Воспитание бабочек (fb2)

- Воспитание бабочек [L'educazione delle farfalle] (пер. Любовь Алексеевна Карцивадзе) 1291K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Донато Карризи

Донато Карризи
Воспитание бабочек

Donato Carrisi: “L'educazione delle farfalle”, 2023

Перевод: Л. А. Карцивадзе

Посвящается Саре,

которая заполняет пробелы между словами

Деревянный дом горит в ночи, словно маленький вулкан, извергающийся в центре долины.

Яркие языки поднимаются в черное небо среди безмятежных гор. Пламя поражает свирепой красотой. Окрашивая белый снег красным, оно навсегда лишает пейзаж чистоты и невинности. Кто-то освободил его из тайной тюрьмы, и теперь оно силой возвращает себе законное место среди природы. Чтобы продемонстрировать свою мощь, пламя избрало этот деревянный дом, который уже гибнет в пожаре, не в силах ему противостоять.

В величественной тишине слышен лишь рев огня.

Когда колокола альпийской деревеньки начинают звонить, призывая спасателей, трехэтажное здание со скатной крышей уже полностью охвачено пылкими объятиями. Подобно пойманной, но еще живой добыче, дом время от времени пытается вырваться из лап пожирающего его хищника, но все его усилия тщетны.

С разных сторон доносятся взволнованные голоса. Пламя отвечает гневом, бросая вызов любому, кто посмеет вмешаться, чтобы его остановить. Людям не остается ничего иного, кроме как поддаться страху и зачарованно смотреть на это разрушительное зрелище. Оно было бы красиво, если бы не было так ужасно.

Посреди маленького ада — следы босых ножек на свежем снегу.

Озябшие девочки в ночных рубашках. Шестилетние девочки. Их, промокших под дождем из пожарных оросителей, собрали на безопасном расстоянии. На лицах маски из сажи, исполосованные слезами, в волосах — странные серебряные нити. Маленькие феи вокруг огромного ритуального костра. Дыхание превращается в пар на ночном морозе. Широко распахнутые глаза. Девочки жмутся друг к другу, напуганные, но невредимые.

Девочки не одни. С ними три воспитательницы, ответственные за их благополучие и безопасность.

Вот-вот начнется последний день каникул в прелестном местечке, где дети учились кататься на лыжах и коньках, спускались со склонов на санках, проводили дни за игрой в «Монополию», «Pictionary»^[1] или «Веселую анатомию», а вечерами потягивали горячий шоколад, слушая сказки на ночь перед большим камином. Еще несколько часов — и юные гостьи вернулись бы к семьям: все с красивым смуглым румянцем и уймой рассказов о своих чудесных впечатлениях.

Но теперь, вернувшись, они уже не будут прежними.

Сегодняшняя ночь отравит все воспоминания об этой неделе. Каждое из них провоняет дымом и теплой мочой, стекающей между ног. Оно будет звучать, как смех преследующего их огня. И на вкус будет горьким, как страх. Этот вкус затаится глубоко в памяти девочек и даже во взрослом возрасте снова будет возникать у них во рту каждый раз, когда чутье укажет им на опасность.

Прогнать из глаз всполохи пламени будет непросто и трем воспитательницам. Сейчас двум из них не удается даже моргнуть. Третья же продолжает метаться от одной девочки к другой. Она считает их вполголоса. А потом пересчитывает снова. Для верности. Еще не думая об именах. С именами легче ошибиться. Поэтому, чтобы не запутаться, она присваивает им номера. Первая, вторая, третья и так далее. Она переходит от одной девочки к другой, кладя руку каждой на голову, будто заново их крестит.

В глубине души женщина не перестает надеяться, что итоговое число изменится. Но оно прежнее, снова и снова. И она отважно начинает счет заново.

«Их не всего одиннадцать, их не всего одиннадцать», — повторяет она про себя, даже не глядя им в лицо, чтобы не пришлось узнать, кто они.

Если бы она это сделала, ей пришлось бы подумать и об имени отсутствующей. Двенадцатой.

А она пока не хочет знать это имя. Она еще не готова. Поэтому она упорно продолжает пересчет. Но, полагаясь на математику, сложно ошибиться.

Воспитательница, ведущая подсчет, поворачивается спиной к дому, который за это время полностью исчез в пламени. Она не может этого знать, но уже не видно даже конька крыши. Эта женщина, стоящая среди зевак и спасателей, — единственная, кого не заворожило огненное шоу.

Ей не хватает смелости взглянуть на него.

Но внезапно ее заставляет обернуться зловещий шум. Жуткий, неожиданный, горестный рев, подобный последнему стону поверженного великана.

И в одно мгновение все рушится.

Дома в горах больше нет, его словно поглотили раскаленные недра земли. На прощание разрушительный огонь дарит своим зрителям последнее ужасающее чудо. В звездное небо поднимаются мириады золотистых искр.

Прежняя жизнь

1

Стеклянный город походил на мираж среди широкой равнины. Таким она увидела его из иллюминатора самолета, когда прибыла туда впервые. Хрустальные башни, дрожащие в разреженном воздухе. Блики солнца на стали. Небо, отражающееся в зданиях.

С той секунды Серена привыкла представлять себе город, где решила поселиться, именно так: Милан — огромный зеркальный собор.

Она переехала туда, едва получив магистерскую степень в области корпоративных финансов в международной школе бизнеса Хальта. Лондон никогда не казался ей подходящим местом для жизни и, пожалуй, был слишком очевидным выбором для брокера. Но Милан пришелся Серене как раз по душе.

Ее место было на высоте. И она никогда больше не собиралась спускаться на землю. Город в облаках стал идеальной аллегорией ее амбиций.

Ее офис находился на двадцать третьем этаже одного небоскреба, а квартира — на девятнадцатом этаже другого. Вид оттуда открывался изумительный, но мало того: ритм жизни в городе в облаках стремителен, а значит, приходилось всегда быть в курсе событий, причем не только в мире бизнеса. Иначе она рисковала безнадежно отстать и оказаться не у дел.

Обычно Серена спускалась на улицу только для того, чтобы прогуляться, пройтись по бутикам Квадрилатеро^[2], попробовать экспериментальную кухню в очередном новом ресторане, выпить в одном из модных заведений или посетить театр «Ла Скала». Обитатели города в облаках были беспечны и сознавали собственное легкомыслие. Тот, кто не отличается легкостью, не может летать. Живя, как языческие божества, они распрощались с духовностью. Их гуру были шеф-повара и бармены, а единственными советчиками — личные тренеры. Избавившись от идеи вечной жизни, они получили взамен обещание немедленного, гарантированного удовольствия — эфемерное счастье, за которое им не приходилось чувствовать себя ни обязанными, ни виноватыми.

До того июньского дня этот идеальный образ жизни и поведения разделяла и Серена. Но теперь все ее опоры грозили рухнуть. Сейчас все казалось несовершенным или, во всяком случае, неприемлемым для нее.

Начиная с этого стерильного процедурного кабинета.

Неправдоподобная голубизна стен, которые ее окружали. Плакаты с безликими пейзажами, развешенные на них без какой-либо эстетической подоплеки, просто чтобы заполнить пустоту. Неоновая люстра, висевшая над ее головой и горевшая даже днем. Койка, на которой она сидела, свесив ноги. Шероховатая бумага, покрывающая поверхность под ее ягодицами. Тощие ступни, которые она засунула в нелепые розовые пластиковые тапочки, такие большие, что пальцы торчали наружу, и, казалось, эти шлепанцы вот-вот один за другим свалятся на застеленный линолеумом пол. Дурацкая сорочка в цветочек, которую ей выдали в обмен на ее дизайнерскую одежду.

Все явно было неправильно. А может, это она, Серена, не на своем месте. Возможно, ей попросту не следовало здесь находиться. Да, так и есть.

Но самой непростительной ошибкой в этом чужом месте было окно, выходившее во внутренний двор. Там стояли мусорные баки многоквартирного дома, рядом — двигатели систем кондиционирования, соединенные с металлическим трубопроводом, который поднимался до самой крыши и неумолчно шумел, якобы незаметно, но пронзительно и невыносимо. За единственным ограждением виднелся поток машин и прохожих.

Серене все это было в новинку. Лица людей, идущих по улице или садящихся в трамвай, их несуразная одежда, повадки, то, как они взаимодействовали друг с другом. Казалось, они из другого времени, с другой планеты.

Даже соседние квартиры, которые виднелись в окнах, и те выглядели странно. Пустые жилища, тихо и неподвижно ожидавшие возвращения хозяев, были обставлены предметами, которые она бы ни за что не купила. Однако, как ни удивительно, кто-то их приобрел. Светильник с портретом Мэрилин Монро. Мебель в стиле «шебби-шик»^[3]. Зверушки из искусственного хрусталя. Эти вещи — не просто ширпотреб. Они объективно безобразны. И свидетельствовали не просто о неудачном выборе или дурном вкусе.

За каждой из них скрывалась целая череда неверных жизненных решений.

На одной кухне суетилась молодая женщина — вполне вероятно, ровесница Серены. Одного этого было достаточно, чтобы до некоторой степени отождествить ее с собой. Сам факт, что эта женщина хлопотала по дому, вместо того чтобы быть на работе, привел Серену в ужас. А может, именно в этом и заключалась ее работа. И она проводила время в чужом доме. Эта мысль тоже была неприятной.

«Что я здесь делаю?» — спрашивала себя Серена. Она поняла, что никогда не останавливалась, чтобы понаблюдать за городом снизу. Ей это не нравилось, она хотела вернуться на уровень, который ей соответствовал. Уровень, с высоты которого другие люди в окне казались ничтожно маленькими.

Вместо этого Серена торчала здесь уже несколько часов, полуголая и во власти незнакомых врачей, которые подвергли ее целой череде более или менее инвазивных обследований, задавали все более и более неловкие вопросы. А теперь, когда пытки и допросы вроде бы наконец завершились, врач бросила ее в этой комнатушке, пообещав вскоре вернуться с ответами.

Между тем «скоро» превратилось в сорок пять бесконечно долгих минут.

Серене хотелось пи́сать, и, что еще хуже, у нее не было с собой смартфона. Мобильник помог бы ей скоротать время, но он лежал в сумке, которую она оставила в раздевалке вместе с одеждой. Она не попросила, чтобы ей вернули телефон по окончании обследования, поскольку даже представить себе не могла, что ожидание ответа продлится так долго и превзойдет пределы ее терпения. Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, она вынужденно оглядывалась по сторонам и смотрела в проклятое окно, исследуя мир, к которому не принадлежала.

А виной всему — чертово несварение желудка.

Расстройство началось две недели назад. Когда посреди ужина в мишленовском этническом ресторане ей пришлось вскочить из-за стола и выбежать в туалет, чтобы извергнуть наружу целую тарелку куранто^[4]. Затем она поклялась себе, что никогда больше не будет есть мясо и морепродукты, смешанные в одном блюде. С того времени тошнота, сопровождавшаяся желудочными спазмами и головокружением, не покидала ее. Серена питалась пищевыми добавками, крекерами и хлебцами. Однако иной раз ей не удавалось проглотить вообще ничего.

Она возглавляла стратегический отдел высокорисковых и высокоприбыльных инвестиций в инвестиционном банке и стала такой же неприлично богатой, как и ее клиенты. В финансовых кругах ее называли белокурой акулой, уважали и боялись. Но, как правило, белокурые акулы не могут позволить себе ни малейшей слабости. К тому же приближался конец первого полугодия, и Серене нужно было сформировать новый портфель ценных бумаг и перераспределить бюджет. Короче говоря, самая напряженная пора в году была в разгаре, и она не могла облажаться.

Опасаясь повторения той же досадной ситуации, что и тем вечером в ресторане, она выстроила свой график таким образом, чтобы встречи с клиентами или подчиненными длились не дольше получаса. Но этого было недостаточно. Она уже дважды откладывала командировку во Франкфурт и выходные на Форментере, отменяла занятия пилатесом и пропускала ежедневные двухчасовые тренировки в спортзале. Вынужденная диета, в которой она совершенно не нуждалась, отрицательно сказывалась на ее мышцах, особенно на плоском животе. Но когда она пыталась есть белковую пищу, организм отвергал ее, будто яд.

Мало того, Серена либо вообще не могла заснуть, либо с трудом просыпалась по утрам. Она теперь выглядела изможденнее и, чтобы скрыть это, прибегала к такому количеству макияжа, которое ей, всегда гордившейся своей сияющей от природы кожей, казалось невообразимым. Изо рта плохо пахло, даже ногти слоились. Светлые волосы потеряли объем и выпадали сильнее обычного.

Заподозрив у себя какую-то неизлечимую болезнь, Серена наконец решилась обратиться к тем, кто мог бы определить причину ее недуга. У нее не было никакого плана действий на случай, если диагноз действительно окажется смертельным, что было странно для такого человека, как она, который привык все контролировать.

Положиться на семью Серена не могла. Отношения с отцом и матерью она давным-давно почти не поддерживала. Она была единственным ребенком, и ее родители развелись. Впоследствии оба вступили в новые браки, и она никогда не общалась с младшими братьями. Других контактов, у нее по сути, не было.

Что до друзей, то их было немного, и те тщательно отобранные. Эти связи строились специально для того, чтобы делиться приятными впечатлениями, не чувствуя себя обязанными делать то же самое в отношении неприятных. Поэтому она не могла бы винить друзей, если бы те не пожелали возиться с ее смертельной болезнью. В соответствии с негласным договором ее на их месте тоже избавили бы от любых моральных обязательств.

На данном этапе Серена не жалела, что не обзавелась ни мужем, ни детьми. В тридцать лет мысль завести семью была ей чужда, и наверняка все осталось бы так и в пятьдесят. Ее образ жизни был тем, чего она желала, к чему стремилась и решительно планировала. Даже ее необыкновенная красота требовала стольких усилий, что никто не мог счесть ее несправедливым преимуществом. Ее кредо всегда была сдержанность. Со своим умом и упорством она никогда не нуждалась в поиске легких путей.

Но сейчас, когда ее волосы были собраны в хвост резинкой, а руки почти час теребили бумажный платок, уже изорванный в клочки, Серена испытывала огромную жалость к себе. Жалость и дискомфорт. Ее мочевой пузырь, казалось, грозил лопнуть, и, хотя кондиционеры в процедурном кабинете были настроены на поддержание стабильной температуры в двадцать три градуса, ей было холодно.

Она твердила себе, что это просто «чертово несварение». Одно из тех пищевых отравлений, которые могут длиться неделями, прежде чем организм полностью очистится. Но отдаленная часть ее разума не могла не задаваться вопросом, что же на самом деле таит в себе ее идеальное на вид тело. Нежеланного гостя с одним из тех сложных названий, которые знают только врачи. Когда слышишь его впервые, понимаешь, что вскоре оно станет хорошо знакомо и тебе. Подобно родственнику со стороны мужа — действует на нервы, но приходится его терпеть, хотя он не кровь от твоей крови.

Серена старалась отогнать мрачные мысли. Вот почему она упорно смотрела в окно. Возможно, ей следовало бы позавидовать женщине, занятой домашними хлопотами на кухне в квартире по ту сторону двора. Но, как бы она ни пыталась, она не могла силой вызвать у себя желание оказаться на ее месте.

«К черту домохозяек и матерей семейств. К черту женушек. К черту тех, кто довольствуется только одним мужчиной. К черту тех, кто дает только затем, чтобы почувствовать себя желанными. К черту тех, кто довольствуется малым».

Серена ругалась про себя в тишине, ставшей настолько тягостной, что выдерживать ожидание стало невозможно, и тут дверь открылась: врач не потрудилась постучать.

Закрыв за собой дверь, она подошла к кушетке, прижимая к груди папку. Вытащив оттуда первый лист, она протянула его Серене.

— Вот результаты обследования, — объявила она.

Серена с напускной невозмутимостью взяла листок бумаги, но ее рука слегка дрожала. Затем она прочла, что там написано. И впала в ступор. Все ее домыслы и предположения оказались ошибочными.

— Вы точно уверены? — спросила она с совсем иным ужасом в голосе.

Врач взглянула на Серену так, словно та только что чертыхнулась в церкви.

— Да, — удивленно, но втайне забавляясь подтвердила она.

Серена инстинктивно положила руки на живот, но ей не хватило смелости опустить взгляд на свой рельефный пресс, в данный момент скрытый под нелепой сорочкой в цветочек.

Врач сочла своим долгом добавить маленькую уточняющую подробность:

— Иногда явные признаки отсутствуют вплоть до четвертого месяца.

2

На обратном пути в свой офис в верхнем городе, пока нижний город проносился за окном такси, Серена вспоминала сюрреалистический диалог с врачом, который последовал за новостью о ее беременности.

— Итак, что мы можем сделать? — тут же спросила она, намекая этим множественным числом, что не примет ответ, не предполагающий решения. В тоне вопроса слышалась завуалированная угроза, как будто Серена считала врача в полной мере виновной в происходящем только потому, что та ей о нем сообщила.

Женщина снисходительно улыбнулась, вероятно заметив, что глаза Серены расширились от ужаса:

— В отсутствие реальной опасности для физического или психического здоровья матери закон запрещает проводить искусственное прерывание беременности при сроке более девяноста дней, что соответствует двенадцати неделям и шести дням.

— Ну вы же только что сказали, что я еще не на четвертом месяце, — с надеждой возразила Серена.

Улыбка врача сменилась сочувственной гримасой:

— Вы превысили установленный законом срок на пару недель.

«Аккурат период моего желудочного расстройства», — подсчитала Серена, приспустив окно такси. Маленькое существо, плавающее у нее внутри, словно предвидя ее реакцию на эту новость, затаилось на время, необходимое, чтобы преодолеть назначенный законом порог. Оказавшись вне опасности, оно решило заявить о своем присутствии самым жестоким образом. «Оно хорошо меня знает и даже владеет азами права», — сказала себе Серена, думая, что списывать это совпадение на случайность значило бы слишком сильно преуменьшить собственную проницательность. Доказательством служило то, что, как только она узнала о беременности, тошнота мгновенно прекратилась.

Плоду больше не требовалось привлекать к себе внимание.

У Серены вырвалась веселая усмешка. Но она почти сразу же ее подавила. Она не собиралась свыкаться с мыслью о том, что в животе у нее живет другой человек.

Как ни странно, до сих пор она не задавалась вопросом, как он туда попал.

Прежде всего: когда это произошло? Надо было спросить у врача, но Серене внезапно нестерпимо захотелось скорее снять сорочку в цветочек и спешно покинуть процедурный кабинет.

— Сходите к своему гинекологу, чтобы встать на учет, — порекомендовала напоследок врач, когда Серена шагнула за порог стерильной комнатушки в поисках раздевалки с одеждой.

Ее гинеколог была последним человеком, к которому она стала бы обращаться, учитывая, что спираль, которая должна была уберечь ее от подобных проблем, не сработала. Мало того, из-за прогестерона в противозачаточном средстве у нее прекратились менструации, лишив ее драгоценного тревожного звоночка.

«Я забеременела между январем и февралем», — сказала себе Серена, самостоятельно разгадав загадку времени. После чего стало возможным ответить на второй вопрос, пришедший ей в голову. Сообразить, где это произошло, оказалось просто: на Бали, во время недельного отпуска с четырьмя подругами на курорте «Булгари резорт». Они ни в чем себе не отказывали в эти семь дней, почти целиком проведенных то на пляже, то на вечеринках, то на пляжных вечеринках.

«Где» и «когда» определены — оставалось установить, «кто». Задача посложнее. Что-то в ней сопротивлялось мысли называть этого человека «отец», поскольку тогда ей пришлось бы считать себя «матерью».

Соучастником мог быть серфер с пляжа Пандава. Длинные волосы, голубые глаза. Вся его одежда состояла из саронга, повязанного вокруг талии, и кораллового ожерелья. Широкие плечи и потрясающий пресс. Татуировка: дракон на правой икре.

Серена заметила его у большого костра, когда садилось солнце.

Он тоже смотрел на нее. Какое-то время они пожирали друг друга глазами, а потом, пока оркестр гамелан^[5] заставлял присутствующих танцевать вокруг костра под звуки мистической мелодии, отделились от маленького племени и молча, рука об руку, побрели вдоль берега. Когда они поняли, что отошли достаточно далеко от ритма барабанов и ксилофонов, он уложил ее на песок и под покровом звездной ночи снял с нее белое льняное платье, развязал свой саронг и забрался на нее сверху. Серена еще помнила тепло его загорелого тела, соленый вкус его кожи и воздух, наполненный запахами леса. Она предоставила инициативу ему, и он сделал с ней все, что хотел. Достигнув желаемого, она встала и без единого слова вернулась на вечеринку в одиночестве.

Ей не понадобилось даже его имя.

Или это был блондин-норвежец в нелепой рубашке с большими золотыми орхидеями. С ним все было иначе, потому что до близости они даже поболтали. Они познакомились в баре в заливе Беноа. Серена помнила, что назвалась вымышленным именем, и, вероятно, он сделал то же самое, так как в начале вечера представился Кевином, а потом стал Карлом. Для искренности не было причин, поскольку оба знали, что после того вечера больше не увидятся.

Этот секс должен был стать приятным сувениром на память, о котором можно было бы фантазировать и тем самым утешать себя, когда настанет зима жизни.

Чтобы обеспечить себе алкогольное алиби, они пили арак с фруктовым соком. Норвежец нес что-то о работе программиста и стартапе, который он только что продал за несколько миллионов. Серена притворялась, будто ей интересно, а потом, почувствовав себя достаточно раскованной, взяла его руку и сунула себе между ног.

Номер в отеле неподалеку. Свет и уличный шум, проникавшие сквозь бамбуковые жалюзи. Лопасти вентилятора, лениво вращавшиеся на потолке, смешивая горячий воздух с ароматами специй и различных блюд и выхлопными газами проезжающих машин.

На рассвете они попрощались без сожалений.

Третьим в балийском списке был пятидесятилетний мужчина, которого Серена встретила за день до возвращения в Милан, — он отдыхал на том же курорте в одиночестве. Ни жены, ни девушки, ни друзей. Превосходные манеры и слегка восточная внешность; сказал, что его зовут Нил, — и больше ничего. Торговец ювелирными изделиями, он прилетел, чтобы доставить важному клиенту какую-то уникальную драгоценность, но затем решил задержаться и позволить себе небольшой отпуск. Нил безупречно говорил по-английски и по-французски, но ей не удалось определить, откуда он родом. Они познакомились днем на пляже — оказались на соседних шезлонгах. Серена не помнила, как завязалась беседа, но они почти сразу заговорили о том, что, по странному совпадению, все местные сотрудники курорта, как мужчины, так и женщины, носили одни и те же несколько имен. Нил вежливо объяснил, что на Бали детям дают имена в соответствии с порядком рождения. Первенца называют Вайан, второго ребенка — Маде, третьего — Ньоман, четвертого — Кетут. А если в семье рождается больше четырех детей, цикл повторяется с добавлением второго имени — Балик, что означает «еще один». Таким образом, Вайан Балик — это «еще один или еще одна Вайан». Точно так же появляются «еще один или еще одна Маде», Ньоман Балик или Кетут Балик.

Серена почувствовала себя неловко в роли типичной туристки, которая почти ничего не знает о культуре принимающей страны. Он мгновенно избавил ее от смущения, переведя тему на чтение: Серена взяла с собой на пляж романы Мартина Эмиса и Орианы Фаллачи и, как обычно, в зависимости от настроения переключалась с одного на другой. Нила позабавила эта ее привычка. Они провели вместе целый день, делясь литературными предпочтениями и музыкальными вкусами. Во время полового акта он был внимательным и чутким — качества, редко встречавшиеся у мужчин, с которыми Серена имела дело прежде. Попрощался Нил, как настоящий джентльмен, и во избежание смущенных взглядов не появился вечером на общем ужине. Но в день отъезда кто-то оставил для нее на стойке регистрации книгу Гиллиан Флинн.

Теперь, сидя в такси, застрявшем в миланской пробке, Серена невольно задумалась, не он ли избранник судьбы. Возможно, неспроста они, едва познакомившись, заговорили об именах и детях?

Прелесть отпусков заключается в том, что их можно оставить позади и спланировать следующие. Но Серена подозревала, что теперь ее представление об отдыхе изменится навсегда. Следующая развлекательная поездка пройдет под гнетом воспоминаний об этом опыте.

Она еще раз перебрала в памяти образы троих полунезнакомцев, которые вошли в ее жизнь и ушли из нее со скоростью хорошего перепихона. Один из них никогда не узнает, что он отец непрошеного гостя в ее лоне, продолжит жить своей жизнью в блаженном неведении без каких-либо предчувствий и тревог. И когда-нибудь умрет без малейших угрызений совести.

Если бы пришлось угадывать, кому из троих приписать эту честь, Серена не смогла бы выбрать. Будь то голубоглазый серфер, блондин-норвежец или джентльмен Нил с восточными чертами, для нее это мало что меняло, ведь пульсирующая тайна, которая пряталась в ее утробе, была совершенно нежеланной.

Серена могла бы определить отцовство по внешности новорожденного. Но она уже решила, что этого не случится.

Поскольку беременность достигла слишком позднего срока и аборт не представлялся возможным, она ухватилась за совет врача:

— Выносив ребенка, вы сможете отдать его на усыновление. Разумеется, вы не будете первой, такое происходит гораздо чаще, чем вы думаете. Весь процесс полностью анонимен. Социальные службы заберут его прямо из родильной палаты. Вам даже не обязательно его видеть.

3

Серена, привыкшая планировать все сферы своей жизни, решила так же подойти и к беременности. Строгая организация — самый эффективный способ избежать неожиданностей и, прежде всего, эмоциональной вовлеченности. Чтобы абстрагироваться, необходимо рассматривать происходящее как операцию, которую следует довести до конца.

Двадцать пять недель. Нужно потерпеть всего двадцать пять недель. Потом все разрешится само собой.

Чтобы придать себе оптимизма относительно исхода дела, Серена сразу же подумала о том, что случится после. Покончив с формальностями, она вознаградит себя за усилия — упорхнет на какой-нибудь отдаленный островок в одиночестве и понежится на солнце. А по возвращении полностью обновит обстановку квартиры, спустив неприличную сумму на дизайнерскую мебель из всевозможных миланских студий.

Определившись с наградой, Серена позаботилась и об остальном.

Она выбрала тактичного и понимающего гинеколога, который будет наблюдать за ней до родов, намеченных на ноябрь. Она изменит свой режим питания и образ жизни в соответствии с указаниями врача и станет тщательно придерживаться всех предписаний. Она будет проходить необходимые осмотры и плановые анализы. Ведя себя как образцовая беременная, она выполнит долг по отношению к будущему ребенку.

После чего у нее не останется перед ним или ней никаких обязательств.

Чтобы ни среди знакомых, ни на работе не догадались о ее новом положении, она изменит имидж, перейдя на более просторную одежду, которая скроет неизбежные округлости. А в последние месяцы, когда такие уловки станут бесполезными, исчезнет вместе с друзьями и начнет разъезжать по зарубежным филиалам инвестиционного банка. Перед иностранными коллегами, к которым она будет наведываться лишь ненадолго, ей не придется оправдываться за свой живот, а в Милан она вернется только за пару недель до родов.

Для этого Серена уже подобрала частную клинику. Одноместная палата со всеми удобствами.

Во избежание подобных инцидентов в будущем она записалась на то же время на двустороннюю сальпингэктомию. Удаление обеих труб помешает ей снова зачать. Но это решение не далось ей тяжело. То, что с ней происходило, только укрепило ее решимость. Серена сознавала, что многие женщины осудили бы ее за такой поступок. По правде говоря, ей было наплевать. Тем не менее она решила оставить свой выбор в тайне.

На регулярных обследованиях УЗИ в последующие недели она ни разу не наблюдала за развитием плода на мониторе, предпочитая отводить взгляд, не желала слушать сердцебиение и никогда не спрашивала пол будущего ребенка.

Крошечное существо росло у нее внутри, но Серена так и не передумала.

Она не могла контролировать свои гормоны, поэтому боялась, что перепады настроения заставят ее поколебаться. Лишь однажды у нее случилось нечто вроде срыва, но не в том смысле, что в ней внезапно проснулся материнский инстинкт.

Это произошло в самом начале, в спортзале, в самый обычный вечер.

По совету врача Серена сильно сократила физическую активность, чтобы не повредить здоровью плода. Для нее это была большая жертва: ее организм подсел на эндорфины и серотонин, выделявшиеся благодаря интенсивным тренировкам. Они требовались Серене на уровне мозга, чтобы всегда чувствовать себя продуктивной и энергичной на работе. В ее окружении многие прибегали к наркотикам, особенно к кокаину. Но такие, как она, Серена, достигали аналогичного эффекта за счет стараний и труда. Завязать с такой зависимостью было нелегко, но ей прекрасно удавалось.

Кроме одного злополучного дня.

Около одиннадцати часов вечера спортзал опустел, и Серена осталась одна. Она занимала крайнюю в ряду беговую дорожку перед большим окном с видом на ночной город. В соответствии с рекомендацией врача, она бежала в неизменном темпе, не требующем излишнего напряжения. На заднем плане — классическая музыка. Поверх шорт на Серене была черная толстовка. Волосы она завязала в хвост, а на шею повесила белое полотенце, которым время от времени вытирала капельки пота с лица.

Согласно дисплею, на таймере, который Серена установила перед началом бега, оставалась еще пара минут, но она уже пробежала восемь километров. Ей показалось, этого достаточно. Протянув руку, чтобы остановить движущую дорожку, она нечаянно нажала кнопку, увеличивающую скорость. И поддалась неожиданному порыву. Вместо того чтобы исправить ошибку, она уступила тренажеру и побежала быстрее, все так же удерживая руку на сенсорном экране.

Вскоре она снова нажала кнопку увеличения скорости. Один раз, затем второй, третий. Она бежала, пока не почувствовала, что икры пульсируют совсем как раньше, когда преодолевать этот предел было для нее в порядке вещей. Мышцы задрожали, с лица и спины градом потек пот. Ей захотелось избавиться от проклятой толстовки. Серена стиснула зубы от злости, отчаянно отдаваясь безумному и одинокому стремлению бросить вызов собственным ограничениям. Она не понимала, что на нее нашло. А может, понимала слишком хорошо. В глубине души ей хотелось, чтобы ребенок устал жить у нее внутри и освободил ее.

Давай покончим с этим. Здесь и сейчас.

Бессмысленную попытку вытравить его прервала острая резь внизу живота, от которой Серена согнулась пополам, мгновенно нажав кнопку экстренной остановки. Дорожка под ней остановилась, от боли перехватило дыхание и подогнулись колени. Она едва успела удержаться за поручень, а другой рукой обхватила живот. Спазм не проходил и был так силен, что Серена не могла снова открыть глаза. Она заподозрила, что умирает. Затем боль исчезла так же, как и появилась, не оставив и следа. И ей снова стало хорошо, как будто ничего и не было. Однако угроза прозвучала в голове слишком явно.

Ты от меня так просто не избавишься. И если придется, мы погибнем вместе. С тех пор у Серены больше не возникало искушения повторить эксперимент.

Она где-то вычитала, что между четырнадцатой и двадцатой неделями, когда беременные женщины начинают чувствовать шевеления плода, с ними происходит что-то волшебное. Именно по этой причине Серена сочла, что для нее этот период может оказаться самым трудным. Хотя она была тверда в своих убеждениях и уверена, что у нее нет материнского инстинкта, она не могла знать, как отреагирует на то, с чем никогда раньше не сталкивалась и что вызывает потрясение у других беременных.

До этого Серена не до конца осознавала, что, куда бы она ни шла и что бы ни делала, с ней всегда другой человек.

Однажды днем он заявил о себе на трапе самолета, вылетавшего в Нью-Йорк. Это было почти неощутимо. Это легко можно было принять за обыкновенные желудочные колики. Но их продолжительность убедила Серену, что дело совсем в другом. Секундой меньше, и у нее остались бы сомнения. А так все было однозначно.

Движение исходило не от нее. Его вызвал кто-то другой у нее внутри.

С тех пор этот опыт повторялся все чаще и чаще, не вызывая у Серены эмоционального отклика, который побудил бы ее сменить планы. Она не потеряла самообладания, даже когда последовали толчки, больше напоминавшие меткие удары по различным внутренним органам. Неудобство было терпимым. Кроме как по ночам, когда землетрясения внутри мешали ей спать.

Но и эта проблема успешно решилась.

Толкая по проходам супермаркета тележку, полную полезных продуктов, Серена вдруг остановилась перед банкой «Нутеллы». Каждый вечер перед сном она съедала три чайные ложки этой коричневой дряни и обнаружила, что ее неугомонного гостя это замечательно унимает.

В остальном все шло хорошо, и Серена быстро двигалась к родам, которые должны были покончить со всеми ее неприятностями.

Она все больше убеждалась в том, что мальчика или девочку лучше оставить на воспитание кому-то другому, и никогда не упускала возможности указать себе на положительные стороны этого решения. Например, все будущие осложнения, связанные с воспитанием сына или дочери. Она избавит себя от подростковых выкрутасов и необходимости выбирать направление в учебе. От первой любви, пробуждения сексуальности, первых разочарований. В ближайшей перспективе ей не придется даже беспокоиться о «приданом» для новорожденного, покупке колыбельки или коляски и подготовке детской. Никаких кормлений грудью или бутылочек посреди ночи. Никаких педиатров, газовых колик и первых зубок. Никаких срыгиваний и детского питания. Никаких подгузников.

Первые ползунки новорожденному предоставит частная клиника — они входили в стоимость услуг, которые она оплатила.

И ей не придется выбирать имя. Эта задача, как и все прочие, ляжет на плечи приемной семьи.

Серена никогда не узнает, кто эти приемные родители. Никогда их не увидит. А может, и увидит — в будущем, случайно. Но не поймет, что это они. Как не узнает и своего будущего ребенка, если когда-нибудь встретит его или ее. В этом она была уверена.

Зов крови — хорошая отговорка для романтиков, не имеющая под собой никаких оснований в реальной жизни. Серена слышала, что более сорока процентов людей не знают, что они не дети своих отцов. А поскольку сама она не чувствовала никакой связи с семьей, которую покинула много лет назад, возможно, и плод, который она вынашивает, унаследует этот счастливый ген. Тот самый, что так облегчал ей достижение цели, которую она перед собой поставила.

Отделаться от ребенка раз и навсегда.

Мысль об этом должна была хоть как-то ее ранить. К примеру, в двенадцать лет ей подарили ангорского кролика. В то время она жила с мамой и отчимом. Всего через три дня родителям пришлось избавиться от животного из-за неожиданной аллергии у сводного брата. В тот раз Серена испытала прежде неведомую, почти невыносимую боль. Память об этом не потускнела до сих пор, и она боялась, что после родов испытает такие же страдания. Сравнение было не самым удачным, но страх — более чем обоснованным. Тем не менее по мере приближения судьбоносного момента беспокойство утихало, потому что Серена была уверена: она крайне мало может предложить малышу как с точки зрения материнского инстинкта, так и простого сочувствия.

Убежденная, что она права, что она не передумает и что она приняла наилучшее решение, Серена, как и планировала, вернулась из последней зарубежной командировки за две недели до того, как лечь в клинику.

Поздно вечером, приехав домой из аэропорта, она заварила простой травяной чай и выпила его стоя, в темноте и спокойствии своей кухни. Затем приняла горячий душ, собираясь поскорее лечь спать. С тех пор как ее живот стал огромным, она бросила смотреться в зеркало, ограничиваясь беглым оценивающим взглядом, чтобы по беспощадному отражению понять, выглядит ли она хоть немного презентабельно.

Так или иначе, ее невзрачные дни подходили к концу. Невысказанное обещание заключалось в том, что потом вернется прежняя Серена. А вместе с ней — туфли на высоких каблуках, одежда подходящего размера, алкоголь, суши, устрицы и прошутто крудо.

Но той же ночью тщательно и неустанно выполнявшийся план претерпел резкие изменения. Около трех часов ночи Серену разбудило внезапное и необъяснимое недомогание. Она поймала себя на том, что ошарашенно бродит по дому, опираясь на стены, чтобы не потерять равновесие.

Несмотря на туман в голове, она сознавала серьезность того, что вот-вот должно было произойти.

Она схватила телефон, чтобы вызвать «скорую», но не была уверена, что сможет говорить. На излете сознания она вспомнила о шнурах экстренного вызова — они имелись во всех санузлах квартиры. Если дернуть за шнур, в швейцарской роскошного небоскреба, где она жила, зазвучит сигнал тревоги и кто-нибудь придет ей на помощь. По крайней мере, так уверяла брошюра, предоставленная престижным агентством недвижимости, которое продало ей жилье.

Ближайший шнур находился в маленьком санузле, который уборщица использовала в качестве кладовой.

Войдя, Серена включила свет на зеркале. Она нашла взглядом шнур, висевший в ду́ше, которым никогда не пользовались, и поплелась к нему. Неловко передвигаясь в тесноте, она споткнулась о шланг пылесоса и сшибла с полок несколько бутылок моющего средства, которые упали ей под ноги. Серена прокляла домработницу Адмету, но не сдалась. Она потянулась к красному шарику на конце шнура. Ей показалось, что она коснулась его, но наверняка бы не сказала, потому что маленький мир вокруг внезапно перевернулся у нее перед глазами. Или, что вероятнее, это она потеряла сознание и упала на кафельный пол.

«Дернула ли я за него?» — спросила она себя, охваченная ужасными сомнениями.

Ее щека и скула прижимались к холодной кафельной плитке, силы стремительно покидали ее, и, прежде чем окончательно отключиться, Серена обнаружила, что смотрит на синюю бутылку жидкого средства для стирки, которая, как и она, упала на пол.

«Аромат Авроры», — прочла она на этикетке.

Что это за запах? И что бессмысленнее — название, данное каким-то маркетологом аромату явно химического происхождения, или то, что в подобный момент она задается таким вопросом?

Затем кто-то словно выключил свет.

Наступившая тьма была такой кромешной, что, когда Серена снова открыла глаза, ей показалось, что прошло всего несколько мгновений.

Кома, в которую она погрузилась, рассеялась. Серена ожидала увидеть перед собой синюю бутылку средства для стирки с ароматом Авроры, но лежала в палате реанимации.

Первым делом она отметила, что ей все-таки удалось дернуть за шнур. Иначе то, что она очутилась здесь, было бы необъяснимо.

Вскоре пришла медсестра, а затем и врач. Оба успокаивали ее, уверяли, что ей очень повезло, что она станет такой же здоровой, как и раньше, и что скоро ее выпишут.

От них она также узнала, что прошло три недели.

За это время случилось много чего. Хирурги спасли ей жизнь, устранив маточное кровотечение. И вместо частной клиники она попала в крупную больницу, где никто не знал, что она хочет отдать будущего ребенка на усыновление.

Ей показали маленького уродца, который, по их словам, был девочкой; врачи не знали, как называть ребенка, и Серену спросили, какое имя она выбрала. Не в силах ни возражать, ни объяснять, она решила сказать первое, что пришло в голову.

Имя «Аромат Авроры» звучало бы немного диковато.

— Аврора, — только и произнесла она.

4

Из-за невероятных обстоятельств, при которых Аврора появилась на свет, знакомым и коллегам Серены одновременно стало известно и о том, что ее жизнь в опасности, и о ее беременности. Она отдавала себе отчет, что будет непросто рассказать им, почему она скрывала беременность, и тем более — что она хотела отдать дочь. Простейший способ отвлечь всех от многомесячной лжи и избежать лишних вопросов — принять тот факт, что она мать.

Существование Авроры исключало любые сплетни, любые домыслы. И любую критику.

Правды никто бы не понял. Серену просто заклеймили бы как женщину, которая неспособна умерять свои сексуальные аппетиты и кончила тем, что залетела от первого встречного на Бали.

И если уж говорить об отце, Аврора не походила ни на одного из трех претендентов на эту роль. У нее не было ни голубых глаз серфера, ни скандинавской внешности норвежского программиста, ни восточных черт джентльмена.

Увидев ее впервые, Серена поняла, что дочь — ее копия, будто она зачала ее единолично.

«Я дождевой червь», — сказала себе Серена: ей пришел на ум партеногенез, которым размножаются некоторые черви.

Единственное, что отличало их друг от друга, — светлые волосы. У дочери они были не просто волнистыми, а кудрявыми. Копна золотых кудрей, которые, когда Аврора вырастет, станет ее самой уникальной чертой, особой приметой, позволяющей узнать ее среди миллиона других девочек.

Все вокруг Серены задавались вопросом, какая из нее выйдет мать. Тем же вопросом задавалась и она. В последующие годы она очень старалась, чтобы дочь получала лучшее образование и ни в чем не знала нужды. Няни с блестящими рекомендациями, превосходные детские сады, уроки фехтования, верховой езды и плавания.

Серена старалась, чтобы Аврора всегда была опрятна и вела себя безупречно. Заботилась о том, чтобы девочка была добра ко всем и все были добры к ней. К своей родительской роли Серена относилась очень серьезно.

Но эта картина была не совсем правдивой.

Думать, будто, родив, ты вдруг обнаруживаешь, как чудесно быть матерью, — довольно распространенная ошибка, особенно среди мужчин. Материнство не приносит никакого озарения. Серена поняла это сразу.

И поэтому с самого рождения Авроры она создала вокруг нее нечто вроде защитной сети, состоявшей из людей, которые могли удовлетворить все потребности ребенка и которым она могла делегировать большинство задач. Няня Мэри. Уборщица Адмета. Кухарка Порция. Водитель Уолтер. Периодически к ним присоединялись также швейцар Армандо и Фабрицио, личный помощник Серены.

Потому что она была продуктивной мамой, пусть и совершенно неспособной на порывы нежности.

Аврора никогда не жаловалась. Она рано научилась обходиться без поцелуев, объятий и ласки. Возможно, отчасти поэтому на свой шестой день рождения она попросила в подарок кота.

Пожалуй, роль Гаспара, который для простоты сразу стал Гасом, заключалась в том, чтобы восполнять отсутствие физического контакта между матерью и дочерью. Они выбрали его вместе в приюте для брошенных животных, и после хорошего мытья и необходимых прививок он стал третьим членом семьи и получил в полное распоряжение квартиру на девятнадцатом этаже небоскреба.

Гас мгновенно почуял, что, если ластиться к Авроре по-умному, та мигом начнет его баловать. А вот у Серены, которой в детстве пришлось расстаться со своим ангорским кроликом из-за аллергии у сводного брата, развилась неприязнь к животным. Кот сразу понял и это, но из любви к Авроре оба держали презрение при себе и игнорировали друг друга. После нескольких месяцев совместной жизни Серена смирилась с тем, что об эмоциональных потребностях ее дочери заботится животное.

К тому же Аврору это вполне устраивало.

Она была тихой и послушной, но от нее ничего не ускользало. Во многих отношениях она была более развитой, чем сверстники. Смышленая девочка, которая, казалось, уже поняла, как устроен мир и чего он, а главное, ее мать ожидают от нее.

— Тебе уже шесть, пора научиться кататься на лыжах, — объявила Серена однажды утром за завтраком. Сама она терпеть не могла горы и, прежде всего, снег. Но это еще не значило, что ту же неприязнь должна перенять и Аврора.

Многие родители передают детям свои антипатии, а иногда и фобии. Серена считала это крайне неправильным и несправедливым. Ей хотелось, чтобы Аврора располагала всеми возможностями, независимо от того, что нравилось или не нравилось ее матери.

— А Гаса мы с собой возьмем? — спросила девочка, решив, что они проведут каникулы все вместе.

— Гас останется со мной, — тотчас ответила Серена, чтобы избежать любых недопониманий. — Я записала тебя в лагерь, — сообщила она.

Было погожее февральское утро, и они сидели за большим кухонным столом.

— В лагерь? — спокойно переспросила Аврора, откусывая гренок.

— Двенадцать маленьких счастливиц, — подтвердила мать, подчеркивая, как повезло Авроре попасть в эту небольшую группу. — У вас будет целое шале в Вионе, в Швейцарии. Вот увидишь, там замечательно. Тебе выделят собственную комнату, и каждый день вы будете заниматься с лыжным инструктором. Еще ты сможешь кататься на санках и коньках. Недельная программа, в том числе чудесная прогулка на санях, запряженных лошадьми, с перекусом в лесу. Днем и вечером ты будешь играть и веселиться с подружками.

— Я кого-нибудь из них знаю?

— Нет, но это не важно, — отрезала Серена, пресекая в зародыше возможное нытье. — Вряд ли кто-то из девочек между собой знаком, вы подружитесь уже на месте.

Они ведь ровесницы, все должно сложиться идеально.

Аврора не возразила, вообще ничего не ответила, как будто тщательно обдумывала то, что ей предлагали. Как всегда, Серена не понимала, что творится в голове у дочери, рада она или разочарована. Безусловно, девочка умела ценить преимущества их безбедной жизни, но частенько не проявляла должного восторга. Вернее, откликалась не так, как ожидала Серена. У нее самой в детстве не было подобных привилегий. Не то чтобы она чем-то попрекала дочь. Однако ей хотелось, чтобы Аврора была хоть немного благодарна судьбе, которая подарила ей такой дом и такую мать.

Аврора была отрешенна и невозмутима до фатализма. Она никогда не ревела, не истерила и потому казалась мудрее своих шести лет. Серену это раздражало. Иногда она с трудом сохраняла спокойствие — Аврора умела простым молчанием дать Серене понять, что та неадекватна. На миг Серене почудилось, будто она заново переживает отношения с матерью, поменявшись с ней ролями, — в детстве она постоянно вела себя невыносимо только матери назло. Из-за этого, хотя до сих пор дочь лишь задавала невинные вопросы, у Серены создалось впечатление, будто они яростно спорят.

Она глотнула еще кофе, изумляясь тому, что вообще ведет с Авророй эти препирательства.

— Тебе будет весело, — заявила она, положив конец спору, который даже и не начинался.

5

— Maman?^[6] — произнес по-французски звонкий детский голос в трубке.

— Hello, — отозвалась Серена по-английски. — Who’s speaking?^[7] — спросила она, потому что говорила явно не Аврора.

— Орели, — неуверенно ответил голос. — Mom, is that you?^[8]

«Нет, я не твоя мама», — подумала Серена. Имена Аврора и Орели звучат похоже — вероятно, поэтому воспитательница, ответившая на звонок, перепутала их и передала трубку не той девочке.

— Could you please tell Aurora to come to the phone?

— Of course. Goodbye!^[9] — вежливо попрощалась собеседница.

Дожидаясь, пока маленькая француженка найдет Аврору и позовет к телефону, Серена посмотрелась в зеркало в спальне и разгладила складочку на подоле черного платья от «Армани». На вечер она запланировала аперитив, а затем ужин с друзьями и не хотела опаздывать.

При зачислении в лагерь родителям разъяснили, что всю эту неделю общение маленьких гостий с семьями будет происходить ежедневно после ужина, в шесть вечера, по стационарному телефону.

Серена понимала, что это разумное решение: иначе родственники, наплевав на все, звонили бы, когда заблагорассудится. Однако из-за ограничительного правила ей пришлось почти тридцать пять минут ждать, пока линия освободится. Она звонила и звонила, но телефон все время был занят, потому что другие родители, конечно, тоже пытались связаться с шале в Вионе.

Серена подумала, что ее звонок почти бесполезен: каникулы закончились и завтра водитель Уолтер заберет Аврору домой. Какие бы новости ни появились у девочки после их недавнего телефонного разговора, завтра вечером Серена услышит их от дочери лично. Она уже запланировала, что они вместе поужинают вкусной пиццей. Аврора наверняка обрадуется: в лагере ежедневное меню от шеф-повара состояло из слишком изысканных для шестилеток блюд.

Серена надумала позвонить, потому что ее беспокоило легкое чувство вины. За всю неделю она звонила всего дважды. И во время их последнего разговора, накануне вечером, Аврора, кажется, явно хотела на это указать. Как и всегда, дочь не высказалась прямо, но по ее тону это чувствовалось. В тот момент Серена подумала, что остальным девочкам, вероятно, родственники звонят ежедневно. И представила, как Аврора, сидя в уголке, печально наблюдает за процессией подружек, сменяющих друг друга у телефона, и тщетно ждет, когда же настанет ее очередь. Серена знала, что это глупая мысль. Возможно, ничего подобного вовсе и не было. Но нечистая совесть уже проснулась, и Серена решилась на экспромт.

В шале кто-то схватил трубку.

— Мама? — спросила Аврора, несомненно удивившись, что Серена звонит ей два вечера подряд.

— Привет, — весело поздоровалась та. Тон был примерно таким: та-да-а-а, сюрприз!

Но девочка не обратила внимания.

— Что-то случилось с Гасом? — встревожилась она.

— У него все прекрасно, — заверила Серена.

Почему что-то должно случиться с этим чертовым котом? Разве она не может позвонить просто потому, что захотелось? Недоверие дочери было унизительно, но Серена решила не принимать его близко к сердцу.

— Наверняка теперь, когда каникулы подходят к концу, ты хочешь остаться еще на несколько дней.

— Завтра, когда мы уедем, приедут другие девочки, — рассудительно возразила Аврора. Возможно, она опасалась, что мать позвонила ей, потому что хотела оставить ее в пансионе подольше. — И потом, в понедельник мне в школу.

— Да я так, к слову, — пояснила Серена. — Естественно, тебе пора в Милан. И потом, в понедельник тебе в школу, — повторила она, чтобы подчеркнуть, что беспокоиться об этом следует прежде всего матери.

— Тогда увидимся завтра вечером, — сказала девочка, как бы давая понять, что в звонке не было необходимости.

Серену это задело за живое. Она уже опоздала на вечер с друзьями и, вместо того чтобы потягивать второй бокал шампанского, заботливо позвонила Авроре. Неблагодарная девчонка не заслуживает такого внимания.

— Завтра ужинаем пиццей, — объявила Серена, надеясь добиться хоть капли признательности.

— Отлично, — без всякого воодушевления отозвалась Аврора. — Но сейчас мне пора к остальным. Мы готовимся — вечером у нас праздник фей-бабочек.

Серена поняла, что ей не стоило ожидать большего. За эти годы она сама отучила дочь от подобных сюрпризов. И что только взбрело ей в голову? Ведь было очевидно, что ее звонок не вызовет ничего, кроме подозрений.

— Конечно, беги к подружкам, — ответила она. — Я поглажу за тебя Гаса.

Вероятно, даже ее последняя фраза показалась Авроре странной — та сразу дала понять, что это лишнее.

— Просто не забывай его кормить, — попросила она, прежде чем повесить трубку.

Дав отбой, Серена на несколько мгновений застыла с мобильником в руке. «Просто не забывай его кормить», — нараспев повторила она про себя.

Может, стоило поинтересоваться, как проходили телефонные разговоры между другими девочками и их матерями. Сюсюканья вроде «милая», «солнышко» и «я тебя люблю» не в ее стиле. Серена не сомневалась, что от таких слов неловко стало бы не только ей, но и Авроре. Но затем она вспомнила радостный голосок Орели, когда та взяла трубку, полагая, что звонит ее мама.

«Maman?»

Казалось бы, восторгу девочки следовало позавидовать. Но Серена лишь укрепилась во мнении, что телячьи нежности вредны для характера.

«Я делаю ее сильнее, — сказала она себе. — Когда Аврора вырастет, она поймет и будет мне благодарна». Хотя она была бы не прочь узнать, что это за «праздник фей-бабочек». Судя по названию, наверняка там весело.

Тут на пороге спальни появился кот — он вырвал ее из раздумий, и Серена еле подавила испуганный крик. Проклятая тварь. Она перевела дух, а Гас бросил на нее мимолетный взгляд и как ни в чем не бывало зашагал дальше.

Ласки он не ждал — все равно без толку.

6

Мобильник зазвонил в три часа ночи. Серена резко проснулась. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы очухаться. Она заметила, что сбросила одеяло и вспотела, но не помнила, какой сон ей снился.

Все еще заторможенная, она потянулась к прикроватной тумбочке. На телефоне отразился незнакомый номер. Она села, откашлялась и ответила:

— Кто говорит?

— Это Берта из вионского пансиона, — с напускным спокойствием представилась воспитательница.

Однако Серена мгновенно уловила в ее голосе дрожь. Какое-то жуткое та-да-а-а, сюрприз!

— Что случилось? — спросила она. Сердце застучало быстрее.

Но сейчас мне пора к остальным. Мы готовимся — вечером у нас праздник фей-бабочек.

— С Авророй все в порядке, — тут же заверила Берта.

— Но?.. — поторопила ее Серена, предположив, что это еще не вся правда.

— Но сегодня ночью в пансионе произошел пожар.

«Пожар», — повторила Серена про себя, пытаясь уложить в голове возникшую проблему. Однако на ум настойчиво возвращался «праздник фей-бабочек».

— Нам удалось вывести девочек, они отделались легким испугом.

Серена представила себе, как чудесное шале, которое она видела только в брошюре, охватывает пламенем.

— Никто не пострадал?

— Они немного надышались дымом, у некоторых есть признаки переохлаждения или обморожения, потому что сегодня ночью температура опустилась до минус восемнадцати. Но врачи их уже осмотрели и говорят, что беспокоиться не о чем.

Снова легкий надлом…

На сей раз он был гораздо отчетливее. Что-то смутно болезненное, грустный призрак, играющий в прятки среди слов. По сути, воспитательница не ответила на ее вопрос. Ей следовало бы сказать, что все девочки в порядке, но она лишь обрисовала расплывчатую общую картину.

Праздник фей-бабочек. Праздник фей-бабочек. Праздник фей-бабочек.

— Итак, Берта, вы уверяете меня, что и моя дочь, и остальные девочки целы и невредимы, — произнесла Серена.

Последовала секундная заминка, от которой она похолодела.

— Да, — подтвердила женщина.

Сердце у Серены оборвалось. «Она лжет», — сказала она себе.

— Как зовут девочку, которую не спасли? — спросила она, уверенная, что не ошиблась.

— Я не… — промямлила загнанная в угол воспитательница.

Но Серене необходимо было знать.

— Она погибла?

— Пропала, — поправила ее женщина, повторив то, что, вероятно, слышала от спасателей.

Та-да-а-а, сюрприз!

Так я и знала.

— Она француженка, — добавила Берта, имея в виду, что Серене беспокоиться не о чем.

Аврора уцелела, однако стала свидетельницей такой трагедии, а ей всего шесть лет. Она никогда этого не забудет, пронесет воспоминания через всю оставшуюся жизнь.

— Вы несли за них ответственность, — в ярости выпалила Серена. — Как это вообще могло случиться?

— Послушайте, как вы можете… нельзя же… — залепетала женщина с неопределенной угрозой в голосе. Она говорила сбивчиво, но все равно была в ярости.

Поскольку страх Серены сменился гневом, ей требовалось выплеснуть напряжение и она уже готова была растерзать воспитательницу голыми руками. Но затем подумала о неизвестной девочке. И вообразила телефонный звонок, на который другая мама ответила — или еще не ответила — сегодня ночью. Серена не могла знать, в курсе ли уже эта другая мама. Само собой, если ей кто и позвонил посреди ночи, то не Берта, а сотрудник полиции. Оставалось лишь надеяться, что этот человек был готов сообщить подобную новость. Говорил он, наверное, совсем другим тоном. И совсем другие слова. Так что Серене, считай, повезло.

— Я бы хотела побеседовать с дочерью, пожалуйста, — попросила она, смягчаясь.

— Сейчас девочки с психологом. Скоро мы дадим им позвонить родственникам.

— И сколько времени это займет?

— Скоро, — решительно повторила воспитательница. — Власти Виона просили вам передать, что сегодня спешить сюда не стоит: у нас сильный снегопад и дороги завалило. Они не хотят, чтобы трагедию усугубили аварии.

«На нас им наплевать, — мысленно поправила ее Серена. — Они хотят одного — чтобы ситуация не обострилась еще сильнее. Пожар и без того нанес тяжелый удар по имиджу знаменитого альпийского курорта».

— Девочки в надежных руках, — сказала Берта, но, учитывая то, что произошло, видимо, пожалела о своих словах, еще не успев договорить. — Скоро вы сможете с ними побеседовать, а завтра утром всех отвезут домой.

Воспитательница давала понять, что другие родители отнеслись к ситуации спокойнее. И незачем лезть на рожон, требуя лишнего.

Серена решила не упорствовать. Ей не хотелось рушить ничьи планы. Она желала только поговорить с Авророй, услышать от дочери, что с ней все в порядке. Серена готова была к ее слезам, отчаянию и мольбам сейчас же забрать ее домой. Готова была извиниться за то, что отправила Аврору на эти проклятые каникулы, хотя и не могла предвидеть пожара. Готова была даже обнять свою девочку так, как никогда не обнимала.

— Хорошо, — сдержанно произнесла она. — Я подожду, пока вы перезвоните и дадите мне поговорить с дочерью.

Нажав на отбой, Серена осталась сидеть в постели, не в силах пошевелиться. Она по-прежнему нервничала, но не понимала почему. Что-то глодало ее изнутри. Никаких причин волноваться. Несмотря ни на что, заверения воспитательницы должны были ее утешить. Теперь оставалось только помочь Авроре преодолеть травму.

Другой матери и другому отцу придется гораздо тяжелее. Серена печалилась из-за них, но в то же время радовалась, что не оказалась на их месте.

Праздник фей-бабочек…

Смятение не покидало ее. В дверь спальни опять заглянул Гас, и Серена будто заново пережила ту же сцену, что и вечером, когда кот напугал ее после разговора с Авророй.

Ее парализовало необъяснимое дежавю.

«Она француженка», — только что сообщила воспитательница, надеясь унять тревогу Серены и тем самым положить конец расспросам.

— Орели, — пробормотала Серена, вспомнив имя девочки, которую накануне позвали к телефону вместо ее дочери.

Она не сомневалась, что пропала именно Орели, хотя и не знала, откуда у нее такая уверенность. А может, и знала. Но если действительно исчезла Орели, это наводило и на другие мысли.

«Вчера вечером их имена перепутали», — вспомнила Серена и решила, что ей срочно нужно ехать в Вион.

7

Стеклоочистители не справлялись с обильным снегом, залеплявшим лобовое стекло. Долина Вион находилась всего в трех с половиной часах езды от Милана, но казалась буквально другим миром. Небоскребы сменились горами, и природа взяла верх над бетоном.

Ведя арендованную машину по извилистым дорогам, Серена подсчитала, что из-за непогоды и обледеневшего асфальта доберется до места не раньше восьми утра.

Наружный термометр автомобиля показывал минус шесть градусов. Но воспитательница сказала по телефону, что ночью было целых минус восемнадцать. Серена взяла с собой сумку с одеждой и еще одну куртку для Авроры, полагая, что вещи дочери сгорели в пожаре. Она старалась мыслить ясно и рационально, но что-то ее отвлекало.

Ее мучила мысль, связанная с загадочной Орели. Эта мысль возникла из недоразумения, которое произошло как раз накануне вечером, когда Серена в последний раз позвонила Авроре.

Неужели за неделю эти идиотки-воспитательницы не выучили имена девочек? В зимний сезон гостьи шале менялись каждые семь дней, но персонал должен был их различать хотя бы потому, что у каждой свои потребности. Некоторым нужно больше внимания, — скажем, они никогда не бывали вдали от дома. Другие спали при включенном свете или с мягкой игрушкой. Не говоря уже о тех, кто страдал от какой-нибудь пищевой аллергии или непереносимости. Перепутать их было бы опасно.

«Это я виновата», — корила себя Серена. Накануне вечером к телефону позвали другую девочку, перепутав ее с Авророй, потому что она не звонила дочери каждый день, как следовало бы. И как, возможно, поступала мама Орели.

Сейчас Серена была убеждена, что при пожаре не нашли именно Орели.

Она француженка.

Помимо совпадения национальности, ничто не подтверждало предчувствий. Но если Серена права, кто скажет наверняка, что ночью воспитательницы не перепутали имена девочек снова, не ошиблись во второй раз?

Нет, с Орели все в порядке. И с Авророй тоже.

Но внутри нарастала бессмысленная паника. Совершенно безосновательный страх, однако ей никак не удавалось с ним совладать. Возможно, она все еще под влиянием кошмара, который снился ей, когда ее резко разбудил мобильник. Серена вспомнила, что во сне сбросила одеяло, а проснулась в поту. Сна она не помнила, но это определенно был кошмар. И вполне вероятно, этот сон затаился в подсознании, продолжает действовать на психику, и без того потрясенную новостью о пожаре, и сказывается на эмоциональном состоянии.

Да, вот именно: сочетание сна и реальности и породило мучившую ее навязчивую идею.

Еще недолго. Скоро она узнает, ошибается или нет. И обзовет себя дурой. Иррациональный страх — ее первое по-настоящему материнское чувство. Только матери способны увидеть опасность там, где ее нет.

Между тем обещанный воспитательницей звонок от Авроры все не поступал.

Молчащий мобильник лежал на соседнем сиденье. Время от времени Серена включала экран, чтобы проверить, ловит ли связь.

«Почему они не разрешают моей дочери мне позвонить?»

Но сейчас мне пора к остальным. Мы готовимся — вечером у нас праздник фей-бабочек.

Серена прибыла в долину в самом сердце Альп на полчаса раньше, чем ожидала. Деревушка, обступившая часовую башню, виднелась издалека. В лучах рассвета в небо поднимался черный змей. Серена рассудила, что этот дымовой сигнал и послужит ей маяком.

Она въехала в Вион: обстановка здесь была сюрреалистическая.

На улицах толпы, как в обычный день лыжного сезона. Случившееся не остановило пеструю армию туристов, которые проживали в эксклюзивных отелях и с лыжами на плече спозаранку спешили к подъемникам. Время от времени сирены вынуждали их расступаться и пропускать машины экстренной службы.

Серена смотрела на отдыхающих, не веря глазам, и давила на гудок. И, судя по их изумленным взглядам, они, в свою очередь, задавались вопросом, что она здесь делает.

Дорога к разрушенному пожаром шале была перекрыта. Серена остановилась там, куда ее направил один из полицейских, охранявших ограждение. Затем открыла окно.

— Мне нужно проехать, — сказала она. Вместе с сильным холодом в салон ворвался едкий запах, но не горелой древесины, а пластика и резины.

— Извините, сюда нельзя, — заявил этот полицейский, сопровождая категоричный отказ властным жестом. На утреннем морозе его дыхание вырывалось изо рта облачками пара.

— Я мать одной из девочек из пансиона.

Полицейский внимательно посмотрел на Серену. Либо ее растрепанный вид убедил его, что она говорит правду, либо ему просто стало ее жаль.

— Их всех отвезли в приемный пункт рядом с больницей.

Он показал ей, куда ехать. Недалеко.

Серена добралась всего за несколько минут, уворачиваясь от полицейских и пожарных машин, которые продолжали курсировать между деревенькой и местом трагедии.

Маленькая белая больница с красным крестом на верхушке скатной крыши точно сошла со старинной иллюстрации. Впрочем, так выглядел весь Вион, будто застывший в вечной горной сказке.

Серена бросила автомобиль где пришлось — худшее место для парковки, но плевать. У нее не было одежды для такого сурового климата, но она не знала, отчего дрожит, — может, и не от холода.

Охваченная новым приступом тревоги, она вышла из машины и сразу же обратила внимание на сновавших туда-сюда людей в теплой одежде: под куртками на них были белые халаты или мундиры. Она присоединилась к потоку, направлявшемуся к натяжной конструкции, несомненно возведенной рядом с главным зданием специально по этому случаю.

Вероятно, тот самый приемный пункт, о котором говорил полицейский.

Колокола часовой башни, возвышающейся над деревенькой, начали отбивать точное время. Тяжелый, гулкий мерный звон — мрачное предзнаменование, которое только обострило тревогу.

Бом… Бом… Бом…

Вход в натяжную конструкцию представлял собой тамбур с двумя дверями, чтобы не выпускать изнутри тепло. Серена переступила первый, а затем и второй порог.

В просторном помещении царил жуткий, почти оглушительный гомон. Праздник фей-бабочек.

Внутри были медики и койки. А еще полицейские. Серена начала замечать среди этого сборища девочек. Некоторые, получившие переохлаждение, лежали на койках; в качестве меры предосторожности их подключили к кислородным баллонам. Кое у кого лица все еще были перепачканы сажей, но все были одеты в чистые спортивные костюмы, явно предоставленные спасателями. Поскольку ночью было минус восемнадцать, у многих наблюдались признаки обморожения: кожа на лице и руках покраснела или потрескалась. Но в целом все выглядели невредимыми.

С девочками были их родители.

Значит, не одна Серена проигнорировала рекомендацию не ехать в Вион. Она никогда раньше не видела этих людей, не была с ними знакома, но все же опознала их по неподходящей одежде: как и она, эти люди надели первое, что попалось под руку. И на лицах у всех было одинаковое выражение: они разрывались между облегчением и испугом. Облегчением от того, что не случилось, и ужасом от того, что могло случиться.

Серена озиралась, надеясь увидеть ту самую копну светлых кудрей, по которой она узнала бы Аврору среди миллиона других девочек. Разве не это они с дочерью всегда говорили друг другу? Аврора где-то здесь. Ее идеальный клон, если не считать шевелюры.

Я дождевой червь.

Серена готова была обнять дочь. Да, она прижмет Аврору к себе сильно-сильно, как никогда раньше. И тогда страх мгновенно рассеется. Но, словно в дурацкой головоломке из тех, где нужно найти на картинке лишнюю деталь, ей никак не удавалось разглядеть дочь. Вероятно, с Сереной снова играла злую шутку паника, которая привела ее сюда.

Гомон под большим шатром начал стихать. Раздавался только печальный звон с колокольни.

Бом… Бом… Бом…

Серена сразу поняла, что причина внезапного общего безмолвия — она сама. Все обернулись и посмотрели на нее, как будто знали то, чего она еще не знала. Тогда-то Серена и заметила.

Со всеми родителями были маленькие девочки, которых можно обнять.

Со всеми, кроме нее.

Время после

1

Переживать потерю ребенка можно по-разному.

Одни полностью отдаются страданиям. Другие вступают в яростную и бессмысленную битву с остальным миром. Третьи смиряются с тем, что проведут остаток жизни с бессловесным, для других невидимым гостем, который следует за ними повсюду и никогда не оставит в покое, потому что его единственная цель — не дать им забыть. Четвертые сходят с ума от мучительной и непрестанной боли. Но в большинстве случаев реакция оказывается сдержанной и благоразумной. Переживания остаются внутри.

Однако все родители втайне испытывают желание двигаться дальше. Они отдают себе отчет, что окружающим их боль кажется невыносимой. И почти стесняются того, что их чувства недостаточно сильны и не придают им решимости покончить с собой.

Как правило, матери и отцы продолжают выживать и сами этого стыдятся.

Серену не волновало ни чужое мнение, ни даже собственное. Со своим методом справляться она вступила в ряды оптимистов. Она не была уверена, что подобные люди существуют, но чувствовала себя именно так.

Первым делом она придумала коктейль.

Она годами посещала самые модные клубы Милана и видела за работой десятки высококвалифицированных барменов. Украв их секреты, она придумала рецепт напитка в честь Авроры и назвала его «Плюшевый мишка». Он как теплый медвежонок, которого можно сжимать в объятиях по ночам, когда тебе не хватает любви. В этом названии было что-то детское, невинное и чистое.

«Плюшевый мишка» идеально подходил для того, чтобы почтить гибель шестилетней девочки.

Серена где-то читала, что распространенная реакция на смерть ребенка — отрицание или вытеснение. После Виона ее охватила эйфория; Серена зашла еще дальше.

Она наняла грузчиков, чтобы те забрали из квартиры все, что имело отношение к дочери или просто о ней напоминало. Детскую опустошили подчистую. Исчезли кровать с единорогами, розовый гардероб, книги сказок, куклы Барби со всеми их прибамбасами. А еще одежда, пижамы, тапочки, постельное белье с божьими коровками. Серена решила отдать все на благотворительность. Среди вещей попадались и те, которые невозможно было использовать повторно, — например, зубная щетка, рисунки в ящиках письменного столика, детсадовские поделки ко Дню матери и письма Санта-Клаусу. Но Серена сделала вид, что так и надо. Ей было наплевать, что с ними станет. О том, чтобы выбросить ненужное, позаботится кто-нибудь другой. Стены детской перекрасили в белый цвет, и она тут же превратилась в кладовку для хранения чемоданов, старой мебели и всевозможных коробок.

Серена не желала, чтобы в ее доме оставалось неприкосновенное святилище, где время остановилось. Чтобы появилась очередная закрытая дверь.

Как ни удивительно, чтобы стереть все следы Авроры в квартире, не потребовалось и трех часов.

И с той же решимостью Серена уволила няню Мэри и избавилась от кота Гаса. Ее раздражало, что это животное за ней наблюдает, а поскольку они никогда не любили друг друга, дальше жить вместе причин не было. Поэтому она разместила объявление в интернете и через два часа передала ленивого зверюгу чете супругов, которые, даже не спросив, почему она его отдает, тотчас же осыпали его ласками. Вот парочка, которой придется по душе проклятый котяра.

Серена вытащила фотографии дочери из рамок и стерла из памяти смартфона. Этот жест служил недвусмысленным предостережением для всех, кто ее окружал. Материнство для нее — перевернутая страница, и никто не должен ни упоминать о случившемся, ни выражать сочувствие. В отличие от личных вещей Авроры, каждое фотографическое воспоминание попало в облачное хранилище, защищенное паролем. Серена сомневалась, что ей когда-нибудь захочется увидеть эти снимки снова. Но погребение в интернете, в кремниевой памяти, каким-то образом заменило ей похороны дочери.

Потому что из-под завалов не удалось извлечь даже части останков Авроры.

Серене объяснили, что огонь бывает беспощаден и поглощает все. При высоких температурах человеческие ткани разжижаются, а кости превращаются в пыль. Не остается ничего. Только прах, смешанный с пеплом.

Так что единственным доказательством смерти дочери стала пустая строка в списке имен девочек.

Тем не менее Серену заверили, что специалисты продолжат искать среди руин шале хотя бы следы ДНК.

Авроре не повезло.

Ее комната в мансарде пансиона сгорела первой. Эксперты предложили Серене только одно утешение: дым почти наверняка добрался до девочки раньше пламени, и та задохнулась во сне, не успев осознать, что происходит.

Несмотря на это, к Авроре нельзя было ни применять слово «смерть», ни даже называть ее жертвой.

Самым правильным и приемлемым определением для людей в ее положении был термин «пропавшая без вести».

То же слово, «пропала», употребила и Берта, когда позвонила ночью и сообщила о трагедии. Серена спросила, погибла ли девочка, которой недосчитались, и воспитательница мгновенно перешла на официальный язык, настолько уважительный по отношению к произошедшему, что он терял всякий смысл.

В некоторых определениях есть даже что-то насильственное.

Слово «пропала» не позволяет смириться, вынуждает цепляться за надежду. Зато оно уберегает других от мысли, что маленькая девочка сгорела заживо. Если она всего лишь пропала, то еще не умерла: иллюзия остается нетронутой.

Для Серены этот термин никогда ничего не значил. Если бы она воспринимала его всерьез, Аврора сейчас была бы ни жива и ни мертва. Бессмыслица.

Поскольку несчастье развило в Серене прагматизм, она упорно отказывалась съездить на развалины пансиона, чтобы увидеть их своими глазами, или вернуться в Вион, чтобы справиться о ходе расследования, или даже просто возложить там цветок.

Пустая трата времени.

Серене достаточно было знать, что несомненной причиной пожара стало короткое замыкание. Пламя вспыхнуло на чердаке, прямо над головой Авроры. А оттуда быстро распространилось на все деревянное здание.

У ее дочери, жившей в мансарде, не было никаких шансов спастись.

Серена могла бы нанять адвоката и подать в суд на академию, организовавшую лагерь, которая, в свою очередь, принадлежала американской транснациональной корпорации, владевшей частными школами по всему миру. Но она согласилась на первое же предложение компенсации и перевела эту сумму приюту для детей из неблагополучных семей. Естественно, пожертвование было сделано анонимно. Аврора не нуждалась в том, чтобы ее имя попало на мемориальную доску.

Вскоре Серену перестали трогать видеоролики с кадрами горящего пансиона, транслировавшиеся по телевидению или выложенные в интернет владельцами бесчисленных мобильников, которые снимали это зрелище. Она прекратила их смотреть, не прочла ни одной статьи о случившемся, не следила за новостями, поверив в версию, выдвинутую пожарными, страховщиками и полицией. И никогда не чувствовала необходимости оспаривать их выводы. Глупо было бы не принимать реальность.

А реальность заключалась в том, что Авроры не стало.

Серена была уверена, что после шумихи в СМИ, после всего этого назойливого внимания и лицемерной жалости, единственной, кто еще будет произносить имя ее дочери, останется она сама. Поэтому каждый день она молча поднимала тост в память об Авроре коктейлем, который ей посвятила.

После событий в Вионе Серена отсутствовала на работе всего неделю — время, необходимое для завершения процедур, подтверждавших тот факт, что Авроры больше нет в рядах живых. Некоторые перемены статус-кво, особенно если они касались ребенка, бюрократическая система фиксировала довольно медленно. Требовалось заполнить множество форм и подать уйму заявлений. Суды, паспортные столы, страховые компании.

А свидетельство о предполагаемой смерти выдадут не раньше, чем спустя десять лет.

Через несколько недель после рокового события Серена вернулась к светской жизни. Тусовки с верными друзьями, ужины. Она планировала путешествие, но еще не определилась куда. На работе она снова стала «белокурой акулой», которую все знали, и предполагала, что начальство подумывает ее повысить.

Кроме того, она снова начала набрасываться на мужчин, которые нравились ей больше всего. Секс — идеальная пища для тщеславия. Своего рода натуральная биологическая добавка для повышения самооценки.

Одним словом, возвращение к старым привычкам пошло ей на пользу. Худшее осталось позади, а может, и вовсе не наступило. Серена не позволила боли пустить корни. Но благодарить за возрождение стоило не только ее волевой характер. По правде говоря, эту заслугу следовало частично приписать коктейлю имени Авроры.

Рецепт «Плюшевого мишки» был довольно прост. Нужно было лишь строго соблюдать пропорции. Если приноровиться, приготовление занимало меньше пяти минут.

Две части водки на семьдесят семь миллилитров воды. Идеальное сочетание — «Бельведер» и «Эвиан». К этой смеси добавлялись двенадцать капель «Ксанакса», одна измельченная таблетка «Фелопрама» и одна таблетка «Викодина» — иногда полторы, если требовалась дополнительная обезболивающая нотка^[10].

Превосходное снадобье для избавления от тоски без полного помутнения рассудка. Заодно оно обеспечивало необходимый эйфорический эффект, который сгонял со всего сущего тень Аврориной смерти.

Но главное — оно затыкало проклятые колокола вионской часовой башни, которые не переставая звонили у Серены в ушах с того самого утра после пожара.

Бом… Бом… Бом…

Беспрестанные, неотвязные. Отбивающие бесконечное время. Вечность небытия, наступающего после жизни.

«Плюшевый мишка» прогонял даже слуховые галлюцинации. Но для достижения удовлетворительного результата потребовалось время. Коктейль стал результатом тщательных изысканий, а также множества неудачных экспериментов с другим крепким алкоголем и всевозможными транквилизаторами, антидепрессантами, успокоительными и обезболивающими. К тому же напиток должен был не только заглушать колокола и искусственно вызывать приподнятое настроение, но и не бросаться в глаза.

Конечный продукт представлял собой бесцветную жидкость, которую Серена переливала обратно в прозрачную бутылку из-под «Эвиана» и всегда носила с собой в офис, в спортзал, на улицу и всюду, куда бы ни шла. Многоразовую металлическую бутылку она не выбрала как раз затем, чтобы не вызывать подозрений и избежать ненужных сплетен о содержимом.

Эта емкость сразу стала ее верной спутницей. Серена могла держать ее на виду на столе или ставить рядом с собой на беговой дорожке. Размер идеально подходил даже для ее сумочек от «Шанель». Действенность лечения гарантирована, эффект постоянный. Как только он немного ослабевал и Серене казалось, что звон колоколов возвращается, она отвинчивала крышку, делала глоток, и никто ничего не замечал. Никто не знал о ее единственной слабости. Для всех она оставалась прежней Сереной с развевающимися светлыми волосами, которая одевалась в безупречные строгие костюмы и «лабутены», шествовала гордой походкой, стуча каблучками и оставляя за собой легкий чувственный шлейф «Блоссом лав» от «Амуаж». Глядя на нее, окружающие ни о чем не догадывались.

Серена держала всех на должном расстоянии. По крайней мере, так она считала. Ибо все было иначе, чем ей представлялось.

Страдания исказили ее восприятие реальности. Серена не замечала ни своего неопрятного внешнего вида, ни растрепанных волос, ни того, что несколько дней подряд носит одну и ту же одежду. Взгляд у нее то и дело стекленел, и ей требовалось некоторое время, чтобы обернуться, когда кто-то к ней обращался. Она не осознавала, что изо рта у нее пахнет алкоголем и она постоянно выглядит одурманенной.

Это не она держала всех на расстоянии. Это другие держались от нее подальше. Как будто ее горе было заразным и люди боялись подхватить от нее несчастье. Друзья больше не приглашали ее поужинать, а в тех редких случаях, когда они куда-нибудь вместе выбирались, им было за нее стыдно. Посетители спортзала заметили в ней резкую перемену. Поскольку причины были им неизвестны, над ней смеялись. Серена прибавила в весе, а от физической нагрузки быстро начинала задыхаться.

Мужчины продолжали с ней спать, но только потому, что она была легкой добычей. Секс с незнакомцами стал для нее еще одним способом забыться. Но Серена была не в состоянии оценить, насколько жалкой выглядела в чужих глазах. Получив что хотели, они бросали ее, обнаженную и помятую, на кровати в гостиничном номере и закрывали за собой дверь, даже не удостоив ее последним взглядом.

Ухудшение психофизического состояния не могло не сказаться на работе. Серена уже давно все делала невпопад, и начальство собиралось указать ей на дверь. В прошлом, благодаря потрясающему чутью на инвестиции, ей удавалось предсказывать показатели деятельности компаний и предвидеть успех акций на бирже. Но в последний раз ее шестое чувство сработало, когда она догадалась, что в пансионе ее дочь перепутали с Орели.

