросы.

– Я все сделаю…

– Молдавец, трогай!

Карета неторопливо поехала дальше.

– Каким образом Клюгк попал в крепость Делибалта? – спросил кардинал. – Лейтенант, ты докладывал, что он оказался в плену у шайки атамана Никуса.

– Я лично слышал его голос, Ваше преосвященство, – отозвался Молдавец. – Вот почти дословно, что Клюгк сказал полковнику Касочу: «Атаман Никус обещал, что если вы начнете атаку, он тут же перережет мне горло».

– Значит – не перерезал. Почему?

Вопрос повис в воздухе. Меж тем карета миновала очередной поворот и поехала вдоль обрывистого берега озера. Справа показался Княжий остров, мощная крепость на сужающемся мысу. От ворот крепости до берега было не меньше сорока шагов, попасть в нее можно было по длинному выдвижному мосту, который задействовали в исключительных случаях. Подобных вчерашнему, когда князья начали войну. Сам же Княжий остров за всю свою историю ни разу не подвергался нападению – слишком печально могло это закончиться для нападавших.

На территории острова, наверняка, находились люди, которые знали ответы на вопросы кардинала, но сейчас Манай предпочел бы с ними не общаться.

Княжий остров остался позади. Карета катила по извилистой лесной дороге, на которой почти никогда не проходило серьезных боев. Разве что могли проявиться мелкие шайки разбойников. Не успел Манай подумать об этом, как из-за очередного поворота навстречу выскочили три всадника, резко осадивших лошадей.

– Спокойно, лейтенант! – предостерег кардинал Молдавеца, в руках у которого оказался заряженный арбалет.

Волноваться и в самом деле не было необходимости. Если разбойники все-таки и могли по забывчивости, либо по отчаянию рискнуть напасть на карету, то предводитель троицы, князь Кырда, которого узнал кардинал, на такое кощунство ни за что бы не осмелился. Хотя бы потому, что в свое время Манай благословлял Кырду на венчание.

– Ваше преосвященство! – без лишних церемоний обратился князь к кардиналу. – Может быть, вы знаете, что происходит? Сегодня в Женском монастыре должно состояться венчание моего сына, князя Ембека. Такова была договоренность царицы Гущи с князем Низлым! Но старая карга не открыла мне ворота. Мне – отцу жениха!! В чем дело, Ваше преосвященство?

– Когда начинается война, все известия доходят с некоторой задержкой, князь, – немного снисходительно сказал Манай. – Но я направляюсь в Женский монастырь именно для проведения обряда венчания. Непонятно, какая шлея попала под хвост царице, но вскоре все станет ясно…

– А не могли бы вы передать старой…

– Я не веду, переговоров, князь, – перебил возмущенного Кырду кардинал. – Для этого существуют парламентеры…

– Что ж, парламентеры ей могут очень понадобиться! – повысил голос князь и поскакал со своими людьми прочь.

* * *

Женский монастырь, или как еще по другому называли обитель царицы Гущи – Октаэдр, на самом деле не являлся октаэдром, как таковым. Да монастырь имел восемь башен и восемь стен, но стены эти были построены по замысловато-изогнутой линии, две из них уходили в сторону, к обрывистому берегу озера, внутреннее же пространство было заключено среди шести стен, построенных под разными углами. Такова была прихоть Творца, сорок лет назад построившего Октаэдр собственными руками и окрасившего стены монастыря в бирюзовый цвет. Со временем стены, конечно же, потускнели, но оставались не менее прочными, чем после постройки.

В отличие от князя Кырды, карету Маная пропустили в Женский монастырь без малейшей задержки. Царица Гуща лично вышла встречать кардинала. Им обоим было что вспомнить, о чем поговорить. Так же, как и князь Низлый, они более сорока лет назад вместе познали «прелести» жизни в мире настольном. Тогда Тамара прямо-таки сияла своей восточной красотой, и не только Артур Манаев был в нее влюблен. Но именно он повлиял на ее судьбу в мире за стеной, упросив Творца при одном из первых своих обратных преобразований, сохранить Тамаре жизнь и возвеличить, произведя в царицы. Старушка Гуща никогда об этом не забывала.

Впрочем, сейчас для воспоминаний не было времени. Тем более кардинал Манай забыл обо всем, когда увидел тех, кого ему предстояло сегодня обвенчать. Во-первых, должно было состояться не одно венчание, а два. А во-вторых… Молодожены, которые предстали перед ним первыми, оказались никем иными, как принцем Ащуком, левая кисть которого была забинтована, и дочерью Гущи – царевной Векрой! Когда-то ему уже доводилось ее венчать, причем дважды, и вот – опять? Да еще и с кем!

У кардинала возникло желание протереть глаза. Неужели царство объявило войну Лесному королевству только для того, чтобы освободить Ащука и породниться с королем Халимоном? Породниться и – объединить военные силы? Царство всегда было союзником Лесного королевства, а теперь оно, словно в тисках окружено с двух сторон. В таком случае короля Гурлия и всех лесных ждет неминуемый крах! Эти мысли промелькнули в голове Маная, прежде чем он обратился к невесте:

– Царевна, я не буду спрашивать, любите ли вы своего суженого. Ответьте лишь – почему вы выбрали именно его?

– У принца Ащука оказался очень вкусный мизинец, – ответила Векра, не моргнув глазом. – А еще мне понравилась его задница. На ней такой симпатичный шрам…

– Принц! – тут же обратился кардинал к Ащуку, которого знал с пеленок, и который при упоминание о шраме заскрипел зубами. – А вы, конечно же, берете царевну в жены благодаря неожиданно возникшей любви?

– Нет! – ответил Ащук, бросив быстрый взгляд на Векру. – Благодаря давно возникшей ненависти. Ненависти к Лесному королевству! Которое после объединения наших с царевной усилий, должно прекратить свое существование!

– Благословляю вас на мир, э… – кардиналу захотелось поправить самого себя и вместо «на мир» сказать «на войну», но он сдержался, – и любовь. Отныне вы муж и жена. Можете поцеловать друг друга.

Манай успел подумать, что молодые не последуют его предложению, а если и поцелуются, то наспех, формально. Но неожиданно Ащук и Векра слились в долгом поцелуе, перешедшем в обнимания, тисканья, страстные вздохи, и лишь когда царевна, теперь уже – принцесса, впилась пальцами муженьку в зад, тот вскрикнул и отпихнул ее от себя…

Да, таких молодых кардиналу венчать еще не доводилось. Но он тут же забыл об Ащуке и Векре. Во втором женихе он ожидал увидеть князя Ембека, о котором так беспокоился отец. Вместо князя под ручку с молоденькой цесаревной Купафкой к нему подходил тот самый пришлый Фролм! Так же, как и у Ащука, левая кисть его была перебинтована, а значит, осужденный на смерть беглый убийца тоже пожертвовал своим мизинцем и тоже венчается. Да еще с кем!

Кардинал встретился с Фролмом взглядом. Пришлый был даже не столько спокоен, сколько флегматичен. Казалось, происходящее ничуть его не волнует. Но кардинала Фролм узнал, Манай понял это по легкой ухмылке, скользнувшей по губам приближавшегося к нему преступника.

Но где же князь Ембек? Кардинал обернулся, кивком подозвал стоявшую поблизости царицу Гущу и задал ей этот вопрос.

– Молодого князя убили лесные, – сообщила Гуща. – Не исключено, что самолично граф Винсепто. – И, видя, что нахмурившийся кардинал, о чем-то сосредоточенно думает, добавила:

– Кстати, Ваше преосвященство, вам известно, что младший сын Гурлия, принц Читко тоже убит?

– Вот как? – Манай не удержался от того, чтобы с усилием потереть ладонями лицо. – И это может означать только…

– Войну не на жизнь, а на смерть, – с улыбкой пожала плечами царица.

– А князья?

– У меня с Низлым был заключен договор об объединении наших усилий, – призналась Гуща. – Они идут войной на горных, мы – на лесных. Залогом союза должно стать венчание наших потомков: его внук должен был обвенчаться на одной из обитательниц царства, предположительно на цесаревне Скорпе, моя младшая внученька Купафка – выбрать в мужья кого-нибудь с Княжеского острова. Купафка женишка себе нашла, пусть и не из князей, но с виду крепкого. А вот князек Ембек, увы, ушел в мир иной. А здесь ни с того ни с чего и дочуре моей страсть взыграла. Чем, мол, я хуже дочери, тоже, мол, венчаться хочу. Да не абы за кого, а за самого принца! А что – ее право! Да и выгодно это венчание и царству нашему, и королевству Горному.

– Но князья-то как? – вновь спросил Манай.

– А что нам они? – царица презрительно усмехнулась. – Две крепости герцогских захватили, а удержать не смогли. И Ембек этот погиб по глупости. Если честно, я рада, что Винсепто его проткнул, а то, глядишь, взял бы князек в жены мою Скорпу, и, что дальше? Какое может быть потомство у гомика и лесбиянки? А если уж на то пошло, нашему царству гораздо выгоднее объединиться с вами, чем с князьями. Что князья? И сколько их осталось? Заперлись на своем острове, вот и пускай остаются там вымирать…

– Вымирать… – вздохнул кардинал. – Да, Тамара, натворила ты дел.

«С другой стороны, – подумал Манай, – Творца всегда радовали войны, интриги, казалось бы, совершенно немыслимые союзы, неожиданное развитие событий. Вот, пожалуйста, за последние дни событий в мире за стеной произошло столько, что на три года хватит. Но сам-то Творец, почему никак на это не реагирует? Где новые пришлые? Где он сам? А вдруг этот Фролм и в самом деле может хоть как-то прояснить ситуацию?»

– Цесаревна Купафка, – обратился кардинал к девушке, вцепившейся в руку этого самого пришлого, и слово в слово повторил вопрос, заданный ее матери:

– Я не буду спрашивать, любите ли вы своего суженого. Ответьте лишь – почему вы выбрали именно его?

– Потому что он – настоящий жеребец! – выкрикнула цесаревна.

И вновь кардинал услышал, как скрипнули зубы, на этот раз другого жениха.

– А с тобой, пришлый Фролм, я должен поговорить наедине, – сказал кардинал.

– Нет! – неожиданно возразил тот. – У меня нет секретов от моей будущей супруги, – и с некоторой наглецой добавил, – Ваше преосвященство.

У Его преосвященства отвисла челюсть. Этот… выскочка… Это… ничтожество еще смеет противиться ему – самому влиятельному человеку мира за стеной?!

– Девочка, отойди-ка в сторонку, – не повышая голоса, велел Манай.

– Нет, – набычилась Купафка. – Я не собираюсь покидать своего будущего супруга…

– Хорошо, – кардинал сумел подавить едва не вырвавшееся ругательство и прошипел девушке в лицо:

– В таком случае цесаревне Купафке, наверное, будет небезынтересно узнать, что ее потенциальный супруг, который, кстати, после обряда венчания получит титул цесаревича, то есть, потенциального наследника престола, на самом деле беглый убийца, прежде осужденный Горным королевством на смертную казнь путем четвертования?!

– Если Горное королевство и женское царство собираются стать союзниками, о таком пустяке, как убийство, придется забыть, – парировала Купафка.

– Ты не понимаешь! – Манай потряс кулаками. – Не знаешь…

– Сегодня ночью, – осмелилась перебить кардинала цесаревна, – я узнала от будущего цесаревича очень-очень много нового. Например, то, что я дочь самого Творца…

– Что? – Манай поперхнулся. – Как? Как Творца?!

– Вот так, – Купафка состроила гримасу. – Творца Максима Николаевича. И мое имя и отчество – Купафка Максимовна.

Из возникшего ступора кардинала вывел голос Фрола:

– Они – одно лицо, Ваше преосвященство. Царевна Векра обратно преобразовывалась, когда Максим Николаевич был в самом соку. Вполне…

– Как он выглядит? – кардинал снизошел до того, что схватил жениха за грудки.

– Руки – прочь, – тихо сказал Фрол и предупреждающе передернул буграми мышц. Отчего и Купафка, и Манай вздрогнули. Цесаревна с новой заинтересованностью посмотрела на жениха снизу вверх, кардинал отдернул руки. Но вопрос повторил:

– Каким ты видел Творца?

– Высокий, седовласый, кареглазый, – как ни в чем не бывало, начал перечислять Фрол. – В юности, наверняка, был очень сексапильным. На подбородке – ямочка, точь-в-точь такая же, как у нее, – жених кивнул на невесту. – И разрез глаз… Да ты сам-то сравни, Твое преосвященство…

– Не сметь обращаться со мной на равных! В этом мире…

– За что… ТЫ… боролся… на то… ТЫ… и напоролся, – с небольшими паузами выдал Фрол.

И эта неторопливость, размеренность, спокойствие в интонации пришлого подействовали на кардинала словно ушат холодной воды. Он вдруг понял, что это никакая не бравада, что стоящий перед ним человек действительно непрост и даже опасен. Он вдруг представил, что в эту самую минуту Творец пристально наблюдает за всем происходящим. Представил, что если сам сделает что-то не так, то стоящий перед ним пришлый, не просто напряжет мышцы, но и задействует вложенную в них силу, а Творец так и будет продолжать наблюдать, как его наместнику-кардиналу, к примеру, свертывают шею.

– Хорошо, перейдем на вы, – преодолел спесь кардинал. – Просто ты… вы должны кое-что знать. В отношении вас приговор о четвертовании все равно бы не состоялся.

– Хм, – усмехнулся Фрол, – благодаря принцессе Истоме? – и почувствовал, как напряглась вцепившаяся в его руку Купафка.

– При чем здесь Истома? – вскинул брови кардинал. – Ах, да… Нет! Принцесса Истома никогда не просила короля помиловать кого-то из осужденных на смерть. Это у нее такая игра…

– Сволочь, – процедил Фрол.

– Да, – согласился кардинал. – Но вместо нее ваше помилование у короля Халимона выпросил я.

– Неужели кое о чем догадались, Ваше преосвященство? Или кто-то о чем-то донес?

– Что вы знаете? – отмел несущественное кардинал. И бросил короткий взгляд на цесаревну, давая жениху понять, что лучше бы она не присутствовала при откровениях. Однако Фрол так не считал. Более того, ему необходимо было еще больше слушателей.

– Ваше преосвященство, – Фрол буквально подавлял своей уверенностью. – Лично вы узнаете самое главное. То, что сказал мне Творец, перед тем, как преобразовать. Но прежде мне необходимо оправдать свое честное имя в глазах… моей обожаемой невесты, а также ее матери, ее бабушки, принца Ащука.

– Что это значит? – насторожился кардинал.

– Если лично вы не участвовали в махинациях полковника Касоча и капитана Клюгка, то можете не беспокоиться…

– Касоч? Клюгк?!

– Они самые…

Чем дольше длился разговор между кардиналом и Фролом, тем большее недоумения у обитателей женского царства вызывала эта полемика. Но если до царицы Гущи, царевны Векры, принца Ащука и остальных доносились лишь обрывки разговора, то цесаревна Купафка слышала все! И с каждой фразой кардинала, или ее жениха, она все сильнее прижималась к Фролу, все сильнее впивалась пальцами ему в руку. Фрол это чувствовал и… контролировал. Как всегда контролировал свои мускулы: когда необходимо – напрягая, когда нет – расслабляя.

– Что ж, попробуйте оправдаться, – после некоторого раздумья принял решение кардинал, и поманил рукой тех, кого перечислил пришлый.

Фрол дождался, когда слегка недоумевающие его потенциальные родственники приблизились, и абсолютно спокойно вкратце рассказал им о своих приключениях, последующие за вынесением приговора королем Халимоном, вплоть до попадания на Княжий остров. Конечно же, опустив подробности пребывания в апартаментах принцессы Истомы.

– Интересно получается, – воскликнул Ащук, как только Фрол закончил не очень длинный рассказ. – Насколько я понял, наш женишок утверждает, что главный злодей не он, а Касоч?

– Ну-у, – пожал плечами кардинал. – Насколько мне известно, разбойники, у которых оказался господин Фролм, все погибли. Зная нрав принцессы Истомы, можно быть уверенным, что она будет все отрицать. Остаются два, так сказать, заговорщика – Касоч и Клюгк. Полковник в настоящий момент тяжело ранен, но если он и в самом деле виновен, то вряд ли в этом признается. А вот капитан Клюгк…

– Кстати, где он? – спросил Ащук.

– В надежном месте. И сегодня же он сможет либо подтвердить, либо опровергнуть ваши слова, пришлый Фролм.

– Цесаревич Фролм, – поправила кардинала Купафка.

– Девушка, разве вы не хотите дождаться ясности с вашим женихом? Ведь если его слова – ложь, то…

– А ей-то, что за дело? – вмешалась вдруг царевна Векра. – Убивал ее жених генерала Лесного королевства, или не убивал, перерезал горло начальнику тюрьмы королевства Горного или нет. Моя дочь сегодня выполнила некий обряд, и теперь, как я вижу, очень желает, чтобы Ваше преосвященство провели еще один обряд. Пусть хотя бы одну ночь, она побудет в качестве жены, а завтра – поглядим. Если Фролм виновен во всех смертных, и интересы царства окажутся выше интересов цесаревны, значит, она всего-навсего станет вдовой.

– Действительно, – поддержала дочь царица Гуща. – Ваше преосвященство, исполните то, для чего мы вас пригласили. А уж потом будете все выяснять. Поверьте, из Женского монастыря, так просто, как из тюрьмы короля Халимона, наш молодой человек не убежит.

– И то верно, – немного подумав, согласился кардинал. – Хорошо! Я обвенчаю цесаревну, – и он кивком дал понять, чтобы остальные оставили его с женихом и невестой.

– Ну, и что такого важного передал вам Творец? – понизив голос, спросил кардинал.

– Это Максим Николаевич-то? Да всего-навсего рассказал, как пользоваться выборочным преобразователем для уменьшения, увеличения и так далее. Еще он показал, где этот выборочный преобразователь можно будет найти, после того, как преодолеть стену, Еще назвал адрес банка и номер-код арендованной ячейки, в которой лежат финансовые документы на предъявителя. По словам Максима Николаевича, он очень и очень богатый человек.

– Но почему?! – воскликнул кардинал, пораженный будничностью тона, которым Фрол рассказывал такие важные вещи.

– Да потому, что в скором времени Максим Николаевич отдаст богу душу. А если на его месте не окажется кто-нибудь другой, мир за стеной прекратит свое существование.

– Почему он выбрал именно тебя?

– Наш Творец очень любит кино, а я, как каскадер, снялся в нескольких историко-приключенческих фильмах.

– Каскадер? – кардинал оценивающе посмотрел на Фрола, и тот вновь перекатил бугры мышц.

– Бегаешь-прыгаешь-дерешься, загримированный под другого?

– Вот-вот. А еще очень хорошо карабкаюсь вверх по скалам.

– Но СТЕНА это тебе не СКАЛА! Как ты преодолеешь отвесную стену?!

– Быть может, с твоей помощью, Твое преосвященство… – с готовностью перешел «на ты» Фрол.

– И… что?

– Я здесь на досуге вот о чем подумал, Твое преосвященство. Выборочный преобразователь в своей функции подразумевает такую вещь, что тот, кто нажимает на кнопку, преобразовывает другого. При этом сам остается прежним. И оказывается во власти нажавшего кнопку. Вы догадываетесь, о чем я?

Кардинал, конечно же, догадывался. Но раньше него мысль озвучила Купафка:

– На кнопку должен нажать тот человек, которому будущий хозяин выборочного преобразователя полностью доверяет. Например, любящий муж, доверяющий любящей жене, – и она прислонила голову к плечу Фрола.

– И когда же это вы так спеться успели?

– У нас любовь с первого взгляда, – нашлась Купафка.

– А, может быть, – Фрол улыбнулся, – с первого прикосновения?

Цесаревна засмущалась, и это не ускользнуло от пристального взгляда кардинала. Она еще и смущается!

– Благословляю вас на мир и любовь, – произнес кардинал. – Отныне вы муж и жена. Можете поцеловать друг друга…

Глава седьмая
Юбилей, который не принято отмечать

…Зная, что сороковой день рождения отмечать не принято, Максим Николаевич Акиньшин, тем не менее, не отказал себе в удовольствии хоть как-то его обозначить. Друзей у него не было с детства. Вернее, был в детстве единственный друг – Артур Манаев, с которым Максим разругался в двенадцатилетнем возрасте. Так вот с этим Манай он и решил отметить свое сорокалетие.

Подготовился. Накрыл на двоих шикарный стол. С черной и красной икрой и французским шампанским, балыком из осетрины и водочкой, устрицами и коньяком. К тому времени мир за стеной существовал уже 16 лет. Артур, кстати, был на месяц и три дня старше Максима, но свой день рождения не отмечал, хотя календарь вел. Творец решил это дело исправить. И ровно четверть века назад, как только в мире за стеной зажглось третье солнце, кардинал Манай в очередной раз оказался обратно преобразован.

К тому времени Артур Манаев прекратил умолять бывшего друга навсегда вернуть его в нормальный мир, как это было в течение первых лет после изначального преобразования. Он привык быть самым главным в мире за стеной, привык манипулировать десятками людей, посылая их на смерть, либо возвышая кардинальской милостью. К тому времени все это ему уже нравилось.

Они хорошенько напились в тот день. Артур Манаев и Максим Акиньшин, бывшие друзья, когда-то игравшие в пластилиновых человечков и ставшие – один могущественным Творцом, другой могущественным кардиналом. Артур напился сильнее. Максим контролировал себя больше. Расслабляться было нельзя: «гость», у которого хоть и были прикованы наручниками левая нога – к ножке кресла, а правая рука – к ручке того же кресла, мог взбрыкнуть и швырнуть что-нибудь в лицо хозяину. Максим-Творец предусмотрел все: стаканчики, тарелки, вилки-ложки – все было одноразово-пластмассовым. Бутылки, из которых хозяин наливал виски-коньяк-водку, он держал на полу, рядом с собой. Ну а выборочный преобразователь, как всегда покоился в нагрудном кармане – выхватить его и нажать кнопку, было секундным делом. Максим специально этому тренировался, подражая ковбоям из зарубежных боевиков, мгновенно выхватывающих из кобуры кольт и стреляющих во врага.

Да, знатная тогда получилась пьянка…

Сегодня тоже был юбилей. Двойной. Максиму Николаевичу исполнялось 65, а миру за стеной – 40 лет. Провести такой день на больничной койке он никак не мог. В больницу Максим Николаевич отправился добровольно. Сразу после того, как преобразовал последнюю пару людей, вызвал бригаду скорой помощи. Добраться своим ходом не было сил, невыносимо разболелись суставы, и ноги буквально отказывались ходить. Он подозревал, что виной тому – выборочный преобразователь, во всяком случае, в последние время каждое нажатие кнопки вызывало ответную боль и в пальцах ног и рук, и в локтях, и в коленях.

В больнице, правда, полегчало. Врачи не поставили точный диагноз, но втираемые мази и поглощаемые таблетки, которыми его пичкали, помогли. И вот, в свой день рождения Максим Николаевич убедил лечащего врача отпустить его домой…

* * *

Старший оперуполномоченный Василий Фролов бесшумно прикрыл входную дверь и прислушался. Обычная тишина обычной пустой квартиры. Квартиры, адрес которой оставил «на всякий случай» в записке его двоюродный брат Сергей Фролов.

Сегодня Сереги-Фролу исполнялось четверть века, и еще загодя они договорились отпраздновать это событие в тесной компании друзей на природе. Но Серега куда-то пропал – не отвечал на телефонные звонки, не звонил сам. На киностудии сказали, что после премьеры последнего фильма, всей съемочной группе предоставили отпуск. Василий начал беспокоиться о брате пять дней назад, когда пришел к нему в квартиру со своей очередной пассией и обнаружил на журнальном столике ту самую записку…

Брат жил холостяком в двухкомнатной раздельной, и Василий, владея дубликатом ключей от его квартиры, время от времени, особенно, когда Сергей уезжал в командировки, проводил у него «ночные смены» – так это звучало для ревнивой супруги старшего оперуполномоченного.

«Если ты это прочтешь, значит, со мной беда приключилась. Поэтому тебе, как сыскарю, оставляю адрес, куда я сейчас направляюсь. Ну, а если все обойдется, то и записка к тебе не попадет…» – написал Сергей в своем послании.

Рассудив, что если уж действительно с братом случилась беда, что по прошествии стольких дней бросаться на поиски, на ночь глядя, нет смысла, Василий «отработал ночную смену» и только наутро занялся, как он сам это называл, – «сыскаридзе».

Однако ни к чему существенно важному это сыскаридзе не привело. Оказалось, что по указанному братом адресу живет некий Акиньшин Максим Николаевич – 64 года, безработный, холост, детей не имеет, в настоящее время находится на лечение в обычной районной больнице. Ни к кинематографу, ни к телевидению господин Акиньшин отношения не имел. По своим специальным каналам опер выяснил, что гражданин Акиньшин и в финансовом отношении далеко не богат; так, есть одна сберкнижка, что называется, на старость. Выходило, что, либо брат ошибся с адресом, либо его разыграли те же друзья-каскадеры. Вот только куда же все-таки Сергей подевался?

Этот вопрос особенно остро начал беспокоить оперуполномоченного Василия Фролова сегодня утром, когда надо было бы дозвониться до брателлы и поздравить с днем рождения, но на звонки он так и не ответил. Василий вновь проглядел собранные документы, и вдруг насторожился. Дата рождения того самого старика Акиньшина совпадала с датой рождения Сергея. И сегодня у того тоже юбилей – 65 лет! И вот еще! В больницу господин Акиньшин угодил в тот самый день, когда Сергей отправился либо к нему, либо к кому-то другому в гости!

Совпадения? Ни в коем случае! Чутье опера подсказывало, что необходимо вновь и срочно заняться сыскаридзе. С утра пораньше Василий отправился все по тому же адресу и неподалеку от нужного дома заметил на обочине «восьмерочку» Сергея…

Открыть два дверных замка не составило особого труда – отмычки у опытного опера имелись знатные.

Так. Короткий коридор, дверь в ванную комнату, кухня, проходная комната, обставленная обычной мебелью: диван, сервант, гардероб, книжный шкаф, телевизор на тумбочке, высокий фикус в керамическом горшке на полу; еще одна комната – спальня и одновременно кабинет, если судить по письменному столу, и установленных на нем компьютеру и монитору с плоским экраном; кладовка – совсем крохотная, темная, вся увешанная верхней одеждой. Василий включил в кладовке свет: костюмы, брюки, джинсы, плащи, куртки… настоящий склад одежды. Видать, старик – модник. Вот такую же джинсовую куртку кузен Сергей привез из Италии.

Василий машинально засунул руку в карман куртки, в которой оказались выключенный мобильный телефон и бумажник. Точно такой же бумажник, какой был у брата. Нет, не точно такой же, а именно тот самый бумажник Сергея! Со вставленной в пластиковое окошко фотографией артистки Натальи Завьяловой, по которой брателло в прямом смысле сох. А вот и заламинированный пропуск на киностудию, с улыбающейся физиономией Сергея. В другом кармане – его паспорт. Ничего себе!

И в это время тишину квартиры нарушил характерный звук поворачиваемого ключа в дверной скважине. Когда дверь открылась, Василий уже был в большой комнате, заняв позицию за сервантом. Раз уж он, позволил себе проникнуть в квартиру незаконным путем, то и дальше не собирался церемониться.

Седовласый хозяин квартиры едва передвигал ноги, справиться с ним не составило труда. Не прошло и минуты, как Максим Николаевич оказался в своем собственном кресле с рукой, прикованной наручником к подлокотнику – примерно так когда-то он приковывал обратно преобразованного Артура Манаева. Содержимое карманов, в том числе и очечник с выборочным преобразователем, оказалось на столе. Максиму Николаевичу хватило бы несколько мгновений, чтобы рвануться к очечнику, схватить, открыть, направить, нажать на кнопку… Возможно, лет десять назад это получилось бы, пусть и с прикованной к креслу рукой. Сейчас – проклятые суставы не позволяли двигаться столь быстро, да и проникший в квартиру незнакомец, сразу видно, был непрост.

– Сам все расскажешь? – не откладывая дело в долгий ящик, поинтересовался тот.

– В чем дело? Кто вы? Каким обра…

Удар мыском ботинка в коленную чашечку был не очень сильным, но и этого хватило, чтобы Максим Николаевич взвыл и схватился за ушибленное место свободной рукой. Пальцы которой тут же стиснул и принялся выворачивать незнакомец. Максим Николаевич вновь закричал, и садист ослабил хватку.

– Да, скажу, все скажу, – пообещал хозяин квартиры, лоб которого заблестел от выступившего пота. – Воды, пожалуйста…

– Где этот человек? – перед его лицом оказался заламинированный пропуск.

– Сергей Фролов, – прохрипел Максим Николаевич, – я знаю, где он, я скажу. Умоляю, дайте пить, в горле все пересохло…

Незваный гость, быстро оглядел комнату – ничего, чем мог бы воспользоваться старик, в пределах его досягаемости не обнаружилось. Оперуполномоченный быстро вышел из комнаты на кухню, а когда так же быстро вернулся, неся открытую бутылку минералки, увидел Максима Николаевича, успевшего пододвинутся вместе с креслом к столу и пытающегося дотянуться до очечника. Василий оказался быстрее. Подскочил, с размаху припечатал на скрюченные дрожащие пальцы бутылку, расплескав из горлышка пузырящуюся воду, толчком ноги отпихнул кресло от стола на прежнее место.

– У-у-у-у… – застонал Максим Николаевич, продолжая, однако, тянуть руку в просящем жесте. – Очки, дайте мне очки…

– Очки-то зачем? – Василий взял очечник и сразу догадался, что тут что-то неладно. Не могли очки оказаться настолько тяжелыми.

И в самом деле, вместо очков в очечнике оказался небольшой приборчик, более всего похожий на пульт от телевизора или музыкального центра. Только кнопок на нем было не два-три десятка, а ровно десять – все разноцветные и на ощупь – по-разному рифленые. И никаких подписей или цифр. Очень необычный пульт. Хоть бы знать, для какой аппаратуры он предназначен. И почему старик носит его с собой, да еще вместо очков?

– Не нажимайте! – предостерег вдруг хозяин квартиры Василия.

– А что такое? Потолок обрушится? Или что-нибудь, где-нибудь взорвется?

Василий направил пульт на Максима Николаевича, тот зажмурился, словно в ожидании испытать самое худшее. Опер еще раз придирчиво осмотрел пульт со всех сторон. Сплошной, без каких либо пазов, стыков, экранов. Очень подозрительный, не напрасно же старик так испугался…

– Я нажимаю, – сказал он.

– Нет! – глаза старика распахнулись. Полные ужаса глаза. – Только не это!

– Почему?

– В этом случае вы меня потеряете, – прохрипел старик и сухо закашлялся.

– Вас это убьет? – уточнил опер.

– В конечном итоге – убьет.

– А в промежуточном? В промежуточном итоге?

– Пить, – вновь попросил старик.

На этот раз Василий смилостивился. Но, чтобы не рисковать, зашел за спинку кресла и приблизил горлышко бутылки к губам старика, к тому же на вытянутой руке – вдруг, несмотря на преклонный возраст, хозяин квартиры сохранил какие-нибудь способности супермена и способен одной рукой вырвать бутылку и справиться с молодым-здоровым.

Ничего подобного не произошло. Максим Николаевич сделал несколько больших глотков, слегка отдышался и, когда Василий уселся перед ним на стул, устало поинтересовался:

– Как вы на меня вышли?

– Случайно, – не стал вдаваться в подробности Василий.

– Хм, случайно, – усмехнулся Максим Николаевич. – Не бывает таких случайностей.

– И то верно, – не стал спорить опер. – Ведь не может быть случайностью, что у вас и у Сергея Фролова, чьи вещи оказались в вашей квартире, просто так совпал день рождения. Вам сегодня исполняется ровно 65, а ему… должно исполниться ровно 25. Или уже никогда не исполнится, а, Максим Николаевич?

– Нет! Должно исполниться, должно. Я специально выбирал самого крепкого и сильного.

– Куда – выбирал?

– Себе на замену. Я просто уверен, что Сергей Фролов со всем справится, покинет мир за стеной и займет мое место.

– Какой такой мир за стеной? Какое место? Не наводите тень на плетень, – Василий повысил голос:

– Куда моего брата Сергея подевал, сволочь?!

Он наставил на старика пульт, потом отвел в сторону, направил на сервант и нажал большую фосфорно-зеленого цвета. Кнопка подалась очень мягко, словно ее и не был, Василий даже приложил усилие, чтобы вдавить ее поглубже. Но все равно не произошло абсолютно ничего. Кроме того, что Максим Николаевич хмыкнул и затем подсказал:

– Направьте преобразователь на фикус, потом нажмите большую зеленую кнопку.

– И – что произойдет? – недоверчиво спросил Василий.

– Фикус-покус, – вновь хмыкнул Максим Николаевич.

– Что ж, попробуем, – сказал Василий.

Но прежде чем последовать совету старика, он зашел ему за спину, развернул кресло лицом к фикусу, пригнулся так, чтобы кресло и сидевший в нем человек являли собой как бы защитный барьер, и только после этого нажал на кнопку.

Василий не сразу сообразил, что случилось, для этого потребовалось несколько секунд. И только проморгавшись, сообразил, что фикус исчез. Горшок, в котором фикус рос, остался на месте, а самого растения не стало.

– Не понял? Что это произошло?

– То же самое, что и с Сергеем Фроловым, – сказал старик.

– Куда фикус-то подевался? И Сергей, а?

– Брат твой на самом деле поблизости находится. И фикус на месте…

– Как на месте? Если его нет?!

– А ты возьми, вон лупу, – кивок в сторону серванта, на полке которого действительно лежало большое увеличительное стекло с черной рукояткой, – подойди к горшку-то, да приглядись повнимательней. К самой земле приглядись.

Василий Фролов был тертый калач, но после мгновенного исчезновения растения высотой почти до потолка, на время забыл об осторожности. Взял лупу, подошел к горшку, присел на корточки, присмотрелся, как посоветовал старик…

Фикус действительно был на месте. Только вместо высоты в два метра теперь в нем было два с небольшим сантиметра.

– Как такое может быть? – Василий подскочил к старику и схватил его за отвороты костюма.

– У тебя в руке очень сильный прибор. Выборочный преобразователь. После нажатия кнопки он уменьшает людей, животных, растения примерно в сто раз.

– Фантастика?

– Для меня – давно уже нет. Да и ты сам сейчас видел пример с фикусом. Кстати, если на него вновь направить преобразователь и нажать кнопку красного цвета, он примет свою прежнюю форму.

– Хотите сказать, что приборчик еще и увеличивает?

– Восстанавливает. Только восстанавливает.

Василий подошел к горшку с землей, направил на него преобразователь и невольно отшатнулся, когда фикус в доли секунды вырос до самого потолка. Опер потер лоб, словно заставляя успокоиться взбесившиеся мысли. Вновь направил прибор на фикус.

– Не надо, – остановил старик. – Загнется цветок, если так часто преобразовывать.

– А человек? – прибор вновь уставился на Максима Николаевича. – Человек тоже загнется?

– Да, – кивнул тот.

– А мой брателло! Ты сказал, что он поблизости, – заозирался Василий. Что это значит? Ты его тоже уменьшил?

– Сергей Фролов поблизости, и я действительно его уменьшил, – подтвердил старик. – И помимо него – еще несколько тысяч человек.

– Что? Несколько? Тысяч? Человек?!

– Я же сказал, – Максим Николаевич кивнул на преобразователь, – это очень сильный прибор. А если учесть, что я владею им больше сорока лет. Пройдем в соседнюю комнату, я тебе все покажу.

Нет, старик пока не собирался сдаваться. И разоткровенничался он не напрасно, а для того, чтобы хотя бы попытаться справиться с незваным гостем, отобрать у него преобразователь и тогда…

Максим Николаевич не учел две вещи: то, что поврежденная рука почти его не слушалась, да и ноги дрожали, и то, что наглец, возможно и потерял на время дар речи, но только не бдительность. Зайдя за спинку кресла, тот сначала завел назад его свободную руку, затем ловко сманипулировал с наручником, и вот уже руки оказались скованными за спиной. Последний шанс был упущен. А юбилей, который не принято отмечать, превратился в трагедию.

Глава восьмая
Жизнь продолжается

В мире за стеной зажглось третье солнце, и спустя ровно сутки, после того как карета его высокопреосвященства Маная отправилась в недалекое путешествие в Женский монастырь, почти точно такая же карета начала свой не более дальний путь из Лесного королевства в кремль королевства Горного. Несмотря на то, что оба королевства находились в состоянии войны, и не сражались только потому, что и тому, и другому требовалась передышка хотя бы для того, чтобы бойцы залечили раны, по личному приглашению короля Халимона к нему в гости выехал король Гурлий.

Согласно никогда не нарушаемым традициям, парламентерские кареты были неприкосновенны, и поэтому Гурлия не сопровождала стража – лишь виконт Нянич правил лошадьми, да еще рядом с королем сидела его нареченная невеста – недавно преобразованная Наташа Завьялова.

Еще не успевший акклиматься от полученных ран, Гурлий мог лишь предполагать, с какой целью позвал его Халимон. Возможно, правитель Горного королевства хотел возобновить переговоры о перемирии, возможно, слишком сильно беспокоился о судьбе своего сына, принца Ащука, который, впрочем, уже не являлся пленником Лесного королевства, возможно намеревался заключить военный альянс против того же женского царства, или княжества…

На самом деле все эти предложения беспокоили короля Гурлия, можно сказать, во вторую очередь. Первоочередной и очень важной задачей для него было венчание. Гурлий по-настоящему полюбил бывшую киноартистку, преобразованную и перенесенную в мир за стеной. Она была лучшей из лучших. Она, в конце концов, спасла ему жизнь. Не приди Наташа на помощь, и взбешенный граф Винсепто, не задумываясь, проткнул бы своего короля шпагой! Она – спасла. Она оказалась лучшей любовницей, лучшей сиделкой, лучшей слушательницей и лучшей рассказчицей. В конце концов, она была сумасшедше красивой женщиной! Молодой и здоровой, способной подарить ему еще одного ребенка, взамен погибшего Читко – младшего и самого любимого сына.

Гурлия не смущало, что венчание пройдет на территории чужого королевства, к тому же, на скорую руку, да и у себя дома закатывать пир король не собирался. Какое уж тут празднество, когда траур по сыну длится всего второй день…

Он представлял, каким сюрпризом станет его решение жениться именно сейчас, в разгар войны, и для Халимона, и для Его преосвященства. Оказалось, что его самого ждет еще больший сюрприз.

Карета миновала ворота кремля и приблизилась к лобному месту, находившемуся прямо напротив дворца, где ее любезно попросил остановиться королевский гвардеец и объяснил, что Его величество король Халимон и Его преосвященство кардинал Манай появятся буквально через две минуты, и что они могут пройти и занять отведенные им места. Не требовалось большого ума, чтобы догадался, что ожидается что-то интересное, должно быть, казнь. Но кто тот несчастный, которого собираются казнить?

На площади, помимо простых бойцов собрался, кажется, весь цвет Горного королевства. Несколько дней назад здесь можно было бы увидеть гораздо больше дворян. Война покосила многих. Не было лучших друзей Халимона виконтов Анелли и Касоча, не было братьев-герцогов Делавшока и Делибалта, не было молодого графа Лазута и его отца, графа Гогуля – последний, правда, в настоящее время томился в тюрьме Рубежной крепости; рядом с бароном Ольшаном стоял лишь барон Волленвейдер, а вот его сына рядом быть не могло – Гурлий своими руками посредством катапульты отправил его на корм рыбам.

Правитель Лесного королевства встретился с Ольшаном взглядом, и потерявший сына барон потянулся к висевшему на поясе кинжалу. Барон Волленвейдер тут же схватил его за руку – нанести вред парламентеру, тем более, сидящему в карете, было невозможно. Продолжая смотреть в глаза Ольшану, Гурлий невесело улыбнулся и пожал плечами.

Ольшан отпихнул Волленвейдера и затем сделал несколько жестов, хорошо понятных в мире за стеной каждому дворянину: одновременно ткнул одним указательным пальцем себя в грудь, другой направил на Гурлия, после чего, скрестив эти пальцы, выставил руки вперед. Король Лесного королевства, не раздумывая, повторил жесты.

– Что все это значит? – не удержалась от вопроса Наташа.

– Барона Ольшан вызвал меня на дуэль, и я принял вызов.

– Но почему он так жаждет вашей смерти?

– А что бы ты испытывала к человеку, убившему твоего сына?

– Сына…

– Того самого барона Бушму. Помнишь?

– О, господи! – Наташа закрыла лицо руками. – Как же можно так жить?

– Ничего, любимая, жизнь продолжается…

Произнося эти слова, Гурлий увидел процессию, выходящую из дверей кремля: король Халимон, кардинал Манай, принцесса Истома и за ними – принц Ащук под руку с царевной Векрой! Все пятеро направились к карете.

– Самое интересное, – шепнул Гурлий Наташе, – в том, что принц, чью задницу ты украсила шрамом, и который смотрит на тебя таким свирепым взглядом, держит сейчас под руку мою двоюродную сестру по отцу. Мы с Векрой в детстве в одни игрушки играли.

– А сейчас?

– Сейчас все очень плохо, – не стал успокаивать король. – Это по ее вине погиб мой сын. И все те дети в королевском стане…

– Я… – Наташа почувствовала, как ее начало колотить, – я сейчас ее задушу.

– Нет! Нельзя. Мы – парламентеры.

Седевший на козлах виконт Нянич беспокойно оглянулся на своего господина и стрельнул глазами, давая понять, что в любое мгновение готов развернуть карету и ускакать прочь. Но Гурлий уже взял себя в руки.

– Помоги выйти, – буркнул он.

Виконт Нянич спрыгнул на землю, подставил королю плечо, на которое тот облокотился и не без гримасы боли выбрался из кареты. Наташа легко спрыгнула вслед за ним. Гурлий взял невесту под руку, точно так же, как Ащук держал под руку царевну Векру.

– Нет, нет, Ваше величество, – улыбающийся, Халимон первый из процессии подошел к гостям и кивнул сначала Гурлию, затем Наташе, – я пригласил вас не затем, чтобы сообщить лишь о помолвке своего сына с царевной Векрой. Хотя и не скрою, я очень рад за сына, выбравшего себе достойную спутницу жизни.

– Не лукавьте, Ваше величество, – возразил Гурлий. – Что на сегодняшний день может более важным, чем приобретение могущественного союзника, армия которого находится в тылу врага?

– В любом случае, важны соблюдения неких правил э-э-э нашего сосуществования, – посерьезнел Халимон. – Несколько дней назад мы взяли на себя обязательство найти убийцу графа Бовдо. По некоторым причинам сразу нам этого сделать не удалось. После чего между нашими королевствами разгорелась очередная война. Замечу, очень кровопролитная война. Я прекрасно понимаю, что война не закончится ни сегодня, ни завтра. Впрочем, понимаю и то, что, скорее всего, окончательной победы одного королевства над другим не будет вообще никогда. Этого просто-напросто не позволит Творец.

Но сегодня, сейчас я хотел бы, чтобы Ваше величество лишний раз убедилось, что правитель Горного королевства держит данное слово. Я обещал найти человека, убившего графа Бовдо, и мое обещание выполнено. Более того, убийца будет немедленно казнен. Это еще раз доказывает, что мы соблюдаем правила и данные обещания.

– Вы поймали пришлого Фролма? – Гурлию не пришлось долго вспоминать имя человека, так часто звучавшее в последнее время. Тем белее, что прижавшаяся к нему Наташа вздрогнула. Он посмотрел на невесту, та посмотрела на него, вдохнула, открыв рот, чтобы что-то сказать…

– Пришлый Фролм оказался напрасно оклеветан, – опередил ее король Халимон. – К моему глубокому сожалению… на самом деле убийцей оказался друг моего детства. И вы, Ваше величество, должны оценить жертву, которую я приношу во имя справедливости.

– Друг детства? – удивился Гурлий. Но, проследив за взглядом Халимона, понял, кого тот имел в виду.

Со стороны королевской тюрьмы приближалась еще одна процессия. Точнее – группа людей, две тройки, и в каждой из которых по бокам были королевские гвардейцы, а в центре, поддерживаемый ими человек, со связанными за спиной руками и кляпами во ртах. Не погрешив против истины, можно было утверждать, что, обливающиеся потом гвардейцы, буквально несли на руках осужденных на казнь преступников: виконта Касоча, и капитана Клюгка.

– Да. Бывший друг детства, – голос у Халимона дрогнул. – Виконт Касоч своими руками убил и Бовдо, и Анелли.

– Вот как? Он, что же – сам во всем признался?

– Да, да. После того, как против своего бывшего командира дал показания капитан Клюгк. Вообще-то, мне следовало догадаться самому. Поссорившись из-за… – Халимон поморщился, – из-за моей не очень целомудренной дочери, Анелли и Касоч в последнее время превратились в лютых врагов. Ну, а смерть вашего Бовдо была не только личной местью, но и поводом для развязывания войны, чего Касоч очень хотел. И еще он надеялся, что в отместку за Бовдо вы казните моего сына.

– Как видите, мы его не казнили…

– Зато сейчас будем казнить мы, – к двум королям, наконец-то, приблизился кардинал, до этого стоявший чуть в стороне, но хорошо слышавший весь диалог.

– Предательство в любом случае должно быть жестоко наказано, – развел руками Гурлий. – Хотя вы и потеряете двух своих лучших офицеров.

– Что делать, – так же развел руками Халимон.

– А что случилось с Фролом? – вдруг спросила Наташа.

– Вы его знаете? – не без удивления, в один голос спросили Халимон и Манай.

– Моя невеста, – ответил за Наташу Гурлий, – была преобразована сразу после этого пришлого. И, насколько мне известно, после нее в наш мир не попал ни один человек.

– Что очень плохо, – нахмурился кардинал. И тут же выдавил из себя какую-то неопределенную улыбку. – А с вашим Фролом все в порядке. Вчера после венчания принца Ащука и царевны Векры мне довелось обвенчать и его – с цесаревной Купафкой.

– Вот как?! – эта новость явно обрадовала Гурлия. – А я, в свою очередь, попросил бы вас, Ваше преосвященство, сию же минуту обвенчать нас. Меня и Ташу.

Последующая за этим пауза оказалась явно затянутой. Все: кардинал Манай, короли Гурлий и Халимон, принцесса Истома, принц Ащук, и теперь уже принцесса Векра уставились на Наташу. Кто-то смотрел оценивающе, кто-то – с завистью, кто-то – с ненавистью, а Гурлий – с нескрываемой любовью.

– Еще одно венчание? – наконец-то, уточнил Манай.

– Да, Ваше преосвященство, – Гурлий церемонно поклонился.

– Что ж, – пожал плечами кардинал, – это входит в мои прямые обязанности…

– Подождите! – неожиданно для всех Наташа высвободила руку и чуть отодвинулась от Гурлия. – Можно я поговорю с капитаном Клюгком?

– Зачем? – Гурлий вновь взял ее под руку, но Наташа мягко, но настойчиво высвободилась.

– Вы ведь не спрашивали, согласна ли я, стать вашей женой…

– А, что? Разве не согласны? Не согласна?

– Это будет зависеть от того, исполните ли вы одну мою маленькую просьбу…

– Вот это да! – не удержался от восклицания Халимон.

– Какая-то пришлая ставит условия самому королю? – возмутилась Векра.

– Да выпороть ее прилюдно и – в казарму к нашим гвардейцам! – рассвирепел Ащук.

– Не горячитесь, господа, – кардинал Манай поднял руки в успокаивающем жесте. – Для начала надо хотя бы узнать, о какой просьбе говорит невеста Его величества.

– Что ты хочешь? – слегка наклонившись, Гурлий заглянул Наташе в лицо. – Скажи – я исполню.

– Я хочу поговорить с капитаном Клюгком, – твердо сказала она.

– Зачем? – изумился король.

– Считайте это моим капризом.

– Ого! – вновь не удержался Халимон. – С каких это пор…

– Хорошо, – принял решение Гурлий. – Но я слишком ревнив, чтобы оставить вас наедине.

Наташа пожала плечами, и они вдвоем подошли к эшафоту, куда стражники подвели осужденных на смерть. По приказу короля у капитана вынули изо рта кляп. Клюгк с трудом держался на ногах, как и его бывший командир, полковник Касоч, по чьей вине они оба оказались сегодня здесь у эшафота не в качестве зрителей. Впрочем, казалось, что полковнику, продолжавшему опираться на плечи стражников, происходящее волнует мало, он даже глаза прикрыл. Чего нельзя было сказать о капитане, который посмотрел на короля Гурлия с отблеском надежды. И очень удивился, когда с ним заговорил не король, а его спутница:

– Скажите, пожалуйста, когда и при каких обстоятельствах вы в последний раз видели Фрола?

– Мы трапезничали вместе, – сказал Клюгк, непонимающе переводя взгляд с девушки на короля и обратно. – В таверне мадам Марты. В обществе атамана Никуса и еще парочки разбойников. Дальнейшую его судьбу я не знаю.

– Вчера он благополучно обвенчался с цесаревной Купафкой, – сообщил Гурлий, сам поражаясь тому, что вокруг какого-то пришлого, оказавшегося в мире за стеной без году неделя, успело навертеться столько приключений, на сколько другому хватило бы целой жизни.

– Я очень рад за него, – искренне сказал Клюгк и пояснил, видя, что король и девушка не совсем его поняли:

– Фролм дважды спас меня от смерти.

– Вот дает! – воскликнул Гурлий. – И каким же образом?

– Сначала остановил Нукуса, когда тот собирался меня повесить на суку яблони, прежде отрубив ноги, затем – когда тот же Никус хотел перерезать мне горло. Я до последнего вздоха буду чувствовать себя обязанным Фролму.

– Фролу, – машинально поправила Наташа. Кивнула Клюгку и, отведя Гурлия чуть в сторону, сказала. – Ваше величество, я прошу помиловать этого человека. В честь нашей помолвки.

– Хм, – король, поморщившись, погладил раненую руку. – Но, Ташенька, с какой стати ты о нем заботишься?

– Понимаешь, – Наташа тоже погладила его руку. – Когда в настоящем мире мы с Сергеем Фроловым снимались в одном фильме, он, как каскадер, подменяя главного героя, несколько раз спасал мне жизнь. Здесь он тоже спасает жизнь человеку, причем, два раза. Но этого человека все равно осуждают на смерть. Мне кажется, я просто чувствую, что старания Фрола не должны оказаться напрасными. Помилуй этого Клюгка, прошу.

– Хм, в твоих словах постоянно появляется что-то заставляющее меня к ним прислушаться. И происходи сейчас казнь в моем королевстве… Но здесь все решают другие люди. Хотя, почему бы, не попробовать. Ваше величество, Ваше преосвященство! – обратился он к наблюдавшим за ним и Наташей двум главным людям Горного королевства.

– У моей невесты возник такой вот неожиданный каприз. Просит помиловать капитана Клюгка.

Кардинал и король уставились на Наташу. Халимон был в курсе выкрутасов принцессы Истомы. Многим осужденным на утреннюю казнь коварная принцесса обещала выпросить у короля помилование за ночь любви. Но она никогда не обращалась к нему с этой просьбой. И вдруг какая-то пришлая набралась смелости просить за абсолютно незнакомого ей человека.

– А что, – нашелся первым кардинал. – Насколько нам известно, капитан Клюгк был лишь помощником, но не исполнителем всего того, что натворил полковник Касоч. К тому же этот Касоч стремился, во что бы то ни стало расправиться со своим преданным слугой. Сейчас полковник делает вид, что ему безразлично происходящее. Посмотрим, как он запоет, когда узнает, что один из двоих смертников помилован, но только не он сам.

– И то верно, – согласился Халимон.

– К тому же помилование – не значит свобода, – уточнил Манай.

– Да! Пускай посидит в тюрьме, которую сам же так ревностно охранял, – эта мысль показалась Горному королю забавной. – Посидит в той самой камере, где убили графа Бовдо!

* * *

– Что с тобой? – облокотившись на локоть, разбойник Шмел передвинулся и занял полулежащее положение. – Что случилось, принцесса?

