Хризолитовый огонь (fb2)

- Хризолитовый огонь 1710K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Татьяна Олеговна Воронцова

Татьяна Воронцова
Хризолитовый огонь

1

Стоя в наглухо застегнутой куртке с поднятым воротником на холодном ветру в двух шагах от Архангельской башни, Нора пристально смотрит на группу мужчин, занятых обсуждением Очень Важных Вопросов вблизи красной избушки, прикрывающей авант-камеру – место забора воды из Святого озера, – откуда можно попасть в гидросистему Соловецкого монастыря. Вход только для специалистов, никаких экскурсий для любознательных.

Нора слышала, что эта невообразимо древняя, формировавшаяся на протяжении нескольких столетий, сложная и разветвленная система включает аж целых девяносто каналов, многие из которых находятся в аварийном состоянии. И это одна из причин, почему спускаться туда без умения ориентироваться в лабиринте как несущих воду, так и стоящих сухими каналов, и без хорошей спортивной подготовки строжайше запрещено. Один молодец недавно спустился – и вот, пожалуйста, теперь по этому поводу целый консилиум с участием представителей закона, техника-смотрителя, инженера, медика, археолога и бог весть кого еще. Они базарят уже полчаса и никак не могут прийти к консенсусу. Одни не понимают, почему в гидросистему – в буквальном смысле слова под монастырь – должен идти не техник даже, а какой-то архитектор (что он вообще здесь делает?.. зачем его привели?..) в сопровождении полицейских, другие предлагают дождаться прибытия с материка команды спасателей, которых, к слову, никто пока не вызвал, третьи… Нора зевает. Ох уж эти мужчины. Пойти, что ли, внести в диспут свежую струю?

Она подходит как раз в тот момент, когда следователь из УМВД России по городу Архангельску Александр Аверкиев, или, как он сам себя называет, детектив, разъясняет всем недоумевающим, что архитектор Герман Вербицкий участвует в поисково-спасательной операции не как архитектор, а как человек, обладающий способностями к сверхчувственному восприятию, что приглашен он лично им, детективом Аверкиевым, и, поскольку все предыдущие попытки отыскать в подземелье пропавшего человека либо его останки не дали положительного результата, лучше бы всем скептикам заткнуться. Прямо сейчас.

– Сверх… что? – вырывается у одного из местных стражей порядка.

На его широкой честной физиономии написано такое безграничное изумление, что Герман отворачивается, пряча улыбку. Остальные поглядывают кто с подозрением, кто с любопытством. Высокий худой длинноногий Герман, одетый в черные джинсы и темно-серую непромокаемую куртку с черной отделкой по воротнику и карманам, заметно выделяется на общем фоне, привлекает внимание. Впрочем, как всегда.

– Сверхчувственное восприятие, – не скрывая раздражения, повторяет Александр. – Почитай интернет, Миша, в свободное от работы время.

– Он говорит, – переводит участковый уполномоченный Фадеев, – что это парень экстрасенс. – И поворачивается к Аркадию. – Аркадий Петрович, я прав?

После того, как они вместе обнаружили труп в мансарде дома Шульгиных, причисленного к объектам культурного наследия, между ними установилось что-то вроде дружбы. С обязательными поклонами и расшаркиваниями при каждой встрече в поселке.

– Ну, в общем, да, – осторожно отвечает Аркадий. – Затрудняюсь объяснить, Виктор Степанович, как эта штука работает, но она работает.

– Гм. Ну что ж… – В голосе участкового слышится сомнение, но возражать врачу с безупречной профессиональной репутацией он не рискует. – Хуже не будет, я полагаю. Куда уж хуже-то… – Тут он, вероятно, сообразил куда хуже. – Главное сами не сгиньте там. Не заблудитесь.

– Не заблудимся, – подает голос Герман, уставший от всей этой тягомотины. – Я не теряю направление. Никогда.

Александр уже натягивает высоченные, чуть ли не до паха, резиновые сапоги. Кивает Герману, мол, давай, присоединяйся к тем, кто готов бросить вызов всем демонам ада. Тот присоединяется с видимым облегчением. Через пару минут все трое – Герман, Александр и Николай, один из подчиненных Фадеева, – экипированные должным образом, начинают спуск под монастырь.

Подойдя к Норе, Аркадий протягивает ей сигарету.

– Волнуешься?

– Да. – Благодарно кивнув, она прикуривает от его зажигалки. – Я знаю, что вы с ним однажды спускались туда, знаю, что он хорошо ориентируется, но ничего не могу с собой поделать.

– Может, из-за того, что ты понимаешь, они отправились на поиски мертвеца…

– Может быть.

Ветер усиливается. По темным водам Святого озера бежит крупная рябь. Делая неглубокие затяжки и почти не чувствуя вкуса табака, Нора смотрит на воду и старается не слушать разговоры мужчин, расположившихся неподалеку от красной избушки. Где и когда происходило частичное обрушение свода того или иного канала, сколько раз проводились ремонтные работы, по какой причине сейчас перекрыто там и здесь… Одно расстройство.

Но отказать Александру Герман не мог. Слишком многим они ему обязаны. Они – это Аркадий Петрович Шадрин, владелец и управляющий реабилитационного центра, расположенного неподалеку от заброшенного рыболовецкого поселка Новая Сосновка на севере острова, его жена Лера, родная сестра Норы, сама Нора, Герман и Леонид, отец которого, предприниматель Андрей Яковлевич Кольцов, скончавшись месяц назад в доме Шульгиных, избавил их от одной большой проблемы, но наградил взамен целым букетом других. Александр помог им, очень помог. Но не бескорыстно. В обмен на свои услуги он запросил и получил право привлекать Германа к расследованию особо мутных дел, используя его способности… не совсем обычные, скажем так. И сегодня впервые этим правом воспользовался.

– Ничего, – говорит Аркадий успокоительным тоном. – Ничего, Нора. Не волнуйся. Мертвецов он тоже видел предостаточно. И в обморок ни разу не упал.

Не только видел, но и делал, чуть было не сказала Нора. И все равно это не отменяло простого факта, что столкновение со смертью травматично для психики.

Члены экспедиции вышли на поверхность через пятьдесят минут. Первым появился Герман, за ним – Александр. Замыкал шествие сотрудник местной полиции, с которым Нора никогда раньше не пересекалась. Ступив на землю, Герман повернулся к Аркадию и поднял вверх правую руку, средним и указательным пальцем изображая букву «V». Вид у него был так себе.

Неужели получилось?

– Да, мы нашли его, – опережая вопросы, заговорил Александр. – Погодите малость.

Присев на валун, он стаскивал резиновые сапоги. Морщаясь и тяжело дыша. Стоящий за его спиной Герман раскуривал сигарету. Обступившие их мужчины терпеливо ждали.

Нора подошла поближе. Почувствовав на себе ее взгляд, Герман кивнул со слабой улыбкой, откашлялся и хрипло произнес:

– Помнишь ту классную книгу про вампиров? Где обдолбанный ветеран вьетнамской войны говорит мальчику и полицейскому, которых чуть было не накрыла песчаная буря: «Тут наверху нехорошие флюиды. Так-то, парни. Совсем, совсем нехорошие флюиды! Давайте спустимся на нижний этаж».^[1] Так вот, дорогая, у нас все то же самое, только наоборот. Нехорошие флюиды не наверху, а внизу. Там внизу, да. Совсем, совсем нехорошие флюиды. Я рад, что поднялся на верхний этаж.