И прежде всего — что жертвой пожара стала Аврора. Точнее, пропавшей при пожаре.

Временами Серена еще слышала голос дочери, словно та застряла у нее в голове, как в тюрьме. В такие моменты она оборачивалась, уверенная, что сейчас увидит Аврору перед собой. Не обнаружив ничего, кроме танцующих в воздухе пылинок, она испытывала горькое разочарование. Возможно, Серене стало бы легче, если бы у девочки была могила. Тогда у дочери было бы место. Там можно было бы подумать о ней, туда можно было бы прийти ее искать. Там можно было бы ее найти.

Но пропавшие не оставляют после себя ничего, кроме пустоты.

Серена никогда не хотела иметь дочь. И когда Аврора была у нее в животе, Серена не раз желала, чтобы у нее случился выкидыш. Тем не менее она считала, что была хорошим родителем. Она не собиралась терзаться воспоминаниями о ссорах с Авророй или о моментах, когда буквально на дух ее не переносила. Она не чувствовала себя виноватой. Теперь она знала, что только матери могут считать детей одновременно обузой и благословением. Только матери могут любить и в то же время ненавидеть плод своего чрева. Только мать поймет, как возможен такой компромисс между ненавистью и любовью. И только мать, потерявшая ребенка, может уберечь свою совесть от подобного противоречия.

Именно поэтому через год после пожара Серена, несмотря ни на что, была еще жива.

До сих пор помогало то, что у нее — во многом благодаря сексу, алкоголю и психотропам — развилось своего рода привыкание к воспоминаниям. У себя в голове она выстроила альтернативную реальность, где боли не существовало. И проецировала эту фантазию на себя и все вокруг, воображая, будто другие видят то же, что и она.

В глубине души она боялась, что рано или поздно что-то случится и сломает тонкую перегородку, отделяющую ее от реального мира.

Нечто непредвиденное.

Что и произошло около половины одиннадцатого утра в одно январское воскресенье.

Бом… Бом… Бом…

Серена резко проснулась, и звон колокола превратился в звонок мобильника, который она сжимала в руке. Она рухнула на кровать после ночи, о которой ничего не помнила, но которая оставила свои следы. Размазанный макияж под глазами, вечернее платье, которое она не удосужилась снять, дурной запах изо рта. Обычно, когда Серена доводила себя до такого состояния, ей требовалось время, чтобы очухаться. Но, как ни странно, звонящий телефон мгновенно вернул ей ясность ума.

Она проснулась. Но не только от алкогольного и наркотического сна, в который провалилась ночью. Серена как будто вернулась к своей реальной жизни.

Поэтому, прежде чем проверить, кто звонит, она поколебалась.

На нее снизошла необычайная ясность. Шестое чувство, давно покинувшее ее, снова давало о себе знать. И предостерегало ее.

Бом… Бом… Бом…

Если она ответит, ее жизнь снова изменится.

2

— Меня зовут Марион, я мама Орели, — представилась женщина на безупречном итальянском. Впрочем, звук «р» выдавал ее трансальпийское происхождение.

Серена сразу поняла, кто это. Приподняться удалось с трудом. Она слишком отрезвела от алкоголя и наркотиков, поэтому ясно сознавала, до какого состояния докатилась. Она чувствовала себя Золушкой после полуночи. Чтобы вернуться обратно в иллюзорное представление, будто она принцесса, Серене требовалась фея или очередной «Плюшевый мишка». Она постаралась взять себя в руки, не желая, чтобы француженка догадалась, как ей паршиво.

— Доброе утро, Марион, — поздоровалась она, не зная, утро сейчас или день.

— Доброе утро, — отозвалась женщина, подтвердив тем самым, что Серена угадала.

Серена заметила, что кровать под ней мокрая. Пощупав простыню, она поняла, что снова обмочилась. Непроизвольное опорожнение мочевого пузыря во сне было одним из побочных эффектов ее фирменного коктейля.

— Чем могу помочь? — нарочито отстраненным тоном спросила она в трубку.

Но собеседница не заметила ее раздражения и продолжила:

— Можно называть тебя Сереной и обращаться на «ты»? Так было бы проще.

— Ладно, — разрешила она, но лишь потому, что в глубине души ей было все равно.

— Я думаю, нет смысла спрашивать, как ты поживаешь. К тому же прошло так мало времени… — произнесла Марион с несколько наигранным состраданием. — Наверное, тебя это здорово подкосило. Не знаю, как иначе описать то, что с тобой произошло.

Серена не ответила. «На моем месте могла оказаться ты. А я могла оказаться на твоем. Какое-то время мы даже были на месте друг друга», — с завистью подумала она. Сначала Марион получила известие о том, что ее дочь пропала при пожаре, тогда как ей, Серене, сообщили, что Аврора цела и невредима. Кто знает, каково ей было обнаружить, что произошла ошибка, а на самом деле ее девочка жива и здорова. Серена не могла вообразить, что значит вернуться из ада, перейти от боли к радости, переключиться с одного ошеломления на другое.

Вероятно, похоже на воскрешение.

Немногие на свете пережили избавление от бремени смерти. И сука в трубке — одна из них.

— Я посоветовалась с мамами других девочек, которые ездили в Вион вместе с твоей дочкой, и вот звоню тебе. Надеюсь, наша затея тебя не расстроит.

— О чем речь? — резко спросила Серена, пытаясь стащить с себя мокрые трусы без рук, одними ногами.

— Наши дочери не забыли твою Аврору, — сказала Марион, невольно подчеркнув, что их девочки выжили, а ее девочка погибла. — Они постоянно о ней говорят и вспоминают все, чем вместе занимались в ту короткую неделю.

Эти слова резали как ножом по сердцу.

— Рада, что они ее помнят, — с ненавистью выдавила Серена, обшаривая комнату взглядом и пытаясь вспомнить, где оставила последнюю бутылочку из-под «Эвиана» с коктейлем, который поддерживал в ней присутствие духа. Она не понимала, к чему клонит эта женщина, но смутно подозревала, что ей вот-вот понадобится выпить.

— Скоро первая годовщина трагедии, — сообщила мать Орели, как будто Серене нужно было напоминать. — Поскольку похорон так и не было, девочки не могли как следует все это осмыслить.

Фраза практически прозвучала так, словно виновата в этом Серена. Видимо, раз не было похорон, ей следовало устроить вечеринку с тортом и клоуном. А под конец подарить гостьям воздушные шарики, сладости и мешочки с пеплом.

— Нам кажется, что девочкам пошло бы на пользу, если бы они смогли помянуть Аврору. Вот мы и прикинули: почему бы не провести церемонию?

«Гениальная идея», — с сарказмом подумала Серена.

— Трагедия произошла в воскресенье, но в понедельник девочки в школе, так что мы решили перенести все на субботу.

«Логично», — подумала она.

— Мы даже подыскали подходящее место — зал в «Фонде Прада». Там очень изысканно, и, естественно, тебе ничего делать не придется: мы все устроим сами.

Серена ненавидела ее очаровательный акцент, но слушала, не перебивая, и со жгучим любопытством ждала подробностей.

— Мы с другими мамами создали что-то вроде комитета и разделили задачи. Еще мы подумывали устроить маленький фуршет.

Кто знает, что предписывают правила этикета насчет еды, которую следует подавать в таких случаях? Поскольку девочка сгорела заживо, любые блюда, подвергшиеся термической обработке, как-то неуместны. Значит, суши?

— Ты, случайно, не знаешь, какие цветы любила Аврора?

— Лилии, — неуверенно ответила Серена, да и то лишь потому, что они первыми пришли на ум. Тем временем она думала о том, насколько это странное предложение. Светское мероприятие, чтобы щегольнуть своей болью.

— Значит, мы можем рассчитывать и на твое присутствие?

Это означало, что, с ней или без нее, церемония все равно состоится. «Но мне отведена роль приглашенной знаменитости», — подумала Серена. Она помедлила с ответом — хотела немного помариновать Марион.

— Ни за что этого не пропущу, — произнесла она наконец.

— Хорошо, тогда договорились! — возликовала ничего не подозревающая женщина. — Я тебе напишу.

— Жду с нетерпением. — Серена продолжала ломать комедию, изумляясь, как Марион хватает глупости на это купиться.

— Разумеется, приглашение распространяется и на отца Авроры.

— Вряд ли он сможет поучаствовать, — сказала Серена.

В том числе и потому, что биологический отец понятия не имел, что произвел на свет дочь, и был избавлен от горькой утраты.

— Главное — что придешь ты, — прощебетала Марион в заключение.

Повесив трубку, Серена еще долго смотрела в никуда. Хотя ее раздражал резкий запах мочи, исходивший от матраса, она не могла пошевелиться. Нужно было принять душ, а может, и проблеваться. Тревога поднималась внутри, будто крыса, выглядывающая из канализации. Следовало загнать ее обратно на дно выгребной ямы.

«Бельведер», «Эвиан», «Ксанакс», «Фелопрам» и «Викодин». Ее единственные друзья. Ее союзники. Они ее спасут.

Следующее сообщение Марион с нелепым приглашением она проигнорирует, а заодно заблокирует входящие звонки с номера этой суки на случай, если у той снова возникнет странное желание с ней связаться.

С трудом поднявшись с кровати, Серена увидела свое отражение в полный рост в настенном зеркале. Всклокоченные волосы. Маска из румян и туши. Платье с пайетками, задравшееся до боков и обнажившее пупок. Трусов нет. Над пахом слабо угадывалась тонкая линия, похожая на горизонтальную морщину.

Шрам от кесарева сечения.

Как правило, такие шрамы исчезают за год. По крайней мере, так уверяли врачи, которые прооперировали ее, пока она лежала в коме. Ей забыли сказать, что на одну из миллиона рожениц это правило не распространяется, — возможно, потому, что сочли исключение незначительным. Чего только она не перепробовала, чтобы избавиться от отметины. Сначала кремы, потом косметическая операция. В конце концов ей это удалось, и живот снова стал идеально гладким.

Но после смерти Авроры шрам появился снова.

Кто знает почему. Как будто даже ее тело не желало забывать, что у нее была дочь — девочка, названная в честь жидкого средства для стирки, зачатая жаркой балийской зимой, пропавшая во время ночного пожара в шале при восемнадцати градусах мороза.

Серена подумала, что по большому счету посетить поминки в «Фонде Прада» было бы неплохо. На этот раз ею двигало не предчувствие. Более того, она уже забыла о предчувствии, которое испытала перед тем, как ответить на звонок Марион. И нашла другую вескую причину.

Теперь ей захотелось туда приехать, чтобы всех удивить. Она предстанет в лучшем виде, насколько это возможно при ее нынешней физической форме, и во всем декадентском великолепии в сопровождении своих отважных рыцарей Бельведера, Эвиана, Ксанакса, Фелопрама и Викодина.

Она покажет этим наивным матерям, чем они, сами того не подозревая, рискуют каждый день, просто отпуская своих дочерей в мир.

Марион и ее подруги наверняка ее возненавидят. Но в конце концов почувствуют, как им невероятно повезло, что они не оказались на ее месте.

3

Телевизор в гостиной работал на полную громкость. Шла дневная мыльная опера.

В комнате через пару дверей Серена смотрела в потолок и думала, что это не ее спальня. И даже не ее дом.

Лежащий рядом мужчина похрапывал, повернувшись к ней спиной. Включенный телевизор его совершенно не беспокоил.

Серена взглянула на его затылок. Ей не хотелось больше видеть ни лицо, ни тем более член этого человека. На самом деле это выдуманная проблема, потому что еще недавно его член живо ее интересовал.

Они оба были голые. Но теперь ей от этого стало не по себе.

Единственное, чего она желала, — незаметно улизнуть, пока он не проснулся. Стоило ей пошевелиться, как между ног потекла тягучая инородная жидкость. Надо подтереться, салфеткой или туалетной бумагой. Но когда Серена попыталась встать, икру свело судорогой. Она стиснула зубы, чтобы не закричать. Пожалуй, придется немного подождать, прежде чем пробовать снова.

Она легла обратно.

Сразу после короткого оргазма ее партнер провалился в глубокий сон. Серена снова повернулась и посмотрела на его широкую спину. Нельзя не согласиться, он красив. Мужчина неопределенного возраста, возможно чуть младше сорока. Он поддерживал себя в форме, несомненно занимался спортом. У входа в квартиру Серена мельком заметила клюшки для гольфа и ракетку для падел-тенниса. Но тогда она была слишком занята тем, что срывала с него одежду, и на детали толком не обращала внимания.

Они начали целоваться в лифте. Как только зашли в квартиру, он толкнул ее к стене и наклонился, чтобы снять с нее трусики. А затем опустился на пол, и его голова оказалась меж ее бедер. Серена чувствовала, как его теплый язык пытается проникнуть в нее, его глубокие поцелуи.

Когда мужчины брали ее таким образом, она сразу намокала. Опасаясь, что кончит раньше времени, она остановила его. Трогая и целуя друг друга повсюду, они дотащились до спальни. От него пахло по́том, к которому примешивался запах одеколона с морской ноткой. Разгоряченная кожа. Мощные руки. Мужчина казался невероятно желанным. Но сейчас, глядя, как он беззащитно спит, точно усталый большой ребенок, она уже так не считала.

Серена вспомнила, как они оказались здесь в этот субботний день.

В десять утра того же дня она явилась в «Фонд Прада». Церемония была назначена на девять, но она рассчитала свое опоздание до минуты.

По такому случаю Серена надела черное платье из крепового шелка — разумеется, от «Прада». Глубокий V-образный вырез — в самый раз, чтобы вызывающе носить без бюстгальтера — и подол чуть выше колен. Туфли-лодочки кедрового цвета, которые визуально удлиняли ноги. Большие затемненные солнечные очки, подходящие к мрачному выражению лица. Следуя указаниям в приглашении, она поднялась на второй этаж здания, спроектированного известным голландским архитектурным бюро «ОМА». Зал — первый справа.

Как и ожидалось, все остальные уже прибыли.

Прежде чем совершить эффектный выход, Серена остановилась на пороге, оглядела многочисленную публику и прикинула, что пришло человек восемьдесят, не меньше. Предполагалось, что соберется только ближайшая родня одиннадцати выживших, но, очевидно, приглашение распространялось и на других родственников, иначе такая толпа не поддавалась объяснению.

В глубине зала установили нечто вроде кафедры с пюпитром и микрофоном. Однако сейчас на возвышении стояла девочка и играла на скрипке. Может, та самая Орели. Музыка звучала жалобно, и все завороженно слушали.

Серена дождалась финала выступления. В зале раздались сдержанные аплодисменты. Вот тогда-то она и решила выйти на сцену. Ее появление мгновенно привлекло всеобщее внимание. Головы начали поворачиваться в ее сторону, и при виде ее все перестали аплодировать. Воцарившуюся тишину нарушал лишь гулкий стук ее каблуков.

Как и утром после пожара, в натяжной конструкции рядом с вионской больницей, одно лишь ее присутствие всем заткнуло рты.

Серена шагала вперед в облаке «Баккара Руж 540», вцепившись в ремешок черной кожаной сумочки «Келли»^[11]. И пошатывалась. Она намеренно перебрала с «Плюшевым мишкой». Из-за темных очков она вглядывалась в лица незнакомцев, рассматривала их изумленные гримасы. Здесь были братья и сестры выживших, а также бабушки и дедушки, тети и дяди, кузины и кузены. Ну и, разумеется, отцы.

У Авроры была только Серена.

Ей вспомнились Рождество, праздники, дни рождения, которые они с дочерью отмечали только вдвоем. Быть может, Авроре хотелось проводить их с кем-то еще. Поскольку родители Серены развелись, она никогда не знала, каково жить в полной семье, и не беспокоилась, что Авроре не хватает родственников.

«Если бы я умерла вместо нее, она осталась бы на свете совсем одна», — сказала себе Серена. До этого утра она никогда об этом не задумывалась.

Маленькие гостьи вионского пансиона расположились в первых рядах, каждая рядышком с матерью. В своих темных платьицах девочки выглядели безупречно. Длинные волосы, аккуратные прически. Изящные позы. Как непохожи они на замерзших, напуганных замарашек, которых она видела наутро после трагедии!

С тех пор все девочки стали на год старше. Только Аврора застряла в возрасте шести лет, точно в плену ведьминских чар. До этой секунды Серене ни разу не приходило в голову, что ее дочь никогда не вырастет, навсегда останется ребенком.

Затем красивая женщина, которую она никогда раньше не видела, поднялась со своего места и подошла к ней. Очень худая и элегантная; мать Орели.

— Спасибо, что пришла, — сказала ей Марион. И, взяв ее за руки, с чувством их пожала. Затем проводила ее к месту, которое специально не заняли, оставили для Серены, и усадила рядом с собой.

Перехватив ее и тем самым прервав дефиле, Марион хотела вернуться к назначенным ролям и иерархии. Она тут была за великого церемониймейстера.

Но вскоре Серена окажется в центре всеобщего внимания.

Несколько часов спустя по включенному телевизору в гостиной этого незнакомого дома разворачивалась ссора между двумя людьми, мужчиной и женщиной. Несмотря на громкость, Серена не понимала, в чем причина размолвки между героями мыльной оперы. Дела сердечные, а может, и денежные.

Телевизор был уловкой, изобретенной ее любовником, чтобы заглушить свои стоны удовольствия. Саму ее, разумеется, не волновало, услышат ли соседи, как она развлекается.

Судорога отпустила, мужчина все еще спал, и Серена снова попыталась встать.

Она скинула ноги на пол, но осталась сидеть, пытаясь сладить с головокружением. Тут она заметила, что на тумбочке с ее стороны кровати лежат последний роман Софи Кинселлы, крем для рук, маска для сна и блистерная упаковка гомеопатического снотворного. Боярышник и пассифлора — уж точно не тот допинг, который принимала она.

Затем Серена перевела взгляд на закрытую дверь комнаты. Ее вдруг охватило любопытство. Захотелось немедленно пойти и посмотреть, что там скрывается. Серена уже больше не спешила поскорее убраться отсюда.

Открыв дверь, она оказалась в маленьком закутке, отделявшем спальню от двух других комнат. Слева — основная ванная с парными раковинами. По сторонам единственного зеркала — два шкафчика. Серена распахнула их и порылась на полках. В первом оказались мужские вещи. Пена для бритья, бритвы, кусачки для ногтей, всевозможные лосьоны и мазь от геморроя. Во втором — косметика, косметические кремы, ватные диски и противозачаточные таблетки.

Она вернулась и перешла к осмотру второго помещения. Потянув за шнурок, включавший встроенное освещение на потолке, она обнаружила, что стоит в гардеробной, разделенной ровно пополам. С одной стороны — сшитые на заказ мужские костюмы. С другой — ряд женской одежды от-кутюр. Обувь и аксессуары хранились в отдельных секциях.

Серена провела рукой по женским платьям, скользнула по ним взглядом. Затем взялась за рукав мужского пиджака, поднесла его к лицу, понюхала и сразу узнала запах мужчины, с которым совсем недавно занималась сексом.

Интересно, подозревает ли жена, что муж приводит в дом других женщин и трахает их на брачном ложе? Впрочем, он вел себя неловко, и у Серены сложилось впечатление, что она стала первой. В сущности, она взяла инициативу на себя, а он поддался. Талант соблазнительницы никуда не делся. Ей всегда удавалось ввести во грех даже самых верных. Возможно, мужчина, спящий в соседней комнате, всегда мечтал поддаться искушению, но, только встретив такую, как она, наконец собрался с духом и дал себе волю.

Кто знает, каково это — быть за ним замужем. Спать с ним рядом каждую ночь. Делить общее пространство. Обмениваться привычками и вместе заводить новые. Год от года терять чувство приличия. Кто знает, позволяет ли он себе пускать газы и громко рыгать при жене. Ковыряется ли в носу. А еще Серене стало любопытно, чувствует ли муж запах фекалий любимой супруги каждый раз, когда та ходит в туалет.

Внезапно к горлу подкатила тошнота. Серена еле успела вернуться в ванную, где ее вырвало в одну из раковин.

Утром она держалась любезно и спокойно на протяжении почти всей церемонии. Марион, сидевшая рядом, сжимала ее руку, будто они были старыми подругами.

Тем временем одиннадцать маленьких выживших сменяли друг друга за кафедрой. Некоторые читали стихотворения или сочинения, написанные по этому случаю. Другие играли на музыкальных инструментах, как та девочка со скрипкой. Одна спела пасторальную песню. За выступлениями последовали рассказы о днях, проведенных рядом с Авророй, и о забавных случаях.

Серена наблюдала за Марион, которая внимательно следила, чтобы все шло по четко намеченному плану и не возникало никаких заминок. Судя по тому, как она все организовала, церемониймейстерша заранее знала, как дозировать накал чувств и чередовать сочувствие с легкомыслием. И в точности предвидела, когда публика будет смеяться, а когда плакать.

Однако Марион не могла предположить, что в конце всей этой показухи Серена поднимется на маленькие подмостки и всем раскроет свою душу. Ничего не утаит от публики, собравшейся в «Фонде Прада» в это субботнее утро. Расскажет, каково выкидывать из дома вещи дочери, понимая, что от нее тебе остались только холодные неодушевленные предметы. Куклы, книги, цветные карандаши, мягкие игрушки. Ты не можешь даже прикоснуться к этим вещам, потому что они причиняют боль, как будто сделаны из осколков стекла, микроскопических лезвий или раскаленного металла. Она поделится с этими незнакомцами, каково отдавать проклятого дочкиного кота, чтобы хотя бы он где-нибудь нашел любовь. Она заставит их разделить ее тупую и неизлечимую муку, от которой постоянно сжимается сердце. Признается, что слишком труслива и не может даже покончить с собой. Опишет, как постепенно нисходит в ад; откроет им, что ад бездонен. Это бесконечный колодец тьмы и горя, где можно только падать и падать все глубже.

Она поведает им, каково жить с призраком, который преследует тебя повсюду, но ни слова тебе не говорит.

А потом четко объяснит всем, куда они могут засунуть свои соболезнования, а главное — потребует, чтобы ее оставили в покое. Устроит им незабываемый скандал. Но встряска пойдет этим людям на пользу. Они никогда не поблагодарят ее, но наверняка запомнят эту сцену на всю оставшуюся жизнь. Они станут свидетелями того, что делает с людьми отчаяние, и с этой секунды будут еще яростнее защищать то, что им действительно дорого.

Но как раз когда Серена вставала, чтобы выйти к микрофону, к ней приблизились одиннадцать девочек с кипой листов, перевязанной красной атласной лентой. Орели, представлявшая остальных, сказала ей, что во время тех снежных каникул в Вионе одна воспитательница сделала множество фотографий. Но, поскольку цифровой фотоаппарат сгорел, все девочки заменили снимки рисунками по памяти.

Не зная, что ответить, Серена взяла папку. Открыла ее и начала листать. На бумаге запечатлелась последняя неделя жизни Авроры. Уроки катания на лыжах. Спуски на санках. Дневные катания на коньках. Прогулка на санях, запряженных лошадьми. Вечера перед большим камином. И наконец — последний вечер. Праздник фей-бабочек, где на спинах у всех красовались синие крылышки, а в волосах — серебряные нити.

На этих красочных рисунках ее дочь всегда улыбалась. Кто знает, так ли это было на самом деле или Аврора грустила, скучая по дому или по коту. Или по маме.

Бом… Бом… БОМ!

В ушах у Серены зазвонили проклятые вионские колокола. Она обернулась в поисках часов, но встретила только взгляды присутствующих. Ноги у нее подкосились. В этот миг все видели дрожащую от волнения мать. Родители, бабушки, дедушки, тети и дяди восхищались благородными чувствами своих девочек. Серену же трясло от ярости. Уж не ждут ли они, что она расплачется? Нельзя бесконечно множить боль, а Серену она уже переполняла.

Но жест маленьких выживших расстроил ее планы. Серена утратила самообладание, зрение ее затуманилось, и она, как дура, потеряла сознание.

Впрочем, прежде чем она упала на пол, кто-то ее подхватил.

Те же руки, которые несколько часов спустя в порыве страсти сжимали ее ягодицы и грудь.

Опорожнив желудок, Серена, все еще совершенно голая, даже не потрудилась открыть кран и смыть из раковины рвоту. Оставив все как есть, она вернулась в спальню. Теперь ее любовник храпел громче. Она подобрала с пола платье от «Прада» и туфли и начала одеваться.

Затем, поскольку мужчина все еще спал на боку, обошла кровать, чтобы в последний раз посмотреть ему в лицо.

На тумбочке стеклом вниз лежала перевернутая рамка для фотографий. Серена подняла ее и поставила на место. На мгновение остановилась, чтобы рассмотреть людей на снимке. Идеальная семейка. Едва поняв, что после церемонии его жена и дочь уедут в свой дом в Ницце, Серена тут же раскинула сети, чтобы соблазнить главу семейства.

Она послала воздушный поцелуй фотографии, на которой ее любовник позировал с Марион и Орели. Затем с туфлями в руке босиком двинулась к выходу из квартиры, прощаясь взглядом с каждым предметом, попадающимся на пути. Больше она не переступит порог этого дома.

Но, зайдя в гостиную, чтобы забрать свою сумку от «Эрмес», она услышала за спиной голос Марион:

— Почему?

Обернувшись, Серена оказалась с ней лицом к лицу. Поза, полная достоинства, страдальческое лицо.

— Почему это произошло? — напыщенно повторила женщина, грассируя на французский манер. — Мало того, что ответа нет, — мне даже некому задать вопрос, — продолжала она с телеэкрана.

Серия мыльной оперы закончилась, и в эфире шло одно из тех дневных ток-шоу, в которых смешиваются новости и сплетни, перескакивающие с убийства в провинции на амурный скандал, с душераздирающего сюжета на звездную свадьбу.

Марион отвечала на вопросы корреспондента. Репортаж был записан этим же утром, после поминок в «Фонде Прада».

Тема — трагедия в Вионе.

В свое время она освещалась в новостях, а через год устарела. Но для подобной передачи сюжет еще не утратил пикантности, и авторы воспользовались годовщиной, чтобы выжать из зрителей слезы. Серена представила публику, скрывавшую за сердоболием извращенное любопытство, — представила, как эти люди слушают историю о маленькой девочке, якобы пропавшей, но наверняка сгоревшей заживо.

— Не знаю, как бы я отреагировала на ее месте, — сказала Марион, и Серена поняла, что та косвенно приплетает ее. — Несмотря на то что наши дочери вернулись домой, эта женщина — каждая из нас. — Она говорила от имени матерей выживших девочек.

То, что она говорила, имело смысл, но, к сожалению, в подобном контексте всякое слово теряло искренность. Серена подошла к телевизору, взяла с дивана пульт и прекратила это непристойное представление.

Во внезапной тишине ей полегчало. Но ненадолго. Завибрировал смартфон в беззвучном режиме, и Серена вздрогнула.

Она достала из сумки мобильник и глянула, кто звонит.

На дисплее появилась только надпись «скрытый номер».

Она никогда не отвечала на анонимные звонки, да и спящего любовника будить не хотелось. Отклонив звонок, она направилась к дверям. Когда она была уже на пороге, телефон в ее руке снова завибрировал.

Тот же надоеда, скрывший свой номер.

Видимо, телефонный спам. Закрыв за собой дверь, она приняла звонок, готовая послать сотрудника колл-центра куда подальше.

— Чего тебе? — рявкнула она.

В трубке царило молчание. Однако связь не прервалась. Возможно, Серену не расслышали.

— Алло? — раздраженно произнесла она. Можно было повесить трубку, но ей хотелось с кем-нибудь поругаться. — Эй, недоумок, ты собираешься говорить?

Тишину разорвал звук. Бом… Бом… Бом…

Серена инстинктивно отдернула смартфон от уха. И поняла, что на сей раз звон раздается не у нее в голове. Он доносится из телефона.

Из Виона.

— Алло? — испуганно повторила она.

Кто-то резко дал отбой.

Серена оцепенело уставилась на мобильник, не понимая, что это было. Но времени на размышление ей не дали.

Всего через несколько секунд пришло сообщение, тоже анонимное.

4

Вернувшись домой, Серена закрыла за собой дверь, но не смогла пройти дальше прихожей.

Она положила смартфон на пол, а сама села на синий бархатный пуф, наблюдая за мобильником издалека, будто он того гляди взорвется. Вертя в руках ключи, она спрашивала себя, когда же телефон перестанет пищать.

За последний час со скрытого номера пришло не меньше десятка сообщений. Сообщений, которые она отказывалась открывать.

Неизвестный отправитель как будто предвидел ее сопротивление. И проявлял настойчивость.

После одиннадцатого уведомления писк прекратился.

Это совпадение взволновало Серену. Одиннадцать — столько же, сколько девочек, выживших при пожаре в вионском пансионе. Не хватало двенадцатой. Ее дочери.

Решив, что тишина продлилась достаточно долго, Серена наконец встала с пуфа и пошла снимать платье от «Прада».

Телефон она оставила на полу.

Большую часть вечера она старалась не думать о мобильнике, оставшемся в прихожей, находя утешение и успокоение в привычной смеси алкоголя и лекарств. Но на сей раз «Плюшевый мишка» не возымел желаемого действия, и ее мысли упрямо возвращались туда, где лежал молчащий телефон.

Бом… Бом… Бом…

Серена знала, что аппарат ждет ее, что это лишь вопрос времени. Как долго она сможет сопротивляться этому зову? Она надеялась, что ей хватит сил устоять. Но с каждым часом чувствовала себя все слабее и податливее.

Она поужинала безвкусным салатом, который не доела, приняла горячий душ, не принесший никакого облегчения, побродила по квартире, ища, чем бы заняться, но так и не нашла ничего, что могло бы ее отвлечь.

Наконец Серена сдалась.

Злясь на себя, она подошла к лежащему на полу мобильнику. Дрожащими руками схватила его и открыла приложение для обмена сообщениями.

Все они оказались одинаковыми. Ни единой фразы, ни одного слова. Как и во время безмолвного телефонного разговора со звоном колоколов на заднем плане.

Бом… Бом… Бом…

Все они содержали одно и то же вложение. Ссылку.

Что это значит? Казалось, кто-то играет у нее на нервах. Или испытывает ее силу воли. Как будто пытаясь понять, как далеко она готова зайти.

«Конечно, это испытание, — сказала себе Серена. — Ладно, я в игре».

Кончиком пальца она нажала на экран, словно давя маленького надоедливого таракана. Ссылка мгновенно направила ее на один из множества видеохостингов, куда пользователи могут загружать свои видеоролики, в том числе и анонимно.

На экране смартфона замелькали кадры пожара.

Что за шутки? Каким жестоким и бессердечным надо быть, чтобы получать удовольствие, подвергая ее подобным пыткам? Тот, кто прислал эти сообщения, — кто бы он ни был — теперь знал, что она сдалась и сейчас просматривает видеозапись. Сволочь не мог ее видеть, однако втайне наслаждался ее капитуляцией. Вероятно, он законченный циник, раз ему достаточно воображать, что она чувствует.

Не в силах больше это терпеть, Серена уже собиралась закрыть окно просмотра. Но что-то ее остановило.

Поначалу запись не слишком отличалась от других видео, снятых зеваками на мобильники в ту проклятую ночь.

Но было в ней что-то необычное. Что-то пугающее.

Вертикальные кадры, снятые на обыкновенный смартфон, запечатлели пламя, взвивающееся в ночное небо. Шале еще не рухнуло и походило на огромного, смертельно раненного дракона, который все еще неукротимо изрыгает пламя.

Узницей его кипящего чрева была Аврора.

Дыхание человека, держащего мобильник, превращалось в облачка пара перед объективом. Среди бесшумно падающего снега слышались только рев бушующего огня и стоны здания, похожие на вой существа, которое изо всех сил пытается выжить.

Именно эта странность и насторожила Серену. Ни взволнованных голосов, ни сирен. Она словно оказалась на месте до прибытия спасателей и толпы зевак.

Пытаясь понять смысл того, на что смотрит, она узнала окно дочери в мансарде.

Третий этаж, крайнее справа.

Буквально через минуту видео оборвалось. Но Серена успела заметить кое-что еще, не вполне определенное. Казалось бы, несущественная деталь, однако она противоречила той версии событий, которую ей предоставили.

Отмотав назад и пересмотрев короткий ролик, Серена обнаружила, что не ошиблась.

«В ночь пожара было минус восемнадцать градусов», — вспомнила она, и ей снова стало холодно, как тем утром в Вионе.

Так почему же окно в комнате Авроры было открыто?

Отсветы пламени

1

Серена не желала больше пересматривать видео.

Она могла бы удалить сообщения со ссылкой и постараться забыть то, что видела. Но сейчас, когда она вела машину по дороге, разрезающей пополам маленькую горную долину, ею владела непривычная уверенность.

Она была убеждена, что поступает правильно; ей не было необходимости снова смотреть запись.

Еще несколько часов назад Серена могла бы поклясться, что никогда не вернется в эти края. Но Вион словно призывал ее обратно. Или, скорее, притягивал. Как будто между ней и этим местом осталось что-то незавершенное — вопрос, который нужно прояснить раз и навсегда.

Бом… Бом… Бом…

Рассвет прятался за белесыми облаками, снег падал медленно и обильно, но температура снаружи определенно была не такой низкой, как утром после пожара. Настрой у Серены тоже был иным. Страх не нашептывал ей на ухо наихудшие варианты развития событий. И волнение, которое гнало ее вперед, не таило зловещих предзнаменований. Напротив, в нем крылось подспудное ожидание.

Надежда на то, что существует другая правда.

Серена не сомневалась, что приоткрытое окно морозной ночью было ошибкой. Как будто, следуя своему безжалостному плану отнять у нее единственную дочь, Вселенная отвлеклась и допустила небольшой промах. И Серена забрала себе в голову исправить его. Переломить судьбу.

С этой целью она надела удобную обувь и теплую куртку. Арендовала внедорожник и сунула в рюкзак ноутбук, а также все необходимое, чтобы задержаться в Вионе на несколько дней. И пустилась в путь. Рано утром перед отъездом она написала в офис — предупредила своего помощника Фабрицио, что на этой неделе на работу не придет.

Вечером накануне поездки в Вион Серена уменьшила дозировку ингредиентов «Плюшевого мишки», чтобы выглядеть как можно более трезвой и здравомыслящей. Нервы пока не сдали. Воздержание компенсировалось адреналином от того, что она собиралась предпринять.

Разумеется, прежде чем сесть в машину, Серена запаслась психотропными препаратами, успокоительным и обезболивающим для своего фирменного коктейля. Что до «Эвиана» и «Бельведера», их наверняка не составит труда раздобыть на месте. Она не знала, как долго ее печень выдержит такое обращение. Но сейчас мысль о том, чтобы отказаться от привычного средства, ужасала не меньше, чем мысль заболеть. А вот на смерть Серена плевать хотела. Впрочем, она подозревала, что дама в черном, уже достаточно отметившись в ее жизни, намерена растянуть удовольствие оттого, что ей, Серене, приходится выживать.

Год спустя Вион выглядел все так же: как на открытке. Крыши, белые от снега, окна с золотистым светом внутри, дома, обступившие часовую башню. Но между зданиями не вился в небо змей черного дыма.

Въезд в сказочную деревушку прошел примерно так же, как и в прошлый раз: машина Серены с трудом прокладывала себе путь по улицам сквозь толпы лыжников, направляющихся к подъемникам. На сей раз сирены не беспокоили медленную процессию туристов, а машины экстренных служб не вынуждали их расступиться.

Серена оглядывалась по сторонам, и лица необъяснимым образом казались ей теми же, что и двенадцать месяцев назад. Те же прикованные к ней вопросительные взгляды, от которых она чувствовала себя чужачкой, вернувшейся напомнить им всем досадное происшествие той далекой ночи, когда маленькая девочка со светлыми кудряшками чуть не испортила им отпуск.

Все повторялось. Но не как дежавю, а как абсурдная головоломка. Внутренний голосок подсказывал Серене: «В прошлый раз от тебя что-то ускользнуло, теперь приглядись повнимательнее, проверяй получше». Или: «Попробуй еще раз, тебе повезет больше». Решение где-то здесь, но также и у нее в голове. В этом она не сомневалась.

Но ее уверенность пошатнулась, когда впереди предстала та же картина, от которой годом ранее ее отделяло ограждение.

Серена остановила внедорожник и посмотрела вперед через лобовое стекло. Сердце колотилось в груди, словно пойманный воробей. Навигатор незаметно привел ее к месту пожара. Развалины шале никуда не делись, хотя их и окружили высоким защитным забором из листового металла, который на самом деле нужен был скорее для того, чтобы скрыть вид. На заборе красовались большие фотообманки с горными пейзажами.

Целую долгую минуту Серена, не в силах пошевелиться, сжимала руль от страха, что, если отпустит, ее неизбежно унесет в открытое море. Наконец она нашла в себе смелость выйти из машины и подойти ближе.

В ограждении виднелась щель.

Подойдя вплотную к ограде, Серена приставила руку козырьком ко лбу и присмотрелась. Судя по тому, что удавалось разглядеть сквозь щель, от шале почти ничего не осталось. Всего несколько стен по периметру да черная дыра на месте фундамента.

Кариозный зуб посреди деревни. От земли пахло гнилью.

В голове у Серены проносились кадры видеозаписи, присланной анонимным отправителем. Она повторяла себе, что человек, который снял это видео, был здесь в ту ночь и оказался на месте раньше всех. А также запечатлел неуместную деталь — открытое окно.

Сразу ли загадочный видеолюбитель заметил аномалию? Или только позже, пересматривая снятое? Но тогда почему не обратился в полицию? Почему вместо этого отправил ссылку ей? Вообще-то, Серена не могла исключать, что видео отправили не только ей. Наверняка она знала только то, что никто до сих пор не упоминал о существовании этих съемок.

Через некоторое время она отвела взгляд от руин — зловоние, исходившее из дыры в земле, сделалось невыносимым.

Ей хотелось как можно скорее уехать.

Не оглядываясь, Серена вернулась в машину. В носу по-прежнему стояла вонь, но, возможно, смрад витал только у нее в воображении, будто галлюцинация. Когда она села во внедорожник, у нее возникло искушение сунуть руку в рюкзак, наугад достать одну из блистерных упаковок и высыпать в рот пригоршню лекарств. Но она сдержалась. Нужно потерпеть. Иначе она все испортит.

Серена завела автомобиль и выжала сцепление. Второй остановкой в этой альпийской поездке станет местный полицейский участок.

С тех пор как она отправилась в Вион, на уме у нее был только один вопрос.

2

В восемь шестнадцать утра сотрудница полиции, она же диспетчер за стойкой регистрации, сообщила Серене, что командир Гассер еще не прибыл. Кроме нее, в участке никого не было, и Серена спрашивала себя, где же остальные. Вероятно, занимаются всякими пустяками — регулируют движение или следят за общественным порядком в Вионе. Швейцарская деревушка не производила впечатление места, где могут произойти вопиющие преступления, и, судя по размеру участка, в нем дежурили не больше пяти-шести агентов.

Сотрудница посоветовала ей вернуться после девяти. Серена настояла на том, чтобы оставить командиру сообщение с просьбой с ней связаться. Женщина неохотно сделала пометку на стикере. Но, записывая имя Серены, замерла.

Едва она поняла, что перед ней мать девочки, пропавшей при пожаре в шале, протокол изменился. Женщина немедленно позвонила Гассеру и попросила его приехать как можно скорее, а посетительницу проводила в кабинет начальника и предложила ей кофе.

Серена выпила горячего и теперь сидела с рюкзаком на коленях в креслице перед пустым письменным столом. Кофеин ее взбодрил. Она все еще чувствовала зловоние развалин, где только что побывала. Жир, накапавший в выключенный гриль, — вот что оно напоминало. Хотя запах был плодом воображения, Серена обнюхала свою одежду: пахло от нее не лучшим образом. Лекарства и алкоголь изменили кислотность пота. Но она повторила себе, что очень важно произвести хорошее впечатление.

Коротая время в ожидании, Серена разглядывала стены, полные благодарственных грамот, перемежающихся с фотографиями пятидесятилетнего мужчины в форме: светлая кожа, светлые волосы, голубые глаза. Типичные для горца черты лица и суровое выражение, свойственное некоторым блюстителям закона. Гассер был запечатлен за работой. По окончании спасательной операции после схода лавины. Перед перевернувшимся и опрокинувшим груз лесовозом. Рядом с грудой оленьих туш, вероятно изъятых у какого-то браконьера. В этих снимках было что-то неподобающее. Макабрическая галерея смерти и разрушений.

Но внимание Серены особенно привлекла одна фотография. Серена поднялась с кресла и подошла поближе.

На снимке рядом с Гассером стоял мужчина лет сорока в наручниках. Тщедушный, растрепанные волосы, впалые щеки под густой бородой. На губах легкая вызывающая улыбка.

На заднем плане — сгоревший лес.

При виде этого кладбища обугленных деревьев и пепельной пустоши Серене стало не по себе. К тому же мужчина в наручниках, казалось, уставился с фотографии прямо на нее. Взгляд его излучал странный магнетизм. В глубине его глаз таилась завораживающая жестокость.

Отсветы пламени.

Не успела Серена успокоиться, как за спиной у нее раздался чей-то голос.

— Здравствуйте, — поприветствовал ее запыхавшийся Гассер. — Извините, что заставил ждать.

— Ничего страшного, — ответила Серена и снова села, позабыв о фотографии.

По сравнению со снимками на стене во внешности командира что-то изменилось. Затем она поняла, в чем дело: полицейский отрастил усы.

Он протянул ей вспотевшую руку. Серена пожала ее и, получше разглядев начальника полиции вблизи, сочла, что ему вовсе не пятьдесят, а лет на десять меньше, но он очень плохо сохранился.

Прежде чем закрыть дверь, Гассер проверил, нет ли перед кабинетом любопытных, — излишняя мера предосторожности, учитывая, что, если не считать сотрудницы на входе, они были одни.

— Я примчался, как только мне сообщили, что вы здесь, — без нужды оправдался Гассер. — У меня у самого две маленькие дочери, мне жаль, что с вами такое случилось, — добавил он.

Серене он показался искренним.

Сняв фуражку и форменный китель, он сел за стол.

— Что привело вас обратно в Вион? — вежливо осведомился он.

Было довольно очевидно, что появление Серены его обескуражило. Она не сомневалась, что с тех пор, как ему позвонила подчиненная, Гассер ломал голову над причиной ее визита.

— Как много вы знаете о биржах и акциях? — спросила она без всяких вступлений.

Гассер скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула.

— Не так уж много, — осторожно признал он, вероятно подумав, что она хочет предложить ему какие-то инвестиции.

— Чтобы работать в сфере больших финансов, нужно обладать особым талантом, которому нельзя научиться ни по книгам, ни в университете.

Командир явно недоумевал, к чему она клонит, но пока не нашел причины ее перебить.

— В моей работе необходимо применять одновременно логику и чутье, рациональность и непредвзятость.

— Почти как в азартных играх, — заметил Гассер.

— Точно, — подтвердила Серена.

Полицейский кивнул, довольный ее одобрением.

— Вы когда-нибудь слышали о так называемом «проклятии победителя»?

Гассер вскинул брови. На сей раз он даже не попытался ответить.

— Когда участвуешь в аукционной войне и хочешь обойти конкурентов, рискуешь сделать предложение, которое намного превышает реальную стоимость актива.

— Из стремления обскакать других ты платишь больше за то, что стоит меньше, — упростил Гассер, продемонстрировав понимание.

— Именно поэтому, прежде чем делать предложение, необходимо собрать как можно больше информации, — продолжила Серена. — Иногда одного неверного вводного оказывается достаточно, чтобы допустить непоправимую ошибку. А порой случаются неожиданности. Непредвиденные события, которые переворачивают ситуацию. В нашей отрасли их называют рыночными аномалиями.

— Рыночные аномалии, — повторил Гассер, совершенно растерявшись.

Серена продолжала говорить на темы, которые не имели никакого отношения к ее появлению в участке этим утром. Но не упускала из виду свою цель, а главное, знала, как ее достичь. И теперь решила, что пора кое-что объяснить.

— В ночь пожара термометр показывал минус восемнадцать градусов — исключительное похолодание.

— И что? — Командир все еще не улавливал связи.

— Вы говорили, что моя дочь задохнулась от дыма еще до того, как огонь добрался до мансарды.

— Так утверждают в письменном отчете пожарные эксперты, — подтвердил Гассер, словно желая избавиться от ответственности за их выводы.

— Тогда кто открыл окно в комнате Авроры?

Мужчина хотел было ответить, но осекся и ошеломленно посмотрел на нее.

— Есть видео случившегося, снятое в первые минуты пожара, — пояснила Серена. — Вы тоже его получили?

Гассер покачал головой.

— Мы не получали никакого видео, — заверил он.

— На записи хорошо видно, что окно мансарды лишь слегка притворено.

Командир ничего не ответил и на этот раз.

Серена наслаждалась его молчанием, которое было равносильно ответу. Если ошарашен даже полицейский, возможно, ее сомнения не совсем беспочвенны. Проклятие победителя. Возможно, чтобы поскорее закрыть это жуткое дело, следователи сразу остановились на самой простой версии. Теперь же они рисковали потерять доверие из-за того, что появилась аномалия.

Подождав несколько секунд, Серена продолжила:

— То, что окно открыли до пожара, исключено. Учитывая температуру на улице, в этом не было смысла.

Гассер колебался. Он хотел что-то добавить, но медлил. Тем не менее Серена догадалась, о чем он подумал, но воздерживался сказать, потому что это привело бы к досадной корректировке официальной версии. О том, что окно могла открыть сама Аврора. Это подразумевало, что она пыталась спастись, но ей не удалось и она сгорела заживо.

Серене хотелось опровергнуть милосердную версию смерти от удушья в дыму, поскольку это означало бы, что у ее дочери по крайней мере был шанс выжить. Из окна Аврора могла бы позвать на помощь или выбраться на карниз и дождаться, пока кто-нибудь ее спасет. К сожалению, никак невозможно, что окно открыла она.

— Окно открыла не моя дочь, если вам это пришло в голову, — сразу уточнила Серена. — Я ездила посмотреть, какую комнату отвели Авроре, фотографии есть в брошюре организаторов. — Для наглядности она достала из рюкзака толстую папку, извлекла из нее рваный и мятый лист бумаги и предъявила собеседнику. — Внутренний подоконник находился в паре метров от пола.

Гассера, похоже, впечатлила такая уйма документов. Он взглянул на фото мансарды.

— Рост Авроры — метр и двадцать три сантиметра, — продолжила Серена. — Даже взобравшись на стул, она бы не дотянулась.

Возможно, спасение было на расстоянии вытянутой руки, но Аврора еще недостаточно выросла. На лице Гассера снова появилось озадаченное выражение.

— Я повторяю свой вопрос, — настаивала Серена. — Кто и зачем открыл окно в комнате моей дочери той ночью?

На лбу начальника местной полиции выступили капельки пота.

— Вы ведь никому не рассказывали эту историю?

Разумеется, он имел в виду средства массовой информации. Именно поэтому сотрудница на входе и поспешила предупредить его о приходе Серены. И по той же причине, прежде чем запереться с ней в кабинете, Гассер проверил, не привезла ли она с собой в Вион какую-нибудь съемочную группу. Командир, несомненно, опасался, что за дверью притаились в засаде оператор и репортер, вооруженный микрофоном. Плохая реклама для курорта, который не приостановил туристический сезон даже в день несчастья, а через год спрятал развалины шале за нелепыми пейзажами-обманками, как прячут пыль под ковром.

Гассер и весь Вион надеялись, что мир скоро забудет о трагедии.

— Я никому не говорила об открытом окне, — успокоила его Серена, борясь с желанием расквасить ему нос. — Но сейчас я хотела бы получить объяснение.

— Объяснение наверняка есть, — пробормотал Гассер, повторяя за ней в тщетной попытке изобразить уверенность. — Можно посмотреть это видео?

Серена не ждала ничего другого. Поэтому она и не показала ему запись сразу. Пусть попросит сам. Однако просьба подозрительно запоздала.

— Конечно, — ответила Серена и порылась в рюкзаке в поисках смартфона. Найдя мобильник, открыла чат и щелкнула по ссылке из анонимного сообщения. Ее моментально перенаправили на веб-страницу, и видео включилось.

Сначала заиграла незамысловатая мелодия, похожая на рекламный джингл. Это было что-то новенькое, и Серена пришла в замешательство.

— Стресс? Проблемы? Жизнь стала унылой? — насмешливо спросил мужской голос на заднем плане. — Ищешь способ сбежать от рутины?

Через пару секунд на черном экране появился альпийский пейзаж и пара молодых лыжников — роковая блондинка и красавчик, улыбающиеся в камеру.

— Тогда приезжай в Вион! — с воодушевлением воскликнул тот же закадровый голос, и лыжники начали спуск по заснеженному склону.

— Наверное, какая-то ошибка, — пробормотала Серена.

Тем временем на экране продолжали крутиться кадры с улыбчивой парой в одном из многочисленных отелей долины. Изысканный ужин перед камином, купание в бассейне, отдых в сауне, массаж и уходовые процедуры в спа-центре.

— Подождите секундочку. — Серена остановила видео, чтобы вернуться к ссылке в сообщении. Когда снова на нее нажала, запустилась та же реклама.

— Я помню эту кампанию, — произнес Гассер, не зная, что еще сказать. — Если не ошибаюсь, зимний сезон 1996 года, — добавил он, имея в виду явно устаревший видеоряд и слегка старомодный вид статистов, которые играли пару туристов.

— Но как это возможно? — пролепетала Серена, не отводя взгляда от телефона.

Гассер уловил ее смятение и не стал ее добивать. Он даже проявил необыкновенное сочувствие.

— Как вы получили ссылку? — спросил он, стараясь поверить ее истории.

— В анонимном сообщении, — ответила Серена, не глядя на него.

— Кажется, кто-то сыграл с вами злую шутку, — сказал полицейский.

— И кто-то позвонил мне со скрытого номера, — добавила Серена, не желая мириться с предположением, что все это розыгрыш. — Какое-то время звонивший молчал. Но на заднем плане я узнала звон вионских колоколов и поняла, что звонили отсюда. Вы могли бы проверить историю вызовов и установить его личность, — предложила она.

— Мне жаль, но все устроено иначе.

— Что значит «вам жаль»? — Серена злилась, но недоумевала все больше. — Разве это не ваш долг?

Голос ее сорвался, а руки, все еще сжимавшие мобильник, задрожали. Начался абстинентный синдром, типичный для алкоголиков и наркоманов.

Гассер наклонился к ней:

— Давайте так. Вернитесь ко мне, если этот незнакомец опять вам позвонит.

Но Серена не хотела, чтобы ей потакали, будто умалишенной. Проклиная себя за то, что не в силах контролировать собственное тело, она сдалась. Подняв глаза от смартфона, она увидела, что с лица полицейского исчез весь страх. Теперь в его взгляде читалось сострадание, но также уверенность, что никто не поверит бредням отчаявшейся матери.

Серена сунула в рюкзак свою толстую папку и поднялась.

— Я не уеду отсюда, пока не получу объяснения тому, что было на видео, — заявила она, но ее голос предательски дрогнул. — Потому что запись существует, — повторила она и покинула кабинет.

Выйдя из здания, Серена сообразила, что задерживает дыхание. Она остановилась и выдохнула, выпуская напряжение и наполнявшую ее горечь. Затем глубоко вдохнула, чтобы свежий воздух очистил ее изнутри.

Бом… Бом… Бом…

Серена посмотрела на часовую башню. В приступе внезапной тошноты рыгнула и ощутила во рту вкус кофе, которым ее недавно угостили. Едва она успела наклониться, как ее вывернуло на тротуар. Когда позывы отступили, она посмотрела на запачканный рвотой снег у своих ног.

Ее все еще трясло.

Давайте так. Вернитесь ко мне, если этот незнакомец опять вам позвонит.

На самом деле в словах Гассера содержался вопрос. По сути, он спрашивал: «Вы точно уверены, что видели эту запись?»

Она боялась, что все испортила, когда вот так перед ним расклеилась. В результате ее требования прозвучали глупо. Мало того что опозорилась, так еще и выставила себя фантазеркой.

Пав духом, она шагала к припаркованному неподалеку внедорожнику и вдруг поймала взгляд незнакомых глаз. Но глаза, казалось, знали ее.

Через дорогу за ней наблюдала девушка в зеленой парке. Поняв, что ее увидели, она быстро пошла прочь.

Но Серена успела заметить, что незнакомка тоже дрожит.

3

Серена нашла жилье в соседнем поселке. Апартаменты с кухней. Уборка не предусмотрена, но раз в неделю в квартире меняли постельное белье. Апарт-отель, безликое двухэтажное здание в форме подковы, был выстроен вокруг внутреннего двора.

Вариант остановиться в гостиничном номере Серена исключила: среди отдыхающих и семеек с детьми она чувствовала бы себя лишней. Она здесь не в отпуске. И вдобавок, живя вдали от деревни, она сможет спокойно предаваться своим порокам.

В апарт-отеле обитал в основном обслуживающий персонал других гостиниц. Приезжие, которые покидали долину после закрытия туристических комплексов. В Вионе проживало всего несколько тысяч человек. Но в месяцы, когда были открыты горнолыжные трассы, и в летний период сюда съезжались туристы и сезонные рабочие, и количество жителей увеличивалось в десять раз.

Около двух часов дня Серена заселилась в мини-апартаменты на втором этаже комплекса, которые забронировала через онлайн-агентство перед отъездом из Милана. Обстановка была спартанской. Коричневый ковролин и стены, обшитые деревянными панелями. У входа — маленькая гостиная с двухместным клетчатым диваном напротив телевизора. Справа — кухонный уголок с электрической плиткой, обеденным столом и тремя складными стульями. Маленький холодильник постоянно издавал шум, похожий на медвежий храп. Дальше — спальня с примыкающей к ней ванной, облицованной зеленой плиткой.

На сайте в описании апартаментов упоминалась стеклянная раздвижная дверь на узкий балкон. Там стоял металлический столик, уже ржавый, и пластиковое креслице, пожелтевшее от непогоды. Вид на заднюю парковку — не бог весть что.

В прежней жизни Серена сочла бы такое убожество неприемлемым. Теперь же оно казалось до странности утешительным. Потертая обивка дивана. Застарелые пятна на ковролине. Керамическая пепельница с рекламой известного аперитива. Разномастная посуда, кастрюли с вмятинами или покрытые копотью от долгого использования. В шкафу четыре вешалки, все разные. Запах табака и хвойного освежителя воздуха.

Среди такого несовершенства она и сама не чувствовала себя неправильной.

Апартаменты были своего рода убежищем от прежней жизни. Берлогой, где можно исчезнуть и никто ее не найдет. Серена ощущала себя беглянкой, преследуемой болью. И, как ни парадоксально, с тех пор как она вернулась туда, где все началось, мучения как будто притупились.

Вион словно совершил маленькое чудо.

Впервые у нее не было ни правил, которым полагалось следовать, ни целей, которых полагалось достичь. Казалось, власть необузданных амбиций наконец ослабла. Серена сделала передышку, чтобы разобраться в себе.

Еще в ранней юности она решила быть независимой. Никакой семьи, никаких связей. Только отношения, основанные на равноудаленности. В действительности она никогда не была свободна. Хотя Серена и не осознавала этого, каждое ее решение всегда зависело от кого-то другого. И на работе, и в личной жизни она всегда старалась поступать правильно, постоянно полагаясь на мнение других. Что говорить, как себя вести, как одеваться, что есть. Серене всегда казалось, что она навязывает всем свою индивидуальность, тогда как на деле она лишь подстраивалась под окружающих, втайне боясь совершить какую-то ошибку, нарушить социальные нормы или кого-то разочаровать, подобно некоторым религиозным фанатикам, которых преследует страх преступить некую заповедь или разгневать своего бога.

Приятно было освободиться от всех социальных ограничений.

Серена надела спортивный костюм и махровые носки. Держа под рукой бутылочку с «Плюшевым мишкой», она раскладывала то немногое, что привезла с собой, на полках в ванной и гардеробной. И одновременно пыталась представить, что будет дальше.

Как поступит Гассер?

Серена была убеждена, что командир по крайней мере попытается понять, существует ли на самом деле видео, о котором она ему рассказала. Хотя бы затем, чтобы оно не навредило ему или органу, которым он руководил: нехорошо получится, если их заподозрят в халатности при расследовании пожара.

Теперь, когда Серена забросила удочку, оставалось только ждать. В любом случае она не сомневалась, что ее присутствие в Вионе подстегнет полицию. В остальном же она больше ничего не могла сделать.

Однако, возможно, загадочный телефонный информатор появится снова.

«Этого не случится», — сказала себе Серена. Если бы он захотел, уже бы появился. Но он предпочел присылать анонимные сообщения.

Что до нее самой, то, прежде чем расклеиться перед Гассером, она старалась казаться уверенной и готовой разнести выводы следствия в пух и прах. Она даже подготовила пухлую папку, чтобы произвести впечатление на полицейского, заставить его поверить, будто у нее имеются невесть какие документы. На самом деле в папке лежали только рисунки с воспоминаниями одиннадцати выживших девочек. Серена сомневалась, что они могут оказаться полезными. Но они придавали папке внушительность, и потом, ничего лучше у нее не было. После церемонии в «Фонде Прада» она больше не просматривала рисунки. Слишком много красок, слишком много жизни. Несколько раз она собиралась уничтожить альбом. Но все-таки не решилась.

Сейчас все это лежало в одной из тумбочек в спальне, где хранилась старая Библия для постояльцев.

Прежде чем заселиться в мини-апартаменты, Серена заехала в супермаркет, чтобы запастись продуктами, а также водкой и минеральной водой. Она распределила покупки между полками на кухне и холодильником, который продолжал невозмутимо храпеть. Когда закончила раскладывать консервы и полуфабрикаты, солнце уже село и вместе с темнотой за раздвижной балконной дверью сгустился очень плотный туман.

Серена достала из полиэтиленовой упаковки покупной сэндвич, начиненный бледной ветчиной и резиновым сыром, и, прихватив незаменимую бутылочку, устроилась на двухместном диване. Она собиралась включить стоящий рядом светильник, но передумала. Света уличных фонарей на парковке вполне хватало. И ей больше нравились эти янтарные сумерки.

Она принялась за еду.

Сквозь тонкие стены доносились голоса и шумы из номеров соседей. Приглушенные диалоги, музыка из приемника, смех. Было семь часов вечера, и в гостиницах в центре прошла пересменка. Те, кто работал днем, вернулись в свои апартаменты и теперь наслаждались заслуженным отдыхом. Официанты и официантки, уборщики, работники кухни, сотрудники, ответственные за прием клиентов. Серена вдруг позавидовала этим крикливым людям, которые умели радоваться мелочам. Ее сэндвич оказался таким же несвежим, как и вся ее жизнь. Серена решила его выбросить.

Когда она направилась к мусорному ведру в кухонном уголке, ноги у нее подкосились. Пожалуй, она перебрала с «Плюшевым мишкой». В последнее время такое случалось все чаще, но она этого не осознавала.

Шатаясь, она вернулась к дивану, повалилась на него и за считаные секунды заснула, уткнувшись головой в подушки.

Проснувшись, Серена не сразу вспомнила, где находится. Непрерывный рокот холодильника вернул ее в реальность.

Состояние между сном и бодрствованием было самым приятным, поскольку в эти краткие мгновения Серена не помнила ничего, даже свою дочь. Но они всегда слишком быстро заканчивались. Затем на нее, как правило, накатывали воспоминания, будто поджидавшие в засаде. Тогда она снова становилась матерью Авроры.

И все начиналось заново.

Серена чувствовала себя так, будто виски ей сдавил металлический обруч. На губах собрался кислый налет, а руки затекли. Она приподнялась, но осталась сидеть, обхватив голову руками. Потом проверила дисплей мобильника.

Десять вечера — она проспала около трех часов.

Серена ощущала себя разбитой. Возможно, лучше было бы лечь в постель. Но внутри уже снова нарастала тревога, и Серена опасалась, что будет лежать без сна, уставившись в потолок, парализованная необъяснимым страхом.

Заметив, что по подбородку стекает нитка слюны, она утерлась тыльной стороной ладони. Подняла голову. Ее взгляд скользнул к балконной двери и парковке за балконом.

На краю леса кто-то стоял. Человеческий силуэт в тумане, вестник из потустороннего мира.

Серена встала с дивана, шагнула вперед и присмотрелась. Но ближе не подошла, потому что это постороннее присутствие вселяло в нее страх.

И тут кто-то постучал в ее дверь.

Серена вздрогнула. Повернулась к двери, гадая, кто бы это мог быть. Секунда рассеянности оказалась фатальной: когда она снова взглянула на лес, человеческий силуэт исчез.

4

Серена взволнованно подошла к двери — и мгновенно узнала зеленую парку. Та самая девушка, которая следила за Сереной утром возле полицейского участка и скрылась, как только ее заметили.

— Заходи.

— Спасибо, — робко пролепетала незнакомка.

— Хочешь выпить чего-нибудь горячего? — предложила Серена, хотя никаких согревающих напитков у нее не было. Но, закрывая дверь, она обратила внимание, что девушка окоченела. Кто знает, как долго она стояла на улице, набираясь смелости постучать.

— Нет, спасибо.

Гостья озиралась, кутаясь в парку. Раскрасневшиеся щеки, потерянный взгляд и хрупкие руки, теребящие молнию на куртке. Длинные волосы, аккуратно прихваченные ободком. Лазурные глаза. На вид ей было чуть за двадцать.

Серена дала ей время освоиться и понять, что бояться нечего.

— Мы знакомы?

— Нет, — сразу ответила гостья. — До сегодняшнего утра мы никогда не встречались лично. Простите, что я так сбежала. Я не хотела, чтобы нас видели вместе.

Серена задумалась над последней фразой. Что побудило эту незнакомку разыскать ее вдали от посторонних глаз?

— Но сегодня утром ты меня узнала.

— Я сразу заметила сходство, — призналась девушка.

«Я дождевой червь», — сказала себе Серена.

— Ты знала Аврору, — мгновенно догадалась она.

Девушка кивнула:

— Меня зовут Луиза, я одна из… — Но затем поправилась: — То есть была одной из трех воспитательниц в пансионе.

Луиза ждала от нее какой-то реакции. Возможно, даже боялась ее. Но Серена вовсе не собиралась срывать на ней злобу. «Этой девушке понадобилась немалая храбрость, чтобы прийти сюда. Она явно не ожидала радушного приема», — подумала Серена.

— Хочешь присесть? — предложила она, надеясь тем самым избавить гостью от смущения.

— Да. — Луиза слегка расслабилась и сняла парку, оставшись в простом розовом свитере и джинсах. Она села на диван, куртку положила рядом. Руки скрестила на животе, спина прямая, колени вместе.

Серена принесла из холодильника пиво. И, хотя Луиза уже отказалась от предложения выпить, все равно протянула ей банку. На этот раз девушка согласилась, но, возможно, только из вежливости.

— Как ты меня нашла?

— Я за вами проследила, — смущенно призналась Луиза. — Мой парень очень разозлился бы, если бы узнал, что я сюда пришла.

Серена никак это не прокомментировала.

— Я вернусь через минуту, — сказала она и оставила гостью одну.

В ванной Серена в первую очередь посмотрелась в зеркало. Как она и предполагала, вид у нее был жуткий. Она открыла кран в раковине и умылась. Затем немного привела в порядок волосы. Она не знала, зачем пришла Луиза, но не хотела произвести плохое впечатление. Трехчасовой сон слегка ее отрезвил, но лицо все равно выглядело потрепанным. К сожалению, с темными кругами под глазами она ничего поделать не могла, зато могла снять напряжение: приняла несколько капель «Ксанакса», накапав их из пипетки прямо на язык. И вернулась в гостиную.

На первый взгляд в комнате ничего не изменилось. Девушка сидела в той же чинной позе, с той же улыбкой, с банкой пива в руках, из которой, похоже, не выпила ни глотка. Но кое-что стало иначе.

Шторы на балконной двери задернуты.

Эта необъяснимая перемена встревожила Серену — на ум пришла окутанная туманом человеческая фигура на краю леса.

Луиза вела себя как ни в чем не бывало, что тоже казалось странным и внушало тревогу. Серена решила не спрашивать о задернутых шторах.

— Сразу хочу вам сказать, что Аврора была чудесной девочкой, — начала гостья. — Она всегда была добра, и мы все к ней привязались.

— Охотно верю, — отозвалась Серена, садясь на диван рядом с ней.

Ей вовсе не хотелось выслушивать очередные похвалы в адрес дочери. Аврора была милой и хорошо воспитанной, но при желании умела быть настоящей занозой в заднице. Серена скорее предпочла бы, чтобы ей перечисляли недостатки дочери — напоминали, что когда-то та действительно была живой шестилетней девочкой. «О мертвых либо хорошо, либо ничего», — часто повторяла она себе.

— Когда Аврора рассказывала анекдоты, остальные так и покатывались со смеху.

Серена понятия не имела, что ее дочь умела рассказывать анекдоты.

— Правда?

— Некоторые были весьма непристойными, — слегка смутившись, добавила девушка.

Серена все больше удивлялась.

— Серьезно?

Оттого что Луиза рассказала ей прежде не известную подробность из жизни Авроры, Серена прониклась к гостье симпатией.

Та улыбнулась и украдкой поставила нетронутую банку пива на ковролин. Затем помрачнела.

— Мне нравилась эта работа, — сказала она. — В пансионе меня утвердили на второй год, да и платили хорошо. И управляться с девочками было не особо трудно. Нужно было только не забывать, что все они впервые оказались одни вдали от дома. Немного постараться, чтобы они сразу почувствовали себя уютно, — а дальше все как по маслу.

Стало ясно, что работу она потеряла. Раньше Серена не задумывалась о том, что трагедия, постигшая ее саму, могла как-то сказаться и на жизни других людей. Конечно, то, что случилось с Луизой, нельзя сравнить со смертью Авроры, но все же девушке тоже непросто.

— Ты теперь работаешь где-то в другом месте? — спросила Серена.

— Я прибираюсь в отеле «Валле́»^[12], — ответила девушка. — Сегодня утром, когда я узнала вас на улице, я как раз выходила с работы.

Из воспитательницы в уборщицы — незавидный карьерный поворот. Луиза тоже заплатила свою цену.

— А что стало с твоими коллегами?

— Берту, заведующую, взяла в гувернантки семья из Женевы. Флора тоже уехала, но я не знаю, где она и чем теперь занимается. — Девушка стыдливо опустила взгляд.

— В чем дело? — спросила Серена.

— После того как нас уволили, нам предложили деньги при условии, что мы подпишем бумагу, обязывающую нам никому не рассказывать о том, что произошло той ночью.

Логично. Как и предполагала Серена, академия, организовавшая лагерь, стремилась скрыть случившееся не меньше, чем местные власти. Подписка о неразглашении — часть стратегии по предотвращению нежелательной огласки. Например, чтобы воспитательницы за деньги не дали интервью газетам или телешоу.

— Мой парень очень рассердился бы, если бы узнал, что я сюда пришла, — повторила Луиза, снова прижав руки к животу. — Но, увидев вас утром, я подумала, что вам, наверное, захочется задать мне несколько вопросов.

— Мне не нужно ни о чем тебя спрашивать, все ответы есть в официальной версии, предоставленной полицией, — возразила Серена.

На самом деле она струсила и так и не прочла результаты расследования. Возможно, после того как она узнала об открытом окне, следовало бы с ними ознакомиться. Но она еще не чувствовала в себе сил обсуждать определенные темы с очевидицей.

— Думаю, вам стоит воспользоваться случаем и расспросить меня, — настаивала Луиза.

— Почему? — непонимающе спросила она.

— Потому что я там была, — коротко ответила девушка.

«Она права», — подумала Серена. Никто не предоставит ей более достоверную версию событий. И она не раз задавалась одним вопросом. Ее не особо волновало, что ей не вернули ни тело, ни останки для захоронения. Больше всего ее приводило в отчаяние то, что ее не было рядом, когда дочь умирала. Она должна была быть там, но Аврора осталась одна. Серене хотелось узнать хотя бы, была ли ее девочка счастлива перед смертью или грустила. Были ли ее последние часы на земле трогательным прощанием с ее короткой жизнью.

— Этого не должно было случиться, — заявила Луиза. — По прибытии каждой группы мы всегда проводили учения по пожарной безопасности. Берта придумала превратить это в игру.

Серена догадалась, что девушка чувствует себя виноватой и, вероятно, просто ищет отпущения грехов. Но возможно, дело не только в этом. В ее словах слышался намек на обвинение.

Поскольку воспитательница казалась искренней, Серена собиралась упомянуть об аномалии — открытом окне в мансарде Авроры. Кто знает, может, у Луизы найдется объяснение. Но следующая фраза девушки ее остановила.

— Нам приплатили за то, чтобы мы уехали из Виона, — вдруг призналась та. — Берта и Флора приняли деньги, а мне пришлось остаться: мой отец болен, и мама одна не справляется.

Это откровение напугало Серену. Раньше она считала, что власти и академия вступили в молчаливый сговор, только чтобы избежать еще большего ущерба для своего имиджа. Но зачем платить воспитательницам, чтобы они уехали?

— Я не должна быть здесь, — еще раз повторила девушка. — Мой парень прав, мне лучше забыть об этой истории.

Луиза что-то знала. Серена была в этом почти уверена.

Девушка подняла свои оленьи глаза и посмотрела на нее:

— Аврору, наверное, можно было спасти.

Серена никогда не допускала такой возможности. Не задавалась вопросом, почему остальные одиннадцать девочек все еще живы, а ее дочь — нет. Отчасти она уже знала ответ: нет никакой причины. Подобное самовнушение защищало ее от гнева. Гнев и горе не должны соприкасаться, это опасная смесь.

Но если принять во внимание загадку открытого окна, возможно, она зря не вдавалась в причины трагедии. И у нее сложилось впечатление, что Луизе действительно известны подробности, которые ранее не разглашались.

Другая правда. Может быть, даже какая-то тайна.

— Возможно, есть другое объяснение, — добавила девушка. Ей явно хотелось о чем-то рассказать, но она боялась. Чего?

Серена взглянула на задернутые шторы за спиной Луизы.

— Ладно, — произнесла она. — Расскажи мне, что произошло в последний вечер.

5

— Нам, воспитательницам, сложнее всего приходилось в первый и последний вечер каникул, — начала Луиза. — В первый день для девочек все было внове и они плохо засыпали. На седьмой день они, как правило, не хотели ложиться спать и колобродили допоздна.

Серена хорошо помнила, в каком радостном возбуждении была Аврора, когда говорила с ней вечером накануне трагедии.

— Поэтому в последний день мы старались сделать так, чтобы они выбились из сил и к отбою валились с ног от усталости.

— Праздник фей-бабочек, — припомнила Серена. Именно его она видела на рисунках одиннадцати выживших.

Луиза кивнула:

— Днем перед пожаром мы разделили между девочками задачи. Одна группа должна была позаботиться об угощении: Берта отвела их на кухню и велела приготовить пироги, канапе и попкорн. Другой группе поручили украсить зал: они вместе со мной сделали и развесили бумажные гирлянды. Флора научила их мастерить крылья бабочек из синего тюля и проволоки. Мы вместе выбрали, в какие игры будем играть и какую музыку слушать. Потом мы причесали их и вплели им в волосы серебряные нити.

Серена представила Аврору с крылышками феи-бабочки и блестящими светлыми кудряшками.

— Праздник с танцами и играми продлился пару часов. Как мы и планировали, около половины девятого девочки начали зевать, а к девяти все уже были в своих комнатах.

Серена сделала над собой усилие и спросила:

— Аврора выглядела счастливой?

— Я сама укладывала ее спать, и она без умолку говорила о празднике. Думаю, вернувшись домой, она бы рассказывала о нем еще несколько недель. По ее словам, он прошел «отпадно».

«Отпадно», — повторила про себя Серена.

— Аврора настояла на том, чтобы надеть крылья бабочки поверх ночнушки. Я сказала ей, что в них неудобно спать. Но она ответила, что хочет, чтобы ей приснилось, будто она фея.

Последняя фраза словно ударила Серену молотом по сердцу. Она представила, как горят тюлевые крылья. Но сдержала эмоции и не подала виду.

— После того как девочек уложили спать, Флора осталась наверху, чтобы за ними присматривать. А мы с Бертой ушли вниз прибраться и навести чистоту.

— Разве в шале не было другого персонала? — удивилась Серена.

— Уборщицы приезжали около шести утра, а после полудня уезжали. Шеф-повар, который готовил еду, никогда не задерживался после ужина. Всем остальным занимались мы.

— Значит, в ту ночь вы были там единственными взрослыми, — утвердительно произнесла Серена.

— Да. Комнаты двенадцати девочек — на втором и третьем этажах, — напомнила ей Луиза. — Комната Берты была на втором, а наша с Флорой — на третьем.

— Какой распорядок у вас был ночью?

— Примерно каждые два часа одна из нас вставала и обходила комнаты — проверяла, как спят девочки. Мы делали это по очереди.

Серена сочла, что за девочками тщательно присматривали. Как могло что-то пойти не так? Невероятно.

— Кто делал последний обход перед пожаром?

— Я, — призналась девушка.

Стало ясно, что своим долгим вступлением Луиза подводила именно к этому моменту. Серена слушала ее, стараясь не перебивать. Она знала, что девушке нужно время, чтобы найти в себе смелость рассказать остальное. И вот они добрались до сути.

— Когда у меня прозвенел будильник, было два часа ночи. Я встала, а Флора продолжала крепко спать на соседней кровати. — Вспоминая эти детали, Луиза казалась очень сосредоточенной. — Я надела халат и выглянула в окно: бушевала метель, все засыпало снегом — улицы, припаркованные машины. Я благодарила небеса за то, что сама в тепле, — я же не знала, что вскоре мы все окажемся на этом морозе, пытаясь спастись из огненного ада.

Серена почти слышала тишину, царившую в горном шале. Чувствовала то самое затишье перед бурей. Тем временем девушка продолжала свой рассказ:

— Я начала обычный обход и зашла во все комнаты. Чтобы не разбудить девочек, мы пользовались маленьким фонариком и включали его ненадолго, только чтобы на них посмотреть. — Она помолчала. — В последний раз, когда я видела Аврору, она мирно спала на животе, потому что крылья феи-бабочки мешали ей перевернуться на спину.

«Это было перед тем, как ее официально объявили пропавшей без вести, — подумала Серена. — И она была еще жива».

— Когда я закончила обход, мне захотелось пить. Поэтому я не вернулась в постель сразу, а пошла вниз попить воды.

Луиза излагала очень обстоятельно. Серена отметила, что девушка старается передать всё в точности.

— На втором этаже у нас был зал с большим каменным камином, а кухня — на первом, — пояснила та. — Я никогда не включала свет, чтобы туда спуститься. Путь я знала наизусть, хотя на всякий случай и носила с собой фонарик.

Непонятно, зачем столько подробностей. Серена, впрочем, молчала: она не сомневалась, что веская причина вскоре выяснится.

— Я наполняла стакан из-под крана в мойке и почувствовала затылком холодный сквозняк… Обернувшись, я заметила, что служебная дверь приоткрыта.

Серена замерла, но сердце у нее бешено заколотилось.

— Приоткрыта? — не веря своим ушам, переспросила она.

— Иногда Флора выходила покурить. Берта злилась, когда от Флоры пахло сигаретами при девочках. Так что она стала курить по ночам, когда заканчивала обход, и Берта ничего не могла ей сказать. Я увидела приоткрытую дверь и решила, что Флора вышла покурить после своего обхода, а потом не закрыла как следует. — Оправдание звучало неубедительно. Луиза и сама это знала и даже покачала головой. — Я сглупила. Не подумала, что выходить в такую вьюгу — безумие и что должно быть другое объяснение.

Серена твердила себе, что это не может быть просто совпадением. Приоткрытая дверь и открытое окно. Пожалуй, она правильно сделала, что не рассказала Луизе о второй странности.

— Я заперла дверь на засов и уже собиралась вернуться в постель, но тут почувствовала что-то странное.

Серена заметила, что тон Луизы изменился. Голос ее понизился почти до шепота. И в нем слышалась дрожь.

— Я оглянулась на коридор, который вел из кухни в кладовую и прачечную. Было совершенно темно. — Луиза опустила глаза. — Не знаю, как описать, но у меня возникло ощущение, будто за мной кто-то наблюдает…

Серена не перебивала. Боялась, что малейший вздох разрушит хрупкие узы доверия, которые побудили девушку поведать ей о том, что, возможно, даже она сама не могла ни осознать, ни объяснить.

— Я никого не видела, но чувствовала чей-то взгляд, — повторила Луиза.

Серена отказывалась воспринимать историю, которая пугала ее до смерти. Ей вспомнилась окутанная туманом человеческая фигура, которую она незадолго до этого заметила на улице, выглянув в балконную дверь.

Однако девушка еще не закончила:

— Тут я вспомнила о фонарике в кармане халата. Я достала его, направила перед собой… но не осмелилась включить.

Луиза умолкла. Но Серена хотела знать.

— И что же ты сделала?

— Ушла, — смущенно призналась девушка. — Когда поднималась к себе в комнату, больше не оборачивалась. Может, в том числе и от страха, что кто-то крадется за мной… Я твердила себе, что в темноте ровным счетом ничего нет, что это всего лишь мое воображение.

«Так ли это на самом деле?» — спросила себя Серена.

— Но что-то подсказывало мне, что все это правда и что мы в опасности.

Серена поднялась с дивана. Ошеломленная, растерянная, она начала мерить шагами гостиную.

— Ты рассказывала об этом полиции?

Девушка со слезами на глазах кивнула:

— Но они не хотели мне верить. Мне объяснили, что я плохо соображаю от потрясения. Сказали, что мне все это почудилось.

Так вот в чем тайна. Серена кипела от ярости, но пыталась держать себя в руках. Наверняка за этим скрывается что-то еще, но, если она сейчас выйдет из себя, девушка замкнется и ничего больше не расскажет.

— Хорошо, — произнесла она с напускным спокойствием. — Продолжай…

Луиза вытерла слезы и уже собиралась заговорить, но тут обе невольно подпрыгнули, услышав неистовый, настойчивый стук.

Они одновременно обернулись к двери.

— Твою мать, — выпалила гостья.

