КОМ-4 (Казачий Особый Механизированный, часть 4) (fb2)

- КОМ-4 (Казачий Особый Механизированный, часть 4) [СИ] (КОМ: Казачий Особый Механизированный - 4) 897K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ольга Войлошникова - Владимир Олегович Войлошников

КОМ-4 (Казачий Особый Механизированный, часть 4)

01. ЛЕТО. ТИХО…

СЛОНЫ, ВОЛКИ И СНОВА СЛОНЫ

Белый слон достался Багратиону. Да-да, тот, живой белый слон. Он по странным индийским законам прилагался к шагоходу как «дополнительное оборудование» — я его Серго и отдал. Обещал же. У него глаза на эту зверушку разгорелись, а мне такая животина в хозяйстве без надобности. Слон пока стоял в конюшне Витгенштейнов и ожидал отправки на Кавказ.

Серафима успокоилась, уверилась, что меня прямо сейчас никто убивать не собирается, и уехала покамест домой (она пока у отца погостить захотела) — до двадцатых чисел августа. К тому времени я должен буду снять в Новосибирске домик или квартирку, Иван с Марией вернутся из своего свадебного путешествия, а на двадцать третье у Багратиона с Морозовой была назначена свадьба.

Княжеским гостеприимством было неловко уже, право слово, злоупотреблять, так что я отправил жену в Иркутск, а сам поскорее съехал в университетский жилой корпус — тихий и малолюдный по причине лета.

* * *

— Скажи-ка мне, Серго, а чего ожидать?

— Ты сейчас о чём?

— Ой, не прикидывайся глупым, тебе не идёт. Чего от твоей свадьбы ожидать? На Ива́новом мальчишнике мы чуть не сгорели и не заморозились — это не учитывая возможность тупо разбиться. Потом на само́й свадьбе я с раджонком поцапался… Чего у тебя ожидать? Хотелось бы, понимаешь ли, хотя бы немного быть морально готовым к приключениям, которые свалятся нам на головы.

Багратион усмехнулся.

— Не-е, не волнуйся, брат, у нас всё гораздо спокойнее. И мальчишника никакого не будет. Будет охота.

— Чего-то мне твоя улыбка не нравится.

— Да не мандражируй заранее! Я вам сейчас всё расскажу. Только Петьку дождёмся.

Мы сидели в небольшой уютной кафешке — по случаю отличной погоды, на летней веранде — смотрели на гуляющих дамочек, пили кофе и вели светские беседы. Багратион (в отличие от Ивана) в преддверии свадьбы не хандрил, а сиял, как новенькая монета. Я так понимаю, он до последнего не верил, что его союз с Дарьей сложится. И теперь, когда уже даже дата события была назначена, ничто не могло поколебать его превосходного настроения.

— Надеюсь, с учёбы отпустят меня без выговоров. Просто я и так столько пропустил с дуэлью этой, будь она неладна.

— Кстати, о дуэли! Ты что с слоном делать собираешься?

— Ты чего? Забыл, что ли? Ты ж сам его просил, к Дашке ехать на нём собрался!

— Да я не про живого, а про шагоход индийский. Там одних только бриллиантов…

— А ты представляешь, почти всё — вовсе и не бриллианты! У раджи только понтов было много, а на то, чтоб целиком слоняру облепить — шалишь, брат!

— Ну, ты меня прям разочаровал.

— Ха! Чё, думал: Илюха новым Крёзом станет? — мы дружно заржали. — В основном внешняя оболочка — особо чистый и как-то специально шлифованный хрусталь.

— Вроде кристаллов Сваровски, что ли?

— Вроде, но немного другие. Какая-то, кажись, английская разработка.

— Кто бы сомневался, чьи уши тут торчат!

— М-гм. С одной стороны, блестит-сияет не хуже брюликов, для внешнего виду, показать, как дорого-богато! Да и припугнуть. Дескать: гляньте, какого суммарного размера у нас артефакт, — Серго согласно покивал. — А с другой — какой-никакой, а накопитель. Ёмкость, старший Витгенштейн сказал, где-то одна тысячная от бриллиантового. Там сейчас умники из лаборатории артефакторики разбираются, потом, может, чего и подробнее расскажут…

— Зато сколько их!

— М-гм. Поэтому армейцы сразу запросили хрусталь на выкуп.

— Небось, хотят какому-нибудь спецподразделению контуры усилить.

— Вполне может быть. Ну, и для изучения, наверное. Оболочку я и так уж обещал пожертвовать. Так что и с кристаллами мы сговорились. Парни Ста́вровы тоже согласились, что лучше деньгами взять.

— А мы-то думали — всё бриллианты! — с досадой хлопнул Серго по столу.

— Не, брильянты тоже были, — я посмотрел на него хитро. — И кой-какие цветные камушки тоже. Глаза слоновьи, острия-конусы у бивней, браслеты на руках-ногах. Где-то местами вставки в узорах. Ну, и накопители внутри.

Да, всё самое серьёзное было спрятано под броню.

— Вот! Всё-таки! — обрадовался за меня Багратион.

— Моей доли точно хватит, чтоб Серафиме праздничный убор справить не хуже Дарьиного, — скромно похвастался я.

И сёстрам с матерью по паре серёг, да с подвесками, как заранее хотел. На пару дирижаблей достанет той суммы, которую мне старший Витгенштейн приблизительно за кристаллы озвучил. Да сверх того блестящих камушков осталось — вровень шкатулочка, в которой маманя мне двенадцать запасных лечебных бутыльков отправляла — под крышечку вошло. Если с ума не сходить да в транжирство не впадать, тех камушков и детям хватит, и внукам с лихвой останется. Но о том мы со Ставром да с ребятами из экипажа решили особо не распространяться. Незачем это — зависть плодить. Люди-то всякие бывают.

Серго от души хлопнул меня по плечу:

— Рад за тебя, брат! А чего это вы недавно с Черниговским кутили? А нас не позвали!

— Серго, не кутили мы, а тупо выпивали. Там такая история неприятная… Ну правда, зачем тебе? Сидим, солнышко греет, дамочки вокруг ходят, а я тебе про гадости рассказывать буду?

— Та-ак! Приветствую, господа! — за наш столик плюхнулся Витгенштейн. — Какие такие гадости ты собираешься рассказывать Багратиону? Да ещё без меня!

— Привет, Пётр. Так я как раз и не хочу ничего рассказывать.

— Ну и не рассказывай тогда. А вот пояснить мне, почему ты отмечаешь победу на дуэли — со Ставром, и без нас — придётся! Я обижен подобным пренебрежением!

Я застонал.

— Го-осподи, и ты туда же? Да не отмечали мы ничего! — я огляделся, вроде вокруг никто уши не грел. — Могу, конечно, рассказать, но… господа, это грязная и кровавая история. Оно вам надо?

— Ну теперь-то уже рассказывай, — набычились оба, — мы, чай, не барышни кисейные, не расклеимся.

— Хорошо. Слушайте. В день перед дуэлью нам в тренировочные противники смертников выдали.

— Хрена се у вас тренировки! — вытаращил глаза Серго.

— Погоди, не перебивай. Я и сам собьюсь. Выставили добровольцев-пленных с польской и с трофейным польским же «Гусаром». С условием, что ежели они нас пересилят, то смертную казнь им заменят на пожизненную каторгу. Ну и полный боекомплект им выдали.

— Настоящий? — недоверчиво переспросил Пётр.

— Ну, конечно! А папаня твой, чтоб совесть нас не мучила потом, дела этих уродов нам дал. И мы со Ставром почитали.

Я помолчал. Скрипнул зубами.

— Я если бы знал, что в тех документах было… до нашей… тренировки… клянусь, на лоскуты бы этих тварей порезал, а не с «Пересвета» главным калибром…

— Да что там было-то? — не выдержал Багратион.

— А было там… — я зажмурился стараясь отогнать образы, которые всплывали в памяти, те фотографии, после которых мы пили со Ставром. — Вот, к примеру, выражаясь чиновничьим слогом: «доведение до каннибализма». На спор. Кого первого из детей сьедят? Нормально? Загонная охота на пленных гражданских. Стрельба по живым мишеням. Насилия и зверства такие, что спать было страшно ложиться, чтоб не привиделось… Так вот господа пилоты польских шагоходов в свободное время развлекались. Чайку с булочкой после этих новостей не желаете откушать⁈

— Не ори, Илья! Извини нас, пожалуйста. Такое, действительно, не в подобном месте обсуждать бы, но чего уж теперь?

Я оглянулся. На нас откровенно не косились, но пару неприязненных взглядов я поймал.

— Братцы, давайте лучше прогуляемся? А то мешаем людям культурно отдыхать. Да и ты, Серго, обещал рассказать: что за охота такая?

— Охота? — тут же заинтересовался Витгенштейн.

— Сейчас расскажу! Правда, давайте прогуляемся.

Мы рассчитались и пошли вдоль набережной.

— Ну так вот. Это старая, даже, можно сказать, древняя горская свадебная традиция. Что такое обычная охота — рассказывать, я так думаю, не надо. Но если у зверя разум человеческий? Представили? Кто на кого охотиться будет? Сейчас наша свадебная охота, конечно, проходит без крови. Патроны все магические, артефактные. Вроде тех снарядов, что с краской. Попадание — светящееся облачко и стазис на пять минут. А раньше-то в меня должны были настоящими стрелами да пулями стрелять.

— Подожди, — я аж остановился. — Как — в тебя?

— Илья, не прикидывайся глупым, тебе не идёт, — вернул мне давешнюю подколку Багратион. — Я как жених, с группой поддержки, обратившись, должны будем невесту из условленного места выкрасть. А защитники невесты должны будут этому мешать. Вы, парни, как неспособные к обращению, поступаете в команду Дарьи, уж извините. Оружие и боеприпас вам выдадут.

Сильно я впечатлился:

— Хрена се, у вас выкупы! Я-то думал фанты — страшно! А тут…

— Какие фанты? — заинтересовался Витгенштейн.

— А-а-а, что-то меня подмывает гадость тебе сделать, Петенька… Отплатить на непомерное, так сказать, любопытство! У тебя же свадьба тоже не за горами? Да? Надо Соне рассказать про новую моду. Это когда тебе, чтоб невесту из отчего дома забрать, нужно глупые желания её подружек выполнять. Ага, за кажную ступенечку или шажок — по желанию. То кукарекать, то придумай невесте двадцать ласковых названий, то друзей на закорках таскай, то угадай, чего она, поутру проснувшись, откушивать предпочитает…

— Ой, не надо об этом, мне сегодня ужасов хватило. Ты это… — неуверенно продолжил Пётр, — ты же сейчас пошутил, про рассказ Соне, а?

— Ну не знаю, не знаю!

— Я всегда говорил, что злой ты, Илюха! Непонятно, за что тебя Серафима любит? Кстати, а как ты этот твой выкуп прошёл?

— А я её на «Саранче» украл! Пока подружайки её меня на лестнице ждали, я — к окну, хвать Симу — и усвистал, только меня и видели!

— Лихо!

— А ты как думал? На том стоять будем!

— Но ты Соне ничего не говори. Боюсь, у меня такой фокус не прокатит.

— Да понял я уже.

— В таких ужасах лучше перебдеть, — не мог успокоиться Петя.

— Ага, так и запишем, гордый князь Витгенштейн испугался женских вопросиков…

— Тьфу на тебя! Тьфу на тебя ещё раз. Так! Хватит меня пугать! А ты, — Пётр ткнул локтем под рёбра Багратиона, — прекращай ржать и давай дальше про охоту рассказывай.

— Да я уже почти всё рассказал. Я обернусь и буду прорываться к невесте. Ну а вы, в числе невестиного отряда, — мы с Петром переглянулись, — будете её защищать. Специальными ружьями.

— Неправильно, всё-таки, что мы в защите, — насупился Витгенштейн. — Мы ж больше твои друзья.

— Вы не оборотни, — ещё раз напомнил Серго, с чем пришлось согласиться.

Я решил сменить тему, чтоб Петька не дулся:

— Кстати, Серго, а слон-то тебе зачем? Ты не думай, мне не жалко, и вообще — «подарки не отдарки». Любопытно просто!

— Планируется торжественный выезд. Все на лошадях будут. Да там вообще всё красиво планируется: лошадки в венках цветочных, музыка. А я на слоне! Представь? На белом слоне! Вот такой хобот! — Багратион экспрессивно сделал странный жест, протянув рукой от своего носа куда-то вниз, — вот такие бивни! — ещё один жест, на сей раз двумя руками вперёд. Причём, в варианте Серго у слона на концах бивней еще и пальцы были растопырены. — Ни у кого такого не будет. Вах!

— Первый парень на деревне!

— Э-э-э, Илья, почему «на деревне»-то?

— Поговорка это, успокойся.

— А-а! Ладно, пусть.

ТОЛЬКО ДЛЯ СЕМЕЙНЫХ…

О том, чтобы моя драгоценная супруга на следующей свадьбе не стеснялась заёмных украшений, я позаботился заранее. Вызнал у Дашки, к какому ювелиру лучше сходить — кто у нас лучше, чем ходячая люстра-мороженщица в ювелирах разбирается? Да никто! Вот и пошёл. И заказал сразу всё, что задумывал — и Серафимушке, и мамане, и сестрицам. А в первых числах августа как домой поехал — так с собой и прихватил. И не абы как — в красивых футлярчиках. Ну, я вам скажу, охов и ахов было! А племяшкам-малявкам, которым серёг ещё не положено, бус самоцветных накупил всяческих — тоже им радость, а мне приятно.

С Афоней да с батей сели, на предмет новых дирижаблей обмозговали.

— Тут, я вам скажу, — начал зять, — то, что мы с вами скоростных заграничных дирижаблей по дешёвке урвали — это нам однозначно повезло. Однако за полную заводскую цену я бы их брать не стал. Ремонт привозных запчастей требует, сильно дороже встаёт.

— Так давай наши возьмём! — батя был уже слегка навеселе и хотел поскорее решить вопрос, чтоб вернуться к застолью.

— Гражданские тихоходы? — поморщился Афоня.

— А чего, можно и тихоходы, — рубанул батя. — Дело в чём? Не всем же шнырять надо. Кто-то согласен помедленнее, лишь бы подешевше.

— Тоже верно, — согласился я. — А можно через однокашника твоего, который в управлении военного ведомства служит. Глядишь, распродают излишки или устаревшие образцы. Для армии устаревшие, а для торговли — в самый раз бы были!

— Попробую, — согласился Афоня. — Надо позвонить ему, вдруг выгорит что?

— Ну и вот! А если не срастётся — значит, гражданские возьмём. Тогда, поди, и на три штуки хватит. Вон, на северные прииски можно подрядиться снабжение возить. Там скорость не важна, главное, чтоб в срок.

— А ведь верно! Ток там расхватано всё.

— Я тебе, братец, по секрету скажу: скоро на северах большое движение начнётся, всем подрядов хватит. Только смотри — никому!

Афоня этой мыслью озадачился страшно и полвечера что-то подсчитывал, шевеля губами. Хорошо, что мелкие племяши под руководством Лизаветы представляли сегодня родне домашний спектакль, и никто на Афанасия особо внимания не обращал.

* * *

Ночь, как положено, была полной ласк, а вот утром, за уединённым завтраком в маленькой гостиной, Серафима меня спросила:

— Илюшенька, ты жильё-то нам присмотрел?

— Честно говоря, собирался тебя подробнее выспросить. Чего бы ты хотела?

Сима поставила передо мной чашку чая, подвинула тарелку с пирогами и села рядом, подперев щёку ладошкой:

— Ну, смотри. Нам с тобой спальня нужна, так?

— М-гм, — с удовольствием промычал я, уж больно пирог был вкусный.

— Детская. Няне бы отдельную комнатку.

— И горничной?

— Можно, а можно и приходящую нанять, как у папеньки Глаша приходит. Удобно. Потом… — она поколебалась. — Я вот даже не знаю… Хаген-то с нами будет жить или как?

— Да он, полагать надо, поближе к шагоходу, в университете.

— А Марта?

— Марта? — удивился я.

Сима захлопала на меня большими глазами:

— А ты разве не в курсе? С моего приезда со свадьбы всё и обсуждается: город чужой, хорошо бы, чтобы кто-то из своих женщин рядом был. А кто поедет? Все с ребятишками, у матушки беспрерывные заказы от Печерских иноков. Только Марта и остаётся. Все уж считают, что дело решённое, матушка ей и чемодан уж выделила.

Кто б сомневался! А Серафима без задней мысли продолжила:

— Я почему про Хагена спросила? Это ж он предложил её со мной отправить. И так по полочкам всё разложил — матушка сразу и согласилась. Так, может, он хочет поближе к ней быть? Всё ж таки они единоплеменники…

— Единоплеменники, ну-ну, — пробормотал я. Мысли после бессонной ночи отказывались стоять бодрым строем и норовили попа́дать вповалку. — Выходит, что? Пять спален?

— Ну, пусть так, — согласилась Серафима. — И кухню со столовой обязательно. И гостиную бы хоть маленькую, — она слегка покраснела, — чтоб твои друзья могли к нам в гости заходить.

— А вокруг дома что?

— Какой район… Хотелось бы, чтоб с Аркашей было куда пойти прогуляться, хоть в колясочке его покатать. А к зиме-то он уж пойти должен.

— К зиме бы я больше на саночки рассчитывал.

— Ну вот! Тем более! Хорошо бы, если бы парк рядом.

Я представил, что придётся мне каждый день на час раньше вставать, чтоб до университета добраться, но Серафиму этим озадачивать не стал. Да и пусть лишний час! Зато семья рядом. Вечера уютные домашние…

* * *

Дорогие читатели! Сегодня (в ближайшие часы) будет выложено ЧЕТЫРЕ главы. Следите за обновлениями))

02. В ПРЕПОДАВАТЕЛЬСКОМ ПОСЕЛКЕ

ВОТ СХОДИЛ ТАК СХОДИЛ НА РАЗВЕДКУ!

Университет изрядно опустел — основные курсы разъехались, и преподаватели по большей части тоже. Те, что занимались с экстернатом, появлялись набегами и читали сразу по несколько своих лекций — видать, чтоб просто так туда-сюда не кататься.

Иван с Машей всё ещё где-то путешествовали, Дарья и Серго отправились по домам, к свадьбе готовиться, Петя поехал навестить матушку на водах, а владетельная княгиня Гуриели с Софией — неожиданно в паломничество, в Лавру Сергиева Посада. Я шёл и раздумывал, с кем бы поговорить на предмет съёмного жилья… На входе в жилой корпус увидел в своей будочке Семёныча, по случаю навалившейся жары обмахивающегося газеткой. О! Чем не подсказчик?

— Фёдор Семёныч, приветствую!

— И тебе день добрый, Илья Алексеич! — обрадовался он. — С выходных? Заходи! Чаю будешь?

— С них, — довольно усмехнулся я. — Не, чаю не хочу.

— С баранками, — категорически предупредил Семёныч.

— Да нет! — я засмеялся. — Накормлен по самую завязочку. Спросить вот хотел. Ты ж местный?

— Ну конечно!

— Не в службу, а в дружбу, подскажи: где бы мне домик хорошенький снять небольшой или квартиру, — я вкратце обсказал Серафимины пожелания. — И желательно бы, чтоб не шибко далече от Университета. Семью привезти хочу.

— Хо! — вскинулся Семёныч. — Так сходи до хозяйственной части! Они жильём преподавательского посёлка распоряжаются.

— А тут и преподавательский посёлок есть?

— А чего ж ему не быть! Ну… не посёлок так прямо — скорее, посёлочек. Не в эту сторону, к полигону, а наоборот, к лесу ближе. Когда строили, должно, много на приезжих рассчитывали. А вышло, что он наполовину пустой стоит. Ты попросись. Но определяют туда только семейных. Так шта сразу говори, что ты с женой да с ребёночком — заселят за милый мой.

Приободрённый напутствиями Семёныча, в обеденный перерыв я направил свои стопы в хозчасть, где обнаружил дородную и добродушную сестру-хозяйку, заполняющую что-то в обширном журнале.

— Здравствуйте! — я предупредительно постучался в косяк распахнутой двери с табличкой должности и имени. — Можно, Пелагея Кондратьевна?

— Здрассьте-здрассьте, — мельком кинув на меня взгляд, ответила сестра-хозяйка. — По какому вопросу?

— Мне, знаете ли, подсказали тут, что у вас есть посёлок преподавательский…

Не успел я продолжить, как тётя бросила свой журнал и впилась в меня взглядом:

— А вы у нас кто? Как фамилия?

Я аж растерялся слегка:

— Хорунжий Коршунов, группа… — «группа экстерна» я не успел договорить, потому как сестра-хозяйка всплеснула руками и перебила:

— Илья Алексеич⁈

— Так точно…

— Есть-есть! Готова ваша квартирка! — обескуражила она меня. — Когда изволите заезжать?

Я, честно говоря, совсем потерялся.

— А вы, позвольте, ни с кем меня не путаете?

— Ну, как же⁈ — Пелагея Кондратьевна похлопала голубыми, слегка навыкате, глазами. — Коршунов Илья Алексеевич, казачьего сословия, хорунжий — так?

— Всё так… А как же?..

— Так не вы ли разве будете у новой группы курсантов ускорительную магию вести? Меня предупредили, что личным распоряжением Великого князя…

— Ах ты ж ядрёна колупайка! — не удержался я. — А я-то думал, он шутит!

— Какие уж шуточки? — строго сказала сестра-хозяйка. — Брат государя! Это вам не… — она покрутила в воздухе пальцами, выдвинула ящик стола и порылась там, металлически побрякивая. — Вот!

На белый свет была извлечена связка ключей с биркой. Пелагея Кондратьевна живо (несмотря на свою солидную комплекцию) вскочила и крикнула куда-то в глубину хозяйственных помещений:

— Ага-а-аша!

— Ой! — откликнулось издалека.

— Новому преподавателю квартирку покажу, приглянь тут!

— Иду! — уже ближе раздался голос, и сестра хозяйка махнула мне на дверь, вытесняя меня из кабинета:

— Пойдёмте-пойдёмте! А то у меня ещё приёмка сегодня…

Мы свернули не в центральный коридор, к главному вестибюлю, а направо и вышли из бокового входа, оказавшись перед сплошным рядом пушистых ёлок.

— Сюда! — Пелагея Кондратьевна бодрым парусником рванула вдоль дорожки правее — и буквально через несколько шагов между ёлками обнаружилась аккуратная ажурная калитка. — Это на территорию преподавательского посёлка, — пояснила сестра-хозяйка.

— Надо ж ты! А я думал, ничего тут нет, только лес.

— Специально так сделано, чтобы семьи больше оградить от шума.

От главной, выложенной прямоугольными плиточками аллейки меж деревьями разбегались боковые дорожки с маленькими указателями-номерами.

— Ой, я же не спросила! — всполошилась вдруг Пелагея Кондратьевна. — Может, вы подальше хотели? Ну, уж посмотрим. Если не понравится, поменяем, да? — не успел я ответить, «да» или «нет», как сестра-хозяйка шустро свернула на боковую дорожку. — Вот сюда проходите! — она быстро шагала впереди, оглядываясь через плечо.

— А большой этот… посёлок? Или как его…

— Довольно большой. Пятьдесят домов. В основном заселены ближние к калитке. Но некоторым господам нравится ощущение глуши и уединения, так что кое-кто и в самой дали занял…

Мы остановились на мощёном пятачке крошечного дворика. Дальше шла лужайка и плотные поросли кустов, отделяющие дом от соседних строений.

— Вот, — Пелагея Кондратьевна приглашающе поднялась на крыльцо и отперла дверь. — Ваши хоромы. Если хотите побольше, это дальше третьей улицы надо идти. Но я подумала, вряд ли у молодого человека детей сильно много… Семи спален вам хватит?

— О, даже с лихвой! А гостиная есть?

— И гостиная, и столовая, и кухня. И все удобства, как и в главном жилом корпусе, это естественно.

— Отопительный контур?..

— Магический, а как же! Вы мне, главное, скажите, Илья Алексеич: наша простая мебель вас устроит? А то ведь некоторые со своей приезжают, венецианской да мадридской всякой, так приходится всё на склад вывозить.

Покупкой особенной мебели ради семи месяцев проживания я озадачиваться не планировал, так что сразу уверил сестру-хозяйку, что не понадобится вывозить ни шкафы-кровати, ни посуду из столовой.

— Вообще-то, многие предпочитают университетскую столовую, — доверительно поведала мне Пелагея Кондратьевна, — особенно когда оба преподают, и муж, и жена. Все почти, если так-то посмотреть. Но вдруг гости к вам? Или заполночь почаёвничать захочется? Поэтому посуду в домах держим, положено, — она вдруг всплеснула руками. — В общем, чего это я? У меня ж там!.. Так! Вот вам, Илья Алексеич, ключи. Осматривайтесь, обживайтесь, а я побежала.

Я остался в одиночестве. Прошёлся по комнатам, прикидывая, которую кто мог бы занять. Выходило, что и Марта спокойно с нами может поселиться, и Хаген, и няня, и даже горничная. Тут можно и библиотечку небольшую собрать — вон, шкаф книжный стоит. О! Кстати! Библиотека же в университете есть! Наверняка Сима там что-нибудь интересное найдёт. А если вдруг скажут, что посторонним не положено — так и я ведь смогу что-то для неё брать, пусть читает! А в лесочке — гуляй, пожалуйста! В выходные можем в город вместе выбираться. Хоть в театры, хоть в филармонию. А то — фильму новомодную посмотреть. Слухи ходят, они теперь не просто с подписями да под рояль, а прям с натуральным звуком.

И так я себе эту привлекательную картинку живо вообразил… Осталось только разобраться — неужели меня и впрямь в преподаватели оформили?

Тут я глянул на часы, вспомнил, что всё ещё, вообще-то, числюсь студентом экстерна, быстро запер дверь и рысью помчался в учебную аудиторию, пока наши на ускорение не загерметизировались.

* * *

Следующая перемена была пятнадцать минут. Я прикинул, что вчерне прояснить вопрос мне времени хватит, и как только класс открыли — пулей рванул в ректорат. Забегаю — главной секретарши, которая Алевтина Георгиевна, нету (в отпуске, поди), одна молоденькая скучает.

— Здрассьте, — говорю, — милая барышня! А скажите-ка мне: правда ли, что меня внезапно в преподавательский штат зачислили?

Она этак встрепенулась, села пряменько, бровки тоненькие нахмурила:

— Это кто ж над вами так пошутил?

— Пелагея Кондратьевна, сестра-хозяйка.

— Пелагея Кондратьевна?.. — девушка хмыкнула. — Странно. Не была она замечена в подобных развлечениях… А на какую должность, говорите?

— Так, преподавателем! Петь мальцов натаскивать, для скорости боевой.

— А-а-а! — сообразила девушка. — Так это вы — Коршунов?

— Я, так точно.

— А я уже хотела запрос в Иркутск посылать! — она покачала головой и полезла в высокий стеклянный шкаф, перебирать разномастные папки. — Вот вечно… Ничего толком не доведут… А вам, говорите, вообще не сказали?

— Да я случайно узнал! Поклясться, что ли?

— Нет, это лишнее, — махнула тоненькими пальчиками она, выдернула тоненькую папочку и развязала верёвочки. — Значит, так, Илья Алексеевич, нам с вами нужно много чего заполнить.

— А нельзя ли попозже? У меня сейчас пара ещё одна.

Секретарша поджала губы:

— Последняя?

— Да.

— Тогда после вас жду. Только обязательно. Я только из-за ваших бумаг задержусь.

— Как штык! — пообещал я и помчался назад на учёбу.

* * *

Заполнять пришлось реально целую пачку. Мало того, что всякие заявления и листы сведений, так ещё и два комплекта бумаг о неразглашении секретных данных, проходящие по разным ведомствам — магического образования и специальной военной подготовки.

— Интересно, — удивился я, — чего ж теперь подписку собирают, когда мы успели обо всём на разных углах растрепать?

— Положено, — подняла тоненькие брови секретарша. — А вы не переживайте. Раньше вы подписок не давали?

— Нет.

— Вот и спросу за прошлое с вас нет. А теперь дали — обходите тему в разговорах, и все дела.

Ну, логично. Как бы. Но всё равно странно.

ГНЁЗДЫШКО

Рассуждая о том, чего недостаёт в новом преподавательском доме, в ближайший невыездной выходной (в Иркутск, я имею в виду) я скатался до центра города, прошёлся по магазинам, купил игрушек всяких сынишке да детскую кроватку. Не в коляске ж ему спать, в самом деле? А ну как выпадет? Памятуя Серафимины восторги по книгам, зашёл и в книжный, прикупил пару романов про приключения. Спросил у расторопного продавца:

— А не бывает ли у вас книжек для самых малявок? Сказки, что ли…

— А каков возраст малыша? — уточнил продавец.

— Да года ещё нет! Но мать сильно хочет приобщить его.

Вопреки моим сомнениям, парень оживился:

— Извольте! Есть новинка! Для лиц младенческого возраста — самые простейшие песенки и стишки с приятными картинками. Выполнено на жёстком картоне, дабы юным читателям тяжелее было порвать или пожевать книжку.

— А ну, покажите-ка!

Я полюбовался на развороты с песенками про кошечек и коровок. А что, картинки и впрямь приятные.

— Разных по одной.

— Пять различных выпусков в серии, все в наличии.

— Вот все и заверните.

Прибыв на квартиру с обновками, я поместил покуда кроватку в гостиной — пусть Серафима сама решит, где чья комната будет, а то я в этих женских умопостроениях боюсь заблудиться. А книжки красиво на комоде составил. Зайдёт — сразу увидит. Обрадуется.

* * *

В следующие выходные мы перебирались в Новосибирск. Переезд немного напоминал прибытие цыганского табора. Вместо кибитки — шагоход, ради удобства наполненный чемоданами, узлами и прочим скарбом. Хаген загодя приготовил специальные резиновые шагоходные штиблеты, аккуратно перешагнул живую изгородь и провёл «Саранчу» на цыпочках до определённого нам двора.

Серафима с Мартой оставили няню Малашу гулять в сторонке с колясочкой, а сами сразу юркнули в дом и начали пальчиками тыкать: чего куда тащить и складывать. Разгружаться помогали присланные Семёнычем дворники. Дело пошло споро.

— Фрайгерр Коршунов, я отгоняю технику в ангар и следую в свою комнату в общежитии? — спросил меня невозмутимый Хаген.

— Нет уж, братец! Придумал ты, в бабском царстве одного меня оставлять! Ставь «Саранчу» и дуй назад, мы нынче все дружно здесь обитать будем, как те зверюшки из сказки — под одной тёплой крышей. Так и искать друг друга не нужно. И мне спокойнее. А то, знаешь, территория пусть и защищённая, а что-то с везением на приключения у меня в последнее время аж зашкаливает.

— Яволь! Явлюсь сюда для определения места пребывания.

Вот кто мастер канцелярского слова! А сам, вижу, обрадовался. Ну, ещё бы! Кто исподволь мамане внушал, что Серафиме в чужом городе не абы какая помощница нужна, а своя, надёжная, а? Надёжней Марты, поди, и не сыскать. И вот те, пожалста! Он здесь — и Марта под боком. Неизвестно, что она сама думает по этому поводу — виду не подаёт.

С этими мыслями вошёл я в дом — а там Серафима над книжечками детскими умиляется.

— Ой, Илюша! Какой ты молодец! И игрушки купил, и книжки. Я уже решила, где будет Аркашина спаленка, надо туда их отнести.

И тут в комнату зашла Марта и спросила:

— Фрайгерр Коршунов, а где взять постельное бельё?

Вот когда я себя пеньком почувствовал. Даже переспросил тупо:

— Бельё?

— Да. Простыни, пододеяльники?.. Я хотела постели заправить.

И тут меня озарило, как выкрутиться, не потеряв лицо:

— А бельё я хотел, чтоб Сима сама выбрала! — брякнул я. — Сейчас вещи разложим и съездим, да?

Сима слегка растерялась:

— Да?.. Я… ой, я с радостью, но прямо сейчас?..

— Я предлагаю, — сказал Хаген, занёсший последнюю сумку, — пока в университетской кастелянной несколько комплектов взять. А потом можно будет и купить, если захотите. Не торопясь.

— Да. Так лучше будет, — согласилась Серафима, и Хаген, сложив морду кирпичом, предложил:

— Фройляйн Марта, предлагаю вам проехать со мной, после чего я смогу сразу сопроводить вас в кастелянную и помогу вам принести бельё.

Я думал — откажется или отвод придумает, но нет. Губки строго так поджала, кивнула деловито:

— Я ничего не имею против, герр Хаген.

И упылили.

Мы с Симой переглянулись. Не знаю, что она, а я подумал: понятно, что фон Ярроу глаз на Марту положил. И понятно, что здесь речь может идти только об отношениях серьёзных — иначе я голову девчонке кружить не позволю. Но если до неё дойдут слухи о его героических постельных подвигах (дело ведь по весне теми двумя скандальными мамзелями не ограничилось), то я даже не знаю…

* * *

Пока студентов было совсем мало, семейство моё без стеснения пользовалось услугами столовой. Вообще, таких как мы было довольно много, просто сидели преподаватели со своими домашними в дальнем углу зала, как бы слегка загибающемся буквой Г. До сих пор у меня повода туда ходить не было, и внимания я на них, соответственно, не обращал.

Серафима в первые же дни завела среди жён-домохозяек некоторые знакомства, и её очень быстро просветили, что если хочется кушать дома, то проще, чем готовить, заказывать доставку из большой университетской кухни. А горничную можно нанять только из специального списка проверенных лиц, которым дозволен вход на территорию университета. Зато хоть завтра, оставить заявку у сестры-хозяйки — в какие дни и часы нужна прислуга — и всё.

Единственное, что продолжало пугать меня в этой ситуации — это новый преподавательский статус. Я даже с деканом нашим имел по этому поводу беседу.

— Вы понимаете, не учитель ведь я, — пытался донести я до профессора всю глубину, так сказать, трагедии.

— А по риторике в гимназии у вас что было? — хитро посмотрел на меня профессор.

— Пятёрка с минусом. Так то в гимназии!

— Э-э, нет, милейший! Это значит, что вас научили складно излагать свои мысли. Вот и излагайте. Припомните, как вас учили, потренируйтесь перед зеркалом — чтоб выходило стройно. В конце концов, на близких отрепетируйте. Вы только не злитесь, если они вам будут говорить, что непонятно что-нибудь. С терпением, мой друг. Кто у вас из домашних к магии способен?

— Да-э… только супруга, — растерянно ответил я.

— И она в этом отношении?.. — профессор неопределённо повёл руками. — Не поёт?

— Да что вы! Она в основном по бытовой магии. Сверх того — разве что яды да примеси ловко определять может.

— Ну, вот и прекрасно! — профессор расцвёл и довольно сложил ручки на столе. — Вот и попытайтесь ей объяснить. Ежели вы сумеете донести свои знания до супруги — значит, и любого способного мальчишку обучить сумеете!

03. ОТДАЕТ БЕЗУМСТВОМ

ЦИРК С КОНЯМИ

Честно говоря, идея обучать скоростной магии Серафиму показалась мне несколько бредовой. А что делать? Опять ведь, как с тем колесом: хочешь — не хочешь, а пищи, да беги. Вышел я из университета — а там по дорожке уже и дамы мои гуляют, меня дожидаючи, да и Хаген вон на скамейке с книжкой — присматривает, вроде как.

— Ну, что? Пойдёмте-ка трапезничать?

Мы прошли в столовую, расположились чуть особнячком за облюбованным столом, и там, за ужином, я и озвучил предложенный ректором эксперимент. Серафима смотрела на меня круглыми глазами, а Марта ответственно сказала:

— Раз герр ректор сказал, что это необходимо, значит, надо попробовать так сделать.

Хаген только кивнул.

— Да ты-то представляешь, что это за звуки! Сколько раз слышал! — воззвал я к нему за поддержкой. — Ребёнка напугаем!

— Это не проблема, — Марта деловито сложила руки перед собой. — Надо просто отправить ребёнка с няней гулять.

— Ой, я что-то стесняюсь, — испугалась Серафима.

— Значит, мы тоже выйдем на улицу, — со строгой миной сказал Хаген. — Погуляем недалеко от дома, пока вы не закончите заниматься. Вы нас потом с крыльца позовёте.

— Все будут думать, что я тут жену истязаю! — воскликнул я.

— Вряд ли, — Марта прикинула, — все остальные дома́далеко. Кричать можно, как Алексей Аркадьевич говорит, до посинения, — тут Сима почему-то слегка покраснела.

— Вы можете прямо сегодня начать, раз уж времени немного осталось, — добил меня дойч.

— Ну, нет уж! — я сердито отложил салфетку. — Мне эту идею ещё усвоить надо. Переночевать с ней, что ли… Завтра начнём. А сегодня — спокойный тихий вечер. Сходим давайте, по территории прогуляемся, чтоб вы знали, где тут что.

Серафима тоже выдохнула немножко и сразу со мной согласилась:

— Правильно! Пойдёмте гулять, а завтра уж начнём…

* * *

Весь следующий день я мучился, пытаясь представить себе программу занятий с Серафимой. Даже пару замечаний за рассеянность получил. Одно от преподавателя по магическим потокам, а второе — от Серафимы, за то, что задумчивый над тарелкой с борщом сидел — простынет, мол, всё.

После ужина делегация из няни с коляской, Марты и Хагена пошли променадом прохаживаться, а мы с Симой в домике заперлись. Местом занятий я определил гостиную. Не придумав ничего лучше, я начал буквально с рассказа о том, как меня монгол учил.

Рассказал. Сима глазками: хлоп-хлоп.

— Ну, вставай, — говорю. — Будем пробовать.

— Ой, Илюша, страшно.

— Да чё тут страшного! Ты, главное, помни, что обычным голосом стараться не надо реветь. И не хрипеть сиплым медведем. А как я тебе показывал. Ну, вставай…

В следующий долгий час мы, как говорится, и так, и этак прикладывались — не идёт, и всё! Сима уж и поплакала, и попеняла мне, что сержусь невместно, когда она так старается… В общем, дошли мы почти до отчаяния, и тут она говорит:

— Я, главное умом-то понимаю, что напряжение вот тут должно быть…

— Ну, ну! — подхватил я. — Как будто рояль двигаешь!

— А чего я всё представляю? Давай я в самом деле буду пробовать шкаф сдвинуть, а всё остальное — как ты говорил? Ну как получится?

Посмотрел я на неё. Маленькая ведь…

— А надсадишься?

— Не надсажусь! Что я — дурная совсем? Давай. Видишь, не выходит.

— Ну, давай.

Стали мы пробовать. И только я хотел сказать: бросай, мол, это занятие, ерунда полная… — как вдруг у неё правильный звук прорезался! Сима аж испугалась, петь перестала и шкаф бросила.

— Ой, это чего?

— Того! — обрадовался я. — Пошло, ядрёна колупайка! А ну, давай ещё!

— Может, на сегодня хватит? Устала я уж…

— Нет, милая моя! Сейчас как раз закрепить надо, чтоб ты крепко начало ухватила, а там уж будем развивать!

В общем, прозанимались ещё полчаса, пока Сима не объявила, что теперь уж устала окончательно.

— И впрямь, будто рояль на второй этаж затащила!

— Вот когда до пятого дотащишь, — обнял я её, — считай, станешь из ученика мастером.

— Вот так уж мастером? — Серафима недоверчиво на меня покосилась.

— Начальной ступени, — усмехнулся я. — До свадьбы Серго так потренируемся, а там как раз можно будет и на шагоходе опробовать.

— Прямо на шагоходе? — снова испугалась она.

— Ну, а как? Для чего мы изгаляемся-то здесь? Обкатка на технике обязательно нужна.

— Ой… Ну, ладно хоть, после свадьбы…

Подозреваю, что Серафима, как Ходжа Насреддин из восточных сказок, понадеялась, что к тому времени «или осёл сдохнет, или падишах».

Тем не менее, к концу недели она выдавала необходимые звуки вполне уверенно, и можно было начинать упражнения на практике, совмещая звук с необходимыми магическими потоками. Но это всё будет чуть позже, а пока мы направлялись на Кавказ.

А ВЕДЬ НИЧЕГО НЕ ПРЕДВЕЩАЛО. ОПЯТЬ!

Небольшой палаточный лагерь, так скромно описанный Серго, оказался огромным сборищем шатров, навесов, палаток и даже шалашей. Вокруг них, внутри, рядом ели, пили, веселились, танцевали — короче, прекрасно проводили время пёстрые толпы народа. Натурально, огромное количество. Это совершенно не походило на выверенные па великокняжеской свадьбы, на которой мы уже побывали.

— Илюша, это не свадьба, а прямо ярмарка какая-то… — Серафима жалась ко мне, с некоторой опаской оглядываясь по сторонам. — Куда нам идти-то?

А я и сам толком не знал! А тот, кто мог помочь, как сквозь землю провалился. Петя вон тоже стоит, ошалело озирается.

Приехали на свадьбу, блин горелый!

А главное, начиналось-то всё благопристойно. В порт Новосибирска прилетел «Дельфин», который под такое дело временно освободили от необходимости транспортировать грузы — пусть хозяина с женой повозит маленько. С нами напросились Петр и Соня, а Иван и Мария должны были прилететь прямо из своего путешествия, из Европы. Никак, понимаешь, не могут свой медовый месяц завершить. Так что летели мы в урезанной компании.

Причём, если у Витгенштейна внутренности «Дельфина» вызывали скорее теоретический интерес, то Соня радовалась, как ребёнок, и облазила все внутренности дирижабля. Выбрала себе любимое место — на нижней палубе, около огромного панорамного окна. Заставила Петра перетащить туда столик, несколько стульев и любовалась проплывающими внизу видами.

И, что самое забавное, Сима, которая в обычное время изображала из себя степенную мать семейства (как же, муж и ребёнок в наличии!), словно заразилась от Гуриели детской непосредственностью и тоже активно радовалась жизни. Сидят две красавицы, болтают языками и ножками, чай пьют и книжки читают. Идиллия. А мне и не жалко! Благо с дитём управляться аж две няньки и кормилица помогали.

Вечером я как раз с Аркашкой играл. Книжку ему умную читал, про «кто как кричит». Сын был уже забавно сонный, и на очередном «мяу» сморился. Я передал уснувшего сына няньке, чтоб она унесла его в «детскую» каюту — и тут ко мне ввалился Пётр, рухнул на стул и принялся ныть:

— Я так не могу! Это ж уму непостижимо!

— Чего тебе непостижимо, болезный? — усмехнулся я, подложил под спину подушку и привалился в угол своей койки.

— Ты книжки, которые девчонки читают, смотрел?

— А мне-то это зачем? Моя разные читает, вон недавно англичанина этого, Дойла мне цитаты зачитывала. Забавно пишет, на мой вкус. А что случилось-то?

— Как две взрослые, умные девушки могут всерьёз обсуждать книгу с названием «Любовница лорда дракона»?

— Чего? Кого любовница?

— Лорда дракона. Чего ты на меня уставился? Дракон, ящерица летающая, знаешь — нет?

— Ну ты меня совсем за идиота не держи. Знаю, конечно. А почему эта твоя ящерица — лорд?

— Она не моя! Это из книги! Они мне дали почитать и… Илья! Я, полчаса пытался понять, в чём суть сюжета, но дальше выбора главной героиней платья и причёски действие не ушло! И, естественно, тяжёлые переживания на эту тему. Драматические! Как это можно читать, а? Я не смог.

— Ты, Петя, главное — успокойся! Дыши… Вот молодец… Мой знакомый продавец книг рассказывал, что сейчас огромной популярностью пользуются так называемые женские романы. Их специально печатают на самой дешёвой бумаге, почти без обложки. Зато тоннами! Так вот, он мне такие перлы из этих произведений зачитывал — закачаешься!

— Что может быть страшнее выбора платья? На две главы, мать их!

Я сел прямее.

— Хорошо, ты сам напросился. Но учти, это почти цитата! Ну, по крайней мере, близко к тексту, — я с удовольствием продекламировал глядя в округляющиеся глаза Витгенштейна: «Барон три часа нежно ласкал пейзанку, после страстно овладевал ею в течении ещё трех часов, а после они разговаривали о поэзии времён возрождения…» Не помню уж там точно, кажется ещё три часа где-то. Для ровного счёта.

— Э-э, а спали они когда? — задал логичный вопрос Витгенштейн и вдруг до него дошли остальные факты. — По-о-одожди, он её три часа?.. Сколько?.. Да там же всё, что есть, стереть можно! Или самому под корень…

— «Нефритовая флейта барона была всего-то двадцать дюймов, поэтому…»

— Илья, ну прекрати! Он что, осёл?

— Кто? Барон?

— Ну может и барон, с таким-то… Но вообще я имел в виду автора этого опуса.

— А это, чтоб ты знал — уважаемая дама. Вероятно, составляющая сии опусы на основании собственного опыта.

— Скорее, собственных фантазий! — фыркнул Витгенштейн. — Но двадцать дюймов… — скривив губы и сложив брови домиком, он что-то мерил на своей руке. — Это ж вот до сюда будет, ёрш твою налево! — показал он повыше локтя и тут же с внезапным интересом спросил: — А твоя Сима такое читает?

— Ага, читает, а потом мне цитирует, хохочет. Она такие книжки в разряд анекдотов занесла. Ну чему её-то можно удивить? Мужняя жена, дитё в соседней каюте спит. Между прочим, Петечка, она мне жаловалась, что у неё, представляешь, ваши сестрички всякие штучки женские выспрашивали. Так что — готовься, лорд дракон. Ищи себе нефритовый, этот, как его, двадцать дюймов длиной…

— Иди ты, — рассмеялся Петя.

О! Повеселел! Всего-то и надо было, скабрезность рассказать.

СУМБУРНОЕ ПРИБЫТИЕ

В порту прибытия, нас уже встречали Серго и… Иван!

— Вот это да! — громко удивилась Соня. — Вы же позже нас прилететь должны были!

— А нечего, Сонечка, на меня изумлённо глазками сверкать! — бодро встретил свояченицу Иван. — Это всё твоя сестричка. «Давай быстрее, давай быстрее!» Такую мне плешь проела, что я её на скорый военный усадил и сюда домчал. А там, чтоб вы знали даже кроватей нет, только кресла! Всю задницу себе отсидел!

— Я так сочувствую твоей великокняжеской заднице, прям дыханье спёрло… — со всей искренностью уверил Пётр.

— В зобу? — неуверенно засмеялась Маша.

— «В зобу дыханье спёрло?» Как в басне дедушки Крылова? — захлопала ресницами Соня.

Петя заржал, а я мягко взял Ивана под локоть:

— Так, про литературу не будем, — и на его недоумённый взгляд уточнил: — Сейчас не будем! Я потом всё тебе расскажу, покажу, дам попробовать. Хотя это из другой оперы…

— Вы чего такие загадочные все? — выдернул руку Великий князь. — Один ржёт невпопад, второй загадками разговаривает.

— Всё потом. Сейчас надо заселиться и вымыться с дороги. Серго, есть тут приличные гостиницы?

— Дорогой, зачем гостиницы? Друзья в нашем фамильном замке жить должны! А вы — друзья! Так?

— Так, так, не надо тут глазами грозно сверкать. Замок так замок. Надеюсь там сквозняков нету, как в романах Вальтера Скотта?

— Сквозняков нэт! — рубанул Серго. — Там вообще всё современно, папа перестроил. Раньше — да-а-а, там даже отопления не было, камины постоянно топили. Да и вообще, мы же в палаточном лагере будем почти всё время. Там свадьбу играть будем, да и Дарья с родителями уже там…

— Ну и зачем ты тогда про замок мне тут втирал? Если в палатках спать будем?

— А чего ты про гостиницу заговорил?

— Мальчики, не ссорьтесь! — Соня взяла взъерошенных Петра и Ивана под руки и повела к автомобилям, что дожидались нас на бетоне площадки. Маша застучала каблучками позади, смеясь, а Серго пошёл следом, экспрессивно размахивая руками.

— Чего это они? — спросила меня Сима.

— Мандраж предсвадебный у одного, а у второго напряженное ожидание. Ну и ревность дружеская…

— Ревность?

— Ну так у Ивана свадьба уже была, у Серго вот прям щас, а когда у Пети — ещё не ясно, всё от рождения ребёнка Машей зависит…

— А-а-ах, как у них всё сложно!

— Ну так, князья же…

Так вот, привезли нас на гору… в Прибайкалье такие сопками называются. Ну, скажете, гора — пусть гора. Заросшая деревьями, кустами — живописно, этого не отнять. Ещё море во-он там, внизу синеется.

Как прибыли, Сима вместе с Аркашкой были прям атакованы огромным количеством тетушек и бабушек клана Багратион, набежавших со всех сторон, буквально, словно из-под земли.

— Не беспокойся, брат! — уверил меня Серго. — Сына твоего обиходят в лучшем виде. Да и о Серафиме позаботятся. Вы теперь — гости клана. А у оборотней очень сильны инстинкты защиты своих. Личные гости жениха — кто уж ближе-то?

— Да я, как бы, и не особо беспокоюсь, — уверил я Багратиона, — просто сначала определиться бы с местом, а потом уже и развлекаться.

Серго рассмеялся:

— Вот прям сейчас вас и определят. Как с бытовухой закончишь, подходите вон туда, — он махнул в сторону самого большого шатра, — Дашка уже заждалась.

— Понял, подойдём.

Женская толпа привела нас к зелёному шатру (тоже немаленькому), на пять условных комнат. По центру стояла большая каменная печь, в которой уже потрескивал огонь. На мой недоумённый взгляд ближайшая бабушка, с лицом, больше похожим на сморщенное печёное яблочко, улыбнувшись, рассказала:

— Так на этом месте, почитай, все свадьбы клана играют. Уже лет двести, как и печи тут есть, да и вообще — намоленное место.

Ну так-то ясно, ежели на одном месте все эти празднества… Небось, и дырки от столбов для шатров уже камнем выложены. И дорожки. И уборные постоянные. А то я однажды был на такой бестолковой охоте, мама моя! Мало того, что бо́льшая часть «охотничков» упилась до изумления, так ещё и засрали всё вокруг, что можно, и что нельзя… Но тут с этим был полный порядок. Прям глаз радовался. Такая прорва народу, а чистота и благоустройство!

Пока я по сторонам глазел, из шатра вышла принаряженная Серафима.

— Идём?

— А Аркашка?

— Ой, там, кроме наших нянек, уже целая армия желающих собралась потетешкать его. Как будто малыши у них тут редкость несусветная, и надо в очередь стоять. Я даже что-то опасаюсь, как бы не разбаловали его…

— Ну не насовсем же мы тут. Дня три. Не успеют поди, — с сомнением закончил я. — И вообще, пошли Дарью искать.

И мы пошли. Если бы Багратион не указал в самом начале тот огромный шатёр — заблудились бы, как пить дать. Или есть. Потому что около каждого шатра, мимо которого мы проходили, нас звали или выпить, или закусить. И, причём, все эти люди, казалось, лично знали и меня и Серафиму — с таким радушием толпа начинала махать руками и предлагать угощения. Хорошо хоть, на вежливые отказы не обижались. И всё же от пары тостов отвертеться не удалось. «За родителей» — грех не выпить. Тем более, не водки же предлагали, а вина красного.

04. КТО БЫ СОМНЕВАЛСЯ

ЩА Я ВАС НАПУГАЮ

Наконец дошли мы с Симой до шатра. А нас не пускают! Перед входом стоят два здоровенных парня — вот прям не вру, поперёк себя шире — и только зубы скалят в вежливых улыбках: не положено, мол! Кем, куда не положено — не объясняют.

Я слегка наклонился к Симе и спросил её, ехидно поглядывая на караульщиков:

— Что, страшные парни?

Она настороженно кивнула.

— Хочешь я их до усрачки напугаю? — супружница выпучила на меня глаза, а обсуждаемые парни, прислушивающиеся к нашему разговору, синхронно скроили снисходительные мины.

— Илюша, может не надо? А?

— Да ладно, ты не бойся. Всё хорошо будет. Смотри, я тебе что расскажу: когда малышня во дворе друг друга пугает братьями да папками грозными, видела небось?

Она кивнула.

— Так вот, не буду я пугать этих джигитов ни собой, ни батькой-казаком, ни даже сёстрами… Я их гневом матушки моей напугать попробую… А? Джигиты, не страшно?

Оба были не дураки. И какое-то сомнение скользнуло в их глазах.

— А кто у нас матушка? — настороженно переспросил стоящий справа.

— Так, ты же слышал! Друг у князя Багратиона есть: Коршунов Илья.

— Ну? Слышал, конечно.

— А матушка-то у него, у Ильи — кто?

— Кто?

— А Коршунова Евдокия Максимовна, травница из Иркутска.

— А-а так это та самая…

— Ага, та самая!.. А я и есть тот самый Илья. Коршунов, который. Ну как страшно напугал?

— Э-э, да, — честно сказал парень.

От дальнейших разговоров и меряний крутостью нас спасла сама Дашка, которая выглянула из шатра и, ухватив Симу за руку, затащила её внутрь. И уже из-за полога заявила:

— Я послушала. Покуражился, Илюшка, пора и честь знать! Тебе пока сюда, действительно, нельзя. У нас тут женская территория! Иди вон к защитникам, в железках ваших разбирайся!

Ближайший охранник развёл руками:

— Извини, брат, мы же говорили, что нельзя! Хотя матушкой своей ты нас реально напугал, — Улыбаются, а глаза серьёзные. — Ты если что, знай, её имя тут большую часть дверей откроет!

— Тебе сейчас вон туда, — второй ткнул пальцем в длинный полосатый шатёр стоящий почти у обрыва, — там защитники собираются, ты же не… — он повёл пальцами…

— Не, я не из ваших.

— Как⁈ А разве ты не…

Первый толкнул его в бок и улыбнулся мне с максимальной дипломатичностью:

— Не обижайся, просто у нас тут многие думают, что раз твоя матушка, здоровья и долголетия ей, так в нашем деле разбирается, может, у неё и дети к нашей стезе способные.

— Не, она вообще травница. А дети у неё простые.

— Да-да, простые-простые, — хитро заулыбался парень, — друзья Серго Багратиона, прилетевшие на дирижабле с князем Витгенштейном, а встречал тебя Великий князь Иван Кириллович… Простой-простой…

Второй охранник довольно заржал, а первый доверительно пояснил:

— Не удивляйся, я ж вас вез, шофером в машине был…

— А-а-а, — глубокомысленно протянул я и отправился туда, куда был послан.

В груди было тепло от двух принятых бокалов красного вина, на сердце от них же — весело, но всё-таки у меня осталось ощущение, что разговор вильнул мимо какой-то негласной, но каким-то образом задевающей меня темы, и я поставил себе зарубочку в будущем с этим разобраться.

А ПОКА РАЗБИРАЕМСЯ С АРСЕНАЛОМ

В шатре было многолюдно, шумно и весело. Куча разных мужчин выпивали, закусывали и вертели в руках старинные ружья. Как бы ещё не дульнозарядные.

— О! Илья! Смотри, какая ляля! А! — Витгенштейн с трудом удерживал на весу громадное ружье. — Крепостная пищаль! У папеньки в арсенале такая же лежит. А тут даже подержать дали!..

— Го-осподи, мы что — из вот этого стрелять будем?

— Нэ-эт! — невысокий носатый горец махнул рукой с кривым рогом, расплескал немного вина, но, не обращая на это внимания, пафосно продолжил: — Нет, конечно, это просто выставка настоящего оружия, из которого раньше охотились на свадьбах! Велики́были наши предки, но и мы не хуже! Вот, — он протянул мне современный карабин «Смирнова, 19–24», судя по железу…

Вот только, всё, что не касалось технической начинки, было творчески переработано… Такого количества резьбы, гравировки и украшательств по кости я раньше вообще не видел. Причём, винтовки-то были довольно стандартные, но украшены были именно что по-княжески.

— В этот раз решили ограничиться десятью выстрелами на брата. Всё-таки, — он заговорщицки наклонился ко мне, — мы же не хотим, чтоб свадьба моего дорогого племянника расстроилась! А то в истории были случаи… Так давайте же выпьем, чтоб эти случаи больше не повторились! — и опрокинул содержимое рога в рот.

Не-е, у нас тоже на охотах пьют. Но после же. А то в косом состоянии настреляешь, ага. Впрочем, тут же охота не по-настоящему, с краской, или как там Серго объяснял? Пока я вертел в руках винтовку, любуясь резьбой в виде виноградной лозы, обвивающей приклад, ко мне подошёл Витгенштейн.

— Ну ты как? Решил?

— Что «как»? Ты чего такой загадочный, Петя?

— Стрелять как будешь? По-настоящему? Я к чему, — он отвел меня за локоть в сторону. — Эти обезбашенные горцы всерьёз собираются охотиться на Серго и его сотоварищей. Ты дядю-то не слушай! Во-о-он те, — он кивнул на живописную группу парней, стоящих в дальнем углу шатра, — уже даже об заклад побились, кто Серго завалит! Я так полагаю, не все рады, что он в отдельный род уходит, да ещё и деньгами подпёртый…

— И что предлагаешь?

— Илюха, — Пётр совсем снизил голос, — я тут посмотрел внимательно. В той компашке магов вообще нет, и ауры у них слабые. Так что оборотни из них тоже не очень. А мы с тобой, — он наклонил голову вбок, — можем… аккуратно…

— Буду думать. Тут надо тоненько…

— Думай, только быстрее. Через час они начнут.

— Хорошо.

Я очень серьёзно подумал. Потом ещё раз. А после подошёл к тому дядюшке с рогом… Вы не думайте, рог с вином, а не на голове, чего сразу-то? Ну так вот.

— Любезный, — спрашиваю, — а оружие будет у каждого своё, или из общей кучи, вы уж извините, выдадут?

— Конечно, каждый возьмёт оружие из общих ящиков, чтоб никакой подтасовки не было! А то наколдует какой-нибудь маг себе усилины на ствол. Что делать будем?

Дядя явно уже перебрал, но, судя по тому, что занял стратегически выгодное место у бочонка с вином, останавливаться не собирался. Ну и прекрасно!

