Ледяной палач (fb2)

- Ледяной палач [litres][сборник] (Полковник Гуров – продолжения других авторов) 1919K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Николай Иванович Леонов (писатель) - Алексей Викторович Макеев

Николай Леонов, Алексей Макеев
Ледяной палач

Привет от Скульптора

Пролог

Ленка Ащеулова чувствовала себя не в своей тарелке. Компания, в которой она собиралась праздновать Новый год, была ей совершенно незнакома. Не то чтобы Ленка некомпанейская, совсем наоборот. Она всегда вписывалась в любую молодежную тусовку легко и сразу же становилась своей среди чужих. Вот и в этот раз ее приняли очень даже радушно и по-свойски. Но только чувствовала Ленка, что относятся к ней хотя и хорошо, но несколько снисходительно, по-матерински, что ли. И не потому, что все в этой новой для нее компании были старше ее как минимум лет на восемь, а скорее потому, что она со своими изумрудными, как у русалки, волосами и в шикарном длинном зеленом платье от Версаче, с двумя золотыми колечками пирсинга в правой ноздре выглядела нелепо среди одетых по-простому молодых женщин. Правда, их мужчины, друзья Захара, смотрели на нее с нескрываемым восторгом. Но и только. У Ленки было ощущение, что любуются они ею, как моделью с красивого фото в модном мужском журнале, не больше.

Ленке было странно, что и Элька, и Маруся, и Таисия, и Павловна (как представилась ей самая старшая из молодых женщин) не завидовали ни ее модному и дорогому платью, ни молодости, ни красоте. Они просто и весело вовлекли ее в кухонную суету и безо всякой со стороны Ленки просьбы рассказывали ей о себе и о своих мужьях – боевых друзьях Захара, о детях, которых оставили в этот день с бабушками, о своих женских радостях и горестях.

Лена улыбалась, шутила и изо всех сил старалась не показать свою досаду. А ведь она так мечтала этот день, а уж тем более ночь, провести только вдвоем с Захаром! Даже с отцом поссорилась, который не хотел отпускать ее из дому и настаивал, чтобы она прежде познакомила его со своим молодым человеком, а уже потом отпрашивалась у родителей. Но Ленка была непреклонна. Обычно она, папина дочка, всегда слушалась отца и старалась ему угодить, но только не в этот раз. Захар в последнее время стал для нее важнее отца. Ленка влюбилась, и влюбилась по-настоящему, безоглядно и потеряв голову. Никакие разумные доводы и родительские посулы не могли остановить ее и оставить справлять Новый год дома, в Москве.

Ленка сама предложила Захару встретить Новый год у него. Вдвоем. Устроить романтический ужин при свечах. Захар тогда и обрадовался, и смутился одновременно. Спросил, как на это посмотрят ее родители и, может быть, ему, Захару, стоит самому поговорить с ее отцом об этом, познакомиться, так сказать… Но Ленка упрямо отказалась, заявив, что она уже большая девочка и может сама решать, с кем ей праздновать Новый год, пообещав, что познакомит Захара с отцом позже, после праздника.

Ни Захар, ни Лена, занятые друг другом и своими чувствами, совсем не ожидали, что буквально за три часа до Нового года к ним в квартиру нагрянет целая компания из восьми человек. Все друзья Захара были женаты, а у трех пар даже появились дети, и только он никак не мог встретить девушку своей мечты и потому был холостяком. Его знакомили с разными девушками, но он оставался равнодушным ко всем.

И вот ему повстречалась Ленка. Она и сама до сих пор (прошло уже целых три месяца с их знакомства) не могла понять, что Захар в ней нашел такого, что заставило его влюбиться в нее чуть ли не с первого взгляда. Да и саму себя она с трудом понимала. Что привлекло ее в этом хотя и симпатичном, но старше ее на десять лет молодом мужчине? Захар совсем не походил ни на одного из ее знакомых парней. Впрочем, о своих одногодках Ленка не была высокого мнения, считая их или заумными снобами, или, наоборот, никчемными и глупыми маменькиными сынками.

В тесной кухоньке Захаровой квартирки было не повернуться. Четыре «боевые подруги», как называли себя молодые женщины, были скоры не только на язык, но и на руку. Салаты и горячее они приготовили на раз и два из того, что принесли с собой. Делали все в основном сами, Ленка, которая не знала поначалу, как себя вести в их компании, была у них на подхвате. Да они и не подпускали ее слишком близко к процессу готовки – берегли ее платье.

– Леночка, где у Захара соль?

– Ленок, достань из холодильника колбаску.

– Ленчик, позови Захара, пусть он нам ножи наточит…

И Лена с улыбкой выполняла любую их просьбу. Иногда в кухню входил кто-нибудь из парней, и тогда Ленка вынуждена была выходить, теснота помещения не позволяла находиться там большому количеству народа. Стоя возле дверей кухоньки, Ленка смотрела, как в гостиной Захар и его друзья ставят стол и спорят за жизнь, пыталась поймать взгляд любимого, а когда он с чуть виноватой улыбкой смотрел на нее, она чувствовала, что бесконечно счастлива и любима.

– Девочки, у нас майонез закончился, – Павловна стояла у стола и недоуменно заглядывала в опустевшую банку.

– Давайте я сгоняю, – быстро предложила свои услуги Лена. – Маркет тут рядом, мне не тяжело. К тому же у меня и сигареты закончились.

Все девчата разом посмотрели на нее, и Павловна, которой было уже тридцать два года, скептически заметила:

– В своем узеньком платьице ты будешь шагать до магазина до самого его закрытия. Надо кого-нибудь из мальчиков послать. Они там все равно не знают, чем заняться.

Ленка выглянула из кухни и прокомментировала то, что увидела:

– Они там старый стол Захара чинят. На всю компанию одного столика, что на кухне, мало, вот они и колдуют над большим, но сломанным. Давайте я схожу, – нахмурилась она. – Мне проветриться нужно. Да и Ахмата заодно выведу.

– Точно! – воскликнула Элька. – Про Ахмата все забыли. Где он, кстати?

– Так вот он, на пороге, мордой к коридору лежит и на меня грустными глазами смотрит, – показала Ленка на дальневосточную овчарку, которая, положив крупную лобастую голову на лапы, терпеливо ждала, когда на нее обратят внимание.

– Он такой умница, – похвалила собаку Маруся. – Захар умеет с собаками обращаться. Вот какого помощника себе вырастил! Другой пес на месте Ахмата нам на кухне бы проходу не давал – такие запахи кого хочешь с ума сведут. А этот лежит и терпеливо ждет, когда его накормят и выведут.

Ленка уже пошла в прихожую и стала натягивать на себя новую норковую шубку с капюшоном, которую ей подарил накануне отец, когда к ней вышел Захар.

– Давай я с тобой пойду, – предложил он и потянулся взять пальто, но Ленка остановила его:

– Не надо. Останься. Я быстро схожу, туда и обратно. Не нужно гостей одних оставлять.

Захар подошел к ней и, обняв, притянул к себе. Он заглянул в Ленкины зеленые русалочьи глаза и спросил:

– Ты обижаешься? Но я и сам не знал, что так получится. Я их предупредил, что буду с девушкой. Это Валентин всех с панталыку сбил, они и пришли с тобой познакомиться. Дивно им, что я – и с девушкой.

– Ничего я не обижаюсь, – улыбнулась Ленка. – Они все мне понравились. Очень милые у тебя друзья. Не такие, как все, к кому я привыкла. Они лучше, чище, правдивей. Как ты.

– Лен, это на одну ночь, а потом у нас с тобой будет еще целых два дня, – словно оправдываясь, Захар прижал Ленку к себе еще крепче и поцеловал.

Ленка почувствовала, что начинает таять в его объятиях, и поспешила освободиться.

– За нами наблюдают, – она шутливо скосила глаза, взглядом показывая на смотрящую на них снизу вверх овчарку. – Нам с Ахматом нужно воздуху свежего глотнуть. Магазин через двадцать минут закрывается. Так что мы пошли, а вы тут стол доделывайте.

Ленка с собакой вышла на морозный воздух и поежилась. Шубка шубкой, а ноги у девушки – в одних лишь капроновых чулочках и совсем даже не в теплых сапожках. Приехала она во Владимир на машине, рассчитывала все эти дни просидеть в квартире у Захара, а поэтому теплых вещей с собой не брала. Глупо, конечно. А вдруг она и Захар соберутся погулять по городу? Джинсы-то у нее есть, а вот ноги долго на морозе в сапогах на рыбьем меху не выдержат.

Вздохнув, Ленка обратилась к Ахмату:

– Ну что, пойдем? Будешь меня от хулиганов охранять.

Овчарка поняла ее и, вильнув хвостом, пошла рядом. Поводок и намордник Захар на Ахмата никогда не надевал – знал, что пес обучен и без команды никогда ни на кого не бросится.

Магазин, где Ленка намеревалась купить майонез и сигареты, был буквально через дорогу от дома, где жил Захар. Народу на улице практически не было, лишь редкие прохожие иногда пробегали мимо Ленки, косились на собаку без намордника и спешили дальше. Ахмат на людей внимания не обращал и лишь иногда отбегал от Ленки по своим собачьим делам, но потом возвращался и виновато заглядывал ей в глаза. Она улыбалась ему, гладила по голове и приговаривала:

– И нечего виниться. Для того тебя и вывели. Так что если надо, то иди.

Возле самых дверей магазина Ленка скомандовала псу:

– Сиди и жди меня. Я быстро вернусь.

Ахмат послушно сел чуть в стороне от дверей и замер.

– Девушка, мы уже закрываемся! – поторопил Ленку охранник, и она бегом кинулась в тепло маркета, на ходу доставая из кармана кошелек, в котором лежала банковская карта.

Обратно Ленка шла не торопясь. Коленки у нее, правда, замерзли, но возвращаться в душную, полную народу квартиру она не спешила. Захотелось покурить, и Ленка достала тонкую ароматную дамскую сигаретку. Не то чтобы она курила по-настоящему, но иногда, когда настроение было подавленным, она могла выкурить за вечер две-три сигареты. Вот и сейчас она вдруг сильно захотела затянуться ароматным дымом и почувствовать фруктово-ягодный привкус Кiss у себя во рту.

– Вот черт, зажигалку забыла, – чертыхнулась Ленка, обшарив все карманы и не обнаружив в них, чем можно было бы раскурить сигаретку.

Она огляделась, надеясь, что кто-нибудь будет проходить мимо и даст ей прикурить. Но улица словно вымерла, только в небольшом отдалении от нее какой-то мужик суетился возле объемного багажника серебристого «Ленд Крузера». Немного подумав, Ленка направилась к мужчине, но, не доходя до него шагов десять, вспомнила об Ахмате и приказала овчарке:

– Сиди, жди меня тут. А то напугаешь еще человека.

Пес послушно уселся, но не спускал внимательных глаз с Ленки, пока она шла к незнакомцу.

– Мужчина, прикурить не найдется? – Ленка подошла и встала за спиной невысокого, но крепкого, судя по широкой спине, мужичка в дубленке и вязаной черной шапочке.

Тот, увлеченный своим делом, не заметил, как к нему подошла девушка, вздрогнул, когда услышал ее голос, и резко развернулся к ней лицом.

– Чего? – глуповато спросил мужичок. На вид ему казалось лет под сорок. Он шмыгнул своим курносым носом и уставился на Ленку маленькими, холодными, как у рыбы, глазками. – Че надо? – он угрюмо посмотрел на девушку.

Ленка, не подозревая ничего плохого в эту новогоднюю и, в общем-то, счастливую для нее ночь, улыбнулась и протянула зажатую в пальчиках сигаретку.

– Огоньку, говорю, не будет? Зажигалку дома забыла. А вы что там грузите? Шампанское? – Ленка сделала шаг вперед и заглянула через плечо мужчины в багажник.

Лучше бы она этого не делала. То, что она там увидела, привело ее не просто в замешательство, а в шок. Она забыла, что хотела попросить прикурить, и про сигарету тоже забыла. Глаза ее округлились, и она начала тихонько пятиться от машины и от мужика, который, сузив глаза, смотрел на нее не мигая, и во взгляде его ничего хорошего для Ленки не было.

– Ты откуда тут такая прыткая на нашу голову взялась? – раздался за спиной у Ленки голос.

Ленка, вздрогнув всем телом, повернулась и тут же была схвачена в крепкие тиски объятий второго мужчины, который незаметно подкрался к ней сзади. В отличие от первого – маленького и крепкого – этот был высокий и худой. Ленкино лицо оказалось как раз напротив его груди, обтянутой лохматым свитером.

– Она видела? – спросил он у маленького и кивнул в сторону багажника.

Тот молча и хмуро кивнул в ответ.

– Ну, и что мы будем делать? – поинтересовался худой.

Ленке совсем даже не понравился этот его вопрос. Она попыталась освободиться из крепких медвежьих объятий, которые прижимали ее руки к телу и не позволяли даже шевельнуться, так что Ленке оставалось только крутить головой. Она вспомнила про овчарку и громко крикнула:

– Ахмат, ко мне! Чужой! Фас!

Последнее слово она уже крикнула приглушенно. Ее затылок обхватили сзади крепкой, цепкой пятерней, и лицо ее с силой уткнулось в колючий свитер, пахнущий вонючими дешевыми папиросами и еще чем-то кислым и неприятным. Капюшон шубки мешал ей видеть, наползая на лицо, но она слышала, как по снегу к ней несется на помощь большой и смелый пес. Пес, который вместе с Захаром бывал в горячих точках и служил в полиции, который был научен задерживать подозреваемых. Ленка пыталась отбиться, пыталась освободиться от того, кто ее держал, – она брыкалась, норовя наступить острым каблучком на ногу мужика, пыталась укусить его, прокусив толстый свитер, пыталась облегчить задачу Ахмату. Но вдруг услышала глухой, негромкий «бух» у себя под ухом и собачий взвизг. Потом снова «бух» и ругань худого:

– Кретин, ты весь квартал сейчас всполошишь!

– Не дрейфь, Шест. Забыл разве? Новый год – все фейерверки пускают, петарды взрывают. Или думаешь, что обыватель такой умный пошел и отличит звук выстрела из пистолета от взрыва петарды? Я тебя умоляю!

– Ты, Кот, меня не умоляй, – резко оборвал крепкого коротышку худой, – а говори, что нам с этой марухой делать. Настучит ведь, как пить дать настучит. А теперь еще и собаку ее грохнули.

– Че делать, че делать, – передразнил коротышка. – Давай ее в машину, а там видно будет. Нечего тут ее обнимать. Вдруг кто увидит. Тогда точно влипнем.

Капюшон с головы Ленки сняли и, схватив ее за изумрудные волосы, оторвали лицо от свитера худого.

– Нишкни, цыпа. Только вякни в голос, и урою тут же! – зашипел на нее тот, которого называли Шестом. – Поняла базар?

Ленка, с широко открытыми от страха глазами, молча кивнула. Слезы бежали у нее по щекам темными от потекшей туши дорожками. «Как же так? – испуганным кроликом метались в ее голове мысли. – Они что, Ахмата застрелили? Зачем я только к ним подошла? Теперь и меня тоже, как Ахмата и как этого… который в багажнике у них. Захар!» – мысленно крикнула Ленка, и слезы при воспоминании о любимом побежали у нее уже не ручьем, а неистощимым потоком.

Глава 1

Рождество как христианский праздник Лев Иванович Гуров начал справлять только три года тому назад. Да и то по настоянию жены и Натальи Крячко. Не то чтобы Мария Гурова и жена Станислава вдруг стали истинными христианками и начали соблюдать все православные традиции, получилось все как-то вдруг, само собой. Года три назад к ним с Машей ни с того ни с сего седьмого января пришли в гости Станислав Крячко с женой. Они принесли с собой какие-то салатики, запеченного гуся, пирогов, и Наталья прямо с порога заявила удивленным нежданным появлением гостей хозяевам:

– А чего дома сидеть? Все люди радуются, празднуют, традицию русского православия возрождают, а мы что, не русские, что ли? Я так считаю, что в наше время нужно возвращаться к своим исконным корням и поддерживать все наше, русское. Так я говорю, Мария? Вот ты у нас человек творческий, интеллигентный, ты мне скажи, правильно я говорю?

– Правильно, – согласилась Маша и отправилась вместе с Натальей на кухню разогревать гуся и строгать нарезку из того, что найдется в холодильнике. А нашлось там после празднования Нового года немало.

– Вы Орлову позвоните, пока мы тут все готовим, пусть тоже приезжает и присоединяется к празднованию, – подсказала Мария Льву Ивановичу.

Орлов в гости приехал и традицию одобрил. Так и повелось с того времени – праздновали Рождество, как и положено православным. Женщины даже на следующий год после почина на утреннюю рождественскую службу в церковь поехали. Мужья их ехать отказались, потому что где же это видано, чтобы полковники уголовного розыска ездили в церковь?

В этом году решили собраться снова у Гуровых. Мария, теперь уже заранее приготовившая и горячее, и пару салатов (остальное обещали привезти супруги Крячко), занялась сервировкой стола, а Лев Иванович в ожидании гостей задумчиво рассматривал содержимое бара.

– Маша, что вы с Натальей будете пить? Мы-то, мужики, как обычно – лучше коньячка все равно ничего нет. А вам, дамам, что достать?

– Лева, вот каждый раз одно и то же спрашивать не надоело? – Мария с улыбкой посмотрела на мужа. – Мы с Натальей, можно подумать, такие гурманки и любительницы выпить, что ты прямо в растерянности.

– Так ведь кто знает? А вдруг желание какое-нибудь новое появилось? – пробормотал Гуров, доставая из недр бара белое сухое вино, которое обычно пили женщины.

Станислав Крячко – неизменный напарник, коллега и друг Гурова – в этот раз приехал хмурый и чем-то расстроенный.

– Не обращайте на него внимания, – махнула рукой на мужа Наталья. – Он сегодня не с той ноги поднялся. Говорит, что ему сон приснился плохой и что сегодня праздновать нам не придется. На работу вызовут и весь кайф обломают. А кто тебя, говорю, вызовет, если Орлов будет вместе с нами за столом сидеть? Но он уперся. Предчувствия, говорит, меня никогда не обманывали.

– Да, с этими их предчувствиями прямо беда, – согласилась с подругой Мария. – И ведь что характерно, они практически всегда оказываются правы, – вздохнула она.

– Вот, а я что говорю, – нахмурился Станислав, внимательно рассматривая этикетку пузатой коньячной бутылочки.

– Станислав, а давай мы с тобой, пока никто нас еще никуда не вызвал, выпьем по пять грамм и всем предчувствиям козью морду покажем, – бодрым голосом предложил Лев Иванович.

– Что, и Петра ждать не будем? – покосился на друга Крячко.

– А чего его ждать? – коварно усмехнулся Гуров. – Он даже в выигрыше останется. Мы ему, как опоздавшему, штрафную рюмочку нальем.

– Тогда давай, пока не началось, – уже веселее ответил Крячко.

Выпить они не успели – в дверь позвонили, и Мария крикнула из кухни, что она занята и открывать дверь прибывшему Орлову Лев Иванович должен сам. Вздохнув, Гуров направился в прихожую и вернулся из нее уже в сопровождении Петра Николаевича, общего их со Станиславом друга, генерала, а заодно и начальника Главного управления уголовного розыска России – того самого, где Крячко и Гуров работали уже больше двадцати лет.

– Нос у тебя, Петр, как у ищейки – чует, где коньяк наливают. Только решили со Станиславом предчувствия обмануть и выпить, как ты на порог.

– Какие вы там еще предчувствия обманывать собрались? – потирая руки и проходя ближе к кухне, поинтересовался Орлов. – С праздником вас, дамы, – поздоровался он с Натальей и Марией и добавил: – Погодка на улице прямо-таки весенняя. Чудно – в начале января и такая оттепель! – Потом он повернулся к Гурову с Крячко и переспросил: – Так что там у вас за предчувствия?

– Давайте сначала выпьем, а потом уже Станислав тебе все и расскажет, – ответил Лев Иванович, наливая Орлову.

– Вы что же, пять минут подождать не можете? – Из кухни вышла Наталья с блюдом фруктов в руках. – Успеете еще. Лучше помогите мне все на столt расставить.

Мужчины дружно вздохнули и цепочкой потянулись к дверям кухни. Через пять минут все уже сидели за праздничным столом.

– Ну, теперь-то можно? – спросил Лев Иванович, покосившись на Наталью.

– Нам тоже налейте, а то нечестно как-то получается, – приподняла тонкую бровь Мария.

Крячко дотянулся до вина и начал было наливать, как вдруг Наталья прислушалась, cклонив голову набок, а потом спросила:

– Чей там телефон в прихожей песни поет? Станислав, ты свой в кармане оставил? У меня-то в сумочке.

– Нет, мой телефон тут, в кармане, – Крячко похлопал по карману пиджака.

– Это мой, – встал Орлов и быстрым шагом вышел в коридор.

– Это они, – упавшим голосом заявил Крячко и посмотрел на Гурова.

– Кто они? – не понял Лев Иванович.

– Предчувствия, – многозначительно ответил Станислав.

Все притихли, прислушиваясь. Орлов все не возвращался, хотя телефон уже перестал звонить и все услышали, что он с кем-то разговаривает.

– Лева, ты как хочешь, а я выпью, – решительно заявил Станислав, поднимая свою рюмку. – Если нужно, так я тогда лучше пешком на работу пойду. А еще лучше – до завтра все подождет.

– Всем привет и поздравления от министра, – в комнату вошел Орлов и с усмешкой посмотрел на Крячко. – Только что звонил и поздравлял лично. Ну чего ты, Станислав, так на меня смотришь? Коли рюмку взял, так ставить ее обратно на стол – плохая примета.

Все облегченно рассмеялись и принялись поздравлять друг друга с праздником…

Утром Гурова разбудил звонок сотового. За окном было еще темно, и, чтобы не разбудить Марию, он быстро выскользнул из постели и, прихватив телефон, направился на кухню. Звонил Орлов.

– Тебе чего не спится? Коньяк не зашел? – сонно спросил Лев Иванович. – Рано ведь еще.

– Это тебе рано, – буркнул в ответ начальник.

Гуров по голосу Петра Николаевича почувствовал, что Орлов сейчас больше начальник, чем друг и товарищ, а поэтому уже серьезно спросил:

– Что случилось-то?

– Черт бы побрал этого Крячко с его предчувствиями, – ответил генерал. – Давай, поднимай его из постели и приезжайте на работу. Да заправься по дороге, поедете с ним в Суздаль. Накаркал Станислав – там… Впрочем, не по телефону. Приедете, я все расскажу на месте. – Орлов отсоединился, а Гуров, вздохнув и пригладив волосы на затылке, стал набирать номер телефона Станислава.

Тот, словно бы только и ждал этого звонка, сразу же ответил шепотом:

– Выкладывай.

– Да я и сам еще ничего не знаю, – ответил Гуров. – Петр только что позвонил и велел к нему подъехать. Говорит, что в Суздале какое-то ЧП и без нас там не разберутся. Сколько хоть времени?

– Половина седьмого, – так же шепотом ответил Крячко. – Во сколько тебя ждать? Кофе-то хоть выпить успею?

– Пей, – снисходительно позволил Лев Иванович. – Я и сам еще неумытый, неодетый и непроснувшийся. Не раньше чем через полчаса к тебе доберусь.

– И то радость, – усмехнулся Станислав и дал отбой.

– Ты чего тут с утра пораньше по телефону шушукаешься в темноте? – на кухню вошла Мария, включила свет и села рядом с мужем. – У твоего Крячко предчувствия сбылись?

– Сбылись, – усмехнулся Лев Иванович. – Орлов намекает на командировку в Суздаль.

– М-м-м, Суздаль… – мечтательно улыбнулась Мария. – Красивый городок. Помнишь, мы как-то в нем с тобой побывали. Давно, правда, это было.

– Вот, похоже, что теперь без тебя буду всеми достопримечательностями любоваться, – нахмурился Гуров. – Если время на это, конечно, будет.

– Иди умывайся, одевайся. Я тебе кофе поставлю да в дорогу что-нибудь соберу, – встала со стула Мария.

– Много не нужно. Термос с крепким чаем лучше приготовь. Я деньги возьму с собой. Не бойся, голодным не останусь. Вчера на целый год наелся.

– Вот и будете с Крячко доедать, что вчера не съели, – рассмеялась жена, подталкивая Льва Ивановича к выходу из кухни.

В половине восьмого оба оперативника уже стояли в кабинете Орлова. День был нерабочий, а потому секретарши на месте не оказалось, да и вообще народу, кроме дежурных, в управлении никого не наблюдалось.

– Чего встали как пни, садитесь, – Орлов кивнул на стулья. Сам он садиться не собирался и стоял возле окна, заложив руки за спину.

– И что там, в Суздале, такого срочного? – осторожно поинтересовался Лев Иванович, видя, что генерал не очень торопится рассказать им все новости.

– Меня сегодня в шесть утра подняли, – скептически посмотрев на свое отражение в темном оконном стекле, ответил Орлов. – Случай, прямо скажу, неприятный и неординарный. Хотя что я говорю? Неординарным и неприятным можно назвать всякое убийство человека. А уж тем более – молодой девушки. Но тут… – генерал вздохнул, нахмурился еще больше и опустил голову. – У меня племяннице восемнадцать лет, совсем еще девочка. В общем, ассоциации… – Он помолчал и продолжил: – Вчера вечером в полицию города Суздаля поступил звонок. В снежном городке на центральной площади был найден труп молодой девушки лет восемнадцати-двадцати. Тело было спрятано… Да, наверное, так нужно сказать – спрятано в одной из снежных фигур. Изображающей Русалочку, кажется. Представляете? – Орлов повысил голос и, резко повернувшись к подчиненным, гневно рубанул ребром ладони воздух перед собой. – Мало гадам, что убили молоденькую девочку, так еще и в снежный куб затрамбовали и русалочку вырезали. Словно в издевательство. Не постеснялись в самый центр города привезти и поставить. А ведь там дети – на площади-то!

Орлов четким размеренным шагом прошагал к своему столу, но садиться не стал, а сжал руками спинку кресла так крепко, что Гуров с Крячко заметили, как побелели у генерала пальцы.

Сыщики молчали, не зная, что ответить начальнику и другу на его справедливую гневную тираду. Они представили себе всю картину этого ужасного преступления и опустили головы, задумавшись над людской жестокостью. Им, оперативникам с большим стажем и опытом работы в уголовке, приходилось сталкиваться и с куда как худшими преступлениями. Но и их потрясла циничность и наглость преступников, которые не постеснялись чуть ли не в открытую заявить о себе. Наверняка изверги понимали, что привлекут внимание к своему преступлению, и таким вот образом бросали вызов органам правопорядка, будто говоря: вот, мол, мы какие лихие и бесстрашные, попробуйте поймайте нас.

– Подробности какие-то известны? – спросил Крячко, мало надеясь на получение этих самых подробностей от своего начальника.

– А ты сам как думаешь? – хмыкнул Орлов. – Местные вчера и успели только, что увезти это снежное… не знаю даже как назвать, – тяжело вздохнул он. – Растопили снег и вынули тело. Теперь им медэксперт занимается. Кто эта девушка… – генерал пожал плечами. – Надеюсь, что к вашему приезду ее опознают. Городок на площади оцеплять не стали – смысла нет. Там народу уже побывало за эти дни тьма-тьмущая.

– А сама эта снежная русалочка сколько там находилась? – поинтересовался Гуров.

– Вот и будете все на месте выяснять, – коротко ответил Орлов. – И чтобы меня в курсе держали. Ясно?

– Как обычно, Петр Николаевич, как обычно, – кивнул Станислав.

– Что-то еще или уже можно идти? – Лев Иванович выжидательно посмотрел на начальника.

– Вы там сразу, как приедете, спросите Петровского. Он вас в курс дела введет и все расскажет, помощь, какую надо, выделит. Дело серьезное, – задумчиво сказал Петр Николаевич и добавил, покачав головой: – Это ж кем нужно быть, чтобы до такого варварства додуматься?!

От столицы ехать до Суздаля надо было часа три. Удрученные нежданной поездкой и неприятной информацией, которую выложил им Орлов, сыщики долго молчали, обдумывали ситуацию. Первым нарушил молчание Станислав:

– Есть какие-то предположения по поводу личности убийцы?

– Информации у нас пока еще мало, чтобы строить предположения, – выдержав небольшую паузу, ответил Гуров. – Одно ясно – сделать такое с молоденькой девушкой мог только больной на всю голову маньяк или…

– Или это некое послание, – продолжил Крячко.

– Послание, предупреждение, привет… Какая разница, как это назвать? Но вполне возможно, что сделали это не ради развлечения, а с каким-то умыслом. Знать бы еще с каким.

– Будем искать, – согласно кивнул Крячко, и оба сыщика снова надолго замолчали. И только когда уже подъезжали к Суздалю, Станислав заметил: – Если бы не эта рождественская оттепель, то еще неизвестно, когда бы тело обнаружили – может, только к весне.

– А может, и вовсе никогда, – нахмурился Лев Иванович. – Куда потом эти снежные статуи из города после праздников вывозят? В реку скидывают или на свалку – кто знает?

– Городская администрация должна знать.

– Надо будет уточнить этот момент.

– Зачем? Наше тело ведь уже никуда не вывезут, – резонно заметил Крячко.

– Ну, мало ли… Всякое знание когда-нибудь пригодится, – ответил Лев Иванович.

Глава 2

Найти начальника суздальского МВД оказалось делом несложным. Петровский Аркадий Сергеевич сидел в своем кабинете и вычитывал какие-то бумаги, когда дежурный проводил к нему Гурова и Крячко. Полковник встал и, поздоровавшись с оперативниками за руку, сразу же приступил к делу.

– Не будем отвлекаться на вежливые, но никому не нужные политесы и расспросы. Давайте-ка я сразу вам расскажу все, что известно на сей момент, – сцепив пальцы в замок и серьезно глядя на московских коллег, сказал он. – Тело девушки в возрасте восемнадцати-двадцати лет было обнаружено вчера в девять вечера двенадцатилетним подростком Ильей Матвеевым. По рассказу свидетеля, он с друзьями играл в городке и в какой-то момент, пробегая мимо одной из снежных фигур, а если конкретно, то фигуры Русалочки, задел ее за руку. По всей видимости, он не просто ее задел, а ударил по ней палкой, – ухмыльнулся полковник. – Пацан, что с него возьмешь, – покрутил он головой. – Снег с руки упал, оттепель сделала свое дело, и он подтаял, а на месте снежной руки мальчик увидал настоящую, человеческую руку. Парень, конечно же, сначала растерялся…

– Представляю, – кивнул Лев Иванович. – Я бы и сам перепугался, а тут мальчишка.

– Не скажите! – возразил Петровский. – Нынче дети пошли отважные и непуганые. В интернете такого насмотрятся, что им сам черт нипочем. Испугаться парень не испугался, но дружков своих на такое «чудо» позвал посмотреть. А когда они насмотрелись вдоволь, то один из них позвонил своему отцу и рассказал о находке. Папенька, сами понимаете, праздник отмечал и поначалу не поверил сыну, но потом все-таки пришел, заодно пообещав надрать всем уши, если они его разыгрывают.

– А что, взрослых в это время на площади никого не было? Вроде бы как не поздно – девять-то часов, – уточнил Крячко.

– Какое там, – махнул рукой Петровский. – Вот вы сами вчера вечером чем занимались? – он с ехидной ухмылкой посмотрел на Гурова и Крячко, и те опустили глаза. – Вот-вот! В общем, звонок от гражданина Тельникова Алексея Валериановича поступил к нам в девять часов тридцать пять минут. Сначала на место приехал дежурный оперативник. Так сказать, для проверки вызова. Потом он отзвонился мне, и мы с ним решили связаться с мэром. Тот дал добро на вывоз… э-э-э… снежной скульптуры. Не доставать же тело прямо на площади. Приехали грузовик и кран, загрузили, отвезли к нам во двор, – полковник махнул рукой в сторону окна. – Все данные свидетелей переписали, но пока что никого не опрашивали. Ребята с соседней стройки, благо там бригада одна еще работала, свет прожекторами на наш задний двор направили и горелками аккуратно снег растопили, девушку достали и передали судмедэксперту. Сразу пробили по нашей городской базе данных на предмет заявлений о пропаже. Девушка, по всей видимости, не из Суздаля, – вздохнул он. – Варежкин сейчас сидит у себя в кабинете и пытается определить, кто она такая и откуда.

В дверь постучали, и в кабинет заглянул лохматый, рыжеволосый и конопатый парень лет тридцати.

– Заходи, Варежкин, только про тебя вспомнил! – обрадовался Петровский. – Ну что, нашел?

– Нашел, Аркадий Сергеевич, – шагнул в кабинет парень и, добродушно поздоровавшись с сыщиками, добавил: – Из Москвы она, Ащеулова фамилия, Елена Валерьевна. Девятнадцать лет. Заявление о пропаже, а вернее о похищении, было подано сразу двумя лицами – отцом и неким Пантелеевым Захаром Дмитриевичем – первого января. Но подано почему-то во Владимире.

– Что значит почему-то? – не понял Петровский.

Варежкин пожал плечами.

– Откуда пропала, оттуда и заявление подали. Наверное, она из Москвы во Владимир приехала на праздники, – бодро предположил оперативник.

– Ты сядь, – Петровский приглашающе указал подчиненному на стул. – И познакомься с коллегами из Москвы. Они будут это дело вместе с тобой расследовать. Так ты говоришь, что она была похищена первого января? Откуда такие сведения?

– Антон, – представился Варежкин Гурову и Крячко. – Похитили ее не первого, а тридцать первого, это заявление первого числа было написано, – уточнил он. – А о том, что ее похитили, я узнал, позвонив во Владимир по телефону, который оставлен для информации. Для тех, кому есть что сообщить о девушке. В общем, я пока ничего не предпринимал, не говорил, что ее нашли, решил сначала все вам доложить.

– А это точно она – Ащеулова? – засомневался Крячко.

– По фото и по описанию судить – так похожа, – снова пожал плечами Варежкин. – Но нужно вызывать отца для опознания. Тогда уже точно можно будет сказать – она или не она.

– Девушка была одета, когда тело достали из снега? – спросил Лев Иванович.

– Верхней одежды на ней не было. Только платье и чулочки. Ни обуви – сапожек замшевых на шпильке, ни шубки, как написано в описании внешности, – ничего не было. И вещей при ней, значит, тоже никаких. А вот платье ее – оно под описание очень даже подходит. Красивое такое, изумрудного цвета, длинное, от Версаче. В общем, дорогое платье.

– Так, – постучал пальцами по столу Петровский. – Значит, нужно будет вызывать ее отца и этого, как там второго зовут… Ну, кто заявление подавал. Его фамилия Пантелеев? – вопросительно посмотрел он на Варежкина, и тот согласно кивнул. – А он вообще кто такой, этот Пантелеев? Родственник или…

– Не знаю, – Варежкин в третий раз пожал плечами. – Говорю же, не уточнял еще ничего.

– Ладно, понял, – хлопнул ладонью по столу Петровский. – По крайней мере, у нас есть от чего отталкиваться. Сейчас я вызову нашего медэксперта, посмотрим, что он нам скажет, и тогда уже начнем дальше работать.

Судмедэкспертом оказалась женщина сорока – сорока пяти лет, чуть полноватая, но фигуристая дама с короткой модельной стрижкой и сильно накрашенными глазами.

– Ольга Александровна, – представилась она сыщикам и сильно, по-мужски, пожала обоим полковникам руку.

– Вскрытие уже производили? Время смерти установить получилось? – спросил ее Петровский.

– Ох, ну о чем вы говорите, Аркадий Сергеевич! Девушку, можно сказать, заморозили как мамонта. Все процессы затормозились. Судить о времени наступления смерти можно, только зная, когда она пропала и с какого времени эта Русалочка появилась в снежном городке.

– Первого числа было заявление о пропаже девушки, – подсказал Варежкин.

– Уже установили личность? – повернулась к нему медик.

– Предположительно, – вздохнул Петровский.

– Что ж, вполне себе вариант, – согласилась Ольга Александровна. – Возможно, что ее убили и первого числа, а возможно, что и третьего или четвертого. Узнаете, когда на площади появилась фигура Русалочки, – узнаете примерное время убийства. Точнее не получится.

– Логично. Что там по поводу остального? – Петровский кивнул, давая добро на доклад.

– Я еще не оформила отчет. Но могу сказать коротко, что смерть наступила в результате удушения. Причем, скорее всего, убили девочку, положив на лицо подушку или еще что-то, что перекрыло доступ кислорода в легкие. Следов изнасилования нет. Синяки только на запястьях. По всей видимости, ее держали за руки, чтобы не сопротивлялась. Возможно, что убивали двое. Один держал руки, другой, сев девушке на ноги, закрыл ее лицо подушкой. Все характерные признаки указывают именно на этот способ убийства. Платье, чулки и белье забрали в лабораторию. Ребята потом подробнее расскажут, что узнали. Если говорить о содержимом желудка, то последний раз девушка…

– Ольга Александровна, вы извините, что перебиваю, но все это мы можем прочесть потом в отчете, – перебил ее Гуров, который терпеть не мог всех этих медицинских подробностей.

– Но другого я вам ничего сказать не могу, – развела руками судмедэксперт. – Снег и холод свое дело сделали – тело было заморожено и распаду не подверглось.

– Что ж, тогда спасибо вам, и ждем письменного отчета, – подвел итоги Петровский. Эксперт ушла, чуть покачивая полными бедрами.

– Давайте сделаем так, – предложил Лев Иванович. – Сейчас мы со Станиславом Васильевичем и Антоном поедем на площадь, посмотрим обстановку, поговорим со свидетелями. Не мешало бы и с мэром поговорить. Такое возможно? – он посмотрел на Петровского.

– Так наверняка, – кивнул тот. – Дело-то серьезное. Можно сказать, что в самом центре города случилось ужасное ЧП. Так что куда он денется, мэр? Согласится на встречу обязательно. На какое время встречу удобно назначить?

– Давайте часов на… – Гуров посмотрел на часы, – на два часа дня. Время послеобеденное, и, думаю, оно всех устроит. Но сначала нужно все-таки созвониться с отцом девушки и пригласить его на опознание тела. Антон, сделаете?

– Да, сейчас прямо и позвоню, – серьезным тоном ответил оперативник и встал из-за стола. – Думаю, минут через десять вернусь.

– Давай, двигай, – одобрил начальник. – А я пока гостей кофе напою. Люди с дороги все-таки.

Глава 3

На центральную площадь города поехали на служебной машине. За рулем был Варежкин, который оказался весьма разговорчивым парнем и рассказал по дороге все подробности вчерашнего вызова на место происшествия.

– Я такого еще никогда не видел, – недоуменно рассказывал он, – чтобы человека в снег утрамбовывали. А тут девушка, да еще такая молоденькая. Когда ее вчера из снега доставали, мне настолько не по себе стало, что думаю – найду этого гада обязательно, кем бы он ни был и где бы ни прятался! Кто на такое способен, должен на пожизненном сидеть. Псих какой-то. Так издеваться! Мало того, что упрятал убитую в снег, так еще и оформил в сказочный персонаж.

– Да, приятного мало, – согласился Крячко. – Слушай, Антон, ты с отцом ее говорил, он не сказал, когда подъедет?

– Мы в четыре часа встретиться договорились у городского морга. Мужик, судя по голосу, очень расстроился, но сказал, что приедет обязательно. Кстати, я по-быстрому справки о нем навел – он, оказывается, не последний человек у вас там в Москве. Он один из инвесторов по городскому строительству, и у него две большие конторы по недвижимости. Небедный, значит. У меня тут даже мысль шевельнулась. Может, это на него кто-то давит? Наступил он на мозоль какому-нибудь криминальному авторитету, тот его через дочку и решил приструнить. Обычное, в общем, дело. Классическое.

– Может, и так, – согласился Лев Иванович. – Изнасилования не было – значит, мотив похищения был не сексуальный. Уж больно вся эта постановка с Русалочкой на некое послание похожа. Вот только одно непонятно. Богатый папа – в Москве, а послание оставляют – в Суздале.

– Может, у этого инвестора и в Суздале какие-то интересы есть, – предположил Крячко. – Влез, как говорится, не в свой огород, вот и предупредили.

– Обычно предупреждение под нос получателю отправляют, а не прячут в снег и не выставляют в центре другого города, – пожал плечами Варежкин.

Гуров обратил внимание на эту странную привычку молодого оперативника – всегда пожимать плечами в лад и невпопад, и невольно улыбнулся.

– Ну, это не обязательно – под нос послание отправлять, – ответил он Антону. – Иногда, чтобы человека напугать, и не такие финты выделывают. Но почему именно Русалочка, а не Снегурочка, например, или не фея? Вот в чем вопрос. Может, именно в этом персонаже и кроется загадка?

– Ах, так вы же девушку не видели! – Антон стал выруливать на стоянку возле площади. – Эта Елена Прекрасная просто внешне очень на русалку похожа. Сама такая тоненькая, стройная, глаза большие, зеленые, и волосы тоже зеленые.

– Что значит – волосы зеленые? – не понял Крячко.

– Выкрашены в зеленый цвет, – пояснил Варежкин. – Красивая девушка, надо сказать. Личико как у киношной Русалочки. Знаете, есть такой фильм-сказка. Я в детстве еще смотрел.

– Ну, раз ты так говоришь, значит, так оно и есть, – согласился Крячко, выходя из машины. – Вот ведь погода! Январь на дворе, а вместо снега дождь с неба льет. – Станислав надел на голову капюшон куртки.

– Это плохо, – ответил ему Гуров. – Мороз ударит – такой гололед начнется на дорогах, что и шипованная резина не поможет. Ну, веди нас, Сусанин, к месту, где Русалочка стояла.

Втроем они прошли к середине площади, и Антон, подойдя к очерченному на подтаявшем снегу красной краской кругу, сказал:

– Вот тут она и стояла. Мы место специально пометили – вдруг пригодится.

Лев Иванович и Станислав оглядели площадь. Администрация постаралась и заказала некой фирме отменный снежный городок. Были в нем и ледовый дворец, и большая горка, и крепость, и несколько ледовых фигур, и большие снежные статуи Деда Мороза со Снегурочкой. Посредине площади, неподалеку от места, где стояли сыщики, высилась городская елка. Вся площадь по периметру была обвита гирляндами и разноцветными лампочками, которые сейчас уже были выключены и качались на сыром и промозглом ветру, словно погремушки над детской коляской.

– Я обратил внимание, – сделал рукой круг Варежкин, – что Русалочка не совсем вписывается в тематику снежного городка.

– В каком смысле не вписывается в тематику? – недоуменно огляделся Крячко.

– Ну как же, Станислав, посмотри. – Гуров тронул напарника за рукав. – Все фигуры – зверушки, кроме Деда Мороза со Снегурочкой, конечно. А тут – Русалочка, существо мифическое.

– Ну и что? – не понял Крячко. – Вот, возле нас еще Щелкунчик стоит. Он тоже не вписывается в тематику.

Гуров и Варежкин воззрились на снежного Щелкунчика, который стоял неподалеку от них, а потом Антон по своей привычке пожал плечами и ответил:

– Предыдущий год годом Крысы был. Может, поэтому и поставили Щелкунчика. Ведь в сказке именно он прогоняет королеву крыс Мышильду. Так что вполне даже к месту этот Щелкунчик. Ну что, будем со свидетелями разговаривать? – сменив тему, спросил оперативник. – Этот Тельников, который вызвал полицию, вон в том доме живет. – Антон указал на двенадцатиэтажку неподалеку от площади.

– Будем, – задумчиво глядя на Щелкунчика, подтвердил Гуров.

В квартире, где проживал свидетель Тельников, им долго никто не открывал. Только после четвертого настойчивого звонка за дверью раздалось хриплое:

– Кого там принесло?

– Уголовный розыск, – строгим казенным голосом ответил Варежкин. – По поводу вчерашнего происшествия. Открывайте, Алексей Валерианович, нужно поговорить.

– Сейчас открою, оденусь только, – ответили из-за двери, и снова наступила тишина.

Открыли оперативникам только минут через пять, когда терпение Варежкина уже начало иссякать.

– Входите уже. Только беспорядок у нас. Но вы внимания не обращайте. Праздники ведь. – Дверь на этот раз отворила женщина. Заспанная, в мятом халатике, с волосами, торчащими из наспех зачесанной под ободок прически.

В квартире пахло перегаром, дешевым табаком, кислой капустой и чем-то пригоревшим. По комнате, в которую вошли оперативники, гулял ветерок, но форточки, по всей видимости, открыли только что, и поэтому свежий воздух еще не успел выветрить все запахи вчерашней попойки.

– А хозяин-то где? – оглядываясь, спросил Лев Иванович.

– Умывается, – коротко бросила хозяйка и быстренько прибрала с дивана валявшийся на нем какой-то предмет женского гардероба. – Садитесь, – пригласила она, – сейчас выйдет.

Крячко и Варежкин с опаской сели на старенький диван, а Лев Иванович остался стоять. Он с интересом рассматривал убогую обстановку гостиной и думал: насколько же все-таки такие квартиры пьющих людей похожи одна на другую! Тот же старый, потертый и засаленный диван, стол, застланный полинялой скатертью и заставленный остатками еды и бутылками, небольшая стенка еще советских времен, но со слоем пыли времен нынешних, и новенький, блестящий плоским черным экраном, купленный в кредит телевизор…

– Вот, я готов, – раздался бодрый, но все еще хриплый с перепоя голос хозяина, и сам он появился во всей своей красе. Чисто умытый, но небритый, чисто одетый, но в невыглаженной рубахе и трениках, вытянутых на коленях. Приглаживая мокрые реденькие волосы, Тельников цыкнул на стоящую в дверях хозяйку: – Чего встала-то? Иди, чайник гостям поставь.

– Да мы вообще-то не в гости, Алексей Валерианович, – серьезно глядя на мужчину, сказал Гуров. – Мы по делу. А поэтому пусть ваша хозяйка не суетится. Не нужно чайник, – обратился он к женщине. – Мы пару вопросов зададим и уйдем.

– Так и ладно, – отчего-то смутился Тельников. – Задавайте, отвечу, что знаю. Только ведь я ничего и не знаю. Меня сын на улицу позвал, это он с дружками эту, это… в общем, тело нашел. А кто там был-то? – он посмотрел на Варежкина, и глазки его блеснули каким-то нездоровым интересом.

– Девушка там была, молоденькая, – ответил за Варежкина Крячко и спросил: – А сын у вас где?

– Так он у дружка своего, у Илюхи Матвеева. Илюха это… эту и нашел. Вернее, руку.

– Угу, – задумчиво произнес Лев Иванович. – А Илюха этот – он далеко живет?

– Так вот, на третьем этаже у нас в подъезде и живет, – ответил Тельников. – Если надо, то мы его живо позовем, сына-то. Да, мать?

Женщина кивнула и выжидательно посмотрела на Гурова. Лев Иванович, в свою очередь, посмотрел на Крячко и Варежкина. Те тоже дружно кивнули, и полковник дал добро на доставку мальчика в квартиру.

Женщина вернулась минут через пять. За ней с любопытством, отражавшимся на разрумяненных лицах, шли два подростка лет двенадцати-тринадцати. Гурову даже на мгновение показалось, что они братья-близнецы – так мальчишки были похожи. Оба светленькие, круглолицые, сероглазые, одного роста. Вот только форма носа и губ у мальчиков была различной и на коже лица одного из них явственно пробивались конопушки, рассыпанные по переносице и щекам.

– Вот, – торжественно указал на мальчиков Тельников, – это сын мой Георгий и друг его – Илья Матвеев. Че встали как пни? – обратился он к нерешительно топтавшимся на пороге пацанам. – Поздоровайтесь.

Мальчишки робко протянули руки и по-мужски, с рукопожатием, поздоровались со всеми тремя оперативниками.

– Ну и кто из вас первый обнаружил, что русалочка с «секретом»? – улыбнувшись только одними глазами, спросил Лев Иванович. Ему понравились эти серьезные на вид ребята.

– Я, – с вызовом в голосе ответил один из мальчиков.

– Тебя Ильей зовут? – уточнил Гуров, и мальчишка кивнул. – Вот и расскажи, Илья, как все произошло. Вы часто на площади играете?

– Так они постоянно на улице. Все каникулы. А чего им дома-то сидеть? – встрял Тельников, но Варежкин посмотрел на него так, что тот быстро умолк и, смущенно крякнув, отвернулся.

– Да, – подтвердил слова Тельникова Илья. – Как городок построили перед Новым годом, так мы там постоянно и гуляем. Во дворе скучно, а там и крепость есть, и горка. Так что как на улицу выходим, так на площадь и идем.

– Мы даже видели, как этот городок и елку собирают, – вставил свое слово Георгий. Илья, согласный с другом, кивнул.

– Так. Теперь расскажите о том, что случилось вчера, – снова попросил Лев Иванович.

Илья почесал голову и, немного подумав, ответил:

– Мы, как обычно, вышли на улицу часов в шесть вечера и на горке сначала катались. Но все таяло, и ледянки все время в лужу, которая под горкой натаяла, въезжали. Нам и надоело. Начали в догонялки играть. А потом… – паренек замялся.

– Говори как есть, мы не кусаемся, – усмехнувшись, подбодрил мальчика Варежкин.

– Баловаться начали, – нехотя признался паренек. – Забирались на снежные фигуры и прыгали с них, потом я палку подобрал и как саблей стал ею махать и… делал вид, что сражаюсь с врагами.

– Мы сначала между собой сражение устроили на палках, – подсказал Георгий. – А потом стали просто бегать и по ледяным фигурам лупить.

– Долупился, оболтус, – хмуро посмотрел на сына Тельников. – Тебя самого давно не лупили, видать, – погрозил он мальчику, и тот обиженно поджал губы.

– Бить детей непедагогично, нам Тамара Семеновна говорила, – заступился за друга Илья, искоса глянув на реакцию отца Георгия, а потом на Гурова, как бы спрашивая у него поддержки в таком важном для детей вопросе. Лев Иванович одобрительно улыбнулся, и Илья уже смелее продолжил свой рассказ: – Я не думал, что она возьмет и разобьется – рука-то! Просто стукнул по ней. А она возьми и отвались. Не вся, а снег только. А под снегом что-то такое светлое оказалось. Я думал сначала, что это палка, может, на которую снег накладывали, чтобы придать фигуре позу нужную. Ну и подошел поближе посмотреть. А там не палка была вовсе, а рука. Я думал, что манекен. Но потом пригляделся и увидел, что настоящая это рука, только ледяная.

– Испугался? – спросил Илью Варежкин и сочувственно посмотрел на мальчика.

– Не-а. Просто удивился сначала. А потом – да, испугался немного и ребят – Гошку с Виталиком – позвал, чтобы посмотрели.

– Ага, не испугался! – Георгий с усмешкой посмотрел на друга, а потом, обращаясь к оперативникам, добавил: – Он когда нас позвал, то сам белый, как Снегурочка, был, одни конопухи на носу желтели, – хмыкнул паренек. – Че говоришь, что не испугался? Испугался же!

– Я и говорю, что испугался, потом уже, когда понял, что рука настоящая, – насупился Илья. – А сам-то ты, что ли, не струхнул?

– Я-то нет, – приосанился Георгий. – Это Виталик сразу домой засобирался.

– Ну хорошо, – перебил их перепалку Гуров, едва сдерживаясь, чтобы не улыбнуться. – Налюбовались рукой, и что дальше?

– Так вот, я бате позвонил, – посмотрел на отца Георгий. – У Ильи мать не разрешает телефон на улицу брать, он у него дорогой – айфон, – с завистью в голосе сказал Георгий. – А у меня – простой. Я всегда его с собой беру. Вот и позвонил.

– Я сразу-то им не поверил. – Тельников, который все это время стоял и нетерпеливо топтался у окна, подошел поближе. – Но голос у Георгия был слишком уж возбужденный для шуточек. Да у меня и не пошутишь шибко-то! – Он многозначительно посмотрел на сына, и тот с готовностью кивнул, подтверждая отцовские слова. – Надел куртку, вышел и убедился, что такое вот дело, а потом в полицию позвонил. Пацанов оставил на улице караулить, чтобы никто не подходил к этой Русалочке близко, а сам побежал, чтобы потеплее одеться. Так полиция быстро приехала. И полчаса не прошло, – добавил он, с уважением посмотрев на Варежкина.

– И все? – спросил Гуров.

– Ну да, и все, – ответил Тельников.

– Никто, пока вы там стояли, к вам не подходил и ни о чем не спрашивал?

– Не, никто не подходил, – помотал головой свидетель. – Так и народу-то не было никого. Пара ребятишек на горке кувыркалась и мои вот, – он кивнул на мальчишек, – рядом стояли.

– Ребята, а вы, когда гуляли, никого поблизости подозрительного не видели? Может, наблюдал кто-то со стороны?

– Нет, никого не было, если вы имеете в виду чужих. Все только свои были, – ответил за двоих Георгий. – Мы же тут всех знаем или в лицо, или даже по имени. Не, чужих никого не видели.

– Так центральная же площадь в городе! Даже если и был кто не с соседних дворов, то кто ж его разберет, гуляет человек или специально наблюдает, – решилась вставить свое слово хозяйка.

– Тоже правильно, – задумчиво кивнул Лев Иванович и сказал: – Ну что же, спасибо за информацию. Больше пока вопросов у нас нет. У вас тоже нет? – Он посмотрел на Крячко и Варежкина.

– Пока нет, – ответил Крячко.

Они стали прощаться с хозяевами и снова пожали мальчикам руки. Те с серьезным видом посмотрели на оперативников, а потом переглянулись, и Гоша, решившись, спросил:

– А кто там был, в снегу-то? Женщина какая-то? Ее чего, убили?

– Много будешь знать, – щелкнул сына по носу Тельников, – быстро поседеешь.

Глава 4

– Мне тут от начальника эсэмэска пришла, пока мы беседовали, – заявил Варежкин, когда оперативники вышли из квартиры Тельникова и спустились на улицу. – Он ждет нас в кабинете. Говорит, что есть новости от криминалистов и отчет от судмедэксперта принесли. Он хотел бы, чтобы мы посмотрели все материалы, прежде чем с мэром разговаривать.

– Ну, тогда поехали в управление, – согласился Станислав Крячко. – Все равно до двух часов еще куча времени.

– Тем более что мы утром не посмотрели фотографии и вообще, конечно же, информации мало пока, – добавил Гуров.

– Это мое упущение, мне нужно было сразу вам все фотографии показать, – смутился Варежкин.

– Вот сейчас и покажешь, – ободряюще похлопал его по спине Лев Иванович и сел в машину.

В кабинете у Петровского было душно и накурено. Начальник был заядлым курильщиком, а потому разрешал у себя в кабинете курить всем, кто пожелает. А таких набралось три человека.

– Вы бы хоть форточку открыли, Аркадий Сергеевич, – нахмурился Гуров. – А то в кабинете, как в поговорке, хоть топор вешай.

– Ладно, ладно, – миролюбиво ответил Петровский, встал, сам открыл окно и скомандовал подчиненным: – Кончай, ребята, с перекуром, работать будем. Давай, Рекунов, докладывай, что у тебя есть по уликам.

– Улик немного, и не все они существенные. Пока несущественные, – поправился Рекунов, – если к ним не будет дополнительной информации. – Лаборант аткрыл папочку с документами. – Перво-наперво мы взяли образцы снега с места происшествия. Вернее, образцы воды от растаявшего снега. И выяснили, что его для скульптуры брали не в черте города. То есть следов загрязнения, присущих снегу в городской черте, там нет. Снежок чист и свеж. Но есть в нем компоненты растительного происхождения. Хвоинки и небольшие частицы сухих листьев говорят, что снег брали где-то за городом, в смешанной лесополосе. И, кстати, по всей видимости, где-то неподалеку или костер жгли, или печь топили. Потому что в снеге было немного сажи.

– Может, загородный коттедж топили или возле какой-нибудь деревеньки снег набирали? – предположил Петровский.

– Может и такое быть, – согласился эксперт. – Но вот где конкретно – это определить пока нет возможности. Если только нам фирма, которая городок устанавливала, что-то не подскажет.

– Да, надо обязательно узнать у мэра, кто осуществлял заказ на изготовление городка, и поговорить с ответственными за это лицами, – сделал пометку в блокноте Гуров. – Может, через них попробуем выйти на место убийства. Хотя, я думаю, убили девушку в каком-то одном месте, а потом уже вывезли ее и все остальное проделали за городом.

– Да, убили девчонку, скорее всего, в машине, – согласился эксперт. – На ее одежде и в волосах были найдены волокна ткани, которая применяется для пошива чехлов в авто. Скорее всего, это машина марки «Ленд Крузер». Еще на девушке, а вернее в ее ноздрях, был найден образец козьего пуха. Скорее всего, от свитера. Не скажу, какой вязки. Это может быть и ручная работа, и машинная вязка. Информации мало. Наверное, ее лицом прижимали к одежде. Вернее сказать, такая одежда была на убийце. Девушка и вдохнула в себя пушинку. И с ее платья сняли несколько волосков собачьей шерсти. Судя по окрасу и структуре – с дальневосточной овчарки. И последнее – пепел от женских сигарет марки Kiss. По всей видимости, девушка курила.

– Курила, – подтвердил Петровский, держа в руках какую-то бумагу и заглядывая в нее, – но нечасто. Это у меня полный отчет от патологоанатома, – пояснил он Гурову и Крячко, передавая им бумаги.

– Между указательным и средним пальцами девушки найдена частичка прилипшей табачной крошки, что говорит о том, что она курила незадолго до смерти. Вернее, хотела закурить, – поправился Рекунов. – Насколько я помню отчет медэксперта – легкие у нее были чистые. В принципе, у меня все.

– Получается, что девушка вышла выгулять собаку, ее похитили, закинули в машину и убили там же, – высказал свое предположение Варежкин и вопросительно посмотрел на Гурова и Крячко.

– Вполне возможно, – согласился Гуров. – Я так понял, что она в момент похищения была во Владимире. Заявление поступило от… – он вопросительно посмотрел на Варежкина.

– От некоего Пантелеева Захара Дмитриевича, 29 лет, – пояснил Варежкин. – Он подал его в час ночи, первого января. То есть практически сразу после исчезновения девушки. Потом точно такое же заявление подал и отец девушки, который приехал во Владимир из Москвы уже под утро. Других подробностей мы пока не знаем. Словом, нужно ехать во Владимир.

– Да, и чем скорее, тем лучше, – согласился Лев Иванович и посмотрел на Крячко. – Кто из нас остается, а кто едет?

– Я поеду, а ты тут дальше разруливай, – ответил Станислав. – Машину, правда, твою заберу, так что…

– Так понятное дело, не на автобусе же тебе ехать, – махнул рукой Лев Иванович. – Антон, ты все нужные данные перепиши для Станислава Васильевича. Прямо сейчас. И давай фотографии нам.

– Вот, – Варежкин достал из папки несколько фотографий и передал Гурову и Крячко. Те стали внимательно их рассматривать.

– Мы можем идти? – спросил у Петровского Рекунов.

– Идите, если больше нечего сказать. Отчеты оставьте. Завтра с утра – на планерку. Все, праздники кончились, – сурово заметил начальник.

– Как будто они у нас были, – ухмыльнулся один из молодых экспертов, вставая из-за стола и направляясь к выходу.

– А ты не умничай, Мельников, а то ведь если тебе праздники нужны, так иди в учителя химии, а не в эксперты, – парировал Петровский.

Варежкин тем временем что-то быстро переписывал из своего блокнота на лист бумаги, который выпросил у начальника, а потом протянул написанное Крячко.

– Вот, тут номер телефона, по которому нужную о девушке информацию собирают, и данные Пантелеева. Больше у меня ничего нет. Нужно на месте все добывать. Они, – он постучал пальцем по номеру телефона, – мне по телефону информацию не стали давать. Говорят, если что-то важное, то приезжайте.

– Вот и приедем. Вы мне копию вот этой фотографии сделайте. – Крячко протянул Петровскому фото девушки. – Можно даже две. И вот эту тоже, где она крупным планом. – Он выбрал и отдал еще одно фото.

Петровский запустил ксерокс и через пару минут отдал Станиславу готовые копии. Все встали. Гуров посмотрел на часы, что висели на стене у Петровского за спиной.

– Ого, уже половина второго. Пора к мэрии выдвигаться. – Лев Иванович посмотрел на Варежкина. – Антон, отвезешь?

– Куда он денется? – Петровский тоже встал. – Он теперь как привязанный будет с тобой, Лев Иванович, ходить. Так что можешь распоряжаться им как самим собой.

– Не против? – Гуров с улыбкой посмотрел на Антона.

– Нет, – пожал тот плечами. – Я несемейный, а со своей девушкой накануне Нового года поссорился. Так что лучше уж на работе, чем одному в четырех стенах.

– Тогда пойдем проводим Станислава Васильевича и сами поедем на встречу с мэром. Надо до четырех успеть. Потом ведь еще в морг, на встречу с Ащеуловым. Я правильно понял?

– Да, я на четыре договаривался, – подтвердил Варежкин.

Крячко распрощался с Петровским, и оперативники вышли из кабинета.

– Антон, – крикнул им вслед начальник суздальского угро, – меня сегодня больше не будет. Но утром обязательно ко мне с отчетом. Понял?

– Понял, понял, – отозвался Варежкин и улыбнулся Гурову, подмигнув. – Хороший у нас начальник.

Гуров с Крячко подошли к машине Льва Ивановича, а Варежкин пошел заводить служебную машину.

– Ты меня в курсе держи. – Станислав посмотрел на Гурова. – Где ночевать-то собираешься?

– Не думал еще на эту тему. Но наверняка тут есть какая-то гостиница, – ответил другу Лев Иванович. – А ты сам-то как? Деньги есть?

– Есть, – кивнул Крячко. – Я, наверное, у Натальиной родственницы во Владимире заночую. Тетка у нее там двоюродная живет. Телефон ее я узнал у жены на всякий случай. Ну а там как уж дело повернется.

– Если девушку во Владимире украли, то нам с тобой придется оттуда и начинать поиск. Так что если в Суздале ничего нового не обнаружится, то доберусь на автобусе до Владимира или попрошу Петровского, чтобы отвезли. Тут недалеко, полчаса езды, если не меньше. Может, я сегодня еще и приеду к тебе.

– Ладно, поехал я. Не будем загадывать. Сам знаешь, иногда в расследовании такие повороты случаются, что мы с тобой как в сказке – пойдем туда, не зная куда.

– Ага, – усмехнулся Лев Иванович, – и найдем то, не знаю что. Русалочку уже нашли, а что там дальше на неведомых дорожках нас ждет – никому не известно. Ты тоже меня в курсе держи.

– А то!

Крячко сел за руль и завел машину, а Гуров отправился к ждавшему его неподалеку Варежкину.

– Ну что, к мэру на прием? – бодро спросил он Антона. – Что у вас за мэр? Ну-ка расскажи мне о нем, пока едем.

– Хороший у нас мэр, – привычно пожал плечами Варежкин. – Адекватный. Все проблемы всегда старается решить оперативно. В общем, мэр как мэр, чего о нем рассказывать.

– Это хорошо, когда мэр адекватный, – рассмеялся Гуров. – Значит, на все наши вопросы у него будут адекватные ответы.

Мэр и вправду оказался мужчиной радушным и, внимательно выслушав первый вопрос столичного полковника, ответил:

– Заказ на городок выполняла частная фирма. Называется «Данило-мастер». Уж не знаю, что они имели в виду под названием. Может, сказку Бажова, а может, имя владельца фирмы – его зовут Даниил Ларионов. Мужчина ответственный. Мы с ним уже не первый год работаем. Всегда все к сроку выполнял. И мастера у него уже не один год одни и те же. Кого попало он к себе на работу не берет. Проектов у него много разных. Вот, каталог у меня даже есть. – Мэр протянул Гурову яркую книжечку. – В интернете отзывы об их работе только хорошие.

– Не знаете, а этот мастер Данило только в вашем городе такие заказы выполняет или к нему другие могут обратиться?

– Так я же и говорю, у них в интернете свой сайт. Они и от частных лиц заказы принимают, и от фирм разных, и от муниципалитета. Цены тоже разные. Есть и повыше, а есть и недорогие проекты. Я знаю, что у нас даже парочка детских садов их услугами пользуется.

Лев Иванович пролистал красочный каталог и спросил мэра:

– Мы можем его у себя оставить или он у вас в единственном экземпляре?

– Нет-нет, у меня еще есть, – поспешил ответить мэр. – Оставляйте, конечно.

Лев Иванович передал каталог Варежкину и задал новый вопрос:

– Расскажите, как вы вообще договариваетесь на создание такого вот городка. Мне неинтересно оформление бумаг, а вот сама работа… Наверно, все зависит от бюджета, который будет вложен в проект? И как подбираются фигуры в городок? Подробней, пожалуйста.

– Сначала я смотрю каталог и цены, – с расстановкой, не торопясь, чтобы ничего не упустить, стал объяснять мэр. – Потом звоню Даниилу Евгеньевичу, и мы с ним встречаемся лично. Чаще всего он ко мне сам приезжает. Но бывает и наоборот – я еду к нему, чтобы самому посмотреть, что и как. Иногда он мне предлагает что-нибудь новое, интересную идею подкидывает.

– Фигуры они делают и снежные, и изо льда. Я правильно понял?

– Да-да, – покивал мэр. – Вот, например, Дед Мороз со Снегурочкой у нас всегда большие – из снега вылепленные. Или вырезанные, если хотите. А вот по поводу остальных фигур мы с Ларионовым все отдельно обговариваем.

– А в этом году вы как с ним договаривались? На какой-то определенный проект или каждая фигурка в отдельности?

– В этом году Даниил Евгеньевич предложил проект. Если вы видели, то в городке у нас в основном лесные зверушки представлены. Ну, кроме традиционного оленя с санями и быка – он как символ наступающего года сразу в проект был заложен.

– Возле елки у вас стоят, вернее стояли, две фигуры – Щелкунчика и Русалочки. Снежные фигуры. Они тоже в проект входили?

Мэр на минуту задумался, по-видимому вспоминая, о чем идет речь, а потом ответил:

– Нет, они не входили в проект. Это точно. Но возможно, что Ларионов сам проявил инициативу и поставил их в нашем городке. Знаете, пару раз так уже было. Мы заказывали конкретные фигуры и оплачивали, а потом Даниил Евгеньевич подвозил еще что-то и устанавливал уже по своей инициативе. Как он говорил – в подарок городу. Но на самом деле он просто ставил, так сказать, бесхозные фигуры. Знаете, бывает, что кто-нибудь закажет всего слишком много, а потом денег у людей не хватает. Вот и остаются какие-то снежные произведения, так сказать, невостребованными. Куда их девать? Привозят на площадь.

– Вот как, – задумчиво сказал Лев Иванович и вопросительно посмотрел на Варежкина. Тот понимающе кивнул и спросил мэра:

– Но вы точно не знаете, Ларионов эти фигуры привез и установил на площади или это все же не он? И второй вопрос: когда были установлены фигуры?

– Нет, не знаю. Он лично мне не звонил и ничего не говорил. Вы меня извините, но я могу узнать, почему в полиции интересуются снежным городком? Мне позвонили и сказали, что приехали из Москвы следователи… Что-то не так? Я бумаги могу показать. Все законно оформлено.

– Наверное, вы что-то не так поняли. – Гуров нахмурился и стал объяснять: – Звонили вам из уголовного отдела МВД. И да, я из Москвы, но не следователь, а оперуполномоченный. Понимаете, мы сейчас расследуем убийство. Убитая – молоденькая девушка – вчера вечером была найдена в одной из снежных фигур вашего сказочного новогоднего городка. Вот такие дела. Поэтому мы и обратились к вам за разъяснениями. Нам нужно понять, откуда взялась в центре городской площади снежная Русалочка. В которой и был спрятан труп убитой.

Мэр слегка побледнел, но тут же взял себя в руки и, чуть поджав губы, спросил:

– Вы думаете, что это… эту Русалочку привезли от Ларионова? Думаете, что это Даниил Евгеньевич… Мы столько лет вместе работаем, столько времени знакомы…

– Вы не волнуйтесь, – успокоил мэра Гуров. – Вполне возможно, что этот ваш Ларионов ничего не знал о содержимом снежной Русалочки. Может даже, он вообще непричастен к изготовлению этой фигуры. Мы это выясним.

– Мне бы хотелось быть в курсе. – Мэр налил стакан воды и залпом выпил. – Это возможно? Сами понимаете – такой скандал. На площади же детей всегда куча…

– М-да, детей много. – Гуров решил не говорить мэру, что обнаружил тело как раз таки двенадцатилетний мальчишка. – Хорошо. Мы будем держать вас в курсе. Во всяком случае, вы всегда можете позвонить вот по этому телефону. – Лев Иванович протянул ему визитку Варежкина, которую тот предусмотрительно передал через полковника. – Капитан всегда ответит на все интересующие вас вопросы.

– Да, конечно же. Спасибо.

Мэр взял визитку, растерянно повертел ее в руках и положил на стол.

Гуров с Антоном собрались уже уходить и распрощались с мэром, но вдруг Лев Иванович вспомнил, что хотел еще кое-что узнать, и, повернувшись, спросил:

– Скажите, а куда обычно потом вывозят все эти фигуры и вообще как утилизируется снежный городок? Не до весны же он стоит.

– Нет, конечно же! Его вывозят в специальное место за город. Там есть снегоплавильный пункт, в котором снег из всего города, в том числе и из снежного городка, плавят, а воду очищают и используют для технических нужд. Услуга вывоза платная и входит в бюджетные городские расходы, – пояснил мэр.

Глава 5

– Ну и какие мысли насчет того, как Русалочка появилась на городской площади? – спросил Гуров Антона, когда они вышли из мэрии.

– Не думаю, что она приехала из конторы Ларионова, – сразу же ответил Варежкин. – Если только… – Он на несколько секунд задумался, а потом продолжил: – Если только Ларионова кто-то намеренно не захотел подставить из его же работников. Но все равно очень рискованно. Нужно быть совсем уж балбесом, чтобы не догадаться, что полиция начнет шерстить прежде всего работников фирмы или конкурентов Ларионова и неминуемо выйдет на того, кто Русалочку сделал. Мне кажется, что тут без вариантов – Русалочку лепили точно не в Суздале. Возможно, во Владимире или в окрестностях. Девушку ведь во Владимире похитили, не так ли?

– С доводами согласен, – кивнул Гуров. – Но вот исключать версию, что суздальские похитили девушку во Владимире, а потом привезли ее сюда, тоже не стоит.

– Но зачем? – удивился Варежкин. – Не вижу смысла в таких передвижениях. Я бы, наоборот, на месте убийц скинул труп в другом городе.

– Они в другом городе и скинули, – усмехнулся Гуров. – Убивали-то не в Суздале. Хотя… – Лев Иванович задумался. – Знать бы мотив убийства, можно было бы проще строить предположения и выдвигать версии. А так… Можно пока что только пальцем в небо тыкать.

– У меня есть пара версий, почему ее убили, – сказал Варежкин.

Они с Гуровым стояли на стоянке возле машины. Лев Иванович посмотрел на часы и сказал одобрительно:

– Тогда выкладывай свои версии. До встречи с Ащеуловым у нас время еще есть.

– Давайте вон в то кафе зайдем и что-нибудь перекусим, – предложил капитан. – Потом свободного времени может и не быть. А я, пока едим, свои мысли вам выскажу.

– Полезное с приятным, значит, предлагаешь совместить? – хитро посмотрел на Варежкина Лев Иванович и, хлопнув его по плечу, одобрил предложение: – Правильно мыслишь, пойдем совмещать.

– Так вот, – продолжил Антон после того, как сыщики заказали еду. – Первая версия – девушку мог убить сам Пантелеев Захар. Думается мне, что он не родственник этим Ащеуловым, а парень этой девушки.

– Почему ты так решил? – с интересом посмотрел на Варежкина Лев Иванович. – Ей девятнадцать, а ему… тридцать пять?

– Двадцать девять, – кивнул Антон.

– Разница большая.

– Большая, – согласился опер. – В этом возрасте мужики обычно уже женаты…

– Кто бы говорил, – рассмеялся Гуров.

– Ну, у меня работа такая, что не всякая девушка за меня пойдет замуж, – смутился Варежкин.

– Ты же не знаешь, кем работает этот Пантелеев, – привел весомый довод Гуров. – Ну да ладно, предположим, он, этот Захар Пантелеев, был парнем Ащеуловой и убил ее. А потом позвонил ее отцу в Москву и побежал в полицию заявление писать, чтобы скрыть преступление. Такое, конечно, вполне может быть. Но какой же мотив?

– Да какой угодно! Ревность, например.

– Нет, Антон, эта версия – совсем даже не версия, – не согласился с Варежкиным Лев Иванович. – И даже не предположение. Пока нет каких-то конкретных данных по поводу того, кто кому и кем приходится в этой истории, выдвигать что-то рановато. Ну а какая вторая версия?

– Девушку мог похитить и убить ее бывший парень, которого она отвергла, – нерешительно покосился на полковника Антон.

– Мог, вполне даже мог, – согласился Гуров. – Но тогда он должен был взять кого-то еще к себе в подельники. Ты ведь должен помнить, что убивали девушку как минимум двое. Один держал руки, второй душил. Интересно, какой поклонник, даже бывший, рискнет взять на такое рисковое дело кого-нибудь из друзей? Такие дела, как убийство из ревности, либо совершаются один на один и тайно, либо заказываются кому-то из криминала.

– Так, может, ее и заказали? – с надеждой в голосе спросил Антон. – Нашли исполнителей, те выследили, похитили и убили…

– Ты детективами, случайно, в свободное время не увлекаешься? – сдерживая улыбку, поинтересовался Лев Иванович. – Ну вот смотри. Девочке всего девятнадцать. Если ее бывший поклонник из молодых, то где он возьмет столько денег, чтобы оплатить ее убийство? А денег тут понадобится немало. Притом не всякий уголовник, даже со стажем, за мокрое дело возьмется. Это во-первых. А во-вторых, где этот молодой будет искать профессионала? В интернете?

Гуров помолчал, перевел дух и продолжил:

– Теперь предположим такую ситуацию. Девчонку убил какой-нибудь «папик». Или кого-то нанял для этого дела. Допустим, девчонка захотела от него уйти, и он оскорбился. Или он сам захотел ее бросить по какой-то неведомой нам с тобой причине. Но какой же смысл ее убивать? Хоть самому, хоть с помощью кого-то другого? Да еще и большие деньги за это платить? У него при его деньгах таких пигалиц еще штук десять будет. Одной больше, одной меньше… Нет, эта версия тоже плывет. Еще есть предположения?

– Есть, – кивнул Антон. – Месть богатому папе. Допустим, он с кем-то в бизнесе не поделился, или много хапнул, или что-то еще. Девушку украли, чтобы наказать папу. Ведь даже изнасилования не было. Значит, месть.

– Вот это-то и странно, – задумчиво ответил Гуров. – Если папа Ащеулов кому-то задолжал или кого-то из авторитетов или сильных мира сего обидел, то, чтобы добиться от него желанного подчинения или возврата долга, девушку бы не стали убивать. Изнасиловать – могли бы. Глазки завязали бы, чтобы при случае не узнала и полиции не указала, и вернули бы папе. Могли бы живую и здоровую придержать, спрятать где-нибудь и свои условия папе ставить. Но убить и замуровать в снежную статую… При этом Ащеулов не получал никаких посланий и уведомлений типа «отгадай, где спрятана».

– А вот этого мы тоже еще не знаем – получал или не получал, – торжественно произнес Варежкин.

– Тоже правильно, – согласился Лев Иванович. – Но все-таки эта версия лучше, чем с любовниками. Как-то конкретнее такая версия, реальней.

– Согласен, – кивнул Варежкин и посмотрел на телефоне, сколько времени. – Ох, поедемте, Лев Иванович, а то опоздаем на встречу, – заторопился он.

В коридоре городского морга было прохладно, как и положено в таком специфическом заведении. Трубы отопления проходили прямо вдоль плинтуса и были такие горячие, что от них даже шел какой-то пар, но длинное узкое помещение коридора они отчего-то не согревали. Варежкин, предварительно созвонившийся с анатомом Ольгой Александровной, шел по коридору уверенно, зная точно, куда нужно идти. По всей видимости, ему не раз приходилось тут бывать.

Возле одной из дверей стояли стулья, но человек в дорогом сером пальто и ярком красном шарфе, который явно ждал кого-то (Гуров подозревал, что именно их с Варежкиным), даже не присел. Льву Ивановичу еще издалека было заметно, как человек в шарфе нервничает – ходит по коридору туда и обратно, то заложив руки за спину, то теребя лацкан расстегнутого пальто, – не зная, куда себя деть. При приближении оперативников он остановился и, напряженно вглядываясь, застыл, словно в предчувствии, что это по его душу сейчас шагают по коридору двое мужчин.

– Валерий Борисович? – уточнил Гуров и первым протянул руку бледному, как мумия в бинтах, мужчине.

Тот молча кивнул и, нервно сглотнув ком в горле, пожал руку полковнику, а потом и Варежкину.

– Я сейчас узнаю, кто нас примет, и вернусь.

Антон прошел чуть дальше и, заглянув в одну из дверей, что-то спросил. Но Лев Иванович не расслышал, он смотрел на мужчину, которому сейчас предстояло опознать тело дочери, и думал, что никогда бы не хотел оказаться на его месте.

Ащеулов – высокий и статный мужчина лет сорока пяти или чуть старше, с темно-русыми, подстриженными по последней моде волосами и немного раскосыми, татарскими темно-карими глазами, понравился Гурову. Было в этом мужике что-то брутальное, настоящее, мужское. Он не походил на изнеженного деньгами буржуйчика, которых в последнее время развелось, по мнению Гурова, слишком уж много в Москве.

– Вы думаете, это она? – нерешительно спросил Гурова Ащеулов и достал из кармана чуть дрожащими пальцами пачку дорогих сигарет. Выудил из пачки одну, но потом, по-видимому, вспомнил, что курить в помещении морга нельзя, спрятал и сигарету, и пачку обратно.

Гуров хотел было в утешение ему сказать, что, возможно, это не его дочь лежит сейчас в холодной мертвецкой, а просто похожая на нее девушка, но не стал лгать ни Ащеулову, ни себе самому, и коротко ответил:

– Скорее всего.

Вернулся Варежкин с молодым интерном, сотрудником морга, который нес в руках какой-то пакет. Подойдя к Ащеулову и Гурову, парень поздоровался и, раскрыв пакет, достал из него что-то блестящее и зеленое.

– Скажите, у вашей дочери было такое платье?

Ответа не понадобилось – все было понятно и без слов. Ащеулов до синевы закусил нижнюю губу и дрожащими пальцами прикоснулся к материалу. Гуров видел, как мужчина с силой сжал зубы, но тихий и короткий то ли стон, то ли вздох все-таки нашел себе дорогу и вырвался из груди сдерживающего слезы отца. Глаза Ащеулова покраснели.

– Пойдемте, – интерн развернулся и пошел по коридору. Все последовали за ним. Возле дверей «холодной» Ащеулов остановился и, повернувшись к Гурову и Варежкину, спросил:

– Я могу войти один?

Лев Иванович и Варежкин переглянулись, но потом полковник все-таки ответил:

– Вообще-то кому-то из нас тоже положено быть. – Он посмотрел на часы и добавил: – Сейчас должен еще следователь подъехать. Он обязан составить протокол опознания… Хорошо, – после секундного колебания разрешил Лев Иванович, – заходите один. Но потом все равно придется заходить еще раз и уже при следователе проводить процедуру опознания официальным образом.

– Хорошо, спасибо. – Ащеулов кивнул и шагнул вслед за сотрудником морга в «мертвецкую» с таким видом, словно входил в ворота ада.

– Врагу бы такого не пожелал, – глухо произнес Варежкин и сглотнул комок в горле. – Каждый раз такое ощущение, что я лично толкаю человека в какую-то бездонную пропасть. Все понимаю, а вот с такими чувствами никак справиться не могу. Помимо моей воли они, эти чувства, во мне возникают, – вздохнул он.

– Да, приятного мало, – только и нашел что ответить Гуров.

Ащеулов вышел из комнаты еще белее прежнего, если это, конечно, возможно. Гуров попросил сотрудника принести стакан воды и протянул его мужчине. Но тот, сделав два глотка скорее из вежливости, отдал стакан обратно.

Следователя ждали еще минут десять. Лев Иванович не стал ничего спрашивать у отца девушки, давая тому время побыть наедине со своими мыслями и со своим горем.

Варежкин куда-то вышел, вернулся со стаканчиком кофе и протянул его Ащеулову, которого пробил нервный озноб. Тот поблагодарил и выпил его чуть ли не залпом, не обращая внимания на то, что напиток был горячим.

Когда официальное опознание было закончено и все вышли на свежий воздух, Ащеулов спросил у Гурова:

– Когда мне можно будет забрать тело?

– Заберете сразу после того, как ответите на все необходимые в таких случаях вопросы, – честно ответил Лев Иванович. – Вы на машине?

– Да, вот стоит, – кивнул он в сторону стоянки. – Я с шофером, так что не беспокойтесь, сам я за руль не сяду. Не в том сейчас состоянии.

– Это хорошо, – кивнул Лев Иванович. – Значит, сделаем так. Я сейчас дам своему помощнику задание, а потом мы вместе проедем в управление, я с вами переговорю под протокол, и только потом вам дадут разрешение забрать тело.

– Ладно, как скажете, – обреченно ответил Ащеулов.

– Антон, давай отойдем. – Лев Иванович потянул Варежкина за рукав. – Тебе такое задание – созвонись с Ларионовым, в каталоге есть его телефон. Кровь из носу встреться с ним и узнай насчет снежной Русалочки. Кто, что и как. Не думаю, что это они привезли ее на площадь, но уточнить нужно. И узнай, может, Ларионов знает того, кто бы мог такую русалку вырезать. У каждого мастера, как мы знаем, свой почерк. Будь то скульптура из снега или из камня. Покажешь ему фото.

– Понял.

Варежкин повернулся было уже уходить, но Гурову внезапно пришла в голову еще одна мысль.

– Антон, постой. У тебя есть фотоаппарат?

– Нет. Если нужно, я на телефон снимаю. Там разрешение большое, фото хорошие получаются.

– Тогда вот что. Заедешь на площадь и снимешь на камеру еще и этого Щелкунчика. Узнай у Ларионова, их это произведение искусства или тоже левое.

– Все сделаю, – кивнул Варежкин и пошел к машине. – Вы в управлении будете? Мой кабинет сто третий, – оглянулся он.

– Вот там и будем, – Лев Иванович зашагал к внедорожнику, возле которого его ждали Ащеулов с шофером.

– Едем в управление, – кивнул Гуров поздоровавшемуся с ним водителю и назвал адрес управления МВД. Ащеулов сел рядом с водителем, а Гуров примостился на заднем пассажирском сиденье.

– Надолго мы? – спросил, не оборачиваясь, Валерий Борисович. – Не закроют в морге-то?

– Там круглосуточно. Тело вам выдадут вне расписания, по разрешению следователя, – ответил Гуров и подумал, что сегодня спать этому человеку не придется.

Глава 6

Дежурный в управлении, которого Петровский предупредил насчет Гурова, сразу же провел их с Ащеуловым в кабинет Варежкина.

– Вы уж извините, – развел руками Лев Иванович. – Я сам тут не хозяин, поэтому кофе или чай предложить не могу.

– А курить можно? – исподлобья глянул на сыщика Ащеулов.

– Даже не знаю, – виновато ответил Гуров. – А, курите, – махнул он рукой. – Потом проветрим, если что.

Ащеулов прошел к пальто, которое он повесил на старенькую вешалку, когда вошел, и достал пачку сигарет.

– Будете? – спросил он полковника, но тот отказался, сославшись, что бросил.

Заиграл телефон, и Валерий Борисович, болезненно поморщившись, достал его из кармана, взглядом спросив разрешения у Гурова, можно ли ему говорить по телефону, и ответил:

– Лиля, я пока не могу говорить. Я тебе позже перезвоню. Да, опознание уже было. Да, это она. Все остальное – потом, – сдавленно и коротко бросил он в трубку и отключился, а потом, немного поразмыслив, и вовсе отключил телефон.

– Садитесь, где вам удобно, – кивнул Лев Иванович на стул, что стоял у стола. Ащеулов, взяв стул за спинку, перенес его к окну. Он открыл форточку, сел и закурил. Гуров заметил, что мужчина стал спокойней, но бледность еще не полностью сошла, его лицо осунулось и даже, как показалось Льву Ивановичу, немного постарело.

– Где ее нашли? – красными от невыплаканных слез глазами посмотрел Ащеулов на сыщика. – Я не понимаю, – добавил он, – она ведь уехала во Владимир. Почему тело оказалось в Суздале?

Лев Иванович молча вынул из папки, которую он прихватил с собой из машины Варежкина, несколько фотографий и протянул их Валерию Борисовичу. Он видел, как снова задрожали пальцы мужчины и губы, в которых была зажата сигарета. Послышался всхлип, и Ащеулов отвернулся к окну.

– Не понимаю, кому это понадобилось! – выдохнул он. – Она ведь совсем еще девочка. Ее не… Ее не изнасиловали? Как она умерла?

– Нет, сексуального насилия не было, – твердо и жестко ответил Гуров. Ему и самому было не по себе. Хотя опыт работы в уголовке был у него немалый, Лев Иванович никак не мог заставить себя привыкнуть ни к насилию, ни к людскому горю, к которому это насилие приводило. – Ее задушили. Предположительно, положив на лицо подушку. Задушили в машине.

– Но зачем? – Валерий Борисович вскочил со стула, но потом снова обессиленно опустился на него. – Как можно просто так взять и убить девочку? – непонимающе посмотрел он на Гурова, словно полковник мог четко и ясно дать ему ответ на этот вопрос.

Но Лев Иванович не знал ответа, зато у него самого было очень много вопросов к Ащеулову. И он собирался получить ответы на все свои вопросы. А иначе и быть не могло. Иначе он не сможет найти тех, кто убил девушку.

Лев Иванович не стал включать компьютер, он нашел на столе у Варежкина стопку бумаги и ручку. Приготовив все нужное, он принялся задавать Валерию Борисовичу сначала всякие формальные вопросы относительно его возраста, работы и места жительства, а потом спросил:

– А теперь расскажите мне все о Лене. В какой она семье росла – полной или неполной, где училась в последнее время, какой у нее был характер, с кем дружила, были ли у нее враги… В общем, все, что посчитаете нужным. Постарайтесь вспомнить и последний день, когда вы виделись с дочерью. Что она говорила, куда хотела ехать и с кем собиралась встретить Новый год, в каком она была настроении в последние дни, и вообще все, какие вспомните, подробности.

Ащеулов молчал и только курил, затягиваясь так яростно и неистово, словно хотел, чтобы никотин, проникнув в его легкие, наконец-то сделал свое дело и убил его, как какую-нибудь старую и заезженную лошадь. Он собирался с силами, и когда заговорил, то в голосе его чувствовалась такая смертельно-леденящая усталость, что Лев Иванович невольно поежился.

– Лена всегда была, как это говорят, папиной дочкой. – Валерий Борисович смял недокуренную сигарету и огляделся, не зная, куда ее выкинуть. Гуров показал ему на мусорную корзину, стоящую у стола. – Когда она родилась, мне было уже двадцать семь лет, и… я очень хотел и ждал ее рождения. Мама Лены была моложе меня на семь лет, и женился я на ней скорее по ее «залету», чем по большой любви. Но жили дружно. Ссорились редко, хотя это было скорее потому, что и виделись мы нечасто. Яна, моя первая жена, фотохудожница, очень талантливая, надо сказать, часто бывала в разъездах. За Леной в основном приглядывали няня и я, когда бывал дома. У меня тоже работа такая, что редко дома появлялся, и Леночка была для меня как ясно солнышко. Я ее маленькую с рук не спускал…

Гуров слушал, не перебивая. Он понимал, что мужчине нужно выговориться, нужно снять камень, который тяжелым грузом лежал у него на сердце. «Хотя, – думал полковник, – как же его выкинешь, этот камень, он теперь надолго, если не навсегда. Застрял в груди и будет шевелиться, причиняя боль всякий раз, когда взгляд отца будет останавливаться на фотографии дочери».

– С Яной мы развелись, когда Лене было четырнадцать. Разошлись без скандала. Как говорится, решили все мирным путем. Просто Яна встретила человека, которого полюбила и который мог дать ей больше в творческом плане, чем я. Познакомилась на одной из своих выставок с богатым итальянцем и уехала с ним жить в Милан. Лена все поняла, она вообще умная девочка… была, – выдохнул, словно вытолкнул Ащеулов слово, которое никак не хотело слетать у него с языка. – Поняла, но ехать с матерью в Италию отказалась. Осталась со мной. Она всегда почему-то была на моей стороне. Всегда, когда мы с Яной ссорились. А потом… – Ащеулов запнулся и прикрыл глаза. – Потом я встретил Лилю. И Лена опять не стала возражать. Они с Лилей подружились и стали близки, как сестры или как подруги, очень быстро нашли общий язык и общие интересы.

– Валерий Борисович, у вас, кроме Лены, есть еще дети? – спросил Лев Иванович, глядя, как Ащеулов достает из пачки новую сигарету.