Участковый уполномоченный Фадеев озадаченно нахмурился. Остальные уставились на Германа так, будто он внезапно спятил у них на глазах. Нора вздохнула. Она видела ясно, что руки у него дрожат, а на висках, несмотря на прохладную погоду, поблескивают капельки пота. И значит, там внизу действительно очень нехорошие флюиды.

Между тем Александр взял у техника-смотрителя карту и красным фломастером нарисовал жирный крест в том месте, где завершились поиски.

– Герман!

– Да. – Тот смял окурок, аккуратно завернул в бумажную салфетку и спрятал в карман джинсов. Постучал ногтем по карте. – Смотрите. Вот за этой стеной – пустота. Она видна через проломы, если посветить фонарем. Не знаю что это, пещера или тоннель, но именно там находится наш парень. Чтобы его вытащить, нужно разгрести небольшой завал. Похоже, некоторое время тому назад дыра имела приличные размеры, и, обнаружив ее, он смог через нее пролезть. Однако его активность привела к выпадению нескольких валунов из свода и обрушению части стены, в результате чего вместо одной большой дыры образовались три маленьких. Пролезть через которые было уже нельзя.

Минуту все переваривали услышанное.

– Но там же не было никакой пустоты, – растерянно вымолвил наконец археолог, глядя на место, помеченное красным крестом.

– Значит, теперь есть.

– Вы уверены? – Это спросил техник-смотритель.

– Да. Мы посветили фонарем.

– А человек? Его вы видели?

– Нет.

– Но утверждаете, что он там.

– Да.

– Откуда вам это известно?

Герман пожал плечами.

– Он жив? – поинтересовался Аркадий.

– Точно сказать не могу.

Тут все заговорили разом, перебивая друг друга, и Нора перестала что-либо понимать. Пока Герман снимал резиновые сапоги и зашнуровывал свои старенькие кроссовки, она приблизилась со спины к Александру и шепнула ему на ухо:

– Он тебе еще нужен? Я имею в виду здесь и сейчас. Или мы можем ехать?

– Э… да. Извини. – Бросив быстрый взгляд на Германа, Александр слегка нахмурился. – Конечно. Ему надо отдохнуть. Только пусть остается на связи, ладно?

– Ладно.

Она вернулась к Герману, который уже встал с валуна и отряхнул джинсы.

– Саша сказал, можно ехать домой. Ну, или пройдемся немного, если хочешь. Или заглянем в «Кают-компанию» выпить по чашечке кофе.

– Пройдемся, да. До мельницы.

Вблизи его лицо казалось совершенно изможденным. Но глаза горели фанатичным огнем.

– Через Архангельские ворота?

– Ага.

Он хотел осмотреть сверху нечто, завладевшее его вниманием внизу. Может, и не то самое место, где угодил в ловушку незадачливый исследователь, но наверняка связанное с ним.

Когда его торкало вот так, он забывал обо всем на свете, в том числе о приличиях. Забыл и сейчас. Просто повернулся спиной к почтенному собранию и, не прощаясь, легкой и скорой походкой двинулся прочь. Мило улыбнувшись, Нора проворковала «до свидания», ни к кому в особенности не обращаясь, и кинулась догонять своего эксцентричного возлюбленного.

Он был уже около мельницы, напротив Белой башни. Внутри, на территории монастыря.

– Вот здесь, – услышала Нора его бормотание, – мы прошли под стеной. Вылезли через мельницу и залезли обратно через другой вход.

– В каком состоянии Мельничный канал?

– Кирпичные своды выглядят надежными, валунная же кладка – просто караул. – Герман сокрушенно покачал головой. – Валуны выпадают, как гнилые зубы, и в просветах между уцелевшими виднеется порода.

– Размыв грунта?

– Да. И не только в Мельничном.

– Почему же их не реставрируют?

– Реставрируют. Но не так быстро, как хотелось бы.

Окинув взглядом двухэтажное здание мельницы, Нора, как всегда, залюбовалась этим хватающим за душу северным минимализмом. Обычные, казалось бы, стены из красного кирпича, арочные галереи, с которых осыпалась почти вся штукатурка, из-за чего они стали пестрыми, красно-белыми. Серебристо-серые, как повсюду на Соловках, узкие доски двускатной кровли. Вроде обычные. Но глаз не отвести.

На траве справа от двери лежали пять больших каменных колес с отверстиями посередине, в которых Нора после некоторых раздумий признала мельничные жернова. Ну конечно! Это же мельница, причем водяная.

Ее разобрало любопытство.

– Что это за камень? – спросила она, присаживаясь на корточки и трогая пальцем край одного из колес. – Гранит?

– Да, – кратко ответил Герман.

Открыв карманный блокнот, он что-то быстро рисовал или чертил простым карандашом, держа его в левой руке. На ее памяти он только обеденную ложку держал в правой руке. И зубную щетку. Нож – по ситуации. Нора видела его метающим ножи с обеих рук, как настоящий профессионал, но предпочитал он это делать опять-таки с левой.

– Ты сказал, вы вылезли через мельницу и залезли обратно. А можно посмотреть на это место? Отведешь меня?

– Пойдем, если хочешь. – Он захлопнул блокнот и вместе с карандашом убрал во внутренний карман куртки. – Но в канал я тебя не пущу, так и знай.

– А заглянуть позволишь?

– Только одним глазком, моя радость. Только одним глазком!

Изнутри каменные стены и своды казались еще более облупленными, чем снаружи, но производили, несмотря ни на что, впечатление твердыни, способной простоять века. Еще много веков.

Из одного в помещения в другое нужно было переходить по современным деревянным лестницам и горизонтальным настилам с высокими перилами. Нора пожалела, что не заглядывала сюда раньше. Сохранившиеся в первозданном виде мельничные механизмы живописно заржавели и так и просились в объектив фотоаппарата.

– Вот здесь, – Герман показал пальцем, – стояло водяное колесо.

– Где же канал?

– Иди за мной.

Друг за другом они спустились по лестнице, повернули направо…

…здесь.

Наконец-то и ей удалось заглянуть в жутковатый зев узкого темного подземного канала, стены которого были сложены из валунов самых разных форм и размеров, а дно скрывалось под черной водой. Герман светил туда фонариком своего смартфона.

Нора втянула воздух через нос и задержала дыхание. Не сказать, что запах был тяжелый или противный, но даже с закрытыми глазами она смогла бы определить, что находится у входа в подземелье, причем сырое.

– Как там дышится? Нормально?

– Вполне. Все каналы под монастырем проложены на глубине примерно двух метров. Это не очень глубоко. Вентиляция работает исправно. – Герман немного помолчал, вглядываясь во тьму каменной кишки, потревоженную слабым светом фонарика. – Сейчас Мельничный перекрыт. Дальше шлюз.

– Шлюз? – удивилась Нора. – Забавно. В смысле… мне это в голову не приходило.

В самом деле, последние два часа воображение рисовало ей окруженный циклопическими стенами Соловецкий монастырь в виде древнего монстра, спящего беспробудным волшебным сном. Монстра, в чьи чудовищные внутренности рискнули заглянуть они с Германом, два дерзких человечка. А еще раньше другие дерзкие человечки, поодиночке и группами, не только заглядывали, но и спускались в его необъятную утробу, бродили по кишкам-каналам, и некоторых он успешно переварил. Не выходя из спячки.