— А где эти ящики, не подскажете, уважаемый? Я бы тоже посмотрел, проверил… Интересно же, как обеспечивается безопасность вверенного нам оружия?

— Вот! Слова не мальчика, но мужа! Идёмте, любезный!

Мы прошли в угол палатки, где за банальными желтыми ленточками стояли оружейные шкафы. В них стояли те же укороченные винтовки «Смирнова, образца 19–24», что и в общем зале. И так же богато украшенные. Судя по всему, организаторы просто взяли несколько винтовок из шкафа и выставили напоказ «охотникам».

Расхвалив прекрасную подготовку и сопроводив дядюшку обратно к бочке с вином, я подошёл к Петру. Тот вертел в руках монструозный арбалет. Как бы тоже не для обороны крепостной стены. Поскольку в руках его удерживать, ну-у не знаю…

— Слышь, заговорщик, дело есть!

— Говори, я весь внимание, — но что характерно, арбалет не положил.

— Оружие для охоты вон в тех шкафах. Я могу аккуратно, если кто отвлечёт эту толпу, стволы им погнуть. Чуть-чуть, незаметно, градуса на два. Так навскидку не определишь, а попасть из них можно будет только себе в жо…

— Я понял, куда, — Петя отложил арбалет и лучезарно улыбнулся: — Сейчас организуем!

Он стремительно выбежал из места сборища охотников. Интересно, куда, и что он тут собирался организовать? Опять шабаш какой-то?

Но через пять минут Витгенштейн вернулся, и не один. Слуги тащили за ним пять ящиков.

Пётр вышел на середину шатра:

— Господа, я хотел предложить это лучшее шампанское уже после охоты, но видя столь блистательную компанию, подумалось: «А почему бы не выпить сейчас?» И не нашёл внятного ответа на этот вопрос. Итак, выпьем за скорую свадьбу князя Багратиона! — и хлопнул пробкой в свод шатра.

Эффект превзошёл все мои ожидания. Вскоре у ящиков собралась вся толпа. Звучали цветастые тосты. И даже те молодые парни, что всерьёз собирались охотиться, казалось, от всей души желали Серго удачи и счастья. Пока все были сосредоточены на шампанском, я подошёл к оружейным ящикам. Теперь самое сложное. Нагреть середину ствола, быстро. А следом неравномерно охладить. Неравномерное расширение чуть искривит ствол. Поведёт его вверх и влево, скорее всего. Главное — не переборщить, а то вообще разорвёт трещиной. Прошёлся по всем выставленным винтовкам. Потом не поленился где надо охладить или нагреть, а то вдруг кто внимательный заметит.

Но горцы шумно добивали шампанское, и даже мне не удалось отвертеться от бокала. Друг я Багратиону или где?

Наконец на улице зазвучал звук рога. Настолько мощный, что я даже специально потом ходил, смотрел — из чего? А не слабо! Трёхметровая дура на специальной треноге. И ладно бы это было… ну не знаю… изделие. Так нет, настоящий рог! Чего-то желания узнать, у кого из животных такое выросло, у меня не было.

Оказалось — сигнал на общий сбор.

Желающие поохотиться на жениха собрались у шатра невесты, где им прямо из привезённых на специальной тележке оружейных ящиков выдавали винтовки. Специально убедился, что давали кому попало и как придётся. Никто ничего не выбирал. И слава Богу. Потом важный, пузатый дядька выдал из запечатанного ящика по две обоймы патронов. Как и было обещано, каждому на десять выстрелов. Голубые, светящиеся пули выдавали артефактную суть. Хотя, если вспомнить, у нас в университете (на боевом слаживании) патроны не светились. Может, это какие особые?

Мы с Петром получили своё оружие и боеприпасы и отошли от общей толпы.

— Ну, успел?

— Вроде, успел. Я серединку ствола раскалил, потом как попало охладил… Должно немного повести, ну так, чуток… Слушай, а что за патроны?

— Там вроде стан и пятно краски, исчезающее. Нам же Серго объяснял, забыл?

— Не забыл. Ладно. Вместе пойдём?

— Ага, хотя я за этими гавриками хотел присмотреть… Но если ты стволы…

— Заткнись! Чем меньше о этом говорим, тем лучше.

ОХОТА

Дружною толпой охотники спустились с холма. По сценарию охоты, Серго сотоварищи должны были прорываться к Дашкиному шатру по фронту в три километра. И вроде, невеликое расстояние, а всё изрезано мелкими оврагами, ямами и так густо заросло кустами… Ни одной полянки… прям даже не знаю, как бы я на подобном месте по-настоящему охотился? Тут же зверя не заметишь, пока он сам на тебя не выскочит. А если это оборотень, то может уже и поздно быть.

— Слушай, Пётр, я что-то затупил: а как оборотни будут обозначать, что охотник поражен? У нас ружья, а у них?..

— А никак. Просто — прорвались, невесту сволокли, победа…

— Чего-то это как-то…

— В чужой монастырь, — пожал плечами Витгенштейн, — как ты понимаешь, со своим уставом соваться… Традиции — они такие.

— Ну, традиции так традиции.

Мы присели около полузаросшего валуна, и я принялся заряжать винтовку. Пётр так вообще положил свою на валун и задумчиво подбрасывал в руке обойму.

— Ты чего?

— Да вообще не хочу стрелять. Шутки ради — ещё куда ни шло, но по другу, когда он к любви своей прорывается…

— А говорил: традиции… Давай так: как стрелять начнут — тупо в небо всё высадим? Как салют Багратиону, а?

— А это идея! — Витгенштейн радостно подпрыгнул и, конечно, уронил обойму, которая звякнула о валун и отскочила в траву. — Ой!

— Чего «Ой!», помогай искать давай! Артефакты, дорогая вещь наверное… ойкает он тут, растеряша, ядрёна колупайка!

Пока мы ползали в траве, ища рассыпавшиеся из обоймы патроны, к нам подошёл припоздавший Иван.

— Вы чего по траве лазиете?

— Да вот, у некоторых руки дырявые! Обойму уронил, четыре патрона нашли, а ещё один…

— Да вот же он! — Сокол нагнулся и поднял валявшийся около камня патрон. — На, забирай! — протянул он его Витгенштейну.

— Стопе! Сокол, а так должно быть? — я выхватил у князя из рук патрон с ярко голубой пулей.

— Ты чего, Коршун?

— Смотри сюда, Иван! И ты, Пётр. Вот так должно быть?

Я ткнул пальцем в облупившуюся, видимо, от удара о камень краску на пуле. И под соскочившей чешуйкой светящейся голубой краски темнела простая медь.

— Ох, ни хрена себе! — Иван мгновенно вырвал у меня патрон. — Это что — всем такие дали⁈

— Да! — в два голова уверили мы. — Из общего ящика!

— Илья, Пётр, тормозите охотников! Усыпляйте, вырубайте, да хоть поубивайте их всех! Серго должен остаться в живых! Бегом! — а сам метнулся наверх, к шатрам.

А мы побежали в лес, вопя во всё горло. Я орал просто:

— Стоп, охота, стоп!

А хитрый Витгенштейн:

— Невесту украли, украли!!! Украли!!!

— Вы чего разорались? — спросила меня тень из-под ближайшего куста. — Я её ещё и не украл вообще! — из травы медленно вставал полуобратившийся Багратион.

— Ёрш твою налево! Серго! Я ж тебя чуть не поджарил на психе! Ты так больше не делай… А, кстати, ты чего тут так близко делаешь?

— А я что — больной, под пулями, даже с краской, по лесу бегать? Сижу тут, вас слушаю. Чего Ваня разорался?

— Серго, будь предельно внимателен — пули у охотников настоящие!

— С-сука! Как?

— А вот сам потом будешь выяснять! Ружья нам выдали из общей кучи, как придётся, патроны тоже. Значит там, — Пётр махнул рукой в сторону охотников, — у людей тоже настоящие…

— Именно! Щас тенью к Дарье в шатёр, а иначе всё это, — я обвёл рукой лес, — будет зря!

— Понял!

Смазанная тень метнулась вверх, а я побежал вниз к охотникам продолжая вопить:

— Стоп, охота! Сто-оп!

Слава богу среди охотников были благоразумные люди. А то часть молодых дебилов уже успела обвинить Витгенштейна в том, что типа мы друзья Багратиона, и поэтому ему подыгрываем.

На что взбешённый Петя тупо вырвал винтовку у ближайшего спорщика и выстрелил в дерево. Когда я подбежал, он успел натыкать в дырку от выстрела горе-охотника носом, вопя при этом:

— Парализация, с-сука? Парализация? Убить, тварь, жениха хочешь? А?

Полуобратившийся охотник с округлившимися, съехавшими глазами на вытянувшейся морде бился в дыру на дереве и только тихонько повизгивал. Хера-с-се, а Витгенштейн в ярости силён, оказывается! Надо запомнить, что не надо его злить…

— Петя, где остальные?

— Там, — князь ткнул рукой (с зажатым в ней оборотнем), — там еще человек десять!

Тут с горы, где стояла Дарьина палатка раздался совершенно нечеловеческий утробный вой.

— Кажется, Тамарка сорвалась, — в панике пробормотал кто-то.

И всё происходило там, у невестиной палатки!

— Девки там! Серафима!

— Спокойно, Гуриели тоже там, прикроют.

Голос волколачки поднялся до высшей ноты… На него откликнулось сразу несколько десятков волчьих голосов — растерянных, испуганных. Вой стаи вышел каким-то смятым, что ли, уходящим в визг. И надо всем возвышался первый голос — страшный и отчаянный.

А навстречу ему рванулся глухой и куда более низкий рёв. Громоподобный звук раскатом гремел над долиной.

— Вот теперь кому-то реально пиндец, — Пётр опустил руку, — Багратион высшую форму принял…

— В смысле — высшую?

— Багратионам запрещено полностью превращаться, только частично, — проскулил разбитой мордой оборотень висящий руке Петра. — Всем, кого в Иркутск и в Дельфы возили — запрещено…

— А как же на «Красной Аиде?»

— Серго знает свою боевую меру. Всегда остаётся что-то… Оставалось.

— Брось, Петя, этого! Пошли. Чувствую, Серго помощь нужна!

— Вы сумасшедшие! — возопил пожилой кавказец. — Туда сейчас нельзя, там Дикий Князь! Он же всех убьёт…

После этих слов половина горе-охотников, побросав винтовки, рванула вниз по склону.

— Ай, какая спокойная свадьба у Ивана была, а? — Пётр повел плечами. — Илья, на тебе щит, я атакую. Готов? Пошли.

05. ДИКИЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ

ВОТ ЭТО НЕРВНЫЙ СРЫВ, ЁРШ ТВОЮ НАЛЕВО!

В голове не осталось ни одного приличного слова. Там, прямо рядом с обезумевшим женихом — моя Серафима. Которая даже ни одного боевого заклинания не знает!!! Там, в лагере — Аркашка маленький, только-только научившийся вдоль бортика кроватки перешагивать. Вспомнил ли кто в панике, что его с собой прихватить надо, когда все побежали? Сердце рвалось броситься к ним, укрыть, защитить… А ум понимал, что пока мы не разберёмся с Багратионом, не будет в этой долине безопасного места.

— Петро! Я — щит. Сразу скажи, ты кого там атаковать собрался?

— На месте разберёмся.

Почему-то остро вспомнилась Третья Польская. Я подобрал пару винтовок и выщелкнул из них патроны, пригодятся. Запихал их в карман.

— Ага, разберётся он. Слышь, — я криво усмехнулся, — мне тут в голову мысля пришла. Мы с тобой, как эти… герои, из книжек для экзальтированных дамочек. Щас я ещё цветочек в петлице поправлю, и пойдём мы с тобой, Петя, в последний бой…

— Ну, про последний — это ты зря, а про цветочек в петлице — отличная картинка! Чего-то я прям упустил. Сейчас я ещё рукава закатаю… — на мой недоумённый взгляд Витгенштейн со смешком пояснил:

— В той идиотской книжке, ну, которая про «лорда дракона», главный герой изображён на обложке в костюме, но с закатанными рукавами. Пафосно. Всё как дамочки любят. Тоже так хочу.

И, что характерно, закатал рукава. Позёр! Но, думаю, Софье понравится. Это если мы выживем, конечно.

— Помчали!

В этот момент из кустов в нашу сторону потоком хлынули люди. Полагать надо, бежали гости во все стороны, подальше от ужаса, который там, наверху, творился. Я вдруг подумал, что всё это отдаёт какой-то театральщиной. Навстречу неслась обезумевшая толпа — полуобратившиеся и вовсе не обратившиеся гости. Раскрытые в ужасе рты, белые глаза… И главное, все бегут от эпицентра кошмара, а мы — два, мать их, героя — идём к месту схватки.

Не, не идём. Мчимся!

Скорым бегом поднялись на холм, а там — разгром и хаос! Перед полуразвалившимся шатром катается здоровенный меховой клубок. Вы когда-нибудь видели, как два кота по весне дерутся? Вот и тут так же… только зверюги с корову размером. И не коты вовсе. Рёв, шерсть клочьями летит во все стороны!

Шатёр невесты сорван. Вокруг какие были столы, ящики — всё в щепки.

Быстрый взгляд на дальний край лагеря показал: шатры там стояли, как и прежде. Вокруг суетились фигурки. Там Аркашка… Вроде там оголтелой паники нет.

В круге от шатра, за печкой — Дашка с Соней и Машей, щитами магическими переливаются. Круглыми глазами на происходящее уставились. Даже орать — не орут. А Серафимы нет! Сердце ёкнуло, и я чуть было не запаниковал.

Тут мимо нас с Витгенштейном просвистел очередной кусок изломанной деревяхи!

— Ах ты ж, пень горелый! — я встряхнулся и заставил себя дышать ровнее. Не время расслабляться!

Тела Симы не вижу, ни платья её — значит, жива! — я усилием воли заставил себя думать так. К Аркашке бросилась, не иначе. Значит, — я аж зубами скрипнул, — и он жив! И у них должно быть время, хотя бы для того, чтоб уйти в безопасное место. Для этого мы здесь.

Только вот надолго ли моих щитов при таких бушующих вокруг силах хватит? Даром, что ли, всех прочих оборотней как метлой со свадебной площадки смело? Самые отважные — вон, по краям шкерятся, хвосты поджавши.

— В чём суть оборотня? — пробормотал Витгенштейн, вокруг рук которого интенсивно формировались два слепящих сгустка энергии.

Спорить с магом в состоянии концентрации — себе дороже, так что я просто ответил:

— Оборотень — это маг, черпающий силу в синхронной ему духовной сущности зверя…

— М-хм… — энергии в руках Петьки уже потрескивали. — А что есть Дикий оборотень?

Вопрос в контексте ситуации не из приятных.

— Дикий — он и есть дикий. Это значит, голос разума, да вообще всякий голос, окромя ярости и жажды крови, в ём отсутствуют.

— И, значит, Багратион теперь — зверь. Нет, ЗВЕРЬ! И мы с тобой должны его остановить, — Пётр коротко кивнул, и концентрат энергий загудел, сливаясь в слепящую дугу. — Пошли!

Ну, сейчас Петька — натуральный героический герой, как в самых победительных спектаклях! Я тряхнул головой, отгоняя дурные мысли. Гос-споди, ну когда мне всякая ахинея в голову перестанет лезть, а? Какой, нахрен, театр? Какое представление? Просто и незатейливо — выжить бы. Я когда про убийц Диких оборотней читал, прям восхищался: вот же отморозь редкостная! Да и, мягко говоря, да-алеко не все выжили-то…

И всё-таки, какая же чушь мне в голову лезет во время боя! Я, честно сказать, пытаюсь с сей дурной привычкой бороться, но, видимо, естество сильнее разума. Вот держу я щит — максимально мощный, уж какой могу. И выходим мы на площадку, такие красивые. Тут с дальнего плана выскакивает мысля, что я то — так, сбоку припёка, а Петька-то — натурально красавец. Глаза голубым горят, молния от одного кулака к другому перескакивает… Герой, — ехидно покинуло подсознание, — почти лорд… этот… «дракон»!

Девки увидели нас — и, кажись только сильнее испугались. А оборотни даже не заметили. И в том, пожалуй, наше счастье. Что можно попытаться сделать с этим рычащим и воющим комком бешеных энергий, я себе плохо представлял.

— Живьём попробуем, — напряжённо сказал Пётр.

Понятно, друга хочет попытаться спасти. Он выгадывал момент, когда звери не остановятся, так хотя бы слегка замедлятся… Сейчас! Я прям шкурой почувствовал, что щас что-то будет!

Пётр ударил, и оба оборотня на миг словно высветились всеми своими контурами. Бахнуло. Запахло палёным. Звери отскочили друг от друга, яростно рыча и одновременно кося на нас.

Да-да, мы такие мелкие, но гордые, представляем здесь нежданную третью сторону конфликта.

Багратиона я видел, пусть и не в такой мощной форме, и узнал сразу. Второй оборотень был, кажется, чуть меньше…

— Оборотница? — пробормотал Петька, который, похоже, пришёл к тому же выводу, что и я.

Волчица, против которой внезапно оказалось два атакующих противника вместо одного, попятилась, скалясь. Багратион рыкнул, показывая, что «если ты отступишь, то и я тебя преследовать не буду». Но он всё ещё был огромным диким оборотнем. Способен ли он будет нормально вернуться в человеческую форму?..

И тут я вспомнил историю о матери (моей, Евдокии Максимовне) и услышал свой голос, кричащий:

— Волчок! Волчок! Кончай дурить, Серго! Это мы!

Полыхающая в его глазах пелена ярости как будто слегка разбавилась узнаванием.

— Волчок! Вспомни Евдокию Максимовну! Волчок!

— Волчок! Серго! Это я, Петя! — закричал Витгенштейн.

И девки тоже дружно заголосили из укрытия: «Волчок! Волчок!»

Оборотень тряхнул головой. Шерсть на его загривке слегка улеглась. Он присел на задние лапы и оглянулся, словно пытаясь понять — что же произошло и почему такой разгром вокруг? И я, честно говоря, уже понадеялся, что всё закончится вот так: все выдохнут и успокоятся… Но… Из-за перекошенных палаток вылетел Иван с каким-то прибором в руках, присел позади девчачьего щита. Это я потом узна́ю, что Ваня на самом-то деле был вестником хороших новостей, а пока я только увидел, как Дашка — обычно рассудительная Дашка — выскочила из-под общего купола и побежала к Багратиону, обливаясь слезами, с криком:

— Волчок! Волчок! Это же я, твоя Даша! — и тут затаившаяся оборотница кинулась на девушку в платье невесты. Серго метнулся наперехват.

— Аргх! — Петя выбросил навстречу волчице молнию, которая успела пролететь почти весь путь и озарить и морды оборотней, и застывшую с раскинутыми руками Морозову…

ВЫСОЧАЙШЕЕ РАССЛЕДОВАНИЕ

Никогда не видели энергетический удар, замерший в стазисе? Вот и я — в первый раз. Оказывается, пока наше внимание было полностью поглощено оборотнями — в самый момент прыжка волчицы — рядом с куполом на месте бывшего шатра невесты открылся портал, из которого появился лично император. И всю сцену вот так вот остановил.

За спиной императора держались Великий князь Кирилл и старший Багратион (этого я по портрету и сходству с Серго узнал), между бровями которого заложилась скорбная складка.

Государь оглядел всех нас и негромко сказал:

— Всё те же лица. Ну, что ж. Стой — не стой, а проблему решать надо, — он протянул руку и вытащил из воздуха… мою маман! С какими-то пробирками в руках! А левой — каких-то двух матрон, наряженных в подобие древнегреческих одеяний.

— Ох, ты ж! Ваше Величество! — матушка засуетилась и закланялась.

«Гречанки», напротив, затараторили бурно и экспрессивно, крутясь вокруг себя и неистово жестикулируя. Император что-то сказал им коротко, и дамы бросились к зависшей в прыжке волчице, немедленно принявшись выполнять какие-то манипуляции. Без лишних слов, что характерно.

— Евдокия Максимовна, вы займитесь Серго. А ты, Петя, вот это убери, — государь показал пальцем на мерцающую дугу молнии.

— Э-э-э… — Витгенштейн слегка растерялся.

— Чему вас только в университетах учат, — покачал головой Андрей Фёдорович. — Снижаем напряжённость манопотока и задаём ему обратное движение… Ну же! — император нахмурился и подошёл к Петру, взял его за руку и совместно с ним произвёл некие манипуляции, после которых застывшая в стазисе энергия словно втянулась Витгенштейну в ладони.

— Ваше императорское величество! Нам бы таких практических занятий, хоть парочку! — ошалело выдохнул Петька.

— А харя не треснет? — усмехнулся император.

Иван тем временем подскочил к отцу:

— Папа! Срыв бывшей невесты — это ерунда…

Ах, эта Тамара — и есть бывшая сговоренная за Серго девица, оказывается? Что ж у неё, интересно, самостоятельно от ревности крышу снесло, или помог кто? Ладно, будем надеяться, тётки из Дельф приведут её в чувство — найдутся и ответы на вопросы.

А Иван тем временем негромко докладывал Кириллу Фёдоровичу:

— Ты посмотри на патроны! Обычные боевые, закамуфлированные под магические свадебные! Налицо попытка организовать убийство жениха вместе с неопределённым кругом его друзей.

— Ну-ка! — тот принял у сына патрон и вынул из нагрудного кармана отблёскивающее фиолетовыми всполохами пенсне, водрузил на нос, прищурился… — Ещё есть?

— С вашего позволения, — я шагнул вперёд. — У меня есть, ваше высочество. Цельна горсть. Из той же партии.

— Давай, — Кирилл Фёдорович столь же внимательно изучил патроны, перекатывая из на ладони, затянутой в белую шёлковую перчатку. — М-хм… Дорогой брат!

Императору патроны тоже не понравились, после чего он велел чуть в сторону:

— Займитесь этим! — и весь подозрительный боеприпас перекочевал в воздух, словно растворившись в нём.

Тем временем Гуриели уже сняли свой защитный купол и кинулись к Даше, которую как раз вынули из стазиса. Дарья рыдала и причитала, только и было слышно: «Мой волчок!» — да: «Бедный волчок!» Вокруг их кружка суетилась уже целая толпа женщин, страшно тушующихся от того, что все они струсили, а трое простых девчонок не побежали. Я кинулся к их кружку:

— Где Сима⁈

— Ой, Илья! — Соня прижала руки к груди. — Как эта девушка перекинулась, Серафима сразу как закричит: «Аркаша!» — и из шатра побежала, мы даже сделать ничего не успели!

— Жива, жива твоя супруга! — вмешалась одна из многочисленных тётушек. — Я видела! Её с сыночком дед Хвича вместе с молодняком ущельем увёл. Там укрытие есть, в скалах…

— Куда⁈ — я готов был броситься за ними немедленно.

— Погоди, не беги, дорогой! — меня бросились успокаивать со всех сторон. — Послали уже за ними, скоро сами будут!

— Господин хорунжий, — адъютант Кирилла Фёдоровича оттёр меня от женской толпы. — У Великого князя есть к вам несколько вопросов.

Пришлось отвечать, хоть и сердце не на месте было. И сидел я, собирая голову в кучу, как на иголках, пока в приближающейся толпе не увидел Серафиму с Аркашкой на руках — чуть от радости не помер!

Я обнимал своих и боялся их отпустить хотя бы на минуту, но пришлось — и с князьями-оборотнями беседовать, и с Кириллом Фёдоровичем ещё раз, и даже с самим императором.

Ах, скажу я вам, какая неприглядная картинка в конечном счёте нарисовалась! С одной стороны — Тамара. Княжна из очень уважаемого и очень древнего рода, которая, несмотря на все предостережения со стороны моей матушки и общее решение совета родов, в глубине души считала себя отвергнутой невестой. Отвергнутой — а, значит, оскорблённой — правильно? В этой убеждённости её поддерживал надутый младший братец, для которого надуманные понятия оскорблённой чести оказались выше соображений родовой безопасности. Братец, фактически, накачивал расстроенную Тамарку и довёл её до того, что когда она увидела, как в шатёр входит Серго, а невеста поднимается ему навстречу — вот тут-то у неё клапан и сорвало.

То, что было дальше, многократно и в красках пересказали девки. Первой оборотница кинулась на Морозову, которая на чистом автомате поставила мощный щит.

Все волколачки до единой, что были в шатре, рванули в разные стороны на голых инстинктах — дикий оборотень опасен для всех без исключения. В этот момент и Сима бросилась к сыну. А Гуриели присоединились к Дарье.

Поняв, что тройной щит ей не пробить, Тамара кинулась на полуобратившегося Багратиона и успела разворотить ему бочину так, что Серго обратился мгновенно и целиком, жизнь спасая. А вот не учёл того, что голова в этом состоянии практически не соображает.

— Вот! Будет тебе наука! — укоряла его моя матушка, отпаивая какими-то своими хитрыми микстурками. — Один раз Боженька мимо безумия по ниточке провёл — впредь берегись!

Багратион покаянно вздыхал, морщился и пил не самое приятное в мире лекарство. Я подошёл ближе, и матушка бросила перебирать бутыльки в своём ящичке, специально доставленном из её лаборатории:

— Ты слыхал, Илюшка? — она засияла глазами почище, чем Витгенштейн, напитавшийся молниями. — Сам Государь-император меня по имени-отчеству знает!!!

— Так вы ж у нас, маманя, самая лучшая на всю Россию травница, — я обнял её с настоящей гордостью.

Матушка отвернулась к своему ящичку и зашуршала бумажными пакетиками.

— Папаня-Багратион-то приходил, — с показным равнодушием сообщила она мне. — Уговаривал на свадьбу остаться. Вот, не знаю дажеть…

— Думаю, надо остаться.

— Так и наряжена я не парадно…

— Оставайтесь, мама! — поддержала меня подошедшая Серафима. — Уж если проблема в наряде, тут только намекните…

И, опережая события, скажу: матушка осталась. Ворчала ещё этак по-докторски: дескать, мало ли, вдруг снова помощь травницы понадобится. Для торжества старший Багратион лично преподнёс ей в дар шёлковый узорчатый наряд, к которому прилагались особенная шапочка и пояс, расшитые жемчугом и золотым шитьём, а в качестве дополнительного украшения — монисто из золотых монеток.

Тамару с трудом преобразили в получеловеческий вид и увели, и больше мы её не видели.

Но эта часть, как я уже сказал — только половина беды. Подмена патронов свидетельствовала о серьёзном заговоре против нового рода Серго (а, может, и против старого рода Багратионов заодно) и требовала дальнейших разбирательств.

* * *

Так или иначе, венчание состоялось. Проходило оно вовсе не в огромном соборе, как это было у Ивана с Марией, а в старинной фамильной церкви Багратионов — небольшом храме, укрытом в одной из горных долин. Крошечный храм вмещал едва ли три десятка человек, и почти все гости наблюдали за таинством (а больше слушали) сквозь распахнутые двери и узкие окна. А внутрь пригласили родителей жениха и невесты, императора и Великого князя Кирилла Фёдоровича с супругами и… ближайших друзей жениха. Да-да, стеснённо я себя чувствовал рядом с титулованными особами.

А вот матушка, которую тоже с поклонами пригласили в храм — нет! Она стояла чинно, одобрительно взирая на приведённого в порядок Серго, и я почему-то всё больше уверялся, что всё у них с Дашкой будет хорошо.

06. С НЕБА НА ЗЕМЛЮ

В ОБЛАКАХ

Отгуляв на свадьбе три дня, в Новосибирск мы летели на «Дельфине» большой компанией — к нам с Серафимой присоединились не только Соня с Петром, но и Иван с Марией, и даже Серго с Дарьей, которым, в силу особенных обстоятельств, свадебного путешествия не полагалось. Сутки воздушного путешествия все мы восприняли, скорее, как длинный (и наконец-то совершенно спокойный!) пикник. Девчонки чаще всего собирались на облюбованной Соней нижней палубе, болтали там о своих девчачьих секретах, модах, дамских книжках и Бог весть о чём ещё. Вот, к примеру, из случайно услышанного:

— … я, честно говоря, когда оскал этой Тамары увидела, чуть не описалась, — это, кажется, Дарья.

— Я чуть не описалась, когда Серафима из-под щита на улицу кинулась! — фыркнула Соня. — Я как представила себе…

— Ребёнок же, — это Серафима. — Там себя не помнишь…

— Могу себе представить, — согласилась Маша, которая уже примеривала на себя роль матроны. — Но если бы Тамарка тебе голову откусила, представь, как бы мы Илюхе твоему в глаза смотрели, а? Хорошо, Серго на себя её стянул.

— Ой, девочки! — восторженно перебила Соня. — А как они вышли-то! Илья с Петей! Щит переливается, молния сверкает!

— Ваня тоже, между прочим, жизнью рисковал, — ревниво вставила Маша.

— Ой, подумать можно! — я так и представил, как Сонечка всплёскивает ручками. — Только и подвига, что через лагерь промчался да прибор экстренного вызова нашёл! А мой-то!.. Я Петьку такого и не видела ни разу. Он же всё шуточки-прибауточки, а тут… Мамочки мои! Я как вспомню, аж в груди тесно! Вот ветки колыхнулись — и он!.. выходит!.. Глаза голубой энергией горят! Сама решимость! Молния из ладони в ладонь — ну, натурально, девочки, как в той книжке, вы помните⁈ Ещё и рукава подвёрнуты! Ах, как мужественно, оказывается, выглядят обнажённые мужские руки! — Софья экзальтированно застонала: — Боже! Мой герой!

— Почти как лорд Дракон? — кисло спросила Маша.

— Пфе! Да куда там этому лорду Дракону! Как Зевс-Громовержец! — с восторженным придыханием закончила Соня, и я понял, что забыл, зачем пришёл. Потоптался под дверями — нет, не вспомню. Пошёл обратно, в верхнюю гостиную, где парни сидели. В таком случае надо, как матушка говорит, вернуться в то место, где мысль родилась. Авось, вспомнится.

В верхней гостиной Пётр флегматично следил за шахматной партией Ивана и Серго. Увидел меня, оживился:

— Ну? Что там девчонки?

— Свадьбу обсуждают.

— Опять? Позвал?

Ах ты ж, ядрёна колупайка! Я ж хотел их позвать сверху вместе закат смотреть и чаю попить!

— Не-а. Я, честно говоря, как услышал ихние ахи-охи, так и забыл, зачем ходил.

— Э, посылай тебя! — засмеялся Серго. — Ты если забываешь, делай как моя бабушка.

— И как? — с неисправимым любопытством спросил Витгенштейн.

— А! Она, когда хочет что-то сделать, начинает про это петь. Идёт, например, а сама: «Розы! Розы! Поливаю розы!»

— Отличная тема! — хохотнул Петя. — Не жизнь, а мюзикл.

— Не поможет, — скептически выпятил губу Иван. — Поёшь-поёшь, а потом — бах! — услышал что-нибудь. И всё, приплыли. Забыл, про что пел.

— Да что он там такого впечатляющего услышал! — Серго полуобернулся ко мне, уперев кулак в бок. — Генацвале, что там девчонки обсуждали, что на тебя такое сильное впечатление произвело, а?

— В основном Витгенштейна, — честно сказал я.

— Да ну⁈ — не поверил Петька.

— Чё «да ну»? Что умный и красивый, краше лорда дракона, почти как Зевс. Особливо с молниями.

Парни довольно заржали.

— Да-а… — Серго потёр лоб. — Я бы тоже забыл, зачем шёл.

— Молодцы, девчонки! Делятся, так сказать яркими впечатлениями, — Иван усмехнулся и задушевно положил обескураженному Витгенштейну руку на плечо. — Вот тебе, дружище, что больше всего на свадьбе у Серго запомнилось?

Вопреки моим ожиданиям, глаза у Петро сделались круглые и задумчивые, осоловелые даже:

— Больше всего? Как государь сказал: «Петенька, я надеюсь, что хотя бы твоя свадьба пройдёт тихо, без эксцессов?..» — Петя посмотрел на нас и тихо добавил: — И я очень, очень на это надеюсь. Кстати, Ваня. Пока девчонок нет, забери-ка…

На стол легла фотография Коко. Точнее, Акулины из отделения терпимости русской базы в Фарабе, которую я по весне случайно в «Театре варьете» встретил, Ивана сопровождая. Фотка была из того набора компромата, что мерзавцы потом Серафиме выслали.

— И зачем вы её возите? — удивлённо спросил я. — Нет, я понимаю, баба яркая и в теле, но ни с Соней, ни с Машей не сравнить.

— Да тут не то! — отмахнулся Витгенштейн. — Сокол просил устроить её. Денег дал, — в этом месте Иван слегка покраснел. — Ну, я устроил. Выдана замуж, за ветерана, с приданым. Он при должности, после утраты ступни переведён на бумажную специальность в архиве военного управления. А так не старый ещё вояка, тридцать шесть ему. Домик, садик, всё организовал. Живи, детей рожай.

— Ну, по́лно! — Иван совсем стушевался. — Да и не надо мне той фотографии. И вообще, она из Илюхиного письма, ему и отдай.

Я покосился на картинку с полуголой девицей.

— Знаешь что, дружище? Что-то я не очень хочу, чтобы эта фотография попалась на глаза моей жене и вызвала у неё неприятные воспоминания.

— Или моей, — поддержал меня Серго. — Да вообще, любой из них. Вопросы начнутся, обиды, напридумывают себе всякого.

— Так куда её? — немного растерялся Витгенштейн.

— Предлагаю, — Серго заговорщицки обвёл нас глазами, — сжечь! Пока девчонок нет. Как окончательное прощание с вольной холостяцкой жизнью. А пепел по ветру развеем.

— Давай! Прямо сейчас! — Петя, не теряя даром времени, подскочил к обеденному столу. — Илья! А металлических блюд нет? Или ваз, на ножке. Хрусталь-то лопнет, поди…

— Да что ты придумал, вазу! — Иван сгрёб со стола фотографию и с некоторым сожалением смял в кулаке. Вспышка — и от карточки остался только пепел, который Великий князь тут же вытряхнул, приоткрыв ненадолго форточку-иллюминатор. — Ну, вот и всё, господа.

В этот момент двери распахнулись, и на пороге появились наши дамы.

— Мальчики! — радостно сказала Маша. — А мы к вам!

— Смотрите, какой романтический закат! — подхватила Соня.

— И давайте чай пить? — это Серафима.

— А чего это у вас палёным пахнет? — с подозрением принюхалась молодая княгиня Багратион-Уральская.

— Душа моя! — Серго поймал её руку и прижался к ней губами. — Это мы сжигали мосты.

— Какие мосты? — слегка прищурилась Дарья.

— К ошибкам молодости.

НА ЗАКРЫТОЙ ТЕРРИТОРИИ

Приятной новостью оказалось, что в качестве семейных пар Серго с Дашей и Иван с Марией тоже поселились в преподавательском посёлке, совсем недалеко от нас. По этому поводу мы справляли нечто вроде небольших новоселий с посиделками у нас, как у слегка уже обжившихся.

По этому поводу гости пришли с подарками. Парни принесли книги (это я по секрету сказал, что мы библиотеку собираем), девчонки какие-то милые безделушки — вазочки, салфеточки и коробку с новомодной диковинной игрой под названием «пузеля» — по сути, это была картина, наклеенная на фанерку и распиленная на множество фигурных кусочков. Девчонки рассыпали гору этой шушеры на небольшом столике и весело рассуждали между собой, что на этих кусочках можно в том числе здорово тренировать телекинез — предметы лёгкие, зато требуется точность. Все три мороженщицы телекинезом владели слабо, зато Серафима не умела им пользоваться совсем, и они были решительно настроены обучить её всему, что сами умеют.

— Ладно, это мы попозже и в спокойной обстановке будем делать, хорошо? — дипломатически условилась Сима, — а пока мне на минутку нужно в кухню отлучиться.

— А что, мне тут нравится, — сказала Соня, мечтательно глядя в окно на сплошную стену леса, — как будто где-то на дачах, да?

— Не знаю уж, как там на дачах, — Серафима вошла с самолично испечённым пышным пирогом и торжественно водрузила его на стол, — но мне кажется, что здесь довольно уютно и уединённо.

Марта, устроившаяся поближе к самовару, разливала чай:

— Прошу всех к столу, пожалуйста!

Мы переместились с диванов и кресел за чаепитие. Сима нарезала пирог и наделяла всех душистыми румяными кусками.

— Воистину, тишина и спокойствие! Идиллия! — не унималась Софья. — Маш! Ну чего ты как заколдованная с Ваньки своего глаз не сводишь? Ты мне предложишь у вас погостить или нет?

— Погостить? — растерялась Маша. — Да я ещё сама толком дом разглядеть не успела…

— И что? Лишней спальни для сестры не найдёшь? Маман собралась в Кисловодск, а я совсем не жажду проводить дома тоскливые одинокие вечера…

Маша покосилась на Ивана.

— Приглашаем, конечно! — сразу воскликнул тот. — Можно подумать, мы комнату для дорогой сестрицы зажали!

— Шарман! — Сонечка захлопала в ладоши. — Завтра же распоряжусь, чтобы перевезли часть моих вещей!

— Ну вот… — Петя с совершенно унылым видом протянул свою тарелку, на которую Сима положила ему кусок пирога. — Вы, значит, будете тут проводить весёлые вечера, общаться…

— Вы вполне можете гостить у нас. Хоть до самого апреля, — внезапно предложила Серафима. — Правда, Илюш? — она вопросительно улыбнулась мне и снова посмотрела на Витгенштейна: — Мы столько времени прожили у вас в доме. Почему бы и вам не погостить у нас?

— Действительно, Петро? — поддержал жену я. — Спален свободных две, выбирай любую. Это, конечно, не особняк, но мы со всей душой.

— Вах, опередили меня! — скорбно возвысил голос Багратион. — Я тоже приглашаю тебя, дорогой! Мой дом — твой дом! И спален у меня пять штук свободных! Хоть во всех по очереди живи.

В общем, Петя повеселел и обещал, что будет гостевать у нас попеременно, чтобы раньше времени не надоесть.

Ну вот, — подумал я, — теперь у нас гораздо больше времени, чтобы видеться. А, значит, гораздо больше шансов выкинуть что-нибудь эдакое. Надеюсь, нас всех как-нибудь мимо этого пронесёт…

УРОКИ

До начала общих занятий оставалось ещё три будних дня (плюс два выходных), и три славных мороженщицы — Соня, Маша и Даша — на следующее же утро явились, чтобы осуществить свою угрозу и научить Серафиму телекинезу. В обед она со смехом пожаловалась мне, что от обилия полученной информации у неё голова кругом и руки трясутся.

— Я не понял, почему руки трясутся? — удивился я. — Телекинез — это ж, вроде, как раз без рук?

— Вот я сама не знаю, — пожала плечами Сима, а Марта очень серьёзно посмотрела на меня:

— Фрайгерр Коршунов, я полагаю, это всё от чрезмерного нервного перенапряжения.

— Н-да? — я прикинул перспективы. — Нет, нервное перенапряжение нам не надо. Ты бы, Марфуша, составила Серафиме какой-нибудь эликсир для крепости душевной, а? Тебя маман учила же?

— Конечно, — с готовностью закивала она, — сейчас же если заняться, к вечеру готово будет.

— Сделай, будь ласкова. А ты, Симочка, не забыла ли, что у нас с тобой практические занятия по основному, так сказать, предмету должны начаться?

— Ой! — округлила она глаза. — Забыла, конечно!

— Ну вот! А профессор ждёт. Так что, давай-ка, временно телекинез прекращай. Три часа тебе, чтоб отдохнуть и в себя прийти. Погуляй с колясочкой, свежим воздухом подыши, что ль. А после ужина вместе на полигон пойдём. Хаген, ты с нами.

— Яволь, фрайгерр Коршунов. С вашего разрешения, я проверю «Саранчу» и проведу несколько тренировочных забегов.

— Как, прямо на «Саранче»⁈ — глаза у Серафимы стали по империалу.

— А ты как хотела? На палочке верхом? — усмехнулся я. — Ладно. Вы сидите, а я побежал. В библиотеку ещё заскочить надо, кой-какие книжки для учёбы взять.

* * *

К вечернему занятию руки у Серафимы, конечно, не тряслись. Но, по-моему, слегка тряслись ноги. В этом я окончательно уверился, пока мы шли на полигон.

— Ну и кто это, скажи на милость, так себя накручивает? — строго спросил её я.

— Я не специально, — она сделала большие глаза и вздохнула. — Оно само как-то.

— М-гм. И что надо делать, когда у нас не проходит мандраж?

— Что? — опасливо, подозревая подвох, спросила она.

— Несколько резких движений. Попрыгать, к примеру, — я посмотрел на её невысокую фигурку в просторных спортивных брюках и представил себе, как будет прыгать кормящая мать. Если только груди руками держать, кхм… — Знаешь, нет. Тебе лучше присесть несколько раз. Давай: сели-встали, сели-встали!

— Да неудобно, Илюшка! — она покосилась на обрамляющие дорожки кусты. — Увидят…

— Так нету никого!

— А Хаген?

Хаген молча надел мягкий шлем и скрылся в «Саранче».

— Ну, всё, никого нет. Давай!

Сима несколько раз присела.

— Живей-живей! — подбадривал я.

— А не хватит? — пропыхтела она.

— Пожалуй, хватит. Ну, что, полезли в карман.

Сима задрала голову вверх, потом неверяще посмотрела на меня:

— Не в кабину?

— В кабине, моя радость, не сработает. Или надо стёкла опять выставлять.

— А как я туда залезу?

— Э-э-э… Там, в принципе, есть скобы… Ну, или давай через кабину, потом через верхний люк, а там я тебя аккуратненько ссажу.

В общем, как вы понимаете, уже на один аттракцион проникновения Серафимы в мой боевой карман можно было билеты публике продавать. Дальше пошло ещё веселее. В одиночестве я её никак оставить не мог, и мы с трудом втиснулись в полость вдвоём.

— Хаген, пошёл! — крикнул я в открытый люк и Саранча взяла заранее оговорённую небольшую скорость, около сорока километров в час.

— Мамочки, что так быстро⁈ — пискнула Сима и вцепилась в меня мёртвой хваткой.

— Ты что, радость моя? Мы с тобой на сотке бегали!

Глаза у неё были как у испуганной кошки.

— В-в-в-нутри не та-а-ак стра-а-ашно…

— Да ядрёна колупайка! Успокоилась! Ты казацкая жена или нет?

Сима часто задышала и закивала.

— Идём ровно, без рывков. По прямой дорожке бегаем, безо всяких колдобин. Посмотри по сторонам, успокойся. Дышим. Дышим. Нормально?

— Ага.

— Ну вот! Молодец! А теперь на счёт три поём. Сможешь?

— Я постараюсь… Можно я глаза закрою?

— Ну, закрой, коли тебе так спокойнее. Давай, милая. Раз… Два… Три!

…

Нет, она запела. И даже не сразу остановилась, а наоборот, как будто вскрикнула эдаким горловым манером, от чего «Саранча» внезапно скакнула вперёд!

— Мама!

Дальше были слёзы, страхи, цепляющиеся за меня руки и паника, связанная с необходимостью вылезать, а теперь стало ещё хуже, чем было — совсем высоко и страшно.

— Фрайгерр Коршунов! — подал голос Хаген. — Я к трибунам подойду, притрусь. Попробуйте прямо через перила выбраться.

— Давай!

Вылезли, в общем, кое как.

Серафима расстроилась. Я расстроился. Да и Хаген расстроился тоже! Ерунда на постном масле получается, а не обучение. Фон Ярроу пошёл ставить шагоход в ангар, а мы с Симой — потихонечку в сторону жилого посёлка. Я вёл её тихими дорожками и не мог придумать подходящих слов, чтоб она успокоилась. Сима всё шмыгала носом и тёрла глаза платочком.

— Ну, чего реветь-то уж? Не твоя техника, ясно море…

— А-га, — всхлипнула она. — А к… как же проф… фессор?

— Ну, скажем… — я хотел сказать: «Скажем, что не вышел эксперимент», и тут из-за кустов показалось оно! Наше спасение!

07. МАТЕРИАЛЬНОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ

ЧУДО ТЕХНИКИ

— Это что ж такое? — я с любопытством обошёл вокруг конструкции.

— А вот, извольте видеть, Илья Алексеич, — гордо объяснил управляющий ею дворник, — начальство решило конюшню университетскую прикрыть. Новые, говорят, тынденцыи. Надо к технике поближее, значицца. Вот, закупились. Нам без тележек-то — никак. Площадя́огромадныи. Где-то ветки подрезанные собрать, аль чево.

— Тележка, значит? — я прикинул, что кузовок, закреплённый впереди на манер платформ вокзальных носильщиков — не помеха, даже лучше так, пусть Сима с каким-никаким грузом учится. Платформа не сильно низкая. А место оборудовано — проще некуда: кабинка с крышей, но открытыми боками, пара сидений, руль. — А что, скажи-ка, педалей сколько?

— Так две, Илья Алексеич! Одна главная: нажал — едешь, отпустил — не едешь. А вторая — тормоз. Это, в основном, если под горку разгоняешься, подтормаживать. Или… как это?.. Ехстренно, о!

— Ты глянь, занятная какая вещь!.. А ты, братец, кстати, откуда меня знаешь?

— Так вы ж это… По приятельски-то к коменданту иной раз захаживаете? С Иван Кириллычем ишшо? Вот. Оттуда и знаем. Да вы к любому из обслуги обратитесь — мы со всем уважением…

— Ага. Ну, понятно. А тебя как звать?

— Матвей.

— Слышь-ка, Матвей, а не дашь ли нам попробовать на сей дивной технике проехаться? Не для забавы, не подумай. Исключительно для научного эксперимента.

Матвей потёр затылок:

— А ежли порча какая?

— Ежли порча, я со своего кармана заплачу, не переживай.

— Ну… Тады извольте.

Серафима снова испугалась:

— Илюш, я ж рулить не умею!

— А тебе и не надо! — весело усмехнулся я. — Когда мы на «Саранче», рулит-то Хаген! Садись на пассажирское. Как скомандую, начинай петь. Здесь-то, поди, не так страшно? Земелька близко. Если что — педаль бросим, сразу колом встанем. Сообразила?

— Ага.

— Залазь, — я осмотрел панель. — А ключ-то где?

— А нетути, — разулыбался дворник. — Она ж не машина! Вы, Илья Алексеич, кнопочку вон ту нажмите, мотор и заведётся.

— Ага! Спасибо, братец.

Устроились мы в тележке и… нет, не помчались. Потарахтели потихоньку.

— Ой, какая она медленная! — обрадовалась Серафима.

— Н-да… — я попытался выжать из садовой техники максимум. Скоростемера у неё не было. А на глаз… — Это вот мы жмём на пределе. Километров двадцать пять, пожалуй, а то и меньше. Рванёшь бегом, так ещё и догонишь.

— Ой, я-то не догоню. Ты если только.

— Ну, пусть я. Не боишься? Медленно, низко.

— Ну… Вроде, не боюсь.

— Тогда пой. Настроилась? Давай на счёт три: раз… два… три!

Серафима запела, и машинка задёргалась, силясь двигаться вперёд то медленнее, то быстрее.

— А ну, стоп! Понял я, чего мы так на «Саранче» скакнули. Неравномерная подача потока у тебя получается.

— И что же? — расстроилась она.

— Да ничего, тренироваться надо. Но понять, что ты делаешь не так, можно только в движении. А Матвею работать надо, — я развернул тележку и покатил назад. — Поэтому сейчас мы ему чудо техники отдадим, а завтра я схожу в ректорат и попробую этот вопрос решить.

Сима тяжко вздохнула.

— Ну, не вздыхай! Займёшься сегодня этими… пузелями. Телекинез — тоже штука полезная.

Мы доехали до дворника.

— Спасибо, Матвей! Принимай свою зверюгу! — я помог супруге выбраться из кабины и повёл её под ручку по аллейке. А сам веду её и чувствую: напряжённая она какая-то, скованная. — Ну, чего ты? Не всё сразу спервоначала как надо выходит.

Она вздохнула ещё горше:

— Ох, Илюша… Я себя после этой свадьбы такой никчёмной чувствую…

— Это почему ещё⁈ — я резко остановился и развернул жену к себе, заглянул в лицо: — Чего это ты, матушка, удумала?

— А чего? Я даже простенький щит поставить не умею! Как я испугалась тогда, Илюша… Все мимо несутся, кричат… Ты далеко! Как до палатки с Аркашкой добежала — себя не помню…

— Но ведь его не бросили.

— Нет, конечно! Но в первый момент… Ой, я когда забежала в палатку, а над кроваткой волк стоит — огромный такой, белый — чуть не обмерла.

— Дедушка Хвича, — больше подтвердил, чем спросил я. И не столь он белый был, сколько седой.

Эту историю я уже однажды слышал, в первый час после явления императора на свадьбу. Тогда она была рассказана сумбурно и эмоционально, с перескакиваниями туда-сюда.

— Да! А он посмотрел на меня и говорит: «Слава Богу, мать здесь! Уходим!» И повёл нас… Там, знаешь, такая… вроде крепостицы. А я Аркашку к себе прижимаю и думаю: Боже мой, сейчас, если нас догонят, я ведь ничего даже сделать не смогу, только звать на помощь… если кто-нибудь услышит.

Я аж зубами скрипнул, до того мне эта картинка не понравилась. Я развернулся и потянул жену за руку:

— А ну, пошли!

— Куда? — она засеменила следом.

— Тут рядом тренировочная площадка есть. Она должна быть свободна.

ОГНИ И ЩИТЫ

Я оглянулся по сторонам, продолжая внутренне себя ругать. Почему я раньше ни разу не озаботился? Даже мысли такой не мелькнуло: проверить жену на умение заградительный щит поставить или огнём ударить. Просто потому, что у нас этому и девчонок тоже с малолетства учат. Мало ли? Вдруг придётся в линейных поселениях* жить? А ну как понадобится себя защищать? Там и набеги возможны, и стычки, и всякое прочее.

*Здесь имеются в виду посёлки,

расположенные на «линии» —

т.е. на границе, в том числе

нечётко очерченной,

с немирными кочевниками и т.д.

Так что все мои сеструхи начатками боевой магии владели. Другое дело, что это не было принято особо демонстрировать… А вот с Серафимой я вопрос упустил. Похоже, у папеньки-Шальнова она как нежный цветок в оранжерее выросла. Ну да ничего, мы эту недоработку-то поправим.

На окружённой плотной и высокой живой изгородью площадке было пусто и слегка сумеречно.

— Смотри, милая. Начнём со щита. Во-первых, скажу сразу: щит ты делать прекрасно умеешь.

— Да как же?..

— А просто! Я сам лично сколько раз видел. Ты, когда крышку с кипящей кастрюли поднимаешь, пару в свою сторону идти не даёшь — так?

— Так, — немножко повеселела Серафима.

— И противень из печи, поди, без тряпицы достаёшь? Голой рукой?

— Ну, не совсем уж голой. Полотенчико беру, чтоб сажей не испачкаться. А жар отвести я и так умею.

— Так это щит и есть! Только для кухонных целей он другой формы, нежели боевой.

Несколько минут я потратил на растолковывание разницы между бытовой и боевой защитой, после чего велел:

— Всё! Теперича вон туда в кружок вставай и с места не сходи. А я в тебя ильиными огоньками кидаться буду. Не боись, махонькими! — предупредил я зарождающуюся панику. — Твой пирог вчера горячее был. Но часто пулять буду. Да с разных точек. А ты, знай, поворачивайся да щиток ставь.

— А если я не успею?

— Ну, всё! Не успеешь — подпалишь тренировочную форму. Будешь в прожжёном ходить, — и не успела Серафима надуться, как я скомандовал: — Начали! — споро отступил четыре шага назад и пустил первый огонёк.

В следующие полчаса я скакал вокруг жены бешеным зайцем, вспотел — хоть форму выжимай! Она, конечно, пищала, но все мои малые огоньки смогла остановить.

— Ну, молодец! — похвалил я, упираясь руками в колени и тяжело дыша. — Оценка «пять»! Завтра девчонок попроси, пусть с тобой также позанимаются, только против ледышек.

— Как — «ледышек»?..

— Ровно всё то же самое. Только уровень атаки надо небольшой для начала выставить. Вот, кстати, их же трое!

— И что?

— Так они могут тебя с трёх сторон атаковать! И каждая в своём режиме.

Серафима закусила губу:

— Не буду я успевать поворачиваться…

— А вот для такого случая, милая моя, мы используем полный щит. Полусферу, которая прикрывает тебя со всех сторон до самой земли. Я тебе покажу, как он делается. Если подзабудешь, девчонки завтра подскажут. А вечером мы с тобой боевую магию попробуем.

— Так сразу?

— А чего нам ждать? Там вообще сложности нет. У тебя с выпечкой хорошо получается, чуть манопотоки развернул, да нужный импульс придал — вот тебе и ильин огонь!

— Да ты что⁈ И я смогу⁈

— Конечно! Сто процентов!

— А можно сейчас попробовать⁈

Что делать? Да, я сегодня весь день на учёбе, потом ещё с «Саранчой» пурхались, да сколько кругами по этой площадке носился. Но она ведь тревожится и беспокоится за свою беспомощность…

А! Стою ж, не падаю.

— Давай пробовать!

И пусть чутка неловко, но огонёк у Серафимы получился со второго раза. Ох, и довольная она была! Шла домой гордая, будто олимпиаду по стрельбе выиграла.

А потом выпил я очередной маманин бутылёк, взбодрился… и так был сладко вознаграждён за своё усердие, что всякие мысли об усталости сами собой повыветрились.

ЕСЛИ НЕТ, НО ОЧЕНЬ НАДО…

На другой день, заручившись поддержкой мороженщиц в вопросе Серафиминых тренировок, я перед уроками заскочил в ректорат. На сей раз секретарши на месте были обе, и старшая, Алевтина Георгиевна, деловито махнула мне, подзывая к своему столу:

— Что у вас?

— У меня вопрос по поводу технического оснащения моего курса.

— Какого курса? — не поняла она.

— Это новый преподаватель, — подала голос из-за своего стола молодая. — Ну, который по распоряжению его высочества Кирилла Фёдоровича, помните?

— А-а-а! — Алевтина Георгиевна посмотрела на меня с новым интересом. — Так-так, и что там? Если вы про шагоходы, так сразу вам скажу: с крупногабаритной техникой массовые занятия будут проходить на военном полигоне, тут у нас условий для этого нет. А один «Алёша» тренировочный выписан, прибудет в двадцатых числах сентября.

— Информация занимательная, но я как раз-таки не про шагоходы. Нам бы, знаете ли, несколько механических тележек навроде тех, на которых дворники по территории парка ездят. Сразу на большую технику никак не можно ученика посадить. Дорогое оборудование попортить могут и сами побьются. А такое вот медленное — в самый раз.

— М-хм. Что ж, надо заявку оформить. Вот вам бланк, — она шлёпнула передо мной разграфлённый листок, — заполняйте, передадим в отдел снабжения.

Я начал вписывать данные. Всё было хорошо, пока я не дошёл до раздела с наименованием оборудования.

— И что тут писать? Просто «дворницкая тележка»? Тачек ручных закупят ещё.

Секретарша привстала и заглянула в бланк.

— Это пропустите. Я из закупочных ведомостей правильное название возьму. Вот тут пометьте: сколько штук вам надо?

Я, памятуя армейскую мудрость «проси вдвое больше, всё равно дадут в два раза меньше», ответил:

— Штук шесть.

— Так и пишите, цифрой и прописью в скобочках, м-гм. Ну и всё! Число, подпись.

— И долго ждать?

— Вашему отделению велено оказывать максимальное содействие, так что — недели две, я думаю.

— Две недели!

— Это очень быстро, поверьте мне.

— Ну, спасибо.

Я вышел из секретарской, размышляя. Допустим, числу к десятому у меня будет свой автопарк тележек. А что нам с Серафимой до того делать?

К обеду у меня созрел план, и перед столовой я заскочил к коменданту жилого корпуса. Тот обрадовался, сразу начал чаю предлагать, пришлось отказываться:

— Извини, Семёныч, сейчас не могу, семья ждёт. Ты лучше вот что: подскажи, кто дворницкими механическими телегами заведует?

— Так Демьяныч, старший дворник.

— Ты с ним как? Не в контрах?

— Да ну, скажешь тоже! Демьяныч — нормальный служака, из наших, отставной унтер, ветеран.

— Семёныч, не в службу, а в дружбу: можешь с ним договориться, чтоб выделил мне вечером тележку? Позаниматься надо со скоростями на малой технике, а мне только через две недели пришлют.

Семёныч задумчиво покрутил ус:

— Узна́ю, Илья Алексеич. Вечерком после уроков забеги — скажу.

— Зайду всенепременно!

Я пожал коменданту руку и с надеждой в сердце побежал в столовую. А там за наш прежний столик Денис Панкратов садится. Опять остаётся он один! И этак мне неловко стало, словно я товарища в затруднении бросил.

— Здорово, Дениска! Ты чего так рано приехал?

— Здорово, Илья! — обрадовался он знакомому лицу. — Я же на практику уезжаю, на Урал. Надо кое-какие установочные задания перед отъездом получить, да и… Небольшие дела тут по учёбе всякие.

— Ну, понятно.

— А ты чего не садишься?

— А я, вишь, братец, семью привёз. Так хочу тебя зазвать — пошли к нам? Нас как семейных вон туда пересадили, поближе к преподавателям. Там стол большой, места хватит.

— Да неудобно как-то, Илья.

— Неудобно штаны, знаешь, через голову надевать! Иван теперь тоже с супругой, так что ж ты — один останешься опять? Пошли без разговоров! С матушкой моей ты уж знаком, с Хагеном тоже, а сейчас и с супругой познакомлю, и с Мартой. Это с Польского фронта девчонка, с немецкого хутора. Навроде младшей сестры мне.

Денис, возможно, и подивился этаким вывертам семейных взаимоотношений, но ничего более не спросил.

Я его представил своим, чинно раскланялись.

— А то, я смотрю: собрался один за столом скучать.