Остановившаяся на пороге Истома посмотрела на него помутневшим взором, словно не понимая, где находится, и кто с ней говорит, подошла к раненому и присела на край кровати. Шмел почувствовал, что ее бьет дрожь. Он протянул к Истоме руку, молча призывая придвинуться ближе. Она коснулась его пальцев и сжала с такой силой, что причинила боль. Шмел потянул ее к себе, и принцесса, подавшись, прильнула к его груди и вдруг разрыдалась во весь голос.

Она несколько дней ухаживала за ним, как настоящая сиделка. Рана в бок, к счастью, оказалась не опасной, да и крови, Шмел потерял немного. С запястьем, дела обстояли хуже, возможно, выпущенная жандармом стрела повредила сухожилие, во всяком случае, пальцы до сих пор отказывались слушаться. Но разбойник Шмел забывал о своих ранах, стоило Истоме оказаться рядом. Он пожирал глазами самую прекрасную девушку на свете, и она, хорошо понимая, какие чувства обуревают ее подопечного, не только меняла повязки и обрабатывала раны.

Ее посещения не обходились простым ухаживанием, каждый раз, закончив перевязки, принцесса устраивала перед Шмелом короткое представление: медленно снимала с себя одежду, кружилась в плавном танце, ненадолго застывая в соблазнительных позах… Затем переходила к ласкам, забираясь проворными пальчиками к нему под одеяло. Как же тут было, не позабыть о ранах и вообще – обо всем на свете! Истома доводила Шмела до оргазма, после чего очень изобретательно принуждала раненого довести до оргазма себя. А он от таких принуждений пребывал на седьмом небе и после ухода развратницы, несмотря на то что, казалось полностью обессилел, молил это самое небо лишь об одном – чтобы самая прекрасная девушка на свете поскорее пришла к нему вновь. И вот она пришла, но в таком состоянии видеть принцессу разбойнику Шмелу еще не доводилось…

На своем веку Истома повидала немало казней. Причем, казни тех самых людей, с которыми накануне занималась любовью, прежде пообещав осужденному на смерть выпросить помилование у своего отца-короля. Принцесса испытывала ни с чем несравнимые чувства, когда вместе с другими дворянами приходила на место предстоящей казни и смотрела, как палач заводит на эшафот абсолютно беспомощного смертника со связанными за спиной руками и заткнутым кляпом ртом. Сидя в первом ряду, Истома не отрывала взгляда от своего ночного любовника, а тот, веривший в обещанное спасение, тоже смотрел ей в глаза. Смотрел до самого последнего мгновения, когда затягивалась наброшенная на его шею петля, или опускался занесенный над его головой топор…

Сегодня, часом раньше принцесса тоже сидела перед эшафотом в первом ряду. Но вот казнили не только бывшего любовника, но еще и ее родного отца. Никто в мире, кроме ее и Касоча, не знал эту тайну; лишь одинаковое родимое пятно у отца и дочери доказывало их кровное родство. И никогда не думала Истома, что в ней вдруг проснутся дочерние чувства, проснутся в тот самый момент, когда голова ее родного отца окажется на плахе, и над его головой занесет топор тот, кто на самом деле ее отцом только считался!

Король Халимон не напрасно слыл не только беспощадным, но и кровожадным правителем. За казнью простых людей он всегда следил из первого ряда, но когда на эшафот заводили кого-либо из дворян, или офицеров, Его величество брал топор в свои руки. Виконт Касоч был приговорен к смертной казни «путем отсечения топором головы от туловища». И король Халимон, напяливший на себя маску палача, лично привел приговор в исполнение, хотя и с некоторым отступлением от традиции. Его величество обошел плаху и, размахнувшись, разрубил голову виконта Касоча наискосок, на две неравные половины – от макушки до подбородка, после чего занял обычное место палача и, размахнувшись во второй раз, опустил лезвие топора на шею другу своего детства.

Принцесса Истома видела глаза родного отца в последнее мгновение его жизни. А потом она увидела то, во что превратилась голова виконта Касоча после двух ударов топором… Ее вырвало прямо там, перед эшафотом. И потом, когда принцесса, отмахнувшись ото всех, предлагавших помощь, вышла за пределы кремля, ее вновь начало рвать, и ей казалось, что это мучение продолжалось очень и очень долго.

Она с трудом добрела до дома виконта Двояка, где томился в ожидании ее последний любовник – еще не окрепший после ранения разбойник Шмел. Но сейчас ей было не до любовных утех. Отрыдавшись на груди любовника-разбойника принцесса Истома окончательно решила, что сделает все, чтобы воплотить в жизнь мечту своего родного отца, сделает все возможное, чтобы стать королевой. И, конечно же, сделает все, чтобы отомстить. А разбойник Шмел станет ее помощником, не напрасно же Истома так искусно за ним ухаживала…

* * *

Прожив двадцать пять лет, Сергей Фролов никогда прежде не встречал девушку, которая, благодаря ему, стала женщиной. И вот – Купафка. Цесаревна, похожая на ангела, спасшая Фрола от лютой смерти, но при этом, совершив ужасную вещь – лично отрезала мизинец на его левой руке, а затем съела палец в сыром виде. Семнадцатилетняя девчонка, выбравшая в мужья пришлого, который всю ночь рассказывал ей истории про недосягаемый мир.

Когда наступило время первой брачной ночи, Фрол желал лишь одного – спать. Шутка ли, несколько часов простоять привязанным к столбу в ожидании утренней казни, лишиться пальца, выдержать непростую беседу с самим кардиналом, а затем – пир на собственном венчании… Если же к минувшим суткам добавить круговерть приключений предыдущих дней! Какое здоровье, какие нервы могли бы все это выдержать. Фрол не выдержал. И провалился в беспамятство, не добравшись до брачного ложа.

Он никогда не спал так долго – всю ночь и половину следующего дня. И проснулся лишь благодаря возникшей необходимости справить нужду – на роскошном свадебном пиру Фрол просто дорвался до еды и питья. А когда вернулся из маленькой комнатушки в спальню принцессы Купафки, увидел свою молодую жену, лежащей на широкой кровати, абсолютно обнаженной, со слегка обиженным и, в то же время, призывным выражением на лице.

Фрол набросился на нее молча, разве что не с зубовным скрежетом и с одним лишь желанием причинить ей боль, заставить страдать, не меньше, чем страдал он сам, изнасиловать ее, как насиловал его самого мир за стеной. Он вдруг захотел, чтобы она металась и брыкалась, кусала себе губы и рыдала, разбрызгивая по подушке слезы, может быть даже, чтобы она умерла под ним, а дальше – пусть будет, что будет. Зато он отомстит этому проклятому миру и за себя, и за всех.

Но зажмурившаяся цесаревна, как только он вошел в нее, издала лишь одно тихонькое «ой», и лишь одна слезинка скатилась по ее бархатной щечке, да задрожали губы.

И Фрол вдруг остановился, осознав, что произошло. Он причинил боль совсем молоденькой девочке. Никогда еще с ним такого не было, ни разу он не ударил женщину, даже девчонок в школе за косички не дергал. Фрол снял слезинку губами, осторожно поцеловал Купафку в закрытые глаза, в продолжавшие дрожать губы. Цесаревна не умела целоваться, но когда он продлил поцелуй, она ответила – сначала боязливо, потом все с большей страстью. Только что Фрол готов был насиловать ее до смерти, но теперь хотел, чтобы она забыла про боль, чтобы испытала наслаждение, которое не получала еще ни одна его женщина, и он стал ласкать, ласкать, ласкать…

Он сделал все, чтобы она действительно зарыдала, проливая слезы на него и на подушку, но не от горя, а от счастья.

– Моя маленькая цесаревна, – сказал Фрол чуть позже. – Я хотел бы всюду носить тебя на руках, или хотя бы из спальни до соседней комнаты. Но у меня совсем не осталось сил…

– Мой цесаревич, – сказала счастливо улыбающаяся Купафка. – я тоже хотела бы носить тебя на руках. Но ты такой большой, что вчера, когда ты уснул перед первой брачной ночью, я еле-еле дотащила тебя до нашей спальни…

Глава девятая
Доверяй – не доверяй…

Внезапный звонок мобильного телефона оторвал Василия Фролова от самого необычного зрелища, которое он видел, которое еще накануне не мог себе представить, и которому почти безотрывно предавался уже несколько часов. Василий следил за жизнью в мире за стеной. Весь вчерашний вечер и половину дня сегодняшнего. Наблюдал за уменьшенными в сто раз людьми через камеру, смотрел по монитору видеозаписи и просто невооруженным глазом. Смотрел и слушал, слушал рассказы Николая Максимовича…

За этими наблюдениями и рассказами Василий, словно выпал из реальности. Мобильник в нее вернул. Включать трубку опер не стал, но высветившийся номер профессионально зафиксировал в памяти, и пока звонки еще продолжались, показал мобильник хозяину квартиры.

– Кто звонил? – спросил Василий, когда, наконец, наступила тишина.

– Понятия не имею. Может, просто ошиблись.

– А, может, вы просто-напросто ждете кого-нибудь в гости?

– Кого может ждать одинокий больной старик, – горько ухмыльнулся Максим Николаевич.

Но на самом-то деле он ждал. Отпрашиваясь из больницы домой, Максим Николаевич по настоянию лечащего врача оставил свои телефон и адрес Нине Ивановне, очень отзывчивой медсестре, которая за ним ухаживала все время, пока он находился в стационаре, и которая, кстати, получила от него конверт с солидными премиальными. Он обещал вернуться в больницу самостоятельно не позже сегодняшнего обеда. В противном случае это могло послужить Нине Ивановне сигналом, что с ее пациентом что-то случилось, что он нуждается в помощи. Как же он нуждался сейчас хоть в чьей-нибудь помощи! А ведь Нина Ивановна, не дождавшись ответа на телефонные звонки, вполне могла бы, да что там – должна была приехать к нему, причем, не одна, а в сопровождении одного, еще лучше – двух санитаров.

Сейчас Максим Николаевич проклинал себя за то, что открылся перед этим Василием. Надо было перетерпеть ту первую боль и если бы пришлось, то терпеть еще и еще. Ведь не стал бы этот садист пытать его по-настоящему. Но проникновение того в квартиру стало для Максима Николаевича полной неожиданностью, он так растерялся, что совершил непоправимое. Мало того, что рассказал Василию о принципе действия выборочного преобразователя, так еще и показал мир за стеной.

Без специальной подсказки найти дверь в комнату, где располагался мир за стеной, было очень проблематично. Дверь находилась за выдвигающимся стенным шкафом и вела в соседнюю квартиру. Со стороны лестничной площадки в ту квартиру время от времени заходил лишь он сам, и внимания на нее никто не обращал. Жильцы были убеждены, что хозяева, которых много лет в глаза не видели, обитают у себя на даче, что Максим Николаевич просто проверяет ее по их просьбе, а работников ЖЭКа квартира не интересовала, поскольку коммунальные и прочие платежи за нее вносились вовремя, даже с опережением на несколько месяцев…

На самом же деле именно в ней и находился целый мир. Мир за стеной. О котором в настоящем мире, помимо Максима Николаевича, теперь знал еще один человек.

– Из больницы тебе звонили, хозяин, – сообщил Василий после того, как сделал звонок со своего мобильника. – Беспокоятся, наверное?

– Чего обо мне беспокоиться, – пожал плечами Максим Николаевич. – Сами же вчера только выписали.

– Вот потому и беспокоятся. Вдруг у вас договоренность была, что если, к примеру, вы сегодня о себе знать не дадите, что все в порядке, вас начнут искать? А? Что скажите, уважаемый?

– Да с какой такой стати мне о чем-то договариваться?

– Э-э, не скажите. Если уж вы столько лет умудрялись жить один в двух квартирах, если сумели безнаказанно превратить в лилипутов стольких людей… Вы ведь очень-очень предусмотрительный человек. Правда?

– Если бы это было правдой, то я не сидел бы сейчас вот так, со связанными руками.

– И все-таки, все-таки…

Василий задумался. Звонок из больницы меньше чем через сутки после того, как старика отпустили домой, означал, что о нем действительно беспокоятся. Оно и понятно – возраст у гражданина Акиньшина приличный, даже не столько возраст, сколько само состояние; возможно, ему требуются какие-нибудь регулярные процедуры, какие-нибудь измерения давления и тому подобное. Кто знает, может быть, через минуту в дверь позвонит медсестра, чтобы сделать своему пациенту ежедневный укол! Что ж, позвонит, подождет, да и уберется восвояси. Но успокоится ли? Ведь может начать звонить еще и еще, может заявить в милицию, и те припрутся, чтобы вскрыть дверь. Ну и что? Дверь во вторую квартиру найти они не должны. А в первую, как припрутся, так и выметутся вон, квартирка-то окажется пустой и чистенько прибранной. А ее хозяин – мало ли где обитает: хоть с любовницей время проводит, хоть с друзьями-собутыльниками, хоть на рыбалке – кому какое дело! Квартиру, правда, опечатать могут. Вот это проблема. Как из нее выходить и возвращаться, чтобы для тех же соседей остаться незамеченным? А зачем быть незамеченным? Оформить со стариком куплю-продажу – никуда он не денется, и стать полноценным хозяином мира за стеной! Прежде, конечно, надо все продумать, взвесить, рассчитать…

* * *

Были четыре основные вещи, которыми занимался цесаревич Фрол после своего венчания. Это собственно занятия любовными утехами со своей молодой женой, и между ними – сон, еда и упражнения в стрельбе из арбалета. Повышение мастерства в фехтовании Фрол оставил на потом – побаливала раненая нога, и лишний раз ее беспокоить не стоило. Тем более что в этом искусстве боя холодным оружием он и без того был достаточно подкован.

Повоевать же он собирался серьезно. Слишком живо стояли перед его глазами лица Михыча, Ушаца, Никуса, слишком громко звучали в ушах мученические крики разбойников, с которыми, пусть ненадолго, свела его судьба, и которым он был обязан жизнью. Фрол поклялся самому себе отомстить князьям-каннибалам. И теперь постоянно думал, каким образом это осуществить. За думами о мести и застал его боец, доложивший, что цесаревича Фролма желает видеть Его преосвященство кардинал Манай.

Нет, Фролу не пришлось отправляться в резиденцию кардинала, Манай лично приехал на своей карете в Женский монастырь и, после короткого разговора с царицей Гущей, остался в одиночестве поджидать ее молодого зятя в кабинете старенькой правительницы.

Фрол вошел в кабинет, слегка прихрамывая, глядя на кардинала с некоторой долей любопытства. Приблизившись, остановился от него шагах в трех, по всей видимости, не собираясь отвешивать поклон, либо как-нибудь приветствовать и первым начинать разговор с главным человеком здешнего мира. Даже короли, даже князь Низлый и царица Гуща при встрече склоняли перед кардиналом головы, это было одним из элементов этикета, установленным самим Творцом! Незыблемым правилом!

И не успела у Маная мелькнуть мысль, что для этого Фролма ничего не стоит без его приглашения усесться на соседний стул, как цесаревич и впрямь уселся, но не на стул, а на стол. Уселся всей задницей и, как ни в чем не бывало, принялся побалтывать ногой, все так же молча разглядывая кардинала. Если так пойдет и дальше, наглый пришлый чего доброго и с кулаками на него набросится – вон, как мускулы-то напряжены.

– Все эти дни, – не поздоровавшись, начал Манай, – э-э-э… господин цесаревич, ваши слова не шли у меня из головы…

– Какие именно слова, э-э-э… господин кардинал? – в тон Его преосвященству поинтересовался Фрол.

– Слова о Творце, – Манай решил закрыть глаза на соблюдение всяческих этикетов, прекрасно понимая, что итог предстоящего разговора жизненно важен. Он вообще решил говорить откровенно. Конечно, до определенной степени откровенно. – Сколько дней прошло с тех пор, как вас преобразовали?

– Ну, если сегодня э-э-э…

– Четырнадцатое, – подсказал кардинал.

– В таком случае – ровно две недели.

– И в течение этих двух недель в мире за стеной больше не появилось ни одного пришлого!

Последние четыре дня, в то время, пока светило больше одного солнца, кардинал постоянно интересовался о том, что происходит на Нейтральном острове. Но на острове не происходило абсолютно ничего! Словно он превратился в запретное место.

– Никогда такого не было, господин Фролм, никогда! Да, перерывы в появлении преобразованных случались, но очень редко и в течение не больше двух-трех дней, ну, может быть, дней пяти. Но чтобы Творец не преобразовывал так долго – такого не случалось ни разу за все существование мира за стеной. Неужели с ним и в самом деле случилось что-нибудь непоправимое?!

– Ваше преосвященство, это я, только будучи каскадером, выдавал себя за другого. В жизни же у меня есть давняя привычка – никогда не врать. – Фрол перестал побалтывать ногой, как бы подчеркивая этим серьезность своих слов. – Все, что я говорил вам про наш разговор с Творцом, про ухудшение его здоровья и про выборочный преобразователь – сущая правда. И что-то еще вам доказывать я не собираюсь. Хотите – верьте, хотите – не верьте.

– Мне приходится верить, господин цесаревич, – вздохнул Манай. – Приходится доверять…

– А если бы не приходилось? – спросил Фрол.

– В таком случае ты не сидел бы сейчас на столе, а ползал бы передо мной на коленях! – повысил голос кардинал.

– А-а-а… Ну-ну… – Фрол усмехнулся и вновь начал болтать здоровой ногой.

– Я предлагаю заключить с вами союз, – сказал Манай.

– Всесильный кардинал, имеющий право казнить и миловать, хочет заключить союз с недавним пришлым?

– Да. Союз, основанный на доверии и исполнении взаимных обещаний.

– И какие же должны последовать обещания?

– Ну, скажем, обещания одного делового человека другому. Джентльменское соглашение, так сказать.

– А если конкретней?

Кардинал вновь вздохнул. Возможно ли перехитрить человека, осведомленного в десять раз лучше, чем ты сам? Вряд ли.

– Я готов принять за факт, что с Творцом случилось непоправимое, и что он, рассказав вам, как пользоваться выборочным преобразователем, сказал так же, где он будет находиться. Что из этого следует. Без опускающей длани Творца, без его всевидящего ока жизнь в мире за стеной очень скоро перестанет быть налаженной. Начнут нарушаться законы. Допустим, все поймут, что воевать можно и в то время пока светит лишь одно солнце. Дисциплина в армиях, конечно, должна сохраниться, но все станет гораздо жестче, возможны восстания, больше будет военных стычек, войн, вот только пополнения в живой силе ждать будет неоткуда. В недалеком будущем численность жителей нашего мира сократится очень сильно. И возможно, дойдет до того, что в королевствах начнется раздробленность, графы с баронами засядут в своих крепостях, а покидать их будут лишь для того, чтобы напасть друг на друга.

Остро встанет вопрос с питанием. Конечно, наш мир успел достаточно адаптироваться: домашний скот, в лесах можно поохотиться, в озере поймать рыбу, имеются поля с картошкой и некоторыми овощами, сады с фруктовыми деревьями. Но, во-первых, использовать все это хорошо, в мирное время, когда не ведутся военные действия, а во-вторых, без опускающей длани Творца у нас в скором времени иссякнут запасы соли, муки, лекарств.

Но это все, так сказать, факторы медленного деградирования и угасания жизни, которой, кстати, на мой век хватит. В конце концов, можно будет как-нибудь договориться, чтобы понапрасну не истреблять друг друга. Объединиться в одно государство. Хотя после стольких лет распрей и кровных обид это сложно себе представить. И все-таки, пусть и после еще большего уничтожения народа, жизнь в мире за стеной наладить будет можно.

И вот тут-то возникает еще одна угроза – техническая. Ведь без Творца мы не застрахованы ни от перегорания наших солнц, ни от того, что сломается вентилятор, или компрессор, из-за чего вода в озере начнет гнить, ни от каких-нибудь других факторов – например, в стене прогрызут дыру крысы. Вы представляете, что тогда с нами будет?

– У меня неплохо развито воображение, Ваше преосвященство, – ответил Фрол. – Так что же вы предлагаете делать?

– Нам нужен новый Творец.

– Так, так, так…

– Творец, который не даст погибнуть миру за стеной. Который, как и прежде, будет заботиться о нем, устанавливать и поддерживать законы.

– Та-а-ак. И кто же должен стать новым Творцом?

– Мне бы, конечно, хотелось сказать, что именно я наиболее всего этого достоин. И это действительно так. Но ведь вы, цесаревич Фролм, с этим не согласитесь. Вы знаете, секрет кнопки выборочного преобразователя, в конце концов, Творец именно вас выбрал себе на замену. И, в конце концов, как выяснилось, вы обвенчаны с дочерью самого Максима… Николаевича и, значит, являетесь его законным наследником.

– А ведь и в самом деле! – воскликнул Фрол. – Это как-то не приходило мне в голову. Так и что же вы предлагаете, Ваше преосвященство?

– Вы говорили, что в процессе преобразования должны участвовать двое. Один нажимает на кнопку, другой – преобразуется. Если мы сможем добраться до выборочного преобразователя, я лично хотел бы преобразовать вас, господин Фролм.

– Хм, и-и-и… что потом?

– Потом, мне, конечно бы, хотелось, чтобы вы преобразовали и меня. Но я хорошо понимаю, что Творец может быть только один. Поэтому я попросил бы оставить меня своим наместником в мире за стеной, как это было при прежнем Творце.

– Но как мы доберемся до преобразователя?

– Прежде никто не пытался добраться до вершины стены. Творец изначально запретил это под страхом смерти. Но теоретически это возможно. Среди преобразованных найдутся бывшие инженеры, которые сделают необходимые расчеты для постройки гигантской лестницы. Или не лестницы, каких-нибудь лесов, насыпи, пирамиды и чего-нибудь из всего этого соорудить. Если объединить усилия обоих королевств и царства, с этой задачей можно будет справиться в течение нескольких дней. Княжество в расчет не принимаем, но даже и без Лесного королевства можно обойтись, лишь бы они не мешали, лишь бы не начали воевать.

– Но ведь они обязательно начнут воевать, – убежденно сказал Фрол. – Король Гурлий не может не отомстить за сына.

– У короля Гурлия сейчас медовый месяц и передышка в военных действиях ему только на руку. Надо же, влюбился в пришлую, как какой-то юнец! Кстати, – словно вспомнил Манай, – эта пришлая – ваша знакомая Наташа.

– Что? – не поверил своим ушам Фрол.

– Да-да, король Гурлий называет ее Ташенька. – Разоткровенничался кардинал. – Перед самым венчанием будущая королева интересовалась вами. А потом упросила Гурлия, а тот, в свою очередь, упросил меня помиловать капитана Клюгка, который был приговорен к четвертованию.

– И вы…

– Конечно же, исполнил просьбу невесты, – как само собой разумеющееся, развел руками Манай. – Ведь, насколько мне известно, эти два человека, я имею в виду Наташу и Клюгка, вам далеко небезразличны…

– Ну да. Хм, особенно Клюгк…

– И, наверное, вам небезынтересно будет узнать, что господин Касоч, виновник ваших бед, помилован нами не был.

– Вам так нравится казнить? – спросил Фрол.

– Творцу нравится. То есть, всегда нравилось за этим наблюдать. Периодические казни – одно из условий благополучного существования мира за стеной.

– Благополучного? – Переспросил задетый за живое Фрол. – То, что происходит здесь – вы называете благополучным существованием?!

– Станьте новым Творцом и измените наш мир к лучшему, – просто сказал кардинал.

– Да. Пожалуй, надо им стать, – согласился Фрол.

– Значит, мы заключаем союз, джентльменское соглашение? – спросил Манай.

– Заключаем. Если мы доберемся до преобразователя, и я стану новым Творцом, то вы останетесь кардиналом со всеми вытекающими из этого последствиями. – Фрол слез со стола и подойдя к кардиналу, протянул ему для пожатия руку. Манай поднялся с кресла, но прежде, чем их руки соединились, цесаревич добавил:

– Но тайну выборочного преобразователя я доверю не вам, а своей жене, цесаревне Купафке, дочери нынешнего Творца.

– Вы, что же, мне не доверяете? – нахмурился Манай. – В то время как я полностью…

– Да, – не дал ему договорить Фрол. – Я вам не доверяю. И мне как-то не хочется, чтобы моя молодая жена осталась вдовой.

– Что ж, – немного помедлив, сказал кардинал, – осторожность никому не мешала. Пусть ваши слова и ранят мое самолюбие, я заключаю договор: я – помогаю вам стать Творцом, вы – навсегда оставляете мне кардинальскую власть.

– Договорились, – просто сказал Фрол.

Не успели кардинал и цесаревич закончить рукопожатие, как в ближней стене открылась незаметная прежде дверь, и в кабинет вошла царица Гуща.

– Они, видите ли, договорились! – воскликнула царица. – Что толку от вашей договоренности, если здесь в моем царстве все решаю только я!

– И что же вы собираетесь решить, царица? – полюбопытствовал Манай.

– Я слышала весь ваш разговор! – сообщила Гуща. – Весь. Уж не знаю, с чего это затек выдумал, что моя младшая внучка оказалась дочерью Творца?

– А вы, бабушка, у своей дочери по этому поводу поинтересуйтесь, – подсказал Фрол. – У Векры.

– И поинтересуюсь, – повысила голос царица. – Потом. После того, как тебя посадят под надежный замок, чтобы больше ни с кем не договаривался.

– Я, что же – пленник?

– Ты – подданный моего царства.

– И когда же это я приносил клятву на верноподданичество? – удивился Фрол.

– Действительно, – поддакнул кардинал.

– А ты разве против такой клятвы? – надменно спросила царица. – Или, может быть, ты предпочтешь вновь оказаться в гостях у князьков. Так это организовать не долго. Эй, стража!

– Царица, царица, не горячитесь, – кардинал взял свою бывшую одноклассницу за руку. – Ваш зять э-э-э…

– Я знаю, что представляет собой мой зятек. Только что слышала, – Гуща вырвала руку и махнула показавшимся в дверях стражникам. – Лейтенант, проведите цесаревича Фрола в его апартаменты и поставьте у дверей усиленную охрану. Чтобы никто туда не входил, и никто оттуда не выходил.

– А цесаревна Купафка? – задал вопрос лейтенант.

– Цесаревна должна решить останется она с мужем, или нет. Если останется, значит, будет так же, как и он под охраной.

– Она останется, бабушка, – уверенно сказал Фрол.

– Это ее выбор, – пожала плечами Гуща, глядя вслед стражникам, уводившим строптивого зятя. И когда дверь за ними закрылась, обратилась к Манаю:

– А теперь, Ваше преосвященство, нам с вами кажется, тоже надо заключить договор…

Глава десятая
Быстротечная встреча на Нейтральном острове

Зажглось третье солнце, и пять самых важных людей мира за стеной: царица Гуща, князь Низлый, король Гурлий, король Халимон и кардинал Манай, перейдя через магнитные мосты, начали подъем на вершину Нейтрального острова, к так называемому «Пятаку», на который, благодаря приемлемо-переносящему лучу выборочного преобразователя опускались все преобразованные.

Правители мира за стеной редко собирались здесь – на Пятаке. Как правило, это случалось по предложению кардинала, чтобы обсудить нечто очень важное. Конечно же, ни у кого не было с собой оружия, конечно же, каждый пользовался правом парламентерской неприкосновенности. И обычно, все, что общим голосованием решалось на подобных сходках, соблюдалось. Во всяком случае, – соблюдалось в первое время после сходок.

Сегодня утром Манай в очередной раз призвал царицу, князя и двух королей на Нейтральный остров. Никто, даже князь Низлый, не посмел не откликнуться на его предложение – это означало бы грубейшее нарушение закона, за соблюдением которого следил сам Творец.

Как раз о Творце, вернее, о том, что поведал о нем цесаревич Фролм, и собирался рассказать Манай на предстоящей встрече. Объяснить, что если никто не хочет всеобщей гибели в недалеком будущем, необходимо немедленно заключить перемирие и приниматься строить лестницу на стену…

О планах его преосвященства уже знали царица Гуща и король Халимон. Собственно, князя Низлого в эти планы можно было и не посвящать, главное – договориться о прекращении войны с правителем Лесного королевства, в таком случае Княжий остров можно просто блокировать. И все-таки лучше уж в тылу останется тот, кто хотя бы временно соблюдает нейтралитет.

Его преосвященство неплохо подготовился к предстоящему разговору. Но при подходе к Пятаку он и все остальные увидели лежавшего в его центре пожилого мужчину, и слова застряли у Маная в горле. Преобразование возобновилось? Творец вновь вспомнил о мире, созданном своими руками?

Никогда прежде он не переносил в мир за стеной людей старше лет сорока. А этому изможденному старцу на первый взгляд было за семьдесят. Пятеро самых важных людей мира за стеной остановились по краям Пятака, и тут преобразованный зашевелился, начал приподниматься, сел и ошалело закрутил головой. На старике, как и на всех только что преобразованных, не было никакой одежды, но, несмотря на присутствие женщины, его это не беспокоило. Страх в его глазах читался по другой причине, и Манай понял по какой именно. Потому что узнал этого человека. На этот раз в роли преобразованного оказался сам Творец…

* * *

Когда-то давно Максим Акиньшин уже испытал нечто подобное. В тот день он приехал с сестрой и двумя друзьями под Звенигород на Москва-реку порыбачить. Был замечательный летний денек, рыба клевала, и Максим даже поймал здоровенную щучищу. А потом вдруг понял, что его спутники куда-то подевались. Беспокоясь, в первую очередь, за сестру, он принялся за поиски, но обнаружил на берегу лишь рыболовные снасти и одежду – сестры и друзей. И еще Максим встретил мужика с удочкой, у которого, как потом выяснилось, на руках было по шесть пальцев, а кровь – желтого цвета. Но об этом Максим Акиньшин узнал позже.

Мужик тоже поймал щуку и показал приблизившемуся парню, какую приманку насаживает на крючок, то есть, использует в качестве живца. Это была не маленькая рыбка и не лягушонок, это был уменьшенный человек, один из его пропавших друзей. А потом с помощью какого-то приборчика мужик превратил в лилипута и самого Максима. Но не только уменьшил, а привязал к рыболовному крючку и стал ловить на живца-человека рыбу.

Максим выжил случайно. В подводном мире, куда периодически опускал его безжалостный рыболов, на аппетитную приманку в очередной раз позарилась не щука, а менее зубастый хищник – окунь. Мужик вытащил рыбу, а Максим умудрился освободиться от веревок, отлетел в сторону и упал в прибрежную крапиву. Видимо, мужик заметил его полет и, чтобы найти сорвавшегося живца, задействовал прибор на увеличение, потому что Максим понял, что стал таким же, как прежде, но в высокой и злой крапиве найти его не получилось. Зато выбравшийся из зарослей Максим увидел на берегу мужика, моющего руки, неслышно к нему подобрался, схватил лежащий на земле приборчик и, нажав кнопку, превратил шестипалого рыболова в лилипута. После чего сделал с ним тоже самое, что и он с его сестрой и друзьями – насадил на крючок и подбросил на съедение щукам.

Месть свершилась быстро, а у Максим Акиньшин стал владельцем выборочного преобразователя – прибора, созданного неизвестно кем и неизвестно где, но, по здравому размышлению, только не на Земле. Исправно работавший все последующие годы прибор превратил обычного парня в Творца, который в дальнейшем создал мир за стеной. Который, ничуть не усомнившись, преобразовывал, а, по сути, вырвал из нормальной жизни, зачастую обрекая на скорую гибель, очень-очень много людей. Который только что сам был уменьшен до размера в одну треть спички…

…Болело все тело, особенно суставы. Было холодно, или создавалось впечатление холода из-за того, что не очень-то комфортно оказаться полностью обнаженным на металлической плите. Максим Николаевич хорошо знал, что представляет собой эта плита, и знал, почему это место называется «Пятак». Это действительно был пятак, то есть, пятикопеечная монета с гербом и надписью «С С С Р». При создании мира за стеной Максим Николаевич укрепил монету на Нейтральном острове, чтобы затем опускать туда людей переносящим лучом. И вот теперь сам очутился на Пятаке.

Мучила жажда. Те дни, пока Максим Николаевич оставался пленником Василия Фролова, тот не особо баловал его водой и едой, из-за чего он заметно осунулся. Но даже все это, вместе взятое, было пустяком. Вокруг него стояли пятеро. Две минуты назад с той стороны стены он видел их, совсем крошечных, сначала идущих по магнитным мостам, потом, поднимающихся на вершину острова…

– Ну, с пришествием, – прошептал Манай вмиг пересохшими губами. – Все, о чем собирался говорить кардинал на большой сходке, в одно мгновение оказалось никому не нужным. Все планы и надежды утратили значимость.

– Ты?! – закричала Гуща. – Макс! Скотина!!!

– Кто? Кто это? – тоже закричал Низлый, схватив царицу за локоть. Гурлий, тяжело опиравшийся на палочку-трость, и Халимон непонимающе переводили взгляды с Маная и Гущи на пришлого. Не дождавшись ответа, Низлый отпустил Гущу и подскочил к старику.

– Князь! – окликнул его Манай. – Я не зря пригласил вас сюда. Перед нами, сам Максим Николаевич. Творец!

– ТВОРЕЦ?! – одновременно выкрикнули пораженный князь и два короля, вмиг очутившиеся рядом со стариком, который невольно поднял руки, защищая лицо.

– Творец, – подтвердил кардинал и тоже подошел к старику. – Почему ты здесь, Максим? Где выборочный преобразователь?

Максим Николаевич медленно опустил руки. Губы дрожали, по впалым щекам катились слезы.

– Отобрали, – еле-еле выдавил он из себя. – Василий отобрал – брат Сергея Фролова. Это Василий меня преобразовал.

– Брат Фролма? – удивлению короля Гурлия не было предела.

– Но как ты смог это допустить?! – закричал Манай. – Что теперь будет со всеми нами, с миром за стеной?!

– Я не знаю, не знаю…

– Но наши законы! Василий знает про существующие здесь законы?

– Ему наплевать на ваши законы…

– Нет, Максим, теперь уже это НАШИ законы, – поправил Манай теперь уже бывшего Творца.

– Это про какие такие законы идет речь? – усмехнулся князь Низлый. – Нет всевидящего ока Творца, нет его опускающей длани, значит, нет и законов. Значит, можно делать, что захочешь и когда захочешь. Я правильно понимаю, Ваше преосвященство?

– Так посчитают простые бойцы, тем более – недавние пришлые, – сказал кардинал, в последнее время постоянно размышлявший об этой проблеме. – Но в наших с вами интересах, чтобы о случившемся с Творцом никто ничего не узнал. Чтобы жизнь в нашем мире продолжалось, как прежде!

Над Пятаком повисла тишина. Нарушаемая лишь всплесками рыб, доносящимися с озера, омывавшего остров.

– Давным-давно, – заговорила первой царица Гуща, – учась в школе, я полюбила парня из параллельного класса. Очень симпатичного Максима Акиньшина, который, как я ни старалась, не обращал на меня никакого внимания. Даже когда я передала ему письмо, в котором признавалась в любви, он никак на это не отреагировал, словно никакого письма не было. Ему, видите ли, больше нравились не брюнетки, а блондинки! После окончания десятого класса Максим переехал на другой конец Москвы, потом ушел служить в армию; я с родителями тоже переехала, вышла замуж, родила ребенка. Мы не виделись с Максимом до тех пор, пока не повстречались на вечере выпускников. Помнишь, Артур, ты тоже был на том вечере?

Кардинал Манай согласно кивнул, и Гуща продолжила:

– Там Максим Акиньшин вдруг пригласил меня на танец. Мы обменялись телефонами, через неделю, когда муж уехал в командировку, я позвонила Максиму и приехала к нему домой. Все было хорошо – цветы, романтический ужин при свечах, бурная ночь в шикарной постели… Тогда в моей жизни вообще все было хорошо: богатые родители с нужными связями, муж – дипломат, росла прелестная дочь… Как я надеялась, появился замечательный любовник… Который в ту ночь лишил меня всего! Потому что проснулась я на этом самом Пятаке…

Царица сжала маленькие кулачки и, глядя на скукожившегося Акиньшина, закричала:

– Максим! Ты лишил меня нормальной жизни в нормальном мире! И забыл обо мне в мире за стеной! Но при этом ты еще и оттрахал мою дочь! А ты знаешь, что она родила от тебя ребенка? Твою дочь и мою внучку. Внучку, которая скоро сдохнет здесь вместе со всеми нами!!! Сдохнет из-за тебя, скотина!

С этими словами старая царица бросилась на бывшего Творца. Однако князь Низлый перехватил ее за пояс, легко поднял и отшвырнул себе за спину. Гуща отлетела к самому краю Пятака, за которым был почти отвесный склон в озеро, и чудом не свалилась вниз. Не оглянувшись на царицу, князь с размаху ударил Акиньшина мыском сапога в лицо, и того отбросило навзничь.

– Ты знал ее и его, – обращаясь к упавшему, Низлый ткнул пальцем в Маная. – С ними у тебя могли быть личные счеты. Но за что ты преобразовал меня? Ведь мы не были знакомы! Или я, где-нибудь нечаянно тебя толкнул?

Ответа князь Низлый услышать не успел. Старая царица, с непонятно откуда взявшейся прытью, вскочила и, коротко разбежавшись, запрыгнула Низлому на спину, обхватив одной рукой за шею, а пальцами другой вцепившись ему в щеку. Длиннющие ногти расцарапали кожу. Боясь за глаза, князь попытался освободиться от рассвирепевшей старухи, но безуспешно. Под тяжестью тянувшей назад ноши, Низлый невольно попятился, потом специально откинулся на спину, видимо, надеясь тем самым покалечить заплечного седока. Но упал как-то неудачно, на бок, из-за чего по инерции перекатился вместе со старухой один раз, другой… Третьего раза не получилось – князь Низлый вместе с так и не отцепившейся от него царицей Гущей достигли края Пятака и покатились по крутому склону, на котором не за что было удержаться.

Подбежавшие к обрыву Манай, Халимон и Гурлий, успели увидеть конечную стадию их падения, – всплеск брызг. А вот появившихся на поверхности озера голов увидеть не пришлось. Зато в толще воды хорошо была видна тень огромной рыбины, метнувшейся к жертвам…

– Он меня не толкал…

Манай, Халимон и Гурлий повернулись на прозвучавший за спинами голос. – Он наступил мне на ногу у киоска «Союзпечати». И не извинился, – хрипло сказал бывший Творец, вновь принявший сидячее положение.

– И только за это ты взял и преобразовал человека? – усомнился Гурлий.

– А моего отца? За что ты уменьшил моего отца? – вскричал Халимон.

– Точно не помню. Кажется, он был таксистом. И, кажется, мне просто нужны были деньги. Дома у меня все записано в дневнике. В дневниках…

Халимон и Гурлий посмотрели друг на друга. Каждый из них много лет правил своим королевством, каждый послал на гибель множество людей, каждый убивал сам. Они не родились бы, то есть, именно они не родились бы, не преобразуй в свое время их отцов и матерей, сидевший перед ними старик. Творец, божество, создавшее все, что было вокруг. Они всегда относились к нему именно, как к божеству, пусть – божеству жестокому, но и всесильному, которому просто невозможно не подчиняться. И вот это божество, этот бывший Творец, изможденный, голый, дрожащий, с разбитым в кровь носом, сидит перед ними и говорит о каких-то деньгах!

– Сейчас ты отправишься вслед за ними, – сказал Манай бывшему другу. – И тебя съедят рыбы, которых ты своими руками запустил в созданное тобой озеро.

– Нет! – прохрипел Акиньшин.

– Да! – выкрикнул Халимон.

– О том, что Творца не стало, теперь знаем только мы, – кардинал и два короля вновь обступили Максима Николаевича. – Пусть об этом и впредь никто не знает! Мы скинем этого гада в озеро, и жизнь в мире за стеной пойдет своим чередом, – Манай, не опуская взгляда, пнул ногой в бок бывшего Творца, словно это был не человек, а тюк с ненужным тряпьем.

– Но почему его нужно убивать? – вдруг спросил Гурлий, никогда не отличавшийся особой мягкосердечностью.

– А зачем ему жить? – возразил Манай. – Или у Вашего величества, есть какие-то личные симпатии к этому гаденышу?

– Да! – поддержал кардинала Халимон. – Какие могут быть симпатии?

– Про симпатии, господа, вам надо было с покойным князем Низлым говорить, – усмехнулся Гурлий.

– Вот именно! Нет больше Низлого. И царицы Гущи нет, – при последних словах Маная передернуло. – Теперь мы можем объединиться и нормально сосуществовать…

– Это, как же – нормально? – если кардинал обычно заранее просчитывал некие политические ходы, то правитель Лесного королевства всегда действовал гораздо проще, по наитию. – В женском царстве вместо Гущи царицей становится Векра, по вине которой погиб мой сын. А ведь она одновременно и принцесса Горного королевства. Всегда, всю жизнь враждовавшего с лесными…

– Подождите, Ваше величество, – перебил Гурлия кардинал. – Наши государства враждовали только благодаря указаниям Творца! Которого теперь нет! Которого через пару минут мы скинем в озеро на корм рыбам! Нам больше не нужны войны, мы сможем…

– Кто кроме меня, – теперь уже Гурлий перебил Маная, – сможет отомстить за смерть моего сына? А, Ваше преосвященство?

– Но-о-о… можно же простить, – промямлил кардинал.

– Так простите же этого несчастного старика, – парировал Гурлий.

– Что?! Простить – его?!

– Да. Пусть пока поживет, как обычный пришлый. Может, расскажет что-нибудь интересное. Ведь если мы не проболтаемся, никто не узнает, что этот дедушка – на самом деле наш Творец.

– Да я его сейчас своими руками… – Манай, рванулся вперед, но наткнулся на вытянутую вперед палочку-трость Гурлия.

– Спокойно! – осадил кардинала король. – И ты, Халимон, не дергайся!

Их было двое, а он – один. Но кардинал, хотя бы из-за своего возраста в драчуны никак не годился, а Халимона, пусть и не особого хиляка, но по сравнению с Гурлием-тяжеловесом, можно было сравнить разве что с боксером полулегкого веса. И все трое прекрасно это понимали.

Гурлий подхватил Максима Николаевича под мышки и поставил на ноги. Тот пошатнулся, но, опершись на подставленное плечо, не упал.

– Ваше преосвященство, я полностью согласен, что о нашем Творце должно знать, как можно меньше народа, – сказал Гурлий, перехватив старика за талию и отступив на шаг. – Сейчас мы спокойно уходим. Вечером все хорошенько обдумаем и встретимся завтра. Надеюсь, никто не возражает?

Глава одиннадцатая
Живец

Король Гурлий видел этого человека впервые. Зато слышал о Фролме слишком уж часто. Даже специально выведал детали его пребывания в мире за стеной.

Приключений на долю Фролма выпало предостаточно. Он повоевал на стороне Лесного королевства, защищая Рубежную крепость, при этом собственноручно убил не кого-нибудь, а одного из лучших бойцов горных, капитана Евдоккима, и в тюрьме у горных посидел вместе с графом Бовдо, и самим кардиналом к четвертованию был приговорен, и в лапы разбойников угодил, и вместе с ними сражался против тех же горных; а потом оказался в княжестве, и, будучи привязанным к колу-кресту, каким-то непостижимым образом умудрился понравиться цесаревне Купафке, которая нарекла его своим женихом; после чего Манай обвенчал молодых.

Но приключения – приключениями, а главным-то оказалось то, что сам Творец выбрал этого Фролма себе на замену и объяснил, как пользоваться выборочным преобразователем! Более того, теперь этот прибор оказался в руках брата Фролма, а значит…

Для того чтобы узнать, что это может значить, и вообще – определиться, как в дальнейшем жить правителям и всем людям мира за стеной, король Гурлий прибыл в женское царство, а вместе с ним – король Халимон и кардинал Манай. Прибыли в апартаменты царицы Векры, которая после гибели матери стала новой правительницей женского царства, одновременно являясь и принцессой Горного королевства.

Интересным в сложившейся ситуации оказалось то, что Фролм, обвенчанный с дочерью Векры, после гибели Гущи, превратился из цесаревича в царевича, то есть, официально – в одного из самых влиятельных людей царства. Другое дело, что Векра, своей властью могла повелевать зятем, как ей вздумается. Но кто же мог знать, что на уме у самой царицы. И кто знает, что на уме у Фролма?

Когда Гурлий сказал своей молодой жене о том, что собирается повидаться с ее знакомым из потустенного мира, Наташа стала упрашивать, взять ее с собой. Король в просьбе отказал и теперь запоздало жалел об этом, понимая, что его Ташенька могла бы принести немало пользы в предстоящих переговорах.

Переговоры начал кардинал. Вкратце рассказав о случившемся на Нейтральном острове, Манай спросил, что Фролм обо всем этом думает.

– Попрошу всех впредь называть меня нормальным именем – Фрол, – ответил помрачневший царевич.

– Да, но по законам Творца… – король Халимон осекся.

– Вот именно, – кивнул ему Фрол. – Нет больше Творца, а значит, и про законы его можно забыть.

– Если мы забудем законы… – Векра посмотрела по очереди на королей и кардинала. – Если про законы забудут наши подданные…

– Ваше величество, – обратился кардинал к Гурлию, – надеюсь, про Творца больше никто не знает.

– Сойдя с острова, я лично препроводил его в мою тюрьму в Королевском стане. У него все лицо было кровью залито, так что никто не узнал. Сейчас Творец в одиночной камере, и я очень сомневаюсь, что у него появится желание рассказать о себе охране. Причин его ненавидеть нет разве что у дворян, никогда не знавших потустенный мир…

– А вы ни о чем больше с ним не говорили? – спросил Фрол у Гурлия.

– Нет.

– Хорошо, что вы его не убили… – Фрол погладил подбородок, покрытый двухнедельной щетиной. – Надо будет поподробней его обо всем расспросить.

– Расспросим-расспросим, – зловеще пообещала Векра.

– Если время останется, – скривился кардинал, и вновь обратился к царевичу. – Господин Фролм, то есть, Фрол, как вы думаете, чего можно в дальнейшем ожидать от вашего брата, в руках у которого оказался преобразователь? Ведь, насколько я догадываюсь, о Творце он узнал от вас?

– От меня, – согласился Фрол. – Я оставил у себя дома записку, с указанием, по какому адресу меня искать, если вдруг исчезну.

– А ваш брат, – он вообще кто?

– Мой двоюродный брат – мент. Старший оперуполномоченный. Специалист по розыску пропавших людей.

– Если он ваш брат, да еще и такой специалист, то почему же до сих пор не извлек вас обратно в потустенный мир? – спросил Гурлий.

– При случае обязательно у него поинтересуюсь…

– Насколько вы близки друг другу? – вновь взял слово Манай. – Ведь он сверху все видит. Неужели так и оставит в беде?

– Не должен. Может, он меня просто из-за этой щетины не узнал? Я никогда такой бороды не носил, даже в фильмах, когда дублером снимался.

– Это хорошо, что не должен в беде оставить, – сказал кардинал. – Меня тут только что посетила неплохая мыслишка. То есть, идея посетила!

* * *

Идея, возможно, действительно была неплохой, вот только Фролу она совсем не понравилась. Кому понравится, если тебя предлагают превратить в приманку для рыбы, в живца! Другими словами – привязать к огромному крючку и на веревке опустить с обрыва в озеро …

По словам кардинала, опускать Фрола в воду не придется. Василий, наблюдающий сверху за происходящим, должен обязательно спасти брата. И, конечно же, обратно его преобразовать. И уж тогда-то Фрол должен будет сделать одно из двух: либо завладеть выборочным преобразователем и стать новым Творцом, либо постараться уговорить Василия, чтобы тот заботился о мире за стеной, как это делал изначальный Творец.

Когда все это обсуждалось в покоях царицы Векры, ни она, ни короли, ни сам кардинал даже не намекнули, чтобы Фрол, доведись ему и впрямь стать Творцом, вытащил в потустенный мир кого-то из них. Каждый очень хорошо понимал, что знать тайну и владеть преобразователем может только один человек. И каждый, в том числе и сам Фрол, понимал, что без такой же связи с Творцом, какую на протяжении четырех десятков лет имел Манай, миру за стеной грозит скорая гибель. Выхода не было: либо Фрол, якобы приговаривается царским судом к казни «путем погружения в озеро, привязанным к рыболовному крючку на корм рыбам», и затем следуют имитация выполнения этой казни, либо… Все догадывались, что скрывается за вторым «либо».

Четверо ждали, что скажет царевич. Им ничего не стоило превратить Фрола в живца и без его согласия. Но в таком случае, вряд ли стоило ожидать от него в ответ доброты, скорее – наоборот, жестокой мести. Творец мог сделать с ними все, что угодно! С Фролом необходимо было жить дружно, и, к счастью, никто из присутствующих лично до сих пор ничего плохого ему не сделал.

– Царица, и вы, Ваше преосвященство, – Фрол, кажется, принял решение, – расскажите о своих ощущениях в первые минуты после обратного преобразования.

– Давайте, первым отвечу я, – предложил кардинал, и после одобрительных кивков Векры и Фрола, продолжил:

– Ощущения трудно с чем-то сравнить. Скорее всего, это восхищение, словно ты просыпаешься после сна, в котором летал, и обладал другими нечеловеческими способностями. Если после уменьшения, тебя всего, как бы сдавливает, ты растерян и беспомощен, то после увеличения все наоборот. Ты словно вмиг преумножил свои силы. Только вот…

– Что?

– Творец об этом знал и всегда подстраховывался. Каждый раз, когда я приходил в себя после обратного преобразования, одна моя рука оказывалась прикована наручниками либо к подлокотнику кресла, либо еще к чему-нибудь. Творец ни разу не допустил ошибки, не приблизился ко мне на расстояние удара.

– А в вашем случае, царица?

– В моем случае? – Векра, насмешливо посмотрела на зятя. – Да, по ощущениям все было так, как рассказал Его преосвященство. За исключением того, что Творец, как раз ко мне приблизился. Вплотную приблизился. Сзади. Только сделать я ничего не могла, потому что, когда пришла в сознание, мои руки были прикованы к рукояткам какой-то штуковины железными браслетами, которые оказалось невозможно сломать…

– Эта штуковина называется – гимнастический конь, – подсказал кардинал.

– Неважно, – отмахнулась Векра. – Пусть – конь. А другой озабоченный коняра в это время делал со мной, что хотел. А после того, как все сделал, я вновь потеряла сознание и очнулась уже в обычном виде. К счастью, не на острове, а у себя в царстве.

– Угу, – подвел итог Фрол. – Получается, что каждый из нас доступен ему в любом уголке мира.

– Это постулат. Творец может нас извлечь из любого уголка и вернуть в любое место.

– Постулат, значит… – Фрол, равно, как и все остальные, задумался, глядя перед собой. Потом перевел взгляд на короля Гурлия, но вопрос задал кардиналу:

– Творец нас только видит, но не слышит, ведь так, Ваше преосвященство?

– Да, он может только наблюдать. Прибор не усиливает звук

– Допустим, мой брателло Василий действительно пристально наблюдает за этой встречей. Но смысл разговора ему непонятен? – уточнил царевич.

– Совершенно верно, – подтвердил кардинал.

– Из этого следует такая штука. – Фрол говорил, не сводя взгляда с Гурлия, и делая шаг в его сторону. – Мы должны убедить брателлу, что я и в самом деле осужден на смерть. Поэтому приготовления к казни должны выглядеть, как можно натуральней, чтобы это обязательно привлекло его внимание. Ну и, конечно же, причины, чтобы меня казнить, оказались вполне правдоподобны. И для Творца, и для всех жителей нашего мира.

Три коренных жителя мира за стеной изумленно переглянулись, не понимая, к чему клонит Фрол. Но кардинал, кажется, начал понимать. Фрол же не собирался медлить с разъяснениями:

– Так пусть же брателло увидит и поймет, что здесь и сейчас действительно произошло то, за что меня можно казнить! – закричал он и вдруг, подскочив к королю Гурлию, с криком: «За Наташу!» – наотмашь взрезал тому кулаком по зубам.

Правитель Лесного королевства опрокинулся навзничь, а бывший каскадер, обратил свое внимание на другого короля и с разворотом впечатал правую ступню Халимону в область солнечного сплетения:

– Получи! За графа Бовдо! Сцуко!

На визг Векры и крик Маная в апартаменты царицы сразу ворвались с дюжину охранников и всем скопом набросились на царевича. Но тот не сопротивлялся и прежде чем быть поваленным на пол, успел крикнуть кардиналу:

– Главное – чтобы меня рыбы сожрать не успели!

