2015, осень

В Москве

Самолет Париж-Москва

Париж красив и интересен, но Москва красивее и интереснее.

Это была первая почти философская мысль, пришедшая в голову, когда в самолете стали разносить обед. Друзья, живущие в Америке, говорили, что не хотят летать в Москву. Ведь она стала другой: исчезли старые пятиэтажки, где все друг друга знали, исчезли скамейки, на которых они читали стихи девушкам, спилили тополя, которые в июне застилали тротуары белым пухом…

— И хорошо, что этого больше нет, — говорил я. — Зато вокруг красота и удобства.

— Мы Европу еще не объездили, где еще больше красоты и удобства.

Я не спорил. Аргументы были, но зачем кого-то переубеждать? Кто знает, что стоит за чужими словами? Ты думаешь, что они о Москве, а оказывается, у кого-то просто живот болит или работа срочная.

Вторая философская мысль была о зависти. Вдруг осознал, что завидую.

Завидую энергичным, кто может говорить о Всемирном разуме и тайных кодах «Мастера и Маргариты» даже после шестого самолета.

Завидую памятливым, кто запоминает цены, а потом дает дельные советы юным путешественникам. Я освоил покупку билетов в парижском метро, но сейчас только помню, что надо крутить какой-то цилиндр.

Завидую тем, кто может без проблем питаться в Мак-Дональдсах или вообще ничего не есть для экономии и легкости духа.

Завидую тем, кто может легко засыпать в незнакомой кровати, головой в любую сторону света.

Завидую выносливым, кто может выпить бутылку вина, запить ее коньяком, а на следующий день глубокомысленно рассматривать «Купание красного коня» Петрова-Водкина.

Я даже хотел записать эти «зависти», но решил лучше подумать о вреде путешествий. Главный вред — в странствиях наблюдается полное отсутствие великих мыслей о судьбах человечества и Вселенной. Мозг вообще не работает. Глупеешь с каждым днем. Если ты один, то лексикон сужается до «как пройти в библиотеку» и «сколько стоит». Перестаешь даже понимать, какой сейчас час. Спасает телефон, услужливо подсказывающий, что в Москве полночь, в Париже десять вечера, а в Миннеаполисе три часа дня. Одному вообще сложно. Общение минимальное. Через неделю можешь говорить только, что погоды стоят ужасные и овес нынче дорог. Через две недели и это с трудом. Эмоции? Представьте, что вы всю ночь разгружали вагон с углем, а утром решили признаться кому-то в любви. Это я о любование красотами новых городов.

А что в плюсе?

Ты идешь по набережной Сены, под солнцем светится Лувр, в голубую воду падают желтые листья тополей. Это можно увидеть и в компьютере, включив Google Street View. Но вот впереди молодая русская пара: она парализована, сидит в коляске и хохочет над рассказом мужчины. Ты запоминаешь это на всю жизнь. В Street View ты этого не увидишь.

Люксембургский сад. Она сидит на скамейке и читает книгу, делая пометки карандашом. В саду она не для того, чтобы на нее обратили внимание мужчины. Она в самом деле читает книгу и наслаждается теплым вечером.

Вечер, дождь, мужчина смотрит на машину, в которой уезжает женщина. Google размажет лицо этого мужчины, и ты никогда не узнаешь, что ему сейчас плохо.

Ты усталый выходишь из дома, где жил Бальзак. Вроде мало что увидел, но теперь любая строчка, написанная писателем, приобретает новое измерение.

Если ты не стоял в очереди к банкомату или в кассу «Ашана», то слова «банкомат» и «Ашан» — просто черные буквы на белом фоне. Слово «Кальвадос» звучит романтично, пока ты его не выпил и не убедился, что это обычная яблочная самогонка. Можно взять фломастер и нарисовать черный квадрат на белой бумаге, но это совсем не то, если рассматривать розовые трещины на картине Малевича под подозрительным взором смотрительницы зала.

Чужой город. Прилетаешь, тебя никто не встречает, и вдруг понимаешь, что ты здесь никому не нужен. Твой приезд и отъезд пройдут незамеченными. Это плохо? Наверное, да. Так может не стоит тратить деньги, время, здоровье и эмоции для эфемерного дополнительного измерения, которое может появиться после путешествий? Ответа я не знаю. Но знаю, что помню каждый день таких поездок, а обычные дни сливаются в серый поток, разбиваемый только звонками телефона, голосом любимой или неожиданно выпавшим снегом.

Ладно, хватит философии. Самолет уже стучит колесами по полосе, меня встречает любимый город.

Собрание жильцов

Пограничница хмуро шлепнула печать в российский паспорт. В последние годы на границе перестали улыбаться. По крайней мере, мне.

— А чё тебе улыбаться, — сказал внутренний голос. — Ты на себя в зеркало посмотри!

Из Шереметьева я ехал по новой, пока бесплатной трассе. В светлое сухое время трасса была великолепной. Ни в Европе, ни в Америке я по таким не ездил.

— Знай наших! — сказал шофер.

— Знаю, — сказал я, вспомнив дороги во Владимирской области. Потом решил не вспоминать и просто радоваться новой трассе.

Двор около моего дома не изменился. Все было чисто, аккуратно, детская площадка радовала глаз. «Отель на час», расположившийся на первом этаже, тоже радовал глаз красивым входом с колоннами и чистыми окнами с плотными занавесками.

— Голубцы в кастрюле, водка в холодильнике, повестка на собрание собственников квартир на столе, — сказала Диана, жившая в моей квартире.

— А на собрание обязательно?

— И не думай отвиливать. Все собственники туда ходят.

— А ничего, что я из Парижа?

— Эка невидаль. Побреешься и сойдешь за своего.

В местной библиотеке собралось десять жильцов. Одиннадцатой пришла энергичная женщина, попросившая меня подвинуться — она хочет сесть с краю.

— Почему? — зачем-то спросил я.

— Я не жилец, — пояснила она.

В ее глазах что-то сверкнуло, и я на всякий случай пересел в другой ряд. Собрание вела стройная блондинка, уверенно владевшая терминологией. Правление, бюллетени, протоколы, голосование, счетная комиссия — я сидел и наслаждался воспоминаниями о комсомольской юности.

— Вопросы есть? — спросила блондинка.

— Есть! — сказал юноша с тонким занудным голосом.

— Все вопросы в частном порядке, — сказала блондинка. — Обменяемся телефонами, будем созваниваться.

При этом она вопросительно посмотрела на хмурого мужчину, стоявшего рядом и кивавшего на каждое ее предложение. Он кивнул и на этот раз, но после небольшой паузы.

— А почему у нас на первом этаже публичный дом? — спросила бойкая старушка.

— Вы бы хотели, чтобы он был на втором этаже? — уточнил вопрос юноша с тонким голосом.

— «Отель на час» — это не публичный дом, — пояснила блондинка.

— А что это? — не унималась старушка.

— Место для досуга, — сказал юноша. — Не на детской же площадке досугом заниматься.

— На детской площадке заборчик плохо покрашен!

— Это вопрос к городу, — сказала блондинка. — К публичному дому это отношения не имеет.

— Раньше там молоко продавали, — мечтательно вздохнул кто-то.

— Вы еще про тараканов вспомните!

— У меня тараканов не было!

Собрание зашумело:

— Давайте ближе к делу! Как насчет взносов на капремонт?

— Это вопрос сложный, — объяснила блондинка.

Стоящий рядом с ней мужчина кивнул два раза и чуть не потерял очки.

— Тогда давайте выбирать правление, — предложил юноша.

— У нас нет кворума, — вздохнула блондинка. — Голосование будет заочным.

— Это как? — спросила старушка.

— Будем обходить квартиры.

— А у меня есть две кандидатки в начальницы, — сказала старушка.

— Мы с вами обязательно свяжемся, — ответила блондинка и собрание окончилось.

Жильцы и нежильцы застучали стульями.

— Зачем собирались-то? — спросил я миловидную соседку.

— А вы в каком подъезде живете? — ответила она вопросом на вопрос.

— Не помню, — на всякий случай сказал я.

Соседка отвернулась и исчезла.

Из московского блокнота

Сижу на кухне, смотрю в окно. Там знакомый пейзаж: «Рабочий и колхозница», гостиница «Космос», станция монорельса, павильоны ВДНХ. Вот новое: спицы колеса обозрения стали светиться всеми цветами радуги. Теперь за окном вечный праздник. Скоро колесо демонтируют, но я еще об этом не знаю.

А за стенкой храпит сосед.

***

Если честно, то в последние годы в любимой Москве я стал чувствовать себя неуютно. Тянет только к людям, которые помнят и любят меня. И дело не в том, что Москва огромная и шумная, а…

— Ты просто никому не нужен, — сказал внутренний голос. — Раньше в записной книжке у тебя были сотни телефонов, и все были рады твоему звонку. А теперь осталось десять человек, которые тебе помнят и даже ждут, а все проблемы ты будешь решать в общем порядке.

— Нет у меня проблем, — сопротивлялся я.

— Ну-ну, — усмехнулся внутренний голос. — Дай Бог тебе здоровья и гладкой дороги.

Через минуту я обнаружил, что у меня сломался фотоаппарат.

— Типун тебе на язык, — сказал внутренний голос.

***

Я вышел из дома.

Москва хорошеет и хорошеет. Машин стало меньше, водители еще вежливее, трамваи ходят чаще и тише, вместо разбитого асфальта появилась красивая плитка, на которой можно было играть в шахматы, шашки и даже в «чапаева».

— За безбилетный проезд штраф 1000 рублей, — сообщил приятный голос в трамвае.

Так было и раньше.

— Стабильность! — обрадовался я.

***

Купив продукты, я удивился увесистому четырехзначному числу в чеке.

— Раздели на 65, — посоветовал внутренний голос.

Разделив, я удивился еще больше.

— Жрать надо меньше! — сказал внутренний голос.

***

У метро появились лотки, где продают, варежки, платки и никому не нужные побрякушки. Вроде, это незаконно, но в Москве не надо ничему удивляться. Посреди людского потока, как и годы тому назад, стояла женщина с плакатом на груди: «Меха на ВДНХ». На одном из павильончиков я прочел: «Coffee and the City».

— Вроде еще Лужков запретил названия на английском, — напрягся я.

— Зато американский «Бургер Кинг» написан по-русски, — хихикнул внутренний голос.

***

В метро исчезла реклама. В стенах остались крючки, вызывающие ностальгию по красивым девушкам, предлагавших отдых на море и шубки. Вместо этого суровый голос заставлял посмотреть на соседа, и, если он ведет себя подозрительно, сдать его полиции. Я посмотрел на соседей по эскалатору, а они посмотрели на меня. Слава небесам, мы все были не очень подозрительные.

***

Количество планшетов и смартфонов в метро увеличилось. «Москва снова стала читающей!» — корыстно обрадовался я, вспомнив, что надо бы и в издательство заехать. Однако, заглянув соседям через плечо, я увидел, что они играют в какие-то непостижимые для меня компьютерные игры.

***

Московские женщины, как всегда, были красивыми, усталыми и немножко серьезными. Мужчины тоже были серьезными и не обращали на женщин внимания. «Теперь знакомятся в сети», — напомнил мне внутренний голос.

***

Совсем мало времени. Бегом на выставку Серова. Там я хочу быть один. Иначе все смешается. Толпа у «Девушки с персиками». Да, это шедевр! А какое замечательное освещение сделали устроители выставки! На экране компьютера картина так не смотрится. Я достаю телефон и украдкой делаю снимок. Меня тут же хватают за руку — фотографировать нельзя. Почему? А потому! Не ищи смысла там, где его нет. Наверху, в филиале Третьяковки снимать можно, а тут нельзя. Без всяких почему. Портрет Коровина. Ну и мужик! Красивый, добродушный, талантливый, в глазах чертенята. Художник и писатель. Преклоняюсь. Я бы на месте женщин влюблялся только в таких.

Наверху искусство двадцатого века. Петров-Водкин, Шагал, Малевич. Вот и «Черный квадрат». Потрескавшийся. Вероятно, самый первый.

— Это первый? — спрашиваю у смотрительницы.

— Других не держим, — нерешительно отвечает она.

Я не фанат Малевича. Особенно не люблю его философию, которую он развел вокруг своего квадрата. А его слова: «И я счастлив, что лицо моего квадрата не может слиться ни с одним мастером, ни временем… Я не слушал отцов и я не похож на них. И я ступень…»

Про оригинальность идеи я промолчу. Про его скромность тоже. На маркетинг у него замечательный. Хвали себя сам, другие подтянутся.

***

«Музеон» — музей на открытом воздухе. Ничего не нравится, но каждый раз брожу между скульптур с некой надеждой. Уродливый Ломоносов, слащавый Есенин на фоне березок и скворечника. Странная скульптура мужика с гранатой и согнутым мечом. Знаю, конечно, что это такое, но сейчас не нравится. Может погода влияет?

***

Музей «Дом на набережной». Подъезд номер 1. Директор — вдова Юрия Трифонова — Ольга Романовна Трифонова. Прошу познакомить. Она улыбается, но лицо волевое, жесткое. Фотографирую, обещаю фото не ставить в соцсетях. Выглядит она прекрасно — меня переживет. Долгая беседа о терактах в Париже, о привычках Трифонова, о моей судьбе.

— Программист?

— Физик.

— В Миннесоте не была. Там леса есть?

— Много, как в Карелии.

— Давайте я вам книгу подарю из библиотеки Юрия Валентиновича. Хотите «Долгое прощание»? Нравится?

Я киваю и говорю, что эта книга, наверное, самая грустная из всех, что он написал.

— У него нет веселых книг.

— Да, но эта скребет прямо по сердцу.

— Вот эта редкая, на английском, еще при его жизни издали. Вы по-английски читаете?

— А куда деваться.

Книга с инвентарным номером музея.

— Ничего, я тут хозяйка. Берите.

Выхожу на улицу. Москва-река серая, как Нева. Дом на Набережной позади. Я тут несколько раз ночевал и даже играл во дворе в настольный теннис. Давно это было. Тогда на одном из домов напротив «Ударника» мигала неоновая реклама московского мороженого. Старожилы это помнят.

Большой Каменный мост. Сколько раз я проезжал по нему? Много тысяч раз. Считать не хочется. Холодный ветер, строгий и красивый Кремль. Сразу полезла в голову политика. К черты политику сегодня. За поворотом реки мой старый дом. Высокие потолки, гул машин на набережной, старая мебель, двустворчатые двери, по коридору можно было кататься на велосипеде. Сегодня туда не пойду.

В метро читаю книгу. Люди отрываются от телефонов и смотрят на меня с изумлением. Кто-то нагибается, чтобы прочесть название.

Вечерний трамвай, уходящий вниз, к Яузе. Как прощание.

Питер осенний

Из питерского блокнота

Уютный вагон «Сапсана», вечернее солнце, прикрытое облаками, графика обнаженных деревьев, отражающихся в спокойной воде озер и медленных рек. В этих краях я родился и вырос. Все до боли знакомо: деревянные дома, покосившиеся заборы, лужи на дорогах, темные ели, березы, тополя, камыши над серебряной водой. Ничего не изменилось. В вагоне другой век: в руках планшет, работает вай-фай, официанты разносят горячий ужин. А за окном мое детство.

Вечернее метро, усталые лица, объявление, что ВИЧ не передается дружбой, по громкой связи предупреждают, что террористы могут быть рядом. Это тоже двадцать первый век.

***

В Питере нет московской суеты и нет таллинского спокойствия. Но тут есть то, чего так не хватает в деловой и удобной Америке, в уютном Париже, в сказочной Италии. В этом городе хочется не просто быть, а раствориться в нем, стать своим, жить его проблемами, изучать историю не по книгам, а по старым парадным и балясинам на крышах. Я могу стоять на Троицком мосту, смотреть не серость Невы и не слышать гула машин за спиной, не чувствовать, как намокает капюшон. Нет, это не сопливая восторженная романтика. Это просто чувство, что тебе это надо, что тут все твое, что то, о чем ты читал и думал, превращается в реальные стены и улицы.

***

Я уже писал и повторю, что хочу тут жить. Хотя бы два месяца в году. Я по-хозяйски брожу по улицам и выбираю дом. Фурштатская, Чайковского… Рядом Нева, Фонтанка, Летний сад, Михайловский дворец. А может лучше Петроградка, недалеко от Каменноостровского? И обязательно старое парадное с широкой лестницей, пахнущее кошками и холодной сыростью. И чтобы окно выходило на улицу, где надоедливо шумят машины и ходят усталые петербуржцы и петербурженки.

Да, я знаю питерские цены. Но помечтать-то можно?

***

Вопрос решают мини-отели. Выбирай на вкус. Питер — рекордсмен по мини-отелям. И еще рекордсмен по количеству дешевых столовых, где даже мой капризный желудок чувствует себя вольготно и счастливо. Только не берите там жареную рыбу.

***

Петроградка. Я впервые забрался в это район и был почти убит красотой и разнообразием зданий. Даже ночью, в дождь там можно идти и выть от восторга. Я не дошел до Бармалеевой улицы, которая должна была появиться в недописанной повести про писателя, которому не сиделось дома. Но разве в мире и в моей жизни наступил вечер?

***

Петропавловская крепость. Неисчерпаемая, как атом. Для просто погулять. Внутри и снаружи. Увидеть город и Неву не так, как видел до этого. Услышать тишину и почувствовать спокойствие. И еще запах воды и мокрых листьев. По церквям и казематам ходить не обязательно. Главное — не обращать внимания на китайских туристов с фотоаппаратами.

***

Михайловский дворец, он же Русский Музей Императора Александра III. Даже если убрать оттуда все картины, то там все равно замечательно. Император Павел, Великий князь Михаил, Александр Первый. Русский Музей — это уже при Николае Втором. Как будто все это вчера было! Это город такой. Переплетенные три века.

***

Вы гуляли по Дворцовой набережной ночью?

А я гулял. И еще буду гулять, пока носят ноги. Дождь, снег, мороз — это неважно. Когда снег, то еще красивее. Черная Нева, белый снег на парапетах и желтые огни на мостах. В это раз повезло — не было ветра. Ночная Нева была зеркальной, мосты и здания на другой стороне реки удваивались.

А днем постоянные открытия. Китайский садик, памятник Ахматовой около старой гимназии, отремонтированный дом-красавец, стая голубей на проводах, забавные объявления, уютный бар на Каменноостровском, кофейня-библиотека, вкусный, почти домашний, грузинский ресторан на Гагаринской, где только один занятый столик, и он занят тобой.

2016, весна

Кисловодск

Почти свобода

Миннеаполис. Неотвратимо приближалась пятница, а с ней трехнедельный отпуск. Чемодан наполовину собран, подарки куплены, завтра сдача последнего проекта.

И сразу появится свободное время. Это то, чего я всегда опасался. Помните, какая пустота после экзаменов? Вроде ждешь каникул — составлен список книг для чтения, на картах нанесены пунктиры, постирана штормовка, начищен котелок, куплены крупы и сахар. А выйдешь на улицу, сунешь зачетку в портфель, посмотришь вокруг — все что-то не так.

— Ну что, отметим? Жуткая сессия была.

— В ресторан?

— Лучше в магазин.

— Это обязательно.

Надо забыть комплексные числа, фазовые переходы и ленинское определение государства. Пока все это помнишь, ты еще в прошлом. Будущее туманно, планы зыбки, нет внутренней силы. Наутро прошлое уходит туда, где ему положено быть. Во мглу, где не всё доделано, не всё понято, не всё сделано правильно. Ладно, пусть будет так. Все учебники не прочитаешь, всех девушек не осчастливишь, всем людям не понравишься. И тут ты понимаешь, что пока не готов к новой жизни. К жизни, когда только ты принимаешь решения, сам планируешь время, сам за всё отвечаешь. Нет кураторов, не консультаций преподавателей, нет методичек, где почти по часам расписана твоя жизнь.

— Ух, сколько времени я потеряю для физики! Жалко!

Рука тянется к книге по общей теории относительности.

— Толстая какая! А ну тебя!

А вот карта Грузии — это сейчас важнее. Вот до этой деревни доезжаем на машине, потом пешком через перевал, тут начинаем собирать катамараны… Кстати, надо срочно купить резиновые подушки для спасжилета.

Это уже конкретное дело! Ты встаешь с кровати и начинаешь новую жизнь. Это конкретно, это правильно. А творческие планы на каникулы или отпуск — это неправильно. Вдохновение с идеями по заказу не приходят. Пусть пока сидят в подсознании. Если что, сами о себе напомнят. Тогда можно достать авторучку и записную книжку. Да, надо не забыть все это положить в карман. А то вдруг подсознание с совестью проснутся, а ты вместо авторучки с веслом или стаканом.

Летят утюги перед отпуском

Никогда еще не уезжал в отпуск с такой чистой совестью. Я о работе. О том, что вне работы — умолчу. Проекты закончены, результаты умопомрачительные, горизонты сияющие. Если отдел сократят, то буду уходить с гордо поднятой головой и со злорадным чувством, что всё по плечу, если с дивана слезу. Я так разогнался, что успел собрать книгу рассказов. Хотел еще что-нибудь закончить, но не придумал, что именно.

— Это ты зря сделал, — сказал друг-физик. — Вот ты хвастаешься, что все закончил, а Всемирный Разум послушает и решит, что тебе на земле больше делать нечего.

— А сияющие горизонты, планы до конца столетия?

— Не смеши ВР планами. Тебе два раза через океан лететь. У тебя еще сутки до самолета — советую начать новую повесть и оборвать ее на самом интересном месте. Пусть ВР прочитает и захочет узнать продолжение.

— Рассказ не пойдет?

— Рассказ — это несерьезно. Рассказ каждый может написать. Все поголовно грамотны, у всех компьютеры, копипастить все умеют. Берется Стивен Книг, заменяются имена собственные, существительные, глаголы, и рассказ готов.

— Сюжет для повести не подскажешь? Или хотя бы первую фразу.

— В небе летел утюг.

— Круто, но «в небе» лишнее. Где утюг еще может летать?

— В комнате, например.

— И то верно. Идея хорошая. А куда он летел?

— А кто у нас писатель? Вот сиди и думай.

Сидел и думал. А утюги всё летели, летели…

Герой нашего времени

Почему санаторий? Потому, что все другое уже испытал. Отели, съемные квартиры, палатки, жесткие скамьи на вокзалах. А вот так, чтобы отдельный номер, трехразовое питание, врачи, процедуры и интернет в телефоне — такого еще не было.

— От чего собираешься лечиться? — спросили меня.

Я растерялся. Явных болячек не было, но преследовало чувство, что они скоро появятся.

— Учти, что хороший врач всегда найдет болезнь, чтобы полечить, а упорное лечение приводит к развитию этой болезни, — предупредили меня.

Я кивнул и решил ни от чего не лечиться. Тем более, что мой выбор пал на санаторий в Кисловодске. Это лермонтовские места, а проблема «героя нашего времени» меня занимала еще со школы. Тогда я был уверен, что герои должны критически смотреть на мир, ходить под дождем с романтично поднятым воротником, помалкивать, выглядеть таинственно, вызывая интерес противоположного пола. Потом учитель литературы объяснил, что такие герои — это «лишние люди», а успех у женщин мало что значит в бурном течении жизни.

Тогда мой герой опустил воротник, начал улыбаться, перестал интересоваться женщинами, взял ледоруб и отправился в горы. В горах было красиво и романтично. Особенно, когда герой смотрел на них снизу, слушая песни Высоцкого. К сожалению, такие герои не пользовались успехом. «Каждый сходит с ума по-своему», — это было самой мягкой оценкой таких подвигов. Но горы и горные реки — наркотик. Это особенно ощущалось, когда собиралась компания героев для обсуждения новых приключений.

«Это позерство и ненужный риск», — решил герой, когда у него родилась дочка. Надо вкалывать и приносить пользу. А если связался с наукой, то хорошо бы сделать парочку открытий, чтобы все поняли, какой ты молодец. Потом уровень героя снизился еще больше. «Если ты кому-то нужен, то почти герой», — такая мысль возникла совсем недавно. Главное, чтобы не молчал телефон и не был пуст почтовый ящик.

С такими мыслями я сел в купе поезда Москва-Кисловодск, еще не зная, что в результате этой поездки проблема «героя нашего времени» для меня будет решена окончательно.

— Телевизор не работает, — предупредил проводник. — Сеть работает, а монитор сломался. Чаю хотите?

Чаю я не хотел. Хотел, чтобы не дуло из кондиционера. Проводник вздохнул:

— А другим жарко. Вы тут покрутите, может потеплеет.

Я покрутил. Не потеплело. Помогло скомканное полотенце, вставшее на пути ледяного потока. С монитором тоже проблем не было. Его заменил планшет, который сразу поймал сеть. Жизнь стала налаживаться.

Вскоре я понял, что столкнулся с мелочами, на которые не стоит обращать внимания. Об этом говорил плакат, висящий в сверкающем туалете: «Соблюдайте чистоту. Что может быть хуже неработающего туалета в вагоне?»

В самом деле, что может быть хуже?

Часа через два ко мне подселили попутчика — крепкого мужчину в спортивном костюме. Седина раскрасила остаток его волос, но это не мешало ему выглядеть бодро. Мужчина поздоровался и поправил на столике пульт от телевизора, чтобы он лежал параллельно краю.

— В санаторий? — поинтересовался мужчина.

Я вздохнул. Видимо, мой внешний вид не предполагал ничего другого.

— Я два раза в год езжу в Кисловодск, — утешил меня попутчик. — У меня там норма — десять километров в день по парку.

— Прекрасно выглядите, — поддержал я разговор.

— Мне шестьдесят, — похвастался мужчина. — Спорт, диета, режим.

Дальше узнал, что секс у него раз в неделю, часы фирмы Аpple, телевизор с изогнутым экраном, что он банкир, у которого все схвачено, но машины у него нет.

— Такси обходится дешевле, — пояснил он.

Книг он не читал.

— Жизнь я изучил без книг. Читал в молодости, когда ничего не знал и верил написанному. Потом убедился, что вне книжных переплетов всё по-другому.

Уж не герой ли он нашего времени? Вроде правильно живет, по расписанию. Вежливый, пышет здоровьем, все у него хорошо, никому не мешает. Немного скучный — отказался от похода в вагон-ресторан, сославшись на диету, но это можно пережить. Обедать я пошел один.

Ко мне за столик подсела директор ресторана.

— Вина закажи сухого, рекомендую. Что такое сто грамм коньяка для мужика!

— Организм не принимает.

— Тебе надо полынь пить! Завариваешь, растираешь в кашу и с рисом. От всех болезней, включая рак и шизофрению.

Поговорили о раке, шизофрении, международном положении, о любви после сорока и о том, что все мужики сволочи. Расстались друзьями. Я даже получил чаевые — мне простили 34 рубля сдачи. Директор тоже претендовала на звание героя нашего времени.

Кисловодск

Если вы хотите отдохнуть душой, представив, что вы в Италии, то привокзальная площадь Кисловодска — это место, которое вам надо. Дождитесь, когда рассеется суета после прихода поезда, вдохните полной грудью и посмотрите вокруг. Зеленые холмы, далекие синие горы, желто-песочные здания, куда хочется зайти, неторопливые мужчины, всегда готовые начать беседу на любую тему.

Лечение началось

Санаторий — это советский вариант «все включено». Санаторий «Центросоюз» — островок СССР в бушующем мире загнивающего капитализма. На траве таблички «По газонам не ходить, штраф 1000 рублей», у входа античные скульптуры. Все солидно, степенно. Помимо античности есть еще девушки с веслами и с корзинами фруктов. Я хожу весь из себя усталый, много повидавший, с поднятым воротником. Но не потому что такой романтичный, а спасаюсь от ветра с Эльбруса. Меня сразу направили в столовую. В столовой тоже СССР, только вкуснее. Макароны, запеканки, вареники, котлеты. И еще сырки ванильные, глазированные. Меня все это устроило. Главное — присутствовал мой любимый компот из сухофруктов. В столовой разговоры, кого где щипало во время процедур. Мужчин мало, чувствую, что в бой тут идут даже старики.

В регистратуре хмурая девушка, не поднимая глаз, протянула мне карточку-ключ.

— Третий этаж в соседнем корпусе. К врачу через полчаса.

Комната оказалась светлой. Даже слишком. Огромное зеркало отражало солнце и верхушки деревьев. Под окном играли в футбол дети, и что-то шумело в кирпичной пристройке.

Врача звали Альбина.

— Разденьтесь до пояса и станьте к окну, — сказала Альбина.

Я читал в отзывах, что она видит людей насквозь, но не думал, что на просвет.

— Ну что, безнадежно? — робко спросил я.

— Запущено изрядно, — сказала Альбина. — Не волнуйтесь. У нас тут и мертвых вылечивают.

— Они начинают выглядеть как здоровые?

— Даже лучше.

Меня попросили лечь на кушетку. Альбина подошла и стала делать надо мной пассы руками.

— Не чувствую желчного пузыря, — огорченно сказала она. — И поджелудочная смещена. Вам туда лазили?

Я кивнул.

— Рака нет, черноты не чувствую. Пищеварительный тракт работает кое-как.

— Может таблетки какие? — предложил я.

— Вот только учить меня не надо. Для начала «Ессентуки-14» по два стакана три раза в день. А потом — к проктологу.

— У меня к проктологу нет вопросов. Может к гастроэнтерологу?

Этому умному слову меня научила дочка.

— У нас проктолог лучше разбирается в пищеварительном тракте, чем любой гастроэнтеролог.

— Но он только с одного конца разбирается.

— Наш проктолог разбирается со всех концов. Он по цвету лица вам точный диагноз поставит.

Я посмотрел в зеркало и увидел цвет лица, не предвещающий ничего хорошего.

— А меня еще одно ухо плохо слышит.

Альбина внимательно посмотрела на уши. Я оттопырил их, чтобы лучше было видно на просвет. Альбина хмыкнула и опять сделала пассы руками около моей головы.

— С левым ухом проблемы, — сказала она.

— С правым, — уточнил я.

— Это с вашей стороны правым, а с моей — левым.

Я замолчал, сраженный её проницательностью.

— Ванны, электричество, массаж? — спросила Альбина.

Я отрицательно покачал головой.

— К моему телу я разрешаю прикасаться только любимым женщинам. А с электричеством у меня сложные отношения.

Я вспомнил, как обжег палец напряжением тысяча вольт, но рассказывать не стал.

— Давление есть.

— У всех есть.

— Что принимаете?

— Там по-иностранному написано, я не помню.

— Я запишу в журнал то, что я помню.

— А пока «Ессентуки-14»?

— Да, три раза в день, прогулки по горам и положительные эмоции.

— Думаете…

— Уверена! Отсюда больными не уезжают.

Я радостно вздохнул и отправился к крану, откуда текли волшебные «Ессентуки».

Медицина в санатории

Пошел к проктологу — я человек послушный. В коридоре вспомнил совет директора вагона-ресторана — пить настойку полыни. Интересно, что скажет проктолог?

— Где направление? — сказал проктолог.

— В номере.

— Одна нога тут, вторая тоже тут через три минуты.

Мелькали ступени, плакаты, где Лермонтов пил воды и смеялся над Мартыновым.

— Желудок?

— Как догадались?

— Взгляд у тебя внутренний.

— И что?

— Ессентуки пьешь?

— Ага, молодею от них.

— Достаточно помолодел. Пора о душе подумать. Вот тебе список трав. Три раза в день, и чтобы никаких Ессентуков, пока не почувствуешь силу немыслимую и ума просветление.

Укроп, череда, календула, ромашка. Все по отдельности — гадость, а вместе — гадость неописуемая. К несчастью, в аптеке все было.

Меня лечит один только вид коробок на тумбочке. Визиотерапия!

Марина

Бывают же чудесные, светлые люди! Я догадывался, что Марина такая, но когда я встретил её в Кисловодске, то все равно был ошарашен. Виртуальное знакомство через блоги — это хорошо, но надо хоть иногда выходить в реал. Праздник на целый день!

Началось с того, что мне вручили местную симкарту с интернетом на 10 гигабайт. С вайфаем в моем санатории, осколке СССР, проблемы. Теперь эти проблемы решены.

А потом…

Мне не разрешили залечь в номере и предаться неге и высоким мыслям. Сначала место дуэли Печорина и Грушницкого. Потом водопад на Ольховке, где Печорин поил коня. Какая экскурсия вам это покажет! Надо продираться по разбитым дорогам, парковаться на горном склоне, ползать по мокрым камням и скользкой тропе. Потом гора Кольцо… Туда привозят экскурсантов, но так приятно никуда не спешить, греться на камнях, освещенных вечерним солнцем, и болтать о глупостях. На горе нахлынуло ощущение усталости от жизни — прямо по Печорину. Потом, правда, оказалось, что усталость не от жизни, а от душевной суточной беседы с банкиром, который ехал со мной в одном купе до Кисловодска. Вспомнил, что банкир мне доходчиво объяснил, что книги он читал до момента, как стал заниматься финансами. Деньги и книги плохо сочетаются. Страданий Печорина он не понимал, а героем нашего времени считал самого себя.

Потом армянская церковь, где можно поговорить с настоятелем и полюбоваться панорамой гор и города. И ещё старая крепость, упомянутая Лермонтовым… И бесконечные рассказы о кабардинцах, карачаевцах, их истории и настоящем.

На место дуэли Печорина и Грушницкого мы с Мариной еще вернемся. Через три года.

Будни санаторного отдыхающего

Чудо! В номере сам по себе появился вайфай. Зато исчезла вода. И холодная, и горячая. Всемирный Разум контролирует уровень радости.

Все-таки у капитализма есть преимущества. Раньше зал с улучшенным питанием был доступен для начальства. Теперь за деньги можно приблизиться к небожителям. В этом зале огромные тарелки, на которые из шведского стола можно наложить массу деликатесов, не боясь растерять их по дороге. И горячие вкусные котлеты с самого утра. Какую расплату потребовал Всемирный Разум? Он взял деньгами и талией.

***

Экскурсия в Пятигорск. Гид рассказывает: «Лев Толстой сказал, что если бы Лермонтов дожил до преклонного возраста, то русской литературе и поэзии никто другой был бы не нужен».

— А «Мурку» он бы тоже написал? — спрашиваю я.

Спрашиваю мысленно, чтобы не нарушать благоговейную автобусную атмосферу.

***

На приеме у ЛОРа.

— Я плохо слышу.

— Неправда. Я говорю тихо, а вы меня понимаете.

— Это потому, что у вас тембр голоса приятный. Очень женственный.

Улыбка, полное обследование. Долго приглашала приходить еще.

***

Знаменитый парк Кисловодска. Пять часов на ногах. Марина озабочена, чтобы я осмотрел все закоулки. Даже дождя нет, чтобы вымолить пощаду.

— Ну вот еще туда, чтобы потом не возвращаться.

Идем туда. И еще куда-то. Женщина-горянка неумолима. Через четыре часа включаю навигатор. Я в ужасе — обошли процентов десять. Калории тают, я затягиваю ремень.

Два километра на фуникулере — это передышка. Над дверью надпись: «Место для удара головой». Я примеряюсь, но отступаю под осуждающим взглядом «фуникулеровожатого».

В «Долине роз» красиво торчат сухие прутики. Все симметрично. Если не симметрично, то параллельно или перпендикулярно. Французский стиль.

Впервые вижу золотые туи.

— Смотри, птичка! Фотографируй скорее.

— Птички везде одинаковы.

Не говорить же, что мне лень доставать камеру и телевик.

***

«Красные камни» с выбитой звездой и барельефом Ленина. Долго ищу точку для съемки, где не видно ни того, ни другого.

«Храм воздуха». Павильон с «избой-читальней». Воздуха больше всего над обрывом.

— Часовая прогулка в этом парке равна пяти часам барокамеры, — говорит Марина.

Это почти физика. Для начала вспоминаю законы Ньютона.

***

Мужчина фотографирует женщину над обрывом. Фотографирует сверху — так нельзя. На снимке у нее будут короткие ноги, и она огорчится.

— Хотите я вас сниму вместе? — предлагаю я.

Мужчина замешкался.

— Пожалуй не стоит, а то моя супруга расстроится.

— Такое в курортном месте предлагать нельзя! — объясняет Марина.

Чувствую себя замшелым пнем, отставшим от бурления жизни.

***

Пустынная бильярдная. Один час — двести рублей. Одинокая женщина с глубоким декольте пытается ударить кием по шару, с тоской поглядывая на проходящих мужчин. И хоть бы один помог! Даже на халяву не хотят поиграть. А юному писателю некогда. Он спешит в номер, чтобы описать эту бильярдную.

***

Объявление в коридоре: «Удаление серных пробок и слуховых каналов».

Мороз по коже. Хоррор за 250 рублей.

***

В зале общего питания ложечка в сахарнице — чайная. А в зале улучшенного питания — столовая.

Потому что уплочено!

***

Наш гид в Пятигорске объяснил, почему вместо предсказанных дождей светит солнце и поют птицы: синоптиков ругают за плохие предсказания, поэтому они стали предсказывать плохую погоду. Если случится хорошая, то за это их ругать не будут.

***

Мой сосед по столу в зале улучшенного питания громко решает деловые вопросы по телефону:

— Давай!.. А это — в жопу!.. Это давай!..

Зал с уважением прислушивается к бизнес-переговорам.

***

Две блондинки с накаченными губами курят на лавочке.

— Вот, блин, мы попали! Тут не мужчины, а мужики, не женщины, а тетки.

— Я тоже хотела это сказать, но не так красиво!

***

— Я тут толстею!

— Значит, здоровье улучшается!

— Скоро мое здоровье в джинсы не поместится.

***

Санаторий, очередь у кабинета гирудотерапии (лечение пиявками).

— А от чего пиявки лечат?

— Они плохую кровь высасывают.

— А что такое плохая кровь?

— Ну… та, которую пиявки высасывают.

***

Санаторий, в кабинете отоларинголога.

— Вам борную кислоту в уши закапать?

— А зачем?

— Странный вы мужчина. Вам бесплатно лечиться предлагают, а вы вопросы задаете.

***

Экскурсия в Пятигорск.

— Лермонтова посадили в карцер Генерального штаба.

— Простите, не Генерального, а Главного.

— Я так говорю, чтоб понятнее было.

***

В парке поэт продавал ламинированные листочки со своими стихами. Не надо тратиться на издание книги, рекламу, рассылку. Я думал, что поэт будет грустным. Издали я принял его за пенсионера-аксакала, скучающего в большом городе. Сначала снимал его телевиком, чтобы запечатлеть кавказского горца, но оказалось, что на набережной речки Ольховка стоял весьма жизнерадостный русский поэт, охотно позирующий на камеру телефона. Он не настаивал, чтобы я купил его стихи. Ему просто понравилось, что его заметили.

По следам Веры и княгини Лиговской

Меня часто спрашивают, почему я обожаю фотографировать грязные лужи, обветшалые дома, покосившиеся заборы и помойки. Ответ простой: среди всего этого прошло мое детство. Лужи и помойки меня греют больше, чем кричащие новоделы, где внутри вонючий пластик, холодный металл и стекло. Это мы с Мариной ищем дом, где жил Печорин в Кисловодске.

Около Нарзанной галереи в Кисловодске есть чудесная улица, уходящая куда-то на холм. Старые дома, тишина… Но эту тишину просто разрывает чудовищно безвкусный дом, построенный Газпромом. Деньги никого не делают умнее, лучше, не приносят счастья и не добавляют вкуса. Кто мог одобрить немыслимые витые балконы, дешевые балясины на ненужных переходах, красные купола, уместные только на церквях и обсерваториях! И совсем рядом, в переулке, где лужи, корявые заборы, старое дерево и облупленные стены, царит та самая тишина, которую я пытаюсь найти в каждом городе.

Здесь мы с Мариной искали дом Реброва. Ему двести лет. Тут останавливались Пушкин и Лермонтов. Сюда Михаил Юрьевич направил в своем романе княгиню Лиговскую, а на втором этаже поселил Веру с мужем.

— Где тут дом Реброва? — спрашиваем местную жительницу с сумками.

— Не знаю таких. Может это квартиранты, их всех не упомнишь.

Разговор был в трех метрах от этого дома, который прятался за высоким зеленым забором. Старые доски, обитые дранкой. Следов штукатурки не осталось. Портик с колоннами исчез. Дикий виноград оплел все что мог, пытаясь скрыть медленную смерть дома.

А рядом красивый Курортный бульвар с клумбами, цветной плиткой, дорогими ресторанами и магазинами.

Обратно я ехал на такси. Пожилой шофер говорил, что молодежь стремится все разрушить и забыть прошлое.

— А как без прошлого? Как без корней, без фундамента? Меня иногда спрашивают о советах, но никто им не следует.

— А если прошлое мешает?

— Как оно может мешать? Скорее, высшее образование может мешать.

Мы приехали очень быстро. Жаль, что он был на работе и за рулем. Хотелось пригласить его выпить по стакану вина в уютном месте и выяснить, почему может мешать высшее образование, кого надо выбирать в мэры, кто важнее — хирург или терапевт… Много тем мы только начали обсуждать за те пять минут, что ехали из центра до санатория.

Пятигорск

Юным писателям нужно общаться с классиками. Спиритически, мысленно или хотя бы перечитывать их дождливыми вечерами. Это поможет быстрее прийти к моменту, когда приходит решение: продолжать писать или заняться выращиванием помидоров.

Лермонтов очень подходит для такого общения. Вроде, он свой, понятный. Писал в свободное от службы время. Так сейчас почти все пишут. И быт его во время службы был простым. Многие сейчас лучше живут. До шикарных апартаментов Некрасова нам не дотянуться, а вот домик в Пятигорске, где Лермонтов жил со Столыпиным, большинству по силам.

Нет, я не о быте хотел написать. Я о чувстве, которое появилось, когда увидел комнаты, помнящие поэта. Вы знаете, когда видишь стол, где были написаны строки «Выхожу один я на дорогу…", когда видишь в окне то, что видел поэт, его стихи воспринимаются по-другому. Ведь и ты сидел за похожим столом, думая о том же, но вот Лермонтов описал твои мысли, а ты двух слов сложить не смог. Хочется сесть с Михаилом Юрьевичем рядом, разлить вино по стаканам, поговорить о любви, войне, жизни, смерти, бессмертии… А потом пойти и пристрелить Мартынова.

Наша пропаганда, конечно, немного идеализировала Лермонтова. Ох, не прост был наш гений. Храбрый? Да. Но на Кавказе практически все офицеры были храбрецами — другие там не приживались. Любил, чувствовал и страдал сильнее других? Пожалуй, да. Так жизнь сложилась. Начиная с детства. Несносный характер? А у кого он идеален? А кто будет белым и пушистым, побывав несколько раз у последней черты, видя смерть не на картинках, а в дуле пистолета или в замахе сабли? Кто после этого сможет переносить пустословие светских салонов, позерство или пьяную похвальбу?

Теперь я знаю, о чем хотел бы поговорить с Михаилом Юрьевичем. После Пятигорска знаю.

Вот только планка моя после Пятигорска поднялась еще выше. Успеть бы до нее дотянуться.

К Лермонтову я еще вернусь через три года.

Мысли около рельсов

Возле станции Кисловодск я залез на пешеходный мост-переход, долго смотрел вдаль. Одолели философские мысли. Из всех видов транспорта, поезда дальнего следования — самые лучшие:

— можно ходить по вагону,

— обедать в вагоне-ресторане,

— спать в горизонтальном положении.

И еще можно выйти на любой станции и начать новую жизнь. Дней на пять. Потом надоест, конечно. Ты там никому не нужен. Там свои, незнакомые тебе правила и традиции, сложные связи и антагонизмы. Это сколько надо будет выпить в разных компаниях, пока ты станешь своим!

Вот так подумаешь, глядя на мелькающие огоньки ночных перронов, да и пойдешь спать в свое купе.

Площади и менталитет

Полюбил Кисловодск за его домашность и уют. Всякие там санаторники и курсовники бродят по городу, не смешиваясь с местными. Фильтруются через город, не оставляя следов. Южный менталитет прост — гостей уважать, но если ты задержался, то будь добр — играй по нашим правилам.

Неспешность, приветливость, никакой агрессии. Тебе нужно что-то выяснить в телефонной компании? Какой интернет! У меня знакомый там работает, он все устроит. Хочешь что-то спросить? Сначала поздоровайся, улыбнись. Хочешь хорошее мясо? Есть знакомый продавец, он сделает.

Через пару дней ты уже многих знаешь. С тобой здоровается девушка-нищенка около Нарзанной галереи. Ты уже узнаешь таксистов и продавцов. Уборщица на этаже сразу представилась — стала своей. В результате тебе «устроили» дополнительные шампуни и душ-гели. Официанты в столовой знают твою привычку держать на столе дополнительную пустую тарелочку.

А вот соседи по балконам в твою сторону даже не смотрят. Потому что не местные, не южный менталитет. А какое чудо привокзальная площадь в Кисловодске, когда нет приходящих поездов! Это копия площадей в маленьких итальянских городках. Там беседы, там решаются проблемы, там завязываются первые знакомства. Там никуда не торопятся.

И хоть твой организм измучен «ессентуками», благодатная атмосфера южного города околдовывает тебя, восстанавливает деятельность не только желудочно-кишечного тракта, но и коры головного мозга, где нет-нет да мелькнет что-то новое, расплывчато-счастливое.

Старые дворики

Да, старые дворики должны вызывать ностальгию, грусть и теплые воспоминания. Пусть там некомфортно жить, но ты знаешь всех соседей, всегда найдется тот, кому можно излить душу. Кто знает соседей во многоэтажках? Есть ли чувство родного дома, когда твой дом не просто дом, а корпус 4б, неотличимый от корпуса 4а?

И пусть ты стал большой, красивый и богатый, но тебя тянет в родной двор, где ты узнаёшь старое дерево, радуешься, что наконец покрасили входную дверь и засыпали вечную лужу около качелей. Уходят такие дворики… Теперь там уродливые, холодные, бетонно-стеклянные башни, окруженные иностранными машинами. И никогда ты не увидишь возле этих башен старый мотоцикл «ИЖ», на котором тебя катал дядя Николай с чумазым от старой смазки лицом.

День Победы

Утро 9-го мая. Кисловодск. Солнечно, только над горами белые облака. У колоннады духовой оркестр играет песни сороковых годов. Когда начали мою любимую «В лесу прифронтовом», у меня на глазах выступили слезы.

Полдень 9-мая, Пятигорск. В ресторане по радио транслируют военные песни. «В лесу прифронтовом» исполняет ансамбль Александрова. Солист поет громко и звонко. Я представляю, как лоснятся его отъетые щеки, и жду, когда он замолчит.

Война отняла у меня брата. Достала через 35 лет противопехотной немецкой миной. А отец дошел до Вены. Прямо до памятника Штраусу. Три «Красных знамени» и несколько фотографий. Одна у подбитого немецкого танка. Есть и фотография из Вены. Там счастливые офицеры сидят с австрийскими девушками. 9-е мая 1945-го года.

Мандала

В слове «мандала» ударение надо ставить на первый слог.

Буддисты — правильные ребята. Они видят космос в маленьких вещах, отчего космос становится ближе и роднее. Всю его черную бездонность можно взять в руки и о чем-то попросить. Или даже не просить, а просто почувствовать. У каждого из нас есть моменты, когда надо почувствовать космос и завести с ним приятельские отношения. Он без труда разберется с твоим измученным организмом и заглянет в закоулки беспокойной души.

— Контакт?

— Есть контакт!

Написать такие две строчки легко. А вот связать ниткой пугающую силу космоса с твоим еле дрожащим сознанием непросто.

— Я могу сделать для тебя мандалу, — сказала Оля Куксенко, — но для этого мне надо увидеть тебя. Или хотя бы твою свежайшую фотографию.

Оля мой виртуальный друг. Знаем друг друга уже десять лет.

— После сорока фотографироваться нельзя, — строго сказал я. — В памяти потомков ты должен остаться молодым козлом, скачущим по альпийским лугам.

— Тогда тебе придется показаться мне вживую.

Я показался. Оля и Леша подошли ко входу в санаторий. Вот бывают такие люди, которые становятся своими через минуту после слова «привет!» и улыбки. Никаких недоумений — почему у меня полголовы седая, а на аватарке в блоге я еще черноволосый мачо. Просто «привет!» и вопрос: «куда идем?»

В нижний парк, конечно. Вдоль речки, где рестораны с коньяком, где шумит вода, где красивый мостик для романтических фотографий на память. Леша занимается вебсайтами и их продвижением. Я тоже этим занимался. Две ключевых фразы с жаргонными терминами — общий язык найден. Оля не слушает, внимательно меня рассматривает — ей ведь надо мандалу для меня делать.

— Немного запущено, — сказала Оля, — но бывает хуже. Теперь мне ясно, какие у тебя проблемы и какие цвета мандалы помогут их решить. Учти, что мандала не только свяжет тебя с космосом, но и впитает в себя негатив, что заполняет твою шальную голову и мешает тебе быть здоровым и счастливым.

— Это типа фильтра между космосом и моим организмом, измученным Ессентуками номер 14? Это не только ключ к космосу, но и отстойник для мусора из моей головы?

— Ты рассуждаешь примитивно, но правильно. Когда ты почувствуешь в себе переполнение правильной энергией, то сожги мандалу в камине.

— Хочешь сказать, дальнейшее общение с мандалой опасно? Накопленный негатив может вырваться наружу и наделать бед в окружающем пространстве?

— Ага.

Мандалу я получил в поезде на остановке в Пятигорске. Сразу начал испытывать. Начал с простого — думал о шашлыке, водке и непристойностях. Мандала молча все это стерпела, но негатив накопила.

Вот интересно, какая у нее негативоемкость? У меня просто дух захватывает от открывшихся перспектив!

Поезд Кисловодск-Москва

Все заканчивается. Еду в поезде. Сосед по купе — чемпион России по игре в шахматы по переписке, знает проблему распознавания голоса и не боится слов «преобразование Фурье». Остановка Минеральные Воды. Магазинчик на перроне. Там мы с соседом — у него кончились сигареты.

— Сигареты есть?

— Нет, дорогой. Не имею право продавать.

— Жаль.

— Для тебя сделаю. Какие надо?

— Такие есть? — показывает пачку.

— Для тебя сделаю и такие.

Обожаю Кавказ!

Проводницу зовут Герда. Сижу в служебном купе и слушаю ее рассказы.

— Можно я напишу об этом?

— Ты писатель?

— Нет, но пишу. Сейчас все пишут.

— Это кому-то интересно?

— Твои рассказы, как сказка о Снежной королеве и Герде с Каем. Я напишу рассказ «Герда и два Кая».

Герда улыбается и заваривает чай.

Рассказ написал за два часа. Герда читает.

— Ну как? — спрашиваю.

— Все так, но хочется сказку со счастливым концом.

— Был счастливый конец?

— Дай мне подумать… Знаешь, наверное, свадьба дочки и была счастливым концом этой сказки. А в новой сказке, которую я начинаю, будет тоже счастливый конец.

— Ты постарайся.

— Я уже стараюсь. Ты почаще поездами пользуйся. Когда в следующий раз встретишь меня, то я тебе другую сказку расскажу. Обещаю, что будет покруче чем у Андерсена!

Как в сказке

Когда писал рассказ, то перечитал сказку «Снежная королева». Мозги настолько проветрились, что скоро стану таким, как принцесса из сказки: «В королевстве, где мы с тобой находимся, есть принцесса, такая умница, что и сказать нельзя! Она прочла все газеты на свете и уж позабыла все, что прочла, — вот какая умница!»

Возвращение в Москву

Все-таки Москва — это город для молодых или просто энергичных, уверенно смотрящих в телевизор или в светлое будущее. Мой организм, измученный и избалованный санаторием, перестал радоваться непрекращающейся суете, грохоту в метро и ночному выхлопу мотоциклов.

— Вот ты дал мне пятьсот, — говорит таксист, — и это правильно! У меня и так настроение хорошее, я простатит вылечил, а теперь будет еще лучше. А соточку бы добавить неплохо.

— Прокурор добавит!

Эта старая шутка из 90-х имеет успех. Таксист смеется.

— Тоже верно!

Как же хорошо быть в среде с родным языком! Ты в нем купаешься, со всеми полное взаимопонимание.

«Москва никогда не спит!» — с гордостью говорят москвичи. А так хочется исключений из этого правила. Хотя бы для моих соседей, затеявших ремонт своей кухни.

Встречи с близкими и любимыми радостны. Для них не жалко остатков энергии. Но нужно и заряжаться. Вот только где, я пока не придумал. Шашлык на даче? И еще с водкой, помидорами и теплым черным хлебом? Убийственная комбинация, против которой не устоишь. А гастроэнтерологи пусть помолчат. Что они понимают в московской жизни, неромантично думая о процессах в животе, забыв про душу. А душа еще требует малосольных огурцов, зеленого лука и поездки в Питер. Там сейчас хорошо — в моем любимом отеле по утрам сосиски, а над Невой белые ночи.

Питерский полуподвал

Полуподвал на Чайковского

Я в любимом Питере. В не менее любимом старом полуподвальчике. Как и полагается, тут хочется написать про Понтия Пилата. Потом вспоминаешь, что этот роман написан, и успокаиваешься.

В окне желтые стены двора-колодца. Радует, что наконец-то починили водосточные трубы. Почему-то мне это очень важно. Абсолютная тишина. На подоконнике знакомый кактус и самовар. Рядом Нева и Летний сад. Их не видно, но я их чувствую. Когда что-то любишь, то видеть не обязательно. Достаточно знать, что это рядом.

Сначала на Дворцовую площадь. Она очень домашняя. Никакого официоза. Как в Италии. По ней можно кататься на роликах и велосипедах. А еще можно сесть на теплые камни и смотреть, как солнце, продираясь через паутину проводов, прячется за горизонт.

Дней в Питере мало, надо все успеть. Что успеть? Ничего не успеть. Просто надо почувствовать город. А еще можно расставить приоритеты. Номер один — как следует подкрепляться и не давать себе засохнуть. Недаром один из Питерских слоганов гласит: «Запивая блинчик квасом, станешь ты в науке асом». А как вам такое: «Мы обогащаем ваш внутренний мир». А дальше список блюд для обогащения.

Особняк Кшесинской — это было в плане. Почему? Нравится мне эта женщина! Работать она умела. И жить тоже. Зашел на второй этаж, где память о революции. Вернулся на первый, где танцевальный зал. Там хорошо.

Бармалеева улица — дом за домом, двор за двором, подъезд за подъездом (если открыты). Зачем? В моей незаконченной повести там происходят загадочные события. Теперь мне ясно, где именно. Заодно осмотрена и остальная часть Петроградки. До кучи. Чтобы другим улицам обидно не было. На улице неожиданная встреча — ее знал по блогам. Остановился, смотрел вслед. Она не заметила. Вечером пишу — это ты была? Отвечает, что она. Смотрю в окно и думаю о рассказе. Вот она писательская жизнь — ни дня без строчки. А тут сразу много грустных и лирических строчек. Это вместо реальной жизни.

Три часа до поезда. Можно успеть на кораблик. По рекам и каналам Питера. Теперь знаю, где Блоковская аптека с фонарем. Мчится кораблик по рекам, ветер свищет, волны хлещут, закат сверкает, уши мерзнут, аппетит нагуливается.

Прощальные сто грамм, вечернее такси, засыпающий город, сотни китайцев на вокзале.

Хозяйке на заметку

или как разговаривать с таксистами.

— До Чайковской, триста.

— Маловато будет.

— Давай так: я говорю «триста», а ты говоришь «да» или «нет». Других слов не надо.

Таксист смотрит на тебя с уважением и приглашает садиться.

Раскольников в Питере

Как определить, что в одной из прошлых жизней вы были сыщиком? Признаки этого просты: выброс адреналина, блеск в глазах и шум в ушах, когда надо что-то найти или понять. А если ничего понимать и искать не надо, то все усилия направлены на поиски того, что надо найти или понять.