До этого момента она выглядела образцовой выпускницей какого-нибудь института благородных девиц. Неброская одежда, застенчивость, преувеличенно вежливые манеры. Но по ее панической реакции Серена поняла, что Луиза знает, кто стоит за дверью.

— Только не это… — всхлипнула девушка.

Серена направилась к двери. Луиза попыталась ее остановить:

— Подождите!

Но Серена жестом велела ей сохранять спокойствие. Открыв дверь, она оказалась перед крупным молодым человеком. Тот явно был в ярости.

— Я же запретил тебе сюда приходить, — обратился он к девушке, не обращая внимания на Серену.

— Кто ты такой? И по какому праву сюда вломился? — напустилась она на незваного гостя, заступив ему дорогу. Она догадалась, что это парень Луизы, о котором та упоминала. Тот самый, который, по словам девушки, очень рассердился бы, узнав, что она здесь.

Уж не из-за него ли Луиза задернула шторы на балконной двери?

Несмотря на холода, мужчина был одет только в рубашку и джинсовку. Клочковатая борода с рыжиной и длинные волосы, зализанные назад гелем. От него разило алкоголем и сигаретами.

— Ты уже потеряла работу, теперь хочешь и остальное похерить? Если они узнают, что ты сюда пришла, то отнимут у тебя деньги, которые заплатили, чтобы заткнуть тебе рот!

По-прежнему в упор не видя Серену, он на все лады ругал Луизу; та застыла на диване.

— А ну ноги в руки и пошла отсюда, — приказал он ей.

— Если ты сейчас же не уйдешь, я вызову полицию, — пригрозила Серена.

Похоже, мужчина наконец ее заметил. Он повернулся и уставился на нее с вызовом.

— Не надо. — Луиза встала и начала надевать парку. — Уже поздно, мне пора домой, — прибавила она.

Серене не хотелось ее отпускать. Девушка еще не закончила рассказ: не хватало части о пожаре.

— Подожди минутку, — пробормотала Серена.

— Меня ждет мама: я же говорю, отец очень болен, и она не сможет уложить его в постель одна.

Тем временем ее парень вышел на лестничную площадку и дожидался ее, скрестив руки на груди.

Луиза застегнула молнию на куртке и направилась к выходу. Но прежде, чем переступить порог, она неожиданно обвила руками шею Серены.

— Клянусь Богом, в ту ночь там кто-то был, — прошептала она ей на ухо.

Затем быстро разомкнула объятия и оставила ее одну.

6

Бо́льшую часть ночи Серена провела, то и дело погружаясь в тревожные сны и выныривая из них. Словно в каком-то лихорадочном забытье, от которого ей никак не удавалось очнуться.

Около шести утра она открыла глаза, и на нее неожиданно снизошло спокойствие. Она продолжала неподвижно лежать в постели, загипнотизированная ровным гудением холодильника — ее медведя в спячке. С этим белым шумом в ушах, завернувшись в одеяло, как в теплый кокон, она ждала рассвета. В той же позе она услышала, как снова пробуждаются шумы и голоса других постояльцев апарт-отеля: тишину постепенно заполняла жизнь.

Впервые у Серены появилось над чем подумать. Смерть Авроры всегда витала в ее мыслях, но пока что ее оттеснили на второй план слова Луизы.

На мгновение Серена заподозрила, что это Луиза присылала ей сообщения со ссылкой на видео, чтобы заманить ее в Вион. Но потом сказала себе, что отправка анонимного сообщения противоречит личному визиту девушки.

Воспоминание о таинственном посетителе, о котором говорила Луиза, и в самом деле могло быть результатом потрясения от пожара. Но что, если нет? Что, если в ту ночь в шале действительно был кто-то еще?

Незваный гость.

Открытая служебная дверь могла быть как оплошностью, так и уликой. Серене предстояло самой решить, стоит ли зацикливаться на этой детали. Но поскольку приоткрыто было еще и окно мансарды, Серена была уверена, что, прежде чем все поглотило пламя, произошло что-то еще. И это «что-то» ловко скрыли те, кому была выгодна версия о несчастном случае. И она, Серена, тоже поспособствовала успеху самой удобной версии, удовлетворившись представленной ей реконструкцией событий.

Возможно, эти гады сочли, что она обойдется компенсацией и извинениями. Они не предполагали, что Серене просто не терпелось покончить с бюрократией, поскольку ее одолевала неописуемая боль, с которой ей придется сосуществовать до конца жизни. В одиночестве.

— В ту ночь там кто-то был, — произнесла Серена в тишине — фразу, которую Луиза прошептала ей на ухо, прежде чем последовать за своим агрессивным парнем.

Серена сбросила одеяло, опустила ноги на пол и, невзирая на холод, начала расхаживать взад-вперед по комнате в одной футболке и трусах.

Кто снял на видео горящее шале? Тот же, кто потом анонимно прислал его ей? Наверняка не скажешь. Но видео удалили из интернета до того, как она успела показать его полиции. Почему?

Первым, что смутило ее в видеозаписи, была тишина. Кто бы ни снимал, он прибыл на место раньше всех, включая экстренные службы.

Или находился там с самого начала.

Серена вспомнила, как его дыхание превращалось в пар перед объективом. Владелец мобильника дышал спокойно, без намека на одышку.

«Как будто наслаждался зрелищем», — подумала она.

Она взяла с тумбочки смартфон, открыла браузер и ввела в поисковик два ключевых слова.

«Вион», а затем «пожар».

Разумеется, первые результаты в выдаче касались пожара в пансионе. Но затем Серена решила углубиться в прошлое, чтобы понять, не было ли прецедентов.

Если таинственный гость действительно существовал и зашел так далеко, что поджег шале, где спали невинные маленькие девочки, возможно, это случилось не впервые.

Вдруг он, кем бы он ни был, проделывал подобное раньше? Может, ему даже нравилось увековечивать содеянное на видео.

Лихорадочно просматривая результаты поиска, Серена постепенно уверялась в том, что в Вионе скрывается пироман, а власти знают это и пытаются замять, чтобы не навредить репутации туристического курорта.

Она остановилась на новости, напечатанной в маленькой местной газете в октябре 1989 года. Газета под названием «Голос Виона» оцифровала старые бумажные выпуски и выложила онлайн.

На экране отображалась настоящая газетная страница. Серена сразу обратила внимание, что статья повествует о серии поджогов, устроенных за одну ночь в разных точках долины. Пожары удалось потушить, и, к счастью, обошлось без жертв и даже без пострадавших. Однако несколько гектаров леса были уничтожены, а экосистеме нанесен значительный ущерб.

На момент событий местная полиция задержала подозреваемого, на которого указывали веские улики. Статья завершалась черно-белой фотографией.

Подросток, снятый крупным планом.

Серена с удивлением отметила, что главный редактор «Голоса» без малейших колебаний заклеймил позором предполагаемого виновника, хотя тому было не больше шестнадцати.

Когда Серена присмотрелась к лицу мальчишки, кое-что внезапно показалось ей знакомым. Она моментально вспомнила, где уже видела этот взгляд.

Во взрослом возрасте он был чрезвычайно худым, с растрепанными волосами и впалыми щеками под густой бородой. Но глаза не перепутаешь ни с чьими другими.

В их глубине таилось то, что Серена уже окрестила для себя отсветами пламени.

Этого юного пиромана она видела на фотографии в кабинете Гассера. Сорокалетний, закованный в наручники, он с вызывающей улыбкой позировал рядом с командиром, и на заднем плане отчетливо виднелся сгоревший лес.

Очевидно, со временем подозрения 1989 года не раз подтвердились. Возможно, с годами мальчик не утратил пагубного пристрастия к огню. Неизменным остался и его взгляд, в котором читалась страстная жажда пламени и разрушения.

7

Прогноз по радио обещал ухудшение погодных условий. Когда Серена прибыла на место, уже сгущались тяжелые тучи и спускался вечер.

Приземистая хижина посреди леса, вдалеке от города.

Найти ее не составило труда. Днем Серена заметила у входа в бар на окраине Виона небольшую компанию ребят, гонявших на кроссовых мотоциклах. Она с первого взгляда поняла, что они местные. Достаточно было протянуть несколько купюр, чтобы увидеть, как глаза у них заблестели. Так она узнала, что пресловутый пироман — уголовник-рецидивист. Ребята говорили о нем с насмешкой; по их словам выходило, что он чокнутый, от которого все держались подальше.

Они понятия не имели, что с ним сталось, поскольку он нечасто показывался в округе. Однако Серена все же решила разузнать, где он живет.

Сейчас, сидя во внедорожнике, припаркованном в сотне метров от хижины, она разглядывала последнее жилище этого человека. Она задавалась вопросом, проверили ли Гассер и его подчиненные алиби пиромана годом ранее. Как правило, если где-то разгорался пожар, полицейские — еще до того, как устанавливать, имел ли место поджог, — должны были удостовериться, что поблизости не находились лица, ранее судимые за подобные преступления.

Серена отметила, что в окнах хижины не горит свет. Конечно, это вовсе не доказывало, что внутри никого нет. Разумнее было бы вернуться днем и в более ясную погоду. Но она уже на месте, и к тому же у нее была еще одна причина задержаться.

Из черепичной крыши торчал дымоход. Но дыма пока что не было.

Серена серьезно задумалась над этой деталью. В такой холодный вечер, когда на улице дул ветер и падал снег, незажженный камин или печь могли означать только одно.

А именно — что в хижине нет ни души.

Ей хотелось войти и осмотреться. Но что, если она ошибается? Серена не могла забыть взгляд мужчины с фотографии в кабинете Гассера. Такой взгляд бывает только у садистов и психопатов. Приближаться к подобным людям опасно. Они абсолютно равнодушны к чужой боли. И даже как будто получают мрачное удовольствие, видя страдания себе подобных.

«Его здесь нет», — твердила себе Серена. Иначе, не имея возможности согреться в такую ночь, он наверняка замерз бы насмерть.

Серене предстояло принять решение. Либо завести машину и уехать, забыв о том, что она вообще сюда приезжала. Либо сделать еще один шаг туда, откуда не могло быть возврата. Перед ней расстилалась дорога, полная неизвестностей. Серена не знала, куда она приведет.

Но пути назад оттуда не было.

Она никогда бы не подумала, что судьба заведет ее в подобное место. Город в облаках, ее естественная среда обитания, роскошь и красота, к которым она привыкла, остались вдали, на расстоянии световых лет. Возможно, ей и впрямь следовало отступиться и вернуться туда, где она так хорошо прижилась.

Но было еще одно обстоятельство, которым она не могла пренебречь. После года безысходного горя Серена впервые почувствовала, что может что-то сделать. Ей больше не нужно было просто пассивно переживать утрату — ей представился шанс хотя бы разобраться в том, что произошло с ее дочерью. Это была не справедливость, а нечто иное.

Никогда еще она не чувствовала, что так близка с Авророй.

Эта мысль заставила ее открыть дверцу внедорожника и спустить на землю ботинок, который провалился в глубокий снег: навалило уже несколько сантиметров.

С трудом, шаг за шагом, Серена направилась к заброшенной хижине.

8

В считаные мгновения снегопад превратился во вьюгу. Мелкие ледяные крупинки набрасывались на Серену вместе с порывами ледяного ветра, царапая лицо и руки. И ослепляя ее. Во мгле она различала только очертания предметов. Деревья; может быть, дом. Серена шла на ощупь, не зная, в правильном ли направлении, полагаясь на фонарик мобильника, но посреди метели он был бесполезен. Главное — не сбиться с пути, иначе она не сумеет вернуться во внедорожник и погибнет.

Она тяжело продвигалась вперед, едва не падая. Наконец ее руки наткнулись на какое-то препятствие. Ощупав шероховатую поверхность, Серена поняла, что перед ней стена хижины. Чтобы преодолеть сотню метров, потребовалась целая вечность. Серена запыхалась — сказывалось отсутствие тренировок. Прислонившись спиной к стене, чтобы немного передохнуть, она воспользовалась возможностью и осмотрелась.

В нескольких шагах от нее виднелась дверь.

Серена глубоко вдохнула, и легкие сжались от холодного воздуха. Сделав над собой еще одно усилие, она добралась до дверной ручки. Изначально она рассчитывала, что придется разбить окно, чтобы проникнуть внутрь, но в этом не было необходимости.

Оказалось, хижина не заперта — еще один признак того, что внутри никого нет.

Серена вошла и с трудом затворила за собой дверь. Ветер, разгневанный тем, что его оставили снаружи, завывал и беспрестанно сотрясал деревянную створку.

Она осмотрелась, посветив фонариком вокруг: она оказалась в узком коридоре, обставленном скамейками, где можно было снять куртку и ботинки, прежде чем пройти в жилую часть дома. Вход туда был занавешен плотной клетчатой шторой.

Под крышей свистел ветер. Руки у Серены окоченели. Она отложила телефон и подышала на ладони, но облегчение продлилось недолго. Кожа на лице горела, как от ожога. Она надеялась, что в хижине будет потеплее, но как будто попала из вьюги в холодильную камеру.

Ей вспомнился дымоход без дыма. Кто знает, где хозяин дома в такую вьюжную ночь. «Не здесь», — повторила она себе. Подтверждением тому служил мороз, пробиравший до костей. Но она все равно постарается управиться побыстрее.

Серена не знала, что искать. Улики? Зацепки? Возможно, просто нечто, что подтвердило бы необъяснимое ощущение, возникшее у нее после того, как она услышала рассказ Луизы.

Ею двигала иррациональная мысль.

Почувствовав, что готова, Серена отодвинула клетчатую штору и вошла в холодный темный дом. Но, сделав первый шаг, с изумлением обнаружила, что внутри не царит тишина.

Ее встретила нежная музыка.

В эту секунду Серена поняла, что не одна. Глупо было даже надеяться на обратное. Ее внезапно охватила паника. Она повернулась к выходу, пока не стало слишком поздно, но тут над полом, заметив ее, приподнялась какая-то тень и двинулась к ней. Серена хотела бежать, но ее парализовало.

В темноте на нее мчался дьявол с распахнутой пастью. Он прыгнул на Серену, повалив ее на спину.

Острая боль в затылке. Вспышка перед глазами. Затем музыка угасла, а вместе с ней и все остальное.

9

Серену привел в сознание меланхоличный фортепианный концерт. Музыка вывела ее из беспамятства. Она лежала на спине, погруженная в красный полумрак, своего рода сумерки. И ей больше не было холодно.

Мгновение замешательства. Затем вернулся ужас, а с ним и адреналин. Серена опасливо приподнялась на локтях. Боль в шее напомнила ей о падении, и одновременно она почувствовала сильное жжение в глазах — они даже заслезились. По запаху она поняла, что их не дает открыть что-то едкое в воздухе.

Но было в нем и кое-что другое. Вонь смерти.

Поняв это, Серена едва сдержала рвотный позыв. Сквозь щелочку между веками она различила, что лежит на какой-то раскладушке. Матрас продавленный, поэтому она словно провалилась в канаву. На ней все еще были куртка и ботинки, но, к своему удивлению, она не была связана.

Серена не понимала, где находится; зрение тщилось приспособиться к новому окружению. Мало-помалу резь в глазах прошла и поле зрения увеличилось до нескольких метров.

Но все выглядело мутным, расплывчатым.

Первым делом она разглядела дьявола, который на нее набросился. Черный пес дремал у большого каменного камина, но огонь в камине не горел. Почему тогда в комнате тепло? Серена заметила электрический обогреватель. Сумеречный свет испускали металлические нагревательные элементы. Но маленького бытового прибора не хватило бы, чтобы ее согреть. Как это возможно?

В хижине не было электричества. Обогреватель подсоединили клеммами к лежащему на полу автомобильному аккумулятору. Еще два кабеля тянулись от аккумулятора к верстаку. Они питали гибкий светильник и плитку с эмалированной железной кастрюлей, в которой кипел белесый суп. Вероятно, от этого вещества и исходили зловонные и едкие испарения, раздражавшие глаза.

Там же стоял старый портативный радиоприемник, настроенный на волну, по которой передавали классическую музыку.

На деревянной столешнице лежали металлические инструменты, блестевшие в свете лампы. Большие изогнутые и прямые иглы, набор скальпелей и маленьких ножиков, шила. Аккуратно разложенные на темном тканевом коврике, они напоминали орудия пыток средневекового заплечных дел мастера.

От этой мысли Серена еще сильнее занервничала. Гадая, где она оказалась и какая участь ее ждет, она обратила внимание, что помещение разделено перегородками. Непонятно, для чего это нужно.

Это место напоминало лабиринт для подопытных животных.

В дальней стене виднелась закрытая дверь. Невозможно было сказать, заперта ли она на ключ. Кроме Серены и спящего пса, в комнате вроде бы никого не было.

«Но возможно, за мной сейчас кто-то наблюдает», — сказала себе Серена.

А вдруг она стала жертвой какого-то эксперимента? Внезапно она почувствовала себя морской свинкой в ловушке.

Постепенно жжение в глазах сошло на нет. Надо выбираться отсюда. Но, вместо того чтобы подстегнуть, страх ее тормозил.

Серена понятия не имела, что ждет ее за закрытой дверью.

Она сунула руку в карман. Смартфон и ключи от машины на месте. «Это испытание, — подумала она. — Это точно испытание». Она включила мобильник, чтобы вызвать помощь. Но сигнала не хватило бы даже для экстренных звонков. «Это наверняка из-за метели», — сказала она себе. Но происходящее казалось очередной злой шуткой.

Проклиная эту издевку судьбы, она услышала шаги.

Застигнутая врасплох, Серена не знала, что делать. Подумала было встать, но куда ей идти? Не успела распахнуться дверь, Серена, закрыв глаза, легла на раскладушку, словно и не приходила в сознание. Она не знала, кто вошел, но слышала шаги, мерившие просторную комнату.

Серена ожидала, что, кем бы ни был этот человек, он подойдет к ней, но нет.

Она не двигалась, но украдкой приоткрыла веки. Рядом с верстаком показалась фигура мужчины. Лежа на спине, она едва его различала. Разглядела, что на незнакомце длинное зеленое пальто и черная шерстяная шапка. И возможно, черные резиновые перчатки. Мужчина проверил ложкой консистенцию отвратительного варева в кастрюле. На глазах у него были защитные очки.

Затем незнакомец вооружился ножницами и поднес их к лампе, чтобы проверить остроту лезвий.

По коже Серены поползли мурашки. В тусклом свете она не различала лица хозяина. Слишком далеко, и к тому же он стоял к ней почти спиной.

Однако краем глаза она заметила, что, войдя, он оставил дверь открытой.

Серена спрашивала себя почему. Возможно, этот человек уверен, что она не сбежит. А даже если попытается, за порогом ее будут ждать другие препятствия. Впрочем, в такую вьюгу ей все равно не спастись.

Но Серена не знала, представится ли ей другой шанс. Надо хотя бы попробовать.

Убедившись, что мужчина не смотрит на нее, она снова села. На сей раз пес заметил это, проснулся и поднял морду. Он не залаял и не кинулся на Серену, а просто тупо уставился на нее. Стараясь казаться спокойной, она ответила на его взгляд. Опустила обе ноги на пол и нашла взглядом дверь. Встала, сделала несколько шагов. Черный пес наблюдал. По радио грохотало фортепиано. Мужчина в пальто увлеченно разглядывал ножницы.

За дверью — стена мрака.

Серена подумала, что времени у нее немного. Эта мысль подстегнула ее, и Серена бросилась бежать.

Пес всего один раз гавкнул. Мужчина мгновенно обернулся. Его лицо казалось сплошной темной маской.

Серена обнаружила, что бежит по лабиринту. Затем выскочила в открытую дверь.

Преодолев этот рубеж, она еще некоторое время поблуждала по хижине. Прошла пару комнат, где снова стало холодно. Она не знала, преследует ли ее пес. Не вонзятся ли вскоре ножницы между лопаток. Серена отбросила все посторонние мысли и сосредоточилась на своем бегстве в темноте. Она напряженно прислушивалась, но ничего не происходило.

Потом она заметила клетчатую штору, закрывающую выход.

Миновала ее и бросилась к двери на улицу, молясь, чтобы та не оказалась заперта на ключ. Дверная ручка подалась, дверь легко открылась. Серена не могла в это поверить. Ей хотелось кричать от радости, но обольщаться было рано.

До машины еще далеко.

Занимался рассвет, и вьюга утихла. Все вокруг словно застыло. Внедорожник стоял там же, где она его припарковала.

Пробираясь сквозь снег, доходивший ей до колен, Серена будто переживала наяву один из тех кошмаров, в которых бежишь от опасности на необъяснимо непослушных ногах. Она запыхалась, грудь сдавило.

В нескольких метрах от автомобиля она выдернула ключи из кармана куртки и нажала на брелок. Дверцы машины разблокировались. К счастью, аккумулятор выдержал многочасовой мороз.

Серене удалось взобраться на водительское сиденье и завести двигатель. Разворачивая внедорожник, она в последний раз обернулась на хижину.

Мужчина в зеленом пальто и черный пес смотрели на нее с порога.

10

Серена не умела лгать.

Для ее работы, помимо значительной доли цинизма, требовалась способность создавать увлекательное повествование, чтобы побудить клиентов проинвестировать тот или иной высокорисковый финансовый продукт.

Серена всегда умела убеждать. Не хватало ей только одного — умения притворяться. Не потому, что не хотела. У нее просто не получалось. Ложь читалась на ее лице. Даже когда ей приходилось лгать дочери. Максимум, что ей удавалось, — это смягчить в глазах Авроры нечто плохое, чтобы оно казалось не таким неприятным. Но когда дело доходило до важных истин, о которых детям не следует узнавать слишком рано, Серена совсем не справлялась. Например, она не могла правдоподобно изображать существование Санта-Клауса, Зубной феи или Пасхального кролика. Поэтому она заблаговременно сочинила идеальную историю для другого воображаемого персонажа.

Отца своей дочери.

Поскольку легенда должна была выдержать испытание временем, Серена не могла выдумать ее от начала до конца, иначе рано или поздно она наверняка бы себя выдала. Но ей было слишком стыдно признаваться Авроре, что она не знает, от кого забеременела. В конце концов она пришла к компромиссу и слепила отцовскую фигуру из самых выразительных черт трех своих случайных балийских любовников.

Серфера, программиста и торговца ювелирными изделиями.

Так появился почти мифологический персонаж. Математический гений, который страстно любил волны и путешествовал по свету в поисках драгоценных камней. Они провели вместе одну пламенную ночь, даже не узнав имен друг друга. А затем расстались навсегда, не зная, что эта единственная встреча девять месяцев спустя приведет к рождению маленькой девочки.

Преимущество заключалось в том, что эта версия была не так уж далека от правды. В воображении Серена даже окрестила его «таинственным папой», поскольку чувствовала потребность оправдать его отсутствие, не придавая ему негативной окраски.

Однако за шесть лет ей ни разу не пришлось рассказать свою байку. Не было необходимости. А может, просто не представился случай. И Аврора никогда не спрашивала, почему у всех ее знакомых детей есть папа, а у нее нет.

Серена никогда не задумывалась о том, чтобы найти для нее замену родному отцу. Сама она никогда не нуждалась в постоянном присутствии мужчины рядом и полагала, что и дочь тоже в нем не нуждается.

Однако она часто замечала, что в раннем детстве Аврора искала вокруг себя мужчин, которые обратили бы на нее внимание. В парке она иногда протягивала руки незнакомцам. На днях рождения подружек хватала за руку какого-нибудь взрослого мужчину и весь праздник таскала его за собой. Некоторые сцены вызывали умиление у тех, кто их видел. Особенно у людей, которые понятия не имели, каковы причины такого поведения, а Серена никогда не объясняла, в чем дело.

Затем кое-что случилось.

Однажды воспитательница в детском саду, куда ходила Аврора, попросила группу изобразить одного или обоих родителей в образах супергероев. За неимением других вариантов дочь, разумеется, нарисовала маму. Увидев эту героиню в золотых перчатках и ярко-розовой накидке, Серена спросила у дочки, какие у нее суперспособности. Аврора ответила, что на самом деле это секрет и что обладательница будет раскрывать их лишь изредка и только при необходимости.

Этот ответ показался Серене очень мудрым. И с тех пор она считала, что ее дочери не нужен отец, ведь у нее уже есть мама с необыкновенными способностями — в случае чего они проявятся и спасут их обеих.

Она и вообразить не могла, что с исчезновением Авроры откроет свою истинную суперспособность.

Нечто вроде суперзрения.

Очередное подтверждение этому Серена получила, сидя в кабинете Гассера в полицейском участке Виона. Из-за своего сверхъестественного таланта, глядя на фотографию на столе, на которой командир позировал с молодой женой и двумя дочерями-близняшками, она испытывала только грусть и сострадание. Не к себе, а к ним. В отличие от запечатленных на ней улыбающихся людей, Серена видела подстерегающую их боль. Все, что делало их счастливыми на фотографии, было очень легко потерять. Они этого не знали. А она знала.

— И что только взбрело вам в голову? Из-за вьюги ночью объявили штормовое предупреждение, местные сидели по домам, а туристов мы попросили оставаться в гостиницах. — Гассер старался, чтобы его голос звучал скорее обеспокоенно, чем раздраженно. — А вы вздумали отправиться в лес. Вы хоть понимаете, какому риску себя подвергли?

«Уж точно не замерзнуть насмерть, — подумала Серена. — Скорее я рисковала оказаться в плену у психопата», — мысленно признала она, вспомнив, как мужчина и его черный пес смотрели ей вслед с порога хижины, когда она рванула прочь на внедорожнике.

Ее обманул дымоход без дыма, иначе она ни за что бы не вошла в дом. Но Гассеру она об этом не сказала.

— Что вы рассчитывали там найти? — проворчал командир.

Серена ударила кулаком по столу.

— Этот человек всегда был здесь, пока вы все думали, что он бог знает где, — заявила она.

Безусловно, преступник не разжигал камин, потому что скрывался и не хотел, чтобы кто-то знал, что он дома.

Начальник местной полиции выразительно вздохнул и пригладил усы, молча глядя на нее.

По его реакции Серена сама догадалась об истине.

— Вы знали… — ошеломленно произнесла она.

Гассер снова вздохнул:

— Конечно.

— А вы проверили, есть ли у него алиби на ночь, когда погибла моя дочь?

— Пропала, — поправил ее командир, как будто это слово что-то меняло.

Серена злилась, но не давала сбить себя с темы:

— Ну и?..

— Адоне Стерли ни при чем, — ответил Гассер, назвав пиромана по имени. — Год назад он отбывал остаток срока в тюрьме.

Серена не знала, что сказать. Она чувствовала себя дурой.

— Синьора, как бы вам ни было тяжело, лучше вам забыть об этой истории, — посоветовал полицейский. — Нельзя так себя мучить.

Серена все еще ощущала зловоние, наполнявшее хижину, где она была пленницей. Вонь смерти. Но сейчас она словно очнулась от чар. Она поняла, что ее вот уже второй раз унижают в этом кабинете, потому что Гассер смотрел на нее с той же жалостью, как в тот раз, когда она не смогла показать ему видео пожара, где было ясно видно открытое мансардное окно в пансионе. Серена не собиралась мириться с таким обхождением и ненавидела этого человека до самых кончиков его проклятых усов. Она хотела было упрекнуть его в том, что полиция не поверила Луизе, когда та сообщила, что в ночь пожара ощутила в шале присутствие постороннего. Интересно, сохранил ли бы командир свое снисходительное выражение лица, узнав, что Серене известна информация, которая ни разу не упоминалась в официальных отчетах о трагедии. Но ей не хотелось доставлять неприятности девушке. Поэтому, не придумав, как отбрить командира, она встала с кресла.

— Мне пора, — неуверенно выдавила она.

Но Гассер остановил ее последним вопросом:

— Синьора, зачем вы приехали в Вион? Обычно, если у людей с вашими связями и финансовыми возможностями появляются какие-то жалобы или сомнения, они обращаются к крупным адвокатам или частным детективам… Почему вы приехали лично?

Серена замерла на полпути между креслом и дверью кабинета. Она не решалась ни взглянуть на полицейского, ни даже просто обернуться к нему. Она боялась, что он прочтет ответ в ее лице. А именно — что она не могла сообщить о своих подозрениях ни адвокату, ни частному детективу. Не могла рассказать о них даже Гассеру. Никто бы ей не поверил.

Потому что она по-прежнему считала, что одна деталь — открытое окно — ведет к почти невероятной правде.

Догадка Серены была слишком абсурдной — никому невозможно в ней признаться, невозможно даже произнести ее вслух. Свою гипотезу она хранила в тайниках сознания. Но командир все понял и хотел лишь услышать от нее подтверждение. Так что Серена предпочла молча уйти.

Она могла бы что-нибудь соврать. Но прекрасно знала, что врать не умеет.

11

О ночной вьюге остались лишь воспоминания. Ее сменило ослепительное солнце.

Из полицейского участка Серена вышла совсем потерянной. Она не знала, куда идти и что делать. Но в кармане у нее лежала бутылочка из-под «Эвиана» с заслуженной дозой «Плюшевого мишки».

Сидеть взаперти в апарт-отеле ей не хотелось, поэтому остаток дня она докучливым призраком бесцельно бродила по Виону.

На центральных улочках толпились туристы — они отоваривались в ремесленных лавках и магазинах деликатесов. Позже они пообедают на террасах ресторанов или в бистро крупных отелей, которые в те дни были переполнены. Во второй половине дня лыжники, вернувшиеся со склонов, устремятся в бары, чтобы выпить пива, бренди или какого-нибудь другого крепкого алкоголя либо стаканчик сидра.

Серена была инопланетянкой, попавшей не на ту планету, серым пятном, почти невидимым среди всей этой красочной эйфории. Затылок, которым она ударилась о пол хижины по милости черного пса, все еще ныл. Боль отдавала в шею и плечи. Ее фирменный коктейль притуплял все ощущения, но она уже знала, что в конце дня ее ждет жуткая мигрень.

В памяти то и дело вспыхивали воспоминания о вечернем визите в дом Адоне Стерли.

Классическая музыка по радио. Обманчивый сумрак, порождаемый электрическим обогревателем. Демон в обличье пса. Кастрюля, в которой кипела белесая жижа. Вонь смерти. Металлические инструменты, разложенные на верстаке: иглы, скальпели, шила. Лабиринт для подопытных животных. Черные резиновые перчатки, держащие ножницы. Лицо пиромана, сотканное из тьмы.

Серена пребывала в смятении, как будто проснулась от кошмара, не до конца уверенная, что ей всего лишь приснился дурной сон. Пусть она и вернулась к реальности, беспокойство не отпускало.

Люди походя задевали Серену, даже не замечая. Внезапно в кармане куртки что-то завибрировало. Звонил смартфон. Серена достала мобильник и снова прочла на дисплее: «Скрытый номер».

Когда она меньше всего этого ожидала, тот, кто заманил ее в Вион, объявился снова.

— Алло? — робко произнесла она.

Ответа не последовало.

Может, в тишине кто-то и прятался — не угадаешь. В уличной суете не слышно даже дыхания.

Бом… Бом… Бом…

Только подняв голову, Серена заметила возвышающуюся над ней часовую башню: колокола отбивали полдень. Звон мешал слышать, и она прижала к одному уху смартфон, а другое прикрыла рукой.

Тут она поняла, что колокола доносятся и из трубки.

Незнакомец скрывался где-то рядом. И наблюдал за ней.

Серена осмотрелась, пытаясь опознать его среди прохожих. Многие разговаривали по мобильникам, однако Серена была уверена, что кто-то из них притворяется. Она вглядывалась в их лица, надеясь, что один из встречных выдаст себя, но не увидела ничего подозрительного.

Через несколько секунд человек дал отбой.

Серена неподвижно стояла в людском потоке со смартфоном в руке, словно камень, огибаемый течением, и размышляла, что означает этот странный звонок. Но сердце билось быстро, и адреналин без остатка смыл эффект «Плюшевого мишки». Ступор прошел — вернулась бдительность.

У Серены сложилось впечатление, что таинственный преследователь наблюдает за ней уже некоторое время. Она вспомнила человеческий силуэт, скрывшийся в тумане за окном апарт-отеля в тот вечер, когда она приехала в Вион.

Теперь ей казалось, будто незнакомец точно знает, что творится у нее в голове. И безмолвный звонок был призывом не сдаваться.

Он походил на бодрящую встряску или пощечину. Поэтому после тщетных поисков некоего особенного выражения лица или взгляда у прохожих Серена поняла, что не может отступиться прямо сейчас. Что все зависит от нее. Только от нее.

Как ни странно, теперь она даже знала, что делать.

12

Серена встала в нескольких шагах от служебного входа в отель «Валле» на одной из мелких улочек, которые вели от главного проспекта к выезду из Виона. И стала ждать.

Примерно через пару часов, во время дневной пересменки персонала, мимо проехал помятый синий «мицубиси-спайдер» со сколотой в нескольких местах краской на кузове. Выхлопная труба сильно дымила и издавала адский шум. За рулем находился тот же парень с длинными волосами и рыжеватой бородой, который пару вечеров назад с угрозами заявился в апарт-отель за Луизой.

Та как раз сидела в машине рядом с ним.

Автомобиль остановился у служебного входа пятизвездочного отеля. Несколько секунд простоял с включенным двигателем, девушка вышла. Она так и сказала Серене, что теперь прибирается в «Валле».

«Мицубиси» уехал, выбросив облако выхлопных газов, а Луиза направилась к двери. Серена шагнула к ней и окликнула.

Девушка обернулась. Одета она была все в ту же зеленую парку.

— Здравствуйте, — с натянутой улыбкой пробормотала бывшая воспитательница, узнав Серену.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала Серена.

— Я опаздываю, — попыталась отвертеться девушка.

Но Серена не собиралась ее отпускать.

— Мне хватит и пяти минут, — настаивала она.

Луиза явно нервничала. Серена заметила, что она оглядывается по сторонам — наверняка проверяет, нет ли поблизости ее парня.

— Послушай, — решительно сказала Серена девушке. — Все, что у меня осталось от последней недели, проведенной Авророй на этой земле, — стопка рисунков, которые сделали ее подружки взамен фотографий, уничтоженных огнем. Понимаешь, что это значит?

Луиза молчала, но глаза ее заблестели слезами.

— У меня больше ничего нет, у меня ничего не осталось, — с нажимом сказала Серена. — Ты хоть представляешь, каково это?

— Их сделала Флора, — чуть слышно произнесла девушка.

— Что? — не поняла Серена.

— Фотографии, — уточнила Луиза. — У Флоры был цифровой фотоаппарат, она всегда носила его с собой.

К делу эта информация не относилась, но Серена приободрилась: возможно, ей удалось хоть немного сломить сопротивление.

— Пять минут, — повторила она.

— Хорошо, — снизошла Луиза. Взяла ее за руку и потащила в угол, который не просматривался с улицы.

Теперь, завладев ее вниманием, Серена перешла прямо к делу.

— В тот вечер ты не закончила, — напомнила она. — Ты сказала, что увидела открытую служебную дверь на первом этаже шале и почувствовала чье-то присутствие. Что было потом?

— Я поднялась к себе в комнату, чтобы снова лечь спать, — повторила Луиза.

— И ты не подумала кому-нибудь сообщить? Сказать Берте или Флоре?

Как-то нелогично.

Девушка прикусила губу.

— Я не была уверена. Боялась, что мне привиделось… Даже моя мама говорит, что у меня слишком бурное воображение. И потом, в темноте вечно мерещатся всякие ужасы.

Луиза приводила кучу надуманных доводов, пытаясь убедить Серену в их правдивости. Ее или себя саму. Серена спрашивала себя зачем, но сейчас ей хотелось во что бы то ни стало узнать остальное.

— И что случилось, когда ты легла в постель?

— Я не могла заснуть, — призналась Луиза. — Лежала, как парализованная. Но прислушивалась, не донесется ли снаружи, из коридора, какой-то шум… А потом увидела, что под дверью стелется дым.

Серена не перебивала — ей хотелось, чтобы воспитательница выложила все, что помнит.

— Я тут же разбудила Флору, спавшую на соседней кровати. Сначала она послала меня куда подальше, подумав, что мне это приснилось, но через секунду сработала пожарная сигнализация и на нас полило из оросителей на потолке. — Девушка поежилась. — Мы с Флорой вместе вышли в коридор. Включились аварийные лампы, но толку от них почти не было: впереди была завеса воды, а вокруг — дым, черный дым.

— Но не пламя?

Девушка покачала головой:

— Мы увидели его не сразу, поэтому не знали, куда идти, чтобы внезапно не угодить прямо в пекло.

— А потом? — поторопила ее Серена. Ей передался весь страх и смятение, которые девушки испытывали в те минуты.

— Мы услышали, как этажом ниже Берта созывает девочек. Флора начала делать то же самое, зовя тех, кто спал на третьем этаже.

Мансарда Авроры была в конце коридора. Согласно заключению экспертов, к тому времени дочь уже окончательно потеряла сознание и вскоре ей предстояло умереть во сне.

— Мы увидели, как девочки идут к нам сквозь воду и черный дым… С лестницы Берта крикнула, чтобы мы сказали им спускаться. Мы объяснили им, как идти, как на учениях в первый день: пригнувшись как можно ниже, потому что дым поднимается наверх. Велели им от дыма прикрыть носы и рты воротниками ночнушек. Потом стали по одной отправлять вниз.

— Авроры среди них не было, — констатировала Серена.

— Ничего было не разглядеть: мы не узнавали девочек и не могли их сосчитать. А они кашляли, не могли говорить.

Серена вспомнила, что Берта заметила, что одной не хватает, только когда сама выбралась из шале и пересчитала спасенных.

Одиннадцать девочек.

Лишь тогда воспитательница поняла, что произошла трагедия.

— Почему вы с Флорой не пошли проверить комнаты? — спросила Серена, стараясь, чтобы ее вопрос не звучал как обвинение.

Луиза опустила глаза, словно ее тяготило огромное бремя, от которого она не могла избавиться.

— Мы увидели огонь. Он показался внезапно, пополз по потолку… Будто красная река разлилась у нас над головой… Флора сказала, что надо разделиться и обойти комнаты одну за другой…

Серене показалось странным, что пламя появилось настолько позже дыма. Она не могла объяснить себе, что именно ее смутило, но обратила внимание, что и девушка не сумела продолжить свой рассказ.

— В ту ночь окно мансарды, где спала Аврора, кто-то открыл, — сообщила ей Серена. — Сама она это сделать не могла, потому что не дотянулась бы до ручки.

Глаза девушки округлились.

— Что?.. Я не… — пробормотала она.

— Может быть, это сделала ты или Флора, когда заходили проверить комнату? — Напрашивался вопрос, почему тогда они не увидели Аврору.

— Проверить мансарду должна была я, — призналась девушка. — Но на середине коридора я слишком испугалась и так туда и не дошла.

Такого откровения Серена не ожидала, но подозревала нечто подобное.

— И поэтому ты вчера вечером пришла ко мне в апарт-отель и сказала, что Аврору можно было спасти? — спросила она.

По щеке Луизы скатилась слеза. Она шмыгнула носом, не ответив и не подняв головы.

Серена подумала, что нельзя требовать от людей храбрости, на которую они неспособны; к тому же Луизе всего-то чуть больше двадцати лет и ей не хватало опыта. Было бы несправедливо осуждать ее за более чем естественную реакцию, особенно в ее возрасте.

Однако загадка окна все еще оставалась неразгаданной.

— В прошлый раз ты рассказала, что сотрудники академии потребовали, чтобы вы дали подписку о неразглашении, и даже заплатили вам, чтобы вы уехали, — произнесла Серена, возвращаясь к делу. — И что Берта теперь работает гувернанткой в Женеве, а где сейчас Флора, ты не знаешь.

— Да.

— Я бы хотела услышать и их версию.

Луиза тут же принялась рыться в карманах парки в поисках мобильника.

— Я могу дать вам их номера, — сказала она, листая список контактов.

Серена записала оба номера в свой смартфон.

— Но они не захотят с вами разговаривать, — предупредила девушка. — И не потому, что им заплатили за молчание.

— Тогда почему? — удивилась Серена.

Девушка прикусила губу и попятилась. Голос ее понизился до шепота.

— Вы все еще не поняли, да?

— Что я должна понять? — спросила Серена, недоумевая, чем вызваны такие колебания.

— Мой парень говорит, что мне нельзя об этом говорить…

— Пожалуйста, — взмолилась Серена.

Луиза мгновение поразмыслила. Хотела было что-то сказать, но потом передумала.

— Вам небезопасно оставаться здесь, — вполголоса произнесла она и быстрым шагом направилась к служебному входу в отель.

13

Серена позвонила по обоим номерам телефонов, начав с Берты, с которой уже разговаривала в ночь пожара.

С Авророй все в порядке.

Серена не простила ей ни этой фразы, ни заблуждения, которое она породила. С тех пор телефон бывшей воспитательницы не изменился, но в трубке слышались только гудки. Самое оптимистичное объяснение: после трагедии Берта не сохранила ее номер в записной книжке, а на звонки с незнакомых номеров не отвечает. Серена отправила ей сообщение, в котором представилась и попросила с ней связаться. Но Берта так и не перезвонила.

Мобильник Флоры и вовсе оказался отключен.

«Флора тоже уехала, но я не знаю, где она и чем теперь занимается», — сказала Луиза, когда пришла к ней в апарт-отель.

Почти сразу впав в уныние, Серена отреагировала на две неудачи подряд тем, что заперлась в своей берлоге и утешилась обычной смесью алкоголя и лекарств. Компанию ей составляли только голоса и грохот из номеров соседей. Она поселилась в апартаментах номер семь тайно, не производя шума. Среди этих крикливых людей она чувствовала себя призраком. Серена даже сомневалась, что кто-то из них вообще знал о ее существовании.

На этот раз безмолвного звонка, который бы ее встряхнул, не поступило. Но, проспав почти трое суток то на кровати, то на диване, утром четвертого дня Серена проснулась и сразу заметила: что-то изменилось.

В здании царила необычная тишина.

Громогласная пустота, которую не могло заполнить даже привычное урчание маленького холодильника. Заинтригованная внезапной переменой, Серена открыла дверь и выглянула в маленький внутренний дворик.

Все разъехались. Из постояльцев в жилом комплексе осталась только она.

Вскоре после этого она поехала на внедорожнике в деревню. На центральных улицах встречались лишь закрытые магазины, темные витрины и выключенные вывески. Рестораны, бары и бистро убрали с террас столики, а перед входами поставили штендеры с обещанием снова открыться летом. Большие отели словно впали в спячку. Странно было видеть запертые двери в вестибюли и закрытые ставнями окна номеров.

По окончании зимнего туристического сезона Вион напоминал луна-парк, в котором отключили электричество. Там, где раньше кипела жизнь, теперь лежал лишь грязный снег.

Было еще очень рано, но Серена все же недоумевала, куда подевались жители альпийской деревушки. Вокруг не было никого. Ей еще предстояло привыкнуть к новой тревожной реальности. На мгновение она почувствовала, что задыхается от всех этих просторов, оказавшихся в ее единоличном распоряжении.

Был кое-какой способ избежать приступа клаустрофобии.

Серена думала о нем уже несколько дней, но еще не набралась смелости отправиться туда.

Отъехав пару километров от города, она постучала в уже знакомую дверь.

— Я мать девочки, пропавшей при пожаре чуть больше года назад, — представилась она.

Мужчина в зеленом пальто не ответил ни слова и повернулся, намереваясь вернуться в хижину в компании черного пса. Но оставил для нее дверь открытой.

Серена восприняла это как приглашение и вошла в дом, откуда сбежала несколько ночей назад. Она прошла через коридор со скамейками, отодвинула клетчатую штору, следуя за все той же классической музыкой и шагами впереди. При свете дня она не ощущала здесь угрозы.

«Адоне Стерли ни при чем», — сказал Гассер, уверяя, что пироман невиновен в поджоге шале.

Следуя за мужчиной и его псом, Серена добралась до задней части хижины. Она остановилась, чтобы рассмотреть перегородки, образовывавшие то, что прежде казалось лабиринтом для подопытных животных. Они были сделаны из книг — сотен потрепанных книг, сложенных штабелями в помещении, напоминавшем то ли склад, то ли мастерскую.

Серена узнала узкую раскладушку, на которой недавно лежала, и незажженный камин. Электрический обогреватель, как и прежде, работал. В прошлый раз она удивлялась, как он может отапливать эту огромную комнату. Теперь у нее появился ответ: вероятно, старые фолианты помогали согревать помещение, удерживая тепло.

Тем не менее Стерли не снимал ни пальто, ни шерстяную шапку. Дверь в хижину он открыл в черных резиновых перчатках, а теперь стоял у верстака. Не обращая внимания на Серену, он вооружился кистью и принялся размазывать по корешку книги молочную субстанцию, которую брал из эмалированной кастрюли, кипевшей рядом на плитке. Клей. Инструменты на столешнице не были орудиями пыток. Скальпели оказались резаками для бумаги и канцелярскими ножами. Большие иглы, изогнутые и прямые, использовались для сшивания вощеной нитью. Шила, линейки и степлеры служили вполне безобидным целям.

Адоне Стерли был переплетчиком. Его бережные руки словно двигались в такт нотам струнного концерта, передаваемого по портативному приемнику.

Серена наблюдала, чувствуя себя идиоткой. Пес, который в прошлый раз бросился на нее в темноте, повалив навзничь, смирно подошел и лизнул ее ладонь. Хотя она и окрестила его черным дьяволом, он был гораздо ласковее, чем кот Гас, с которым она делила квартиру в Милане при жизни Авроры. Серена погладила морду животного, как бы принимая его извинения.

Тем временем Стерли закончил приклеивать обложку к голым страницам.

— Русская литература, провансальские поэты, латинская и древнегреческая классика, биографии, исторические романы, криминальные детективы, научная фантастика, — вкратце перечислил он, указывая на книги, хотя Серена не спрашивала.

Голос у него был теплый и звучный.

— Подержанные книги? — спросила Серена не потому, что ей было интересно, а просто чтобы поддержать разговор.

— Потерянные, — поправил ее Адоне Стерли.

— А какая разница?

— Люди их где-нибудь забывают, и кто-то приносит их ко мне. При необходимости я их восстанавливаю. И эти книги возвращаются в мир.

Потерянные книги. Ей понравилось это определение. В нем было что-то романтичное.

Сам Стерли теперь тоже казался другим. Серена вспомнила взгляд пиромана на фотографиях, сделанных при арестах. В шестнадцать лет он выглядел как взрослый. Но сейчас отсветы пламени в его глазах уже угасли. Бывшему поджигателю было около пятидесяти, бороду он сбрил, и каждое его движение было спокойным и размеренным.

— Простите, что несколько дней назад я забралась сюда, как грабительница, — сказала Серена. — В свое оправдание могу только сказать, что хижина показалась мне необитаемой. Я ни за что бы не вошла, если бы заметила дым из трубы, — добавила она.

— Я использую только растительный клей, — произнес мужчина, указывая на содержимое кастрюли на плитке. — Варю его сам.

Серена сначала не поняла, какое отношение это имеет к незажженному камину, но затем догадалась, что он имел в виду. Разумеется, из-за судебного запрета Стерли не мог держать в доме ни спичек, ни зажигалок, а также пользоваться легковоспламеняющимися жидкостями. Именно поэтому клей не был химическим, а в камине не горел огонь.

Она подошла к верстаку.

— Господин Стерли, вы, вероятно, задаетесь вопросом, почему я вернулась.

— Адоне, — отозвался он: уточнил, как лучше его называть, но от работы не отвлекся.

— Адоне, — повторила Серена. — В версии о пожаре в шале есть белые пятна, а я полагаю, что ты разбираешься в этой теме, как никто другой.

Стерли молчал, прижимая к страницам только что приклеенную обложку кончиками пальцев в перчатках. Серена продолжила:

— Задняя дверь шале не была заперта, но, возможно, ее забыла закрыть одна из воспитательниц — она выходила покурить по ночам. Но как объяснить, что мансардное окно в комнате моей дочери было открыто, когда на улице было минус восемнадцать градусов и шел снег?

Мужчина сохранил невозмутимый вид даже после этого откровения. У Серены возникло ощущение, что он вообще ее не слушает. Вероятно, Адоне Стерли не привык ни принимать гостей, ни разговаривать с кем-либо, кроме разве что своего пса.

Но она еще не готова была сдаться.

— Судебные и страховые эксперты согласны с полицией и пожарными: по их мнению, причиной возгорания стал несчастный случай.

— Это невозможно, — неожиданно произнес мужчина. Но больше не добавил ни слова.

Серена попыталась его разговорить:

— Поясни, пожалуйста.

— Сказать, что этого не должно было случиться, — ничего не сказать.

Вероятно, он имел в виду, что дома в горах строят уже не так, как прежде. Что появились современные строительные нормы, огнеупорные материалы и системы безопасности. В пансионе стояли датчики дыма и тепла, а также спринклерные оросители. Но если учесть, что трагедия все-таки произошла, возможно, Стерли подразумевал что-то другое. Серена решилась на еще бо`льшую откровенность:

— Луиза, одна из воспитательниц, рассказала мне, что той ночью, незадолго до пожара, когда все еще спали, она почувствовала в пансионе чье-то присутствие.

Никак не отреагировав, Адоне Стерли взял еще одну потерянную книгу, которую требовалось переплести, катушку вощеной нити и изогнутую иглу.

Серена попыталась сыграть на сострадании:

— К сожалению, моей дочери невозможно было помочь: пожар вспыхнул на чердаке, прямо над ее мансардой. Ее отсутствия никто не заметил. Слишком много дыма, да и вода из оросителей затрудняла обзор. И никак было не понять, где пожар. Когда воспитательницы увидели пламя на потолке, было уже слишком поздно.

Луиза говорила о красной реке над их головами.

Тут мужчина позабыл об иголке с ниткой и замер в задумчивости.

— Черный дым без пламени? — спросил он.

— Да, — подтвердила Серена, не зная, что это означает. Но ей тоже это почему-то показалось странным. Она была уверена, что у пиромана есть ответ.

Стерли отложил то, что держал в руках, и посмотрел на нее впервые с тех пор, как они сюда пришли. В его взгляде снова появились отблески пламени. Серена думала, что он поделится с ней каким-то откровением, но его следующие слова привели ее в замешательство:

— А теперь уходи, пожалуйста.

Услышав, что ее выставляют за дверь, Серена потеряла самообладание и взорвалась.

— Вы только и делаете, что твердите мне, чтобы я уехала, — выпалила она, имея в виду Гассера и Луизу. — Но я остаюсь здесь, потому что знаю: что-то не сходится. И то, что вы все пытаетесь меня прогнать, это подтверждает.

Мужчина переждал ее вспышку гнева, не меняясь в лице.

— Ты убеждена, что твоя дочь все еще жива, да?

Этот вопрос охладил ярость Серены, и она не сразу смогла ответить, но затем призналась:

— Аврору объявили пропавшей без вести. Ни останков, ни следов ДНК так и не нашли.

Приняв эту информацию к сведению, Адоне Стерли повернулся к ней спиной и снова занялся переплетом.

— Возвращайся сюда завтра, — только и сказал он.

14

Адоне Стерли, на первый взгляд грубый и неотесанный, поразил Серену. Впрочем, «поразил» — неподходящее слово. Ей как будто удалось увидеть в нем то, чего не видели другие. И ее это немного напугало.

Тайная доброта, не соответствовавшая репутации разрушителя.

В присутствии этого человека Серене следовало бы чувствовать себя в опасности, но, как ни странно, в нем не было ничего угрожающего. Стерли не походил на закоренелого преступника, который много лет провел в тюрьме. Классическая музыка и книги рассказывали совсем другую историю. Судя по его манере речи, он не ограничивался тем, что восстанавливал старые тома. Но было и еще кое-что: он тоже смог заглянуть ей в душу.

Ты убеждена, что твоя дочь все еще жива, да?

Серена частично призналась в своих подозрениях, но Стерли не рассмеялся и не отмахнулся от нее, как от жалкой умалишенной.

Более того, он воспринял ее всерьез.

В своей шерстяной шапке, зеленом пальто и черных перчатках он походил на бездумного клоуна. Его внешний вид должен был вызвать у Серены скепсис. Вместо этого ей вспомнилось, как в двенадцать лет она носила бюстгальтер с подкладками, воображая, будто этого достаточно, чтобы выглядеть как взрослая. Вероятно, Адоне Стерли тоже с трудом приспосабливался к людям. Как бы он ни старался, результат всегда получался смехотворным.

И все же в поведении этого человека было что-то подкупающее.

Серена понятия не имела, почему он попросил ее прийти на следующий день. Она без вопросов покинула хижину, поскольку он, как ни странно, внушал ей доверие. Тем не менее она не рассказала Стерли ни об анонимном видео, которое снова привело ее в Вион, ни о незнакомце, который тайно следил за ней и направлял ее безмолвными звонками. В том числе потому, что цель всего этого была ей совершенно не ясна.

В ожидании, пока она сможет вернуться к Адоне, Серене нужно было как-то скоротать часы. Она опасалась, что от фирменного коктейля потеряет счет времени: она не хотела пропустить встречу.

Проезжая на внедорожнике по пустынным улицам Виона, она заметила, что один из местных магазинчиков не закрыл двери. Это был маленький универмаг, где, помимо прочего, продавались продукты. Она решила зайти туда и прикупить кое-чего по мелочи.

Переступив порог магазина, она увидела, что, кроме еды и напитков, там можно найти самые разнообразные товары, от треккинговых ботинок и садового инвентаря до грошовой бижутерии, электрооборудования и одежды. В углу даже стоял копировальный аппарат, которым покупатели могли пользоваться самостоятельно, следуя инструкциям, написанным на выцветшем листке бумаги, приклеенном к стене. Универмаг был постоянным прибежищем жителей Виона, особенно в зимние месяцы, когда все остальное закрывалось.

По радио тихо играла поп-музыка и рекламные джинглы. Скучающая молодая кассирша сосредоточенно уткнулась в экран своего телефона. Серена была единственной посетительницей. Она взяла маленькую корзину и, побродив по проходам, положила в нее только печенье, шоколад, хлеб для тостов, сосиски и консервированный тунец — еду, которая не требовала готовки и к которой она, завзятая зожница, раньше ни за что бы не притронулась.

В конце концов она отнесла все это скучающей кассирше, которая нехотя отложила мобильник, чтобы пробить покупки.

Наблюдая за ней, Серена быстро поняла, что, как и Луиза и ее вспыльчивый парень, кассирша выросла в Вионе. Одежда, прическа, манера поведения — все в ней говорило о том, что она не знает и даже не представляет, что за узкой горной преградой скрывается целый мир. Будущее девушки ничем не отличалось от настоящего, мечтать ей было не о чем, и она будет только стареть, нисколько не меняясь.

Наконец она, в свою очередь, подняла взгляд на Серену.

— Вы не местная, — сразу определила она.

Серена не могла выдать себя за туристку, поскольку отели в долине были закрыты.

— Я журналистка, — соврала она, сама не зная, почему выбрала именно эту профессию. Но затем решила, что ложь может оказаться полезной. — Вы знаете некоего Адоне Стерли?

— Здесь никто не хочет иметь ничего общего с этим сумасшедшим, — без промедления ответила девушка, подтверждая, что пироман пользуется репутацией изгоя. — С ним даже его сестра больше не разговаривает.

— У него есть сестра? — полюбопытствовала Серена.

— Она ходит к нему каждый день, чтобы принести ему поесть. Но, насколько я знаю, за много лет они не обменялись ни словом.

«Непохоже, чтобы Адоне Стерли страдал оттого, что ему не с кем поболтать», — подумала Серена. Скорее, он чувствовал себя комфортно, храня молчание. Но возможно, так было не всегда.

— У этого психа есть еще и племянница, но вряд ли он хоть раз с ней встречался, — добавила девушка. — Сестра не хочет даже, чтобы девочка знала о его существовании.

«Эта боль еще больше усугубляет его одиночество», — с грустью подумала Серена.

— Я приехала, чтобы написать статью о прошлогоднем пожаре в пансионе, — объяснила она, меняя тему.

Кассирша поразмыслила.

— Я до сих пор помню ту ночь. Нас всех разбудила вонь.

Серене вспомнилось зловоние, которое она почувствовала, приехав в Вион наутро после пожара. Пахло скорее пластиком и резиной, чем горелой древесиной.

— Когда живешь в горах, быстро учишься распознавать призывы огня, — продолжала кассирша. — Моя бабушка любит повторять, что огонь тщеславен и требует внимания. Мы никогда не забудем это зрелище.

— Наверное, это было ужасно, — нейтрально заметила Серена, чтобы не показаться слишком заинтересованной.

— Для деревни это катастрофа, нас показывали во всех новостях. Моя подруга Флора даже потеряла работу в пансионе.

При упоминании о воспитательнице чутье снова пробудилось.

— Мне бы хотелось побеседовать с твоей подругой, — сказала она, умолчав о том, что телефон Флоры отключен. — Ты не могла бы мне помочь?

— Мы с ней давно не виделись и не разговаривали, — ответила кассирша. — Она исчезла в одночасье.

Серена впервые задалась вопросом, не было ли у Флоры других причин для спешки, помимо потери работы.

— Ее родители умерли, когда она была еще маленькой, — сказала девушка. — Родни у нее здесь нет, так что, по-моему, она правильно сделала, что уехала.

— Думаешь, она не вернется?

— У нее остался дом здесь, в Вионе. Кто знает, может, когда-нибудь она и решит вернуться.

Серена навострила уши:

— Не подскажешь, где она жила до отъезда?

— Ее квартира в конце улицы, над сувенирным магазином, — ответила кассирша и указала ей направление.

15

Серена установила будильник на телефоне на полночь. Но, как оказалось, это совсем не нужно, потому что она проснулась от острого желания помочиться за пять минут до того, как он прозвонил.

Чтобы не тратить время на одевание, она спала одетой, но не сходить в туалет не могла.

Сидя на унитазе и опорожняя мочевой пузырь, Серена вспоминала, что Аврора всегда была очень ленива, и, поскольку ее трудно было вытащить из постели, она придумала, как разбудить дочь, когда им нужно было успеть на очень ранний самолет. Она рассказала Авроре, что, когда древнеримским воинам предстояло сражаться на рассвете, они выпивали много воды. Благодаря этому им не приходилось проводить бессонную ночь, и они просыпались еще до восхода, чтобы пописать.

Серена даже не знала, правда это или просто глупая байка, не стоящая внимания. Но когда она была маленькой, эту историю ей рассказал отец, потому что она тоже с трудом вставала по утрам. История была частью того небольшого наследия, которое оставили Серене родители, и она передала ее дочери, не зная, что дальнейшая его передача потомкам беспощадно прервется.

Аврора не сможет научить ничему ни своих детей, ни внуков.

Бо́льшую часть времени Серена об этом не думала. Но когда эта мысль возвращалась, ее охватывало безудержное горе. Таков был один из побочных эффектов того, что произошло в ночь пожара. В действительности огонь так и не погас — он продолжал до основания уничтожать будущее ее дочери.

Помочившись, Серена тут же спустила воду в надежде, что ужасная мысль тоже улетит в канализацию.

Затем сверилась с часами. Пришло время действовать.

Она приехала в деревню очень поздно, надеясь, что ее внедорожник никто не заметит. На деле вокруг не оказалось ни души.

Сувенирный магазин был закрыт. Этажом выше находилось что-то вроде пристройки — пара окон да небольшая веранда. Попасть туда можно было по боковой лестнице.

Серена припарковала машину, перебежала пустынную улицу и вошла в темный переулок. Когда она быстро поднималась по ступенькам, ее шаги отдавались эхом в полной тишине. Дверь в квартиру оказалась остекленной. Воспользовавшись светом уличного фонаря, Серена заглянула внутрь, чтобы убедиться, что там никого нет. Ей не хотелось повторить ту же ошибку, которую она совершила в хижине Адоне Стерли.

Кругом царил беспорядок, словно кто-то поспешно отсюда переехал.

Удостоверившись, что квартира пуста, Серена наклонилась, чтобы рассмотреть замок, и сочла, что дверь можно вышибить парой ударов плечом.

Стараясь не шуметь, Серена положилась на свою физическую силу. Времена, когда она занималась интенсивными тренировками, остались далеко позади, и она почти совсем потеряла форму. Поэтому ей потребовалось более двух попыток, чтобы справиться с остекленной дверью. Когда та наконец подалась, Серена по инерции ввалилась внутрь. Потеряв равновесие, она упала на четвереньки и ударилась коленями о твердый пол.

Она с трудом встала. Вернулась на улицу, чтобы еще раз убедиться, что поблизости никого нет, а затем заперлась в доме.

Включив фонарик на смартфоне, она направила его вниз, чтобы луч не был заметен снаружи. Квартира состояла из единственной жилой комнаты и ванной. Кухонный уголок стоял прямо рядом с разложенным и неубранным диваном-кроватью. Подушки и скомканные простыни еще хранили отпечаток тела того, кто спал на нем в последний раз. Ни радиатора, ни обогревателя, ни камина. Единственным средством отопления служил тепловой насос, прикрепленный к стене, да и тот сейчас не работал.

«Не лучшее место для жизни», — подумала Серена. Пожалуй, здесь еще хуже, чем в ее берлоге в апарт-отеле.

При беглом осмотре впечатление, которое сложилось, когда она заглянула внутрь через остекленную дверь, подтвердилось. Открытые ящики и распахнутые дверцы гардероба свидетельствовали, что Флора собиралась в спешке и многие вещи просто бросила.

«Почему?» — снова спросила себя Серена.

Воспитательница наверняка с нетерпением ждала получения денег, обещанных за то, чтобы она держала рот на замке и уехала из деревни, но затем решила скрыться, как будто у нее был и другой, гораздо более обременительный долг. По крайней мере, на это указывал хаос, царивший в ее последнем известном жилье.

Серена надеялась найти нечто, что прояснило бы эту неопределенность.

Она рылась в вещах, разбросанных по студии. Приподнимала одежду, как попало брошенную на кресло или валявшуюся на полу вперемешку с непарной обувью, но не нашла ничего интересного. Какой-то мусор, раздавленная пивная банка с сигаретными окурками. На полке лежал единственный наушник для мобильника и погнутые солнечные очки с разбитой линзой.

В ванной ждала та же картина: на полу — груда грязных полотенец, шкафчики по бокам от зеркала открыты и почти полностью выпотрошены. Остались только ватные диски и пузырек жидкости для снятия лака.

Зубной щетки и пасты нет.

Серена занялась кухонным уголком. На стойке с единственным табуретом, возле чашки с кофейной гущей и тарелки с заплесневелыми объедками завтрака — яичницы, хлеба и джема — лежали какие-то бумаги. Оказалось, выписка с банковского счета за февраль прошлого года. «Через месяц после трагедии в шале», — подсчитала она. Быстро пробежав глазами немногие операции в списке, она отметила, что академия, организовавшая лагерь, заплатила воспитательнице пятнадцать тысяч швейцарских франков, что примерно соответствовало той же сумме в евро. В качестве основания перевода было указано «выходное пособие» — по сути, компенсация при увольнении. Других поступлений не было.

Расходы же осуществлялись по дебетовой карте и в основном шли на продукты. Были и необязательные приобретения: косметика и сигареты. Однако самой значительной тратой была покупка билета на самолет в один конец.

Рейс Цюрих—Стокгольм 23 февраля.

Флора восприняла указание покинуть Вион буквально. Серена боялась, что воспитательница не только сменила номер телефона, но и начала новую жизнь. Вряд ли она когда-нибудь вернется. И разыскать ее будет еще сложнее.

Положив выписку обратно на стойку, Серена возобновила обыск без особой надежды наткнуться на что-то полезное. Она перешла к спальной зоне. В гардеробе висели только вешалки. Рядом с диваном-кроватью стояла белая тумбочка с тремя наполовину выдвинутыми ящиками. Серена проверила их, начиная с нижнего. В первом лежали старый туристический путеводитель и непременная Библия. Во втором — только пустая зажигалка. Верхний ящик казался пустым, но затем Серена пошарила рукой в глубине и достала оттуда кое-какую находку.

Внутри оказалась книжица в ламинированной обложке с логотипом фотолаборатории, которая, вероятно, давно прекратила свою деятельность. Серена начала ее листать. Фотографии были сделаны в те времена, когда люди еще увековечивали свои воспоминания на пленке.

На всех снимках были мужчина, женщина и маленькая девочка. По позам и улыбкам легко можно было заключить, что это семья.

Кассирша в универмаге сказала, что Флора потеряла обоих родителей в раннем детстве. Серена предположила, что в альбоме запечатлены отец и мать вместе с дочерью. Фотографий было не так уж много, максимум десяток. На фоне неизменного альпийского пейзажа. И, судя по более-менее одинаковому внешнему виду семейства, сняты они были в Вионе в короткий промежуток времени.

Серена задала себе два вопроса. Если эти снимки — единственные фотовоспоминания Флоры о родителях, правда ли она могла забыть альбом по легкомыслию? Однако второй вопрос сбивал с толку еще больше. Что за человек покупает билет на самолет, чтобы начать новую жизнь в другом месте, и кладет в чемодан зубную щетку и пасту, но оставляет нечто столь важное, как фотографии покойных родителей?

Человек в бегах — вот ответ. Человек, который не может вернуться и забрать забытое.

Не успела Серена сформулировать эту мысль, как ее заставил вздрогнуть звонок смартфона. Опасаясь, что шум ее выдаст, она поскорее убавила громкость звонка. И только после этого посмотрела на дисплей.

Опять «скрытый номер».

Несколько секунд она не знала, как поступить. Затем решилась и ответила:

— Алло?

Та же тишина, которую она слышала в предыдущие разы. Но теперь Серена ясно различала в трубке человеческое дыхание.

Потом незнакомец дал отбой.

Она посмотрела в окно, ища подтверждение своим подозрениям, и увидела, что на улице, на маленькой парковке в сотне метров от дома, стоят три автомобиля.

И на водительском сиденье зеленого седана кто-то сидит.

С такого расстояния невозможно было ни разглядеть лицо, ни понять, мужчина это или женщина. Но создавалось впечатление, что человек смотрит прямо в сторону дома.

Похоже, телефонный звонок был способом предупредить ее о том, что кто-то рядом.

Серена поняла, что нужно уходить.

Она положила мобильник в карман и направилась к выходу. Закрыв за собой дверь студии, она, пригнувшись, спустилась по боковой лестнице. Затем осторожно выглянула из переулка.

Зеленая машина так и стояла на месте.

Чтобы добраться до внедорожника, Серене волей-неволей пришлось бы выйти из укрытия. Другого выбора не было. Она досчитала до трех и побежала.

Однако прежде, чем она открыла дверцу, двигатель зеленого седана завелся.

Серена увидела, как машина быстро разворачивается на парковке, и испугалась, что та подъедет к ней. Но по тому, куда водитель направил автомобиль, она поняла, что он двинется в другую сторону. Позабыв о страхе и благоразумии, она последовала за автомобилем пешком, чтобы прочесть номерной знак, прежде чем он уедет. Ей это не удалось, но модель определенно была старой. Возможно, «опель».

Когда седан проезжал под уличным фонарем, Серена различила профиль мужчины с густой бородой и в красной кепке с надвинутым на глаза козырьком.

16

Случившееся перед домом Флоры встревожило Серену. Так как она теперь была единственной постоялицей апарт-отеля, Серена сочла небезопасным возвращаться туда сразу и отправилась кататься на внедорожнике по долине, пытаясь собраться с духом и успокоиться.

Чего ей на самом деле хотелось, так это укрыться в хижине Адоне Стерли. Среди книжных стен, под классическую музыку ей было бы безопасно. Но это могло выглядеть неуместно.

Наконец Серена ощутила, что готова вернуться, и поехала в апарт-отель. Еще стояла глубокая ночь; тишина и выключенный в здании свет создавали не только впечатление полного запустения. Казалось, за каждой дверью прятались чьи-то тени.

По возвращении в берлогу Серену встретил тихий непрерывный гул мини-холодильника, и этот уже привычный звук немного успокоил ее.

Раздевшись, она пошла в душ и долго стояла под горячей водой. Когда она вышла из ванной, уже светало. Надевая водолазку и джинсы, она испытала ясное предчувствие, что вскоре желудок снова сожмется от тревоги. Чтобы предотвратить это, она приняла две таблетки «Ксанакса», запив их щедрым глотком водки и закусив гренками, которые еще выглядели съедобными.

Бо́льшую часть ночи Серена провела без сна, но сейчас, вместо того чтобы лечь в постель, стала дожидаться, пока полностью рассветет. Ей не терпелось снова увидеть Адоне Стерли. Встреча с переплетчиком потерянных книг близилась. Серена гадала, в какое время уместнее к нему приехать.

До восьми часов утра она боролась с любопытством. Затем решила отправиться в хижину.

Мужчина в пальто встретил Серену у двери со своим обычным непроницаемым выражением лица. Снова надвигалась вьюга. Кроны лиственниц покачивались, словно игриво подталкивая друг друга.

— Надеюсь, я не слишком рано, — сказала Серена.

— Я тебя ждал, — флегматично ответил Стерли и, волоча ноги, нырнул в темноту дома в сопровождении трусившего рядом пса.

Серена последовала за ним, в очередной раз спрашивая себя, чем он занимался в часы, прошедшие с их последней встречи. Ответ она получила, войдя в мастерскую. На сей раз вместо потерянных книг, нуждающихся в переплете, на верстаке стояло кое-что для нее.

Выглядело это как обыкновенная коробка из коричневого картона, заклеенная упаковочным скотчем. Благодаря небольшим размерам ее можно было бы принять за заурядную посылку, если бы не торчащая сбоку трубка, похожая на втулку для туалетной бумаги. Однажды Аврора без всякой причины начала коллекционировать их и собрала больше сотни. Потребовалось немало усилий, чтобы уговорить девочку от них избавиться.

Сейчас, несмотря на то что Серена не могла знать ни что лежало в коробке, ни зачем нужно это приспособление, у нее возникло ужасное предчувствие. Она мельком спросила себя, во что вляпалась.

Стерли встал у верстака. На коробку он пока не смотрел и не упоминал о ней.

— Зря ты ко мне пришла, — произнес он.

Серену удивило это заявление: оно точно совпало с ее собственными мыслями.

— Не знаю, поможет ли тебе то, что я скажу, или только вызовет новые сомнения, — продолжал Адоне. — Не знаю даже, полезны ли эти сомнения.

Этот человек действительно видел ее насквозь. Впрочем, возможно, отчаяние Серены было очевидно для всех, кроме нее самой.

— Я рискну, — сказала она.

Тем не менее Стерли еще с минуту поразмыслил.

— Из-за зверя я впустую потратил много лет, — произнес он. — И я говорю не только о годах, проведенных в тюрьме.

Серена не поняла, о чем он.

— Все думают, будто знают зверя, но они ошибаются. Они не знают, что зверь разумен.

Она догадалась, что Адоне Стерли имеет в виду огонь. Переплетчик рассуждал о нем как о живом существе.

— Многие воображают, что могут его контролировать, но это не так. Зачастую это он их контролирует. — Очевидно, он подразумевал самого себя. — Зверь не торопится показывать свою силу. Он умеет затаиться и ждать. Он подолгу может оставаться искрой, и никто его не видит. Когда приходит время, он разворачивается во всю мощь.

Серена заметила, что голос Адоне Стерли приобрел неестественные интонации. Как будто это не он, а кто-то другой, обитавший внутри него, говорил его устами. Тайный враг, с которым он научился сосуществовать, не давая ему разгуляться.

— К тому же зверь очень хитер, — добавил он. — Он умеет меняться, приспосабливаясь к обстоятельствам, потому что цель у него такая же, как и у нас: выжить как можно дольше.

— Зачем ты мне все это говоришь? — испуганно спросила она.

Стерли посмотрел на нее очень серьезно:

— Потому что ты думаешь, что год назад кто-то ночью проник в пансион через служебную дверь. Этот неизвестный похитил твою дочь, а затем устроил пожар, чтобы заставить всех поверить, будто девочка погибла.

— Но перед тем как уйти, оставил мансардное окно открытым, словно хотел передать мне послание, — прибавила Серена, убежденная, что анонимное видео, которое она получила, служило садистской цели — сообщить ей о том, как все произошло на самом деле.

Адоне Стерли оставил эти слова без комментариев, повернулся к картонной коробке на верстаке и положил на нее руку в перчатке, но пока не стал ничего с ней делать.

— Воспитательница рассказала тебе, что той ночью они заметили в шале черный дым, а пламя увидели только позже. Верно?

— Да, — ответила Серена, вспоминая слова Луизы.

Будто красная река разлилась у нас над головой.

— Мне показалось странным, что воспитательницы не сразу увидели огонь, — призналась она.

— Иногда зверю свойственно прятаться, — возразил переплетчик. — Нередко в качестве разведчика он посылает вперед себя черный дым. А затем застает всех врасплох, с триумфом выходит на сцену.

В этом образе присутствовала какая-то трагическая театральность, подтверждавшая теорию Стерли о том, что огонь — своего рода разумное существо. Но что-то в словах молодой очевидицы показалось пироману необычным.

— Девушка говорила о дыме и пламени, — продолжил он.

— Точно, и что тут странного?

— Странность не в этом… а в том, чего не хватает.

Серена все еще не понимала.

— Есть третий элемент, не менее значимый при пожаре. Однако очевидица о нем не обмолвилась. Она сказала, что увидела дым, а затем пламя… Но о жáре она не упомянула.

Луиза действительно ничего об этом не сказала.

— При таком сильном пожаре, который невозможно потушить водой и который быстро поглощает трехэтажный дом, самое главное — жар, и он всегда предшествует пламени.

Серена задумалась, расследовали ли эксперты и пожарные эту аномалию.

— Воспитательницы и девочки должны были сразу ощутить адский жар, — добавил Стерли. — Но они только увидели дым.

Теперь Серена была убеждена, что этому есть объяснение.

— Что это значит?

Мужчина указал на коробку на верстаке:

— Это модель зажигательного устройства. — Он открыл ее, как книгу, разделив надвое, показывая, как она сделана внутри.

Хотя это была всего лишь копия, Серена занервничала.

Внутри устройство было разделено на отсеки. Стерли взял ручку, чтобы показать ей, что в них находится.

— Конечный эффект — это результат сочетания различных веществ, или химических элементов. Все начинается здесь. — Он указал место размером со спичечный коробок. — В качестве капсюля сюда помещается маленький термитный заряд, соединенный с герметичной камерой, где обычно содержится сплав магния и алюминия, который при тысяче ста градусах загорается, а при тысяче восьмистах испускает горючий пар… Пар проникает сквозь хлопковую мембрану в камеру сгорания, где встречается с перекисью водорода. Там тоже установлен стеклянный флакон, который, когда температура достигает двух тысяч градусов, лопается, и к этому всему добавляется персульфат… Удивительно, сколько подобных веществ можно купить в хозяйственном магазине или даже в супермаркете, — заметил Стерли. — Сюда помещается губка, пропитанная аммиаком, которая нужна для стабилизации соединения. Такие устройства называют взрывными, но на самом деле они должны не взрываться, а только загораться, — уточнил он.

Во время этой подробной и прочитанной отстраненным тоном лекции Серене стало не по себе. Она не была уверена, что ей нужны все эти технические подробности. Но Адоне Стерли, похоже, втайне получал удовольствие, описывая процесс разрушения. Внезапно мужчина утратил свой романтический ореол; им овладело нечто, с чем ей не хотелось бы иметь дело.

Одержимость.

— Стоит отметить, что процесс пока не привел к возникновению сильного огня, — продолжал переплетчик. — Вот почему нас прежде всего интересует этот резервуар. — Он указал на большое отделение, соединенное с картонной трубкой. — Здесь размещается состав, получаемый из окиси цинка, кизельгура и четыреххлористого углерода, также известный как смесь Бергера.

Серена заметила, что глаза миролюбивого переплетчика изменились. В них снова заплясали отсветы пламени. Она заставила себя спросить:

— Для чего это нужно?

Не обращая внимания на ее смятение, Стерли ответил:

— Чтобы создать дым.

— Хочешь сказать, в ту ночь в пансионе могло быть установлено вот такое устройство, которое, прежде чем вызвать возгорание, выделяет много дыма?

Стерли не ответил, но его молчание говорило само за себя.

Однако Серена все равно не понимала.

— Зачем так делать? — растерянно, с раздражением спросила она.

— Затем, что, кто бы его ни установил, убивать он не собирался.

Серена была ошеломлена. В ужасном описании того, как действует разрушительное приспособление, таилась надежда.

— И в чем же его цель?

— Дым был нужен для того, чтобы выкурить из шале тех, кто там находился: цель в том, чтобы разбудить всех и дать им время спастись. Поначалу жара не было, потому что огонь появился только позже, — уточнил Стерли. — Если все происходило именно так, дым источал сладковатый запах, характерный для четыреххлористого углерода… Свежеиспеченное печенье.

Луиза не упоминала о запахе печенья. Возможно, стоит снова разыскать ее и расспросить об этой детали.

— Но дым еще и прикрывал похитителя, позволял ему действовать не торопясь, — сказал Стерли. — Ему не пришлось даже озадачиться тем, чтобы замести следы, потому что об этом позаботился огонь. Пламя идеально подходило, чтобы скрыть то, что на самом деле случилось с девочкой, которую он похитил.

Серена была потрясена. Одно дело — воображать, как кто-то разработал подобный план, а другое — получить наглядную демонстрацию того, что этот план можно претворить в жизнь.

Ей почему-то вспомнился водитель зеленого «опеля» — бородатый незнакомец в красной кепке.

Но у нее оставался еще один вопрос:

— Почему ты уверен, что все произошло именно так?

— Тот, кто это сделал, знает зверя и умеет с ним сладить, — пояснил переплетчик.

— Это не ответ, — с досадой заметила Серена.

Адоне Стерли начал медленно стягивать черные резиновые перчатки, которые носил не снимая. Когда он закончил, Серена поняла, почему он никогда их не снимал.

Стерли поднял обе руки, чтобы она могла хорошенько их рассмотреть. Он показал ей длинные розовые шрамы, избороздившие обе стороны ладоней и доходившие до самых предплечий. Жир растаял, как воск, а кожа сморщилась. Пальцы превратились в тонкие костные отростки.

Серена пришла в ужас. Не в силах сдерживать рвотные позывы, она выбежала из хижины, и ее стошнило.