– Да, у нас с Лилей есть сын Архип, ему два года. Лена… – Мужчина выдержал мучительную паузу, борясь с чувствами, стараясь не сорваться и не расплакаться в присутствии оперативника. – Лена была очень рада, когда он родился, и все твердила, что наконец-то она будет не одна. Оказывается, – Ащеулов посмотрел на Гурова и слегка улыбнулся своей мысли, – она все время переживала, что у нее нет ни сестры, ни брата. Лена – очень добрая девочка… – вздох, – была. Но и упрямая, вся в мать. Если что-то в голову пришло, то будет стоять на своем упорно и до конца. Подростком она была вообще очень своевольная. Только я и мог с ней как-то еще договариваться, а учителя так просто стонали от ее характера и поведения. Хотя училась Лена очень даже неплохо. Была твердой хорошисткой, без троек.

– А где она училась в последнее время? – Лев Иванович решил своим вопросом вернуть Ащеулова из воспоминаний к действительности.

– Она хотела стать юристом. – Ащеулов наконец-то раскурил сигарету, которую держал в руках, и затянулся. – Ее интересовали экономические преступления. Хотела стать прокурором и обвинителем именно в этой области права. Уж не знаю почему, – пожал он плечами.

– А фамилия и имя Пантелеев Захар вам что-то говорит?

– Это тот парень, к которому она поехала во Владимир, – нахмурился Ащеулов. – Я его не знал до того времени, пока он сам мне не позвонил и не сказал, что Лену похитили. Дочка не хотела почему-то меня с ним знакомить. Хотя я и настаивал. Она сказала, что обязательно сделает это, но только после праздников.

– Вы не знаете, где она с ним познакомилась?

– Я так думаю, что в университете. – Ащеулов устало посмотрел на Льва Ивановича. – Она сильно изменилась именно в сентябре, когда поступила на юрфак. Стала скрытной, часто уходила из дома, не сказав, куда идет. В выходные дни, по воскресеньям в основном, возвращалась поздно. Она и раньше, бывало, отпрашивалась на разные тусовки и вечеринки со сверстниками. Всегда спрашивала у меня разрешения… Но только не тогда, когда стала встречаться с этим парнем.

– Она вам не называла даже его имени или фамилии?

– Нет, не называла. Знала, что я начну расследование и узнаю, что она встречается с мужчиной старше себя на десять лет.

– А это так принципиально для вас, на сколько лет парень, которого любила ваша дочь, старше ее?

– Не знаю, – Ащеулов задумался. – Понимаете, я даже не думал над этим вопросом. Для меня Лена всегда оставалась маленькой девочкой. Я и вообразить не мог, что она вдруг возьмет и полюбит кого-то сильнее, чем меня. Понимаю, звучит эгоистично, но…

– Возможно, именно поэтому она и скрывала от вас, что встречается с Захаром Пантелеевым, боялась вашего непонимания, неодобрения, опасалась вас расстроить, в конце концов?

– Может, и так. – Ащеулов устало и горестно вздохнул. – Иногда я бывал по отношению к ней настолько собственником, что не понимал, что маленькая девочка уже выросла и стала самостоятельной, независимой личностью.

– Значит, когда она уезжала во Владимир, вы не знали, куда и к кому конкретно она собирается, но все равно отпустили ее?

– Не знал, – кивнул Валерий Борисович. – И не хотел ее отпускать. Мы в первый раз тогда очень сильно поругались. Но Лена упрямая, я ведь говорил. И все равно сделала по-своему. Собрала сумку, хлопнула дверью и ушла. Я потом еще долго сердился, а Лиля меня успокаивала и говорила, что Лена уже большая девочка и может сама решать, с кем ей встречать Новый год. Кто же знал, что все так получится?!

– А Лена вам звонила из Владимира?

– Нет. Это я ей звонил. Она трубку не брала, но написала мне в ответ на мой звонок эсэмэску. Я ее сохранил.

Ащеулов достал из кармана телефон, который он не так давно отключил, и, включив его снова, нашел сообщение.

– Вот, – он протянул телефон Гурову, и Лев Иванович причел: «Не сердись на меня. Все будет отлично. Я познакомлю вас после праздников, когда сама окончательно пойму свои чувства и если буду уверена на все сто в его чувствах ко мне».

– Она была не уверена, что этот мужчина ее любит? – не совсем понял послание Гуров.

– Скорее всего, она просто не хотела торопить события, – ответил Валерий Борисович. – Она всегда была перестраховщицей и не любила принимать быстрые решения. Ей нужна была ясность во всем.

– Расскажите мне о звонке Пантелеева. Что и как он вам сказал о Лене? – спросил Лев Иванович. – Как можно подробнее вспомните весь разговор, интонацию сообщавшего новость и его реакцию на событие. Вы ведь с ним потом виделись во Владимире?

– Да, конечно, виделись, – кивнул Ащеулов. – Нормальный парень оказался, видно, что сильно переживал… – Валерий Борисович провел рукой по лицу и попросил: – Можно воды?

Лев Иванович подошел к чайнику, что стоял на небольшом столике в углу кабинета, налил в кружку воды и протянул ее Ащеулову. Тот выпил с жадностью, словно его мучила жажда, и, вернув кружку, продолжил рассказывать:

– Звонок раздался в половине первого ночи. Мы с Лилей в этом году не пошли отмечать Новый год ни к друзьям, ни в ресторан. Лиля не захотела оставлять Архипа с няней. Жена вообще редко пользуется услугами Альбины Викторовны – женщины, которая была няней еще у Лены, – предпочитая заниматься сыном сама. Лиля совсем не похожа характером на Яну – она… Впрочем, это неважно. Так вот. Позвонил Захар мне в половине первого с телефона Лены. Я сначала обрадовался, думал, что дочка звонит, чтобы поздравить, но, услыхав незнакомый мужской голос… Честно скажу, сразу почувствовал неладное и испугался. Сильно испугался. – Ащеулов немного помолчал, вспоминая звонок и свою реакцию на него. – Захар не стал юлить и сразу сказал, что я должен приехать сейчас же во Владимир, потому что Лену похитили. За два часа до Нового года она вышла в магазин и не вернулась. Телефон она с собой почему-то взять забыла. Ее стали искать сразу, как только хватились – через полчаса после ее ухода.

– А магазин этот далеко от дома?

– По словам Пантелеева, да я и сам потом убедился в правоте его слов, – в двух шагах. Он хотел пойти с ней, но она отказалась и взяла с собой его собаку, чтобы выгулять ее. Собаку нашли убитой, застреленной из пистолета.

– Вот даже как!

– Да, я видел пса, – покивал головой Ащеулов. – Восточноевропейская овчарка. По словам хозяина, Захара то есть, она была натаскана на охрану и задержание… – Ащеулов снова замолчал и устало потер ладонями лицо, словно отгоняя от себя призраки и убитой собаки, и мертвой дочери. – Позвонил мне Пантелеев уже после того, как написал заявление о похищении, но ему сказали, что заявление будут рассматривать только после того, как оно будет написано кем-нибудь из близких родственников похищенной девушки. Мне пришлось звонить и просить Дмитрича, чтобы он меня отвез. Это мой водитель, – пояснил Ащеулов, кивнув в сторону окна. – Дмитрич – это фамилия, а не отчество, – добавил он. – Водитель у меня – непьющий, он был трезв, поэтому мы выехали сразу и мчались так, что во Владимире были в два раза быстрее положенного на дорогу времени. Дороги были пустые, – словно бы виновато добавил он. – Праздник, сами понимаете…

– Какое впечатление на вас произвел Пантелеев? Он был один?

– Нет, у него в доме я застал целую компанию. Как я понял – его друзья. Я плохо помню всех, но было их, кажется, человек шесть или семь…

Глава 7

В то время как Лев Иванович снимал показания с Ащеулова, Станислав Крячко сидел на маленькой кухне Захара Пантелеева и слушал его версию того, что произошло в вечер исчезновения Елены Валерьевны Ащеуловой…

Узнав, что Лену нашли убитой и замурованной в снег, а вернее в статую Русалочки, Захар побледнел и, сжав кулаки, стал ходить по комнате, мечась словно волк в клетке, – кулаки стиснуты так, что пальцы побелели от напряжения, лицо осунувшееся, черты заострились еще больше, глаза сверкали болью и гневом одновременно. Казалось, все его существо, все его тело говорило: «Найду – убью гадов!»

Станислав, видя такое состояние парня, спросил:

– У тебя кофе или что-нибудь покрепче найдется? Выпей, глядишь, чуть полегчает.

– Пойдемте на кухню, – решительно кивнул Захар и твердым быстрым шагом прошагал из комнаты в маленькую кухоньку. Там он налил в пузатую рюмку водки, взглядом спросив Крячко, нужно ли и ему налить, но, увидев отказ в его глазах, настаивать не стал. Выпил залпом, не закусывая, даже не поморщившись, и пошел ставить чайник. Когда черный и обжигающе-горячий кофе был разлит по кружкам, Захар сел и без понуканий со стороны сыщика начал рассказывать:

– С Леной я познакомился, когда приехал подавать документы на заочный, на юрфак. Она тоже поступала, но только на очное обучение. Я в полиции работаю. С собакой своей работал, кинологом. А до этого контрактником был. Ахмата моего убили в тот вечер. – Парень сжал зубы, и Крячко видел, как заходили желваки у него на скулах. – Девять лет мы с Ахматом жили вдвоем, холостяками, и никого нам не нужно было. А когда я Лену в первый раз увидел, то сразу понял, что она и есть та самая, кого я так долго ждал. У меня ведь до нее девушек постоянных не было. Так, на одну ночь, и все. Да и то редко. Не хотел я никаких отношений без любви. Друзья все давно уже семьями и детьми обзавелись, а я все ждал свою принцессу, – горько усмехнулся Пантелеев. – И дождался…

Он замолчал и, покосившись на стоящую рядом с ним бутылку с водкой, налил себе еще, а остатки водки из бутылки решительно, подойдя к раковине, перевернул и опустошил, вылив содержимое в сток.

– Намерения у меня к ней были серьезные, – словно сам для себя проговорил Захар. Он сел и, выпив из рюмки, сразу же запил водку горячим кофе. – Я видел и чувствовал, что тоже нужен ей и что она любит меня. Но за три месяца знакомства мы не были с ней близки. – Захар с вызовом посмотрел на Станислава, но тот никак не отреагировал на это его заявление, и парень продолжил: – Отметить Новый год у меня была ее инициатива. Я понимал, что это значит для нас обоих. Лена призналась мне, что у нее еще не было близости ни с кем и она берегла себя для того, кого она сама по-настоящему полюбит и кто ответит ей взаимностью. Она сказала, что ждала меня…

Захар опустил глаза и стал пристально смотреть в кружку с кофе, словно надеялся увидеть через черноту напитка дно. Но Станислав понимал, что парень просто старается таким образом успокоиться, и не торопил его.

– Я предложил ей съездить сначала к ней, чтобы она познакомила меня со своей семьей, с отцом. Но она не захотела. Сказала, что после Нового года мы вместе поедем к ней и тогда она меня и познакомит. Так… – Захар снова немного помолчал. – Мы думали, что встретим праздник вдвоем, но неожиданно пришли друзья. Всей компанией. – Захар слабо улыбнулся. – Они узнали, что у меня появилась девушка, и решили познакомиться с Леной. Вот так, без предупреждения.

– Сколько человек к вам пришло? – уточнил Станислав.

– Шестеро. Трое самых лучших друзей пришли, с которыми мы когда-то вместе служили, с женами, – пояснил Пантелеев. – Я видел, что Лена расстроилась, ведь мы хотели в эту ночь быть только вдвоем, но она старалась этого не показать и отлично ладила с боевыми подругами. Так себя называют жены моих друзей. Если надо, то я могу дать их номера телефонов. И друзей, и их жен.

– Нет, пока не нужно. Мы не сомневаемся, что у тебя есть алиби и что ты к этому убийству непричастен, – ответил Станислав. – Но хотелось бы знать подробности того, что произошло в тот вечер.

– Закончился майонез, – отпив остывающий кофе, стал рассказывать Захар. – И, как я понял, сигареты у Лены. Это мне потом уже Павловна сказала. Одна из «боевых подруг», Тельцова Лида, – пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Крячко. – Они, девчата, хотели кого-нибудь из своих мужей в магазин послать, но Лена сама вызвалась. Сказала, что заодно и Ахмата выведет, и сигарет себе купит. Я сам не курю, – сознался он, – но Лена иногда курила, хотя мне это и не нравилось. Она, в принципе, серьезной курильщицей и не была, так, баловалась, и даже обещала бросить сразу же после Нового года. Но, видать, все эти переживания, ссора с отцом и новые знакомства…

– Она поссорилась с отцом? – перебил Захара Крячко.

– Так она сказала. Отец не хотел ее отпускать во Владимир, но она упрямая. – Захар потемнел лицом и добавил: – Была. В общем, Лена сильно переживала эту ссору. По ее словам, она с ним, с отцом, раньше никогда так серьезно не ругалась и не спорила.

– На чем она приехала во Владимир?

– На своей машине. На «Фиат 500» красного цвета. Номер у меня где-то записан. – Захар встал, но Станислав усадил его жестом на место, дав понять, что нет нужды отвлекаться на такие мелочи.

– Мы и сами установим номер, если нужно. Машина сейчас где?

– Ее отец Лены забрал, когда приезжал заявление писать, – ответил Захар и потемнел лицом еще больше. – Он у меня пару дней жил, пока не успокоился. Он с водителем во Владимир приехал, но потом отпустил его, а сам уехал на Лениной машине. Мы с ним решили, что будем поддерживать связь и я ему буду рассказывать, как ведутся поиски.

– Ладно. Расскажи мне, что было дальше, когда Лена собралась идти в магазин, – напомнил Станислав парню, на каком месте своего рассказа тот остановился.

– Я вышел с ней в коридор и предложил пойти вместе. Но она отказалась, ссылаясь на то, что берет с собой Ахмата и он не даст ее в обиду. – Пантелеев снова опустил голову и уставился в теперь уже пустую кружку. – Кто же знал, что у этих бандитов есть пистолет? – растерянно пробормотал он. – Я был уверен, что она взяла с собой телефон. Мы с ребятами были заняты, чинили стол. Но когда прошло полчаса и Эля пришла мне сказать, что Лены до сих пор нет, я заволновался и начал звонить ей на мобильный. Оказалось, что он лежит у меня в спальне. Лена, когда переодевалась в платье, положила его на комод. Там он и лежал. И тогда я испугался по-настоящему. – Захар и теперь с испугом, словно вспомнив свое прошлое состояние, посмотрел на Станислава. – Я накинул куртку и выскочил на улицу, побежал к магазину, но по дороге наткнулся на лежащего на снегу Ахмата. Он был мертв, и под ним была небольшая натекшая и замерзшая на морозе лужица крови.

Пантелеев отвернулся от Крячко и стал смотреть в окно. Было видно, что ему трудно говорить и воспоминания о той кошмарной новогодней ночи все еще не дают ему успокоиться.

Станислав встал и снова включил чайник, насыпал себе и Захару по ложке кофе и залил вскипевшей водой. Пантелеев на это только кивнул в знак благодарности и, помешав в кружке ложкой, отпил обжигающий напиток, постепенно успокаиваясь.

– Я огляделся, со страхом ожидая увидеть неподалеку и тело Лены, но кругом было тихо и пусто. Тогда я стал внимательно осматривать все вокруг, но ничего, кроме следов машин и множества следов от обуви, не увидел. Там, где лежал Ахмат, освещение было тусклое. Фонарь почти не горел и что-то рассмотреть было сложно. Я позвонил Валентину, одному из друзей, и сказал, чтобы он прихватил с собой коврик, что лежал у меня в ванной, и шел ко мне. Я не стал ничего объяснять по телефону. Валя вышел, увидел Ахмата, и тогда я ему все рассказал. Мы с ним вместе вызвали полицию. Пока полиция ехала, к нам вышли все остальные ребята… Такой вот Новый год у нас получился, – невесело усмехнулся Пантелеев.

– Пулю из собаки извлекли? – спросил Станислав и записал в свой блокнот напоминание самому себе – узнать, кто приезжал на место происшествия, составлял протокол и принимал заявление в тот день.

– Да, – кивнул Пантелеев, – по моему настоянию. Для меня это было все равно что убили человека…

– Да, ты говорил, что значил для тебя пес. – Станислав посмотрел на Захара. – Ты помнишь фамилию оперативника, который приезжал на вызов?

– Сладков, кажется, – неуверенно ответил Пантелеев, но потом, немного подумав, подтвердил: – Да, Сладков. В годах мужик. Он выпивший был, в честь праздника, наверное. Но свое дело знал хорошо. Сразу же всех опросил и все в протокол записал. Вызвал бригаду спецов. Но тут, кроме следов от машины (а они их сняли), и ловить было нечего, по моему мнению. Все было затоптано, поди разберись, чьи следы – преступников или чужие. Тут бы даже мой Ахмат нужный след не взял.

– Ну, это по твоему мнению нечего было ловить, а специалистам обычно работы всегда хватает и кроме следов, – наставительно проговорил Крячко. – Ладно, с этим я разберусь. Ты мне вот что скажи. Тебя с тех пор, как исчезла Лена и вы с ее отцом заявление написали, в отделение вызывали? Может, спрашивали о чем-то или уточняющие вопросы задавали?

– Нет, никто не вызывал. Я сам пару раз заходил, спрашивал, но мне этот Сладков ответил, что нового пока ничего не известно. Мол, праздники и все такое. Я сам сейчас в отпуске, – нахмурился Захар. – Теперь даже и не знаю – выходить ли на работу. Кому я без Ахмата нужен? Мы с ним в паре работали.

– Угу, праздники, – недовольно произнес Станислав. – Такие вещи, как похищение человека, нужно по горячим следам расследовать, а не праздники праздновать, – добавил он сердито. – Ты сам что думаешь? Кто мог ее похитить и потом вот так вот с ней поступить?

– Не знаю, – устало пожал плечами Захар и запоздало спросил Станислава: – Ее не насиловали?

– Нет, просто убили.

– Зачем? – тихо и непонимающе спросил Пантелеев.

– Вы с ее отцом говорили на эту тему? – не стал отвечать на риторический вопрос Крячко. Тем более что ответа на него он, как и Гуров, не знал. – Не строили предположений, кто бы мог ее похитить? Может, у отца какие-то проблемы в бизнесе были? Он ничего такого не говорил?

– Нет, Валерий Борисович ничего не говорил, – медленно, словно в трансе, покачал головой Захар. – Хотя да, на эту тему мы и разговаривали. Но немного. Отец Лены оказался мужиком понимающим. На меня обиды не держал. Но и в душу к себе не пускал. Молчал больше. Переживал все в себе. Но я его понимаю. Я сам такой же. Так что мы по большей части молчали каждый о своем.

– А сама Лена не говорила – у нее не было каких-то врагов? Или, может, ее кто-нибудь из парней преследовал? Знаешь, как бывает – девушка красивая, из богатой семьи, кого-то отвергла, и ей решили отомстить.

– Отомстить! Но ведь не так же! – ткнул с возмущением в папку Захар. – Это почерк каких-то мафиози, а не отвергнутого парня. Наверняка это из-за бизнеса ее отца.

– Может, и так, а может, и…

Внезапно Станиславу пришла в голову занятная мысль, и он неожиданно для Пантелеева стал с ним прощаться. Но у порога остановился и попросил:

– Покажи-ка мне место, где ты собаку нашел.

Захар понимающе, не задавая вопросов, оделся и вместе с Крячко вышел на улицу.

Глава 8

Записав все показания Ащеулова, Гуров хотел было спуститься и узнать у дежурного, где можно найти следователя, как в кабинет быстрым шагом вошел Варежкин. Мельком глянув на стоящего у окна и курящего очередную сигарету Валерия Борисовича, он подошел к Гурову и, наклонившись, тихо сказал:

– Лев Иванович, я узнал. Это не фирма Ларионова Русалочку на площадь привезла. И Щелкунчик тоже не их работа. Даниил Евгеньевич посмотрел фото и сказал, что понятия не имеет, кто их мог сделать. Очень уж своеобразный почерк. Не его мастеров – это точно.

– И Щелкунчик, говоришь, тоже не их рук дело? – приподнял бровь Гуров, потом прищурился и задумался. Варежкин смотрел на него выжидающе, но с пониманием, словно догадывался, что за этой задумчивостью последует.

Лев Иванович посмотрел на капитана, потом на Ащеулова и попросил Антона:

– Слушай, проводи Валерия Борисовича к следователю. Пусть он ему выпишет разрешение забрать тело из морга, а потом сразу же возвращайся сюда. Поедем с тобой на площадь.

Варежкин кивнул и, позвав за собой Ащеулова, торопливо ушел. Лев Иванович еще немного постоял в задумчивости и достал свой мобильный телефон, посмотрел на его темный экран и чертыхнулся. Телефон почему-то был выключен. «Вроде же заряженный был», – пробормотал Лев Иванович и включил айфон. И вправду, сеть была заряжена полностью, а на ожившем экране отобразилось сообщение, что полчаса назад Гурову звонил его напарник и друг Крячко. Лев Иванович быстренько перезвонил Станиславу и сразу же услышал его голос:

– Лева, ты чего отключился? Договорились же держать друг с другом связь!

– Ты не ворчи, отчитывать меня будешь потом, – буркнул в трубку Гуров. – Отключился у меня телефон, и сам не знаю почему. Может, нажал куда-то не туда нечаянно. Я с Ащеуловым беседовал, а Варежкин тем временем кое-какие интересные сведения собирал. У тебя что нового?

– У меня – новая версия после разговора с Пантелеевым и осмотра места, откуда предположительно могли увезти девушку.

– Версия – это хорошо, – одобрительно отозвался Лев Иванович. – А если она еще и с моим предположением совпадет, то это будет означать, что мы на правильном пути.

– Что за предположение?

– Нет, ты первый свою версию говори.

– Я так думаю, что Елену Ащеулову убили потому, что она стала свидетельницей какого-то другого преступления. Во всяком случае, все похоже на то. Я только что распрощался с Захаром Пантелеевым. Он мне показал, где нашел убитого пса. Место, надо сказать, очень даже располагает к тому, чтобы сделать какое-то злодейство по-тихому и остаться незамеченным. До ближайших домов – не меньше 10—15 метров. Стоянка автомобилей – тоже в стороне. Освещение, по словам Пантелеева, в этом месте тусклое. То ли специально его таким сделали, то ли просто никто заморачиваться и ремонтировать фонарь не хочет…

– Что ж, твоя версия вполне совпадает с моими подозрениями насчет второй снежной фигуры, возле которой стояла Русалочка, – Лев Иванович нетерпеливо прервал Станислава. – Варежкин узнал, что и Щелкунчик, и Русалочка появились на площади неизвестно откуда и когда. Во всяком случае, время появления их в снежном городке мы пока не знаем. А вот то, что фирма, которая выполняла заказ для муниципалитета, к этим двум снежным сказочным героям не имеет никакого отношения, это факт.

– Ты сейчас думаешь о том же, о чем и я? – спросил Крячко. – В этом Щелкунчике может быть спрятано еще одно тело?

– Да, я об этом и подумал, – согласился Лев Иванович с другом. – А поэтому сейчас дождусь Варежкина, и мы поедем на площадь. Думаю, что нужно будет еще созвониться с мэром, чтобы тот нашел нам, на чем вывезти этого Щелкунчика с площади.

– М-да, как говорится в народной пословице: «Чем дальше в лес, тем больше…»

– Тел, – усмехнувшись, продолжил Лев Иванович. – Ты сейчас куда?

– Поеду искать некоего Сладкова. Это местный опер. По словам Пантелеева, именно он снимал с него показания после вызова на место происшествия. Хочу узнать, какие улики были найдены на месте убийства собаки и похищения девушки. Что-то они долго раскачиваются с этим криминальным случаем. Надо бы их поторопить.

– Отлично. Заодно узнай, не было ли в этот же день, когда похитили Ащеулову, или чуть раньше, или чуть позже, заявлений о пропаже других людей. Вполне возможно, что ты прав и девушку убили именно по причине того, что она оказалась не в том месте и не в то время и увидела то, что не должна была видеть.

– Понял, – отозвался Крячко, внимательно выслушав друга. – Ты тоже держи меня в курсе. Чтобы я, если что, мог надавить на этих сонных и совсем не оперативных красавиц во владимирском управлении.

– Все, я отключаюсь. Варежкин уже вернулся, – быстро проговорил Гуров и отсоединил связь. – Все нормально? – поинтересовался он у Антона, и тот кивнул. – Тогда едем на площадь. У тебя ведь есть телефон этого свидетеля, Тельникова? Надо будет с его сыном поговорить. Может, мальчик вспомнит, когда на площади появились Русалочка и Щелкунчик.

– Думается мне, что уже после Нового года они там и появились, – высказал свое предположение Варежкин. – Это же очевидно! Если девушку убили тридцать первого вечером, то нужно было время, чтобы ее в снег замуровать, вырезать из снега Русалку и потом только привезти в Суздаль.

– Какой ты догадливый! – с хитринкой посмотрел на капитана Гуров, чем смутил молодого оперативника. – Это понятно, что после Нового года. Но нам ведь нужно узнать точно, какого числа. Узнаем, когда привезли, – начнем искать тех, кто и на чем фигуры привез. Сам понимаешь, такие тяжелые глыбы устанавливаются с помощью крана и привозятся на больших машинах. А это значит, что нанимали все эти машины в какой-то организации. Вот нам и нужно найти эту организацию.

– Думаете, что в Щелкунчике тоже может быть спрятано тело? – нисколько не обидевшись на насмешливый тон Гурова, обеспокоенно спросил Варежкин.

– Все может быть. Пока тебя не было, я созвонился со Станиславом Васильевичем, и он, узнав от свидетеля Пантелеева некоторые подробности того вечера, предположил, что девушку убили потому, что она стала свидетельницей другого убийства.

– Вот и я так подумал, – согласился Антон. – Надо бы еще мэру позвонить. Пусть он нам снова даст кран и грузовик, чтобы вывезти с площади Щелкунчика.

– Позвоним обязательно, но, прежде чем выедем на площадь, позвони Тельникову и узнай у него, дома ли его сынок. Если дома, то пусть позовет его к телефону. Выяснишь у мальчика, когда они с друзьями впервые увидели под елкой эти снежные фигуры.

Варежкин нашел в записной книжке и набрал номер Тельникова.

– Алексей Валерианович, здравствуйте. Это капитан Варежкин вас беспокоит, – дождавшись ответного «слушаю», сказал Антон. – Ваш Георгий далеко от вас находится? Мне у него кое-что нужно уточнить. Ага. Дайте ему трубочку. Здравствуй, Гоша, – после недолгой паузы поздоровался оперативник. – Скажи, ты помнишь, когда вы с друзьями первый раз увидели Русалочку и Щелкунчика на площади? Четвертого числа? Это точно? Что ж, отлично, спасибо за информацию. Будь здоров.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Гуров, как только Антон дал отбой.

– Четвертого днем фигуры уже стояли, – ответил Варежкин. – Георгий говорит, что вечером третьего числа они с Ильей и Виталиком ушли с площади в половине десятого и там фигур еще не было. А вот четвертого, когда они вышли гулять после двенадцати, Русалочка и Щелкунчик уже стояли под елкой.

– Ага, значит, если судить по времени, то фигуры могли появиться на площади начиная с десяти часов вечера третьего числа и примерно до половины двенадцатого дня четвертого числа, – задумчиво сощурил глаза Гуров. – Что ж, в этом временном отрезке и нужно будет искать и свидетелей, которые могли бы видеть, как разгружали фигуры, и тех, кого нанимали на эту работу – водителей грузовика и автокрана. Кстати, четвертое число в некоторых организациях было рабочим днем, – со значением посмотрел Лев Иванович на Варежкина, и тот кивнул в ответ, что понял основную мысль полковника.

– Мне с мэром говорить или вам трубку передать? – спросил Антон, выискивая в своем телефоне номер мэра.

– Давай я поговорю, – протянул руку к мобильному Варежкина Гуров. – У меня солидней и убедительней получится, – улыбнулся он своей шутке.

До мэра удалось дозвониться не сразу. Лишь с третьей попытки Гуров услышал долгожданное «говорите, я вас слушаю». Откашлявшись и придав своему голосу суровую интонацию, Лев Иванович сказал:

– Это полковник Гуров из Москвы. Мы с вами сегодня уже беседовали. Дело весьма осложнилось. Мы узнали, что фирма Ларионова не имеет отношения ни к фигуре Русалочки, ни к фигуре Щелкунчика на площади и их, по всей видимости, привезли из другого города. Поэтому есть просьба – выделите нам какой-нибудь грузовик и автокран, чтобы мы могли забрать вторую бесхозную и весьма подозрительную снежную фигуру. Нам нужно ее проверить.

После некоторого замешательства мэр нерешительно спросил:

– Думаете, что там тоже может находиться чье-то тело?

– Не знаем, но всякое может быть. Нужно проверять. Ведь не просто так оба персонажа появились одновременно и стояли рядом, – осторожно, не желая делать поспешных выводов, ответил Гуров.

– Мне нужно полчаса, чтобы выслать вам на площадь необходимую технику, – сказал мэр, и в его голосе Лев Иванович уловил нотки паники. – Я тоже приеду на площадь, – заявил он категорично.

– Да-да, конечно же, приезжайте, – не стал возражать Лев Иванович, а сам подумал: «И какого лешего тебя туда принесет? Управились бы и сами».

Глава 9

Станислав после разговора с Гуровым проанализировал информацию и решил, что перед тем, как связываться со Сладковым, надо сначала узнать, были ли в праздничные дни поданы другие заявления о пропаже людей. Что первым делом, приехав в местное управление МВД, он и узнал у дежурного, спросив, к кому по этому поводу можно обратиться.

– Сегодня восьмое число и у всех выходной. Завтра все будут на месте, – нехотя ответил ему дежурный, который не отрывал глаз от экрана компьютера. Крячко подумал, что дежурный явно занят сейчас больше каким-то фильмом или игрой и находится мыслями далеко от своей работы и служебных обязанностей.

– Тогда дайте мне телефон начальника вашего управления, я сам с ним свяжусь. Думаю, что он должен знать, чем тут на рабочем месте заняты его сотрудники, вместо того чтобы содействовать раскрытию преступлений. Послушайте, – Станислав начал нервничать, – я ведь к вам не от тети с рождественским пирогом пришел, а по важному делу из Главного управления. К тому же я старше вас по званию. А потому вы просто обязаны, если, конечно, хотите и дальше работать в полиции, обратить на меня внимание. Или, по крайней мере, найти мне человека, который сообщит мне нужные сведения.

– Что вы от меня хотите? – Дежурный вздохнул и поставил фильм на паузу. Потом он снял трубку внутреннего телефона и, набирая какой-то номер, спросил Крячко: – Скажите еще раз вашу фамилию.

– Полковник Крячко из Главного управления МВД России.

– Шепилов, – кивнув Станиславу, сказал дежурный в трубку. – Твоя группа у нас сегодня на дежурстве. Выйди, свет очей моих, в коридор. Тут полковник из Москвы требует неких сведений. Да, срочно. Крячко из Главного управления. Давай-давай, нечего прохлаждаться. Сейчас к вам оперативник выйдет, – поднял дежурный глаза на Крячко. – Он вам все что нужно и расскажет, и покажет.

Шепилов – полный, с маленькими бегающими глазками и пухлым ртом оперативник – вышел к Станиславу минут через пять. Лениво оглядев полковника с ног до головы, он спросил:

– Это вы из Москвы?

– Нет, я из Саратова, – усмехнулся Крячко. – А что, тут еще кто-то кроме меня и дежурного есть?

– Идемте, – вздохнул Шепилов и поинтересовался: – Отчего такая срочность?

Крячко не ответил и пошел молча за дежурным опером, чувствуя, как в нем закипает недовольство всем этим сонным царством. В кабинете Шепилов повернулся к Станиславу и вопросительно посмотрел на него в ожидании ответа на свой заданный ранее вопрос.

– Мне срочно нужны данные о пропавших людях, на которых за последнюю неделю, начиная с тридцать первого декабря и по седьмое января, было написано заявление, – сдерживая гнев, повторил Крячко свою просьбу. – Это очень важно. В Суздале была найдена девушка, которая пропала в вашем городе тридцать первого числа. Девушку убили и замуровали в снег, слепив из нее Русалочку и разместив снежную фигуру на центральной площади города. Есть подозрение, что она была убита в этот день не одна. Мне нужен список тех, кто был зарегистрирован в эти дни и считается пропавшим. Я ясно выразился? – Крячко с угрозой во взгляде посмотрел на Шепилова.

До оперативника наконец-то дошла вся серьезность ситуации, он сразу же сменил ленивое выражение лица на деловую заинтересованность, с досадой покосился на дежурного и посеменил к своему компьютеру.

– Сейчас пробью по базе и распечатаю список, – пробормотал он и, уставившись в монитор, начал что-то отбивать толстыми пальцами на клавиатуре.

Крячко терпеливо ждал. Он сел возле стола, за которым сидел Шепилов, и пристально, не мигая, смотрел на оперативника. Тому явно было неуютно под взглядом полковника, и он, весь сжавшись, все быстрее и быстрее стучал по клавишам, отвлекаясь иногда на то, чтобы подвигать мышкой.

– Вот, нашел, – с несколько деланой радостью сообщил через пару минут Шепилов и включил принтер. – Сейчас распечатаю. Всего за эти дни было подано три заявления, – добавил он, близоруко прищуриваясь на экран компьютера. – Тридцать первого числа на некую Ащеулову Елену Валерьевну… – Внезапно оперативника осенило, и он, обрадованно посмотрев на Крячко, спросил: – Так это ее, что ли, нашли в Суздале?

– Да, – коротко ответил Станислав и поторопил: – Кто еще в списке?

– Вот, – Шепилов протянул Крячко несколько листочков, выползших из принтера. – Еще двое. Пожилая женщина, пенсионерка, и мужчина пятидесяти двух лет. Стоматолог, между прочим, – для чего-то добавил он многозначительным голосом.

Станислав нетерпеливо взял из рук оперативника листки и стал бегло читать информацию, потом посмотрел на Шепилова и поинтересовался:

– Как мне найти Сладкова? Говорят, он как раз и занимается у вас похищением девушки.

– Да-да, именно Сладков и выезжал на место тридцать первого числа. Это в его районе было похищение, – торопливо проговорил Шепилов и позвонил дежурному: – Продиктуй номер телефона Сладкова. Ага. Записываю. – Оперативник быстро нацарапал на маленьком листочке номер и протянул его Крячко. – Вот номер его мобильного. Но он, наверное, сегодня выпивший и вряд ли что-то вам расскажет толково, – с ехидством в голосе добавил толстяк.

– Ничего, у меня он быстро протрезвеет, – ухмыльнулся Крячко.

Он аккуратно сложил бумаги в папочку и встал. Хотел было сказать Шепилову нечто наставительное, но махнул рукой и быстро вышел из кабинета, даже не попрощавшись.

Толстый Шепилов сильно бы удивился, узнав, что Сладков был трезв как стеклышко. Когда Крячко позвонил ему, он серьезно выслушал Станислава и сказал:

– Будьте в управлении, я через пятнадцать минут подъеду, и поговорим.

Прибыл он точно, как поезд по расписанию, – ровно через пятнадцать минут. На ходу поздоровавшись с Крячко, коротко бросил:

– Пойдемте в кабинет.

Через пару минут и Станислав, и Ренат, так назвал себя Сладков при знакомстве, уже сидели друг напротив друга в тесном, но чистом кабинетике. Владимирский оперативник сложил руки замком, посмотрел на московского полковника и попросил:

– Расскажите мне все, что знаете о похищении.

– Ну, знаю я никак не больше вашего. И даже меньше, – не сдержав улыбки и глядя на серьезное небритое лицо собеседника, ответил Станислав. – Нас с напарником самих, можно сказать, из-за праздничного стола выдернули и направили в Суздаль, где и было найдено тело Ащеуловой Елены Валерьевны. Как мы выяснили – той самой, что была похищена в вашем городе. Вот мне и надо узнать все подробности. Все, что у вас есть по этому делу. Ведь я так понял, что эксперты работали на месте происшествия? Так?

– Так, – поморщился Сладков. – Вот только из-за этих праздников вся работа встала. Единственное, что узнали, – это то, что в собаку стреляли из «макарова». Вынули из пса две пули и на месте нашли две стреляные гильзы.

– Еще какие-то улики были найдены?

– Следов там было много, так что поди узнай, кому они принадлежат, – пожал плечами Сладков. – Сняли четкие следы шин от машины, которая там, по всей видимости, стояла довольно долго. Судя по отпечаткам протекторов, марка авто – «Ленд Крузер». Но рядом не было ни видеокамер, ни свидетелей, которые бы могли нам подтвердить, что девушку увезли именно на этой машине.

– Свидетелей искали?

– А как же! – с некоторым возмущением на такой вопрос воскликнул Сладков. – Я всю округу как савраска обегал. Заходил в магазин, где девушка в последний раз была. По фотографии ее опознали и охранник, и одна из кассирш. То есть девчонка в магазин заходила и купить она все купила. Следовательно, ее похитили на обратном пути из магазина. Сами сотрудники магазина вышли из него примерно минут через тридцать после ухода Ащеуловой. В округе, по словам охранника, который уходил последним, ничего подозрительного он не увидел.

– Я был на месте и посмотрел расположение дома Пантелеева, магазина и места, откуда девушку предположительно увезли. Место похищения находится несколько в стороне от короткого пути, ведущего к магазину, – дождавшись паузы в монологе Сладкова, вставил Станислав свои наблюдения.

– Да, так и есть, – согласился Ренат с Крячко и добавил: – Но девушка была с собакой. Возможно, она специально решила пойти не напрямую, а сделать дугу к небольшому пустырю, чтобы выгулять пса.

– Может, и так. Но возможно, что она увидела что-то незаконное и решила вмешаться. Или просто подошла к кому-то и попросила прикурить.

– Да, и это реально. На месте была найдена смятая, но не раскуренная сигарета марки «Kiss» с губной помадой на фильтре. Я потом из вещей девушки изъял губную помаду и отдал криминалистам. По цвету вроде бы как подходит, а вот окончательный анализ пока еще не сделан – праздники, – развел Сладков руками.

– Все, праздники закончились прямо сейчас, – нахмурился Крячко. – Завтра прямо с утра нужно будет потребовать, чтобы все необходимые анализы по уликам были сделаны в срочном порядке. Девушку убили, и потому все анализы нужно делать с максимальной скоростью. Возможно, что ее убили не одну. Вернее, ее убийство стало целью скрыть какое-то другое преступление, свидетельницей которого она по нечаянности стала.

– Вы считаете, что на том самом месте было совершено двойное убийство? – нахмурился Сладков. – Вот черт, – взъерошил он волосы. – Знать бы, что такое дело, так я бы всех экспертов еще тогда на уши поставил, чтобы они мне всю округу по сантиметру обнюхали и перелопатили…

– Говорить об этом теперь поздновато, – усмехнулся Станислав. – Кстати, – вспомнил он. – Там, рядом с фонарем, стояли мусорные баки. Вы в них, случайно, не заглядывали? Или, может, что-то рядом с местом похищения еще лежало? Что-то такое, чего там быть не должно?

– Помню, тряпка была какая-то, вся в мазуте и еще в чем-то. Я заподозрил кровь, поэтому и сказал криминалистам, чтобы они и ее на анализы взяли.

– Вот завтра с самого утра и надавите на них, чтобы в первую очередь этим занялись. – Крячко немного подумал, а потом спросил: – Во сколько у вас завтра планерка? Я приду и сам все расскажу. Возможно, – Станислав сделал многозначительную паузу, – что к завтрашнему утру у нас появится еще один труп.

Крячко коротко рассказал Сладкову о Щелкунчике и о том, что его коллега сейчас как раз занят тем, что выясняет, есть ли в этой фигуре такой же сюрприз, как в Русалочке, или этот сказочный персонаж был сделан для отвода глаз.

– Дела… – только и смог сказать удрученный новостью Сладков, и в кабинете воцарилось тягостное молчание.

– Ну а отец Ащеуловой – что он говорит? Вы ведь с ним беседовали?

– Ничего особенного он мне не сказал, – поморщился Сладков. – Расстроенный мужик был. Говорит, что дочь у него приехала во Владимир к своему парню, к Пантелееву, значит. Вот у него и узнавайте, кто ее мог похитить. Я у папы спрашивал – может, кто-то из конкурентов на него зуб имеет? Но Ащеулов все твердил, что не ведет дела с криминальными элементами и врагов, которые бы хотели ему таким страшным образом – похитив дочь – отомстить, не имеет. А если бы имел, то наверняка получил бы от них какое-то уведомление, предупреждение или угрозу. Но ничего такого не было. Я ему наказал, чтобы он меня в курсе держал, если ему вдруг угрозы по телефону поступят или письмо какое-то с требованиями придет. На том и разошлись.

– Ладно. – Станислав хлопнул себя по коленям, встал и посмотрел в темнеющее окно. – Снег пошел, – констатировал он увиденное и добавил: – Что ж, завтра будет день, будет новая пища для размышлений. Поэтому, – Станислав протянул руку Сладкову, – до завтра.

Глава 10

К тому времени, когда Гуров и Варежкин добрались до места, на улице совсем уже стемнело. Но на площади из-за праздничной иллюминации и огней на елке да из-за густо повалившего с затянутого тучами неба снега было светло как днем. Народу по центру гуляло немного, да и то в основном детвора и молодежь, которая веселилась, катаясь с горки.

– Зря мы так рано подъехали, – оглядываясь по сторонам, заметил Варежкин. – Холодает, – он зябко поежился. – Кто знает, сколько нужно будет эту технику ждать?! Надо было на утро договориться.

– Некогда нам до утра ждать, – ответил Гуров. – Надо бы уже сейчас знать, есть ли у нас еще жертва или нет. Надо, чтобы у нас к утру уже какое-то решение осмысленное было – понять, в каком направлении нам расследование вести. Ведь если будет еще одно убийство – это одно направление, а если не будет…

Лев Иванович замолчал, раздумывая. Он чувствовал, что не будет у них этого другого направления, его сыщицкое нутро просто-таки было уверено, что и в Щелкунчике они найдут тело. Но вот только чье это будет тело?

«Мне бы еще найти, где сегодня переночевать, – подумал Гуров. – Можно, конечно, в случае чего и в управлении, где-нибудь в дежурке перекантоваться», – вздохнул он и, повернувшись к Антону, спросил:

– Слушай, я тут за всей этой суетой совсем забыл в гостинице номер забронировать. Ты знаешь какой-нибудь отель, где можно прямо сейчас по телефону записаться? Есть какой-нибудь хостел или частный пансионат, который круглосуточно принимает заявки?

– Не знаю, – пожал плечами Варежкин. – Но вы, Лев Иванович, не переживайте. У меня заночуете. У меня хоть и однокомнатная квартира, но места хватит. Я вам на диване постелю, а сам на раскладушке лягу.

– Я тебя не стесню?

– Да что вы! – махнул рукой Антон. – Мне веселее будет. Девушка от меня съехала. Я ведь уже говорил, что поругались мы с ней. Она даже и не звонит мне. Значит, решила, что отношения закончились.

– Это она так решила или ты? – усмехнулся Лев Иванович, удивляясь, как просто нынешняя молодежь относится к таким вещам, как семья и серьезные отношения. – Сам-то ты звонил ей?

– Звонил, – вздохнул Варежкин. – И звонил, и эсэмэски писал, и просил вернуться…

Лев Иванович видел, что Антон неохотно говорит о своей личной жизни, и решил больше не расспрашивать его, не поднимать эту неприятную для парня тему.

– Снег подмерз, – Варежкин подошел к Щелкунчику и приложил к фигуре одетую в перчатку руку. – Эх, знали бы, что такое дело, то мы и его бы с собой утром еще увезли и вскрыли, – с досадой проговорил он. – А сегодня вряд ли уже получится, – посмотрел Антон на Льва Ивановича. – У нас на заднем дворе, где Русалочку растопили, темно уже. Придется по-любому до утра ждать. Где ж мы ночью горелки возьмем?

– А утром где брали? – с досадой спросил Гуров.

– Так стройка рядом. Может, обратили внимание? Работать там ребята начинают, как только светает – часов с восьми. Им праздник не праздник, а сроки сдачи объекта поджимают, вот они и трудятся. Мы с прорабом договорились, и он нам двух сварщиков выделил с горелками. По-быстрому баллоны с газом притащили и растопили снег аккуратненько.

– Что ж, завтра так завтра, – вздохнул Гуров. – Значит, к восьми часам нам с тобой нужно будет опять на стройку идти и снова договариваться насчет сварщиков.

– Без проблем. Прораб – мужик с понятием, не откажет, – шмыгнул носом Антон. – Холодно, – потопал он ногами и посмотрел на часы.

– Пока нет никого, сфотографируй-ка нам сие произведение искусства со всех сторон, – попросил Гуров Антона. – Заодно подвигаешься и согреешься, – улыбнулся он.

Антон с готовностью принялся наводить на Щелкунчика свой телефон, и тут на площадь въехал автокран, а за ним и небольшой грузовичок с железным бортом. Гуров оглянулся и увидел, как к ним через площадь спешит и машет рукой какой-то мужчина в пальто и без шапки. Когда мужчина подошел ближе, Лев Иванович узнал в нем мэра.

– Сейчас ребята быстро его погрузят, – сказал мэр, указывая на фигуру Щелкунчика. – Когда вы его… Когда вы хотите его осматривать? – нашел он, как ему показалось, подходящее слово.

– Мы не врачи, а анатомы, – хмуро пошутил Гуров. – Вскрывать будем только утром. Темно уже, да и нечем пока.

– Вы меня в курсе держите, – взволнованно глядя на Льва Ивановича, попросил мэр. – Это же надо, какой скандал будет, если и в нем окажется что-то… кто-то…

Мэр озирался по сторонам так растерянно и с таким подозрением, словно опасался, что сейчас из-за елки выскочит убийца и расстреляет всех из автомата.

«И зачем человек приехал? За свою карьеру опасается или по-настоящему переживает за ситуацию, за людей, которые в праздники оказались убитыми и захороненными вот так цинично и нагло – в снежных телах сказочных героев? Скорее за себя и свое место волнуется, – наблюдая за суетой мэра, который взялся с излишним энтузиазмом руководить погрузкой снежной фигуры, думал Лев Иванович. – Иначе зачем все время упоминать слово «скандал»? Тут впору не о скандале думать, не о своей репутации, а о тех людях, чьими родственниками были убитые».

Лев Иванович нахмурился, опустил голову и задумался об Ащеулове и о его последних словах, которые он сказал Гурову перед тем, как выйти из кабинета. «Я не знаю, как мне теперь с этим жить. Я потерял вместе с Леной часть себя, большую и важную часть. Часть, которая имела в этой жизни хоть какой-то смысл».

– Лев Иванович. – Гуров очнулся, почувствовав, как Варежкин теребит его за рукав. – Поедемте. Надо ехать. Уже погрузили, – словно издалека раздавался голос капитана.

– Да-да, едем, – кивнул Гуров. – Я немного задумался…

Выгрузив и аккуратно поставив Щелкунчика на заднем дворе управления, Варежкин с Гуровым, оставив служебную машину на стоянке, направились к автобусной остановке.

– Все никак руки не дойдут машину купить, – пожаловался капитан. – Вроде бы и деньги есть, и на права давно уже сдал, а вот своей «кобылкой», как мой дед называл все авто, – улыбнулся Антон, – никак не обзаведусь. Всякий раз думаю: вот в отпуск пойду, так и куплю. Но то одно мешает, то другое…

– Ты далеко живешь? – устало спросил Гуров.

– Нет, остановки три на автобусе. Чаще пешком хожу, чем на транспорте, – ответил молодой оперативник.

– Пока молодой, не покупай машину, – посоветовал Лев Иванович. – На работе служебная есть, а еще лучше – ногами работай. И в форме хорошей будешь, и к людям ближе. Я и сам по молодости больше ногами работал. До полковника дослужился, но частенько и сейчас ногами приходится двигать, – рассмеялся он.

У Гурова заиграл телефон, и он решил, что это Станислав. Но оказалось, что звонила Мария.

– Лева, ты сегодня вернешься? – спросила она.

– Нет, – вздохнув, ответил Лев Иванович. – Похоже, что я надолго застрял в славном городе Суздале.

– Все так серьезно? Ты где ночуешь? Как там Станислав? – засыпала его вопросами жена.

– Станислав уехал во Владимир. Ночевать я сегодня буду у коллеги, а вот завтра… Даже и не знаю, куда меня расследование заведет. Сама понимаешь, это не театральные гастроли, чтобы все заранее распланировать.

– Не намекай, – рассмеялась Маша. – Просто я скучаю без тебя.

– Вот и поскучай немного. Я ведь без тебя чаще остаюсь. Это полезно – скучать друг по другу. – Лев Иванович покосился на Варежкина, но тот, похоже поняв, что разговор личный, не прислушивался и даже отошел подальше.

Поговорив с супругой еще немного, Лев Иванович решил позвонить Станиславу, но тут подошел нужный автобус, и Гуров с Антоном поехали на квартиру к молодому оперативнику.

Разговор с Крячко состоялся только поздно вечером, когда Станислав сам позвонил Льву Ивановичу. На вопрос друга, найдено ли еще одно тело, Гуров ответил:

– Темно. Нужно топить снег аккуратно, чтобы ни улики, ни тело не повредить, если вдруг кто-то в снежном Щелкунчике будет спрятан. Да и эксперты только утром придут. Опять же, с понятыми проще будет. Сам знаешь, как такие процедуры выполняются. Ты мне вот что лучше скажи. Что ты узнал по поводу пропавших? Были такие заявления поданы на праздники?

– Были, – ответил Станислав. – Не считая Ащеуловой – еще двое. Первая пропавшая – пенсионерка Альбертина Лаврентьевна Кошелева, шестидесяти девяти лет. По словам родственников, бабушка страдала Альцгеймером и ушла из частного дома престарелых первого января. Заявление второго числа написала дочь Кошелевой. И еще… – Лев Иванович услышал, как Станислав шуршит какими-то бумагами. – Заявление на Проппа Кирилла Исаевича. Это зубной врач, как мне сказали. Заявление написала жена. И написала она его… так… четвертого января. Я сейчас тебе список и фотографии на телефон вышлю, посмотришь сам.

– Четвертого? – задумчиво переспросил Гуров скорее сам себя, чем Крячко. – Утром четвертого числа Русалочку и Щелкунчика установили на площади в Суздале, – сказал он. – Или третьего поздно вечером. Во всяком случае, по той информации, что мы сейчас имеем, где-то в этот период.

– И о чем это говорит? – поинтересовался Станислав.

– Пока что ни о чем. Высылай все, завтра посмотрим, что и как.

– Во сколько думаете начать завтра? Ведь если окажется, что у нас двойное убийство, то, скорее всего, расследование нужно будет переносить во Владимир и там искать концы. Или начало…

– В восемь думаю начать. Но как там получится, пока не знаю. Скорее всего, часам к десяти только все выясним.

– Ладно. Как только все узнаешь, так сразу мне звони, – попросил Станислав.

А затем он рассказал Гурову все подробности о расследовании похищения девушки, которые он узнал от Сладкова. Обсудив детали, решили, что в деталях уже есть как минимум одно совпадение – марка автомобиля, – и это хотя и небольшой, но шаг вперед. Эксперты в Суздале и во Владимире определили, и их мнения совпали, что девушку увезли в автомобиле марки «Ленд Крузер». Возможно, в нем же и убили.

Глава 11

Утром девятого января начальник уголовного розыска города Суздаль Петровский вошел в свой кабинет, огляделся, удивленно сказал: «Не понял!» – и снова вышел. В коридоре, как и в кабинете начальника, никого не было – не сновали оперативники, не проходили мимо и не здоровались с ним другие работники. Только в приемной сидела секретарша Лидия Матвеевна и невозмутимо печатала на компьютере всеми десятью пальцами.

– Лида, а где, собственно, все остальные? – тихо закипая от возмущения, вкрадчиво спросил Петровский секретаршу. – У нас что, все еще праздники продолжаются? На планерку почему никто не пришел?

Секретарша ответила не сразу. Она старательно допечатала какую-то фразу и только после этого с интересом посмотрела на босса.

– А вы разве не в курсе? – удивленно спросила она. – Все на заднем дворе, Щелкунчика растапливают. – Она закатила глаза так, словно была удивлена такой его неосведомленностью, и, склонившись над клавиатурой, снова принялась печатать.

Петровский некоторое время непонимающе смотрел на Лидию Матвеевну, словно ждал от нее продолжения объяснений, но, так и не дождавшись, неловко кашлянул и снова вышел в коридор. Он подошел к окну, которое вело на задний двор управления, и посмотрел вниз. С третьего этажа ему отлично было видно, что все его сотрудники, включая водителей и лаборантов из экспертного отдела, собрались внизу и с интересом наблюдают за действиями двух парней в сварочной робе и с горелками в руках.

Петровский недоуменно покачал головой и пошел к лестнице. Теперь он понял, что привлекло внимание его сотрудников, и решил тоже спуститься и посмотреть, как будет проходить процедура изъятия тела из снежного Щелкунчика.

«А был ли мальчик? – подумалось Петровскому, но сразу же он сам себя одернул: – Почему ты решил, что должен быть мужчина? Может, будет еще одна девушка? Или вовсе никого в этом Щелкунчике не будет. Было бы хорошо, если бы никого не было».

Но как ни надеялся Петровский, да и не он один, а тело в снежном сказочном герое все-таки обнаружилось. Это было тело мужчины за пятьдесят, с густыми, но совершенно седыми волосами, чисто выбритым подбородком и большим носом – крючковатым и длинным, словно клюв у ястреба.

Когда Петровский подошел к толпившимся людям, снег на фигуре Щелкунчика растопили уже наполовину, и видно было, что мужчина, лежащий в снежном саркофаге, был полностью, если не считать черных мужских носков, раздет.

– Что за цирк вы тут увидели?! – рявкнул Петровский и оглядел всех таким взглядом, что народ молча и быстро начал расходиться. Вскоре во дворе осталось только несколько человек – один из сварщиков, Гуров с Варежкиным, судмедэксперт и несколько экспертов-криминалистов, занятых своим непосредственным делом – сбором нужных улик.

– Приветствую начальство, – бодрым, но глухим от волнения голосом поздоровался Лев Иванович и протянул Петровскому руку.

– А я-то надеялся, что обойдется, – пожал руку полковнику Аркадий Сергеевич, кивнув в сторону мертвого мужчины. – Еще вчера, когда узнал, что Русалочка стояла в паре со Щелкунчиком, закралась мысль, что тела может быть два, но я ее, эту мысль, прогнал. Не хотелось верить в худшее…

– Нам тоже не хотелось, – понимающе кивнул Гуров. – Но когда копнули глубже и выплыла версия, что девушку убили как свидетельницу другого преступления, сомнений почти не осталось. Как и надежды на другой исход истории.

– Плохо, – подвел итог Петровский. – Когда закончите, поднимитесь в кабинет, будем решать, что со всем этим, – он кивнул на труп мужчины, – делать.

Освободились Гуров и Варежкин только через час. К тому времени Петровский уже провел планерку и теперь изучал документы по другим делам. Когда оперативники вошли, он посмотрел на них молча из-под очков и кивнул, приглашая сесть.

– Замерзли? Сейчас я Лидии скажу, чтобы чай принесла.

Не успел он это сказать, как в дверь решительно и без стука вошла секретарша и молча поставила на стол перед Гуровым и Варежкиным поднос с тремя керамическими кружками, из которых валил пар и видны были торчащие заварочные пакетики. Одну из кружек она взяла и, обойдя стол, аккуратно поставила перед начальником. Потом так же молча вышла и закрыла двери кабинета.

– Секретарша у вас, Аркадий Сергеевич, просто высший класс! – с восхищением произнес Гуров. – Не успели вы подумать, а она уже – вот нате вам чаю горячего.

– М-да, – не нашелся что ответить на это Петровский, хотя и было видно, что ему польстила похвала московского полковника. Чтобы не показать своего довольства, он быстро спросил: – Ну, что там у нас? Какие-то предварительные данные уже имеются?

– Не просто предварительные, а даже очень точные сведения имеются, – с молчаливого согласия Льва Ивановича стал докладывать Варежкин. – Во-первых, нам известно, кто этот мужчина. Это зубной техник или, может, зубной врач, это нужно еще уточнять, по фамилии Пропп…

– Пока его не опознали официально, говорить стопроцентно, что это именно он, все-таки рановато, – поправил Антона Лев Иванович.

– Да, но нам ведь известно, что именно на Проппа Кирилла Исаевича, пятидесяти двух лет, в городе Владимире четвертого января было подано заявление от его жены. Имею в виду, заявление о его пропаже. Да и под описание этот мужчина вполне подходит. Правда, одежды на нем никакой нет, поэтому… Наверное, Лев Иванович прав, нужно ждать опознания. – Антон отпил пару глотков из кружки и продолжил: – Судмедэксперт осмотрела тело. Предварительный осмотр показал, что мужчина умер, скорее всего, от выстрела в область сердца. Был еще один выстрел, так называемый контрольный, в голову… – добавил Варежкин и посмотрел на Гурова. Тот кивнул, и Антон уже увереннее продолжил: – Вскрытие точно покажет, от какой из пуль он умер. На шее убитого видна полоса от веревки или толстого провода. Точно скажут криминалисты позже. К мужчине могли подойти сзади, накинуть на шею удавку и придавить, во всяком случае след от странгуляционной борозды говорит именно о том, что он был еще живой, когда на него была наброшена веревка. Ну а потом его вывезли в место, где было немного народа, и застрелили…

– Ну, это только твои предположения, – перебил его Петровский. – Мы ведь даже не знаем, где на этого дантиста напали. Может, он дома сидел и телевизор смотрел, а квартиру тихонько взломали. Или с работы только что вышел и в машину садился, чтобы домой ехать. Предполагать, Варежкин, можно все что угодно. В нашем деле за предположения не платят. Нам за факты платят и требуют только их и улики, – наставительно проговорил Аркадий Сергеевич и, усмехнувшись, посмотрел на Гурова. – Что еще известно на сей момент?

– О мужчине неизвестно пока ничего, – ответил Лев Иванович. – Но зато есть два совпадения, по которым с осторожностью можно судить, что эти два убийства связаны между собой. Это марка автомобиля, на которой увезли девушку, и марка пистолета, из которого была застрелена собака, с которой на момент похищения гуляла Ащеулова.

– Ну-ну, поподробней об этом, – заинтересованно наклонился к Гурову Петровский.

– По машине… – заглянул в свои записи Варежкин. – Наши специалисты нашли в волосах Елены пару волокон ткани, соответствующих материалу для чехлов, изготовленных именно для марки «Ленд Крузер». Протекторы от шин на месте похищения девушки говорят о том, что в этом месте стояло авто той же марки. Такое совпадение может говорить о том, что увезли девушку именно на «Ленд Крузере».

– А что с пистолетом? – нетерпеливо перебил капитана начальник.

На вопрос Петровского ответил Гуров:

– Я еще на месте попросил экспертов вынуть одну из пуль, которыми был убит мужчина, и мы определили, что она выпущена из пистолета «макаров». Собака на месте похищения Ащеуловой тоже была застрелена из пистолета этой же марки. Осталось только сравнить пули и сказать – из одного и того же ствола был произведен выстрел или из разных.

– И что нам это дает?

– Это дает нам то, что все следствие нужно переносить во Владимир, – подвел итог Лев Иванович. – Так что мне нужно будет туда срочно выезжать и на месте уже искать все ниточки к клубочку.

– Ты у меня и Варежкина заберешь?

– Пока нет. Надо, чтобы он тут поискал свидетелей, которые видели, как привозили и устанавливали Щелкунчика и Русалочку на площади. Может статься, что люди, которые их привезли, – хоть частники, хоть фирма, – были из Суздаля.

– Свидетели… – Петровский нахмурился, а потом, словно приняв какое-то решение, кивнул головой и сказал: – Есть у меня некоторые мысли, как найти таких свидетелей побыстрее. Антон, – обратился он к Варежкину, – я попрошу Лидию Михайловну напечатать от нашего, так сказать, управления объявление и размножить его. Отвезешь их в ближайший к площади ЖЭК и проконтролируешь, чтобы они раздали дворникам. Пусть наклеят на подъезды близлежащих домов. Вдруг кто и отзовется? А то ведь поквартирно обходить дома и спрашивать – ног не хватит. И лишних сотрудников у меня на такое мероприятие нет. Но телефон, куда людям обращаться, я напишу в объявлении твой. Так что ответственность с тебя все равно за это не снимается.

– Хорошо, – коротко кивнул Варежкин.

– Вот и ладно. Когда поедешь? – спросил Петровский Гурова. – Давай я тебе свою машину с шофером дам. Он тебя во Владимир отвезет и назад вернется.

– Дождусь результатов экспертизы и поеду, – ответил Лев Иванович. – Я ребят и Ольгу Александровну, вашего медэксперта, поторопил, они обещали все через пару часов уже сделать и оформить.

– Вот и ладно, вот и хорошо. Как соберешься ехать, зайди ко мне. – Петровский снова нацепил на нос очки, давая понять, что разговор окончен.

Глава 12

Водитель Петровского довез Гурова до самых дверей владимирского угро и, распрощавшись, отбыл. У дверей здания Льва Ивановича уже ждал Станислав, который зябко ежился на холодном ветру.

– Вон как похолодало! – вместо приветствия сказал он подошедшему к нему Гурову. – Словно и не было весенней оттепели. На дороге – каток. Впору на коньках кататься, а не на машинах ездить. Шипы и то не помогают – скользят.

– Ничего, я видел, что дороги уже посыпают, так что все неприятности хотя бы в этом отношении сгладятся. Чего нельзя сказать о нашем деле. Ну что – куда сейчас? Кто у нас похищением Ащеуловой занимается?

– Ренат Сладков, – на ходу стал рассказывать Крячко. – Мужик толковый. Я сегодня с начальником его встречался и разговаривал. Рассказал, как обстоят дела. Он пообещал содействие и Сладкова отдал нам, правда на время, для ведения расследования. А ты почему один? Я думал, ты с Антоном приедешь.

– Антон позже, если нужно будет, подъедет. У него сейчас другое задание – ищет свидетелей, которые могли видеть, кто привез фигуры на площадь. А заодно поищет тех, кто привез. Не сами же убийцы загружали-разгружали этакую тяжесть.

– Ну почему же, могли и сами, – ответил Станислав. – Может, они работают на какой-нибудь стройке и имеют доступ и к крану, и к грузовику.

– Интересная мысль, – одобрительно кивнул Лев Иванович. – И такой вариант вполне себе версия. Только вот что они с дантистом не поделили, эти работяги? Зубы он им, что ли, не те вставил? Ты, кстати, выяснил, что за личность этот Пропп?

– Да, узнавал. Но с женой его еще не говорил. Надо ведь ее на опознание везти. Но я сначала хотел сам удостовериться, тот ли самый он дантист, который пропал, или убитый кто-то другой. Ты же мне фото выслал, вот я и сравнивал. Все верно, нашли вы в Суздале именно Проппа Кирилла Исаевича. Интересное сочетание имени-отчества и фамилии, – хмыкнул Станислав. – Вроде бы как немецкая фамилия, а отчество – еврейское. Да еще и в сочетании с именем, которое обычно русским мальчикам дается.

– Это еще что! – улыбнулся Лев Иванович. – У Марии в театре работает Мухаммед Варламович Иванов – вот сочетание так сочетание!

Оперативники вошли в кабинет, в котором их встретил Сладков. Познакомившись с Гуровым, он сказал:

– А я вас, Лев Иванович, помню. Вы к нам приезжали в конце две тысячи шестого года по делу об убийстве коллекционера Галкина. Я тогда еще салагой был, стажировку проходил. Но вас вот почему-то запомнил.

– Да-да, вспоминаю, было такое дело, – припомнил Лев Иванович. – Тогда еще целую шайку из пяти человек арестовали. Там и какие-то махинации с валютой были, и фальшивые деньги. Но ладно, вспоминать прошлое мы не будем. У нас и в настоящем дел по горло. Я тут заключения по уликам и судмедэксперта привез. Давайте что у вас есть, и будем сравнивать.

– У нас есть только заключение по баллистике и по отпечаткам протекторов авто, – стал перечислять Сладков, передавая бумаги Гурову. – Есть также заключение специалистов по мазуту на тряпке, которое подтверждает, что машина была марки «Ленд Крузер». Там же, на этой тряпке, найденной на месте предполагаемого похищения девушки, были выявлены пятна крови. Эксперты определили третью положительную группу. Есть ли кто-то из убитых с этой группой крови? – спросил он у Гурова.

Полковник нахмурился, вспоминая, посмотрел имеющиеся у него на руках заключения анатома, а потом кивнул и подтвердил:

– Да. Это группа крови Проппа. У Елены Ащеуловой первая положительная.

– Вот еще одно совпадение. Вполне возможно, что на момент похищения девушки Пропп был в том же месте, что и она. Возможно, что его перевозили в багажнике машины, в котором лежала эта измазанная мазутом тряпка, – заметил Крячко. – Тряпку или выкинули, или она упала и осталась незамеченной похитителями.

– Следы губной помады на смятой сигарете марки «Kiss» совпадают по составу с помадой из сумочки Ащеуловой, – продолжил Сладков. – ДНК-анализ еще не готов. Но, опять же, имеется совпадение. Станислав Васильевич сказал, что у вас есть данные баллистической экспертизы, – посмотрел Сладков на Гурова.

– Да. Есть и фотографии, и описание пули. Так что можно прямо сейчас сравнить с теми пулями, которые вынули из застреленной собаки.

Сладков протянул Льву Ивановичу фото и описание пуль, найденных в теле Ахмата, и все трое склонились над документами.

– Однозначно выпущены из одного пистолета, – констатировал результаты осмотра Гуров, и Крячко со Сладковым с ним согласились.

– Отдадим все экспертам, пусть они нам это документально оформят, – сказал Ренат и неожиданно для Гурова и Крячко задал вопрос: – А версия о том, что Ащеулова как-то могла быть связана с дантистом, никак не рассматривалась?

Полковники разом удивленно посмотрели на владимирского оперативника.

– Обоснуй вопрос, – попросил Лев Иванович.

– Ну, не знаю… – потер лоб Сладков. – Может быть, дантиста знала не она лично, а, допустим, ее отец. Или Ащеулов знал жену Проппа, которая, кстати говоря, является бывшим работником городской администрации, а ныне – депутатом городского совета. Депутатом, между прочим, она стала год назад. Я тут, пока Станислав Васильевич ходил вас встречать, пробил информацию по этой даме. Она в свое время была замглавы города и участвовала в распределении бюджета. Надо сказать, что муж ее был очень популярным дантистом в нашем городе. У него была своя практика, он заведовал частной стоматологией «Ариэль». Которая вроде бы строилась на деньги города. Но этого я наверняка не знаю. Это пока что только слухи из соцсетей, сплетни, так сказать.

– Интересно, интересно, – нетерпеливо поерзал в кресле Гуров. – Надо бы покопаться во всей этой истории подробней. Но Ащеулов-то тут при чем?

– Он инвестор и в строительстве имеет свои вложения. Может, каким-то образом он причастен к строительству стоматологии, – предположил Сладков. – Говорю же, история мутная.

Гуров немного подумал и согласился, что такой вариант нельзя не учитывать.

– Возьмешь на себя миссию проверить эту версию? – спросил он у Сладкова. – Вдруг Ащеулов и вправду как-то связан с депутатшей и с махинациями по строительству? Кстати, нужно срочно узнать номер телефона Проппа и послать запрос оператору связи, чтобы выяснить, где в последний раз был зарегистрирован сигнал с телефона дантиста. Да и его связи не мешало бы проверить. Сдается мне, что именно он и есть ключевая фигура во всей этой истории, а не молоденькая студентка. Поэтому прежде всего будем раскручивать убийство Проппа.

– Ну да, будем знать, почему его убили, – узнаем, кто убийца девушки, – согласился Сладков с мнением Льва Ивановича, а Станислав лишь понимающе переглянулся с Гуровым и промолчал.

– Что еще удалось выяснить, кроме того, что Пропп был убит из пистолета «макаров»? – после недолгого молчания и обдумывания имеющейся у сыщиков информации спросил Ренат у Гурова. – Что еще суздальские эксперты нашли?

– Анализы снега показали, что и Ащеулова, и Пропп были замурованы в фигуры в одном и том же месте, – ответил Лев Иванович, просмотрев записи отчетов экспертов, которые он привез с собой. – Опять же, краситель, которым были выкрашены некоторые элементы фигур, имеют одинаковую составляющую. Это специальная аэрозольная краска марки Montana Gold Transparent, которая используется в основном для граффити или внутренних настенных росписей. Думаю, что нужно будет узнать, где продается такая краска и кто и когда ее покупал тут, во Владимире.

– Работенка, конечно, еще та, – нахмурился Станислав. – Сейчас такие вещи запросто можно заказать по интернету. Надо задействовать кого-то из специалистов. Пусть порыщут по Озону и интернет-магазинам и выяснят, был ли перед праздником заказ на такие краски от кого-то из Владимира. А заодно узнают в местных строительных магазинах, были ли продажи в декабре именно таких аэрозольных красок. Можно кого-то привлечь на помощь? – спросил он Сладкова.

– Давайте-ка я попрошу своего младшего брата сделать всю эту работу, – немного подумав, предложил Ренат. – Он у меня в интернете чувствует себя как рыба в воде и не один раз меня уже выручал по работе. А в магазины я и сам наведаюсь. Ему эту информацию никто не даст, а мне с моими корочками оперативного работника угро обязаны будут сказать.

– Нам без разницы, – ответил Гуров. – Брат так брат. Лишь бы результат был. Мы со Станиславом тогда займемся личностью Проппа и его женой. Надо бы ее для начала известить о том, что его нашли, да свозить на опознание. Я этим и займусь. А ты, Станислав, наведайся в зубную клинику и все там узнай о нашем дантисте.

– Хорошо, – кивнул Крячко и посмотрел на часы.

Он уже привык, что Гуров в их дуэте всегда играет роль распределителя ролей в их совместных расследованиях, и не возражал против такого главенства. Негласно он понимал, что Лев Иванович из них двоих имеет более тонкий сыщицкий нюх на разные криминальные повороты и нюансы в расследовании, и поэтому давно уже признал за собой роль доктора Ватсона при Шерлоке Холмсе. Хотя и ему, Станиславу Крячко, нередко приходили в голову правильные догадки и дельные мысли, он по своему характеру ведомого, а не ведущего был готов выполнять все предложенные ему другом задания безо всякого возражения. Он прекрасно понимал, что в любом расследовании нет и не может быть мелочей или неважностей. В их работе все подчинено единой цели – быстрому и эффективному раскрытию преступления.

Глава 13

С Региной Михайловной Патрушевой, женой дантиста Проппа, Гуров встретился после оперативного совещания в кабинете Сладкова. На звонок Гурова она ответила сразу и согласилась встретиться с ним, как только узнала, по какому вопросу ее хочет видеть полковник из Главного управления МВД России. В ее голосе прозвучали нотки волнения и растерянности, когда Лев Иванович деликатно объявил ей о том, что ее мужа нашли убитым. Но, как показалось Гурову, новость эта не была для нее шокирующей или, как это обычно бывает с такими новостями, трагической. Узнав, что для опознания тела нужно ехать в Суздаль, Регина Михайловна удивилась, но потом, немного помолчав, сама предложила Льву Ивановичу поехать на ее машине.

– Понимаете, – сказала она, – я думаю, что так будет удобнее и для вас – поехать вместе со мной, а потом вернуться. Вы ведь сейчас во Владимире, я правильно поняла?

– Да, я сегодня только приехал из Суздаля, – подтвердил Лев Иванович. – Мы можем съездить и на служебной машине, но если вы сможете самостоятельно вести машину, то тогда, конечно, лучше ехать на вашей.

– У меня есть водитель, – пояснила Патрушева. – Он нас отвезет. Куда мы можем подъехать и забрать вас? Впрочем, я уже поняла – вы сейчас в управлении нашего городского МВД. Так? Тогда через полчаса мы за вами заедем, – тоном начальника, отдающего беспрекословные приказы, добавила Регина Михайловна и отсоединилась, прежде чем Гуров успел хоть что-то сказать в ответ.

Патрушева оказалась женщиной статной, с пышными формами, но, впрочем, не полной, а фигуристой. Волосы у нее были подстрижены каре и выкрашены в красивый каштановый цвет, что делало Регину Михайловну моложе своих, под полтинник, лет. Приехала она на массивном, темно-серого цвета внедорожнике «Brilliance V3» класса делюкс и вышла навстречу Гурову уверенная и в себе, и в своих действиях.

– Садитесь рядом с водителем, – сказала она. – Будете говорить ему, куда ехать.

– А давайте-ка, Регина Михайловна, мы сядем вместе на заднее пассажирское, и я, чтобы не терять времени, по дороге буду задавать вам вопросы о вашем муже, – предложил в ответ Гуров. – А водителю я и так адрес морга скажу. У вас наверняка в машине есть навигатор. Так что проблем найти нужный адрес не будет.

Патрушева нехотя согласилась, а после того, как Лев Иванович по-джентльменски вежливо открыл заднюю дверцу и подал Регине Михайловне руку, помогая с комфортом разместиться в салоне, она оттаяла и, сменив тон, кокетливо заметила:

– А вы, Лев Иванович, настоящий полковник. В полиции сейчас в основном хамы работают, а вы, я смотрю, человек старого воспитания и знаете подход к женщинам.

– Прямо уж так и все в полиции хамы? – усмехнулся Гуров.

Патрушева ему совсем не нравилась ни как женщина, ни как человек, несмотря на ее пышные формы и на ее кокетливую лесть. Он чувствовал и видел в Регине неискренность. А еще его поразил тот факт, что Патрушева даже не пыталась изобразить хоть какие-то эмоции, которые бы дали полковнику из Москвы понять, что она сожалеет о кончине своего мужа.

– Так о чем же вы хотели меня спросить? – будничным тоном поинтересовалась Регина Михайловна у Гурова, когда машина наконец тронулась и отъехала от здания управления МВД.

– Расскажите мне, при каких обстоятельствах пропал ваш муж, – глядя на собеседницу, попросил Лев Иванович.

Патрушева внимательно и прямо посмотрела на Гурова и, улыбнувшись только уголками ярко накрашенных губ, сказала:

– Вы наверняка сейчас думаете, что я бессердечная и никчемная жена. Мужа убили, а я нисколько не переживаю и не страдаю от этого. Знаете – переживаю. Чисто по-человечески мне его жаль. Но только чисто по-человечески. Мы с Кириллом Исаевичем уже давно стали чужими друг другу. У каждого была своя жизнь, свои интересы, своя работа. И хотя мы продолжали жить с ним под одной крышей, но в разных концах дома. Да, у нас не квартира, а дом, – ответила она на вопросительный взгляд полковника, – и довольно просторный для двоих. Наши дети – давно уже самостоятельные, семейные и живут отдельно от нас.

– Регина Михайловна, а давно у вашего мужа своя практика и своя клиника? – Гуров решил направить многословие Патрушевой в нужное ему русло. – И уточните, пожалуйста, он по профессии стоматолог или зубной техник? Насколько мне известно, это несколько разные категории.

– Кирилл Исаевич был профессионалом многогранного профиля. Но в первую очередь, конечно же, он был стоматологом с высшим образованием. Мог при необходимости быть и хирургом, и ортопедом, и даже да – зубным техником, – четким, хорошо поставленным голосом оратора, читающего лекцию, ответила Патрушева. – В своей профессии он был ас, можно так сказать. К нему приезжали из самых разных регионов. Ну а практика… – Регина Михайловна посмотрела в окно со стороны Гурова. – Практикует он с начала две тысячи десятого года. Клинику построили несколько позже, – ушла она от прямого ответа на вопрос.

– Так когда же все-таки пропал ваш муж? – напомнил Лев Иванович свой первый вопрос.

– Если честно, то точно я не знаю, – опустила голову Патрушева. – На праздники я уезжала из города и гостила у сына в Москве. Там же к нам присоединилась дочь с мужем и внуком. Уехала я накануне нового года – тридцать первого числа, и вернулась только третьего января вечером.

– Все это время вы с мужем не созванивались?

– Нет. Я ведь вам уже сказала, что мы с ним давно чужие друг другу.

– Ну а дети? Ведь кто-то из детей ему наверняка звонил, чтобы поздравить с праздником?

Регина Михайловна посмотрела на Гурова, и он увидел на ее лице горькую насмешку. Приподняв ровную, словно нарисованную, бровь, она ответила:

– Дети давно уже не желают общаться с отцом. Вернее, это он сам дал им понять, что не хочет с ними иметь никакого общения. У Кирилла Исаевича вообще был очень тяжелый характер, замкнутый и угрюмый. Кроме своей работы, книг и классической музыки, его мало что в этой жизни интересовало. Даже собственные дети.

– Извините за нескромный и весьма личный вопрос. – Лев Иванович посмотрел на реакцию Патрушевой, помолчал и спросил: – У него были какие-то любовные связи на стороне?

– У мужа? – фыркнула Регина Михайловна. – Нет, не было.

– Значит, были у вас?

– Это к делу не относится, – сказала, как отрезала, депутатша. – Это мое личное дело, с кем я сплю. Муж у меня давно стал в этом отношении человеком несостоятельным, а я… В общем, к убийству мужа это никак не относится.

– Ну, версии мы будем рассматривать разные… – как бы самому себе вполголоса сказал Гуров и, покосившись на Патрушеву, заметил, как она недовольно нахмурилась, а верхняя губа у нее дернулась в нервном тике. Это говорило о том, что женщина злится, и обсуждение этой темы – ее адюльтера – ей очень даже не нравится. – Так когда же вы обнаружили, что ваш муж пропал? – сменил Гуров тему.

– Вечером третьего числа. Это было примерно в семь вечера. Когда я вернулась домой, то думала, что Кирилл Исаевич задержался в клинике. По расписанию у него был рабочий день. Но он не пришел и к девяти часам. И я решила позвонить ему по телефону. Телефон был отключен, и я даже подумала, что он завел с кем-то роман, а потому отключил свой мобильный. Я не стала больше звонить. Забеспокоилась только утром четвертого числа, когда мне позвонила из клиники его помощница и спросила, не знаю ли я, где Кирилл Исаевич. Его, оказывается, не могут найти со вчерашнего дня. На работу он не приехал, на звонки не отвечал. И вообще его телефон все время был отключен.

– И тогда вы поехали в полицию?

– Нет, – Регина Михайловна глянула на Гурова недовольным взглядом. – Тогда я поехала в «Ариэль» и стала выяснять, кто и когда видел его в последний раз.

– И что же вы узнали?

– Последним, тридцать первого декабря в шесть вечера, его видел охранник, когда Кирилл Исаевич уходил домой. По его словам, муж сам закрыл двери клиники и сам включил сигнализацию. Стоматология у нас двухэтажная и стоит отдельным зданием, – пояснила Патрушева. – Охранник распрощался с мужем у входа, сел в свою машину и, пока прогревал ее, видел, как Кирилл Исаевич завел свой «Ниссан» и уехал. С тех пор никто его больше не видел. После этого я поехала в полицию и написала заявление.

– А у кого еще, кроме вашего мужа, есть ключи от стоматологии?

– Обычно первыми приходят дежурный охранник и дежурная регистраторша, которая отвечает на звонки и ведет запись на прием к разным врачам. Ключ находится у регистраторши, а отключает сигнализацию охранник.

– Ну хорошо, – кивнул Гуров. – Регина Михайловна, а у вас есть какое-то предположение, кто бы мог убить вашего мужа? Были у него враги или недоброжелатели?

– У Кирилла Исаевича – враги? – театрально ужаснулась Патрушева. – Какие еще враги! Откуда? Он в своей жизни никого не обидел и не оскорбил! Несмотря на его нелюдимый характер, он был весьма интеллигентным человеком, повернутым на своей работе, старых книгах и классической музыке. Общался он мало даже с постоянными своими клиентами, предпочитая заниматься только их зубами. Я представления не имею, кто бы мог желать ему плохого.

– А почему вы с ним не развелись, раз ничего общего у вас не было? – спросил Гуров.

– Привычка, – ухмыльнулась Регина Михайловна. – Когда живешь с человеком много лет, то привыкаешь к нему. Как к любимому креслу, например. Вы уж извините, что я так откровенно говорю. Но лучше уж быть циничной и честной, чем утверждать, что все было прекрасно, и лгать. А потом, вы ведь все равно узнаете правду. Не от меня, так от других. Я – человек публичный, да и Кирилла Исаевича многие в городе хорошо знали. Так что от сплетен и слухов никуда не денешься. Да мне и скрывать нечего. Говорю как есть. Меня моя жизнь устраивала.

– Теперь вы свободны и от сплетен, и от пересудов. – Гуров, чуть склонив голову, посмотрел на Регину Михайловну.

– Вы так думаете? Тогда вы плохо знаете людей. Народ у нас злой и часто несправедливый. Он всегда найдет тему для сплетен. Даже смерть Кирилла Исаевича людишки вывернут так, что убийцей окажусь я.

– Эти людишки, как вы их называете, выбрали вас своим депутатом, – напомнил Патрушевой Гуров. – Доверие вам оказали.

Депутатша недобрым взглядом зыркнула на полковника, но тут же отвернулась.

– В Суздаль въезжаем, – сказал она. – Говорите, куда ехать.

Лев Иванович назвал водителю адрес морга и позвонил Варежкину.

– Привет, Антон. Я вернулся. Еду в морг с женой Проппа, везу ее на опознание. У тебя есть какие-то новости?

– Объявления распечатали, я отвез их в ЖЭК. Завтра всем дворникам их раздадут и вдобавок вывесят на всеобщее обозрение. Будем надеяться, что кто-нибудь и отзовется, – доложил капитан. – Успел позвонить в пару фирм по предоставлению услуг по загрузке-разгрузке. Спросил насчет крана и грузовика, но пока ничего. Никто у них в праздничные дни не нанимал технику.

– Что ж, работай дальше, – вздохнул Гуров. – Если результат по фирмам в Суздале будет нулевым, звони по владимирским объявлениям.

– Лады, сделаю, – как пионер, бодрым голосом ответил Антон. – Но этим я уже завтра с утра займусь. Сегодня рабочий день у многих закончился. Во всяком случае, у конторских. У вас какие новости?

– Свои новости я тебе потом расскажу, вечером. Пока не могу говорить, – покосился на смотревшую на него с легкой усмешкой Патрушеву Лев Иванович.

Уже через десять минут после разговора с Варежкиным Гуров и Регина Михайловна вышли из машины и направились к неприглядному зданию городского морга. Взглянув на Патрушеву, Лев Иванович обратил внимание, что бодрость и самодовольство депутатши словно куда-то испарились и на их месте на побледневшем ее лице читались растерянность и страх.

«Ну хоть что-то эту бой-бабу может пронять, – беззлобно подумал Гуров. – Смерти боятся даже такие уверенные в своей нерушимости и гордыне депутаты. – И тут же ему в голову пришла нежданная и, по сути, посторонняя мысль. – И зачем женщины в политику идут? Это же сплошная грязь! Как только не боятся запачкаться?»

Глава 14

Станислав Крячко после совещания у Сладкова сразу же направился в «Ариэль». Адрес стоматологической клиники в интернете нашел Ренат. Позвонив по данному на странице сайта телефону, Крячко узнал, что работает клиника до семи часов вечера. Так что время спокойно поговорить с персоналом у Станислава было.

Молоденькая дежурная регистраторша, внимательно изучив протянутое ей удостоверение, засуетилась и вызвала по телефону помощницу Проппа – женщину лет сорока, худую и плоскую, с черными строгими глазами, спрятанными за толстыми линзами очков.

– Берестова Алла Григорьевна, – представилась она Станиславу, протянув ему худую, с длинными пальцами ладонь. – Пойдемте ко мне в кабинет, там и поговорим, – сказала она и, строго посмотрев на дежурную, на бейджике которой значилось имя Виола, проговорила: – Меня ни с кем не соединять. Перенаправляй всех к Роману. Он все равно сейчас без дела сидит.

Девушка испуганно дернула головой в знак согласия. Но тут зазвонил телефон на стойке, и она занялась привычным для нее делом – ответила на звонок.

– Вы по поводу Кирилла Исаевича? Я правильно поняла? – строго, как учительница на ученика, посмотрела на Крячко Алла Григорьевна.

– Да, именно, – коротко ответил Станислав, оглядывая чистые стены просторного коридора клиники, по которому они шагали. – Вашего босса нашли сегодня убитым в городе Суздале, – добавил он, когда они уже вошли в кабинет, но не зубоврачебный, а обычный, в котором стояли стол, а также пара кресел и шкаф с какими-то папками и документами. В углу у окна ютился небольшой стальной сейф, а на столе лежал закрытый ноутбук.

– Это кабинет Кирилла Исаевича, – сказала, сделав полукруг рукой, Алла Григорьевна и, пройдя к креслу за столом, села, пригласив Крячко сесть по другую сторону стола. – Думаю, что тут будет говорить удобней, чем в моем кабинете. Это единственное помещение в клинике, где нет видеокамер. Не считая туалетных комнат, – добавила она, многозначительно посмотрев на Станислава. – Это ужасно! – вдруг проговорила она и ненадолго прикрыла глаза. На лице ее не было ни грамма косметики, что было несвойственно женщинам ее возраста, и, может быть, поэтому, а может, и по какой-то другой причине женское лицо показалось Крячко безжизненным и вялым. – Кирилл Исаевич – замечательный человек, тонкий, интеллигентный, умный. Отличный врач-стоматолог. Таких специалистов сейчас очень мало. Не представляю, кто бы мог желать ему смерти, – сказала она, и на лице ее отразилась искренняя боль, присущая людям, умеющим сострадать и любить.

Это не ускользнуло от глаз Крячко, и он подумал, что наверняка эта женщина не просто восхищалась Проппом как специалистом в области стоматологии, а любила его и как мужчину.

– Не буду скрывать, он нравился мне не только как специалист, но и как мужчина, – подтвердила догадку Станислава Алла Григорьевна, честно признавшись об этом сыщику. – Он был несчастен в браке. Его жена… Впрочем, вас наверняка интересует не это. Чем я могу вам помочь?

– Алла Григорьевна, меня интересует все, что касается Кирилла Исаевича, – ответил Крячко. – И его частная жизнь, и работа. Мне очень важно знать все о вашем боссе. В том числе и о его отношениях с семьей и коллегами. Если это, конечно, не сплетни и домыслы, а факты.

– Я не сплетница! – возмущенно приподняла брови Берестова. – Я не стану говорить то, чего я не знаю.

– Верю вам, – поспешно прервал ее Станислав. – А поэтому расскажите мне все, что знаете о Проппе, его семье, о том, каким он был врачом и начальником. Были ли у него недоброжелатели, любовницы или…

– Любовницы?! – чуть не задохнулась от возмущения Алла Григорьевна. – Кирилл Исаевич был выше всех этих греховных мыслей и желаний! Он был честным мужем и хорошим отцом. Это его жена ему всю жизнь изменяла! А дети… Они выросли эгоистами. А ведь именно благодаря деньгам, которые Кирилл Исаевич зарабатывал в поте лица, они получили и образование, и квартиры в Москве!

– А что жена? Она ведь тоже хорошо зарабатывает – в администрации города работала, теперь вот депутатом ее выбрали, – подсказал Крячко и с нескрываемой иронией посмотрел на реакцию Берестовой на свои слова.

Лицо женщины стало похоже на маску – губы поджаты, лицо побледнело еще больше, нос, и без того острый и тонкий, заострился сильнее. Только черные глаза сверкали праведным гневом и негодованием.

– Жена у Кирилла Исаевича сделала себе карьеру – сами знаете, каким местом это делают женщины вроде нее.

– Не знаю, – сдерживая улыбку, ответил Крячко. – Я с женой вашего босса незнаком, даже не видел ее ни разу.

– Зато весь город знает, с кем она путается. И что ее любовник – один из самых влиятельных во Владимире людей. Некий Москвин. Предприниматель, застройщик, владеет недвижимостью и сетью супермаркетов. Говорят, что он какой-то авторитет. Криминальный, наверное, – дернула помощница Проппа плечиком. – Его в городской администрации принимают так, словно он царь и бог и владеет всем городом.

– Вы это сами видели, что его там так принимают? – решил поддеть Берестову Станислав и напомнить ей ее же утверждение, что она не станет рассказывать ему разные сплетни.

– Нет, – поджала сухие и тонкие губы Алла Григорьевна. – Но моя сестра работает в администрации, и она рассказывала мне…

– А что жена Проппа и этот Москвин – любовники, тоже сестра вам рассказывала? – не удержавшись, съехидничал Крячко.

– Знаете, – Алла Григорьевна неловко поерзала в кресле, – к нам ходят лечить зубы весьма уважаемые в городе люди. Они много о чем откровенничают, оказавшись в кресле врача. Оголяются, как нерв на зубе, – немного помолчав, подобрала она удачную, по ее мнению, метафору. – Не доверять их компетентному мнению у меня нет оснований, – многозначительно посмотрев на Крячко, медленно наклонила голову Алла Григорьевна.