— И правильно, что пригласил, — одобрила Серафима. — А ваши родители, Денис, где сейчас живут?..

И так они с Мартой Панкратова живо разговорили: и про семью выспросили, и про житьё-бытьё в их деревне да на Урале, и что, на самом деле, Денис собирается, как чуть обживётся, родителей на постоянное житьё к себе перевезти.

— Они ж мне, представьте себе, не верили, что на Урале житьё сытое, — рассказывал Денис. — Думали, зи́мы дольше, значит, и не вызревает ничего.

— Помню, братец, ты меня здорово гречкой с мясом изумил в прошлом году. Вот уж точно, сытый голодного не разумеет. Сибиряка деревенского мясом не удивишь.

— Да что там мясо! — Денис совсем освоился за нашим столом и разговаривал уже свободно, улыбался даже. — Матушка не верила мне, что крестьяне в сибирских деревнях летом в обуви ходят. И не лапти какие-то, а ботинки да сапоги. Фотокарточки ей показывал — так нет, говорит, нарочно одели, чтоб достаток изобразить. У нас это считается роскошью и излишеством. До снега ботинок не носят, берегут.

— Ну, ничего, — рассудила Серафима, — вот вы перевезёте их, так, глядя на других, быстро и обвыкнутся. Слыхали такое выражение: «к хорошему человек привыкает быстро»?

— Не слыхал, но запомню.

— Ты, Денис, во всякое время, безо всяких стеснений сюда садись, — убеждал его я. — Мы очень рады будем.

— Ну… что ж, если приглашаете — душевное вам спасибо.

С обеда все побежали в разные стороны: няня с Аркашкой — гулять, Серафима — с девчонками в магии упражняться, Хаген — «Саранчу» в очередной раз полировать, Марта — штрудель к вечернему домашнему чаю печь, а я — снова учиться. А вечером к Семёнычу заскочил.

У коменданта гонял чаи́незнакомый мне седоусый дядька.

— О! А вот и сам Илья Алексеич! — возгласил Семёныч, едва меня завидев. — А это вот старший дворник, Фрол Демьяныч.

Представляемый встал и слегка поклонился, улыбаясь в усы:

— Можно просто Демьяныч, так привычнее.

— Ну, будем знакомы, хорунжий Коршунов, — я, не чинясь, протянул ветерану руку, которую тот с уважением и с некоторым даже удивлением пожал. Я вдаваться в объяснения не стал, но про себя подумал, что я не генерал и не прынц какой-нибудь, чтоб нос от простых служак воротить.

Сели.

— Семёныч мне тут вопрос-то изложил, — начал дворник. — Только я не совсем понял, как вы ту машинку использовать собираетесь?

— Да очень просто! Будем по малому полигону по дорожке кататься. По прямой да по кругу. Да и ускоряющие заклинания проверять, как работают: прибавляется скорость аль нет?

— Без груза?

— Вообще без всего, два человека в кабине.

— Ну, это можно устроить. Через часик подходи́те на хозяйственный двор, к конюшням. Там навес, тележки как раз пригонят. Я вам одну во временное пользование выдам. Только, уж извините, под расписку.

— Ну, это понятно!

Странно было б, если б служивый человек вдруг дорогое оборудование направо-налево за просто так раздавать стал.

На ужин я летел воодушевлённый: будет на чём с Серафимой сегодня скорости отрабатывать!

* * *

Дорогие читатели! Авторы скромно напоминают, что ваши лайки к книге добавляют нам вдохновения)))

08. КАЖДЫЙ ХОЧЕТ СВОЕГО

ВЕЧЕРНЯЯ ШКОЛА

На входе в столовую меня поймал Иван:

— Илья! Наконец-то тебя догнал, неуловимый ты наш.

— Ага, Фигаро тут — Фигаро там. Чего случилось?

— Да, слава Богу, ничего. Предложить покататься хотел, пока погода хорошая. Посидеть, может, где-нибудь. К вопросу о Фигаро — в театр можно было бы…

— Извини, брат, но этим вечером я уже катаюсь. Тренировка с Серафимой.

— А нельзя её на завтра перенести?

— Можно. Тогда сегодня у меня завтрашняя тренировка с Серафимой.

Иван с досадой крякнул:

— Экий ты, однако, упёртый! Загоняешь молодую жену.

— Хорошо, давай так: ты ей сам предложишь, и если Сима выберет театр — поедем в театр.

Иван слегка прищурился:

— Чую подвох.

— Что ты, всё совершенно прозрачно! Так и быть, отдамся на волю женского произвола.

— Ну, пошли.

И всё-таки по лицу Ивана было видно, что он преисполнен подозрительности:

— По-любому, какую-то подлянку приготовил…

Но я только молча усмехался, предоставив ему сочинять теории заговора против театров сколько ему влезет.

Мои уже ждали меня за ужином.

— Вечер добрый благородному семейству! — шутливо поздоровался Иван. — Не-не! Сиди, не вздумай! — это Хагену. — Симочка, у нас тут с твоим супругом вышел занимательный разговор… — и тут до Ивана, видать, дошло, что Серафима сидит за столом в тренировочном костюме, вроде тех, которые обычно техники носят. Он аж замешкался.

— И что за разговор? — подбодрила его Серафима.

— Э-э-э… а не хотели ли вы сегодня прокатиться по городу, в театр зайти?

Жена посмотрела на меня вопросительно:

— Илюш, ты договорился?

— Да, но если ты хочешь в театр…

— Ой, нет-нет! Ванечка, я бы, конечно, с удовольствием, но сегодня у нас вечер занят. Может, в воскресенье?

Сокол вздохнул:

— Эх вы… До воскресенья ещё дожить надо.

Так что после ужина мы с Серафимой направились на хозяйственный двор, получили тележку и целый час по пустому полигону круги на ней нареза́ли. После нескольких разборов Сима начала более-менее прилично регулировать манопоток, однако до удовлетворительного результата нужно было ещё заниматься и заниматься.

— Эх, если бы я сама могла с этой штукой управляться, — жена с досадой хлопнула по сиденью, — я бы, глядишь, и быстрее бы наловчилась. А то смотри: на той неделе занятия начнутся. Ты и так всё время на уроках. Девчонки тоже выйдут. Хагена какие-то студенты уже сегодня приходили про «Саранчу» спрашивали. Буду я целыми днями одна куковать. Хоть няню отпускай или горничную. Зачем они? Я и так без дела скучаю.

— Нет, погоди. Чё это мы около университета просидим и таким случаем не воспользуемся? А ты у меня будешь всё время на уборку тратить? Ну ещё! Я лучше поговорю, глядишь, тебя на какие-нибудь занятия получится записать. А с телегой этой ещё проще, — я выскочил на дорожку. — А ну, двигайся на водительское место! Управление тут — примитивнее некуда. Педальку жми да руль поворачивай. Всё одно, не разгонится.

— А ты?

— А я пока рядом пойду, разомнусь. Ты, главное помни: если что не так, ножку с педали убирай — и всё.

— Ну, это понятно, — с серьёзной миной сказала Серафима. — Еду?

— Давай. Потихонечку.

Ну и вот. Ещё час мы учились ездить. Сперва я за ней ходил, потом рядом сел. Хорошо, на полигоне есть возможность и поворачивать, и зигзагом ездить меж препятствиями — да по-всякому.

И тут я заметил на груди у жены пятнышко.

— Это чего это у тебя?

— Ой! — всполошилась Серафима. — Молоко подтекает! Аркашку пора кормить!

— Ну, крыльями не маши, разворачивай к дому да жми на педаль посильнее.

Сын у нас малой ещё. Кой-какую кашку-пюрешку немножко ест, но по титьке оченно скучает, особенно к вечеру. Сима, похоже, сильно за это беспокоилась, так что даже рулить бояться забыла. Долетели до дома с ветерком, тележку у крыльца под раскидистой сосной оставили, не хуже получилось, чем навес.

УЮТНОЕ, ДОМАШНЕЕ…

Утро у нас обычно начиналось с того, что Сима тихонько вставала, приносила из соседней детской спальни Аркашку, аккуратно, стараясь меня не потревожить, укладывалась рядом со мной на кровать и кормила его грудью. И пока они вот так рядом со мной лежали, я продолжал дремать, наслаждаясь чувством покоя и умиротворения. Но сегодня к этой тихой гармонии присоединились плывущие по дому вкусные запахи.

Естественно, окончательно проснувшись, мы все сползлись в столовую — а там деловитая Марта на стол накрывает:

— На завтрак сырники и домашние сливки!

М-м, пахнет обалденно! Явно ж не заказные, свои.

— Кого в город за продуктами гоняли?

— Ой! — Серафима всплеснула руками. — Я тебе забыла сказать! Тут, оказывается, можно прямо на университетской кухне доставку продуктов заказать. Им привозят — и заодно преподавателям по спискам. Мы с Мартой немного взяли на пробу. По-моему, всё свежее.

Надо ж! Я за почти полгода житья здесь даже и не слыхал про подобное. Хотя… с другой стороны, я и к преподавателям никаким боком не был, правильно? Но у кого-то узнавать мне даже в голову не пришло. А девчонки, гляди ты, подсуетились.

Из кухни с большим соусником в руках показалась Марта, водрузила его посреди стола:

— Мы с фрау Серафимой подумали: в доме есть отличный ледник, плита с прекрасной духовкой. Фрайгерр Коршунов, вам вовсе не обязательно всё время питаться в столовой.

Марта в своём репертуаре. Дай ей волю, она вообще бы нас никуда не отпускала.

— Идея интересная. Предлагаю пока ограничиться завтраками в выходные дни и выпечками к вечернему чаю. А чтобы вы, девочки, по этому поводу не особо расстраивались, напоминаю, что будут ещё вечера и обеды, когда к нам будут приходить гости — вот, пожалуйста, повод вам блеснуть кулинарным мастерством.

Задумались.

Дальше мы с Хагеном несколько минут вкушали пищу богов, расхваливая Мартины старания, пока не вошла горничная:

— Серафима Александровна, вас изволят ожидать для прогулки Великая княгиня Соколова с подругами.

— Ой! — Сима вскочила. — Тренировка щитов! Я побежала!

— Симушка! — предупредил я её вслед: — Ты не переживай, но к обеду я сегодня приду, видимо, побитый.

Серафима обернулась в дверях, да и остальные уставились на меня в изумлении.

— Вчера мельком Пал Геннадьича видел, физкультурника, — пояснил я. — Хочу зайти узнать: поди, кружок панкратиона-то начинает работать? Я по весне заходил к ним несколько раз, потом они на лето каникулы сделали. Так сегодня, если открылся, потренируюсь. А, как сама знаешь, панкратион без синяков, как ватрушка без творога. К тому ж, народу-то, наверное, мало ещё. Всё внимание тренера — мне!

— А, — Сима махнула рукой, — а я то себе уже всяких ужасов понапридумывала. Если тренировки, то это только на пользу. Как папенька говаривал, уж лучше сперва пот, чем потом кровь.

— Мудрые слова, фрау Коршунова, — Хаген коротко поклонился. — Пожалуй, я тоже после занятий в ангаре прогуляюсь до тренировочного зала.

На этом мы распрощались, Серафима убежала, а я успел с Аркашкой немножко поиграть — суббота же, лекций нет! — потом няня его гулять повезла в колясочке, а я ещё немного в комнате, определённой мне под кабинет посидел. Стол здесь был довольно удобный, я сюда почти все учебные книги перетаскал, письменные приборы и прочее. Посидел, почитал теорию магических потоков — как ни крути, уроки сами себя не выучат — а там и время нужное подошло. Сложил я книжку в один из многочисленных выдвижных ящиков, да и двинул в сторону парка потихонечку.

МОРДОБИТИЕ

Как я и ожидал, в зале панкратиона почти никого и не было. Тренер стоял ко входу спиной, разговаривал с тремя симпатичными девушками, одетыми в женские варианты спортивных костюмов — мешковатые комбинезоны с коротенькими юбочками. Две брюнетки и яркая блондинка. Вообще, забавно смотрится. Надо — надень ты просто полевую форму, так нет, юбочка обязательно…

— День добрый! Я, кажется, не вовремя, Павел Геннадьевич?

— Илья Алексеич! — обрадовался тот. — Отнюдь, отнюдь! Заходите, дорогой, здравствуйте. У нас тут персональные занятия, по просьбе великого князя Кирилла Фёдоровича…

— Так может…

— Нет-нет! Вы прям как знали! Очень удачно! Эти вот барышни очень нуждаются в ваших услугах. Я, честное слово, не могу нарадоваться, как вы вовремя!

— Э-э, услугах? Я, право, не вполне понимаю.

Девицы стояли позади тренера, оглядывая меня с вежливым и каким-то спокойным любопытством.

— А просто! Побейте их! — Павел Геннадьевич прям потирал руки от радости.

— В смысле — побить? Вы шутите?

— Никоим образом, голубчик! Это очень специальные дамочки, и меня уверяли, — он ткнул пальцев вверх, — что каждая из них способна обезвредить любого, — тренер многозначительно обернулся на тройку, принявшую весьма независимый вид, — я подчёркиваю, любого обычного мужчину. Если не брать в расчёт магию, конечно.

— Ежели без магии, — протянул я, — сомнительно, право слово. Не то, чтоб я не доверял вашим словам, Павел Геннадьевич, тут я со всем почтением… Но девушка супротив мужчины… Сомнительно.

— А вот мы и испытаем!

Девицы переглянулись, и вперёд вышла блондинка.

— Светлана. Буду рада быть вашим спарринг-партнёром. Надеюсь, не разочарую.

— Илья. А уж как я-то рад, словами не описать…

Мы вышли в круг. Я привычно поклонился, и, как оказалось — зря. Пока я кланялся, девица змеиным броском прошла в ноги и попыталась повалить меня на песок. И будь против неё кто менее подготовленный, как пить дать — уронила бы. А там или болевой, или ещё чего. Пришлось ухватить за талию, да бросить дамочку самому. Всё-таки вес-то у неё не мужицкий, килограмм, может, пятьдесят… дак она в полёте извернулась и, как кошка, ей Богу, на четыре лапки приземлилась.

Мне вообще схватки рассказывать кому — не получается. В самой нутре-то ясно, вроде. А как рассказать — одни картинки перед глазами. Так что из выводов: блондинка та, видать, у цирковых борцов училась или у кого ещё. Очень такая… подвижная. И силы совсем не женской. Хотя, конечно, до меня не дотягиват. По-любому ж — городская. А к тяжестям… тут привычка с детства нужна.

Короче, подловил я её. И, вроде, всё грамотно сделала, и в залом руку, и прижалась — зафиксировала меня… А того не учла, что мы ж не на борцовском ринге… Я просто упал на неё. Всем весом. Светлана коротко вскрикнула и затихла.

— Ты там не прибил её? — ага, добрый у нас тренер.

— Да не должон. Щас очнётся. Ежели у её подружаек соль от обмороков есть, так и ещё быстрее.

Соль нашлась. И пока девушки, возмущенно кося на меня глазами, занимались своей товаркой, я успел расспросить Беклешова, где он таких учениц достал. Особо он в подробности не вдавался, но, как оказалось — телохранители особо важной персоны. Вот, на повышение навыков отправили. И именно чтоб без магии.

А тут и вторая в круг вышла.

Этой я сразу кланяться не стал. А то ишь чего! И правильно сделал. Ка-ак даст мне ногой в голову! Не знаю, сколь там было силы — уклонился ж, едва скользом задело, но всё одно неприятно. Резкая, как понос! Но вот тут же, опять, весу ей не хватает. Может, она и быстра, и ловка, скачет вокруг кузнечиком, но не зря ж таки в спортивных соревнованиях весовые категории введены? Я даж не знаю: как бы сам дрался против мужика на тридцать килограмм тяжелее?.. Да ежели эти тридцать — и не жир вовсе?

Я покружился с ней по площадке, уходя от ударов и иногда ловя их на блоки. Нет, ну очень хороша! Даже, пожалуй, пострашнее первой будет. Эта если в пах или в горло удар проведёт, противник может и упокоиться. Но мы-то тоже не лопухи. Поймал её на встречный, да и треснул от души в живот. Ну, не могу я дамочку специально в лицо бить! Собственно, поединок на этом и закончился.

— Пал Геннадьевич, ну не запинывать же девушку?..

— Так-то оно правильно. Стоп бой. Следующая.

Эта тоже пиналась. Прям не девица, а кобыла норовистая! И, главное, всё по мужским местам норовит! Пришлось тоже пнуть. А что, ей можно, а мне нет? Всадил ей в бедро. Дамочка упала, а встать не смогла. Тут ведь дело-то не в силе, ежели правильно попасть — нога отключается. А у Харитонова нас всех научили, чтоб правильно…

— Что-то неубедительно вы выступаете, девушки, — Павел Геннадьевич сурово постоял над побитыми моими противницами.

— Да ладно вам, тренер! Велика важность — девчонок отпинал. Кому похвастаешься, засмеют!

— А ты в воспитательный процесс не лезь! Тут, понимаешь, гонору много было. А простой казак пришёл и навалял вам? А ежели такой вот придёт — убивец к охраняемой особе? А? Чего молчите? Буду писать докладную, чтоб больше часов уделяли рукопашному бою!

Девицы затравленно молчали. Тренер посмотрел на них и развернулся ко мне.

— А давай разочарование заполируем?

— В смысле?

— Ты с ринга далеко не уходи, я сейчас переоденусь…

Чего ему там переодеваться? И так в спортивном? А зря сомневался. Павел Геннадьевич куда-то вышел, а вернулся весь в щитках и даже шлем надел. У Харитонова в таких в полный контакт рубились, чтоб не прибить до смерти ненароком.

— А мне? — только и сумел выдавить я.

— А тебе не положено! Я только защищаться сегодня буду. Давненько меня не били. Вот и повод!

— Э-э, тренер…

— Спорить будешь?

— Никак нет!

— Ну вот и прекрасно!

Как же у меня всё потом болело…

«Только защищаться» в понимании Павла Геннадьевича означало, что бил он меня… ну так, как он сказал, «слегонца». Чего-то получать трындюлей от него в полную силу желания совсем не было.

Так что притащился я на обед, как и обещал — побитый и в синяках. Хорошо, на маманиных лечилках всё быстрее заживает — но не мгновенно же! И уже за столом спросил Хагена: а что он-то не пришёл? И оказалось, что на двери тренировочного зала висело объявление о том, что мол, зал закрыт на индивидуальные тренировки. А я к греху своему, бумажку-то эту и не заметил. Не то что Хаген! Тот заметил, прочитал и с немецкой педантичностью удалился домой. Написано же — зал закрыт!

ВЫСОКОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ

Там же, за обедом, к нашему столу подвалил Сокол. Был он какой-то весь загадочный и интригующий:

— Приятного аппетита всем! Вы позволите, я вашего отца семейства ненадолго похищу?

Так меня ещё не навеличивали! Встал, конечно, отошли в сторонку:

— Ты чего таинственный такой, Вань?

Великий князь ещё раз оглянулся и для верности утянул меня за выступающую колонну:

— Слышь, Илюха, мы с Серго прошлой ночью погулять пошли…

— Уже-е-е хорошее начало. И кого вы прибили ненароком?

Иван перестал ёрзать и встал прямо вытаращив глаза:

— Ты чё такое говоришь-то! Мы ж не до такой степени! Так… помнишь тех свиней, на которых мы упали на мальчишнике?

— Ну?

— Короче, мы их вчера нашли.

— Готов поставить империал, что нашёл Серго, а ты только подначивал.

— Да ладно! — надулся Иван. — Зато кто её добыл? Аккуратно. Ювелирно, можно сказать! Одно движение — чик! — и башки нету!

— Ядрёна колупайка… Вас хоть не спалили?

— Пока нет. Но я так думаю, что теперь её, свинью эту, нужно в срочном порядке съесть.

— Полагаю, — с усмешкой уточнил я, — чтоб, значицца, побыстрей улики скрыть?

— Ну… да. А как ты догадался?

Я вздохнул и лоб потёр:

— Слушай, ну сразу видно, что чужие огурцы по огородам в детстве ты не тырил.

— Не-а, — согласился Великий князь.

— Вот поэтому, Сокол, конспиратор из тебя такой же, как балерина. Когда жарить-то будете?

— Так сегодня! — Иван посмотрел на меня с надеждой. — Приходите, а?

Пришлось соглашаться. Не то чтоб я сильно был против. Просто со всеми этими переездами, походами в магазины и прочее, обыкновенные посиделки — дома, с семьёй, с сыном — стали полниться необъяснимой прелестью. Всё-таки, невзирая на то, что казак я, тако ж и семьянин.

* * *

Идея рисовать иллюстрацию к каждой главе провалилась. Но вот вам Серго Багратион в обличье оборотня (с непомутнённым разумом). Если не видели — загляните, жмякните сердечко, авторам будет приятно:

https://author.today/art/184721

09. ПОСЛЕДНИЕ ЛЕТНИЕ ВЫХОДНЫЕ

ВЕЛИКОКНЯЖЕСКИЙ УЖИН

Серафима нарядилась, словно мы в торжественное собрание идём. И меня заставила. Как увидела, что я собираюсь в обычной форме пойти, чуть в обморок не упала:

— Илья, ты почему в повседневном⁈ Это же ужин у Великого князя! Ну нельзя же быть таким безалаберным!

— Правильно, фрау Коршунова!

И эта мелочь белобрысая тут! Единым фронтом выступают! Хотя… прав батяня. Иногда проще с женщиной согласиться, а иначе она тебе играючи мозх вынет!

Переоделся, чего уж тут. И вот мы такие все из себя красивые прошли — страшно сказать: триста метров! — до домика Соколова. А там уже разброд и гуляния. В смысле: Иван просто прямо во дворе развёл костер (оно, конечно в специальной зоне, но всё же), наготовил углей и на вертеле крутил над ними свинью. Цельную тушу! Запах, м-м-м!

Я повернулся к Симе:

— Ну что? Прям вот так в парадке и вечернем платье будем мясо с углей есть?

Слава Богу, она хоть глаза опустила. Ишь, командирша нашлась! Но зато какая она забавная, когда стесняется! Так бы и затискал.

— О! А вот и опоздуны! — Иван что-то энергично смешивал в керамической плошке. — Или опозданцы? Как правильно, Коршун?

— Опоздюки! — усмехнулся я, и тут он поставил на стол свою плошку и обернулся к нам… Лицо Великого князя надо было видеть!

— А ты чего так вырядился?

— Да вот, Сокол, — с преувеличенной бодростью ответил я, — решил, понимаешь, парадку выгулять. А то всё время или в масле машинном, или ещё в чём. Да и Серафиме платьев прикупили, а надеть их некуда. А тут такой повод! — я мигнул одним глазом: — Званый вечер у Великого князя!

— А-а-а, ну если у Великого князя, то конечно! — понимающе вытаращился Иван.

— Да хватит меня вышучивать, поняла я уже…

— Что ты, Симушка, вот к твоему внешнему виду вообще претензий никаких, одна услада для глаз! — спешно заверил её Сокол.

— Э-э, дорогой, па-аберегись! — мимо нас протиснулся Серго с ящиком вина.

Дашка остановилась на дорожке, вытянув шейку, как котёнок:

— Волчок, а ты меня не предупредил! Я тоже так хочу… — она развернулась и бегом скрылась за кустами.

— Чего это она? — Сима повернулась к Багратиону.

— Симочка, ты себя видела? — ласково спросил Серафиму Иван.

— Конечно, в зеркале ж совсем недавно, а что?

— Дак она по любому сейчас судорожно платье меняет! Чего ты одна такая красивая у нас тут будешь? Придётся и Машу с Соней предупредить, пусть принарядятся во что-нибудь эдакое… Серго, за мясом присмотри, я сейчас, — и убежал в дом.

— Ну как? — слегка поддел я жёнушку. — Знатный переполох получился?

— Я же не специально!

— Да не сокрушайся, милая Серафима! Всё красиво получилось, — заверил её Серго. — Сейчас рассадим вас рядком, и будем, как в рыцарских романах, вам прислуживать.

— Нашли королевишну, тоже мне! — фыркнула Сима, усаживаясь и расправляя складки платья. — Ладно, девчонки от рождения в высших сферах, но я-то?

Я поймал её ручку и прижал пальчики к губам:

— Ты королева моего сердца!

— О! Понемногу проникает в тебя культура, а, Коршун? — Серго подмигнул мне. — Уже и комплименты красивые говоришь, прям как Витгенштейн.

— Ну до него мне да-алеко, — рассмеялся я.

— Главное — стремиться к совершенству!

Через десять минут из дома Сокола вышли Маша и Соня. Хотя правильнее было бы сказать, что они не вышли, а выплыли. Великолепные платья и замысловатые причёски. Вот теперь на их фоне Симушка смотрелась абсолютно гармонично. Позади дам шёл Сокол, и тащил какой-то ящик. И простая повседневка смотрелась на нём не хуже парадного мундира. Да ещё и рукава закатал. Петя его покусал, что ли?

А вон и молодая княжна Багратион-Уральская пылит! Нет, вслух, я, конечно, такое не скажу — я что, враг сам себе, что ли?

Слегка запыхавшаяся Дашка живо огляделась по сторонам:

— Ну что? Я успела?

Багратион тоже поцеловал супруге ручку:

— Ты как раз вовремя, душа моя! — и торжественно возгласил: — Господа! Я предлагаю сегодняшний вечер посвятить служению дамам! Пусть они будут истинными королевами, а мы лишь смиренными слугами!

— Вот умеешь ты Серго красиво сказать, а? Красавец! — похвалил его я и заметил ещё участников. В тени деревьев, окружающих полянку, старались изобразить невидимость мои утренние спарринг-партнёры. И я сейчас не Павла Геннадьевича имею в виду. Троица девушек, одетых в аккуратные синие платья. Неубедительно маскирующиеся под горничных, да-да. А у блондинки Светланы ещё и синяк под глазом замазан. Чего-то мне неловко стало.

Дашка тем временем чинно устроилась рядом с Серафимой и деловито спросила:

— Соня, а Пётр когда будет?

— Ой, Даш, он сегодня с какими-то бумажными делами отцу помогает, по времени где-то через часик обещался.

— Ну, как раз мясо дойдёт, — заключил Серго.

— Ребята, чтобы никого не смущать, позвольте представить вам моих официальных телохранителей, — немного неловко начала Маша. — Я как-то не ожидала, но теперь мне без них никуда, ни ногой.

Девицы поклонились.

— Да ладно тебе, Маша, это же для твоей безопасности, — Иван поставил ящик и подвёл жену под ручку к столу. — Папа желает нам только добра.

— Да понятно всё, — Мария бережно опустилась на скамейку, напомнив…

Опа! Напомнив мне первые дни, когда Серафима удостоверилась в своей беременности и слегка этого испугалась.

Соня завершила композицию «цветник», устроившись рядом с сестрой и хихикнув:

— Самое забавное, что не успели они в университет попасть, как их на аттестации Беклешов побил. Даже синяк одной поставил.

— И вовсе это не Беклешов, — ой, кажись я это вслух ляпнул. Все так заинтересованно уставились на меня, и Серафима с подозрением приподняла бровь:

— Колись давай, герой-казак!

Пришлось рассказать. Посмеялись изрядно, даже девицы-охранники сдержанно улыбались. Вроде, не таят обиду. Ну и славно.

А потом, пока Иван колдовал над какими-то особенными соусами, мы с Серго расставляли на поляне столы и стулья, которых вечно не хватает. И как только все работы закончились, приехал хитрый Витгенштейн. И не абы на чём, а на ма-аленьком таком шагоходике. Прям кресло с ножками! И малюсенькая крыша, на манер стального зонтика над ним. Забавная вещица.

Дамы давай ахать, кругами вокруг этого чуда бегать. «Ой, а я такую же хочу!», «А где купить?», «А как?». Петя некоторое время купался в лучах внимания, но в конце концов пояснил:

— Попрошу не суетиться, этот экземпляр — персональный подарок Серафиме. А то Коршун задолбал уже сокрушаться, что подходящих транспортных средств для обучения нет.

Вот те на! То полный голяк, а то со всех сторон сыпется! Не-не, мы возражать против изобилия не будем, ни в коем случае! У меня в голове даже ступенечки состроились: сперва напевы так заучить — потом на тележке отработать — потом на малых шагоходиках — а там можно и к связке с большим допускать!

Петя был страшно доволен произведённым эффектом:

— Учти, Илья, потом ещё десяток придёт, это первый образец от ковровцев, — он приобнял меня и прошептал на ухо: — На самом деле — диверсионная модель. Так что особо не свети, хорошо?

— Это же продукт этого… сумасшедшего инженера, что мой братец захватил? — спросил подошедший Иван. — С механическими медведями?

— Скорее, на основе его разработок.

Надо ли говорить, что запив дикую свининку грузинским вином, мы ещё и пробные заезды в этом кресле устроили? Без особого шума, конечно. А то, как предупредил Иван, за нарушение общественного спокойствия живо нас из семейной зоны попрут, невзирая на чины и звания… Но сговорились, что как только придёт ещё хотя бы один, устроить на университетском полигоне гонки на шагоходиках.

Новую технику поставили под той же сосной, что и тележку. Однако, придётся с Демьянычем переговорить, чтобы всё-таки какой-то навес мне организовали, хоть просто тряпочный.

ВСЯКИЕ ВНЕЗАПНОСТИ

В воскресенье мы сговорились после обеда скататься в город, погулять немножко по центральному парку — музыка, открытая танцплощадка, всё такое, а вечером в балет, Иван обещал запастись пригласительным — в императорскую ложу, не собака чихнула! Так что Серафима с утра была в ажитации — наряды, причёски. А я на это дело плюнул. Мне чего наряжаться? Парадка вон в шкафу висит, надел — уже красавец! Две минуты делов. Так что пошёл вместе с Хагеном на установочное заседание клуба по вооружению. Эти, как они себя называли, техномагические извращенцы, уже съехались, и их шаловливым ручкам не терпелось вцепиться во что-нибудь большое, железное и бегающее.

После деловитых вступительных речей председателя Антона я взял слово:

— Господа! Надеюсь, вас порадует такая новость, что в распоряжение новосибирского гарнизона попал новейший индийский шагоход нестандартной конструкции. Я бы даже назвал его не шагоходом, а низкопланерной машиной. И я договорился с генерал-губернатором Витгенштейном, чтобы активистов из нашего кружка, проявивших особую склонность к артефакторике, приняли в качестве студентов-практикантов в исследовательскую группу. По правде, этот допуск был одним из условий, на которых я передал им этот экземпляр для разбора.

— Погодите, речь идёт о том брильянтовом слоне? — обрадовался Пушкин.

Слухами земля полнится!

— Не совсем о брильянтовом, но о слоне. Большая часть внешнего покрова состояла из специальных кристаллов, способных к аккумуляции маны. Правда, в гораздо более слабой концентрации, чем брильянты, но тем не менее. Специально для вас я этих кристаллов тоже отсыпал, — я выставил на стол коробочку, снял крышку, и по помещению запрыгали крошечные зайчики от играющего в хрустале света. — Прошу принять для экспериментов.

— Поразительно, как похожи на драгоценные камни! — несколько носов разом склонились над коробочкой.

— Похожи, — согласился я, — но не они. Ещё раз предупреждаю, чтоб вы в процессе опытов не разочаровывались: коэффициент накопления сильно ниже, чем у брильянтов, чуть не в тысячу раз.

— А если в оправе из электрона? — живо спросил кто-то. — Нефрит в электроне значительно лучше себя показывает, чем без оправы!

— А вот хрен его знает, — честно ответил я. — Это вам предстоит выяснить. Также, на прежних условиях, с нами приехала «Саранча» и господин Хаген. Можете продолжать свои испытания.

Зарадовались — чисто дети малые!

Посидел я с ними ещё немного да откланялся. Сегодня у меня мысль была, пока тихо-свободно, на новом шагоходике, получившем домашнее прозвание «Клопик», по полигону как следует побегать, освоиться. Прежде чем учеников на технику садить, самому её как следует знать надо, правильно?

И — увлёкся. Забыл на время глядеть. А потом смотрю — мать честная! К обеду обещали все собраться уж по-парадному, надо ж домой ещё заскочить!

Пролетая мимо университета, как раз увидал Хагена с Мартой, в двери входящих. Ну, ядрёна колупайка, опоздал! Мои в столовую уж зашли! Поднажал! «Клопика» под сосной поставил, сам поскорее к дому, на ходу очищающее заклинание применил, чтоб потом или чем техническим от меня не несло, ключ в замок сунул… Не понял? Открыто, что ли? Я ж своих видел!

Тут меня аж пронзило: нешто залез кто-то, пока нас дома нет? Мало ли, с моим-то везением? Прослышали про брильянты да позарились? Даром, что Иван меня надоумил сейфик в кабинете завести — а мало ли в большом городе медвежатников?

Выдернул я из кобуры револьверт, дверь неслышно толкнул, да и пошёл по дому тихонечко. Хорошо, во всех коридорах ковровые дорожки лежат — шаги скрадывают. Ан, точно, кто-то есть! Как будто шепчутся — значит, минимум двое! — и аккурат из кабинета…

Дверь в сам кабинет была, однако ж, прикрыта. Я остановился, прислушиваясь, пытаясь сообразить, сколько там человек… и неожиданно для себя услышал шелест бумажных страниц и сразу затем два голоса.

Дашкин, скептический:

— Ну, не знаю… Без специальной гимнастической тренировки…

И Сонин, потрясённый:

— Что, прямо ртом?..

Я обрадовался — словно гора с плеч свалилась! Толкнул дверь:

— Тьфу ты, девчонки! Я уж думал, воры к нам залезли!

Однако, реакция на моё явление у них вышла куда как странная. Трое, стоявшие спиной ко входу — Маша, Соня и Серафима — дружно подпрыгнули и обернулись, как по команде «кругом», вытаращив глаза, а Дашка, скрытая за ними, наоборот охнула и чем-то грохнула.

Я сунул револьверт в кобуру и оглядел композицию «три кошки на комоде» с непонятным возрастающим подозрением:

— А что происходит?

Сима покраснела, Соня с Машей побледнели, а Дашка, бочком выбравшаяся из-за стола, пошла интенсивными пятнами. Нет, очень интересный феномен, конечно…

— А что это вы тут дэлаете? — спросил из-за моей спины Багратион, заставив подпрыгнуть уже меня. Вот, точно дорожки шаги гасят! Эк он подкрался-то!

— Мы просто разговаривали с девочками, — разморозилась Дашка и окончательно зарумянилась, — о своём, о девичьем. И вы нас совсем застали врасплох.

— А-а! — Багратион сразу успокоился. Женские разговоры мужчину интересовать не должны, понятное дело. — А я уж к нам сходил — тебя, Даша, нет. Смотрю, Илья в дверь заходит, да с оружием!

— А я, представь, решил, что к нам воры залезли! А тут девчонки.

— Ну и пошли обедать! Я к двум машину вызвал, Иван тоже.

— Правда, идём! — Серафима подхватила меня под руку.

— Погоди, гостей сперва выпустим.

Багратион с Дарьей пошли вперёд, за ней — сестрёнки. Главное, девчонки нарядные уже все, и моя тоже, к театру и гуляниям готовые… О чём они таком секретничали? Вечером выспрошу. Ах ты, пень горелый, переодеться же ещё!

* * *

За нашим столом Хаген о чём-то живо толковал с Панкратовым. Хаген поделился:

— Вы сегодня ушли с кружка, фрайгерр Коршунов, а у меня с некоторыми студентами спор вышел относительно настройки энергетического контура. Причём, я, как практик, уверен, что я прав, но к своей досаде, мне не хватает набора русскоязычной терминологии. Начинаю сбиваться на немецкий — и всё, диалога не получается. Мне бы что-то почитать, чтобы всё как следует в голове уложилось.

— Так я и говорю! — живо предложил Денис. — Надо в библиотеку сходить, взять что-то по теории магических потоков, хотя бы даже для усвоения терминологии!

Я усмехнулся:

— Да чего там ходить! В моём учебном столе верхний правый ящик открой, там прям сверху отличный учебник лежит. Его почитай, и всё у тебя на свои места встанет.

— Благодарю! Тогда я послеобеденное время, с вашего разрешения, посвящу чтению.

Вот удивительный человек! Если б мне, пока я за Симой ухаживал, сказали: ребятки, остаётесь дома вдвоём, прислуга не в счёт — а я такой: ну, отлично! Посижу-ка один в кабинете, почитаю несколько часов!

Да щас!

С другой стороны, может, это Хаген специально мне слегка лапши на уши навешивает? Ну, типа как отцу семейства, а?

* * *

Самое интересное случилось вечером, когда мы с гуляний и театров вернулись.

Смотрю — в кабинете из-под двери тоненькая полоска света пробивается. Зашёл. Фон Ярроу сидит.

— Ну, Хаген, горазд ты учиться! Что, так полдня и просидел?

Он посмотрел на меня как-то странно:

— Просидел. Признаться, поначалу я решил, что это ваша шутка, и не знал, как на неё реагировать.

— В смысле — шутка?

— Эта, с книгой. Но потом я догадался проверить ящик ещё раз и увидел, что ниже как раз лежит учебник по теории магических потоков за авторством Симонова…

— Да не мог он ниже лежать! Я его последним читал!

— И, тем не менее, сверху лежало другое издание. Я вернул его на место, в ящик.

И таким он странным тоном это сказал, что я решил проверить, что же там такое. Подошёл, дёрнул. Из ящика на меня смотрела книга в незнакомой узорно-шёлковой обложке. Вытащил. Открыл…

— Опа! Интересное кино, однако!

— Вот и я так подумал, — невозмутимо подал голос Хаген. — И некоторое время пребывал в замешательстве, пытаясь расшифровать для себя ваши слова.

— Это какие?

— Что от этой книги у меня всё встанет на свои места, — я невольно хмыкнул. — А потом догадался заглянуть в ящик ещё раз.

— Хорошо, ядрёна колупайка, что ты у нас догадливый! — я захлопнул том и сунул под мышку. — Пойду, попробую выяснить, откуда это у нас взялось.

* * *

Серафима сидела перед туалетным столиком и разбирала причёску. Довольная-я. Как же! Мало того, что на балет «Спящая красавица» попала, так ещё и из императорской ложи его смотрела! Я склонился, поцеловал жену в ушко и тихо-тихо спросил:

— Любимая, а не скажешь ли, откуда у нас взялась вот эта книжка? — и показал ей в зеркало шёлковый томик.

Ой, как мне нравится смотреть, как она краснеет…

Серафима зажмурилась и прижала ладони к щекам:

— Ну, Илюш! Это Даша притащила.

— Ага?

— Да! Это, между прочим, тебе должны были передать. Потому что это лежало вместе с документацией к тому слону-шагоходу. А вояки забрали только технические бумаги, а это сказали, что художественное, и отправили вместе со всякими непонятными штуками вместе со слоном. А Серго попросил Дашу к нам принести. Ему сказали, что какая-то беллетристика, да не нашенскими закорючками…

— А Даша?

— А Даша, пока несла, от любопытства внутрь и заглянула… — Серафима вдруг фыркнула: — Говорит, открыла — и обалдела! А тут девчонки идут. Ну, они все вместе к нам и пришли. Даша говорит: так и так, книжка со срамными картинками, чё делать? Мы хотели тебя подождать, а Маша говорит: мол, давайте одним глазком? — Сима снова хихикнула. — Не знаю, Илюшка, но, по-моему, не могут нормальные люди этак вот скрючиваться.

Я открыл книгу. Полистал страницы, покрытые убористой вязью. Знать бы ещё, что тут написано? Вдруг дельное чего? Пошли картинки.

— Ну, вот! — обличающе сказала Серафима. — У живого человека разве так ноги изогнутся?

— Н-да? — я подвинул себе второй пуфик и сел позади супруги, стратегически положив книгу ей на колени, чтобы освободить руки. — Ну-ка, полистай, чё там ещё интересное?

— Илюшка! — она смущённо засмеялась.

— Что такое? Имею право ласкать жену, когда захочу…

В общем, занимательный получился вечер. С картинками.

* * *

Из срамных картинок только «Оксана в парке», извините)) Можно на неё посмотреть:

https://author.today/art/176693

10. УМНЫЕ РАССУЖДЕНИЯ

ВОТ И ЛЕТУ КОНЕЦ

В понедельник перед уроками я снова зашёл в ректорат. К секретаршам, понятно — не такая я великая сошка, чтоб каждый раз к самом у ректору ломиться. У него, поди, дела и поважнее есть.

— О! Илья Алексеич! — бодро встретила меня старшая. — Танечка! Подай-ка господину Коршунову его учебное расписание!

Молодая секретарша порылась в папках:

— Прошу.

— Это преподавательское?

— Да-да. И вот тут в журнале распишитесь мне, что получено.

— Расписаться-то можно, да только непонятно: я в эти часы свою учёбу — как? Прогуливать буду?

— Нет, зачем же прогуливать! — она осуждающе покачала головой: — Опять не довели?

— Нет, а кто ж доведёт?

— Н-да… С вашим курсом всё ещё как первый блин, вот так комком! Непонятно, к кому вы в конце концов будете приписаны. Да и группа пока всего одна, ни то ни сё. Для отдельного начальства сильно жирно, так вы пока прицепом к боевому факультету пойдёте.

— А они, надо полагать не в восторге.

— Кто бы их спросил, — сурово подала голос из-за спины Алевтина Георгиевна. — Приказ из императорского управления высших учебных заведений за личной подписью государя! Надзирающим Великий князь Кирилл Фёдорович назначен, это вам не шуточки.

— Ну а воспитательский состав весь подчинён по линии военных училищ, — снова вставила Танечка. — Начальство у них своё, нам они не подотчётны.

— А кому же? — полюбопытствовал я.

— Генерал-губернатору, — Танечка выразительно приподняла брови. — А у нашего ведомства с их давняя… любовь.

Ага. То есть, такая любовь, как у кошки с собакой. А кадеты в середине, значицца, останутся. Как бы не вышло по пословице, той, про дитя у семи нянек. Нда.

— А переводчики вообще отдельной статьёй идут, как вольнонаёмные на временном договоре.

— Переводчики?

— Ну, конечно. Там из всех шестидесяти учеников, говорят, от силы человек пять по-русски сносно объясниться могут. Остальные на уровне: «здравствуй-до свиданья» да «сколько стоит».

— Н-да, прямо как я в Монголии. Если говорить отчётливо и помогать себе руками, можно достичь взаимопонимания.

Секретарши дружно засмеялись.

— Так про уроки-то мои…

— А! Смотрите, с сентября у всех экстернов начинаются обязательные усиленные занятия по специализации. А по вашему предмету — вы основной специалист у нас и есть. Так что в эти часы вы будете вести занятия и заодно сами квалификацию повышать.

— Ловко придумано, — усмехнулся я.

— Иначе никак не вышло, — совсем уж тихо поделилась со мной Танечка. — Впрочем, там ещё два специалиста по пению скоро должны приехать. Может, вы у них что-то и переймёте.

— Ну, если только так.

Я посмотрел в выданную бумажку. Понедельник, среда, пятница, сразу после обеденного перерыва. Что ж, добро́.

* * *

Последний августовский вечер мы провели очень спокойно — сидели у нас на веранде, пили чай с прецелями. Как по мне, это были просто яблочно-ягодные пирожки с открытым верхом, только и отличие от расстегаев, что сверху тесто этак хитро крест-накрест сделано. Но Марта явно дорожила своим умением сделать что-то по-немецки, да и пусть! Прецели так прецели. И запах коричный плывёт — прям волшебно.

На этот запах, поди, Иван к нам и завернул. Шёл с оружейной тренировки — да маленько до дома не дошёл, ноги сами к нам на веранду принесли, чаю попить. Точнее, в Ива́новом случае — кофею.

И вот сидим мы, неторопливо чаёвничаем, разговор этакий неспешный. В небе сквозь сосновые ветки первые звёздочки проглядывают. И тут Хаген, отложив в сторону утреннюю газету, задумчиво произнёс:

— Господа, смею предположить, на Россию надвигается война.

— С чего такие забавные идеи? — Иван отставил кружку с кофе. Вообще, аристократическая манера пить кофе малюсенькими кружечками как-то у нас не прижилась. Все мои знакомые ещё со Средней Азии пили его обычными чайными, а кое-кто и вообще — здоровенными жестяными, полулитровыми. Как мы с Соколом.

— Видите ли, господин хорунжий, уже три месяца идёт строительство ледяного моста через Берингов пролив.

— Чем же это плохо? Господин фон Ярроу, разверните вашу мысль, поподробнее, пожалуйста.

— Извольте! Насколько я понимаю, Российская империя не только строит мост, но и одновременно ведёт прокладку железнодорожных путей. Я вовсе не удивлюсь, если эти пути будут снабжены чем-то вроде защитного магического контура. Настоящий уровень технологического прогресса это вполне позволяет. С учётом возможной выгоды.

— Та-ак, — слегка прищурился Иван, из чего я сделал вывод, что умозаключения Хагена не так уж и далеки от истины.

— Далее. Как только мост и железнодорожное сообщение будут окончательно налажены, стоимость доставки товаров на Аляску и обратно резко упадёт, что значительно облегчит жизнь Североамериканским русским территориям. Если на это был расчёт, то, скорее всего, навстречу строящемуся мосту прокладывается дополнительная ветка от порта Корабельный Ручей*

*Нынешний Анкоридж.

— Так-так? — подбодрил Хагена Иван.

— Полагаю, следующим шагом будет прокладка ветки вдоль побережья до порта Гастаун*, благо вся западная часть Берегового хребта принадлежит Российской Империи. Рельеф там, конечно, ужасный. Но у России есть несколько очень мощных геомагов, способных в короткие сроки обеспечить создание монолитной подушки под железнодорожное полотно. А там уже вполне развитая сеть американских железных дорог. Либо, пользуясь выкупленной полосой отчуждения до порта Росс, можно проложить ветку прямо по ней и получить ещё бо́льшую свободу действий.

*Ванкувер.

— Занятная картина, — пробормотал я.

— Именно. Стоимость доставки любых товаров — даже с учётом дальности перевозок — будет минимум вдвое ниже, чем если везти их из Старого Света кораблями. А, возможно, и втрое. Значит, можно будет опустить цены и быстро подмять под себя огромный рынок. А если взять в расчёт, что возведение железнодорожного моста через Панамский канал вот-вот завершится, в круг интересов русских компаний попадёт и Южная Америка тоже.

Хаген с благодарностью принял из рук появившейся с подносом Марты очередную чашку чая и продолжил:

— Это возвращает нас к началу: чем же сие ду́рно? Для России исход великолепен. Однако это неизбежно должно привести в ярость те страны, у которых многочисленный торговый флот, и которые кровно заинтересованы сохранить в Новом Свете своё торговое доминирование. Великобритания, Испания и Италия. На самом деле, думаю, они уже в ярости. Не может же быть, чтобы кто-то из влиятельных людей там не сложил два плюс два. А уж про Инков, которые контролируют Панамский канал, я вообще молчу. Это сколько денег мимо будет уходить? — Хаген доел свою выпечку и аккуратно промокнул рот салфеткой. Аристократ, блин горелый!

Иван задумчиво покачал свою бадью с кофе… Точнее, от кофе — на дне едва плескалось.

— И этой причины будет достаточно для полноценной войны?

— На мой взгляд, для полноценной — нет. А вот что-то похожее на Сирийский конфликт — очень может быть. Частные военные компании, наемники, сброд всех мастей… И подчёркнутое: «А мы здесь ни при чём!» — от лица любых официальных властей.

— Весёлую ты картинку рисуешь, Хаген. И откуда такие мысли?

— Газеты и собственные размышления. Поскольку, полноценную магическую войну сейчас никто не хочет, — Хаген принялся загибать пальцы, — то возможны только конфликты вроде последней Польской. А там, как известно, была прямая договорённость в неучастии Большой Двадцатки*, и война велась только конвенциональным оружием… Поэтому приходится делать такие выводы. Далее. С Польской войны Российская империя не воевала. Государство находит в себе силы на континентальные проекты! А это значит — обязательно найдутся желающие пустить Российской Империи кровь. И не из особой злобности, а чисто из желания ослабить, оттянуть на войну созидательные ресурсы, не дать развернуться в мировой торговле и так далее. И не думайте, что я злорадствую, или, не дай Бог, за эти решения. Просто — это грязная большая политика.

*Двадцать мировых топ-магов.

— М-да, нам еще архимагов на войне не хватало. Чтоб пол земного шарика в труху… — Иван помолчал, а потом добавил: — Но ежели на Россию нападут, то неужели наша Четвёрка утрётся?

— Я всё же считаю, что это будут наёмники, — фон Ярроу разгладил газету и ногтем сделал какую-то пометку. — Более того, страны-противницы будут не просто невинно хлопать глазками, а ещё и соболезнования России выражать, гневные ноты писать против террористов. Они своих архимагов вряд ли открыто используют. А вот диверсии…

— Ну, не знаю. Строительство сама Белая Вьюга контролирует. Она ежели обидится, то эта их Амазонка или Темза внезапно льдами трёхметровыми покроется. Года на два. И я не уверен, что дядя сможет её остановить. Если вообще захочет, — Иван заглянул в свою пустую кружку, огляделся с недоумением. — А что, кофе — всё?

— На ночь не боишься глаза выпучить? — я крикнул в приоткрытое окно: — Марта! Кофе ещё есть?

— Сейчас принесу, — донеслось из дома.

Здорово, когда всё чётко и аккуратно организовано!

— Так вот, возвращаясь, Ваня, к возможным провокациям наёмников. Как мне это видится, Белая Вьюга плотно строительство контролирует, ей отвлекаться на всякую шелупонь не к лицу. Наоборот, она его прикрывать будет, как наседка цыплят. А вот гонять паскудников нас пошлют. Казаков, я имею в виду.

— А как же регулярные войска? — насупился Иван.

— Тут ведь как… Регуляров посылать бандюгов гонять — это как из пушки по воробьям палить. Нет, — я поправился, — около самого моста они, конечно, будут. И оборону будут держать крепко. Но дальше в тундру… Там же нет ничего и никого, окромя оленей да песцов.

— А как они собираются войска туда доставлять? — Ивана, похоже захватила подобная идея.

— А кто их знает? Можно и дирижаблями, а мож, кто и пёхом, по льдам. Там зимой-то спокойно можно. Поставил базу где-нить на Севере, да оттудова действуй! Пока их там найдёшь, пока выколупаешь. А Арктика — вообще довольно пустынная зона. Кой-какие полярные станции да учёные-энтузиасты. И мы, значицца, бегать будем.

Я как представил себе эту картину… срочно кофе или чего покрепче захотелось.

— А что, у кого-нибудь есть такой опыт? Кроме Российской империи? Я имею в виду ведение войн в сверхнизких температурах. Да мы их!.. — Сокол, похоже, уже представлял героического себя верхом на белом медведе.

— На войне учатся быстро. Она — этот… двигатель прогресса!

— О чём спорим? — к нам за стол заскочил Пётр, хапнул кружку Ивана и разочарованно вернул обратно — кофе не было.

— О! А вот и Витгенштейн, щас он нас рассудит. Говори, Петя: война за большой ледяной мост будет?

— Ох, ты ж! — похоже, от мата Петра остановила только вошедшая с кофейником Марта. — Дорогая Марта, а мне кружку можно? И побольше. И можно с коньяком.

— Что, прям вот так вот? — Иван покосился на Петю с величайшей подозрительностью. — Сразу пьём? И вообще, ты чего нас пугаешь?

— Я тут папеньке с бумажками разными помогаю. Ребята… Война не просто будет. Всё уже началось…

— В смысле — началось? — рявкнули мы хором.

— Тише-тише. В Арктике нашими разведчиками обнаружены две дрейфующие базы. И по тому количеству зенитных средств, что удалось засечь, атаковать их с воздуха — гиблое дело. Это раз. Второе. Они пока находятся в нейтральных водах. Это, конечно, может измениться, всё-таки льды, а не суша, но пока у нас связаны руки. Судя по официальным заявлениям — это исследователи Арктики. — Витгенштейн подчеркнул голосом абсурдность заявления. — Но тогда зачем столько оружия?

— А Смолянинова?

— А что Смолянинова? Белая Вьюга намораживает мост и пока ограничилась кольцом торосов вокруг стройки.

— Мобилизация? — когда надо, Сокол бросал валять дурака и вопросы задавал короткие и по делу.

— Не планируется. Пока только иррегуляры, — Пётр виновато посмотрел на меня.

Пришлось спросить:

— Ты чего?

— Вас с Хагеном скоро вызовут. Вы же в КОМе?

— Ну да, а чего ты разволновался? Это моя служба. Моя жизнь, так сказать. Да и вообще, кто ещё кроме казачества, да тем более сибирского, может спокойно морозы переносить? У нас по минус сорок зимой спокойно, а по северам так и по минус пятьдесят.

Витгенштейн поёжился и запил ощущения кофе. И пирожком заел. Нет, этим — прецелем.

Ко сну в этот вечер я отходил в глубоком раздумье. Чуйка прям верещала, что Хаген с Петром правы, и доучиться даже год мне не светит. А значит — что? Значит, учёбу Серафимину надо ускорить, и как можно сильнее. Пусть она тут, в Новосибирске останется. И защита. И работа. Да и условия для житья оченно хороши.

11. ПРИМЕРИТЬ НОВУЮ ШКУРУ

В НЕЗНАКОМОЙ ИПОСТАСИ

Никогда мне учителем не приходилось бывать. Разве что для Марты да для Серафимы. И первого сентября (а это был вторник), воспользовавшись тем, что день был более праздничный, нежели учебный, и после обеда лекций нам не поставили, я пошёл на второй этаж жилого корпуса, где расселили рано утром прибывших новонабранных кадетов.

Дверь на этаж оказалась закрыта, и на входе стоял один из подчинённых Семёныча.

— Это что у них? Контрольно-пропускной режим, что ли? — удивился я.

— Приказ, Илья Алексеич. Чтоб не побежали.

— Ну, понятно. Меня-то пустишь? Хочу со своими будущими учениками познакомиться.

— Да за ради Бога! Обратно выходить — стукни раза два да голос дай.

— Понял.

Внутри раздавались раздражённые голоса, и меня начало терзать некоторое предчувствие, что в этот раз снова сильно гладко не получится. С моим проникновением внутрь голоса стали слышнее.

— Да етить машу мать! — разорялся из неплотно закрытого ближайшего помещения голос, явно привыкший к командованию.

Я толкнул дверь. Комната была полна наряженных в кадетскую форму мальчишек (причём манипуляция переодевания произошла явно недавно, настолько необмято, чужеродно на них сидели кителя и брюки). Мордашки на монгол смахивают или на бурятов, но, однако ж, можно углядеть и отличия. Насколько мне известно — все тувинцы.

Посреди комнаты стоял начинающий опасно краснеть поручик, а напротив него — седоватый дядька, тоже в новой форме без знаков различия и тоже, явно, того же роду-племени, что и ученики.

— Господин поручик, помощь нужна?

Русский свирепо обернулся в мою сторону:

— А вы, позвольте узнать?..

— Хорунжий Коршунов, назначен к этим новобранцам преподавателем.

Поручик свирепо раздувал ноздри, смиряя дыхание и гнев заодно. Он был из военных, а я, хоть и преподаватель, и представитель конкурирующего ведомства — тоже военный, и это сыграло мне на руку. Он явно зачислил меня в союзники.

— Что ж, нас уже двое вменяемых! Поручик Сергеев, имею несчастье быть воспитателем этой банды.

Ага. И, судя по всему, не очень у него с новобранцами-то складывается.

— Выйдем, поговорим без лишних ушей? — прямо предложил я.

Сергеев зыркнул на пожилого тувинца и дёрнул подбородком:

— Извольте.

Мы вышли в коридор:

— Отойдём подальше?

— Пожалуй.

— Я смотрю, не заладилось у вас?

Сергеев дёрнул себя за ворот, словно ему было душно:

— Да леший знает!.. Как вас по имени-отчеству?

— Илья Алексеич. Без учеников вполне можно и просто по имени.

— Отлично. Я Вадим Романович. Вадим, — мы пожали руки. — Принял я их только сегодня. На вокзале с рук на руки у конвойного взвода! Сопровождающий прапорщик уверял, что всё нормально, переводчик дело знает крепко, и никаких проблем с пониманием не возникало. Прибыли сюда — и на тебе!

— Вот так, значит? А из учащихся никто по-нашему не бельмесает?

— Отнюдь! Есть несколько человек, которые разумеют отдельные слова, но для нормальной организации процесса, как вы понимаете, этого недостаточно. Как я могу отвечать за организацию учебы и дисциплину, когда учащиеся меня не понимают, а переводчик превратился в тумбу! Ведь что выкинули! Воду попытались в унитазах черпать! А вторая группа, можете себе вообразить, частично разобрала паркет в классе, чтобы устроить полевую кухню!

— Костёр жечь хотели?

— Именно! Еле успел!

Я невольно оглянулся на оставленный класс. За такими глаз да глаз нужен.

— Так они что же — прямо из кочевий собраны?

— А шут их знает, я ж выспросить их не могу, — поручик немного успокоился. — Судя по сопроводительным бумагам, некоторые до полутора месяцев прожили на летней базе в Абакане.

— И этот толмач тоже?

— По документам — да.

— Занятно, — мы дошли почти до середины коридора, и тут до меня дошло! — Послушайте, Вадим! Так, вероятно, эта летняя база — нечто вроде полевого лагеря?

Он уставился на меня, приоткрыв рот:

— Бож-же мой… Я ведь даже представить себе не мог, что кто-то не умеет пользоваться уборной и открывать водопроводный кран! Так надо им объяснить! — он едва не метнулся назад.

— Погодите, Сергеев. Не надо вам сейчас туда.

— Это почему?

— Тут дело тонкое. Во-первых, этот толмач при вас опростоволосился. Всё, что вы сейчас скажете, будет в штыки принимать или коверкать. Дескать — не понял.

— Возможно. А есть и второе?

— Конечно, есть. Вы говорите, что взвод охраны с толмачом проблем не знал? Так это, верно, оттого, что там одни пожилые дядьки?

Сергеев нахмурился:

— А я, выходит — слишком молодой?