Вы можете представить человека, который специально едет в Пятигорск, чтобы найти место, где Грушницкий уронил стакан с нарзаном и княжна Мери подняла его? Если не можете, то посмотрите на меня.

А как вам цель многочасовой прогулки по Питеру — найти дом и подъезд, где Раскольников зарубил старуху-процентщицу?

Дом 104/25 на канале Грибоедова: чистый двор-колодец, странная метла у стены и старуха со злой шавкой.

— Здравствуйте! Наверное, вы тут давно живете и помните, где убили процентщицу?

Шавка, облаяв меня, с уважением смотрит на свою хозяйку. Ведь она знает и помнит все.

— В том подъезде, в углу. Там, кстати, кодовый замок сломан и в него можно войти.

— Ух, ты! А откуда известно?

Шавка замерла в ожидании ответа.

— Туда однажды туристов привели, а гиды знают все.

В подъезде пахло кошками, в открытое окно проникал свежий ветер и шум отбойного молотка. Стену украшала загадочная надпись: «Раскольников + Кира». Желание достать топор и пройтись по квартирам не возникло.

— Сюда надо с пустым кошельком приходить, — догадался я.

Блок в Питере

Квартира Александра Блока на ул. Декабристов. Угловая анфилада комнат, железная кровать за ширмой, письменный стол с зеленым сукном, самовар со спиртовой горелкой, в окнах видна Пряжка.

Сразу стал искать копию рукописи «Незнакомки». Нашел, не разочаровался. Гумилев сказал Ахматовой, что посылать таких, как Блок, на фронт, все равно, что жарить соловьев. Это запомнилось. В моем отеле белье по номерам разносит пожилой интеллигентный мужчина, говорящий на прекрасном литературном русском языке. Я с ним пообщался и вспомнил про жареных соловьев.

У Андрея Стругацкого

Сначала, как всегда, про себя любимого. В Питер я ехал в купе с курьером.

— Вы книги читаете?

— Нет! Не люблю, когда меня учат жить.

И тут я понял, что еще много не познал в этом мире. Вопрос, что лучше — бумажные или электронные книги, отпал сам собой. Пристыженный я забился под одеяло и молчал до самого Питера.

А в Питер я ехал за книгой Андрея Измайлова «Конец референта». Это о сложной, порой фантасмагоричной жизни петербургских писателей. Добыть ее можно было в книжной лавке Андрея Стругацкого (Богатырский проспект, 4. Через три года лавка закроется, но тогда я этого не знал).

— А вдруг книга Измайлова станет меня учить? — мучился я в районе Вышнего Волочка.

— … и отобьет охоту к самостоятельному мышлению, — это уже на подъезде к Бологому.

— Ладно, рискну, съезжу к Стругацкому, возьму книгу, а там — будь, что будет! — это уже в пригородах Питера. — Не всем же быть такими смелыми, как мой сосед по купе.

Книга оказалась с остроумным автографом автора — Андрей Измайлов, спасибо!

— То-то, — сказал Андрей Стругацкий. — Попробуй написать такое в электронной книге!

— Да… — согласился я. — Но для этого мне пришлось пересечь океан и еще полконтинента. А почему Измайлов издал книгу только в бумажном варианте?

— Не ко мне вопрос. И вообще, электронные книги облегчают работу пиратов. Мы пытались бороться с незаконными копиями книг Стругацких, да какое там! Сделайте поиск в Гугле «Стругацкие, скачать бесплатно»… Да, вы лучше меня это знаете!

— Ага, — сказал я, стыдливо отводя глаза и вспоминая, как сам скачал полное собрание сочинений Стругацких.

— Надежда только на красивые подарочные издания, — продолжил Андрей, — и на тот краткий период, когда бумажная книга издана, а пираты еще об этом не знают.

Мы еще много о чем говорили. Маленькая уютная книжная лавка вообще создана для душевных разговоров на любые темы. Особенно для тех, кто любит Стругацких и фантастику.

Андрей, спасибо!

Дождь в Москве

В Москве дождь

Под ногами ручьи по асфальту, над головами — зонтики. Но есть прохожие без зонтиков — они красивые, мокрые и задумчивые.

Звоню друзьям. Они рады, но как-то по-деловому. Это нормально. Дружба сверкает и пузырится шампанским, когда есть общие дела. Когда их нет, то это грустный портвейн под селедку с холодной картошкой.

Чувствую потребность разогнать сырость окружающей среды. Вспоминаю лозунг петербуржцев про булочку («Когда ваши дела идут плохо — не ходите с ними, ходите за булочками!»). Иду в «Магнолию» за булочкой. Набираю полную сумку еды. Столько мне не съесть, но важны возможность и выбор. Продавщицы улыбаются, обрезают заветренные края батонов колбасы и долго смотрят мне вслед. Больше им смотреть некуда — в магазине я один. Москва дождливая спокойна и приветлива. Зонтики создают иллюзию защищенности и большего личного пространства.

Понравилось

Позвонил Капитан, спросил, когда я соберусь к нему на яхту.

— В следующем году.

— Я запомню. А пока давай отчет о поездке.

— Какой отчет?

— Что понравилось, что не понравилось.

Надо привыкать к флотской дисциплине. Сначала, что понравилось. Не люблю подводить итоги. Строить планы гораздо интереснее. Но раз попросили…

— Видел больше улыбок и доброжелательности. И это при том, что в этой поездке мало с кем выпивал.

— Исчезли «конкретные пацаны». В Кисловодске увидел троих в кожаных куртках и адидасовских штанах, но они пили кофе, а не пиво. И к продавщице мороженого не приставали, а делали комплименты.

— Вежливость водителей к пешеходам зашкаливает. Я нечаянно наступил на «зебру», чтобы постоять и подумать, так сразу создал пробку в обоих направлениях. И ни одна зараза не гуднула, чтобы вывести меня из состояния глубокой задумчивости.

— Чистота в центрах городов немыслимая. Я долго хранил на туфлях грязь с места дуэли Печорина и Грушницкого, но с этой реликвией пришлось расстаться под осуждающими взглядами.

— Не знаю, как в других городах, но проблема такси в Кисловодске, Москве и Питере решена полностью. Такое чувство, что такси можно заказать не только по телефону и Инету, а просто усилием мысли.

— В Москве почти исчезла реклама. Даже стало грустно, что красивые девушки с плакатов больше не зовут меня уехать на Мальдивы.

— То ли я такой обаятельный, то ли вид у меня почти умершего лебедя, но в магазинах и аптеках угадывали мои желания почти без слов и сразу вели к нужной полке.

— Пытался найти в магазинах следы санкций и кризиса. Не нашел.

— В метро стали снова читать бумажные книги. Один парень читал даже третий том собрания сочинений А. Куприна.

— Вежливая полиция. Причем настолько, что я даже забыл в какой стране и попытался перейти на английский язык.

— В ресторанах готовят вкусно. Я прокололся только один раз в «Белорусской кухне» на Маросейке, где подали сухие и слишком жирные драники. Я люблю белорусов и точно знаю, что к этим драникам они отношения не имели.

— Америка приучила меня к доброжелательности, открытости и общительности. Я разговаривал с десятками людей и возникло чувство, что все они прошли американскую школу.

— Мысли я читать не могу, но при мне никто не ругал Америку и Европу.

— На дневных улицах исчезли женщины в вечерних платьях. Часто встряхивал головой — не в Европе ли я!

«Ха, — сказали мне. — Ты же был как турист, а вот пожил бы».

Ну, что сказать. Я жил в России в гораздо более трудные времена и могу сравнить. Да и живу я теперь в России долго.

А что плохого? Да, видел, чувствовал. Об этом в следующей главе.

Не понравилось

Опять итоги майской поездки в Россию. Теперь о том, что не понравилось.

Меня трудно разочаровать и огорчить. Вид помоек и разбитых дорог вызывает ностальгию по детству. Быт? Я спал на леднике сном младенца под грохот срывающихся лавин и питался томатной пастой, смешанной со снегом. И вообще, самое лучшее отношение к окружающему миру (писал об этом выше) изложено в туалете вагона поезда Москва-Кисловодск: «Что может быть в жизни хуже, чем неработающий туалет в поезде!»

Если вдуматься в эти простые, но рвущие сердце слова, то многие проблемы быта уходят на далекий задний план. Туалет в поезде работает? Все остальное русский человек переживет.

Из кондиционера в купе веет арктическим холодом? Нет проблем для мужчины, у которого золотые руки не растут из золотой попы. Изящный взлет под потолок, полотенце на кондиционерную дырку, ноги плетут антраша, мягкое приземление — в купе устанавливается погода майского солнечного дня.

Не работает карточка запирания купе? Тут два способа решения проблемы: написать в ООН или подойти к проводнику и попросить заменить карточку.

В купе не работает монитор для показа фильмов из локальной сети? Я программист или тварь дрожащая? Берешь планшет, находишь эту сеть и смотришь кино до синих чертиков в глазах.

— Дараган, ты совсем зажрался? Кондиционер, карточка, кино… А помнишь как спал на третьей полке общего вагона и был счастлив?

— Вот и я об этом. Это не недостатки, а приключения и разминка ума.

Можно еще поныть, что метро шумное.

— Ага, нефиг было уши в санатории промывать. Метро шумное, потому что дождь мокрый. Не нравится — бери такси. Впрочем, ты и так в час пик нагло поехал на такси от метро Курская до ВДНХ. И ведь доехал даже без пробок. Лучше отметь, что в Москве стало легче ездить.

— Отмечаю.

— То-то!

Питерские влюбленные знают, что Дворцовая набережная — не лучшее место для романтических прогулок. Там шепотом не признаешься в любви и не позовешь идти на край света. Это нужно кричать, чтобы услышали. Во всем виноват «шумный» асфальт в пупырышках. В Америке такой асфальт на мостах, где возможно обледенение.

— Все питерские набережные подвержены такой напасти. Так что кричи в ухо своей избраннице или ищи более тихое место. В ресторане, например. Давай, критикуй дальше.

— А почему пасхальный кич радовал москвичей аж через две недели после Пасхи?

— А чтобы все успели насладиться и устать от такой красоты.

— А почему почти все девушки в рваных джинсах? Вроде, эта мода окончилась.

— Причем тут мода? Русским девушкам есть что показать под джинсами. Давай что-нибудь посерьезнее.

Около моего дома в Москве располагается очень важный институт, где разрабатывают очень важные приборы. Его жизнь как на ладони. Утром и вечером можно разглядывать сотрудников. Большинство — это мужчины старше шестидесяти.

— Ты что-то имеешь против опыта и рассудительности? Это люди старой закалки и отличного образования.

— Ага, они еще помнят, как ламповые радиоприемники работают. После пятидесяти мозг отчаянно сопротивляется всему новому. Хочешь приведу пример из поездки? Разговаривал в купе с пожилым руководителем (!) группы программистов. Они разрабатывают систему распознавания человеческой речи. Вот наш диалог:

— И как вы работаете?

— Проблема сложная, мы ее решаем шаг за шагом. Сейчас составляем таблицы…

Я достаю айфон, включаю запись и прошу продиктовать несколько предложений. Он диктует привычную фразу:

— Проблема компьютерного декодирования человеческой речи далека от своего решения…

Я показываю, что на экране телефона появляется эта фраза, напечатанная без единой ошибки.

— Ни хрена себе! Это как? А грамматика?

— Нет никакой грамматики. Гугл-переводчик тоже без грамматики работает.

— Как это?

Я рассказываю. Руководитель программистов замолкает и смотрит в окно на мелькающие столбы.

Не ждите от меня рецептов привлечения молодых и горячих в промышленность и науку. Больше платить? Наверное. Впрочем, заплата хороших инженеров в Москве не такая маленькая. Но не все определяется деньгами. Есть еще престиж. Вот тут совсем сложно. А может, просто специалистов не хватает? Все больше в банках или продают что-нибудь…

Еще не понравились претензии. Заплатил рубль, а хочет на все сто. Диалог в столовой санатория в Кисловодске.

— Это что? Это жареная рыба? Это кусок засохшего говна! Я за ЭТО деньги платила?

Девушка-официант — кабардинка. Она краснеет от стыда за говорящую.

— У нас еще шесть горячих блюд на выбор. Вот блинчики с мясом очень вкусные.

— Мне нужна рыба! Вы можете ее нормально пожарить?

Наконец любительница жареной рыбы успокаивается, берет азу с жареной картошкой и уходит. Я говорю девушке, что все очень вкусно и чтобы она не огорчалась.

— Да ладно. Мы привыкли.

«Мы привыкли» режет ножом по сердцу.

— Ну… это сейчас редко. У тетки просто психические отклонения. Недаром она в санаторий приехала. Её еще не вылечили.

Продолжаем разговор с Капитаном:

— А почему после сорока половина женщин становятся тетками, а мужчины — мужиками?

— А кем им становиться?

— Не становиться, а оставаться. Женщинами и мужчинами.

— Не придирайся. Зато люди, в основном, душевные. Подберут, накормят, обогреют, нальют.

— Нальют — это так. Мне предлагали выпить на улице. Потом обиделись, что не уважаю.

— И правильно, что обиделись. Ведь от чистого сердца предлагали. И это все, что тебе не нравится?

— Еще не нравится, что большинство объявлений или запретительные, или, типа, «деньги сейчас давай, а то завтра будет дороже».

— Заботятся о твоей жизни, твоем кошельке и об окружающей среде.

— А мне не нравится, что заботятся в приказном порядке.

— Капризный ты!

— Вроде нет. Уже начал привыкать к новой жизни.

— Ну и молодец! Давай сбегаем в магазин, а потом обсудим новую жизнь во всех деталях.

Капитан остался доволен таким отчетом. А на яхте по Ладоге мы с ним потом ходили. Но об этом в книге «Ладога».

2017, лето и осень

Московский блокнот

Там, где раньше был счастлив

Москва, родной академический институт, где я провел лучшие годы. В горле горький комок от пустых коридоров и захламленных комнат. Раньше тут бегали стайки красивых девушек в белых халатах, а у подоконников курили усталые мужчины, обсуждая динамику спиновых систем и свойства свободных радикалов. Теперь тут тишина и даже чистота. Сорить некому. На двери комнаты, куда я пришел дипломником, а вышел завлабом, висит табличка, что я до сих пор отвечаю за технику безопасности. Заглянул. Там свалка строительного мусора. С техникой безопасности все в порядке.

Навстречу идет Юрка (простите за фамильярность) — один из лучших в нашей секции гребного слалома. Теперь у него, наверное, появилось отчество, которое раньше было без надобности.

— Вовка, привет! Решил посмотреть на родное пепелище? Только не вздумай возвращаться. Как там в америках?

— В америках у всех по-разному. Как и везде.

— Зато у нас свобода. Не осознанная необходимость, а настоящая!

— В том смысле, что на работу можно не ходить?

— Ага! Раньше мы два раза в месяц за заплатой приходили, теперь все на карточку переводят.

Юрка хохочет и исчезает. Он из тех, кто будет работать, даже если за это не платят. Это стиль его жизни. Таких немного. Второй такой — мой друг. Мы с ним делили съемную квартиру в первые годы жизни в Америке. В середине нулевых его сманили работой в Сколково. За три месяца выпытали все его идеи и выкинули на улицу. Он вернулся в родной институт, между делом защитил докторскую, за свои деньги покупает реактивы и оборудование, доплачивает аспирантам. Зачем? У него идея на Нобелевскую премию — сделать супер-катализатор для связывания азота. По Нобелевскую премию — это я сказал. Ему просто интересно, он рисует химические формулы и показывает свое хозяйство под тягой.

— А что делает алюминиевая кастрюля? Вы тут суп варите?

— Это водяная баня. Такую кастрюлю теперь не достанешь, а она позволяет почти мгновенно устанавливать температуру. Я бы мог купить фирменную «баню» за несколько тысяч долларов, но зачем? Кастрюля прекрасно справляется.

— А зачем банки от варенья?

— В них отлично хранятся сухие реактивы.

— И как тебе после работы в Дюпоне?

— Нормально! Вспомни, мы всегда так работали. Чисто там, где должно быть чисто.

— Такое чувство, что в этом корпусе ты один работаешь.

— Я решил свои денежные проблемы, теперь можно для удовольствия и поработать.

— Как-то грустно и страшно за академическую науку.

— Академию давно надо разогнать и перевести всю науку в университеты. Там студенты, там жизнь. Тут же теплое болото для престарелых академиков.

— Но ведь есть примеры успешных лабораторий.

— Они были бы еще успешнее, если бы их перевели в университеты.

— А где сейчас остальные сотрудники?

— На дачах, на подработках. Некоторые гранты пишут.

— Ты не пишешь?

— Не смеши меня. Ты представить не можешь, какое удивительное чувство, когда тебе ничего не надо от начальства. Просто открываешь сайт eBay, где есть всё, что нужно для работы.

— А как пишущие собираются выполнять работы по грантам? Судя по разрухе… Нет приборов, реактивов, сотрудников…

— Ты же был завлабом! Забыл, как мы умели красиво строить научные фразы?

— Но…

— Хватит о грустном, пошли лучше в ресторан пообедаем. Знаю место, где отлично готовят креветок и лобстеров. Я угощаю.

И мы пошли в ресторан.

Дом на Мойке

Петербурженка

Жил в Питере на Мойке напротив крыла Главного штаба, отданного Эрмитажу. Около моей арки продуктовый магазинчик. Стою в очереди с бутылками воды. Передо мной старушка лет 80-ти. Нет, не старушка, пожилая женщина.

— Мне две бутылки шампанского. Нет, не иностранного, советского. Привыкла я к нему.

— И еще килограмм абрикосов. Они такие желтенькие у вас.

— Два помидора, вот этих.

Продавец с уважением смотрит на покупательницу.

— Мадам, эти помидоры без вкуса и запаха. Я вам сейчас принесу два настоящих помидора.

Приносит, взвешивает, внимательно ждет дальнейшего.

— Мне еще что-нибудь неожиданного…

— Есть свежие кедровые орешки.

— Отлично, я возьму два пакета!

Покупки укладываются в сумку.

— У вас гости? Дети приезжают?

— Почему гости? Завтра воскресенье, я хочу себя побаловать.

Сумка на плечо, покупательница, опираясь на палочку, уходит. Продавец обращается ко мне.

— Настоящая петербурженка! Таких все меньше и меньше. Вы сами-то откуда?

Я медлю с ответом.

— Вы — гость, я сразу догадался.

Выхожу на улицу, смотрю на свое отражение в витрине, пытаюсь понять, чем я отличаюсь от петербуржцев. Оглядываюсь, чтобы сравнить. По тротуару в музей-квартиру Пушкина идет толпа китайцев. Кроссовки, серые брюки, куртки, в руках бутылки с водой. Все как у меня.

Вот если бы я шампанского купил…

Пушкин и другие в Питере

Александр Сергеевич, ни на кого не глядя, сидит в Литературном кафе на Невском.

Я его понимаю. Иду сквозь толпу, поглядывая выше голов. После двухнедельной тишины (яхта на Ладоге) толпа пугает. Острое желание побыть одному. Похоже, что такое желание и у тысяч китайцев. В поисках одиночества они заполонили все центральные питерские переулки.

***

Питер, Измайловский сад. На лавочке сидит бронзовый ангел с книгой. Нос у него блестит — не знаю, что случится, если я его потру. Но, наверное, что-нибудь хорошее. Прикасаюсь к холодному носу, оглядываюсь. В парке никого, тихо.

***

На стрелке Васильевского острова художник рисует серую Неву и Зимний дворец. Каждый проходящий заглядывает ему через плечо. Художник не реагирует. Хочу сделать фотографию и назвать её «Одиночество в толпе».

***

Зашел в издательство в доме около арки Главного штаба. Спрашиваю, чем они лучше, чем остальные. Говорят, что красиво оформляют обложки.

— Помогаете распространять изданные книги?

— Только за счет писателя.

Это капитализм или бумажные книги почти никому не нужны?

***

В музее Набокова. На стене фотографии домов, где он жил в Америке. Я насчитал десять. Похвастаюсь, что был в долине Аризоны, где Набоков ловил бабочек. Там красиво и без бабочек — красные скалы, голубая вода…

Почему-то обидно, когда писатель тратит время на бабочек, кухню, рыбалку… На женщин — нормально. Это жизнь. Но вот бабочки!

Хорошо, что меня никто не спрашивал.

***

«Большой» дом на Литейном. Сначала не понял, что это «тот самый». Спрашиваю у полицейского, мерзнущего на ветру:

— А что было в этом доме?

— Что надо, то и было.

— А до революции?

— Ничего интересного.

И взгляд такой усталый, колючий. 
***

На доме (Чайковского, 29) написано, что это особняк Трубецких, потом Нарышкиных, но юный следопыт знает, что этот дом был построен для Абрама Петровича Ганнибала (арапа Петра Великого).

Кстати, о таинственном. В 2012 году здесь нашли клад Нарышкиных. Они покинули Россию в 1917, им было не до клада.

***

Беседа о Есенине:

— Как можно сравнивать поэзию с прозой? Никак! Поэзия — это живопись слов. Поэт думает над каждым словом, страдает. А прозаики только по клавишам стучат.

— А как же Гоголь, Флобер?

— Они в душе были поэтами.

***

В Питере вспоминаю санаторий в Юрмале. Первый визит к врачу:

— Вам надо делать массаж шеи и плеч. Это улучшит кровообращение и работу мозга.

— У меня мозг работает отлично.

— Это вам кажется, если вы отказываетесь даже от бесплатных процедур.

Мозг в Питере работает плохо. Только картинки может рассматривать. Зря я отказался от массажа шеи и плеч.

***

Обожаю питерские дворы. Эстетически обожаю. Полюбоваться хорошо, но не представляю свое детство в таких колодцах. Особенно сейчас, когда они забиты машинами. Но все равно обожаю.

***

Малая Конюшенная. Памятник Гоголю. Мог ли Николай Васильевич предполагать, что долгие годы будет смотреть на Невский?

Гоголь восхищался питерскими вывесками. Согласен с его восхищениями. Категорично считаю, что по креативности вывесок Питер занимает первое место в мире.

Москва в декабре

Москва, декабрь. Из блокнота.

Зашел в книжный магазин на пр. Мира. Увидел стеллажи с российской фантастикой. Посмотрел одну полку, другую… закружилась голова. Пошел вдоль «фантастических» стеллажей. Насчитал 25 шагов. Сказал: «ой!» И тут начались стеллажи с зарубежной фантастикой. Это добило вконец.

Затаился около кассы, стал наблюдать, что покупают. При мне покупали большие детские книжки с картинками.

Вышел на свежий воздух, глотнул туману, наступило просветление. Прохожие шли по мокрым тротуарам и несли белые пакеты с едой. Приближалось время субботнего обеда.

***

Проснулся во мне мастер, понадобилась рулетка. Куда едет юный путешественник за рулеткой? В «Золотой Вавилон». Ибо от любимой кроватки до него три остановки на любимом 17-м трамвае.

Вавилон ошарашил. Видали мы моллы, но такой и во сне не приснится. До рулетки надо было идти километр мимо сверкающих лавок, где торговали ненужностями накрашенные девушки с немАсковским говорком. Тут бы ввернуть философскую мысль о мирской суете и погоне за лишним, о мудром японском стиле ваби-саби, но другая мысль билась пульсом в висках — с сединой в бороде и бесом во всех костях ты понимаешь, что иногда надо жить для себя.

Когда мы с первой женой отхватили квартиру на Ленинском проспекте, то начали ее обустраивать для гостей. Чтоб им, паразитам, было удобно выпивать, закусывать, танцевать, отдыхать и заниматься глупостями. Теперь все по-другому. Сейчас в моей комнате огромное место занимает кровать. На нее много гостей не уложишь. И не надо.

Кстати о рулетках. Продавались китайские и американские. Их везли в Москву через моря и горы. Тысячи километров. Это так, о международном разделении труда.

***

Не догнать Америке Москву по прибамбасам. На моей трамвайной остановке бесплатный вай-фай. Нет такого в Америке. Я, правда, не понял — зачем? У всех в телефонах мобильный интернет. Он в Москве копейки стоит.

— Тебя не спросили, — проворчал внутренний голос.

***

Был в мебельном (й) шоурум. Теперь «шоурум» — русское слово. Перестал чему-либо удивляться.

— Почему у вас диван розового цвета?

— Это для девочек.

— Но формы у него брутальные.

— Это для брутальных девочек.

***

В зале ресторана «Тарас Бульба» звучали песни ансамбля АББА. А в комнате «для хлопцев» передавали новости на украинском языке.

***

Около метро Ленинский проспект сквозь одетых в черное людей строем ходили нарядные кришнаиты и пели веселые песни.

— Толерантность, блин, — сказал плоховыбритый мужчина и сплюнул.

***

Москва — красавица, конечно. Даже в декабрьскую серость. Мне она все больше напоминает таинственную незнакомку, которая смотрит сквозь тебя и идет дальше.

***

Выставка Малевича. Интересное было время в российском искусстве в начале двадцатого века до наступления социалистического реализма. Сколько имен, сколько направлений, сколько надежд. И каждый был уверен в своей гениальности. Малевич долго был убежден, что его супрематизм предсказал революцию. А какие были диспуты! Политика, искусство, литература — все смешалось в адском котле.

Выставка оформлена потрясающе. Снимаю шапку перед ее дизайнерами. Полное погружение в его эпоху. Хотелось, правда, видеть в залах не только девочек-отличниц с телефонами, но и компаний странных молодых людей на лестнице, яростно доказывающих, что супрематизм не умер.

***

Дождь, свободный день. Самое время вспомнить о целях и мечтах. Была одна цель — перечитать повесть Игоря Ефимова «Смотрите, кто пришел». С ней были связаны приятные воспоминания. Доступных книг с повестью на земном шаре две: одна в Ленинке, вторая в библиотеке чикагского университета. Для меня Ленинка от Миннеаполиса ближе. Оформляю читательский билет в профессорский зал.

— А докторский диплом у вас с собой?

— Нет, но я могу доказать. Сказать, например, чему равен интеграл от икс-квадрат?

— Почему-то я вам верю.

— Вид умный?

— Буквы дфмн просто так не пишут.

В зале тишина и невыносимо знакомый запах старого дерева. Почудилось, что скоро экзамен, любимая девушка заброшена и спасжилет еще не отремонтирован.

Профессора в зале сидели молча, листали книги и поглядывали в телефоны. Чувствовал себя посторонним. Повесть прочитал за полчаса. Все любимые места вспомнились и удачно сложились с запахами родной библиотеки.

***

Побывал в Гараже на выставке художника Мураками (не путать с писателем). Интересно было посмотреть на классика японской медиа культуры, от которой балдели дети 90-х и нулевых. Я эту культуру пропустил и пришлось набирать информацию со скоростью гигабайт в секунду. Вот за что люблю японцев, так за умение придумывать красивые названия:

— Будет ласковый дождь;

— Подобно течению реки;

— Я ее любил;

— И я могу преодолеть время, а Вселенная — открыть мое сердце;

— Лев всматривается в бездну смерти.

А я только для одной книги придумал оригинальное название: «Накапливаемая внезапность». За что меня ругали, кстати.

***

С каждой поездкой замечаю, что люди становятся добрее. Или это у меня развивается способность пропускать плохое мимо ушей и не заморачиваться на мелочах?

2018, лето

Из московского блокнота

Давно я не занимался бытом. Точнее, не прикладывал голову к проблемам покупки и расстановки мебели, выбору цвета ковра и форм абажуров у светильников. Хорошо, когда рядом женщина, различающая сотни оттенков и даже знающая, чем персиковый цвет отличается от бежевого. А когда сам принимаешь решения, то смотришь на цены и размеры. То есть на то, что можно описать цифрами.

И какая радость, когда с помощью науки геометрии с применением оптимизационных методов удается запихать в маленькую комнату десять предметов мебели и даже оставить место для медленных танцев при свечах.

***

— Деда, а что это за книги?

— Это я написал.

— А зачем?

— Ну… Давай лучше в машинки поиграем.

***

— Как тебе Москва год от года?

— Отлично! Все меняется к лучшему. Чисто, все вежливые, еда прекрасная, кафе на каждом углу, мой 17-й трамвай идеален, Яндекс-такси работает четко, пешеходные зоны. Когда высохнет лужа в нашем дворе, то город станет идеальным. Дышать, правда, трудно, но это дело привычки. Скоро организм перестроится.

— У тебя взгляд богатого туриста. Попробуй тут не тратить, а заработать деньги. Или возьмись построить загородный дом по всем правилам.

***

— Как тебе тут?

— Шикарный торговый центр. В Америке таких не видел. Представляю, сколько тут стоит аренда и какие наценки на товары.

— Вот ты всегда плохое найдешь.

***

— Инструменты купил?

— Ага. Хотел поддержать российского производителя. Нашел шикарные отвертки, молоток и пассатижи фирмы «Ермак».

— Так ты поддержал китайского производителя.

***

— Молодой человек, попробуйте колбасу нашего комбината. Она очень вкусная, в ней нет ГМО.

— А чего еще в ней нет?

— В ней ничего нет!

***

Прокатился на автобусе. Ничего, но никакого сравнения с трамваем. Трамвай независим. Он катится в параллельной вселенной, в нем по-другому течет время. И люди там едут особенные. Уверенные в следующих десяти минутах.

На даче Капитана

С Капитаном приехали в Новый Иерусалим. Тут все красивее, чем в старом. Красоту охраняют мальчики в темных костюмах. Стены монастыря покрашены в праздничный белый цвет. Мы с капитаном спрашиваем у Сергея — скульптора, который участвовал в конкурсе на реставрацию Воскресенского собора:

— Почему белый, а не оригинальная кирпичная кладка?

— Во-первых, это чистенько и светленько. Во-вторых, всегда можно сослаться на исторический период, когда что-то во что-то красили.

Сергей Косминский — талантливый скульптор. Его талант уникален тем, что, начиная работать, он думает не образами, а текстами. Обычно в скульптурах одна мысль. У Сергея — история. Из его мастерской в поселке под Истрой не хочется уходить. На полках множество историй — простых и с закрученными сюжетами. От его Диогена я не мог оторваться.

— Сергей, можно я дам твой телефон друзьям?

— Можно, но у меня простая Нокия, кому она нужна?

Две красавицы кошки внимательно слушают наш разговор. Мы говорим о спасении мира, как нам жить дальше и как любить.

***

Дача Капитана на улице Адмирала Ушакова. Ну назвал Капитан улицу своим именем. И что такого? Как улицу назовешь, так на ней и жить будешь.

***

Дальняя дача Капитана. Как сейчас прекрасно в лесу, да еще после сытного капитанского завтрака. Тишина такая, что слышно, как растет трава, раздвигая прошлогодние листья.

— Капитан, я сейчас скажу литературным штампом. Это воздух можно пить.

— Надо сфотографировать твою счастливую морду.

— Вот ты сейчас взял и всю весеннюю романтику испортил.

Утром пошли к колодцу за водой.

— Почему нельзя из крана?

Капитан перечислят ионы металлов, которые коварно плавают в водопроводной воде. Набираем воду из колодца. Без ионов.

На даче нельзя пить чай из пакетиков. Пакетики — это для города с его скоростями и рассеянностью мыслей. На даче нужно не спеша рассматривать набухающие чаинки в стеклянном заварочном чайнике и обсуждать, какой чай лучше: с чабрецом или бергамотом. И еще на даче нельзя лупить по клавишам. Запах разогретых елок и фиолетовые пятна апрельских берез на небесной голубизне требуют блокнота с линованными страницами и красивой ручки. Вроде и мыслей нет, кроме как «об поспать после обеда», но все написанное кажется невероятно умным и значительным. Медленно и красиво думается вдали от большого города. Тишина. По траве скачет счастливая лягушка. Трясогузка качается на березовой ветке и осуждающе меня разглядывает.

Из рассказа Капитана. Во время консилиума врачей:

— Пьете? Курите?

— Нет.

— Возможно из-за этого у вас проблемы с сердцем.

— А если бы я пил и курил?

— Тогда бы я развел руками, и вы бы всё поняли без слов.

***

Капитан дал прочитать книгу о парусном спорте — впереди месяц на яхте. Бумажные книги не читал уже лет пять. Книга старая, пахнет пылью и микробами. На ней нет кнопок, чтобы увеличить шрифт. Нельзя копировать текст в файл. Чувствую себя человеком из прошлого. Тянет зажечь свечи и обмакнуть гусиное перо в чернильницу. Но капитан суров:

— Хоть что-то поймешь о жизни на яхте. Поход на яхте — это не времяпровождение, а другой стиль жизни. В прошлом году ты только начал осваиваться, главного еще не понял. Не уловил сути и не выучил все термины.

Я киваю и листаю пожелтевшие хрупкие страницы. Экзамена по книге не будет. Будет укоризненный капитанский взгляд, если он не почувствует моего восторга, когда о борт ударит первая волна и ветер надует паруса.

Из блокнота

Сколько раз я давал себе слово не жить в Москве старыми воспоминаниями. Город стал другим — богатым, красивым, шумным. Но что могу поделать, когда на полке «Перекрестка» лежит сырок «Дружба». Тот самый, о котором мечтал в походах по Кавказу. Полагалась половина сырка к вечернему чаю. И ничего вкуснее представить было невозможно. Не удержался и схомячил «вечернюю» половину сырка на трамвайной остановке. Потом сидел на современном синем сиденье, смотрел в окно на незнакомые магазины и рестораны, вспоминая, как шумит Терек в Дарьяльском ущелье.

— Гривы у львов, а не у львиц, — говорю я.

— Терек только прыгал, как львица. Львица — главная добытчица в львиной семье. А грива у Терека своя, к львицам отношения не имеет. И вообще — не умничай!

***

Нашел новое философское место в Москве. Это лавочка на холме в саду усадьбы Льва Толстого в Хамовниках. Даже не верится, что рядом шумный город. Лев Николаевич жил в правильном месте. Вокруг одуряюще пахнут синие цветы. Гугл подсказал, что одуряюще пахнут голубые пролески. Фиолетовые крокусы скромнее.

Смотрю на стол писателя. За этим столом с балясинами были написаны «Воскресение», «Крейцерова соната», «Отец Сергий». Почему-то мне это было важно узнать и увидеть.

Я уважаю Толстого, хотя такой восторженности, как к Лермонтову или Гоголю, у меня к нему нет. Но он велик. И был обожаем поклонниками. Когда Лев Николаевич уезжал из Хамовников в Ясную Поляну, то у ворот собирались толпы, чтобы увидеть гения. На Курском вокзале толпа на перроне скандировала просьбу показаться в окошке вагона.

Представил современных писателей, грустно бредущих в магазин. Никем не узнанных.

***

Еду на эскалаторе. Смотрю по сторонам. Девушки теперь обнимают любимых, не выпуская телефона из рук.

***

Дома выпивали и жарили картошку с другом. Он рассказал о наших староверах в Америке. Они покинули Россию почти 400 лет назад. Скитались по разным странам, пока их не приютила Америка. Живут в городе Эри на берегу одноименного озера. Он там был, беседовал со стариками. Они хранят веру и русский язык. Со времен Никона! Но, похоже, они последние. Молодежь уже говорит по-английски. 400 лет жили по своим законам, но натиска гаджетов 21-го века не выдержали.

— А что ты нового узнал о смысле жизни?

— Главное, об этом не думать.

***

Дождь, холодно, сонливо. Пытаюсь писать, работа идет медленно. Но…

Лучший способ проснуться — это опрокинуть чашку горячего чая на скатерть. Откуда только тогда энергия берется!

***

Приобщаюсь к культурной жизни Москвы. Сходил на встречу с обаятельной Верой Зубаревой — редактором журнала «Гостиная», где недавно был опубликован мой рассказ. Потом в культурную жизнь включились поэты — все со странной манерой читать стихи. Они то кричали, то шептали. Я прикрывал уши ладонями, чтобы не оглохнуть, или делал из них рупоры, чтобы уловить суть. Так сидел и хлопал ладонями по ушам. Страшное зрелище представляет Дараган, слушающий поэзию, читаемую поэтами. Лучше всех читал Борис Кутенков — один из моих литературных учителей. Мы с ним обменялись книгами, так что от культурной жизни у меня есть небольшой навар. Он, кстати, меня не сразу узнал. Думал, что я молодой и красивый, а я сейчас только красивый.

Вывод печальный. Чтобы общаться с поэтами, мне нужен или слуховой аппарат с умным регулятором громкости, или слуховая труба, как у Константина Циолковского.

***

Храм Воскресения Христова в Сокольниках — один из самых красивых в Москве. Для меня он на втором месте после храма Вознесения в Коломенском. Построен в 1913 году в стиле модерн. Сейчас его обступили многоэтажки. Чтобы оценить его красоту надо подойти совсем близко. Храм работал и в советское время. Я читал, что туда забегали перед работой, попросить помощи в решении семейных и рабочих проблем. Говорят, что помогало. Модерн не только в архитектуре. Алтарь храма ориентирован на Иерусалим, а не на восток, как принято. И еще там икона Иверской Божьей Матери. У нее и принято просить помощи. Около храма огромная стройка. Там будет станция нового кольца метрополитена. А в самих Сокольниках благодать. Глядя на идеальные дорожки, я впервые пожалел, что мне не шестнадцать лет и я не катаюсь на доске.

И еще важное: знаменитая шашлычная в парке продолжает работать. По сравнению с советскими временами стало уютнее, шашлыки вкуснее, пиво прекраснее. Появились столики на улице среди листьев прошлой осени. В вечерние часы там даже романтично.

***

Устав от общения, забился в норку, укрылся одеялом, включил Youtube, выбрал первый попавшийся фильм. Им оказался «О чем говорят мужчины». Продремав большую его часть и открыв глаза в конце фильма, я увидел совершенно гениальную сцену. Герои на ночном пляже обсуждают свою жизнь через тридцать лет, осуждая романы стариков с молодыми женщинами и измены в любом возрасте. После этого они направляются в ресторан, где много красавиц с загорелыми ногами. Один из них оборачивается и видит, что на темном небе рядом с луной поднимаются титры. Это как «конь бледный» Апокалипсиса для отдельно взятой жизни. Пока так, напоминание. Напоминание, что не надо тратить время на пустые разговоры и суету. Титры могут появиться в любой момент.

С такими философскими мыслями прошла ночь и настало утро, принеся новые заботы: сесть работать или все-таки смотаться в «Эльдорадо» и потратить свои 1000 бонусов на классный заварочный чайник. И заварить, наконец, нормальный чай с чабрецом, чтобы наслаждаться жизнью не только под одеялом, но и сидя на кухне.

***

Творчество и личная жизнь — связаны? Да! Надо нам знать, что видел писатель помимо рукописей, а художник помимо мольберта? Не обязательно. Но если хотим, чтобы за строчками и мазками вставал живой человек, то надо знакомиться и с музами. Не вдаваясь в детали, не заглядывая в тарелки и под одеяло.

Говорят, что значимость мужчины можно оценить по женщине, которая с ним рядом. Это спорно, но часто бывает верно.

Любимые женщины. Критики и музы. Для них в первую очередь пишутся картины и книги. Их мнение определяющее. Если не нравится, то перед художником выбор — оставить творчество или женщину.

Так кто они — любимые и строгие? Вдохновляющие или низвергающие?

В Музее русского импрессионизма на Ленинградском проспекте в Москве выставка «Жены». Это портреты жен русских художников начала 20-го века. Там можно узнать, что Петров-Водкин написал свою жену совсем не так, как изображал людей на других картинах. Насколько был лиричен Нестеров, работая над картиной своей Екатерины. А как прекрасна Юлия Кустодиева! И как мог быть нежным Бродский к своей Лие. За эту картину Бродскому можно простить всех вождей, написанных по заказу. На выставке не надо торопиться, тогда в картинах вы увидите любовь.

***

Ностальгию не надо путать с воспоминаниями. Ностальгия окрашена в синие грустные тона. Воспоминания разноцветны. Стою около дома на Космодамианской набережной, в котором я прожил четыре года. По коридору квартиры можно было кататься на велосипеде, а чтобы залезть в антресоли над встроенными шкафами, нужна была лестница. Ночью по реке медленно плыли баржи: бу-бу-бу… А с Садового кольца слышалось нескончаемое шипение. В моем подъезде когда-то жил шпион Пеньковский. Хотя, по слухам он был не шпион, а выполнял спецзадание и предотвратил атомную войну во время Карибского кризиса. Двор был маленьким, отгороженным желтой стеной, за которой находился вход в бункер. Говорили, что именно там холодной зимой 53-го расстреляли Берию. Моя «копейка» стояла под деревом между домом и набережной. На это место никто не покушался — дерево любили голуби.

Я не любил эту квартиру и этот дом. До нас там жила вдова какого-то маршала. Аура у дома была строгая, тяжелая. Сохранившаяся с 1937 года. По ночам в деревянных перекрытиях шуршали мыши, намекая, что я тут не хозяин, а временный гость. В этом доме не писалось и не работалось. Тяжесть спадала, когда я садился в машину, выезжал на Садовое и ехал до Октябрьской площади, чтобы развернуться и помчаться по Ленинскому проспекту на работу.

***

В советское время жил человек, который любил писать жалобы. В частности, он возмущался, что число спичек в коробках не 50, как обещано, а 49 и даже 47. О том, что в коробках бывало 53 спички, он не упоминал. Это человек олицетворял собой три типа людей, с которыми я не могу общаться: перманентные критиканы, без чувства юмора и упёртые.

Критиканы всегда были и будут. Это генетика. Очернители — самые злобные критиканы. На любую новость они реагируют одинаково. После слов «ну-ну» они объясняют, почему эта новость ужасна для человечества или для того, кто ее сообщил. Вот поставили смешную скульптуру-фонтан «Адам и Ева» около метро «Новокузнецкая». Скульптор — Левинская. Первые люди за секунду до грехопадения. Грех не всегда сладостный. Сладостна последняя секунда до греха. Предвкушение. Яблоко еще не надкусано, но оно так притягательно. И что тут может найти критикан? Это элементарно — у первых людей скульптор Мария Левинская изобразила пупки. Ужас! Откуда пуповина у первых людей? Автор издевается над библейской историей!

Критиканы, угомонитесь. Почему бы Богу не добавить пупок к своему творению? Во-первых — это красиво. Во-вторых — философично. Так решил Микеланджело, и отобразил эту красоту на своей знаменитой фреске. Кранах, Тициан, Йорданс, Рафаэль, Рубенс… у всех Адам и Ева с пупками. Левинская попала в хорошую компанию.

***

Сотни раз пробегал мимо Музея космонавтики, что у метро ВДНХ. «Вот случится плохая погода…» — бормотал я, ускоряя шаг. «Или времени будет больше…» — это в дни, когда погода была плохой. Сегодня карты совпали: дождь и свободный час.

По музею ходили не только школьники и напряженные китайцы, но вполне взрослые дяди и тети. Мы, выросшие в СССР, думали, наверное, об одном и том же. Когда я пытаюсь вытащить из памяти какой-то год, то сначала в голову приходят любимые женщины этого года, потом квартиры, где я жил, написанные статьи… — получается сплошная путаница. Все расставляет на места советская космонавтика:

Первые спутники,

Белка и Стрелка,

Гагарин,

Два человека в космосе,

Три человека в космосе,

Фото обратной стороны Луны, за которое Королев получил 1000 бутылок шампанского от французского винодела, проигравшего пари,

Доставка лунного грунта на Землю,

Луноход («любимый лунный трактор»),

Космические туристы из разных стран (кто помнит фамилию монгольского космонавта?),

Союз-Апполон (это не только сигареты),

Полеты к Марсу и Венере,

Орбитальная станция,

Энергия-Буран…

Дальше проще было ориентироваться по женщинам, квартирам и статьям.

Псков и его окресности

Николай Второй

Псков, вокзал. Грустное место — здесь Николай Второй отрекся от престола.

Слышал, что должна быть памятная доска. Спрашиваю у полицейских:

— Не подскажете, где тут память об отречении царя?

Машут рукой в стороны вокзала:

— Пройдите вперед, метров пятьдесят.

Уходя, слышу, что они удивляются:

— Надо же! Явно москвич, а знает.

Санаторий

Полюбил отдыхать в санаториях. «Отдыхать» для меня — это не заботиться о быте и иметь возможность носиться по окрестностям. Вспоминаю разговор за санаторным столом в Юрмале:

— Жить в санатории в два раза дешевле, чем в отеле.

— Да, и от питания гарантировано не умрешь.

— И лечение бесплатное!

— И бассейн, и спортзал.

Все хором:

— Какие же мы все умные!

Сбежал от бурного потока московской жизни в сосновый лес под Псковом. Тишина. Молчит даже сойка, сопровождающая меня на прогулке. Любой контакт с цивилизацией оборачивается неудачей — ближайший магазин уже полдня закрыт на пятнадцатиминутный перерыв. В Москве от жизни не убежишь, даже если закроешь дверь на два замка и выключишь телефон. В дверь позвонят и обрадуют, что скоро начнут менять водопроводные трубы. Выглянешь в окно, а там на лесах улыбчивый парень в синих штанах скажет: «Здрасьте!» Да и холодильник вдруг начнет урчать, намекая, что внутри него пусто. А тут, посреди мачтовых сосен, единственная проблема — это выбор на обед следующего дня: куриная котлета или гуляш мясной с подливой.

Праздник

1-е мая. У двери столовой поздравительный плакат. Ломаю голову, как и что сегодня праздновать. По старинке решил отпраздновать международную солидарность трудящихся. Я ведь тоже трудился. Науку, бизнес, писательство и работу аналитиком я за труд не считаю — это для радости и коловращения жизни. Моя работа — это:

1. Разнорабочий на фабрике «Серп и Молот» в Пушкино. Надеюсь, что выкопанную мной канаву еще не засыпали.

2. Телефонист в Тарасовке. Недавно убедился, что установленные нами телефонные столбы еще стоят.

3. Помощник каменщика на стройке дома непонятного предназначения в Мытищах.

4. Рабочий на конвейере по сборке распределителей зажигания. Завод АТ-2 в Москве. Ужасные распределители мы делали.

5. Ремонт общежития в МФТИ. Я был главный на краскопульте.

6. Разнорабочий в совхозе. Пять раз. Специалист по сбору картошки, морковки и погрузке капусты.

7. Рабочий на овощной базе. Много раз. Мастер по погрузке и разгрузке арбузов.

8. Ловкий плотник на строительстве дач и ремонте домов (см. рассказ «Как я работал строителем» в книге «Однажды»).

9. Немножко автомеханик.

10. Ремонт компьютеров. Вызывали даже в другие города.

А также московский таксист, уборщик на стройках, фотограф, повар и т. д. Все остальное не работа, а ломание головы, тыкание в клавиши и переживания.

Псков хороший

Главный критерий интеллигентности города — праздник. Псков — прекрасен! Проехав город от Кремля до самых до окраин, не увидел ни одного пьяного. Вы только представьте: гаражи. А в них мужики прибивают полочки. Первого мая, вечером! Прибивают полочки! Представил наши гаражи в Пушкине. Вечером, Первого мая… Россия, что с тобой случилось!

Псковитяне чудесны. Их речь чиста и понятна. Без подвывертов и двойных смыслов. Говор московско-питерский, без диалекта. Я ожидал увидеть крутых и нахмуренных. Ведь недаром суровая княгиня Ольга из Пскова. Помните, как она отомстила древлянам за смерть князя Игоря? Но нет. Все, с кем я общался, были добродушны и отзывчивы.

Я не стану в стиле известного блогера делать серии «Псков плохой», «Псков хороший». Псков был для меня ожидаемым. Есть развалюхи, но рядом дома, которые украсили бы любую американскую деревню. А какие прекрасные пятиэтажки на окраинах. Зеленые дворы, спортплощадки. Девчонки на роликах, пацаны на великах. Я жил в таких дворах, где все знали друг друга, где все беды и радости были общими.

Гастарбайтеров не видел. Псковитяне без них обходятся. Кроссовки после прогулки пришлось мыть, но ведь Дараган везде грязь найдет.

Цвет радости

Недалеко от санатория стоит желтый жилой дом. Старый, но смотрится солидно. Три этажа, вокруг сосны, свежая трава.

Итальянцы рассказывали, что на зеленый свет светофора надо ехать быстро. На красный — ехать осторожно.

— А что для вас означает желтый свет?

— Ничего. Это просто цвет солнышка, цвет радости.

Люблю дома желтого цвета. Они яркие и радостные даже в непогоду. Нет пестрой безвкусицы, все строго и тепло. А если дом старый, основательный, с историей, то жить в нем не только радостно, но и спокойно. Ты всех знаешь, все знают тебя.

— Тебе нравится жить под прицелом десятков глаз? А как же личная жизнь?

— Эти дома не для личной жизни, а для отдыха после неё.

Печоры

Поехал на экскурсию в Псково-Печерский монастырь, что в Печорах. Экскурсовод рассказывает об истории монастыря, о колоколах, а я не могу уйти с места, где Иоанн Грозный отрубил голову игумену Корнилию за переписку с предателем князем Курбским. Голова покатилась вниз к Успенскому собору.

Суровы времена, когда правитель носит меч на поясе.

Пушкинские Горы и дом Довлатова

Экскурсии в Пушкинские Горы не предвидится. А ведь это почти главная цель поездки. И еще я хотел найти дом Михаила Ивановича, где жил Сергей Довлатов, когда он работал экскурсоводом в музее. Посмотреть на его окно, выходящее на юг, и на отдельный заколоченный вход. И на дом соседа, которого Михаил обещал раскулачить и сдать в чека, как батьку Махно. Туда экскурсий вообще нет. Нахожу местного экскурсовода с машиной. Ура, ему тоже интересен дом Михаила Ивановича. По дороге буду ему рассказывать содержание книги Довлатова «Заповедник».

***

Найти дом Довлатова непросто. В его книге он упоминает деревню Сосново, но такой деревни в окрестности Пушкинских Гор нет. Есть деревня Березино.

— Это единственная деревня с названием дерева, — рассуждали мы. — А писатели всегда хотят следы запутать.

Ура, угадали! Довлатов жил в этой деревне. Еще одна радость — в доме Михаила Ивановича жена Толика (еще один персонаж повести) сделала музей. Она жива, прекрасно себя чувствует, встречает нас у двери. Я еле говорю от изумления:

— Как же вам это удалось все сохранить?

— Да вот так сложилось. Вы заходите, там все, как было при Сергее.

— А как Толик?

— Жив Толик, Вспоминает Сергея. Говорит, что он нормальный мужик был, спокойный.

— А Михаил Иванович?

— Его звали Иван Федорович Васильев. Он пережил Довлатова на четыре года. Его жена Лизка (которая спали тихо, как гусеница) умерла всего два года назад. Вы заходите, заходите.

Зашли. Внутри все, как описывал Довлатов. На стене портреты Гагарина и Мао Дзе Дуна, утюг вместо гири у ходиков, у печки бензопила «Дружба».

— Ну да, ведь Михаил Иванович был «дружбистом.

В спальне писателя под кроватью дыра. Та самая, через которую собаки могли проникать в комнату. Стол, на нем пустые бутылки и граненый стакан — это уже добавили потом, для антуража. Соседний дом солиднее. Металлический забор, во дворе на столбе спутниковая антенна. Неподалеку от дома место для парковки. Там висят цитаты из книг Довлатова:

«Знаете, я столько читал о вреде алкоголя! Решил навсегда бросить… читать».

«Борька трезвый и Борька пьяный настолько разные люди, что они даже не знакомы между собой».

«Всем ясно, что у гениев должны быть знакомые. Но кто поверит, что его знакомый — гений?!»

Жена Толика машет нам рукой — приезжайте еще!

***

Приехали в Михайловское. Сначала цитата из «Заповедника»:

«– Тут все живет и дышит Пушкиным, — сказала Галя, — каждая веточка, каждая травинка. Так и ждешь, что он выйдет сейчас из-за поворота… Цилиндр, крылатка, знакомый профиль… Между тем из-за поворота вышел Леня Гурьянов, бывший университетский стукач».

Усадьба в Михайловском восстанавливалась с нуля несколько раз. Подлинными являются только веточки и травинки (см выше). В Михайловском и Тригорье прекрасно. Особенно сейчас, в мае, когда Сороть разлилась, превратив долину в веселую смесь голубого и зеленого. Березы над голубизной обозначили русскость пейзажа, а сосны, дубы и вязы парка создали тень, предлагая заняться воспоминаниями того, что ты никогда не видел. Долина Сороти была потом. Сначала мы с гидом остановились у верхнего пруда в парке.

— Пушкин, конечно, гений, — сказал гид, — но изрядный раздолбай. Тут он купался, писал стихи и бегал к соседкам в Тригорье. Татьяну и Ольгу он написал с этих соседок.

— Бегал как поэт или как раздолбай? — попытался уточнить я.

— Африканская кровь, — вздохнул гид.

Я тоже вздохнул.

Аллея Анны Керн была закрыта на ремонт. Я не стал спрашивать, что там ремонтируют. Гид сам пояснил, что старые дубы стали опасны и что всем экскурсоводам надоели неприличные вопросы.

— А это остров уединения, — гид показал на белую скамейку. — Раньше к этой скамейке мостик шел.

— Почему сейчас нет?

— Не положено тут уединяться.

Идем дальше.

— А это дуб, — сказал гид. — На нем раньше златая цепь висела.

— А русалки? — спросил я.

Гид задумался.

— Висящие русалки красивее цепи, — дополнил я.

— Про ученого кота Пушкину няня рассказала, — гид решил перевести разговор на другую тему.

Через год я узнаю, что дуб, вдохновивший Пушкина, рос в Таганроге.

Изборск

У каждого есть места, где надо побывать. Медом там не намазано, пиво из крана не течет, никто там тебя не ждет, но есть что-то, требующее твоего присутствия. Потом можешь пожимать плечами, бормотать, что ничего особенного, но главное — ты вытащил занозу, мешавшую жить спокойно.

Изборск — моя заноза со студенческих времен.

Однажды поздно вечером я ехал в электричке. Напротив — красивая девушка. Слово за слово, я про себя, она тоже. Художница. Ездила в Изборск на этюды. Потом пятнадцать минут восторженного рассказа о старом городе. Подарила гравюру. Пока я рассматривал — девушка исчезла. Я рванул в тамбур, но двери уже закрылись. Я стою с гравюрой в руках, стучат колеса, в окне луна над черными елями.

«Надо съездить в Изборск», — думаю.

На следующий день тоже так думаю. И через неделю. Потом все реже. Но почти каждый год вспоминаю гравюру старой крепости с засохшим кустом на переднем плане.

И вот я в машине. Со мной другие экскурсоводы — Таня и Юра. Псковитяне, взахлеб любящие свой город. И бесконечные разговоры. Был ли брат у Рюрика, которому достались изборские земли? Какой длины мечи у дружины Александра Невского? Княгиня Ольга — славянка или из Скандинавии? Зачем Петр строил город на Неве, если у него были порты в Прибалтике? Кого назвать победителем в Ливонских войнах?

Потом памятник Александру Невскому в чистом поле, потрясающий вид на овраги и долины со старинного городища, источники «12 апостолов», почти ручные лебеди на Городищенском озере, старая крепость Изборска со своими легендами…

Можно сто раз прочитать о Труворовом городище в Изборске, но пока, романтично засунув руки в карманы, не встанешь на краю обрыва, ты не почувствуешь, что между тобой и Трувором прошло 11 веков.

На обратом пути мы не устаем ругать «Повесть временных лет». Это явно писалось по заказу варягов. После прочтения остается чувство, что до Рюрика и его братьев был только мрак и ужас.

Но это мелочи. Пока только восторг. Как же хороша псковская земля! И изборской занозы больше нет.

