Ворчуны в бегах! (fb2)

- Ворчуны в бегах! (пер. Анна Алексеевна Тихонова,Александра Игоревна Самарина) (Семейка Ворчунов - 4) 4590K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Филип Арда

Филип Apда
ВОРЧУНЫ В БЕГАХ!
иллюстрации
Акселя Шеффлера

Глава первая
Строим планы

— Лучик прав, — заявил мистер Ворчун.

— Ты о чём? — спросила миссис Ворчунья.

— Нам придётся пуститься в бега.

— Что-что?

— Пуститься в бега, — повторил Лучик и спрятал руки в карманы голубого платья, чтобы они не мёрзли.

— Зачем бежать? — возмутилась миссис Ворчунья. — Что нам мешает ехать в фургончике?

— Мы и будем в фургончике, чучело ты совиное, — объяснил мистер Ворчун.

Он быстро потерял терпение и весь раскраснелся от злости, выделяясь на фоне белых сугробов. Миссис Ворчунья посмотрела на мужа так, словно он из ума выжил.

— Тогда надо запрячь в него Пальчика, — напомнила она.

— Боюсь, нам придётся оставить Пальчика здесь, — сказал Лучик.

Красавец Пальчик — его личный слон — стоял рядом и пристально смотрел на Лучика своими умными глазами. Хоботом он рылся в большом пакете чёрствых булочек, слегка припорошённых снегом.

— Оставить? — переспросил мистер Ворчун. — А кто повезёт фургончик?

— Его мы тоже оставим, — ответил Лучик.

— Здесь? На этом месте? — уточнила миссис Ворчунья.

— На этом. На том. Какая разница, жена?

— Если Пальчика оставить здесь, ему придётся толкать фургончик, а он должен его тянуть, моллюск ты непробиваемый!

— Ничего он не должен, потому что фургончик никуда и не поедет, тесто ты песочное!

— Зуб акулий!

— Пачка маргарина!

Ворчуны частенько обменивались подобными любезностями. Точнее, выкрикивали их во весь голос. Такая у них была манера общения. Не подумайте, что они друг друга не любили. Очень даже любили. Некоторые супруги дарят своим вторым половинкам цветы, Ворчуны же предпочитают перебрасываться оскорблениями, а иногда — дынями.

— Ремень облезлый!

— Сирена визгливая!

Вот видите?

— В доме, — вмешался Лучик. — Мы оставим Пальчика здесь, в доме.

Он имел в виду поместье Великаннов (с двумя «н»).

— Почему? — потребовал ответа мистер Ворчун.

— Про Пальчика все знают, так что нас будут искать по слону… А маскировку для слона придумать сложно, — объяснил Лучик. Правда, он никогда и не пробовал.

Вот что называется разумным предположением. Даже если нацепить на Пальчика громадную маску с вытянутым носом, очками и фальшивыми усами, менее слоновным он не станет.

Да-да, слоновным. Именно так. Впрочем, это слово вам не попадётся ни в одном толковом словаре, разве что я доберусь до словаря раньше вас и успею его туда вписать.

Кого же Лучик подразумевал под «всеми»? Вот список этих четверых:

Лорд Великанн (с двумя «н») — любитель птиц и законный владелец поместья Великаннов (всё так же с двумя «н»), не расстаётся со своим попугаем Монти (с одной «н»);

Родни Лэзенби, также известный как Роддерс Лэзенби — бывший владелец компании «Разрушения Лэзенби»;

Майкл Облом — обладатель фальшивых усов, часто отзывается на имя Макс (брат Мэнди Облом, которая часто отзывается на имя Марта);

Томас Винкл — более известный как Твинкл, крупный, устрашающего вида господин в костюме птицы.

Все они — Великанн, Лэзенби, Облом и Твинкл — сидели в Твердокаменной тюрьме, пока не устроили побег.

Роддерс за свою жизнь совершил немало плохого, например обманом вытягивал у окружающих деньги. Но худшим его преступлением было то, что он запер свою милую старую мамочку в подвале. Вы не ослышались: он запер в подвале свою милую старую мамочку. И это ещё не всё! Лэзенби не оставил ей ни еды, ни воды. Несчастная умерла бы от голода и жажды, не догадайся она прорыть на волю подземный ход вставной челюстью.

В камере вместе с Роддерсом сидели трое других преступников: высокий лорд Великанн с похожим на клюв носом и речами более высокопарными, чем у Лэзенби (а это что-то да значит!); сомнительная личность Майкл Облом без фальшивых усов, отчего его верхняя губа казалась возмутительно ГОЛОЙ; и рослый незнакомец, к которому все обращались Твинкл, потому что он сам их об этом попросил, а с таким человеком лучше не спорить.

Лорд Великанн попал за решётку по целому ряду причин, начиная с хранения краденого имущества и заканчивая незаконно устроенным шоу фейерверков. Список преступлений Облома был куда БОЛЕЕ впечатляющим. Его обвиняли в неосторожном вождении, похищении человечка в бочке и в том, что он выдавал себя за усатого господина.

Позже всех в камеру попал Твинкл: всего за несколько недель до того, как созрел план побега. Любой при взгляде на него подумал бы, что громила навлёк на себя неприятности ограблением банка — причём без оружия, голыми руками, или незаконными драками с животными в зоопарке, но правда была неожиданной: он украл яйца. Нет, не обычные куриные яйца, которые можно купить в любом супермаркете, спешу добавить. Вовсе нет. Твинкл стащил невероятно редкие яйца птиц, находящихся под угрозой исчезновения, потому что он был без ума от птичьих яиц. Похищенное удалось найти — всё, кроме самого крупного, самого редкого яйца. Твинкл отказывался говорить, что с ним сталось.

Несколько лет назад лорд Великанн продавал садовые статуи из своего поместья, и купил их именно Твинкл. Он приехал за товаром, нарядившись в костюм орла с оранжевым клювом и лапками. Тяжёлую каменную статую он поднял с такой лёгкостью, будто она весила меньше живого человека из плоти и крови. Лорд Великанн наблюдал за ним с восхищением. Обычно для такой работы требовалось двое или трое не слишком хилых молодых людей.

А Твинкл даже не вспотел! Он ловко перенёс в грузовик вторую, третью и четвёртую статуи. На лице силача — насколько возможно было его разглядеть — не отражалось ни малейших признаков усталости.

На пассажирском сиденье грузовика Твинкла восседал пёс с огромной головой, состоящей почти полностью из пасти, а эта пасть, в свою очередь, состояла исключительно из ЗУБОВ. Звали его Саблезуб, и он, будучи послушным псом, не издавал ни звука, пока лорд Великанн не заглянул в окошечко. Саблезуб превратился в рычащий клубок ненависти, набросился на стекло и измазал его слюной.

Лорд Великанн с Твинклом легко нашли общий язык, потому что и Твинкл обожал птиц — вы, наверное, догадались по его костюму, и лорд Великанн их любил — тут несложно догадаться по сидевшему у него на плече попугаю. Стоило Твинклу сказать: «Мне нравится ваш попугай, милорд. У меня самого есть несколько видов попугаев», — как между ними тут же завязалась дружеская беседа. Твинкл упомянул свой птичник — большой вольер для птиц, занимавший весь задний двор его дома. Коллекция у него была впечатляющая, и лорд Великанн про себя предположил, что многие особи вылупились из украденных яиц.

Во второй раз эти любители птиц встретились в камере Твердокаменной тюрьмы. Как тесен мир! Заключённые не сразу поняли, как у них всех много общего (помимо того, что они преступники, попавшие в одну камеру одной тюрьмы), но однажды вечером, буквально за несколько минут до того, как погасили свет на ночь, Роддерс Лэзенби сказал Монти кое-что важное.

Монти заключённым не считался. Впрочем, можно было его и так назвать. Вот только он был не человеком, а попугаем лорда Великанна, о чём я недавно упоминал, и не привык к жизни в клетке, в отличие от большинства домашних птиц. Лорд Великанн не следовал примеру типичного владельца попугая и позволял Монти летать на свободе. Лорд любил своего питомца, и тот был сильно к нему привязан. Особенно Монти нравилось клевать хозяина. Вот почему попугай не бросил его светлость в беде и остался с ним.

Когда они вдвоём жили в поместье Великаннов, лорду Великанну ГОРАЗДО больше нравилось проводить время с Монти, чем со своей супругой, леди Ля-Ля, которая поселилась в свинарнике вместе со своей любимой свинкой Малинкой.

И уж КОНЕЧНО, лорд Великанн любил Монти намного больше пятерых своих слуг. Если бы кто из них укусил его светлость за нос, он впал бы в бешенство! А попугаю Монти лорд неоднократно (высокопарный вариант слова «часто») позволял себя клевать.

Лорду Великанну разрешили взять с собой в тюрьму Монти, но только при условии, что жить он будет в клетке (попугай, не его хозяин). Таким образом Монти тоже оказался заключённым. (А лицо лорда Великанна больше не покрывали наклеенные крест-накрест пластыри, потому что никто его теперь не клевал.)

Итак, тем судьбоносным вечером Роддерс Лэзенби направился к своей койке и, проходя мимо клетки, сказал:

— Спокойной ночи, Монти! Пора мне вздремнуть на этом отвратительном неудобном матрасе… И увидеть прекрасный сон о том, как я разделываюсь с Лучиком и мерзкими Ворчунами!

— Добр-р-рой ночи, Большенос! — крикнул Монти (он всех так называл).

Лорд Великанн, услышав, как Лэзенби упомянул Ворчунов, тут же приподнялся на нижней койке и отложил еженедельник «Всё о птицах», а Майкл Облом приподнялся на своей нижней койке и чуть не ударился головой о верхнюю койку Лэзенби. Твинкл уже крепко спал, и с верхней койки над лордом Великанном доносилось его тяжёлое дыхание, а матрас прогнулся под весом силача и теперь больше походил на гамак. Его светлость даже не думал жаловаться. Таким заключённым, как Твинкл, лучше позволять делать всё, что им вздумается.

— Я уж думал, разговор о Ворчунах больше не зайдёт, — пробормотал Майкл Облом. — Как и об их парнишке в голубом платье.

— Я правильно расслышал — вы говорили о Ворчунах, Лэзенби? — уточнил лорд Великанн.

— Да, лорд, говорил, — признал Лэзенби, отворачиваясь от клетки (лорд Великанн настаивал на том, чтобы его называли лордом). — А почему вы спрашиваете? Не то, чтобы мне не нравились допросы перед сном…

Прозвенел сигнал отбоя, и Лэзенби — в тюремной пижаме, как и его товарищи по камере, поспешно забрался на верхнюю койку. Охранник щёлкнул большим красным выключателем в конце коридора, и свет потух.

— Дело в том, что я очутился в тюрьме из-за Ворчунов, — прошептал лорд Великанн, и слова его, будто злобная оса с крошечной пилой, разрезали мрачную тишину. — Ворчунов и нелепого циркача, Ларри Крохса.

Его светлость был (почти) совершенно — ладно, может, лишь отчасти — неправ. Конечно, Лучик с Ворчунами присутствовали при его аресте, и фейерверками Ларри Крохса снабдил именно мистер Ворчун, а когда лорд Великанн вылез из окна поместья, приехала полиция и обвинила его в незаконном запуске фейерверков. Вот только Лучик пытался спасти поместье Великаннов и не имел никакого отношения к коварным замыслам Ларри Крохса. В воспалённом же мозгу лорда Великанна возникла уверенность в том, что Лучик, Ворчуны и Крохе действовали сообща.

— Эти Ворчуны — прекрасные люди, — произнёс Роддерс Лэзенби. — Грубые, неприветливые, отзывчивые до неприличия. Всем сердцем их ненавижу!

Ему вспомнилось, как его бросили связанным на корабле, затем отвели в участок, отдали под суд, публично унизили и, наконец, упрятали в тюрьму.

— И я, — шёпотом признался Облом, потирая затылок.

Ему вспомнилось, как ловко миссис Ворчунья запустила шиной в мотоцикл, на котором он ехал со своей сестрой Мэнди, и как неприятно было падать на твёрдую землю. — Они всё испортили: мои планы и мои вещи.

На самом деле непутёвые брат с сестрой попали в тюрьму из-за своего преступного образа жизни, но таким бандитам, как они, нравилось обвинять других в своих неудачах.

Ещё целый час узники злобно бормотали себе под нос проклятия, адресованные мистеру Ворчуну, миссис Ворчунье и их сыну Лучику, пока сон, наконец, не взял своё.

На следующее утро они вернулись к обсуждению заклятых врагов и разработали план. Твинкл внимательно прислушивался к разговору. Все четверо — пятеро, если считать Монти, — решили не ныть попусту, а попробовать устроить побег (причём не ради того, чтобы сменить имена и перебраться в соседнюю страну, навстречу новой жизни, а ради МЕСТИ) и выследить злополучную семейку Ворчунов.

Лорду Великанну нравилось слово «МЕСТЬ». В нём была чудесная буква «Т», похожая на шпагу, которой ему отчаянно хотелось бы кольнуть Ворчунов в мягкое место.

Твинкл ни слова не сказал про Ворчунов за всё время беседы, но трое его сокамерников не смели обсуждать план побега без этого грозного здоровяка. Они просто обязаны были предложить сбежать вместе. Вряд ли Твинклу понравится, если они выберутся на свободу без него. А разве можно насолить такому человеку, как Твинкл? Никто не рискнул бы его обидеть. Мало того, при побеге его недюжинная сила не помешала бы. Роддерс Лэзенби втайне побаивался мистера Ворчуна, а что уж говорить про ОБОИХ супругов! От них добра не жди.

Впрочем, первым делом заключённым предстояло сбежать. И, поверьте мне, они сбежали.

Глава вторая
Гость

Наутро после побега заключённых ни о чём не подозревающий мистер Ворчун принимал ванну. (Не переживайте, я непременно поделюсь с вами всеми деталями, но я же не обязан рассказывать историю по порядку! И бороду отпускать не обязан. Но мне захотелось, я взял и отрастил.) Мистер Ворчун привык мыться в старой жестяной ванне в фургончике, но сейчас она была занята, и на этот раз ему пришлось довольствоваться бочкой для дождевой воды у древней кирпичной пристройки в саду поместья Великаннов.

На само поместье жалко было смотреть. Вот уже много лет оно оставалось красивым снаружи и пустым внутри: от полов отодрали почти все доски и пустили их на топку камина. Теперь же дом и снаружи выглядел хуже некуда, а почему — узнайте в книжке «Ворчуны в беде!» (если вы её ещё не читали).

В это морозное утро мистер Ворчун подошёл к бочке, ступая босиком по снегу, снял с неё корку льда идеальной круглой формы и забрался в холодную воду. В такой воде невозможно было не з-з-задрожать. Под ногами что-то шевелилось. Впрочем, лето уже прошло, и в бочке не плавали личинки комаров. (Прежде чем вырасти в писклявых, кусачих, летающих насекомых, комары проводят детство в обличье отвратительных водоплавающих червештучек — впрочем, родители комариков их, наверное, любят.)

— Ты что здесь делаешь, муженёк? — насмешливо спросила миссис Ворчунья.

— Что я здесь делаю? Что я делаю? Прячусь от тебя, само собой, — признался мистер Ворчун. Он весь промёрз и покрылся мурашками.

— В такой маленькой бочке ТЕБЕ не спрятаться, пиццерезка! — хмыкнула миссис Ворчунья.

— Бобина!

— Рогозуб!

— Старьёвка!

— Мотоцикл!

— Коляска! — выдохнул мистер Ворчун и запнулся. Как так вышло, что разговор зашёл о мотоциклах и колясках?..

— Одевайся, — приказала миссис Ворчунья.

— С чего бы это? — поинтересовался мистер Ворчун.

— У нас гость, — объяснила миссис Ворчунья, а потом развернулась и потопала по снегу обратно в ту часть сада, где обычно стоял их фургончик.

Мистер Ворчун заметил, что миссис Ворчунья тепло оделась — мало того, что три кофты нацепила, так ещё и в шарф закуталась, но уютным сапогам всё равно предпочла свои любимые тапочки-кролики. Он удовлетворённо вздохнул и принялся намыливать подмышки. (Честно говоря, мыла у него не было. Ему не удалось его найти, так что пришлось воспользоваться куском сыра чеддер в форме мыла.)

У фургончика миссис Ворчунья увидела, как её сын Лучик, закутанный в полосатый шарф, кормит слона Пальчика. Мистер Ворчун и его отец, мистер Ворчун-старший, соорудили этот фургон из ветхого садового сарая, половины фургончика с мороженым, мотоциклетной коляски (вот, опять они нам вспомнились!) и «всякого» из коллекции всякой всячины. Это странное на вид средство передвижения оказалось удивительно крепким.

Лучик был не родным, а приёмным сыном Ворчунов. Мистер Ворчун нашёл его давным-давно, сняв с бельевой верёвки, на которой малыш висел, прихваченный прищепками за уши. Он отнёс ребёнка домой, и Ворчуны приняли его в свою семью.

— Где наш гость? — спросила миссис Ворчунья.

— Я провёл его в фургончик, — ответил Лучик, протягивая слону очередную булочку со смородиной. Пальчик осторожно взял её кончиком хобота и закинул в рот, а потом взглянул на своего друга с искренней благодарностью, сквозившей в невероятно умных слоновьих глазах.

— Зачем? — требовательно уточнила миссис Ворчунья.

— Сегодня холодно, и было бы невежливо заставлять его мёрзнуть на улице. К тому же на нём форма с блестящими пуговицами.

Лучик не стал говорить о том, как ему приятно, что к ним пришёл ЛЮБЕЗНЫЙ человек в форме, потому что обычно люди в форме мчались за их фургончиком с гневными криками вроде: «Я до вас ещё доберусь!» — а этот важный господин очень вежливо обращался с Лучиком и миссис Ворчуньей. Причём вежливо обращаться с миссис Ворчуньей не так просто, как кажется. Уж она умеет настраивать против себя окружающих. Как-то раз миссис Ворчунья укусила одного несчастного бродягу: он провинился тем, что приподнял шляпу и спросил, по какой дороге быстрее всего добраться до города.

— Хм! — недовольно хмыкнула миссис Ворчунья и демонстративно удалилась.

Через несколько минут к фургончику подошёл мистер Ворчун в майке, рубашке, свитере (дыр там было чуть ли не больше, чем шерсти) и ботинках. Вокруг бёдер он обвязал полотенце, и казалось, будто мистер Ворчун нарядился в юбку. (А вот на Лучике было самое настоящее платье. Другой одежды он не носил. Платья доставались ему от миссис Ворчуньи, только она предварительно красила их в голубой, потому что этот цвет больше всего подходит для мальчиков.)

— Где наш гость, Лучик? — громко спросил мистер Ворчун.

— Пьёт чай в фургончике.

— Кто он?

— Он пришёл из Твердокаменной тюрьмы, — объяснил Лучик.

— Заключённый?

— Нет. Он сказал, что его зовут мистер Хинденбург и он главный тюремный надзиратель. Самый важный человек в тюрьме.

Мистер Ворчун закряхтел и поднялся по лесенке в фургончик. Там было чуть темнее, чем на улице, и он заморгал, пытаясь привыкнуть к слабому освещению, а затем стряхнул с ботинок пушистый снег.

— Здрасьте! — крикнул мистер Ворчун.

— Добрый день! — отозвался мистер Хинденбург, облачённый в представительную форму с начищенными до блеска пуговицами, и встал с дивана, на котором Ворчуны частенько сиживали, наблюдая за рыбами, плавающими в корпусе старого телевизора.

Надзиратель принюхался. Он никак не мог понять, почему от мистера Ворчуна, явно только что принявшего ванну, так разило сыром. Мистеру Хинденбургу нравился сыр, и против сырных запахов он ничего не имел, но только когда они исходили от кусков сыра. Пахнущие сыром люди не приводили его в восторг.

— Ты кто такой? — спросил мистер Ворчун.

Хинденбург представился.

Мистер Ворчун прищурился и с нажимом произнёс:

— И чего же ты хочешь?

— Вот именно, — добавила миссис Ворчунья, протискиваясь в фургончик. — Чего ты хочешь? Мира во всём мире?

Кусочек торта? Пожизненный запас бесплатных тапочек? Носовой платок, который сам завязывается узлом?

— Что ж, я… э-э… я…

Морис Хинденбург осёкся. Честно говоря, он репетировал свою речь, перед тем как зайти к Ворчунам, но его смутил целый ряд факторов:

а) Ворчуны жили в необычном на вид фургончике в неухоженном саду странного поместья;

б) вместо телевизора в комнате у них стоял аквариум;

в) на мистере Ворчуне вместо штанов было надето полотенце, несмотря на жуткий холод;

г) от него разило сыром;

д) Ворчуны вели себя странно и удивительно грубо;

е) он, Морис Хинденбург, собирался передать им плохую новость.

— Не знаю, с чего начать, — вздохнул бедняга.

— Начни с носков и двигайся к верху, — предложила миссис Ворчунья.

— Или с мягкого места и сядь наконец, — предложил мистер Ворчун, и мистер Хинденбург последовал его совету.

Пока мистер Ворчун беседовал с главным надзирателем Хинденбургом, Лучик тоже принимал гостя. Вот только это был давно знакомый, частый посетитель, которого он всегда был рад видеть, и на самом деле вовсе не гость, а гостья, жившая в поместье Великаннов, — лучшая подруга Лучика, Мими. Больше всего в глаза бросалась её розовая внешность: розовое платье, розовые очки (и линзы, и оправа) и розовый бант в волосах. Даже аромат от неё исходил розовый, потому что она сама готовила себе духи из лепестков розовых роз. Именно этот приятный запах, скорее всего, и привлекал к ней двух колибри, Завитка и Спиральку, и они непрестанно кружили у неё над головой. Сегодня Мими надела розовые ботинки с розовым искусственным мехом (она бы ни за что не взяла ботинки с НАСТОЯЩИМ мехом), набросила на себя розовую куртку и закуталась в пушистый розовый шарф с двумя помпонами — конечно же, розовыми.

— Привет! — сказала Мими Лучику и Пальчику и дружелюбно похлопала слона по передней ноге, стараясь прикладывать как можно больше силы, чтобы он хоть что-то почувствовал через свою плотную кожу. Пальчик в ответ ласково погладил Мими хоботом по макушке.

— К маме с папой пришёл гость, — сообщил Лучик. — Они сейчас в фургончике.

— Но… там так тихо, — удивлённо заметила Мими.

— Да, — согласился Лучик. — Странно, правда?

— Это… это… — Мими пыталась подобрать нужное слово. — Это невероятно.

Ребята замерли и прислушались. Из фургончика доносились тихие голоса, но никаких криков. Лучик переступал с ноги на ногу, чтобы они не онемели от холода.

Мими отыскала в кармане арахис и протянула его Пальчику. Слон обожал арахис и обожал Мими. Он аккуратно взял орешек хоботом и отправил себе в рот.

— Идём сегодня гулять? — уточнила

Мими. Лучик запланировал на этот день велосипедную прогулку.

— Надеюсь, — ответил Лучик. — Ты не против? Сегодня прохладно.

— Я пойду, если твой дедушка починил мне велосипед, — сказала Мими.

Под «дедушкой» Мими имела в виду отца мистера Ворчуна, мистера Ворчуна-старшего. Он жил в старом сарае на территории поместья. Ему очень нравилось всё чинить и мастерить. Порой он что-нибудь ломал исключительно ради

того, чтобы потом починить. А иногда только потому, что мастерить у него получалось неважно.

Лучик с Мими нашли его у входа в сарай. Мистер Ворчун-старший сидел на табурете в трёх, а то и четырёх поношенных свитерах вместо пальто, из-за чего казался намно-о-ого толще обычного, и стучал молотком по подставке для яйца.

— Что это вы делаете, мистер Ворчун-старший? — поинтересовалась Мими.

— Бью молотком по пашотнице, — ответил он. — Разве не видно? Что, по-вашему, я делаю? Жарю золотую рыбку?

Тем временем миссис Ворчунья выбежала из фургончика и понеслась к сараю мистера Ворчуна-старшего. Она продралась сквозь кусты, стряхивая снег с листьев.

— Они сбежали! — завопила миссис Ворчунья. — Они сбежали и ищут нас!

— Кто, мама? — уточнил Лучик, и сердце ёкнуло у него в груди. Он тут же позабыл о том, что собирался отправиться на велосипедную прогулку.

— Заключённые! Они сбежали и хотят нам ОТОМСТИТЬ!