— Слишком молодой, который старше по званию, да ещё и поучает — совсем не по их традициям, уж поверьте. Бузить будет. Палки в колёса втыкать потихоньку. Или как сейчас — пеньком прикидываться.

— И что же делать?

— Прежде всего, я бы посоветовал как можно быстрее вытребовать другого толмача. Бойкого, но без заслуг и младше вас по возрасту. Тогда у вас вообще никаких вопросов субординации не возникнет.

— А ведь верно! Этот, должно быть, счёл себя оскорблённым, что им молодой командует!

— Конечно. А для молодого подчиняться более старшему будет естественно.

— Ну, допустим, затребую. А прямо сейчас-то что делать? Этак у нас к ночи стихийное бедствие образуется.

— Есть выход. Приобщим, так сказать, к благому делу ветеранов. Пошли!

СТАРАЯ ГВАРДИЯ

Мы толкнулись в дверь, спустились до комендантской и быстро нашли Семёныча. Я в красках описал ему ситуацию.

— Выручай, Семёныч, пока детишки не начали из окон на цветники мочиться.

— Ох, едрит твою налево, Илья! — выпучил глаза комендант. — Нам тогда сестра-хозяйка всем шеи намылит! Пошли, потолкую с толмачом.

— Китель-то с наградами накинь! Ты ж знаешь, они к этому с уважением. И не забудь сказать, что ты — главный начальник общежития, да усы поважнее встопорщи, что ли.

— Не сочиняй уж, юморист! — глухо хохотнул Семёныч из-за дверцы шкафа и появился в парадном кителе с двумя георгиевскими крестами. — Пошли.

— Только ты уж убедись, что они чётко поняли: как воду открывать, куда гадить, как мыться.

— И как закрывать, — пробурчал под нос Семёныч. — Ох, чую, не обойтись нам без потопов…

У входа на второй этаж наша процессия слегка замедлилась.

— Так… — Семёныч слегка замялся. — Вы бы не ходили за мной, господа. Честное слово, так лучше получится.

— И верно, — сразу согласился я. — Вы бы, Вадим Романыч, лучше бы до секретариата лучше прогулялись, да отправили бы запрос на нового толмача. Распишите в красках драматизм ситуации. Глядишь, с курьерским дирижаблем к нам кого побыстрее пошлют.

Сергеев натурально схватился за голову:

— Батюшки мои… Как же мы завтра с учителями будем? Каждый раз такая песня?

Я с надеждой уставился на коменданта:

— Семёныч, выручай, а? За нами не заржавеет.

Тот покряхтел:

— Эх… Ладно! Буду ходить, изображать важное начальство. Кажный раз учителей представлять. Глядишь, сдюжим потихоньку. Ну всё! Я пошёл. А вы, Вадим Романыч, ранее, чем через час не приходите.

Комендант скрылся за дверью, а мы пошагали вниз по лестнице.

— Занятно всё-таки в гражданских заведениях порядки налажены, — с некоторым осуждением высказался Вадим Романович.

— Да, брат, это не казарма.

Он хмыкнул:

— Да мне бы и в голову не пришло обращаться за помощью к коменданту!

— А напрасно! Комендант в своей вотчине знает всех, как облупленных, от и до. Да и вообще, наш он. Видал, два Георгия?

— Это да, с пониманием человек.

— К тому ж у Семёныча сам Великий князь не гнушается посидеть, чаю попить да поговорить.

— Да вы что⁈

— Да хоть кого спросите. Иван Кириллович неоднократно был замечен.

— Кто бы мог подумать…

ЕСТЬ ЗАХОЧЕШЬ…

Вечером за чаем дамы завели занимательный разговор. И снова о кадетах.

— А вы видели, как сурово с ними обошёлся преподаватель по русскому языку? — сделала сочувственные глазки Серафима.

— А что такое? — удивился Хаген.

— На ужин он пришёл и сказал, что пищу получат только те воспитанники, которые смогут по-русски сказать, что они хотят. А некоторые выучили только «каша» и «хлеб».

— Да-да, — подхватила Марта. — Официант их спрашивает: «Какая каша?» А они глаза таращат.

— Занимательный метод, — сказал Хаген. И чем дело кончилось?

— Кто сказал, какая каша — тому принесли. А кто нет, — Марта развела руками, — тот так и ушёл. И с хлебом та же песня. Как он начал им сорта перечислять… Кто догадался какое-нибудь услышанное слово из списка повторить — тот с куском хлеба остался. А кто нет — так и нет.

— Вприглядку накормил, в общем, — резюмировал я.

Судя по всему, преподаватель решил своими методами бороться с «непониманием».

— Жёстко, — заметил Хаген, — однако я уверен, что к завтрашнему утру все без исключения дети будут знать название минимум одного блюда.

— И что, они одно и то же будут всё время есть? — слегка ужаснулась Серафима.

Фон Ярроу пожал плечами:

— Захотят разнообразия — запомнят ещё несколько названий.

Что ж. Справедливо.

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ПРЕПОДАВАНИЯ

В среду после обеда, на первом моём уроке представлял меня, как и обещался, Семёныч. Он вошёл в класс впереди меня — важный, пошевеливая усами — и отрекомендовал меня по-восточному витиевато, не забыв упомянуть, что лично государь (палец вверх!) сам (!) велел мне заниматься с этими вот детьми таким важнейшим делом, как обучение новому магическому искусству.

Начали мы с простого. С представления.

— Меня зовут Коршунов Илья Алексеевич, и я ваш учитель по военной специальности, — я подождал, пока переводчик перетолмачит. Как же раздражала эта тягомотина с переводами! Но быстрее было никак.

— Обращаться ко мне следует: «господин Хорунжий» — это понятно?

И снова длинная цепочка переводов туда-сюда.

— Первое, что мне важно: посмотреть, какие напевы вы умеете петь?

В секретариате боевого факультета, где я вчера списки получал, меня уверили, что все до единого кадеты и умеют петь, и способны к магии, некоторых из них даже забрали у шаманов, которые готовили себе помощников, и этим фактом не все шаманы были довольны. Однако служители тувинских духов обещали родителям этих детей удачу когда-нибудь потом, а наборщики отряда платили родне откупные прямо сейчас, поэтому нетрудно догадаться, что все документы были составлены честь по чести. Более того, какую-то мзду высочайшим распоряжением выплачивали и шаманам, и обещали платить ещё, если они как следует подготовят новых мальчишек к следующему году, так что тут все остались довольны и даже заинтересованы в продолжении сотрудничества.

На деле уровень подготовки оказался сильно разным, но совсем неумёх действительно не было. Я делал себе пометки в большой тетради, которую завёл себе помимо журнала. В классном-то журнале только оценки да отсутствие полагалось проставлять, а мне надо знать: кто на что способен. Наизусть всех не упомнишь. И поскольку учеников было аж шестьдесят, со всеми проверками да записями я едва-едва в лекционную пару и уложился.

Н-да, такими темпами хрен мы кого научим!

* * *

Следующую лекцию я слушал несколько рассеянно, размышляя о перспективах своего учительства. И, едва она завершилась, снова поспешил к секретарям ректора. И-и-и… замок поцеловал, что называется.

— А-а, Илья Алексеевич! — добродушно окликнули меня, пока я дёргал дверь.

Обернулся — сам ректор, уже в шляпе, с портфельчиком. Не иначе, домой собрался.

— Здравствуйте, Владимир Евстигнеевич! — обрадовался я. — На ловца и зверь бежит!

Ректор перестал лучезарно улыбаться и с проснувшейся подозрительностью предупредил:

— Как хотите, голубчик, а освободить вас от занимаемой должности я не могу. Сами знаете: приказ государя!

— Да я вовсе не собираюсь освобождаться! — заверил я его. — Я как раз по вопросу, как бы лучше организовать уроки.

— Так-так, и как же вы хотели бы?

— А вот как! Послушал я сегодня тех мальчишек. Все поют, конечно, но все по-разному. Разброд и шатание сплошное. Я бы поделил их на три взвода…

— Подгруппы, — мягко поправил ректор.

— А это хоть горшками назовите, суть не меняется.

Владимир Евстигнеевич хмыкнул:

— Ну-ну, далее?

— Далее они, быть может, не совсем ровные получатся, зато их можно будет хором учить, каждую подгруппу своему. А то у меня как лебедь, рак и щука получится.

— То есть вы предлагаете распределить подгруппы по дням недели? Понедельник, среда, пятница?

— Ну да. А пока я с одним взводом… тьфу, с подгруппой занят, остальные пусть лишний раз русский язык учат.

— Хм. Занятно, конечно, но не мало ли будет профильной нагрузки?

Я на секунду задумался, и тут меня осенило:

— А давайте мы кружок организуем? После ужина, каждый будний день по часу. Я буду назначать, кто когда придёт. Глядишь, и подровняю мальчишек по умению. Только вы уж меня от всяких дискуссий освободите. А пострелять да подраться я и сам найду, когда сходить.

— А изобретательский? — цепко спросил ректор. — Насколько я знаю, вы там активно участвуете?

— Да там не столько я, сколько «Саранча» моя, которую энтузиасты от инженерии чуть не облизывают, — усмехнулся я. — Да Хаген.

— М-хм, м-хм… А супруга-то ваша, я всё хотел спросить?.. Как? Справляется с монгольскими песнями?

— Справляется, и неплохо! — похвастался я. — Уже на технике тренируемся.

— Видел вашу заявку на тележки…

— Поскорей бы! — несмотря на то, что Витгенштейн обещал мне партию малых «Клопиков», отказываться от тележек я не собирался. Для привыкания к технике лучше не придумаешь!

— Будет-будет, не переживайте. Что же касается вашего предложения… Изложите ваши соображения по распределению часов и деление по группам на бумаге и оставьте завтра у секретарей. Я подпишу.

Засим мы раскланялись, и я отправился домой бумагомарательством заниматься.

* * *

Серафима немножко дулась. Понятное дело, она хотела, как прежде в августе, тихие вечера за чашкой чая со мной проводить, иногда выбираясь к друзьям или приглашая кого-то к себе, а тут суета какая-то началась. Она устроилась в кабинете напротив меня в кресле с книжкой и время от времени вздыхала. А у меня и так башка пухла от дивных детских имён. Да ещё пока я в своих записях найду, да пока переписываю — то собьюсь, то потеряю, где читал… Смяв третий испорченный листок, я сердито уставился на свои заметки, в которых ещё и кое-где были вставлены метки, расчерчены стрелки и так далее. Попросить бы кого, чтоб диктовали, да ведь не разберут мои каракули…

И тут меня осенила светлая мысль!

— Симушка, душа моя!

— Что, Илюша? — сразу оживилась она.

— А не будешь ли ты, дорогая супруга, столь любезна и не поможешь ли мне составить списки?

Она поскорее отложила свою книжку и подошла к столу:

— А что писать?

— Я тебе буду диктовать имена из своего черновика.

— А, может, я диктовать буду? — Сима заглянула в мою тетрадку. — Ой, нет… Ну, ладно, давай. Я пишу.

— Начни с заголовочка. «Подгруппа 1». И обезательно номерочки по порядку, ага?

— М-гм, — Серафима деловито склонилась над листом. — Первый?

— Улуг-Хем чурттуг Данзын-оол.

Серафима подняла на меня круглые глаза.

— Мне объяснили, что у них имена не как у нас строятся. И как в старину, к примеру. Художник, помнишь — Леонардо да Винчи?

— Ну, конечно!

— Так «да Винчи» — это значит «из Винчи», городок такой. И тут «Улуг-Хем чурттуг» — значит, «который живёт в посёлке Улуг-Хем». Данзын — имя. «Оол» — значит, «парень».

— А без «-оол» нельзя?

— Никак. Девчачье имя получится.

— Сложно-то как. А для русского журнала нельзя хотя бы писать «Данзын-оол из Улуг-Хема»?

— Ну…

— Мы ж Хагена пишем «Господин фон Ярроу», а не по-ихнему — «герр» или ещё как.

— Так-то, действительно. Ну, давай.

Ох, и вспотели мы, эти списки составляя…

12. ПОД СГУЩАЮЩИМИСЯ ТУЧАМИ

МОЙ НОВЫЙ СОЮЗНИК

Итак, с началом учебного года жизнь моя снова стала наполненной до самых краешков. И не только у меня, у Серафимы тоже. Записал я её куда только можно, на всякие магические занятия, да и сам успевал в монгольском пении её натаскивать. Если честно, созрела у меня мыслишка, чтоб не просто при университете её пристроить, а хоть помощником преподавателя — тогда её с дитём уж точно за ворота не попросят, всё-таки будет редкий специалист в уникальном техническом навыке. Поэтому Симушка помогала мне и журналы заполнять, и всякие планы составлять. Точнее, я её просил под видом помощи. Заранее ничего не говорил — испугается ещё, запаникует. А так — вон, порхает радостной пташкой, и все уроки принимает не как повинность, а как приключение занимательное! Вчера подошла, мордашка серьёзная:

— Илюша! А когда ты начнёшь меня на «Клопике» учить кататься?

— Для начала не «кататься», а «управлять».

— Хорошо, пусть управлять. Когда?

— А вот как начнёт твоя тележка с твоей помощью не двадцать километров в час выдавать, а двадцать пять, и чтоб стабильно — сразу и приступим.

— А у неё же скоростемера нет…

— Завтра будет! Я с ребятами с кружка по вооружению договорился. Сказали: дело плёвое, вечером поставят.

Симушка губки поджала, носик чуть вздёрнула:

— Ладно! Будет тебе двадцать пять километров! — и побежала, деловитая: — Марта! Поехали со мной на полигон! — и упылили обе, только их и видели.

А я и не знал, что жена у меня такая азартная и увлекающаяся. Ну, пусть, оно и к лучшему.

* * *

Через неделю прибыл первый монгол, назначенный к кадетам дополнительным наставником по пению. К его прибытию я подготовился заранее, купил гостинцев: нарядную коробочку с дорогим байховым чаем, хрустальный полуштоф* водки и хорошую самописную ручку в серебряном корпусе, украшенном вставками бирюзы.

*0,616 л.

Монгола поселили в преподавательском домике из расчёта, что следующие прибывающие будут подселяться к нему же в свободные комнаты. И в первый же вечер в день прибытия нового преподавателя я пошёл знакомиться. Выспросил, понятное дело, у сестры-хозяйки номер дома да как звать монгола-то, разжился в столовой судочком мясного жаркого с зеленью — и вперёд.

Дверь мне открыл монгол в шёлковом стёганном их традиционном халате. Смотрел очень сдержанно, настороженно даже.

Я же улыбнулся и начал:

— Сайн байна уу, найз!*

*Здравствуй, друг! (монг.)

Услыхав моё приветствие по-монгольски, новенький страшно обрадовался:

— Здравствуй, здравствуй, друг! По-нашему умеешь, да? Проходи.

Я перешагнул порог и протянул руку:

— Илья.

— Сэргэлэн! Заходи, гостем будешь!

Сэргэлэн пригласил меня в гостиную, где уже устроил всё примерно по привычному себе порядку: большой стол заменил на совсем низенький журнальный, стулья куда-то вынес, вместо этого стаскал (видать, со всего дома) ковры и диванные подушки. Меня он немедленно усадил на почётную северную сторону.

— Так, говоришь, бывал в Монголии?

— А как же, приходилось! С год караваны пас. Говорю, правда, немного. Вот, решил зайти, попроведовать будущего товарища, вместе будем мальчишек учить, — я выставил из своего баульца штоф и посуду с жарким. — Посидим за встречу?

— Вот это разговор! — Сэргэлэн довольно развёл руками. — У меня с дороги вяленое мясо осталось!

— Уважаю!

Я думал, Сэргэлэн принесёт под водку хрустальные рюмки из кухни, но он достал свой собственный наборчик — крошечные серебряные стаканчики, изукрашенные чеканкой.

— Ну, за знакомство!

Монголы торопиться не любят, поэтому я со своей проблемой не выскакивал, неспешно обсуждая: откуда он родом, да где в Монголии успел побывать я. По ходу дела ручку ему подарил. Понравилась! Слово за слово, нашлись и общие знакомые — тот же Гантулга, что петь меня учил.

— Погоди, так ты — тот воин, что свадьбу Эрдэнэчимэга спас? — дошло до Сэргэлэна.

— Было дело, — согласился я.

— Так Болормаа, жена его — моя четвероюродная сестра!

— Это мы с тобой теперь, выходит, почти как братья, — слегка усмехнулся в усы я. Сэргэлэн однако на полном серьёзе принялся называть меня братом и усиленно благодарить.

— Как отдарить тебя за спасение чести рода?

О! Вот, кажись, и подходящий момент! К тому ж бутылочку мы, почитай, уговорили. Можно и к чаю переходить.

— А вот чайку давай заварим, — я вытащил из баульца последний гостинец, — да поговорим. Если сможешь мне помочь — по гроб жизни тебе благодарен буду.

Сэргэлэн открыл коробочку с чаем, принюхался к аромату, довольно поцыкал покачивая головой:

— Ах, хорош!

Потом мы чинно пили чай из расписных пиал — с молоком, слегка подсоленный, как это у многих восточных народов принято. Наконец я решил, что время удобное.

— Слушай сюда. У меня есть жена.

— Красивая? — с любопытством спросил Сэргэлэн.

— Любимая! — строго сказал я. — Если вдруг не так на неё посмотришь — живо голову откушу и скажу, что так и было, понял?

— Да понял-понял! — монгол успокаивающе улыбнулся, выставляя перед собой ладони.

— Так вот. Я её немножко петь учил. Надо лучше. Чтоб машина летела, соображаешь?

— М-м-м… Если уже маленько умеет — могу подучить.

— Не подучить, а чтоб мастером стала! Имей в виду, одну ходить не пущу! — «Больно глаза у тебя хитрые», — подумал я про себя. — С приглядом. Чтоб всё чинно-уважительно.

— Обязательно! Без уважения никак нельзя, — уверил меня захорошевший уже Сэргэлэн.

Был он гораздо кривее меня — у него-то маманиных пастилок, чтоб не пьянеть да не дуреть, нету. Поэтому названный братец грустно подпёр кулаком щёку и тяжко вздохнул:

— Плохо без женщины, однако.

— Могу понять. Но смотри, по-братски предупреждаю, поостерёгся бы ты в университете на женщин заглядываться. Выйдет скандал, попрут тебя взашей в Монголию, и жалованья не дождёшься — тебе это надо?

Сэргэлэн только ещё тяжелее вздохнул. И тут меня осенило:

— Погоди, ты ж по военной линейке завербован?

— Как? — не понял он.

— Ну, с военным контракт подписывал?

Он пару секунд подумал, вытянув трубочкой губы:

— Та-ак. Военный вербовщик был, э?

— Точно?

— Ну, на, сам прочитай, — к моему изумлению, он вынул из-за пазухи нечто вроде плоского кошеля, а из него — сложенный вчетверо лист со слегка смятыми уголками.

Я развернул.

— Ну, вот! Вольнонаёмный, приписан к Технической базе Новосибирского гарнизона! Так тут проблем вообще нет! При военной базе отделение терпимости обязательно есть. Так и быть, узнаю у знакомых, где оно, сгоняю с тобой раз, всё объясню. — тут я подумал, что главным, пожалуй, будет объяснить персоналу отделения терпимости, почему к ним будет ходить особо ценный монгол. Впрочем, бумаги у него в порядке. — Только дальше сам.

Глазки Сэргэлэна заблестели и сразу погасли:

— Эх, Илья. Денег-то мало. Расчёт когда-а-а будет — три месяц, долго ждать.

— Да там барышни по билету, бесплатно! Только что за такси заплатить. Так, коли будешь мою жену хорошо учить, по рублю за час тебе давать буду, каждый урок.

Сэргэлэн аж рот приоткрыл:

— Хороший деньга даёшь, однако!

— Жену люблю. Ну? — я протянул ему руку.

Он сощурился так, что глаза его совсем превратились в щёлочки:

— Договорились! Хорошо буду учить, не пожалеешь! — мы скрепили договор рукопожатием и разошлись, взаимно довольные.

* * *

И не думайте, не пошутил я и не обманул. Узнал у Петра адрес да сопроводил Сэргэлэна до отделения терпимости. Заодно, по ходу дела, научил его походному очищающему заклинанию, чтоб девчонки нос не воротили от запаха костра да жира — приохотился наш монгол около домика в зоне барбекю мясо жарить да варить себе всякое привычное.

Смотрительница отделения, конечно, глаза на этакого гостя выпучила, но в документы заглянула — честь по чести. Да ещё значится: «преподаватель военно-технической специальности»! Выписала ему по-офицерски, два билета на неделю.

Вечером Сэргэлэн сидел около своего костерка довольный, как кошак в Масленицу.

ВЫКРУТАСЫ

Дни бежали за днями. И тревожные ожидания всё ощутимее носились в воздухе.

Учительство моё пошло — особенно когда старого толмача отозвали, а взамен прислали даже не одного, а трёх, молодых да шустрых.

Мы изо всех сил нажимали на программу, к концу второй недели уже усадив мальчишек за новенькие прибывшие тележки. Пришлось Хагену ходить вторым инструктором вместе с Сэргэлэном, который ловок был только с механической лошадью. Хаген же в дополнительные часы контролировал процесс приобщения монгола к новой технике. А потом и второго тоже на себя взял, когда тот появился ближе к концу сентября.

Кой-кого из кадетов, кто показывал отличные успехи, я уж усаживал на «Клопиков» (благо они прибыли следом за тележками). Я, как заправский куркуль, не отказывался ни от чего и подумывал о приближающемся времени, когда можно будет и на большие машины пробовать садиться. Вероятнее всего, занятие это будет съедать сразу несколько часов — это ж надо ещё до гарнизонного парка добраться, да пока там, да обратно… Придётся, верно, субботу под это дело выделять, чтоб мальчишки могли на разных машинах испробовать, хоть по разочку. Не растерялись чтоб, когда до военных действий дело дойдёт.

Этими идеями я проклевал-таки плешь университетскому ректорату, и вечерами нам согласились отдать под тяжёлые технические тренировки университетский полигон. Поручик Сергеев, с которым мы на фоне преодоления общих трудностей весьма дружески начали общаться, по моей просьбе также бомбардировал вышестоящих офицеров рапортами с просьбами о скорейших поставках крупной учебной техники. И чудо свершилось! Начальство из вечно препирающихся ведомств смогло меж собой договориться.

Именно поэтому я приехал сюда сегодня — подобрать пару образцов техники, наиболее подходящих для тренировок. Пока велели губу не раскатывать, всего два. Но два — это ведь уже два! На фоне прежнего нуля весьма неплохо! «Саранча» пока не в счёт, с неё то одно студентики свинтят, то другое…

С этими мыслями я шёл по ангару, задумчиво скользя взглядом по шагоходам, стоящим в своих нишах. Оно, конечно, у Новосибирского гарнизона парк был впечатляющий. Это тебе даже не парк РЭКсов в Сирии. Там-то больше стандартные машины были. Ну и я с «Саранчой», как синица среди ласточек. А тут выбор — мама дорогая… По одному шагоходу из всей линейки выпускавшихся в Российской империи, да и трофейных тож полно. Со всей страны изучать едут. Ну а как? Ежели ты свою и вражескую технику знать не будешь, какой из тебя вояка?

— О! Вот он!

Дашка? Я натуральным образом удивился. Чего она тут забыла? А княгиня Багратион-Уральская с непонятным мне выражением лица рванула по проходу между машинами в мою сторону. Я слегка поклонился:

— Каким ветром принесло, вашсиятельство?

— Не хами-ка мне, Илюша!

— Что вы-что вы! Даже в мыслях не было!

Дашка фыркнула.

— Ты вот лучше скажи: ты знаешь, что твоя Серафима каждый день с фон Ярроу на шагоходе катается?

Ух ты! В интересную какую сторону заворачивает разговор. Я чутка склонил голову, прикидываясь пеньком берёзовым, бровки картинно поднял:

— Да ты что?

— А знаешь, что университетский мастер-кузнец с ней по три часа два раза в неделю приватные уроки ведёт?

— Неужто приватные?

— Да! — она притопнула туфелькой. — А наставник по панкратиону с телохранительницами Машки личные занятия ведёт, знаешь?

— Ну.

— Баранки гну! И твою в закрытую группу заниматься взял, хоть никого не берёт!

В дальнем углу хлопнули двери, послышался негромкий разговор техников. О! По мою, похоже, душу. Значит, хватит комедию ломать, меня, вообще-то, дела ждут.

— Дашка? Ты что — давно по попе не получала? Я Серго попрошу всыпать! Ты чего это мне тут плешь колупаешь? Ежели есть, что сказать — говори, а не вопросики каверзные лепи! Сама подумай: куда тебя несёт, а? «Приватные уроки»! А стальное колечко на пальчике заметила? Или тебя только брильянты интересуют? Знаешь, что это? Личный знак признания мастерства работы с раскалённым металлом!

Дашка раскрыла рот, но я не дал ей вклиниться:

— Нет, теперь ты слушай! А костяшки её сбитые да синяки видела? Она после твоей свадьбы прям помешалась на умении Аркашку защитить. А с тех пор как вы, три умные деви́цы, понарассказали ей страшных подробностей про «Аиду», не только боевой магии, ещё и просто драться учится… А ты мне вопросики мозговыносящие задаёшь! Хагена ещё приплела! Я что, жену должен на неизвестную мне машину с чужим пилотом садить? Ты в своём уме вообще?

Она поджала губы и похлопала длинными ресницами:

— И что? Совсем не ревнуешь?

— А ты где-то тут повод для ревности видишь?

Дарья задумчиво посмотрела на трофейного англского «Ангела», у которого мы встретились.

— Счастливая она у тебя…

И, резко развернувшись, упылила, звонко впечатывая каблуки в металлические листы пола. Чего приходила? Нерв мне вынуть?

Вечером я спросил Серафиму:

— Послушай-ка, супруга моя дорогая, у тебя в последние дни с Дарьей обид каких-нибудь не выходило?

— Да нет, — Сима присела рядом со мной на диван и обняла мою руку, прижавшись щекой. — А что такое?

— Да явилась сегодня на базу, странная какая-то. Вопросы задавала бестолковые.

— Про меня? — угадала Сима. — Что я хожу, где хочу, с кем хочу разговариваю? — она фыркнула.

— Навроде того.

— Ой, у нас с девчонками сегодня спор вышел.

— М-гм?

— Вот Дашка и упёрлась: если не ревнует — значит и не любит.

— А Серго её, получается, ревнует?

— О-о-о, там, если этой меркой судить, любовь какая-то запредельная.

То-то Дашка Серафиме позавидовала.

В дверь тихонько стукнулись.

— Да?

Заглянула няня:

— Аркаша уснул, я его в детской уложила.

— Так иди отдыхай тоже, Малаша, — Серафима дождалась, пока дверь за няней закроется и прижалась ко мне теснее: — Дорогой супруг, а как вы относитесь к идее лечь спать пораньше?

— Очень положительно отношусь.

— Тогда я в душ первая!

— А, может, вместе?

— М-м-м, какой шикарный план!

Я обнял жену и притянул поближе, целуя.

Скрипнула дверь, и мы мгновенно сели прямо, как два суслика. Вошёл Хаген, глянул на нас и сразу всё понял:

— Извините…

— Ничего страшного, — чопорно сказала Серафима, — вы не помешали.

Встала — чисто королевишна и глазки этак в пол:

— Жду вас в нашей комнате, Илья Алексеевич, — и выплыла павой! Только я и успел сказать:

— Одну минуту, Серафима Александровна!

Хаген стоял — сама невозмутимость:

— Ещё раз прошу прощения, что помешал, фрайгерр Коршунов.

— Не страшно. Чего хотел-то?

— Да, у меня есть небольшая просьба. Завтра воскресенье, я хотел пригласить фройляйн Марту на небольшую прогулку и концерт в городском саду. Вы не будете против?

— Если она сама не будет против — изволь, приглашай.

— Благодарю, — кивнул и ушёл.

А я поспешил к себе. Только в спальню зашёл — слышу Сима за приоткрытой дверкой в ванную что-то напевает. Какие уж тут мысли! Ревностью ещё себе жизнь травить, ну придумали…

* * *

Однако разговор с Дарьей-мороженщицей имел и другое продолжение…

* * *

Ставьте ваши лайки. Может быть, они помогут нам вынырнуть из пучин постновогоднего сомнамбулизма.

13. ИНАЧЕ ДЛЯ ЧЕГО НУЖНЫ ДРУЗЬЯ?

СЕРГО СТРАДАЕТ

Уже на следующий день мы с Иваном на плечах вытаскивали вусмерть пьяного Серго из ресторации. Багратион на все наши расспросы невнятно мычал и трезветь категорически отказывался.

— Ну и тяжёлый же он, детинушка, — проворчал я, запихивая волчка в Иванову машину.

— И неповоротливый какой, чисто колода, — сердито и глухо отозвался из салона Иван, которому досталось укладывать голову.

— Мож, отрезвина в него вольём? Хоть расспросим, чего на него вдруг нашло?

— Не… — Сокол пыхтел, втаскивая тушку Серго, которая, кажется, с каждой минутой становилась всё тяжелее. — Понятно, что мы с тобой можем… Но, судя… по всему… наш горец решил… принципиально нажраться в хлам. А кто мы… такие… чтоб препятствовать ему в этом благородном желании? Ф-фух!

Он коротко выдохнул и захлопнул со своей стороны дверцу заднего сидения, и уже вдвоём мы еле как впихнули в салон Багратионовы ноги, которые складываться никак не собирались.

— Держи-держи… Руки убирай! — я захлопнул вторую дверь. — Представляю, как обрадуется Дашка, когда мы такие красивые перед ней нарисуемся.

— М-да-а-а… — протянул Великий князь. — Дашка обрадуется так, что устроит ему экспресс-протрезвление путём вымораживания алкоголя из крови…

— Чё делать будем?

После некоторых раздумий мы транспортировали Багратиона в зарезервированную за ним комнату общежития.

— Я пока с ним останусь, — решил Иван. — Проснётся, будем колоть волчка нашего: чего это он? Да ещё в одного?

— Проснётся — вестового ко мне пошли, ладно? — попросил я.

— Хорошо.

* * *

Вестовой нашёл меня за завтраком в столовой. Сказал, что успел сначала до домика сноситься, время потерял, поэтому, когда я пришёл в комнату Багратиона, допрос уже шёл в полную силу. На кровати сидел Серго, уперев взлохмаченную голову в руки, а вокруг вышагивал Иван. Что непривычно: Витгенштейн присутствовал молчаливой тенью и разливал, судя по запаху, кофе.

— Нет, ну надо себя до такого довести, а? Ты князь или погулять вышел? Отвечай! — Иван остановился перед Серго.

— Князь!

— А чего ведешь себя как дамочка нежная?

— Я не дамочка! — вскочил Багратион.

— Сядь уже! Я с тобой ещё не закончил! — Сокол ладонью толкнул Серго, и тот осел на кровать. — Ты жену любишь?

— Люблю!

— Что женился на Дашке, рад? — забивал вопросы Иван.

— Очень рад!

— Ну тогда — какого лешего⁈ Живи, радуйся!

— Не могу, сердце болит. Она ж…

— Чего? — негромко подал голос от стола Витгенштейн. — С другими мужчинами позволяет себе иногда общаться?

— Да не так!.. Она ж не только общается! Я же видел, все эти улыбочки…

— Волчок, ты дурак или где? — сердито перебил Иван и вдруг развернулся ко мне: — Илья, у тебя контракт в Сирии сколько был?

— Ну, по факту семь месяцев, а так — год должен был быть.

— И что? Ты Серафиме, небось, пояс верности нацепил, когда уехал?

Я присел на кровать.

— Гос-споди, зачем? Ежели жена захочет гульнуть налево, она завсегда это сделает, хучь ты как изгаляйся. А чтоб не хотела, на то совет да любовь людям дадены. Мы ж казаки! Я вот тут с вами задружился, а после учёбы всё равно в Карлук поеду, да на службу. Иначе лишат казацких вольностев. А Сима дома ждать будет. Ты, Серго, что — взревновал Дашку?

— Наш друг, князь Багратион, — снова негромко вступил Витгенштейн, — решил на горестях по поводу внезапно проснувшейся ревности накушатися коньячком-с, — Пётр протянул Серго здоровенную кружку чёрного кофе. — На, болезный!

Багратион взял кофе, шумно хлебнул и сморщился.

А я подсел к нему и спросил:

— Ты про момент после того, как на свадьбе полный облик принял, что-нибудь помнишь?

— Смутно. А о чём ты? — Серго обнял чашку, словно грел о неё руки…

— А о том, что Дашка, единственная из всех, кто был на той поляне, бросилась к тебе, когда ты Диким Князем был.

— Она не осознавала…

— Ой, «я бабай и ты бабай, ты мне мозги не *бай», а? Чтоб старший папаша Морозов ей полное твое досье, что евойное СБ собрало, заранее доченьке не дал? Да ни в жисть не поверю! Знала она «кто» и «что» ты. И всё равно кинулась! А ейный Волчок хернёй страдать изволит! Дашка — красавица, каких мало, и мужчины на неё всегда будут смотреть! И она на них смотрит, — Серго вскинул голову. — Вот только засматривается она исключительно на тебя. А ты своими приступами ревности всю любовь её на клочки истрепешь. Извини, Серго, не волк ты, а баран, ядрёна колупайка!

— Э-э! Ты говори, да не заговаривайся!

— А я и не заговариваюсь! Это у барана жена — овца! А у волка — волчица! И ежели тебе не волчица нужна, а овца покорная — тогда ты сам понял, да?

— Ну ты сильно на него не наезжай тоже, Коршун… — буркнул Сокол.

— Ваня, да меня давеча Дашка же спрашивала, почему я Симу не ревную? А кто сказал, что не ревную? Это ж не от разума зависит. Ревную, конечно, но меру-то знать надо…

— И чего теперь делать? — Серго, похоже, совсем сник.

— Чего-чего? Купить цветы, сводить жену… ну не знаю, в театр. Только не на «Аиду», блин горелый, — парни дружно передёрнулись. — И комплиментов побольше. Просто — восхищайся женой. Благо есть чем, Дашка у тебя красавица! Кстати, — я приподнялся и заглянул Серго в лицо, — я тут твоей жене комплименты делаю, чего не ревнуешь? А?

— Э-э, а и не знаю… Не ревнуется чего-то.

— Короче, хватит хренью маяться и дуй к жене. Только на вот, зажуй от перегара пастилку, ну невозможно же! Пять минут с тобой в одной комнате побыл — впору самому закусывать!

Багратион ушёл, а мы трое задержались.

— Как хотите, братцы, — сказал Иван, — а Серго с Дарьей помочь надо. Я-то, дурак наивный, полагал, что раз они через столько препон вдвоём прошли — то и будут душа в душу жить, тишь да гладь да Божья благодать — а оно вон куда разворачивается. И у меня одного голова уже не варит. Думайте, братцы. Помогайте.

И… не могу сказать, что сразу, но нашлось ведь решение!

РЕШЕНИЕ

Утро в охотничьем домике.

Все-таки нельзя столько пить. Самая первая утренняя мысль, она же самая здравая, она же самая невыполнимая.

Нет, не так. Историю надо рассказывать с начала, а не с середины.

Всё началось с того, что утром следующей субботы после разборки с Серго к нам пришёл загадочный Витгенштейн.

Сидели себе спокойно в нашей домашней столовой, пили кофе и ели Мартину стряпню. И Великий князь тоже. Вообще, Иван повадился в выходные завтракать с нашим семейством, утверждая, что в столовой не так вкусно. Хотя, думается, что это дутые отговорки, и виновата лень-матушка. До столовки в три раза дальше тащиться надо, а тут триста метров прошёл — и на тебе: и кофе, и выпечка с пылу с жару! Да ещё и Маша обнаружила склонность в выходные поспать подольше, а с беременностью это стало проявляться прямо сильно. Иван же подскакивал ни свет ни заря как жаворонок — куда себя девать? А рядышком, так удачно — мы.

И вот сидим мы, неспешно потягивая кофеёк, обсуждаем новости, политику и прочие особо важные по утрам вещи. А тут Петя. И, главное, с особо хитрой мордой лица. У него так бывает, когда новость прям распирает его, не давая нормально мыслить.

Только он сел — Ваня:

— Колись, болезный! Вот прям сразу выкладывай!

— Ты чего, Сокол? Чего обвиняешь-то? Я еще и не… — видок у Витгенштейна был прям ошарашенный.

— Петя, мы с тобой сколько знакомы?

— Ну-у, лет двадцать. Ты это к чему?

— А к тому, — Витгенштейн грустно проводил последний пирожок, который коварно выхватил Иван, — что когда у тебя вот эдакая подпрыгивающая походочка и улыбка «щас лицо треснет», значит, Петя чего-то удумал. И не просто удумал, а прям в процессе осуществления. Так что колись! Не порти утро!

— Ну вот! Не дали сюрприз устроить!

Судя по всему, Витгенштейн изо всех сил хотел обидеться, но НОВОСТЬ давила его. Немного помявшись, он залез в карман кителя и высыпал на стол горсть винтовочных патронов.

— Это — они!

— Петя, — Сокол сыто откинулся на спинку стула, — ты сегодня загадочный, как гимназист, идущий к проститутке. Они — это что?

— Это правильные патроны! — Пётр недоумённо осмотрел нас. — Вы что, не понимаете?

— Не понимаем, — согласился я, — но ты же сейчас нам всё популярно и доходчиво разъяснишь? Для тех, кто в шагоходе?

— Это правильные патроны со свадьбы Серго!

— Ух ты! — теперь мне стало интересно. — Дай посмотрю.

— Да смотри сколько влезет. Тут же не в патронах дело! Я на днях с ведущим специалистом по психологии оборотней часа два говорил. Аж из Мцхеты! — принялся увлеченно размахивать кружкой Витгенштейн.

— Господи, откуда? — изумился Сокол.

— Мцхета. Город такой на Кавказе. Дре-евний… — протянул Пётр.

— И зачем ты с этим специалистом…

— Как зачем? — Перебил меня Петр. — Вы слушайте сюда! У оборотней свадьба — это что?

Мы переглянулись. Чего-то мне эти рассусоливания надоели.

— И что? Ты давай без этих твоих… дальних заходов. Если есть что сказать — так говори, а не в угадайку заставляй играть!

— Свадьба оборотней — это глубоко сакральное дело. И само венчание тут вообще не самое главное. Первоначально же никакого венчания не было, украл зверь самку — женился, не украл — в пролёте!

— И что ты хочешь этим сказать? — мне уже стало любопытно.

— Зверь в Багратионе недоволен, что не смог украсть невесту. Она, получается, как бы не его по праву. Отсюда и ревность, и неуверенность в себе. Я же говорю — сакральность. Там такие психологические дебри, мне рассказали. Уживаемость в одном теле зверя и человека… Тем более, что ритуалу охоты несколько тысячелетий, а может и больше. Короче, — Петя просиял, увидев новое внесённое Мартой блюдо, и поскорее цапнул пирожок, — надо Серго организовать охоту!

— И тут Витгенштейн лично подсуетился и достал правильные патроны? — со скепсисом протянул Иван.

— Ага. Ну ты чего, Вань? Сопьётся же Серго! Или Дашка его заморозит во время ссоры. Я тут на днях хотел в гости зайти… Там такой ор стоял, мама моя! А патроны мне папаня выдал, когда я к нему с выкладками от профессора пришёл.

— Прям выкладки?

— На шестнадцать листов, промежду прочим! — судя по всему, Витгенштейн всё-таки обиделся.

Иван встал, потянулся и с улыбкой обозрел взъерошенного Петра.

— Где?

— Что где? — буркнул Петя.

— Давай мне тут Ваньку-то не валяй! Ты же всё уже продумал, пока к нам нёсся. Так что колись давай, я же тебе сразу сказал!

Витгенштейн мгновенно сбросил с себя обидки и с жаром продолжил:

— Едем на охоту! В тот домик, где девичник был — с жёнами, невестами, чисто семейный отдых. Там и уговорим Серго. Поохотимся… на него! Пусть к дому прорывается, к Дашке, а?

— И что, думаешь для зверя в Багратионе это сойдёт?

— Не знаю. Но это лучшее, что мне в голову пришло.

* * *

Легенду для спутниц придумали быстро. Вернее, вообще, не придумывали. Просто поставили их перед фактом. Сложнее оказалось с Багратионом. Он почему-то обиделся, что вся подготовительная суета обошла его стороной.

Я бы на его месте только спасибо сказал, ибо мороки вышло — подмётки стереть можно, в разные стороны бегая.

Для начала: комбезы тактические достань, и не абы какие, а с усилениями. Ибо без них чего-то я на Серго охотиться отказывался. Да транспортом всех обеспечь, да еще еда, напитки для дам, напитки для мужчин, особое питание для беременной Марии. О! Ещё же охрана…

С охраной получилась отдельная песня. Потому что кроме трёх личных охранниц к Маше были прикреплены ещё три, мать их, взвода постоянной охраны. Все коттеджи вокруг великокняжеского дома были заселены специально подобранными людьми. И смотрели эти люди на тебя, ежели ты вдруг решишься без предупреждения к Ивану да Маше в гости заглянуть, вообще без улыбок. Может, поэтому Сокол и повадился к нам кофе пить — хоть маленько расслабиться?

Так вот. Охрана. На следующее посвященное поездке собрание, когда все, по сложившейся привычке, сидели у меня, явился незванный гость. Невысокий, седой как лунь, толстенький полковник без приглашения уселся за стол, цапнул плюшку с тарелки, тонко улыбнулся и заявил:

— Господа, позвольте представиться тем, кто меня не знает: полковник Попов Никифор Владимирович. Имею честь быть начальником охраны Великой княжны Марии Иосифовны. И сразу вопрос: почему предполагаемая поездка не была согласована с нашим ведомством?

Я посмотрел на Ивана. Опа, а Великий князь-то изволит пребывать в ярости! Щас кого-то будут убивать…

— А не сходить ли вам, любезный Никифор Владимирович… куда подальше? — я видел, чего стоило Соколу заменить рвущиеся слова на их литературный аналог. — Вы и ваши люди уже успели изрядно испортить мне личную жизнь. Так ещё имеете наглость являться к моим друзьям без приглашений? И какие-то требования выдвигать?

Иван внезапно успокоился. И вот это-то пугало ещё сильнее.

— Скажите, полковник, вы что, бессмертный?

Но на лице Попова не дрогнул ни один мускул. Неторопливо доев плюшку, он аккуратно промокнул губы салфеткой.

— Ваше высочество, то, что вы на некоторое время смогли вырваться из-под охранных ограничений, свойственных персонам вашего уровня — это не ваша заслуга, а наша огромная недоработка. Смею доложить, виновные уже понесли наказание. Система охраны вас и вашей жены утверждена лично Его императорским Величеством. И поверьте, то, что вы видите и с чем столкнулись лично — только малая верхушка айсберга. Над обеспечением вашей охраны работают более трёх тысяч человек. И если вы не в курсе, только за прошлую неделю было предотвращено четыре покушения на вас и вашу жену. Доклады по фактам отработки ситуаций готовы к отправке в Императорскую канцелярию. Я велю подготовить для вас копии, ознакомитесь. Занимательное чтение. Однако супруге всё же не показывайте, не стоит волновать будущую мать. Так о чём, бишь, я? А! На поездку дается предварительное согласие. Желательно хотя бы за день предоставить примерный список приглашённых и предполагаемый список занятий. Ну правда, господа, это же банальная предосторожность! И вы сами можете видеть, что я всячески иду вам навстречу. Я прекрасно осознаю, что вы все — боевые маги и неплохо подготовлены к физической схватке. Но прошу понять, вы — это последний рубеж. Сначала недруги должны пройти все слои охраны, а уж потом…

Он немного помолчал и добавил:

— Не дай Бог, что с Марией случится — всю охрану, все три с лишним тысячи ждет смерть. Такой вот пунктик у нас в контракте. И у меня тоже, естественно. За сим не буду больше вам мешать.

И ушёл.

— Господа, нас только что покинул претендент на титул «Стальные яйца года», — не удержался Витгенштейн.

— Скорее, «вольфрамовые», — поправил его фон Ярроу.

Иван проводил взглядом удаляющуюся фигуру и протянул:

— Пожалуй, соглашусь с твоим вассалом, Илья.

По итогу разговора Иван утащил домой исписанный листочек с информацией для безопасника. А я остался ломать голову: как рассказать охране о том, что в охотничий домик будет прорываться Багратион в зверином виде, и что мы с этим будем делать…

Но оказалось всё гораздо проще. Для финального согласования мы на пару с Витгенштейном явились в коттедж, где обосновалось начальство, и Петя, тыкая в свой доклад, по пунктам разъяснил офигевшим начальникам, почему князю Багратиону в обязательном порядке придётся принять почти полный боевой облик, в связи с чем всем «защитникам» необходимо будет стрелять в него, но исключительно патронами специального установленного образца. Более того! По словам Витгенштейна, почему-то вдруг оказалось, что данное мероприятие должно обеспечить Великой княгине Марии необходимый ровный психологический фон, что благотворно повлияет на… На этом месте уши у меня свернулись в трубочку, и я вообще перестал понимать, чего он тут несёт. Но заговорил всех. Талант!

* * *

Дорогие читатели! В связи с тем, что Ольга собирается на литературный семинар, Владимир Олегович трудится над продой фактически один. С этого момента выход глав два раза в неделю, понедельник-четверг.

14. ОХОТА, ДУБЛЬ ДВА

ПОДГОТОВИТЕЛЬНОЕ

Короче, с охраной решили так. В момент охоты девушки будут находиться в особой комнате, из которой (по команде!) выйдет только Дашка. И то, что помимо Гуриели и трёх телохранов в комнате будет звезда боевых магов, скромно умалчивалось.

Зато удалось уговорить Попова на участие десяти его подчинённых в охоте на Серго. Полковник как-то хитро провёл это по документам как натурную тренировку по прорыву оборотня к Марии Иосифовне, и все остались довольны.

В назначенный день кавалькада машин, выдвигающихся в направлении охотничьего домика, растянулась метров на триста. Причём Иван перед посадкой показательно ткнул мне пальцем в небо, где висела знакомая по мальчишнику сигара диверсионного дирижабля. Судя по всему, наверху постарались учесть вообще все возможные варианты развития событий.

Мы с Серафимой ехали в машине Багратионов. Серго заметно нервничал и с неодобрением косился на проплывающий за окном пейзаж.

— Ты чего такой мрачный? — Дашка мурлыкнув потёрлась о его плечо щекой.

— Не знаю, что-то гложет меня, а что не пойму.

— Ну расслабься, отдохнём, мяса вкусного поедим. Ты же приготовишь?

— Конечно, дорогая. — Серго повеселел и с гордостью посмотрел на меня. А я чего? У меня самого жена к боку прижимается.

Серго, между прочим, до сих пор оставался в полном неведении об истинной цели охоты. По этому поводу Петя долго пересказывал нам психические выкладки, разливаясь соловьём. Так старался, что я почти ничего не понял. Подозреваю, что и Витгенштейн-то сам мало что понял, но заплёл всё это в такие кружева, что глаза в кучу и уши в трубочку.

В общем, мы с Соколом согласились, что раз надо — значит, надо. Толку-то спорить?

На месте прибытия наблюдался некоторый (известный всем военным) мандраж. Ну, когда прибывает большое начальство. Кантики чтоб ровно, и траву покрасить в уставной зелёный. Необычно было то, что начальством были мы. И вся эта суета была именно из-за и для нас.

Охотничий домик генерал-губернатора сверкал. Всё было вымыто, вычищено и выглажено. И если я говорю «всё», то значит вообще ВСЁ. Они, по-моему, даже крышу и эту твердючую трубу, о которую я в девичник треснулся спиной, будь она неладна (труба, конечно, а не спина) — вымыли.

Перед главным входом ожидал маленький строй из десяти бойцов, во главе которых стоял сам Попов.

— Позвольте обратиться, — почему-то ко мне обратился полковник. Может, потому что я первый из авто вылез?

— Конечно, обращайтесь. Случилось что?

— Нет, просто хотел представить вам участников вашей затеи под названием «Охота». Илья Алексеевич, ознакомьтесь, — и он протянул мне несколько папок.

— Господи, а почему мне-то?

— Илья Алексеевич, — полковник наклонился ко мне и, не стесняясь выбравшейся из машины Серафимы, негромко произнёс: — Вы — единственный из всей компании настоящий военный. Именно офицер, а не играющий в свои игры высокий дворянин. И поверьте, когда я прочитал ваше дело, то первым моим приказом было освободить вас и вашу супругу от излишних досмотров и прочего. К слову, у князя Витгенштейна подобных преференций нет. И именно вас как офицера прошу: ознакомьтесь с делами бойцов, что должны будут помочь вам в охоте. Очень меня обяжете.

Документы пришлось взять. И Серафима, по-моему, мной тихонько гордилась.

Но тут из машины выбралась Дашка и, естественно, принялась распоряжаться:

— Так, пока мальчики готовят мясо, девочки пойдут освоятся в комнатах. И вообще, нам переодеться для бассейна надо…

И как-то у неё это так двусмысленно прозвучало… Понятно, что мы почти все женаты-замужем, да и совершеннолетние. Но право слово — скабрезно.

— Метнулись исполнять! Разрешите бегом? — Серго продолжал хмуриться и оглядывался с недовольством. Вот реально непонятно: чего он? — Дашенька, душа моя, не оправдывай поговорку, а?

— Какую, любимый?

— Если хочешь испортить охоту — возьми на неё жену!

— Фу на тебя!

Но по довольной моське видно, что Дашка не обиделась. Просто шутливо препираются. А по мне так и ладно. Лишь бы не ругались.

Я присел в беседке и разложил папочки. Ну конечно! Все отличники боевой подготовки, орденоносцы и прочее. А оно нам надо — таких?

— Никифор Владимирович, можно вас на минуточку? — остановил я полковника, который курсировал неподалёку с озабоченной миной.

— Да, конечно! Что-то случилось?

— Пока нет. Но скоро может.

— Не пугайте меня, Илья Алексеевич. Давайте рассказывайте.

Я положил ладонь на папки.

— Вы отобрали, несомненно, самых лучших. Тут мне даже проверять не надо. Но основная проблема, что мы с друзьями собираемся дать князю Багратиону победить. Но сделать это для него максимально трудным. Поверьте, на то есть причины. В основном психологического характера. И вот ваши кандидаты. Все, как один — снайпера, отличные рукопашники и прочее. А справится с ними Серго?

— Если провести правильный инструктаж — справится. Я так понимаю, основная задача: обеспечить затруднения?

— Именно.

— О! Поверьте, именно в этом мои ребята бо-ольшие специалисты. Не извольте беспокоиться, я сам займусь вводной. Мало князю не покажется.

— Ну и здорово.

Я со спокойной совестью передал полковнику папки и пошел искать друзей. Князья и фон Ярроу обнаружились на заднем дворе, стоящие в задумчивости перед деревянным столом, буквально заваленным мясом. Хаген наклонился и достал из-под стола ещё и ящик с копчёностями… Так-так! По ходу, первая точка приближается — наживка! Меня только и ждали. А что, я свой текст отлично помню!

— Это чего это у вас? Уже поохотились? Я гляжу, и на кабанов, и на туров… И даже на птицу. И судя по всему, на зверя-колбасу. И когда только успели?

— Да вот, скажи спасибо Петеньке! Подготовился к охоте, пень горелый! — Иван с натуральным негодованием развел руками. — Смысл, смысл нам теперь охотиться⁈

— Господа, не нужно торопиться с выводами! — начал разыгрывать свою партию Витгенштейн. — Признаюсь, перестарался. Однако, я знаю, как это исправить, да так, что вы и думать об обычной охоте забудете?

— И как же? — хором спросили мы с Иваном, да так, что Серго с подозрением на нас покосился. Спалимся же, ядрёна колупайка!

Но Витгенштейн, совершенно не смущаясь, чесал как по писаному:

— Мы будем охотиться на Серго!

— Чего-о? Ты в своём уме? — возмутился Багратион. — Я тебе что? Олень какой?

— Нет, дорогой друг, ты, естественно, не олень. Ты охрененных размеров волк! Премиальный, можно сказать. И смотри сюда, что у Пети Витгенштейна есть для тебя! — Пётр высыпал на стол патроны. — Я достал их!

— Кого «их»? — Багратион с подозрением уставился на блестящие боеприпасы.

— Правильные патроны с твоей свадьбы! Щас мы выделим тебе полосу прорыва — и давай, штурмуй домик. А мы уж тебя встретим! — Петя потёр руки. — Дашка в крепости, и злой волк собирается её похитить! А доблестные охотники…

— Ты больной! — включился Сокол. — Но идея мне нравится, а Серго?

— Ну не знаю, — протянул Багратион, но похоже он уже примеривал на себя роль «Страшного Волка».

— Дава-ай, не менжуйся! С этими заговорщиками на свадьбе всё веселье мимо проехало. Хоть тут оторвёмся!

— Я девчонок предупрежу! — бодро заявил Петя. — Пусть тоже включаются, не сидят! Почувствуют себя принцессами в башне…

— … которую охраняет четырёхголовый дракон! — захохотал Сокол. — С именами: Ваня, Петя и Илюша. И Хаген до кучи.

И Пётр, не принимая возражений, мгновенно исчез! Вот же он продуманный. Я всё пытался сообразить, как Серго на эту авантюру раскрутить, а Витгенштейн… вот пройдоха!

Серго с подозрением посмотрел на меня, так что я с преувеличенной бодростью заявил:

— Вот и ладненько! Я сейчас пойду у полковника ещё войск вытребую. А то в четыре лица тебя хрен остановишь!

И слинял. Пусть Сокол перед Серго отдувается, с него всё равно всегда как с гуся вода.

ХОЖДЕНИЯ. ПОЧТИ ПО МУКАМ, ДА

Полковник как раз проводил инструктаж своих бойцов в беседке. Я решил, что там и без меня всё прекрасно, и развернулся к нашим дамам. Понятно, что в комнату к ним ломиться не стал. Да и не получилось бы это. Прям у заветной двери, подпирая стену, скучали два охранника. Точнее, охранник и охранница. Причём, судя по плотоядному прищуру дамочки, ей очень бы хотелось, чтоб я попытался нарушить охраняемый периметр.

— Жену позови, — не дал радости.

— А кто у нас жена?

— Ой не надо мне тут разводить… Попов ясно дал понять, что насчёт меня и Серафимы у охраны есть соответствующие указания.

— Всё они знают, везде они побывали… — разочарованно протянула дамочка.

— Выполнять! — внезапно негромко произнёс второй охранник.

— Есть! — вытянулась охранница. И скользнула к дамам в комнату.

— Новенькая. Раньше Саму охраняла, — охранник кивнул головой вверх. — Гонору много. Вот теперь и бесится…

— Да мне как-то всё равно. Я не обидчивый.

— Ну и хорошо.

На этой фразе из комнаты выглянула Серафима.

— Случилось что-то Илюша?

— Нет, любовь моя. У нас тут внезапные изменения планов. Будем в игрушки занятные играть. Ты девчонкам расскажи.

И кратенько ввёл её в будущий расклад. Если б знал заранее, я обязательно ещё на этапе планировки всей этой затеи с дамами договорился. Но мы законно опасались, что они проговорятся.

Сима нахмурила лобик и очень серьёзно пообещала, что всё расскажет подругам. И ушла. Я уже спускался по лестнице, когда меня догнала запыхавшаяся горничная:

— Илья Алексеевич, подождите!

Я остановился.

— Дамы просили передать, чтобы вы повременили с началом. Они сообщат о моменте, когда будут готовы.

— Передайте: всенепременно. Но желательно мужским терпением не злоупотреблять.

С чувством выполненного долга я пошёл на мужскую половину.

А там уже наметились определённые разброд и шатания. Вся компания охотников дружно заряжала винтовки, князья изволили выпивать красное, закусывать и перебрасываться шуточками.

— Ну, через сколько начнём?

— Коршун, да вот щас — зарядим и вперёд!

— Э, не, Сокол! Дамы решили внести свой посильный вклад, а для этого им подготовка нужна. Ты же понимаешь, что правильных дам нужно подождать.

— Тут ты прав.

— Вот. Так что не торопимся. Ты-то как, Серго?

— Вот не могу понять, тревожно мне.

— Не беспокойся, патроны я лично, каждый проверил. — Пётр отложил винтовку и успокаивающе положил руку на плечо Багратиона.

— Да я не за патроны беспокоюсь. Вот чую я что-то, и нехорошее оно, предчувствие это, а понять — что…

— Ваша светлость, вы как определитесь, ну хоть с направлением угрозы, обязательно скажите, хорошо? — один из охотников совершенно серьёзно обратился к Багратиону. — Боевое предчувствие оборотней — это дело серьёзное!

— Хорошо, — слегка повеселел Серго. Видимо то, что кто-то отнёсся к его плохому настроению настолько серьёзно, порадовало его. Но. С другой стороны, у нашего волчка прорезался какой-то мрачноватый юмор. Посмотрел он на наш арсенал, да и говорит: — Толку я тут с вами сижу. Лучше пойду, настроюсь как следует. Давай, Петро, веди, показывай, где собственно вы меня убивать будете?

Витгенштейн чуть не поперхнулся:

— Нет уж, знаешь ли, дружище… Шутить это моя прерогатива! Пойдём лучше на балкон выйдем, я тебе на месте всё покажу.

Пётр с Серго обозревали с балкона какие-то дали, пока Серго не кивнул, перекинулся в оборотня и прям с балкона прыгнул вниз, скрываясь в зарослях.

— Сколько раз смотрю, — совершенно серьёзно поделился Иван, — а всё привыкнуть не могу.

— Согласен, — кивнул Витгенштейн, — зрелище оглушающее.

Он отошёл к столу, вскинул винтовку, прицеливаясь в сторону балкона:

— И-ех, жаль что патроны удалось достать только вот такие. Я у папани в арсенале такую лялю видел. И я сейчас не о кладовщице, господа! Новое изделие ковровцев. А! Что впустую рассказывать. Потом покажу!