* * *

Бороду мужу сбривала Купафка. Тем самым ножом, которым отрезала ему палец. Она скребла острым лезвием по щетине, а он, в перерыве между скребками, рассказывал о прошедших переговорах. Фрол рисковал – нож вздрагивал в руках царевны дважды: когда она узнала, что на Нейтральный остров перенесся ее отец, и когда Фрол сказал про операцию «живец». После того, как он рассказал пор Гурлия и Халимона, царевна прекратила бритье и уставилась на мужа округлившимися глазами. Короли в мире за стеной принимали участие в войнах, сражались на шпагах, стреляли из арбалетов, но чтобы вот так запросто: одного кулаком – в лицо, другого – ногой в грудь, о подобном Купафка прежде не слышала.

– Они никогда не простят тебе этого, – сказала она.

– Хм, а какое мне до них дело! Завтра я или буду съеден заживо, или стану Творцом. И тогда сам буду решать, кого прощать, а кого нет…

Несколько минут назад закончился королевский суд. Гурлий и Халимон обвинили царевича Фрола в нарушении парламентерской безопасности, а это неминуемо каралось смертью. Они, а вернее, король Гурлий, по праву «ранее оскорбленного», и приговорил его к смертной казни «путем погружения в озеро, привязанным к рыболовному крючку на корм рыбам».

Обвиняемый не стал оправдываться и брать последнее слово, казалось, он был полон раскаяния за содеянное, а собравшие в зале суда дворяне единодушно одобрили приговор. О том, что все это лишь инсценировка, на суде знали пять человек. Теперь узнала и Купафка.

– Я боюсь за тебя, – царевна сделала последний скребок и сначала влажным, а затем сухим полотенцем вытерла Фролу лицо. – Даже если они не станут погружать тебя в воду, рыба может выпрыгнуть и схватить тебя в воздухе. Такое случалось.

– Придется рискнуть, – вздохнул Фрол, прекрасно сознавая правоту ее слов. – Мы с Василием, хоть и двоюродные братья, но дружим с детства и ни разу не ссорились. Он не допустит моей гибели.

– Но, как ты поступишь с ним? Если он действительно тебя преобразует?

– Договорюсь. Мы же братья.

– А со мной? Как ты поступишь со мной? – повинуясь жесту Фрола, царевна присела к нему на колени. Глядя в ее огромные голубые глаза, Фрол погладил черные вьющиеся волосы, нежно поцеловал Купафку в податливые губы.

– Тебя я возьму к себе. И мы будем жить в нормальном мире долго и счастливо…

* * *

По требованию первого обвинителя «казнь» должна была состояться на территории Лесного королевства. На том самом месте, где недавно король Гурлий лично привел в действие катапульту и отправил на корм рыбам барона Бушму. У края обрыва, рядом с катапультой соседствовал «журавль» с прочной веревкой, к нижнему концу которой был привязан крюк.

Фрол узнал в нем обычный рыболовный крючок: ушко для привязывания лески, цевье, загиб, жало.… Вот только размером этот крючочек был раза в полтора выше роста человека!

Сразу после того, как погасло третье солнце, набатный перезвон известил о начале всеобщего перемирия, которое должно было закончиться сразу после наступления ночи. Поглазеть на казнь царевича собрались не только подданные Лесного королевства, но также дворяне королевства Горного и женского царства. Лишь князья не удостоили Фрола своим присутствием. Но и он не очень-то жаждал вновь увидеть эти ненавистные рожи. Разве что потом – когда появится реальная возможность отомстить каннибалам.

На самом деле сейчас, перед тем, как его начнут привязывать к крючку, Фрол мечтал увидеть лишь одного человека – Наташу. Нет, он больше не испытывал тех чувств, что бурлили в нем не так давно. Влюбленность улетучилась, и причин на то имелось несколько, Фрол не знал, какая из них важнее: венчание Наташи с Гурлием; яркое осознание того, что она, пусть и не по своей вине, но успела стать усладой для нескольких мужчин; чувства, которые возникли у него к Купафке; либо все вместе взятое… И все-таки он очень хотел посмотреть на выражение лица своей бывшей напарницы по съемочной площадке.

Наташа пришла к месту казни рука под руку со своим мужем, когда Фролу уже связали руки над головой. Осужденный стоял на нижней ступеньке широкой деревянной стремянки, а один из палачей поднялся выше и ловко, очевидно, сказывалась привычка, орудовал веревкой, привязывая ее к ушку огромного крючка. Все это происходило на самом краю обрыва, за которым было озеро, населенное не очень мелкими рыбками.

У Фрола екнуло сердце, когда королева Наташа, на мгновение встретившись с ним взглядом, демонстративно отвернулась в сторону озера. Словно они не были знакомы столько времени, словно не Наташа спасла едва не сорвавшегося в пропасть каскадера, словно не Фрол, пытаясь защитить ее от насильников, угодил в плен к бойцам Горного королевства…

Нет, Фрол не мог поверить в подобное равнодушие бывшей возлюбленной. Тем более, зная, что она выпросила у Гурлия помилование абсолютно незнакомого ей капитана Клюгка. Наташа должна была за него заступиться. Наверняка Гурлий рассказал жене о том, что казнь на самом деле – инсценировка, и она, как артистка, играет свою роль.

Правда, сейчас, когда его связанные руки оказались вытянутыми вверх, а другой конец веревки оказался привязанным к крючку, Фролу самому стало мало вериться, что происходящее лишь часть задуманного плана, финал которого вовсе не смерть в пасти рыбины. Он задрал голову.

Где же ты, брателло? Неужели не видишь меня? Неужели не собираешься спасать? Или, быть может, сейчас ты не смотришь сверху на мир за стеной, быть может, в это самое время ты носишься по Москве, разыскивая пропавших людей? Они здесь, эти люди. Ты сумел найти очень многих, и в твоей власти вытащить их из-за стены, вернуть в нормальный мир. В твоей власти вытащить меня, брателло!

– Остановитесь! – пронзительный женский крик перекрыл общий шум голосов.

Вместе с десятками людей Фрол повернул голову. Нет, кричала не Наташа, а его жена, царевна Купафка. Она стояла перед кардиналом, и, казалось, готова в него вцепиться.

– Не делайте этого, Ваше преосвященство! – потрясая кулачками, кричала чернокудрая девчонка в лицо человеку, бывшему почти в четыре раза ее старше. – Ведь его действительно могут сожрать ры…

Кардинал попытался зажать ей рот ладонью, но царевна вывернулась и с размаху влепила ему звонкую пощечину. Народ разом ахнул.

– Если вы не остановитесь, я все расска…

Ответная пощечина оказалась гораздо крепче, – несмотря на возраст, Манай мог еще дать сдачи, тем более девчонке. Купафка полетела на землю, но подняться самой ей не дали. Двое жандармов подхватили ее под мышки, третий, по знаку кардинала засунул царевне в рот скомканный платок.

– Отпустите ее! – заорал Фрол.

– Этому тоже вставьте кляп, – велел кардинал оказавшемуся рядом Молдавецу.

Лейтенант жандармов среагировал мгновенно, через полминуты Фрол, как и Купафка, удерживаемая жандармами, мог только мычать. Потирая покрасневшую щеку, кардинал некоторое время переводил взгляд с нее на него, потом жестом подозвал Векру. Отойдя с царицей в сторонку, Манай коротко ей что-то сказал, и когда та кивнула, подошел к Фролу, все еще стоявшему на стремянке со связанными над головой руками, и незаметно для остальных подмигнул ему:

– Наш уговор остается в силе. Но я решил усилить эффект, а ваша жена сама подвигнула меня на это. Не волнуйтесь, господин Фрол, не в наших интересах, чтобы вас сожрали. Тем более, мы с вами договорились, как настоящие джентльмены…

После чего Его преосвященство поднял руку, призывая тишину.

– Господа! Мы собрались здесь, чтобы принести в исполнение приговор в отношении преступника, поднявшего руку на короля по время парламентерских переговоров. Но только что все вы стали свидетелями преступления не менее кощунственного. Во время объявленного всеобщего перемирия царевна Купафка прилюдно подняла руку на самого кардинала! Тем самым, нарушив один из незыблемых законов нашего мира!

А это заслуживает смерти!

Поэтому я своей властью, а также властью, данной мне самим Творцом, осуждаю царевну Купафку на смертную казнь «путем погружения в озеро, привязанной к рыболовному крючку на корм рыбам» одновременно с ее мужем, ранее приговоренным к подобной же казни! Повелеваю приговор привести в исполнение немедленно!

* * *

Купафку подвесили к крюку точно так же, как и Фрола, и теперь они смотрели друг другу в глаза. Их рты оставались заткнуты кляпами, и Фрол не мог успокоить жену, а она пожаловаться, как ей страшно. Фролу тоже было страшно. Если брателло видел их, то давно должен был спасти…

Царевича и царевну слегка раскачивало и крутило на медленно опускаемом крюке. Вот они опустились ниже края обрыва, на котором собрались зрители. Все они, за исключением Наташи, не раз присутствовали на подобных казнях, разве что теперь вместо одного живца на крюке болтались сразу два.

«Какой же это все-таки жестокий мир!» – успел подумать Фрол, когда почувствовал, что его ступни коснулись воды. Он инстинктивно поджал их и увидел, как расширились от ужаса глаза Купафки. Сейчас и ее ноги окажутся в воде. Промокнуть не страшно. Пугало то, что в любую секунду из глубины могла появиться гигантская рыбина и сомкнуть свои челюсти на беззащитных телах.

Фрол вдруг четко осознал, что если брателло Василий так и не приложит руку к его спасению, то ни кардинал, ни короли или царица не отменят приговор. Палачи! Лживые, трусливые палачи! Как же ему захотелось крикнуть эти слова тем, кто обрек его и его бедную жену на лютую смерть…

Вода достигла пояса и сразу резко – подбородка. Фрол успел глубоко вдохнуть и увидел, как то же самое сделала зажмурившаяся Купафка. Уж лучше бы они висели друг к другу спинами! В следующее мгновение они полностью погрузились в воду. Интересно, что произойдет раньше – их сожрут, или они захлебнутся?

Нет, захлебнуться им, похоже, не позволят. Веревка потянула приговоренных вверх и до пояса вытащила из воды. Но почти сразу – новое погружение и новый подъем. До Фрола, который и сам был заядлый рыбак, дошло, что таким образом палачи, как бы «играют» живцами, чтобы поскорее привлечь внимание рыбы. Но разве в планы кардинала входила их скорая гибель?

А гибель оказалась совсем рядом. Фрол увидел ее сквозь прозрачную воду при очередном погружении – огромную полосатую рыбину с разинутой пастью, готовой вот-вот смокнуться на двух людях-живцах…

Часть третья
Обратное преобразование

Глава первая
Возвращения

Никогда еще не испытывал Фрол такого сонмища чувств. Радость, легкость, возбуждение, ощущение рвущейся наружу силы, сознание, что при желании, можно взмыть в воздух и полететь. Восторг, огромный всепоглощающий восторг!

Фрол открыл глаза. Брателло Василий в футболке «динамовских» цветов и таких же спортивных штанах сидел в кресле напротив и смотрел на него с нескрываемым интересом. Сам Фрол, прикрытый пушистым пледом, тоже сидел в кресле. Двоюродных братьев разделял журнальный столик с постеленной скатеркой, двумя пластмассовыми стаканчиками, до краев наполненными прозрачной жидкостью, наверняка – водкой, еще в двух стаканчиках – томатный сок, на пластмассовых же тарелочках – кусочки Бородинского хлеба, нарезанные дольками сырокопченая колбаса, сыр, соленый огурец. Господи, как же давно Фрол не пил и не ел всего этого!

– Брателло, – вздохнул Фрол. – Спас все-таки! – Он попытался подняться, но понял, что правую руку удерживает что-то жесткое. Свободной левой откинул плед и увидел наручники, застегнутые на его запястье и вокруг подлокотника кресла.

– Это я подстраховался, – пояснил Василий и, наклонившись вперед, переставил один из стаканчиков с водкой поближе к Фролу. – Давай, кузен. С возвращением!

Фрол машинально потянулся к стаканчику, но дотронувшись до него, отдернул руку.

– А Купафка? Где моя Купафка?

– Живехонька, – Василий кивнул в угол комнаты, где на кровати лежала поверх одеяла обнаженная девушка с разбросанными по подушке мокрыми волосами. Правая рука ее тоже была прикована наручником к трубе батареи.

– Это моя жена, Василий. Отпусти ее.

– Жениться успел? – удивился милиционер. – Ну, ты даешь, кузен!

– Сними наручники с моей жены. Она не преступница!

– Успеется, – невозмутимо сказал брателло, поднимая свой стаканчик. – Ты лучше выпей.

На этот раз Фрол поднял стаканчик и, выдохнув, приложился к водке. Какая брага сравнится с сорокоградусным напитком! Все пить не стал, запил томатным соком, который оказался прилично соленым, – Василий хорошо знал пристрастия своего двоюродного брата. Огурец тоже оказался то, что надо – пахучим, хрустящим, сочным. А колбаса, а Бородинский! Господи, сколького же еще он был лишен, живя в мире за стеной.

– Очень сильно я похудел? – спросил Фрол, хрустя огурцом.

– Я хорошо помню, каким ты был в свои семнадцать лет. Кстати, борода тебя сильно изменила. Если бы ты со своей женой так изобретательно в койке не кувыркался, а я бы не присматривался, мог и не узнать. Хорошо, что бороду сбрил.

– Присматривался, говоришь? – нахмурился Фрол.

– Ага. Знаешь, какой кайф за вами сверху наблюдать! Да и записи просматривать тоже нормально. Войны, казни, секс – все что хочешь. Я несколько рабочих дней прогулял. Да теперь и не вернусь я в ментовскую – не могу лишать себя такого удовольствия…

– Так чего ж ты меня раньше из этого ада не вытащил!?

– Ада? – вскинул брови Василий. – Все дни, что я за тобой наблюдал, ты только и делал, что трахался, да из арбалета по мишени стрелял…

– А знаешь, что я перед этим прошел?! – закричал Фрол. – Две стрелы в ногу получил, к четвертованию был приговорен, принцессой-извращенкой оттрахан, едва каннибалами не сожран, едва на кол не посажен… А мой мизинец?! – он показал беспалую руку. – Как думаешь, куда он подевался? Моя женушка лично отрезала и съела в сыром виде. Обычай у них, видите ли, такой, – у будущих мужей мизинцы жрать!

– Потрясно! – у Василия загорелись глаза.

– Потрясно? – переспросил Фрол. – А ты хоть представляешь себе, каково это быть живцом?! Быть привязанным к крючку и погружаемым в воду, где тебя в любой момент может проглотить рыба?!

– Вот к этому? – Василий вытащил из кармана и положил на стол маленькую палочку с веревкой и крючком на конце. Орудие казни, только что едва не принесшую Фролу и его жене жуткую смерть.

Каскадер взял наполовину полный стакан и опрокинул содержимое себе в рот. Запил соком, закусил. Перед глазами возникла приближающаяся рыбья пасть. Как ни крути, а Василий все-таки спас его и Купафку. Но зачем брателло держит их в наручниках?

– Зачем ты заковал нас в браслеты?

– Я же говорю – подстраховался, – ответил тот и тоже допил водку. После чего достал из кармана приборчик, похожий на пульт от телевизора. – Вот эта чудо-штучка способна подарить столько всего… Возможность обогатиться, возможность отомстить врагам, возможность обладать любой женщиной… Прежний владелец пользовался преобразователем больше сорока лет. Он очень разумно его применял и прожил, наверное, самую интересную, самую неповторимую, не похожую ни на чью другую, жизнь. Это… Это должно принадлежать только одному. Мы не сможем поделить преобразователь, кузен…

– Мне не нужно ничего делить, брателло, – горячо заговорил каскадер. – Отпусти меня и мою жену, и если хочешь, можешь потребовать, чтобы мы с тобой никогда больше не встречались. А я пообещаю, что забуду про преобразователь и владей им себе на здоровье!

– Нет, Серега. Я не стану рисковать. Эта маленькая штучка значит слишком много, чтобы оставался хотя бы один шанс ее лишиться.

– И… что ты собираешься с нами сделать?

– Верну своего любимого кузена туда, откуда извлек. И буду за ним присматривать и покровительствовать. Могу, если хочешь, назначить своим наместником, то есть, поставить на место нынешнего кардинала…

– А моя жена?

– Ее я тоже верну, но только чуть позже. Уж больно она в койке соблазнительна. Ты бы видел со стороны…

Кресло, на котором сидел Фрол, было громоздким, тяжелым. С прикованной к подлокотнику рукой нечего было думать бросаться на Василия. Подстраховался оперуполномоченный грамотно. Даже посуду с выпивкой и закуской использовал почти невесомые, это не граненый стакан, или фарфоровая тарелка, удачно метнув которые, можно попасть в лицо, а дальше действовать по обстановке. Оставался журнальный столик. Фрол, как бы невзначай, стукнул ногой по одной из его ножек – к полу не прикручен. Если сконцентрироваться и вложить все силу, можно поднять, швырнуть…

– Где я? – донеслось со стороны кровати.

– Купафка, не волнуйся, мы живы. Мы в нормальном мире. Мой брателло Василий спас нас.

– Ой, что это у меня на руке? Спас? В нормальном мире?

– Слишком много вопросов, красавица, – Василий подошел к кровати. Купафка села, поджав ноги, стараясь прикрыть наготу свободной от наручника рукой. – Ты узнаешь ответы, если будешь слушаться папочку.

– Мой папочка – Максим Николаевич. Творец.

– Даже так? – удивился Василий. – Он мне ничего не…

Журнальный столик, подхваченный Фролом за ножку и брошенный со всей силы, угодил оперуполномоченному в спину. Потеряв равновесие, Василий грохнулся на пол. Выроненный преобразователь упал на одеяло прямо к ногам взвизгнувшей Купафки.

– Прибор! – закричал Фрол, рванувшись вперед и таща за собой на выворачиваемой руке кресло. – Брось мне прибор. Вон ту штуку.

Купафка поняла его слишком поздно. Вскочивший Василий опередил ее на какое-то мгновение, а в следующее – выборочный преобразователь уже был направлен на Фрола.

– Я ожидал от тебя чего-то подобного, кузен! Ты всегда был ловок. Но-но, успокойся. Не стоит подходить близко! Мне достаточно нажать на кнопку!

Фрол его не слушал, продолжая идти вперед, на пятившегося двоюродного брата, таща за собой неподъемное кресло. И хорошо понимая, что это единственный шанс, который больше не повторится. Но и этого шанса Василий его лишил…

Фрол очнулся, ощутив легкий озноб. Лежа на спине на чем-то жестком, он медленно приоткрыл глаза, потом сел. Не было, комнаты, не было кресла и кровати с прикованной к батарее Купафкой. Вокруг – голая каменная поверхность, и сам он тоже был голым.

– С возвращением, – сказал он самому себе и, поднявшись, побрел на вершину Нейтрального острова. Там царевич Фрол собирался подумать и решить, какой выбрать мост для перехода на землю…

* * *

– Не брыкайся, кому говорю. Все равно никуда не денешься. Лучше расслабься и получ… Ай! Дура!

Василий соскочил с кровати и затряс прокушенным до крови пальцем. Девчонка, зубы которой едва не сделали его калекой, вжалась в угол, выставив острые колени. Ее правая рука оставалась прикованной наручниками к трубе батареи, левая металась в тщетных поисках хоть какого-нибудь орудия защиты.

– Вот, чертовка! – Лизнув рану, Василий сплюнул покрасневшую слюну и вышел из комнаты.

До девушки донеслось нагромождение звуков, которых она никогда в своей жизни не слышала. Все-таки догадалась – это мелодия, и не успела подумать, что, наверное, кто-то должен запеть, как услышала проникновенный голос:

Василий вернулся с забинтованным пальцем и с еще одними наручниками. Молча придвинул к кровати, где приготовилась к обороне пленница, тяжелое кресло, затем приноровился и схватил отмахивающуюся руку. Накинуть наручники и приковать руку к деревянному подлокотнику, было делом техники.

– Говорил же – никуда не денешься!

Сейчас эта обнаженная девчонка казалась даже более соблазнительной, чем в постели с Сергеем. Особую привлекательность добавляли спутавшиеся черные кудри, не успевшие высохнуть после вынужденного купания. А еще – ее беззащитность. Василий принялся скидывать с себя одежду.

– Твой брат вернется и отомстит! – выкрикнула пленница.

– Мой кузен вернется, только если я этого захочу, – Василий запрыгнул на кровать и, не позволив себя лягнуть, навалился на семнадцатилетнюю царевну. Купафка вдруг поддалась, и он победно вдавил ее в себя. Но в следующее мгновение зубы чертовки впились ему в щеку, и милиционер вновь оказался на полу.

Кто ж ее так кусаться-то научил?! А если бы за нос зубами схватила! Нет, такой секс – себе дороже станет. Дрожащей рукой Василий схватил выборочный преобразователь, направил на жену брата и нажал на зеленую кнопку. Опустевшие наручники, звякнули по батарее. Василий аккуратно расправил скомканную простынь и обнаружил то, что искал – неподвижного крохотного человечка.

Нажатие кнопки серого цвета, и появившийся из выборочного преобразователя тонкий голубоватый луч коснулся уменьшенной в сто раз девушки. Неспешно манипулируя приемлемо-переносящим лучом, Василий приподнял ее, перенес по воздуху к подставленной ладони и, не прикасаясь к хрупкому созданию, перешел в соседнюю комнату. Он не до конца освоился в обращении с чудо-прибором, хотя и знал, что подставлять ладонь не было необходимости. Конец приемлемо-переносящего луча, как бы приклеивался к выбранному объекту и мог удерживать его в воздухе, удлиняясь, либо укорачиваясь, до тех пор, пока владелец прибора не введет соответствующую функцию «освобождения». После чего луч исчезал, а объект оставался лежать там, куда его перенесли, или же падал с высоты, на которой была введена функция «освобождения».

Василий остановился перед макетом местности, огражденным стеной высотой около метра. На макете, освещаемом люстрой, имелись горы и леса, огромное озеро с несколькими островами, поля, пролегающие через них дороги, множество строений без крыш. Если приглядеться повнимательней, то на дорогах можно было заметить движение, а если напрячь зрение, или перегнуться через стену, становилось понятно, что движутся человечки, очень маленькие человечки.

Еще один такой же человечек был сейчас на конце приемлемо-переносящего луча. Первым желанием Василия было опустить строптивую девчонку в то самое место, откуда он ее извлек, на самом деле, спасши от неминуемой смерти. То есть, бросить царевну Купафку в озеро, где ее непременно сожрали бы рыбы. Но нет, это слишком просто. Тем более что Купафка навряд ли успеет прийти в сознание и, значит, не поймет, какую совершала ошибку, кусая его. Да и не хотел он смерти жене своего двоюродного брата. Но хотел, во-первых, наказать, а во-вторых, в скором времени все-таки поиметь ее, как женщину.

Наказать – проблем не составляло. Достаточно было перенести молоденькую царевну в любую казарму пришлых, или бойцов, либо вообще – на Княжий остров. Хотя извращенцы князьки навряд ли оценят красоту девичьего тела, скорее, проявят свои каннибальские качества. Проще всего было опустить Купафку, как и всех преобразованных, на Нейтральный остров – пусть сама выбирает, по какому магнитному мосту перейти на землю, чтобы там же быть изнасилованной, либо бойцами королевства Горного, любо королевства Лесного.

Василий поморщился. Нет, бойцы пока что обойдутся. Ему интересней обладать царевной раньше других. А для этого надо сделать так, чтобы она осознала, что находится в полной его власти и стала покорной.

Приемлемо-переносящий луч, на конце которого зависла крохотная девушка, начал удлиняться до тех пор, пока не оказался над самым центром мира за стеной, затем переместился вправо и стал снижаться к глади озера, туда, где из воды выпукло торчали два небольших острова. Василий выбрал тот, что был более округлым. На нем не росли ни деревья, ни трава, поверхность была абсолютно голой – обычный булыжник, который создатель мира за стеной подобрал на улице и бросил в озеро, чтобы разнообразить пейзаж.

От острова до ближнего берега было совсем чуть-чуть. То есть, чуть-чуть для него, Василия, а для человека, живущего в мире за стеной, это расстояние равнялось примерно ста шагам. Доплыть можно. Но только тем, кто умеет плавать. А, как было известно Василию, рожденные в мире за стеной, плавать не умели – бесполезное занятие, если учесть, что единственным водоемом здесь было это самое озеро, населяемое гигантскими прожорливыми рыбами.

Он опустил бесчувственную царевну в самый центр острова и ввел функцию освобождения. Луч исчез. Василий не успел поинтересоваться у Максима Николаевича, преобразовывал ли он родившихся в мире за стеной по несколько раз. Впрочем, это не имело значения. Теперь он сам стал Творцом, и мог делать с этим миром все, что заблагорассудится. Для начала же надо понаблюдать за поведением девчонки, оказавшейся на маленьком необитаемом острове. Без одежды и без еды. От жажды не загнется – вокруг вода. А через день-другой он преобразует Купафку обратно и ласково поинтересуется, будет ли чертовка продолжать кусаться? Тем временем песня продолжалась:

Глава вторая
Новый кардинал

– С прибытием на землю Лесного королевства, молодой человек!

Сергей Фролов, только что перешедший Восточный мост Нейтрального острова, остановился и спокойно посмотрел на приветствовавшего его всадника, в руках у которого был заряженный арбалет, недвусмысленно направленный ему в лицо. Раньше он этого человека не видел. А вот один из двух пеших бойцов, присоседившихся к всаднику, показался знакомым. И тот, кажется, тоже его узнал.

– Господин виконт, так это же Фролм! – воскликнул боец. – То есть, царевич Фролм, которого сегодня на корм рыбам… отпра… ви… ли…

По мере окончания фразы глаза говорившего все больше округлялись, словно он и сам не верил в свои слова.

– Как такое может быть, капрал? – недоверчиво поинтересовался всадник. – Ты, наверное, обознался.

– Капрал Заиц абсолютно прав, – вспомнил Фрол имя бойца, с которым вместе оборонял Рубежную крепость. – Сегодня, сразу после того, как погасло третье солнце меня и мою жену, царевну Купафку погрузили в озеро на корм рыбам. Это видели все, собравшиеся на казнь. Но Творец своей дланью перенес ее и меня в потустенный мир. Вместе с орудием казни перенес.

– Как? – растерявшийся виконт опустил арбалет. – Зачем?

– Да затем, чтобы преобразовать нас обратно и дать инструкции новому кардиналу, то есть, мне. Инструкцию, как впредь должна протекать жизнь в мире за стеной, – Фрол развел руками и, словно только сейчас вспомнил, что абсолютно голый, чуть ли не приказным тоном сказал:

– Лучше дайте-ка мне плащ, виконт. И проводите на аудиенцию к Его величеству королю Гурлию. Пока второе солнце не погасло.

* * *

Как и всех дворян Лесного королевства, виконта Вихора время от времени назначали в караул у Восточного моста Нейтрального острова. Почти каждое дежурство кто-нибудь переходил с острова через мост, но такого необычного пришлого он встретил впервые.

Виконт Вихор не присутствовал на сегодняшней казни. В это время по приказу принца Чингая он занимался обменом пленных. Когда в мире за стеной шли войны, пленные становились настоящей обузой для тех, кто их пленил, поэтому, после объявления перемирия, воюющие стороны первым делом договаривались о «людской рокировке», как любил выражаться кардинал Манай.

Обмен прошел успешно – одиннадцать бойцов вернулись на территорию Лесного королевства, и виконт Вихор отправился доложить об этом командующему армией генералу Ткачу. По дороге завернул к Восточному мосту и, как оказалось, вовремя. Пришлый Фролм, в котором капрал Заиц признал царевича, и которого сегодня, якобы, казнили, вдруг заявил, что он – новый кардинал!

Вообще-то нужно было его связать, но пришлый вел себя слишком уж самоуверенно, можно сказать, по – хозяйски. Оставив бойцов продолжать караулить мост, молодой капитан указал пришлому, накинувшему на плечи плащ Заица, дорогу и направил коня вслед за ним, на всякий случай, держа наготове арбалет…

Нельзя сказать, что мысль назваться новым кардиналом пришла Фролу неожиданно. За короткие минуты общения с брателлой Василием в квартире Максима Николаевича, тот, обмолвился, что готов сделать кузена своим наместником. Обмолвился – считай, предложил, а он, Фрол, считай, согласился. И пусть кто-нибудь попробует доказать обратное. Манай и Халимон, Гурлий и Векра – четыре самых влиятельных человека мира за стеной знают, что изначальный Творец низвергнут и томится сейчас в тюрьме Королевского стана, так же, знают они и, что Фрол – брат нового Творца.

Правда, Фрол понятия не имел, как Василий поведет себя в дальнейшем. Чужая душа – потемки, пусть даже это душа – двоюродного брата. В любом случае лучше уж хитростью выдать себя за кардинала, чем начать нов5ые похождения в мире за стеной в качестве черни.

Дорога, ведущая вдоль обрывистого берега озера, повернула направо, миновала небольшой лесок, и вскоре Фрол увидел Пентакль – самую крупную и массивную крепость Лесного королевства. Он обернулся с немым вопросом к виконту Вихору, но капитан отрицательно покачал головой и кивнул вперед. На что Фрол лишь пожал плечами и молча продолжил путь. Время на лишние разговоры тратить не хотелось: за два-три часа его отсутствия в мире за стеной вряд ли произошло что-нибудь новенькое, зато подумать Фролу было о чем.

Пентакль остался в стороне, но теперь Фрола сопровождали два всадника – второй выехал из крепости и присоединился к виконту Вихору. Царевич к их разговору не прислушивался, важнее было запомнить незнакомую местность – наверняка, пригодится.

Впереди заблестела полоска воды, отделяющая от берега большущий остров – Королевский стан. Приведенный в действие подъемный мост плавно опустился на берег, как раз в тот момент, когда Фрол и сопровождавшие его всадники оказались напротив южной надвратной башни. По сравнению с выпуклыми магнитными мостами Нейтрального острова, этот мост, сооруженный из плотно подогнанных бревен, был ровным и широким – два всадника могли разъехаться, не задев друг друга. Фрол вновь обернулся на виконта и, получив утвердительный кивок, первым ступил на мост.

И сразу с противоположной стороны ему навстречу вышел вооруженный арбалетом человек. В котором, при приближении, Фрол узнал еще одного бойца, с которым вместе сражался на стенах Рубежной крепости. Только теперь нашивки на плаще крепыша Кургузого свидетельствовали, что он не просто боец, а ни много, ни мало, лейтенант Лесного королевства.

– Как тесен мир за стеной! – улыбнулся Фрол лейтенанту, которому не так давно чуть ли ни силком всучил в руки заряженный арбалет. – Смотрю, в люди вышел, офицером стал, а, Кургузый.

– Живой? – слегка удивился тот. – А я слышал, что тебя, как живца, на корм рыбкам отправили?

– Было дело, – согласился Фрол. – Только не по зубам я здешним рыбам оказался.

– Молодца, парень, – Кургузый тоже позволил себе улыбнуться, но тут же вновь нахмурился. – А еще я слышал, что ты тоже в люди вышел, царевичем стал.

– Не только царевичем. Но также и новым кардиналом. Так что можешь называть меня Ваше преосвященство.

– Правда, что ли? – усомнился лейтенант и наконец-то обратился к всадникам, остановившимся за спиной Фрола. – Почему же вы, господа, карету для Его преосвященства не нашли?

– Лейтенант, – не стал переводить разговор в шутку виконт Вихор, – нам необходимо встретиться с Его величеством Гурлием до наступления ночи.

– Необходимо, значит, встретитесь, – тоже посерьезнел Кургузый. – Король сейчас в кремле, в своих апартаментах…

* * *

Не было в мире за стеной второго такого человека, поведение которого так сильно поражало воображение правителя Лесного королевства. Одно только упоминание имени пришлого Фрола подразумевало, какое-то необычное происшествие. Последним таким происшествием стала казнь, вернее, имитация казни царевича и царевны Купафки. Кардинал Манай рассчитал все правильно – Василий Фролов, занявший место прежнего Творца, не допустил гибели двоюродного брата и, по всему выходило, что перенес его в потустенный мир. Оставалось ждать дальнейшего развития событий. И король прекрасно понимал, что случиться может все что угодно, вплоть до скорейшего уничтожения мира за стеной.

С тех пор, как Гурлий познакомился с Ташенькой, это был первый вечер, когда они никак не могли начать заниматься любовью. Красавица-жена не находила себе места в королевских покоях, от его ласок отмахивалась, а на расспросы мужа о самочувствии, отвечала лишь, что сейчас ее беспокоит только Фрол и та девчонка, которую ни за что ни про что приговорили к смертной казни. Королю это не нравилось. Он родился и вырос в жестоком мире, в котором приходилось забывать о частых потерях друзей и знакомых и быть беспощадным к врагам.

Конечно, казнь Фрола и его жены в любое мгновение могла превратиться из имитации в настоящую трагедию, но ведь риск был оправдан. А если уж на то пошло, человек, поднявший руку на короля, ударивший короля не в бою, а во время переговоров, заслуживал казни! Да, царевич врезал ему по зубам для пущей убедительности, сначала предупредив, что тем самым собирается привлечь внимание нового Творца. Вот только удар у него получился слишком сильным, и еще – не стоило Фролу кричать: «За Наташу!»

Никогда в жизни Гурлий не испытывал чувства ревности, но теперь по-настоящему мучился. Чтобы выяснить все до конца, он собрался расспросить Ташеньку об отношениях с ее знакомым по потустенному миру, когда в дверь постучали и мушкетер-караульный слегка неуверенно доложил:

– Ваше величество, у вас просит аудиенции э-э-э кардинал э-э Фрол.

– Кардинал?! Фрол?! – одновременно вскричали король и королева и, посмотрев друг на друга, так же одновременно спросили:

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Проведи э-э-э его в мой кабинет! – распорядился Гурлий и уже вдогонку караульному крикнул:

– И усильте охрану! У моего кабинета – тоже усильте!

Обернувшись к Ташеньке, он увидел на ее лице улыбку, растолковать которую можно было по-разному.

– Ты радуешься, что твой знакомый остался в живых, или усмехаешься над моей излишней осторожностью? – Спросил Гурлий, прицепляя к поясу шпагу.

– Фрол всегда был каскадером, то есть, подменял киногероев, а здесь за такое короткое время стал сначала царевичем, а теперь – кардиналом, – ответила она, продолжая улыбаться.

– Ты в своем мире тоже только играла принцесс, а в мире за стеной стала настоящей королевой! А ведь могла бы остаться задрипанной…

– Хочешь оскорбить? – глаза Наташи сузились в две щелочки.

– Нет, не хочу, – сдержался Гурлий, никогда не видевший ее такой. – И если есть желание, можешь пойти со мной, хотя жены королей обычно на таких аудиенциях не присутствуют.

– Но теперь, Ваше величество, кажется, наступили новые времена, – сказала она, беря короля под руку. – Вон и Творец сменился, а вслед за ним сменился и кардинал.

– А вот это еще вопрос, – прищелкнул пальцами Гурлий…

В отличие от сопровождавших дворян, Фрол, с капральским плащом на плечах, не удосужился склонить голову перед вошедшей в кабинет королевской четой. Он и на Гурлия-то лишь мельком бросил взгляд и впился в глазами в Наташу, которая заметно похудела и побледнела. Зато ее улыбка, которую так любил бывший каскадер, осталась прежней.

– Граф Филат, виконт Вихор! – приветствовал своих подданных король, и дворяне вновь поклонились. – Царевич Фрол?

– Кардинал Фрол, Ваше величество, – поправил тот. – Хотя и царевич тоже.

– Господин граф, – обратился король к Филату, – передайте генералу Ткачу, чтобы завтра с самого утра все наши бойцы были в полной боевой готовности. Господин виконт, вы останетесь в стане. А нам, с… моим гостем необходимо обсудить важные государственные дела.

– У вас не поворачивается язык назвать меня кардиналом? – чуть насмешливо спросил Фрол у Гурлия, когда дворяне покинули кабинет.

– А я не знаю, как вас называть? – подумав, ответил король. – Вы пока что ничего не рассказали. И даже после того, как расскажите, я все равно не буду знать, верить вам или не верить.

– Однако Манаю вы верили.

– Его преосвященству Манаю верил еще мой отец. И каждый живущий в мире за стеной справедливо считает его первым после Творца.

– Какого Творца? – вскинул брови Фрол. – Того, что сидит сейчас в ваших застенках?

– М-да… – король развел руками, не находя слов.

– А где твоя жена, Фрол? – нарушила возникшее молчание королева.

Он тоже, собрался, было, развести руками, но сдержался, и, обведя взглядом кабинет, обратился к Гурлию:

– Почему мы стоим? Я не прочь посидеть, отдохнуть, перекусить. А то мы с брателлой-то моим, с новым, так сказать, Творцом, водочки выпили, но вот закусить толком не успели…

Кажется, Гурлий растерялся окончательно.

– Конечно, Фрол, садись за стол, – нашлась Наташа. – и вы, Ваше величество садитесь, а я – сейчас.

Пока Гурлий и Фрол усаживались в обычные для мира за стеной плетеные кресла, она сбегала в королевские покои и принесла куски холодной рыбы, копченое мясо, хлебные лепешки и фляжку, из которой наполнила пенящейся брагой три глиняные кружки.

– С вас тост, Ваше величество, – сказал Фрол королю, молча наблюдавшему за своей женой.

– Подождите! – Наташа накрыла ладонью кружку Фрола. – Ты не рассказал про царевну Купафку. Где она?

Тяжело вздохнув, Фрол посмотрел Наташе в глаза:

– Мой брателло Василий очень непростой человек. Мы всегда с ним ладили, хотя наши интересы и не совпадали. Для него главный интерес в жизни – затащить в свою постель, как можно больше баб. Для счета. Он даже их имена в специальный альбом записывает и фотографии всех, кого поимел, в него вклеивает. Боюсь, сегодня, он занесет в свой альбом и мою жену…

– Подонок! – выдохнула Наташа.

– Подонок, – согласился Фрол. – Но почему-то про Димочку Красавского ты этого не говорила.

– Откуда ты знаешь, что я про него говорила?! – зарделась Наташа, а Фрол, воспользовавшись тем, что она отдернула руку, поднес кружку к губам и залпом ее осушил.

– Вы это про кого?! – король стукнул кулаком по столу.

– Это мы про одного общего знакомого артиста, – пояснил Фрол и, невозмутимо взяв фляжку, вновь наполнил свою кружку.

– Мы с ним вместе в одном фильме снимались, – добавила Наташа и, не моргнув глазом, выпила свою брагу. После чего, шумно выдохнув, будто в глиняной посудине было что-то гораздо крепче, протянула руку к закуске, взяла двумя пальчиками самый тоненький кусочек мяса, демонстративно поднеся его к носу, понюхала и, закатив глаза, отправила в рот.

Глядя на нее, Фрол повторил маневр, то есть, вновь выпил, но только вместо мяса, отправил себе в рот кусочек рыбы.

Его величество, мрачно наблюдавший за этими манипуляциями, наконец, и сам приложился к кружке. И тоже закусил. Сначала – рыбой, потом – мясом. Вообще-то король Гурлий никогда прежде не оказывался в подобных ситуациях. В ситуациях, когда ему отводилась какая-то второстепенная роль слушателя и наблюдателя. Он всегда пребывал в центре общего внимания. И вдруг такое… пренебрежение?

– Может быть, вы оба вспомните, в чьем кабинете находитесь, и землю какого мира топчете!? – спросил он деливших с ним трапезу мужчину и женщину.

– Лично я нахожусь в своем собственном кабинете, который принадлежит мне, как законной супруги его хозяина, – не раздумывая, ответила Наташа.

– Лично я топчу землю мира за стеной на правах наместника самого Творца, – в тон ей сказал Фрол.

На некоторое время в кабинете повисла тишина. Со стороны Его величества эта тишина вот-вот готова была разразиться грозой… которую предотвратила опять же Наташа. Королева подняла свою, вновь наполненную брагой кружку, и произнесла абсолютно банальный тост:

– Ну, за здоровье всех присутствующих!

Сидящая за столом троица, с глухим звуком соединила кружки.

Гурлий вдруг осознал, что на самом деле раньше не общался так близко с недавно преобразованными пришлыми. Он и узнавал-то их уже как бойцов, уцелевших в сражениях, а тех, кто погибал, было слишком много, чтобы король мог запомнить их лица и, тем более, имена. Но эти двое, сидевшие с ним за одним столом, оказались особенными. Ташеньку он искренне полюбил, более того, начал ревновать, а вот, как относиться к ее знакомому, Гурлий пока не решил.

– Фрол, а как твой брателло Василий отнесся к тебе? – задала Наташа главный вопрос.

Действительно главный, потому как от правильного ответа зависело ближайшее будущее Фрола.

– Мой двоюродный брат Василий Михайлович Фролов занял место Творца, и теперь добровольно это место никому не уступит. Он знает, как пользоваться выборочным преобразователем и вскоре вовсю начнет его применять. У Василия есть одна неплохая черта характера – он изначально не злой. Ему не нравится причинять человеку боль, лишнюю боль. Другими словами, он не садист. Однако недругов у брателлы хватает, и в недалеком будущем они начнут появляться в мире за стеной – готовьтесь к встречам у Восточного моста Нейтрального острова, Ваше величество.

Фрол вновь взялся за фляжку, разлил остатки браги по кружкам и сделал из своей небольшой глоток.

– Но я боюсь, что готовиться нам придется и еще к кое-чему, – Фрол посмотрел в глаза Наташе. – Боюсь, что он не оставит без своего внимания ни одну девушку в мире за стеной…

– Ты хочешь сказать…

– Да, Наташа. Брателло обязательно поимеет каждую, если она не совсем уж уродина.

– Поддонок!

– А мне вот вдруг стало интересно, что делала бы ты, завладей выборочным преобразователем? Ведь, наверняка, не понесла бы куда-нибудь его сдавать. И, наверняка, стала бы им пользоваться. Сначала для уменьшения какого-нибудь подонка, потом – артистки-соперницы, потом, возможно, – идиотки-соседки… Надо, кстати, при первой же встрече порасспросить Максима Николаевича, на кого он обращал преобразователь в первое время. Он, надеюсь, до сих пор у вас… в гостях?

– Встретиться, значит, хочешь? – угрюмо спросил король. – Ты лучше расскажи, о чем у вас с брателлой разговор был.

– Тебе интересны наши родственные тайны? – моментально перешел на «ты» Фрол.

– Что?! – Гурлий вскочил, выхватив шпагу. – Да мне даже родные дети не тыкают! – Кончик шпаги нацелился на Фрола. Королю достаточно было сделать короткий выпад, чтобы пронзить наглецу грудь, однако у Фрола даже кружка в руке не дрогнула.

– Давай! – с неким задором выкрикнул тот. – Давай, Ваше величество, пусти в ход оружие, пока второе солнце не погасло.

Провокация возымела действие, и шпага устремилась вперед. Наташа вскрикнула. А Фрол молча и невероятно ловко увернулся от смертоносного укола, одновременно ударив ногой снизу по столу и выплеснув содержимое кружки в лицо Его величества. Стол опрокинулся, а Гурлий, выронив шпагу, схватился за лицо – брага, конечно не водка, но когда она попадает в глаза, все равно приятного мало, тем более что с ним никогда ничего подобного не случалось.

Мгновением позже быстрый Фрол подсечкой сбил короля с ног и оказался сверху, прижав его лопатками к полу,

– Беседа с новым Творцом у меня была очень короткой, – сказал победитель мимолетной схватки. – Он просто сообщил, что назначает меня новым кардиналом и что будет очень внимательно следить за всем здесь происходящим. А когда понадобится, – призовет. Ты понял, Твое величество? Или требуется довести до тебя эту мысль кулаком?

Он вдруг почувствовал через плащ прикосновение к своей спине чего-то острого.

– Вы ничего ему не сделаете, Ваше преосвященство! – сказала Наташа.

– А я и не собираюсь, – занесенную для удара руку, Фрол в дружеском жесте подал Гурлию и вместе с ним поднялся с пола. Они оказались нос к носу, и шпага на вытянутой руке королевы едва не касалась этих носов.

– Не собираюсь по многим причинам. Главная из которых – жуткое желание, чтобы все мы выжили в этом гребаном мире!

Под этот крик в кабинет ворвались сразу три мушкетера, но Его величество взмахом руки остановил караульных на полдороге и следующим взмахом велел удалиться. Мушкетеры неохотно попятились.

– Идите, идите, – подбодрил их король. – У нас все в порядке, ведь так, Ваше преосвященство?

– Совершенно верно, Ваше величество, – Фрол взялся за край опрокинутого столика и аккуратно поставил его на четыре ножки. – И, кстати, не откладывая в долгий ящик, я бы хотел прямо сейчас навестить нашего пленника.

– Хорошо, – чуть помедлив, согласился Гурлий и, обратившись к старшему караульному, приказал:

– Капрал, проводите Его преосвященство к тому, кого он пожелает видеть. И приготовьте гостевую комнату.

После того, как Фрол в сопровождении капрала покинул кабинет, Гурлий взял шпагу из рук своей жены и, не скрывая досады, спросил:

– Почему ты его не ударила?

– Но ведь все и так обошлось.

– Да! – повысил голос Гурлий. – Но он посмел поднять руку на самого короля и на твоего мужа.

– Но ты же первый, – возразила Наташа. – Первый поднял руку на самого кардинала и на моего старого друга…

Глава третья
Ночные визиты

Дорога до тюрьмы, соседствующей с королевским дворцом, оказалась совсем короткой, но пока Фрол шел, над головой погасло второе солнце. Ночь, пусть и мало отличавшаяся от дня, не лучшее время для визитов, однако откладывать важный разговор было нельзя. Перед дверью в тюрьму Фрол остановился.

– Мося, а ведь я тебя узнал, – обратился он к капралу. – Помнишь, как нас освободили лесные, а потом мы вместе защищали Рубежную крепость? Тебя еще тогда ранили.

– Конечно, помню, – Мося потер пересекающий лоб шрам. – А я вас не сразу узнал, э-э… Ваше преосвященство?

– Без всяких «э-э…», – поправил Фрол. – Ты, я гляжу, тоже в звании повысился? Как и Кургузый.

– Лейтенант Кургузый мой лучший друг, – не без гордости сообщил Мося. – Мы с ним Королевский стан у маркизов отбили. За это и звания получили.

– Молодец, капрал. А теперь скажи-ка, кто и какие камеры сейчас занимает?

– Заняты пять камер из шести, Ваше преосвященство, – с готовностью ответил Мося. – В трех – горные пленные: граф Гогуль, его сын граф Ступак и барон Биан, еще в одной – наш граф Винсепто, и в пятой – какой-то старик пришлый.

– Граф Винсепто? – удивился Фрол. – Сын генерала Бовдо? Так ведь это же он тогда нас с тобой от горных отбил!

– Так точно, Ваше преосвященство. Н потом он поднял шпагу на самого короля. И вот…

– Дела, – покачал головой Фрол. – Для начала проводи-ка меня к нему.

Камера графа Винсепто, практически ничем не отличалась от тех, в которых довелось побывать Фролу. Те же высокие голые стены без окон, лежанка, в углу – отхожая яма, прикрытая плетеной крышкой.

– По всему выходит, что и для пришлых, и для дворян тюрьмы одинаковы, – констатировал Фрол вместо приветствия.

– Кого это ночью принесло? – недовольно пробурчал разбуженный узник, поднимаясь с лежанки. – О, прыгун! То есть, боец Фролм?

– Здравствуйте, граф, – Фрол протянул руку, и Винсепто машинально ее пожал. Свежий уродливый шрам на щеке молодого графа дернулся.

– Примите мои соболезнования в связи с гибелью вашего отца. Мы общались совсем недолго, но я успел узнать графа Бовдо, как замечательного, отважного человека.

– Спасибо, боец Фролм. Я сразу не поверил, что отца убил ты, и жалею лишь о том, что лично не отрубил голову Касочу.

– Граф, вы не расскажите, почему набросились на короля со шпагой?

– Здесь нет секрета, и об этом все знают. Пока я проливал кровь за Лесное королевство, Его величество в доме моего отца соблазнил женщину. Ту, которая была моей гостьей, и которую я полюбил. Пришлую Наташу.

– Вы? Полюбили Наташу?! – поразился Фрол. – Но как? То есть, когда вы успели?

– С первого взгляда, – вздохнул Винсепто. – Когда мы вместе с Германтом похищали принца Ащука, освободили из баронского плена и Наташу.

– Просто уму непостижимо, – развел руками Фрол.

– Ты должен помнить виконта Германта. Это от него ты сбежал обратно через Восточный мост…

– А-а-а… да-да. У него еще на лбу был такой рубец.

– Теперь нет ни рубца, ни самого Германта. Погиб от стрел маркизов, – пояснил Винсепто. – И Наташи теперь тоже нет, есть королева Таша. Вот так-то, боец Фролм.

– Хм, точно с такой же интонацией обращался ко мне ваш отец. А про Наташу я все знаю, – только что от нее.

– От нее? Постой! – спохватился Винсепто. – А почему ты здесь, боец Фролм?

– Не Фролм, а Фрол. И впредь, граф, можете называть меня Ваше преосвященство.

– Что? – не поверил своим ушам Винсепто. – Преосвященство? А где же кардинал Манай.

– Полагаю, в своем монастыре. Это неважно. Скажите, граф, вы по-прежнему верны Лесному королевству?

– Королевству – да, королю – нет, – твердо ответил узник.

– Хорошо. Я постараюсь что-нибудь для вас сделать, – Фрол еще раз пожал Винсепто руку и, оставив его стоять с открытым ртом, покинул камеру.

Чтобы, сделав не больше десяти шагов, войти в соседнюю. Максим Николаевич не спал, сидел на лежанке, прижавшись спиной к стене и вытянув ноги. Он очень похудел с тех пор, когда они виделись впервые; ни о какой горделивой осанке не было и речи, к тому же под глазом бывшего Творца красовался здоровенный синячище. Такому бедолаге только милостыню клянчить. Но Фрол почти никогда не одаривал попрошаек, а прохожих, торопливо рывшихся в своих кошельках и бросавших мелочь в подставленные шапки или сложенные лодочкой ладони, молча осуждал.

Максим Николаевич не был нищим. А назвать этого человека несчастным язык не поворачивался. Сколько же бед, сколько горя принес он людям за свою жизнь! Не только врагам, или надоевшим знакомым, но еще и абсолютно посторонним людям! Даже если не считать преобразованных и перенесенных в мир за стеной, сколько осталось в нормальном мире вдов, сирот, несчастных, навсегда потерявших своих любимых!

У Фрола непроизвольно сжались кулаки. Ему успели рассказать, как отреагировали на появление Максима Николаевича на Нейтральном острове самые влиятельные люди мира за стеной. Только Гурлий и Халимон – два короля, родившихся и выросших здесь, вели себя сравнительно спокойно. Остальные трое – кардинал Манай, князь Низлый и царица Гуща, готовы были разорвать низложенного Творца голыми руками. Были готовы до такой степени, что сцепившиеся Низлый и Гуща, позабыв об осторожности, скатились со скалы в озеро и погибли в пасти гигантской рыбины. И только у Гурлия хватило ума защитить Максима Николаевича, от которого можно было узнать много жизненно важного.

– Простите меня, Сергей Фролов, – еле слышно прошептал бывший Творец. – Не убивайте меня, Сергей Фролов.

– Мне необходимо очень многое узнать у вас, – Фрол присел рядом и протянул старику небольшую флажку с брагой, которую одолжил у Моси.

Дрожащими руками Максим Николаевич откупорил крышку и сделал три жадных глотка. Глубоко вдохнул и хотел, было, вновь приложиться к горлышку, но Фрол вырвал фляжку:

– Потом!

– Вот, значит, какие напитки делают люди в моем мире!

– В нашем мире, – поправил Фрол.

– Да, теперь в нашем мире, – не стал возражать старик.

– А Купафка – ваша родная дочь сейчас находится в мире потустенном.