Оказавшись на свежем воздухе, Серена чуть не споткнулась обо что-то у порога и едва успела ухватиться за дверной косяк, чтобы не грохнуться. Извергнув скудное содержимое желудка на снег, она обернулась посмотреть, что за предмет попался ей под ноги.

На ступеньке перед дверью стоял стальной пищевой контейнер с герметичной крышкой; несмотря на это обстоятельство, из посудины пахло супом.

Серена сразу подумала о сестре Адоне Стерли, которая каждый день приносила ему еду, но больше не желала с ним разговаривать. Ей снова стало жаль этого человека, который сосуществовал со своим одиночеством и демонами, все еще обитавшими внутри него.

Ее одолевали противоречивые чувства. Она вытерла рот рукавом куртки и на неверных ногах направилась к внедорожнику, обещая себе, что никогда больше не переступит порог этой хижины.

17

Когда Серена покинула хижину Адоне Стерли, даже не попрощавшись, она вспомнила, что сегодня пятница. И ей пришло на память, как однажды она забыла, что у нее есть дочь.

Авроре тогда было пять лет. Водить ее в детский сад и забирать оттуда входило в обязанности няни Мэри. Каждый день, кроме пятницы.

По пятницам дожидаться девочку у выхода должна была мать.

У них установился своего рода ритуал. Около трех часов дня Серена сажала дочь в такси, и они вместе ехали купаться в бассейн «Палаццо Париджи» — чудесного отеля в центре Милана. Серена передала Авроре свою любовь к плаванию, а также внимание к координации и стилю и не сомневалась, что эти уроки, применимые к любым ситуациям, будут полезны ей всю оставшуюся жизнь.

Затем, около пяти часов вечера, приняв душ и подобающе одевшись, они, чтобы вознаградить себя за усилия, отправлялись пить чай в элегантном зале того же отеля. Обе обожали макаруны и «улун дун дин» — очень редкий тайваньский чай. Дочка унаследовала ее вкусы. Ей нравились красивые вещи, нравилось выглядеть сдержанно и безупречно, нравилось, чтобы ею восхищались. И мать этим гордилась.

Сейчас, ведя внедорожник по крутым поворотам горной дороги, спускающейся к Виону, новая Серена, неряшливая и потерявшая самоуважение, испытывала запоздалое чувство вины за ту пресловутую пятницу, когда пропустила плавание в бассейне и ритуальное чаепитие с дочерью. Вопреки официальной версии, в тот раз она не просто забыла забрать ее из садика.

На самом деле существование Авроры полностью улетучилось из ее памяти.

В тот день пару лет назад Серена на несколько часов без следа стерла дочь из мыслей. Более того, тогда она снова начала думать о себе не как о матери пятилетней девочки, а как об одиночке.

Счет ее жизни снова свелся к нечетному числу. Единица. Серена. Точка.

И на основании этого простого расчета она записалась к парикмахеру, купила пару туфель, запланировала вечер с подругой. Только когда она разговаривала по телефону с последней и та спросила, как дела у Авроры, Серена вдруг осознала, что она — составляющее четного числа.

Две единицы.

Серена помнила, что это открытие привело ее в изумление. После ночи пожара она еще долго надеялась, что амнезия вернется и вычтет ее дочь из окончательного подсчета, на сей раз навсегда. Но больше этого не повторилось, и Аврора так и осталась частью ее множества.

В ту пресловутую пятницу Серена помчалась в детский сад. И хотя и опоздала всего на час, застала Аврору в слезах.

Это был не просто детский плач. Это было отчаяние.

Появление матери должно было хотя бы отчасти успокоить ее, но малышка еще долго была безутешна. Серена испытывала неописуемое чувство беспомощности. Быть матерью Авроры оказалось уже недостаточно, чтобы утешить такое горе.

Адоне Стерли только что поддержал ее безумную идею о том, что девочку похитили, и теперь Серена ощущала себя раздавленной. Возможно, весь этот долгий год Аврора переживала страдания, подобные испытанным в ту страшную пятницу. Возможно, она думала, что мать снова ее бросила.

Хотя ей наконец удалось осмыслить аномалию открытого окна в мансарде, Серена не могла успокоиться.

В последний раз, когда я видела Аврору, она мирно спала на животе, потому что крылья феи-бабочки мешали ей перевернуться на спину.

Слова Луизы хранили последнюю зацепку перед исчезновением Авроры. Что случилось после того, как воспитательница проверила комнату в пансионе? С тех пор прошло много месяцев. Больше года и ни единой весточки. Никто не мог пообещать Серене, что спустя столько времени ее дочь все еще жива. Но если да, где она сейчас? И с кем?

Выражение «пропала без вести» наконец обрело смысл.

«Я приду за тобой», — пообещала Серена дочери, хотя и не знала, как это сделать. Возможно, необходимо устроить масштабные поиски с привлечением большого количества людей и средств. Но она не могла пойти к Гассеру, имея в распоряжении только показания пиромана. А доказательств у нее не было.

Это приводило ее в отчаяние.

Температура упала, небо затянули грязные тучи. Время словно остановилось. В сером свете все казалось призрачным. Растения, животные и люди будто только и ждали дождя.

Серена хотела укрыться в своей берлоге, чтобы обдумать доступные варианты действий, которых, в сущности, было не так уж много. Но, едва переступив порог маленьких апартаментов, она увидела на кухонном столе бутылочку из-под «Эвиана», до половины наполненную «Плюшевым мишкой». Она не помнила, чтобы оставляла ее там, но не смогла устоять перед искушением впасть в приятный медленный ступор. Проглотив весь коктейль до последней капли, она подсчитала, что, как и всегда, потребуется пять-шесть минут, прежде чем он возымеет полный эффект. Но ее ждал приятный сюрприз: волшебное зелье начало действовать уже через несколько секунд.

Она быстро почувствовала опьянение, а затем ее охватила обычная эйфория, своего рода щекотка для души. Серена улыбнулась, словно приветствуя веселого бесенка, танцующего у нее в голове. Она попыталась поставить опустевшую бутылочку на стол, но промахнулась, и та, отскочив от пола, покатилась между стульями. Звук отдавался бесконечным эхом. Вещи вокруг начали переливаться и сиять.

Серена направилась к дивану. Она чувствовала себя легкой, как воздушный шарик, наполненный гелием. Она с трудом удерживала равновесие. Пол покачивался, а может, это у нее подгибались ноги. Она прислонилась к стене и оттолкнулась от нее, чтобы скорректировать направление. Ее повело. Что происходит? Наверняка она напутала с дозировкой лекарств. Пока Серена пыталась вспомнить, когда приготовила коктейль, перед глазами у нее поплыло, колени подкосились, и, не добравшись до дивана, она поняла, что падает на пол.

Серена выставила перед собой руки, но вместо того, чтобы коснуться пола, словно зависла в воздухе. Падение должно было причинить боль. Но этого не произошло. Она заметила, что полностью утратила чувствительность, как будто отделилась от тела.

И ее парализовало.

Была и еще одна странность. Она потеряла сознание, но все еще оставалась в себе. Все равно что жить в парадоксе.

Неподвижно лежа ничком, повернув голову набок, Серена наблюдала, как сгущается вечерний сумрак. Тени вокруг неуловимо удлинялись. Она даже не знала, открыты у нее глаза или закрыты. Крошечные огоньки проносились в поле зрения и исчезали, поглощенные тьмой. Вспышки. Затем раздался стук и, усилившись, превратился в колокольный концерт. Серена догадалась, что разразилась гроза.

Это походило на сон наяву. И в какой-то момент во сне послышались шаги. Она не знала, реальны ли они. Но вокруг нее, казалось, кто-то ходил, разглядывая ее.

Кто-то посторонний.

То же ощущение испытала Луиза в ночь пожара, незадолго до того, как в шале вспыхнуло пламя.

Я никого не видела, но чувствовала чей-то взгляд.

Каждый раз, когда неизвестный проходил рядом, Серена ощущала легкое дуновение. Затем злоумышленник переступил через нее и направился в спальню. Со своего места она различала очертания того, кто расхаживал в соседней комнате, открывая шкафчики и роясь в ее вещах. Охваченная паникой, она хотела закричать, но не могла издать ни звука. Серене казалось, что она мертва. «Да, я мертва», — сказала она себе. Она чувствовала себя призраком, застрявшим между двумя мирами и неспособным вступить в контакт с теми, кто еще жив.

«Но, если я и впрямь мертва, почему Аврора сейчас не со мной? — спросила себя она. — Значит, моя дочь действительно жива. Тогда я уже не смогу ее спасти», — подумала она в отчаянии.

Пока она мучилась этими новыми переживаниями, случилось неожиданное.

В мгновение ока тьму рассеял дневной свет. К Серене полностью вернулась ясность мысли. Она лежала на полу, ощущая боль во всем теле. И снова могла двигаться. Переход между двумя состояниями произошел так молниеносно, что даже не верилось.

Серена с трудом приподнялась. После долгих часов неподвижности руки и ноги неприятно покалывало. Сидя на коричневом ковролине, ожидая, когда вернется контроль над телом и можно будет встать, Серена посмотрелась в экран выключенного телевизора. Половину лица, которой она прижималась к полу, исполосовали длинные борозды, похожие на застарелые пиратские шрамы. Блондинистые волосы с одной стороны топорщились ирокезом. В горле стоял комок слизи, и она откашлялась.

«Это был сон», — заверила Серена саму себя. Плохой сон.

Но на всякий случай оглянулась сначала на входную дверь, а затем на балконную. Обе на вид закрыты. Никаких признаков взлома.

Серена приписала галлюцинацию «Плюшевому мишке». «Черт, на этот раз я и в самом деле перебрала», — подумала она. Подлинной была только ночная гроза: с деревьев за окном все еще капало, а на асфальте парковки тут и там собрались лужи.

Когда подвижность полностью восстановилась, Серена поднялась и потащилась на кухню, чтобы приготовить себе растворимый кофе и хоть чем-нибудь наполнить желудок, унять голодные спазмы. На мобильник, который она оставила на столе, не поступило ни одного вызова, но часы на дисплее показывали одиннадцать утра. Она подсчитала, что в оцепенении пролежала на полу почти двадцать четыре часа.

Да, на этот раз она определенно перебрала.

Из того, что ей запомнилось, хуже всего был паралич. То, что она снова может двигаться, может взять чашку и положить в нее кофейные гранулы, а потом наполнить ее горячей водой из-под крана, казалось почти чудом. Она распахнула холодильник с бессмысленным страхом пробудить его от спячки. Под его продолжающийся храп она взяла уже открытую упаковку хлеба для тостов, достала парочку ломтиков и тут же один надкусила.

Закрыв дверцу холодильника и двинувшись с едой и напитком обратно в гостиный уголок, Серена случайно задела ногой пустую бутылочку из-под «Эвиана», упавшую на пол, когда она выхлестала содержимое, перед тем как ее закружил вихрь психотропных эффектов. Проследив взглядом траекторию бутылки, Серена подняла чашку, чтобы отпить кофе и проглотить кусочек хлеба. Но замерла, не донеся чашку до рта, и перестала жевать. На коричневом ковролине обнаружились следы.

От обуви, промокшей под дождем.

18

Все то же самое, что и в ночь пожара в шале. Злоумышленник вернулся.

Серена насчитала в гостиной десятки следов; чистым осталось только то место на полу, где лежала, не в силах пошевелиться, она сама. Казалось, они почти окружали ее фигуру по периметру, как на некоторых местах преступлений.

Цепочка следов вела в спальню. Серена последовала по ним, боясь внезапно оказаться лицом к лицу с незнакомцем. Или, возможно, с бородачом в красной кепке.

Едва переступив порог комнаты, Серена увидела, что отпечатки огибают незаправленную кровать, а затем возвращаются в гостиную. В спальне никого не было, но на всякий случай она решила заглянуть в ванную. Однако там все выглядело так же, как раньше.

Серена заметила, что следы быстро высыхают, а потому взяла мобильник, чтобы сфотографировать их, пока они совсем не исчезли.

Затем отправилась на поиски Гассера.

Была суббота, и Серена рассчитывала застать его в участке, однако ее направили в церковь пятидесятников. Серена не ожидала, что Гассер окажется религиозным человеком, но ей пришлось изменить свое мнение, когда она узнала его среди большой группы верующих. Они собрались на службу под открытым небом на заснеженном поле перед зданием общины.

Серена припарковала внедорожник неподалеку и быстрым шагом направилась к месту богослужения. Выглядела она хуже, чем обычно, но ей было все равно. Ледяной ветер хлестал ее по щекам и до слез резал глаза.

Гассер пришел с семьей. Идеальная женушка с лишним весом и домашней перманентной завивкой. Дочки-близняшки с косичками, обе в очках. Как и другие члены религиозной общины, они были одеты в белые хитоны и держались за руки.

Они исполняли гимн Господу.

Заметив, что Серена вот-вот обрушится на них со скоростью астероида, Гассер торопливым жестом извинился перед пастором и отделился от собрания, чтобы ее перехватить.

Глядя, как он идет ей навстречу в развевающемся хитоне с разрезами до бедра, Серена чуть не рассмеялась. Мундир придавал ему хоть какой-то авторитет, а теперь он выглядел необыкновенно нелепо.

— В чем дело? — спросил полицейский, натянуто улыбнувшись сквозь усы. Он боялся, что она устроит скандал.

— Кто-то проник в мои апартаменты в апарт-отеле, — ответила Серена и сунула ему под нос мобильник с фотографией следов.

Гассер рассмотрел снимок:

— И вы были там, когда это произошло?

— Я спала, — солгала Серена. — Заметила утром. —

Ей хотелось сказать, что, по всей вероятности, злоумышленник подсунул ей бутылочку из-под «Эвиана» с измененным «Плюшевым мишкой», но она сдержалась, чтобы Гассер не решил, будто ей все пригрезилось.

— Сразу говорю, что признаков взлома нет, — наверное, он воспользовался универсальным ключом.

— Главное, что он не причинил вам вреда, — с облегчением сказал Гассер. — А из ваших личных вещей ничего не пропало?

— Он ничего не украл, — ответила Серена.

— Вы как следует проверили?

— Красть было нечего, — заверила она. — Думаю, меня пытались запугать.

Предположительно, злоумышленник изменил состав коктейля из алкоголя и лекарств ровно настолько, чтобы ее одурманить. Иначе почему он не проник в апартаменты в ее отсутствие? Это явно было бы проще и менее рискованно.

Но он хотел, чтобы Серена знала, что он там побывал. Что он может добраться до нее когда угодно. Подкрасться незаметно. И причинить боль, если захочет.

— Ваше затянувшееся пребывание в Вионе вызывает недовольство, — заключил Гассер.

— По-вашему, кто-то из ваших земляков пытался таким образом меня спровадить? — спросила Серена.

— Я бы не удивился. Туризм жизненно важен для долины, а вы делаете нам плохую рекламу, — признал он.

— Хорошо, что вы так думаете, — сказала она. — Но я бы добавила, что, по-моему, кто-то боится, что видео с открытым окном в комнате моей дочери в пансионе может навести на неудобную правду.

— Нет никакого видео, — спокойно возразил полицейский, напомнив Серене, что она не смогла ни показать ему запись, ни предоставить доказательства ее существования.

— Несколько дней назад за мной следил бородатый мужчина в красной кепке, — заявила она, умолчав о том, что в это время проводила незаконный обыск в доме Флоры.

— Так себе описание… — заметил Гассер.

— Он водил зеленый «опель»-седан, — прибавила она.

Командир всячески старался сохранять терпение:

— В последний раз, когда мы с вами виделись, вы обвинили Адоне Стерли в поджоге, уничтожившем шале, а позже обнаружили, что он ни при чем.

— На этот раз я знаю, что права, — настаивала Серена.

Гассеру следовало бы самому поговорить с пироманом. Возможно, когда тот предоставит ему объяснение, подкрепленное моделью зажигательного устройства, полицейский убедится, что за трагедией в пансионе действительно кто-то стоит.

Между тем собравшиеся перестали петь и обернулись к ним. Мужчины, женщины и дети молча таращились на Серену. Она почувствовала, что их взгляды пронзают ее насквозь.

— Я должен задать вам один вопрос, но уже знаю, что он придется вам не по душе, — произнес командир, поглаживая усы.

Серена уже замечала, что Гассер делает так всякий раз, когда собирается сказать что-то неприятное. Она молча ждала.

— Вы сейчас в состоянии наркотического или алкогольного опьянения?

Она окаменела, но не могла отрицать. Внешний вид и дыхание говорили за нее.

— Я не хочу вас смущать, — заверил Гассер. — Я сильно за вас беспокоюсь. И если в апартаменты действительно кто-то проник, возможно, вам лучше вернуться в Милан.

— Я никуда не уеду, — отрезала она.

— Тогда я не могу ручаться за вашу безопасность.

Серена не поняла, предостережение это или угроза. Она решила, что с нее хватит.

Когда она направилась обратно к внедорожнику, Гассер не попытался ее остановить.

Она шла тяжело и с трудом, с каждым вздохом ее легкие наполнял холод. Серена была на грани срыва, но изо всех сил старалась этого не показывать. Сев в машину, она включила зажигание, но передача не желала работать. Она с силой потянула за рычаг переключателя, и тот издал мерзкий металлический скрежет, отчего она устыдилась еще больше. Тем временем командир и другие члены пятидесятнической общины вернулись к молитвам.

Только одна женщина, которую Серена никогда раньше не видела, продолжала смотреть на нее.

Короткие светлые волосы. Не слишком высокий рост. Очки. Молочно-белая кожа. Подол белого хитона развевался, но женщина стояла неподвижно. Напряженное лицо, суровое выражение.

Что-то в ее взгляде действовало Серене на нервы. Осуждение. Да, незнакомка ее как будто осуждала.

Наконец внедорожник соизволил тронуться с места, и Серена смогла от нее уехать.

19

Вернувшись в апарт-отель, Серена с силой захлопнула за собой дверь. Следы на полу исчезли, осталось лишь несколько пятен грязи, сливавшихся по цвету с коричневым ковролином.

Серена была измотана и вне себя от ярости.

Она прошла в угол, где стоял мини-холодильник, и начала пинать его ботинками. Внезапно все вокруг стало ее бесить. Особенно этот проклятый шум, который непрестанно давил на мозги и напоминал, почему она оказалась здесь, в этом убогом месте в горах.

Выпустив пар, Серена отошла и, не снимая куртки, села на кровать. Она испытывала абсурдное чувство вины перед холодильником за то, что вот так его поколотила. Ей было грустно, но она вдруг рассмеялась. Смех продлился недолго и не принес никакого облегчения.

Она с радостью последовала бы совету Гассера вернуться в Милан и забыть эту историю, но не могла. И хотя вероятность, что Аврора жива, была крайне мала, Серена не могла от нее отмахнуться. При этом никто не мог гарантировать, что ее дочь все еще в долине. Если девочку действительно похитили, вполне вероятно, что злоумышленник куда-нибудь ее увез.

Но в Вионе витала тайна, которую кто-то очень старался скрыть. В этом Серена была убеждена.

В противном случае страхам Луизы, поспешному бегству Флоры и тому, что Берта не отвечала на ее повторяющиеся сообщения, не было бы объяснения. А в видео, которое кто-то прислал ей анонимно и потом позаботился удалить из интернета, и многочисленных безмолвных звонках, которые она получала, не было бы никакого смысла.

В эту секунду Серена вспомнила, что таинственный гость, посетивший ее прошлой ночью, разгуливал между гостиной и спальней.

А из ваших личных вещей ничего не пропало?

Серена ответила Гассеру «нет», но на самом деле не проверяла. А теперь решила проверить. Начиная с комнаты, где спала.

Ноутбук лежал в шкафу вместе с одеждой, и его, кажется, не трогали. Деньги, кредитки и документы из рюкзака никуда не делись. Она выдвинула ящики тумбочки. Рядом с Библией лежала подаренная подружками Авроры папка с рисунками — заменой снимков, безвозвратно утраченных при пожаре вместе с цифровым фотоаппаратом Флоры.

Серена забыла об альбоме.

Взяв его, она села на пол в углу у окна и развязала красную ленточку, скреплявшую листы. Она просматривала содержимое папки всего раз, в день поминок в «Фонде Прада». Поскольку один только вид рисунков вызвал у Серены сильнейшую эмоциональную реакцию, завершившуюся обмороком, она больше не желала повторять этот опыт.

Но теперь они ее больше не пугали.

Поэтому она начала их листать. И проследила последние семь дней жизни Авроры, начиная с изображения праздника фей-бабочек. Среди девочек с крылышками из синего тюля и серебряными нитями в волосах была и Аврора со своей безошибочно узнаваемой шевелюрой.

Светлый взрыв над головой.

Затем, пролистав назад, Серена увидела все те моменты, когда ее дочь была беспечна и счастлива. Уроки катания на лыжах. Спуски на санках. Вечера перед большим камином. Послеобеденные часы и катание на коньках. Она не сомневалась, что на воспоминания маленьких художниц можно положиться. Дойдя до поездки на санях, запряженных лошадьми, Серена задержалась на сцене пикника со сладостями и яблочным сидром: на рисунке были запечатлены все юные гостьи пансиона и три воспитательницы.

Аврора еще была в числе живых. И улыбалась.

Вдруг картинка перед глазами у Серены поплыла. В ней было что-то неправильное. Что-то недоброе.

Лист бумаги выпал из пальцев Серены и упорхнул к ее ногам.

У нее перехватило дыхание, и она задрожала.

Посреди заснеженного вида девочка, создавшая рисунок, поместила еще одного персонажа. Он стоял вдалеке, будто спрятавшись за деревом.

Бородач в красной кепке.

20

Серена отправилась в единственное место, куда могла поехать. Место, где ее догадки имели смысл и не казались порождением отчаяния или, что еще хуже, безумия. Дом переплетчика потерянных книг был последним прибежищем Серены в Вионе, хотя она и поклялась себе, что никогда больше не переступит его порог.

Подъезжая на внедорожнике к хижине, где жил Адоне Стерли, Серена стала свидетельницей неожиданной сцены. Она замедлила ход и остановила машину в сотне метров от крыльца.

Мужчина в зеленом пальто был не один. Он передавал коробки женщине, которая загружала их в кузов фургона с выцветшей надписью «КНИГИ» на борту.

Блондинка, короткие волосы. Не слишком высокая, с широкими бедрами, частично скрытыми длинной шерстяной юбкой. Бордовый свитер. Очки. Похожа на библиотекаршу.

С такого расстояния Серена плохо видела лицо, но через некоторое время узнала ее. Всего пару часов назад она заметила эту женщину среди прихожан пятидесятнической церкви.

Незнакомка в белом хитоне, которая пристально смотрела на нее, пока она пыталась завести внедорожник.

Внезапно Серене стало любопытно, в каких отношениях та состоит со Стерли. На первый взгляд этих двоих связывала только его деятельность переплетчика. И все же Серена ощутила необъяснимый укол ревности.

Затем она обратила внимание на кое-что удивительное. Во время погрузочных работ Адоне и незнакомка не обменялись ни словом. Казалось, она даже избегала на него смотреть.

Когда коробки с книгами закончились, женщина взяла что-то с пассажирского сиденья фургона. Вернувшись к Стерли, она протянула ему стальной пищевой контейнер, похожий на тот, о который Серена чуть не споткнулась, когда была здесь в прошлый раз.

Тут Серена поняла, что незнакомка, которая теперь садилась обратно в фургон, намереваясь уехать, не попрощавшись, — та самая таинственная сестра, с которой Стерли не разговаривает уже много лет.

Открыв дверь и обнаружив перед собой Серену, Адоне не упомянул о ее поспешном бегстве и ни капли не выглядел обиженным. Ему достаточно было посмотреть ей в глаза. Как и всегда, он повернулся и исчез в хижине. Черный пес встретил Серену на пороге и проводил внутрь.

— Я только что видела эту женщину, — начала она, когда они вместе направлялись в мастерскую. — Перед тем как подойти и постучать, я дождалась, пока она уедет, — добавила она, не сомневаясь, что поступила правильно.

До сих пор она не задумывалась о том, что своими визитами может навлечь на Стерли неприятности. Командир Гассер был вынужден признать, что ее присутствие в Вионе вызвало у жителей долины недовольство, и она не хотела, чтобы в результате пострадал и Адоне. Ему и без того тяжело здесь жить.

Но Стерли, похоже, не заботило, что думают другие.

— Сестра не разговаривает со мной уже двадцать лет, — только и сказал он, как бы давая понять, что ее мнение о тех, с кем он водит знакомство, уже не имеет значения.

Серена еще помнила осуждающий взгляд этой женщины, суровость на ее лице. А также маленькую племянницу, которую Адоне никогда не видел и которая по милости матери даже не знала, что у нее есть дядя. В эту секунду она поняла, что у нее есть с ним кое-что общее. Оба умрут, не оставив потомства, которое хранило бы о них память.

Когда они вошли в мастерскую, Серена сразу заметила, что картонная коробка, имитирующая зажигательное устройство, исчезла с верстака. И в комнате ее тоже не было. От этого ей полегчало.

— Я не хотел тебя пугать, — сказал Стерли, чьи руки снова скрывались под черными перчатками, и принялся возиться с клеем и страницами старого учебника ботаники, полного иллюстраций. За работой переплетчик не поднимал головы. — Обычно люди теряют книги, не дочитав, — произнес он глубоким голосом. — Когда это романы, мне всегда интересно, купят ли они сразу же другой экземпляр, чтобы узнать, чем закончится история.

Серена стояла посреди комнаты и смотрела на него. Она готова была оставаться здесь часами, хотя толком и не понимала, почему сюда вернулась. Возможно, просто хотела снова увидеть своего странного друга.

— Книги похожи на людей, — сказал переплетчик. — Иногда они не такие, какими кажутся. Иногда они хранят секреты. — Он вынул страницу из учебника ботаники, который восстанавливал, и провел ею над пара́ми из стоящей рядом кастрюли с клеем.

Серена увидела на странице рисунок растения с латинским названием, сопровождающийся подробным описанием. Но от тепла на бумаге проступил изящный и мелкий голубой почерк.

— Это письмо, написанное кобальтовой солью, и оно снова исчезнет, как только бумага остынет, — пояснил Адоне Стерли. — Двое влюбленных пользовались этой уловкой, чтобы обмениваться посланиями при помощи книг, не вызывающих подозрений. Находчиво, правда?

— Так же находчиво, как зажигательное устройство из обычного картона? — спросила Серена, меняя тему. — Устройство, которое самоуничтожается, не позволяя экспертам вычислить виновника пожара, — добавила она. Она догадалась, что его изобрел Стерли.

— Я не хотел, чтобы кто-нибудь пострадал, — признался пироман, все еще избегая ее взгляда. — Мне просто нравилось смотреть, как танцует зверь.

Этот образ был ужасен и в то же время романтичен. Впрочем, то же можно было сказать и о стоящем перед ней человеке. И Серена поверила ему, когда он сказал, что никому не желал зла: она помнила о сладковатом запахе четыреххлористого углерода, содержащегося в разрушительном устройстве.

Свежеиспеченное печенье.

Серена понимала, почему дым появлялся задолго до пламени. Адоне разработал приспособление, которое оберегало жизни тех, кто мог оказаться в лесу, будь то животные или люди, отпугивая их дымом еще до возгорания. То же произошло и в шале в ночь пожара.

Но в шале отвлекающий маневр служил прежде всего для прикрытия похищения.

— Кто-то украл у тебя идею, — уверенно заявила Серена.

— Кто-то научился изготавливать мои устройства, — согласился он.

В голосе Стерли зазвучали виноватые нотки, как будто он чувствовал себя отчасти ответственным за то, что случилось с Авророй. Серене хотелось сказать ему, что это не так, но в то же время она не могла оправдать его.

— Аврора мне навязалась, — ни с того ни с сего разоткровенничалась она. — Я ее не хотела, я отвергла ее, как только узнала, что беременна. Я не хотела даже узнавать пол будущего ребенка и решила отдать его на усыновление.

Раньше она никому в этом не признавалась.

— Из-за кровотечения меня срочно отвезли в больницу, — продолжала она, вспоминая, как чуть не умерла в туалете у себя дома. — Я впала в кому, а врачи не знали о моих намерениях, вот я и оказалась с этим конвертиком на руках. Тогда я поняла, что выбора у меня нет. Но я никогда не чувствовала, что подхожу на роль матери.

Серена никогда не была такой же матерью, как все, но не хотела упрекать или, что еще хуже, бичевать себя только за то, что отличалась от других. Она могла купить с Авророй пару туфель или устроить чудесные выходные в спа-отеле, но во всех остальных детско-родительских ритуалах терпела провал.

— Временами я думаю, что всего этого не произошло бы, если бы я бросила Аврору, как и собиралась. Она бы никогда не приехала в Вион, и не было бы ни пожара, ни этого гипотетического похищения. Мой, казалось бы, жестокий поступок принес бы ей только добро.

Адоне тем временем продолжал работать. Он ничего не сказал, не обернулся, не посмотрел на нее. Серене хотелось получить от него какую-то реакцию, хотя бы одно слово. Впрочем, подумала она, такому человеку, чтобы выразить свои мысли и чувства, достаточно молчания.

— Я думаю, в конечном счете Вселенная все-таки наказала меня за нежелание иметь детей, — проговорила Серена, имея в виду, что в итоге Аврора действительно исчезла из ее жизни. — Лучший способ покарать за эгоистичное желание — это исполнить его, когда уже слишком поздно, — с горечью заключила она.

По-прежнему ничего не отвечая, мужчина в пальто отложил учебник ботаники, направился в угол, где хранились книги в самом плачевном состоянии, и принялся рыться в штабелях.

Серена задумалась, не зря ли она поделилась своими самыми сокровенными тайнами с этим человеком, которому, похоже, совершенно все равно.

Найдя то, что искал, Адоне не вернулся за верстак, а подошел к ней с каким-то изданием в руках.

— Туда попадают книги, которые невозможно восстановить, — объяснил он, указывая на груды макулатуры в углу. — Обычно их сдают на переработку из-за отсутствия некоторых страниц или обложки. Но возможно, для этой время еще не пришло.

Адоне протянул книгу Серене. Том был сильно поврежден, на серой обложке гонялись друг за другом частицы атома. Авторов было три. Японец, индиец и немец. Ученые из ЦЕРН. Серена не понимала, зачем Стерли дал ей это сочинение — по всей видимости, монографию по физике.

— Не знаю, почему кто-то заинтересовался твоей дочерью, но какая-то причина есть, иначе того, что произошло, вероятно, и не случилось бы, — сказал пироман. — Думаю, тебе теперь стоит задать этот вопрос себе.

И в самом деле, несмотря на гипотезу о похищении, Серена до сих пор не задумывалась, по какому принципу выбрали жертву. Прежде гадать об этом было бесполезно.

Почему Аврора, а не другая девочка?

Предоставив ей размышлять над этим вопросом, Адоне Стерли вернулся к своим делам и включил старый приемник на верстаке. Мастерскую наполнили сочинения Моцарта, и это дало Серене понять, что ей пора.

21

Серена радовалась, что спасла эту книгу от переработки. В монографии трех физиков, которую подарил ей Адоне Стерли, говорилось о мультивселенной.

Преодолев первые неудобоваримые страницы и наконец уяснив смысл некоторых повторяющихся выражений и терминов, Серена начала читать с увлечением. В тексте излагалась интересная теория, она подкреплялась математическими доказательствами. Все сводилось к гипотезе о том, что есть множество параллельных и существующих одновременно вселенных.

И в каждой вселенной — своя версия каждого из нас.

К примеру, существовала вселенная, в которой Серена не была блондинкой. Вселенная, в которой она занималась другой работой или имела другие интересы, встречала других людей, которые в этом мире были ей совершенно незнакомы. Странно было узнать, что, возможно, какая-то ее версия не слетала на Бали и не познакомилась с отцом ее дочери.

Но больше всего утешала мысль о том, что где-то есть вселенная, в которой Аврора не пропала. По окончании каникул в горах она вернулась домой в Милан и продолжала жить своей жизнью с матерью и котом Гасом.

Серена дочитала книгу поздно вечером, лежа под одеялом в унылых стенах опустевшего апарт-отеля. Она была потрясена. Этим текстом Адоне Стерли хотел ответить на ее идею, что вселенная хотела ее наказать. Заодно монография по физике неожиданно достигла и еще одной цели. На протяжении многих часов Серена не испытывала потребности притуплять свои чувства алкоголем и лекарствами.

Она откинула одеяло и встала. В комнате было холодно, поэтому она надела толстовку, лежавшую в изножье кровати. Открыв ящик тумбочки, она достала рисунок подруги Авроры, на заднем плане которого был изображен бородач в красной кепке.

Во время чтения монографии в душе Серены крепло убеждение, что она живет не в той вселенной. Но теперь она подумала, что иногда вселенной нужно помогать.

На следующее утро Серена вернулась в универмаг, поскольку вспомнила, что видела там копировальный аппарат. Следуя инструкции на стене, она успешно увеличила деталь карандашного рисунка с тем самым лесным пикником после поездки на санях.

Таким образом она получила крупный план мужской фигуры, полускрытой за деревом.

Серена напечатала тысячу листовок с единственным существующим портретом этого загадочного человека. Следующие несколько часов она обходила Вион, приклеивая листовки скотчем к стенам домов, уличным фонарям и всем свободным поверхностям, где их увидят. Кроме того, она оставляла их в почтовых ящиках и засовывала под двери. Немногие местные, встречавшиеся Серене на улицах, бросали на нее угрюмые взгляды и неодобрительно ворчали, но никто не осмелился ей помешать.

Она понимала, что «фоторобот» получился не бог весть какой. Но если девочка из пансиона нарисовала чужака в лесу в таком виде, значит бородач часто носил красную кепку. Вдобавок Серена и сама видела его в этой кепке перед домом Флоры, когда он уезжал прочь на зеленом «опеле».

Понимала она и кое-что еще. Если кто-то в Вионе и узнает мужчину на рисунке, то уж точно не станет сообщать об этом ей. Надеяться оставалось лишь на то, что листовки заметит он сам.

Смысл послания ясен. Я ищу тебя, и тебе не будет покоя.

Раздавая и расклеивая листовки, она встретила Луизу, которая в одиночестве шла неизвестно куда по тротуару. Девушка попыталась ускользнуть, но в конце концов Серене удалось вложить распечатку ей в руку. Девушка, по обыкновению запуганная, ничего не сказала и ушла прочь.

Серене хотелось поговорить с ней еще раз и спросить, почему ее подруга Флора так поспешно сбежала, оставив в квартире бо́льшую часть вещей и даже альбом с фотографиями родителей. Она была убеждена, что Луизе известна причина побега бывшей коллеги, но она молчит из страха перед своим парнем. Возможно, этому парню есть что скрывать? Или он один из тех недоумков, которые просто хотят показать своим женщинам, кто главный?

Когда наступил поздний вечер и холод уже становился невыносимым, Серена направилась к припаркованному неподалеку внедорожнику, собираясь вернуться в апарт-отель, чтобы перекусить, отдохнуть и продолжить уже на следующий день.

В одиночестве шагая по пустынной деревне, она подумала, что Стерли прав. Аврору выбрали неслучайно. Серена ломала голову, почему такая участь постигла ее дочь, а не любую другую девочку.

Но если тому есть конкретная причина, в чем она может заключаться?

Никто не знал Аврору настолько хорошо, чтобы предпочесть ее любой из ее подруг. В конце концов, ее дочь провела в Вионе всего несколько дней.

Кто-то ее заметил? Увлекся ею? Подобная вероятность вызывала у Серены отвращение, но приходилось учитывать и ее. Шестилетних девочек не похищают без грязных и гнусных целей.

Что могло зацепить похитителя, помимо копны светлых кудрей?

В чем бы ни состояла причина, никто не мог со стопроцентной уверенностью сказать Серене, что преступник за все это время не убил ее дочь. Но если кто-то заманил Серену в горы анонимным видео, у него должен быть мотив. Хотя сейчас она и не могла его разгадать.

Больше никаких безмолвных звонков не поступало.

Последний звонок был, когда Серена обыскивала квартиру Флоры, — так ее предупредили, что на улице ее поджидает в автомобиле бородач в красной кепке. После этого незнакомец прекратил выходить на связь. Почему?

Подойдя к внедорожнику, Серена вздохнула и постаралась отвлечься. Она не могла уследить за собственными рассуждениями. И даже не была уверена, что кто-то действительно хочет ей помочь. Когда-то она пообещала себе, что не станет проводить расследование, теперь же взяла на себя роль сыщицы-любительницы.

В голове царил полный бардак.

Серена села в машину и тут же включила обогрев. Она замерзла. Держась за руль дрожащими от холода руками, она выехала с парковки на дорогу из Виона к апарт-отелю.

В этой части долины уличное освещение отсутствовало, и внедорожник рассекал тьму фарами дальнего света. Серена, которой не терпелось вернуться в апартаменты и найти утешение в «Плюшевом мишке», сосредоточилась на вождении.

Поэтому она и не заметила зеленый «опель», который следовал за ней на отдалении с выключенными фарами.

22

Серена заехала на обширную пустынную парковку апарт-отеля и остановилась под единственным включенным фонарем. Затем вылезла из внедорожника и направилась к жилому комплексу, за границу конуса света. Идя по темноте, она погрузилась в свои мысли.

Застывшую тишину нарушали только ее шаги по асфальту.

Пройдя метров тридцать, Серена сунула руку в карман и поняла, что забыла смартфон в машине. Она фыркнула и уже собиралась вернуться, когда услышала вдалеке мелодию, заставившую ее замедлить шаг.

Она узнала рингтон старого сотового телефона. Ничего подобного она не слышала уже целую вечность, и это сразу показалось ей странным.

Она остановилась и осмотрелась, пытаясь понять, откуда доносится мелодия. Прикинув, что до мобильника не меньше сотни метров, она определила примерное место — справа, где виднелись первые деревья леса.

Помимо странности звонка, раздававшегося среди темноты и безлюдья, Серену беспокоило и еще кое-что.

Никто не отвечал.

Ей пришла в голову одна мысль, но Серена постаралась ее отогнать. Мысль была слишком страшной. Тем временем телефон умолк, но потом зазвонил снова. Это походило на шутку. Злую шутку.

«Звонят мне», — наконец сказала себе Серена, смиряясь с действительностью.

Но проверять она не пойдет. Ну уж нет. А вдруг это какая-то хитрость или, того хуже, ловушка? Серена до сих пор не оправилась от кошмарного чувства, которое испытала, пока кто-то расхаживал по ее апартаментам, а она, парализованная, в полубреду лежала на полу. И повторять этот опыт ей не хотелось.

Она не знала, что ждет ее там, у кромки леса. Но телефон настойчиво трезвонил.

Серена несколько раз вдохнула и выдохнула, пытаясь набраться храбрости. Но все никак не могла ни на что решиться. Наконец она сделала первый шаг, затем второй; она решила, что лучше двигаться быстрее. Сердце у нее колотилось, и она старалась оставаться начеку.

Приблизившись к лесу, она поняла, что сотовый телефон спрятан на поляне в зарослях среди мерзлого снега. Она наклонилась, порылась в сухой траве и, следуя за мелодией, разглядела тусклое свечение дисплея.

Тяжело дыша, Серена схватила телефон. Она не ошиблась — это была старая кнопочная «Нокия».

Когда она собиралась ответить, телефон перестал звонить. Она ждала, что рингтон зазвучит снова, но на сей раз этого не случилось.

Серену охватило ужасное предчувствие, и она снова огляделась; она была убеждена: кто-то знает, что она нашла мобильник.

«Он здесь», — подумала она.

Она заметила на другой стороне парковки движение. В сторону фонарного столба, под которым был припаркован ее внедорожник, медленно двигался автомобиль с выключенными фарами. Когда машина попала в конус света, Серена увидела, что это зеленый «опель».

Только после этого водитель включил фары, устремленные прямо на нее, и дал по газам, буксуя на асфальте.

На несколько секунд Серена растерялась. Затем поняла, что надо бежать. Она сунула «Нокию» в карман и выбрала наименее предсказуемое направление.

Лес.

Свет фар приближающейся машины проникал между деревьями, облегчая ей бегство. Так Серена хотя бы видела, куда ступает.

Услышав визг тормозов, она поняла, что зеленый «опель» добрался до кромки леса: дальше не проехать. При мысли о том, как бесится бородатый ублюдок в красной кепке, по ее губам скользнула удовлетворенная улыбка. Серена была уверена, что ей удалось его переиграть.

В эту секунду фары преследующего ее автомобиля погасли, погрузив ее в полную темноту.

Затем Серена услышала, как открылась и закрылась дверца.

23

Сереной овладела паника. Скорость пришлось сбавить, потому что она уже пару раз спотыкалась о кочки, да и в целом продвигаться по снегу было сложно. Серена, хоть и держала перед собой вытянутые руки, чтобы избежать препятствий, то и дело натыкалась на деревья.

И все равно продолжала углубляться во тьму, повторяя типичную ошибку жертв.

Страх мешал ей мыслить здраво.

Она напрягала слух, уверенная, что вот-вот услышит приближающиеся шаги. И даже могла их себе представить. Быстрые и тяжелые. Мужчина в кепке шел за ней.

Серена старалась не шуметь, но справиться с одышкой ей оказалось не под силу. Из легких вырывался хрип, сдержать его было невозможно.

Серена ударилась лбом о ветку. От боли по всему лицу остановилась. Нащупала на голове что-то липкое. Кровь. Но это происшествие помогло Серене осознать, что ее преследователь тоже бродит в темноте. И ни за что не найдет ее без фонарика.

Она притаилась, ища убежища во тьме, и постаралась вдыхать и выдыхать только через нос, чтобы унять одышку. Через некоторое время ей удалось замедлить дыхание.

Ничто вокруг не указывало на человеческое присутствие. Лишь ветер время от времени шевелил лапы елей. Серена шарила по земле вокруг, пока не нашла ветку, которая показалась ей достаточно крепкой, и стиснула ее в руках, чтобы отбиваться, если услышит приближение мужчины. На этот раз она не торопилась радоваться победе, но рассудила, что, если сможет продержаться долго, преследователю придется отступить. Ему нет смысла оставаться здесь, не зная, где она.

Кровь испачкала ей волосы, струйками стекала со лба на глаза.

Видимо, придется дождаться рассвета — вот только холод и неподвижность усложнят дело. Мороз уже проникал сквозь куртку и забирался под одежду. Пальцы ног онемели. Несмотря на это, а также на боязнь сглазить и осмотрительность, которую она соблюдала до недавних пор, мозг привыкал к мысли о том, что ей удалось спастись.

И в это мгновение старая «Нокия» снова зазвонила.

Серена совсем забыла о проклятом мобильнике, а теперь он ее выдавал. Она достала его из кармана, собираясь забросить подальше, но потом передумала.

Телефон может послужить уликой.

Чтобы заставить его замолчать, Серена вытащила батарейку и убрала его обратно в куртку, но уже не была уверена, что нескольких нот рингтона не хватило, чтобы определить, где она находится. Она встала и направилась дальше вглубь леса, на этот раз размеренным шагом и c зажатой в руке веткой.

Серена взобралась на холм, и деревья вокруг поредели. Подняв голову, она впервые увидела звездное небо. Снег стал глубже, и ноги в него проваливались.

Она пробрела в темноте около сотни метров, когда заметила, что земля под ее ботинками изменилась. Асфальт. Появление дороги могло означать все или ничего.

Серена обернулась, пытаясь понять, одна ли она. И услышала хруст хвороста. Нет, не одна.

Ей захотелось кричать. Она была измотана и не знала, сколько еще сможет продержаться. Похоже, в отличие от нее, преследователь хорошо натренирован. Он явно привык передвигаться по пересеченной местности — и так Серена по крайней мере получила подтверждение, что он из местных. Возможно, охотник.

Только сейчас она осознала, что стала добычей.

Икры сводило судорогой, легкие горели каждый раз, когда она вдыхала ледяной воздух. Она упала ничком. Ветка, которую она держала в руке, сломалась, и в ладонь вонзилась щепка. Сдерживая крик боли, Серена схватилась за запястье, не в состоянии больше пошевелиться.

Ей конец. Серена закрыла глаза.

Снова открыв их, она увидела нечто неожиданное. Две фары постепенно приближались к ней издали. Она поняла, что лежит посреди проезжей части.

Опершись на одно колено, Серена с трудом поднялась, не сводя взгляда с двух увеличивающихся огней.

«Это не может быть зеленый „опель“», — сказала она себе, пытаясь различить цвет или модель машины.

Это оказалась малолитражка и, похоже, белая, хотя Серена бы за это не поручилась.

Водитель начал бешено сигналить. Серена не знала, как это понимать. Наверняка он ее увидел. Она замахала руками и заковыляла к машине.

Если преследователь у нее за спиной, он вот-вот может броситься на нее и затащить обратно в лес. Серена уже представляла, как лежит на животе, а непреодолимая сила уволакивает ее прочь, держа за щиколотки, пока она не исчезает в темноте и зарослях.

Но этого не случилось. Малолитражка остановилась в нескольких метрах от нее, не выключая двигателя. Водитель открыл пассажирскую дверцу.

— Залезай, — торопливо сказал женский голос.

Серена доверчиво двинулась к машине и сумела забраться в салон и быстро закрыть дверцу. Девушка за рулем даже не посмотрела на нее — она сосредоточенно вглядывалась в лобовое стекло. И была напряжена. Переключила передачу и резко дала по газам, намереваясь немедленно уехать.

Серена обернулась, чтобы посмотреть в заднее стекло и еще раз проверить, гнались ли за ней. Но, кроме красного ореола фар, никого не увидела.

— Что тебе в голову взбрело? — упрекнула ее девушка с короткими волосами.

Серена была в шоке, но все равно всмотрелась в ее лицо: оно казалось до странности знакомым.

— Флора… — с трудом выговорила она, вне себя от изумления.

— Надо поговорить, — коротко отозвалась бывшая воспитательница.

24

Они припарковались у поилки с фонтанчиком под сенью старой белой сосны. Начинало светать.

Серена сидела на пассажирском сиденье, выставив ноги наружу. Флора стояла у открытой дверцы. Одной рукой она придерживала Серену за подбородок, а другой промокала рану у нее на лбу мокрой бумажной салфеткой.

Девушка была очень сосредоточенна, и Серена ей не мешала. Она не могла отделаться от тяжелого осадка, который остался у нее после случившегося. Преследователь воспользовался старой «Нокией» как приманкой, и любопытство могло дорого ей обойтись.

— Похоже, я прибыла вовремя, — хриплым, прокуренным голосом произнесла Флора.

От нее сильно пахло сигаретами и дешевыми духами. Очень короткие черные волосы, выбритые виски. Карандаш вокруг глаз, подчеркивающий зеленые радужки. Черный пуховик и джинсы, белые кеды. Дерзкие манеры. Девушка была очень хорошенькой, но, хотя ей не исполнилось еще и тридцати, быстро старела.

— Я приехала в Вион, потому что…

— Я знаю, зачем ты здесь, — перебила Флора. — Вот только ты сделала огромную глупость.

— Почему это? — с вызовом спросила Серена.

— Тебе мало того, что чуть было не случилось ночью? — парировала девушка. — Сколько еще доказательств тебе нужно, чтобы понять?

Серена поразмыслила.

— Ты знаешь человека, который меня преследовал?

Флора казалась раздраженной.

— Я понятия не имею, кто он, — ответила она наконец. — Но когда я увидела, как он бросил машину и вошел в лес, я поняла, что он собирается тебя прикончить.

От этого слова Серена вздрогнула.

— К счастью для тебя, я приехала в апарт-отель раньше его, и он меня не заметил.

— На нем была красная кепка? У него была борода? — спросила Серена, ища подтверждения.

— Знаю только, что, судя по телосложению, это мужчина, — ответила девушка, раздосадованная расспросами. Потом она выбросила салфетку, перепачканную кровью, и осмотрела очищенную рану. — Шрам останется что надо, — заключила она и отошла покурить.

Серена встала и последовала за ней. Ей нужно было понять.

— Ты приехала в апарт-отель, чтобы поговорить со мной?

— Нет, — призналась воспитательница, сделав первую затяжку. — Я боялась, что ты ввяжешься в какие-нибудь неприятности. — А затем прибавила: — Я наблюдаю за тобой уже несколько дней.

Серена удивилась: она-то думала, что Флора уехала год назад, ровно через месяц после пожара, когда получила выходное пособие от организаторов лагеря.

Но все это время девушка оставалась в Вионе.

— Ты скрываешься? — спросила Серена.

— Тебе ли не знать. Ты же побывала у меня дома, — уличила ее Флора.

Серена не нашлась, что ответить. Да, она рылась в ее вещах, но девушка вроде бы не злилась. Поэтому, преодолев смущение, Серена отважилась объясниться:

— Беспорядок, чтобы произвести впечатление, будто ты собиралась впопыхах, билет на самолет Цюрих—Стокгольм на двадцать третье февраля, оставленная на виду выписка из банка, альбом с фотографиями твоих покойных родителей… Все это — инсценировка, лишь бы создать видимость, что ты действительно уехала.

— С пятнадцатью тысячами франков никуда не убежишь, — подтвердила воспитательница, явно недовольная размером компенсации, которую выплатили ей прежние работодатели. — Но я не могла оставаться в том доме и появляться на людях как ни в чем не бывало. — Последнюю фразу она произнесла, слегка понизив голос, и отвернулась, чтобы скрыть свои чувства.

Серена поняла, что Флоре страшно.

Что или кто ее пугает? У Серены возникло подозрение, что, если спросить прямо, девушка замкнется и ничего не расскажет. Придется вытягивать из нее правду постепенно.

— Где ты спишь? Как добываешь еду? — спросила она, стараясь казаться участливой.

— Мне не нужны твои деньги, — отрезала воспитательница, решив, видимо, что Серена предлагает и деньги, и сочувствие. Флора была не из тех, кто принимает чужую жалость.

— Я не хотела тебя обидеть, — сказала Серена. — Я просто пытаюсь понять, почему такая умная девушка ведет себя, как человек, скрывающийся от правосудия.

Флора промолчала.

— Сколько, по-твоему, ты еще так продержишься? — спросила Серена.

Девушка сжала кулаки и шмыгнула носом. Возможно, дело было в утреннем холоде. Или она просто пыталась сдержать слезы гнева. Когда она повернулась к Серене, глаза у нее блестели, но во взгляде пылала ярость.

— Вы приезжаете сюда в отпуск, но не понимаете, что это за место на самом деле, — напустилась она на Серену. — Или отправляете сюда своих детей, даже не зная, будут ли они в безопасности.

Упрек Серену ошеломил.

— Неправда, — возразила она. — Что ты такое говоришь?

— Я говорю, что жители Виона не любят чужаков, а терпят их только потому, что они приносят деньги. Но время ничего не изменило — все так же, как и сотню лет назад. Здесь, в горах, все женятся друг на друге и приходятся друг другу родственниками: прогуляйся по кладбищу и увидишь на надгробиях одни и те же фамилии.

Серена все еще не понимала причин такой вспышки эмоций.

— Местные защищают друг друга. При необходимости тебе помогают. И если кто-то совершает ошибку, сообщество сплачивается вокруг него.

Серене не показалось, что в деревне точно так же поддерживали Адоне Стерли, но она не перебивала девушку.

— Нас связывают друг с другом тайны.

— Какие тайны? — насторожилась Серена.

— Если кто-то нарушает договор, его прогоняют или делают изгоем, — добавила воспитательница, вероятно имея в виду себя.

— И какую тайну раскрыла ты? — твердо спросила Серена.

Флора перевела дыхание, бросила окурок на землю и раздавила его подошвой.

— Луиза наверняка тебе сказала, что в ночь пожара служебная дверь в шале была открыта.

— Да, — подтвердила Серена. — А еще — что, возможно, это ты забыла запереть ее после того, как выходила покурить.

— Той ночью я не выходила покурить, — сказала девушка.

Но это Серена уже знала: на улице было слишком холодно и шел снег.

— Твоя подруга Луиза также рассказала, что в пансион кто-то проник.

— Эта шалава мне не подруга, — язвительно отозвалась девушка. — Хотя мне известно, о чем она всем болтает.

— Но ты тоже думаешь, что с вами кто-то был? Кто-то посторонний? — допытывалась Серена.

Флора выдержала паузу.

— Да. Я тоже так считаю. Но не по тем же причинам, что и Луиза…

Она оставила фразу висеть в воздухе, но Серене нужен был конкретный ответ.

— Что произошло той ночью?

— Я помогла девочкам смастерить крылья из синего тюля, а после праздника фей-бабочек вместе с двумя коллегами уложила их спать.

Серена поняла, что девушка пытается юлить. А она была по горло сыта играми.

— Я хочу знать, что произошло дальше.

— Начался пожар, — сказала Флора, но тут же поправила себя: — Нет, сначала появился дым. Луиза разбудила меня, увидев, как он просачивается под дверь нашей комнаты. Сначала я ей не поверила, но потом сработали оросители на потолке и пожарная сигнализация.

Эту часть истории Серена уже знала, и она соответствовала рассказу Луизы.

— Мы вышли в коридор и, согласно процедуре, начали эвакуировать девочек с третьего этажа: собрали их вместе, чтобы отправить вниз, где их должна была встретить Берта.

— И только тогда вы увидели огонь, — подхватила Серена, вспоминая красную реку над их головами, про которую сказала Луиза.

Флора кивнула.

Это дополнительно подкрепляло версию о зажигательном устройстве, которое сначала вызывает задымление, чтобы распугать людей, и только потом провоцирует собственно возгорание.

— Вы с Луизой на первый этаж не спустились.

— Мы решили обойти комнаты, — подтвердила воспитательница.

— Луиза должна была проверить мансарду Авроры, — напомнила Серена.

— Я сразу поняла, что ей слишком страшно, — сказала Флора, подтверждая признание своей коллеги, которая извинялась за то, что не нашла в себе смелости. — Поэтому я пошла туда сама.

Серена замерла. Флора только что раскрыла ранее неизвестную ей деталь.

— И тебе удалось попасть в комнату?

Девушка заволновалась и достала из пачки еще одну сигарету, собираясь закурить, но Серена схватила ее за руку, пристально глядя в лицо.

Флора презрительно улыбнулась:

— Это твоя благодарность за то, что я только что спасла твою задницу?

Серена не ответила и не отпустила ее руку.

Девушка убедилась, что лучше с ней не спорить.

— Я поняла, что могло произойти, только когда сошла вниз, к остальным на улице.

О чем она говорит?

— Пока шале горело, Берта потеряла самообладание и впала в панику: она все пересчитывала девочек на снегу, а этот счет, черт бы его побрал, никак не сходился.

Почему Флора не выскажется яснее?

— Она постоянно не досчитывалась одной девочки, поэтому я вспомнила, что увидела в мансарде…

— И что же ты увидела?

— Потом я сообщила об этом и сотрудникам академии, и полицейским. — Девушка продолжала увиливать. — Но они сказали, что это невозможно, что я плохо разглядела.

— Что ты видела в мансарде? — Требовательный тон Серены не допускал дальнейших уверток.

Флора решилась:

— Когда я вошла, Авроры в постели не было.

25

Серена проснулась в апартаментах. Вернувшись, она смогла только снять куртку, после чего рухнула в постель в одежде и ботинках, измотанная ночным бегством и накопившимся напряжением. Теперь, когда она приподняла голову с подушки, та раскалывалась. Встать с кровати будет непросто.

Вроде бы ей что-то приснилось, но она не была уверена.

Она перестала думать об этом, заметив, что фланелевая рубашка промокла насквозь. Она инстинктивно коснулась руками груди и узнала резкий и в то же время сладковатый запах.

К ней мгновенно вернулись силы и ясность ума. И она бросилась в ванную.

Сняв мокрую одежду — рубашку, майку, бюстгальтер, — Серена бросила все в угол ванной на кафельный пол и открыла кран в раковине, чтобы поскорее ополоснуться. Ее не волновало, что вода холодная, — ей просто хотелось смыть ощущение липкости. Несколько раз нажав кнопку дозатора на стене, она набрала полные ладони мыла с неопределенно химическим запахом, похожим на аромат ландышей. Затем лихорадочно провела ими по груди, и еще раз, и еще. Намылить и сполоснуть.

Она хотела вспомнить, что ей приснилось, но не могла. И ненавидела себя за это.

Помывшись, она вытерлась первым попавшимся полотенцем. Задержав дыхание, подобрала с пола рубашку, майку и бюстгальтер. Засунула одежду и полотенце в полиэтиленовый пакет и завязала его очень тугим узлом. Потом снова надела куртку и вышла из апартаментов. Спустившись на первый этаж, прошла в служебное помещение, где стоял мусоросборник. Положила пакет в бак для смешанных отходов и тут же закрыла крышку. Только после этого ей стало спокойнее, и чувство дискомфорта начало угасать.

Почему она не помнит этот чертов сон?

Но гнев ее объяснялся не только забытым сном и тем, что во сне она вся вымокла, но и поведением Флоры.

После того как Флора рассказала, что в ночь пожара Авроры не было в постели, Серене не удалось ее удержать. Серена твердила, что надо вместе поехать к Гассеру, но, по словам Флоры, это было бесполезно: полиция уже отмахнулась от ее показаний.

Воспитательница села в свою малолитражку, жалея, что сболтнула лишнего, и оставила Серену на обочине, даже не объяснив, как вернуться в апарт-отель.

При свете дня Серена не боялась, что водитель зеленого «опеля» снова ее подстережет, поэтому, еле волоча ноги, зашагала к центру долины. Через час она вошла в свои апартаменты и уснула как убитая.

Теперь ей не давали покоя две мысли. Флора не упоминала об открытом окне в мансарде. «Возможно, войдя в комнату Авроры, она не заметила такую мелочь», — подумала Серена. К тому же девушка была сильно напугана. Она хотела уехать из Виона, но, поскольку не могла себе этого позволить, инсценировала отъезд и теперь скрывалась. От кого? Казалось, страхи Флоры зародились именно здесь, в горах.

Нас связывают друг с другом тайны.

Серена была расстроена. Каждый раз, когда она добавляла к головоломке новый кусочек, истина только отдалялась. Бред.

Выйдя из помещения с мусоросборником и собираясь вернуться наверх, она подняла голову и увидела, что на парковке кто-то заглядывает в окна ее внедорожника.

— Эй! — крикнула она мужчине.

Тот обернулся. Серена поняла, что знает его.

Джинсовка. Клочковатая борода с рыжиной и длинные волосы, зачесанные назад гелем.

Парень Луизы тоже узнал Серену и с угрожающим видом направился к ней.

— Ты еще здесь, стерва?

Она не двинулась с места, решив дать ему отпор. Но по мере того как он приближался, ей становилось все яснее, что, пожалуй, это была не лучшая идея.

— Придержи язык, иначе я сейчас позвоню в поли…

Договорить она не успела: парень ударил ее по лицу полураскрытой ладонью, да так сильно, что она потеряла равновесие. Серена упала на бок, потрясенная и беспомощная. Перед глазами замелькали красные точки и яркие пятна.

Парень навис над ней, кипя от гнева. Порывшись в карманах куртки, он достал скомканную листовку, развернул и сунул ей под нос:

— Эта херня — твоих рук дело?

Серена узнала листовку, — возможно, именно ее она дала Луизе накануне, когда случайно встретила воспитательницу, расклеивая и раздавая людям этот примитивный «фоторобот».

Парень склонился над ней и запихнул листок бумаги за ворот ее куртки. Серена была слишком ошеломлена и испугана, чтобы ему помешать.

— Я сказал тебе оставить нас в покое. — Парень дыхнул на нее перегаром и табаком. — Дважды предупреждать не буду, — пригрозил он. Втянув носом воздух, он прочистил горло и плюнул на нее комком мокроты. Затем пошел прочь.

Серена продолжала лежать неподвижно, боясь, что в любой момент он может передумать и вернуться, чтобы выплеснуть остатки злости. Она смотрела, как он направился к старому синему «мицубиси-спайдеру», припаркованному неподалеку, сел в машину и умчался.

Только когда шум глушителя стих вдали, Серена решилась пошевелиться, но встать все еще не могла.

Она коснулась лица там, где он ее ударил, между левой скулой и подбородком. Кожа горела, и, языком пощупав уголок рта, она ощутила вкус крови и поняла, что осталась ранка. Серена инстинктивно приложила руку ко лбу, который накануне ночью рассекла в лесу. Флора очистила ссадину водой, и теперь там образовалась корка.

Серена подумала, что раньше ее никогда не били мужчины. Ей стало жаль Луизу, которая не могла порвать с этим ненормальным. Но в то же время ей было стыдно за себя. А она не хотела испытывать подобное чувство, это было неправильно. Откуда оно взялось? По какому нелепому человеческому закону она должна стыдиться? Стыдиться должен этот мерзавец — уж точно не она.

Наконец Серена собралась с силами и поднялась на ноги. Приведя себя в порядок и отряхнувшись, она посмотрела на землю.

Там, где она упала, лежала старая «Нокия», которую она ночью нашла у кромки леса и которая едва не выдала ее местонахождение преследователю.

Она подняла выпавший мобильник, о котором совсем забыла.

В куртке осталась и батарейка.

До этой минуты Серена считала, что «Нокия» — всего лишь приманка, с помощью которой бородач в красной кепке завлек ее в ловушку.

Но теперь она думала иначе. Вероятно, у телефона было и другое предназначение.

Она еще раз посмотрела на «Нокию» и батарейку и, держа то и другое в руках, похромала обратно в апартаменты.

Был только один способ проверить, права ли она.

26

У себя Серена даже не сняла куртку. Она села на один из складных стульев у обеденного столика. Организм требовал дозы алкоголя и лекарств, однако сначала нужно было разгадать загадку старой «Нокии».

Серена вставила батарейку в телефон, но включать его не стала.

Можно отнести мобильник Гассеру, чтобы полиция отследила того, на чье имя зарегистрирована сим-карта, или последнего владельца. В лесу она собиралась выбросить телефон, но раздумала — может, он послужит уликой.

Впрочем, не исключено, что отдавать его полицейским — не лучшая идея.

Кто бы ни подбросил ей телефон, он определенно не был ни глуп, ни наивен. И ни за что не стал бы рисковать, даря ей улику, способную его разоблачить.

«Он знает, что я не пойду к Гассеру, — подумала Серена. — Но откуда он это знает?»

Она попыталась рассуждать, исходя из того, что водитель зеленого «опеля», преследовавший ее ночью, — это бородач в красной кепке. На сей раз Серена не видела его даже мельком, но это не имело значения: она была уверена, что это он. Затем ей вспомнился скрывшийся в тумане силуэт, который она заметила вечером по приезде в Вион, а главное — незваный гость, разгуливавший по апартаментам, пока она, парализованная, лежала на ковролине.

Вероятно, это был один и тот же человек.

Похоже, незнакомец стремился наглядно продемонстрировать ей, на что способен. «И что может сделать со мной», — сказала она себе. Очевидно, запугивание не сработало, потому что она поспешила сообщить обо всем Гассеру, а потом расклеила листовки с его портретом по всему Виону.

Но если бы он стремился просто запугать ее, остановить, заставить замолчать или уехать, то подбрасывать ей «Нокию» было бы совершенно бесполезно.

«Ему что-то от меня нужно».

Глядя на выключенный телефон в руках, Серена осознала, в чем до сих пор ошибалась. У старой «Нокии» имелось конкретное предназначение.

«Он хочет, чтобы я ему позвонила. И чтобы я воспользовалась „безопасным“ телефоном, с помощью которого невозможно будет отследить его личность. Так что нести мобильник в полицию бесполезно».

Все предосторожности сводились к единственной причине: то, что этот человек собирался ей сказать, могло его скомпрометировать.

Был только один способ это проверить. Серена поняла, что пора включить мобильник.

Не зная, чего ожидать, она нажала кнопку, которая вернула телефон к жизни, и зашла в журнал входящих вызовов. Она вздрогнула: все звонки, которые она слышала, когда бежала той ночью по лесу, сделаны с одного номера.

Серена перезвонила на него.

Где-то ожил другой телефон. Она чувствовала, как напряжение распространяется от ее руки, держащей «Нокию», к плечу. Прошло несколько долгих секунд, и наконец кто-то снял трубку. Но не произнес ни слова.

— Алло? — сказала Серена, надеясь услышать голос.

Но слышалось только ровное дыхание. В эту секунду она поняла, что в трубке сейчас дышит незнакомец, который привел ее обратно в Вион. Тот самый, который направлял и подстегивал ее своим молчанием. И подтолкнул ее найти Флору, чтобы она получила подтверждение, что ее дочь еще жива.

Авроры в постели не было.

Тот, кто снял пожар на видео. Тот самый человек, который оставил для нее открытым окно в качестве послания. Сколько раз благодаря ему она представляла, как Аврора улетает с подоконника на своих крыльях феи-бабочки.

У бородача в красной кепке еще не было лица, но Серена чувствовала себя так, будто он оказался прямо перед ней.

Теперь она разгадала смысл безмолвных звонков. И догадалась, что незнакомец и на этот раз ничего не скажет, потому что говорить должна только она. И она наконец поняла, какие слова он ожидал услышать с самого начала.

— Пятьсот тысяч евро в криптовалюте, — произнесла Серена. — Они будут лежать на оффшорном сервере, и ты сможешь вывести их, введя код, — пояснила она тоном знатока, снова превратившись в холодного и напористого брокера, которым когда-то была. Она была уверена, что ее предложение привлекательно. И не желала торговаться. — Но сначала я должна убедиться, что она еще жива.

Серена выждала несколько секунд. Но время шло, и она испугалась, что все испортила. С другой стороны, подтверждение, которого она потребовала, было необходимым условием. Похититель заведомо должен был это учитывать. Но никакой реакции от него не последовало.

Затем безмолвный собеседник повесил трубку.

Еще некоторое время Серена держала телефон возле уха. Просто не могла его отложить. Сердце бешено стучало. Она не знала, как истолковать такой ответ. Что это было — «да», «нет» или «может быть»?

Единственное, в чем она была уверена, — в том, что нужно раздобыть зарядное устройство, чтобы чертов мобильник постоянно оставался включенным.

27

— На протяжении года похититель дожидался, пока все уляжется. А потом объявился, чтобы потребовать выкуп. Умно. — Серена, скрестив ноги, сидела на полу хижины. Перед ней лежала «Нокия», подключенная к автомобильному аккумулятору, от которого Адоне Стерли питал немногие электроприборы в мастерской.

В отличие от современного смартфона Серены, старый мобильник ловил здесь сигнал.

— Этот ублюдок заставил всех поверить, что Аврора погибла, — сказала она, все еще ошеломленная. — Сейчас никто, начиная с полиции, не собирается рассматривать другую версию событий: тем самым они рискуют потерять лицо. — Она покачала головой. — И еще у него родилось даже более гениальное соображение… — признала она почти с восхищением. — Он прекрасно знал, что, когда тебе предлагают вернуть дочь с того света, ты готова заплатить любую сумму.

— То есть ты уверена, что незнакомец перезвонит, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Адоне.

Серена промолчала, подтверждая эту гипотезу. Она была полна надежд.

Все это время переплетчик слушал ее молча. На нем было зеленое пальто и неизменная черная шерстяная шапка. Он сосредоточенно разыскивал листы и листочки, спрятанные между страниц, которые стопкой лежали на верстаке. Он перебирал их пальцами в перчатках и каждый раз, когда находил чужеродный листок, клал его в красивую деревянную шкатулку с инкрустацией, выстланную изнутри красным бархатом.

Когда Адоне вытащил из романа Агаты Кристи старую черно-белую фотографию солдата в форме, Серену охватило любопытство. Она поднялась с пола и подошла, чтобы получше разглядеть, что делает мужчина в пальто. И наконец поняла.

В деревянной шкатулке были собраны импровизированные закладки. Люди оставляли их между страниц, и они терялись вместе с книгами, которые читали их владельцы.

Под снисходительным взглядом Адоне Серена начала рыться в фотографиях улыбающихся незнакомцев, открытках из дальних краев и многочисленных бумажках. На многих были записи, сделанные от руки: заметки, памятки, списки покупок. Но среди них нашлись и медицинские рецепты, билеты на поезд, квитанции, фигурки футболистов, оригами. Даже письма.

Реликвии обычных жизней. Серена поняла, почему Адоне хранит их в драгоценной шкатулке.

В сущности, по ним можно было восстановить частичку истории того, кто читал книгу. Находился ли он в пути и если да, то куда направлялся или откуда возвращался. Пил ли кофе или аперитив в баре в определенный день и час, в компании или в одиночестве. Страдал ли от мигреней, простуды или же был очень болен. Был ли любим кем-то, кто впоследствии его бросил, а теперь умолял вернуться.

— Долгое время эти воспоминания прятались взаперти между страниц, — сказал Адоне Стерли, довольный тем, что она уловила, в чем смысл его коллекции.

Это были не просто бумажки. Переплетчик хранил их, потому что они указывали точное мгновение, когда повествование остановилось и сюжет оборвался. И с этого момента жизнь читателя тоже как бы замирала. Но стоило открыть книгу и найти закладку, как чары рассеивались и эти незнакомцы получали возможность жить дальше.

Серена повернулась и посмотрела на своего странного друга. Ее переполняла благодарность за то, что он поделился с ней этим маленьким, но таким личным опытом. Адоне позволил ей ненадолго забыть истинную причину, по которой она оказалась в этих горах.

Впрочем, этого и следовало ожидать от человека, который изготавливал разрушительные устройства с ароматом печенья.

Возможно, их и впрямь объединяло своего рода безумие. Или же проницательность, которой не обладали другие. Алкоголичка с зависимостью от лекарств и пироман. Та еще парочка.

Но вдруг Адоне помрачнел. Он снял шерстяную шапку, обнажив растрепанные волосы, и положил ее на верстак. Оставив свое занятие, он подошел к черному псу, который, как всегда, дремал у незажженного камина, и погладил его.

— Тебе не стоит быть здесь со мной, — сказал он Серене.

Переплетчик словно предостерегал ее от самого себя, не желая вводить в заблуждение.

— Мне было пять лет. Мой отец жег сушняк, а я оказался в кольце огня, а может, прыгнул туда и уже этого не помню. Но я помню потрескивающую кожу, запах собственной плоти. И неописуемую боль, которая должна была на всю жизнь отвратить меня от огня, но вместо этого сблизила нас. Огонь как будто заразил меня.

Смысл рассказа был ясен: от такой одержимости невозможно излечиться.

Серена подошла, коснулась его руки и ощутила под пальцами неестественную гладкость черных резиновых перчаток, которые Адоне носил, не снимая, — по крайней мере, когда рядом была она.

— Ты единственный, кто поверил мне и помог, — сказала она.

Переплетчик потерянных книг все еще прятал глаза.

— Я бы не стал доверять такому, как я, — сказал он.

Серена догадалась, что теперь он имеет в виду также и бородача в красной кепке. Стерли был преступником, сидел в тюрьме. И знал себе подобных.

— Что мне терять? — указала ему она.

— Вот именно, — согласился ее странный друг. — И он тоже это знает.

— Ты считаешь, что она мертва, да?

На этот раз Адоне ничего не ответил. Серена знала, что он прав. Если ее дочь не погибла при пожаре в шале, то наверняка погибла позже. Если твоя цель — вымогательство, в том, чтобы оставлять похищенного в живых, нет никакой выгоды. Обычно жертв убивают сразу после похищения, чтобы не оставлять следов и не рисковать, что тебя поймают. Держать человека в заложниках непросто, а для получения выкупа достаточно иллюзии, что он еще жив. Но Серена уже рассматривала в том числе и эту версию и с ходу ее отбросила.

— Если она не нужна была ему живой, почему он не позволил ей погибнуть в огне? — спросила она. — Достаточно было бы устроить поджог и позаботиться, чтобы Аврора не проснулась, — например, накачать ее наркотиками, пока она спала. Пламя уничтожило бы все, включая следы ДНК.

— Похититель не мог быть уверен, что все получится именно так, — возразил Стерли, по-прежнему не решаясь на нее посмотреть. — На всякий случай ему пришлось забрать ее с собой. И только потом… — Адоне не договорил. Очевидно, он хорошо это обдумал. — Иначе он бы зря рискнул всем.

Его доводы были вполне обоснованными, но Серена не хотела терять надежду.

— Я исполню свой долг, — сказала она. Но затем поправила себя: — Долг матери.

Адоне наконец пристально посмотрел ей в лицо:

— Обещай, что, если кто-то снова свяжется с тобой по этому сотовому, ты ничего не сделаешь, предварительно не посоветовавшись со мной.

Но Серена не желала давать обещаний.

— Обещай, — настаивал мужчина в пальто. — На моей совести и без того тяжелое бремя, я не хочу пожалеть, что помог тебе.

Серена уступила:

— Клянусь, я ничего не сделаю.

Серена возвращалась в апарт-отель за полночь, положив «Нокию» на сиденье внедорожника, чтобы оставалась на виду. Хотя старый мобильник больше не подавал сигналов, Серена была уверена, что рано или поздно он снова зазвонит.

Ей хотелось добраться до «Плюшевого мишки», но она знала, что нужно сохранять ясность мысли на случай, если поступит звонок. Под воздействием коктейля ей не всегда удавалось отличить реальность от иллюзий. Помутненный разум легко может принять мелодию мобильника за что-то другое.

Она не могла рисковать.

Скоро у нее начнется ломка. Это тоже опасно. От ломки теряешь рассудок. Чтобы не поддаться искушению, она, войдя в апартаменты, выбросит упаковки с таблетками в унитаз, а заодно выльет в канализацию содержимое пузырьков и весь алкоголь, который держала в доме.

А потом закутается в одеяло в ожидании первого приступа.

С этими благими намерениями Серена оставила машину на пустынной парковке апарт-отеля и направилась к лестнице на второй этаж. Задумчиво поднимаясь по последним ступенькам, она заметила, что перед входом в апартаменты что-то есть.

Она замерла, ухватившись за перила и не в силах пошевелиться. Во рту у нее пересохло, и она попыталась сглотнуть, но горло сдавило от страха.

Серена никогда еще не испытывала такого ужаса. И продолжала смотреть на бумажный пакет, оставленный кем-то на полу перед дверью.

28

Серена вошла в апартаменты, прихватив с собой пакет, и закрыла дверь.

С одной стороны, ей не терпелось открыть его и посмотреть, что внутри. С другой стороны, что-то все еще ее удерживало.

Поэтому она положила пакет на пол посреди гостиной.

Во рту было сухо от напряжения. Серена решила на несколько минут забыть о подарке и подошла к холодильнику, чтобы взять себе выпить. С тех пор как она его отпинала, маленький бытовой прибор стал более шумным. Теперь этот звук мешал ей думать.

Серена взяла бутылочку «Эвиана» и вернулась с ней к пакету.

Затем начала опасливо обходить его по кругу. Отпила воды, глядя на пакет в янтарном полумраке, потому что единственным источником света был фонарь на парковке, отблески которого проникали сквозь балконную дверь, а сил включить лампу не было. Серена разглядывала пакет, держась поодаль и пытаясь представить, что находится внутри.

Наконец она решилась, опустилась на колени и открыла его. В нем оказались две вещи, на первый взгляд безобидные.

Сначала Серена вытащила ночнушку с маленькими розовыми цветочками. Размер был такой же, как у Авроры, но Серена не помнила, лежала ли такая в чемодане ее дочери, когда та уезжала на каникулы. Она понимала, что внимательная и заботливая мать знала бы это.

От ночнушки исходил специфический запах. Горелый пластик и резина. Тот же запах, который накрыл Вион в ночь пожара и который она сама почувствовала, когда приехала в деревню на следующее утро.

Печеньем ночнушка не пахла, но это было не так уж и странно. Серена подумала, что слишком зациклилась на этой услышанной от Адоне подробности.

И все же она была разочарована. Потребовав доказательств, что Аврора еще жива, она ожидала, что ей позвонят и кто-то хотя бы на несколько секунд даст трубку ее дочери, чтобы она узнала ее голос. Но этого не случилось. Что, черт возьми, происходит? Неужели похититель воображает, что ей будет достаточно ночнушки, провонявшей дымом?

Серена принялась изучать второй предмет, лежавший в пакете: это была карта долины. Развернув ее на коричневом ковролине, она увидела отметку — некое место, обведенное красным маркером.

Точка посреди леса.

Карта явно означала приглашение. Но Серене оставалось только догадываться, что она найдет на месте встречи. Будет ли Аврора ждать ее там?

Я бы не стал доверять такому, как я.

Предостережение Адоне снова зазвучало у нее в ушах. Все это в самом деле не внушало доверия — слишком туманно и неоднозначно.

Поскольку правила игры не были установлены, Серена решила перехватить инициативу. Она достала из кармана «Нокию» и позвонила похитителю Авроры в надежде, что тот ответит.

Линия была свободна, и на другом конце звонил мобильник.

Как только предполагаемый похититель ответит, она попросит предоставить дополнительные доказательства того, что с Авророй все в порядке. Точнее, потребует. Но чем дольше продолжались гудки, тем больше Серена теряла решимость.

«Умоляю, ответь». Но ее молитву никто не услышал, и вскоре вызов сбросился. А когда она попыталась набрать номер еще раз, телефон уже отключили.

Послание более чем недвусмысленное.

Серена была измотана и обескуражена. В тот же день она взяла ноутбук и конвертировала пятьсот тысяч евро выкупа в криптовалюту. Затем перевела средства со своего счета на сервер в Дубае. Система сгенерировала простой код из одиннадцати цифр и шести букв, который работал как чек на предъявителя, им можно было воспользоваться онлайн. Анонимно, мгновенно, необратимо.

Серена запомнила буквенно-цифровую последовательность и тут же ее удалила.

Если все пройдет хорошо, она продиктует код похитителю по телефону, когда будет покидать место обмена вместе с дочерью. Если же с ней или с Авророй что-то случится, та же участь постигнет и деньги.

Но, учитывая то, как все обернулось, она уже не была уверена, так ли хорош ее план.

Гостиную в маленьких апартаментах озарила вспышка, за которой последовал грохот, от которого Серена вздрогнула. Она обернулась на балконную дверь, выглянула на улицу. Через несколько секунд после раската грома разразилась гроза.

Серена понимала, что уверенности у нее нет, но и другого выбора тоже. В эту секунду она решила, что все равно поедет в место, указанное на карте.