Последние дни в Пскове

О псковской жемчужине.

Бродишь по парку. Березки, трава зеленая. Вдруг — забор. Это Спасо-Мирожский монастырь. Заходишь, а там Спасо-Преображенский храм. 12-й век. Строили греки. Заходишь, а там…

А там фрески 12-го века. Расписывали византийцы. Храм входит в список Юнеско, как выдающееся мировое творение. Построен во времена, когда Юрий Долгорукий отвоевывал Киев. Выдающееся мировое творение охраняет бабуля. Следит, чтобы закрывали дверь, а то в нее дует. Ты жертвуешь на восстановление храма и идешь дальше.

***

Псковитяне удивительные. Открыты, немного простодушны, отзывчивы, тактичны. Охотно рассказывают о себе, но не пристают с расспросами. Тонко чувствуют границы личного пространства собеседника. Шутки незнакомца сначала воспринимают всерьез. Пришлось сменить мой обычный стиль общения.

Покупаю воду в маленьком магазинчике. Продавщица читает Лациса. Рядом томик Платонова.

— Простите меня, — она закрывает книгу и прячет её под прилавок.

— За что?

— Меня все считают странной. Я не смотрю сериалы, а читаю книги.

— Что тогда про меня говорить? Я книги пишу.

— А я пишу стихи о природе. Некоторые хвалят.

Разговор тянется, уходить не хочется. На улице, отойдя уже на километр, я вспомнаю, что воду так и не купил.

***

Под Псковом потрясающие леса! Сосны шумят, птицы поют, воздух прозрачный, плотный, вкусный.

Увязался за рыбаком. Не потому, что рыбу люблю, а просто хотел посмотреть в глаза человеку, способному часами сидеть неподвижно. Шел и не понимал — зачем ему сапоги? Через пару километров понял. Пришлось вернуться. Кроссовки-то у меня выходные, для литературной конференции в Тарту предназначенные. А сапоги почавкали по болоту дальше.

Потом узнал, что я топтал иголки не в простом сосновом лесу, а очень историческом:

1. Тут родилась княгиня Ольга. Тут же она встретила будущего мужа — князя Игоря.

2. Тут родился князь Владимир — внук Ольги. Почему не в Киеве? Там бы его удавили вместе с мамашей. История покруче мексиканских сериалов.

3. Тут был первый бой Красной Армии с немцами. Отсюда пошел праздник 23 февраля.

4. Благодаря Ольге в Пскове построен первый православный собор Святой Троицы. Задолго до крещения Руси.

Зачем-то узнал, что после Шушенского в Псков приехал Ленин. Поработал тут чиновником, оформил загранпаспорт и уехал за границу вплоть до февральской революции.

***

В Пскове хорошо, но мне надо ехать на конференцию в Тарту. Это близко, можно на автобусе. Заказал такси от санатория до автобусной станции. Таксист рассказывает:

— В советское время ездили из Пскова за продуктами в Эстонию. Сейчас наоборот — эстонцы за продуктами и бензином приезжают в Псков.

Горд таксист за свой город.

— Псков очень зеленый, — говорит он.

— И спокойный, — добавляю я. — И люди тут замечательные.

Такси стоило 140 рублей. В Америке только включение счетчика стоит в два раза дороже.

Тарту

Граница с Эстонией. Русская пограничница улыбалась и интересовалась, что я забыл в Эстонии. Эстонские пограничники не напрягались. Русского и английского они не знают.

Началась Европа. Промелькнули аккуратные старые домики, покрытые шифером советских времен. Дрова во дворах в кучах, как и у жителей псковской области.

Приехал в отель, где у меня была заказана однокомнатная квартира (да, такой отель, с квартирами). Девушка на ресепшен сама предложила за ту же цену поселиться в огромной двухкомнатной квартире. Проводила, показала, порадовалась вместе со мной. Показала хороший ресторан. Там я выбрал пиво. Официантка посоветовала взять другое — оно дешевле и лучше. Пиво было прекрасным. Официантка потом подходила и спрашивала, понравился ли мне ее совет.

Псковитяне, любимые, не обижайтесь, но жареная свинина — это не кусок мяса и пюре. Это еще вкусный соус и масса мелких штучек. И еще улыбки официантки.

Закупал продукты. В супермаркете кассирша увидела мои мучения с пакетом, взяла его, пошуршала, «расклеила», с улыбкой вернула.

***

Заметки на бегу:

Девушки в Тарту блондинистые и крепкие. Мужчины — немного ботаники.

Жизнь тут спокойная. Тартурчане друг на друга не смотрят. Чувствую себя невидимкой, и это прекрасно.

Тарту — уютный чистый город, в котором можно гулять в тапочках и сидеть в брюках на мостовой. Много молодежи. Иногда кажется, что тут живет одна молодежь. Сам себе кажусь даже не старым пнем, а гнилушкой среди зеленой травы. Общение на улице и в университете было без проблем. Английский все знают и охотно на нем разговаривают. Перед началом разговора я интересовался, на каком языке им удобнее общаться. Русский упоминал в первую очередь. За американца меня тут никто не принимал.

Сходил по делам в университет. До чего же там приятные люди! Здесь хорошо жить и работать. Понимаю Юрия Лотмана. Если в попе нет шила и в спину не дует ветер странствий, то тут можно прожить долгие годы. Улица здесь просто продолжение квартиры.

Много детей. Очень много детей. Тартурчане серьезно пускают корни.

Зашел в ближайший ТЦ. Все на высшем уровне. В супермаркете разбежались глаза от выбора готовых блюд. В моем жилье есть полная кухня, но, похоже, готовить я не буду.

Ночью в городе тишина. Периодически хлопаю себя по ушам — надо убедиться, что не оглох.

Эстонцы мало улыбаются. Но они не только мне, они и друг другу мало улыбаются. Так они привыкли, не нам их судить.

Учу простейшие эстонские слова. Это просто уважение к стране, куда ты приехал.

***

Ищу зал, где будет проходить конференция.

— Скажите, как пройти в библиотеку?

— Поднимайтесь по этой улице, увидите памятник Юрию Лотману, поверните направо.

Пошел, памятника не нашел. Спросил еще кого-то.

— Так вот же памятник, перед вами!

В Тарту, наверное, самый оригинальный памятник. В виде фонтана. Из труб. Основоположнику московско-тартуской семиотической школы. Если присмотреться, то можно узнать лицо великого литературоведа.

***

Конференция. Вечер с Татьяной Толстой, Джоном Шемякиным и Александром Генисом. Толстая и Шемякин были живыми. К ним можно было подойти, потрогать, обнюхать и чего-нибудь попросить. Генис был не таким живым, напоминал Бога, взирающего на мир из виртуального пространства. Он повредил ногу, остался в Америке и общался с нами из экрана. Нормально так, общался. Двадцать первый век, как-никак.

Говорили… Ну, вы знаете — когда три писателя начинают говорить, то тема беседы ускользает, начинаются рассказы из серии «однажды» или миниэссе на тему «а вот я думаю»… Я все же попробую изложить некоторые мысли, всплывшие в потоке остроумия трех мастеров.

1. Мир катится в пропасть. У человечества нет цели.

Тут я хотел встать и решительно сказать, что мы с другом-биологом так начали нашу книгу, но решил послушать: какую цель предложат ораторы? Ораторы перевели разговор на литературу, объяснив потрясенной публике, что литература тоже катится в пропасть.

2. Уходит время романов, наступило время фейсбука. С этим согласились все три оратора. Генис вообще предложил дать фейсбуку Нобелевскую премию.

3. Ругали и хвалили колумнистов. Все дружно кивали головами, когда кто-то сказал, что писатель тоже описывает факты, но включает в текст свои эмоции.

4. Эссе отличается от статьи. В статье мысль рождает слово, а в эссе слово рождает мысль. Как в стихах.

5. Шемякин расстроен, что черепахи проживут в три раза больше, чем он. Почему Бог более милостив к черепахам, чем к Шемякину?

6. Пелевин — не миф. Он живой человек, с ним Генис выпивал.

— Давай я тебя сфотографирую, — предложил Генис Пелевину, когда тот приехал в Нью Йорк.

— Давай, — сказал Пелевин и стал надвигать на лоб шапку, надевать темные очки и закутывать лицо шарфом.

— Человек-невидимка получается, — сказал Генис.

— Это мой идеал, — усмехнулся Пелевин.

7. Шемякин сокрушался:

— Бродил по Питеру, изучал дом, где Раскольников убил старуху. Выяснил, что в соседнем доме жил Пржевальский. Как так? Один стал путешественником, другой старуху убил. А ведь одной питерской слякотью дышали.

8. Толстая возмущалась, за что сейчас дают Нобелевские премии. Шемякин молчал, Генис опять сказал, что премию надо дать фейсбуку.

9. Шемякин рассказал несколько исторических анекдотов, сделав при этом вывод, что писателям сейчас уже не стать вдохновителями масс. Проклятый фейсбук и ютуб не перебороть. Генис при этом довольно хмыкал.

10. — Нужна бабочка, — сказал Шемякин. — Та самая, которая прилетит на борт корабля в открытом море, показывая, что земля уже близко. Тогда появится цель и надежда. А без нее все время думаешь о черепахах.

***

О том, как я оплошал.

Днем была встреча с Петром Алешковским. (Не путайте с Юзом Алешковским, его дядей). Вышел я после встречи на улицу. Кругом Тарту, солнце светит, девушки красивые. А на душе погано. Разочаровал меня Алешковский. Очень уверенный в себе мужчина. Из тех, кто никогда над собой не смеется. Вот, думаю, приду домой и напишу в фейсбуке, что хорошие писатели всегда эмоциональны, что они во всем сомневаются, что нельзя быть таким довольным и хорошо писать! Уже и гневный текст созрел, но ангел хранитель заставил меня скачать пару книг Алешковского. Между заседаниями было немного времени, прочитал я эти книги и сказал спасибо ангелу. Очень хорошая у Алешковского проза. Совсем не похожая на автора. Я однажды такое уже испытал. Пару дней плотно общался с Айтматовым. Тоже пришел в ужас от его занудности. И не мог поверить, что он так пишет.

Это я к тому, что с писателями иногда лучше не общаться. Полюбишь кого-нибудь за удаль текстов, а в жизни он угрюмый старик, обсуждающий свою подагру и вещающий прописные истины.

***

Несколько дней трудолюбиво и ответственно сидел на встречах с мастерами современной литературы. Внимал каждому слову, был готов записать любую мысль о сакральных тайнах творчества. Сегодня посмотрел записи. Самая интересная такая: «многие смотрятся лучше, когда сидят, не открывая рта». Мои новые друзья возмущены халтурой некоторых мэтров. Это было неуважением к людям, многие приехали издалека, чтобы их послушать. Некоторые для этого перелетели океан. Ладно, зато в копилке юного писателя появились заметки о чертах характера зазнавшихся людей. И еще у меня теперь новые чудесные друзья.

Ночной Тарту прекрасен. А некоторые его уголки, куда не ходят туристы, еще и загадочны. Хороший город, хорошие люди. Мигрантов нет — им тут мало платят. Университет — один из старейших в Европе. Мне с гордостью показывали аудитории — все на уровне. Сейчас там учатся 12 000 студентов.

Показали дом, где жил Юрий Лотман. Показали обсерваторию, где работал великий Струве. Сходил в библиотеку, стену которой украшает печать, что книга взята из библиотеки города Юрьева — этот город основал Ярослав Мудрый.

Скоро автобус до любимого Питера. И сразу в Сестрорецк, где море, сосны, русский язык. И где нет никаких проблем, где не надо смотреть на часы. Где рядом Репино и Комарово. Где старые деревья помнят Чуковского и Ахматову.

На Финском заливе

Живу на пляже. Цивилизация далеко за сосновым лесом. Там главный корпус санатория «Дюны». Вспоминаю, что в этом санатории, работая над очередным сценарием, от острой сердечной недостаточности умер Алексей Балабанов.

— Ты тут осторожнее с работой, — предупредил внутренний голос.

— Посмотрим, — я так всегда ему отвечаю.

Из звуков только тиканье часов на стене. Финский залив замер после моего прибытия. На всякий случай он даже пахнуть перестал. Теперь надо умудриться придумать причину, чтобы не работать. В комнате два стола. Третий на улице. Сидишь и смотришь на залив. А там солнце садится, краски волшебные. Какая тут работа!

***

Мое обычное состояние — это решение триединой задачи: поработать, расслабиться и узнать что-то новое. Второй пункт самый сложный. Родители приучили меня, что расслабиться — это значит наработаться так, чтобы осталось только упасть и умереть от счастья. Эти дурные гены передались мне и моим дочкам. Я потратил годы на борьбу с генетикой и достиг определенных успехов. Сегодня решил закрепить достигнутое. Выбор был простой: дневное бесцельное гуляние по песчаным пляжам Финского залива или блуждание в сосновом лесу.

На пляжах мне не понравилось. Там было много солнца и еще больше обнаженных некрасивых тел. В лесу прекрасно. Герои моих миниатюр обожали лежать под соснами на разогретых иголках. Решил узнать, почему это им нравится. Полежал, погрелся. Понравилось. Умных мыслей при этом не появилось, но было ощущение, что они вот-вот нахлынут. Чувству эстетической одухотворенности мешал мусор около тропинок. Завтра приду с мешком, чтобы идущие за мной радовались неописуемой чистоте и красоте.

***

Декабрьское море, конечно, интереснее. Оно менее предсказуемо, чаще меняет настроение — то злится, то радует небывалыми красками, как бы оправдываясь за недавнюю грубость. С летним морем меня примиряют вечера, когда с берега исчезают обнаженные личности, которые почему-то думают, что их украсит темная кожа. На пляже остаются романтики, наблюдающие, как умирает день. Нет более грустного зрелища, чем закат. Но принято считать, что это красиво.

Кронштадт

Звоню жене:

— Еду в Кронштадт.

— Недолго ты расслаблялся.

— Против генетики не попрешь. И еще матрасная пружина в бок впивается.

Беседуют два кронштадтца:

— Так сделают у нас музей?

— Скорее всего — нет.

— Пора новый мятеж поднимать.

— Народ не тот пошел.

Встреваю в разговор, чтобы показать свою осведомленность:

— Шанхаевские гаражи сломали?

— Побоялись. Это гаражи бывших морских офицеров. Мы бы КАД перекрыли.

Дальше разговор без меня:

— Помнишь коммуналки на 20 семей?

— А то! Дружно жили. Я никогда так весело Новый год не встречал, как тогда.

— Крондштадт — место, поцелованное богом.

— Так сицилийцы про свой остров говорят, — это я встрял, не выдержал.

— Кто конкретно так говорит?

— Знакомые сицилийцы.

— А у нас так сказал Иоанн Кронштадтский. Чувствуешь разницу?

— Дамбу построили, теперь Питер не затопит.

— Теперь затапливает Сестрорецк? — спрашиваю я.

— Бывает…

— Петру остров Котлин понравился. Он даже хотел тут столицу сделать, когда рассердился, что Питер медленно строят.

— То-то Меньшиков тут с дворцом подсуетился.

— Меньшиков все быстро строил.

Женщина спрашивает гида:

— А Петр тут с Наполеоном воевал?

— Наполеон — это торт. Что с ним воевать?

— Морской собор напоминает Софийский в Стамбуле. Второго такого нет. Огромное подкупольное пространство. Вверх смотрите осторожно, а то закружится голова.

— В соборе раньше кинотеатр был?

— Да. А мраморные памятные доски использовали в бане для скамеек. Хорошо, что жена Медведева из Кронштадта. Она тут побывала, и сразу деньги на реставрацию нашлись.

— А какие имена связаны с Кронштадтом! Адмирал Беллинсгаузен, адмирал Ушаков, адмирал Макаров… а в этом доме жил легендарный Маринеско.

— И еще тут родился академик Петр Капица.

— Но задерживаются тут только моряки. Впрочем, остров сейчас больше в музей превращается. Да еще отсюда работой дамбы управляют.

— Видите линейку? Нулевая отметка — это средний уровень воды в Финском заливе. Тут был Гагарин, он сказал, что это пуп земли.

— А что кронштадтцы?

— А кому может не понравиться, что в их городе пуп земли?

— В Иерусалиме тоже есть пуп земли.

— А что такого? Земля большая, у нее может быть много пупов.

***

После завтрака организм намекнул, что не позволит так над собой издеваться.

— Делай, что хочешь, а я лягу в кровать, чтобы жирок завязался, — сказал он.

И лег, забывшись на три часа в страшном сне. Организму снилось, что все вокруг работают, а он отдыхает. Оправданий безделью не было. Три стола взывали к деятельности.

— Вспомни, в каких условиях Ленин писал книгу «Государство и революция», — пробурчал внутренний голос. — В Разливе, около шалаша, на пеньке.

Разлив… Так это же рядом! Я решил посмотреть на ленинский шалаш, чтобы окончательно устыдить себя. Шалаш стоял посреди большой поляны, окруженной березовой рощей. В июле 1917-го тут вокруг вождя пролетариата звенели комары. Это ж какой силой воли надо обладать, чтобы написать здесь книгу, которую 70 лет будут изучать все студенты, проклиная разливских комаров.

— Теперь ты понял, как надо работать? — поинтересовался внутренний голос. — Вождю не давали на обед холодец, рыбную солянку и свиную поджарку. И матраца у него не было.

— Из моего пружина торчит, — пожаловался я.

— Тем более, нечего полдня дрыхнуть.

Пристыженный, я вызвал «Яндекс-такси» и поехал работать.

***

Все чаще ловлю себя на том, что на вопрос «Откуда вы?» отвечаю «С Москвы». Собеседники смотрят на меня недоверчиво.

***

Жарко, пляж забит питерцами. Я с грустью смотрю на свою сумку, забитую свитерами и куртками. Ну кто мог подумать, что русский север устроит мне Сочи пополам с Сахарой? Но есть и плюсы. Жар костей не ломит, а от лютого солнца можно спрятаться в лесу, где одуряюще пахнут сосны.

Выборг

Что делать в Выборге?

1. В электричке прочитать, что Выборг — это шведский/русский/финский/русский город, присоединенный к России Петром. Удивиться, как Петр прибрал к рукам столько важных портов Балтийского моря.

2. Полюбоваться выборгским вокзалом снаружи и внутри. Не удивляться количеству полиции и охранников на вокзале. В городе их не будет.

3. Насладиться прогулкой по набережной. Огорчиться, что в городе почти нет цветов. Не обращать внимания на пыльные бури — тебе просто не повезло, что давно не было дождя.

4. Не огорчаться, что в городе мало красивых женщин — они уехали в Питер. Зато тут все женщины спокойные и добрые. А это важнее.

5. Отметить, что старые здания или в приличном состоянии, или ремонтируются.

6. Не доходя до замка, слопать кусок пиццы с яблочным соком. Убедить себя, что это полезно для здоровья.

7. Обойти замок в поисках лучшего ракурса. Зайти внутрь для этой же цели.

8. Бродить по двору замка, убеждая себя, что средневековая жизнь была скучна и пахуча.

9. Зайти в рыцарский зал, примерить доспехи, помахать мечом. Понять и принять, что в реальном бою ты продержался бы максимум секунд десять.

10. Спросить и не поверить, что полные рыцарские доспехи весили до сорока пяти килограммов.

11. В комнате пыток почувствовать, что в железной клетке невозможность выйти в фейсбук — это наименьшее из зол. Примерить себя на «андреевском кресте», потом на колесе. Осудить себя за детскую мечту стать средневековым разбойником.

12. Погулять по старым улицам. Представить, что тут может пройти вся твоя жизнь. Испугаться этого, но виду не подать.

13. Посидеть на скамейке в парке, любуясь старыми зданиями и разговаривая с голубями. Проголодаться.

14. Подойти к Круглой башне и, если не жалко денег, пообедать там в ресторане. Если жалко, то хороший ресторан, где в три раза дешевле, в соседнем здании.

15. Не удивляться, что меню в ресторанах дублируется не на английском, а на финском языке.

16. Убедиться, что пиво «Балтика 7» не лучшее в мире. Но оно освежает дрожжевым вкусом, бодрит, переваривается без последствий, а, следовательно, полезно для здоровья.

17. На центральной площади общелкать все здания и убедиться, что интересный ракурс тут найти практически невозможно.

18. Удивиться количеству автомобилей, заполонивших город. Порадоваться благосостоянию его жителей.

19. Зайти на исторический рынок, поахать изобилию, ничего не купить, но оставить хорошее впечатление.

20. Уехать с двойственным чувством. Вроде все было хорошо и интересно, но второй раз ты сюда уже не вернешься.

***

В выборгском замке девушка хочет сфотографироваться со средневековым рыцарем.

— А может ты одна, на фоне древней стены? — спрашивает подруга.

Девушка отрицательно мотает головой.

За что вы, девушки, военных любите? Однажды я спросил свою любовь на третьем курсе — любит ли она меня? Она ответила классикой: «А я люблю военных и только здоровенных». Мне бы сразу понять, что физикам тут ничего не светит, но надежда не угасала еще три года.

Репино и Комарово

Чудесные люди питерцы. Стоит правильно попросить, и они разрешат войти в места, куда не ходят туристы. Например, в комнату Дома творчества писателей, где жила Ахматова. Или на дачу Жореса Алферова. Или обследовать «будку» Ахматовой в Комарово, где сейчас живет Валерий Попов.

Песня «На недельку до второго» стала гимном Комарова. Михаил Танич написал шутливый стишок, никогда не посетив это самое Комарово. Какой «баркас»? Какие там «карельские скалы»? Но песня заводная. Спасибо Игорю Николаеву.

Соловьев-Седой написал «Подмосковные вечера» на даче в Комарове. Говорят, что сначала там описывались комаровские вечера. Потом они стали ленинградскими, но в окончательном варианте появились подмосковные.

Фаина Раневская жила в комаровском Доме отдыха и творчества.

— Фаина, вам тут нравится?

— Я по ночам чувствую себя Анной Карениной.

— ???

— Железная дорога близко.

В этом же доме творчества отдыхал Аркадий Райкин. Директора столовой попросили поделиться воспоминаниями.

— Кушал он плохо, — сказала она.

***

Дача Чуковского «Чукоккала» находилась вблизи от репинских Пенатов. В 1986 году она сгорела. На пустыре построили ресторан, который тоже сгорел. Сейчас там построен новый ресторан. Жители Репина и Комарова в ожидании.

***

Сценарий «Осеннего марафона» Александр Володин написал в Комарове. Знакомые Володина и режиссёра Данелии были убеждены, что сценарий списан с их жизни. Женщины на Володина обижались. Половина за то, что Бузыкин не вернулся к жене. Другие за то, что он не ушел к любовнице. Но есть гипотеза, что в последних кадрах Бузыкин убегает от своих женщин в Данию.

***

Нахлынули философские мысли. Море меня успокаивает если:

1. Нет жары и яркого солнца.

2. На небе красивые облака.

3. Шумит прибой — штиль и шторм исключаются.

Сегодня первый день на Финском заливе, когда всё совпало.

Сижу я весь успокоенный, философски настроенный, грызу сушки и понимаю, что счастье таким и бывает. Не когда бушуют страсти или пьешь шампанское после победы, а в моменты, когда тебя никто не трогает, ты никому ничего не должен и точно знаешь, что случится в ближайший час. А через час случится последний ужин на заливе. Завтра Питер, встреча с Анной Север, прогулка по Васильевскому острову и вечерний Сапсан.

***

В Питере я как дома. Уютный для меня город. В приятных местах и мечты приятные, детские. Например, где бы хотел жить в данном городе. С Питером у меня давно такие игры. Сначала нравился район Фурштатской. Потом задумался о переулках около Каменоостровского. Сегодня забыл о старой любви. Только Васильевский остров! И, если набраться наглости, то 7-я линия. Люди на Васильевском особые. В других местах такие не живут. Даже граффити там философские. Посмотришь и погрузишься в раздумья.

Снова в Москве

Передышка между путешествиями. Сейчас можно спокойно смотреть в окно на «Рабочего и колхозницу», попивая чай с брусничным вареньем. Ну и работать, конечно, когда чашка вымыта, а варенье поставлено в холодильник.

Уезжают со своей любимой кухни по разным причинам. У меня причина простая — после поездки интереснее читать и думать. Княгиня Ольга плавала на лодке не по абстрактной реке, а по той, в которую ты бросал камешки. Юрий Лотман обдумывал свою книгу, гуляя по аллее, на которой ты видел луну среди молодых листьев. Вот Чуковский идет в гости к Репину — ты уже можешь это представить, и книга «Чукоккала» теперь читается по-другому. Анна Ахматова сидит на крыльце своей «будки», и все проходящие с ней раскланиваются. Вадим Шефнер смотрит в окно своей квартиры на Васильевском острове, а ты теперь знаешь, какие дома он описывает. А тут Федор Сологуб строго, по-учительски заставляет молодых поэтов читать свои стихи. Вот старый, не парадный переулок рядом с шикарными линиями Васильевского. Именно тут кипела жизнь, и ты видишь, какие стены окружали эту кипучесть.

Перед глазами тысячи картинок, которые постепенно раскладываются по полочкам. Если понадобится, то любую из них можно достать и использовать. Вот такое богатство привозишь из путешествий. Стоптанные пятки и облупленный нос стоят этого.

***

Москва дождь, пустой холодильник. От этого на душе невесело. Стою с пакетами на трамвайной остановке около «Дикси». Рядом двое мальчишек лет десяти.

— Вы богатый?

— Ммм… нет.

— Конечно, нет. Продукты из «Дикси», ездите на трамвае.

— Так, пацаны, о чем, вообще, речь?

— Вам кольцо не нужно?

— Нет.

— Мы кольцо нашли и решили отдать его бедному.

— Спасибо, мне кольцо не нужно.

— Может вам денег дать?

— И деньги мне не нужны.

— Но вы же бедный. Мы вас пожалеть хотели.

Потом я ехал в трамвае очень грустный и задумчивый. Без кольца и денег.

***

Пластмассовые цветы, электронные книги, виртуальная любовь. И еще виртуальные отношения.

По бульвару идет мужчина в костюме. Роста небольшого, но кажется, что он смотрит на всех сверху вниз. Он явно из тех, кто «решает вопросы», у кого на первом месте правильные вертикальные и горизонтальные отношения. Он еще не знает, что такие геометрические отношения виртуальны. Однажды они исчезнут, и он останется со своим костюмом и деловым, уже всем смешным взглядом.

***

Весной, когда между рельсами вырастала трава, трамвай начинал мечтать, как он сойдёт с маршрута и уедет туда, где много цветов и высоких деревьев.

— Дурень, — говорили ему, — там же нет провода, который питает тебя.

— Я не собираюсь туда ехать, — отвечал трамвай. — Я просто мечтать люблю.

***

Если спускаться по Солянке к Яузе и свернуть в Подколокольный переулок, то скоро попадешь на Хитров рынок. Злачное место старой Москвы, описанное Гиляровским. В книге «Российские этюды» рассказано о приключениях на Хитровом рынке автора с соавтором ненаписанной книги в стиле городского фэнтези. В старых домах мы искали место для московской школы магии и решили, что лучше места, чем квартира в доме, где был трактир «Каторга», не найти.

Сегодня мы повторили наш маршрут. Главная цель — выяснить, что сделали в центре площади. В советское время там стоял техникум, который начали ломать несколько лет назад. Ура! Вместо техникума ничего не построили, а разбили чудесный сквер с сиренью. Дом «Каторга» стоит. Квартира со школой московской магии цела. В ее окнах на втором этаже стоят кастрюли. Во дворе дома абсолютная тишина, как и должно быть в загадочных местах.

***

Бегаешь, бегаешь, потом притормозишь и спросишь:

— Ну что, Александр Сергеевич, нравится тебе новая Россия?

Пушкин встряхнет головой, отгоняя голубей, и ответит:

— Нравится уж тем, что не надо каждый день держать кочергу, добиваясь твердости руки на дуэлях.

— А как насчет возможности мгновенной публикации стихов в интернете?

— Вот с этим беда. Я бы потерялся на сайте стихи.ру.

***

Ходил с дочками в квартиру Гоголя. Только я собрался прочитать лекцию о любимом писателе, как дочка-филолог меня опередила. Я не знал, что Гоголь намеревался писать трилогию: Ад, Чистилище, Рай. Ад у него получился блестяще — это первый том «Мертвых душ». Чистилище, где появлялись намеки на положительных героев, не пошло. О чем писать в третьем томе, Гоголь просто не понимал. Поэтому, до нас дошёл только «Ад». «Чистилище» исчезло в камине.

Кстати, вы обращали внимание, что во время визитов Чичикова к помещикам, меняются времена года? Сначала все ходят в тулупах, потом у кого-то весна (вспаханные поля). У Коробочки август (упоминались арбузные корки). А вернулся Чичиков в город опять зимой. И все это за несколько дней. Гоголь спрессовал время не случайно. В аду и не такое бывает.

Идем с дочками. Я говорю:

— Меня радует, что я с каждым годом все ближе к Гоголю.

— Шлифуешь свой писательский стиль?

— Нет, нос растет.

***

На перилах подъезда, где находится «нехорошая квартира», написано: «Каждой Маргарите по Мастеру». Садист написал. Жить с Мастером — значит, обречь себя на страдания. Особенно, когда у Мастера кончаются деньги, выигранные по облигации. Хорошо, если он тихо сидит в уголочке и пишет роман. А если у него творческий кризис? «Но что дальше получится, уж решительно непонятно», — вот такое будет слушать Маргарита и ждать прихода Азазелло. Или сама пойдет его искать. И пусть кто-нибудь попробует бросить в нее камень.

***

Позвонил Николай Кочергин — мой друг по соцсетям.

— Хочешь увидеть подмосковный водопад?

— Это где?

— Недалеко от тебя, по Ярославскому шоссе. В районе Абрамцево.

Встретились, поехали. Приехали в чисто поле, по которому вилась грунтовая дорога.

— Тут ямы, дальше пешком. Километра два.

Пошли. Перед нами идут паломники. Семьями. Место это святое. Водопад на ручье. Источник ручья называется Святой источник преподобного Сергия Радонежского. Все оборудовано для паломников. Мостки, теремки, место, где можно окунуться.

— Пить можно?

— Нужно!

Вода в источнике чудесная.

По Волге

На телоходе

— Хочу новых приключений, — сказало шило.

И тело Дарагана переместилось на борт теплохода.

— Только дурака там не валяй, — посоветовал внутренний голос.

И в сумке появился планшет, два блокнота и две авторучки.

— У вас отдельная каюта с двумя кроватями, — сказала девушка на регистрации.

— Зачем мне две кровати? — удивился я.

— Путь дальний, мало ли как жизнь сложится, — сказал мужчина из очереди.

Он явно что-то знал.

Проводы

Как провожают теплоходы? Их провожают с веселой музыкой. Танцуют все. И на берегу, и на теплоходе. Провожающие машут платками, вытирают слезы и тоже хотят куда-нибудь уплыть. Тем, кто остается, должно быть обидно, что музыка уплывает с теплоходом.

— Это специально делают, для рекламы, — объясняет мужчина.

Он плавает уже двадцатый раз. Знает все и всех. Рассказывает про заключенного, которого замуровали при строительстве канала. Музыка смолкает, вместо нее начинается ветер.

— Гроза будет, — объясняет знающий мужчина. — У шестого шлюза начнётся. Гиблое место.

— Зато небо будет красивое, — я пытаюсь перевести разговор в другую тональность.

Знающий мужчина презрительно смотрит на мой телефон.

— Фотографировать надо нормальными камерами, — говорит он и хлопает по сумке, где у него тяжелый фотоаппарат, кинокамера и бинокль.

Я киваю.

Кимры

Проплываем Кимры. Тут я много лет назад общался с пришельцами на летающей тарелке.

— Это не пришельцы, — объясняет мне знающий мужчина. — Тут Дубна рядом. Там ученые живут. Они все что хочешь в небо запустят. Я знал одного ученого…

— И что он запускал?

— Выпивал он хорошо. Мог пузырь за вечер уговорить.

— Хороший ученый, — соглашаюсь я.

Развлечения

После завтрака почувствовал, что встать еще смогу, но не сразу.

— Это они специально, — объяснил сосед по столу. — Толстый человек тонет медленнее. Капитан на спасжилетах экономит.

— Глаза разбегаются, — восхитилась соседка, отложив программку. — Сегодня на теплоходе можно научиться рисовать, петь в хоре, нанести хной рисунок на теле, выиграть в конкурсе «Угадай мелодию», посмотреть фильм…

— В баре пиво неплохое, — добавил сосед. — По карточке первые две кружки бесплатно.

— И на чипсы хватит, — уточнил он, подсчитав что-то в уме.

На палубе было солнечно и ветрено. Мимо проплывали зеленые берега и красные бакены. Из репродуктора Зыкина пела про реку Волгу, которая плескалась за бортом. Где-то за горизонтом находилась куча дел и забот.

— Княжну бы сейчас, — неожиданно сказал я вслух.

— Утопить? — поинтересовался седой мужчина, пытавшийся раскурить трубку.

— Поговорить, — за княжну я обиделся.

— Можно и так, — вздохнул мужчина. — Но иногда лучше сразу утопить.

В репродукторе Зыкина вздохнула про свои семнадцать лет, и тут же раздалось забойное «Let’s twist again, like we did last summer». До обеда оставалось три часа. Я пошел в бар нагуливать аппетит.

Углич

Хотел тут побывать еще студентом. Сегодня еще одна мечта вычеркнута из списка. Глупо, конечно, приехав в 21-м веке на место убийства царевича Дмитрия, пытаться почувствовать, кто был убийцей. Жители Углича сразу решили, что это люди Годунова, бросили их в ров и завалили камнями. Годуновская комиссия определила, что это случайность и наказала весь город за убийство царских людей. Заодно был наказан и церковный колокол, созвавший жителей после смерти царевича. Колокол отправили в ссылку в Тобольск. По сути, этот колокол — единственный свидетель событий 1591 года. Сейчас он вернулся в Углич и находится в церкви Царевича Дмитрия на Крови.

Еще есть остатки царских палат, чудом уцелевших после сожжения города поляками в Смутное время. Удивил экскурсовода, сказав, что палаты строили псковские мастера. Не зря я ездил в Псков и научился определять их стиль. Вообще историю надо изучать, стаптывая ботинки. Зачем ее изучать? А вот на дурацкие вопросы моего внутреннего голоса я не отвечаю.

Теплоход снова в пути. Волны, как и полагается, бьются о борт корабля. Кофейный запах из бара смешивается с запахом ночной сырости. На душе тепло и радостно после рюмки коньяка. Совершенно не хочется работать, и это замечательно.

Кострома

Я много написал о Костроме в книге «Российские этюды». Не буду повторяться о смешной площади Сковородка, о трагикомической истории с памятником Ленину, о цыганах у Торговых рядов, об Иване Сусанине и Михаиле Романове, о веере Екатерины Великой…

Новым для меня было:

1. Разделять стебель льна на волокна — трепать лен. Отсюда — «трепать нервы».

2. Кострома в чем-то переплюнула Москву. У нас «Пятерочка», в Костроме «Десяточка».

3. Александр Островский сам играл в своих пьесах. Многие его пьесы о Костроме.

4. В Костроме неплохой музей русских художников, куда я опять не попал.

5. Икона, с которой Михаила Романова благословляли на царство, жива и находится в Богоявленском монастыре. Его фотографировать нельзя, но открылись ворота, и я успел сделать снимок.

6. Я был в Костроме три года назад. В городе мало что изменилось. Обидно, что ветшают красивые деревянные дома.

7. Оказалось, что с легкой руки Островского Кострома стала родиной Снегурочки.

Плёс

Самый маленький город в России. 1800 жителей. Почему туда рвался? Посмотреть на маленькую деревянную церковь, вдохновившую Левитана написать «Над вечным покоем». Некоторые не любят эту картину. Слишком она грустная. Самому Левитану она внушала страх перед вечностью. Для меня она прекрасна и философична. И мне хотелось понять, почему Левитан выбрал эту церковь для картины.

Сначала мы пошли в местный музей. Очень неожиданно: Шишкин, Саврасов, Петров-Водкин…

— На гору к левитановской церкви не пойдем, — сказала экскурсовод. — Пожилым людям туда не залезть.

— Тогда прощайте, — сказал я и побежал на гору.

Прибежал, остановился. Понял, что только ради этого момента стоило отправляться в путешествие. На картине эта церковь на фоне озера Удомля, что рядом с Вышним Волочком. Но и над вечерней Волгой было прекрасно и немного страшно. Вокруг ни души. Только ты и огромная река, которая текла, течет и будет течь. И которой плевать — есть ты на этом свете или нет.

А потом прогулка мимо деревянных домов с красивыми наличниками, мимо нарядных церквей и причалов. Торговая площадь, разделённая полосами, напомнила итальянскую. Это как в Сиене или в Ареццо. Магазины были закрыты. Ветер приносил с Волги влажную свежесть и комаров.

Ярославль

И об этом чудесном городе я написал в книге «Российские этюды». Нравится он мне. На третьем месте после Москвы и Питера. На стрелку могу смотреть бесконечно. Сейчас только немного нового, что узнал сегодня.

1. Ярославский промышленник Затрапезов выпускал грубое льняное сукно (затрапезу), из которого шили одежду для простого люда. Отсюда — «затрапезный вид».

2. У монахов считалось грехом жаловаться на погоду — это Бог послал.

3. Итальянцев, которые строили Кремль и другие военные объекты, из России старались больше не выпускать. Им поневоле пришлось строить, например, в Ярославле.

4. Планетарий в Ярославле строили американцы. Билет сюда стоит в несколько раз дешевле, чем в Москве.

5. Ничего особенного с Михаилом Романовым в Ярославле не происходило. Он получил благословение в Костроме и отправился на коронацию в Москву. В Ярославле он просто отдохнул по дороге.

6. Ярослав Мудрый, основавший Ярославль, много сделал для Руси. Но его неправильное решение разделить Русь между сыновьями, привело к распаду государства. Одна ошибка почти зачеркивает предыдущие достижения.

7. Приятно, что я давно не видел китайских туристов.

Тутаев

Он же Романов-Борисоглебск. 40000 жителей. Делают мощные дизельные двигатели. На улицах патриархальная тишина. Работа у жителей есть. Уезжают мало. Дома со всеми удобствами. Тутаевцы удивились, что стали причаливать туристские теплоходы.

— Ладно, — говорят они. — Так и быть, заасфальтируем вам причал.

Туристы ходят в храм, в краеведческий музей, смотрят на старые деревянные дома и любуются панорамой Волги. И еще слушают рассказы о знаменитых тутаевских (романовских) овечках. Я прошел весь путь тутаевского туриста, и это было неплохо!

Вечерние мысли

Вот спросят меня: «И как тебе, Дараган, на теплоходе?» Отвечу: «В одном предложении не скажешь».

Минусы:

1. Круговерть городов по три часа на каждый… Пережить сие не просто, даже с предварительной теоретической подготовкой.

2. Три часа на Кострому, например, — это издеваться над городом. Успеешь только поставить галочку, что ты тут был. Меня спасло то, что это не первый раз.

3. Ужасно, когда прицепится разговорчивый человек без чувства юмора. И никуда от него с теплохода не деться.

4. Работать, когда за бортом всегда что-то происходит, — сложно. Лучше и не пытаться.

Плюсы:

1. Одолевают философские мысли. Простейшая — какая большая страна Россия.

2. Среди пассажиров легко найти интересных людей. Например, директора магазина «Пятерочка», от кого узнаешь маленькие торговые тайны.

3. Привозят в города, куда бы сам никогда не выбрался.

4. Никаких забот о еде, уборке и правильном распорядке дня.

5. Вокруг красиво и разнообразно.

6. После «каютного» быта больше ценишь уют своей квартиры.

Калязин, левый берег

На этом берегу частный сектор и немного истории. Часть истории ушло под воду, когда построили плотину. Теперь на этом берегу практически деревня, напоминающая мне о детстве. Я очень комфортно там себя чувствовал. Немного историй о Калязине.

1. Салтыков-Щедрин описывал Калязин во многих своих повестях.

2. Александр Дюма остался от Калязина в восторге. Его тут очень вкусно покормили.

3. Александр Островский попал тут в земскую больницу. К этой больнице была пристроена конюшня. Островский писал, что лечение тут быстрое, так как больные долго не выдерживают запах навоза.

4. Менделеев во время солнечного затмения летал тут на воздушном шаре. Прихожане, выйдя из церкви, не обнаружили солнца. Вместо солнца по небу летел пузырь с бородатым мужиком в корзине. Мужик бросил веревку и крикнул, чтобы его остановили. Шар остановили и хотели бородатого утопить в Волге. Менделеева спасло, что он догадался перекреститься.

Дубна

Думал, что прогулка по городу будет связана с физикой, но оказалось, что больше с лирикой. Конец оттепели. Опального Вознесенского приглашают в Дубну, чтобы поддержать. Тут он встречает свою будущую жену. Концерты Высоцкого, поддержка академиком Флеровым и другими учёными театра на Таганке, стихи и физика. Дубну тогда называли свободным городом. Физикам многое прощали.

Интересно, что в Комарове я видел дачу Гранина, книгой «Иду на грозу» я зачитывался в школе. Эта книга и еще фильм «9 дней одного года» изменили мою жизнь. А съемки фильма проходили в Дубне. Вот такое знаковое путешествие получилось.

Приплыл

После каждого путешествия нужно делать философские выводы. Иначе — непонятно, зачем вставал с дивана.

1. Теплоходная дисциплина не для юных мятежных душ. Эти души хотят сами решать — чем и когда питаться, куда плыть и куда идти.

2. Водные просторы больших рек и озер в хорошую погоду — это скучно. Ничего не происходит. Похоже на пляжный отдых. Ты сидишь, мучительно пытаешься думать о чем-то умном, а на самом деле тупо ждешь обеда. Западная и северная части Ладоги с узкими шхерами и скалами интереснее Волги и водохранилищ.

3. Представил, что купил дом на берегу Волги. И пришел в ужас. Это значит, каждый отпуск надо проводить в одном месте. Работать толком не получится — дом требует почти каждодневных забот. Сидеть на веранде и с умным видом смотреть на проплывающие корабли? Я бы через неделю начал искать покупателя этого дома.

4. Общение на корабле непростое. Заговоришь с кем-нибудь, и вместо интересной беседы выслушиваешь рассказ о выращивании огурцов и ремонте сливных бачков. Найти приятного собеседника не просто. Почти все разбиты на неразбиваемые пары.

5. История волжских городов потрясающе интересная. Чуть напрячься и среди асфальтовой суеты или деревенской тишины можно увидеть картины, описанные в учебниках. Но… Ехать без знания истории — значит забить голову мешаниной из кремлей, монастырей и храмов. Абсолютно без эмоций, без твоего личного отношения к происходящему и былому. Что это даст уму и сердцу?

5. Еще раз о переходах между городами. Я спрашивал, кому что запомнилось. Все говорили, будто проигрывали один звуковой файл: качка во время «шторма» на Рыбинском водохранилище. Про солнечные дни не вспомнил никто.

6. Если прибрежные города самое интересное, то зачем тратить время на сидение в каюте и поглощение пива? Так на машине от Дубны до Москвы можно доехать за два часа, а теплоход пыхтел целых пятнадцать. Не притормозишь его, не ускоришь.

7. Даже без пива на теплоходе от безделья происходит разжижение мозга. Мысли упрощаются до основных инстинктов, эмоции затухают. Наступает сон разума, напоминающий старческий маразм. Через какое-то время тебе самому хочется поговорить о выращивании огурцов.

8. Понял, что мне интереснее история людей, а не история войн, бушевавших на берегах Волги. Калязинский Икар, купцы-меценаты, эмоции художников и писателей… Так в Дубне вообще был для меня праздник. Десятки интересных людей сошли со страниц книг и заполнили улицы города.

9. Поеду ли я еще раз на теплоходе? Возможно, но только в компании с родными и любимыми. С кем интересно и приятно в любом месте. Даже на теплоходе в солнечную погоду.

Московская передышка

Бытовое

Сегодня день рождения Маркиза де Сада. Он говорил, что познать себя можно только дойдя до своего предела. Ох, как он прав! Думал, что я хозяйственный. Вчера провернул две стирки, убрал квартиру, сходил в магазин за продуктами, приготовил ужин. Запланировал на сегодня мытье окон и балкона, но понял, что вчера достиг своего предела хозяйственности.

В путешествиях остановки важнее и интереснее перемещений. Это можно обобщить и на путешествие по жизни. Это я про диван, если кто не понял. Удивительное состояние — не хочется выходить из комнаты. Оправдываешь себя тем, что после отдыха надо как следует отдохнуть.

Мир устроен несправедливо. Оказывается, нельзя стирать шерстяной свитер вместе с бельём из хлопка.

Неправда, что нельзя изменить мир. Я уверен, что он станет лучше, если я найду антенку от своей беспроводной мышки.

Здравый смысл мешает нашему счастью. Эту фразу надо вышить на всех диванных подушках.

Книжная ярмарка

Наверное, я купил диван с шилом. Мне напомнили, что на Красной площади проходит книжная ярмарка, пришлось встать и поехать.

Ярмарка была обнесена забором, вдоль которого стояли полицейские. Пространство внутри забора было единственным, где не было китайцев. Вкусно пахло кофе и жареными сосисками. На брусчатке стояли всевозможные кресла и скамейки, на которых сидели красивые девушки и смотрели в телефоны. Я честно держал в руке кошелек, готовый изменить своему принципу — не покупать бумажные книги. Для них уже нет места. Полистал штук десять, не заинтересовало.

Послушал выступление авторов книги о языках народов России. Наши орочи, например, считают русский язык своим родным. Хотя лет двадцать назад для их языка была создана письменность. Авторов спросили, будет ли универсальный язык для всех жителей Земли? Искусственно его создавать не будут. Эсперанто тому пример. Просто языки будут отмирать. Как у орочей.

Я хотел сказать умное про язык понятный людям и компьютерам, но решил не выпендриваться.

Книги покупались, в основном, в детских отделах.

На Никольской улице.

Юные писатели, если вам нужны типажи для рассказа или романа, то придите на Никольскую улицу, сядьте на лавочку, откройте блокнот и описывайте проходящих мимо. За час вы соберете героев на трилогию. Обратите внимание, кто куда идет. Стремящиеся на Красную площадь полны сил и надежд. Бредущие обратно уже поняли несовершенство нашего мира.

Вечерние мысли

К седым волосам и морщинам приспособиться легко. Надо просто вычеркнуть из списка желаний несколько строчек. Список длинный, и эти строчки не так много значат. Можно добавить другие. Главное– надо следить, чтобы этот список не начал стремительно сокращаться.

Опасно думать о вечности и бренности бытия. А такие мысли приходят неожиданно. Купишь бутылку кваса, вроде пил немного, а глянь — она уже пустая стоит рядом с мусорным ведром. Очень грустное зрелище, напоминающее, что ничто не вечно. Утешает, что квас, как солнце, которое уходит по вечерам, чтобы родиться утром. И квас по утрам из магазина приходит в холодильник.

Вечны ли литературные шедевры? Помогают ли нам жить древнегреческие тексты, «Божественная комедия» или стихи Пушкина? Ведь гораздо полезнее разбираться в биологии, медицине и в устройстве автомобиля. Или читать книги про современную жизнь на нашей планете. Ответ простой. Да, старые тексты не помогают нам выживать в мире жестокости и чистогана. Трудно представить, что проза Лермонтова или Гоголя кого-нибудь научила жить праведно. Но это наша культурная база. Это то, что помогает нам быть вместе, говорить на одном языке и понимать друг друга с полуслова. Вот скажешь: «Карету мне, карету!» и все поймут, что ты не прогулял тот давний урок литературы.

Иногда хочется выйти на площадь и заорать: «Люди, читайте книги!» Соцсети и сериалы прекрасны, Но нужно еще загружать мозг. Он должен работать, представлять картинки из написанных слов, а не поглощать их с экранов. В книгах, даже современных, разбросаны крупицы мудрости.

Зачем нам эти крупицы? Неужели мы будем следовать советам мудрых? Нет, конечно. Зачем нам тогда своя голова? Но чужие мысли могут поднять настроение. Всегда можно найти строчки, оправдывающие наше безделье, глупости или неудачи.

Отрывки из рассказов

Вечером думал. Придумал, что пора писать рассказы, а не короткие заметки. Набросал темы, этим ограничился:

— Я почувствовал, что остался один, когда решил сварить картошку и понял, что можно взять две картофелины, а не четыре, как привык.

— У него одна проблема — в нем нет любви. Он не любит человечество, но это полбеды. Он не любит себя. Не представляю, как можно жить с такой нелюбовью.

— Глянь на нее — красива, весела, окружена мужчинами. Но она смотрит не на них, а куда-то вдаль. Она несчастна, поверь мне.

— Я начал хандрить, когда у меня появились деньги. Много денег — это как волшебная палочка, исполняющая любое желание. А желания стали исчезать. Проклятый мир. Чем больше денег, тем меньше желаний.

— Так отдай деньги тем, кто в них нуждается.

— У меня исчезло и это желание.

— Я всегда советую одиноким женщинам не искать мужа-писателя. Рано или поздно он уйдёт от вас в себя. Вы будете жить в романе, который он пишет. И молитесь, чтобы этот роман был веселым и радостным. Но такие сейчас не пишут.

— Мне перестал нравится капитализм, когда я понял, что возможностей потратить деньги много больше возможностей их заработать. Это не для тех, кто хочет тратить не меньше соседа.

— Наплюй на соседа.

— И стать не таким, как все? Остаться одному?

— Преувеличиваешь проблему.

— Вот! Ты сейчас согласился, что проблема есть. Денег нет, а проблема есть.

— Мне стало неинтересно общаться с молодыми женщинами. Даже с умными и образованными. Они еще не поняли, что главное в жизни и в любви — это умение прощать и умение вовремя уйти.

— Это просто умение отделять главное от мелочей.

— Когда не знаешь, куда идти — ложись на диван и жди. Тебе позвонят и скажут.

— А если не позвонят?

— Тогда ты сам поймешь, кому надо звонить.

Акведук

Еще одну строчку можно вычеркнуть из списка желаний. Для омоложения организма и изгнания болячек быстрым молодецким шагом добрался до Ростокинского акведука, летящего над Яузой. Давно хотел сюда попасть. Спасибо Екатерине Великой, что озаботилась о чистой воде для москвичей. От мытищинских ключей до Трубной площади проложили трубы. А над оврагами и речками построили акведуки — чем мы хуже римлян?

Сейчас это памятник архитектуры. В отличном состоянии, кстати. По ночам, когда писатели спят или работают, он красиво освещается. А вокруг зеленый парк, где под шум проспекта Мира гуляют молодые мамы с колясками.

Новости культуры и около

На втором этаже Новинского торгового центра (рядом метро Краснопресненская) в галерее Altmans Gallery проходила выставка литографий Хуана Миро. Кое-что можно купить. Цены высокие, но незаоблачные (150—200 тыс. рублей). Литографии интересные, но я больше люблю его картины на потрясающем синем фоне.

Рядом можно поднять свой культурный уровень, зайдя в квартиру-музей Чехова на Садовой-Кудринской. Там Чехов прожил четыре года после Таганрога и до отъезда на Сахалин. Тут была написана «Степь» и многое другое. Именно в этой квартире Антоша Чехонте превратился в Антона Павловича Чехова.

Не хотите в музей? Рядом с ним тихий вишневый сад с романтической лавочкой. Где-то шумит Садовое кольцо, а вокруг на деревьях висят крупные зеленые вишни. Оттуда рукой подать до Патриарших, где можно убедиться в отсутствии свиты Воланда. Докладываю: сегодня свита отсутствовала. Перекусить можно на пятом этаже синагоги на Большой Бронной в ресторане «Иерусалим». Туда пускают всех. Очень вкусно, цены разумные. Если сидеть тихонько, то можно услышать интересные диалоги:

— В Америку собрался?

— Ага.

— А что ты можешь делать руками? Только не говори, что умеешь играть на скрипке.

Проезжая по МЦК

Строительство домов ведется с такой скоростью и в таком объеме, что кажется, готовится переселение в Москву всех жителей России.

У каждого из нас в клетке живут истории. Некоторые мы выпускаем на свободу, и они начинают жить своей жизнью. Вырастают, прихорашиваются, начинают называть себя художественной правдой. Другие истории сидят под замком. В них мы усталые, некрасивые, глупые, но всегда ни в чем не виноватые. Так сложилось — мало ли что пришло в голову чертику за левым плечом, когда мы ненадолго отвлеклись от контроля Вселенной и ее обитателей.

Это я задумался, сидя в вагоне МЦК. За окном мелькали московские пейзажи. Серые бетонные заборы навевали ностальгические воспоминания о былом, а раскрашенные трубы среди веселых рощ вселяли уверенность в постиндустриальном будущем. Ласково-вкрадчивый голос из динамиков объявлял остановки, каждая из которых могла стать заголовком главы толстого романа. Истории просились на свободу, умоляя отключить цензурный фильтр.

— Ну хоть меня отпусти! — канючила наиболее бойкая история, когда мы проезжали «Ботанический сад». — Хоть в виде диалога. Он же сначала был такой невинный. А хвостик я оставлю в клетке.

— Ладно, — сурово сказал писатель, — давай, только быстро. Самую философскую суть. Без подробностей и сопливой романтики. Вот эта история:

— Дараган, ты готов ради меня совершить преступление?

— Обычно преступления совершают ради любимых женщин…

— Вот как с тобой общаться! Тебя учили, что женщинам нельзя признаваться в нелюбви?

— Ты не дослушала. Я готов.

— Я так и знала, что ты меня любишь. Заводи свою тарантайку, мы едем в Ботанический сад.

— Звучит романтично!

— Очень! Мне надо кое-что выкопать для дачи.

Москва-Сити похожа на людей, прекрасных только издалека. Вблизи же они холодны и отчуждены. Рядом чувствуешь себя ненужным пигмеем у ног деловых спешащих монстров. И еще там свищет ветер.

Из клетки с историями:

Мы подошли к голубой башне, верхушка которой была приклеена к небесной тверди. Резвые облака, приблизившись к башне, замедляли ход и уважительно ее огибали.

— Вот тут мы будем работать, — сказал друг-физик.

Я почувствовал себя Икаром, готовым лететь к солнцу.

Через месяц я вышел на улицу и оглянулся. Черный столб, поблескивая квадратиками окон, заслонял вечернее небо. Среди тысяч окон я нашел свое, потом взгляд устремился вверх по таким же сверкающим квадратам. За ними сидели не Икары, а муравьи, которым башня дала временный приют.

— Не грусти, — сказал внутренний голос. — Зато ты теперь знаешь, что лифты доходят только до облаков. Чтобы лететь выше, нужны крылья и свобода.

Вечерние мысли

Господи, дай мне и моим близким возможности находить лестницы и сил, чтобы по ним подниматься.

Герои исправляют чужие ошибки. Но мир держится на тех, кто исправляет свои.

У старости свои радости. Угасание желаний делает стариков счастливыми.

Гении смотрят дальше, чем остальные. Не завидуйте им — вдалеке не так много хорошего.

Мудрецы умеют обобщать и делать выводы. С ними интереснее, чем с гениями.

Хорошо оборудованная кухня — это постоянное напоминание, что там надо работать.

Не пренебрегайте мнениями дилетантов. Так вы узнаете, что хотели внушить человечеству те, кто нами управляет.

Ничего не болит, ничего не хочешь, нет долгов, никто тебя не трогает, никуда не торопишься. Плюс еще чувство, что еще немного, и ты начнешь нечто грандиозное.

Одиночество прекрасно только в перерывах между суетой.

На природе ты чувствуешь себя гостем — она прекрасно обходится без тебя. И ты возвращаешься в город, где от тебя хоть какая-то польза.