– И все-таки вы мне так и не ответили на вопрос, были ли у вашего начальника недоброжелатели, желающие его смерти.

– А я вам о чем говорю! – Берестова наклонилась к Крячко через стол и, понизив голос, сказала: – Мне думается, что его жена вполне могла от него избавиться.

– Почему вам так думается? – таким же заговорщицким голосом спросил Станислав.

– Чтобы прибрать к рукам клинику, зачем же еще? Ведь наша «Аэлита» оформлена на Кирилла Исаевича, а доход от стоматологии весьма и весьма высок. Я могу предоставить всю документацию и счета, весь дебет и кредит. Сами посмотрите.

– Было бы неплохо, – согласился Крячко. – И еще. Я должен забрать у вас его рабочий ноутбук.

– Это обязательно? – спросила Алла Григорьевна, закусив нижнюю губу. – Там могут быть сведения, касаемые наших клиентов, а это врачебная тайна.

– Обязательно, – решительным тоном ответил ей Станислав. – Там может быть ключ к разгадке всего нашего расследования, – таинственным полушепотом добавил он. – Вы ведь хотите, чтобы мы нашли убийцу Кирилла Исаевича? Но это только между нами, Алла Григорьевна. Договорились?

– Конечно, – понимающе кивнула Берестова. – Я буду молчать.

– Вот и отлично! А я могу поговорить с кем-то, кто последним видел Кирилла Исаевича тридцать первого декабря?

Алла Григорьевна задумчиво постучала по столу карандашиком, который все это время вертела в руке, и сказала:

– Сейчас я позову к вам нашего охранника. Николай как раз в тот день дежурил и вместе с Кириллом Исаевичем уходил из клиники. Охрана у нас приходит к открытию и входит в здание вместе с регистратором, а уходит или со мной, или с начальником. Именно мы закрываем стоматологию и сдаем объект на охрану.

– Сколько всего ключей от здания клиники?

– Четыре. Один ключ постоянно у меня, другой – у начальника, а третий передают друг другу дежурные на регистратуре. Четвертый ключ – запасной и находится вот в этом сейфе.

– Ну хорошо, – встал Крячко. – Зовите вашего охранника, я с ним поговорю. Вы не будете против, если я сяду на ваше место? Мне нужно включить ноутбук и посмотреть, что там есть.

– Нет. Но вход запаролен, – предупредила, вставая и обходя стол, Берестова. – А пароль я не знаю, – ехидным голосом добавила она.

– Что ж, – спокойно парировал Станислав, – попробую найти у него в столе подсказку.

Алла Григорьевна, прямая как палка, вышла из кабинета, оставив Крячко одного, и Станислав тут же начал осматривать все ящики стола, надеясь найти не только бумажку с паролем, но и что-нибудь еще, что дало бы ему подсказку и помогло направить расследование по нужному пути.

Глава 15

Лев Иванович вернулся во Владимир только в половине восьмого и сразу же созвонился с Крячко.

– Станислав, я вот стою возле управления и размышляю, где бы мне переночевать. – Гуров сразу же взял быка за рога, как только Крячко ответил на звонок.

– Лева, не размышляй, – смеясь, ответил ему Станислав. – Я сейчас к тебе выйду, и мы поедем к Антонине Антоновне – Натальиной тетке. Это очень милая женщина, и живет она одна в двухкомнатной квартире. Так что где тебя уложить спать-почивать, у нее найдется.

– А это удобно, когда два мужика у малознакомой одинокой женщины ночуют? – смущаясь, спросил Гуров у Крячко, когда тот вышел из управления.

– Ей уже восемьдесят лет, и репутацию мы ей уж точно не испортим, – пошутил Станислав, усаживаясь в машину. – А вот в магазин за продуктами – заедем. Не объедать же добрую старушку. Ты лучше расскажи, как съездили на опознание.

– Хорошо съездили, – угрюмо ответил Лев Иванович, вспоминая неприятную для него беседу с Региной Михайловной. – Мужа Патрушева опознала. Поинтересовалась, где его вещички, и очень удивилась, что нашли мы Кирилла Исаевича полностью раздетым. У него, оказывается, на руке еще очень дорогие часы были и кольцо золотое с печаткой и гравировкой в виде аббревиатуры. Очень заметные вещички. Нужно будет по ломбардам поискать, вдруг где-то да всплывут.

– Ага, я то же самое подумал об украшениях Ащеуловой, – оживился Крячко. – У девушки в ушах были золотые сережки с бриллиантиками, а в правой ноздре пара пирсинговых колечек. Тоже золотых. И сережки, и пирсинг – в форме маленьких змеек. Сделаны они были у знакомого ювелира на заказ и подарены девушке на ее восемнадцатилетие. Набор, так сказать.

– Надо бы местных осведомителей привлечь к делу. Пусть пошуруют по скупкам и малинам по поводу вещичек – шубки, сапожек, всего прочего… Что на Проппе было из верхней одежды? – посмотрел на Крячко Лев Иванович.

– Только сейчас со Сладковым эту тему обговаривали, – сказал Станислав. – Он подготовит список вещей и их описание и завтра на планерке у начальства раздаст ориентировки всем оперативникам. Да и другие службы привлечем. Пусть посуетятся. Всплыть краденое может где угодно. Ну а что там вдова говорит? У нее есть кто-то на подозрении, кто бы мог ее мужа так невзлюбить? Хотя, честно сказать, дантистов и я не очень жалую, – пошутил Крячко.

– Вдова ни на кого конкретно не указывает и вообще говорит, что с мужем она хотя и живет в одном доме, но общается мало. Мол, они давно уже чужие друг другу люди и общего у них ничего, кроме имущества, нет, – с сарказмом ответил Лев Иванович.

– Вот-вот, – поднял указательный палец Станислав, – имущество! И оно-то совсем у них немалое. Я узнал кое-какие интересные детали. Клиника «Ариэль» принадлежит Проппу, и дом, в котором он живет, а вернее, жил с женой, тоже записан на него. У супруги же в собственности есть только небольшая по площади квартирка. Говорят, наследство от родителей. И авто. То самое, на котором она сегодня с тобой в Суздаль ездила. Ах да, еще у Проппа имеется небольшая вилла в Испании, куда часто, а вернее, два раза в год ездят отдыхать его супруга и дети. Сам Пропп, по словам его знакомого – одного из сотрудников его клиники, практически никогда из города не выезжает и все свое свободное от работы время работает. Ну ты понял, да?

– Понял, – Лев Иванович посмотрел в окно, любуясь вечерним древним городом, и после недолгого молчания сказал: – Мотив у жены избавиться от надоевшего мужа, конечно же, весомый. Но наследство нужно делить еще и с двумя взрослыми детьми. Так стоит ли выделка овчинки?

– А еще у Патрушевой есть любовник, – как бы между прочим заметил Крячко. – Он моложе ее на десять лет и является, по словам все той же помощницы Проппа, весьма значимой фигурой в городе. По слухам, он якобы даже криминальный авторитет.

– Да-а? – заинтересованно повернулся к другу Лев Иванович. – А фамилию она этого любовника, случайно, не назвала?

– Москвин, – ответил Станислав. – А вот как его имя-отчество – я не поинтересовался. Хотя сейчас вот думаю, что надо бы… Ты чего? – спросил он Гурова, увидав краем глаза, что тот вдруг впал в глубокую задумчивость, больше похожую на транс.

– Москвин… – только и смог ответить Лев Иванович.

Через пару минут молчания Станислав затормозил и сказал:

– Приехали. Ты пока посиди, а я в магазин схожу и что-нибудь куплю к ужину. А вот когда вернусь, ты мне все и расскажешь.

Он снова озабоченно посмотрел на молчаливо-задумчивого Гурова и ушел. Как только за ним закрылась дверца авто, Лев Иванович набрал номер телефона Ащеулова и, подождав, когда ему ответят, сказал:

– Валерий Борисович, добрый вечер. Это полковник Гуров… Да, тот самый. Вы уж извините, что звоню вам не вовремя, но у меня к вам несколько срочных вопросов. Да. Спасибо. Скажите, вам такие фамилии, как Пропп, Патрушева или Москвин, что-то говорят? Патрушева? Вы ее хорошо знали? Ага, понятно. Ясно. А Москвин? Нет. Что ж, спасибо большое. Пока других вопросов не имеется. До свидания.

Немного поразмыслив, Гуров набрал номер Сладкова.

– Ренат, ты еще в управлении? Уже уходишь… Ты уж меня извини, что задержу тебя еще на пару минут. Ты мне вот что скажи. Ты сегодня упоминал то старое дело, которое я у вас расследовал в две тысячи шестом году. Да, об ограблении антиквара. Там тогда целую компанию загребли. Ты не помнишь фигурантов? Нет? Ладно, придется мне тогда самому завтра в судебный архив наведаться, и если оно все еще там, то полистать его. Кстати, фамилия Москвин тебе ничего не говорит? Нет… Ну, тогда ладно. Не буду тебя задерживать.

– С кем это ты там шепчешься без меня? – Крячко открыл заднюю дверцу и положил на сиденье большой пакет с продуктами.

– Да так, узнавал кое-что, – ответил Лев Иванович. – Я завтра на утро договорился с Патрушевой навестить ее и осмотреть кабинет мужа. Нужно бы порыться у него в компьютере. Может, найдем что-нибудь важное.

– Я, кстати, один ноутбук уже в управление привез, – сказал Крячко. – Забрал с рабочего места. Открыть его на месте не получилось. Нужен пароль. Искал в кабинете, может, где-то записан на листочке, но не нашел. Наверное, Пропп не доверял записям и хранил все данные в голове. Завтра специалист его ноутбуком займется. Будем взламывать.

– У меня такое чувство, что мы что-то упустили, – посмотрел на Крячко Лев Иванович.

– Ничего, сейчас поужинаем и перед сном еще раз пробежимся по основным данным, которыми располагаем. Глядишь, найдется то, что потеряли, – утешил друга Станислав.

* * *

Спать сыщики легли уже за полночь. Станислав уснул быстро, а вот Льву Ивановичу не спалось. Он все пытался припомнить подробности того старого дела о краже антиквариата у коллекционера Галкина. Тогда хозяин хватился своего добра не сразу, а лишь через несколько месяцев. А все потому, что украденные у него картины и древние глиняные статуэтки были заменены на отлично выполненные копии. И долго бы еще не смог Лев Иванович найти тогда оригиналы и виновных в их краже, если бы не случайность.

Пока он вел расследование во Владимире, в московском аэропорту были пойманы два студента, которые пытались обмануть иностранца, подсунув ему фальшивую валюту. Банкноты были подделаны весьма искусно, но иностранец оказался осторожным и проверил купюры на специальной портативной машинке, которая имелась при нем. Студенты оказались из Владимира, но оба учились в Питере, в Академии художеств.

Поговорив с Галкиным, Гуров тогда выяснил, что именно эти двое юношей не раз бывали у него в гостях. Один из них даже являлся сыном старинного друга коллекционера. Так что подумать на мальчика из интеллигентной семьи никто даже и не мыслил. Фамилия юноши была Москвин, и, как потом оказалось, он входил в банду местного авторитета Чапая, который и решил использовать знакомство Москвина с Галкиным, чтобы обчистить последнего.

Все это Гуров вспоминал, лежа на жестком матрасе, брошенном на пол, закинув руки за голову и уставившись в потолок. По потолку изредка гуляли тени, проникавшие в комнату квартиры, находящейся на первом этаже, – то машина проедет, осветив потолок фарами, то диск луны выглянет из-за снежных туч и заглянет в незанавешенное окно.

Лев Иванович уже начал задремывать, когда вдруг его айфон, который лежал рядом и сейчас стоял на беззвучном вызове, стал неистово жужжать и подергиваться. Посмотрев одним глазом на светящийся экран, Гуров с удивлением увидел, что звонит ему Варежкин.

– Антон, ты до утра не мог подождать? – прошептал он, оглядываясь на Станислава. – Что у тебя случилось?

– Лев Иванович, – в трубке раздался радостный голос капитана, – я его нашел!

– Кого? – не понял Гуров.

– Свидетеля, который видел, как разгружали фигуры Русалочки и Щелкунчика на площади!

– Ночью ты его, что ли, нашел? – не понял полковник. – Где?

– Ну да, вот сейчас прямо и нашел. На площади, – возбужденно ответил Варежкин. – Это местный бомж по фамилии Ломоносов. Ой нет, это его кличка. А фамилия у него Трепачов Михаил Васильевич.

– Он что, такой же умный, как его полный тезка? – хмыкнул Лев Иванович и, опершись на локоть, привстал. – Что он говорит? Только коротко, а то у нас тут все спят.

– Ломоносов он не от большого ума, а потому, что нос у него сломан и имя-отчество совпадает с реальным Ломоносовым. Он бутылки и банки на площади каждую ночь собирает. Это, так сказать, его законный участок. Мне сегодня не спалось, вот я и подумал: дай-ка еще раз на площадь смотаюсь и вокруг елочки порыскаю. Вдруг какие-то улики упустили.

– Пинкертон, – тихонько хмыкнул себе под нос Гуров.

– Что вы сказали? – не понял Варежкин.

– Нет, ничего, – прошептал Лев Иванович и улыбнулся, подивившись такому хорошему слуху капитана. – Рассказывай дальше.

– Ага. Пришел на площадь, смотрю, а там наш маргинал бродит и в урны заглядывает. Я – к нему. Сигаретками угостил, сотенную дал, разговорил его, короче…

– Вот короче и говори, – напомнил ему Лев Иванович.

– Он мне и рассказал, что в тот день, то есть в ночь с третьего на четвертое число, он, как обычно, совершал обход своих владений. И тут к центральной елке подъезжает техника – автокран и грузовик. Точнее, самосвал. Водители вышли и стоят, кого-то ждут. Закурили. Наш Михайло Васильевич и подошел к ним, чтобы сигарет выклянчить, а может, даже и денег на выпивку. Значит, подошел и даже курево выпросил, но тут к ним два типа подкатили. Один – невысокий и полный, а второй – высокий и худой. И они нашего Ломоносова гнать начали. Нечего, мол, тут шляться, мешаешь людям работать. Который худой – так даже пытался ему пинка поддать. Но поскользнулся и упал, и так разозлился, что, вскочив, стал наступать на бомжа с кулаками. Тот и отошел от них от греха подальше.

– Но я так понял, что недалеко отошел…

– Недалеко. Отошел, значит, и стал наблюдать, как они фигуры разгружают. Потом те, что пешком на площадь пришли, с водителями рассчитались и собрались уходить. Но тут длинный увидел Ломоносова и маленькому на него показал. И что-то стал говорить. Маленький сначала рукой махнул и хотел уйти, но потом повернулся и к Ломоносову подошел. Тот думал, что бить будут, но толстяк ему деньги в руку сунул, целую тысячу, и сказал: «Ты нас тут не видел, понял?»

– Ага, похоже, что тысячи за молчание твоему Ломоносову оказалось маловато, раз он так легко все вспомнил и с тобой поделился, – усмехнулся Гуров.

– Две тысячи, Лев Иванович, это всегда больше одной, – намекнул Варежкин на то, что разговорился бомж не просто так. – Я когда понял, что он может быть потенциальным свидетелем, то денег не пожалел. Но что мне с ним делать-то? Он наотрез отказывается под протокол говорить.

– А ты его задержи до утра. Скажи, что сейчас на улице ночевать холодно, и предложи теплую камеру. А утром приведи к нему эксперта-художника, и пусть этот Ломоносов опишет всех этих и худых, и толстых, и водителей заодно. Он ведь номера машин не запомнил? – безо всякой надежды спросил Лев Иванович.

– Один номер запомнил, – радостно сообщил Варежкин. – Номер автокрана. На «КамАЗе» номер грязным снегом заляпан был. Это же золото, а не свидетель!

– Вот ты это золото в сейф и помести. Пообещай ему еще денег добавить, если он за ночь вспомнит все подробности, а потом поможет фоторобот составить. Завтра мне доложишь, что и как.

– Все сделаем! – бодро ответил Антон и отсоединился.

Глава 16

Трое оперативников сидели в кабинете Сладкова и делились новостями и впечатлениями после оперативного совещания, на котором начальник владимирского управления угро пообещал помочь с поиском вещей убитых, и даже выделил им одного из молодых оперативников, чтобы тот обошел все ломбарды в городе на предмет обнаружения золотых украшений Ащеуловой и часов Проппа.

– Что ж, клубочек потихоньку начинает разматываться, – ответил Крячко, когда Лев Иванович рассказал ему и Сладкову о ночном разговоре с Варежкиным. – Зная номер автокрана, можно быстро найти того, кто на нем работает, и раскрутить его на другие сведения.

– Если только техника не была украдена, – сделал предположение Сладков и добавил: – Надо бы первым делом пробить, не было ли заявлений об угоне.

– Я уже утром созвонился с Антоном и подсказал ему эту идею. – Лев Иванович посмотрел на часы. – Ну, мне пора ехать к Патрушевой. Станислав, если у тебя нет ничего срочного, то я хотел бы тебя попросить об одном одолжении.

– До пятницы, конечно, я не свободен, но если что-то нужно срочно, то сделаю, – с готовностью посмотрел на друга Станислав.

– Нужно наведаться в местный судебный архив и найти дело коллекционера Галкина Понтия Петровича…

– Как-как его имя? – прыснул смехом Крячко. – Понтий? А фамилия, случайно, не Пилат?

– Ты не смейся. Это весьма уважаемый профессор, между прочим. Доктор исторических и каких-то там еще наук, – пряча улыбку, серьезным тоном заметил Гуров. – Папа у него был большим оригиналом и любителем древней эпохи, вот и назвал сына в честь того самого префекта в Иудее. Ты слушай, что я тебе говорю. Мне нужно, если дело еще в архиве, выписать всех его фигурантов. Кого посадили, кого оправдали, всех свидетелей и так далее. И кому и сколько тогда дали, тоже выпиши. Понятно?

– А почему это тебя так старое дело заинтересовало, позволь узнать? – спросил Станислав.

– Фамилия Москвин меня заинтересовала, – пояснил Лев Иванович. – Просто очень запоминающаяся фамилия. Поэтому я и вспомнил, что в том давнем деле один из молодых жуликов носил именно такую фамилию. Чем черт не шутит? Может, любовник Патрушевой и тот бывший осужденный студент из Репинки – это одно и то же лицо. А?

– Хм, интересная тогда бы получилась картинка… – Станислав посмотрел на Гурова.

– Интересная… – подтвердил Лев Иванович и пояснил для Рената Сладкова: – Бывший студент Академии художеств, осужденный за кражу и махинации с валютой, становится серым кардиналом города Владимира и связан с вдовой убитого дантиста, которая еще в прошлом году работала в администрации.

– Думаете, что это один и тот же Москвин? – Сладков с интересом посмотрел на Гурова и Крячко.

– Вот и хотелось бы узнать об этом подробнее. И если это так, то… Впрочем, не будем торопить события. – Лев Иванович встал и, направившись к дверям, на ходу бросил: – Скоро буду.

* * *

Регина Михайловна встретила Гурова на пороге большого трехэтажного коттеджа, который располагался в одном из спальных районов Владимира.

– Я увидела в окно подъезжающую к дому машину и поняла, что это вы, – натянуто улыбнулась она. – Проходите. Я сразу проведу вас в кабинет мужа. Но не знаю, поможет ли вам осмотр. Не думаете же вы, что муж был убит в доме? Когда я приехала, ничего такого не заметила, – не умолкала Патрушева все время, пока они шли к кабинету Проппа.

– Кстати, – как бы между прочим заметил Гуров. – А нельзя ли мне заодно осмотреть его спальню и ванную комнату?

– Зачем? – удивленно обернулась Регина Михайловна. – Вы же не с обыском пришли? – она смерила Гурова насмешливым взглядом.

– Пока что нет, – слегка наклонил голову Лев Иванович. – Но если сочту при первом осмотре, что нужен будет обыск, то я обязательно вас извещу об этом.

– Не забывайте, что я депутат горсовета, – усмехнулась Патрушева. – И вас я впустила в дом только по своей доброте сердечной.

Лев Иванович не стал спорить с этой надменной и самоуверенной женщиной. Ему не хотелось сейчас настраивать ее против себя. Не хватало еще, чтобы она стала чинить препятствия расследованию.

– Хорошо. Я покажу вам его спальню, – милостиво позволила «барыня», как мысленно стал называть Патрушеву Гуров, сравнив ее манеру говорить и двигаться с особенностями этой прослойки женщин эпохи крепостничества.

Патрушева провела Льва Ивановича на второй этаж и сказала:

– Этот этаж полностью был во власти, так сказать, моего мужа. Вот эта дверь, – она указала на одну из трех дверей, – ведет в кабинет, следующая за ней – в спальню. Из спальни ведут две двери – одна в санузел, совмещенный с ванной, а вторая в гардеробную. А вот эта дверь, – чеканя каждое слово, показала Регина Михайловна еще на одну дверь в конце небольшого коридора, – ведет в кинотеатр. Или, вернее, в музыкальную комнату. Впрочем, сами все увидите. Прошу, – сделала она приглашающий жест рукой, с усмешкой на губах развернулась и пошла вверх по лестнице. – Я буду наверху. Когда закончите осмотр, позовите меня, – добавила она, не оглядываясь.

Лев Иванович посмотрел, как поднимается Патрушева, покачал головой и вошел в первую из дверей – в кабинет, как назвала помещение депутатша.

Шагнув в комнату, Гуров словно бы оказался в другой эпохе. Напротив дверей было широченное, практически во всю стену, окно, которое, хотя и имело тяжелые бархатные занавеси, сейчас было не задернуто, а потому вся комната была освещена естественным дневным светом. Возле окна стоял большой дубовый стол на резных ножках и кресло из того же массива и в том же стиле эпохи Ренессанс.

По мнению Гурова, кресло было очень и очень неудобным и жестким, и он никак не мог понять, чем привлекло оно хозяина кабинета. Красотой? «Я бы не смог долго сидеть в таком кресле, – подумал Лев Иванович. – А ведь он, сидя на нем, читал и что-то даже, наверное, писал».

Стен, как таковых, в кабинете не было. Их заменяли стеллажи с книгами. В основном старинные и толстые фолианты философских трактатов, томики стихов древних поэтов, классики мировой литературы, причем некоторые даже в оригинале. Но попадались среди них и тома современных авторов, в основном, опять же, философов и психологов.

Намного постояв на пороге, Лев Иванович шагнул к столу. Минут десять он пытался найти в кабинете хоть что-то похожее на подсказку, ведущую к тем событиям, которые привели хозяина этого кабинета к смерти. Гуров обратил внимание, что ни компьютера, ни ноутбука в помещении не было, и поэтому решил, что найдет сей незаменимый в современном обществе предмет в других комнатах.

В спальне Льву Ивановичу тоже не попалось ничего интересного, а вот в ванной при осмотре душевой кабинки он нашел несколько малоприметных темных пятнышек у стока.

«Интересно, это ржавчина или кровь?» – подумал он, но потом решил, что пока не будет акцентировать на этом внимание.

«Надо узнать, когда в последний раз в доме делали уборку и кто ее делал», – мысленно пометил сыщик себе вопрос, который надо задать хозяйке.

Войдя в гардеробную, Лев Иванович даже растерялся. Там было столько вещей, обуви и разных аксессуаров к одежде в виде нашейных платков, галстуков, ремней, что он даже не стал входить в комнату, а развернулся и быстро вышел.

Он хотел было пройти в последнюю из комнат, как услышал голос Патрушевой, которая, по всей видимости, разговаривала с кем-то по телефону. Гуров прислушался.

– Нет, он сейчас внизу и осматривает комнаты мужа, – говорила она своему собеседнику. – Да, я позволила ему это. Не могла же я запретить. Это выглядело бы подозрительно, тебе не кажется? И не кричи на меня, Артур! – чуть повысила она голос. – Я уверена, что он все равно ничего не найдет. Я сама все осматривала и не нашла ничего. То, что ты ищешь, он хранил где-то в другом месте. Да, Людмила делала уборку третьего числа, и сделала ее отлично, как и всегда. Да, я дала ей расчет, хотя и не понимаю, почему я должна была это сделать. Она отлично справлялась со своими обязанностями. Где я теперь найду такую же отличную прислугу? А я тебе говорю – не надо на меня кричать!

Тут она замолчала, и Лев Иванович услышал, как Регина Михайловна идет в сторону лестницы. Гуров быстро прошел к последней из трех дверей второго этажа.

В музыкальной, как выразилась Патрушева, комнате Льву Ивановичу, напротив, очень даже понравилось. Там кроме большого домашнего кинотеатра и огромного, на полстены, плоского экрана телевизора были и довольно необычные вещи: старинный патефон, граммофон, несколько проигрывателей, выпущенных в разные годы, катушечный и кассетный магнитофоны. Кроме того, на полках и стеллажах нашлось огромное количество пластинок, магнитофонных бобин, коробок с дисками и кассетами. Коллекция была настолько большая, что Гуров, совсем не считающий себя меломаном, невольно потянулся ко всему этому богатству и стал рассматривать.

В основном все произведения были классическими, но попадался джаз, инструментальные пьесы и даже рок-н-ролл. Но Гуров не нашел ни одной пластинки или кассеты с эстрадной или современной музыкой. Осматривая все это богатство, он вытащил из стройного ряда пластинок к граммофону одну, чуть выпиравшую из остальных, и прочел название: «Куплеты Мефистофеля. Федор Шаляпин». Заинтересовавшись, Гуров стал аккуратно вытаскивать пластинку, и вдруг из конверта на пол к его ногам выпала карта. Обычная игральная карта – дама крестовой масти. Удивленно подняв ее, Лев Иванович перевернул карту рубашкой вверх и увидел написанные на клетчатом фоне какие-то знаки.

За дверью раздались шаги, и едва полковник успел спрятать в карман карту, как в комнату вошла Патрушева и резким голосом объявила:

– Мне срочно нужно уехать. Я полагаю, что все, что нужно, вы уже посмотрели.

Лев Иванович, нисколько не смущаясь приказного тона Патрушевой, спросил:

– Регина Михайловна, я вот что хотел спросить. У вас в доме всегда такая чистота и порядок?

– Да, – немного опешила от такого неожиданного для нее вопроса депутатша, но потом с вызовом поинтересовалась: – А что, вы ожидали увидеть тут свинарник?

– Зачем же свинарник? – поморщился Гуров, отметив про себя, что Патрушева занервничала. – Просто как-то уж музейно чисто. Такое впечатление, что ваш муж и не жил тут вовсе. Ни тебе книг на столе, ни ноутбука, ни… Кстати, а где компьютер вашего мужа? Ведь он у него был? – Гуров чуть склонил голову и посмотрел на Патрушеву, ожидая ответа.

– Он у меня наверху. Я его забрала, чтобы кое-что посмотреть… Имею право, – депутатша с вызовом взглянула на полковника. – Это ноутбук моего мужа.

– Да-да, имеете, – согласился Лев Иванович и добавил: – И мы тоже имеем право просить вас отдать нам этот ноутбук в интересах следствия, а потому сейчас я напишу протокол изъятия…

– Вы что, издеваетесь? – взвилась Патрушева, перебив Гурова. – Я ведь ясно дала понять, что мне срочно нужно уехать. Мне похоронами мужа нужно заниматься, а не экскурсии для вас устраивать по дому.

– Ну, во-первых, я тут не на экскурсии, как вы выразились. – Лев Иванович невозмутимо прошел к кожаному креслу, сел, достал из папки лист бумаги, а из кармана ручку. – Я провожу следствие и имею полное право просить вас пригласить в дом кого-нибудь из соседей или хотя бы вашего шофера и помощницу по хозяйству… Она ведь есть у вас – помощница по хозяйству, которая в доме наводит чистоту и готовит вам? – Гуров внимательно посмотрел на Патрушеву, которая при упоминании уборщицы поджала губы и недобро сверкнула на сыщика глазами. – Мне нужны понятые, которые подпишут протокол изъятия. Вашего мужа убили, – Лев Иванович сделал ударение на слове «убили» и снова посмотрел на реакцию депутатши. – И вы должны сотрудничать со следствием, а не препятствовать ему.

– Хорошо, – зло выдохнула Патрушева. – Я найду вам понятых.

Она резко развернулась и вышла из комнаты. Гуров слышал, как она кому-то звонит и просит прийти к ней, а потом шаги начали удаляться. Когда же она снова вошла в комнату с ноутбуком мужа и заявила, что понятые будут через пять минут, Гуров, не давая ей опомниться, спросил:

– Регина Михайловна, а фамилия Ащеулов вам ничего не говорит?

Патрушева, стоявшая на пороге комнаты, задумалась, потом ответила:

– Вы не Валерия Борисовича имеете в виду? – Гуров кивнул, и тогда она продолжила: – Пару лет назад, когда я еще работала в администрации, меня познакомили с ним. Он тогда предлагал нам свои услуги в строительстве нового Дома культуры. Но, не помню уже почему, что-то там не сложилось… А почему вы о нем спросили? – посмотрела она на Гурова с подозрением.

– Его дочь убили одновременно с вашим мужем. – Лев Иванович увидел, как дернулось в нервном тике у Патрушевой правое веко. – Я ведь вам не говорил подробностей того, как мы нашли вашего супруга? Так вот. Сначала было найдено тело Елены Валерьевны Ащеуловой. Оно было… как это сказать помягче – спрятано в снежной фигуре Русалочки, которая стояла на центральной площади в Суздале, прямо у городской елки. И только потом, в ходе следствия, нам пришла в голову мысль проверить и вторую снежную фигуру – Щелкунчика, – который был привезен и установлен в паре с Русалочкой. Там и было обнаружено тело вашего мужа.

Лев Иванович внимательно посмотрел на Патрушеву. Та явно была вне себя, но сдерживалась, кусала нижнюю губу и, опустив глаза, молчала. Молчал и Гуров. Он сказал все, что хотел, и увидел то, что и ожидал увидеть. Неловкое молчание прервал звонок в дверь, и Регина Михайловна поспешно вышла.

Глава 17

Кроме ноутбука, Гуров не стал больше ничего забирать из вещей Проппа. Он только спросил у Патрушевой про телефон мужа, и та ответила, что телефон пропал вместе с супругом и где он, телефон, может быть, она не знает.

В духоте комнат у Льва Ивановича разболелась голова, но когда он вышел вместе с Патрушевой на свежий морозный воздух и почувствовал себя бодрее, он сказал:

– Что ж, есть еще одна небольшая формальность, и я оставлю вас, Регина Михайловна, заниматься похоронами мужа.

– Что еще… – театрально закатила глаза депутатша.

– Скажите, а где машина вашего мужа? Вы ведь не подавали заявление об угоне? И не говорили, что она пропала, как и телефон, вместе с вашим супругом…

– Не говорила, потому что машина стоит в гараже, – резко и нетерпеливо ответила Патрушева.

– Ага, – обрадованно зацепился за ее признание Лев Иванович. – Тогда давайте я сразу осмотрю и машину. Чтобы уж за раз, как говорится, двух зайцев убить. Не переживайте, много времени это не займет. Покажете?

– Вы ведь не отвяжетесь, пока не покажу, – не спросила, но констатировала Патрушева и повела Льва Ивановича к большому гаражу под домом, нажала на пульте, который держала в руке, какую-то кнопку, и гаражные двери открылись. – Вот, – указала она на стоявший в гараже черный и блестящий «Ленд Крузер», – смотрите на здоровье. Машина открыта.

– Замечательно!

Лев Иванович шагнул в гараж и первым делом открыл багажник автомобиля, который, как и салон, что он выяснил чуть позже, был чист и свеж после автомойки. Гуров не стал комментировать свои наблюдения и задавать Патрушевой вопросы, а просто записал номера «крузера» и вышел.

– Вот и все, можете закрывать, – кивнул он и направился к своей машине. Но тут в кармане у него завибрировал телефон.

Уже отвечая на звонок Варежкина, он наблюдал, как Регина Михайловна села в машину и выехала со двора.

– Антон, что там у тебя хорошего? – бодро спросил Лев Иванович и, выслушав доклад Варежкина, еще больше повеселел: – Вот и отлично! Бери все, что есть, и приезжай во Владимир. Иди сразу же в угро. Справишься, где кабинет Сладкова. Там и найдешь меня или Станислава Васильевича. Думаю, что к тому времени и у нас будут кое-какие новые данные. Будем решать, как дальше действовать.

Следом за Варежкиным позвонил и Крячко. Он сообщил, что в архиве дело Галкина он нашел и выписал все, что нужно.

– У тебя какие-то подвижки есть? – спросил он.

– У меня много чего есть, – туманно намекнул Лев Иванович. – Двигай в управление. Через час Антон подъедет. Нужно еще узнать, что у Сладкова плохого-хорошего. Ты с ним не говорил еще? Нет? Ну, тогда до встречи.

* * *

Сладкова в кабинете не оказалось, но дежурный без лишних разговоров выдал Станиславу ключ. Крячко поставил кипятиться чайник и стал ждать Льва Ивановича. Вскоре Гуров вошел в кабинет, причем одновременно с Ренатом.

– Удачно вы, – обрадовался Станислав. – Чай уже заварился.

– А я бубликов с маком по дороге купил. – Лев Иванович поднял и показал пакет с бубликами. – Свежие! Сто лет не ел.

– Вот сейчас и попробуем, какие на вкус бублики во Владимире, – потер руки Крячко.

– А заодно и новостями поделимся, – сдержанно улыбнулся Сладков. – У меня их немного, но все дельные.

– Да и у меня новостей немало, – кивнул Лев Иванович. – А через, – он посмотрел на часы, – половину часика к нам еще один оперативник присоединится, и у нас будет еще куча разной информации.

– Давай, Ренат, ты первый рассказывай, что удалось найти, – скомандовал Лев Иванович, когда оперативники сели за стол с кружками горячего чая.

– Я сегодня взял распечатку с мобильного Проппа. Номер его телефона узнал, позвонив его помощнице – Берестовой. Она мне и сказала, что посылала ему поздравительную эсэмэску в ночь с тридцать первого на первое, но ответа так и не дождалась, хотя ее патрон, как она сказала, всегда ей отвечал. Вежливый был, короче. Вот. – Ренат достал скрепленные вместе несколько листочков. Пролистав их, передал Гурову и продолжил: – Последний звонок ему на телефон был в восемь часов вечера. Номер неизвестный. То есть определить, кто звонил, не удалось. Номер был скрыт. Но, несмотря на это, Пропп на звонок ответил, хотя говорить со звонившим не говорил, потому что практически тут же отключился.

– Наверное, проверяли, его это телефон или нет, – предположил Крячко.

– Может, и так. Но вот что интересно. Этот последний звоночек был зафиксирован как раз в районе, где живет Пропп.

– Получается, что звонили ему после того, как он уехал с работы и уже добрался до дому. Так?

– Получается, что так, – кивнул Сладков. – Все номера на входящих и исходящих сейчас проверяются. Отдал в разработку братишке. Нашим спецам отдай, так месяц будешь результатов ждать. А брат всех за сегодня пробьет. К вечеру всех пофамильно будем знать.

– Он по поводу краски в интернет-магазинах что-то узнавал? – вспомнил Гуров.

– Да, но пока не всех еще обзвонил. Обещал, что через полчаса скажет о результате.

– Шустрый он у тебя, – похвалил Станислав.

– Он младше меня на пятнадцать лет и в компьютерных программах профи, – довольно улыбнулся Сладков. – Я же по дороге заехал в пару крупных строительных маркетов и узнал по поводу краски, продавали они кому-то ее перед праздниками или нет. В одном магазине сказали, что такой марки и фирмы давно уже не заказывали, а во втором ответили, что надо смотреть по накладным. Обещали, что перезвонят и скажут. Но пока ничего конкретного.

– Тогда ждем вечера, – подытожил доклад Сладкова Лев Иванович. – Станислав, у тебя что? Давай список по делу Галкина.

Крячко встал и принес записи, которые он сделал в архиве.

– Вот, – протянул он их Гурову, который нетерпеливо начал их просматривать.

– Отлично, – пробормотал Лев Иванович и, посмотрев на коллег, сказал: – Ну а теперь слушайте, что я сегодня обнаружил. Во-первых, вот эти записи, – он постучал пальцем по списку Крячко, – подтверждают, что тот студент Москвин, которого я в свое время отправил за решетку, и тот Москвин, который сейчас является любовником Патрушевой, – это одно и то же лицо. То есть парень прошел очень хорошую школу, отсидев положенные десять лет, и, выйдя, стал авторитетным человеком и даже открыл свой бизнес во Владимире. И знаете, какая у него была кличка в молодости?

– Там написано – Скульптор, – Крячко кивнул на бумаги и вдруг понимающе уставился на друга. – Ни фига себе! – только и сказал он, а Гуров просто кивнул ему в ответ.

– Хм, Скульптор… – покачал головой Сладков и никак не прокомментировал новость, но и Гуров, и Крячко поняли, что Ренат догадался о том, о чем промолчал и не сказал Лев Иванович.

– Но и это еще не все. – Гуров с удовольствием отпил из кружки и покосился на сотоварищей, которые и думать забыли о своем чае. – На мой вопрос, знает ли Патрушева Ащеулова Валерия Борисовича, она ответила, что имела с ним короткое знакомство. Он приезжал к ним пару лет назад и предлагал услуги в строительстве нового Дома культуры. А потом она туманно намекнула мне, что сотрудничество у них не получилось.

– Интересно, – хмыкнул Станислав, – это совпадение или намеренно убили вместе и дочь Ащеулова, и мужа Патрушевой?

– Может, и совпадение, – философски заметил Сладков. – В жизни и не такие совпадения случаются. Но все равно не помешает и в этом направлении покопаться.

– Я еще вчера позвонил Ащеулову и спросил у него, знакома ли ему фамилия Москвин, – ответил Лев Иванович. – И он ответил, что никогда не слышал такой фамилии. А вот Патрушеву назвал сразу. Кстати, если судить по реакции Регины Михайловны, она очень была удивлена, что Елена Ащеулова была найдена рядом с ее мужем.

– М-да, – почесал чисто выбритый подбородок Сладков. – Интересный расклад получается… Даже если то, что их убили в один день, всего лишь совпадение.

– Но и это еще не все новости, – торжественным голосом объявил Лев Иванович, привлекая к себе внимание. – Самое интересное еще впереди.

– Во как! – усмехнулся Крячко. Он отлично знал своего друга и не сомневался, что тот обнаружил что-то интересное.

– Помните, я все вчера думал, что же мы упустили из виду, когда говорили о том, какие действия предпринимать в расследовании? Так вот, понял я это сегодня, когда был в доме Проппа и Патрушевой. Но обо всем по порядку.

Гуров рассказал коллегам о проведенном в доме осмотре, не забыв упомянуть о подслушанном им нечаянно разговоре Патрушевой с неким Артуром.

– Похоже, что она разговаривала с Москвиным, – предположил Станислав. – Его ведь Артур зовут.

– Да, Артур Викторович Москвин, – согласно кивнул Лев Иванович. – Но не это привлекло мое внимание. Патрушева в разговоре сетовала, что ей пришлось уволить замечательную помощницу по дому, которая была для нее несколько лет просто идеальной в этом плане. И даже заплатить ей хорошие отступные. Как думаете, почему?

– Чтобы молчала, – понимающе кивнул Сладков.

– В доме все было вылизано, словно корова языком прошлась. Все просто блистало чистотой! Как-то очень уж поспешно все было сделано – вам не кажется? Хотя она и говорит, что уборщица вышла по графику, а сама Патрушева в тот момент еще якобы не знала об исчезновении мужа, так как приехала уже после уборки.

– Нужно обязательно найти эту помощницу, – нахмурился Крячко. Сладков кивнул, соглашаясь с ним.

– Надо, – согласился и Лев Иванович и добавил: – Я не стал у нее выспрашивать, куда могла деться эта ее помощница, чтобы не выдать, что слышал ее разговор с Москвиным. Если они как-то замешаны в этом деле, нам главное – их не спугнуть. Иначе они начнут заметать следы и доберутся до этой уборщицы. И тогда прости-прощай, важный свидетель. Тут надо подумать, как правильней действовать.

– Попробовать поискать ее через агентства по найму? – предложил Сладков.

– А еще можно узнать у кого-нибудь в администрации. Вполне возможно, что ее рекомендовал кто-то из знакомых Патрушевой и она убирает еще у кого-нибудь из чиновников, – добавил Крячко.

– Вот этим и нужно заняться в первую очередь, и пошустрей. Чем скорее мы ее найдем, тем больше шанс, что найдем живой. После разговора с Патрушевой Москвин может решить подстраховаться. Судя по всему, он был очень недоволен, что Регина Михайловна пустила меня в дом, – нахмурился Лев Иванович.

– Значит, этим сейчас и займемся, – кивнул Сладков.

– Ренат, не торопи события, я ведь еще не все рассказал, – остановил Гуров Сладкова, который собрался уже вставать и начать действовать. – Я не сказал, что я нашел то, что поначалу упустил из виду. Машина Проппа. Ведь он на чем-то ездил на работу? Не на автобусе же.

– И что – машина? – Станислав так и подался вперед. – Насколько я знаю, заявления об угоне не было, – он вопросительно посмотрел на Сладкова.

– Не было, – подтвердил тот и тоже выжидательно посмотрел на Гурова.

– Не было, потому что машина стоит дома, в гараже, – торжественно объявил Лев Иванович. – И не просто в гараже, а вычищенная и вылизанная и снаружи, и изнутри. Как и квартира. Шампунем пахнет и в салоне, и в багажнике. А теперь кто из вас первый скажет, какой марки у Проппа машина, получит бублик, – рассмеялся Гуров.

– «Ленд Крузер», – хором ответили Крячко и Сладков и переглянулись.

– В яблочко! – рассмеялся Лев Иванович и протянул оперативникам по бублику. – И вот теперь серьезно. – Гуров посмотрел на коллег уже без улыбки. – Нужно срочно брать разрешение на обыск дома и машины Проппа. Есть у меня такое подозрение, что убили его именно в доме. В любом случае там нужно все внимательно осмотреть. И да, кстати… – Лев Иванович встал, достал из кармана своего пиджака, который висел тут же на стуле, карту, которую обнаружил в конверте для граммофонной пластинки, и протянул ее Сладкову. – Вот это по случайности выпало мне прямо под ноги из пластинки Шаляпина, когда я вынул ее наугад из кучи других пластинок в коллекции дантиста. Хотелось бы знать, что может быть на ней записано.

Ренат внимательно осмотрел карту и, передавая ее нетерпеливо ерзавшему на стуле Крячко, предположил:

– Наверное, это какой-то пароль для входа. Но вот куда? Я не силен в компьютерных тонкостях. Надо у специалистов спрашивать.

– Невероятно. – Крячко, рассматривая карту, вертел ее в руках. – Я совершенно не подумал, что это может представлять интерес…

– Ты это о чем? – всем телом повернулся к нему Лев Иванович.

– Колода карт с точно такой же графикой попалась мне на глаза, когда я осматривал ящики стола в рабочем кабинете Проппа. Я тогда еще подумал: зачем дантисту игральные карты? Пасьянс в свободное от работы время раскладывать? Так это сейчас можно и в интернете делать. Подивился и обратно положил. Карты как карты.

– То есть ты их внимательно не рассматривал? – уточнил Гуров.

– Я их из коробочки вынул и в руках колоду повертел, но на этом осмотр и закончился, – с досадой проговорил Станислав.

– Значит, так. Поедешь и заберешь их. Или постой. – Лев Иванович посмотрел на Сладкова. – Давайте-ка и там сделаем тщательный осмотр, чтобы уж заодно. Вдруг какие-нибудь отпечатки пальчиков найдутся, которых там не должно быть. Или что-то еще интересное. Кстати, ты, помнится, упоминал о камерах слежения в клинике. Надо посмотреть, что там на них.

– А вот и я! – в кабинет вошел сияющий как новая монетка Варежкин и, посмотрев на чайник, заявил: – Замерз как пес, чаем не угостите?

– Только в обмен на информацию, – рассмеялся Крячко и представил Антона Сладкову.

– Информацию я и так предоставлю, – потер, согревая ладони, Варежкин и достал из пакета папочку с документами. – Вот, – протянул он ее Гурову, а сам взял стул и подсел к коллегам. – Тут есть все – и портретики, и информация о кране и его водителе. Даже телефон водителя имеется. Я ему еще не звонил, думаю, пока доеду да доложусь, кто знает, сколько времени пройдет. Автокран прикреплен за ООО ТрестСтройТранс «Магистраль», которое, в свою очередь, зарегистрировано во Владимире. Так что искать и кран, и водителя нужно где-то тут.

– Пей чай, остынет. – Гуров посмотрел на Антона и спросил: – Ты мне расскажи, как ты уговорил этого Ломоносова на такой подвиг, как составление фоторобота?

– Что за Ломоносов? – заинтересовался Сладков.

– Это бомж. Он видел, как разгружали фигуры на площади в Суздале, – пояснил Лев Иванович, пока Варежкин, обжигаясь, пил чай. – Антону у нас не спалось, он решил прогуляться по площади и там по чистой случайности познакомился с местным маргиналом.

– Хороший мужик оказался, кстати, – добавил Варежкин. – Бывший учитель математики. Спился после смерти любимой супруги и покатился по наклонной. Но память на цифры не подрастерял, и благодаря этому у нас сейчас имеется номер автокрана. А заодно и неплохие приметы тех, кто руководил разгрузкой Щелкунчика и Русалочки.

– Надо эти портретики по нашей картотеке проверить, – Сладков взял из рук Гурова фотороботы. – Кто знает, может, они уже засветились где-то раньше. Тогда вообще не будет проблем. Обычно такие серьезные дела, как убийства и избавление от жмуриков, новичкам не поручают. Прямо сейчас и прогоню через базу.

– Дело, – одобрил Лев Иванович и встал. – Пойду брать разрешение на обыск. Станислав, а вы с Антоном займитесь автокраном. Только аккуратно. Кто знает, что это за водитель. Надо бы узнать, не из бывших ли.

– Я уже узнавал, – ответил Варежкин. – Нет, он не сидел. Этот Авдеев – отец троих детей. Скорее всего, подработать в праздники захотел, вот и согласился на калым.

– В общем, раскручивайте Авдеева. Посмотрим, что он нам скажет, – ответил Гуров, выходя из кабинета.

Как-то так всегда получалось, что именно он, полковник Гуров, брал на себя руководство расследованием, будь они хоть вдвоем со Станиславом, хоть собиралась целая бригада. И не потому, что Лев Иванович был движим какой-то гордыней или желал командовать всеми, просто характер у него был деятельный и полковник не терпел каких-то пауз или перерывов в расследовании. Особенно если он нападал на след преступника и чувствовал, что следствие сдвинулось с мертвой точки и его осталось только раскручивать как клубок. И отчего-то никто не возражал против такого тоталитарного права Гурова вести и направлять расследование по тому пути, который он считал правильным. Может быть, так было именно потому, что все чувствовали в Гурове некую силу, ум и чутье, которое имеет не всякий сыщик. А может быть… Впрочем, к чему гадать. Все случалось так, как случалось, и это устраивало всех – и Льва Ивановича, и тех, с кем сводило его очередное запутанное дело.

Глава 18

Получив разрешение на обыск, Лев Иванович первым делом вместе с бригадой криминалистов направился в зубную клинику «Ариэль». Со следователем, которой поручили вести дело об убийстве Проппа и Ащеуловой, Гуров договорился по телефону, что он сам составит необходимый протокол, чтобы ей не ехать на ночь глядя в другой город.

В клинике, которая в будние дни работала до восьми вечера, народу было немало. Но Алла Григорьевна, предупрежденная Крячко по телефону и встретившая Гурова чуть ли не на пороге здания, сразу же провела всю группу в кабинет Проппа. Ребята из техотдела знали свое дело, и через полчаса обыск был закончен, все предметы, привлекшие их внимание, были упакованы, следы – зафиксированы.

– Кроме вас и полковника Крячко, больше никто не заходил в этот кабинет? – спросил Берестову Гуров.

– Нет, что вы, – нервничая и кусая нижнюю губу, ответила Алла Григорьевна. – Я кабинет на ключ закрывала, а ключ все время у меня.

– А второй ключ от кабинета был у вашего шефа?

– Да, у него.

– Вот и хорошо, – кивнул одобрительно Лев Иванович, вышел на улицу и набрал номер телефона Патрушевой.

– Регина Михайловна, вы сейчас дома?

– Да, я только что приехала из похоронной конторы, – недовольным голосом ответила депутатша.

– Замечательно! Тогда мы едем к вам с обыском, – бодро ответил ей Лев Иванович и прервал связь. Но Патрушева ему тут же перезвонила и начала кричать:

– Что значит – с обыском? Какое вы имеете право? Я депутат, у меня статус неприкосновенности!

– Не кричите так громко в трубку, – отстраняя ухо от телефона, спокойно ответил ей полковник. – Я не глухой и все прекрасно слышу. А теперь послушайте меня. Произошло убийство, и я веду расследование. Вы же мне, как жена убитого, должны в этом расследовании помогать. И если я считаю, что должен внимательно осмотреть ваш дом…

– Вы уже были сегодня и все видели, – резко прервала его Патрушева. – Какого вам еще нужно?

– Да, был и смотрел, но теперь считаю, что должен сделать осмотр официально и собрать важные улики.

– Какие еще улики? – опешила Регина Михайловна. – Уж не думаете ли вы, что это я убила своего мужа, замуровала его в снег и вырезала из него…

– Нет, я этого не говорил, – уклончиво ответил Гуров, прервав возмущенный монолог депутатши. – Но тем не менее официальное разрешение на обыск у меня имеется. Поэтому мы едем сейчас к вам. В конце концов, вы ведь не хотите, чтобы я приехал не один, а с прессой, например? Ведь это же какой скандал!

– Вы меня не пугайте, – дрогнувшим голосом ответила на выпад Гурова Патрушева. – Не нужно меня шантажировать. Это, знаете ли, чревато… – Немного помолчав и взяв себя в руки, Регина Михайловна уже спокойно сказала: – Ладно, приезжайте и ищите, что вам надо. Только ведь зря приедете, лишь время потеряете. Лучше бы искали убийцу моего мужа, а не трясли грязное белье…

– А оно у вас есть? – ехидно спросил Лев Иванович и снова быстро отсоединился. Не хватало ему еще спорить с этой надменной и хитрой дамочкой.

* * *

Двери Регина Михайловна открыла не сразу. Но когда открыла, на ее лице была написана такая слащавая улыбка, что Льва Ивановича даже передернуло от такой приторности.

– Входите, входите, – пропела Патрушева. – Ищите, что хотите. Мне скрывать нечего.

– Ну, коль так, – по-деловому ответил Гуров, – тогда проведите вот этого молодого человека в гараж. У вас ведь есть вход в гараж через дом? – уточнил он.

Еще когда ехали к дому Проппа, Лев Иванович переговорил с одним из криминалистов по имени Евгений и попросил его очень тщательно осмотреть всю машину, можно сказать – миллиметр за миллиметром, а если будет нужно, то и вынуть сиденья и просмотреть все пространство под ними.

– Девушку убили в машине, – объяснял он молодому парню свою просьбу. – Душили подушкой, возможно даже той, которая лежит в салоне. Я сам ее видел – небольшая такая думка. Ее нужно будет забрать с собой на экспертизу. Может, на ней найдутся частицы ДНК Ащеуловой. Я понюхал, подушку не чистили, в отличие от чехлов. Упустили, похоже. Но вот с чехлов образцы ткани нужно взять обязательно…

– Лев Иванович, да вы не переживайте, я свою работу знаю, – улыбнулся Евгений. – Сделаю все в самом лучшем виде.

И вот теперь, когда Гуров попросил Патрушеву проводить эксперта в гараж, она, придав лицу удивленное выражение, спросила:

– А что, разве машину тоже будут обыскивать? Разрешение на обыск и на нее распространяется?

– Конечно, – кивнул Лев Иванович и пошел следом за Региной Михайловной посмотреть, где находится вход в гараж, а по дороге спросил: – Скажите, а машину мужа в автомойку кто отвозил? Вы сами или ваш водитель? И когда это случилось?

Вопрос явно не понравился Патрушевой. Гуров почувствовал, как спина у нее напряглась, но она все-таки ответила:

– Я попросила водителя. Когда вернулась домой от детей, то увидела, что машина стоит во дворе, возле гаража. Она была такая грязная! Я не стала загонять ее внутрь, а позвонила Дмитрию, чтобы он утром отвез ее на автомойку.

– Когда вы просили его это сделать, вы уже знали, что ваш муж пропал? – поинтересовался Лев Иванович, хотя заранее знал, что ему ответит депутатша.

– Конечно же нет! – возмущенно воскликнула она, обернувшись к Гурову. А потом указала на дверь, к которой подошла: – Вот вход в гараж. Там справа от двери есть выключатель. И еще – ступеньки. Так что не оступитесь, – притворно-радушно улыбнулась она Евгению, который начал открывать дверь. Она посмотрела, как он спускается, и только потом, повернувшись к полковнику, сказала: – Я вошла в дом, увидела, что мужа нет, подумала, что он уехал на работу…

– А он разве не на машине на работу ездил? – перебил ее Лев Иванович.

Патрушева поняла, что ляпнула что-то не то, и, сконфуженно улыбнувшись, ответила:

– Ну, если он выпивший бывал, то за руль не садился. А тут праздники все-таки, вот я и подумала, что он попросил кого-то из охранников клиники заехать за ним.

– А что, такое часто случалось? Что, ваш супруг часто пил и выезжал на работу нетрезвым?

– Нет, ну что вы, – махнула рукой Регина Михайловна. – Кирилл Исаевич вообще очень редко выпивал. Но ведь я не договорила, вы меня перебили, – с укоризной взглянула она на Гурова.

– Извиняюсь, продолжайте, – Лев Иванович с интересом посмотрел на Патрушеву. Он чувствовал, что депутатша сейчас начнет выкручиваться, и ему было интересно, каким образом она это будет делать и что при этом скажет.

– Я когда приехала, то столкнулась с нашей помощницей по хозяйству и спросила у нее, дома ли Кирилл Исаевич. Она мне и рассказала, что когда она пришла утром убираться, то его не было, а приходит она обычно к половине девятого. Я спросила, а отчего же машина стоит во дворе, она и предположила, что он уехал на работу с кем-то, потому как она, прибираясь в доме, нашла и вынесла в пакете пустую бутылку из-под виски, которая стояла на столе в столовой. После этого я и позвонила Дмитрию с просьбой отогнать утром машину на мойку.

– Интересно, а Кирилл Исаевич не мог об этом же попросить или сам съездить на мойку и помыть машину?

– Вы не знали моего мужа. Его вообще не интересовали такие мелочи, как порядок в доме или где-либо еще. Если бы у нас не было средств держать помощницу по хозяйству, то функции уборщицы свалились бы на меня. Впрочем, раньше так все и было, – с застарелой обидой в голосе ответила Патрушева.

– Понятно, – не стал спорить с депутатшей Лев Иванович и, развернувшись, пошел к лестнице.

* * *

Обыск длился до восьми часов вечера. Гуров не торопил криминалистов, и те собирали необходимый материал тщательно, перетряхивая и осматривая все вещи, которые находили на первом и втором этажах.

Евгений в гараже управился раньше всех и, подойдя к Гурову, отвел его в сторону.

– Я тут кое-что в машине под сиденьем нашел, – вполголоса, чтобы его не услышала хозяйка дома, сказал он.

Они вышли в коридор, и криминалист протянул Льву Ивановичу на ладони прозрачный пакетик для вещдоков. Гуров сначала ничего в нем не увидел, но, присмотревшись, понял, что именно там лежит, и улыбнулся.

– Ага, значит, версия, что девушка была убита в машине Проппа, подтверждается. Что ж, отлично! Берегите это как зеницу ока, Евгений. Это весьма важная улика. Что-то еще в машине было обнаружено?

– Да, есть кое-какие следы. Все завтра с самого утра исследую и напишу заключение.

– Прямо сразу нас и информируй, – кивнул Лев Иванович и отправился обратно в комнату, где проводили обыск.

На свою территорию Регина Михайловна никого не пустила, заявив:

– Там вам делать нечего! Кирилл Исаевич наверх никогда не поднимался и его вещей там нет, только мои. Ноутбук я отдала, а больше там ничего интересного нет.

Лев Иванович снова не стал спорить. Он понимал, что Регина Михайловна наверняка уже позаботилась о том, чтобы убрать с глаз долой все, что могло ее как-то скомпрометировать. Гуров не знал в точности, но чувствовал, что основные события могли происходить только на первом этаже – там, где располагались комнаты Проппа.

«По логике вещей, дантиста могли прихватить и тогда, когда он только подъехал к дому, – думал Лев Иванович. – То есть они уже ждали его где-то на территории коттеджа. Судя по словам Патрушевой, когда она говорила с Москвиным, им что-то нужно было найти в доме. Найти то, что хранилось у Проппа. Какие-то документы, компромат, флешку… Что именно? Этого мы еще не знаем. Но они, похоже, ничего такого не нашли. А вот куда они ездили с Проппом на его машине? Чую, что не зря женушка постаралась замести все следы пребывания в доме чужих людей. Наверняка и машину не просто так в автомойку отогнали. Судя по марке машины, убийцы катались с дантистом в багажнике именно на ней, чтобы не светить свое авто, и вот их случайно увидела Елена Ащеулова…»

Лев Иванович догадывался, что ездили убийцы с Проппом в багажнике именно к нему на работу. И тогда он был еще живой. Ведь именно у него были и ключи от клиники и кабинета, да и код для снятия сигнализации он должен был им назвать. Оставалось только надеяться, что собранный в кабинете дантиста материал подтвердит догадку Гурова.

Телефонный звонок прервал размышления полковника. Взглянув на телефон, Лев Иванович отметил, что они находятся в доме Проппа уже больше четырех часов.

– Лева, ты еще у Патрушевой? – Гуров узнал голос Крячко.

– Да, еще тут, но уже закругляемся. Минут через двадцать выедем.

– Хорошо, тогда не буду тебя заваливать информацией. Приедешь, и все расскажем.

– Новости-то хоть хорошие? – устало спросил Лев Иванович.

– Хорошие – плохие, – усмехнулся Крячко. – Это как посмотреть. В общем, мы все тебя ждем.

И только когда Станислав отключился, до Гурова дошло, что все то время, которое он провел вместе с криминалистами, от его коллег не было ни одного звонка.

«Наверняка много чего случилось за это время», – вздохнул Гуров – и оказался, как всегда, прав.

Глава 19

– В общем, так. – Станислав Крячко посмотрел на Варежкина и Сладкова и с их молчаливого согласия начал рассказывать Гурову, что им удалось узнать за время его отсутствия: – Начну с того, что мы сегодня узнали с Антоном от водителя известного нам автокрана Авдеева Ильи Денисовича. А узнали мы вот что. Да, это именно он был одним из тех, кто привез и разгрузил снежных Русалочку и Щелкунчика в Суздаль. Дело, по его словам, было так. Третьего числа он вышел на подмену загулявшего сменщика. Тот в праздники так напраздновался, что выйти на работу не смог. Вот Авдеев его и подменял. Работал он в тот день на одной из металлобаз. А хозяином этой базы является некий Котелков Алексей Васильевич…

– А попросту – Кот, – не вытерпел Сладков. – Станислав Васильевич, ты прежде скажи, что я обнаружил. Так понятней будет.

– Ладно, – согласился Крячко и, посмотрев на Гурова, торжественно произнес: – Ренат пробил по базе фотороботы и определил тех, кто руководил разгрузкой снежных фигур!

– И кто же это? – нетерпеливо повернулся Лев Иванович к Сладкову.

– Котелков Алексей Васильевич, – начал перечислять Ренат. – Это тот, который маленький и плотный. Рецидивист с двумя ходками за весьма серьезные преступления. Первый раз – за разбойное нападение в составе группы лиц, и второй раз – за грабеж и нанесение тяжких телесных повреждений. Можно сказать – хотел убить, да до конца не получилось… Это два разных эпизода, но судили его сразу по обоим, – пояснил Сладков и продолжил: – Второй – Шершенев Владимир Иванович, личность, более известная под кличкой Шест. Он длинный и худой, оттого, наверно, и кличка у него такая. Отбывал сроки тоже по нескольким статьям, в том числе и за убийство. Причем, в отличие от Кота, на нары садился постоянно. Начинал, еще будучи малолеткой. Выйдет – сядет, выйдет – сядет. Так и живет всю свою сознательную жизнь.

– Это же отличная новость! – обрадовался Лев Иванович. – Теперь, по крайней мере, есть с кого спросить. Ты говоришь, что у этого Кота своя металлобаза? – повернулся он к Станиславу. – Хороший бизнес для рецидивиста, не находите? Наверняка ему кто-то это все помог оформить.

– А то! – согласился Крячко. – Я думаю, что ты даже догадаешься, кто именно.

– Москвин, – кивнул Гуров. – Больше некому. Он в городе рулит, так что кто же еще? А что второй? Тоже при делах?

– Нет, второй, скорее всего, в шестерках, – ответил Сладков. – Я его проверил, он числится охранником на этой самой металлобазе. Его Кот, похоже, рядом с собой держит для разных надобностей и поручений, в том числе и криминальных.

– Угу… Похоже на то, коль они вдвоем засветились в Суздале, – задумчиво согласился Лев Иванович. – И что там дальше?

– А дальше – все просто, – продолжил Крячко. – По словам Авдеева, Котелков подошел к нему в конце смены и предложил калым. Нужно было съездить в одно место, забрать оттуда снежные фигуры и отвезти их в Суздаль. На законный вопрос Авдеева «На фига?» Котелков рассмеялся и сказал: мол, это подарок городу от одного скульптора.

– Хорош подарок! – не выдержал до сих пор молчавший Варежкин. – Вот ведь гад, еще и издевался!

– Ну хорошо, подарок так подарок. А «КамАЗ» с водителем они тоже на базе взяли? – Гуров вопросительно посмотрел на Антона и на Крячко.

– Нет. Авдеев сказал, что, когда они прибыли на место, чтобы загрузить фигуры, КамАЗ уже там был, – покачал головой Варежкин. – С водителем самосвала Авдеев даже парой слов не перекинулся. Не до того было. Только «здрасьте – до свидания», вот и все разговоры. Его он раньше никогда не видел и номер машины тоже не запомнил. Да и заляпан номерок был грязным снегом до последней возможности. Что, к слову, подтверждается показаниями люмпена Ломоносова.

– А что за место, где они загружались?

– За городом километрах в двадцати есть небольшой частный дом отдыха. «Веста» называется. Летний. Там сейчас никого нет, кроме сторожа. С его территории и вывозили.

– Нет никого, кроме сторожа? – ухмыльнулся Гуров. – А кто же тогда фигуры там лепил и красил? Надо бы с этим сторожем переговорить.

– Я себе на заметку это уже взял, – ответил Сладков. – Завтра поеду.

– Угу, – понимающе промычал Лев Иванович. – Ну что ж, с этими двумя типами нам все ясно. Надо будет их прямо сегодня и брать, – посмотрел он на коллег. – Согласны со мной, что тянуть нет смысла? Задержать их надо уже сейчас. А завтра…

– Взять-то мы их возьмем в любой момент, Лев Иванович, – уверенно перебил его Сладков. – Я уже и ребят из группы задержания предупредил. Вот только мы не знаем, где сейчас Шест, то есть Шершенев. Прописки у него во Владимире, в отличие от Котелкова, нет. Где живет, тоже не знаем. На базе о нем справлялись, так его уже неделю на работе никто не видел. А их надо бы сразу в паре брать. Потому как если один узнает, что второго повязали, то уйдет на дно, и ищи его потом по всей России-матушке.

– Тоже правильно, – нахмурился Гуров.

– Мы приставили к Котелкову наблюдение, – добавил Сладков. – Пусть проследят за ним. Если до полудня завтрашнего дня Шеста не найдем, то придется одного Кота брать и трясти его на предмет, где Шершенев может скрываться.

– И это, как я понял, далеко еще не все новости, – после недолгого молчания и обдумывания ситуации Гуров вопросительно посмотрел на коллег.

– Далеко еще не все! – довольно ухмыльнулся Крячко. – Брат Рената нашел интернет-магазин, в котором был недавно сделан заказ на краску в баллончиках той марки, которой были выкрашены Русалочка и Щелкунчик. А заказал их по интернету и получил на почте – это уже тоже проверили – лично Котелков А.-В. Антон успел до закрытия смотаться на почтамт и показать портретик Кота. Его узнали. А вот получал он посылку… – Станислав многозначительно посмотрел на Антона.

– Перед самыми праздниками, – ответил Антон на немой вопрос Крячко. – Тридцатого числа. Перед самым закрытием. Его почему узнали? А потому, что он там скандал устроил. Почта уже закрывалась, надо было кассу снимать, а тут тип врывается и требует посылку ему выдать. Сначала его хотели выгнать, но потом он одно волшебное слово сказал, и ему выдали все, что он пожелал.

– Да? И какое же это было волшебное слово? – удивился Гуров.

– Он сказал, что в посылке лежит подарок для мэра и этот подарок градоначальнику должны вручить уже сегодня на праздничном банкете. А если они ему не верят, то он сейчас созвонится с депутатом Патрушевой и она его слова подтвердит. И даже стал набирать ее номер, но его остановили и сказали, что верят на слово. Не очень-то простым работникам почты хотелось связываться с сильными мира сего, – сделал заключение Антон.

– Ну а кто во Владимире не знает Патрушеву? – усмехнулся Сладков. – Она ведь была до того, как ее выбрали депутатом, правой рукой мэра.

– Лихо завернули сюжет! – покачал головой Лев Иванович.

– А еще нашли женщину, которая работала у Патрушевой и Проппа, – сообщил Варежкин.

– Да, денек сегодня выдался весьма и весьма богатый на улов, – восхитился Лев Иванович. – Ну и кто же это у нас?

– Это у нас Людмила Романовна Тихорецкая. А нашли мы ее – вернее, нашел Антон – через знакомую Патрушевой, которая работает секретарем заместителя мэра города, – ответил Крячко. – Причем опять нам повезло чуть ли не с первого раза. Потому что именно секретарша зама и нашла для Патрушевой Людмилу в свое время. Правда, она не сказала, где эту самую Людмилу можно найти сейчас, но зато сообщила, в каком агентстве по найму домашней прислуги мы о ней можем узнать. Но вот съездить туда уже не удалось. Поздно, все закрылось. И на звонки в агентстве никто не отвечает по той же причине.

– Ничего страшного, – довольным голосом ответил Лев Иванович. – И без того все очень и очень неплохо. Раз уж мы теперь знаем, кого нам искать, то найдем обязательно. Днем раньше, днем позже… А по ноутбуку что-нибудь интересное есть?

Сладков развел руками.

– Там у нас пока форс-мажорные обстоятельства, которые затормозили весь процесс. Парень, который занимается ноутбуками Проппа, оказывается, сегодня взял отгул. У него сын родился.

– Да, это событие, так что какие уж тут претензии? – улыбнулся Гуров и предложил: – Давайте и мы поедем отдыхать. Завтра, я так думаю, будем пахать как савраски. Так что выспаться всем не помешает. Вот только куда нам Антона поселить? – Лев Иванович вопросительно посмотрел на Станислава, а потом на Сладкова.

– Он у меня пока поживет, – ответил Ренат. – Мы уже договорились. Выделим ему диван в комнате сына. Митька у меня общительный парень, и Антон ему наверняка понравится.

Когда они уже выходили из управления, к ним вышел дежурный и сказал Сладкову:

– Ренат, звонили из городской больницы. К ним буквально полчаса назад привезли женщину с ножевыми ранениями, в тяжелом состоянии, без сознания. Перед операцией она ненадолго пришла в сознание и сказала доктору, что на нее напали из-за дантиста.

– Так прямо и сказала – из-за дантиста? – Сладков взволнованно переглянулся с Гуровым и Крячко.

– По словам звонившей по поручению хирурга медсестры, потерпевшая так и сказала – «напали из-за дантиста».

– Когда звонили-то? Давно? Почему сразу нам не сказали? – насел на дежурного Гуров.

– Так пять минут назад позвонили, – растерялся от напора незнакомого ему опера дежурный. – Я пока сообщение и адрес в книгу зарегистрировал, смотрю, вы идете. Ну и вспомнил, что Ренат сейчас дело дантиста ведет. Тут дантист, там – дантист. Вот я и подумал…

– Сестра не сказала, как фамилия той женщины? – перебил дежурного Сладков.

– Сказала, – дежурный быстро посмотрел в журнал. – Тихорецкая Людмила Романовна… В первой городской клинической она, в отделении хирургической реанимации, – дежурный уже почти кричал вслед выбегавшим из дверей управления оперативникам. – Вот черт! – пробормотал он. – Знал бы, что такое срочное дело, так сразу бы и доложился.

Глава 20

– Ренат! – Лев Иванович внезапно схватил за руку Сладкова, который уже садился в свою машину. – У тебя есть связь с теми, кто следит за Котелковым?

– Есть, – коротко ответил Сладков. – Узнать у них, где сейчас Кот?

– Да. И спроси: никто к нему не приезжал? А если кто-то приехал и находится у Кота, то надо срочно вызывать группу захвата и брать голубчиков. Всех.

Сладков набрал номер одного из оперативников, следивших за домом и передвижениями Котелкова, и, быстро переговорив с ним, сказал Гурову:

– У них все тихо. Кот сидит дома, и к нему никто не приезжал. Возможно, что Шершенев ему по телефону звонил…

– Ладно, по ходу разберемся, – махнул рукой Лев Иванович. – Поехали в больницу. Узнаем, что и как, а потом решим.

Доехали до центральной городской больницы быстро. Машин на дорогах в этот час почти не было.

– Все вваливаться не будем, – решил Гуров. – Внутрь пойдем я и Ренат. А вы тут с Антоном осмотритесь, – повернулся он к Станиславу. – Кто знает, вдруг захотят добить свидетельницу, чтобы молчала. Смотрите в оба.

– Понял, – кивнул Крячко, и Лев Иванович с Ренатом ушли. – Антон, следи за центральным входом, а я обойду вокруг, посмотрю, какие еще входы-выходы тут есть.

Выяснив у дежуривших внизу вахтерши и охранника, где находится отделение хирургической реанимации, оперативники поднялись на нужный этаж. Там они показали удостоверения встретившей их у входа в отделение медсестре и спросили у нее, в каком состоянии находится Тихорецкая.

– Быстро вы приехали, – удивилась медсестра, посматривая на них с усмешкой. – Я думала, что только к утру кто-нибудь появится. Вам повезло. Мужчина, который привез женщину с ножевыми ранениями к нам на своей машине, все еще здесь. Я его вместе с дочкой в сестринскую провела чаем напоить, а заодно подождать, вдруг кто-то приедет.

– И правильно сделали, – одобрил Гуров. – Дело и вправду срочное.

– А что, вы эту Тихорецкую знали?

– Знать не знали, но искали, чтобы познакомиться, – улыбнулся Сладков симпатичной женщине.

– Пойдемте, я вас проведу в кабинет, – вздохнула медсестра. – Там и поговорите со свидетелем. Я думала, что если он не станет дожидаться полицию, так возьму хотя бы его координаты, но он остался. Хотел убедиться, что с женщиной все нормально будет, – цокая по коридору каблучками, рассказывала медсестра. – А Тихорецкую сейчас оперируют. У нее внутреннее кровотечение в области печени. Но пока что состояние стабильно тяжелое, и говорить о хорошем исходе рано. Так хирург сказал, – повернулась она к оперативникам и, открыв одну из дверей, пригласила: – Заходите.

В сестринской было все стерильно и светло. За небольшим столиком сидели двое – мужчина за пятьдесят и молоденькая девушка лет девятнадцати-двадцати. «Может быть, и старше, – подумал, глядя на худенькую девушку, Гуров. – Молодежь сегодня выглядит намного моложе своих лет». Предположения Льва Ивановича подтвердились. Девушке, которую звали Витой, было двадцать пять лет, а ее отцу – Андрею Андреевичу Леонидову – сорок восемь.

– Расскажите нам все подробно и по порядку, – попросил Лев Иванович Леонидова.

– Так что там рассказывать? – смутился свидетель. – Это вот дочка у меня впереди шла и все видела. Она и скомандовала женщину везти в больницу, а не ждать «Скорую». Она у меня на медицинском учится. Будет гематологом.

– Тогда пусть дочка расскажет, – согласился Гуров. – Вы все хорошо помните, Вита?

– Просто отлично! Как будто сфотографировалось все в памяти, – серьезным тоном ответила девушка. – Мы из подъезда с отцом выходили…

– Простите, что перебиваю, – встрял Сладков. Он достал блокнот и ручку, чтобы записать показания девушки. – Для начала назовите адрес дома, из подъезда которого вы с отцом выходили. Вы там проживаете?

– Нет, мы с папой живем по другому адресу, а в этот дом мы ходили поздравить мою прабабушку с девяностолетием. – Вита назвала адрес, где они были в гостях, и адрес прописки. – Так вот, – продолжила она. – Вышли мы из подъезда в девять часов и десять минут. Это точное время, потому что я тогда еще на часы посмотрела, перед тем как из квартиры бабули выходить. Я выходила первая, потому что была за рулем. Папа у нас не пьет, врачи запрещают, но в честь юбилея бабушки выпил чуток, – улыбнулась она и ласково посмотрела на отца. Мужчина смутился, ему явно нравилась такая забота о нем дочери, и он улыбнулся ей в ответ. – Я вышла и сразу же возле самого подъезда натолкнулась на пару – мужчину и женщину. Сначала я подумала, что мужчина обнимает женщину, прижимает ее к себе спиной. Одна его рука была у женщины на талии, а другая возле шеи. Но потом я поняла, что он не обнимает ее, а… В общем, возле ее горла он держал нож.

– То есть мужчина и женщина стояли к вам лицом? – уточнил Лев Иванович.

– Да, именно так, – кивнула Вита. – Мужчина, по всей видимости, не ожидал, что кто-то в этот момент может выйти из подъезда. Я видела, как его рука дрогнула, когда он поднял на меня глаза. Потом он взял женщину и толкнул ее прямо на меня. Если бы отец не стоял сзади, я бы упала, но он поймал нас обеих. Женщина начала заваливаться на бок, и тогда я увидела, что у нее из шеи… из горла идет кровь.

– Вы видели, куда побежал мужчина?

– Все произошло так быстро… Но да, я увидела, как он садится в стоявший прямо напротив подъезда автомобиль. Заскочил на переднее пассажирское сиденье. За рулем уже кто-то был.

– Что за машина, номер не заметили? – взволнованно спросил Лев Иванович и посмотрел на Сладкова.

– Заметила, но не полностью, – с сожалением в голосе ответила Вита. – Шофер габариты задние быстро погасил, стало темно, я только и успела запомнить первую букву «А» и первую цифру – тройку. Что касается марки машины – это была «Тойота Королла» серебристо-серого цвета. Но какого года выпуска, – она пожала плечами, – я не очень в этом разбираюсь.

Лев Иванович, услышав такое сообщение, заволновался:

– Ренат, звони начальству, надо поднимать всех на перехват. Если они уедут из города, то долго мы потом еще будем их искать.

Сладков кивнул и молча вышел в коридор.

– Думаете, что они еще не успели уехать? – взволнованно поинтересовался Леонидов.

– Не знаю, не знаю, – нахмурился Лев Иванович. – Но искать машину нужно срочно. Вита, – обратился он снова к девушке, – вы лицо мужчины запомнили?

– Кажется, да, – не очень уверенно ответила девушка.

– Я сейчас вам фотографии покажу, а вы мне скажете, есть среди них тот, кого вы видели, или нет. Хорошо?

– Да, я поняла.

Гуров достал фотографии Котелкова, Шершенева, Москвина и фотороботы водителей крана и «КамАЗа» и показал их Вите. Та внимательно просмотрела каждую из фотографий, а потом уверенно показала на фото Шершенева.

– Вот этот очень похож. Он высокий такой был, худой. Нос крючковатый и длинный – как и у этого, и глазки маленькие. Очень похож.

– Хорошо. А водителя вы не разглядели?

– Нет, в салоне авто темно было, – отрицательно покрутила головой дочка Леонидова.

– Расскажите, что дальше было, – попросил Гуров. – Вы остановились на том, что женщина начала падать на бок…

– Да, я не успела ее подхватить, и она упала на бок. Когда машина с этими двумя уехала, я над ней склонилась, попыталась поднять ей голову, но увидела, что у нее из горла идет кровь. Тогда я крикнула отцу, чтобы он ее аккуратно поднял и нес к машине, а сама сигналку отключила и завела нашу старушку с пульта.

– Я когда женщину стал поднимать, – подал голос Леонидов, – то увидел, что у нее и на правом боку тоже кровь. По пальто пятно расползлось. Но кровь не так сильно течет, как из шеи.

– Нам потом доктор, хирург, который ее сейчас оперирует, – добавила Вита, – сказал, что рана на шее не смертельная, а вот печень ей проткнули и там внутреннее кровотечение открылось…

– Ну да, горло, по всей видимости, не успели ей сильно порезать, – задумчиво согласился Гуров. – Раз она даже говорить могла и сказала, почему на нее напали.

Леонидов и Вита вопросительно посмотрели на полковника, ожидая, что он им расскажет какие-то подробности, но Лев Иванович молчал и сидел, задумавшись, пока в сестринскую не вернулся Сладков.

– Все, – сказал он. – Теперь все «Тойоты» будут проверяться. Хотя они вполне даже могут сменить машину, – добавил он. – Так что нужно…

В этот момент в коридоре послышался какой-то шум и дверь открылась.

– Быстрее! – крикнула дежурная медсестра, заглянув в сестринскую. – Там на улице кто-то стреляет!

– Сидите тут и не выходите! – выскакивая за дверь, успел крикнуть Гуров и помчался по коридору к лестнице следом за Сладковым.

* * *

Выскочив на улицу вместе с охранником больницы, Лев Иванович и Сладков огляделись вокруг, ища глазами Варежкина и Крячко. Но их нигде не было видно. Вокруг стояла такая тишина, что это вызывало тревожные чувства у оперативников.

– Это вы слышали выстрелы и подняли тревогу? – повернулся к охраннику Гуров. – У вас оружие есть?

Охранник покачал головой:

– Нам не положено.

– Черт-те что! – пробормотал Лев Иванович. – Социально значимый объект, все может случиться, а оружия не положено. Откуда слышали выстрелы?

– Я покурить как раз вышел на крыльцо, и тут выстрел раздался. Вернее, два выстрела. Вон оттуда, – охранник указал на левое крыло здания.

– Ренат, иди в обход справа, а я зайду слева, и посмотрим. Если что, я на связи.

Но разойтись в разные стороны им не пришлось. Мобильник Гурова проиграл мелодию, по которой полковник определил, что звонит ему Крячко.

– Где вы с Антоном? – поднеся телефон к уху, почти выкрикнул Лев Иванович. – Кто стрелял?

– Лев Иванович, это Антон, – услышал Гуров в трубке голос Варежкина и не на шутку перепугался. – Мы в парке, что справа от здания. Станислава Васильевича ранили. Нужны носилки.

– Куда ранили? Он жив?! – еще больше заволновался Гуров. – Срочно нужны носилки и врач, – повернулся он к охраннику. – Где-то в парке возле больницы ранили нашего сотрудника. Скорее! Антон, скажи конкретно, где вы, – обратился он снова к Варежкину, когда охранник рысцой убежал внутрь корпуса.

– Я сейчас фонариком с мобильного посвечу. Идите на свет, – сказал Варежкин и отключился.

– Идемте, я знаю, куда идти, – сказал Сладков и быстро направился к деревьям, стоящим чуть в стороне от больничного здания. – Вон, Антон светит, я вижу, – указал он на слабый проблеск огонька среди деревьев. – Это недалеко.

Оперативники бегом помчались к парку. Подбегая к первым деревьям, Лев Иванович оглянулся и с удовлетворением увидел, как из здания выбегают охранник и две фигуры в белых халатах с носилками.

– И куда этот черт старый бежит? – с досадой процедил Лев Иванович, имея в виду пожилого охранника. Но потом увидел, как один из «белых халатов» разворачивается и что-то говорит охраннику. Тот останавливается и неохотно возвращается в больницу. – То-то… А то мало ли… – удовлетворенно кивнул сам себе полковник и, повернувшись, снова помчался следом за Сладковым.

– Что у вас случилось? – Лев Иванович подбежал и наклонился над сидящим на снегу Крячко. – Станислав, ты как? Жив?

– Задел меня, гад. Прямо в ступню стрельнул. Чтобы, значит, я за ним не бежал. Помоги мне встать, что ли. А то Антон не хочет меня поднимать, говорит, чтобы лежал, сейчас носилки принесут. И чего мне валяться на снегу? Простыну еще.

– Кто стрельнул? Скажи толком, – спросил Гуров уже спокойней, видя, что Станислав держится молодцом, а значит, ничего страшного нет. – Давай-ка, вставай. – Он помог Станиславу встать на одну ногу.

– Шершенев, кто же еще, – проворчал Крячко. – Я с ним нос к носу столкнулся у входа в подвал. Вернее, у запасного выхода. Я из-за угла здания вышел, когда обход территории больницы делал, смотрю, мужик какой-то дверь, ведущую в подвал, пытается открыть. На нем халат белый был. Я и подумал сначала, что кто-то из сотрудников в темноте не может ключ вставить. Со спины подхожу и говорю: «Может, посветить, чтобы удобней было?» А он как подпрыгнет! Не ожидал, наверное, что к нему кто-то со спины подойдет так тихо. Уставился на меня, и тут я смотрю – личность знакомая. Шест, похоже, тоже понял, что к чему, и так меня толкнул, что я от неожиданности отлетел.

– Хорошо хоть толкнул, а не ножом пырнул, – покачал головой Гуров. – Ладно, потом расскажешь. Садись, понесут, – он кивнул на носилки.

– Кто раненый? – строго глядя на сыщиков, как на нашкодивших мальчишек, спросил один из медиков.

– Он, – хором заявили все трое и показали на Станислава.

Врач с подозрением посмотрел на Крячко, потом на его поднятую ногу и спросил:

– Куда ранили? В ногу, что ли? Давайте, ложитесь на носилки, – вздохнул он и, посмотрев на Варежкина, определяя, кто самый молодой из всей троицы, добавил: – Беритесь, понесете товарища, раз не уберегли.

До больницы шли молча, но, войдя в вестибюль, Гуров не выдержал и, дернув лежащего на носилках Крячко за рукав, спросил:

– Вы хоть видели, на чем он уехал?

– И видели, Лев Иванович, и позвонить успели, чтобы его перехватили, – ответил вместо Крячко Варежкин. – Я был у центрального входа, когда увидел, как Станислав Васильевич бежит за кем-то…

– Подожди, – покосился Гуров на санитара и врача.

Сдав Крячко на руки врача и медсестры, которая начала суетиться вокруг раненого и осторожно разувать его, оперативники вышли в коридор. Лев Иванович вопросительно посмотрел на Антона, ожидая продолжения рассказа. Сладков с хмурым видом топтался рядом. Ему явно не стоялось на одном месте, он хотел действовать, бежать, ловить, но кого и где, это был вопрос, на который он мог получить ответ, только дослушав до конца доклад Антона.

– В общем, когда я увидел, как Станислав Васильевич за кем-то гонится, я достал оружие и побежал следом. Они вбежали в парк, и я на какое-то время потерял их из виду. За деревьями и в темноте было плохо видно. Потом я услышал выстрел и прибавил скорость. Но все равно не успел. Станислав Васильевич сидел на снегу, а от него убегал в сторону дороги какой-то высокий тип. Я как его длинную фигуру увидал, так сразу подумал о Шершеневе и помчался за ним. Кричу ему – стой, мол, гад, а то стрелять буду, но куда там! Он прыткий такой, как козел по сугробам скачет. Не угнаться за ним. Я и стрельнул. И попал. Не знаю уж куда, но этот тип взвыл и, развернувшись, тоже стал в меня целить. Я – за дерево, а он развернулся и к дороге побежал. Боком как-то бежал. Я – снова за ним. Выскочил на дорогу, а он уже в машину сел.

– В «Тойоту»? – уточнил Лев Иванович.

– Да, «Тойота Королла» серебристый металлик, номер А 352 КН. Я быстро набрал номер дежурного в управлении и назвал ему номер и марку машины. Чтобы, значит, передал для перехвата. Теперь осталось только ждать, что гаишники проявят расторопность и засекут их.

– А ты откуда узнал, что мы объявили перехват? – удивился Лев Иванович. – Только ведь…

Он вопросительно посмотрел на Сладкова, догадавшись уже и сам, что Ренат выходил звонить, а заодно и предупредил Антона об операции перехвата «Тойоты».

Тот коротко кивнул, подтвердив догадку полковника, и спросил:

– Может, все-таки возьмем Котелкова? Не нравится мне вся эта катавасия со стрельбой посреди города. Они сейчас точно начнут следы заметать.

– Наверное, ты прав, – нахмурился Гуров. – Надо что-то делать, пока Кот тоже не попытался смыться из города. Звони ребятам, пускай едут на задержание. Тебе, я смотрю, тоже не терпится туда?

– Да хотелось бы, – честно признался Сладков. – Тут уже нечего ловить.

– Иди, – согласился с ним Лев Иванович.

– А я тоже, можно? – спросил Варежкин.

Гуров одобрительно хмыкнул и махнул рукой, давая понять, что Антон тоже может ехать со Сладковым.

– А я тут подожду результатов операции свидетельницы и, если будет возможность, допрошу ее. Но вы меня в курсе держите, – сказал Гуров.

– Обязательно, – улыбнулся Варежкин и побежал следом за Сладковым, который уже выходил на улицу и кому-то на ходу звонил по телефону.

Гуров вышел на улицу вдохнуть морозного воздуха и немного успокоиться. Если быть честным перед самим собой, то он всерьез испугался. Не потому, что была стрельба, а потому, что, когда Станислава ранили, его не было рядом с другом.

За все время службы в уголовном розыске и Лев Иванович, и Станислав Крячко много раз попадали в сложные и опасные ситуации, но в этих ситуациях они практически всегда были рядом друг с другом, готовые подставить не только плечо, но и защитить спину товарища. А в этот раз… Льву Ивановичу стало не по себе, когда он подумал, что могло бы случиться, если бы…

Нет, даже думать об этом не хотелось. Стало зябко, и полковнику страшно захотелось курить. Но курить он бросил, а поэтому нужно было отвлечь себя чем-то другим, например… Не успел Лев Иванович подумать, чем бы это «например» могло быть, как его окликнули. Он обернулся и увидел Виту с отцом. Они стояли уже одетые возле застекленной двери и смотрели на Гурова.

– Все закончилось хорошо? – спросила его девушка. – Нам сказали, что стреляли в вашего коллегу.

– Да, небольшое ранение в ногу, но в целом все нормально, – отозвался Лев Иванович. – Вы уходите?

– Да, поедем домой, – ответил за обоих Леонидов. – Женщину, которую мы привезли, уже прооперировали. Врач сказал, что все прошло удачно, но она еще в тяжелом состоянии. Ее в реанимацию пока положили.

– Что ж. – Гуров подошел к Вите и Леонидову и протянул руку, прощаясь. – Спасибо вам за помощь и за то, что привезли нашу свидетельницу сюда, в больницу.

– Ой, ну что вы, – смутилась девушка, – это же естественно. Если бы мы ждали, когда приедет «Скорая помощь», то наверняка бы ее не удалось спасти. Все нужно было делать очень быстро.

– Да, дочка у меня медик и лучше разбирается в таких делах. Она и кровь у женщины останавливала, пока мы ехали до больницы. Как ей это удалось, даже не знаю, – развел руками Леонидов.

– Вот и не надо тебе знать. Главное, что нас ГАИ не остановило, – рассмеялась она вдруг. – Ты так мчался, что я думала, что точно остановят. А ты еще и выпивший за рулем сидел.

– Это просто чудо, что нас не остановили, – улыбнулся мужчина.

Он с дочерью спустились с крыльца, и Гуров видел, как Вита бережно взяла отца под руку. Они направились к стоянке, где, по всей видимости, оставили свой автомобиль.

«Хорошие люди, – с теплотой в сердце подумал, глядя на эту пару, Лев Иванович. – Сразу видно, что ближе друг друга у них никого нет. Интересно, что случилось с мамой Виты и почему у Виты нет никого, кроме отца и бабушки?» – задался он вопросом, но потом пришел к выводу, что в жизни каждого человека есть свои тайны и эти тайны не для чужих сердец.

«Вот у покойного Проппа тоже была какая-то тайна, чужая тайна, – пришла Льву Ивановичу новая мысль, логически проистекающая из предыдущей. – И то, что он знал эту тайну, не давало покоя одному криминальному авторитету по кличке Скульптор. А это значит, что тайна, которую знал дантист, угрожала благополучию авторитета или, может, даже ему самому тюрьмой. Иначе зачем ему было убивать тихого и интеллигентного мужа своей любовницы?»

Глава 21

Лев Иванович вернулся в просторный холл больницы и, пройдя мимо тихо переговаривающихся охранника и вахтерши, направился на третий этаж, чтобы узнать у дежурной сестры, куда поместили Тихорецкую.