Однако перед отъездом она решила сделать кое-что еще.

29

Тем, кто найдет это письмо

Я никогда не умела выражать свои чувства, но все-таки попробую.

Сейчас час ночи, на улице ливень, и я собираюсь сесть в машину. Но прежде чем уехать, я подумала я почувствовала необходимость ненадолго задержаться и написать кое-что на листке бумаги, а потом я оставлю его здесь, в этом месте, которое на время стало моей берлогой. Я не знаю, что произойдет сегодня ночью. Не знаю, что меня ждет. Или знаю, но не хочу об этом думать. Меня утешает то, что так или иначе все решится.

То, что я собираюсь сделать, не имеет ничего общего со смелостью. Мне страшно, но у меня нет выбора. В этой истории у меня никогда не было выбора. Не знаю, чего я боюсь больше — ошибиться или оказаться правой. Потому что, если я права, он существует. Он всегда существовал. И живет не только в моем воображении. Хотя все с самого начала считали меня сумасшедшей. А если он существует, то сейчас он с ней. С моей дочерью С моей девочкой.

Все это время… Боже…

Я еще не знаю, как он выглядит, но знаю, что он такой же человек, как мы с вами. Не обманывайтесь, он не монстр. Если вы думаете, что чудовищные вещи совершают только монстры, вы никогда не будете в безопасности, как и ваши дети.

Некоторые люди способны на немыслимые поступки.

Я знаю, что вы меня не поймете. И даже надеюсь, что вам никогда не удастся меня понять. Потому что, если бы вы поняли, это означало бы, что вы в том же положении, что и я, и не смогли защитить тех, кого любите. Есть кое-что похуже, чем боль от трагедии, — чувство неполноценности из-за того, что я не смогла ее предотвратить, и теперь я это знаю.

Я бы хотела, чтобы вы видели, как я сейчас сижу за этим столом, уже в куртке и ботинках, держа в одной руке ключи от машины, а в другой ручку. Я готова выйти на улицу и поехать сквозь грозу. Я трачу лишние несколько минут, чтобы написать вам здесь, в покое и тепле.

Прежде чем отправиться в путь, я должна сказать вам две вещи.

Мой долг — предостеречь вас. То, что случилось со мной, может случиться и с вами. Если честно, мне бы даже хотелось, чтобы это случилось с кем-то другим вместо меня. Знаю, плохо так говорить. Но вы на моем месте хотели бы того же.

Никому не захотелось бы знать то, что сейчас знаю я.

Я не держу зла на тех, кто не поверил мне. Наверное, на их месте я повела бы себя так же. Но кому-то придется за все это заплатить. Это будет не месть, а правосудие. Вы говорили, что я не могу быть объективной, что нет никаких доказательств. Вы намекали, что во мне говорит лишь отчаяние. Но если сегодня ночью у моей дочери есть надежда, то только потому, что я ее мать. Никогда не забывайте об этом.

В своем положении я могу двигаться только вперед. Я зашла слишком далеко. И никто, даже полиция, не может мне помочь. Времени больше нет. Я должна сделать это одна.

Еще несколько минут, и я узнаю, права я или нет.

И если вопреки тому, во что меня заставили поверить, ее там не окажется или мне не удастся увезти ее с собой, это будет только мой провал, потому что изначально во всем была виновата только я. Я была недостаточно бдительна.

Я осознаю, на какой риск сейчас иду, но, как я уже сказала, у меня нет выбора. Однако я всем сердцем надеюсь, что еще не слишком поздно.

Если же по какой-то причине мне суждено погибнуть я не вернусь, не пытайтесь меня искать. Продолжайте искать его.

Сделайте это не ради меня и даже не ради Авроры. Сделайте это для себя и своих детей.

Серена

P. S.

Адоне, ты намного лучше, чем ты думаешь и чем думают все. Тебе никогда не отпустят грехов, так что больше не ищи ни у кого прощения. Твоя сестра тоже не права и должна позволить тебе видеться с племянницей. Спасибо за то, что поверил мне. Спасибо за то, что попытался меня остановить. И за то, что тебе это не удалось.

Тайна леса

1

Когда Серена добралась на внедорожнике до опушки леса, находившегося на плато на высоте тысячи семисот метров, дождь сильно поутих. Гроза над долиной закончилась. Молнии беззвучно сверкали только вдалеке, за вершинами гор. Но ненастье еще не миновало.

Развернувшись и припарковавшись носом к лучшему пути отхода, Серена вышла из машины. Через считаные секунды она уже промокла до нитки. Все звуки заглушал частый стук мелких капель, падавших на окружающие заросли. Она осмотрелась. Стволы деревьев лишь смутно угадывались во тьме, точно неподвижное воинство.

Серена включила на смартфоне фонарик, чтобы свериться с картой, которой ее снабдил похититель. Точка, обведенная красным, находилась в сотне метров к востоку.

Ориентируясь по компасу на смартфоне, она отправилась туда.

Зря она рассчитывала, что передвигаться по ровной местности будет легко. Подтаявший от дождя снег образовал нечто вроде болота, к которому добавилось месиво из опавшей листвы и растений. Ноги увязали в этой густой, гнилой трясине, мешавшей идти.

Серене нельзя было заблудиться, ей важно было помнить, откуда она пришла, чтобы потом снова найти внедорожник. В темноте невозможно оставить метки, по которым отыщется обратный путь, и полагаться она могла только на примерные расчеты, чутье и удачу.

Она даже не знала, куда идет. Чтобы ввести место назначения в навигатор, потребовались бы точные координаты. Серене пришлось брести наугад, не зная, с кем или с чем ей предстоит столкнуться.

Метрах в десяти от точки, указанной на карте, она подняла фонарик и слабо осветила его лучом приземистую, полуразвалившуюся деревянную лачугу. Это зрелище ее перепугало. Она не ожидала встретить человеческое жилище среди дикой природы. Неизвестно, каково было первоначальное предназначение хижины. Но тому, кто ее построил, определенно было что скрывать. Лачуга напоминала типичное логово, где под покровом тайны происходят жуткие вещи.

Пара квадратных метров без дверей и окон. Единственный проем с одной стороны.

Охваченная внезапным порывом, Серена ускорила шаг, чтобы посмотреть, что же внутри этой хибары.

Переступив порог, она сразу увидела, что лачуга пуста. Она посветила вокруг фонариком, надеясь найти послание от похитителя — какой-то знак, указание.

Она не ошиблась. Кое-что для нее там было.

К стене был прибит чистый лист бумаги. Рядом с ним — шнурок, на котором висела синяя шариковая ручка.

Серене потребовалось меньше секунды, чтобы понять, что это значит: от нее требовалось написать код для получения пятисот тысяч евро. Но она не собиралась делать этого без гарантий, что ей вернут Аврору.

Она разозлилась. Все шло не так, как следует. Все было неправильно. Она оказалась в тупике.

Серена достала из кармана старую «Нокию», чтобы еще раз попытаться связаться с похитителем. И торжественно поклялась себе, что, если никто не возьмет трубку, она развернется и возвратится в апарт-отель.

Пока же она надеялась, что посреди леса достаточно покрытия сети, поскольку на зеленом дисплее мобильника отображалась только одна полоска. Она нажала кнопку вызова.

Ответили ей с поразительной скоростью. Очевидно, похититель ожидал звонка.

— Я ничего не напишу на этой бумажке, пока не получу доказательств, что Аврора жива и здорова, — заявила Серена безмолвному собеседнику. Поняв правила игры, она больше не рассчитывала услышать ответ.

И действительно, никто не ответил. Как обычно, слышалось только ровное дыхание.

— Ясно? — спросила она еще решительнее. — Иначе я отсюда ухожу.

В этот самый момент Серена различила в трубке шум. И узнала его. Он был постоянным фоном все время ее пребывания в Вионе.

Мирное похрапывание холодильника в ее апартаментах.

Серена ощутила странное головокружение. В первые несколько секунд она не понимала смысла происходящего. Мысли в голове разлетелись на тысячу осколков, не удавалось сосредоточиться, не удавалось понять, что все это значит. Затем всё внезапно начало складываться воедино.

И скрытое послание стало явным.

— Моя дочь сейчас с тобой? — спросила Серена, ожидая хоть какого-то знака согласия. Похитителю достаточно было хмыкнуть — она бы поняла.

Но тот в очередной раз повесил трубку.

У Серены вырвался крик бешенства. Затем она вышла из хижины, проклиная дождь, горы и все дерьмо, которое на нее обрушилось. Она сжала кулаки и размахивала ими в поисках невидимого врага, которого можно было бы ударить. Выпустив пар, запыхавшись и устало согнувшись, она снова попыталась рассуждать.

План похитителя был безупречен. Впрочем, у него был целый год, чтобы продумать все свои ходы. Ей же всегда приходилось принимать решения наспех и действовать по обстоятельствам. В результате она всегда оказывалась на шаг позади.

Сейчас загадочный бородач в красной кепке давал ей понять, что они должны доверять друг другу.

Ты не знаешь, действительно ли твоя дочь здесь, а я не знаю, действительно ли ты напишешь на листке код.

Времени на колебания не осталось. Надо рискнуть. Уговор заключался в том, что, пока она будет возвращаться в апарт-отель, чтобы убедиться, что Аврора там, он заберет выкуп.

Это даже казалось справедливым, ведь похититель мог бы потребовать, чтобы она продиктовала код по телефону. И Серена сомневалась, что устояла бы перед искушением уступить ему и это преимущество. А при таком раскладе они вынуждены были друг другу довериться.

Серена решительно вернулась в лачугу, взяла синюю ручку и записала банковский код на листке.

Прежде чем уйти, она посмотрела на время: двадцать семь минут третьего. Дорога до апарт-отеля займет около часа. Всего час отделял ее от истины. Вполне вероятно, что похититель уже ехал в лес, чтобы проверить, выполнила ли она свою часть сделки.

Время истекало.

Серена вышла из хижины под усилившийся дождь и направилась обратно к внедорожнику. Но, когда посмотрела на компас, сзади хрустнула ветка. Эхо разнеслось по зарослям.

Звук был слишком отчетливым, слишком резким. Будто кто-то наступил на ветку и сломал ее случайно.

Серена обернулась. У нее возникло четкое ощущение, что она не одна. Она подняла смартфон с включенным фонариком, чтобы лучше видеть, но луч не дотягивался дальше метров трех-четырех. И все же ей показалось, что она различила человеческую фигуру. Некто застыл среди деревьев и, вероятно, смотрел на нее.

Серена поняла, что, кто бы это ни был, он просто ждал подходящего момента, чтобы напасть.

Первым делом она подумала об апарт-отеле. Если похититель здесь, с ней, кто же тогда остался в апартаментах?

Пока что Серене ни разу не приходило в голову, что у преступника могут быть сообщники. Пожалуй, не учитывать такую возможность было опрометчиво и даже глупо.

Затем произошло нечто неожиданное.

Незнакомец шагнул вперед, и фонарик осветил его лицо.

2

— Не двигайся, — грозно произнес Адоне Стерли.

Вместо обычного зеленого пальто на нем была черная штормовка, но руки по-прежнему скрывались под черными резиновыми перчатками.

Потоки дождя низвергались на него, отчего он казался исчадием ада.

Глядя на этого мужчину, которого, казалось ей, она знала, Серена уловила в его лице жестокость, которой не замечала прежде. И испугалась, как в их первую встречу, когда она тайком проникла к нему в хижину.

Неужели Адоне замешан в этой гнусной истории? Она не могла поверить, что позволила себя обмануть.

— Сволочь, — сквозь зубы бросила она ему.

Этот человек был ей наставником, советчиком. Ей следовало понять, что за всем стоит он, еще когда он рассказал об устройстве, создающем сначала дым, а затем пламя. Никакого подражателя не было. Бомбу с ароматом печенья, вызвавшую пожар в шале, изготовил не кто иной, как сам Стерли.

— Сукин сын, что ты с ней сделал? — в ярости заорала Серена.

Она не хотела, чтобы он воображал, будто она его боится. И действительно больше не испытывала страха. Все ее мысли были об Авроре. Но теперь она не сомневалась, что на самом деле ее дочь давно погибла — возможно, даже сразу. Как заметил сам Адоне, похитителям не нужен заложник, чтобы получить выкуп. Достаточно заставить родственников поверить, что их близкий человек еще жив и что они смогут снова его обнять. Даже слабой надежды хватит, чтобы убедить их заплатить.

— Я же сказал, чтобы ты не двигался, — повторил Стерли.

«Не двигался»? Почему он обращается к ней в мужском роде? Затем Серена заметила, что взгляд Адоне устремлен не на нее, как ей почудилось, а на кого-то за ее спиной.

Она хотела было обернуться, но тут Адоне бросился на нее и оттолкнул в сторону. Серена упала на мокрую землю, ударилась боком о выступающий камень и от боли застонала. Мобильник выпал у нее из рук, и тьма вдруг стала непроницаемой.

Во мраке слышались звуки борьбы.

Серена различила пятно света: фонарик на смартфоне уткнул луч в землю в паре метров от нее. Морщась от боли, она поползла туда и схватила мобильник, но тот был грязным, скользким и в руки не давался. Серена вытерла его о себя. Как только ей наконец удалось ухватить его покрепче, она направила луч света туда, откуда исходил шум потасовки.

Лицо Адоне Стерли выглядело как сплошная земляная маска, из-под которой виднелись только бешеные глаза. Его противником был мужчина, тоже с головы до ног измазанный грязью. Серена задавалась вопросом, видела ли она его где-нибудь.

Она узнала его по джинсовке и длинным волосам, которые обычно были зачесаны гелем, а сейчас свалялись, как и рыжеватая борода.

Парень Луизы, который всего несколько часов назад напал на нее на парковке апарт-отеля, сейчас защищался от ударов Адоне и время от времени даже, похоже, давал сдачи. Серена не понимала, что происходит. Эти двое — сообщники? Тогда почему они сцепились?

И тут раздалась протяжная трель свистка.

— Сюда! — крикнул кто-то вдалеке.

В чаще замелькали лучи фонариков. Залаяли собаки; приближались какие-то люди.

Через минуту из-за деревьев появились вооруженные мужчины. Полицейские. Новоприбывшие кинулись разнимать драку. Один подошел к Серене.

— Как вы? — спросил Гассер, положив руку ей на плечо.

Серена еще не оправилась от изумления. Впервые с приезда она была рада видеть этого человека и его проклятые усы.

— Нормально, — только и смогла ответить она, держась за ушибленный бок. От боли было трудно дышать. Колени у нее подкосились.

— Я немедленно распоряжусь прислать «скорую», — сказал командир.

Он собирался приказать одному из своих людей, чтобы тот вызвал по рации «скорую помощь», но Серена удержала его за руку.

— Отправьте кого-нибудь в мои апартаменты, там может быть моя дочь. — Произнося эти слова, она поняла, что и сама в них не верит.

Полицейский бросил на нее недвусмысленный взгляд:

— Сейчас там находится наш наряд, но вашей дочери там нет. Зато мы арестовали остальных членов банды.

Банды? Какой еще банды? О чем он говорит?

Серена увидела, что агенты надевают наручники только на парня Луизы, а Адоне Стерли похлопывают по спине. Изнуренный и запыхавшийся, тот смотрел на Серену.

Глаза его снова стали знакомыми.

В грязи у ног полицейских блестело лезвие складного ножа. Чуть дальше свет фонариков освещал что-то на земле. Среди деревьев была вырыта яма. Серене не потребовалось много времени, чтобы догадаться, для кого она предназначена.

Лишь тогда она поняла, что переплетчик потерянных книг только что спас ей жизнь.

3

Серена резко проснулась в больничной палате. Она была одна, за окном светало. Она поняла, что проспала не больше часа.

Разбудило ее все то же ощущение влаги в районе груди. И Серена снова не помнила, что ей снилось. Это было мучительно.

Она нажала кнопку звонка. Не прошло и минуты, явилась медсестра, женщина средних лет с ободряющей улыбкой, и сразу сообразила, в чем проблема.

— Я принесу вам сменную одежду, — без лишних вопросов сказала она.

В ожидании, пока ей принесут другую больничную сорочку, Серена подумала, что ей хотелось бы иметь теплое одеяло из слез, в которое она могла бы кутаться всякий раз, когда на нее обрушивается боль.

Но с тех пор, как Авроры не стало, она ни разу не плакала.

Даже когда ее увозили из леса ночью после того, как ее чуть не убил парень Луизы. Серена должна была чувствовать отчаяние, но ее просто оглушило осознание того, что на самом деле у нее никогда не было шансов вернуть Аврору. Потому что никакого похищения не было и ее дочь никогда не была ни у кого в заложниках.

Для Серены все могло закончиться очень плохо. Но Адоне Стерли это предотвратил.

Когда медики грузили ее в карету скорой помощи, Гассер подошел к носилкам и пообещал, что утром навестит ее в вионской больнице и все расскажет.

Серену передали заботам врачей и медсестер, которые подвергли ее многочисленным обследованиям. Согласно их заключению, если не считать нескольких ссадин, у нее была только пара сломанных ребер — результат падения, когда Адоне оттолкнул ее, чтобы защитить.

Но и физическая боль не вызывала у Серены слез.

В соответствии с принятой процедурой в больнице ей сделали анализ крови. Обнаружив наличие фармакологических ингредиентов «Плюшевого мишки», врачи решили не давать ей других обезболивающих. Кроме того, ей назначили программу дезинтоксикации, которую Серена, впрочем, не собиралась проходить. Тем более сейчас.

Незадолго до рассвета ее отвели в одноместную палату, чтобы дать ей отдохнуть, и заверили, что на следующий день выпишут.

Как и было обещано, предупредительная медсестра вернулась с чистой сорочкой и мочалкой-рукавицей, а затем помогла Серене встать с койки, вымыться и переодеться. С двумя сломанными ребрами тяжелее всего было поднимать руки, чтобы снять или надеть одежду.

— Позже мы проконтролируем, достаточно ли туго затянут бандаж, — сказала женщина, бегло проверяя плотность повязки на ее боках и грудной клетке.

Серене хотелось спросить, есть ли у медсестры дети и сколько им лет. Хотелось, чтобы та рассказала, как горда быть их мамой, — Серена не сомневалась, что у медсестры замечательные дети. Хотелось довериться ей, рассказать, что попала в больницу второй раз в жизни. В первый раз, когда это случилось, она родила Аврору, пока была в коме из-за маточного кровотечения. Хотелось открыть женщине свою тайну. А именно — что она не может оплакивать смерть дочери, но взамен ее тело производит нечто иное, нежели слезы. И что она часто просыпается с мокрой грудью и чувством неприкаянности, от которого потом трудно избавиться.

Ничего из этого Серена так и не сказала. Она просто позволила незнакомке позаботиться о себе. Затем вернулась в постель и снова уснула.

Открыв глаза, Серена увидела перед собой лицо Гассера. Командир сидел у ее койки.

— Добрый день, — улыбнулся он в усы.

Серена еще не определилась, преодолела ли она неприязнь к этому человеку. Но сейчас ее интересовали только его разъяснения.

— Мне жаль, что все так вышло, — сказал полицейский. — И прежде всего, я сожалею, что это случилось с вами.

Серена с трудом приподнялась на подушках и выпрямилась, чтобы лучше его видеть.

— Полагаю, о моей дочери никаких известий нет.

— К сожалению, нет, — признал Гассер. — Боюсь, то, что случилось с вашей дочерью год назад, не имеет никакого отношения к этой отвратительной истории.

— Мошенничество, — произнесла Серена, уже догадываясь, о чем пойдет речь.

— Парня, которого мы арестовали ночью в лесу, зовут Фредди Лоренц.

Серена знала только, как он выглядит. Джинсовка, длинные волосы, зачесанные назад гелем, клочковатая борода с рыжиной. И угрожающий вид.

— Он собирался выжать из вас код для получения выкупа, убить вас, а затем избавиться от тела.

Серена с содроганием вспомнила яму в зарослях. Если бы план этого Лоренца удался, никто не нашел бы ее останков. Или нашли бы спустя несколько веков, случайно или из-за какого-нибудь геологического переворота. Археологи будущего задавались бы вопросом, кем была убитая женщина, но правда так и осталась бы нераскрытой.

— Однако Фредди Лоренц действовал не в одиночку, — добавил Гассер. — Он состоял в сговоре с двумя сообщницами.

Серене не терпелось услышать их имена.

— Луиза Брюн и Флора Майер.

Не верилось, что воспитательницы замешаны в этой мерзости.

— Луиза Брюн — вот подлинный мозг преступного плана. Ее парень и подруга — всего лишь исполнители.

Серена позволила невинной внешности и мнимой хрупкости Луизы обмануть себя. Она боялась, что на Луизу давит жестокий парень, но на самом деле это Луиза им манипулировала. Еще Серена вспомнила, как Луиза описала ей последние дни Авроры на Земле. Истории, которыми девушке удалось немного унять тоску Серены, ответив на один из мучивших ее вопросов. А именно — была ли ее дочь счастлива перед смертью.

Когда Аврора рассказывала анекдоты, остальные так и покатывались со смеху.

Кто знает, не было ли и это ложью, дабы втереться к ней в доверие.

Некоторые были весьма непристойными.

Аврора и непристойные анекдоты — не слишком правдоподобное сочетание. Одно это должно было внушить Серене, что в рассказах девушки что-то не сходится. Вот почему Серена больше ни во что ни верила, хотя какая-то часть ее все еще отвергала новую правду.

— Вы уверены, что дело обстоит именно так?

— Луиза Брюн отказывается говорить, но Лоренц и Майер сразу признались, — ответил Гассер. — Эти трое заманили вас в Вион, прислав вам видео пожара, о котором вы в первый день рассказали мне.

— Вы нашли эту запись? — спросила Серена.

Она до сих пор помнила выражение лица Гассера, когда ей не удалось показать ему видео, потому что его заменили старой рекламной кампанией Виона. Но сейчас ей не терпелось узнать, были ли съемки подлинными, или же открытое мансардное окно — цифровой трюк.

— Я видел запись, — признался командир и взял планшет, который принес с собой. — В ночь пожара ее сняла Луиза на свой телефон.

«Так вот почему не было слышно спасателей», — подумала Серена.

На экране начало воспроизводиться хорошо знакомое ей видео. Хотя, чтобы снова увидеть его, ей достаточно было закрыть глаза.

И на этот раз окно Аврориной мансарды тоже было открыто.

— Видите? Все, как я говорила! — взволнованно воскликнула Серена. — Как вы это объясните?

— Видео сфальсифицировано, — сообщил Гассер. — В том ролике, который вам прислали, отсутствовала первая часть. Но мы нашли полную запись.

Командир отмотал назад. Теперь на экране планшета бушевал пожар, но окно было закрыто. Затем в мансарде раздался короткий взрыв. Ударная волна распахнула одну из створок.

— Вионские пожарные объяснили мне, что на профессиональном жаргоне это называется эффектом попкорна. Взрыв был вызван скопившимся в комнате газом. Обычно взрыв так силен, что окна разлетаются вдребезги… Но здесь такого не произошло, что и позволило этой троице смонтировать фальшивку.

Серена была разочарована, ей было стыдно за свою наивность. Гассер это заметил.

— На вашем месте любой бы купился, — попытался он утешить ее. — Когда вы пришли ко мне, я сразу понял, что ваша цель — убедить меня, что ваша дочь, возможно, еще жива.

Хотя Серена и не говорила этого прямо, так оно и было. Теперь она молчала — пусть он закончит.

— К сожалению, я никогда на это особо не надеялся. И скоро вы все поймете.

О чем это он? Что она должна понять?

— Пожалуйста, скажите мне сейчас, — взмолилась Серена.

— Всему свое время, — ответил Гассер. И продолжил реконструкцию: — После того как вы примчались сюда искать совпадения с видео, троица начала разыгрывать свой спектакль…

За следующие полчаса Гассер объяснил ей, как развивались события. И Серена сравнила услышанное со своим непосредственным опытом.

В первый день Луиза ждала ее возле полицейского участка, но только затем, чтобы показаться на глаза и убежать. Тем же вечером девушка пришла в апарт-отель и начала внушать Серене подозрения, что гибель Авроры окутана тайной, которую кто-то всячески пытается скрыть. Серена до сих пор помнила, как девушка рассказывала об открытой задней двери и присутствии злоумышленника в шале в ночь трагедии. Помнила и то, как, пока она была в ванной, Луиза проворно задернула шторы на балконной двери, словно боясь, что ее увидят. А также вторжение ее агрессивного парня, который утащил воспитательницу прочь, чтобы не дать ей говорить. Вероятно, именно он и прятался тогда в тумане.

Многочисленные безмолвные звонки служили для того, чтобы вывести ее из тени. Члены банды предусмотрительно не произносили по телефону ни слова, поскольку она могла узнать их по голосам. С другой стороны, им и не требовалось давать ей инструкции, потому что Серена проявила интуитивную понятливость.

Эти трое знали, что рано или поздно она придет в квартиру Флоры. И подготовили все к ее визиту. Беспорядок, банковская выписка с покупкой билета на самолет, альбом с фотографиями покойных родителей в ящике — эта инсценировка предназначалась для Серены, а не для неизвестных личностей, которые якобы преследовали Флору.

Флора появилась в нужный момент, но и это было подстроено.

Она спасла Серену от незнакомца на зеленом «опеле», который гнался за ней в лесу, но сделала это только для того, чтобы втереться в доверие. Говоря о том, что вынуждена скрываться, девушка казалась искренне напуганной. Она убедила Серену, что обе они в опасности, поскольку есть тайна, которую никто не должен знать.

Авроры в постели не было.

Однако шедевром банды стал бородач в красной кепке, который заставил Серену поверить, будто она имеет дело с одним человеком, тогда как на самом деле мнимого похитителя изображали трое.

— Но как вы объясните, что этот мужчина появился на рисунке подружки Авроры? — с сомнением спросила Серена. Она не понимала, что произошло в день катания на санях, когда похожий на мнимого похитителя человек появился в лесу во время пикника девочек.

— Несколько дней назад вы пришли ко мне и сообщили, что, пока вы спали, кто-то проник в ваши апартаменты, — напомнил ей командир.

Серене все еще было стыдно за свою выходку возле пятидесятнической церкви.

— В это время я, парализованная, лежала на полу в полубессознательном состоянии, — призналась она. — Но я уверена, что рядом со мной кто-то был, — добавила она, снова вспомнив отпечатки мокрых ботинок на коричневом ковролине.

— А вы не думали, что злоумышленник мог проникнуть к вам в апартаменты, чтобы добавить персонажа на рисунок подруги вашей дочери?

Нет, об этом Серена действительно не подумала. Теперь она вспомнила, что сама обмолвилась Луизе о рисунках девочек из пансиона, сама рассказала об их похвальной инициативе заменить рисунками фотографии, которые исчезли, когда сгорел Флорин цифровой фотоаппарат.

— Мы нашли пресловутую красную кепку и накладную бороду, — сказал Гассер. — Они лежали в зеленом «опеле», припаркованном в старом сарае, которым пользовались мошенники.

— Ловко же они меня провели, — вздохнула Серена.

— Лоренц — негодяй, который большую часть времени ошивался в барах. У него есть мелкие судимости за драки и преступления против собственности. Луизу Брюн исключили из школы за плохое поведение и за то, что ударила головой одноклассницу. Флоре Майер так и не удалось решить свои проблемы с наркотиками.

— Они совсем не смахивают на криминальных гениев, согласитесь, — заметила Серена. — По-моему, они больше похожи на трех хулиганов.

— В наших краях у молодежи нет особого выбора, — признал Гассер. — Ребята либо уезжают, либо находят работу в туризме — такого у нас в долине много. У них нет ни мечтаний, ни амбиций, и их судьба предрешена еще до того, как им стукнет двадцать.

В свете описаний командира Серена сочла, что ее предложение заплатить выкуп в размере полумиллиона евро должно было показаться этим троим почти невообразимым. Вероятно, они не рассчитывали на такую наживу и согласились бы и на гораздо меньшую сумму. На сей раз ее брокерский инстинкт не сработал.

— Я позволила себя надуть. — Серена все больше убеждалась в этом.

— Не вините себя, — снова утешил ее полицейский. — Вы мать, и они воспользовались вашей естественной слабостью.

«Я сама помогла им из-за своей зависимости, — подумала она. — Ничего этого не случилось бы, если бы я была в ясном уме».

— Мы начали подозревать эту троицу после того, как получили наводку от Берты Верлен, — продолжил Гассер.

То есть заведующей пансионом. Серена никогда не видела ее, а только разговаривала с ней по телефону в ночь пожара.

С Авророй все в порядке.

Женщина перепутала ее дочь с француженкой Орели. И Серена так ей этого и не простила.

— Поначалу банда пыталась впутать и Берту, — пояснил полицейский. — С ней связалась Луиза: она не объяснила, что именно задумала, но дала понять, что та может сорвать хороший куш, если готова сыграть нужную роль.

По словам самой Луизы, Берта теперь работала гувернанткой в какой-то женевской семье.

— Но о том, что должно было случиться со мной ночью, вас предупредил Адоне Стерли, — предположила Серена.

— Он вовремя нам сообщил, — подтвердил Гассер.

Мужчина в пальто предал ее доверие. После того как она рассказала ему о «Нокии» и безмолвном звонке с подразумеваемым требованием выкупа, он принял решение обратиться в полицию.

Я бы не стал доверять такому, как я.

Но переплетчик действовал из добрых побуждений, и Серена не могла его винить. Тем более после того, как он рискнул жизнью, отправившись искать ее в лесу.

— Адоне проследил за мной, да? Потому что о встрече в заброшенной хижине никто не знал.

— Чтобы пойти за вами, Стерли даже нарушил ограничение на передвижение, — ответил Гассер. — Он все еще отбывает наказание и не имел права покидать дом с заката до рассвета.

— Сколько же пожаров он устроил, чтобы заслужить такую бесконечную кару? — с вызовом спросила она, думая о годах, которые ее друг уже провел в тюрьме.

— Не только пожаров, — ответил Гассер. — Но об остальном вам лучше спросить его самого…

Серена не уловила смысла этой фразы. Она хотела было попросить пояснений, но тут командир сказал нечто такое, что внезапно изменило ее приоритеты:

— Я сказал вам, что никогда не верил, что ваша дочь могла выжить в пожаре. И на то есть причина.

Серена не понимала, какую еще неожиданность уготовил ей Гассер. И в глубине души боялась узнать.

— Но я не хочу утверждать это голословно, — еще более загадочно прибавил полицейский. — Вам нужно увидеть самой.

4

Поскольку ее одежда пришла в негодность, в больнице Серене выдали спортивный костюм, кроссовки и телогрейку. Серена с большим удовольствием заехала бы в апарт-отель, чтобы переодеться, но пока что апартаменты считались вторичным местом преступления, поскольку Флору арестовали именно там. Это Флора дала ей послушать шум мини-холодильника по телефону.

Так что Серене пришлось последовать за Гассером в чем была. Они ехали в полицейском автомобиле по довольно свободной дороге за пределами деревни. У Серены не раз возникало искушение спросить командира, куда они направляются, но она сдерживалась. Лишившись надежды снова обнять Аврору, она чувствовала себя опустошенной; ее жизнью правили события, над которыми она была не властна.

Поэтому, что бы Гассер ни хотел ей показать, она была готова.

Минут через десять вдали показалось странное сооружение — нечто вроде белого шатра. По сути, просто тент: по периметру его огораживал нехитрый забор, сквозь который можно было заглянуть внутрь.

Машина припарковалась перед входом. Снаружи Серена заметила, что под навесом свалены тонны мусора, разделенного на кучи: одни поменьше, другие покрупнее. Над каждой кучей была установлена табличка с буквой.

Тент защищал площадку от непогоды.

Среди этих рассортированных завалов работали мужчины и женщины в белых халатах, масках, перчатках, полиэтиленовых шапочках и защитных очках. Они изучали материалы при помощи специальных приборов, тщательно проверяя каждый обломок.

По смешанному запаху горелого пластика и резины Серена догадалась, что перед ней то, что осталось от шале. Обломки перевезли сюда для досконального исследования.

Она шагнула вперед, и у нее перехватило дыхание.

— Мы по-прежнему ищем следы вашей дочери, — произнес Гассер у нее за спиной. — Я пытался сказать вам об этом в первый же день, но вы не захотели меня слушать.

Она недооценила этого человека и полицию Виона. Желудок у нее сжался от стыда и чувства вины.

— Понимаю, почему вы привезли меня сюда, — чуть слышно пробормотала Серена, полагая, что Гассер хочет преподать ей урок. — Я это заслужила.

— К сожалению, вы неправильно поняли, — неожиданно заявил командир грустным голосом. Затем помахал одному из криминалистов, и тот направился к трейлеру, припаркованному рядом с площадкой.

Вскоре криминалист вышел из трейлера с пенопластовой коробкой.

Серена гадала, что в ней. Но боялась выяснить.

— То, что мы собираемся сделать, равнозначно официальному опознанию, — предупредил ее Гассер, открывая крышку контейнера.

Серена предпочла бы не смотреть.

Полицейский достал из коробки прозрачный пластиковый пакетик и показал ей. Внутри лежал какой-то странный крошечный черный осколок.

— Это зуб, — пояснил командир. — Левый боковой резец верхней челюсти, — уточнил он. — И его обнаружили неделю назад.

Серена потрясенно смотрела на находку.

— Мы сделали анализ ДНК, — подтвердил Гассер, читая ее мысли. — Мне очень жаль, — удрученно добавил он. — Он принадлежит вашей дочери Авроре.

5

Серена хорошо помнила день, когда в ее дом в Милане явились ранее незнакомые ей мужчина и женщина в штатском. Они постучали в дверь и показали ей запрос швейцарской прокуратуры, которая расследовала обстоятельства пожара в Вионе.

Серену заранее предупредили об их визите. С собой у них был странный чемоданчик.

Потом эти двое забрали с полки в ванной одну из зубных щеток Авроры, на которой был изображен Винни-Пух, а также несколько светлых волос с ее розовой расчески. Наконец они попросили разрешения сделать Серене мазок из ротовой полости какой-то длинной ватной палочкой. Серена разрешила и старательно держала рот широко открытым, позволяя собрать со слизистой оболочки ее щек весь органический материал, необходимый для потенциального сравнения ДНК.

Все дело, включая дежурные фразы, заняло не больше двадцати минут. Затем двое незнакомцев откланялись, прихватив ватную палочку и образцы ДНК, упрятанные в странный чемоданчик.

Это произошло ровно через неделю после пожара в пансионе.

Во время процедуры никто не пояснил, зачем ее проводят. Все было зафиксировано в судебных документах, поэтому никто даже не упомянул, что эти люди явились, поскольку шестилетняя девочка предположительно сгорела заживо.

Никто не выразил Серене соболезнований, не счел нужным успокоить, сгладить необходимость подвергнуться еще и этой процедуре.

В сущности, сбор биоматериала был всего лишь формальностью — одной из многих, которые ей с тех пор предстояло выполнить, частью процесса, который автоматически запускается после чьей-то насильственной смерти. И Серена быстро научилась не принимать близко к сердцу холодность и недостаток сочувствия, которые обычно этому процессу сопутствовали.

Но ей в голову не приходило, что однажды кто-то покажет ей зуб ее дочери, почерневший от сажи, чтобы доказать, что в конечном счете этот бюрократический процесс был не просто так.

Опять же, никто даже не рассматривал возможность, что Аврора еще существует на этом свете.

Расшатался ли зуб сам или его вырвало из десны силой яростного огня? Никто никогда не ответит на этот вопрос, но для Серены он был насущным. Ведь между одним и другим немалая разница. Во втором случае, пока Аврора сгорала заживо, к ее страданиям добавилось еще и это.

Серена не могла оставаться наедине с этой навязчивой мыслью. После посещения площадки с обломками шале она попросила Гассера подвезти ее до внедорожника, все еще припаркованного у леса, где ее чуть не убили. Она села на водительское сиденье, хотя у нее болел бок и ей было тяжело поднять руки, чтобы взяться за руль.

Было только одно место, куда она могла и хотела поехать.

Адоне открыл ей дверь. Он изменился. На нем не было ни пальто, ни даже шерстяной шапки. Он был одет во фланелевую рубашку в красную клетку с закатанными до локтей рукавами и бежевые вельветовые брюки. В такой одежде переплетчик выглядел почти другим человеком.

— Как ты? — спросил он, проведя рукой по растрепанным волосам.

— Уже лучше, — ответила Серена, гадая, может ли он прочесть в ее глазах, как необходимо ей было его увидеть. — Аврора мертва, — добавила она.

Впервые произнести эту фразу вслух оказалось не так больно, как она полагала. Серена поняла, что всегда знала правду. В противном случае сейчас ее снова охватило бы отчаяние. Однако эта правда уже давно пустила корни в глубине ее души.

И теперь Серена была готова.

Слово «пропала» можно было отделить от имени ее дочери. И все наконец обрело смысл. Даже открытое окно в мансарде шале вновь стало просто жестокой и смешной случайностью, не более чем издевательской шуткой ее неправильной вселенной.

Адоне промолчал. Как всегда, повернулся и зашагал в хижину. И как обычно, Серена последовала за ним.

В мастерской потерянных книг стоял невыводимый запах растительного клея. В воздухе, наполненном бумажной пылью, порхал мотылек. На мгновение Серена позавидовала ему — такой бездумный, такой беспечный! Но затем вспомнила, что она — совсем другое насекомое.

Дождевой червь, который размножился с помощью партеногенеза, дав жизнь идентичной себе маленькой девочке с копной светлых кудряшек.

Тем временем переплетчик подошел к верстаку, где стояла инкрустированная деревянная шкатулка с неповторимой коллекцией закладок. Серена с радостью часами разбирала бы эти артефакты из жизни совершенно незнакомых людей только затем, чтобы узнать отрывок из их истории и таким образом забыть о своей собственной.

Но рядом со шкатулкой лежало кое-что еще — листок бумаги, который Адоне протянул ей.

— Думаю, тебе лучше это забрать.

Серена узнала письмо, которое оставила на столе в своих апартаментах перед тем, как отправиться в лес, и поскорее сунула его в карман, собираясь от него избавиться.

— Наверное, ты посчитал меня дурой, — сказала она, полагая, что переплетчик его прочел.

— В нем ошибка, — ответил Адоне.

Это ее удивило. О чем он и почему это важно?

— Мы с сестрой больше не разговариваем друг с другом, но ты написала, что она не хочет, чтобы я виделся с племянницей, — сказал переплетчик.

Серена вспомнила свой постскриптум к письму.

— У моей сестры свои взгляды и убеждения, и она ко мне очень сурова, — признал он.

Серена вспомнила, каким непреклонным был взгляд блондинки с короткими волосами в ту субботу, когда она, Серена, помешала службе пятидесятников, разыскивая командира Гассера.

— Но это было мое решение, — пояснил Адоне. — Это я не хочу, чтобы племянница обо мне знала.

Кассирша в универмаге говорила обратное, и Серена готова была провалиться сквозь землю от стыда, что поверила сплетням. Но сейчас речь шла о другом, и ее единственный друг, похоже, пытался ей что-то сказать.

— Почему ты не хочешь, чтобы твоя племянница знала, что у нее есть дядя?

— Ты не знаешь всей истории.

Серене вспомнились слова Гассера. Когда она с вызовом спросила начальника полиции, сколько пожаров устроил Адоне, чтобы заслужить бесконечную кару, тот ответил, что дело не только в поджогах.

Но об остальном вам лучше спросить его самого…

— Я никогда не хотел причинять никому вреда, — повторил Стерли. — В тот день я уже установил свои устройства среди деревьев, — добавил он, восстанавливая в памяти какой-то случай из прошлого. — Обычно я смотрел, как разгорается пламя, с безопасного расстояния. Я всегда старался задержаться как можно дольше, чтобы полюбоваться игрой зверя. Помню, в тот день я пробыл там довольно долго. И, уже собираясь уходить, увидел перед собой этого человека.

Адоне с потерянным видом опустил взгляд в пол. Серена уже боялась услышать, чем закончится его рассказ, хотя он только начал говорить.

— Турист стоял в нескольких метрах от меня, но нас разделяла огненная стена. Не подозревая, кто я, он кричал и звал меня на помощь. Я не мог добраться до него, но я пытался. Клянусь, я пытался. — Он поднял руки в черных перчатках, скрывающих шрамы. — Зверь проглотил его у меня на глазах. Я никогда не забуду взгляд этого человека, когда он тонул в пламени.

Серена почти видела, как бедняга барахтался, пока огонь тащил его на дно. Адоне Стерли был немногословен, но заимствовал слова из книг и каждый раз старался подобрать наиболее подходящие. Это вызывало уважение. Серена подошла к нему и коснулась его щеки.

— Я не могу тебя судить, — сказала она, поглаживая его кожу. — И даже не думаю, что хочу.

Он кивнул, все еще отводя взгляд.

Серена подняла его подбородок, вынуждая посмотреть ей в глаза. И поскольку они были в настроении для признаний, она тоже решила раскрыть ему один секрет.

— Я уже говорила тебе, что не хотела Аврору, что собиралась отдать ее на удочерение. Потом мне пришлось оставить ее себе, но после родов я все равно отказалась кормить ее грудью. Я чувствовала, что не подхожу для этого, что психологически не готова. Но возможно, я поступила так только в отместку за то, что Аврора вынудила меня стать ее матерью, а я не могла выполнять иные обязательства, кроме чисто формальных. — Серена покачала головой, ей показалась забавной эта нелепая мысль. — Патронажные медсестры успокоили меня, заверив, что роженицы отказываются кормить грудью чаще, чем принято считать. Девочке будут давать смесь, она все равно вырастет сильной и здоровой, но, главное, мне сказали, что моя дочь никогда не заметит разницы… Вот только никто еще не имел дела с Авророй. В отличие от большинства детей, она отказывалась есть заменители. — Серена хорошо помнила те дни. — Чтобы Аврора не умерла от голода, я согласилась приложить ее к груди. — Сосредоточившись, она все еще могла ощутить, как маленькие губки сжимают ее соски. — Аврора начала кормиться. Точнее, она начала жадно утолять голод в любое время дня и ночи. Такое поведение удивило всех, но не меня. Эта крошка показала мне свою силу воли, еще когда я ее вынашивала. В очередной раз проявив упрямство, Аврора хотела дать мне понять, что мы с ней теперь единое целое, что избежать этого невозможно и никто и ничто нашу связь не разорвет. Больше никогда, — с нажимом добавила Серена. Затем помрачнела. — После ночи пожара я просыпаюсь с мокрой грудью каждый раз, когда мне снится Аврора. Сначала это казалось мне ужасным, почти чудовищным. Да и как это возможно, ведь я много лет не кормила дочь грудью? Но потом мне объяснили, что это естественно, что это пережиток материнского инстинкта, свойственный всем женщинам, потерявшим маленького ребенка. Тело как будто все еще чувствует потребность заботиться о выживании своего потомства. Но я считаю, что есть другое объяснение. — Она помолчала. — Я вспомнила дни, проведенные в родильном отделении, вспомнила, как Аврора заставила меня кормить ее грудью, и об узле, который связывал нас с тех пор. Теперь каждый раз, увидев ее во сне и проснувшись мокрой, я чувствую что-то вроде связи с загробным миром. Чувствую, что это моя девочка во сне просит меня, чтобы я ее покормила, потому что все еще нуждается во мне… Я уверена, что в эти моменты Аврора рядом со мной, очень близко.

Казалось, ее рассказ тронул Адоне, почти потряс.

Серена, напротив, немного успокоилась и улыбнулась. Но затем что-то в ее лице снова погасло.

— Проблема в том, что с некоторых пор я уже не помню снов об Авроре. И только просыпаюсь в мокром. И я ненавижу это. И ненавижу себя.

Наступила тишина, хрупкая, как хрусталь. Любой звук, даже самый тихий, мог разбить ее вдребезги. Но сейчас она была совершенной.

Незаметно для Серены ее губы встретились с губами Адоне. Она не могла бы сказать, кто из них двоих первым сделал шаг к другому. Но это случилось. И она закрыла глаза.

После долгого поцелуя она взяла Адоне за руки и сняла с него перчатки. Он не хотел, но она заставила его погладить ее лицо. Затем, помогая друг другу, они начали раздеваться. И вместе направились к раскладушке, стоявшей рядом с незажженным камином.

Не сказав друг другу ни слова, они занялись любовью. Адоне лег на Серену сверху, и она забыла о сломанных ребрах, потому что, увидев бинты, опоясывающие ее тело под грудью, он очень старался не сделать ей еще больнее. Она и подумать не могла, что пироман окажется таким нежным любовником. Он целовал ее шею, перебирал пальцами ее волосы, постоянно искал ее взгляд. Своими ласками он как будто хотел исцелить ее. Оба они знали, что это невозможно, потому что бывает боль, которая никогда не утихает. Но Серена была благодарна за то, что он хотя бы попытался.

Когда они уже почти достигли пика наслаждения, он отстранился, сдавленно застонал и кончил на одеяло. Серена сразу поняла почему. Адоне хотел, чтобы все, что с ним связано, закончилось вместе с ним. После того, что он совершил, он никогда бы не решился завести детей. И Серена была с ним согласна. Она снова притянула его к себе, но только для того, чтобы обнять. Адоне положил голову ей на живот.

Насытившись друг другом, они в обнимку провалились в сон без сновидений.

6

На рассвете следующего дня Серена высвободилась из объятий Адоне и, стараясь не разбудить его, выскользнула из-под одеяла. Подобрав свою одежду, она подошла к черному псу. Серена никогда не спрашивала у его хозяина, как зовут питомца, но некоторые теплые отношения не нуждаются в формальностях. Поэтому она погладила морду животного в надежде, что пес не залает.

Она собиралась тихонько выйти из хижины, но, обернувшись напоследок, встретила взгляд Адоне. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Оба знали, что никогда больше не увидятся.

Затем Серена вышла из дома на свежий утренний воздух, села во внедорожник и уехала.

В апарт-отель Серена вернулась около восьми утра. К тому времени криминалисты давно закончили осмотр и уехали.

У нее тоже не осталось причин там задерживаться.

Переодевшись в джинсы, футболку и темную толстовку с капюшоном, она собрала остальные вещи и сунула их в рюкзак вместе с ноутбуком. Ее немного ломало без алкоголя и лекарств, но, как ни странно, она хорошо без них справлялась.

Одна только мысль об очередном «Плюшевом мишке» вызывала тошноту.

Прежде чем закрыть за собой дверь берлоги, в которой прожила несколько недель, она, как будто на прощанье, похлопала маленький храпящий холодильник по корпусу.

Шагая по пустынной парковке апарт-отеля к своей машине, Серена достала из сумки смартфон и сделала звонок. После пары гудков ей ответил сонный голос. Она представилась.

— Доброе утро, — сказал мужчина в трубке. Хотя они виделись всего раз, он сразу ее узнал.

«Тем лучше», — подумала Серена. Это упростит ей задачу.

— Год назад вы с мужем взяли к себе моего кота.

— Пепе, — подтвердил собеседник.

— Гаспара, — поправила его Серена. — Или Гаса. — Она всегда ненавидела это животное, но еще больше ей не понравилось, что ему дали новую кличку.

— В чем дело? — с подозрением спросил мужчина.

— Я хочу забрать его обратно, — без околичностей заявила Серена.

Собеседник надолго умолк.

— Что, простите?

— Около полудня я буду в Милане и заеду за ним к вам домой, спасибо.

— Вы не можете так поступить, — возмутился он.

— Еще как могу: в ветпаспорте владельцем указана я, да и кота вы не покупали, — парировала Серена. — Давайте считать, что я попросила вас позаботиться о нем в мое отсутствие, поэтому готова компенсировать вам причиненные неудобства.

Мужчина собирался что-то возразить, но Серена опередила его своим предложением:

— Пять тысяч евро вас устроят?

Пауза.

— Я дам вам адрес.

Через несколько минут Серена снова сидела во внедорожнике и ехала, ориентируясь по указателям, направлявшим ее к выезду из долины Виона.

На нее снизошло странное внутреннее спокойствие, которого она никогда раньше не испытывала. Своеобразное перемирие с болью.

Серена не знала, как долго продлится это чувство, но не тешила себя иллюзией, что оно будет вечным: от своих демонов не так легко избавиться. Она знала, что будут и другие битвы, но ее утешала мысль о том, что возможны и мгновения передышки.

Она понятия не имела, что ждет ее завтра. Сейчас ей хотелось только вернуться в Милан и попытаться завоевать расположение ненавидевшего ее кота. И в сущности, после Адоне Стерли будущее снова превратилось в увлекательную загадку.

Она влюбилась в пиромана. Она была уверена в своих чувствах. И с такой же уверенностью знала, что они не могут быть вместе. Это должно было огорчить ее, но Вион преподал ей важный урок.

Серена научилась смирению.

К примеру, теперь она знала, что Аврора всегда будет присутствовать в ее жизни, но, возможно, со временем дух ее дочери найдет себе место где-то между царством живых и миром воспоминаний. Грусть превратится в ностальгию. И мать продолжит видеть ее там, где ее не видят другие.

Она со своей копной светлых кудряшек будет парить на крыльях феи-бабочки, в которых хотела лечь спать в последний вечер в пансионе и которые сгорели вместе с ней.

На выезде из долины Серена взглянула на индикатор уровня топлива. Бак был наполовину полон, но рано или поздно все-таки придется остановиться на заправке, иначе до Милана она не доберется. Поскольку чуть дальше виднелся знак бензоколонки, Серена решила заправиться заблаговременно.

Она припарковалась на гравийной площадке под ржавым навесом. У нее возникли сомнения, не заброшена ли колонка, но она все равно решила выйти из машины.

Первым делом она огляделась в поисках заправщика. Вокруг не было ни души, но она заметила терминал самообслуживания.

Серена подошла к колонке. Терминал с приемником денег, чтобы заплатить за топливо, все еще работал. Но модель была старая, поэтому карты он не принимал. Вдобавок он упорно выплевывал купюры, которыми Серена пыталась его накормить. После нескольких попыток ей удалось просунуть в щель пятьдесят франков. Наконец она вытащила из колонки дизельный пистолет, вставила его во внедорожник и нажала на рычаг. Цифры на счетчике начали расти с раздражающей медлительностью.

Дожидаясь окончания операции, Серена смотрела по сторонам. Заправка находилась в безлюдной глуши. Единственные звуки — журчание топлива, поступающего в бак, и ветер, раскачивающий кроны деревьев.

Время от времени с ветвей падал мерзлый снег и разбивался о землю, подобно стеклу.

Началась оттепель — предвестница весны. Вскоре долина снова зазеленеет, но сейчас пейзаж был пестрым, и белые пятна чередовались с коричневыми прогалинами.

Озираясь, Серена почувствовала внезапное головокружение; попеременно накатывали то жар, то озноб.

Она согнулась пополам, прижав руки к груди.

Недомогание длилось меньше трех секунд. Потом Серена опустила взгляд и заметила, что футболка под толстовкой промокла.

Это впервые случилось с ней, когда она бодрствовала. И произошедшее ее обеспокоило. Обычно Аврора приходила к ней из загробного мира во снах, и Серена задавалась вопросом, почему это произошло сейчас.

Как будто что-то хотело удержать ее в Вионе.

Взволнованная этой мыслью, она подняла глаза к небу, как бы вознося молитву невидимому духу. Она не сомневалась, что, где бы ни была ее девочка, та сможет справиться сама.

— Я дождевой червь, — сказала Серена дочери. — Поэтому ты так же сильна, как и я. Но сейчас ты должна меня отпустить.

Она застегнула молнию на толстовке, чтобы прикрыть мокрую футболку. Бак еще не наполнился, но Серена вытащила дизельный пистолет из его горловины, повесила на колонку и поспешно села во внедорожник.

Она завела машину и дала по газам, удаляясь от заправки.

Очередной порыв ветра пронесся над гравийной площадкой, подняв облако пыли. Затем ветер пробрался в крону дерева метрах в десяти от навеса. Cтряхнув снег, который скопился на ветках за зиму, он обнажил странную вещицу, зацепившуюся за одну из них.

Синие тюлевые крылья, уже истрепанные, с проволочным каркасом. К ним была привязана веревочка, как будто кто-то превратил их в воздушного змея. К другому концу веревочки была привязана прядь светлых волос.

Волшебная деревня Ноив

1

— В первый день немного скучать по дому нормально, — объяснил Авроре водитель Уолтер, поглядывая на нее в зеркало заднего вида своей машины, похожей на гостиную. — Но я уверен, тебе будет весело.

Так ей говорили все. И Аврора не понимала, откуда им это знать.

Водитель Уолтер, по обыкновению, положил рядом с ее сиденьем контейнер с бутылочкой негазированной воды, фруктовыми мармеладками, антибактериальным гелем для рук и освежающими салфетками с ароматом лаванды. Он загрузил для нее пару фильмов, которые можно посмотреть на маленьком телевизоре, появлявшемся перед ней одним нажатием кнопки, но пока что Авроре не хотелось ничего смотреть.

Стояло погожее зимнее воскресенье, и они направлялись в горную деревушку под названием Вион.

Водитель Уолтер был добрым. Мама Авроры всегда вызывала его, когда им нужно было ехать в аэропорт. И он же забирал их, когда они возвращались откуда-нибудь на самолете.

Аврора была рада его видеть, и он уже хорошо изучил ее вкусы. Например, Уолтер знал, что она не любит лимонные мармеладки, поэтому угощал ее только ее любимыми — клубничными и апельсиновыми.

Аврора тоже многое о нем знала. Что он всегда носит синий пиджак и галстук и пользуется лосьоном после бритья. Что у него двое детей, мальчик и девочка, но они уже большие и учатся в университете. Что он всегда ходит на стадион и болеет за «Интер». Что в машине он любит слушать певицу с красивым голосом, которую никто уже давно не видел и которую зовут Мина, как и его жену, в которую он влюблен с юных лет.

Одной из любимых фраз водителя Уолтера была: «Знаешь, кто сел в эту машину несколько дней назад?» Затем он начинал давать ей подсказки. Обычно это оказывалась какая-нибудь знаменитость или кто-нибудь из телевизора. Аврора знала только ютуберов, но водителю Уолтеру пока не доводилось их возить.

Вот уже несколько месяцев Аврора училась в английской школе, и, когда шел дождь, водитель Уолтер провожал ее до входа или встречал у выхода. Или отвозил на дни рождения подружек, а потом ждал снаружи, пока вечеринка не заканчивалась.

Вместе с няней Мэри, домработницей Адметой, кухаркой Порцией, швейцаром Армандо и личным помощником ее матери Фабрицио водитель Уолтер принадлежал к племени, в котором Аврора росла с раннего детства.

А поскольку ее мать Серена не знакомила ее с родственниками и никогда не рассказывала о бабушках, дедушках, дядях, тетях или кузенах, Аврора считала своей семьей этих посторонних людей. И хотя и знала, что у них, в свою очередь, есть мужья, жены, дочери и сыновья, для нее этих эмоциональных связей как бы не существовало, ведь она ни разу не видела их родственников. И даже не подозревала, что в плане привязанности для всех этих окружающих ее людей она сама не так важна, как их незнакомые ей близкие. Она понятия не имела, что мать платит этим людям за то, чтобы они о ней заботились. То, что они к ней добры, Аврора объясняла только их любовью к ней.

Ей было шесть лет, и на этот раз Серена полностью отдала ее на попечение водителя: они с Уолтером впервые отправились в поездку только вдвоем. Для Авроры он был кем-то вроде дяди. Если подумать, именно так ей и хотелось бы его называть, но она слишком стеснялась. Он должен был предложить это первым. Она искренне надеялась, что когда-нибудь это произойдет.

Поездка на машине без Серены была не единственным новым событием: вдобавок сегодня Авроре предстояло впервые спать одной вдали от дома. Помимо прочего, ей придется разделить этот опыт с другими незнакомыми девочками.

Мысль о том, что она может им не понравиться, приводила ее в ужас.

Она услышала от одного ютубера, которого часто смотрела, что есть приемы, чтобы завести новых друзей. Согласно этой теории, лучший способ расположить к себе человека — рассмешить его. Так что Аврора решила, что будет рассказывать анекдоты. После быстрого поиска в интернете она нашла несколько забавных историй, выучила их наизусть и даже потренировалась разыгрывать их в лицах перед зеркалом. Смысл некоторых, например той, что про священника, и той, что про охотника на львов, до нее не доходил. Но сайт, на котором она их прочитала, обещал «смех до упаду», поэтому она выучила даже те, которых не понимала.

Хотя в уединении собственной спальни это шутовство казалось ей удачным, выступать перед публикой — совсем другое дело. Помимо того, чтобы стараться не краснеть, ей придется преодолеть застенчивость.

Может быть, на этот раз придутся кстати ее волосы, которые злой одноклассник недавно назвал «клоунскими». Светлые кудри были ее гордостью, но и сущим проклятием для ее матери, которой не удавалось найти парикмахера, способного их уложить. Тем не менее у всего остального мира ее волосы сразу же вызывали симпатию.

Еще одним критически важным моментом каникул в горах было то, что ей придется спать в комнате одной. Она предпочла бы иметь компанию, но в эксклюзивном шале, куда она ехала, каждой юной гостье выделяли собственный люкс.

Обычно Аврора спала с Гасом. Она будет безумно скучать по коту. Гас и ее мать не ладили, и Аврора боялась, что в ее отсутствие их отношения станут еще хуже.

И наконец, с лыжами тоже вышла незадача. Аврора никогда на них не каталась: она боялась, что у нее не получится и она опозорится. От одной только мысли об этом сердце у нее начинало колотиться, а руки потели.

Она просто не понимала, зачем ей навязали этот лагерь в Швейцарии.

«Тебе будет весело», — заявила Серена пару недель назад, когда они завтракали за большим кухонным столом.

Мать терпеть не могла снег, так почему же он должен понравиться Авроре? Девочке это казалось своего рода наказанием.

Но говорить об этом дома нельзя. При Серене ей запрещено жаловаться. Как и слишком сентиментальничать.

Вечером накануне отъезда Авроре хотелось забраться в мамину постель и всю ночь с ней обниматься. Но она сдержалась, потому что в их семье объятия были редкостью. Те немногие, которые она хранила в памяти, были неуклюжими, холодными и мимолетными. Авроре всегда казалось, что ее скорее стискивают, чем обнимают. Обычно все сопровождалось легкими поцелуями в лоб или быстрым прикосновением щеки к щеке.

Чтобы взять с собой хотя бы ощущение близости, незадолго до того, как водитель Уолтер повез ее в Швейцарию, Аврора прокралась в комнату Серены с шарфом и тайком сбрызнула его «Баккара Руж 540» — любимыми духами матери, а затем спрятала на дне чемодана, чтобы засыпа́ть с ним в обнимку в те семь ночей, которые ей предстояло в одиночестве провести в люксе в Вионе.

— А вот и шале, — объявил водитель Уолтер, указывая куда-то за лобовое стекло огромной машины.

Они только что въехали в деревню, похожую на иллюстрацию из сказки.

Аврора наклонилась вперед, чтобы лучше видеть, и разглядела красивый трехэтажный дом, будто вырезанный из дерева, с покатой крышей и красной отделкой. В окнах золотился свет, а снег вокруг был очень белым.

Тебе будет весело.

«Может, мама и права», — подумала Аврора, подняв взгляд на окно мансарды.

2

Остальным одиннадцати девочкам уже случалось подолгу бывать вдали от дома.

Это печальное открытие Аврора сделала сразу по приезде. И она не могла оправдаться даже тем, что еще слишком мала: две из девочек были соответственно на тринадцать и восемнадцать дней младше.

Все они приехали из Милана. Серена уверяла, что они между собой не знакомы, но оказалось, они уже отдыхали в пансионе в прошлом году. Поэтому Авроре пришлось смотреть, как подружки радостно обнимаются после разлуки и возобновляют прежние традиции и обычаи.

За ужином она держалась в сторонке, и во время вечерних игр тоже. По правде говоря, несколько раз она попыталась завязать с кем-нибудь разговор. Но ее попытки с треском провалились, поскольку ее не связывали с другими ни общие воспоминания, ни истории.

По крайней мере, воспитательницы оказались не так уж плохи. Ее любимицей стала самая ласковая — Луиза, потом шла шутница Флора. А вот Берта сразу показалась серьезной и отстраненной.

Когда настало время идти спать, Аврора впала в уныние. В одинокой мансарде накипевшие слезы хлынули наружу. Она скучала по Гасу и по матери. Перед ужином Серена позвонила, чтобы узнать, как у нее дела. Когда ее позвали к телефону, Аврора кратко описала свои первые впечатления от пансиона. Не решившись признаться, как все обстоит на самом деле, она попыталась намекнуть на свое истинное настроение между строк, в надежде, что мать найдет какое-то решение. Ей хотелось услышать, что на следующий день приедет водитель Уолтер и отвезет ее домой. Но Серена задала всего несколько дежурных вопросов и обошлась поверхностными ответами дочери, не уловив ее безмолвный крик о помощи.

Но потом, в постели, Аврора больше не смогла сдерживаться. При мысли о том, что придется оставаться здесь целую неделю, она уткнулась лицом в подушку, чтобы приглушить громкие рыдания, а потом долго не могла уснуть.

Первую ночь она провела в беспокойных снах, то и дело просыпаясь. Наутро за завтраком она чувствовала себя разбитой, но, пытаясь приободриться, сказала себе, что, возможно, все наладится, когда она пойдет кататься на лыжах вместе с группой. Ее мать часто повторяла, что спорт способствует развитию отношений между людьми.

Но в ее случае ситуация только ухудшилась, превратившись в настоящий кошмар.

Когда их привезли на склон по канатной дороге, Аврора узнала, что, в отличие от нее, все девочки из лагеря — умелые лыжницы. А поскольку ей нужно было изучить самые азы, ее поручили заботам инструктора, которая будет давать ей индивидуальные уроки.

Аврора понимала, что это еще больше отдалит ее от остальных, но решила приложить все усилия, чтобы быстро преодолеть разрыв, отделяющий ее от более опытных девочек, и как можно скорее к ним присоединиться.

Однако все утро она только и делала, что падала на задницу.

После двух бесконечно долгих часов, проведенных в безуспешных попытках сохранить равновесие, сдалась даже инструктор. Женщина с улыбкой сказала ей, что на сегодня, пожалуй, хватит, и отправила ее в раздевалку убирать лыжи и ботинки.

В раздевалке Авроре стало одиноко и уныло. Ей велели подождать, пока остальные закончат, чтобы потом вернуться в шале вместе со всеми. А это займет еще как минимум час. Все утро, пробуя силы на лыжне для начинающих, она видела, как остальные мчатся по большой трассе, и вынуждена была слушать их веселые крики.

Она провела здесь меньше дня и уже все здесь ненавидит. А ведь впереди еще шесть!

Сняв ботинки и бросив их вместе с перчатками и шлемом в шкафчик, она надела сапожки и побежала прятаться в уборную для девочек.

Увидев свое отражение в зеркале над раковинами — в лыжном костюме, в котором выглядела толстой и неуклюжей, — она снова разразилась слезами. Ей стало жаль стоявшую перед ней Аврору. И чем дольше она смотрела, как та плачет, тем больше ей хотелось плакать. Но вид у нее был еще и нелепый: с этой копной волос она была похожа на грустного клоуна, идеально подходящего для того, чтобы смешить других.

Аврора заперлась в кабинке и села на унитаз, продолжая предаваться отчаянию. Она уже со счета сбилась, сколько раз бывала в таком настроении с тех пор, как приехала в лагерь.

В туалете противно пахло средством для мытья полов. Аврорины рыдания эхом отдавались от белой плитки вместе с капаньем неисправного бачка. Утешало только то, что ее никто не видит и не слышит. По крайней мере, так она думала. Потому что на самом деле не проверяла.

«Этого не может быть, — сказала она себе. — Это было бы чересчур».

Охваченная внезапной тревогой, она утерла слезы рукавами лыжного костюма и встала, чтобы убедиться, что она действительно одна. Она приоткрыла дверь и выглянула в щелку.

Рядом было еще три кабинки. Две справа были пусты. И одна слева — закрыта. На двери висела табличка: «Не работает». Там-то и капал неисправный бачок.

Но Аврора все же заметила в щелочку под дверью тень. Чей-то неподвижный силуэт.

Аврора застыла в ожидании, пока тень пошевелится. Несколько долгих секунд не происходило ничего. Тогда она подумала, что это не может быть человек. Наверное, ей просто почудилось. Она сказала себе, что на самом деле в кабинке никого нет. Но ей все равно было жутковато.

Отказываясь поддаваться глупому страху, Аврора все-таки решила вернуться в раздевалку. Она собиралась надеть шарф и шапку и дождаться возвращения остальных на улице. Но, снова подойдя к своему открытому шкафчику, увидела кое-что, чего раньше не замечала.

На полке стоял бумажный пакет. Белый и безликий, тщательно запечатанный.

Аврора взяла его, гадая, что внутри. Он оказался легким. Она его встряхнула, и по звуку ей показалось, что внутри много мелких предметов.

Она села на банкетку посреди комнаты. Стоило ей открыть пакет, как ее окутал сладкий аромат.

Заглянув внутрь, она увидела шоколадные монетки.

Аврора взяла одну, чтобы хорошенько рассмотреть. На золотой фольге был изображен гном. А по кругу шла надпись: «Номинал — 1 бабочка».

Эта мелочь вызвала у нее улыбку, но ее было недостаточно, чтобы прогнать грусть. Однако запах был заманчивым, и она решила развернуть монетку и съесть. Жуя угощение, она спрашивала себя, кто мог оставить ей подарок.

«Наверное, кто-то ошибся», — подумала она, задаваясь вопросом, получили ли остальные по такому же пакетику шоколадных монет.

Когда она собралась развернуть вторую монетку, дверь раздевалки распахнулась и внутрь ворвалась группа девочек. Шумные и веселые после утра на лыжах, они проходили мимо, совсем не обращая на нее внимания. Аврора осталась сидеть, где сидела, с белым пакетиком в руках. Она поникла.

Но тут кто-то постучал ее по плечу. Она обернулась.

— Can I have one?^[13] — попросила девочка, указывая на золотые монетки.

Аврора протянула ей пакет. Девочка развернула монетку и тут же положила в рот.

— My name is Aurélie^[14], — жуя, представилась она с очаровательным французским акцентом.

— I’m Aurora^[15], — сказала Аврора.

— We have almost the same name!^[16] — Девочка улыбнулась, открыв перепачканные шоколадом зубы.

Их имена и впрямь звучали похоже.

Следом подошла вторая девочка, увидевшая эту сцену, и тоже представилась. Аврора заметила, что та смотрит на пакетик, и предложила ей монетку.

Очень скоро к ним присоединились и остальные. В обмен на шоколадную бабочку каждая называла свое имя. Аврора быстро завоевала популярность. Ей задавали тысячу вопросов, расспрашивали, откуда она и чем увлекается. Вскоре она обнаружила, что участвует в их болтовне и планах на остаток дня. В считаные минуты грусть улетучилась и тоска испарилась: Аврора перестала быть чужой для них, а они — для нее.

Ей вдруг расхотелось уезжать.

Чтобы добиться успеха, оказалось достаточно пакетика шоколадных монеток. Пакет быстро опустел, но каждая получила по монетке с изображением гнома. Аврора порадовалась, что успела съесть только одну.

Но потом кое-что заставило ее задуматься.

«Бабочек» в пакетике было двенадцать, ровно по числу девочек. Аврора подозревала, что это не совпадение.

3

Впечатление, будто кто-то услышал ее горестный крик и захотел помочь ей завести подруг, усилилось на следующий день, когда Аврора нашла в шкафчике белый бумажный пакет с двенадцатью пряниками в форме гномьих колпаков.

Как и накануне, она съела только один, а остальные раздала новым подругам, когда те вернулись после ежедневного катания на лыжах.

Ритуал повторился и на следующее утро, на этот раз с медово-коричным печеньем в форме елочек.

Девочки пока еще ни разу не спросили Аврору, где она берет сладости. Они были довольны этими подношениями, и она принимала их благодарность. Однако, может быть, следовало рассказать обо всем воспитательницам. Но в конце концов Аврора рассудила, что по большому счету ничего плохого не происходит.

И все-таки ее не отпускали сомнения, и она решила проверить свои подозрения на следующий день в раздевалке.

После индивидуального урока катания на лыжах Аврора, как обычно, вернулась в раздевалку. В этот раз она снова была одна. На полке, как всегда, стоял бумажный пакет.

Внутри — двенадцать безе, точно сделанных из снега.

Они были идеальными, совершенно одинаковыми и тоже очень аппетитными. Аврора могла бы съесть свое сразу, но сейчас у нее было дело поважнее.

Она отправилась в уборную для девочек и с опаской, почти на цыпочках вошла. Там никого не было. В тишине слышалось только капанье неисправного бачка. На двери одной из кабинок все еще висела табличка: «Не работает».

Аврора наклонилась и заглянула под дверь. Она ожидала снова увидеть неподвижную тень, которую заметила в тот раз, когда укрылась в туалете, чтобы поплакать.

Но тень исчезла.

Девочка выпрямилась и тут же в замешательстве отступила назад. Посмотрела еще раз. Ничего не видно. Возможно ли, что в прошлый раз тень ей просто примерещилась? «Мне не почудилось», — сказала себе Аврора. И то, что тени больше не было, доказывало, что два дня назад за дверью действительно кто-то был.

Человек.

Аврора снова и снова проверяла, не починили ли неработающий туалет.

Разумеется, главным образом это был предлог, чтобы заглянуть под дверь. Но бачок был по-прежнему сломан. И никакой тени под дверью не виднелось.

Зато в ее шкафчике появились карамелизированные яблоки, лакричные палочки и конфеты с начинкой из джандуйи^[17].

Спустя всего несколько дней девочка окончательно завоевала расположение соучениц, в том числе благодаря сладостям. Хотя Аврора еще не научилась кататься на лыжах так же хорошо, как они, все вместе веселились, катаясь на санках. А после обеда катались на коньках или играли в «Монополию», «Pictionary» и «Веселую анатомию». Затем был вечерний ритуал — сказки на ночь за чашками горячего шоколада перед большим камином в гостиной шале.

Аврора массу времени проводила на свежем воздухе, и лицо у нее красиво загорело. Время пролетало слишком быстро, и теперь ей не хотелось, чтобы каникулы заканчивались. Она даже решилась рассказать несколько анекдотов, и новые подружки надрывали животы от смеха. Анекдоты оценили даже Флора и Луиза. Берта запретила ей повторять истории о священнике и охотнике на львов.

Одним словом, все шло гладко. И хотя Серена звонила не так часто, как другие матери, Аврора радовалась, что им будет о чем поговорить, когда она вернется в Милан.

В пятницу, когда до отъезда оставалось всего два дня, в шкафчике появился бумажный пакет с двенадцатью анисовыми пирожными. Но на этот раз под ним лежал еще и старый сборник сказок.

Волшебная деревня Ноив.

В тот вечер перед сном Аврора листала страницы, полные красивых иллюстраций. В сказках шла речь о приключениях жителей загадочной деревни, притаившейся среди альпийских лесов. Ее населяли гномы, которые носили очень странные имена — например, Ортофин, Эсиль, Маллик, Баламель, Инох, Синлук.

Но больше всего Аврору увлекли похождения двух братьев, Хасли и Малассера.

Первый был добрым и щедрым гномом, который готовил вкусные сладости и угощал ими других гномов, а те отвечали ему дружбой. История Хасли очень напоминала то, что происходило с Авророй.

Но усилия великодушного кондитера завоевать всеобщее расположение частенько сводил на нет его злобный брат. Малассер был мастак на жестокие шутки, поэтому остальные гномы терпеть его не могли и в конце концов прогнали из деревни Ноив.

Хасли очень огорчился, но ничего поделать не мог. С тех пор он порой блуждал по лесу в поисках брата, а поскольку найти того никак не удавалось, оставлял для него сладости в разных местах. Например, на скале или в дупле дерева.

Хасли надеялся, что Малассер исправится и его снова примут в деревню Ноив, но слышал, что брат начал нарушать первое правило закона гномов, которое запрещало им показываться людям. На самом деле Малассер не попадался им на глаза, но развлекался тем, что украдкой забирался в дома и переворачивал там все вверх дном.

А еще он нередко устраивал пожары.

Назавтра был последний день в лагере. За завтраком воспитательницы объявили девочкам, что вечером в пансионе состоится праздник фей-бабочек.

Аврора не знала, что это такое, но потом девочки, которые уже не впервые проводили каникулы в шале, объяснили ей, что это традиция, и заверили, что все пройдет замечательно.

После катания на лыжах юных гостий разделят на две группы: первая вместе с Луизой украсит каминный зал, вторая вместе с Бертой спустится на кухню, чтобы приготовить маленькое угощение.

Флора научит их мастерить крылышки из синего тюля и проволоки, а в волосы всем вплетут серебряные нити.

В предвкушении праздника Аврора пришла в радостное волнение; ей не терпелось покрасоваться в своих крыльях феи-бабочки.

В то утро индивидуальный урок катания на лыжах показался ей не таким тяжелым, как обычно. Девочка уже решила, что попросит маму снова отправить ее в пансион следующей зимой, и не сомневалась, что через год наконец сможет кататься вместе с остальными.

В последний раз идя в раздевалку, Аврора надеялась, что в этот день ее подружки придут пораньше: ей хотелось вернуться с ними в шале и начать готовиться к празднику фей-бабочек.

Она направилась к своему шкафчику, собираясь убрать лыжи, но пакетика на обычном месте не нашла.

Почему? Аврору охватило мучительное опасение, что она сделала что-то не так и больше не заслуживает сладостей. Она прокрутила в памяти последние двадцать четыре часа, пытаясь вспомнить какой-нибудь свой проступок. На ум ничего не пришло.

Разочарованная и расстроенная, она решила проверить уборную, не сомневаясь, что и на этот раз в сломанном туалете никого не окажется.

Но, едва переступив порог, она замерла. Вопреки ее ожиданиям, тень под дверью вернулась.

4

Аврора не сбежала, а тихонько застыла. Тень тоже не двигалась.

Потом Аврора набралась храбрости и спросила:

— Это ты каждый день оставляешь мне сладости, да?

Ответа не последовало.

— Я знаю, что это ты, — сказала она, чтобы побудить тень показаться. — И я тебе благодарна, — добавила она, давая понять тому, кто скрывался в кабинке, что не стоит ее бояться.

Тень под дверью шевельнулась.

На мгновение Аврора испугалась, но потом улыбнулась. Она добилась желаемого.

— Я прочитала всю книжку, — сказала она. — «Волшебную деревню Ноив»… Но если прочитать наоборот, получается «Вион»…

Прошло еще несколько секунд. Затем из неработающего туалета вдруг донесся ответ.

— Ты очень умная, — произнес писклявый голосок.

Аврора этого не ожидала.

— Кто ты? — спросила она.

Снова пауза. Потом:

— Меня зовут Хасли.

Аврора вспомнила персонажа из сказки и подумала: «Не может быть».

— Ты меня разыгрываешь! — рассердилась она. Ей не нравилось, когда ее держат за дурочку.

— Я никогда бы так не поступил. Я не такой, как мой брат Малассер, который дурачит людей, — заверил голосок. — Я хороший.

— Гномов не существует, — отрезала Аврора. Она никогда не верила даже в Санта-Клауса, а только притворялась, чтобы не расстраивать мать, которая неуклюже старалась убедить ее, будто подарки приносит толстый бородатый старик.

— Я могу доказать, — возразил мнимый Хасли. — Заходи сюда и проверь сама.

Аврора хорошенько поразмыслила. Что-то в этом предложении ее насторожило.

— Я туда не пойду.

— Уж не боишься ли ты? — поддразнил ее голосок. — Я подарил тебе гору сладостей, чтобы ты могла завести новых подруг, — разве я не заслуживаю немного доверия?

«Он прав», — подумала девочка.

— Я видел тебя в первый день, — продолжала тень за дверью. — И сразу заметил, как тебе грустно.

Не желая показаться неблагодарной, Аврора решила выполнить просьбу незнакомца, выдающего себя за гнома. Она была уверена, что он самый обычный человек и просто ее разыгрывает, и уже готова была выставить себя идиоткой, которая верит в сказочных персонажей.

Она с опаской подошла к двери, но, когда потянула ручку на себя, оказалось, что дверь заперта изнутри.

С другой стороны послышался смешок.

Аврора почувствовала себя посмешищем и уже собиралась сказать что-то неприятное тому, кто над ней насмехался, но потом передумала.

— Первый закон гномов, — сказала она вместо этого. — Вам нельзя показываться на глаза людям.

— Умница, — похвалил голос. А потом добавил: — Ты заслуживаешь сюрприза, от которого у твоих подружек челюсти отвиснут.

— Завтра я уезжаю и возвращаюсь домой, — возразила девочка, убежденная, что речь идет об очередной сладости.

— Тогда я принесу его тебе в шале сегодня ночью, пока все спят.

— И как ты это сделаешь? — не поняла Аврора.

— Тебе придется мне помочь: у меня для тебя особое поручение.

Она понятия не имела, в чем может заключаться это поручение, но у нее разыгралось любопытство. К тому же ей льстила мысль, что ей доверят важное задание.

— И ты снова подаришь мне сладости? — уточнила она.

— На этот раз нет. Кое-что намно-о-ого лучше.

Аврора не могла представить, что это может быть за подарок, но до сих пор полученные гостинцы ее не разочаровывали.

— Что мне нужно делать? — спросила она.

— Я наблюдал за тобой: до сих пор ты вела себя очень сознательно и по-взрослому и никому не рассказывала о моих подарках.

По правде говоря, она молчала только потому, что хотела, чтобы вся благодарность подруг досталась ей одной.

— Не волнуйся: о чем бы ты меня ни попросил, я не скажу ни слова. Обещаю.

— Хорошо, — обрадовался голосок. — Сейчас я тебе все объясню…

5

Особое поручение оказалось довольно простым.

Аврора продолжала думать о нем, когда вместе с остальными девочками мастерила крылья фей-бабочек под руководством Флоры, которая объясняла, как закрепить на проволочном каркасе синий тюль. Не хватало только Орели: Берта позвала ее к телефону. Однако вскоре ее подружка вернулась.

— It’s for you, — обратилась она к Авроре. — It’s your mom^[18], — прибавила она.