Каждый может написать: она уклонилась от объятий, он идет по пустынной улице, кровавое солнце прячется за крышами. Сложнее не впрямую объяснить: почему она его не любит, пойдет ли он к другой женщине или пару дней пострадает и, наконец, предвещает ли кровавость солнца завтрашний ветер — ветер перемен? И совсем сложно донести, зачем ты это написал, что хотел сказать, но замаскировал мысль простотой слов. Замечательно, когда важные мысли лишь легкий налет на страницах. Почти невидимый. Но это главное, что есть в хороших книгах. То, что остаётся. Ради чего мы читаем.

Нескучный сад

Так получилось, что я два дня провел дома. Очень понравилось. За окном круглые сутки работали экскаваторы с бульдозерами — это было романтично. Проснешься в час ночи, а люди работают — что может быть прекрасней! Светит прожектор, тени ходят по кучам песка и гравия, гостиница «Космос» мигает синими звездами, сквозь тополиную листву видно, как Рабочий задрал руку Колхознице, чуть подальше уже пятьдесят лет взлетает ракета, стараясь не задеть Останкинскую иглу.

Тут вспыхнет в голове фонарь, освещая переулки памяти, где ты давно бродишь один. Такой молодой, энергичный, распираемый планами и мечтами. Мелькают лица, когда-то любимые и интересные. В окнах магазинов пирамиды из пакетов молока и плакаты с нарисованным мясом. Ты крутишь головой и читаешь вывески: «Молоко», «Ткани», «Обувь», «Спорттовары». Это вам не какие-нибудь загадочные «Н&М» или «Дикси». Внезапно захочется съесть бутерброд с колбасой по 2,90 и шоколадный батончик с картинкой из мультфильма «Ну, погоди!» И чтобы из окна, где горит чешская люстра с хрустальными висюльками, Пугачева пела, что любя, нельзя отрекаться.

«Это все сопли, — ворчишь ты на самого себя, — ведь гораздо приятнее бродить по богатым красивым улицам, знать, что всё, ранее недоступное, сейчас в избытке. Посмотри, как ярко светят фонари, какие классные у всех машины и как красиво одеты люди».

Ты соглашаешься сам с собой, едешь в Нескучный сад, бредешь к Андреевскому пруду, где давным-давно осваивал азы гребного слалома. Пытаешься найти место, где спускали каяки на воду, но берега заросли кустами. Все прошло. Ну и ладно. Зато рядом с прудом романтические скамейки, смешные фонари и дорожки, ведущие к ресторанам. Там сидеть, наверное, лучше, чем, ежась от холода, на травянистом берегу выливать воду из кроссовок.

ВДНХ

У кого праздник, а у нас на улице за ночь экскаваторы с бульдозерами выдрали огромные многолетние кусты. Теперь там песок, а рядом штабели серой плитки. Число рабочих утроилось, и у меня закралось подозрение, что основные работы на ВДНХ закончены. Как-никак футбольный чемпионат на носу. Пошел проверить гипотезу.

Щас! Реконструкция идет одновременно по всей выставке. Почти все павильоны в лесах. Фонтаны не работают, но посетители отчаянно пытаются гулять среди заборов и строительной техники. Раньше осени здесь лучше не появляться.

Когда я учился в школе, нас каждую осень посылали на ВДНХ. Учителя за нами не следили, но потом требовали сочинение о выставочных впечатлениях. Не помню, что писал тогда, но если описывать «правду жизни», то сочинение должно было быть таким: «Купили билеты, пошли по центральной аллее. Посмотрели на гагаринскую ракету и на самолет Ту-104. Купили сигареты. Свернули в боковую аллею и вышли к Дегустационному павильону. Заказали коктейли. Что было дальше — не помню».

О книгах

То ли мне лень, то ли жизнь такая. Пытаюсь найти в соцсетях обсуждение книг. Не нахожу. Даже литераторы пишут, как болит у них голова или ворчат, что мир опять в чем-то погряз. Иногда ругают других литераторов. Недавно ругали «Убить Боборыкина». Сейчас ругают «Петровы в гриппе и вокруг него». По-человечески это понятно — обидно, когда премии новичкам дают.

Зарубежной прозы будто не существует. Вряд ли это связано с патриотизмом. Тут своих читать не перечитать, не до забугорья. Любые слова об общей мировой культуре истрепались и реально ничего не значат. А зря. Ведь так приятно открывать для себя новые имена, убеждаться, что у нас всех общие проблемы, мы можем вместе смеяться, восторгаться и переживать. И границы между странами условны. Из космоса их вообще не видно.

Простите за длинное предисловие. Просто хочу поделиться своим «открытием» Джона Фанте — мужественного американского писателя. Чистая прозрачная проза, где юмор граничит с трагедией, где жизнь описана без прикрас. Хочется войти в страницы и помочь героям. Редко так бывает. Это я о романе «Спросите у пыли».

Вот цитата из романа, чтобы показать, как пишет Фанте: «Она осталась одна во всем мире и никому не верила, это было ей просто не по карману».

Михалково

У меня всегда неловкое чувство, когда хожу по красивым городам. Люди старались, вкладывали деньги и силы, а я тут бесплатно любуюсь великолепием. Потом куплю мороженое и полегчает. Какой-никакой, а вклад. В Москве такое чувство усиливается. Здесь все стало настолько шикарно, что мороженым не отделаешься.

Сейчас Москва для меня — город сюрпризов. Постоянные открытия. Вот еще одно — усадьба Михалково. Собственно, усадьбы уже нет. В громадном парке, что у метро Коптево, лишь остатки былой роскоши. Тут работал Василий Баженов (дом Пашкова, дворец в Царицыне). То, что осталось от его работ, подкрасили и объявили памятниками архитектуры. Сам парк великолепен. Пруды, аллеи, уютные скамейки. Тут приятно признаваться в любви или просто сидеть и философски смотреть на уток, плавающих среди кувшинок. Мой путь шел к скандально известному собору Иоанна Кронштадтского. Очень скромному, никому не мешающему, незаметно вписавшемуся в окружающий ландшафт на окраине парка.

— Что за сыр-бор был при возведении храма? — спросил я батюшку.

— Местные жители возмущались. Боялись, что экологию нарушим. Они просто историю не знали. Потом пришли ко мне, покаялись.

— А что за история?

— Тут неподалёку, среди домов колокольня стоит. Сходите туда. Вернетесь — я вам расскажу.

Пошел искать колокольню. Услышав мои вопросы, прохожие округляли глаза и пожимали плечами. Наконец, один школьник сказал, что видел ее.

— Она красная, — сказал он, наморщив лоб. — Во дворе стоит, за забором.

Колокольня едва видна за громадными березами и тополями. С одной стороны пятиэтажки, с другой– огромный дом, полностью скрывавший ее от кипучей жизни на соседней улице. К моему изумлению дверь в колокольню была открыта. Я вошел и остолбенел, перенесся на двести лет назад. Абсолютная тишина, я один, на стенах образа, освещенные свечами. На полу восточные ковры, создававшие иллюзию нереальности. Я сел на пол, сознание отключилось, уплыло из настоящего.

— Ну как? — спросил батюшка, когда я вернулся.

— Что это было? — в голове у меня включился магнитофон.

— А был там Головинский женский монастырь. В 60-е годы решили на этом месте построить пятиэтажки. Позвали взрывников. Стены рухнули, колокольня пошатнулась, но устояла. Взрывники отказались работать дальше. Тогда решили объявить колокольню памятником архитектуры и строить дома вокруг нее. Долгие годы она нелепо торчала над крышами. Потом выросли деревья, построили большие здания, и колокольня скрылась. Камни от стен монастыря привезли на это место — тут раньше овраги и болото были. Так что храм мы построили на очень намоленных камнях. Место святое, можно сказать.

— А почему дали имя Иоанна Кроншадтского? — я приготовился блеснуть знаниями о жизни святого.

— Наверное потому, что Кронштадтский бульвар рядом. Это Синод решает.

Уходить из парка не хотелось. Я намеренно заблудился на его дорожках, но случайно вышел к станции МЦК. А от нее до Ростокино всего несколько остановок.

Рядом со мной к станции шел седой мужчина в костюме. В одной руке кожаная папка, в другой — телефон.

— Завтра посылай ему запрос — где деньги? — кричал он в трубку. — Только вежливо посылай. Ты понял меня? Вежливо!

Опять бытовое

— Тебя не раздражают трамваи под окном?

— Сначала доставали, потом я заставил себя их полюбить, и теперь они радуют.

***

— Меняю свою трешку на однушку. Зачем одному столько комнат?

— А если к тебе в гости придет стайка молодых веселых женщин?

— Тогда тем более нужна однушка. Иначе я устану их искать по комнатам.

***

— Смотри, они делают тротуар из плитки, а по сторонам высокие бортики. В дождь это превратится в горную реку.

— Может потом водоотводы сделают?

— Или не сделают. Без них ведь красивее.

— Ну да. Горная река — это очень красиво.

***

Проехал по МЦК. Понял, что с каждой станцией у меня связаны воспоминания.

— Напиши роман в стиле «Москва-Петушки».

— Для это нужен сквозной сюжет. Веничка, например, ехал к своей любимой. А куда приедешь по кольцу? Тут только «Петровы в гриппе» получатся.

— Напиши, что тебя убили на станции «Ростокино». А потом ты начинаешь преследование убийцы по всем станциям.

— В виде трупа?

— Почему нет? На это никто не обратит внимание. Ты делаешь кольцо, догоняешь его на той же станции «Ростокино», и там он убивает тебя окончательно.

Окружная

Бродил по бывшей промзоне у метро Окружная. Зачем? Хотел побыть один, подумать. Не все же моим героям ходить по красивым паркам и музеям.

Побыть одному не удалось. Рядом то появлялся, то скрывался мужчина, похожий на Дмитрия Липскерова. Он тоже все фотографировал и записывал мысли в телефон. Я не выдержал и заговорил. Нет, не Липскеров. Голос Дмитрия я хорошо знаю. Но мужчина был явным конкурентом. Он вместе со мной заглядывал в собачий питомник, откуда пахло чем-то кислым. Старался успокоить сторожевых собак в гаражных кооперативах. Разглядывал сквозь щели в заборах ржавые корпуса заводов. Пытался для передышки и фиксирования нахлынувших мыслей найти скамейку. Заговаривал с местными жителями, чтобы узнать будущее этого производственного кладбища. Расстались мы с ним у речки Лихоборка. Он пошел к Дмитровскому шоссе, а я отправился в Ботанический сад, надеясь найти там тень и усладу.

Услада в Ботаническом саду на каждом шагу. Тихо, птицы щебечут. Даже гуляющие разговаривают шёпотом. Идиллию нарушила только группа подвыпивших немецких футбольных фанатов. Смолкли птицы, задрожала листва от их ора. Вспомнилось классическое: «Теперь я знаю, отчего оглох Бетховен».

Идиллия Ботанического сада незаметно перетекла в Останкинский парк с ресторанами, электроскутерами и киосками с мороженым. Зато увеличилось число скамеек и старушек с палками для скандинавской ходьбы. Усадьба Шереметьева в лесах и неизвестно, когда закончится многолетняя реставрация. Останкинский пруд и трамвайный круг в яркий летний день не романтичны. Сюда надо приходить в дождливый осенний день, когда рельсы засыпаны желтыми листьями.

Тимирязевка

Как ни печально, но наука и политика всегда были связаны. Колебался только уровень грязи в их отношениях. Персональные амбиции, деньги, военные планы, идеология — это еще не полный перечень мостов, соединяющих научные и политические интересы. На мостах происходят сражения. Со своими героями и предателями.

Один из героев — академик Немчинов. Ректор Сельхозакадемии им. Тимирязева в сороковых годах прошлого века, выступивший против Лысенко и лишившийся своей должности.

Приехал в тимирязевку посмотреть, есть ли ему памятная доска. Нет. На доме, где он жил, (Тверская улица) доска есть. Здесь — нет. Есть памятник Тимирязеву, профессору Академии, признавшему власть Советов. Заросли травой поля битвы генетиков. Чудесное здание Петровской земледельческой и лесной академии, спроектированное Бенуа, выглядит очень мирно. Цветочки растут, на лавочках студенты в телефоны смотрят. К Академии примыкает Тимирязевский парк. Кто не был — сходите. Овраги, ручьи, пруд, холмы, тенистые аллеи. Погуляешь и начинаешь забывать о несправедливости мира, раскинувшегося за границами парка.

Московские кольца

Московские кольца образуют воронку, всасывающую деньги и силы. МКАД, МЦК, ТТК, Садовое кольцо, Бульварное. Переходы между кольцами редки. В малые кольца попасть трудно, на большие мало кто хочет.

В малых кольцах жизнь нервная и опасная. Ты травишься выхлопными газами и плохо спишь по ночам, ожидая, что шарик на колесе рулетки-фортуны выпадет на черное. Иногда ты завидуешь тем, кто живет за МЦК. Проблемы у вас схожие, различаются лишь масштабом. Чем меньше масштаб, тем меньше волнений. И соломки, чтобы подстелить, требуется не так много.

***

Будущее волнует непредсказуемостью, а настоящее не радует своей зыбкостью. Определенно радует только прошлое. Хотя бы тем, что там уже все закончилось.

***

Ты едешь по кольцу и возвращаешься на станцию, откуда начал. Ты едешь опять и видишь, что кольцо стало другим. Но ты другим не стал, только постарел и накопил больше проблем.

***

С тобой по кольцу едут юные и красивые. Ты с грустью видишь, что им нравятся кольцевые дороги, где все привычно и понятно. Юные говорят о новых дорогах, но ты-то знаешь, что это не дороги, а очередные кольца.

Покровское Стрешнево

Методично исследую МЦК. Интересно, когда воспоминания накладываются на современную картинку. Иногда все гармонирует — студент мог вполне комфортно бродить по уютным дворам около «Балтийской». Он немного растерялся в ТЦ «Метрополис», но, увидев знакомые названия ресторанов и магазинов, успокоился и вспомнил, что такое видел в Америке и Европе. А там свои воспоминания, с которыми уже легче переносить яркий свет и угрюмость манекенов.

Парк Покровское Стрешнево — это новое. Сюда судьба еще не заносила. Так, что-то зеленое мелькало за окном машины, когда носился по Волоколамке или Ленинградке, но суета общения и всяческих забот не позволяла сосредоточиться и притормозить.

Вчера притормозил и оказался в лесу. Там можно бродить целый день, но после 16 000 шагов ноги сказали, что им хватит и пора уже поработать голове. Тем более, что усадьба в парке обнесена забором и охраняется очень вредной собачонкой.

Лосиный Остров

Чтобы ни делать, лишь бы не работать. А если совесть заговорит, то ее всегда можно уболтать. Во-первых, шило в попе, а во-вторых, ходить полезно. И опять же есть план: исследовать МЦК. А с планом шутки плохи. Тут никакая совесть не помешает.

Белокаменная. Это такая станция МЦК. Лесной массив Лосиный Остров. Глушь с остатками развитого социализма. 21-й век сюда еще не пришел. Обшарпанные бетонные заборы, ржавая колючая проволока, брошенные грузовики, заросшие травой гаражи. Бери камеру и снимай «Пикник на обочине». Редкие прохожие охотно объясняют, какие объекты были за заборами. Все прошло. Во мне просыпается девелопер. Это же какие лакомые куски еще не застроены!

Но не один я такой умный. Спустился к пруду и увидел новые жилые башни с видом на бескрайний лес, таящий в себе сюрпризы, скрытые заборами.

Но план был не прогулка по технокладбищу. В голове сидел кадр, который надо сделать осенью. Отдаю идею. На маршруте 25-го трамвая (от Сокольников до Останкино) есть остановка «Большая Оленья улица». Там трамвай делает поворот, проходя через зеленый коридор. Надо в сентябре выбрать пасмурный день (чтобы не было теней) и на фоне желтых листьев сфотографировать трамвай, выходящий из туннеля, образованного деревьями. Я сделал пробный снимок и убедился, что ракурс может получиться неплохим, если снимать трамвай, идущий из Сокольников.

Бульвар Рокоссовского

МЦК, Бульвар Рокоссовского. 21-й век сюда приходит осторожно, не торопясь. Отличное место, кто хочет вспомнить 90-е. Наспех слепленный торговый центр со злачным местом, где предлагают потусить. Я заинтересовался, зашел и понял, что тусить надо в темноте, и чтобы мигали разноцветные лампочки. И чтобы музыка громкая, мешающая разговаривать.

И это правильно! Тусовка — не место для разговоров длинными предложениями. А короткие можно жестами показать.

Обогатился новым словом. В московских разговорах я всегда терялся, не зная, как перевести на русский «foodcourt». Теперь знаю. Это так и будет: «фудкорт». И нечего компьютерному редактору подсказывать, что нет такого слова в русском языке.

Калуга

До отъезда на Ладогу больше десяти дней. Под окном на тротуаре укладывают плитку. Свистят пилы, стучат отбойные молотки, шумят машины. А где-то леса, луга, кузнечики стрекочут… Открыл сайт экскурсий. Нашел чудесное: Калуга, Тула, Ясная Поляна, Рязань, Константиново. Три дня не заботиться о быте. Отлично!

В автобусе долгий рассказ о Москве и о дороге. Поля Калужской области, новые сборочные заводы. Мои мысли об одном — группа не идет в дом-музей Циолковского, но это для меня главное. Придется сбежать и идти одному. Но это даже к лучшему.

От Музея космонавтики, куда ушла наша группа, бегу через парк, потом вниз по пыльной улице. Вот и дом Циолковского. Двухэтажный, деревянный. В музее я один. За мной ходит смотрительница. Я держу руки за спиной — ничего трогать не буду.

Притягателен этот чудак-мечтатель. Мечтал о космосе среди убогих домишек и простых нравов сонной провинции. Даже сейчас, место, где он жил, как будто покрыто пылью, заглушающей городской шум и суету.

Для физика большое разочарование, когда ты выводишь формулу, а ее уже вывели до тебя. Писателю проще — подумаешь, что мысль сформулировали древние греки! Всегда можно сказать по-другому, с примерами из нашего времени. А в физике Е=mc² одинаково и в Калуге, и в Древней Греции. Одно такое разочарование можно пережить, а если это постоянно?

Циолковский научил людей мечтать о космосе. Причем, не абстрактно, а практически. С формулами и чертежами. Можно спорить, был ли он первый в формулах, но таких мечтателей до него не было.

И еще космизм. Это после общения с Федоровым. От космизма до мечты о бессмертии один шаг. Пока есть космос, смерти нет.

Дряхлеющее тело в небольшой комнате с видом на убогие домишки соседей. Железная кровать, как в старых пионерских лагерях. Основательный письменный стол с керосиновой лампой. Стол с физическими приборами — это показывать ученикам в школе. Железная печка для холодных дней. Рядом веранда со станками, тисками, инструментами. Под потолком макеты дирижаблей — до ракет далеко, а на дирижабле все же ближе к космосу.

Зачем это надо было увидеть? А зачем все космонавты после спуска на землю приезжали в этот дом? Что-то есть в этом месте. Пример мужества — безусловно. Умение работать всем назло — да! И не обращать внимания на мнения соседей и коллег. Благодарность домашним, создающим условия для работы. Почти целая жизнь, проведенная в этой комнате и в ближайшем парке. И никаких сомнений, что ты делаешь что-то неправильно.

Дальше была прогулка по городу. Город купеческий, когда-то был богатым, пока не обмелела Ока. Калужане заботятся о старых зданиях. В центре все чисто и красиво. Пахнет цветущими липами. Красоту я фотографировал мало. То машины мешали, то тридцатиградусная жара, то яркое послеобеденное солнце. А еще чувство, что главное я увидел в небольшом двухэтажном домике, а остальное уже не так важно.

Тула

Тула — это Никита Демидов. Это он починил немецкий пистолет другу Петра Первого и сделал точную копию. Петр осыпал Демидова золотом, практически все оружейные госзаказы достались гениальному мастеру. Заводы в Туле, потом на Урале. Сестрорецк (Мосин) и Ижевск (Калашников) появились много позднее. Мы долго колесили по городу, натыкаясь на разные заводы.

— Вот тут делают тульские самовары, — говорит гид. — Но это побочная продукция, на самом деле…

И сразу вспоминается Демидов.

С тульскими пряниками было проще. Их пекут на трех фабриках. Какие лучше — не знаю. Они все для меня слишком сладкие. А еще в Туле изобрели баян. Это не гармошка, на нем можно фуги Баха играть.

Город большой, для меня неуютный. В советское время старину не жаловали. Нужна площадь — сносят монастырь.

Тула — город герой. Заслуженно. Почитайте про героическую оборону города осенью-зимой 41-го года. Благодаря тулякам, Гудериан был отстранен от командования. А ведь он стоял в Ясной Поляне, совсем близко. А Тулу взять не сумел.

Тульский Кремль хорош. Вылизанный, как солдатский плац перед приездом генерала. Перед входом хочется почистить ботинки. Или даже не входить, а посмотреть на красоту через ворота. Черные купола на одном из центральных соборов очень идут городу. Напоминают, что город непростой.

Музей оружия великолепен. По форме напоминает шлем витязя. Нужен целый день, чтобы изучить хотя бы половину. К оружию я равнодушен, охоту ради забавы ненавижу, но посмотреть на старые кремниевые ружья и мортирки было интересно.

Рядом с музеем гуляет свадьба. Молодые фотографируются на фоне систем залпового огня.

Ясная Поляна

В Ясной Поляне поражает скромность быта Льва Толстого. Такое чувство, что это выставлено напоказ. У Циолковского быт соответствовал его доходам. Толстой сам решил жить таким образом.

С возрастом потребности и желания уменьшаются у всех. У Толстого это запредельно. Такая философия или игра с самим собой? Ходишь по усадьбе, а Толстой за тобой бродит, в спину сопит. Не выдерживаешь и спрашиваешь: — Лев Николаевич, как вы относитесь к своей славе? Сто лет прошло, а вас в школе изучают, ученые пишут диссертации о ваших романах. 
— Изучайте, — отвечает Толстой, — раз у вас других проблем нет.

Рязань

Рязань преподала мне хорошие уроки истории. Главный урок — все не так просто, как устоявшаяся схема в моей голове. И еще: читать надо не одну историческую книгу, а много.

Первый шок был от моей необразованности. Я читал о взятии Батыем Рязани и хотел посмотреть на местность, где это происходило. В детстве я мечтал оказаться на крепостных стенах с гиперболоидом инженера Гарина, чтобы помочь рязанцам сокрушить супостата.

Щас! Оказалось, что Батый превратил город в пепелище и рязанцы перенесли столицу княжества в Переяславль. Он стал называться Переяславль-Рязанский. Екатерине сложно было это выговаривать, и по царскому указу город стал просто Рязанью. А место Старой Рязани сейчас полюбили кладоискатели — во время штурма жители закапывали ценные вещи, надеясь на лучшие времена.

Второй шок — это разрушение моего представления, что князь Олег Рязанский — плохой человек. Почти редиска, так как выступил на стороне Мамая в Куликовской битве.

И тут — опа! На одной из центральных площадей города стоит ему памятник работы Церетели. И вообще он святой.

Это как? Святой предатель русского народа? Любитель повоевать с князем московским Дмитрием Донским? Этот уж точно святой, ему памятник стоит в Москве на Яузской улице.

— Все не так просто, — говорит мне гид. — Представь его положение. С одной стороны — татары, которые периодически грабили Рязань. С другой стороны — Дмитрий, желающий прикарманить рязанские города. Олег крутился, как уж на сковородке. Он с татарами воевал, причем успешно. А на Куликовском поле он с Дмитрием больше словами воевал, чем войском.

— Кстати, — ко мне приходит очевидная мысль. — Ведь Дмитрий не стал ему мстить после Куликовской битвы. И Сергию Радонежскому удалось примирить князей.

— Ага, — улыбается гид. — На площади Олег, а вон в кустах памятник Сергию. Дети Олега и Дмитрия, кстати, поженились после примирения. Рязанцев одно огорчает…

— Что нет памятника Дмитрию Донскому?

— Нет. Церители перевязал хвост коню Олега, а в те времена этим не занимались.

Рязань подала заявку на включение в список городов Золотого Кольца России. Раньше было нельзя — иностранцам был запрещен въезд. Сейчас разрешили. Давно пора. Рязань чудесна. В городе чувствуешь себя комфортно, мгновенно включаешься и переживаешь за городские проблемы — как, например, бороться с весенним паводком, который подтапливает жилые кварталы? Или где взять деньги на реставрацию старых зданий? Или вместе с рязанцами ругаешь Сердюкова, закрывшего два военных училища.

Училище ВДВ осталось. Я как раз застал выпускной вечер. Лейтенанты-десантники сидели с девушками на скамейках в парке. Девушки были нарядными и красивыми. Десантники в тельняшках, прикрытых белыми рубашками.

— Намаются потом красавицы по гарнизонам, — сказал наш шофер Игорь.

Я кивнул, вспомнив своих родителей.

— А дяде Васе тут правильный памятник поставили, — добавил Игорь. — Он беломорину из рук не выпускал, так его и изобразили.

Константиново

У каждого, наверное, в жизни был есенинский период. Это когда ты бродишь по улице и мурлыкаешь «заметался пожар голубой». И весь такой влюбленный, радуешься, что «в саду горит костер рябины красной» и грустишь, что «все мы в этом мире тленны». Юный аспирант носился по Москве, пытаясь отыскать есенинские следы.

— Есенинский период? — уточнила соседка по подъезду, когда я рассказал о своих приключениях. — Значит, у тебя несчастная любовь.

В село Константиново я поехал, чтобы посмотреть на клены, рябины и березы, которыми любовался поэт. Хотя, знал, что красиво можно писать даже о том, что никогда не видел. Например, об ангелах с белыми крыльями.

В музее-заповеднике было знойно и ветрено, что не располагало к мыслям об осени жизни и несчастной любви. Всё благоустроено и ухожено, стоят столбы с указателями, куда надо пойти и чем полюбоваться.

— Сергей, — спросил я поэта, — тебе нравится?

— Тут только гимны писать, — пробурчал Есенин.

— А как тебе дом с мезонином Кашиных? Вспомнил свою первую любовь к недоступной барыне-красавице? Это же твоя Анна Снегина.

— Не напоминай об этом. Поэму назвали любовным пустячком. А я в ней почти всю свою жизнь описал.

— А правда, что от нее пришло письмо из Лондона?

— Нет, конечно. Она в Москве потом жила. Бедствовала. Машинисткой подрабатывала.

— А дом твоих родителей похож?

— Похож. Только в нем проблем не хватает. В деревенском доме всегда проблемы есть, а тут все прилизано, лубочно.

— А твой литературный музей понравился?

— Такое чувство, что меня разрезали и куски на стенки прилепили.

— Но признайся, приятно, когда тебя столько лет помнят и любят.

— Знаешь, приятно, когда тебя живого любят. И не сверяют твою жизнь с курсом партии.

Перед Ладогой

Дома

Шум за окном не прекращается. Понимаю, что к осени тут будет красота и порядок, но сейчас отличные причины не работать. И еще жара. Не московская, тропическая какая-то. Мысли мелкие, не философские. Пишу в блокнот:

— Ты почти ни с кем не общаешься.

— Наступили времена, когда не уверен, что общение со мной доставит кому-то радость. Поэтому, инициативу не проявляю.

***

— Ты знаешь, что в путешествиях не убежишь от своих проблем?

— Зато я вижу проблемы других и по-другому оцениваю свои.

***

Он был всегда прав и поэтому потерял жену, работу, друзей и, наконец, его сбила машина на пешеходном переходе.

***

— Ты ничего не рассказываешь о своих проблемах.

— А я их не создаю.

***

— Как ты можешь общаться со скучными и глупыми людьми?

— Я говорю сам, чтобы их не слушать.

***

Сейчас все так доступно, что даже ничего не хочется.

Абрикосовы

Можно организовать производство, построить фабрику, делать что-то полезное и, тем самым, войти в историю. Но можно в историю войти по-другому: фабрику отобрать и использовать старый бренд для раскрутки своего.

Династия Абрикосовых. Поставщики конфет для Императорского двора. Огромная фабрика на Малой Красносельской в Москве. Дом Абрикосовых примыкал к фабрике — семья даже в быту не отделяла себя от главного дела династии.

Революция. Секретарь райкома Бабаев организовал национализацию фабрики. После его смерти фабрику назовут «Бабаевской». Так и тянется это имя, сейчас это концерн «Бабаевский». Об Абрикосовых помнят только историки.

Мне нравятся люди, которые начинали с нуля и добились успеха не воровством. Основатель династии крепостной Степан Николаев был отпущен на оброк и начал в Москве производство сладостей. Красивую фамилию Абрикосов он придумал.

Абрикосовы — герои одного из моих рассказов, и я хотел попасть в их дом на Красносельской. Не получилось. Дом в ужасном состоянии, вроде как на реставрации. Все закрыто, заколочено. Проник на фабрику, но там ничего про судьбу дома не знают. Побродил по пахнущим шоколадом улицам и ушел ни с чем.

Опять по МЦК

Последние дни перед отъездом на Ладогу. Как обычно, список дел на две страницы. Главное — попрощаться с друзьями и не умереть от прощаний.

Успел на новые станции МЦК. Галочки поставлены перед «Угрешской», «Дубровкой», «Автозаводской» и «Хорошево».

«Угрешская» хороша своей промзоной с ностальгическими заборами, под которые накидали всякой дряни, отчего выросла радость от прогулок по торговым центрам Дубровки и Хорошевки.

Автозаводская прекрасна. Особенно место, где был пруд, в котором утонула «Бедная Лиза» Карамзина. Сейчас там скверик у шумного проспекта, но для тех, кто в курсе, это не скверик, а место грустное и романтическое.

Симонов монастырь. Вернее, что от него осталось. Остались прекрасные башни, уходящие в небо, кусок стены и храмы. В одном из них могилы Пересвета и Осляби — богатырей-иноков, благословенных Сергием Радонежским перед Куликовской битвой. Благословения фотографировать в храмах и около я не получил, отчего мои воспоминания куцые и не наглядные.

Впечатляет дворец культуры ЗИЛа. С фресками на стенах, иллюстрирующих нарушения всех возможных правил техники безопасности. Свободный труд без правил. Знай наших!

Перед моим домом уже месяц пилят плитку алмазными пилами без защитных очков и респираторов. Тоже из серии «знай наших».

Зашел попрощаться в родной институт. Там сплошные хорошие новости. Академия, наконец, решила начать выполнять указы президента и повысила зарплаты научным работникам в два раза. А некоторым и того больше. Денег на приборы и реактивы не дали, но все равно в институте праздник.

Услышал вообще фантастическую историю. Двум молодым ученым выделили бесплатные квартиры в Новой Москве. Сейчас молодым в Академии Наук хорошо. Им легче дают гранты. Старики это поняли и стали включать молодых в список исполнителей.

— А как работать без приборов? — спросил я.

— Для начала займёмся теорией — объяснили мне. — А потом…

Потом будет повышение цены на нефть и много других приятных событий. Одно плохо — когда студенты приходят в лаборатории и видят, что наука делается не в таких красивых интерьерах, как показывают в кино, то от шока оправляются немногие.

Около нашего института построили бизнес-школу. Вокруг нее ходят будущие бизнес-вумен. Худые, гордые, окидывающие измученного Дарагана презрительным взглядом.

А вообще прогресс неумолим. Перед моим домом уже третий раз за последние месяцы сдирают асфальт и кладут новый — более черный и более пупырчатый. Я настолько привык к шуму бульдозеров, экскаваторов, пил и отбойных молотков, что не представляю, как буду спать на яхте среди молчаливых скал и сосен.

Сборы закончены, скоро поезд до Питера. Потом четыре недели на яхте. Но об этом написано в другой книге.

2018, осень

Два месяца в Москве

Позади Мюнхен с его пивом, колбасками с тушеной капустой, музеи, где ходишь с открытым ртом, замки, золотая осень… Но Москва сразу заставляет забыть эти глупости, тут все родное, требующее внимательности и радости.

Город встретил ясной бодрящей погодой. Это хорошо, ясность мне сейчас необходима, чтобы забить холодильник и другие закрома. Список писать лень, вся надежда на свет в голове и бодрость тела. Пока меня не было, вокруг «Рабочего и колхозницы» навели немыслимую красоту. А рядом с домом открыли «Пятерочку». Это в дополнение к «Дикси», «ВкусВиллу» и «Магнолии». С каждым днем все радостнее жить.

Нравится мне московский ритм. Даже если ты валяешь дурака, то валяешь его энергично. Один взгляд в окно заставляет сердце биться чаще, а руки начинают чесаться. Еще чуть-чуть и ты помоешь полы на кухне или побежишь в магазин покупать подстилку на компьютерный столик.

В метро ты тоже деловой, бодро едешь на день рождения, предвкушая жареную утку с яблоками и пирожки с капустой и мясом.

На словах ты скромный, непритязательный, можешь обойтись компьютером и кефиром с булочкой, но если удастся схомячить что-нибудь вкусное, то жизнь становится ярче, а душевные метания затухают.

Нехорошая квартира

Каждый год я захожу в «нехорошую» квартиру на Большой Садовой. Точнее, в подъезд, где на стенах просьбы, пожелания и житейские мудрости. Очень интересна эволюция надписей: что пишут московские женщины, не испортил ли их какой-нибудь «вопрос»?

Десять лет назад было много признаний в любви к Воланду, желаний стать ведьмой, улететь из Москвы, найти своего Мастера. Теперь женщины поумнели и поняли, что жизнь с Мастером невыносима. Особенно, когда у него кончаются деньги, выигранные по облигации. Да и с деньгами ненамного лучше. Мастер живет сам в себе, окружающий мир для него декорация — кто это выдержит? А судьба Маргариты? Неужели кто-то хочет повторить? Была прекрасная ночь, но она закончилась, впереди арбатский подвальчик, остались одни воспоминания. Сейчас женщины (и мужчины) просят у Воланда, а заодно у Булгакова земного счастья:

— Воланд, я хочу встретиться с моим интернет-другом.

— Хочу новую руководящую должность.

— Хочу в США этим летом.

— Помоги ему влюбиться в меня.

— Булгаков, дорогой, помоги написать диплом.

— Хочу переехать жить в Москву.

— Хочу, чтобы Ушакова стала моей женой.

— Воланд, помоги быть с Лешей навсегда.

— Хочу замуж по огромной взаимной любви.

— Хочу снова верить в чудо, а верю в любовь.

— Хочу, чтобы все меня любили.

— Пожалуйста, отдай мне суперсилу!

— Хочу здоровья родителям и головокружительной карьеры.

— Я хочу быть счастливой.

— Я хочу высокооплачиваемую работу.

— Хочу зарабатывать очень, очень, очень большие деньги.

— Хочу, чтобы все получилось с Костей.

— Михаил Афанасьевич, помогите определиться с профессией.

— Хочу мужа верного, любящего, достатка в доме и здоровья всех близких.

— Хочу любви.

— Хочу стать лучшим художником.

Меньше стало цитат из романа, но мудростей не убавилось:

— Смерти нет, она врата, а за ними высота.

— Твой мир заботится о тебе.

— Питер покоряет.

— Живи настоящим.

— Мы сдадим сессию.

— Мальчики, не верьте, что в раю нет деревьев и шишек. Не верьте, что там одни облака. Верьте мне, я старая птица и молочные зубы сменила давно. Так давно, что уже не помню их запах.

— Живи в кайф. Гоша.

— Вечность пахнет нефтью.

— Ваши мысли пахнут не так, как слова. И это слышно.

— Курение убивает не так, как люди.

— Самой крупной рыбой в реке становится та, что не клюет на приманку.

— Оскорбление является обычной наградой за хорошую работу. (Впрочем, это из романа)

— Ведь на небе только и говорят о море.

— Забей и поспи.

— Понтий Пилат жив!

— Хлеб должен быть в каждом доме.

— Я красивая.

— Люблю Марину и мартини.

— Ереван рулит!

Вышел из подъезда обогащенный новыми знаниями и пошел в хинкальную, чтобы в тишине под пиво все разложилось по полочкам.

О еде

В Москве реально вкусная еда. Читаешь за океаном про ужасы с пальмовым маслом и усилителями вкуса, а приезжаешь, покупаешь телячьи сардельки, сибирские пельмени — сразу душа поет, а желудок подпевает. И с ужасом вспоминаешь американские сосиски, в каждой из которых дневная норма соли. Американскую сметану можно резать ножом. Мажешь ее на хлеб и грустно думаешь, что ты ешь — крахмал или молочный продукт?

Американская картошка очень вкусная, особенно, если она из штата Айдахо. Летом я был в ужасе от московской картошки, привезенной из Израиля. Сейчас в Дикси она прекрасна. Пусть грязная, неприглядная, но по вкусу такая, как должна быть.

Великолепна квашеная капуста. Нет никакого стимула квасить ее самому. Холодец из Пятерочки можно смело ставить на новогодний стол. Даже майонез вкуснее, чем в Америке.

С мясом пока не разобрался. Летом жарил свинину — все хорошо. В Америке прекрасно мясо Angus. В Москве говядину еще не покупал, но в ресторанах вкусная.

О ресторанах. Весной в Вене мы неделю искали приличный ресторан. Нашли уже перед отъездом. Оказалось, что это итальянский. В Москве редко попадаешь в ресторан, в который больше не хочется приходить. Даже в Шоколаднице куриная грудка была вкусная. Еще раз: куриная грудка, пища для диетиков, а вкусно. А грузинский ресторанчик в Дегтярном переулке? Это вообще песня. Хинкали такие, какие надо. Свежее мясо, травы, сочные. Не из морозильника, а приготовленные при тебе. Как бы эти ребята не разорились при такой ответственности.

Теперь ложка дегтя — без этого не могу. С сырами беда. Практически все «скороспелки». Это не сыр. Хотя умные люди мне посоветовали магазины «Сырный сомелье». Говорят, там есть выдержанные сыры. Буду искать.

С хлебом тоже беда. Невкусный. Но это общемировая проблема. В Америке мы покупаем замороженный ржаной хлеб из Германии. Белый хлеб хорош только в пекарнях. В Москве покупаю все подряд, пока вкусного не нашел. Хотя нет, лаваш вкусный. Но хочется ржаной «черняшки».

Не нашел пока хорошего печенья. «Юбилейное» — это издевательство над памятью о советском печенье. Но я не отчаиваюсь, ищу. Про американское печенье я промолчу. Похоже, что в стране перепроизводство сахара.

Доставка еды работает как часы. Пришел домой, нажал несколько кнопок на телефоне, полистал ленту в фейсбуке, а в дверь уже звонят.

В общем, проблемы с едой нет. Если и есть там какая-то химия, то мне она на пользу. Энергия через край, планов громадье.

Об искусстве

Помучаю вас искусством. В Москве на Крымском валу две потрясающие выставки: Ильи и Эмилии Кабаковых и Михаила Ларионова.

Начну с Кабаковых, создателей жанра тотальной инсталляции. Хулиганистого, смешного, иногда грустного. Сначала кажется, что они издеваются над зрителями, потом понимаешь, что приглашают вместе улыбнуться и задуматься.

Теперь о Михаиле Ларионове, создавшем стиль «лучизм».

Серебряный век, прекрасное время. Новаторство во всем. Прекрасно то, что многое не умерло, продолжает нас радовать. Вот что пишет Ларионов об искусстве: «Меня угнетает все то, что утвердилось в искусстве. Я чувствую в этом дыхание застоя, и оно меня душит… Хочется убежать из стен в безграничный простор, хочется чувствовать себя в постоянном движении».

— Ларионов чем-то на тебя похож, — сказала жена. — Тоже не мог долго чем-то одним заниматься.

— А это плохо?

— Я привыкла.

Выставка Ларионова замечательная — можно увидеть весь его творческий путь. Я вспомнил музей Ван Гога в Амстердаме. Там тоже показано все от начала до конца. И еще спасибо дизайнерам выставки. Как говорит одна моя знакомая: «Это было потрясающе!»

Брускета

Идешь ты по Малой Бронной, весь такой образованный, знаешь, чем Шредингер отличается от Шелленберга, а Пикассо от Писсарро, заходишь в ресторан, читаешь меню. А в меню написано: «Брускетта страчателла с лисичками». Рядом управляющий стоит, в твои непонимающие глаза смотрит. Поясняет:

— Это хлеб с сыром и лисички. Лисички — это грибы.

Тут понимаешь, что не тому тебя в институте учили. Огорченный идешь помыть руки, а там на стене плакат на английском: «Делай это сейчас, иногда «потом» становится «никогда». Прямой намек, что понять различие между брускеттой и страчателлой нужно сейчас, а то всю жизнь будешь есть пюре с котлетой, заедая квашеной капустой.

Лефортово

Мои маршруты всегда проходили мимо Лефортова. Сегодня линия судьбы сделала зигзаг и забросила в центр очень исторического района. Петр Первый, Лефорт, Головин, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина Вторая, Павел Первый, Меньшиков… Кто-то хотел сделать тут Версаль на Яузе, кто-то московскую резиденцию царей, Павел отдал все военным.

Остались старые двухэтажные дома, Екатерининский дворец (сейчас там военная академия) и Лефортовский парк с остатками работ Растрелли. Солнечный день, на прудах голубой лед, по которому важно ходили голодные утки. Не буду много писать — получится слащаво. Будет возможность — сходите туда. Это один из старейших и красивейших парков Москвы.

В музее истории Лефортова смотритель не знал, кто такой Головин. Это без комментариев.

Аптекарский огород

Знаете ли вы, что

— Огород был заложен по приказу Петра Первого;

— Говорят, что жива лиственница, которую посадил Петр;

— Раньше это был главный Ботанический сад МГУ (сейчас филиал);

— В честь сада станция метро «Проспект Мира» раньше называлась «Ботанический сад»;

— К саду примыкает очень оригинальный и хороший ресторан «Мадам Галифе»;

— Однажды автор этого поста, не найдя главный вход, бесплатно проник в Аптекарский огород через какую-то стройку.

Лекция о Кафке

Читал Дмитрий Быков. Главное впечатление — Кафкой интересуются сотни москвичей, да так, что их не остановило позднее время и дорогие билеты. Теперь, когда будут говорить, что молодежь интересуют только развлечения и деньги, я буду недоуменно пожимать плечами и приводить в пример сегодняшний вечер.

Теперь о Кафке. Быков любит превосходные степени. Он назвал Кафку величайшим писателем 20-го века. Предтечей всего, что мы сейчас имеем. Даже фейсбука — сборника незавершенных историй и недосказанных мыслей. Именно это, а не длинные романы, является эпосом эпохи.

Тут можно поспорить. Каждый хороший писатель хорош по-своему. Кафка очень хорош. По-своему. У Кафки практически все незакончено. Специально или помешал туберкулез? И да, и нет. У Кафки сюжеты неясны, тексты полны абсурда, но детали как выстрелы. Убивают наповал. Абсурд бытия. Радио изобрели, а счастья нет. Ничего не получается. Жалкая участь человека. Все начинания идут не так, как задумано. Нами управляют те, кого нельзя выпускать на верхние этажи. Человек, как новобранец на войне, — куда бежать, зачем стрелять? Мы перестали быть хозяевами своей судьбы. Нами управляет кафкинский замок, обитатели которого не представляют, как это надо делать. Кафкианские кошмары — это сны, из которых не убежать. Не проснуться с облегчением, что это только снилось. Сумасшедшие лошади несут человека, и их нельзя остановить.

Наш век — это череда закрепощений и освобождений, после которых становится еще хуже. Кафка ощущает себя связанным, но понимает, что если развяжут, то станет еще хуже. Кафка отказался от многих радостей жизни, от почти всех человеческих отношений, как голодающий, который не может найти пищу, которая ему нравится. Из жалкого бытия, из обреченности Кафка создал великие тексты.

Кто хозяин твоей судьбы?

Мало кто будет спорить, что нашу жизнь определяют случайности. От нас самих мало что зависит. Встреча с любимой, работа, путешествия — все это череда случайностей. Можно, конечно, сопротивляться, строить планы, увеличивать вероятность стать счастливым, но случай подстерегает на каждом шагу.

Вот захотел ты познакомиться с девушкой, с которой интересно поговорить. Придумал, что для этого надо пойти в курилку филфака МГУ или на выставку Ван Гога. Там ведь шансов больше, чем на танцполе дешевого клуба. Едешь ты в метро, а напротив сидит девушка и улыбается своим мыслям. Вокруг все хмурые, усталые, в себя смотрят или в телефоны. А у нее кудри, глаза озорные и улыбка. Какой тут Ван Гог! Ты выходишь не на своей станции, чтобы узнать, почему она улыбалась. А через десять лет у вас двое детей, вы разговариваете не о Ван Гоге, но это не мешает счастью.

Физиком я захотел стать после фильма «Девять дней одного года». Вернее, после того, как девчонка из соседнего подъезда сказала, что ей очень нравится этот фильм. А не скажи она, не прочитал бы я гранинскую «Иду на грозу» и может на радость знакомого родителей стал бы завсекцией ГУМа. Он и протекцию обещал.

Поиск работы, увлечения, путешествия — это у меня абсурдные случайности. Из пустых разговоров, фразы из книги, телефонного звонка, поста в соцсетях, афиши на улице, скучных мыслей в дождливый день.

И что, никто всем этим не управляет?

На пятьдесят процентов — гены. Это они определяют шило в попе или любовь к дивану. Желание узнавать новое или любовь к футболу под пиво. Но набор генов — это тоже случайность.

Но есть еще нечто большое, влияющее. Как электрическое поле. Невидимое, неосязаемее. Складывающее из миллиардов случайностей для миллиардов людей. Мы называем это прогрессом, общественным мнением, модой, популярностью… Это когда много случайностей били в одну точку, о них узнали, это засело в головах. Это как ветер. Удобнее идти, когда он в спину. Так мы и идем. Вроде как случайно, но смещаемся туда, куда дует ветер. Дураки и гении идут против ветра. Шаг влево, вправо, но потом вперед. Если их становится много, то ветер меняет направление. Теперь он им в спину. Ну и мы потихоньку начнем разворачиваться. Сейчас мы зависим от случайности больше, чем двести лет назад. Раньше ждали писем, визитов на следующей неделе, книг по почте… Сегодня мы мало что ждем, случайности сами приходят каждую минуту. Пост в соцсети, СМСка от незнакомца, звонок в дверь, тысячи новых людей на улицах.

А ветер перемен становится порывистым, меняет направление. Вроде бы незаметно. Мало ли что куда дует. Мы-то сейчас на выставку Ван Гога. Думаем, что не будет в метро девушки, которая улыбается своим мыслям.

Это я так думал, когда ехал в метро после лекции Быкова.

Что бы ни делать, лишь бы не работать

Выставка Левитана в Еврейском музее. Картины собраны из разных музеев и частных коллекций. Есть даже из моего любимого Плеса.

Сам музей в Бахметьевском гараже. Знаменитом. Проектировали Мельников и Шухов. Территория огорожена, проверка тщательнее, чем в аэропортах. На чувстве юмора и шутках не проскочишь.

Люблю Левитана. Вроде простые пейзажи, а в каждом видна мысль и настроение. Не простое фотографическое копирование. Такой контраст с тем, что я видел вчера в галерее при Новой Третьяковке. Там вроде все правильно написано, листочки видны, олени гуляют, утки плавают, а мысль одна — любой фотограф сделал бы лучше. Вот непонятно — ты писал с похмелья или в угаре влюбленности? Где твоя личность в картине. Что ты сам чувствовал? И ты еще хочешь несколько тысяч долларов за холст? Да я за сотню сделаю фотографию большего размера и будет еще красивее.

Картины Левитана перемежаются экранами, где показывают нарезки из советских фильмов. Рассказывают о схожести натур Левитана и Тарковского. Оба ранимые, поэтичные, неустроенные. Возможно. У Тарковского и правда есть потрясающие кадры. Думал ли он при этом о Левитане? Не знаю. Но выставка интересная.

Еще там выставка фотографий Саши Генциса об умирании завода ЗИЛ. Жуткие фотографии. Хотите хорошо спать — не ходите. Я работал на московских заводах, на фотографиях правда. Стояли станки, вывезенные еще из Германии. Может и надо было все сломать, чтобы построить заново.

Альбер Марке

Раз в два года люблю зайти в пушкинский музей — навестить любимцев. Если прохожу мимо, то чаще. Но не только навестить старых знакомых, но и открыть новые имена. Это легко в силу моей дремучести.

Сегодня «открыл» Альбера Марке. От его зимы в Париже не мог оторваться. Два раза возвращался. Фотографировал даже маленькие фрагменты, чтобы понять технику. Почему так запал? Причин несколько:

1. Люблю это место в Париже. Мост Сен-Мишель, Нотр-Дам…

2. Как физик люблю, когда показывают главное, пренебрегая несущественным.

3. Седина в бороде породила лень, которая мешает рассматривать множество лишних деталей.

4. Бес в ребре заставил любить картины с настроением. Тут его хватит на роту романтиков.

Короче, теперь думаю, где заказать копию этой картины. Или попросить знакомых художников нанести краски на бледную фотографию большого размера. Жизнь обрела смысл!

P.S. Кстати, Марке — любимец московского художника Константина Сутягина. В 90-е нам удалось приобрести несколько его картин. А вчера открылась его выставка.

Пивоваров

Выставка Виктора Пивоварова в Мультимедиа Арт музее, что на Остоженке. Там прекрасные серии о Москве и Флоренции (которая тоже Москва). Серия текстов «Если». И еще целый зал его живописи, вызывающей улыбку.

Пивоваров был в свое время в одной тусовке с Ильей Кабаковым. Тусовка проходила в мастерской Кабакова около Чистых прудов, в доме, где была академическая поликлиника. Художники, писатели, философы. Веселое было у них время. Тусовка продолжилась и после отъезда Кабакова. Где — не знаю. Но я бы с ними выпил.

Выставка и об этой тусовке. Очень понравилось.

Винзавод

В Москве есть несколько крутых мест — бывшие промзоны, отданные искусству. Это знаменитый Artplay, территория фабрики «Большевик», где находится Музей русского импрессионизма, Винзавод…

Сейчас о Винзаводе. Он недалеко от Курского вокзала. Давным-давно тут был пивзавод «Русская Бавария». Потом пиво исчезло, стали производить вино. В конце девяностых завод закрыли, передали художникам и дизайнерам. Ходишь по территории, а сердце замирает от вывесок: цех белого, цех красного, цех брожения…

Вот в цехе брожения, в одной из галерей сейчас проходит выставка Константина Сутягина. Он закончил Бауманский, поработал в НИИ и ушел в свободное плавание. Ушел успешно — десятки выставок, картины в Третьяковке, его знают в Европе.

Пишет он в стиле Альбера Марке, о котором я уже рассказывал. Мне нравится. Предполагаю, что многие придут в ужас и скажут, что в школе они рисовали лучше. Ну, не знаю, я бы такое и в аспирантуре не написал.

Из блокнота

Ощущение полноты жизни возникает после событий, приведших к состоянию «я еле лежу».

Все чащу слышу философское: «это зависит от того, сколько вы планируете еще прожить». Ну как им всем объяснить, что я ненавижу какие-либо планы?

Полюбил сумерки: в зеркале не видно морщин, а на оконном стекле не заметна грязь. И мысли в такое время очень романтические.

Ты живешь, пока тебя можно о чем-то попросить, и ты это сделаешь. Или не сделаешь.

Микеланджело изобразил Давида без Голиафа. Он сказал, что красоту рождает не победа, а надежда на нее. Это так. Перед началом любой работы на письменном столе у меня красота. Уровень красоты зависит от величины надежды на победу.

Люблю ездить в метро с ясной головой. Вокруг много личностей, готовых стать героями рассказов. Потом смотришь на свое отражение в стекле и думаешь, что это тоже любопытная личность, претендующая на главную роль.

Интересно жить в многоквартирном доме. В квартире вроде один, а вокруг шорохи, стуки, биополя… Все это слабое, тихое. Чувство, что ты в центре мира и даже немного им управляешь.

С возрастом приходит лень, а с ленью — дилетантство. Все время хочется проскочить на старых знаниях и навыках. Но жизнь беспощадна, постоянно заставляет учиться. Например, отмывать старый жир с газовой плиты.

Зачастили в гости блондинки с накачанными губами. Одна пригрозила капитальным ремонтом и долго проводила визуальную инспекцию батарей отопления. Другая поинтересовалась: когда я умру, то найдется ли человек, который будет за мной ухаживать? Третья немного растерялась и придумала спросить, не тут ли живет Валера? Все они были разочарованы моим молодецким видом и скромностью моего жилища.

На кухне скапливается коллекция бутылок хорошего алкоголя. Это грустный намек, что ко мне редко приходят гости. А если приходят, то непьющие.

— Включи воображение. Что бы в первую очередь сделали рабочий и колхозница, если бы сошли с постамента?

— Спросили: почему так долго не разрешали?

Он играл сам с собой в шахматы и все время проигрывал.

Тяжело с человеком-борцом. У него всё вызов, призыв к борьбе. Даже заказ блюд в ресторане.

Наивно думать, что кто-то всерьёз борется с бедностью. Если борьба закончится победой, то кто будет работать?

Он сделал ошибку, подойдя к ней слишком близко. Ему не понравился запах духов. Вторая ошибка — он с ней заговорил.

Учили, что ситуация изменится, если ты изменишься сам. Стою у раковины с грязной посудой, изо всех сил меняюсь. Посуда не моется.

— Жизнь продолжается!

— Это к тому, что вышел новый сезон сериала?

Какие мы все умные, аналитичные. Всегда знаем, когда надо было свернуть, чтобы не попасть в ту задницу, в которой оказались.

Смотришь между станциями в окно вагона метро и чувствуешь, что тебе показывают то, что знать не положено.

Бумажные книги

Зашел к дочке и увидел на полке желтые тома «Детской энциклопедии». Бумажные книги для меня сейчас только память — электронные удобнее. С томами детской энциклопедии, которые я сегодня трогал руками, прошло мое детство. И детство моих дочек.

Даже в институте я заглядывал в эти книги. Помню, как таскал в портфеле тома об истории и искусстве, чтобы читать в электричке. Пойдешь гулять с девушкой, да как ввернешь что-нибудь про немецких романтиков. Не скажу, что девушки после этого сразу в меня влюблялись, но чувствовал я себя увереннее. Во всяком случае, когда девушки начинали рассказывать о личной жизни незнакомых мне артистов, я мог небрежно пожать плечами — дескать, суета это всё по сравнению с эпохой ренессанса.

Время в большом городе

В большом городе ты не управляешь временем. Время управляет тобой. Подгоняет, заставляет нервничать, смотреть на часы, на красный сигнал светофора, высматривать в конце улицы медленный трамвай. Даже в комнате, когда вечерний свет за гардинами, ты видишь движение отблесков на стенах. Закрываешь глаза, но и тут нет покоя: проехала машина, вторая, третья…

Пытаешься разложить день по полочкам, а он раскладывается только на ожидания и перемещения. Свои и чужие.

В лесу или на берегу моря время замирает. Ты становишься его хозяином. Хочешь — потратишь полчаса на созерцание или сложишь сухие ветки и запалишь костерок. А можешь пойти к красной скале, над которой кружат чайки. Пойти, но на полпути сесть на сухой ствол, достать термос и выпить кружку крепкого кофе.

Иногда город пытается тебя обмануть. Вроде ты никуда не спешишь, улица стала пустынной, рядом возникла пустая скамейка, но это обман. Город так шутит. Он зажег где-то красный сигнал и на минуту остановил поток машин. Ты управлял только этой минутой. Она запомнится, но это все, что мог для тебя сделать большой город.