Да-да, именно так она все себе и представляла. И вдруг один из дерзких и чудом уцелевших путешественников по чреву бесцеремонно разрушает эту иллюзию, сообщая сухим лекторским тоном, что система каналов включает целый комплекс гидротехнических сооружений, который усложнялся и совершенствовался на протяжении столетий, начиная с правления игумена Филиппа. Его использовали и для снабжения монастыря водой, и для регулирования уровня вод Святого озера, ведь монастырь расположен на перешейке между Святым озером и бухтой Благополучия, и перепад составляет около девяти метров. За счет перепада уровня воды обеспечивалась работа мельницы, бани, сукновальной машины, лесозавода, кожевенного производства, гидроэлектростанции и прочих хозяйственных служб. Окончательно водоканальный комплекс сформировался на рубеже XIX–XX веков. Вот вам и спящий монстр.

– Неужели ты и под землей думал только об этих технических штучках?

– Я о них не думал, я о них помнил. Когда идешь в подобное место, лучше представлять с чем там можешь столкнуться. Хотя бы приблизительно.

– Но тебе было страшно? Несмотря на то, что ты представлял.

Герман тихонько фыркнул.

– Ах вон куда ты клонишь! Было, конечно. Я же знал, в каком состоянии находятся каналы, и понимал, что каждый, кто спускается туда, рискует жизнью, будь то специалист или праздный болван.

– Помнится, однажды вы с Аркадием Петровичем побывали там в качестве праздных болванов, – заметила Нора.

– Да, – вздохнул Герман, впрочем, без малейших признаков раскаяния. – Нет предела человеческой глупости!

Некоторое время они молча разглядывали вход в убегающий под территорию монастыря, наполовину затопленный тоннель.

– Здесь глубоко? – спросила Нора.

– Довольно глубоко, да. И не только здесь. В некоторых местах нам приходилось передвигаться над водой на шпагате, как чертовым каскадерам. – Герман усмехнулся. – Жаль, ты этого не видела. Тебе бы понравилось.

– Не чертыхайся, пожалуйста.

– Чувствуешь близость ада?

– Вроде того.

– Тогда давай наверх. Я хочу еще прогуляться до Поваренных ворот, прежде чем двигать в Новую Сосновку.

Медленно они обогнули церковь святого Филиппа, на мгновение замерли перед великолепием Спасо-Преображенского собора, свернули налево и по длинной крытой галерее, соединяющей все строения монастыря, направились к Успенской церкви с Трапезной палатой.

Здесь, на галерее, с реставрацией все в порядке: толстый слой свежей штукатурки покрывает каменные стены, деревянные балки перекрытия и кровля из теса выглядят так, будто только что прибыли из магазина «Леруа Мерлен». Реставрационные работы ведутся чуть ли не на всей территории монастыря. Рабочие в ярко-синих комбинезонах и оранжевых касках деловито снуют между сложенных во дворе балок, досок, кирпичей и прочим строительным материалом. Первым делом в порядок приводится то, что интересно туристам. Это ясно. Но что если в один прекрасный день очередная группа зевак провалится в преисподнюю вместе с гидом?

– Для реставрации гидросистемы требуются специалисты другого уровня, – читая ее мысли, пробормотал Герман. – И деньги, много денег.

– Это я понимаю.

Вот и комплекс Успенской церкви с Трапезной палатой. Белые стены церкви. Серебристые главки, покрытые лемехом. И дальше, почти возле самой внешней стены, такие же скромные обшарпанные строения, как оставшаяся позади мельница. Одно из них – здание общей трапезы, другое – просфорный корпус. За зданием общей трапезы виднеется Поваренная башня.

Герман долго бродил вокруг церкви, разглядывая землю и основания стен. Нора терпеливо следовала за ним. Знала по опыту, что в такие минуты его лучше не отвлекать, тем более не поторапливать. Рано или поздно у него возникнет потребность поделиться своими соображениями – Герман был из тех, кому лучше думается в режиме диалога, – и он расскажет все сам.

Так и случилось. Остановившись возле огороженной – чисто символически, при помощи деревянных колышков и веревок с флажками, – территории, где проводились археологические раскопки, Герман спросил:

– Знаешь, что это такое?

– Археологическая зона. – Нора улыбнулась. – Ваш капитан Очевидность.

– Три года назад здесь был обнаружен колодец, заброшенный, судя по всему, после сильного пожара. И фрагмент канала, являющегося частью неизвестной ранее древней водопроводной системы.

– Еще одной?

– Поскольку колодец расположен неподалеку от трапезной, можно предположить, что неизвестный водопровод служил для снабжения обитателей монастыря пресной водой. – Герман перешагнул через натянутую между колышками веревку и присел на корточки перед одним из шурфов^[2]. – Другие фрагменты этого водопровода были найдены при уточнении трассы Поваренного канала.

Нора осталась на прежнем месте. Она не очень понимала, что там можно увидеть интересного, в этой квадратной яме, и не испытывала ни малейшего желания лезть туда по раскисшей после дождя земле. Герман же не успокоился, пока не обошел все ближайшие шурфы, то и дело оглядываясь на стены монастыря, шаря глазами по земле и делая пометки в блокноте.

Сощуренные зеленые глаза под росчерком черных бровей. Темная прядь волос, занавесившая лоб. Ровный, чуть длинноватый нос с тонкой переносицей. Впалые щеки, модельные скулы, превосходно очерченный рот. Она смотрела на него, как зачарованная. Смотрела и не могла насмотреться. Как получается, что из некоторых младенцев вырастают такие мужчины? Такие… такие… ох. Почему Господь Бог допускает это?

Наконец он спрятал блокнот в карман, зевнул, потянулся и, обернувшись, мягко произнес:

– Ну вот, я закончил. Извини, что так долго. Устала?

– Немного.

– Хочешь кофе?

– Теперь уже лучше домой. Как раз к ужину доберемся.

По дороге домой, в Новую Сосновку, поговорить не удалось, потому что передвигались они на мотоцикле. Улица Северная – прочь, прочь из поселка! – затем небольшой загзаг близ поворота на Тамарин причал и дальше грунтовка, прямая и ровная, будто прочерченная по линейке от Макарьевской пустыни с Ботаническим садом до Свято-Вознесенского скита на Секирной горе.

Дорога шла через лес, поэтому, несмотря на утренний дождь, осталась сухой, сомкнувшиеся над ней густые кроны деревьев образовали природную крытую галерею. Герман вел «ямаху» с уверенностью, которая всегда восхищала Нору в нем. За что бы он ни брался, казалось, ему даже в голову не приходит мысль о возможной неудаче. Нора легко могла представить его за штурвалом самолета или даже… в танке, в подводной лодке, в космическом корабле! Почему нет? Он просто посмотрел бы на все это со своим обычным сдержанным любопытством, сел и поехал. А свидетели происшествия еще долго вспоминали бы его со словами «ну и псих!»

За ужином к ним присоединился Леонид. Нора подозревала, что Герман потому и предложил ей поужинать в общей столовой – в Белом доме, где им всегда были рады, в присутствии хозяев, Леонид не позволил бы себе такой откровенности, какая требовалась сейчас Герману. А может, и вовсе не пошел бы туда. Он неплохо ладил с Лерой, но с Аркадием старался не контактировать без нужды.

– Ты хочешь сказать, что под монастырем, помимо всех этих известных и нанесенных на карту каналов, есть неизвестные каналы или тоннели, ведущие к древним, еще не открытым, подземным пещерам и лабиринтам? – выслушав рассказ Германа, тихо спросил Леонид. Они сидели друг против друга за столом, где на белых тарелках с голубым узором по краю остывала жареная рыба с картофельным пюре, и смотрели друг другу в глаза. – Пещерам и лабиринтам, имеющим… не совсем естественное происхождение?