– Моя дочь? – встрепенулся Максим Николаевич. – Там, на острове Тамара сказала, что здесь у меня родилась дочь. Но я не поверил. У меня никогда не было детей…

– Купафка очень сильно на вас похожа. Только вряд ли вы ее увидите. Потому что сейчас ваша дочь и моя любимая жена валяется в вашей квартире на кровати, прикованная наручником к батарее! И неизвестно, что с ней сделает человек, которому вы рассказали, как работает выборочный преобразователь!

Старик с отчаяньем посмотрел Фролу в глаза:

– Я расскажу вам все. Вообще – все!

– Для начала объясните, откуда взялся этот прибор, выборочный преобразователь?

– О-о… Это внеземная штуковина. И достался мне выборочный преобразователь не от человека.

– Почему не от человека? Он, что…

– Морда у него больше не на человечью, а на бульдожью походила. Но это неважно, мало ли у кого какие морды бывают, и не важно даже то, что на руках и на ногах у того мужика было по шесть пальцев. Мало ли… А вот кровь… кровь у него была не красная, а ярко-желтая…

И Максим Николаевич начал рассказывать.

О том, как много лет назад приехал с сестрой и друзьями под Звенигород порыбачить. Как встретил на берегу Москвы-реки подозрительного рыбака, который, как оказалось, уменьшал и превращал в живцов его спутников. Как мужик уменьшил его самого и, привязав к крючку, стал опускать воду. Как он чудом спасся, а затем, завладев выборочным преобразователем, в свою очередь уменьшил мужика-инопланетянина, привязал его к крючку и тоже поймал щуку…

Фрол любил и постоянно читал фантастику, фэнтези, мистику. Он не верил в существование зомби, оборотней и вампиров, а вот в разумную жизнь на других планетах, в параллельные миры и летающие тарелки верил. И вполне допускал, что под обликом обычных людей могут скрываться те самые инопланетяне.

И если сначала Фролу подумалось, что старик излагает сюжет какого-то фантастический рассказа, то спустя некоторое время, он уже не сомневался в правдивости его слов. Да и как можно было сомневаться! Его самого уже дважды уменьшали и один раз увеличивали. Какой земной прибор мог совершить такое?

А старик все говорил, и слова его больше не казались фантастикой…

К тому времени, когда Максим Акиньшин стал обладателем выборочного преобразователя, он закончил радиотехнический техникум и работал радиомонтажником на одном из московских заводов.

Вскоре он уволился с завода и устроился в инкассацию. Работа была не пыльная, можно сказать, халявная. К тому же, бывший радиомонтажник быстро сориентировался в несложной инкассаторской иерархии, подмазал начальника взяткой и перешел работать на самый короткий и нетрудоемкий маршрут.

Выборочный преобразователь был при нем всегда – хранился в футляре из-под очков. Поначалу Акиньшин пользовался его чудесными возможностями редко. Элементарно боялся нажать какую-нибудь не ту кнопку. Затем потихоньку начал разбираться, что к чему.

Всего кнопок было десять; разных по размеру и по цвету, каждая по-разному рифленая. Акиньшин наставлял прибор на различные предметы и по очереди нажимал кнопки. Когда преобразователь оказался наведен на фикус, растущий в керамическом горшке, а палец коснулся большой зеленой кнопки, растение исчезло. То есть, не исчезло, а уменьшилось примерно в сто раз. Точно так же, как уменьшился шестипалый инопланетянин. В нормальный вид фикус вернуло нажатие красной кнопки. Акиньшин сделал верный вывод, что подтвердилось впоследствии, – прибор уменьшал и увеличивал только живое.

Следующий эксперимент проводился на котенке, которого обладатель преобразователя притащил в свою квартиру с улицы. Котенок подох после третьего обратного преобразования, и Акиньшин вновь сделал соответствующий вывод. Ну а потом…

Как-то начальник попросил Максима Акиньшина выйти поработать во вторую смену – за последующий отгул. Маршрут оказался поздним, но щедрым на отоваривание – дефицитных по тем временам продуктов Акиньшин набрал целую сумку, и довольный, возвращался домой на одном из последних трамваев. Трамвай был двойным, Акиньшин в одиночестве ехал во втором вагоне, когда на очередной остановке в него вошли двое мужчин. Все произошло быстро: не говоря ни слова, один врезал пассажиру кулаком по скуле, а другой вырвал сумку. Но сумки грабителям оказало мало. Акиньшин не успел опомниться, как его карманы оказались вывернуты наизнанку; очешник за ненадобностью бросили на пол, но забрали кошелек, паспорт и инкассаторское удостоверение. После чего, уверенные в своей безнаказанности грабители, отвесили парню несколько ударов, куда придется и больше, не обращая на него внимания, принялись копошиться в отобранной сумке.

В их жизни это стало последней ошибкой. Акиньшин нашел в себе силы дотянуться до очешника и вытащить из него выборочный преобразователь. Два нажатия на большую зеленую кнопку, и от грабителей осталась лишь одежда, опавшая на пол трамвайного вагона. Они, конечно, тоже остались, где-то там, в ворохе одежды, но теперь – уже преобразованные, то есть, уменьшенные в сто раз. И возвращать их в прежнее состояние Акиньшин не собирался. Он просто вернул себе отобранные вещи, не погнушался прихватить документы, часы и деньги горе-грабителей и на следующей трамвайной остановке выбросил из вагона в открывшиеся двери все ненужное…

Заработанный отгул для Максима Акиньшина тоже не прошел даром. Среди инкассаторов работал один дедок, выбранный, а точнее – назначенный председателем местного парткома. Дедок кичился наградными колодками, которые никогда не снимал с форменного инкассаторского костюма. Возможно, он их действительно заслужил на фронте, но поговаривали, что большую часть просто-напросто купил в военторге, а еще буквально все инкассаторы, особенно ветераны войны, заглаза называли кичливого дедка не иначе, как фашист. Гадом он был. Жадный, спесивый, молодых коллег в упор не видел, на ровесников начальству постукивал. Но поделать с ним никто ничего не мог – ни убрать с самого «хлебного» маршрута, ни сместить с должности председателя парткома не получалось.

Вот Акиньшин и решил использовать отгул, сделав доброе дело для всех, и выгодное – для себя. На каждом маршруте существовали точки: магазины, столовые и тому подобное, в которых до кабинета старшего кассира инкассатору приходилось идти через коридоры, подвалы, спускаться и подниматься по лестницам, а так как дело проходило в вечернее время, они обычно пустовали. Акиньшин всегда удивлялся, почему грабители, коих в городе хватало с избытком, не выбирают такие места для нападения на инкассаторов, и находил лишь одно объяснение – боятся человека с пистолетом. Акиньшин не побоялся.

Одевшись, как можно неприметней и взяв с собой обычный брезентовый рюкзачок, он подъехал к заранее выбранному универмагу и слился с толпой вечерних покупателей. Инкассаторская машина подкатила по расписанию, и кичливый дедок важно проследовал в подсобные помещения. Акиньшин прошмыгнул вслед за ним и, не привлекая ничьего внимания, занял место под лестницей, по которой поднялся инкассатор с пустой пока что сумкой. Все оказалось очень просто: заслышав шаги спускающегося по лестнице дедка, Акиньшин убедился, что вокруг никого нет, и вышел ему навстречу. Выборочный преобразователь исправно сделал свое дело – от инкассатора остались его уменьшенная копия, одежда, обувь и сумка с деньгами. Все это Акиньшин быстро запихнул в рюкзак и, как обычный затарившийся покупатель, спокойно покинул магазин.

Сумка с одеждой, внутри которой был уменьшенный в сто раз дедок-фашист, заняла место в мусорном бачке, а инкассаторскую сумку с деньгами Акиньшин открыл у себя дома. Денег оказалось много! Примерно двадцать его годовых зарплат. И вот тогда-то Максим Акиньшин в полной мере осознал, какие возможности могут открыться перед владельцем выборочного преобразователя!

Нет, он не стал носиться с чудо-прибором, налево и направо уменьшая инкассаторов. Он продолжил эксперименты с выборочным преобразователем и кошками. И через некоторое время открыл для себя другие его свойства, главным из которых было включение и управление приемлемо-переносящим лучом. Это оказалось очень забавным – не дотрагиваясь руками, поднимать в воздух и переносить в нужное место уменьшенный предмет. Обладал прибор и еще одной функцией, которую Акиньшин назвал «повторным нажатием». Оказалось, что если во второй раз нажать зеленую кнопку, уже уменьшенный предмет, уменьшится еще раз в сто, то есть, практически исчезнет из поля видимости. Полезная функция – решил для себя Акиньшин.

Немало времени посвятил он тренировкам выхватывать чудо-прибор из кармана и нажимать на кнопку, подражая киношным ковбоям. Как знал, что в будущем это очень даже пригодится.

Со своими личными врагами-недругами Акиньшин решил разобраться позже. Начитавшись детективов, он неплохо представлял, какие ошибки мог допустить преступник, и собирался полностью их исключить из своих действий.

Он прекрасно понимал, что опыт с преобразованием гадливого дедка был очень рискованным. Хотя бы потому, что сыскари, возбудившие уголовное дело об инкассаторе, исчезнувшим с крупной суммой, в первую очередь, стали подозревать в соучастии всех его коллег. Если уж применять выборочный преобразователь, то не с бухты-барахты, и в любом случае, не там, где живешь-работаешь.

Но вновь воспользоваться выборочным преобразователем хотелось нестерпимо. Не ради денег, теперь их у Акиньшина хватало. Да он особо и не тратился, хорошо понимая, что бдительные сыскари могут элементарно взять под подозрение инкассатора, который ни с того ни с чего начал сорить купюрами. Так, скромно торгуясь, покупал у спекулянтов музыкальные пластинки, марки, ходил по театрам, кинотеатрам.

Кино, как и большинство граждан в те времена, Акиньшин любил. Особенно обожал посещать Московский Дом Кино, что на Васильевской улице. Вот там-то, на одной из премьер отечественного кинофильма, проходившей в Синем зале, он мгновенно и до умопомрачения втюрился в молоденькую артистку, сыгравшую в том фильме главную роль. Акиньшин прекрасно понимал, что не имеет ни одного шанса добиться расположения у восходящей звезды кинематографа, и тогда он воспользовался выборочным преобразователем.

Он уменьшил ее там же, в Доме Кино, подкараулив на выходе из служебного туалета, куда после окончания фильма заглянула девушка. Сквозь упавшую на пол одежду приемлемо-переносящий луч нащупал уменьшенного, впавшего в бессознательное состояние человечка, высвободил из нее и перенес в подставленную ладонь Акиньшина. Одежда осталась валяться на полу, а ее владелица, аккуратно зажатая в кулак, перенеслась к нему домой и осталась лежать в центре обычного чайного блюдца.

Танечка пришла в сознание, сразу после того, как Акиньшин накрыл стол. Бутылка шампанского, бутылка красного вина, бутерброды с колбасой и красной рыбой, шоколадные конфеты – он собирался угостить пленницу, а потом признаться ей в любви, а потом…

Приемлемо-переносящий луч подхватил зашевелившуюся на чайном блюдце стократно уменьшенную девушку и перенес на диван, а красная кнопка увеличения вернула ей нормальные человеческие пропорции. Как же она была сногсшибательно красива! Акиньшин пожирал глазами сидевшую перед ним обнаженную девушку, сознавая, что после премьеры фильма, Танечка станет мечтой десятков тысяч парней. Понимая, что сейчас эта юная королева красоты в полной его власти, что он может делать с ней все, что угодно…

Он ошибался. Обратно преобразованная кинозвезда повела себя совсем не так, как ему хотелось. Недолго думая, схватила первое, что попалось под руку – тарелку с бутербродами, и швырнула ее в не успевшего отреагировать Акиньшина. Ему повезло, что тарелка не угодила ребром в переносицу, хотя облепившие лицо колбаса и рыба доставили мало приятного. Еще неприятней стало активное сопротивление Танечки; оказывается девчонка знала кое-какие борцовские приемы, и Акиньшину, наверняка, очень бы не поздоровилось, не задействуй он выборочный преобразователь.

Теперь он перенес-опустил уменьшенную пленницу в пустую пол-литровую банку. Акиньшин был зол. Девчонка не поняла, не захотела понять, в чьей власти очутилась, и потому требовала наказания. Это оказалось очень увлекательным занятием.

Акиньшин с интересом понаблюдал, как вновь пришедшая в сознание артистка, металась по дну стеклянной банки, отчаянно молотила кулаками в прозрачные стены, что-то неслышно для него кричала… Он подождал, пока Танечка обессилит в тщетных попытках понять, что происходит. А потом через трубочку для питья коктейлей стал потихоньку наполнять банку водой. Дно банки было слегка выпуклым, и вода сначала заполнила ее края, потом стала подбираться к центру, куда в ужасе убежала маленькая голая девушка. Акиньшин не торопился. Медленно прибывающая вода, дошла девушке до колен, подом до пояса. Она смотрела вверх и что-то кричала, а он, дождавшись, когда Танечка разрыдается, включил кнопку приемлемо-преобразующего луча, перенес ее на диван и увеличил во второй раз.

– Только что ты была вот здесь, – Акиньшин поднес к лицу открывшей глаза девушки пол-литровую банку, на дне которой плескалась вода. – Если опять начнешь выпендриваться, то попадешь в баночку еще раз, только воды в ней будет побольше. Ты плаваешь хорошо?

Она растеряно заморгала, не понимая смысла вопроса, не зная, что отвечать, но Акиньшину, на самом деле, было все равно, умеет ли Танечка плавать. От нее требовалось другое.

– Пойми, ты в моей полной власти, – Акиньшин показал незнакомый ей прибор. – Если я нажму вот эту кнопку, ты сразу уменьшишься, станешь во-от такусенькой. Я уменьшал тебя уже два раза – там, в Доме Кино, и здесь, после того, как ты бросилась в меня бутербродами. Если будешь плохо себя вести, я уменьшу тебя в третий раз и если захочу, раздавлю пальцем, словно букашку. Понимаешь?

Танечка не понимала, Танечка боялась, ее трясло от страха.

– Все будет хорошо, если ты сейчас подчинишься и сделаешь то, что я хочу. Ты понимаешь?

Танечка не понимала, но подчинилась и позволила овладеть собой. Слишком велико было пережитое потрясение, да и сил сопротивляться у восходящей звезды киноэкрана не осталось.

Молодая красивая девушка, артистка, о которой мечтали тысячи зрителей, действительно оказалась во власти Максима Акиньшина, и он воспользовался этой властью в полной мере. Правда, настоящего удовольствия от обладания пусть и живой, но безвольной куклой, не получил. Но важно было другое – Акиньшин добился цели и почувствовал себя едва ли не всемогущим.

Едва ли… На следующее же утро это «едва ли» заявило о себе со всей жестокостью.

Перед сном он вновь уменьшил Танечку и переместил на дно той самой банки. Он честно собирался отпустить ночную пленницу. Узнать ее домашний адрес, в уменьшенном виде доставить до подъезда или до двери в квартиру и там, обратно преобразовав, ретироваться. Пусть живет и снимается в кино, а случившееся воспринимает, как сон. Ведь не станет же она рассказывать всем подряд небылицы о том, как ее уменьшали и увеличивали. А он будет ходить на фильмы с ее участием и если вдруг сильно того пожелает, выберет момент и вновь направит на полюбившуюся артистку выборочный преобразователь…

Акиньшин проснулся от комариного жужжания над самым ухом. Машинально прихлопнул комара, увидел на ладони смазанное кровавое пятнышко и сразу вспомнил о Танечке. Она так и лежала на дне стеклянной банки, но когда он ее вытащил и обратно преобразовал, девушка не смогла прийти в сознание. Вместо пупка у нее была рана с запекшейся по краям кровью, а вот в теле крови, кажется, осталось совсем мало. Для обычного человека укус комара – ерунда; для стократно уменьшенного – мгновенная смерть. Акиньшину осталось всего лишь навести выборочный преобразователь на труп и дважды нажать зеленую кнопку, уменьшив его сначала в сто, и тут же еще в сто раз.

Эта смерть, если не считать шестипалого инопланетянина, стала четвертой на его счету, но угрызения совести Акиньшин испытал впервые, хотя фактически убил девушку не он, а кровопийца-комар. Две следующие бессонные ночи он вспоминал, как Танечка в панике металась по дну стеклянной банки, размахивая руками и открывая рот в неслышных для него криках. А потом ему приснился сон, в котором в банке вместе с артисткой оказались десятки таких же уменьшенных обнаженных женщин, и все они так же метались в панике и кричали, возможно, зовя на помощь, а возможно, проклиная того, кто с ними совершил такое. Никогда раньше Максиму Акиньшину не снились столь интересные сны, он даже пожалел, что проснулся. А потом до него дошло, что он вполне способен воплотить сон в жизнь. Но воплощать его надо без спешки, все хорошенько продумав.

Когда-то в детстве любимой игрой Акиньшина были, так называемые, пластилиновые войны. Акиньшин и его друг Артур Манаев лепили из пластилина солдатиков, из пластилина же возводили для них города и крепости, а потом сталкивали на полях сражений, используя трубки с иголками-снарядами, плюясь которыми, поражали противника.

Играть-воевать было очень интересно. Но если тогда солдатики были игрушечными, то теперь с помощью выборочного преобразователя, можно обзавестись, пусть сильно уменьшенной, зато настоящей, живой армией. И не обязательно только армией. Можно создать мини-государство и не одно, а несколько, можно сотворить целый мир! У себя в квартире – настоящий мир!

Спонтанно возникшая идея, настолько воодушевила, что Акиньшин не мог думать ни о чем другом. Отыскав ровную плоскую доску немногим больше метра в длину и немногим меньше в ширину, он начал возводить на ней макет местности. Подобранные на улице камни, превратились в горы, обычное блюдце с водой, установленное в центре макета, – в озеро; из пластилина были слеплены дома, дворцы и крепости, с проделанными в стенах окнами, но не имевшие крыш. Основное отличие от тех детских макетов состояло в том, что его окружали стены высотой примерно десять сантиметров, – расстояние, практически непреодолимое для людей размером в треть спички.

Много времени и особых усилий на создание макета не потребовалось. Да и расходы оказались мизерными – всего-то купить несколько коробок пластилина. А пока Акиньшин работал руками, его мысли крутились вокруг проблемы, каким образом, уменьшая и перенося людей в настольный мир, не покалечить их, и не оказаться в опасности быть уличенным и пойманным самому.

Все оказалось не так просто, как думалось вначале. На горьком опыте Акиньшин быстро убедился, что успешное преобразование киноартистки в Доме Кино произошло, можно сказать, случайно. И если бы Танечка в день премьеры фильма надела золотые сережки, то они могли бы оказаться смертельно опасны для артистки, уменьшенной примерно до такого же размера.

Акиньшин выбирал жертвы в безлюдных местах: в лесу, на берегу реки, в вагоне поздней электрички, в пустом подъезде, иногда – в лифте. Поначалу он большей частью, уменьшая выбранных людей, одновременно их убивал. Не специально и, собственно, убивал людей не он, а убивали их же вещи. К примеру, первый уменьшенный им грибник в подмосковном лесу оказался придавлен насмерть собственной корзинкой. Опасными для обреченных людей становились наручные часы, кольца, цепочки, брелоки… Для преобразуемого в момент уменьшения было бы лучше сидеть, чем стоять, лучше лежать, чем сидеть, быть одетым в легкую одежду, а лучше всего – вообще оказаться голым.

Учась на собственных ошибках, которые, к счастью для него, не были катастрофичными, Акиньшин постоянно совершенствовал «игру-охоту». Для перенесения уменьшенных людей соорудил специальные коробочки, которые обклеивал изнутри поролоном. Чтобы не оставлять на месте преобразования одежду и обувь, носил с собой рюкзачок, в который после усердных тренировок научился укладывать все быстро, аккуратно и компактно. Старался не повторяться, меняя места охоты, следил, чтобы в своих действиях не наметилось прогнозируемой системы. Постоянно «менялся» сам, другими словами, научился качественно гримироваться и быстро переодеваться.

По азарту это была ни с чем несравнимая «охота», и Акиньшин считал себя единственным в своем роде охотником, играющим по своим собственным правилам. И это была только часть глобальной игры, основное действо которой разворачивалось у него дома в настольном мире…

Глава четвертая
Родственные чувства

Для Фрола предыдущий день был столь богат на события, что казалось невероятным уместить их все в какие-то несколько часов. Но что было, то было. Его вместе с женой, привязав к огромному крючку, опускали в озеро на корм рыбам; его обратно преобразовывали, переносили в абсолютно нормальный мир и поили водкой, а потом вновь преобразовывали и возвращали на Нейтральный остров; он выдавал себя за нового кардинала и в очередной раз побывал на волоске от смерти; а после всего этого Фрол провел ночь в тюремной камере наедине с низложенным Творцом, слушая и слушая его историю. Историю мира за стеной.

Кончалась брага во фляжке, и по приказу Фрола, караульный капрал Мося дважды приносил ее вновь, наполненную под завязку. Фрол смачивал брагой свои пересохшие губы, и давал пить Максиму Николаевичу, который говорил, говорил и говорил. Старика совсем не клонило в сон, возможно, благодаря распространенной в этом возрасте бессоннице, но и Фролу спать тоже не хотелось. Он не мог спать, слушая ТАКОЕ!

Не так давно Фрол сказал кардиналу Манаю, что у него всегда было неплохо развито воображение. Минувшей ночью он живо представлял себе людей, попавших под действие выборочного преобразователя: их мысли, чувства, усиливавшиеся с каждой минутой панику, отчаяние, осознание безысходности… Он сам перенес преобразование сравнительно спокойно. Но Фрол был каскадером, человеком, посвятившим себя кинематографу, ежедневному волшебству, творящемуся на съемочной площадке. И попав в мир за стеной, он первое время думал, что все с ним происходящее – экспериментальный съемочный процесс. Ему было проще. А каково было остальным людям, которых вырвали из обычной жизни, уменьшили и перенесли на игрушечный макет только для того, чтобы один единственный человек, именующий себя Творцом, наблюдал сверху за последними днями их жизни! И не просто наблюдал, но еще и направлял, руководил, диктовал, что можно делать, а чего нельзя.

Он покинул камеру Максима Николаевича после того, как зажглось второе солнце. Голова шла кругом, организм требовал покоя. Но едва Фрол сомкнул глаза, как его разбудили и попросили немедленно явиться к королю Гурлию.

Он увидел Его величество, облаченного в длинную кольчугу, с обнаженной шпагой в руках, выходящим из ворот королевской крепости в сопровождении трех мушкетеров и графа Филата и догнал их, когда с противоположной стороны к королю подбежал боец и впопыхах доложил:

– Ваше величество, на Овальном острове замечен человек!

– Кто? – опередил Фрол короля, который открыл, было, рот, чтобы тоже задать вопрос.

Боец посмотрел на Его величество и ответил Фролу:

– Девушка. Голая, черноволосая. Она размахивала руками.

– Это Купафка! – без тени сомнения, выпалил Фрол.

Король недоуменно пожал плечами:

– Но зачем э-э… Творец перенес ее на остров, с которого невозможно перебраться на землю?

– Кажется, я догадываюсь…

– Ладно, догадываться будем после! – отрезал король. – Ваше преосвященство, в мире за стеной вновь началась война. Горное королевство выдвинуло против нас крупные военные силы, и в настоящее время идет бой за крепость Квадро, которую обороняет мой старший сын. Но это только половина проблемы! Маркизы тоже выдвинули войска. Сейчас они обходят перешеек и вскоре очутятся под стенами Пентакля. Но, скорее всего, маркизы не станут штурмовать крепость, а двинутся дальше, чтобы оккупировать южную часть королевства, захватить Рубежную крепость и взять контроль над Восточным мостом Нейтрального острова. Ну, что скажете, Ваше преосвященство?

– У них – численное превосходство? – поинтересовался Фрол.

– Большое! Если сложить силы Горного королевства и Женского царства, они превзойдут нас втрое.

– А где царица Векра?

– Царица расположилась напротив нашей северной башни. С отрядом арбалетчиков. Это на тот случай, если мы вдруг рискнем напасть на Октаэдр. Но у нас для такой атаки просто-напросто не хватит бойцов.

– А какое расстояние до острова с… этой девушкой? – вновь обратился Фрол к бойцу.

– От Королевского стана шагов примерно сто, – боец неуверенно посмотрел на короля. – От основного берега – поменьше.

– Никак не добраться, – покачал головой Гурлий.

– Доберусь, – возразил Фрол. – Мне необходимо сейчас же встретиться с царицей!

– С какой целью?

– Я уговорю ее остановить наступление!

– Но каким образом?

– Сейчас нет времени объяснять, Ваше величество. Поверьте, я смогу убедить свою тещу…

Царица Векра в окружении верных помощников маркиза Сизого и виконта Цинизма, беспечно попивала легкую бражку в таверне мадам Юхвец, когда прибежавший гонец доложил, что от северной башни Королевского стана опускается подъемный мост.

– Они, что, атаковать нас собираются? – удивилась царица.

– Да куда им высовываться! – скривился виконт Цинизм. – Расстреляем из-за укрытий в упор, благо стрел у наших арбалетчиков хватит.

– А если их будет много? – усомнился маркиз Сизый.

– Откуда?! – в один голос воскликнули Векра и Цинизм.

Они были правы. И все-таки мост опускался, а когда опустился, дворяне Женского царства, покинувшие таверну, увидели, что по нему идет всего-навсего один человек.

– Царевич Фрол! – распознал первым своего недавно обретенного родственника маркиз Сизый, который был двоюродным братом Купафки.

– О! Зятек пожаловал, – Векра тоже узнала мужа своей младшей дочери.

– И с какой же стати он называет себя новым кардиналом? – недовольно поморщился виконт Цинизм.

– Сейчас узнаем, – буркнула царица и сделала отмашку бойцам, чтобы те опустили арбалеты, нацеленные на зятя.

Пока Фрол подходил к настороженно поджидавшей его троице, мост, по которому он сошел на землю Женского царства, поднялся и словно прилип к башне. Королевский стан вновь стал практически неприступен.

– Мне необходимо немедленно поговорить с вами наедине, – без обиняков обратился Фрол к своей теще.

– И по какому же делу? – царица скрестила руки на груди, словно выражая тем самым не особую заинтересованность в разговоре.

– По личному! – выпалил Фрол. – Ваше величество, речь идет о жизни и смерти вашей дочери! О Купафке!

Векра прищурилась. Теплые чувства к родственникам, в том числе и к своим дочерям, не входили в достоинства ее характера. И, тем не менее, мать есть мать.

– Оставьте нас! – бросила она дворянам, и маркиз с виконтом недовольно отошли на несколько шагов. А царица сразу засыпала Фрола вопросами:

– Где она? Что с ней? Вас обоих, кажется, обратно преобразовали?

– Да. А потом уменьшили вновь. Но если мой двоюродный брат, ставший новым Творцом, назначил меня новым кардиналом и перенес на Нейтральный остров, то вашу дочь он выбросил на остров Овальный. И сейчас она там одна, голая и беззащитная!

– Зачем он это сделал? – Векра удивилась точно так же, как недавно удивился Гурлий, и почти слово в слово повторила его слова:

– Творцу должно быть известно, что с Овального острова невозможно перебраться на землю.

– Я думаю, что это месть, – сказал Фрол. – Надеюсь, моя жена, в отличие от вас, сумела оказать сопротивление домогательствам Творца. Ну а прощать мой брателло не любит.

– Но на Овальном острове Купафку ждет смерть. Он, что, хочет убить ее!

– Не знаю! Но зато знаю, что мы должны ее спасти.

– Но как? Как?

– Мы построим плот, большой плот!

– Что такое – плот? – царица впервые услышала это слово.

– Это несколько связанных между собой стволов деревьев, – стал объяснять Фрол. – Плот не утонет, и, стоя на нем можно безопасно плавать по озеру. Я думал об этом, когда строил планы, как захватить Княжий остров. А теперь, благодаря плоту, мы спасем вашу дочь. Только, чтобы соорудить его достаточно быстро, нужны люди, много людей!

– Но даже если ты э-э… свяжешь этот плот и поплывешь на нем к острову, то Творец, если не захочет, все равно не позволит спасти Купафку.

– Но не ждать же, сложа руки, пока моя жена помрет с голоду, или во сне свалится в озеро! – перешел на крик Фрол. – И к тому же мы можем сделать плот днем, а поплыть ночью, когда Творец будет спать.

– Спать?

– А что, думаете, он не человек?! Брателло тоже спать должен. Это только ваш бывший Творец бессонницей мучается. Всю ночь напролет мне в камере рассказывал, как мир за стеной создавал и душу изливал, как его совесть мучает из-за стольких жизней загубленных!

– Гурлий разрешил тебе разговаривать с Творцом? – удивилась Векра.

– А почему он должен запретить свидание зятю с тестем, то есть, мне с отцом моей жены? Да и какое право король имеет что-то запрещать кардиналу?

– Кардиналу! – ухмыльнулась царица. – Его преосвященство Манай полномочий с себя не складывал.

– Ничего, брателло разберется, кто из нас кардинал, – пообещал Фрол. И тут же заметил появившуюся в глазах тещи искорку.

– Хорошо, если у тебя есть такая власть, устрой и мне встречу с Творцом в его камере. Он ведь все-таки отец моей дочери.

– Царица! Вам не с бывшим Творцом встречаться надо, а всех своих людей на строительство плота бросать, чтобы дочь спасти.

– Хорошо! – решительно сказала Векра. – Я сделаю, как ты просишь. Уберу свою армию с территории Лесного королевства и заставлю бойцов строить плот. Но ты сегодня же. Сегодня же устроишь мне встречу с Творцом. Договорились?

– Хорошо, хорошо! Только давайте все делать быстро. Я сам буду командовать строительством плота.

* * *

С высоты южной башни Королевского стана Его величество Гурлий не без тревоги наблюдал за перемещением войска Женского царства под командованием маркиза Лысана. Конные и пешие бойцы неторопливо двигались вдоль изогнувшегося подковой берега озера, и пока было неясно, продолжат ли путь, прижимаясь к опушке леса, тем самым, оставаясь вне досягаемости полета стрел, выпущенных со стен крепости Пентакль, либо начнут штурм неприступной доселе цитадели Лесного королевства.

Второй вариант с тактической точки зрения был для лесных выгодней, хотя о какой выгоде могла идти речь в сложившейся ситуации! Просто оборона крепости всегда подразумевала меньшие потери в людской силе по сравнению с теми, кто ее атаковал. Если бы маркиз Лысан отдал приказ на штурм Пентакля, неизвестно еще, в чью пользу закончилось бы сражение. Тем более что у Гурлия в Королевском стане небольшой отряд мушкетеров, но все же имелся, и он обязательно пришел бы на помощь державшим осаду товарищам.

Но, по всей видимости, царский военачальник понимал это не хуже правителя Лесного королевства. И чем дальше, тем больше убеждался Гурлий, что маркиз Лысан, оставляя пятистенную крепость в стороне, собирается вести своих людей вглубь королевства. Скорее всего, так было задумано изначально – соединившись с войсками горных, которые теоретически к тому времени могли штурмом вернуть себе крепость Квадро, Лысан рассчитывал вместе с ними захватить Рубежную крепость, взять под контроль Восточный мост Нейтрального острова и начать неторопливую осаду Пентакля.

Что ж, на такой вариант развития событий у короля Гурлия и генерала Ткача имелся свой план, пусть и очень рискованный. В любом случае допускать свободного передвижения царских войск по Лесному королевству было нельзя, поэтому, несмотря на численное меньшинство, Гурлий заранее отдал приказ атаковать людей Лысана сразу после того, как они минуют Пентакль. Сейчас Его величество был готов во главе небольшого отряда мушкетеров лично выступить из Королевского стана в поддержку атаки генерала Ткача.

Маркизов необходимо было если и не разбить, то хотя бы остановить, ощутимо потрепав, и король Гурлий уже готовился отдать приказ, чтобы от Южной башни начали опускать мост, когда увидел всадника, скачущего во весь опор по следам только что оставленным царским войском. Король не мог слышать, о чем гонец докладывает маркизу Лысану, зато к немалой радости увидел, что царское войско вдруг развернулось и поспешило ретироваться. И только чуть позже Гурлий вспомнил слова Фрола, обещавшего уговорить свою тещу, царицу Векру остановить наступление. Неужели ему это удалось. Но как? Каким образом!?

Ответ не заставил себя долго ждать. Как только Гурлий покинул южную башню, к нему подбежал боец и доложил, что напротив башни северной ожидают опускания моста кардинал Фрол и царица Векра с белым платком в руке.

…Давным-давно маленький Гурлий играл со своей сводной сестренкой Векрой и двоюродным братом Гуменяком в одни игрушки. У них были разные матери, но один отец – король Барокк, первый правитель Лесного королевства. У Векры всегда был стервозный характер, но Гурлий неизменно прощал ее выходки, и если в тех далеких детских драках им случалось расквасить друг другу нос и выдрать по клоку волос, будущий король шел на примирение первым.

Векра была не просто стервой, но еще и стервой донельзя развратной. Именно она сделала Гурлия мужчиной, впрочем, как и своего родного брата Гумянюка, который несколько дней назад погиб, сражаясь в Королевском стане. Тогда же, когда погиб младший сын Гурлия.

В этих смертях Гурлий винил только ее – Векру. Он всегда испытывал к своей единственной сестре особые чувства. Не мог выразить их словами, хотя и пытался. Наверное, самым верным было бы – исходящее из души чувство тепла к человеку, в жилах которого течет кровь общего предка. Но последние события – неожиданный союз с Княжеством, коварное нападение на Королевский стан, венчание Векры с принцем Ащуком и соответственно, военный союз с Горным королевством, это чувство сильно охладили…

По приказу Гурлия мост от северной башни опустился, соединив остров с Женским царством. Дожидаться парламентеров король не стал и, выйдя навстречу Векры и Фрола, встретился с ними на середине моста.

– Как все это понимать? – не поздоровавшись, обратился Гурлий к двоюродной сестре.

– Мой зять, царевич и, как я понимаю, теперь еще и кардинал уговорил меня отвести беду от Лесного королевства, чтобы справиться с бедой лично его и лично моей. Короче, я предлагаю вновь заключить перемирие сроком на…

– Ровно на сутки, – подсказал Фрол.

– И все-таки объясните! – потребовал Гурлий. – Что произошло?

– Царевич утверждает, что моя дочь Купафка была преобразована Творцом и перенесена на Овальный остров. Это так?

– Он абсолютно прав, – согласился Гурлий, хотя глубоко в этом сомневался. Но в любом случае заключить перемирие с царством именно сейчас было жизненно важно.

– Царевич убежден, что мы можем спасти Купафку. Для этого надо построить из бревен какой-то там плот, и на нем доплыть до острова. Это возможно? Гурлий, ты когда-нибудь слышал о чем-то подобном?

– Да, – тут же ответил король и на самом деле вспомнил рассказы отца, что в потустенном мире существуют лодки и корабли, на которых люди безопасно плавают по воде. – В отличие от тебя, сестрица-царица, я всегда очень внимательно слушал истории про потустенный мир. Но для постройки этого плота потребуются люди. Много людей? – Гурлий наконец-то обратился к Фролу. Но вместо него вновь ответила Векра:

– Вот поэтому-то я и велела отвести свои войска. И готова заключить перемирие. На двух условиях.

– То есть, условия диктуешь ты? – удивился Гурлий.

– Конечно! Тебе перемирие нужно гораздо больше.

– И какие условия? – не стал развивать тему король.

– Во-первых, ты пообещаешь, что не введешь вдруг войска на территорию моего царства в течение суток перемирия. А, во-вторых, после того, как я отдам все распоряжения своим подданным, ты устроишь мне свидание с бывшим Творцом, – сказала царица и выжидающе посмотрела на своего зятя, и тот, опередив вопрос, готовый сорваться с губ короля, сказал:

– У нас нет времени торговаться, Ваше величество. И, в конце концов, почему бы не разрешить повидаться отцу и матери девочки, которая может погибнуть в любую минуту.

– Хорошо, – согласился король, – я выполню оба условия. – Но после свидания с бывшим Творцом, я очень хотел бы хотел поговорить с тобой наедине, сестрица.

– Поговорим, – пообещала Векра.

Все трое возвращались с моста на землю чуть ли не бегом. Векра с Фролом – чтобы побыстрей отдать необходимые распоряжения для постройке плота; Гурлий – чтобы передать приказать генералу Ткачу срочно выдвинуть войска из Пентакля и вступить в сражение с горными. В мире за стеной приказы правителей выполнялись без проволочек.

* * *

Королева Таша стояла рядом с мужем на самом верху южной башни Королевского стана, когда к ним поднялся граф Филат. По всему было видно, что в только что закончившимся сражении ему хорошенько досталось: левая рука – на перевязи, на левой же щеке от самого глаза и до скулы – сильно кровоточащий порез.

– Ваше величество, – Филат не смотрел в глаза королю, – мы не позволили горным захватить Рубежную крепость. Мы подоспели вовремя и разбили их вчистую. Горные бежали, но…

– Не тяните граф! – потребовал король.

– Ваш сын… принц Чернец… Его убили…

– Кто? – коротко бросил Гурлий.

– Неизвестно. Это была одна из первых стрел, выпущенных горными. Она попала ему в грудь. Принц Чернец умер мгновенно.

– Так… Дальше!

– Крепость Квадро горные захватили сразу после зажигания второго солнца. Мы не рискнули идти на штурм, это могло бы…

– Что с моим старшим сыном? – перебил король.

– Мы взяли в плен всего двух горных, – граф Филат развел руками, – но они оказались из тех, кто не штурмовал Квадро, и ничего не знают…

– Срочно выясните! И если принц Чингай не погиб, потребуйте срочного обмена на графа Гогуля и его сына. Вообще на всех горных пленных! – Гурлий перешел на крик: – Королевство не может потерять последнего наследника! А я – последнего сына.

Граф Филат бросился выполнять приказ, а Наташа, чуть погодя, положила руку на плечо мужа и тихо сказала:

– А ты знаешь, в настоящем мире есть имя, похожее на твое, только без буквы «л» – Гурий. Каждое лето мои родители снимали дачу в подмосковной деревне Кобяково, а у хозяев этой дачи фамилия была Гуреевы. А сына хозяев хоть и звали Николай, но прозвище его было Гурий. Он, между прочим, за мной ухаживал и, кстати, на тебя чем-то похож. Был. Есть… На прозвище он не обижался, говорил, что с древнееврейского Гурий переводится, как молодой лев. Есть такой зверь – лев, за гордую осанку и свирепость его называют царем зверей. А еще у нас существует слово «гуру». Оно означает – учитель, или духовный наставник…

– Ты родишь мне сына? – спросил вдруг король.

– Да, – не раздумывая, ответила королева. – Только я очень не хочу, чтобы он погиб, сражаясь за какую-нибудь крепость Квадро.

* * *

Отдавая команды для строительства плота, Фрол вспомнил популярный фильм советских времен о Гражданской войне, в котором по сюжету два человека справились с такой же задачей за немыслимо короткий промежуток времени. Причем, плот у них вышел достаточно больших размеров, с загребным веслом и настолько прочным, что не развалился, преодолев приличное расстояние по бурной горной реке… В кино подобных невероятных допущений всегда хватало.

Сейчас на строительство плота было брошено два десятка человек – рубить деревья и связывать между собой обработанные бревна, бойцам было гораздо интересней, чем под градом стрел штурмовать крепостные стены. К тому же и Векра, и Фрол пообещали всем в случае удачи хорошую выпивку.

Царица в нетерпении ходила по сравнительно пологому берегу, от которого до Овального острова было не больше ста шагов, и, поглядывая на уменьшенную расстоянием фигурку своей дочери, поторапливала бойцов. Но те и без того работали споро, Фролу даже показалось, что – в удовольствие. Он и сам помахал топором, срубив несколько деревьев, заслужив немое одобрение простых бойцов, недоуменные взгляды – маркизов Лысана и Сизого и брезгливый – виконта Цинизма. В отличие от пришлых, дворяне, наблюдавшие за работой со стороны, не особо верили в затею царевича. Им никогда не доводилось видеть, чтобы кто-то плавал по озеру на бревнах, слишком велик был страх перед рыбами.

– И Ваше преосвященство утверждает, что на таком плоту мы сможем без труда захватить Княжий остров? – с сомнением спросила царица зятя, который обрабатывал топором бревно, придавая ему форму весла.

– Не совсем на таком, – тяжело дыша, ответил Фрол. – Примерно посередине плота нужно будет установить бревенчатую стену такой высоты, чтобы она защищала от стрел, и тогда мы подплывем к острову без потерь.

– И сколько на нем уместится бойцов?

– Думаю, человек пять. Это чтобы под их тяжестью плот не погрузился в воду. Можно будет у самой стены укрепить весла на специальных уключинах, и тогда мы догребем хоть до Княжьего острова, хоть до Горного королевства.

– Всего пять бойцов? – уточнил виконт Цинизм.

– Пятеро – только на одном плоту, – сказал Фрол. – Но кто нам запретит сделать таких же несколько? Деревьев хватает.

– Но рыбы! – воскликнул маркиз Лысан. – Они же будут нападать.

– От рыб мы защитимся копьями. Такими длинными жердинами с заостренными концами. Я уже отдал приказ изготовить две штуки.

– Мне бы вашу уверенность! – покачала головой царица, продолжая при людях обращаться к зятю официально. – Ладно, Ваше преосвященство, мне пора наведаться в Королевский стан. Как договаривались.

– Конечно, Ваше величество, – сказал Фрол. – Но разве вы не хотите присутствовать, при спасении вашей дочери. Работа идет быстро, мы все сделаем до наступления ночи, и я решил не ждать, пока погаснет второе солнце…

– Надеюсь, к тому времени я вернусь. Виконт Цинизм, проводите меня до Королевского стана. А вы, маркиз, – обратилась царица к Лысану, – как только надобность в рабочей силе отпадет, отведите лишних бойцов в Окраэдр, пусть крепость будет укреплена получше.

Глава пятая
Дождь из людей

Насколько же насыщенными стали последние дни в мире за стеной! Сколько событий произошло накануне! Взять хотя бы «казнь» царевича Фрола и царевны Купафки, их перенесение в мир за стеной, а затем – возвращение в мир за стеной теперь уже Его преосвященства Фрола.

Вот и сегодняшний день, только что переваливший за середину, на самом деле уже оказался насыщенным больше некуда: возобновившаяся война с горными и маркизами; мало похожее на правду известие об обратном преобразовании царевны Купафки, которую, якобы выбросили на необитаемый Овальный остров; неожиданное вмешательство Фрола в ход военных действий, и еще более неожиданное отступление царских войск на свою территорию, а затем – два страшных известия – о гибели среднего сына и о возможной гибели – старшего!

Но день не спешил заканчиваться. Его величество Гурлий вместе с женой Ташей только что миновал ворота Пентакля – самой укрепленной цитадели Лесного королевства, когда на взмыленной лошади королевскую чету догнал граф Филат.

– Он жив, Ваше величество! – выпалил граф, не очень ловко выпрыгивая из седла. – Принц Чингай в плену у горных. Ранен в руку, – теперь, в отличие от предыдущего доклада, когда граф рассказывал о смерти принца Чернеца, Филат мог смотреть на короля, не отводя глаз:

– Горные готовы обменять его и еще трех наших раненых бойцов на своих пленных дворян. Но кардинал Манай настаивает, чтобы переговоры по обмену пленных произошли на нейтральной территории, то есть, на поляне у Пограничной скалы, и чтобы в них участвовали только он и Ваше величество.

– Когда? – спросил король, не уточняя причины столь необычного требования.

– Его преосвященство Манай передал, что выдвигается на назначенное место немедленно. Что все должно произойти сегодня, до угасания второго солнца.

– Все так и произойдет, – не раздумывая, согласился Гурлий. – Граф, велите немедленно запрягать мою карету, и позовите виконта Нянича, он должен поехать со мной. Да, мне бы хотелось, чтобы вы тоже сопровождали меня. Если, конечно, силы остались?

– Остались, Ваше величество! К тому же, принц Чингай мой друг. Я, я…

– Не надо лишних слов, граф. Действуйте!

На самом-то деле сил у дважды раненого графа Филата осталось немного, что было видно по его нетвердой походке. Но сейчас Гурлия больше всего заботило здоровье и свобода старшего сына. Тем сильнее удивило короля неожиданно прозвучавшее предложение Ташеньки, не отходившей от него ни на шаг.

– Слава богу, – прошептала королева, обнимая мужа. – Здесь, правда, принято говорить – «Слава Творцу!» Но дело не в этом. Послушай, Гурлий, если уж ты готов обменять всех пленных горных дворян, так пусть Манай выдаст нам капитана Клюгка. Как бы, впридачу.

– Зачем? – удивился король. – Почему ты постоянно за него просишь?

– Ну, посуди сам! Король Халимон вряд ли выпустит его на свободу. Да и в тюрьме держать Клюгка горным нет смысла. А боец он искусный, раз дослужился до капитана. Так пусть он лучше с огромной благодарностью служит Лесному королевству, чем прозябает в застенке. Я права?

– Не знаю, – пожал плечами Гурлий. – Подумаю.

– И еще прошу тебя, – Наташа крепче прижалась к королю. – Подумай о том, чтобы освободить графа Винсепто…

– Да ты, что?! – резко отстранился Гурлий. – Он же чуть-чуть меня не убил. Ты же сама…

– Но ведь ты сам говорил, что Винсепто всегда был предан Лесному королевству, – напомнила Наташа. – Он просто приревновал…

– А тебе, дорогая моя, не кажется, что я тоже могу ревновать! – вспылил король. – И сейчас очень и очень сильно тебя ревную. И к этому Винсепто, и к Клюгку и к твоему Фролу! Да не пошли бы они все вместе взятые на корм рыбам!

* * *

На поляну у Пограничной скалы, изначально нейтральной территории между двумя королевствами, Гурлий приехал не в лучшем расположении духа. Манай тоже был не в настроении, можно сказать, таким злым и в то же время обеспокоенным король видел его впервые. Их кареты остановились напротив друг друга, возницы – Молдавец и Нянич спрыгнули на землю и отошли в сторонку, поболтать. Им доводилось сталкиваться в сражениях, но личной неприязни друг к другу офицеры вражеских королевств не испытывали, а в мирные времена, случалось, выпивали немало бражки за одним столом.

Оставшиеся наедине король и кардинал некоторое время молча смотрели друг на друга. Гурлий задал вопрос первым:

– Почему на переговоры приехали вы, и для чего здесь понадобился я? Уж не случилось ли чего-нибудь с Его величеством Халимоном?

– Король горных в порядке, – без особого почтения ответил Манай. – А лично вас я пригласил на встречу, чтобы поговорить о судьбе принца Чингая, вашего единственного наследника.

– Что с ним?!

– Стрела пробила руку. Принц потерял прилично крови, но скоро поправится, если, конечно…

– Какие могут быть «если»? – вскипел Гурлий. – В моей тюрьме томятся три горных дворянина – два графа и один барон! Скажите, три жизни стоят дешевле, одной?!

– Нет, не дешевле, – не стал спорить кардинал. – И король Халимон, конечно же, готов обменять своих дворян на вашего сына. Но в том-то и дело, что на переговоры приехал я, и Халимон услышит их результаты только от меня. И, чтобы вы знали – с нашей стороны поляну охраняют исключительно мои жандармы. Я подтянул свежие силы, ведь гвардейцы сильно потрепаны, впрочем, как и ваши мушкетеры…

– Ну, да. Сегодня только маркизы остались без единой потери. Но к чему вы клоните?

– Про маркизов и царицу, а можно добавить и про принцессу Векру, разговор отдельный. В первую очередь нам с вами необходимо решить, как поступить с ее зятьком, этим выскочкой Фролмом!

– То есть, с кардиналом Фролом, – как бы невзначай, уколол Маная король и едва сдержал усмешку, увидев, как передернуло Его преосвященство.

– В мире за стеной должен быть только один кардинал! – воскликнул тот.

– С этим никто не спорит, – абсолютно спокойно парировал Гурлий.

– Я! Им должен быть я! – на повышенных тонах продолжал Манай. – Я был кардиналом со дня основания этого мира и останусь им до конца своих дней!

На этот раз Гурлий промолчал. Он годился кардиналу в сыновья, но хорошо знал, что от старости здесь еще никто не помирал. Редко, кого подкашивала болезнь, да и то это в подавляющем большинстве случаев касалось женщин. Мужчины же обычно погибали на полях сражений, либо от рук палача. Интересно, какой именно конец ожидает старого кардинала?

– Все эти годы, – наконец, негромко молвил король, – вы были доверенным лицом Творца. Сейчас он сидит в моей тюрьме. А вместо него Творцом стал брат вашего выскочки Фрола. Творец на глазах у всех спас его во время казни, обратно преобразовал, а потом вернул в наш мир, наделив, Фрола, который, кроме того, еще и царевич, соответствующими правами. Как вы думаете, у кого сейчас больше прав называться Его преосвященством?

– Никто, кроме нескольких людей не знает, что один Творец заменил другого!

– И вы считаете, Фролу есть смысл это скрывать?

– Поэтому необходимо немедленно с ним расправиться! – горячо потребовал Манай. – И если вы не сделаете этого вовремя, то никогда больше не увидите своего сына живым. Понятно!?

– Что?! – теперь уже закричал король, не обратив внимания на возничих, повернувших головы в сторону парламентерских карет. – Вы посмеете его казнить?

– Нет, нет! – Манай поднял руки ладонями вперед в успокаивающем жесте. – Конечно же, я не хочу и не стану казнить принца. Да и Халимон не разрешит этой казни. Но! Вспомните, что случилось с графом Бовдо, а потом – с полковником Троффом.

– Другими словами, – заскрежетал зубами Гурлий, – вы хотите сказать, что если Фрол не будет убит…

– Хорошо, пусть не убит! Не убит! – Манаю очень не понравился этот зубовный скрежет. – Да и нового Творца вряд ли обрадует его смерть. Я готов обменять принца Чингая на царевича Фрола, чтобы засадить его в свою тюрьму. Вспомните, новый Творец вмешался в судьбу Фрола только, когда ему грозила самая крайняя, смертельная опасность. А тюрьма это всего лишь тюрьма. И я не вижу серьезных причин, по которым вы защищаете этого Фрола, ведь он подданный государства, с которым вы находитесь в состоянии войны!

– Я его не защищаю, – возразил Гурлий. – Но для того, чтобы менять царевича на моего сына, надо для начала взять того в плен.

– А разве он не-е…

– Ваше преосвященство, как вы думаете, почему маркизы не поддержали Горное королевство и вывели войска с моей территории? Да потому, что Фрол убедил царицу Векру бросить все силы на строительство плота.

– Плота? – у кардинала Маная отвисла челюсть.

– Вот именно. И на этом плоте…

– Плоту, – машинально поправил кардинал.

– На этом плоту Фрол собирается доплыть до Овального острова, чтобы спасти свою жену, царевну Купафку.

– Вот, значит, как! Получается, что новый Творец…

– Совсем не такой, каким был старый, – закончил за кардинала Гурлий.

– К вам, кажется, гонец, – сказал вдруг Манай, глядя за спину королю.

Гонцом оказался капрал Мося, недавно назначенный ночным дежурным королевской тюрьмы. Новость, которую он сообщил правителю лесного королевства, оказалась, наверное, самой невероятной, которую Гурлию доводилось когда-либо слышать. Согласно уговору, царица Векра пришла в тюрьму на свидание с тем самым пожилым заключенным, в камере у которого всю ночь провел Фрол. Буквально через пару минут Мося услышал из-за закрытой двери вскрик. Когда он ворвались в камеру старика, то обнаружил его, лежавшего на полу в луже крови. У заключенного было перерезано горло, на левой руке отсутствовал мизинец, на который Мося по неосторожности наступил. Рядом с телом валялся нож, чуть в стороне – одежда царицы, а сама Векра словно испарилась.

* * *

Царица Векра узнала этот предмет, хотя впервые смотрела на него со стороны. Гимнастический конь – кажется, так назвал его кардинал Манай. Восемнадцать лет назад, впервые преобразованная Векра, очнулась прикованной к ручкам этого коня, а Творец, которого она так и не увидела, не церемонясь, овладел ею, после чего уменьшил и вернул обратно в мир за стеной. Несколько минут назад ее увеличили во второй раз.