Из блокнота

Встречаешься со старым знакомым. Оказывается, он много лет почти дословно помнит наш старый разговор. Думаешь: какая скучная у него была жизнь, если он помнит такую ерунду. Неужели за все эти годы жизнь не бросала его в пучину страстей, не возносила до облаков, не дала ему радостей творчества, открытий. Неужели у него не случалось ничего, что бы отодвинуло старые никчемности в дальние закоулки памяти, а потом стерло как ненужный хлам? Потом думаешь: блин, а ведь я сам помню каждое слово, сказанное в тот вечер. Поневоле делаешь утешительный вывод: какая же хорошая память у нас обоих!

***

Решил соригинальничать. В Москве выпал снег, а я не ставлю в фейсбуке ни одной фотографии заснеженных улиц. Надо же чем-то отличаться от передачи «Прогноз погоды».

***

В строчках то, что автор сказал. Между строчками — что он хотел сказать. Мне нравится, когда между строчек много невидимого текста.

***

Если бы книгу «Мастер и Маргарита» написала женщина, то Маргарита не летала бы на щетке голой.

***

Дочка вернулась из Суздаля. Сказала, что Суздаль в ноябре — мертвый сказочный город.

***

Сочетание любви к порядку и лени дает удивительные результаты: понравилось пить кефир прямо из пакета.

***

Маленькое счастье: появилась возможность целый день не выходить из комнаты.

***

Читал письма Кафки к Максу Броду. Мороз по коже — как будто он про меня писал.

***

Утром телефон не узнал мое лицо. Вот что кефир животворящий с мужчиной делает!

***

Судьба забросила в Подсосенский переулок. В доисторические времена там располагалось издательство «Наука». Бывал там часто по разным счастливым поводам. Прошли годы, пришел склероз — забыл в каком здании это было. Начал спрашивать. Четверо были не из местных. Пятый тоже не знал, но зато протянул руку, представился и попросил сорок пять рублей.

***

Знаете ли вы, что на Покровских воротах стоит памятник Чернышевскому? Почему там — непонятно. В Москве он недолго жил на Волхонке. Зато неподалеку на Покровке было кафе «Что делать?» Сейчас его нет.

И чтобы два раза не вставать: прекрасного грузинского ресторана «Хорошо сидим» на бульварах тоже нет. Бульвары еще есть.

Отрывки

…он полюбил нейлоновые куртки, они позволяли быстро проскользнуть к выходу в переполненном вагоне метро.

***

…как можно любить говядину и не любить коров?

— Это ты о политиках?

***

…мужчины дарят женщинам подарки, чтобы порадовать их или откупиться.

— Или показать самому себе, какой ты крутой.

***

…я начал коллекционировать впечатления.

— Модное словечко. У тебя деньги закончились?

— Наоборот, появились. Пополнение такой коллекции дорого стоит.

— Это если воображения нет. Ты, к примеру, ходил ночью по лесу, когда падает снег?

***

…я хотел найти друга, который все будет понимать и всегда будет на моей стороне.

— Плохо искал, он в каждом зеркале.

***

…мне стало легче жить, когда я перестал хотеть кем-то стать, кого-то обогнать…

— Решил не вставать с дивана?

— Начал получать истинное удовольствие, когда на нем лежу.

***

…такое чувство, что я все уже испытал, все перепробовал.

— Чушь какая-то. В Антарктиде, например, ты не был.

— Я про обычную жизнь.

— Хорошо, я открою эту бутылку.

***

…у нас в подъезде живут интеллигентные люди, а в лифте написано «идите все в жопу».

— Очень мудрое философское изречение. Надеюсь, оно написано без грамматических ошибок.

Собакина башня

Флюгер на Собакиной башне долгие годы определял мое настроение и решения. Всегда на него смотрел, когда ждал автобуса около «Националя». Если флажок повернут в сторону института, где я работал, значит, день будет прекрасным — можно начинать рискованные эксперименты, сказать то, что давно хотел сказать.

Потом переехал жить в другой район, пересел на машину, и Собакина башня стала направлять жизнь других людей.

Сейчас флажок повернут в «нехорошую» сторону. Лучше отсидеться в темном уголке, читая, например, о противоречиях в теории эволюции.

Жаль, что жизнь так коротка. Всего не успеть. А так хочется посчитать, хватило ли времени у Мироздания, чтобы земноводные успели превратиться в млекопитающих за счет случайных генных мутаций?

Достоевский

Вуди Аллен сказал, что самые замечательные слова не «я тебя люблю», а «опухоль доброкачественная». Достоевский с ним бы не согласился. Гораздо лучше звучит, что расстрел заменен каторгой.

В Москве сохранилась квартира, где родился писатель и где он жил до 16 лет. Это во флигеле Мариинской больницы на Божедомке (сейчас улица Достоевского). Его отец работал в этой больнице для бедных и ему выделили несколько комнат во флигеле. Из Москвы Достоевский уехал учиться на инженера в Петербург, где вступил в кружок петрашевцев. Причем, в самую радикальную его часть, готовившую государственный переворот. За это его и приговорили к расстрелу. Ну а остальное вы знаете лучше меня.

Музей Достоевского в Питере богатый, с медийными эффектами. В Москве все скромно. Чувство подлинности максимально в коридоре.

Назад в детство

Появились первые признаки старости — внутри зреет что-то детское.

Помните, как в нежнейшем возрасте мы внимательно рассматривали конфетные фантики, спичечные этикетки, вывески на улицах, узоры обивки на сидениях? Я до сих пор помню все детали пылесоса «Чайка», с которым прошло детство, но даже под расстрелом не вспомню цвет ручки пылесоса, который сейчас стоит в прихожей.

А тут вдруг стал рассматривать украшения станции ВДНХ. Как в детстве. Тысячу раз я приезжал на эту станцию, но только вчера запомнил, что арки между колоннами зеленого цвета. Смотрел я на металлический цветок на одной из колонн и гадал: какой именно позировал художнику? Решил, что два: ландыш и тюльпан. Потом забраковал свое решение. Смутили виноград и два топора. Подошел поезд, загадка осталась неразгаданной.

Новая романтика

Сын друга — топ-менеджер в американской компании. Летом перемещается на мотоцикле. Зимой почти каждые выходные летает в Красную Поляну кататься на горных лыжах. С другом объездили на мотоциклах весь Вьетнам. Летает на параплане. Получил международную лицензию капитана, арендует яхты и ходит по Средиземному морю.

А я вспоминаю, как при свете костра зашивал рваную штормовку на берегу горной речки.

У окна

Я как-то написал, что глубокая задумчивость у окна в дождливый день очень сокращает жизнь.

Очень боюсь такой задумчивости. Особенно, когда под окном бурная жизнь. На первом этаже у нас «Отель на час» — если задуматься у окна, прихлебывая остывший чай, то можно увидеть множество красивых женщин и элегантных мужчин. Откусишь кусок пирога с капустой и думаешь, что жизнь проходит мимо.

Это не так, конечно. Но лучше в окно не смотреть — возле него время течет очень быстро. Особенно сейчас, когда навалилась работа, когда надо жарить котлеты и стирать половички. Когда стараешься сэкономить каждую минуту для новых приключений с чистой совестью — работа сделана, котлеты съедены, половички сохнут.

Покровский бульвар

На Покровском бульваре есть дом со скульптурами или голосовский (по имени архитектора). Обычный жилой дом в стиле сталинского классицизма. Юноша с отбойным молотком и девушка с винтовкой. Этот дом находился в центре многих событий, изменивших или украсивших мою жизнь.

Рядом улица Обуха (сейчас Воронцова Поля), куда я мотался по делам в один из институтов и где встретил друга, который сейчас в Миннеаполисе занимается разработкой новых МРТ приборов. Неподалеку Государственная Историческая библиотека, где я в дореволюционных журналах читал повести запрещенных в то время писателей. Рядом министерства, в кабинетах которых я выбивал финансирование для нашей лаборатории. В здание ЦК ВЛКСМ я попал как молодой руководитель, рекомендованный на семинар в США. Помню удивленный взгляд комсомольских вожаков — парень, ты вообще берегов не видишь? Места на семинар давно распределены среди нужных людей.

На Хитровской площади я изучал старую Москву. Могу проводить там экскурсию о временах пьесы Горького «На дне». Ниже, около Яузы произошла моя первая автомобильная авария: стоял на светофоре, грузовик не заметил меня, начал поворачивать и въехал в дверь. Чуть подальше, на Космодамианской набережной стоит дом, в котором я прожил несколько лет.

В общем, место для меня историческое, знаковое. Был рад, что старые дома не изменились. Даже похорошели. И главное — на улицах иногда можно встретить москвичей, которые знают дом с названием «Каторга».

Давид Бурлюк

Если бы я работал искусствоведом, то занимался бы только началом двадцатого века. Тогда, что ни имя, то новое направление в искусстве. Кричащее, что только оно отражает суть современного мира. Все старье в утиль. Новые отношения, новые скорости, новые коммуникации — это требовало новых подходов, новых жанров. «Всякое искусство разрушает форму, — говорил Бурлюк. — Искусство 19-го века — это искусство ископаемых. Не отставайте, идите вровень с передовыми людьми своего века. Отсталость и усталость — залог поражения борьбе бытия».

Бурлюк — основатель русского футуризма, поэт и художник. Маяковский считал Бурлюка своим учителем, научившим его поэзии.

Это написал после выставки Давида Бурлюка в московском Музее русского импрессионизма. Мы все знаем футуристические стихи Маяковского. Интересно было посмотреть, что такое футуризм в живописи.

Каторга

Есть Хитровской площади дом, который местные жители называют «Каторгой». Облупленный. Надеюсь, что «облупленность» оставлена специально. Ведь дом частично сложен из «орленых» кирпичей (с клеймом в виде орла), изготовленных в «царских кирпичных сараях». Такую «облупленность» можно увидеть в Вероне. Мне нравится, есть чувство подлинности, не испорченного реставраторами.

Это ночлежный дом Ярошенко, где находился трактир «Каторга», описанный Гиляровским. Злые языки говорили, что Гиляровский сгущал краски при описании Хитрова рынка. Дескать, за ужасы и преступления ему платили в три раза больше, чем за обычные тексты. Поди теперь проверь.

Сегодня узнал, что в этом доме жил физик Басов, получивший Нобелевскую премию за открытие лазера. И еще знаменитый Савелий Крамаров. У каждого дома в центре есть история. И чем глубже копаешь, тем интереснее. В этом доме полно всякой мистики. Однажды с дочкой мы туда проникли. Еле ноги унесли. Впрочем, это я описывал в книге «Российские этюды».

Явление героя

Сходил в «домашний» музей — под скульптурой «Рабочий и колхозница». Сегодня там открылась выставка «Явление героя. В поисках Михаила Булгакова». Именно так. Долго думал над названием, решил, что таким мутным образом пытаются завлечь посетителей. Тема сложная, надо различать героя-писателя и героев его романов. На выставке нашел любопытный текст без указания автора. Поиск в сети ничего не дал. Вот он:

«Литература часто возникает как реакция на жизненный удар. А явление литературного героя — способ с ударом справиться. Но способность превращать сиюминутное, ускользающее, в текст, в вечность, не отменяет зависимости писателя от своего времени. Цена свободы героя Булгакова — жизнь автора в несвободном обществе. И тогда литература становится побегом из плена повседневности. Творческая воля не терпит ограничений, но у заложника эпохи есть высокое право на слабости, компромиссы, право не быть героем».

Как-то сложно написано, с выкрутасами. Попытка примирить биографию автора с героями его романов. Мне такое не нравится, хотя я знаю многих уважаемых людей, которые перестают читать автора, если узнают про его неприглядные поступки. Ладно, сколько людей, столько и мнений.

Выставка интересная, дизайнеры на высоте. Начало двадцатого века передано отлично. Письма, рукописи, личные вещи Булгакова, инсталляции интерьеров, тексты, факты, документы, хорошо поставленный свет — там торопиться не надо.

На выходе студентка журфака пыталась взять интервью. В частности, попросила сравнить выставку с музеем Булгакова в «нехорошей» квартире. Но тут выяснилось, что она сама в этом музее не была, и беседа сразу заглохла.

Из блокнота

Cвершилось, я сделал это!

Падает снег. На тротуарах соленые лужи, местами соленая серая каша. Но москвичи ходят в чистой обуви. Еще два года назад это было для меня загадкой. Сегодня еду в метро и с восторгом смотрю на свои чистые ботинки. Как это у меня стало получаться — не знаю. Но главное, теперь я сливаюсь с толпой.

***

Пятилетний Ваня говорит, что хочет пить. Его брат (2 года) двигает стул к раковине, берет кружку, залезает на стул, наполняет ее из крана с фильтрованной водой, протягивает брату.

Немая сцена.

***

Судьба занесла в Новогиреево. Если отойти от шумного проспекта, то попадаешь в сонное царство, занесенное снегом. Здесь нет современных башен, огромных торговых центров. Машина времени перенесла тебя на 30 лет назад. Среди серых домов маленький парк. За забором старое зеленое здание. Это Музей наивного искусства. Или примитивного — как больше нравится. В музее выставка Дмитрия Рудя. Кроме меня в здании еще девушка. Она кассир, охранник и смотритель одновременно. Мне включают свет, брожу, смотрю на простые яркие картины. Сделал один круг, пошел на второй. Почему-то нравится все простое. Кажется, что и ты так можешь. Это обманчиво. Написать рассказ из пяти строчек зачастую сложнее, чем на пять страниц.

Сетевой анализ

Выхожу из метро. Меня догоняет женщина и ругает, что я не придержал перед ней дверь. Я изумленно смотрю на нее — всегда думал, что делаю это автоматически. Понимаю, что пора сбавить темп и хоть один день не выходить из комнаты. Усталость в голове — ноги резво бегают сами, мозг их не контролирует. Приближается день отлета, а я еще не отдохнул. Надо расслабиться, посмотреть сериал. Да и работа накопилась.

— Надо отдохнуть, — сказала голова.

— Отдыхай, — сказали ноги и побежали.

Побежали они на лекцию Скоринкина из ВШЭ о сетевом анализе художественной литературы. Вы скажете, что такой анализ никому не нужен. Я немедленно соглашусь — да, математика поэту не нужна, не следует царице наук вторгаться в хрупкий мир туманов, черного шелка и вздохов при луне. Но строчки, где туман, шелк и луна нужны самой математике.

Великое часто рождается из всякой ерунды.

В Кенигсберге раньше было семь мостов. Однажды кто-то спросил: а можно пройти все эти мосты по одному разу и вернуться на место, откуда начал свой путь? Вроде бы дурацкая, никому не нужная задача. Великий Эйлер решил ее, и из этой задачи выросла теория графов. Без нее сейчас трудно представить компьютерную химию, социологию, логистику, системотехнику, информатику…

Так что предубеждения о полезности сетевого анализа худлита у меня не было. Скоринкин был прекрасен. Очень толково рассказал об анализе отношений персонажей романов и пьес с помощью теории графов. Оказалось, что помимо разработки изящных методов изучения текстов математика может сделать маленькие открытия. В комедиях, например, количество связей между персонажами гораздо больше, чем в трагедиях. Ну да, мы умираем в одиночестве.

А в пушкинском «Борисе Годунове» важнейшую роль играет Гаврила Пушкин. Нет, не по количеству связей с другими персонажами. Гаврила является важнейшим связующим звеном между группами персонажей. Без математики это сложно было найти. Пушкин хорошо замаскировал важную роль своего предка в истории России. Аналогичную роль играет Горацио в «Гамлете». Он связывает мир королей с остальным миром.

Из блокнота

Жан-Люк Годар сказал, что он современный кинематографист, потому что он жив. Также можно сказать про любого писателя. Даже если он описывает природу в стиле Тургенева, а диалоги в стиле Дюма. Время все равно наложит отпечаток.

Это утешение для тех, кто не может писать как Паланик.

***

Серый влажный день прекрасен для прогулки. Если бы он не был сонливым.

***

С сединой в бороде появляется долгожданная возможность использовать отговорку «я устал». На самом деле не устал, а просто не хочется.

***

Раньше по Яузе плавали масляные пятна, а сейчас плавают утки. Кто тут будет плавать через десять лет?

***

Зачем писатели разглядывают картины в галереях? Открою секрет: они воруют чужие мысли.

***

Чем проще написана картина, тем сильнее должна быть заложенная в нее мысль. Чувство, кстати, это тоже мысль.

***

Подходишь к музею, а он закрыт. Меня тут явно ждали.

***

— Что-то мне тревожно.

— Понимаю, я такое испытываю, когда жду возврата карты из банкомата.

***

— У меня за окном много чего происходит.

— Ты сейчас будешь поэтично описывать свою лень?

Боцман

Провели день с боцманом. Непривычно было без контроля и приказов капитана. Отсутствовало чувство уверенности, что мы что-то делаем правильно или неправильно.

Боцман старше по званию, но расслабился и пустил все на самотек. Уговаривал купить квартиру около метро Беляево, но как-то неуверенно. Все в шаговой доступности — это слабый аргумент. Самое высокое место Москвы и хорошая для района роза ветров — это аргумент посильнее. Тишина — это слабый аргумент. Нет чувства причастности к кипучей московской жизни. Но вот Тропаревский парк — это чудесно. Да еще со своим источником почти святой воды.

Мои попытки затащить боцмана в местную пивную окончились провалом. Морскому волку ходить туда западло. Пришлось ехать в Дом журналиста и пить за тех, кто в море. И за журналистов, которые еще не успели запятнать эту замечательную профессию. И за женщин, любящих журналистов и морских волков. И чтобы мосты не царапали верхушки мачт. И за здоровье романтиков с большой дороги. И за тех, кто любит таких романтиков. И за квартальную премию. И за мир искусства и литературы.

В бильярдном зале тусовались полуголые женщины. Их фотографировали и ими восхищались. На стенах автографы великих журналистов, за которых мы не выпили — водка закончилась.

На улице мы смотрели на дом полярников и перемывали им кости. Потом пошли к дому, где живет Валентина Терешкова. Зачем? А куда еще идти двум подвыпившим мужикам?

На Тверском бульваре было красиво и богато.

— Имперская столица, — сказал боцман. — Так надо.

Я кивнул. Со старшим по званию спорить не полагается.

Институт

Побывал и порадовался в родном академическом институте.

С деньгами на приборы и реактивы пока проблема, но зарплаты научным сотрудникам подняли в несколько (!) раз. Все ходят довольные — сбылась советская мечта: ученый стал получать много больше, чем водитель троллейбуса. В коридорах появились даже женщины приятной наружности. Смешно, что завлабам зарплату не подняли. Но завлабы умные ребята — они перешли в научные сотрудники и руководят лабораториями на общественных началах.

Молодые думают о стартапах, у некоторых это неплохо получается. Помогает глубокое знание филологии и психологии. Например, надо писать не коллоидная химия, а химия наночастиц. А если занимаешься графенами, то нужно пояснять — графены будут использованы для создания сверхъемких аккумуляторов. Тут у власть имущих и деньги распределяющих начинается уважение. Уважают еще красивые словосочетания. Например, биологическая химическая физика.

Вы не поверите, но в институте стали работать по выходным. И не потому, что защита диссертации на носу, а просто интересно.

В общем, было за что выпить со старым другом. Реактивы и приборы, кстати, он покупает за свой счет. Почему? А просто в голове свербит мысль — что получится, если… Как в старые времена.

Литературная тусовка

У моей любимой погоды — это когда серенько, холодно и немного моросит — есть один недостаток: голова становится чугунной. Чугунная голова — это когда проигрываешь в шахматы компьютеру, настроенному на режим «чайник». Это когда смотришь на формулы и не веришь, что раньше их понимал. Это когда садишься писать рассказ, и все кончается заголовком, который тебе не нравится. Это когда — о ужас! — начинаешь смотреть в окно и слушать тикание часов на кухне.

И вдруг приходит приглашение на игру литературной тусовки. Профессионалы собираются в уютной комнате музея А. Н. Толстого, разливают сок по стаканам, шумят и предлагают написать тексты на заданные темы. Тему придумываются тут же, под жевание бутербродов с копченой колбасой. На каждый текст пятнадцать минут. Умри, но выдай шедевр.

Я смотрю на лица, знакомые по аватаркам на фейсбуке, понимаю, что со своей чугунной головой я чужой на этом празднике, но стрелка секундомера всегда была моей лучшей музой.

На старт, внимание, погнали! Профи укладываются в десять минут. Чугунная голова на хромой козе тыкает пальцем в экран планшета пятнадцать минут. Все, «шедевр» готов.

Начинается чтение. Все написали легко и весело. Чугунная голова с красными ушами, запинаясь, читает свой текст. Вежливые аплодисменты. Всем наливают красненького. Победила дружба. Чугунная голова встает и говорит всем спасибо, что разбудили спящее сознание. Литераторы понимающе улыбаются, приглашают заходить почаще. Такая тусовка называется «Египетские ночи».

Тем было две: «Вектор движения мухи» и «Никогда такого не было». Вот мой блиц-текст на вторую тему:

«Раньше много чего не было. Я не про смартфоны и фейсбук. И не про плитку на тротуарах и железные деревья на бульварах. Я о скорости и одноразовости. Тарелки, вилки, пакеты… Даже холодильники, которые проще выбросить и купить новые, чем починить. О людях, которые приходят и уходят, будто не было их. Про чувства, которые на один день.

А все потому, что скорость. Нет времени на ремонт отношений. Кругом изобилие. Кто-то ушел, и тут же кто-то пришел. Зачем помнить первого? Да и второго можно помнить, только когда видишь. И он уйдет.

Работа одноразовая. Вроде нужная кому-то. Но нужная сейчас. Завтра будет нужно другое. Поэтому — скорость. Выбрасываешь все, что мешает бежать. Мебель легкая, дешевая, которую не жалко. Одежда, которую можно испачкать и порвать без сожаления.

Новости тоже одноразовые. Короткие. На уровне заголовков. Однодневки. Писать длинно не надо — кто прочтет? Аналитика уже в прошлом. Думать нет времени. Надо бежать, чтобы успеть сегодня. Завтра будет поздно.

Завтра будет еще быстрее. Ребята, когда тут чинить холодильник?»

Мы все поделены на культурно-профессиональные слои. И эти слои очень тонкие. После тусовки разговорился с одним писателем. Он оказался другом моего старого знакомого, живущего в Америке. Мир не тесен, тесно в слоях, на которые нас разделила жизнь.

Обменялись с ним адресами страниц в фейсбуке. Этот адрес всегда связан с тобой, где бы ни жил, чем бы ни занимался.

Итоги

До самолета один день, пора подводить московские философские итоги.

1. После покупки письменного стола и перестановки мебели в московской квартире стало настолько уютно, что она теперь располагает не к работе, а к неге и мечтаниям. С глаз долой убраны все часы, и, если отключить телефон, то кажется, что плывешь среди облаков, где нет времени и желаний. Идеальные условия для безделья.

2. Мозг загрузился ненужными на том свете знаниями: мясо покупать во Вкусвилле, овсянку в Магнолии, одноразовую посуду в магазине Окей, хлеб в Пятерочке… В промежутках между файлами с этой информацией с трудом помещаются мысли о вечном.

3. Выпито немало и замечено, что на любом земном полушарии алкоголь дает мне теперь не радость в организме, а романтическую меланхолию и состояние, когда всех прощаешь.

4. Увидел не всех, кого хотел увидеть. В этом виновата и квартира, где незаметно летят часы и на что-то другое не остается времени.

5. Москва бесконечна для изучения и наслаждения. Так бывает, когда в городе каждый день рождается что-то новое, когда число интересных людей с горящими глазами превышает некий критический уровень.

6. Из города почти не выезжал — Москва затянула, вцепилась в горло, не отпускала.

7. Когда встречаешь старых друзей, то кажется, что тебе опять двадцать лет и после Нового года начинается сессия. Даже сны снятся, что надо сдавать «Уравнения математической физики», а ты только сегодня узнал, что такой предмет был в расписании.

8. Новости не читал, даже биржевые сводки были неинтересны. Ситуацию в мире изучал по лицам пассажиров в трамвае и метро. Все были спокойны и вежливы — значит, на планете какая-то стабильность.

9. Научился ходить по улицам, ездить в метро и при этом сидеть на заборе и посвистывать. Никакого раздражения от толпы, загазованности, пробок. Как будто плыву над суетой в красивом дирижабле.

10. Если я и соскучился, так по большой воде или бескрайнему полю. В городе ощущаешь себя некой величиной, которая может что-то изменить. Ну хотя бы дверь придержать или старушку через дорогу перевести. Ты хоть иногда для чего-то нужен. Большой воде ты не нужен. Она переживет тебя, как пережила миллиарды других. Ее энергия и независимость безграничны. Я научился заряжаться от большой воды, прочищать мозги шумом волн и меньше волноваться за свое будущее.

11. Можно расти над собой, чтобы лучше потреблять: изучить марки вин и автомобилей, научиться кататься на горных лыжах, собрать библиотеку, стать специалистом по курортам и круизам… А можно расти над собой, чтобы отдавать, создавать. Вторые смотрятся благороднее, но зачем они нужны, если не будет первых?

Последнее — это не итог. Это так, мысль перед посадкой в самолет.

2019, весна

По Москве

Египетские ночи

Жизнь московская у меня простая: с утра шарниры смазал, топливом заправился и бегом по чиновникам и прочим удовольствиям. Веселых чиновников стараюсь ублажить, грустных — развеселить. А то время, что осталось, посвящается делам домашним и искусству с литературой.

Вечером были «Египетские ночи». Собрались литераторы разных полов и в интимном полумраке писали рассказы на тему, которую сами и придумали. Время — десять минут. Секундант был строг.

Вот попробуйте сразу после самолета и бессонной ночи что-нибудь написать под шорох секундной стрелки. Я попробовал, поддерживая руками опускающиеся веки. Не судите строго. Тема была: «До табуретки дело не дошло». Вот мой текст:

«Сначала все было как в сказке: старик, старуха, синее море, неосторожная золотая рыбка. Вернее, любопытная. Ведь она всемогущая, зачем ей в сети попадаться?

А началось все с табуретки, на которой любила сидеть старуха и ждать улова старика. Табуретка старая, качалась и скрипела. И не то, чтобы старуха от этого страдала, но повод для ворчания был.

И вот случилось — любопытная рыбка попалась в сети. Дальше, как в сказке. Получила старуха почти все, что хотела. Убедилась рыбка, что жадность человеческая границ не имеет, и уплыла по своим рыбкиным делам. Не стала забирать дворец и дворянское звание у старухи — в новой сказке захотела она узнать, что будет дальше, как теперь будут жить старик со старухой?

А жили они плохо. Утром поест старуха завтрак заморский из блюд ранее невиданных, выйдет на берег, сядет на табуретку и ждет чего-то.

— Ты что такая недовольная? — спросит старик.

— С тобой, дурнем связалась, — говорит старуха. — Скрипит табуретка. Я Пушкина начиталась, про корыто ляпнула, а до нашей развалюхи-табуретки дело на дошло. Ты мог бы и сам до этого додуматься».

Английский

Хожу по Москве и философски думаю: а каково тем, кто в школе учил немецкий или французский? Впрочем, некоторым мужчинам в расцвете сил даже знание английского мало помогает. Вот что такое «раф баунти»? Плохо приходится тому, кто во времена молодости знал только два способа приготовления кофе: кофе черный и кофе с молоком.

Комар и Меламид

Я не поклонник Комара и Меламида — Илья Кабаков мне нравится больше. Но культурное событие, есть культурное событие. Да еще на Петровке — как не пойти, напевая «а мы идем, а мы шагаем по Петровке… по самой бровке, по самой бровке».

В культурных кругах дуэт Комара и Меламида называют проектом. Проект начался в морге Института физкультуры, где художники познакомились, и закончился в 2003 году. Так что выставка — это уже история искусства. Выставка огромная — 16 залов. Если ходить с образованным человеком, то можно услышать слова: соц-арт, андеграунд, концептуализм, акционизм… но можно ничего не слушать, а пытаться разгадывать загадки их работ.

Посетители там, кстати, были очень приятные. Все моложе 25. И рассматривали их работы чуть ли не с лупой. А потом долго спорили, что такое они увидели.

Из блокнота

Ехал в метро, разглядывал лица москвичей и гостей столицы. Размышлял: есть умные глаза, есть глупые. Но как описать это словами? Как научить робота отличать одно от другого? Всегда ли умны обладатели «умных» глаз? Ответов не нашел.

***

По Манежной несется кортеж. Это красиво. Тверская стоит, водители гудят. Приветствуют, наверное.

***

Полдня отвел на уборку квартиры. Уложился в десять минут. Секрет в девизе: лучшее — враг хорошего.

***

Один из признаков старости: хочется, чтобы в городе ничего не менялось.

***

Москве срочно нужен хороший дождик, чтобы полить газоны и смыть пыль с тротуаров. Других претензий к городу нет. Красив он до неприличия. Будь он женщиной, я бы без охраны её на улицу не отпускал.

Внуки

— Я самый-самый лучший ребенок. Самый быстрый, самый ловкий…

— И самый скромный?

— … почему самый скромный?

— Ну ты же во всем самый-самый.

***

— Я точно знаю, что так было.

— А еще что ты знаешь?

— А еще знаю, что так могло и не быть.

***

На детской площадке никого не удивишь игрушками и самокатами. Но Ваня знает секрет. Он берет камешек, бросает на горку и смотрит, как он скользит вниз. Через минуту вокруг толпа зрителей.

***

На кухне шум, вопли, кажется, что скоро начнется драка.

— Что там происходит?

— Это такая дружба. Ваня с Мишей помогают друг другу открыть пакет сока.

Вспоминаю классическое: будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется.

***

Дочка рассказывает, что ее студенты заняли все три призовых места на Всероссийском конкурсе студенческих научных работ. Потом прерывается — происходит более важное событие. Миша долго переливал сок из стакана в чашку, потом наоборот и, наконец, решил, что из стакана сок вкуснее.

Москва литературная

Опасно общаться с писателями. Даже для чистых писательских душ непреодолим соблазн вставить тебя в роман. Хорошо, если твоя натура романтически-героическая. А если у тебя и вид страшный, и деятельность твоя не вызывает одобрения общественности?

Илья Ильф одно время жил в Москве в коммунальной квартире. Дом стоял на пересечении Сретенского переулка и Сретенки. В соседней комнате проживал энтузиаст-механик, строивший мотоциклетку из железного лома, который приобретал на Сухаревском рынке. Шум в квартире стоял адский, работать там Ильф не мог, приходилось засиживаться до полуночи в редакции «Гудка». То же делал и Юрий Олеша, проживавший в этой же квартире. Свое отношение к соседу-механику Ильф высказал в романе «Двенадцать стульев», увековечив его под именем «слесарь-интеллигент» Полесов:

«У Полесова было лицо оперного дьявола, которого тщательно мазали сажей перед тем как выпустить на сцену».

А его хобби в романе описано так:

«Однажды, после одного такого запоя, он вывел во двор, как барана за рога, мотоцикл, составленный из кусочков автомобилей, огнетушителей, велосипедов и пишущих машинок».

Зданиям, даже прекрасным, тоже надо опасаться писателей.

Стоит в Москве в Армянском переулке здание «Детского фонда». Когда-то оно принадлежало семье Тютчевых, о чем напоминает латунная табличка и венок с шишкой. Потом оно стало богадельней и было таковой во времена Ильфа и Петрова. Славилось здание остатками роскоши и дверями с тугими пружинами, норовящими нанести неожиданный удар задумчивым посетителям. Авторы «Двенадцати стульев» перенесли эту богадельню в Старгород, а бывшим владельцем сделали предводителя дворянства Воробьянинова. Ну а двери…

«Двери захлопывались с такою же стремительностью, как дверцы мышеловок. От работы механизмов дрожал весь дом. Старухи с печальным писком спасались от набрасывавшихся на них дверей, но убежать удавалось не всегда. Двери настигали беглянок и толкали их в спину, а сверху с глухим карканьем уже спускался противовес, пролетая мимо виска, как ядро».

«Воронья слободка» тоже существовала в Москве (Кропоткинский переулок 5). Там жил Евгений Петров. Но эта слободка появилась в другом романе.

Москва французская

Французы начали «массово» приезжать в Россию во времена Екатерины Великой. Привлекали торговые льготы для иностранцев и подписанный в 1786 году трактат о дружбе, торговле и мореплавании. Иностранцам дозволялось исповедовать свою веру, чем и воспользовались французы, добившись разрешения построить Храм Святого Людовика Французского на Малой Лубянке. Жили они неподалеку, так как основные французские магазины располагались на Кузнецком Мосту. Об это писал Александр Грибоедов:

Мужчины, конечно, были недовольны обилием французских магазинов, но кто их спрашивал.

Храм на Малой Лубянке сначала был деревянным. Каменным он стал после 1830 года, когда была закончена стройка по проекты знаменитого Доменико Жилярди. В храме замечательный орган, но послушать его я не решился: шла пасхальная служба, толпа превышала критический для меня уровень.

Район около храма и Кузнецкий мост во время пожара 1812 года не пострадали. Французы послали делегацию к Наполеону, и он приказал выслать отряд для защиты. Кстати, не пострадал во время пожара и Армянский переулок, где жили армяне, тоже выславшие делегацию к телохранителю Наполеона армянину-мамелюку Рустаму Разе. Этого оказалось достаточно, чтобы Наполеон и туда послал солдат.

Сейчас французов в Москве не так много. Французские магазины есть, но их владельцы живут далеко от России. Зато во «французском» районе Москвы, недалеко от храма работает французский лицей имени Александра Дюма.

Московские стенания

Гостям столицы город нравится. Чисто, красиво, рестораны, музеи, театры, магазины.

Коренные москвичи, помнящие брови Брежнева, ворчат: понастроили новоделов, разрушают историю, на улицах толпы, город задыхается…

Ничто не ново в нашем мире. Молодежь во все времена была неправильной, а градостроители всегда заслуживали дыбу или кол.

Лет сто назад москвичи тоже стенали: рушат деревянные частные дома, строят трех-четырехэтажные громилы, из-за которых храмы не видны. Жили наши деды и отцы припеваючи, горя не знали, народу мало, все друг друга знали. А теперь понаехали басурманы всякие, на улицу без револьвера и выходить опасно.

А ведь придет время, когда москвичи, помнящие кепку Лужкова, заворчат, когда начнут сносить здание театра Еt Cetera. «Историю убивают», — будут говорить почитатели старины.

Москва масонская

Не люблю конспирологию. Люблю бритву Оккама. Еще люблю девиз моего завлаба: «Не ищи смысла там, где его нет». Приобрел новую специальность: экскурсовод по масонским местам Москвы. Кусок хлеба на старости лет обеспечен. Главное в этой работе — с таинственным видом прерывать рассказ на самом интересном месте. Благодарные слушатели, не знающие девиза моего завлаба, будут понимающе кивать. Если не будут, значит, специалист по московским масонам получился плохой.

Давайте сначала поищем масонов на оранжевой ветке московского метро.

СУХАРЕВСКАЯ

Институт Склифосовского. Он же Странноприимный дом графа Николая Петровича Шереметьева. Если идти по Садовому кольцу вдоль ограды института, то можно полюбоваться полукруглой колоннадой, скрывающей центральный портик. Красиво, но ничего таинственного.

Тайна начинается, если залезть на ограду. Тогда над колоннадой проглядывается вершина золотого треугольника. Ага! Вот она тайна великая! Но как ее увидеть во всей красе? Ты бежишь во двор института, обольщаешь медсестричек и просишь открыть вход в передний двор.

Щас! Они бы рады помочь, готовы даже сделать тебе анализ крови, но ключей у них нет.

Обольщаешь охранницу. Она входит в положение, но служба есть служба. Только по приказу начальства, которое далеко. Они на подряде. Там все на подряде: охрана, уборка, питание… А где подряды, там откаты, как учил меня Капитан, но к тайне треугольника это отношения не имеет.

Вспоминаешь геометрию и бредешь на другую сторону Садового кольца. Вот! Теперь видно, что это масонский знак «Всевидящее око».

Следущий вопрос — как этот знак появился?

Николай Петрович Шереметьев начал строить Странноприимный дом по просьбе любимой жены Прасковьи Жемчуговой, бывшей его крепостной, прекрасной актрисы. Их любовь — это отдельная история. Начинал стройку Елизвой Назаров, ученик Василия Баженова. Был ли Назаров масоном неизвестно, но Баженов таковым являлся. Время было такое — почти все творческие и обеспеченные люди любили всяческие тайные общества. Вступали туда от скуки, для коловращения жизни, для нужных связей, для умных разговоров не о политике и не о религии — эти темы для масонов были запретными. Так Пушкин в Кишиневе немного заскучал, стал членом масонской ложи, походил туда и бросил. Он и без ложи жил нескучно.

А почему масонский знак скрыт колоннадой? А потому, что достраивал здание великий Джакомо Кваренги (Смольный институт в Питере — его работа). Масоном он явно не был, а потому навел красоту перед главным портиком, не заботясь о масонском символе.

Здесь можно напустить конспирологического тумана, что знак был скрыт специально, чтобы избежать гнева власть держащих, но в 1810 году, когда Странноприимный дом был открыт для больных и немощных, гонений на масонов в России еще не было. Оно началось в 1823 году, когда масон Александр Первый вдруг решил, что любые тайные общества есть опасность для государства.

Был ли масоном граф Шереметьев неизвестно. Может и был. А если нет, то не видел в этом знаке ничего крамольного. Почему? Вот об этом в следующей записи про Донской монастырь.

ШАБОЛОВСКАЯ

Донской монастырь — святое место для всех русских. Тут царь Федор Иоаннович молился перед образом Донской Богоматери об успешном исходе битвы с войсками хана Казы-Гирея.

Донской монастырь — это крепость. Толстые стены, бойницы, башни. За стенами парк, где гуляют молодые мамы с колясками. Тишина и благолепие. Откуда тут взяться масонам?

В монастыре не надо торопиться. Прогулка предстоит долгая, и перед ней желательно хорошо подкрепиться. Около входа минитрапезная, где продают теплые пирожки и холодные морсы. Пирожки великолепны, вкуснее я в Москве не встречал.

Справа от входа стоит небольшой храм Архангела Михаила. Портик с четырьмя колоннами, купол, золотой крест… Но что это? Над входом золотой треугольник, от него отходят белые лучи. Подхожу ближе — так и есть. Внутри треугольника глаз. Это Всевидящее око! Лучезарная дельта. Масонский символ. На православной церкви!

Включаю телефон, нахожу в сети, что храм построен в 1809-м году архитектором И. Еготовым, учеником Баженова и Казакова. Изначально проектировался как храм-усыпальница рода Голицыных.

Так… и тут ученик масона Баженова. Ладно уж Странноприимный дом, но православный храм!

Уже ничему не удивляясь брожу по старому кладбищу, что рядом с храмом Архангела Михаила. Так вот вы где ребята упокоились. На некоторых крестах вижу Всевидящее око. А над некоторыми могилами стоят каменные пни и засохшие деревья. Это тоже масонские символы, означающие конец жизни. Так, надо разобраться. По дорожке идет молодой священник. Я к нему:

— Здравствуйте. Не уделите мне пару минут? У меня вопрос.

Священник улыбается, кивает.

— Вот тут, — показываю на храм Архангела Михаила, — масонский символ. Как вы это допускаете?

— Все дело в смысле, который вы вкладываете в символ. Возьмем, например, свастику. У древних славян — это был символ солнца, радости. А фашисты взяли его как свой символ. Она у них по-другому развернута, но это неважно. Вы понимаете, что я хочу сказать. А Всевидящее око было еще у древних египтян. Мы и их будем считать масонами?

— А какой смысл вкладывает христианство в этот символ?

— Треугольник — это Святая Троица. Глаз — это мудрость, познание мира. Почему глаз один? Это одна точка зрения. Дьявольской точки зрения быть не должно.

Благодарю, иду к выходу. Так что получается — Всевидящее око есть христианский символ? А почему бы и нет? Тогда понятно, что граф Шереметьев оставил мистический треугольник над входом в Странноприимный дом. Вообще наука о символах интереснейшая. Баженов ее знал. А ведь в Москве стоит церковь, которую проектировал сам Баженов, а не его ученики. Есть ли там масонские символы? И эта церковь тоже на оранжевой ветке метро.

ТРЕТЬЯКОВСКАЯ

Очень нравится храм Всех Скорбящих на Большой Ордынке. Рядом нарядная барочная Климентовская церковь, но для меня она слишком красивая. Храм на Ордынке строг, не бросается в глаза, но стоит задержать на нем взгляд, то понимаешь насколько он хорош, как отлично вписан в городскую улицу.

То мы сейчас видим, это проект Василия Баженова 1783 года. В 1812 года храм пострадал, его восстановил О. И. Бове, сохранив почти все, что задумал Баженов.

Пока ехал в метро, думал о символах. Как же прав священник из Донского монастыря! Все зависит от смысла. Пятиконечная звезда — это один из символов масонства, символизирующего свет, знание и совершенство. Но это еще и символ Красной армии, символ ее побед. У римлян пятиконечная звезда — символ Марса. В Китае пять лучей звезды — это пять основных элементов, из которых построен мир. Список можно продолжить.

А зачем масоны оставляли свои знаки на зданиях? Передать новым поколениям свое восхищение масонством? Или на память о себе, как надпись: «Вася и Коля были здесь»? Дескать, помните нас. Если использовать бритву Оккама, то, наверное, этого достаточно.

А зачем помещать масонские символы на денежные купюры? С американским долларом все понятно. Вернее, стало понятно после разговора со специалистом по истории масонства. Британские офицеры, замутившие революцию, отделив Америку от Великобритании, почти все были масонами. Почему, сказать трудно. То ли скучно им было, то ли мужчины любят тайные общества. А может мода такая была. Во всяком случае, в те времена ходила такая шутка. Если попросить нескольких членов конгресса выйти на улицу покурить, то тогда конгресс ничем бы не отличался от собрания масонской ложи. Естественно, когда обсуждался дизайн доллара, то вопрос о включении туда масонских символов прошел на ура. Нужно ли искать тут потаенный конспирологический смысл? Наверное, нет, если вспомнить слова моего завлаба.

Всевидящее око можно было увидеть на купюре 50 эстонских крон. Сейчас «масонский» символ живет на украинской купюре 500 гривен. Ну и что? А ничего, живет и живет.

Выхожу из метро, подхожу к Ордынке, сразу улыбаюсь — как будто старого знакомого увидел. Люблю этот храм еще со студенческих времен. О масонах тогда не думал. А есть они тут? Баженов обязательно что-то оставил.

Так… снаружи вроде все чисто. Хотя… Две колонны перед входом. Ага! Это же масонский символ! Яхим и Боаз. Символизирующие вход в неизведанное. Заходим в храм. Перед алтарем очень красивый пол — литье. До этого плитка. Необычная. Пол в виде шахматной доски — это масонский символ. На шахматную доску пол не очень похож, но пытливый взгляд масоноискателя может и тут углядеть символику. Иконостас алтаря в один ряд. Мне нравится. Все близко, не давит грандиозностью. Над алтарем балдахин. Это необычно. Говорят, что так устроен «трон» мастера масонов. Ну, не знаю. Это надо быть уж очень пытливым, чтобы углядеть тут масонскую символику.

Иду к выходу. На полу латунная плита могилы. Под текстом изображение черепа и двух костей. Это нормально. Видел такое в Новодевичьем монастыре. Так принято у христиан. Это не «Веселый Роджер». У символа есть название. Не могу вспомнить. Спрашиваю у служительницы.

— Это значит, что тут могила, — отвечает служительница, удивляясь моей бестолковости.

— Но у этого символа есть название.

— Ну, могила и есть могила.

Ладно, выхожу на улицу, вспоминаю. Это Адамова голова. Символ смерти и бесстрашия перед ней. Считается, что Адам похоронен на Голгофе и кровь Христа омыла его череп и в его лице омыла все человечество от духовной скверны. Есть даже картина Фра Анжелико на эту тему. На маршруте по оранжевой ветке осталась одна «масонская» остановка: Тургеневская. Там, наверное, самое интересное.

ТУРГЕНЕВСКАЯ

Если выйти из метро к памятнику Грибоедову, то справа увидите красивую красную колокольню. Это церковь Архангела Гавриила на Чистых прудах. Раньше было на Поганых прудах, но, когда Александр Меньшиков купил тут землю, он приказал очистить пруды, и они стали называться Чистыми.

Он же начал переделку церкви. Вскоре тут появилась огромная башня, по высоте превосходящая колокольню Ивана Великого. Дела позвали Меньшикова в Питер, церковь начала хиреть, а потом сгорела после удара молнии. Колокола башни обрушились, убив много народа.

Восстановили церковь в 1773 году на средства масона Гавриила Измайлова. Потом церковь передали московскому почтамту, убрали многочисленные масонские знаки. Сейчас на фасаде из знаков только ангелы, читающие книгу. Говорят, что это масонский знак.

Захожу внутрь. Тишина, свечи горят. Никакого масонства. Хотя… Некоторые иконы обрамлены колоннами. Мы уже знаем, что так делали масоны. Осталось ли это от Меньшикова? Не знаю. Спросить было не у кого. Вряд ли Меньшиков был масоном. Как и Петр. Есть конспирологические теории, что именно Петр принес в Россию масонство, но доказательств этому нет. Я в этом сомневаюсь. Масоны никогда не скрывают, что они масоны. Они этим гордятся. Хранят тайну ложи, но о себе говорят без утайки.

Теперь на Сретенский бульвар, к доходным домам Страхового общества «Россия». Не устаю ими любоваться. Какие только слухи не ходили про эти два здания! А все из-за необычного украшения фасадов и балконов. Вы когда-нибудь видели, как украшаются низ балконов? Приходите, посмотрите. Где-то, например, можно увидеть саламандру — алхимический символ духа огня. Считается также одним из символов масонов. Про две колонны мы уже знаем. Тут они около окон. Обнаженное левое плечо в одной из фигур — так полагается обнажать сердце при посвящении в масоны.

Короче, дом масонский. И что? Говорят, что знаки сделали для своих. Дескать, масоны тут всегда найдут поддержку. Чешу затылок. Это как? Владельцы домов, а потом райсоветы спрашивали масонские удостоверения? Это вряд ли. Давайте по бритве Оккама считать, что дома просто оригинально украсили, и эти украшения никак не сказались на жизни знаменитых жильцов.

Наша экскурсия по оранжевой ветке подошла к концу. Я не стал описывать историю масонства — интернет вам в помощь. Влияние масонства на культуру? Да было ли оно? Христианство, да. Мы знаем много шедевров, основанных на библейских историях или христианской морали. А что мы знаем про историю и мифы масонства? Легенды о Хираме, строителе и архитекторе храма Соломона, мы знаем из Библии. Ничего нового в религию масонство не добавило. Стать масоном можно только, если ты веришь в единого Бога. И не важно, какая у тебя конфессия: мусульманство, христианство или иудаизм. С большими трудностями масоном может стать агностик. Но не атеист. Именно поэтому религия на собраниях ложи не обсуждается. У масонов нет храмов. Деревянный сарай в нашей американской деревне называется масонским центром.

Я ничего не писал о «масонских международных заговорах». Здесь обсуждать это не надо. Хотя бы потому, что автор в них не верит. Почему? А потому что нет единого управления всеми ложами. Ложи каждой страны независимы.

Почему масонство еще живет? Чем оно лучше элитных клубов, хотя очень на них похоже? Я думаю, от нашего одиночества. Если ты член ложи, то ложа тебя поддерживает. У нас есть знакомый масон. Когда он потерял работу, то ложа ему помогла найти новую. Но когда он потерял работу снова, то помочь ему не смогли — возраст стал критическим. Так что масоны не такие всесильные. Но это так, к слову. К московским масонским знакам на оранжевой ветке метро это отношения не имеет.

Из блокнота

Метро ВДНХ, музей Космонавтики. Металлический забор украшен тарелками. На тарелках первый спутник. Смотрю на спутник, а вижу масонский циркуль. Догулялся.

***

— У вас кипятильники есть? Мне в дорогу.

— Не бывает. Это уже прошлый век. Купите электрочайник.

***

Девушки мне улыбаются только, когда я придерживаю перед ними дверь в метро. Так бы целый день входил и выходил, входил и выходил.

***

Надо срочно звать кого-нибудь в гости. Уже неделю питаюсь замороженной едой из коробочек.

Интересно, есть ли мужчины, которые готовят что-нибудь вкусное только для себя?

***

Читаю дневник. Год назад в это время занимался обустройством квартиры. Тогда хоть была уважительная причина валять дурака.

***

Решил получить карточку ОМС. Пришел в МФЦ.

— А почему вы раньше не приходили?

— Не было нужды, не болел.

— За столько лет ни разу не болели!

Теперь в МФЦ я человек-легенда.

***

Покупая фломастеры и альбомы — приходят в гости внуки.

— Купите эти. Они смываются водой.

Внуки ушли. Совет продавщицы был бесценным.

***

Вечер, иду по Спиридоновке. На скамейке парень и девушка. Молчат, плечиками прижались, каждый в свой телефон смотрит. «Ну и молодёжь пошла», — думаю, на секунду отрываясь от своего телефона.

***

Кто-то теряет друга, кто-то — дружбу.

Кто-то теряет любимого, кто-то — любовь.

Ко всему привыкаешь, но мир становится другим.

***

Только задумаешь куда-то пойти, как оказывается, что этот путь сложен. Откладываешь на завтра, а завтра этот же путь еще сложнее. Стал не любить завтра.

***

20 тысяч шагов в день. Зачем?

Чтобы вечером лежать на диване, накапливая силы для завтрашнего дня.

Завтра все сначала. Заколдованный круг.

***

Люблю критиков. Они умные, они знают больше, чем я.

Не люблю критиков. Они думают, что знают больше, чем я.

В любом случае у меня чувства.

А что чувствуют критики?

***

Красная площадь. Люди ходят, вертят головами, фотографируются.

Но кто-то стоит в задумчивости.

Подхожу к нему, а это я сам.

Пробежался

В Москве жарко. Хорошо, что здания высокие и всегда можно найти тень. И холодное пиво.

Здание ЦДЛ — это бывший особняк князя Святополк-Четвертинского. В свое время это был «штаб» московской масонской ложи. На фасаде можно увидеть окна, обрамленные двумя колоннами. Мы-то с вами знаем, что две колонны — это масонский знак. Если подойти к входу, то швейцар с огромной бородой распахнет перед вами двери. Дальше увидите приветливого охранника, который сегодня не будет пускать в знаменитый ресторан — готовится мероприятие и нечего всяким тут шастать.

Английский клуб на Тверской — это бывший дворец графов Разумовских. Пушкин писал про него:

Для масоноискателей интересны колонны при входе и около окон. Причем, это настоящие колонны, а не пилястры, как у ЦДЛ.

Из блокнота

Японцы говорят, что даже если меч понадобится один раз в жизни, носить его нужно всегда.

Это размышление на тему: брать с собой зонтик в Таганрог, или нет?

***

Решил начать новую жизнь путешественника — положил в дальний угол шкафа дорожную сумку и купил маленький чемодан. Тяжелая сумка не вдохновляла — как может вдохновлять якорь? А чемоданчик стоит в углу и от нетерпения подпрыгивает на колесиках.

***

«Вот и время уходить, собирать чемоданы. Вот и время не любить, быть плохим и пьяным».

Это слова из песни. Всегда поют про чемоданы, а не про сумки. Это я убеждаю себя, что сделал правильную покупку.

***

Что дает пытливому уму беготня по местам, где что-то было? Ну, было и прошло. Уже описано, рассказано, забыто. Сюжеты этих мест исчерпаны, надо искать их в светлеющем будущем. И не надо о теплых камнях старины, которые рассказывают больше, чем строчки на пожелтевших страницах. Ничего эти камни не рассказывают.

Рассказывают мелочи, о которых забыли написать очевидцы: криво вбитый в дверную ручку гвоздь, отколотый уголок стола, выпавший из стены кирпич…

Это сюжеты, которые ждут писателя.

Москва Лермонтовская

Провел два незабываемых часа с Кузьмой Волоховым, сотрудником музея Лермонтова в Москве. Сначала поболтали в садике около музея на Малой Молчановке, потом пробежались по Поварской, дальше к Никитским воротам и Университету.

Расстались друзьями, завтра я получу от него подарок: академическое исследование и описание всех мест в Москве, Питере и на Кавказе, связанных с Лермонтовым и героями его произведений. Вот разбуди меня ночью и спроси, что ты хочешь больше всего? Ага, именно этот научный труд. Может там есть разгадка дома княжны Мери.

Вот на какие вопросы я получил ответ:

Да, все московские увлечения Лермонтова были безответными. Варенька Лопухина была его соседкой, их дом стоял там, где сейчас Новый Арбат. Таинственная Н. Ф. И. тоже жила неподалеку.

Лермонтов жил с бабушкой сначала на Поварской (дом снесли), потом они переехали на Малую Молчановку. Этот дом бабушка снимала у купца Чернова. Отсюда Михаил сначала ходил в Московский благородный пансион (аналог лицея), а потом в университет.

В университете в это время учились Герцен, Огарев, Белинский, Гончаров. Лермонтов почти ни с кем не общался. К политическому кружку Герцена и «эстетическому» Белинского он не примкнул. Почему? Его не интересовала болтовня. Слишком сильно он переживал свои любовные неудачи. Но зато какая лирика!

Почему он бросил Московский университет и решил уехать в Питер? Причин три: деспотизм бабушки, безответная любовь, скука в университете. Почему скука? Общества студентов его не интересовали, преподаватели раздражали. Политикой он стал интересоваться только после смерти Пушкина.

Да, он знал Мартыновых еще по Москве. Жили Мартыновы близко — в Леонтьевском переулке. Но общался Лермонтов только с сестрами. Николай был старше Лермонтова и познакомились они только на офицерских собраниях в Питере.

«Демона» он начал писать в Москве в возрасте 15 лет! Сказались детские впечатления от поездок на Кавказ с бабушкой. Закончил поэму через десять лет, когда лучше узнал Кавказ. Авторскую рукопись подарил Вареньке Лопухиной — он любил ее всю жизнь.

Вопрос, на который нет ответа: если бы Варенька ответила на его чувства и стала его женой, то состоялся ли бы поэт и писатель Лермонтов, каким мы его любим?

Москва Марины Цветаевой

Я писал о доме в Борисоглебском переулке (книга «Российские этюды»), где в 1914—1922 годах жили Марина Цветаева и Сергей Эфрон. В том доме волшебные зеркала, которые отражают не то, что должны отражать. А где Марина и Сергей жили до этого?

Сегодня получил ответ. Их первая квартира была в новеньком доходном шестиэтажном доме номер 19 в Сивцевом Вражке. Познакомились Марина и Сергей в Коктебеле, куда Марина приехала к Волошину. Невенчанные влюбленные осенью 1911 года въехали в огромную квартиру на шестом этаже.

Квартира была с видом на Кремль, но Марина ее не любила.

Спасал бардак, который они там устроили. Быстро образовалось общество «обормотников», к которым примкнули «аргонавты» Андрея Белого — сам Андрей жил на Арбате. В общем, жизнь там была веселая.

Люблю «Серебряный век». Сегодня положил на его полочку еще одну коробочку с чем-то узнанным.

Московские слухи

В Москве прошел наиприятнейший слух: Борис Мессерер согласился отдать свою мастерскую под музей!

Ура, если это правда! Его мастерская на Поварской 20 — это место тусовок «шестидесятников». Это место, где Борис жил с Беллой Ахмадулиной до самой ее смерти. Это место, где родился самиздатовский альманах «Метрополь».