– Да, – подтвердил Герман. – Я допускаю такую возможность.

– Ну и ну.

– Ешьте, пожалуйста, – жалобно сказала Нора, воспользовавшись паузой. – Я чувствую себя ужасно глупо, сидя над пустой тарелкой. Рыба, кстати, фантастически вкусная, как всегда у Зинаиды.

– Возьми себе добавки, – посоветовал Леонид.

– Ни в коем случае! – запротестовал Герман. В его зеленых, как незрелый крыжовник, глазах вспыхнул ужас. – Это может войти у тебя в привычку, дорогая, и мы очень быстро окажемся в разных весовых категориях.

– Вот нахал.

Леонид, скаля зубы в довольной ухмылке, откинулся на спинку стула. Взгляд его серых глаз с золотистой короной на радужке скользнул по залу, на миг задержался на чем-то или на ком-то – причем выражение довольства на лице сменилось растерянностью с примесью досады, как будто он внезапно вспомнил о проблеме, которую никак не мог решить, – и вновь уперся в Германа.

– Кто там? – осведомился тот, ковыряя вилкой рыбу.

Он сидел спиной к публике, что свидетельствовало об усталости, физической и психологической.

– Да эта новенькая. Рыжая.

– И что же она делает?

– Смотрит на тебя.

– Не надо врать, Ленечка, – вмешалась Нора. – Всем давно известно, что смотрит она только на тебя.

– Надеюсь, – вздохнул Леонид, – рано или поздно кто-нибудь расскажет ей, что я за тип.

– И это подогреет ее интерес.

– Думаю, – сказал Герман с набитым ртом, – к настоящему моменту ей уже рассказали о тебе такое, чего ты сам о себе не знаешь, мой король.

Мой король…

Да, так. Король и друид. Их удивительная дружба имела мифологическую подоплеку, и оба как нельзя лучше соответствовали этим ролям. Солнечный герой Леонид, после смерти отца унаследовавший поистине королевское состояние, но оставшийся жить на ферме доктора Шадрина, как попросту называли реабилитационный центр в Новой Сосновке, и мрачноватый сенситив^[3] Герман, в чьей необычной внешности и впрямь было нечто демоническое или шаманское.

– И все же она смотрит на меня. – Леонид вздохнул еще раз и отправил в рот помидорку. – Обалдеть.

– Если девочка хочет секса, отказывать ей жестоко, – заметила Нора.

– Я бы сказал, форменное свинство, – поддержал ее Герман.

– Ну вот, налетели стервятники! – Сердито фыркнув, Леонид принялся за еду. Прервался на минуту. Ткнул вилкой в сторону Германа. – Ты хочешь, чтобы я пошел туда с тобой? В тот канал, где вы обнаружили пещеру за дырявой стеной.

– Я не знаю что там, пещера или тоннель.

– Неважно.

– Да, я хочу, чтобы ты на это посмотрел.

– А я? – встрепенулась Нора. – Никто не хочет, чтобы я на это посмотрела?

Герман молча жевал, как будто не слышал вопроса. Протянув руку, Нора ущипнула его за костлявый бок. Дернувшись, он возмущенно уставился на нее своими зелеными глазищами.

– Ты в своем уме, женщина? Хочешь, чтобы я подавился и умер на твоих глазах?

– Хочу, чтобы ты не исключал меня из своих планов.

– Тебе будет поручено самое ответственное задание. Должен же кто-то остаться наверху, чтобы, обладая исчерпывающей информацией о наших передвижениях, в случае чего закричать «караул».

– Почему именно я?

– Потому что поставить в известность Леру, или Кира, или еще кого-нибудь из более-менее вменяемых соплеменников – все равно что поставить в известность Аркадия. И обречь себя на нескончаемые дебаты о правах и обязанностях тех, кто проживает на его территории.

– В любом случае нам придется дождаться окончания поисково-спасательных работ, – примирительно сказал Леонид, к которому вернулось хорошее настроение. – Как думаете, сколько ребята провозятся?

– Смотря какие ребята, – пожал плечами Герман. – Некоторые голосовали за то, чтобы вызвать с материка спасательный отряд МЧС, а до его прибытия сидеть сложа руки.

– Идиоты, – потрясенно промолвил Леонид. – Хотя… – Немного помолчал, глядя в сторону. – Он же все равно мертв, этот парень, верно?

– Да. Я им не сказал.

– Почему?

– Не почему, а зачем. Чтобы заставить их шевелиться.

– Как это на тебя похоже! – Теперь взгляд Леонида был устремлен ему в лицо. – Сашка видел это место? Он был там с тобой?

– Был. По его словам, у него возникло необоснованное подозрение… точнее, ощущение… что за стеной находятся тоннели, ведущие далеко и глубоко.

– А у тебя такого ощущения не возникло?

– Не совсем такое, но…

Герман сделал неопределенный жест рукой.

– Говори, – шепотом попросил Леонид.

Его неправдоподобно красивое лицо с четкими, правильными чертами – как в альбомах по искусству Древней Греции – застыло и побледнело, словно его заранее пугали слова, которые Герман собирался произнести.

Однажды, во время вечерних посиделок с сестрой, Лера открыла изображение Аполлона Бельведерского и слегка усмехнулась: «Иногда я думаю, что Леохар во сне совершил прыжок в будущее, увидел нашего Леньку и, проснувшись, отлил из бронзы своего знаменитого Аполлона. По образу и подобию, так сказать». Леонид ей нравился. Молоденькие обитательницы фермы втайне вздыхали по красавчику блондину, но зная его мерзкий характер, штурмовать остерегались. Своенравный, язвительный, резкий, часто грубый и абсолютно бесстрашный, он мог размазать человека по стенке и не заметить. За все время пребывания на ферме он осчастливил своим вниманием только одну особу женского пола, однако роман их был недолгим, если это вообще можно назвать романом… скорее схваткой двух монстров. Почувствовав в себе силы вернуться в большой мир, Надежда уехала. Сейчас она жила в Архангельске и работала там же, в сервисном центре Соломбальского машиностроительного завода. «Давно пора, – высказался Леонид после того, как Лера сообщила ему о счастливых переменах в судьбе его подруги. – Надеюсь, мы ее больше не увидим. Во всяком случае здесь».

Отодвинув пустую тарелку, Герман полез в карман за сигаретами. Опомнился. Скорчил недовольную гримасу и, глубоко вздохнув, заговорил:

– Если бы мы были внутри фантастического триллера, я бы сказал, что в этих катакомбах обитает древнее зло.

– Древнее зло, – завороженно повторил Леонид.

А Нора почувствовала, как вдоль позвоночника прошла колючая дрожь.

– Возможно, их использовали для отправления обрядов.

– Приносили человеческие жертвы?

– Да, там проливалась жертвенная кровь. В этом я не сомневаюсь.

С учетом того, что Соловецкий монастырь стоял на фундаменте древнего языческого святилища, пролитие жертвенной крови не представлялось таким уж невероятным.

– Интересно, это происходило только в древности или…

– Мужской монастырь. – Герман прищелкнул языком. – От них можно ожидать чего угодно.

– Монахи? – усомнилась Нора.

– Монахи или не монахи, они прежде всего мужчины. Существа, по природе своей агрессивные. Заметь, я никого не обвиняю, я лишь призываю не мыслить стереотипами.