Новый Творец повел себя иначе, хотя тоже, особо не церемонясь, овладел пленницей. Но, во-первых, он приковал не обе ее руки, а только одну – к какому-то толстому вертикальному пруту, и это позволяло менять позы. Во-вторых, действовал новый Творец не грубо, а скорее даже, искусно, чувствовалась многолетняя практика, хотя выглядел он гораздо моложе Векры. Ей даже понравилось, в какой-то момент царица взяла инициативу на себя, и, несомненно, новый Творец таким ее поведением остался доволен. И, в третьих, он, кажется, не торопился преобразовывать ее обратно, и это становилось интересным хотя бы потому, что появилась возможность увидеть незнакомые предметы.

– А ты молодец, не гляди, что старушка, – сказал вернувшийся в комнату Творец. – Заслужила небольшое угощение.

Такие штаны и рубашку из яркой очень тонкой ткани, что были на нем, Векра видела впервые.

– На-ка, вытрись, – он снял с плеча и кинул ей полотенце. – А я сейчас…

Творец снова вышел из комнаты, и Векра принялась вытирать мокрое от пота тело самым мягким и длинным полотенцем, которое держала в своей жизни.

– Меня зовут Василий, – на этот раз он вернулся, держа в руках разукрашенный яркими красками поднос, заставленный тарелками, как подсказывал нюх – с разной едой. – А ты, насколько я в курсе, царица Векра?

Векра молча кивнула. Нюх ее не подвел. Василий положил поднос на кровать, чтобы пленница смогла до него дотянуться, и она во все глаза уставилась на невиданные раньше яства. А Василий, подойдя к столику, наполнил из высокой посудины две емкости, которые на самом деле были обычными пластмассовыми стаканчиками, подсел к Векре на кровать и протянул ей один из них.

– Ну, за знакомство!

В предложении чокнуться ничего необычного не было, а вот прозрачную жидкость, которую она махнула словно привычную пенившуюся бражку, обожгла рот и заставила закашляться.

– Хм, – усмехнулся Василий. – А правильно я сделал, что не предложил выпить на брудершафт.

– Я знаю, – прокашлявшись, сказала Векра. – После брудершафта принято целоваться.

– Неплохо все-таки вас пришлые просвещают, – удовлетворенно произнес Василий. – Ты не стесняйся, закусывай. Вот это называется бутерброд с колбасой, это – шпроты, вот эти черненькие – маслины без косточек, а вот это – суши…

Векра, прикрывшая наготу пушистым полотенцем, в еде стесняться не стала. Хотя не все, что попробовала, понравилось, например, в отношении суши у царицы сложилось какое-то неопределенное мнение. Во всяком случае, к еще одной порции этого блюда она не притронулась даже после того, как они выпили по второй.

– То, что мы пьем, называется водкой? – спросила Векра, проглотив очередную маслину.

– Угадала!

– А ты – Василий? Брателло моего зятя Фрола?

– Вот ведь, как сложилось! – Василий хлопнул себя ладонью по колену. – И главное, кто бы еще пару недель назад мог подумать, что мой кузен женится, и что я в скором времени трахну его тещу! По сути – мою родственницу?

– Тебе все про нас рассказал Творец? Бывший Творец?

– И рассказал и показал…

– Показал? – переспросила Векра. – А где он, где мой мир?

– Я готов показать тебе мир за стеной. Но при условии, что ты ответишь на все мои вопросы.

– Я отвечу. Отвечу!

Векра как-то сразу почувствовала опьянение, а мысли метнулись к событию, произошедшему не больше часа назад. К тому моменту, когда, войдя в тюремную камеру, она увидела отца своей младшей дочери.

…Низложенный Творец молча протянул к ней руки, и Векра сначала, вроде бы, с нежностью дотронулась до них, но тут же схватила и, резко дернув на себя, повалила старика на пол. Потом наступила на его левое запястье и, выхватив нож, отрезала скрюченный мизинец. Старик вскрикнул, а Векра схватила его за седые волосы и, запрокинув голову, прошипела в лицо:

– По обычаю Женского царства, каждый, кто хочет переспать с царицей, должен сначала пожертвовать своим мизинцем. Ты не сделал этого восемнадцать лет тому назад, поэтому я пришла взять должок сторицей!

Лезвие ножа полоснуло старика по горлу, но брызнувшей крови Векра не увидела. Сперва царица потеряла сознание, а, очнувшись, встретилась взглядом с уже другим Творцом…

– Зачем ты перерезала горло Максиму Николаевичу? – словно прочитав ее мысли, поинтересовался Василий. – Ведь он – отец твоей дочери.

– У нас такой обычай. Каждый, кто имел любовную связь с царицей или царевной, должен лишиться мизинца. Если нет, то его ждет смерть.

– Надо же! Но я тоже только что имел с тобой связь. И, что ты предлагаешь?

– Я прощу тебя, – сказала Векра, язык ее слегка заплетался. – Но только в том случае, если ты не дашь погибнуть моей дочери.

– Ха! Она меня простит! Ха-ха-ха! – развеселился Василий. – С такой наглостью я еще не сталкивался. Ладно, пойдем, посмотрим, что там с этой чертовкой. Она, между прочим, меня за щеку укусила. И за палец. Так что предупреждаю, если вздумаешь подражать своей доченьке, пожалеешь.

Забравшись на кровать, Василий завел свободную руку Векры ей за спину, потом отстегнул наручник от батареи и ловко защелкнул на другом запястье. Прикрывавшее наготу полотенце, оказалось на полу, но ни для нее, ни для него это уже не имело значения. Держа пленницу под локоть, Василий провел ее из одной комнаты в другую. Крутя головой, Векра разглядывая незнакомые предметы, не догадываясь об их назначении. Впрочем, строить догадки было некогда.

– Для начала сядь-ка вот сюда, – Василий помог ей усесться в кресло, развернул его на сто восемьдесят градусов и остался за спиной, вконец растерявшейся женщины. – А теперь посмотрим.

В углу комнаты засветился голубоватым светом большой прямоугольник, и ту же секунду на нем появилось изображение. Векра не поверила своим глазам: несколько человек, среди которых она узнала бойцов Женского царства, в поте лица, помогая себе палками, пытались сдвинуть с места большой деревянный настил. Им это удалось, настил переместился и… оказался на воде! И тут же на него запрыгнули четверо, один из которых был никто иной, как ее зять Фрол. С длинной жердиной в руках он что-то кричал своим помощникам, которые били по воде палками, заставляя настил отплывать все дальше от берега.

– А кузен-то мой и твой зятек – молодец. Умудрился-таки плот построить, чтобы женушку спасти.

Векра, вмиг протрезвевшая, повернулась к Василию с открытым ртом, даже не зная, что сказать.

– Это телевизор, – ухмыльнувшись пояснил тот и приложился к горлышку откуда-то появившейся бутылки. – Такой прибор, на экран которого передается изображение с другого прибора, который, в свою очередь, фиксирует происходящие события. Ты смотри, смотри…

Векра послушно повернулась к телевизору. На экране плот с Фролом и его помощниками начал уменьшаться, вместе с ним уменьшались люди, берег, вода. Теперь уже Векра видела леса и поля, которые пересекали тропинки и дороги, маленькие и большие строения, огромное озеро с островами.

– Это вид мира за стеной сверху, – сказал Василий. – Вон твое Женское царство с Октаэдром, вон Королевский стан, Пентакль. Узнаешь? А вон Княжий остров. Так, а где там наша кусачая царевна?

На экране один из островов начал стремительно приближаться, и вот уже Векра отчетливо увидела на нем свою дочь. Голенькая Купафка прыгала, неистово размахивала руками и что-то кричала в сторону медленно приближающегося к острову плота.

– Где они все? – прошептала Векра. – Где мой мир? Где?

– Да здесь же, – как ни в чем не бывало, ответил Василий и вновь приложился к бутылке. – Всего в трех шагах от нас.

– Что? – Векра неуклюже вскочила с кресла. – В трех шагах!?

– Конечно, – Василий кивнул на шторы, отгораживающие часть комнаты, которые вдруг начали расползаться. – Подойди-ка сюда, царица.

Векра подошла и остановилась перед доходящей до пояса стенкой. И за этой стенкой оказался тот самый мир, который она только что видела на экране телевизора. Если перелезть через стенку, от ближнего до дальнего края мира было всего несколько шагов. Она отыскала взглядом крепость Октаэдр – такую маленькую, если смотреть из-за стены! А где же Овальный остров? Так вот же он – с мечущейся крохотной фигуркой на поверхности. Вон и плывущий по озеру плот, тоже с шевелящимися фигурками. А в воде видны быстро движущиеся силуэты…

– Эти аквариумные рыбки называются барбусы! – сказал Василий, проследивший за взглядом Векры. – Я так и знал, что они не оставят плот без внимания.

В подтверждение его слов одна из желто-полосатых рыбин поднялась из глубины, приблизилась к плоту, который был примерно одинаков с ней по длине, и ощутимо ткнула его мордой в дно. Плот сильно закачался, и одна из фигурок вдруг упала в воду. Только что атаковавшая рыбина мгновенно среагировала на всплеск, и одним жителем мира за стеной стало меньше.

– Ой! – Векра и посмотрела на Василия, который следил за происходящим, не отрываясь от горлышка бутылки, и перешла на крик:

– Их же сейчас всех сожрут!

– С-спокойно, царица! – Василий громко икнул и отбросил опустошенную бутылку в угол. – Это в мои планы не входит.

В его руке появился еще один небольшой предмет, непонятный для царицы, из которого вдруг ударил тонкий луч голубоватого цвета с ярко светящейся точкой на конце.

– Рыбки х-хотят, ик, питаться, так пусть питаются. Только н-не нашими героями! Так, где там у нас не кондиция тусуется?

Луч, то удлиняясь, то укорачиваясь, начал опускаться, заскользил по-над берегом озера, прыгнул через стену крепости Октаэдр, еще чуть-чуть удлинился и тут же опять начал укорачиваться. Только теперь на его конце вместо точки нелепо барахталась крошечная человеческая фигурка.

– Это – приемлемо-переносящий луч, – принялся пояснять Василий ошеломленной Векре. – С помощью него я могу подцепить и поднять в воздух кого угодно и что угодно, а потом куда угодно и над чем угодно опустить.

Луч с человечком на конце переместился и оказался над водой.

– Я здесь на досуге внимательно рассмотрел всех ваших женщин и, увы, обнаружил среди них не так уж много молодых и симпатичных. Ну и кому эти старухи и мымры нужны? Лично мне – без надобности.

Несомый на конце голубоватого луча человечек, пролетел над Королевским станом, вновь оказался над озером, совсем ненадолго завис над раскачивающимся плотом… А потом луч чуть сместился и исчез. И кувыркающийся человечек полетел вниз, в воду, соприкоснувшись с которой, уже в следующее мгновение был проглочен поднявшейся из глубины рыбиной.

– Вот как надо! – азартно выкрикнул Василий и направил появившийся и удлиняющийся луч на крепость Октаэдр на поиски новой жертвы.

* * *

Получилось! На самом деле Фрол сильно сомневался, что плот получится достаточно надежным, и что его построят так быстро. Но, связанный из корявых стволов только что срубленных деревьев, он плывет! Ничего, что плывет медленно и неровно, до Овального острова рукой подать, а разваливаться плот, кажется, не собирался.

Два бойца, а царевич отобрал тех, кто покрепче, стояли по левому и правому борту и гребли наскоро выструганными веслами; Фрол – у передней кромки плота и еще один боец – на корме, вооруженные длинными остро заточенными жердями, в любой момент были готовы отразить нападение из-под воды.

Они проплыли примерно треть расстояния до острова, с которого им махала руками Купафка, когда в глубине мелькнула первая тень.

– Приготовиться! Рыба! – одновременно закричали Фрол и гребец с правого борта.

Гребцы, как было обговорено еще на берегу, подняли весла, а Фрол и боец на корме – копья, приготовившись обрушить их подводного врага. Но рыбина оказалась хитрее и ударил в дно плота. На ногах не устоял никто, но если Фрол и гребцы попадали на корявые бревна, в которые тут же вцепились мертвой хваткой, то боец на корме с громким всплеском опрокинулся в воду и в следующее мгновение исчез в пасти вновь всплывшей рыбины!

После второго удара в дно, Фрол испугался, что плот, еще больше закачавшийся, вот-вот рассыплется по бревнышку. К счастью, веревки оказались крепкими. Но сколько они так продержаться? И неужели Творец-Василий не видит, что творится на озере? Неужели на этот раз позволит какой-нибудь аквариумной рыбке сожрать своего кузена?!

Не успел Фрол подумать о Василии, как брателло напомнил о себе самым, что ни на есть показательным способом. Снизу приемлемо-переносящего луча видно не было. Просто над головой вдруг появился человек и словно тряпичная кукла полетел вниз. Человек упал недалеко от плота, и Фрол даже различил, что это женщина, прежде чем всплывшая рыбина схватила жертву и утащила на глубину.

Следом за первым человеком в озеро упал второй, затем, примерно с равными интервалами, еще, еще, еще… Это было похоже на начинающийся дождь, только вместо капель, с неба падали люди. Они падали молча, словно не живые и через несколько мгновений после приводнения их жизнь прекращалась в желудках жирующих желто-полосатых барбусов.

Трое на плоту с ужасом наблюдали за происходящим. Рыбины оставили их в покое – пища сама сыпалась чуть ли не в их открытые рты, и каждая новая порция падала все дальше и дальше от плота.

– Он их отвлекает! – догадался Фрол о намерениях брателлы. – За весла, мужики! Живо за весла!

Гребцы подчинились и заработали веслами в два раза быстрее прежнего. Желто-полосатые чудовища остались в стороне, а Овальный остров становился все ближе и ближе. Фрол видел царевну, до него даже стали доноситься ее крики, и вдруг… Купафка взмыла вверх и понеслась по воздуху. Сначала в сторону плота, над которым зависла на несколько мгновений, но не опустилась, а стремительно унеслась по направлению к Княжьему острову…

* * *

– Смотри, как это делается! – Василий развернул Векру лицом к телевизору. Она увидела Октаэдр и приближающийся к воротам крепости отряд бойцов, недавно занятых за строительством плота. Векра подумала, что некоторые из них, вернувшись к себе домой, теперь уже не застанут там хозяек.

– Так, кто там у нас из некрасивых остался? – сам у себя спросил Василий. – Ага, вот она.

Луч опустился к одному из домов и подцепил очередную жертву.

– Это же мадам Юхвец! – царица узнала хозяйку своей любимой таверны, в которой трапезничала еще сегодня утром.

– Старенькая, – сказал Василий, манипулируя лучом. – Та-а-к немножко полетаем, теперь – бульк и ням-ням.

– Ты – чудовище! – выпалила Векра.

– Нет, царица. Я – благодетель, который избавил мир за стеной от ненужных людей и в недалеком будущем начнет вливать в него новую кровь. И к тому же, таким образом я отвлекаю рыб и даю возможность твоему зятю доплыть до острова и спасти твою дочь. Ты же этого хотела?

Ответить Векра не смогла, слова застряли в горле.

– Ну вот, всех толстых, страшных и старых мы, кажется, тово. Осталось – раз, два, три… Ого, а эти чего надумали?

Василий повернул видеокамеру, и на экран телевизора передалось изображением всадников, во весь опор скачущих по лесной дороге. Не узнать князей было невозможно, килты в мире за стеной носили только они. Но зачем они ворвались на территорию Женского царства? Ответ не заставил себя ждать. Всадники налетели на собравшихся на берегу строителей плота, чье внимание было целиком поглощено зрелищем появления в воздухе людей и падением их в воду. Оружие строителей было сложено в сторонке, и добраться до него никто так и не сумел. Княжьи всадники расправились с ними очень быстро, – кого достала шпага, кого арбалетная стрела, маркизу Лысану – и то, и другое.

– Вы, вроде бы, не воевали с княжеством? – обратился Василий к ошеломленной Векре, не сводящей глаз с экрана. Сегодня на ее глазах погибло слишком много подданных Женского царства – и женщин и мужчин. – А ты обратила внимание, что князья напали в самый, что ни на есть выгодный для себя момент. Только что большая часть твоих бойцов ретировалась в Октаэдр, остальные – ни сном, ни духом, кажется, без предательства здесь не обошлось. Но в ваши военные дела я вмешиваться не собираюсь.

Изображение на экране телевизора отдалилось от места закончившейся бойни, и вновь стал виден плот, приближающийся к острову, по которому металась Купафка.

– Я поняла! – наконец-то подала голос царица. – Они не собираются уходить, они хотят уничтожить плот!

– Зачем им это надо?

– Если плот может так вот передвигаться по воде, то на нем очень просто атаковать Княжий остров, который всегда был неприступным. Князей осталось очень мало, они не смогут отбиться. Им рассказали о строительстве плота, и я знаю, кто это сделал.

– Это меня тоже не касается, – отмахнулся Василий. – Но на плоту мой дражайший кузен. И на нем же может оказаться твоя кусачая дочурка. Гибели которой я не хочу. Перенесу-ка я ее в какое-нибудь безопасное место. А потом нам с тобой надо будет кое-что обговорить.

Глава шестая
Драконье требование

Фрол задрал голову. Второе солнце все еще не погасло. Про каждый день, прожитый им в мире за стеной, можно было бы снять полнометражный кинофильм. При талантливом режиссере мог бы получиться неплохой сериал, только вот лично он играть в нем отказался бы. Неинтересно. Жизнь была гораздо круче и, можно сказать, фантастичнее кино.

Его привели – не бросили, а именно привели в ту самую тюремную камеру, в которой он провел предыдущую ночь, беседуя с Максимом Николаевичем. Фрол даже подумал было подсчитать, сколько ночей в мире за стеной он провел вне тюрем, не будучи привязанным к дереву на поляне Тусклого леса, или к кресту-колу на Княжьем острове. Но в голове все путалось.

Недавно он в очередной раз избежал смерти. На этот раз – от стрел облаченных в килты арбалетчиков. Фрол не успел забрать свою жену с Овального острова, – брателло Василий сыграл с ним очередную злую шутку, непонятно куда перебросив Купафку. Сволочь! Он еще поплатится за такие сюрпризы!

Еще один сюрприз поджидал трех человек на плоту на обратном пути к берегу. Фрол был слишком погружен в мысли о судьбе своей жены, а гребцы, выбивающиеся из сил и мечтающие как можно скорее ступить на сушу подальше от ужасных рыбин, вообще ни на что не обращали внимания, когда на плот обрушился град стрел.

Княжеские арбалетчики поторопились, стрельбу можно было открыть и попозже. Тем не менее, одного гребца стрела сразила наповал, второго чиркнула по макушке. Фролу повезло – предназначенная для него стрела угодила в копье, которое он держал перед собой.

Он успел схватить выроненное погибшим гребцом весло, пока оно не скатилось в воду, и вместе с обливающимся кровью бойцом принялся грести и грести, оглядываясь на берег, с которого их обстреляли, и окидывая взором поверхность воды, из глубины которой в любой момент могли выплыть проклятые барбусы. Оставаться на воде было смертельно опасно, и они, достигнув расстояния, которые не могли преодолеть княжьи стрелы, погребли к наиболее близкому берегу – Королевскому стану. Где их, можно сказать, под белы ручки, приняли королевские мушкетеры и, ни слова не говоря, не отвечая на расспросы, препроводили в тюрьму. Даже капрал Мося, словно в рот воды набрал, не ответив, куда собственно подевался из знакомой камеры прежний заключенный.

Наконец второе солнце погасло, и до слуха Фрола донеслись гулкие удары в набат. Он машинально принялся считать, сколько смертей в мир за стеной принес минувший день, но вдруг воздух над головой всколыхнулся, и Фрол почувствовал, какое-то движение. В камере помимо него появился еще один человек – в углу на кучке скомканного белья лежала, свернувшись калачиком, царица Векра. Как и все, попадавшие в мир за стеной, она была полностью обнажена. Чтобы не смущать тещу, кода она очнется, Фрол отошел в противоположный угол и стал ждать. Вскоре царица издала стон и пошевелилась.

– Я отвернулся, Ваше величество, – сказал Фрол, и в самом деле повернувшийся к Векре спиной.

– Царевич?

– Там какое-то тряпье – прикройтесь.

– Это моя одежда!

– Значит, брателло тоже вас преобразовывал?

– Да. И не только преобразовывал, – одевшись, царица подошла к зятю. Он повернулся и увидел у нее в глазах настоящую муку.

– Твой Василий… Он… – губы у Векры затряслись, она уткнулась лицом в грудь Фролу и разрыдалась.

– Вы наблюдали за миром за стеной сверху? – спросил он, чуть погодя.

– Он скармливал женщин рыбам! Он скормил почти всех, и сказал, что такая же учесть будет ждать и остальных, если они посмеют брыкаться! Чтобы уже завтра, как только зажжется третье солнце, на Нейтральный остров поднялась моя дочь Скорпа. А на следующий день – королева Таша, после нее Щеппа, Истома…

– А Купафка?

– Он сказал, что она последняя в списке.

– Вот зверь! И требования у него драконьи. Куда он Купафку подевал?

– Перенес на Княжий остров. Сказал, что князьям она не будет нужна, как женщина…

– Зато князья запросто могут ее выпотрошить, зажарить и сожрать! – закричал Фрол и, отстранив Векру, принялся барабанить в дверь камеры.

* * *

– Да что ты вся сжалась-то, милашка! Мы просто хотим доставить тебе удовольствие…

Похожие слова царевна Купафка слышала из уст Василия – брата ее мужа. Василий тоже советовал ей расслабиться, собираясь просто-напросто изнасиловать. Ему это почти удалось, но Купафка, хоть и была прикована наручниками к батарее, сумела защититься и даже отомстить обидчику, укусив его за щеку. Тот не остался в долгу. Нет, он не стал ее бить, или продолжать насиловать, Василий всего-навсего обратно преобразовал пленницу и перенес на Овальный остров, на котором она провела всю ночь и почти весь следующий день – испуганная, голая, голодная. А когда Фрол уже почти спас ее, Василий вновь ее перенес, и вот теперь, постепенно приходя в сознание, Купафка чувствовала, как чьи-то руки жадно ласкают ее тело, и слышала чьи-то обещания доставить ей удовольствие.

– Ну же, Купафочка, не стесняйся своих подружек…

Лежавшая на спине царевна открыла глаза и попыталась подняться, но две пары рук не позволили ей это сделать, удержав за ноги и плечи. Купафка отчаянно замотала головой, и ее плечи отпустили, но тут же кто-то уселся сверху на ее живот и, схватив за руки, прижал их к поверхности чего-то жесткого.

– Угла – ты, что ли? – не узнать оседлавшую ее девушку было сложно – нос княгини Углы – тонкий, с ярко выраженной горбинкой, как нельзя лучше подходил к ее имени.

– Я. Не брыкайся, – Угла встряхнула своими длинными русыми волосами. – Ты на нас с Щеппой прямо с потолка свалилась, прямо вот на этот стол, за которым мы ужинали. Вся такая голенькая, аппетитненькая.

– Отпусти! – попросила Купафка.

– Да не волнуйся, мы же тебя кушать не собираемся. И сами кушать не станем, и братьям не позволим, – заверила Угла. – Ведь, правда, княгиня?

– Не позволим, – согласилась Щеппа. – Если только она сейчас же свои ножки не раздвинет.

– Девчонки!

– Вот именно, что не мальчишки, – Угла вдруг наклонилась к лицу царевны и припала губами к ее губам.

Нельзя сказать, чтобы Купафке было противно, скорее, наоборот. Она вспомнила, как ласкалась со своей старшей сестрой Скорпой, считая это своеобразной игрой. Да и во время недавнего визита на Княжий остров, чтобы выбрать жениха, Купафка несколько раз вот так же поцеловалась и с Углой, и со Щеппой. Но делала она это добровольно, не то, что сейчас, кроме того, тогда она еще не прошла обряд венчания…

Вспомнив о Фроле, расслабившаяся, было, царевна, вновь напряглась и неожиданно для сидевшей сверху княгине прикусила зубами ее нижнюю губу. Угла, замычав, слегка дернулась, но зубы не разжались, и ей пришлось замереть, чтобы не испытать еще большую боль.

Не догадываясь о том, что ее сестра вот-вот может лишиться губы, княгиня Щеппа продолжала ласкать Купафку, проявляя все больше и больше страсти. Она услышала стоны и, подумав, что ее ласки возымели успех, вошла в раж.

Купафка разжала зубы, и Угла резко от нее отпрянула. Замахнулась, чтобы ударить, но Купафка довольно улыбнулась, и княгиня опустила кулак.

– Зачем!? – выдохнула Угла. – Зачем укусила?

– А ты разве не знаешь обычай Женского царства? – прошептала Купафка и издала легкий стон. – Каждый, кто собирается переспать с особой правящей династии, обязан пожертвовать своим мизинцем. А если не мизинцем, то еще чем-нибудь – по вкусу… О-о-о…

– И – что? – Угла потрогала прикушенную царевной губу – вроде бы, обошлось без крови. – Ты готова что-нибудь нам с сестренкой откусить?

– Конечно, у-ум-м… Я ведь со вчерашнего утра ничего не ела. Ох, да-а…

* * *

Все существование мира за стеной можно было назвать постоянной войной между Горным и Лесным королевствами с периодическими перемириями. Так повелось, что перемирие, заключенное на строго определенный срок, не нарушалось. Это можно было считать соблюдением слова чести.

Не стал нарушать своего слова и король Гурлий, узнавший, что царевна Векра, извлеченная новым Творцом прямо из тюремной камеры, в которой она перерезала глотку Творцу бывшему, вернулась в нее обратно преобразованная. Гурлий готов был отпустить сводную сестру на территорию Женского царства в любое время, но Векра сама сказала, что ее возвращение подождет, так как есть дела поважнее. А для того, чтобы их обсудить, требовалось в очередной раз собраться высшим представителям дворянства мира за стеной, но на этот раз – за исключением представителя Княжества.

Местом встречи стала поляна у Пограничной скалы, та самая, где накануне беседовали король Гурлий и кардинал Манай. Теперь, несмотря на ночное время, на поляне собрались кружком также король Халимон, принцесса Истома, принц Ащук, царица, она же принцесса Векра, царевна Скорпа и царевич, он же кардинал Фрол. Никогда раньше на подобные встречи не приглашались принцессы и царевны, но случай был исключительным, вернее, жизненно важным.

И это поняли все после того, как услышали рассказы Фрола и Векры про их общение с новым Творцом – про историю связанную с Овальным островом, представителей Горного королевства осведомили раньше. Что новый, или, как его назвал Манай, псевдотворец – чудовище, стало ясно всем, и про него предстоял отдельный разговор. Но и помимо псевдотворца в мире за стеной существовало немало проблем…

Фрол считал, что наиболее важной и общей задачей является захват Княжьего острова не с целью праведной мести, но еще и с целью вызволения оттуда двух княгинь и освобождения царевны Купафки. С этим трудно было спорить, каждый, прибывший на встречу, хорошо понимал, что невыполнение драконьих требований Творца, доказавшего свою жестокость, повлечет за собой ужасные последствия.

Но если король Халимон и царица Векра готовы были немедленно бросить людей на строительство плотов и сегодня же взять Княжий остров штурмом, то король Гурлий, в первую очередь, требовал произвести обмен пленными с Горным королевством, а кардинал Манай – решить вопрос о невозможности существования двух кардиналов одновременно. Спор о первоочередности задач непозволительно затянулся и зашел в тупик, и тогда Фрол взял слово:

– Все мы прекрасно понимаем, что соблюдение общепринятых правил, законов в мире за стеной будет возможно лишь до тех пор, пока народ верит во всевидящее око Творца и в его опускающую длань, а так же в кардинала – его единственного посредника. Я считаю, что Его преосвященство Манай абсолютно прав, – у нас не должно быть двух кардиналов. И поэтому я отказываюсь называться кардиналом, с меня достаточно оставаться царевичем…

Все разом посмотрели на реакцию Маная, в глазах которого засветилось торжество, тут же сменившееся подозрением. Он собрался что-то сказать, но Фрол продолжил:

– Конечно, Его преосвященство имеет право сомневаться в моей искренности. Что ж, я готов добровольно перейти под его опеку, которая вовсе не будет означать заточение меня в очередной тюрьме. В конце концов, я – царевич, а значит, союзник Горному королевству. Поэтому я готов немедленно принять участие в строительстве плотов на горной территории, а затем и принять участие в штурме Княжьего острова. Есть возражения?

– Какие могут быть возражения! – заговорил король Халимон. – Царевич Фрол и в самом деле наш союзник. Я присвою ему достойное офицерское звание, скажем, капитан, с условием, что некоторое время он будет добросовестно воевать на стороне Горного королевства. Ведь так, Ваше преосвященство?

– Да, – буркнул Манай. – У меня тоже нет возражений.

– Но прежде! – взял слово Гурлий. – Прежде мы произведем обмен пленными, и, в первую очередь, вы вернете моего сына.

– Да, да! – казалось, Манай воодушевился какой-то идеей. – Как мы с вами и договаривались.

– А еще прежде, – сказал Фрол, – мне нужно поговорить с царевной Скорпой и королевой Ташей. – И видя, обращенные на себя вопросительные взгляды, добавил:

– Я объясню им, как вести себя в обществе моего брателлы.

* * *

В Горное королевство Фрол отправился в одной карете с Его преосвященством Манаем. Возничим, как всегда был лейтенант Молдавец, а они сидели напротив друг друга, но смотрели в разные стороны. Это не являлось некоей демонстрацией неприятия друг друга, просто кардинал и царевич были глубоко погружены в свои мысли.

Манай никак не мог прийти в себя после слов, позвучавших из уст Векры, о гибели друга его детства и создателя мира за стеной Максима Николаевича Акиньшина – Творца, которому царица перерезала горло. А царевич Фрол терзался тем, что именно пришлось сказать двум девушкам, которых ожидали скорые встречи с брателлой Василием. Советовать Скорпе и Наташе безропотно подчиниться и всячески потворствовать желаниям нового Творца, было до невозможности мерзко, и оправдать Фрола, хотя бы в его собственных глазах, мог только задуманный им план. Конечно же, если этот план удастся претворить в жизнь…

Вторую ночь подряд Фрол не сомкнул глаз, но ему было не до сна. Зажглось второе солнце, и царевич, облаченный в плащ гвардейцев короля Халимона с капитанскими нашивками, принял под начало полтора десятка бойцов и приступил к сооружению сразу двух плотов.

Работа началась неподалеку от пустующей теперь крепости герцога Делавшока, где рос небольшой лесок. Здесь же было одно из наиболее узких мест водного пространства – примерно шагов сто пятьдесят – между берегом Горного королевства и Княжьим островом. Помимо строительства плотов, Фрол отдал распоряжение по установке на берегу конструкции, похожей на обычный колодезный журавль с прочнейшей веревкой и огромным крюком.

Фролу вместе с Купафкой довелось повисеть на подобном крюке в качестве живцов. Привлеченная всплесками рыба не заставила себя долго ждать, и если бы брателло Василий вовремя не извлек их в потустенный мир, они закончили бы свое существование в желудке у барбуса. Сейчас для привлечения рыбы, вернее, для отвлечения ее от плота с людьми, Фрол предложил нацепить на крюк мясо кого-нибудь животного, чтобы, поймав рыбину, разделать ее и бросать куски в воду, опять-таки привлекая на свежую кровь других подводных хищников, жаждущих поживиться людьми на плоту.

Одновременно со строителями горных прямо с противоположной стороны Княжьего острова, на территории Женского царства за сооружение плотов принялись подданные царицы Векры, которыми она руководила лично. Там тоже устанавливали журавль, только на крючок для первоначально привлечения рыбы царица собиралась насадить не мясо животного.

– Ну, что, мой милый племянничек, расскажи, чем это тебе так князья приглянулись? – спросила царица Векра в лоб маркиза Сизого.

– Вы о чем, Ваше величество? – округлил глаза тот и начал, было, пятиться, но уперся спиной в острие шпаги, подставленной виконтом Цинизмом.

– Я не собираюсь добиваться от тебя признания, – усмехнулась Векра. – Оно мне не нужно.

– Но я не… ум! – болезненный укол между лопаток заставил маркиза заткнуться.

– Все очень, просто, Сизый, – продолжила царица. – В то время, когда ты сопровождал княжеский отряд для расправы с моими безоружными бойцами, я была в потустенном мире и вместе с Творцом наблюдала за всем этим сверху.

– Как? – поразился маркиз. – Не может быть!

– Сизый, вместе с расстрелянными в спину бойцами, погиб и твой родной отец.

– Я не хотел этого! – закричал Сизый и взвыл, получив хлесткий удар шпагой по спине.

– И чего же ты хотел?

– Я… хотел, чтобы царством правил мужчина, – выдавил из себя маркиз. – Царь…

Еще один хлесткий удар поверг предателя на колени.

– Маркиз Лысан погиб в бою, а ты будешь скормлен рыбам, – сказала Векра. – К крючку это ничтожество можно привязать прямо сейчас. Пусть полюбуется на водичку, в которую его скоро опустят…

Примерно в это же время в Горном королевстве открылись две двери. За одной, ведущей в дом ныне покойного виконта Двояка, поджидал принцессу Истому разбойник Шмел, выхоженный ею после двойного ранения. За другой, открывшейся в тюремную камеру, никого не ожидавший заключенный капитан Клюгк, с удивлением и немалой тревогой увидел ступившего чрез порог кардинала Маная. И Шмел, и Клюгк выслушали почти одинаковые предложения, выполнить которые им предстояло сегодня до угасания второго солнца. И тот, и другой дали на эти предложения свое согласие…

Глава седьмая
Княжий остров

Как только погасло третье солнце, с берега Горного королевства, в том месте, где до Княжьего острова было наименьшее расстояние, на воду были спущены два плота. Расчеты Фрола оправдались, каждый плот выдерживал пять человек. Добровольно отправиться в рискованное плавание вызвался лишь один, в котором Фрол не без удивления узнал капитана Клюгка, теперь разжалованного в звании до простого бойца. Остальных выбрал барон Гогуль, только сегодня освобожденный из плена лесных. Он назначил командовать одним из плотов своего сына, барона Ступака. Вторым командовал сам Фрол.

В отличие от построенного накануне плота, на этих имелись наскоро собранные бревенчатые стенки – длиной от края до края и высотой по грудь человека. За ними можно было укрыться от княжеских стрел. Памятуя опыт первого плавания, Фрол велел всем накинуть на опорную ногу петлю и другой конец веревки привязать к бревнам, чтобы в случае ранения, или падения не скатиться в воду. Вероятность оказаться проглоченным рыбой была не меньшей, чем погибнуть в бою. Чтобы отбиваться от подводных монстров, Фрол, как и накануне, вооружился длинным копьем.

Король Халимон и кардинал Манай наблюдали за происходившим с берега. Рядом с ними осталось несколько жандармов, в задачу которых входило манипулировать «журавлем», привлекая рыб.

В то же время еще два плота были спущены на воду с берега Женского царства. Обоими командовал виконт Цинизм. На берегу у «журавля» осталась Векра с пятью бойцами. Столько же царица отправила к северной части Княжьего острова, где они должны были соединиться с принцем Ащуком и его бойцами, обосновавшимся напротив выдвижного моста – на тот случай, если князья попытаются сбежать по нему на большую землю. Но князья, наблюдавшие с острова за строительством плотов, не собирались бежать, они приготовились к обороне.

Царевна Купафка, княгиня Угла и княгиня Щеппа наблюдали за происходящим с высоты Главной княжеской башни.

Эта башня, возвышавшаяся на южной оконечности Княжьего острова, была самой крупной в мире за стеной, и до недавнего времени являлась обителью ныне покойного князя Низлого. После гибели старого князя законным правителем острова стал родной брат Углы, князь Кривец, которого она упросила отдать Главную башню в свое полное распоряжение. Как и все остальные башни, эта не имела внутреннего пространства, подниматься на нее приходилось по внешней винтовой лестнице. Благодаря внушительным размерам, не имеющая крыши площадка наверху, была разделена невысокими стенами на четыре комнатушки. Минувшую ночь Купафка провела в одной из них, княгини – в двух других.

Вчерашние девичьи игры закончились бескровно, то есть, Купафка никому ничего не откусила. В благодарность княгини сытно ее накормили, проводили в отдельную комнату и уложили спать. И Угле, и Щеппе очень понравилась молоденькая царевна, но возобновить игры с утра пораньше помешала возникшая на острове суета. К тому же Купафке пришлось затаиться в своей комнате, когда князь Кривец лично поднялся на Главную башню. Несмотря на приличное расстояние, с башни хорошо были видны берега Горного королевства и Женского царства, на которых в ускоренном темпе велось строительство, грозившее Княжьему острову катастрофой.

На острове осталось слишком мало бойцов, чтобы князь Кривец позволил себе отсиживаться в башне. Как только плоты отчалили, он спустился на землю и приготовился к обороне. Кривец слыл самым кровожадным князем на всем острове и доведись ему обнаружить царевну, ее участи вряд ли бы кто позавидовал. Купафка прекрасно понимала, что Угла и Щеппа, не выдавшие ее князю, тем самым, сохранили ей жизнь. Поэтому, выйдя из своей комнатушки, с благодарностью поцеловала и ту, и другую.

А внизу тем временем разворачивались события, достойные кинематографа. Правда, что такое кинематограф, княгини понятия не имели, зато Купафке муж про кино рассказывал.

Вот с дальних берегов почти одновременно отчалили по два плота, зашлепали весла, на спокойной воде появились легкие волны. Расстояние между плотами и Княжьим островом стало сокращаться. С высоты башни Купафка не могла различить плывущих людей, которые пока не торопились укрыться за перегородками, но верила, что один из них – Фрол, и ее взор, конечно же, был обращен в сторону Женского царства.

Плоты направлялись к наиболее пологим берегам острова. Рассчитав, куда они могут пристать, князья перетащили почти к самой воде обеденные столы из трапезной и домов и, опрокинув их, превратили в щиты, чтобы обеспечить себе хоть какое-то укрытие. Защитников острова было в два раза меньше нападавших, но в отличие от плывущих по воде, на берегу им, кроме обычного оружия ничего не угрожало.

Купафка вместе с княгинями первыми увидели силуэты рыб, устремившиеся к движущимся по воде предметам. Рыбы закружили под плотами и, ускоряясь, принялись ударять мордами в днища. Один плот почти остановился, второй, наоборот, поплыл еще быстрее. Купафка подумала, что именно им управляет ее муж, и вдруг с ужасом увидела, как набравший скорость плот, начал рассыпаться по бревнышку. Люди попадали в воду и сразу превратились в угощение для подводных хищников.

– Фро-ол! – закричала Купафка. – Фрол, нет!

Угла отпихнула царевну от края стены, но было поздно, – оглянувшийся на крик князь Кривец успел заметить на Главной башне постороннюю. Он подбежал к башне и поднялся по лестнице примерно до середины, когда, бросив взгляд направо, увидел быстро приближающиеся плоты горных, и решил, что с посторонней разобраться еще успеет. А сейчас – в бой!

* * *

– Суши весла! – скомандовал Фрол гребцам, как только увидел вод водой знакомые силуэты. И тут же – в сторону своего берега:

– Опускайте! Быстрей, быстрей!

Его послушались и те, и другие: гребцы на плотах подняли из воды весла, чтобы в удобный момент опустить их на всплывающих рыбин; жандармы на берегу привели в действие «журавль». Все получилось, как нельзя лучше. Одна из рыбин, привлеченная шумными всплесками, устремилась к берегу, другую для начала огрел веслом по спине гребец с соседнего плота, затем Фрол удачно добавил ей куда-то по жаберной крышке копьем. В результате первая рыбина оказалась подцеплена на крючок и поднята в воздух, а вторая скрылась в глубине.

Однако обольщаться легкой победой было рано – на место одних рыб в любую минуту могли приплыть другие, к тому же, на острове непрошенных гостей ожидали княжеские арбалетчики. Гребцы налегли на весла, а Фрол, весь обратившийся во внимание, вдруг услышал, как кто-то вдалеке выкрикнул его имя. Сомнений быть не могло, – Купафка ждала его на острове и, кажется, даже видела, возможно, вон с той здоровенной башни!

– Капитан Фролм! – негромко окликнул его боец с арбалетом в руках.

– О, капитан Клюгк! – Фрол совсем забыл, про единственного добровольца, вызвавшегося отправиться вместе с ним в смертельно-опасное плавание. – Как дела, приятель?

– Живой пока, – Клюгк еще больше понизил голос. – И могу вновь получить звание капитана, если сегодня кое-кого отправлю на тот свет.

– Кого-то из князей?

– Да нет же! Тебя, Фролм, тебя…

– Называй меня просто Фрол, – по привычке поправил царевич и вопросительно посмотрел на Клюгка.

– Его преосвященство, – ответил тот на невысказанный вопрос. – Освободил меня из тюрьмы и велел сделать это как-нибудь понезаметней, во время сражения.

– Ну – и?

– Я хорошо помню, что ты дважды спас меня от смерти, Фрол, – капитан бывший и капитан нынешний пожали друг другу руки и оглянулись на удаляющийся берег.

– Назад лучше не возвращаться, – Клюк первым высказал одновременно пришедшую им обоим мысль.

– Значит, будем захватывать остров, – уверенно сказал Фрол.

И словно ему в ответ перед самым плотом в воду булькнула первая, выпущенная с Княжьего острова, стрела.

– Всем пригнуться! – велел Фрол. – Наблюдаем через щели. Когда подойдем ближе, по моей команде стреляем!

– Черт, надо было бойницы сделать, – с досадой сказал он Клюгку. Как по заказу, прямо перед их носами в щель между бревнами пролетела стрела:

– А, может, и не надо никаких бойниц…

Гребцы старались, и хотя оба плота горных плыли слегка дергано, остров приближался неумолимо.

– Только бы опять рыбы не появи… – ощутимый толчок в днище плота прервал фразу.

Закачался и второй плот, атакованный рыбиной. Фрол, схватился, было, за копье, но вовремя сообразил, что эффективно орудовать им можно было только стоя, а это означало попасть под прицельную стрельбу арбалетчиков. Оставалось, как можно быстрее причалить и высадиться на берег, который был уже совсем близко. Фрол дождался, когда очередная стрела ударится в стенку, и с криком: «Давай!» вскочил в полный рост с арбалетом, нацеленным на столы-щиты.

Он не стал торопиться с выстрелом, как это сделали почти все пловцы-арбалетчики, но когда нажимал на спусковой крючок, держа в прицеле высунувшегося из-за прикрытия князя, плот вновь испытал на себе подводный удар. Стрела улетела вверх и в сторону, а потерявший равновесие Фрол, грохнулся на мокрые бревна. И услышал по соседству вскрик, – княжеская стрела, нашедшая еще одну щель, побила затылок гребцу по левому борту. Он стал заваливаться на бок и полностью ушел бы под воду, если бы не удерживающая ногу петля. Тем временем гребец по правому борту, глядя только перед собой, продолжал, что есть силы грести, из-за чего плот начало разворачивать.

– В другую сторону греби, дурень! – крикнул Фрол.

Но было поздно – плот развернуло под углом девяносто градусов, и находящиеся на нем люди оказались перед защитниками острова, как на ладони. Как ни странно, но от расстрела в упор их спасла рыбина, схватившая погибшего гребца, наполовину свесившегося в воду. Нога его оставалась привязанной к бревну, рыбина, тащившая гребца в глубину сильно накренила плот, и выпущенные с берега стрелы застучали по бревнам, приподнявшегося противоположного борта.

Фрол, Клюгк и еще один боец заскользили по мокрым бревнам и ухнули в воду. Царевич погрузился в нее с головой, сразу открыл глаза, увидел прямо перед собой огромный рыбий глаз и машинально ткнул в него разряженным арбалетом. Рыбина дернула головой и, сорвав-таки с плота мертвого бойца, рванулась куда-то в сторону, едва не задев Фрола мощным хвостом. Он вынырнул, схватился за раскачивающийся плот и крикнул барахтающемуся рядом бойцу:

– К берегу! Плыви к берегу!

Тот ошалело завертел головой и вместо того, чтобы поплыть к острову, до которого оставалось рукой подать, поплыл в сторону берега королевства.

– Держись! – чья-то рука схватила Фрола за шиворот и потянула вверх. Он забултыхал ногами и вмиг оказался на плоту. Как оказалось, очень вовремя – высунувшаяся на поверхность рыбья пасть захлопнулась, проглотив вместо царевича всего лишь порцию воздуха.

– Наполовину в расчете, – сказал Клюгк, так вовремя затащивший Фрола на плот и, тем самым, спасший ему жизнь. – Ты только голову не поднимай, подстрелят.

Словно в подтверждение его слов, с другого края плота послышался вскрик, а затем всплеск упавшего в воду тела. К счастью, плот стало разворачивать в обратную сторону, и бревенчатая стена вновь закрыла от стрел бывшего и настоящего капитанов. Заряжая арбалет, Фрол отыскал взглядом плывущего бойца и увидел то, чего опасался – в его сторону вдруг пошла волна, возник бурун, и еще одним человеком в мире за стеной стало меньше.

– Что там, на втором плоту? – спросил Фрол.

– Сейчас к берегу пристанут…

– Давай-ка, им поможем. На счет «раз-два». Ты готов?

– Готов, – ответил Клюгк.

– Раз – два!

Они одновременно вскочили, одновременно выстрелили, и их стрелы одновременно поразили грудь защитника острова. Выпущенная в ответ стрела пролетела поверх их голов.

– Черт! – выругался Фрол, спрятавшийся за стеной и по новой заряжая арбалет. – Зачем в одного-то стреляли?!

– Так ты почетче команды отдавай! – резонно заметил Клюгк.

Они не видели, что творится на втором плоту, но, судя по доносившимся крикам, барон Ступак готовился к высадке.

– Теперь стреляем: ты – по левому, я – по правому! – обозначил предполагаемые цели Фрол. – Раз – два!

Но когда они, изготовившиеся к стрельбе, поднялись из-за стены, цель оказалась только одна – княжеский арбалетчик, только что выпустивший стрелу по прыгающим с плота на берег острова горным бойцам.

– Я! – нашелся Клюгк и опередил Фрола с выстрелом.

Он был точен. Но стрела островитянина тоже нашла свою цель, – барон Ступак, впервые ступивший на землю Княжьего острова, тут же и зарылся в нее окровавленным лицом. Фрол дождался, когда из-за опрокинутого стола высунется очередной княжеский боец и, уже нажимая на спусковой крючок, узнал в нем самого князя Кривеца. Который не придумал ничего лучшего, как прикрыться от летевшей в лицо стрелы арбалетом. Испорченный арбалет отлетел в сторону, а Кривец, зарычав и выхватив шпагу, выбежал из-за укрытия на открытый берег.

– Побереги стрелу! – крикнул Фрол приготовившемуся выстрелить Клюгку. Перемахнув через стенку, он коротко разбежался и перепрыгнул на остров.

Кривец ринулся на него, решив воспользоваться моментом, пока споткнувшийся Фрол не успел обрести равновесие. Царевич, сгруппировавшись, откатился в сторону, сумев кольнуть князя острием шпаги под кольчужный килт в правое колено. Теперь уже Кривец не удержался на ногах, но шпагу не уронил и, вскочив, отбил первый удар оказавшегося тут как тут Фрола. Следующий выпад царевича был более ловким, князь схватился за раненое плечо и тут же получил укол в другое плечо, а затем и удар прикладом арбалета по затылку от подскочившего сзади Клюгка.

* * *

Виконт Цинизм держался из последних сил. Обхватив руками и ногами два бревна, лежал сверху и удерживал их, чтобы не разъехались. Иначе – неминуемая смерть в рыбьей пасти, которая успела найти всех остальных, кто был вместе с ним на рассыпавшемся плоту.

Но почему? Почему рыбы напали на плоты почти сразу вместо того, чтобы сначала наброситься на живца-приманку, которым был маркиз Сизый, опущенный на крюке в воду? Этот вопрос волновал Цинизма даже больше, чем судьба второго плота и находившихся на нем людей.

Он оглянулся на берег и понял, в чем дело. Журавль не был опущен в воду, пустой крюк раскачивался над землей. Царицу Векру удерживали за руки два бойца маркиза, а Сизый, что-то выкрикивая, методично избивал свою правительницу, нанося удары по лицу, в грудь, живот. Измена! В которой виноват был сам Цинизм, оставивший в окружении царицы не тех людей.

Виконт всегда недолюбливал маркиза Сизого, и тот тоже не особо старался скрывать к нему неприязнь. Не прошло и часа, как Цинизм своей рукой отхлестал Сизого шпагой и лично проследил, как предателя-маркиза привязывают к крюку, чтобы опустить на корм рыбам. К несчастью на берегу осталось больше предателей, чем людей, верных царице.

Цинизм вновь бросил взгляд назад. Бойцы Сизого подтащили Векру к журавлю и начали привязывать царицу к крюку. Маркиз стоял перед ней, продолжая что-то выкрикивать, размахивая шпагой. Не просто размахивая, но и нанося хлесткие удары плашмя прямо по лицу царицы.

«Если Векру опустят в воду, кровь привлечет рыбу! – подумал Цинизм. – Скорее бы уж царица отмучилась и подарила шанс спастись ему самому!»

Его предположения оправдались. Как только окровавленная приманка опустился в воду, рыба набросилась на лакомство и, засекшись на крючке, яростно забилась, пытаясь высвободиться. Цинизм, яростно замолотил по воде руками и ногами, чтобы как можно скорее достичь Княжьего острова. Неважно, что там поджидали княжеские арбалетчики, лучше погибнуть от стрелы, чем так, как в эти минуты погибала царица. И даже после того, как княжеская стрела пригвоздила к бревну левую кисть, Цинизм, продолжал грести к берегу одной рукой…

* * *

Они все-таки завоевали остров. Большой ценой, но завоевали, перебив всех его защитников и взяв в плен лишь трижды раненого князя Кривеца. Но и среди нападавших в живых остались только Фрол, Клюгк и два бойца: один – легко раненый горный по имени Тумман, и царский капрал Бэкин, а также виконт Цинизм, каким-то чудом, не съеденный рыбами, и доплывший до берега на бревне.

Не получивший в бою ни одной царапины Фрол лично выдернул стрелу из его пробитой кисти и буквально дотащил совершенно обессиленного виконта до трапезной палаты. У дверей которой в объятья царевича бросилась счастливая Купафка. Они не виделись два дня, но за это время каждому довелось пережить слишком много, чтобы говорить друг другу какие-то слова.

– Василий… он… обидел тебя? – наконец, спросил Фрол, глядя Купафке в глаза.

– Почти нет, – нахмурилась она и тут же довольно улыбнулась:

– Я укусила его за палец, а потом за щеку.

– Правильно сделала, – Фрол нежно погладил жену по шелковистым кудрям.

– Но ведь он может преобразовать меня снова?

– Он многое чего может. А где княгиня Щеппа?

– Наверху Главной башни. Вместе с Углой. Ты ведь ничего с ними не сделаешь?

– Да я-то не сделаю, а вот мой мерзавец брателло…

– Что он хочет? – вновь нахмурившись, спросила Купафка.

– Вчера Василий преобразовал твою мать. Потом вернул обратно, потребовав, чтобы каждый день после зажигания третьего солнца на Нейтральный остров добровольно поднималась девушка, иначе он бросит ее в озеро. Этот мерзавец составил поименный список. Сегодня на остров отправилась царевна Скорпа. Завтра должна пойти Наташа, то есть, королева Таша…

– А когда – я?

– После княгини Щеппы и принцессы Истомы, – не посмел скрыть правду Фрол. – Только я тебя не пущу, Купафочка.

– Но он же Творец! Всесильный Творец!

– Нет, далеко не всесильный. Думаешь, брателло так сильно желал, чтобы ты его укусила! Ты даже абсолютно беззащитная, не позволила себя изнасиловать. А я придумал одну хитрость и надеюсь, она исполнится.

– Какую хитрость?

– Я расскажу тебе чуть позже, хорошо? Сначала надо поговорить с твоей сестрой. Надеюсь, Скорпа уже вернулась в царство. И нам поскорее надо перебраться туда же.

– Фрол, – подал голос виконт Цинизм, слышавший весь разговор. Ему только что перевязали кисть и дали напиться браги. – То есть, царевич Фрол. Мне кажется, ни вам, ни царевне не стоит торопиться в царство.

– Это почему же?

– Маркиз Сизый… Он предал царство, продавшись князьям. Царица Векра видела это из потустенного мира. Она приказала скормить Сизого рыбам, когда мы поплывем на плотах. Но, как только мы отплыли, бойцы освободили маркиза, привязали к крюку царицу и опустили в озеро.