Разговор без Серго пошёл вялый, расслабленный. Минут через сорок, когда мы уже успели заскучать и даже немного закиснуть, давешняя горничная примчалась с оповещением, что «Дамы готовы!»

А уж как мы готовы были! Я просто сопрел в тактическом комбинезоне.

— Выдвигаемся, господа!

Мы вышли во двор.

— Ну и как наши цветы души будут принимать участие в охоте? — Сокол обернулся и посмотрел на домик.

— Уж поверь, что-нибудь придумают!

— Вот этого я и опасаюсь!

— Ага. — глубокомысленно заключил Витгенштейн и принялся расставлять нас, грубо говоря, по номерам. Мне досталось место, на мой взгляд, удачное — камень полузаросший травой, так-то с него и видно дальше, и, если спрыгнуть, укрыться за ним можно. Хотя всё это такие размышления… в пользу бедных. Я никогда не охотился на разумного зверя, да ещё и на оборотня, и поэтому чего ждать — было непонятно. В итоге решил не мучиться, а просто уселся на камень и принялся ждать сигнала к началу.

НУ НАКОНЕЦ-ТО!

Вскоре мимо лёгким скоком пронёсся Витгенштейн. Ещё минута — и раздался сигнал охотничьего рога. Хорошо, хоть не стандартная зелёная ракета, пень горелый.

Я поднял винтовку и сполз с камня. Оно конечно «высоко сижу, далеко гляжу» — ну так и сам как на ладони. Развернулся в сторону, куда Пётр отправил Серго, и принялся ждать. Это ж как на загонной охоте — зверь сам на тебя выйдет. В теории. Как оно на практике — сейчас выясним.

Внезапно впереди и слева послышались заполошные выстрелы. Такое впечатление, что стрелок просто старался максимально быстро выпустить все заряды. Следом раздался громовой рык. Неужто попали в Серго? Да не может так быстро-то? А потом из леса, кувыркаясь, вылетело тело одного из охотников. По беглому взгляду, все конечности на месте, а от остального должен был усиленный комбез спасти. По крайней мере, артефакт гашения сработал на пять. Пару раз кувыркнувшись, охотник врезался спиной в сосну и очумело замотал головой. Жив! Неслабо его Багратион приложил! Интересно, за что так? Явно же за дело…

Из леса смазанной серой тенью вылетел Серго. Мать моя, какой же он здоровый! Пока суматошные мысли метались в голове, руки привычно вскинули винтовку, и я попытался поймать рвущегося в мою сторону оборотня в прицел. Хрена там танцевало! Эта серая бестия неровными скачками, как-то нелепо припадая на передние лапы, словно по волшебству, уходила с линии огня. И первые пару выстрелов я высадил в откровенное молоко.

— Да ну его нахрен! — я поставил самый мощный щит (уж какой умел) и ломанулся к охотничьему домику. Там-то у Багратиона будет поменьше места для его танцев, ядрёна колупайка! Но какой же он быстрый!

В спину прилетел мощный сдвоенный удар, и я, вполне оправдывая поговорку про сильного, но лёгкого, улетел в кусты. Самое забавное, что винтовку так и не выпустил, так с ней и летел.

Боже, как я летел. Орёл! Тот, что деревья клюёт. Это я к тому, что собрал все ветки, сквозь которые меня Серго отправил.

А этот гад серый, не останавливаясь, учесал к домику. Еще несколько выстрелов, потом только треск веток слышно было. Феерическая охота! Я выплюнул непонятно как попавший мне в рот листок и побежал вдогонку оборотню. Теоретически предполагая, даже оборотень не смог бы меня убить за два удара. Щит всё-таки пистолетный выстрел спокойно держал, и не один. Так что я ещё в игре!

Хотя если бы я так не спешил, то наверняка пропустил бы последний акт этого марлезонского балета. Вылетев из леса к домику, я увидел финальное выступление Дашки. Судя по всему, девушки творчески подошли к реализации проекта «Спасаемая невеста»… Это самая невеста (в полосатом купальном костюме с изящными рюшечками, как бы не том же что и на девичнике), стояла на балконе второго этажа у открытой двери и томно призывала:

— Приди, о мой любимый Волчок, я вся изнемогаю! — и ножкой эдак… в знак изнемогания, значицца.

Я успел увидеть, как Багратион, обхватив Витгенштейна, словно кошка, обоими лапами, отправляет его в полёт и прыгает на балкон. Еще на лету поменяв облик на человеческий, Серго схватил Дашку и скрылся в доме. Я надеюсь, эти интриганки додумались двери (все, что на его пути) пооткрывать. А то снесёт же.

15. НА ТАКОЙ ЭФФЕКТ ДАЖЕ МЫ НЕ РАССЧИТЫВАЛИ

В ОЧЕРЕДЬ!

— Ну, ты как? — Петя выкарабкивался из разбитой его падением беседки, в которой я дела охотников читал еще два часа назад.

— Вот что за мания людей кидать, а?

— И не говори. Я тоже сегодня полетал. Хорошая вещь — тактические костюмы. Прочная, — я почесал плечо. — Только жаркая. Я уже взопрел совсем.

— Некуртуазный ты. Вот смотри, тут такая пафосная сцена: волосатый Ромео спасает свою Джульетту бриллиантовую. Дамочки рыдают от умиления. А ты? «Петя, я взопрел!» Пошли, у бани душ был. Девочки наши, по-любому, ещё не скоро выйдут, успеем сполоснуться.

— Я знаешь что подумал?

— А? — Витгенштейн был на диво неулыбчив, какая-то мысль его беспокоила.

— Я хочу сказать: хорошо, что Серго был один. Оборотень — это полный пиштец. Зверь такого размера и подвижности. С разумом человека. Короче, ни разу я в него не попал! А я на охоте с детства и стрелять обучен.

— Вот и я думаю. Эта охота была прописана как учения. Помнишь? И по факту всего один оборотень прошёл через четырнадцать человек! И я тоже в него не попал. Ни единым выстрелом! А если их будет пять? А если десять?

— Ну ты заранее панику-то не нагоняй! Есть же маги ещё. Они-то не действовали! — я принялся стягивать комбез. — Я и сам мог в Серго чем поувесистей залепить. Просто по площади, чтоб не увернулся.

— Ну… так-то верно. Но всё равно нужно будет папане докладную написать. Пусть они там наверху думают, им по должности положено. Давай, вон там за ширмочкой, сполоснись по-быстрому и я за тобой. Щас ещё Ваня придёт.

— Куда это Ваня придёт? — из-за угла вышел Сокол.

Гря-язный, как тот поросёнок. Судя по всему, его Серго в лужу отправил. И ещё сверху попрыгал.

— Сюда, сюда. Куда надо, туда и пришёл. Учти: Илья первый, а ты в душ после меня!

— Витгенштейн! Ты, ядрёна кочерыжка, издеваешься? Ты посмотри на меня и посмотри на себя! Кстати! — Иван наклонился к Петру и вытащил здоровенную щепку у того из комбинезона.

— Ни хрена себе! — протянул Витгенштейн. — Так она же меня могла… Ещё чуть-чуть…

— Ага. Могла. Вот тебе и поохотились.

Пока они там препирались об очередности приёма душа, я успел быстренько смыть пот и вышел к князям уже расслабленный и благодушный. Нет, всё-таки душ — это вам не магическое экспресс-очищение. Душ — это да-а!

ВОТ ЭТО ВЫХОД…

Пока ждал помывки князей и Хагена, решил заняться углями. Багратион, конечно, в приготовлении мяса — спец, каких поискать, но и мы тоже не лыком шиты. Пока-а он соизволит выйти — это если его Дашка за два-три круга не умотает… У них же, по факту, еще медовый месяц не кончился… Дело молодое…

Кстати, вопрос. Почему думают, что «лыком сшить» — это, вроде как, просто? Ты, пень горелый, сначала попробуй! У нас в дальней заимке есть глиняный горшок. От старости да от небрежного использования треснул, так деда Аркаша его берестой в несколько слоёв обмотал, на огне ту бересту обжёг — она и стянула тот горшок так, что и вода течь перестала. Оно, конечно, не лыко, но тоже подходит. Даже готовить в ём можно. Ну, ежели аккуратно. Так что не все поговорки правильные.

Пока разводил огонь, подтянулись остальные парни. Судя по всему, дамочки решили выйти все вместе — так сказать, торжественным строем. Ну и ладно их. Значит, успею нормально угли приготовить, салаты-зелень нарезать.

— Это ты хорошо, что салаты уже готовые не привёз, Петя.

— Н-да? Почему хорошо-то? Я, наоборот, хотел в ресторан заехать и там… — протянул он, — А папаня тоже велел свежих овощей взять. Я вот не понял. Смысл?

— О! Понимает генерал-губернатор! — одобрил я.

— Да ты поясни: почему? Хватит тут морду умную строить! — Пётр подвинулся ближе и стянул зелёный листик салата.

— Так! Для начала: руки загребущие — прочь от стола! А для продолжения: Петя, ты посмотри, я щас сам всё нарежу, оно сок даст, запахи-ароматы поплывут, всё свежее… А если ты из ресторана привёз — так им же минимум пять часов будет! Да растрясётся в дороге. Там не салаты-зелень, а размазня будет. Так что, папаня плохого не посоветует. Слушайся его!

— Вот ты зануда, Коршун!

— Великий князь, а чего Витгенштейн обзывается?

— Иди в жопу со своим Великим князем… — Сокол пребывал в меланхолии после «удачной» охоты и изволил грустить. Развалился на раскладном стульчике и потягивал, судя по цвету, все-таки чай. Ну не коньяк же, в самом деле?

— Ну спасибо на добром слове, чё уж…

— Обращайся. Ты мне вот что скажи: это твои архаровцы додумались на Багратиона ловушки понаставить?

— В смысле — мои? — я от удивления аж нож положил.

— Ну ты же кандидатов на охоту отбирал?

— Ничего не отбирал! — тут же открестился я. — Мне Попов кандидатов предложил, я мельком дела посмотрел… И кстати! Почему не ты, Сокол? По статусу тебе положено отбирать кандидатов, а не бедному мне. Валят всё на Илюшеньку, так ещё и претензии предъявляют! Ты смотри!

— У меня с охраной отношения не сложились. И тебе бы такие претензии… Он на охоте вспотел! А я в грязевой ловушке, твоими умниками на Багратиона поставленной, минут пять барахтался, пока вылез!

— Ого! Сочувствую. Но претензии все к Попову, — решительно перевёл стрелки я.

Теперь ясно, почему Ваня был такой «чистый». Ну и, опять же, причина настроения его становилась понятна.

— Так, в негу не впадаем! Пока дам ждём — давай, Пётр, присоединяйся, мясо на шампуры насаживай. Чтоб к приходу Серго всё готово было.

— Где есть будем?

— А щас этот столик к бассейну утащим, всё красиво разложим…

— Да-а…

Девушек и Багратиона пришлось ждать ещё час. Но видели бы вы их появление! Вот как из необходимо-доступного минимума одежды и всяких этих женских сумочек, зонтиков и прочей мишуры можно создать такой эффект? Клеопатры, въезжающие в Рим!

Очевидно, не на меня одного сие победное появление произвело оглушающее впечатление. Судя по отвисшим челюстям Сокола и Витгенштейна, девочки добились своего. И что было особенно приятно, Серафима на фоне княжон вовсе не смотрелась гадким утёнком. Поднабралась светского лоска, девчонки её по всяческим этим, сало-онам поводили. И вот — смотри: казачка, а выглядит совсем не хуже… а по мне так и красивше. Хотя, ежели в таком купальнике да в Иркутске где-нить покупаться… Боюсь, минут через пять пришлось б комментаторам рожи бить. Как у нас иногда казачки́ржут — «дикари-с, не поймут». Оно, конечно, потихоньку новые моды и у нас проникают. Но пока ещё слабо.

— Та-ак! — Сонечка деловито обозрела стол. — А почему мясо не готово? — я ж говорю, королевишны, блин!

— Вас ждали, чтоб горячее, с пылу с жару… Вот сейчас нам Серго и приготовит! — отмазался Витгенштейн.

— Ну, тогда кто как, а я — купаться! — заявила Маша и павой проплыла мимо нас к бассейну. Округленькая уже такая…

— Нас подожди! — Дашка и Соня тоже, плавно покачивая бедрами, прошествовали мимо. Одна Сима бросила на меня вопросительный взгляд, на что я улыбнулся и мотнул головой: иди, мол. А моя-то, сзади глянуть — считай, лучшее всех будет, а!

Девчонки явно не желали оставаться у стола, наивно подозревая, что их могут припрячь к готовке. Ну, а что? Княжна ты или нет, а бутерброды-то в полевых условиях намазать уметь должна. Хотя какие это полевые условия? Дом, баня, бассейн… Охота, тоже мне!

— Я сейчас окунусь — и за мясо, ладно? — Серго, завершавший кавалькаду, сгрузил с себя звякнувшие складные зонтики и вприпрыжку побежал за девушками к бассейну.

— Ну вот, всегда так. Чуть что — мы крайние. Мне, что ли, всё это готовить? — пробурчал Витгенштейн, патетически обводя руками разложенные на столе продукты.

— Петя, не ной! Чего тут готовить-то? Мясом Багратион займется, а тут нареза…

Я не успел договорить как от бассейна вначале донёсся вопль Симы:

— Стой! Нельзя! Маша, наза-а-ад! Там яд!

А потом раздался дикий рык и женские вопли.

Я осознал себя уже у бассейна, причём в обеих руках по ножу, рядом, тяжело дышал Иван с топором в одной руке и малым огнем в другой…

На бортике водоёма лежала Маша, поддерживаемая полуобратившимся Серго. Вокруг них сгрудились девчонки. Я нашёл взглядом Симу:

— Что, любимая?

— В бассейне яд! Сильный! Серго поймал Машу, она ногой задела…

— ТРЕВОГА! АХТУНГ!!!

Вот кто сомнениями вообще не страдал, так это Хаген. Он ТАК орал, что через мгновение появившийся Попов аж отшатнулся в сторону.

— Прекрати уже! — я дернул его за руку.

Через несколько секунд вокруг княжон сомкнулось кольцо телохранов. И откуда они все взялись? Только что никого не видел, не слышал.

— Антонов, пробу!

— Есть!

— Марию в дом, осмотр, доклад! — распоряжался полковник.

— Она отравлена, положение кри…

Дожидаться окончания фразы Попов не стал и рванул с шеи какой-то, видимо, артефакт. Стеклянная снежинка треснула в его руке, и рядом возникла знакомая линза. Я непроизвольно постарался закрыть собой Симу.

— Доклад! — коротко рявкнул Император.

— Отравление контактным ядом. Яд неизвестен.

— Сейчас…

Император повёл рукой, и из ещё одной линзы портала буквально выпала Императрица. Обвела взглядом всю картину и метнулась к Маше, которая полулежала на коленях у Сокола.

— Мне нужно…

— Сейчас всё будет, — перебил супругу владыка.

А потом начался просто лютый крындец. Император за несколько мгновений показал, что не зря он считался одним из самых сильных магов мира. В считанные секунды баня и часть построек перестали существовать. Совсем. На ровной, как стол, площадке появился огромный шатёр, в которую тут же унесли Марию и Серго. Багратион, оказалось, тоже зацепил отравленную воду ногой. Потом из порталов стали выпадать разные люди. И, видимо, такой способ «транспортировки» был для них привычен, поскольку никто не задал ни одного вопроса. А все как один сразу бежали в шатёр. Я так понял, это был экспресс госпиталь…

— Правильно думаешь, — напряженно улыбнулся император.

Блин, я опять вслух всё говорю…

Последней из портала выпала Есения Боброва. Я, может, и не обратил бы на неё внимания, но она появилась в смешной розовой пижаме в мишках. Видимо, спала? Но к чести Есении, она тоже, не задавая лишних вопросов, бросилась в шатёр.

НЕ ЗАБАЛУЕШЬ

— Господа, это становится утомительным. — Император потёр двумя пальцами переносицу. — Ваше уникальное умение находить себе неприятности буквально на ровном месте вызывало бы только восхищение. Если бы последствия не приходилось разгребать другим.

Он повернулся к Попову:

— Как можно было пропустить полный бассейн отравы? — император слегка наклонил голову. И этот спокойный жест пугал до ужаса…

— Ваше императорское Величество, — неожиданно вышла из-за меня Серафима. — Когда мы приехали, вода была чистой! — и осеклась.

— Хм, продолжай девочка, продолжай, — мягко подбодрил её император.

— Девочки… извините — княжны!.. мне маленькую экскурсию сделали, провели тут везде. И бассейн показали. Тогда вода была чистой.

— А как ты определила?

— Я, — Сима запнулась, — я вижу яды. Вода чистой была!

— А что ещё ты видишь?

— Я же необученная, Ваше императорское Величество, — Серафима густо покраснела. — в смысле, специальное обучение не проходила, только то, что все… — она умолкла.

— Не стесняйся, девочка, продолжай, очень тебя прошу. Так что ты ещё видишь?

— Ну-у, — видно было, что Серафима старательно подбирает слова, — я вижу яды, немного лекарственные свойства всяких растений и материалов. Ещё вот его вижу, только очень смутно, как тень, — она внезапно ткнула пальцем в нечто справа от императора. — Ещё его, — она ткнула во что-то. — И его. Хотя, наверное, это «она», как будто в платье. И вон того, на крыше.

— Кого? — император резко повернулся: — Кто на крыше? Где? Быстро!

— Ой, он побежал, вон туда, — Сима ткнула пальцем.

И тут крыша у охотничьего домика князя Витгенштейна перестала существовать. Самое страшное, что это произошло безо всяких спецэффектов. Просто — раз! — и словно гигантский нож у огромного торта отрезал верхушку. Примерно по верхнему уровню окон второго этажа. Ни тебе взрывов, ни вспышек. Раз — и нет.

Император встряхнул рукой и повернулся к нам.

— Илья Алексеевич, Мы вынуждены ненадолго воспользоваться уникальным умением вашей супруги. Впрочем, вы можете её сопровождать. Полковник, — обратился он к Попову, — дальше по штатному расписанию.

А потом я внезапно оказался посреди круглой, мощёной серым камнем площади. Первый раз вот так куда-то порталом… Позади меня, вцепившись в плечо, стояла Серафима. Как была, ядрёна колупайка, в полосатом купальнике! Пришлось сдёрнуть с себя рубаху и срочно прикрыть супругу. Почему-то в таком виде она выглядела еще притягательней…

А посреди площади лежала крыша охотничьего домика. Как её император отрезал, так и лежала.

— Добро пожаловать в самое охраняемое место империи! — Император тонко улыбнулся и покачал головой. — И — нет, это не Петродворец, и даже не Сенатская площадь.

Из овальной линзы к нам шагнул высокий, немного похожий на журавля священнослужитель. Черные одеяния и простой деревянный крест. Окладистая борода. Вот, в обычное время прошел бы он мимо — и взгляд не зацепился бы. Может, только рост бы удивил. Мужчин с себя ростом я встречал редко. А уж выше…

— Дети мои, что это за безобразие у меня во дворе?

— И тебе здравствовать, Ваше преподобие! — император троекратно обнялся с «журавлём». — Вот, подарок тебе принёс. Серафима Александровна, милочка, где там этот таинственный невидимка?

— Ой, а он невидимка? Извините, я не знала…

Сима оглядела площадь.

— Вон он, стоит посреди, во-он там, — она ткнула пальчиком.

— Ага, в щит упёрся! Значит, уйти не сможет, — непонятно сказал священник и азартно хлопнул в ладоши: — Так-с, займёмся! Ваше императорское Величество, вы бы приодели даму, а то у нас всё-таки монастырь!

— Ой, а мы в монастыре? — Сима попыталась прикрыть торчащие из-под рубашки ноги, потом прикрыть волосы. — Ой!

— Простите великодушно, Серафима Александровна. Ситуация чрезвычайная. Вот, пока переоденьтесь.

Рядом с нами возник небольшой шатёр.

— Только вы скоренько, вы нам очень нужны. Илья Алексеевич, помоги жене.

Сима метнулась в шатёр, а я за ней. Эти фокусы с появлением и исчезновением… так знаете, можно пропасть и вообще не появиться больше. В шатре Сима быстро подбежала к вешалке с вещами. И удивлённо остановилась.

— Илюша, так это же моё всё!.. Мои вещи…

— Вот и одевайся быстрее, нас император ждёт!

— Ой…

Но, невзирая на ойканье, она быстро натянула своё платье, а уж я застегнул ей все эти крючочки. Напоследок она накинула платок на голову и дёрнула меня за руку.

— Ты-то чего полуголый стоишь? Рубаху натяни! — и, пока я судорожно приводил себя в приличный вид, вышла из шатра. Самостоятельная — дальше некуда, блин горелый!

Вышел. А по двору уже странными шеренгами ходили монахи. Причём, взявшись за руки, словно хороводы водили. Рядом с Императором и священником стояла Серафима и азартно подпрыгивая, тыкала пальцем и кричала:

— Да вот же он, справа, справа… Он у вас под руки пролез! Вон туда бежит!

Я тихонько подошёл и встал рядом. Император повернулся ко мне и негромко произнёс:

— Удивительная у тебя жена, Илья!

— Ага, Ваше величество, так точно! — вовремя вспомнив приказ, я таки сумел сбавить голос.

— Мы думаем, что нашли ей работу, а вернее — занятие, очень надолго.

— Дак поймают же его, этого невидимку рано или поздно… Ваше Величество. Чего надолго-то?

— Нет. Тут-то как раз всё скоро закончится. А вот потом… Мы назначаем её в постоянное сопровождение Великой княгини Марии. Что-то вроде охраны, но больше чем охрана. Надеюсь ты меня поддержишь? — и Император ожидающе улыбнулся.

— Дак мы завсегда. Они же и так — подружайки.

— Ну вот и будут видеться чаще. Хорошо?

— Хорошо… То есть — есть, Ваше Величество!

— Нет, положительно надо запретить тебе постоянно тянуться в моём присутствии. Шея затекает на такую каланчу смотреть!

16. НУ ВОТ И НАЧАЛОСЬ

УНИВЕРСИТЕТСКОЕ

Тут надо пару слов успеть сказать про моё преподавательство. В ту субботу, когда прибегала с несостоявшимся шкандалем Дашка, отобрал я для нужд кадетского отделения две машины: средне-бронированный шагоход «Святогор», весьма в русской армии распространённый, и малый легкобронированный «Алёша Попович», во всех частях по-простому именуемый «Алёшей». Логично же — если учить, то на самых распространённых в войсках машинах, правильно?

К концу октября у меня на «Клопиков» все три отделения уж пересели, и чтобы сделать занятия максимально плотными, в качестве вспомогательных техников привлекал я на уроки и Хагена, и Серафиму. А вечерами Хагена заставлял монголов муштровать, чтоб не только петь могли, а и на шагоходах, пусть хоть на малых умели управляться.

В голове у меня прям тикало предчувствие скорой грозы, и гонял я своё отделение как сидоровых коз — во всякую свободную минуту. Им и вздохнуть было некогда. Зато уровень овладения малой техникой мальчишки показывали уже такой, что многих начали мы на полноразмерную технику садить. Естественно, один за рычаги я поспеть никак не мог — тут хоть разорвись, так что для тренировок на большие шагоходы были откомандированы из гарнизона двое пилотов.

И вот, под самую Параскеву-пятницу*, прогремело в газетах объявление: «Российская военно-стратегическая база „Чукотка“ подверглась массированному нападению международных террористических формирований» — это был огромный заголовок в полстраницы. И далее: «По указу Его Величества Государя Императора Андрея Фёдоровича, самодержца всероссийского, и прочая, и прочая, и прочая: объявить на территории Чукотской и Аляскинской губерний военное положение…»

*28 октября.

Я дальше и читать не стал. Гражданским всё равно всех подробностей не скажут, а иногда и смягчат изрядно, чтоб панику не вызывать. А я доложиться по месту воинской приписки обязан. Да, официально война никому не была объявлена, но военное положение даже на территории одной губернии обязывает всех иррегуляров отчитаться о готовности к военным действиям.

Узнал я новость в перерыве между занятиями и сразу направился в ректорат, в секретарскую.

Обе наши барышни-секретарши встретили меня круглыми глазами:

— Илья Алексеевич, слыхали уже новость? — начала старшая.

— Потому и явился, Алевтина Георгиевна. Телефонограмму необходимо отбить в городскую канцелярию Иркутского Казачьего войска: что здесь я, машина исправна, выступать готов при поддержке второго пилота, Хагена фон Ярроу. И обратный адрес, чтобы прислали мне депешу: куда и какого числа проследовать?

Танечка вскочила, всплеснув ручками:

— Погодите, господин ректор просил доложить, если вы придёте с таким вопросом! — и умчалась.

Я посмотрел на старшую:

— Давайте времени терять не будем. Вы бы текст телефонограммы записали пока. Доложиться я обязан. Подписку давал об уведомлении, что особый отряд в случае начала военных действий подлежит немедленной мобилизации.

— Я, конечно, понимаю, — Алевтина Георгиевна скорбно вздохнула. — А как же супруга ваша? Ребёночек малолетний?

— А как во все года делалось? Скребёт на сердце, конечно. Но тут уж судьба наша такая…

Пока старшая секретарша писала, из ректорского кабинета принеслась Танечка:

— Илья Алексеич, пройдите к ректору, он ждёт.

— Идите-идите, — успокоила меня вторая, — всё перешлю. Как только ответ будет получен, мы сразу же отправим посыльного.

Пошёл я в начальственный кабинет.

— Сиротите, сиротите вы молодое отделение, Илья Алексеевич! — драматически встретил меня ректор, скорбно качая головой.

— Владимир Евстигнеевич, полноте! Сами вы прекрасно понимаете, что иным образом никто из нас поступить не может, у каждого свой долг. К тому ж, всё, что я мог этим мальчишкам выдать — уже и выдал. Дальше монголы лучше меня справятся.

— Ах! — ректор всплеснул сухонькими ручками. — То-то и оно, что монголы! К напевам, поймите меня правильно, никаких претензий. Но всё остальное, что включает в себя преподавательская должность? Журналы? Отчёты? Участие в собраниях педагогического состава, в конце концов?

— И на собрании посидят, коли нужда будет. Мужчины они рассудительные, изъясняются по-русски свободно.

Ректор с досадой потёр лоб.

— Н-да-а-а, изъясняются… А письменную часть? Они ведь едва умеют подпись поставить! Ах, неужели придётся подключать Танечку, чтобы она взяла на себя журналы…

— Не надо Танечку, господин ректор. У Танечки и своих забот целая гора, чтоб ещё бегать.

— А как же?.. — Владимир Евстигнеевич впился в меня буквально горящим взором.

— Вы лучше переведите на моё место Серафиму. Петь она не хуже меня наловчилась. «Клопиком» управляет отлично. В журналах и прочих бумагах разбирается как бы не лучше меня, в последнее время только она их и заполняет. И договариваться с ней вам будет не в пример легче.

Сима уже полтора месяца как числилась помощницей преподавателя (сиречь меня), и идея отправить её в самостоятельное плавание ректору показалась весьма разумной. Он сурово покивал:

— Да-да, голубчик! Вы правы. И такова наша дворянская обязанность — служить Отечеству. Если мужчин призывает долг, женщины тоже становятся в строй, да-да… Идите, Илья Алексеевич. Супруге вашей уж передайте, чтобы завтра подошла, подписала новый договор, я распоряжусь, чтобы всё оформили.

Вот так внезапно и стала Серафима преподавателем университета. Нагрузку ей положили небольшую — три часа в неделю. Зато теперь она будет официально числиться преподавателем, и пребывание её в университетском городке по-прежнему не будет вызывать вопросов. А значит, она сможет по-прежнему находиться рядом с Великой Княжной Марией непринуждённо, просто в качестве подружки-соседки, и её новая должность лейб-фрейлины продолжит оставаться в тайне, как того и желал государь.

* * *

Иван, которому выкатили личное государево предписание «обеспечить условия максимального благоприятствования для возможного рождения высокоуровневого мага» — читай: «остаёшься дома и караулишь жену, чтоб муха не проскользнула!» — смотрел на меня волком. Он-то формально тоже успел в казачьем подразделении послужить, и (в отличие от Багратиона с Витгенштейном) мог бы просочиться в иррегулярные войска — ан нет! Вот вам фига с маслом, извольте сидеть на жопе ровно и не отсвечивать.

ОФИЦИАЛЬНЫЕ ПИСЬМА

Ещё две недели прошло в ожидании. Симочка успела и поплакать, и смириться, и ужаснуться всем новым свалившимся на неё обязанностям, и немного с моей помощью в них обвыкнуться. Я ждал ответа и потихоньку собирал чемодан. Расстроенные студенты кружка по вооружению собрали «Саранчу» в новом усовершенствованном виде — в той комплектации, которая нам с Хагеном более всего понравилась: в правом манипуляторе лёгкий пулемёт и встроенная сабля модифицированная, на крышу — лёгкий ленточный гранатомёт, а в левом…

Н-да, с левым манипулятором было много споров, и изначально я едва не психанул. Хотел уж потребовать, чтоб вернули всё как было в исходном варианте, но наши кружковцы-умники чуть не хороводы вокруг меня принялись водить, доказывая, что вот эта облепленная индийскими стекляшками, как новогодняя ёлка, пукалка — есть идеальная замена моему штатному Владимирову.

— Да меня же куры засмеют! — отбивался я.

Нет, понятно, что ежели усилить скорость вылета снаряда строенным спиральным контуром, да ежели… В теории получалось прям «У-ух!». Да и на практике тоже неплохо… Но сильно уж это чудо на сложенный зонтик шальной купчихи похоже. Всё сплошняком в брульянтах.

Хаген в этой дискуссии выступал рассудительным дедом Морозом.

— Доводы господ-конструкторов подтверждаются полевыми испытаниями. Но я должен предупредить вас, фрайгерр Коршунов: снаряды к этой вундерваффе, имеют гораздо большую себестоимость, нежели штатный боеприпас к пулемёту Владимирова.

— Ха! «Гораздо»! Кажный — как пять обычных, вы хотели сказать? — саркастически воскликнул я.

И тут-то как раз нашёл меня посыльный с депешей от городской канцелярии Иркутского Казачьего войска. Пакет, под роспись, всё серьёзно. Расписался, вскрываю.

«Приказано явиться в десятидневный срок с момента получения сего предписания… со штатной механической единицей… шагоходом „Саранча“… Для прохождения службы…»

— … и бронепробитие этих снарядов выше на двадцать-двадцать пять процентов, — закончил недосказанную мысль Хаген.

Ну, раз на двадцать и даже пять…

— М-да. Хватит споров. Ежели такая вся она хорошая, то привинчивайте эту вашу вафлю. Собирай здесь свои манатки, фон Ярроу. На войну едем.

И под изумленные взгляды ушёл в домик к жене.

А сам иду и думаю: как ей сказать-то? Каждую ночь любовь у нас была как в последний раз. И каждый день в глазах Серафимы пряталась надежда, что депешу принесут не сегодня… На каждого посыльного, появляющегося в пределах видимости, она с ужасом смотрела.

А сейчас я приду да сам ей скажу. Опять будут слёзы. Вот за что ненавижу проводы…

Пришёл — а у нас полное дружеское собрание. Вообще все пришли! Пары Соколовых, Багратионы, Витгенштейн с Соней. Сидят, в грустные гляделки играют, чай впригляд пьют, хоть бы кто плюшку откусил. Похоронное бюро, пень горелый!

— Привет честной компании! Что унылые такие?

— Илья, тебе вызов пришёл?

— Пришёл, пришёл, Петя, — я положил на стол пакет с числом и подписью, подошёл, поцеловал в макушку Симу. — И что, по этому поводу слёзы лить?

— Да нет, конечно. Просто обидно! — чуть ли не выкрикнул последнее слово Иван и пристукнул кулаком. — Ты там будешь, а мы… А-а… — он махнул рукой.

— Он вчера отцу звонил, — объяснила нервность супруга Маша.

— Звонил? — Витгенштейн сложил брови удивлённым домиком. — Серьёзно? После того предписания?

— М-гм, — Маша всё-таки потянула с блюда плюшку, изрядно меня порадовав. Смысл раньше времени в траур впадать?

— Ты на что рассчитывал? — хмыкнул Серго.

— На что он рассчитывал, мы все понимаем, — Сонечка выразительно стрельнула глазками. — А получил новое предписание. Такое конкретное, дальше некуда.

Соня замолчала. Дескать, содержание — уже не моя тайна. А мы все уставились на Ивана. Тот с досадой прикрыл глаза, ухватившись большим и указательным пальцами за переносицу:

— Высочайшим повелением запрещено покидать супругу.

— Как — совсем? — поразился Багратион.

— Пока Маша не родит.

За столом воцарилось подавленное молчание. Да что такое, в конце концов⁈ Я прихлопнул по столешнице ладонью:

— И правильно! Ты чего удумал? Сокол, ты мне щас похмельного Серго не напоминай!

— В смысле?

— В коромысле, блин!

Я ткнул в него пальцем. А потом подумал и по очереди ткнул пальцем в каждого сидящего за нашим столом:

— Ваша работа, друзья — именно работа сейчас — это чтоб Маша выносила и родила здорового ребёнка. Ты уж прости, Мария, что я вот так, по-простому. Словно не человек ты, а родильный… ну, не знаю… аппарат. Ещё раз извини, но ежели твой ребенок будет тем, о котором вам предсказание дадено, то от него благополучие всей Русской Империи в будущем зависеть буде. Значицца, сейчас наша общая работа — беречь тебя. И, как мне ни прискорбно в этом признаваться, я среди вас — самый бесполезный. Потому как маг я средний, только в сочетании с шагоходом чего могу…

— Не прибедняйся! — рыкнул Багратион.

— А я и не прибедняюсь, Серго. Моё место там, куда меня воля императорская пошлёт. Это ж не только мне приказ пришёл. Надо полагать, со всей страны казаков набирают. И не только казаков. Дело то государственное, важное. А ваше дело тут! Носы они повесили, ишь! Нет чтоб товарища правильно на службу проводить!

Смотрю, повеселели немного. И правильно. Меланхолировать пусть по домам расходятся!

В ИРКУТСКЕ

Десять дней — спокойно можно собраться, без суеты. Оформил я все документы. Потом скатались с Иваном до военной базы — как тогда, по весне, на связной пункт. На этот раз всё удачно совпало, с Афоней мне удалось сразу переговорить, не передавая информацию через третьи руки. Подсчитали, как да чего, подгадал он, чтобы в нужный день «Дельфин» в Новосибирском торговом порту нас ждал.

Вот таким макаром вначале мы с фон Ярроу прилетели на своём дирижбанделе в Иркутск. Сразу отметились, получили грузовое предписание — и до дома. И с родителями удалось повидаться, и с роднёй за столом посидели. Сутки почти в Карлуке ждали, пока военный дирижабль в Иркутск прибудет.

— Могу тебя, братец, обрадовать, — хитро начал Афоня. — Решили мы освободить «Дельфин» от работы и всецело передать его под твои нужды.

— Вы с ума сошли, что ль? — поразился я. — Это ж сколько денег потеряем!

— А нисколько! — торжественно возгласил батя и сунул мне под нос телеграмму Великого князя Ивана Кирилловича: «Прошу перевести дирижабль под нужды Ильи Алексеевича. Денежные потери компенсирую».

— Эвона чё, — только и брякнул я.

— Я, Ильюшка, вежливые просьбы Великих князей игнорировать не намерен! — заявил папаня. — Тем более, ещё и компенсация будет.

Матушка сурово кивнула:

— Мы на приходе посоветовались да к губернатору сходили. Помощь фронту — завсегда, сам знаешь. А раз Великий князь на себя оплату перевозок берёт, то мы «Деньфинчика» твоего и будем в эту сторону использовать. Посылки солдатикам, письма там, лекарства, если перевезти кого…

— Ну, понятно.

— Сибирский край весь наш. И ты…

— Ты, ежели что нужно по технической части, телеграфируй сразу, — влез Афанасий, — стесняться не думай! Даже без твоих дружков-князей мы тут прилично денег накопили. Уж сколько времени на учёбе, а ни разу ничего не попросил! А дирижабля работает и работает себе.

— Эк вы складно всё продумали.

— А ты думал — ток у тебя котелок варит? Раньше приходилось уголки выкраивать, с железнодорожниками договариваться, дополнительные сборы на оплату провоза собирать. Уж теперь мы развернёмся! — маманя гордо подбодрилась. — Это ещё чё! Вот мы к новому году оркестр Иркутского театра привезём, чтоб на праздники служивых порадовать. С концертами по военным базам, а?

* * *

Ночью ворочался, уснуть не мог. Вот надо же оказия, в военных условиях могу спать где угодно и при любом звуковом сопровождении. Проверено, даже залпы наших орудий не будили. А дома, на перине — без Симы отвык спать. Не хватает запаха любимой, ощущения её тепла рядом. Да ещё и картина разворачивающейся маманиной активности не давала мне покоя. Ворочался, ворочался — дай, думаю, чаю попью с мёдом.

Вышел в гостиную, стою потягиваюсь. А тут с родительской комнаты звуки словно бумаги перекладывают и голос папкин:

— Что, так ему и не скажешь? А ежели голос льдов кровь пробудит?

— Уж четыре поколения ни у кого — ничего. Не пугай меня. Не надо ему это знать. Уж сына я вдоль и поперёк…

— Ну смотри, тебе видней, ты с ними больше общалась.

— Вот именно, мне видней! Давай спать, старый, завтра ещё Ильюшу провожать.

— Давай…

Непонятный разговор. Ну, лезть без спросу в чужое с детства привычки не имею. Ушел на кухню и напился маминого чая, на травах да с мёдом. Надо было сразу. В сон потянуло, и до утра я дрых как убитый.

Уже на бетоне порта Афоня отвёл меня в сторону и, приобняв, сказал:

— Вот ещё что. Возьмёшь с собой двух техников, личных. Вот этих. — Афанасий показал на двух среднего возраста мужиков, стоящих неподалёку.

— Откель взялись-то?

— С депо, это из той бригады, что тебе двигатель на «Саранче» меняли. Дядя и племяш его.

— А что, с депо их попёрли?

— С чего попёрли-то? Я как узнал про приказ, сам пришёл да договорился. Их временно прикомандировали к тебе, а зарплату им в складчину карлукское обчество платит, ну и мы с твоим отцом. Так что это — личные твои механики. И никому распоряжаться ими не давай. Пусть «Саранчу» обихаживают.

— Вот ты жук, Афоня! Дай обниму!

Пообнимались, конечно.

Потом матушка меня перекрестила, и они пошли с порта. У нас в семье никто не любит долгие проводы.

* * *

Не жмотимся, ставим лайки!

17. В СЕВЕРНЫХ ПРЕДЕЛАХ

НА ЧУКОТКЕ

Самое моё нелюбимое в боевой работе по северам — это постоянный холод. А ежели ты еще и по берегу моря-окияна где, так ещё и сырость. Правда, меня тут местный инженер пытался убедить, что воздух на Дежнёва круглогодично сухой — дескать, вся влага из него в лёд вымораживается, но у меня в голове это укладывается плохо. Вот оно — море под ногами. Как сухой-то?

Но это всё лирика. А реальность в том, что техника холода не любит. Минус сорок зимой — норма жизни. А чуть дальше на север — так и до минус шестидесяти доходит! А это что значит? Это значит, жидкости-масла потребны не обычные, а специальные. И вообще всё нежное и к морозам не приспособленное — замени-ка на то, что может спокойно холод переносить. А то в самый ответственный момент чего переклинит… У нас некоторые казачки́совсем амортизаторы на шагоходах поснимали — масло перемерзает. И ведь умудряются пилотировать! Хотя несётся по тундре такой шагоход как пьяница — шатается, подпрыгивает… Зато не дубеет.

А вот что задубело с рекордными скоростями — так это наши физиомордии. От постоянных злых ветров шкура на лицах жёсткая делалась, чисто наждак. Но это больше отвлечённая материя. Чё там переживать? Приедем домой, пару раз в баню сходим — поди, отмякнем, чтоб любимым жёнам целовать приятней было. Нормально дослужить бы только.

У нас, благодаря собственному «Дельфину», слава Богу, в правильных расходниках недостатка не было. Правда, распорядок — день на боевом и потом полдня технику обихаживаешь — конечно, утомлял.

В общих чертах скажу про наши с Хагеном боевые выходы — это ж смех один. Самый быстрый шагоход в тундре! И самый слабо вооруженный! Вот и носились по приказу атамана, как укушенные. Токмо в разведке. А уж на устранение мобильных баз, что мы разведали, начальство другие шагоходы отправляло. Оно, к слову, денежек капало даже за такие «выбеги» оченно прилично. И, опять же, шкура целая.

О! Я же про новости-то не рассказал.

Прав тогда фон Ярроу оказался. Набежали на наш великий ледовый мост крысы да тараканы всякие. И, главное — никого официально! Официально, это ж объявление войны? Да? Ан нет. Понагнали наемников всяких, сброда. Технику да денежек подсыпали. Те и рады покусать российского медведя за пятки. Атаман, когда нам задачи ставит, периодически на доске таблицу интересов чертит — кто там, да для чего… Вроде как политическая информация. А по мне так: явились незваными — умрёте неопознанными!

Система организации мобильных баз, что нам всем кровь портила, постепенно вырисовывалась во всей своей полноте. Сперва прилетит дирижабль огромный, грузовой. Тихонечко, прям в тыл к нам. Сбросит пару модулей в тундру. Потом пару-тройку шагоходов, ящики с оборудованием да персонал. Те маскировочную сетку натянут — с неба их и не видать почти. И начинают пакостить. Да если вовремя не выкорчевать, тот дирижабль может ещё пару раз прилететь. Там уж городок защищённый получается. И тебе и зенитки, и пушки стационарные. И взять его с наскока не всегда уж получается.

Иногда мобильные базы оказывались жирненькой добычей.

Мы одну такую разведали, так ребята с того рейда ажно четыре италийских шагохода целёхоньких взяли в трофеи. И это не считая тех, что побили. Обидно маленько, что мне ничего не досталось, но тут уж как — или ты жизнью рискуешь, или как мы: прибежали, заметили, что увидели, на карте метку ткнули — да до родной базы.

А вообще, поначалу, когда наш отряд прибыл на мыс Дежнёва, полная неразбериха творилась. Оно сперва всегда так. Впоследствии посмотришь — так всё правильно и разумно организовано. Но спервоначалу — бардак. Ан недели не прошло — и уже полноценная военная база выстроилась, не хужее, чем в Сирии.

Мыс Дежнёва — это такая горушка не очень высокая с плоской, длинной вершиной — и прям в море заканчивается, крутым таким обрывом. Сама-то стройка в двух с половиной километрах, но туда без особого допуска проход настрого запрещён был — хоть ты каких высоких кровей будь. Белая Вьюга на сотни метров вокруг нашей стороны моста наморозила непролазные торосы. И по воде тож. Причём, не абы как, а правильными пирамидками с острючими гранями. Так что к самому мосту — только по узкой дороге да по железнодорожной ветке. Но оно и понятно — диверсантов чуть не кажный день ловят…

КОФЕ, МЕЧТЫ И ГИДРАВЛИКА

— Вот не понимаю я этого растворимого кофе.

Мы сидели с Хагеном и техниками в ангаре и пытались понять: как заменить в камень застывшую гидравлическую жидкость у правой опоры? Отогревать открытым огнём техники отказались сразу. Чего-то там то ли пережечь, то ли переплавить есть опасение. А отколупывать лёд — ну такое… Да и неловко там корячиться, не со всяким инструментом ещё подлезешь. И поэтому сидели рядом. Думали. Пили эрзац-кофе и ещё раз думали.

— А что непонятно, Илья Алексеевич? — старший техник наоборот с огромным удовольствием сделал большой глоток из своей кружки. — Вкусно же!

— Эх, Семёныч, простая ты душа… Если в эту бурду сгущенного молока чуть не треть банки, как ты делаешь, так всё вкусно будет А ежели правильные зёрна да правильно обжарить, а потом еще и смолоть, да на маленькой кастрюльке, «туркой» иначе именуемой, сварить… это не кофе, это напиток богов получается…

Вот интересно: в техники что — проще попасть, если папа у тебя Семён? Который раз мне уж техник с отчеством «Семёныч» встречается.

Фон Ярроу оторвал меня от моих глубокомысленных размышлений:

— А что, фрайгерр Коршунов, может, закажем в следующий прилёт «Дельфина» мешочек, а? Действительно, сил нет пить эту бурду.

— Что, привык к хорошему, Хаген? Может, тебе ещё Марту в качестве кухарки выписать?

— А можно? — и, главное, смотрит на меня с такой прямолинейной надеждой… Вот всё в Хагене хорошо, но русский юмор он до сих пор воспринимает с трудом.

А потом подумалось — а почему нет? На базе полно женщин. И в канцелярии, и поварихи… ну и в доме терпимости конечно. Домик сборный модульный у нас свой, а ежели немножко доплатить, то и ещё один рядом поставят, как вторую комнату. Тут, брат, тебе не Сирия, в шатрах да палатках околеть враз можно. Хотя местные, к чести сказать, в шатрах-то из шкур и живут, яранга называется. А зимой бывает вообще из снега такие полукруглые домики построят — иглу — и горя не знают. Я как-то зашёл полюбопытствовать — и ничего, тепло! Ежели к стене не прислоняться, так вообще в исподнем можно ходить. Чудны дела твои, Господи! Каждому народу дадена сноровка да смекалка, чтоб во всяких суровых условиях приспособиться жить-поживать.

Маги у местных в основном на холодное дело заточены да на ловлю зверей. Так Белая Вьюга в самом начале попросила отвадить зверьё от моста да от людского поселения, а то мишки здешние белые — ужасть огромные. Больше, чем Багратион в звериной форме. Караул просто. Я как первый раз увидел, думал: маг-оборотень. Ан нет, просто зверь шибко здоровенный. А ещё в море смешные зверюги плавают — моржи называются. Толстые, важные и у некоторых из морды два здоровенных зуба торчит, как у слона, только не вперёд, а вниз. Смахивают на байкальских нерп. Однако ж наши, по-моему, изрядно милее. А эти прям монстряки, короли моря.

Ну так вот. Я подумал-подумал, да и дал Хагену согласие. Тем более, что пока мы эту, прости Господи, заледеневшую конечность у «Саранчи» не починим — никаких тебе боевых выходов. Он радостный и помчался в администрацию — даром ли к нам в Карлук телефонную линию провели? Теперь можно через оператора на прямую связь пробиться. Помчался влюблённый прям как был — в одном свитере. Даже тулуп не надел. Я вот всё жду, когда он ко мне подкатит насчёт Марты. Жениться. Я ж вроде ейным опекуном числюсь… Взаместо отца, значицца. Но что-то пока тянет. Ну, то их дело.

Я откинулся на спинку складного стула и обозрел «Саранчу». С застывшей конечностью таки что-то надо решать.

Минут через сорок прибежал заиндевевший Хаген. Грустный, как некормленный верблюд. Вот что с людьми любовь делает!

— Ну?

— Матушка ваша отчитала меня как юнге… пацана малолетнего. Сказала, чтоб дурью не маялся, ещё на войну девчонку тащить. Я пытался доказать, что здесь не война… — Хаген горько вздохнул. — Просто не стала слушать. Не для того, говорит, её с одной войны спасли, чтоб на другую тащить… А что вы делаете, фрайгерр Коршунов?

Я в этот момент гладил трубы гидравлики.

— Чё-чё… Руки раскалил, теперь вот лёд внутри плавлю. Или ты, пока гонял, какие-то другие варианты измыслил?

— К сожалению, никаких.

— Вот тебе и то… к сожалению… Но что-то медленно идёт, ядрёна колупайка. А открытым огнём — это не вариант. Пережжем чего.

Да обсуждали открытый огонь сто раз. Это я так, с досады повторяю.

По итогу трахались (натурально, другого слова не подобрать) мы с этой опорой ещё три часа. Еле как оживили опору и поскорее сбагрили шагоход техникам — пока снова чего-нибудь не заколдобилось.

Так что поспать удалось самым краешком, под утро. Кажется — вот только на подушку голову опустил, и уже будильник звенит. Хорошо хоть будильник, а не ревун тревожный. Нет, положительно нужно кофе выписать!

ПОДИ ТУДА, НЕ ЗНАЮ КУДА, НАЙДИ ТО, НЕ ЗНАЮ ЧТО

Утро встретило двумя новостями, и обе бодрящие. Первое: «Саранча» приведена в боевую готовность. И второе: нас срочно вызывают в штабной корпус, к атаману. Вестовой сказал: специально для вас, особое задание. Вот порадовал! Когда что-то особое — это ж завсегда кака-нито жопа!

Атаман встретил нас с суровым отеческим видом:

— Как боевой настрой?

— Отлично, господин атаман! — ответил я за двоих.

— Отлично, отлично… — пробормотал он себе под нос, перебирая какие-то бумажки на столе, подошёл к большой, закреплённой на стене карте. — Дело ребятушки такое. Вот здесь, — он ткнул в точку чуть восточнее нашей базы, — разведчики засекли уходящий на север дирижабль. И что он нам оставил — надо бы поразузнать, — атаман прошёлся по кабинету, заложив руки за спину. — Есть сведения, что голландцы готовили к заброске мобильную базу нового типа. Этакий шагоход-гусеница.

Я сразу вспомнил встреченную на Сибирском тракте передвижную платформу-сколопендру — ну, детище того психа, который ещё механических «медведей» наделал, управляемых собаками. Даже та хреновина вооружена была по самое не балуйся, чего же ждать от базы — это ж размеры в несколько раз больше должны быть? И вооружение, соответственно… Судя по вытянутому лицу Хагена, его посетили те же воспоминания и размышления.

— И что мы этой дуре противопоставим? — озвучил свои опасения я.

— Ты мне не это! — помахал у меня перед носом атаман. — Смотри там, не геройствуй! Мне сведения нужны! Задача: найти и по возможности узнать, куда это чудо ползёт. Чтоб встречу организовать, так сказать.

— Есть: найти и узнать!

— Ну, добро! Идите, братцы, час вам на сборы.

Ну, хоть пожрать успеем, и на том спасибо.

Потопали мы с дойчем в столовку, а он ещё и бухтит:

— Так всю компанию пробегаем, ни разу не выстрелим. Вот зачем вы, фрайгерр Коршунов, пению этому выучились?

— Тебя-то что не устраивает? Живы-здоровы, сыты, косяков за нами нет, — я дёрнул ручку двери, — чего ещё надо?

И тут он меня огорошил.

— Мне нужна награда за военные заслуги!

Я аж в столовских сенях остановился.

— От ты молодец! А ещё чего надо?

— Ничего. Медаль или орден. Орден, конечно, предпочтительней.

— Ну, брат, у тебя запросики! Я б тоже не отказался, орден… Ишь!

Ладно, порубали. В ангаре уже привычно проверили машину, оружие. Я забрался в карман, Хаген в кабину — и механики открыли ворота. Дойч скорее выскочил на улицу, чтоб не сильно выстужать ангар, но это всё равно слабо помогало. Семёныч рассказывал, что отопители потом два часа температуру подымают, иначе никакой возможности с металлом работать. У больших-то ангаров специальный тамбур-переходник есть, чтоб холод не запускать. А у нас шагоход маленький, так тот тамбур как бы не с наш ангар будет, если его сделать. Так что пока обходимся.

На сегодня наш маршрут лежал за Императорскую улицу и дальше на север, по льдам. По случаю холодов механики сделали нам переговорные трубки, как на Ставровском «Пересвете», поэтому люк в кабину был закрыт, так и то дойч постоянно жаловался что из трубки дует и снегом несёт. Он вообще молодца, я тут на верху мерзну, а ему-то тепло — печка постоянно кочегарит. Снегом ему несёт, ишь! Тут иногда полные глаза этого самого снега. Оно, конечно, мне и полог волчий сделали, и сам я в толстенном стёганом комбинезоне на гагачьем пуху, но лицо-то не спрячешь. Хорошо, хоть очки с желтыми стёклами себе справил. А то по-первости очень глаза от постоянного слепящего света болели. Через раз в госпиталь бегал, починиться.

Нда-а-а, задание наше сегодняшнее напоминало сказку: «поди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что». Учитывая описания этой по-настоящему мобильной базы, фраза про «не знаю что» приобретает прям угрожающие оттенки…

А пока я гонял всяческие смутные мысли, угадайте, кто ни разу не сомневался? Конечно же, Хаген! Орднунг!* Сказали идти туда — пойдёт. Сказали найти — найдёт. Особливо, если орденом поманить, ага. Но это я так, не со зла.

*Порядок (нем.)

Вскоре берег закончился, и мы побежали по прибрежному льду. Я спервоначалу-то опасался сильно. А ну как провалимся⁈ А оказалось, умными головами в штабах уже всё продумано. Вместо штатных опор на «Саранчу» нацепили здоровенные. Чтоб, дескать, площадь опоры увеличить. Шагоход в них не цыплёнка, а лягушку стал напоминать. Да ещё по кругу корпуса специальные надувные баллоны — это ежели всё равно провалимся. Хотя лично меня эти штуки не впечатлили. Скорость упала, а ежели провалимся под лёд, то по-любому — хана. От холода. Но пока Бог миловал. Да еще и морозы стоят просто зверские. Лёд толстый, надёжный.

Бежали уже два часа, я периодически пел, для чего приходилось натягивать на лицо полог. По началу-то я так петь попробовал. Ага. Потом неделю с простуженным горлом страдал. И это учитывая магов-лекарей. Ну так — а вы попробуйте на скорости в восемьдесят при минус пятьдесят петь, а на вас посмотрю…

Хаген повернул шагоход к берегу, и я увидел…

Словно белая гусеница переползала с тороса на торос вдалеке. Я даже глаза протёр. Нет. Не почудилось. Нашли мы эту гадину!

18. ОТКРЫТИЯ

КРАДЁМСЯ

— Хаген, стоп машина! На одиннадцать часов смотри по кромке торосов.

Из заиндевелой трубки чётко донеслось:

— Фрайгерр Коршунов, в соответствии с полученным приказом, я предлагаю проследить, куда цель направляется.

— Хорошо, давай от неё на максимальном отдалении. Нас пока не заметили, вот пусть так и будет.

— Яволь!

Нет, здорово, всё-таки, что чехол-накидку на «Саранчу» нам здесь другую выдали. Белоснежную. И все торчащие из-под неё детали белым напылением обработали. Есть шанс остаться необнаруженными.

Два часа мы крались за этой мобильной гадиной. Из плюсов — не надо было петь, и вообще я залез под полог, только глаза торчат. Оно, конечно, холодновато, но зато тут у меня обзор всяко лучше, чем у дойча.

База эта мобильная шустро ползла в сторону берега, только изредка притормаживая у особо сложных торосов. Я так прикинул — в длину она была аж метров сто. Потому как в бинокль видно было десять сегментов, на глаз каждый — как самая большая транспортная юрта, которую я доселе видел, а та как раз десять метров… Больше всего удивляло отсутствие какого-либо видимого оружия. Ну хоть чего-нибудь бы торчало… но всё равно — опасно. Может, там маг сидит невпупенный?

Я вот на днях видел, на чём Белая Вьюга изволит передвигаться. Ледяные саночки! Ажурные, красоты неописуемой, все в завитушках… на лебедя ледяного похожи, и ещё и прям перед полозьями лёд сам по себе намораживается. Сам видел, как она лихо прям по камням катит. А вдруг тут такой же, сам себе самодостаточный?

Меж тем сороконожка доползла до берега и надолго остановилась. Из такой дали, на которой мы стояли, не просматривалось, чего они там делают. Посовещавшись, мы не рискнули приближаться. Хаген опустил «Саранчу» в бивуачное положение, чтоб меньше на фоне неба каланчой торчать, и протянул мне в верхний люк большую подзорную трубу.

Вообще, я тут подумал, что поскольку я теперь постоянно наверху, то надо оборудовать всё по уму. Гранатомёт мне поставили, воевать не токмо магией смогу. Теперь бы ещё стационарные средства обнаружения… Может, какое магическое стекло приспособить? Слыхал, есть такие — смотришь сквозь него, как будто б в бинокль поглядел — всё как на ладони. Но вот сто́ят они — мама моя! Да ещё есть шанс расхлестать его во время боя… Но вот в таких ситуациях как щас — милое дело было б. Как папаня говаривал: «Было бы, да БЫ мешает». Ага.

Так что пока я пристроил трубу на край бронекармана и высматривал: чего там у супостатов происходит? И таки углядел!

Кажись, при попытке вылезти со льда на скалы берега повредила многоножка три свои опоры. Да ладно бы вразброс, у её этих опор — завались, так нет же. На передней секции да всё с одной стороны. Вот и получается, что морда у неё на бок заваливается. Три фигурки бегают вокруг, руками машут. Интересно, что дальше делать будут? Если ремонтироваться, то самое время до наших бежать, атаману докладывать. Потому как в таких условиях они минимум часа четыре колупаться будут. Как раз наши подойти успеют…

Но тут, прерывая мои размышления, из-за каменистого холма берега выползла ещё одна сороконожка. Да как бы не поболее первой.

— От это мы попали! Они что тут, размножаются? Хаген, сидим, смотрим.

Ну а чё? Сидим. На фоне торосов в новом камуфляже «Саранча» очень малозаметна. Ну в плюс за нас играет расстояние. И тихонько подкрадывающиеся сумерки. А вот как назад мы поскачем? Ладно по льду, а потом по скальникам? Да ещё теми, что под снегом? Ночное пилотирование — штука непростая. Оно даже в училище завсегда отдельной дисциплиной шло.

Спустя полчаса эти две мобильных базы состыковались меж собой и, превратившись в натуральный сочленённый поезд, медленно поползли вглубь берега. Теперь-то сломанные конечности прям посередине сороконожки получились. Если они и мешали движению, то мы отсюда этого рассмотреть уж не могли. Начиналась пурга и видимость становилась всё хуже.

— Хаген, давай помаленьку следом.