Воспитательница вечно путала их имена, они с Орели уже привыкли к недоразумениям и смеялись. Оставив свою поделку, Аврора подошла к телефону в коридоре и взяла трубку.

— Мама? — удивленно спросила она. Они разговаривали только накануне. За всю неделю Серена ни разу не звонила два вечера подряд.

— Привет, — весело отозвалась мама.

Поскольку Серена не умела лгать, ее необычный тон сразу же насторожил Аврору. Одна школьная подружка советовала ее опасаться эйфории взрослых, потому что каждый раз, когда у этой подружки умирала золотая рыбка, ее мама становилась очень веселой, прежде чем сообщить ей эту новость.

— Что-то случилось с Гасом? — встревоженно спросила Аврора.

— У него все прекрасно, — тут же успокоила ее мать.

Аврора вздохнула с облегчением. Она уже воображала, как кота похоронят в туалете, подобно золотым рыбкам ее подруги.

— Наверняка теперь, когда каникулы подходят к концу, ты хочешь остаться еще на несколько дней, — продолжала Серена.

— Завтра, когда мы уедем, приедут другие девочки, — объяснила Аврора, хотя матери и самой следовало бы это знать. — И потом, в понедельник мне в школу, — отметила она.

— Да я так, к слову, — оправдалась Серена. — Естественно, тебе пора в Милан. И потом, в понедельник тебе в школу, — повторила она, словно желая указать, что это ей как родителю положено напоминать об этом дочери.

— Тогда увидимся завтра вечером, — сказала девочка, гадая, зачем же мама позвонила.

— Завтра ужинаем пиццей, — объявила та, будто не желая с ней расставаться.

— Отлично, — ответила Аврора.

Что на маму нашло? Почему она так себя ведет? Все это очень странно. Затем ей вспомнилось, что у Серены есть шестое чувство. Аврора заключила тайный уговор с голоском за дверью сломанного туалета и не хотела себя выдать. Надо поскорее закончить разговор, пока мать что-нибудь не заподозрила.

— Но сейчас мне пора к остальным. Мы готовимся — вечером у нас праздник фей-бабочек.

— Конечно, беги к подружкам, — отпустила ее Серена. — Я поглажу за тебя Гаса.

— Просто не забывай его кормить, — сказала Аврора — возможно, слишком резко.

Они попрощались. Эта беседа все еще звучала в ушах Авроры. Под конец тон матери изменился: она явно огорчилась, что от нее так быстро отделались, и старалась это скрыть. Девочке стало стыдно. Захотелось перезвонить маме, но она сдержалась. В прошлом она слишком часто понимала поведение Серены неправильно. И у них было правило: никаких телячьих нежностей. Но вдобавок Аврора была уверена: если бы они еще поговорили, она бы не удержалась и призналась в том, что собирается сделать ночью.

«Так лучше», — подумала она. Секрет надо хранить.

Остаток вечера прошел как нельзя лучше. На празднике были танцы, болтовня и смех. Фуршет со сладостями и канапе, которые маленькие гостьи пансиона приготовили сами, был очень вкусный. К тому же там была гора попкорна.

Время от времени Аврора отвлекалась, и тогда ее ум занимал только обещанный сюрприз. Интересно, что же это. Она по-прежнему не очень-то верила, что за дверью сломанного туалета прятался гном, но ее приятно будоражила мысль о том, что скоро все сомнения рассеются.

Хасли объяснил ей, что нужно делать. Поскольку особое поручение казалось совсем простеньким, Аврора надеялась, что нигде не ошибется.

Около половины девятого некоторые девочки, сытые и усталые после долгого дня, начали зевать. Вскоре Берта объявила, что праздник окончен.

Музыку выключили, и начались приготовления к последней ночи каникул.

Девочки почистили зубы, и, как всегда, каждой выдали по маленькому колокольчику на случай, если понадобится позвать воспитательницу, и по бутылке воды на случай, если они проснутся от жажды.

Луиза проводила Аврору в ее комнату, чтобы уложить спать. Девочка отказалась расстаться со своими крыльями феи-бабочки и надела их поверх ночнушки. Лучше она поспит на животе. Ей слишком нравилось их носить, и она была убеждена, что по возвращении домой такой возможности ей больше не представится.

Как только Луиза выключила свет и вышла из мансарды, девочка проверила время. Ее розово-зеленые часы «Свотч» с фосфоресцирующим циферблатом показывали девять тридцать семь.

Но начать выполнять поручение она могла только после того, как все уснут.

Однако Аврора тоже чувствовала, что веки у нее тяжелеют, и боялась, что заснет, если закроет глаза хотя бы на несколько мгновений.

Она уже не была уверена, что сможет сопротивляться сну.

Тут ей в голову пришла идея. Однажды мама рассказала ей, что, когда древнеримским воинам предстояло сражаться на рассвете, они выпивали перед сном много воды, чтобы мочевой пузырь разбудил их еще до восхода.

Аврора приподнялась в постели, взяла бутылку, стоявшую на тумбочке, и выпила все до капли, не сомневаясь, что через пару часов придется бежать в туалет. Потом она снова легла щекой на подушку и закрыла глаза, улыбаясь при мысли о том, что ее ждет. Инструкции гнома были ясны: чтобы приступить к особому поручению, нужно дождаться полуночи и тогда спуститься вниз.

Все, что ей надо сделать, — отворить дверь в шале.

Воспитание бабочек

1

Аврора открыла глаза — она стояла посреди чердака. В круглое световое окно, откуда открывался вид на горы, проникали лучи рассветного солнца.

Опустив голову, она увидела под босыми ступнями мягкий, зеленый, как лужайка, ковролин.

Затем огляделась.

Наклонный потолок был расписан: голубое небо, усеянное белыми облачками. У стены стояла заправленная розовая кровать, накрытая красивым красным покрывалом. Тумбочку заменяла табуретка, на которой стояло маленькое распятие на алебастровой подставке, а вместо шкафа — зеленый сундук. На полке — коллекция животных, вырезанных из древесной коры. Пара шкафов, полных книг. В одном углу — светильник под абажуром, на котором вышиты олени в благородных позах и с гордым взглядом.

Кроме того, в комнате была уйма игрушек. Деревянная кухня с кастрюльками и сковородками. Точная миниатюрная копия швейной машинки. Деревянный волчок на шнурке. Лошадка на колесиках. Кукольный домик с мебелью. Семейка плюшевых мишек. И сидящая в кресле-качалке кукла с такими светлыми волосами, что они казались белыми; кукла смотрела на Аврору голубыми-преголубыми глазами.

Аврора растерялась. Ее первая ясная мысль была такая: это не ее спальня. «Я никогда здесь не бывала, — сказала она себе. — Или бывала?»

Голова была легкая, как воздушный шарик; Аврора пошатнулась. Ей хотелось сесть, но она почему-то продолжала стоять и покачиваться, словно во власти невидимой силы, которая тянула ее в разные стороны, но в то же время поддерживала. Как неваляшка, которая не падает, даже если толкнуть.

Она как будто не полностью владела собой.

Справа на стене висело зеркало в полный рост. Аврора повернулась и увидела свое отражение. Маленькая, хрупкая шестилетняя девочка. Копна светлых кудряшек растрепаннее обычного. Она все еще в ночнушке, в которой легла спать в мансарде пансиона. А на спине красуются крылья феи-бабочки, только тюль помялся, а проволочный каркас немного погнулся.

Теперь на ум пришли довольно простые вопросы: «Что я здесь делаю? Как я сюда попала?»

Последнее воспоминание встало перед глазами, как ожившая картинка. Ее рука тянется к двери из шале. Пальцы хватаются за ручку. Дверь приоткрывается на несколько сантиметров. Еще вспомнился холодный воздух, мгновенно проникший в щель, ледяное дуновение вьюги на лице.

После этого из ее жизни как будто выпал кусочек.

И теперь Аврора ничего не чувствовала. Внутри у нее была пустота, спокойная и очень белая.

Что-то похожее она когда-то испытала, проснувшись после ночи в лихорадке — ночи, проведенной в борьбе с невидимым врагом, в бреду и тревоге. Но наутро все прошло. Ее лоб и щеки снова стали прохладными. Расслабленность. И слабость тоже, конечно. И уверенность, что худшее позади, болезнь миновала, тело исцелилось.

Покой и неожиданное умиротворение. Авроре хотелось, чтобы оно не заканчивалось никогда.

Но, хотя сейчас она и пыталась удержать его подольше, ощущение постепенно рассеивалось, сменяясь новым осознанием.

Аврора обернулась. С чердака вела красная дверь с латунной ручкой. И она была закрыта.

Ей впервые пришло в голову, что она пленница.

Внутри нарастало нечто иное. Тревога охватывала ее, разливаясь по телу, как нефтяное пятно. Поднималась от ступней и уже добралась до живота. Аврора чувствовала ее приближение и не могла противиться. Ей казалось, что ее затягивает океан ужаса. Наконец ей удалось пошевелить ногами, и она направилась к двери. Страх, что дверь заперта на ключ, не умерил инстинктивного желания сбежать.

Но в нескольких шагах от двери Аврора остановилась, потому что кто-то постучал.

Три медленных, мерных стука. Затем короткая пауза. Затем еще три. И так далее.

Аврора спряталась под розовой кроватью и уставилась оттуда на красную дверь с латунной ручкой.

Кто бы ни был по ту сторону двери, он не хотел отступаться и проявлял настойчивость. Но Аврора не собиралась никого впускать.

«Не открывай дверь незнакомым», — вечно твердила ей мама. Однако Аврора не прислушалась к этому совету и открыла дверь шале гному Хасли.

Второй раз она эту ошибку не повторит.

Незнакомец мог бы с силой колотить в дверь или вломиться на чердак. И может, так было бы даже лучше, потому что этот сдержанный стук ее пугал. Вежливое постукивание скрывало в себе послание.

Я не тороплюсь, могу и подождать.

Авроре вспомнилась дверь неисправного туалета в раздевалке. Она предположила, что вскоре снова услышит писклявый голос Хасли. Но теперь девочка уже сомневалась, что это он. До сих пор она думала, что имеет дело с добрым гномом. Однако ей повстречался его злой брат Малассер.

Стук продолжался несколько бесконечно долгих минут, а потом вдруг прекратился.

Аврора даже не поверила, что наступила тишина. Она подождала еще немного на случай, если незнакомец снова примется стучать. Но нет — все тихо.

И все же она решила не вылезать из своего укрытия. По-прежнему с крылышками на спине, измученная тревогой, она спустя считаные секунды уснула под розовой кроватью.

Тук. Тук. Тук.

Аврора распахнула глаза, и ее снова охватил ужас.

Тук. Тук. Тук.

Ничего не изменилось. Кроме, пожалуй, того, что день уже угас и теперь чердак заливал бледный свет луны, превращая его в настоящую обитель привидений.

Тук. Тук. Тук. Без передышки. Кто бы это ни был, он не желал сдаваться.

Аврора заметила, что описалась, но не знала, случилось ли это от испуга или во сне. Она тихо заплакала. Ей не хотелось находиться здесь, не хотелось больше бояться.

— Оставь меня в покое! — крикнула она между всхлипами в сторону двери.

Неожиданно к ее просьбе прислушались и перестали стучать.

Девочка перевела дыхание: она задыхалась. Постепенно начала успокаиваться, хотя все равно нервничала. В любом случае она останется под кроватью. И тут она почувствовала запах. От манящего аромата в пустом животе мигом заурчало.

Аврора всмотрелась в темноту и увидела на полу, совсем рядом, поднос. Только тогда она собралась с духом и выползла из укрытия.

Перед ней стояла тарелка с яичницей-болтуньей, жареной ветчиной и двумя гренками. Большой стакан молока. Мисочка со сливочным мороженым, посыпанным земляникой. Салфетка, вилка и ложка. А еще — нечто, не имеющее никакого отношения к еде.

Заколка для волос с синим бархатным бантиком.

Аврору не интересовало, для чего здесь этот предмет, но она задавалась вопросом, как поднос оказался в комнате. Она обернулась на закрытую дверь.

Зачем стучать, если незнакомец и так может попасть на чердак?

Все это было слишком сложно, а Аврора слишком сильно проголодалась, чтобы сейчас об этом думать. Она набросилась на еду, в два счета разделалась с яичницей и ветчиной, выпила молоко до последнего глотка и наконец приступила к мороженому. Она ела медленно, ложку за ложкой, смакуя, и тем временем размышляла о заколке, оставшейся на подносе.

Аврора никогда не носила заколок: усмирить ее кудри было невозможно. Наверняка это какая-то ошибка, и, поскольку заколка ей не требовалась, она решила ее не трогать.

А вот описанная ночнушка уже причиняла неудобство. Ткань липла к ногам и неприятно пахла.

Поэтому, не переставая прислушиваться к тому, что за дверью, Аврора подошла к зеленому сундуку. Оказалось, он полон одежды, непохожей на ту, которую она обычно носила. По большей части старые разноцветные свитера, брюки из грубого хлопка, комбинезоны и клетчатые рубашки.

Но вся одежда девчачья.

В углу сундука нашлось нижнее белье. Боясь, что снова начнут стучать, Аврора поскорее сменила трусики и выбрала кофту в ромбик с заплатками на локтях и темно-красные фланелевые брюки.

К ее удивлению, вещи подошли ей по размеру.

Чтобы переодеться, она сняла тюлевые крылья, но потом снова надела. Их вес успокаивал ее: как будто ее кто-то обнимает.

Закончив, она тут же вернулась под кровать, в свою норку, и на этот раз для удобства прихватила с собой покрывало и подушку. С полным желудком и в чистой одежде она начала задаваться вопросами, которых пока что избегала.

Который час? Часики «Свотч», которые она всегда носила на запястье, с нее сняли, и Аврора почти потеряла ощущение времени. Что с ней уже случилось и что происходит теперь? Первой ее мыслью было, что, возможно, она здесь по собственной вине и за что-то наказана. Почему никто до сих пор ее не разыскал? Это казалось совершенно необъяснимым.

Вопросы сменяли друг друга. Но после каждого в голове оставалась только пустота. Впрочем, возможно, она сможет хотя бы выяснить, где находится.

Аврора примерилась к световому окну.

Она снова выбралась из импровизированного убежища, но быстро поняла, что до подоконника не дотянется. Потом ее посетила идея: сняв распятие с табуретки, служившей тумбочкой, Аврора передвинула ее к окну, встала на нее и как можно дальше вытянула шею.

Ничего не поделаешь: ей все еще не хватает роста, ничего не видно.

Аврора не сдавалась. Огляделась в поисках чего-нибудь такого, что можно положить на табуретку, чтобы добавить себе росту. Возможно, сгодятся книги на полках. Она взяла три и забралась на стопку.

И все равно не смогла разглядеть ничего дальше внешнего парапета.

Она поднялась было на цыпочки, но потеряла равновесие и рухнула на пол. Несмотря на ковролин, грохот от падения вышел ужасный. Аврора и не предполагала, что выйдет так громко. Опасаясь, что теперь у нее будут неприятности, она не обратила внимания на боль и тут же повернулась к двери, нервно прикусив губу. В ожидании.

Вопреки ее молитвам, это снова произошло. Тук. Тук. Тук.

На сей раз вместе со страхом внутри у Авроры возникло новое, неожиданное чувство. Злость. Мама всегда говорила, что Аврора — девочка, способная преображаться в мгновение ока. Например, за долю секунды из покладистой стать несносной.

Аврора поняла, что у нее есть два варианта. Либо опять спрятаться под кроватью, как испуганный зверек. Либо воспользоваться своим гневом, чтобы открыть проклятую красную дверь.

Она решила выбрать второе.

Повернув латунную ручку и распахнув дверь, Аврора тут же отступила на шаг назад. В том числе и затем, чтобы дать глазам привыкнуть к темноте. Перед ней стояла стена тьмы, в центре которой угадывался силуэт человека.

Он был одет в черное с головы до ног, даже ботинки черные. На лицо натянута балаклава, но без прорезей для глаз, носа и рта. И все же незнакомцу удавалось видеть и дышать.

Он двинулся вперед, на чердак, а Аврора продолжала пятиться.

Судя по походке, перед ней был человек, хотя она не была уверена. Под маской мог скрываться кто угодно, даже чудовище. На гнома он точно был непохож. Но откуда ей знать? Она никогда не видела гномов, только на иллюстрациях к сказкам.

Ее внимание тут же привлекла одна деталь. На руках у безликого незнакомца были черные резиновые перчатки, и он держал в них вещь, при виде которой Аврора сразу перепугалась. Она знала, что это не имеет смысла. Но сейчас этот обыкновенный предмет, виденный тысячу раз, вселил в нее необъяснимый страх, какого она никогда раньше не испытывала.

Щетка для волос.

Безликий незнакомец прошел мимо Авроры и сел на пол перед настенным зеркалом. Он устроился к ней спиной, но, судя по наклону головы, наблюдал за ней в отражении.

Аврора не знала, что делать, хотя и догадалась, чего он от нее ждет. Затем она, впрочем, поняла, что выбора у нее нет, а потому послушно подошла и села между ним и зеркалом.

И закрыла глаза. А вскоре безликий незнакомец начал расчесывать ей волосы при лунном свете.

Хотя он и старался не задевать ее крылья из синего тюля, Авроре все равно было больно. Она к такому не привыкла. Когда мать пыталась причесывать ее дома, девочка сопротивлялась, потому что расчески и щетки застревали в ее светлых кудряшках. Обычно это перерастало в ссору, и все заканчивалось капитуляцией Серены.

Но на сей раз Аврора терпела пытку молча. Каждый раз, когда щетка запутывалась в ее волосах и рвала их, по ее щеке скатывалась горячая слеза.

В комнате слышался только шорох щетки. Потом Аврора начала тихонько всхлипывать и шмыгать носом. Она ничего не могла с собой поделать. И тут случилось кое-что очень странное. Аврора заметила, что не только она издает эти звуки. Она нерешительно оглянулась, украдкой взглянула на незнакомца позади себя и, увидев его, на мгновение растерялась.

Балаклава, закрывавшая его лицо, промокла на уровне глаз. Девочка поняла, что безликий незнакомец плачет.

Все последующие дни ритуальное причесывание повторялось. Незнакомцу уже даже не нужно было стучать. Каждый вечер Аврора открывала дверь и устраивалась перед зеркалом. Вскоре он приходил, чтобы попытаться ее расчесать.

Всегда в темноте. И всегда без единого слова.

Почти все остальное время Аврора проводила под розовой кроватью. Она знала, что прятаться почти бесполезно, ведь он сообразит, где ее найти. Но ее это все-таки успокаивало.

Вдобавок она постоянно спала.

Она уже удивлялась, почему все время такая усталая. Ей вспомнилось, как ветеринар посоветовал ее матери подмешать лекарство Гасу в корм, чтобы тот незаметно для себя его съел. И теперь заподозрила, что незнакомец подсыпал что-то в еду, которую она находила перед собой при каждом пробуждении.

Туалета на чердаке не было — только горшок, который исправно опорожнялся, пока Аврора глубоко спала. Таким же образом у нее появлялись чистое белье и одежда — возникали в зеленом сундуке, как по волшебству. Кроме того, раз в день она получала кусок мыла, полотенце и тазик с теплой водой для мытья.

Каждый раз, когда девочка открывала глаза, ее что-то ждало.

Со своим тюремщиком она встречалась только на закате, но после того первого вечера незнакомец больше не плакал. Иной раз Аврора была почти готова задать ему какой-нибудь вопрос. Например, когда она сможет вернуться домой. Но всякий раз не решалась от страха услышать ответ.

Ею все больше овладевало смирение. То ли потому, что таковы были обстоятельства, то ли из-за какой-то уловки — например, снотворного.

Очень скоро Аврора погрузилась в состояние вечной вялости.

Ясность ума она не потеряла и по-прежнему чувствовала опасность, но все мысли как будто замедлились, а все эмоции притупились.

К примеру, долгое время ей не хотелось прикасаться к любым предметам на чердаке, не считая одежды в сундуке. Игрушки она игнорировала, хотя с их помощью могла бы хоть как-то развлечься. Аврора держалась подальше от кукольного домика, лошадки на колесиках, кухни, швейной машинки, семейства плюшевых мишек и жуткой куклы с белыми волосами, которая таращилась на нее ледяными глазами из кресла-качалки. Ее не интересовала коллекция животных из коры, и ей не было любопытно ни узнать, какие истории скрывают книги на полках, ни проверить, как работает деревянный волчок на шнурке.

Но однажды она решила вылезти из укрытия, чтобы хотя бы рассмотреть эти вещи вблизи. Так она сделала открытие, которое заставило ее задуматься.

Похоже, всеми предметами в детской кто-то уже пользовался.

Авроре хотелось обратиться за подтверждением к безликому незнакомцу, но она понимала, что вопроса не задаст. Точно так же, как она никогда не жаловалась, когда тот пытался привести в порядок ее светлые кудри. Под конец, сколько-то раз проведя по ним щеткой, он всегда пытался собрать ее волосы синей бархатной заколкой. Ему никогда это не удавалось, но он не сдавался и спустя день предпринимал новую попытку.

Аврора спрашивала себя, как долго это будет продолжаться, прежде чем ему надоест. Что-то подсказывало ей, что от успеха этой операции зависит многое.

Хотя она понятия не имела, что именно.

Примерно через пару недель, хотя Аврора уже почти потеряла счет дням, произошло кое-что, казалось бы, незначительное.

Жуя бутерброд с сыром, она почувствовала: что-то не так. Она подошла к зеркалу, широко открыла рот и обнаружила, что на месте верхнего резца зияет лунка, а десна слегка кровоточит.

Девочка выплюнула хлеб на ладонь и заметила среди пережеванной пищи маленький молочный зуб.

За последние несколько месяцев у нее уже выпало четыре. Ее подруги перед сном клали зуб под подушку, чтобы фея забрала его в обмен на немножко денег. Хотя девочки и знали, что это неправда, все равно было весело. Но Серене никогда не удавалось разыграть этот спектакль. Тем не менее каждый раз, когда у Авроры выпадал зуб, она имела право на подарок. Ее радовала не столько сама вещь, сколько то, что, в отличие от подружек, ей не нужно было общаться с вымышленным существом. У Авроры с матерью был целый ритуал: Серена не просто давала ей деньги, а водила ее в магазин и заставляла угадывать, что собирается ей купить. Аврора никогда не ошибалась и всегда угадывала подарок с первой попытки. Обе они гордились, что у них одинаковые вкусы.

Сейчас, глядя на выпавший резец, Аврора остро затосковала по матери. Она скучала по многому — например, по послеобеденным часам в «Палаццо Париджи» и чаю после купания в бассейне отеля. Ей не хватало даже ссор из-за этого негодника Гаса.

Но потом ее охватило другое чувство.

Она разозлилась на Серену из-за всех объятий и поцелуев, которых та никогда ей не дарила. Из-за ее редких и мимолетных ласк. Из-за ее презрения к телячьим нежностям. Сейчас, когда Авроре так нужны были воспоминания о материнском тепле, она не могла ими утешиться.

Она решила избавиться от зуба, бросив его в горшок, куда справляла нужду. Она была уверена, что Серена поступила так и с теми, которые выпадали ранее, — смыла их в унитаз. Но потом Аврора передумала.

Все-таки резец был частью Авроры. Ей не хотелось с ним расставаться. Поэтому она положила зуб на табуретку у кровати.

В тот вечер безликий незнакомец, как всегда, пришел ее расчесать. Но у Авроры поменялось настроение. Гнев на мать придал ей мужества, и она решилась заговорить со своим тюремщиком.

— Сегодня у меня выпал зуб, — сказала девочка, возможно, надеясь получить что-то взамен — например, позволение вернуться домой. Сейчас она цеплялась за любые иллюзии, даже самые невероятные. — Я хотела его выбросить, но потом оставила. — Она указала пальцем на табуретку.

Безликий незнакомец перестал ее расчесывать. Сначала развернулся к табуретке, затем встал и подошел. Увидев маленький резец, взял его пальцами в перчатке, поднес к лицу, скрытому под маской, будто хотел рассмотреть получше, а потом, так и не сказав ни слова, ушел с чердака, так и не закончив причесывать Аврору.

Зуб он унес с собой.

Интересно, что он с ним сделает. Вдруг, в отличие от матери, сохранит?

Выходя с чердака, безликий незнакомец ни разу не запер дверь на ключ.

Хотя Аврора уже давно это заметила, ей не хватало смелости пойти посмотреть, что таится за порогом. И тем более — попытаться сбежать.

Однако после нескольких недель на чердаке девочка догадалась, что, если она что-нибудь не предпримет, рано или поздно дела пойдут хуже. Она была неглупа и знала, что подобное не может длиться вечно. Помимо прочего, ее пугала мысль, что тюремщику надоест просто расчесывать ей волосы и он станет искать другой способ с ней развлечься.

Но больше всего ее страшило другое.

Аврора боялась, что происходящее на чердаке — всего лишь подготовка, что незнакомец приучает ее к тому, что будет дальше. Она не могла ни представить себе, какая участь ей уготована, ни подсчитать, сколько времени ей осталось.

Казалось, безликий незнакомец хочет укротить не только ее волосы. Каждый вечер расчесывая Аврору, он словно пытался приручить ее саму.

Когда Аврора с Сереной взяли Гаса, девочке примерно так же пришлось приучать его к лотку. Первое время она сидела с котом и гладила его, давая понять, что он в безопасности. Возможно, ее тюремщик использовал такой же подход. Аврора поняла, что чем покорнее будет себя вести, тем легче он достигнет своей цели.

Ей следовало взбунтоваться, но ее сдерживал ужас перед последствиями.

Но настал день, когда у нее появилась веская причина отбросить колебания. Однажды утром, проснувшись в своем укрытии, Аврора открыла глаза и увидела, что на ножке розовой кровати что-то вырезано.

Маленькое сердечко. Кто его вырезал?

До того дня Авроре не хотелось этого признавать, но сейчас перед глазами было доказательство, что до нее в комнате жил кто-то еще — вероятно, девочка, поскольку спальня была обставлена по-девчачьи.

Пряталась ли эта девочка под кроватью?

Что стало с предыдущей обитательницей чердака? «Удрала», — предположила Аврора, заподозрив, что другая девочка тоже была пленницей.

С этой минуты в ней зрело решение сбежать.

Аврора как следует подготовилась. Во-первых, она рассудила, что бежать надо ночью, после визита тюремщика: вероятно, после этого он ляжет спать. Во-вторых, она приготовила себе наволочку вместо котомки и сунула туда пару свитеров на случай, если понадобится одеться потеплее. Время от времени она видела в световое окно, что снаружи идет снег, а куртки в сундуке не было. Как и обуви — вот это была беда. Аврора решила надеть несколько пар носков, надеясь, что так не замерзнет.

Когда садилось солнце, Аврора забралась под кровать с вилкой, украденной с подноса, и зубцами вырезала рядом с сердечком послание. Если похититель потерпит неудачу с ней, наверняка он станет искать другую девочку, которую можно причесывать. И возможно, этой девочке тоже потребуется стимул, чтобы попытаться спастись самостоятельно.

Вот почему Аврора вывела под кроватью недвусмысленное слово.

В тот вечер, причесав Аврору перед зеркалом, безликий незнакомец, как всегда, молча удалился.

Весь день Аврора не пила и не ела, опасаясь, что в пище есть снотворное, от которого она станет покорной. Несъеденную еду она спрятала в сундук, заодно вылив туда и молоко, а на подносе оставила только пустую посуду.

Надев несколько слоев одежды и непременные крылья феи-бабочки, Аврора села перед красной дверью и положила рядом наволочку.

Она была готова.

Девочка долго выжидала, надеясь, что похититель не страдает бессонницей, а затем решила, что времени прошло достаточно и настала пора действовать.

Взявшись за латунную ручку, она медленно повернула ее и потянула на себя. Петли скрипнули, дверь подалась внутрь чердака, открыв проход в метр шириной.

Перед Авророй снова встала стена тьмы.

Единственный свет проникал из окошка за ее спиной и исходил от бледного диска луны. Девочка сглотнула; в горле пересохло. Ей не терпелось выйти на улицу и положить в рот пригоршню свежего снега. Жажда, которая мучила ее весь день, от напряжения усилилась.

Аврора шагнула в темноту, выставив перед собой руку, чтобы ни на что не наткнуться. Деревянный пол скрипел под тяжестью ее шагов. Она постаралась идти как можно медленнее.

Все еще ничего не видя, Аврора коснулась деревянного шара, стоявшего на каком-то пьедестале. Пока она пыталась понять, что это такое, левая нога потеряла опору. Едва сдержав крик, Аврора успела ухватиться за что-то твердое, прежде чем сорваться в пропасть.

Только тогда она сообразила, что цепляется за балюстраду, а под ней находится лестница.

Дальше она спускалась увереннее. Тишина была непроницаемой, как и тьма вокруг.

Лестница привела в комнату, озаренную лунным светом, проникавшим внутрь через два больших окна с кружевными занавесками. Явно гостиная. Мебель казалась очень старой. Буфет, диван, потертое кресло, а рядом с камином, в котором догорали угли, — телевизор.

В нескольких шагах от себя девочка заметила дверь из дома на улицу и тут же подошла проверить, отперта ли она.

Дверь оказалась незапертой.

Открыв ее, Аврора очутилась посреди альпийского пейзажа. Кругом только леса и горы. Сияние луны отражалось от белого снега вокруг.

Аврора спустилась с крыльца, и ее ножки мгновенно утонули в холодной белизне. Она не дрогнула и, с трудом пробираясь сквозь снег, двинулась вперед. Куда идти, она не понимала: вокруг ни дорог, ни тропинок.

Девочка пошла прямо.

Уже в сотне метров от дома она устала и замерзла. Вдобавок бледное сияние луны исчезло, и ничего не стало видно.

Впереди все было черно. Как это возможно?

Сделав еще несколько шагов, Аврора почувствовала снизу холодное дуновение и поняла, что за снегом пустота.

Она стояла на краю обрыва.

Аврора в ужасе попятилась. До этого мига она не задавалась вопросом, почему ей так легко удалось покинуть свою темницу. Теперь до нее дошло, что чердачная дверь не запиралась на ключ, потому что сбежать отсюда невозможно.

Она оглянулась на дом. Безликий незнакомец застыл на пороге хижины, глядя на Аврору из-под черной маски, как будто заранее знал, что она вернется.

В руке он держал щетку для волос, блестевшую в лунном свете.

Никакого наказания не последовало, как и дальнейших попыток побега. Прежняя жизнь и заведенный уклад возобновились как ни в чем не бывало.

Больше всего Аврора боялась, что тюремщик что-нибудь изменит в их распорядке дня, а потому пассивно принимала свое положение: их безмолвная договоренность подразумевала, что ничего не изменится. И пока безликий незнакомец довольствовался тем, что держал Аврору в заточении и расчесывал ей волосы, ее это устраивало.

«Я буду вести себя хорошо и сделаю все, что ты захочешь. Только не делай мне больно».

Мучения при расчесывании тоже стали не такими сильными. А может, она просто перестала их замечать. В любом случае во время сеансов перед зеркалом девочке даже удавалось отвлекаться и убегать в свои фантазии.

Однако последствия ежевечерней процедуры начали сказываться на ее светлой шевелюре. Наутро Аврора находила вокруг много выпавших волос. Она собирала их с травянисто-зеленого ковролина и прятала под матрас. Наверное, в темноте безликий незнакомец ничего не замечал. И теперь он ни в коем случае не должен был узнать.

Убежденная, что ее выбрали из-за золотистых кудряшек, Аврора не хотела, чтобы он потерял к ней интерес. Теперь она боялась уже не того, что останется здесь навсегда, а того, что он избавится от нее, чтобы похитить другую девочку с красивыми волосами, которые можно будет расчесывать.

В остальном дни протекали одинаково. Не менялась даже еда на подносах. Не имея ни малейшего понятия, сколько недель прошло, Аврора научилась определять дни по еде и придумала для них новые названия.

Были день яиц, день супа, день сосисок, день бульона, день фасоли, день курицы и, поскольку мороженое с лесными ягодами ей давали только раз, она отождествляла день сладкого с воскресеньем.

Однажды ночью поднялся ветер.

Наутро он не унялся, а лишь окреп, превратившись в настоящий ураган. Так продолжалось несколько дней. Ветер обрушивался на хижину, сотрясая световое окно, и, завывая, проникал в щели, — звук такой, будто играет расстроенная флейта или кто-то стонет.

Аврора часами сидела, закрыв уши руками, а по ночам спала, положив голову под подушку.

В таком шуме невозможно было даже думать.

Иногда ветер стихал, и она надеялась, что все закончилось, но затем он вновь налетал с той же неистовой силой. Казалось, он вот-вот снесет крышу.

Однако безликий незнакомец словно и не замечал. В его движениях ощущалось непоколебимое спокойствие, будто ничто не могло вывести его из равновесия.

Однажды случилось то, чего Аврора опасалась не первый день, — внезапный звон бьющегося стекла. Девочка ела суп, сидя на полу, и ее осыпало градом осколков. Она упала на спину, но удар смягчили крылья за плечами.

Прилетевшая ветка разбила световое окно.

Как будто после долгих усилий ветру наконец удалось ворваться на чердак. Теперь он гулял по спальне, точно любопытное привидение, что-то сдвигая, что-то опрокидывая, приподнимая края покрывала и забираясь Авроре в волосы.

Ветер трепал волосы; Аврора закрыла глаза. Ей бы следовало испугаться — управляться с ее волосами было исключительным правом тюремщика, — но это походило на долгожданное освобождение.

Она отвлеклась от ласки ветра, почувствовав, что крылышки на спине хлопают сами по себе.

У нее возникла безумная идея улететь с чердака.

Посмотрев на разбитое световое окно, она сообразила, что при желании могла бы. Ее охватило восторженное волнение. Впрочем, следовало поторопиться: в любой момент безликий незнакомец мог войти, чтобы проверить, как она тут.

Аврора осмотрелась и нашла то, что нужно. Веревочка, обернутая вокруг деревянного волчка, подходила идеально. Девочка размотала этот шнурок. Достала из-под матраса горстку прибереженных выпавших волос, собрала их в прядь и привязала к концу веревки. Затем сняла с себя крылья и привязала другой конец веревки к проволочному каркасу. Потом еще раз проверила, крепко ли завязаны узлы.

После этого Аврора вернулась к дыре, зиявшей на месте окна. Убедившись, что воздух входит, а затем снова выходит оттуда, как изо рта, она встала на цыпочки и подняла повыше крылья из синего тюля.

Она почувствовала, как ветер рвет их у нее из рук. Она позволила ему подхватить их, но пока не отпустила. Пропустила веревочку между ладонями, как леер воздушного змея. Но не отпускала.

Как она и предполагала, ее крылья летели, стремились на свободу.

Сердце колотилось. Почувствовав, что готова, Аврора разжала пальцы и отпустила веревку с прядью волос.

Крылья феи-бабочки взмыли на ветру. Вылетев из окна, они воспарили ввысь, унося с собой доказательство, что Аврора здесь и хочет вернуться домой.

При виде того, как они порхают, Аврора расплакалась от радости и тоски: эти синие крылышки были последним, что оставалось у нее от прежней жизни.

— Прошу вас, — сказала она. — Умоляю, летите к моей маме и приведите ее ко мне.

2

Совсем как потерпевшие кораблекрушение на необитаемом острове, которые кладут послание в бутылку в надежде на спасение…

Авроре нравились такие приключенческие романы. Видимо, поэтому она и верила, что то же самое может случиться и с ней.

Но ничего не произошло. Никто не внял ее мольбе, доверенной ветру.

Дни становились длиннее, потеплело. Аврора догадалась, что началась весна. Природа снаружи, вероятно, возрождалась. А девочка поняла, что внутри нее что-то безвозвратно угасло.

Куда-то делся страх. Она не ожидала, что это возможно. Та же участь постигла и грусть — она испарилась вместе со слезами. Но гнев, дух сопротивления, сила воли и надежда тоже исчезли.

Аврора впала в апатию.

Она чувствовала себя недвижимой, как мешок с песком. И если что-то задевало ее, она просто меняла форму; она научилась приспосабливаться.

Боль отскакивала от нее.

Все чаще она дни напролет сидела на травянисто-зеленом ковролине и глядела в стену. Ум бесцельно блуждал, перескакивая с одной праздной мысли на другую. И Аврора была так увлечена, что не замечала хода времени. А иногда и захода солнца. Сама не замечала, как вокруг сгущалась темнота.

Однажды днем, сидя на полу, Аврора очнулась от ступора. Будто песок, что накапливался внутри, наполнил ее до краев. Места не осталось ни для одной крупинки.

Мешок порвался, и все содержимое высыпалось наружу.

Аврора встала и, как сомнамбула, пошла к красной двери чердака. Открыла ее; вот уже она идет по площадке к лестнице вниз. Спустилась, одной рукой держась за перила. Даже не взглянув на гостиную, обставленную старой мебелью, она направилась к выходу.

На крыльце Аврора обнаружила, что снег вокруг хижины подтаял. Она спустилась по трем ступенькам, отделявшим ее от слякотной лужайки, и, ни о чем не заботясь, пошла дальше, как будто ей отдали приказ и ее телу ничего не оставалось, кроме как повиноваться.

Она добралась до края пропасти, где прервалась ее первая и единственная попытка побега.

На этот раз она посмотрела вниз.

Скалистая бездна казалась бесконечной. Было бы чудесно броситься туда, будто в чьи-то объятия.

Аврора даже была уверена, что совсем не почувствует боли.

Но ее отвлекли шаги за спиной. Полуобернувшись, она краем глаза увидела безликого незнакомца — тот бежал к ней, хотел удержать. Однако в нескольких метрах от нее он, запыхавшись, остановился.

— Нет, — сказал он ей.

Наконец-то он заговорил. Но тон его был не приказным — скорее умоляющим. И потом, его голос… В голосе было что-то странное. Аврора представляла его себе вовсе не таким.

Он звучал по-детски.

Это было в незнакомце страшнее всего — страшнее черных резиновых перчаток и маски.

— Не буду, — отозвалась Аврора. — Но тогда покажи свое лицо.

Она думала, он ни за что не примет ее вызов. Однако, к ее изумлению, незнакомец поднес руки к балаклаве.

И начал ее снимать.

Аврора смотрела с недоверием и любопытством. Внезапно что-то в ней ожило. Впрочем, в следующий миг ее охватило очень плохое предчувствие. Прежде она никогда не задавалась вопросом, почему он скрывает, как выглядит. И уговорить его открыть лицо оказалось слишком легко.

Что, если он хотел уберечь ее от этого зрелища?

Девочка вообразила, что перед ней вот-вот предстанет чудовище, бесчеловечное отродье, гнусное создание. Она ошибалась. Когда похититель наконец снял маску, она увидела нечто в разы худшее.

Улыбку, которая напугала ее до смерти.

Жизнь после

1

— Как правило, первые слова, которые мы учимся произносить, — это «мама» и «папа». Однако нередко они же первыми и умирают вместе с нашими родителями, — рассказала доктор Новак своей маленькой аудитории. — Слова «мама» и «папа» не покидают наш лексикон, но после смерти людей, к которым относятся, теряют первоначальный смысл. Мы по-прежнему будем говорить «моя мать» или «мой отец», но это уже не то же самое, — добавила она. — Тем не менее мы должны спросить себя, не верно ли и обратное… Продолжаем ли мы оставаться мамой и папой, даже когда нас больше некому так называть?

— Я всегда буду мамой Камиллы, — почти возмущенно возразила Вероника. — Хотя бы потому, что я ее родила. Тридцать шесть часов в муках что-то да значат!

Остальные закивали, но только чтобы ей угодить. Вероника была склонна разводить мелодраму, и ее пыл нужно было сразу остужать.

На последних сеансах они уделяли много внимания значению слов и их использованию. Большинство констатировали, что, хотя люди часто употребляют такие слова, как «вдовец» или «сирота», в словаре нет понятия, которое обозначало бы тех, кто потерял сына или дочь. Ни на одном языке.

Доктор Новак объяснила это тем, что зачастую определение некоторым понятиям дают закон и право, а поскольку смерть потомства не имеет последствий для наследования, ни один законодатель не озаботился заполнить эту лакуну. Впрочем, имелась и куда более банальная причина.

— Еще сто лет назад детская смертность была выше, — сказала психолог. — Каждая семья могла ожидать, что понесет такую потерю, и каждый родитель учитывал, что ему придется справиться с этой болью. Они не успевали даже привязаться к тем, кто уходил так рано, и воспоминания быстро угасали. Это происходило так часто, что давать этому феномену название не было необходимости. К счастью, сегодня смерть ребенка — исключительный случай.

Доктор Новак пыталась объяснить этой группке «победителей в лотерее смерти», что горестное, на первый взгляд противоестественное событие сделало их в каком-то смысле «уникальными», и при этом старалась сохранять невозмутимость, словно вела речь о вещах обыденных и обыкновенных.

— Я понимаю, что вы хотите помочь нам избавиться от груза определенных слов, но это непросто, — заметил Макс, поправляя сползшие на нос очки.

— Но, возможно, именно с этого стоит начать, — возразила психолог.

— Чушь собачья, — отрезал Рик. — Некоторые слова мне больше не нужны. А то, что мне не нужно, обычно попадает прямо в унитаз или на помойку, — заявил он, закинув ногу на ногу и обхватив руками босую ступню.

— Если бы я смогла вернуть сына, он мог бы хоть по имени меня называть, какая разница, — убежденно сказала Бенедетта, самая прагматичная из них.

Серена еще не открывала рта, хотя, как правило, была самой разговорчивой. Она понимала, что эта дискуссия ни к чему не приведет, потому что на самом деле ее одногруппники не желали поступаться своей прерогативой родителей, если их еще и можно было называть таковыми. И что бы они ни говорили, они никогда не смирятся с потерей определенных привилегий.

— Я ни о чем не жалею, — заверил Рик, потирая мозоль под большим пальцем ноги.

Этих людей объединяло нечто гораздо большее, чем просто утрата. Смерть ребенка они считали неизлечимой болезнью, которая, вместо того чтобы убить их, заставляла их жить.

При таком образе мыслей трудно было поколебать их убеждение в том, что они никогда не смогут излечиться. Чтобы выдерживать боль, они тем или иным образом приспособились к болезни.

Рик, например, перестал носить обувь с тех пор, как его двухлетний сын утонул в надувном бассейне глубиной каких-то пять сантиметров. Хождение босиком не было ни бунтом, ни способом привлечь внимание к себе или к тому, что с ним произошло. Просто Рику казалось бессмысленным делать то же, что и раньше. Для него смеяться, есть, водить машину или одеваться означало притворяться, будто ничего не случилось. Сама жизнь стала невыносимой. Но поскольку он не мог перестать делать все, то выбрал это единственное эксцентричное решение.

Оно примиряло его с тем, что он все еще жив.

Так Рик нашел компромисс, который позволял ему каждое утро вставать с постели, надевать костюм и галстук и продолжать работать в офисе. Серена не сомневалась, что окружающие его люди, в том числе те, кто знает его историю, убеждены, что он сошел с ума.

Но для Рика подлинным безумием было то, что он пережил собственного ребенка.

Вероника не уставала повторять, что в среднем трех минут без дыхания достаточно, чтобы вызвать необратимые повреждения головного мозга, а еще пара минут приводит к смерти. Поэтому при удушье нет времени вызвать «скорую». Вдобавок она утверждала, что большинство медицинских работников не умеют оказывать первую помощь при обструкции дыхательных путей.

Частенько Вероника заявлялась на дни рождения незнакомых ей детей, чтобы предупредить собравшихся о том, как опасно надувать воздушные шарики ртом, потому что, если они попадут в трахею, вытащить их будет невозможно.

В одной только Италии происходит не менее пяти таких случаев в год.

Серена и остальные члены группы пытались вообразить ошеломление родственников и друзей маленьких именинников, потрясение, вызванное вторжением невменяемой женщины, которая своими апокалиптическими проповедями безнадежно портила эти радостные моменты.

Но Вероника, потерявшая свою Камиллу именно из-за дурацкого красного шарика, говорила со знанием дела.

И она, и Рик пережили крушение браков. Обоих бросили супруги, потому что оба не смогли смириться с утратой.

Бенедетта и Макс когда-то были женаты друг на друге. Поводом для расставания стала не смерть их единственного сына Эдоардо. Истинной причиной была возникшая в результате этой потери пустота. Пустота, от которой невозможно отвести взгляд. Как ни старайся. Пустота, которую невозможно скрыть, живя вместе, — только поодиночке.

Поэтому Макс и Бенедетта продолжали любить друг друга и встречаться.

Как и дети других членов группы, их ребенок погиб из-за события, которого можно было избежать. Эдоардо шел по тротуару, держа за руки родителей, когда его сбил проклятый арендованный электросамокат. Ездить на самокате полагается одному человеку, но на этом катались двое, причем оба несовершеннолетние. В городе за самокатами особо не следили, и, поскольку «совместное использование» меньше загрязняет окружающую среду, Эдоардо заплатил жизнью за моду на экологию.

Каждый реагирует на трагедию по-своему. Макс завел привычку прохаживаться возле начальных школ в часы, когда ученики входили или выходили. Или на игровых площадках в парках. Вид детей утешал Макса, но пару раз его чуть не линчевали, приняв за педофила.

Бенедетта освоила кикбоксинг. Каждый субботний вечер она красилась, надевала красивое платье и отправлялась искать драку. Нередко она появлялась на встречах с синяками на лице, но ни у кого не хватало смелости спросить ее, где она их заработала.

Серена оказалась среди них почти случайно и присоединилась к группе последней.

Когда она вернулась из Виона, начальство уволило ее за халатность. Вскоре ее сбережения вылетели в трубу из-за высокорисковых инвестиций, сделанных в период «Плюшевого мишки». Чтобы покрыть убытки, Серене пришлось продать квартиру.

На «чистку» она потратила около года. Но после того, как она освободилась от алкоголя и наркотиков, ей пришлось в одиночку справляться с сильнейшей депрессией, которая скрывалась за всеми ее зависимостями.

Поняв, что долго она не продержится и либо попадет в психушку, либо станет бездомной, Серена решила обратиться за помощью. Она отправилась в консультационный центр, чтобы пройти программу психологической поддержки. Среди множества листовок на стенде она выбрала ту, у которой было символическое название: «Группа глюков».

На жаргоне геймеров глюк — это аномалия в программном обеспечении, которая позволяет игрокам получить неожиданную выгоду. Зачастую глюк скрывается в системе, и те, кто его находит, могут без труда проходить нужные уровни и набирать больше очков.

Серена знала, что глюки случаются из-за программных ошибок, или багов. И на данном этапе жизни она ощущала себя именно неисправной машиной. Листовка словно бы обещала, что неисправность можно превратить в своего рода преимущество.

Глюки собирались в районе Навильи, на заброшенной фабрике, где когда-то производили трикотаж.

Впервые Серена переступила ее порог вечером четверга, когда на улице шел проливной дождь, после того как несколько недель топталась вокруг бывшей фабрики, не решаясь войти.

С тех пор она не пропустила ни одной встречи.

Доктору Новак перевалило за шестьдесят, она всегда носила очень яркие юбки и курила трубку. Давным-давно она была мужчиной и, возможно, именно благодаря этой радикальной перемене поняла, что может научить других использовать свою уникальность, чтобы в корне изменить жизнь.

Группу посещали самые разные люди — невротики, параноики, нигилисты, эксгибиционисты, мегаломаны, гиперконтрольщики, — каждый со своими заскоками и пунктиками. Кроме того, с годами состав менялся. Некоторые участники приходили и уходили. Другие становились завсегдатаями, но затем внезапно исчезали. Некоторым хватало всего одной встречи, чтобы понять, что им это не подходит.

Правило гласило, что тех, кто не возвращался, следует немедленно забыть. Для лишнего сострадания здесь не было места.

Костяк группы состоял из пяти человек, и Серена была рада, что она одна из них. Рик, Вероника, Макс и Бенедетта стали ее новой семьей.

И хотя доктор Новак не приветствовала встречи вне сеансов, они часто встречались. Не то чтобы для этого были какие-то особые светские поводы — просто они поняли, что ходить в кино, на пиццу и даже просто болтать легче с теми, кто испытал похожий опыт. В том числе потому, что остальные шарахались от них, как от прокаженных.

«Куда бы я ни шел, я несу свою грусть с собой», — любил повторять Рик, горько шутя. У всех пятерых развилось мрачное чувство юмора, которое шокировало бы других людей.

Благодаря доктору Новак и этим четырем изгоям Серене удалось почти благополучно пережить множество ужасных моментов. Она еще не обрела покоя, но надеялась, что однажды сможет управиться со своим горем.

После гибели Авроры прошло почти пять лет.

2

Милан — типичный европейский город, где современные небоскребы как бы охраняют старинные здания, будто желая защитить драгоценное прошлое, которое по-прежнему живет у их подножия.

Так сосуществуют два параллельных мира.

В верхнем — бизнес, скорость и панорамные виды. Внизу жизнь замедляется, кажется меньше, выглядит неизменной. Зеленные и цветочные лавки, булочные, маленькие местные магазинчики. Ящики с апельсинами, аромат цветов и свежего хлеба, знакомые голоса и приветствия прохожих.

Чтобы перейти из одного мира в другой, достаточно воспользоваться лифтом.

Когда-то Серена знала только город среди облаков и брезговала спуститься и посмотреть, что происходит внизу. Теперь она покинула мир зеркал.

Она поселилась в маленькой квартирке на третьем этаже в одном из типичных старых домов в районе Изола. У таких зданий вход со двора, а на этажи поднимаешься по внешним лестницам и балконам вдоль фасада. Здесь живешь как в маленькой общине, где все друг друга знают.

Серена научилась выстраивать новые взаимоотношения с соседями, гораздо более искренние, чем в прежней жизни.

Тем не менее, кроме доктора Новак и группы глюков, истории Серены никто не знал. Аврора все еще жила в ее воспоминаниях, но как будто сидела взаперти. Мать выпускала ее только по необходимости — например, на сеансах психологической поддержки.

В партнере Серена больше не нуждалась, даже изредка. Ей хватало Гаса. Кот очень состарился, и с ним приходилось постоянно нянчиться. Вдобавок он почти ослеп. Хотя обычно они избегали друг друга, время от времени он сворачивался калачиком у нее в ногах. Серена старалась не думать о том, сколько лет осталось Гасу. Иногда ей хотелось, чтобы их обоих постиг один и тот же конец: заснуть и больше не проснуться.

Однако, поскольку ей все-таки требовалось вести какое-то подобие жизни, пришлось найти работу.

Знакомство с Адоне Стерли и его миром старых книг, нуждающихся в переплете, стало для нее судьбоносным. Серена устроилась в издательство на улице Герардини, в двух шагах от парка Семпионе и Арки Мира. Каждое утро она приезжала туда на велосипеде; ей полагалось читать и оценивать неопубликованные рукописи. На самом деле Серена ничего не решала. Она могла лишь указать руководству редакции на романы, которые казались ей наиболее интересными. Очень часто ее предложения игнорировались, но когда одного из ее писателей публиковали, ее переполняла гордость.

Коллеги по издательству понятия не имели о ее прошлом. Они не только не знали об Авроре, но и представить себе не могли, что женщина, которая неизменно собирает волосы в хвост, носит свитера и балетки, а зимой — широкое шерстяное пальто, когда-то была «белокурой акулой», безжалостной брокершей и почти никогда не снимала туфель на высоких каблуках.

Временами Серене казалось, что она участвует в какой-то программе защиты свидетелей и ей, как бывшим членам преступных группировок, предоставили новую личность. С другой стороны, единственное, что осталось ей от прошлого, — собственное имя. Все остальное Серена стерла подчистую.

Чтобы сохранить свою горькую тайну, она вела простую жизнь, которая состояла из укоренившихся привычек и заведенного распорядка. Она рано ложилась и научилась радоваться мелочам — например, любила читать рукописи в парке, на одной и той же скамейке, в любое время года, а в дождливую погоду брала с собой зонтик.

Истории помогали ей забыться. Дома у нее тоже было полно книг. Книги стали ей необходимы.

Однако порой легкомыслие давалось тяжело. Беззаботный небосвод заволакивали непроницаемые тучи. Иногда Серена не могла даже встать с постели по утрам. Когда ее нанимали в издательство, она сказала, что страдает от острых мигреней. Доктор Новак раздобыла ей медицинскую справку, подтверждающую это заболевание.

Отчасти это было правдой, поскольку истинная причина ее недомогания названия не имела.

Серена была убеждена, что, если не считать периодических приступов горя, ее жизнь так и будет размеренно продолжаться до самой смерти. Она не могла представить, что в этой жизни может наступить переломный момент, не надеялась на это и совершенно этого не желала. Ее и так все устраивало. Она променяла честолюбие на спокойствие, роскошь — на уют. И смирилась со своим одиночеством, потому что взамен получила привилегию больше не беспокоиться о том, что у нее снова жестоко отнимут любимого человека.

Она не ждала и не добивалась от жизни ничего нового, но не могла помешать жизни удивить ее.

Обычно Серена использовала для оценки текста три критерия. Первый — увлекательность: если произведение легко читалось, она начисляла балл. Второй касался самих писателей или писательниц, которые, по ее мнению, должны были «исчезать» из повествования, хотя ей частенько попадались занудные автобиографии и автофикшн. Как говаривал ее начальник: «Если ты не Хемингуэй, на твою жизнь нам наплевать». В то же время Серена терпеть не могла авторов с интеллектуальными претензиями, которые желали преподать читателю жизненные уроки или поучать весь мир. Третий критерий оценки был самым важным. Серена ненавидела закрытые концовки, потому что, как и после вкусного обеда, по окончании истории ей хотелось по-прежнему ощущать легкий голод.

Голод — вот что было важно.

Однажды к ней на стол попала рукопись безымянного романа. Не было указано даже имя автора. Серена собиралась попросить у начальника объяснений, но передумала. В конечном счете от нее требовалось всего лишь оценить текст.

К чтению она приступила как обычно, просто стараясь быть объективной.

Роман состоял из нескольких взаимосвязанных историй. Разные персонажи обладали одной общей чертой: в определенный момент жизни они совершили поступок, сделали выбор или даже просто жест, который много лет спустя привел к серьезным последствиям, перевернувшим всю их жизнь. Однако в ту минуту, когда они вызвали этот переворот, они ни в коем разе не осознавали, чем все обернется. Среди них была, например, женщина, которая вернула владельцу потерянную связку ключей и благодаря этому через двадцать лет стала наследницей огромного состояния. Или коллекционер произведений искусства, купивший на аукционе скульптуру, не подозревая, что, когда он состарится, она упадет ему на голову и отшибет память. Полицейский, предотвративший убийство беременной женщины, чей ребенок спустя некоторое время убил его самого. Или учитель, который перевел в следующий класс далеко не блестящего ученика, не ведая, что, когда тот вырастет и станет хирургом, он сам попадет к своему подопечному на операционный стол.

Идея была захватывающая, и Серена с головой погрузилась в роман, почти потеряв счет времени. Не в силах оторваться от рукописи, она носила ее с собой всюду, читала в обеденный перерыв, в трамвае и даже взяла домой, чего не делала почти никогда. Дочитывая, не ложилась спать до глубокой ночи, а закрыв, еще долго думала об этой книге. И, что самое невероятное, персонажи запали ей в душу.

Секрет хороших книг в том, что они никогда не заканчиваются на последней странице и продолжают звучать у тебя в голове, словно чарующая музыка.

Серена в очередной раз задалась вопросом, кто написал роман, который так ее увлек. «Это мужчина», — сказала она себе. Обычно она попадала в точку.

Той же ночью она составила отчет с анализом текста и в качестве вывода горячо порекомендовала книгу к публикации, а на следующий день передала свое заключение главному редактору.

— Как вы свяжетесь с автором, если не знаете, кто он? — спросила Серена.

— Кто тебе сказал, что это мужчина? — парировал начальник.

— Я знаю, — только и ответила она.

— Тогда кто тебе сказал, что он нам неизвестен?

«Хороший вопрос», — подумала Серена.

Тут главный редактор выдвинул ящик стола и протянул ей письмо.

— Это пришло вместе с рукописью, — пояснил он с лукавой улыбкой. — Хочешь взглянуть? — поддразнил он.

Серена разрывалась. Признаться, что ей любопытно, — все равно что показать свою слабость. Гордость подталкивала отказаться. Но, поколебавшись, она взяла со стола письмо и без единого слова вышла из кабинета под смех начальника.

Это было прекрасное письмо.

В нем объяснялось, что в основе различных историй, содержащихся в романе, лежит понятие «эффект бабочки», введенное в употребление в шестидесятые годы математиком и метеорологом Эдвардом Лоренцом: «Может ли взмах крыльев бабочки в Бразилии вызвать торнадо в Техасе?» На рукопись автора вдохновила так называемая теория хаоса и, в частности, предпосылка, что «мелкие изменения в первоначальных условиях приводят к крупномасштабным изменениям в долгосрочной перспективе».

В конце письма автор сообщил, что в писательском деле он новичок, а работает профессором теоретической физики в Миланском государственном университете.

И подписался: «Фабио Ламберти».

Серена порадовалась, что верно угадала его пол. Но появился и еще один новый элемент. За годы работы в издательстве она ни разу не испытывала желания узнать, что за люди авторы рукописей, переданных на ее рассмотрение, как они выглядят, и зачастую избегала наводить о них справки, опасаясь разочароваться. По опыту она усвоила, что творческим талантом наделены не только красивые люди.

Но что-то подталкивало Серену разузнать о профессоре Фабио Ламберти побольше. Возможно, ей не давал покоя роман. Или она не вполне насытилась сюжетом и жаждала чего-то большего. Или же так скучала по персонажам, что хотелось встретиться с их создателем.

Поразмыслив в течение дня, Серена решила посетить лекцию профессора.

Она ни на мгновение не предполагала, что эта встреча приведет к непредвиденным последствиям, и пока еще не могла постичь парадоксальность того, чему предстояло произойти.

Вскоре эффект бабочки затронет и ее.

3

— Ну, как все прошло?

— Ничего особенного… Я села в зале вместе с другими студентами, но место выбрала в сторонке, чтобы никто не заметил, что я старше всех. Потом пришел Ламберти и провел лекцию по системной динамике, в которой я мало что поняла. Он проговорил около часа, а потом всех отпустил, назначив семинары на следующую неделю.

— И все? — спросила Бенедетта с заметным разочарованием.

— А ты ждала, что он песней разразится? — бросил Рик. — Вы, женщины, вечно ожидаете головокружительных поворотов событий, как будто постоянно живете в мыльной опере.

— Какой ты прозаичный, — укорила его Вероника. — Иногда нам хочется, чтобы мужчина удивлял нас, а не эпатировал, — добавила она, покосившись на его грязные пятки.

— Я согласен с Бене, — высказался Макс. — Я тоже надеялся, что история получит продолжение, и, по-моему, это нисколько не умаляет мою мужественность.

Серене пришла в голову неудачная идея рассказать группе глюков о рукописи. Как правило, на сеансах они делились друг с другом не только настроениями и негативом, но и всем, что с ними происходило. Часто услышать другую точку зрения оказывалось полезно. Но теперь всех увлекла тема Фабио Ламберти.

— Вероятно, Серене просто стало любопытно познакомиться с автором впечатлившего ее романа, — вмешалась доктор Новак. — Общаться с кем-то вне нашего круга, безусловно, полезно. Но мы не можем осуждать ее за то, что она не была готова сделать следующий шаг. Всему свое время.

— Вообще-то, я попыталась с ним познакомиться, — призналась Серена и почти сразу же пожалела.

Все, включая психолога, повернулись к ней. Пришлось досказывать.

— После лекции я столкнулась с ним в коридоре. Он спросил, что я делала в зале, ведь я не одна из его студенток.

— И что ты ответила? — поторопила ее Вероника.

— Сказала, что пришла посмотреть… Более идиотского ответа не придумаешь, но я смутилась. А потом вспомнила монографию по физике, которую дал мне почитать Адоне.

— Твой друг-переплетчик? Тот, что собирает закладки, забытые между страницами? — по обыкновению педантично уточнил Макс.

— Он самый, — ответила за Серену Бенедетта, раздраженная его вмешательством.

— Я объяснила, что заинтересовалась этой темой, когда прочла монографию о мультивселенной, которая чуть не угодила в макулатуру, — продолжила Серена, вспомнив штабеля не подлежащих восстановлению книг в мастерской Адоне. Она была счастлива, что сохранила эту книгу: годы спустя та позволила ей произвести впечатление на Ламберти. — В общем, я сказала, что благодаря этому опусу мне захотелось посетить несколько лекций по физике.

— Значит, ты не призналась, что читала его роман, — снова отметил Макс.

Серена покачала головой:

— Профессиональная тайна. — Но ей в любом случае не хватило бы духу открыть Ламберти подлинную причину, которая побудила ее с ним познакомиться.

— И что сказал профессор? — допытывалась Бенедетта.

— Что исследования мультивселенной увлекательны, но недостаточно подкреплены математическими моделями.

По правде говоря, это утверждение немного разочаровало Серену. Ей нравилось думать, что в другом пространстве-времени Аврора все еще жива. В прошлом Серена поделилась этой теорией с группой глюков, надеясь утешить и их. Однако сама она уже не считала, что живет не в той вселенной, и перестала завидовать той себе, которая находилась во вселенной, где Авроре теперь было почти одиннадцать. Она не сомневалась, что этот ее клон тоже несчастен, хоть и не понимает почему: родители чувствуют боль своих детей даже из другого измерения.

— И на этом все закончилось? — спросил Рик. Результат этой встречи уже, видимо, разочаровал и его. — Он даже не попросил твой номер телефона? — наседал он, неодобрительно подняв бровь.

— Конечно нет, — ответила Серена.

Впрочем, оно и к лучшему. Независимо от ожиданий группы, она не была готова заводить другие связи. И вероятно, никогда не будет готова. Невозможно общаться с теми, у кого не было ее опыта. В конечном счете пятерых глюков объединяла не дружба, а смерть.

— Ты так и не рассказала нам, какой он… — заметил Макс не без лукавства.

Странно было слышать такую просьбу от него: он обычно очень старался не нарушать чужих границ.

Серена не могла признаться, что Ламберти не только был необычайно обаятелен, но и оказался моложе ее лет на десять.

— Интересный, — просто сказала она. — Довольно обыкновенный, — добавила она, стараясь, чтобы ее голос звучал искренне.

Серена надеялась, что их устроит это скупое описание, и не сомневалась, что Ламберти больше никогда не увидит.

На следующий день профессор снова предстал перед ней на лестнице издательства. Но из них двоих больше удивилась Серена.

— Можно спросить, что вы здесь делаете? — промямлила она.

— Пришел посмотреть, — ответил Ламберти, повторяя дурацкую отговорку, которой она отделалась в университете, но сопроводил свои слова улыбкой. — И хотел поблагодарить вас за восторженный отзыв, который вы оставили на мою рукопись.

Серена покраснела, чего никогда с ней не случалось. Ее отчет должен был оставаться конфиденциальным. Какого черта его дали прочитать профессору?

— Похоже, я обязан вам своей будущей публикацией, — добавил он. — Могу ли я пригласить вас на обед?

Внезапно Серена почувствовала себя неловко и не в своей тарелке. На лбу выступил холодный пот. И по встревоженному взгляду Фабио Ламберти она поняла, что побледнела.

— С вами все хорошо? — спросил он.

К горлу подкатила тошнота. Серена развернулась и побежала в туалет, бросив остолбеневшего профессора на лестнице.

Полномасштабный приступ паники, один из тех, которые невозможно подавить.

В тот же день профессор Ламберти прислал ей сообщение с извинениями. Серена хотела дать ему знать, что он не виноват, но воздержалась от ответа.

Вместо этого она взяла больничный и заперлась дома.

Как короткий шутливый разговор мог довести ее до такого состояния? Но Серена не была готова к переменам. А этот мужчина простым приглашением на обед сулил ей своего рода революцию. Серена заранее предвидела возможные последствия. Все это было чересчур, и она не могла на такое решиться.

Примерно неделю она заказывала еду на дом и питалась джанк-фудом, а потом к ней в квартиру постучали, но это оказался не курьер. Открыв дверь, Серена — полусонная, хотя было всего восемь вечера, — узрела Рика в красивом синем костюме, белой рубашке, золотых запонках и полковом галстуке.

— Ты пропустила последние три встречи, — с упреком сказал он. — Сколько я тебя знаю, ты никогда не пропадала. Одна пропущенная встреча еще ладно. После двух это начинает беспокоить. На третий раз срабатывают все сигналы тревоги. — Рик начал подражать вою сирен, чередуя звуки пожарных, «скорой помощи» и полиции. Его громкий голос разносился по балкону и дворику.

Не зная, как заставить его перестать, Серена заткнула уши. Еще немного, и соседи выглянут посмотреть, что происходит.

— Я сейчас захлопну дверь у тебя перед носом, — пригрозила она.

— Ладно, больше не буду, — наконец снизошел Рик.

Она поняла, что ее друг нарушил правило группы, согласно которому не следовало волноваться, если кто-то из участников вдруг решил исчезнуть. Серена была тронута и польщена, но не хотела этого показывать.

— Почему пришел ты? — спросила она, полагая, что его прислали другие глюки.

— Вообще-то, никто не хотел идти, и мы тянули жребий, — признался Рик. — Одевайся понаряднее, я поведу тебя на аперитив в пафосное место, где есть дресс-код.

Убедил Серену не непререкаемый тон, а вид его босых ступней под синими брюками.

Риккардо по прозвищу Рик обожал смущать людей. Своей миссией он считал вразумлять тех, кто понятия не имеет, каково это, когда в твою заурядную жизнь внезапно вторгается горе. Его босые ноги служили всем наставлением: «Никогда не жалуйтесь и наслаждайтесь нормальностью, скукой и серыми буднями, пока можете».

— Ну сбежала ты от него, и что? — осведомился он, потягивая «Ширли Темпл». — Честно говоря, не вижу трагедии.

Они сидели за столиком в баре «Армани Бамбу» в окружении неимоверно элегантных, красивых и самодовольных посетителей. Рик и Серена были единственными, кто пил безалкогольные коктейли.

— Я не хотела от него сбегать, я хотела исчезнуть, — с излишней горячностью уточнила она.

Возможно, реакция была слегка подростковой, но ей было все равно.

— Не делай из него божество, — отозвался Рик. — Твой профессор — такой же человек, как мы с тобой: он срет, ссыт, рыгает и пердит.

— Прекрати называть его моим профессором! — возмутилась Серена. — К тому же он вообще не пердит.

Оба рассмеялись.

— И потом, я не хочу, чтобы это случилось со мной снова, а потому предпочитаю держаться за своего кота и свою рутину, — продолжила Серена.

— Послушай, — сказал Рик. — Я много лет изводил себя из-за того, что произошло с Филиппо. Бесконечно анализировал, задавался вопросом, в чем ошибка. Он утонул на глубине пять сантиметров, понимаешь? Пять сантиметров. А ведь ему было уже два года. Упав в надувной бассейн, он мог подняться самостоятельно. Так как же такое возможно?

Серена не нашлась, что ответить, да и никто не нашелся бы.

— И все же это произошло, — подытожил Рик.

Помимо нелепых обстоятельств смерти сына, этому человеку приходилось мириться еще и с тем, что в ней не было никакой логики.

— Все, что с нами происходит, неслучайно, — заявил ее друг. — Это результат цепочки предшествующих событий. Человеку свойственно думать, что главное — важные жизненные решения. Но мелочи решают больше. Так что причины, по которым мой сын утонул, восходят к тому времени, когда его еще не было на свете. Если бы до его рождения я в один прекрасный день на прогулке повернул направо, а не налево, если бы однажды во вторник надел носки другого цвета, если бы заказал в ресторане бифштекс вместо гамбургера, если бы в определенный момент не чихнул… может быть, этого бы и не случилось.

Серена вздохнула:

— И при чем тут я?

— При том, что я понял это, когда ты рассказывала в группе о романе твоего профессора.

— Эффект бабочки, — сообразила она.

— Не знаю, достаточно ли его, чтобы объяснить смерть моего сына, но это уже кое-что, — добавил Рик. — И в последнее время у меня даже получается раньше засыпать по ночам.

— Что же мне, по-твоему, делать? — спросила Серена, стремясь найти какое-то решение.

— Меня никогда не беспокоило, что я не могу вернуться назад и изменить хотя бы одну из этих мелочей, — ответил Рик. — Больнее всего — когда я смотрю на тех, кто отличается от нас с тобой. — Он указал на окружающих. — Все думают только о риске умереть, но не осознают, насколько опасно жить.

Серена понимала. В отличие от большинства людей, такие, как она и Рик, слишком хорошо знают, какая опасность таится в каждом мгновении жизни, — перед остальными у них преимущество. Они могут себе позволить больше ничего не бояться.

Именно поэтому у нее, Серены, сейчас была надежда.

4

— Я принимаю приглашение на обед.

Прошло три недели, и по тому, как посмотрел на нее Ламберти, Серена заключила, что за это время профессор о ней забыл. Она мысленно призывала землетрясение, желая провалиться сквозь землю.

Они стояли в коридоре факультета физики, огибаемые потоками студентов. Серена ловила на себе мимолетные взгляды. Посторонние люди смотрели и веселились, и это ее смущало.

Ламберти взглянул на часы.

— Отлично, я как раз проголодался, — заявил он.

Серена вздохнула с облегчением, но предупредила, что у нее мало времени:

— Мой обеденный перерыв длится недолго. Я двадцать пять минут добиралась сюда на велосипеде, и обратный путь до издательства займет еще столько же.

Фабио Ламберти не растерялся:

— Неподалеку есть бар, где делают приличные сэндвичи: управимся за четверть часа.

Их первое свидание длилось пятнадцать минут. Сэндвичи оказались неплохими. Каждый съел по одному: Ламберти — с ветчиной и омлетом, Серена — с тунцом, сельдереем и помидорами. Вдобавок они взяли два свежевыжатых сока из арбуза, моркови и имбиря.

Времени в их распоряжении было слишком мало, чтобы рассказать друг другу многое, но под конец встречи Серена поняла, что знает об этом мужчине уже достаточно. Все это были мелочи, но значимые. Он обожает собак. У него есть мотоцикл, но он любит кататься и на велосипеде. Он общается с одними и теми же друзьями еще со средней школы, и каждый вечер четверга они встречаются, чтобы поиграть в мини-футбол. Рядом с его домом есть бочче-клуб^[19], где при желании можно поесть, хотя ассортимент блюд ограничивается жареной рыбой и саламеллой^[20]. Он играет на барабанах в прогрессив-рок-группе, и ему нравятся Jethro Tull, темное пиво и провинциальные праздники. В детстве он был сорванцом. Он носит очки, но только для чтения. Он коллекционирует комиксы. Он еще мальчишкой избрал своей специальностью физику, после того как посмотрел фильм «Назад в будущее».

Серена слушала молча, предоставляя говорить ему. Ее сковывало прошлое: не только Аврора, но и то, какой была она сама в прежней жизни. А именно — полной противоположностью профессору Ламберти. Она боялась, что он осудит ее за непомерное честолюбие, цинизм, роскошь, деньги. Но и о настоящем Серена рассказать не могла. По крайней мере, не всё. Она стыдилась своего горя, депрессии, бегства от мира в последние годы.

Вместе с тем образ жизни этого человека представлялся ей невероятно желанным. Серене хотелось стать частью этой жизни хотя бы затем, чтобы рассказывать о ней с такой же радостью.

Вопреки ее ожиданиям, в эти пятнадцать минут их разница в возрасте ничуть не ощущалась. К тому же Ламберти оказался холостяком.

По прошествии четверти часа он предложил сходить куда-нибудь снова, но, помня, что в прошлый раз Серена, получив приглашение на обед, чуть не упала в обморок на лестнице издательства, поспешил заверить, что следующая встреча ни к чему никого не обязывает.

— Скажем, перекус пиццей или кебабом, и продлится она не больше двадцати минут.

Серена заулыбалась; профессор не только завоевал ее доверие, но и помог ей пообвыкнуться с мыслью о том, что скоро они увидятся еще раз.

Встречи продолжались. И со временем они уже делили не только трапезу. Через месяц вторничные ужины с профессором стали регулярными. Ламберти утверждал, что вторник — самый грустный день недели, так что он подходит им идеально.

— Почему? — спросила Серена.

— Даже если мы этого и не признаем, по понедельникам нас еще окутывает радость выходных. Но ко вторнику все улетучивается, а до конца недели еще далеко.

Помимо вечеров вторника, они каждый день разговаривали по телефону. Вскоре к постоянным созвонам во второй половине дня, когда оба заканчивали работать, добавились утренний и наконец последний, поздно вечером.

Обычно они рассказывали друг другу, что произошло в их жизни за те часы, пока они не разговаривали. Ламберти всегда вставлял в беседу какую-нибудь забавную историю или случай из прошлого, часто ссылаясь на друзей и родню. Серена же говорила в основном о книгах или о том, чем недавно занималась одна. О семье и знакомых она никогда не упоминала. Разумеется, она не могла рассказать и о группе глюков, иначе пришлось бы объяснять, почему она посещает сеансы с доктором Новак.

Время от времени профессор пытался добиться, чтобы она рассказала о чем-нибудь, кроме событий последних тридцати дней. Ему было любопытно, но он никогда не настаивал. Жизнь Серены как будто началась с их знакомства. И отчасти это действительно так и было.

— По-моему, профессор думает, будто ты какая-то исправившаяся преступница и поэтому скрываешь свою прежнюю жизнь, — предположила однажды Вероника.

— Как в «Никитé», — подхватила Бенедетта. — Кто-нибудь помнит этот фильм? Такой отпадный!

— Ну, примерно так оно и есть, — заметил Макс. — Конечно, помимо того, что ты не преступница.

— Как по-вашему, что мне делать? — спросила Серена; хотелось уже выслушать вердикт. — Мне кажется, долго так продолжаться не может. Рано или поздно у него возникнут подозрения, а я не хочу, чтобы он навоображал себе всякой ерунды.

Она до ужаса боялась, что Ламберти встретит какого-нибудь ее знакомого из прежней жизни и кончится тем, что этот человек все ему расскажет. Мир и впрямь тесен.

— Ты боишься и того, что потеряешь его, скрывая правду, и того, что он сбежит, когда ее услышит, — подытожил Рик.

В сущности, он был прав.

— Дело в том, что мы — это наше прошлое, это неизбежно, — вмешалась доктор Новак. — Но чтобы иметь будущее, необходимо прежде всего вкладываться в настоящее, — несколько туманно прибавила она. — Так что мы можем дискутировать здесь часами, но у меня только один вопрос: вы с профессором Ламберти хотя бы раз поцеловались?

Это интересовало всех, но никто не осмеливался спросить. Новак была прямолинейна и не скрывала веселья, пытаясь развязать Серене язык.

Но между Сереной и Ламберти до сих пор не было никакого физического контакта. Возможно, психолог советовала ей дать себе волю.

— Без хорошего траха у вас вряд ли что-то сложится, — заявил Рик.

Серена не испытывала никакого желания трахаться. Ладно, может, и испытывала, но дело не в этом. Поэтому она решила поговорить с профессором начистоту, прежде чем тот сам укажет ей на так называемого «слона в комнате».

— Я знаю, что ты много о чем хочешь меня спросить, но проблема в том, что я еще не знаю, готова ли отвечать, — на одном дыхании выпалила она. — Мое прошлое — оно как трансатлантический лайнер, затонувший посреди океана. Боюсь, сейчас там полно призраков, и я не уверена, что хочу с тобой туда погружаться.

— Я не тороплюсь, — заверил ее Ламберти.

Возможно, он был искренен, а может, и лгал. Но он не торопил ее с откровениями, и это давало Серене понять, что для него их отношения — тоже не мимолетный сюжет. Возможно, на горизонте действительно маячило будущее.

— Я не преступница, — добавила она, чтобы его успокоить. — И думаю, нам пора поцеловаться.

Как и предсказывала теория эффекта бабочки, этот первый поцелуй привел к нескольким последствиям.

За следующие два месяца постоянного общения Ламберти познакомил Серену с невообразимым количеством друзей. В том числе и тех, с кем он общался с детства. Затем настала очередь семьи. Профессор был четвертым из шести братьев и сестер. Его родители, еще довольно молодые, буквально удочерили Серену.

Никогда еще она не чувствовала себя настолько в центре внимания. Все с нее пылинки сдували, но тщательно избегали расспрашивать ее о прошлом или родственниках. Серене хватило ума предположить, что это Ламберти попросил их сдержать любопытство.

Они тоже приняли историю о затонувшем трансатлантическом лайнере.

В какой-то момент Серена задалась вопросом, могут ли они с профессором считаться парой. Она никогда не была ничьей девушкой, даже не испытывала потребности ею считаться. Но почему-то этот особенный статус был приятен. Она знала, что студентки профессора ей завидуют; не ускользнуло от нее и то, как они пожирают его глазами. Ламберти же смотрел на нее одну и был настолько заботлив и внимателен, что, если Серена, например, говорила, как красивы тюльпаны, наутро приносил букет ей под дверь.

Возможно, в ответ на внимание профессора ей следовало бы познакомить его с группой глюков — это стало бы хорошей проверкой для них обоих, — но она еще не была готова.

Однажды вечером, после совместного похода в кино, Ламберти рассказал ей, что унаследовал от бабушки и дедушки по матери фермерский дом, а также — что хочет его отремонтировать и, возможно, переехать туда. Главная прелесть заключалась в том, что дом стоял практически в городе, посреди старого рабочего квартала Ортика. «Кусочек деревни, уцелевший среди бетона», — так охарактеризовал его профессор.

По его воодушевлению Серена догадалась, что он хочет предложить ей поселиться там вместе. Это была бы серьезная перемена, особенно для Гаса. Кот уже ревновал к Ламберти и неоднократно его оцарапал.

Доктор Новак, как всегда, попыталась подтолкнуть Серену к решению:

— Что тебя пугает?

— У меня уже какое-то время не было срывов.

— Значит, эти отношения влияют на тебя благотворно.

— Будь это так, я бы призналась Ламберти, что три вечера в неделю посещаю группу психов, а не выдумывала неправдоподобные уроки гончарного мастерства, йоги и креативной кулинарии.

— Ты боишься, что, когда вы съедетесь, он поймет, что ты не умеешь готовить, медитировать и лепить статуэтки?