Сходил, посмотрел. Это недалеко от дома, где жил Бунин. Решил уточнить. Остановил с десяток прохожих, похожих на коренных москвичей. Половина из них вообще не слышали таких фамилий. Другие сожалели, что не могут помочь. Один дядечка с пакетами шел в дом 18. Он что-то слышал, но ему казалось, что Борис и Белла жили в доме 22. Ладно, мировая сеть уверена, что это дом номер 20. А вот, что Белла писала об этом доме:

Дом шикарный, конечно. Будем ждать, когда откроется музей «оттепели».

Москва Остапа Бендера

Помните, когда Остап и Ипполит Матвеевич приехали в Москву за стульями, то у них встал вопрос: где ночевать?

«Выехали на Арбатскую площадь, проехали по Пречистенскому бульвару и, свернув направо, остановились на Сивцевом Вражке.

— Что это за дом? — спросил Ипполит Матвеевич.

Остап посмотрел на розовый домик с мезонином и ответил:

— Общежитие студентов-химиков имени монаха Бертольда Шварца».

Юному остаповеду просто необходимо было найти это общежитие. Нашел. Проконсультировался у специалистов по Сивцему Вражку. Подтвердили. Дом перекрасили в желтый цвет, но это мелочи. Именно тут, в доме 30 и было общежитие студентов с комнатами, разделенными фанерными перегородками.

«По лестнице, шедшей винтом, компаньоны поднялись в мезонин. Большая комната мезонина была разрезана фанерными перегородками на длинные ломти, в два аршина ширины каждый. Комнаты были похожи на пеналы, с тем только отличием, что, кроме карандашей и ручек, здесь были люди и примусы».

Про слышимость из соседних комнат мастера написали прекрасно:

«– Они нарочно заводят примус, чтобы не было слышно, как они целуются. Но, вы поймите, это же глупо. Мы все слышим. Вот они действительно ничего уже не слышат из-за своего примуса».

В Сивцевом Вражке много чего интересного. Тут и «Война и мир», и «Два капитана», и «Мастер и Маргарита». Так здорово, когда оживают страницы книг!

Москва Бунинская

Розовый дом на Поварской, где Иван Бунин жил в Москве. Отсюда в 1918 году он уехал в Одессу, потом в Константинополь, Париж… Это здесь он начал писать «Окаянные дни». Это здесь написаны строчки:

«Великолепные дома возле нас (на Поварской) реквизируются один за одним. Из них вывозят и вывозят куда-то мебель, ковры, картины, цветы, растения — нынче весь день стояла на возу возле подъезда большая пальма, вся мокрая от дождя и снега, глубоко несчастная. И все привозят, внедряют в эти дома, долженствующие быть какими-то „правительственными“ учреждениями, мебель новую, конторскую… Неужели так уверены в своем долгом и прочном существовании?»

Последняя строчка… Не все писатели способны предсказывать будущее.

Москва «Войны и Мира»

РОСТОВЫ

Неподалеку от пересечения Поварской и Садового кольца находится старинная усадьба. Туда Лев Толстой поселил Ростовых. «Примыкает» усадьба к ресторану Центрального дома литераторов. В дворе усадьбы памятник, подаренный российским литераторам украинскими коллегами.

Пытался выяснить: что внутри здания? В садике было пустынно и тревожно. Литераторов не видно, только одинокий грузин ремонтировал забор.

— Что внутри здания? — спросил я. Грузин задумался.

— Слушай. Вот ресторан, слева еще ресторан. На другой стороне тоже ресторан. В здание не ходил.

Ладно, с ресторанами все ясно. Буду считать, что вся усадьба принадлежит инженерам человеческих душ.

БОЛКОНСКИЙ

Если выйти из метро «Библиотека им. Ленина» и пойти по Воздвиженке к Арбату, то скоро наткнетесь на пекарню «Волконский». Это хороший признак, но дом Болконских следующий. Красавец, но был еще красивее, когда не были надстроены верхние этажи. Из-за них башня немного потерялась. Кстати, в этот дом Толстой поселил еще семью Китти Щербацкой в романе «Анна Каренина».

ДОЛОХОВ

Долохов проживал на Сивцем Вражке в доме, где жил сам Лев Николаевич Молодой, красивый, еще не писатель и не военный. Одним из прототипов Долохова был знаменитый Федор Толстой-Американец. Эта легендарная личность жила неподалеку на Сивцем Вражке, напротив дома Герцена. Дом Толстого-Американца не сохранился — сейчас там громада «президентской» поликлиники. Сам Толстой-Американец заслуживает отдельного рассказа. Дуэлянт, кутила, шулер, храбрый вояка. Отправился в кругосветное плавание с Крузенштерном, но за нелепые шутки после пересечения Тихого океана его высадили на Камчатке. Он каким-то образом добрался до Алеутских островов, за что и получил прозвище «американец». Дружил с Пушкиным, ссорился, чуть не случилась дуэль. Потом помирились, Федор даже способствовал женитьбе Пушкина на Наталье Николаевне. Но это уже к роману «Война и мир» отношения не имеет.

Московские этюды

ХУДОЖНИК

В метро сосед рисовал на планшете пассажира, сидевшего напротив. Он успел закончить рисунок, пока мы ехали от ВДНХ до Тургеневской.

— Здорово! — не выдержал я.

— Просто скучно, — сказал художник.

Позавидовал. Вот если бы я мог от скуки за пятнадцать минут нарисовать словами полный портрет пассажира.

МОЁ!

Иду по Нащокинскому переулку. Останавливается БМВ. Пятерка. Чистая, красивая. Водитель — кавказский красавец — выходит и открывает дверь умопомрачительной блондинке. В ней хорошо все — от туфель до прически. Любуюсь, как произведением искусства. Красавец перехватывает мой взгляд и гордо улыбается — это моё!

Потупив взгляд, пытаюсь поднять свой уровень — зато я могу написать уравнение Шредингера. Стараясь не шаркать, иду дальше, понимая, что такой аргумент слабоват.

ЗВОНКИ

Литературный музей в Трубниковском переулке. Стою около списка писателей, живших в доме Герцена. Перед каждой фамилией нарисован звонок. Подходит служительница:

— Видите, у каждого звонок своего цвета. Все разные.

— Так и писатели все разные.

— Да Бог с ними, с писателями. Вы на звонки посмотрите.

ВОТ ТАК ПРАВИЛЬНО!

ВДНХ. Сижу на скамейке около павильона «Космос», греюсь на солнышке. Рядом мама с дочкой. Дочка взяла мелки и обвела на асфальте мои туфли. Улыбаюсь, кладу ногу на ногу. Девочка хмурится. Ставлю ноги обратно. Девочка улыбается — вот теперь все правильно!

Литературные войны

В Литературном музее в Трубниковском переулке потрясающая выставка: «Литературные войны». Это о 20-х и 30-х годах литературной России. Желательно прийти немного подготовленным. Я заранее вызубрил, что Серапионовы братья аполитичны, ЛЕФ призывал к документалистике, а РАПП боролся со всеми, кто не хотел вставать в его ряды.

Враги и попутчики, обвинения и покаяния, навешивание ярлыков. Как процветали и выживали писатели. Как образовался Союз писателей, как он сотрудничал с НКВД. И как кто-то старался не сотрудничать. Документы, письма, цитаты, статьи, фотографии. Выходишь с выставки ошарашенный. Узнаешь то, что не хотел бы узнать.

Да, это история. Можно, конечно, ее не знать и крепко спать. А можно потратить час, походить по залам и понять, что настоящий мастер может творить в любых условиях.

Книжный магазин

Магазин Научно-технической книги на Ленинском проспекте. Прямо в центре куста академических институтов. В свое время заходил туда каждую неделю и с пустыми руками не уходил.

Вы не поверите, но книги по математике, физике, химии и биологии находятся в отделе, где история. Попробуйте их найти. Я согласен, что философия и маркетинг важны, но в голове вертится крамольная мысль: как без естественных наук развивать новые технологии? Как без рекламы книг по физике и биологии появится интерес к этим наукам?

Что думает юный ученый, входя в этот храм знаний? Ага, физика тут на нескольких полочках, две из которых заняты популярными книгами Стивена Хокинга. Химию вообще с ходу не видно. Книги по биологии невозможно найти без подсказки продавца. Но вот менеджмент и маркетинг — это да! Вон сколько книг! Это горячая тема, этим и надо заниматься. А эти физики-ботаники пусть в уголке посидят. Их книги даже в специализированный магазин не берут.

Институт

Родной академический институт. Сюда я пришел дипломником. Потом мы переехали в башню, где в стародавние времена атомного проекта находился ускоритель. Ускоритель вскоре устарел, башня много лет пустовала, затем пришли солдаты, прорубили окна, сделали комнаты, провели трубы с водой, газом и сжатым воздухом. Вот тогда мы и переехали.

Те славные времена я описал в книге «Однажды». В зданиях до сих пор есть комнаты с табличками: «Ответственный за технику безопасности В. А. Дараган».

— Сменить бы надо.

— Ты чо! Это же мемориальные доски!

— А как сейчас с техникой безопасности?

— Техника абсолютно безопасна, по причине ее отсутствия.

— А как…

— А все отлично. Зарплаты по сто тысяч, свободный график, что еще нужно для счастья?

— А ты помнишь…

— Я помню.

Таганрог

В поезде

Люблю поезда. Смотришь в окно и ждешь, когда в голову придет умная мысль. Ничего не приходит, но ты не огорчаешься — за окном новый пейзаж и новые ожидания.

Проезжаем Ростовскую область. Иногда есть телефонная связь. Иногда — нет. После яхты я к этому привычный. Читаю в Википедии, что животный мир области представлен кузнечиками, лягушками, сомами, судаками… Сосед по купе душевный. Ему 88, но он крепок. Уже третий раз рассказывает свою биографию. Работал комбайнером, потом 15 лет в горячем цехе.

— Ну и как на комбайне работалось?

— Пить днем нельзя — развезет.

— А в горячем цехе?

— Хреново, конечно, зато на пенсию раньше выходишь.

Его сын, генерал-майор, с семьей в соседнем купе. Периодически забегает, проверить: хорошо ли мы себя ведем. Подружились с официанткой из вагона-ресторана. Она нас называет «мальчики» и все время пытается накормить.

В общем, народ тут душевный и заботливый.

Таксист

На вокзале в Ростове подошел к таксистам. Знал, что предложенную цену надо делить пополам. Так и есть. До Таганрога столько, сколько в иных странах стоит включение счетчика. Поехали.

— У нас тут две бригады, — рассказывает таксист. — Одна ловит клиентов внутри вокзала, мы на улице.

— Сколько бригадиру отстегиваете?

— По-божески. В аэропорте дороже, там мы платим тысячу за сутки.

— И как клиенты?

— Никак. Я с семи утра ловлю. Четыре часа ждал. Двести за стоянку отдал. Сейчас вас отвезу и домой.

Дорога на Таганрог отличная. Идем 130 км/час. Перед камерами тормозим.

— К чемпионату такую сделали. Сам я раньше возил руководство футбольного клуба. На седьмой «бэхе».

— Откуда у руководства такие деньги?

— Как откуда? Продают футболистов с откатом. Схема простая. Клуб банкрот, а руководство в шоколаде.

— А есть другая работа?

— Брат на шахте работал. Полгода зарплату не платили. Потом шахту закрыли. Завод автомобильный был. Корейцев собирали. Закрылся. Тоже банкрот.

Таксист машет рукой.

— Вон слева залив. Смотрите.

Смотрю. Слева залив. Красиво. Справа изумрудные поля. Тоже красиво.

Долго петляли по городу. Спас навигатор в телефоне. Таксист старой школы. Навигаторов не признавал.

— Да я тут каждую собаку знаю. Но вот этот переулок не знал.

Подъехали. Собак было пять. Они лежали в переулке и внимательно смотрели на машину. Что-то их успокоило, и они переключили внимание на женщину с пакетом из магазина. Позвонил хозяину дома.

— Щас, — сказал он, — жди у ворот.

Подъехал огромный «лексус». Хозяин был немолод, но моложав, лысоват и деловит.

— Тут раньше стоял дом, где Гарибальди останавливался. Я его купил, построил домишко для детей, но они разъехались. Теперь вот сдаю. Хочу памятник Гарибальди поставить, но не могу разрешения получить.

— Может лучше переулок заасфальтировать?

— Может и лучше. Ладно, пошли в дом.

Дом оказался небольшим трёхэтажным замком. Крепостная стена, которую хозяин назвал забором, могла выдержать осаду средней мощности.

— Главное — запирать ворота и дом.

— А как тут соседи?

— Соседи тихие, но…

«Но» звучало многозначительно. Хозяин полистал мой паспорт.

— Ого! Фамилия Дараган. Это ваша вотчина на заливе?

Я скромно потупился.

— Я бы хотел посмотреть.

— Щас я позвоню куда надо в Дарагановку.

Звонит:

— Вася, привет. Тут Дараган приехал. Хочет свое имение посмотреть. Организуешь?

Повернулся ко мне:

— Завтра он все организует по высшему разряду.

— Я пока отдохну.

Расстались. Вошел в холл. В доме только я и Гарибальди на стене. Гарибальди машет рукой: «С приездом!»

Оксана

— Рекомендую питаться в монастырском кафе, — сказал хозяин, — это рядом, на Чеховской, у трамвайных путей. Привет хозяйке передай.

После душа пошел искать что-то монастырское. Собаки в переулке меня встретили приветливо, даже немного по-родственному — повиляли хвостами. У трамвайных путей ничего монастырского не было.

— Тут есть богатырское кафе, — подсказала мне проходящая женщина.

«Уши надо лечить», — твердо решил я и зашел в место, где питаются русские богатыри. Богатырям предлагался «Борщик красный», «Соляночка» и многое другое. В кафе было пустынно. На столе лежала гора ватрушек — хватай и беги. Я не побежал, а позвонил в колокольчик, стоявший на прилавке.

— Щас! — раздалось где-то за стенами.

Минут через пять ко мне подошла розовощёкая красавица.

— Вам привет от Виктора Ивановича, — я начал издалека.

Розовощекая пожала плечами.

— Буду питаться у вас пять дней.

Ноль эмоций. Розовощекая ждала развития событий.

— А как вас зовут?

— Оксана.

— Ух ты! Очень красивое имя.

Попал в точку. Оксана заулыбалась, в глазах что-то блеснуло.

— Ой, ну что вы! Я с Украины, там Оксан много.

— И все такие красивые?

Оксана вспыхнула.

— А что один путешествуете?

— Люблю один. Бродишь спокойно, все замечаешь.

— Я тоже люблю ходить одна. Но иногда хочется, чтобы рядом был кто-нибудь мягонький.

Я решил сменить тему разговора.

— А что сегодня свежее и вкусное.

— Да все свежее, меню на стенке.

— Мне бы борщик красный.

— Нету.

— Тогда соляночку.

— Тоже нету.

— А что есть из списка?

— Борщик зеленый из щавеля.

— Годится. А что рекомендуете на второе?

— А что вы любите?

— Бефстроганов с пюре.

— Нету. Есть свининка с овощами.

— Хорошо. Морса бы еще.

— Нету, есть компотик.

— Отлично.

Через пять минут на столе горшочек с зеленым борщом. Ребята, такую вкуснятину я никогда сам не сварю! Еще через пять минут второе и компот.

— Оксана, вы волшебница!

— Да ну что вы. У нас дома все так готовят. А что вас занесло в нашу дыру?

Я рассказываю про Дарагановку.

— Ой, у меня знакомый из Донецка Дараган. И еще я знаю прорицательницу Дараган.

— Ага, нас теперь много.

— А что вам на ужин приготовить?

От изумления у меня сперло дыхание. Таганрог мне нравился все больше и больше.

— Вареники. С картошкой или творогом.

— Конечно! Сейчас налеплю. Свеженькие будут.

Вышел на улицу. Вокруг все зеленое, клейкое, пахучее. На лицах прохожих спокойствие, нет на лбу складок от напряженности мысли. Хорошо тут. Чувствую, что и мои складки начали разглаживаться.

Из блокнота

Иду по улице Чехова. Виду дом — красивый, старый, не тронутый руками реставраторов. На нем табличка, что здесь жил доктор — прототип героя рассказа Чехова «Ионыч». Понимаю, что вот за этим я сюда и приехал.

***

«Безбудочных» собак в городе много. Меня они любят. Шли за мной по улице Чехова и были обижены, когда я повернул назад.

***

Вывеска «Установка домафонов». Как на родине Чехова можно писать безграмотно? Кольнуло, хочу зайти в контору. Дверь заперта. Захожу в соседний магазин.

— А где грамотеи, которые домофоны устанавливают?

— Это не мы, — робко говорит хозяйка. — Это наши соседи.

— И где они?

— Закрылись они. Уехали.

Удовлетворенный незнамо чем, иду дальше.

***

Тюльпаны отцветают, но вижу клумбу со свежими. Приседаю, фотографирую. Рядом мужчина говорит женщине:

— Видишь, не все цветы рвут. Некоторые фотографируют.

— Приезжий, наверное, — говорит женщина.

***

У Оксаны ем вечерние вареники и рассказываю, как тут везде замечательно.

— Вы Чехова читали? — вдруг спрашивает Оксана.

Киваю.

— За 150 лет тут ничего не изменилось. Город разваливается, а всем пофиг.

Хочу сказать, что лучше так, чем после быстро-криворуких реставраторов, но, видя гневный взгляд Оксаны, киваю. Оксана продолжает монолог, упоминает Украину, говоря «на Украине».

— Алё! — я перебиваю. — Вы же с Украины, а говорите «на».

— Так я же по-русски говорю, — объясняет Оксана.

Шахматы

Вечером встречаю хозяина «замка». Он за шахматной доской разбирает этюд. Я с умным видом подхожу и пытаюсь понять, чем слоны отличаются от пешек. Шахматы у хозяина непростые, дизайнерские.

— Играете? — спрашивает хозяин.

Киваю, но неуверенно. Типа, двадцать лет не брал в руки шашек. Хозяин показывает на стул — дескать, знаем мы, как вы плохо играете. Сажусь. В первой партии «зеваю» ладью, во второй слона. Делаю вид, что просмотрел. Счет два-ноль в пользу Таганрога. Москва посрамлена. Хозяин счастлив. Я тоже счастлив, что порадовал человека.

Выходу на улицу. Да, тут надо забыть о лирических прогулках под луной. Комары! Размером с кузнечика. Тучи. Но не вредные. Не кусают. Но норовят залезть в глаза и нос. Закат — это время, когда нужно бежать домой.

Потом мне рассказали, что это не комары, а нечто, что живет три дня. Потом благодать и красота.

Дарагановка

Чудесно, когда много друзей в фейсбуке. Встретил Сергея Зотова. Филолог, профессор, доктор, эрудит и умница. Садясь в его машину, я сразу предупредил, чтобы он не ругал меня за гуманитарные ошибки. Сергей сказал, что после долгих лет преподавания у него на такие ошибки иммунитет. У меня отлегло от сердца, и мы поехали в Дарагановку.

— Вообще-то я по Дарагановке не специалист, — сказал Сергей, — вот если бы модернизм, «серебряный век», времена Лермонтова…

— Не такие проблемы решали, — по своему обыкновению я был нагл и верил в удачу. — Если что, у меня есть телефон Васи, который знает все.

Поворот на Дарагановку был красив: новенький указатель на фоне одинокого раскидистого дерева.

— Дорога будет хреновая, — правильно предсказал Сергей, — без барской руки тут совсем распоясались.

— Разберемся, — бодро, по-милицейски сказал я.

Хреновая дорога уперлась в длиннющий бетонный забор и ворота.

— Это психиатрическая лечебница, — пояснил Сергей.

У ворот нас встретил одутловатый, но жизнерадостный охранник.

— Вы к кому? — охранник попытался сделать серьезное лицо.

— Моя фамилия Дараган, — я тоже был строг. Лицо охранника разгладилось, потом стало озабоченным и горестным.

— Сгорела ваша усадьба, — сказал он. — Дотла. Она вон там была, — он махнул рукой в сторону синеющего горизонта. — Деревянная была. И фонтана вашего больше нет.

Я возмутился:

— Как это сгорела! Почему не доглядели! А что осталось?

— Туалет остался. Подсобные помещения всякие. Те, которые из камня сложены.

— Конюшни, что ли?

— Не могу знать. Матушка мне говорила, но померла она.

— Ладно, — смилостивился я, — мы с коллегой все осмотрим.

Вопрос о легальности нашего пребывания на территории лечебницы больше не вставал. На месте усадьбы росли темные деревья, изумрудная трава и красные тюльпаны. За бетонным забором открывался, наверное, красивый вид на лиман. Ансамбль завершал полуразрушенный туалет из желтого песчаника.

— Красивое место, — сказал Сергей.

— На мемориал похоже, — не сказал я, но так подумал.

Вышли на дорожку, увидели бегущего к нам охранника, бросившего свой пост.

— Ага, — сказал он отдышавшись. — Вот тут ваше имение и стояло. А вот эти домики тоже ваши. А то — здание администрации. Кирпич, новодел. В старые времена из камня строили. Уж что сохранили, то сохранили.

Охранник сокрушенно развел руками и затеял разговор с Сергеем о преимуществе таганрогского песчаника перед крымским.

— Ну а больные хоть довольны?

— Конечно довольны, — ответил Сергей. — Они тут живут вне времени и пространства.

У выхода мы поговорили о лимане.

— Что ж вы сразу не сказали, — начал сокрушаться охранник. — Я бы вам калиточку сзади открыл.

— Ладно, спасибо за экскурсию. До лимана сами доберемся.

Мы стояли на обрыве и смотрели на серую воду лимана, обрамленную желтыми камышами, которые тут зовут чаканами. Ветер отгонял комаров, солнце прикрывали полупрозрачные тучи. Хотелось снять шляпу и встать в позу Пушкина на картине Айвазовского. Шляп у нас не было, в позу мы не встали, а поехали на берег речки Миусс, где Сергей в детстве любил ловить рыбу.

О Лермонтове

Сергей защищал обе диссертации по Лермонтову. Представляете, как мне повезло! Возможно, он на пару дней приедет ко мне в Пятигорск. Такое чувство, что Небеса благоволят моему путешествию.

Сергей сказал, что Лермонтов поселил Печорина в свой дом в Пятигорске. Разберемся. На место дуэли Печорина и Грушницкого он залезал. Говорит, что речку перейти несложно. И он согласен, что если бы Лермонтов прожил еще лет двадцать, то он бы стал величайшим прозаиком 19-го века. Он также считает, что «Тамань» — это шедевр от первого до последнего слова.

Короче, мы с ним дуем в одну дуду.

Поспорили, нужны ли популяризаторы литературы, например, как Дмитрий Быков. Сергей говорит, что такой поверхностный анализ вредит. Я считаю, что (если выбросить политику — там часто какой-то мрак) это все равно полезно. Иногда хочется прочитать то, о чем он рассказывает.

Тут мы дули в разные дуды.

У Сергея нет плана, как возродить интерес к литературе. Против лома (интернета) нет приема. Эту тему надо продолжить.

Находили с ним по городу 16 тыс шагов. Но кусками. Зато по красивым местам. В Таганроге два прекрасных места для прогулок над морем. И масса интересных уголков.

Для начинающих ведьм

Таганрог — город мистический. Что ни дом, то легенда. Так что магазин «Ведьмино счастье» не удивил.

Долго смотрел на инструкции к магическим солям «Любовь», «Страсть», «Удача», «Деньги». Вроде все просто, но что-то остановило. До этого как-то сам справлялся. А тут помощники появятся. Не люблю коллективное творчество.

Волшебный мир искусства и мистика

Стою перед бывшим зданием таганрогской думы. Его выкупило Министерство культуры.

— Почему не сменили старые оконные рамы?

— Так надо.

В Таганроге собираются сделать кинокластер. Сие туманное слово означает, что тут будут снимать фильмы о старом времени, когда рамы были такими. Если немного выпить и пойти гулять по городу, то легко себя представить в любом времени, начиная с войны 1812 года. Это совершенно уникальный город.

Я тут уже как рыба, не попавшая в сети, — легко плаваю и верю в долгую счастливую жизнь. Могу для легковерных проводить экскурсии по мистическим местам. Приведу невинную душу к памятнику Ленина, который стоит на месте снесенного храма, и попрошу прижаться спиной к пьедесталу. Неведомые поля пронзят тело, уши услышат земной гул, а перед глазами замелькают картины прошлого.

Это мне таганрогские экстрасенсы рассказали. Народ солидный, малопьющий.

Гимназия

Был заинтригован историей с молодым Чеховым. Окна гимназии, где учился Антон, выходили на улицу, ведущую к городскому парку. Директор приобрел подзорную трубу, установил ее у окна в кабинете и объявил, что будет фиксировать всех гимназистов, которые направятся в парк во время занятий. Идея гениальная. Вряд ли директор смотрел в трубу, но страху навел.

Антон учился в этом здании одиннадцать лет. Оставался на второй год — имел проблемы с греческим языком и математикой. Математику ему преподавал отец Ф. Э. Дзержинского. Тут Чехов получил прозвище «Антоша Чехонте». Тут он общался с прототипом рассказа «Человек в футляре». Тут он не мог получить от директора разрешение на посещение театра (давали только лучшим гимназистам) и был вынужден наклеивать усы и проникать в театр незаконно.

Учились гимназисты в классах за партами, очень похожими на старые советские. Сейчас там нет откидывающихся крышек, но они были. Их не сделали по просьбе музея — посетители слишком громко хлопали этими крышками. Отверстий для чернильниц три. Крайние для гимназистов, а в центральной стояла чернильница с красными чернилами для преподавателя — вдруг ему захочется что-нибудь написать, не отходя от парты.

Под лестницей — карцер для безобразников. Науке не известно, сидел ли там Антон.

Актовый зал шикарен. С портретами действующего Государя и двух предыдущих. На стенах патриотические картины — подарки купцов. Гимназию они уважали.

До 1975 года в здании была обычная школа. Сейчас литературный музей Чехова. Там вся его жизнь в фотографиях, письмах, книгах и всяких мелочах.

Александр Первый и Пушкин

Стоит кому-то приподняться над толпой, так о нем появляются легенды. Со знаком плюс или минус — это неважно. Ну а если ты царь, то легенды становятся мистическими.

— Дух Александра Первого остался в Таганроге, — сказали мне. — И живет в его памятнике. Памятник вообще живой. Он то хмурится, то улыбается. Если ты ему понравишься, то он исполнит твои желания. Да и дом, где будто бы умер Государь, непростой. Там свои тайны.

— Как это будто бы умер? Есть воспоминания, свидетели.

— Какие свидетели, какие воспоминания? Государь общался с таинственными силами. Он мог внушить, что угодно. Недаром он был масоном.

— К моменту смерти масоном он не был. Он лично запретил масонство задолго до трагического визита в Таганрог.

— Это на словах, официально.

— Ладно, не буду спорить. А что таинственного в доме на Греческой улице?

— Слева у ворот есть ниша. Если там встать, руками упереться в стенки и загадать желание, то дух Государя его исполнит. Проверено неоднократно.

Дом на Греческой, где жили император и императрица, оказался много скромнее, чем я ожидал. Одноэтажный, без излишеств. Отсюда Елизавета Алексеевна любила ходить гулять на высокий берег моря. Почему не Крым, который прописали ей врачи? Это была воля императора. Нравился ему Таганрог. Поговаривали, что он вообще хотел отойти от государственных дел и жить тут — в тихом зеленом городке на берегу моря. И кто знал, что его поездка из Таганрога в Крым закончится так трагически?

В этом же доме по пути на Кавказ останавливался Пушкин. Это спасло дом от сноса — при советской власти на стену повесили мемориальную доску и дом оставили в покое, сделав в нем детский санаторий. Санаторий работает до сих пор. Музея в доме нет, но слухи о его создании ходят. И еще говорят, что именно во дворе этого дома Пушкин придумал строчку «У Лукоморья дуб зеленый».

Рынок

Сто лет не был на рынках. Да еще на таких, где продается все. Мебель, сантехника, обувь, овощи, мясо, сыр… Вот ничего не надо, а я хожу. Тут не сонное царство на тихих улочках, тут жизнь.

— Почем клубника?.. Да ты шо! За сто отдашь? Я много возьму!

— Чёто огурцы вялые у тебя. Мне для купорки. Маленькие поищи.

— У тебя конкуренты в соседнем ряду. Сбавить бы надо.

Усталые женщины около навесов. За спинами горы обуви. Дешево. И никто не курит.

— Дорого курить стало. И не модно.

Из блокнота

— Вы с Москвы?

— Как догадались?

— У нас так быстро не ходят. Тут торопиться некуда.

***

«Комары» исчезли. Это были однодневки. Птицы еле ходят от переедания.

***

Узнал тайну. В Дарагановке стоят дома богатых москвичей и питерцев. Туда на лето отправляют бабушек с внуками, а сами богачи в это время преумножают свое богатство или радуются жизни вдали от Дарагановки.

***

Оксана, конечно, готовит хорошо, но у нее есть какой-то секрет. Каким образом её борщи, зеленые щи и солянка почти не отличаются по вкусу?

***

Около домика Чехова по дорожке бродит сам Чехов. Бежевый костюм, бородка, пенсне. За небольшую сумму с ним можно сфотографироваться. Не знал, что Чехов весит килограмм сто двадцать, курит Camel и ругает жмотов-туристов.

Музей

Зашел в художественный музей. Спокойно так зашел, просто мимо проходил.

Вышел ошарашенный.

Друзья, вот по памяти очень неполный список художников, чьи картины есть в музее:

Верещагин, Айвазовский, Репин, Саврасов, Шишкин, Поленов, Федотов, Маковский, Левитан, Серов, Кустодиев, Коровин, Н. Рерих, Серебрякова, Грабарь, Кончаловский, Фальк, Бурлюк. В музее я был один.

А по улице люди идут. Лук и помидоры с рынка несут. Привыкли они, что в их музее такие шедевры находятся. А у меня еще сомнения были: ехать в Таганрог или нет? Хорошо, что шило в попе перебороло все сомнения.

И да, спасибо Антону Павловичу за этот музей!

Человек в футляре

Иду по улице Чехова. К Оксане. Думаю о борще, стертом пальце на ноге и об аптеках. В Таганроге их столько, что кажется, все жители рождаются для того, чтобы сразу начинать лечиться. На одном доме вижу табличку. Мемориальных досок в городе много: академики, герои, поэт Танич… Читаю, что в этом доме жил «Человек в футляре».

Остановился, огляделся, достал телефон, перечитываю рассказ. Понимаю, что теперь все рассказы Чехова будут читаться по-другому. Они станут многомерными, красочными. Иду дальше. Счастливый такой. Улыбаюсь. Встречные думают, наверное, что я только что сто грамм употребил.

Приморский парк

Таганрог неисчерпаем. Жаль, что завтра мне в Ростов. Неделю я бы тут еще провел с удовольствием. Город я узнал, теперь самое время не спеша побродить по знакомым улицам, замечая всякие мелочи. С Сергеем Зотовым отправились в Приморский парк. Ух, какая там красота! Вот где собираются таганрогские красавицы и их поклонники.

Дорожки в плитке, чистота, каштаны цветут. Морем пахнет, комаров нет. И так приятно тут перемывать кости современным писателям и литературоведам. Да еще с профессионалом. Да еще тактичным настолько, что не чувствуешь себя необразованной балдой.

Заодно узнали, как называются якоря. Вот скажет Капитан: «Поднять (или отдать) якорь!», а я как вверну: «Это который системы Матросова?». И сразу мне почет и уважение.

Чехов в Таганроге

В Таганроге четыре места-музея, связанных с Чеховым. О гимназии я уже писал. Есть еще маленький домик, где Антон родился. Три крошечных комнаты и кухня. Самая большая комната — 9 кв. метра. Это тут толпятся туристы, разглядывая скромную обстановку и радуясь, что они живут лучше.

Есть еще двухэтажная квартира-лавка. Там комнат побольше, но жизнь детей была ненамного лучше. У Маши отдельная комнатка, а мальчишки жили в одной небольшой комнате, где реально помещались только кровати. Сейчас кровать одна, у окна стоит стол. Уютно до невозможности, но это неправильная инсталляция.

Гостиная хороша, столовая тоже. Из лавки, что на первом этаже, даже уходить не хочется. Все так натурально восстановлено! Уходишь только потому, что молодой приказчик начинает тебе впаривать заморский чай и кофе. Антоша и Саша помогали отцу. Детства у них не было, как писал Чехов.

Когда отец разорился и сбежал в Москву, Антон жил у знакомых на улице Розы Люксембург (не выяснил, как называлась улица раньше). Платой за постой было репетиторство у детей хозяина. Александр уже уехал в Москву и учился на журфаке МГУ, а Антон заканчивал гимназию, продавал семейное имущество, отсылая деньги отцу. Александр помогал пристраивать короткие юморески Антона в журналах. В этом доме музей только готовится. Этот период своей жизни Чехов описал в рассказе «Безотцовщина».

Ростов-на-Дону

Чехов

Уехал от Чехова и приехал к Чехову.

Уезжал из Таганрога с вокзала, где произошла встреча «Толстого и Тонкого» из чеховского рассказа. Это мне Сергей сообщил, когда провожал. Сам бы я не догадался.

Отель в Ростове на Пушкинской улице, неподалеку от улицы Чехова. Пушкинская в этой части даже не улица, а парк. Кафе, клубы, детские площадки. Окна номера выходят на научную библиотеку. Так что от науки себя оторванным не чувствую.

Ростовчанки

Да, права была жена (она из Ростова), говоря, что в Ростове гнездо красавиц. Большая армянская диаспора, близость Кавказа и донских казаков привела к прекрасному результату. Вывод такой: мужчины, если вы ищете жену-красавицу, приезжайте в Ростов и пройдитесь по бульвару Пушкинской улицы. Не факт, что вам что-то обломится, но полюбоваться сможете.

Воскресенье. На бульваре гремит музыка: рэп, народная, шансон, барды… Щемящее воспоминание о тихой улице Чехова в Таганроге.

Музей

Художественный музей находился в пяти минутах от отеля.

— Вам чего надо? — спросила меня девушка-администратор. — У нас западноевропейцы, выставка «Весна» и кое-что другое. Будете фотографировать — еще 150 в кассу.

Ну, в кассу, так в кассу. Пошел, сфотографировал Рубенса. Отметил, что в Таганроге музей на порядок интереснее.

— Чехова на вас нет, — проворчал я на выходе.

Двор детства

Нашел на Пушкинской улице дом, где выросла жена. Волейбол, штандр, девичьи посиделки… Только не сейчас. Какой штандр! Парковка для машин и стандартная детская площадка с яркими качелями-каруселями. Детство сейчас проходит на диване с гаджетами или в платных кружках и секциях.

После скромного и уютного Таганрога Ростов кажется огромным. Дома-башни, забитые машинами магистрали, магазины с иностранными вывесками. Да, многие дома красивы, даже шикарны. На Пушкинской улице вполне можно жить и жить счастливо, если есть интересная работа, друзья и любимая женщина. Но почему нет таганрогского желания изучать историю каждого дома? Может завтра появится?

Случайное блуждание

Жарко. Шел со словами Чапаева: «Врешь, не возьмешь!» И еще со словами «Времена не выбирают». Вечером поезд, деваться некуда — надо идти. По дороге вдохновил памятник героям Гражданской войны. Им было труднее.

Красивые в городе здания. Красивые настолько, что чувствуешь себя лишним на фоне такой красоты. В Таганроге хотелось подойти к дому, похлопать его по стене и сказать: «Как же долго я тебя искал». А тут только скажешь «ну нифига себе» и идешь дальше.

QUIETLY FLOWS THE DON

Быть в Ростове и не увидеть тихий Дон? Век бы себе не простил. Дошел, увидел. Он и правда тихий. Набережную красивую увидел. Постоял, посмотрел на знаменитый «левбердон» (левый берег Дона), где пока еще можно поставить палатку и ловить рыбу у прибрежных камышей.

Улыбки

В отеле, ресторанах, магазинах, музеях мне никто не улыбнулся. Понимаю, что я не Ален Делон или Юрий Никулин — чего мне улыбаться? Просто непривычно как-то. В Москве улыбаться уже начали.

Еще музей

Музей с русской живописью оказался в другом месте. На Пушкинской, рядом с домом, где прошло детство жены. Там было хорошо. Не так, как в Таганроге, конечно, но тоже хорошо: Коровин, Репин, Сарьян, Айвазовский, Бурлюк… Есть даже неплохой Исаак Бродский до периода, когда он начал рисовать вождей революции. «Гибель Помпеи» Айвазовского — это просто украшение музея.

По Садовой

Большая Садовая — главная улица города. Шумная, красивая. Жена рассказывала, что раньше тут гуляли кавказцы и приставали к ее подруге — пышной блондинке.

— А к тебе не приставали?

— Нет, и это было обидно.

А блондинка стала математиком. Написала книги по теории вероятностей.

Пятигорск

Приехал!

Беготня закончилась. Сонный Пятигорск. Тут всё как в замедленном кино. Это то, что мне сейчас надо. Квартира в самом центре города. Домик Лермонтова в пяти минутах ходьбы. Рядом бесконечный парк, плавно переходящий в гору Машук, кафе и магазин «Магнит».

Пришло время не торопиться. Всюду успею. Главное сейчас — почувствовать ритм города и все делать н-е-с-п-е-ш-а.

Дом Княжны Мери (Кисловодск)

У Княжны Мери было две квартиры: одна в Пятигорске, другая в Кисловодске. В Кисловодске она жила на нижнем этаже, Вера — в том же доме на верхнем. Вот что пишет Лермонтов:

«Около двух часов пополуночи я отворил окно и, связав две шали, спустился с верхнего балкона на нижний, придерживаясь за колонну. У княжны еще горел огонь. Что-то меня толкнуло к этому окну. Занавес был не совсем задернут, и я мог бросить любопытный взгляд во внутренность комнаты.»

То есть у дома было два балкона — один под другим. Академический справочник говорит, что этот дом находится в Кисловодске по адресу Коминтерна 3. Это недалеко от Лермонтовской площадки, где раньше была ресторация (там фокусник давал представление в вечер, когда Печорин встречался с Верой).

Мы с Мариной быстро нашли дома по адресу Коминтерна 3. Я не описался, не дом, а дома. Их было два. Розовый и красный. И оба под номером 3.

— Это как? — спросил я.

— Делят славу, — объяснила Марина.

Но оба дома не годились для проживания княжны и Веры. В них не было двух балконов. Ладно, идем дальше. Есть еще один дом с таким же номером. Он за зеленым забором. Под забором дырка. Я туда.

Да… От старого деревянного дома осталась одна стена. Вокруг нее бурьян и мусор. Я постарался напрячь воображение, но мешали гвозди, торчащие из старых досок, и осколки бутылок.

Вывод такой: нет сейчас в Кисловодске дома с двумя балконами и колоннами. Его надо строить заново.

Где Печорин загнал коня

Печорин загнал коня на старой дороге Пятигорск — Кисловодск. Эта дорога идет вдоль реки Подкумок. Грунтовая, заброшенная. Даже на маринином «жыпе» в сухую погоду поездка была небольшим испытанием.

Выехали из Кисловодска. Останавливались везде, где можно было подойти к реке. Вокруг красота, но саму реку загнали в бетонное корыто — при паводках речка становится опасной. Добрались до Белых Углей. Но Печорин загнал лошадь за пять верст до Ессентуков. Там к речке мы не спускались — заманила хорошая асфальтовая дорога. Экспедицию придется повторить.

Для памяти. Вот что пишет Лермонтов:

«И вот я стал замечать, что конь мой тяжелее дышит; он раза два уж спотыкнулся на ровном месте… Оставалось пять верст до Ессентуков — казачьей станицы, где я мог пересесть на другую лошадь. Все было бы спасено, если б у моего коня достало сил еще на десять минут! Но вдруг поднимаясь из небольшого оврага, при выезде из гор, на крутом повороте, он грянулся о землю.»

День Победы

Около моего дома площадь Пятигорска. Ветеранов посалили на стулья. Здоровья им! Потом был парад. Играла музыка, продавались шарики, похожие на танки.

Когда я был школьником, 9-го мая отец надевал темно-серый костюм с белой рубашкой. Мама завязывала ему галстук, и они шли на встречу с однополчанами и их женами. У Большого театра было людно, они собирались в каком-нибудь скромном ресторане. Пили они за Победу и чтобы никогда не было войны. И еще за память тех, кто не вернулся. И за здоровье друзей. Медали и ордена они не надевали.

— Ты знаешь, и этого достаточно, — говорил отец.

Его награды лежали в большой жестяной коробке от леденцов. Я всегда переживал, что у одного из орденов Красной Звезды была отколота эмаль.

А вечером мы сидели за столом, пили сухое грузинское вино и смотрели телевизор.

Ермоловские ванны

Княгиня Лиговская любила ходить в Ермоловские ванны. Это близко от центра Пятигорска, на проспекте Кирова — метров 500 от дома, где жили княгиня и княжна Мери. Ходила княгиня туда утром: «В одиннадцать часов утра — час, в который княгиня Лиговская обыкновенно потеет в Ермоловской ванне, — я шел мимо ее дома. Княжна сидела задумчиво у окна; увидев меня, вскочила».

Оживает роман Лермонтова. Оживает!

Дом княжны Мери в Пятигорске

Лермонтоведы считают, что дом княжны в Пятигорске находится по адресу проспект Кирова 12. Художнике Михае Зичи, который иллюстрировал роман Лермонтова, решил, что княжна жила именно в этом доме.

Вот что у Лермонтова:

«Когда Грушницкий открыл рот, чтоб поблагодарить ее, она была уже далеко. Через минуту она вышла из галереи с матерью и франтом, но, проходя мимо Грушницкого, приняла вид такой чинный и важный — даже не обернулась, даже не заметила его страстного взгляда, которым он долго ее провожал, пока, спустившись с горы, она не скрылась за липками бульвара… Но вот ее шляпка мелькнула через улицу; она вбежала в ворота одного из лучших домов Пятигорска, за нею прошла княгиня и у ворот раскланялась с Раевичем».

Здания галереи (перестроено) с источниками осталось в начале проспекта Кирова. Бульвар посреди улицы тоже сохранился. Только вместо лип сейчас там пихты. Вдоль тротуара цветут каштаны. Дом 12 сейчас жилой. На окнах занавески, на подоконниках цветы и почему-то утюг.

Три года назад меня тут облаяла собака. Сегодня никто не лаял.

Звонит телефон.

— Ты где?

— У дома княжны Мери. В начале Кировского. Надо долго в гору идти.

— Так это далеко от центра. Как она бедняжка в «Магнит» ходила! Обратно в гору, с тяжелыми сумками…

— Ей вообще не везло в жизни.

Где Грушницкий уронил стакан?

Княжна Мери ходила пить воду к источникам, которые сейчас называются Пушкинскими ванными. Это у горы, в начале проспекта Кирова. Это тут произошла сценка, которая запомнилась нам со школы:

«Я подошел ближе и спрятался за угол галереи. В эту минуту Грушницкий уронил свой стакан на песок и усиливался нагнуться, чтоб его поднять: больная нога ему мешала. Бежняжка! как он ухитрялся, опираясь на костыль, и все напрасно. Выразительное лицо его в самом деле изображало страдание.

Княжна Мери видела все это лучше меня. Легче птички она к нему подскочила, нагнулась, подняла стакан и подала ему с телодвижением, исполненным невыразимой прелести; потом ужасно покраснела, оглянулась на галерею и, убедившись, что ее маменька ничего не видала, кажется, тотчас же успокоилась».

Вот так, кто-то уронит стакан, а мне искать, где это случилось. Сейчас эти «ванны-источники» не работают. И сейчас, и три года назад в здании (построено около ста лет назад) тишина. Одно из окон было открыто. Оттуда пахло краской и сероводородом.

Нашли!

Заноза, сидевшая в голове три года, перестала беспокоить! Сегодня мы с Мариной нашли место, где Печорин загнал коня. Лермонтов описал его довольно точно:

— Дорога вдоль реки Подкумок из Кисловодска в Пятигорск.

— Около пяти верст, не доезжая Ессентуков.

— Вдоль дороги исчезли горы.

— Река делает крутой поворот.

— Овраг.

Место должно быть примечательным, если Лермонтов его так точно описал. Безусловно он сам там останавливался на отдых. Поил коня, например. Марина отсчитала пять верст от центра Ессентуков — получилось на окраине города недалеко от железнодорожного переезда. В этом месте город почти вплотную подходит к реке, так что старой дороги уже нет.

Мы поехали по Шоссейной улице, пытаясь найти подъезд к берегу. Это было непросто. Какие-то проезды с лужами глубиной полметра, свалки, заборы, стройки. Наконец, выехали. Подкумок мутный после дождя. Вдоль берега нечто похожее на тропинку. Пошли. Какая-то ложбинка по пути. В ней бушует ручей. В узком месте через него брошены доски, куски пластика, камни.

У меня мысль — как без потерь перетащить девушку на другой берег? Но горянка справилась, лишь для виду приняла помощь. Перешли, поднялись.

О, женщины! Вы можете думать о пяти делах одновременно. Я-то думал о переправе, а Марина помнила и о цели нашей экспедиции. Поднялись из ложбинки, Марина дергает меня за рукав: «вот это и есть тот овраг». Ну конечно! В горных «оврагах» всегда ручьи. Так… а поворот реки?

Марина вышла на берег Подкумка и машет рукой: «Есть поворот!» Вертим головами — горы, идущие вдоль реки от Кисловодска, закончились. И пять верст до центра Ессентуков. Ура, все сошлось!

А вдруг есть еще один ручей с оврагом? Идем дальше. Мои бедные новые кроссовки! И маринины ботиночки с белой подошвой. Ладно, отмоем. Вокруг красиво. Даже очень. Здесь у реки нет бетонного корыта. Она весело шумит посреди зеленых берегов. Идеальное место для отдыха всадника по дороге Кисловодск-Пятигорск. Больше нет ни ручьев, ни оврагов.

Всё! Место найдено. Тут погибла лошадь Печорина, и тут явно неоднократно отдыхал поэт.

Печорин в Кисловодске

Пришлось опять ехать в Кисловодск — мне непонятно, где там жил Печорин. Вот что пишет Лермонтов:

«Вот уж три дня, как я в Кисловодске. Каждый день вижу Веру у колодца и на гулянье. Утром, просыпаясь, сажусь у окна и навожу лорнет на ее балкон; она давно уж одета и ждет условного знака; мы встречаемся, будто нечаянно, в саду, который от наших домов спускается к колодцу».

Так, допустим, что лермонтоведы правы и княжна Мери жила на улице Коминтерна 3. Я уже писал, что домов с таким номером на улице два или три (третий разрушен). Вера жила на верхнем этаже. У правого дома балкон низкий — с него Печорин бы спрыгнул без всяких простыней. Значит, левый дом княжны Мери? Хорошо, предположим. А где нижний балкон, на который он спустился? Было нечто террасы, которую Лермонтов назвал балконом? Впрочем, этот дом принял такую форму через сто лет после написания романа. Будем надеяться, что он принципиально не изменился. Тогда Печорин жил в правом доме. На другой стороне улицы он жить не мог — там Нарзанная галерея.

А что если княжна и Вера жили в разрушенном доме? Сходил туда еще раз. Напротив какие-то халабуды. Что тут было двести лет назад никто не знает.

А что внутри левого дома номер 3? Зашел и пришел в ужас. Похоже на коммуналку. Обшарпанные стены, вспученный пол. Какие-то плиты в коридоре. Лестница, правда, приличная.

Ладно, непонятно, где точно жил Печорин в Кисловодске, но хоть приблизительное место я нашел.

Из блокнота

ГРОТ

Лермонтовский грот на склоне Машука на полпути к Эоловой арфе. Там Печорин встретил Веру и переждал с ней грозу.

Там ли? Есть ли там каменная скамья, на которой сидела Вера?

Забрался, проверил. Скамья есть. Если лень карабкаться к Эоловой арфе, то можно ограничиться видом от грота. Место располагает к мыслям о вечном. Только надо приходить туда вечером, когда нет туристов с палками для селфи.

ЕЛИЗАВЕТИНСКИЙ ИСТОЧНИК И ГАЛЕРЕЯ

Проспект Кирова в Пятигорске раньше назывался Царская улица. Почти все пятигорские события в романе «Герой нашего времени» происходили на этой улице. Эта улица у подножья Машука резко взмывает вверх, проходит мимо Пушкинских ванн и устремляется ввысь широкой лестницей. Я и предположить не мог, что члены «водяного общества» романа каждый день поднимались так высоко. Оказывается, поднимались. Там они пили воду из Елизаветинского источника. Сейчас этот источник закрыт огромным краном, похожим на пожарный. Наверху источника галерея — туда ведет еще одна лестница.

Крепкие были девушки для такого ежедневного подъема — чахоточная Вера, хрупкая княжна. Поднимались сами, без карет.

ДОМ ВЕРЫ

Лермонтов пишет: «Муж Веры, Семен Васильевич Г…в, дальний родственник княгини Лиговской. Он живет с нею рядом; Вера часто бывает у княгини; я ей дал слово познакомиться с Лиговскими и волочиться за княжной, чтоб отвлечь от нее внимание. Таким образом, мои планы нимало не расстроились, и мне будет весело». Значит, их дома стояли рядом на Царской улице. Скорее всего, дом Веры номер 14.

РЕСТОРАЦИЯ

Ресторация, где устраивались балы для водяного общества, тоже на Царской улице. Сейчас там Институт курортологии. Именно тут Печорин пригласил княжну на вальс.

ЛЕЧЕНИЕ

В Пятигорске много мест, где можно на халяву попить минеральной воды. Есть павильон, есть красиво оформленные источники у подножья Машука. Я предпочитаю клюквенный морс, но решил подлечиться и рискнул попить минералки. Через пять минут понял, что я недостаточно здоров, чтобы так лечиться.

Я вот что не понимаю: в романе «Герой нашего времени» двадцатилетние мужчины и женщины лечились в Пятигорске минералкой и ваннами. Это чем таким они все болели в таком возрасте?

Провал

Бегать по Пятигорску и не добежать до Провала — это как быть в Питере и не забежать на Дворцовую площадь. Сейчас у Провала красота: смотровая площадка, кофе, шашлыки. К подземному озеру тоннель с красивым входом. У входа Остап Бендер билеты продает. Цивилизация.

Во времена Лермонтова тоннеля не было. К озеру спускали в корзине на веревке. Наверху был помост — на нем устраивали танцы любители экстрима. Рядом играл оркестр, наливали шампанское, ойкали от страха барышни.

Тоннель пробили, и началось паломничество желающих бесплатно полечиться. Очередь была часа на два. В озере лежали пока не становилось дурно — лечиться, так лечиться. Антисанитария — это само собой. Сейчас не искупаешься — озеро за решеткой.

Машук

Долго искал место, откуда Машук ослепляет красотой от подножья до вершины. Нашел: надо немного подняться вдоль Горячей горы от «орла» к Академической галерее. Хорошо видна Эолова арфа. Вчера узнал, какой там был музыкальный механизм. Стояла деревянная бочка с дырками. Внутри струны. Бочкой управлял флюгер. Ветер дует, бочка воет, всем нравится.

Сейчас бочки нет. Воет из динамиков магнитофонная запись. Всем нравится.

С Мариной совершили восхождение на Машук. На самую вершину. На маринином «жыпе». С ветерком и песнями.

— Когда я училась в институте, — рассказывает Марина, — мы бегали на вершину Машука на занятиях по физкультуре.

— На «жыпе» приятнее.

— Ну да…

Проезжаем «Ворота любви». Сквозь ворота виден Эльбрус.

— Сюда приезжают свадьбы, и жених проводит невесту через эти ворота, — объясняет Марина.

— А потом бросает ее в пропасть?

— Не сразу. Такое желание через пару лет появляется.

На вершине тепло, ветра нет, солнце обжигает. Эльбрус кажется совсем близко. Сбоку громады Бештау. Там урановые рудники, туда мы не поедем. Пятигорск под ногами, он кажется совсем плоским. По компасу определили куда лететь, чтобы попасть в Кисловодск и Москву. Осмотрели все камни, все киоски. В одном продавали горные травы от всех болезней. О некоторых болезнях я даже не слышал.

Последний день поэта

Екатерина Великая разрешила иностранным колонистам заселять русские земли, дав им множество поблажек: юридических, религиозных, финансовых. Так около Пятигорска появились сначала шотландцы, а потом немцы. Поселение колонистов называлось Шотланка или Каррас. Сейчас это поселок Иноземцево. В одном из домов поселения находилась кофейня, которую держал немецкий колонист Рошке. Дом, где находилась кофейня, чудом сохранился. Вот туда мы с Мариной и отправились. Почему?

Незадолго до дуэли Лермонтов снял квартиру в Железноводске. Там он лечился, а по вечерам приезжал в Пятигорск встречаться с друзьями. В один такой приезд на приеме у генерала Верзилина он поссорился с Мартыновым. Последнюю свою ночь поэт провел в Железноводске, а днем с кузиной Катей Быховец отправился в Пятигорск, где по пути остановился в кофейне Рошке. Лермонтов поверял Кате свои тайны, говорил ей о своей любви к Вареньке Лопухиной. Это Кате посвящены строчки:

В кофейне Рошке, точнее в саду кофейни, Лермонтов провел свои последние часы. Тут он встретил Льва Пушкина и других друзей. Отсюда он направился к месту дуэли.

На крыльце дома Рошке сидел сторож и курил трубку.

— Ни хрена мне не платят, — сказал он. — Это я от уважения к Лермонтову сижу. Траву надо постричь, а косилку не дают.

— А что, музея тут нет?

— Ничего тут нет. Только разговоры. Дом приватизировали, потом заложили. Никак теперь разобраться не могут. Вот доску памятную повесили и все дела.

— А внутри что?

— Да заходи и сам увидишь.

Мы зашли. Маленькие пустые комнаты. Только в одной немного старой мебели и постеры на стенах. Сторож-энтузиаст докурил трубку и пришел к нам.

— Я тут и ремонт делал.

Мы посмотрели на дешевый пластик, закрывающий батареи.

— Ну хоть так, — сторож был доволен собой.

— А в сад пройти можно?

— Да куда хочешь, туда и иди. Только там трава по пояс.

Дальше опять был рассказ о том, что косилку ему не дают. В саду из травы по пояс росли кусты цветущей гортензии. Колодец, сарай, беседка…

— Колодец декоративный, без воды, — пояснил сторож. — Начали чего-то и бросили. Приватизаторы хреновы.

— Так будет тут музей?

— Про музей я уже пять лет слышу, — махнул рукой сторож. — Какой музей, когда мне косилку не могут купить.

Тайна Ессентуков 4 и 17

Подвернулась экскурсия в Ессентуки. Поехал. О чем не жалею. Сам город скромный, но курортная зона прекрасна. Я бы написал о Кисловодском парке, но не хватает восторженных эпитетов. Понял важное:

1. Минеральные источники в Ессентуках были пронумерованы в 1823 году. Их было 23. Высохли все, кроме номеров 4 и 17. Вот это мы и пьем.

2. Номер 17 самый крутой по количеству солей. Не всякий желудок может это выдержать.

3. Номер 4 слабее. Годится для нежных организмов.

4. Есть еще Ессентуки Новые. Это напоминает простую газированную воду. Годится для нежнейших организмов.

5. Ессентуки идеальное место, если хочешь творить. Идти кроме парка некуда. Позавтракал, потворил, погулял, пообедал, снова потворил. Публика «неамурная», не отвлекает. Спросил экскурсовода: зачем ехать в Ессентуки, если можно купить воду в бутылках и пить, экономя на билетах.

— Ха, — сказал экскурсовод, — вы знаете, как отличаются свежие и соленые огурцы?

— Да, они немного отличаются.

— Вот так же отличается вода из источника и из бутылки. Труба не та, плюс консерванты.

Теперь буду думать, почему три года назад в Кисловодске мне рекомендовали пить Ессентуки номер 14. Высох этот источник.