– Природа – упрямая штука, – лицемерно вздохнул Леонид. – Гонишь ее в дверь, она лезет в окно. – Он отодвинул стул и встал. – Я схожу за чаем, заодно отнесу грязную посуду.

– Я помогу. – Нора передала ему поднос. В четыре руки они быстро загрузили его тарелками. – Поблагодари Зиночку за рыбу. И попроси немного меда, ладно? Она знает, что чай с сахаром я не пью.

Воспользовавшись его отсутствием, Герман развернулся вместе со стулом и ожидаемо привлек внимание новенькой, которая давно уже покончила с ужином и оставалась на месте лишь потому, что оттуда было удобно наблюдать за Леонидом и компанией. Развернулся и поманил ее рукой. Девушка, опять же вполне ожидаемо, сделала большие глаза. Вопросительно ткнула себя в грудь, мол, вы это ко мне? Герман кивнул.

Чуть помедлив, она поднялась, в результате чего стал виден довольно высокий рост, откинула за плечо прядь волос и с независимым видом направилась к столу Германа, Леонида и Норы. Волосы у нее были медно-рыжие, густые и блестящие. И длинные, почти до середины спины.

– Прошу. – Герман указал на свободное место. – Мы ведь еще не знакомы?

– Ну, – кривовато усмехнулась рыжая, – я знаю, как вас всех зовут, мне сказали девчонки, но лично мы не знакомы, ты прав.

Она жутко нервничала – дрожащие руки, искусанная нижняя губа, – а может, это были побочные эффекты курса лечения, который она прошла, прежде чем стать полноправным членом общины. Здесь ведь никто не оказывался просто так. Никто, кроме Германа. У него ни алкогольной, ни наркотической зависимости не было никогда. Зависимость была у Аполлона, которого он привез аж из самой Москвы.

– Расслабься, – негромко произнес Герман, наблюдая за ней из-под полуприкрытых век. – Все в порядке.

Леонид уже возвращался с подносом, заставленным кружками с дымящимся чаем и керамическими плошками с пряниками и баранками. Мед для Норы приехал в маленькой пузатой стеклянной баночке с завинчивающейся крышкой.

– Привет, – как ни в чем не бывало обратился он к рыжей. – Чай будешь?

– Привет, – ответила она хрипло. – Буду. Спасибо.

– Мы тут знакомимся, – пояснил Герман.

– И как? – приподнял брови Леонид, разгружая поднос. – Успешно?

– Ээ…

– Рита, – представилась рыжая.

И отчаянно улыбнулась, глядя ему в лицо. Он кивнул.

– Хорошее имя. Кто-нибудь называл тебя Марго?

– Нет.

– Удивительно.

– Можешь называть. Если хочешь.

Герман тихонько кашлянул, и Леонид бросил на него быстрый взгляд исподлобья. Рита это заметила.

– Твой друг говорит, все в порядке.

– Да? Ну, значит, так и есть. Сейчас принесу тебе чай… Нора, на кухне праздник из-за того, что ты похвалила рыбу. Может, по этому случаю нам разрешат здесь покурить, уже десятый час.

В половине десятого, когда почти все обитатели Первого корпуса заканчивали ужин и расходились кто куда, Зинаида разрешала своим припозднившимся любимчикам выкурить по сигаретке за чаем или кофе. Но только по одной!

Нора любила эти часы. Убавить освещение, задернуть поплотнее тяжелые шторы, сдвинуть два стола – и вот мы имеем уютное местечко, вполне пригодное для увлекательных бесед. Освещение убавили без их участия, выключив все лампочки в панелях подвесного потолка и оставив включенными только настенные бра с круглыми матовыми плафонами. Вернувшийся с кухни Леонид закатал рукава и, демонстрируя великолепные мускулы предплечий, ловко сдвинул столы, чтобы все разместились с комфортом. Зинаида, конечно же, не отпустила его с одним только чаем для Риты и опять заставила поднос всякой вкуснятиной, как будто они собирались сидеть здесь до утра.

– Мы их задерживаем, – сказала Рита, глядя на мармелад и пряники. – Дежурных по кухне.

– Им все равно еще посуду мыть, – успокоила ее Нора. – Это час как минимум. Ты куришь?.. Герман, передай, пожалуйста, дамам пепельницу. И зажигалку. И сигареты.

Некоторое время все молча курили, прихлебывая чай и угощаясь сладостями. Чувствуя на себе любопытные взгляды соседей по общежитию, задержавшихся против обыкновения в обеденном зале. Ну еще бы, разве можно пропустить такой спектакль! Новенькой заинтересовались местные аристократы, и сегодня вечером решится ее судьба. Понимает ли она, что происходит? Вряд ли.

Не сказать, что на ферме процветал произвол «старичков» – после отъезда Надежды, которая долгое время верховодила на женской половине, все вздохнули свободно, – однако местная община жила по тем же законам, что и любая другая социальная группа, и в ней были свои альфы, беты, гаммы и прочие, взаимодействующие друг с другом довольно предсказуемым образом, в соответствии со своим текущим статусом. Изолированность от внешнего мира усугубляла положение. С другой стороны, она же была и благом: на ферме, в условиях регулярных физических нагрузок и при полном отсутствии искушений, выздоровление протекало гораздо быстрее, чем в специализированных клиниках больших городов.

Герман давно имел высокий ранг, подкрепленный уважением доктора Шадрина и любовью Леры, и когда бывший альфа Николай Кондратьев решил подвинуть его при помощи грубой физической силы, сумел дать ему и его прихвостням достойный отпор. Леонид тоже выстоял в битвах с двумя местными богатырями, и его способность входить в состояние берсерка начисто отбила у остальных охоту мериться с ним силой.

– Освоилась здесь? – спросила Нора, чтобы Рита не подумала, что их стесняет ее присутствие. – Или пока не очень?

– Не очень. – Глубоко вздохнув, рыжая стряхнула пепел с кончика сигареты. Покосилась на Леонида, который в это же самое время поднял голову и устремил на нее внимательный взгляд. – Девчонки хорошо ко мне относятся, но… я не хочу рассказывать о себе. Пока не хочу. И не умею болтать обо всем и ни о чем. Поэтому трудно. И еще. – Она покусала губу, и без того чуть припухшую. – Я уже в порядке… почти в порядке, но… мне все время хочется вмазаться. Извините.

– Героин? – улыбкой манекена улыбнулся Леонид.

Рыжая кивнула.

– Ты меня понимаешь?

– Понимаю.

– У тебя это прошло?

– Желание вмазаться? – Он покачал головой. – Нет.

– Что же делать?

Затаив дыхание, она ждала ответа. Леонид на миг прикрыл глаза.

– Учиться с этим жить. С желанием, которое никогда не будет удовлетворено.

– Ты научился?

– Надеюсь.

– Ни одного срыва?

– Ни одного.

Они сидели, не двигаясь, и молча смотрели друг на друга. Неужели короля пробрало?

– Это правда, – заметил Герман, вытряхивая из пачки еще одну сигарету. – Док считает, что у него железная воля. – Откинулся на спинку стула и, щелкнув зажигалкой, элегантно прикурил. – Я с ним полностью согласен.

Рита повернулась в его сторону.

– А у тебя? Тоже ни одного срыва?

– Я не джанки^[4], Марго. И никогда им не был.

Ее голубые глаза расширились от удивления.

– Ни разу не пускал по венам?