Как бы следы не замело. А фонари включать — это ж как на всю тундру заорать: «Вот они мы!» Так-то новосибирские студенты-энтузиасты от вооружения нам поставили мудрёные синие фонари, вроде как шибко малозаметные. В самый последний момент, считай, без полевых испытаний. Я пока не проверял — доверия особого нету. Ну вот как свет фонарей может быть незаметным? Пушкин мне втирал про длинны волн, про рассеивание, всё равно верится с трудом.

Потихоньку ползли по следам. Благо, сдвоенная махина оставила их предостаточно. Минут черед сорок, уже совсем в темноте, Хаген остановил «Саранчу».

— Фрайгерр Коршунов, на два часа в низине свечение.

Пригляделся — действительно. Почему сам не заметил? Непонятно. Ну, главное — заметили. И мы первые, а не нас… Достал бинокль, надо же атаману рассказать, чего там происходит. Не просто точку на карте ткнуть…

А когда высмотрел…

Бывает такое. Когда вижу что-то кровавое — планка падает, и всё, никаких тормозов не остается.

Длиннющая мобильная база свернулась клубочком перед входом в, видимо, подземную базу, или старую шахту? И в свете фонарей многоножки и прожекторов арки входа кто-то кормил белых медведей… людьми… у сороконожки кучковались несколько медведей, а с её верха, прямо в толпящихся зверей, упало размахивающее руками тело. Плеснуло красным…

БИТВЫ ВНЕШНИЕ И ВНУТРЕННИЕ

— Атака! — кто это так заорал? Я?

— Яволь! — привычно ответил фон Ярроу, и мы понеслись вперёд. Я дождался дистанции гарантированного поражения и высадил пол-ленты в медведей. Чтоб точно ни один людоед не ушёл! Хаген немного сместился вправо и принялся короткими, скупыми очередями отстреливать опоры у многоножки. Чтоб тоже не ушла, тварь! А ничего так студенты мне крупняк модифицировали! На моих глазах дойч отстрелил уже, наверное, с десяток опор. При попадании конечность искрила, а потом словно ржой разъедалась, и следующее попадание отрывало её напрочь.

А потом на крыше мобильной базы выдвинулась турель, и наша боевая удача закончилась. У них была скорострельная пушка.

Первой же очередью «Саранче» оторвало многострадальную правую опору. Сколько я с ней провозился, твари! Шагоход неловко завалился на бок, проскользил по снегу, упёрся в скалу. Хаген попытался его поднять, но… «Саранча» несколько раз вздрогнула от попаданий в кабину и осела.

Мой бронекарман мгновенно стал ловушкой!

Пока я рвал полог, и пытался выбраться, «Саранча» тяжело дёрнулась, но Хаген успел сделать две длинные очереди. Звуки вражеского орудия умолкли. Неужели Хаген его достал?

Больше по нам не стреляли, но… и не надо было. Шагоход тихо чадил, где-то внизу хлюпало масло. Обломки «Саранчи» прижало в заиндевелой скале, а я всё рвался из меховой ловушки. Да сколько можно⁈

Рыкнул, рванул на пределе — аж жилы затрещали. Вывалился наружу. Привычно поставил щит. В лицо сунулась огромная окровавленная пасть. Недобитки! Высадил в упор все семь патронов из револьвера. Рёв! Меня рвануло в сторону, и ещё одна мерзкая, пахнущая свежей кровью морда сунулась мне в лицо.

— Н-на, тварь! — я треснул по ней… лапой?.. и перевернувшись со спины, долбанул туда же льдом. Медведя словно огромной колотушкой впечатало в обломки «Саранчи», он коротко, даже как-то жалобно рявкнул и затих.

Я огляделся. Вкусных медведей рядом больше не было. Так — падаль, но это потом… А вот там, у здоровенных железяк, суетились двуногие.

Люди! — одёрнул я сам себя.

Люди?.. Они тоже вкусные!

Два скачка — и первый, истошно стреляющий в меня двуногий улетает в сугроб, окрашивая снег алым. Потом возьму. Второй замахивается смешным топором, удар натыкается на щит, и я перекусываю истошно воющего двуногого.

Человека!!! Тьфу, нельзя!

Я вытер лицо о снег. Этот голос у меня в голове кричит, что это люди! Их нельзя есть! Почему? Какие же это люди, если они кормили вкусных мишек своими соплеменниками? Это двуногие! Не мешай!

А дальше всё смешалось в кровавый калейдоскоп. Вот я срываю дверь в железную гусеницу… Тесно… почему всё такое маленькое, для кого эти тесные проходы? Кто-то стреляет. Неприятно. Убиваю его льдом. Потом заберу. Еле-еле вылез. В полуоткрытых воротах двуногий. Выстрел. Больно. Ещё выстрел. Пуля рикошетит от щита и разбивает фару шагохода. Прыжок и так и не успевший перезарядить своё смешное оружие двуногий улетает в глубь длинного коридора… Мне туда? Туда! Там много вкусных!

Нет! Нельзя есть!

Почему? Пахнет вкусно! Очень! Опять какие-то двери, выламываю их. За ними истошно кричат. Неприятно. Двумя ударами прекращаю вопли. Красное. Ам!

Плюнь! Плюнь!

Тьфу, ты доволен? Не ори у меня в голове!

Это моя голова! Моя!

Кто ты?

Я — Илья Коршунов!

Какое смешное название. Длинное. Тут нет длинных названий. Есть опасное. Есть вкусное. Опасного мало, вкусного го-ораздо больше! Из-за угла выбегает двуногий. Вкусное!

Нет! Плюнь!

Тьфу! Вот ты зануда…

Соколовский зануда?..

Кто это?

Я? Кто я? Я — Илья Коршунов, хорунжий Иркутского казачьего войска!

Кто? Я? Я — самый сильный! Самый невкусный! Сейчас ещё в эту берлогу самочку…

Серафима!

Что?

Серафима! Аркаша! Серафима, вспомни!

Бл*дь! Я сел на задницу у развороченной двери. Впервые с момента схватки с белым медведем-людоедом я осознанно посмотрел по сторонам.

Это, конечно, крындец, господа. Я сидел в каком-то коридоре, под нервно мигающей лампочкой. И с некоторой оторопью смотрел на дело рук… лап?.. своих. Обломки дверей, лежащие рядом несколько разорванных тел. Слава Богу, сожрать их не хотелось.

Тебе. Я — хочу.

Так, это надо полагать, голос зверя. Голос зверя в моей голове. Огромные лапы. С когтями, нда. Тушка, насколько я могу себя оглядеть, принадлежит белому медведю. Очень крупному. Нет, гигантскому. Если прикинуть, соотношение между мной и теми тварями, что тут человечиной прикармливали…

Вкусно?.. — уточнил внутренний зверь.

Хрен там плавал! — сердито ответил я. Ещё не хватало себе подобных жрать!

Двуногие голые и слабые, — обиженно ответил зверь.

— Заткнулся! — вслух выкрикнул я и сам вздрогнул от собственного голоса. Он показался мне абсолютно чуждым. Смесь низкого рёва и рыка. С другой стороны — спасибо, что голос есть!

Итак, я, значицца, оборотень… Интересное кино…

И тут меня словно кувалдой по башке ударили! Куча разрозненных моментов закрутились и построились в единое полотно — и неоднократная реакция на меня Багратионовских родичей, и странные их полунамёки, о которых говорить не принято, и разговор бати с маманей в ночь перед отлётом.

Ах ты ж, ядрёна колупайка! Вот она, пробудившаяся кровь! Ну, спасибо, Евдокия Максимовна! Без предупреждения-то мне куда как легче с проблемой справиться!

Я тряхнул головой и сердито рыкнул.

Итак, судя по всему, это у нас и есть искомая база. Похоже, тут у них какая-то шахта, что ли? Ну, не могли же они так забуриться? Это ж в тайне надо копать. Сколько месяцев потребуется? Хотя… если у них хорошие геомаги…

Хорошая берлога. Тёплая.

И этот со своими комментариями! Что, у меня так теперь и будет два голоса в башке? Ладно. Теперь надо найти выживших.

И съесть.

Вот это отставить, пень горелый!..

Я встал. Как тут всё управляется? Вымерзнет же всё! Удивительно то, что взгляд находится на прежнем уровне. Это ж какого я размера?

Самый невкусный! Самый-самый!

Да понял я! Самый мощный хищник во всей округе. Временно хоть не ори, а?

Посмотрел вниз на руки… на лапы… когти!.. если сравнивать с лежащим рядом трупом — сантиметров пятнадцать. Мама моя!

Я самый-самый! — как будто тише, на краю подсознания проурчал зверь.

Да-да, я слышал. Я понял.

Обратно пришлось идти по следам разрушений. Неслабо я повеселился! Особенно впечатлили разогнутые решетки, перегораживающие коридор. Чем это я их? То, что это я — сомнений не оставалось, но всё равно — перебор. Там же прутья в большой палец толщиной!

Пф! Большой палец двуногого!

Не успел я вступить во внутреннее препирательство, как услышал тихий женский плач и скороговорку, вроде как мужскую.

За ещё одним поворотом оказался ещё один вроде как шлюз. Короче двери, перегораживающие проход целиком. Подошёл. Из-за двери раздражающе пахло смесью чего-то острого химического и… страхом.

Вкусно! Давай достанем?

— Открывайте. — я бы на такое не открыл. Ужас же! — Открывайте или я сломаю дверь! Считаю до трёх. Раз. Два…

— А вы нас не съедите? — раздавшийся голос заставил задрать голову. Откуда это он? А-а! Черный блин громкоговорителя под потолком.

— Хотел бы съесть — выломал бы дверь! Хлипкая она у вас.

Почему «хотел?» Хочу! И съем!

Я сказал: НЕТ!!! Терпеть и ждать!

Я с трудом загнал рвущегося наружу зверя. Это если у Багратиона каждый раз вот так — это ж полное а-та-та!

Дверь, щёлкнув, приоткрылась.

За ней в длинном, узком для меня, коридоре стоял тощий мужичок в белом халате. Пенсне на левом глазу запотело и вообще от него густо — и Вкусно! — пахло страхом.

— Кто таков? — я повёл носом. — Если ты думаешь облить меня той хренью, что прячешь за спиной — сразу говорю: не поможет! Убери её и давай говорить.

— Д-давай…те. Хорошо… я сейчас.

Мужичок осторожно наклонился и поставил на пол литровую склянку с вонючей ярко-синей жидкостью. Интересно, что это?

— Кто таков будешь?

— Д-доктор. Заменгоф… Людвиг.

— Немец что ли? — ядрёна колупайка, как там Хаген? Надо быстро тут закругляться и к нему бежать!

— Почему немец? Поляк.

— Отлично, поляк! Сейчас ты быстро идёшь за мной. Аккуратно, может, остался кто живой, чтоб не пристрелили тебя!

— Зачем?

— Вопросы потом! Быстро!

Как же тут всё тесно-то, а! С некоторым трудом развернулся и побежал к выходу. На улице уже совсем стемнело. Перепрыгнув наметённый сугроб у входа, я бросился к «Саранче». Сквозь бронестекло было видно тело Хагена, повисшее на ремнях. Пахло кровью, но, кажется, не смертью. Где этот, мать его, доктор? Я злился и нареза́л круги вокруг шагохода, попутно оттащив тушу мёртвого медведя.

Падаль, но вкусно!

Ну, как же без ваших зверских комментариев…

Из приоткрытых ворот показалась закутанная в шубу фигура. А! Ему же ещё одеться надо было!

— Сюда! Сюда! Быстрее!

Доктор, этот, как его?.. А! Людвиг, оскальзываясь, торопливо подбежал ко мне.

— Что-то случилось?

— Залезай вот сюда, — я хлопнул лапой по площадке на боку лежащего шагохода. — Там ручка, поверни направо. Я сказал, направо! Откидывай люк! Пилота достать сумеешь?

— Да, доводилось.

— Хорошо. Хаген, ты там жив? Хаген!

Из люка показалась фигура доктора, потом руки, потом голова и безжизненное тело дойча.

— Простите, не могли бы вы помочь?

— Как?

— Ну, не знаю… потянуть его? Очень тяжело и неудобно.

Я вскочил на бок «Саранчи». Если аккуратно, за шиворот… Хаген, как пробка, вылетел из люка и повис у меня в зубах. Опа! Следом вылез поляк.

— А теперь аккуратно положите его, у него множественные ранения ног.

А я типа не знаю. Запах алого бил по мозгам, и только внутренние вопли: «Серафима! Аркаша! Хаген!» — останавливали беснующегося зверя.

Я опустил тело дойча на снег.

— Хаген! Хаген!

Глаза фон Ярроу приоткрылись.

— Фрайгерр, Коршунов я вижу вас медведем. Это галлюцинации?

— Они самые! Лежи, молчи. Доктор, что делать?

Поляк спрыгнул на снег.

— Нужно как-то доставить его в лазарет. У нас есть всё что нужно. Ваш раненый уже вколол себе стимуляторы и довольно хорошо обработал раны. У вас в шагоходе очень хорошие медицинские препараты. Русские?

— Да. Тележка какая-нибудь есть?

— Я могу сбегать.

— Быстрее!

19. ОСВАИВАЕМСЯ

ХАГЕН — ДЕЛО ПЕРВОЕ И НАИВАЖНЕЙШЕЕ

Доктор метнулся в темноту. В принципе, он сейчас может подобрать какое-нибудь оружие и напасть на нас. Но маловероятно. От него так пахло страхом, что я очень сомневался в его способностях погеройствовать. Тем более, трупы, лежащие прямо по его пути, должны были внятно показать, что случается с героями.

Не-е. Ни разу не герой. Доктор, оскальзываясь, катил медицинские носилки на колесиках. Богатый у них тут медпункт. С моей помощью Людвиг как-его-там переложил на носилки Хагена и покатил его к входу в базу. А я пошёл следом.

Хорошо всё-таки иметь такие слух и чутьё! Я был совершенно уверен, что ни в многоножках, ни вокруг базы живых не осталось. Будь я человеком, суетился бы, искал супротивника. А так всё ясно: вокруг метров на триста — никого.

Мы зашли в ворота. Мне ещё пришлось подтолкнуть плечом каталку, потому что доктор не мог перекатить её через сугроб. Этот доктор (помимо того, что боялся меня до судорог) ещё и неприятно суетился. Это злило не только меня, но и зверя.

В воротах я огляделся и — опачки! — обнаружил ранее мной незамеченную дверцу и окно рядом. По-любому, что-то типа вахтёрки.

— Доктор. Стой. За этой дверью должен быть рычаг, или кнопка, или что там — двери нужно закрыть, иначе замёрзнем.

Людвиг прислонил каталку к стене и зашёл в вахтёрку. И сразу запахло радостью.

— Доктор. Предупреждаю. Если вы нашли какое-нибудь оружие, лучше вам его сразу выкинуть. Вам оно не поможет. Как не помогло всем остальным. Вы хотите стать героем? Возможно, станете. Посмертно.

Непонятные шорохи, железный лязг — и ворота с легким гудением стали закрываться. Я заглянул в вахтёрку. Доктор стоял сжимая в руках двуствольный дробовик.

— Я же говорил, не поможет. Тем более, что у вас будет всего два выстрела. А вы, вообще, стрелять-то умеете?

— Умею. Но вы правы. Против оборотня это не поможет. — Он со вздохом положил ружьё и повернулся ко мне. — Простите, а не могли бы вы принять человеческий вид? Э-э-э, я ещё раз прошу прощения, но окровавленная морда огромного медведя не вызывает… не внушает… Она пугает и мешает думать.

— А это хорошо, что пугает. Меньше желания делать глупости. Пойдёмте, доктор. У вас есть пациент, и лучше бы… лучше бы он выжил. Вы же понимаете, что меня удерживает только необходимость…

Людвиг как-его-там отчаянно закивал:

— Я приложу все усилия, чтобы…

Его прервал слабый голос с каталки:

— Фрайгерр, а где мы?

— Лежи спокойно и молчи, Хаген. Мы в медсанчасти, сейчас добрый доктор тебя подлечит, — я сделал я ударение на слове «добрый».

— Да-да, — зачастил Людвиг, — у нас отличный лазарет. Мы же больше исследовательская база, нежели…

— Нежели что? — рыкнул я.

— Мнэ-э-э… нежели база, напрямую влияющая на строительство.

Чего-то доктор юлил, и я поставил себе зарубочку в памяти — расспросить надобно поподробнее.

То, что я застрял тут — и надолго! — было понятно. Пока этот костоправ дойча на ноги не поставит — я отсюда ни шагу не сделаю. Вот совсем у меня доверия этому скользкому Людвигу не было. Прикармливать белых медведей людьми — это за гранью моего понимания. А главное — зачем⁈

Пока размышлял, доктор докатил каталку до знакомой двери. Пару раз дёрнул дверь. Оглянулся на меня:

— Заперто.

— Кто там у вас ещё?

— Ильзе. Медсестра и моя помощница. — Доктор судорожно лапал по чему-то слева от дверного косяка.

— И что, докричаться — никак? А то смотрите, я могу помочь открыть дверь.

— Не надо, не надо. Тут вот кнопочка, сейчас, ага, вот! — торжествующе закончил Людвиг. В глубине помещений пронзительно зазвенело.

Через некоторое время за дверью раздались шаги, и испуганный голос спросил:

— Кто там?

— Ильзе, девочка, ну кто ещё может быть? Это я, открой двери.

— А-а?

— Открой двери, я сказал! — рявкнул наконец доктор, и защелка с лёгким лязгом отворилась.

Из двери остро пахну́ло химическим запахом. Духи? И ещё страх.

Очень много вкусного страха!

Меж распахнувшимися створками посунулось остренькое девичье личико. Оглядев нашу живописную композицию, медсестра коротко вскрикнула и упала в обморок.

— Вот поэтому я и просил снять облик. — Доктор бросился поднимать упавшую.

— Э-э, нет. Пока я такой, я практически неуязвим. Поэтому не советую делать глупости.

— Да это я уже понял, — пробормотал доктор, и, не сумев нормально поднять обморочное тело, поволок девушку, ухватив её за подмышки. Затащил в ближайшую комнату и утолкал её на кушетку. Я огляделся. Помещение лазарета сияло совершенно стерильной чистотой. Здесь было не просто вымыто и вылизано, а, возможно, поверх обработано специальным медицинским заклятием. Неоднократно, нда. И если бы не запахи…

Невкусно!

Мне бы в таком госпитале понравилось. Меж тем доктор вернулся и закатил каталку с Хагеном дальше, вглубь.

— Простите, вам сюда нельзя. Вы весь в… Ну, вы понимаете.

— Понимаю, а как же. На базе что-то вроде душевой есть?

— Есть, конечно. Как выйдете в центральный ствол, четвёртый поворот направо — и до конца. А как вы будете краны?.. Э-э…

— А вот дождёмся, когда твоя Ильзе очнётся, она меня и проводит.

— Но мне нужен помощник…

— Так и я не прямо сейчас туда пойду. — Мне надоели эти споры. — Доктор. Я сяду у двери и буду тебя ждать. Или ты, или эта Ильзе проводите меня, но это потом. Сначала — Хаген.

Я развернулся. Причём пришлось встать на задние лапы, коридоры мне были явно узки. Хорошо хоть в высоту не сэкономили, а то пришлось бы спиной… (ж*пой?) назад пятиться. Отошел ко входу и уселся на задницу.

А потом мне пришла в голову мысль, от которой я хихикнул. Потом хихикнул ещё раз: вы представляете хихикающего белого медведя? А сам звук хихиканья? Обосратушки как страшно. Так вот — сидит на жопе ровно огромная, окровавленная по самое не балуйся туша белого медведя. Посреди стерильного госпиталя! Звучит как начало тупого и пошлого анекдота.

МЕДСЕСТРА И УКРОТИТЕЛЬ

В комнатушке, куда Людвиг оттащил медсестричку, зашебуршалось. О! Продолжение комедии! Щас она выглянет — и снова в обморок. Оно мне надо?

Когда боятся — это вкусно!

Ага. Но мы пойдём другим путём.

А зачем?

Смотри и учись. Смех — это тоже… вкусно.

— Ильзе, деточка, ты когда в коридор выглянешь — в обморок не падай, ладно? — Вот у меня лично мой же голос доверия не вызывал. Низкий, вибрирующий рык. Впрочем, слова выходили достаточно понятно.

За дверью притаились.

Через пять минут она подкралась к двери и тихонько спросила что-то. Видимо, по-голландски.

— Моя твоя не понимай! По-русски говори.

За дверью снова притаились. Потом:

— А почему я должна падать в обморок? — на этот раз начала по-русски, только с забавным акцентом с излишне твёрдым выговором.

— Ну ты же упала, когда дверь открыла?

— Там же был огромный айшьбеер… белый мишка… Они все людоеды… Они… — зачастила она.

— Они просто хищники и едят вообще всех, кого смогут. — Я привалился спиной к стене. Неудобно, блин горелый!

И жарко. Пойдём на верх?

Нет, пока сидим тут!

— Ну так я и говорю — мишка! Он остался в коридоре? — Девчонка не унималась.

— Нет он тут, у двери сидит.

— Ой.

Она надолго замолчала. Потом тихонько подошла ближе к выходу.

— Вы же шутите? Если мишка у двери, то с кем я разговариваю?

— Со мной. — Разговор начинал меня забавлять. Она отчаянно боялась и в то же время была до краёв наполнена любопытством. Самое простое — открыть дверь. Но страшно. А не открыть, так любопытно же…

— Вы укротитель? Из цирка?

О! А эта версия мне понравилась.

Это ещё непонятно, кто кого укрощает! Я самый…

Ты самый тупой, если постоянно твердишь одно и то же!

Но ты постоянно о этом забываешь! И ведёшь себя как…

Как человек! Я веду и буду вести себя как человек! Теперь мы вместе, прими это!

Стараюсь…

— Да, меня, в какой-то степени, можно назвать укротителем.

Она помолчала.

— А почему у вас такой страшный голос — мишек пугать?

«Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие уши?» — «А чтобы тебя лучше слышать!»

— Не-е, у меня с самого начала такой голос. А что с ним не так?

— Он тако-ой жуткий. Словно рычит кто-то.

— Нет, это я так разговариваю. А хочешь, рыкну? — Сюрреализм разговора поражал…

— Ой, не надо. Я боюсь. А можно я дверь маленько-маленько приоткрою? Одним глазиком глянуть?

— И опять грохнешься в обморок? А полы у вас кафельные, твёрдые, — я мысленно хихикнул. — Учти, я тебя на кушетку затаскивать не буду!

— Да что ж вы меня запугиваете-то? — неожиданно возмутилась Ильзе и распахнула дверь. — Я и так боюсь, а тут ещё вы!

Я с насмешкой смотрел на неё. А потом подумал — на вас когда-нибудь смотрел улыбающийся белый медведь? С трёх метров? Да с мордой в крови? И не зоопарке, а вот прямо рядом, в одной комнате?… Жуткое дело…

Ильзе стояла, пялилась на меня и молчала. Только нервно сглатывала. Я тоже молчал. Ну а что, я же её предупредил? Предупредил. Пусть теперь не обижается. Через минуту, она внезапно приподнялась на носочки и ткнула в меня пальцем. С трудом удержал зверя, чтоб не бросился и не откусил этот вкусный пальчик.

Чего она мне в глаз тыкает?

А вот это ты прав! Чего?

— Вы меня обманули!

— В чем, дорогая Ильзе?

— Вы… Вы… Вы…

— Я-я, натюрлих!

— Вы издеваетесь! Я не дура! Я с отличием закончила медицинский университет Амстердама! Вы просто маг-оборотень! Оборотень — белый медведь! Вы не укротитель!

Я рассмеялся. Какая же она смешная.

Да, слабая и смешная!

— Это всё, что вас волнует?

Она помолчала.

— Вы нас всех убьёте?

Не хочу. Она смешная!

Я тоже не хочу.

— Только если вы на меня нападёте. Кстати, ваш доктор Людвиг прямо сейчас лечит моего товарища.

Она встрепенулась.

— Ой, мне нужно бежать, помогать… Можно?

— Почему нет?

Она резко развернулась и убежала вдаль по коридору. Осталось сидеть, ждать. Самое трудное.

Я ждал, прислушивался к звукам, стараясь угадать, насколько там всё благополучно с Хагеном, принюхивался к запахам и размышлял.

Странная эта база. Ну понятно, приехали-прилетели, геомаг сделал эту огромную нору. Техники навесили двери, провели электричество, всё такое, замаскировали… А зачем? От строительства не то что бы далеко, но для выбегов диверсионных — всё-таки далековато. Целый день до русского моста только добираться? А потом, даже если удачно всё — день назад? Глупо. Но это мы потом доктора поспрошаем. И медсестричку. Я пока не ощущал на базе никого живых, кроме этих двоих. Но, может, кто-то и затаился. Слух и обоняние медведя — не в пример человеческим. Но есть и вариант, что тут имеются двери хитрые, с гермозатворами.

Эта мысль заставила меня настороженно прислушиваться. Уж, по крайней мере, не услышанными, да и не унюханными, ко мне не подкрадутся!

Сидеть пришлось довольно долго. Или не так уж хороша у них тут лечебница, или ранения у Хагена серьёзнее, чем мне бы хотелось. Через полтора часа из коридора вышли Людвиг и Ильзе. Доктор был спокоен и устал, а вот девушка прям пахла любопытством.

Вкусно!

— Фрайгерр Коршунофф, с вашим вассалом всё хорошо. И не нужно удивляться, ваш вассал несколько раз в бреду звал вас. — Доктор помолчал. — Одно непонятно, подскажите: почему Великая Германская Империя напала на нас? Мы же союзники. Или это была частная инициатива?

— Серьёзно? Мы союзники в кормлении медведей людьми?

— Но вы же сами…

— Я пока никого не съел! — мой рык заставил доктора отшатнуться.

— Но профессор Вебер утверждал…

Я перебил его:

— Кто это?

— Э-э-э, руководитель этой научно-исследовательской базы. Он утверждал, что этот проект санкционирован на самом верху и…

— И где этот руководитель? — Мне очень хотелось побеседовать с этим профессором. В теле Зверя проводить экспресс-допросы — милое дело. Сам всё расскажет.

Согласен.

— У себя в лаборатории. Сегодня и завтра должен быть какой-то особый эксперимент, и доктор приказал его не беспокоить. Так что, возможно… — добавил Людвиг тише…

— Что возможно, не надо мямлить! Шайзе! — Я решил укрепить медика в идее, что я — дойч. Зачем — я и сам пока не знал.

— Возможно, он и не в курсе этого… этого конфликта.

— Ну, это же отлично! Ильзе, деточка, ты побудь рядом с раненым, а мы с доктором, как тебя там, напомни?

— Заменгоф, доктор Людвиг Заменгоф.

— А мы с доктором Заменгофом немножко прогуляемся. Ты же не против, доктор?

— А у меня есть выбор?

— Есть или не есть, вот в чём вопрос, да?

Он мне не нравится.

Мне тоже. Скользкий какой-то.

ОБСЛЕДОВАТЬ БАЗУ

Я непроизвольно рыкнул. Лекарь вздрогнул:

— Я всецело в вашем распоряжении, фрайгерр.

— Ну вот и отлично.

Я встал и, неловко развернувшись, вышел в коридор.

Как же тут вкусно пахнет!

Тьфу! Со всех сторон несло кровью и смертью.

Вкусно!

Да-да, я уже слышал!

Но страх вкуснее. И это любопытство. Вкуснее.

Доктор шёл рядом и сам, без подсказки давал комментарии по базе:

— Тут тренажерный зал. Тут казармы первого круга… сейчас там никого не осталось. Тут оружейная…

— Подожди. — Я подошёл к двери в оружейку и, просунув в замочную скважину коготь, несколько раз провернул его. Пригляделся — личинка замка была совершенно изувечена. Вот теперь хрен они её откроют! Чтоб всяких глупых мыслей не возникало. — Шагай, доктор.

Ты умный!

— Это камеры для заключённых, сейчас они пусты. Это ангар шагоходов…

— Ух ты, а давай-ка зайдём.

Доктор подошёл к стене рядом с дверью и повернул красный рычаг. Дверь медленно поползла в сторону.

Ничё так толщина, на взгляд — сантиметров пятнадцать будет.

Надо будет — всё равно сломаю!

Буду знать.

За дверью открылся огромный ангар, натурально метров сто пятьдесят в длину и метров тридцать в ширину. И в высоту метров двадцать. Нет. Точно — геомаг. Причём явно не один. Это надо такое сотворить! В ангаре в ряд стояли пять неизвестных мне машин, хотя нет, одну узнал — легкий шагоход «Элвис Штрауссер», мы его в учёбке «Страусом» звали за забавную внешность.

— Там ещё один выход, для шагоходов, — махнул в противоположный конец ангара мой сопровождающий. — Послушайте, фрайгерр Коршунофф, тут должны быть техники, позвольте мне поговорить с ними, не убивайте их сразу… Они люди пожилые, степенные… я смогу их уговорить не сопротивляться.

— Можешь попробовать. Но если хоть кто-то косо взглянет…

— Да-да, я понял, — быстро согласился доктор.

Мы подошли к ещё одной двери.

— Это их казарма. В свободное время они почти всё время тут. Подождите меня, пожалуйста.

Я мотнул ему головой, давай мол.

Он подошёл к двери, что-то сказал и вошёл. Я остался стоять посреди ангара и на всякий случай накинул на себя щит. Хрен его знает, может там какой голландский викинг затесался. Правда, викинги — это маленько не оттуда, но чего-то рисковать я не собирался. Через некоторое время из казармы вышел доктор Заменгоф, а за ним, испугано оглядываясь — четверо пожилых мужчин в чёрных комбинезонах техников.

— Говорите, я буду переводить…

— Значит так. — Доктор послушно говорил следом по-нидерландски. Впрочем, я не знал языка и не мог проверить: правильно он переводит, или нет. — База захвачена. У вас небольшой выбор — или я вас убью, и возможно съем…

Правда? Я могу!

Заткнись!

Я пошутил!

Чего?

— Или вы идёте в камеры заключенных. Обещаю нормальные условия и своевременную кормёжку.

Доктор закончил переводить. Техники стояли, мялись, потом один из них что-то сказал.

— Брам спрашивает: а можно им остаться в ангарной казарме? Они всё равно никуда отсюда не могут выйти.

Я мотнул головой на шагоходы.

— А это? Чтоб в следующий раз меня встретила очередь из крупнокалиберного?

Доктор некоторое время о чём-то переговаривался с техниками.

— Они утверждают, что эти шагоходы совершенно непригодны к бою в условиях сверхнизких температур. А заказанное оборудования и спец-жидкости должны прибыть через месяц…

— В ангаре не мороз!

— Но им всё равно нужно будет питаться. И ходить в столовую. На шагоходе же туда не пролезешь… А выйти на поверхность они не смогут. Шагоходы неисправны, а пешком — вокруг медведи-людоеды.

20. НУ И ПОРЯДКИ…

КАЗАРМЫ

Просьба звучала подозрительно — дальше некуда. С другой стороны, не могу же я просто взять и убить их всех?

Почему? — в голосе крайнее удивление.

Потому что они теперь пленные, а Российская Империя лет двадцать уж международную конвенцию о пленных подписа́ла. И до нас её буквально на прошлой неделе в очередной раз доводили.

Глупо.

Погоди, дай подумать. Допустим, шагоходы неисправны. Хотя в этой части меня терзают определённые сомнения. Может, всё-таки в тюремный блок их загнать? Опять же, пока будем идти — а ну как побегут эти техники на каком-нибудь перекрёстке в разные стороны, как тараканы? Замо́к оружейки я сломал, конечно. Но даже и без неё по базе столько оружия найти можно, я уверен… Морочиться потом, отлавливать этих партизан…

Не так они страшны будут, надо полагать, как докучливы. Судя по тому, как Зверь играючи пронёсся через охрану, всеми этими смешными пукалками меня так просто не убить. Но остаётся ещё Хаген, а он сейчас уязвим чрезвычайно.

Может, действительно лучше согласиться на их предложение? Если не терять бдительность… Однако… Что-то я упускаю…

Я тряхнул окровавленной мордой и пытливо посмотрел на доктора:

— Послушайте-ка, док… Раз, как вы утверждаете, база у вас не военная, а исследовательская, вы тут большая шишка, не правда ли?

Он помялся и нехотя ответил:

— Верно. Я являюсь заместителем начальника объекта.

— А вот это уже интересно. Как заместитель вы должны бы иметь возможность наружной блокировки значительной части помещений. Или даже всех. Вер-р-рно? — я добавил в голос рыка.

— Вы угадали. — Людвиг слегка отшагнул назад.

— В таком случае, загоняйте-ка этих техников в казарму и блокируйте. Нечего им по ангару шариться.

— А как же питание?..

— Этот вопрос мы решим позже. Ну⁈ Или они предпочтут умереть?

Я смотрел, как техники входят в казарму. Вяло как-то. Надо бы запугать их как следует…

— Без глупостей. Сидеть и фокусы не придумывать. Через некоторое время мы ещё раз зайдём…

Надеюсь, я не делаю глупость…

Ты умный!

Мы вышли из ангара, и доктор закрыл ещё и наружную дверь.

— Теперь куда? — Я огляделся.

— На вашем месте я бы заглянул в казармы пилотов и в столовую.

— А что, у многоножек во дворе я не всех?..

— Есть ещё вторая смена.

— Почему же они не подняли тревогу и не поспешили на помощь людям, оборонявшим базу?

Заменгоф отвечать хотел не очень. Пришлось снова рычать, на психику давить… По итогу выяснилось, что вся база разделена на зоны. И персоналу из одной зоны под страхом немедленного увольнения запрещено даже разговаривать с персоналом другой. Они и обедают в несколько смен, не пересекаясь. И стрельба в первом круге уже случалась — два раза медведи проникали внутрь, и их пришлось ликвидировать.

— Простите, фрайгерр, это всё-таки не военная, а научно-исследовательская база. И мы не предполагали, что союзники… тем более союзники!.. напустят на нас Высшего оборотня.

Ага, Высшего… Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд… Ну, маманя!

Мама страшная!

Ага! Иногда бывает.

— Предполагай не предполагай, всё равно это глупость. У русских и своих оборотней хватает. Давай, в казарму пилотов двигаем.

— Как прикажете, фрайгерр, но там не только пилоты, там и остальной технический персонал. И в столовой две официантки и два повара.

Ни хрена мы базу у себя под носом профукали! Две смены пилотов, техники, официанты, повара! Научные, мать их, исследователи!

— Сначала к пилотам.

— Слушаюсь.

Дверь в казарму оказалась братом-близнецом двери в ангар. Такая же тяжелая и толстая. А сама казарма пилотов представляла собой высокий зал с двумя ярусами небольших комнат по периметру. Ну и столами в центре, за которыми сейчас сидело несколько человек. И не успел Заменгоф что-то сказать, какой-то пацан истошно заорал и принялся в меня стрелять. Ага, из пистолета. В белого медведя. Ладно бы ещё из револьверта. Там патрон всяко мощнее… Тем более, что щит-то я не снял и сейчас переливался красноватым маревом. Представляю, как это было жутко. Тут и так морду от крови, уже слегка запёкшейся, не оттёр, так ещё и щит спецэффектов доставляет…

А потом к стрельбе присоединились вообще почти все. Я стоял как новогодняя ёлка в огоньках рикошетов. И что характерно, совершенно не чувствовал упадка сил. Вот что Облик животворящий делает!

Я самый сильный! — шевельнулось на заднем плане.

Знаю! Привычно отозвался я.

Нет! Мы самые сильные!

О как? Но пора этот цирк заканчивать! Я поднялся на задние лапы, во весь свой чуть не пятиметровый рост и рыкнул:

— Фояр айнштеен! — Уж стандартные фразы из военного разговорника я знал на нескольких языках. Устав терпеть вспышки, проревел уже по-русски, чтоб до самых тупых дошло: — Прекратить огонь!

Но стрелять перестали не поэтому. Судя по всему, у половины тупо закончились боеприпасы. А остальные прекратили стрельбу, видя бессмысленность происходящего. Хотя не все. Тот самый пацан, что принялся стрелять первым, бросился на меня… и попытался ударить… стулом.

— Думкопф! — рявкнул я ему прямо в лицо.

Пацан побледнел и плавно стёк в обмороке.

— Эмме всегда отличалась некоторой неуравновешенностью, — задумчиво проговорил доктор, выходя у меня из-за спины, где благоразумно спрятался на время стрельбы. Почему-то он верил в мою мощь гораздо сильнее, чем в ручное оружие своих соплеменников.

— Эмма? Это девушка? У вас берут в пилоты девушек? — Ошибиться было невозможно, на лежащей фигуре был стандартный комбинезон пилота, который у разных стран отличался лишь деталями да цветовой гаммой, обычно темной. — Куда катится мир? Так, доктор, тут все знают русский?

— Да, одним из условий работы здесь было знание языка. Некоторые знают даже чукотский! — почему-то с гордостью произнёс Заменгоф. Наверное, это он его и знал.

— Слушать меня всем! База захвачена… Мной! Как вы могли убедиться — ваше оружие бесполезно! Если желаете стать моим обедом, милости прошу! — Я улыбнулся, показав полный набор зубов. — Ваша казарма будет заблокирована. Любого, предпринявшего попытку покинуть это помещение и тем более любого замеченного в коридорах — съем! Доктор, тащи эту дуру, это мой сегодняшний ужин!

Кажется, я перестарался. Эта самая Эмма очнулась посреди моей пламенной речи и, судя по запаху, обоссалась, а потом снова грохнулась в обморок.

— Слушаюсь! — А вот Заменгоф вообще не страдал сантиментами. Сказали: «тащить на ужин» — он и потащил. Что характерно, за ноги.

ДРУГАЯ МОРАЛЬ

Мы вновь вышли в коридор.

— Теперь в столовую?

— Давай.

Так и шли, сначала доктор, который волок Эмму, потом я. В столовую вели широкие двустворчатые двери со стеклянными вставками — для разнообразия, видимо. Доктор отпустил одну ногу Эммы, которая брякнулась о пол, и открыл одну створку.

— Сразу им скажи, что если будут визжать — съем их!

— Понял, фрайгерр.

Через некоторое время я подцепил дверь когтем и зашёл в столовую. Огляделся. А чего я ожидал? Совершенно спартанский армейский интерьер. Голубые стены, белые столы. На стенах, разве что, пара картин. Пейзажики какие-то городские. Около раздаточной замерли четыре человека в белой поварской одежде. Две девушки, женщина и пожилой мужчина. Рядом с ними стоял доктор и что-то эмоционально объяснял. Бешеная Эмма сидела у их ног, прислонившись к прилавку, и с округлившимися от ужаса глазами переводила взгляд с одного на другого.

— Фрайгерр Коршунофф, персонал нашей столовой будет очень рад приготовить вам ваш ужин.

Чего?

— Какой ужин?

Есть! Есть хочу! Ну или напугать!

Заткнись!

Обидно!

— Ну её же! — доктор ткнул пальцем в Эмму, которая сидела, по-моему, онемев от ужаса. — Как вам её приготовить?

Кажется, доктор слегка двинулся в своём желании угодить мне буквально во всём… Это ж надо вот так… Или сюда, на эту базу, набирали людей с максимально «гибкой» моралью или что-то подгнило в этих ваших Нидерландах. Так протухло, что аж до России-матушки несёт. Нет, ну это ж просто в голове уложить невозможно! И чего им говорить?

Давай их обманем и напугаем!

Гос-споди, ты ещё кто?

Это же Я! Ты зовёшь меня Зверем!

Голос Зверя в моей голове изменился. И изменился как-то рывком.

Я — учусь! Да! Страх — это тоже вкусно! Есть чужой страх! И любопытство! И смех!

И что ты мне предлагаешь?

Позволь мне говорить! Я плохо говорю! Ты можешь меня убрать, или помочь, если я ошибусь! Мы вместе! Ты и Я! Самые-самые!

Это прям а-та-та какое-то! И что будет дальше? Потом я подумал и мысленно махнул рукой. А давай!

Тело слегка качнулось, когда Зверь брал его под свой контроль, а я изо всех сил старался не отпустить вожжи. Это было, как управлять лодкой в таёжной реке — поток несёт тебя, но направляет лодку сквозь буруны твоя воля…

Красиво! Потом покажешь?

Хорошо, покажу. Там и правда красиво. А какая там рыбалка!

Хочу!

— Вы! Слушать меня внимательно! — Речь Зверя была ещё не ровной, он, казалось, специально выбирает короткие, рублёные фразы. Но повара как-то внезапно вытянулись по струнке и принялись внимать чуть ли не с трепетом. — Её вымыть! Аккуратно! Одеть тепло! Ты! — Он качнул мордой в мужчину-повара.

Как же он восхитительно боится!

— Большой таз варёного мяса! Без специй, без соли! И на чём лежать! Мне лежать! Мясо будет есть она. Потом я буду есть! — А теперь вкусным ужасом захлёбывалась Эмма. — Если с моей едой что случится, и она будет невкусной и мёртвой — съем вас! И я чувствую яд! Ясно?

Четвёрка поваров судорожно закивала. Волны ужаса от них расходились буквально по всей столовой.

— Выполнять!

Я недоумевал — зачем?

Я расскажу. Ты главный, ты старший, ты самый-самый! Ты умный! Ум — сила! Я понял! А я самый хитрый!

И?

Сейчас! Мы шли сюда, там были берлоги, которые можно закрыть.

Тюремные камеры?

Да!

Зверь стремительно учился, я буквально чувствовал, как он роется в моей памяти, подбирая правильные образы и слова. И была огромная радость что он, как ему казалось смог уловить, как мне угодить.

Мы запрём самку в камеру. Накормим её и поедим сами — мясо. Не её, а мясо!

Я понял!

Дадим ей на чём лежать и укрыться. Меха нет — иначе самка замёрзнет. Все будут думать — мы её съели. И бояться!

И бояться. А ты не думаешь, что они от отчаянья могут чего сотворить?

Я чувствую запахи. Мы заранее узнаем злость и агрессию.

Понял. Ты и правда хитрый!

Я улыбнулся. Это становится интересным.

Мы с доктором вышли в коридор.

САМЫЙ СТРАШНЫЙ ПРОФЕССОР

— Теперь в лабораторию.

— Фрайгерр Коршунофф! Может, не будем мешать профессору? Вы не знаете, какие у него покровители…

— А мне абсолютно всё равно. Ты же не знаешь, какие у меня покровители.

Заменгоф задумчиво обозрел тушу медведя и пробормотал:

— Пожалуй, и не хочу знать.

— И правильно! Держись этой линии, доктор, и проживёшь дольше. Вперёд.

В конце концов, мы подошли к огромной и, по-видимому, бронированной двери шлюза. Да ещё и выкрашенной в ярко-оранжевый цвет, чтоб даже для особо одарённых было понятно: опасно!

— И как мы будем до этого профессора добираться? Постучимся? Вероятно, ногами? Поскольку руками если — они нас не услышат.

— Ваше чувство юмора, фрайгерр, соответствует вашей форме…

— О-о, ты настолько поверил в себя, что принялся хамить?

— Нет, нет… простите меня… просто… я очень боюсь профессора Вебера. Это что-то из разряда иррацинального… Он всегда вежлив и предупредителен, но…

Тут меня осенило, что я забыл спросить самое главное.

— Он маг?

— Да, конечно. Магозоолог.

Пень горелый! Зверь! Этого мага обязательно нужно грохнуть первым. Иначе он нас с тобой…

Я понял!

Пожалуй, самый неприятный вид мага именно для оборотня. Поскольку сила оборотня в духе зверя, а этот гад способен именно на него и воздействовать.

Поставь шкуру… щит! Самый толстый! Я сам его достану!

А сможешь?

Сможем! Вместе мы — СИЛА!

Меж тем доктор нажал на неприметную кнопку, и внутри раздался резкий, неприятный звонок. Видимо, большинство дверей были так оборудованы?

Из черного блина громкоговорителя донеслось:

— Я искренне надеюсь, что причина достаточно веская…

И дверь, заскрежетав, начала отодвигаться в сторону.

Готов?

Да!!!

Я почувствовал, как напряглось тело. Оно словно наливалось пружинистой силой. И это было так здорово, что я даже немного испугался — слишком заманчиво было остаться в виде медведя.

Нет! Человеком тоже здорово! Я видел!

Рад, что ты понимаешь.

Пока шёл наш безмолвный разговор, двери открылись достаточно для молниеносного прыжка. Вот каждый раз удивляюсь — уж насколько здоровая махина белый медведь, а как легко и даже изящно может двигаться. Как только дверь открылась достаточно, Зверь бросился вперёд. Вот только весь его стремительный натиск закончился на полу у ног невысокого толстенького мужичка в синем халате и пенсне. Тело огромного белого медведя лежало просто грудой и ни одной мышцей пошевелить не могло. Ещё и перед глазами всё расплывалось…

— Людвиг, голубчик, ну, сколько можно вас ждать? С начала тревоги прошло уже столько времени…

— Господин профессор, этот… — сука-доктор пнул меня, — совершенно не поддавался на намеки. Вначале мы в ангар зашли, потом к пилотам… Он даже выбрал себе жертву на ужин! Представляете?

— Какой затейник! Но мне импонирует его чувство юмора. Жертва на ужин! Превосходно. И кто этот несчастный?

— Эмме.

— Бедняжка. Нам всем будет так её не хватать.

— Так он же ещё не…

— А вот об этом никому знать не нужно. Правильно?

— П-правильно, господин профессор.

Толстячок присел, с некоторым усилием развернул мою голову в свою сторону и продолжил:

— Фрайгерр, как вы думаете, почему мы продолжаем общаться с Людвигом на русском? Языке, который, как я понял, мы все тут знаем? Да-да, чтоб вам всё было понятно. Я с самого начала слышал всё происходящее на моей базе. Жаль, что посмотреть не мог, ну да сейчас здесь закончим и посмотрим. Нет, ну поглядите, какой экземпляр! Впервые вижу вблизи высшего оборотня в полной боевой трансформации! Давай-ка мы вернём тебе возможность говорить…

Ах ты, тварь самонадеянная!..

Я сплюнул накопившуюся слюну.

— А я вовсе и не оборотень!

— Что? Что ты сказал?

— Я не оборотень! — проревел я, наконец-то смог сфокусировать глаза и долбанул в «профессора» льдом. Мощная сосулька пришпилила толстенькую тушку к какому-то шкафу, а вторая пробила голову, разбросав ошмётки гениального мозга по сторонам.

— Бейте его! — заорал Людвиг-мать-его.

Но ко мне уже вернулась власть над телом. И не только. Несколько заклинаний отрикошетило в стороны, и я заорал:

— Взять!

Да-а!

Первым под удар попал добрый доктор, причём Зверь достал его задней лапой. Просто ударив назад и пробив насквозь. Потом на меня бросилась четвёрка молодых человек в синих халатах, прям как у профессора. Наверное, помощники? Ну и кто им после этого доктор?

Тем более доктор того… этого…

Юмор?

Ага! Вкусно!

Пока мы обменивались мыслями со Зверем, он раскидал синехалатников и доламывал двери в какое-то помещение, за которым пахло страхом. Нет — ужасом.

Вкусно!

За дверью оказались трое в синих халатах, причем одна из них — женщина. Вернее, девушка.

Самку тоже?

Подожди.

Хорошо! Давай дальше ты.

Давай!

21. КОГО НАЛЕВО, КОГО НАПРАВО…

ЛАБОРАНТЫ

— Сидеть не двигаться!

Вытаращенные глаза, голубые, трясущиеся от ужаса губы.

Самое интересное, что первой отмерла как раз девушка.

— Пожалуйста, не убивайте! Мы будем сотрудничать!

К ним ломает дверь окровавленный медведь, а они: «мы будем сотрудничать»???

— Да куда вы, на хрен, денетесь…

Я оглядел комнатку, куда они забились. Шкафы, пара мелкоскопов, какие-то ящики и клетки.

— Ну, как прошёл эксперимент?

— Откуда вы знаете? — похоже, дамочка тут за главную осталась. Или у мужичков совсем голос отнялся.

— Слухами земля полнится. Давай, рассказывай, а то я могу посчитать тебя бесполезной.

Она поморщилась.

— Основная фаза не завершена, но положительные результаты уже есть.

— И какие же?

— Агрессивность у образцов на нужном уровне и уровень инвазивности повысился в три с половиной раза.

— А давай по-простому, как для особо одарённых медведей? Не надо умничать. Все умники там, внизу остались. В чём заключался этот ваш эксперимент?

— Выведение особой устойчивой популяции леммингов вида Dicrostonyx torquatus. Копытного лемминга. М-м-м… с повышенным уровнем агрессии.

— Погоди. Копытного? Лемминги — это же мыши такие, большие, но мыши? — Эти яйцеголовые явно не в себе… Агрессивные мыши, ага.

— Вернее говорить хомяковые. Но да, это мелкие такие грызуны. Профессор Вебер был крайне близок к выведению породы, особо агрессивной к человеку. Конечной целью было формирование очага грызунов-переносчиков заболеваний, опасных для человека. К примеру, туляремии…

Чего-то мне поплохело.

Учитывая, с какой скоростью лемминги плодятся… Тут только начни — через год этих мышей будут тысячи! Да где там — миллионы!

И так на северах народу негусто, а после «экспериментов» он и вовсе обезлюдеет! Биологическое оружие делали для матушки России! Я вас, с-сука, всех сам съем!!!

Правильно!

Я с огромным трудом взял себя в руки.

— Система ликвидации подопытных?

Девушка усмехнулась.

— При отсутствии питания они сами умирают за неделю.

— Я спросил о ликвидации уже выведенных особей. И, милочка, вы живы — пока полезны мне. Ясно?

Она кивнула.

Я продолжил:

— Документация?

— Простите? — Она поперхнулась. — Простите ещё раз. Просто слышать такое от медведя…

— Ну так я не всегда медведь. И даже сейчас я — не только медведь! Так что уясните себе сразу, в ваших интересах оказывать мне всецелое содействие. Или закончите как ваш бывший шеф. Кстати, а что он тут вещал, что может слышать всё на базе?

— Система микрофонов и динамики по всей базе.

— Понятно. — Я улыбнулся, чем, по-моему, нагнал ещё ужаса. — Так где документы?

— Вот в этих шкафах. Она обернулась и поочерёдно ткнула в три шкафа позади неё. Здесь собрана вся документация по проекту, которая сможет вас заинтересовать.

— Ну и прекрасно. Собирайтесь, вы идёте в казарму для персонала, а я закончу свои дела там, я махнул мордой в сторону входа. А потом ещё раз наведаюсь.

Вот ты страшный! Зависть! Ты видел — он же в штаны наложил.

Который?

Тот что слева сидел.

Не, не заметил… хотя… Я принюхался. Фу-у-у.

Я же говорю, ты страшный!

Спасибо за комплимент.

Я прошёл мимо того, что осталось от Заменгофа. Мда, неприятно получилось. Но внимательно осмотреть пришлось. Я же видел, он к дверям такой себе брусочек синенький прикладывал… Наверное, блокатор, или ключ. Рыться в трупе не хотелось от слова совсем. Тем более, что удар разорвал его мало не пополам. Ну, да так ему и надо. Интересно, а у профессора такое есть? Подошёл к пришпиленному трупу.

— Ты! — Я мотнул мордой в одного из парней. — Иди сюда. Ищи синий брусок в карманах.

Лаборант трясущимися руками обшарил труп и нашёл. Только не синий, я ярко желтый. И куда я его положу, пень горелый? Карманов-то нет! Не предусмотрено в медведе карманов!

Пусть оторвет рукав у халата. Завяжет узлом и положит в него ключ. Можно в пасти нести!

Молодец.

Стараюсь. И улыбнулся внутри.

Я продублировал идею Зверя лаборанту. Так этот идиот оторвал рукав у своего халата! Главное, вокруг трупов полно! Некоторые даже не особо и повреждены. Зачем у своего-то? Потом заставил лаборанта обшарить труп Заменгофа. И на том был обнаружен синий брусок. Если желтый не подойдёт…

— Вперёд! — Я качнул мордой. И поднял свёрток. Блин! Как же неудобно без рук-то!

Справимся.

Да куда денемся?

Самое главное, чтоб у фон Ярроу всё нормально было. Доктора теперь нет, но если он Хагена нормально заштопал, то в самом худшем случае и медсестричка сгодится. Теперь на всю эту базу ужаса нагнать, чтоб жиденько срались, и до наших бежать. Тут меня словно кувалдой стукнула мысль: а как я в таком виде явлюсь? Как обратно в человека превратиться?

А зачем?

Серафима! Аркаша!

Не ори! Я понял. Это проблема. Я тоже не знаю, как в двуногого сжаться.

А ты, получается, не против? Удивлён.

Мы всё равно теперь вместе. Ты и я. Самые-самые!

Ну по правде не самые-самые, есть и много сильнее.

Да?

Ты мои воспоминания листаешь как книгу, вспомни Императора или Белую Вьюгу…

Ой, мама! Страшно. Они люди?

Вот-вот. Они люди. Там, брат, такие люди-монстры… Хотя мы с тобой теперь тоже…

Мы вырастем! Станем сильнее! Надо стать больше, много кушать и вырасти!

Тоже ничего так идея.

Я потихоньку привыкал вот так общаться у себя в голове. Похоже, мне теперь не грозит одиночество.

Мы — вдвоём!

Ага!

Дошли мы… в смысле — я и Зверь, подгоняя лаборантов, дошли до казармы тех.персонала и пилотов. Я решил запереть их всех скопом. Поскольку в тюремные камеры, допустим, я их утрамбую. А как ключи от дверей поворачивать? Рук-то нету… Тут с этим ключом-разблокиратором-то…

Я как раз дошёл до казармы пилотов и попытался мордой приложить к выемке скважины на двери оторванный рукав. Что-то недовольно пикнуло раз, другой. Да ядрёна колупайка! Криво, видать, прикладывается? А если на третий раз заблокируется совсем? Это в мои планы тоже не входило, так что я плюхнулся на задницу около входа в казарму и принялся развязывать узел на рукаве. Не такой уж он тугой и мелкий, даже для моих нынешних когтей. А медведи, во всяком случае бурые — когтями очень ловки. Приходилось наблюдать, как косолапый на болоте клюкву ест — стебелёчек клюквенный двумя коготками приподнимает, ягодки на нём повисают, как крохотные лампочки на гирлянде — и губами этак аккуратненько обирает. Довольны-ы-ый.

Вкусно? — с любопытством поинтересовался зверь.

— Ещё бы! — пробормотал я себе под нос. — А мы с тобой чем хуже?

Мы ловкие!

Вот именно. И пусть эта лаборантка на нас не косится. Может статься, она как раз и хочет казарму заблокировать? Никому доверять нельзя, запомни. Только мне.

Понял. Только тебе.

Я вытряхнул из импровизированного кошеля ключи, подумал и приложил докторский. Чем блокировали, тем и разблокировать будем. Внимательно посмотрел на рисунок запирающего узора скважины… ключа… совместил — операция прошла вполне успешно!

В этот раз открывающиеся двери были встречены молчанием и стволами немногочисленных пистолетов из-за чахлой баррикады. Они тупо стаскали все столы и стулья в центр и, видимо, решили там обороняться.

— Идиоты. Вы реально решили, что меня это остановит? МЕНЯ⁈

От рыка один из пилотов таки стрельнул. Пуля отрикошетила от щита и улетела в потолок.

— Говорю же, идиоты. Принимайте пополнение.

В казарму зашли лаборанты.

— А где профессор? — проблеяли за баррикадой.

— У него временные трудности в связи с переизбытком льда в организме. Топай быстрее, — подтолкнул я последнего лаборанта. — Малохольные вы какие-то… Сидеть смирно, друг дружку не жрать!

Ну, всё. Теперь бы ещё двери запереть понадёжнее. Когтем аккуратно подцепил рычаг, и дверная плита послушно поползла вбок, закрывая казарму. Ещё раз примерился синим докторским блокиратором, приложил его к замку. Аккура-а-атненько… Что-то тихонько пискнуло. Проверим. Работает! Сколько я ни дёргал рычаг, дверь отказывалась открываться. Будем надеяться, что изнутри они её тоже не того… не откроют.

Теперь мой предполагаемый ужин.

Почему предполагаемый? Там ещё мясо должны приготовить.

Точно!

Ага!

ЖЕРТВЕННАЯ ДЕВА

Я дошёл до столовой и был ещё раз поражён. Разговором, что вёлся за стеклянной дверью. Во первых, они все говорили по-русски. Второе — тема, о которой говорили.

Эмме просила… как бы это культурно… В общем, Эмме просила использовать её в качестве любовницы перед несомненной участью быть сожранной. Поскольку, как оказалось, была девственницей.

Повар отнекивался и утверждал, что «портить еду» не собирается, поскольку дорожит своей шкурой. Причём он так и сказал — «шкурой». И вообще, мол, может, её и выбрали в жертву, поскольку девственница. А официантки поддакивали, что если он её нечаянно испортит, неизвестно ещё, кого в таком случае сожрут.

Когда я протиснулся в дверь, вся честна́я компания, как по команде, замолчала и выстроилась перед прилавком в маленький строй. Причём девушка-пилот тоже. Эмме была вымыта, одета в поварскую белую одежду и фуфайку. Рядом стояла тележка с огромным баком. Так, это — требуемое мясо. Рядом с баком был втиснут рулон ветоши. Видимо, для моей лежанки.

— Пошли! — От моего рыка «жертва» подпрыгнула и отчаянно оглядела поваров. Но никто из них даже слова ей не сказал. — Тележку катить сама будешь. Иди за мной.

— Д-да… — Она коротко всхлипнула и толкнула свою «последнюю» ношу.

Идиоты непуганые!

Почему? Как раз пуганные.

Да это поговорка такая.

Знаешь, а мне эта самка нравится, — внезапно подумал Зверь. — Не ноет. И в том ангаре она единственная на нас бросилась в рукопашную. Есть в ней чего-то такое… наше… звериное… Тока дура она. Молодая дура. Неожиданно закончил он.

Ну, давай тогда не в камеру её, а в лазарет определим. Медсестричке, по-любому, хоть какой помощник нужен будет.

Давай. Только ты сам ей всё объясни. Я с самками плохо разговариваю.