– Она в реанимации, – коротко ответила ему дежурная медсестра, которая заполняла какой-то журнал. Гуров не уходил, и она, оторвавшись от работы, со вздохом сказала: – Если вы хотите с ней поговорить, то напрасно ждете. К ней сейчас никого нельзя пускать. Она в очень тяжелом состоянии, и когда к ней можно будет войти, я даже и не знаю. У лечащего врача нужно разрешение брать. Да и под наркозом она еще. Какие же тут разговоры?

Лев Иванович, не зная, как ему сейчас быть, отошел от стола сестры и сел на стул, думая дождаться вестей хотя бы от Станислава и потом уже решить, что делать дальше. К Антонине Антоновне ему сейчас ехать не хотелось. Что он там будет делать один? А еще Гуров боялся напугать пожилую женщину, сказав ей, что Крячко ранен. Кто знает, как поведет себя старушка, вдруг сразу же начнет звонить Наталье? Жене друга Гуров решил позвонить сам, но чуть позже. Словно читая его мысли, медсестра посмотрела на него и сказала:

– Да вы не переживайте, друга вашего сейчас прооперируют. Доктор Павличев сказал, что ранение не очень серьезное и через месяц ваш коллега начнет бегать как раньше. Может, вы отдохнуть хотите? – она встала из-за стола. – Пойдемте со мной.

Лев Иванович покорно встал и, не спрашивая куда, пошел следом за дежурной, которая привела его в одну из палат на два койко-места.

– Эта палата для платных пациентов. Сегодня в ней никого нет, поэтому можете выбирать любую кровать и отдыхать. Если будут какие-то новости, то я приду и скажу. В любом случае до утра никто ничего не скажет конкретного ни по Тихорецкой, ни по вашему раненому.

– А его вещи? – вдруг вспомнил Лев Иванович. – Можно мне его телефон? Мне надо позвонить.

Медсестра выглянула в коридор, осмотрелась, а потом сказала:

– Вообще-то у нас звонки в отделении делать не разрешается. Но если тихо и быстро… Сейчас я вам принесу все вещи вашего товарища.

Она вышла, а Гуров подошел к умывальнику, который заметил в углу, и умылся. Спать он не собирался, но ему нужно было спокойное место, где бы он мог подумать и порассуждать о расследуемом деле.

Через десять минут медсестра вошла в палату и принесла пакет с вещами Станислава.

– Вот, тут все – и одежда, и другие вещи, – сказала она. – До утра они ему все равно не понадобятся. Хотите чаю? – улыбнулась она.

Лев Иванович отказался. Ни есть, ни пить он не хотел. Когда дежурная удалилась, он нашел в пакете телефон Станислава и позвонил сначала Наталье, а потом и Антонине Антоновне. Новость о ранении мужа Наталья приняла без излишних охов и ахов, но наказала Гурову строгим голосом, чтобы Станислав сам ей позвонил завтра и доложил с подробностями, что и как. Лев Иванович обещал, что муж ей обязательно позвонит. И она успокоилась окончательно. Антонина Антоновна же, как и ожидал Гуров, испугалась намного больше, и полковнику пришлось успокаивать ее минут пять, что ему в конце концов и удалось. На вопрос, приедет ли Лев Иванович ночевать, Гуров объяснил, что будет ночевать в больнице, а завтра они приедут уже вместе со Станиславом.

«Хорошо бы так оно и было, – думал Лев Иванович после разговора с Натальиной теткой, – чтобы Станислава завтра уже отпустили. Пусть уж лучше под присмотром Антоновны будет, чем в больнице. Да и мне спокойней будет».

Он лег на одну из кроватей прямо в одежде, сняв только пиджак и ботинки. Размышляя о ходе следствия, Гуров успел даже задремать, когда его разбудила настойчивая вибрация его айфона. Вскочив, он быстро схватил телефон и, не посмотрев, кто звонит, выдохнул:

– Гуров слушает.

– Все, Лев Иванович, поймали мы их! – услышал он радостно-возбужденный голос Антона Варежкина. – Кота у него дома сразу же взяли. Он и бежать-то не пытался, а вот с Шершеневым пришлось повозиться. Отстреливаться начал, когда его ребята брали. У самого выезда из города их поймали. Вовремя мы перехват организовали! – громко рассмеялся Антон.

– Не кричи так, а то всех больных перебудишь, – улыбнулся Гуров. – А третий-то кто был? Или Шест один в машине находился?

– Так и третьего тоже поймали, – уже тише, но так же возбужденно заговорил Варежкин. – Это некто Михайлюк Василий Игоревич. Кличка у него – Потапыч. Он только в прошлом году осенью освободился. За кражу сидел. Это у него вторая ходка. А в первую он с Котом и Шестом и познакомился. Вместе они в одной колонии сидели. Он и на «КамАЗе» тогда, оказывается, тоже был, только внешность изменил, усы отпустил и парик надел. Чтобы, значит, в случае чего его не узнали.

– Что, уже и допросить успели? – удивился Лев Иванович.

– Нет, пока просто оформили и в кондейку посадили до утра. Михайлюка Ренат признал. Он сам его и ловил оба раза за кражу со взломом, поэтому как облупленного знает. Допрашивать утром будем. Сейчас спать поедем. Времени-то уже два часа ночи.

– Вот и правильно. – Гуров посмотрел на часы, которые показывали четверть третьего. – Утром и я подъеду.

– Лев Иванович, как у вас там обстановка, как Станислав Васильевич себя чувствует? – взволнованно поинтересовался Антон.

– Операцию ему сделали, спит сейчас, наверное. А свидетельница… Она в реанимации, и когда очнется, неясно. Утром поговорю с врачом, а потом сразу приеду. Вы уж меня дождитесь.

– Обязательно.

Варежкин попрощался и отсоединился, а Лев Иванович еще долго не мог уснуть и лежал, запрокинув руки за голову, глядя на белый потолок палаты. Но усталость взяла свое, и под утро он уснул глубоким сном. Словно в яму провалился.

* * *

Очнулся Лев Иванович оттого, что услышал, как кто-то тихо открывает дверь палаты, и не сразу понял, где он находится. Но потом увидел входящую дежурную медсестру и моментально вспомнил все – и ночную стрельбу, и ранение Станислава, и рассказ Варежкина о задержании подозреваемых.

– Разбудила вас… – виновато улыбнулась медсестра. – Хотела тихонько забрать вещи вашего друга, но не получилось. Чутко спите.

– Как и положено сыщикам уголовного розыска, – улыбнулся Лев Иванович, садясь на кровати. – Погодите, я сейчас умоюсь, и вместе отнесем вещи.

– Хорошо, тогда я вас на дежурном посту подожду, – ответила сестра и вышла.

Через пять минут Гуров уже входил в палату, куда поместили Крячко отсыпаться после операции.

– Жив, курилка? – улыбнулся Лев Иванович, глядя на Станислава, который при появлении Гурова и медсестры натянул одеяло по самый подбородок.

– Жив, но чувствую себя погано, – сердито ответил Крячко, покосившись на сестру.

– Чего так? – удивленно посмотрел на него Лев Иванович. – Выглядишь очень даже прилично и бодро.

– А ты, когда голый в общественном месте лежишь, тоже себя прилично и бодро чувствуешь? – беззлобно огрызнулся Крячко и сказал, подбородком указывая на медсестру, которая, улыбаясь, протягивала ему градусник: – Тут дамы красивые ходят, а я как дурак – голый. Хоть бы трусы с майкой оставили, так ведь нет, все сняли. Замерз ночью как собака.

– Это вы не замерзли, – дежурная хитро посмотрела на Крячко. – Это просто от наркоза такая реакция. А в палате очень даже тепло. – И она вышла, рассмеявшись.

Гуров протянул другу пакет с одеждой, и тот стал торопливо одеваться, поглядывая на двери.

– Что там у нас? Какие новости? – спросил он Льва Ивановича, имея в виду, поймали ли Кота и Шеста или нет.

– Все нормально, всех троих задержали. Вот думаю поехать к девяти часам в управление. Надо бы их допросить.

– Троих? – не понял сначала Крячко, а потом вспомнил: – Ну да, там же еще шофер был. И кто этот третий?

– Тоже ходок, – ответил Гуров. – Некто Михайлюк и старый знакомый Рената Сладкова. Ренат, оказывается, его давно уже знает. Этот Михайлюк и на «КамАЗе», я так понимаю, тогда за рулем сидел.

– Если на «КамАЗе» был он, то почему его Сладков сразу не признал? – удивился Крячко.

– Усы и накладные волосы, – коротко сказал Гуров, и Станислав понял, что водителя «КамАЗа» бомж Ломоносов описывал как мужчину с усами и нестрижеными волосами, торчащими во все стороны. – Так его и на фотороботе нарисовали.

– Подстраховался, значит, – ухмыльнулся Станислав. – Не хотел в третий раз садиться.

– Это Коту с Шестом все пофиг, – кивнул Гуров. – Они не очень-то и шифровались, когда на площади разгружались.

– Ты мне скажи еще, как там наша свидетельница. – Станислав с трудом натянул брюки на забинтованную ногу.

– Будем ждать, когда она очнется. С доктором я сейчас попробую переговорить. Что он скажет, не знаю, но говорят, что она в очень тяжелом состоянии. Я вот что хотел тебя попросить… – начал было говорить Лев Иванович.

Но Крячко уже понял, к чему тот ведет, и запротестовал:

– Даже и не проси! Я в этом заведении ни минуты лишней не останусь! Пусть хоть к кровати привязывают!

– Если надо, то и привяжем, – раздался у Льва Ивановича за спиной спокойный голос.

Крячко и Гуров оглянулись. К ним подошел невысокий и чуть полноватый блондин в белом халате. Лев Иванович узнал в нем того самого доктора, который прибежал к ним вчера вечером в парк вместе с санитаром и носилками.

– Павличев, – коротко представился он, протянув руку полковнику, а потом, строго посмотрев на Крячко, сказал: – Во всяком случае, сутки я вас просто обязан понаблюдать. Не для того я вас оперировал, чтобы вы тут же от меня просто так взяли и отвязались. Несмотря на то что вы полковник, а я – всего лишь майор, но я имею право вам приказать оставаться в этой палате столько, сколько посчитаю нужным. Я ясно выразился?

– Вона как! – опешил Станислав и посмотрел на Льва Ивановича, который едва сдерживал улыбку. – Так и быть, останусь тут до восьми часов вечера, – немного подумав, ответил он доктору. – И ни минутой больше.

– Это мы еще посмотрим, – туманно ответил доктор, усмехнувшись, заложил руки за спину и вышел из палаты.

– Так что ты там хотел просить? – обреченно посмотрев вслед лечащему врачу, спросил Станислав у Гурова.

Глава 22

Допрашивать задержанных после недолгого совещания в кабинете Сладкова решили начать с Михайлюка.

– Он из них самый податливый. Его расколоть проще всего, – аргументировал свое предложение Ренат Сладков. – Потапыч хотя и сидел уже два раза, но сроки ему давали небольшие. Да и не слишком он стремится снова на зону. Видать, не очень ему там сладко было. А тут все-таки серьезные статьи светят – двойное убийство, укрывательство преступления, сбыт краденого…

– Думаешь, что это именно он помогал вещи с убитых сбывать? – нахмурился Лев Иванович.

– Во всяком случае, у него много знакомых в этом, так сказать, бизнесе. Он ведь вор-домушник со стажем. Пока его в первый раз нашли и поймали, он четыре квартиры и один частный дом успел обчистить, и вещички при этом сбыл очень даже выгодно, – объяснил Сладков.

– Тебе виднее, – согласился Лев Иванович. – Давайте начнем с Михайлюка.

Когда ввели подозреваемого, Гурову показалось, что он уже где-то встречал этого симпатичного и совсем не похожего на домушника человека. А потом он понял, что Михайлюк очень похож на актера Александра Збруева. Не того молодого артиста, который играл в «Большой перемене», а скорее Збруева из «Шизофрении», где он играл майора, психолога спецслужб.

Но вот Михайлюк заговорил, и весь внешний шарм тут же слетел с него как шелуха. Голос он имел писклявый и нервный, дерганый. Неприятный, по мнению Гурова, голос.

– Начальник, че за фигня, почему меня задержали? – сразу стал возмущаться Потапыч, едва только вошел в кабинет Сладкова. – Я пассажира вез, он мне бабки обещал хорошие, если я его в Москву отвезу, а тут на выезде меня остановили…

– Ты, Василий, не придуривайся, – строго посмотрел на него Сладков. – Сам знаешь, почему тебя остановили. И кого вез, тоже знаешь.

– Да мамой клянусь, первый раз видел! – взвизгнул Михайлюк.

– Ага, и папой тоже, – спокойно кивнул Ренат. – Ты еще скажи, что с Шестом в одной колонии срок не отбывал. Да и подельника Шершенева, Котелкова, ты тоже знаешь. Вместе чалились пять лет назад. Так что ты тут мне комедию не ломай. Убегал от полиции? Убегал. Ну а если убегал, значит, виноват.

– Может, и так, может, и знал! – поднял руки вверх в знак того, что не будет спорить, Михайлюк. – Но я все равно не при делах. Шест меня нашел месяц назад и просил пару раз его выручить по пустякам. Сказал, что ничего криминального, и деньги обещал заплатить приличные. Я сразу ему сказал, что завязал я. Мол, тачку купил и извозом занялся. Честные деньги зарабатываю. А когда он палить начал… Это для меня было неожиданно. Я и не знал, что у него с собой «макарыч» есть. Испугался, что он и меня завалит. Вот и убегал. Шест мне велел ехать и не останавливаться, я и ехал.

– А «КамАЗ» ты где взял? – прямо в лоб спросил Михайлюка Гуров.

– Че? – притворился, что не понял вопроса, Потапыч. – Какой «КамАЗ»?

– Я тебе по рогам сейчас как дам, так сразу вспомнишь какой, – хмуро и веско пообещал Михайлюку Сладков и привстал с подоконника, на котором сидел.

– Че вспоминаю, – вжал голову в плечи урка. Он уже когда-то, по всей видимости, получал от Сладкова подзатыльник и теперь не желал повторить свой опыт. – Так Шест и просил им помочь. Мол, городу Суздалю подарок на площадь нужно отвезти – снежные фигуры. Их какой-то там перец, вроде скульптор какой-то, сделал, и вот… – Он выжидательно посмотрел на сыщиков, пытаясь понять, проглотили они его объяснение или нужно еще что-то приврать для убедительности.

– Тебя спросили, где «КамАЗ» взял, – напомнил ему Сладков и, прищурившись, посмотрел на Михайлюка. – Потапыч, я твою натуру насквозь знаю. Не юли… – угрожающе показал он воришке свой внушительный кулак.

– Так брательник у меня на «КамАЗе» работает. Зуб даю. Проверить можете, – запищал Потапыч. – Я у него одолжил ключи, а потом снова на место машину поставил. Шест с Котом хорошо заплатили.

– Ах, так ты и Кота вспомнил?! – насмешливо спросил его Сладков.

Михайлюк понял, что проговорился, и озадаченно почесал щетинистый подбородок.

– И где вы загружали снежные фигуры? Ты водителя автокрана знаешь? – спросил Гуров.

– Так вы и сами все знаете. – Михайлюк догадался, что его проверяют. – Чего спрашиваете-то?

– А мы хотим, чтобы ты нам сказал, – усмехнулся Сладков. – Одно дело – мы знаем, а совсем другое – ты нам скажешь. Видишь, мы твои показания записываем? – Ренат показал на Антона, который сидел за соседним столом и записывал под протокол все, что говорит Михайлюк.

– Не знаю я водителя, – хмуро наклонил голову Потапыч. – Первый раз видел. А загружались в доме отдыха «Веста». Знаете, где это?

– Знаем, знаем, – подтвердил Сладков. – Ты рассказывай, как дело было. И подробней. Кто там сторожем? Не из вашей ли шайки охранник?

– Сторож… – Михайлюк задумался, стоит или нет говорить, что он сторожа тоже знает. Ведь если признается, то тут явно сговор припишут. Но, прикинув все за и против, ответил: – Черепанов там сторожем. Ему уже за шестьдесят, и он в завязке давно. Сидел в последний раз еще при Союзе. А что рассказывать-то? – вдруг взвился он. – Не знаю, чего там рассказывать! Ну приехали мы туда с водилой автокрана, ну загрузили готовые фигуры, отвезли, разгрузили, Кот расплатился, и все – на том и разошлись. Я почти все деньги тогда брательнику за «КамАЗ» и отдал. Не бесплатно же я его брал! Че рассказывать-то!

– А что это за фигуры из снега и зачем их надо было везти аж в Суздаль, ты, конечно же, не знал? – усмехнулся Сладков. – Хочешь сказать, что тебя втемную использовали и ты о трупах в этих фигурах ничего знать не знаешь и ведать не ведаешь?

– Че?! – взвизгнул Михайлюк и подскочил как ошпаренный. – Какие трупы?! Че ты, начальник, гонишь?! Не видел я никаких жмуриков. Я вообще к таким делам сам знаешь как отношусь!

– Знаю, – делано сочувственно вздохнул Сладков. – Но вот ведь получается такая штука, что ты помогал сокрытию преступления. И какого! Двойное, понимаешь ли, убийство! И ты, Михайлюк, участвовал во всей этой катавасии, – ввернул Сладков свое любимое словечко.

– Не, я на такое никогда бы не пошел! Я вообще покойников страсть как боюсь! И крови боюсь! Не знал я ничего! Да, использовали меня! Блин, кореша называется! – чуть не плакал Потапыч. – А че делать-то? – он испуганно посмотрел на Сладкова.

Тот улыбнулся ему, подошел и дружески похлопал по плечу.

– Только чистосердечные признания и раскаяние в содеянном, – словно священник, отпускающий грехи прихожанину, с расстановкой и медленно проговорил Ренат, – спасут тебя от жесткого наказания. Но не от тюрьмы как таковой! – многозначительно поднял он указательный палец вверх. – Сейчас тебя отведут в камеру, и там ты все подробно вспомнишь. А потом, если надумаешь… Впрочем, ты и сам знаешь, как это делается, – пишется явка с повинной. Ты у нас сиделец опытный. Так что ждем твой шедевр не позднее чем к вечеру. И вспомни заодно, не давал ли тебе на днях Шест каких-нибудь вещичек. Чтобы ты их, значит, толкнул с выгодой для себя. Понял?

– Да понял я, понял, – хмуро ответил Михайлюк и нехотя поднялся, когда в кабинет вошел конвойный.

– Я так думаю, что Шеста пока трогать не нужно, – сказал после ухода Михайлюка Гуров. – Его и вечером можно допросить. А вот с Котом что нам делать? Его, по логике, мы и задерживать-то не имели права. Да, у нас есть на него свидетельские показания бомжа. Но что, собственно, мы Котелкову можем вменить? Только то, что он организовал привоз на площадь снежных фигур? Он уйдет в несознанку, и попробуй докажи, что он знал о находящихся в этих фигурах трупах! Он может проходить у нас пока только как свидетель. А задерживать свидетеля мы не имеем права. Поэтому…

– Да я уже и сам думал, что нам нужно будет его отпускать, – кивнул, соглашаясь с Гуровым, Сладков.

– Как отпускать? – возмутился Варежкин. – Он же сбежит! Быть того не может, чтобы не подался в бега!

– Не сбежит, мы за ним слежку установим, – махнул рукой Сладков. – А заодно и за его звонками можем проследить. Номер его мобильного телефона мы знаем. Если он будет звонить Москвину…

– У него может быть еще один мобильный, о котором мы не знаем, – с отчаянием в голосе перебил Рената Антон.

– Может, – согласился Лев Иванович. – И, скорее всего, так и есть. Поэтому надо в первую очередь узнать, какие сим-карты на имя Котелкова оформлены. Твой брат возьмется за эту работу? Кстати, ты говорил, что он нам пробьет и все звонки Проппа за тридцать первое число.

– Да, – хлопнул себя по лбу Сладков, – совсем забыл сказать, что определили номер телефона, с которого звонили Проппу перед самым нападением! Он оформлен на какого-то Иванова Ивана Олеговича.

– И кто это? – посмотрел на Рената Варежкин.

– Не знаю. Похоже, что сим-карту покупали для одноразового использования. Больше звонков с этой карты не было. И не только Проппу, а вообще не было. Возможно, что и Иванова никакого не было, а симку приобрели на поддельный документ.

– Следы заметали, – сделал вывод Антон, и все с ним молча согласились.

– Ну, так. – Гуров решил подвести итог их совещанию. – Котелкова освобождаем и устанавливаем за ним слежку. Нам нужно выявить его связь с Москвиным. Заодно и посмотрим, как себя поведет Кот. Если надумает смыться, мы его всегда успеем задержать. Но, скорее всего, он решит затаиться и не будет делать резких движений, чтобы не навлекать на себя подозрений. Это даст нам время собрать все улики и, возможно, найти вещи убитых.

– Хоть бы свидетельница наша скорее очнулась, – задумчиво отозвался Варежкин.

– Как только это произойдет, Крячко нам позвонит, – сказал Лев Иванович. – А пока наши криминалисты обрабатывают все, что нашли в доме, кабинете и машине… – Внезапно Лев Иванович вспомнил то, о чем совсем забыл за всеми событиями, которые произошли вчера вечером. Он повернулся к Сладкову и Антону и, хлопнув себя по лбу, сказал: – Вчера совсем забыл сказать, что в машине нашли одно из пирсинговых колечек Ащеуловой – то, которое в виде змейки!

Глава 23

– Что и подтверждает наше предположение, что девушку убили в машине Проппа, – кивнул Сладков и добавил, усмехнувшись: – Кстати, я всю верхнюю одежду Шершенева, включая брюки, отдал тоже на экспертизу.

– Что, он у нас в камере без штанов, что ли, сидит? – удивился Лев Иванович.

– Да нет, – прыснул Варежкин, – ему трико какие-то старые дали. Он возмущался, правда, но кто ж его будет слушать? Носи, что дают.

– А что с пистолетом? – поинтересовался Гуров.

– Пистолет Шест пытался выкинуть из машины еще до своего задержания, но «макарыч» мы нашли. Он не в сугроб, как Шершенев того хотел, а на дорогу упал, чуть ли не под колеса нашей машины. Вовремя водитель вывернул. Ребята потом подобрали и отдали на баллистическую экспертизу. Хотя и так ясно, что из этого пистолета и Проппа застрелили, и собаку, и в Станислава стреляли, – ответил Ренат.

– Тот или не тот – это нам эксперты скажут, – пожал плечами Варежкин. – Может, у них целый арсенал таких пистолетов.

– Тоже правильно, – согласился Гуров.

У Сладкова в кабинете зазвонил телефон внутренней связи. Ренат взял трубку и, выслушав собеседника, коротко ответил:

– Хорошо, сейчас зайдем.

– Что там? – нетерпеливо кивнул на телефон Лев Иванович.

– Нужно к техникам зайти, они говорят, что расшифровали записи с камер видеонаблюдения из зубной клиники.

– Отлично, – обрадовался Гуров. – Пойдем посмотрим.

Но выйти они не успели – к ним заглянул молодой оперативник, который занимался поиском украшений и часов, снятых с Проппа и Ащеуловой.

– Ренат, я нашел кое-что, – здороваясь со всеми за руку, сказал оперативник. – Вот, смотри. Это, случайно, не то, что вы ищете?

Парень открыл на своем телефоне приложение и показал сыщикам фотографии серег в виде змеек.

– По описанию похожи, – согласился Гуров и попросил: – Скинь на мой мобильный по блютусу, я сейчас это фото Ащеулову на опознание отправлю, и если это те самые сережки… Где ты их нашел?

– В небольшой скупке, вернее в ломбарде. – Оперативник назвал улицу, на которой находилось заведение.

– Часов и перстня с печаткой там не было? Спрашивал?

– Спрашивал, конечно. Но нет, такого не приносили. За прилавком сама хозяйка стояла. Я и фамилию ее на всякий случай записал, – отвечал парень, а сам в это время старательно вводил номер Гурова к себе в устройство. – Готово, – через пару минут заявил он. – Проверьте, пришли фото или нет.

– Хорошо. – Лев Иванович потыкал пальцами по сенсорному экрану, немного почертыхался, жалуясь, что никак не может привыкнуть к новому телефону, но нужное приложение открыл. – Да, все нормально, пришло, спасибо.

– Не за что, – усмехнулся оперативник и спросил, обращаясь к Сладкову: – Мне дальше искать?

– Обязательно! Ты ведь не все еще обошел? Вот и ищи часы и перстень. Кстати, одно колечко от пирсинга уже нашли, так что нужно только одно спрашивать. Понял?

– Понял. Тогда я пошел. Если что-то нужно будет, то телефон мой у тебя есть.

– Есть, – подтвердил Ренат, и лейтенант убежал, коротко бросив всем «пока».

– Пойду-ка я, пока суд да дело, выпущу Котелкова с извинениями, а заодно прикреплю к нему кого-нибудь. А когда вернусь, пойдем к технарям видео смотреть, – сказал Сладков и вышел.

– Валерий Борисович, – Гуров набрал номер Ащеулова. – Да, это полковник Гуров. Да, работаем. И новости есть, но о новостях не сейчас будем говорить и не по телефону, – ответил он на вопрос бизнесмена. – Мы нашли серьги, очень похожие на те, которые были на вашей дочери. Я сейчас вам их фотографию скину, и вы мне скажете, они это или не они. Только сразу перезвоните. Хорошо? Отлично. У меня к вам потом еще один вопрос будет.

Лев Иванович отсоединился и, немного поколдовав над своим телефоном, довольный, сказал:

– Все, отправил. Антон, – обратился он к Варежкину. – Если подтвердится, что серьги принадлежали Ащеуловой, поедешь и изымешь их по всей форме. Понял? Возьмешь с собой фото всех подозреваемых и покажешь хозяйке. Если она кого-то узнает, то будем ее приглашать на официальное опознание.

– Сделаем, – кивнул Варежкин, и в этот момент у Гурова зазвонил телефон.

– Да, слушаю. Ага. Отлично. А вопрос у меня такой. Вы говорили, что пару лет назад пытались через Патрушеву предложить городу услуги по строительству нового Дома культуры, но что-то там не срослось. Вы не можете подробнее вспомнить, что именно помешало вам тогда? Да-да, понял. – Лев Иванович какое-то время слушал, что ему объясняет Ащеулов, а потом спросил: – Вы точно знаете, что это Патрушева выступила против вашей кандидатуры? Понятно, хорошо, спасибо. Что ж, до свидания. Конечно, если будет что-то конкретное, то мы обязательно вам сообщим.

Полковник прервал разговор и какое-то время пребывал в задумчивости, потом посмотрел на выжидательно глядевшего на него Антона и загадочно произнес:

– Вот такие, значит, пироги, брат Антон. Бери фотографии, я адрес сейчас запишу, и езжай в скупку на изъятие. Постарайся все провернуть пошустрее. Поедем потом в дом отдыха за сторожем. Надо будет его сюда привезти. А то, кто знает, вдруг Коту в голову придет, что этот Черепанов очень уж неудобный свидетель, и он решит его убрать? Мы, конечно, и с Ренатом вдвоем бы управились, но кто знает, что там за сторож и кто, кроме него, там еще живет-стережет.

– Понял, Лев Иванович, постараюсь все сделать быстро. Только вот города я не знаю. Боюсь, придется долго искать нужную улицу.

– Так ты туда не один езжай. Спроси у дежурного, кто из шоферов свободен, и скажи, что срочно нужна машина. Скажи, что начальство добро дало. Пусть, если хотят, проверяют твои слова…

– Ладно. – Варежкин быстро вышел.

Гуров остался один и, вспоминая слова, сказанные ему Ащеуловым, пробормотал:

– Ащеулову дали от ворот поворот, потому как кого-то не устроило, что он из другого города. У нас, мол, свои инвесторы и застройщики есть. Это не Москвина ли Регина Михайловна имела в виду? Какие-то у них между собой дела уже тогда были. Надо бы в администрации с кем-нибудь на эту тему переговорить. Думается мне, что много интересного можно услышать.

– Лев Иванович, идемте. – В кабинет заглянул Сладков.

– Ты уже выпустил Котелкова?

– Слышали бы вы, как он кричал и возмущался! Грозился адвоката на меня науськать и в суд за произвол подать.

– Ничего он не сделает. Будет сидеть тихо, как мышь. Знает, что мы Шершенева и Михайлюка взяли, можно сказать, с поличным, и потому будет делать вид, что не при делах и их знать не знает, – ухмыльнувшись, ответил Гуров, пока они со Сладковым шагали по коридору к техническому отделу криминалистики.

– Вы где пропали? – этим вопросом их встретил один из техников и, пожав оперативникам руки, сказал: – Идемте со мной, я все покажу и расскажу.

– Вот, смотрите, – стал он объяснять, когда все расположились вокруг одного из ноутбуков криминалиста. – Во-первых, видеокамеры в клинике двух видов. Одна – обычная, которая работает на движение в обычном режиме, а вторая – скрытая и со специальной программой для ночного видения. Когда сигнализацию включали, обычные камеры отключались и не работали. Мы созванивались с фирмой, которая устанавливала камеры в этой клинике, и там нам объяснили принцип работы видео. А вот вторая камера – та, которая скрытая… Устанавливал ее кто-то другой, и кто – неизвестно. По всей видимости, Пропп сам кого-то левого нанимал и ставил с расчетом, чтобы об этих камерах никто не знал. Надо искать в его записях или в телефоне, кто их ставил.

– Интересно, для чего ему это понадобилось? – вопросительно посмотрел Сладков на Гурова, но Лев Иванович только пожал плечами. – Ладно, давай дальше, – кивнул Ренат компьютерщику.

– Так вот, обычное видео, о котором все знали, включилось вечером тридцать первого числа. Вот, смотрите. – И он включил воспроизведение.

Гуров и Сладков вначале увидели на экране темную картинку, потом в темноте мигнул огонек и что-то зашевелилось, а потом огонек пропал.

– И что это означает? – не понял Гуров.

– Отключили сигнализацию, вошли в помещение, а красный огонек – это камера, которая среагировала на движение. Ну а потом все камеры отключили специальным устройством. Есть такая штучка, – загадочно пояснил компьютерщик.

Он хотел было разъяснить все подробней, но Сладков его перебил:

– Это ты в отчете напишешь. Ты нам сейчас объясни короче и без всяких ваших там терминов, что было дальше.

– А дальше те, кто вошел в помещение, включили фонарик, – чуть обиженным голосом продолжил техник и, что-то переключив на компьютере, открыл перед сыщиками еще одну видеокартинку. – И вот смотрите теперь, что показала другая, скрытая камера. И обратите внимание на время. Вот счетчик времени, внизу, – показал он на маленькие циферки.

Оперативники увидели, как по коридору клиники идут двое мужчин, и узнали в них Кота и Шеста. Похоже, Кот и Шест явно знали, куда нужно идти, и направились прямиком, как угадал Гуров, к кабинету Проппа. Открыли его ключом, а не отмычкой, что было очень хорошо видно на видео, и вошли. Тут же камера переключилась на кабинет, и сыщики стали наблюдать, как преступники быстро обыскивают комнату. Оба в перчатках, а на ногах у них были надеты бахилы. Они аккуратно, как и положено профессиональным уркам, открывали и закрывали ящики, и если брали и осматривали какую-то вещь, то потом клали ее на то же место, где она и лежала.

– Поэтому и не было в кабинете бардака. Эти ребята не хотели, чтобы кто-то знал, что они там были и что-то искали, – понимающе покивал головой Гуров. – А Пропп – молодец, он даже своей помощнице не сказал, что поставил дополнительные камеры. Берестова утверждала, что кабинет ее босса – единственное место в клинике, где нет камер. Не считая уборной, – ухмыльнулся он.

– А это значит, что наш дантист был не так прост, как казался другим, – сделал вывод Сладков. – Что-то он имел на этого Москвина, и это «что-то» он прятал с особой тщательностью. И при этом опасался, что рано или поздно к нему в кабинет нагрянут с таким вот, – опер кивнул на монитор, – обыском. Вот и позаботился.

– Вот только что же они все-таки искали? – Лев Иванович посмотрел на компьютерщика. – Вы открывали уже ноутбуки Проппа?

– Да, один, который домашний, – ответил техник. – Он был незапаролен, и в него было проще войти. Я пошарился в нем, побродил по всем недавним вкладкам, посмотрел фото. Ничего особенного пока не нашел. В соцсетях его нет. Причем нигде – ни в «Фейсбуке», ни «ВКонтакте». Все глухо и чисто. Но у него, а вернее у клиники, есть свой сайт. И он туда иногда заходил, просматривал отзывы в основном.

– Много отзывов?

– Да, порядком, – ответил специалист. – Оказывается, «Ариэль» весьма популярна не только во Владимире.

– Говорят, что Пропп был специалистом высшего класса, – подтвердил Сладков. – Хотя я о нем, пока убийство расследовать не начали, и не знал ничего.

– А у тебя что, проблемы с зубами? – покосился на него техник.

– Нет у меня проблем, – нахмурился Ренат.

– Поэтому и не знал. Да этот Пропп к тому же, по всей видимости, недешево за работу-то брал. Вон какую клинику отгрохал, – усмехнулся компьютерщик.

– Кстати, о клинике, – вспомнил Лев Иванович, не переставая внимательно следить за действиями бандитов на экране. – Не помню кто, но кто-то говорил, что строили ее на городские деньги. Я тут подумал, что надо бы в администрацию наведаться и кое-какие вопросы там позадавать. Сдается мне, что Пропп знал что-то, что не понравилось Москвину, – он выразительно посмотрел на Рената. – Что-то связывает Патрушеву и Москвина помимо амурной связи.

– Насчет строительства клиники я и говорил, – ответил Сладков. – На эту тему я нашел статью на сайте местной газеты, когда искал материалы, связанные с личностью убитого. И да, в администрацию, думаю, надо наведаться.

– Сначала сторожа «Весты» с тобой привезем и расспросим, а потом уже все остальное. Нам нужно найти улики прежде всего на Кота, а потом уже и за Москвина примемся, – сказал Гуров.

– Думаю, и депутатша в этой катавасии тоже замешана, – согласно кивнул Ренат.

– Все с этим понятно. – Лев Иванович показал на видео, на котором Кот с Шестом уже выходили и аккуратно закрывали дверь на ключ, взятый у Проппа. – Отзвонитесь на фирму, которая обеспечивает охрану объекта, – повернулся Гуров к компьютерщику и указал на видео, – и возьмите у них официальное подтверждение, что сигнализация тридцать первого числа… во сколько это было по времени? Да, в восемь часов вечера была снята, а потом через двадцать пять минут, – уточнил он у техника, и тот кивнул, подтверждая слова оперативника, – помещение поставили на охрану снова. И, пожалуйста, срочно посмотрите рабочий ноутбук Проппа. Думаю, что именно там и будут ответы на главные наши вопросы.

– Странно, что Кот не забрал с собой ни один из ноутбуков, – заметил Сладков. – Если они что-то искали, то ведь это могло находиться и в ноутбуке. Сейчас всю важную инфу именно в эти черные ящички и размещают.

– Значит, искали то, что туда по каким-то причинам невозможно поместить, – усмехнулся компьютерщик. – Может, Пропп хранил то, что им нужно, на флешке, или дискете, или…

– Гадать мы можем долго, – прервал его Лев Иванович. – Давайте будем искать пока что там, где имеем возможность хоть что-то найти.

– Кстати, о возможностях. – Сладков посмотрел на полковника так, словно его осенила гениальная мысль. – Если сторож нам подтвердит, что Кот приезжал к нему вместе с Шестом, то вполне можно брать у судьи разрешение на обыск в доме Котелкова. Вдруг часики и печатка там найдутся?

– Можно, – согласился Гуров. – Но сначала сторожа нужно найти, привезти и допросить. А потому не будем терять времени.

Оперативники вышли из техлаборатории и по дороге заглянули к баллистам. Те подтвердили им, что и в собаку, и в Проппа, и в Крячко стреляли из одного и того же пистолета марки «макаров», который им принесли для экспертизы, а поэтому это оружие можно смело привязывать к подозреваемому Шершеневу.

– Ну, хоть что-то конкретное, – порадовался Сладков. – Теперь этого Шеста можно додавить уликами. Глядишь, что-то интересное и про Кота расскажет.

Лев Иванович засомневался в утверждении Сладкова. Он не был уверен, что рецидивист Шершенев так просто расколется и все им расскажет. Он много раз встречался с такими, как Шест, преданными шестерками, которые никогда просто так не будут стучать на подельников, а уж тем более – на вышестоящего по рангу урку. Во-первых, за сговор группы лиц срок давали больше, а во-вторых, за стукачество могли серьезно разобраться и на свободе, и на зоне.

Глава 24

Варежкин задерживался в ломбарде, о чем и сообщил Гурову по телефону, поэтому за сторожем в «Весту» поехали, прихватив с собой еще одного полицейского с собакой. Так, на всякий случай.

Сторож дома отдыха Черепанов, хмурый, с густыми бровями и смоляной окладистой бородой мужик лет шестидесяти пяти, встретил оперативников у своей сторожки, к которой от дороги вела расчищенная от снега неширокая тропинка. Машину пришлось оставить на дороге и войти в калитку. Пошли вдвоем – Сладков и Гуров, наказав остальным пока что оставаться за оградой.

– Кто такие? – строго и басовито поинтересовался сторож.

– А вы сами не догадываетесь? – усмехнулся Ренат и показал удостоверение Черепанову.

Тот лишь мельком глянул на корочки и, еще больше нахмурившись, промолчал, ожидая вопросов от прибывших к нему незваных гостей.

– Надо поговорить, но не здесь. – Гуров не стал ничего спрашивать, а четко прояснил ситуацию одним предложением: – А о чем поговорить, думаю, и сами догадываетесь.

– Да уж не о красных девках и не о портвейне, – усмехнулся Черепанов в черную бороду. – Только вот объект я оставить не могу. Мне нужно начальству позвонить и разрешение получить, – спокойно ответил он и с вызовом посмотрел на Гурова и Сладкова.

– Звоните, мы подождем. А если нужно, то и объясним вашему начальству, зачем вы нам понадобились, – так же спокойно ответил Лев Иванович.

– Сам управлюсь, – Черепанов развернулся и пошел к двери сторожки. – Телефон у меня в доме, – пояснил он двинувшемуся за ним Сладкову.

– Вот и мы с вами войдем и погреемся заодно, – ответил Ренат.

– Угу, замерзли, значит… – насмешливо хмыкнул Черепанов, но возражать не стал. Он понимал, что оперативники ему не позволят звонить кому бы то ни было так, чтобы не слышать его разговор.

Черепанов позвонил хозяину «Весты» и сказался больным, попросив его сменить. На вопрос, надолго ли нужен сменщик, сторож покосился на оперов и сказал неопределенно:

– Пока выздоровею, Александр Палыч. Скрутило, не приведи как. «Скорую» вызвал… Вот, стоят ждут, когда с вами переговорю, – глаза Черепанова хитро блеснули из-под густых бровей на Сладкова. – Хорошо, все закрою и ключ под завалинку положу. Найдет быстро. Дай вам бог здоровья.

Переговорив с хозяином, сторож стал неторопливо собирать вещи в сумку.

– Вы, я посмотрю, надолго уходить собрались, – улыбнулся Гуров. – Думаете, что мы арестовывать вас приехали? Зря. Нам только поговорить с вами надо.

– После ваших разговоров мне придется куда-то из города уезжать, – недовольно буркнул Черепанов и, посмотрев на Гурова, спросил: – Вы ведь по поводу Кота с Шестом поговорить хотите?

– Да, – ответил Лев Иванович. – А еще насчет того человека, который у вас пару дней после Нового года жил.

Взгляд Черепанова потемнел, глаза прищурились, он сжал губы в тонкую ниточку и процедил:

– Так и знал, что все это плохо кончится. Не надо было мне вообще их впускать.

– Вот и расскажите нам, почему не надо было, – ответил Лев Иванович.

Все вышли из сторожки на мороз. Черепанов закрыл двери и спрятал ключи в жестяную баночку, которую засунул под лесенку.

* * *

– Завязал я с прошлым. Давно завязал, – стал рассказывать, войдя в кабинет Сладкова, Черепанов, не дожидаясь, когда ему начнут задавать вопросы. – Жил себе да жил… Даже пенсию начали платить. Хоть и небольшую, но все же… Подработку вот нашел – сторожевать. О прошлом и не думал, а оно само меня нашло. Курить-то у вас в кабинете можно?

– Можно, если не махорка и не папиросы, – позволил Сладков. – Ее потом ничем не выветришь.

– Я гадость всякую не курю. Легкие жалко, – нахмурился Черепанов, доставая из кармана сигареты с пометкой «легкие».

– Жалко, так совсем бы бросал, – наставительно произнес Ренат.

– Так вот, – не обращая внимания на язвительное замечание сыщика, продолжил Черепанов после первой затяжки. – Не ждал я никаких гостей к себе в сторожку, ни из настоящего, ни тем более из прошлого. Только вот меня никто не спрашивал. Приехали ко мне на какой-то машине первого числа, уже к вечеру, по темноте, значит, Кот и Шест.

– Вы их давно знаете? – задал уточняющий вопрос Лев Иванович.

– Кота – давно знаю. Чалились вместе. Лет пятнадцать назад это было. Я уже срок свой досиживал, а он только-только свое получил. В одной камере год проваландались. Он потом, когда вышел, меня нашел. Но я тогда ему сказал, что все, мол, завязал я, и ко мне чтобы ни с какими просьбами даже не подходил никто. Ну, он понял и исчез с радаров, как сейчас молодежь выражается. Но, видать, Кот все равно за мной присматривал, раз знал, что я сторожем в доме отдыха устроился.

– А на чем они приехали? – спросил Ренат.

– Первый раз они вдвоем приехали на… – Черепанов нахмурил густые брови, вспоминая. – Кажется, на внедорожнике. Большой такой. В темноте не видно было. Но похоже, что на «крузере».

Гуров со Сладковым понимающе переглянулись.

– Я только в окно глянул, а выходить не выходил. Выпивши я был. Думал сначала, что начальство с проверкой прибыло, а потом смотрю, в дом Кот входит и с ним длинный какой-то мужик – помоложе Кота будет. Тот его как Шеста представил. А как зовут, говорит, тебе необязательно знать.

– А до этого, значит, вы с этим длинным не были знакомы и никогда не виделись? – уточнил Сладков.

– Нет, я же говорю, Кот нас познакомил.

– Хорошо, и что дальше?

– Дальше они сказали, чтобы я в доме сидел. Они бутылку хорошей водки привезли, закусь. Говорят, накрывай на стол, а мы сейчас вернемся. А выходя, шторы на окне, что на дорогу выходит, плотнее задернули. Кот еще, когда выходил, мне подмигнул и сказал, что, мол, меньше будешь знать, дольше проживешь. Я тогда еще подумал, что неладное что-то происходит. Но выпивши был, плохо соображал.

– И стали, значит, на стол накрывать, больше ничем у прибывших к вам незваных гостей не интересуясь?

– Ну да, – поморщился Черепанов и с силой затянулся сигаретой.

– И не видели, что они делают на улице?

– Нет, нелюбопытный я, знаете ли…

– А что дальше было?

– Потом мы почти всю ночь пропьянствовали. Я плохо помню, о чем они говорили и что делали, совсем опьянел и уснул. Вырубился прямо за столом. Они меня потом на кровать перетащили. Проснулся утром на кровати. Ни Кота, ни Шеста уже не было. Уехали, значит, они. Как только за руль сели? Они ведь вместе со мной бухали полночи! – недоуменно покачал головой Черепанов.

– И вам неинтересно было, зачем они приезжали и что с собой привезли такое, что не хотели, чтобы вы видели? Не любопытствовали?

– Не до того было. Я, если честно, когда напиваюсь, редко помню, что накануне было. Нет, потом-то вспоминаю, конечно, но позже, а пока с похмелья, то болею сильно и мне, кроме поправки здоровья, ничего не интересно. Так что я даже и не выходил на улицу-то. Зачем? Все удобства, так сказать, в доме. А обход делать – так сугробов кругом видели сколько? Кто же по ним рискнет шататься? Мое дело – ворота, чтобы через них никто не въехал.

– А второй раз когда они приехали? И с кем?

– Второй раз они приехали второго числа часов в одиннадцать. Я тогда уже немного поправил здоровье и думал, что все уже – больше пить не буду. Вдруг и вправду начальство нагрянет?

– Но вышло не так, как думали?

– Не так, – вздохнул Черепанов и, затушив о подошву ботинка сигарету, выкинул ее в мусорное ведро, что стояло у входа в кабинет.

В кабинет быстро вошел Антон Варежкин и, едва переступив порог, сказал, обращаясь к Сладкову:

– Ренат, мне велели передать тебе, чтобы срочно забрал ордер на обыск в квартире Михайлюка и в комнате у Шершенева.

– Уже подписали? Быстро, – встал с подоконника оперативник. – Тогда я сразу и поеду. Лев Иванович, справитесь тут без меня?

– Двигай, справимся, – посмотрел на него Гуров и спросил: – О какой комнате речь? Нашли берлогу Шеста?

– Да, вчера Михайлюк нам раскрыл сию тайну, – усмехнулся Сладков, одеваясь. – В общаге строительного колледжа его кто-то пристроил. Он там, как оказалось, ночным сторожем или охранником числится.

– Хорошо устроился.

Сладков умчался, а Антон занял его место и приготовился фиксировать показания свидетеля.

– Подождите, – Черепанов настороженно посмотрел на оперативников. – Вы что, Шеста и Кота уже арестовали?

– А что, это как-то повлияет на ваши показания? – вопросом на вопрос ответил Лев Иванович.

– Может, и повлияет, – туманно высказался сторож. – Мне как-то не очень бы хотелось, чтобы они меня нашли и спросили: а чего это мной вдруг уголовный розыск заинтересовался? А спрашивать они умеют. У них все инструменты для спрашивания с собой.

– А что именно вы имеете в виду под инструментами? – склонив голову, полюбопытствовал Гуров. – Нож, пистолет, что-то еще?

– У Шеста пистолет был. Он, когда они второй раз ко мне приехали, вначале один в сторожку зашел. Прошел, как к себе домой, занавески задернул, чтобы я, значит, что на дороге делается, не видел, а потом как бы невзначай куртку расстегнул, а у него за ремнем пистолет торчит. Это он мне так дал понять, чтобы я лишних вопросов не задавал.

– А что за пистолет? Марку не помните?

– А вы мне сначала на мой вопрос ответьте, поймали вы их или нет, – хмуро отозвался бородатый Черепанов.

– Шеста, то есть Шершенева, мы арестовали. А вот Кота пришлось отпустить, – не скрывая досады, ответил Лев Иванович. – Но это дело времени – и его скоро посадим. Так что рассказывайте смелее. Если что, то мы вам временно камеру выделим как важному свидетелю, – пообещал полковник. – А за вас пока сменщик поработает. Договорились?

– Ладно, – нехотя отозвался Черепанов. – Только ведь я мало что знаю. Они меня два дня на улицу не выпускали. Менялись. То Кот со мной сидел, то Шест охранял. Смотрели, чтобы я даже к окнам не подходил.

Телефон у Гурова заблямкал – звонил Ренат.

– Лев Иванович, мне сейчас Сергей, компьютерщик наш, позвонил. Он вошел в рабочий компьютер Проппа и кое-что интересное там нашел. Просил срочно к нему прийти.

– Хорошо, сейчас приду, – ответил Гуров и, отключив телефон, посмотрел на Варежкина, потом на Черепанова и сказал: – Мне надо ненадолго отлучиться. Чай или кофе пока выпейте. Антон, организуй.

– Сделаем, – кивнул Варежкин и направился к чайнику.

* * *

Компьютерщик встретил Гурова радостной улыбкой.

– Этот Пропп не дантист, а профи почище нас с вами будет, – заявил он ничего не понимающему полковнику.

– Объясни.

– Идите сюда и сами смотрите, – загадочно позвал техник Гурова к своему столу. – Ну, во-первых, у меня не сразу получилось войти в его компьютер. Пароль я так и не подобрал. Думал, что это и есть пароли на вход. – Сергей показал на колоду карт, которые лежали перед ним.

– Не понял, как карты могут быть паролем или чем-то еще, кроме карт? – нахмурился Гуров.

– А вот посмотрите.

Компьютерщик разложил колоду веером рубашками вверх, и Лев Иванович увидел, что почти на каждой из них написаны какие-то значки, состоящие из букв и цифр. Причем одни буквы были написаны кириллицей, а другие латиницей.

– И что это? – снова ничего не понял Гуров. – Ты мне толком объясни, ослу этакому, который далек от всей современной технологии, – попросил он специалиста, уже раздражаясь.

– Это все обманки, – торжественно заявил Сергей, указывая на надписи. – Все, кроме одной карты, а вернее двух, если считать ту даму крестей, которую нашли в доме Проппа. Я сначала думал, что дантист таким образом спрятал пароль на вход в свой ноут. Ну, что только он знал, какая карта правильная. Но когда все карты, а вернее все пароли, записанные на них, я проверил, то ни один не подошел, чтобы открыть вход в данные.

– И с крестовой дамы тоже проверял? – спросил Лев Иванович.

– В первую очередь. Так вот, пришлось мне взламывать ноутбук, так сказать, по-хакерски. Но это уже технические вопросы, и они вам неинтересны…

Парень посмотрел на Гурова, и тот кивнул ему, подтверждая: мол, да, неинтересны.

– Потом я стал просматривать файлы, которые были открыты и в свободном доступе, но ничего особенного не нашел. Обычные рабочие документы, какие-то сметы, копии платежей. Я так понял, что Пропп, которому эта клиника, собственно, и принадлежала, хранил у себя в компьютере все нужные для налоговой инспекции бумаги. А кроме того, тут были списки постоянных пациентов клиники и прочая рабочая документация. Но потом я решил, что нужно попробовать открыть его соцсети и почту. С почтой произошла заминка, как и в домашнем компьютере, там я ничего не нашел. Но это в той почте, которая у Проппа была официальной. То есть для всех.

– А что, у него еще и неофициальная почта была? Это как?

– Так, что об этой почте знал только он, – пояснил техник. – И пользовался ею Пропп с единственной целью – для переписки с женщиной.

– Оказывается, наш дантист был не так прост, как о нем все говорят, – покачал удивленно головой Гуров.

– Я не сразу догадался, что может быть еще одна почта, – продолжил компьютерщик, – но потом все же решил проверить. И оказался прав. Официальные е-мейлы у него были на «Яндексе» и «Мейле», а вот еще один – на «Джимейл». Еле нашел. Но туда нужно было еще войти. Тогда я и подумал, что логин и пароль на вход надо искать среди вот этого всего, и оказался прав. Вот они, – Сергей протянул Гурову две карты из колоды. – Логин записан на короле крестей, а пароль – на даме крестей. И хранил он их в разных местах. Шифровался, значит. Только вот неясно зачем. Не надеялся на свою память?

– Может, и так, – нахмурив брови, задумчиво ответил Лев Иванович. – А может, и специально. Для того чтобы если вдруг с ним что-то случится, то в полиции такие умники, как мы, смогли войти в его компьютер и узнать все его секреты.

– А в чем секрет-то? В том, что он втайне переписывался с дамой? – не понял техник. – Хотя переписка, скажу я вам, довольно интересная.

– Да? Тогда открывай и посмотрим, что они там друг другу писали.

– Сейчас открою, – пообещал Сергей. – Но вначале хочу показать вам несколько интересных фотографий. Я почему обратил на них внимание? Потому что они из общего множества фото зубного врача – рентгеновских снимков зубов и челюстей – весьма выбивались своей… Впрочем, смотрите сами.

Сергей открыл какую-то папку, где было много разных фотографий, которые действительно были рентгеновскими снимками зубов и челюстей, и, пролистав, выделил из них три, которые и вывел на рабочий стол. На фотографиях была изображена миловидная женщина лет тридцати двух – тридцати пяти и, как отметил про себя Лев Иванович, с загадочной улыбкой Джоконды в уголках губ. Светло-русые волосы, серые миндалевидные глаза, правильной формы небольшой нос – женщина смотрела на камеру, а вернее, на того, кто ее снимал, с какой-то грустью, но одновременно, как показалось полковнику, с обожанием. По фотографии, а вернее по тому, как она была сделана, было видно, что и тот, кто снимал женщину, явно симпатизирует ей. Женщина стояла на фоне дома, где жил Пропп, и этот факт сразу же привлек внимание Гурова.

«Интересно, кем она приходится Проппу? – подумал Лев Иванович. – Может быть, близкая родственница – сестра или… Но если это сестра или какая-нибудь другая родственница, то почему он так тщательно спрятал ее фотографии среди рентгеновских снимков? Нужно срочно узнать, кто изображен на этих фотографиях и кто их снимал».

– Ты говорил что-то о переписке Проппа с некой таинственной женщиной, – Лев Иванович посмотрел на Сергея, который все время, пока Гуров любовался фото, смотрел на него и на его реакцию.

– Мне кажется, что переписывался Пропп именно с ней, – высказал свое мнение техник и стал набирать пароль входа в секретную почту дантиста.

– Вполне возможно, – согласился Гуров. – Но она ведь моложе его почти на пятнадцать лет.

– Ну так и что? – удивился Сергей. – Любить не запрещается в любом возрасте. А уж кого любить, это тем более не мы выбираем. У меня вот мама второй раз замуж вышла. Так ее муж – почти мой ровесник. И ничего, отлично ладят.

Гуров ничего не ответил. Он уже сел за стол и открывал переписку Проппа с таинственной незнакомкой. Начал он с последних писем, которые были датированы декабрем прошлого года. И хотя писем за месяц и Проппом, и женщиной было написано много и все они были в основном личного характера, но было в них и еще что-то, что показалось Гурову весьма странным, но заслуживающим пристального изучения. Это было упоминание о жене дантиста – Регине и ее связи с Москвиным, а также намек на какие-то документы. Но что это были за документы, нужно было выяснять, внимательно вычитывая все письма, а времени на это у Льва Ивановича сейчас не было.

– Видите, – обратил внимание Гурова техник на одну из особенностей писем, – имени женщины дантист ни в одном из писем не называет. Только ласковые имена, из которых невозможно понять, как ее зовут. Кстати, я пытался узнать по ее е-мейлу, кто она такая, но она писала с какого-то странного адреса, на который я пока что, – Сергей сделал ударение на свои последние слова, – не вышел.

– А если выйдешь, то сможешь узнать, кто она такая? – спросил Гуров.

– Не факт. Понимаете, она могла ввести и выдуманные имя и фамилию.

– Слушай, у меня сейчас времени на изучение всей переписки нет. Ты можешь это, – Гуров показал на почту Проппа, – распечатать или переслать ссылку на эту почту на мой телефон? Я тебе запишу номер.

– Можно и распечатать, – пожал плечами компьютерщик, – но на это много бумаги уйдет. Давайте лучше я ссылкой скину. Войдете туда в любое время и почитаете.

– Слушай, а давай-ка я тебе не свой телефон дам, а своего коллеги. – В голову Гурову пришла мысль, что перепиской дантиста мог бы заняться и Крячко. Ему все равно в больнице сейчас делать нечего.

Он продиктовал Сергею телефон Станислава, потом договорился, что техник заодно на этот же телефон скинет и фотографию незнакомки, и, сославшись на занятость, отправился заканчивать допрос Черепанова.

Глава 25

– Станислав, ты как там себя чувствуешь? – выйдя из техотдела, Гуров тут же позвонил Крячко.

– А как ты думаешь? – недовольным голосом ответил Станислав. – Лежу тут как дурак. Только что вот Антоновну выпроводил. Приехала, навезла всякой всячины домашней, словно я тут с голоду пухну, и давай причитать надо мной, как над покойником. Еле отделался от нее. Одно хорошо – она мне костыль привезла, теперь могу хоть до сортира допрыгать самостоятельно.

– Наталье звонил?

– Звонил, – вздохнул Крячко. – А минут через десять мне уже твоя Мария позвонила с сочувствиями, а потом и наш любимый начальник.

– Что, и Орлову жена доложила? – рассмеялся Лев Иванович.

– Доложила.

– Ты о свидетельнице справлялся? Как она там?

– Пока без изменений. Я даже в реанимацию к ней заглядывал, втайне от персонала, так сказать. И чего я тут выжидаю? Очнулась, так позвонили и сообщили бы, – стал ворчать Станислав.

– Вот чтобы тебе было не так скучно, я тебе работу нашел. Сейчас на телефон тебе придет эсэмэска от компьютерщика, там будут логин и пароль на секретную почту Проппа…

– Секретную? – не понял Крячко.

– Да. Он этот е-мейл так зашифровал, что его еле нашли. Он с этой почты только с одним человеком переписывался. С женщиной. Ее фото… Я так думаю, что это она и есть на фотографии. Так вот, его тебе тоже вышлют. Посмотри и свяжись с помощницей Проппа в клинике. Как ее – Берестова, да?

– Да, Алла Григорьевна, – подтвердил Станислав.

– Вот, с этой Аллой Григорьевной свяжись и вышли ей на опознание это фото. Может, она эту женщину знает или видела, что она к Проппу приходила…

– Думаешь, что у нашего дантиста была любовница? – заинтересовался Крячко.

– Не думаю, а почти уверен, – ответил Лев Иванович. – Посмотрел пару писем из их переписки. А фото этой женщины, которое тебе вышлют, он тоже шифровал – прятал среди рентген-снимков у себя в рабочей папке.

– Прямо-таки шпионские страсти, – рассмеялся Крячко.

– Это еще не все, – перебил его Гуров. – В письме из той засекреченной почты, которое я успел прочитать, упоминалась связь Патрушевой с Москвиным и какие-то документы. Так что думаю, что если мы найдем эту женщину, то это наш шанс связать убийство Проппа с Москвиным и Региной Михайловной.

– Было бы здорово, если так.

– Вот и работай. Читай переписку, вникай, а потом выложишь все, что узнал, а заодно и свои соображения. И не забудь о фото.

– Хорошо, понял.

– Тогда до связи.

Гуров уже почти дошел до кабинета Сладкова и собирался зайти, как его опять остановили. К нему быстрым шагом подошел один из криминалистов, тот самый Евгений, который накануне занимался обыском машины Проппа.

– Лев Иванович, – парень протянул Гурову стопку бумаг. – Тут все отчеты по вчерашнему обыску. Посмотрите.

– А если коротко? – Лев Иванович выжидательно посмотрел на криминалиста.

– Если коротко, то в багажнике выявлены небольшие пятна крови, которые, если судить по группе и резус-фактору, могут принадлежать двум людям – Проппу и кому-то еще. Но не убитой девушке. У той – первая группа, а найденные следы относятся к четвертой отрицательной – очень редкой, кстати.

– Слушай, будь другом! – Лев Иванович быстро сориентировался в ситуации и понял, что кровь, найденная в багажнике, могла принадлежать кому-то из убийц. – Посмотри в данных на Котелкова и Шершенева – может, у кого-то из них такая же группа? И перезвони мне.

– Ок, сделаю.

– Что-то еще?

– Да, я же не договорил, – Евгений откашлялся. – В комнатах у Проппа – все чисто. Это можно списать или на то, что там делали уборку, или на то, что если там кто-то и был, то он позаботился, чтобы не оставлять следов. Но! – Криминалист сделал многозначительную паузу и, посмотрев на Гурова, продолжил: – В одной из рубашек Проппа – из тех, которые висели в гардеробной – нашли в кармашке записку, бумажка была свернута в маленькую трубочку. Вернее, даже не записку, а номер телефона. И положил ее туда уж точно не сам Пропп.

– Даже так! – Гуров весь обратился во внимание. – Говори.

– Отпечатки пальцев смазанные и не поддаются определению. Но если судить по их размерам, то эту бумажку положила женщина. Кстати, наши криминалисты подтверждают, что почерк, каким были записаны цифры телефона, тоже принадлежит женщине.

– Ага, все сводится к банальному «шерше ля фам», – кивнул Гуров. – Что ж, будем искать женщину. Кстати, вроде были еще какие-то подозрительные следы в ванной. Сток проверяли?

– Там все чисто, – ответил Евгений. – Темный след – это ржавчина. Если Проппа и застрелили, то точно не у него дома. Кровь в багажнике хотя и его, но, по заверению спецов, скорее из носа, чем из артерии. Что не скажешь о втором, незнакомом следе – там кровь, скорее всего, из раны. Может, кто-то из убийц руку поранил?

– Может, и так. Ладно, если что, я в кабинете. Как что-нибудь узнаешь, так сразу по внутреннему телефону звони и докладывай.

– Понятно.

Криминалист ушел, а Лев Иванович открыл наконец-то двери кабинета. Черепанов стоял у приоткрытой форточки и курил, а Варежкин читал какие-то документы.

– Вот, на тебе, потом еще и это почитаешь, – протянул ему отчеты криминалистов Гуров. – Новостей у нас хоть лопатой греби, а толку пока мало, – ответил он на вопросительный взгляд Варежкина. – Но это все – потом. А пока будем слушать, что вы, Черепанов, нам расскажете.

Бородач торопливо докурил, выкинул бычок в форточку и, прикрыв ее, прошел к стулу, на котором сидел во время допроса.

– Так чего рассказывать-то? – вздохнул он. – Я же говорю, что мало что видел и слышал. Два дня я сидел в сторожке безвылазно. К тому же они меня постоянно водкой поили. Из сторожки я вышел, только когда эти снежные фигуры в «КамАЗ» грузили и вывозили с территории.

– Так вы не видели, кто вырезал эти фигуры? – прищурившись и склонив голову набок, спросил Черепанова Лев Иванович. Он чувствовал, что сторож говорит меньше, чем знает на самом деле. – Вот даже не пытались посмотреть, кто на доверенной вам территории дома отдыха хозяйничает? Не сами же Кот с Шестом развлекались и лепили такую забаву?

– Нет, наверное, – замялся сторож. – Куда им до таких произведений! У них руки-то знаем откуда растут, – усмехнулся он в бороду. – Настоящий скульптор их делал, это и мне, убогому, понятно.

– Скульптор с большой буквы? – уточнил Гуров.

– Он, – не сказал, а скорее выдохнул Черепанов.

– Так вы сами-то видели Москвина на территории «Весты» или это только ваши догадки?

Черепанов запустил пятерню в лохматую и густую бороду и молчал. Он явно размышлял: есть ли у него шанс выпутаться и не отвечать напрямую на этот вопрос или стоит все-таки сказать правду? Лев Иванович понимал, что этот угрюмый, молчаливый и одинокий по жизни мужик хотя и завязал со своим воровским прошлым, но привычек и замашек матерого урки не оставил. Не в воровских правилах было доносить на своих корешей, пусть даже бывших корешей, но когда-то деливших с тобой и нары, и пайки, и курево.

– Ладно, можете не говорить, – вздохнул Гуров. – Но ведь все равно рано или поздно мы докажем, что к убийствам причастны и Котелков, и Москвин. И тогда вас, Черепанов, привлекут за укрывательство преступников, а то и за соучастие…

– Какое соучастие! – неожиданно вышел из себя до этого момента спокойный Черепанов. – Я и видеть не видел, чем они там занимались!

– Вы ведь только что сказали, что присутствовали при погрузке снежных фигур. Так? – усмехнулся Лев Иванович. – А в них как раз и были спрятаны два трупа. О прошлом и Кота, и Шеста вы были осведомлены. Так? Сидели с ними вместе, пистолет вот у Шершенева видели. Так? – давил на психику точными вопросами Гуров. – Все ваши показания записаны и на бумагу, и на камеру. Видите, компьютер включен? Все записывается. Антон, подтверди, – обратился он к Варежкину, и тот, поняв, что Лев Иванович разводит свидетеля, бодро подтвердил: да, мол, все на камеру пишется.

– Черт бы вас взял! – досадуя, зло выплюнул слова Черепанов. – Ладно, все расскажу. Но с условием, что пока этого Москвина и Котелкова не арестуете, будете меня в одиночной камере держать. Не хотелось бы мне перо в бок на старости лет получить. Я, может, только жить начал. С женщиной вот хорошей познакомился недавно…

– Одиночная камера? Да без проблем! – подмигнул Антону Гуров, и тот, кивнув, приготовился записывать показания бородача.

Но не успел Черепанов заговорить, как зазвонили сразу два телефона. Один – в кармане у Гурова, а второй – телефон внутренней связи.

– Антон, послушай, – Лев Иванович кивнул на стационарный допотопный аппарат, а сам приник ухом к своему мобильному, отойдя на несколько шагов от свидетеля. – Слушаю, Станислав, что-то срочное? А то я тут занят немного…

– Срочно или не срочно, но знать ты должен, – перебил его Крячко. – Эта женщина, что на фотографии, ну, та, которую мне прислали, – это Людмила Тихорецкая. Наша свидетельница, которая сейчас в коме. Такие вот дела.

– Помощница по дому у Проппа? – удивился Лев Иванович. – Ничего себе! Значит, у них с дантистом была связь? Ты читал их переписку?

– Нет еще. Я только недавно все получил и еще даже не открывал е-мейл Проппа. На фото посмотрел и сразу тебе позвонил.

– Тогда вполне возможно, что и записку с номером телефона сунула в карман его рубашки тоже она, – задумчиво произнес Лев Иванович.

– Какой рубашки и какой телефон? – не понял Крячко.

– Срочно узнай номер телефона нашей свидетельницы и вышли мне его эсэмэской, – не стал объяснять Гуров.

– Сейчас пойду и узнаю, – Крячко понял, что сейчас не время задавать вопросы, и отключился.

Лев Иванович решительно шагнул к столу, за которым сидел Варежкин и вопросительно смотрел на полковника в ожидании, когда тот спросит его о звонке. Но Гурову явно было не до того. Он схватил пачку с отчетами криминалистов и стал быстро просматривать листок за листком. Найдя нужную информацию, он, не глядя на Антона, протянул руку, и молодой оперативник вручил ему авторучку. Гуров быстро нацарапал на подвернувшемся под руку клочке бумаги несколько цифр и только тогда посмотрел на Варежкина.

– Кровь Кота, – коротко сообщил Антон, и Лев Иванович понял, что кровь, найденная в багажнике автомобиля Проппа, по группе и по резус-фактору полностью совпадает с кровью Котелкова. И это была для них хорошая новость, потому что теперь у них был резон поехать к Коту с обыском и даже с ордером на его арест.

Глава 26

– Второго числа они приехали уже на двух машинах, – стал рассказывать Черепанов. – Я в первый раз сказал, что точно не помню, на какой машине они приехали… Так вот, это был «крузак». А вот второй раз эту машину я уже не видел. Я услышал, как к воротам кто-то подъехал, и успел выглянуть в окно, перед тем как вошел Шест. Кот как раз выходил из «Шевроле Нива», чтобы ворота, значит, открыть, а за его машиной стоял «Мицубиши Паджеро». Спорт-3, кажется, но я в марках не силен, поэтому точно не скажу. Черный большой внедорожник – это точно.

– Ага, погоди-ка, – остановил Черепанова Гуров и, набрав на стационарном какой-то номер, сказал в трубку: – Сергей, быстро узнай, какой автомобиль зарегистрирован на Котелкова, а заодно и на Москвина Артура Викторовича. Да-да, сразу же мне и перезвони. Рассказывайте дальше, – повернулся он к сторожу.

– Тут на крыльце шаги послышались, – продолжил Черепанов. – Я быстро отошел от окна и притворился, что сижу за столом пьяный и мне ничего не интересно, кроме водки. Вошел Шест и обрадованно так говорит мне: принимай, мол, гостей. А я сижу, чувствую, что встрял в историю, и молчу, не знаю, что ответить. Страшно мне стало. Они меня до темноты из сторожки не выпускали, я уже говорил. Приходили только воду в ведра у меня набирать да пожрать. Зачем им та вода, я и не знал, пока на следующий день эти фигуры снежные недалеко от одного из корпусов не увидал.

– Получается, что тот, кто эти снежные статуи делал, к вам даже и не заходил? – спросил Лев Иванович, с недоверием посмотрев на сторожа.

– Нет, не заходил, – покачал тот головой. – Вообще-то все корпуса зимой обогреваются. Чтобы, значит, штукатурка не лопалась и весной ремонту меньше было, – добавил он. – Жить там можно, спать тоже можно – тепло в корпусах-то. Только вода отключена, и свет тоже, и столовая не работает. А у меня в сторожке плита отдельная и ввод освещения тоже отдельный. Наверное, они с собой харчи привозили. Кот только чайник у меня несколько раз брал. Воду в нем кипятил и уносил куда-то, а потом возвращал.

– Так вы все-таки видели сами или нет, кто на черном «Мицубиши» приехал, или только догадывались, что это был Скульптор? – Гуров опять пристально посмотрел на Черепанова.

На этот раз сторож не стал юлить и выкручиваться, а, покосившись на Варежкина и на ноутбук, с которого, как он думал, его записывают, вздохнул и ответил:

– Видел я его, Москвина этого. На следующий день видел. Кот уже ближе к вечеру, еще не темно было, вошел в сторожку, по всему видать довольный, и говорит Шесту, который как раз со мной в сторожке был: пойдем, мол, выйдем, кое о чем перетереть надо. Они и вышли. Шест-то меня с самого утра водкой поил, думал, что я в дымину пьяный. Но у меня особенность организма такая, что я хоть и пьянею, но в себе всегда остаюсь. То есть все соображаю. Да, утром могу много чего не помнить поначалу, но пока не вырублюсь, все отлично помню…

Черепанов вдруг закашлялся, поперхнувшись, и Лев Иванович подал ему стакан с водой. Сторож опрокинул воду в себя одним движением, словно стопку водки выпил, вытер ладонями заслезившиеся глаза и продолжил говорить:

– Я тогда притворился, что заснул прямо за столом. Поэтому, наверное, Шест не просто вышел с Котом на крыльцо, а отправился с ним, как я понял, полюбоваться, что ли, этими снежными фигурами. Я услышал, что шаги и разговор от крыльца удаляются, ну и подскочил к окну. К тому, что на корпуса выходило, а не на дорогу. Занавеску, значит, чуть приоткрыл и выглянул. Кот и Шест как раз к кому-то, кто стоял ко мне спиной, подходили. А потом этот мужик в толстом красном свитере с оленями и такой же красной шапочке с маленьким помпоном на макушке повернулся к ним, и вот тогда-то я его и узнал, Скульптора этого.

– Вы хотите сказать, Москвина? – уточнил Лев Иванович.

Тут на телефон полковника пришло сообщение, и он отвлекся. Прочитав сообщение, Лев Иванович нахмурился, потом озадаченно глянул на Варежкина, который, в свою очередь, вопросительно смотрел на Льва Ивановича. Гуров не ответил на его молчаливый вопрос, но, посмотрев на Черепанова, дал понять капитану, что все вопросы они обсудят позже.

– Значит, под словом «скульптор» вы имеете в виду кличку Москвина? – обратился Лев Иванович к сторожу.

– Да, это он и был, – Черепанов наклонил голову. – Москвин.

– А вы его давно знаете? – спросил Варежкин.

– Давно. Артур еще совсем молодым был, когда срок получил. Мы с ним в разных отрядах, но на одной зоне срок тогда отбывали. Давнее это дело, – задумчиво ответил Черепанов и надолго замолчал.

– И что было потом? – поторопил его с рассказом Гуров.

– Потом Шест перебросился парой слов с Котом и Москвиным и к ближнему корпусу ушел. Но через пару минут вернулся, радостно щерясь, видать, что-то смешное увидал. Это я потом уже понял, что он над выдумкой Скульптора смеялся. Кот ему что-то сказал, и Шест еще больше оскалился, махнул рукой и посмотрел в сторону сторожки. Ну, я от окна отошел, чтобы он меня не заметил, значит. Вот и все. Я опять притворился, что сплю, а через минуту Шест в комнату вошел и, чувствую, смотрит на меня – да так пристально!

– А выпустили вас из домика, я так понимаю, когда уже фигуры грузили? – спросил Гуров.

Сторож кивнул, а Лев Иванович вздохнул и, посмотрев на часы, добавил:

– Сейчас я выйду и переговорю, куда вас можно на время разместить. Может, найдут какое-нибудь помещение, чтобы подержать вас там до вечера или даже до утра. Все зависит от того, как быстро мы получим разрешение на задержание Кота и Москвина.

Гуров вышел, поманив за собой из кабинета и Варежкина.

– Слушай, Антон, я от Станислава Васильевича эсэмэску сейчас получил. Он мне номер телефона Тихорецкой скинул. И этот номер совпадает с тем, который мы нашли в рубашке Проппа. Надо посмотреть в распечатках, звонила ли она дантисту на его телефон, который мы уже проверяли, и когда звонила в последний раз. Потому что если они шифровались, то возможно, что у Проппа для связи с ней был другой телефон, вернее сим-карта с другим оператором. А значит, и номер, о котором мы пока еще не знаем. Поэтому если контакта Тихорецкой нет в основном телефоне дантиста, то нужно будет искать другую симку. Ты понял?

– Понял, Лев Иванович, сделаю, – кивнул Варежкин. – Я вот что думаю. Надо разрешение срочно на обыск брать…

– Да-да, – улыбнулся Лев Иванович и похлопал Антона по плечу. – Именно этим я сейчас и займусь. Посмотрим, что покажет обыск у Михайлюка и Шеста. А Кот от нас, а тем более Москвин никуда не денутся. За их передвижениями следят. И должны еще позвонить насчет машин, – напомнил полковник.

Варежкин вернулся в кабинет, а Лев Иванович направился прямиком к начальнику владимирского уголовного розыска, чтобы решить с ним все возникшие в ходе следствия вопросы.

Глава 27

Изучать переписку Проппа с Тихорецкой Станислав Крячко начал не торопясь и с самого начала. И то, что он открывал для себя в этой переписке, мало-помалу выстраивалось в одну картину с тем, что Крячко уже знал о Проппе и его взаимоотношениях с женой и детьми. Кирилл Исаевич в своих письмах к любимой женщине был предельно открыт и рассказывал ей все, начиная от своего отношения к любимой работе и заканчивая семейными и личными проблемами. Он не жаловался, нет. Этого в письмах Крячко не обнаружил. Дантист просто делился чувствами и переживаниями.

Оказалось, что познакомился он с Людмилой еще до того, как она пришла к ним в дом в качестве помощницы по хозяйству. Тихорецкая долго работала у одного из замов мэра города и еще у двоих работодателей, которые платили ей весьма неплохие деньги. Поэтому лечить зубы она вполне могла позволить себе и в частной клинике у лучшего в городе стоматолога. Там они и познакомились. Оба одинокие, они неожиданно даже сами для себя почувствовали друг к другу сначала симпатию, а потом и более глубокие чувства.

С какого-то момента они стали переписываться, потому как Кирилл Исаевич считал (так он сам написал Людмиле в одном из своих писем), что по телефону всего не скажешь, а во время личных встреч у них очень мало времени для откровений. Первые их письма, которые они начали писать друг другу три года назад, сначала ничем особенным не отличались от писем просто влюбленных людей, и читать интимную и очень личную переписку Крячко было немного стеснительно.

Но примерно за полтора года до трагических событий в письмах стали проскальзывать весьма любопытные факты. Пропп рассказал Людмиле, что у него произошел серьезный разговор с женой и он просил дать ему развод и даже сказал ей, что любит другую женщину. Не называя имени, конечно же. Но Регина Михайловна рассмеялась ему в лицо и отказалась даже обсуждать эту тему, цинично заявив мужу, что развод он никогда не получит и что он обязан ей, Регине, всем в этой жизни – и своим положением, и тем, что заведует клиникой, и даже всеми благами, которыми пользуется.

Прочитав ответное письмо Тихорецкой, Станислав подумал, что Людмила является женщиной весьма незаурядной, несмотря на профессию уборщицы. Именно она предложила Проппу вариант выхода из сложившейся ситуации. Не совсем честный вариант, но единственно, на ее взгляд, правильный. Она предложила своему любимому попробовать собрать компромат на супругу и шантажировать ее, чтобы она дала ему развод. Тогда Тихорецкая еще не понимала, во что ввязалась. Мало кто в городе из простых людей знал, что представляет собой любовник Патрушевой Москвин.

Не знала этого, по всей видимости, не только Людмила, но и сам Пропп. До встречи с Тихорецкой дантист сквозь пальцы смотрел на адюльтер своей супруги с местным воротилой и бизнесменом, мечтая только о том, чтобы его оставили в покое наедине с его работой, книгами и музыкой. Но потом, когда в его жизнь вошла любовь, он на многие вещи стал смотреть совсем по-другому. И он позволил себя уговорить и вместе с Людмилой стал собирать на жену не только фотографии, где она встречается с Москвиным (как понял из переписки влюбленных Крячко, следила за Региной Михайловной и фотографировала ее и ее любовника именно Людмила), но и компромат покруче. А именно – документы о незаконных сделках и договорах, о получении взяток и незаконных переводах денег на одноразовые счета. Хотя все в городе знали, что Патрушева, будучи замом мэра, имела доступ к городской казне, но никто и подумать на нее не мог, что она запускает туда свою руку.

Крячко нашел в переписке информацию, где Пропп и Тихорецкая обсуждали скандал, разразившийся вокруг прежнего мэра города. Его тогда сняли с должности и обвинили в растратах городского бюджета и коррупции. Но только обвинили. Дело, открыв, сразу же закрыли, якобы из-за неимения веских улик и оснований. Пропп предположил тогда, что именно Москвин приложил свою руку к тому, чтобы дело по-тихому закрыли. А Регина Михайловна как раз после этого скандала уволилась из администрации и была (по мнению Проппа, стараниями все того же Москвина) выдвинута в городской совет депутатом.

Подробностей о компромате в письмах Крячко так и не нашел. Из писем было непонятно, как именно собирались компрометирующие Патрушеву и Москвина документы, неясным было и то, в бумагах были эти документы или в каком-либо другом виде.

Ясно Станиславу Крячко было только одно – Москвин каким-то образом узнал, что Пропп собирается шантажировать его и его любовницу, и решил забрать у дантиста эти документы.

«Очевидно, что Патрушева тоже знала и о связи Проппа с некой женщиной, раз он пишет, что сам сказал ей об этом, и о том, что ее муж собирается ее и Москвина шантажировать некими документами, – размышлял Станислав. – Наверняка ее любовник ей об этом сказал. Она пыталась найти их сама у него в комнате, но не нашла. Тогда инициативу перехватил Москвин, который решил действовать своими, разбойничьими методами и нанял для этого Кота и Шеста. Естественно, что после того, как они «поработали» с дантистом, они не могли оставить его в живых».

Крячко набрал на телефоне номер Гурова и выложил ему все, что он узнал из переписки, а также свои соображения по этому поводу.

– Наверняка так оно и было, – согласился Лев Иванович с другом, прежде поделившись с ним теми сведениями, что узнал от сторожа Черепанова. – По отчету судмедэксперта, Проппа не просто застрелили, а сначала, раздев донага, обливали водой. И произошло это, скорее всего, за городом, в этом доме отдыха. Надо уточнить у Черепанова по поводу выстрелов. Слышал ли он их или нет…

– Он мог и не слышать, если они убили Проппа ночью. Мог быть в алкоотключке.

– Да, и такое может быть, – согласился Гуров. – Придется нам в «Весте» делать обыск не только в коттедже, где предположительно ночевал Москвин, но и во дворе, где он работал, создавая свои, так сказать, снежные шедевры. Я сразу, как только начал общаться с Патрушевой, понял, что она врет и многое скрывает, – после паузы добавил Лев Иванович. – Надо бы мне с ней еще раз встретиться. Хотя не думаю, что она признается. Как там Тихорецкая? – поинтересовался Лев Иванович на всякий случай, хотя и так знал, что ответит Станислав.

– Как только будут изменения в ее состоянии, я сразу же позвоню, – ответил Крячко. – Вы не запрашивали распечатки телефонных разговоров ее и Москвина? Наверняка в них можно найти много интересного об их связи друг с другом и с другими членами этой шайки. Больше никакими словами этот союз не назовешь.

– Пока не запрашивали, – ответил Лев Иванович. – Веских оснований не было. Только предположения. Но теперь, думаю, стоит заняться и этой парочкой.

– Так давай я запрос сделаю, – предложил Крячко. – Все равно заняться пока нечем. Переписку Проппа и Тихорецкой я практически всю изучил.

– Попробуй. У тебя есть их номера телефонов?

– С собой нет. Можешь сбросить?

– Могу только телефон Регины Михайловны дать. А вот номер Москвина нужно еще искать. Да и кто знает, сколько на него сим-карт зарегистрировано…

– Вот давай я этим и займусь, – с энтузиазмом отозвался Крячко. – В больнице вайфай отлично ловит.

– Тогда действуй, а мы в поля пойдем, – усмехнулся Гуров. – Местное начальство нам людей только на сегодняшний вечер дало. А обысков надо провести не меньше двух. Притом срочно. Один – у Котелкова, другой – в «Весте». И все успеть до темноты. А ты – действуй. И держи меня в курсе.

Глава 28

Поговорив со Станиславом, Лев Иванович не сразу направился в кабинет Сладкова, а решил пойти к кофейному автомату, что стоял в коридоре, и налить Черепанову и Варежкину кофе. Сам Гуров был на взводе и кофе не хотел. Не до кофе ему было. Он только что вышел от начальника местного угро, которому подробно рассказал о том, что они разузнали сегодня об убийстве дантиста. Начальник понял всю срочность просьбы Гурова, позвонил и договорился по поводу выписки ордера на арест Котелкова и обыска в его частном доме.

– Людей у нас не так много, и все заняты. Своих дел полно у каждого. Так что дам помощников только на сегодня. Успевайте как-нибудь.

– Хорошо, – согласился Гуров.

– Разделитесь на две группы. Вы сейчас берите часть людей и сразу поезжайте в дом отдыха. А я дождусь, когда Ренат освободится, и отправлю его к Котелкову, – посоветовал Гурову начальник местного управления, чуть полноватый, лысый подполковник, который, по мнению Льва Ивановича, был отличным руководителем и точно знал, как нужно управлять доверенным ему отделением, чтобы добиться хорошей раскрываемости.

– Ордер я ждать не буду, – сказал Гуров. – Потом к документам приложу. Думаю, что хозяин «Весты» с нас требовать его прямо сейчас не станет.

– А если и станет, то дайте ему мой номер телефона, – начальник протянул Гурову визитку. – Пусть со мной все вопросы решает. Я знаю, как его убедить и успокоить.

На том и разошлись, и теперь Лев Иванович, нетерпеливо глядя на часы, ждал, когда ему позвонят из лаборатории и скажут, что группа готова к выезду на место.

– Вот, возьмите кофе, – протянул он стаканчики сторожу Черепанову. – Минут через двадцать придет дежурный и проводит вас в одну из камер изолятора. Вам повезло, что сегодня она свободная, – усмехнулся он. – Сам я минут через десять тоже уеду, – обратился он к Варежкину. – Договорился с обыском в «Весте».

– А мне что делать? – обиженно спросил Варежкин, отодвигая свой стаканчик с кофе от себя.

– Ты дождись Рената и езжай с ним на задержание Котелкова. Ну и обыск в его доме заодно сделаете.

– Вот это дело! – повеселел Варежкин. – А то я было подумал, что вы меня сейчас бумажной работой завалите.

– Завалим, но завтра, – наставительным голосом заметил Лев Иванович. – Сегодня надо срочно Котелковым заняться. Похоже, что расследование движется к завершению.

– Значит, и на Москвина уже что-то есть? – осторожно спросил Антон, посмотрев украдкой на Черепанова.

– С Москвиным все пока сложнее, чем хотелось бы, – не вдаваясь в подробности, ответил Гуров. – Но и с ним в свое время разберемся. Будем надеяться, что Тихорецкая вскоре очнется и с ней можно будет поговорить. Ты смотрел, что есть в распечатках по поводу ее звонков Проппу?

– Смотрел. Но звонков от нее у дантиста не нашел. Наверное, все-таки у них для связи был другой телефон. – Антон по своей давней привычке пожал плечами.

– Вот пока ждешь Рената, попробуй найти этот второй номер. – Гуров ненадолго задумался и добавил: – Сделай запрос на разных операторов и по Проппу, и по Тихорецкой. Хотя мне почему-то кажется, что искать другие номера нужно только на Людмилу Романовну, а не на дантиста.

– Почему? – удивился Варежкин.

– Потому что гаджеты Проппа люди Москвина стали бы проверять в первую очередь, а о том, что он связан с Тихорецкой, никто не знал. Поэтому логично будет предположить, что она оформляла сим-карты на свое имя, чтобы и дальше никто ни о чем не догадывался.

– Если никто не знал об их связи, то почему ее хотели устранить? – задал резонный вопрос Антон.

– На твой вопрос есть два варианта ответа… – Лев Иванович не договорил, его прервал звонок стационарного телефона. Антон взял трубку и, послушав, протянул ее Гурову.

– Это насчет машин, – коротко пояснил он.

– Сергей? Ну, что ты узнал? – Гуров нетерпеливо выслушал ответ криминалиста, взял листочек с ручкой и быстро записал названные ему цвета, номера и марки машин. – Отлично, спасибо.

Он положил трубку на место и, довольный, посмотрел на Черепанова.

– Вы были правы, на Москвина действительно зарегистрирован черный «Паджеро», а у Котелкова есть «Шевроле Нива». Кстати, совсем забыл. – Лев Иванович взял чистый лист бумаги и вынул из органайзера черный маркер. – Нарисуйте-ка мне расположение корпуса, где жил Москвин, и место, где стояли снежные фигуры. Вчера весь день снежок валил, а перекапывать всю территорию вокруг корпуса у нас нет времени. Кстати, вы входили в корпус после того, как все ваши гости уехали? Знаете, в какой комнате ночевал Скульптор? – задал он неожиданные для Черепанова вопросы.

– Входил, – не стал отпираться бородач. – Только там и следов пребывания кого бы то ни было нет. Все за собой прибрали, черти.

– Ну, мы тоже еще посмотрим. Глядишь, и найдем что-нибудь интересное – то, что вы не заметили. Надеюсь, что вы там сами не прибирались? Чтобы подстраховаться? Ваших пальчиков там не найдем?

– Нет, – немного испуганно замотал головой сторож. – Я просто зашел и посмотрел, а потом сразу вышел. Ничего даже не трогал.

– Ну и хорошо, – непонятно кому ответил Лев Иванович. Он наклонился к сторожу и внимательно смотрел, как тот рисует. – У вас отлично и понятно получается! – удивился он. – Кто вы по профессии?

– Инженер я, – с некоторым сожалением или грустью в голосе, как показалось Гурову, ответил Черепанов. – В молодости, после института, в конструкторском бюро проработал чертежником несколько лет.

– И чего не работалось… – Гуров еще хотел что-то добавить, но тут в кабинет заглянул Евгений.

– Едем, Лев Иванович, – сказал он. – Времени в обрез. Скоро начнет темнеть.

– Бегу, – полковник на ходу стал натягивать куртку и, забирая из рук Черепанова листок с планом, обратился к Варежкину: – Антон, жди Сладкова и не забывай о телефоне. Встретимся вечером, тогда и отвечу на твой вопрос.

* * *

Встретились все трое в кабинете Сладкова только после половины девятого вечера. Но рабочая суета так их закрутила, что обсуждать с Антоном варианты причин устранения Тихорецкой было некогда.

Перед тем как распустить по домам всех, кто участвовал в обыске и в аресте Котелкова, решили быстро провести оперативку и предварительно обсудить, что удалось найти и на что нужно будет завтра обратить особое внимание. Начали с результатов обыска в квартире Михайлюка и комнате Шершенева.

– У Шеста особо и искать-то было нечего, – стал докладывать Сладков. – Он тип прожженный и урка опытный. В комнате ничего запрещенного законом не держал и вообще жил как какой-то перфекционист – у него все строго на своих местах и никаких излишеств. Словно человек там временно поселился.

– Но ведь так оно и есть – временно, – усмехнулся Варежкин. – Шершенев на свободе всегда временно находился, если судить по его биографии.

– А вот Котелков, в отличие от Шеста, явно садиться не собирался, – согласился с Варежкиным Сладков. – Он сразу после последней отсидки начал жить с размахом – и дом себе купил, и машиной обзавелся, и металлобазой его заведовать поставили, и даже на него документы, как на хозяина этой базы, оформили. Хотя я так думаю, что это только формально. Для прикрытия, так сказать. А на самом деле хозяин – Москвин.

– Ну, это пока что только теория, – перебил оперативника Гуров. – Ренат, ты не отвлекайся, давай всех по очереди обсудим. Что у Михайлюка нашли? Я так понял, что улов немалый получился.

– А то! Практически все вещи Проппа у него и были. Не успел еще сбыть, – сообщил довольный Сладков и попросил одного из оперов: – Слава, список у тебя? Перечисли, что там было интересного.

Оперативник зачитал список вещей, которые, как было обозначено в заявлении Патрушевой, могли быть надеты на ее мужа в день, когда он пропал.

– У этого Михайлюка не квартира, а склад. Похоже, что к нему несут на сбыт немало всего ворованного. Нужно в этом еще подробнее разбираться, – добавил Слава, молодой оперативник, одетый по форме и с лейтенантскими погонами.

– Это будете уже самостоятельно разгребать, – ответил ему Гуров. – Нам сейчас главное – выделить все улики, которые относятся непосредственно к убийству Проппа и Ащеуловой. Часы или перстень…

– Нашли их, Лев Иванович, нашли, – поспешил ответить Сладков. – Только вот не у Михайлюка мы их нашли. Он слишком мелкий для таких дорогих бирюлек. У Кота в доме сейф стоит. Оттуда их и выгребли.