– Да пускал он, – ответил ей Леонид, – и не один раз. Но не подсел. Такой счастливый метаболизм.

– Или тоже воля? Железная.

– Нет-нет, – решительно запротестовал Герман, – попрошу не вносить меня в список героев. Я самый обыкновенный человек. Закомплексованный, вздорный, непоследовательный, пораженный тяжкой формой мании величия…

– Легче, Герман, легче, – посмеиваясь, сказала Нора. – Ведь девочка может подумать, что ты это всерьез.

– А что из сказанного, по-твоему, не соответствует действительности? – осведомился Герман.

Сидя в непринужденной позе, он слегка щурился от дыма, поднимающегося с кончика сигареты. Приглушенный свет смягчил резкие черты его лица, сделав их размытыми, точно на акварели. Рубашка цвета хаки подчеркивала зелень глаз.

– Да только мания величия и соответствует!

– Ты слишком добра ко мне, дорогая.

– А тебе хочется строгости и жесткости?

– О, я помню предостережение китайских мудрецов!

– Какое еще предостережение? – удивленно нахмурилась Нора.

– Бойтесь своих желаний, – подсказал Леонид.

– Так значит, строгости и жесткости тебе все же хочется? – промурлыкала Нора, щекоча кончиками ногтей его запястье. – Но ты боишься в этом признаться. Я права?

– Какая настойчивость! Среди твоих предков случайно не было инквизиторов?

Слушая их перепалку, Рита улыбалась. Уже почти как нормальный человек. Только пальцы нервно теребили горловину футболки василькового цвета.

Нора попыталась взглянуть на все вокруг ее глазами. Глазами человека, попавшего сюда не так давно и еще не успевшего прижиться и привыкнуть. Эти шторы с бахромой, вазочки, скатерочки – душераздирающее зрелище, если вдуматься. Нарочитый уют. Избыточный. Пародия на домашний, вот что… Отвлекающий маневр. Давайте забудем о том, что привело нас сюда, давайте сыграем в игру «мы в фешенебельном отеле». Судя по тому, каким смятенным время от времени становился взгляд Риты – смятение с оттенком отвращения, – примерно такие мысли ее и посещали. Что было в общем понятно. И только болтовня новых знакомых ее немного расслабила.

– Так что, Герман, ты собираешься делать признание?

– Нет. Мне не позволяет природная скромность.

– Черт, иногда я жалею, что среди моих предков не было инквизиторов…

Через полчаса Катерина, помощница Зинаиды, выглянув из кухни, намекнула им, что пора закругляться.

– Марго, ты должна быстро принять решение, – понизив голос, проговорил Леонид. – К тебе или ко мне?

Рита поперхнулась последним глотком чая.

– Смелее, смелее! – Он смотрел на нее в упор. – Жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на всякие идиотские ритуалы. Особенно в нашем случае.

Она торопливо кивнула. Вытерла рот салфеткой.

– Наверное, лучше к тебе.

– Правильное решение. – Не спуская с нее глаз, Леонид начал подниматься с места. Он был очень красив в эту минуту, охваченный желанием. – Потом я провожу тебя, чтобы ни один шакал не посмел тявкнуть.

– Спасибо, – пробормотала Рита, вставая вслед за ним.

Обойдя стол, он взял ее за руку.

– Пойдем. Не думай ни о чем плохом.

Сидя без движения, без звука, Нора и Герман провожали их глазами.

Девчонка ниже Леонида всего на полголовы. Худая, но не бесформенная. Круглые ягодицы, туго обтянутые джинсовой тканью, соблазнительно перекатываются при ходьбе. Длинные ноги. Тонкая талия. Мысленно Нора пожелала Леониду всяческих успехов.

Почти от самой двери он неожиданно обернулся и, глядя на Германа, произнес:

– Мой ответ: да. Я пойду с тобой. Дай знать, когда будет пора.

– Ну вот, – прошептал Герман, когда они исчезли за дверью. – Завтра у нее уже не будут дрожать руки.

– Согласна.

Что бы ни говорил теперь Леонид о своей любовной связи с Надеждой, готовность выйти за ворота фермы и зажить полноценной жизнью появилась у ее именно благодаря этой связи, тут двух мнений быть не могло.

День выдался холодный, вечер еще холоднее, поэтому прогулку по территории пришлось сократить.

– Три раза вокруг корпуса.

– Один раз! Смотри, у меня пар идет изо рта. У тебя, кстати, тоже.

– Ладно. Два раза и домой.

Обойти неспешным шагом длинное двухэтажное здание Первого корпуса, которое в плохую минуту его обитатели называли Бараком, меньше чем за пятнадцать минут не удастся. А если дважды…

Произведя в уме эти несложные вычисления, Нора набирает побольше воздуха для решительного протеста, но Герман, быстро наклонившись, целует ее и шепчет:

– Я хочу попросить кое о чем, когда придем домой. Сделаешь?

– Ну, если моя природная скромность позволит…

Фыркнув, он запускает руку ей под свитер и щиплет за ребро.

– Хулиган!

– Ехидна!

Домой – это в пятнадцатиметровую комнату на втором этаже в самом конце левого крыла, куда можно попасть только через библиотеку. Раньше там хранились газеты, журналы и книги, не пользующиеся спросом у подопечных доктора Шадрина, а теперь стоят две кровати с простыми деревянными спинками, две тумбочки, большое квадратное кресло, низкий журнальный столик и обшарпанный платяной шкаф. Как сказала Лера, с миру по нитке.

До того, как отношения Норы и Германа вошли в стабильную фазу, они проживали врозь: Нора – в гостевой комнате Белого дома, Герман – в одной из комнат на втором этаже Барака. Затем эпичная ссора с Аркадием вынудила их собрать вещички и переехать в гостиницу «Зеленая деревня» на берегу Святого озера. Две недели они провели как в раю и были совершенно не против провести еще десять раз по столько, но неожиданное появление агрессивно настроенных, вооруженных людей, нанятых Кольцовым-старшим для поисков блудного сына, внесло очередные изменения в их планы. Собравшись еще быстрее, чем в первый раз, они вернулись на ферму, благо Аркадий уже остыл и был готов принять их в свои объятия.

И тут ребром встал квартирный вопрос. Не то чтобы Нора и Герман начали считать себя супружеской парой, но пожив вместе, оценили все плюсы такого положения – приятно же по утрам и вечерам иметь в непосредственной близости партнера для секса, с которым к тому же можно поболтать, – и на меньшее были уже не согласны. Поскольку на тот момент флигель, где располагался изолятор (или лазарет), пустовал, Аркадий выдал им ключи и пообещал в самое ближайшее время подыскать для них более подходящее жилище.

Если хочешь насмешить бога, расскажи ему о своих планах, ага… Ближайшее время приподнесло столько сюрпризов, что всем стало не до переездов: пришлось давать отпор наемникам Андрея Кольцова, потом принимать меры для того, чтобы не угодить под суд, ибо отпор получился неожиданно эффективным, короче говоря, обещание свое Аркадий Петрович выполнил только тогда, когда на ферму прибыли две новенькие девочки, одной из которых была рыжая Рита, и в силу острой необходимости разместились в двух палатах из пустующих пяти. Шестую занимали Нора и Герман.