Лучик понятия не имел, о чём она говорила. Зато вы всё поняли, а это уже хорошо.

Глава третья
Побег!

Лорд Великанн, Роддерс Лэзенби, Майкл Облом, ужасающий Твинкл в костюме птицы и (не забывайте о нём!) попугай Монти без особого труда сбежали из Твердокаменной тюрьмы. Сложнее всего было выбраться из камеры. Роддерс Лэзенби вспомнил, как удачно Монти копировал льющуюся из радиоприёмника музыку. Птицы зачастую успешно изображают разнообразные звуки. (Помню, один пингвин три года кряду притворялся моей дочерью, только потом я осознал, что дочери у меня никогда не было, а даже если и была, она вряд ли оставалась бы такой малюткой в течение нескольких лет и уж точно не воняла бы рыбой.) Майны — это птицы, которых ещё иногда называют «майны» те, кто любит убирать в словах галочки над буквой^[1] «й», — особенно хорошо подражают всяким звукам вроде жужжания пилы или дверного звонка, но у некоторых попугаев это тоже неплохо получается. А Монти искусно копировал льющуюся из приёмника музыку, если, конечно, у него было подходящее настроение.

Когда Роддерс Лэзенби впервые услышал его представление, он чуть было не выпрыгнул из своей одежды заключённого и ещё вдобавок из собственной кожи.

В камерах не разрешалось держать радиоприёмники. Они были ЗАПРЕЩЕНЫ.

Лэзенби осмотрелся, пытаясь понять, кто именно — Великанн, Облом или Твинкл — включил незаконное/запрещённое/преступное (и к тому же шумное) радио на песне «Вертись, задорнее крутись!». Вскоре Лэзенби понял, что шумит не радио, а попугай Монти, и рассмеялся. Облом нахмурился.

— Посмотрим, как ты будешь смеяться, если охранники придут на шум и перевернут у нас всё вверх дном, — недовольно протянул он. — Причём искать они будут то, чего у нас и в помине нет. А я терпеть не могу, когда в моих вещах роются.

Твинкл с любовью посмотрел на попугая.

— Хватит ныть, — грубо отрезал Великанн. Он искренне считал, что его драгоценный Монти имеет право изображать радиоприёмник и петь «Вертись, задорнее крутись!» сколько душе угодно.

Тем временем Роддерс Лэзенби выглядывал в решётчатое окошечко тяжёлой металлической двери — не идёт ли по коридору охранник, не услышит ли он восхитительное представление Монти? К счастью, поблизости никого не было.

С тех пор прошло несколько месяцев, и незадолго до побега Лэзенби вспомнил об удивительных способностях попугая.

— Вы могли бы заставить Монти исполнить ту песню с радио, «Вертись, задорнее крутись!», ваша светлость? — спросил он.

Лорд Великанн оторвался от пазла и посмотрел на своего товарища по камере, а затем пожал плечами.

— Монти делает что хочет и когда хочет.

— Понимаю, — ответил Лэзенби. — И это очень меня раздражает. А вам прекрасно известно, как я люблю всё раздражающее, Великанн… То есть лорд Великанн, — поспешно исправился он. Его светлость очень сердился, когда к нему обращались неуважительно. — Но если бы вам захотелось услышать «Вертись, задорнее крутись!», вы бы сумели уговорить Монти скопировать радио?

— Возможно, — согласился лорд Великанн и поместил кусочек пазла на законное место. — Я умею его уговаривать.

— А к чему вопрос? — уточнил Облом, увлечённо пририсовывая людям на фотографиях в газете пышные усы.

— Я хочу убедить охранников в том, что у нас в камере спрятан радиоприёмник, чтобы они пришли его искать, — объяснил Роддерс.

— Зачем? — заныл Облом. — Я же говорил, что терпеть не могу, когда в моих вещах роются.

Роддерс Лэзенби вздохнул. Облому отлично удавалось действовать ему на нервы.

— Затем, что они зайдут в камеру, чтобы её обыскать, — резко ответил Роддерс. — А для этого им придётся открыть дверь. Таким образом, у нас появится лазейка!

— Однако это дверь, а не лазейка, — заметил ему лорд Великанн, кивая. — Полагаю, у вас родился замечательный план, Лэзенби! Со двора нам уже не составит труда выбраться из тюрьмы. Там всё довольно просто.

Один из предков лорда Великанна — его пра-пра-прадедушка — сам построил эту тюрьму (впрочем, строил он не тюрьму — такое применение ей нашли позже), и передаваемые из поколения в поколение знания очень пригодились компании в планировании побега. Лорд Великанн ведал о тайнах, которые были неизвестны другим.

— Выберемся из камеры — считайте, выберемся из тюрьмы, — добавил его светлость, прилаживая на место очередную деталь пазла. — Откроете замок, Облом?

— Вам прекрасно известно, что эту дверь мне не открыть, — мрачно отозвался Майкл. Он не мог взломать замок камеры, и это стало ударом по его бандитскому самолюбию. Дело в том, что единственная замочная скважина находилась с другой стороны двери и смотрела в коридор.

— Я не об этом замке, — пояснил лорд Великанн, и под его похожим на клюв носом расплылась широкая улыбка. — Откройте клетку Монти, пожалуйста.

В тот же день, но чуть позже, после того как Облом улучил ещё минутку на шитьё^[2], охранник по фамилии Чурбан совершал обход и, проходя мимо камеры номер сорок два, отчётливо услышал песню «Вертись, задорнее крутись!», орущую из динамиков радиоприёмника. Звук доносился даже сквозь массивную металлическую дверь. Охранник заглянул в решётчатое окошечко и возмущённо спросил:

— Что у вас там происходит?

— Ничего. Ровным счётом ничего, господин полицейский, — ответил лорд Великанн. Актёр из него был неважный, но он старался играть совсем из рук вон плохо и говорить «Ничего! Ничего!» так, чтобы любому стало ясно: он врёт, и происходит очень даже «Чего!».

Словно по команде, Роддерс Лэзенби, Майкл Облом и Твинкл сами начали исполнять «Вертись, задорнее крутись!», якобы перебивая звук радио. Пение Твинкла пугало ничуть не меньше его внешнего вида.

— У вас спрятано радио! — воскликнул Чурбан. — Думали меня обмануть? Сами знаете, что приёмники в тюрьме запрещены!

Он подобрал нужный ключ из тех, что висели у него на поясе на длинной цепочке, дрожащими пальцами вставил его в замочную скважину и повернул, не забыв позвать подкрепление — своего товарища.

Охранник Чурбан ворвался в камеру и широкими шагами приблизился к одной из коек — именно оттуда ревела музыка. В дверном проёме уже показался полицейский Косоглаз и приказал заключённым встать у левой стены лицом к нему. Все четверо его послушались. Чурбан тем временем уже опустился на четвереньки и заглянул под нижнюю койку. Он ожидал увидеть там радиоприёмник, а встретился с попугаем, чей клюв выглядел внушительнее носа лорда Великанна.

Монти умолк. Вместо того чтобы и дальше подражать радио, он решил клюнуть Чурбана. Бедняга охранник подпрыгнул, завопил и завертелся, но попугай вцепился намертво.

И под «завопил» я имею в виду «ЗАВОПИЛ». Позвольте, я изображу этот вопль на бумаге.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — орал охранник Чурбан, и это я ещё преуменьшил его жуткие крики.

Не теряя ни минуты, полицейский Косоглаз ворвался в камеру, чтобы помочь своему товарищу. Не успели бы вы (или кто другой) сказать: «Нечего было оставлять дверь нараспашку!» — как Лэзенби, Облом, Великанн и Твинкл уже ринулись к выходу. По дороге Облом срезал у Косоглаза связку ключей с помощью складного ножа с ярко-розовой ручкой. (Тётушка Срок прислала его любимому племяннику в форме для выпечки. Охранники так увлечённо искали инструменты и оружие в самом торте, что даже не подумали проверить форму, а ведь у неё было двойное дно.) Ключи оказались у Облома.

У выхода из камеры лорд Великанн крикнул:

— Бежим, Монти!

Охранники даже не успели сообразить, что происходит, а попугай отцепился от носа Чурбана, подлетел к хозяину и уселся ему на плечо. Четверо бывших заключённых вышли в коридор, и Облом запер тяжёлую металлическую дверь с помощью одного из украденных ключей.

— Ужасно хорошо сработано, и всё такое, приятели, — проговорил Роддерс Лэзенби на бегу. — Прошло как по маслу, а мне очень нравится всё гладкое и сладкое, кроме, пожалуй, арахисовой пасты. Я предпочитаю хрустящую.

(Если вам интересно, я арахисовую пасту вообще не люблю.)

Они открыли очередным ключом полицейского Косоглаза дверь, ведущую из коридора на улицу, и очутились во дворе тюрьмы. Бывшие заключённые уже чувствовали запах свободы!

Лучик не сразу понял, о чём кричит миссис Ворчунья, нарезая круги вокруг сарая мистера Ворчуна-старшего, спотыкаясь и падая в снег.

— Какие заключённые, мама? — спросил он.

Скорее всего, она не ошиблась и говорила именно про заключённых, потому что их навестил главный надзиратель Твердокаменной тюрьмы и зашёл он вряд ли на чай и дружескую беседу. Дружеские беседы — это не по части миссис Ворчуньи.

— Кому же они хотят отомстить? — уточнила Мими, а над её головой, как обычно, порхали в воздушном танце Завиток и Спиралька.

— Сбежавшие заключённые хотят нам отомстить, потому что мы их чем-то обидели. По крайней мере так он сказал, — хмыкнула миссис Ворчунья. — Чтобы мы кого-то обидели? Нет, это не про нас!

У Ворчунов было много привычек, в том числе показывать пальцем на всех подряд и над всеми смеяться, так что обижали они, НЕСОМНЕННО, не меньше одного человека в день.

Тут из кустов появился главный надзиратель Хинденбург. Важный господин отчаянно старался не запорошить снегом свою роскошную форму с блестящими пуговицами. Он подошёл к Лучику и пожал ему руку. Морис Хинденбург уже успел познакомиться и с самим мальчиком, и с его приёмными родителями и сделал (вполне разумный) вывод, что, несмотря на голубое платье, торчащие во все стороны волосы и оттопыренные уши, Лучик — самый разумный человек в семье. Краем глаза надзиратель заметил бородатого мужчину с огромным молотком в руках и КРАЙНЕ розовую девочку с парочкой колибри над головой и остался при своём мнении.

— Спасибо за чай, — поблагодарил он Лучика.

— Не за что, — вежливо ответил Лучик. Мистер Хинденбург не стал бы его благодарить, получи он классический отвар Ворчунов. В их доме подавали два вида чая: из тысячу раз использованного чайного пакетика, так что проку от него было как от старого носка, и из листьев, отдалённо похожих на чайные, смешанных с перхотью барсука или пеплом. Но мистеру Хинденбургу повезло: всего несколько недель назад к Ворчунам заходила старая подруга, Молния

Макгинти — известная спортсменка в инвалидном кресле. Она всегда приносила гостинцы — настоящие кофе и чай.

Главный надзиратель Твердокаменной тюрьмы протянул Лучику клочок бумаги.

— Вот имена сбежавших заключённых, — сказал он.

Лучик взял листочек и проглядел список. Троих он узнал сразу. Внезапно всё встало на свои места.

— А это мы нашли в нише за кирпичом в стене под койкой, — добавил Хинденбург и вручил мальчику второй листок.

Было видно, что его смяли, а затем разгладили. Три имени повторялись снова и снова: МИСТЕР ВОРЧУН, МИССИС ВОРЧУНЬЯ и ЛУЧИК, и их окружали обзывательства, зачёркнутые слова, изображения МИСТЕРА ВОРЧУНА, МИССИС ВОРЧУНЬИ и ЛУЧИКА, с которыми происходят всякие ужасные вещи: например, на них нападают гуси, в них летит громадная боксёрская перчатка, надетая на тяжёлый металлический шар… А вот картинка, на которой всю семью засунули головами в улей!!! Посреди листа жирными красными буквами значилось: «МЕСТЬ».

— Судя по всему, по крайней мере один из них затаил злобу на вашу семью, — объяснил надзиратель. — Мы сверились с архивами и выяснили, что вы сыграли важную роль в аресте троих заключённых из этой камеры.

— Ничего себе, — пробормотал Лучик. — Мы в опасности.

— Да, — признал Хинденбург. — Удачи, сынок. Будьте осторожнее. И держите ухо востро.

Он приподнял на прощание роскошную шляпу с золотым значком.

— Хорошо. Конечно. Спасибо, — ответил Лучик. — Обязательно.

Морис Хинденбург развернулся и растворился в кустах. Свою задачу он выполнил, и теперь ему хотелось уйти как можно дальше от полуразвалившегося поместья, запущенного сада, причудливого фургончика и, разумеется, всей семейки Ворчунов.

Вернёмся обратно во вчерашний день, когда четверо преступников с помощью талантливого попугая сбежали из камеры номер сорок два и мчались вперёд по тюремному двору. Заключённые регулярно убирали снег, так что двор был чист, а каменные плиты под ногами заботливо посыпаны песком. В этот час заключённые сидели под замком, то есть каждый в своей камере, и на улице не было ни души. Четверо беглецов поспешили к старому круглому колодцу в центре двора, в честь которого тюрьму в своё время назвали Твердокаменной (колодец этот был сделан из самого твёрдого камня).

За прошедшие годы заключённые не раз пытались сбежать через этот колодец — мало ли, вдруг он ведёт по широкой трубе в подземные катакомбы? На самом деле колодец подпитывался природным ключом, бившим из крошечного отверстия в камне, так что преступники возвращались ни с чем. Те, кто не утонул, конечно.

Имена утонувших значились на табличке, привинченной к стенке колодца. Над ними было написано:

Надпись обидная, но всё-таки эти слова предостерегали несчастных узников и служили для того, чтобы предотвратить их неминуемую гибель. Кроме того, некоторое время назад колодец закрыли металлической решёткой на тяжёлом замке.

Вот только ни один из неудачливых беглецов прошлого не ведал о том, что знал лорд Великанн. Много-много лет назад его прапрапрадедушка купался в деньгах, тонул в деньгах, был ЗАВАЛЕН деньгами и решил построить замок исключительно ради собственного развлечения. Ну а поскольку замок обязан был его РАЗВЛЕКАТЬ, ему предстояло стать не обычным зданием, а настоящим замком из приключенческих рассказов — с десятками тайных ходов, тоннелей и бесконечных винтовых лестниц. К сожалению, семья Великаннов постепенно растеряла своё богатство и распродала всё, что только можно, кроме родового поместья, после чего замок и превратился в Твердокаменную тюрьму.

Разумеется, держать заключённых в замке с тайными ходами, через которые можно сбежать, и секретными нишами, в которых так легко спрятаться, — не лучшая идея, и начальник тюрьмы приказал уничтожить все лазейки в здании, потому что даже так затрат получалось меньше, чем если бы было решено построить совершенно новую тюрьму. К тому же каменные стены в замке были удивительно толстые и прочные. Новым владельцам предоставили план здания с отмеченными на нём нишами, лазейками и ходами, и это сильно облегчило им работу.

Правда, один тайный ход на плане не был отмечен, и его местонахождение передавалось в семье Великаннов из поколения в поколение. Зачем? Просто так? Потому что знания — это сила? На всякий случай? Для нас это загадка. Впрочем, секрет этот пригодился нынешнему лорду Великанну.

Облом выудил из носка заколку для волос — ту самую, которой отпер клетку Монти, и взломал замок на решётке. Откинув её, он заглянул в колодец. Метрах в двух от края плескалась тёмная вода.

— Что дальше? — спросил Твинкл, и в холодном воздухе его дыхание лёгким облачком заструилось к небу, словно пар из чайника^[3].

— За мной! — скомандовал лорд Великанн.

Он уселся на каменный край колодца и свесил ноги.

Монти спрыгнул с плеча хозяина и нетерпеливо зашагал по камням. Лорд Великанн осторожно, осторожнее некуда, залез в колодец, всё ещё держась за холодный край. Он присмотрелся к каменным стенкам, словно что-то выискивая.

В то же мгновение тишину разорвал вой сирены. Всю тюрьму извещали об их побеге.

— Сейчас хорошо бы поспешить, старик, — любезно произнёс Роддерс Лэзенби, обращаясь к его светлости. — Но мне нравится, что сердце у меня так тревожно колотится. Всё-таки жизнь — приятная штука!

Лорд Великаны хмуро взглянул на Лэзенби и носком тюремного ботинка отодвинул лист папоротника, растущий из проёма между камнями в округлой стенке колодца. Под ним оказался спрятан похожий на яйцо камень. Лорд Великанн смачно его ПНУЛ. (Ох, мистеру Ворчуну бы это понравилось! Он обожал удачные пинки. Совсем недавно мистер Ворчун лично распинал аккуратно выставленные на полках «Гастронома Уолла» банки консервированной фасоли. Особенно его обрадовало то, что почти все банки попадали на миссис Ворчунью.)

Лорд Великанн ещё раз пнул камень. Раздался СКРЕЖЕТ, и впервые за сто шестьдесят пять лет целая группа камней отъехала в сторону, освобождая проход. Не успел никто сказать: «Осторожнее!» — как лорд Великанн ухнул в этот проём, отпустив край колодца. В следующее мгновение он исчез в потайном тоннеле (точнее, жёлобе, идущем под наклоном, как детская горка).

Роддерс Лэзенби, не теряя ни секунды, последовал за ним с завидной ловкостью. Следующим пошёл Твинкл. Ему эта акробатика далась нелегко. Он еле-еле втиснулся в сам колодец, хотя камни и давили ему на бока, а с тайным проходом дело обстояло куда сложнее. Казалось, будто жирная пробка, наряженная орлом, протискивается в узкое горлышко бутылки.

Облому показалось, что прошла целая вечность, но вот наконец голова Твинкла исчезла из виду. Облом с трудом приподнял металлическую решётку одной рукой, спугнув попугая Монти, и опустился в колодец. Решётка захлопнулась, и Облом запер за собой тяжёлый замок.

Всего минуту спустя двор наводнили взволнованные охранники. Они дули в свистки, размахивали палками и даже фонарями.

— Смотрите! — крикнул полицейский Косоглаз и показал пальцем на Монти. Попугай в тот момент как раз перелетал через наружную стену тюрьмы.

Заметив охранников, Монти сменил весёлое чириканье «Привет, Большенос! Привет, Большенос!» на песню из радиоприёмника: «Вертись, задорнее крутись!».

Глава четвертая
Свинобус

До того как у Ворчунов появился слон Пальчик, они запрягали в фургончик ослицу Топу и её брата Хлопа. Чтобы издалека и без труда различить близнецов, следовало приглядеться к их ушам. Они напоминали стрелки часов и как будто показывали разное время. Фургончик у Ворчунов был внушительный, немалых размеров, а ослы моложе не становились. Наоборот, поскольку время всегда движется только вперёд (в отличие от стрелок на их ушах-часах), ослы только старели.

— Они достаточно крепкие, чтобы везти меня на спине, — настаивала миссис Ворчунья. В руках она сжимала самые дорогие её сердцу предметы, включая подставку под дверь в форме коричневого кота, которого она назвала Шоколадным Пряником, и чучело ежа — Колючку.

— Они не выдержат долгого путешествия, — возразил Лучик.

— И на осле вы будете выглядеть не менее странно и привлекать не меньше внимания, чем на Пальчике, миссис Ворчунья, — добавила Мими.

Миссис Ворчунья в очередной раз странно на неё посмотрела (хотя все её взгляды казались странными из-за странного внешнего вида).

— Я никак не могу понять, почему вы не попросите помощи у полиции, — сказала Мими. — Они же знают, что заключённые сбежали ради мести, неужели вам не предложат безопасное укрытие?

— Это мы уже обсуждали, Мими, — ответил мистер Ворчун. — Мне всегда было тяжело находить общий язык с полицейскими…

— По-моему, с констеблем Рявком мы были на одной волне, — напомнила ему миссис Ворчунья. — Пели, танцевали, наслаждались вкусными напитками.

— Мы отлично проводили с ним время, потому что он был прикован ко мне наручниками на нашей свадьбе, вешалка ты медная! — вскричал мистер Ворчун. — Само собой, всё было замечательно. Я ведь на тебе женился…

Наступила гнетущая тишина. Длилась она достаточно долго, чтобы Лучик успел сосчитать про себя: раз бегемот, два бегемот, три бегемот, четыре беге…

Мистер Ворчун нечаянно выразил свои НЕЖНЫЕ чувства к миссис Ворчунье во время спора!

— Что ж, полицейский он был неважный, раз оказался в наручниках, — заметила миссис Ворчунья, постепенно приходя в себя.

— Это меня к нему наручниками прицепили, забыла? — напомнил мистер Ворчун. — Из-за пропавшего фургончика с мороженым. Да сдался мне их старый фургончик!

— Действительно, — поддакнула ему миссис Ворчунья.

Лучик посмотрел на их собственный фургончик, а точнее, на ту обшарпанную половину, которую украшали поблёкшие изображения фруктового льда и двух рожков с мороженым.

— Потом выяснилось, что весь фургончик целиком съел Калико Джо, чтобы получить деньги по страховке, — закончил свои объяснения мистер Ворчун.

Лучик вздохнул с облегчением. Ему не нравилась мысль о том, что любимый, родной дом построен из позаимствованных без спросу деталей.

— Не сомневаюсь, что во многих округах найдутся полицейские, которые захотят обсудить с моими мамой и папой некоторые… — Лучик замялся, подбирая нужное слово, — недоразумения.

Мими кивнула.

— Конечно, как же я об этом не подумала? Нет, вам нельзя просить защиты у полиции.

— Я бы не хотел снова увидеть их за решёткой, — прошептал Лучик, чем дал мне отличную возможность вставить сюда картинку из третьей части. (Вы спросите, откуда у мистера Ворчуна пластырь на носу? Это из-за укуса злобной белки.)

Лучик провёл ладонью по взлохмаченным волосам. Более опрятными они от этого не стали, зато такой жест помогал ему сосредоточиться.

— Мам, пап, Топу с Хлопом нам придётся оставить. Нектарин подвезёт нас до станции. Там мы сядем на поезд в долину Хаттона и остановимся в бунгало Молнии Макгинти, где будем вести себя тише воды, ниже травы.

— Ниже травы — потому что у неё сад зарос травой? — уточнила миссис Ворчунья.

— Нет, ниже травы, потому что ты глупенькая, — ответил мистер Ворчун.

— Дурак дурака видит издалека, — отрезала миссис Ворчунья.

— Ты назвала меня дураком?

— Вовсе нет, я назвала тебя ржавой покрышкой!

— Так вы согласны спрятаться дома у Молнии и подождать, пока полиция не поймает сбежавших преступников?

Лучик заметил, что его подруга волнуется, несмотря на то что её глаз не было видно из-за розовых очков в розовой оправе.

— Да.

— И вы совершенно точно уверены, что не хотите взять меня с собой?

— Тебе лучше остаться здесь, присматривать за Пальчиком и ослами, — объяснил Лучик. Про мистера Ворчуна-старшего он ничего не сказал: упрямый старик наотрез отказался бежать вместе с семьёй.

— Я буду стараться, — пообещала Мими.

— Будем жить у Молнии Макгинти, пока их не отыщут по горячим следам, — заключил мистер Ворчун.

— Какие ещё горячие следы, муженёк? — поинтересовалась миссис Ворчунья. На дворе стояла зима, и она нацепила на себя три кофты, причём две из них надела наизнанку, а на голову нахлобучила шапочку гнома. Само собой, гномов не существует, по крайней мере в нашей стране, но, по легендам, рождественские гномы ходят именно в таких шапочках, а миссис Ворчунья нашла её в старой коробке забытых рождественских украшений и игрушек в одной церкви и решила, что шапочка ей очень к лицу. (Ничего подобного.) — Снег кругом, и мне ужасно холодно!

Лучик вздохнул.

— Мими, когда Нектарин обещал нас забрать?

— Скоро, — ответила девочка.

— Хорошо бы, — пробормотал Лучик. — Очень на это надеюсь.

От путешествия вниз по потайной трубе каменного колодца у бывших заключённых Твердокаменной тюрьмы волосы вставали дыбом — впрочем, у лорда Великанна и Роддерса Лэзенби волос особо не было, а судить о густоте шевелюры Твинкла не представлялось возможным из-за птичьего костюма. Майкл Облом был довольно волосат, но, честно говоря, чувствовал себя голым без своих фальшивых усов. (Лэзенби спросил его как-то раз, почему Майкл не отрастит себе настоящие усы, но тот уныло протянул в ответ: «Как же я тогда буду маскироваться?»)