Дома Лермонтова и Мартынова

Приехав в Пятигорск, я наивно думал, что буду тут жить размеренно и расслаблено. Времени много, целей мало. Живу дикарем, а не «кефирником» в санатории, где все по расписанию и где много ненужного общения.

Ага, щас! Мечта жить, не глядя на часы, рассыпалась. Число целей нарастало. Галочка в списке приводила к появлению двух новых строк. Кто бы научил жить спокойно, получать радость от сидения на скамейке с книгой или созерцания цветущей гортензии?

Ладно, это я поныл немного. В списке «must do» был домик Лермонтова и дом, где жил Мартынов. У Лермонтова я был три года назад. С толпой и трещащим экскурсоводом. Хотелось побыть там одному. Для этого надо прийти к открытию музея, когда «кефирники» (это слово придумал Слепаков) на процедурах.

Пришел. И это было прекрасно. Можно спокойно читать постеры, разглядывать старую мебель и делать маленькие открытия. Наконец я увидел рисунок Зичи с домом Реброва (дом, где жили Вера и княжна Мери в Кисловодске). Нет сейчас такого дома с колоннами на улице Коминтерна. Это скорее всего развалины, что за домами с номером 3. Но какие могут быть колонны в деревянном доме? Развалины явно деревянного дома. Надо еще раз внимательно посмотреть. А Мартынов жил рядом с Лермонтовым. Его квартира была в доме на углу Соборной и Лермонтовской.

Не спрашивайте, зачем мне это надо знать. Ответа не будет. Я не знаю, откуда у меня такое беспокойство в организме. Может гены такие. С шилом.

Правда жизни

Фотографирую много лет и знаю, как тяжело даются удачные кадры. Увидел что-то интересное, и начинается работа. Бегаешь вокруг да около, ищешь ракурс. Тут ветка мешает, там освещение плохое, а наилучшая точка то в болоте, то над обрывом.

Теперь, когда вижу хороший снимок, всегда думаю: а что было позади объектива? Не висел ли фотограф над пропастью, цепляясь зубами за ветку куста? А как насчет жары, духоты, комаров, стертых ног, жажды и мыслей, что с таким искусством пора завязывать?

Сейчас, если вижу на кадре лишний сучок или блики от разбитой в траве бутылки, то все понимаю и прощаю. Стараюсь не замечать. Понимаю, что фотошопа под рукой не было, и не осталось сил сломать этот сучок и спрятать бутылку.

Подкрепились мы шашлыками с Олей Куксенко и Лешей Кисаковым. Пошли гулять — захотелось Дарагану сфотографировать Бештау во всей ее красе. Получилось, как в рассказе Фраермана «Путешественники вышли из города». Мы долго шли и никак не могли выйти из Пятигорска. Сараи, тропинки, заборы, шоссе, стройка… Город никак не хотел кончаться. За нами увязалась черная собака. Ей тоже, наверное, захотелось выйти из города. Туда, где зеленые холмы, белые облака и темные треугольники вершин Бештау. Около очередной стройки мы остановились.

— Буду считать, что перед нами зеленый луг и голубой ручей, — подумал я. — Да и ребят жалко. И собаку.

И нажал кнопку на телефоне, чтобы сделать снимок.

Дуэль Печорина и Грушницкого

Это вторая наша с Мариной попытка добраться до скалы, где состоялась дуэль Печорина и Грушницкого. Первая была три года назад. Тогда после дождей мы спасовали перед высокой и бурной водой в реке Ольховка. Сегодня Ольховка обмелела от жары, и мы по камешкам легко ее перепрыгнули. Считается, что дуэль состоялась на скале, торчащей зубом посреди долины Ольховки. Вот что пишет Лермонтов: «Узкая тропинка вела между кустами на крутизну; обломки скал составляли шаткие ступени этой природной лестницы; цепляясь за кусты, мы стали карабкаться».

Сверху казалось, что справа есть те самые «ступени природной лестницы». Ага, щас! Скала высотой с пятиэтажный дом. Мы обошли ее, но ступеней не увидели. Увидели вертикальные стены. Иные вообще с отрицательным уклоном. Я сумел забраться на первую «полку». Путь выше шел по узенькой скользкой полочке, которая не держала мои кроссовки. Там желательно вбить для страховки пару скальных крючьев и натянуть репшнур. Пришлось отступить.

Возможно есть там более простой путь на вершину, но мы его не нашли. Или за 200 лет песчаник частично разрушился и легкий путь наверх просто исчез?

День последний

Вечером поезд до Москвы. Самое время пустить слезу и написать о грустном расставании с Кавказом. Завтра уже не будет зеленых гор с желтыми скалами, Печорина и княжны Мери, старых трамваев с кондукторами и билетами по 21 рублю, «кефирников», показывающих курортные наряды на вечерних аллеях. А будет шум проспекта Мира, список новых целей на две страницы, вечерний свет сквозь шторы и экран ноутбука, призывающий к работе.

Какие кавказские философские итоги?

Пожалуй, неожиданное понимание, что виртуальность нашего прошлого также материальна, как и прошедшая реальность. Печорин и княжна также важны в нашей истории и культуре, как Лермонтов и генерал Ермолов. Их тени бродят по Пятигорску, с ними можно посидеть на скамейке в тени каштана у Цветника и обсудить, куда и зачем мы идем.

Искусство и литература нужны не меньше, чем наука и техника. Это просто другой способ познания мира. Мира, который у нас внутри. Который делает нас такими, какие мы есть. Смартфоны и роботы-пылесосы сделали нашу жизнь удобнее, но не счастливее. Счастливее нас может сделать Эолова арфа на склоне Машука. Там надо сесть на теплый камень, посмотреть на зеленые холмы и спросить у Печорина, в чем он ошибался, почему, имея все возможности, он не стал счастливым.

— А ты почему? — спросит Печорин. — У меня хоть время было такое.

И вы начнете неторопливый разговор, как стать счастливым и нужным в любые времена.

Снова в Москве

Москва Булгаковская

ВАРЬЕТЕ

Вас никогда не смущал купол над зданием театра Сатиры в Москве?

Меня смущал. Здание вообще какое-то странное. Не очень торжественное, мягко говоря.

Оказалось, все просто. Раньше тут был цирк братьев Никитиных — конкурент цирку Соломонского на Цветном бульваре. Его потом наспех переделали в театр. Теперь понятно о каких цирках идет речь у Булгакова в «Собачьем сердце»:

«– Доктор, прошу вас, съездите с ним в цирк. Только, ради бога, посмотрите в программе — котов нету?

— И как такую сволочь в цирк пускают, — хмуро заметил Шариков, покачивая головой.

— Ну, мало ли кого туда допускают, — двусмысленно отозвался Филипп Филиппович, — что там у них?

— У Соломонского, — стал вычитывать Борменталь, — четыре какие-то… юссемс и человек мертвой точки.

— Что за юссемс? — подозрительно осведомился Филипп Филиппович.

— Бог их знает. Впервые это слово встречаю.

— Ну, тогда лучше смотрите у Никитиных. Необходимо, чтобы было все ясно.

— У Никитиных… У Никитиных… Гм… Слоны и предел человеческой ловкости.

— Так-с. Что вы скажете относительно слонов, дорогой Шариков? — недоверчиво спросил Филипп Филиппович.

Тот обиделся.

— Что же, я не понимаю, что ли. Кот — другое дело. Слоны — животные полезные, — ответил Шариков».

Ну и чтобы два раза об этом не писать об этом здании, приведу цитату из романа «Мастер и Маргарита»:

«Лишь только он глянул в окно, выходящее на Садовую, лицо его перекосилось, и он не прошептал, а прошипел:

— Я так и знал!

В ярком свете сильнейших уличных фонарей он увидел на тротуаре внизу под собой даму в одной сорочке и панталонах фиолетового цвета. На голове у дамы, правда, была шляпка, а в руках зонтик».

Да, театр Варьете Булгаков поместил в здание, где сейчас театр Сатиры. Рядом с театром Сатиры сад Аквариум. Сад красивейший, сейчас там каштаны цветут. В этом саду тоже происходили события, описанные в романе «Мастер и Маргарита». Вот цитата из романа «Мастер и Маргарита»:

«– Варенуха, — отозвался все тот же гадкий голос, — ты русский язык понимаешь? Не носи никуда телеграммы.

— А, так вы не унимаетесь? — закричал администратор в ярости. — Ну смотрите же! Поплатитесь вы за это! — Он еще прокричал какую-то угрозу, но замолчал, потому что почувствовал, что в трубке его никто уже не слушает.

Тут в кабинетике как-то быстро стало темнеть. Варенуха выбежал, захлопнул за собою дверь и через боковой ход устремился в летний сад.

…В саду ветер дунул в лицо администратору и засыпал ему глаза песком, как бы преграждая путь, как бы предостерегая. Хлопнула во втором этаже рама так, что чуть не вылетели стекла, в вершинах кленов и лип тревожно прошумело. Потемнело и посвежело. Администратор протер глаза и увидел, что над Москвой низко ползет желтобрюхая грозовая туча. Вдали густо заворчало.

Как ни торопился Варенуха, неодолимое желание потянуло его забежать на секунду в летнюю уборную, чтобы на ходу проверить, одел ли монтер в сетку лампу.

Пробежав мимо тира, Варенуха попал в густую заросль сирени, в которой стояло голубоватое здание уборной. Монтер оказался аккуратным человеком, лампа под крышей в мужском отделении была уже обтянута металлической сеткой, но огорчило администратора то, что даже в предгрозовом потемнении можно было разобрать, что стены уже исписаны углем и карандашом.

— Ну что же это за!.. — начал было администратор и вдруг услышал за собою голос, мурлыкнувший:

— Это вы, Иван Савельевич?

Варенуха вздрогнул, обернулся и увидел перед собою какого-то небольшого толстяка, как показалось, с кошачьей физиономией».

Летний сад, о котором пишет Булгаков, — это сад Аквариум, примыкающий к театру «Варьете», который писатель поместил в здание современного театра Сатиры. Летняя уборная находилась в дальнем правом углу сада. И находится по сих пор.

А сад хорош необычайно. У него своя интересная история, сначала он назывался сад «Чикаго» — во время его обустройства в Чикаго проходила Всемирная выставка и это слово было на слуху.

«НЕХОРОШАЯ» КВАРТИРА

« — Единственно, что может спасти смертельно раненного кота, — проговорил кот, — это глоток бензина…

И, воспользовавшись замешательством, он приложился к круглому отверстию в примусе и напился бензину. Тотчас кровь из-под верхней левой лапы перестала струиться. Кот вскочил живой и бодрый, ухватив примус под мышку, сиганул с ним обратно на камин, а оттуда, раздирая обои, полез по стене и через секунды две оказался высоко над вошедшими, сидящим на металлическом карнизе.

Вмиг руки вцепились в гардину и сорвали ее вместе с карнизом, отчего солнце хлынуло в затененную комнату. Но ни жульнически выздоровевший кот, ни примус не упали вниз. Кот, не расставаясь с примусом, ухитрился махнуть по воздуху и вскочить на люстру, висящую в центре комнаты.

— Стремянку! — крикнули снизу.

— Вызываю на дуэль! — проорал кот, пролетая над головами на качающейся люстре, и тут опять в лапах у него оказался браунинг, а примус он пристроил между ветвями люстры. Кот прицелился и, летая, как маятник, над головами пришедших, открыл по ним стрельбу. Грохот потряс квартиру. На пол посыпались хрустальные осколки из люстры, треснуло звездами зеркало на камине, полетела штукатурная пыль, запрыгали по полу отработанные гильзы, полопались стекла в окнах, из простреленного примуса начало брызгать бензином».

В этой цитате ключевое слово для внимательных читателей — «стремянка». Если зайти в квартиру 50 Булгаковского дома, то понятно, что кота с люстры можно было снять шваброй — не такие уж высокие там потолки. А если подпрыгнуть, то и без стремянки можно было ухватить его за хвост.

Откуда Булгаков взял такие высокие потолки и огромную хрустальную люстру? Секрет в фамилии хозяйки квартиры:

«Надо сказать, что квартира эта — №50 — давно уже пользовалась если не плохой, то, во всяком случае, странной репутацией. Еще два года назад владелицей ее была вдова ювелира де Фужере. Анна Францевна де Фужере, пятидесятилетняя почтенная и очень деловая дама, три комнаты из пяти сдавала жильцам: одному, фамилия которого была, кажется, Беломут, и другому — с утраченной фамилией».

Итак, Фужере. Напоминает Фаберже. Да еще ювелирша. А теперь перенесемся на Пречистенку, где в доме 13 жил Александр Петрович Фаберже — родственник знаменитого ювелира. После революции он сбежал из России, а его две квартиры сделали коммунальными, где жили художники и прочий творческий люд. Вот сюда ходил Михаил Афанасьевич в гости к своему другу А. Муату и увидел там семиметровые потолки и огромную люстру.

Я много раз был в Булгаковском доме на Садовой. Обычно забегал в арку, бежал по двору к подъезду и поднимался на пятый этаж, читая надписи на стенах. На этот раз замедлил темп. И посмотрел на фасад дома. Ух! Так это же модерн. Классный дом, превращенный большевиками в «рабочую коммуну». Там только «Зойкину квартиру» писать, а не трогательный роман о любви.

А дом оказался интересным. Часть его приспособлена под студии художников. Построил этот доходный дом основатель фабрики «Дукат» Илья Пигит, который приветствовал творческих людей. В доме была мастерская Петра Кончаловского. До революции у Кончаловского жил его тесть — Василий Суриков. В этом доме Сергей Есенин познакомился с Айседорой Дункан. Из этого дома Фанни Каплан ушла убивать Ленина — она жила с подругой-эсеркой Анной Пигит, с которой познакомилась на каторге в Сибири.

ДОМ МАСТЕРА

Если выпивать с писателями, то можно с изумлением убедиться, что среди них попадаются вполне нормальные люди. В меру ленивые, например. Писательская лень — это нежелание включать воображение, что есть самое сложное. Когда в голове готовая картинка, то описать ее — дело техники. Немного сложнее сложить из двух картинок одну. Взять, например, окно из одной квартиры и поместить его в другую. Ну а если лень или самочувствие плохое, то можно ничего не перемещать.

Есть мнение (и не одно), что подвал, где Булгаков поселил Мастера, реально существовал. Более того, писатель там часто бывал у своего друга артиста Топленинова. Оставался ночевать и работал над романом «Мастер и Маргарита». Подвал и комната с печкой, где любил сидеть Булгаков, вошли в роман.

«Выиграв сто тысяч, загадочный гость Ивана поступил так: купил книг, бросил свою комнату на Мясницкой…

— Уу, проклятая дыра! — прорычал он.

…и нанял у застройщика, в переулке близ Арбата, две комнаты в подвале маленького домика в садике. Службу в музее бросил и начал сочинять роман о Понтии Пилате.

— Ах, это был золотой век! — блестя глазами, шептал рассказчик. — Совершенно отдельная квартирка, и еще передняя, и в ней раковина с водой, — почему-то особенно горделиво подчеркнул он, — маленькие оконца над самым тротуарчиком, ведущим от калитки. Напротив, в четырех шагах, под забором, сирень, липа и клен».

«– Я открыл оконца и сидел во второй, совсем малюсенькой комнате, — гость стал отмеривать руками, — так вот — диван, а напротив другой диван, а между ними столик, и на нем прекрасная ночная лампа, а к окошку ближе книги, тут маленький письменный столик, а в первой комнате — громадная комната, четырнадцать метров, — книги, книги и печка. Ах, какая у меня была обстановка! Необыкновенно пахнет сирень! И голова моя становилась легкой от утомления, и Пилат летел к концу…»

Топленинову одному из первых писатель читал свой роман. «Так это ты наш подвал описал?» — изумился артист. «Тс-с!» — улыбнулся Булгаков и поднес к губам палец.

Бывают же чудеса — маленький деревянный дом в Мансуровском переулке (неподалеку от ИнЯза) сохранился. Заглянуть в подвал мне не удалось — двор огорожен высоким глухим забором. Наверное, хозяева озверели от поклонников писателя.

Но разве можно остановить неостановимого? Нашел щель в воротах, немного навалился, ворота скрипнули и позволили сделать снимок подвальных окон.

ДОМ МАРГАРИТЫ

Если с домом Мастера почти все ясно, то с домом Маргариты проблемы. Я насчитал около шести домов, которые могут претендовать на эту роль. Побродив по Арбатским переулкам и заглянув на Остоженку, мне захотелось поверить, что Маргарита жила на Остоженке в доме номер 21. Этот красивый особняк построил для своей семьи знаменитый Лев Кекушев — мастер московского модерна.

Почему дом Кекушева на Остоженке считают домом Маргариты? Булгаков хорошо знал этот дом. Дочь Кекушева вышла замуж за Топленинова — друга Булгакова, жившего в доме на Мансуровском переулке, где часто бывал писатель и куда он поселил Мастера.

Кстати, в сериале «Мастер и Маргарита» Кара (1994) Маргарита вылетает из окна именно этого дома. Аргумент, конечно, слабый, но я рад, что режиссёру сериала тоже понравился этот дом.

СОБАЧЬЕ СЕРДЦЕ

По романам Булгакова можно догадаться, где жил или бывал писатель. Могу его понять — когда пишешь о знакомых местах, то на сердце радость, перо летит по бумаге, а кнопки на клавиатуре сами себя нажимают. Профессор Преображенский, герой романа «Собачье сердце», четко сказал, где он живет:

«– Мы — новое домоуправление нашего дома, — в сдержанной ярости заговорил чёрный. — Я — Швондер, она — Вяземская, он — товарищ Пеструхин и Шаровкин. И вот мы…

— Это вас вселили в квартиру Фёдора Павловича Саблина?

— Нас, — ответил Швондер.

— Боже, пропал калабуховский дом! — в отчаянии воскликнул Филипп Филиппович и всплеснул руками».

Калабуховский дом — место известное. Это дом на пересечении Пречистенки и Чистого переулка. Я только одного не мог понять: почему его прозвали «калабуховским»? Дом в 1904 году построен по проекту архитектора Кулагина, никакой Калабухов там не проживал. У домовладельца Калабухова был дом на Кузнецком мосту — это далеко от Пречистенки. Отгадка, кажется, простая. До 1922 года Чистый переулок назывался Обухов переулок. А дальше игра слов: калабуховский = «около обуховский». Обожаю такое: коловорот = «около ворот». Или знаменитое у Войновича: «каку вижу, каку слышу».

Вообще Обухов (Чистый) переулок запредельно знаменит. Тут жили генерал Ермолов, писатель Шаламов, композитор Танеев, семья фон Мекк (Надежда фон Мекк много лет поддерживала Чайковского), драматург Рощин. Рабочая резиденция Патриарха тоже в этом переулке. Да и сам Булгаков в 1924—25 годах жил тут в доме номер 9. Тут он написал «Дни Турбиных», «Собачье сердце», «Роковые яйца».

Ладно, наверное, про любой московский переулок можно написать книгу. Давайте вернемся к Булгакову. Почему Калабуховский дом появился в романе? Очень просто — в нем жили два дяди Михаила Афанасьевича. Оба врачи. Когда Булгаков в 1916 году приезжал в Москву, то он некоторое время жил в квартире дяди — врача-гинеколога Покровского. Он и стал прототипом профессора Преображенского (и фамилию писатель выбрал схожую). Вообще с писателями надо общаться осторожно — чуть что, и вы герой романа. Так после выхода романа Лермонтова «Герой нашего времени» три «прототипа» хотели вызвать поэта на дуэль.

Но вот с домом Булгаков «поработал». Не было в Калабуховском доме мраморной лестницы и бельэтажа. Это всё было рядом, в доходном доме Рекка (Пречистенка 13). Я уже писал об этом доме. Булгаков там бывал, и оттуда в «нехорошей квартире» появились высокие потолки и огромная люстра, но которой сидел кот с примусом.

ДОМ МАРГАРИТЫ — 2

Есть еще один дом, который много лучше подходит на эту роль дома Маргариты. Это дом номер 6 в Малом Ржевском переулке, что недалеко от Поварской.

Почему?

Булгаков прекрасно знал этот дом. Его «Маргарита» — Елена Сергеевна — жила с генерал-лейтенантом Шиловским неподалеку — в Доме военных в Большом Ржевском переулке. Напротив дома стояла церковь иконы Ржевской Божьей Матери. Сейчас на месте церкви здание Верховного суда России со статуей Фемиды без повязки на глазах. Почему этот дом более вероятен?

1. Прекрасное трехстворчатое окно.

2. Рядом с домом садик, описанный в романе (на Остоженке садика нет)

3. Керосиновая лавка в самом деле была неподалеку (это историки раскопали)

4. Арбат неподалеку.

5. Дом с квартирой Латунского.

Вот с Латунским надо пояснить. Прототипом Латунского был критик Литовский, ненавидевший Булгакова. Литовский жил в доме писателей у Третьяковки. Булгаков просто перенес этот дом в похожий дом около Нового Арбата. Он как раз на маршруте полета Маргариты на Старый Арбат.

ТРАМВАЙ НА ПАТРИАРШИХ

Старожилы, экскурсоводы и статьи в интернете говорят про трамвай на Патриарших разное. Кто-то почти кричит, что трамваев тут не было, что у Булгакова обычный прием — переносить непереносимое с одного места на другое. Другие со скрипом мозгов соглашаются, что тут были трамвайные отстойники или временные линии для подвозки стройматериалов для красивого дома на углу пруда. А третьи…

Ладно, я всех выслушал и пошел гулять вокруг пруда. За павильоном нашел щит, где весьма научно рассказана история Патриарших. Щит сфотографировал. Ему я верю больше всего. Трамваи тут ходили! Понятно, где Аннушка разлила масло — это выход на Малую Бронную со стороны павильона. Там есть четкий наклон в сторону улицы. С маслом очень легко поскользнуться и «поехать» под трамвай.

ДОМ ПОЛЯРНИКОВ

В 1934 году Булгаков, Елена Сергеевна и пасынок Сергей переехали в трехкомнатную квартиру в писательском кооперативном доме. Это в Нащокинском переулке, недалеко от Сивцева Вражка и Гоголевского бульвара. Там он писал «Мастера и Маргариту», там он умер. Дом снесли в 1974-м году — так что его можно не искать. Кстати, Ильф и Петров тоже получили квартиры в этом кооперативе.

А вот Елена Сергеевна после смерти мужа стала жить в «Доме полярников» на Никитском бульваре. Я не смог найти информацию — как она туда попала, почему уехала из Нащокинского? Если кто знает — помогите, пожалуйста.

В этом доме булгаковская «Маргарита» приводила в порядок рукописи мужа, редактировала роман, боролась за его публикацию. Не буду пересказывать общеизвестное: ей помогали Фаина Раневская, Константин Симонов…

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

«Она несла желтые цветы! Нехороший цвет. Она повернула с Тверской в переулок и тут обернулась. Ну, Тверскую вы знаете? По Тверской шли тысячи людей, но я вам ручаюсь, что увидела она меня одного и поглядела не то что тревожно, а даже как будто болезненно. И меня поразила не столько ее красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!

Повинуясь этому желтому знаку, я тоже свернул в переулок и пошел по ее следам. Мы шли по кривому, скучному переулку безмолвно, я по одной стороне, а она по другой. И не было, вообразите, в переулке ни души».

…«Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих. Так поражает молния, так поражает финский нож!»

Все это произошло в Большом Гнездиковском переулке около первого московского небоскреба в десять этажей. Почему там?

Именно в этом доме Булгаков встретил Елену Сергеевну, и произошло то, что написано во второй цитате. Встретились они в гостях у художника Моисеенко. Дом, куда они пришли, весьма странный. Москвичи называют его домом Нирнзее, по имени архитектора и первого хозяина. Еще его зовут «домом холостяков». В первоначальном проекте в квартирах не было кухонь — на верхнем этаже и на крыше находились рестораны. Дом для мелких чиновников, которым было лень готовить, а денег на кухарку не хватало.

Сейчас это обычный жилой дом. Про кухни не знаю. Горячую воду отключают по графику — в этом году с 13 по 23 мая. Не знаю о ресторанах на крыше, но внизу хороший грузинский ресторан, где готовят потрясающие хачапури.

МОСКОВСКИЙ ДВОРИК и БАЛ САТАНЫ

У Василия Поленова есть замечательная, ну просто очень замечательная картина «Московский дворик». Вот что он пишет об истории ее создания: «Я ходил искать квартиру. Увидал записку, зашел посмотреть, и прямо из окна мне представился этот вид. Я тут же сел и написал его.

Раз-два и готово. А тут как раз выставка передвижников подоспела. К сожалению, я не имел времени сделать более значительной вещи, а мне хотелось выступить на передвижной выставке с чем-нибудь порядочным. Надеюсь в будущем заработать потерянное для искусства время. Картинка моя изображает дворик в Москве в начале лета».

Ага, раз-два и готово! Знаем мы эти «раз-два». Месяц или год ходишь, мучаешься, ничего не можешь родить. А потом, «как поражает молния, как поражает финский нож». А всем говоришь про «раз-два».

Я настолько люблю эту картину, что не поленился найти место, где она писалась. Это около Нового Арбата, у церкви Спаса на Песках. Слева дом приемов американского посла. В 1935 году Михаил Афанасьевич и Елена Сергеевна были приглашены на прием к американскому послу. Именно в это место. Впечатления у писателя были незабываемые. Подробности не знаю, но догадываюсь, что недостатка в коньяке и шампанском не было. После такого приема описание бала сатаны далось легко.

Интересна история с фраками. Помните в романе: «Да, — говорила горничная в телефон… — Да, будет рад вас видеть. Да, гости… Фрак или чёрный пиджак». А вот, что Елена Сергеева пишет в дневнике: «Однажды мы получили приглашение. На визитной карточке Буллита чернилами было приписано: „фрак или чёрный пиджак“. Миша мучился, что эта приписка только для него. И я очень старалась за короткое время „создать“ фрак. Однако портной не смог найти нужный чёрный шёлк для отделки, и пришлось идти в костюме. Приём был роскошный, особенно запомнился огромный зал, в котором был бассейн и масса экзотических цветов».

ДОМ ЛАТУНСКОГО

Сначала цитата: «В конце его ее внимание привлекла роскошная громада восьмиэтажного, видимо, только что построенного дома. Маргарита пошла вниз и, приземлившись, увидела, что фасад дома выложен черным мрамором, что двери широкие, что за стеклом их виднеется фуражка с золотым галуном и пуговицы швейцара». Дальше начался погром квартиры критика Латунского.

Я уже писал, что этот дом с черным мрамором Булгаков перенес к Арбату. На самом деле Дом писателей находился (и находится) в Лаврушенском переулке напротив Третьяковской галереи. И жил там критик Литовский, гнобивший писателя. Булгаков очень хотел получить там квартиру — ему отказали. Так что в романе досталось и дому, и Литовскому.

Вообще сцена погрома меня немного напрягала — у Маргариты высокая миссия в эту ночь, но ей разрешили похулиганить, потерять время. Одно объяснение — женщине дали почувствовать, что она сегодня всесильна. Надо же начинающей ведьме/королеве немного размяться.

ТРАМВАИ НА ПИРОГОВСКОЙ

Если копнуть, то у каждого из нас есть что-то общее с великими. В пять утра меня будят трамваи под окном. Трамваи будили и Михаила Булгакова, когда он жил на первом этаже дома 35 на Большой Пироговской.

Вообще с трамваями у Михаила Афанасьевича сложились сложные отношения. Вспомним трамвай, как орудие убийства, в романе «Мастер и Маргарита». Когда Булгакову дали квартиру номер 44 в Нащокинском переулке, он написал В. В. Вересаеву: «Я счастлив, что убрался из сырой Пироговской ямы. А какое блаженство не ездить в трамвае!»

На Пироговке Булгаков прожил с 1927 по 1934 год. Сначала с Любовью Белозерской, а последний год с Еленой Сергеевной Шиловской. После развода, как я прочитал, Белозерской досталась комната после перепланировки их трехкомнатной квартиры. Несмотря на трамваи и на шум листвы в сквере кожной клиники на другой стороне улицы Булгаков там отлично поработал: пьеса «Бег» по эмигрантским воспоминаниям Белозерской, «Театральный роман», «Кабала святош», две редакции «Мастера и Маргариты». Из телефонной книги того времени:

Булгаков Мих. Афан., писатель-драматург, Б. Пироговская, 35, кв.6, т.2-03-27.

Именно по этому телефону в 1930 году Булгакову позвонил Сталин. История известная, не буду пересказывать. После этого разговора Булгаков был зачислен ассистентом-режиссером во МХАТ.

В квартире писателя собираются сделать музей (раньше там была контора жилуправления). Во времена Булгакова дом был трехэтажным. Три этажа надстроили в последнее время. В скверике около дома стоит памятник писателю. Немного легкомысленный, но может такой и надо.

НА НИКИТСКОЙ

Сухой остаток от московской беготни — приобрел новую специальность. Могу подрабатывать гидом по литературной Москве. Теперь буду без страха встречать старость. На кефир и зефир всегда заработаю.

Сегодня закрыл гештальт по булгаковской Москве. Оставалось побывать в месте, куда Булгаков переехал после «нехорошей» квартиры, где он жил до 1924 года с первой женой — Татьяной Лаппа. Написал «Белую гвардию», показал Татьяне, она сказала что-то невпопад — развод. Тем более уже появилась Люба Белозерская.

Татьяна осталась на Садовой, а Булгаков и Белозерская переехали на Большую Никитскую в мезонин здания школы. Директором школы была сестра Булгакова — она их и устроила. Без прописки. Жили они там до 1927 года, потом сняли квартиру на Большой Пироговской, оттуда в Нащокинский переулок — об этом я уже писал.

Всё! Облазил все дома, где жил Булгаков и герои его главных романов. Можно, наконец, угомониться.

Москва Чеховская

Начну с цитаты из рассказа Чехова «Припадок».

«Приятели с Трубной площади повернули на Грачевку и скоро вошли в переулок, о котором Васильев знал только понаслышке. Увидев два ряда домов с ярко освещенными окнами и с настежь открытыми дверями, услышав веселые звуки роялей и скрипок — звуки, которые вылетали из всех дверей и мешались в странную путаницу, похожую на то, как будто где-то в потемках, над крышами, настраивался невидимый оркестр, Васильев удивился и сказал:

— Как много домов!

— Это что! — сказал медик. — В Лондоне в десять раз больше. Там около ста тысяч таких женщин».

Грачевка сейчас называется Трубная улица. Здесь жил студент Антон Чехов. Район был злачный, цены на жилье низкие. Тут и только тут было разрешено открывать публичные дома. А где публичные дома, там и другие темные личности. В начале Грачевки на границе с Цветным бульваром находился трактир «Ад», описанный Гиляровским. Подвал трактира назывался «преисподней» — туда даже полицейские боялись заходить. Сейчас на этом месте огромное стеклянное офисное здание (есть и жилые квартиры). Здание смотрится странно в таком историческом районе. Местные говорят, что был ад, а стал архитектурный кошмар.

Дом, где жили тогда Чеховы не сохранился. На его месте каменный дом номер 23 — раньше тут стояли два небольших дома. Именно на Грачевку из журнала «Стрекоза» Чехову пришло письмо, что рассказ «Письмо ученому соседу» редакцией одобрен и будет опубликован.

Москва Есенинская

ПОМЕРАНЦЕВ ПЕРЕУЛОК

В Москве рядом с ИнЯзом в Померанцевом переулке стоит красивый дом. Здесь на четвертом этаже в 1957 году умерла последняя жена Есенина — Софья Толстая. Из этой квартиры в декабре 1925 года поэт уехал в Ленинград, чтобы никогда не вернуться.

Они любили друг друга, начиная с ночной прогулки по Москве, когда Сергей «увел» Соню от Пильняка. Их первой прогулкой, окончившейся предложением Сергея пожениться.

Прожили они полгода в большой квартире в доме на Померанцевом, где кроме них обитали Сонины родственники. Мрачная квартира — окна на северную сторону, старая мебель, портреты знаменитого деда на стенах.

Есенин много пил в это время. Осенью он месяц лечился от запоя. Почему? Виновата ли квартира, более размеренный образ жизни или Есенин почувствовал, что теряет вдохновение? Я не об этом. Я о женской преданности. Вот что пишет Соня маме за десять дней до гибели поэта:

«…Потом я встретила Сергея. И я поняла, что это очень большое и роковое. Это не было ни чувственностью, ни страстью. Как любовник он мне совсем не был нужен. Я просто полюбила его всего. Остальное пришло потом. Я знала, что иду на крест, и шла сознательно… Я хотела жить только для него. Я себя всю отдала ему. Совсем оглохла и ослепла, есть только он один. Теперь я ему больше не нужна, и у меня ничего не остаётся.

Если вы любите меня, то я прошу ни в мыслях, ни в словах никогда Сергея не осуждать и ни в чём не винить. Что из того, что он пил и пьяным мучил меня? Он любил меня, и его любовь всё покрывала. И я была счастлива, безумно счастлива… Он дал мне счастье любить его. А носить в себе такую любовь, какую он, душа его, родили во мне, — это бесконечное счастье…»

Можно, конечно, поворчать, что так нельзя. Что надо жить и своей жизнью. А можно просто склонить голову перед такой любовью.

КЛЕН ТЫ МОЙ ОПАВШИЙ

Эти строчки Есенин написал в конце ноября 1925 года, когда он лечился от запоя в клинике на улице Россолимо 11, корпус 9. Это недалеко от Большой Пироговской улицы. Фанаты Есенина сразу выяснили, что под окнами клиники рос клен, а конце ноября 1925 года в Москве выпал снег. Так что поэту было чем вдохновиться, глядя в окно.

Не утерпел. Нашел здание, где лечился поэт. Поискал старый клен. Был один клен возле входа на территорию клиники, но не рядом со старым наркологическим корпусом. Около этого корпуса кленов много, но все молодые. У забора рос старый тополь, но это не он вдохновил поэта. Хотя, кто в ноябре отличит тополь от клена?

Но вот что меня смущает: зачем Есенин лег в клинику? Говорили, что после лечения Есенин сразу направился в кабак, чтобы отметить выздоровление. Странная история. А потом почти сразу трагическая поездка в Ленинград, гостиница «Англетер»…

Нашел в сети интересное расследование старшего следователя ГУВД Москвы, полковника милиции Эдуарда Хлысталова. В архивах ему удалось найти любопытную справку:

«Больной Есенин С. А. находится на излечении в Психиатрической клинике с 26 ноября с/г по настоящее время, по состоянию своего здоровья не может быть допрошен в суде».

В суде? Допрос? В чем дело? Я кратко перескажу, что «нарыл» Хлысталов в архивах.

1. Очень 1925 года. Есенин возвращается из Баку в Москву.

2. В поезде Есенин крупно поругался с дипкурьером Адольфом Рога и начальником отдела благоустройства Москвы Юрием Левитом.

3. В Москве попутчики поэта добились от прокуратуры возбуждения уголовного дела.

4. Сергей Александрович решает скрыться от преследования в психиатрической клинике.

5. Его пытаются оттуда вытащить.

6. Доктор прикрывает его.

7. ОГПУ в бешенстве.

8. Есенин, выйдя из клиники, пытается скрыться в Ленинграде.

9. Дальше депрессия, «Англетер»…

Хлысталов утверждает, что Есенина убили. У него была уникальная фотография мертвого поэта, где четко виден страшный шрам на лбу. А шея чистая — следов от веревки нет. Не мог Есенин повеситься. Это была месть ОГПУ. Тут я ничего сказать не могу. Особенно о причине смерти поэта. Но стало ясно, почему Есенин лег в клинику. И понятно, почему стихотворение об опавшем клене такое пронзительное.

Излишаства

Вокруг Патриаршего пруда надо гулять медленно, окидывая взглядом сонную воду и аллею с тревогой и любопытством — а вдруг появится Воланд со свитой? Ну а если появится, то мы, конечно, готовы начать с ним правильный диалог о москвичах, которых портит уже не квартирный, а денежный вопрос.

О квартирах тоже можно поговорить. Подвести Воланда к дому номер 9 на Ермолаевском переулке и рассказать, что в этом трехэтажном доме всего шесть двенадцатикомнатных квартир. Прекрасен этот дом в тени деревьев с видом на пруд. Ворота во двор украшают монументальные пилоны со спящими львами.

Этот дом зовут генеральским. Он был построен по приказу Сталина для маршалов-победителей. Тут жили главком ВВС Вершинин, министр обороны Гречко, оперная певица Елена Образцова… А что такого? Страна большая, богатая. Почему бы не построить хороший дом для известных людей?

Но не все так гладко с этим строением. В середине 50-х встал вопрос: строить красиво и богато или дешево и много. Понятно, что дома с колоннами и львами быстро не построить. Поэтому рубанули с плеча и в ноябре 1955 года вышло Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР об «Устранении излишеств в проектировании и строительстве». Там были такие строки:

«Советской архитектуре должна быть свойственна простота, строгость форм и экономичность решений. Привлекательный вид здания и сооружения должен создаваться не путем применения надуманных, дорогостоящих декоративных украшений, а за счет органической связи архитектурных форм с назначением зданий и сооружений, хороших их пропорций, также правильного использования материалов, конструкций и деталей и высокого качества работ».

Дом на Ермолаевском попал под горячую руку — его приводили в качестве примера излишеств. Срочно на ходу меняли проекты строящихся домов и объектов. Так упростили дизайн стадиона в Лужниках и многое другое. Стекло и бетон. Быстро и дешево. Не будем ругаться — тогда так было надо.

Женщины и программирование

Работаем с дочкой — математическая статистика и программирование на языке R. И все на английском. Ей хоть бы что, а я после шестого часа уже с трудом намазываю масло на бутерброд. Одна радость — могу чему-то научить. Ведь обычно на родителей взрослые дети смотрят как на динозавров.

Под блинчики с мясом разговор — а нужно ли женщинам уметь программировать? Если много лет пишешь коды программ, то мозг начинает перестраиваться. При решении любой проблемы в голове выстраивается схема: если так, то случится это, если не так, то будет то-то. Неявно, ненавязчиво, но перед глазами крутится Аристотелева логика. Женщины больше опираются на интуицию, доверяют своим чувствам. Обходятся без помощи Аристотеля. И чаще бывают правы — ведь нельзя построить хорошую логическую цепочку для повседневной жизни. Слишком она сложная. Не уйдёт ли женское чутьё после занятий программированием?

Дочка машет рукой — двое детей, четыре работы, плюс руководство студенческим научным обществом.

— Папа, давай без философии. Лучше вернемся к probability mass functions для первых колонок матрицы.

Московские находки

Находки — это только для меня находки. Безусловно, миллионы людей об этом знают.

При входе в Петровский пассаж есть барельеф рабочего. Сотни раз пробегал мимо, не обращая внимания. А барельеф стоит замедления движения и задержки дыхания. Там рабочий не с лопатой, не с отбойным молотком. Он ничего не делает, стоя в позе Роденовского мыслителя. Серп и молот внизу не перекрещены — никакой смычки города и деревни, никакого союза рабочих и крестьян.

Барельеф сделал Матвей Манизер в 1920-м году. Скульптуры на станции метро Площадь Революции — это его работа. В метро все идеологически правильно. А у Петровского пассажа… Старожилы, правда, говорят, что изображен рабочий будущего. Мускулатура осталась, но физического труда уже нет. Поэтому рабочий стоит и думает, как жить дальше.

Кузнецкий мост

Угол Кузнецкого моста и Неглинной. Сейчас в знаменитом здании со скруглённым углом (дом Шавана) находится Альфа банк. Двести лет назад там располагалась французская фирма «Дюманси», в которой модисткой работала Полина Гёбль. Будущий декабрист Иван Анненков жил неподалеку и заходил с матерью во французский магазин. Там он приметил красавицу-модистку. На ярмарке в Пензе они встретились. Любовь, беременность Полины, восстание декабристов, арест Анненкова, Сибирь, каторга, Полина следует за ним, венчание, каторга заменена ссылкой, потом жизнь в Нижнем Новгороде. Полина рожала 18 раз, благополучно только семь. Необыкновенная история необыкновенной любви.

Этот дом знаменит еще рестораном «Яр», который в 1826 году открыл Транкиль Яр. Это про этот ресторан писал Пушкин:

Потом «Яр» переехал в сад Эрмитаж на Божедомке, потом в Петровский парк. Это уже описывал Гиляровский.

Обратная сторона красоты

Японцы говорят, что красивая мебель должна быть красива с любой стороны. Даже с той, которая у стены.

Наверное, это говорили очень древние японцы, не знавшие прогресса, сверхбыстрых скоростей и инноваций. Не понимавшие, что у нас другие проблемы, нам некогда отодвигать комод, чтобы полюбоваться задней стороной. И нам не хочется копаться в темных сторонах души собеседника, если с ним задался приятный разговор. Нам еще осталось научиться радоваться тому, что нас любят в данный момент, не задумываясь, кого любили два дня назад. Не надо отодвигать комоды, не надо заглядывать во дворы. Там нет красоты, там нет счастья.

Это написано после прогулок по дворам Столешникова переулка.

Из блокнота

МУМУ

Герасим утопил Муму в Москва реке.

— Но ведь Муму — это просто литературный герой.

— Про Муму столько рассказов, разговоров и песен, что она просто обязана была существовать.

— А разве это не в деревне было?

— Тут рядом на Остоженке жила матушка Тургенева. Впрочем, даже если не здесь, то столько народу думает об этом месте, что где бы Муму не утонула, она давно сюда перебралась.

БЫТЬ МОЖЕТ

В стародавние времена магазин «Ванда» был на Петровке, и там продавались духи «Быть может» и «Может быть». Мужчины считали, что это одно и то же, но что они понимают?

Прошли годы. Дараган выучил теорию вероятностей и полюбил добавлять после слов «может быть» некое число между нулем и единицей, которое означало вероятность того, что «может быть». Прошли еще годы, и Дараган почувствовал лирическую разницу между «Быть может» и «Может быть» и полюбил первое больше, чем второе. Оно звучало более обнадеживающе. С большей вероятностью.

АБРАМОВИЧ

Между Большим и Малым Сухаревскими переулками стоит восьмиэтажный кирпичный дом с застекленными лоджиями. Около него группа экскурсантов. Гид рассказывает, что в этом доме прошло детство Романа Абрамовича. Экскурсанты фотографируют дом на телефоны. Теперь сюда водят экскурсии — это новейшая история России.

МЖК

Иду по Большому Сухаревскому переулку. Серый шестиэтажный дом напоминает о комсомольской юности. После революции тут было рабжилтоварищество. На стенах красовались революционные лозунги. С годами дом обветшал, жить там стало опасно. Грянула перестройка, и комсомольские вожаки придумали гениальную схему решения своего квартирного вопроса. Дом расселили, вожаки объявили, что тут будет комсомольская стройка. Комсомольцы и комсомолки в нерабочее и рабочее время занялись ремонтом дома, в котором они потом поселились.

Жители стали называться членами МЖК (молодежный жилищный кооператив).

Веселое было время!

ВДНХ

Хорошо сейчас на ВДНХ. Прошлогодняя стройка затихла, везде чистота и красота. Шумят фонтаны, мороженое продают, пограничники свой праздник отмечают. Скромно так отмечают, сидят культурно на лавочках. Около фонтанов почти Париж — как в Люксембургском саду и в саду Тюильри стоят металлические стульчики. Только цвет другой: в Париже зеленый, у нас белый.

Узнал новое о монументе «Покорители космоса». Хвост ракеты сначала хотели сделать из стекла и подсвечивать ночью. Королев сказал, что надо делать на века. Из титана. А я думал, что там пластины из нержавейки. Оказалось, что ушло 25 тонн титана — дефицитнейшего металла.

Порадовала «Планетная система» на аллее космонавтов — Плутон посчитали планетой, а не «объектом» пояса Койпера, как недавно решили астрономы. Я с детства привык считать Плутон планетой, и никакие астрономы меня не переубедят.

Москва альтиста Данилова

Были же времена, когда считалось почти неприличным не знать о новом нашумевшем романе. Только утихли страсти после публикации «Мастера и Маргариты», как читающая публика стала говорить о романе Владимира Орлова «Альтист Данилов». Некоторые даже утверждали, что эта книга не хуже романа Булгакова.

— Тоже про нечистую силу и про Москву.

— Тогда надо читать.

Потом страсти улеглись. Сейчас, наверное, мало кто прочтет «альтиста». Но книга хорошая. Лучшая у Орлова. Мне нравится бродить по Москве вместе с альтистом и Наташей.

«Наташа молчала, Данилов ничего не говорил ей о своих любимых местах, о путанице горбатых переулков, он отчего-то был уверен, что Наташа чувствует сейчас все, что чувствует и он. У Троицы в Хохлах, блестевшей и в ночи кружевным золоченым цветком свежего креста, они остановились. Налево убегала знакомая Данилову проходная тропинка в Колпачный переулок, к палатам гетмана Мазепы.

— В том большом доме я и живу, — сказала Наташа».

Это все неподалеку от любимого Покровского бульвара. Бульвара, где нет туристов. Где по вечерам тихо и уютно. Где ходят старые трамваи. Где можно увидеть остатки стены Белого города. Где в особняке Морозовых находился штаб левых эсеров — там был арестован Феликс Дзержинский. Где родители Саввы Морозова дали кров Исааку Левитану, и где он провел последние годы своей жизни. И где находился приют для нищих, часто дававший крышу художнику Саврасову. И где московский дом-утюг — не надо лететь в Нью-Йорк, чтобы любоваться утюгами. По вечерам на бульваре цветные фонари в листве, синий свет на небе и силуэт высотки на Котельнической.

О парковках

Посреди Покровского бульвара решили сделать подземную парковку. Начали копать, обнаружили прекрасно сохранившуюся часть стены Белого города. Вместо парковки сделали летний театр. На стену можно посмотреть.

Узнал, что был на рассмотрении проект подземной парковки на месте Патриаршего пруда — уважаемым людям, живущим в этом районе, негде парковать машины. Проект не был реализован.

Ивановская горка

Ивановская горка — один из семи московских холмов. Кто не знает — подскажу. Это район Покровского бульвара. Совершенно фантастический. Хотите увидеть старую Москву — гуляйте по Ивановской горке. Гуляйте медленно. Хорошо, если рядом человек, который знает историю. Если нет такого — лучше ходить одному. С телефоном, полностью заряженным перед прогулкой. Там каждый дом с историей. Гугл знает почти всё, он ответит на вопросы. Никакой попутчик не выдержит ваши остановки, когда вам приспичит узнать, что тут было, есть и будет. Без этих знаний район вам ничего не расскажет. Скоро вы устанете плутать по дворам и переулкам, захотите подкрепиться и выпить. С телефоном и любознательностью вам скучно не будет.

Но Гугл знает не всё. Вы заходите в тихий дворик и видите фантастическую картину на старой кирпичной стене. Что это? Нет ответа. Мальчишки рядом гоняют на самокатах, не обращая внимания на ваше изумление. Они привыкли к чудесам Ивановской горки. А вы только начинаете привыкать.

Ленин в переулке

Гуляя по Сухаревским переулкам, заметил, что за металлическим забором сквозь кусты что-то блеснуло. Подошел, присмотрелся, увидел Ленина.

— Тут раньше детский сад был, — объяснила мне старушка, сидевшая на скамейке. — А теперь коммунисты. КПРФ. У них тут главный штаб. Ленина они с Дома Советов сняли. А так они скромно живут. И тихо.

Память

«Память — это то, что заменяет мне вид из окна». — Томас Харрис, «Молчание ягнят».

Немецкая слобода. Неприметное серое здание советской эпохи — там раньше была фабрика-кухня, готовили обеды для школ. Соседнее желтое здание на Малой Почтовой улице, где в старину была фабрика-красильня (сейчас там общежитие мигрантов), помнит другое. На месте серого дома стояли деревянные дома. В одном из них родился Александр Сергеевич Пушкин.

Семья Пушкиных меняла московские квартиры 12 раз. Мать Александра не любила жить подолгу на одном месте. Пушкин как-то сказал, что Царскосельский лицей заменил ему отчий дом. Оттуда он шесть лет никуда не переезжал.

Бауманский

Школа, выпускной класс. Электрички — идеальное место для знакомства с девушками.

— Ты работаешь, учишься? — спрашивают девушки.

Школа звучит несолидно. Говорю, что студент первого курса Бауманского института. Это на слуху. Родители хотели, чтобы я стал инженером и проектировал космические ракеты.

— Это что за институт?

— Московское Высшее Техническое Училище имени Баумана.

— Училище… Это техникум такой?

Хочу заступиться за Бауманский, но вдруг понимаю, что не знаю, где он находится. Перевожу разговор на другую тему.

Сегодня всё узнал и на всякий случай сфотографировал Бауманский университет вместе с речкой Яузой. Теперь могу смело знакомиться с девушками и говорить, что я студент Бауманского. Ну, или преподаватель начертательной геометрии, если не поверят, что студент.

Пустота

Нет дома, где Булгаков жил с Еленой Сергеевной. От есенинского «Стойла Пегаса» остались только воспоминания около кафе «Му-Му» в Малом Гнездиковском переулке.

Пустота ничего не помнит. Помним мы и буквы на старых страницах.

Так много ушло в виртуальный мир, где ничего не исчезает. Где не рушатся стены, не горят рукописи, где мы молоды и немного счастливы.

Головин и другие

Что делать, если царь наказал вам следить за наследником, а наследник ведет себя неподобающе? Например, зачастил наследник, уже ставший царем, в Немецкую слободу, восхищается её порядками, даже дворец начал там строить. Негоже царю в слободе дворец иметь, в Кремле его место. Ну ладно, объявил Петр, что дворец не для него, а для верного Лефорта. Все всё понимают, но возразить не могут.

— Ох, не будет на Кукуе присмотра за царем, — вздыхал Федор Головин. — Надо домишко там построить для пригляду.

Так на другом берегу Яузы, напротив Лефортовского дворца вырастает Головинский дворец с красивым парком. Славное получилось место в Москве. Два дворца, один другого краше. Пруды, сады, мосты. Кипела там жизнь и при Петре Втором, когда столицу перенесли из Петербурга в Москву. Так юный Император обручился в Лефортовском дворце с Екатериной Долгоруковой.

При Анне Иоанновне Головинский дворец превратился в место развлечений и стал называться Анненгоф. Парк при дворце был перекроен на французский манер. Екатерина Великая решила вместо Анненгофа построить каменный дворец. Дворец был почти закончен, но пришел к власти Павел и здание было передано военному ведомству. Таким оно и оставалось до 21-го века, когда на здание положили глаз частные инвесторы. Переговоры затянулись, дворец, который сейчас называют Екатерининским, пустой. Военные его на всякий случай охраняют, так что залезть внутрь не удалось.

Кариатиды

Когда атланты поддерживают балкон или навес, то это понятно — тяжелую работу должны выполнять мужчины. А вот женщин жалко. Даже если они держат полку с ангелочками.

Дом с кариатидами в Печатниковом переулке, что недалеко от Трубной площади, давно меня привлекал. Нет, не красотой. Слишком там много всего на фасаде. Было интересно — кто все это налепил?

Узнал. Это сделал крестьянин Петр Сысоев из Подольского уезда. Отличный лепщик. Заработал, купил особняк и украсил его, как посчитал нужным. Кариатидами, ангелочками, гербом со своими инициалами. Все идут и оглядываются. Знай наших!

Неужели кинематографисты могли пройти мимо? Не прошли. Гайдай поселил сюда Людоедку-Эллочку в фильме «12 стульев».

Места для исполнения желаний

Растет волшебный тополь у Рождественского монастыря. Если его обнять и загадать желание, то оно исполнится. Хотел вернуться в молодость, но потом передумал. Ведь тогда придется снова решать давно решенные проблемы. Столько сил потрачено, и все начинать сначала? Многие вершины и расстояния были преодолены по глупости. Если вернуться, то жизнь начнется скучная, разумная. Вспомнить будет нечего. А так, даже ошибки на расстоянии кажутся правильными. Рассудка и интуиции было маловато, все решали чувства. И это было прекрасно.

Растет в Москве на Тверском бульваре дуб. Ему уже больше двухсот лет. Посадили его, когда делали «гульвар» для прогулок. Тогда много дубов посадили, но в пожаре 1812 года уцелел только этот. Он пережил ураганы, засухи, бомбежки. А все потому, что он волшебный. Посильнее, чем тополь у стен Рождественского монастыря. Вокруг него протоптана тропа. Это потому, что инструкция по пользованию дубом сложная. Сначала надо три раза обойти дуб, думая о своем желании. Оно должно быть очень конкретным. Потом прижаться к дубу лбом и ладонями, представляя, что вы хотите.

Я проверил. Загадал маленькое. И получил. Дуб конкретно работает!

Пушкину 220

Стоит Александр Сергеевич на площади, с укоризной поглядывая на МакДональдс. Под ним три станции метро, подземные переходы…

«Нехорошее тут место», — говорят московские мистики.

Раньше здесь кладбище было около Страстного монастыря. Не стоит тут долго задерживаться — встретился с девушкой около памятника — и бегом на Тверской бульвар. Там хорошо, там дуб волшебный, который помнит Пушкина. Мы столько знаем о поэте, что каждый может считать себя его другом. Или знакомым, если слово «друг» звучит слишком возвышенно. С Пушкиным можно поговорить — его ответы в написанных строчках.

Однажды я ехал из Миннеаполиса в Чикаго. Дорога длинная, музыка надоела, и я пригласил Александра Сергеевича поболтать об Америке.

— Не люблю Америку, — сказал поэт. — Там богач надевает оборванный кафтан, дабы на улице не оскорбить надменной нищеты, им втайне презираемой.

— Лицедейство? Это грех?

— В былые времена актеров хоронили вместе с самоубийцами. Негоже изображать того, кем ты не являешься.

— А если богач вышел из низов и в душе остался тем, кем был в молодости? Почему бы ему не надеть джинсы и перекусить в МакДональдсе?

— Не может богач остаться таким, каким был в молодости. Деньги меняют человека.

Вот так мы с ним долго спорили. Каждый остался при своем мнении. С днем рождения, Александр Сергеевич!

Удиви девушку

Эта запись для любопытных или желающих кого-то удивить, не особо напрягаясь.

Мужчины, представьте, что вы с девушкой пошли в дом-квартиру Горького, что в особняке Рябушинского на Малой Никитской. Проектировал особняк Федор Шехтель. Считается, что с этого дома начался московский модерн. В доме лучше взять экскурсию, где вам расскажут, что дом проектировался с тремя уровнями: дно морское, земля, небеса. Покажут чудесную лестницу, старообрядческую молельню, библиотеку Горького. Там много чего интересного.

Но вот вышли вы на улицу и пошли по Спиридоновке на Садовое кольцо. В начале улицы увидите белые палаты с будкой, на которой написано «Огнеопасно — газ». И тут наступает ваш звездный час, чтобы прослыть интеллектуалом, готовым сыграть в «что, где, когда».

— Это Гранатный двор, — небрежно говорите вы. — Тут снаряды в свое время делали. Отсюда идет подземный ход в Кремль.

— А что за будка?

— Это не простая будка. От нее по подземному ходу газ поступает в Кремль. Вечный огонь у Кремлевской стены питается из этой будки.

Дальше нужно ускорить шаг, ибо каждый дом на Спиридоновке с мистической историей. Истории сложные, запомнить их трудно. Тут и медовый месяц Александра Блока, привидения в особняке Саввы Морозова, загадки дома для ученых, тройное самоубийство, описанное Куприным, пиры Сталина, дом Берии… В середине можно свернуть к Патриаршим. Там истории попроще, да и рестораны вкуснее.