Герман, сославшись на слабые нервы, сразу же заявил, что не в силах выносить соседство юных леди, страдающих от абстинентного синдрома, уселся на табуретку посреди кухни Белого дома и, как настоящий ирландский филид, принялся громогласно поносить людей, которые не держат слово, покрывая позором не только свое имя, но и имена своих дедов и отцов. Нора тоже не испытывала большого желания делить санузел с девицами, слабо контролирующими свой организм, и слушать по ночам их жалобные стоны, поэтому стояла за его спиной, изображая молчаливую солидарность. Сердце Леры дрогнуло и она без колебаний встала на сторону своего любимчика, после чего у Аркадия не осталось ни единого шанса отвертеться.

Он хмуро посмотрел на Германа, на Нору, опять на Германа и, глубоко вздохнув, спросил: «Библиотека подойдет?»

«Что?» – удивился Герман.

«Комната при библиотеке, – уточнил Аркадий. – Чтобы попасть в нее, нужно пройти через читальный зал. Окно? Да, окно там есть. Вот и хорошо. Только сначала придется вынести оттуда макулатуру, сделать уборку, повесить шторы, занести мебель… – И расхохотался, глядя на то, как расширяются глаза Германа. – Да уж, это тебе не левой кнопкой мыши щелкать!»

Осмотревшись на новом месте, Герман призвал на помощь Кирилла и Леонида и втроем они за час освободили помещение от макулатуры, которую позже автослесарь Толик отвез на фургоне в поселковую библиотеку. Лера помогла сестре сделать влажную уборку и до блеска отмыть окно, вспомнила, что у нее в кладовке должен быть запасной карниз для штор, сбегала туда и вернулась с карнизом, шторами, стремянкой, электрической дрелью и сердитым Аркадием, не понимающим, почему он должен принимать участие в этой вакханалии, неужели пятеро взрослых людей не в состоянии обойтись без папочки.

Да, терпеливо соглашалась Лера, но стремянка малость кривовата и стоящий на ней взрослый человек, занятый просверливанием капитальной стены при помощи дрели, рискует навернуться и переломать себе все на свете, если кто-нибудь не возьмет на себя труд его подстраховать. Женщина с этим не справится. Просто не удержит летящего вниз мужика с дрелью. Упадет вместе с ним и тоже переломает себе все на свете. Герман не справится тоже, если летящим с дрелью мужиком окажется, к примеру, Кир. Леонид честно признался, что когда стоит на стремянке, у него кружится голова, если же поручить это Герману…

На этом месте Герман, исследующий коробку с шурупами, затрясся от смеха и напомнил всем присутствующим бородатый анекдот про лампочку. Сколько требуется кантри-исполнителей, чтобы поменять лампочку? Пятеро. Один будет вкручивать новую лампочку, а четверо – петь под гитару о том, как хороша была старая. Или. Сколько требуется фрейдистов, чтобы поменять лампочку? Двое. Один будет держать лампочку, а другой…

Кир поспешно вышел вон, чтобы отсмеяться в читальном зале, подальше от Аркадия Петровича. Леонид, глядя в сторону, засвистел «сердце красавицы склонно к измене». Нора и Лера, дружно фыркнув, закатили глаза. Всем было известно о странном, амбивалентном отношении доктора к Герману, и тот, кто не опасался докторского гнева, не упускал случая проехаться на этот счет. В том числе сам Герман. Нора подозревала, что таким образом он старается побороть неловкость, вызванную бесспорным фактом: в его присутствии Аркадия обуревают желания, которые сложно назвать целомудренными, желания эти Аркадий отлично осознает, злится на себя, злится на него, но ничего не может с этим поделать.

На попытки обсудить вопрос без пошлых шуточек Герман реагировал по-разному: то вспоминал о неотложных делах и под этим предлогом удирал, то сердито фыркал, то угрюмо отмалчивался. И только однажды признался, что его бесит не желание Аркадия как таковое, а идиотские поступки, которые тот совершает на фоне обострения этого желания. Бог с ним, с рукоприкладством, на это Герман всегда мог дать адекватный ответ. Но что ответить на претензии в духе «ты провоцируешь самим фактом своего существования»?

Дело с карнизом кончилось тем, что с дрелью на стремянку забрался Кир, а Леонид и Аркадий взяли на себя обеспечение его безопасности. Герман отвечал за своевременную подачу шурупов.

Мебель собирали действительно по всему миру. Одну кровать притащили из комнаты, которую раньше занимал Герман и которая теперь служила ему мастерской. Там он рисовал, писал маслом, чертил, там же хранились его кисти, краски, карандаши, папки с бумагой и картоном, подрамники, готовые работы и еще много всяких чудесных вещей, совершенно необходимых творческому человеку. Вторую кровать подняли с первого, «женского», этажа, где пустовало несколько комнат, там же нашлись тумбочки и шкаф. Четверо крепких парней, включая Леонида и Кира, матерясь сквозь зубы, таскали на себе все это добро, а Герман, возглавлявший шествие, распевал во все горло «врагу не сдается наш гордый Варяг». Аркадий рекомендовал ему поберечь правое предплечье, простреленное во время разборок с людьми Кольцова-старшего, так что ничего тяжелее обеденной ложки он старался в руки не брать. Кресло пожертвовала Лера. Раньше оно стояло в гостиной Белого дома, и Герман любил растянуться в нем с сигаретой, поставив на пол возле правой передней ножки пепельницу и рюмку с коньяком. Будучи перемещенным из просторной гостиной отдельно стоящего двухэтажного дома в комнатушку размером с номер затрапезного отеля, кресло обрело вид настоящего монстра – ни обойти, ни объехать, – однако Герман, предупреждая протесты Норы, тут же уселся в него и блаженно замурчал. Откуда взялся журнальный столик, Нора уже не помнила. Да и бог с ним… Главное, что у них с Германом опять появился свой угол, пусть не такой удобный, как во флигеле.

Обо всех неудобствах она вспоминает, едва переступив порог новой квартиры. Снять куртку, перелезть в бежевые текстильные тапочки с примятыми задниками, взять полотенце и – по боковой лестнице вниз, вниз, вниз… в подвальное помещение, где располагаются санузлы с душевыми, прачечная и гладильная. Ладно еще утром и вечером – принять душ и почистить зубы в плановом, так сказать, режиме, – но тащиться туда сразу после секса, когда каждая клетка тела вопиет о наслаждении и на лбу сияет вывеска «меня только что хорошенько оттрахали»… ну… это по меньшей мере аморально. Не говоря о том, что далеко и лениво. Какой пример для молодежи! Хихикнув, Нора прикрывает за собой дверь, быстренько пробегает между книжными стеллажами и выходит в коридор.

Узнав, где они поселились, выехав из лазарета, Рита удивленно спросила: «А почему вы не заняли одну из свободных комнат на первом этаже?» Нора только вздохнула. Ни Аркадий, ни Лера, надо отдать им должное, об этом даже не заикнулись. Комнаты в середине левого крыла, соседи с обеих сторон, звукоизоляция так себе – нет, это не вариант. Нора не привыкла сдерживать свои эмоции, занимаясь любовью, Герман тем более не привык, и вытворять в главном здании то, что вытворяли они во флигеле, было бы еще более аморально – еще раз хи-хи, – чем метаться с безумным видом по лестнице в душ и назад. Теперь же, при наличии буферной зоны, они могли рычать, вопить и ругаться хоть всю ночь напролет. Плюс ко всему библиотека находилась в самом конце коридора и при удаче можно было проскользнуть на лестницу, не встретив по пути никого остроумного.