Первым в трубу скользнул лорд Великанн, так что и наружу он выбрался раньше всех, плюхнувшись с громким «ОХ!» на некогда толстую подушку, призванную смягчить падение. Прошло много лет, и несчастная подушка давно превратилась в лохмотья.

К счастью, лорд Великанн догадался откатиться в сторону, освобождая место для Лэзенби.

— О-ох! — закряхтел Лэзенби.

— Осторожнее, приятель, — предупредил его Великанн.

— Да, само собой! — ответил Лэзенби и откатился в другую сторону.

Спешил он напрасно. Громадный Твинкл не скатился по трубе с умопомрачительной скоростью, наоборот, ему пришлось протискиваться к выходу, помогая себе локтями.

Он медленно выбрался наружу лапками (то есть ногами) вперёд и осторожно выпрямился. Вскоре в трубе показались ноги Облома, а за ними и весь он целиком. Все четверо отряхнулись, и Майкл Облом вгляделся в темноту. Они очутились в небольшой комнате, сложенной из того же камня, что и тюрьма. Перед ними простирался широкий проход во мрак.

— По нему мы придём к ракушечному гроту? — с сомнением уточнил он.

— Да, — ответил лорд Великанн. — Если верить семейной тайне, а она нас пока не подводила.

— Уж лучше ей нас не подводить, — спокойно заявил Твинкл, словно намекая, что если проход не приведёт их к гроту, то непременно приведёт к перелому костей у кое-кого из присутствующих, исключая его самого, разумеется.

Лорд Великанн уже сообщил сокамерникам, где они — по словам его отца, бывшего лорда Великанна, — окажутся после путешествия по каменному проходу: в ракушечном гроте в Ветвистых садах. Раньше эти сады принадлежали семье Великаннов и находились на их обширных землях, но теперь стоявший там особняк снесли, а на месте садов основали городской парк, за которым всегда прекрасно ухаживали. Однако некоторые постройки сохранились, в том числе ракушечный грот…

Через пятнадцать минут лорд Великанн, Роддерс Лэзенби, Майкл Облом и Твинкл вышли к голой каменной стене.

— Теперь мы либо выясним, что проход заделали много лет назад и мы навсегда останемся в этом подвале и, скорее всего, умрём, что на самом деле не так захватывающе и романтично, как кажется, либо… — начал Роддерс Лэзенби, но за него закончил лорд Великанн:

— Ещё немного, и мы на свободе!

Он надавил на вытянутый округлый камень, похожий по форме на тот, что открыл им секретный проход в колодце.

Безрезультатно.

Он ещё раз надавил на камень.

— Можно я? — спросил Облом и несколько раз ткнул пальцем в каменное яйцо.

И снова ничего. Громадина Твинкл бросился вперёд и пнул стену с такой силой, которой позавидовал бы сам мастер пинков мистер Ворчун. Стена тут же наградила его громким СКРЕЖЕТОМ. В ней появилась дверь, которая отъехала в сторону, но не до конца, и всё же достаточно, чтобы все беглецы, включая громадину Твинкла в орлином костюме, могли через неё проти-и-и-и-и-и-и-и-иснуться.

Все четверо вышли в искусственный грот с блестящими мозаиками из настоящих ракушек на стенах. Грот и вправду был ракушечный. В углу, на каменной скамье, сидел смотритель парка в ярко-красном костюме омара, а на шее у него висела табличка с надписью «ЗИМНЯЯ СКАЗКА». Он тихонько похрапывал, и всё веселье проходило мимо него. Твинкл, Лэзенби, Облом и Великанн спокойно прошествовали к выходу.

Наконец-то они на свободе!

Конечно, Лучик дожидался Нектарина. Конечно, он предполагал, что Нектарин будет сидеть за рулём. Но чего Лучик не ожидал увидеть, так это Нектарина на Свинобусе. Когда они познакомились, Нектарин ещё работал дворецким у лорда Великанна и всей душой ненавидел как свою работу, так и его светлость. Леди Ля-Ля удалось разорвать его контракт (к тому же лорд Великанн всё равно угодил за решётку) и взять бывшего дворецкого на работу управляющим местной таверны «Резвая свинка».

Леди Великанн обожала свиней, потому что они напоминали ей хрюканье родного сына Горация (много лет назад он пропал без вести, но совсем недавно нашёлся). Она даже жила в свинарнике со своей лучшей подружкой свинкой Малинкой.

Недавно леди Ля-Ля приобрела для своей таверны Свинобус, чтобы возить на нём постояльцев. Он обязательно вам понравится, если вы любитель хрюшек. Это ярко-розовый микроавтобус в форме свинки с пухлой мордочкой спереди и хвостиком-завитком сзади, а по бокам у него обычные окна. Ко всему прочему автобус ещё и хрюкает во время езды.

— Вы на этом поедете? — ахнула Мими. — Мне казалось, вы хотели не привлекать к себе внимания! Зачем же тогда Пальчика оставляете?

Свинобус затормозил, забросав тротуар грязным снегом, и Нектарин заглушил мотор. Хрюканье прекратилось.

— Нектарин только подбросит нас до станции, — поспешно пробормотал Лучик. — Все будут глазеть на Свинобус, а на пассажиров никто и не посмотрит. Это всё равно что прятаться на виду. Нам такое даже на руку.

Мими это не убедило. Она всё ещё сомневалась.

— Жалко, что я не могу поехать с вами, — прошептала она.

— Мне больше некому доверить заботу о Пальчике, Топе и Хлопе, — ответил Лучик. — Тем более что Пальчик тебя любит. Ты нам очень поможешь, если с ними останешься.

Мими порозовела от гордости, отчего СОВЕРШЕННО слилась со своими розовыми очками в розовой оправе, розовыми бантиками, одеждой и ботинками. Колибри Завиток и Спиралька всё так же порхали у неё над головой.

(Поделиться с вами секретом? Мими никогда особенно не нравился розовый. Она насмехалась над стереотипами, что у девочек и мальчиков должны быть «свои» цвета. Дело в том, что какое-то время назад она работала чистильщиком обуви у лорда Великанна. Обычно эту должность занимали мальчики, так что лорд Великанн отказывался признавать её как чистильщицу обуви и продолжал называть чистильщиком. Тогда Мими решила, что будет выглядеть и пахнуть как самый женственный чистильщик обуви на свете, и оделась во всё розовое. Теперь она жила в поместье абсолютно бесплатно и могла делать всё, что душе угодно, но Мими уже привыкла к своему внешнему виду, и все окружающие к нему привыкли. Но это не меняло того факта, что к розовому цвету она была равнодушна.)

Из автобуса вышел Нектарин.

— Готов, Лучик?

— Буду готов, если поможете мне убедить маму с папой путешествовать налегке, — ответил Лучик.

Мистер Ворчун взял с собой громадное колючее одеяло и одиннадцать чемоданов и наполнил их камнями (только чемоданы, в одеяло он камни не заворачивал). Всё это он затеял лишь ради того, чтобы миссис Ворчунья не смогла их поднять и ей не досталось ни единого чемодана. В конце концов Лучику, Мими и Нектарину удалось убедить мистера Ворчуна оставить чемоданы дома и взять с собой только аккуратно свёрнутое одеяло.

Миссис Ворчунья сложила в сумку чистое бельё, Шоколадного Пряника, ежа Колючку и парочку дынь (на всякий случай). Ворчуны давно обнаружили, что прохладная половинка дыни облегчает боль от ударов, шишек, царапин и переломов.

Мистер Ворчун-старший ни в какую не хотел отправляться с ними в бега, поэтому мистер Ворчун попробовал закатать его в ковёр и взять с собой насильно, но его план сорвался.

— Глупый старый чудак, — проворчал мистер Ворчун, но видно было, что он волнуется за отца.

— Заходи к нему время от времени, Мими, — попросила миссис Ворчунья. — Но на первом месте у тебя должны стоять ослы, потом Пальчик и только потом мистер Ворчун-старший!

— Хорошо! — пообещала Мими.

— Залезайте! — крикнул Нектарин, возвращаясь на водительское сиденье.

Ворчуны с Лучиком забрались в Свинобус, причём тапочки-кролики миссис Ворчуньи насквозь промокли от снега. Нектарин завёл мотор, автобус захрюкал, и они отправились в путь.

Когда леди Великанн приобрела Свинобус, газеты словно с ума посходили. Вот вам один из заголовков местного издания:

Леди Великаны статья понравилась, но заголовок её слегка смутил: создавалось впечатление, будто у неё уже был Свинобус и она купила новый ему на замену, а ведь дело обстояло совсем не так!

Микроавтобус выехал на улицу, и все прохожие остановились, чтобы на него поглядеть. Они смеялись, радостно кричали и махали водителю. (Ворчуны хохотали и на всех показывали пальцем, а когда Свинобус затормозил перед светофором, мистер Ворчун умудрился с наслаждением пнуть заднее колесо.) Местные жители понемногу привыкали к необычному автобусу, но привыкнуть к нему окончательно было невозможно, тем более что возникал он всегда неожиданно.

Ворчуны с Лучиком были единственными пассажирами в этой поездке на станцию. Они могли сесть где им заблагорассудится, но мистеру Ворчуну хотелось занять место миссис Ворчуньи, а миссис Ворчунье — место мистера Ворчуна, и в итоге почти всю дорогу они стояли.

Лучик опустился на заднее сиденье и положил себе на колени пухлую сумку миссис Ворчуньи и громадное колючее одеяло мистера Ворчуна.

На станцию они приехали как раз к поезду на долину Хаттона. Мистер Ворчун развернул большое колючее одеяло и заставил всю семью под ним спрятаться.

— Теперь нас никто не узнает, — объяснил он.

Лучик так не думал, но ему хотелось поскорее зайти в поезд, а не стоять на платформе и спорить, привлекая к себе ещё больше любопытных взглядов. Им удалось сесть в поезд и загрузить свой багаж без происшествий, но в вагоне мистер Ворчун запутался в одеяле, упал на пол и утянул за собой жену с сыном. В итоге они застряли в проходе.

Все вагоны были поделены на купе — небольшие комнатки, и войти в них можно было двумя способами. Во-первых, в каждое купе вела отдельная дверь, и пассажиры подходили к ним только с нужной платформы. Во-вторых, если пассажиры садились с другой стороны или хотели сменить купе, находясь уже в поезде, они выходили в длинный коридор с раздвижными дверями для каждой комнатки.

Зачем я вам всё это объясняю? На станции Великаннов есть только одни пути, и пассажиры могут садиться в поезд с любой платформы, хоть слева, хоть справа…

…и пока мистер Ворчун, миссис Ворчунья и Лучик барахтались под одеялом посреди коридора, небольшая компания (с человеком в костюме птицы и господином с попугаем) проскользнула в дверь соседнего купе с другой стороны.

Глава пятая
Быть беде

Первым делом после выхода из ракушечного грота в Ветвистых садах лорд Великанн, Роддерс Лэзенби и Майкл Облом забежали за припорошенный снегом куст и вывернули наизнанку тюремные робы. Выглядело это не так уж и странно. Облом неплохо управлялся с иголкой и заранее пришил к изнанке их одежды карманы и отвороты^[4]. Тюремные робы, вывернутые наизнанку, совсем не походили на тюремные робы.

— Я похож на разорившегося банкира, — проворчал Роддерс Лэзенби, — но мне очень идёт этот образ. — Он смерил взглядом Облома и заявил: — Ты похож на странного чудака. Превосходная маскировка

Облом пробормотал что-то себе под нос.

— А я? — поинтересовался лорд Великанн, поднимая бровь и смахивая с рукава невидимую пылинку.

— Вы похожи на джентльмена, ваша светлость, — ответил Лэзенби. — Боюсь, с этим ничего не поделаешь.

Четвёртый участник побега стоял в своём костюме птицы и молча наблюдал за товарищами. Наверняка вы уже подумали о том, что, какую бы маскировку ни выдумали для себя остальные трое, полицейские всё равно узнают в этой компании бывших заключённых по наряженному орлом Твинклу. Не сомневаюсь, что они тоже об этом подумали. Вот только не нашлось храбреца и/или глупца, который рискнул бы сообщить человеку размером с небольшую гору о том, что ему неплохо бы переодеться. Вся троица дорожила своими головами, надёжно сидящими на шеях, и не готова была с ними расставаться. Так они ничего и не сказали. Все трое дрожали — отчасти от страха, отчасти от жуткого холода.

— Пора идти, приятели, — любезно заметил Лэзенби. — Ещё немного, и полиция будет рыскать повсюду. Это, конечно, захватывающе, но…

— Я знаю, где можно переждать ночь и разработать план, — сказал его светлость. — Совсем недалеко от моего дома и подлых Ворчунов. — Последнее слово он произнёс с особенным омерзением, словно оно означало нечто о-о-очень плохое.

Местом, «где можно переждать ночь и разработать план», оказался ОГРОМНЫЙ гараж (больше похожий на небольшой самолётный ангар). Предки лорда Великанна коллекционировали не только дома, острова, произведения искусства и механических животных, но и ретроавтомобили.

Сами автомобили давным-давно распродали, но гараж от них остался. Он находился не на землях фамильного поместья, а в нескольких милях от него, на окраине заросшего сорняками поля. Завидев громадную постройку, Облом поник. — Ладно ещё, что спать придётся в гараже, но это… Это же помойка! — заныл он таким писклявым голосом, что не грех было бы сравнить его с комаром, закрытым в банке^[5].

Помойка — это, пожалуй, преувеличение, но сараю прекрасно подходили два других слова на «п»: «покинутый» и «полуразвалившийся», то есть отчасти его можно было назвать помойкой (но только отчасти, а это слово начинается на «о»). Крыша, покрытая снегом, прохудилась и провисла, и в ней зияли чёрные дыры. В углу гаража из бетонного пола росло дерево, а стены покрывал горец Ауберта (те, кому важно уточнить, что речь идёт именно о растении, называют его кустарниковой лианой). Но в целом строение было крепким, и с петель свешивалась только одна громадная дверь (всего их было две).

— По мне, так в нём есть особая сельская прелесть, — заметил Роддерс Лэзенби, заходя в гараж и осматриваясь. Он покосился на дерево, на лианы и добавил: — Видите? Здесь даже комнатные растения есть!

— Мы промёрзнем до костей, — пожаловался Облом. — Если бы только у меня были с собой мои вещи…

— Чушь, — отрезал Твинкл.

Никто не стал с ним спорить. Роддерсу Лэзенби жалобы Облома о «его вещах» уже набили оскомину.

— По крайней мере мы будем не совсем на улице и сможем устроить постели из старых мешков, — возразил лорд Великанн и показал на высоченную стопку коричневых холщовых мешков. На каждом из них стоял штамп: «Завод Великаннов».

— И разведём костёр, — добавил Лэзенби, с энтузиазмом потирая руки.

— И камин нам не нужен, потому что в крыше есть дыры.

— Не разведём, — возразил лорд Великанн.

— Нет?

— Нет. Полиция нас ищет, и дым из заброшенного здания обязательно наведёт их на наш след.

— Как же это неприятно, — заметил Роддерс Лэзенби, — и в то же время разумно, ваша светлость.

Когда наступила ночь, беглецы улеглись на мешки, спасаясь от холода бетонного пола, и как можно больше мешков набросали на себя. На прижавшихся друг к другу бедняг — трёх человек и одного громадного полуорла — было жалко смотреть, но они строили свои планы. Они были готовы к бою.

В итоге план получился довольно прямолинейным: Роддерс Лэзенби поднимет старые деловые связи и потребует доста-^7вить по указанному адресу НЕВЕРОЯТНО ОГРОМНЫЙ ЯЩИК, туда они упрячут Ворчунов, когда их поймают, и попросят отправить ящик в далёкую глушь. Вот и всё, проще простого. Если, конечно, всё пройдёт без сучка без задоринки. Вообще «если» — словечко маленькое, короче него на букву «е» есть только «ель» и «еда», но это конкретное «если» было очень БОЛЬШИМ.

— Пусть я уже не глава своей компании, — начал Роддерс Лэзенби, подразумевая под своей компанией «Разрушения Лэзенби», — но там ещё работают люди, которые многим мне обязаны. Они и доставят нам ящик, и отправят его в далёкую глушь.

— А где это — далёкая глушь? — уточнил Облом. — Давно хочу спросить.

Твинкл грозно на него покосился.

— Про глушь тебе известно? — медленно проговорил он.

Облом счёл за лучшее коротко ответить «да» и как можно скорее покончить с этим разговором.

— Так вот, мы отправим их в самую далёкую глушь, — объяснил Твинкл.

— Хорошо, — пролепетал Облом.

— Как удивительно нелепо! — воскликнул Лэзенби. — Обожаю удивительно нелепые идеи. Прекрасно!

Лорд Великаны приподнял бровь.

— Завтра мы найдём телефон, и вы позвоните своим коллегам по поводу ящика, Лэзенби, — сказал он. — А пока нам не помешало бы как следует выспаться.

Мистер Ворчун и миссис Ворчунья спорили о том, кто первый зайдёт в купе. Как это обычно бывает, они застряли в проходе и к тому же перегородили коридор.

— Отодвинься, порошок стиральный! — огрызнулся мистер Ворчун.

— Нет, ты отодвинься, угорь заспиртованный! — отрезала миссис Ворчунья.

— Мяч футбольный!

— Маффин!

— Доска!

— Козий сыр!

— Козий сыр?! — возмутился мистер Ворчун. — Ты назвала меня козьим сыром?

— Нет, — сердито ответила миссис Ворчунья, проталкиваясь мимо супруга в пустое купе.

— А вот и да!

— Нет!

— Да!

— Нет!

— Да-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — завопил мистер Ворчун, врываясь в купе, но тут же споткнулся и рухнул на пол.

— Ха! — хохотнула миссис Ворчунья, перешагнула через мужа и уселась у окна.

Мистер Ворчун сердито посмотрел на её тапочки-кролики. Тапочки-кролики как будто сердито посмотрели на него. Лучик зашёл в купе как раз в тот момент, когда мистер Ворчун с трудом поднимался на ноги. Мальчик тащил громадное колючее одеяло и сумку с Шоколадным Пряником (подставкой под дверь в виде кота).

Лорд Великанн, Роддерс Лэзенби, Майкл Облом и Томас «Твинкл» Винкл успешно сбежали из тюрьмы и относительно хорошо выспались. Наутро Облом предложил товарищам вызволить его сестру Мэнди из её тюрьмы.

— Об этом мы не договаривались, — отрезал Лэзенби.

— Мы ни о чём конкретно не договаривались, — справедливо заметил Облом. — Но теперь я на свободе, и будет нечестно, если моя сестра останется за решёткой. Она тоже всем сердцем ненавидит Ворчунов! К тому же мы с ней всегда работали в команде.

— На это может уйти несколько дней, а то и месяцев, — возразил Роддерс Лэзенби. — Нам повезло — у нас был готовенький тайный проход в секретный тоннель.

— Вы и глазом моргнуть не успеете, как мы её вызволим. Она в открытой тюрьме, — объяснил Облом.

— Без крыши? — уточнил Твинкл.

Облом рассказал ему, что Мэнди держат в тюрьме не самого строгого режима. В таких тюрьмах двери запирают только на ночь, а в остальное время заключённые (исключительно дамы, поскольку это женская тюрьма Лэнгли) отвечают за себя сами. Однажды из неё смотали удочки (иначе говоря, сбежали, рыбалка тут ни при чём) три сотни девушек, что вообще-то удивительно, поскольку заключённых там было всего двести восемьдесят.

После массового побега на пост главного надзирателя приняли другую даму, ещё любезнее прежней, и она вежливо просила заключённых хорошо себя вести и возвращаться в камеры к восьми часам вечера, чтобы их заперли на ночь. Свет выключался в девять. На этот раз из тюрьмы сделали ноги триста шестьдесят узниц. Лишние шестьдесят пришли из соседней тюрьмы ещё менее строгого режима. Они хотели поучаствовать в массовом побеге веселья ради.

Тогда в тюрьме установили новые правила, и заключённые время от времени сбегали при странных обстоятельствах — многие из них были уж очень странными (заключённые, не обстоятельства), но массовых побегов не случалось.

— Боюсь, мы не сможем туда пойти, Облом, — сказал Великанн.

— Нам правда… — начал Майкл, но тут его прервал Твинкл.

— Мы пойдём, — заявил он тоном, не терпящим возражений. — Было бы нечестно оставлять его сестру в беде.

— Э-э… Хорошо, — пробормотал лорд Великанн. — Тогда выдвигаемся немедленно!

Великанн, Лэзенби, Облом и Твинкл не сумели найти дверной звонок у входа в женскую тюрьму Лэнгли, так что Облом постучал в ворота. Маленькая дверца в нижнем левом углу ворот отворилась, и из-за неё показалась голова дамы в форме.

— Слушаю? — обратилась она к ним.

— Мы пришли навестить заключённую, — сказал Облом.

— У вас назначено? — спросила тюремщица. (В женской тюрьме Лэнгли, в отличие от Твердокаменной тюрьмы, охранники назывались тюремщицами.)

— Нет, мадам, — вежливо произнёс Роддерс Лэзенби. — Не назначено. А приходить без предупреждения запрещено? Теперь вы усложните нам жизнь и потребуете, чтобы мы записались? Я уважаю людей в форме, которые усложняют мне жизнь. Сразу видно, что человеку недаром деньги платят.

— Вовсе не запрещено, — ответила дама. — Но если у вас есть сумки, я их проверю.

— Нет, — сказал Облом.

— Нам надо отыскать сумки и вернуться с ними на обыск? — с надеждой уточнил Роддерс Лэзенби. Ему всегда нравился объёмный багаж.

— Не обязательно, — отмахнулась тюремщица. — Проходите, пожалуйста. Там спросите, кого вам надо.

— Благодарю, — сказал Роддерс.

Тюремщица отошла в сторону, и вся компания протиснулась в дверцу в углу больших ворот. Там их ждал не обычный тюремный двор, а просторный сад. Летом заключённые пропалывали в нём грядки, весело болтали, сидели на скамейках с книжками в бумажной обложке и любовались небом. Сейчас же на дворе (точнее, в саду) стояла зима, и по заснеженным тропинкам гуляла всего одна заключённая в тёплой зимней куртке, предписанной тюремными правилами. Ещё на ней был строго запрещённый, не выданный и не предписанный тюрьмой шарф, связанный вручную, но полицейские, работающие в тюрьме, предпочитали не связываться с Плохой Пенни.

Плохая Пенни подошла к четверым посетителям и спросила:

— Зачем вы пришли?

Голос у неё был низкий, и с таким же успехом его можно было услышать из пасти мультяшного моржа.

— И почему вы наряжены облезлой птицей? — добавила она, обращаясь к Твинклу.

— Мне нравятся птицы, — просто ответил Твинкл.

Плохая Пенни кивнула. Ответ её вполне удовлетворил.

— Добрый день, мадам, — сказал Роддерс Лэзенби. — Это Майкл Облом, брат Мэнди, одной из заключённых в этой тюрьме. Мы собрались на важную… э-э… встречу и хотели бы пригласить на неё сестру мистера Облома.

— Вот так запросто? — спросила Плохая Пенни (конечно, наши беглецы не знали, кто она такая и как её зовут).

— Я слышал, что отсюда сбежать легче лёгкого, надо только назначить побег на день, с девяти утра до восьми вечера, и ничего не говорить тюремщицам, — пробормотал Облом, готовый снова заныть.

— Тюремщицы — это не помеха.

— А кто же? — уточнил лорд Великанн.

— Плохая Пенни — серьёзная помеха, — ответила Плохая Пенни.

— И кто она такая? — поинтересовался Роддерс Лэзенби.

— Это я, — честно сообщила Плохая Пенни.

— И почему же вы — помеха?

— Я сказала не «помеха», — поправила его Плохая Пенни. — Я сказала «серьёзная помеха».

Ворчуны с Лучиком наконец устроились в своём купе: мистер Ворчун и Лучик сели рядом на скамейке так, что между ними ещё осталось свободное место, а миссис Ворчунья опустилась на скамью напротив. Рядом с собой она поставила Шоколадного Пряника, а на колени положила ежа Колючку. Поезд вздрогнул и тронулся. Через какое-то время дверь купе отъехала и к Ворчунам заглянул кондуктор. Его звали Сэм Цент, и он уже был знаком с этой семейкой.