— Вот не надо сарказма. А если я пойму, что мне плохо? Или, что еще хуже, это поймет он?

— Тогда ты вернешься в свою старую квартиру и к прежним привычкам, — заключила психолог. — Ты познала непоправимое горе — после этого любые страдания не должны тебя пугать.

Это была правда, и в этом заключалась новая суперсила Серены. Своеобразный щит.

Однако она колебалась.

Поэтому, как и всегда, за нее решила судьба.

5

Все началось после мексиканского ужина. Ночь напролет Серену рвало, а наутро она чувствовала себя разбитой. В следующие несколько дней недомогание продолжалось. Ламберти предположил, что она подхватила грипп. Но она как-то сомневалась.

То, что она испытывала, было слишком похоже на несварение желудка, которым Аврора обнаружила свое присутствие после того, как пряталась внутри Серены целых четыре месяца. Охваченная подозрениями и страхом, Серена побежала покупать тест на беременность.

И вновь ее обмануло крошечное существо, о котором она еще совсем ничего не знала.

Поскольку Серена понимала, каково потерять ребенка, ей следовало бы прийти в ужас от мысли, что это может случиться снова. Она сознавала, что с неизбежным появлением в жизни чего-то более ценного, чем она сама, опять потеряла свою суперсилу. И все же она, как ни странно, испытывала чувство завершенности.

«Вот почему прекратились приступы депрессии», — сказала она себе.

Когда Серена сообщила новость профессору, глаза его наполнились слезами. Она никогда не видела, чтобы мужчины плакали. Вернее, никогда не видела, чтобы они плакали от радости. Серена не сомневалась, что не получила бы подобной реакции от отца Авроры, если бы в свое время могла сказать ему, что у них будет дочь. Впрочем, поскольку она точно не знала, кто он, такой проблемы не возникло.

Какая-то ее часть хотела, чтобы Ламберти попросил ее сделать аборт. Но он, казалось, сразу же взял на себя роль, которую неосознанно предлагала ему Серена.

Они решили поселиться вместе в том самом фермерском доме в Ортике. Два этажа, чудесный сад на заднем дворе и маленькая теплица. Серена понятия не имела, как разводить огород. Она взяла в издательстве пару книг с руководством и принялась за работу.

Через несколько месяцев, примерно в сентябре, у нее выросли не только овощи, но и живот.

До окончания срока оставались считаные недели, и Серена стала реже посещать встречи глюков. Вскоре она собиралась взять декретный отпуск.

Тем временем книга профессора вышла в печать и пользовалась немалым успехом, в том числе и у критиков. Серену переполняла гордость, тем более что опубликовали этот труд благодаря ее положительному отзыву.

Одним словом, все шло как нельзя лучше, и она не воспринимала это как должное.

До тех пор, пока однажды день, похожий на любой другой, не начался с какого-то странного головокружения и ощущения потерянности. Серена не знала, откуда это взялось. Возможно, во всем был виноват сон, который приснился ей ночью.

Ей снилось, будто кто-то расчесывает ей волосы в темноте.

То, что она испытывала, было приятно и жутко. От этого интимного жеста она почувствовала себя одновременно защищенной и уязвимой. Ощущение не покидало ее почти все утро, но потом исчезло само по себе вместе с воспоминаниями о сне.

Во второй половине дня, вернувшись с работы домой с пакетом жареной курицы и картошки из киоска Джаннази, Серена застала профессора в гостиной.

У его ног стояла маленькая деревянная шкатулка с инкрустацией. Внутрь Ламберти не заглянул.

— Сегодня пришел курьер из какой-то брокерской компании и оставил это для тебя. Сказал, что посылка лежала у них в офисе около года, но им только сейчас удалось найти твой адрес.

Серена поняла, что для слуха Ламберти выражение «брокерская компания» прозвучало странно.

— Сначала я подумал, что курьер ошибся, — добавил профессор.

Позже он и сам догадался, что осколочек прошлого, похороненного глубоко в пучине, отломился от обломков пресловутого трансатлантического лайнера, всплыл и благополучно добрался до них.

Прежняя жизнь вернулась и постучала в дверь Серены в образе курьера.

— А больше он ничего не сказал?

— Только то, что отправитель — некий Адоне Стерли.

Серена посмотрела на шкатулку, представляя лежащие в ней бесчисленные закладки. Снова послушать истории ее друга-переплетчика о странных реликвиях, обнаруженных в потерянных книгах, было бы чудесно. Но сейчас Серена не могла позволить себе погружаться в воспоминания, потому что пришло время кое-что объяснить мужчине, которого она любила и который любил ее. После этого она сосредоточится и на всем остальном.

Например, на мысли о том, что, раз эта деревянная шкатулка проделала такой путь, Адоне Стерли наверняка мертв.

6

— Его нашла Бьянка, сестра… Стерли был уже пару дней как мертв.

Слова Гассера не удивили Серену: все уже объяснила шкатулка. Но она недоумевала, почему Адоне нарушил их негласный договор о молчании. Зачем отягощать ее еще и печальной новостью о его смерти?

Как ни странно, в рассказе начальника вионской полиции Серену больше зацепило то, что она впервые услышала имя Бьянки Стерли. Она сознавала, что цепляться за эту деталь мелочно, но пироман ни разу не говорил, как зовут сестру, которая каждый день приносила ему еду.

Гассер подтвердил ее худшие опасения, и Серена задавалась вопросом, почему, когда нам говорят то, чего мы не хотим слышать, наши мысли всегда сосредоточиваются на самых незначительных пустяках. «Возможно, так мы избегаем боли», — сказала она себе. Интересно, как зовут племянницу Адоне. Сколько ей сейчас лет? И рассказали ли ей наконец, что у нее был дядя?

— Во всяком случае, похороны ему устроили хорошие, — добавил мужчина в трубке.

Голос Гассера остался прежним, и Серене стало любопытно, изменился ли он внешне. Прошло чуть больше шести лет.

— Как это случилось? — спросила она, хотя и сомневалась, что хочет это знать.

— В заключении судмедэксперта написано «естественные причины», — ответил командир, как бы давая понять, что они не захотели вникать в подробности. Почти знак уважения к радикальному решению человека, который никогда не уклонялся от своей ответственности и, так или иначе, поплатился за совершенные преступления в полной мере.

Серена подумала, что, если Адоне отправил ей шкатулку с закладками, объяснений могло быть два. Либо переплетчик предчувствовал, что произойдет, либо совершил это сам.

Косвенно ее догадку подтвердил Гассер:

— Пес лежал рядом с ним, тоже мертвый.

Ей представился черный дьявол — смирное, как выяснилось, животное, чьей клички она так и не узнала.

— В руках Адоне держал книгу, — продолжал командир. — Сначала я подумал, что это Библия, но в ней говорилось о растениях, — озадаченно добавил он.

Серена поняла, что знает эту книгу. Ей вспомнился учебник ботаники и то, как друг показал ей тайное письмо, проявлявшееся на странице под воздействием тепла. Уловка с чернилами из кобальтовой соли, которую использовали двое влюбленных, чтобы скрыть свою любовную переписку. Серена сомневалась, что хочет слышать продолжение, и закрыла глаза.

— Как бы там ни было, в последнее время Адоне повредился в уме, — попытался утешить ее Гассер. — Пару раз я заходил его проведать, и он постоянно разговаривал сам с собой, а меня не замечал.

— Спасибо, — сказала Серена, надеясь его остановить.

Полицейский понял, что сказал достаточно.

— А как поживаете вы? — спросил он.

Она поняла, что Гассер задал этот вопрос от всего сердца, и решила ответить правду.

— Я жду ребенка. Мальчика. — Это откровение идеально резюмировало ее душевное состояние. Для таких, как Серена, рождение еще одного ребенка означало не только движение вперед, но и возвращение назад. В этом выборе уживались новая смелость и новые страхи.

— Очень рад это слышать, — произнес Гассер. Он тоже был искренен. — Надеюсь, когда-нибудь мы увидимся снова.

«А я нет», — подумала Серена.

Потом они попрощались.

Повесив трубку, она подумала о том, что все эти годы вспоминала об Адоне только мимоходом, избегая слишком уж зацикливаться на моментах, проведенных с ним вместе в хижине. Как будто он тоже был частью того ужаса, который она старалась оставить позади. Она знала, что это несправедливо, — ее старый друг не имел никакого отношения к тому, что случилось с Авророй. Напротив, он помог разоблачить обман, на который Серена попалась. Но воспоминаний о том, как они занимались любовью, оказалось недостаточно, чтобы перечеркнуть все остальное.

Серена вспомнила тот эпизод, который стал и их последней встречей. Она торопливо одевалась, стараясь не шуметь, чтобы уйти, пока он не проснулся, но Адоне молча смотрел на нее с постели. Его безмолвный взгляд стоил тысячи слов.

Что бы произошло, если бы хоть один из них что-то сказал?

Серена никогда не задавалась этим вопросом, но сейчас он возник очень навязчиво. Адоне понял, что ей нужно уехать и забыть все, что произошло в Вионе, даже если забвение коснется и его.

Из уважения к воле Серены он больше не искал ее.

Единственным его проступком стала отправка деревянной шкатулки. Способ не кануть в забвение полностью. Или просто вернуть себе маленькую роль в ее жизни. А может, это было посмертное признание, попытка дать ей знать о том, чего он так и не смог сказать. О том, что он ее любил.

Благодаря этому последнему соображению Серена и поняла, что время непроизнесенных слов прошло.

В соседней комнате сидел профессор Ламберти — ждал правды, в которой ему слишком долго отказывали. Серена попросила его потерпеть еще немного и позволить ей сделать один телефонный звонок, но откладывать дальше было нельзя. И она воспользуется признанием в любви от Адоне Стерли, чтобы все ему рассказать. Да, это к лучшему.

— Я готова, — сказала Серена, входя на кухню.

Профессор, скрестив руки, задумчиво сидел за обеденным столом.

— Я тоже, — улыбнулся он.

Серена села рядом. Эти места они выбрали, когда впервые зашли в дом. Никто их им не отводил, и они даже заранее не советовались друг с другом. Но с тех пор места уже не менялись. Серена подумала, что именно это и делает из людей семью: каждый знает свое место за столом, в кровати или на диване, и остальные тоже знают. С первого раза ничего больше не меняется. А когда один из членов семьи отчего-то пропадает ненадолго или навсегда, место все равно остается за ним.

Сын, которого она носила под сердцем, тоже выберет свое место в этом доме. Но было еще слишком рано.

Поэтому, прежде чем заговорить, Серена посмотрела на пустой стул напротив них. Она мысленно выдвинула его из-за стола, чтобы усадить свою дочь Аврору. Она знала, что по окончании рассказа ее девочка встанет и молча уйдет. Такова жизнь, Серена ничего не могла с этим поделать. Но сейчас Аврора вернулась и была здесь.

— То, что ты услышишь, вероятно, тебя потрясет, — начала Серена. — Ты точно этого не ожидаешь и даже не можешь вообразить. Отчасти я боюсь, что ты не поймешь, почему я не хотела рассказывать раньше. Может быть, после этого ты посмотришь на меня по-другому, почувствуешь себя странно. Но что-то мне подсказывает, что в итоге мы оба поймем, что во всем есть какой-то смысл, даже если мы не можем полностью его постигнуть… Это как эффект бабочки: если бы того, что я сейчас тебе расскажу, не произошло, мы не сидели бы сейчас здесь и внутри меня не было бы этого ребенка.

Ламберти взял ее за руку. Серена ухватилась за его ладонь, чтобы, когда договорит, это помогло ей вернуться из прошлого.

У нее было много вариантов зачина. Но она решила начать с ночи стужи и огня.

7

— Когда ты узнаешь правду, бежать от этой истории будет слишком поздно, — приступила Серена, после чего ее рассказ продолжался до позднего вечера. Ламберти слушал молча, не выпуская ее руки. Порой выражение лица профессора менялось, и было видно, что он пытается справиться со смятением.

Серена начала с того, как Аврору объявили пропавшей без вести после пожара в пансионе, и это помогло четко обрисовать «до» и «после». Сложнее всего было рассказать не о нежеланной дочери, зачатой в отпуске на Бали со случайным партнером, а о прежней Серене — бездушной и агрессивной, испорченной, эгоистичной и эгоцентричной. Она была убеждена, что эта женщина пугает Ламберти и что он задается вопросом, действительно ли она ушла навсегда или однажды он снова с ней столкнется.

Она рассказала ему о «Плюшевом мишке» и перечислила все свои зависимости. Она рассказала, что это состояние сделало ее слабой и внушаемой, из-за чего она попалась на обман и вымогательство со стороны бессовестной банды. Стыдно было признаваться, что она рисковала, как полная дура, и ее могли убить.

Когда пришло время упомянуть Адоне Стерли, Серена внезапно устыдилась. Она поступила с ним жестоко, но поняла это только сейчас. Этот человек ее спас, а она избавилась от всех воспоминаний о нем.

Ламберти был поражен образом переплетчика. От выбора уединенной жизни и доброты к книгам до зажигательных бомб с ароматом печенья. Профессору тоже не удалось составить четкое мнение о пиромане. В Стерли невозможно было увидеть ни положительного героя, ни явно отрицательного.

Наконец Серена заговорила о докторе Новак и о группе глюков, члены которой смогли понять ее от и до именно потому, что и сами пережили подобные трагедии. Каким-то образом она донесла до Ламберти, что опыт, объединяющий ее с этими пятью неудачниками, кардинально отличает ее от него. И как бы они ни любили друг друга, их будет разделять расстояние, которое нельзя преодолеть.

— Есть места, куда ты не сможешь войти, — предупредила она. — Закрытые двери, которые ты никогда не сможешь открыть.

По завершении рассказа они некоторое время молчали. Потом он попросил ее хотя бы раз поговорить с ним об Авроре. Он хотел узнать, какой она была и какой была ее жизнь до ночи пожара. И пообещал Серене, что после этого никогда больше не будет расспрашивать об Авроре, уважит ее желание сохранить память о дочери только для себя.

Серена начала с фразы, которую давно не произносила:

— Я дождевой червь. И Аврора выглядела точь-в-точь как я, за исключением копны светлых кудрей.

Помня о том, что дух дочери сейчас рядом, Серена сумела описать ее без грусти и даже улыбнуться.

— Я никогда не оплакивала ее смерть, — призналась она. — Но один день в году ты будешь видеть меня другой. Ты не поймешь, что случилось, и захочешь меня расспросить. Не делай этого. Просто знай, что этот день был днем ее рождения.

После этого очищения, этого освобождения Серена как будто с чем-то примирилась. Это еще нельзя было назвать исцелением, но теперь она, по крайней мере, может показать шрам.

Профессор пошел спать, она же осталась ждать рассвета. Ребенок, которого она носила, тоже беспокоился, поэтому Серена воспользовалась возможностью, чтобы устроиться под пледом на диване перед незажженным камином. Деревянную шкатулку с закладками, которую прислал ей Адоне, она положила на колени.

Открыв шкатулку в тишине дома, где прожила всего несколько месяцев, Серена как будто пригласила старого друга в свою новую жизнь.

С годами уникальная коллекция переплетчика пополнилась новыми экземплярами, обнаруженными в книгах, потерянных рассеянными и неизвестными читателями. По этим вещицам можно было сделать выводы о некоторых сторонах их жизни и даже раскрыть некоторые тайны. Пожелтевший чек из венецианского магазина головных уборов. Визитка адвоката по бракоразводным процессам. Морской конек, засушенный на солнце. Проигрышный лотерейный билет с нарисованным на нем непристойным рисунком. Картонный образок с изображением святого архангела Михаила. Карта «Повешенный» из колоды Таро.

По каждой из этих реликвий можно было представить себе историю чьей-то жизни.

Кто знает, сколько раз Адоне, глядя на эти предметы, пытался восстановить кусочек бытия тех, кто потерял или забыл книги. Людей, с которыми он никогда бы не познакомился, но которые все же нашли способ связаться с ним. И закладки были посланиями из других миров. Серена подумала, что, в сущности, мы все друг другу чужие, пока не встретимся.

Здорово будет рассказать все это малышу, который вот-вот появится на свет. И в эту секунду она решила, что коллекция Адоне станет первым подарком для новорожденного. Однажды, через несколько лет, они вместе пофантазируют о жизни неизвестных людей.

Но как раз когда в голову ей пришла эта мысль, Серена вытащила из шкатулки фотографию.

Глянцевая бумага выцвела и была повреждена временем. На снимке, сделанном в маленькой церкви, была изображена девочка лет трех от роду, в белом платьице и черных лакированных туфельках, молитвенно сложившая руки перед алтарем, над которым висело деревянное распятие.

Очень светлая блондинка. Хотя волосы у нее были прямые, это была Аврора.

8

— Это она и в то же время не она… Не знаю, как тебе объяснить.

Найдя фотографию, Серена разбудила Ламберти. Ей хотелось выразиться яснее, но от волнения она не могла собраться с мыслями. Профессор попытался ее успокоить.

— Хорошо, объясни мне еще раз, пожалуйста, — сказал он, сев в постели.

Держа фото в дрожащих руках, Серена смотрела на девочку в белом платьице, молящуюся в церкви.

— Прежде всего, я не делала этот снимок. Значит, это сделал кто-то другой.

— Но Аврора погибла в шесть лет, а этой девочке максимум три, — отметил профессор, помня, что некогда Серена верила, будто ее дочь выжила при пожаре.

— Я знаю, что это старая фотография, — не без досады отозвалась она. — Я тоже это вижу.

— Ладно, давай пока забудем о том, кто ее снял, — предложил профессор. — Но тогда, возможно, лучше не обращать внимания и на сходство между девочками, а сосредоточиться на различиях. — Не желая ей противоречить, он в то же время давал ей дельный критерий для анализа, позволяющий развеять любые сомнения. — Что отличает эту девочку от твоей дочери?

— Волосы, — мигом ответила Серена. — Волосы разные: хотя они обе блондинки, у Авроры была копна непокорных кудрей.

— Видишь? У нас уже есть два важных отличия, — заметил профессор. — Ты не делала эту фотографию, и волосы у этой девочки прямые. Что еще?

Серена снова вгляделась в снимок.

— Не знаю… Пожалуй, теперь, когда я получше присмотрелась, нос кажется слегка другим. Лицо более округлое, немного иное положение глаз относительно скул. Но это детали, мелочи. Это как когда смотришь на двух близнецов: сначала они кажутся одинаковыми, но потом понимаешь, что это не так. А стоит на секунду отвести взгляд, как они снова становятся одним и тем же человеком.

Ламберти уловил смысл, но не мог высказаться однозначно.

— Я не могу тебе помочь, потому что не знаю, как выглядела Аврора, — сказал он.

Серена поняла, что есть только один способ избавиться от неопределенности. Пришло время скачать снимок Авроры из облачного хранилища, где она погребла все фотографии. Она пошла за смартфоном.

Когда она вернулась, профессор уже встал и одевался.

Серена села в кресло у кровати и, открыв сайт в браузере мобильника, ввела данные учетной записи и пароль доступа к памяти, в которой хранила все воспоминания. Это заняло больше времени, чем она ожидала, потому что какая-то часть ее все еще не желала возвращаться в это виртуальное хранилище. Сердце колотилось, мышцы были напряжены.

Почти семь лет Серена видела лицо дочери только в своем воображении.

Она открыла первую фотографию, и это было как пощечина. Улыбающаяся Аврора, глаза сияют, голова слегка наклонена вправо. Характерное для нее выражение лица; эту позу дочь принимала часто, сама того не замечая. Серена вспомнила, что подобных фотографий есть десятки.

Она протянула телефон Ламберти.

Профессор подошел и внимательно рассмотрел лицо девочки на экране.

— Дай мне минутку. Мне нужно свыкнуться с мыслью, что это та самая дочь, о которой ты рассказывала.

Это было понятно, и Серена дала ему столько времени, сколько необходимо.

— Действительно, сходство довольно сильное, — подтвердил профессор.

— Подожди, есть еще одно доказательство, — заверила она и снова принялась искать что-то в облачном хранилище. — Вот Аврора в три года. — Она показала снимок, на котором ее дочь была запечатлена в том же возрасте, что и ее близняшка на фотографии, присланной Адоне.

На сей раз Ламберти задохнулся от удивления:

— Я бы сказал, что это определенно одна и та же девочка.

— Аврора как будто прожила две параллельные жизни, — в замешательстве проговорила Серена. — Как в теории мультивселенной, — добавила она, размахивая фотографией из шкатулки. — В одной жизни она была со мной в Милане, а в другой носила белое платьице и молилась в этой церкви, — пробормотала она. — В одной у нее были кудрявые волосы, а в другой прямые, — добавила она.

— Хочешь сказать, что это фотография из другого измерения? — спросил Ламберти, всерьез опасаясь, что она сошла с ума.

Серена подняла на него взгляд:

— Хочу сказать, что фотографию прислали именно из Виона, где погибла Аврора, и это невероятно.

9

Происхождение фотографии было единственной зацепкой. Опять Вион; ухватившись за этот факт, Серена убедила себя, что сходство между Авророй и девочкой на снимке не может быть случайным.

Она сознавала, что у нее в голове складывается новая навязчивая идея. И ничего не могла с этим поделать.

— Десятки пациентов с уверенностью рассказывали мне, что встретили на улице своих давно умерших детей, — сказала ей по телефону доктор Новак. — Это что-то вроде миража: видишь ребенка издалека, и он кажется твоим. Подходишь поближе и понимаешь, что это не он.

— Но на этот раз у меня есть фотография, — возразила Серена, отметая мысль, что разум ее обманывает.

— На самом деле твой случай мало чем отличается от других подобных, — заметила психолог. — Ты знаешь, что девочка на фотографии не может быть твоей дочерью, потому что, как ты сама говоришь, есть существенные отличия, но упорно хочешь верить, будто это знак.

Серена молчала, не зная, что ответить.

— И потом, если уж на то пошло, однажды ты уже поддалась иллюзии, что Аврора еще жива. И закончилось это плохо.

Новак была права. Серене следовало бы уничтожить фотографию и забыть о ней. То же подсказывала и ее беременность. От волнения в последние несколько часов она чувствовала странные спазмы в животе.

— Это безумие, я снова на это купилась, — сказала она в мимолетный миг внезапного просветления.

В трубке повисло короткое молчание.

— Когда ты едешь? — спросила психолог, уверенная, что Серена уже приняла решение.

Та опустила взгляд на рюкзак у своих ног:

— Прямо сейчас.

Она уже надела куртку и была готова выезжать. Звонок доктору Новак, сделанный уже с порога, был лишь последним колебанием — Серена надеялась, что психолог заставит ее передумать. Но той не удалось.

— Я написала профессору записку, — призналась Серена. Лично сказать Ламберти о своем отъезде ей не хватило смелости. — Три дня, мне хватит трех дней. Я ведь немногого прошу, верно?

Но дело было в другом, и от Новак это не ускользнуло:

— Почему ты не хочешь, чтобы он поехал с тобой?

— Потому что боюсь утащить его в пропасть, из которой отчаянно пыталась выбраться. И потому что он нужен мне здесь. Иначе у меня, возможно, не будет причины возвращаться.

Дорога без возврата

1

Третий раз Серена отправилась в Вион на старой малолитражке Ламберти.

Она вела машину, вытянув руки вперед: сиденье пришлось отодвинуть, чтобы поместился живот. Тем не менее часы за рулем пролетали довольно быстро, и ей хватило пары остановок, чтобы размять ноги, восстановить водный баланс и пописать.

Серена добралась до долины в первой половине дня.

Пейзаж был в точности таким, каким она его помнила, — сказочным, девственным. Но раньше Серена видела его только зимой, а в прошлый раз уехала, когда близилась весна. Хотя сейчас был еще сентябрь, лето быстро сменялось осенью. С деревьев начали облетать листья, а природа постепенно окрашивалась в желтые и рыжие тона.

Серена проехала мимо станции самообслуживания, где шесть лет назад в последний раз заправила внедорожник в полной уверенности, что больше сюда не вернется. Она помнила, как обратила к душе Авроры, где бы та ни была, безмолвную молитву освободить ее от обязательства быть ее матерью.

Ты так же сильна, как и я. Но сейчас ты должна меня отпустить.

Сейчас ей казалось, что дочь снова призывает ее назад. Только теперь Серена была не одна. Малыш, которого она носила под сердцем, каждое мгновение напоминал ей, что она не может позволить себе рисковать.

Взглянув на часы, она подсчитала, что через несколько минут Ламберти вернется домой. Кто знает, как он отреагирует, когда прочтет записку. Серена с минуты на минуту ожидала звонка. Ей хотелось бы успокоить его, заверив, что у нее есть план. Однако она сунула в карман рюкзака фотографию трехлетней девочки, как две капли воды похожей на Аврору, но еще понятия не имела, что с ней делать.

Она въехала в деревню. Вион тоже не слишком изменился. Колеся по улицам, до странности знакомым, Серена ощутила приступ клаустрофобии.

Почти на автопилоте она добралась туда, где некогда стояло шале пансиона. Защитное ограждение с альпийскими пейзажами-обманками исчезло. На месте сгоревшего здания теперь была площадь с фонтаном в центре и цветочными клумбами.

Ей приятно было видеть, как дети со смехом играют в догонялки.

Продолжив путь, Серена миновала местный полицейский участок. Она взглянула на вход, гадая, сидит ли командир Гассер в своем кабинете. Сейчас ей не стоило попадаться ему на глаза и сообщать, что она вернулась.

До сумерек оставалось недолго, и после краткой остановки в продуктовом магазинчике она направилась в апарт-отель неподалеку от деревни.

При бронировании она запросила те же мини-апартаменты, которые занимала шесть лет назад.

Медленно, опираясь на перила, Серена поднялась на второй этаж. Она и забыла, что здесь нет лифта. Уже у самой двери ее смартфон издал звук: входящее сообщение.

Ей написал Ламберти.

Серена прочла сообщение с замиранием сердца.

Он был не согласен с ее решением совершить эту поездку в одиночку. И упрекал ее, потому что в ее положении следовало быть осторожнее. Однако он, похоже, не сердился — скорее беспокоился. Это застало Серену врасплох: она не привыкла, чтобы за нее кто-то тревожился. Ее родители после развода очень быстро начали новую жизнь, и Серена всегда думала, что была для них своего рода случайностью. Отец и мать перекидывали ответственность за ее благополучие друг на друга, и, как следствие, ни один из них особо ею не занимался. Что же касается Авроры, то ее дочь не успела ни повзрослеть, ни даже понять, что они одиноки в мире, а потому зависят друг от друга.

Прочитав сообщение Ламберти, Серена положила смартфон обратно в рюкзак, который затем бросила у порога вместе с пакетом покупок; затем открыла дверь, вошла и осмотрелась.

Стены гостиной по-прежнему были обшиты деревянными панелями, но коричневый ковролин, на котором она лежала в полубессознательном состоянии, пока вокруг бродил злоумышленник, заменили светлым паркетом. Обивку двухместного дивана также сменили с клетчатой на красную. Телевизора больше не было.

Серена забыла о раздвижной двери на балкон и о самом балконе с видом на парковку. Металлический столик и пластиковое креслице исчезли.

Кухонный уголок справа обновили. Электрическую плиту поменяли на индукционную. Мини-холодильник тоже был новым — этот не храпел. В спальне и ванной кардинально сменили стиль. Теперь повсюду доминировали охристые тона.

Серена немного пожалела о прежнем убожестве: она больше не узнавала свою берлогу. Апартаменты стали безликими. Даже запах табака, приправленный сосновым освежителем воздуха, и тот улетучился. Зато осталась керамическая пепельница с рекламой известного аперитива.

Как и раньше, уборка во время пребывания гостей не предусматривалась, а постель меняли всего раз в неделю. Но Серена все равно собиралась использовать только один комплект белья и полотенец.

«Три дня», — повторила она самой себе. Три дня, а потом она вернется домой, и точка.

Время поджимало, поэтому Серена решила по-быстрому поужинать тем, что купила в продуктовом магазине, а затем сразу же отправиться в первое место, которое хотела посетить.

Она воспользуется темнотой. Вот бы еще не бояться.

2

В темноте дорога до жилища Адоне заняла больше времени, чем рассчитывала Серена.

Дом остался таким же, каким она его помнила, — уединенная хижина посреди большого луга, окруженная горами. Небо было ясным и звездным, в лунном свете обстановка выглядела одновременно уютной и зловещей.

Серена вышла из малолитражки. Она надела куртку, потому что вечером было холодно. Застегнув молнию и прихватив рюкзак, она направилась к дому.

Хижина казалась необитаемой. Но такое же впечатление у нее сложилось и тогда, когда там был ее старый друг. «Из трубы не шел дым», — вспомнила Серена. Впервые она попала туда, войдя без разрешения, потеряла сознание, ударившись головой, очнулась на койке Адоне, в мастерской на задах, среди зловонных паров того, что позже оказалось растительным клеем, и увидела перед собой целую коллекцию жутких орудий пыток, которые на самом деле были безобидными переплетными инструментами.

При этой мысли Серена покачала головой. Ей все еще было стыдно за свою глупость.

Дверь оказалась закрыта. Серена обходила хижину, осматривая окна, пока не нашла одно, которое казалось только прикрытым. Навалившись на створки, она поняла, что их заклинило, и ей потребовалось какое-то время, чтобы справиться с заржавевшими петлями.

Наконец окно распахнулось. Из-за внушительных размеров живота Серене пришлось сильно постараться, но она все-таки перелезла через подоконник.

Включив принесенный с собой фонарик, она осветила комнаты, погребенные под пылью и тоской. Находиться здесь было неприятно, но Серена гнала от себя это чувство.

Она направилась в старую мастерскую.

Серена постаралась не задерживаться взглядом на койке, где занималась любовью с Адоне и где нашли его безжизненное тело. Вместо этого она посмотрела на его верстак. Все инструменты на столешнице лежали упорядоченно, словно в ожидании. Там же были и черные резиновые перчатки, но приемник, по которому ее друг слушал только классическую музыку, печально молчал.

Стараясь не поддаваться ностальгии, Серена отвернулась и направила луч фонарика туда, где был книжный лабиринт.

Ее охватило разочарование. Их увезли.

Она была убеждена, что книга, где лежала фотография, которая затем оказалась в деревянной шкатулке, все еще здесь. На самом деле это была лишь смутная догадка, но ей больше не за что было ухватиться.

Она надеялась, что, найдя книгу, выяснит что-то еще о снимке с загадочной девочкой. Может, имя. Посвящение. Или хотя бы штемпель магазина, где эту книгу купили. Какой-то знак, который помог бы ей немного отодвинуть границы тьмы.

Следовало бы догадаться, что после смерти Адоне хижину опустошат.

Осталась только груда томов, не подлежавших восстановлению. Они покрывались плесенью, сваленные как попало в углу мастерской. Сейчас, глядя на книги, брошенные, потому что они были слишком испорчены и ничего не стоили, и потому, что их больше некому было восстановить, Серена почувствовала огромную печаль.

Она уже собиралась отказаться от своих намерений, но потом передумала. Среди этих отбросов оказалась монография о мультивселенной, которую подарил ей Адоне и которая дала ей новую точку зрения на ее судьбу и судьбу Авроры.

Кто знает, возможно, залежавшиеся остатки преподнесут ей и другие сюрпризы.

Не питая особых надежд, Серена все же прошла в угол, где были свалены безнадежные книги, положила рюкзак на пол, опустилась на четвереньки и начала рыться в груде. Она брала тома и один за другим проверяла их при свете фонарика, надеясь, что ее внимание привлечет какая-нибудь деталь. Но ничего интересного не обнаруживалось, а это, к сожалению, была ее единственная зацепка.

Минут через двадцать Серена решила сделать перерыв и достала из рюкзака бутылочку. Когда-то она была бы наполнена «Плюшевым мишкой», теперь же — простой водой. Серена села так, чтобы вытянуть ноги и поудобнее устроить живот, и сделала большой глоток.

Интересно, куда делись все остальные книги из мастерской.

«Их забрала сестра Адоне», — ответила себе Серена, вспомнив, как увидела возле хижины женщину, загружавшую коробки в фургон с выцветшей надписью «Книги» на борту.

Надо поговорить с этой сестрой. Возможно, она сможет помочь.

Утолив жажду, Серена вернулась к книгам — не хотелось бросать дело на полпути.

Перерывая тома, она добралась почти до основания груды. Когда она уже уверилась, что не найдет ничего интересного, в руках у нее оказалась книга, с виду не имевшая изъянов, из-за которых ее следовало бы выбросить.

Просто старая книга.

«Волшебная деревня Ноив», — прочла Серена на обложке. Название на фоне нарисованного леса. Тут и там виднелись колпаки гномов, прячущихся за деревьями, камнями или кустами. От Серены не ускользнуло, что «Ноив» — это «Вион» наоборот. На первой странице обнаружилось написанное карандашом имя.

Стерли Адоне.

Почерк был детским, и это подтвердило, что текст перед ней не такой, как остальные. Он был из прошлого ее друга. Но почему такая личная вещь оказалась среди отбросов? И тут Серену поразила еще одна деталь. На той же странице была надпись, на первый взгляд похожая на химическую формулу.

CoCl₂ + 2H₂O + 6H₂O

На сей раз почерк был взрослее и автор использовал красную ручку. Возможно, надпись ничего не значила, но в таком контексте она смотрелась неуместно.

Похоже на ребус.

Серена не могла быть уверена, что надпись сделал ее друг. Но сейчас что-то подсказывало ей, что сборник сказок оставили здесь намеренно.

Полная решимости разгадать эту загадку, она полистала книгу.

Сказки повествовали о приключениях гномов из таинственной деревни, скрытой среди альпийских лесов.

Серена заметила, что уголок одной из страниц загнут. Она перелистнула туда и нашла историю о двух братьях, Хасли и Малассере. Быстро пробежав глазами иллюстрированные тексты, она в общих чертах поняла, что первый гном добрый и щедрый, а второй злой. Хасли готовил сладости и угощал всех. Малассера изгнали из деревни за жестокие проказы. Вдобавок он проникал в дома людей, переворачивал там все вверх дном и часто устраивал пожары.

Серена замерла, задумавшись о маленьком Адоне и о тяге к огню, которая зародилась у него в детстве.

Дочитав сказку, Серена вернулась к первой странице с химической формулой. Ей вспомнилась шкатулка с закладками, которую друг прислал ей, прежде чем покончить с собой. Ей показалось, что эта посылка и сборник сказок как-то связаны.

Что-то вроде следа из хлебных крошек.

Как бы там ни было, в последнее время Адоне повредился в уме. Так сказал по телефону командир Гассер. Пару раз я заходил его проведать, и он постоянно разговаривал сам с собой, а меня не замечал.

Серена почувствовала себя виноватой. Отчасти она стала причиной отчаяния, которое заставило Адоне лишить себя жизни. Он подпустил ее к себе, а она его обманула. Она подарила ему немного человеческого тепла, не думая о том, к каким последствиям приведет разлука. Хотя оба они знали, что рано или поздно она покинет Вион, Адоне никогда не винил ее в этом. Но когда снова остался в одиночестве, что-то внутри него безнадежно сломалось.

— Прости меня, — произнесла Серена, как будто он еще мог ее услышать.

Если бы не фотография этой девочки, так похожей на Аврору, она бы уже бросила след, который, похоже, проложил для нее переплетчик.

Она уже собиралась закрыть сборник сказок и положить его туда, где нашла. Но на мгновение задержала взгляд на химической формуле.

Внутри у нее что-то щелкнуло.

Серена достала из рюкзака смартфон, желая узнать, что это за соединение. Она не забыла, что в хижине не ловит сотовая связь, но прошло много лет, и теперь на ее более современной модели телефона отображалась одна полоска. Открыв интернет-браузер, Серена ввела буквы, знаки и цифры в строку поисковика и замерла в ожидании.

Результат ее ошеломил. Хлорид кобальта, он же кобальтовая соль.

Адоне умер, держа в руках учебник ботаники, где скрывалась тайная любовная переписка, написанная голубыми чернилами, которые проявились только при нагревании.

Серена снова взглянула на первую страницу сказки о Хасли и Малассере, поднесла книгу ко рту и подышала. Ничего не произошло, но она не сдалась и подышала снова. Еще раз, а потом еще и еще.

Наконец на бумаге проступило что-то голубое. Буквы — возможно, призрачное слово, которое в холоде комнаты тут же исчезло. Но Серена упорствовала в надежде, что своим горячим дыханием выманит надпись снова.

Так и случилось.

На странице скрывались несколько предложений. Несколько минут она дышала на бумагу и пыталась прочесть: слова исчезали мгновенно и читать нужно было очень быстро. В конце концов Серене удалось составить таинственное послание:

Найди первую сову.

Посмотри на снег вокруг огня.

Купи цветы.

3

Серена забрала сборник сказок с собой и бо́льшую часть ночи провела без сна, размышляя о подсказках, которые оставил для нее Адоне. Если, конечно, это подсказки, а не бред человека, отрезанного от мира и в итоге покончившего с собой. Серена даже не могла с уверенностью утверждать, что эти указания предназначались ей.

Найди первую сову. Посмотри на снег вокруг огня. Купи цветы.

Почему Адоне решил скрыть эти три предложения с помощью кобальтовой соли вместо того, чтобы написать их обычными чернилами? От кого он пытался их утаить? Возможно, у него не было причин. Возможно, это просто плод его мании преследования. Серена не знала, в каком состоянии был ее друг, когда это писал.

В любом случае наименее туманным было указание насчет цветов.

Проснувшись, Серена решила, что последовать этому совету ей ничего не стоит. А если он окажется бредовым, она всегда сможет отнести цветы на могилу Адоне.

Она оделась, позавтракала молоком и печеньем, села в малолитражку и поехала в деревню.

Поискав в интернете цветочные магазины в Вионе, она обнаружила, что он всего один и расположен в историческом центре. Маленькую лавку, переполненную цветами, она заметила сразу. Витрины нет, вход прямо с улицы, часть тротуара заставлена вазами.

Войдя в магазин, Серена очутилась среди зарослей. Передвигаться с рюкзаком за спиной в такой тесноте было непросто. Продавца нигде не было видно.

— Доброе утро, — все же произнесла Серена.

— Доброе утро! — донеслось из глубины маленькой оранжереи. — Сейчас подойду, — пообещал женский голос.

Серена посмотрела туда, откуда услышала голос, и присмотрелась. Среди зарослей угадывалась чья-то тень. Хозяйка составляла букет в подсобке. Различался только ее силуэт.

Серена озиралась, пользуясь ожиданием, чтобы поискать идеи для сада нового дома в Милане.

— Может, пока скажете, что вам нужно? — снова крикнула цветочница. — У вас есть какие-то конкретные запросы? Если выбираете подарок, то сегодня утром мне доставили бувардии, каллы и розы. А еще у меня есть красивые циннии.

Серена перестала озираться. «Этот голос», — сказала она себе. Теперь он казался до странности знакомым. Она снова вгляделась между растениями, пытаясь рассмотреть женщину получше. Каштановые волосы, светлые глаза и румяные щеки. Возраст — около сорока, полная грудь. Вряд ли Серена когда-нибудь ее видела.

— Если хотите, могу сделать вам букет из гортензий и камелий, — продолжала продавщица. — Они совсем свежие.

И тут Серена отчетливо услышала в голове знакомую фразу.

С Авророй все в порядке.

Ее словно отбросило назад во времени — в ту проклятую ночь. В ее памяти зазвонил мобильник.

«С Авророй все в порядке», — сказала по телефону воспитательница.

«Но?..» — спросила Серена, все еще предчувствуя что-то плохое.

«Но сегодня ночью в пансионе произошел пожар».

Эти фразы до сих пор ясно отдавались в памяти. Серена и не думала, что все еще помнит голос, который их произнес. Однако он навечно запечатлелся у нее в душе.

Вскоре цветочница вышла к ней. Берта, само собой, не узнала ее и улыбнулась.

— Итак, нашли что-нибудь, что вам понравилось? — спросила она, еще ничего не подозревая.

— Я мама Авроры, — сказала Серена, уверенная, что этого будет достаточно.

Лицо женщины тут же изменилось.

— Я вас ждала, — серьезно произнесла она.

Купи цветы.

Совет Адоне Стерли обрел смысл.

4

Они устроились в подсобке — в зоне отдыха с двумя плетеными креслами и столиком. Берта предложила Серене свежий лимонад. Та согласилась. Женщина налила ей лимонада в стакан из кувшина. Все происходило тихо и крайне спокойно. «Наверное, Берта хочет потянуть время», — подумала Серена, полагая, что цветочнице нелегко оказаться с ней лицом к лицу.

Она заметила, что воспитательница то и дело поглядывает на ее живот, как будто ища способ увязать эту беременность с мыслью о девочке, сгоревшей заживо. Несомненно, цветочница задавалась вопросом: если Серена вот-вот привнесет в мир новую жизнь, зачем она вернулась в прошлое?

— Я ушла из семьи, в которой работала, — начала Берта, имея в виду свое прежнее место гувернантки. — Только по этой причине мы и не встретились шесть лет назад — я еще была в Женеве.

— Я много раз звонила вам на мобильный, — заметила Серена. — Вы ни разу не ответили ни на звонок, ни даже на сообщение.

— Я сохранила ваш номер, — призналась женщина. — Я не отвечала из трусости — думала, что вы хотите обругать меня, сорвать на мне злость. Разумеется, я и предположить не могла, что вы были здесь, в Вионе, и искали ответы. Я поняла это, только когда Луиза и Флора попытались втянуть меня в свою аферу.

Серена решила принять эти объяснения на веру.

— Почему вы только что сказали, что ждали меня?

— Потому что я уверена, что в жизни все возвращается. Мы с вами разговаривали только по телефону и никогда не виделись, — вспомнила женщина, которая перепутала Аврору с Орели. — Но несколько лет назад ко мне в магазин пришел мужчина и начал задавать вопросы.

— Адоне Стерли?

— Да, — подтвердила Берта. — Он вырос передо мной, как из-под земли. Я знала, кто он, — в Вионе все его знали. Но мы также знали, что он постоянно сидит взаперти в своей хижине. Его много лет никто не видел.

Серена задавалась вопросом, что заставило ее старого друга покинуть убежище и отправиться в деревню. Вероятно, на то была важная причина.

— О чем вас расспрашивал Адоне?

— Он попросил рассказать о последней ночи в пансионе. Но я только повторила то, что уже рассказывала полиции, адвокатам, судьям и всем, кто допрашивал меня после пожара.

В ее тоне зазвучали нотки нетерпения. Серена догадалась, что после трагедии Берте тоже было нелегко двигаться дальше.

— Стерли устроила ваша версия? Просил ли он что-нибудь добавить, уточнить?

— Когда я договорила, он ушел, не сказав ни слова.

Серена поставила стакан с лимонадом, достала из рюкзака книгу сказок о гномах и положила на плетеный столик. Берта взяла ее в руки.

— Узнаёте? — спросила Серена у воспитательницы.

— Такая книга есть у каждого ребенка, выросшего в этих горах, — ответила та. — Эсиль, Баламель, Инох и другие гномы — товарищи нашего детства.

— Хасли и Малассер, — произнесла Серена, больше ничего не добавив.

— Их история ужасала и зачаровывала меня больше всего, — сказала Берта, подчеркивая это противоречие.

В сказке действительно были жуткие моменты и местами она больше походила на страшилку. Детей такие истории пугают и привлекают.

— У книги нет автора, — отметила Серена. — Я думала, это сборник народных преданий.

— Имена, — сказала Берта. — Ортофин, Маллик, Синлук… Не замечаете, как странно они звучат? Изначально персонажи были не гномами, а горными демонами.

Эта новость поразила Серену. Воспитательница продолжала:

— В прошлом предания выполняли воспитательную функцию: с их помощью детей учили держаться подальше от опасностей. Со временем истории смягчили, чтобы не слишком пугать.

— Я думала, что Хасли добрый… — сказала Серена.

— Есть версия этой сказки, в которой выясняется, что на самом деле Хасли и Малассер — один и тот же гном. Сначала он заманивает детей сладостями, а потом хватает и похищает.

От последних слов Серена замерла.

— «Найди первую сову. Посмотри на снег вокруг огня». Эти две фразы вам что-нибудь говорят?

Женщина покачала головой.

Серена сочла, что пора перейти к конкретике. Достав из рюкзака фотографию, найденную в шкатулке с закладками, она протянула ее Берте:

— Вы когда-нибудь видели эту девочку?

Женщина посмотрела на фотографию, и ее настроение мгновенно изменилось.

— Это Аврора, — сразу же ответила она. — Зачем вы мне ее показываете? Думаете, я не помню, как выглядела ваша дочь? — с негодованием добавила она. — Я узнаю ее, хотя здесь она и младше. — Однако затем она присмотрелась к снимку трехлетней девочки повнимательнее. — Нет, это не Аврора, — сказала она, успокаиваясь. — С ней что-то не так… Не знаю… Может быть, прямые волосы… Но не только…

Серена не вмешивалась, ожидая, пока Берта дойдет до всего своим умом.

— Как вы думаете, фотографию сняли в Вионе?

— По-моему, такое же деревянное распятие висит над алтарем в церкви Черного камня, — предположила Берта. — Но я не уверена.

Серена запомнила название, чтобы это проверить. Книгу и фотографию она убрала обратно в рюкзак.

— Благодарю за беседу и за лимонад, — сказала она и встала. Она не совсем понимала, зачем Адоне послал ее сюда, ведь цветочница, похоже, ничего дельного не знала.

Но Берта удержала ее:

— Я хотела сказать вам, что в ту ночь сделала все возможное, чтобы уберечь девочек.

«Она надеется на отпущение грехов», — поняла Серена по ее грустному тону.

— Мне не удалось спасти вашу дочь, и дальше были клевета, недоверие… Поэтому несколько лет назад я предпочла уехать из Виона.

— Это был несчастный случай, — заверила ее Серена. В конце концов, так гласила экспертиза, подтвержденная судебными решениями. — Никто не мог ни предсказать, ни предотвратить то, что произошло, — добавила она. — Я сделала все, чтобы в это не верить. Но когда мне показали зуб Авроры, я подумала, что это доказательство освободило не только меня, но и душу моей дочери, которая теперь может покоиться с миром. — Она выдержала паузу и решительно произнесла: — Пожар, начавшийся на чердаке шале, вызвало короткое замыкание. И я приняла самую вероятную версию, иначе до сих пор не могла бы двигаться дальше, — заключила она, поглаживая живот.

Берта опустила взгляд и погрузилась в воспоминания.

— Я никогда в жизни не видела такого густого снегопада, — сказала она полушепотом. — Той ночью все было так странно… Дом полыхал, а вокруг непонятно почему пахло печеньем.

— Печеньем? — Голос Серены слегка дрогнул.

Воспитательница кивнула.

Запах бомб Адоне.

— Вы когда-нибудь рассказывали кому-нибудь эту подробность? — спросила Серена с нетерпением.

Женщина поразмыслила.

— Я рассказала об этом Стерли в день, когда он сюда пришел.

Теперь Серена поняла, зачем переплетчик отправил ее в цветочный магазин. Но чтобы разрешить эту новую загадку, ей понадобился бы Адоне. Если дым пожара пах печеньем, возможно, это был не просто несчастный случай. Возможно, кто-то и впрямь подражал зажигательным методам пиромана. Хотя поговорить с ним самим Серена уже не могла, у нее оставался еще кое-кто — еще одна женщина, которая тоже была близка с самым ненавистным человеком в Вионе.

— Не подскажете, где мне найти Бьянку Стерли? — спросила она цветочницу, стараясь не выдать волнения.

Брат и сестра не разговаривали друг с другом много лет, и Серена не знала, согласится ли женщина с ней побеседовать.

— Бьянка Стерли ходит в церковь пятидесятников, — ответила Берта. — Попробуйте поспрашивать там.

Внезапно Серена вспомнила, где может ее найти.

— Сегодня суббота, да?

5

Впервые она увидела Бьянку Стерли не возле хижины Адоне, когда та загружала в фургон коробки с книгами. В тот раз Серена только связала ее лицо со случившимся в зимний субботний день, когда пятидесятники собрались на службу под открытым небом на заснеженной лужайке перед зданием общины, к которой принадлежали и Гассер с семьей.

В ту субботу Серена была вне себя и явилась сообщить командиру, что в ее апартаменты проник злоумышленник. Тогда она не сомневалась, что ее дочь выкрали, а пансион подожгли, чтобы уничтожить следы похищения.

Шесть лет спустя, после слов Берты, версия о поджоге снова показалась Серене наиболее вероятной. Но сейчас она не станет устраивать скандал. Она ограничится тем, что найдет сестру Адоне и попросит о встрече, которая может состояться позже и в другом месте.

Серена подъехала к церкви на малолитражке и припарковалась рядом с другими машинами. Верующие прибывали порознь, еженедельное священнодействие еще не началось. В ожидании бо́льшая часть общины оставалась на погосте. Одни болтали, другие только здоровались друг с другом. Неподалеку кучка прихожан готовила прохладительные напитки. Все выглядели очень дружными и доброжелательными.

Серена будто заново переживала сцену шестилетней давности, когда командир Гассер, который был там с женой и дочерьми, перестал петь гимн Господу и отошел с ней поговорить. В тот раз он и все остальные были одеты в белые хитоны. По ее вине они прервали службу.

Гассер вел себя с Сереной даже слишком мягко — другой на его месте послал бы ее куда подальше. Но хотя она его и ненавидела, этот человек оказался отзывчивее многих других. В тот раз он, казалось, искренне за нее переживал. Он спросил, не употребляла ли она наркотики или алкоголь. Не в состоянии отрицать то, что было очевидно по ее поведению, Серена притворилась оскорбленной и повернулась спиной, чтобы уйти. Присутствующие снова начали молиться. И лишь одна женщина продолжала смотреть на нее. Сестра Адоне.

Сейчас, спустя столько времени, Серена плохо помнила, как выглядела Бьянка Стерли. Короткие светлые волосы. Не слишком высокого роста. Очки. Молочно-белая кожа. Больше всего ей запомнилось суровое, жесткое выражение лица.

В ее неотступном взгляде Серене чудилось осуждение. Теперь она уже не была уверена, что сможет ее узнать.

Серена решила не приближаться к прихожанам, а понаблюдать издалека в надежде, что различит среди них Бьянку Стерли до прибытия Гассера: ей не хотелось оправдываться за свое присутствие в Вионе. Она прошлась, держась края лужайки перед зданием общины. К счастью, никто не обращал внимания, не спрашивал, кто она такая и что здесь делает.

Атмосфера была приятной. Люди смеялись, все выглядели спокойными и беззаботными. Мужчины и женщины всех возрастов, молодые и старые. Дети играли в догонялки, подростки сбились в стайку у низкой ограды. Ясно ощущалось сильное чувство общности.

На мгновение Серена пожалела, что никогда не испытывала ничего подобного. Она затосковала по глюкам — пожалуй, только с ними ее объединяло нечто сопоставимое. Но глюкам всегда не хватало самого важного элемента — радости.

Размышляя об этом, она увидела подъезжающий фургон, на борту которого все еще разборчиво читалась надпись «Книги». Серена сосредоточилась, не сомневаясь, что скоро увидит, как из автомобиля выйдет сестра Адоне.

Машина припарковалась. Раньше водительской дверцы открылась дверца со стороны пассажира. Из фургона вышла светловолосая девочка лет двенадцати-тринадцати. Серена видела ее только со спины. Девочка подошла к компании ровесниц. Серена сразу сообразила, что это та самая племянница Адоне, которая по воле своего дяди ничего о нем не знала. «Интересно, так ли это до сих пор, — задумалась Серена, глядя на нее. — Интересно, соблюдала ли ее мать уговор ничего ей не рассказывать и после смерти брата».

Серена подождала, пока из фургона выйдет Бьянка Стерли. И наконец увидела ее: женщина не сильно изменилась. Только волосы слегка поседели. Она по-прежнему была очень худой.

Пока сестра Адоне запирала машину, внимание Серены снова привлекла ее дочь, которая с улыбкой обнимала и целовала подруг. Когда девочка обернулась, Серена увидела ее лицо.

У нее ни на секунду не возникло сомнений. Это была Аврора.

6

Серена не раздумывая бросилась к девочке. Чем ближе, тем больше она уверялась в том, что видит. Аврора выросла, стала на семь лет старше, но это была она. На голове у нее больше не было буйной копны волос, но это нисколько не поколебало уверенности Серены. Материнский инстинкт подсказывал ей, что она не ошибается.

— Аврора! — крикнула она.

Кое-кто обернулся, но девочка продолжала болтать с ровесницами.

— Аврора! — сдавленным голосом повторила Серена.

Радость и отчаяние слились воедино. Невозможно было передать ее чувства.

Пошатываясь и держась за живот, она шла к дочери. Чуть не споткнулась, но ее не остановило даже это. Прошло столько времени, что она не хотела терять ни секунды больше. Происходило что-то вроде чуда. Серена не задавалась вопросом, почему это происходит и почему именно сейчас. Она больше не пыталась мыслить рационально. Ей хотелось лишь снова обнять свою дочь.

— Аврора! — еще раз окликнула ее она. По ее лицу текли слезы.

На сей раз девочка посмотрела на нее, как, впрочем, и ее подруги, и остальные прихожане. Серена уловила что-то в ее взгляде. Удивление? Изумление? Нет, замешательство. Как будто девочка не уверена, что обращаются к ней.

Серенa раскинула руки и прижала ее к себе. Девочка застыла, словно парализованная. Однако через несколько мгновений высвободилась и оттолкнула Серену, но при этом упала сама.

Испугавшись, что это она сбила ее с ног, Серена протянула ей руку. Но замерла, увидев выражение лица Авроры. Дочь ее боялась.

А потом девочка закричала.

Снег и сова

1

— Почему вы не пришли ко мне? Почему я узнал о вашем присутствии в деревне таким образом?

Тон Гассера звучал спокойно, но твердо. Серене он напомнил строгого преподавателя, отчитывающего ученицу, к которой он тем не менее очень хорошо относится.

Внешний вид командира изменился. Он набрал вес и сбрил усы. Дочери тоже выглядели по-другому: на семейной фотографии, стоящей на столе, вместо двух маленьких девочек были изображены две девушки. А вот жена осталась прежней, разве что подстриглась.

— Вы понимаете, что вас чуть не линчевали? — спросил командир, вырвав Серену из раздумий. — Само собой, все подумали, что вы хотите напасть на девочку.

Вот уже двадцать минут Серена сидела в этом кабинете, не в силах привести в порядок хаос в голове. Все произошло слишком быстро. Когда Аврора закричала, она сразу подумала, что выбрала неправильный подход. Ее охватила безудержная радость оттого, что она снова нашла дочь, и, возможно, она слишком поторопилась. Следовало учесть, что при виде ее девочка тоже испытает потрясение. Поэтому Серена сразу же попыталась ее успокоить и дать понять, что все в порядке, все хорошо.

Тогда ей и в голову не пришло, насколько невероятно то, что ее дочь оказалась в Вионе после стольких лет. Вопреки убедительным доказательствам ее смерти, Серена не задавалась вопросом, как малышке удалось выжить при пожаре в шале. И она даже не задумывалась, почему никто так долго не замечал, что эта девочка — Аврора.

Но теперь Гассер вернул ее к реальности.

— Чем вы только сегодня думали? — продолжал полицейский, обходя вокруг нее. — Да еще в вашем положении, — добавил он, указывая на ее живот.

Серена, все это время молчавшая, вытащила из рюкзака фотографию девочки в церкви Черного камня и извлекла из памяти смартфона снимок Авроры в возрасте трех лет. Затем положила телефон и фотографию на стол, чтобы Гассер все увидел своими глазами.

— Очень похожи, — согласился командир, не смущаясь и не придавая сходству слишком много значения. — Ну и что с того? Ясно же, что это две разные девочки.

— Но девочка, которую я видела сегодня, — не эта, — сказала Серена, указывая на распечатанную фотографию.

— Неужели вам мало того, что вы сегодня всех перепугали? — возмущенно спросил полицейский. Затем сел за стол. — А теперь, будьте любезны, расскажите, как началось это ваше очередное сумасбродство.

Гассер был суров, он не щадил ее. И если учесть прошлые ошибки Серены, у него были на то причины. Но на сей раз она чувствовала: что-то пошло иначе.

— Эту фотографию мне прислал Адоне, — сказала она. — Не знаю зачем. Но то, что он был дядей девочки, наводит на размышления, не так ли?

— Значит, по-вашему, Стерли все знал? И с каких же пор?

— Понятия не имею, — признала Серена. — Я знаю только, что Адоне и его племянница не были знакомы и никогда не виделись. Аврору он тоже никогда не видел, потому что я никогда не показывала ему ее фотографии… Адоне оставил мне три подсказки в старом сборнике сказок. С помощью первой подсказки я разыскала Берту, воспитательницу из пансиона. Что означают остальные две, я не знаю.

— И что это за подсказки? — спросил полицейский без особого энтузиазма.

— «Найди первую сову. Посмотри на снег вокруг огня», — процитировала она.

Гассер слегка вздрогнул и, хотя и поспешил скрыть удивление, от Серены оно все же не ускользнуло.

— В чем дело? Эти фразы для вас что-то значат? — спросила она.

— Нет, ничего, — заверил командир. — По-моему, это просто бред.

— В ночь пожара в шале пахло печеньем, — уверенно сообщила Серена. — Берта мне это подтвердила.

— И что?

— Адоне использовал в своих устройствах четыреххлористый углерод, который при горении имеет такой запах. Кто-то подражал его методу…

Тот, кто это сделал, знает зверя и умеет с ним сладить.

— А кто был самым близким человеком для пиромана? — спросила Серена.

— Значит, если я правильно понял, все указывает на сестру Адоне. — Гассер скрестил руки на столе. — Эта женщина проникла в пансион, чтобы похитить вашу дочь, и устроила пожар, чтобы замести следы и убедить всех, будто девочка погибла… Вы отдаете себе отчет, что по большому счету это та же самая сказка, в которую вас заставили поверить шесть лет назад?

— То, что такую же историю выдумала группа мошенников, еще не означает, что это непохоже на правду, — возразила она. — Кто поручится, что на самом деле все произошло не так? Возможно, если бы не эта шайка негодяев, вы бы сейчас ко мне прислушались.

— И Бьянка Стерли устроила все это, чтобы оставить Аврору себе и вырастить ее как родную дочь?

— Я знаю, что это звучит безумно, — настаивала Серена. — Но если бы я могла снова поговорить с этой девочкой…

— Эта девочка понятия не имеет, кто вы такая, — перебил Гассер, раздраженно хлопнув руками по столу. — И все местные знают ее с самого ее рождения.

— А кто ее отец? — не сдавалась Серена. — Почему бы вам не спросить его, помнит ли он, что у него есть дочь от Бьянки Стерли?

— Ее отец был хорошим человеком и моим другом. Его не стало давным-давно, еще когда девочка была маленькой, — раздраженно отозвался командир.

Но Серена не желала слышать отговорок.

— Вы знали Аврору в лицо, — обвинила она полицейского. — Как вы могли не замечать сходства, встречая эту девочку каждую субботу в церкви?

— Я уже не принадлежу к общине, — признался Гассер. — Уже нет, — повторил он почти со стыдом. — Да будет вам известно, что кризис веры у меня начался именно после пожара в пансионе.

Серену поразило его откровение.

— После смерти вашей дочери я стал думать о своих девочках и о том, что не может быть Бога, который допускает такое.

Это противоречие было ей хорошо знакомо.

— Если Господь всемогущ и позволяет детям умирать, возможно, он не так добр, как говорят…

Командир кивнул.

— Забудьте эту историю, — посоветовал он.

Было видно, что он искренне беспокоится за Серену. Но она не могла забыть.

— Я потребую, чтобы судья назначил генетическую экспертизу для этой девочки.

— На основании какого преступления? Вы не можете доказать, что произошло похищение. Суд ответит вам, что не может назначить генетический тест без состава преступления.

Серена была обескуражена. Руки у нее связаны, и никто, казалось, не верил ей и не хотел помочь. Более того, единственный, кто, возможно, мог оказать ей поддержку, почел за лучшее не ввязываться.

— Адоне что-то знал, — повторила она.

— Адоне преследовали призраки, — парировал Гассер. — Шесть лет назад вы рисковали жизнью. Но на сей раз вы в ответе не только за себя, — заявил он и опять глянул на ее живот.

Серена примолкла. У нее не осталось сил спорить. На ум пришел единственный вопрос, который она еще не задала:

— Как ее зовут?

Командир догадался, что она имеет в виду дочь Бьянки Стерли.

— Ее зовут Леа.

2

— Я приеду к тебе.

— Нет, не надо.

— Почему? Я сейчас тебе нужен.

Серена не осмеливалась спросить Ламберти, верит ли ей хотя бы он. Даже если бы он ответил «да», она все равно заподозрила бы, что он говорит не искренне, а только из любви. С каждым часом она все больше осознавала, насколько абсурдна эта история.

— Тебе удалось поспать? — спросил профессор по телефону.

— Да, — солгала Серена. На самом деле она всю ночь ворочалась с боку на бок в кровати номера в апарт-отеле, но так и не нашла удобного положения для живота.

— Предполагаемая дата родов через неделю, — напомнил профессор. — Возможно, тебе стоит вернуться. Мы найдем способ разобраться с этим из Милана.

«Это» было жизненно важно, но Серена не могла требовать от него понимания.

— Сейчас я должна быть здесь, — упрямо возразила она. — Не беспокойся, я всегда успею вернуться. — Она знала, что просьба не волноваться возымеет противоположное действие, но сейчас она бы предпочла, чтобы ей не мешали и не подрывали ее решимость.

Ламберти в трубке застонал.

— Ты хотя бы делаешь дыхательные упражнения, которые порекомендовала гинеколог?

— Я их только что закончила, — снова солгала Серена.

— И ты не забываешь пить поливитамины, да?

Она терпеть не могла поливитамины, но принимала их регулярно.

— Не забываю, не переживай.

Ламберти окружал Серену вниманием и в знак поддержки прочел уйму книг о беременности. Он частенько забрасывал ее советами или предупреждал о том, что произойдет с ее телом и как она себя почувствует в определенный момент, но Серена уже испытала всё это во времена Авроры.

Она принимала его заботы, как любая мать в ожидании первенца.

Но жить с повторяющимися ощущениями было нелегко — слишком много воспоминаний. Серена мысленно возвращалась к прошлому, когда у нее не было никого, кроме малышки, которую она носила под сердцем, и никто о ней не заботился, потому что она сама так решила. Поскольку в то время она держала свое положение в секрете, никто не интересовался, как у нее дела.

Теперь она не знала бы, что делать без своего профессора.

— Я принимаю, что Аврора была только твоей. Но будущий ребенок и мой тоже, — напомнил он ей.

Раньше он никогда не говорил с ней так жестко, и этот новый тон немного напугал Серену. Она поняла, что впервые боится его потерять.

— Я не сошла с ума, — сказала она. — И ни за что не рискнула бы благополучием нашего ребенка. Но ты должен мне доверять.

— Я постараюсь, — только и ответил профессор.

Когда они попрощались, Серена задумалась о смысле его последней фразы. Это ультиматум или обещание? Затем она снова сосредоточилась на вождении.

Дорога за лобовым стеклом малолитражки терялась в лесу. День был погожий, но солнце скрывалось за высокими деревьями. Время от времени перед Сереной появлялся луч света, которому удавалось пронзить густую растительность. Она проезжала сквозь него и возвращалась в полумрак.

Знак на обочине указывал, что до перевала и горной хижины, где останавливались туристы, осталось еще два километра. Неподалеку стояла церковь Черного камня.

Когда Серена добралась до места, был почти полдень. Летом в домике ночевали те, кто взбирался по тропам, ведущим почти к вершинам двух пиков-близнецов, где было два одинаковых пруда.

Сейчас перед деревянным зданием несколько посетителей, вернувшихся с прогулок, подкреплялись пивом, сыром и солониной.

Серена смотрела на них, завидуя их безмятежности. Никто из них и представить себе не мог, что́ у нее на душе. Затем она сверилась с картой на внешней стене туристического дома в поисках церкви, где была сделана фотография Леи. То, что последняя — не Аврора, было предельно ясно с самого начала, поэтому Серена без колебаний называла трехлетнюю девочку этим именем.

Согласно карте, искомая церковь находилась примерно в сотне метров и туда вела тропинка через рощу.

Закинув на спину рюкзак, Серена отправилась в путь.

Воздух был прохладным, но не холодным. От земли исходил приятный мускусный аромат. Слышалось приглушенное журчание ручья, скрытого где-то в зарослях. Пение птиц терялось среди звуков маленького леса.

Уже метров через пятьдесят показалась церковка с покатой крышей. Ее возвели рядом с большим черным валуном, отколовшимся от горы. Кто знает, когда это случилось — возможно, несколько столетий назад. Подойдя к зданию, Серена заметила, что над входом указан год постройки — 1853-й. Табличка призывала посетителей соблюдать приличия и тишину.

Деревянная дверь была просто притворена. Толкнув ее, Серена оказалась внутри.

Свет проникал через единственное окно за алтарем. Солнечные лучи преломлялись сквозь витражное стекло и дробились, превращая пустое помещение в подобие огромного калейдоскопа. Серена узнала деревянное распятие, свисающее с потолка: именно его она видела за спиной девочки на фотографии.

Церковь оказалась меньше, чем она ожидала, и присесть там было негде. Когда Серена прохаживалась, осматриваясь, грубый дощатый пол скрипел под ее подошвами.

На алтаре не было утвари, и, помимо старого железного канделябра в углу, не нашлось никаких предметов культа.

Церквушка казалась заброшенной.

Серена не знала, зачем пришла: искать здесь было нечего. Но возможно, ей просто нужно было увидеть это место своими глазами. Она сожалела, что не придерживается никакой религии. Сейчас уместно было бы помолиться.

Ей хотелось бы знать, при каких обстоятельствах фотографировали Лею и почему вместо одежды для горных походов на девочке было белое платьице и лакированные туфельки. Это наверняка был какой-то особенный случай.

Тут Серена ненароком на что-то наступила. У своих ног она увидела увядший цветок. Розу.

Несмотря на то что ей мешал большой живот, она наклонилась, подняла его и хорошенько рассмотрела. Возможно, церковь вовсе не заброшена.

Судя по всему, здесь побывал кто-то еще, хотя и не недавно. Серена задавалась вопросом, во исполнение какой молитвы он оставил здесь этот уже засохший цветок. Она собиралась положить розу туда, где нашла, но потом решила взять себе в качестве своего рода талисмана.

Когда Серена бережно убирала розу в рюкзак, у нее зазвонил мобильник. Она почувствовала себя виноватой за этот непочтительный шум и принялась искать телефон, собираясь нажать на отбой. Впрочем, найдя его, передумала. Звонил Гассер.

— В чем дело? — спросила она в трубку.

— Сегодня утром ко мне приходила Бьянка Стерли, чтобы подать на вас заявление.

— Что?

— Сначала выслушайте меня, пожалуйста, — перебил ее Гассер. — Я долго беседовал с этой женщиной и рассказал ей вашу историю. Когда она поняла, что вы мать девочки, которая семь лет назад погибла при пожаре, то передумала насчет заявления.

— Хорошо, — сказала Серена, успокаиваясь. Впрочем, она не была уверена, так ли это хорошо на самом деле. Она не нуждалась в сочувствии этой женщины.

— Но это еще не всё, — добавил полицейский. — Бьянка поговорила с Леей: мать и дочь попросили о встрече с вами.

3

Талисман сработал. Засохшая роза или, может быть, молитва, которую Серена бессознательно хранила в сердце, произвели неожиданный эффект.

Они с Гассером договорились о встрече на тот же день.

От волнения Серена не находила себе места. Наэлектризованность передалась и ребенку у нее внутри. Из церкви Черного камня она вернулась в апарт-отель, приняла душ и привела себя в порядок, чтобы предстать в лучшем виде. Надев красную блузку в цветочек и завязав волосы в хвост, она спрашивала у зеркала, достаточно ли прилично выглядит, а главное — вызывает ли доверие. «Я все еще дождевой червь?» — спросила себя Серена. Она больше не была уверена, что Аврора так же похожа на нее, как и раньше. «Это нормально, она выросла», — сказала она себе.

И отправилась на встречу.

Малолитражку Ламберти она припарковала у полицейского участка. Приехала слишком рано, но ее это не волновало. Подходя ко входу, она заметила, что блузка промокла под мышками. Она вспотела, и, несмотря на душ, от нее плохо пахло.

— Я собирался вам позвонить, — сказал встретивший ее Гассер. — Бьянка и Леа уже здесь.

Этого Серена не ожидала. Сердце колотилось, живот как будто стал еще тяжелее, дыхание перехватило. Чтобы успокоиться, она твердила себе, что все пройдет хорошо. Но верилось в это с трудом.

Командир провел ее в комнату с прозрачными стенами. Из коридора Серена увидела, что сестра Адоне и светловолосая девочка сидят подле друг друга, и с болью заметила еще кое-что: они держались за руки.

Поодаль от них стояли пожилые мужчина и женщина. Гассер открыл дверь и пропустил Серену вперед.

— Присаживайтесь, пожалуйста. — Он указал на пустой стул напротив двух гостий.

Бьянка Стерли повернулась к Серене и не сводила с нее взгляда, пока та шла по комнате. Девочка же уставилась в пол. Она явно была очень напряжена.

— Это пастор Мейер и госпожа Роша из общины пятидесятников, — представил двух незнакомцев командир. — Если не возражаете, они будут присутствовать на встрече.

Серена поприветствовала их кивком и натянутой улыбкой. Те тоже ответили вежливыми кивками, не произнеся ни слова.

— Это очень важно, что мы сегодня оказались здесь, — продолжил начальник полиции. — Если мы здесь, значит есть взаимное желание объясниться и понять друг друга. — Затем он обратился к Серене: — Желаете высказаться первой?

Серена долго думала, с чего начать. Обычно она не слишком хорошо справлялась с такими ситуациями. Она предпочитала нападать, таков был ее характер. До этой секунды она старалась не смотреть на девочку, — возможно, боясь, что совершила огромную ошибку, — но теперь, прежде чем заговорить, взглянула на нее в упор.

Сердце и разум сразу сказали Серене, что это Аврора, несмотря на подростковую угловатость, прыщи, необъяснимо прямые волосы и желтое платье, которое знакомая ей Аврора ни за что бы не выбрала, когда они делали покупки в модных бутиках Милана.

Но еще Серена поняла, что дочь понятия не имеет, кто она такая.

— Прежде всего я бы хотела извиниться за вчерашнее, — выдавила она. — Я поступила импульсивно, и мне жаль, если я кого-то напугала. — Извинения были адресованы в первую очередь девочке, поскольку Серена едва сдерживала ненависть к Бьянке Стерли. Но если бы она выдала свою неприязнь, Аврора не смогла бы ей доверять, а Серене было совершенно необходимо, чтобы дочь ей поверила. Не исключено, что другой возможности поговорить лично им не представится. — Моя дочь была чудесной девочкой. Мы жили в красивом доме в Милане и были счастливы вместе: только я, она и наш кот. — Серена следила за реакцией девочки, но та была безучастна. — У нас с Авророй было много традиций. Например, каждую пятницу мы купались в бассейне в хорошем отеле, а потом пили там чай. А еще мы много путешествовали. Летали в Исландию и смотрели северное сияние, плавали с дельфинами в Каикоуре, а на ее шестой день рождения отправились в Токио, где жили в рёкане^[21], и нам там очень понравилось. — Серену захлестнули воспоминания, которые, как ей казалось, она навсегда похоронила. Как ни трудно было говорить об Авроре в прошедшем времени, видя ее перед собой, надо было напомнить дочери о моментах, которые они провели вместе. Этими историями она пыталась пробудить в девочке память об их общей прошлой жизни. — Я так и не смирилась со смертью дочери. — Это было не просто признание, а способ ясно дать понять всем, что она не сдастся и сейчас. — Я знаю, что, где бы ни была Аврора, она жива, — решительно заявила Серена.

— Мы верим в рай, — вмешался пастор Мейер, хотя она имела в виду вовсе не это.

Девочка не пошевелилась. Серена даже не была уверена, слышала ли та. Неизвестно, что произошло за семь лет разлуки, неведомо, что с ней могли сделать, но в эту минуту Серена осознала, что Аврора и женщина, выдающая себя за ее мать, не просто держатся за руки: девочка искала поддержки у этой самозванки.

Сразу после этого слово взяла Бьянка Стерли.

— Мы с Леей попросили о встрече с вами, потому что понимаем ваше горе, — сказала она. — Леа потеряла папу, когда была еще совсем маленькой, так что мы знаем, каково жить с пустотой в доме. Кроме того, вы беременны, и мы сказали друг другу, что должны как-то облегчить вашу боль, чтобы ребенок, которого вы носите, мог появиться на свет в мире и гармонии вашей новой семьи.

— Аминь! — воскликнула госпожа Роша.

«Аврора тоже моя семья, — хотела ответить Серена. — И ты ошибаешься, если думаешь, будто я от нее откажусь».

Все казалось нереальным. Если Бог действительно существует и наблюдает за тем, что здесь происходит, чего же он ждет? Ему уже пора проявить свое присутствие. Но Серене приходилось держать себя в руках. Она увидела, как Бьянка Стерли отпустила руку Авроры, наклонилась и достала что-то из сумки на полу. Книгу в вышитой тканевой обложке.

— Вот наш семейный альбом. — Женщина протянула книгу Серене. — Я уверена, что вы найдете здесь ответы, которые развеют все ваши сомнения.

Серена неохотно взяла фотоальбом и начала листать. Новорожденная на первых страницах совсем не походила на маленькую Аврору, да и в первые два года жизни была другой. Но с третьего года сходство стало поразительным. Безусловно, это была та самая девочка с фотографии, сделанной в церковке. В этом не могло быть сомнений.

Леа часто позировала одна, на фоне гор, но имелись и снимки с родителями. Как и говорил Гассер, отец казался хорошим человеком. Веселая улыбка, добрые глаза. Леа во многом пошла в него. Этого незнакомца можно было принять и за отца Авроры. Серена спрашивала себя, какая нелепая судьба могла допустить, чтобы две девочки, происходящие из разных миров и зачатые людьми, не связанными кровным родством, были так похожи.

Неоспоримо было одно: Леа и Аврора были несовершенными копиями друг друга.

Пролистывая альбом заново, Серена наткнулась на фотографию, от которой замерла. Бьянка Стерли держала на руках дочь, готовую идти в детский сад: четырехлетняя Леа была одета в голубой передничек и держала красную корзинку. В глазах матери светилась настоящая любовь.

При виде этих воспоминаний о другой жизни уверенность Серены на мгновение поколебалась. Охваченная внезапной тревогой, она закрыла альбом и взглянула на девочку, сидящую перед ней.

К своему изумлению, она обнаружила, что, пока она рассматривала фотографии, Аврора нашла в себе силы поднять глаза. И теперь внимательно смотрела на нее.

— Как его зовут? — спросила девочка.

После стольких лет снова услышав ее голос, пусть и ставший взрослее и четче, Серена на секунду растерялась и не сразу поняла вопрос. А, ну да — как зовут малыша у нее в животе.

— Мы еще не выбрали имя, — призналась она.

— Вы уже знаете пол?

— Это мальчик.

Девочка приняла информацию к сведению, но больше ни о чем не спросила. Последовало бесконечное молчание, которое нарушил пастор-пятидесятник:

— Итак, синьора, вы убедились?

Серена мгновение помедлила.

— Нет, — твердо произнесла она.

Этот ответ удивил всех, особенно командира Гассера, который больше остальных надеялся на мирное разрешение вопроса.

Но Серена хотела ясности.

— Я не могу никого заставить пройти анализ ДНК, — сказала она. — И все же я прошу, чтобы мне предоставили это последнее доказательство. — Она посмотрела на Бьянку Стерли и слегка наклонилась к ней. — Я знаю, что на это сложно согласиться и что для вас моя просьба звучит как обвинение. Но даже если так, поставьте себя на мое место и попытайтесь представить, каково жить, мучаясь такими сомнениями. Я прошу вас как одна мать другую.

Серене было важно изложить свою просьбу при Авроре. Она надеялась, что, даже если она получит отказ, в будущем дочь найдет в себе смелость докопаться до истины самостоятельно. Конечно, в этом случае сейчас придется оставить Аврору здесь и снова с ней попрощаться. Но выбора не было.

Серена подождала ответа, которого не последовало. Затем встала и направилась к выходу.

— Спасибо за встречу, — сказала она, обращаясь ко всем присутствующим. Однако ее последний взгляд был устремлен на девочку, которая снова опустила глаза.

4

Девочка сидела под деревом возле хижины, обняв ноги и прижав колени к груди. Рядом на траве спал бордер-колли.

Она смотрела в сторону елового леса. Время от времени порыв ветра подхватывал и трепал ее волосы, но она тут же их поправляла. Жест был машинальным: ей с раннего детства не нравилось быть растрепанной.

Еще стояло лето, но свежий ветерок предвещал наступление осени.

— Как насчет что-нибудь поесть?

Леа не слышала, как подошла мать.

— Нет, спасибо, — ответила она.

Женщина немного подождала, а затем села рядом, скрестив ноги:

— Хочешь поговорить?

Девочка на мгновение задумалась, а потом кивнула.

— Я знаю, это все странно, и чувствую то же, что и ты, — сказала Бьянка. — Но все-таки, по-моему, мы правильно сделали, что с ней встретились.

— По-твоему, эта синьора действительно верит в то, что говорит?

— Она перенесла травму, которую трудно преодолеть. Поэтому я считаю, что нам нужно постараться проявить понимание.

— Она так на меня смотрела… — Леа не договорила. — Как будто ждала, что я что-то сделаю или вспомню ее лицо.

Мать улыбнулась:

— Знаю, это чудно́.

— Сначала она меня напугала, но потом мне стало ее жаль.

— Это нормально. — Женщина взяла ее за руку. — Я горжусь тем, что моя дочь переживает за других. Значит, я хорошо тебя воспитала, — с улыбкой добавила она. — Это важно — чтобы ты умела сочувствовать людям.

Девочка повернулась и посмотрела на нее:

— Как бы ты поступила на ее месте?

— Я бы вела себя точно так же, — не раздумывая, ответила Бьянка. — Будь у меня сомнения, я бы не сдалась. Будь у меня уверенность, я восстала бы против всех и вся, чтобы получить доказательства.