– Нет! – крикнула Купафка.

– Я видел, как на царицу сразу же набросилась рыбина…

– Нет, – Купафку шатнуло, и Фрол, подхватив ее на руки, аккуратно опустился вместе с ней на землю…

– Господин капитан! – окликнули в это время Фрола. Боец, которого он отправил обследовать, не остался ли кто-нибудь на острове из живых, вернулся не один.

– Вот, в тюремной казарме обнаружил, – боец подтолкнул в спину одетого в лохмотья человека, который еле держался на ногах.

– Ушац? Живой?! – Фрол вскочил, отказываясь верить своим глазам. Тем не менее, перед ним действительно был разбойник Ушац, которого, как считал Фрол, несколько дней назад князь Кривец в яростном порыве мести за гибель родного брата зарубил вместе со всеми плененными горными…

– Фрол? – не меньше удивился одноухий разбойник. Даже больше, чем одноухий – правое ухо отсутствовало полностью, от левого осталась нижняя половина. – Тебя разве не…

– Мне повезло, Ушац. А вот атамана нашего, Никуса князья на кол посадили.

– А меня… меня… – Ушац закрыл лицо руками и затрясся в безмолвном плаче.

– Мы им отомстили, Ушац, – сказал Фрол.

– Всем? – неожиданно для Фрола одноухий цепко схватил его за грудки, но тут взгляд Ушаца наткнулся на стоявшего рядом Клюгка:

– Ты? Сволочь! – он рванулся было к бывшему капитану, но теперь уже Фрол вцепился в него

– Спокойно, Ушац. Не будь с нами Клюгка, мы не захватили бы Княжий остров. К тому же он лично пленил князя Кривеца…

– Кривеца?! Ты сказал – пленил князя Кривеца? Где он?

Фрол молча кивнул в сторону. Князь сидел неподалеку на земле, подпирая спиной столб, не в силах пошевелиться, с деланной брезгливостью наблюдая за происходящим.

– Кривец! – заорал Ушац. И, отскочив от Фрола, заозирался по сторонам, потом, с непонятно откуда взявшейся прытью, метнулся в трапезную и выскочил оттуда, размахивая тесаком – тем самым, которым князь рубил головы пленным бойцам.

Никто не решился преградить дорогу разъяренному разбойнику, и тот, подскочив к беспомощному князю, с размаху рубанул его наискосок по голове.

– На-на! На-на, сволочь! На-на…

Удар следовал за ударом, тело князя превращалось в кровавое месиво, но ни Фрол, ни остальные даже не пытались остановить Ушаца. Про зверства князей очень и очень хорошо знали все. И только услышав крики и увидев бегущих со стороны Главной крепости княгиню Углу и княгиню Щеппу, капитан Фрол при очередном замахе перехватил руку разбойника и вырвал тесак.

Словно вместе с орудием убийства Ушац лишился последних сил и в беспамятстве рухнул на землю. А Фрол вспомнил последний призыв атамана Никуса – «Отомсти!» Теперь они отомстили всем до единого.

Глава восьмая
Власть меняется

– Знаешь, господин бывший московский инкассатор, какое непреодолимое желание возникло у меня только что? – обратился Фрол к Клюгку.

Они стояли вдвоем на стене крепости Княжьего острова и смотрели вниз, на пролив, разделяющий остров и материк. Только что у поверхности воды промелькнул рыбий силуэт.

– Понятия не имею, – отозвался Клюгк. – Лично я не отказался бы от кружки холоднющего пива, двух горячих сосисок, пожаренных на гриле и кусочка черного хлеба. Мы так иногда аппетит перебивали в закусочной на Октябрьском поле – во время утренних инкассаторских маршрутов.

– Да, пивка холодненького сейчас бы не помешало Бутылочки по три-четыре на каждого. Но вместо сосисок, я бы, знаешь, чем закусил? Махнул бы на Птичий рынок, скупил бы там всех до одного барбусов, зажарил бы их на огромной сковороде до корочки и хрустел бы ими, хрустел. А тех, которые в рот не полезли, скормил бы кошкам…

На Княжьем острове осталось всего восемь человек.

Угла и Щеппа провели минувшую ночь на вершине Главной башни; у княгинь не осталось ни родных, ни близких – все остальные обитатели острова были истреблены, но Фрол пообещал, что их пальцем никто не тронет, и никто это обещание нарушить не посмел.

Остальные ночевали внутри крепости, на вершинах трех других башен, отстоящих на равном расстоянии друг от друга и соединенных стенами. Фрол и Купафка – на одной, Клюгк и Цинизм – на другой. Бойцы разных армий Тумман и Бэкин, а также разбойник Ушац, которого им буквально пришлось тащить на себе – на третьей. Башни и крепостные стены были высокими, и вся крепость выглядела мощно. Фрол даже удивился, почему князья не приняли осаду в ней – захватить крепость казалось маловероятным даже с троекратно превосходящими силами.

Утром недостаточно выспавшийся Фрол и не менее замотанный Клюгк разобрались в механизме выдвижного моста, привели его в действие и отправили на материк парламентером раненого Туммана. В сложившейся ситуации покидать Княжий остров вместе с Купафкой, Клюгком и остальными Фрол не торопился.

Возвращаться в Горное королевство, в котором только вчера он был удостоен капитанского звания, означало привести в исполнение тайный приговор Его преосвященства, который, к счастью, проигнорировал Клюгк. Пробиваться в Женское царство – все равно, что бросаться в омут с головой, так как маркизу Сизому, наверняка, захватившему власть, совсем ни к чему был под боком законный претендент на престол. Ну, а что ждало Фрола в королевстве Лесном, оставалось только гадать, скорее всего, тоже ничего хорошего. Впрочем, добраться-то до него казалось очень проблематично.

Важно было узнать, что еще произошло за минувшие сутки. В первую очередь, вернулась ли Скорпа – теперь, после смерти матери, – Ее величество Скорпа, и как прошло ее «свидание» с Василием. Не менее важный вопрос, мучавший Фрола – почему после угасания второго солнца набаты отбили слишком много ударов, означающих гибель людей; почему помимо Женского царства, Княжества и Горного королевства, набат пробил не менее десятка раз еще и в королевстве Лесном? Судя по всему, лесные тоже с кем-то сражались. С царством у Гурлия было заключено перемирие, выходит, два королевства вновь скрестили шпаги? Либо в Лесном королевстве случился переворот, либо из лесов повылезали какие-нибудь неведомые разбойники? Загадок хватало, поэтому, когда от ближней к берегу лесной опушки в сторону острова направился человек с белым флагом, Фрол вздохнул с некоторым облегчением.

Он вышел на мост, но приказал полностью его не выдвигать, остановив шагов за пять до берега. В парламентере, облаченном в плащ красноватого цвета, означающим принадлежность к кардинальской жандармерии, он узнал лейтенанта Галлузо. Расстояние от края моста до обрывистого берега не позволяло преодолеть его в прыжке, но беседовать парламентеры могли свободно.

– Перекрасился, лейтенант? – вместо приветствия спросил Фрол.

– На вас, господин капитан, как я погляжу, тоже плащ не Женского царства, а все-таки Горного королевства, – парировал тот. – И в связи с этим, поздравляю вас с успешным захватом Княжьего острова и передаю приказ короля Ащука присоединиться к основным войскам Горного королевства для борьбы с остатками лесных.

– Короля Ащука? – удивился Фрол.

– Халимон убит… вчера вечером…

– Может, все-таки просветишь поподробнее? Кем убит? Что вообще произошло, пока мы остров захватывали?

– Вчера, воспользовавшись тем, что мы оттянули силы для захвата Княжьего острова, принц Чингай и генерал Ткач ввели войска Лесного королевства на нашу территорию и захватил кремль, а потом и монастырь Его преосвященства. Кто именно убил короля Халимона неизвестно до сих пор. Кстати, принц Чингай тоже погиб.

– Значит, принц, то есть, уже король Ащук стал вчера не только сиротой, но и вдовцом…

– Да. Царицей, согласно закону престолонаследования стала старшая дочь Векры – Скорпа, которая сегодня венчается с маркизом Сизым. Кардинал Манай с раннего утра отправился в Женское царство проводить соответствующий обряд…

– Вот, блин! – всплеснул руками Фрол. – Прямо, как в фильме индийском!

– В каком смысле? – не понял Галлузо.

– Да я про то, что у меня в мире за стеной слишком много родственников образовалось. Пусть и седьмая вода на киселе, но, к примеру, маркиз Сизый, или, теперь уже царь Сизый, приходится мне свояком, а тот же Ащук, как муж матери моей жены – кажется, тестем… Приходился… Или кем?

– В любом случае, Его величество является повелителем Горного королевства, а значит, и вашим повелителем. И поэтому…

– Да в гробу я видел и ваши королевства, и царство к ним в придачу. Отныне я – атаман Фрол, полноправный владелец Княжьего острова.

– Вот как? – слегка растерялся Галлузо.

– Да, вот так! Можешь передать это Его величеству, а заодно и Его преосвященству.

– Но в таком случае мы не выпустим вас с Княжьего острова!

– А мне с женой и двумя княгинями и на острове неплохо. Кстати, одна из княгинь, по велению Творца, должна завтра взойти на Нейтральный остров. Манай – в курсе. И желательно, чтобы он предоставил княгине Щеппе свою карету – мало ли что с ней по дороге может случиться.

* * *

Фрол сдержал слово – никто из нынешних обитателей острова не посягнул на честь княгини Углы и княгини Щеппы, по сути бывших в плену. Хотя самопровозглашенный атаман и успел отметить про себя, что и Клюгк, и Цинизм, да тот же Ушац нет-нет да бросали заинтересованные взгляды на вершину Главной княжеской башни.

Он поднялся на эту башню вместе с Купафкой сразу после зажигания третьего солнца. Княгини, которые, в принципе, могли бы перекрыть вход на башню, приняли их не то чтобы с опаской, скорее, настороженно. Да и как по-другому могли они вести себя с человеком, на глазах которого несколько дней тому назад князья убивали мучительной смертью, насиловали и даже съедали его друзей; с человеком, во многом благодаря которому их родные братья были все до одного уничтожены! Не знали княгини и как вести себя с Купафкой, – мало ли, какие обиды могла затаить на них царевна…

Нет, ни атаман Фрол, ни теперь уже атаманша Купафка не держали обид ни на Углу, ни на Щеппу. Но и порадовать княгинь ничем не могли. Скорее, известие, которое пока не спешил озвучить Фрол, ввергло бы их в уныние.

Фрол долго смотрел на Нейтральный остров, до которого по меркам потустенной жизни было примерно с километр. В любую мину там, в огромном потустенном мире могло произойти событие, благодаря которому кардинально изменится жизнь, обитающих в крошечном мирке за стеной. Или не произойти. Если уж он сам не смог справиться с брателлой Василием, то хватит ли для этого сил и ловкости у Наташи?

Но возникал и еще один вопрос – если план Фрола осуществится, и Наташа действительно завладеет выборочным преобразователем, то, как она им распорядится? Не взбредет ли ей в голову идея самой стать Творцом? Брателло Василий был прав, говоря, что выборочный преобразователь невозможно с кем-то поделить, он должен принадлежать только одному человеку!

Если же план не осуществится, и Василий окажется проворнее девушки, оказавшейся у него в плену, чем это обернется для Наташи? Фрол с ужасом вспоминал дождь из людей, когда брателло для того, чтобы отвлечь от плота хищных рыб, бросал в озеро ни в чем не повинных женщин. Не будет ли та же участь ожидать Наташу? Время шло…

С вершины другой башни не менее внимательно наблюдали за Нейтральным островом еще два человека – король Гурлий и граф Винсепто. По просьбе жены король освободил Винсепто, которого сам же несколько дней назад велел посадить в тюрьму. Второй раз Наташа упрашивала его помиловать осужденных: сначала – буквально в последний момент спасла от плахи капитана Клюгка, и вот сегодня, перед тем, как отправиться на Нейтральный остров, возможно, рискуя всем, настояла, чтобы муж простил влюбленного в нее графа.

Они стояли на вершине одной из башен Рубежной крепости и молча всматриваясь в очертания острова и в небо, вернее, в потолок мира за стеной, с которого светило три солнца. Любые слова сейчас были лишними. Оба были влюблены в одну девушку и по злой иронии судьбы и тот, и другой в последние дни лишились своих самых близких людей: у Винсепто подло убили отца – графа Бовдо, у Гурлия в разразившейся войне один за другим погибли все три сына…

Если бы Гурлий хоть на миг мог предположить, что так обернется, то ни за что не послал бы вчера на захват кремля короля Халимона своего старшего – принца Чингая, только что освобожденного из тюрьмы горных. Отправился бы сам, несмотря на еще незажившие раны, несмотря на уговоры жены провести рядом с ней, возможно, последний вечер в ее жизни…

Принц Чингай слыл отважным и удачливым воякой, а момент для нападения на Горное королевство оказался очень подходящим, – основные их силы были брошены на захват Княжьего острова. Это с Женским царством у короля Гурлия до сих пор продолжалось перемирие, а с Горным королевством никто перемирия не заключал, и война продолжалась.

Генерал Ткач, возглавивший отряд нападавших, не стал задерживаться у крепости Квадро, в которой с остатками своих людей укрепился барон Ольшан, а прямиком направился на захват кремля. Он словно подгадал специально – передовой отряд конницы лесных оказался у ворот кремля почти одновременно с королем Халимоном, возвращавшимся домой на своей карете в сопровождении небольшого эскорта. Еще одна карета – Его преосвященства Маная как раз направлялась к воротам кардинальского монастыря.

И король, и кардинал провели несколько часов на берегу озера, сначала наблюдая за постройкой плотов, потом, за переправой на Княжий остров, и задержись два самых влиятельных человека Горного королевства еще немного, конница лесных атаковала бы их на ровном месте. Завидев приближающегося врага, лейтенант Молдавец, как обычно правивший каретой, сообразил, что не успевает доскакать до ворот монастыря, споро развернул лошадей и умчался в сторону крепости покойного герцога Делавшока, тем самым, оставив лесных с носом.

Его величество Халимон, наоборот, решил успеть прорваться в кремль, и это ему удалось. Карета проскочила ворота кремля, а королевский эскорт попытался задержать атаковавших лесных. Безуспешно! Принц Чингай и виконт Вихор ворвались в кремль вслед за королевской каретой. Двух бросившихся на подмогу Халимону бойцов, лесные дворяне расстреляли из арбалетов и, уже спешившись, догнали короля и его адъютанта виконта Сухара на лестнице, ведущий во дворец. Те, имея преимущество, находясь на более высоких ступеньках, скрестили с нападавшими шпаги.

Король Халимон напрасно взял Сухара себе в адъютанты – сын бывшего коменданта тюрьмы, тот большую часть своей жизни провел в тюремных коридорах, в сражениях же участвовал – по пальцам одной руки пересчитать. В отличие от своего сверстника – виконта Вихора, который без лишних церемоний, поднырнув под обрушившуюся сверху шпагу, пробил острием своей и кольчугу, и живот Сухара.

Больше Халимону на помощь никто прийти не мог – буквально все бойцы были заняты в сражении. Да и сам король лучше владел топором палача, чем шпагой, и справиться с двумя бойцами у него практически не было шансов. Но принц Чингай не воспользовался численным перевесом, кивнув Вихору, чтобы тот не вмешивался. Он одолел Халимона быстро, выбитая шпага покатилась по ступенькам, и Его величеству ничего не оставалось делать, как поднять руки.

И в это время одна из дверей, ведущих в королевский дворец открылась, и на пороге показался человек с арбалетом и в доходящей по подбородка маске. Спущенная с тетивы стрела, преодолев короткое расстояние, попала Халимону в лицо. Чингай подхватил под мышки падающего короля, а человек в маске, выхватив из-за пояса кинжал, метнул его так же точно, как выстрелил – лезвие вошло принцу Чнгаю в правый глаз.

В следующее мгновение убийца скрылся за дверью столь же быстро, как и появился, а помчавшийся за ним виконт Вихор, наткнулся в королевских покоях лишь на обеспокоенную принцессу Истому. Человека в маске он так и не обнаружил, хоть и обегал в поисках и дворец, и весь кремль.

И только в королевскую тюрьму не догадался заглянуть виконт Вихор. В одной из камер, которой затаился убийца короля и принца, разбойник Шмел.

Разбойнику были абсолютно безразличны и тот, и другой. Но Шмел действовал не по своему желанию, а, выполняя волю самой прекрасной девушки на свете, принцессы Истомы. Принцесса пришла к нему, когда шум во дворце утих. Лесные вообще покинули кремль, который сложно было бы защищать с оставшимися в строю бойцами, и перебрались в монастырь кардинала Маная.

На этот раз Истома занялась любовью с разбойником в непривычной обстановке – тюремной камере. С убийством Халимона она еще на один шаг приблизилась к своей мечте и мечте своего покойного отца, виконта Касоча – стать единоличной правительницей Горного королевства. Осталось сделать последний шаг, и в этом Шмел должен был вновь ей помочь…

Для маркиза Сизого главная мечта всей жизни уже осуществилась. После благословения Его преосвященства Маная, обвенчавшись с красавицей Скорпой, ставшей царицей после гибели ее матери Векры, маркиз стал законным правителем Женского царства, другими словами – царем Сизым. И в то время, когда атаман Фрол и царевна Купафка, король Гурлий и граф Винсепто, кардинал Манай и король Ащук всматривались вверх, ожидая, когда погаснет третье солнце и гадая о судьбе королевы Таши, перенесенной в потустенный мир, свежеиспеченный царь предавался любовным утехам со своей царицей, без раздумий согласившейся с ним обвенчаться и оказавшейся готовой выполнить любые его требования.

Только одного не знал Сизый, что покорная в постели Скорпа, всего лишь продолжает играть роль, подсказанную Фролом. Всего лишь усыпляет бдительность мужа. Скорпа не испытывала каких-то особых дочерних чувств к Векре, но мать есть мать, и, наблюдая из потустенного мира за ее ужасной гибелью, она поклялась себе отомстить убийце, который, в отличие от всех остальных кавалеров цариц, царевен и цесаревен, до сих пор даже традиционно не лишился жертвенного мизинца. До сих пор…

Глядя на далекий Нейтральный остров, граф Винсепто негромко процитировал:

И не дожидаясь, когда король Гурлий поинтересуется, с какой стати были произнесены эти высокопарные слова, Винсепто впервые обратился к Его величеству на «ты»:

– Ты не должен был ее отпускать…

– Знаю, – ответил Гурлий. – Но тогда бы Творец бросил ее на корм рыбам. Считаешь, это лучшим выходом?

Винсепто промолчал.

– И потом скормил бы рыбам всех остальных! – сорвался на крик Гурлий.

Винсепто молчал.

– Но что? Что бы сделал ты, граф?! Ты даже здесь не смог уберечь своего отца от кинжала убийцы. А как можно справиться с Творцом? Как с ним справиться?

– Ты не должен был ее отпускать…

Глава девятая
Абсолютно невозможный побег

Полотенце! Наташа не могла думать ни о чем другом, кроме полотенца. По словам царицы Векры и ее дочери Скорпы оперуполномоченный Василий Фролов после секса давал им одно и то же полотенце, чтобы женщины смогли вытереться. Как и предполагал Фрол, хорошо знавший своего двоюродного брата, и с первой, и со второй Василий действовал практически по одинаковой схеме: изъятие из мира за стеной, преобразование, секс, во время которого рука партнерши была прикована наручником к трубе батареи, затем – легкое угощение спиртным и едой… По плану Фрола все должно было произойти именно во время угощения.

Выполняя драконье требование нового Творца, на следующий день после возвращения в мир за стеной царицы Векры, в условленное время на Нейтральный остров поднялась царевна Скорпа. После преобразования она повела себя в постели с Творцом еще более сексуально, по сравнению со своей матерью, и, в то же время, более ласково, можно сказать, с рабской покорностью. Именно этого больше всего любил в женщинах Василий.

По словам обратно преобразованной и вернувшийся домой Скорпы, со своей ролью она справилась. А роль сводилось к тому, чтобы хоть немного усыпить бдительность Василия, дать ему понять, что все в мире за стеной осознали его исключительность, абсолютное над собой превосходство и готовы подчиняться любым его требованиям. На самом деле подобное осознание всегда было в отношении прежнего Творца. Новый, о котором до сих пор знали единицы, оказался не лучше старого.

Более того, именно тех, кто знал о смене Творца, прежде всего, коснулась его, как сказал Фрол, «драконья сущность». Творец, словно безжалостный сказочный дракон, потребовал по очереди предоставить для своей услады самых знатных девушек мира: царевну Скорпу, королеву Ташу, княгиню Щеппу, принцессу Истому и царевну Купафку. Именно в таком порядке, а дальше, как сказал Василий, прежде чем обратно преобразовать царицу Векру, будет видно. И, кстати, перечисленные Творцом девушки остались одними из совсем немногих, которые недрогнувшей рукой Творца не были скормлены рыбам.

Что взбредет ему в голову в дальнейшем, не хотелось даже предполагать. Поэтому, несмотря на всю унизительность, создавшейся ситуации, король Гурлий и его жена, и царица Векра, и царевич Фрол, при инициативе последнего, выработали план, который Наташе и предстояло осуществить…

Полотенце, о котором она не могла не думать, висело на плече Василия. Он вернулся в комнату под песню «Перекресток» группы «Чиж и С°»:

Василий был в шлепанцах и красном махровом халате. Держа поднос, разукрашенный под хохлому, переставил с него на журнальный столик тарелку с бутербродами, запотевшую бутылку водки, два пластмассовых стаканчика и с довольным видом посмотрел на свою пленницу:

– А ты знаешь, я сегодня с утра специально ходил в кино и, как думаешь, какой фильм посмотрел?

Наташа, сидевшая на кровати, поджав ноги, заставила себя улыбнуться и пожала плечами, при этом наручник на ее правом запястье звякнул о трубу батареи.

– Авантюрно-исторический фильм «Мушкетер на всю жизнь» с Натальей Завьяловой в главной роли! Мне понравилось. И в постели ты тоже ничего, прям, как в последний раз сексом занималась…

– Ты тоже ничего, – Наташа вытерла свободной рукой пот со лба. – Так меня еще никто не имел.

– Ха-ха-ха! – Василий наконец-то бросил ей полотенце, а сам взялся за бутылку.

…Несколько дней назад Наташа, запертая в доме капитана Евдоккима, который насиловал ее два вечера подряд, придумала неплохой способ, как себя защитить, или хотя бы частично отомстить. Завернула в обрывки плаща черепки от разбитой плошки, перемешенные с мокрым песком, и завязала все это в тугой узел. Получилось что-то наподобие махалки, которую она довольно удачно пустила в ход против насильника. Но тогда у нее имелись две свободные руки и время, чтобы подготовиться к обороне. Сейчас было все гораздо сложнее…

– Ха-ха, кто бы мог подумать! – Василий, разливавший водку по стаканчикам, прямо-таки сиял. – Позавчера мне довелось поиметь царицу, вчера – царевну, а сегодня – саму королеву. Да еще такую красивую, такую замечательную артистку кино!

Он подошел к пленнице с наполовину наполненным стаканчиком и бутербродом с красной икрой. Наташа, закончившая вытираться, сложила полотенце и оставила его в прикованной руке, другой рукой взяла стаканчик с водкой…

…Фрол успел ей рассказать, что Василий никогда не считался большим выдумщиком, и если в детские игры двоюродных братьев вносилось разнообразие, то инициатором всегда выступал младший. Василий, как правило, повторялся, его анекдоты неизменно были «с бородой», если к нему приставал какой-то жест, то обязательно подсмотренный в каком-нибудь фильме, это касалось и поговорок, и привычек. К примеру, привычки пить с девушкой на брудершафт…

Василий подсел к ней на кровать, его стаканчик с водкой был почти полон. Минуту назад он похвастался, какую замечательную поимел артистку, и Наташа очень хорошо понимала, что сейчас должна сыграть, наверное, самую главную роль в своей жизни.

– За знакомство – на брудершафт? – Наташа улыбнулась и лукаво подмигнула человеку, уничтожившему почти всех женщин мира за стеной.

– За знакомство! – расплылся в улыбке Василий.

Они чокнулись и сплели руки со стаканчиками. В песне «Перекресток» как раз начался мощный проигрыш. Наташа набрала полный рот обжигающей жидкости и дождалась, когда Василий сделает два глубоких глотка. После чего сразу с резким выдохом выплеснула водку ему в лицо. Не дав опомниться, перехватила полотенце, набросила его на шею Василия и принялась душить. Наручник больно впился в выворачиваемое запястье, но Наташа понимала, что другого шанса избавиться от Творца не будет ни у нее, ни у кого другого.

И все-таки Василий вырвался, задыхающийся и ничего не видевший из-за попавшей в глаза водки, скатился с кровати, и Наташа не смогла его удержать. Но зато она заметила валявшийся на простыне маленький блестящий ключ. Дотянуться до которого удалось только кончиками пальцев ноги. Ей никогда не доводилось открывать наручники, и с первой попытки сделать этого не получилось. Слава богу, получилось со второй!

Наташа освободилась, но это не значило, что оказалась в безопасности. Василий почти пришел в себя, ему осталось всего лишь достать выборочный преобразователь. Правительница Лесного королевства бросилась на Василия разъяренной кошкой. Наполовину вытащенный из кармана преобразователь, полетел в дальний угол комнаты, а Наташа от сильного удара в грудь отлетела к двери и приложилась затылком о косяк. Казалось, после этого закаленному в тренировках и драках оперуполномоченному ничего не стоит справиться с девушкой, но Василий предпочел сначала завладеть выборочным преобразователем.

Понимая, что не сможет его опередить, Наташа выбрала единственно правильное решение – бросилась вон из комнаты и из квартиры.

Из одежды на ней абсолютно ничего не было. Плевать! Главное – не попасть под поле деятельности выборочного преобразователя, главное, убежать, как можно дальше. Она не стала звонить в двери – ждать пока откроют слишком опасно, да и откроют ли? Наташа помчалась вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки и задевая стены. А когда выскочила на улицу, сразу выбежала на шоссе и отчаянно замахала руками, призывая остановиться первую же машину.

Глава десятая
Атаман Фрол

– А почему новый Творец не обратил внимания на меня? – с вызовом спросила Угла. – Я, что, не такая красивая, как Щеппа?

Чего-чего, а подобной реакции Фрол не ожидал. Он вообще-то долго не мог решиться и рассказать княгиням о драконьих требованиях брателлы Василия. Как-то язык не поворачивался поставить молодую девушку перед жестоким фактом: либо она добровольно поднимается на Нейтральный остров, чтобы быть сначала преобразованной, а затем изнасилованной, либо ее ждет смерть и хорошо еще, если мгновенная.

Но когда Фрол, простояв несколько часов на вершине Главной княжеской башни, вглядываясь в Нейтральный остров, все-таки рассказал княгине Щеппе о предстоящем выборе, та лишь пренебрежительно фыркнула, словно, давая понять, что ничуть не напугана таким «приключением». А ее двоюродная сестра и вовсе заревновала!

– Странные вы здесь все, – сказал Фрол, стараясь не смотреть на нос Углы, из-за формы которого брателло, скорее всего, ее и проигнорировал. – Хотя…

Он вспомнил реакцию той же царевны Скорпы в аналогичной ситуации:

– Послушай, Щеппа, не знаю, чем закончилось или закончится преобразование королевы Таши, но в любом случае постарайся не перечить Творцу в его желаниях, он не извращенец и не выдумщик, просто больше всего ценит в женщинах покорность.

– Да ладно, ничего страшного, даже если чего-нибудь выдумает, – усмехнулась Щеппа и толкнула локтем в бок Углу. – Да, сестренка?

– Нет, ты все-таки у него про меня обязательно спроси, – потребовала та.

– О, господи! – вздохнул Фрол и посмотрел на жену. – Ты им не успела рассказать, как вел себя с тобой Василий?

– Ей некогда было, – ответила вместо царевны Щеппа и вдруг рассмеялась, а Купафка зарделась.

– Вы это о чем? – не понял Фрол.

– Да не важно, – сказала Щеппа. – Лучше скажи мне, атаман, когда мне с нашего острова уходить. Ведь до Нейтрального еще добраться надо. А вокруг война, враги, вдруг не пропустят?

– Вообще-то у нас с кардиналом был уговор о содействии в этом деле. Он в курсе всего, и было бы неплохо, чтобы предоставил вам свою карету…

– Господин атаман! – позвали в это время снизу. У подножия башни стоял капрал Бэкин. – На берегу материка прямо напротив выдвижного моста остановилась карета Его преосвященства.

– Где сам кардинал? – спросил Фрол.

– В карете только возничий, лейтенант Галлузо. Его преосвященство с небольшим отрядом жандармов перебрался в крепость герцога Делибалта.

– А другие горные?

– На опушке леса. У них две повозки и, кажется, они собираются нас блокировать…

– Ну, что, княгиня, – обратился Фрол к Щеппе. – готова покинуть родной остров?

– Да хоть сейчас! – беспечно ответила девушка.

* * *

За короткое пребывание в мире за стеной Фрол успел повидать очень много жестокости в разных ее проявлениях. Испытал жестокость и на своей шкуре, порой и сам действовал не очень милосердно. Но лишь сейчас осознал жуткую вину за происходящее.

Атаман и вместе с ним Купафка и Угла, Клюгк и Цинизм, Ушац и Бэкин стояли бок о бок на крепостной стене, обращенной на берег, куда только что сошла по выдвижному мосту княгиня Щеппа. Мост еще не до конца убрался в крепость, а княгиню уже окружили четыре всадника Горного королевства, среди которых оказался и сам король Ащук, подъехали и две повозки с возничими. Княгиню Щеппу не посадили в кардинальскую карету, как надеялся Фрол. Вместо этого лейтенант Галлузо тут же укатил на карете прочь, а оставшиеся на берегу горные бесцеремонно затащили княгиню на одну из повозок и начали срывать с нее одежду…

– Эй, капитан Фрол! – крикнул, гарцующий на коне Ащук. – Ты, наверное, не понял лейтенанта Галлузо, который вел переговоры от моего имени. Может, ты кого-то и видел в гробу, но мне неизвестно, что это такое…

– Немедленно оставьте девушку в покое! – потребовал Фрол.

– Мы ничего с ней не сделаем, если ты подчинишься приказу своего короля и покинешь Княжий остров, чтобы сегодня же выступить на последний бой с Лесным королевством.

– Ты не мой король! – возразил Фрол. – И до лесных мне нет никакого дела. А вот княгиня Щеппа – неприкосновенна. Сам Творец пожелал встретиться с ней завтра! Отпусти ее, гнида, иначе…

– Завтра Творец с ней и встретится, – не дослушал Фрола новоявленный король. – А сегодня мы будем прикасаться к ней все по очереди. Если, конечно, ты со своими людьми сейчас же не выдвинешь мост.

– Гады! – крикнула княгиня Угла.

– Атаман, если мы подчинимся, они расстреляют нас прямо на мосту, – сказал Фролу Клюгк.

– Понятно, что расстреляют, – согласился тот. – Ушац, ты сможешь достать эту гниду из своего арбалета?

– Давно бы достал, атаман, – покачал головой разбойник. – Но слишком уж далековато.

– Эй, на острове! – снова крикнул король горных. – Мы начинаем. И я с удовольствием стану первым.

– Не смей, сволочь!

Крик насилуемой княгини резанул по ушам. Но никто не собирался затыкать ей рот. Щеппа продолжала кричать, Купафка плакала, Углу трясло от ярости, а Фрол готов был кусать себе локти, от бессилия. И тут ему пришла в голову мысль.

– Так, господа островитяне, вот что мы сделаем, – сказал атаман. – Виконт Цинизм, ты останешься здесь с Купафкой и Углой, и вместе с ними по моему сигналу выдвинешь мост на тот берег. А мы вчетвером, – Фрол по очереди посмотрел на Клюгка, Ушаца и Бэкина, – переправимся на плоту на царский берег и перебьем этих гаденышей.

– Но, как же рыбы, Фрол! – воскликнула Купафка.

– Ничего, у нас есть опыт, как с ними справиться.

– Атаман, – нахмурился Цинизм, – вскоре должно погаснуть второе солнце, а ночью…

– Плевать мне на ночь! И на Творца мне тоже плевать, раз он допускает такое, – Фрол кивнул в сторону берега, откуда продолжали доноситься крики Щеппы. – Не будем терять времени, господа!

* * *

Третье плавание на плоту оказалось для Фрола самым безопасным. Возможно потому, что расстояние от Княжьего острова до берега Женского царства было совсем небольшим. Клюгк и Бэкин налегали на весла, атаман по привычке вооружился копьем для отпугивания рыб, а Ушац был наготове с арбалетом.

Рыбина у поверхности воды успела показаться всего один раз, но очень удачно выпущенная Ушацем стрела, попала ей в голову и вынудила скрыться в глубине. У самого берега плот подвергся ощутимому удару в дно, и Фрол с компанией, не дожидаясь следующего нападения, быстренько покинул далеко небезопасное плавсредство.

Они побежали по лесу, придерживаясь берега. Лес был не очень густой, невдалеке справа виднелся просвет – дорога к Октаэдру, где сейчас должно было продолжаться празднование свадьбы Скорпы и Сизого. В Октаэдр он тоже собирался наведаться и разобраться с убийцей своей тещи, но немного погодя. Прежде всего – освобождение княгини Щеппы.

Когда атаман добежал до опушки, с которой были видны две повозки с копошившимися людьми, княгиня уже не кричала, до Фрола доносились лишь стоны да покряхтывания. Он кинул взгляд на стену Княжьего острова, отсюда на ней никого видно не было, но вряд ли и Купафка, и Угла куда-то ушли.

Мелькнула мысль: «Вот сейчас он, сам себя провозгласивший атаманом, прикажет трем молодым людям, подставляя себя под стрелы, выйти на открытое пространство, чтобы попытаться освободить княгиню. Ее родные братья причинили немало боли и Клюгку, и Ушацу, да и Бэкину, чьи друзья погибли вчера при переправе на Княжий остров. Так почему же они должны рисковать из-за этой княгини своими жизнями? И почему он готов рискнуть сам?»

– Арбалеты приготовили? – спросил Фрол, и все согласно кивнули. – Так, растягиваемся в неширокую цепочку и по моей отмашке одновременно выходим. Пока нас не заметили, не бежим, но идем очень быстро. Постарайтесь не стрелять в одних и тех же. Ушац, на тебя надежда особая. Все!

Внезапно выскочившую из леса четверку должны были бы заметить сразу, но все без исключения горные слишком увлеклись княгиней Щепой. Только когда атаман со своими людьми приблизились к повозкам на расстояние прицельного выстрела, кто-то из насильников поднял тревогу. И тут же в них полетели стрелы.

– Так их, гадов! Бейте! – закричали с крепостной стены, и Фрол, на бегу перезаряжавший арбалет, узнал голос Купафки.

– На-на!

– Есть, сука!

– ЕСТЬ, СУКА! – тоже заорал атаман, когда после его первой, улетевшей в молоко стрелы, вторая пробила грудь спрыгнувшему с повозки горному.

– А-ах! – выдавил из себя Бэкин, прежде чем ткнуться лицом в землю.

– На-на!

– Не приближайтесь! Или я убью ее! – теперь уже завопил Ащук – единственный, кого пока что пощадили стрелы нападавших. Оставшись на повозке король занес шпагу над лежащей под ним Щеппой.

– Стойте! – велел Фрол своим бойцам и остановился, тяжело дыша. – Не трогай ее, Ащук, мы тебе ничего не сде…

Но тот его не слушал. Острие шпаги пробило горло девушки, а король горных, словно в припадке ярости, стал бить еще и еще. Над его головой просвистели две стрелы, с крепостной стены Княжьего острова доносились проклятия, рычащий Фрол со всех ног несся к повозке, а Ащук, держа шпагу двумя руками, все бил и бил уже мертвую княгиню.

Кинжал, брошенный Фролом, вонзился ему чуть ниже кольчуги, в область пупка. Ащук как-то машинально, будто палку, швырнул в приближающего Фрола шпагу, от которой тот без труда уклонился, схватился за рукоятку кинжала, выдернул его из живота и вместо того, чтобы обратить оружие против капитана, опустился на колени и вновь ударил мертвую Щеппу.

Второй раз вонзить кинжал в тело княгини Ащуку не удалось. Фрол запрыгнул на повозку и врезал королю кулаком в нос. Падая назад, тот отмахнулся кинжалом, лезвие которого вспороло атаману кожу на подбородке. Не обратив на это внимания, Фрол навалился на Его величество и принялся бить кулаками по лицу. Наотмашь, со всей силы. До тех пока не понял, что бить больше нет смысла, что король Ащук уже мертв…

– Атаман! Жандармы! – вернул его в реальность Клюгка. – Мост! Давайте мост! – крикнул бывший капитан в сторону крепости. И опять – к Фролу:

– Бежим, атаман, нам не отбиться.

Спорить не было смысла – шестеро всадников в плащах красноватого оттенка неслись к ним во весь опор.

Но прежде чем побежать за спешащими к выдвигающемуся мосту Клюгком и Ушацем, атаман Фрол бросил взгляд на изуродованное тело княгини Щеппы, а после чего плюнул в окровавленное лицо короля Ащука.

Глава одиннадцатая
Сбежавшая королева

Наташу разбудило щебетание птиц и какой-то отдаленный шум. Не веря ушам, она открыла глаза. Было светло, но свет лился не с неба-потолка из люстры с тремя плафонами, а из обычного застекленного окна с приоткрытой форточкой. Наташа спрыгнула с кровати и подскочила к окну. С высоты третьего этажа открывался вид на типичный московский осенний дворик, с акациями и тополями, начавшими терять листья, заасфальтированными дорожками и парой пустых скамеечек, осветившихся лучами проглянувшего из-за облаков утреннего солнца.

Дома! Она дома, в нормальном мире. В мире, не огороженном четырьмя высоченными стенами, которые не преодолеть, а в доме с обычными окнами и потолком! Наташа окинула взглядом комнату – больничная палата с двумя кроватями, одна из которых была заправлена. Она не помнила, как сюда попала, но предшествующие этому вчерашние приключения проявились очень отчетливо…

…Она не смогла справиться с Василием, слишком опытным оказался оперуполномоченный. Зато успела убежать, прежде чем тот направил на нее выборочный преобразователь.

Наташа выскочила на вечернюю московскую улицу и отчаянно замахала руками, призывая остановиться любую машину. Не каждый водитель готов подсадить обнаженную девушку, боясь какой-нибудь подставы, но Наташа была слишком красива, чтобы ее призывы долго оставались тщетны.

– Поехали, поехали! – взмолилась она, запрыгнув в остановившуюся легковушку.

Водитель не стал задавать лишних вопросов и надавил на газ. Оглянувшись, Наташа увидела через заднее стекло выскочившего из подъезда Василия. В красном махровом халате и, кажется, босиком он вскинул руку по направлению к машине, и Наташа, вскрикнув, пригнулась, обхватив голову руками. Водитель, молодой очкастый парень рывком увеличил скорость и с визгом тормозов свернул в переулок.

– От кого убегаем, красавица?

– Он меня изнасиловал и хотел… хотел! У него прибор такой…

– Так тебе в милицию надо. Заявление писать.

– Да, да, в милицию! Пожалуйста!

– Хорошо, хорошо, – вскоре, после очередного поворота очкастый остановил машину в каком-то дворе и уставился на Наташу. Спохватившись, она прикрыла наготу руками.

– Только лично мне в милиции абсолютно нечего делать, – сказал водитель. – Еще подумают, что это я тебя изнасиловал.

– Но я скажу… – возразила, было, Наташа, но очкастый ее перебил:

– Ты все им скажешь, когда я буду отсюда далеко. Ты адрес своего насильника запомнила?

– Запомнила, – кивнула Наташа.

– Это хорошо. А отделение милиции отсюда буквально в двух шагах. Выйдешь из арки и направо, там – увидишь. Пойдем, я тебе кое-что дам.

Он вышел из машины и, открыв багажник, стал в нем копаться. Наташа, которую всю трясло, открыла дверь, но ступить на асфальт не решалась. Очкастый подошел и протянул засаленную телогрейку.

– На, прикройся. И давай, беги к ментам, а я из-за тебя подставляться не собираюсь.

Наташа, наконец, выбралась из машины и продела руки в рукава подставленной телогрейки, которая оказалась ей чуть ниже поясницы.

– С-спасибо, – сказала девушка с прозвучавшей ноткой упрека.

– Пожалуйста, – ухмыльнулся очкастый и, не удержавшись, шлепнул ладонью по голому заду девушки.

– Это в счет моего гонорара за спасение от маньяка, – невозмутимо пояснил он зло сверкнувшей глазами Наташе. – Из арки – направо.

Она молча развернулась и сначала пошла, а потом бросилась бежать. Очкастый не обманул, опорный пункт отделения милиции оказался поблизости. Запыхавшаяся Наташа проскочила мимо оторопевшего сержанта-охранника и подбежала к окошку дежурного.

– Брателло! Меня изнасиловал брателло! – выпалила она. – У него выборочный преобразователь. Он уменьшает людей. У него в квартире мир за стеной. Он всех там может убить, скормить рыбам. Он маньяк, маньяк…

– Девушка, девушка, – дежурный с капитанскими погонами встал и окинул Наташу взглядом с головы до ног. Она была явно не в себе: растрепанная, босая, в видавшей виды телогрейке, под которой из одежды, кажется, ничего нет. Оказавшиеся за спиной девушки сержант-охранник и мужчина, одетый в гражданское, не отрывали от нее заинтересованных взглядов.

– Вы протараторили сразу слишком много слов, – успокаивающе сказал капитан. – Давайте по порядку. У вас документы есть?

– Какие документы?! Я совсем голая от него убежала, прямо на улицу…

– Как вы сюда попали в таком виде?

– Меня довезли. На машине. Водитель дал телогрейку. Если бы не он, Василий уменьшил бы меня снова…

– Марка и номер машины?

– Я не знаю, не запомнила. Но я запомнила тот дом и квартиру, в которой мир за стеной. – Наташа торопливо назвала домашний адрес Максима Николаевича.

– Участковый Коряжный, это, вроде бы, твоя территория? – обратился капитан к мужчине в штатском.

– Так точно! – откликнулся тот.

– Ваше фамилия, имя, отчество?

– Завьялова Наталья Дмитриевна, – машинально ответила Наташа. И тут же перешла на крик:

– Да при чем здесь фамилия, имя?! Меня изнасиловали, понимаете? Из-на-си-ло-ва-ли!

– Кто?

– Новый Творец. Брателло. Василий. Он тоже мент. Он брат Фрола…

– Женя, Коряжный, ты что-нибудь понял?

– Сейчас поймем. Прихвати-ка ее! – велел участковый сержанту.

Тот послушно завел Наташины руки за спину, а Коряжный быстро расстегнул пуговицы и распахнул телогрейку. Наташа ахнула и стала вырываться. Не получилось.

– Ну и что же мы наблюдаем? – бесцеремонно разглядывая Наташу, спросил участковый и сам же ответил. – Молодое, идеально-красивое женское тело. Без единой ссадины, царапинки или кровоподтека. О каком же насилии может идти речь, уважаемая Завьялова Наталья Дмитриевна? Изнасилованные выглядят совсем по-другому, – и, положив руку на грудь девушки, он слегка ущипнул ее за сосок.

– Подонок! – закричала Наташа и безуспешно попыталась лягнуть участкового. – Ты – такой же, как он! Вы все менты такие же! Отпусти!

– Оставь ее в покое, Коряжный, – велел капитан. – И ты, сержант, отпусти ее. И вызови-ка скорую.

Сержант выполнил приказ, а Наташа поспешно застегнулась на все пуговицы и одернула телогрейку. Бросила злобный взгляд на участкового, и тот благоразумно отступил на пару шагов.

– Зачем – скорую? – спросила она.

– Ну, если вы напишите заявление об изнасиловании, то вас должен осмотреть врач.

– Поймите же, что не во мне дело! – снова закричала Наташа. – У брателлы, то есть, у Василия Фролова в руках выборочный преобразователь. С помощью его он может уменьшать людей, а потом переносить их в мир за стеной. А там – делать с ними все, что угодно!

– Да не кричи ты! – Повысил голос капитан. – Что за брателло такой?

– Он стал новым Творцом. Завладел преобразователем, уменьшил старого Творца и перебросил в мир за стеной. А потом стал переносить в нормальный мир девушек и насиловать. А тех, кто ему не понравился Василий скормил рыбам. Барбусам!

– Что значит, скормил барбусам?

– То и значит! Они же маленькие!

– Барбусы?

– Люди, идиот! Люди маленькие. Вот такие, – Наташа показала пальцами размер в треть спички. Капитан, бросил взгляд на Коряжного, тот выразительно покрутил пальцем у виска.

– Так, сержант, где там наша скорая?

– При чем здесь скорая?! – перешла на визг Наташа. – При чем здесь скорая!!!

Она начала биться в истерике, отмахиваясь от сержанта, пытавшегося ее утихомирить, выбила стакан с водой из рук участкового, порываясь выбежать на улицу. И, кажется, последним, что она видела, прежде чем впасть в беспамятство, был белый халат врача.

Наверное, ей вкололи солидную дозу успокоительного. Может, оно было и к лучшему. Наташа хорошенько выспалась и чувствовала себя набравшейся сил. Но что делать дальше? Горький опыт общения с милицией подсказывал, что необходимо выработать абсолютно другую тактику поведения.

Чтобы забыть о мире за стеной, как о дурном сне, даже речи быть не могло. Нельзя сказать, чтобы тот мир стал ей дорог. Но в мире за стеной остался любящий ее муж – несчастный король Гурлий, потерявший на полях сражений трех сыновей; остался Фрол, рисковавший ради нее жизнью; осталось много других людей, которых в любой момент мог уничтожить новоявленный Творец.

Да и саму ее, как свидетеля, Василий Фролов вряд ли оставит в покое! Ведь он же мент, а значит, знает способы поиска скрывающихся людей, значит, ему несложно будет вычислить и ее. Не ровен час, уже вычислил?!

Наташа запахнулась в больничный халатик и вышла из палаты. В конце коридора показалась медсестра, Наташа спокойно двинулась ей навстречу и, толкнув дверь в соседнюю палату, вошла в нее, как в свою. Кажется, ей начинало везти – палата оказалась одноместной и пустой, хотя кровать и не была заправлена, зато на одной из тумбочек рядом с вазой, в которой стоял роскошный букет кремовых роз, лежал мобильник.

Номер телефона Дмитрия Красавского Наташа помнила наизусть. «Мушкетер на всю жизнь» долго не брал трубку, возможно, еще не проснулся после очередной затянувшейся вечеринки. Наконец, она услышала недовольное «Алло».

– Димочка, это я! – торопливо заговорила Наташа. – Пожалуйста, не перебивай, и выполни мою просьбу. Я очень-очень прошу тебя помочь мне…

* * *

Старший уполномоченный Василий Фролов считался неплохим специалистом по розыску пропавших людей. Адрес, по которому временно проживает киноартистка Наталья Завьялова, он узнал быстро. Да и сделать это было несложно, особенно после того, как Василий обнаружил среди вещей в квартире Максима Николаевича ее сумочку с паспортом, мобильником, записной книжкой…

Но прежде чем искать беглянку, он, хорошо понимая, что Наташа, скорее всего, первым делом заявится в милицию, поспешил покинуть квартиру старика, прежде наведя в ней порядок, закрыв и замаскировав дверь в комнату с миром за стеной.

Не прошло и часа, как Василий, воспользовавшись ключом, найденным в Наташиной сумочке, проник в ее квартиру. Обычную однокомнатную квартиру в спальном районе, которую артистка снимала уже больше года, и в которую Наташа должна была вернуться если не этим же вечером, то хотя бы на следующий день. Здесь были ее вещи, наверняка, где-нибудь в укромном месте хранились деньги, ценности. Старший оперуполномоченный не стал их искать – все это были мелочи. Главное, чтобы в квартире появилась хозяйка. Пусть даже не одна, а с подругой или другом, пусть даже с нарядом милиции. Василий был готов воспользоваться выборочным преобразователем столько раз, сколько понадобится для устранения свидетелей, и в первую очередь – Наташи, знавшей тайну мира за стеной.

Она не вернулась домой ни вечером, ни ночью. Василий терпеливо ждал до тех пор, пока часов в десять утра не услышал звук ключа, поворачиваемого в замочной скважине входной двери. Дождавшись, когда дверь закроется, и кто-то пройдет в комнату, он выглянул из кухни с выборочным преобразователем наготове.

– Вот так сюрприз! – сразу узнал он в растерявшемся при его виде мужчине обладателя лихо закрученных усов, главного героя фильма «Мушкетер на всю жизнь». – А где же вы оставили свою принцессу, господин мушкетер?

– Кто вы такой? – воскликнул Дмитрий Красавский.

– Старший оперуполномоченный Фролов, специалист по розыску пропавших людей, – представился Василий и протянул Красавскому раскрытое служебное удостоверении. – Что вы делаете в квартире разыскиваемой Натальи Завяловой?

– Она, она сама попросила, – залепетал герой-мушкетер, – приехать забрать ее вещи и привезти. У меня ключ, у нас общие ключи, мы здесь иногда встречаемся.

– Куда привезти?

– В больницу. Она мне адрес сказала, я записал, – Красавский достал из кармана сложенный вдвое листок. – Вот, палата номер тридцать четыре…

– Это точно?

– Да. Только она просила никому…

– И ты напрасно ее не послушал, – сказал Василий, нажимая зеленую кнопку выборочного преобразователя…

Сейчас он сильно пожалел, что накануне вечером не стал обзванивать больницы, находившиеся поблизости от дома старика, с вопросом о поступивших странных клиентах. Мысль такая была, но победила уверенность, что Наташа вернется домой. Вместо этого она отправила на квартиру своего любовника Красавского. На его беду…

* * *

Наташе действительно очень повезло. Вернувшаяся в палату девушка, одетая в больничную пижаму, конечно же, удивилась при виде непрошенной гостьи, разговаривавшей по ее мобильному телефону, но возмущаться такой бесцеремонностью не стала, для начала решив разобраться, что к чему. А когда Наташа, не переставая извиняться, назвала себя, девушка сразу ее узнала и радостно сообщила, что только вчера в очередной раз пересматривала «Мушкетера на всю жизнь», который ей безумно нравится.

Звали ее Татьяна Синицына, и, как выяснилось, с Наташей она была ровесницей. Лечь в больницу на обследование «в связи с общим плохим самочувствием» Татьяну уговорил отец – известный в Москве адвокат.

Судя по всему, Татьяна была достойной дочерью своего отца. Попросив Наташу для начала коротко изложить суть свалившихся на нее проблем, она пообещала помочь. Первым делом посоветовала Наташе никуда из ее палаты до поры до времени не уходить, а сейчас же лечь в постель, укрыться одеялом с головой и притвориться спящей, мол, врачи предписали больной Синицыной покой, вот она эти предписания и выполняет. Наташа послушалась, а Татьяна поспешила на первый этаж караулить Дмитрия Красавского.

Она, конечно же, узнала бы «мушкетера», благодаря которому, в большей степени, и полюбила фильм с его участием в главной роли. Но по очень точным описаниям Наташи, она без всяких сомнений узнала другого человека, который появился в холле больницы. Василий Фролов или, как еще называла ее новая подруга, Творец быстрым шагом направился к регистратуре. Татьяна успела встать за его спиной, чтобы услышать окончание фразы Фролова:

– …по нашим сведениям Наталья Завьялова находится в палате номер тридцать четыре. Я не собираюсь вести с ней какие-либо разговоры и тем более забирать отсюда. Просто для следствия необходимо убедиться, что это именно наша разыскиваемая.

– Хорошо, хорошо, – ответили ему из-за регистрационного окошка. – Сейчас вас проводит сестра.

– Прошу вас, побыстрей, пожалуйста!

Не прошло и минуты, как к Фролову подошла медсестра, потребовала надеть белый халат и повела за собой. Татьяна мысленно похвалила себя за то, что заставила Наташу притвориться спящей в своей кровати. Действовавший «в интересах следствия» Фролов, не обнаружив разыскиваемую в палате номер тридцать четыре, начал одну за другой распахивать двери на третьем этаже, не обращая внимания на протесты медсестры. Распахнул он дверь и в Танину палату и даже собрался в нее зайти, но тут терпению медсестры наступил предел, она грудью встала на пороге и начала кричать, призывая на помощь охранников.