– Жадность фраера сгубила, – прокомментировал кто-то из криминалистов.

– Дорогие часики, и перстень не из дешевых, – покивал головой Ренат. – Жалко стало Котелкову их в скупку отдавать. Решил для себя сохранить.

– А может, не отдал потому, что очень уж заметные вещицы? – предположил Лев Иванович.

– Серьги Ащеуловой – тоже необычные, – возразил Сладков, – но он их у себя не оставил.

– И куда бы он их нацепил себе? – усмехнулся Гуров. – Или у него есть любимая женщина?

– Нет, похоже, что нет у него никого, – немного подумав, ответил Сладков. – Во всяком случае, по утверждению соседей, которых мы пригласили как понятых, Котелков жил один. Хотя и водил к себе каких-то девиц время от времени.

– Что ж, оставил и оставил вещи Проппа у себя. Какая разница, почему? Нам же проще будет доказать, что он причастен к убийству. Надо Патрушеву на завтра вызвать на опознание вещей мужа. – Лев Иванович посмотрел на часы. – Времени – начало десятого. Позвоню ей прямо сейчас, пока не поздно.

Гуров встал и, выйдя в коридор, где было тихо, в отличие от прокуренного и душного кабинета Сладкова, позвонил Регине Михайловне.

Та сначала заартачилась, ссылаясь на завтрашние хлопоты – похороны мужа и последующие поминки, но потом согласилась приехать ненадолго, к девяти утра, и произвести опознание.

– А где вы их нашли? – не вытерпев, полюбопытствовала она в конце разговора.

– Этого я вам сказать пока не могу, – ответил Лев Иванович и отключил связь.

– С вещами убитых пока все понятно, – сказал он, когда вернулся в кабинет. – Если завтра Патрушева официально опознает вещи мужа, то у нас, вместе с показаниями Михайлюка, будут уже веские доказательства причастности Шершенева и Котелкова к убийству дантиста. Сюда же можно добавить кровь Кота в багажнике машины, принадлежащей дантисту, и пистолет, из которого застрелили собаку и Проппа.

– Кстати, им же, на основании свидетельских показаний, можно вменить и убийство Ащеуловой, – добавил Антон Варежкин. – Я просмотрел, пока ждал Рената, некоторые отчеты криминалистов и нашел кое-какие совпадения. Например, на подушке из машины Проппа был найден след ДНК Елены Ащеуловой. Слюна попала на ткань думки, когда ее прижимали к лицу девушки во время удушения. Это – первое. Второе – шерстинка от лохматого свитера Шершенева, частицу пуха с которого нашли в носу Ащеуловой. Это говорит о том, что у Шеста был тесный контакт с жертвой. Как-то ведь пушинка попала внутрь носа девушки.

– Да и колечко от пирсинга, которое нашли в машине, – добавил криминалист Евгений, – тоже говорит о том, что ее перевозили в той же машине, что и Проппа.

– А мы нашли и второе колечко, – неожиданно для Сладкова и Варежкина заявил Лев Иванович торжествующим голосом.

– Где? – хором спросили они.

– Нам просто повезло, – улыбнулся Гуров. – Нашли его прямо возле крылечка корпуса, в котором, по утверждению Черепанова, жил Москвин, когда делал снежные фигуры и заметал, так сказать, следы преступления. Как оно попало туда – вопрос отдельный. А повезло нам в том, что несколько дней стояла оттепель и возле крыльца снег подтаял сильнее, почти до плотного слоя, который потом присыпало вчерашним снежком. Нам только того и нужно было, что аккуратно смести сверху снег и внимательно осмотреть место возле крыльца и на самом крылечке. Кстати, в туалетной комнате номера, где обитал Москвин, нашли баллончик с краской. Я так понял, что именно этой марки краску Котелков и получал на почте.

– Отличная новость! – обрадовался Антон. – Значит, у нас есть улики и против Москвина? И Черепанов его узнал, и баллончик нашли, и колечко…

– Не торопи события, Антон, – остановил восторги молодого оперативника Гуров. – Это пока что только косвенные улики. Вот если на баллоне или в номере найдут четкие отпечатки пальцев Москвина, тогда еще можно говорить о том, чтобы предъявить ему обвинения. А так он может сказать, что Черепанов обознался и в «Весту» приезжал не он. А что касается машины, то ведь ее номера сторож не видел.

– Надо нажать на Кота и на Шеста, расколоть их, – не сдавался Антон.

– Если с Котелковым и Шершеневым нам все ясно, – не обращая внимания на ворчание Варежкина, начал рассуждать Гуров, – то с Патрушевой и Москвиным, как с заказчиками убийства, все не так просто. Улик у нас на них маловато. Нет веских доказательств и того, что им выгодно было убрать Проппа. Да, мы узнали, что Пропп собирал на свою жену и Москвина какие-то материалы об их махинациях с городским бюджетом, чтобы шантажировать жену и ее любовника и получить согласие Регины Михайловны на развод. Но где эти материалы?

– У нас есть Тихорецкая, – напомнил Антон. – Она наверняка знает, где эти документы. Ведь не зря ее пытались убить.

– Может, знает, – ответил Гуров. – Но мне кажется, что убрать ее хотели не потому, что знали, что она связана с Проппом.

– А почему же тогда? – поинтересовался Сладков, и все, кто был в кабинете, с интересом посмотрели на полковника.

Лев Иванович задумчиво осмотрел всех и сказал:

– То, что Пропп и Тихорецкая были любовниками, ни Патрушева, ни Москвин не знали. Иначе тогда уборщицу заподозрили бы в сговоре с дантистом и поймали бы их обоих в один день. Антон, расскажи, что ты обнаружил.

– Да я не все еще проверил до конца, не успел, – замялся Варежкин, но, понукаемый взглядом Гурова, ответил: – У Тихорецкой и Проппа, помимо того что они переписывались в е-мейле, о котором никто не знал, были еще и отдельные телефоны для связи друг с другом. Я пока успел узнать номера двух сим-карт, которые были зарегистрированы, как вы и подозревали, – Антон посмотрел на Гурова, – на имя Тихорецкой Людмилы Романовны. Оператор связи – «Теле-2», тогда как основной оператор у обоих – «Билайн».

– «Телетушки» им нужны были только для связи друг с другом? – уточнил Ренат Сладков.

– Да, скорее всего, так оно и есть, – подтвердил Варежкин. – А вот распечатки разговоров я еще не успел заказать. Завтра с утра созвонюсь… Но если предположить, что одну симку она брала для себя, а другую – для Проппа…

– Вот тогда и возникает вопрос – а куда девался второй телефон дантиста, с которого он созванивался со своей любовницей? – перебил его Гуров. – Первый, я так понимаю, был уничтожен бандитами…

– Необязательно они его уничтожили, – вставил свое слово Евгений. – Они могли просто вынуть сим-карту и выбросить ее. А телефончик загнать, хотя бы через того же Михайлюка.

– Да, верно, – нахмурился Лев Иванович. – Как-то в голову этот вариант не пришел, – он посмотрел на Варежкина и Сладкова. – Никаких крутых телефонов у Михайлюка или у Кота не находили?

– У Михайлюка в берлоге столько барахла! – ответил Гурову оперативник Слава. – И телефонов, и айфонов, и других гаджетов разных столько, что кто его знает – может, и пропповский телефон среди них тоже есть.

– Так. Тогда сделаем таким образом – все «Самсунги», какие есть, а именно «Самсунг», если верить заявлению Регины Михайловны, был у ее мужа, принесешь сюда, в этот кабинет, – наказал Славе Лев Иванович. – Пусть Патрушева среди них опознает тот, который принадлежал Проппу. Посмотрим, что с того выйдет. А пока вернемся к тому, о чем мы только что говорили, – ко второму телефону. Есть у кого-нибудь идея, где бы Пропп мог его держать, если ни в офисе, ни дома этот телефон мы не нашли?

– Мы могли его не найти потому, что его уже нашли Кот и Шест, – предположил Сладков. – Вполне возможно, что поначалу ни Патрушева, ни Москвин не знали, что у Проппа связь с уборщицей. Но после того, как Котелков и Шершенев побывали в доме и офисе дантиста, они могли этот телефон найти и конфисковать, чтобы передать Москвину…

– Да, ты прав, – согласился с Ренатом Гуров. – Скорее всего, так оно и было. Потому что, когда Москвин узнал, что у Проппа была связь… – Лев Иванович вдруг замолчал и махнул рукой. – Да нет же! Опять не сходится, – с досадой сказал он. – Если бы Москвин узнал о тайной связи Тихорецкой с Проппом, он бы не велел Шесту с Котом ее убрать. Ему нужны бумаги или что-то там еще, в чем находятся компрометирующие его документы, а поэтому они Тихорецкую бы просто-напросто по-тихому похитили и узнали бы у нее, где они с дантистом спрятали компромат.

– Тоже правильно. Но зачем ее все-таки хотели убить? – не унимался Варежкин.

– Антон, это очевидно, – вздохнул Сладков. – Уборку в доме делала Тихорецкая, и она могла видеть то, чего не должна была видеть. Поначалу Москвин приказал своей любовнице Патрушевой просто ее уволить и хорошо заплатить, чтобы Тихорецкая молчала о бардаке, который устроили Кот и Шест, когда обыскивали комнаты Проппа. Ну а потом все же решил подстраховаться и убрать ее совсем. Правильно? – спросил он у Гурова.

– Не думаю, что в доме был бардак, – ответил Лев Иванович. – На камерах слежения в клинике очень хорошо видно, насколько профессионально, так сказать, работают Кот и Шест. Все четко – никаких лишних движений. Но косяк с их стороны наверняка какой-то был. И косяк очевидный. Раз Москвин решил, что Тихорецкая могла на это обратить внимание и рассказать, если ее будут допрашивать как свидетельницу.

– Но опять же, куда девался второй телефон? – спросил молодой оперативник Слава. – Может, он тоже среди тех телефонов, которые мы нашли у Михайлюка? Могло же так быть, что его прихватили с собой просто так, а потом отдали подельнику сбыть?

– Могло быть все, – задумчиво и устало ответил Лев Иванович. – А поэтому нужно все найденные у Потапыча телефоны внимательно осмотреть, в том числе и на предмет отпечатков пальцев. Хотя, конечно, это не самый эффективный вариант. Попробуй еще их обнаружь… А кроме того, надо еще и поискать в них сим-карту, нужную нам, и вообще все досконально проверить.

– А не проще у этого самого Потапыча спросить, какие из телефонов ему отдали именно Шест или Кот? – спросил Слава, и все посмотрели на него, удивляясь, как им самим такая простая мысль не пришла в голову.

– Похоже, что все сегодня уже устали – мозги у всех набекрень, – констатировал Лев Иванович. – Слава прав. Надо допросить Михайлюка еще раз.

– Тем более что мне звонили из СИЗО и сказали, что он и сам надумал писать явку с повинной, – добавил Сладков. – Вот только не до него сегодня было.

– Что ж, давайте тогда отпустим всех и займемся Михайлюком, – предложил Гуров. – Время позднее, и не у всех впереди выходной, хотя завтра и суббота. Спасибо всем, кто нам помогал. И ждем уже завтра отчетов по обыску, – напомнил Лев Иванович специалистам.

– Работа у нас такая… – пропел криминалист Евгений, выходя из кабинета, и уже из коридора крикнул: – Все сделаем, раз нужно!

Глава 29

Но допрашивать Михайлюка Варежкину и Сладкову пришлось одним. Едва все разошлись и сыщики, перед тем как вызвать в кабинет задержанного и допросить его, решили перекусить, как у Гурова заиграл рингтон на телефоне. По мелодии Лев Иванович понял, что звонит Крячко.

– Соскучился или новости есть? – шутливо поинтересовался полковник у друга.

– Какое соскучился! Свидетельница наша очнулась! – радостно сообщил Станислав.

– В каком она состоянии? Ты у доктора спрашивал, как она себя чувствует?

– Лев, да мне самому только что санитарка дежурная сказала. Я сразу тебе и позвонил. Мне чтобы до доктора допрыгать…

– Ладно, сиди в палате и не прыгай, – рассмеялся Лев Иванович. – Я уже еду.

Гуров повернулся к оперативникам:

– Ну что, ребята, с Михайлюком сами тут управляйтесь, а я в больницу поехал. Не думаю, что прямо сегодня мне разрешат нашу главную свидетельницу допросить, но хотя бы узнаю о перспективах.

– И нам сразу позвоните, – попросил Варежкин.

– Антон, обязательно! – полковник вышел из кабинета быстрым шагом, на ходу накидывая на себя одежду. Но потом вдруг вернулся и сказал: – Если я вдруг завтра по какой-то причине не приеду к девяти часам, то не забудьте, что должна приехать Патрушева на опознание вещей мужа. Эх, надо бы мне ей парочку вопросов задать, но это ладно, уже потом.

– Так давайте я ей задам, – ответил Сладков, разливая себе и Антону в кружки чай. – Делов-то!

– Я тебе вопросы эсэмэской скину, – пообещал Гуров и ушел.

В больнице, как этому и положено быть в этот вечерний час, было тихо. Гурова, несмотря на удостоверение и всяческие объяснения, охранник никак не хотел впускать.

– Не положено после восьми часов, – твердо стоял он на своем, вытесняя Гурова из холла на улицу. – Завтра утром приходите. Никто вам сегодня все равно не позволит больную допрашивать. Люди ночью отдыхать должны, а не показания давать.

Гуров вышел на крыльцо, позвонил Крячко и попросил:

– Станислав, поговори с дежурным врачом, пусть меня пустят. Замерз как собака, а меня охранник даже внутрь не пускает.

– Сейчас найду кого-нибудь, – пообещал Крячко и отсоединился.

Лев Иванович прождал на улице еще почти полчаса, прежде чем двери больницы открылись и охранник недовольно буркнул:

– Входите. Ходят тут – работать мешают…

Лев Иванович, не обращая внимания на недовольное ворчание, быстро прошел в холл и стал подниматься по лестнице. На этаже его встречал Крячко, опиравшийся на один костыль, и дежурная медсестра. Не та, с которой они общались вчера вечером и утром, а ее сменщица – худая и мосластая дама средних лет, которая была явно недовольна тем, что начальство позволило Гурову подняться в отделение в столь поздний час.

– Будете шуметь и ходить по коридору без надобности, – строго глядя на полковников, заявила она, – не посмотрю, что главврач позволил вам тут находиться. Вызову охрану и выставлю. Я отвечаю за покой больных, а потому…

– Поняли, поняли, – примирительно перебил ее Станислав Крячко и улыбнулся церберше в белом халате своей самой обворожительной улыбкой. – Будем сидеть тихо, как мыши.

– Телефоном пользоваться в отделении тоже запрещено, – не обращая внимания на улыбку Крячко, дежурная поджала и без того тонкие губы и, развернувшись, направилась к своему столу.

– Слушай, ты узнавал, как там Тихорецкая? – шепотом, чтобы не обращать на себя внимания строгой медсестры, спросил Лев Иванович у Станислава.

– Да, я справлялся у дежурного доктора, – так же тихо ответил Крячко, покосившись на медсестринский пост. – Пойдем в палату, и я тебе все расскажу. Ты поесть-то хочешь? – уже нормальным голосом спросил он, когда они вошли в двухместную палату и Гуров закрыл за ними двери.

– Весь день ничего не ел, – честно признался Лев Иванович.

– Вот и отлично, – обрадовался Крячко. – Антоновна натащила мне еды как на целый взвод. Сам я на эту еду смотреть уже не могу. И соседа угощал, и сам ел как хомяк весь день.

– Соседа? – удивился Гуров, оглядывая палату, в которой, кроме них с Крячко, больше никого не было.

– Он недавно в другую палату переселился. Я доктору намекнул, что тебе тут ночевать придется и все такое. Так он сразу предложил моему соседу в соседнюю палату перебраться. С понятием доктор оказался, и сосед тоже, – улыбался довольный таким положением дел Крячко.

– Слушай, как-то неудобно получается… – начал было Лев Иванович, но Крячко его перебил:

– Да все нормально. Мой сосед все равно в соседнюю палату все время ходил. Ходячие пациенты там со всего отделения собираются и, потихоньку от персонала, в покер и в дурака режутся целыми днями. Так что ему даже еще лучше – ходить далеко не надо. Меня тоже звали перекинуться, да я не играю, ты же знаешь.

Пока Крячко рассказывал все, что он узнал о состоянии Тихорецкой от доктора, Гуров молча жевал припасы от Антоновны.

– Так что допросить ее можно будет не раньше утра, – подвел итоги Крячко. – Сейчас ей укол сделали, чтобы она выспалась и утром уже в норме была. Ее хирург говорит, что последствий комы вроде бы пока не наблюдается и все показатели в норме, но надо дать организму время оправиться от стресса. Как-то так. Ты расскажи, какие у вас новости. Обыски что-то дали?

– Все расскажу, – пообещал Гуров. – Но после того, как ты мне скажешь, нашел ли ты номер телефона Москвина и выявил ли связь с Патрушевой в день убийства Проппа.

– Вот ведь забыл совсем! – хлопнул себя по лбу Крячко. – Обрадовался, что Тихорецкая очнулась, и об остальном забыл. Конечно же нашел!

Крячко наклонился к тумбочке, что стояла между койками, и достал оттуда какие-то листочки.

– Вот эти бумажки я у медсестрички одной выклянчил. Тут в отделении бумага вообще дефицит. Так она мне из стола старшей медсестры потихоньку вынула и принесла, – улыбнулся Крячко. – Я тут все, что узнал, записал.

Лев Иванович просмотрел все данные, написанные Крячко от руки. На листочках были записаны все звонки, которые были сделаны Патрушевой и Москвиным в период с тридцатого декабря по третье января. Напротив каждого номера телефона стояло время входящих звонков и сколько они длились, а также фамилии тех, кому звонили или кто звонил.

– Слушай, а как ты все это раздобыл? – восхищенно спросил Лев Иванович. – Это же надо было запрос посылать и все такое…

– Вообще-то это не я раздобыл, – хитро посмотрел на друга Крячко. – У меня был номер телефона братишки Сладкова. Вот я его и попросил все узнать. У него ребята знакомые работают в офисе «Билайн» – он у них и узнал. Распечатки они ему обещали выслать на компьютер позже. А пока вот так, надиктовали.

– Здорово, – покачал головой Гуров. – А я, если честно, даже забыл о братишке Рената.

– Ну вот, а я не забыл. Теперь твоя очередь рассказывать.

Лев Иванович вкратце рассказал Станиславу обо всем, что они с Варежкиным и Сладковым успели нарыть за весь сегодняшний долгий день.

– И вот теперь надо бы мне узнать у Регины Михайловны, как она до такой жизни дошла, – закончил он свой рассказ. – Завтра должна прийти на опознание вещей своего мужа.

– Ха, так она тебе и рассказала, – скептически заметил Крячко. – Они с Москвиным и статус депутата ей сделали только для того, чтобы к Регине Михайловне труднее было таким, как мы с тобой, подобраться и в чем-то ее обвинить. Тут нужны прямые доказательства. Только тогда, когда таких, как они, бесов в масках благонравных, к стенке прижмешь, можно еще надеяться, что они расколются.

– Но не раскаются! – заметил Лев Иванович. – Кстати, откуда у тебя это выражение про бесов в масках? – заинтересовался он. – Раньше я за тобой таких высказываний не замечал.

– Это у меня от Натальи такое выражение, – почесал небритый подбородок Крячко. – Не знаю почему, но вдруг на ум пришло такое вот сравнение. Это она, когда с рождественской службы в этом году пришла, то со мной решила поделиться впечатлениями. Ну и примеры из речи батюшки приводила. Как-то запомнилось выражение, а теперь вот всплыло.

– Ты бы Антоновну попросил бритву тебе принести, а то мы с тобой уже вторые сутки небритые, скоро зарастем, как лешие, с бородами мохнатыми, – заметил невольное движение Станислава Лев Иванович. И ему вдруг тоже стало некомфортно со щетиной, на которую он сегодня весь день даже внимания не обращал. Не до того было.

Крячко опять полез в тумбочку и достал из ящика два одноразовых станка.

– А я уже раздобыл нам с тобой по одному, – довольный, сказал он. – Мужики из соседней палаты поделились. Завтра утром и побреемся. Сейчас кипятку не достать – столовая уже закрыта.

Друзья проговорили еще часа полтора, когда Гуров вдруг вспомнил:

– Елки-моталки, мне ведь Сладкову вопросы нужно эсэмэской выслать, чтобы он Патрушевой их утром задал!

– Ты лучше позвони, – посоветовал Станислав, посмотрев на часы. – Узнаешь заодно, что там интересного Михайлюк еще рассказал на допросе. Звони, а я на страже постою, чтобы к нам дежурная медсестра нежданно не нагрянула.

Крячко взял костыль и попрыгал к двери, а Лев Иванович набрал номер Сладкова.

Глава 30

Утром Гурова разбудил шум в коридоре. Лев Иванович одним глазом глянул на экран айфона и проснулся окончательно. За окном было еще темно, но медсестры уже начали ходить по палатам, разносить градусники, ставить уколы, раздавать таблетки.

– Сколько уже? – в полумраке палаты спросил Гурова Крячко.

– Половина седьмого, – ответил полковник и сел на кровати.

Вчера они легли поздно, и то только после того, как дежурная медсестра заглянула к ним в палату и, нахмурив брови, строго сказала: «Свет выключайте. После одиннадцати не положено, чтобы в палате горел свет».

В половине девятого, когда завтрак уже закончился и доктора начинали утренний обход по палатам, Гуров не вытерпел ожидания и заявил Станиславу:

– Все, иду искать нашу свидетельницу и доктора. В конце концов, времени у нас на долгие ожидания нет. У меня сегодня дел – по уши. Надо хотя бы узнать, когда ее можно опросить.

– Я знаю, где она лежит, – Станислав встал и, опираясь на один костыль, пошел к двери. – Пойдем, провожу.

На полпути им встретился лечащий врач Крячко. Он строго посмотрел на раненого сыщика и сказал:

– Сегодня выпишу. Не лежится ему, – покачал он недоуменно головой и пошагал по коридору дальше.

– Это правильное решение, доктор! – крикнул ему вдогонку Крячко и, повернувшись к Гурову, сказал: – Вот снимем показания со свидетельницы и дернем отсюда, пока он не передумал. За выпиской потом заедем, когда будем отбывать в Москву.

– Что, так достало лежать? – рассмеялся Лев Иванович. – Отдохнешь зато.

– Тебе бы такой отдых, – беззлобно пожелал Крячко другу и добавил: – Терпеть не могу всякие больницы и докторов.

– Зато тут сестрички симпатичные встречаются, – подкалывал Гуров.

– Не надо мне никаких сестричек с их обезболивающими уколами, – простонал Крячко. – Меня Наталья своими пирогами быстрее на ноги поставит. А вот и лечащий Тихорецкой, – толкнул он Гурова в бок. – Смотри, как раз в палату к ней входит.

Пришлось Льву Ивановичу и Станиславу ждать возле дверей реанимации, когда выйдет доктор.

– Хорошо, можете с ней поговорить, – выслушав оперативников, согласился врач. – Но она еще очень слаба, и поэтому разговор должен быть недолгим. Я ясно выразился? – многозначительно посмотрел он на Гурова.

– Да-да, – торопливо ответил полковник. – Нам бы главное узнать, а остальные детали можно и позже.

В палате Тихорецкая была не одна. Рядом с ней на стуле сидел молодой человек в белом халате и держал ее за руку. На звук открывающейся двери он оглянулся и, увидев двух входящих незнакомых мужчин, встал и вопросительно-настороженно спросил:

– Вы кто и что вам тут надо? Сюда нельзя входить.

– Нам можно, – спокойно ответил Лев Иванович и показал удостоверение. – А вы кто будете? – задал он встречный вопрос.

– Это мой сын, Алексей, – слабым голосом ответила Тихорецкая. – Леша, принеси еще один стул, – попросила она сына и, обращаясь к Станиславу, предложила, глазами указывая на стул: – Садитесь. Мне уже медсестра рассказала, что вас ранили из-за меня.

– Ну, не совсем из-за вас, – смутился Станислав и проворчал: – В больнице вести расходятся быстрее, чем телеграммы.

– Это точно, – согласился Алексей и поставил рядом с кроватью еще один стул. – Садитесь, – предложил он Гурову. – Я сегодня тут с шести утра, мне разрешили, – пояснил он, – и мне уже столько всего рассказали и о стрельбе, и о задержании бандита, который на маму напал…

– В больнице всегда так, – понимающе кивнул Лев Иванович и, чтобы закрыть тему, добавил: – Тут больше и заняться-то особо нечем, кроме как разговоры разговаривать. Вот и мы тоже пришли, чтобы с вами, Людмила Романовна, поговорить. Но сначала я сам расскажу вам все, что мы уже знаем. Но это конфиденциальная информация, – посмотрел он на Алексея.

– Алеша все знает, – ответила за молодого человека его мать. – И о наших отношениях с Кириллом Исаевичем, и обо всем остальном тоже. Пусть он останется. Я потом вам все объясню, и вы поймете почему.

Гуров рассказал Тихорецкой и о том, как они нашли тела Проппа и Лены Ащеуловой, и о найденной в ноутбуке дантиста переписке, и о документах, которые они еще ищут, и обо всем, что касалось в этой истории именно ее.

Пока он рассказывал, Тихорецкая беззвучно плакала, а ее сын с беспокойством смотрел на нее. Он несколько раз подходил и вытирал ей слезы. Сама она была так слаба, что руки поднимала с трудом.

– Вы можете хотя бы кратко рассказать нам о том, что знаете? – спросил ее Лев Иванович, когда закончил свой рассказ. – Я понимаю, вам сейчас трудно говорить. Но чем скорее мы все выясним, тем скорее сможем выдвинуть обвинения не только исполнителям убийства, но и заказчикам – Москвину и Патрушевой. Почему они решили вас убрать? Ведь для них вы просто помощница по дому. Они ведь даже не знали о вашей связи с дантистом – это нам точно известно.

– Все из-за бутылки, я так думаю, и еще кое из-за чего, – немного помолчав, ответила Людмила Романовна. – Но давайте я расскажу вам все с самого начала. А вернее, начиная с тридцать первого декабря. Дело в том, что, когда бандиты приехали в дом Кирилла… Кирилла Исаевича на его машине, я была там.

– Вы были у него дома? – не понял Крячко.

– Да. Мы с Кириллом хотели встретить Новый год вместе. Его жена уехала к детям, и мы решили, что никто нам не будет мешать провести новогоднюю ночь вдвоем. Я ждала, когда он вернется с работы. У меня был ключ от их дома, и я приехала раньше. Кирилл должен был вернуться к девяти часам. Он планировал заехать в маркет и купить все нужные продукты, а потом мы вместе хотели приготовить праздничный ужин…

Тихорецкая устало замолчала.

– Вы не торопитесь, – Лев Иванович нагнулся и успокаивающе положил свою руку на руку свидетельницы.

– Я была на кухне, достала из бара бутылку шампанского и хотела поставить ее в холодильник, но услышала, как во двор въезжает машина. Я оставила бутылку на барной стойке и подошла к окну, чтобы посмотреть. Я подумала, что Кирилл очень уж рано приехал. Да, это была его машина. Вот только вышли из нее эти трое, а не он…

– Трое? – приподнял Гуров бровь.

– Да. Москвин и еще двое. Один – невысокий и плотный, с неприятным лицом, и другой – длинный и худой.

– Вы их раньше встречали?

– Нет. В первый раз увидела… Хотя нет, постойте… – Тихорецкая сосредоточенно пыталась что-то вспомнить. – Да, вспомнила… Только сейчас вспомнила, где я видела этого толстого. Он приезжал один раз к Патрушевой. Еще летом. Я как раз уборкой занималась. Выносила коврик вытряхивать, и тут он на внедорожнике подъехал. Попросил меня позвать хозяйку, а когда я сказала, что ее нет дома, он сразу же уехал. Или нет, погодите. Сначала кому-то позвонил, а потом сел в машину и уехал.

– Хорошо. Но давайте вернемся к тридцать первому числу, – напомнил Лев Иванович.

– Когда я увидала, что они выходят из машины Кирилла, а самого его нигде не видно, я сразу же поняла, что случилось что-то плохое. Я схватила свою верхнюю одежду, сапоги, сумку и быстро поднялась наверх, в комнаты Регины. Я жутко боялась, что они тоже пойдут туда, но их интересовали комнаты этажа, где жил Кирилл.

– Вы не стали звонить в полицию, – прервал Тихорецкую Лев Иванович. – Почему? Это ведь было явно незаконное проникновение. И к тому же машина…

– Вы не понимаете. В доме отличная слышимость. Они бы меня сразу засекли, – покачала головой женщина. – Но важно не это. Важно то, что они не знали, что я там, а я могла за ними следить. В доме Кирилла Исаевича были установлены скрытые камеры – и внизу, и на его этаже…

– Камеры? Но мы ничего не обнаружили во время обыска! – удивился Лев Иванович. – Я лично все осматривал. Думал, что что-то подобное в доме может быть установлено.

– Я все сняла, когда в последний раз приходила делать уборку, – ответила Тихорецкая. – Камеры установил в доме мой сын. Он работает в фирме, которая как раз и занимается установкой камер на различных объектах, и разбирается во всей этой технологии.

– Скрытые камеры в клинике «Ариэль» тоже ваша работа?

Лев Иванович посмотрел на молодого человека, и тот кивнул и ответил:

– Да. И я же подключил камеры к рабочему ноутбуку Проппа. Там на рабочем столе у него была папка «Камеры». Но надо было ввести код, чтобы получить доступ к просмотру записей…

– Так вот откуда наш спецтехник взял видео, на котором запечатлены Кот с Шестом, входящие в его кабинет! – воскликнул Лев Иванович. – А я-то все гадал, откуда Сергей эти записи выудил, если об этих скрытых камерах никто не знал. А в доме Проппа установленные вами камеры тоже записывали? Просто на ноутбуке у Кирилла Исаевича не было обнаружено никаких записей.

– Да, запись есть, но мама вам все лучше расскажет, – Алексей глянул на мать.

– Когда я поднялась на третий этаж к Регине в комнаты, то первым делом взяла ее нетбук. Это такой маленький субноутбук, – пояснила она.

– Да, мы в курсе, что это такое, – кивнул Крячко, а Гуров посмотрел на него как на инопланетянина.

– Алеша установил камеры в доме, но подключил их не к ноутбуку Кирилла, а к нетбуку Регины, – продолжила рассказывать Тихорецкая. – Она им практически не пользовалась. Брала только, когда летала в Испанию на отдых, и то только для того, чтобы в самолете посмотреть фильмы или поиграть в игры, пока летит.

– А что, в самолете можно пользоваться гаджетами? – удивился Лев Иванович.

– Можно, если летишь в бизнес-классе и включаешь режим полета на смартфоне или на других устройствах, – ответил за мать Алексей. – За ваши деньги – любой каприз, как говорится. Хотя многие авиакомпании в России запрещают использовать технологии на борту лайнеров, но зарубежные компании смотрят на это как на вполне нормальное явление.

– Понятно, – пробормотал Лев Иванович. Хотя все равно не понимал, зачем в самолете нужно смотреть фильмы, когда лучше воспользоваться моментом и поспать, ну, или книжку почитать. Гуров вообще не был любителем разных нововведений и технологических новинок, считая, что можно вполне обойтись и без них. Раньше ведь обходились.

– Когда мы решали, к чему подключить камеры – так, чтобы потом можно было без проблем просмотреть записи, – продолжила рассказывать Людмила Романовна, – то не рискнули поставить программу на ноутбук Кирилла – знали, что его жена периодически просматривает и почту, и историю выхода в интернет, а потом докладывает Москвину. Я предложила Алексею поставить просмотр в нетбук Регины. Даже если бы она и решила его взять и что-то на нем посмотреть, то ничего такого бы не нашла.

– Мы папку с программой выхода на камеры спрятали среди системных программ, – пояснил Алексей. – А потом мама в любой момент могла бы эту папку удалить. Она приходила в дом прибираться два раза в неделю.

– И вы удалили эту папку потом, когда убирали камеры? – встревоженно спросил Лев Иванович.

– Нет, – покачала головой Тихорецкая. – Но давайте все по порядку. Так вот, когда они вошли в дом, а я спряталась на третьем этаже, то достала нетбук и, открыв видеопросмотр камер, стала следить за их передвижениями в доме. Сидела в гардеробной Регины и тряслась, боясь, что они меня найдут. Поэтому мне важно было видеть, что они там, внизу, делают и не поднимаются ли в комнаты Регины.

– И что же вы видели? – Лев Иванович понял, что сейчас он услышит самое главное.

– Толстый и худой сразу же пошли наверх, в комнаты Кирилла, и стали их обыскивать. Оба они были в бахилах и в перчатках. Они очень аккуратно брали что-то или отодвигали, все просматривали и клали на место. Наверно, для того, чтобы потом не было видно, что кто-то что-то искал.

– А Москвин? Где он был? – нетерпеливо спросил Крячко.

– Он все время оставался внизу. На кухне в основном, – переведя дыхание, ответила Тихорецкая. – Он что-то брал из холодильника, жевал… А потом он обратил внимание на бутылку с шампанским, которую я оставила на барной стойке. Он подошел к ней, пощупал – проверял, наверное, холодная или нет, поднял, посмотрел на свет. И решил, по всей видимости, освежить горло. Пошел к бару, достал бокал, открыл бутылку, налил шампанское, выпил. А потом еще два раза наливал.

– Во дает! – недоуменно покрутил головой Крячко. – И что?

– Отпечатки, – тихо выдохнула Тихорецкая. – Он брал бутылку руками, и на руках у него не было перчаток. А я знаю, что на стекле остаются очень хорошие отпечатки. Четкие.

– Мама у меня детективы разные читать любит, – улыбнувшись, пояснил Алексей.

– Это ж надо быть таким нахальным! – покачал головой Станислав и посмотрел на Гурова, а потом на свидетельницу. – Я так понял, что эту бутылку вы потом прибрали.

– Да, – слабо улыбнулась Людмила Романовна. – Но только не в этот день, а позже – третьего числа. Когда они все наконец загрузились в машину и уехали, первой моей мыслью было бежать из этого дома куда-нибудь подальше. Я догадывалась, что Кирилл где-то у них, и испугалась, что они доберутся и до меня. Узнают каким-то образом, что я была в доме. В общем, я просто убежала и поехала домой. И все о Кирилле думала. Думала, что зря мы все это затеяли с этими документами. Мне так его не хватает, я его так любила и люблю…

Тихорецкая тяжело задышала, слезы полились у нее из глаз.

– Мам, давай мы пойдем, а ты поспи. – Алексей вытер ей слезы и обратился к сыщикам: – Давайте я вам сам все, что знаю, расскажу, а с нее показания потом возьмете, когда она окрепнет.

– Да-да, пойдемте. – Гуров встал и помог подняться Станиславу. – Извините, что утомили вас своими расспросами, – обратился он к Тихорецкой.

И они вышли из палаты.

– Где мы можем спокойно сесть и поговорить? – оглядывая коридор, спросил Алексей.

– Пойдемте в мою палату, – предложил Крячко. – Меня сегодня выписывают, но там пока что никого не подселили, и мы можем спокойно побеседовать.

Гуров посмотрел на часы, которые висели на стене возле сестринского поста, и сказал:

– Вы идите, а я Сладкову позвоню и тоже приду. Надеюсь, что он с Патрушевой уже распрощался.

Гуров прошел по коридору и вышел на лестничную площадку, огляделся вокруг, не идет ли кто из медперсонала, и достал телефон.

– Утро доброе, Ренат. Как у вас обстановка? Опознание вещей Проппа уже провели?

– Привет. Да, Патрушева уже уехала, – отозвался Сладков. – Все вещи она опознала, а вот телефон узнала только один. Тот самый «Самсунг», которым Пропп постоянно пользовался. На второй, на который нам указал Михайлюк, даже не посмотрела.

– Значит, Патрушева не знала о его существовании. Что ж, отлично. А что с вопросами? Ты их ей задал?

– Конечно, – усмехнулся Сладков. – Отвечала она неохотно, но видно было по ней, что вопросами удивлена.

– Ну-ка подробней с этого момента, – оживился Лев Иванович.

– Как бы между делом я у нее спросил, в курсе ли она, что у ее мужа была любовная связь с их помощницей по дому. Она так на меня дико посмотрела! А потом фыркнула и спросила, откуда у меня такая информация. Ага, так я ей и выложил все! Сказал только, что у нас есть доказательства. Она так заволновалась, что я даже водички ей предложил. Но видно было по ней, что переигрывает, изображая удивление. Похоже, знала она все.

– Ну-ну… А на второй вопрос как она отреагировала? – Лев Иванович нетерпеливо переминался с ноги на ногу и посматривал через стеклянную дверь в отделение – не идет ли кто.

– Когда я спросил, отчего она мужу не дала развод, ведь он ее просил об этом, она на меня посмотрела как на врага народа и гордо ответила, что не собиралась по прихоти мужа разбивать семью. Мол, она депутат и должна другим показывать важность семейных ценностей.

– Ну, это уже нахальство – так заявлять! – возмутился Гуров. – У нее самой-то давно уже любовник.

– Так ведь то – у нее… А мужу нельзя было влюбляться, и уж тем более – уходить от нее вместе со всем своим добром к кому бы то ни было, – насмешливо заметил Сладков. – Я осторожно узнавал у Кота, когда мы его сегодня утром допрашивали, отчего Патрушева так держалась за своего мужа и развод ему не давала. Так он ответил, что при разводе депутатша получила бы только половину всего имущества, а после смерти мужа – все, что он имеет, и плюс доход с зубной клиники. А это немало. У него завещание на нее было написано. А при разводе завещание силу теряло.

– Так ей, оказывается, даже выгодно было, чтобы он взял и внезапно умер?

– Кто умер и что вы тут делаете? А ну-ка быстро в палату! Сейчас обход, и выходить нельзя! – раздался у Гурова за спиной строгий женский голос.

Лев Иванович вздрогнул и оглянулся. За ним с ведром и шваброй стояла пожилая уборщица и мрачно, подозрительно смотрела на него.

– Уже бегу, – улыбнулся ей как можно приветливей полковник и, распрощавшись со Сладковым, быстро прошел в отделение, провожаемый недобрым ворчанием тетки.

– Извините, что задержался, но надо было выяснить кое-какие моменты. – Лев Иванович сел на свободную кровать и посмотрел на Алексея Тихорецкого. – Давайте поступим так. Чтобы сэкономить и ваше, и наше время, я буду задавать вопросы, а вы на них отвечать. Хорошо?

– Да, – кивнул Леша.

– Тогда первый вопрос такой. Мне не совсем понятно: если у вашей мамы есть компрометирующие документы на Москвина и Патрушеву, то почему она, узнав о пропаже Кирилла Исаевича и подозревая, что его могли убить, а ведь она подозревала, ведь так? – Парень кивнул, и Гуров закончил свой вопрос: – Почему она не пошла со всеми этими уликами в полицию?

– Она не могла это сделать. Вернее, не успела. На тот момент у нее не было этих документов.

– А где же они были? – нахмурился Лев Иванович, а потом догадался: – У вас?

– Да, у меня. Но меня не было в городе. И вообще в стране не было. Я улетал отдыхать со своей девушкой в Таиланд. Вернулся только позавчера. Маму пытались убить как раз возле моего подъезда, – вздохнул Алексей.

– Понятно, – кивнул Лев Иванович. – Но документы ведь и теперь у вас?

– Да, у меня. Я могу привезти их в любой момент куда скажете.

– Что они собой представляют, эти документы?

– В основном это документация, липовая, конечно же, по разным строительным объектам, которых или вовсе нет, или они есть, но построены за меньшие деньги, чем те, которые указаны в официальных документах. Остальные деньги наверняка разворованы, думаю, это могут легко вычислить профессионалы. Среди документов – разные счета, сметы и… в общем, я не очень разбираюсь в таких бумагах, – замялся Алексей. – А достала их мама у Регины Михайловны. Давно уже нашла у нее в столе, когда уборку делала. Ну, и сначала не придала им значения. А когда в городе случился скандал по поводу строительства зубной клиники… Вы слышали о нем, наверное?

– Нет, не слышали, – Гуров переглянулся с Крячко. – Знаем только, что она была выстроена на бюджетные деньги.

– Вот именно – на бюджетные! А потом оформлена на Проппа. И оформили тоже, кстати, все документы без ведома Кирилла Исаевича. А когда стали проверять, то все подписи оказались поддельными. Но подделка была просто супер. Не подкопаешься, если не проводить специальную экспертизу, – заметил Тихорецкий. – Тогда, при проверке, нашли еще несколько фальшивых объектов. Вернее, бумаги на них. На которых стояла подпись мэра. Был скандал, мэра сняли, но до суда так и не дошло. Все заглохло на стадии расследования.

– Почему? – спросил Крячко.

– Не нашли того, кто подписи подделывал. А раз так, то и обвинять некого. А остальных фигурантов дела, в том числе Патрушеву и Москвина, адвокаты отмазали. Следствие приостановили за недостаточностью улик. Тогда-то Регина и ушла из администрации в депутаты.

– И Москвина, значит, тоже проверяли?

– Да, и его. На многих документах была и его подпись. Он был застройщиком. Но и его подпись, как потом оказалось, была тоже подделана.

– Ловко провернули. Все документы – липовые, а строительство – реальное. Странное какое-то жульничество, – задумался Лев Иванович.

– Мне кажется, что, помимо кражи бюджетных денег, отмывали еще какие-то левые средства, – высказал теорию Алексей. – Но, опять же, я в таких делах не силен.

– Мы, в общем-то, тоже не сильны, – озадаченно нахмурился Лев Иванович. – Это дело нужно отделу по борьбе с коррупцией расследовать. Наша задача – ловить убийц, воров и жуликов. Но раз Москвину так важны эти документы, что он был готов даже за них человека убить, то наверняка там что-то существенное. Кстати, я, кажется, знаю, кто бы мог подделать для Москвина и Патрушевой все подписи и помочь им состряпать липу.

– Кто? – Станислав удивленно посмотрел на напарника.

– Помнишь, я просил тебя посмотреть в архиве и выписать всех участников того старого дела по разводу Галкина?

– Да, помню, – Станислав задумался, а потом посмотрел на Гурова и понимающе улыбнулся. – Ганичев! Студент-художник. Тогда еще студент! – уточнил он. – Тот, который подделывал картины.

– Да. Он вполне мог и подписи по просьбе Москвина подделать. Надо бы найти его и узнать, чем он сейчас занимается, после того как освободился. Насколько я помню, ему и Москвину давали одинаковые сроки, – сказал Гуров.

– А где бутылка из-под шампанского, которую ваша мама, как я понял, вынесла из дома Проппа? И хотелось бы знать, где записи с видео. Мама не забирала их у Патрушевой? – спросил Крячко.

– Бутылка – у мамы дома, в пакете, – ответил Алексей. – А записи с камер она так и оставила в нетбуке у Регины.

– Так это же отлично! – обрадовался Лев Иванович. – У нас есть повод изъять этот нетбук как неопровержимую улику, указывающую на причастность Москвина к убийству дантиста. Алексей, когда вы сможете привезти нам документы и бутылку?

– Да хоть сегодня, – ответил парень. – Сейчас загляну к маме, спрошу, как она себя чувствует, и поеду домой. От ее квартиры у меня тоже есть ключи.

– Тогда так и сделаем. Вы знаете, где находится городской отдел уголовного розыска?

– Найду, – улыбнулся и кивнул Тихорецкий.

– Спросите у дежурного внизу, где кабинет Рената Сладкова. Мы его предупредим, что вы должны прийти, и он вас проведет.

– Хорошо.

– Что ж, Алексей, тогда расходимся и встречаемся уже в управлении, – подал руку молодому человеку Лев Иванович, проводив его до дверей палаты. – Все, едем, одевайся, – повернулся он к Крячко и добавил, довольный: – Если все будет такими темпами и дальше развиваться, то ночевать сегодня будем уже дома.

Эпилог

– Лев Иванович Гуров собственной персоной! – В кабинет Рената Сладкова вошел, а вернее, его ввели в наручниках, мужчина лет под сорок с внешностью потертого временем мачо. – Впрочем, для меня в этой встрече нет ничего удивительного, – натянуто улыбнулся он Гурову, сидевшему за столом.

– Судя по вашим словам, Москвин, вы даже ожидали нашу с вами встречу, – спокойно ответил Лев Иванович на реплику задержанного. – Получается, что ваши выкрутасы со снежными фигурами – это послание мне?

– Вы, как всегда, догадливы, – теперь уже хмуро ответил Москвин.

– Я не гадалка, чтобы гадать, – устало вздохнул Гуров. – Если бы я гадал, то сидел бы сейчас не в этом кабинете, а где-нибудь в… я не знаю, гадальном салоне, что ли. А раз мы с вами все-таки встретились, то можно сказать, что не за счет моих гаданий. Скажите, зачем все-таки были такие сложности с изготовлением Щелкунчика и Русалочки, с вывозом их в Суздаль? Вы ведь понимаете, что если бы у меня не было веских доказательств для вашего ареста, то вы бы сейчас напротив меня не сидели… Поэтому единственный вопрос, который меня весьма интересует, – для чего все это было затеяно?

– Ну, скажем так, я решил соединить полезное с приятным, – цинично усмехнулся Москвин. – Насколько вы помните, я учился на скульптора. Скульптуры – это моя, так сказать, страсть, хобби. Кстати, у меня после выхода из заключения появилось еще одно увлечение…

– Да? И какое это? Убивать дантистов и молоденьких девушек? – саркастически поинтересовался Лев Иванович.

– Ну все вам, мусорам неотесанным, нужно испортить своими, как вы думаете, остроумными вопросами, – поморщился Артур Викторович. – Можно подумать, что я только тем и занимался после отсидки, что пачками убивал этих самых девушек и дантистов. Да и этих, – Москвин кивнул на фотографии с изображением Ащеуловой и Проппа, которые лежали возле Гурова, – я и пальцем не тронул.

– Ну да. У вас ведь для этой грязной работы есть Кот и Шест, – понимающе кивнул Лев Иванович.

– Это уже частности – кто и у кого был, – снова натянуто улыбнулся Москвин. – Частности, требующие доказательств.

– Артур, мы ведь уже договорились, что раз вы тут напротив меня сидите, то, значит, это не формальности. А уж тем более, как вы выразились, – не частности. Так что же за новое увлечение у вас появилось в последние годы?

– Вы, Лев Иванович, и есть мое новое увлечение, – ответил Москвин и, усмехнувшись, посмотрел прямо и нагло в глаза Гурову. – Мне очень нравилось собирать о вас информацию. Курочка по зернышку, как говорится. Мне интересно было следить за вашими рабочими успехами.

– Ага, и вы пришли к выводу, что неплохо было бы со мной встретиться снова и выразить свое восхищение, – съязвил полковник. Гурова начал раздражать этот самоуверенный нахал.

– Если честно, то да. Я думал, что мы встретимся, и очень надеялся, что это дело со жмуриками в снежных фигурах поручат именно вам. Было у меня, знаете ли, такое интуитивное предчувствие. И оно меня не обмануло.

– Вы сами себя обманули, Москвин, когда думали, что вас не найдут или найдут, но не смогут доказать вашу причастность к этому преступлению. Вы с молодости были пижоном, Артур. Самонадеянным и не очень умным. Хотя вы, я так полагаю, думаете о себе как об очень коварном, изворотливом и гениально умном авторитете. Я так думаю, Москвин… – Гуров встал, обошел стол и, склонившись к самому уху Артура Викторовича, тихо сказал: – Авторитетом вас сделали наворованные вами деньги, а не ваш ум. А ваше пижонство и желание покрасоваться перед самим собой вас же опустили, как говорится, ниже плинтуса. Лучше бы вы зарабатывали себе на жизнь, ваяя скульптуры. Глядишь, с вашим талантом и выбились бы в знаменитости.

Москвин покраснел и зло, волчьим потемневшим взглядом покосился на Гурова. Открыл было рот, собираясь что-то ответить, но промолчал.

– Вот и правильно, – разогнулся Лев Иванович и отошел от него. – Лучше промолчать. Потому что сказать вам, Скульптор, в свое оправдание нечего.

Дела семейные

Седая сгорбленная старуха в пышном вечернем платье с открытыми плечами стояла у окна. Тонкие черты, спутанные кудри в высокой прическе, крупные украшения на дряблой шее и отвисших от старости мочках. Она стояла так уже несколько часов, ожидая его. От холодного стекла и без того бледное лицо стало синеватым, а обнаженные плечи вздыбились вверх. Но она знала точно, что он придет, не может не прийти к ней. И когда внизу остановился автомобиль и высокий крупный мужчина хлопнул дверцей, а потом застыл с окаменевшим взглядом при виде черно-белого силуэта в окне, она подняла руку в длинной бархатной перчатке и поманила его к себе – я жду. Тот сделал шаг, другой. Неуверенные, полные страха глаза. И иссиня-бледная рука, затянутая в черное, поманила его снова – иди. Из машины выскочила темноволосая женщина, обняла своего спутника, удерживая на месте. Она что-то торопливо говорила ему, тянула за рукав обратно в безопасное пространство машины. Ее взгляд в ужасе метался от бледного призрака за мутным стеклом, который никак не растворялся в сгущающихся сумерках, к застывшему лицу мужа. Все попытки остановить его были напрасными. Мужчина покачал головой, аккуратно снял изящную руку со своей груди.

– Она не причинит мне вреда, поверь. Живая или мертвая. Она любила меня как родного, как часть своей семьи. Поэтому обещаю, все будет хорошо. Подожди меня в машине.

И он зашагал уже уверенно и быстро к знакомой двери подъезда, по ступеням, которые хранили тысячи невидимых отпечатков его шагов много лет назад. Память помнила каждую ступеньку, пятьдесят стремительных шагов – и он окажется у родной до единого пятнышка двери. За ней его ждет не смерть и не опасность, а тепло семьи, почти семьи.

Глава 1

Робкий стук в дверь вырвал Льва из размышлений. Оперативник по особо важным делам полковник Гуров был азартен в каждом своем расследовании, поэтому всегда с головой уходил из реальности в собственные мысли, пытаясь представить картину совершенного злодеяния в деталях. Он только поднял взгляд от бумаг, как в дверном проеме уже торчала вихрастая голова новенького сотрудника отдела уголовного розыска – лейтенанта Веснина. Парнишка, неловко переминаясь с ноги на ногу, робко залепетал:

– Лев Иванович, простите, можете посоветовать? Извините, если не вовремя, я попозже. Вы только скажите.

Лев Иванович Гуров, хоть был опытным оперативником с огромным стажем, работу свою по-прежнему обожал. Именно поэтому все новички отдела по особо важным делам рано или поздно оказывались на его пороге. Лев с упоением вникал в детали не только своих уголовных дел, а еще всегда охотно приходил на помощь коллегам, отвечая на вопросы, подсказывая версии или давая направление в оперативно-разыскной деятельности. Каждый сотрудник знал: если есть трудный, неразрешимый вопрос, то в кабинете с номером 05 два профессионала, Лев Гуров и его напарник Станислав Крячко, найдут ответ. Вот и сейчас Лев доброжелательно кивнул парню – заходи, рассказывай. Он понимал, что все-таки тот в отделе служит уже третий месяц и немного нахватался искусства расследования преступлений, следовательно, положение действительно трудное и молодому оперативнику нужен совет.

– Рассказывай, Валера, – память услужливо подсказала имя паренька, которое регулярно звучало на планерках в кабинете их общего начальника, генерала Орлова.

Тот заторопился изложить суть просьбы:

– Понимаете, мне в производство дали глухаря, настоящего глухаря. Вернее, там все понятно, даже вскрытие подтвердило, что человек скончался от сердечного приступа, то есть причина смерти естественная. Но вот эта следователь, – парень даже понизил голос от робости перед строгим следователем, с которой ему угораздило работать в паре, – Зубарева, она требует, чтобы я еще версии отработал, перед тем как дело в отказ отправить. А какие могут быть версии?! Я уже голову сломал, там зацепиться не за что совершенно. Пенсионер, лет ему много, умер от сердечного приступа, все ведь понятно и просто. Ну зачем время терять?! Да мне не жалко, я бы сделал. Для опыта, так сказать. Только что сделать? Зубарева говорит – другие версии проверь, а какие? У меня их нет.

Валерка беспомощно развел руками, в одной из которых была зажата скудная стопочка из листов протоколов. Лев Иванович молчал, пока парнишка сумбурно делился накипевшими эмоциями, понимая, что тому для начала надо сбросить негативный груз. Сам так же тяжело переживал до сих пор неудачи в работе, но возраст научил его выплескивать стресс в спортзале на занятиях по единоборствам или оставлять эту тяжесть в любимом блокноте для записей. Раздражение и досада – плохие напарники во время расследования, они не дают взглянуть на факты трезвым умом, лишь толкают к ошибкам. В работе опера цена ошибок и неправильных версий – человеческая жизнь и свобода. Когда поток возмущения и вопросов без ответов стих, Лев протянул умиротворяюще:

– Наталья следователь опытный, просто так гонять не станет с поручениями, значит, есть у нее подозрения, что со смертью пенсионера не все в порядке. Бывает так иногда, знаешь, интуиция уже сработала, а вот фактов и улик еще не хватает, чтобы подтвердить мысль. Тут и начинается работа опера. Давай так. Рассказывай все обстоятельства дела, постарайся все детали вспомнить, пускай даже мелкие. Я вопросы буду задавать не для того, чтобы тебя подловить. Нет. Чтобы помочь найти другой угол видения ситуации. А потом вместе будем думать, что же можно сделать.

Валерий тряхнул тонкой папочкой с опросами свидетелей и осмотрами на выездных мероприятиях:

– К нам дело попало почти случайно, было подозрение на насильственную смерть из-за сильного шума перед обнаружением тела. Нашла соседка, и в полицию звонили другие жильцы, жаловались в тот вечер на громкие звуки. Когда опрос проводили поквартирный, все соседи дали показания, что в момент смерти пенсионера из его квартиры доносились страшные крики, музыка громко играла и раздавался грохот. Это ночью почти было, около полуночи, так как много кто спал и проснулся из-за буйного пенсионера. Хотя он по всем характеристикам небуйный, непьющий, не замечали за ним раньше. – Валерка осекся, поняв, что ушел в размышления от рассказа о событиях. – Поэтому дело отправили нам на проверку. Ну, чтобы точно не насильственная смерть. Пока заключения о естественной смерти не было еще, я поквартирный опрос повторил. Жильцы говорят то же самое, новых фактов не обнаружено. Жил старик тихо, вдовец, непьющий, ученый бывший, когда-то работал в институте. В день смерти у него четверть часа в квартире стоял крик, грохот, как в аду, поэтому и возникли подозрения в убийстве. Только они не подтвердились, пришло заключение эксперта сегодня утром, что причина смерти – естественная, у Журина отказало сердце. Все-таки старику было уже за 80. Может быть, выпил, молодость вспомнил или телевизор громко смотрел с боевичком. Сделал погромче, не рассчитал, что поздно уже. Может, слышал плохо. Обычное объяснение громким звукам, никакого криминала. Конечно, это наша работа – убедиться, что смерть была точно ненасильственной, так ведь здесь криминалисты мое мнение подтвердили. Улик для другой версии нет совсем, да и нет у меня версии. Ну что еще могло произойти? Понятно же, что телевизор громко смотрел, стало с сердечком плохо, может, кричать начал, о помощи просил. Пока услышали, пока в квартиру попали, уже поздно было. Что вот я Зубаревой еще выдумать должен? Ну крики, ну и что? У меня вот собака лает постоянно, а сосед так храпит, что стены дрожат, за стеной вечно ребенок орет, мы же полицию не вызываем.

Молодой лейтенант остановился, вдруг поняв, что опер его не слушает, уставившись в одну точку перед собой.

Полковник же с головой утонул в нахлынувших воспоминаниях при упоминании фамилии Журин. С ней были связаны тесно годы его юности, когда молодой парень Лева Гуров, будучи еще студентом юридического факультета, делал свои первые шаги в самостоятельную жизнь и снимал квартиру, чтобы насладиться прелестями новой взрослой жизни. Именно чета Журиных, Лидия и Олег Митрофанович, оказалась его соседями по площадке. Их возраст тогда приближался к пятому десятку, интеллигенты без детей и питомцев, они по-отечески заботились о молодом человеке по соседству. А Лева с удовольствием заглядывал почти каждый вечер после занятий к гостеприимным соседям. Едва ли не ежедневные ужины за дубовым столом в уютной гостиной, шахматные партии по выходным с внуком Журиных Максимом, билеты на модные выставки от Лидии Журиной, которая преподавала скульптуру в художественной школе. Сейчас опер на несколько секунд в своих мыслях вернулся в ту гостиную, где под зеленым абажуром за столом с тяжелой бархатной скатертью Лидия и Олег внимательно слушают впечатления восторженного студента от очередной лекции по криминалистике, расспрашивают о новом романе с однокурсницей. Круглый стол уставлен деликатесами, которые он наперегонки с Максом Журиным уминает под горячий, круто заваренный чай.

В горле вдруг засаднило от горечи. Вместе с новостью о смерти старика будто и его юность неожиданно стала историей, стерлась и поблекла, как старая фотография.

– Лев Иванович, – голос Валеры снова вернул опера в реальность. – Ну так как думаете, что еще можно сделать? Ведь знаете Зубареву, она не отстанет, въедливая очень.

– Не отстанет, – эхом повторил Лев.

Внезапно он понял, что просто обязан лично разобраться, что произошло с Олегом Митрофановичем в его последний момент жизни. Почему он кричал перед смертью, звал на помощь? Тишайший, очень сдержанный и мягкий Олег Митрофанович, который на его памяти ни разу не повысил голос. Добродушный и отзывчивый, даже если случалось что-то плохое на работе, он только вздыхал тяжело в окладистую бороду, а через секунду снова сиял доброй улыбкой.

Теперь он просто обязан убедиться, что Олег Митрофанович умер по естественной причине. Ведь семья Журиных стала для него родной на несколько лет. Пускай и разбросала их судьба, а тяжелые будни оперативника не дали возможности для регулярных встреч, сейчас та же судьба дала шанс вернуть подаренную заботу. Даже двойной долг, перед Олегом и Лидией, которые так тепло опекали неопытного студента все пять лет учебы.

Правда, он понял, что ему необходимо изучить материалы о смерти Журина в одиночестве, без пытливого взгляда новичка. Слишком болезненно было внутри от осознания, что Олег и Лидия уже ушли из жизни. Душу грызло чувство вины и сожаления, что не навещал стариков хотя бы изредка за все эти годы. Работа, женитьба, нескончаемые расследования, переезд в новую квартиру, командировки – вечная суета, которая не дает вспомнить о главном. Поэтому сейчас Лев Иванович предложил парню:

– Уже рабочий день закончен, ты давай домой, передохнешь, голова посвежеет. Оставляй бумаги, я все просмотрю, и утром решим, как дальше лучше действовать.

Валерка суетливо мял жидкую стопку бумаг, круглое лицо с веснушками так и светилось радостью, что он нашел помощника в трудном задании. Парень шагал к двери, а сам бормотал:

– Спасибо, спасибо, Лев Иванович, я так благодарен вам. Если бы не вы, ну не знал бы, что делать. Хоть к генералу иди, так он меня быстро в патрульные отошлет за такое. Скажет, не дозрел еще до работы опером, и в районный отдел отправит. А я же стараюсь, просто ну никак… мыслей нет совсем.

Лев усмехнулся – прав молодой опер, генерал Орлов хоть и заботился о своих подчиненных как родной отец, но мог устроить разнос или жестко наказать за провинности в работе. Не любил он тех, кто относился к расследованию формально, следуя лишь привычными путями. Оперуполномоченный подмигнул парнишке, чтобы приободрить приунывшего сотрудника, и похлопал по столу, знаком показывая, чтобы тот оставил папку с материалами для изучения. Радостный Валерка всучил результат своих трудов оперу, распрощавшись, бросился поскорее к своему кабинету за верхней одеждой. Молодость со своей вечной жаждой развлечений переполняла его к вечеру и требовала женского внимания, дружеских встреч, беспечного веселья. Смерть старика и поиски злого умысла он беспечно оставил старшему коллеге словно тяжелый груз, который наконец-то можно перекинуть на чужие плечи.

Оставшись один, Лев осторожно открыл картонную папку, давно так не сжималось сердце при виде привычных протоколов. За ними обычно стояли чужие судьбы и горе, поэтому смотреть беспристрастно на картинку произошедшего было легко. Но не сегодня. Сейчас за формальными фразами спрятался кусочек его жизни. Опер пролистал листочки протоколов, заключений криминалистов, собираясь с духом, чтобы вчитаться в убористые строчки и столкнуться со смертью Журина лоб в лоб. Как же ему хотелось, чтобы эта милая пара осталась в его памяти только живыми! Яркая и эффектная Лидия Гавриловна, которая даже дома ходила с макияжем, пышной укладкой и в тщательно подобранных нарядах. Сколько же бесценных советов она дала юному Льву перед его первыми свиданиями! Она научила его завязывать галстук аккуратным тугим узлом, подарила его первые духи с великолепным хвойным ароматом. За столом давала естественные уроки этикета, рассказывая разные истории о создании столовых приборов. Ее рассказы, мягкое наставничество превратили тогдашнего юнца из рабочего района столицы в привлекательного кавалера с отличными манерами. Такого ухажера не стеснялись оделить вниманием девушки из семей дипломатов, министров и прочей партийной бонзы. Лев пользовался популярностью у женского пола, преподаватели легко ставили хорошие оценки приятному парню, да и сокурсники тянулись к нему, инстинктивно оценив воспитание и широкий кругозор.

Теплота и уютная атмосфера дома Журиных привлекали не только Льва. Все соседки перед любым выходом забегали к Лидии для оценки своего наряда. Женщина мягко исправляла ошибки, помогала с макияжем, потому что от природы обладала удивительным художественным вкусом. Работа в сфере искусства, постоянные выходы в культурный бомонд столицы сделали ее незаменимой советчицей всех женщин в доме и подъезде. Лидия Гавриловна, если выражаться современным языком, была их личным стилистом. Через знакомых всегда ей перепадала стопка иностранных журналов о моде, невиданные глянцевые страницы разлетались по соседним квартирам, внося немного ярких красок и стиля в серую действительность жизни после развала СССР. Во время таких соседских чаепитий Лидия становилась часто еще и психологом, выслушивая жалобы на семейную жизнь. Обладая природным тактом, она давала советы, как же найти с мужем общий язык. Да кому, как не ей, было учить жильцов дома счастливой семейной жизни! Ведь с Олегом Митрофановичем они жили без ссор и раздоров уже больше тридцати лет. И не просто жили в скучном режиме дом – работа, а до сих пор испытывали друг к другу трепет и нежность. Именно для мужа наряжалась Лидия в вечерние платья во время ежедневных семейных ужинов, его старалась порадовать кулинарными изысками, с ним с упоением обсуждала состоявшийся поход в театр или поездку в старенький подмосковный музей. Она бережно не мучила его походами на блошиные рынки или в обожаемые ею антикварные магазинчики, только вечером выслушивала комплименты своему вкусу, демонстрируя очередную находку среди развалов старинных и диковинных вещиц. Олег Митрофанович в ответ смотрел на жену с восхищением все годы их совместной жизни. Скромную ставку сотрудника кафедры машиностроения политехнического института тратил на подарки для любимой Лидоньки.

Стоило Льву прикрыть глаза, как память мгновенно унесла его в прошлое, в одно из праздничных вечерних застолий в доме Журиных: Лидия Гавриловна в золотистом воздушном платье, с прической-короной из густых светлых кудрей, заливаясь смехом, показывает внуку Максиму танцевальные па ее любимого фокстрота. Тот неуклюже повторяет движения, смотрит исподлобья и капризно вздыхает, что так уже не танцуют, это прошлый век. Но Лев знает, что неловкий деревянный Макс просто упрямится, потому что у него плохо получаются грациозные движения в такт музыке. Взгляд парнишки полон зависти к ловкому пластичному Леве, который кружит под зажигательный ритм соседку Люсеньку, невзрачную лаборантку из научной лаборатории Олега Митрофановича, еще одну подшефную Лидии. Застенчивая Люся, густо накрашенная, в нелепом платье с огромными рукавами в виде фонариков, смущается и идет алыми пятнами от удовольствия, что ее так ловко ведет в танце молодой привлекательный партнер. Проницательная Лидия сразу замечает дисгармонию в парах и одним взглядом дает знак мужу, что колдует над стареньким патефоном, – «смени музыку». Олег Митрофанович перебирает пластинки, и из медного раструба льется плавный романс, который обожает Лидия. «Смена партнера!» – восклицает хозяйка вечера, скользит в руки ко Льву, а ее муж склоняется в галантном приглашении перед уже бордовой от быстрых движений Людочкой. Теперь сочетание правильное – более ловкие партнеры задают темп и рисунок кружения, а парочка из торопливой, угловатой Людмилы и высокого Олега повторяет за ними танец. От кружения в такт, сияющих глаз, синхронных движений рождается невероятная магия, ощущение чуда, которое рассыпается звенящими искрами по всему телу. По комнате плывут волны восторга, ликующей радости от жизни.

Гуров вдруг очнулся и понял, что сидит за столом, напевает под нос знакомую мелодию, отбивая такт ногой и раскачиваясь, будто в танце. Картонная серая оболочка уголовного дела ударила по глазам. Нет больше Олега Митрофановича, очарованного тридцать лет собственной женой. В той квартире никто не танцует, не обсуждает с жаром новую выставку и не передвигает часами фигуры на шахматной доске. От этого разливается горечь, от которой щиплет глаза, скребет железной щеткой горло. Вдвойне горше, что он, Лев, упустил столько времени, не навещал стариков. Теперь единственное, как он может вернуть долг, это убедиться, что Олег Митрофанович отошел в мир иной спокойно, по божьей воле, а не из-за чьего-то противозаконного замысла.

И опер, стиснув зубы, чтобы не уплыть опять в приятные воспоминания, принялся изучать документы. Стандартный набор: поквартирный опрос, протокол поквартирного опроса, опросы свидетелей, которые слышали громкие звуки в тот вечер, вернее даже ночь, протокол осмотра места обнаружения тела с подробным описанием помещения, характеристика от участкового, исследования криминалистической лаборатории, протокол допроса Максима Журина, единственного внука супругов. Прав Валерка, на первый взгляд нет никаких предпосылок, чтобы заподозрить насильственную смерть. Да, Максу достается отличное наследство – пятикомнатная квартира, за такое в современном мире убивают, выгоняют на улицу, подделывают документы, отказываясь от родственных связей. Только если бы парень, сейчас уже вполне солидный мужчина около сорока, охотился за золотыми метрами в Центральном районе Москвы, то не стал бы ждать столько лет. Ведь получается, что Олег Митрофанович уже больше восьми лет как вдовец после смерти Лидии, его внук мог достаточно быстро провернуть замысел и стать единственным собственником квартиры.

Лев Иванович даже усмехнулся от мысли, что это Макс мог поспособствовать скорейшему отправлению деда на тот свет. Тот Максим Журин, которого помнил Гуров, был замкнутым, неуклюжим пареньком. По большей части он молча поглощал угощение со стола, поджимал губы на причуды своих стариков да сдерживал зевоту, слушая рассказы Лидии об очередном культурном мероприятии. Единственная вещь на свете, которая его вдохновляла и завораживала, – шахматы. Он не пошел в бабку статью и художественным талантом, не повторил доброту и щедрость деда, даже на погибшего в нелепой аварии отца Максим был не похож. Журин-внук был копией матери, блеклой провинциальной девушки Ольги, которая из-за случайной одноразовой связи на какой-то гулянке вдруг стала частью семьи московских интеллигентов. Мать Максима после рождения внебрачного ребенка не решилась остаться в Москве, получила стараниями Журиных комнату в коммуналке от одного из подмосковных швейных комбинатов да и осела там навсегда. В квартире Олега и Лидии она не появлялась с момента похорон их единственного сына и отца ее ребенка. Теперь мужская вариация Ольги, подрастающий внук Максим, навещал стариков по строгому графику. Мальчишка, потом подросток и затем молодой парень удивленно таращился на их чудаковатые привычки и робко заливался краской за сервированным как в ресторане столом. Но надо отдать должное, бабушкин такт ему все-таки перешел по наследству. Даже если Макс и посмеивался или осуждал привычки родни, то никогда не произносил это вслух. Лишь пожимал плечами на то, что у дедушки с бабушкой не было привычного телевизора или магнитофона, ведь крошечный черно-белый телевизор водился даже в их с матерью простенькой общажной комнатушке. Есть у стариков надо было с помощью ножа и вилки, вести за столом следовало приятные разговоры о погоде и далеком от него искусстве. Из развлечений – пасьянс, танцы под старые романсы из забавного старинного патефона да сопровождение бабушки по скучным музеям. Зато во время каждого визита его кормили деликатесами, которые у матери в холодильнике не водились, играли в его любимые шахматы по нескольку часов кряду, не ругали за сидение с книжкой до утра, а на прощанье дед всегда засовывал внуку в карман новенькую хрустящую купюру. Поэтому каждые выходные Максим садился в электричку и полтора часа ехал из подмосковного Королева с тремя пересадками в огромную квартиру в центре города.

Перед внутренним взглядом всплыло бледное, всегда сосредоточенное личико с невзрачными чертами. Увидишь в толпе и не запомнишь, настолько все черты скучны и обычны. Всегда в темной практичной одежке, нелюдимый замкнутый Макс молчал, ел, скрывал зевоту в гостях у деда с бабкой. Оживал лишь над доской с фигурами, тогда глаза его наполнялись блеском, а брови ходили вверх и вниз в такт размышлениям.

Интересно, прекратил ли он свои поездки после того, как вырос? Гуров пролистал протоколы, нашел строчку с данными свидетеля и снова усмехнулся. Ну кем же еще мог стать парень, который не выпускал из рук учебник по шахматам? Журин Максим Леонидович, преподаватель по шахматам в одном из столичных лицеев, проживает все в том же общежитии города Королева. Пара стандартных строк из официального протокола содержали всю дальнейшую судьбу единственного внука экстравагантной четы. Парень так и прожил еще почти двадцать лет, ничем не интересуясь, кроме фигур на черно-белых клетках. Что еще есть в папке? Показания свидетельницы, соседки, Людмилы Ивановны Ивановой, той самой лаборантки Люсеньки. Она мгновенно нарисовалась серым пятном в памяти оперативника: блеклая, будто стерли с нее все краски, с вечными пятнами смущения на щеках и жидкими волосами, собранными в хвостик, стесняющаяся своей квадратной, будто топором вырезанной фигуры. Она преданной собачонкой служила Лидии и ее мужу. За то, что Журина опекала ее, учила женским премудростям, водила за собой по выставкам, знакомя с московской богемой, та считала престарелую гранд-даму своим личным божеством. Хлопотами Олега Митрофановича приезжая провинциалка получила быстро однушку от технологического института, несмотря на скромную должность лаборантки кафедры машиностроения. Шикарный гардероб с плеча модницы Лиды, о котором заурядная женщина могла лишь мечтать, праздники в почти семейном кругу вместо одинокого застолья – блага от щедрых соседей сыпались на Иванову как из рога изобилия. Она отплатила этот долг, до конца жизни, видимо, присматривая за овдовевшим ученым, недаром первая обратила внимание на крики и побежала проверять, что случилось с тихим Олегом Митрофановичем. Запасные ключи от соседской квартиры у нее были, именно Люся и нашла старика на полу у его вместительного кресла, где тот так любил слушать старые пластинки с любимыми романсами.

Гуров опять почувствовал укол стыда: все, кто вращался вокруг интеллигентной четы, так и продолжали еще двадцать лет свою жизнь в лучах тепла и заботы Журиных, взамен отдавая внимание дряхлеющим старикам. А он исчез, как будто и не было ничего, хотя считал их практически своей семьей, пока жил в той квартире все пять лет учебы в институте. Лев Иванович со вздохом взглянул на часы, нет, это ощущение не унять воспоминаниями. Время еще есть, спектакль у жены окончится почти в полночь, поэтому он может сейчас хотя бы прокатиться в квартиру Журиных, поговорить с Ивановой об обстоятельствах смерти старика.

Опер уже стоял на парковке, когда бросил взгляд на окна криминалистической лаборатории на третьем этаже здания. Заглушив двигатель, Лев Иванович снова зашагал к крыльцу здания управления МВД. Желтый свет окон напомнил ему, что криминалист Зимин, его давний коллега, не так давно развелся с женой и теперь частенько проводил ночи на диванчике в своей лаборатории, не горя желанием возвращаться в родительский дом и выслушивать упреки из-за несложившейся семейной жизни. Дело наверняка уже побывало у Зимина в руках, а значит, тот сможет высказать свое мнение, помочь воспроизвести картину произошедшего. В беседе, бывает, всплывают мелочи, на первый взгляд несущественные детали вскрытия или результатов осмотра места происшествия, которые в официальный протокол не включают из-за их незначительности. Такие крошечные крючки могут стать точкой, от которой расследование вдруг начинает раскручиваться совсем в другую сторону. Поэтому Гуров, когда брался за дело, первые несколько дней не выдвигал версий, чтобы не уйти по ложному следу. Он тщательно, как археолог на раскопках, осматривал каждый кусочек пазла, собирая их все больше и больше, пока разрозненные элементы вдруг не складывались сами в четкую картинку. Этим Лев Иванович и заработал свою славу опытного опера, которому любая запутанная история по плечу. Его напарник по кабинету, давний приятель, Станислав Крячко не мог удержаться от своих резких шуточек в сторону друга, который с задумчивым видом часами что-то мог писать и чертить в потрепанном рабочем блокноте: «Без труда не выловишь и труп из пруда, Лева?» В ответ Гуров кивал отрешенно и продолжал вырисовывать схему из лишь ему понятных черточек, кружков и знаков. Выдержав час, заскучавший от тишины в кабинете Стас дальше выдавал новую шутку: «Говорят, что лучшие сыщики – это бывшие воры. Жду от вас чистосердечное о темном прошлом, гражданин Гуров». Приятель в ответ лишь отмахивался и вдруг загорался от осенившей догадки, радостный спешил за стол к Стасу, чтобы поделиться своими мыслями. Именно резковатый и ироничный Крячко оказывался лучшей проверкой версии на жизнеспособность. Он внимательно выслушивал, рассматривал стрелки и буквы из блокнота, а потом засыпал Гурова вопросами, возражениями, острыми замечаниями. Вот тогда, если схема выдержала такую проверку, опера принимались за ее отработку, собирая недостающие детали – показания свидетелей или улики.

Правда, сейчас его многолетний советчик отдыхал от рабочих будней в семейном кругу, время уже перевалило за десять вечера, немногие сотрудники все еще трудились в своих кабинетах. Дежурная бригада из следователя и опера да криминалист, который теперь считал работу своим первым домом. Лев легко поднялся по знакомым ступеням, коротко стукнул в дверь с надписью «отдел криминалистики» и, не дожидаясь ответа, шагнул внутрь. Как он и предполагал, Леха Зимин в красной измятой фланелевой рубашке и домашних трико развалился на продавленном диванчике. Коллега с увлечением жал кнопки своего ноутбука, который мерцал синим экраном на колченогом стуле для посетителей. При виде опера Зимин обрадовался:

– Лев, какие люди! Проходи, проходи, Евтушенко на вызов укатил, так что я тут один. Отдыхаю, перерывчик выдался. – Зимин кивнул на ноутбук со звуками стрельбы. – Игрушку новую пробую, пока работы не навалили. Вот остался с дежурным, новичок все-таки, надо помочь парню профессию освоить. Чему их там в институтах учат, потом приходится нянчиться круглыми сутками. Кофе, Лева? Или чего покрепче от стресса?

По суетливым движениям и многословию криминалиста Гуров понял, что Алексей стесняется своего положения, прикрывая круглосуточное пребывание на работе необходимостью обучать нового сотрудника. Он широко улыбнулся и покачал отрицательно головой:

– Нет, Леха, я к тебе по делу, считай, тоже на работе, но вопрос чуть больше, чем рабочий. Знакомый мой недавно у тебя проходил, официальное заключение еще от вас было. Теперь я хотел бы твое мнение услышать, что там не так? Странное, может быть, необычное, ну, ты понимаешь.

Зимин кивнул коротко:

– Фамилия?

– Журин Олег Митрофанович, – так же по-деловому отчеканил опер.

Криминалист вдруг лукаво блеснул косым взглядом, развернувшись от экрана компьютера:

– По адресу пришел, Лев Иванович. Почуял сразу, что мутная история, да?

Зимин при всей своей неудачной семейной жизни был отличным специалистом, чующим, как и Гуров, малейшие нестыковки в фактах. Он повел длинным носом, как пес, уловивший след, и с жаром заговорил:

– Я помню вызов, сам выезжал с опером и следаком. Все чин по чину, у старика сердце прихватило, он как сидел, так со своим креслом рядом и лег. Видимо, на помощь хотел позвать, но уже сил не хватило. На первый взгляд никакого криминала.

– А на второй? – Лев внимательно слушал эксперта.

Тот с довольным видом достал из толстого вороха протоколов несколько бумажек и похлопал по ним:

– И на второй, Лева, тоже все в порядке. По результатам вскрытия – смерть наступила по естественным причинам, нарушение сердечной деятельности и остановка сердца. Инфаркт по-простому.

– Тогда почему ты думаешь, что все не так просто, как кажется сперва? – Лев досадовал, что Зимин тянет время, откровенно наслаждаясь его нетерпением.

А тот гордо вскинул подбородок, растягивая минуту торжества:

– Я Зубаревой так сразу и сказал: «Копай, Наташа, там что-то нечисто», – мужчина сузил глаза и постучал пальцами по протоколам. – В составе крови и содержимого желудка у старика виагра, лекарство для повышения давления и препарат для понижения давления. Как вся эта солянка в нем оказалась? Я специально этот вопрос у знакомого аптекаря уточнил, состав от определенных таблеток, которые прописывают при пониженном давлении. Понимаешь, Гуров?! Ладно, что он при повышенном давлении пил виагру, это уж его донжуанские дела. Захотелось любви на старости лет, решил старикашка рискнуть жизнью ради подвигов в койке. Лекарство для снижения давления ему мог прописать врач по показаниям, а вот зачем он принимал препарат с обратным действием? Зачем ему порошочками и таблеточками поднимать себе давление, которое и так долбит выше нормы из-за возраста и виагры? Это же нелогично! Да и вредно. У меня матушка пьет таблетки от сердца и давления, так она даже кофе чашку себе не разрешает. По лестнице пройдется, и все, жахает под двести, беги за тонометром. В таком возрасте это сразу «Скорая» и больница, гарантированно. Вот это и странно, что не какой-то безграмотный обычный пенсионер в себя пихал что ни попадя. Такое тоже бывает у стариков, у не особо сообразительных товарищей. Пьют все как компот, не думая о последствиях и побочках. Но этот-то дед с головой дружил, образованный, особо химией не увлекался, всего три препарата. Почему он пил таблетки противоположного действия, хотя должен быть вполне разумным человеком и понимать, какие последствия от такого коктейля, – на немой вопрос Гурова криминалист махнул рукой. – Да у него полки от пола до потолка книгами уставлены, в том числе биология, анатомия и прочая медицина. Уж если человек таким всю жизнь интересовался, то основы должен понимать.

Гуров тут же вспомнил сотни книг, которые коллекционировали Журины. Лидия, профессиональный скульптор, собирала редкие издания, буквально охотилась за ними, выискивая энциклопедии, учебники, книги по анатомии человека на блошиных рынках, в антикварных лавчонках и на стихийных развалах. Она с горящими глазами демонстрировала свои находки домочадцам и гостям:

– Вот, полюбуйтесь, Левушка, итальянское издание иллюстраций из атласа Говарда Бидло. Шестнадцатый век, личный врач английского короля. Его новшество – подробное изображение папиллярных гребней на пальцах, которые он исследовал с помощью микроскопа. Представляете, Лев?! То, что теперь в вашей работе обыденность, инструмент для поимки преступника, тогда было неслыханным открытием – уникальность отпечатков пальцев, неповторимый узор у каждого человека. Это же отец, нет прапрапрадедушка криминалистики!

Прямо на стол перед Львом, который зашел на вечерний чай к Журиным, лег разворот потрепанной книги с черно-белым портретом человека в парике. Студент скользнул взглядом по лаконичным буквам латиницы:

– Лидия Гавриловна, здесь же по-итальянски или по-испански, как вы сможете прочитать книгу?

Женщина покачала головой с высокой прической:

– Ну же, Лев, во-первых, Лидия, а не Лидия Гавриловна. После 80 лет, так и быть, соглашусь на отчество. А во-вторых, у нас есть итальянский словарь, этого достаточно, чтобы понять основное направление мысли. В этой книге иллюстрации, картины важнее слов.

Основы итальянского она тогда освоила за пару месяцев, и уже к лету сборник пластинок ее мужа стал пополняться известными ариями, потому что Лидия решила совместить изучение нового языка с музыкальными вечерами. Вместе с ней проникались оперным искусством Максим и Лев, корпящие над очередной шахматной партией. «А ведь именно знание итальянской оперы покорило Машу на первом свидании. Завоевание жены – это результат воспитания Лидии», – вдруг понял Гуров.

– Лев, ты чего, переработал? Ты слышишь меня, Лев Иваныч? – Крепкий палец ткнул в бок, и Гуров вернулся из своих воспоминаний обратно в сегодняшнюю реальность, в отдел криминалистики.

Зимин внимательно всматривался в лицо опера:

– Ты это чего, Лев Иванович, в отключку какую-то ушел. Ты давай домой дуй, мертвецы подождут. Им уже некуда торопиться. Там жена заждалась тебя, – во взгляде новоиспеченного холостяка мелькнула зависть. – Отдохни, сто грамм прими, завтра договорим. Я утром здесь буду. Сегодня еще протоколы все перечитаю по Журину этому, может, еще какая мысль созреет.

– Хорошо, – согласился опер.

Перед глазами были часы, на которых стрелки уже показывали одиннадцать. Он же еще собирался увидеться с соседкой Журиных. Людочке сейчас далеко за 60, и будет отлично, если она страдает бессонницей.

Гуров пожал на прощание руку Зимину и направился обратно к своему автомобилю на парковке, оставив эксперта и дальше коротать одинокий вечер за ноутбуком на служебном диванчике.

Чем ближе он был по знакомому маршруту к дому, где провел пять чудесных лет, тем сильнее билось сердце. Воспоминания накатывали одно за другим, разливаясь в груди щемящей смесью радости и ностальгии. Возле дома он долго парковался, поджидая, когда сердце вернется к привычному спокойному ритму, а по всему телу перестанет идти легкая дрожь. Гуров вышел из машины, поднял глаза на знакомые окна и застыл на несколько секунд в шоке. Угловая квартира Журиных состояла из пяти комнат: просторная гостиная с большим дубовым столом; спальня с глухими шторами; залитая светом мастерская Лидии; крошечный будуар, как называла его женщина, где висели ее наряды, стоял столик с огромным зеркалом и тугая бархатная кушетка, повидавшая немало откровений соседок; кабинет Олега Митрофановича, совмещенный с библиотекой, в котором он проводил долгие часы. В глубоком кресле у окна, рядом с зеленой лампой на подставке из малахита, пожилой мужчина читал книги, слушал музыку на патефоне, если Лидия просила ее не тревожить. Регулярно женщина запиралась надолго в мастерской для новой работы, тогда все в квартире Журиных переходили на шепот, чтобы не мешать увлеченной скульпторше ее встрече с музой. Все комнаты тянулись анфиладой вдоль длинного коридора с задней стороны дома, лишь кабинет Олега Митрофановича выходил окнами во двор, оставаясь отдаленной комнатой, откуда звуки не доходили до мастерской. Сейчас же Гуров застыл от невероятной картины – окно с плотными шелковыми шторами горело зеленым пятном включенной лампы, которая, он точно знал, стоит на небольшом журнальном столике у окна, подсвечивая белые буквы на глянцевых листах заграничного журнала о машиностроении в руках у Олега Митрофановича. Только пенсионер мертв, а квартира опечатана! И в ней не может гореть свет! Мертвец не может включить лампу и сидеть в кресле! Зеленый свет мигнул, исчез, а окно налилось чернотой ночи. Гуров со всех ног кинулся к знакомому подъезду, дернул дверь и остановился – ну конечно же, на двери теперь домофон и кодовый замок, как и в любом подъезде, так просто сюда больше не попасть. Лев по памяти воспроизвел нумерацию квартир, нажал блестящие клавиши. Дребезжащий голос ответил почти сразу:

– Кто там?

– Людмила, – он никак не мог вспомнить ее отчество. – Это Лев Гуров, я снимал квартиру рядом с Журиными, помните? Я по поводу смерти Олега Митрофановича. Могу подняться к вам и задать несколько вопросов?

Заминка длилась несколько секунд, потом пискнул домофон зеленой точкой, и Гуров уже поднимался на третий этаж, по пути лихорадочно соображая, как ему попасть в квартиру. Ведь полиция наверняка опечатала вход в жилье до окончания разбирательства, а у него нет сейчас юридических полномочий для входа в квартиру. Все-таки формально, как опер, он никакого отношения к расследованию смерти Журина не имеет. Может, стоит зайти к участковому и попросить его открыть квартиру? Обдумать все варианты сыщик не успел, на лестничной площадке его ждала все такая же блеклая, в застиранном голубом кимоно – наследство Лидии – соседка Журиных, Люся. За двадцать лет она почти не изменилась, лишь ее невыразительное личико набрякло морщинами и мешками под глазами, а так все тот же тоненький хвостик на затылке, водянистые глаза и тихий голос. Она, поджав губы, ждала Гурова у дверей квартиры Журиных и без всякого приветствия протянула:

– Когда живы были, то вы в гости к ним не захаживали, как институт закончили. Неужто мертвые интереснее, чем живые, Лев Иванович?

Опер виновато отвел глаза в сторону:

– Простите, даже не знаю, как вышло. Работа, семья, закрутилось все. А Максим навещал их?

Старушка покивала головой:

– Как часы, каждое воскресенье всегда здесь. Как Лидия умерла восемь лет назад, стал почаще забегать к деду. Продукты купить, в аптеку сходить, мы не молодеем. Я за ним тоже ухаживала, убиралась, готовила, врача вызывала – все на мне. Олег Митрофанович и так был… – старушка пожевала губы задумчиво, подбирая слова, – от мира оторван, без жены и не знал, как за свет заплатить. Избаловала его Лидия, жил как царь. Жена – красавица и умница, и дом полная чаша, слова о нем плохого не сказала за всю жизнь. Лидочка не человек, а ангел.

Она вдруг замолчала и хмуро кивнула на дверь:

– Я как шум услышала, сразу прибежала с ключами, отперла дверь, а он там лежит. «Скорая» приехала, потом полиция, Максиму я набрала, вызвала сюда. Он живет, конечно, скромно, но на такси из Королева денег не пожалел ночью. Все-таки дедушка…

Опытный оперативник от ее горького тона забыл все вопросы, которые готовил, пока добирался сюда. Мигающая зеленая лампа, призрак прошлого, выбила его из рабочего тона. Зашаркали тапки, Люсин хвостик замелькал в тусклом свете подъездной лампочки.

– Поздно уже, мне утром в похоронное бюро ехать, Максим не справится один с организацией. Поминки будут в три часа дня в кафе «Коляда», хорошее место, все-таки начальство с нашего института приедет, помнят еще Олега Митрофановича. Не все, но помнят, все же и заместителем заведующего кафедрой был столько лет. У Лидочки на прощании сотни гостей было, все ее помнили, все любили. Гроб, венки, музыка итальянская – все как она наказала. И дом наш, и кафедра, и ее ученики пришли, кого только не было. Все как она просила я сделала, гроб белый, никаких ладанок на лбу. Прическу и макияж я сама ей делала, за деньги пустили в морг покойницу обряжать, платье черное, туфельки на каблучке и перчаточки кружевные. Ей от болезни пальцы скрючило, очень Лидочка тяжело это переживала и перчаточками прикрывала уродство. Работала не покладая рук, вот потом вылезло. Ручки стали как у птички лапки, а она все творила, через боль. Никому не жаловалась, накупила перчаток и еще лучше стала выглядеть, как королева настоящая.

Старушка ушла с головой в воспоминания, кивала и улыбалась умиротворенно от радости, что помогла своей обожаемой подруге отойти в мир иной такой же прекрасной, какой Лидия привыкла быть всю жизнь. Хлопнула входная дверь на первом этаже, застучали шаги припозднившегося жильца. Люся снова свела белесые бровки-запятые на переносице:

– Мне пора, приходите попрощаться с Олегом Митрофановичем завтра, на Миусское кладбище, к двенадцати.

– Да, я приду, конечно, – опер очнулся от ступора и полез в карман, сунул в сухие ладошки все купюры, что были в кошельке. – Вот, возьмите, это для организации похорон, не отказывайтесь, прошу. Мне стыдно, что так вышло, это немногое, что я могу сделать сейчас.