Однажды, в те времена, когда фургончик возили Топа и Хлоп, они (ослы, не Ворчуны) умяли все цветы на его подоконнике, а потом просунули морды в окно кухни и съели:

— цветы из вазы на столе;

— овощи с тарелки;

— овощи с тарелки его жены;

— скатерть;

— заколку жены;

— воскресную газету (в которой оставался нерешённый кроссворд);

— диванную подушечку.

В другой раз Сэм Цент поймал Ворчунов на крыше поезда: они пытались доехать до Извилистых ручьёв без билета. Чтобы не свалиться во время езды, Ворчуны приклеили себя к крыше дешёвым клеем. Он был густой, как мягкий сыр на пицце, и ужасно вонял рыбой — именно прибежавшие на запах кошки и заставили кондуктора подняться тогда на крышу.

Вот почему сердце Сэма Цента ушло в пятки, когда он отодвинул дверь купе и объявил:

— Билеты, пожалуйста!

Увидев сидящих в купе Ворчунов, он не очень-то вежливо протянул:

— А, это вы. Пожалуй, мне не стоит надеяться на то, что вы покажете билеты?

— У нас есть билеты, — успокоил его Лучик и вынул из кармана платья три билета до долины Хаттона.

— В самом деле? — пробормотал мистер Цент, не веря своим глазам. Он забрал у мальчика билеты и внимательно их все изучил, а затем сложил стопкой и сделал в них аккуратные дырочки маленьким серебристым дыроколом. Затем он протянул их Лучику. — Все куплены и оплачены?

— Вы что, принимаете меня за вора? — возмутился мистер Ворчун.

— Вы что, принимаете меня за гору? — «повторила» за ним миссис Ворчунья.

— Гора ты каменная! — плюнул мистер Ворчун.

— Шахта заброшенная!

— Кирка!

— Бирка!

— Бирка тут совершенно ни при чём, — со вздохом произнёс мистер Ворчун. — Их обычно из бумаги делают.

— Так-так, кто тут заговорил про шляпы? — спросила миссис Ворчунья.

— Никто, — ответил мистер Ворчун.

— Вот именно!

— Паспарту ты!

— Грязи комок!

Лучик прокашлялся.

— Мистер Нектарин из таверны «Резвая свинка» заранее приобрёл для нас билеты, — вежливо объяснил он кондуктору.

— Очень предусмотрительно, — ответил мистер Цент. Он, в отличие от тех, о ком я рассказывал в третьей главе, — людей, вечно убирающих галочки над буквой «й», любил повсюду вставлять эту букву, в том числе в словах «состоятейный» (вместо «состоятельный») и «детайно» (вместо «детально»), но только в речи, не на письме.

Мистер Цент остался доволен тем, что Ворчуны предъявили ему билеты, и вздохнул с облегчением, потому что они вроде как вели себя прилично, но всё-таки ему было немножко грустно — не было повода ВЫСТАВИТЬ ИХ ИЗ ПОЕЗДА. Кондуктор вышел в коридор и закрыл за собой дверь.

— Где-то я его видела, — сказала миссис Ворчунья.

— Конечно, это же наш сын, — подтвердил мистер Ворчун.

— Я не про мальчика в голубом платье, а про того, кто проверял наши билеты.

— Тогда выражайся яснее, — проворчал мистер Ворчун. — И не мешай мне спать. — И он снова накрылся с головой своим большим колючим одеялом.

Ещё часа не прошло, как они уехали, но Лучик уже скучал по умному Пальчику, Топе с Хлопом и, конечно, по Мими. А совсем рядом, в соседнем купе, сидели лорд Великанн, Роддерс Лэзенби, Майкл Облом, Твинкл и кое-кто ещё, а с ними — попугай по имени Монти, который всех подряд называл Большеносами.

— Чем же вы можете помешать нам вызволить мою сестру, Плохая Пенни? — спросил Майкл Облом.

Всё это происходило в женской тюрьме Лэнгли тем же днём до отправления поезда.

— Такая уж вы плохая? — с сомнением произнёс Роддерс Лэзенби. — Конечно, я ничего против плохих людей не имею. Плохо — значит хорошо, но если мы из-за этого теряем время…

Плохая Пенни рассмеялась. Так смеётся помесь быка с морским котиком, когда ей рассказывают невероятно смешную шутку.

— Не в этом смысле я плохая, — объяснила она. — Никого не отправляю в нокаут и никому не стреляю в лоб, — говорила Пенни, и её низкий голос разносился по тюремному саду.

— А бывают другие смыслы? — поинтересовался лорд Великанн, аристократично поднимая бровь.

— Само собой. Наверняка вы встречались с людьми, которые плохо готовят или плохо мастерят…

— Мастерят? — Лорд Великанн был в замешательстве. Он впервые услышал это слово.

— То есть делают что-то своими руками, ваша светлость, — подсказал ему Облом.

— Зачем самому что-то делать, когда у меня есть слуги? — удивился лорд Великанн.

— Плохо играют… — продолжала Плохая Пенни, очевидно, сев на любимого конька.

— А-а! — перебил её Роддерс Лэзенби. — В этом смысле плохая! То есть вас можно ещё назвать Бесполезной Пенни?

У дамы задрожала нижняя губа.

— Я не хотел вас обидеть, — поспешно исправился Роддерс Лэзенби. — У меня тоже есть бесполезные друзья. Это особое умение!

Облом — он был самым чувствительным к холоду из всей компании — спрятал руки в Карманы и дрожащим голосом произнёс, переступая с ноги на ногу:

— И как ваша бесполезность связана с тем, увижу я свою сестру или нет?

Плохая Пенни смутилась.

— Что ж, вы сможете её увидеть, но в то же время не сможете, — туманно ответила она.

— Я совершенно вас не понимаю, Плохая Пенни, — сказал Роддерс Лэзенби. — А я люблю загадки.

— Идите за мной и всё поймёте, — предложила дама.

Облом просиял.

— Наконец-то!

Все четверо последовали за ней по заснеженному тюремному саду и вскоре подошли к двери с огромной надписью «НЕ ВХОДИТЬ». Плохая Пенни повернула ручку, и та отвалилась. Очевидно, даже двери она открывала плохо.

Они вошли в длинный, широкий коридор с пронумерованными дверями, ведущими в камеры. При виде Плохой Пенни заключённые (все дамы и все в бледно-голубых комбинезонах) умолкли и поспешили спрятаться в своих комнатах.

Плохая Пенни повернулась к лорду Великанну и остальным, собираясь что-то им сказать, но запнулась о собственную ногу. Она вцепилась в первое, что попалось ей под руку. Этим первым оказался закреплённый на стене огнетушитель. Он оторвался от стены, ударился об пол и принялся повсюду разбрызгивать воду. Несколько девушек, которые не успели юркнуть в камеры, порядком промокли.

В конце коридора компания повернула налево и прошла под табличкой с надписью:

Б ЛЬН ЧН КР Л

— Там должно быть написано «БОЛЬНИЧНОЕ КРЫЛО», — объяснила Плохая Пенни, — просто Тилли Мортон украла все гласные. Именно за это её сюда и посадили — за кражу гласных, но от старых привычек не так-то легко отделаться.

— Это из-за неё вывеску на оперном театре «Обертон» невозможно было прочесть? — поинтересовался Роддерс Лэзенби. (В прошлый раз, когда он проезжал мимо оперного театра на своей стильной машине по имени Милашка Лиззи, на вывеске значилось: «ПРНЙ ТТР БРТН», и эти буквы ни о чём ему не говорили.) — Я высоко ценю столь изощрённый вандализм.

— Да, это Тилли потрудилась, — ответила Плохая Пенни.

— Больничное крыло? — пискнул Майкл Облом. — Моя сестра в больничном крыле?

— Да, — подтвердила Плохая Пенни.

Они остановились у двери с небольшой белой доской, на которой чёрным маркером было написано:

Майкл Облом толкнул дверь и первым вошёл в палату. Его взгляд остановился на больничной койке, и он сразу понял, что имела в виду Плохая Пенни, когда говорила, что он сможет увидеть Мэнди, но в то же время не сможет.

Плохая Пенни подвела их к постели, на которой лежала Мэнди, перебинтованная с ног до головы. Майкл Облом жалобно пискнул, словно щенок, которому наступили на хвост.

Глава шестая
В путь!

Мими места себе не находила от волнения. Она боялась, что сбежавшие преступники придут искать Ворчунов в саду поместья Великаннов, а когда их не обнаружат, украдут не только Пальчика, Топу и Хлопа, но даже мистера Ворчуна-старшего. Так что Мими приняла стратегическое решение. Она пошла в свинарник, в гости к леди Ля-Ля.

В отличие от крыши поместья, на крыше свинарника снега не было. По простой причине. Он таял от жара, исходящего из помещения. Леди Великанн мыла свинку

Малинку в горячей ванне. Погода была неважная, и ни её светлость, ни хрюшка не хотели выходить на улицу. В свинарнике им было уютно, хорошо и тепло.

— Привет, Мими! — бодро поздоровалась Ля-Ля, усердно натирая спинку свинки большой мочалкой.

— Здравствуйте, леди Великанн, — ответила Мими. Очки у неё запотели от окутавшего свинарник пара. Она сняла их и протёрла линзы большим и указательным пальцами. — Я хотела с вами поговорить о том, что случилось.

— О чём? — с улыбкой спросила Ля-Ля. — Говори, милая. Я слушаю.

— Ну, вам же известно про лорда Великанна?

— Что именно, дорогая?

— Он сбежал из тюрьмы.

Леди Ля-Ля уронила мочалку в ванну с громким БУЛЬК!

— Ой… — пробормотала Мими. Очевидно, леди Великанн впервые услышала о побеге лорда Великанна.

— Когда? — уточнила Ля-Ля, отрешённо поглаживая по спине Малинку.

— Вчера, кажется, — ответила Мими. — К нам приходил главный тюремный надзиратель, предупредить мистера Ворчуна и миссис Ворчунью. Мистер Хинденбург.

— Предупредить? — переспросила леди Ля-Ля.

— Да, о том, что лорд Великанн с тремя другими заключёнными сбежал из тюрьмы и хочет отомстить Ворчунам, Лучику и мистеру Крохсу.

Леди Великанн посмотрела на поместье через крошечное окно свинарника. Камни в стене почернели от копоти и напоминали о бедах прошлого.

— Я помню мистера Крохса, — сказала она. — Малинка тогда ужасно перенервничала… А за что мой супруг намерен отомстить Ворчунам?

— Ну, например, за фейерверки, — предположила Мими. (Ах да, фейерверки! Это совсем другая история^[6].)

— Этот глупец сам во всём виноват, — возразила леди Великанн. Она выудила из мыльной воды мочалку и снова принялась намыливать свою любимую хрюшку. — Бог знает, что бы подумал о нём бедняжка Гораций! (Так звали их сына.) И что же ты хотела мне сказать, милая?

— Я уеду ненадолго. Возьму с собой фургончик, мистера Ворчуна-старшего, Пальчика, Топу и Хлопа, — объяснила Мими. — Решила предупредить вас на всякий случай.

— На какой такой случай, милая? — спросила леди Ля-Ля. — Не переживай, Мими, если мой супруг попытается устроить нам неприятности, я ему покажу, где раки зимуют!

— Насколько я поняла, один из беглецов — настоящий разбойник, — добавила Мими. — Так что будьте осторожны.

— О нас не беспокойся, моя дорогая!

Говоря «нас», она имела в виду себя, свинку Малинку и ещё двух слуг, оставшихся в поместье: горничную Агнес и её мужа, Умельца Джека/Джека-умельца.

— Спасибо, что предупредила, — добавила леди Ля-Ля на прощание.

Мими задрожала всем телом, как только вышла на улицу. От резкого контраста между теплом уютного свинарника с чистой крышей и морозом в саду у неё застучали зубы. Первым делом она пошла к Пальчику. Слон очень обрадовался, когда его запрягли в фургончик, а ослов посадили в их личный прицеп. Чтобы ослы не простыли, Мими накрыла их тёплыми одеялами. Чтобы не спутать одеяла, миссис Ворчунья вывела большую букву «О» на одеяльце для ослицы Топы и такую же «О» на одеяльце для ослика Хлопа. Да, мне это тоже кажется бессмысленным, но если уж миссис Ворчунья чего-то захотела, останавливать её бесполезно.

Итак, звери были готовы, и Мими могла вывезти фургончик на дорожку в саду поместья, проехать через занесённые снегом разрушенные ворота и выбраться на широкую тропу. Она не раз ездила в фургончике в качестве пассажира. Даже сидела на месте возницы, но не одна.

Управлять фургоном в одиночку было непривычно. Но выезжать было ещё рано: оставалось забрать с собой мистера Ворчуна-старшего. Мими специально отложила этот пункт плана на потом: она понимала, что его будет сложнее всего выполнить.

Мистер Ворчун-старший сидел в своём сарае и колдовал над огромным гвоздём в деревяшке. Вот он ударил по шляпке гвоздя большим молотком.

БАМ!

Гвоздь не вошёл в доску ни на миллиметр. Мистер Ворчун-старший снова ударил по нему молотком.

БАМ!

Вместо того чтобы углубиться в дерево, гвоздь слегка погнулся. Мистер Ворчун-старший ударил по нему сбоку, чтобы выпрямить.

ДИНЬ!

Ничего не изменилось, и он ударил сильнее.

ДЗЫНЬ!

На этот раз гвоздь изогнулся в другую сторону. Мистер Ворчун-старший снова ударил сбоку, чтобы его выпрямить.

ДИНЬ!

Всё это время Мими стояла перед ним и объясняла, что хочет увезти его,

Пальчика, Топу и Хлопа в безопасное место. А мистер Ворчуи-старший пыхтел, кряхтел и ворчал после каждого БАМ! БАМ! ДИНЬ! ДЗЫНЬ!ДИНЬ!

— Обо мне не беспокойся, — наконец сказал он.

— Я не могу не беспокоиться, — возразила Мими. — Если бы Лучик успел как следует поразмыслить, он ни за что бы вас тут не оставил.

Мистер Ворчун-старший опустил молоток и посмотрел на девочку:

— Можно мне взять с собой Мэйзи?

— Можно, конечно, — заверила его Мими, даже не спросив, кто она такая — эта Мэйзи. Мими впервые о ней слышала.

Мистер Ворчун-старший покопался под верстаком и вытащил на свет громадную игрушечную сову. Видно было, что её очень любили и часто обнимали. Она вся истрепалась и испачкалась. Сова с глазками-пуговками была сшита из старого жилета. Мистер Ворчун-старший прижал её к груди.

— Пойдём, — сказал он.

Облом, Великанн, Лэзенби и Твинкл окружили кровать перебинтованной Мэнди. Плохая Пенни стояла у двери.

— Что с тобой стряслось, сестрёнка? — с тихим вздохом спросил Майкл Облом.

— Ей поручили заниматься стиркой, — объяснила Плохая Пенни.

— И? — спросил лорд Великанн, в очередной раз аристократично поднимая бровь.

— Я проходила мимо с корзинкой грязного белья и случайно толкнула Мэнди в громадную стиральную машину.

У Майкла Облома глаза на лоб полезли от ужаса.

— Она выбралась только через сорок пять минут, — продолжала Плохая Пенни. — Врач отметил, что впервые видит такую чистую пациентку.

— Ей больно? — спросил Облом, переводя взгляд с Мэнди на Пенни, которая стояла в проходе с виноватым видом.

— Наш тюремный врач заключил, что у неё онемели конечности, а под бинтами у Мэнди невероятно нежная кожа, которая источает аромат весенних полей. Это как-то связано с кондиционером для белья.

Роддерса Лэзенби её слова впечатлили. Он был уверен, что в Твердокаменной тюрьме кондиционер для белья не используют.

— И долго ещё она будет лежать тут мумией? — поинтересовался Лэзенби. — Конечно, бинты ей очень к лицу, и выглядит она роскошно. Уж кому идёт образ замотанной в бинты девушки, так это вашей сестре, Облом, — добавил он.

— Лучше спросите врача, — посоветовала Плохая Пенни.

— К сожалению, у нас нет на это времени, — ответил лорд Великанн. — У нас очень плотный график.

Майкл Облом наклонился и по-братски поцеловал Мэнди в забинтованный лоб.

— Поправляйся скорее, сестрёнка, — сказал он.

Мэнди посмотрела на него через прорезь в бинтах, и Майкл кивнул.

— Да, ты права. Мне бы не помешали фальшивые усы.

— Попробуйте их нарисовать, — предложила Плохая Пенни и показала ему чёрный маркер, привязанный ниткой к белой доске, которая гласила:

Пенни потянула маркер на себя, чтобы оторвать его от доски. Вместо этого от двери отделилась вся доска целиком. Она рухнула на пол, и нитка порвалась. Маркер остался в руке у Пенни, и она передала его Облому. Честно говоря, все четверо беглецов втайне восхищались Плохой Пенни. Это была настоящая ходячая катастрофа.

Облом осторожно забрал у неё маркер.

— Спасибо, — сказал он и повернулся к небольшому металлическому зеркалу, которое висело над маленькой раковиной. Внимательно глядя на своё отражение, Облом вывел над верхней губой пышные чёрные усы.

Довольный результатом, он подошёл к сестре и нарисовал чёрные усы на бинтах над её верхней губой. Усы получились роскошные, с завитками на концах.

— Не благодари, сестрёнка, — ласково проговорил он.

Роддерс Лэзенби опустил взгляд на запястье, на котором обычно носил часы, и сказал:

— Нам пора.

Они уже подошли к двери, как вдруг, ко всеобщему изумлению, Мэнди крякнула и вскочила с постели. Она походила на ожившую египетскую мумию из ужастика.

— А муму с мами, — пробормотала она, очевидно, имея в виду «Я пойду с вами».

— Ты можешь ходить? — ахнула Плохая Пенни.

— Мумифицированная Мэнди, — еле слышно прошептал Лэзенби.

Глава седьмая
Камера, мотор!

Молния Макгинти держала несколько кресел-колясок для самых разных целей. Больше всего ей нравилось лёгкое кресло-коляска из алюминия, покрытое блестящим хромом. Оно было не самым удобным, но очень подвижным, и на нём Молния с лёгкостью передвигалась и даже кружилась с немалой скоростью, а сидеть в нём было приятнее, чем в гоночных креслах-колясках без спинок.

Именно в этом кресле она с тревогой ожидала приезда Лучика и Ворчунов. Молния очень за них беспокоилась. Кроме того, бунгало казалось ей не самым лучшим убежищем. Кошмарный Роддерс Лэзенби был с ней знаком (об этом читайте в книжке «Ворчуны за бортом!»), а Обломы даже знали, где она живёт. Неужели Ворчуны не могли выбрать другое место, где их никто никогда не видел?

Впрочем, куда бы мистер Ворчун и миссис Ворчунья ни отправились, они нигде не сумели бы смешаться с толпой. Однажды в походе они случайно подожгли все окрестные палатки пылающими факелами для жонглирования. А когда они увязались за любителями птиц, миссис Ворчунья нечаянно села на необыкновенно редкую особь, которую бедняги как раз и искали. Не переживайте, птичке ничего не сделалось. Она выжила, только стала чуть площе и печальнее прежнего.

Ещё Ворчуны часто и громко кричали. Им нравилось смеяться и показывать на других пальцем. Конечно, смеяться и кричать на камешек у моря или овощ забавной формы — это не страшно, но мистер Ворчун и миссис Ворчунья привыкли смеяться над людьми. Порой они хихикали и показывали пальцем на тех, кто случайно уронил тарелку или наступил в коровью лепёшку, — словом, на несчастных, которым и без того было неудобно и стыдно. А из-за насмешек Ворчунов стыд становился невыносимым. Бывало, Ворчуны смеялись над окружающими без видимой на то причины.

Это тоже не очень-то хорошо, потому что бедняги, на которых они, дико хохоча, показывали пальцем, принимались гадать, ЧТО же с ними не так, ПОЧЕМУ над ними смеются и показывают на них пальцем? Неужели они сотворили глупость и не заметили? Или у них между зубами застряла еда и эта странная хохочущая парочка на той стороне дороги УВИДЕЛА ЕЁ ИЗДАЛЕКА?

Вот почему Молнию Макгинти одолевали мучительные, мучительные, мучительные — трижды мучительные — сомнения касательно затеи Ворчунов «залечь на дно».

Что ещё её беспокоило, так это мистер Ворчун — он всегда с неохотой заходил в бунгало Молнии. Обычно они разговаривали через дверь или окно. Порой даже через закрытое окно! Причиной тому была собачка Молнии Макгинти.

Мистер Ворчун не боялся, что Росинка — так звали собачку — его укусит. Совсем наоборот. Он опасался наступить или сесть на малышку. (Однажды он зашёл в бунгало и наступил на пищащую собачью игрушку. Тогда мистер Ворчун принял её за собачку и никак не мог забыть эту леденящую кровь историю. Конечно, у мистера Ворчуна много недостатков — о, список огромный! — но по крайней мере животных он любит.)

Так или иначе, Ворчуны решили спрятаться в бунгало Молнии, и она была слишком добра, чтобы им отказать.

Собака всё не шла у Твинкла из головы. Но думал он не о Росинке, маленькой собачке Молнии. Теперь, когда Облом воссоединился с Мэнди, Твинкл захотел, чтоб с ним был его пёс. (Если у тебя, дорогой читатель, хорошая память, то ты, вероятно, помнишь, что на шестнадцатой странице я упоминал о псе, сидящем в грузовике.)

— А теперь поехали за моим псом, — заявил Твинкл.

— Как за псом? — переспросил Облом. — Да от него же шерсть будет повсюду.

— А вот так, за псом, — подтвердил Твинкл, глядя на Облома (который и сам был довольно волосат).

— За вашим псом? — уточнил Лэзенби. — Чудесно! Чем больше народу, тем веселее. Кто знает, может, по пути нам удастся поймать дрессированную обезьянку.

— О, я его помню, — проговорил лорд Великанн. — Зубастый такой.

— Саблезуб, — напомнил Твинкл. — Его зовут Саблезуб.

— Ну что ж, вот поймаем Ворчунов — и отправитесь за своим… — начал было Облом.

— СПЕРВА пёс, — внушительно произнёс Твинкл.

— Л-л-ладно, — согласился Лэзенби. — Сперва пёс. — Никому из них не хотелось расстраивать гиганта в костюме птицы.

— Вообще говоря, отличная мысль, — заметил Великанн. — Если наш грозный друг сам по себе не способен напугать Ворчунов до такой степени, чтобы они начали во всём нас слушаться, то уж вдвоём с разъярённым Саблезубом он точно добьётся успеха.

— Прекрасно, — одобрил Облом.

— За дело! — воскликнул Лэзенби.

На том и порешили. Они заедут к Твинклу домой и заберут Саблезуба — собаку-рваку-и-кусаку, на-всех-врагов-нападаку.

Сев в поезд, компания принялась строить дальнейшие планы. Облом заметно повеселел с тех пор, как нарисовал над верхней губой усы и воссоединился с Мэнди. Он то и дело поглядывал на перебинтованную с головы до ног сестру, сидящую в углу.

— Так что же мы будем делать после того, как заберём Саблезуба? — поинтересовался Роддерс Лэзенби, откинувшись на спинку своего сиденья. Он чистил сваренное вкрутую яйцо, складывая кусочки скорлупы на большой белый хлопковый носовой платок, расстеленный у него на коленях.

— Устроим Ворчунам небольшой сюрприз, — проговорил Великанн.

— Но как же мы доберёмся до места, где нас ожидает чудесный огромный ящик, когда их схватим? — спросил Облом.

— Была у меня одна мыслишка…

Вне зависимости от того, какая такая мыслишка была у Твинкла, рассказ о ней пришлось отложить. Дверь купе отъехала в сторону, и в неё сунул нос Сэм Цент, кондуктор.

— Господа, предъявите, пожалуйста, билеты, — сказал он. И удивлённо посмотрел на лорда Великанна.

— В чём дело? — спросил тот.

— О, ни в чём! Простите, сэр! — сказал Цент, который моментально узнал лорда Великанна и которому было отлично известно, что тот должен сидеть в тюрьме. Сэм тут же придумал предлог для своей озадаченности. — Дело в том, что в соседнем купе едут Ворчуны. — И он кивнул головой туда, откуда только что пришёл. — А все, кто с ними знаком, прекрасно знают: встретил Ворчунов — жди беды.

Сбежавшие заключённые обменялись взглядами.