Фролов выхватил из кармана какой-то предмет, наставил его на медсестру, но, заметив несколько любопытствующих голов, высунувшихся из дверей других палат, зло плюнул, стащил с себя халат, бросил под ноги медсестре и под ее возмущенные крики поспешил покинуть больницу.

Когда Татьяна рассказа об этом не на шутку перепуганной Наташе, та запаниковала еще больше.

– Этот предмет и есть преобразователь! Василий мог нажать на кнопку и превратить и медсестру, и меня, и тебя в лилипутов! Он всех по очереди мог превратить в лилипутов… – не переставая, твердила Наташа

– Но ведь не превратил, – успокаивала ее Татьяна. – Значит, чего-то боится. Значит, мы должны его еще больше напугать. Хотя бы в милицию позвонить и рассказать, что их сотрудник здесь вытворял.

– Я вчера пытался им рассказать, – возразила Наташа. – Сама видишь, где после этого очутилась.

– А из какого отделения тебя сюда доставили? Хотя бы примерный адрес скажи. Мы по телефонному справочнику его вычислим.

– Я адрес дома Творца на всю жизнь запомнила. А дом этот стоит на территории участкового Евгения Коряжного.

– Отлично! – обрадовалась Татьяна. – Сейчас мы все выясним.

Не прошло и пяти минут, как они услышали в трубке голос интересующего их человека:

– Участковый Коряжный на связи.

– Слушай, участковый! Вчера у тебя хватило наглости при свидетелях унизить и облапать известную киноартистку, исполнительницу главной роли в фильме «Мушкетер на всю жизнь» Наталью Завьялову, а потом упрятать ее в больницу…

– Какую артистку. Кто это говорит?

– Это говорит ее лучшая подруга Татьяна Синицына, дочь известного московского адвоката. Если ты до сих пор не посмотрел бестселлер «Мушкетер на всю жизнь» советую это сделать. А сейчас, если не хочешь больших неприятностей, включи мозги и слушай.

– Я вешаю трубку!

– Подождите, Евгений, это я, вчерашняя истеричка, – сказала Наташа, отобрав у Татьяны мобильник. – У меня к вам нет претензий, я вчера вела себя слишком… слишком… В общем, кто старое помянет, тому глаз вон…

– Вы можете говорить конкретно, Наталья Дмитриевна?

– А вы принимаете, что сейчас с вами говорит не истеричка, а вполне здравомыслящий человек?

– Ну, предположим…

– Так вот, Евгений. Меня вчера действительно изнасиловали. И если бы вы не пялились на мою грудь, а удосужились осмотреть правое запястье, то увидели бы след от наручников. Насильника зовут Василий Фролов, он старший оперуполномоченный, он очень опасен…

– Почему я должен вам верить?

– Да, в это очень сложно поверить, пока сам не окажешься к этому причастен. Это очень непростая история… Но вы должны знать, что по адресу, который я вам назвала…

– Я вчера проверил этот адрес. Там прописан вполне приличный пожилой человек. Акиньшин Максим Николаевич.

– Убили вашего Максима Николаевича! Убили! И еще очень и очень многих людей убили. И еще убьют.

– Вы действительно та самая артистка, про которую говорила ваша подруга?

– Да! Да, я…

– Не смешите!

– Алло, алло! Таня, этот гад повесил трубку! – Наташа замахнулась, было, чтобы швырнуть мобильник, но вовремя одумалась и отдала его хозяйке.

– Ты расскажешь мне всю свою историю? – с надеждой спросила дочь адвоката. – Не бойся, я поверю…

Глава двенадцатая
Наблюдаю полет вольной птицы

На Княжьем острове – самом большом острове мира за стеной их осталось всего шестеро. Фрол, Купафка, Угла, Клюгк, Ушац и Цинизм. Шестеро абсолютно разных людей, оказавшихся изолированными от остального мира. Вернее, крошечного мирка, в котором у них хватало врагов. К тому же нельзя было утверждать, что на острове среди четырех мужчин и двух женщин с каждым часом крепнет дружба.

Фрол, взявший на себя обязанности атамана, был уверен лишь в своей жене и Клюгке. С Ушацем, кажется, не все было в порядке в плане психического состояния. Атаман, конечно, не ожидал от одноухого удара ножом в спину, но за безопасность того же Клюгка поручиться не мог. Раненый виконт Цинизм тоже был темной лошадкой. И с княгиней Углой следовало держаться настороже – мало ли, что взбредет в голову женщине, потерявшей за последние сутки всех родных, причем, во многом по его вине…

Поэтому, чтобы относительно спокойно провести ночь, Фрол приказал виконту Цинизму остаться в правой крепостной башне, Клюгку – в левой, чтобы контролировать возможные действия горных. Ушац ночевал на берегу, в его задачу входило присматривать за противоположным берегом, где остался плот, – вдруг новоявленный царь Сизый вздумает переправить своих людей на Княжий остров.

Фрол вместе с Купафкой ночевал в одной из комнатушек Главной башни. В соседней расположилась княгиня Угла. Что готовил островитянам предстоящий день, наверное, было известно одному Творцу. Проснувшись, Фрол вместе с Купафкой проведал по очереди Ушаца, Клюгка и Цинизма, наказав оставаться на своих постах до того, как загорится третье солнце, и потом еще примерно час. Затем – общий сбор в крепости, которая оставалась наиболее надежным местом, даже если весь остальной остров каким-то образом окажется захвачен врагами. Никто не возражал, и атаман с женой вновь поднялся на Главную башню, откуда открывался великолепный обзор во все стороны. Дольше всего Фрол смотрел в сторону Нейтрального острова.

– Знаешь, – обратился он к Купафке после долгого молчания, – когда я оказался в одной камере вместе с генералом Бовдо, он сказал мне интересную вещь: мол, в мире за стеной пришлых погибает значительно больше, чем местных. И происходит это потому, что они не до конца понимают, что с ними произошло, где очутились, не могут поверить в мир за стеной.

И что же получилось на примере захвата Княжьего острова? Из его защитников самым последним погиб не кто-нибудь, а, можно сказать, главный злодей, потомственный дворянин князь Кривец. Так же и во вчерашнем бою с горными – последним из них был убит король Ащук. В итоге из всех нападавших на остров царских бойцов, выжил лишь один – потомственный дворянин виконт Цинизм, среди горных уцелели боец Тумман, которого мы благополучно отправили восвояси, и капитан Клюгк.

– Ты тоже уцелел, – Купафка промокнула сложенным в тампон платком выступившую из раны на его подбородке сукровицу.

– Да. И еще – Ушац, – согласился Фрол. – Но, заметь, и я с Ушацем, и Клюгк имели в потустенном мире не совсем обычные профессии. Ушац работал егерем в лесничестве, Клюгк – инкассатором, ну а я – каскадер. У нас троих профессии были связаны с оружием и постоянным риском. Возможно, поэтому мы и выжили…

– Вы выжили, потому что сильные, умеете сражаться и ничего не боитесь, – сказала Купафка.

– А я, знаете, о чем очень сильно жалею? – спросила неслышно подошедшая княгиня Угла и, не дожидаясь ответа, продолжила:

– Что не выбрала себе в женихи того разбойника, которого братья потом посадили на кол.

– Думаешь, князья тебе бы это разрешили? – усмехнулась Купафка.

– Дело не в том, разрешили бы князья или нет, – сказал Фрол. – Я думаю, что Никус, развяжи ему руки, тут же бросился бы душить первого попавшегося князя. Он ни за что не простил бы им смерть Михыча…

– А ты? – спросила Угла. – Почему ты простил меня?

– Но ведь не ты же резала Михыча на куски, не ты насиловала Ушаца и сажала на кол атамана Никуса, не ты отрубала пленным головы… И, как я понял, ты не выдала братьям мою жену…

– Не выдала, – согласилась Угла, с беспокойством посмотрев на Купафку, и та незаметно для Фрола ей кивнула.

– Кстати, об Ушаце, – сказал Фрол последней представительнице княжеского рода. – Рекомендую вести себя с ним поосторожнее. Он очень злопамятен. Старайся поменьше показываться ему на глаза.

– А что мы будем делать дальше, атаман? – спросила княгиня.

– Ждать, когда загорится третье солнце. В это время Творец должен был бы забрать с Нейтрального острова твою сестру. А теперь…

Вздохнув, Фрол замолчал, не зная, что сказать, а Купафка вдруг негромко, но совершенно отчетливо процитировала:

Стою на скале, смотрю в море,

В голову приходят мысли о стенах,

Наблюдаю полет вольной птицы,

А в голове возникает…

– … виденье камня, – продолжил Фрол, когда Купафка запнулась. – Так ведь это же «Чиж»? Где ты слышала эту песню? Брателло музыку включал, да?

– Мне она понравилась, – сказала Купафка.

– И я тоже «Чижа» люблю. У меня дома все его диски есть. И вообще очень много разных дисков и наших, и буржуйских…

– Атаман, ты о чем говоришь? – спросила Угла.

– Да, да, – печально кивнул Фрол. – Ты ведь совсем не в курсе. Эх, девочки, сколько же всего вы лишены в этом проклятом мире! Но, знаете, я клянусь, сделать все возможное, чтобы вас отсюда вытащить. Чтобы вы зажили нормальной жизнью.

Неожиданно воздух над их головами всколыхнулся, и в следующее мгновение на полу из ниоткуда возник человек. Голый мужчина, в беспамятстве лежал на спине, раскинув руки и ноги. Купафка и Угла ойкнули и невольно попятились. Впрочем, Угла тут же шагнула обратно, с явным интересом разглядывая незнакомца. А вот Фролу этот мужчина был знаком очень даже хорошо. Новый Творец перенес в мир за стеной не кого-нибудь, а Дмитрия Красавского, собственной персоной.

– Одежду какую-нибудь принеси, – велел Фрол княгине, и та, хмыкнув, ушла в свою комнату. И тут же, высунувшись из двери, спросила:

– Юбка подойдет?

– Тащи, – Фрол улыбнулся. – В таком наряде наш Димочка еще не ходил. Все больше в мушкетерском плаще…

– Ты его знаешь? – удивилась Купафка.

– Мы вместе снимались в одном фильме. Я, Наташа и он, Дмитрий Красавский, – пояснил Фрол. – Только Димочку все больше снимали крупным планом в любовных сценах, а я, как дублер, вместо него сражался, бегал, прыгал, падал…

– Что… – Красавский открыл глаза и приподнял голову. Моргая, уставился сначала на Купафку, затем на Фрола.

– Ты? – новоявленный пришлый округлил глаза, сел и посмотрел по сторонам. – Как… э… Где я?

– С прибытием на Княжий остров мира за стеной, молодой человек, – сказал Фрол, картинно разведя руками. Примерно такой же фразой встречали его самого, спускавшегося после преобразования с Нейтрального острова на землю Лесного королевства.

– Фрол, – Красавский с облегчением вздохнул. Но тут же нахмурился. – Что произошло? Мне позвонила Наташа, попросила привезти ей вещи в больницу, я приехал к ней домой, а там…

– Наташа? – переспросил Фрол. – Она тебе позвонила?

– Да! Вся на нервах…

– Значит, ей удалось! Удалось, Купафочка. Она справилась! Теперь у нас появился шанс…

Фрол вдруг исчез. Дмитрий Красавский, царевна Купафка и княгиня Угла, покинувшая свою комнату с ворохом одежды, только что видели его перед собой, а в следующее мгновение атамана не стало.

– Что происходит? – дрожащим голосом спросил Красавский.

* * *

– Фрол, очнись! Давай, давай, кузен, приходи в себя!

Сергей вздрогнул от выплеснутой в лицо воды, но глаза открывать не спешил. Он представлял, как должен повести себя при очередном преобразовании, и вот оно произошло. Новый Творец, брателло Василий во второй раз увеличил его до нормального состояния, во всем теле ощущалась легкость и необычайный прилив сил, которые осталось только умело приложить.

– Только не вздумай на меня опять броситься, кузен, – Василий был где-то рядом. – Я все равно успею нажать кнопку раньше, и ты опять станешь маленьким. А это не нужно ни тебе, ни мне, ни артисточке…

Фрол слегка пошевелил руками и ногами – кажется, их ничего не удерживало.

– Вижу, вижу, что очнулся. Не волнуйся, наручников нет. И времени тоже нет. Сюда в любую минуту могут…

Словно по заказу раздался приглушенный звонок в дверь.

– Черт! Я так и знал! Фрол, хватит прикидываться. У нас еще есть шанс успеть.

Фрол открыл глаза и нарочито медленно поднялся. Он был в той же комнате, в которой Василий поил его водкой, в то время как на кровати валялась Купафка с прикованной к батарее рукой. Сейчас брателло стоял в проеме двери, наставив на него выборочный преобразователь. Из одежды на нем были лишь трусы.

– Слушай и не перебивай! – велел он и кивнул на кресло, где кучей валялась одежда. – А пока я говорю, ты одевайся. Это мои шмотки, а паспорт, труба и бумажник твои. Только быстрее, быстрее.

В дверь вновь позвонили. Фрол, рассудив, что в любом случае одетым быть лучше, чем голым, взялся за джинсы и начал их напяливать. А Василий, крикнув через плечо: «Иду!», торопливо заговорил:

– Артисточка от меня сбежала и, кажется, навела ментов. Я сейчас останусь здесь и закрою дверь. Менты ее не заметят, если специально искать не станут. Ты к ним выйдешь, как ни в чем не бывало, и скажешь, что старик, Максим Николаевич Акиньшин дал тебе ключи от квартиры, чтобы фикус поливать, а сам путешествовать уехал. Ментам паспорт свой покажешь, он в кармане куртки. А потом, когда появится возможность, свяжешься со мной по мобильнику, и поговорим…

В дверь позвонили еще дважды, на что Василий с раздражением крикнул: «Иду, иду!» Фрол, одевавшийся по-армейски быстро, уже взялся за шнурки на кроссовках.

– Только не напортачь, кузен! Выборочный преобразователь – вот он! Я могу им за одну минуту, сколько угодно людей уменьшить. И если в эту комнату ломиться начнут, я при помощи его первым делом, твою женушку на корм рыбам брошу. А потом и всех остальных. Для меня это – раз плюнуть…

Во входную дверь начали долбить кулаком, а возможно, и ногами. Заправив рубашку в брюки, Фрол взял куртку и шагнул к Василию. Тот предусмотрительно отскочил назад:

– Не дергайся! Обоим хуже будет. Только я выкручусь, а ты сдохнешь!

– Номер телефона – прежний? – спросил Фрол, выходя из комнаты, заметно прихрамывая.

– Прежний! – Василий готов был подтолкнуть его в спину, а Фрол, кажется, только этого и ждал, поэтому обладатель выборочного преобразователя решил не рисковать.

– Постарайся не хромать. И наплети им что-нибудь! – сказал Василий напоследок и закрыл дверь, оставив Фрола одного в квартире, в которую продолжали названивать и стучать.

Сергей Фролов глубоко вздохнул, постарался отбросить рвущиеся наружу эмоции и подошел к входной двери.

Никогда еще вид человека в милицейской форме не вызывал в нем столько радости. Обратно преобразованный едва сдержался, чтобы не броситься старшему лейтенанту на шею и расцеловать. А вместе с ним расцеловать и старушенцию на лестничной площадке, и мужика в рабочей одежде с фомкой в руках, видать, слесаря, вызванного, чтобы взломать дверь. Кажется, его счастливый вид удивил всю эту троицу, а старшего лейтенанта еще и озадачил.

– Участковый Коряжный, – представился милиционер, козырнув. – Ваши документы!

– Это он! – подала голос из-за плеча милиционера старушенция. – Он только что сюда пришел.

– А в чем дело, командир? – у Сергея не получилось сдержать сияющей улыбки.

– Сигнал поступил, – хмуро сказал участковый.

– Что за сигнал, уважаемый? – Продолжая улыбаться, Сергей посторонился и сделал приглашающий жест рукой. – Да вы проходите. Что на лестничной площадке-то стоять.

Коряжный чуть замялся потом, кивнул мужику с фомкой, чтобы тот первым вошел в квартиру, остановил рукой сунувшуюся было за ним старушенцию, затем перешагнул порог и прикрыл за собой дверь, но не захлопнул и сделать это Сергею тоже не позволил. На что тот лишь добродушно усмехнулся.

– Проходите, проходите. Вот мои документы, – он протянул участковому свой паспорт.

Тот взял слегка потертый документ, подтолкнул в спину слесаря и прошел вслед за ним в комнату. Профессионально огляделся, резко распахнул дверь в соседнюю комнату, там подскочил к кладовке, за дверью которой никого не обнаружил. Потом быстро прошел на кухню, заглянул в ванную комнату.

– Хозяин квартиры, Максим Николаевич Акиньшин уехал отдыхать, – предвосхищая вопрос, сказал Фрол. – А мне оставил ключи, чтобы я заходил фикус поливать. Ну и вообще.

– Что – вообще? – подозрительно поинтересовался Коряжный.

– Так в чем собственно дело-то? – Сергей развел руки, демонстрируя открытые ладони. В какой-то книжке он читал, что подобный жест, вроде бы, выражает искренность и дружелюбие.

Вместо ответа участковый открыл паспорт, перевел взгляд на Сергея, сравнивая его с фотографией, перелистав страницы, убедился, что тот живет в Москве, военнообязанный, в браке не зарегистрирован.

– Фролов, значит?

Именно эту фамилию назвала ему по телефону якобы изнасилованная истеричка Наталья Завьялова. После последнего разговора с ней Коряжный не поленился дойти до ближайшего супермаркета и в отделе, где продавались DVD диски обнаружил среди новинок фильм «Мушкетер на всю жизнь». На обложке диска сияла улыбкой обворожительная Наталья Дмитриевна Завьялова. Участкового прошиб пот. Известная киноактриса обратилась в милицию за помощью, а они ее – в больницу. Но это полбеды, а вот то, что он позволил себе руки распустить, могло обернуться для старшего лейтенанта очень плачевно.

Позвонив в больницу, старший лейтенант узнал, что интересующая его пациентка из своей палаты исчезла и более того, Наталью Завьялову уже приходил навещать один сотрудник милиции, который повел себя, мягко говоря, неадекватно.

Надо было что-то делать, и Коряжный вновь решил заглянуть по адресу, сообщенному Завьяловой. На его звонки квартиру вновь никто не открыл, и участковый обратился к соседке Акиньшина с просьбой немедленно ему позвонить, когда тот вернется домой и тем более, если в квартиру придет кто-то чужой.

Соседка позвонила ему, не прошло и четверти часа, сообщив, что в квартиру старика Акиньшина вошел неизвестный ей человек в джинсах, кожаной куртке и надвинутой на глаза шляпе. Еще через пять минут Коряжный, успевший вызвать на всякий случай наряд милиции, и прихвативший в помощники местного слесаря-сантехника вновь звонил в знакомую дверь. На этот раз ее открыл человек с фамилией Фролов. Вот только имя его было не то, которое назвала артистка. Не Василий, а Сергей. С минуты на минуту должен был прибыть наряд.

– Что вы знаете о Василии Фролове? – спросил Коряжный у проигнорировавшего последний вопрос Сергея.

– Если вы говорите о моем двоюродном брате, то много чего знаю.

– Где он сейчас?

– А зачем он вам? – вопросом на вопрос ответил Сергей.

– Я, смотрю, вы недавно мизинца лишились, – тоже не посчитал нужным отвечать участковый. – И на подбородке совсем свежая рана. Откуда?

– Так я же каскадер, товарищ старший лейтенант. В кино снимаюсь. Работа у меня такая – раны получать.

Сергей невольно улыбнулся, представив, как бы отреагировал участковый, скажи он правду о том, при каких обстоятельствах стал беспалым.

– В кино, значит, снимаетесь, – Коряжный достал DVD диск и, закрыв пальцами название фильма, показал ему обложку. – А вот этот фильм смотрели?

– Здрасте вам! – Сергей упер руки в бока и кивнул слесарю, словно призывая удивиться вместе с ним непроходимой тупости участкового. – Уважаемый! Я его не только смотрел, но еще и дублировал главного героя, Димочку нашего, Красавского. Если титры прочтете, то и мою фамилию там обнаружите.

– А эту девушку…

– Хотите спросить, знаю ли я Наташеньку Завьялову? Как же мне ее не знать! Мировая девчонка. И актриса талантливая, и во всех трюках сама снималась…

Коряжный хотел задать еще несколько вопросов, но помешали возникший в коридоре шум, а за ним и ворвавшийся в комнату милицейский наряд.

– Да что здесь происходит-то? – вскричал Сергей, вместе со слесарем пятясь от серьезных людей, вооруженных автоматами.

– Спокойно! Всем спокойно! – Повысил голос участковый и уже тоном ниже обратился к Сергею:

– Со стороны гражданки Завьяловой поступил сигнал, что в этой самой квартире ее изнасиловал некий Василий Фролов. Возможно, это ваш двоюродный брат. Так что для выяснения обстоятельств, прошу вас проследовать с нами в отделение милиции.

* * *

Сергея Фролова отпустили часа через три. В отделении милиции он вел себя спокойно, на вопросы отвечал без заминки, стараясь говорить попроще. Вопросов было немного:

– Где и с кем провели вчерашний день?

– У себя дома. Один, с утра до вечера пил водку с пивом и креветками, при этом пересматривал фильмы, в которых сам и снимался.

– Когда последний раз видели своего двоюродного брата Василия Фролова?

– Недели две назад вместе ездили рыбачить на Оку под Каширу.

– Когда в последний раз общались с Натальей Завьяловой?

– В день премьеры «Мушкетера» в Доме Кино.

– Мог ли Василий иметь ключи от квартиры Максима Николаевича Акиньшина?

– Мог. Они был знаком с Акиньшиным.

– Где сейчас может находиться Василий?

– Понятия не имею. Обратитесь в его контору, может, милицейские начальники его в командировку отправили.

Под конец беседы Сергей тоже задал вопрос – о Наташе. И узнал от старшего лейтенанта, что Завьялова, помещенная накануне в такую-то больницу, самовольно ее покинула. Ни у Сергея, ни к Сергею вопросов больше не имелось.

Он вышел на улицу, вдыхая полной грудью воздух осенних московских улиц, любуясь синим небом над головой и многоэтажными домами, наслаждаясь шумом проезжающих мимо машин. Его переполняла энергия, хотелось насытиться сразу всем, чего он был лишен в мире за стеной.

Мир за стеной? Существует ли он? Не заставить ли себя сейчас же забыть его, как кошмарный сон? Ведь на самом деле его не должно быть. Не должно!

Сергей поднес к лицу беспалую руку. Мизинца он вполне мог лишиться, выполняя очередной каскадерский трюк. А боль в ноге могла быть следствием неудачного исполнения еще одного трюка. Так же, как и рана на подбородке…

Он достал мобильник. Брателло Василий, оставшийся в квартире Максима Николаевича, ждал его звонка.

Прекрасно понимая, как сильно рискует в то время, пока обратно преобразованные им Сергей и Наташа остаются не в его власти, старший оперуполномоченный мог давно покинуть квартиру и где-нибудь укрыться. У Василия Фролова, специалиста по розыску пропавших людей, да еще и с выборочным преобразователем в руках, имелась масса возможностей замести следы.

Но перед этим Василий мог расправиться с остальными свидетелями, то есть, мог, к примеру, всех людей оставшихся в мире за стеной, недрогнувшей рукой скормить рыбам. Или сделать еще проще – тщательно все подготовив, устроить в квартире пожар, чтобы вообще не осталось никаких доказательств существования мира, хозяином которого он недавно стал.

Сергей представил, что такое может действительно произойти, и на несколько секунд поставил себя на месте Купафки, Клюгка, Ушаца, Углы, того же Дмитрия Красавского, который, наверное, ходит сейчас в княжеском килте и не верит ни единому слову жителей мира за стеной…

Кажется, даже в тот момент, когда его вместе с женой в качестве живцов опустили под воду на огромном крюке, и он увидел перед собой огромную рыбину, Сергей Фролов не испытывал такого страха!

– Ты, где, кузен? – раздался в трубке знакомый голос почти сразу после того, как он набрал номер, – определитель входящих звонков в телефоне Василия служил исправно.

– Брателло, я надеюсь, ты не совершил непоправимого, – Сергей постарался говорить ровно, чтобы Василий не услышал дрожи в его голосе.

– Надеюсь, ты – тоже.

– Ты не ответил, брателло!

– Если хочешь, я могу сейчас же обратно преобразовать твою царевну, и она подтвердит, что с ней все в порядке. Пока все в порядке…

Конечно же, Сергей хотел услышать голос жены. Но если Василий задействует в отношении нее преобразователь, значит, Купафка вновь окажется перед ним обнаженной, и еще неизвестно, какие при этом у ловеласа-брателлы возникнут желания. Поэтому он промолчал.

Василий же затягивать разговор не собирался.

– Ты сейчас где? – повторил он.

– В ста метрах от ментовской, – не счел нужным что-то придумывать Сергей. – Только что отпустили после беседы.

– Ты не сболтнул лишнего?

– Лучше расскажи, каким образом от тебя Наташа умудрилась сбежать?

– Кузен! Давай без всяких там… Я очень сильно подозреваю, что без твоих подсказок ничего бы у артисточки не получилось. Она объявилась?

– Так я тебе и доложился. Ты хоть понимаешь, брателло, что попал! Что никуда из этой квартиры не денешься, что…

– Постой-постой, кузен, – перебил Василий. – Не говори лишних слов. До тех пор, пока приборчик у меня в руках, условия диктую я. Веришь?

…

– Да не молчи ты, кузенище! Давай, быстренько все по своим местам расставим. Ты ведь очень хорошо должен понимать, что с приборчиком я – Творец! И не только для мира за стеной. А теперь посуди сам: никто помимо тебя и артистки про прибор не знает, а если вы и начнете про его чудесные свойства рассказывать, никто в эту чушь не поверит. Так? Та-ак. Чего молчишь-то?

– Слушаю я.

– Не просто слушай, а на ус мотай. Ты должен найти и привести ко мне артистку. Не перебивай, я скажу тебе, где найти Завьялову. Нам троим необходимо срочно кое-что обсудить. И если мы не встретимся в ближайшее же время, я буду вынужден навсегда покинуть дом старика и на время исчезнуть. Но прежде придется кое-что сделать с миром за стеной, вернее, с его жителями. С твоей женой, с муженьком нашей королевы, с Красавским, да вообще со всеми. Они мне не нужны. Я способен сотворить новый мир и заполнить его новыми людьми, которые станут жить по моим законам. Но это в том случае, если вы оба сегодня же не придете по известному адресу…

– Ты наивный, брателло, – вставил Сергей. – Даже если мне хватит глупости вновь предстать перед преобразователем, чтобы быть тобой тут же уменьшенным, где я найду Наташу? В ментовке сказали, что она покинула больницу, и я очень сомневаюсь, что она вернется к себе домой…

– Это ты наивный, кузен. Никуда Завьялова из той больницы не делась! Она дожидалась Красавского, а вместо него увидела в окно меня, и спряталась в каком-нибудь дамском туалете. Я сегодня утром там, в больнице погорячился, но ты мою ошибку исправишь, понял?

– Да неужели ты надеешься…

– Там она, кузен, там. Сам прикинь, – почему она Красавского просила одежду привезти, да потому что от меня удрала абсолютно голой. Ну, выдали ей в больнице пижаму с тапочками, и куда она в таком виде? Короче! У нее палата номер тридцать четыре, это правое крыло, окна выходят на дорогу, – Василий назвал адрес больницы. – Сейчас мчишься туда и маячишь под этими окнами. Если долго показываться не будет, покричи что-нибудь, как перед окнами родильных домов орут. Не фамилию, а, к примеру, ее имя из фильма, или как вы там ее в мире за стеной называли, чтобы только артисточка поняла. Выглянет, никуда не денется.

– А если…

– Ну, а если не выглянет, после того, как в мире за стеной погаснет второе солнце, кому-нибудь из его жителей придется искупаться в озере. Потом еще кому-нибудь и еще, а потом я постараюсь эксперименты разнообразить. Ну, ты понял?

– Скажи, брателло, как так можно? – вместо ответа спросил Сергей. – Совсем недавно ты был обычным человеком, а теперь в кого превратился?

– В необычного человека, кузен. В Творца я превратился, понимаешь? Ладно, времени у тебя не так много осталось. И, кстати, мне из окон очень хорошо видна улица, по которой ты придешь вместе с артисткой. Не придумывай ничего, кузен. И тебе, и мне, всем нам только лучше будет.

* * *

«Как может быть лучше одновременно всем нам? – недоумевал Сергей. – Всем было бы лучше, если никакого выборочного преобразователя вообще не существовало! Если бы более сорока лет тому назад Максиму Николаевичу не попал в руки прибор внеземного происхождения. И он не начал бы уменьшать людей…»

Сергея внезапно посетила мысль:

«Если существует один такой прибор, значит, их может быть много, и не исключено, что и Творцов, подобных Максиму Николаевичу, может оказаться несколько! Как же в таком случае жить? То есть, жить, зная, что в любой момент волею абсолютно неизвестного человека, ты можешь в мгновение ока уменьшиться в сто раз?! Хотя… Как мы живем на самом деле? Ведь постоянно же ходим под другими, висящими над головой, смертельными опасностями! Мы с ними свыклись, и они, как бы, не касаются конкретно каждого из нас. Во всяком случае, мы ничего не можем с этими опасностями поделать.

А вот с Василием что-то делать придется конкретно ему, Сергею Фролову. Иначе Василий что-то сделает с ним и не только с ним одним…

До больницы Сергей добрался быстро. Вошел во двор и остановился, в растерянности глядя на пятиэтажное здание. Брателло сказал что палата, в которую положили Наташу, должна находиться в правом крыле. А если все-таки Наташе сейчас в больнице нет? Или она спит? Что делать, если до назначенного Василием срока, он не отыщет артисточку? И если даже отыщет, то не сможет уговорить ее отправиться на квартиру старика? Он-то пойдет туда в любом случае, а согласится ли Наташа вновь подвергнуться риску быть уменьшенной?

Сергей стоял, смотрел на больничные окна и повторял про себя слова Купафки, запомнившиеся ей после единожды услышанной песни:

Купафка осталась в мире за стеной. И в любой момент с ней могло произойти все, что угодно, начиная от агрессии со стороны любого, кто находился вместе с ней на Княжьем острове, либо успевших захватить этот остров горных, маркизов, лесных… и заканчивая воплощением в жизнь любой фантазии Василия!

– Царевич Фрол?

Сергей вздрогнул и уставился на оказавшуюся рядом незнакомую девушку в кроссовках, спортивном костюме и накинутой на плечи легкой курточки с капюшоном.

– Меня зовут Татьяна, – девушка протянула руку.

– Сергей, – он коснулся ее пальцев, невольно обратив внимание на надетый на мизинец золотой перстенек с изумрудным камешком. В мире за стеной перстней и колец не носили – только браслеты да кольчуги.

Татьяна тоже смотрела на его руку – на левую, на которой мизинец отсутствовал.

– Я подруга Наташи Завьяловой. Если у вас есть с собой мобильник, можете ей позвонить и поговорить. Я назову вам номер.

– Наташа в больнице? – он вновь перевел взгляд на окна третьего этажа.

– Это не важно, – сказала Татьяна строго. – Она рассказала мне про мир за стеной…

– Рассказала?! И вы ей поверили?

– А, что? Это неправда?

– Да нет, правда. Этот мир существует в действительности. Просто поверить в него невозможно, пока сам там не побываешь…

Татьяна удовлетворенно кивнула:

– Вы собираетесь звонить?

– Конечно! Она очень мне нужна, – он достал из кармана мобильник. – От нее сейчас зависит…

– Надеюсь, вы не собираетесь ее предать?

– Что?

– Где уверенность в том, что вас не подослал ваш брат Василий?

– Он не подсылал, – Сергей смутился. – Он просто не оставил мне выбора.

– Так значит…

– Татьяна, диктуйте номер, у нас не так много времени!

* * *

– Участковый Коряжный на связи… Что? Три? А, может, это кто-то телевизор громко включил, вот вы и перепутали. Не перепутали? Хорошо, сейчас подойду.

– Что там? – без особого интереса поинтересовался капитан, когда Евгений Коряжный положил трубку.

– Да старушенция эта, что напротив квартиры Акиньшина живет, заявляет, что только что слышала из нее три выстрела.

– Это в той, где якобы вчерашнюю психическую изнасиловали?

– Ну да.

– Старушенция – тоже психическая?

– Похоже, – Коряжный со вздохом накинул китель. – Пойду, отреагирую на сигнал. Все равно по пути. Сержант, составь компанию.

До дома, в котором старшему лейтенанту сегодня днем уже довелось побывать, было минут десять неторопливой ходьбы. Сам Коряжный жил в соседней пятиэтажке и, несмотря на то, что время его дежурства закончилось, отнесся к возникшей проблемке абсолютно спокойно. Тем более, был почти уверен, что мнительная старушенция просто ослышалась.

Она встретила милиционеров на лестничной площадке своего этажа, и шепотом сообщила, что больше не стреляли, зато в квартире Акиньшина слышны голоса и музыка. Старший лейтенант показал ей знаком замолчать, после чего приложил ухо к замочной скважине и услышал слова знакомой песни:

Не откладывая дела в долгий ящик, Коряжный нажал кнопку звонка, и через несколько секунд дверь в квартиру Акиньшина открылась…

Глава тринадцатая
Все получилось

– Знаешь, Фрол, а я почему-то была на сто процентов уверена, что ты не удержишься и уменьшишь их обоих.

– Ну да. У меня у самого постоянно в голове эта мысль крутилась, а палец на кнопке лежал.

Сергей Фролов и Наташа Завьялова понимающе кивнули друг другу. Он развалился в кресле, вертя в руке выборочный преобразователь, она сидела на кровати, до подбородка укрытая одеялом. Минуту назад входная дверь квартиры Акиньшина закрылась за участковым Коряжным и его помощником, а они, выпив по полстакана шотландского виски, потихоньку приходили в себя.

Милиционеры ушли ни с чем. Более того, под давлением Сергея старший лейтенант принес Наташе извинения за свое вчерашнее поведение в отделении милиции. В свою очередь Наташа пообещала, не писать заявление об изнасиловании. Если бы знал участковый Коряжный, во второй раз за день осматривавший квартиру, что приглядись он внимательней к бочке с фикусом, то смог бы увидеть на земле рядом со стволом растения этого самого насильника Василия Фролова, только многократно уменьшенного, то он, конечно же, не ограничился бы набором банальных вопросов к Сергею и Наташе. Но старшему лейтенанту повезло – на фикус он обратил меньше всего внимания…

А уж как повезло Сергею с Наташей!

Правда, неизвестно, что бы они делали без помощи Татьяны Синицыной. Поверила ли она до конца в рассказ о мире за стеной, или посчитала это сценарием очередного кинофильма, но когда услышала про угрозы Василия Фролова и требование, чтобы его брат привел к нему артистку, Татьяна очень быстро сориентировалась и подсказала, наверное, единственное решение проблемы в сложившейся ситуации. Проблемы, которая казалась Сергею неразрешимой.

Возможно, уверенность Татьяны в благополучный исход задумки передалась и Наташе, которая хорошо понимала, чем может для нее обернуться возвращение в квартиру Творца.

У Фрола, который не мог не пойти на встречу с брателлой, были на то свои причины – в мире за стеной осталась его молодая жена. Но у Наташи там же остался муж, пусть и немолодой, но любящий, к которому и она успела привязаться. Наташа прекрасно понимала, – у Василия Фролова не только не дрогнет рука выполнить угрозы в отношении подвластных ему людей, но и ее, как свидетельницу, он не оставит в покое.

Придуманная Татьяной авантюра, вернее, успешное ее исполнение, давало шанс решить все вопросы в свою пользу. Казалось, все просто. Наташа переоделась в ее спортивный костюм и куртку, в кармане которой был четырехствольный травматический пистолет с жалящим названием «Оса», – у Татьяны имелось на него официальное разрешение, и по настоянию отца она никогда с ним не расставалась. Девушка объяснила, что патрон, заряженный в первую камору, был светозвуковой – чтобы отпугивать собак, либо грабителей, остальные три патрона – с резиновыми пулями. Придя по нужному адресу, обратно преобразованные должны были позвонить в квартиру, и когда дверь откроется, Сергею предстояло первым в нее войти, а Наташе, с пистолетом наготове – следом за ним, не отставая ни на полшага.

Василий, в свою очередь мог придумать все что угодно, поэтому стрелять в него необходимо было при первой же возможности. Наташа утверждала, что у нее хватит смелости и ловкости вовремя нажать на спусковой крючок, и Татьяна настаивала, чтобы пистолет оставался у нее.

Более того, она пообещала связаться со своим отцом, который имел обширные связи, и обратиться к нему за помощью в случае, если через два часа после их ухода подруга не перезвонит и не даст понять, что все в порядке, то есть скажет, какие именно цветы в данный момент украшают ее больничную палату.

Раздумывать было некогда, и Сергей с Наташей решились. До дома Акиньшина было рукой подать. Они шли молча, с каждым шагом все больше осознавая, как сильно могут измениться их судьбы в течение последующих минут.

Сейчас у Василия имелся, как минимум, выборочный преобразователь, у Наташи – травматический пистолет, у Сергея – ничего, кроме годами выработанной ловкости каскадера. Через несколько минут каждый из них мог лишиться не только этого, но еще своей свободы, даже жизни.

Сергей догадывался, что на уме у Василия, – брателло сам это высказал: «Владеть чудо-прибором должен один – эта штучка значит слишком много, чтобы оставался хотя бы шанс ее лишиться…» А что по этому поводу думает Наташа?

Они шли, молча, и Сергей все больше приходил к выводу – в сложившейся ситуации доверять он может только себе…

Мобильник зазвонил, когда они подходили к подъезду.

– Ты принял правильное решение, кузен, – сказал в трубку Василий. – Я вас прекрасно вижу и пока не заметил ничего подозрительного. Со своей стороны обещаю – я не сделаю вам ничего плохого. Мы обязательно договоримся. Ты мне веришь, кузен?

– Верю, – соврал Сергей, что делал за всю свою жизнь очень и очень редко. До подъезда остались считанные шаги.

– Остановись и сделай так, чтобы артисточка слышала, что я говорю.

Сергей удержал Наташу за руку, они остановились, и он слегка отстранил трубку от уха.

– Молодцы, – одобрил Василий. – Повторяю – не бойтесь и не делайте глупостей, в этом случае мы разойдемся тихо и мирно… Договорились?

– Что с моей женой? – спросил Сергей.

– И с моим мужем? – добавила Наташа.

– Да не трогал я ничьих жен и мужей! Мы же договаривались! А время уговора еще не вышло, второе солнце не погасло!

– Брателло…

– Спокойно, кузен! Сейчас вы в том же темпе, в каком шли сюда, а это – не дольше одной минуты, поднимаетесь на мой этаж, напоминаю – на третий. Идите, держа друг друга за руки, переплетя пальцы. Я буду следить в глазок через дверь, которая, как вы должны помнить, металлическая. Кстати, телефон не отключай, чтобы слушать мои команды. Вы остановитесь на лестничной площадке, поднимите руки вверх…

– Может, ты нас еще попрыгать заставишь? – перебил Сергей.

– Я просто подстраховываюсь, кузен, ты же меня знаешь. Короче! Меньше чем через минуту вы должны быть перед моей дверью. Вперед!

У них еще оставалась возможность развернуться и уйти – каждый своей дорогой, но они, не раздумывая, вошли в подъезд.

– Переложи пистолет в капюшон, – сразу же прошептал Сергей.

Наташа понимающе кивнула и выполнила просьбу.

– Теперь попробуй быстро его доставать!

Девушка вновь последовала совету. Из кармана выхватывать пистолет было гораздо удобнее, но на пятой попытке у нее получилось довольно ловко. На шестую попытку времени не осталось. Как и было велено, на лестничную площадку третьего этажа они, словно влюбленные, вышли, переплетя пальцы.

– Теперь выверните карманы в куртках, – раздалось в трубке, когда они остановились перед металлической дверью.

Сергей и Наташа так и сделали: у него в карманах оказался бумажник, у нее – носовой платок.

– Вот так их и держите! – скомандовал Василий. – А теперь, кузен, возьми артисточку на руки.

Понимая, что спорить поздно и бесполезно, Сергей подчинился. Наташа обхватила каскадера за шею, их глаза оказались совсем близко, и Сергей невольно подумал, что на самом деле это исполнение его давнишней мечты. Правда, в той мечте был еще и жаркий взаимный поцелуй.

Он вдруг припал губами к ее губам. И Наташа не отстранилась, а стала целовать его в ответ. Он держал ее на руках, зажимая в правой – бумажник, в левой – мобильник, и целовал, целовал, а в глазок металлической двери за ними молча наблюдал Василий.

– Достаточно, – наконец, сказал Творец. – Заноси ее.

Щелкнул замок, дверь слегка приоткрылась, и они услышали слова звучащей в квартире песни:

Переступая порог, Сергей толкнул дверь ногой, одновременно разжал пальцы, сжимающие мобильник, и нырнул рукой в капюшон. Внезапно он перестал чувствовать тяжесть девушки и тут же, зажмурившись, нажал на спусковой крючок оказавшегося в руке пистолета. Сразу выстрели еще дважды и услышал звук падающего тела. Сергей открыл глаза и вместе с Чижом допел куплет песни, которая так нравилась его брателле:

Держа в руках спортивный костюм и куртку, в которые только что была одета Наташа, каскадер аккуратно переступил через ее же кроссовки и ногой захлопнул за собой дверь. Выстрелы, наверняка услышали соседи, у которых могло хватить ума вызвать милицию. Следовало поторопиться. Первое и самое главное – выборочный преобразователь!

Так же аккуратно он опустил вещи на пол, после чего бросился в комнату. Василий, корчился на полу, выборочный преобразователь валялся рядом с ним. Но схватить прибор Творец был не в состоянии. Тянуть резину Сергей не стал. Он хорошо помнил наставления Максима Николаевича, как обращаться с преобразователем: зеленая кнопка – уменьшение, красная – увеличение, серая – приемлемо-переносящий луч.

Вообще-то с брателлой не мешало прежде поговорить, но время поджимало. Он навел на Василия преобразователь, нажал зеленую кнопку и вместо человека увидел на полу лишь одежду и обувь. Нет, человек не исчез, Сергей нашел двоюродного брата, превратившегося в свою сто раз уменьшенную копию.

Нажатие серой кнопки, и из прибора вытянулся тонкий луч голубоватого цвета с ярко светящейся точкой на конце. Луч коснулся человечка, приподнял его, медленно перенес к бочке с фикусом и оставил лежать на влажной земле.

Теперь – Наташа!

Сергей отыскал ее так же без проблем и так же аккуратно перенес лучом неподвижное тельце в комнату и опустил на кровать. После чего нажал красную кнопку. Девушка, словно из ниоткуда, возникла в своем нормальном виде и размере и осталась лежать, не двигаясь.

У него получилось. ВСЕ ПОЛУЧИЛОСЬ! Сергей стал обладателем выборочного преобразователя! А, значит… Что? Что!?

Через несколько минут и Наташа, и Василий должны были прийти в себя. Сергей схватил шмотки брателлы, забежал в соседнюю комнату и вместе с пистолетом швырнул в кладовку. Наташины куртку и костюм бросил в кресло, кроссовки пихнул под кровать. На ходу раздеваясь, заскочил на кухню, распахнул холодильник: коньяк, виски, мартини, импортное пиво, разнообразная закуска, – судя по всему, став Творцом, Василий решил ни в чем себе не отказывать.

Сергей схватил бутылку виски, торопливо открыл и плеснул коричнево-терпкой жидкости в два стакана. Захлопнул холодильник, но не удержался, вновь его открыл, достал баночку пива, поверхность которой сразу же запотела, поддел ногтем крышку и жадно приложился к любимому напитку. Осушить баночку не успел – процесс наслаждения прервал звонок в дверь. Отставив пиво и схватив стаканы с гораздо более крепким напитком, он торопливо подошел к кровати, на которой все еще не пришла в сознание Наташа.

Она распахнула глаза после первого же его прикосновения и уставилась на Сергея, протягивающего ей наполовину наполненный стакан, который машинально взяла и прошептала:

– Где – он?

– В надежном месте. Я его уменьшил.

В дверь позвонили еще раз – настойчивей.

– Залезь под одеяло, – сказал Сергей и с другим стаканом в одной руке и выборочным преобразователем в другой пошел встречать незваных гостей…

* * *

Все обошлось. Участковый Коряжный и сержант после короткого разговора убрались восвояси. Сергей и Наташа смотрели в глаза друг другу. В бочке с фикусом, наверное, сходил с ума очухавшийся Василий Фролов – теперь уже БЫВШИЙ Творец, поблизости, в мире за стеной вскоре должно было погаснуть второе солнце, и люди, согласно Правилам, лишались права убивать друг друга…

Наташа отбросила одеяло, встала с кровати и, не стесняясь наготы, протягивая пустой стакан, двинулась к Сергею.

– Стоп! – велел он и направил на девушку выборочный преобразователь, казалось бы, только что расслабленной, а теперь абсолютно твердой рукой.

– Ты, что, Фрол? – изумилась она, и очаровательно улыбнулась. – Вискарика налей. Я хочу выпить еще немного вискарика. И чего-нибудь вкусненького – на закуску. Я так по всему этому соскучилась…

– Виски принято пить, не закусывая, – он направил прибор ей в лицо. – Остановись!

Наташа послушалась. Остановилась в каких-то трех шагах от кресла, в котором развалился Сергей. Она могла в любое мгновение либо бросить в него стакан, либо прыгнуть, либо сделать и то и другое, а, возможно, одновременно с этим и еще что-нибудь. Но и он, легко мог либо уклониться от того же летящего стакана, либо выставить ногу навстречу ее прыжку, либо, как опытнейший каскадер, выполнить любой другой финт. Но главное – он в любой момент мог нажать уменьшающую кнопку. И Наташа это прекрасно понимала.

– Значит, не нальешь вискарика? – ее рука со стаканом безвольно опустилась.

– Конечно же, налью, Наташенька. Но для начала мы должны успокоить дочь одного очень влиятельно человека…

– Татьяну…

– Вы между собой какой-то пароль обозначили? Типа, какой именно букет роз украшал ее палату?

– Она говорила не конкретно про розы, а про цветы, – уточнила Наташа.

– Вот именно!

– И что теперь?

– Без лишних телодвижений поставь стакан на пол, отойди назад и начинай одеваться… – Сергей окинул ее усталым взглядом с головы до ног. И взгляд его был именно усталым.

– А если мне не хочется одеваться?

– Твои проблемы… Но позвонить Татьяне мы должны. Не дай бог, она и в самом деле свяжется со своим отцом, а тот, сдуру, ей поверит и подошлет сюда какую-нибудь банду со стволами и каким-нибудь неадекватным приказом! Ты понимаешь, чем все это может закончиться?

– Фрол! – крикнула Наташа. – Я понимаю! Понимаю, что у тебя в руках страшный прибор! Но неужели? Неужели, ты… – она все-таки на него прыгнула и…

Пустой стакан упал на пол перед Сергеем. Наташа тоже была на полу – уменьшенная во второй раз за сегодняшний день. Он, конечно, справился бы с ней и без выборочного преобразователя, но рисковать не стал – мало ли, какие у Наташи способности, вспомнить, хотя бы тот факт, что она сумела удрать от Василия.

Не вставая с кресла, он задействовал приемлемо-переносящий луч, поднял крохотную девушку с пола и опустил на свою открытую ладонь. А что если поместить ее в пустой стакан, подождать, пока очухается, добавить ей в соседи Василия и понаблюдать за их поведением?

Подняв стакан, Сергей насухо протер его изнутри и при помощи луча опустил на дно бесчувственную девушку. Затем так же протер свой стакан и переместил в него Василия, успевшего прийти в себя. Очутившись на дне стакана, миниатюрный брателло принялся размахивать руками, кажется, что-то кричать, – Сергею на это было наплевать. Он как-то вдруг почувствовал себя настолько изможденным, что захотелось прилечь и ни о чем не думать, а еще лучше – уснуть.

Взбодрили три больших глотка виски из горлышка бутылки. Так, надо вспоминать, что рассказывал Максим Николаевич в тюрьме короля Гурлия. Вещи недавно преобразованных людей хранились в кладовке. Наверняка там и его куртка с джинсами, и Наташины вещи, – она тоже была в тот день в джинсах и куртке.

Он оказался прав – в кладовке их одежда висела по соседству, причем, Наташина была самой крайней, и это могло означать, что после нее Максим Николаевич больше никого не преобразовывал. Сергей с надеждой залез в карман Наташиной куртки и облегченно вздохнул, вытащив ключи с брелоком в виде винтовочного патрона – от своей «восьмерочки». Брелок для него был не менее ценен, чем ключи – пару раз он выручал Сергея в серьезных драках, превращаясь при определенной хватке в подобие холодного оружия.

Вернувшись в большую комнату, он первым делом переоделся во все свое. Затем при помощи луча перенес Наташу на кровать и нажал на кнопку увеличения. Плеснул в освободившийся стакан виски и, дождавшись, когда королева откроет глаза, сунул его ей в руку. После чего сел в кресло и набрал номер телефона дочери адвоката.

– Татьяна, у нас все получилось, – сказал он, когда в трубке ответили.

– Сергей, а где Наташа? – взволнованно поинтересовалась девушка, благодаря идеи, которой им так повезло.

– Рядом со мной. С ней все хорошо, через полчаса ты ее увидишь.

– Я должна с ней поговорить. Немедленно!

– Сейчас, Татьяна, не волнуйтесь. Для начала ей необходимо одеться.

– Что?! В каком смысле? Если вы немедленно не дадите ей трубку, я…

– Успокойтесь, Татьяна.

– Почему она раздета?

– Успокойтесь, на этот раз ее никто не насиловал. Минуточку, – Сергей кивнул Наташе, которая успела выпить виски и теперь смотрела не столько на него, столько на наставленный на нее выборочный преобразователь:

– Одевайся, не тяни кота за хвост. Это, кстати, твоя одежда, – и продолжил в трубку:

– Татьяна, если бы не вы, все сложилось бы очень плохо, поэтому спасибо вам. Мы чудом справились с Василием, который возомнил себя всемогущим божеством. Но боги должны оставаться на небесах и не вмешиваться в дела людей. Я это очень хорошо понимаю, а Наташа, кажется, нет.

– Почему?? – одновременно спросили обе девушки.

– Да потому что Наташа, посчитала нужным завладеть выборочным преобразователем, и мне пришлось ее уменьшить.

– Что? – закричала в трубке Татьяна.

– Так же как и Василия. Только он сейчас сидит в пустом стакане, а Наташа преобразована обратно. Сейчас она с тобой поговорит. Наверное, в мире за стеной разучилась джинсы натягивать.

– Мне не до шуток, Сергей!

– Да, какие шутки! Понимаешь, Таня, за последние дни мне очень многое пришлось пережить. И виноват в этом выборочный преобразователь, который я сейчас держу в руках. Этого прибора существовать не должно. Поэтому я его уничтожу сразу после того, как верну всех людей из мира за стеной в наш, нормальный мир.

– А как же те, кто родился там? – не удержалась от вопроса Наташа.

– Я уверен, что здесь им понравится гораздо больше. Оделась? Тогда лови трубу. Можешь рассказать своей подружке, какого цвета в ее палате стоят розы. Только учти, через пару минут ты отсюда уйдешь и больше никогда не переступишь порог этого дома.

– Фрол… – Наташа поймала мобильник, но говорить с Татьяной не торопилась. – Я хочу посмотреть на мир за стеной.

– Нет, – помотал тот головой. – Лучше постарайся о нем забыть. А еще лучше представь, что ты была на экстремальных съемках скрытой камерой. Только фильм в прокат не вышел, потому что отснятый материал оказался непоправимо испорчен и пошел в утиль.

– Ты преобразуешь Гурлия?

– Сразу же после Купафки.

– А Красавского?

– Я верну всех…

Глава четырнадцатая
Преобразованные

Прекрасно понимая, что необходимо торопиться, Фрол все никак не решался зайти в комнату, где находился мир за стеной. Он не лгал Татьяне, говоря, что собирается уничтожить выборочный преобразователь, – слишком много бед людям принес этот небольшой по размерам приборчик.