— Значит, она никогда не оставит нас в покое? — забеспокоилась Леа.

— Выход есть, — ответила ее мать. — Если мы сделаем анализ, эта женщина наконец обретет душевный покой, которого заслуживает.

— А как берут ДНК? — спросила девочка.

Мать погладила ее светлую макушку.

— Достаточно одного твоего красивого волоска.

Леа собиралась задать еще какой-то вопрос, но сдержалась. Тем не менее Бьянка, похоже, все равно догадалась, о чем та хотела спросить.

— Ты думаешь, ДНК может показать, что ты не моя дочь?

— Вовсе нет, — соврала девочка.

— Ты растеряна, и это нормально, — сказала мать. — Я бы на твоем месте тоже растерялась. Когда взрослые заводят определенные разговоры, детей одолевают сомнения. Но я хочу открыть тебе один секрет: иногда ошибаются даже взрослые.

Леа отвела взгляд, размышляя.

— Я не помню папу, — сказала она.

— Ты была слишком маленькой, чтобы его запомнить.

— Я бы так хотела, чтобы он сейчас был здесь.

— Я знаю, милая… Я знаю.

— Ты мне столько всего рассказывала про мое детство, и многое я вроде бы помню, так почему я не помню его?

— Я не знаю, как устроены воспоминания, — признала Бьянка.

За эти годы они много раз вместе листали большой семейный альбом, который мать показала той незнакомке на встрече. Глядя на себя на фотографиях, особенно на самых ранних, Леа всегда испытывала смятение, которое не могла описать.

Воздух сотрясло громом. Мать и дочь повернулись на грохот, пес тоже поднял морду с травы. Темные тучи спускались в долину с горных вершин. Небо разделилось ровно пополам. Половина еще оставалась голубой, но явно ненадолго.

Женщина встала.

— Пойдем в дом? — предложила она.

— Я, если можно, еще немного тут посижу, — ответила девочка.

— Ладно, но возвращайся под крышу, пока не начался дождь.

Она ушла. Леа вытянула ноги. Пока она сидела, скрючившись, у нее затекла икра. Леа погладила пса по голове. Ей хотелось рассказать матери еще кое о чем. Это продолжалось уже давно, но она так и не решилась признаться.

С тех пор как она была маленькой, в некоторые дни внутри у нее нарастала необъяснимая грусть.

А когда она болела, по ночам ей всегда снились кошмары. Снов было два, и они всегда были одинаковыми. В одном из-за запертой двери неисправного туалета к ней обращался писклявый голосок. В другом безликий человек расчесывал ей волосы щеткой в темноте.

Рядом ударила молния, внезапно хлынул дождь.

Девочка поднялась.

— Пошли, — велела она бордер-колли.

Пес боялся грозы, но лежал рядом с Леей, чтобы не оставлять ее одну. Теперь он припустил впереди нее к хижине. Лило так сильно, что на лужайке перед домом уже появились лужи.

Войдя, Леа сняла грязные туфли. Тем временем пес поднялся по лестнице.

— Эй! — крикнула она.

Еще нужно протереть ему лапы, иначе он везде натопчет, а мать рассердится на нее.

Разувшись, девочка решила пойти за ним с тряпкой. Она даже знала, где он притаился, и побежала вверх по лестнице.

— Что я сто раз тебе говорила? — раздался голос у нее за спиной.

От окрика матери Леа резко остановилась.

— Лестница опасна, — повторила девочка.

Хотелось возразить, что ей почти тринадцать, она достаточно взрослая, ведет себя осторожно и необязательно каждый раз ее отчитывать. Но она смолчала. Так же вели себя и матери ее подруг. Одна запрещала дочери купаться в бассейне, другая не хотела, чтобы дочь возвращалась из школы одна. В общем, по сравнению с другими иррациональными страхами потакать страху, что она упадет с лестницы, было не так уж трудно. Вот почему Леа никогда не спорила, если Бьянка ее за это ругала.

Леа давно смирилась с тем, что в представлении матери никогда не станет достаточно взрослой для этой проклятой лестницы, поэтому зашагала вверх медленнее, однако за полученный выговор собиралась поквитаться с непослушным псом.

Когда колли было страшно, он прятался на чердаке, в спальне Леи, и обычно забивался под ее розовую кровать.

Там он сейчас и оказался. Леа слышала, как он скулит.

— Вылезай, — велела она. И пригрозила: — Сейчас я тебе покажу.

Но пес не желал слушаться. Тогда она наклонилась, чтобы его вытащить.

Он свернулся в клубок в самой глубине, у стены, и ни в какую не желал выползать. Девочка попыталась протиснуться в щель. Под кроватью было слишком тесно, и она туда не помещалась. Протянув руку, она схватила пса за шкирку.

И вдруг увидела, что на одной из ножек кровати вырезано маленькое сердечко.

Как такое возможно и чьих это рук дело? Раньше Леа его не замечала. Затем разглядела рядом с сердечком что-то еще. Слово. Но она лежала на полу так, что не могла прочитать.

Уперевшись пятками, она протолкнулась поглубже под кровать. Наконец ей удалось разобрать надпись. То, что она прочла, ее ошеломило.

БЕГИ.

5

Около девяти утра Серена, только что выполнившая дыхательные упражнения, стояла перед зеркалом в ванной со стаканом в одной руке и отвратительной таблеткой поливитаминов в другой и набиралась смелости ее проглотить. Она пообещала профессору вести себя ответственно и не хотела его разочаровывать.

Как раз когда она уже поднесла таблетку ко рту, зазвонил мобильник, который она оставила на кровати. Бросив все, она пошла ответить на звонок.

— Анализа ДНК не будет, — с ходу сказал Гассер. В его голосе слышалось сочувствие.

Серена не питала особых надежд, но все равно огорчилась.

— Я была уверена, что эта женщина откажется, — в ярости заявила она. — Своей просьбой я хотела спровоцировать ее и показать вам, полицейским, что в этой истории что-то нечисто. Теперь вы готовы хоть немного поверить в мою версию? Если бы Бьянке Стерли нечего было скрывать, она бы легко согласилась.

— Против была девочка, — сказал Гассер.

Серена потеряла дар речи.

— Мать, наоборот, была за, — добавил командир. — Сегодня утром я съездил к ним, чтобы узнать, приняли ли они решение. И своими ушами слышал, как Бьянка Стерли настаивала на том, чтобы Леа согласилась пройти анализ. Но девочка была непреклонна.

Такого Серена не ожидала. Как это возможно? У нее не осталось ни решений, ни идей.

И ей пришлось признать поражение. Серена пала духом.

Положив руку на живот, она почувствовала, как шевелится плод.

— Возможно, мне стоит вернуться домой, — чуть слышно произнесла она. Ей хотелось кричать, и она была уверена, что закричит, как только сядет в машину.

— Но кое-что не дает мне покоя… — удивил ее командир; впрочем, он не договорил.

— Что? — поторопила его Серена.

— Приезжайте в участок — лучше я скажу вам лично.

6

На улицах Виона было полно людей, последних летних туристов. Через несколько дней деревня снова опустеет, войдя в знакомую фазу спячки, которая продлится до лыжного сезона.

Торопясь в участок, Серена выжимала из малолитражки Ламберти максимум, на который та была способна, и всю дорогу гадала, что же «не дает покоя» командиру.

Тот принял ее в своем кабинете и сразу же закрыл дверь. Он вел себя настороженно и, казалось, хотел сохранить их разговор в тайне, как будто дело было щекотливым.

Серена, как обычно, села в креслице перед столом. Здесь ей чаще всего приходилось терпеть упреки Гассера и выслушивать опровержения своих гипотез. Она спрашивала себя, почему на сей раз что-то должно пойти иначе.

— «Найди первую сову. Посмотри на снег вокруг огня», — начал Гассер, скрестив руки на груди.

Двумя днями ранее, рассказав ему о загадочном послании в сборнике сказок, Серена заметила, что полицейский изменился в лице. Как будто в голове у него что-то щелкнуло. Но свое удивление Гассер тогда подавил.

— Я все думал, есть ли в этих фразах смысл, — произнес он.

— А он в них есть? — с нетерпением спросила она.

— Судя по всему, да. Сова — лесная птица, которая первой чувствует огонь. Как правило, хотя бы одна сова начинает ухать, а потом крик подхватывают и остальные. Уханье становится своего рода сигналом тревоги, который передается от дерева к дереву.

Серена пока что не понимала, зачем ей это знать.

Гассер отошел и что-то достал из ящика стола. Какой-то гаджет — впрочем, Серена не была уверена.

— На жаргоне «совой» также называют первый звонок, который поступает в пожарную службу при пожаре.

Командир нажал кнопку на гаджете, который оказался диктофоном.

«Один-один-восемь: что у вас произошло?» — спросила диспетчер.

«Я вижу пламя на крыше пансиона в центре Виона», — сообщил писклявый голос то ли мужчины, то ли женщины.

«В лагере?» — на всякий случай уточнила диспетчер.

«Да, там, где девочки», — взволнованно подтвердил голос.

«Вы сейчас на месте пожара?»

«Он у меня прямо перед глазами. Поторопитесь!»

«Вы не могли бы представиться?»

«Меня зовут Хасли».

Связь оборвалась. Гассер снова щелкнул кнопкой. Серена обомлела.

— Гном Хасли? — недоверчиво фыркнула она.

— Диспетчер подумала, что это фамилия, и именно так и указала в журнале вызовов.

— А номер можно отследить?

— Звонили с телефона-автомата неподалеку от шале и больше не перезванивали.

Серена попыталась уложить это в голове.

— Как вы думаете, это мужчина или женщина?

— Я бы сказал, женщина, но не уверен. — Гассер сел за стол. — Я послушал запись и не понял одного: если этот человек причастен к тому, что произошло, зачем он позвонил и вызвал спасателей?

Серена почувствовала, что командир нашел ответ.

— Я проверил время звонка, — сказал тот, взял со стола распечатку и протянул ей. — Звонок поступил за восемь минут до того, как в шале сработала пожарная сигнализация… Как свидетель умудрился увидеть пламя раньше, чем его уловили датчики?

— Кто бы ни устроил пожар, он хотел позаботиться о том, чтобы никто не пострадал, — на одном дыхании выпалила Серена.

Затем же использовались устройства Адоне: чтобы еще до возгорания распугать дымом все живое.

— Внимательно, значит, читал притчу о добром самаритянине, — съязвил Гассер.

— Потому что он не убийца, — пояснила Серена.

— А теперь перейдем к «снегу вокруг огня», — сказал командир, взял из стопки какую-то папку и открыл ее перед Сереной. — Вот что засняли мои люди во время спасательной операции.

Фотографии запечатлели охваченное пламенем шале незадолго до обрушения. Серену они потрясали по-прежнему. Огонь окружили пожарные и полицейские автомобили, а также машины «скорой», в которых оказывали первую помощь выжившим девочкам.

— Сколько гражданских автомобилей вы видите на этих фотографиях? — спросил командир.

Приглядевшись, Серена заметила несколько машин, припаркованных поблизости: под плотным белым покровом они были почти неразличимы.

Все, за исключением голубого «форда».

— Той ночью шел сильный снег, — сказала она. — Почему эта машина не покрыта снегом, а остальные да?

— Потому что приехала на место перед прибытием спасателей, — предположил Гассер. — И наверняка стояла там, пока мы все не разъехались.

Серена взяла в руки фотографию, на которой автомобиль было видно лучше всего. В салоне никого не разглядеть, но ее внимание привлек багажник:

— По-вашему, моя дочь была внутри? И возможно, оставалась там все это время, под наркотиками или без сознания…

— Кто знает, — удрученно ответил начальник полиции. — Номерной знак не разобрать, так что определить владельца невозможно.

Серена положила фотографию на стол:

— Но как об этом узнал Адоне?

— Уверяю вас, догадаться не так уж и сложно, — сказал Гассер. — Если тщательнее проверить версию о том, что поджог скрывал похищение одной из девочек…

— Мою версию, — не веря своим ушам, произнесла Серена.

Полицейский ограничился кивком, как бы извиняясь за свою халатность.

— И что дальше?

— У нас есть веские основания возобновить расследование.

— Всего-то? — спросила она.

— Это не доказательство, я не могу предъявить его судье. Вдобавок еще надо найти судью, который согласится поставить под вопрос предыдущее решение по делу. И это будет серьезный удар по имиджу Виона.

Просто не верилось, что начальник полиции беспокоится сейчас о плохой рекламе.

— А что вы собираетесь делать с этой женщиной? — спросила она, имея в виду Бьянку Стерли. — Раз Адоне спрятал подсказки, значит он уже подозревал сестру и не хотел, чтобы она нашла их раньше меня и уничтожила.

— Если у Адоне были весомые причины полагать, что Бьянка виновна, почему он об этом не заявил? Почему не высказался прямо? — возразил Гассер. — Зачем эти уловки?

— От стыда, — ответила Серена.

Ни она, ни Гассер ничего к этому не добавили.

— Итак, что вы собираетесь делать с этой женщиной? — повторила она немного погодя.

Гассер почесал лоб: он и сам не знал, как поступить. Серена пришла в ярость:

— Вы хоть понимаете, чего мне стоило сдержаться во время нашей вчерашней встречи?

— Вы хотели вцепиться этой женщине в горло?

— Я не о том. Понимаете ли вы, как трудно было не обнять дочь, которую я семь лет считала погибшей? — запальчиво поправила его Серена.

Гассер промолчал.

— Поставьте себя на мое место, — настаивала она. — Она была у меня перед глазами: моя девочка сидела всего в метре от меня… а я ничего не могла сделать.

— Я не думаю, что она ваша дочь, — неожиданно сказал полицейский. — И мне жаль, если я заставил вас поверить в обратное, — прибавил он.

Серена не знала, что возразить. Да и сил спорить у нее уже не осталось.

— Значит, вы ничего не сделаете? — только и спросила она.

Полицейский ответил вопросом на вопрос:

— Если это действительно Аврора, то что случилось с Леей?

7

— Она прячет ее на самом виду, на глазах у всех, — отметила по телефону доктор Новак, имея в виду Бьянку Стерли. — По сути, нет лучшего прикрытия, чем существование другой похожей девочки.

— Да, но что с этой девочкой стало? — Серену выводила из себя эта неразрешимая загадка. Но, по крайней мере, Новак ей верила.

Серена решила позвонить психологу, как только вернулась в апарт-отель. На улице хлестал ливень — одна из последних летних гроз. Запах сырости проникал из леса в маленькие апартаменты. Электричество, разлитое в воздухе, передавалось и Серене: не в силах усидеть на месте, она ходила туда-сюда, прижав к уху телефон.

— Думаешь, Леа правда существовала? — спросила доктор Новак.

— Многие якобы знают ее с тех пор, как она родилась.

— Значит, вероятный ответ — подмена личности…

Об этом Серена уже думала.

— В какой-то момент с Леей что-то случилось, — произнесла она. — И мать заменила ее Авророй, воспользовавшись их невероятным сходством.

Новак молчала.

— Да, это дико, но это единственное объяснение, которое приходит мне в голову.

— Трудно будет убедить в этом кого бы то ни было без анализа ДНК, — заметила психолог. — И всё против тебя, даже сама девочка.

— Как моя дочь может ничего не помнить ни о прошлом, ни обо мне? — спросила Серена. Это мучило ее больше всего. — Такое ощущение, что у нее даже сомнений нет.

— С тех пор, как ты все это узнала, ты хоть раз пыталась вообразить, через что могла пройти Аврора после похищения?

Пораженная этим вопросом, Серена села на кровать. Нет, она не пыталась. Она избегала об этом думать.

— Наверное, это был какой-то кошмар, полный одиночества и покинутости, — ответила она, угрызаясь из-за того, что ее не было рядом.

— Девочка выросла в неволе, — объяснила психолог, позаимствовав выражение, которое обычно применяют к животным. — Со временем ужас метаболизируется. Чтобы выжить, запускается процесс адаптации. Чтобы не сойти с ума, создается новая норма. А прошлое во избежание страданий забывается.

Серена глубоко вдохнула и выдохнула. У нее остался еще один вопрос, но она боялась ответа.

— То есть, по-вашему, эти воспоминания все еще погребены у нее внутри или она стерла их навсегда?

— Память — странный механизм, — сказала Новак. — Мы думаем, что помним прошлое, но в большинстве случаев это не так: если бы у нас была машина времени и мы могли оглянуться назад, мы бы поняли, что наши так называемые воспоминания лишь отчасти соответствуют тому, что произошло на самом деле. Разум сохраняет не все — только то, что ему нужно. И постоянно приспосабливает прошлое к настоящему, подгоняя память под свои потребности. Все прочее — иллюзия.

— Иллюзия? — не поняла Серена.

— Например, твой мозг прекрасно знает, что, если ты коснешься пламени, то обожжешься. Но никто из нас не может сказать, когда впервые испытал ощущения от ожога. Основная информация, очищенная от шлака, гласит, что, если мы подойдем слишком близко к огню, будет больно.

— Значит, у меня нет надежды, — уныло произнесла Серена.

— Просто подумай, что с биологической точки зрения человеку требуется в среднем пять лет, чтобы полностью заменить все клетки своего организма. Новые клетки имеют такую же форму, что и предыдущие. Но, хотя внешность остается неизменной, фактически мы имеем дело с другим человеком… Серена, мы постоянно меняемся. Даже ты уже не тот человек, каким была семь лет назад.

— Хотите сказать, что я должна смириться? Что надо сдаться?

— Я хочу сказать, что ты могла бы даже украсть волос или любой другой органический образец, содержащий генетический материал твоей дочери, чтобы отдать его на анализ, и я знаю, что ты об этом думала. А дальше? Что случится, если ты узнаешь, что права? Думаешь, это вернет тебе дочь?

Взгляд Серены упал на фотографию, которую прислал Адоне, — девочка в церкви Черного камня.

— Леа мертва, — уверенно сказала она.

— А девочка в Вионе — ее психологическая реинкарнация, — подтвердила доктор Новак.

На самом деле и в ее внешности тоже кое-что изменилось.

— Я всегда говорила, что я дождевой червь. Аврора по-прежнему похожа на себя, но уже не на меня, — грустно отметила Серена.

— Поэтому, даже если ты выяснишь, что она действительно твоя дочь, вернуть ее будет — все равно что заставить вновь пережить тот же ужас.

— Как при похищении, — с горечью заключила Серена.

— Тебе следует спросить себя, любит ли Бьянка Стерли свою дочь.

Но Серена не знала, что ответить.

— Передайте от меня привет глюкам, — попросила она вместо этого. — И пожалуйста, не рассказывайте им, что здесь происходит.

Серене было стыдно: ее Аврора каким-то образом вернулась с того света, а они вынуждены и дальше мириться со смертью своих детей.

— Хорошо, — пообещала доктор Новак и повесила трубку.

8

Серена до крайности нуждалась в крепком сне без сновидений. Но после разговоров с Гассером и доктором Новак ее одолевали мысли. Вдобавок она не могла даже как следует устроиться в постели, потому что ребенок в утробе терпеть не мог положение лежа на спине и, стоило ей прилечь, он мигом угадывал, какие внутренние органы нужно пнуть, чтобы она опять встала.

Теперь Серена, подбоченившись, ходила босиком туда-сюда между спальней и гостиной в апартаментах, желая, чтобы вместо жесткого паркета там все еще был отвратительный коричневый ковролин.

Около пяти утра ей удалось задремать на диване в гостиной. Она заснула сидя, прислонившись головой к стене.

Проснулась Серена, когда на улице светало. Сон ее был недолгим и беспокойным. Шея болела, и в первые секунды она не могла вспомнить, где находится, а вспомнив, заметила, что сердце у нее колотится неведомо почему.

Сосредоточившись, она вспомнила, что видела во сне. Очень похожий сон приснился ей в ночь перед тем, как доставили шкатулку с закладками Адоне.

Ей явился некий дух. Он не имел человеческого обличья, словно был соткан из теней. И у него не было лица.

В руке он держал щетку для волос.

Серена инстинктивно коснулась головы. И вздохнула с облегчением: волосы всклокочены. Она знала, что это нелепо, но ничего не могла с собой поделать. Вион действовал на нее странно. Он и прежде казался ей то ли заколдованным, то ли проклятым.

Стремясь забыть кошмар, Серена встала с дивана, чтобы сходить пописать.

Включив свет в ванной, она села на унитаз и, с облегчением опорожняя мочевой пузырь, рассеянно взглянула на раковину.

На полке под зеркалом стоял белый бумажный пакет.

Серена была убеждена, что сама его туда не ставила. Помочившись, она глянула, что в пакете.

Как только она его открыла, оттуда пахнуло чем-то приятным. Внутри лежали шоколадные монетки. Серена выудила одну и увидела изображение гнома. «Номинал — 1 бабочка», — прочла она на золотой фольге.

Серена понятия не имела, как эти сладости очутились у нее в ванной, но ее посетило плохое предчувствие. И разумеется, ей тут же пришел на память сборник сказок. А также писклявый голос загадочного свидетеля, сообщившего о пожаре семь лет назад.

Меня зовут Хасли.

И наконец, слова Берты:

Есть версия этой сказки, в которой выясняется, что на самом деле Хасли и Малассер — один и тот же гном. Сначала он заманивает детей сладостями, а потом хватает и похищает.

Серена бросила пакет с монетками в раковину и в страхе попятилась, обнимая живот.

Ей не показалось. Подарок — угроза для ребенка, которого она носила.

После обнаружения шоколадных монеток Серене не хотелось больше ни минуты оставаться в Вионе. Впервые страх взял верх. Может, некогда ей и нечего было терять, но сейчас она обязана заботиться о благополучии малыша, который рос у нее внутри.

Серена лихорадочно побросала вещи в рюкзак. Ее поставили перед выбором: Аврора или новый ребенок. И, скрепя сердце, она приняла решение.

От полиции, рассудила она, никакой помощи не светит. Гассер допускал возможность похищения, но не верил в подмену личности.

Однако главным образом к молниеносному изменению планов ее подтолкнул совет доктора Новак.

Тебе следует спросить себя, любит ли Бьянка Стерли свою дочь.

«Аврора в безопасности», — сказала себе Серена. Хотя ее и коробило называть «любовью» то, что связывало эту обманщицу с ее девочкой, она была убеждена, что дочери ничего не угрожает.

В то же время Серена не сомневалась, что шоколадные монетки — подарок ее соперницы, демонстрирующий, насколько далеко готова зайти эта женщина. Бьянка будет сражаться, как львица, чтобы защитить то, что она любит. И собственно, ей не впервой.

Как ни больно это признавать, самозванка вела себя как любая мать.

Но и Серена не собиралась сдаваться. Вернувшись в Милан, она придумает способ продолжить борьбу — обратится к адвокату и, возможно, даже привлечет СМИ.

Она поднимет такой шум, что в конце концов кому-то придется ее выслушать.

Выстроив этот новый план, Серена хотела было сунуть присланную Адоне фотографию в рюкзак. Но остановилась и вгляделась еще раз. Все началось заново с этой трехлетней девочки в белом платьице и лакированных туфельках. И Серена почувствовала, что должна бороться в том числе и ради Леи: дочь Бьянки тоже заслуживала правды. Ее место в мире отняли силой. Мать подменила ее посторонней девочкой. То, что Бьянка дала своей пленнице имя дочери и подарила ей всю Леину жизнь, ничего не меняло. Даже наоборот, усугубляло ее вину. Потому что в конечном счете Бьянка это сделала только для себя.

Что скрывает Бьянка Стерли, кроме того, что она циничная эгоистка?

Серена передумала снова: теперь она решила, что должна это выяснить. Положив фотографию в боковое отделение рюкзака, она нашла в кармане увядшую розу, которую подобрала с пола в церкви Черного камня.

Раньше она приписывала счастье встречи с Авророй этому засохшему цветку, считая его своего рода амулетом, но теперь, держа его на ладони, решила, что он ей больше не нужен. Чуть было не сжала кулак и не растерла розу в пыль, но остановилась.

Цветок не ее — она присвоила его без разрешения. Точно так же Бьянка Стерли поступила с Авророй. А Серена не желала ни в чем походить на эту женщину. Пусть это нелепо, но, покидая Вион, она вернет увядшую розу туда, где ее нашла.

9

Небо было пасмурным, и над долиной уже несколько часов моросил дождь.

Возможно, отчасти поэтому Серена добиралась до горного убежища ужасно долго. На перевале не было туристов, отдыхавших после прогулок. Место выглядело безлюдным.

Накинув на голову капюшон куртки и надев на спину рюкзак, Серена зашагала по тропинке через рощу туда, где стояла деревянная церковь.

Вскоре она узнала большой черный валун, рядом с которым в далеком 1853 году эту церковь возвели. Как и в прошлый раз, дверь была только притворена.

Серена, уже промокшая под дождем, вошла в маленькое помещение.

Витражное стекло словно погасло. Солнце затянуло тучами, и калейдоскопического эффекта не возникло. Без этого волшебства церковь стала мрачной.

Но тишину нарушал новый звук. Шум воды.

И не только стук дождя по крыше. Откуда-то доносился рев бурного потока, вероятно напитавшегося многочасовым дождем.

Прежде чем пройти вглубь, Серена потопала по полу, чтобы не оставлять грязных следов. Вроде бы очистив подошвы, она достала из рюкзака увядшую розу и направилась туда, где ее нашла.

Однако там она обнаружила на дощатом полу новый цветок. На сей раз — белый георгин.

В отличие от розы, георгин был очень свежим. Судя по всему, кто-то оставил его недавно.

Серена подумала, что проделала весь этот путь только затем, чтобы привезти засохший цветок. Как последняя дура. Сколько бесполезных поступков она совершила с тех пор, как приехала в Вион? Сколько времени и сил потратила впустую?

Увядшая роза у нее в руках показалась ей символом всей ее жизни.

В прошлом она могла бы постараться быть хорошей матерью, но свела отношения с дочерью к поверхностной ерунде — путешествиям, шопингу, отдыху в роскошных отелях. И если сейчас Аврора ничего не помнит о прежней жизни, то только по вине Серены. Возможно, она не дала девочке веских причин помнить свою настоящую мать. Это воздаяние за ее черствость.

Тот, кто приходил возложить цветы на пол заброшенной церквушки, наверняка был лучше Серены: она-то ведь не позаботилась сделать то же самое ради души дочери. И отсутствие могилы ее не оправдывает.

Злясь на себя, Серена пошла к выходу. Но, сделав три шага, остановилась. Еще раз обдумала свою последнюю мысль. И снова обернулась к георгину на полу.

Охваченная внезапным волнением, она сняла со спины рюкзак и достала фотографию Леи. Со снимком в руках подошла к цветку и кое-что поняла; открытие ее ошеломило.

Георгин и розу оставили в том самом месте, где позировала перед камерой девочка в белом платьице и лакированных туфельках.

Серену бросило в жар, по спине пробежала дрожь.

Нужен какой-то инструмент.

Она хотела было выйти и поискать острый камень или ветку, но тут заметила ржавый канделябр, брошенный кем-то в углу. Взяла его, посмотрела на свежий цветок на деревянном полу, подняла свое орудие и принялась бить им по половицам. Полетели первые щепки, мелкие обломки попадали ей в лицо. Но ей было наплевать. Каждый раз, когда канделябр глухо стукался о пол, Серена стонала от натуги.

Нескольких метких ударов хватило, чтобы открылся разлом. Серена сделала передышку; под гнилыми половицами зияла пустота. Серена вспотела и запыхалась; она опустилась на колени и заглянула в дыру. В темном гроте резко пахло сыростью и рокотал подземный ручей.

Она достала из рюкзака смартфон и включила фонарик. Затем прильнула к маленькой расселине и вгляделась во тьму. Пролезть внутрь мешал живот. Она как можно дальше вытянула руку, но различила только мшистые каменные стены.

Тут доски под ней подались, и она провалилась в черную пещеру.

При падении Серена инстинктивно обхватила живот. После недолгого полета она приземлилась задом на твердую поверхность, а затем соскользнула вниз по каменистому склону. Серена упиралась ногами, но остановиться не могла. Спуск закончился в луже ледяной воды, доходившей ей до колен.

Адреналин и холод временно заглушили боль. Серена поднялась и ощупала живот, чтобы убедиться, что ребенок не пострадал от тряски. Успокоилась она, только почувствовав, как шевелится малыш. Судя по всему, с ним все было в порядке. Возможно, такая болтанка его даже позабавила.

Серена проверила себя на предмет переломов. Если не считать боли в левой щиколотке и локтях, повреждений, похоже, не было.

Наконец она нашла в себе силы поднять глаза на дыру, через которую упала. Прикинула, что проскользила не меньше трех метров, — к счастью, это не был настоящий полет в пустоту. Но выбраться будет трудно. Придется вызвать помощь.

Серена огляделась в поисках мобильника, упавшего вместе с ней, и заметила его между двумя камнями в паре метров от себя. Она поползла к нему, опасаясь, что он сломался. Когда она взяла телефон, дисплей засветился, но оказался серьезно поврежден. Однако сенсорный экран еще работал, и сквозь паутину трещин различались цифры на клавиатуре.

Серена решила позвонить в экстренную службу. В глубине души она боялась, что под землей не будет ловить связь. Она с нетерпением ждала гудков свободной линии в молчаливом динамике, а между тем глаза ее привыкли к темноте, и она впервые увидела невдалеке от места, где закончилось ее падение, бурный водный поток. Если бы она свалилась туда, ее бы унесло течением в недра горы. Затем Серена посмотрела дальше, за ручей, и вздрогнула.

На противоположном берегу кто-то был.

10

— Один-один-два: что у вас произошло? — откликнулся диспетчер.

Серена все еще не могла говорить.

— Алло? Вы меня слышите? — спросил диспетчер в трубке.

То, что было у Серены перед глазами, привело ее в ужас.

— Да, слышу, — ответила она наконец.

Затем, стараясь не потерять самообладания, отказалась предоставить личные данные и сообщила, что находится в гроте под церковью Черного камня, недалеко от домика на перевале. Она не стала подробно объяснять, как там очутилась, — сказала только, что под ней провалился пол. Когда диспетчер спросил, ранена ли она и может ли двигаться, Серена заверила, что с ней все в порядке, и добавила, что она на девятом месяце беременности. Он посоветовал сохранять спокойствие и пообещал, что скоро прибудут спасатели.

Когда Серена повесила трубку, нервы у нее были на пределе. Дрожащими руками она включила на смартфоне фонарик, но еще не набралась смелости направить луч за ручей и посмотреть, кто там.

Она ясно различала на дальнем берегу силуэт сидящего человека. Кто бы это ни был, он не двигался.

Наконец Серена собралась с духом и подняла луч фонарика. Первым делом она увидела туфли. Под слоем пыли слабо блестел черный лак. Затем луч скользнул по подолу грязного, рваного платья, которое когда-то было чистым и белым. Ступни и ноги того, на ком оно было надето, были раздвинуты, а руки свисали по бокам, как у сломанной куклы. Кожа серая, с характерными зеленовато-коричневыми пятнами распада.

Серена зажала рот рукой, чтобы не закричать. Глаза ее наполнились слезами, и она начала всхлипывать.

Когда фонарик наконец осветил туловище и голову трупа за ручьем, Серена убедилась, что это маленькая девочка. Она узнала ее по длинным волосам, ниспадавшим на плечи. Когда-то они были светлыми, теперь же — вьющимися и грязными.

По заколке на макушке было понятно, что кто-то ее причесал.

Голова неестественно клонилась влево. Челюсть отвисла, глазницы опустели. Выступающие кости на ввалившихся щеках покрылись мхом.

Руки Леи были сложены на коленях, в пальцах она все еще держала остатки букета из уже высохших цветов.

По этой детали стало ясно, что кто-то доставил ее сюда и бережно усадил. Последний акт милосердия со стороны того, кто ее любил.

Хасли

1

Они приезжают посреди ночи.

Она просыпается от их сирен. Пронзительный вой

и синие вспышки, которые проникают через световое окно и прыгают по потолку прямо над ее кроватью.

Она слышит, как тормозят машины, хлопают дверцы и переговариваются люди. Она не может разобрать, что они говорят друг другу, но, судя по их тону, они очень рассержены. Тем временем на улице на них лает бордер-колли.

Потом кто-то громко стучит в дверь.

Тут она встает с постели, чтобы укрыться в спальне матери. Босиком бежит по коридору, но, войдя в спальню, понимает, что там никого нет.

Растерянная и напуганная, она возвращается назад, но замирает на верху лестницы на первый этаж. Оттуда она видит маму: та открывает дверь этим незнакомцам.

Мать встречает их, не показывая страха.

Она сразу поднимает руки, сдаваясь мужчинам в форме. Те все равно бросаются на нее, валят на пол и надевают на нее наручники.

Девочка кричит. Потом, желая их остановить, быстро спускается по деревянным ступенькам.

Но мать оборачивается на нее с пола и пригвождает ее взглядом.

— Не бегай по лестнице! — как всегда, ругает она ее.

Девочка останавливается на полпути и плачет. Отсюда она вынуждена смотреть, как эти мужчины уводят единственного человека в мире, которого она любит.

Затем к ней поднимается женщина-полицейская — хочет убедиться, что с ней все хорошо.

«Нет, все плохо», — хочет сказать девочка. Но она слишком потрясена и не может говорить. Она не понимает, что происходит, а главное — ей не верится, что это происходит именно с ней.

2

Серене сказали, что она пока не может ее увидеть. Что еще слишком рано, что это неуместно.

Ее заверили, что сейчас девочка получает необходимую психологическую поддержку и скоро кто-нибудь расскажет ей правду.

Серена вздохнула с облегчением: хорошо, что не придется рассказывать самой. Она боялась, что девочка ей не поверит.

Она сознавала, что никто еще не назвал девочку ее дочерью. Полицейские именовали ее «заложницей». Никто еще не произносил имя «Аврора», которое казалось почти проклятым.

После падения в грот Серену на всякий случай госпитализировали. В вионской больнице ее подключили к аппарату, отслеживающему состояние плода. Врачи не исключали, что из-за стресса, который она пережила в последние несколько часов, придется искусственно стимулировать роды раньше срока.

Ламберти приехал из Милана, нарушив их договоренность. Но Серена была счастлива, что он рядом. Профессор взял ситуацию под контроль, проявив неожиданное хладнокровие. Серена с радостью уступила ему инициативу. Это чувство освобождения, когда можешь на кого-то положиться, было ей внове: она всегда все решала сама. И теперь ей и правда полегчало.

Доктор Новак поддерживала ее — они созванивались то и дело. Однако, вопреки просьбе Серены, психолог рассказала все глюкам. Это было неизбежно: сюжет попал во все выпуски новостей. Куча съемочных групп съехалась в Вион, чтобы вести репортажи с места событий.

Серена спросила, как эту историю восприняли ее товарищи по терапии, но психолог ответила уклончиво. Сообщила, что Рик хотел съездить проведать Серену, «хоть бы и босиком», а Вероника расчувствовалась до слез и по такому случаю решила не омрачать очередной детский день рождения рассказами о смертельно опасных воздушных шариках. Макс просто изумился. А вот Бенедетта не сказала ни слова. Серена полагала, что та злится. Аврора практически восстала из мертвых, а такое в мире родителей, потерявших ребенка, случается нечасто. Прямо скажем, почти никогда. Бенедетта исключала Серену из группы, своим молчанием как бы давая понять, что та больше не имеет права быть глюком.

Часы, последовавшие за арестом Бьянки Стерли и спасением Серены из грота, выдались беспокойными. Назавтра около шести вечера в больницу явился командир Гассер.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он Серену, обменявшись энергичным рукопожатием с профессором Ламберти.

— Неплохо, — признала она. — Хочется спать, но пока не получается.

— Простите, что заехал только сейчас, — извинился Гассер, подходя к ее койке. — Но у меня не так уж много людей, и они уже работают сверхурочно, чтобы управиться с ситуацией.

Серена догадывалась, что, если учесть возникшую шумиху, Гассеру приходится нелегко. В том числе и потому, что местная полиция оказалась в эпицентре бури: несмотря на множество улик и то, что заложница была у всех на виду, за семь лет никто не заметил, что здесь средь бела дня творится преступление.

— Зря я вас не послушал, — признал командир, теребя в руках фуражку.

— Я попала в этот грот по чистой случайности, — утешила она его.

— Упорство матери в тысячу раз превосходит упорство полицейского.

Приятно, когда тебя называют хорошей матерью, — Серена к этому не привыкла. Ее всегда угнетало убеждение, что Аврору не постигла бы такая участь, будь она дочерью кого-то другого, поскольку она, Серена, не справилась.

— Командир Гассер хочет тебе кое-что сказать, — вмешался Ламберти, словно желая ее подготовить. Профессор явно знал, о чем пойдет речь, полицейский его уже предупредил — вероятно, по телефону.

— В чем дело? — встревожилась Серена. К чему все эти экивоки?

— Бьянка Стерли отказывается с нами разговаривать, — сообщил полицейский.

— Разве она не вправе хранить молчание? — возразила Серена. — И вы вроде бы не особо нуждаетесь в ее версии: все довольно очевидно и так.

— Это верно, — подтвердил командир. — Но она сделала нам предложение.

— Что за предложение? — с подозрением спросила Серена.

— С нашей точки зрения, это уникальная возможность.

— Что за предложение? — поторопила его Серена, которой уже надоело ходить вокруг да около.

— Она подпишет полное признание, но только при условии, что его примете вы, — наконец ответил Гассер.

Серена не знала, что сказать.

— Никто вас не обязывает, — подчеркнул полицейский. — Однако это было бы важно.

— Для чего? — разозлилась она. — Зачем вам признание, если все и так яснее некуда? Не понимаю.

— Скоро судмедэксперт проведет аутопсию останков девочки из грота, — объяснил Гассер. — Но по результатам предварительного осмотра патологоанатом уже признал, что установить причину смерти будет непросто. Прошло слишком много времени, и труп подвергался воздействию природных факторов, что усложняет восстановление картины.

— Поэтому узнать, как умерла Леа, можно только со слов ее матери, — с горечью констатировала Серена.

— Я говорил с врачами, — вмешался Ламберти. — По их словам, ты в состоянии выдержать беседу с этой женщиной. Конечно, если захочешь. И командир Гассер заверил меня, что тебе не придется даже покидать больницу, — добавил он, взглядом ища подтверждения у полицейского.

— В подвале есть помещение, где мы могли бы все организовать. Само собой, наедине вы не останетесь: мы будем наблюдать и вести протокол. И сразу же прервем свидание, если поймем, что Бьянка Стерли не соблюдает договоренности или просто хочет вас спровоцировать.

— К чему такая спешка? — спросила Серена, чувствуя какой-то подвох.

— Предложение этой женщины действует только до тех пор, пока вы не родите, — наконец ответил Гассер. — После этого она не скажет ни слова.

— Бред какой-то, — заметила Серена. — Зачем ей это?

— Мы не знаем, блефует она или у нее есть какая-то цель, но, похоже, она настроена решительно.

— Все это только ради Леи, — сказал профессор.

— Мы бы уже махнули рукой, если бы не подвернулся реальный шанс пролить свет на ее смерть, — пояснил Гассер. — Наш долг — ответить на главный вопрос, касающийся девочки, — она заслуживает наконец упокоиться с миром.

На мгновение перед глазами Серены снова возник труп, бережно устроенный в пещере. Самое нарядное платье. Букет цветов в руках. Аккуратно причесанные волосы, собранные заколкой.

— Вы полагаете, что ее убила мать?

Гассер промолчал, и это вполне могло сойти за ответ.

3

Около полуночи, когда в больнице воцарились тишина и спокойствие, за Сереной пришли. Ее сопровождение состояло из двух полицейских, присланных Гассером, и медсестры с креслом-каталкой.

Ламберти не мог пойти с ними, и ему пришлось ждать возвращения Серены в палате.

— Если почувствуешь, что не выдерживаешь, бросай все, — посоветовал он, помогая ей надеть кардиган поверх больничной сорочки.

— Я справлюсь, — заверила Серена, взяв его за руку. Они поцеловались.

Сопровождающие проводили ее к служебному лифту. Оттуда они спустились в подвал. Пройдя по глухому коридору с длинными трубами под потолком, они оказались на медицинском складе. Для очной ставки там установили стальной стол, на котором стояла лампа, рисовавшая во тьме конус света.

Гассер с улыбкой вышел из тени навстречу Серене, но лишь затем, чтобы немного ее успокоить.

— Готовы?

— Готова.

Их голоса эхом разносились по просторному складу.

Здесь были и другие люди — командир их представил, но Серена слишком сосредоточилась на том, что должно было произойти дальше, и имен не запомнила. Она поняла, что это пара следователей, специально приехавших в Вион, представитель прокуратуры и общественный защитник, назначенный Бьянке Стерли, которая еще не наняла адвоката. Присутствовали и несколько агентов, но в их задачи входило лишь следить за тем, чтобы все были в безопасности и действовали согласно процедуре.

Покончив с формальностями, Гассер отпустил медсестру, взял кресло-каталку и подкатил к столу. Напротив за столом стоял пустой стул.

При виде этого предмета Серену охватило странное смятение.

Все это время она безуспешно гадала, зачем Бьянке Стерли признаваться именно ей, Серене, и только до того, как она родит.

— Ваша встреча будет записана на видео, — пояснил командир, указывая на камеру на штативе. — Что бы ни случилось, что бы ни сказала вам эта женщина, мой совет — не поддавайтесь на провокации. Вполне вероятно, что Бьянка хочет поквитаться с вами за то, что вам удалось ее разоблачить. И так или иначе, мы можем прервать разговор в любой момент.

Серена промолчала, ограничившись кивком.

Гассер взглянул на часы.

— Вот-вот начнем. — Казалось, ему тоже не терпелось.

Прошло еще несколько минут. Затем двоих агентов вызвали по служебной рации; оба удалились и распахнули пожарную дверь в глубине.

Вскоре Серена увидела маленький взвод надзирательниц, а среди них — Бьянку Стерли в обычном синем спортивном костюме. Волосы у нее были собраны назад, и она шла, неуклюже сгорбившись из-за скованных наручниками запястий. Ее лицо выглядело измученным, мышцы шеи и плеч — напряженными.

Агенты подвели ее к пустому стулу. Женщина села, не сводя глаз с Серены.

— Как видите, мы выполнили свою часть уговора, — сказал Гассер арестантке. — Теперь ваша очередь.

Командир на шаг отступил. Присутствующие попятились в тень, оставив в конусе света их одних.

Рядом с объективом камеры загорелся красный огонек.

4

Серена выдерживала взгляд Бьянки Стерли, стараясь не выдать лицом ничего — ни гнева, ни обиды. Пусть эта женщина столкнется с глухой стеной. И не пробьется сквозь эту стену, не выжмет из нее ничего, даже презрения.

Несколько долгих секунд прошло в молчании. Бьянка заговорила первой:

— Ни у одной матери нельзя отнимать детей.

Серена не поняла, всерьез ли Бьянка или просто провоцирует. Поэтому в ответ ничего не сказала.

— Ни одна мать не должна испытывать то, что я заставила тебя испытать, — продолжала женщина.

Голос ее звучал искренне. Но Серена ей не доверяла. Она сильно сомневалась, что Бьянка попросила о встрече только затем, чтобы извиниться. Тем не менее она решила ей потакать.

— Ты тоже потеряла дочь, — произнесла она с притворным сочувствием. — Наверное, это было тяжело.

Женщина поджала губы и на мгновение растерялась.

— Леа была необыкновенной девочкой, — сказала она. — Жизнерадостной, любознательной, отзывчивой, всегда послушной. В те немногие годы, что я смотрела, как она взрослеет, я уже знала, какой она вырастет.

— Я видела, как ты усадила ее в гроте под церковью. Ты наверняка очень ее любила.

— Это было наше место, — призналась Бьянка. — Мы поднимались в церковь помолиться, а потом обычно останавливались перекусить рядом с Черным камнем. Хотя мы были только вдвоем, Леа всегда настаивала на том, чтобы нарядиться в праздничное платье и лакированные туфли. Очень старалась их не испачкать, пока мы вместе шли через лес. Леа брала меня за руку… — Женщина прервалась, подняла правую руку и посмотрела на нее так, словно все еще чувствовала кожей тепло детской ладошки.

Серена хорошо знала это ощущение и сравнивала его с тем, что испытывают калеки, которые утверждают, будто ампутированной конечностью все еще чувствуют щекотку. То же самое и с родителем, потерявшим ребенка. Ты все еще чувствуешь его близость. Невидимые, необъяснимые стигматы.

Бьянка Стерли положила руки на стол, звякнув наручниками.

— Помню рассвет, когда я приехала в домик с ее телом в багажнике. Вокруг не было ни души… Я на руках отнесла ее в церковь. Леа была такой холодной. Я все хотела ее согреть. Прижимала к себе изо всех сил, но она не становилась теплее… Я вырвала половицы молотком и оттащила в сторону, чтобы потом уложить на место. По веревке спустилась вместе с Леей. — Бьянка вздохнула. — Я усадила ее у ручья, постаралась не помять ей платье. Вложила ей в руки ее любимые полевые цветы. Причесала волосы так, как ей нравилось, с заколкой на макушке. — Она слегка прикусила губу. — Пробыла с ней, сколько смогла. Одну ночь, может две; не хотела ее покидать… Потом я ее поцеловала. Повернулась и ушла, не оглядываясь.

Серена удивилась самой себе: рассказ тронул ее до глубины души. Но не следует обманываться: Бьянка Стерли — явно искусная манипуляторша.

Та огляделась. В завесе тени еле различались другие безмолвные зрители.

— Знаю, вы все думаете, что ее убила я… — в ярости сказала Бьянка и снова уставилась на Серену. — Было шестнадцатое ноября, Лее недавно исполнилось четыре года. Это произошло в воскресенье, около десяти утра. Я вышла из хижины на задний двор, где у нас постирочная. Леа была еще в постели — по выходным я разрешала ей спать допоздна. Я постирала и сложила чистые вещи в корзину. Погода стояла прекрасная, теплая для осени. Поэтому я пошла развешивать одежду на улице… До сих пор помню тишину. Легкий ветерок скользил мимо меня, развевая простыни, затем уносился прочь, а вскоре возвращался. Казалось, ветер хотел со мной поиграть. В такой день с тобой ничего не может случиться, верно? — Она горько рассмеялась. Затем помрачнела. — В то время у нас была немецкая овчарка. Я услышала, как пес лает: лай доносился из дома. Я сразу поняла: что-то случилось. Не знаю как, но поняла. Уже в отчаянии, я бросилась бежать. Войдя, я увидела ее на полу у подножия лестницы. Она лежала в странной позе: руки и ноги вывихнуты, как у марионетки, которой перерезали ниточки. А голова… Голова неестественно наклонена. И глаза устремлены прямо на меня. Но Леа не моргала… Тут я и поняла: в ее легких уже не было воздуха, кровь перестала течь по венам, внутри у нее не осталось ни мыслей, ни боли, ни радости. Все закончилось в один миг… Я подняла глаза, гадая, на какой ступеньке она споткнулась… Не бегай по лестнице… Сколько раз я ей повторяла… Мой руки, тщательно пережевывай пищу и не разговаривай с набитым ртом, не лазай, смотри под ноги: сколько наставлений мы, матери, даем, толком не понимая зачем… В глубине души мы повторяем эти увещевания, думая, что тогда какие-то вещи не произойдут. Эдакое защитное заклинание. На самом деле мы в это не верим, мы убеждаем себя, что с нами ничего подобного никогда не случится… Но мы ошибаемся.

Серена понимала, что женщина говорит правду. Такую историю невозможно придумать. Но главным сюрпризом стало другое.

Бьянка Стерли оказалась глюком.

— Почему ты никому не сообщила? Чего ты боялась? Это же несчастный случай, — сказала Серена.

— Мне было стыдно, — не раздумывая, ответила Бьянка. — Мне следовало быть бдительной, но я не смогла ее уберечь.

Серена понимала. После пожара она и сама чувствовала то же самое. Пусть она и была в сотне километров от шале, пусть не она устроила этот проклятый поджог. То, что она его не предотвратила, было равносильно провалу. Нет ни оправданий, ни смягчающих обстоятельств — это было так, и точка.

Затем, стараясь не слишком отвлекаться, Серена поймала себя на одном соображении. Леа погибла в четыре года, а Авроре было шесть, когда Бьянка похитила ее, чтобы выдать за свою дочь.

— Как тебе удалось так долго скрывать смерть Леи? — спросила она.

— Не знаю, — ответила Бьянка. — Каждый раз, когда меня спрашивали, где Леа, я отвечала, что она приболела. Когда прихожане церкви пятидесятников устраивали пикник или праздник, я туда не ходила. Или ходила и делала вид, что Леа со мной и где-то играет с другими детьми… Возможно, отчасти мне хотелось, чтобы меня разоблачили. Но никто так ни о чем и не догадался.

Серена заметила, что последнюю фразу Бьянка произнесла с недоумением.

— Изображать, что она жива, оказалось довольно легко. Но что потом? Разумеется, притворство не могло длиться вечно. Я спрашивала себя, что произойдет, например, когда мне придется записывать Лею в школу. С каждым днем это давило все невыносимее, но признаваться было уже поздно. Каждый день и каждую ночь я надеялась, что кто-нибудь появится и освободит меня от груза этой лжи, что меня арестуют, заберут, запрут навсегда.

— Тогда-то ты и встретила Аврору, верно? — перебила Серена.

Женщина замерла.

— В те дни я была на грани срыва. У меня не осталось надежды, я больше ни во что не верила… А потом увидела ее… Я до сих пор это помню. Она вышла из красивой машины с водителем. Если не считать кудрявых волос, это была вылитая Леа. Первый порыв был подбежать и обнять ее. Но я сдержалась. Если бы я встретила ее спустя много лет, то подумала бы о реинкарнации. Но она была ровесницей моей дочки. И она была идеальной… Я сразу подумала, что такое чудо неслучайно, что, видимо, Господь услышал мои молитвы и сжалился. Но я также понимала, что другой возможности не представится. Я должна была ею воспользоваться.

В душе у Серены нарастал гнев, но приходилось держать себя в руках.

— Как тебе удалось ее завлечь?

По губам Бьянки скользнула легкая улыбка.

— Довольно просто, — ответила она. — Я наблюдала за ней и почти сразу поняла, что среди других девочек она чувствует себя не в своей тарелке. Как будто ее отправили в лагерь против воли.

Задетая за живое, Серена предпочла промолчать.

— После первого дня ей не удалось ни с кем подружиться, — продолжала женщина. — Я помогла ей завоевать всеобщее расположение. — Это Бьянка произнесла таким тоном, будто совершила доброе дело. — Но я никогда не показывалась ей на глаза.

— Однако ты должна была как-то с ней поговорить, — возразила Серена.

— За меня это сделал Хасли, — ответила Бьянка Стерли. — Он обо всем позаботился.

Зачем снова приплетать этого проклятого гнома?

— Что это значит? — раздраженно спросила Серена.

— Тебе не понять, — почти с презрением ответила женщина.

— Я не верю, что Аврора последовала за тобой, ни разу не видев твоего лица.

— Это она открыла дверь шале в ночь пожара, — заявила Бьянка. — Она последовала за Хасли добровольно, а Малассер вошел и устроил поджог: он изобрел бомбу, которая выделяет много дыма и пахнет печеньем.

Серене вспомнился голубой «форд», припаркованный среди машин экстренных служб возле пансиона, — единственный автомобиль, не засыпанный снегом во вьюжную ночь. Перед глазами снова предстал закрытый багажник: скорее всего, Аврора лежала там, ее накачали наркотиками. Почему Бьянка упорствует в своем лицемерии? Несомненно, она пытается симулировать сумасшествие перед присутствующими и камерой, чтобы получить меньший срок в суде.

— Прежде чем дом загорелся, Хасли позвонил, вызвал помощь и таким образом девочки спаслись, — невозмутимо продолжала Бьянка.

Вы не могли бы представиться?

Меня зовут Хасли.

— Хасли привез твою дочь ко мне, чтобы я за ней присматривала. И, уверяю тебя, я хорошо о ней заботилась. Поначалу мне не хватало смелости показать лицо, и я всегда носила черную балаклаву.

— И ты никогда не чувствовала жалости, держа ее в плену? — разъярилась Серена. — Ты ни разу не задумывалась, что, вообще-то, она всего лишь маленькая девочка?

Женщина отвела глаза, вероятно не выдержав муки в ее взгляде:

— Я была уверена, что в конце концов она привыкнет. — Затем добавила: — Это как с ее волосами: чем больше я их расчесывала, тем прямее они становились. Все дело в воспитании.

Серена похолодела, потому что именно так все и вышло: Аврора вытеснила из памяти свое прошлое, чтобы освободить место для новой, полностью вымышленной реальности. А также для личности, которая принадлежала другой девочке.

— Ты когда-нибудь задумывалась о том, чтобы ее вернуть? — спросила она, все еще не в силах уложить это в голове.

Бьянка Стерли снова посмотрела на нее:

— С какой стати? Раньше она не была счастлива. Иначе не забыла бы тебя так легко.

Серене захотелось вскочить с кресла-каталки и наброситься на эту самозванку. Она сжала кулаки и попыталась сдержаться.

— Но однажды ты показала ей свое истинное лицо, — произнесла она.

Ей было любопытно узнать, как отреагировала Аврора.

— Она меня попросила, и я сразу согласилась… Видела бы ты ее глаза. — Бьянка просияла улыбкой. — Она была рада обнаружить, что под маской скрывалось не чудовище, а человек и вдобавок женщина.

Серена ей не поверила. Аврору это, вероятно, напугало до полусмерти.

— Она тебя не любит, ты просто промыла ей мозги, — отрезала она, вспомнив слова доктора Новак о пребывании в неволе. — Через год я вернулась сюда, чтобы ее разыскать, потому что в глубине души чувствовала, что она еще жива, — сказала она, вспоминая дни, когда попалась в сети банды мошенников. — А ты бросила Лею в гроте, чтобы не разбираться в себе самой.

Обвинение, похоже, на Бьянку не подействовало. Она склонила голову набок, как бы изучая Серену с нового ракурса.

— Когда ты вернулась в Вион, я наблюдала за тобой издалека. Я видела, до чего ты докатилась и как сражалась за то, чтобы вернуть дочь. Я тебя даже пожалела. Мне хотелось, чтобы ты смирилась и обрела покой.

— И поэтому ты подстроила, чтобы зуб Авроры нашли среди развалин шале, — сказала Серена.

— По-моему, я заслуживаю немного благодарности за то, как воспитывала ее все это время, — заявила Бьянка, будто сделала Серене одолжение, вырастив девочку вместо нее.

И Бьянка не иронизировала. Кроме того, Серена поняла, что Бьянка не сумасшедшая. В ней сосуществовали две личности, постоянно борющиеся друг с другом. Как и в ее брате, пиромане и переплетчике, добром и одновременно разрушительном.

— Адоне мне помог, — сказала Серена. — Но вряд ли шесть лет назад он до конца мне поверил. Вероятно, потом что-то случилось и он передумал. Вот почему, прежде чем покончить с собой, он оставил мне подсказки.

— Все началось с того, что он попросил у меня эту чертову фотографию, — подтвердила Бьянка, имея в виду снимок, который Серена нашла в шкатулке с закладками. — Мне не хотелось ему отказывать, хотя и следовало бы. Все-таки он был моим братом, я любила его… Сначала собиралась дать ему недавний снимок, ведь Адоне никогда не встречался с племянницей и даже не знал, как она выглядит. Но потом сказала себе, что это слишком опасно — недавняя фотография запросто могла попасть не в те руки. Наши дочери поразительно похожи, но внимательный взгляд мог бы узнать на снимке твою.

— Тогда ты дала ему старую фотографию Леи, на которой ей года три… Но этого оказалось недостаточно, и Адоне все равно понял.

— Он, видимо, не довольствовался фотографией и стал тайно за нами шпионить, — сказала Бьянка. — Может, хотел увидеть племянницу вблизи, — например, проверить, насколько она выросла по сравнению с фотографией. Вероятно, так он и сообразил, что что-то не сходится…

«Племянница напомнила ему меня», — подумала Серена.

— Я восхищалась твоим упорством, — сказала Бьянка.

— Но ты убедила Аврору отказаться от анализа ДНК.

Женщина покачала головой:

— Нет, так она решила сама. Если бы она захотела, я бы не стала ей запрещать. Отказ стал лучшим доказательством любви, которое могла дать мне моя дочь: это подтверждает, что я была ей хорошей матерью.

Серене было больно, но она не показала своих чувств.

— Ты просила, чтобы я встретилась с тобой до родов… Почему?

— Потому что с рождением нового ребенка все изменится.

— Что должно измениться? Не понимаю…

— Ты наконец-то сможешь начать новую жизнь со своей новой семьей и забыть о прошлом.

Что предлагает ей эта женщина? Что бы это ни было, Серена испугалась.

— Теперь Аврора — это Леа, — продолжала Бьянка. — Этого уже никто не изменит.

— Неправда.

— Только что ты упрекнула меня в том, что я промыла ей мозги. А теперь хочешь сделать с ней то же самое? — спросила Бьянка. — Позволь ей жить так, как она привыкла.

В ее словах чувствовалась материнская забота. Но в устах этой женщины слова любви звучали извращенно.

—Ты до сих пор не поняла? — настаивала Бьянка. — Она больше не твоя дочь.

Серена заволновалась.

— Не говори так, — возразила она, но ее голос выдавал слабость.

— Поверь мне, ребенок, который вот-вот родится, — это воздаяние за боль, которую ты перенесла. Тебе следует радоваться этому дару и посвящать ему все свое внимание. Ты правда хочешь, чтобы твой сын рос рядом с чужой девочкой?

— Аврора — его сестра, — возразила Серена. — И ты мне надоела.

Она взялась за колеса кресла-каталки и попыталась откатиться от стола. Но колеса заблокировали, и Серене удалось лишь отодвинуться в сторону. Она поискала взглядом помощи, но из тени никто не вышел.

— Прошу тебя, выслушай, — взмолилась Бьянка Стерли. Но ее умоляющий тон не вызывал доверия. Он был холодным и неестественным, как у инопланетянина, который пытается сойти за человека. — Ни у одной матери нельзя отнимать детей, — повторила она. — Ни одна мать не должна испытывать то, что я заставила тебя испытать.

Серена теряла самообладание и не желала доставлять ей удовольствие увидеть это.

— Оставь ее мне, — потребовала Бьянка.

Наконец Серене удалось разблокировать кресло-каталку. В эту секунду появился Гассер.

— Все хорошо, — сказал полицейский. — Мы закончили, я вас отсюда увезу.

По щекам Серены текли слезы гнева. Она попыталась спрятать лицо. Ей хотелось только одного — сбежать. Но когда командир покатил Серену к выходу, она снова услышала позади себя голос Бьянки Стерли:

— Даже если ты вернешь ей память, с чего ты взяла, что она выберет тебя?

5

Незаметно для себя Серена задремала, а когда открыла глаза, уже рассвело. Бо́льшую часть ночи она провела без сна, потому что младенец плакал и просил грудь. Серена проснулась на спине лицом к окну, за которым виднелись горы. В больничной палате царила блаженная тишина. Ламберти спал, развалившись в кресле, положив локоть на подлокотник и подперев голову рукой. На нем было то, что Серена называла «профессорской формой»: голубая рубашка с закатанными рукавами и галстук с ослабленным узлом.

Он ни на мгновение не оставлял ее одну. Серена посмотрела на него с нежностью. Ей очень повезло.

Она приподнялась, чтобы поудобнее устроиться на койке и подушках, которые подложили ей под спину. Швы после кесарева сечения слегка тянули. Вскоре малыш с криком проснется, требуя, чтобы его переодели и покормили, и снова начнется, как она выражалась, «цирк». Это определение идеально описывало хаос, который наступал каждые пару часов, наполняя дни новоиспеченных родителей плачем, коликами, кормлениями, срыгиванием и подгузниками. Серена успела забыть, как это утомительно. К счастью, ей помогал профессор. Она спрашивала себя, как справлялась без него в первый раз.

С этой мыслью Серена повернулась, чтобы проверить, как спит новорожденный в колыбельке рядом с койкой, и вздрогнула.

У колыбельки стояла Аврора и смотрела на спящего брата.

Серена недоумевала, что ее дочь делает в палате, но решила не показывать удивления.

— Привет, — поздоровалась она.

Но девочка ее словно не замечала. С непроницаемым лицом она смотрела в колыбельку. Похоже, все ее внимание было поглощено грудкой ребенка, которая поднималась и опускалась с каждым вздохом. При виде того, как работает этот бессознательный инстинкт, жизнь казалась простой.

— Я тебя не ждала, — произнесла Серена, пытаясь вывести ее из задумчивости.

— Меня привезли сюда, сказали, что врачи должны провести еще какие-то обследования, — машинально, будто в трансе, объяснила Аврора. — Но когда мы приехали, я убежала и пошла искать тебя, — добавила она.

— В этом, наверное, нет ничего страшного, нужно только предупредить твоих сопровождающих, — ответила Серена, думая о тех, кто оказывал ее дочери психологическую поддержку. — Они ведь, наверное, беспокоятся? — прибавила она.

— Я хочу еще немного побыть здесь, — проговорила девочка. — Можно?

— Конечно.

Обе умолкли, глядя на блаженно спящего малыша в колыбельке. Эта картина умиротворяла. Серена гадала, что творится в голове Авроры. После встречи с Бьянкой Стерли Серена больше не выражала желания увидеть дочь. Более того, даже перестала о ней спрашивать. Роды и последовавшая за ними суета служили предлогом для отсрочки. Никто еще не понял, что на самом деле Серена до ужаса боялась новой встречи с Авророй.

Даже если ты вернешь ей память, с чего ты взяла, что она выберет тебя?

В те дни, ухаживая за новорожденным, она подолгу размышляла над словами Бьянки. Некоторые ее фразы несли в себе посыл, который поняла бы только другая мать. Никто из присутствовавших на их встрече не сумел бы разгадать некоторые скрытые смыслы. Похитительница каким-то образом давала Серене понять, что Аврора не просто изменилась. С воспоминаниями о прошлом или без них, девочка буквально стала другим человеком. За последние семь лет между прошлым и настоящим разверзлась пропасть. И примечательно, что похитительница настояла на том, чтобы поговорить с Сереной до того, как та родит.

Ты правда хочешь, чтобы твой сын рос рядом с чужой девочкой?

Сейчас Серена гнала от себя это предостережение, но, к сожалению, прекрасно его понимала. Она не знала, в каком состоянии психика Авроры после того, как она столько времени провела в неволе, и, соответственно, стоит ли увозить ее с собой. Взвесив все риски и все плюсы, Серена теперь боялась, что девочка представляет опасность.

Позволь ей жить так, как она привыкла.

«В сущности, я ничего о ней не знаю, — сказала она себе. — А она ничего не знает обо мне».

Авроре удалось ускользнуть от сопровождающих, которые привезли ее утром в больницу. Это само по себе тревожило. Как и ее отстраненность. Серена подумала, что ее девочка никогда такой не была. Шестилетка, которую она помнила, отличалась озорным огоньком в глазах и незаурядным умом, а взгляд этой девочки-подростка казался пустым.

Оставь ее мне.

Предложение Бьянки Стерли звучало как полный бред. Чего бы ни хотела Серена, никто не позволил бы Бьянке оставить себе девочку, которую она похитила. Помимо всего прочего, женщине предстояло много лет отсидеть в тюрьме, и она не смогла бы заботиться об Авроре.

Тогда почему же Бьянка обратилась к ней с этой невыполнимой просьбой?

По зрелом размышлении Серена нашла пугающий в своей простоте ответ. По сути, Бьянка предлагала позволить Авроре и дальше быть той копией Леи, какой она ее воспитала. И это несмотря на то, что рассказала Серене правду. Женщина была убеждена, что для девочки так будет лучше всего. Кто знает, — возможно, Бьянка надеялась воссоединиться с Авророй, когда выйдет из тюрьмы. Разумеется, Аврора уже станет совершеннолетней и сможет сама решить, что для нее правильно.

Между тем Серена даже не решалась к ней прикоснуться, хотя та стояла на расстоянии вытянутой руки, у самой койки. Профессор спал, как и малыш в колыбели, и казалось, будто они с Авророй в палате одни.

— Как вы его назвали? — спросила девочка.

— Адоне.

— Некрасивое имя.

— Ты права, — согласилась Серена. А потом рассмеялась. — Имя прямо-таки ужасное, — сказала она, не переставая хихикать.

Аврора подняла взгляд, явно недоумевая, что на Серену нашло.

Та сознавала, что похожа на сумасшедшую, но ничего не могла с собой поделать. Она лишь старалась смеяться потише, чтобы не разбудить Ламберти и маленького Адоне. Успокоиться ей удалось не сразу, но в итоге она взяла себя в руки. По правде говоря, ей хотелось плакать, но смех помог сбросить напряжение, накопившееся за последние дни, и избавиться от дурных мыслей, которыми она ни с кем не могла поделиться.

— Извини, — сказала она.

Аврора продолжала непонимающе смотреть на нее.

Серена глубоко вздохнула.

— Через пару дней мы втроем вернемся в Милан, — сообщила она дочери. — Твои психотерапевты говорят, что ты можешь поехать с нами, хотя впереди еще очень долгий путь. Теперь у нас новый дом. Это не та квартира на девятнадцатом этаже, которая была у нас с тобой раньше, но там даже есть садик. У тебя будет своя комната, хотя и не твоя старая детская. Мне очень жаль, но, когда я думала, что ты погибла, я раздала твои вещи. Впрочем, ты все равно выросла из той одежды и вряд ли захочешь играть в Барби.

Вызывают эти разговоры у Авроры хоть какие-то смутные воспоминания или усилия Серены совершенно бесполезны?

— В общем, тебя ждет жизнь. Не та, что была здесь, но и не та, которую ты вела до шести лет. Единственное, что осталось почти прежним, — это я. Надеюсь, этого достаточно, но мне нужно, чтобы ты поскорее приняла решение… Семь лет без тебя — большой срок, и я не хочу больше терять время.

Девочка задумалась.

Серена испытывала странное облегчение. Она сказала все, что должна была сказать. И это оказалось проще, чем она ожидала. Сейчас она готова была принять любой ответ.

Аврора скривила губы, совсем как в детстве. Эту гримаску она переняла от Серены. «Я все еще дождевой червь», — подумала та. Но поскольку дети должны быть лучшей версией своих родителей, Серена решила выбрать другое насекомое — гусеницу. «Да, я гусеница, — сказала она себе. — А Аврора — бабочка, в которую я превратилась».

— Кто такой Гас? — вдруг спросила девочка.

Малассер

— Мне снова нужно в туалет.

— Но мы только что оттуда.

— Я на минутку.

— Мы опоздаем!

— Сказала же, я на минутку: мне нужно пописать.

— Ну ты как обычно.

— Давай, только побыстрее!

— Идите, я вас догоню. — Аврора подождала еще несколько мгновений, пока три ее лучшие подруги не удалились по коридору к выходу, а затем вернулась.

Был последний день учебы перед летними каникулами, и прозвеневший в час пополудни школьный звонок отпустил всех на свободу. Здание почти опустело. Аврора и ее подруги задержались в туалете, чтобы накраситься и немного привести себя в порядок. В школе запрещалось носить слишком открытую одежду, например майки, шорты и мини-юбки. Насчет макияжа тоже были правила. Поэтому после уроков девочки обычно укрывались в туалете и переодевались в вещи, принесенные с собой в рюкзаках вместе с учебниками, а также наносили тушь и помаду.

Аврора накрасила губы розовым блеском и подвела глаза карандашом. На ней были розовые кроссовки «Джордан», брюки-карго, джинсовка и футболка с принтом группы Måneskin, купленная на их последнем концерте.

Вот уже несколько дней она прятала свои прямые волосы, собранные в хвост, под белой кепкой, которую никогда не снимала. В классе учителя поначалу делали ей замечания, но потом отступились: то ли к концу года стали терпимее, то ли утомились бороться с учениками. Дома Серена не могла спокойно смотреть, как Аврора сидит за столом в этой кепке, но после нескольких упреков смирилась, списав новый имидж на подростковую прихоть.

Аврора не придавала особого значения мнению Серены. Они все чаще препирались, но то же случалось и с ее подругами и их матерями. Серена, например, часто повторяла непонятные и раздражающие фразы типа: «Красота — как песок в руках, со временем она ускользает».

Аврора никогда не чувствовала себя красивой. Или, по крайней мере, раньше не слишком заботилась о своей внешности. Но в последнее время ее интересы изменились. Ей нравились мальчики и нравилось, когда мальчики на нее смотрят.

Через год Милан стал для нее во всех смыслах родным, а жизнь в Вионе превратилась в далекое воспоминание. Удивительно, насколько здесь все было по-другому. И как быстро все изменилось.

Аврора недоумевала, как она могла раньше носить одежду, которая теперь казалась ей нелепой. В Вионе ее гардероб ограничивался неизменными пятью-шестью предметами. Синие джинсы, кеды и спортивные гольфы, купленные оптом. Толстовки немыслимых цветов поверх дурацких блузок с кружевными воротниками. Одна-единственная куртка на весь зимний сезон, треккинговые ботинки.

Но революция коснулась не только одежды. Аврора бросила молиться: она больше не чувствовала потребности обращаться к высшей силе с просьбами об утешении или защите. Она не делала этого даже втайне, в мыслях. По правде говоря, она отвергла почти все наставления своей прежней мамы. Так она ее называла, хотя не упоминала о ней никогда. И никогда о ней не спрашивала. Иногда с мобильника или домашнего компьютера искала новости в интернете. В статьях встречались выражения вроде «разбирательство по упрощенной процедуре», которых она не понимала. Какое-то время к ней приходили поговорить люди из полиции. Ее расспрашивали о том, как она проводила дни, когда жила в хижине. А Серена однажды предупредила ее, что им, возможно, придется вместе пойти в суд, где судья будет задавать ей вопросы. Аврора приготовилась, но ничего так и не произошло, и больше об этом никто не упоминал.

Новая жизнь не была неприятной. Дом красивый, ее комната лучше, чем чердак. Перед переездом ей предложили взять с собой что-нибудь из хижины. Но Аврора собрала только маленький чемодан. На самом деле ей хотелось забрать своего пса. Но сад в Милане был слишком тесен для бордер-колли, привыкшего резвиться на горных лугах. Кот Гас был старым и больным, но, по словам Фабио, впереди у него была еще пара жизней. Фабио был к Авроре добр, и они много чем занимались вместе. Только Аврора обращалась к нему по имени — Серена называла его Ламберти или профессором. Фабио тоже обожал собак и многому ее научил. Кататься на велосипеде и играть в бочче. Частенько они все вместе отправлялись в бочче-клуб, где можно было и поесть, но только жареную рыбу или саламеллу. Фабио подвозил Аврору в школу на мотоцикле; он играл на барабанах и познакомил ее с уймой новой музыки. Теперь Авроре нравились Jethro Tull, чьи песни она часто слушала на виниловых пластинках. Фабио заразил ее своей любовью к комиксам, а когда по воскресеньям шел дождь, готовил попкорн и включал видеокассету с фильмом «Назад в будущее», который они посмотрели уже как минимум раз десять.

Ее младший братик был неплохим. Хотя ему был всего годик и он еще не умел говорить. Зато ему нравилось засыпать рядом с ней. По вечерам Аврора иногда брала его на руки, а он клал головку ей на плечо и позволял себя укачивать.

Брат был точной копией своего отца. Фабио был этим доволен и все время повторял, что он дождевой червь.

К счастью, в семье мальчика называли не Адоне, а просто Адо. Это уменьшительное имя ему дали после того, как Серена нашла его в романе о Флоренции.

Аврора все еще не могла заставить себя называть ее мамой. Возможно, потому, что в ее сознании это слово по-прежнему ассоциировалось с другим человеком. Впрочем, не называла она ее и Сереной. Она всегда искала иные способы дать ей понять, что обращается именно к ней. Однако это утомляло ее все сильнее. И, случайно называя Серену по имени, Аврора замечала, что та поджимает губы, будто пытаясь сдержать огорчение.

Но Аврора ничего не могла с этим поделать. И никто не мог. Это было так, и все тут.

Немного поблуждав по пустынным школьным коридорам, Аврора зашла в туалет; как она и предполагала, внутри никого не было. В воздухе смутно пахло табаком. Она никогда не пробовала курить, хотя ей не раз предлагали.

С рюкзаком за спиной Аврора направилась к раковине, самой дальней в ряду из четырех, над которой висело еще целое зеркало, не полностью покрытое надписями и непристойными рисунками.

Аврора солгала подругам. Ей не нужно было пописать. Она просто хотела побыть одна. Ей хватит нескольких минут, а потом она их догонит.

Стоя перед зеркалом, она сняла белую кепку. Распустила волосы, встряхнула головой, чтобы откинуть их назад, и наконец взглянула на свое отражение.

В гладкой шевелюре, чуть выше левого уха, виднелся светлый локон.

Он появился откуда ни возьмись несколько дней назад. Однажды утром Аврора проснулась такой и сразу же решила спрятать его под кепкой. Она сама не понимала, почему локон так ее беспокоит, но пока что хотела только, чтобы никто о нем не узнал.

Аврора сняла рюкзак с учебниками, положила на раковину и полезла во внутренний карман. Этого момента она дожидалась все утро. Долго думала, как поступить, и наконец решилась.

Она нашла ножницы, которые принесла из дома, и наклонилась поближе к зеркалу, намереваясь отстричь этот светлый отросток. Она боялась, что появятся и другие, но сейчас важно было избавиться от этого.

Аврора уже примерилась беспощадно сомкнуть лезвия ножниц на локоне, но тут ее остановило журчание смывного бачка.

Она круто обернулась на кабинки у себя за спиной, предположив, что одна из них занята кем-то из школьниц.

И действительно, одна дверь была закрыта. Как Аврора раньше не заметила? Но на двери висела табличка: «Не работает».

Аврора вздрогнула.

Она могла бы поклясться, что не видела таблички, когда вошла в туалет. Та словно возникла из ниоткуда за последние несколько минут. Из бачка с шумом лилась вода. Как будто в эти минуты он и впрямь успел сломаться.

С бешено колотящимся сердцем Аврора сжала в руке ножницы и подошла к кабинке.

— Кто там? — дрожащим голосом спросила она.

Она почему-то была уверена, что ей ответит добрый писклявый голосок. Но никакого ответа не последовало.

У нее мелькнула безумная идея: возможно, кто-то не хочет, чтобы она отрезала свой светлый локон. Аврора отогнала эту мысль: она слишком пугала.

Она подождала еще, пытаясь уловить какие-нибудь звуки чьего-то присутствия. Затем вернулась к раковине. Сунула ножницы, которыми так и не воспользовалась, обратно в рюкзак, снова надела белую кепку и быстрым шагом направилась к выходу, не спуская глаз с закрытой кабинки.

Едва она ушла, из бачка перестала литься вода и наступила тишина. За закрытой дверью кабинки, на грязном полу рядом с унитазом, лежала щетка для волос.

Но Аврора никогда об этом не узнает.

Благодарности

Стефано Маури, издателю и другу. И заодно всем издателям, которые публикуют мои книги во всем мире.

Фабрицио Кокко, Джузеппе Страццери, Рафаэлле Ронкато, Элене Паванетто, Джузеппе Соменци, Грациелле Черутти, Алессии Уголотти, Патриции Спинато, Эрнесто Фанфани, Диане Волонте, Джулии Тонелли, Джулии Фосатти и моей дорогой Кристине Фоскини.

Барбаре Барбьери и всей команде агентства Andrew Nurnberg Associates.

Майклу Маккоули и всей команде Calmann-Lévy.

Вито. Оттавио. Антонио. Акилле.

Джанни Антонанджели.

Валентине Мартелли.

Секте Семерых.

Антонио и Фьеттине, моим родителям.

Кьяре, моей сестре.

Антонио и Витторио, моим детям, моей «будущей вечности».

Примечания

1

«Pictionary» — командная лексическая игра, в которой игроки должны угадать слова, нарисованные командой противника. — Здесь и далее примеч. перев.

(обратно)

2

Квадрилатеро — район в Милане, где располагаются магазины дорогой брендовой одежды и предметов роскоши.

(обратно)

3

Потертый шик (искаж. англ.).

(обратно)

4

Куранто — традиционное чилийское блюдо из моллюсков, мяса и овощей.

(обратно)

5

Гамелан — традиционный индонезийский оркестр, основу которого составляют ударные инструменты.

(обратно)

6

Мама? (фр.)

(обратно)

7

Здравствуйте. Кто говорит? (англ.)

(обратно)

8

Мам, это ты? (англ.)

(обратно)

9

— Ты не могла бы попросить к телефону Аврору?

— Конечно. До свидания! (англ.)

(обратно)

10

Героиня смешивает с алкоголем противотревожный препарат, антидепрессант и сильное опийсодержащее обезболивающее; на случай, если это вдруг не очевидно, редакция сообщает, что делать так нельзя ни в коем случае.

(обратно)

11

«Келли» — дорогая кожаная сумка от фирмы Hermès, изготавливаемая вручную; признак крайне высокого достатка.

(обратно)

12

«Долина» (фр.).

(обратно)

13

Можно мне одну? (англ.)

(обратно)

14

Меня зовут Орели (англ.).

(обратно)

15

Я Аврора (англ.).

(обратно)

16

У нас почти одинаковые имена! (англ.)

(обратно)

17

Джандуйя — шоколадно-ореховая паста, она же «Нутелла».

(обратно)

18

Это тебя… Твоя мама (англ.).

(обратно)

19

Бочче — спортивная игра в шары, близкая к боулингу.

(обратно)

20

Саламелла — сэндвич с колбасками из грубо рубленной свинины, обжаренной на гриле.

(обратно)

21

Рёкан — традиционная японская гостиница.

(обратно)

Оглавление

Прежняя жизнь

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

Время после

  1

  2

  3

  4

Отсветы пламени

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

  26

  27

  28

  29

Тайна леса

  1

  2

  3

  4

  5

  6

Волшебная деревня Ноив

  1

  2

  3

  4

  5

Воспитание бабочек

  1

  2

Жизнь после

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

Дорога без возврата

  1

  2

  3

  4

  5

  6

Снег и сова

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

Хасли

  1

  2

  3

  4

  5

Малассер

Благодарности