Хорошо.

Я обернулся к девушке, выплюнул на пол кулёк с блокираторами.

— Эмме… — Она подпрыгнула и споткнулась о тележку. Чуть не перевернула моё мясо, пень горелый! — Во-первых, для тебя самое главное сейчас — я не собираюсь тебя есть. Ясно? Кивни.

— Д-д-а! — Она так отчаянно закивала, что я на секунду подумал — у неё голова отвалится.

— Второе. Я вначале хотел запереть тебя в тюремных камерах, но потом передумал. Сейчас мы идём в ваш лазарет. Там лечат моего друга. Поскольку доктор Заменгоф — всё, будешь помогать медсестре. Сможешь? Кивни. Один раз кивни. Молодец. Ты с Ильзе знакома?

— Да. Мы даже жили в одном районе. Только она на медицинские курсы поступила, а я на механические…

— И зачем тебе быть пилотом? Грязно, тяжело, да и убить могут. Или съесть.

Она люто побледнела.

— Мне очень нужно деньги заработать. Много.

— И зачем? Хотя давай ты на ходу расскажешь. И положи вот это в тележку, — кивнул я мордой на измусоленный свёрток. — Ну, рассказывай.

— Сестра очень больна. А маги-лекари, особенно в области восстановления лица, просят просто несусветно много.

— И поэтому ты нанялась пилотом на базу, где кормят белых медведей людьми? И я не себя сейчас имею в виду. А простых медведей. Там, за воротами. Я мотнул головой.

— Но это же трупы! Их же специально привозят из европейских моргов.

— Ага, рассказывай сказки мне. Это ж золотые трупы будут. Ежели их аж из Европы сюда везут.

— Ну, может, не из Европы, а из Америки или этой… Канады. Я не знаю точно, но то, что это трупы, видела сама.

Я помолчал.

— Эмме. Тут кормят медведей трупами людей! Да даже трупами! Это же за гранью!

— А вы…

Я взревел:

— А я ещё никого не съел! — Да что же это такое! Я так гордился тем, что сумел заставить Зверя не жрать людей! А уже второй раз обвиняют!

Дурак молодой был. Извини.

А сейчас не молодой?

Не-е-е, вырос! Я сейчас у-ух!

Ага.

Некоторое время мы шли молча. Эмме катила столовскую тележку и сосредоточенно молчала. Потом разродилась:

— Извините. Я совсем не хотела вас обидеть. Можно вопрос?

— Давай.

— А в госпитале ваш укротитель лечится?

— В смысле? — От неожиданного вопроса я аж остановился. — В смысле, «укротитель»?

— Ну-у, у каждого Легендарного Зверя есть свой хозяин. Мне бабушка рассказывала… — совсем тихо закончила Эмме. А потом, словно воспряв, закончила: — А вы точно Легендарный! Я же видела, как вас пули не брали!

— А то, что я разговариваю с тобой сейчас, тебя не удивляет?

— Ну так я же говорю — Легендарный.

Давай ей врать не будем, а?

Почему?

Она забавная!

Хорошо.

— Эмме, вынужден тебя разочаровать. Я маг-оборотень.

Она вздохнула.

— А я так хотела хоть одним глазком взглянуть на сказку…

Тут мы подошли к вырванной решётке и разорванным трупам.

— Вот тебе сказка. Страшная-страшная.

Она тряхнула головой.

— Это просто мёртвые. Они не опасны, вот живые, они… — она остановилась и внезапно разревелась, — они меня на съедение отдали-и-и…

И вот стоит огромный белый мишка, глаза вытаращив, в плечо ему уткнулась ревущая девушка. И не знает, что делать.

Наконец мне это надоело.

— Эй, Эмме! Так это ж мне тебя отдали… Так что теперь ты вся моя. С потрохами.

Тьфу, блин! Ну у тебя и шуточки!

Так это же ты сказал!

Нет! Ты!

Вот только сумасшествия мне сейчас не хватало!

Согласен!

Так, не будем ссориться! Мне ещё разлада прям в голове…

Повторяешься.

Зато правда.

Эт точно!

Пока я ругался сам с собой, Эмме успокоилась. Видимо, сама не понимая, что делает, даже моську свою заплаканную о мой мех вытерла. Потом, осознав, что делает, отскочила и таки перевернула многострадальный бак с мясом! Хорошо, хоть не на трупы.

Но оказалось, хитрые голландские пищевые баки крышку-то на закрутке имеют! Так что ничего и не высыпалось. С помощью Эмме я взгромоздил его обратно на тележку, и до лазарета мы добрались без приключений. На трупы и вообще свидетельства моего буйства Эмме смотрела с любопытством и только иногда морщилась в особо впечатляющих моментах.

Наконец мы подошли к двери госпиталя.

— Вон ту кнопочку нажми, — приказал я.

Раздался резкий звонок, и Ильзе почти сразу открыла дверь. Что забавно, не спрашивая: «Кто, что?»

Оглядела нашу компанию и грустно улыбнулась:

— А доктор?

— Доктор попытался предать и напасть на меня…

— Понятно. Он всегда был несколько самонадеян. Но врач был хороший, упокой Господь его грешную душу. А что тут Эмме делает? Кстати, привет.

— Да вот, мне её на ужин отдали…

Вы бы видели глаза медсестры!

— В-вы шутите?

— Нет, Ильзе, — сердито шмыгнула носом Эмме. — Господин медведь не шутит. Этот твой доктор и постарался…

— Какой ужас!

* * *

Я потребовал от Ильзе запереть изнутри медблок, заметил выемку для спец-ключа и заблокировался профессорской жёлтой плашкой. Бережёного Бог бережёт.

Первым делом осмотрел Хагена. Нет, не как врач, а в палату к нему заглянул.

— Состояние больного стабильное, — уверила меня Ильзе. — Доктор… — она слегка запнулась, — сказал, что его вмешательство более не потребуется, только уход.

Что-то рядом с изголовьем Хагена равномерно попикивало.

— А почему он в себя не приходит?

— Это искусственный сон. Медикаментозный. Видите — капельница? Завтра её можно будет отключить, ограничившись противовоспалительными уколами. Ещё назначено… — она принялась мне расписывать перечень порошков, примочек и микстур, от чего я довольно быстро ошалел и попросил:

— Довольно. Главное, чтобы ты всё делала правильно. Формула простая. Будет жив Хаген — будете живы и вы. Это понятно?

— Совершенно чётко, господин медведь.

— Отлично. Где в этом блоке душевая? Проводи, будь любезна, да воду мне настрой.

Тут возникли свои сложности. Представьте себе душевые кабинки в условиях ограниченной полярной базы. Представили?

— Ну, приплыли, — с досадой сказал я, поняв, что втиснуться в узкий закуток, да с поворотом, у меня никак не получится.

Ильзе покусала губу:

— Я знаю выход!

22. ОБЖИВАЮ БЕРЛОГУ

МИНИМАЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ КОМФОРТА

Я уставился на медсестру в довольно-таки раздражённом настроении. Что она мне предложит? Мокрой ветошью обтираться? Вон, её у нас цельный рулон.

— Но нам придётся пройти вниз, на технический этаж, — мужественно выдержала мой взгляд Ильзе.

— Прачечная? — догадался я.

— Конечно! — ах, какое облегчение в голосе! — Там более широкое помещение, и есть возможность полить вас из шланга.

— А персонал?

— Там нет персонала, это прачечная базового самообслуживания, её посещают… посещали по графику.

— Отлично. Ты сидишь с Хагеном, мы с Эмме идём туда.

Хочу уже отмыть запёкшуюся кровищу. Есть в таком виде я уж точно не собираюсь.

Последовал весь ритуал отпирания-запирания дверей, спуск на два этажа ниже и поход по глухим коридорам, похожим на металлические короба.

— Эмме, а что у тебя с сестрой? Почему операция для лица?

Не знаю, почему мне вдруг показалось уместным спросить такое у чужой во всех смыслах девушки.

Она нахмурилась.

— Моя сестра… Мы… Жили совсем не богато… И она… В общем, её уговорили поступить в весёлый дом.

— Весёлый дом? Это вроде варьете, что ли?

Эмме покосилась на меня странноватым взглядом, убедилась, что я не придуриваюсь, и пояснила коротко:

— Бордель.

— Ах, дом терпимости! Ясно-ясно. Но при чём тут лицевая хирургия?

Эмме грустно усмехнулась.

— Это был дорогой весёлый дом. Лисси надеялась, что за год она подкопит денег, и мы уедем куда-нибудь в место получше. Обещала приходить ко мне каждую среду, проведывать…

— Не пришла? — предположил я.

— М-м, — помотала головой Эмме. — Я ждала три недели. Потом обратилась в полицию.

— А сама?..

— Боялась я туда идти. Мало ли. Зайдёшь — не выйдешь…

Да уж…

— И что?

— Констеблю сообщили, что разыскиваемая девушка уволена в связи с профессиональной непригодностью.

— Вот я щас не понял…

— Это оказался очень специфический дом. Для садистов.

— Ядрёна колупайка…

Слыхал я про таких… гр-р-р, которые девчонок истязать любят.

— Ей не повезло. Клиент оказался из тех, кто любит изгаляться не плёткой, а ножом.

— Лицо порезал?

— Да. Довольно сильно.

— А как же?.. Почему не восстановили-то? Если бы к хорошему целителю?..

Эмме горько скривилась:

— Оказывается, это был нестраховой случай. Там все девчонки подписывают контракт. Несколько страниц мелкими буквами. И указано, что в случае травм работницам обеспечивается лечение. Лечение, а не целительство!

— Вот сволочи.

— Её поместили в общественный городской госпиталь, оплатив минимальную помощь. Потом, когда деньги кончились, я забрала её домой. Лисси в здравом уме, почти понятно разговаривает и даже может уже нормально есть. Но…

— И поэтому ты уцепилась за предложение выучиться на пилота и поехать на север?

— Здесь обещали впятеро больше, чем в любом другом месте!

— А опыт сестрицы, клюнувшей на богатые посулы, тебя ничему не научил?

Эмме хотела что-то ответить, открыла рот… и закрыла. Дальше мы шли молча — впрочем, недолго.

Прачка оказалась похожей на все прачечные военного образца. Нашёлся и шланг с душевой насадкой, и площадка с оборудованными под ней стоками. Я наконец-то смыл с морды и лап кровь, старательно отгоняя от себя мысли о первом боевом помрачении.

— На складе есть полотенца, — подала голос Эмме. — Или мы можем воспользоваться сушилкой.

— То и другое — лишнее. Отойди за угол…

Я от души отряхнулся. Ну вот, жить можно!

Потом мы вернулись в медблок. Поели. Сперва девчонки, постепенно разморозившиеся и трещавшие меж собой, как сороки. Единственное, потребовал я от них, чтоб говорили исключительно по-русски. Мало ли… Доверять никому нельзя — это мы помним. Убедившись, что их не плющит и не корёжит, поел и я. Эх, мне б сейчас Серафимину способность, чтоб на вид наличие отравы определять! Но Зверь тоже уверял, что плохим не пахнет, а у животных нюх всё же получше человеческого, да и чутьё.

На ночь я запер девчонок по разным палатам, чтобы меньше у них возможности было сговориться да состроить мне какую-нибудь каверзу. Спал вполглаза, хотя Зверь и уверял меня, что услышит, если вдруг какие-то подозрительные звуки возникнут. Тревожно вскидывался на каждый пик и шорох. Но ничего не случилось ни ночью, ни утром.

БАЗА, ДЕНЬ ВТОРОЙ

Выпущенная в первую очередь Ильзе сразу сходила, проверила состояние Хагена, поставила ему необходимые уколы, сделала перевязки, а после спросила:

— Господин медведь, вы не против, если я накрою завтрак?

— Завтрак? Из чего?

— В каждом блоке есть небольшой склад на случай блокировки. Для разных… непредвиденных обстоятельств.

— Я так понимаю, на тот случай, если биологические эксперименты сумасшедшего профессора выйдут из-под контроля?

— Подробностей я не знаю. Так мне объяснили.

— Ясно. И что там?

— Минимально необходимый набор. Галеты. Кофе. Консервы — сгущённое молоко, тушёнка, рыба, повидло…

Ого! — обрадовался Зверь. — Сколько всего! Жрать!

Спокойно, спокойно! Может там пара ящиков, это нам на один укус.

— Ну, пошли, посмотрим ваш НЗ.

Идти пришлось в самые дальние помещения медблока. Вопреки моим опасениям, небольшой склад оказался целой комнатой, плотно уставленной ящиками.

— Ты говорила про кофе?

— Кофе у нас ещё много в лаборантской. А вот сгущёнки и галет…

— А ну, кати ту столовскую телегу! Всего нагрузим сразу.

Я сел на задние лапы и принюхался. Пахло, понятное дело, в основном металлом банок, деревом ящиков, упаковочной бумагой и немного сухим печеньем. Но ничего. Сейчас мы вскроем всё что можно. И не придётся мне переживать за еду! А то каждый раз трястись! Вдруг повара решат медсестрой (которая на пробе блюд числится) тоже пожертвовать и траванут нас каким-нибудь крысиным ядом? А так — всё стерильное, бери и кушай!

Кушать — хорошо!

Ещё бы!

По коридору загромыхала приближающаяся тележка, Ильзе вкатила её чётко, как на строевом смотре. Вообще, надо сказать, они все тут некой определённой деревянностью отличались. Всё по ать-два, как игрушки заводные. Национальная черта, может быть? Или особый отбор? Ладно, Бог с ним.

— Начнём! Ящики, я вижу маркированные?

— Так точно, господин медведь. Дата изготовления, код продукта.

Учить мне пока без надобности, да и не очень удобно.

— Которые сгущёнка, показывай?

— Вот этот стеллаж, третья полка.

Я сгрузил в телегу сразу пару ящиков. Поставим поближе в свободной комнате, чтоб за каждым разом не бегать.

— Повидло, говоришь, ещё было?

Так мы по очереди загрузили телегу всеми возможными видами провизии и покатили обратно по коридору.

— Ильзе, иди кофе ставь, я Эмме открою.

За дверью палаты Эмме было подозрительно тихо. Я уж подумал — может она того, петельку со страху накинула? — но нет! Сидит тихонечко на кроватке, ручки под себя подсунув, прям-таки аллегория уныния.

— Вставай-вставай! Штанишки одевай! — рыкнул я.

Эмме с удивлением воззрилась на свои ноги. В штанах.

— Детский стишок, — пояснил я. — Бодрящий. Пошли, Ильзе кофе варит.

Заслышав про кофе, Эмме слегка оживилась.

— Ещё бы бутербродик или хотя бы булку к этому кофе!

— Булок не обещаю, но галеты с повидлом есть.

Ильзе уже выставляла банки на стол.

— Открывать строго при мне! — сурово рыкнул я.

— Как скажете, господин медведь. Вам тушёнки?

— Да, давай десяток банок, для разминочки.

Она слегка озадачилась:

— К сожалению, нет большой миски…

— Крышка от вчерашнего бака есть. На неё выкладывай.

Эмме уже шустро намазывала на галеты повидло, мастеря примитивные пироженки.

— Ох, девчонки! Молоко сладкое, повидло сладкое. Слипнутся у вас попы. — Они дружно и весьма изумлённо уставились на меня, а я пояснил: — Мне мама говорила, но это неточно.

Эмме фыркнула. Уже хорошо. Враг, который ест вместе с тобой и смеётся вместе с тобой — не совсем уж и враг. Есть шанс перетянуть на свою сторону.

Хорошо, что мы мясо едим… — Зверь с опаской покосился на повидло. — Хотя пахнет вкусно.

Не боись, на нашу массу пара банок сладкого не повлияет.

А как же мама? С мамой спорить страшно.

Думаю, в этом случае она больше шутила.

Точно?

Сто процентов.

Это хорошо! — Зверь внутренне облизнулся.

Ну что…

— Приятного всем аппетита! — объявил я и принялся за свою порцию. И только когда закончил, увидел, какими глазами на меня смотрят Эмме и Ильзе. Само собой вырвалось неловкое покашливание (естественно, больше похожее на рык). Ядрёна колупайка, только хуже! Или лучше? Они же должны нас бояться? Н-ну, если с этой стороны смотреть… — Эмме, будь любезна, пару банок повидла мне в какую-нибудь тарелку выложи. И отнеси к Хагену, я рядом с ним посижу.

Хаген выглядел пугающе неподвижно, но приборчики продолжали мерно шуршать и пикать. Надеюсь, всё нормально. Эх, хорошего целителя бы сюда…

Я смаковал повидло, как конфетку, и раздумывал о том, что наличие запасов сухого пайка в каждом блоке значительно снижает сложность присмотра за базой. Судя по тому, что на медблок полагался целый склад, кто-то умный рассчитывал, что возможно каждой из частей базы придётся сидеть взаперти месяц или более. Я посмотрел на Хагена:

— Сильно надеюсь, дружище, что ты придёшь в себя раньше.

В звуках приборов ничего не измелилось. А я так втайне ожидал, что сейчас он чудесным образом откроет глаза, да ещё и, чего доброго, встанет и своими ногами пойдёт шагоходы проверять… Эх.

Ладно.

Сейчас у меня четыре зоны приложения внимания: казарма техников при ангаре, казарма пилотов, кухня и, собственно, лазарет. Неплохо было бы подсократить, а? Поразмыслив, я решил, что к техникам даже не пойду. Сидят — и пусть сидят. Лишний раз повод разбегаться давать не буду. Пилоты тоже у себя заперты. Лаборантов им уже добавили, а не присовокупить ли туда ещё и кухню? Не пришей кобыле хвост она осталась. Тем более, что я уже принял решение отказаться от всяческой готовки. Пусть кучкуются все вместе, баррикадки из подручных материалов там внутри строят, а?

Сказано — сделано!

Я посмотрел на вылизанную до блеска тарелку и потопал тележку разгружать. Глядишь, в столовой ещё чем-нибудь вкусненьким разживусь?

— Снова пойдём в столовую? — спросила Эмме, глядя на мои манипуляции.

— Один пойду. Я ж тебя, вроде как, съел.

Я подмигнул ей обоими глазами (насколько это было возможно в медвежьем теле) и вытолкнул тележку за двери медблока.

ПЕРЕГРУППИРОВКА

Про вечное тщательное запирание всех дверей можно не буду писать? Я не собирался ослаблять контроль ни на секунду до тех пор, пока ко мне не придёт помощь. Точнее, пока я не вернусь с помощью. Выход я видел только один: дождаться, пока Хаген малехо не одыбает, оставить ему оружие и бежать к нашим на базу. Даже если мне удастся сообразить, как работают превращения, бежать всё равно придётся медведем. «Саранча» в текущих условиях восстановлению не подлежит, а местным машинам веры нет. Примёрзнут на полпути — и кукуй. Да и подстрелят их свои же на подходе.

С этими мыслями я натурально корячился по коридорам. И так мне тесно, так ещё телегу зубами направлять приходится. А она, холера, вихляется вправо-влево, пень горелый!

Еле как дотелепался до столовой. Отпер. Вкатываюсь со своей телегой — а повар тут как тут, как Петрушка из-за ширмы, выскакивает:

— Доброго утра, господин медведь! Как спалось?

А у самого глазки блестят — зуб даю, задумал что-то!

Кому будем зуб отдавать? — не понял Зверь.

Это поговорка такая. Значит: моя правда.

Ёрзает он как-то странно, — с подозрением высказался Зверь.

И я тоже так думаю. Не иначе, пачку с крысиным ядом нашёл.

Порвём его?

Мараться ещё. Потом опять мыться вниз ходить…

А что, мне понравилось!

Повар забеспокоился — всё-таки, я напротив него молча стою и намерения мои неясны — и суетливо предложил:

— А мы вам новую порцию мяса приготовили! Заберёте или тут изволите откушать?

Посмотрел я на него внимательно:

— Что ж делать? Тащи, — и когда очередной бак был выставлен пред мои светлы очи, добавил: — только я сегодня без пробовальщицы. Съел я её, видишь ли. Придётся тебе пробовать.

Глазки у повара мигом забегали, ручонки затряслись:

— Секундочку, господин медведь! Возможно, я позову официантку, и она сможет заменить вам милую Эмме?

— Ах ты ж, любила жаба гадюку… — сердито прорычал я. Как у них товарищество-то здорово поставлено! — А ну, зови всех!

Через секунду все четыре поварских работника стояли в ряд перед кастрюлей.

— Кто готов попробовать? — ласково спросил я. — Сегодня есть никого не буду. Просто дегустируем. На меня смотреть!

Вся четвёрка мгновенно вытянулась по стойке смирно, и одна из официанток осторожно подняла руку:

— Я могу.

Вторая просто продолжала бояться, а повара — оба, оба, суки! — с облегчением выдохнули.

— Так. Ты и ты, — ткнул я в официанток когтем, — рассказывайте, что есть на складе из консервов?

Они явно удивились смене темы, но начали перечислять. Услышав нечто новенькое, я живо составил для себя список желаемого и велел:

— Сейчас взяли телегу и нагрузили мне кукурузы, фасоли, компотов всех, какие есть… — я секунду посомневался, — да и зелёного горошка тоже. Ящиками!

Будем питаться разнообразно.

Официантки выдохнули, словно спущенные воздушные шарики, и унеслись с телегой на склад. А я навис над поварами:

— А вы — жрите! Или я вам головы откушу!

— Вы же сказали, сегодня никого… — начал повар.

— Я передумал! — рявкнул я и для убедительности разрешил Зверю зарычать во всю мощь лёгких.

Оба в ужасе схватили по куску и начали жевать:

— Довольны?

Они только мычали и размазывали по лицу то ли слёзы, то ли слюни… Первым свой кусок уронил повар. Схватился за горло, посинел.

Это мы должны были так?.. — с тревогой спросил Зверь.

Конечно, кому ж они целый бак наготовили?

Тётка больше мусолила край и подвывала, она протянула даже до тех пор, когда из склада появилась до верху гружёная тележка. Вот тут она схватилась за горло, заскребла ногтями. Официантки остановились как вкопанные, продолжая придерживать ящики.

— Что смотрите? — спросил я их мрачно. — Эти двое хотели накормить травленным мясом вас. Можете сказать спасибо, что нынче вас обеих пронесло мимо смерти.

— Спасибо, — ответила побелевшими губами та, что вызывалась попробовать. Вторая просто продолжала таращиться в ужасе. — Мы унесём? Это же нужно… утилизировать?

Я уж хотел было согласиться, но тут у меня возник новый план.

— Оставьте. Если боитесь, записку сверху прилепите, что мясо отравлено.

— Хорошо, господин медведь.

Записка была тут же написана и прижата к крышке кастрюли пустым стаканом.

— А теперь толкаем телегу в медблок. Веселее, девочки! Сегодня больше никто не умрёт.

Попытка поваров отравить меня, естественно, злила. Таким неприятным зудящим воспоминанием.

Зато мы живы, а они сдохли! — безапелляционно заявил Зверь.

И верно! Нечего киснуть. И телегу теперь не я толкаю, какая красота!

* * *

Внутрь медблока я никого, естественно, не впустил. Там же «сожранная» Эмме!

— Оставили тележку и развернулись. Идём в казарму к пилотам.

Девушки на секунду замешкались.

— А почему туда? — спросила та, что посмелее.

— Потому что в кухне вы мне больше не нужны.

Тут они переглянулись с ещё большей тревогой.

— Господин медведь, — внезапно выдавила из себя трусиха, — а не могли бы вы не запирать нас в компании столь большого количества мужчин?

Я аж потерялся. Рассматривать ситуацию с такой точки зрения мне и в голову не пришло.

— И куда вас деть?

— А в кухню…

— Нет, мне это неудобно.

— Тогда, если вам всё равно, на этом этаже есть резервный блок для сотрудников. Он пустой.

— А склад резервного питания там есть?

— Естественно!

— Пошли.

23. ДАЖЕ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ВИДЕ НЕ БЫЛО У МЕНЯ СТОЛЬКО СУМАТОХИ…

ИСКЛЮЧИТЬ НЕНУЖНОЕ

Я запер девчонок в пустом помещении, совершенно необжитом на вид — пустые койки со свёрнутыми одеялами. Естественно, заставил их убедиться, что продукты есть. Как-то не очень мне хочется зазря людей голодом морить. Так. Теперь тележка.

Открыл я двери в медблок и хотел было рявкнуть: «Ильзе!» — но практически столкнулся с ней нос к носу. Ах, не надеется ли она, что придёт кто-то вместо меня?

Нет, я бы на её месте надеялся, конечно…

— Ильзе, принимай телегу. Разгрузите тут без меня, — и снова захлопнул дверь.

Да, сперва я хотел взять тележку для перетаскивания отравленного бака, но потом подумал, что в лифт я не войду (ни с телегой, ни без), а по лестницам её волочь — себе дороже. Ничего, возьму двоих лаборантов, руками дотащат.

Кстати, о лаборантах. Вчера я вообще не подумал, что оставляю ту девку из лаборатории в компании толпы молодых парней. С другой стороны, она тоже ничем не дала даже полунамёка, что ситуация её как-то не устраивает. Да и держалась она так уверенно… Неужели за сутки безвластия эти парни опустятся до дикого состояния? Ядрёна колупайка! Мне стало как-то не по себе, и я пошёл быстрее.

* * *

За дверью орали. Нет, конечно, пока она была закрыта, я не слышал ничего. Пятнадцать сантиметров толщины! Какое там! Но стоило появиться крошечной щели…

Я придал сдвигающемуся полотну ускорения и рявкнул:

— Всем стоять!

Движение в помещении мгновенно замерло. Более того, повисла звенящая тишина.

К двери прижимались двое. Старшая лаборантка и один из её сотрудников, оба с какими-то палками в руках. Стулья разломали, что ли? Окружавшее их полукольцо слегка шарахнулось назад и укрылось за столами, кроватями и слегка разваленной баррикадкой.

— Пиштец! — с чувством сказал я и посмотрел на лаборантов: — Вы двое — на выход! Остальным составить график дежурств, разбиться на пары.

— Мы будем дежурить? — насмешливо спросил чей-то голос.

— Будете. Трупов много, надо вынести. Иначе завтра завоняют.

Я закрыл дверь.

Самка в панике.

Да уж вижу.

Она была взъерошена и… пожалуй, испугана даже больше, чем когда я вломился в их лабораторию.

— Тебя как звать?

— Тереза.

— Почему вчера не сказала мне, что вместе вас запирать опасно?

— Я… Я не думала… Я даже не предполагала…

— Видите ли, — парень нервно поправил очки, — лаборатория всегда считалась высшим звеном, к нам… — он осёкся.

— Ага. Относились с пиететом, а тут вдруг поняли, что старшая лаборантка — обычная баба, а им как раз всем скучно?

— Н-н-н… да, — вынужденно согласился он.

— А где ваш третий?

— Он… Не принимал участия в конфликте.

— Решил не рисковать шкурой за начальницу. Поня-а-атно. Зачем? Да она, поди, ещё и вечно придирается, всем недовольна?

Парень стрельнул глазами из-под очков, а Тереза разом покраснела. Ух ты, у неё бланш под глазом наливается, что ли?

— Ладно. Парень, тебя как звать?

— Хуиб.

Я осмыслил сказанное.

— Допустим. А фамилия?

— Мааршалкервирд.

Сука. Я такое не выговорю.

Что, будем Хуибом его звать?

— А ещё варианты есть?

— Зови его Петерс, — предложила Тереза. — Это имя по отцу.

Ну вот, другое дело!

— Так. Тереза и Петерс. Берём ноги в руки и двигаем в столовую. Там вас ждёт сюрприз.

От этого заявления они скорее огорчились, чем обрадовались. Однако альтернативой было возвращение в только что покинутую казарму, так что поплелись оба без возражений.

— Мясо отравлено?.. — выпучила глаза Тереза, увидев записку. — Вы хотите, чтобы мы ели это⁈ Зачем было нас тогда вообще водить туда-сюда?

— Ну-ка не клопочи! Это не вам. Давайте-ка, схватили бак — и попёрли.

— Простите… — Петерс чуть отступил. — Несмотря на безобразное поведение парней в казарме, я не хотел бы стать отравителем.

— А придётся, — строго сказал я. — Да не ссы, это для ваших копытных хомяков. Что-то я не жажду ждать неделю, пока они подохнут. А вдруг да жрать начнут друг друга и подохнут не все? Нет уж, перестрахуемся. Так что: взяли, подняли, побежали! Лаборатория ждёт. Нет, если вы против — пожалуйста! Открывайте крышку, берите по куску и кушайте. А я приведу других добровольцев.

Тереза покосилась на тела поваров, всё ещё лежащие около бака, и сказала:

— Нет. Проблем нет. Мы накормим подопытных.

— Тогда вперёд.

Путь до лаборатории оказался не самым быстрым. Тереза кряхтела, бак с её стороны проседал всё ниже.

— Ну-ну, не помирать раньше времени! — подбодрил их я. — Физкультурой надо было побольше заниматься, а не только пробирки перекладывать!

Возможно, она хотела что-то возразить, но для этого надо было остановиться и перевести дух, а при любой попытке замедлиться я тут же начинал подгонять их, подталкивая мордой. Помогало отлично!

В лаборатории я остался в основном зале, где, как я понял, обычно обитали господа учёные. Смотрел из-за стекла, как лаборанты, облачившись в специальные защитные костюмы, раскладывают еду в лотки-кормушки, устроенные так, чтобы ни один зверёк не смог выскочить через них или укусить человека. Толково. Но меня волновало, чтоб никто из подопытных не ушёл обиженным. Выпустил я лаборантов только когда убедился, что все лемминги получили отравленное мясо, а бак полностью опустел.

УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВЫХ

— Поражаюсь, с какой лёгкостью вы загубили многомесячную работу целой научной лаборатории! — поджала губы Тереза.

— Нашла тоже чему поражаться. Снимайте свои хламиды и шагайте в столовую, поваров на мороз вынести надо, покуда не протухли.

— Вы собираетесь использовать нас как похоронную команду? — перекосилась Тереза.

— Скажи спасибо, что тебя, милочка, я не погоню в центральный коридор. Там всё гораздо неприятнее, чем два посиневших трупа. Впрочем, у вас будет шанс оценить произошедшее своими глазами. Ну, вперёд! Кстати… — пришла мне в голову здравая мысль, — а нет ли у вас тележки для перевозки всякого подсобного хлама?

Посмотрел я, как эти научные деятели бак волокли, сто лет с трупами возиться будут.

Телега нашлась. Так же как и пара кусков пропитанной резиной ткани.

Терезу вырвало в кухне, пока они укладывали тела на подстилку. Потом ещё раз — когда мы вышли в центральный коридор, на место основного побоища. Зато она больше не умничала и не пыталась строить из себя непонятно что.

Я открыл во дворе какой-то то ли сарай, то ли гараж и велел складывать тела туда:

— Подальше кладите, чтобы все вошли.

Разорванные тела медведей, валяющиеся посреди двора, я решил проигнорировать. Всё равно не испортятся.

— Зря мы сняли защитные костюмы, — сказал Петерс. — В них собирать… части… было бы… немного легче.

— Ваша работа на сегодня закончена. Катите телегу к казарме.

— Вы снова запрёте нас с ними? — ужаснулась Тереза.

— Я думаю, — рыкнул я. Хотя, конечно, для себя уже решил. И когда мы подошли к двери казармы, велел: — Оставьте тележку и марш вперёд.

— А куда мы?.. — ещё больше испугалась Тереза. Похоже, она решила, что после Эмме настала её очередь быть обедом.

— Будете сидеть с официантками. Надеюсь, против общества двух девушек вы ничего не имеете?

Они так обрадовались, что побежали чуть не вприпрыжку.

В казарме пилотов снова орали. Да что ж им неймётся-то⁈

Отъехавшая в сторону дверь открыла передо мной картину побоища в духе «стенка на стенку». Понаблюдав с минуту и решив, что я не отмечаю перевеса ни с одной из сторон, я покашлял, привлекая к себе внимание. Ноль эмоций. Пришлось рявкнуть во всю мощь, чтоб меня услышали. Куча-мала рассыпалась на две взъерошенных кодлы.

— Так. Мне неважно, что вы делите. Но я не хочу никому давать преимущество. Ты и ты, — указал я когтем на двоих, только что таскавших друг друга за грудки, — на выход. Ну, живее, не гоняться же мне за вами! Остальные — продолжайте развлекаться.

Я блокировал двери и возмущался про себя: что за команда такая удивительная на этой базе? Можно было вообще усилий не прилагать. Запереть бы их здесь — глядишь, сами и попереубивались бы.

Парни смотрели на меня исподлобья.

— Будете так пыриться, дырку проглядите. Взяли телегу — и в центральный коридор. Сегодня будете работать бригадой очистки.

Последующие несколько часов превратились в сплошные хождения туда-сюда. Сделав заход, я возвращался к казарме, загонял двоих отработавших и брал следующих. Мне хотелось, чтобы прониклись все. И если первые ещё не знали, что их ждёт, вторая пара с большим подозрением уставилась на подстилку, неизбежно испачканную неприятными следами, а третья была уже в курсе, что ей предстоит. Полагаю, первые успели поделиться. В казарме повисла подавленная тишина. И никто больше не выкрикивал идиотских фразочек и не пытался выпендриваться.

По итогу через уборку коридора прошли все, а уличный сарай оказался изрядно наполнен телами, частями тел и вовсе уж кусками, которые так и остались завёрнуты в прорезиненную ткань. Последним досталось замывать подсохшие за полтора суток лужи крови.

Что меня радовало — Зверь на всё это реагировал гораздо спокойнее, совсем не спрашивал про еду, не комментировал, что пахнет вкусно и тому подобное.

Загнав последних уборщиков в казарму, я объявил:

— Привоза еды не ждите. Ваши повара скоропостижно скончались от собственной стряпни. У вас есть склад с сухим пайком, распоряжайтесь им с умом. Если хотите жить, конечно.

Заблокировал дверь с особым тщанием.

* * *

В медсанчасти вкусно пахло фасолью с тушёнкой и грушевым компотом. Негромко разговаривали Ильзе с Эмме. Услышали щелчок запирающейся двери. Замолкли. Перешли на русский.

— Долго вас не было, — первой выглянула в коридор Ильзе.

— Наводил порядок. Хаген очнулся? — я заглянул к нему в палату.

— Нет пока, — прокомментировала Ильзе очевидное. — Я отключила его от капельницы совсем недавно и поставила укол по графику, вряд ли он проснётся раньше завтрашнего утра.

— Хорошо.

— Я вскрываю тушёнку? — спросил из-за спины голос Эмме.

— Иду.

Никому не доверяем?

Вот именно. Пока у нас нет повода к особой доверчивости. Так что — вся еда вскрывается исключительно в нашем присутствии.

СМУРНЫЕ МЫСЛИ

Всю ночь и утро я прислушивался сквозь сон — не придёт ли в себя Хаген? А сам момент пропустил! Попросил Ильзе, чтоб она консервы в палату притащила — тут, мол, поем. И вот в момент их вскрытия Хаген и очнулся. Некоторое время наблюдал за нами, а потом тихонько сказал:

— Нет, такое моё воображение точно бы не придумало…

Я чуть до потолка не подпрыгнул! Впрочем, здесь это было бы нетрудно.

— Ты как, братец?

— Кажется, жив… — Хаген осторожно пошевелил руками, потом попробовал приподнять ноги, сморщился.

— Ты немного погоди с упражнениями. Сильно тебя раскурочило.

— А целителей, я так понимаю?

— У них нету. Ничего, вот оклемаешься маленько, я до наших сгоняю, приведу.

Он несколько раз сморгнул:

— Ц! Я так надеялся, что этот медвежий облик развеется…

— Увы! С другой стороны — благодаря этой шкуре мы живы. Иначе сожрали бы меня в первый же день, там, во дворе.

— А как тут вообще обстановка? — спросил он, а сам, я гляжу — на подушку с такой слабостью откинулся и глаза сами собой закрываются.

— Ты, братец, спи сейчас. Покрепче станешь, всё тебе обскажу.

И потянулись скучные дни выздоровления. Я дневал и ночевал в Хагеновской палате — за исключением коротких отлучек, когда я бегал на воздух, осмотреться да по телесным надобностям.

Через пару дней Хаген пришёл в себя настолько, что по несколько часов мог бодрствовать — и, естественно, любопытные девчонки под всякими предлогами старались разговорить его, особенно когда меня рядом не было. Раз, возвращаясь, я услышал, как он им рассказывает про родительский дом, окна, выходящие на городскую ратушу и кусты сирени во внутреннем дворике.

Ха! Знаю я эти их дворики! Два на три метра!

Но повышенный интерес к персоне фон Ярроу меня насторожил. Мало ли, подколют ему чего-нибудь да и выспросят ненужное?

— Так! — Я посунулся в палату. — Все разговоры — только в моём присутствии. Понятно?

Обе девицы, конечно, сразу согласились, что понятно. Ну, мало ли — вдруг я опять психану?

С каждым днём Ильзе держалась всё более отстранённо, а Эмме — наоборот. Однажды, улучив момент, когда Ильзе ушла варить кофе, Эмме сказала:

— Я думаю, что вы вовсе не те, за кого вас приняли. Не союзники.

— М-м? И кто же мы? — очень спокойно спросил Хаген.

— Вы — русские. Точнее, он русский, — она выразительно глянула на меня, — а вы — немец, так? Но на службе у Российской Империи.

Да уж, конспираторы из нас — так себе.

— Я почему спрашиваю, — торопливо заговорила Эмме. — Как думаете, у меня есть шанс поступить на службу в русскую армию?

Мы с Хагеном переглянулись.

— А как же твой контракт? — совсем тихо спросил он.

— Ничего. Пусть подавятся тем, что они мне должны за три месяца, жалованье покроет неустойку. Но оставаться дальше с этими? Нет, я не хочу. А вернуться домой совсем без денег не могу.

Хаген молчал, ожидая моего решения. Эмме, не будь дура, тоже сразу сообразила, кто старший, и уставилась на меня.

— Честно говоря, до встречи с тобой я вообще не слышал о женщинах-пилотах.

Эмме сникла.

— Но я знаю к кому обратиться за дозволением на исключительное решение.

Тут у неё в глазах словно лампочки засияли!

— Но у меня есть вопрос.

— Да⁈

— Эмме, ты умеешь делать перевязки?

— Н-немного, нас учили на курсах первой помощи. А?..

— Госпожа Ильзе с некоторых пор вызывает у меня… смутные чувства.

Если честно, то Ильзе здорово изменилась с тех пор, как Хаген заговорил. Может быть, она не любила конкретно немцев? Честно, я бы не хотел оставлять её с Хагеном, когда меня не будет рядом. Иногда она с таким задумчивым взглядом останавливалась возле стеклянного шкафчика с таблетками, что мне в голову начинали лезть всякие тёмные мыслишки, типа: вот подменит она таблеточки и вместо излечения приморит мне товарища. Доктору… да даже медсестре это — пара пустяков.

Из-за этих подозрений я и упаковку с ампулами для уколов изъял, выдавал строго по одному и следил, чтоб набирала она в шприц строго при мне, и не в абы какой, а в тщательно прокипячённый. Один раз Ильзе даже попыталась «случайно» уронить ампулу, которую я-Зверь, естественно, поймал на чистых рефлексах. В лице Ильзе крупными буквами было написано, что такого поворота она не ожидала, а я сказал:

— Ай-яй-яй! Я настойчиво рекомендую вам быть аккуратнее, милочка, — но ещё больше укрепился в своих подозрениях.

Отослав девиц чаёвничать, я поделился своими соображениями с Хагеном.

— Что сказать, фрайгерр Коршунов, неприятно, — нахмурился он. — Однако, чем дольше мы здесь находимся, тем выше шанс столкнуться с прибывшим на базу подкреплением.

— Козе понятно! — рыкнул я. — И тебе, в первую голову, целитель нужен. Я уж думал… Смотри. Ты уже можешь сидеть и даже сам поесть. Была у меня вначале даже идея вывести какой шагоход, перед воротами поставить, а тебя вовнутрь затащить. На стояночном положении дизеля должно хватить дня на три. Я б успел обернуться. А ты остался бы при оружии. Но…

— Я категорически против этой идеи, фрайгерр Коршунов. Непонятно сколько вы будете отсутствовать, а если мотор таки, как у вас тут говорят, даст дуба, то я просто замёрзну.

— Вот и я о том же. Поэтому действовать будем иначе. Завтра последний укол. Никаким таблеткам из рук этой докторицы веры нет. Но придётся мне тебя сейчас ненадолго оставить. И девок с собой заберу. От греха.

24. ПОРА БЕЖАТЬ

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ НА ВРАЖЬЕЙ БАЗЕ

В случае необходимости медведь может ходить очень тихо.

Я выбрался из палаты и мягкой поступью пошёл по коридору, заглянул в комнату с надписью «Младший медперсонал». За столом спиной ко мне сидела Ильзе. Задумалась о чём-то.

— Собирайся, — сказал я негромко.

Ильзе вскрикнула и аж подпрыгнула. По сколу застукало, словно рассыпающиеся горошины. Несколько таблеток раскатились по полу во все стороны, парочка остановилась у моих лап. Ну вот. Нет, хотелось бы думать о людях лучше, но…

— И Эмме зови, — словно ничего не замечая, продолжил я. — Возьмите тележку, она нам понадобится.

— А если что-то будет нужно раненому?.. — начала Ильзе.

— Ничего, потерпит.

Вышли мы с барышнями, пособрали всё оружие, чем в проходах меня остановить пытались, прикатили телегу к Хагену в палату.

— Ильзе, можешь идти к себе в палату. Эмме останься. — Я подождал, пока медсестра удалился и спросил: — Сборку-разборку проходила? Чистить умеешь? Впрочем, не умеешь — научим. Давай-ка пока Хагену помоги подушку под спину подсунуть. А ты, друг любезный, смотри, какое тут богачество. Всего полно на выбор!

Хаген уже тянул шею, выглядывая, что же такого интересного есть в телеге:

— Мне нужен пистолет и что-то вроде дробовика, чтоб по площади.

Покумекав над невеликим арсеналом минут двадцать, Хаген остановился на двух пистолетах и коротком дробовике-двустволке.

— Длинный бой мне всё равно не выиграть, а для успокоения души…

— Так! Не киснуть! Меня максимум четыре дня не будет, туда-обратно.

— Фрайгерр! — Хаген как на уроке поднял руку прося слово.

— Чего тебе?

— А как вы будете с нашими общаться? Вы же, простите, медведь…

— Будем решать проблемы по мере поступления! Других вариантов всё равно нету.

Потом Хаген с Эмме принялись за разборку и чистку — всё ж таки пальцами — оно ловчее. А я прикинул, что лишних соблазнов лучше бы избежать, выкатил телегу из медблока и запер в одной из первых встреченных комнат. Всё нашей дорогой Ильзе меньше соблазнов.

Вечером, отправив Эмме притащить консервов на ужин, я присел поближе к Хагену, лелеющему свой новый арсенал. Странно, наверное, это со стороны выглядит — медведь, ведущий беседы у постели больного. Вот бы фотокарточку сообразить! Но в последнее время у меня столько странного в жизни, что просто «Ой!»

— Ну что, боец, готов?

— Полон решимости, фрайгерр Коршунов.

— Молодца. Снарядили мы тебя, будет чем отбиваться. Хотя я не думаю, что они смогут чего… Заперты все надёжно, за две недели никто ни в какую щель не проскрёбся. Да и напугал я этих уродов мало не до усрачки. Особенно когда они трупы убирали и кровь отмывали. Прикинь, двое особо нежных даже в обморок попадали.

— Полагать надо, было от чего.

— Да уж. Я спервоначала-то и сам того… обомлел. — Я помолчал, не зная, как подступиться. — Страшно мне бросать тебя, Хаген. Были б у тебя раны полегше, я б тебя на загривке допёр. А так — как ни крути, нужно до наших бежать.

— Не переживайте, фрайгерр Коршунов, всё будет хорошо.

— Не хотел я тебя тревожить. Подозрения у меня к медичке. Сдаётся, перемешала она все таблетки-порошки.

— Так что же?..

— Убирать её отсюда будем. Завтра последний укол поставит — и к девкам, где официантки сидят. Она-то надеется, что без меня намудрит тут что-то, так будет ей сюрприз. — Помолчали. — Не знаю, как ты без лекарств протянешь. Хаген, будь другом, дождись меня, а?

— Я буду очень стараться, фрайгерр Коршунов. — Он вдруг совершенно по-мальчишески улыбнулся. — В конце концов, это и в моих интересах тоже.

— Эмме придётся с тобой оставить. Она у меня больше доверия вызывает. Не знаю, почему. Считай это звериной чуйкой.

— Всё правильно. Вы же сейчас зверь.

И смотрит так — то ли пошутил, то ли серьёзно — не поймёшь.

Вообще, фон Ярроу воспринял моё преображение с истинно дойчевским спокойствием, изрядно меня этим удивив. Ну, стал его фрайгерр белым медведем — и что? Нормально всё.

— Так вот, — продолжил я, — я вначале хотел вас закрыть блокиратором, так не получается никак — я в вахтерку залезть не могу — тесно там. А как иначе открыть-закрыть ворота базы? Значит, Эмме откроет и закроет. Сухпая осталось до хрена, не оголодаете. — Мысли побежали по второму кругу. — Да даже если эти чего учудить захотят, то там двери в казарму толстенные, не должны пробиться. А замок оружейки я сломал — нечем взрывать…

Мы ещё посидели, обсуждая варианты моего подхода к русской базе и выхода на связь с нашими, пока Хаген, всё ещё слабый, не начал проваливаться в сон.

И ты спи, — проворчал Зверь. — Я слежу. Я всё слышу.

Прав он. Завтра весь день бежать придётся.

* * *

Утром Ильзе поставила Хагену последний укол, сделала перевязки и понесла шприц в лаборантскую, кипятить.

— Оставь, — велел я, заглянув следом.

— Но как же…

— Оставь, я сказал. Пошли.

Она вдруг страшно побледнела:

— Куда?.. Что вы задумали⁈

— Не кричи, — поморщился я. — Твоя задача выполнена. Будешь отдыхать с другими девушками.

— Но господин Хаген нуждается в продолжении лечения…

Препирательства мне надоели.

— Мне что — зубами тебя выгрызать отсюда? Выходи, сказал!

Я отвёл Ильзе в резервный блок, население которого, почти как в сказке про теремок, увеличивалось не по дням, а по часам. Запер без долгих разговоров.

В последний раз зашёл к Хагену.

— Как настроение, братец?

— Боевое, фрайгерр Коршунов.

— Добро. Ещё об одном опасении тебя предупрежу. Боюсь, как бы к ним сюда в усиление ещё шагоход не прибыл. Или вообще — дирижабль…

— Этот вариант совсем не исключён. Я поэтому и сказал про длинный бой.

— Я сказал не киснуть! Всё будет как надо! — Я поднялся на задние лапы. — Дождись меня Хаген!

— Я приложу все усилия к этому! — Дойч вытянулся на кровати и отдал мне честь.

— К пустой голове руку не прикладывают, — улыбнулся я. Хотя улыбка у меня сейчас, мама моя…

— Ладно. Всё. Долгие проводы — лишние слёзы. Побёг я.

Я с трудом развернулся и кивнул мордой Эмме, поджидающей у дверей:

— Пошли.

Мы спустились к воротам базы.

— Слушай сюда, Эмме. Я, Илья Коршунов, маг-оборотень, даю тебе своё слово в том, что если, когда я вернусь, с фон Ярроу всё будет хорошо, то я лично обеспечу и оплачу лучшего мага-целителя для твоей сестры. — Я помолчал. — Открывай!

Эмме деревянно кивнула и ушла в вахтёрку. Воротина загудела и поползла в сторону. Ну, с Богом!

К СВОИМ!

Я выбежал во двор. Также лежала на боку «Саранча». «Многоножка» с обломанными ногами прижалась к стене… А вот трупы медведей кто-то подъел. Даже следов на снегу не осталось. Ну и ладно. Я выскочил из ниши около ворот и огляделся. Снег. Куски скал и снова снег.

Вон там медведь прячется. — Зверь качнул головой. — Боится. Съедим?

Нет времени.

Тут ты прав. Потом.

Если я не ошибаюсь, нам туда.

Не-а. Нам туда. Я направление лучше чувствую.

Ну не сильно-то я и ошибся.

Ага. Примерно на десять километров.

Да там, куда не пойти, в море упрёмся.

Вот это точно.

Пока спорил с собой, ноги сами собой принялись мерить снег. Это ж с какой скоростью я могу? Километров сорок в час? Пятьдесят???

Мы сильные!

Следующий час я нёсся вперёд. По моим прикидкам таки быстрее сорока. И это, пень горелый, по пересечёнке! Таким макаром, может, и раньше обернёмся?

Ну ты нас со своей железной машиной не сравнивай. Ещё немного, и пешком пойдём. Немножко бега, и пёхом… Лапы устали.

Это да.

Дважды видели сигары дирижаблей. Не обманулся Зверь с направлением.

А то! Я Самый! Мы самые!

Ага!

А потом мы выбежали на утоптанную дорогу. Судя по отпечаткам, прям торная тропа. И шла куда надо. Вот только… а не долбанут по нам, как заметят? Всё-таки здоровенный мишка, прям трофейный. Чего-то мне охота на Багратиона вспомнилась. Ну его нафиг… Обошли дорогу и вновь легкой рысцой помчали в направлении нашей базы.

Я, пока бежал, всё мысли катал — как представляться будем?

Надо кого-нибудь аккуратно скрасть! И уже потом ему всё объяснить.

Ага, а он орать, по-твоему, не будет?

Не будет, если ты мне доверишь… Я аккуратно.

Да без проблем, только никого не убей!

Конечно, это же своя стая!

Вот-вот.

Постепенно стали появляться следы человека. То следы от нарт, то шагоходные. И те, и другие нам бы не надо… Собаки лай поднимут, а с шагохода нас размотают, даже щит не поможет… На наше счастье, ветер нес позёмку, и видимость для человека была очень плохая. Белое на белом, заметь тут. А у меня и нюх, и слух, и зрение…

Мы самые!

Ага.

Понемногу стемнело. Север. День совсем короткий — солнышко только-только покажется, и уже спать за горизонт закатывается. Но нам-то только на руку. Глядишь, к утру доберемся до базы. Если на кого не наткнёмся.

Я залез на какую-то горушку. Вообще, на мысе Дежнёва и вокруг пейзаж такой… не шибко ровный. И скалы иногда торчат, и камни всякие. Вот на такую скалу я и залез. Чтоб поглядеть вокруг. И только вылез — а там вот она, база-то! Огнями в темноте сверкает, Вон три дирижабля временными растяжками к земле прижаты, чтоб ветром не унесло. Вон ангары, вон штабные домики. А вон охрана…

По периметру базы прогуливалось дежурное звено шагоходов. Три СБШ. С положенным расстоянием между машинами. Чтоб, значит, любую вражескую технику заметить гарантированно.

Но я-то не шагоход. Во-первых, уже сильно темно, во-вторых, повторюсь — снег метёт. Ежели аккуратно, да ползком, то попробовать можно. Тем более, что выбора-то нету — через ворота меня явно не пустят.

Ага, пустят, догонят и ещё раз пустят.

Точно.

Пришлось передвигаться буквально ползком. И когда по мне скользили снопы света от фар очередного проходящего шагохода, приходилось вжиматься в лед и камень и молиться, чтоб белая шкура размазала мой громадный силуэт на фоне снега. Но пока обходилось. Вот уже и стена базы буквально лапой подать…

Перепрыгнем?

Ну не знаю. Семь метров…

Высоковато, конечно. Но есть идея.

Да ты, пень горелый — сумасшедший!

Не-е, щас-с мы аккуратненько…

Мимо нас, вжавшихся в снег, прошел корявый силуэт «Ратника». И только шагоход прошёл мимо, Зверь рванулся вперёд и прыгнул. Вот, ей-Богу, если бы мне кто рассказал посторонний, что такое возможно, я б его засмеял — ну, врун же! Зверь прыгнул, в прыжке оттолкнулся от левого манипулятора «Ратника» (а они в главном шарнире у этой машины «коленками назад», как у кузнечика) и уже оттуда, зацепившись лапами за край забора, перевалился на территорию базы.

Обалдеть! Ты — красавчик!

Мы — красавчики! Я — это ты! Ты — это я! Самые сильные!

Да!

Видимо, пилот шагохода почувствовал-таки толчок. Лучи фар заметались, обшаривая пространство. Башней крутит! Я прижался к внутренней стороне стены, прикрываясь ею от обзора, и тихонько сполз в снег. Оно, конечно «Ратник» — ТБШ, но и я теперь не пушинка. Судя по всему, полторы тонны таки вешу…

Больше!

Как думаешь, сколько?

Ну-у большой самец весит до восьмисот. А мы их как бы не в два с половиной больше. Мы — Самые!

Хрена се…

Так никого подозрительного и не обнаружив, пилот «Ратника» отправился дальше в обход периметра. А мы поползли к ангарам. В буквальном смысле. Впрочем, я не ожидал, что нас так вот прямо сразу обнаружат. Территория базы была, конечно, в лучших традициях военных убрана, основные дорожки от снега подчищены, но при таком количестве снега эти самые дорожки напоминали скорее туннели. Снег вывозился, но с той скоростью, что его насыпа́ло и наметало, это был совершенно сизифов труд. Вот и громоздились вокруг ангаров, домиков штаба и стоянки дирижаблей огромные горы снега.

И по этим-то горам я сейчас и полз, бормоча под нос:

— Я просто огромный белый, безобидный хомячок…

Сам ты хомячок! Ты бы ещё нас леммингом обозвал!

Так я и говорю, что я безобидный хомячок. Тут, брат, такие разные маги есть… у-у-у, лишь бы раньше времени нас не учуяли… А боевые маги лучше всего агрессию против себя да друзей своих чуют.

Так мы же не агрессивные.

А они не знают… Мы для них — здоровенный белый медведь. Альфа-хищник в энтих местах. Лично я бы…

Да понял…

Я так думаю, надо к штабному корпусу продвигаться. У штабных всяко желание выжить побольше, а отваги поменьше, может тот, кого захватим, не будет в героя играть.

Хорошо, тебе виднее.

Мы доползли до маленькой площади перед главным штабом. На ней сходились своеобразной звездочкой семь дорожек. Уж тут-то по-любому кого споймаем! Правда, в сам штаб есть второй вход. Именно им как раз пилоты любят пользоваться — от ангаров ближе. А пилотов нам не надо. Они сначала стреляют, ну или на худой конец «Тревога!» заорут… Ну что? Задача номер два выполнена. Сидим ждём.

А номер один какая была?

Так дойти сюда! Желательно, никому на глаза не попавшись.

А-а, понятно, — почему-то с разочарованием протянул Зверь.

Ты чего?

Не люблю ждать.

Так кто ж любит? Ждать да догонять — самое муторное.

Не-е, догонять я люблю.

Ну, извини. Особого выбора у нас нет. Сидим на попе ровно и ждём.

На брюхе. Лежим.

Ага.

Следующий час мы старательно изображали сугроб поближе к центру площадки. Когда штабные повалили в корпус, я аж матюгнулся мысленно. Ну ни одного случая, чтоб поодиночке. Толпами шмыгают! Как тут кого скрасть? Это ж переполох со стрельбой и боевой магией на всю базу будет. А мне сейчас никак тревога не нужна — у меня там Хаген один остался. Так что сидел я, провожал снующих мимо буквально в метре людей и мысленно скрипел зубами. Почему мысленно? Так вы представьте, ежели я в натуре зубками нынешними скрипну? Вот и я о том же.

Долго сидели. Уже почти совсем рассвело. Хорошо хоть, ветер да снег превратили меня в еще один сугроб. Я только периодически с глаз лапой снег убирал. Ну, чтоб видеть. Да нос прикрывал — он-то здоровый и чёрный. Это не я такой умный, это Зверь подсказал. Оказывается, кожа у белых медведей — чёрная. Это волос белый, а кожа чёрная. Удивительно.

Тут главная дверь штаба открылась, и на площадку вышел один человек. О, это не штабная крыса — полный комплект полярника, на лице маска, капюшон натягивает — похоже, в рейд верхом на броне поедет.

Опа! Наш?

Нет! — Чуйка опасности прям взвыла! Этот парень был очень опасен. — Лежи не двигайся! Поздно…

С криком:

— Тревога! Медведь на базе! — парень кинулся ко мне, на лету превращаясь… в огромного волка! И при этом не переставал орать: — Тревога! Тревога!

Я подпрыгнул из сугроба, сразу засыпав половину площадки снегом. Наверное, со стороны красиво получилось, как снежный взрыв, — эта мысль так, краем мелькнула. А волк крутился вокруг, прям как лайка, не вступая в бой, но и не давая уйти. В очередной раз он выскочил перед моей мордой, и я понял. Узнал.

— Серго! — Хрена там стояло! — Серго, стой! Это я, Илья! Илья! Багратион, падла! Стой!

Вот он быстрый! Я вертелся в сугробе и пытался не дать ему прыгнуть мне на спину. Я же вижу — у него когти синим светятся. И, кажись, клыки тоже.

Тоже так хочу!

Научимся, если в живых останемся!

Ты шкуру накинь!

Блин горелый! Забыл!

Я накинул щит. По привычке — самый сильный. Шкура сразу подёрнулась красноватым отсветом. Ну, теперь не так страшно.

— Серго! Волк позорный! Стой!

Дай я!

Чего?

Зверь неуловимым движением треснул метавшегося вокруг Серго тыльной стороной лапы. Я представил такую оплеуху, и мне поплохело. Серго, коротко рыкнув, улетел в сугроб. А Зверь прыгнул следом. Прямо на спину вырывающемуся из снежной ловушки Багратиону. Под моей тушей Серго впечатало обратно в снег, и я зарычал прямо ему в ухо:

— Серго! Я — Илья Коршунов! ИЛЬЯ! Да перестань ты дёргаться! Оглох ты, что ли, ядрёна колупайка⁈ Хотел бы съесть — съел бы!

Вот это лишнее!

А чего он?

Ну, так-то да, чего он?