— Как вы сказали, Ворчуны? — уточнил Роддерс Лэзенби.

— Именно так. Мистер Ворчун, миссис Ворчунья и их сын Лучик, — подтвердил Сэм Цент, которому становилось решительно не по себе. Очень большой человек в очень большом костюме птицы улыбался ему как-то очень пугающе.

— Знаете ли вы, кто я такой? — внезапно спросил лорд Великанн таким грозным голосом, что сразу стало понятно — с ним шутки плохи.

— Нет, ваша светлость, — признался Сэм Цент.

Ой-ой. Очень зря он это сказал. Совсем как в тот день, когда он приготовил своей жене, миссис Цент, сюрприз ко дню рождения, а когда она пришла домой и спросила его, почему на камине стоит ваза с цветами, выпалил: «А, так это вовсе не праздничный сюрприз для тебя!»

Лорд Великанн внимательно на него посмотрел. Сэм вздохнул.

— Ну, то есть да, ваша светлость. Но… но райзве же вы… э-э-э… не должны быть в тюрьме?

Великанн взглянул на Лэзенби. Лэзенби — на Облома. Облом — на Великанна. Великанн — на Твинкла. А Твинкл? Твинкл схватил кондуктора, прежде чем тот успел понять, что происходит.

Мумифицированная Мэнди сидела на месте. Не прошло и пяти минут, как несчастного Сэма Цента скрутили, связали, заткнули ему рот обрывком старого мешка, позаимствованного в бесхозном гараже, и забросили его на багажную полку, прибитую над головами Лэзенби и Облома.

— В соседнем купе! — воскликнул лорд Великанн. — Какая удача!

— Большенос! — хрипло прокричал Монти.

А тем временем в купе по соседству миссис Ворчунья беспокойно ёрзала на своём сиденье.

— Ну сколько ещё? — спросила она.

— Сколько ещё что? — грозно поинтересовался мистер Ворчун.

Миссис Ворчунья оставила его слова без внимания.

Лучик развлекался тем, что выводил свое имя пальцем на запотевшем оконном стекле, положив подбородок на другую руку. Как я говорил по меньшей мере один раз, Ворчуны не были его родными родителями. Мистер Ворчун спас его, сняв с бельевой верёвки, на которую мальчика подвесили за уши, когда он был ещё совсем крохой. А потом мистер Ворчун подарил Лучика своей супруге. Но они воспитывали его очень старательно — хотя и безумно — и, несомненно, очень любили. Сам же Лучик помнил только блестящие ботинки отца и ангельский голос матери (этот голос пел ему песню о скачущих барашках, но он не мог припомнить ни мотива, ни слов, как ни старался).

Когда-то он думал, что его родителями были Агнес, кухарка и горничная из поместья Великаннов, и ее муж Умелец Джек (также известный как Джек-умелец). Потом он стал подозревать, что его папа и мама — это лорд и леди Великанн. Но ужасно обрадовался, когда выяснилось, что это не так. Теперь он почти совсем отчаялся узнать, кто его родители, — а уж встретиться с ними и подавно. Но капля надежды в нём всё же оставалась и постоянно напоминала о себе, будто крошечная заноза в пальце, о которой трудно забыть и не думать, хотя она и мала.

— Я голоден, — сообщил мистер Ворчун, стянув одеяло с головы.

— И глуп, — добавила миссис Ворчунья.

— Это-то да, — подтвердил он, чем невероятно удивил всю троицу. — А в поезде не продают еду? — Он куда больше привык путешествовать на крыше, с которой давно бы уже свалился.

— Тут есть буфет в отдельном вагоне, — сообщил Лучик. — Но ты же помнишь, что мы ото всех скрываемся?

— Как раз ты и мог бы принести нам чего-нибудь перекусить, — заявила миссис Ворчунья, которая тоже изрядно проголодалась. — Ты же совсем незаметный.

Лучик всмотрелся в своё отражение в маленьком зеркале, висящем на противоположной стене купе. Посмотрел на свои оттопыренные уши — одно ухо чуть выше другого, — на волосы, торчащие во все стороны. Подумал о своём голубом платье. Мысль о том, что он «совсем незаметный», показалась ему сомнительной.

— Мне кажется, лучше нам всем остаться тут, — проговорил Лучик.

— Полная чушь! — воскликнул мистер Ворчун. — Нам нужна еда. — Он запустил руку в карман и достал несколько монет, расплющенную пробку от бутылки и арахис в скорлупе. Арахис он съел, а всё остальное отдал Лучику, в том числе и кусочки от скорлупы.

— Мои вкусы ты знаешь, — проговорил он.

Ворчуны и Лучик чаще всего утоляли голод тем, что находили на дороге — останками животных, сбитых или раздавленных машинами. Шоссе служили для них постоянным источником бесплатного мяса. Лучик и сам не знал, действительно ли им нравился вкус такой еды, однако они ею питались. Но он был абсолютно уверен в том, что в вагоне-буфете ему не удастся купить сандвич с белкой или несколько порций рагу из барсука.

— Постараюсь найти что-нибудь, — пообещал Лучик.

Он вышел в коридор и начал подсчитывать жалкую горстку монет у него в кулаке, как вдруг его подсчёты прервал пугающе знакомый голос:

— …Не исключено, что для меня всё это закончится разбитым локтем или коленом…

Нет, не может быть…

—.. Хотя не то чтобы меня не радовала возможность поучаствовать в небольшой заварушке.

Ещё как может. «Так разговаривает только один человек, — подумалось Лучику. — Роддерс Лэзенби!»

Окна следующего купе, выходящие в коридор, были зашторены, но Лучик решился заглянуть в узкую щель сбоку… И чуть не ахнул от изумления. Там и в самом деле был Роддерс Лэзенби (но уже без полосатого костюма и галстука цвета лосося). А с ним рядом сидел лорд Великанн (вот только на лице у него уже не было привычных кусочков пластыря, приклеенных крест-накрест). А ещё Лучик увидел мужчину, известного ему под именем Макс (вот только теперь усы у него были не приклеенные, а нарисованные), ОГРОМНОГО человека в поношенном костюме птицы и незнакомого пассажира, перебинтованного с головы до ног. ТА САМАЯ ЧЕТВЁРКА ЗЛОДЕЕВ, КОТОРЫЕ ПОКЛЯЛИСЬ ПОЙМАТЬ ВОРЧУНОВ, ОКАЗАЛАСЬ С НИМИ В ОДНОМ ПОЕЗДЕ.

Лучик отскочил назад, забежал в своё купе и захлопнул за собой дверь.

— Быстро ты, — заметила миссис Ворчунья.

— Они здесь! — выпалил Лучик.

— Где? — поинтересовался мистер Ворчун, оглядываясь в поисках угощений.

— Лорд Великанн и все остальные. Они в соседнем купе!

— Что?! — вскричала миссис Ворчунья да так и застыла с широко раскрытым ртом. — Остановите поезд! Я дальше не поеду!

— Надо обо всём рассказать кондуктору, — быстро проговорил Лучик. — Тогда машинист свяжется с полицией, и их арестуют на следующей станции.

— И рисковать при этом жизнью? — уточнила миссис Ворчунья. — Нет уж, спасибо большое! — Она поднялась на ноги и распахнула наружную дверь. В купе ворвался холодный воздух, за окном проносился сельский пейзаж.

— Куда ты, жена? — прикрикнул мистер Ворчун. — Мы же едем, глупая ты унта! Если ты сейчас сойдёшь с поезда, то упадёшь и шею себе сломаешь.

— Что же нам тогда делать? — спросила „миссис Ворчунья, с трудом закрывая дверь.

— А они вообще знают, что мы здесь? Вот что мне интересно, — проговорил мистер Ворчун.

— А как ещё объяснить, что они сели с нами на один поезд, пап? — спросил Лучик.

— Хм-м-м. А это точно они?

— Точно-преточно.

— Хочу сам взглянуть, — заявил мистер Ворчун.

Он встал со своего места и направился к двери в коридор.

— Нет, папа, подожди! — с неподдельным страхом выкрикнул Лучик. — Если они тебя заметят, нам грозят ужасные неприятности. Насколько нам известно, они вооружены и очень опасны.

— Я буду соблюдать осторожность и двигаться с бесшумностью пантеры, — пообещал мистер Ворчун, страшно гордый тем, что использовал (причём к месту!) умное слово «бесшумность».

— Но это слишком опасно, — проговорил Лучик. — Давай лучше я схожу поищу кондукто…

— Я решил, и мне уже не отмазаться, — заявил мистер Ворчун.

— А я решила намазаться! — сообщила миссис Ворчунья.

— Чем, женщина? У тебя же нет косметики!

— Конечно, нет, я же пока только решила! — отрезала она в ответ.

— Они наверняка опасны, — проговорил Лучик. — Откуда нам знать, что у них нет сообщников? Или оружия? В Твердокаменной тюрьме они наверняка сидели с настоящими головорезами. Этот самый

Твинкл выглядит очень страшно. Пап, он настоящий великан.

— Я готов пойти на риск! — объявил — мистер Ворчун, оглядываясь в поисках чего-нибудь, что могло бы сойти за оружие, — на случай, если его заметят. Он хотел было схватить Шоколадного Пряника — подставку для двери в виде кота, принадлежавшую миссис Ворчунье, но та его опередила.

— Ну уж нет! — воскликнула она. — Если ты идёшь на разведку, чтобы проверить, не ошибся ли Лучик, я тоже пойду на разведку, чтобы проверить, не ошибёшься ли ты. А Шоколадный Пряник отправится со мной и будет меня защищать. — Она бросила чучело ежа мужу в руки иголками вперёд. — Вот, возьми-ка Колючку, — посоветовала она.

Лучику вовсе не казалось, что это хорошая затея, но отставать от родителей ему не хотелось, как не хотелось и допустить, чтобы Ворчуны полностью контролировали ситуацию.

…И вот, мистер Ворчун с Колючкой в руке, миссис Ворчунья с Шоколадным Пряником в руке и Лучик с пустыми руками поползли по коридору фургона (простите, кажется, я что-то путаю: конечно же, вагона) на четвереньках.

— Они вон там, — тихонько прошептал Лучик, указывая на дверь в соседнее купе и окна, выходящие в коридор.

Мистер Ворчун поднял голову и заглянул в щель между стеной и шторой. Не считая связанного, разъярённого кондуктора на багажной полке и пятна птичьего помёта посреди пола, купе было совершенно пустым.

Глава восьмая
Вот это поворот!

Чего не знали Ворчуны и Лучик, так это того, что, пока они ползли по коридору, чтобы заглянуть в соседнее купе, Великанн, Лэзенби, Облом, Твинкл и даже мумифицированная Мэнди спешили по внешней стороне поезда, намереваясь влезть в купе к Ворчунам через наружную дверь. В итоге и те и другие попали в купе друг к другу и застыли в замешательстве, недоумевая, куда же подевались те, кого они искали.

Если вам интересно, как выглядели лорд Великанн, Роддерс Лэзенби, Майкл Облом, Твинкл и мумифицированная Мэнди, пока старались удержаться на внешней стороне поезда, то вот вам картинка:

Миссис Ворчунья продолжала размахивать своей подставкой под дверь в виде кота, хотя никаких врагов не было видно. Мистер Ворчун с Лучиком тем временем помогли Сэму Центу спуститься с багажной полки и развязали его. Кондуктор потёр затылок, сидя на полу купе.

— Спасибо, — проговорил он. — Вы не поверите…

— Лорд Великанн? — спросил Лучик.

— Именно! — подтвердил Сэм Цент. — А я думал, что он должен отбыть вать наказайние в тюрьме.

— Он сбежал, — сообщил Лучик. — И преследует нас.

Мистер Цент перевёл взгляд с Лучика на Ворчунов, а потом снова на Лучика.

— Прейследует вас? — переспросил он.

— Из мести. Его девиз — «Око за око!» — сообщил мистер Ворчун, хмуро глянув на жену.

— И ухо за ухо, — добавила миссис Ворчунья.

— Что?!

— А ещё пятка за пятку и так далее! — сообщила миссис Ворчунья.

— Остановись! — потребовал мистер Ворчун.

— Вот именно, поезд, остановись! — вскричала миссис Ворчунья…

…и потянула за стоп-кран. В кабине машиниста раздался звонок, и тот поспешно нажал на тормоза.

Послышался громкий скрежет железных колёс по рельсам, от колёс посыпались искры, а все пассажиры попадали вперёд, затем повисла тишина и поезд застыл — и тогда все отлетели назад.

Лучик размахивал руками, будто осьминог, жонглирующий невидимыми мячиками. Сердце у него ушло в пятки, он старался уцепиться хоть за что-нибудь. За что угодно.

— У-о-о-о-о-о-о-у-у-у-у-у-у! — вырвалось у него.

Мистер Ворчун схватился за Сэма Цента, и в эту секунду они походили на пару конькобежцев, старающихся сохранить равновесие на льду. У миссис Ворчуньи было явное преимущество: она успела найти опору до того, как поезд затормозил, — ведь она схватилась за стоп-кран. Но потом по невезению — вернее сказать, по глупости! — миссис Ворчунья его отпустила.

И вдруг снова воцарилась оглушительная тишина.

— Ох! — воскликнул Лучик, наконец обретя равновесие.

Ощущения у него были примерно как в тот день, когда он оказался в самолёте, закладывающем безумные виражи. Внутренности словно подскочили к ушам и застряли в горле.

Ворчуны, Лучик и Сэм Цент повалились друг на друга, словно куча-мала, причём кто-то упал на сиденье, кто-то — на пол, Шоколадный Пряник оказался наверху, а Колючка — под самым животом мистера Ворчуна, чему тот отнюдь не обрадовался.

Однако Колючка кололся не так больно, как Монти клюнул тюремного охранника Чурбана или как белка кусала нос мистера Ворчуна. Но больно всё-таки БЫЛО.

— Ну и зачем ты ЭТО сделала, жена? — грозно спросил мистер Ворчун.

— Я же тебе сказала, что дальше не поеду.

Лучик встал, поднял фуражку кондуктора и отдал её хозяину. Сэм Цент вернул ей прежнюю форму, надел на голову и поправил козырёк.

— Пойду-ка провейрю, как там ойстальные пайссажиры, — сказал он и выбежал из купе, слегка пошатываясь.

В итоге ему пришлось успокаивать:

• расплакавшегося майора;

• священника, которого подняли на смех;

• нарядную даму, у которой голова застряла в шляпной картонке незнакомого попутчика;

• туриста, погребённого под горой рюкзаков;

• велосипед;

• и…

Ну, в общем, вы поняли. Миссис Ворчунья вызвала настоящий переполох, когда дёрнула стоп-кран.

Но кого кондуктор не встретил — так это пятерых сбежавших заключённых и птицу. Обнаружив, что в купе Ворчунов никого нет, они направились к себе. Вполне можно было пойти по коридору, но беглецы решили вернуться тем же путём — по внешней стороне вагона. Там-то они и висели, когда миссис Ворчунья дернула стоп-кран и поезд резко остановился. Все пятеро потеряли равновесие и рухнули с поезда, крича от страха.

К счастью для них, они приземлились на пышную изгородь, тянувшуюся вдоль железной дороги. К счастью — потому что несмотря на то, что изгородь была колючая и царапучая, она прервала их падение и смягчила приземление, а потом они свалились в мягкий сугроб.

Хуже всего пришлось лорду Великанну. Монти, освобождённый из клетки, несколько раз клюнул хозяина в лицо (как в старые добрые времена), да к тому же его светлость исцарапался о колючую изгородь. А ещё поранил локоть.

Тюремные штаны Роддерса Лэзенби оказались порваны, и на левой коленке виднелась большая дыра, но в остальном он и выглядел, и чувствовал себя свежим как огурчик. (Понятия не имею, почему так говорят, ведь огурцы далеко не всегда бывают свежими!) Твинкл попросту что-то прорычал и поднялся. А вот Майкла Облома произошедшее поразило сильнее всего, хотя именно он и придумал вылезти из купе и снова влезть в него по внешней стороне поезда «сюрприза ради». Но больше всего его поразило то, на что он обрёк Мэнди.

Ведь его сестра, по словам Плохой Пенни, провела в стиральной машине непозволительно много времени (учитывая, что в стиральные машины вообще залезать не стоит), а он, безумно загоревшись своим планом, вновь заставил её рисковать своим здоровьем! Мэнди лежала на спине, раскинув руки и ноги, поразительно похожая на удивлённую морскую звезду.

— Ты в порядке, сестрёнка? — спросил не на шутку обеспокоенный Облом.

Мэнди подняла голову и кивнула. Майкл вздохнул с облегчением. Лорд Великанн, уже поднявшись на ноги, баюкал ушибленный локоть.

— Думаю, мы с вами ещё легко отделались, — проговорил он.

— Вот это дыра, — сказал Родцерс, поигрывая лоскутом штанины, болтающимся у колена. — Сейчас дырявые штаны как раз в моде! Чудесно!

— Кыш, — проговорил Твинкл, человек в костюме птицы.

— Дружище, о чём вы? — спросил Лэзенби.

— Кыш, — повторил Твинкл.

Лэзенби, Облом и Великанн огляделись в поисках птиц, которых мог бы отгонять их товарищ, но не увидели их. Вокруг вообще никого не было.

— Спрячьтесь! — выкрикнул Твинкл, притаившись за изгородью. — Чтобы вас не было видно!

— А! — воскликнул Великанн, поспешно присоединяясь к нему. — Понял!

Беглецы спрятались за изгородью.

— Интересно, почему поезд остановился? — спросил Роддерс Лэзенби. — Обожаю загадки!

— Может, кто-нибудь, кроме кондуктора, узнал нас и позвонил в полицию? — предположил Облом. — Ох и повезло же нам!

— В таком случае полиция попросту арестовала бы нас на следующей станции, — заметил Великанн. — Нет необходимости останавливать поезд.

— Тогда в чём дело?

Лорд Великанн пожал плечами.

— Кто его знает?

В этот момент одна из дверей поезда, выходящая на изгородь, распахнулась. Из неё высунулась голова миссис Ворчуньи. Вновь пошёл снег (не из-за появления миссис Ворчуньи, разумеется — это было бы совсем НЕЛЕПО).

— Мам, мне кажется, что нам лучше придерживаться плана: остаться в поезде и доехать до Молнии Макгинти, — проговорил Лучик.

— Только не с этими злодеями, — сказала миссис Ворчунья, стоя в дверях с Шоколадным Пряником под мышкой. — Если мы и впрямь в бегах, то надо нам немного побегать.

— Ты права, жена, — одобрил мистер Ворчун. — Если им известно, что мы едем в этом поезде, они могут знать и то, куда мы направляемся.

— А откуда они узнали, что мы едем в этом поезде? — спросила миссис Ворчунья, прищурившись с подозрением. — Скажите-ка мне!

— Шпионаж! — воскликнул мистер Ворчун. — Кто-то из нас шпионит и выдает врагу сведения о нас! И я точно знаю, что это не я, получается…

Он взглянул на миссис Ворчунью.

— А я точно знаю, что это не я, — заявила миссис Ворчунья. — Получается…

Она взглянула на мистера Ворчуна.

— Разве среди нас непременно должен быть шпион? — спросил Лучик. — Ведь мы же все заодно.

Ворчуны повернулись к Лучику и уставились на него.

— Потому что из-за него это всё началось, — заявила миссис Ворчунья.

— Нет, — не согласился мистер Ворчун.

— Да!

— Нет!

— Да! Да! Да!

— Нет! Нет! Нет!

— Лжец!

— Копилка!

— Чугунок!

— Вешалка!

— Толстый лори!

— Лыжная палка!

Итак, нам уже известно, откуда лорд Великанн и все остальные узнали о том, что Ворчуны едут в соседнем купе, — об этом им сказал Сэм Цент, но откуда же они узнали, что Ворчуны окажутсяв этом самом поезде в это самое время? Неужели Ворчуны были правы? Неужели среди них и впрямь завёлся шпион?

Вы готовы узнать ответ? Точно? Откуда же они узнали об этом? А ответ такой: ничего они не знали. НИ-ЧЕ-ГО. Вот так сюрприз, правда? Во всяком случае, для меня это стало сюрпризом, а ведь я — рассказчик этой истории.

Понимаете ли, всё дело в том, что эта компания отлично знала про крикливость, шумливость и драчливость Ворчунов. Им нельзя было просто сказать: «Прошу, забирайтесь в этот огромный ящик с надписью «В ДАЛЁКУЮ ГЛУШЬ», — и потому они весьма обрадовались, когда Томас «Твинкл» Винкл отправился с ними.

Да, стоит признать, что все они не на шутку его побаивались — правда, Великанн меньше всех, потому что нашёл в нём товарища по любви к птицам, — но Твинкл был горой мускулов, которая могла бы ОЧЕНЬ им пригодиться, когда они будут заставлять Ворчунов делать то, что им нужно. А уж вместе с Саблезубом, собакой-рвакой-и-кусакой, на-всех-врагов-нападакой, Твинкл будет страшен вдвойне. Поэтому они и направились домой к Твинклу — за псом. А где жил Твинкл? А жил он неподалёку от станции Брюква, которая находилась на той же железнодорожной ветке, что и станция «Долина Хаттона», на которой должны были сойти Ворчуны и Лучик.

В одном поезде они оказались по чистой случайности.

Глава девятая
Пополнение

— А на что вообще похож ваш птичник? — поинтересовался у Твинкла Роддерс Лэзенби, всё еще прячась за изгородью в сугробе у железной дороги. — Есть ли там огромная клетка из проволоки, которая портит своим видом аккуратнейший сад? Я так люблю, когда аккуратнейшие сады что-нибудь портит. На это нужен талант.

— Да, — подтвердил Твинкл. — А что?

— Нам ведь вон туда, верно? — Лэзенби указал на линию домов. За домами были разбиты садики, а за ними виднелась изгородь, а за ней поле, которое раскинулось до самой железной дороги. Один из садов был покрыт сеткой из проволоки высотой метров восемь.

Твинкл расплылся в улыбке. Вне всяких сомнений, это был его птичник.

Носатый лорд Великанн усмехнулся.

— Подумать только, а вы ведь правы, Лэзенби! До станции Брюква оставалось ехать всего ничего! Скорее!

После того как Твинкла арестовали за кражу яиц редких птиц, полиция и БЗЖ — Бюро защиты животных — обнаружили, что одно яйцо им всё-таки отыскать не удалось, а значит, оно лежит где-то в тёплом инкубаторе и из него вот-вот кто-нибудь вылупится. Они обыскали каждый миллиметр дома и птичника Твинкла, но ничего не нашли. БЗЖ стало следить за его женой, Винни Винкл, которая ухаживала за птицами, пока супруг сидел в Твердокаменной тюрьме, но выяснить, где же лежит редчайшее яйцо, так и не смогли.

Забыв о маскировке, пятеро сбежавших заключённых понеслись по заснеженному полю к дому Твинкла.

Вернее сказать, понеслись только четверо из них, пятая же, Мэнди, забинтованная с головы до пят, заковыляла за ними так быстро, как только могла. Монти предпочёл усесться именно у неё на плече.

Никто из пассажиров поезда их не заметил, а если и заметил, то не подал вида. Все были слишком заняты попытками привести в порядок себя или свой багаж после внезапной остановки. Миссис Ворчунья и Лучик даже вновь захлопнули дверь вагона.

В другое время Сэм Цент наверняка УЖАСНО РАЗОЗЛИЛСЯ бы на миссис Ворчунью за то, что она дернула стоп-кран. Но сейчас кондуктора куда больше злило то обстоятельство, что сбежавшие преступники решили влезть именно в ЕГО поезд для выполнения своих злодейских планов, а его самого связали да ещё и рот заткнули. И вот теперь он нигде их не мог найти, гадая, прячутся ли они или попросту вышли из вагона.

Сэм шел по поезду и охотно помогал тем пассажирам, кто в этом нуждался. Он направлялся в кабину машиниста.

Кондуктор сообщил ему обо всём, и тот связался со станцией Брюква, до которой оставалось ехать всего ничего. Машинист попросил начальницу станции (мисс Чаяние) сообщить полиции о лорде Великанне и обо всех остальных, что она немедленно и сделала.

Полицейского, которому поручили поимку лорда Великанна и других беглецов, звали инспектор Барнаби Браун. До того как стать полицейским, Барнаби Браун был успешным боксёром, известным под именем Барни «Бык» Браун. И это же имя было вышито на спине его халата, который Браун однажды обнаружил у Великанна.