Чтобы Людмила не успела отказаться, он поспешил по ступеням вниз. Внутри горела досада на себя, что поддался эмоциям. Теперь его визит прошел так скомканно и неинформативно, так и не решился он спросить у Люси, почему загорелась и погасла зеленая лампа в кабинете Олега Митрофановича. Хотя, с другой стороны, что он хотел узнать? Не водится ли в квартире Журиных привидение, которое сидит в кресле и включает зеленую лампу?

В машине опер просидел добрых четверть часа, не сводя глаз с окна в кабинете старика. Вдруг на окне соседней квартиры мелькнула тюлевая занавеска, колыхнулась и вернулась обратно белой волной. Гуров понял, что это Людочка наблюдает за ним из своей квартиры. Старушка недовольна его многолетним отсутствием, обижена заочно черной неблагодарностью к Журиным, которые так опекали молодого студента. Поэтому разговаривала так сухо, в каждое слово вкладывая упрек. Ну ничего, завтра после поминок она разговорится в волнении от обилия людей и событий. Он помнил, как будоражили ее даже посиделки у Лидии и Олега на праздниках. Вечеринки всегда заканчивались для Люси слезами, она начинала плакать от захлестывающих чувств к своим благодетелям и благодарить их. Ему обязательно надо быть на похоронах – отдать последний долг старику, а заодно побеседовать с Максимом и Людмилой, практически единственными свидетелями его последних лет жизни. На сегодня расследование закончено, даже дома ему не над чем поразмышлять. Кроме сомнений полицейского криминалиста, нет никаких оснований считать, что Олег Митрофанович умер не от естественной в его возрасте причины. Правда, мысли о событиях в квартире в Академическом переулке не шли из головы и после того, как он встретил жену Марию, актрису театра, у служебного входа и отвез домой.

Перед сном Маша тактично нарушила молчание мужа:

– Лев, все в порядке? Новое дело?

Она привыкла, что каждое новое расследование увлекает Льва с головой, так что тот забывает обо всем, до того уходит в собственные мысли. В этот раз он удивил ее неожиданным вопросом:

– Как ты думаешь, привидения существуют?

Она сначала рассмеялась от необычного интереса:

– Как призрак оперы? – но, увидев серьезное выражение лица Льва, пожала плечами. – Скорее да, чем нет. Я сама не сталкивалась с ними. Почти. Хотя ты знаешь, была одна жуткая история. Первым главрежем в нашем театре был Георгий Таар. Из-за интриг его оклеветали, сняли с должности и даже отправили в психушку, хотя при нем театр процветал несколько десятилетий. Его жена, Нора Вааль, актриса, пыталась восстановить справедливость, каждый вечер приходила к театру и стояла часами у входа, наблюдая за зрителями, потому что новый режиссер запретил ее впускать внутрь. Когда она узнала, что после реконструкции здания на месте кабинета ее мужа сделали уборную, то прокляла театр и всю труппу. Она покончила с собой или попала в психушку, говорят разное. После ее смерти стали говорить, что призрак женщины, похожей на Нору, бродит за кулисами и делает пакости. Выключает свет, дергает занавес, прячет тексты роли и портит костюмы. Это все было в советское время, до того, как я пришла в театр. У наших старожилов куча историй о проделках привидения Норы. И все-таки я сама видела кое-что необъяснимое. Когда я пришла служить в театр, как раз новый режиссер, что набирал новую труппу из выпускников театрального училища, вызвал священника, чтобы тот провел молебен и окропил все помещения святой водой. Сразу после его ухода во время репетиции прямо на сцену вылетела огромная синяя бабочка. Я видела таких только по телевизору, кажется, они водятся где-то в джунглях, но уж точно не в Москве. Тем более был ноябрь, какие бабочки? Она сделала несколько кругов и улетела. Наши считают, что это была душа той актрисы – Норы. Она простила всех через много лет и прилетала попрощаться перед тем, как покинуть театр навсегда. С тех пор все стуки, шорохи исчезли, я сама дежурила несколько раз в театре во время выходных дней. Никакой мистики, нарядились с девчонками в костюмы и танцевали до упаду, – Мария улыбнулась. – Вот такая простенькая история, никаких оперных див, похищенных призраком подземелья. Лев?

Пока она рассказывала, муж не выдержал напряжения тяжелого дня и задремал. Ее грозный опер, мужественный борец с преступниками уснул как младенец под сказку о проклятии актрисы. Мария укрыла мужа получше, улеглась рядом, так чтобы ровное дыхание мужчины касалось ее волос, и тоже закрыла глаза.

Глава 2

Утром после планерки Гуров успел договориться с начальником, генералом Орловым, о выходном на весь день, заскочить в свой кабинет и обсудить с Крячко свое намерение пойти на похороны Журина. Приятель прищурил глаза хитро и пробасил, изображая ковбоя из дурацкого фильма:

– Что-то нечисто со смертью ученого и старый охотник взял след, да, Лева?

Гуров уже хотел ему рассказать о мигании зеленой лампы в окне, потому что кому, как не проверенному годами Стасу, доверить глупый иррациональный страх? В свете дня под пристальным напором колких шуточек вчерашнее привидение растворится и исчезнет, словно утренний туман над рекой под лучами солнца. Только откровению помешало появление Зимина. Тот, посвежевший, теперь в джинсах и рубашке, без стука вошел в кабинет. Затянувшуюся ночь выдавали лишь красные опухшие веки, сам же криминалист был полон энергии и сразу перешел к делу:

– Во, смотри, запросил дополнительный биохимический анализ по Журину, ребята подсуетились и прислали быстро. – Криминалист указал пальцем на цифры и латинские буквы на выписке. – Адреналин! Смотри, у него повышены кальций и адреналин.

Крячко хмыкнул иронично:

– Конечно, профессор, теперь все ясно как белый день. Преступник обнаружен, а в суде так и скажем – адреналин! Орден куда тебе вешать?

Зимин плюхнулся на стул и сморщил длинный нос:

– Вот так, трудишься по ночам, стараешься, просишь коллег помочь, а опера в ответ только шуточки свои шутят. Объясняю, – менторским тоном, будто преподаватель в институте, продолжил Зимин. – Высвобождение адреналина, то есть его появление в организме, связано с раскрытием кальциевых каналов. Кальций попадает в клетки тела, заставляет мышцу сердца сжиматься все сильнее и сильнее. То есть переизбыток кальция вызывает практически неконтролируемую судорогу сердечной мышцы, провоцирует аритмию, падение кровяного давления, потерю сознания и в конечном итоге летальный исход. Прошу заметить, естественной природы. Адреналин выделяется при сильном испуге, шоке, стрессе. – Эксперт перехватил недовольную гримасу Крячко. – Перевожу с криминалистического на оперской. Старика что-то так напугало или шокировало до такой степени, что у него скакнул уровень адреналина в крови. Адреналин и кальций, вернее их избыток, и спровоцировали сердечный приступ. Притом что хронических сердечных болячек у пожилого мужчины не было. Сосуды тоже в отличном состоянии в рамках возраста. Но при той смеси препаратов, что присутствовала в организме, и сильном шоке даже такой крепкий старикан дал дуба. Одно лишь непонятно. Итак, господа знатоки, что его так напугало?

– Привидение! – не удержался Лев от восклицания.

Крячко и Зимин переглянулись, криминалист заботливо переспросил:

– Лев Иванович, а ты ночью спал или все за преступниками бегал? Как отдохнул?

Гуров чувствовал, как заливается краской от смущения, что выглядит сейчас в глазах коллег сумасшедшим, который верит в пришествие инопланетян или полтергейст. Но деваться уже было некуда, он рассказал им о вчерашнем происшествии. Глаза у Стаса загорелись, он вдруг с энтузиазмом продолжил:

– А вот у моего деда в деревне тоже случай был… – И тут же замолчал под суровым взглядом эксперта.

Зимин покачал головой:

– Послушайте, парни, я не первый год в нашей сфере варюсь. Мертвяков навидался всяких: и висельников, и утопленников, и в ванной кровавой плавали. Короче, привидений не существует. Нет их, поверьте мне. Все остальное – случайности или специально подстроенные фокусы. Все эти привидения, барабашки, полтергейсты, призраки и прочая нечисть просто косяки строителей, которые так дома строят, что там потом с ума сойдешь от завываний да стуков. Гнилая проводка, замыкание из-за старой розетки или шнура лампы – вот и мигает твоя лампа, как карусель на ярмарке. Лучше попроси участкового открыть дверь и обесточить все, пока не сгорела квартирка с реальными уликами.

Гуров вздохнул с облегчением, Зимин развеял напряжение за несколько секунд. Действительно, разгадка простая, как белый день, как ему сразу в голову не пришло? Крячко тоже восхищенно заметил:

– Варит у тебя голова, Леха, будь здоров.

Зимин расплылся в довольной улыбке:

– Прощаю тебя, так и быть, за твои шуточки про профессора, если угостишь пирогом Натальиным. Я его еще из коридора почуял.

Стас потянулся и достал с подоконника огромный контейнер, который утром заботливо приготовила супруга. Выпечка его жены Натальи была известна всем сотрудникам здания управления, и всегда находился желающий полакомиться кусочком. Зимин приметил:

– Так, вот эти два с краю – мои, не трогайте. Я быстро, кружку с кофе заберу из кабинета.

Пока криминалист топал по лестнице вверх, Стас подмигнул приятелю:

– Выбирай себе тоже побольше кусок, Лева. Наташа знала, что налетят голодающие, побольше приготовила.

Гуров подхватил небольшой кусочек с мясом, накинул куртку и махнул рукой на прощанье:

– В машине съем, тороплюсь уже.

– После кафе домой рули, отдохни, чтобы привидения не мерещились!

Под выкрики Стаса Гуров зашагал вниз к выходу, понимая, что сегодня никакого отдыха у него не будет. Расследование только началось, и впереди еще много дел, чтобы найти ответ на главный вопрос: кто или что напугало Олега Митрофановича до смерти? Да, его смерть наступила по естественной причине. Это если смотреть только физиологию. А если рассматривать более глобально, то Журина довели до смертельного приступа, подсыпав лекарства, которые разгоняли его кровь, а потом напугали так, что сердце не выдержало напряжения и остановилось. Он должен найти того, кто это сделал с добродушным мирным старичком.

На похоронах сыщик лишь на минуту позволил себе расслабиться, когда коснулся бархата гроба, где умиротворенно лежал покойник в строгом черном костюме. Из кармана кокетливо выглядывал белоснежный платок, а в сложенные пальцы был всунут кругляш белого медальона. Гуров вспомнил это украшение: крошечную драгоценность отлила Лидия сама, в тигельной самодельной печи, увлекшись как-то изготовлением ювелирных изделий. Подарок – медальон из белого золота на тяжелой толстой цепи – она вручила мужу на день рождения. Олег Митрофанович попросил тогда Гурова найти салон, который согласится распечатать их с Лидой свадебное фото в крошечном размере, а затем лично вставил готовый снимок в глубокое донце металлического овала. Подарок он называл своим талисманом и брал всегда в рабочие поездки на удачу. А когда однажды опоздал на автобус, который попал в аварию со всеми участниками симпозиума, то и вовсе стал носить медальон постоянно, скрывая украшение под своими белоснежными накрахмаленными сорочками.

Углубиться в воспоминания Лев себе не разрешил, он незаметно осматривался по сторонам, пытаясь понять, кто из этих людей мог навредить Журину или желать тому зла. Седовласые старики в добротных костюмах, такие же старушки в сдержанных нарядах произносили речи о жизни покойного. Небольшая толпа человек в пятьдесят чинно слушала, кивая головами в подтверждение. К микрофону подошла Людмила, с ног до головы в черном, дрожащим голосом она выдохнула громким шепотом на весь зал:

– Наконец мои самые дорогие люди воссоединятся в другом мире!

Дальше Гуров не слушал, он нашел того, кого долго выискивал среди толпы пожилых людей. Невысокий сутулый мужчина в дешевом куцем костюме стоял одиноко в углу, поводя плечами то ли от смущения, то ли от давящей атмосферы. В нем опер сразу узнал своего многолетнего партнера по шахматным сражениям. При виде Гурова Максим Журин поправил очки, всмотрелся близоруким взглядом и удивленно вскинул брови – узнал. Лев крепко пожал ему руку и стоял рядом, пока гроб с покойником по окончании церемонии плыл по ленте в огненное марево печи крематория. На выходе, ожидая, пока степенная толпа пройдет на улицу, сыщик предложил:

– Максим, я на машине. Давай довезу тебя до кафе? Или ты на своем транспорте?

Тот снова поправил очки:

– Я без машины, как-то не вышло научиться водить. После смерти бабушки все хотел сесть за руль ее «Волги». Но так и не получилось, не доучился на курсах. До сих пор в гараже стоит автомобиль, дед отказывался машину продавать, хранил как память. Сам тоже не рулил. Только Лидия у нас оказалась лихим шофером.

Проехав несколько метров по нужному маршруту, Гуров осторожно начал разговор:

– Макс, расскажи, как жили старики? Что было после смерти Лидии?

Мужчина ушел в свои мысли, а потом выдал вдруг неожиданный вопрос:

– Зачем? Ты ведь с ними не общался после переезда, твое появление на похоронах – формальность, отдать дань. Зачем тебе знать подробности их жизни за несколько лет? Это странный вопрос. Особенно в связи с тем, что ты ведь сейчас полицейский, да? Тебя всегда увлекала твоя профессия, и логично, если ты стал полицейским. Как это называется в вашей сфере, следователем?

В отсутствии логики упрекнуть преподавателя шахмат было нельзя. Может, Макс и выглядел чудаковатым среди обычных людей, но сразу выстроил логическую цепочку из выводов. Гуров на секунду задумался над ответом:

– Оперуполномоченный, так называется должность. Да, ты прав, это моя вина, что не навещал стариков. Поэтому хочу убедиться, что все в их жизни было хорошо. Пускай даже как представитель закона. Это все, что я могу теперь. К сожалению. Хоть так, уже не исправить ничего.

Максим дернул плечом:

– Все у них было хорошо. Бабушка так же вела богемную жизнь, занималась скульптурой. Дед работал в своем институте, пока она не заболела. Когда поставили диагноз Лидии, он хотел увезти ее за границу на лечение, но она отказалась. Не хотела портить свою красоту и внешность ради пары лет жизни на таблетках. Сказала, что химиотерапия не подходит к ее маникюру. Сгорела за полгода, дед тогда отказался от должности уже окончательно, совсем ушел на пенсию. Первые пару лет выходить из дома почти перестал. Только с Люсей общался и со мной. Мне приходилось чаще ездить, пытался его как-то встряхнуть. Я звал в парк, в кино, но ты же знаешь, как дед относится ко всему современному. Они даже телевизор так и не завели. Я подарил ему на Новый год в подарок плазму, копил почти год, так он отдал телик Люсе. Все только свои пластинки слушал… Болото какое-то, все смерти желал, чтобы быстрее к Лидии уйти. Без нее не хотел жить, просто сидел и ждал смерти. Правда, в последнее время получше стало, к нему начала ходить женщина одна – Марина, ухаживать за дедом, время с ним проводить. И он, ты знаешь, как-то ожил поначалу, стал пободрее. В парикмахерскую сходил, журнал любимый выписал, на чай эту даму приглашал. Женщина эффектная, я понимаю, почему она его привлекла, – очень похожа на Лидию, тоже высокая и статная блондинка, даже в чертах лица есть сходство. Хотя, конечно, с бабушкой умом и уровнем эрудиции не сравнится. Но главное, чтобы деду было хорошо, я только радовался, что старик ожил наконец. А потом устал он, что ли, от своего жениховства или поругались, я даже не понял ничего. Вернее, дедушка ничего не рассказал, Марина перестала у него появляться, а он отказывался говорить о ней. Будто и не было никогда ее.

Максим горько усмехнулся:

– Вот и все наши события. Негусто, да? Ты ожидал большего?

Лев в ответ неопределенно пожал плечами, ему не хотелось лгать этому мужчине, с которым приятельствовал во времена студенчества, и говорить, что его интерес не имеет под собой почвы. Постарался перевести разговор в другое русло:

– Откуда появилась Марина в вашем доме, если Олег Митрофанович вел затворнический образ жизни?

Максим равнодушно ответил:

– Случайно, она работает в страховой компании. Дед хотел застраховать работы бабушки, вызвал менеджера, и приехала Марина. Так и познакомились.

– Зачем их страховать? – удивился Гуров.

По его воспоминаниям, скульптуры руки Лидии продавались за весьма скромную цену. Да, она была звездой богемной художественной тусовки, зналась и дружила со многими антикварами, творческими личностями, давала частные уроки, но именно как скульптор добилась очень среднего уровня признания. Сама Лидия прекрасно это понимала, часто себя называя «глиняным ремесленником», так как регулярно ваяла на заказ для номенклатурных бонз, а потом для дворцов новых русских. Лепила их любовниц в виде обнаженных античных скульптур, пухлощеких ангелов для фонтанов, даже затейливые вазоны под цветы на входе. К своему собственному творчеству женщина относилась насмешливо: «Бог дал мне талантливые руки и глаза, да забыл вложить искру безумия. А без нее получается симпатично, правильно, но слишком скучно. Талант, но не гений. И я рада, не хотела бы откусить себе ухо или спиться от непризнания, как и бывает со всеми гениями».

Только Максим, в отличие от сыщика, явно не испытывал любопытства к вопросам, которые не были связаны с шахматами. Он снова пожал плечами в немом ответе – не знаю. Пока Гуров выбирал место на парковке рядом с кафе, Макс вдруг снова выдал новый логический домысел:

– Я ведь единственный наследник, а значит, единственный заинтересованный в смерти деда?

Лев Иванович молча кивнул. Мужчина продолжил свою мысль:

– Значит, я единственный, кто мог желать ему смерти. То есть, как это у вас называется, подозреваемый?

Гуров твердо ответил:

– Интерес не равно действие, Максим. Я не занимаюсь мыслями людей, только их поступками.

Он захлопнул дверь машины и зашагал к кафе, где уже за столами сидели гости, Макс, понурый, ссутулившийся, направился следом за опером.

Улучив минутку, когда гости уже начали прощаться после поминальной трапезы, Гуров пересел на освободившееся место рядом с Люсей и чуть небрежно поинтересовался:

– А Марине сообщили о смерти Олега Митрофановича? Что-то я не наблюдаю среди гостей эффектной блондинки.

На него уставились прозрачные глаза с капельками слез на белесых ресницах:

– Даже не упоминайте это имя, тем более здесь, на похоронах, когда мы прощаемся с Олегом Митрофановичем. Эта женщина ему никто, было бы странно приглашать ее на поминки.

Люся подхватила потертый ридикюльчик, поспешила к администратору кафе. Гуров откинулся на спинку стула и обвел взглядом в задумчивости последних гостей, которые пожимали руку Максиму на выходе. Да, искать эту Марину придется долго, слишком скудная информация – имя и работа в страховой компании, которых сотни в столице. Может, хоть она поможет понять, почему Олег Митрофанович принимал добровольно столько лекарств? К тому же если Журин принимал виагру, то явно был настроен на любовные встречи с этой женщиной. Пускай Максим говорит, что их общение по непонятной причине резко прекратилось, но он не жил вместе с дедом и мог быть не в курсе их отношений. Придется по совету криминалиста обратиться за помощью к участковому, который опечатывал квартиру и мог теперь дать доступ в нее для опера.

* * *

Районный РОВД и кабинет участковых Лев Иванович отыскал быстро. На участке, где располагался дом Журиных, за порядок был ответственным вполне приятный, совсем молодой парень, явно недавно после армии, судя по выправке и манере ходить чуть ли не строевым шагом. На просьбу полковника, еще и опера по особо важным делам, участковый откликнулся с великим энтузиазмом. Хотя Гуров, не желая его посвящать во все нюансы своего расследования, рассказал лишь о мигающей лампе и угрозе возможного пожара из-за некачественной проводки. Участковый мгновенно натянул шапку на короткий ежик волос и потряс ключами от квартиры:

– Конечно, я вам открою. Осмотрим и опять все опечатаем. Я жду, когда бумага придет по Журину, чтобы наследнику ключи передать.

По дороге паренек, взволнованный близким общением с таким важным визитером, болтал без умолку:

– Там столько странностей с этим Журиным. Вроде как и ничего интересного, пенсионер, ну что там может произойти, тем более непьющий. Ни драк, ни криков, я так-то всех своих дебоширов знаю на участке. С этим и знаком не был даже, первый раз полгода назад его увидел.

– А что случилось? – удивился Гуров, узнав, что мирный и интеллигентный Олег Митрофанович вдруг привлек внимание участкового.

Тот сдвинул форменную шапку на затылок, ткнул куда-то в сторону ветхих трехэтажек:

– Мальчишки из старых домов притащили мне сумку и потрошеный бумажник, нашли в кустах. Я по базе пробил и отнес старику. Он тогда пожаловался, что когда шел из аптеки, то его толкнул кто-то в спину, выхватил сумку и убежал. Украли всего ничего, пару сотен рублей, он поэтому не стал заявлять в полицию. Да к тому же через пару часов я сумку ему уже принес, все на месте было. Документы, лекарства не забрали, только деньги. Мелкий воришка или хулиган действовал. Жалко, рассмотреть его старик не успел.

– И что же здесь странного? Забрали деньги, а остальное содержимое выкинули вместе с сумкой, – возразил опер.

Участковый пожал плечами:

– Обычно стараются выжать из стариков по максимуму, деньги просят за якобы найденные документы. Представляете, для них же целая история потом мотаться по конторам, чтобы восстановить паспорт, пенсионное, проездной, ну и что там у них еще бывает. Пожилые, они обычно как дети, в полицию не идут, платят, сколько им скажут. Вот и считайте: за возврат документов, таблеток редких, карты банковской, ключей денег можно больше получить, чем из его кошелька. У меня так одна бабулька всю пенсию отдала за возврат карточки из поликлиники, уж очень она ей нужна была. Анализы какие-то важные, направление на операцию.

Сыщик прервал болтовню парня:

– Таблетки или другие лекарства были в сумке у Журина?

– Ага, – парень уже шагнул в знакомый подъезд. – Он же из аптеки шел, даже лекарства не тронули, так и лежала банка целая витаминов. Старик тогда еще обрадовался, ведь витамины купил какие-то дорогие. Он даже не надеялся, что грабитель их оставит в сумке. Хороший был дядька, спокойный. Заявлять не стал, чтобы темняков не разводить. – Тут паренек осекся оттого, что сболтнул уже лишнего, и засуетился у оклеенной бумажными полосками двери. – Ну вот, пришли. Вы открывайте сами, вот ключи. Надо, конечно, свидетелей, но мы же просто для безопасности пришли. Выемки, протоколы делать не будем. Выключим, и все, да? Не будем возиться свидетелей искать.

Опер кивнул в ответ, сил отвечать у него не было. При повороте ключа на него хлынула волна знакомого запаха: духи Лидии, впитавшиеся в стены, аромат дубового паркета, натертого воском, терпкий дух кофейных зерен, разложенных в небольшие вазочки в шкафах, лесной запах «Шипра», которым пользовался ее муж. От этой смеси, знакомых красных обоев в коридоре, виднеющегося в дверном проеме гостиной уголка плюшевого дивана у него застучало сердце, а к горлу подкатил сладко-горький комок. Участковый тем временем бесцеремонно прошелся по коридору прямо в обуви и исчез за поворотом, который оканчивался кабинетом ученого. Оттуда парень показался с удивленным выражением лица:

– Вы же говорили, лампа мигала, короткое замыкание! Но она даже в розетку не включена!

Обескураженный Гуров прошел в кабинет, с удивлением сам ощупал прибор. Действительно, ее шнур висел черной змеей вдоль ножки стола из отполированного дуба. Вилка болталась внизу. Сыщик несколько раз проверил все элементы, не понимая, как лампа могла мигать в выключенном состоянии. Квартира опечатана с момента смерти Журина, электроприбор даже не включен в сеть, а значит, зеленый свет за тяжелой шторой ему просто привиделся. Участковый тем временем прошелся по всем комнатам:

– Да у них тут и электроприборов кот наплакал, даже телевизора нет. Холодильник отключен, плита газовая, баллон я перекрыл.

Он не смог скрыть изумление, когда вернулся в кабинет и увидел, что сыщик по-прежнему крутит лампу в руках, все пытаясь что-то в ней рассмотреть. Прокашлялся смущенно, потоптался рядом:

– Это… товарищ полковник, я вас в подъезде подожду.

А Гуров вдруг почувствовал напряжение, которое так и вибрировало в голосе парня. Он резко развернулся и спросил:

– Ты чего испугался?

От неожиданного вопроса парень густо залился краснотой, задышал тяжело и прошептал:

– Квартира тут нехорошая.

– Что ты имеешь в виду? – Гуров шагнул поближе.

Высокий и крепкий парень, полный физической силы, явно был очень напуган. Он, то и дело оглядываясь по сторонам, зашептал:

– Говорят всякое, я соседей когда опрашивал после смерти старика, никто не хотел свидетелем идти. Говорят, демоны его мучили и поэтому он кричать стал по вечерам страшно, а потом помер от мучений. До сих пор они здесь, в квартире, стонут.

– Какие демоны, ты чего несешь?! – от напряжения тяжелого дня Гуров вдруг вскипел и потерял свое привычное самообладание. Опер ухватил участкового за край форменной куртки и процедил: – Как бабка, сплетни собираешь? Огромный как бык, а душонка зайца. Никакие демоны Журина не мучили, понял? Он свою жизнь честно прожил и тихо, только добро людям делал.

– Да я знаю, знаю, – зачастил в ответ участковый, пытаясь вырваться из крепкой хватки мужчины. – Мне соседка их рассказывала. И что помогали всем, на лечение денег давали, на любую просьбу откликались. Только я сам, сам слышал!

Гуров отшатнулся и разжал хватку:

– Что? Говори, что ты слышал!

На лице парня отразились муки раздумий, он явно не знал, чего же больше бояться. Демонов, обитающих в квартире, или полковника, который одним словом может лишить его места в полиции. Он нервно сглотнул и решился на откровение:

– Я не верю в чертей и всякое такое. Но когда меня вызвали на труп, то пошел по этажам для опроса жильцов, ну и свидетелей найти для протоколов. А все отказались, все! Они говорили, старик страшно перед смертью кричал, на весь дом. По вечерам у него выл кто-то очень громко и страшно. Я тоже думал: глупости это все, полный подъезд стариков, вот и навыдумывали! А когда уходил и опечатывал двери, то оно там начало стонать и скрипеть. Я точно слышал! Квартира пустая была, тело уже увезли, там никого не было! Но там кто-то стонал! Не человек, а… а… из другого мира существо. Вы ведь тоже, тоже это видели! Сами сказали, что лампа мигала, а она даже в розетку не включена! Как она могла мигать, кто мог стонать в пустой квартире?! Это демон! Или привидение!

Парнишка испуганно обернулся на огромный портрет Лидии, который с веселой хитринкой смотрел на них со стены. Лев Иванович сжал кулаки. Его голос, спокойный и размеренный, прозвучал будто со стороны:

– Так, ты разговоры эти завязывай. Сам понимаешь, где ты служишь. За такое можно из органов вылететь в два счета.

– Я никому не расскажу, – насупился парень. – И вы тоже начальству моему не докладывайте, пожалуйста. У нас майор суровый мужик, чуть что не так, и рапорт об увольнении на стол.

Гуров смягчился, ну не виноват парень, что накрутили его соседи своими рассказами, а тут еще и звуки странные в квартире добавились. Он уточнил:

– Что-то еще странное происходило?

В ответ тот лишь помотал головой – нет.

– В гости к старику последние полгода приходила женщина, не встречал ее? Эффектная блондинка.

Парень снова помотал головой:

– Я вообще думал, что вот такая серенькая старушка – это его жена. Которая полицию вызвала после его смерти. Она все знала в квартире, где что лежит, а потом оказалось, что соседка. Просто ухаживала за ним, помогала по хозяйству. Больше никого не видел.

Опер сжалился над напуганным участковым:

– Ладно, если вспомнишь что-то, любую мелочь, то скажешь. Давай в подъезд, я еще пару минут тут проверю кое-что, и тоже на выход.

Оставшись один, он прошелся взглядом по длинным полкам с книгами. Стеллажи тянулись вдоль стен, туго набитые строем из книг и журналов. Как в настоящей библиотеке, здесь все делилось на отделы, он помнил это еще с тех времен, когда брал у Журиных книги каждую неделю, проглатывал за пару дней и шел за новой порцией. Вот стена с художественной литературой – здесь шли длинные ряды собраний сочинений, от классиков до зарубежных детективов, которые тогда были редкостью и доставались Лидией с огромным трудом через знакомых спекулянтов. Дальше полки пестрели обложками разноцветных журналов о моде, потертыми корешками редких изданий, огромными размерами иллюстрированных художественных альбомов – отдел книг Лидии. Одна полка на ее стороне была заполнена блеклыми книгами строго по размеру, там Максим хранил свои учебники по шахматам. Бабушка доставала единственному внуку все публикации и издания, что могла найти в столице, поддерживая его горячее увлечение. Третья короткая стена, ближе к окну и креслу, была заполнена фолиантами и книгами по специальности Олега Митрофановича. Здесь же Гуров и нашел то, что искал среди томиков книг. В деревянном декоративном паруснике из черного дерева, подаренном кем-то из гостей в качестве сувенира, Журин хранил визитки. Тогда это была редкость, глянцевые карточки с фамилией и должностью могли позволить себе лишь очень высокопоставленные личности. Сейчас же лодка была заполнена огромным ворохом кусочков картона почти до самого верха мачты. Лев осторожно снял сувенир и начал разгребать визитки. Та, что ему была нужна, лежала почти на самом верху. Марина Исаева, страховой агент компании «Русь», адрес, номер офиса, рабочий телефон. То, что нужно, теперь он сможет побеседовать с молодой пассией Олега Митрофановича и наверняка выяснит новые подробности, которые соседка Люся и Максим скрывают от него или просто не знают.

Пока участковый снова опечатывал дверь квартиры, Гуров просмотрел блокнот и вспомнил, что запланировал еще разговор с врачом, который обслуживал этот участок, а значит, мог знать, для чего Журин принимал столько препаратов при хорошем здоровье.

– Ты знаешь, где врач местный живет?

Парень охотно кивнул:

– Конечно, это соседка моя, Ольга Павловна. Хорошая женщина, никому не откажет. Правда, соседи наглеют и к ней чуть не по ночам шастают со своими болячками. Даже пьяные таскаются, чтобы капельницу им поставила, а она женщина мягкая, отказать не может. Я поговорил с такими клоунами, предупредил, чтобы не доставали ее. Пойдемте, она дома должна быть сейчас.

– Почему не на работе? – удивился Лев Иванович, время подходило только к окончанию рабочего дня.

– Больничный у нее, – объяснил участковый. – Упала неудачно, теперь вот дома со сломанной рукой сидит. Я ей в магазин и в аптеку бегаю после работы. Хорошая женщина, надо помогать.

Гуров шел молча рядом, размышляя, что участковый вполне разумный и доброжелательный парень и навряд ли его рассказ о криках в пустой квартире – попытка очернить как-то Журина или глупая выдумка. Не похож паренек на фантазера или сумасшедшего. Они почти и знакомы-то не были, единственная встреча произошла из-за украденной сумки и закончилась мирной договоренностью. И участковый, и Журин забыли успешно о происшествии.

Возле трехэтажной обшарпанной сталинки парень приподнялся на цыпочки и стукнул в окно:

– Ольга Павловна, к вам гости.

Дородная женщина в теплом халате и цветастой косынке на светлых кудряшках выглянула в окно:

– Андрюша, ты как рано! На обед пришел? Ты забежишь ко мне? Картошки почистить на суп надо, и пообедаем супчиком гороховым. Ой, – она смутилась, увидев незнакомца.

– Здравствуйте, – Лев Иванович сразу представился.

От его должности улыбка с лица женщины исчезла. Она перехватила здоровой рукой без гипса ворот халата у горла:

– А что случилось?

Сыщик ее успокоил:

– Просто формальность, расследуем обстоятельства смерти Журина Олега Митрофановича.

– Ох, я слышала. Кажется, сегодня прощание было и поминки, – женщина махнула пухлой ладошкой. – Вы заходите, чего через окно перекрикиваться?

В полутемном коридоре она кивнула на мягкий пуфик:

– Простите, что в квартиру не приглашаю. Не готовилась к гостям. У меня такая грязь с этой рукой – ни приготовить, ни чистоту навести.

Лев улыбнулся ее домовитости и начал задавать приготовленные вопросы:

– Понимаю, что без больничной карточки трудно припомнить все, но, может, получится? Можете сказать, чем болел Олег Митрофанович последние годы и какое лечение вы ему прописывали?

Женщина задумалась:

– Да ничего такого особенного, здоровье у него было отменное. Не курил, не пил, режим соблюдал. Правда, после смерти Лидии сильно сдал, даже на улицу перестал выходить. Но постепенно отошел, хотя одряхлел сильно, постарел сразу на пару десятков лет. Я ему объясняла, что в его возрасте важно каждый день не меньше часа гулять. Только Олег Митрофанович шутил в ответ, мол, в столице такой уровень загазованности, что прогулка быстрее приведет к смерти, чем затворничество дома. Конечно, были обычные болячки возрастные. Суставы уже не те, сосуды плохо работают, от этого давление на погоду скачет. Жаловался на головные боли, по большому счету ничего критичного. Я ему прописала таблетки для понижения давления. Он набрал вес, пока дома горевал по жене, и, конечно, даже от коротенькой прогулки мучился. Придет весь красный в поликлинику на прием, отпыхивается. Правда, потом скинул вес, расходился, и проблема ушла сама собой. Последний раз, когда приходил на прием, вообще молодцом держался, как огурчик! Выбритый, с прической, попросил витамины ему посоветовать, какие получше. Я написала рецепт – очень хорошие, для общего тонуса. Там ничего особенного, немного витамина Д, магний, витамин В. Такие дети принимают для иммунитета.

Женщина вдруг прислонилась к косяку, прикрыла глаза и покрутила головой в недоумении:

– Вообще не понимаю, почему у него сердечный приступ случился? Уж что-что, а сердце у него было здоровое. Ведь жена его, Лидия, о супруге заботилась, все обследования и профилактические курсы он проходил каждый год. Все умеренно, питание диетическое, никаких излишеств, вредных привычек. Лидия очень умная и заботливая была женщина. Во всех новинках разбиралась, и связей по Москве куча. Так что они у лучших специалистов всегда лечились. А как одевалась, держала себя – настоящая королева! Думали, Олег Митрофанович следом за ней уйдет, так тосковал он по жене. Только выбрался, и вот надо же… Смерть очень неожиданная.

– Витамины как назывались? – Гуров достал блокнот и ручку.

– Самые обычные, – женщина нахмурилась. – Витропро называются, я и сама их пью. – Она вдруг побледнела. – Вы что, меня хотите обвинить, что я старика до смерти довела? Товарищ полицейский, да клянусь, и в мыслях такого не было. Я же и Лидию, и Олега Митрофановича знаю почти всю жизнь. Они и на свадьбе у меня гуляли, Лидия тогда подарила сервиз чешский, дефицитный. Ребятишкам они устраивали сказку, в костюмах Деда Мороза и Снегурочки с подарками ходили по соседям. Я уколы ей ходила делала, когда она с раком слегла. До последнего голубушка держалась, не позволила себе ни дня расслабиться. Сил когда у нее не было, она меня просила губы ей помадой накрасить и духами любимыми попшикать. Олег Митрофанович под дверью спальни, как собака, сутками без еды и воды сидел до самой ее смерти. Да зачем мне такому хорошему человеку вредить, у него и без меня горе страшное! Да как… как вы подумать такое могли! – у женщины хлынул поток слез.

Лев попытался объяснить ей, что ничего криминального не имел в виду, но она не слышала, захлебываясь в рыданиях:

– Я так рада была, что Олег Митрофанович ожил, помолодел, витаминки сам попросил. Я ему рецепт написала и объяснила, как пить, похвалила его. А тут… И вы потом…

За спиной кто-то тяжело задышал:

– Ольга Павловна, я вот хлеба свежего… – Участковый осекся при виде плачущей женщины.

Он с удивлением и растущим возмущением переводил взгляд с Гурова на врача. Лев Иванович вздохнул: как иногда тяжело общаться с людьми, которые его работу оперуполномоченного воспринимают лишь как желание повесить на кого-нибудь обвинение в смерти человека. Он громко, стараясь докричаться до плачущей женщины, пояснил:

– Никаких обвинений нет. Просто так же, как и вы, удивлен внезапной смертью Журина.

Врач затихла, лишь всхлипывала тихонько. Она бросила тревожный взгляд на участкового:

– Говорят, что Олег Митрофанович страшно кричал перед смертью. Только при жизни он тишайший человек был. Андрюша, ты не рассказывал про звуки в квартире?

Парень опустил глаза в пол:

– Рассказал.

Решив, что от свидетелей больше важной информации не получить, опер попрощался и направился дальше по намеченному плану. Гуров зашагал обратно, к припаркованной возле дома Журиных машине. В ранних осенних сумерках шел он медленно теперь уже не от наступающей ностальгии. Сейчас голова его кипела от размышлений: «Значит, не только мигающая лампа, но еще и странные звуки в пустой квартире». Только сейчас привидение, демон, или что это было, вызывало у него злость. Он найдет причину всех явлений и докажет соседям, что никакие демоны не одолевают жилище его любимых стариков, не позволит чернить их имена после смерти.

На подходе к дому слух вдруг резанули знакомые переливы мужского баритона, буквально несколько нот – и тишина. Гуров бросился бежать, остановился у подъезда, задрав голову на окна квартиры Журиных. Что за чертовщина снова?! Он мог поклясться, что перед поворотом за угол услышал несколько громких нот из любимой оперы старика, которую тот ставил играть на старом патефоне. Эти мелодии он слышал сотни раз, когда Лидия взялась изучать итальянский. И даже спустя столько лет легко узнал и голос, и кусочек арии.

Неожиданно за стеклом в квартире мелькнуло что-то, задев тяжелую штору. Лев Иванович еще несколько секунд стоял, застыв и всматриваясь в темноту пространства за окном. Занавесь качнулась раз, другой, третий, замедляясь, и застыла красивой складкой. Сыщик сжал кулаки и пошагал к машине. Он гнал на высокой скорости до отдела, потом стремительно бежал, перескакивая через ступеньки, вверх до третьего этажа. Лишь ткнув дверь кабинета, выдохнул после своего забега:

– Завтра вскрываем квартиру Журина! Нужны дополнительные выемки вещдоков, чтобы поймать это привидение. Я Зубаревой скажу, чтобы предписание приготовила, а ты сам съезди и все осмотри. Что там за полтергейст шарится?

Зимин, снова в растянутом трико и потрепанных тапках вытянувшийся на рабочем диванчике перед ноутбуком, кивнул сонно:

– Есть, товарищ полковник, обнаружить завтра привидение.

Глава 3

Следующий день оперативника по особо важным делам Гурова начался в такой же суматошной спешке. Расследование смерти старика никак не отменяло дел, которые у него были в производстве. Поэтому Лев с утра выдал задание следователю и оперу, что занимались смертью Журина, чтобы они получили разрешение на повторный осмотр квартиры и собрали выездную бригаду. Сам же занялся текучкой оперативно-разыскной деятельности: контакты с информаторами, изучение уже собранных материалов, чтобы найти зацепку и понять, куда двигаться дальнейшему розыску. Несколько выездов со свидетелями, опросы, очные ставки, и наконец Крячко устало вздохнул:

– Обед пропустили, Лева! Сворачивай работу.

Гуров же вдруг выдал:

– Я сегодня в другом месте пообедаю, так что давай без меня. Передай там Зубаревой, что к четырем на осмотр квартиры подъеду, пускай подождут.

Напарник фыркнул:

– А вы, Лев Иванович, за троих пашете, а зарплату за одного получаете. Обеды таинственные, еще и чужие дела распутываешь. Смотри, как бы не пришлось, как Зимину, диванчик и тапки в кабинете заводить.

Очередную шутку Крячко сыщик дослушивать не стал. Выскочил из кабинета и через минуту уже сидел в машине. Как только двигатель заурчал, водитель нажал на газ и направил автомобиль по выбранному маршруту к одному из неприметных многочисленных зданий в центральной части Москвы. Здесь, в серых коридорах безликой бетонной постройки, где раньше заседали советские бюрократы, теперь расположилось огромное количество офисов. Двери пестрели россыпью табличек и указателей от совсем уж невнятных ООО «Оргтехсанб» до «Шары для праздника». Нужный кабинет он отыскал на одном из верхних этажей за очень скромной дверью из побитого пластика с выцветшей табличкой СК «Русь».

Оперативник без стука толкнул обшарпанную преграду и шагнул внутрь. На него с любопытством взглянули три пары глаз. Крошечный кабинет занимали три потрепанных стола с мониторами, за которыми скучали страховые менеджеры. Две из них были неуловимо похожи: одутловатые увядшие лица, короткие стрижки, немаркие темные трикотажные кофточки и легкое раздражение во взгляде при появлении непрошеного посетителя.

– Туалет только для сотрудников, – резко протянула одна из них, даже не дожидаясь вопроса Гурова.

Лев поймал взгляд третьей сотрудницы, высокой худощавой блондинки с ярким макияжем. Женщина показалась ему неуловимо знакомой. Посетитель галантно склонил голову:

– А я по делу, к Марине. Помните? Гуров. Договаривались с вами о встрече для оценки.

У блондинки брови поползли вверх в удивлении, хотя она тут же взяла себя в руки и защебетала:

– Ах да, да, припоминаю. Давайте сейчас пройдем в одно миленькое местечко и все обсудим. На моем основном рабочем месте, к сожалению, сейчас идет ремонт, поэтому временно приходится трудиться вот в таких стесненных условиях.

В этот момент одна из коротко стриженных насмешливо фыркнула и переглянулась со второй сотрудницей. Та поддержала ее ухмылкой. Блондинка уже натягивала короткую норковую шубку, не замечая их ужимок. Она изо всех сил улыбалась неожиданному клиенту:

– Буквально пара этажей, и будет очень уютная кофейня, обед почти закончился, так что там нам никто не помешает.

Она суетливо сгребла со стола какие-то бланки и застучала каблучками к выходу, гордо вскинув подбородок под глумливыми взглядами коллег по кабинету. При тусклых лампах в коридоре она подслеповато прищурилась, пытаясь узнать визитера:

– Извините, напомните, страхование какого имущества вы планировали?

– Самого важного, – улыбнулся опер и подставил руку женщине.

Та бросила кокетливый взгляд, подала ему руку в замшевой перчатке и больше вопросов потенциальному клиенту не задавала. А тот получил возможность рассмотреть женщину поближе: лет пятидесяти, когда-то была красавицей с точеными чертами лица, но сейчас возраст взял свое; локоны выжжены до белизны и посечены искусственной завивкой; яркий макияж менял черты лица так, чтобы губы выглядели больше, а огромные стрелки удлиняли глаза. Вдруг Льва осенило, и он понял, кого же ему напомнила страховой агент, – Лидию! Исаева Марина выглядела как плохая копия Лидии Журиной, будто ребенок или карикатурист нарисовал ее портрет, исказив слегка все черты образа богемной дамы. Те же локоны, но с налетом неряшливости, элегантный наряд, но из дешевых материалов и с безвкусными огромными украшениями. Даже тонкий нос был искусственно вытянут темным тональным кремом. Эту маску – имитацию образа Лидии – Лев рассмотрел подробнее, когда они уселись за стол рядом с панорамным окном кофейни на первом этаже. Когда из кармана показалось удостоверение оперуполномоченного, широкая улыбка мгновенно растаяла на лице у женщины. Марина сухо поинтересовалась:

– Чем обязана вниманию полиции?

Лев Иванович выдержал долгую паузу и произнес:

– Журин…

Женщина раздраженно вздохнула:

– Ну и что Журин? Был такой клиент, почти клиент, так и не стал им. Хотел оценить скульптуры своей жены и застраховать. Я здесь при чем?

– Он умер. – Гуров не сводил пристального взгляда с женщины. Даже через слой макияжа было заметно, как кровь отхлынула у нее от лица при новости о смерти Олега Митрофановича.

Хотя Марина быстро пришла в себя:

– Я к этому никакого отношения не имею, сделка не состоялась. Клиент, как говорится, «соскочил» без объяснения причин. Даже до оценки скульптур не дошло дело.

– Поэтому пришлось просто ходить на чаепитие к Журину несколько раз?

Яркая маска исказилась от злости, женщина окончательно потеряла светский лоск. Искривленные губы прошипели:

– Выпить чаю мужчине и женщине уже запрещено законом? Я свободна, он – тоже, почему бы и не пообщаться не на рабочие темы?

Гуров развел руки в стороны:

– Никаких проблем, я даже рад, что вы скрасили его последние дни женским вниманием, это приятно в любом возрасте. – Тон его стал стальным. – Проблема в том, что после знакомства с вами совершенно здоровый пожилой мужчина скоропостижно скончался.

Пожилой мужчина?! Да ему было за семьдесят – в голубых глазах метался страх, который не могли скрыть ни пышные веера нарощенных ресниц, ни густой слой теней на веках. «Страх – лучший инструмент для опера», – в голове всплыла еще одна из самодельных поговорок Крячко. И Лев мгновенно этим инструментом воспользовался, чтобы не упустить возможность заполучить важную информацию. А в том, что она важная, он был уверен. Не зря Исаева так напугана – она что-то скрывает. Опер перехватил руку женщины и крепко сжал запястье:

– Вот что, гражданка Исаева, сейчас поднимемся наверх, вы возьмете все документы по Журину, а потом проедете со мной в отдел и дадите показания о ваших встречах. Когда, где, сколько раз. Официально, раз частный разговор вас не устраивает и вы отрицаете, что были в любовных отношениях с Журиным. Расскажете все под протокол, как свидетель, в рамках расследования смерти Журина. Пока как свидетель.

Угроза подняться наверх и под взглядами спесивых коллег отправиться на допрос в полицию подействовала на женщину словно удар хлыста. Гуров бил наугад, но попал точно в яблочко. Она заерзала на стуле, покрываясь алыми пятнами:

– Да какие отношения? Выдумка этой назойливой пенсионерки из соседней квартиры. Уверена, она сама мечтала стать хозяйкой в пятикомнатной квартире в центре столицы. Серая мышь так и грезила, что станет женой ученого и наконец купит себе приличную шубу вместо совкового пальто. Да, Олег Митрофанович после знакомства начал проявлять ко мне интерес. Он пригласил на чай, потом еще раз. Были запланированы прогулка и поход в театр. Это была его инициатива, а я ответила на мужской интерес, и ничего более. Но ничего между нами не было, ничего. Олег вообще прекратил наше общение без объяснений. Резко и неожиданно. После нескольких встреч на его территории он однажды написал странное сообщение. Там была куча комплиментов, каких-то слов, смысл один – больше не увидимся.

– Покажите, – Гуров протянул руку к телефону.

Тут же Исаева с обидой надула губы:

– Вот еще, нужен он мне, сохранять его сообщения. Мне хватает поклонников. Я из жалости к старику общалась с ним, он же мне в отцы годится или даже в дедушки.

– Давайте паспорт, – Гуров кивнул на лаковую сумочку.

Узловатые пальцы вцепились в тонкие потрепанные ручки:

– С собой нет, дома оставила. Зачем мне на работе паспорт?

– Хорошо, – легко согласился ее собеседник. – Тогда сейчас поднимемся наверх и возьмем копию вашего паспорта. Ведь она должна храниться среди рабочих бумаг, не правда ли? В отделе кадров. Он в этом же здании?

Женщина сжала зубы, щелкнула замком, и по маленькому столику полетел документ с красной обложкой. Не торопясь, Гуров раскрыл его и сделал несколько снимков на свой смартфон, изучая фото женщины. Она основательно потрудилась, чтобы стать похожей на Лидию Журину. Помимо макияжа, Марине пришлось осветлить и завить прямые темные волосы, она каким-то образом сильно изменила форму бровей и, кажется, похудела почти на десять килограммов, чтобы получить аристократические изящные скулы своего прототипа. Прежняя Исаева была аппетитной восточной красавицей с лентой черных прядей и томным тяжелым взглядом. Ему пришлось долго вглядываться, чтобы понять, что женщина перед ним и фото на паспорте – это один и тот же человек. И теперь был известен возраст! Вот что она скрывала от Гурова и почему так упорно утверждала, что документов с собой не носит. Кокетка и молодящаяся красавица Марина Исаева не хотела, чтобы хоть кто-то знал, что ее возраст уже перевалил за пятый десяток. Короткие пальцы с ярким маникюром нетерпеливо тянулись к паспорту:

– Мне пора идти.

После того как тайна ее возраста и внешности стала для опера явной, женщина будто погасла. Она смотрела вниз, больше не поднимала кокетливо брови и не надувала губы. Робко смела документ в сумку и поплелась обратно в офис даже без дежурного прощания. А Лев Иванович застыл над своей чашкой в размышлениях, как ему открыть все тайны вокруг смерти старика. Разговор с Исаевой почти ничего ему не дал, но ее испуг и бурная реакция наводили на мысль, что знакомая Журина скрыла какие-то факты об их общении. От размышлений отвлек телефонный звонок, следователь Зубарева назидательным тоном протянула:

– Лев Иванович, мы уже у подъезда Журина, сейчас будем открывать квартиру. Вы же хотели тоже поучаствовать. Нам ждать вас или нет?

Гуров рассчитался мгновенно и поспешил к машине, чтобы успеть на оперативное мероприятие. Перед машиной замелькал грязный асфальт московских улиц, поток машин зашуршал вокруг. Привычные пробки и переполненные полосы переключили его с мучительных размышлений на ловкие маневры в потоке транспорта. И все же краем глаза Лев успел зацепить в зеркало заднего вида грязно-белую иномарку с побитым передним бампером. Она то и дело вызывала недовольство остальных водителей, перестраиваясь из ряда в ряд без причины, провоцируя неожиданными скачками возмущенный перезвон клаксонов. В другой раз сыщик бы проверил, случайность это или его кто-то преследует, но сейчас времени проверять маршрут прилипчивой побитой «белянки» не было. Он припарковался у дома Журиных и поднялся на нужный этаж. Валерка Веснин с энтузиазмом бросился навстречу:

– Ну что, Лев Иванович, что ищем, что изымать?

– Лекарства. Все, которые найдете. Их на исследование в лабораторию. Так, – он дошел до кабинета и ткнул в лампу. – Прибор тоже криминалистам на исследование.

Гуров шел по знакомым комнатам, внимательно подмечая любые изменения. Только их почти не было, вещи Лидии до сих пор висели в шкафу, будто хозяйка просто вышла на прогулку из дома, а не лежала уже восемь лет в могиле. Он замер в мастерской скульпторши, обводя взглядом полки, на которых расположились ее произведения. Где она, его любимая скульптура? Белоснежные фигуры мужчины и женщины слились в вечном поцелуе, она запрокинула голову, открывшись своему любимому без страха, а он наклонился над женским телом, растянул свой плащ, защищая ее от всего мира. Когда-то Лев завороженно рассматривал каждый изгиб двух статуй, и при этом ему казалось, что они вот-вот оживут – вздохнут и встрепенутся от движения навстречу друг другу. Но чудесной парочки, небольшой и хрупкой, высотой чуть больше полуметра, что всегда стояла на подоконнике, переливаясь белизной мрамора под лучами солнца, на месте не было. Сыщику показалось, что в помещении после стольких лет будто стало просторнее. В его воспоминаниях раньше скульптуры теснились вдоль стен, по углам, вытягивались вверх на каждом свободном пятачке. Все-таки Лидия была очень плодотворна в своем творчестве, во время приступа энтузиазма женщина проводила в своей мастерской почти все время, не обращая внимания на домашних. После многодневной активности она теряла интерес ненадолго к своим работам, почти не заходила в мастерскую, отдыхая от нее в светских выходах и домашних хлопотах. Потом что-то вдохновляло ее снова, это мог быть поход в театр, прочитанная книга или выставка, и случался новый творческий «запой» длиною в несколько дней.

Лев задумчиво прошелся вдоль полок, всматриваясь в рисунок древесины. Он коротко подозвал Веснина:

– Лейтенант! Посмотри. Замечаешь что-нибудь интересное?

Валерка, будто молодой щенок, с любопытством тоже кинулся исследовать полки. Он старательно наклонил голову, рассматривая гладкую полированную поверхность под разными углами:

– Пыли немного совсем, Лев Иванович. Уборку кто-то в квартире делал, может домработница? Тогда у нее доступ в квартиру мог быть, ключи? У нас в протоколах вроде нет никого, только внук и соседка.

Опытный коллега покачал головой:

– Вместо домработницы соседка ухаживала за стариком и квартирой. Нет, другое. Посмотри, если вот так голову наклонить, чтобы свет падал по касательной. Попробуй.

Лейтенант послушно повернул набок голову и тут же восхищенно протянул:

– Ух ты, следы! Вмятинки в дереве от чего-то тяжелого! И так много!

Лев обвел глазами мастерскую:

– Вот именно! Много! Скульптур было гораздо больше, и они стояли достаточно долго, чтобы своей тяжестью оставить следы на деревянных полках. То есть пропала часть произведений Лидии Журиной. Сейчас нужно посчитать и сфотографировать количество отметин, сделать опись всех предметов искусства, скульптур, что сохранились в квартире.

Следователь, которая корпела над бумажками в коридоре, тут же оживилась:

– Новая версия, Лев Иванович? Ограбили квартиру и при этом напугали старика до смерти? Надо срочно отправляться по антикварным лавкам и коллекционерам – искать похищенное. Если узнаем, что именно грабители вынесли. Должна же быть опись или реестр произведений? Есть оценка стоимости этих скульптур?

С досадой сыщик нахмурился в ответ на ее вопросы. Он точно знал, что нет никакого каталога или даже примерного перечня произведений, созданных Лидией. При жизни женщина относилась к ним легко, продавая и раздавая без сожалений. Регулярно в квартире Журиных появлялись грузчики, которые бережно упаковывали очередную скульптуру в специальные ящики, обкладывали тканью и соломой для перевозки, а Лидия даже не провожала взглядом свое творение. Она знала всегда, что вдохновение к ней придет, а пустое место в мастерской будет занято новой фигурой, застывшей в вечном движении. Вчера он узнал, что после ее смерти единственная попытка супруга задокументировать наследство талантливой скульпторши закончилась неудачей. Внук ничем, кроме черно-белой доски, не интересовался, а соседка… Люся и есть Люся, ее хватило лишь на стирание пыли с полок в мастерской. Установить ущерб, да еще и оценить его, невозможно. Гуров предложил:

– Давайте начнем с консультации у эксперта. Найдите оценщика, пускай осмотрит все скульптуры в мастерской. Нам надо хотя бы примерно узнать стоимость. Может быть, он подскажет, где могут всплыть произведения Журиной, как определить авторство. Продано было много ее скульптур в советское время, поэтому даже если и найдем украденное, доказать факт кражи, а не покупки будет трудно. Нужен опытный оценщик из этой сферы.

Только азартная Зубарева уже словно собака почуяла след: она обходила по периметру комнату, подсчитывая количество сохранившихся фигур и композиций. Глаза у следователя светились от воодушевления, все-таки возможное ограбление, хищение предметов искусства в особо крупных размерах – это совсем другое дело, громкое и весомое, а не смерть обычного пенсионера. Только с тоской вздыхал лейтенант Веснин, понимая, что все тяготы нового поворота расследования лягут на его плечи, а вернее ноги, которыми придется обежать половину города в поисках пропавших скульптур. Что следователь? Пиши поручения оперу да спрашивай потом отчеты, а у оперуполномоченного основная работа – это беготня, беседы с фигурантами дела, поиски улик. Гуров осмотрелся: вокруг кипела работа – полицейские проводили осмотр, заполняли бумаги, выносили лекарства и предметы, на которые он указал. При виде зеленой лампы в чужих равнодушных руках у него екнуло сердце. Сотрудники несли не просто улику для исследования криминалистам, а кусочки его юности. Тот уютный теплый мир вдруг рухнул, разлетелся на узорчатые осколки. Сейчас по его приказу эти милые вещицы покидали навсегда свои обжитые места, снова напоминая, что их владельцы мертвы и не могут защитить свою квартиру от вторжения чужаков, пусть даже и с добрыми намерениями.

Из-за укола совести опер буркнул Веснину и Зубаревой, что ему пора идти, и зашагал как можно быстрее из квартиры. На площадке его встретил взгляд прозрачных выцветших глаз Люси. При виде Гурова пожилая женщина побледнела, вздрогнула и исчезла за дверью своей квартиры. Отчего его снова окатило чувством вины: как же больно видеть этой одинокой пожилой женщине, что вещи ее близких людей, ее друзей покидают родное жилище! А милый Левушка, который почти каждый день пользовался их гостеприимством, вдруг выступил в роли безжалостного патологоанатома, что препарирует мертвое тело для выяснения причин смерти. Недаром врачи считают плохой приметой проводить операции своим родным, все-таки сложно в такие моменты разделять чувства и разум. Перед глазами у Льва снова мелькали воспоминания о Лидии, как она в той самой мастерской сидит часами, работая с густой массой. Лев до сих пор не знал, что это было – гипс, глина? Он помнил лишь порхание длинных пальцев, под которыми бесформенная вязь вытягивалась в изящные линии, приобретала очертания, превращаясь в человеческое тело. Молодой человек первое время часто приходил наблюдать за работой скульптора, любуясь каждый раз невероятным волшебством превращения бесформенной массы в оформленное застывшее движение. Он смотрел во все глаза, замирая от ощущения жизни в белых застывших переплетениях рук и ног. Лидия была не против, так как Лев не мешал вопросами или разговорами, а только подолгу не сводил глаз, как ребенок, завороженный невероятным фокусом.

Увлеченный воспоминаниями опять, опер сам не понял, как оказался на нужном адресе. В себя его привел грохот металлических ворот, что перегораживали дорогу во двор элитного жилого комплекса. Резкий звук вернул сыщика в реальность, и он вспомнил, зачем же сюда приехал. Ему нужна беседа с Мадам Кэт – в миру Носова Екатерина. Это была ничем не выдающаяся на первый взгляд пенсионерка, которая жила отнюдь не на скромную пенсию в одной из квартир престижной застройки в центре города. Неприметная ухоженная женщина пенсионного возраста, чьи соседи даже и не догадывались об источнике ее достатка. Лишь Гуров знал, откуда у Мадам такие доходы, и даже сам лично когда-то предложил ей сделку для такой жизни. Мадам, известная в высших кругах сутенерша и сводница, тогда согласилась сдать свои связи, тайны постоянных клиентов полиции, а в обмен получила самое важное – свободу вместо грозящих ей пары десятков лет за решеткой по обвинению в занятии организованной преступностью. К тому времени Мадам уже заработала достаточно средств, чтобы сменить имя и обеспечить свое исчезновение из мира депутатов, бандитов и олигархов. Поэтому на сделку с оперативником пошла быстро, отходные пути были заготовлены ею давно. Лев Иванович Гуров, тогда еще майор уголовного розыска, лично отдал фигурантам своего расследования фальшивое свидетельство о смерти Носовой. С тех пор он изредка запрашивал возвращение долга от нее в виде консультаций. И сейчас надеялся, что именно Мадам поможет ему разузнать побольше о несостоявшейся невесте Журина Марине Исаевой. По договоренности с Кэт приезжал всегда опер без предварительных звонков, так как бывшая сутенерша до сих пор бдительно относилась к своей безопасности. Даже под чужим именем, спустя больше пяти лет новой жизни, она не допускала общения по телефону и требовала соблюдения правил конспирации. Поэтому пришлось оставить свою машину за оградой, пройти через арку, затем обогнуть дом вдоль ограды и только потом нажать домофон второго бокового входа, которым пользовались в основном жильцы комплекса.

– Тетя, это я – племянник с лекарствами.

После кодовой фразы запиликал переливами кодовый замок, впуская Гурова внутрь. Он зашагал по тропинке из плит к дому, как вдруг сильно оступился и неловко упал на колено, едва успев опереться на руки. Осенняя грязь налипла на ладонь, и пришлось хлопать по карманам куртки, а потом счищать ее найденным платком. Пока он ворчал под нос и оттирал грязные полосы, его глаза внимательно осматривали пространство за высоким металлическим забором. Краем глаза через ресницы опер наблюдал за фигурой, которая торопливо, пригибаясь, ретировалась в жидкие кусты, явно чтобы он ее не заметил. Опытный сыщик еще после появления на дороге иномарки с разбитым бампером усилил внимание и фокус с падением провернул специально, чтобы убедиться в своем предположении – за ним следят. Сейчас же он оказался прав. Теперь, когда он вышел из машины, его преследовала уже не иномарка, а человек. Рассмотреть своего наблюдателя в надвигающейся вечерней черноте не удалось, преследователь разумно сбежал из-под луча фонаря в гущу придорожных кустов.

Лев сделал вид, что рассматривает рукав, а сам чуть повернул голову в другую сторону, высматривая возможность незаметно проникнуть в дом. Кто бы ни был его преследователь, безопасность Мадам важна, и нельзя выдать, в какой из домов или подъездов огромного комплекса он направляется. Тут на дорожке въезда он увидел свое спасение: огромный джип вкатился в распахнутые ворота и медленно полз по двору в сторону стальной шторы подземной парковки с торца первой постройки. Именно там был въезд в цокольный этаж, а внутри из него вела сеть лифтов, которые развозят состоятельных владельцев в их квартиры, чтобы не было нужды выходить наружу. Гуров припустил бегом к машине, успел обогнуть ее сзади и одним прыжком повис на толстом крепеже зеркала, уперев левую ногу в ступеньку рядом с дверью кабины. Водитель за рулем, увлеченный маневрированием, даже не заметил случайного пассажира снаружи. Спешащим мимо прохожим со стороны улицы могло показаться, что высокий мужчина на асфальтированной дороге у центрального входа в жилой комплекс просто внезапно исчез, будто растворился в воздухе. Но никто не обратил внимания на такое незначительное происшествие, все спешили домой, спасаясь от промозглого воздуха сентября. Оказавшись внутри проезда в гулком подземном пространстве, Лев разжал руки и шлепнулся полубоком на бетонный пол с подножки. Подскочил, отряхнул одежду и свернул тут же к боковой линии из припаркованных машин, чтобы по указателям выйти к нужному лифту.

Когда он наконец выпутался из переходов паркинга и поднялся на нужный этаж, его уже ждали. Мадам Кэт в теплом халате и толстых носках, сонная, с всклокоченными волосами, встретила его в дверях недовольным ворчанием:

– Что так долго? У меня режим, сейчас должен быть отход ко сну. Я вообще-то к семи утра на йогу езжу и в бассейн.

Опер отмахнулся:

– Я ненадолго. – Он с порога показал фото паспорта Исаевой. – Вам эта женщина знакома? Марина Исаева.

Мадам нацепила очки на нос, всмотрелась в снимок на телефоне и вдруг захихикала:

– А я говорила, что Стрекоза эта долетается, допорхается. Что, попалась с чем-то Маринка?

Заметив удивление на лице сыщика, который не ожидал, что скромный страховой агент окажется отлично знакомой сутенерше элитных девочек, Мадам махнула рукой в сторону огромной светлой кухни:

– Пошли, за пять минут не перескажешь. Кофе тебе сделаю и про Стрекозу припомню все в подробностях. Я давно жду, когда эта заноза вынырнет. – Она покосилась на одежду Гурова. – Только умойся в ванной, а то чумазый весь какой-то. У меня клининг вылизал только вчера все до блеска.

На кухне Лев аккуратно расположился в глубоком кожаном кресле и с наслаждением сделал несколько глотков крепкого кофе, пока пожилая женщина со смешками рылась в гардеробном отделении. Она, довольная, вывалила на стол кипу фотографий из помятой обувной коробки:

– Вот, не зря храню свой архив. – Пенсионерка снова натянула очки и принялась перебирать стопку фотографий молодых женщин. – Это сейчас смартфоны, интернет. Раньше я девочек отводила к проверенному фотографу, и он делал им специальные снимки. Ну, ты понимаешь, чтобы все было соблазнительно. Минимум одежды, максимум тела. В белье, без белья, попка, грудь, бедра, морда, чтобы все в лучшем виде. Клиент выбирал по этим снимкам, для каждой девицы делали целый альбом со всех ракурсов. У твоей Исаевой тоже был такой альбомчик. Вот она, Маринка-Стрекоза!

Перед Гуровым легла стопка из десятка цветных студийных фото. С них загадочно смотрела молодая брюнетка с длинными волнистыми волосами до пояса. И это была почти единственная ее одежда, если не считать экзотической повязки с монетками на широких бедрах. Сыщик с трудом узнал в восточной красавице свою сегодняшнюю собеседницу. Довольная же Мадам схватила свою чашку с чем-то неаппетитно-зеленым, но, видимо, очень полезным, и азартно принялась вспоминать:

– Одна из моих первых, я тогда набирала девчонок прямо возле театралки, кто на экзаменах провалился. Вот и эту фифу я там приметила. Рыдала в три ручья на крыльце, когда свою фамилию в списках не нашла. Маринка не поступила в театральный, срезалась на вступительных и в свою деревню возвращаться коровам хвосты крутить не хотела. Запросов у нее было выше крыши, девчонка хоть и без мозгов, но мечтала жить красиво. Все деньгами только мерила, так что сразу сообразила, что почем. Это не ее выбирали, а она – с кем пойти. Девственница была. Как сейчас помню, ее первую ночь купил один рыбный воротила. Везла Стрекозу в гостиницу и налюбоваться не могла. Никакого тебе разврата, пошлятины. Ни чулок, ни сисек в декольте, – Мадам хрипло расхохоталась. – Волосы распустила, только реснички подкрашены, платье белое, глазки в пол и румянец во все щеку. Под платьем грудь наливная колышется, зад крепкий, как у коровы. Все чистенько, кремом и духами полито. Невеста, а не шалава. – Кэт вдруг зло сплюнула прямо на белую мраморную плитку пола. – И ведь он женился на ней после той ночи! Три года Стрекозы видно не было, старика своего доила. Как рыболов помер, так Маринка снова ко мне. И по отработанной схеме – девственница, первая ночь с богатым старикашкой и свадьба. Она три раза так замуж выскакивала за моих клиентов. Мы поэтому ее и прозвали Стрекозой. Несколько лет проматывает наследство, а потом снова бежит цеплять очередного муравьишку, чтобы его заработанное захапать. Правда, третий ее мужик оказался с крутым нравом и длинными руками.

Бывшая сутенерша оттянула воротник халата и показала длинные шрамы на шее и плече:

– Устроил мне пыточную камеру за Мариночку. Своих уродов натравил, они меня на ремни чуть не порезали. Тогда-то правду я и узнала, беседа у нас с ним была длинная, пока из меня кровь текла ручьем, как из свиньи вспоротой. Эта недоделанная актрисулька штопала свою девственность каждый раз у подпольного гинеколога. А на вызове корчила из себя святошу перед клиентами, жалилась им, что бандитка и изверг Мадам заставила ее отрабатывать под мужиками долг, который она брала якобы для лечения больной мамочки. Тварь! Поэтому старикашки все велись как один, женились на бедняжке и думали, что нашли жемчужину в навозе. На третьем она прокололась, так плакалась, что муженек решил мне за страдалицу отомстить. Вот тогда я ей подпортила сладкую жизнь. Мне тот, третий, сутки дал. Я мамашу Маринкину, здоровую, из деревни привезла и муженьку предъявила. Она подтвердила, что от дочки ее уже лет десять ни копейки, ни звонка. Гинеколога привела, что ее дыру зашивал несколько раз. – Женщина стукнула кулаком по стопке с фотографиями. – И снимки эти для работы тоже предъявила. Мужик оказался не дурак, понял, что его обманули. Выгнал он Стрекозу после такого голую на улицу, все до копейки отнял, даже то, что у нее от других браков осталось. Напустил своих юристов, и они ее как кость объели до последнего кусочка. Стрекоза ко мне со слезами кинулась за новым мужем. Каждый день у офиса караулила, в ногах валялась, прощения просила, умоляла в последний раз ей найти старичка, обещала отработать все в тройном размере. Тогда я ей прямо сказала, когда надоело на ее сопли смотреть: «Старая ты уже для нашего бизнеса». У нас ведь как в гимнастике художественной: дело к тридцатке, и на пятки уже молодухи наступают. Свежие, упругие, голодные до денег. Они за штуку баксов такую гимнастику устроят, будут всю ночь на нем скакать. Стрекозе за ними уже не угнаться тогда было, ей четвертый десяток пошел.

Женщина замолчала и застыла с невидящим взглядом, не отрывая глаз от фотографий с юной пери. Гуров уточнил:

– После развода с третьим мужем что с Исаевой было дальше?

Мадам очнулась от грез прошлой жизни и фыркнула иронично:

– Потом ко мне пришел опер по тяжам с фотографией ее паспорта. Это я у тебя хочу узнать: что случилось со Стрекозой? Грохнули или она грохнула и попалась? Не удивлюсь, если второе. Мозгов ей бог не дал, в отличие от вымени.

Лев Иванович про себя усмехнулся точным и резким характеристикам Мадам, которая прекрасно разбиралась в человеческой натуре. Он пожал плечами:

– Ничего с ней не случилось особенного, работает страховым агентом, живет обычной жизнью. Правда, в блондинку перекрасилась, линзы носит голубые и похудела сильно. Это все изменения.

Кэт прищурилась, узкие губы растянулись в насмешливой улыбке:

– Ты мне зубы не заговаривай, никогда не поверю, что Стрекоза успокоилась и зажила обычной жизнью. Это ведь отрава – сладкая жизнь содержанки или любовницы у богатого дядьки. Ни работы тяжелой, ни детей сопливых. Одни подарки, развлечения, вечный отдых. Мало кто из этих девиц думает о завтрашнем дне. Хотя я им все долбила от клиента к клиенту – откладывайте деньги, копите себе на образование, на жилье, на то время, когда вы станете отбросами на нашем рынке. И Маринка ничем не отличается от других дур – все на шмотки, рестораны, тусовки просаживала. Разве только тем выделилась, что нашла удачную схему и использовала ее несколько раз. Правда, не знаю, что теперь она может учудить. Сейчас ей лет чуть меньше, чем мне. Старуха. Никому не нужная, глупая старая Стрекоза, которая промотала свое лето. Ума на что-то изящное у нее не хватит, деревенщина была и ею осталась. А убить самой? Нет, это не про Стрекозу – жила не та. Глупость какую-нибудь вытворила от отчаяния. Угадала?

Под проницательным взглядом женщины Гурову захотелось рассказать ей о смерти Журина в надежде, что ее житейский опыт поможет распутать тугой узел. Но он сдержал себя, тайна следствия остановила опера. Тем более Мадам до сих пор явно пылает ненавистью к своей бывшей работнице и не будет объективна в рассуждениях. Он лишь отрицательно покачал головой – не могу рассказать – и уточнил:

– Куда Стрекоза тратила доходы? Почему быстро становилась вдовой, но не привлекала внимания полиции? Ведь ее престарелые мужья могли прожить и десятки лет, но я так понимаю, умирали очень быстро после оформления брака с Исаевой…

Мадам захихикала снова и погрозила оперу узловатым пальцем с идеальным маникюром:

– Все-таки оприходовала она своего четвертого муженька, раз тебя эта тема интересует. Не стрекоза, а самка богомола эта Маринка. Губит мужиков. Как губит? А не знаю, уж это ее секрет. Моя работа – свести клиента и девочку, получить процент. Что там у них дальше происходит – это уже не мое дело, а то бы давно лежала в бетонной яме с перерезанным горлом. Чужие секреты в моей работе – лишние проблемы, ты сам это знаешь. Вопросов к ней не возникало, ни судимостей, ни проблем с полицией. Я с такими никогда не работала. Сразу пробивала через своих прикормленных оперов, что за птичка. Куда тратила? Так, на цацки, тряпки, поездки. Проматывала на красивую жизнь. Бог ума не дал, говорю же…

Лев Иванович не сводил с женщины глаз, он прекрасно помнил это лисье выражение со складкой во внешнем уголке глаза, когда Мадам начинала лгать и юлить. Они столкнулись взглядами. Женщина оборвала себя на полуслове, отвела глаза и пробормотала:

– Ладно, расскажу, только пообещай, что привет Стрекозе передашь от меня. – Лицо у нее стало острым, будто внутренняя, накопленная за годы злость выступила углами и резкими линиями. – Передай подарок на память от Мадам. – Она потянулась к стопке снимков с обнаженной юной Мариной и швырнула верхний глянцевый прямоугольник почти в руки оперативнику. – Скажи, это подарок ей на пятидесятилетний юбилей!

Довольная собственной ядовитой шуткой, женщина зашлась в смехе до слез. Вдоволь нахохотавшись над Стрекозой, она продолжила рассказ о ее судьбе:

– Я ей подослала Андрюшку Американца. Был у меня такой один любитель пожилых дамочек. Тогда Маринке уже четвертый десяток пошел. Он мастак дурочек раскручивать на подарки шикарные рассказами про любовь и его бизнес в Америке, куда надо вот-вот вложить денег, и можно в миллионеры записываться. У парнишки таких, как Стрекоза, с десяток по Москве. Эта дура ему была не нужна, денег совсем пшик остался после развода. Но я попросила лично ее оприходовать, чтобы дрянь захлебнулась в той яме, что для меня вырыла своими рассказами про несчастную девственницу. Американец за два года из нее вытянул последние копейки, навешал кредитов и исчез. Потом я сама из бизнеса ушла. Поэтому про Стрекозу и не знала, где она себе дальше муравьев искала. Страховой агент… – Бывшая сводня закрутила головой и снова разразилась хохотом.

Лев Иванович про себя вздохнул, как же все оказалось банально: охотница за состоятельными мужьями выбрала себе последнюю жертву. Его смущало лишь несколько вопросов, которые не вписывались в простую схему.

Как Исаева спровоцировала смерть Журина?

Почему старик внезапно прекратил общение со своей пассией, хотя поначалу был настроен благосклонно к новой знакомой?

Зачем она довела до смерти старика до того, как заключила брак с Олегом Митрофановичем? Ведь, не став женой и официальной наследницей, она не имела права на квартиру…

Найти ответ на эти вопросы Мадам ему помочь уже не могла, ну хотя бы она раскрыла прошлое Исаевой. Теперь сыщик понимал историю знакомства Марины со вдовцом Журиным. Агентша во время визита мгновенно поняла, что старик одинок, заметила портрет любимой жены на стене и количество комнат в огромной квартире. Чтобы зацепить пожилого мужчину, впечатлить его, бросилась менять внешность и попыталась стать максимально похожей на Лидию. Для этого и были перекрашены волосы из густого каштана в белый цвет, вставлены линзы голубого цвета, исчезли пышные формы. Даже макияж охотница за состоятельными женихами подобрала так, чтобы быть похожей на покойную жену Журина. Преображение сработало, и Олег Митрофанович стал оказывать знаки внимания, приглашать в гости копию Лидии. Что произошло потом? Об этом может рассказать сама Исаева, когда увидит доводы у опера в руках. Лев потянулся к стопке фотографий:

– Возьму еще одну карточку? Одна – Стрекозе, вторая – мне на память.

– Бери, – каркнула хрипло Мадам. – У меня этого добра навалом. Вопросы закончились? Мне спать пора, – она сочно зевнула, показав крепкие ряды искусственных зубов. – Йога, медитация, иглоукалывание, на завтрак ростки пшеницы. Здоровый образ жизни. Слышал о таком? Скучно, зато жить буду до 100 лет.

– Это хорошо, – пробормотал Лев, выбираясь из глубокого кресла. Пускай Мадам живет, сколько ей хочется, тем более ее секреты тянутся до сих пор через года и помогают раскрывать вполне современные дела.

Распрощавшись со своей информаторшей, опер тем же запутанным маршрутом отправился на подземный паркинг и только потом прошагал вдоль дорожки к боковому выходу. При его появлении кусты не шелохнулись, но он чувствовал кожей, что преследователь затаился за черными прутьями с пожухлыми листьями и не сводит с него взгляда. Расслабленной походкой Гуров прошел по дорожке, толкнул тяжелую калитку и нырнул через несколько метров асфальтированной тропинки в арку. До этого он шел специально медленно и вразвалку, изображая усталого человека, которого заставили идти после рабочего дня в магазин за хлебом или на обязательную прогулку с собакой. Вот он бредет неохотно, проклиная забывчивую жену или энергичного пса. Но как только сыщик оказался в арке, то бросился бежать, стараясь ступать мягко, чтобы стук шагов не разлетелся по полукруглому тоннелю. За несколько секунд он оказался на другом краю прохода, свернул за стенку, уперся носками кроссовок в бетонную стену, руками ухватился за край и с усилием подтянул наверх тело. Опер оказался на небольшом выступе из бетона, чуть выше метра над землей. Ему был виден выход из арки, а преследователь не заметит полицейского, что притаился наверху. Можно будет внезапно атаковать сверху или со спины, что сразу дезориентирует соперника.

Рука нащупала в темноте что-то тяжелое, кажется обломок кирпича или плоский камень. В это время в тоннеле раздалось учащенное дыхание и быстрые шаги. Его наблюдатель бежал со всех ног, потеряв объект из виду. Бросок! Кусок кирпича полетел вперед в черноту и с глухим стуком ударил бегуна по ногам. Тот с грохотом обрушился на землю, Гуров тотчас же прыгнул вперед из своего укрытия, в несколько шагов настиг лежащего и придавил фигуру коленом. Одной рукой он сделал кольцо вокруг шеи для захвата. Резкий прием совсем обездвижил длинное тело на земле, лишь из-под рукава куртки заблеял высокий голос:

– Что вы делаете? Отпустите меня!

В шоке Лев расслабил захват и отшатнулся в сторону:

– Марина? Зачем вы шли за…

Договорить он не успел, женщина вдруг вскочила на ноги и резво кинулась к противоположному концу прохода. Лев ухватил кирпич, запустил его по низу опять, словно снаряд. От удара Исаева вновь потеряла равновесие и грохнулась на колени, встала на четвереньки и поползла сноровисто в спасительные кусты вдоль забора. Треск, и худая фигура исчезла среди зарослей. Только укрытие было слишком жидким, чтобы скрыть высокую Стрекозу. Ее спина и голова то и дело выныривали среди веток. Опер бросился напролом, отдирая от себя цепляющиеся короткими отростками ветки. Женщина же уже выкатилась кубарем с края живой изгороди и неожиданно ринулась прямо на дорогу под мчащиеся по асфальту автомобили.

– Помогите! Убивают!

Машины с нервным гудением огибали мечущуюся в сумраке фигуру. Лев попытался сделать шаг и тут же отскочил назад, чтобы не угодить под несущийся на всей скорости джип. Из окна в его сторону полетела брань водителя. Теперь каждый пытался втиснуться в поток, Стрекоза на разделительном островке, а Гуров через полосу от нее. Они то делали шаг, то отпрыгивали в сторону, снова неуверенно топтались на месте, не решаясь рискнуть и попытаться проскочить между машинами. Лев видел, что на другой стороне начинается густая застройка из пятиэтажек, среди которых женщина сможет скрыться, спрятаться от него. И он решился – сложил руки рупором и выкрикнул:

– Стрекоза, постой! Я только поговорить! Обещаю, что не трону!

Но его слова возымели обратный эффект, женщина под визг тормозов и скрип шин бросилась напролом по дороге в темноту района. Оперу пришлось тоже выпрыгнуть на асфальт, увернуться от капота машины, получить болезненный тычок фарами в бедро и рухнуть на островок, где только что нервно металась пожилая женщина. Несколько автомобилей, которые столкнулись из-за выбежавшей на дорогу Исаевой, сгрудились посередине ленты из асфальта, остановив поток. Водители с криком вываливались со своих мест, указывая на удаляющуюся черную фигуру:

– Сумасшедшая какая-то выскочила прямо на дорогу!

– Она мне под колеса прыгнула! Вы видели?! Видели?!

– Держи ее! Полиция!

Лев перебежал дорогу и кинулся со всех ног за беглянкой, которая нырнула в скопление из металлических домиков-гаражей. Она уже изнемогала от усталости, бежала еле-еле, шатаясь во все стороны на каблуках. Гурову понадобилось лишь сделать пару прыжков, чтобы схватить беглянку за руку, а та вдруг принялась громко, в голос, рыдать:

– За что вы так со мной? Что я сделала? За что вы меня избиваете? Отпустите, мне больно! Больно! Рука! Нога, нога, не могу наступить! Вы ее сломали мне!

От ее притворного возмущения и наигранности Гурова, словно молнией, ударило злостью. Он подхватил женщину поперек тела и потащил обратно через дорогу в сторону своего автомобиля. Правда, теперь он воспользовался пешеходным переходом в сотне метров от места аварии, что устроила Стрекоза. Та слабо трепыхалась в его руках и кричала:

– Помогите, помогите, люди! Насилуют! Отпустите! Мне больно!

Но на темных улицах уже почти не было прохожих, а неясные фигуры вдалеке предпочли испариться, услышав крики о помощи. Разозленные автомобилисты разбирались со своими повреждениями и не обратили внимания на странную парочку.

Лев открыл дверь в салон, усадил рывком свою пленницу. Сам обошел машину с другой стороны и тоже уселся на пассажирское заднее сиденье рядом с растрепанной женщиной. Исаева задергалась и снова принялась верещать высоким голосом:

– Убивают! Помогите! Похитили!

Опер выдохнул, сжал зубы, чтобы успокоиться. Дамочка действовала ему на нервы своей наигранной истерикой. Он вытащил из кармана фотографию, сунул Исаевой прямо в руки:

– Это подарок от Мадам.

Ту будто выключили из розетки, все тело обмякло бессильным мешком, голос упал до испуганного шепота:

– С того света? Она… она теперь привидение?

Гуров хмыкнул, он и забыл совсем, что официально Носова Екатерина считается мертвой вот уже больше пяти лет как. Слухи о ее смерти, видимо, дошли и до бывшей работницы гарема элитной сутенерши. Исаева внезапно забормотала как в бреду:

– Они преследуют меня, они преследуют. Мертвые кругом! Нет, нет, они хотят меня забрать! Не дайте им меня забрать! – Она вдруг упала в узкий проем между сиденьями и прижалась головой к колену опера. – Прошу, умоляю, не забирайте меня к мертвым! Я хочу жить, я хочу жить, я все грехи замолю!

У Льва мгновенно созрела в голове мысль, как же узнать правду об отношениях Исаевой с вдовцом. Он, не меняя выражения лица, кивнул согласно, лишь медленно убрал колено подальше от трясущихся в приступе рыданий кудряшек:

– Покайся, расскажи о грехах, как стариков в могилу сводила, и будет тебе прощение.

Заплаканная, с размазанной косметикой, Марина подняла голову и торопливо зашептала:

– Все расскажу, все! Только к мертвецам не забирай, прошу. Они окружили меня! Мадам, жена старика, они все мертвые, в этот мир за мной вернулись, хотят с собой забрать. Ненавидят меня. Мадам простить не может историю с замужеством, завидовала всегда моей красоте, а Лидия эта мужа своего приревновала ко мне. С того света явилась, лишь бы его от меня отогнать. Не дала стать хозяйкой в ее доме.

– Как ты мужей своих на тот свет отправила?

Женщина снова залилась слезами:

– Я не виновата, я не виновата. Я же просто супружеский долг исполняла, танцевала перед ними стриптиз, танцы восточные, ублажала их ночами. Немножко просто помогала, виагру подсыпала, чтобы они снова молодыми себя чувствовали. И все. Это же ничего, только полезно, они нарадоваться не могли, что по пять раз за ночь могут снова, как в молодости. Я ничего не делала, клянусь. Супружеский долг – святое. Я ничего не делала! Только помогала им немного.

Гуров нахмурился. Теперь понятно, откуда у Олега Митрофановича в желудке и крови следы виагры, – ее подсыпала несостоявшаяся невеста, чтобы подогреть мужской интерес и ускорить дорогу к официальному браку. Остальных своих мужей Исаева тоже кормила обильно препаратом, который хоть и давал ощущение вернувшейся молодости, но при этом разрушал работу сердца стариков. По злому умыслу или глупости Стрекоза нашла верный и вполне естественный способ сживать со свету своих престарелых мужей. От догадки легче оперу не стало. Все-таки доказать вину Исаевой в суде будет практически невозможно без ее признательных показаний. За давностью лет ни экспертизу провести, ни свидетелей опросить. Льву надоело строить из себя представителя потустороннего мира, он уже было решил закончить спектакль. Напоследок, решив подробнее узнать, что там говорит Стрекоза о необычных явлениях в квартире Журиных, он хмуро уточнил:

– Расскажите, вы, получается, увидели покойную Лидию Журину, жену Олега Митрофановича, вживую?

Пожилая женщина удивленно захлопала ресницами и резко плюхнулась обратно на сиденье с грязного пола автомобильного салона:

– Вы же должны знать, вы же этот, ну… из мертвых… кто уводит в другой мир. – Она стремительно вцепилась Гурову в руку и в шоке пролепетала: – Живой, теплый.

Лев с раздражением дернулся в сторону:

– Живой и вполне реальный, с удостоверением оперуполномоченного по особо тяжким преступлениям. К таковым относится и доведение до смерти пожилых людей. Поэтому давайте без театральщины, криков и бредовых фантазий о мертвых. Доказательства вашей многолетней охоты за состоятельными стариками у меня есть, – он достал и помахал в воздухе второй фотокарточкой. – Рассказывайте о знакомстве и отношениях с Журиным подробно. Я задаю вопросы, вы – отвечаете.

Оторопевшая Марина переводила взгляд с фотографии на каменное лицо опера. От неожиданного поворота их беседы она никак не могла прийти в себя, только шевелила губами, разевая рот в немом удивлении. Гуров не стал ждать, когда женщина наконец придет в себя:

– Вы составили опись произведений искусства в квартире Журина?

– Н-нет. – Исаева совсем растерялась, не понимая, куда же клонит этот резкий и суровый мужчина.

– Журин сам принимал виагру или вы ему давали препараты тайно?

Исаева нервно сглотнула, глаза заметались из стороны в сторону:

– Я… я хотела как лучше, я не хотела ему навредить. У меня было безвыходное положение. Просто после того, как объявилась его жена, Олег отказался от общения со мной. Он написал дурацкое письмо, что вынужден прекратить наши свидания, потому что его любимая женщина недовольна моим появлением. Она была против нашего брака. Явилась с того света Олегу и приказала со мной больше не встречаться. Поэтому мне пришлось пойти на такие меры. Я не хотела этого делать, старикашка мне даже нравился, такой спокойный и вежливый. Просто у меня безвыходное положение! Вы поймите, мне очень-очень нужен был этот брак! У меня кредиты и нет жилья, а на работу в таком возрасте почти никуда не устроиться. В страховой у меня нет клиентов и договоров, зарплата совсем крошечная. Мне нечего есть! Я заняла денег, чтобы изменить внешность, стать похожей на его жену. Виагру пришлось купить. Я столько потратила на этого старика! – Рот у женщины уродливо исказился в плаче. Она залилась потоком горьких слез. – Он нужен мне был, очень нужен. Я не хотела, чтобы он умирал, я хотела, чтобы он на мне женился! Когда он меня бросил, купила виагру и подложила в чай. Но она не сработала, он все равно сказал, что любит это привидение – свою жену-у-у… Я… я, я не знаю, что мне делать, все так ужасно, просто кошмарно, я живу в аду-у-у…

Гуров молча ждал, когда закончится теперь уже настоящая истерика. В голове мелькнула мысль, что Мадам отдала бы кругленькую сумму за то, чтобы полюбоваться этой сценой. Сам же он раздумывал об отчаянных словах, которые выкрикнула Исаева. Журин и правда был нужен гоняющейся за состоятельными женихами женщине живым, травить его было не в интересах охотницы за наследством. Смерть Олега Митрофановича, наоборот, разрушила все планы хоть как-то выползти из той ямы, куда загнала ее месть Мадам. И еще Льва смущало, что Марина продолжала говорить о привидении, о призраке Лидии. Она утверждала, что старик общался с мертвой женой.

Когда всхлипы и стоны затихли, опер снова продолжил разговор:

– Привидение вы сами видели? Как оно выглядело? Когда вы его увидели?

Исаева, и без того бледная, выкатила от ужаса глаза:

– Когда Олег сказал, что его жена против наших отношений, я сначала не поверила. Решила, что это старуха-соседка его накрутила, хочет прибрать к рукам хорошего холостяка. Я напросилась на чай к нему для последнего разговора, подложила виагру в чайную чашку и потом еще несколько таблеток в еду в холодильнике. Чтобы подольше эффект длился, тогда он не устоял бы. Когда в мужчине просыпается животное, ему нужна настоящая женщина, а не привидение. Умелая, раскованная, а не эта пожеванная тряпка для домашнего хозяйства. Но он все равно выставил меня за дверь, сказал, что у него свидание с женой. Я думала, он чокнулся – старик собирался на свидание с мертвой! С женой, которая умерла много лет назад. Я осталась ждать возле окна во дворе, думала, таблетки подействуют, тогда он мне позвонит, и я наконец получу предложение. Видела, как старикашка уселся в свое кресло у окна, включил дурацкий патефон. Я видела за шторой его подбородок и слышала, как играет музыка. Ужасно громко играет. А потом! Потом… – Марина начала хватать воздух ртом, глаза от ужаса чуть не вылезли из орбиты. – Я увидела ее, покойницу! Точно как на портрете! Я ее узнала, она смотрела прямо на меня в окно и разговаривала с Олегом. Она… она была там! Мне было очень-очень страшно! Я бежала оттуда изо всех сил, чуть не сдохла от ужаса. Пошла в церковь и к бабке-ведунье, она сделала мне обряд на очищение. Сказала, что покойницу я рассердила тем, что к ее мужу начала ходить. И что призрак теперь от меня не отстанет, надо дальше проводить обряды.