Московский лайфхак

Если вы гуляете по московским бульварам и захотели пить, то необязательно бежать в магазин за бутылкой воды. У Никитских ворот стоит красивый храм Большое Вознесение. Там венчались Александр Пушкин и Наталья Гончарова. Когда праздновали 200-летие со дня рождения поэта, то в скверике перед храмом построили фонтан-ротонду «Наталья и Александр». Если присмотреться, то внизу из гранитного парапета бьют струйки, около которых написано «Чистая вода».

Сколь она чиста — не знаю. Знаю только, что при открытии фонтана эту воду пил Лужков. Я тоже напился — пока жив и здоров.

Неподалеку Феодоровская церковь у Никитских ворот. В ней крестили Александра Суворова, там он мальчиком пел в хоре — дом Суворовых находился неподалёку. Возле церкви могильная плита — тут похоронена мать полководца.

Теперь я понял, почему в советское время Никитский бульвар назывался Суворовским.

Анна Ахматова в Москве

Оказалось, что в Москве есть памятник Анне Ахматовой. Найти его непросто — он во дворе дома 17 на Большой Ордынке. Тут в квартире 13 жил друг Ахматовой — писатель Виктор Ардов (кто не знает, артист Алексей Баталов — его пасынок).

Более странного памятника я не видел. Хотя, нет — видел в Тарту памятник Юрию Лотману.

Памятник плоский. Угадать, что это Анна Ахматова может тот, кто знаком с рисунком Модильяни. Когда Ахматова приезжала в Москву, то она всегда останавливалась у Ардова. Здесь же в июне 1941 года Ахматова встретилась с Цветаевой. До этого они только переписывались. Встреча длилась семь часов. Марина непрерывно говорила, Анна больше слушала. В 1959 году Ахматова пишет:

«Страшно подумать, как бы описала эти встречи сама Марина, если бы она осталась жива, а я бы умерла 31 августа 1941 г. Это была бы „благоуханная легенда“, как говорили наши деды. Может быть, это было бы причитание по 25-летней любви, которая оказалась напрасной, но во всяком случае это было бы великолепно».

На выставке Мунка

Мунк в больших дозах депрессивен. Как Шопенгауэр. А что в больших дозах не депрессивно?

Все клоуны, уходя с арены, грустные и усталые. Мы не хотим их видеть такими, но Мунк заставляет.

Много ли счастья в любви? Мало. Страданий больше.

Об этом говорит Мунк.

Всегда ли мы счастливы в поцелуе? Не всегда. Бывает, что осенний вечерний дождь начинает идти в комнате. Холодны губы любимой. И объятья кажутся последними.

Дали

Если смотреть на рисунки Дали, то они кажутся простыми. Любой профессионал может их повторить. Но какое надо иметь воображение, чтобы такое придумать? Этим гений и отличается от ремесленника.

У писателей то же самое. Дай писателю детальный сюжет, и он напишет рассказ. Может даже неплохой, если он владеет словом. Но у писателей еще проблема в деталях сюжета. Убрать лишние, оставить яркие.

Эти нехитрые мысли после выставки рисунков и скульптур Дали и Пикассо в «Красном Октябре».

Москва мистическая

Самое мистическое место в Москве — Голосов овраг в Коломенском. Найти его просто — спуститесь от храма Вознесения к реке, идите направо, увидите ручей и поднимайтесь по его руслу. Свое название овраг получил от языческого бога подземного царства Волоса (Велеса). Эзотерики проводили исследования и нашли тут необычайное место силы. Знаменит овраг тем, что он позволяет путешествовать во времени — легенд много. Скачки в прошлое или в будущее идут квантами 20, 40 или 50 лет. В хорошую погоду овраг не работает — нужен дождь, туман, буря. Чем хуже погода, тем надежнее скачки во времени.

А сейчас как назло: тополиный пух, жара, июнь… Но вот заволокла огромная туча белесое небо, заморосило, ушли мамы с колясками от нижних прудов. Безлюдно в овраге, гудит ветер, срывая засохшие листья. Тропа по дну скользкая, вода в ручье мутная. Тумана нет, но деревья сомкнулись, совсем темно стало.

Иду и думаю — перенесет меня сейчас в 1979 год. Через год олимпиада, появится в киосках «фанта», финский сервелат. Московские улицы опустеют, неузнаваемым станет похорошевший город — жить бы и жить в таком. Фанту пить, колбасой закусывать. А впереди у меня еще столько нерешенных проблем. Канализацию на даче доделать. Забор новый поставить. Оно мне надо?

Да и кто в прошлое так отправляется? Надо брать с собой распечатку выигрышных номеров спортлото. Да и джинсы запасные в рюкзак положить. А айфон можно в ручей выкинуть.

Мрак вокруг. Того и глядишь туман появится. А вдруг меня в будущее закинет? Кому я там буду нужен? Да еще с айфоном устаревшей модели. Ускорил шаг, побежал. Вроде пронесло. Вот гора впереди. Скорей на вершину. Ага, цивилизация! Дворец Алексея Михайловича на горизонте. Там киоски с мороженым. И проход к метро «Каширская». Ну и хорошо. Телефон показал, что я остался в 2019-м году. Этот год мне нравится. Больше нравится, чем 1979-й.

В стороне

Новая Третьяковка на Крымском валу. Смотрю на картину Штеренберга «Старые времена».

Почему меня привлекает, когда главный герой стоит не в центре? Ведь я не люблю тех, кто стоит в стороне. Со стороны всё виднее, конечно. И жить там спокойнее, дольше. Там делают меньше ошибок, если молчат с умным видом.

Стоп, это меня не туда понесло. Мне нравятся картины, где центр тяжести не в центре. Это больше похоже на жизнь. Где в центре пустота и слова. Сбоку кустик, а все важное с другой стороны, где кустиков нет.

Ложь в искусстве

Бельгийский художник Рене Магритт нарисовал трубку и написал на картине «Это не трубка». Да, эту трубку нельзя взять в руки, раскурить… Искусство — ложь. Это просто краски на холсте, а не золотые листья, тающий снег, девушка с персиком… Можно быть честным, как Магритт или Малевич. Назвав картину «Черный квадрат», Малевич никого не обманул.

Литература — тоже ложь. Даже воспоминания, где 80% самого интересного пропущено, а остальное приукрашено. Не лжет только математика.

Жить не во лжи быть может просто,

Но как на свете безо лжи прожить.

Дом народов

Дело было в Доме народов:

«Повернув направо, мадам Грицацуева побежала. Трещал паркет.

Навстречу ей быстро шел брюнет в голубом жилете и малиновых башмаках. По лицу Остапа было видно, что посещение Дома народов в столь поздний час вызвано чрезвычайными делами концессии. Очевидно, в планы технического руководителя не входила встреча с любимой.

При виде вдовушки Бендер повернулся и, не оглядываясь, пошел вдоль стены назад.

— Товарищ Бендер, — закричала вдова в восторге, — куда же вы?

Великий комбинатор усилил ход. Наддала и вдова.

— Подождите, что я скажу, — просила она.

Но слова не долетали до слуха Остапа. В его ушах уже пел и свистал ветер. Он мчался четвертым коридором, проскакивал пролеты внутренних железных лестниц. Своей любимой он оставил только эхо, которое долго повторяли ей лестничные шумы».

И где это все происходило?

На Солянке. Напротив храма Рождества на Стрелке, у которого стоит памятник жертвам Беслана. Дорожка к «Дому народов» начинается с ворот со скульптурами. Одна из них — «Милосердие». Там женщина с ребенком держит в руках сердце, освещающее путь. Вернее, держала. С годами сердце таинственно исчезло, и стало казаться, что женщина хочет отшлепать ребенка. Кто-то посчитал это негуманным и отломал у женщины половину руки.

Если пройти мимо теперь уже гуманной скульптуры, то скоро наткнетесь на крепкий забор, солидную проходную и железные ворота. Сквозь щелку можно разглядеть суровые лица охранников с военной выправкой. В давние времена тут был Воспитательный дом для сирот. Из них хотели получить художников, архитекторов, музыкантов и прочих специалистов гуманитарного профиля. Идея немного провалилась, но это богоугодное заведение существовало до 1917 года.

Гуманитарный профиль учреждения остался — здание стало называться Домом народов (так назвали его Ильф и Петров), где под одной крышей собрались редакции многих газет. Сюда и пришел Остап Бендер за стулом. Потом там расположилось военное училище, которое убыло несколько лет назад, оставив после себя забор, проходную, ворота и суровую охрану.

Местные говорят, что там собираются сделать многозвездочный отель. С парком и прочими увеселениями.

Выставка коллекции Щукина

Если вы хотите получить удовольствие от выставки коллекции Щукина в Пушкинском музее, надо:

1. Любить картины Пикассо и французских импрессионистов.

2. До похода на выставку ознакомиться с биографией Щукина, захотеть поклониться ему в пояс.

3. Быть готовым, что посетителей много и помедитировать около любимых полотен будет затруднительно.

4. С радостью встречать любимые картины, вспоминать, где и когда вы их видели.

5. Не ожидать диванчиков в центре залов, где можно посидеть, тупо глядя на розовый туман Клода Моне.

6. Не раздражаться, что в некоторых залах картины развешаны в два рядя — картин много, места мало.

7. Понять, почему выставка коллекции Щукина в Париже побила все рекорды по числу посетителей на выставках картин.

8. Приходить на выставку со свежей головой. Если в голове туман, а в ногах слабость, то выпить кофе перед осмотром.

9. Радоваться, что на выставке можно фотографировать.

10. Выйдя из музея, сесть на лавочку и подумать, насколько чище стала ваша душа после выставки.

11. Потом как следует подкрепиться.

Музей современного искусства, выставка Александра Панкина

Панкин связывает математику и живопись. Вы увидите вихревое расслоение черного квадрата Малевича, его математические представления, узнаете, какова обратная сторона квадрата. И убедитесь, что человеческая фантазия безгранична. А у кого не безгранична, то можно взять что-то старенькое и как следует переиначить, подведя под переиначивание философскую базу. На выставке много шедевров, возникших буквально на пустом месте. Например, на фоне непростого утреннего состояния мужского организма.

Лень на бегу

Бегун остановился на половине дистанции и стал думать, зачем и куда он бежит.

Мы возвращались из альплагеря. В купе сидели будущие физики-теоретики и экспериментаторы. Лешка смотрел в окно и вздыхал. Остальные сочувственно молчали.

— Леш, может тебе чаю?

Лешка вздохнул особенно глубоко и сказал как будто сам себе:

— Я, похоже, стал бродягой.

— В смысле?

— Приеду в Москву и стану собираться в новый поход.

— Тяжелый случай, — сказал будущий теоретик. — Это лень, начало атрофии мозга. Ты не хочешь думать и заменяешь мысли впечатлениями. А закончишь ты тем, что будешь ходить по городам с экскурсоводами и слушать готовые истории. И еще будешь фотографироваться на фоне достопримечательностей.

Мы поежились, представив такую страшную картину.

Прошли годы. Однажды я шел в Москве по Славянской площади и увидел теоретика, который стоял в окружении любознательных старушек и слушал рассказ экскурсовода, откуда взялось название Китай-город.

— Что ты тут делаешь? — удивился я.

— Я очень устал, — сказал теоретик. — Устал настолько, что готов слушать занимательные истории. Ты знаешь, например, откуда взялось выражение «у черта на куличках»?

— Тебе это стало важно?

— Представь, что да. Видишь церковь? Это Храм Всех Святых на Кулишках. У него колокольня наклонена — это московский вариант Пизанской башни. А наклонили ее черти, которые тут водились и хулиганили. С тех пор и пошло. Где черти? На Кулишках, Куличках.

— А как твоя наука?

— Для этого надо остановиться.

— А остановиться страшно?

Тут экскурсовод махнул рукой, и группа старушек направилась в сторону Солянки. Теоретик хлопнул меня по плечу и отправился за ними.

2019, осень

Московские прогулки

Святой Трифон

Москва хороша еще тем, что тут легко делать открытия. Хотя бы для себя, любопытного. Достаточно случайно побродить по переулкам.

Попал я на Трифоновскую улицу — это недалеко от Рижского вокзала. Ну, думаю, назвали улицу в честь какого-то пламенного революционера. Огляделся и обмер. Рядом с многоэтажным чудовищем стоит древнее чудо. Подошел ближе: ограда, ворота. На воротах надпись: Храм Святого Мученика Трифона в Напрудном.

Так, Напрудное — это бывшее село, названное в честь одноименной речки, притока Неглинки. А почему Трифон и почему на этом месте? И почему крест с полумесяцем, как на Спасском соборе Андроникова монастыря?

История оказалась настолько увлекательной, что её описал Алексей Толстой в романе «Князь Серебряный». Святой Трифон жил в третьем веке, исповедовал христианство, изгнал беса из дочери римского императора, избавлял поля от вредителей, был зверски замучен за свою веру. Мне сообщили, что Трифона можно попросить о решении самых разных проблем: удачной охоты, повышения зарплаты… Так одна женщина три года не могла продать квартиру, а после обращения к Трифону квартира ушла за неделю.

Но почему Трифон в Москве? Вот легенда: сокольничий упустил любимого государем сокола. Ему дали три дня на поиски. Если не найдет — отрубят голову. Два дня поисков — нет результатов. Сокольничий в полном отчаянии, но тут явился Трифон и сокол нашелся. В благодарность сокольничий велел построить церковь. Церковь датируется 1492 годом. То есть возраст сравнимый с возрастом Андроникова монастыря.

А место чудесное! Напротив храма есть удобная деревянная скамейка. Там можно долго сидеть рядом со старыми камнями, смотреть на увядающие осенние цветы, наслаждаясь тишиной и покоем. В храме вас тоже никто не будет беспокоить, вы там будете одни.

Циолковский в Москве

Эта история произошла в доме 25 по проспекту Мира — недалеко от входа на станцию метро «Проспект Мира, радиальная». Источник истории ненадежный (если вы найдете подтверждение, буду очень благодарен), но история настолько фантастическая, что я рискну ее рассказать.

В этом доме поселился купец Циммерман из Ревеля. И была у него дочка, которую воспитывали в строгости — сидела она дома и мечтала о романтической любви. Однажды их прачка рассказала, что у нее снимает комнату парень романтической наружности, который развесил в комнате деревянных птиц. Дочка парнем заинтересовалась, попросила передать ему письмо. Парень ответил, и начался эпистолярный роман.

Парнем оказался Костя Циолковский. Он приехал в Москву поступать в Техническое училище, завалил экзамены и стал изучать науки самостоятельно, сидя в Румянцевской библиотеке. Переписка длилась долго, превратилась в виртуальную любовь. Но из виртуальных влюбленностей редко получается что-то хорошее. Их тайна вскрылась, переписка оборвалась, и Костя разочарованный уехал из Москвы.

Эта история имела продолжение. Спустя много лет Константин Циолковский описал страну будущего, населенную счастливыми людьми. Но у этих людей не было любви. Размножение было, но любви не было. Циолковский посчитал, что от любви одни страдания и люди будущего должны обходиться без этой глупости.

Пешеходная зона

Все москвичи об этом, наверное, знают, но для меня очередное открытие. Оказалось, что самая большая пешеходная зона не в центре и не на Арбате, а возле метро «Римская». Из улицы Школьной сделали памятник обслуживания ямщиков на Рогожской заставе. Раньше тут были трактиры, чайные, постоялые дворы, запасные части для карет и телег, овес… Сейчас, в основном, офисы. Практические нет магазинов и ресторанов. Улица пустынная. Даже вороны облетают ее стороной. Вышагиваешь по плитке, смотришь на дома пастельных тонов (это Александр Первый приказал убрать яркие краски) и удивляешься, для кого тут сделано так красиво?

Андроников монастырь

От Школьной улицы до Андроникова монастыря пять минут ходьбы. Меня предупредили, что у памятника Андрею Рублеву часто собирается компания любителей выпить и комментировать происходящее, но в этот вечер все было тихо. Внутри монастыря ремонт — вы уже догадались, что кладут плитку.

Сделал фото Спасского собора — очень он мне нравится. Шепнули, что старых камней там осталось только десять процентов, так что собор Святого Трофима после сложных расчётов можно считать более старым. История монастыря в советское время довольно грустная. Его чуть не снесли в 1947-м году. Но есть и светлое пятно — 1960-й год, стараниями Ильи Эренбурга и его зарубежных друзей, ЮНЕСКО объявила годом Андрея Рублева. Это спасло монастырь от запустения и разрушения.

Йоко Оно

Выставка работ Йоко Оно «Небо всегда ясное».

Как всегда, в этом музее практически не было никого старше 25 лет. А зря. Людям постарше надо туда ходить по трем причинам:

1. Понимать, что интересно тем, кому меньше 25 лет.

2. Почувствовать пульс сегодняшнего дня, понять, что искусство — это не только тщательно выписанные картины.

3. Постараться ощутить толчок к новым свершениям, услышать звук трубы, которая куда-то зовет.

Пикассо

Сегодняшний день напомнил о двух городках в Провансе, где мы не успели побывать этой осенью: Грасс и Валлорис. Но сначала о Наде Ходасевич-Леже, двоюродной сестре поэта Владислава Ходасевича.

Надя Ходасевич — художница. Родилась под Витебском. После революции перебралась в Варшаву, потом в Париж. Была ассистенткой художника Фернана Леже, после смерти его жены вышла за него замуж. Унаследовала его коллекцию. Создала музей Фернана Леже. Организовывала его выставки в СССР. Ее даже наградили орденом Трудового Красного Знамени за развитие сотрудничества с Францией. Умерла она в 1982 году в городе Грасс, что недалеко от Антиба. В Грассе жил во время войны Бунин — он там, заканчивал свои «Темные аллеи». Именно в парке Грасса находились аллеи, по которым любил гулять писатель.

Меня всегда интриговала способность писать о любви, когда рядом грохочут пушки. Немного прояснилось, когда узнал о медовом месяце Джона Леннона и Йоки Оно. Этот месяц они провели в постели гостиничного номера в Амстердаме, называя это протестом против войны во Вьетнаме. «Занимайтесь любовью, а не войной» — так они объяснили корреспондентам свой необычный протест. Это объяснило, почему Бунин во время войны писал о любви.

Теперь о городке Валлорис. Это пригород Антиба. Отложили поездку на последний день, собираясь посетить там музей Пикассо. В Валлорисе Пикассо увлёкся керамикой, создав почти три тысячи интереснейших работ. Но главное там — это работа «Война и мир» в часовне старого замка. Это не полотно и никакие фотографии не передают впечатление. Хотелось увидеть это наяву, но в наш последний день в Антибе этот музей был закрыт.

Ну а теперь, почему именно сегодня пришлось с грустью вспомнить о неувиденном.

В «домашнем» музее, под скульптурой «Рабочий и колхозница» работала выставка работ из Ульяновского художественного музея. Есть немного Шишкина, Айвазовского, Поленова, Серебряковой… И выставлено много керамики Пикассо, которую он сделал и расписал в Валлорисе. Вот это был сюрприз! Откуда в Ульяновске работы Пикассо, да в таком количестве? Вот тут мы и вспомним Надю Ходасевич. Это ее подарок музею из коллекции Фернана Леже. Как все связано в этом мире!

Кстати, работы самой Нади есть в Дубне. Ведь был там год назад, ничего об этом не зная. Так и мотаюсь по миру, пропуская много интересного.

Из блокнота

В Москве уже неделю, но только недавно научился быть незаметным в толпе и не ловить недоуменные взгляды в метро и на улице. Надо ходить не с улыбкой восторженного идиота, которому все нравится, а носить маску делового мужчины, решающего серьезные проблемы.

***

Идешь по Страстному бульвару, видишь скромный розовый двухэтажный дом. Потом узнаешь, что тут прошло детство Софьи Ковалевской. Мимо машины несутся, люди спешат, а ты стоишь и смотришь. Почему? — сам не знаешь. Нет, не об абелевых интегралах ты думаешь. Просто удивляешься, что молодая красавица выбрала такой непростой путь, не обращая внимания на пересуды.

***

По чистоте Москва напоминает французский Сен Реми. Упадёт на тротуар желтый лист, и ты уже оглядываешься: где же человек с метелкой и совком, который уберет этот беспорядок? И какое раздолье для фотографа. Можно снимать с закрытыми глазами — все равно получится красиво. Останется только горизонт выровнять.

***

Как прекрасны и загадочны девушки, читающие в метро толстые бумажные книги! Где мои двадцать лет, которые позволили бы сесть рядом и сказать, что у тебя дома тоже есть книга, и что книги лучше читать в кафе за рюмкой коньяка, беседуя с молодым человеком приятной наружности.

***

Московский монорельс. Последний поезд от Тимирязевской до моего дома. В вагоне двое — я и огорченная девушка. По телефону она кому-то объясняет, что ненавидит своего парня, который сломал ей жизнь. Его кошку она тоже ненавидит. Кошка ее царапает и кусает.

На конечной из поезда выхожу один. Дежурная просит быстрее «освободить платформу» — ей уже спать пора. Улыбаюсь, говорю ей «до свидания». Она молчит, потом тоже улыбается. Расстаемся друзьями.

***

Митинский парк. Ветер гоняет над прудом мокрые снежинки. Маленькое кафе около пустого пляжа, белые столики, кофейная стойка. Кофе готовит девушка античной красоты.

— Посмотри, какое красивое лицо у девушки.

— Согласна.

— Девушка, — это уже к баристе, — тут два фотографа обсуждают вашу красоту.

Красавица делает вид, что не расслышала. Комплимент явно неудачный. Расплачиваюсь за кофе и, наконец, вижу улыбку. Античную, сдержанную.

В квартире у дочки

— Саша, как ты выдерживаешь жену-ученого?

— Ну кто-то должен быть на моем месте.

— Мишка, ты неправильно пьешь сок.

— А как правильно?

— Надо сначала чокнуться.

Теперь пьем правильно — чокаемся после каждого глотка.

В институте

Зашел в один из корпусов родного академического института.

— Мы теперь не институт, а научный центр.

— И что?

— Заплату снизили в полтора раза.

— А как же указ президента, что заплата научного работника должна быть не меньше удвоенной средней по региону?

— Указ президента нам не указ.

— Что делаете?

— Сверхтонкие батарейки.

— Это прорыв?

— Это повторение западных технологий. Нам продают батарейки, но не технологии. В свое время эффективные менеджеры решили, что за нефть они все купят. Оказалось, что не все можно купить.

— Значит, появилась потребность в фундаментальной науке?

— Ага. Опомнились.

— И как работается?

— Хуже некуда. Реактивы жду по полгода. Мне нужно два миллиграмма, но такие количества невыгодны фирмам распределителям. Логистика, видите ли, сложная. Они набирают заказов на грамм, покупают со скидкой и распределяют по институтам.

— И что ты делаешь? Сам варишь исходники?

— Ну да. Это занимает 90% времени.

— Помощники есть?

— Нет. Все сам. Взвешиваю, растворяю, перегоняю, выпариваю, чищу…

— У тебя же были аспиранты.

— Теперь они на вес золота. Ты по корпусу прошел? Видел только седины и лысины.

— И что дальше?

— Буду варить дальше.

— А еще что нового?

— Ввели оценки научной деятельности. Считают статьи с учетом качества журналов. Зарплата зависит от количества статей.

— Значит, надо нормальную статью разбивать на две части.

— Не учи ученого. Не на две, а на три.

— Пойдем выпьем. Время есть?

— Вот этого ресурса сколько угодно.

Встреча в метро

— Привет! С трудом узнал тебя. Раньше, вроде, волосы светлые были.

— Раньше много чего было.

— Что читаешь?

— Фейнмановские лекции по физике. Я тебя предупреждала.

— Женщина, читающая в метро книгу по физике, всегда красива и загадочна, привлекает внимание и рискует выйти замуж еще раз.

Ковш бульдозера

Зоологическая улица. Госцентр современного искусства. На тротуаре — ковш бульдозера. Это в память о «бульдозерной» выставке 1974 года на пустыре в Беляево. Тогда по странному указанию Гришина разогнали выставку художников-авангардистов под предлогом, что они мешали работам по озеленению. Разгоняли бульдозерами — отсюда название. Разгон был жестким, даже Андропов возмутился. В мире поднялся шум, и московские власти пошли на уступки: через две недели в Измайлово разрешили четырехчасовую выставку непризнанных художников. Ее потом называли «четыре часа свободы».

01, 02, 03

Первая телефонная станция в Москве появилась на Кузнецком мосту. Маленькая, с дорогой абонентской платой. В начале 20-го века власти заключили контракт с другой фирмой, которая построила «небоскреб» в Милютинском переулке. Там расположилась станция на 60 000 номеров. Украшают здание горельефы. Говорят, с ними связана история возникновения спецномеров пожарной и полицейской части.

Начало 20-го века. Пожар в центре Москвы. Кто-то пытается дозвониться в пожарную часть. Телефонная барышня не знает номера части. Звонящий начинает ругаться. Барышня вежливо посылает его искать справочник. Пока они препирались, здание сгорело. Вот этот разговор и изображают горельефы.

Легенда

Есть московская легенда, как выбирают цвет для окраски фасадов домов.

В сибирской глуши, в ущелье алтайских гор живет старец. Он слепой и святой. Реставраторы приходят к нему за советом. Старцу показывают палитру красок, он наугад тычет пальцем и объявляет, что благословляет именно этот цвет, который принесет зданию долгую и счастливую жизнь. Именно так среди пастельных тонов вдруг появляется здание темно-кирпичного цвета.

Левитан

Одна из моих любимых картин — «Над вечным покоем» Левитана. Вы обращали внимание, что в окошке церквушки горит свет? То есть над вечным покоем жизнь продолжается.

Год назад специально ездил в Плес, посмотреть на эту церквушку. Как-нибудь выберусь в Тверскую область, чтобы посмотреть на озеро Удомля, которое Левитан поместил на картину.

А где Левитан заканчивал эту картину? И свой гениальный «Март»? И «Золотую осень»?

Где-где — в Москве! В Трехсвятительском переулке, на моей любимой Ивановской горке.

Жила-была купчиха Мария Федоровна Морозова. Умная, деловая. Было у нее девять детей. Самые известные: Савва, Сергей и Юлия. О таинственном доме Саввы Морозова на Спиридоновке я уже писал. Дом Юлии — это красивая усадьба на пересечении Покровского бульвара и Трехсвятительского переулка. Сейчас о Сергее Морозове.

С именем Сергея связан Музей кустарного искусства. Одно время он увлёкся живописью и во флигеле родового имения в Трехсвятительском переулке устроил прекрасную художественную мастерскую. Не пошла у него живопись, и он отдал здание своему другу Исааку Левитану. Мария Федоровна была не против. Сергей не только создал прекрасные условия для работы мастера, но и снабжал его холстами, подрамниками, красками. Именно в этой мастерской Левитан написал свои главные шедевры. После смерти художника флигель стали называть «левитановским».

Мечтаю: хорошо бы не положили плитку в каком-нибудь переулке, а на сэкономленные деньги привели в порядок этот дом и сделали бы там музей Левитана. И заодно бы сделали музей зодчего Казакова в доме, где он жил и где рядом была его школа.

Из блокнота

ВОРОНА И ЧЕРНЫЙ ЛЕБЕДЬ

Вечер, дождь, улица Забелина. Стою и жду. Рядом тоже стоят и ждут. Напротив паб «The Black Swan» (Черный лебедь). Слышу шипение шин по мокрому асфальту и непрекращающееся воронье карканье.

— Откуда здесь ворона?

— Это не ворона, а лебедь.

— Я слышала, как кричит лебедь. Это ворона.

— Но тут не простой лебедь, а черный. Ты знаешь, как он кричит?

— Как?

— Вот так и кричит. Рекламирует этот паб.

ПРИОБЩАЕМСЯ

Как ни приду к памятнику Мандельштаму на улице Забелина, так обязательно застану выпивающих у мраморного «столика».

— Мужики, я вам не помешаю, если похожу и пофотографирую?

— Нет проблем. Ведь мы тоже к прекрасному тут приобщаемся.

УТКИ И ГОЛУБИ

У ростокинского акведука мама с дочкой кормят хлебом уток. Между уток снуют голуби. Малышка бросает хлеб утке, но его перехватывает шустрый сизокрылый. Девочка плачет:

— Мама, я не умею уток кормиииить!

— Но голуби тоже хотят кушать.

Малышка задумывается, потом решительно топает ножкой — прогоняет уток, чтобы накормить голодных голубей.

ЧАС ВОЛКА

Моя московская юность была малоалкогольной, и я ничего не слышал о таком популярном выражении. Для меня час волка — это около трех часов ночи. Даже в дни творческого экстаза в это время мозг говорит, что ему надоело меня обслуживать. Кто-то говорил, что час волка — это полночь, когда выползает всякая нечисть. Но в советское время час волка наступал в одиннадцать утра. В этот момент разрешалось начинать продажу алкоголя.

Почему час волка? А потому, что в этот час на фронтоне здания театра Образцова открывалась дверца, и оттуда показывался волк. Говорят, что сейчас в одиннадцать вечера прекращается продажа алкоголя (это требует тщательной экспериментальной проверки). Так что час волка и сейчас вроде существует.

ВОР ДОЛЖЕН СИДЕТЬ В ТЮРЬМЕ

Ищу в Москве места, где снимался фильм «Место встречи изменить нельзя». Люблю этот фильм. Место финальной сцены «а теперь Горбатый!» нашел еще летом. Это на Яузской улице.

Сегодня новая находка — лестница, где капитан Жеглов засунул в карман Кирпичу украденный кошелек. Дом с этой лестницей на Самотеке. В стиле модерн, очень красивый. Построил его для себя архитектор Правдин в 1908-м году. Вскоре его приобрел купец Капцов — один из первых автогонщиков России.

МУЗЕЙ НА ТРОТУАРЕ

Жил в Тбилиси скульптор. И был у него красивый большой дом. Настолько красивый и настолько большой, что скульптор обменял его на два дома в Москве на Большой Грузинской. В тбилисский дом въехала российская дипмиссия. В одном из московских домов скульптор стал жить, а в другом сделал мастерскую/музей. Тесновато скульптору в музее. И решил он поместить некоторые работы на тротуар. Ходят мимо прохожие, смотрят и пытаются угадать — кто там стоит около мольберта? Я тоже ходил и угадывал. Кажется, угадал: там стоят Шагал, Матисс, Модильяни, Пикассо, Ван Гог.

Хорошая компания собралась на Большой Грузинской!

Улица Чехова

Малая Дмитровка в советское время называлась улицей Чехова. Никаких эмоций у меня это не вызывало. В городе Пушкино, например, тоже была улица Чехова. А также Тургеневская, Пушкинская и другие.

Но сейчас, понимая, что Чехов велик как писатель и человек, захотелось узнать, а почему Малую Дмитровку называли улицей Чехова? Была ли причина?

Была. После возвращения с Сахалина Чехов два года снимал дом в конце улицы. Отсюда он уехал в Мелихово. Здесь он написал много произведений. Но главное — рассказ «Палата №6». Самый страшный его рассказ.

Говорят, что этот рассказ/повесть появился после полемики Чехова с Львом Толстым, который утверждал, что духовная жизнь человека мало зависит от внешних обстоятельств. Сам Чехов говорил, что написал эту скучную (нет любви и женщин) повесть нечаянно, по легкомыслию. Знал бы он, что было уже 10 экранизаций этой скучной повести.

Попалось высказывание Ленина об этом рассказе: «Когда я дочитал вчера вечером этот рассказ, мне стало прямо-таки жутко, я не мог оставаться в своей комнате, я встал и вышел. У меня было такое ощущение, точно и я заперт в палате №6».

Как же нам сейчас не хватает Чехова! Представьте его посты в фейсбуке. Никакой политики, никаких нравоучений и заумной философии. Вроде как о быте, но между строк, иногда язвительных, проглядывалась бы фраза: «так жить нельзя». Лев Толстой писал о способности Чехова выводить людей из ступора.

Чехов был бы хорош в комментариях. Мягкий, добрый, тонко чувствующий фальшь и отсутствие логики. Вот мое любимое место из «Учителя словесности»: «Штабс-капитан Полянский стал уверять Варю, что Пушкин в самом деле психолог, и в доказательство привел два стиха из Лермонтова; поручик Гернет сказал, что если бы Пушкин не был психологом, то ему не поставили бы в Москве памятника».

Русские жены

Ольга Хохлова формально оставалась женой Пикассо до самой его смерти. Лидия Делекторская формально не была женой Матисса, она была даже лучше, чем просто жена. Не устоял перед русской женщиной и Сальвадор Дали.

Почему пишу об этом? В Старопименовском переулке есть дом, из которого в 1912-м году уехала в швейцарский санаторий Елена Дьяконова. Уехала, чтобы лечить туберкулез. Уехала, чтобы никогда не вернуться. Ей было 18 лет. В санатории она встретила Поля Элюара и вышла за него замуж. Вот тогда она стала Галой — так звала ее мама.

Женщиной она была страстной, жила весело. В 1929-м году встретила Сальвадора Дали. Встретила и влюбилась. Он тоже не устоял, и Гала стала его женой, музой, моделью и деловым партнером. Сальвадор был моложе Галы на 10 лет, но какое это имеет значение?

Дали сквозь пальцы смотрел на продолжающие любовные приключения Галы — когда любишь и не то прощаешь. В конце жизни подарил ей замок в Испании, куда мог приезжать только по ее письменному разрешению. Я прочитал, что даже в 80 лет у Галы были двадцатилетние любовники.

Если кто не знает, где находится Старопименовский переулок, то может вспомните историческое джаз-кафе «Синяя птица» на улице Чехова (сейчас Малая Дмитровка)? Это рядом с домом Галы Дали. Кафе было «веселое», зажигательное. «Козел на саксе» — это там. Но через дорогу находился райком партии, и за рамки мало кто выходил. «Синей птицы» больше нет. Вывеска гласит, что там сейчас Индо-Тибетская кухня.

Дом Шехтеля

Давно хотел посмотреть на особняк Федора Шехтеля, который он построил для своей семьи в 1896 году в Ермолаевском переулке. Почему?

Ну как не посмотреть, если сам Шехтель смеялся над этим особняком. Вот, что он пишет Чехову: «построил избушку непотребной архитектуры, которую извозчики принимают то ли за кирху, то ли за синагогу».

Прожил он там 13 лет, потом переехал в более просторный особняк, который построил на Большой Садовой, рядом с домом, где находится булгаковская «нехорошая квартира».

Музей во дворе

Если идти от Малой Дмитровки по Успенскому переулку к саду Эрмитаж, то слева увидите небольшой кирпичный дом, покрашенный в желто-серый цвет. Решетка закрывает вход во двор, но калитка всегда открыта. Зайдите, не пожалеете.

В этом доме работал скульптор Фридрих Согоян. Он ушел от нас в июле 2019-го года, но сейчас там работают его сыновья, тоже скульпторы. Они немногословны, но приветливы. А во дворе вы увидите работы Согояна. Посмотрите на грустную девушку около трансформаторного щита. Это копия памятника на могиле Раисы Горбачевой. И еще мне очень понравился бюст Юрского в роли Остапа Бендера.

Феномен «Д»

В Старосадском переулке, что между Маросейкой и улицей Забелина, стоит дом, которого пока не коснулась реставрация. Одно время он принадлежал Илье Салтыкову — брату писателя Салтыкова-Щедрина. Но знаменит дом тем, что в советское время тут изучали «феномен Д».

Брежневские времена. У председателя госплана Байбакова заболевает жена. Ему рекомендуют обратиться к целительнице из Грузии. Зовут ее Джуна. Байбаков устраивает переезд Джуны в Москву, она получает квартиру и должность в поликлинике Госплана. Слава Джуны доходит до Брежнева. «Надо бы проверить ее способности, — говорит он. — Пусть физики разберутся».

Разбирались физики из Института радиотехники и электроники — специалисты по детектированию слабых радиоволн. Была создана спецлаборатория по изучению «феномена Д» в здании Старосадского переулка.

Что обнаружили? Джуна могла определять температуру участков тела с точностью 0,2 градуса (обычный человек чувствует разницу 0,5 градуса). Каждый участок кожи связан с определенным органом. Если температура понижена, то орган, возможно, не в порядке. Массаж «холодного» участка и убедительные слова, включающие работу мозга пациента на самолечение, реально помогали. Лаборатория существовала до прихода Горбачева. Новый генсек ничем не болел и попросил не связывать имя Джуны с Академией наук.

Из блокнота

ОПРОС

Звонок:

— Это опрос бла-бла-бла… что вы сейчас смотрите по телевизору?

— У меня нет телевизора.

— Спасибо!

Сижу, думаю: спасибо за то, что у меня нет телевизора?

В ГОРОД

Всё, что между ВДНХ и Садовым кольцом, — это наша деревня. Выбраться внутрь Садового кольца — это называется «поехать в город».

КЕКУШЕВ

Загадка века: что произошло со Львом Кекушевым, когда «его модерн» и его дома со львами стали непопулярными? После 1905-го года модерн упростился, стал «северным модерном», а Кекушев постепенно просто исчез. Не смог найти ни чем он занимался, ни когда и отчего он умер. Печальна судьба двух гениев: Шехтеля и Кекушева.

ПАСТЕРНАК И СКРЯБИН

Тяжело, когда к тебе приходят и спрашивают: хороша ли написанная проза, картина, новая физическая теория? Как правило — не хороша. И как сказать об этом в глаза? Выкручиваешься по правилу американского сэндвича: сначала похвалишь, потом скажешь правду, потом снова похвалишь.

Скрябину было проще. К нему пришел юный Пастернак и принес ноты написанной им музыки. Но не спросил, станет ли он великим композитором, а попросил помочь ему с выбором: музыка или поэзия?

Так просто не вымучивать комплименты слабой работе, а вдохновенно говорить о гениальности в другой области.

ОПЯТЬ О КЕКУШЕВЕ

Во Глазовском переулке стоит красивый дом, куда любители Булгакова поселили Маргариту. О трех других домах, где «жила» Маргарита я писал летом. Сам я голосую за дом в Малом Ржевском переулке. Но сейчас не об этом.

В Глазовском переулке (недалеко от здания МИДа) стоит красивый дом, который построил Кекушев для своей семьи. Считается, что это первый московский дом в стиле модерн. Кекушев построил его и тут же продал. Наверное, сделали предложение, от которого невозможно отказаться. Продал и тут же построил себе дом на Остоженке. И в том доме тоже «жила» Маргарита. В первом сериале «Мастер и Маргарита» Марго вылетает из дома на Остоженке.

А в доме в Глазовском переулке после Кекушева часто менялись хозяева. Тут одно время жил Скрябин. Именно здесь состоялся его разговор с Пастернаком. Одно время в доме обосновалось посольство Аргентины, но содержать этот исторический памятник оказалось накладно. Сейчас там представительство Калужской области. Область богатая, «аргентинских» проблем для нее нет.

ПОКРОВСКИЕ ВОРОТА

Я теперь знаю, где снимался фильм «Покровские ворота»!

Зорин описал реальный дом и реальных людей — своих соседей по коммунальной квартире. Описал так реально, что решил «переместить» дом с Гоголевского бульвара, где все происходило, на Покровку. Надеялся, что его соседи себя не узнают или простят.

Фильм снимался в «настоящем» доме — на Гоголевском бульваре. Скульптуру мальчика футболиста привезли из другого двора. Прошло время, дом надстроили, отреставрировали, но пытливый глаз узнал все детали.

ДЕРЖИСЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ ВЕЛИКИХ

Решила Екатерина Великая построить в Москве загородный дворец. Проект был поручен Баженову. Но вот беда — Баженов был масоном, и его ложа решила определить царевича Павла в верховные мастера. Передать Павлу сообщение было поручено Баженову. Не понравилось это Екатерине — опасалась она заговора. Впал Баженов в немилость, стройка дворца остановилась, стены разобрали, новый проект был поручен Казакову.

Мастерам нужно держаться подальше от власть имущих. Казаков многое сохранил от первоначальных идей Баженова, от которого в Царицыно остался только мост. Сравните мост и дворец, восстановленный в наше время. У них много общего.

ЛИДОЧКА

Лидочка танцевала в варьете. Однажды она неудачно упала и повредила позвоночник. Вылечилась, но начала глохнуть. Танцевать больше не могла, даже долго стоять было больно. Перебивалась переводами, но как-то попалась на глаза Константину Истомину. Высокая, с полными бёдрами, светлой кожей, пластичная. И Лидочка на много лет стала натурщицей художника. Люблю его картину «Вузовки». Там Лидочка появляется дважды. Прекрасна выставка Истомина в Инженерном корпусе Третьяковки!

СПИСОК НОМЕР 1

1918-й год. Война, разруха. Но правительство Советской России выделяет 26 миллионов рублей (средняя зарплата в то время 600 рублей) на закупку картин отечественных художников-авангардистов. Новое время требует новых подходов в живописи. Малевич, Татлин, Фальк, Ларионов, Гончарова, Кандинский, Розанова, Попова, Родченко… — к концу 20-го года государство купило около 2-х тысяч работ. И никаких картин художников «старой формации». Был образован Музей живописной культуры. И не только музей, но и исследовательская лаборатория. Новые течения в живописи стали обрастать теоретической базой. А какие фразы появились в то время!

— Музей живописной культуры страшно поднял культуру живописи.

— Мы пришли, чтобы очистить личность от академической плесени.

— Ритмическое дифференцирование объема.

— Освобождение формы от случайностей.

— Обнажение конструкции предмета.

— Введение во время.

— Цвет строит пространство.

— Двигаются и рождаются формы.

— Ритм круглых линий и прямоугольных углов.

— Художественное существование предмета в объеме.

— Художник порывает с миром действительности.

— Картина построена с двух точек зрения.

— Корпусность цвета, монументальность композиции.

— Сохранен оттенок психологизма.

Музей просуществовал до 1929 года. Модернизм тогда стал почти ругательным словом. Началась борьба с буржуазными влияниями. Соцреализм одержал верх. Серебряный век закончился. Картины из музея разделили на шесть списков. Чем выше номер списка, тем больше вероятность, что картины будут просто уничтожены. В список номер 1 попали работы признанных авторов. «Черный квадрат», кстати, попал в этот список.

В Третьяковке на Крымском валу проходила выставка картин (которые удалось найти) из списка номер 1. И еще на стенах стенды с описанием истории Музея живописной культуры и работ творческой лаборатории. Очень интересно. За один раз всё не изучить, но если с кофе и хорошим настроением, то можно попытаться.

В ДЕТСТВО

Вернуться в детство просто. Надо купить в «Магнолии» украинский черный хлеб из ржаной муки второго сорта, отрезать ломоть, посыпать сахаром и, зажмурив глаза, откусить кусок. Через минуту тебе захочется бежать на берег пруда, где кусты орешника, чтобы построить там шалаш, объявив его штабом вышневолоцкой армии.

ОФИСЫ, ОФИСЫ…

Давным-давно, проезжая мимо небоскребов, я пытался представить работающих там людей. Все они казались мне умными, деловыми, суперспециалистами в финансах, экономике, политике. Во всем, чего я старался избегать, о чем не хотел даже думать.

Прошли годы и настали времена, когда я каждый рабочий день по утрам заходил в один из десяти лифтов огромного небоскреба. И убедился, что там работают обыкновенные люди, напоминающие прежних. Люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было. Портило их одно: их окружали только люди, которые тоже любили деньги.

Это я написал, когда увидел вечернее офисное здание на Трубной площади.

МЕТРО ВЕЧЕРНЕЕ

Люди в вечернем метро в коконе своей усталости. Их не надо беспокоить, не надо с ними заговаривать. В тесноте их личное пространство скукожилось, но его границы стали тверды как никогда.

В КИНОТЕАТРЕ

Думал, что все узнал про современную Москву. Оказалось, что нет. Попал в зал кинотеатра, где нет привычных кресел. Вместо них на пол брошены двадцать мешков.

Это обычный зал с нормальными ценами. Но есть VIP залы, где билет стоит 2500 рублей. Там я не был, но очень заинтригован — не чешут ли за такие деньги зрителям пятки кисточками из шерсти мексиканского тушкана?

Маяковский на даче

Хоть по слогам перечитайте Маяковского, не найдёте у него восхищения природой. Никаких дрожащих клейких листочков, загадочных туманов и утреннего пения ворон. Это ж как надо любить женщину, чтобы несколько лет снимать с ней дачи на Акуловой горе города Пушкино! Писать стихи в антисанитарных условиях и почти каждый день мотаться на поезде в Москву, а потом на трамваях к Никитским воротам, чтобы сдать очередную порцию в окна РОСТА.

О дачниках он высказывался так: «Дачники — это толстомордые обыватели, заспанные „обломовы“, живущие на обочине прогресса, разглагольствующие на верандах за вечерним чаем о мировых проблемах, охаивающие совбыт, брюзжащие, вечно всем недовольные. В конечном счете раскисшая мелкобуржуазная среда, в основном, интеллигентская».

Насколько я знаю, город Пушкино в стихах он упоминал дважды. Одно стихотворение мы учили в школе: «Пригорок Пушкино горбил Акуловой горою…»

Второе упоминание неожиданное:

Как велика любовь поэта к Лиле, которая пересиливает его «любовь» к дачной жизни, можно понять из уморительного стихотворения «Весна». Вот отрывок:

Заставили искать грибы.

Хожу в лесу-с, на каждой колючке распинаюсь, как Иисус.

Устав до того, что не ступишь на ноги,

Принес сыроежку и две поганки.

Еле отделываюсь от упомянутых фей.

Дальше еще круче! Почему я вспомнил? С Николаем Кочергиным нашли одну из дач на Акуловой горе, которую снимал Маяковский. Дача восстановлена после пожара. Из вещей Маяковского там только самовар. Зато во дворе памятник. Говорят, что один из лучших.

А какой вид с Акуловой горы! Сразу захотелось что-нибудь сочинить, а потом выпить. Или сначала выпить. Но Николай за рулем, а пить одному нельзя ни поэтам, ни прозаикам. Даже, если в сумке булькает в бутылке чистейший самогон (подарил Николай), а душа требует возвышенного.

Стало просто

Помните эти стихи Долматовского из кинофильма «Добровольцы»? Почему я вспомнил? Потому, что сейчас «новой юности» просто не только в Сокольники ездить. Просто стало всё. Захотел заняться фотографией — в сети куча уроков и советов. Готовишься к путешествию — можно для начала виртуально побродить по улицам новых городов, на спутниковой карте отметить все болота и овраги, куда не следует соваться. Стали интересны писатели второго ряда времен Серебряного века? Доставай планшет, читай до одури.

А нам в «старой юности» нужно было идти в библиотеку, набирать стопку книг и тащить их домой под свист осеннего ветра.

Это я вспомнил, когда любовался сталинским ампиром — домом культуры в городе Пушкино. Раньше там была прекрасная библиотека и не менее прекрасные библиотекарши.

— Что, Дараган, — говорили они, заполняя формуляры книг по истории кинематографии, — велосипедный спорт уже не интересует?

Чистый переулок

Есть много способов готовиться к путешествию. Мой любимый такой: читать о людях, которые жили в городах, которые собираешься посетить.

Приезжаешь и гуляешь по улицам не один. Иногда вдвоем, иногда тебя окружает толпа. Страшно, например, гулять в Москве по Сивцему Вражку. Только поговорил с молодым Львом Толстым, как к беседе присоединился Федор Толстой-Американец, рядом Герцен и Огарев спорят с Аксаковым, к ним прислушиваются Цветаева с Ефроном, Есенин гуляет с Аней, на углу Вицин беседует с Шолоховым…

Ладно, думаешь, пойду по переулкам к Москва-реке — может Герасим еще не утопил Муму? Хоть на собачку посмотрю. Прохожу Чистый переулок. Ба, а тут Варлам Шаламов идет, оглядывается. Ему тут быть не положено. Ему за 101-й километр надо. А вот Алексей Кравченко идет, на старые здания смотрит — потом они на его картинах появятся. Навстречу ему Михаил Рощин. Отлично, можно с ним поболтать о его пьесе «Валентин и Валентина». Давно ее смотрел. Эх, не получится. Его перехватил Владимир Познер — он тоже тут живет.

А это кто такой старомодный? Аааа, это один из фон Мекков. Его мама поддерживала Чайковского. Видела его пару раз мельком, но деньги на жизнь давала. Брала пример с баварского короля, который Вагнера поддерживал. А кто это вышел из усадьбы напротив? О, это знаменитая Настасья Дмитриевна Офросимова, гроза Москвы времен Пушкина. Голос громкий, уверенный. Как тогда про нее писали? «Она своим языком более может наделать заведению вреда, нежели все жители двух столиц вместе». Грибоедов ее даже в свою пьесу вставил. Как он бедный после этого жив остался?

Но почему в ворота ее усадьбы входит такой серьезный мужчина в костюме? И говорит по-немецки. И охрана вокруг суетится. Так это фон Шуленберг, посол Германии, который объявил Молотову, что началась война. А за два дня до этого он тайком намекнул, что война начнётся 22-го июня. Не поверили ему. Шуленберг еще не знает, что в 1944-м году он присоединится к «заговору генералов», захотевших убить Гитлера. И его будут пытать, а потом расстреляют. А красивый особняк отдадут Патриархии.

А на углу солидный дом. Поднял воротник пальто молодой Булгаков, идет он в гости к Николаю Покровскому. Это дядя его, известный врач-гинеколог. Потом и дом, и дядя появятся в романе «Собачье сердце». Сам Булгаков жил неподалеку. Витают над переулком строки «Дней Турбиных», «Собачьего сердца», «Роковых яиц»…

А Герцен и тут отметился. Вот тут за стенами длинного здания он сидел под арестом. Через стены с ним не потолкуешь.

Выходишь на Пречистенку, а там опять встречи. Поклонишься генералу Ермолову, махнешь рукой Есенину с Айседорой Дункан и бегом в кафе, чтобы хоть немного побыть одному.

Встретили Боцмана

Вернулся боцман на родину из далекого Белграда. Работать там много не пришлось, но платили хорошо. Кормили отлично, сербские девушки его любили.

Пошли мы отмечать встречу в Домжур — любимый ресторан боцмана. А там еще одна встреча — мой коллега по работе на яхте — матрос Вероника. Веселая Вероника, любящая коньяк, капучино и бильярд.

Подарил боцману книгу о Ладоге. Увидел он свои фотографии и обомлел. Сказал, что сделал первый шаг в вечность. Капитан был мягок и весел. Не так, как боцман, конечно, но таким я его редко вижу.

Дом боцмана попал под реновацию. Скоро ему придется переезжать и думать о мебели для кухни, ремонте и прочих вещах, непривычных для настоящих мужчин, закаленных морскими ветрами.

Борьба с мухами

Пушкин использовал метафору. «Давить мух» у него значит, расслабляться с рюмочкой. Знаете выражение «быть под мухой»? Это стародавнее.

А вот кто и правда давил мух, так этот дед Салтыкова-Щедрина. Посмотрите на здание Института США и Канады в Хлебном переулке. Принадлежал этот дом Забелину, деду писателя. У деда был еще один дом в арбатских переулках. И еще был солидный счет в Опекунском Совете на Солянке. Туда он иногда наведывался, чтобы снять проценты. Остальное время он сидел у окна и кожаной мухобойкой боролся с мухами. Рядом на столике лежал вчерашний выпуск «Московских ведомостей», а на подоконнике стояла табакерка с березинским табаком. История умалчивает — читал ли он газету. Да и неважно это.

Будете осуждать Михаила Петровича? Я бы не стал. Это так прекрасно иметь возможность целый день смотреть в окно. Молодой Лев Толстой таким образом начинал свой подъем на вершину Парнаса-2 (того, что для прозаиков). Сидел он у окна дома в Сивцем Вражке, смотрел на прохожих и придумывал истории, которые с ними приключатся.

А можно ничего не придумывать, а просто бороться с мухами, не замечая, как проходит время. Ведь из такой жизни и уходить не так обидно.

Память и водка с хлебом

Всегда завидовал людям с хорошей памятью. Прочитают они книгу и помнят, как звали героев. И фамилии артистов помнят. И уж, что совсем немыслимо, помнят, как звали сыновей Александра Невского. На экзаменах по общественным наукам меня спасали шпаргалки-гармошки. С физикой было проще — основные законы простые, а всякие уравнения можно вывести на листочке.

С книгами у меня всегда проблема. Запоминаю только то, что нужно в данный момент или может пригодиться в ближайшее время. Спасибо электронным читалкам, где легко отмечать важные места. Но бывает, что запоминается всякая чушь. Так из книги «Былое и думы» Герцена запомнился эпизод с водкой: «Жандармам дают всякий царский день чарку водки. Вахмистр дозволял Филимонову отказываться раз пять-шесть от своей порции и получать разом все пять-шесть; Филимонов метил на деревянную бирку, сколько стаканчиков пропущено, и в самые большие праздники отправлялся за ними. Водку эту он выливал в миску, крошил в нее хлеб и ел ложкой».

И какое чудо, когда страницы книг оживают! Герцен это наблюдал, когда сидел в тюрьме. А сидел он в Крутицком подворье. Есть там старое здание с железной дверью и решетками на окнах. Вот там и была тюрьма, где сидел Герцен и где жандарм делал тюрю из водки с хлебом.

Геометрия

Если слово супрематизм вас не пугает и если вы в Москве, то можете доехать до Зоологической улицы и зайти в Государственный Центр современного искусства. Там постоянно интересные выставки. Мы побывали на выставке «Гео-метрия в культуре 20-21-го веков».

Я не принимаю участие в обсуждении, являются ли два чёрных квадрата на белом фоне произведением искусства. Знаю схемы отмыва денег с помощью полотен современных художников. Представляю, как забавляются художники, читая рецензии на свои работы. Но мне такие выставки нравятся. Очень нравятся. Понимаю, что копировать работы, например, супрематистов просто. Непросто придумать и исполнить. И еще непросто придумать философию, которая сопровождает новое направление в искусстве.

Я отдыхаю на таких выставках. Где-то улыбаюсь, где-то восхищаюсь. Там все интересно. И работы художников, и тексты «умных мыслей» на стенах, и работа дизайнеров выставки.

День последний

Скоро самолет. Потянутся дни за письменным столом. Побегут строчки на экране компьютера. Ненадолго прощаюсь с Москвой. Она сейчас нарядная, богатая. Ведь скоро Новый год.

Раньше это было время, когда я собирался начать новую жизнь. И новогодние слова были скучны: «мне надо», «я должен», «буду жить и работать по плану»… Как же это мешало быть счастливым!

Счастливые не только не наблюдают часов. Они, паразиты, еще и планов не наблюдают. Их еженедельник чист, как слеза ребенка. А из мудрых мыслей над столом висит одна: «Да пошли вы все!»

И ходят по земле самодостаточные счастливцы. Не боятся, не верят, не просят. Будет день, будет и «доширак».

Книги В. Дарагана

Игра на бирже — можно ли заработать покупая и продавая акции?

Женщины и мужчины — рассказы, эссе и миниатюры о любви.

Однажды и другие рассказы — почти автобиографично, рассказы, миниатюры, повести «Инженер-физик» и «Аспирант».

Идеальная Катя — рассказы, миниатюры, повесть «Идеальная Катя».

Накапливаемая внезапность — эссе и миниатюры о труде писателя.

На машине по Италии — рассказы о Сицилии, Умбрии, Тоскане, Марке.

Медленным галопом по Святой земле — путешествие по Израилю.

Российские этюды — путешествия по России.

Мы и наши гены (совместно с В. Полуновским) — насколько гены определяют нашу судьбу.

Ладога — на яхте по Ладоге.

Париж, Амстердам, Вена, Мюнхен и др. — путешествия по Европе. Познавательно и немного весело.

Надо что-то менять — рассказы миниатюры, эссе.

Рассказы об Америке — университеты, корпорации, бизнес, медицина, быт, путешествия по американским городам. Не очень серьезные рассказы.