На самом деле, Великаны попросту купил этот халат на аукционе в интернете, но по той причине, что лорд и так нарушил слишком много законов, и из-за того, что на нём был этот самый халат, а арест проводил офицер Барнаби Браун, Великанна обвинили ещё и в ХРАНЕНИИ УКРАДЕННОГО ИМУЩЕСТВА — имущества, принадлежавшего Барни «Быку» Брауну, не иначе. А теперь лорд Великанн сбежал, и инспектор Браун решил во что бы то ни стало его поймать.

Недавно ему поступила информация о том, что беглецов видели в поезде, сделавшем незапланированную остановку неподалеку от станции Брюква.

Он снял трубку большого чёрного телефона, стоявшего у него на столе, нажал кнопку с цифрой три и проговорил:

— Сержант Умели? Готовьте машину. Выдвигаемся на Брюкву. И соедините меня с сержантом Олбани из Бюро защиты животных.

Не успели Ворчуны отказаться от предложения Лучика и остаться в поезде, на котором должны были доехать до Молнии, как поезд тронулся.

— Что ж, я не поеду в долину Хаттона! — заявила миссис Ворчунья. — Я сойду на ближайшей станции и побегу!

— Мам, если мы в бегах, это не значит, что нам непременно нужно бегать, — в очередной раз заверил её Лучик. — Можно ведь убегать и на поезде… По рельсам.

— Нет, Лучик, — отозвался мистер Ворчун. — Впервые в жизни старая торба права. Лорд Великанн и все остальные могут затаиться где угодно и выскочить на нас со скоростью разжимающейся пружины…

— Или голодной пумы! — уточнила миссис Ворчунья.

— Что?

— Да ничего.

Лучик только вздохнул с облегчением, как поезд подъехал к станции Брюква и Ворчуны поспешно выбежали на платформу, сунув Лучику Шоколадного Пряника (подставку для двери в виде кота), Колючку (чучело ежа) и сумку (набитую чистым бельём и дынями). Мистер Ворчун с большим колючим одеялом в руках зашагал к выходу со станции, а миссис Ворчунья и Лучик старались от него не отставать.

— И что теперь? — спросил Лучик.

Они вышли на незнакомую дорогу. Не было видно никаких машин, уж не говоря о домах — да и вообще о зданиях.

— Мы пойдём вон туда! — заявил мистер Ворчун, уверенно ринувшись направо.

Миссис Ворчунья повернула налево. Лучик решил пойти за ней просто потому, что поезд двигался в ту же сторону. Мистер Ворчун что-то недовольно проворчал, но тоже повернулся и молча последовал за ними. Вечерело.

— Скоро стемнеет, — заметил Лучик.

— Если я закрою глаза, стемнеет прямо сейчас, — заявила миссис Ворчунья, тотчас же зажмурилась и свалилась в канаву.

Мистер Ворчун вытащил её оттуда.

— Папуаска! — выкрикнул он.

— Компост! — ответила миссис Ворчунья, отряхивая снег с верхней из трёх своих кофт.

— Акация!

Лучик, молча шедший позади, тихонько вздохнул и не стал им мешать. Но вдруг он услышал, как гавкнула собака. Может, они набрели на деревню и смогут найти в ней место для ночлега? Собака снова гавкнула. Лучик огляделся. Оказалось, что собака лает недалеко — в поле, справа от Лучика.

Её держал на поводке рослый незнакомец в костюме птицы, тот самый, которого он видел мельком в купе поезда.

Несмотря на расстояние, Лучик безошибочно узнал спутников рослого господина (кроме того, который был с головы до пят забинтован и которого он тоже видел в поезде)…

— Помнится, вам хотелось побегать? — спросил Лучик у Ворчунов.

— Ага.

— Что ж, по-моему, теперь самое время, потому что Великанн и все остальные идут сюда и, судя по всему, вместе с собакой…

Ворчуны посмотрели в ту же сторону, что и Лучик.

— Ох уж этот Томас Винкл! — пробормотал мистер Ворчун. — С ним, наверное, Саблезуб!

— Саблезуб?

— Так зовут пса. Верзилу в костюме птицы зовут Томас Винкл — или просто Твинкл. Случалось нам с ним ссориться пару раз.

— Так ты его знаешь, пап?

— Боюсь, Лучик, что да. Однажды я продал ему редкое яйцо и обманул его.

— Но в чём?

— Яйцо было никакое не редкое, да и не яйцо вовсе. Папа сделал его из глины и покрасил. На вид оно было очень необычное и очень яйцеобразное.

— Ого! — проговорил Лучик. — А древних египетских мумий ты ведь не обманывал, правда?

— Нет, а что? — поинтересовался мистер Ворчун так, словно ему каждый день задавали подобные вопросы.

— Да нет, ничего, — ответил Лучик. — Давайте пролезем вот здесь.

Они стояли у дыры в изгороди, через которую можно было попасть на поле по другую сторону дороги и оторваться от преследователей.

— Отличная мысль! — одобрил мистер Ворчун.

— Тогда они пойдут по нашим следам и поймают нас, — мудро заметила миссис Ворчунья, что само по себе было удивительно.

— И в самом деле, — согласился Лучик под сильным впечатлением от этого замечания. — Но им ведь всё равно придётся нас догонять, а чем больше расстояние между нами, тем больше времени у них на это уйдёт.

— Почему бы нам не надеть обувь задом наперёд, чтобы им казалось, будто мы идём совсем в другую сторону? — предложил мистер Ворчун. — Ха! Так мы их одурачим.

— Но если бы мы и впрямь шли в другую сторону, они бы уже на нас наткнулись, — заметила миссис Ворчунья.

— Мама права, — подтвердил Лучик. — Так и есть. Давайте просто бросимся наутёк.

И они бросились.

— Бегать в такой обуви не так-то просто! — заметила миссис Ворчунья, посмотрев на свои тапочки-кролики. На фоне белого снега стало отчётливо видно, какие они грязные.

Колючий морозный воздух наполнил им лёгкие, пока они спешили укрыться от преследователей, дышать стало больно. Издалека послышались крики — их принёс ветер:

— Вон они!

— Вижу! Замечательно! Скоро мы их догоним!

— Я им покажу, как шинами бросаться!

— Вавайте фафавим вых акое!^[7]

— Гав!

На холме, что высился впереди, Лучик заметил какое-то движение. Оказалось, там паслось небольшое стадо коров. Их поле всё ещё было под снегом, но кое-где он уже стаял, и из-под него торчала вкусная трава.

— Бежим к коровам! — скомандовал Лучик, резко меняя направление.

Мистер Ворчун бежал рядом, а миссис Ворчунья семенила позади.

— Но зачем? — задыхаясь, спросила она.

Саблезуб снова залаял где-то позади. Уже ближе.

— Может, у нас получится перепутать наши следы с их следами! — сказал Лучик.

— Можно спрятаться вон там! — крикнул мистер Ворчун, указывая на какой-то заснеженный сарайчик, появившийся в поле зрения, когда Ворчуны стали взбегать на холм.

— Ну конечно! — усмехнулась миссис Ворчунья. — Им точно не придёт в голову обыскать единственное на много миль вокруг здание.

— Овощечистка! — выкрикнул мистер Ворчун.

— Мухобойка!

— Закуска!

— Голубятня!

— Тр…

— Мам. Пап. Поберегите силы, — попросил Лучик. — Давайте просто бежать!

Они поспешно поднимались на холм — ноги и лёгкие пока болели не слишком сильно.

У Лучика заканчивались идеи. Если бы только у лорда Великанна и компании не было с собой пса! Тогда можно было бы перехитрить и запутать преследователей: замести следы или спутать их с чужими, но собачий нос не провести. Возможность встречи с острыми собачьими зубами пугала, но больше всего Лучик боялся чуткого собачьего носа.

Они приблизились к коровьему стаду. Почти все животные — кроме одной коровы — подняли головы и со сдержанным интересом посмотрели на Ворчунов добрыми карими глазами. Они пожёвывали прошлогоднюю траву подобно тому, как скучающие подростки жуют жвачку.

— На что это они смотрят? — спросила миссис Ворчунья.

— На тебя, страхолюдина, — проворчал мистер Ворчун (который, кстати, считал, что миссис Ворчунья очень красивая, но не хотел этого признавать вслух).

И вот они подошли к стаду вплотную. Одна-две коровы испуганно отпрянули, но остальные остались на своих местах.

— А теперь что? — спросила миссис Ворчунья.

— Прячемся в сарай, — скомандовал мистер Ворчун.

Лучик хотел было предложить им продолжить путь, но Ворчуны уже забежали в домик. Он поспешил за ними, гадая, есть ли внутри хоть что-нибудь, что поможет им спастись. Сарайчик был двухэтажный. Второй этаж предназначался для сушки сена и попасть на него можно было по приставной лестнице. По итогам быстрой разведки Лучик обнаружил, что этот ярус наполовину забит тюками с сеном. Ещё там лежали горы пустых полиэтиленовых мешков голубого цвета. В сарайчике было поразительно тепло. Возможно, от сквозняков спасала солома.

На первом этаже лежали горы соломы и прятался один кролик. Да-да. Кролик. Наверное, он был диким и влез сюда, чтобы погреться. (Разве умные кролики не остаются на зиму в своих норках?) В любом случае, этот кролик был не самым умным, потому что, как только увидел левую тапку миссис Ворчуньи, влюбился в неё без памяти, приняв её за крольчиху.

А потом взглянул на правую тапку и люто её возненавидел. Он решил, что это соперник за сердце его новой возлюбленной!

В стене сарайчика была дырка, поверху которой, как казалось, росли неровные длинные зубы. На самом деле это были сосульки. Ворчуны выглянули в дырку, высматривая своих преследователей. Саблезуб залаял. Ещё ближе.

— А теперь что? — спросила миссис Ворчунья, пытаясь ногой отогнать сгорающего от любви кролика.

— Можно попытаться завести трактор, который я нашёл под брезентом, — предложил мистер Ворчун, пожимая плечами.

— Что? Где? Когда? — спросил Лучик, удивлённо осматривая сарайчик.

— Пока вы были на втором этаже, — сообщил мистер Ворчун, направляясь в тёмный, затянутый паутиной угол.

— Что ж ты нам ничего не сказал, а, пап?

— Ах ты боб садовый! — ругнулась миссис Ворчунья.

— Душилка!

— Свалка незаконная!

— У нас нет сейчас времени на это! — напомнил Лучик. — Они могут нагрянуть в любую минуту.

Как бы ему хотелось, чтобы Мими была рядом. Её сообразительность и поддержка очень бы ему помогли.

Мистер Ворчун и Лучик сдёрнули с трактора брезент. Миссис Ворчунья тем временем всё продолжала отбиваться от кролика.

— Но в замке зажигания нет ключа, — заметил Лучик.

— Будь у нас достаточно времени, я бы смог его завести, если в баке есть топливо, но времени у нас нет, — заметил мистер Ворчун. — Зато у меня есть идея.

Он схватил гаечный ключ — ОГРОМНЫЙ гаечный ключ, — висящий на ржавом гвозде, вбитом в деревянную стену, и начал колотить по ручному тормозу трактора.

Если раньше у кого-то оставались сомнения по поводу того, прячутся ли Ворчуны в сарае, теперь они полностью развеялись. Мистер Ворчун выдал их присутствие громким ударным соло.

— Запрыгивай на сиденье, — велел он Лучику. — И ты тоже, жена.

Они послушались. Мистер Ворчун обошёл трактор и принялся толкать его. Машина покатилась вперёд.

— А не надо было сперва открыть двери сарая? — выкрикнул Лучик.

— Поздновато об этом думать, — сказал мистер Ворчун. — Держитесь крепче!

Лучик ТАК сильно вцепился в руль, что костяшки пальцев, которые до этого успели посинеть от холода, побелели. К счастью, деревянные двери сарая были просто закрыты, а не заперты, поэтому под напором трактора одна створка тотчас же задрожала и распахнулась, а вторая отворилась чуть позже, с лёгкой неохотой, тихо поскрипывая.

Когда Саблезуб, захлёбываясь рычанием, ворвался в сарай вместе с гигантской птицей Твинклом и остальными, Ворчуны уже неслись на тракторе по противоположному склону холма вниз.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a! закричала миссис Ворчунья и опустила взгляд на кролика, вцепившегося в правую тапку, в которой он видел своего заклятого врага.

— Молодчина, папа!

— Спасибо, Лучик.

— Они убегают! — закричал Облом.

Лорд Великанн уставился на него.

— Так уж обязательно было это говорить? — отрезал он. — Ведь это же и так очевидно! Они убегают с той самой секунды, когда впервые заметили нас в поезде!

— Но я-то думал, что мы их догоним! — заныл Облом. — Я и впрямь был уверен, что на этот раз они от нас не уйдут!

Мэнди только смотрела на них сквозь прорезь в бинтах, но никак не участвовала в разговоре. Монти тихо сидел у неё на плече.

— Хватит верещать! — прикрикнул лорд Великаны, взглянув на Облома, как на обыкновенного бандита, которым, кстати сказать, тот и являлся.

— Я бы особо не переживал из-за того, что им удалось сбежать, — проговорил Роддерс Лэзенби. Он всё ещё не мог отдышаться после бега в гору. — В конце концов, мы хотим им отомстить, а в том, чтобы убегать от разъярённой собаки, мало приятного. Достойное наказание.

Он наклонился, собираясь погладить Саблезуба по голове, но пёс так грозно зарычал, что Лэзенби проворно отскочил и отдёрнул руку, словно обжёг её.

— Нужно следовать за ними! — проговорил Твинкл. — У меня есть план.

Глава десятая
Веселье в самом разгаре

У подножия холма был привязан большой, наполненный гелием шар с корзинкой. Он не улетал в небо благодаря верёвке и якорю, воткнутому в землю. В корзине стоял мужчина. Представьте себя на его месте. Вот вы наслаждаетесь заснеженными пейзажами и вдруг видите, как двери сарайчика, стоящего на вершине холма, распахиваются и из них выезжает трактор. За рулём — мальчик в голубом платье, а за ним, как на мотоцикле обхватив его сзади, сидит женщина. На ней смешная шапка, как у эльфа, и очень грязные тапочки-кролики, причём к правой прицепился настоящий, живой кролик. А за трактором несётся не менее странный человек, которому удаётся заскочить в машину до того, как она набирает скорость и направляется на всех парах ПРЯМО НА ВАШ ШАР.

Но это ещё не самое странное.

Подождите несколько минут — и вы увидите, как четверо взрослых мужчин и одна мумия скатываются по заснеженному холму, сидя на четырёх голубых полиэтиленовых мешках. (Мумия делит мешок с одним из мужчин.) Три мешка скользят довольно быстро, но один, — на котором сидит ОГРОМНЫЙ человек в грязном костюме птицы, — то и дело останавливается — видимо, пассажир слишком тяжёлый. Пока остальные скользят вниз, человек в костюме птицы резко меняет тактику. Вы и глазом не успели моргнуть, а его уже везёт собака, которой это определённо нравится!

Что же происходило у подножия холма?

К счастью, трактор пролетел мимо шара и направился прямиком к замёрзшему озеру… Вот что увидел человек, стоящий в корзине.

— Спрыгивай! — закричал мистер Ворчун, и Лучик прыгнул. Он всё равно собирался это сделать. Когда сидишь в тракторе, который несётся прямиком к замёрзшему озеру, этот поступок представляется наиболее логичным. Мистер Ворчун тоже спрыгнул.

Они оба приземлились в снег, кубарем покатились по нему и остановились. Миссис Ворчунья всё еще сидела в кабине трактора и крепко держалась за сиденье.

— Спрыгивай, глупое ты пальто! — с тревогой прокричал мистер Ворчун, вскочив на ноги.

Только когда передние колёса трактора проломили лёд на озере, миссис Ворчунье наконец хватило смелости спрыгнуть. Ей удалось соскочить на заснеженный берег, но левая тапка слетела у неё с ноги. Она приземлилась на лёд, заскользила по нему и исчезла в проруби, которую пробили во льду колёса трактора, стремительно тонувшего в облаке пузырьков.

Настоящий, живой кролик, который вцепился в правую тапку миссис Ворчуньи и не отпускал её до той секунды, когда она приземлилась на берег, подскочил к краю проруби и, нисколько не волнуясь за собственную безопасность, нырнул в воду, чтобы спасти левую тапку, в которую влюбился с первого взгляда.

Лучик и Ворчуны с ужасом наблюдали за тем, как зверёк выбирается на поверхность с тапочкой, удерживая её удивительно сильными передними зубами. Миссис Ворчунья одной рукой надела насквозь мокрую, невероятно холодную тапку, а другой взяла насквозь мокрого, невероятно холодного кролика. И поцеловала его.

— Мой герой, — сказала она и сунула кролика за пазуху, чтобы он согрелся. — Муж, а почему ты никогда не совершаешь таких героических поступков? — строго спросила она.

— А почему ты не спрыгнула с трактора, когда я тебе велел? — строго спросил мистер Ворчун.

— Быстрее! — крикнул Лучик, и в голосе у него нетерпения было больше, чем крема в самом кремовом пончике. — К шару!

— К какому шару? — спросила миссис Ворчунья.

— К какому шару! — неразборчиво передразнил её мистер Ворчун, уже спеша к наполненному гелием шару. — Как будто их тут МНОГО, глупая ты фритюрница!

Мими решила, что лучше всего будет припарковать фургончик Ворчунов у дома Жереми. Когда-то Жереми работал в цирке Ларри Крохса и обожал Пальчика. Бывший циркач жил в помидоре из стеклопластика, который когда-то сделали для съёмок рекламы. Для помидора сооружение было слишком большим, а для дома — чересчур маленьким, но, справедливости ради, и Жереми был крайне мал по человеческим меркам. Когда Мими добралась до этого странного строения, — а надо сказать, благодаря тому, что ехала она в удивительном доме Ворчунов, запряжённом слоном, ей удавалось срезать путь по полям, а не ехать по одним только широким дорогам, — то обнаружила, что помидор почти целиком заметён снегом.

Она услышала приглушённые крики.

— Есть кто-нибудь живой? — спросила Мими, спрыгивая со своего кучерского сиденья на землю. Завиток и Спиралька кружили над её головой.

Крики повторились. К ним добавился стук.

— Подай-ка нам руку помощи, Пальчик, — попросила Мими, распрягая слона. — Кажется, Жереми застрял в собственном доме.

Руку помощи Пальчик падать не мог, но у него был хобот. Он сунул его в сугроб и прокопал себе путь до двери помидора (у этого дома из стеклопластика не было окон). Пальчик очень осторожно и изящно дотянулся до ручки, повернул её и распахнул дверь.

Жереми вывалился в снег. Он был весь синий — таким Мими его никогда не видела. Жереми принялся жадно вдыхать воздух.

— У меня уже заканчивался кислород, — проговорил он. — Слава богу, ты приехала именно сейчас, Мими. Спасибо тебе… и тебе, Пальчик. А где остальные, в фургоне?

— Нет, там только мистер Ворчун-старший, — сказала Мими. — Как вы себя чувствуете?

— Теперь — хорошо, — заверил её Жереми. Кожа у него стала потихоньку приобретать привычный цвет.

— Лучик и Ворчуны отправились в убежище, — сообщила Мими и, отстегнув Пальчика от фургона, отправилась в прицеп к ослам Топе и Хлопу посмотреть, как у них дела. — Роддерс Лэзенби и другие преступники сбежали из тюрьмы и теперь преследуют их. Ворчунам придётся ненадолго залечь на дно.

— ЧТО?! — воскликнул Жереми, не веря своим ушам. — Лучше зайди в дом.

Начинало смеркаться.

Тем временем неподалёку от замёрзшего озера Лучик уже успел влезть в корзину воздушного шара, наполненного гелием, и теперь стоял рядом с пораженным свидетелем вышеописанных событий. Альфред Неряха — так звали свидетеля — понял, что Ворчуны в беде, и стал поспешно сниматься с якоря. Лучик тем временем пытался втащить, а мистер Ворчун — втолкнуть миссис Ворчунью в корзину. Не успела она упасть головой вниз рядом с Лучиком, пряча за пазухой живого кролика и взмахнув ногой в кролике-тапочке, как Саблезуб нагнал их и вцепился зубами мистеру Ворчуну в зад.

Мистер Ворчун взвизгнул.

Миссис Ворчунья вскочила на ноги и принялась колотить Твинкла кулаками по голове.

— Убери этого крокодила недоделанного от моего мужа! — вопила она.

В этот момент Альфреду удалось-таки поднять якорь, и шар начал набирать высоту.

— Па-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-ап! — закричал Лучик, но он ничем не мог помочь мистеру Ворчуну.

— А ну спустите меня на землю, сейчас же! — потребовала миссис Ворчунья, начав колотить несчастного Альфреда Неряху.

— Не могу! — воскликнул он. И это была сущая правда. Шар летел строго вверх, и изменить это было никак нельзя.

Мистер Ворчун наконец перестал выть от боли, но лишь на краткое время, которого хватило на то, чтобы прокричать:

— Лучик, береги эту сумасшедшую мочалку!

Оставлять мистера Ворчуна теперь, когда ему так нужна была помощь,

Лучику хотелось меньше всего, но он понимал, что, даже если бы удалось приземлиться, с Твинклом, его псом и другими преступниками им не справиться.

Глядя на то, как земля стремительно отдаляется, — проще говоря, поднимаясь всё выше в небо, Лучик видел, как Роддерс Лэзенби и Облом добрались до подножия холма и помогли Твинклу обездвижить своего пленника.

Начало быстро смеркаться. Лучик не знал что делать.

— Спасибо за то, что спасли нас, — сказал он Альфреду, — но теперь нужно спасать моего папу.

— Ты — мальчик! — удивлённо воскликнул мистер Неряха.

— Он и без тебя это знает, черпак ты деревянный! — прикрикнула миссис Ворчунья на мистера Неряху.

Лучик посмотрел на своё голубое платье.

— Очень долго объяснять, — сказал он. — Простите.

Он был слишком занят попытками придумать план действий. Если они отправятся за помощью, то рискуют потерять мистера Ворчуна из вида. А если они за ней не отправятся, то злодеи превзойдут их числом (если считать Монти, Саблезуба и незнакомца в бинтах).

— Вы случайно не знаете, далеко ли до полицейского участка? — спросил Лучик.

— Боюсь, что нет, — сказал мистер Неряха. — Да даже если бы и знал, нас бы это не спасло. Я не смог бы посадить шар.

— Но почему? — спросил Лучик.

А миссис Ворчунья молча взглянула на мистера Неряху.

— Когда летишь на обычном воздушном шаре, можешь контролировать высоту — она зависит от горячего воздуха, который идёт от горелки. Чем он горячее, тем выше поднимается шар. Таким образом можно с помощью воздушных потоков набрать нужную высоту. Вот и всё, что я знаю. А этот шар наполнен гелием, — сообщил мистер Неряха, а потом добавил: — Меня зовут Неряха. Альфред Неряха.

— Неряха? — фыркнула миссис Ворчунья. — Что за фамилия такая?

— Я Лучик, — поспешно представился Лучик. — А это моя мама, миссис Ворчунья. А там внизу — мой папа.

Шар летел вверх и немного вбок, хотя Лучик не чувствовал никакого ветра. (Воздушные шары — они такие. Они всегда летят в ту же сторону, в какую дует ветер. Поэтому, стоя в корзине воздушного шара, невозможно почувствовать встречный ветер.) Внизу под собой он видел птичник Твинкла, устроенный в саду. Земля под проволочными прутьями была покрыта снегом, за исключением одного небольшого куска, чёрным квадратом темнеющего в сумерках, но Лучик даже не представлял себе, что там находится.

— Так как же направить эту штуку туда, куда нужно? — с отчаянием спросил он.

— Ну, с помощью регулировки подъёмной силы и веса, — ответил мистер Неряха, хотя тон у него был не очень уверенный.

— Что это значит? — спросил Лучик.

— Точно не знаю, признался мистер Неряха. — Я забрался в корзину и ждал… э-э-э… коллегу. Сам я понятия не имею, как управлять шаром.

— Выпустите меня! — завопила миссис Ворчунья, закинув левую ногу на стенку корзинки. Это встревожило не только Альфреда Неряху, но и Лучика, да и кролика, потому что на ноге миссис Ворчуньи была тапочка, в которую он успел влюбиться до беспамятства, а теперь та опасно повисла в воздухе.

Возникла одна из таких ситуаций, которые принято называть «незавидными».

— Чем тяжелее шар, тем ниже он летит, это несомненно! — сказал Лучик.