А Серго внезапно перестал вырываться и задрав голову вверх прорычал:

— Илья? Ты? Медведь?

— Ага. — Я выпустил его и плюхнулся на задницу в снег. — Успокоился?

25. ДОКЛАДАЮ!

ЕЛЕ ОБЪЯСНИЛИСЬ

Багратион вылез из снега, отряхнулся и уставился на меня.

— Ни хрена себе!

— Сам в перманентном обалдевании…

— Тревога! Медведь! — Мы с Багратионом одновременно повернулись на вопль и увидели Витгенштейна, пробирающегося через снежные намёты к месту нашей схватки. И знакомая молния в его руках вот вообще мне не нравилась.

— Петя, иди в жопу со своими воплями! Щас вообще вся база сюда прибежит!

Вы когда-нибудь видели, чтоб человек от удивления запнулся и нырнул в снег? Ага. С молнией в руках? Я вот до сего дня не сподобился. Снег как взрывом во все стороны даст! Метров на пять воронка! Если до сего момента нас ещё кто не услышал, то этой вот пиротехникой Петя всех оповестил.

— Петя, ты дурак? — Серго оглушённо мотал головой, сбрасывая с себя снег.

— Живы все? — через сугроб переваливался Иван.

Ну как же без князюшки? Команда шалопаев в сборе. Э-э-э, а как же Маша? Император меня убьёт. Точно, убьёт.

Иван был настроен весьма лихо:

— Чего орали? Серго, Петя? Какая тревога? Какой медведь?

Тут я понял, что Витгенштейновским снежным взрывом меня почти засыпало, и наружу торчит только лапа да кусок морды. Медведя (пусть даже в магическом щите) опознать в этой груде… Маловероятно.

— Так вот он же! — Петя очумело ткнул в мою сторону рукой, прям из воронки, в которой сидел.

— Где? — Великий князь чуть присел, и в мою сторону полетел ильин огонь. Неслабый такой, я вам скажу! Хорошо, кстати, что я в снегу был почти весь. Огонь долбанул в сугроб, вновь разбросав снег. Да ещё и паром всё вокруг затянуло…

— Прекратить! — внезапно заорал Багратион. — Что такое, один молнией шарашит, второй огнём!.. Вы меня убить хотите?

— А медведь? — озираясь, спросил Иван. — Сам же орал — «медведь!»

— Тут такой медведь, всем медведям медведь… Он вам всем по башке теперь надаёт!

— Кто?.. Где?.. — одновременно крикнули князья.

— Не орать и магией не бить! Вылезай, Илья! — Серго повернулся ко мне.

— Илья⁈ — вытаращил глаза Иван.

— Илья, Илья… — Я встряхнулся и встал во весь рост. — Илья Коршунов, вот…

— Мама моя! — Пётр сел где стоял. — Я даже не понял, что эта гора — всё ты…

— О-бал-деть! — Великий князь, запрокинув голову, обозрел мою тушку. Хотя, наверное, правильней сказать — тушу.

Вот именно!

— А ты точно Илья? — Витгенштейн протянул в мою сторону руку, словно желая потрогать. Выглядело забавно, учитывая, что сидел он в воронке в трёх метрах от меня.

— Петя, не насилуй мне мозг! Пень горелый, как я вам доказывать буду, что я — это я? А? Вы, вообще, что тут забыли? У вас же приказ!

— Тебя, Коршун забыли. Вернее, потеряли… В смысле — нашли… Да ядрёна колупайка! За тобой в спасательную экспедицию прилетели. Ну и за фон Ярроу, — путанно закончил Иван.

— Ясно. Так, я щас лягу в снег обратно, а вы, други, вон тем солдатам отбой тревоги разъясните. А то мне ещё со своими воевать не хватало. — Я плюхнулся на пузо.

— Нет, ну реально — ОБАЛДЕТЬ! — Пётр как-то по весь встряхнулся и принялся выбираться из воронки, крича: — Отбой! Ложная тревога! Отбой!

Следом за ним полез Иван.

Снаружи рявкнуло:

— Хорунжий, извольте объясниться!

О! Это сам атаман примчался. Ну ещё бы, прямо под дверьми штаба такое…

— Есть объясниться! Господин атаман, только небольшая просьба, лично к вам.

— Какая?

— Прикажите очистить площадь от лишних глаз и пойдёмте, я вам кое-что покажу.

— Заинтриговали, Витгенштейн… но — смотрите мне!

Пока атаман распоряжался, Серго принял человеческий облик и присел рядом со мной.

— А ты чего?

— В человека-то не превращаюсь?

— Конечно!

— А не умею! — вздохнул я.

Багратион аж подскочил.

— В смысле?

— В коромысле, блин! Я же просто маг, и никаких этих ваших обучений специальных не проходил. Вот не знаю, как теперь… У тебя хотел спросить или у матушки. Я же не знал, что вы тут… Просто хотел Хагена спасти.

— А твой дойч жив? А где он?

— Серго, ты не обижайся, но я не хочу по сто раз рассказывать. Щас, начальство соберётся вот я всем всё сразу и растолкую…

— Ну хорошо, — с сомнением протянул Багратион.

Когда посторонние убрались с площади, сам атаман, поддерживаемый под локоть Витгенштейном, перелез через снежные навалы.

— Ну-с, показывайте, что тут… — Тут он увидел Серго, сидящего рядом со мной, и принялся лапать кобуру. — Это что, это…

— И не зачем так нервничать, — дипломатически придержал его за руку Витгенштейн. — Успокойтесь. Это наш товарищ и ваш подчинённый, Илья Коршунов. А, кстати, Ильюха, ты чего всё ещё медведь?

— Он не может обернуться обратно, — мрачно ответил за меня Багратион.

— Опа. Оказия какая… — Атаман наконец справился с собой. — А как ты в медведя-то, Коршунов? У тебя же в деле ничего такого нет.

— Сам не знаю, господин атаман. Может, стресс?

— Какой ещё стресс?

— Так там медведей людьми кормят!

— Так! — Атаман встряхнулся. — Доклад будешь делать… — он с сомнением оценил мои габариты, — у себя в ангаре! Господа, проводите хорунжего до места назначения. Я сейчас соберу офицеров — и к вам! Выполнять!

— Есть! — отозвались мы хором, причем от моего рыка атаман явно поморщился. Оно понятно — непривычно человеку, ежели ему уставное «Есть!» медведь ревёт.

ТРУДНЫЙ ДОКЛАД

Пока дошли к моему ангару, эти охламоны заобнимали меня. Петя так вообще под конец верхом ехал! При этом вцепился в шею и, по-моему, даже плакал. Цирк с конями. Вернее, с медведями. Как на нас таращились служащие!!!

Но это ещё что! Вот когда Иван забежал в ангар и саморучно принялся отпирать ворота, и техники решили, что это для «Саранчи», а зашел огромный белый мишка… Вот это, я вам скажу, картина. Но, к чести механиков, никто не заорал тревогу, а Семёныч так и вообще, кажись, примеривался треснуть непрошеного гостя — меня — здоровенным ключом. Не знаю, как мне бы, а обычному медведю могло и поплохеть. Еле остановили. Зато, когда они поняли, что я — это я, Семёныч, аж прослезился.

— Мы ж, — говорит, — тебя, неделю, как похоронили уже… Шутка ли, десять дней с задания не вернулся. А тут Великие князья прилетают! Спасательная экспедиция, говорят. Ну, мы и приободрились, а тут — вы! А как?..

Вопросами засыпали по самые уши.

— Стоп, — говорю. — Сейчас господин атаман со штабными сюда прибудут, всё в подробностях расскажу.

— Ох, ты ж мать… А у нас и не прибрато! Трофим — живо! Пока оне соберутся, пока туда-сюда…

Но прибраться они не успели. Только принялись армейский лоск наводить, как ангар просто мгновенно заполнился огромной толпой народа. И тебе господин атаман, и нач.безопастности, и нач.порта, и даже главную бухгалтершу притащили… Её-то зачем? Это не считая адъютантов, писарей и прочей братии… И каждый гад, когда входил в ангар, вопил и хватался за оружие. Как под копирку. Даже бухгалтерша! Вначале смешно было, а потом раздражать начало. Ну, в самом деле, что — медведей не видали?

Таких как мы — точно, нет!

Ну так-то да…

Притащили даже доску типа классной, с картой. Как они по ветру и снегу её перли, это прям загадка.

Когда все угомонились и расселись, кто на притащенных из домика стульях, а кто и попросту — на ящиках, благо тары-то у нас всегда хватало, вперёд вышел атаман и, как плавильный командир, скомандовал:

— Хорунжий Коршунов, доклад!

— Есть! — рявкнул я, чем опять вызвал определенный переполох среди присутствующих.

Я подошёл к карте (которая, кстати, оказалась мне низкой), присел на задницу у края и изготовился рассказывать.

— Итак, шестнадцать дней назад мной и моим вассалом фон Ярроу был получен приказ проследовать в этот квадрат. — Я ткнул в карту когтём, и ясень пень, конечно, пробил. И карту, и доску под ней… Вот же пень горелый…

— Не обращайте внимания, хорунжий. Все всё прекрасно понимают! — Атаман оглядел участвующих в совещании. Не понимающих не нашлось.

— А что тут должны понимать? — раздалось от входа.

Молодой женский голос. И знаете, с этакой стервозинкой в тоне. Когда сразу понятно: говорящая привыкла повелевать. И совсем не привыкла, чтоб ей в чём-либо отказывали. Белая Вьюга. Светлейшая княжна Смолянинова. Кому-то сейчас трындец настанет. И с большой вероятностью — мне.

— У меня все охранные метки с ума посходили — массовое проникновение белых медведей на базу!.. А вы тут сидите!..

И тут она увидела меня.

Как успел Иван, я не знаю. Он просто бросился между мной и Великой магиней. И как успела Вьюга испарить гигантскую ледяную сосульку, которая уже летела в меня, но на пути которой стоял Сокол, это вообще выше моих пониманий.

— Тетя! Стой! — Иван аж руки расставил, закрывая меня.

— Поясни-ка мне, дорогой внучатый племянник, что в этом ангаре делает Высший Белый Медведь? И вообще, откуда он? На территории России, как мне известно, их нет. Значит?..

— Ваша светлость, не был представлен вам. Хорунжий Иркутского Казачьего войска, Илья Коршунов.

Я встал на задние лапы и попытался принять строевую стойку. Получилось, если честно, хреново. Мало того, что я теперь возвышался над всеми во весь свой рост, так ещё и центр тяжести у медведя оказался не там, где…

Где положено, там и находится. В заднице.

— Вот как? — Белая Вьюги наклонила голову с шутливым недоумением разглядывая меня. — Прямо хорунжий из Иркутска… А почему я о вас не знаю, хорунжий?

— Не могу знать, ваша светлость. Смею лишь предположить, что инициация меня, как оборотня, была абсолютно спонтанной и непредсказуемой. В следствии чего…

Княжна нетерпеливо махнула ручкой.

— Вы мне тут казёнщиной не щеголяйте! Где произошла инициация, причины? Живо!

— Именно о этом хорунжий начинал доклад, который вы прервали, ваша светлость. Имейте хоть немного терпения! — Влез атаман. Старик оттягивает на себя недовольство светлейшей. Красиво, но безрассудно.

Видимо не у одного меня мелькнула такая мысль, и Серго вышел вперёд.

— Уважаемая, — он прижал руку к сердцу, — пусть Илья расскажет всё, что с ним случилось за эти дни. Я же с Новосибирска прилетел, его спасать, а у Ивана, вообще жена беременная крайним сроком…

— И что он тут делает, а не с женой? — Ух ты, она аж ножкой топнула. Сочетание беспредельной мощи и молодости, это брат…

— Так Великая княжна Мария настоятельно требовала ехать-лететь-искать нашего друга, нашего ОБЩЕГО друга.

— И, кстати, спасителя жизни моей жены, княжны Марии. — Ну, конечно, Иван вылез… — И моей, к слову, раза три. Да? Коршун?

— Я не считал. И вообще, ты тоже меня раза три спасал… — попытался отмахаться я.

— Это когда? — По-моему Сокол переигрывал. Он принялся загибать пальцы, беззвучно шепча… — Ну ежели совсем по-честному — четыре-три, и не в мою пользу!

— Мальчики, а давайте вы не будете меряться длинной… э-э-э, количеством ваших подвигов? А то я тоже могу померяться…

Нет, огромная магическая сила творит с женщинами страшное. Совсем берега и тормоза теряют. Я, внезапно подумалось, пожалел её будущего мужа. Хотя, поговаривают, ей в мужья пророчат того самого князя Святогора, чьим именем СБШ названы. Это, брат, такой боец, с Императором сравниться может… Я даже не знаю, кто был бы победителем, если б им приспичило друг против друга выйти, Император или Святогор. Это если предположить, что Святогора вообще волновали всякие политические дела.

Пришли же к нему италийские послы с предложениями — ну там, Российский престол, все дела, мол, а они поддержат… Знаете, что он им ответил? «А вот это подержи!!!» — и гравитацией их приложил, да так, что впечатало послов в матушку-сыру землю, на три версты вглубь. Так и не выбрались. А Святогор спать пошёл. Но такую жену даже Святогору не пожелаю. Она же может в самый такой интимный момент отморозить что важное!.. Хотя… Если отвлечься от силы мажеской — ОЧЕННО красивая… Прям, ОЧЕНЬ! Но…

Сима красивее!

Блин горелый, на секунду меня опередил!

А вот не надо тут, на чужих самок заглядываться!

Ну посмотреть-то можно?

Не-е, от посмотреть, до попробовать — один шажочек!

Ты гад ползучий! Ты проверь мою память, ведь НИ РАЗУ!!! Ни разу, даже мысль не мелькнула Симе изменить!

Вот и молодец! Своя самка — это ОБЯЗАТЕЛЬНО только свои детёныши!

Ну посмотреть на сиськи другой самки-то можно?

А зачем?

А вот сиськи Коко…

Ты плохой медведь! Но сиськи Коко — хороши… И ты и вправду от них отказался? Ух ты! Отказался? Уважаю!

Иди ты в жопу! И, чтоб ты знал, сиськи у Серафимы ваабще лучше! Охренительно лучше!

Чего завёлся-то? Я ж так, просто…

Задолбали уже всякие разные сомневаться в моих чувствах, и ты ещё!

Всё-всё, извини, был не прав!

Пока я спорил внутри себя сам с собой (вот давайте не будем с собой-то лукавить, Зверь это я и есть. Ну — крайняя, звериная, форма меня), весь ангар терпеливо ждал подолжения доклада.

Встряхнувшись (представляю, как это выглядело со стороны), я снова повернул морду к доске с картой и дыркой.

— Итак. «Дуют ветры всё на запад, а нам надо на восток». Это, конечно, песня, но максимально в данной ситуации точно описывающая казус. Цель видели на северо-западе, вот где сейчас дырка. Оттуда мы двигались на запад, периодически смещаясь на льды. Искомая мобильная база, будем пока называть её так, обнаружилась в этом квадрате. — Я максимально аккуратно прикоснулся к карте. И, можете себе представить, опять прорвал! И даже доску под ней царапнул! От волнения, видимо. Я на той исследовательской базе даже ключи когтями поднимал — и ничего, а тут, пень горелый, второй раз — конфуз! — Проследовав за ней, вот сюда, заранее прошу прощения за дыры…

— Не обращайте внимания, хорунжий, это сейчас несущественно. Продолжайте доклад!

— Есть, господин атаман! Итак, проследовав за предполагаемой мобильной базой, мы обнаружили вход в так называемую научно-исследовательскую базу Нидерландов.

— Простите, что перебиваю, — подняла руку, прям как примерная ученица, светлейшая княжна Смолянинова. — Два вопроса. Первый. А почему вы решили, что это база Нидерландов? Второе, почему такая странная ремарка — «так называемая научно-исследовательская»?

Так и знал, что не удержится! Всё выскочить да выпрыгнуть вперёд всех надобно.

— Ответы на ваши вопросы вы получите чуть позже. Продолжаю. Итак. После обнаружения входа в базу Нидерландов был зафиксирован несомненный факт кормления белых медведей (то есть, по-научному, Ursus maritimus) людьми. Ещё раз подчеркну. Кормления медведей людьми.

У тебя глаза светятся.

Да и похрен!

— В процессе препятствования кормления МЛШ «Саранча» был подбит. Выполняя процедуру срочной эвакуации, я был атакован выжившими медведями. Результат? Вот… — я обвёл себя лапой. — В результате спонтанной инициации база была захвачена. Охрана частично…

Я вспомнил разорванные тела и слегка запнулся. И услышал тонким медвежьим слухом тихий шёпот:

— Сожрал, поди…

— Я НИКОГО НЕ СЪЕЛ!!! — От моего рёва все в ангаре отшатнулись, кроме, пожалуй, Белой Вьюги. И губки этак искривила, как будто не верит, сучка ледяная! — Гарнизон базы частично уничтожен, частично изолирован в казармах. После необходимых процедур я прибыл сюда, за подмогой. На голландской базе есть рацио, но правильных кодировок я не знаю. В завершение. Прошу скорейшей экспедиции на захват этой базы, ибо там сейчас мой пилот и вассал фон Ярроу. Ранен, находится в местном госпитале, под весьма ненадёжным присмотром. Доклад окончен.

Я оглядел всех присутствующих. Судя по вытянувшимся лицам, я таки произвёл впечатление.

И тут… белая Вьюга решила, что без её вмешательства солдафоны поставленную проблему не решат, и задрала свой командирский нос выше прежнего:

— У меня всего один вопрос. А как вы докажете, что вы тот, за кого себя выдаете?

Я аж опешил.

— А я должен?

26. НАДО РАЗОБРАТЬСЯ

СБОРЫ

Магиня подбодрилась, стервозно уперев руки в боки:

— Конечно, должны! На базу, минуя мои тревожные метки, проникает медведь. Говорящий медведь! Непонятно какими методами убеждает присутствующих тут, что он, видите ли, хорунжий Коршунов! Потом рассказывает малоубедительную сказочку про какую-то исследовательскую базу. Я считаю, это ловушка, господа. И этот вроде как казачок, — она гневно ткнула в меня пальчиком, — засланный.

Теперь все буровили меня взглядами.

— Он пахнет так, как пах бы Илья Коршунов, если бы был медведем! — сердито сказал Серго.

— Ой, не смешите меня, тоже мне — довод! — отмахнулась Смолянинова, словно от надоедливой мошки.

— Илья, а скажи-ка мне вот что. Ты, когда со мной на «Красную Аиду» ходил, какие конфеты с собой брал? — Сокол, видимо, решил меня проверить по-своему.

— Мармелад от Смирновых. Только он просроченный оказался — твёрдый, почти до железного состояния… — а что, я тоже могу в шарады поиграть.

— Тетушка, это Илья. И я бы на вашем месте извинился…

— Слава Богу, ты не на моём месте, племянничек! И что это за идиотские вопросы о мармеладе?

— Я должен нарушить подписку о неразглашении? Данную лично государю, между прочим. Чтоб удовлетворить женское любопытство?

Княжна немного смутилась.

— Но эти ответы на вопросы из него могли выпытать? — не умеют некоторые сдаваться.

— И откуда эти неведомые пытатели будут знать, что я спрошу? И вообще, чтоя́буду тут? Что мы, втроём с князьями, тут будем, а? Это уже за гранью, тётушка! — Илья подошёл к княжне и, приобняв её, тихонечко прошептал на ухо (хорошо иметь медвежий слух!): — Верка! Не позорься! Извинись быстро! Иначе я дяде пожалуюсь! Ей-Богу!

Она текучим движением вырвалась и, повернувшись ко мне, твердо произнесла:

— Господин хорунжий, простите мне мои необоснованные подозрения. Была не права! За сим позвольте откланяться.

Она порывисто развернулась и почти уже ушла, когда её догнали слова Витгенштейна:

— Ваша светлость, а вы разве не желаете узнать поподробнее, что это за базу на ваших землях организовали? — Смолянинова обернулась. — Да ещё такую прям научно-исследовательскую, где медведей людьми кормят? Мне вот жутко интересно. Сейчас с господином атаманом согласуем мелочи и отправимся в спасательную экспедицию. Там, вообще-то, вассал Ильи и наш друг раненный лежит… В ненадёжном укрытии. Правильно я тебя понял, Коршун?

— Правильно, Петя. Я, ежели тут помощи и понятия не найду, сам побегу. Хагена посажу на загривок — и уж, как получится, сюда дотащу. Господин атаман, вы уж поспособствуйте, чтоб в нас сразу не стрельнули, а то всякое бывает…

— Ты тут юродствовать прекращай! Ишь, слезу ещё пусти! Особенно в нынешних твоих пропорциях трогательно выйдет! — Атаман сердито отмахнулся (я, так-то, вполне его понимаю — ему военными командовать надо, а тут эта финтифлюшка магическая в каждый вопрос свой ледяной нос суёт!). — Щас соберём кулак, мало никому не покажется! А ты проводишь их к этой твоей базе!

— Господа, в таком случае я с вами! — Ну, куда ж без неё-то? Белая Вьюга стояла посреди ангара и притоптывала ножкой. Что характерно, температура в помещении падала с каждым тук-туком… Пришлось мне вылезать из своего угла:

— Светлейшая Княжна, мне-то мороз в нынешнем обличии пофигу, а вот ребятам — лишним будет. Мороз — он только медведям во благо… — И улыбнулся так, благодушно.

Ага. Ежели тебе медведь улыбается…

Ну а чего она?

Протиснулся мимо совещателей бочком да и выперся на улицу — сильно жарко, дескать. На самом деле, я не мог уже слушать эти пустопорожние споры — да сколько, да чего, да куда… Да и жарко, действительно…

По итогу из ангара выскочил Иван, покрутился, не сразу различив меня в сугробах да сквозь пелену снежной взвеси, проорал:

— Короче, Коршун!..

— Не надо так орать, Сокол! — ворчливо отозвался я и сел, чтоб быть позаметнее. — Я прекрасно тебя слышу.

— Так ветер воет! Я себя-то плохо слышу.

— Для тебя ветер. А для меня, ещё раз повторюсь — отлично слышно. Медведь я.

Он помолчал.

— Извини, Илюха. Вот никак привыкнуть не могу. Короче, через два часа выдвигаемся. Дежурный взвод плюс мы на «Святогоре». Итого пять СБШ и пара транспортов с пехотой. Непонятно только, куда тебя денем.

— А не надо меня никуда девать. Я сам, своими ногами… лапами добегу.

— Я по карте смотрел, там почти триста километров, ты реально это сможешь сделать?

— Ваня, не тупи! Сюда же я как-то добежал?

— Ну да, чего это я? Это ты во всём виноват! — Я повернулся на него всей тушей. — Сидишь тут… медведем… Знаешь, как страшно? Мысли путаются. Тётушка говорит, это твоя аура так действует. Великого Зверя.

— Слушай, у меня два вопроса…

— Давай, Хагена вытащим, потом хоть обспрашивайся! — рубанул рукой Сокол.

— Тоже верно. Мне где вас ждать?

— А где тебе удобнее?

— Да мне-то хоть пнём о сову, хоть сову о пень — всё едино. Я ж теперь мишка. Морозы не страшны, ветер — тоже. Где скажешь, там и буду.

— Так. Чтоб не блудить да не теряться, условимся: жди меня тут. Потом к нашим вместе пойдём. — Иван ушёл обратно в ангар, решать дела свои великокняжеские.

А я остался лежать в снегу.

Как-то я не так себе всё представлял, пока сюда бежал…

А как?

Ну не знаю. Более сухо, по-армейски… а тут цирк натуральный.

Главное — Хагена спасти.

Эт ты прав.

Впрочем, ждать пришлось недолго. Из ангара вдруг гурьбой повалили штабные. Последними вышли атаман, Белая Вьюга и князья.

— Ещё раз хочу извиниться, господин хорунжий. Я знаю, меня иногда заносит. Как говорит наш император: «Головокружение от успехов». Но ваши друзья сумели спустить меня на твёрдую почву, спасибо им. — Смолянинова коротко поклонилась и взмахнула рукой.

И я впервые увидел, как рождаются знаменитые саночки Белой Вьюги. Резко похолодало, из снега словно ледяные ростки выросли и сплелись в полозья, в изогнутый лебединой шеей нос, ажурные подлокотники… Красиво, пень горелый!

— Решила с вами скататься. А то ишь! На моих землях кто-то что-то там устраивает!

Ой-ёй! А тогда нахрена нам шагоходы поддержки? Ежели сама будет? Хотя большому начальству виднее.

Через два часа мы стояли у административного корпуса, и господин атаман лично проводил эмоциональную накачку. Зачем? А так положено. В войсках действительно должно быть всё однообразно-безобразно…

ДОРОГА

Вообще, дорога назад на голландскую базу была предельно скучной.

Конечно, колонна собралась представительная. Впереди, показывая дорогу, резво бежал я (огромного белого мишку представили).

Рядом, практически бок о бок, катили ледяные саночки Белой Вьюги. Уж даже и не знаю, кто на северах не в курсе, КТО на ледяных саночках по тундре раскатывает. Периодически эту «погибель всех мужчин» не устраивало качество снежно-ледового пространства впереди, и она лёгким движением пальчика выравнивала дорогу. И снег выглаживался и уплотнялся до почти состояния брусчатки. Ну, или новомодного асфальта. Только ослепительно белого. Я бежал рядом и тихо обалдевал от её величия. Это ж сколько мажеской силы Господь поместил в одну хрупкую девушку? Так тратиться на… дорогу? Просто, чтоб комфортнее было? Охренеть не встать!

За нами — по выглаженной полосе, как по плацу — бодро маршировали пять шагоходов. Три боевых и два несуразных грузовых.

Под конец рейда-то я уже уставать начал. Все обычные в железе едут, кое-кто в санях, один Илюша ножками-ножками… Так Белая вьюга, даже не останавливаясь, махнула пальчиком, и за её ледяными саночками выросла такая себе повозочка. На ледяной цепочке, пень горелый!

— Садитесь, хорунжий! В ногах правды нет! Если собьёмся с направления — подскажите, хорошо?

Я мотнул головой и тяжело перевалился в возок. Чай не косуля какая, столько бегать.

— Благодарствуем. Тут уже сравнительно рядом. Вон за тот холм и в низиночку.

— Хорошо. Вы уж извините, хорунжий. Надо было раньше помощь предложить, но мне было интересно, когда вы устанете. Это же уму непостижимо, столько бежать, да с такой скоростью… Всё-таки Великий Зверь — это голая физическая мощь в её практически дистиллированном виде. А вы ещё и маг. Удивительно.

Вот же, ядрёна колупайка, проверяла она! Я тут лапы стоптал по уши, а она проверяла…

Вскоре показалась знакомая горушка.

— Тут аккуратнее. Вот с той стороны вход в базу. Могут какие неприятности быть.

Чего я такой косноязычный?

Благо, княжна не стала придираться к смыслу. Напротив, подняла руку и замедлилась. Рядом встали боевые шагоходы. Люк княжеского «Святогора» откинулся, и Иван высунулся по пояс.

— Что случилось?

— Господин хорунжий говорит, что почти прибыли. — Княжна ткнула ручкой в гору. — Это там? Правильно, Илья?

— Да. — Я слез с санок. — Я, пожалуй, теперь на своих двоих. Ворота мне должны открыть. Даже и не знаю, откроют их вам или нет. Оно понятно, можно выломать. Но зачем, когда можно не ломать? — Я дипломатично улыбнулся.

Постоянно забываю, что улыбка в моём нынешнем исполнении выглядит жутко. Но так думаю, Белую Вьюгу особо не испугаешь, а парни в шагоходе сидят — особо и не увидят.

— Короче, я первый! Ежели стрельбы и прочего не будет — подтягивайтесь. Ну а ежели будет, там уж по обстоятельствам.

Переваливаясь, побежал к базе. Всю жопу отсидел в этих санях. Быстро, конечно, но неудобно!

БАЗА

А вот и знакомая площадка. Снегу-то, снегу! Два с половиной дня меня не было, а так замело! Главное, чтоб ворота открылись.

— Открывай, медведь пришёл! — принялся долбить лапой в ворота я.

А ничо так, грохот стоит. Я, может быть, и выломал бы их, ежели б постарался.

А давай?

Не-е, зачем имущество портить?

Тоже верно.

В амбразуре вахтёрки мелькнуло личико Эмме, и вороти́на, скрипя снегом, поползла вбок.

— Ну что? Дождалась?

Вот чего не ожидал, так это того, что Эмме повиснет у меня на шее. Обнимашки, ядрёна колупайка!

Ра-адость — вкусно!

— Я так испугалась! — Она отлипла от меня и оглянулась. — А почему вы один? Не получилось помощь позвать?

— Почему не получилось? Сейчас…

Именно в этот момент на площадь перед входом выкатились ледяные сани, а следом шагнула огромная фигура СБШ.

— Ой!

— Нечего ойкать, Эмме. Это наши.

Из «Святогора» выскочил Витгенштейн. Он ошалело вертел головой, разглядывая лежащую на боку «Саранчу», заметённые снегом многоножки, зев входа.

— А я фотоаппарат забыл, вот же… Это ж ты им манипуляторы отстрелил?

— Не я — Хаген. — Я со всей доступной мне учтивостью повёл лапой: — Знакомьтесь! Это Пётр, князь Витгенштейн, а это Эмме, пилот шагоходов. Амстердамская тех школа.

— Весьма приятно… — Пётр вдруг запнулся: — Подожди. Пилот? Женщина?

— Да. Я тоже сначала обалдел. Эмме, с Хагеном всё в порядке?

— Да, фрайгерр. Ваш друг жив и с нетерпением ожидает вас.

— Отлично. Петр, давай командуй. Там внутри ещё человек полтораста. Но первым делом, пожалуй, нужно весь документальный архив лаборатории изъять. Вот ключи. — Я отошёл к подбитой «Саранче» и копнул лапой снег. Свёрток с ключами лежал на месте. Я по совету Зверя, когда закапывал их, ещё и помочился сверху. Чтоб наверняка. Чтоб ни одна падла не посмела моё трогать! — Там такие брусочки, приложишь к активатору — и замок откроется. Только оружейку я того… раскурочил. Вырезать замок придётся.

— Ага, — Петя осторожно принял свёрток.

— Мальчики, — деловито перебила нас княжна, — представьте меня барышне, и мы пойдём мои новые владения осматривать!

Ну, куда ж без неё-то?

— Эмме, это княжна Смолянинова, более известная как Белая Вьюга.

— Ой… — девушка-пилот присела в неловком книксене.

— А это Эмме, как я уже говорил, пилот, Амстердамская школа с отличием. Правильно?

— Правильно, — совершенно смутилась Эмме.

— Вот молодец! — неожиданно выдала княжна. — А то куда ни глянь — вокруг мужское засилье! Молодец! Пойдём, мне всё покажешь! А то пока этих дождёшься! — и, ухватив Эмме за локоть, потащила её в ворота базы. Та только обречённо обернулась. Ну, а с другой-то стороны, чего (и главное — кого), Вьюге тут опасаться-то? Это её пускай все боятся.

На площадку зашли транспортники. Из них посыпались солдаты, и незнакомый мне парень с нашивками капитана, принялся командовать. Я повернулся к Петру и наклонил вбок морду.

— Это Голицын, — пояснил Петя. — Они все по пехотной части. Самые сильные щиты в России.

— А-а, понятно. Тогда отдай ему ключи, пусть архив и эвакуируют, раз они тут главные. Тут у них метки везде, не заблудятся. Ладно, я пошёл, Хагена обрадую.

И пока Витгенштейн передавал Голицыну новые вводные, я пошёл внутрь базы. Что самое интересное, я совершенно спокойно мог подслушать, о чём они трепятся, но уже настолько сжился с телом медведя, что мог спокойно и отключить эту информацию. А то всё вокруг слышать, да ещё обонять на километры — это ж с глузду съехать можно!

И ничего не съехать… Простая необходимость для выживания.

Ты прав, конечно, но человеческие мозги на такой информационный поток не рассчитаны.

А мы и не человек!

Тоже верно…

Никаких подозрительных запахов и звуков впереди не ощущалось, и я прямо потопал в медицинский блок. Где меня просто захлестнуло радостью из глаз фон Ярроу!

Р-радость и счастье — это самое вкусное!

Хаген приподнялся на кровати и приложил руку к голове в воинском салюте.

— Фрайгерр Коршунов, за время вашего отсутствия особых происшествий, требующих доклада, не произошло. Рад вас видеть. Доклад окончен!

— Хаген, ты чего? Чего как деревянный? Не тянись! Я тоже очень рад тебя видеть живым и, — я оглядел его, — почти здоровым! Дай хоть обниму тебя.

И обнял. И… как понял, что произошло, подпрыгнул и так заорал, что какие-то два солдатика влетели в санчасть да ещё и на прицел нас с Хагеном взяли.

— Отставить, служивые! Свои мы.

— Э-э, а чего орёте-то, господин хорунжий?

Тут в мед.блок забежал Пётр, пистолет в одной руке, молния в другой…

— Ты ещё рукава закатай!

Он споткнулся.

— Илюха⁈ Ты ж говорил, что не можешь⁈

— Получается, теперь могу.

Но что-то проверять вот прямо сейчас желания не было.

В палату сунулся Иван и тоже заорал:

— О!!! Коршун!!! Смог!!!

— Ладно-ладно, не орите уж. Сам рад до посинения.

Иван всё равно полез обниматься и хлопать меня по плечам, а потом аккуратно пожал руку фон Ярроу:

— Привет, Хаген! Доброго здоровья тебе.

— Здравствуйте, Великий князь, спасибо за пожелания. А вы какими судьбами тут?

— Так мы тут втроём, там и Серго, дежурит пока. Искать вас приехали. Спасать. А вы тут два шагохода в одну каску расхреначили и базу у голландцев отжали! Герои!

— Базу фрайгерр Коршунов…

Я перебил его:

— Иди в жопу, Хаген!

— Больной должен быть здоров, чтоб мог идти туда, куда вы его послали, хорунжий! — Худой, высокий, похожий на журавля майор вошёл в палату.

Стало тесновато. Доктор нахмурился:

— Так-с, отойдите от кровати, господа, и дайте мне уже посмотреть на героя, из-за которого я столько трясся в этой железной коробке.

Мы дружно отодвинулись к стенке. Майор снял вязаные перчатки и встряхнул руками.

— Так-с, так-с! Неплохо, неплохо. Ну, насколько можно было сделать без магии… А вот сейчас…

Руки доктора-мага засветились ярким зеленым светом, и он провёл ими по ногам дойча. Прям не снимая одеяла и бинтов. Вот это мощь!

— Попробуйте встать, голубчик. Не бойтесь, не бойтесь. Целостность тканей восстановлена, мышцы приведены в должный тонус.

Хаген осторожно поднялся и сделал пару шагов. С чувством прижал руку к груди:

— Доктор! Позвольте выразить вам мою глубочайшую благодарность!

Тот только отмахнулся:

— Ах, пустое, сударь! Вам бы сейчас переодеться.

— Там в нашем СБШ узел с формой для тебя лежит, — сказал Витгенштейн, — сгонять?

— С вашего позволения, я с удовольствием сгоняю лично! — приподнято ответил Хаген и в самом деле побежал.

Хорошо иметь целые ноги. И тушку. И вообще.

А особенно голову, — рассудительно вставил Зверь.

Ну, ещё бы!

27. НИ ОДИН ПЛАН НЕ ВЫДЕРЖИВАЕТ СТОЛКНОВЕНИЯ С ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬЮ

А ВОТ И НЕОЖИДАННОСТИ

Когда все вышли из медсанчасти в коридор, доктор перехватил уже забежавшего в базу дойча, и пока тот судорожно — ещё бы, на улице-то минуса стоят — натягивал на себя комбинезон пилота, начал инструктаж:

— Вы, голубчик, что ж сразу-то убежали? Нужно же рекомендации выслушать. Экий вы торопыга. Итак, весь следующий месяц, будьте так любезны, едой не пренебрегайте. Мясо, печёночку жаренную хорошо бы. Крепкие бульоны. Студень с горчичкой. И обязательно зарядка. И желательно два раза в день. Очень неприятные повреждения суставчиков были. Связочки порванные… Организму помимо магии обязательно нужно и самому в порядок прийти. Вам всё ясно?

— Так точно! — Хаген вытянулся в струнку. Зная дойча, он исполнит все предписания в точности.

Доктор обернулся ко мне:

— Господин хорунжий, судя по тем докладным бумажкам, что я прочитал, базу захватили вы?

— Так точно, господин майор! — Какой всё-таки у него взгляд пронзительный.

— Проводите меня. Судя по всему, мы нашли последнее убежище профессора Вебера.

Я остановился.

— Господин майор, тут такое дело. Вебер… он тут был, конечно, но сейчас он…

— В морге, да, хорунжий? — Майор неожиданно весело улыбнулся. — Это если вы его не…

— Я никого не съел! Это уже начинает утомлять!

Он пожал плечами.

— А какая мысль у обывателя, к коим я и себя отношу, возникнет при виде огромного белого медведя? — Маг-лекарь приобнял меня. — Вы не волнуйтесь. Вот знаете, с какими слухами мне всю жизнь приходится бороться? Угадайте!

— Э-э, дополнительный левый заработок?

— Нет, милейший! Заработок-то как раз никого и не волнует! Я всё-таки дипломированный маг-лекарь и с благосостоянием у меня полный порядок. А вот со слухами о повышенном внимании ко мне женщин… Вот тут прямо беда.

— А причём тут дамочки?

— Ну, милейший, — он наклонился поближе к моему уху, — я же могу девственность, вот так, — он щёлкнул пальцами, — восстановить. Поэтому любые связи со мной… э-э-э… деликатного свойства для дам абсолютно безопасны, и с точки зрения всяких срамных болезней, и нежелательных беременностей тоже.

— А-а-а!

— Вот-вот-вот…

— А вы…

— А вот тут, господин хорунжий мы и приходим к реакции на съедение.

Я смутился:

— Извините, господин майор. Я, право…

Он махнул рукой.

— Успокойтесь, милейший. Это была простая иллюстрация. Уж поверьте, стаж, как бы правильно сказать, игнорирования назойливого внимания, у меня гораздо больше вашего. Вы же, я так понял, совсем недавно разбудили в себе Зверя?

Я кивнул:

— Вы угадали.

Доктор задумчиво продолжил, продолжая шагать вглубь базы:

— И сразу — Великого! Удивительно, что вы смогли с ним справиться! Очень удивительно. Не поделитесь?

— Да я сам ещё не всё осознал. Единственный предварительный вывод, — тут я выставил ладонь, — и я буду настаивать на том, что он предварительный, и вообще это взгляд абсолютного дилетанта…

— Так этим ваше мнение и ценно! — перебил меня майор. — Вы поймите, голубчик, мнение дилетанта порой парадоксальным образом намного ближе к истине, нежели зашоренные официальные теории. Итак, что вы хотели сказать? Извините, что перебил.

— Зверь питается эмоциями, и его надо кормить радостью и счастьем.

— Простите, как?

— Понимаете, сначала, когда я обернулся эмоции, были — «Боль», «Страх», «Ярость», «Ужас». Это было вкусно, но-о… Потом прибавились «Любопытство», «Смех». Это было гораздо вкуснее. А закончилось всё «Радостью» и «Счастьем». Это было самое вкусное! И именно это дало мне возможность вернуться в образ человека.

— Так вы?..

— Да, это мой первый опыт подобного превращения. — Тут мне в голову пришла мысль: — Простите, господин майор, а вы откуда Вебера знаете? И вообще, непорядок — позвольте представиться, Илья Коршунов.

— Беккерс Людвиг. Очень приятно. Действительно, что-то мы…А с Вебером всё просто — учились вместе. Только он маг-зоолог. Ну, а ваш покорный слуга пошёл по специализации полевой хирургии и всему, что этому сопутствует. Вот только с последней его работы Вебера попёрли за аморальные магические опыты. Очень большой скандал был. И надо же, куда он сбежал!

В этот момент мы протискивались через раскуроченные решётки.

— Я так понимаю, это ваша работа?

— Ага.

— Внушает, внушает… А где трупы? Я, признаться, ожидал куски разорванных тел, кровь повсюду. А тут всё предельно аккуратно, если не считать вот этого. — Он коснулся погнутого прута решётки.

— Так я местный персонал заставил всё убрать и полы вымыть. В качестве акции устрашения.

Беккерс натурально заржал:

— Мыть полы в качестве устрашения? Это сильно!

— Так тут же всё в крови было, — попытался оправдаться я. — И когда за тобой белый медведь присматривает, то…

— А вот о этом я не подумал. Но, надо сказать — изящное решение.

— Мне нужно было их так напугать, чтоб даже мысли о побеге или бунте не возникало.

Мимо нас солдатики провели колонну персонала базы. Аккуратно скованных. Надо же, Голицын даже кандалы с собой взял. Ну и правильно!

— Судя по всему, вам это блестяще удалось.

Динамики над головами коротко хрипнули, и простуженный голос произнёс:

— Внимание. Боевая тревога! С севера приближается одиночная воздушная цель, предположительно дирижабль. Всем занять места согласно боевому расписанию!

Я судорожно огляделся.

— А я-то куда должен бежать? «Саранче» кранты, медведем перекинуться — толку сейчас от меня…

— Не знаю, милейший, я в госпиталь, моё место там!

И Беккерс рванул назад. А я за ним.

Но добежать до госпиталя мне не дал Хаген.

— Фрайгерр, вот вы где! — Мы столкнулись в повороте, и он уцепился за меня. — Эмме говорила, что в ангаре есть несколько шагоходов…

— Механики утверждали, что они не приспособлены для холодов.

— После тёплого ангара полчаса боя они должны выдержать! Главное — боезапас с толком высадить!

— Тоже верно, бего-ом!

Мы понеслись к ангару.

А навстречу нам бежали Эмма и Белая Вьюга.

— Вы куда?

— Вы в ангар?

Закричали они одновременно.

— В ангар. Там шагоходы. Может, какой-то в бой можно вывести.

— Молодцы. Я к выходу, там от меня больше будет пользы! — И княжна убежала по коридору.

Надо ж, какая боевая!

— Я с вами! — решительно прицепилась к нам Эмме.

— В бой? С женщиной? Нет! — Хаген как всегда категорично высказался и, не дожидаясь реакции, побежал дальше. Типа, он знает — что здесь где…

— Фрайгерр, «Пантера» требует минимум трех членов экипажа! — Эмме смотрела на меня горящими глазами.

— За мной!

— Есть!

Мы добежали до дверей ангара. Слава Богу, они были открыты.

Перед шагоходами метался Хаген и, похоже, не знал — какой выбрать. От МЛШ в бою толку будет мало, а на средний и тяж нужен был экипаж. А как он смотрел на новенькую «Пантеру», чуть не со слезами…

— Фрайгерр Коршунов, предлагаю вот этот, М-13. — Похоже, он решил наступить на горло своей песне. — Мы вполне справимся вдвоём.

— Проверяй боезапас на «Пантере», мы идём на ней. Эмме — стрелок, я — заряжающий.

— Но…

— Я сказал — выполнять!

— Яволь! — Вот таким мне дойч нравился. Фрайгерр сказал — он сделал. Осталось убедиться, что я чего-нить не налажал. Потому как, ежели шагоход не заправлен, а уж тем более если боезапаса нет, то мы только как мишень для траты чужих снарядов можем выступить.

А я побежал к воротам ангара. Не в базу, а к тем — наружным. Поскольку, если мы не сможем их открыть, то нам прямая дорога к солдатам Голицына — хоть пехоте помочь. Потому что никакой шагоход, даже самый малый, коридорами базы не выйдет.

На наше счастье, около выхода была такая же комнатка-вахтёрка, что и на главном выходе. И даже рычаг открытия был такой же. И когда Хаген подвёл «Пантеру» ко входу, я уже готов был его открывать.

Плита ангарного выхода откатилась в сторону. Я залез в дойчевский шагоход. Как же всё непривычно! Хорошо хоть, основное орудие, кажется, заряжается почти так же, как на «Ратнике». Справлюсь! Чуть покачнувшись, машина выбралась на поверхность. М-да, это тебе не «Саранча», тут и инерция, и скорость поворота не та.

— Ну что, Хаген, справишься?

Он обернулся на мой вопрос, улыбнулся.

— До того как я пересел на «Тигр», из которого вы меня вытащили, это была моя основная машина. Отличный шагоход! — Он любовно погладил панель приборов. — Кто бы там ни прилетел, мы будем для них крепкой занозой.

— В заднице?

— Я прошу вас, фрайгерр, у нас в экипаже женщина!

— Нечего тут сексизм устраивать, Хаген! У них в европах это не модно. — Вот совершенно невозможно удержаться от поддразнивания, когда у дойча такое возмущенное лицо.

БОЙ

А снаружи творился лютый трындец. Недалеко от нидерландской базы завис странный дирижабль. Никогда не видел такой конструкции. Больше всего подошло бы слово «катамаран», вот только я не знаю, можно так называть дирижабли или нет. Два здоровенных корпуса, соединённых между собой площадкой. И на этой площадке стояли шагоходы. Отсюда смазывалось — сколько, но не меньше трёх, точно.

Дирижабль грузно покачивался, снижая высоту — неужели без причальной мачты сядет? А из-под днища «катамарана» и из стоящих на нём шагоходов долбили по маленькой женской фигуре, что стояла в трёхстах метрах впереди нас.

Белая Вьюга даже с саночек своих слезть не пожелала. Встав на сидение, она с азартом что-то выкрикивала и махала руками. И все снаряды рикошетом вспахивали тундру или улетали в небо. Это было… красиво.

— Ну, этих она… — я хотел сказать, «в блины раскатает, даже не вспотев», и тут с центральной площадки дирижабля к белым саночкам понеслись короткие серо-стальные вихри. — Опа…

И сразу стало ясно, что всё предыдущее — это было так, мелочи жизни. А вот сейчас серьёзные господа разговаривать начали.

Воздух вокруг нашей магини взвыл и задрожал. В ответ навстречу вихрям полетели целые кассеты ледяных сосулин. Вокруг «катамарана» тоже завыло, воздух окрасился множеством серебристых вспышек, словно расплывающихся по поверхности защитной сферы, сливающихся… миг — и защита чужого мага сплошь засеребрилась, настолько Вьюга пригрузила атакой его щиты. Но и сама она полыхала зеленовато-голубым, а уж скрежет вокруг стоял такой, что у нас даже в шагоходе зубы ломило. Представляю, каково Голицынской пехоте приходится!

— Фрайгерр, я знаю кто в дирижабле! — заорал мне Хаген.

— Не тупее тебя, газеты тоже почитываем!

«Стальной Ветер», один из двадцатки. Англичанин. Чего ему-то тут надо?

Спепились Ветер с Вьюгой не на шутку. Гудело и выло просто адски, постепенно забирая звук всё выше и выше. Рацио в «Пантере» вдруг начало шипеть и свистеть громко и омерзительно, Ханен поспешил его вырубить, скривившись лицом.

Ни один архимаг передавить другого нахрапом не может, это ясно. Настолько замкнулись друг на друге, что ни на какие другие цели сейчас отвлечься не смогут. Как это в мордобитии-то называется? «Клинч», кажется?

А вообще ситуация, конечно аховая. Бой двух Великих магов… со стороны посмотреть, конечно, всегда интересно. Но мы-то здесь не «со стороны». Мы, блин, прямо участвуем!

Тем временем дирижабль завис практически над самой землёй.

— А вот и наши цели! — пробормотал я.

Выдвинулись широкие аппарели, по которым тотчас пошагали, ускоряясь вражеские шагоходы. Не успели они выгрузиться, как «катамаран» снова начал набирать высоту. Ещё бы! На земле он уязвим, да и стрелять не может. А шагоходы рванули не к базе, нет! К нашей магине! Мыслят логично. Если она перегружена, у них есть шанс додавить её щиты.

Одного они не учли. Что их будут ждать.

Из низины у входа в базу выбежали два «Ратника» и княжеский «Святогор». «Ратники» на ходу открыли огонь по высадившимся шагоходам, а «Святогор», прикрывшись щитом, набирая скорость, побежал на сближение. Великий князь явно желал навязать ближний бой, в котором был мастер.

— Хаген, что у нас самое сильное? Чтоб бахнуть на максимум?

— Башенная пушка, но я бы посоветовал обойти вражеские машины сбоку.

— Давай, ты же управляешь! Эмме, где заряды к главному калибру? Я в этой колымаге впервые!

— Фрайгерр, не нужно ругаться! «Пантера» — отличная машина. А на зарядах к главному вы сидите. Извините…

Я подскочил. И правда, под кожаной подпружиненной сидушкой оказался ящик с длинными желтыми цилиндрами снарядов.

А вообще — хорошо, что выход у ангара чуть в стороне от основного. На нас пока и внимания не обращают. Щас мы их…

Сыто лязгнув, затвор сожрал первый снаряд. Вот умеют же люди делать вещи! Всегда нравилось, как звучат хорошие механизмы. Такие звуки — они прям за душу цепляют…

— Стоп машина! — внезапно заорала Эмме.

Зачем?

Но дойч не заморачивался вопросами. Шагоход, качнувшись, замер, и тут же по ушам лупануло выстрелом.

— Есть попадание!

А Хаген уже вёл машину дальше, обходя по дуге пространство со связавшими себя боем шагоходами.

— Бронебойный! — выкрикнула Эмме.

— Это какой? — Я откуда знаю их маркировки?

— С красным ободком! Быстрее!

— Есть! — в бою тут уже не до выяснения, кто главный. Если я заражающий, то моё дело молчать и снаряды в ствол пихать. Я дёрнул экстрактор, выпала стрелянная гильза и кабину заполнила вонь сгоревшего пороха. Теперь этот с красной полосой на его место…

— Постоянно забываю! У нас-то такого нет… — проворчал Хаген и щёлкнул каким-то тумблером. Внизу загудело, и вонючий дым начал рассасываться. — Принудительная вентиляция, — пояснил дойч.

А то я сам-то не понял…

— Стоп!

«Пантера» уже привычно остановилась. Ну, хоть на этот раз я успел рот приоткрыть, чтоб по ушам меньше било.

— Выстрел!

Стоявший чуть в стороне от основной группы шагоход словно кувалдой в бок долбанули. Он споткнулся и упал в снег. Минус один! Здорово в СБШ воевать, такая мощь! Прямо сам видишь свой вклад в бой. Это тебе не «Саранча». Периодически же что? Бегаешь как угорелый, а толку ноль. Ну не смогу я, например, ничего ТБШ сделать. Там такая броня! А если ещё и щит — вообще труба. А тут два выстрела — и минус одна машина, красота!

— Бронебойный!

Это я пока мысли всякие в голове гонял, уже и гильзу достал, и даже обе запихал в ящик специальный.

— Есть!

А вот получается, что пока мы ведём огонь из главного, мне вообще присесть не на что? Снаряды-то прям под сидушкой…

— Стоп! Выстрел!

Я уже и привыкать начинаю. А круто их в Амстердамской школе учат, Эмме словно подменили. Где та соплюха, что у меня на шее ревела? Взгляд стальной, движения выверенные. Красота. Голос командирский! Валькирия голланского розливу…

На этот раз Эмме выцелила противника, с которым великокняжеский «Святогор» рубился. И уж не знаю, специально или совпадение, но она ему манипулятор со щитом начисто отстрелила. И «Святогор» в два удара доломал противника.

— Берегись!

Хаген как-то странно дёрнул машину, и мимо нас пролетело стальное торнадо.

Ох ты ж, на нас высочайшее внимание обратили! Лучше б, конечно, без этого обойтись. Я уж не знаю, что там за торнадо, и что оно СБШ может сделать, но лучше не проверять.

— Фугас! Синий ободок!

— Есть! Готово!

— Стоп! Выстрел!

Теперь башня была задрана вверх и выстрел воткнулся прямо в одну из гондол поднимающегося дирижабля. То ли у Стального Ветра щиты просели, то ли он вообще только переднюю полусферу контролировал, но рвануло знатно. Катамаран повело в сторону, и он начал снижаться. От нашего стола к вашему!

— Фугас!

— Есть! Готово!

— Стоп! Выстрел!

Похоже, Эмме решила добить летающую махину.

И, похоже, англичанин уже не мог защитить этого колосса. Вновь рвануло, и теперь снижение дирижабля больше напоминало падение.

Как в сказке, когда время замедляется, дирижабль медленно грохнулся на землю, и его поволокло в сторону. А потом одна из гондол лопнула, и из-за неё взмыла фигурка мага.

— Иди сюда, маленький! Я тебя не больно убью! — завыло над равниной.

Белая Вьюга! Её же в шагоходе слышно! Ни хрена себе, она орёт! Голос был такой, словно им говорила сама зима. Стылый, ветреный и — да, очень громкий.

— Иду! Раз ты сама меня позвала! Иду!

Ага, и ответ такой, словно наждаком по ушам…

Нам надо наружу!

Зачем?

Надо! Не спорь!

Э-э… хорошо.

— Эмме, Хаген, дальше без меня!

Я открыл верхний люк. Ох, мать твою, холодно!

Ну, вот я тут, дальше?

Можно я порулю?

Давай!

Зверь мягко забрал «поводья», оставляя мне возможность только смотреть. И слава Богу, а то я бы обосрался от страха. Этот отморозок просто прыгнул с башни вниз. Прямо в снег. Уже на лету обернувшись медведем, Зверь понёсся в сторону схватки двух Великих Магов.

Я тут самый сильный!

Ты больной! Меня размажут!

Ха! Я в тундре самый-самый! Это мои снега! Я самый сильный! Я самый…

Пока мы неслись в драку, я заметил, что с каждой мантрой «Я самый…» у медведя начинали светиться когти! И, кажись, и из пасти голубым сияет… Видимо, зубы… Ой, мама!

Шкуру крепкую давай!

Есть!

Уже второй раз за сегодняшний бой я только подчиняюсь.

Ты и я — самые!!! МЫ — САМЫЕ!!!

А вот теперь вместо красноватого свечения щита меня окутывало переливающееся сияние. Как северное. Со стороны, наверное, обосратушки…

По крайней мере Стальной Ветер нервно оглянулся на меня и долбанул уже привычным стальным торнадо. Которое, Зверь… отбил. Просто отбил лапой хрень, от которой Хаген в СБШ уворачивался, не желая, чтоб по нам попало.

— Что ты такое⁈ — О! Теперь англичанин уже со мной разговаривает?

— Я тут самый сильный!

В последний момент Зверь прыгнул, пропуская какую-то фиолетовую кляксу, которую кинул в нас маг, и рухнул на тело Стального Ветра. Вернее, на его щит, поскольку до тела мы сразу-то не достали. Мы повисли в полуметре от тела мага, и Зверь принялся рвать когтями серебряный щит, который… поддавался нашим синим когтям.

— Я самый сильный! Да-а!

Я внутри беснующегося медведя впервые видел, как голой силой продавливали щит архимага. А то, что это был один из Двадцатки, добавляло сюрреализма. Стальной Ветер, судя по вытаращенным глазам вливал всего себя в щиты и… и этого не хватало! С другой-то стороны его Белая Вьюга грузила! Вот синие когти мелькнули уже в считанных сантиметрах от его лица…

— Я сдаюсь! Вьюга, убери его! Я сдаюсь! Убери своего зверя!

— А он вовсе и не мой. Но если ты просишь… Илья… не убивай его… Хотя покусать можно…

— Я сдаюсь!!! Сдаю-ю-юсь!

Ну что? Добьём? – голос зверя был как-то неожиданно равнодушно спокоен. Словно это не он только что буйствовал.

Да ну его, он же обоссался. Великий воин, тоже мне.

Мы спрыгнули с тела Стального Ветра.

— Забирай его! — рыкнул Зверь.

— Спасибочки, Илья. Ты просто лапочка!

* * *

Дорогие друзья, на этом четвёртый том приключений Ильи Коршунова заканчивается, но не заканчивается история. Жмите книге лайк (если вы ещё этого не сделали))) — авторам приятно, да и новым читателям книгу легче будет найти, и переходите к пятой части! https://author.today/work/427651

Nota bene

Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.

Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться Censor Tracker или Антизапретом.

У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в Ответах.

* * *

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:

КОМ-4 (Казачий Особый Механизированный, часть 4)

Оглавление

01. ЛЕТО. ТИХО…

02. В ПРЕПОДАВАТЕЛЬСКОМ ПОСЕЛКЕ

03. ОТДАЕТ БЕЗУМСТВОМ

04. КТО БЫ СОМНЕВАЛСЯ

05. ДИКИЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ

06. С НЕБА НА ЗЕМЛЮ

07. МАТЕРИАЛЬНОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ

08. КАЖДЫЙ ХОЧЕТ СВОЕГО

09. ПОСЛЕДНИЕ ЛЕТНИЕ ВЫХОДНЫЕ

10. УМНЫЕ РАССУЖДЕНИЯ

11. ПРИМЕРИТЬ НОВУЮ ШКУРУ

12. ПОД СГУЩАЮЩИМИСЯ ТУЧАМИ

13. ИНАЧЕ ДЛЯ ЧЕГО НУЖНЫ ДРУЗЬЯ?

14. ОХОТА, ДУБЛЬ ДВА

15. НА ТАКОЙ ЭФФЕКТ ДАЖЕ МЫ НЕ РАССЧИТЫВАЛИ

16. НУ ВОТ И НАЧАЛОСЬ

17. В СЕВЕРНЫХ ПРЕДЕЛАХ

18. ОТКРЫТИЯ

19. ОСВАИВАЕМСЯ

20. НУ И ПОРЯДКИ…

21. КОГО НАЛЕВО, КОГО НАПРАВО…

22. ОБЖИВАЮ БЕРЛОГУ

23. ДАЖЕ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ВИДЕ НЕ БЫЛО У МЕНЯ СТОЛЬКО СУМАТОХИ…

24. ПОРА БЕЖАТЬ

25. ДОКЛАДАЮ!

26. НАДО РАЗОБРАТЬСЯ

27. НИ ОДИН ПЛАН НЕ ВЫДЕРЖИВАЕТ СТОЛКНОВЕНИЯ С ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬЮ

Nota bene