Когда вы пришли и сказали, что он умер, я обалдела. Умер! Это она его убила, его мертвая жена! У меня нет денег на очищение, нет, теперь покойница от меня не отстанет. Она убила Олега за то, что он хотел изменить ей со мной! И до меня доберется!

Женщина заметалась на сиденье, взгляд ее потерял осмысленность от переполняющего ужаса:

– Зачем… зачем вы приходили сегодня ко мне на работу? Кто вас прислал? Жена Олега? Мадам? Вы… вы кто… кто, а? Почему вас присылают покойники? Вы все врете, вы не полицейский, вы… вы… я следила за вами! Следила, чтобы узнать, кто вы! И вы исчезли прямо в воздухе посередине двора, растворились! Вы демон, вы с того света! Вы пришли убить меня!

Гуров со вздохом открыл дверь в машине и пересел на водительское сиденье, разговаривать с Исаевой больше нет смысла. Она ему рассказала все, что знала, а теперь начала сходить с ума, путая реальность и фантазию. Он порылся в памяти телефона и нашел адрес женщины на странице паспорта. Пока автомобиль нес их по улицам города к дому Исаевой, женщина скулила на заднем сиденье, раскачиваясь и читая молитву. Возле подъезда опер было дернул дверь, чтобы помочь женщине выбраться из машины и подняться в квартиру, но Марина вдруг с воем выскочила сама и рванула к подъезду ветхой трехэтажки. Грохот железа, стук торопливых шагов по ступенькам – женщина постаралась как можно быстрее сбежать от демона в обличье оперативника. Гуров преследовать ее не стал, беглянка теперь от страха носа не высунет за дверь, будет сидеть в квартире и трястись в ожидании мести привидения. Вдруг ему пришла в голову идея. Что, если Исаева видела как раз момент ограбления, когда воры напугали старика, придя за скульптурами? Всего лишь от ужаса и в сумраке впечатлительной женщине показалось, что в окне призрак мертвой хозяйки квартиры. На самом деле это был похожий силуэт – высокий и худощавый, фигура грабителя, который разговаривал со стариком. Но почему Журин общался с ним, а потом умер от внезапного приступа? Как незаметно грабители вынесли такое количество скульптур и почему бдительная Люся не отреагировала на шум?

Приближаясь к дому, опер понимал все отчетливее: Стрекоза не только не помогла разобраться в произошедшем, а, наоборот, принесла еще больше противоречий и вопросов в его версию об ограблении квартиры.

Глава 4

Гуров крутил руль, распутывая цепочку фактов, пока вдруг не понял, что его как магнитом снова притянуло во двор дома Журиных. Здесь на третьем этаже темнело окно кабинета Олега Митрофановича. От движения занавески на окне по спине опять пробежал неприятный холодок, он инстинктивно замер, всматриваясь в черный квадрат. Почти все окна в доме уже погасли, жители мирно засыпали в своих кроватях, готовясь к следующему дню. Штора качнулась в сторону, потом еще раз и еще. Сомнений быть уже не могло: тяжелая ткань ходила ходуном от сквозняка или передвижений в квартире. Лев вышел из машины и поймал себя на том, что идет к подъезду медленно, сжимаясь от неизвестности. Первобытный страх внутри сковывал его движения. Когда Гуров понял, что его тормозит этот ужас, засевший будто стержень где-то в солнечном сплетении, то рассмеялся беззвучно сам над собой: «Даже если это и привидение, дух покойной Лидии, то тебе, своему любимчику, она точно не причинит вреда. Наоборот, расскажет, от чего умер ее муж». Мысль принесла облегчение, поэтому он легко взлетел на нужный этаж, на секунду замер перед опечатанной дверью, всматриваясь в ленту с синим кругом и подписью участкового. Бумажная полоска трепетала на двери под напором воздуха в щели между дверью и проемом. Здесь могло быть только два варианта: либо следственная бригада зачем-то открывала окна и забыла их закрыть, что сомнительно в сентябре; либо в квартире находился и двигался непрошеный визитер.

Лев зажал в кулаке тяжелую связку ключей от дома, так чтобы кончики металлических стержней торчали в стороны как пики, превратив их в своеобразный кастет. Он отошел на шаг от двери и замер в ожидании. Служебное оружие осталось в сейфе на работе, Гуров не имел привычки носить его вне специальных операций, надеясь больше на свои навыки самообороны, все-таки не зря они с Крячко пыхтели в спортивном зале, отрабатывая приемы единоборств. Опер осторожно нажал на ручку и чуть дернул дверь. Филенка легко подалась под рукой – так и есть, замок открыт, дверь удерживается от движения на небольшом металлическом язычке, в квартиру свободный доступ. Входить не стал, неизвестно, кто находится внутри и как вооружен. Безопаснее терпеливо дождаться на лестничной площадке, когда ночной взломщик попытается покинуть жилище, и вот тогда атака для него будет неожиданной.

Ждать пришлось совсем недолго, за дверью раздались шаги – медленные и тяжелые. Человек за дверью явно был немаленьким, плашки паркета жалобно поскрипывали под его весом. Опер напрягся всем телом, подался корпусом назад, освобождая пространство для захвата. В щели показался тонкий пластиковый прутик, который ловко подцепил бумажку с подписью участкового, кончик отошел в сторону и повис над дверью. Ручка мягко шелохнулась, массивная створка пошла вперед и распахнулась, закрыв собой притаившегося оперативника. Грузная черная фигура тяжело выбралась из квартиры, шагнула на ступеньку вниз, потом еще на одну. Человек спускался осторожно, стараясь удержать в руках огромную сумку с явно тяжелым грузом. Высокий, с широкими плечами и могучей спиной, он с трудом двумя руками переставлял сумку ниже и ниже. Лев ногой мягко прикрыл дверь, сделал шаг и прыгнул прямо на огромную спину ночного грабителя. Тот выпустил ручки сумки, потерял равновесие и, пролетев через пару ступеней, рухнул на бетон площадки. Лев, вцепившись пальцами в одежду вора, прокатился на грузном теле, словно на санях, вниз. Он рассчитывал придавить соперника, но тот оказался слишком большим, и веса Гурова не хватило, что обездвижить вора.

Опер только сделал движение рукой, чтобы перехватить широкую шею в удушающий прием и остановить соперника, как затылок с черными свалявшимися волосами дернулся с силой и угодил ему в лицо. Мощный удар пришелся ровно в нос, от боли Лев отшатнулся и инстинктивно разжал пальцы. Руки прижал к лицу, на ладони хлынула теплая жидкость – кровь! Волна боли от разбитого носа растеклась по лицу, перед глазами повисла темная вуаль, как будто и без того тусклый свет в подъезде резко пригасили. Фигура подо Львом зашевелилась, легко стряхнула его и попыталась подняться на ноги. Гуров выбросил вперед ногу, его целью были колени ночного великана. Удар вышел смазанным, тот охнул, пошатнулся, но устоял на ногах. Гуров наконец пришел в себя, пружинисто вскочил, метясь теперь головой в солнечное сплетение огромного тела. В тот же момент вор дернул ногой, пинок получился мощным, пришелся в грудь сыщику. Лев вцепился в борт куртки человека напротив одной рукой, пытаясь удержать его, вторую, сжатую в кулак, выкинул вперед. Неожиданно пальцы зацепили какой-то гладкий предмет. Гуров не успел понять, что это, как раздался мелодичный свист. По пальцам пронеслась волна воздуха, и небольшая вещица шлепнулась прямо ему в ладонь. Тут же взрыв огня опалил глаза и кожу на лице. Гуров, превозмогая едкую боль, почти вслепую прыгнул вперед и врезался головой в ноги грабителя. Тот споткнулся, выронил свой груз, но по инерции прошагал пару ступеней вниз. Лев услышал торопливые тяжелые шаги, шорох сумки, но уже ничего не видел из-за мутной пелены перед глазами. Веки и нос горели огнем, от боли текли ручейки слез, еще сильнее вызывая ощущение жжения. Воздух в горле, казалось, превратился в сплошное пламя. Он беспомощно дергался в судорогах, хватаясь руками за воздух. Из-за жгучего ощущения глаза невозможно было открыть, а дикая боль заглушала разум. Лишь спустя несколько секунд опер смог вдохнуть, глаза по-прежнему пекло до слез. Он на ощупь поднялся по ступеням на один пролет назад к квартире Журиных, дернул за ручку двери и по стенам добрался в ванную. Там он подставил голову под струю прохладной воды и сжал зубы. Струи облегчали ощущение, но стоило отвести лицо из-под ледяного потока, как боль возвращалась с удвоенной силой, застилая лицо слезами. Ужасное болезненное жжение было ему знакомо, как и мелодичный свист, после которого веки опалило огнем. По коридору раздалось робкое шарканье тапок:

– Кто здесь? Эй! Я полицию вызываю!

Он выкрикнул в ответ:

– Это Лев! Людмила, это Лев Гуров. Вызывайте полицию, скажите, полковник Гуров приказал прислать бригаду из управления по тяжам. И принесите молоко!

Пожилая соседка застыла в дверях ванной, с ужасом наблюдая, как опер стоит, согнувшись в три погибели, засунув голову под струю воды из крана. Дно белоснежной чаши порозовело от крови, что размазалась по лицу, когда он корчился от боли на лестничной площадке. Лев прохрипел снова, страдая от жгучей боли:

– Молоко, принесите молоко!

Женщина в страхе шарахнулась в сторону при виде его лица: распухший багровый нос расплылся красным пятном по такому же красному лицу; веки раздулись так, что глаза мужчины превратились в щелки; из носа и глаз текла обильно мутная жидкость, собираясь тягучими каплями на подбородке. Люся зашаркала в испуге обратно в свою квартиру, нащупывая телефон в кармане халата. Любопытные соседи уже выглядывали из-за дверей своих квартир, пытаясь понять, что же произошло снова в проклятой квартире Журиных. Правда, никто так и не решился выйти на площадку лестничного марша. Кровавая лужа на полу лишала смелости всех зевак. Одна Люся нырнула в свою квартирку и через минуту уже спешила обратно к Журиным с пакетиком молока в руках.

Пока Лев промывал глаза и лицо молоком из пакета, чувствуя, как стихает кошмарное жжение, старушка набрала номер полиции и поднесла телефон к его рту. Гуров кратко объяснил приказ, поднялся на ноги и с трудом разлепил наконец веки. Из зеркала на него смотрел незнакомец с отекшей багровой физиономией, кроваво-красными, набухшими, как спелые ягоды, глазами. Узнать его можно было лишь по голосу:

– Людмила, вы мне очень помогли. Квартиру Журиных попытались ограбить, вернее ограбили, вор вынес несколько предметов. Возвращайтесь к себе сейчас, присмотрите за дверью. Когда приедет полиция, расскажете все, что слышали или видели. Еще помогите, пожалуйста, определить, что именно вор вынес из мастерской. Вы единственная, кто знает все работы Лидии.

Женщина поднесла руку ко рту, зажимая беззвучный вскрик. Выцветшие глаза наполнились слезами от новости, что какой-то вандал вскрыл квартиру и унес наследие ее обожаемой подруги. Люся скривилась:

– Вы что, не смогли его остановить? Теперь же скульптуры Лидочки пропали! Их надо немедленно найти.

– Я найду его, – буркнул в ответ опер с досадой.

Он сам был взбешен тем, что упустил вора вместе с добычей. Не обращая внимания на распухшее лицо, почти ослепший из-за перцовой пыли, что выжгла слизистую глаз и носа, с болью в переносице, от которой выламывало виски, Гуров спустился вниз по ступеням и поднял гладкий предмет, который упал ему в руку при стычке с преступником. Так и есть – он знает, кто украл предметы искусства, и знает, где найти этого человека. Жжение на лице, многочасовой поток слез от боли в раздраженных глазах были ему знакомы. Несколько лет назад опер долго расследовал смерть коллекционера старинных украшений, состоятельного магната, которого ограбили и убили в его квартире. Одним из исполнителей, которого почти год не могли поймать целые бригады оперативников, оказался домушник по кличке Слон. Прозвище мужчина получил за внушительные габариты, а еще за то, что нейтрализовал своих преследователей простым, при этом очень действенным приемом: он дул в заранее приготовленную длинную палку-свисток с засыпанным внутрь жгучим перцем. От такой атаки даже самые бравые бойцы теряли зрение из-за страшной боли. Сотрудники полиции переставали ориентироваться в пространстве и были способны лишь несколько часов брызгать слюнями и слезами, завывая от ощущения адского пекла на веках и в носу. Только третья бригада, вооруженная защитными масками и спецсредствами, смогла взять Слона. Несмотря на жесткий метод сопротивления и грозную внешность – налитую силой фигуру весом больше 100 килограмм – сам преступник оказался вполне приятным в общении. Рецидивист сразу же согласился сотрудничать со следствием, назвать своих заказчиков и основных организаторов ограбления старика. Сам он принципиально убийствами и пытками не занимался, такое Слону не требовалось. Он ювелирно вскрывал замки и сигнализации, легко выносил огромное количество добычи за один раз, не нуждаясь в подельниках. Именно этим и привлек преступник банду, которая уговорила Слона пойти на дело совместно, посулив огромный гонорар. Правда, домушник сдал подельников сразу же, узнав, что после того, как он, нагруженный добычей, ушел из дома жертвы, они убили беззащитного ювелира. «Сколько ему там дали? Кажется, пять лет, значит, вышел по удо и принялся за старое. Пора навестить». Лицо горело все меньше, так же как и злость на старого знакомца тоже испарялась вместе с болью. Он набрал номер Крячко, попросил отвезти на нужный адрес. Сонный Стас только буркнул что-то в трубку и сразу зашуршал одеждой, даже не спросив Гурова, зачем ему понадобился напарник ночью. Такая у них работа, помощь коллеги может быть нужна в любое время, и его друг точно знал: ночью просто так Гуров не позвонит. Льву не хотелось беспокоить Стаса, хотя он понимал, что в таком состоянии сейчас сесть за руль своей машины не сможет, а преследовать сбежавшего надо по горячим следам. Тем более ему известен точный адрес, куда должен был направиться Слон. Всю свою добычу вор увозил в специально оборудованный гараж на окраине города. Там, в неприметной железной коробке, мужчина оборудовал настоящее хранилище с вентиляцией и отоплением, чтобы пережидать опасное время в укрытии, когда полиция сразу после преступления активно рыщет по всему городу. Холодильник с запасом еды, крохотная печка позволяли ему сидеть неделями в своем своеобразном бункере, пока не затихнет ажиотаж и розыск не переключится на новое дело. Уютная берлога среди заброшенного гаражного комплекса – идеальное место, чтобы переждать бурю. Встретив оперативно-разыскную бригаду, Лев Иванович объяснил коллегам, какие действия необходимо провести на месте преступления, а сам с находкой в руке спустился вниз. О том, что знает грабителя и нашел вещдок, рассказывать дежурному следователю не стал, решив пока договариваться со Слоном по-хорошему. Сейчас нужно имя заказчика ограбления квартиры Журиных, а не исполнитель. Все-таки его догадка о том, что не привидения орудовали в квартире и напугали старика до смерти, а обычные преступники, подтвердилась. Теперь, чтобы разобраться во всех деталях и найти улики для суда, понадобится огромное количество усилий. Понятно, что со сговорчивым домушником раздобыть информацию будет проще в обмен на обещание не привлекать его к уголовной ответственности. Поэтому Гуров утаил от дежурной бригады часть произошедшего.

Через четверть часа хмурый Крячко мчал его на своей иномарке по ночному городу к удаленному району рядом с лесополосой. При виде опухшего лица напарника Стас не смог удержать шутку:

– С пчелами бились, товарищ полковник? – правда, тут же вытащил из бардачка успокаивающую мазь от ожогов. – На вот, намажь, должно полегчать.

Прохладная запашистая пленка почти успокоила жжение, только глаза все еще зудели под набрякшими веками да голос охрип из-за раздраженной слизистой. По дороге Гуров посвятил Крячко во все свои ночные приключения, тот в ответ лишь протяжно вздохнул – ну все, Льва, увлеченного новым расследованием, теперь ничем не остановить, пока он не поймает преступника. Вслух же предложил:

– У меня бита в багажнике, так что я первый иду, а ты, как инвалид, во вторую очередь.

Лев раскрыл ладонь и показал небольшую металлическую колбу с отверстиями:

– Не понадобится штурм. У меня доказательства, что Слон был на месте преступления, уверен, это его отпечатки на этой штуковине. Он обнес квартиру Журиных, и сделал это, выполняя чей-то заказ. Наш домушник с золотыми пальчиками вышел недавно. Видимо, заказал новый инструмент, в том числе свою перцовую палку и набор отмычек, и взялся за старое. Назад в тюрьму ему совсем не захочется – только освободился, поэтому согласится на все мои условия.

Все же Стас упрямо пошел к облупленному металлическому домику вперед с битой в руках, с размаху врезал по железной двери:

– Открывай!

От удара тусклый свет, что сочился через замочную скважину, тут же погас. Тихое бормотание телевизора внутри смолкло.

– Полиция, открывай, – повторил приказ Крячко.

Ответом ему было полное безмолвие. Гуров знал, что сейчас Слон сдвигает тяжелые половицы и кирпичи, стараясь не шуметь. Под ними ему нужно было расчистить заложенный проход в подземный бункер. Он оборудовал в своем гараже даже вот такое дополнительное укрытие, которое при внезапной облаве могло спрятать владельца, создав ощущение, что внутри железная ракушка абсолютно пуста. Первый захват Слона так и сорвался: ОМОН обыскал пустое помещение и ушел, так и не обнаружив хитрое инженерное сооружение, с помощью которого настил из кирпичей и досок возвращался на свое место, сливаясь с полом без единого просвета или щели. После ударов битой оперативник спокойно подошел к тонкой двери:

– Слон, это Лев Гуров. Опер. Помнишь меня? Открой, разговор есть. – Он засунул в рот металлическую трубочку и подул, отчего по воздуху поплыл тонкий перелив самодельного свистка.

Через пару секунд загремел железный засов, наружу высунулась большая голова в черных свалявшихся кудрях:

– Лев Иванович, вы? Это чего, я вас, что ли, огрел?

Гуров настойчиво потянул дверь на себя:

– Давай поговорим, обещаю не трогать. Пока разговор неофициальный.

Высокий грузный мужчина впустил их внутрь. Щелкнул выключатель, заливая желтым светом маленькое пространство. Слон почесал широкий затылок при виде опухшего лица опера:

– Точно, вы это были. Ох ты ж, командир, извини, что так прописал тебе. Я думал, соседи какие слишком бдительные повылезли, вот и дунул в хобот. Лед тебе сейчас достану из морозилочки – приложишь.

Гуров присел на край дивана, который вытянулся вдоль задней стенки.

– Ты не суетись со льдом, сейчас не до примочек. Понимаешь же, что не из-за этого по твою душу пожаловали?

Гигант насупился, поник:

– Ну. Из-за той квартиры со скульптурами? Честно, командир, заказ странный. Браться не хотел, как чуял, что одни неприятности с ним будут. Будто черти под руку пихали.

Лев Иванович почувствовал укол досады – и этот про потустороннее говорит, прожженный уголовник, который ничего и никого не боится! Он совладал с эмоциями, сейчас разберется, что там опять за демоны привиделись, и предложил:

– Давай так, Слон, сразу уговор. Ты нам не нужен, я знаю, что ты исполнитель. Рассказываешь все по порядку, выводишь на заказчика, и твоего имени ни в одном протоколе не будет.

Преступник молчал, упрямо наклонив голову с черными сосульками волос. Он понимал, что это его шанс выпутаться из неприятной истории, откуда другой выход ведет прямиком опять за решетку, причем на очень долгий срок из-за рецидива. Слон прокашлялся и забасил:

– После отсидки этот тип сам нарисовался. Я только вышел, и на третий день его кент прилетел, подкинул заказик простой. Сам я его не знаю, поспрашивал у наших, вроде серьезный мужик, с иностранцами все бизнесы мутит, кидалово не делает. Кликуха такая и есть – Иностранец. Он предложил пустую квартиру вскрыть и вынести по списку фигурки. Замки плевые, пальцем ребенок откроет, хозяева кони двинули, дом простенький – без камер и охраны. Цена – три куска зелени. Мне деньги нужны. Я сразу спросил, в чем подлянка, у него в охране ребятки есть шустрые, легко с таким делом бы разобрались. Слишком сладко, потом слипнется, не разодрать. Вышло, что ребята его там уже побывали, сами пытались унести хабар, но сбежали пустые из квартиры проклятой. Черти их оттуда спугнули, орали так, что пацаны заднюю дали и ни за какие деньги в квартиру не шли. Слушок пошел по братве, никто из наших за заказ не брался. Боялись, что привидения или черти, ну, кто там живет, утащат в ад. У нас все грешные, знают, что после смерти другого не ждать, вот и не торопятся. Вторая засада в том, что фигуры тяжеленные, втрояка тащить еще нормально. А одному – пупок развяжется. Один я повелся, дурак. Очень мне деньги сильно нужны были, я ведь решил с криминалом завязать, нормально зажить, жениться, обычным, короче, стать. Поэтому сказал – четыре куска, и за вечер хату оприходую. Эти ребятки даже слова не вякнули на такую цену. Видать, сильно эти фигуры были нужны.

Вот сегодня я вечером снарягу собрал – сумари, фомку, ключики. Зашел, собрал фигуры по списку. Как бабка учила – крест в зубы, про себя молитву читаю. Она у меня больно верующая была, научила по малолетству «Отче наш». Собрал хабар – и заднюю. Еле волок, сумка тяжеленная, а тут ты мне, командир, сиганул сзади на спину. Я от неожиданности и переборщил немного. Думал, черт на меня прыгнул, в ад сейчас потащит. Как врезал по роже, так понял, что человек. Я хобот в работу – и бежать.

Слон замолчал, закончив рассказ. Гуров с Крячко переглянулись, им одновременно в голову пришла мысль, что сейчас надо вызывать бойцов и организовывать захват заказчика. Тем более вор предупредил, что у того есть крепкая охрана из нескольких человек.

– Так, понятно. Когда у тебя встреча с твоим… как, говоришь, зовут заказчика?

Но Слон ухмыльнулся в ответ на хитрый прием:

– Имени я его не говорил, одно погоняло знаю. Никто не знает имени, между собой наши его Иностранцем прозвали, потому что работает только с заграницей, все покупатели оттуда, и болтать умеет на разных языках. В охране у него Сивый Леха, раньше за вокзалом смотрел. Давно уже закончил с этим делом, теперь у этого служит. Все дела через Сивого были, он со мной договаривался. Сегодня они ждут, чтобы я утром скульптуры передал. Только там гемор один нарисовался.

Слон сокрушенно вздохнул и ткнул пальцем в торчащие из сумки белые руки. Гипсовые руки прошили черные трещины, отчего части тела грозились развалиться на безобразные куски.

– Покоцал я фигуры эти, когда по лестнице летел. Теперь и не знаю, как сдавать улов. Вид у них… – с этими словами Слон раскрыл сумку и осторожно достал одну из украденных скульптур.

Вид у нее действительно был теперь печальный. У пухлого ангела, помимо разбитой кисти, отлетела рука и откололась часть крыла, по лицу пошли трещины. Громила с сожалением вертел гипсовое изваяние в руках:

– Четыре косаря мне не заплатит он за такое. Блин, вот реально проклятая квартирка, неудача сплошная и никакого навара.

Снова опера обменялись многозначительными взглядами, Крячко откашлялся:

– Я к машине, кажется, телефон там забыл.

Гуров продолжил разговор с грабителем:

– Где вы договорились встретиться? И во сколько?

– Заброшенный завод, по шоссе пятьдесят километров в ярославском направлении. – Мужчина поморщился, отчего его широкий лоб пошел складками. – Мне уже выезжать надо, командир, чтобы к шести утра добраться до места. Я бы слился, да Сивый из-под земли достанет. Черт меня дернул связаться с этим барахлом. – Слон с тоской в глазах смотрел на сумку, где лежали изуродованные тела из гипса.

– Послушай. – У Льва в голове родилась идея, как им добраться, минуя охрану, к самому Иностранцу. – Я с тобой пойду на разговор. Расскажешь о своем косяке, а меня представишь как скульптора, фамилия Горюцкий. – Эта фамилия мелькнула у него в голове обрывком воспоминания. Кажется, какой-то очень талантливый ученик Лидии, о произведениях которого она с восторгом отзывалась. – Скажешь, что из своего гонорара договорился со мной о восстановлении статуй. Понял?

Слон затоптался на месте:

– Командир, точно не спалят, что ты подсадной? Меня же потом ребята быстро порешат. Сивый на вокзале за лютого слыл, он долгие разговоры не любит, шмальнет легко. Они за эти скульптуры шкуру снимут, но хоть живым останусь, а если узнают, что ментов навел…

Сыщик хлопнул домушника по широкому плечу, вложил в руку самодельное орудие-дудку:

– Мое слово – сила, ты знаешь. Проведем облаву и вместе с остальными и тебя, и меня ребята примут в СИЗО. Потом уже по-тихому выйдешь, как по камерам разным раскидают. Ну, веришь мне?

Слон поднял угрюмый взгляд:

– Нормально я жить хочу, командир, надоел криминал. Дураком был, сейчас тюрьма мозгов прибавила. Сегодня повезло. А завтра? Вылезти хочу из этой ямы.

– Если захотел, то получится. – Гуров уже совсем не злился на громилу из-за обожженных глаз и разбитого носа. Ему искренне хотелось помочь мужчине, пока тот увидел для себя другой вариант жизни. – Последний раз с бандюганами сегодня встретишься, а потом разойдутся ваши пути. Даю тебе свое слово.

Слон обреченно побрел к выходу из гаража. Он даже не заботился теперь о своей добыче, наоборот, небрежно волочил за собой огромную сумку. Лев же кинулся и схватил за ручку поклажу. Он не мог допустить, чтобы с произведениями, которые создала Лидия, обращались так наплевательски. Это художественное наследство, которое, видимо, стоит больших денег, раз какой-то спекулянт открыл за ними охоту и нашел покупателей. После погрузки сумки в багажник потрепанного «уазика» опер отвел Крячко в сторону:

– Сообщил ребятам? Готовят операцию?

Напарник закивал:

– Адрес нужен, группа захвата готова выдвигаться. Всех наших подключили, уже пакуются в машину и выдвинутся. Час, минут сорок – и будут за нами хвостом идти. Он сказал координаты?

Гуров назвал место, куда на встречу со своими сообщниками отправлялся Слон. Они условились со Стасом, что тот будет следовать на машине на расстоянии в пару километров, поддерживая связь с бойцами группы захвата и прокладывая им маршрут до места встречи с бандой.

Пара из двух машин выдвинулась по ночной трассе. Автомобили быстро выехали за черту города и ускорили свой ход. Опер старался не выдать растущего волнения, хотя ему то и дело хотелось повернуться назад и проверить, не отстала ли машина напарника. Что Крячко едет следом, было понятно лишь по лучам фар, которые рассекали иногда черные сумерки загородного шоссе. В кармане загудел телефон, пришла эсэмэска от напарника: «Лев, бойцы еще в пути, отстают от нас на полчаса. Если что – тяни время».

В ответ улетело короткое: «Хорошо», и оперативник отключил телефон. Его придется оставить в машине, как и удостоверение сотрудника внутренних органов. Если вдруг что-то пойдет не по их плану, ничто не должно выдать его статус сотрудника полиции. Реакция бандитов будет однозначной – избавиться как можно быстрее от свидетелей и предателя. Поэтому в голове его кружились в такт ветру за окном мрачные, как эта ночь, мысли. Что не предупредил жену о неожиданном задании, что операция толком не продумана и не согласована с генералом Орловым, что на душе не стало легче после разгадки смерти Олега Митрофановича. Напичканный виагрой пенсионер почувствовал себя неважно, а вместо помощи к нему заявились бандиты и напугали старика до смерти. Скорее всего, его приступ напугал бандитов, спугнул с места преступления без добычи, а чтобы не позориться перед главарем, они выдумали байку о привидении. Как и говорил Зимин, все оказалось просто, никакого призрака – лишь человеческие ошибки.

В багажнике громыхали скульптуры от толчков дороги по колесам машины. От каждого стука внутри у опера все сжималось при мысли, что сейчас нежные линии белоснежных тел ломаются на куски, превращаясь в уродливые осколки. Вместе с ними и его воспоминания о доме Журиных, о внимательном умнице-ученом Олеге Митрофановиче, блестящей красавице Лидии тоже покрывались уродливыми трещинами современности. Люди настоящего так и норовили испортить творческое наследие Лидии, превратить старика в дойную корову для бывшей содержанки, окружить семейное гнездо черным ореолом из сплетен о живущих в доме демонах и привидениях.

Но именно эти воспоминания о гостеприимном уютном доме, горячие и душистые, как фирменный кофе, что варила для него Лидия, толкали опера вперед. Лев твердо знал, что хочет доискаться до правды, вытащить ее из болота лжи и обмана, чтобы не дать опорочить ни доброе имя семьи Журиных, ни наследство Лидии.

Глава 5

Когда показалась крыша темного, вытянутого здания в глубине поля, Слон сбавил быстрый ход автомобиля. Грабитель протяжно вздохнул, поежился на своем месте, хотя был в теплой куртке, а от волнения на широком лбу блестели капли пота.

– Ну все, командир, прибыли. Как там фамилия у тебя будет? Запамятовал.

Вдруг они оба подпрыгнули от луча фонаря, что разрезал темноту и впился в стекло автомобиля со стороны водителя. Рядом с пучком света на них смотрело дуло пистолета. Резкий голос прохрипел:

– Выходите из машины, руки вверх. Одно движение, и получите пулю.

Слон снова заерзал на месте:

– Ты чего, Сивый, это же я. Опусти ствол. Я выхожу.

Он потянул огромную руку к ручке двери, но бандит тут же отреагировал пинком ноги по дверце:

– Я сказал, без глупостей! Чтобы руки твои я видел!

Сивый сам распахнул дверь и выпустил Слона, ткнул дулом в сторону замершего на своем сиденье Гурова:

– Ты кого притащил?

– Это мастер, лепильщик. Ну, скульптор, Сивый, там, короче, такая история вышла. Статуи покоцало немного.

– Чего?! – зашипел невысокий крепкий мужчина, узкие прорези глаз даже в темноте блестели злобой. – Ты че мне лепишь, Слон? Зачем припер лишние глаза сюда?! Мы так не договаривались.

– Простите, – откашлялся Лев, стараясь придать голосу мягкости. – Скорее не глаза, а руки. Я – скульптор, моя специализация – реставрация разрушенных композиций из гипса, глины, мрамора. Ваш товарищ попал в аварию – и вот обратился ко мне за реставрацией. В неурочное время, конечно, но служение искусству не знает времени. Ваш товарищ сказал, что срочно требуется моя помощь в восстановлении отдельных элементов скульптур античных героев. Статуи, что пострадали при перевозке. Конечно, довольно неожиданное предложение, но мою работу не назовешь обычной, тем более мне обещан щедрый гонорар. Имейте в виду, только после экспертизы я смогу назвать окончательную стоимость восстановления экспонатов.

Сивый, огорошенный потоком незнакомых слов, впился будто клещами в руку Слона:

– Чего он несет? Какая реставрация, какая оценка?

Тот зашептал в ответ:

– Да понимаешь, додик мне какой-то по машине стукнул, статуи эти покоцались немного. Вам же надо товарный вид, вот пришлось этого спеца искать по своим. Кое-как ночью выцепил, он согласен подлатать там, чего надо.

Бандит метнул недоверчивый взгляд на Гурова, потом снова на Слона. Но все же кивнул парочке крепких ребят за своей спиной:

– За руль садитесь, отвезете тачку к цеху. Эти со мной пойдут, – буркнул крепыш, не поворачивая головы на Льва. – Давай, шевелись, реставратор. Шеф ждет.

Опер внутри ликовал, его замысел удался. У них получилось безо всякого штурма подобраться к главарю банды. По дороге за ними несется Крячко, а по его наводкам – оперативная группа захвата с оружием. Надо потянуть время, и бандитов, что напугали до смерти старика, разорили квартиру Журиных, настигнет возмездие.

Процессия из Слона, Гурова и их охранников проследовала по вытоптанной тропе через густые кусты до заброшенного здания. Здесь, в огромном пустом пространстве, заваленном мусором, обломками бетонных плит, остатками оборудования, Сивый движением подбородка приказал остановиться, его подручные застыли за спинами своих пленников. А именно пленником себя ощущал опер. Безоружный, в безлюдном месте, в окружении бандитов, он чувствовал растущую опасность, от напряженного ожидания все внутри вибрировало. Внутренние часы отсчитывали невыносимо медленно каждую секунду до появления поддержки. Они замерли в ожидании главаря, тот же не торопился появиться в темном пространстве, которое лишь слегка подсвечивалось тусклым лунным светом. Слон трясся от волнения, да и Гурова бил озноб от ночной прохлады, которая проникала под куртку. Их охранники тоже ежились и переминались с ноги на ногу на неуютно продуваемой площадке. Но все терпеливо ждали появления Иностранца. Хотя опер даже был рад заминке, каждая минута увеличивает его шансы выйти из этой заварушки живым. Он мысленно представлял, где сейчас находится Крячко, как он уже на шоссе высматривает подходы к черному заброшенному зданию. Передает координаты места командиру группы захвата – крепким парням в бронежилетах и с огнестрельным оружием.

Но его надежда мгновенно потухла при звуке торопливых шагов. Кто-то стучал подошвами по бетонному полу, ему вторила тяжелая поступь крепыша Сивого. Тот что-то бубнил своему хозяину, а Иностранец в ответ кидал лишь резкие фразы визгливым высоким голосом:

– Думал? Ты думал?! Больше не пытайся, не твое!

«Бу-бу-бу» – из темноты. Вылетев на площадку под проломленной крышей в тусклый свет тающей луны, Иностранец прошипел в ответ с нотками брезгливости, даже не повернув голову к своему помощнику:

– Затухни!

И глухой голос Сивого смолк по резкой команде. Главарь бандитов цепким взглядом обшарил Гурова с ног до головы и неожиданно коротко усмехнулся. Слон рядом разволновался еще сильнее: он топтался на месте и тяжело вздыхал почти до стона. Лев выдержал осмотр, хотя и опустил глаза. Из-под ресниц он успел рассмотреть главаря банды. Тот разительно отличался от своих приспешников, угрюмых бандитов с явно криминальным прошлым: стройный моложавый мужчина лет чуть за сорок, затянутый в черные водолазку и брюки, с гривой светлых кудрей ниже плеч. На фоне молчаливых квадратных подчиненных с кирпичными лицами он казался экзотической бабочкой, что попала в паутину к паукам. Несмотря на его слишком изящный вид, авторитет у парня был нешуточный – по одному его приказу Сивый сник и затих в сумраке угла. Остальные окаменели и лишь жадно ловили каждое движение своего хозяина. Мужчина подошел совсем близко к пленникам:

– Что, Слон, разбил статуи? В тюряге растерял все навыки?

Напарник Гурова тяжело вздохнул и начал медленно тянуть:

– Ну да, я ехал, а там один не рассчитал. Мне в багажник… Кто ж знал. Я вот… нашел человечка, поможет нам. Он по статуям спец.

Иностранец сверкнул ледяным взглядом:

– Ночью, на пустой дороге, в тебя врезались так, что груз повредили? Значит, и на багажнике вмятина осталась? Ой-ой-ой, какая досада. – Он цыкнул резко Сивому: – Машину проверить, груз достать. Аккуратно.

Помощник исчез в темноте окончательно, с новой порцией недовольного бурчания. Главарь продолжал мерить Гурова с ног до головы колючими льдинами глаз:

– Ну что, скульптор, реставратор, творец, как чинить статуи будешь?

– Алебастр нужен, – в памяти всплывали слова из разговоров с Лидией.

– Алебастр? – голос у Иностранца сочился притворной теплотой. – А строительный гипс не подойдет? У нас там куча навалена на втором этаже, для особых нужд. Когда кто-то косячит, мы его сразу превращаем в камень, как Медуза горгона своих жертв. Только современными методами.

От его замечания Слона заколотило крупной дрожью, а Иностранец после собственной шутки зашелся в смехе:

– И восстанавливать не надо статуи, продадим твою, Слон. Кем хочешь быть – мыслителем? Для Давида не подойдешь, слишком уж на шкаф смахиваешь. Придумал! Закопаем по пояс – и станешь Тутанхамоном!

Смех его резко оборвался, и он вдруг шагнул к Гурову:

– Так что, специалист по статуям, сляпаешь нам шедевр из своего подельничка? А? Скульптор? Как там, говоришь, твоя фамилия? Горюцкий?

Лев спокойно ответил:

– Да. И я могу восстановить скульптуры, потре…

Договорить ему не дал мощный удар в висок. Несмотря на субтильное телосложение, рука у Иностранца оказалась очень тяжелой. Гуров упал на пол, глаза застила черная пелена, будто сквозь вату он услышал отчеканенные яростью слова:

– Гипс для скульптурных работ получают из алебастра путем тонкого помола, и строительные смеси для создания скульптур не подходят.

Главарь ухватил за волосы осевшего опера, с размаху ткнул коленом в солнечное сплетение, так что сбилось дыхание. И прошипел прямо в лицо:

– Это я Горюцкий, я скульптор! А ты безымянная тварь, фальшивка, и сдохнешь ею в куче строительной дряни. Ремесленник чертов. – Он пинком отбросил обмякшее тело, приказал своим сообщникам: – Тащите его на второй этаж!

Сквозь пылающую боль и кровавую пелену перед глазами Гуров не мог рассмотреть, куда его тащат. Лишь чувствовал, что тело, как чужое, его совсем не слушалось. Он пытался вывернуться из крепкого захвата, только в ответ его все сильнее сжимали клещи из нескольких рук. Бандиты швырнули его в огромное корыто, запястья заныли от тугой веревки.

От ледяного холода свело ноги судорогой, но хотя бы заработала голова. Глаза резануло будто вспышкой, он с трудом удержал крик от отвратительного ощущения, которое расползалось по всему телу. С чавканьем холодный серый раствор растекался из железной емкости в руках бандитов по его ногам и корпусу. Железное корыто наполнилось на одну треть. Над лицом зависла физиономия Горюцкого:

– Ну что, скульптор, как тебе состав, подходит для создания шедевра?

– Отпусти меня, Лидии это не понравится.

При упоминании имени Журиной Иностранца перекосило, он испуганно отпрянул от корыта, к которому его помощники притащили новую порцию гипсовой смеси. Их главарь в растерянности метнул взгляд на вязкую смесь, на очертания человеческого тела, которые еще угадывались под жидкостью в корыте, и поднял руку вверх. Его приказ остановил поток жидкого гипса. Лев чувствовал, как засыхающие потоки на лице стягивают кожу, но старался успокоить лихорадочно скачущие мысли. Он не дождется появления бойцов, если не протянет еще хотя бы минут пятнадцать. Просто задохнется под тяжелой гипсовой смесью, умрет, утонув в ней. Лев выпалил первое, что пришло в голову:

– Лидия хотела тебе другой жизни, она видела тебя великим скульптором. Она знала о твоем таланте.

Бандиты затихли, Горюцкий тоже окаменел от неожиданных слов. Лев осторожно под наливающимся тяжестью покровом из гипса вывернул запястья так, чтобы растянуть веревку. Он еле сдерживал крик, стараясь говорить спокойно:

– Ты умеешь оживлять скульптуры, так она говорила, вдыхать в них божью искру. Это дар свыше, и он всегда был и будет в тебе. Ты не ремесленник, ты – талант.

– Заткнись, заткнись, заткнись! – вдруг взвыл Горюцкий посреди повисшей в здании тишины.

Он бросился к емкости с готовой смесью, схватил ее и вылил все стремительным ледяным потоком оперу на лицо. Тот закашлялся, захрипел из-за забившегося горла, воздуха стало мучительно не хватать. Горюцкий вцепился ему в лицо и с усилием утопил в серой жиже.

– Чего стоите, несите еще гипс, придурки! – рявкнул он на своих сообщников.

Те, растерянно поглядывая на трепыхающееся в корыте тело, пошли к огромной куче из серого порошка. Плеск воды из канистр, хрип тяжелого дыхания Горюцкого сменился гулким пульсом крови в собственных висках. Под слоем жидкого гипса исчезли все звуки, кроме тугого биения, которое разливалось от головы в горло и дальше по телу. Лев чувствовал, как сил становится все меньше, а руки, удерживающие его под жидкостью, не теряют своей железной хватки. Он медленно вздрагивал всем телом в попытках сохранить последние глотки воздуха, грудь будто сковало металлическими обручами, тяжелый застывающий слой давил и давил. Вдруг крепкие пальцы Горюцкого исчезли, а слой гипса дрогнул и взлетел вверх густыми волнами под пружинящим телом. Лев со всей силы ударил плечом и боком в край корыта, от тяжести емкость качнулась и с грохотом перевернулась, выплеснув свое содержимое вместе с опером. Он замотал головой как собака, стряхивая тяжелую маску из вязкого вещества, с трудом разлепил ресницы и тут же откатился в сторону, собрав на влажную одежду весь мусор. Но никто не обратил внимания на освободившегося пленника, все члены банды застыли под крики Слона. Тот улучил момент, прыжком огромного тела сбил с ног главаря и теперь сжимал толстые пальцы на шее парня. Широкое добродушное лицо превратилось в злобный оскал, он навис над лежащим Горюцким и, обводя глазами его сообщников, хрипел затравленным зверем:

– Стоять! Или я ему шею переломаю. Никому не двигаться.

Сам Горюцкий затих с закрытыми глазами, потеряв сознание.

– Уходим, уходим, – прорычал Гурову Слон и на четвереньках начал отступать к лестнице, будто животное, волоча за собой добычу.

Через муть на глазах опер заметил вороватое движение руки Горюцкого. Он успел лишь выкрикнуть:

– Берегись, оружие!

Взлетела рука главаря, блеснул цепкий взгляд и грохнул выстрел. Запахло гарью, воздух затянуло пороховым газом. Слон удивленно перевел взгляд на свой живот, где расплывалось алое пятно, потом на дуло пистолета, которое Горюцкий наставил ему прямо в лицо. Гуров прыгнул со всей силы и головой врезался в тело главаря, выбив того из ослабевших рук Слона. Выстрел грохнул снова, но пуля ушла в потолок со звонким рикошетом. Слон сделал шаг, еще один, коснулся опера ладонью, губы его шевелились, силясь что-то сказать. Вдруг он повалился тяжелым снопом, подминая под себя Гурова. В сумраке помещения кто-то закричал, забегал, визгливый голос Иностранца выкрикнул:

– Менты окружают! Слон навел на нас полицию! Валим! Урод!

Пространство наполнилось криками и топотом бегущих людей, все смешалось в кучу, бандиты кинулись кто куда, пытаясь спрятаться от полицейских, что оцепляли здание под команды своего начальства. Оперативник попытался выбраться из-под тяжелого тела, голова налилась чугуном и пульсировала алой болью. Иностранец, растерявший весь свой лоск, метался возле огромной кучи из серого гипса, выкрикивая приказы своим подельникам. Над ухом вдруг захрипел тихий голос:

– Прости, командир, хотел… хотел… жить честно, не вышло. Прости.

Прошелестел последний вздох, и Слон вздрогнул в предсмертной агонии. Его корпус сполз вниз на серый пол и затих. Сыщик выбрался из-под тяжелой горы и с трудом поднялся на ноги. Он с усилием отлепил куски гипса со впадин глаз, чтобы хоть немного осмотреться. Весь второй этаж был пуст, только черная фигура стремительно растворялась в темноте да мертвый Слон растянулся неподвижной горой у его ног. Лев бросился следом за Иностранцем, не думая о том, что у него нет оружия, а тело плохо слушается после сильнейших ударов и долгих минут в смертельной ванне из гипса. Главное было сейчас поймать ту фигуру, что мелькнула в полумраке, – главарь убегал прочь от полиции, бросив своих подельников. Гуров почти ощупью пробирался вперед, пока внизу шла настоящая битва.

Полицейские наступали все ближе, подходя к зданию. Несколько человек под прикрытием щитов уже карабкались по лестницам на второй этаж, вместе с ними бежал Стас Крячко, выкрикивая имя напарника. Бандиты заняли оборону за кучами строительного мусора, открыв огонь из всего оружия, что у них имелось. С ругательствами Сивый метнул вдруг в атакующих бутылку с зажигательной смесью. Огненный шар разлетелся осколками и остановил бойцов. Но как только пламя почернело и съежилось, началась новая атака. Полукруг из полицейских становился все шире, а выстрелы из-за кучи реже. Группа захвата теснила преступников, предлагая сдаться без сопротивления. В ответ летели крепкие ругательства, в нетерпении Крячко разрядил в кучу всю обойму служебного пистолета:

– Выдайте заложников! И останетесь живы!

Вместо ответа в него полетел обломок кирпича. В бешенстве полковник, позабыв об осторожности, ринулся в бой:

– Вперед! Пакуй их, ребята! Разрешаю открывать огонь на поражение! У них Гуров в заложниках!

В это время Лев медленно шел по второму этажу, пока не почувствовал сквозняк от пролома в стене. Он сделал шаг, второй, руки, вытянутые вперед, провалились в пустоту. Еле получилось удержать равновесие – стены у здания почти не было, и бетонная плита разрывалась огромным провалом, за которым шла пропасть до земли высотой в два этажа. Сыщик осторожно наклонился вперед и тут же понял, что медлить нельзя – человек в черном убегал со всех ног по пустырю в сторону лесной полосы. Опер отошел от края бетонной плиты подальше, примерился, разбежался и прыгнул вперед. Расчет оказался правильным, и у него получилось приземлиться болезненно, но без травм, в тугие кусты по краю пустыря. С усилием Гуров поднялся на ноги и быстро захромал следом за убегающим преступником. Каждый шаг отдавался болью между ребер, все кругом плыло, тело полыхало огнем, а перед глазами стояла серая режущая муть. Но Лев бежал, не замечая боли, не выпуская из виду мелькающее пятно светлых кудрей. Иностранец не видел преследователя за собой. Мужчина то и дело спотыкался в темноте о препятствия, но даже не поворачивал головы, уходя все дальше и дальше от развернувшейся в заброшке бойни.

В такт шагам в голове у опера пульсировала догадка: «Горюцкий, именно он ограбил и напугал мужа Лидии! Он знал о ценности ее скульптур, он сам скульптор и ее ученик, поэтому грабил своего преподавателя и ее наследника. Грабил, обворовывал, мучил старика без зазрения совести! И должен ответить за все!» Сжав зубы, Гуров ускорил бег, все быстрее и быстрее двигаясь, будто разгоняющийся автомобиль. Впереди выросла небольшая возвышенность, Иностранец тяжело, запинаясь, взобрался вверх и исчез за гребнем. Лев же будто отключился от своего тела, боль и тяжесть пульсировали в каждой клетке, но эта вибрация толкала, ускоряя его все быстрее. Оперативник забежал на горку, продрался между деревьев. За черными ветками блеснуло зеркало водной глади. Озеро! У бандита может быть спрятана лодка, на которой легко переправиться на другой берег и уйти от погони! Все тело напряглось в последнем усилии, и оперативник, разогнавшись с горки, в разбеге прыгнул на черную спину. От удара Иностранец полетел вниз с невысокого берега, а вместе с ним опер, который вцепился руками и ногами в худое тело, чтобы бандит не смог вытащить пистолет и открыть стрельбу. По инерции комок из двух тел скатился вниз, влетел в ледяную воду осеннего озера рядом с качающейся лодкой. Земля почти сразу обрывалась, переходя в большую глубину со скользкой илистой мутью вместо дна. Иностранец взвыл и сам теперь вцепился двумя руками в рукав куртки своего преследователя:

– Дна, дна нет! Помогите! Я тону!

Под ногами болталась лишь пустота и толща воды, глинистое скользкое дно не давало возможности оттолкнуться, то и дело уходя из-под ног. Лев, который хорошо держался в воде, одной рукой принялся загребать, так чтобы утащить повисшего на нем Горюцкого еще дальше от берега. Парень от такого маневра растерял последнюю напыщенность. Он завыл от ужаса:

– Нет, нет, не надо, умоляю! Я не умею плавать, я утону!

– Утонешь! – Для подтверждения своих слов Гуров стряхнул с руки груз, и главарь бандитской группировки беспомощно забултыхался в воде, взбивая руками ледяные фонтанчики.

Парень беспомощно разевал рот, хватая воздух, но намокшая одежда и суета не давали ему ни единого шанса, утягивая все сильнее в черную глубину.

– Спа-си-те! Я за-пла-чу! – выдохнул он, кашляя от воды, что заливала лицо.

Лев поймал его, как щенка, за шиворот, а потом перехватил поудобнее, зажав в кулаке мокрую гриву волос. Он приподнял парня над поверхностью, давая возможность сделать вдох.

– Подавись своими деньгами. Рассказывай, как старика замучил и скульптуры Лидии украл.

Опер поплыл обратно к берегу, потому что удерживаться на воде в тяжелой одежде и еще при этом с занятой одной рукой становилось все сложнее. От ледяной воды мышцы сжимались в судорогах, а в тело будто впивались миллионы игл. За метров десять до берега Гуров разжал кулак с мокрыми волосами, и Горюцкий снова забултыхался в толще воды. Он с трудом удержался на ногах, кинулся к берегу, нелепо взмахивая руками, раскачиваясь во все стороны. Лев был быстрее – он в несколько взмахов оказался рядом с лодкой, ухватил весло и вытянул его навстречу бредущему Горюцкому:

– Рассказывай.

От болезненного удара тот застыл по шею в воде, понимая, что еще пара шагов – и фальшивый скульптор сможет разнести ему голову тяжелым веслом. Парня била крупная дрожь от холода, но он не решался выйти из воды. Лишь корчился в испуге и сипел осевшим после ледяной воды голосом:

– Зачем тебе? Чего тебе дались эти скульптуры, они же стоят копейки. Это просто безделушки.

– В память о твоей преподавательнице Лидии Журиной хочу разобраться, зачем ты их украл из ее квартиры.

Весло качалось рядом с бледным лицом, так и норовя заехать по носу грубым краем.

– Она сама разрешила… Опусти весло, – попросил вдруг Иностранец, он выглядел совершенно сломленным.

Нахальство и высокомерный тон исчезли, осталось только тощее дрожащее тело и слипшиеся мокрые волосы, которые делали его похожим на утопленника, восставшего со дна озера. Гуров указал на край лодки:

– Подойди сюда и рассказывай, когда закончишь, тогда сможешь выйти на берег.

Он прекрасно понимал, что долго упрямиться бандит не сможет. Сейчас его кожа горит от боли, все тело ломит от холода в остывшем за ночь озере, где температура приблизилась уже к нулю. Трясущийся Горюцкий с трудом подобрался к качающемуся борту и впился длинными пальцами в дерево. Он уже еле держался на ногах, срываясь на стон во время рассказа:

– Я не убивал старика и не воровал скульптуры. Вернее… я… я… Это она сама придумала! Лидия была первой, Лидия все организовала! Она все это начала! Нашла первых покупателей на свои скульптуры, попросила меня изобразить эксперта, организовала документы от оценщика. Я получил десять процентов от ее первой сделки. Второго покупателя нашел я, а потом к нам сами начали обращаться коллекционеры и их посредники. Они хорошо платили, щедро, задавали мало вопросов. Хотели верить и верили. Наш бизнес пошел, все было отлично. Я смог вылезти из нищеты. Больше не надо было думать о куске хлеба, я смог заниматься творчеством, организовать себе выставку и даже хвалебные отзывы критиков. Оказалось, что все можно купить. Даже славу о своем таланте. Все было отлично, пока Лидия не скончалась. Она, только она умела делать такое…

– Какое?

Горюцкий молчал, его зубы клацали от холода. Гуров тоже дрожал в остывшей одежде, но терпеливо дожидался ответа, жал на измученного парня. И Иностранец не выдержал:

– Она мастерски изготавливала подделки, копии известных скульптур. Лидия была великолепным копиистом. Бюст Аполлона, богиня без головы Ника, «Медуза» Бернини, мадонна Брюгге, бюст Нефертити, «Вечная весна» Родена. Эти скульптуры были похищены нацистами, потом найдены или утеряны навсегда. Это не имело значения. Мы выдавали подделки руки Лидии за оригинал, рассказывали покупателям легенду, что скульптуры были найдены при раскопках или в руинах черными копателями. Коллекционеры из Европы, Америки, Азии были счастливы приобрести такую жемчужину для своих частных коллекций. Тем более с вывозом из страны не было проблем. Сначала по документам скульптуры переправляли как копии известных скульптур, хорошие, но копеечные подделки. А потом покупатель получал пакет документов от оценщика и эксперта, что скульптура подлинная. Даже независимая оценка не могла доказать ложь, Лидия сама подобрала рецептуру алебастра, сама делала сырье, так чтобы при экспертизе состав гипса казался многолетним. Все были довольны. Она зарабатывала деньги за свое творчество, коллекционеры приобретали редкие предметы искусства и хвастались ими в узком кругу, а я вырвался из нищей жизни художника. Впрочем, и Лидия тоже. Но после ее смерти… покупатели были, а вот подобраться к скульптурам не получалось. Хотя я точно знал, что они есть в мастерской. Лидия была очень умна и предусмотрительна, просчитывала каждую мелочь. Творческая личность и при этом очень практичный ум. Когда она узнала свой смертельный диагноз, то целыми днями ваяла эти копии, чтобы обеспечить своего мужа на много лет вперед. Я видел это своими глазами, приходил к ней в мастерскую, где она проводила почти все свое время. От нагрузок и болезни у нее пальцы стали уродоваться, но Лидия продолжала работать на износ. Стала носить перчатки, чтобы скрыть язвы и разбухшие суставы. Ее ничто не могло остановить, даже смерть. Последнюю фигуру она изваяла за неделю до смерти. Лидия сама дала согласие на продажу ее скульптур, пригласила к себе домой, когда уже не могла вставать. Мы договорились, что я буду продавать по две фигуры в месяц, половину от сделки отдавать ее мужу. Я был уверен, что тот в курсе нашей договоренности. После похорон, когда я попытался поговорить с ее мужем, объяснить ситуацию, он не стал меня даже слушать, просто выставил вон. На все попытки отвечал отказом, даже дверь не открывал. Я терял деньги, покупатели злились и портили мою репутацию. Да и я не знал, что делать, ведь столько лет хорошей жизни вместе с Лидией прошло, большие деньги, достаток стали привычными. А потом… появился старик. Я не знаю его имени, не знаю, кто он. Возник из ниоткуда, имени своего не назвал, просто однажды принес в антикварную лавку, где проходила оценка и заключались наши сделки, скульптуру руки Лидии. Это была статуя Родена, вернее, ее идеальная копия. Сделка состоялась, и старик забрал себе половину денег. С тех пор четыре года подряд он приносил раз в три месяца одну из скульптур и забирал половину гонорара за нее. Так продолжалось долго, запасы в мастерской были огромные. Несколько раз мы пытались узнать, кто он, отправляли Сивого следить, но так и не добились правды. Старик ни разу не был дома у Журиных, всегда после сделки садился в автобус и уезжал куда-то за город. За много лет нашего бизнеса мы так и не смогли узнать, кто он такой. Я хотел напугать его или заставить силой рассказать, как он получает произведения Лидии, но боялся, что потеряю свой бизнес. Старик был единственной ниточкой, которая шла к наследству Журиной. Последние полгода старик вдруг перестал появляться, я сам дежурил у дома, отправлял несколько раз Сивого. Мои ребята вскрыли квартиру, когда ее муж умер. Они не успели ничего там взять, там было, было оно! Голоса, крики из стен, из воздуха. Они сбежали оттуда и отказались идти на дело. Я хотел сам сначала. Но когда увидел ее, то сбежал! Поэтому нанял Слона!

Горюцкий трясся теперь так, что еле мог выговаривать слова:

– Я… я видел ее саму. Лидию! Она стояла у окна! Я сам следил за квартирой, сам продумывал, как достать скульптуры. У меня заказы на миллионы! И она была там. Она была! Она… она инсценировала свою смерть, сделала так, чтобы все в нее поверили. Лидия смогла бы так сделать – обмануть всех, заставить поверить в ее смерть. Но зачем? Зачем? У нас ведь так хорошо все шло! А?

Взгляд у Горюцкого стал совсем стеклянным, он в безумии вращал глазами и крутил головой по сторонам:

– Она… она вас подослала? Да?! Это Лидия?! Она здесь? Зачем… зачем она прислала полицию? А? Что она хочет? Уничтожить меня? За что? Я ведь был в нее влюблен, глупый мальчишка, она же мной, как собака – косточкой, играла. Если бы не она, то я не стал бы заниматься подделками. Дальше бы творил никому не нужные скульптуры. Жил бы в нищете, но без вечного страха. Он каждую ночь меня мучает, я не могу уснуть, я боюсь потерять все. Нет радости никакой от этих денег. За что, за что она так со мной? За что сделала таким несчастным? Она ведь знала, знала, что эти деньги принесут несчастье. Она все всегда знала, всегда! За что она наслала мне это все? Лидия, за что ты меня мучаешь?!

Речь бандита становилась все больше и больше похожей на бред. Мужчина крутил головой, согнувшись над краем лодки. Он захлебывался в стонах и рыданиях, дергаясь всем телом в спазмах истерики. Гуров не выдержал и крепко выругался. Да что это такое! То Исаева бредит привидением, теперь этот мошенник рыдает о каких-то мучениях из-за мертвой Лидии. Все его свидетели больше напоминали безумцев в палате психиатрической больницы, чем хитрых расчетливых преступников. Он прошел в воду по пояс, оторвал от лодки рыдающего Горюцкого и выволок того на берег. Словно мешок с мусором, мокрый бандит осел у самой кромки, дальше продолжая завывать и плакать. Лев решил, что Иностранец безопасен в таком состоянии, поэтому попытался взобраться на склон, чтобы прикинуть расстояние до завода. Ему придется как-то конвоировать обратно пойманного беглеца, потому что без телефона не подать сигнал ребятам. Теперь, в мокрой одежде, он уже не чувствовал тело от холода, пройти самому и еще протащить преступника по дороге в полкилометра казалось сейчас чем-то нереальным. Но надо двигаться, скрутить рыдающего Горюцкого и вести по той же тропинке, что привела их к озеру, а потом сдать наряду полиции. После укола успокоительного Иностранца можно будет допросить уже под протокол, допросить еще раз, потому что эту сумятицу и сумбур, что выдал обезумевший от холода и страха Горюцкий, сложно назвать показаниями. Сейчас стало ясно, что Лидия оказалась мошенницей, которая ловко подделывала знаменитые скульптуры и выдавала их за копии, пропавшие во время войны. Она была главарем и организатором всей схемы до самой смерти, а дальше… Дальше все казалось абсолютно ненормальным: какой-то старик, который имел доступ к ее мастерской; видение в окне; необычные звуки в пустой квартире, что напугали даже прожженных бандитов. Гуров вспомнил слова Зимина, что любое явление имеет под собой реальную основу, физический источник, что не бывает привидений или демонов. Как вдруг тело само отреагировало на шум за спиной. Рыдающий Горюцкий нашел в себе силы, схватил весло в обе руки и кинулся на своего обидчика. В последнюю секунду оперативник, почуявший кожей опасность, увернулся от удара. Правда, ребро лопасти вскользь все же прошло по предплечью, и руку пронзило адской болью. Лев вскрикнул, упал на колени. Тут же он сжался в клубок и прокатился под ноги напавшего. Иностранец неловко взмахнул руками, качнулся назад и завалился с высоты всего роста, так что шею и руку ему неловко вывернуло. Возле воды мужчина задергался от боли, зашелся в громком крике из-за сломанной руки. Лев не торопясь подошел поближе, плечо горело огнем, наливаясь все сильнее болью:

– Живой?

– Врача, врача, я ног не чувствую, – хрипел Горюцкий.

Опер остановился в раздумьях. «Что, если бандит опять притворяется, устроил театр одного актера? А как только отвернешься, кинется снова с веслом или палкой. Оставить его здесь и идти за помощью – опасно. Правда, тащить на себе тоже не получится. После удара рука повисла как плеть, да и сам Горюцкий лежит неподвижно, как сломанная кукла. У него даже ноги не дергаются от судорог или попыток пошевелиться. Очень похоже на перелом позвоночника. Гуров нерешительно стоял над неподвижным телом, пытаться поднять стонущего Горюцкого было страшновато. Если травма настоящая, то вывозить его придется с берега на специальных носилках и сразу в больницу на долгие месяцы. Опер сделал шаг назад, высматривая, не идет ли помощь, отчего захваченный бандит пришел в ужас:

– Не бросай, не бросай меня! Она заберет меня, эта ведьма Лидия заберет. Ей служат демоны с того света. Тот старик, он был с того света. Никогда не менялся, за восемь лет не постарел и ходил быстро, как тень! Потому что демон! Вдруг Лидия тоже живая, дальше делает свои скульптуры? Обманула всех, дрянь! Не бросай меня, я клянусь, я обещаю, что не буду больше этим заниматься. Я все брошу, я уеду. Стану заниматься искусством, все деньги пожертвую в церковь. Больше никаких сделок, никакого криминала и обмана! Только отвези меня в больницу! Не хочу умереть, я не хочу умереть здесь! Не хочу! Нет! Я еще слишком молод!

Гуров не выдержал и прикрикнул на бандита, который говорил и говорил без остановки:

– Помолчи ты, дай подумать, голова трещит и так.

У него и правда болела голова, ломило все тело и тянуло от боли руку после удара веслом. Слишком часто за сегодняшнюю ночь его били или пытались убить. Он откашлялся, и хоть горло невыносимо саднило после гипса и холодной воды, постарался выкрикнуть как можно громче:

– Сюда, на помощь! Это Гуров! Сюда, я здесь!

Вдруг то, что сначала показалось ему эхом или шумом ветвей, превратилось в знакомый голос. Его напарник, его друг, Стас Крячко кричал издалека:

– Лев, держись, мы идем! Лев! Пять минут, продержись пять минут! Мы идем на помощь!

От его крика встрепенулся Горюцкий, заелозил руками по глине, пытаясь подтянуть обездвиженное тело:

– Люди, живые люди! Помогите, мне надо в больницу! Врача!

А Гуров вдруг понял, что даже стоять на ногах не может от усталости. Он опустился на камень рядом с дергающимся бандитом, чувствуя, как цепенеет от полного бессилия. Оно накопилось за последние бесконечные сутки, и сейчас, когда наконец банда, сгубившая жизнь Олега Митрофановича и Слона, была захвачена, оперативник разрешил себе без сил опуститься на берег. Он чувствовал себя изнуренным, даже ответить Крячко сил не хватало. Все, что Гуров мог, – это просто подождать пять минут тех, кто спешил ему на помощь. Будто через вату он слышал, как все ближе и ближе раздаются голоса:

– Семикин, на караул, наблюдаешь за местностью. По парам и прочесываем местность вокруг озера. Будьте осторожны, они вооружены. Вы, четверо, за мной к берегу, – командир группы захвата расставлял своих бойцов вдоль кромки озера, опасаясь сбежавших во время штурма бандитов.

Совсем рядом зазвенел хриплый от долгого крика голос напарника:

– Лева, ты как? Такая перестрелка завязалась! Я никак не мог с тобой связаться. Наверху нашли труп Слона, а тебя – нет. Хорошо, что ребята быстро бандюганов скрутили и кинулись все вокруг обыскивать. Лева, держи куртку, давай, накидывай сверху. В машину идем, сейчас согреешься, ты мокрый весь. Ну все, расследование закончено, товарищ сыщик. Давай теперь твоими ранами займемся. – Крячко подхватил товарища, помог подняться и повел в полицейскую машину на обочине.

Губы у Льва шевелились, он изо всех сил пытался сказать приятелю, что расследование еще не закончилось. Он так и не понял, кто же напугал старика Журина до смерти. Но от бессилия вместо слов из горла вырывался лишь хрип, да и тот заглушила сирена карет «Скорой помощи», которые мчались по дороге к заброшенному заводу.

Глава 6

Утром на совещании в кабинете генерала Орлова полковник Гуров все так же пребывал в задумчивости, перебирая события вчерашнего дня. В них он так и не мог найти ответ на вопрос – как погиб Олег Митрофанович Журин? Сразу после того, как карета «Скорой помощи» доставила всех пострадавших в больницу, опер снова поговорил с Горюцким. Парень после укола анестезии хихикал и болтал как ни в чем не бывало, словно находился на дружеской вечеринке, а не в больничной палате под круглосуточным присмотром полиции. Врачи подтвердили перелом позвоночника и гарантировали долгие месяцы лечения, и даже этот прогноз Горюцкого не огорчил. Разомлевший в тепле и под лекарствами, тот со смехом отвечал на все вопросы, болтая без умолку, пока вдруг не провалился в глубокий сон. Гуров и сам под конец его рассказа несколько раз окунался в дремоту. Ничего нового арестованный теперь главарь банды не рассказал, просто подтвердил всю разрозненную информацию, которую выдал Гурову, спасаясь от холодной воды. Качаясь от усталости, Лев покинул больницу и заснул сразу на пассажирском сиденье автомобиля Стаса, равнодушный к суете вокруг. Дежурный следователь ликовала: еще бы, раскрытие преступления, да и какого – с кучей эпизодов и чистосердечным от организатора! Осталось собрать доказательную базу и отправить все в суд.

Теперь удачному расследованию радовался и генерал Орлов, поздравляя своих подчиненных с очередным успехом:

– Ну что же, Лев, Станислав, вы, как всегда, отличились в лучшую сторону. Банда мошенников международного уровня арестована, преступная схема раскрыта. Буквально за сутки разобрались. В министерстве даже интересовались, что за ребята такие у меня работают. Приятно слышать и приятно вас поздравить, премия в конце квартала выйдет солидная. Для проведения дальнейших оперативно-разыскных мероприятий Гуров и Крячко будут включены в рабочую группу. Лев, ты за главного, составляй план – и вперед за уликами, вещдоками, свидетелями.

– А за границу выпишете командировку, товарищ генерал, покупателей опрашивать? – Крячко тоже так и сыпал шутками в предвкушении такого легкого и перспективного дела.

– Ну… – почесал затылок Орлов. – Иностранцев опросить надо, командировку не обещаю, конечно. Надо в консульства сначала запросы отправить, пускай по своей линии найдут покупателей скульптур Журиной. Что там дальше… Лев Иванович, делал такое уже раньше? Лев? Лев, ты слышишь меня? Лев Иванович?

После нескольких вопросов Гуров наконец услышал начальника. Медленно, будто во сне, он отрицательно покачал головой – нет, не было опыта общения с консульством.

Орлов обеспокоенно смотрел на своего подчиненного. Весь в зеленке, под которой скрываются свежие порезы и кровоподтеки, красные, набрякшие от бессонной ночи веки и меловая бледность в лице. Петр Николаевич вдруг оборвал резко рабочее собрание:

– Так, полковнику Гурову приказываю сейчас отправляться на отдых. Отгул на сутки, никаких звонков, расследований. Обед, сон, любимая жена. Замещает на время отсутствия полковник Крячко. План по оперативно-разыскным мероприятиям завтра предоставите. Выполнять приказ!

– Так точно! – Крячко потащил за локоть Гурова в коридор и там зашептал: – Лева, я тебе такси сейчас вызову. В таком состоянии не отпущу за рулем, ты же как привидение.

Тот в ответ покачал головой:

– Почему они все видели привидение, Стас? Исаева и Горюцкий. Оба свидетеля говорили о привидении, о том, что призрак Лидии был в кабинете мужа. Что это? Зимин же говорил, привидений не существует, только физические явления. Но они не просто слышали звуки или мигание лампы. Они видели ее!

Станислав скептически хмыкнул:

– Массовый психоз – раз. Вранье по своим причинам – два. Тетка сошла с ума под старость лет от желания захомутать женишка побогаче, вот и сочиняет небылицы. И твой художник-творец тоже врет как сивый мерин, лишь бы с себя вину переложить. На покойницу очень удобно все свалить, она ответить не сможет. Если еще операм наплести, что покойница не покойница, а живая вполне бегает и в окна смотрит, то, пока те рыскать без устали по кладбищам и архивам будут, опытный адвокат по кирпичику и дело развалит.

– Да, ты прав. Конечно, прав. – Лев кивал, а сам понимал, что хочет услышать другое объяснение.

Нельзя все списать просто на ложь обвиняемых и фантазию свидетелей. Он не может этого сделать, слишком неподдельный ужас был в глазах Горюцкого, слишком напугана была Исаева. Такое не сыграешь, тем более все актерские приемы он изучил на спектаклях у Марии. Поэтому сейчас был уверен, что оба были напуганы чем-то, действительно имевшим место в реальности.

На улице Гуров примирительно махнул рукой Стасу:

– Доеду я сам, не переживай. Голова нормально соображает, побаливает, но соображает. Я поспать успел, в себя прийти, так что доберусь. Ты лучше в консульства позвони, узнай, как с иностранцами связываться, пострадавшими от мошенничества банды. Нам надо искать свидетелей, нужен список проданных скульптур. У главаря могут быть списки, наверняка он вел бухгалтерию или учет. Вытряси с Горюцкого имена экспертов и оценщиков, кто готовил фальшивые документы, тогда сможем понять, сколько было эпизодов мошенничества.

Крячко в ответ недовольно наморщился: сколько работы впереди, не такое уж и простое это расследование. А он ой как не любит бумажки перебирать, лучше сто раз в засаде посидеть или на операции побывать, чем разбираться в канцелярии, еще и иностранной. Оперативник, как всегда, перевернул все в шутку – распахнул торопливо дверцу, изображая слугу:

– Прошу вас, хозяин. Все будет сделано до заката солнца.

Серьезный Лев расхохотался от его подкола, все-таки умел Стас разрядить атмосферу. Поэтому они и сработались, работали в паре, дополняя друг друга полярностью в характерах – насмешливый, торопливый Крячко и обстоятельный, въедливый Гуров.

Вот только в этот раз пришлось Льву напарнику немного соврать. От парковки управления автомобиль понес опера не домой, где мирно пила кофе жена, собираясь на дневную репетицию в театр, а совсем в другом направлении. Сыщик, пока шла утренняя планерка в кабинете генерала Орлова, решил, что заедет к Исаевой и уточнит пару моментов насчет списков скульптур, которые планировал составить Журин. Его удивляло, во-первых, что Олег Митрофанович вдруг решил этим заняться, ведь много лет после смерти жены он такими мирскими вопросами не интересовался. А во-вторых, он надеялся, что Исаева хоть немного успела проделать эту работу, а не сразу перешла к чаепитиям и своим матримониальным планам. Ну и в-третьих, может быть, она сможет объяснить, что за таинственный старик посещал мастерскую, а потом передавал скульптуры преступникам для дальнейшей продажи. Тогда в официальном расследовании Исаеву можно привлечь как свидетельницу, вызвать в отдел и официально допросить, что, скорее всего, принесет совсем другие результаты. Полковник Гуров за время работы оперуполномоченным часто наблюдал такой эффект, когда свидетели, жертвы и подозреваемые, оказавшись в казенных стенах на допросе с занесением каждого слова в протокол, вмиг теряли спесь и браваду. Слезы, просьбы и нелепые попытки лжи сменялись горячими признаниями, а молчание и отказ от сотрудничества со следствием вдруг переходили в бесконечный словесный поток. Поэтому был уверен, что и на впечатлительную Стрекозу подействует атмосфера отдела по тяжким преступлениям: наручники на столе опера, строгий дежурный, который впускает в здание по паспорту, огромное количество людей в форме, скромные кабинеты с зарешеченными окнами. Оперативник был рад, что его расследование теперь имело официальное основание, давало больше возможностей. При этом удручало, что шло оно совсем в другом направлении. Смерть Журина была лишь фактом, который запустил поиски преступников и поимку банды, но по-прежнему для всех являлась обыденным делом, естественной кончиной пожилого человека. А для Льва разобраться с обстоятельствами смерти старика было важнее, чем распутывать мошенничества Лидии и ее последователя Горюцкого. Да и открытие, что всеми обожаемая Лидия Журина, скульптор, творческая личность и светская дама, оказалась мошенницей, годами продавая доверчивым простакам подделки, было неприятным. Там, где генерал и его напарник видели отличную возможность для блестящего быстрого расследования, Льву мерещились тени прошлого. Его беззаботная юность, теплые воспоминания с каждым днем все сильнее покрывались пятнами человеческих грехов. И никакие медали, премии или награды не в силах были заглушить грызущую изнутри тоску от разочарования. Сейчас хотелось как можно быстрее закончить расследование и сдать все бумаги следователю для подготовки в суд, чтобы не портить свои воспоминания новыми знаниями. Те люди, что опекали бедного студента, должны остаться в душе родными, чистыми, яркими картинками. А не мыслями о подделках, обманах и мертвом теле изрешеченного пулями Слона. Поэтому Гуров выбрал другой маршрут, отказался от законного отдыха, чтобы по дороге переговорить с Исаевой, и только потом позволить себе вернуться домой для передышки после тяжелых бесконечных суток.

Возле подъезда старой облупленной трехэтажки его застал скандал. Старуха в старинном тяжелом пальто впилась в рукав полицейского и вопила на всю улицу:

– Сымай, сымай печати свои. Не имеешь правов, моя комната! Мне сдавать ее надо, деньги на лекарства нужны! Жилец с вокзалу приедет сегодня! Сымай, ирод, а то начальству пожалуюсь.

Тот стряхивал настырную пенсионерку и бурчал:

– А ну отстань, по закону все. Вещи жилицы твоей следователь изымет, тогда комнату сдашь.

– Какие вещи, какие вещи, ты чего удумал, у нее вещей-то не было! Нищенка! Вечно мне оплату задерживала, я и сама ее выгнать хотела!

– Придет следователь, с ним и разговаривай, а будешь орать, я тебя за незаконное предпринимательство закрою. – Сотрудник отшвырнул старуху и зашагал по улице.

Но та семенила упорно следом:

– Христа ради, отопри дверь. Человек у меня, командировочный, приедет сегодня с деньгами, комната ему нужна. Прибраться же надо. Вещи забирай ты еешние, не нужны они мне!

Представитель власти ее уже не слушал, только нахмурился, когда проходил мимо Гурова, который так и замер с приоткрытой дверью машины:

– Что стоим, гражданин? Следуем дальше. Проезд не блокируйте, а то «Скорая» потом проехать не сможет.

– Хорошо, хорошо. – Лев захлопнул дверь и плавно тронулся вперед. Возле расстроенной старухи, которая что-то бормотала себе под нос и бросала мрачные взгляды вслед полицейскому, он остановился и снова приоткрыл дверь. – Извините, я слышал, вы комнату сдаете?

Пенсионерка недоверчиво обвела взглядом автомобиль и мужчину в простой неприметной куртке:

– Ну сдаю. Хорошая комнатка, светлая. Диван имеется, шкапчик. Все хорошее, югославское. Завтра с утра схожу к начальству его, – она кивнула на удаляющуюся черную спину в куртке с надписью «Полиция». – Вещи вынесу от жилички, и заезжай. А ты чего, с женой развелся? Работаешь-то где?

– Таксую, бабуль. – Лев вышел из машины и подошел поближе к заинтересованной хозяйке. – Тут женщина знакомая жила в вашем подъезде, Марина, недавно подвозил ее. Она сказала, что съезжать собирается и комната хорошая, а я ищу давно подальше от центра, чтобы не так шумно было. Вот приехал. Телефон забыл ее взять, думал, записочку оставлю или так поспрашиваю.

– Это ты вовремя, – расплылась беззубая улыбка. – Маринка у меня снимала, теперь навсегда освободила. Про мою комнатку правильно сказала – светло и хорошо. Только, чур, вовремя платить, мне на лекарства деньги нужны.

– Так, может, покажете? – Гуров шагнул к подъезду. Ему не хотелось пугать женщину корочками служебного удостоверения. Он надеялся, что сможет попасть в квартиру мирно и посмотреть все, что захочет.

В ответ пенсионерка насупилась:

– Завтра приходи с вещами. Чего смотреть? Комната хорошая.

– Да мне бы с Мариной еще поговорить, она у меня в машине бумаги в папке свои забыла. – Лев лихорадочно соображал, что бы еще такого наговорить недоверчивой старухе, чтобы та провела его в квартирку.

А та совсем расстроилась, что и этот потенциальный жилец закапризничал, буркнула недовольно:

– Не нужны ей договора больше. – И уже не выдержала от кипящего внутри раздражения, принялась жаловаться: – Померла жилица, утром в лесу нашли, от борщевика сгорела. Оно и понятно, городская, ничего не знает, вот и полезла на поляну.

– От борщевика? – изумился Лев.

– Так после войны ими все поля вокруг города засадили, скотину чтобы кормить. Мы ребятишками бегали все в волдырях от этих лопухов. Чуть сок попадет, и сразу на солнце пузырями пойдешь. Был у нас случай в деревне, что малой забрел в заросли и там в корчах помер. Так в закрытом гробу хоронили – до того весь пузырями исшел. В деревнях-то народ поумнее будет, не суется куда попало, гуляют все прилично по улицам или на пятаке. А эту, ишь, потянуло городскую по лесу шастать. Теперь вот мне за квартирку по полициям ходи, взяли опечатали из-за ее вещей. А там одни помазюльки еешние, все морду красила, молодилась. Столько лет, а все хвостом крутила, добра не накрутила. Где ж это видано, в таком возрасте без своего угла, без приданого, без детишек. Ледящая, больная, что ли. Бог вот и забрал ее, никакого проку от такого пустоцвета, семьи не устроила, все по чужим углам мыкалась.

– Подождите, подождите, – остановил ее опер, который никак не мог осознать мысль, что Исаева, с которой он беседовал вчера вечером, сейчас мертва. То есть вчера, после их схватки, она зачем-то поехала в лес, а утром, пока он был на совещании, ее нашли и констатировали смерть. – Какой борщевик? Сейчас ведь сентябрь!

Квартирная хозяйка дернула в ответ плечом:

– Мне-то что за дело, сказал полицейский, что от борщевика, значит, так и было. Им виднее, а я лезть не буду. Мне квартеру надо освободить, а то простаивает жилплощадь. Что я, зря, что ли, на заводе двадцать лет горбатилась, хоть комнатку урвала, все прибавка к пенсии. Ну так что, давай задаток, и завтра с вещичками жду тебя. Так ты приличный, деньги есть – я такое сразу вижу. Уж пожила на свете-то, и Маринку эту сразу увидела. Профурсетка, одним словом, только по мужикам скакать, как стрекоза, жалко только ее было, вот и сдала. Регистрацию сделала, чтобы в поликлинику могла ходить. А она вон свинью мне подсунула, гулять удумала, гулена. Знала бы, что такая с ней будет оказия, на порог бы не пустила дрянь эту.

Гуров уже садился в машину, соображая на ходу, в какое УВД ему надо направиться, чтобы узнать подробности смерти Исаевой. Заболтавшаяся старуха метнулась к двери:

– Задаток, задаток забыл! Сдам же без задатку, у меня желающих пруд пруди. Командировочный едет с чемоданами!

Сыщик отмахнулся от назойливой пенсионерки:

– Передумал я, не хочу после покойницы заезжать.

Автомобиль покатил по двору в ту сторону, куда шагал полицейский. Хозяйка просеменила несколько шагов следом и в отчаянии махнула рукой на еще одного исчезающего потенциального квартиранта. Лев же торопился в местный РОВД. Доехав до серого трехэтажного здания, сыщик еле сдерживался, чтобы не броситься бегом по ступеням. Дежурные из наряда, патрульные с удивлением проводили взглядом крепкого мужчину со следами драки на лице. Он торопливо поднялся по ступеням на крыльцо, что-то спросил у дежурного. При виде служебного удостоверения дежурный за прозрачной перегородкой засуетился, кинулся к телефону, и уже через несколько минут вниз по ступеням бежал опер с зажатыми в руке тонкими листами протоколов. После короткого разговора приезжий и опер уселись в машину, и автомобиль рванул в сторону широкого шоссе. Два пэпээсника переглянулись между собой:

– Видал, Горбунов с каким-то важняком укатил? Неужели из-за тетки, которую в лесу нашли?

– Я же тебе говорил, что это маньяк объявился. Не зря вон с управления прикатил опер. Точно тебе говорю, сейчас начнется.

– Да какой маньяк, она же просто в бурьян ядовитый забрела сама. Горбунов уже поди и отказную написал.

– Написать написал, а сейчас перепишет. Или вообще себе дело заберут в управление.

Пока рядовые обсуждали случайную смерть, которая вдруг превратилась в преступление и даже действия маньяка, районный оперуполномоченный в машине рассказывал Гурову о результатах своего расследования:

– Ну, нам передали ее с района, состава преступления вроде как нет. Нашел работник с местной фермы, шел утром к шоссе, чтобы на попутке в город добраться за продуктами. Заметил в кустах яркую одежду и вызвал полицию. Криминалист сказал сразу, что ожоги от борщевика у нее огромные, по темноте, наверное, не заметила и забрела на полянку. – Он покосился на опера «важняка», не зря же тот примчался лично возиться с этой непонятной Исаевой. – Сейчас тело на экспертизе. Жду вот результата, ну, чтобы, это, там доделать все. Участковый вещи ее в квартире опечатал, она у местной гражданки комнату снимала. Осмотр жилья я запланировал. Так-то свидетелей нет особо, там же лес, народ не гуляет. От города десять километров по шоссе. Хорошо, что вы на машине, а то на автобусах с перекладными пиликать долго и потом еще пешком идти.

Гуров молчал в ответ, он прекрасно понимал, что сейчас его коллега юлит, рассказывает о своих планах, а на самом деле только и ждет заключения эксперта, чтобы написать отказ в возбуждении дела. Причина смерти – отравление фурокомарином, который содержится в соке борщевика. Что тут расследовать – случайная смерть неопытной городской жительницы в условиях дикой природы.

– Угу. – Лев вдруг повернулся к оперу. – Автобусы ночью не ходят, как она туда добралась, погибшая?

– Ну, днем, наверное, доехала. На такси, на электричке или на автобусе. – Горбунов с серьезным видом достал блокнот и принялся строчить туда. – Вас понял, товарищ полковник, опросить и найти, на каком транспорте погибшая прибыла в лесополосу рядом с крестьянским хозяйством Зарвирово.

– Не надо, она не на автобусе приехала, – вздохнул Гуров.

Он понимал, что надо через Орлова забирать это дело себе. Свидетельница, которая, возможно, все-таки составила опись скульптур Лидии, погибла. Внезапно, нелепо и очень подозрительно. Очень много несостыковок в обстоятельствах ее смерти. Это может означать одно: что кто-то из банды остался на свободе и сейчас поспешно заметает следы, имитируя случайную гибель женщины. Он и сам не заметил, как начал перечислять свои выводы районному оперу:

– Вчера я видел ее вечером, довез до дома, уже на следующий день ее нашли мертвой. Значит, в лесу она оказалась ночью, период от девяти вечера до… во сколько ее обнаружил свидетель?

Горбунов покопался в листах протокола:

– В двенадцать дня он шел к дороге через лес.

– Несколько часов на то, чтобы добраться к месту гибели, вымазаться в соке и получить смертельные ожоги.

– Да это недолго. – Опер ткнул в высокие зонтики, что торчали островками между деревьев вдоль пустого шоссе. – За двадцать минут волдырями идешь, я и сам на даче обжигался. Теща попросила сорняки вырвать, а я, дурак, голыми руками полез. Выл потом от боли, в больничку даже ехать пришлось. А у мертвой там, – мужчина скривился, – живого места на теле не было, как в фильме ужаса, все в кровавых пузырях.

– Как она добралась до леса?

Лев никак не мог найти ответ на этот вопрос. Исаева, инфантильная и изнеженная городская жительница, не могла по своему желанию отправиться на ночную прогулку в лес. Значит, попала она туда против своей воли, только определить теперь эксперту это не под силу. Все синяки, следы, кровоподтеки скрыли язвы от ядовитого сока. И этой ночью вся банда, что занималась продажей скульптур, включая главаря, была на заброшенном заводе. Потом бандиты переместились в СИЗО или в больницу. Неужели есть еще член преступной схемы, который убирает свидетелей, уничтожает улики? Ему невольно вспомнились слова, которые шептал в ужасе Горюцкий о том, что Лидия жива и всего лишь инсценировала свою смерть. Если принять бред перепуганного до смерти мошенника за реальность, то это многое бы объяснило. И призрака Журиной, которого видели свидетели в кабинете Олега Митрофановича, и странную смерть Исаевой. Вполне в духе Лидии устроить мистификацию и заливаться смехом над удивленными лицами. Она обожала загадки и тайны, даже подарки на праздники прятала в невероятных местах. И получить их можно было, лишь распутав длинную цепочку из записок и намеков, вплетенных в интерьер квартиры. На вечерних сборищах, когда возмущенная раскрасневшаяся Людочка пересказывала сплетни и слухи, которые ходили о яркой женщине среди соседей или в институте Журина, Лидия только улыбалась в ответ:

– Значит, есть чему завидовать, Люда. Равнодушие – хуже, чем сплетни.

Иной раз она и сама с удовольствием и смехом рассказывала, как после пары выставок, которые она посещала со Львом, художественная тусовка бурлила невероятной новостью: у Журиной молодой любовник, тайный миллионер, который увешал ее драгоценностями.

– Товарищ полковник, здесь поворот не проскочите. Там можно автомобиль бросить и по тропинке вперед минут пять-семь, – голос случайного опера-напарника вернул его из воспоминаний в реальность.

Автомобиль замедлился на пустом шоссе, нырнул по колее за деревья и остановился, почти неприметный с дороги из-за высоких кустов. Они прошли по тропинке прямо – уже издалека было видно ленту, которой полиция обтянула полянку из борщевика, где утром лежал труп Исаевой. От волнения оперуполномоченный болтал все больше:

– Вот там, в кустах, сразу увидите, где примято. Там она и лежала. Только внутрь не лезьте, спецзащиту надо. У нас и криминалист фото делал в комбинезоне, и санитары приехали в плащах с масками. Вот он, огромный, как вымахал, почти с человека ростом. Расплодилась гадость всякая, уже люди мрут.

Гуров почти не слышал его, он оглядывался вокруг, высматривая следы спутника Исаевой. Он был теперь уверен, что Стрекоза попала сюда не добровольно. Насильно или обманом кто-то привел сюда женщину и загнал в заросли ядовитого растения. Избавились от женщины как от свидетельницы работы банды или за ее старые прегрешения, когда она избавлялась от своих мужей, сейчас говорить рано. Он точно знал из своего опыта опера, что путь к преступнику надо начинать с осмотра места преступления. Улики, вещдоки, крошечные детали выводят к тому, кто их оставил. Сыщик осторожно обмотал манжетами рубашки руки, накинул легкую ветровку на голову и шагнул в заросли. Его спутник застыл на тропинке, не желая рисковать и приближаться к растению-убийце. Лев осмотрел примятую траву, прикинул примерно размер пятна. Получается, что Исаева не пыталась встать и даже не каталась от боли по жухлой траве, когда получила ожоги, просто лежала и умирала в муках несколько часов. Никаких обрывков ткани, признаков борьбы, кровавых пятен. Как будто женщина пришла сюда, надломила стволы кустов, измазалась токсичной жидкостью и спокойно дождалась своей смерти. Он уже начал выбираться из зарослей, когда зацепил локтем одну из веток, мощный ствол затронул весь ряд, и сломанный стебель с размаху воткнулся ему в глаз толстым обломком.

– Берегись! – вскрикнул Горбунов.

Гуров дернулся в сторону инстинктивно и тут же припечатался щекой о другой обломок зеленого зонтика. Он накинул куртку целиком на лицо и вслепую вылетел из зарослей.

– Водой, водой промыть надо! – метался на тропинке оперуполномоченный. – Давайте ключи от машины, есть там вода?

– Нету, – прошипел Лев, он не готовился к такому развитию событий.

Что за незадача, только недавно стихло жжение после попадания перцовой струи, и вот новая травма. Но он с удивлением прислушался к собственным ощущениям и понял, что не чувствует ни жжения, ни боли. Гуров скинул куртку, схватил протянутый грязный платок и принялся оттирать липкий сок. Прислушивался к себе и понимал, что никаких болей на коже нет. Ни покраснений, ни пятен или волдырей. После платка и вовсе почти ничего не осталось на лице. Сыщик снял куртку и кивнул в сторону шоссе:

– Давай, ты по правой стороне, я – по левой. Отсюда и до шоссе надо квадрат метров в десять прочесать. Может, что-то найдем интересное.