— Но как же его утяжелить? Облегчить-то его довольно легко…

— Особенно если выкинуть тебя вниз, — услужливо перебила его миссис Ворчунья.

— Мам, мистер Неряха спас нас обоих. И папу тоже спас бы, если бы мог. Есть шанс, что он его всё-таки СПАСЁТ. Он ведь на нашей стороне.

Шар тем временем поднимался всё выше.

— Получается, можно сделать шар легче, если выбрасывать из него предметы, а вот утяжелить его никак нельзя — разве что волшебством. Но должен быть какой-то способ.

— Можно его проткнуть! — торжественно вскричала миссис Ворчунья. Именно торжественно, я не шучу. У неё не было меча, ножа или кинжала, чтобы проткнуть шар. У неё не было ножниц.

И всё же она высоко подняла своё оружие — вернее сказать, своего нового острозубого друга, кролика. — Кролик, на помощь!

— Стой! — вскричал Лучик. — Мне кажется, тебе придётся по душе моя мысль! Если мы выпустим из шара немного воздуха, возможно, он немного опустится.

— Имельда — вернее, мисс Олбани — что-то говорила о влиянии высоких температур на оболочку, — припомнил мистер Неряха.

— Оболочка? — возмущённо переспросила миссис Ворчунья. — Некогда нам тут с оболочками возиться! Нам нужна самая суть!

— Имеется в виду, э-э-э… та часть шара, которую и принято называть шаром, мадам, — пояснил Альфред Неряха. — Мисс Олбани говорила, что в жаркую погоду шару, для того чтобы подняться, нужно меньше гелия, чем в холодные дни — вот как сегодня.

— И чем же нам это поможет, ты, нож рыбный?! — грозно спросила сами-знаете-кто.

— Да это так, мысли вслух, — ответил мистер Неряха.

— Чем больше мы знаем о шаре, тем лучше, — одобрительно заметил Лучик, глядя на шар. На нём что-то было написано крупными буквами, но прочитать надпись из корзины не получалось. — А зачем он, мистер Неряха?

— То есть как это?

— Для чего он здесь? И что на нём написано?

— А, он для наблюдения за обстановкой, — сказал мистер Неряха. — С его помощью можно следить за тем, что происходит внизу. — И он посмотрел на свои ноги, упирающиеся в дно корзины.

А написано на шаре было вот что:

Миссис Ворчунья подозрительно прищурилась.

— Для чего же ты ждёшь коллегу в корзине воздушного шара в этот холодный зимний вечер, а, мальчонка? Отвечай!

— Погодите! — воскликнул Альфред Неряха. — Мы ведь перестали подниматься!

Это была сущая правда. Шар определённо перестал набирать высоту, но уже сильно стемнело, и потому земли было почти не видно.

— Должен быть какой-то способ, с помощью которого можно выпустить немного газа, — проговорил Лучик. — Какой-нибудь клапан или ещё что-нибудь. Так мы спустимся на землю.

Но в итоге они начали падать совсем по другой причине. Им помог Монти.

Глава одиннадцатая
Странное открытие

Оболочка воздушного шара очень прочная. Это необходимая мера. А вдруг её проткнёт летящая мимо стая гусей или компания крыс-парашютистов с бейсбольными битами? (Хотя не то чтобы второе уж очень вероятно.) Но ни одна оболочка не устоит против мощи клюва и когтей Монти.

Конечно же, мистер Неряха, миссис Ворчунья, Лучик и кролик понятия не имели, что Монти покинул плечо мумифицированной Мэнди и летел всё выше, выше и выше, чтобы своим острым клювом подпортить им планы. Дал ли ему это задание лорд Великанн, или он сам захотел атаковать огромную, похожую на яйцо летающую штуку, я не знаю.

Так или иначе, случилось вот что: попугай когтями и клювом проткнул шар, гелий начал просачиваться наружу, увеличивая дыры, проделанные попугаем, и корзина с пассажирами — за исключением кролика, который крепко держался — стремительно полетела на землю.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — заорал Лучик.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — заорал мистер Неряха.

— Моча-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-алка! — заорала миссис Ворчунья.

И вдруг падение прекратилось. Остановка была такой же внезапной, как когда встал поезд, только куда более резкой. На мгновение Лучику показалось, что его странноватая обувь — мокасин и башмак с голубыми шнурками — оказалась у него в голове.

Их спасла гигантская статуя. Шар не успел рухнуть в снег — сдувшаяся оболочка и верёвки, крепившие её к корзине, зацепились за статую, и потому шар повис примерно в восьми метрах от земли. Но это вовсе не значит, что пассажиры шара убереглись от ударов, царапин и синяков.

Миссис Ворчунья поднялась на ноги, проверила, не поранился ли кролик, и негодующе стукнула мистера Неряху.

— Мистер Ворчун наш фургончик и то лучше паркует! — недовольно пробормотала она.

Лучик перегнулся через стенку корзины и посмотрел вниз, раздумывая, как бы спуститься на землю. Прыгать было нельзя — уж слишком высоко они висели. Вдруг он поймал себя на том, что смотрит на пару огромных, чёрных, начищенных до блеска ботинок. Он понял, что это краска. Что статуя, судя по всему, окрашена. И ботинки на самом деле не начищены, а просто выкрашены в чёрный цвет.

Так где же они очутились? Выяснилось, что статуя стоит посередине четырёхугольного двора. На противоположной стороне виднелось здание с высокой дверью. Над ней висела надпись:

Если бы Лучик был знаком с Плохой Пенни, он бы понял, что надпись стала совершенно непонятной из-за Тилли Мортон, воровки гласных, но он, наверное, был слишком увлечён размышлениями о том, как же им спуститься на землю, и ни о чём другом не думал. И тут двор осветил электрический свет, и высокая дверь распахнулась. По дорожке, выложенной камнями, решительно зашагала высокая, худая, на вид крайне представительная дама. Она размахивала огромной сковородкой.

Но когда дама увидела остатки воздушного шара, висевшие на статуе, она остановилась как вкопанная.

— Эй! — крикнула она. — У вас там всё хорошо?

— Да, мы тут пикник устроили! — язвительно выкрикнула миссис Ворчунья.

— Да, мы в порядке. Все целы, — отозвался Лучик. — Но мы не знаем, как спуститься.

Корзина задрожала и внезапно рухнула вниз, пролетела с метр, а потом верёвки снова зацепились за статую.

— О-о-о-о-ой! Может, нам слезть вниз по памятнику? — предложил мистер Неряха.

— Только осторожнее! — предостерегла дама.

— Нет, я по этой штукенции не полезу, — заявила миссис Ворчунья. Её одежда определённо не подходила для лазаний. Тапочки-кролики неизбежно начали бы скользить.

— Матрасы! — выкрикнула дама.

— Туалетный ёршик! — выкрикнула миссис Ворчунья.

— Прошу прощения? — удивлённо переспросила дама.

— Ты первая начала! — заорала миссис Ворчунья.

— Господа, если кто-нибудь из вас слезет по статуе вниз и поможет мне принести матрасы из дома, возможно, уважаемая леди…

— Это моя мама, — пояснил Лучик. — Миссис Ворчунья.

— Возможно, миссис Ворчунья рискнёт и попробует спуститься по статуе, зная, что матрасы смягчат её приземление, если она упадёт.

— Неужели вы во всём доме одна? — спросил мистер Неряха.

Дама по-прежнему крепко сжимала сковородку.

— Да, — кивнула она. — Но я вооружена.

Лучик уже осторожно перелез через стенку корзины, прижатой к туловищу статуи, и начал долгий спуск по крашеной каменной штанине.

Почувствовав под ногами камни, которыми был выложен двор, он облегчённо выдохнул. Двор был весь засыпан снегом, но сейчас, когда уже наступил вечер и стало холодать, тут сделалось очень скользко.

Лучик посмотрел на памятник. Он увидел огромную фигуру господина со склонённой головой и с цилиндром в руке. Лучика несколько удивило, что статуя раскрашена. Он привык к некрашеным памятникам цвета камня. На господине был чёрный костюм и ярко-красный жилет, а ещё блестящие чёрные ботинки. Волосы у него были золотистого цвета, как и большие усы, закрывающие ему весь рот.

Но сейчас было не время любоваться господином и окрестными видами. Беда заключалась не только в том, что мама Лучика и мистер Неряха застряли в корзине воздушного шара, но и в том, что папа Лучика попал в лапы к банде злодеев, в числе которых был гигант в костюме птицы, мумия не-пойми-кого, злобная собака и кусачий попугай.

Лучик поспешил за незнакомой дамой по залитому светом двору, зашёл в распахнутую дверь и поднялся на второй этаж. По пути он быстро рассказал даме о сбежавших преступниках и о том, как те схватили мистера Ворчуна, а она вела его по лабиринту из коридоров с каменными полами мимо огромной, ужасно старомодной кухни.

— Здесь вы будете в безопасности, надо только спасти оставшихся пассажиров шара, — сказала она. — Этот дом — настоящая крепость. За всё время у нас потерялся только один, и это случилось, когда мы доверили стирку Рассеянной Энни.

— А можно вызвать полицию? — быстро спросил Лучик.

— Если только с помощью волшебства, — проговорила дама. — У нас тут нет телефонной линии. Все пользуются мобильниками.

— Тогда можно я позвоню в полицию с вашего мобильного? — с растущим нетерпением спросил Лучик. — Ну пожалуйста.

— О, милый, да ведь у меня его нет. Но у всех остальных есть. Вот только сейчас они уехали на экскурсию и вернутся лишь завтра. Я тут совсем одна.

— То есть телефона нет.

— Телефона нет.

— Поэтому полицию не вызвать.

— К сожалению, — проговорила дама, качая головой.

Они подошли к лестнице, и дама повела Лучика по ней вверх. Там, наверху, всё было совсем по-другому. На полу лежали ковры, стены были выкрашены в яркие цвета, но больше всего поражал размер мебели.

«Жереми бы тут понравилось», — подумал Лучик. Вся мебель была вдвое меньше обычной.

— А что это за здание? — спросил он.

— Это Норовистый приют для мальчиков, — сообщила дама (кстати, именно это и было написано над дверью, вот только гласных там не хватало). — А меня зовут Эдна Норов, я внучка основателя приюта, Альберта Норова. По его штанине ты и спустился на землю. Памятник поставлен ему.

— Понятно, — сказал Лучик.

— Теперь о матрасах. Их можно снять с детских кроваток; они такие маленькие, что пролезут в окно. А что преступники будут делать с твоим папой, схватив его, как ты думаешь?

— Мне они не кажутся убийцами или головорезами, — признался Лучик. — Хотя насчёт Твинкла не уверен.

Мисс Норов удивлённо взглянула на него.

— Я о Томасе Винкле, — пояснил Лучик. — Это очень высокий мужчина с очень свирепой собакой. А ещё один их сообщник забинтован с головы до пят.

— Если бы наша встреча не была такой странной, какой она была, я бы решила, что ты всё выдумываешь! — воскликнула мисс Норов.

— Если бы, — вздохнул Лучик.

Они пришли в спальню, в которой стояли двенадцать детских кроваток: два ряда по шесть кроваток в каждом. Мисс Норов принялась срывать постельное бельё с ближайшей кроватки, чтобы освободить матрас. Лучик присоединился к ней.

— Как ты думаешь, они потребуют выкуп? — поинтересовалась она.

Лучик слабо себе это представлял.

— По-моему, люди скорее заплатят за то, чтобы маму с папой держали в заложниках, чем согласятся их выкупать, — усмехнулся он. А потом огляделся, осматривая обустроенную специально для детей комнатку.

— Думаю, этого хватит, — сказала мисс Норов. Они сорвали одеяла и простыни с половины кроваток в комнате и вместе потащили матрасы из спальни на лестницу, где было окно, выходящее во двор. Лучик распахнул его. Вдруг послышалась музыка.

— Что происходит? — удивлённо спросил он.

— Это сигнал к отбою, — пояснила мисс Норов, пока они поднимали первый матрас на подоконник. Лучик огляделся и увидел динамики, висевшие под самым потолком. — Музыку слышно во всех комнатах, — добавила дама.

Лучик слушал так внимательно, что волоски у него на шее встали дыбом. Теперь они походили на иголки Колючки. Музыка была плавная и нежная. А вскоре запел женский голос. Голос был ангельский, и пел он о пушистых барашках, которые крутят своими маленькими пушистыми хвостиками. Музыка наполнила Лучика, она словно просочилась ему в поры и тронула за сердце. Его лицо будто начало излучать мягкий свет. Но в горле появился ком. Он напрочь забыл о миссис Ворчунье и мистере Неряхе, сидевших в корзине шара. Он напрочь забыл о своем отце, которого схватили бандиты. Мыслями он унёсся в свои самые ранние детские воспоминания.

Та самая песня. Которую поёт тот самый голос. Лучик выглянул из окна во двор, залитый светом. Он посмотрел на первое, что увидел, когда выглянул из корзины, внезапно переставшей падать. Он посмотрел на статую Альберта Норова. Посмотрел на его ноги, на два ботинка, выкрашенных блестящей чёрной краской, из-за чего казалось, что они сделаны из блестящей начищенной кожи. Голова у Лучика закружилась. Время замедлило свой бег. Песня. Блестящие ботинки.

— Милый, ты хорошо себя чувствуешь? — ласково спросила мисс Норов. — Ты какой-то бледный.

Лучику всегда казалось, что эту песню пела его мама — его настоящая мама. А ботинки носил его настоящий папа…

…а вдруг?.. Вдруг? Как там сказала мисс Норов? За всё время у нас потерялся только один, и это случилось, когда мы доверили стирку Рассеянной Энни.

Стирку? А ведь мистер Ворчун снял его с бельевой верёвки, так?

— Матрасы! — напомнила мисс Норов. — Поторопись, нам нужно вынуть все матрасы.

Но мысли Лучика были где-то очень далеко.

Глава двенадцатая
Снежный час

Теперь, схватив первого пленника в лице ОЧЕНЬ недовольного мистера Ворчуна, Великанн, Лэзенби, Облом, Твинкл и Мэнди не знали, что делать.

Пленника запихнули в большой мешок, который нашли в сарайчике на самой вершине холма, где они и остановились.

Мистер Ворчун молчал по нескольким причинам:

1. Ему в рот запихнули его же носок.

2. На нём поверх мешка лежал Саблезуб.

3. Он спал сном младенца.

— Какой позор, что мы упустили остальных двоих! — со вздохом проговорил Лэзенби. — Но зато утром нас ждёт увлекательная погоня.

— Нужно поспать, — проговорил Твинкл. — Ты дежуришь первым, — приказал он Облому. — Кто-то должен следить за Ворчуном.

— Но почему я?! — захныкал Облом. — Мне надо за сестрой следить.

Твинкл и Саблезуб одновременно зарычали.

— Ладно, ладно, — поспешно проговорил Облом. — Я дежурю первым.

Вся компания, включая мумию в бинтах, устроилась с максимальным комфортом. Над ними была надёжная крыша, на полу лежало мягкое сено, и потому спалось беглецам куда лучше, чем предыдущей ночью в гараже. Неужели они и впрямь ночевали в гараже всего двадцать четыре часа назад? Столько всего произошло с тех пор!

Круглые, как бусинки, глаза Мэнди наблюдали за Твинклом сквозь прорезь в бинтах.

Уже темнело, а Ворчуны всё не приезжали. Молния Макгинти не на шутку разволновалась. Она устала ждать. Когда оказалось, что Ворчунов нет среди пассажиров (слегка опоздавшего) поезда, сошедших на станции «Долина Хаттона», она решила, что они, возможно, поменяли свои планы. Но, к сожалению, у них не было мобильного телефона. Никогда. Вернее, не так. У миссис Ворчуньи он всё-таки когда-то был, но проработал всего десять минут, а потом она сунула его в аквариум (обустроенный внутри старого телевизора). Телефон был серебряный и, как ей показалось, по форме очень напоминал рыбку, и она подумала, что в аквариуме он будет очень красиво смотреться. Леди Ля-Ля Великанн, жившей в свинарнике, телефон был не нужен, не было его и ни у кого из бывших слуг, работавших в поместье Великаннов.

В тех редких случаях, когда мистер Ворчун звонил Молнии, а не приезжал к ней в своём фургоне или на ржавом велосипеде, он звонил из телефонной будки, стоявшей в деревне неподалёку. Собственно, так он и договорился с ней о том, что вся его семья будет прятаться у неё дома. Но когда и через несколько часов после назначенного времени Ворчуны не появились, Молния очень, очень разволновалась. Она решила, что, если они не приедут к рассвету, она примет какие-нибудь меры.

Миссис Ворчунья даже не стала пытаться слезать по каменной штанине. Она попросту спрыгнула на матрасы, в два слоя лежавшие на земле под корзиной.

Мистер Неряха дождался, пока ей помогут встать на ноги и пока она освободит путь, а потом и сам вылез из корзины. Хотя шар был и не его, а сам он даже не знал, как им управлять, он чувствовал себя почти капитаном корабля и считал, что его долг — покинуть повреждённое, сильно пострадавшее «судно» последним. Он выбрался из корзины и спустился без особых происшествий.

Когда бывшие пассажиры шара вошли в здание приюта, было решено, что мисс Норов запрёт Лучика, миссис Ворчунью — и кролика! — в доме, а мистер Неряха отправится за подмогой. Мисс Норов хотела было отложить дело до утра, но Альфред убедил её, что нельзя терять ни минуты.

Итак, мистер Неряха отправился в путь, снабжённый большим фонарём, запасом новых батареек, варёными яйцами, пирогом со свининой и небольшой гроздью винограда. После этого миссис Ворчунья улеглась спать на трёх сдвинутых вместе детских кроватках.

Лучик сидел с мисс Норов в её личной гостиной. Она дала ему большую кружку согревающего супа.

— Мисс Норов, — наконец обратился к ней Лучик.

Они сидели на стульях с высокими спинками, лицом к камину, в котором пылал огонь.

— Что такое, милый?

— Вы говорили, что за всё время у вас потерялся только один… так вот, этот самый один… это, случайно, не мальчик, которого повесили на бельевую верёвку?

Эдна Норов изумлённо взглянула на него.

— Откуда… откуда ты знаешь?

— Так что?.. — спросил Лучик. — Это, случайно, не мальчик, которого повесили на бельевую верёвку? Не было ли такого, что Рассеянная Энни подвесила его за уши для просушки?

Воцарилась тишина, слышно было только, как потрескивает огонь в камине. Наконец Эдна Норов заговорила.

— Да, — призналась она наконец. — Рассеянная Энни живёт в деревне. Раньше она часто приходила к нам и помогала в приюте как волонтёр. Она очень любит детей. Мы всегда давали ей простые задания, которые она выполняла под присмотром кого-нибудь из воспитателей, — проговорила мисс Норов и задумчиво посмотрела на огонь. — В тот день она помогала нам в прачечной, потому что наша прачка должна была не только стирать, но и присматривать за маленьким мальчиком. Прачка отлучилась буквально на минуточку — из-за того, что сломалась сушилка, — а когда вернулась, Энни уже унесла малыша из прачечной и повесила на верёвку.

— Но когда прачка вышла во двор, его уже не было… — добавил Лучик.

— Верно, — сказала мисс Норов. Она повернулась к мальчику и посмотрела на него. — Больше я его никогда не видела.

— Врунья! — проревела миссис Ворчунья.

Лучик и мисс Норов думали, что она спит, но она стояла в дверях. Они так и подпрыгнули от неожиданности.

— Прошу прощения? — изумлённо проговорила мисс Норов.

— Ты видишь его прямо сейчас.

— Это правда, — тихо сказал Лучик.

Эдна Норов перевела взгляд с миссис Ворчуньи на Лучика и снова на миссис Ворчунью.

— Вы хотите сказать, что… что…

— Да, — подтвердил Лучик. — Этим малышом был я.

Из глаз мисс Норов капнула слеза. Она судорожно вздохнула, будто её кто-то душил.

— Папа, то есть мистер Ворчун, спас меня с бельевой верёвки, — пояснил Лучик.

— И мы воспитали его как родного, — объявила миссис Ворчунья. — У него даже есть своё место у лестницы!

— Так ты жив! Ты здоров! Ты носишь голубое платье… — Мисс Норов вскочила со своего стула и крепко обняла мальчика.

У Лучика в голове были тысяча и один вопрос, которые он хотел задать Эдне.

— А когда…

— Придётся отложить вопросы на потом, Лучик, — беззлобно сказала миссис Ворчунья. — Тебе нужно поспать.

Лучик хотел было поспорить, но она добавила:

— Тебе понадобится много сил, чтобы помочь мне вызволить твоего папу из плена завтра утром.

Лучик почувствовал укол совести. Как он мог переживать о родителях, которых даже не помнит, когда человек, воспитавший его как родного сына, взят в заложники?

— Вызволить вашего мужа из заточения? — переспросила мисс Норов. — Мне кажется, лучше поручить это дело полиции.

— Да что ты говоришь! — рявкнула миссис Ворчунья. — Похищение моего мужа никому не сойдёт с рук.

На следующее утро Лучик проснулся от аппетитнейшего запаха. Не всяких трупиков раздавленных зверей с дороги, а НОРМАЛЬНОЙ еды. Запах был восхитительный. Несмотря на свои тревоги, Лучик чувствовал себя совсем не так, как вчера. Сегодня они сделают всё возможное, чтобы спасти мистера Ворчуна, А ЕЩЁ он выяснит всё о своём прошлом. О том, откуда он такой взялся. А это уже НЕМАЛО. Возможно, это изменит всю его жизнь. Но сперва самое главное.

Он пошёл на аппетитный аромат, и тот вывел мальчика на кухню. Он увидел, что мисс Норов стоит у большой плиты и жарит яичницу в той же сковородке, которой размахивала вчера. Миссис Ворчунья тоже была здесь, а кролик расположился на столе рядышком с её левой тапочкой, которую миссис Ворчунья бесцеремонно пристроила между банками с мёдом, джемом и вареньем.

— Доброе утро, Лучик! — с улыбкой поприветствовала его мисс Норов.

— Полицию так и не вызвали? — спросил Лучик.

— Нет, — ответила она. — И об этом вашем мистере Неряхе ни слуху ни духу. Надеюсь, у него всё хорошо. Садись куда хочешь.

— Но не пора ли нам что-нибудь предпринять? — спросил Лучик.

— Поешь немного, — посоветовала миссис Ворчунья. — Вполне себе СЪЕДОБНО, если сперва раздавить.

— Простите, что прерываю ваше веселье, — послышался чей-то голос.

В дверном проёме появился Твинкл. Его птичий костюм изрядно помялся и истрепался. Для своего роста Твинкл двигался поразительно бесшумно.

Миссис Ворчунья тут же поднялась со своего места и в одной тапочке направилась к нему по каменному полу. Она начала колотить Твинкла примерно с таким же успехом, как если бы муравей вздумал молотить по большой каменной ванночке для птиц.

У Твинкла за спиной возникли Роддерс Лэзенби и Майкл Облом, и шума от них было куда больше. Облом сиял от гордости, а всё потому, что он смог самостоятельно сломать большой старый замок, висевший на задней двери приюта.

— Как вы нас нашли? — спросил Лучик.

— Останки воздушного шара, висящие на памятнике, — весьма неплохая подсказка, — проговорил Облом. Впервые за много дней у него был радостный голос.

— Что вы сделали с моим мужем? — вскричала миссис Ворчунья. — Если вы этого грязнулю хоть пальцем тронули…

— Успокойтесь, дамочка, — сказал Твинкл. — Уже очень скоро вы с ним увидитесь.

Лучик лихорадочно соображал. Лорда Великанна в числе злодеев не было, как и загадочной мумии и пса Саблезуба. Видимо, они стерегут мистера Ворчуна в месте его заточения. Так как же поступить — попытаться дать бандитам отпор или тихо отправиться с ними, чтобы вновь встретиться с мистером Ворчуном?

Как только рассвело, Молния Макгинти отправилась к своей соседке Шарли Меррик.

— Я хочу кое о чём тебя попросить, — сказала Молния.

— Что такое, Молния? — спросила Шарли, глядя на неё сонными глазами.

Она ещё была в ночной рубашке. (Шарли — сокращённая форма имени Шарлей; как ни странно, это женское имя.)

— Ты ведь знаешь мистера Ворчуна? Он часто приезжает ко мне, но никогда не заходит в дом.

— А, это тот, кто постоянно перекрикивается с тобой через окно?