Кажется, и Наташа это поняла. Она ушла несколько минут тому назад. Перед этим позвонила Татьяне, сказала, что у нее на тумбочке стоит шикарный букет кремовых роз, и что собирается приехать к ней минут через двадцать. Сергей не был уверен, тот ли пароль она назвала, и слабо себе представлял, что станет делать, если на квартиру Акиньшина пожалует какая-нибудь вооруженная группа захвата. Вернее, вообще не представлял.

Напоследок, Наташа сказала ему:

– Ты прав, Фрол. Нас снимал в кино сумасшедший режиссер, которого мы в глаза не видели. Место, где проходили съемки, нам неизвестно. Так называемого «мира за стеной» не существует! Ты выполнишь свое обещание?

– Да, можешь мне поверить.

– Тогда и ты поверь, – розы в палате у Татьяны действительно кремового цвета.

– Очень на это надеюсь, – вздохнул каскадер и, уже закрыв за Наташей дверь, добавил:

– Ваше величество.

Бой настенных часов отвлек Сергея от разглядывания освященной фонарями московской улицы. Ударов было ровно десять, значит, в мире за стеной погасло второе солнце.

Сергей суетливо достал из холодильника и выставил на журнальный столик коньяк и мартини, добавил к ним гору закуски и несколько стаканчиков – на всякий случай, пластмассовых. За несколько ходок перенес из кладовки в большую комнату все вещи. Карманы – опустошал, а обнаруженные предметы: документы, бумажники, мобильники, деньги, расчески и другую мелочь складывал на полу рядом с облюбованным креслом. Затем, прихватив стакан с брателлой на дне, направился в комнату, вмещавшую целый мир. По пути включил музыку:

Светло-голубые шторы оказались раздвинуты. Приготовившись задействовать приемлемо-перносящий луч, Сергей первым делом посмотрел на главную башню Княжьего острова. Сейчас на ее вершине был всего один человечек – присмотревшись, он различил бы – кто именно, хотя и без того был уверен, что это именно Купафка.

Сергей поднял выборочный преобразователь, но палец, лежащий на серой кнопке, дрогнул. Что-то было не так! Взгляд упал на другой остров – Нейтральный. С ним было все в порядке, а вот с мостами – наоборот, то есть, ни восточного, ни западного моста на своих местах попросту не наблюдалось. Зато наблюдалось другое: в разных частях острова копошилось несколько человек – пятнадцать или больше, сразу не сосчитаешь. Что же такое успел натворить Василий?

Задействовав приемлемо-переносящий луч, Сергей подхватил им свою крошечную Купафку и аккуратно опустил ее на мягкое кресло, стоявшее перед телевизором. После чего нажал красную кнопку увеличения. Любоваться красотой своей молодой, пока что не пришедшей в сознание жены было некогда.

Он поспешил на кухню за стаканами, рюмками фужерами. Из динамиков лилось:

…А Сергей, манипулируя приемлемо-переносящим лучом, одного за другим переносил людей из мира за стеной и помещал каждого в отдельную емкость. Купафка издала легкий стон, когда Нейтральный остров полностью опустел. Он бросился к жене и схватил ее за руки. Она открыла глаза и, узнав его, улыбнулась:

– Серега, это та самая песня?

– Да. Ты в нормальном мире. Все кончено, Купафочка.

– Серега, они стали исчезать! Клюгк, Ушац, этот Дмитрий… – один за другим исчезать. Мы с Углой очень испугались. Она схватила меня и обняла, но через некоторое время нас встряхнуло, и она исчезла из моих объятий. Только что ее слезы падали мне на плечо, и вдруг я почувствовала пустоту…

– Какой же мой брателло гад! – не удержался Сергей.

– Мне очень страшно, – всхлипнула Купафка.

– Не бойся, – обнял он царевну, – Угла жива, я перенес ее в нормальный мир и скоро преобразую вместе с остальными.

– Где она? Они?

– Здесь, – он кивнул себе за спину. – Все здесь. Но сначала ты должна одеться. Я не хочу, чтобы мою жену видели обнаженной. Пойдем.

– Вот, выбирай, что хочешь, – Сергей показал на гору валявшейся на кровати одежды и груду обуви – на полу и улыбнулся, глядя на Купафку, раскрывшую рот и удивленно осматривавшую комнату с незнакомыми для нее предметами.

– Давай, давай, сначала надень чего-нибудь. К примеру, вот эти джинсы, вон та блузка должна подойти. А я пока поесть что-нибудь приготовлю.

Он взялся за бутылку с мартини, но передумал и открыл коньяк. До половины наполнил два стаканчика, вскрыл коробку дорогущих шоколадных конфет, распечатал несколько упаковок с нарезкой колбасы, ветчины, сыра… Купафка – в джинсах и блузке, но босиком подошла к нему, гладя на все это широко открытыми глазами.

– Вот, выпей, а потом закуси конфеткой, – предложил Сергей. – Коньяк – крепкий, конфетка – сладкая. Давай.

Они чокнулись и выпили. Глядя, как девушку передернуло, Сергей пожалел, что не налил ей мартини, но конфета, которую Купафка сначала лишь чуть надкусила, а после целиком отправила в рот, кажется, исправила дело.

– А что там? – показала она рукой на темное окно.

– Там – улица, город, ночная Москва, огромный мир!

– Я хочу посмотреть.

– Увидишь, Купафочка, все увидишь. Но сейчас у нас есть другие дела.

Они вернулись в комнату с миром за стеной, где на полу стояло десятка два стаканов, бокалов и фужеров, на которые, впрочем, Купафка не обратила внимания. Подойдя к стене, она подозрительно уставилась на мир, в котором родилась и прожила всю свою жизнь. Сергей с интересом наблюдал за выражением ее лица, до тех пор, пака она не посмотрела на него с немым вопросом. Он включил луч и направил его на главную башню Княжьего острова.

– Вот отсюда я перенес тебя в эту комнату. Вот это – Женское царство и крепость Октаэдр. Вот на этот крошечный островок перенес тебя Василий после того, как ты его укусила, и до которого мы так и не доплыли на плоту. Королевский стан, Пентакль, Рубежная крепость… – перечислял он, водя лучом и всматриваясь, не остался ли там кто из людей. – Нейтральный остров…

– А где мосты? – только теперь спросила она.

– Сейчас посмотрим, куда он их подевал, – он взял Купафку под локоть усадил в кресло перед телевизором. – Помнишь, я рассказывал тебе про кино? Вот на этом экране сейчас будет кино о том, что произошло на Нейтральном острове. Сначала ты, конечно, удивишься, но потом привыкнешь.

Он поэкспериментировал с камерой, включая и выключая перемотку и, наконец, включил ее на воспроизведение.

Остров был как на ладони, и мосты пока еще присутствовали. Но вот откуда-то сверху, со стороны стены к западному мосту приблизилась длинная прямая палка и не без труда сковырнула его в воду. Когда то же самое произошло с восточным мостом, Сергей догадался, что брателло воспользовался тростью Максима Николаевича. Он огляделся – трость стояла в углу комнаты.

– Его преосвященство! – схватила мужа за руку Купафка.

Сергей посмотрел на экран, на котором теперь был виден только Пятак Нейтрального острова и кардинал Манай в растерянности озирающийся по сторонам. Внезапно рядом с ним возник еще один человек – боец лесного королевства, Сергею не знакомый. Секунду-другую перенесенные на остров непонимающе смотрели друг на друга, потом боец выхватил нож и бросился на Его преосвященство. На экране было отчетливо видно, как Манай что-то кричит, пытаясь защититься руками, а боец сначала полоснул его по подставленной ладони, потом пырнул ножом в живот и отскочил в строну, изготовившись для атаки на нового противника, которым оказался появившийся на Пятаке барон Волленвейдер с обнаженной шпагой в руках.

Чем закончилась их схватка, и состоялась ли она вообще, осталось неизвестным, потому что картинка на экране сменилась. Сергей с Купафкой увидели на поляне короля Гурлия, бок о бок с графом Винсепто и еще каким-то капралом, сражавшихся на шпагах с бойцами горного королевства, среди которых самой приметной фигурой был барон Ольшан. Мгновение, и короля среди них не стало, еще мгновение, и исчез один из горных, и так далее, – люди стали исчезать один за другим, пока поле брани окончательно не опустело.

Новая картинка. Сразу узнаваемое место – площадка перед трапезными палатами Княжьего острова. И на ней – ожесточенно размахивают шпагами два лютых врага: Клюгк и Ушац. Лицо разбойника Ушаца в крови – все-таки из арбалета он стрелял гораздо лучше, чем дрался на шпагах, и в дуэли против бывшего капитана шансы его казались никакими. Вот Клюгк сделал ложный выпад, на который Ушац опрометчиво отреагировал, оставив незащищенным бок. Еще один выпад и… шпага Клюгка пронзила пустое место. Вслед за Ушацем исчез и сам Клюгк, а картинка переместилась на главную башню, и изображение приблизилось.

Только что на башне было три человека, в следующее мгновение осталось два.

– Угла! – ткнула пальцем в экран Купафка.

– И – ты, – добавил Сергей.

– Ой…

Девушки на башне в панике вцепились друг в друга, и тут же невидимая сила приподняла их, встряхнула, и Угла исчезла, а Купафка упала на пол и осталась лежать, рыдая.

– Сволочь, – проскрипел зубами Сергей. – Я его уничтожу.

– Брателлу? – спросила Купафка, не отрывая взгляда от экрана.

– Сначала – брателлу, – Сергей бросил взгляд на стоявший отдельно от других стакан. – Потом – этот проклятый прибор.

– Сестра! – закричала Купафка.

На экране вновь был Нейтральный остров, самая его вершина, на которой царица Скорпа отчаянно дралась с бывшим маркизом Сизым, только вчера, ставшим ее мужем. Одной рукой она вцепилась ему в волосы, другой пыталась выцарапать глаза. Сизый – гораздо более ловкий и сильный, оторвал-таки ее руку от своей головы вместе с клоком волос и с гримасой ярости на лице подтащил упирающуюся жену к краю обрыва и спихнул вниз.

Камера проследила ее быстрое падение, и Сергей с Купафкой увидели, как сразу после приводнения, царица исчезла в пасти вынырнувшей из глубины рыбины. И тут же еще одна, а, возможно, и та же самая рыбина проглотила другого, упавшего в воду человека. Изображение вернулось на вершину скалы, на которой вместо Сизого, потрясая окровавленной шпагой, стоял маркиз Цинизм.

Рыдающая Купафка уткнулась лицом в колени – смотреть «кино» и что-то говорить у нее больше не сталось сил. Сергей обратил внимание на «время» в углу экрана – бойню на Нейтральном острове Василий устроил почти сразу после переговоров с ним по мобильнику. Сразу после того, как пообещал никого в мире за стеной не трогать!

Меж тем на экране телевизора одна картина сменяла другую: вот щупленький Мося, прикрывая державшегося за голову Кургузого, отбивается от наседавшего на него барона Ольшана; вот лейтенант Галлузо, потерявший шпагу бежит по направлению к Восточному мосту, обнаружив, что никакого моста нет, останавливается на обрыве и тут же пущенная кем-то стрела вонзается ему между лопаток; вот принцесса Истома пытается поднять на ноги раненого парня, лицо которого сначала показалось Сергею смутно знакомо, но только когда картинка поменялась, он догадался, что это был Шмел, которого остальные разбойники Тусклого леса считали погибшим…

Картинки на экране продолжали меняться. Теперь это был не Нейтральный остров, а территория Горного королевства. С не очень большой высоты прощупывался буквально каждый ее уголок, и если кто-то из людей мог укрыться от всевидящего ока, то для этого необходимо было стать невидимкой. Если же кто-то и появлялся в поле зрения, то тут же исчезал – как догадывался Сергей – переносился на Нейтральный остров.

После Горного королевства наступила очередь Женского царства, затем – Лесного королевства. Василий, осматривавший и подчищавший мир за стеной, не пропустил никого, оставив не перенесенной на Нейтральный остров только Купафку, которую, видимо, приберег в заложницы. На все про все у него ушло меньше часа, но сколько же людей погибло за этот ничтожный срок!

– Все! – Сергей отвлекся от экрана и потряс жену за плечо. – Купафка, ты должна мне помочь.

– Да, – отозвалась она.

– Я знаю, ты можешь за себя постоять. Но сейчас, если понадобится, пожалуйста, подстрахуй меня с помощью вот этой штуковины, – он протянул ей трость Максима Николаевича. – Если вдруг кто-то, вдруг поведет себя неадекватно… то есть, вздумает на меня наброситься или еще что-нибудь в таком же духе, пожалуйста, ни секунду не раздумывая, огрей его или ее этой тросточкой по башке. Договорились?

– Да!

– Отлично! Еще возьми… вот этот стаканчик и пойдем со мной.

* * *

Позволить себе рисковать Сергей не мог и, поразмыслив, кого преобразовывать первым, перенес лучом на кровать сначала Клюгка, затем Винсепто, после чего нажатием красной кнопки увеличил обоих. Чтобы Купафка не пялилась на голых мужчин, велел:

– Налей-ка в эти освободившиеся стаканчики коньячку. Себе, если хочешь, мартини плесни, оно сладкое. Давай вон ту бутылку, покажу, как открыть. А сама – поешь чего-нибудь.

– Умгу, – кивнула Купафка, дожевывая очередную конфету.

– Да, – спохватился он, – встань где-нибудь сбоку от кровати с тростью наготове. Мало ли что…

Первым очнулся Клюгк. И сразу напрягся, закрутил по сторонам головой.

– Привет, дружище, – бодро сказал Сергей. – Ты вернулся в нормальный мир. Все будет хорошо.

– Атаман? – округлил тот глаза.

– Вот дела! Я и забыл, что атаманом успел заделаться. Впрочем, по титульному статусу мира за стеной, после того как погибла царица Скорпа, можешь величать меня царем. А справа от тебя – царица Купафка.

– Где? Где мир за стеной? – выдавил Клюгк.

– Здесь рядышком, – ухмыльнулся Сергей, – за стеной.

В это время глаза открыл Винсепто.

– С преобразованием, граф! – приветствовал его Сергей. – Вы в потустенном мире, о котором так много слышали, но в котором никогда не бывали.

– Оружие? – насупился Винсепто, отодвигаясь от Клюгка. – Где мое оружие?

– В этой комнате оружие имеется только у меня. Вот, – показав четырехствольный пистолет, Сергей убрал его в карман куртки. – И вот, – он кивнул на выборочный преобразователь. – Но я надеюсь, что сегодня обойдемся без оружия. Войны закончены. А вы, друзья мои, лучше бы оделись, чтобы девушку не смущать. А потом и выпить можно.

– О, господи! – поднял руки Клюгк, – неужели это и вправду – все?

– Почти. Осталось преобразовать выживших на Нейтральном острове, а потом – уничтожить прибор.

– Где королева Таша?

– С ней все в порядке. Думаю, спит сейчас у себя дома.

– А что с Творцом? – поинтересовался Клюгк, хватая и натягивая на себя первые попавшиеся джинсы.

– Нейтрализован.

– Черт! Я не верю. Фрол, как у тебя это получилось?

– Расскажу, как-нибудь в следующий раз. Купафка, пожалуйста, дай моим друзьям выпить. Не бойся, Винсепто, это хороший, дорогой коньяк, – Сергей приветственно поднял свой стаканчик, и первый к нему приложился. Он все так же сидел в кресле с выборочным преобразователем наготове.

– Здесь вот какое дело, друзья, – продолжил Сергей, когда только что преобразованные выпили. – Сейчас, кода я начну увеличивать остальных, мне потребуются помощники. То есть, вы оба. Мало ли, кто-то вдруг сперепугу начнет буянить… Я, конечно, могу и сам с таким буяном справиться, даже без преобразователя и пистолета, а исключительно благодаря своей силе и ловкости – вы оба видели меня в деле, ведь так? Но два кулака хорошо, а шесть лучше. И я почему-то верю в вас обоих. Ну, что, поможете, если что?

– Я тебе жизнью обязан, атаман, так что во мне не сомневайся, – серьезно сказал Клюгк.

– Клянусь, что не предам вас, э-э-э…

– Называй меня просто – Сергей.

– Да, Сергей.

– Вот и договорились. Купафка, будь добра, тащи сюда по очереди все стаканчики, кроме того, что стоит в сторонке от других.

* * *

Следующими увеличенными оказались Истома и Угла – помимо них, выживших в мире за стеной девушек, не осталось. Придя в себя, и та, и другая затравленно уставились на разглядывавших их троих мужчин. Проявить галантность, предложив девушкам одеться, Сергей не спешил. Он хорошо помнил, что одна в буквальном смысле его изнасиловала в ночь после вынесения смертного приговора, а другая тоже не отводила стыдливо взгляд, когда на Княжьем острове он был привязан к пыточному столбу.

– Добро пожаловать, в нормальный мир, красавицы, – наконец, усмехнулся обладатель выборочного преобразователя и кивнул жене:

– Купафка, помоги нашим гостьям, подобрать себе что-нибудь из одежды, а я продолжу.

Нажатие красной кнопки, и обратно преобразованным оказался Дмитрий Красавский, над правой бровью которого сочился кровью свежий рубец. Так же, как и после своего уменьшения, первым кого увидел артист, был Сергей Фролов.

– С возвращением, – подмигнул ему каскадер

На лице киноартиста отобразилось сонмище разнообразных чувств, но больше всего Красавского, кажется, волновал его внешний вид: нет, не нагота, а полученная рана. То и дело, касаясь лба и рассматривая окровавленные пальцы, он даже не обратил внимания на неожиданно появившегося рядом на кровати мужчину.

Новым преобразованным был король Гурлий – тоже со свежей раной на лице, но, судя по всему, готовый в любую секунду продолжить сражение, вцепиться в горло каждому своему врагу. Но кто сейчас, в этом незнакомом помещении был врагом первого человека Лесного королевства: принцесса Истома, княгиня Угла, капитан горных Клюгк, его подданный граф Винсепто, или все-таки сидевший напротив него в кресле Фролм, с какой-то штуковиной в руке?

– Спокойно, Ваше величество, – примирительно улыбнулся тот. – Не надо ни на кого бросаться, – вы в потустенном мире, а здесь немного другие правила поведения.

– А где…

– Мир за стеной? Скоро вы увидите его вместе с остальными, выжившими на Нейтральном острове.

Гурлий посмотрел на очень близкий потолок и люстру с единственным плафоном и помотал головой, словно отгоняя наваждение.

– А где…

– Ваша жена? С ней все в порядке, и она очень переживает за ваше благополучие… Остальные ответы на вопросы – чуть позже, – Сергей жестом показал, что сейчас не время для пустых разговоров и очередным нажатием красной кнопки увеличил барона Волленвейдера.

После него были преобразованы Нянич, Рустам, Молдавец, Кургузый, Вихор, Цинизм, Мося, несколько человек, имен которых Сергей не знал… Едва ли не каждый второй был ранен, но в отличие от Красавского, для них это не имело значения. За исключением девушек, Гурлия, Винсепто и Цинизма, родившихся в мире за стеной, все остальные вернулись ДОМОЙ, и ничего более важного для них сейчас не существовало!

Последним обратно преобразовался бывший разбойник Шмел, – единственный, кто, придя в себя, сразу же с криками принялся размахивать кулаками направо и налево. По уху успел получить лишь один – Дмитрий Красавский, до сих пор не удосужившийся натянуть штаны.

Тут же грохнул выстрел, и, схватившийся за грудь Шмел, повалился на пол. Сергей не пожалел израсходовать последний патрон четырехствольной «Осы» и правильно сделал: если у кого-то и зарождались в голове крамольные мысли, направленные против хозяина ситуации, то они сразу улетучились. Увеличенные обитатели мира за стеной, давно, либо никогда не слышавшие звук выстрела, буквально шарахнулись от обладателя грозного оружия. И только девушки повели себя иначе: княгиня Угла бросилась поднимать Красавского, королева Истома – Шмела, а царица Купафка подскочила к креслу Сергея с тростью наготове.

– Не бойтесь, я его не убил, только временно нейтрализовал, – сказал Сергей. – Хотя это очень больно, и, надеюсь, теперь до нашего приятеля Шмела дойдет, что он больше не разбойник Тусклого леса. Кто-нибудь, помогите Истоме усадить его на кровать, пусть слышит то, что я скажу всем. А всех я попрошу меня не перебивать. Через некоторое время наступит рассвет, настоящий рассвет, а не включение второго солнца, и я хочу, чтобы новый день вы встретили не здесь.

– Как вы, наверное, уже догадались, недавно занявший место Творца, мой брателло Василий, прекратил свои функции. Последней стала глобальная переброска всех жителей мира за стеной на Нейтральный остров. Таким образом, он стравил вас между собой, правильно рассчитав, что благодаря извечной вражде вы сами поубиваете друг друга. В итоге это наверняка бы произошло, не случись прежде чуда – преобразованная королева Таша сумела от него сбежать. После чего Василий преобразовал меня и потребовал, чтобы я отыскал Ташу и привел в эту квартиру. Я так и сделал, но благодаря вот этой штучке, – Сергей кивнул на «Осу», – сумел справиться с брателлой, а затем уменьшил его с помощью выборочного преобразователя, – он кивнул на прибор в другой руке. После чего перенес всех вас с Нейтрального острова в потустенный мир и увеличил до нормального состояния.

– И, что же дальше? – нарушил возникшую паузу Кургузый. Громила держался за разбитую голову, а чтобы не упасть, опирался на плечо своего приятеля Моси. Этих двоих преобразовали незадолго до Сергея, и адаптироваться в нормальной жизни им, наверняка, будет проще остальных. А уж про Красавского и говорить нечего…

– Дальше… – Сергей вздохнул и обнадеживающе улыбнулся. – Ну, для начала, всем нам необходимо забыть о старой вражде. Все мы жили по чужим правилам. Сначала один Творец, затем – другой играли нами. Теперь – все! Никаких войн и никаких игр живыми людьми. Хотя… Тебе, Винсепто, жизнь в нашем мире может показаться еще худшей и более подлой игрой. Но здесь уж ничего не поделаешь. В любом случае, я прекращаю существование мира за стеной, так же, как и существование этого проклятого прибора.

– Но, как? КАК?! – не выдержал Волленвейдер, не отрывавший взгляда от выборочного преобразователя.

– Хотите спросить, как я его уничтожу? Нет ничего проще, – пожал плечами Сергей. – Этот прибор, созданный далеко за пределами Земли, очень хрупкий, все на тончайших микросхемах и неизвестной нашей науки элементах. Достаточно шмякнуть им об пол, и…

– Но, может быть, не надо… Пусть бы, допустим…

– Что, господин барон? Допустим, им продолжал бы владеть кто-то один, чтобы манипулировать людьми, словно игрушечными солдатиками…

– Я тебе покажу – «допустим»! – Кургузый отпихнул Мосю и вцепился Волленвейдеру в горло грубыми пальцами. – Баронская твоя рожа!

– Прекратите! – рявкнул Сергей, видя, что в свару готовы бросится еще сразу несколько человек. – Прибор пока еще действует, и я в любую секунду могу уменьшить любого из вас. Так же как недавно увеличил.

– Повторяю в последний раз, – твердо сказал он, когда все, вроде бы, успокоились. – Никакой вражды! Мы должны забыть про мир за стеной, как про кошмарный сон.

– Забудешь тут! – проворчал никто иной, как Дмитрий Красавский. – Мне вон, ни за что ни про что все лицо изуродовали.

– Что?! – внезапно взорвался Клюгк и шагнул к артисту, но на пути у него оказалась сверкающая глазами Угла. – Лицо?! – закричал Клюгк через ее плечо. – Да ты на атамана, на Фрола, то есть, на Сергея посмотри! Ему собственная жена мизинец отрезала и сырым сожрала, только чтобы его задницей на кол не посадили! А потом его и Купафку вон те уроды, – кивок в сторону Гурлия, – чуть живьем рыбам не скормили! Ты на остальных посмотри – сколько им пережить пришлось! А сколько людей там, за стеной погибло, ты знаешь?

– Клюгк, хватит! – попытался осадить капитана Сергей, но тот продолжил:

– В общем, так! Кто еще хоть одно слово ему поперек скажет, будет иметь дело со мной.

– И со мной, – неожиданно поддержал его Цинизм.

– Со мной тоже, – хмуро добавил Гурлий.

Винсепто молча встал плечом к плечу с Клюгком, ясно давая понять, на чьей стороне. Сергей быстро прикинул соотношение сил, если бы все преобразованные вновь оказались на Нейтральном острове с оружием: в руках, даже если все люди, которых он не знал, выступили бы на стороне Истомы, лейтенанта жандармерии Молдавеца и того же барона Волленвейдера, численный перевес все равно был бы на стороне подданных Лесного королевства. Но вступать в драку ему хотелось меньше всего. Неизвестно, что чувствовали другие, но, положа руку на сердце, сейчас он и в самом деле абсолютно не чувствовал зла ни к кому из присутствующих. Возможно, потому что все его личные враги уже были уничтожены…

– И все-таки, – прервал его мысли Молдавец, – какие у вас дальнейшие планы, господин Фролм?

– Называйте меня просто Сергей, – поправил он. – А планы… Позабыв про мир за стеной, жить своей жизнью. Такие вот мои планы.

– Вам легко говорить, – усмехнулся лейтенант жандармерии. – Пробыли в мире за стеной всего ничего и теперь вернетесь на прежнюю работу, словно в отпуске побывали.

– Ничего себе – отпуск… – горько усмехнулся Сергей.

– Я про то, что многие из нас были вырваны из жизни на годы. Родные и близкие давно нас похоронили, на бывшей работе никто не вспомнит. Из рассказов последних пришлых я слышал, что в нормальном мире многое изменилось. И куда нам, отсталым податься? Без денег, без документов, без всего?!

– Вот именно! – поддакнул кто-то из-за спины Молдавеца с нескрываемой злостью в голосе.

– Вообще-то, – вновь усмехнулся Сергей. – Я мог бы вас и не преобразовывать. Продолжали бы сейчас на Нейтральном острове резать друг друга да сбрасывать в озеро на корм рыбам…

– А, что, атаман, преобразуй и верни недовольных обратно, – предложил Клюгк. – Пусть продолжают кувыркаться, как хотят.

– Нет уж, увольте, – возразил Молдавец. – И я не высказываю недовольства, а просто прошу совета, что делать. И если можно – какой-нибудь помощи.

– Я не собираюсь ни с кем нянчиться, все люди взрослые. А советоваться мы должны все вместе. И все вместе кое о чем договориться. Принять, допустим, общее соглашение, – Сергей подмигнул Волленвейдеру. – Да, господин барон?

– Однако с миром за стеной вы все решили самостоятельно, господин Фролм, – ответил тот.

– Конечно, самостоятельно! – Сергей начал злиться. – Слишком много страданий он принес мне и моим друзьям.

– Извините, – обратил на себя внимание молодой парень, в котором Сергей узнал виконта Вихора. – А можно все-таки взглянуть на мир, в котором нам столько пришлось испытать?

Судя по обратившимся на Сергея взглядам, этот вопрос интересовал всех без исключения. Он бы даже сказал больше: давняя вражда и свежие раны, воспоминания о пережитом и непредсказуемость будущей жизни для них, да и для самого Сергея в эти минуты отошли на второй план, самым же главным казалось хотя бы одним глазком взглянуть на мир за стеной.

– Пройдемте, господа, – перестав испытывать терпение людей, сказал он…

Чтобы видеть мир за стеной всем сразу, пришлось встать вплотную к перегородке плечом к плечу. Сергей расположился крайним справа, приобняв Купафку и держа наготове выборочный преобразователь. В руках у жены был стаканчик с крошечным человечком на дне. Как поступить с брателлой, Сергей до сих пор не решил, и почти все его мысли были заняты только этим.

А о чем думали остальные, молча смотревшие на расположенный в комнате макет местности, где кому-то пришлось прожить десяток лет, а кому-то всю жизнь, где кто-то терял родных и друзей и немилосердно уничтожал себе подобных? О чем думали и во что верили Гурлий и Винсепто, Угла и Вихор, Истома, Молдавец?

Сергей нажал на серую кнопку и направил приемлемо-переносящий луч на Пятак Нейтрального острова.

– Вот сюда Творец переносил преобразованных людей, в том числе и меня. После чего у каждого пришлого появлялся выбор – перейти на землю Лесного или Горного королевства. От этого выбора во многом зависела его судьба, – Сергей принялся неторопливо водить лучом по макету и рассказывать:

– Лично надо мной судьба-насмешница поиздевалась больше некуда. С Нейтрального острова после не очень дружелюбной встречи на земле лесных, я попал в совсем уж негостеприимные лапы горных; после просветительной беседы с, допустим, бароном нашим, Волленвейдером в крепости Квадро, как-то очень быстро оказался в Рубежной, чтобы сражаться с горными, ну а затем – вновь Квадро, королевская тюрьма Его величества Халимона, затем суд, затем… – Сергей бросил быстрый взгляд на Истому, но та даже не повернула голову в его сторону, вместе с остальными заворожено следя за передвигающимся лучом. – Затем – Тусклый лес, сражение с жандармами на Тощей просеке, где был ранен Шмел и я тоже – не исключено, что стрелой лейтенанта Молдавеца… Затем – временная передышка в таверне мадам Марты вместе с друзьями-разбойничками, – тяжело вздохнув, Сергей посмотрел на Клюгка и Ушаца.

– На Княжьем острове я лишился своих новых друзей и мизинца, зато познакомился с будущей женой. С которой кардинал обвенчал нас в Женском царстве. Ну а потом в мире за стеной появился сам Творец, он рассказал, что его место занял мой брателло Василий, и чтобы привлечь его внимание, было решено устроить показательную казнь меня и Купафки, опустив в воду на корм рыбам…

– А где сейчас этот Василий? – спросил Волленвейдер, и наконец-то все отоврались от созерцания макета и уставились на Сергея, который после недолгого раздумья попросил:

– Купафка, покажи им его, только аккуратней.

– Хорошо, – девушка подставила ладонь под наклоненный стаканчик, и из него кубарем выкатился крошечный человечек.

Некоторое время он лежал без движений, затем начал шевелиться, поднялся на ноги и, принялся потрясать ручонками.

– Вот таким становились люди после умень… – закончить фразу Сергей не успел. Дмитрий Красавский, стоявший слева от Купафки, вдруг схватил крохотного Василия, сдавил его пальцами и с омерзением бросил в озеро.

– Зачем?! – заорал Сергей, направляя приемлемо-переносящий луч в то место, куда приводнился брателло, но там уже плеснулась поднявшаяся из глубины рыбина.

– Затем, – насупился Красавский. И тут же глаза мушкетера на всю жизнь расширились от ужаса, когда приемлемо переносящий луч уперся ему в грудь.

– Нет! – оказавшаяся рядом Угла заслонила собой артиста.

– Не надо, Серега, – одновременно с княгиней крикнула Купафка и повисла у него на шее.

– Да подожди ты! – он попытался отпихнуть жену. Но уже чьи-то пальцы вцепились в выборочный преобразователь, еще кто-то стал выворачивать руку, в которой он сжимал пистолет. Сергей увидел перед собой искаженное яростью лицо виконта Цинизма и четко осознал, что еще несколько мгновений, и больше не сможет удерживать выборочный преобразователь.

Прибор больше не был ему нужен, более того, Сергей собирался его уничтожить, но чтобы преобразователь достался кому-то еще! Ни в коем случае!!!

У него получилось махнуть кистью, одновременно разжав пальцы, и прибор полетел вниз, за стену, прямо в озеро. Но не долетел! Цинизм перегнулся через перегородку и умудрился подхватить преобразователь. Он едва удержал равновесие, чтобы не перевалиться в мир за стеной, но тут же перенес через перегородку одну ногу, видимо, решив увеличить дистанцию с Сергеем и задействовать преобразователь. Ему не хватило доли секунды, – Сергей выхватил из кармана ключи от машины с брелоком-патроном и врезал виконту по колену.

Сергей знал, куда бить: Цинизма передернуло словно от мощнейшего электрического разряда, выскользнувший из руки выборочный преобразователь закувыркался в воздухе и сначала с глухим стуком ударился о поверхность Нейтрального острова, затем булькнул в воду.

Тут же возник пронзительный, но короткий писк, сопровождаемый ослепительной вспышкой, от которых все присутствующие на некоторое время оглохли и ослепли…

* * *

Старший лейтенант Евгений Коряжный не стал заострять внимание на появившейся на улице парочке. Судя по всему, приятели, вышедшие из подъезда, за которым участковый наблюдал уже с полчаса, были в приличном подпитии. Во всяком случае, тот, что помоложе, буквально тащил на себе грузного широкоплечего мужика, ноги которого нет-нет да начинали выписывать кренделя.

Вообще-то, в таком состоянии лучше оставаться в гостях, чтобы выспаться, но с другой стороны, метро уже было открыто, а милиция в такой ранний час к пьянчужкам особо не докапывается – еще успеется. Тем более что утренний воздух сентябрьской Москвы, казалось, воистину отрезвляюще подействовал на приятелей, и, отдалившись от подъезда, они заметно прибавили шагу.

Меж тем из того же подъезда вышли еще двое мужчин. Остановились, задрали головы в начинающее сереть небо, потом мельком глянули друг на друга и разошлись в разные стороны. Возможно, не обменялись рукопожатием лишь потому, что рука одного была на перевязи. А возможно, и не очень-то друг друга уважали.

Не прошло и полминуты, как на улице появилась новая парочка, на этот раз девушка с растрепанными волосами под руку с сильно прихрамывающим парнем, который к тому же свободной рукой поглаживал свою грудь, словно у него болело сердце. Это становилось интересным…

С полгода назад старший лейтенант завел привычку делать утреннюю пробежку по участку закрепленному за ним по службе. С одной стороны – как бы, для здоровья полезно, с другой – в наличии как бы, постоянная бдительность. Кстати, начальство об этом его пристрастии знало, одобряло и ставило Евгения Коряжного другим в пример. Правда, обычно он просыпался и, соответственно, выбегал на улицу примерно часом позже и на детской площадке напротив дома, в котором был прописан гражданин Акиньшин, не задерживался. Сегодня его будто что-то подтолкнуло вскочить задолго до звонка будильника, а турник на детской площадке притянул магнитом.

Задержавшись на этом турнике, Коряжный вот уже несколько минут растерянно наблюдал за выходящими из подъезда парочками, и не мог даже предположить, что, к примеру, вон та девушка – еще вчера считалась первым лицом целого королевства, а прихрамывающий мужчина – разбойник и убийца.

А народ все продолжал выходить из того же подъезда. Складывалось такое впечатление, что в какой-то квартире всю ночь шла грандиозная гулянка, и только утром гости решили разойтись. Если бы старший лейтенант был сейчас не в спортивном костюме, а в милицейской форме, то давно потребовал бы предъявить документы каждому из этих гостей, казавшихся такими подозрительными. Удостоверение участкового у него с собой имелось, но какой от него толк. Даже если у вдрызг пьяного прохожего не окажется с собой паспорта, он смело пошлет физкультурника куда подальше и пойдет своей дорогой.

И все-таки Коряжный оставил в покое турник и потрусил к подъезду, навстречу очередной парочке. Нет, пьяными они не выглядели, но девушка, вцепившаяся в руку усатого мужчины, вела себя очень странно: удивленно озиралась, задирала голову вверх, словно стараясь, что-то там разглядеть, да и одежда на ней сидела как-то мешковато. Мужчина, прижимавший ко лбу сложенный платок, выглядел гораздо увереннее. Коряжному показалось, что девушка, чей тонкий нос был с большой горбинкой, все время порывается что-то сказать спутнику, но тот прерывает эти попытки, резко прижимая к себе ее локоток. И лишь после того, как они разминулись, до старшего лейтенанта, непроизвольно напрягшего слух, донеслось:

– Не волнуйтесь, княгиня, все будет хорошо…

– Простите! – Коряжный подскочил к остановившейся парочке. – Вы – Дмитрий Красавский? Я видел вас в фильме…

– В столь раннее время автографы не раздаю! – гордо вскинул голову артист.

– Э-э-э… – участковый уставился на свежую рану над бровью артиста. – Что с вами?

– Фигня! – повысил голос тот. – Поскользнулся, упал и тому подобное. С кем по пьяни не бывает.

– Но-о-о…

– Не мешайте гулять, гражданин, – ухмыльнулся Красавский и, не без пренебрежения махнув рукой, проследовал мимо участкового, крепко прижимая к себе локоток донельзя удивленной девушки.

Старший лейтенант, оставшийся стоять на тротуаре, был удивлен не меньше. Мысли роем закружились в голове, но сложиться в конкретный вопрос, который можно было бы бросить вдогонку странной парочке, не успели. В каких-то метрах от него резко затормозила иномарка, и из открывшейся дверцы со стороны пассажира вышла Наталья Завьялова, собственной персоной.

Коряжный мог дать голову на отсечение, что Завьялова тоже его узнала. Но звезда киноэкрана, которую он позавчера беззастенчиво лапал и перед которой накануне приносил извинения, даже не повернула в его сторону голову. Зато, как ему показалось, показушно распахнула объятия и с криком: «Дорогой!» бросилась навстречу очередному вышедшему из подъезда мужчине.

«Дорогой», скорее, годился ей в отцы, к тому же лицо его было испещрено шрамами, да и передвигался он не слишком бодро. Тем не менее, красавица-артистка повисла у него на шее, страстно поцеловала и потащила к машине.

«Случаем, не кино ли здесь снимают?» – озадачился старший лейтенант очередной мыслью, которая, как и другие, не успела окончательно сформироваться.

Из уже донельзя осточертевшего подъезда буквально вывалились сразу семь или восемь человек. Опытный глаз участкового отметил, что все они чем-то схожи между собой, впрочем, как и с остальными «гостями», которых ему довелось повидать этим утром. В каждом чувствовалась с одной стороны какая-то бравада, а с другой – пришибленность; у каждого – что-то не так было с одеждой, с походкой, и еще – буквально все лица «украшали» и старые, и совсем свежие шрамы.

– Здравствуйте, господин старший лейтенант! – улыбающийся Сергей Фролов в обнимку с очень юной обворожительной девушкой подошел к участковому.

– Здравствуйте, – растерянно выговорил тот.

– И до свидания, – Фролов весело ему подмигнул и, обернувшись, позвал последних, вышедших из подъезда: – Винсепто, Клюгк, не отставайте! Моя тачка нас дожидается.

Они направились к стоявшей на углу дома «восьмерке». Участковый Коряжный смотрел им вслед и старался убедить себя, что на самом деле ему ничего не надо понимать, и что его абсолютно не должно касаться, почему и Сергей Фролов, и парень с перебитой переносицей, и шедший последним мужчина, чье лицо он где-то видел, – все трое, в разной степени, но заметно прихрамывают…

Эпилог

Фрол открыл глаза и отчетливо понял, что больше не уснет. Рядом, у стенки тихонечко посапывала Купафка, из соседней комнаты доносился приглушенный храп Винсепто, часы на стене показывали десятый час вечера. Сергей Фролов был в нормальном мире, в Москве, у себя дома, и заканчивающийся день ему хотелось бы назвать самым счастливым в своей жизни. Если бы не дающая покоя мысль, из-за которой он проснулся.

Сергей аккуратно прикрыл жену одеялом, быстро оделся, бесшумно прикрыл за собой дверь. Вообще-то задуманное лучше было бы осуществить завтра, а еще лучше – сегодня днем, не откладывая в долгий ящик. Но днем ему было не до того…

Он не чувствовал себя чем-то обязанным перед теми, кого увеличил выборочным преобразователем и надеялся, что они не затаили на него обиды. По здравому размышлению, преобразованные должны были быть ему благодарны, даже очень благодарны! Ведь не одолей он Творца, и какая бы участь ожидала их всех на Нейтральном острове, лишенного мостов? Чуть раньше, либо чуть позже, но в любом случае – гибель.

Опять же, по здравому размышлению, если кто и мог быть недовольным извлечением из мира за стеной, так лишь те, кто в нем родился. Остальные вернулись в нормальный мир, и пусть даже Волленвейдера очень устраивал титул барона, а Молдавеца – звание лейтенанта кардинальской жандармерии, все равно – родной дом есть родной дом, что может быть лучше!

Наверняка, кто-то, хорошо понимая важность владения выборочным преобразователем, лелеял надежды завладеть прибором, но после его попадания в воду и, следовательно, выведения из строя, мечты развеялись. И был ли смысл держать зло на того, кто эти мечты убил? Сергей, все прекрасно понимая, ни на кого обид не держал.

Поэтому, ничуть не жадничая, он примерно поровну разделил всю денежную наличность, обнаруженную в квартире Акиньшина и раздал ее преобразованным людям. Перед тем, как начали расходиться, кое-что сообща обсудили. Сергей сразу сказал, что не собирается никому быть нянькой, – пусть каждый возвращается в нормальный мир и приспосабливается к нему своим путем.

Но большинству его помощь и не требовалась. Те же Кургузый и Мося, преобразованные Творцом одними из последних, сумели отыскать свои вещи и документы и могли вернуться к домой, сочинив какую-нибудь не особо замысловатую историю. Сложнее с такой историей было Волленвейдеру, проведшему в мире за стеной пару десятков лет. Но, опять же, это были проблемы Волленвейдера, но никак не Сергея и остальных, среди которых врагов у барона было больше, чем друзей.

Еще сложнее дело обстояло с эндемиками, как назвал Сергей тех, кто родился в мире за стеной. Меньше всего его интересовала судьба Цинизма, имя которого соответствовало его сущности. И все-таки совет бывший маркиз получил: для начала прибиться к каким-нибудь утренним алкашам, вечно жаждущих опохмелиться, раскошелиться, угостив их дешевой водкой, выпить самому, скорешиться, ну и далее действовать по обстановке, возможно, согласно своей циничной натуре…

Виконта Вихора взял под свою опеку Нянич, с которым они вместе не раз бывали в бою, и у которого в Москве было много старых друзей-приятелей по строительному институту, и по прежним местам работы. Ближайшее будущее Гурлия тоже не вызывала опасений: Сергей связался по мобильнику с его женой, сообщил, что все в порядке, и Наташа немедленно примчалась, чтобы его встретить.

За Истому, кажется, тоже можно было не беспокоиться. Сергей не успел как следует узнать разбойника Шмела, но, судя по всему, бывшая принцесса Горного королевства была для него важнее всего в жизни. И Шмел, хотя и был не совсем в адекватном состоянии после получения в грудь резиновой пули, все-таки нашел силы вцепиться в руку Истомы, всем своим видом давая понять, что никуда ее не отпустит.

Больше всего удивил Дмитрий Красавский. Всегда мажористый, позиционирующий себя не иначе, как господин среди пресмыкающегося быдла, Дмитрий абсолютно без всякого пафоса заявил, что хотя бы на первых порах позаботится о княгине Угле…

И все же оставалось три человека, в судьбе которых Сергей просто не мог не принять самого непосредственного участия.

Купафка. Хрупкая с виду, но обладающая огромной внутренней силой девчушка, спасшая его от жуткой смерти не менее жутким поступком, решившаяся разделись с ним казнь, сумевшая воспротивиться насильнику-брателле, безгранично доверяющая своему мужу. Сергей Фролов, прошедший и испытавший очень многое, хорошо понимал, что второй такой женщины, как Купафка он никогда не встречал и никогда в жизни не встретит. Он не принимал какого-то решения, а просто знал, что всегда будет относиться к ней и как заботливый отец, и как любящий брат, и как верный муж.

Винсепто. Именно о таком брате Сергей интуитивно мечтал с самого детства. Брателло Василий был другим, с ним Сергей не пошел бы в разведку, а если бы и пошел, то отчетливо понимая, что живым из той разведки не вернется. А вот с Винсепто, хотя тот и был его моложе, пошел бы, не раздумывая. Именно этот парень вытащил его из плена горных, после чего они вместе держали оборону Рубежной крепости, а потом с его отцом, графом Бовдо, пришлому Фролму довелось выслушать приговор о своем четвертовании… Сергей считал Винсепто и своим другом, и младшим братом, поэтому отпускать его от себя, хотя бы первое время, не собирался.

Еще оставался Клюгк, проверенный боец, обязанный Сергею жизнью, но и сам спасавший его от смерти. Сергей хорошо помнил рассказ Александра Клюквина о последнем дне своего пребывания в нормальном мире. Помнил резонные опасения бывшего инкассатора, что по возвращении он может оказаться в розыске в связи с пропавшими ценностями и людьми и, конечно же, эти опасения разделял. В нормальном мире он должен был начать новую жизнь под новым имеем. Сергей пообещал что-нибудь придумать.

Он попросил Купафку, Винсепто и Клюгка держаться его, остальным же пожелал успехов в дальнейшей жизни. Руку на прощанье никому не подал, она все также была занята пистолетом. И хотя в «Осе» были всего лишь пустые гильзы, об этом никто не знал, даже Клюгк, даже Купафка. Сергей не хотел рисковать.

Преобразованные благополучно разошлись кто куда, а Сергей, поздоровавшись и попрощавшись на улице с участковым Коряжным, посадил своих спутников в приткнувшуюся к обочине «восьмерочку», благо за время его отсутствия никто на нее не позарился, и повез в сторону своего дома.

Впрочем, Клюгка он высадил у ближайшего метро. Перед этим вручил приятелю ключи от своей дачи, что была в подмосковном городке Истра, и рассказал, как до нее добраться. Сергей владел частью дома, а именно – небольшой терраской и комнатой с печкой. Жить там можно было круглый год, хотя родственники покидали дачу в начале сентября и появлялись там не раньше майских праздников. Деньги у Клюгка имелись, и на первое время эта дача была для него чуть ли не идеальным прибежищем. На всякий случай, Сергей объяснил ему, как себя вести и что говорить, если появятся любопытные.

Кстати, среди прочих документов, хранившихся в квартире Акиньшина, и Клюгку и Винсепто подобрали паспорта с более менее похожими фотографиями на новых владельцев и приблизительно соответствующие их возрасту, к тому же, с московской пропиской.

Пообещав, что скоро его навестит, Сергей простился с боевым товарищем и поехал дальше родными, пока что не слишком загруженными московскими улочками. По дороге остановился у супермаркета и наполнил едой и выпивкой четыре объемных пакета.

И Купафка, и Винсепто за время всей поездки не проронили ни слова – слишком были поглощены наблюдением за мелькавшими на улицах машинами, домами, деревьями, обилием по-разному одетых людей… Сергей тоже ничего не говорил, только включил магнитолу и нашел понравившуюся Купафке песню, которая, судя по выражению лица Винсепто, с первых же аккордов и слов произвела на него ошеломляющее впечатление.

О том, что все действительно закончилось, Сергей поверил только, переступив родной порог. Возникшие ощущения чем-то напомнили детство, когда Сережа Фролов приезжал после летних каникул с дачи в Москву. Нахлынули обожаемые, неповторимые запахи, тепло, уют. В детстве, после трех месяцев счастья он возвращался домой, чтобы вновь начать ходить в не очень-то любимую школу. Сейчас Сергей вернулся из настоящего ада, где сто раз ходил под смертью…

Мозги раскалывались от нахлынувших чувств. Что творилось в головах Купафки и Винсепто, он даже не мог представить. Поэтому решил все объяснения оставить на потом, а для начала провел гостей на кухню, усадил за стол, выложил закупленные деликатесы, соки и крепкие напитки и приказал пить, запивать и закусывать.

Сергей не привык есть по утрам: максимум, что мог себе позволить – полчашки сладкого чая и кусочек колбасы с еще меньшим кусочком хлеба. А тут на него напало настоящее обжорство: водка закусывалась эклерами, виски – маринованными помидорами, а бутерброды заменяли куски копченой осетрины, намазанные черной икрой. Пиршество продолжалось недолго, и когда опьяневший Винсепто начал клевать носом, Сергей перетащил его на диван, разул и уложил спать.

Купафка так просто не отделалась. Для начала Сергей проводил ее в ванную комнату. Утруждать жену мытьем собственного тела не позволил – все сделал сам, ласково, нежно и одновременно страстно, в итоге заставив ее кричать от наслаждения. Потом они уснули, а, проснувшись, Сергей понял, что обязательно должен выполнить задуманное…

Он хорошо понимал, что слишком сильно рискует, что, по большому счету, не имеет на этот риск никакого права. У него дома остались два абсолютно неприспособленных к этому миру человека. Случись с ним что-то, и Купафка с Винсепто могут пропасть ни за что, ни про что. Но Сергей припарковал «восьмерочку» на том же месте, которое покинул сегодня утром и, стараясь отрешиться от сомнений, направился к знакомому подъезду.

Забыть о мире за стеной было невозможно! Мир пока еще не погиб, продолжал существовать: на полях паслась скотина, в лесах бегали кролики, в озере плавали рыбы. Но с этим Сергей ничего поделать не мог: без выборочно преобразователя и приемлемо-переносящего луча извлечь из-за стены, к примеру, лошадь или корову было невозможно, брать же пальцами эти миниатюрные создания было равносильно убийству.

В квартиру Максима Николаевича Акиньшина он шел с другой целью. Архив! Сотни или даже тысячи кассет и дисков с видеозаписями происходившего в мире за стеной! Сергей должен бы все это забрать. Во-первых, для того, чтобы записи не увидел никто из посторонних, во-вторых, ему самому было безумно интересно их просмотреть. К примеру: узнать, как в действительности развивались события в тот вечер, когда граф Бовдо пронзил шпагой правителя Горного королевства и отрубил большой палец виконту Касочу; увидеть совсем молоденькую Купафку и того же Винсепто; да за своими собственными приключениями понаблюдать тоже очень хотелось…

Беспорядок в квартире он и другие преобразованными оставили жуткий. Сергей подумал, что после того, как вывезет весь архив, неплохо было бы здесь прибраться, да и отпечатки пальцев следовало стереть. Мало ли, какие подозрения могут закрасться в голову тому же участковому Коряжному! Сам-то Сергей милиции хорошо известен, с этим ничего не поделаешь, но тому же Клюгку подставляться было ни к чему.

Чувствуя необъяснимое волнение, Сергей прошел в комнату с миром за стеной. Макет местности оставался прежним: огромное озеро с островами, горы, леса, поля с дорогами, строения… Такой маленький мирок, вместивший в себя целую вселенную страдания и горя… но все-таки и любви, и надежды…

– Кхым, – послышалось за спиной. Сергей вздрогнул и бросил взгляд на омывающую Нейтральный остров мутноватую воду, куда упал выборочный преобразователь. Рассмотреть его не удалось, тем более что кто-то, притаившийся сзади, негромко произнес:

– Допустим, у тебя есть выбор…

Оглавление

Часть первая Мир за стеной

  Глава первая Оригинал

  Глава вторая Пришествие

  Глава третья Просветительная беседа

  Глава четвертая Типичная боевая вылазка

  Глава пятая Очень скорый реванш

  Глава шестая Из застенка в застенок

  Глава седьмая Королевский приговор

  Глава восьмая Пока светило только одно солнце

  Глава девятая Когда наступило утро

  Глава десятая Друг, наместник, кардинал

  Глава одиннадцатая Облава в Тусклом лесу

Часть вторая Ад

  Глава первая Типичная локальная война

  Глава вторая Жертвенный мизинец

  Глава третья Очень много предательства

  Глава четвертая Ад

  Глава пятая «Отомсти!»

  Глава шестая Типичный обряд венчания

  Глава седьмая Юбилей, который не принято отмечать

  Глава восьмая Жизнь продолжается

  Глава девятая Доверяй – не доверяй…

  Глава десятая Быстротечная встреча на Нейтральном острове

  Глава одиннадцатая Живец

Часть третья Обратное преобразование

  Глава первая Возвращения

  Глава вторая Новый кардинал

  Глава третья Ночные визиты

  Глава четвертая Родственные чувства

  Глава пятая Дождь из людей

  Глава шестая Драконье требование

  Глава седьмая Княжий остров

  Глава восьмая Власть меняется

  Глава девятая Абсолютно невозможный побег

  Глава десятая Атаман Фрол

  Глава одиннадцатая Сбежавшая королева

  Глава двенадцатая Наблюдаю полет вольной птицы

  Глава тринадцатая Все получилось

  Глава четырнадцатая Преобразованные

Эпилог