Горбунов скривил лицо, но возражать не посмел. Лишь ухватил ветку подлиннее, пробурчал о том, что осмотр уже производили, и покорно пошел по пышным зарослям из кустов и высокой травы. Несмотря на осень, вся растительность хоть и повяла, частично сбросила зеленые листья, но все равно давила влажностью и жаром, накопленными за день. Лев шел, внимательно шаря взглядом по каждому метру ковра из травы и опавших листьев, а сам то и дело касался лица. Он начал ощущать легкий зуд на коже. Ощущения были совсем не болезненные, напоминали ему солнечный ожог, который как-то приключился с ними, когда они с Марией дорвались до отдыха на морском побережье и провели полдня под южным солнцем. Вдруг в глаза ему бросились травинки, которые неестественно приподнялись над землей. Он пнул слегка носком кроссовки по бугру, и верхний слой из травы отлетел в сторону вместе с корнями. Под этой импровизированной крышкой обнажилась свежая ямка, из которой торчало что-то кружевное. Лев окликнул опера, сам же осторожно щепкой начал раскапывать тайник дальше. Сначала он подцепил и вытащил черные эластичные колготки, за ними пару кружевных перчаток, тоже черного цвета, и шейный платок из такой же ткани. Подоспевший Горбунов за его спиной ахнул:

– Маньяк! Изнасиловал, убил и кинул в борщевик, чтобы следы замести.

Лев вытер со лба пот от духоты вокруг:

– Вот что, вызывай снова следственную бригаду. Опишите все найденное, приобщите, еще раз прочешите местность, пошире радиус возьмите.

Оперативный работник только успевал кивать в ответ. Хорошо, что этот важный полковник не орет из-за пропущенного тайника при осмотре местности. Всего лишь приказал провести второй заход по поиску улик, ведь его находка доказывает, что было совершено преступление, а не просто произошла случайная смерть. Он робко показал пальцем на лицо Льва:

– У вас пятна на лице от борщевика. Возле глаза и на щеке. Не сильные.

Гуров и правда чувствовал, что пощипывание на веке и скуле усилилось, но подумал, что просто саднят свежие ранки от выступившего пота. Перед глазами уже темнело от духоты, сказывалась усталость и напряжение последних суток, он почти не спал, получил несколько травм, искупался в ледяном озере. Теперь земля уходила из-под ног, а организм отказывался слушаться своего владельца. Гуров приподнялся, промокнул лицо платком, и стало легче. Опер покосился на его пятна:

– Вы платок себе оставьте.

– Спасибо. Тело тоже себе забираем, дело придется передать в управление.

– Понимаю, понимаю, товарищ полковник. Все в лучшем виде оформим, ребят заставлю тут все перерыть. найдем еще улики и оформим все по протоколу. Останусь здесь, вы поезжайте. Пока все не доделаем, не уедем. Хоть до ночи будем землю носом рыть! – Опер не смог скрыть радости, что странное дело забирают «наверх». Ему проще заниматься привычными кражами и драками пьяных дебоширов, чем разбираться в уловках маньяка.

Лев смог только кивнуть в ответ, он еле дошел до машины, рухнул на водительское сиденье и дотянулся до бардачка. К счастью, там нашлась пачка салфеток. После обтирания жжение на коже затихло, можно наконец вернуться к делам. Первым он набрал Зимина. Эксперт вместо приветствия забурчал недовольно в трубку:

– Что, Гуров, опять сюрприз мне приготовил? Вожусь я с твоими вещдоками, делаю. Только с аптечкой закончил, нашел кое-что интересное.

– Ага, давай, – отозвался Лев, в том же бардачке нашлась фляжка с парой глотков воды, и он жадно припал к горлышку.

Зимин зашуршал листами в динамике, что-то уронил, судя по звуку, и наконец нашел нужную запись:

– Ага, вот. Короче, все препараты в аптечке, изъятой по адресу, так, бла-бла… ага, вот. Была баночка с витаминами, обычные, в любой аптеке продаются. Капсулка из желатина, то есть проглатываешь, желатин растворяется, и содержимое попадает в желудок. Состав на этикетке самый невинный, железо, магний, витаминчики группы В. Да только внутри оказалось совсем другое содержимое, отличается по цвету и составу. Я даже в аптеку сгонял и купил точно такие же витамины, такого же производителя. С тебя, кстати, 900 рублей, остаток можешь забрать и принимать согласно инструкции. Подменили старику лекарство, высыпали из капсул родное содержимое, насыпали что-то другое. На что заменили витамины, не скажу пока. Тут искать долго придется, методом тыка и подбора. Слыхал о таком?

– Вот сейчас узнал, – хмыкнул Гуров и задал вопрос, ради которого звонил криминалисту: – Скажи, ожоги от борщевика сильно опасная штука?

– Ну, если ты голый изваляешься в соке из стеблей, а потом ляжешь загорать, то можешь и помереть. Принцип такой же, как у ожога, – чем больше площадь, тем сильнее опасность. Фитотоксичность называется, сок сам по себе не опасен, он повышает чувствительность к ультрафиолету. Его состав резко снижает способность кожи защищаться от солнечных лучей, и возникает тяжелое поражение кожи. Похоже на ожог, но из-за размера и проникновения на глубину кожи опаснее, чем термический. То есть от высокой температуры.

Гуров замер, ошарашенный информацией. Так вот почему его ожог начал зудеть только после того, как он прошелся через кусты по полю! Но тогда смерть Исаевой выглядит вдвойне странной, ведь она приехала сюда ночью, когда ядовитое растение было для нее не опасно. Кто-то удерживал несчастную женщину под лучами солнца, и ее убийца бежал буквально под носом у случайного прохожего.

– Если ты для себя, то пораженное место обработай антисептиком, наложи повязку и принимай обезболивающее. Болеть будет адски несколько дней. И пузырь этот не трогай, пускай сам лопнет. Если больше ладони поражение, то лучше в больницу, Лев Иванович, чтобы инфекцию не занести, – тем временем бубнил в трубке голос Зимина.

Лев прервал его:

– Сегодня тело привезут. Предварительная версия – сама по глупости залезла в заросли борщевика. Но было это ночью, так что посмотри ее. Надо понять, как ее удерживали. Подпоили, отравили, связали или что-то другое. Не верю, что она ночью добровольно поехала в лес, разделась, валялась в зарослях сорняка и потом загорала до кровавых пузырей.

Криминалист тяжело вздохнул:

– Я еще с вещами из квартиры не разобрался, пощадите, товарищи опера.

Лев, обрадованный, что его подозрения оказались небеспочвенными, совсем ожил:

– Я только начал, держись, к вечеру тело привезут и одежду погибшей.

– Неугомонный ты, Лев Иванович, – поцокал осуждающе криминалист и отключил вызов.

А опер уже заводил машину, впереди ждет еще много дел.

Остаток дня он провел в разъездах по городу: вместе с участковым все-таки попал в комнату Исаевой, но ничего интересного больше не обнаружил; произвел выемку всей ее рабочей документации под ошарашенные взгляды двух сотрудниц; даже успел вечером снова побывать в палате у Горюцкого. Но тот, раздраженный болью от травм, только повторял как заведенный, что никакой Исаевой, Стрекозы или Марины не знает. На фото фыркнул пренебрежительно:

– В матери годится мне ваша Стрекоза. Размалеванная, как дешевая актрисулька, все линии неровные, пропорции не соблюдены. Лучше бы ты, опер, старика искал, который нам скульптуры эти таскал. Кто он такой и откуда взялся?

Хоть Горюцкий не нравился Гурову, раздражал своим высокомерием и двуличностью, но не признать здравость его рассуждений опер не мог. Не все участники этого дела еще обнаружены, живыми или мертвыми. Важный связующий элемент между бандитами и произведениями Лидии так и не был опознан, а без него у Льва не складывалась общая картина преступления. Правда, когда он вышел из больницы, то понял, что закончились последние силы. Поездка домой по вечерним нескончаемым пробкам показалась бесконечной, но в квартире Мария заговорщически приложила палец к губам и кивнула в сторону кухни:

– У тебя гости.

На кухне его ждал Стас. При виде напарника он прошептал:

– Вот так ты дома отлеживаешься, да? Жена даже не в курсе, что у тебя сегодня отгул на весь день. – Потом присмотрелся к новым багровым отметинам на лице. – Я так понимаю, не к любовнице ездил, а работать кинулся.

Мария перед огромным зеркалом в коридоре красилась перед выходом на вечерний спектакль. Она заглянула в кухню с легким пальто в руках:

– Что-то слышала про любовницу. Планируете холостяцкую вечеринку? Об одном прошу: посуду за собой вымойте, мальчики.

Крячко шутливо отдал ей честь:

– Так точно, товарищ домашний генерал. Все будет вымыто и блестеть.

Мария окинула критичным взглядом лицо мужа с ссадинами и пятнами от ожога:

– Муж тоже должен блестеть.

– Будет как новенький, Машенька. – Стас подскочил и ловко помог ей надеть пальто. – Обещаю!

Мария покачала головой и бросила на мужа укоризненный взгляд. Уж она-то как никто другой знала, как он забывает обо всем на свете во время очередного расследования. Сон, еда, жена отходили на второй план, когда перед Львом стояла новая загадка. За столько лет семейной жизни она привыкла к этому образу жизни, но все-таки приучила Льва давать себе хотя бы небольшой перерыв в работе.

После того как хлопнула входная дверь, Стас покачал головой:

– Давай выкладывай, охотник за привидениями, где пропадал весь день.

Лев уже гремел кастрюлями на плите:

– Только перекушу. Ты расскажи лучше, новости по делу контрабандистов есть? Что со списками скульптур из мастерской?

– Новостей хороших мало. – Крячко отхлебнул из чашки уже остывший кофе. – Эксперта я нашел из музея, тот над скульптурами охал и ахал долго: «Какая работа! Не отличить!» Запросил месяц на экспертизы, будет состав изучать и сравнивать с произведениями искусства того времени. Целую лекцию мне по каждой фигуре прочитал, кто сделал да как ее фашисты украли. Четыре часа его слушал, могу теперь диссертацию написать про похищенное культурное наследие. Сказать, сколько и каких фигур в мастерской было на момент смерти Журиной, никто не может. Внук не интересовался, соседка, которая там убиралась, только вздыхает и плачет, а Горюцкий после общения с адвокатом вообще информацию по крупинкам выдает. Не признает факт мошенничества, потому что сделки за предыдущие годы мы пока доказать не можем, не знаем, кому и что продавали. По той партии, с которой мы его взяли, можно только организацию кражи имущества Журиных предъявить. Потерпевших владельцев скульптур, правда, де-юре нет на данный момент. Старик умер, внук еще в права наследования не вступил. Вор, которого нанял Горюцкий, мертв. В консульствах как только я начал говорить о купленных подделках, так все в обморок падают и бегут на консультацию к юристам. Короче, куда ни кинь, всюду клин, Лева. До суда хороший защитник развалит все, и на банду ничего не останется, кроме убийства Слона и одноразовой кражи скульптур Журиной, да и те из-за малой ценности на крупняк не потянут. Плакала наша серия эпизодов международного мошенничества и командировки за границу.

Обычно задорный Крячко сидел нахмурившись, понимая, что именно ему завтра придется докладывать генералу о проделанной работе и неутешительных выводах. Поэтому даже поехал к своему напарнику домой, что позволял себе очень редко. Стас надеялся, что вместе они найдут новые ходы, чтобы громкое дело не развалилось на первом же этапе. Поэтому опер терпеливо ждал, пока Лев жадно сметал обед с тарелки и потом наливал себе огромную кружку крепкого кофе. Растрепанный вид коллеги сразу подсказал ему, что тот вместо отдыха на диване занимался расследованием обстоятельств, о которых не рассказал Стасу. И, видимо, не безрезультатно, судя по новым отметинам на лице. А Лев после сытного ужина и пары глотков горячего напитка пришел в себя, голова заработала ясно. Домашняя одежда, ощущение уюта и тепла подняли ему настроение. Гуров принес блокнот с записями, и они переместились на диван в гостиной, чтобы начать обдумывать все версии по отработанной схеме: Гуров укладывал добытую информацию в логические цепочки; Крячко со своим скептицизмом рассматривал тщательно каждый вывод и проверял его на прочность.

– Все началось с Лидии Журиной, она задумала и реализовала мошенническую схему. Изготовила подделку, нашла покупателя, организовала изготовление фальшивых документов. Потом вся организационная часть перешла Горюцкому, а за собой она оставила лишь изготовление скульптур. Я думаю, что выбирали то, что точно легко выдать за подлинник, рассказав легенду о том, что нашли тайники нацистских главарей. Те скульптуры, которые долго числились пропавшими, а потом или не нашлись, или были обнаружены через много лет случайно.

– Угу, мне музейник то же самое сказал, – подтвердил Станислав. – В войну в Европе и у нас фашисты вывозили все предметы искусства. Чего одна только янтарная комната стоит! Все украденное тащили в Германию, по пути, конечно, часть растеряли, все-таки война шла. И теперь неизвестно, что на самом деле попало в руки частных коллекционеров, что вернулось в музеи.

– Да, на этом и сыграла Лидия: легенды, слухи о пропавших и найденных сокровищах, – подтвердил догадку Гуров.

Коллега хитро улыбнулся:

– Умная женщина, схема-то практически без проколов. Покупатель если и поймет, что его обманули, то кричать или подавать в суд не будет. Он ведь тоже намухлевал – купил и вывез из страны культурное достояние, государственную собственность. Сколько лет они, получается, так действовали?

Лев погрузился в расчеты:

– Больше пятнадцати. Восемь лет после смерти Лидии остатки готовых подделок некто приносил Горюцкому на продажу. Перед этим еще столько же они действовали сообща. Те эпизоды раскопать будет очень трудно, это еще времена СССР и перестройки. – Здесь даже сам себе Гуров не мог признаться, что просто не хочет тревожить память о Лидии и портить свои теплые воспоминания неприятными открытиями. Женщина после такого расследования навсегда превратится в преступницу, и он будет тому причиной. – Больше шанс найти курьера, доставщика, не знаю, как его обозначить, и получить его показания. Тогда можно будет доказать все эпизоды передачи предметов искусства Горюцкому, инициировать международное расследование. Нам необходимо отыскать какого-то старика, который передавал скульптуры Лидии.

Крячко кинулся к своей рабочей сумке в коридор и обратно уже вернулся с ворохом документов. Положил на журнальный столик увесистую стопку фотографий, цветных и черно-белых, с изображением одного и того же человека. Пожилой мужчина с седыми волосами и залысинами, в огромных роговых очках, в потертой одежде темного цвета и всегда с большой клетчатой сумкой на колесиках был запечатлен в разные моменты. То он стоял на крыльце здания, то садился в автобус, то шел по улице, волоча за собой свой багаж. Фотографии были все разномастные: с камер наблюдения, сделанные на телефон, иногда с максимальным приближением лица старика. Стас с надеждой спросил:

– Он? Это из квартиры Горюцкого распечатки.

Лев принялся раскладывать распечатки по столу:

– Думаю, да, Горюцкий злился, что зависит от неизвестного человека и вынужден с ним сотрудничать. Поэтому организовывал за ним слежку, чтобы вычислить, кто это такой. Планировал исключить посредника из цепочки и забирать всю прибыль от сделок себе.

– Аппетит растет во время еды, – хохотнул Станислав и ушел на кухню, откуда донеслось громыхание в холодильнике. Обратно тот вернулся недовольный. Полупустой холодильник четы Гуровых его разочаровал, Стас привык дома, что супруга Наталья всегда щедро закармливала его разнообразной едой и выпечкой. А здесь яблоки да овощные салатики.

Лев не замечал тяжелых вздохов, он увлеченно рассортировывал фотографии старика по каким-то ему одному понятным принципам на журнальном столике. Не отрываясь от своего занятия, предложил:

– Завтра пройдусь по всем соседям, может, кто-то его опознает. Он же приходил в квартиру, чтобы забрать очередную скульптуру.

– Заканчивай свой пасьянс. – Крячко с тоской вспомнил о домашних пирогах, которые ждали его на кухне, заботливо прикрытые салфеткой. – Что еще запланируем на завтра? В консульства больше не буду звонить, это как в стенку биться.

– Угу, – согласился Лев. – Подключай Орлова, пускай через министерство все решает. Пускай пообещает в прессе опубликовать информацию, мол, для поиска пострадавших. Скандал международный никому не нужен, так что быстро Интерпол разыщет покупателей. Бояться им нечего, ничего ценного они не вывезли из страны, так что будут просто свидетелями или пострадавшими. Ты сам пока собирай материалы по Слону. Через кого он вышел на Горюцкого, кому рассказывал о заказе.

– Знаю, знаю, – проворчал Стас. – А ты чем будешь заниматься?

Он видел, что Лев что-то недоговаривает. Гуров отодвинул распечатки, сходил на кухню подлить себе кофе и начал подробно рассказывать о знакомстве с историей Стрекозы и ее странной смерти в лесу. Через полчаса Стас, который забыл об урчащем от голода животе, протянул:

– Да уж, дамочка затесалась эта крайне неудачно. Может, это маньяк, Лев? От безденежья и неудачной попытки выйти замуж дамочка решила вспомнить старое и пошла подрабатывать ночной бабочкой. А клиент попался чокнутый. Если содрал с нее вещи и спрятал, это же типичное поведение для убийства с сексуальным мотивом. Они оставляют себе на память вещи жертвы, этого спугнул прохожий, и он прикопал тайник, чтобы потом вернуться и забрать добычу. Надо выставить срочно туда засаду. – Опер подскочил с дивана, готовый немедленно ринуться на поиски убийцы. Это ему было гораздо привычнее и ближе, чем копание в бумажках и сортировка фотографий. Пускай таким занимается въедливый скрупулезный Лев, Стасу всегда ближе были разыскные мероприятия, чем аналитика.

Но тот покачал головой:

– Там работает следственная бригада сейчас, дело передадут нам. Это не маньяк, Стас, не похоже. Перчатки, шарф, колготки снял, чтобы площадь ожогов была больше, чтобы женщина как можно быстрее умерла. Он не хотел ее мучить, он, наоборот, хотел избавиться от нее быстро, но при этом имитировать естественную смерть. Маньяки таким не увлекаются, у них цель – получить мучения и страдания жертвы. Слишком близко к шоссе, слишком быстрая смерть, слишком мудрено все. Дождемся завтра заключения эксперта, я Зимина попросил осмотреть тело, поискать следы борьбы. Закопанная одежда для суда доказательством умышленного убийства не будет, надо искать, кто и как увез ее в лес.

Крячко зло воскликнул:

– То старика безымянного ищи, то вообще непонятно кого, без примет и ориентиров. Будто призрака ловим!

Раздосадованный тем, что напарник не только не принес ясности в расследование, а, наоборот, внес еще путаницы в дело известием о мертвой свидетельнице, он протопал в коридор и начал обуваться. И ворчал на ходу насчет новых поворотов в деле:

– Ну, если не маньяк, не клиент, то могли и за старые ее дела отомстить. Сколько у нее там мужей умерло, двое? Какой-нибудь наследник решил сейчас устроить самосуд. Или просто лишнее увидела, узнала, сболтнула, а через много лет информация всплыла. Может, шантажировать решила кого, чтобы денег заполучить, вот ее на прогулку и вывезли. Мы с этой Стрекозой возиться будем год, пока все версии отработаем.

Хлопнула дверь, застучали шаги по пустому подъезду, Гуров кивал в такт ворчанию напарника, а сам уже был в своих мыслях. Наконец суета по сбору информации окончена и можно сосредоточиться на отдельных фактах, выкладывая их в затейливую схему. Усталость как рукой сняло, он прошел в свой кабинет, расположился с блокнотом и карандашом за столом и принялся чертить замысловатые линии с условными знаками.

Когда Мария вернулась домой после спектакля, то застала мужа спящим в кресле, головой прямо на столе. Вокруг лежали рассортированные фотографии старика, а записи в блокноте пестрели восклицательными знаками и пометками «срочно».

Она потормошила Льва слегка, и тот, сонный, запутавшийся между сном и реальностью, прошел в спальню. Перед тем как снова погрузиться в сновидения, он пробормотал:

– Призрак оперы ведь был настоящим человеком, да? Живым?

Мария вскинула бровь удивленно – что за странные вопросы об искусстве? Но ответила:

– Вообще это легенда, но да. Считается, что этот человек был реален. Он жил в подвалах оперного театра много лет. А потом похитил певицу, в которую влюбился.

– Деньги и любовь правят миром, – рассмеялся ее муж, не открывая глаз, и тут же крепко заснул.

Маша же еще долго готовилась ко сну: забрала из кабинета чашку из-под кофе, мельком бросив взгляд на разложенные фотографии; печально вздохнула над грязной окровавленной одеждой в ванной; провела пальцами нежно по свежим ссадинам и отметинам на лице мужа и тоже закрыла глаза в ожидании сна.

Глава 7

Утро в семье Гуровых началось необычно. Чаще всего Мария спала после вечернего спектакля, поэтому Лев пил кофе, завтракал неспешно и собирался на работу в тишине. Он привык двигаться осторожно, плотно закрывая все двери, чтобы не потревожить чуткий сон супруги. Но сегодня, как только он снова принялся тасовать фотографии неизвестного старика, стукнула дверь, и на пороге появилась заспанная Мария, завернутая только в одеяло. Она ткнула пальцем в фото:

– Борода – фальшивка, торчит колом. Плохая накладка из дешевых искусственных волос. Старая и нечесаная! – И снова прошлепала босыми ногами в спальню.

Лев только успел улыбнуться вслед жене: как же приятно, что она не упрекает его тяжелой ненормированной работой опера, а, наоборот, всегда подсказывает важные детали, особенно мелкие, которые может приметить женский внимательный взгляд.

На работу после отдыха он заявился в прекрасном настроении, пускай его личное расследование так и не продвинулось никуда, ведь ясной версии смерти Журина у него по-прежнему нет. Пускай, зато есть куча разрозненных кусочков информации и он однажды сложит из них всю картинку.

Напарник встретил его в кабинете мрачным молчанием, стоя перед небольшим зеркалом, поправляя смятый ворот рубашки:

– Привет. Орлов вызвал к себе в кабинет, там у него, Верочка сказала, какая-то важная птичка из министерства. Я так понимаю, по нашу душу прилетел. И совсем не орел, а… дятел!

Стас был раздражен, он очень не любил официальные разговоры, еще и в кабинете начальства. Ни разу такая беседа не сулила ничего приятного. Орлов его недовольство разделял, судя по суровому окаменевшему выражению лица. Он коротко представил своего посетителя:

– Помощник министра иностранных дел, товарищ Петухов. Попросил о личной встрече с оперативниками по делу о продаже скульптур Журиной.

Помощник, высокий мужчина в элегантном костюме, с гладкой, волосок к волоску, прической, просиял широкой улыбкой:

– Господа, поздравляю с невероятными результатами расследования. Поймать и обезвредить такую банду – это, конечно, настоящий профессионализм.

Он подскочил и крепко пожал руки оперативникам. Стас еле сдерживался от ироничного хмыканья, уж слишком сладко все начиналось. После торжественной части белоснежная улыбка засияла еще сильнее, помощник министра понизил голос и заговорил проникновенно:

– Господа, я понимаю, что это ваша работа – ловить преступников, заботиться о безопасности наших граждан, нашей страны. Желаю вам и дальше успехов на этом поприще. Но в расследовании, которым вы сейчас занимаетесь, есть один щекотливый момент. Эти произведения искусства проходили через нашу таможню, пограничников, искусствоведов и еще массу учреждений, специалистов, экспертов, чиновников. Плохо, конечно, что никто из них не заподозрил какой-то подвох, но, в конце концов, ведь это не их обязанность. Наши ребята просто выполняли свою работу, может быть, где-то чуть-чуть расслабились или недоглядели, ведь все мы люди, все можем ошибаться. Если продолжить расследование, то могут пострадать очень многие. Потерять свои рабочие места, получить выговор или, еще хуже, могут быть уволены. А ведь у всех дети, семьи, которые надо кормить. А если история попадет в прессу, то мне даже страшно подумать, какой будет скандал. И не просто скандал – конфликт международного уровня! Вполне может быть, что покупатели этих невинных копий, а это все люди состоятельные, захотят получить компенсацию за свои неудачные сделки. И ведь они не смогут затребовать их с преступников. Создатель скульптур мертва, организатор стал инвалидом, что с них взять? Придется за все отвечать государству и тем несчастным людям, что косвенно оказались причастны к этой истории. Вы понимаете, к чему я клоню, господа?

Крячко было открыл рот и тут же осекся под грозным взглядом генерала. Орлов откашлялся и сам продолжил беседу:

– Я понимаю, что тема деликатная. Уверяю, что с нашей стороны утечки информации не будет. Единственное, в чем нам нужна помощь, так это найти и организовать дачу показаний от пострадавших иностранных граждан.

– О, – улыбка, казалось, слепит глаза, как солнце. – Уверяю вас, товарищ генерал, все пострадавшие, как вы их называете на вашем профессиональном языке, совсем не страдают. Они наслаждаются искусством, демонстрируют жемчужины своих коллекций друзьям и гордятся своими сокровищами. Только мы с вами знаем их маленькую тайну, поэтому предлагаю не портить жизнь ни покупателям, ни сотрудникам консульств, ни работникам Министерства иностранных дел и забыть эту забавную историю. Пускай все останутся довольны тем, как сложилась ситуация сейчас. Проводите расследование, наказывайте преступников, уверен, у вас это прекрасно получается. А общение с иностранными государствами и их гражданами оставьте нашему министерству.

Орлов пошел пятнами и вдруг буркнул резко:

– Понятно. Так, товарищи опера, возвращайтесь к работе. А мы с господином помощником министра дальше побеседуем.

В коридоре Крячко протяжно вздохнул:

– Эх, плакала моя командировка за бугор. А я уже размечтался, Наташке ляпнул. Вот она ворчать будет. И так нигде, кроме дачи, не были, а теперь такой облом. Никаких вам потерпевших и международных расследований, господин Гуров.

Он заглянул в лицо Льву:

– А ты и не особо расстроился? Идешь довольный.

Гуров и правда, хоть и понимал, что без покупателей подделок все обвинения против Горюцкого будут сняты, не мог скрыть своей радости. Ведь это были бы обвинения не только против Иностранца, организовавшего банду, но и против Лидии Журиной. Пускай она и была мошенницей и изготовителем художественных копий, но сейчас опер был рад, что дело будет закрыто, а женщина в его памяти останется талантливым скульптором, а не преступницей. Вслух он высказывать свои мысли не стал, лишь ободрил приунывшего напарника:

– Не вешай нос, господин Крячко. На Горюцком и его ребятах как минимум повиснет убийство Слона и организация ограбления квартиры Журиных. А еще смерть Стрекозы, свидетельницы. Уверен, что это тоже связано с работой банды. Сегодня как раз поеду в ее квартиру за уликами. Так что на свободу они не выйдут, в лучшем случае получат сроки чуть поменьше.

– Еще попытка убийства сотрудника полиции при исполнении, сопротивление при задержании. Они мне все ноги отдавили, – проворчал Крячко.

По его лукавому выражению лица уже было видно, что опер остыл и перестал расстраиваться из-за сорвавшегося расследования. С другой стороны, ему не придется возиться с ворохом бумажек, а раскрытых громких дел еще хватит на его век. Станислав потянулся на стуле, до сих пор сказывалась бессонная ночь во время штурма. В дверь стукнул полицейский:

– Товарищ полковник, на допрос привезли. Заводить?

Лев Иванович похлопал напарника по плечу:

– Ну все, Стас, ты давай, вытряси из него признание, ты такое умеешь. А я прокачусь до квартиры Исаевой.

Довольный похвалой Крячко кивнул головой: давай!

Возле подъезда опера ждала вчерашняя парочка – хозяйка квартиры и полицейский, который опечатывал комнату Исаевой. При виде лжежильца бабка ахнула, но тут же посуровела лицом и терпеливо ждала в коридоре всю процедуру осмотра. Пока его помощник искал свидетелей среди соседей, Лев Иванович нетерпеливо снял бумажные ленты, отомкнул замок связкой ключей и шагнул внутрь. В маленькой комнатушке стоял приторный сладкий запах женских духов, вещей и правда было совсем немного. В узком пенале шкафа висели два длинных, в пол, платья, вытертая куртка из синтепона и две пары удлиненных перчаток из синтетических кружев. Лев за полчаса обыскал все пространство, только ни под дырявым пледом на узенькой кровати, ни среди обилия шкатулок с дешевой косметикой не нашел бумаг или записок с перечнем скульптур Лидии Журиной. Все содержимое комнаты кричало лишь о крайней бедности хозяйки, которая изо всех сил пыталась изображать элегантную даму. Полицейский и свидетели скучали по углам, пенсионерка вздыхала громко в коридоре, устав от ожидания, а он, уже в который раз, делал круг по комнате. Выцветшие обои, пластиковая кружка с остатками воды, надкушенный кусок хлеба прямо посреди палеток с тенями и помад, стоптанные туфли, завернутые в газету. Ничего из этих вещей не давало ему ответа – почему была убита Марина Исаева? Внимание опера привлек лист ватмана, пришпиленный к стене. На него Стрекоза обильно прилепила вырезанные из журналов фотографии автомобилей, холеных красавиц в драгоценностях и вечерних платьях, бокалов шампанского и видов на морское побережье. Мелко, по самому верху, была выведена карандашом надпись: «Карта желаний». Среди всей пестроты и глянцевых картинок из наивных мечтаний Стрекозы он поначалу даже не заметил невзрачный документ на листе А4. А когда вчитался в ровные строки, то тут же подозвал свидетелей:

– Обратите внимание, изымаю документ. Свидетельство о браке Исаевой и Журина.

Впереди всех затопала любопытная хозяйка квартиры, старуха с удивлением рассматривала документ:

– Холостая она, все в девках бегала, ведь паспорт мне показывала. Я ж строго запретила мужиков водить, это что ж теперь, еще и мужа ейного искать будут? – Пенсионерка жадно покосилась на пестрое наследство в косметичке погибшей жилички, ради которого терпеливо ждала окончания осмотра квартиры.

Но полицейский осторожно потер пальцем уголок листа:

– Так подделка, вон и краски липнут. На принтере распечатала бумажку.

– Да как распечатала, это ж документ! – ахнула старуха. – Так все промеж себя поженются! Она, может, и на мою квартиру документ напечатала! Ишь ты дрянь, мошенница!

Гуров остановил ее крик:

– Документ – подделка, видно невооруженным глазом. Печати нет. Это просто картинка, без всякой юридической силы.

Квартирная хозяйка выдохнула с облегчением, засуетилась вокруг кровати:

– Ну так чего, прибираю вещички? Мне заселять жильца надо. Сколько мурыжить меня будете? Деньги же капают.

Сотрудник полиции перевел взгляд на Гурова, и тот кивнул – снимай ограничения. Шустрая пенсионерка, не дожидаясь их ухода, тут же принялась сгребать неказистое добро в кошелки:

– Ну вот и хорошо, вот и слава богу. Разобрались наконец, одни проблемы от этой гулены.

Лев же пошел стучаться в квартиры трехэтажного домишки, чтобы еще раз самому проверить, не видел ли кто, как Стрекоза выходила из дома в ночь своей смерти. Только почти никого не было дома, в рабочий полдень трудно застать кого-либо в квартирах. После обхода опер присел на лавочку возле подъезда, осматривая двор с единственными качелями – может, ему повезет и где-нибудь окажется камера видеонаблюдения, на которую могла попасть Исаева и ее спутник или спутница в тот вечер? Но ветхие постройки с осыпающейся штукатуркой, бывшие рабочие бараки, зияли распахнутыми дверями подъездов без камер и консьержек. Их скромное имущество никто не собирался красть, поэтому нужды в усиленной безопасности тоже не было. Сквозь гул мыслей вдруг пробились крики тоненьких голосов, мальчик и девочка лет пяти устроили ссору рядом с качелями.

– Он мой, квартира моя! – выкрикивала девочка, высовывая язык.

А мальчишка в ответ со всей силы врезал ей по голове камнем, зажатым в кулачке. Но когда его напарница по игре завыла в голос от боли, швырнул свое орудие в сторону и вцепился в перемазанную грязью розовую куртку:

– Падай, падай! Ты должна умелеть! Я тогда тебя на масыне покатаю! Ложись!

– Не буду, не буду, больно-о-о! – девчонка завыла еще громче и бросилась к распахнутой двери дома напротив. – Мама, меня Димка обидее-е-ел! Он удари-и-ил!

Лев осторожно подошел к растерянному малышу, который стоял с разинутым ртом от неожиданного конца их увлекательной игры:

– Привет. Это вы во что такое интересное играете?

Мальчишка огорченно протянул:

– Вчела дядя с тетей иглали во дволе, я не спал, в окно смотлел. Дашка ушла, не стала иглать. Она должна упасть, а не леветь!

– Вчера дядя ударил тетю и она упала?

Мальчишка кивнул головой, Лев присел перед ним на корточки:

– А потом что было?

– Они поехали на масыне кататься.

– У дяди темные волосы были?

Но Димка уже увлеченно копался в своем носу:

– Сталый дядя, как ты.

Гуров похлопал себя по карманам и выудил связку ключей от дома, на короткой цепочке болтался брелок – фигурка черной собачки, которую подарила жена при переезде в новую квартиру. Он отцепил брелок и протянул на раскрытой ладони:

– Расскажи, как они играли, дядя и тетя. Отдам тебе собаку.

Мальчишка сгреб подарок и защебетал, довольный:

– Они лугались, я проснулся и им пальцем погрозил в окно. Нельзя кичать ночью, мама тоже лугается, когда кичат. Дядя тетю наказал, чтобы не кичала, удалил по голове. Потом они на масыне кататься стали.

– Машина какого цвета? – зашел Лев с другой стороны, пытаясь определить хоть какие-то приметы.

Димка ткнул пальцем в старенькую «Волгу», ржавую и без колес, припаркованную рядом с гаражами:

– Вот такая, как у деда Васи.

Из подъезда вдруг вылетела полноватая женщина с ревущей девочкой на руках. Она с размаху влепила подзатыльник мальчишке:

– Ты зачем сестру обидел! Нельзя камнем бить, ты же ей голову чуть не разбил!

– Я иглал! – взвыл Димка в голос.

Но мать отвешивала новые шлепки, теперь по худенькому заду:

– Это что за игры! Это что за игры! Я тебя в тюрьму сдам за такое!

Мальчишка закрутился на месте, прикрываясь руками от ударов. Брелок вывалился из кулачка и шлепнулся в грязь на асфальте. Женщина взвилась от новой волны возмущения:

– А это что такое?! Ты где взял?! А ну, говори! – она поймала сына за торчащее острое ухо.

Тот уже ревел басом, тыкая пальцем в Гурова:

– Дядя дал, дядя! Он дал!

Женщина метнула разгневанный взгляд на опера:

– Ах ты извращенец! Пошел отсюда, увижу рядом с моими детьми – убью!

– Послушайте! – оперативник попытался остановить ее.

Правда, разгневанную мать уже было не унять:

– Ходят тут, а потом все улицы в крови и люди пропадают! Пошел отсюда, или полицию вызову!

Терпение Гурова лопнуло. Он вытащил и протянул почти под нос служебное удостоверение:

– Я и есть полиция. Не кричите, пожалуйста, я пытался поговорить с вашим сыном. Просто он сказал, что вчера видел, как ругались женщина и мужчина.

Та горячо возразила:

– Не мог он вчера видеть, вчера они у бабушки были. Ему пять лет, он еще время не умеет определять!

– Тем более, – обрадовался Гуров. По времени все как раз совпадало со смертью Исаевой. – Он мог видеть, как преступник увозит женщину.

– Жиличку бабы Тоси, которая померла?

Гуров кивнул в ответ, помедлил и уточнил:

– Вы говорили что-то про кровь на улице. Почему так сказали?

Женщина спустила притихшую девочку с рук, толкнула обоих детей к дверям подъезда:

– Домой идите. – И проследила взглядом, как они поднимаются по скрипучей лестнице. Потом нехотя пояснила: – Я дворником работаю здесь, утром, пока ребятишки спят, мету, чищу. Тяжело одной поднимать двоих. Когда Димка ночью плакал и говорил, что его крики разбудили, я ничего не видела. Но утром вышла подметать, а там на бордюре кровь. Немного, пятнышко. Никому говорить не стала, у нас район такой, пьющих много. Часто и крики по ночам, драки бывают. Из-за всего в полицию не набегаешься.

– Вас полицейские опрашивали, вы рассказали им о том, что видели? И что мальчик видел, как мужчина ударил женщину?

Дворничиха покачала головой:

– Он ребенок, мало ли чего выдумывает. Я не знала, что жиличка померла. Мне сегодня баба Тося сказала. Да и не хочу я по отделам таскаться, времени нет. Она одинокая была, без семьи, чего уж искать, никому не надо. Извините.

Женщина резко развернулась и зашагала обратно в дом, оставив Гурова в растерянности рядом со ржавыми качелями. Он подобрал собачку из грязи и оставил на щербатом сиденье между железных прутьев. Поднял глаза и встретился со счастливым взглядом Димки, который из окна наблюдал за ним. Мальчишка расплылся в улыбке при виде подарка, что остался дожидаться его во дворе. Опер прикинул расстояние от окна, помахал на прощанье своему маленькому свидетелю рукой и зашагал по улице дальше, на ходу набирая в телефоне номер Зимина.

Тот раздраженно вместо приветствия буркнул:

– Слушаю.

– Это Гуров, я на адресе одном. Здесь надо следы крови проверить, помнишь, покойница из леса, с ожогами от борщевика? Это может быть ее кровь, ребенок видел, как мужчина ударил женщину камнем и увез в машине в ночь смерти Исаевой.

– Помню, – вздохнул криминалист и застонал. – Где ты все это берешь, Лев? Я только с лампой твоей закончил возиться. Сутки на нее убил. Хитрая штука оказалась.

– А что там? Что нашел? – обрадовался опер.

– В конструкцию добавили реле и приемник дистанционного сигнала, автономный источник питания. Все было скрыто в патроне и колонне, вполне современные элементы в старом приборе.

– И что это давало? Она же даже не была в сеть включена.

Зимин снова тяжело вздохнул.

– Выключать и включать ее можно было дистанционно, и электросеть для этого не нужна. От батареи могла работать, мигать, когда на кнопочку пульта, на улице стоя, жмешь. Понял? Аттракцион «барабашка» кто-то устраивал хозяину, и тебе тоже повезло на него полюбоваться. Я же говорил тебе, все эти привидения – обычная физика. Ну и в данном случае еще и ловкий инженерный замысел. Тот, кто все это придумал и собрал, разбирается в технике. Отпечатков чужих нет, я проверил. Только покойника Журина.

– А что со вторым телом, с Исаевой?

– Лев Иванович, я понимаю, что ты лучший опер отдела, но я сплю иногда и ем, – заворчал эксперт. – Давай хоть до завтрашнего утра потерпи. Меня начальство грызет, как собака кость, с этими скульптурами, которые вы же и притащили целый мешок. Теперь не лаборатория, а музей, филиал Третьяковки.

Телефон завибрировал от параллельного звонка, Гуров распрощался с криминалистом и принял вызов от Крячко. Тот неожиданно смущенно пробормотал:

– Слушай, тут господин Улыбка заходил.

– Кто? – не понял его Лев.

– Ну этот, из Министерства иностранных дел, который в тридцать три зуба улыбается. Ну так вот он… подарок принес, сказал, компенсация за причиненные неудобства. Это… – Стас совсем замялся. – Путевка на три дня в Прагу. На двоих.

– Забирай, с Натальей прокатитесь, – предложил широким жестом Лев.

Он понимал, что напарник расстроен из-за несостоявшегося громкого расследования, и был ему благодарен за то, что Стас сейчас делает двойную работу. И поэтому он может вести свое параллельное расследование, но не махинаций со скульптурами, а обстоятельств смерти Журина. Крячко от радости зазвенел в трубке:

– Левка, спасибо! Наташка с ума сойдет от радости! Три дня за границей, мы никогда так не ездили! Я все сам сделаю, ты отдыхай. Договорюсь с Орловым, чтобы тебе дал еще отгулов. На больничный иди, если плохо себя чувствуешь. Я старика этого со скульптурами из-под земли достану, вот допрошу еще парочку из банды Горюцкого и возьмусь за старика. Спать не буду, все улики соберу! Спасибо!

– Да не за что. Лучше спроси у задержанных, что их спугнуло в квартире Журиных. Пускай опишут подробно. Жду информации. – Гуров вдруг понял, что стоит рядом с пестрой вывеской у подвала одного из домов. Он сунул телефон в карман и зашагал по ступенькам вниз. В небольшом помещении девушка сонно клацала на клавиатуре компьютера, при виде посетителя кивнула и уточнила:

– Здравствуйте. Что вы хотели?

– Копии цветные делаете? – уточнил оперативник.

– Десять рублей черно-белая, пятнадцать – цветная. – Девушка равнодушно кивнула на белый лист прайса на двери копировального центра.

Он вытащил свидетельство о браке и положил перед ней:

– Вот этот документ вы делали?

Работница кинула взгляд и пожала плечами:

– Ну я делала. Так это не документ, просто картинка. Сюрприз женщина хотела сделать.

Лев показал фото Исаевой в своем телефоне:

– Это она?

Девушка уже внимательно принялась рассматривать снимок:

– Вроде похожа, только та была тоньше и блондинка. Да недавно это было. – Она сверилась с календарем у клавиатуры. – На прошлой неделе в воскресенье была моя смена, значит, она приходила в воскресенье. Попросила сделать дизайн свидетельства о браке, вписать туда имена и распечатать. Видите, тут даже печати загса нет, бумажка просто. Сказала, сюрприз хочет сделать своему ухажеру, намекнуть, чтобы сделал предложение. Даже не думала, что в их возрасте такие страсти бывают.

– Бывает и не такое, – на автомате ответил Гуров, его ждал следующий пункт расследования.

Пока опер ехал к дому Журиных, отзвонился Стас. Он озабоченно буркнул:

– Так, я включаю громкую связь. Послушай сам, что они несут про квартиру.

Он ткнул на кнопку, и стали слышны все звуки происходящего в кабинете оперуполномоченных. Взволнованно хрипел голос одного из задержанных:

– Да клянусь, клянусь. Вот никогда не верил в Бога, а на той хате все молитвы вспомнил. Черти там выли, орали прямо из ада! Сивый вперед всех кинулся бежать, мы даже скульптуры в глаза не видели. Только зашли – и как по ушам бамкнуло, как загремело, так что мы по углам – и назад!

Крячко прикрикнул:

– Ты не части. Давай по порядку, когда вы в квартиру Журиных пытались попасть?

– Ну, как старик умер, менты днем возле квартиры возились, а вечером нас Иностранец за фигурами отправил, будь они неладны. Чуть черту душу не отдали.

– Звуки откуда шли – сверху, снизу, из стен? Что именно было, давай подробнее!

Задержанный захлебывался от волнения:

– Выл кто-то, орал так, что уши закладывало. В коридоре выл. Думали сначала, собака скулит, а потом как бахнуло. У-у-у-у и-и-и ы-ы, – простонал хриплый голос.

А Гуров на том конце провода подпрыгнул – знакомые такты. Он выкрикнул в трубку:

– Я понял, спасибо! – И уткнулся в экран смартфона. Лев перебирал и перебирал страницы, время от времени включал музыку, чтобы прослушать знакомые звуки.

Неожиданно от прослушивания отвлек стук по стеклу, за автомобильным окном широко улыбался уже знакомый участковый:

– Здравствуйте, товарищ полковник! Снова к нам? Опять по Журину или уже новое дело?

– Все так же по Журину, – кивнул дружелюбно опер. Прямодушный открытый парень ему нравился. – Ты как раз вовремя, опять в квартиру на выемку мне надо попасть.

Парень сдвинул форменную фуражку на затылок и присвистнул:

– Во дела, как сложно у вас работать! – Он снова потрепал фуражку. – Ключи-то я передал следователю вашему. Ну, можно к соседке зайти, у нее есть комплект. А печать у меня всегда с собой.

Они вместе зашагали по улице в сторону пятиэтажки через весь двор. Парень все сокрушенно теребил свою одежду:

– Вот так и хороший участок. Думал, повезло мне. Старички одни живут, люди приличные. Никаких скандалов, драк или чего похлеще. В прошлом месяце ну ни одного обращения, если Журина не считать. Да и то история печальная, украл старик у старика. Тут подумаешь сто раз, если преступника найдешь, наказывать стыдно. До чего пенсионера довести надо, чтобы он чужие сумки воровать начал! Ведь не от хорошей жизни пенсионер у Журина кошелек утянул, стыдно, наверное, потом стало. Даже все в целости вернул – и документы, и таблетки. Что же ему, в попрошайки идти? Может, денег на хлеб не было, вот и пришлось воровать и грабить.

– Олега Митрофановича ограбил старик? – уточнил опер.

Участковый затряс утвердительно головой:

– Ага, а я вам вроде рассказывал же. Он успел рассмотреть грабителя. Пожилой мужчина в очках, с седой бородой. Помоложе вроде самого Журина, бежал очень резво. Рванул по улице, а потом через забор даже перемахнул. Спортсмен, наверное, бывший.

– Резвый, – эхом отозвался сыщик, задумавшись о тех фактах, что успел узнать сегодня.

В квартире Лев в ожидании, пока участковый искал свидетелей среди соседей, шел от комнаты к комнате. Опустевшие полки в мастерской наводили на него тоску. Разоренное семейное гнездо, откуда исчезли все его жильцы. Позади раздался тяжелый вздох, бесцветная Люся качала головой:

– Зачем вы, Лев, это делаете?

– Что? – Он удивленно уставился на старушку. – Я просто хотел понять, что здесь произошло. Хочу узнать правду.

Она снова печально вздохнула:

– Лидии это не понравилось бы, вы об этом не подумали? Лидия любила красоту, фантазию, искусство, а не скучную правду.

Ответить он не успел, квартира заполнилась посторонними людьми – свидетелями, которых привел участковый. Все вопросительно смотрели на Гурова, тот кивнул парню:

– Оформляй выемку, соберешь подписи свидетелей. – Он толкнул дверь кабинета Олега Митрофановича и прошел к окну. Подхватил тяжелый прибор с большим раструбом и показал соседям:

– Обратите внимание, произвожу выемку улики из квартиры гражданина Журина.

Седая головка с жидким хвостиком качнулась в такт его словам и исчезла за дверями квартиры.

Патефон с кипой пластинок помогал Гурову загрузить в салон машины участковый. Когда прибор оказался надежно пристегнут ремнем безопасности, парень не удержался от любопытства:

– Зачем вам старье это? Старый патефон, я такой в первый раз вижу. Что в нем интересного? Дорогой?

Лев Иванович улыбнулся на прощанье:

– Буду слушать музыку, оперы. Очень приятное занятие.

После визита в квартиру он выжал газ в машине, чтобы успеть вовремя в свой рабочий кабинет. И все получилось. Он оказался с патефоном в руках на пороге как раз в момент появления наряда сопровождения. Допрос был уже закончен, и закованных в железные браслеты бандитов строили для возвращения в изолятор.

– Минуточку, задержитесь. Сейчас будет следственный эксперимент! – весело заявил опер.

Стас, охрана, бандиты застыли, с интересом ожидая, для чего Гуров привез такой раритет. Тот покопался в пластинках, выудил ту, что была ему нужна, и осторожно вытянул черный диск из картонной папки. На черно-белой обложке шла затейливая надпись: «Лючия ди Ламмермур». Лев покрутил ручку патефона, разгоняя движение, поставил пластинку, а сверху водрузил иголку, установив ее почти в самом центре. Из раструба раздалось шипение, заиграла грустная музыка. Лев чувствовал полные вопросов взгляды.

– Сейчас, чуть-чуть надо подождать. Кажется, еще пара минут.

Бархатный мужской голос разливался все ниже и ниже, слова итальянской оперы были непонятны слушателям. Они переглядывались между собой, пытаясь понять, что же происходит. Вдруг мужскую арию сменил женский голос, он летел все выше и выше, превращаясь в стон, крик измученного существа. Гуров выкрутил на полную мощность громкость, и самый первый арестованный воскликнул:

– Это тот демон, это те крики! Мы слышали их!

Опер поднял иголку патефона и кивнул охране:

– Эксперимент прошел успешно. Уводите.

Когда за потрясенными бандитами закрылась дверь, Крячко так и подскочил со своего места в нетерпении:

– Ну что? Ты нашел привидение? И что это значит? Что это вообще сейчас было?

– Опера, Стас, это было искусство. Музыкальное драматическое произведение «Лючия ди Ламмермур» композитора Гаэтано Доницетти. Лючия в порыве безумия убивает своего мужа. Прекрасная музыка, прекрасная партия и чудесный женский голос. Если не включать его на предельной громкости, поскольку тогда это превращается в крик обезумевшего существа, что страдает от невероятных мук.

Напарник с восхищением протянул:

– Вот ты загнул!

– Это не я, это искусство, – Лев осторожно снял пластинку обратно и убрал в папку. – Улику надо отдать Зимину, пускай покопается в приборе. Надеюсь, как и в лампе, найдет устройство для удаленного включения. Кто-то хотел создать привидение. И у него получилось – в квартире Журиных поселилось привидение. Оно включало лампу, которая не была присоединена к сети, включало партию Лючии на большой громкости, пугая всех, кто попадал в квартиру, жуткими звуками.

Напарник радостно воскликнул, осененный догадкой, которая пришла Льву еще час назад, в кабинете Олега Митрофановича:

– И это было не привидение! Это был человек! Он хотел напугать старика до смерти, довести того до сердечного приступа. Только зачем? Два мотива – любовь или деньги.

Сыщик задумался над его вопросом:

– Для любовных историй Олег Митрофанович был староват, но тем не менее завел себе пассию. Если бы они были женаты, то я бы подумал, что новоиспеченная жена хочет избавиться от старого надоевшего мужа, не вызывая подозрений.

Стас хмыкнул:

– К сожалению, Исаева мертва, так что не получится сделать из нее привидение. Кто тогда? Любовь исключили, остались деньги как мотив.

Гуров вдруг открыл блокнот и уселся за стол, начав чертить схемы. Напарник протянул с усмешкой:

– Понятно, наш гений сыска включил свой метод дедукции. А Крячко остается, как всегда, грязная работа. Допросы, осмотры.

– И поездка в Прагу, – в ответ уколол его Гуров.

Коллега сразу замолчал, вспомнив о предстоящем путешествии. И в кабинете повисла тишина: каждый из оперативников ушел в свои мысли.

Глава 8

До самого вечера Гуров просидел над своим блокнотом и даже, казалось, не заметил, как уже затемно Стас попрощался с ним и отправился домой. Прервался он единственный раз, лишь когда заглянул в криминалистическую лабораторию. Там, несмотря на позднее время, кипела работа. Зимин в мятой рубашке и растянутых спортивных штанах шаркал тапками от одного стола к другому, удовлетворенно бормоча себе под нос. При виде Гурова на пороге, еще и с патефоном под мышкой, он удрученно протянул:

– Ну тащи, что там снова откопал. – И тут же нахмурился. – Через сутки гляну. Работы просто вагон. Вернее, мешок, – он кивнул на огромную сумку с торчащими оттуда алебастровыми головами и руками конфискованных статуй.

Гуров бережно поставил на стол раритет:

– Я сам кое-что проверю. Покажи только, инструменты где у тебя.

Криминалист ткнул щетинистым подбородком в сверток на шкафу, из-под ткани торчали кончики миниатюрных щипцов, резаков, отверток, инструментов, которыми пользовались эксперты, разбираясь с вещдоками. Лев Иванович раскатал тяжелый рулон, словно хирург, подумал несколько секунд и взялся за блестящие коротенькие щипцы. Зимин, не отводя взгляда от экрана компьютера, бросил:

– С кровью разобрался. Камень нашли со следами крови, и пятно на бордюре, размер полтора на два сантиметра. Кровь совпала с данными Исаевой, ее ударили там по голове камнем.

Гуров отвлекся от кропотливой работы, он по миллиметру вскрывал стенку деревянного ящика патефона, пытаясь добраться до его внутренностей.

– Удар мог стать смертельным? Ты осматривал тело?

Зимин скорчился от неприятного воспоминания, даже повидавший на своей работе многое эксперт ощутил холодок по спине и не сумел сдержать дрожь.

– Осмотрел. Если это можно назвать телом. Кровавый кисель. Но повреждений скелета нет, кости все целы. Так что удар просто рассек кожу на голове. Можно, конечно, покопаться в сосудах головного мозга, поискать следы кровоизлияния. Теоретически допускаю, что несильный удар вызвал закупорку сосуда и смерть. Но по тем фактам, что есть сейчас, тетка твоя померла от ожогов, площадь поражения кожного покрова – почти восемьдесят процентов тела. Сгорела заживо под солнцем за пару часов.

– Следы сексуального контакта, биологические жидкости есть?

Эксперт отрицательно покачал головой, подцепляя крошечные частички в пробирку:

– Слизистая местами повреждена из-за волдырей. Но даже намеков нет, что перед смертью у нее был половой контакт. Нижнее белье на месте. Если это был маньяк, то какой-то несексуальный. Самое интересное пропустил. Юбку, трусы оставил на теле, а остальное снял.

Лев поежился от черного юмора криминалиста. Зимин оторвался от своих препаратов и оценил внимательным взглядом разобранный на запчасти аппарат:

– Ну что там интересное нашел? Бриллианты, может быть?

– Лучше. – Опер подставил под свет лампы зажатый между стальных кончиков чип. – Ничего не напоминает?

Зимин подошел поближе и присмотрелся:

– Напоминает, лампу твою с начинкой.

Криминалист натянул одноразовые перчатки и аккуратно перехватил деталь, покрутил ее, оценивая с разных сторон:

– Производитель тот же, вон маркировка по краю идет. Это датчик для дистанционного включения. Ищи дальше. Еще должен быть блок питания и, скорее всего, усилитель звука. Не поверю, что этот изобретатель остановился на такой простой схеме, он любитель сложных конструкций.

Лев в ответ угукнул и вцепился стальными щупальцами в другой бок патефона. Через пару часов весь аппарат был препарирован на части и отдельные детали. В сторону опер сдвинул хромированные новенькие элементы, которые цветом и крошечными размерами отличались от медных деталей старинного патефона. Гуров и Зимин нависли над столом, разглядывая части аппарата. Пальцы в перчатках перебирали блестящие крошечные вещицы:

– Так, это батарейки, от них идет цепь к чипу дистанционного включения. Усилитель звука. Это понятно, а вот это… – эксперт покрутил сетчатый кружок. – Приемное устройство, он ловит и передает звук. Кто-то спрятал в патефоне радиопередатчик на дистанционном управлении. Хм, ловкая задумка.

– Привидение, кто же еще, – фыркнул опер.

Криминалист сладко зевнул и потянулся к кружкам. Засыпая щедрые порции кофе, он уточнил у опера:

– Как думаешь ловить это привидение?

Гуров задумчиво перебирал детали от хитроумного устройства, обнаруженного в стареньком проигрывателе:

– Просто приду и поговорю.

Зимин поставил перед ним кружку с горячим напитком и недоверчиво хмыкнул:

– Вот так вот все просто? Неужели у вас, оперов, так бывает? Я думал, перестрелки, засады, драки. А тут просто поговорить. Что-то ты темнишь, Лев Иванович.

Опер уверенно кивнул:

– Гарантирую, это привидение очень даже мирное. Ну, если не считать вот этого всего. – Он обвел рукой улики, разложенные на столах криминалистической лаборатории.

Зимин проследовал за ним взглядом: разбитые скульптуры, окровавленный камень и кусок бетонного бордюра, разобранный на детали старый аппарат для пластинок. Работы еще на неделю. Он проворчал под нос:

– Какое деятельное привидение! Закрывай его уже поскорее, а то я-то обычный человек, хочу и отдохнуть иногда. – И поплелся обратно к своему рабочему месту.

Ночь у оперативника завершилась парой часов короткого сна на диванчике в рабочем кабинете. Когда исследование патефона было закончено, за окном уже светлели очертания домов, а сумрак рассеивался от розово-желтых лучей. Лев привел себя в порядок в служебной уборной, допил остатки холодного кофе и, не дожидаясь появления сотрудников в коридорах управления, направился к машине. Город уже проснулся, в будний день дороги быстро наполнились машинами, по тротуарам спешили люди на работу, школьники на уроки, малыши с ревом шагали в детские сады. Оперативник тоже оказался в бурлящей толпе из детей с ранцами и портфелями, он осторожно пробирался через звонкоголосую толпу из школьников. Младшеклассники в одинаковой форме галдели и толпились везде: на крыльце лицея, в просторном холле, на ступенях центрального входа.

Лев так давно не бывал в таком месте, что растерянно застыл в большом коридоре рядом с раздевалкой, не понимая, как ему найти нужный кабинет. Пожилой мужчина в форме с надписью «охрана» тут же приметил его среди бурных потоков из стриженых голов и косичек:

– Мужчина, вы куда? Вход воспрещен.

– Мне бы… – Зазвенел оглушительный школьный звонок, который дал ему пару секунд на размышление. – Я пришел сына в кружок записать, на шахматы. Или… – его взгляд упал на пестрое объявление рядом с опустевшими кушетками: «Идет набор учащихся для занятий в театральной студии лицея. Премьера спектакля «В поисках потерянного времени». – В театральный еще. Как записаться, у кого?

Все ручейки исчезли за дверями классов, и в коридорах лицея повисла тишина. Охранник сразу выдохнул с облегчением:

– Так это вам к Журину, он шахматы преподает. На втором этаже, 32-й кабинет. Идите, не бойтесь, у него сейчас занятий нет. Про театр у него тоже спросите, он там в кружке играет. А ведет театр женщина, приходящая, актриса из училища. У нас тут все преподаватели хорошие, все-таки лицей. Конкурс высокий на место, так просто не берут.

Опер поблагодарил словоохотливого охранника и пошел бродить по широким коридорам, прислушиваясь к голосам за дверями кабинетов. Где-то шумел многоголосый хор учеников младших классов, за остальными звенел в тишине только громкий голос учителя. Нужный кабинет он нашел быстро, дверь была распахнута, и за столом с шахматной доской сидела знакомая фигура. Круглая голова, утопленная в сутулые плечи, – кажется, его партнер по шахматам совсем не изменился, лишь черты тогдашнего паренька расплылись в стороны, налившись силой. Лев шагнул через порог:

– Доброе утро.

Макс Журин кивнул ему, будто ждал, а потом сделал жест, указывая на стул напротив. Опер молча занял место за доской, оказавшись владельцем черных фигур. Это была одна из их традиций: Максим всегда играл белыми, а Льву доставались черные. Длинные пальцы отжали кнопку, и стрелка побежала вперед. Еще одна традиция Макса, вспомнил Гуров, – получасовая игра, причем он рассчитывал всегда ходы так, чтобы на обдумывание каждого хода уходило не больше одной минуты. Лев подождал, когда Журин сдвинет свою первую белую пешку, следом за ним сдвинул свою фигуру и отжал кнопку. Максим молчал, сосредоточившись над доской.

– Ты играешь в школьном спектакле старика?

Лицо шахматиста никак не изменилось, но стрелка часов перескочила отметку «12», а ни одна фигура не сошла со своего места. Лишь через десять секунд очередная белая пешка шагнула на соседнюю клетку, а Максим односложно ответил:

– Да, не хватает актеров для мужских ролей.

Гуров тут же отпарировал:

– А ты роль старика давно уже выучил. И отработал. Во время продажи скульптур Лидии.

Максим совсем окаменел, казалось, даже забыл об игре. Но нет, белый слон шагнул на пустую клетку.

– Бабушка… Она сама меня попросила. – Он поднял сумрачный каменный взгляд на соперника. – Ты думаешь, откуда это все было? Журналы, наряды, светская жизнь? На зарплату научного сотрудника? Или на гонорары за вазы? Лидия сама перед смертью дала мне разрешение сдавать ее скульптуры и сама приказала переодеваться перед встречей с заказчиком. Сказала не доверять ему. Что в этом такого? Я тратил деньги на деда, его лечение, журналы, питание, оплату квартиры. На себя. У учителей скромная зарплата, даже в лицее. Мама болела, я ей помогал. Это мое наследство, я могу делать с ним что захочу.

Опер сделал свой ход:

– Как ты выносил фигуры из квартиры?

Макс передвинул очередную пешку:

– Просто складывал их в сумку, надевал в ближайшем переулке бороду и очки, относил покупателю. У меня свои ключи, приходил вечером, когда дед уже спал, или днем, когда он уходил в поликлинику.

– Ты знал, как потом используют скульптуры? – Опер подвинул черного ферзя, отжал кнопку, и стрелка побежала стремительно по кругу.

Сейчас Максим уложился в свое привычное время:

– Нет, мне все равно. Она сказала, сколько мне заплатят, где найти покупателя.

– Олег Митрофанович знал о продажах скульптур?

Ладонь над белой ладьей дрогнула:

– Догадался, когда мастерская стала пустеть. Вернее, ему сказала Люда, которая там убиралась. Дед начал плакать и умолять меня не трогать больше память о Лидии. С тех пор я не заходил в мастерскую бабушки.

– Но бороду и очки использовал еще раз, чтобы подменить таблетки у деда.

Лев не спрашивал Журина, он утверждал. После долгих ночных размышлений опер был уверен: это внук Олега Митрофановича медленно и продуманно вел старика к смерти. Устав ждать наследства, он планомерно, ход за ходом, как в шахматной партии, действовал на организм старика. Уничтожал его психику, пугая звуками из патефона, миганием лампы, чтобы тот поверил в призрака, поселившегося в квартире, травил лекарствами, разгоняя и без того высокое давление. К сожалению, он понял ночью и то, что доказательств действий Макса у него нет. Лишь его личные умозаключения. Естественную смерть от инфаркта будет трудно в суде доказать как системное доведение до смерти, да ему и не нужно было правосудие. Лев просто хотел сам поговорить с Максом и услышать правду.

Мужчина неуверенно двинул фигуру, подставив своего короля под верную гибель.

– Мне нужны были деньги. Дед жил в своем мире и не знал, как они достаются. Мне пришлось подменить таблетки. Я просто хотел, чтобы все стали свободны от ожидания.

Перехватив удивленный взгляд Гурова, Максим пояснил:

– Мы все ждали. Я ждал наследства, чтобы переехать из общаги, получить то, что мне положено, и распоряжаться скульптурами Лидии как захочу. Дед ждал смерти, чтобы воссоединиться с бабушкой, он только об этом мечтал. Я уверен, что он был счастлив, когда умирал. От ждал этого момента много лет.

Оперативник уронил белого короля, водрузив на освободившуюся клетку черную фигуру:

– Женитьба Олега Митрофановича испортила твои планы, да?

Стрелка на часах замерла совсем. Максим застыл, не поднимая взгляда от доски, равнодушно взирая на проигранную партию:

– Я не знал об этом. Когда ты появился и начал задавать вопросы о смерти дедушки, о той женщине, за которой он ухаживал, то я понял, что она как-то замешана в смерти деда. У меня был идеальный план, он не должен был страдать или мучиться. Быстро потерять сознание во время прогулки или поднимаясь по лестнице и оказаться рядом с бабушкой. Эта женщина все разрушила. Я нашел ее визитку, стал следить и видел, как ты приходил на работу, как она убегала и потом плакала в машине. Она была виновата, она мучила деда. Притворялась бабушкой, одевалась как она, хотела занять ее место. Я пришел поговорить с ней, просто поговорить.

Гуров выложил перед собой на стол шуточное свидетельство о браке из квартиры Исаевой. Максим в ответ кивнул медленно:

– Да, оно висело на стене. Когда я его увидел, то был шокирован, что чужой женщине достанется квартира и все, что осталось от моей семьи. Мы поругались. Я сказал ей, что она жалкая копия бабушки, что дед совершил ошибку, когда на ней женился. Что я буду судиться. Она начала кричать в ответ, наговорила мне гадостей. Кричала и кричала, даже когда я уходил. Шла следом и кричала, что я неудачник, жалкий учитель, нищий бездарь, я разочаровал свою семью. И я ударил ее, схватил камень и ударил, чтобы она замолчала.

Журин перестал говорить, руки у него дрожали от воспоминаний о стычке со Стрекозой. Лев снова задал вопрос, чтобы дальше вытянуть из мужчины признание:

– Ты отвез ее в лес?

Журин еле заметно кивнул головой, он медленно, как во сне, расстегнул пуговицы на вороте рубашки, обнажив уродливые пятна во всю грудь.

– В детстве мы играли с мальчишками на заброшенном пустыре, и там был борщевик. Я так сильно обжегся, что лежал в больнице два месяца.

Он сдвинул обратно края одежды и принялся тщательно застегивать каждую пуговицу:

– Не знаю, почему это всплыло у меня в голове. Я даже нашел то место, где мы играли тогда. Привез ее, раздел, но не всю. Не смог всю, мне было неприятно. Надел перчатки, срезал ветки борщевика и обмазал ее соком. Не хотел, чтобы узнали о нашей ссоре. Я не хотел быть убийцей.

– У тебя получилось, – подтвердил опер. – Смерть наступила не от удара, а от ожогов. Ты ведь не убивал ее сам, да? Так же, как и деда? Борщевик, таблетки сами делали свое дело, получается так, Макс?

Мужчина сидел неподвижно, по-прежнему сосредоточившись на шахматной доске с поверженным королем.

– Я не убийца.

Тон у него был равнодушный, спокойный. И Лев понял, что Максим и правда не считает себя преступником. Да, ему стыдно, что довел деда до слез, продавая скульптуры. Но подмену таблеток или смерть женщины от ожогов он не считает чем-то плохим, даже, наоборот, видит в них лишь рациональную, четкую, как в шахматной игре, логику. Импульсивные поступки доставляют ему больше душевного дискомфорта, чем продуманные действия.

– Зачем ты закопал одежду Исаевой?

Новый вопрос никак Максима не смутил, он так же равнодушно пояснил:

– Я езжу на бабушкиной «Волге» без прав. Если бы меня остановили, то нашли бы в машине ее одежду. Поэтому когда раздел ее и уложил на поляне с борщевиком, то закопал все, что снял.

– Ты продумал каждую мелочь, да? – Лев чувствовал, как закипает внутри гнев от равнодушия мужчины. Тот отвечал и рассказывал так спокойно о своем преступлении, играя человеческими жизнями, будто пешками. – Только не учел меня. Что я буду лезть в каждую мелочь, проверять каждое событие, выискивая в нем неточности. Это был твой просчет, Максим. Ты забыл, я почти всегда обыгрывал тебя. Ты ошибся и не предусмотрел, что кто-то окажется впереди на один ход.

По всему зданию загремел резкий школьный звонок. Коридоры снова наполнились гомоном детских голосов и топотом ног. В класс влетели несколько мальчишек с портфелями и принялись толкаться, выясняя громко, кто с кем сегодня будет сражаться за шахматной доской. Из-за их высоких голосов Гуров не сразу разобрал тихие слова:

– Я все предусмотрел.

Макс Журин выложил на стол обе руки, и опер увидел, что в одном из длинных рукавов рубашки спрятано острое лезвие. Белоснежная ткань окрасилась алым от крошечного пореза на коже.

– Саша Иванов, – мягко позвал Журин, и белоголовый мальчик лет десяти послушно шагнул к учителю. – Пойдем со мной, надо помочь принести из машины ваши грамоты и призы с последних соревнований.

Класс наполнился восторженными криками, ученики обступили Журина:

– А что за призы?

– Я первое место занял, помните?

– Почему сразу не отдали на соревнованиях?

Журин поднялся и мягко взял за плечо своего помощника:

– Ребята, я вернусь и все вам расскажу. Отвечу на вопросы. Немного потерпите, терпение очень важно в игре в шахматы. Его надо тренировать. – Он повернулся к Гурову и спокойно приказал: – Оставайтесь здесь, пока Саша не вернется обратно к началу урока.

Лев кивнул в ответ, стараясь не показать, как напряжено его тело. От волнения вибрировала каждая клеточка, ведь, идя сюда, он никого не предупредил и не был готов, что Макс сможет оказать сопротивление. А сейчас вокруг были дети… и нож в руках преступника, только что признавшегося в нескольких попытках убийства. Оставалось покорно подчиняться приказам Журина.

Как только мужчин и ребенок скрылись за дверями кабинета, Гуров кинулся к окну:

– Где парковка для машин учителей?

Дети растерянно смотрели на чужака. Один невнятно махнул рукой за ограду лицея перед центральным входом:

– Там.

В голове, как секундная стрелка на часах, стучали мысли: «Преследовать Журина опасно, у него оружие в руках. У меня есть время, пока он спускается на первый этаж. Надо опередить его, оказаться рядом с машиной до того, как он выйдет с мальчиком на крыльцо».

Гуров с силой дернул раму, осенний теплый воздух хлынул с улицы. Он забрался на подоконник с ногами, внизу в полуметре протягивала ветки береза. Оперативник повернулся к мальчишкам:

– Бегите к директору, пускай вызовет полицию. Всем оставаться в классах, запереть двери на замок. Скажите: у Журина нож. – Мальчишки застыли с разинутыми ртами у своих столов. – Бегом! – рявкнул Лев, и дети со всех ног бросились прочь из класса.

А он примерился и прыгнул на ветку. Под его весом тонкая основа треснула и с хрустом обвисла, хотя расчет оказался верным. Крона замедлила падение, и Гуров смог сгруппироваться за секунду до того, как коснулся земли. На ноги приземлиться не получилось, корпус больно ударился о мягкую клумбу. Над головой раздался дружный вскрик, из всех окон на прыжок смотрели учителя и школьники. Опер погрозил кулаком зевакам, и лица мгновенно отпрянули от школьных окон. Он, прихрамывая, кинулся бежать по тропинке к воротам, но, услышав громкое дребезжание в здании школы, резко свалился на кучу из опавших листьев. Одним движением он, как собака, зарылся всем телом в глубину прелой пахучей массы. Крики детей стихли, через несколько секунд рядом раздались спокойные шаги ребенка и взрослого.

– Максим Викторович, звонок прозвенел уже. На урок опоздаем.

И спокойный голос Журина:

– Хорошо, Саша, тогда беги обратно. Я сам постараюсь все донести. Начинайте блиц-игру на пять минут. Скоро вернусь.

– Призы не забудьте!

Легкие шаги застучали обратно к зданию школы, а тяжелая мужская поступь ушла дальше за ограду лицея. Гуров отсчитал несколько секунд, стряхнул с себя листву и бросился в погоню. Он выбежал по тропинке за распахнутые ворота, повернул влево к асфальтовому прямоугольнику, где выстроились блестящие иномарки преподавателей лицея. Сбоку, на самом крайнем месте, притулилась скромная старинная «Волга». В ее дверце копался ключом Журин. От звука шагов он резко обернулся, взмахнул рукой со спрятанным ножом. На солнце сверкнуло лезвие, Гуров метнулся в сторону, уходя от удара. Пальцы почувствовали прохладу булыжника, он сжал камень и приготовился бить в ответ. Но Макс Журин стоял рядом с машиной, с удивлением рассматривая ручеек крови, который хлынул из пореза на шее. Нож, который он сам себе воткнул в шею, вздрагивал от потока алой струи, что пульсировала в ране. Мужчина беспомощно взмахнул руками, пытаясь опереться о борт машины, и неуклюже соскользнул на асфальт рядом с черным колесом.

Опер бросился к нему, на ходу стаскивая рубашку:

– Подними голову, Максим! Я перетяну вену, надо остановить кровь.

Журин слабо улыбнулся:

– Я так хотел быть как они, как дедушка с бабушкой. Я хотел стать ими, думал, квартира, пластинки, скульптуры сделают меня таким же. Легким, смелым, счастливым. А оказалось, ошибся. Я несчастен без них, мне не нравится жить без дедушки с бабушкой. – Он закрыл глаза, кровь сочилась по рукаву пиджака, растекаясь лужей по асфальту, несмотря на тугую повязку из рубашки оперативника. – Я думал, что смогу жить без них. Но это не так. Я был счастлив там, там, в той квартире, где играют дурацкие арии из дурацкого патефона, светит эта глупая зеленая лампа и нет телевизора. Там было счастье, а сейчас его нет. Совсем нет и больше не будет. Я хочу к ним, к моим старикам. С ними снова стану счастлив. Они любили меня. Только они.

Лев сжал пульсирующую вену на шее Макса:

– Но ты сам все разрушил, ты подложил в лампу и патефон датчики.

Макс, не открывая глаза, захрипел и протестующе замотал головой:

– Я не трогал ничего. Я любил их. Я любил все в этой квартире. Их мир, их вещи.

Его рука шевельнулась слабо, потянулась к лезвию ножа в шее.

– Нет, не вытаскивай! – Гуров попытался его остановить. – Кровь хлынет еще сильнее.

Макс открыл глаза, бледные губы еле шевелились. Оперу пришлось наклониться к нему, чтобы расслышать слова через вой полицейских сирен.

– Я люблю их. Я хочу к ним. Отпусти, Лев. Я буду счастлив.

Длинные пальцы потянули лезвие, выпуская все больше и больше фонтанирующей крови. Она лилась, лилась ручьем, собираясь в красное озеро вокруг колеса. Лев замер рядом, не останавливая мужчину. Максим Журин дернулся, схватил воздух ртом и осел в последнем движении на асфальте.

– Я любил их, любил. Они любили меня, – слова слились в почти неразличимый шепот. – Бабушка после смерти приходила к деду. Он видел ее. Она ждет нас, ждет. Лидия ждет меня, я буду счастлив.

Лев слушал его шепот, не в силах пошевелиться от странного оцепенения. Со всех сторон гремел топот бегущих полицейских и врачей, выли сирены, кричали дети, которых уже начали эвакуировать из здания школы. А он продолжал сидеть, не в силах оторвать взгляд от лица своего шахматного соперника, на котором навсегда застыла легкая улыбка.

Глава 9

Вечером в кабинете радостный Крячко заваливал коллегу вопросами, не обращая внимания, что тот отвечает вяло, без обычного интереса к делу.

– Так, машину Журина обыскали, даже без экспертов ясно, что он перевозил там Исаеву. Волосы, отпечатки обуви, следов куча. Уверен, что Зимин найдет на его одежде следы сока борщевика. От мелких брызг он сам пострадал, на теле есть незначительные очаги поражения. Убийство Исаевой раскрыто, жалко, без чистосердечного, но улик нам хватит. Так, что еще, что еще…

Стас лихорадочно перебирал документы, протоколы, выискивая, что еще осталось сделать для окончания расследования такого запутанного преступления.

– Из школы изъяли парик, очки, в которых Журин ходил сдавать скульптуры своей бабки Иностранцу. Криминалистов дополнительно вызвали, чтобы провести все экспертизы. Улик много, участие в мошеннической схеме докажем. Пускай же просто посредником, и все-таки на нем часть вины есть. А по Журину-старшему – только мотив завладеть наследством. Отпечатков на лампе и патефоне нет, чисто сработал. Лекарства тоже ювелирно подменил, без его признания доказать не сможем. – Опер замолчал. Он внимательно смотрел на друга, который, кажется, и не был расстроен тем, что у следствия мало шансов с помощью улик доказать вину Максима в смерти деда.

Следователь Зубарева, которая тоже участвовала в импровизированном совещании, предложила:

– Соседей надо опросить, может, слышали, как они ругались из-за квартиры. Характеристику с места работы. Что, если Журин вел там еще один кружок? Что-нибудь связанное с техникой, оттуда и взял детали, так же как театральный реквизит. Докажем! Никуда не денется, двойное убийство на нем будет.

Гуров вдруг прервал ее вдохновенный монолог:

– Максим Журин сам себя уже наказал, думаю, этого достаточно. На мертвых легко вешать тяжелый груз, они ответить не смогут. Я пойду. Разбирайтесь дальше.

Напарник с удивлением проводил Льва взглядом, но промолчал. Хотя он привык, что Гуров азартен в оперативной работе и допоздна готов задержаться, чтобы как можно быстрее найти правду.

А Лев стремительно спускался по лестнице, под ногами стучали бетонные ступени, а внутри давила ужасная тяжесть. Он старался не думать о событиях сегодняшнего дня, больше всего ему сейчас хотелось забыть о результатах своего расследования. Права была Людочка, когда сказала, что никому не нужна его правда.

В стоящую машину впорхнула Мария. Она было начала рассказывать театральные новости, как премьеру приняли зрители, но вдруг смолкла на полуслове и внимательно всмотрелась в лицо мужа:

– Как твое новое расследование?

Тот медленно завел машину, тронулся по темным пустым улицам.

– Закончено. Осталось оформить все.

Мария проницательно заметила:

– Но ты не рад. Обычно ты всегда радуешься, что нашел преступника и понял, как он действовал.

Он молча крутил руль, направляя машину вперед по дороге. Тонкая рука легла на сжатые на руле пальцы:

– Лев, что не так? Расскажи мне, я не твой начальник, не коллега, я – твоя жена. И ты можешь рассказать мне все, что не можешь сказать им. Для меня ты не только служитель закона, ты – моя семья.

Машина остановилась прямо на парковочном пятачке, и Лев вдруг процедил с трудом:

– Впервые я жалею, что выбрал такую работу, я жалею, что я опер. Помнишь про чету Журиных, Лидию и Олега Митрофановича? Я рассказывал тебе о них много раз, ведь они для меня много лет были родными людьми. Я взялся расследовать смерть Журина. Понимаешь, я думал, что помогу, что это будет всем на пользу, если мы разберемся в обстоятельствах смерти Олега Митрофановича. Я сделал свою работу. Все виновные наказаны, я нашел преступника. Но… мне от этого так плохо. Их семья для меня была родной, близкой, а то время – таким теплым и волшебным. После расследования все стало другим. Лидия – мошенница, Максим – убийца, Олег Митрофанович умер в муках от ужаса перед привидением, стал жертвой охотницы за состоятельными женихами. Почему-то у меня ощущение, что это моя вина. Я разрушил тот мир, когда влез в него и стал копаться, выискивать второе дно, раскрывать их тайны. Поэтому жалею, что работаю оперативником… Вместо теплых воспоминаний у меня пустота и горечь. И это сделал я сам.

Мария погладила его по руке:

– Если бы не было тебя, то все равно эти люди совершили бы те же ошибки. Просто ты узнал о них, помог разобраться в своей жизни. – Она прижалась к его плечу. – Давай доедем до этого дома, и ты попрощаешься с ними. Навсегда. Закончишь эту историю для себя.

Лев с сомнением протянул:

– Это глупо как-то.

– Пускай глупо, зато поможет. Давай, поверь мне. – Мария сжала его руку, и Гуров передвинул рычаг коробки передач. Машина развернулась и поехала в направлении дома Журиных.

По дороге Лев продолжал говорить, рассказывая жене все, что накопилось за несколько дней:

– И я чувствую себя виноватым перед Максом. Он столько лет был моим товарищем, да, мы не дружили, и все же для меня он так и не стал преступником. Мальчиком, пареньком, который запутался в собственных желаниях. Я против, чтобы он был виновен в смерти деда. Да, частично это его вина, он подменил ему невинные витаминки на опасные в таком возрасте препараты для поднятия давления. Только ведь и женщина, которая мечтала женить на себе Олега Митрофановича, делала то же самое. Она травила старика виагрой в своих корыстных интересах. Это их общая вина, а сейчас делают единственным преступником Макса. К тому же, понимаешь, Максим сказал, что не трогал лампу и патефон. Он любил эти вещи, это были для него напоминания о бабушке и дедушке, о его собственной молодости. Журин не хотел пугать своего деда, старался, как это сейчас ни странно звучит, сделать его смерть безболезненной.

Еще странно то, что они все видели призрак Лидии. Горюцкий, Стрекоза… Даже Макс утверждал, что дед общается с покойной бабушкой. Я какое-то время сомневался: неужели она и правда инсценировала собственную смерть? Это вполне в духе Лидии. Но проверил все выписки из больницы, из морга, документы судебного бюро. Все настоящее, она и правда скончалась от долгой тяжелой болезни. Тогда кого они видели? Да, для суда это все неважно. Но я не судья, я – сыщик, опер, я хочу понять, что происходило в квартире на самом деле!

Мария робко предположила:

– А что, если на секунду допустить, что призраки существуют? Все это, конечно, выдумки и фантазии, но вдруг такое бывает? Редко, раз в миллион лет, и все же бывает. Дух умершей женщины приходит к своему мужу, потому что она любит его и скучает.

Гуров смотрел перед собой в темноту, которую причудливо рассекали желтоватые отсветы уличных фонарей:

– Не знаю, Зимин говорил, что призраков не существует. И оказался прав, вместо призрака в квартире работала техника. Дистанционное управление, датчики в лампе и патефоне заставляли свет мигать, а патефон – играть итальянскую оперу.

– Думаешь, это не внук устроил?

Лев покачал отрицательно головой, он верил, что перед смертью Журин не соврал ему, и действительно, это не он устроил в квартире родственников аттракцион.

Мария изумилась:

– Но тогда кто это делал?

– Это вопрос, на который я так и не нашел ответа, – признался Лев. Он хлопнул по оплетке руля. – Все, приехали. – И поднял взгляд.

Глаза его расширились, он дернул дверь автомобиля и стремительно выскочил на улицу. В черной раме застыл знакомый силуэт – высокая прическа, светлые кудри, платье с пышными рукавами и рука в перчатке, прижатая к стеклу. Лидия! В немом изумлении опер сделал шаг навстречу. Призрак кивнул ему, словно приглашая подняться. Мария, которая тоже видела пожилую женщину в темном окне, в ужасе бросилась останавливать мужа:

– Нет, Лев, нет! Не ходи туда, умоляю. Давай позвоним Стасу, вы подниметесь наверх вдвоем. Эта женщина, она же умерла! Это опасно!

Гуров мягко отвел руки жены в сторону и вдруг улыбнулся:

– Я буду рад встрече с ней. Я скучал.

Маша осталась внизу у машины. Как только Лев скрылся за дверью подъезда, она кинулась набирать на телефоне номер Стаса.

А Гуров легко шагал по ступеням вверх. Будто и не было этих долгих лет, он всего лишь студент, который возвращается домой после поздних занятий. Его ждет горячий ужин, веселый разговор за круглым столом с тяжелой скатертью, а потом долгое чаепитие с Лидией. Олег Митрофанович уйдет в кабинет, там включит на патефоне негромко романс или оперу и будет наслаждаться чтением в своем глубоком кресле. Он преодолел за секунды несколько пролетов, толкнул незапертую дверь и позвал в темноту квартиры:

– Лидия!

От нетерпения, не дожидаясь ответа, зашагал вдоль комнат. Она ждала его в кабинете. Стояла у окна, качала головой осуждающе:

– Я знала, что ты придешь. Знала. Ты не сможешь так просто снова уйти и бросить все. Как ты это сделал тогда. Ты ведь бросил их – Лидию, Олега, Максима. Некому было помочь, видишь, к чему это все привело.

Гуров узнал этот голос, сначала он звенел высоко, как мощный ветер, разлетаясь по комнате. А потом упал вниз, выдохся до привычного бесцветного бормотания. Он шагнул ближе, еще ближе и остановился, растерянный от своей догадки.

– Людмила?! Это вы, вы! Вы были призраком!

Женщина, стоящая у окна, взметнула в возмущении ярко накрашенные брови:

– Призраком?! Нет же, я была ангелом-хранителем этого дома и его обитателей. Вы же сами видели, как после смерти Лидии все пошло прахом. Ее любовь, ее сила, ее гений держали эту семью. А потом все начало рушиться, погибать. Максим таскал ее скульптуры из мастерской под носом у деда, Олег Митрофанович чуть не женился на какой-то жалкой идиотке.

– Но зачем вы все это придумали? Этот наряд, как на портрете Лидии. И лампа, лампа и патефон, это ведь вы, вы сделали! – Лев Иванович с изумлением рассматривал обычно сутулую и бесцветную Люсю, которая сейчас выглядела настоящей копией Лидии Журиной. – Вы же всю жизнь проработали на кафедре инженерии, как я сразу не понял. Все так было просто, лежало у меня под носом!

Людмила и сама не заметила, как, повинуясь многолетней привычке, снова втянула голову в плечи, растеряв горделивую осанку:

– Да, мне пришлось устроить целый спектакль. Пришлось! В память о моей дорогой подруге. Я уверена, что она одобрила бы все мои действия. Иначе они не хотели слушать, ни Олег, ни Максим. Они никогда не считали меня чем-то важным, никогда! Их мог остановить лишь один человек – Лидия. И мне пришлось оживить ее, вызвать из потустороннего мира. Да, с помощью современных технологий, но это было все на благо семьи. Если бы я их не остановила, то Максим бы пустил по ветру наследство своей бабушки. И какое – ее скульптуры! Я убираюсь в этой квартире много лет, и я молчала очень долго. Но Олег, убитый горем, ничего не замечал. Даже когда я ему показала, как обеднела мастерская, он лишь отмахнулся от меня. Это заставило пойти на крайние меры. Стать Лидией, ненадолго, просто чтобы навести порядок в их головах. Да, я общалась с Олегом сначала с помощью патефона, чтобы он поверил, что общается с духом Лидии. Рассказала ему о некрасивых поступках Максима, и он обещал с ним поговорить. Это сработало, больше скульптуры он не брал. Но за ними стали охотиться бандиты, я даже знаю, кто это был. Бывший ученик Лиды, Горюцкий. Талантливый скульптор, но совершенно отвратительный тип без морали и совести. Только появление Лиды и громкая музыка смогли их отпугнуть. Этот мерзавец не посмел сунуть нос в квартиру, после того как увидел Лидочку.

Люда без сил опустилась в кресло. Высокий парик съехал набок, жидкий хвостик выбился наружу из-под него. Яркий грим расползался под капельками пота, выступившего на лице. Она сжала руки в расстройстве:

– На этом беды не закончились. Появилась эта ужасная женщина, кошмарная, просто отвратительная хищница. Она как паучиха вцепилась в Олега Митрофановича, превратила себя в нелепую безобразную копию Лидии. А он, как все мужчины, был наивен и слеп. Не хотел меня слушать, не верил, что этой дряни нужна лишь квартира.

– И вам снова пришлось призвать на помощь дух Лидии? – подсказал старушке Лев.

Она кивнула:

– Да, Олег прогнал эту женщину по просьбе жены. – Она вдруг закрыла ладонями лицо. – Он был так счастлив, что может разговаривать с Лидой, умолял о встрече. Я не смогла, не смогла отказать. Он так любил ее! В темноте он даже не понял, что это я.

– Как он умер? – Гуров задал вопрос и замер, страшась услышать ответ.

Но заплаканная Людочка вдруг умиротворенно вздохнула:

– Счастливым.

– Но почему Олег Митрофанович кричал, что произошло?

Пожилая женщина неуверенно пошарила в складках платья, вытащила крошечный пульт дистанционного управления.

– Это моя вина. Без очков совершенно ничего не вижу. Случайно сделала громкость на максимум. Он испугался и начал звать меня. То есть ее. Он звал Лидию, она должна была явиться в ночи, как всегда. Он ждал ее и дождался. Когда я шагнула в комнату, Олег Митрофанович лежал у кресла. Он был еще жив. Он умер счастливым, улыбался и шептал ее имя.

От долгого рассказа женщина совсем выдохлась. Она сгорбилась в комочек, почти утонув в огромном кресле. Печальный взгляд поднимался к портрету подруги, переходил на лицо растерянного Льва и снова возвращался к Лидии, которая ласково смотрела на них с полотна. Люся протянула тихо:

– Я же говорила, никто не хочет правды. Мы просто скучали по ней и хотели, чтобы она вернулась. Хотя бы ненадолго. Вернулась, исправила все, помогла, как она умеет. – Она привалилась к спинке кресла. – Теперь они все вместе. Максим, Лида, Олег счастливы. Я тоже хочу быть с ними, я хочу быть счастлива. Я хочу к моим родным, к моей семье.

Лев не выдержал, погладил круглую ручку в перчатках, которые были ей велики и торчали приплюснутыми кончиками, и, не прощаясь, тихо вышел из комнаты. Он старался не поворачиваться назад, слишком тяжело было видеть свернувшуюся в клубок фигурку, похожую на собаку, что ждет своего хозяина. Он медленно спускался по лестнице, чувствуя, как внутри наконец тает тугой ком из досады и боли. Снизу, громко дыша, поднимался Крячко. Он налетел на Льва, тряхнул его, проверяя, нет ли травмы или ранения:

– Лева, ты как? Мне Маша позвонила, я бегом сюда. Она сказала, тут в квартире черт-те что творится. Что там, что произошло?

Лев Гуров умиротворенно кивнул в ответ:

– Все нормально, просто соседка была в квартире. Напугала немного.

– Что она там делала? Что-то случилось? Снова попытка ограбления?

– Нет, нет. – Гуров успокоительно похлопал взволнованного Стаса. – Пообщались с ней, ничего особенного. Так, дела семейные.

Они вышли вдвоем в ночную свежесть, тяжелая дверь с тихим шорохом захлопнулась за спинами оперов.

Флибуста

Ледяной палач (fb2)

Николай Леонов, Алексей Макеев Ледяной палач

Привет от Скульптора

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

* * *

Глава 16

* * *

Глава 17

* * *

Глава 18

* * *

* * *

Глава 19

Глава 20

* * *

Глава 21

* * *

Глава 22

Глава 23

Глава 24

* * *

* * *

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

* * *

Глава 29

Глава 30

Эпилог

Дела семейные

Глава 1

Глава 2

* * *

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Оглавление

Николай Леонов, Алексей Макеев
Ледяной палач