— Да-да, тот самый. Так вот, он может приехать вместе с семьёй. Не могла бы ты посматривать на мою калитку и впустить их в дом, если они появятся?

— Ну конечно же! — согласилась Шарли.

— Спасибо! — воскликнула Молния и отдала соседке запасную связку ключей. — Шарли, и вот ещё что…

— Что такое?

— Если кто-нибудь появится и начнёт расспрашивать о Ворчунах, скажешь, что никогда о них не слышала. Договорились?

— Хорошо, Молния.

— Спасибо, — сказала Молния. Она всё гадала, где же искать друга и его семью.

Мими и мистер Ворчун-старший ночевали в фургончике, но когда настало время завтракать, Мими, покормив

Пальчика и ослов, решила постучаться в большой помидор из стеклопластика и узнать у Жереми, не хочет ли он позавтракать с ними. Она представляла, как Лучик вместе с Ворчунами мирно спит в бунгало у Молнии Макгинти. Как же она ошибалась!

Когда Мими шла по дорожке, которую Пальчик очистил от снега, а над головой у неё, как обычно, кружили колибри, слон вдруг повёл себя очень странно. Он начал хлопать ушами, а потом на пару мгновений встал на задние ноги.

— Что случилось, Пальчик? — спросила Мими, поспешив к слону.

Он склонил свою большую слоновью голову набок, будто прислушиваясь, и Мими последовала его примеру. Но услышала только, как где-то вдалеке лает собака. И ничего больше. Но по своему опыту Мими знала, что Пальчик умеет не только слышать звуки, неслышные больше никому, но и безошибочно определять, откуда они доносятся.

Пальчик внимательно посмотрел Мими в глаза. Она немного подумала и постучала в дверь Жереми. Маленький человечек открыл ей и по выражению её лица сразу понял, что что-то случилось.

— Что такое? — спросил он.

— Не присмотрите ли вы за Топой и Хлопом, пока меня нет? — спросила она. — Мистер Ворчун-старший справится и без посторонней помощи. Он к этому привык.

— Ну конечно, — согласился Жереми. — Но к чему такие резкие перемены планов?

— Пальчик явно услышал что-то такое, что его встревожило, а ещё больше он забеспокоится, если Лучик попадёт в беду.

— Тогда поторопись! — посоветовал Жереми.

Мими кивнула Пальчику, и через мгновение он обхватил её своим хоботом и осторожно посадил себе на шею. Всё это время Завиток и Спиралька кружили у неё над головой. Мими обхватила шею Пальчика, чтобы не упасть, и они отправились в путь.

Пальчик шёл по снегу довольно быстро, движения у него были резковатые, из-за чего Мими сильно потряхивало. Внезапно, когда они шли по дорожке, проложенной между полями. Пальчик остановился, сунул хобот в сугроб, пошарил в снегу и что-то из него достал, а потом протянул Мими, закинув хобот за голову.

Он нашёл сумку, содержимое которой девочке было более чем знакомо: внутри лежали Шоколадный Пряник, Колючка, промерзшие насквозь трусы (твёрдые, как доска) и основательно промороженные дыни.

У Мими душа ушла в пятки.

— Миссис Ворчунья ни за что не бросила бы свою любимую подставку для двери, не попади она в настоящую беду, Пальчик… Но мы хотя бы знаем, что идём по верному пути. Молодец, Пальчик!

Пальчик вновь отправился в путь, и вскоре они уже спешили по направлению к Н р в ст м пр т дл м льч к в. Извините. Точнее сказать, к Норовистому приюту для мальчиков.

Молния Макгинти надела лётные очки, нажала на большую зелёную кнопку, и её летательное устройство под названием «гироплан» стремительно покатилось по короткой, расчищенной от снега взлётной полосе позади её дома. Этот крошечный летательный аппарат, лопасти которого она сбрызнула антифризом, представлял собой складное алюминиевое кресло-коляску со спинкой, мотор располагался позади пассажира, а пропеллер — над его головой. Казалось, Молния управляет креслом-вертолётом. За пару мгновений Молния поднялась в воздух. Теперь оставалось понять, где искагь Ворчунов. Она решила, что лететь надкелезной дорогой — разумная идея, в конце концов именно на поезде Ворчуны и должны были приехать. Но вскоре она изменила свои планы.

Почему? Да потому что через полчаса она заметила внизу девочку верхом на слоне. Молния была совершенно уверена, что это Пальчик, — не только потому, что сомневалась в том, что поблизости бродят ещё какие-нибудь слоны, но и по той причине, что на нём сидела девочка во всём розовом, что было отчётливо видно даже с такой высоты. А ЕЩЁ у девочки над головой порхала пара маленьких птичек.

Молния снизилась, чтобы внимательнее рассмотреть слона и девочку. Она старалась держаться на подобающем расстоянии, чтобы не напугать

Пальчика, и в то же время подлететь как можно ближе, чтобы Мими её узнала.

Мими подняла взгляд на необычный летательный аппарат, который летел над ней, только чуть правее. Она сразу же узнала Молнию и указала ей куда-то вперёд, тем самым как бы говоря, что остальные, вероятно, «где-то в той стороне» (потому что именно туда её вёз Пальчик).

Молния показала ей большой палец, взлетела повыше — теперь она скользила над кронами деревьев — и устремилась вперёд — искать следы Лучика и Ворчунов.

Сержант Умели сидела за рулём полицейской машины и ехала по ужасно неровной и ухабистой дороге. Сказать, что машину то и дело потряхивало, было бы всё равно что ничего не сказать. Рация инспектора Брауна ожила, и из неё послышался шум.

— Слушаю, — сказал инспектор. — Какие новости?

— Сержант Неряха нашёлся, инспектор.

— Нашёлся?

— Он упал ночью в канаву и подвернул лодыжку. И не мог двигаться.

— Он всю ночь пролежал в канаве? В такой-то холод? — изумился инспектор.

— Он немного посинел, но скоро оправится, сэр. Неряха говорит, что мистера Ворчуна схватили сбежавшие из Твердокаменной тюрьмы заключённые, а миссис Ворчунья и её сын прячутся в Норовистом приюте для мальчиков.

— В Норовистый приют для мальчиков! — скомандовал инспектор сержанту.

Сержант развернула машину, и та понеслась в поле.

— Домчимся туда в один миг, — пообещала Умели.

Со своего кресла Молния Макгинти заметила впереди какое-то здание, а перед ним — двор, посреди которого возвышалась огромная раскрашенная статуя человека, с которой что-то свисало… Молния подлетела поближе, чтобы получше разглядеть памятник…

…а в это самое время Лучик и миссис Ворчунья вышли из здания. Молния Макгинти хотела было закричать от радости и помахать им, как вдруг заметила, что Лучик привязан к миссис Ворчунье, а она привязана к огромной птице, которая тоже вышла во двор вслед за ними.

Молния хотела было отлететь в сторонку и подумать, что же делать, но чего гироплан не умел, несмотря на свои скромные размеры, так это летать тихо. Он громко жужжал, словно злая пчела, угодившая в банку из-под варенья, только во много, много, МНОГО раз громче.

Роддерс Лэзенби тоже вышел во двор и указал пальцем на Молнию. Эти двое недолюбливали друг друга. Их связывали неприятные воспоминания. Молния быстро приняла решение и резко снизилась.

— Пчёлы! — вскричала миссис Ворчунья. — Огромные пчёлы!

Гироплан Молнии, слишком быстро рванувший вниз, зацепил памятник. По камню пробежала трещина, а песочного цвета усы Альберта Норова отвалились и упали…

…упали

…упали

…прямо на голову Майкла Облома, любителя искусственной растительности на лице. От этого удара он отключился быстрее, чем успел взвыть от боли.

— Бежим! — скомандовал Лучик, пользуясь замешательством злодеев.

Ему удалось убежать от Твинкла — он вырвал у него из рук верёвку, сделанную из тесёмочек, украшавших ночные рубашки воспитанников, — и понёсся к арке, через которую можно было выйти с территории приюта. Миссис Ворчунья, привязанная к Лучику такой же верёвкой из тесёмочек, засеменила за ним спотыкаясь. Очень скоро они столкнулись с Мими и Пальчиком, которые ужасно обрадовались этой встрече. Но миссис Ворчунья, увидев, что Мими прижимает к себе её сумку с Шоколадным Пряником и Колючкой, обрадовалась ещё сильнее.

Тем временем Молния продолжала путать и озадачивать бандитов, кружа над ними, резко снижаясь и поднимаясь на своём гироплане. Роддерсу Лэзенби это всё надоело. Он устал от нытья Майкла Облома. Устал постоянно бояться Твинкла и его зубастую собаку.

Устал от лорда Великанна, который вёл себя ещё высокомернее, чем раньше, и настаивал на том, чтобы его звали не иначе как лорд. Даже невнятное бормотание Мэнди сквозь бинты выводило его из себя. Появление Молнии Макгинти на одном из её летательных аппаратов стало последней каплей.

Поэтому Роддерс Лэзенби тоже поспешил прочь. Хихикая про себя, он пересёк двор и через арку выбежал в открытое поле. Он бежал по снегу, и на его лице сияла широкая улыбка. «Вот она, настоящая свобода, — думал он, — какое счастье, что больше не нужно ни минуты находиться с этими никчёмными…»

И тут у него перехватило дыхание. Казалось, питон плотными кольцами обвил его живот и крепко сжал.

— Минуточку! Что за… Стойте! Нет!

Что-то подняло его над землёй.

— Помогите! Чт…

Никакого питона там не было. Зато был слоновий хобот. «Опять этот Пальчик и противная розовая девчонка», — подумал Роддерс.

— Немедленно поставь меня на землю! — потребовал он у слона, когда немного пришёл в себя.

И Пальчик перевернул его вверх ногами и уставился на него большими глазами. При появлении Роддерса Лэзенби колибри Завиток и Спиралька улетели прочь, покинув свой вечный пост над головой Мими. Такое уже случалось. Этим птичкам явно что-то сильно не нравилось в Роддерсе.

Твинкл остался один на один с сумасшедшей дамой на шумном летательном аппарате, которая неимоверно его злила. Он решил, что лучшее, что можно сделать, — это запустить в неё чем-нибудь. Чем-нибудь тяжёленьким и таким, что быстро летает, — тогда он сможет точным броском сбить её.

Он огляделся в поисках подходящего снаряда. Каменные усы, отвалившиеся от статуи, не раскололись на кусочки, и форма у них была совсем как у бумеранга. Их и можно было запустить в воздух. Он взял усы, ощутил в руках их тяжесть — а они и впрямь были тяжёлые! — и стал прицеливаться, ожидая, пока Молния вновь снизится. Готово. Цель выбрана.

В этот момент промёрзшая дыня, брошенная в Твинкла Лучиком (снаряд он взял в маминой сумке), ударила злодея в живот, словно пушечное ядро. Твинкл от боли издал самое громкое «А-А-АЙ!», на какое только способен человек, и рухнул на Майкла Облома, который уже был без сознания.

— Отличный удар, Лучик! — похвалила миссис Ворчунья, всё ещё привязанная к мальчику.

Она прижимала к себе Шоколадного Пряника, восседая на Роддерсе Лэзенби, лежащем в снегу лицом вниз. Но, к огромному сожалению для них, Твинкл недолго пролежал без движения. С яростным криком он поднялся на ноги. Птичий костюм на нём порвался, одно крыло повисло, будто сломанное.

Завиток и Спиралька кружили над ним, поклёвывая его гигантский клюв. Твинкл попытался отогнать их руками.

Пальчик побежал было вперёд, но пройти сквозь арку, через которую Лучик так метко кинул промёрзшую дыню, слон не смог. Вдруг раздалось громкое «БАМ-М-М!» — и Твинкл повалился на камни, которыми был выложен двор. Мисс Эдна Норов со всей силы ударила его по голове одной из своих лучших сковородок. Она посмотрела на обездвиженного гиганта, и на её тонких губах появилась довольная улыбка.

Глава тринадцатая
Финиш!

На месте происшествия инспектора Брауна встретили мисс Норов со сковородкой в руке и трое сбежавших заключённых, привязанных верёвками из тесёмочек от детских ночных рубашек к высокой статуе её деда. Миссис Ворчунья танцевала вокруг них.

Несколько мгновений спустя беглецы поступили в распоряжение инспектора. Он закрыл их в специальном отсеке полицейской машины. Уже очень скоро им предстояло вернуться в ту же тюрьму, откуда они сбежали. Твинкл недооценил мисс Норов. Он недостаточно крепко привязал её к стулу на кухне, и она вместе со своей сковородкой отомстила ему.

Тем временем Лучик, взобравшись на спину Пальчику, отправился на поиски мистера Ворчуна и его стражей. У слонов очень хорошее обоняние, и потому Пальчик, подняв хобот и несколько раз принюхавшись, заспешил по заснеженному полю к сарайчику. Лорд Великанн услышал топот слоновых ног и посмотрел в щель между брёвнами. Он понимал, что его песенка спета. Мистер Ворчун находился у них с Мэнди в плену, зато у противников был слон, а неподалеку завыла полицейская сирена.

— Я ухожу, — сообщил лорд Великанн Мэнди. — Мы старались как могли. Но у нас не получилось. Я ухожу. Можете пойти со мной, если хотите. А не хотите — оставайтесь тут. Возможно, Саблезуб задержит их ненадолго, но у него не получится одновременно охранять мистера Ворчуна и защищать вас.

Когда Пальчик с Лучиком и Мими на спине дошёл до сарайчика, Лучик крикнул:

— Папа! Ты там? Ты цел?

В дверном проёме, через который трактор накануне вырвался в поле, появилась незнакомая женщина. На плече у неё сидел попугай Монти.

— Твой папа в порядке, — сообщила она. — А ещё я задержала лорда Великанна.

Лучик и Мими соскользнули с Пальчика.

— Кто вы?

— Я сержант Мэнди Хлади из БЗЖ, — сообщила дама и сделала шаг в сторону, пропуская Лучика и остальных в сарайчик.

Внутри они увидели лорда Великанна, крепко привязанного к столбу бинтами, которые всего несколько минут назад успешно скрывали истинную личность дамы.

Мистер Ворчун сидел на — а не в! — мешке, в который его не так давно запихивали преследователи, и играл с Саблезубом.

— Ты там, я смотрю, особо ко мне не торопился? — спросил он у Лучика. — Я ужасно проголодался.

На его лице появилась широкая улыбка.

— Я тоже тебя люблю, пап, — сказал Лучик, крепко его обнимая. — С мамой всё хорошо.

— А что такое БЗЖ? — спросила Мими.

— Бюро защиты животных, — ответила сержант Хлади. — Я занимаюсь поисками одного очень редкого птичьего яйца, украденного Томасом «Твинклом» Винклом.

— А для чего вы нарядились мумией? — спросил Лучик, поглаживая Саблезуба.

— Мэнди, сестра Майкла Облома, получила серьёзные травмы, и я заняла её место, — сообщила дама, вкратце пересказав случившееся.

Когда сотрудники БЗЖ узнали, что Облом сбежал из тюрьмы, они сразу поняли, что он, скорее всего, решит навестить сестру. Поскольку в бинтах она была совершенно неузнаваема, они решили воспользоваться этой возможностью и подменить настоящую Мэнди Облом на кого-нибудь из БЗЖ, а Мэнди Хлади как раз была одного роста с ней и имела такой же цвет глаз. То, что её тоже звали Мэнди, не сыграло ровным счётом никакой роли!

Лорд Великанн хотел было что-то сказать, но кляп из бинтов помешал ему это сделать.

— То есть Мэнди Облом подменили на Мэнди Хлади. Но для чего? — спросила Мими.

— Сотрудники БЗЖ думали, что Майкл Облом и Твинкл станут действовать сообща, и таким образом получится найти пропавшее яйцо! — сказал Лучик.

— Именно так! — подтвердила Мэнди Хлади. — Главной задачей полиции была поимка сбежавших преступников. А работники БЗЖ хотели в первую очередь найти и защитить яйцо.

— Так почему же ты не ушла с Твинклом? Зачем осталась со мной и лордом Великанном? — поинтересовался мистер Ворчун. Слово «Великанном» он произнёс таким тоном, будто речь шла о коровьей лепёшке, в которую крайне неприятно вляпаться, что нарочно, что случайно.

— Хотела удостовериться, что вам не причинят вреда, — сказала Мэнди Хлади. — Всё как-то вышло из-под контроля.

— Так получается, мистер Неряха — или кто он там на самом деле, — который летал на воздушном шаре, тоже сотрудник БЗЖ? — спросил Лучик.

— Да, — подтвердила сержант Хлади. — Шар нужен для наблюдения за тем, что происходит в окрестностях и в птичнике…

— В птичнике?

— Сад Твинкла напоминает огромную птичью клетку, — пояснила Мэнди Хлади.

— Мне кажется, мы пролетали над ней вчера вечером незадолго до того, как упали! — вспомнил Лучик.

— Вполне возможно, — сказала Мэнди. — Самолёты и вертолёты производят слишком много шума и часто выдают своё присутствие или вызывают подозрения. Но воздушный шар никого не смущает, люди разве что думают: «Какой же он красивый!»

— И вы следили за миссис Винкл, надеясь, что она тоже приведёт вас к украденному яйцу, потому что ухаживает за ним, пока её муж в тюрьме? — спросила Мими, нахмурившись. Мало того, что у Мэнди на плече сидел Монти, так ещё и Завиток со Спиралькой принялись кружить у дамы над головой.

— Ага, это должно быть какое-то место, достаточно тёплое для жизни и развития птенца в яйце. Но жена Твинкла редко выходит из дома.

Послышался шум приближающегося гироплана, и наконец Молния приземлилась недалеко от сарайчика. Ей было непросто управлять креслом-коляской на заснеженном поле, поэтому все вышли навстречу. Она с облегчением вздохнула, увидев, что мистер Ворчун цел и невредим.

— И эта собака должна была стеречь тебя, чтобы ты не сбежал? — спросила она, поглаживая Саблезуба по спине. Он лизнул ей руку.

— Я умею ладить с животными, — пояснила Мэнди. — Они все становятся такими МИЛЫМИ рядом со мной.

В тот же день, но чуть позже в Норовистом приюте для мальчиков, в спокойствии и безопасности — ведь всех бандитов переловили и отправили обратно в тюрьму, а Саблезуба и Монти забрали в Бюро защиты животных — семья наконец воссоединилась. Запряжённый Топой и Хлопом фургончик, в котором крепко спал мистер Ворчун-старший, обнимая Мэйзи и совершенно не подозревая о том, что происходит вокруг, подъехал туда же.

— Думаю, теперь вы можете закончить историю, которую собирались мне рассказать, мисс Норов, — проговорил Лучик и взялся за хобот Пальчика, чтобы унять волнение. Они сидели в гостиной на первом этаже, и, несмотря на холод, распахнули окно, чтобы слону было удобнее просовывать в него хобот. — Не могли бы вы сказать, кто мои родные мама с папой?

Эдна Норов опустила взгляд на лежащие на коленях руки.

— Лучик, боюсь, я не знаю этого, — наконец промолвила она. — Тебя ещё младенцем оставили на ступенях приюта, и мы просто забрали тебя к себе.

— Оу… — вздохнул Лучик. Требовалось время на то, чтобы осмыслить эту новость — вернее, её отсутствие.

Он не знал, что и думать. Лучик привык верить, что если выяснит, с какой именно бельевой верёвки его спасли, то сразу же узнает, кто его настоящие родители.

— Рядом с тобой мы нашли записку, — добавила мисс Норов. — Все эти годы я её хранила.

Она подошла к своему столу, открыла маленький ящичек, достала из него кусочек бумаги и отдала его Лучику. На бумаге было написано:

Мистер Ворчун сжал плечо Лучика.

— Хоть убей меня ржавым феном, — проговорил он, — но ты и наше солнышко тоже. Твоя мама даже назвала тебя Лучиком. Вот главное доказательство.

Теперь уже миссис Ворчунья стиснула мальчика в объятиях. Кролик, преодолев несколько слоёв одежды, прополз по её руке, вынырнул из рукава у запястья, прыгнул Лучику на голову и уселся на ней.

Через неделю, когда снег начал таять, почтальон принёс конверт, на котором значилось:

Почтальон передал мальчику это письмо, когда он сидел на ступеньках фургончика. На обратной стороне конверта был официальный штамп БЗЖ.

— Что это такое? — спросила Мими.

— Письмо от Мэнди Хлади, — сказал Лучик. — Я подсказал ей, где найти пропавшее яйцо.

— В самом деле?

— Ага. Я тебе ничего не рассказывал, потому что боялся ошибиться. Но не ошибся!

Мими вырвала письмо из рук Лучика и прочла его.

— Ах ты задавака! — засмеялась она.

Лучик рассказал: когда они пролетали на шаре над тем, что, как позже выяснилось, было птичником Твинкла, он заметил квадрат земли без снега. Ему тут же вспомнилась крыша свинарника леди Ля-Ля Великанн в те дни, когда она устраивала своей свинке Малинке горячие ванны: тогда снег на крыше таял из-за тепла и пара. А что, если от того квадратика земли тоже исходило тепло и потому снег на нём моментально таял? Что, если тепло исходило потому, что квадратик служил крышей зданию, в котором и хранилось редкое украденное яйцо? Полиция и БЗЖ не раз обыскивали и дом, и птичник, но Лучик предположил, что потайная комната может быть под землёй.

И оказался прав, о чём ему и сообщила в своём письме Мэнди Хлади. Неудивительно, что миссис Винни Винкл так редко выходила из дома. Сотрудники БЗЖ обнаружили тайный ход, который начинался в кухонном шкафчике для швабр и мётел и вёл в старый бункер, расположенный в саду за домом. Там-то и лежала радость и гордость её супруга — украденное яйцо, за которым она с любовью ухаживала.

Кроме письма в конверте была фотография совсем ещё маленького, голенького птенца хищной птицы. Он одновременно был и очень страшненьким, и невероятно милым. На обороте фотографии Лучик прочёл вот что:

«Яйцо воссоединилось с родителями», — подумал Лучик.

Теперь он знал, что никогда не встретится со своими родными мамой и папой. Он посмотрел на Мими, над головой которой, как всегда, кружили Завиток и Спиралька, а потом на Пальчика, который хоботом гладил по голове Малинку, свинку леди Ля-Ля Великанн. Топа и Хлоп наблюдали за этим без особого интереса, пожёвывая свой завтрак.

Ворчуны остались на втором этаже фургончика. Они ещё крепко спали. Мистер Ворчун положил ноги на изголовье кровати, а голову — в самый её конец. Когда он проснётся, у него в голове всё ужасно перепутается. Тем временем миссис Ворчунья осторожно положила Колючку на пол, причём именно на то место, на которое скорее всего наступит мистер Ворчун, если не будет глядеть под ноги, вставая с кровати. Она прижимала к себе Шоколадного Пряника и похрапывала так, что у неё стучали зубы.

Лучик улыбнулся и посмотрел на яркое утреннее солнце. Зачем искать настоящих родителей, когда есть Ворчуны?

К Н Ц

Примечания

1

Прошу прощения, разумеется, я хотел написать «буквой». (Примеч. авт.)

(обратно)

2

Позже объясню, в чём тут дело. Потерпите немножко, ладно? (Примеч. авт.)

(обратно)

3

На самом деле из носика чайника выходит водяной пар, а настоящий пар собирается у самого носика, и его невозможно увидеть невооружённым глазом. Вот так вот. (Примеч. авт.)

(обратно)

4

Вот видите. Я же обещал вам, что расскажу, зачем понадобилось шитье. Разве я стал бы вас обманывать? (Примеч. авт.)

(обратно)

5

А это значит, что голос у него был НЕВЕРОЯТНО писклявый и заунывный. (Примеч. авт.)

(обратно)

6

Прочтите её в книжке «Ворчуны в беде!». (Примеч. авт.)

(обратно)

7

Возможно, сквозь бинт слышалось не совсем это, но что-то подобное. (Примеч. авт.)

(обратно)

Оглавление

Филип Apда ВОРЧУНЫ В БЕГАХ! иллюстрации Акселя Шеффлера

Глава первая Строим планы

Глава вторая Гость

Глава третья Побег!

Глава четвертая Свинобус

Глава пятая Быть беде

Глава шестая В путь!

Глава седьмая Камера, мотор!

Глава восьмая Вот это поворот!

Глава девятая Пополнение

Глава десятая Веселье в самом разгаре

Глава одиннадцатая Странное открытие

Глава двенадцатая Снежный час

Глава тринадцатая Финиш!