Но сейчас она медлит. Напротив библиотеки – комната Леонида. Угловая, одна из лучших на этаже. И по идее там у него гостья. Чем они заняты? Уже кувыркаются в постели? Наверняка.

Неслышно приблизиться к двери. Украдкой бросить взгляд на освещенную люминисцентными лампами кишку коридора. Никого? Никого… Замереть, прислушиваясь.

Да, конечно, девочки водили к себе мальчиков, мальчики водили девочек – иначе и быть не могло, – но старались это не афишировать. Вот и Ленька с Риткой, скорее всего, осторожничают, из-за двери не доносится ни звука.

Ах, нет! Доносится. Тихий женский шепот… Слов не слышно, только интонации. Нежность, нежность. Мужской отрывистый смешок. Возня, шорохи, поскрипывание кровати. Неразборчивое бормотание… И снова женский шепоток, и мурлыканье, и протяжные вздохи.

Губы Норы, дрогнув, раздвигаются в улыбке.

Хорошо. Все хорошо.

2

Он сидит на своей неразобранной кровати, скрестив длинные ноги с тонкими лодыжками, положив руки на колени. В голубых домашних джинсах, без рубашки и без носков. По велению доктора Шадрина отопительный сезон в Новой Сосновке уже начался, и в комнате тепло, даже чересчур.

Сняв кофту, Нора присаживается рядом. Глаза Германа закрыты, губы плотно сжаты. Черные брови и ресницы кажутся еще чернее на фоне побледневшей, несмотря на остатки летнего загара, кожи лица. Что его точит? Коротко постриженные темные волосы влажно поблескивают в свете электрических ламп. Он тоже недавно принял душ, но воспользоваться феном, как всегда, поленился.

– О чем ты хотел меня попросить? – Согнутым указательным пальцем Нора легонько проводит по продолговатой впадинке его щеки. – Давай, признавайся.

Он поворачивает голову, моргает, чуть заметно морщится. И Нору, как всегда, поражает светлая зелень его глаз. Сочетание зеленых глаз и черных волос выглядит настолько необычным, что в голову закрадывается мысль: не киборг ли это?

Киборг. Инопланетянин. Эльф.

– Там было что-то… что-то еще, – шепчет он, страдальчески хмуря брови. – Я увидел это, а потом забыл. Они все время дергали меня, отвлекали. Я увидел, подумал «только бы не забыть». И забыл.

– Кто тебя отвлекал?

– Сашка и этот второй. Не помню, как его.

– Николай.

– Да, точно. Они то просили меня идти помедленнее, то напоминали о необходимости смотреть под ноги, то задавали дурацкие вопросы. Словом, вели себя как два идиота. Или как два человека, которые считают идиотом меня.

– Легавые… Как еще они могли себя вести?

– Ну, на Анзере Сашка вел себя прилично.

– Там он хлопотал не только за нас, но и за себя.

Воспоминания об этих событиях побуждают ее перевести взгляд на его правое предплечье, где темнеет неровный бугорок шрама. Отметина от пули, выпущенной одним из прихвостней Андрея Кольцова. Одним из тех, кто до сих пор числился без вести пропавшим, и только пятеро – Нора, Герман, Леонид, Аркадий и Александр – знали: его никто никогда не найдет. Наркоман в завязке Леонид Кольцов и детектив Александр Аверкиев в едином порыве разнесли ему череп из своих пистолетов, после чего тело пришлось затопить в глубокой трясине на востоке острова Анзер. И не единственное тело…

– Ладно, вернемся к тому, что ты увидел, а потом забыл. В какой момент это случилось? Где вы были тогда? Уже нашли дыру в стене и лауреата Премии Дарвина за ней или еще нет?

– Нашли, – после долгой паузы отвечает Герман. Взгляд его медленно скользит в направлении двери, и у Норы появляется нехорошее предчувствие. Там, на крючке для верхней одежды, под его непромокаемой курткой, висит на длинных ремнях комплект метательных ножей в черных кожаных ножнах. – Нора, принеси мне, пожалуйста…

– Так я и знала! А без этого никак нельзя?

– Я старался. Но у меня не получилось.

Несколько секунд она испытующе всматривается в его лицо. О, ей знакомо это выражение! Как будто он уже одной ногой в Зазеркалье. Отговорить его вряд ли удастся. Ладно. С легким вздохом Нора встает с кровати и направляется к вешалке.

Приняв у нее из рук ножны, Герман вытягивает один узкий, длинный, матово поблескивающий нож, целиком сделанный из стали, остальные откладывает в сторону. Сжимает пальцами рукоять, которая выглядит как продолжение лезвия, только не заточенное. Нора с беспокойством наблюдает за его действиями.

Как там сказал доктор Шадрин во время последней перевязки… Если тебе для твоих магических операций опять потребуется кровь, добудь ее из другого места, пожалуйста. Расковыривать раны не полезно. В доме Шульгиных, насколько она поняла, ему требовалось не просто добыть кровь, но добыть ее именно из раны, полученной на Анзере, чтобы замкнуть некую цепь. Теперь же перед ним стояла другая задача. Как он поступит?

Держа нож в левой руке, он сползает с кровати, делает два шага вперед и усаживается прямо на пол. Точно так же, как сидел на кровати: скрестив ноги на турецкий манер, выпрямив спину, расправив плечи. Легкий загар придает коже бронзовый оттенок, и вся его гибкая поджарая фигура кажется отлитой из металла, точно фигура терминатора в исполнении Роберта Патрика.

– Что мне делать? – спрашивает Нора, присаживаясь рядом на корточки. – Чем тебе помочь?

– Разговаривай со мной, – просит он так тихо, что она едва разбирает слова. – Чтобы я нашел дорогу назад. Просто разговаривай.

– Герман, ты меня пугаешь.

– Не бойся. Я знаю что делаю.

На миг задержав дыхание, он рассекает себе руку повыше запястья и осторожно опускает нож на пол. Порез моментально наливается кровью. Пальцами левой руки Герман подхватывает кровавую струйку, размазывает кровь по щекам, по губам… смачивает сомкнутые веки… потом замирает, держа правую руку на уровне груди, и отправляется в свое путешествие.

Теперь он дышит глубоко и ровно. На верхней губе и на висках поблескивают крошечные капельки пота.

Минута. Еще минута.

– Что ты видишь? – нарушает молчание Нора.

Облизнув окровавленные губы, он начинает свой рассказ. Говорит неразборчиво, как человек, бредящий на фоне высокой температуры:

– Вода… мокрые стены, мокрый потолок… под ногами ручей, дна не видно. – Пауза. – Впереди поворот… сворачиваем направо, проходим под сливом… остатки воды пущены по желобу… на одном из перекрытий петроглифы или, может, полустертая надпись, прочитать которую уже нельзя. – Дыхание его учащается, голос начинает звучать чуть тверже. – Двигаемся дальше… прямо перед нами сталагнаты, много… Николай ругается, он ударился головой, но, кажется, не очень сильно… дальше, дальше… свод канала отражается в воде… очень скользко.

Герман поднимает руку к лицу, буквально утыкается носом в порез, из которого все еще сочится кровь. Кашляет. Крепко зажмурив глаза, бормочет не то заклинание, не то молитву. Бормочет долго, монотонно. Снова кашляет.

– Ну? – взволнованно спрашивает Нора. Ей хочется прикоснуться к нему, погладить, обнять, но она не знает, поможет ему это или помешает. – Где ты сейчас?

– На месте. – Отдышавшись, Герман продолжает свой отчет. – Здесь он оступился и схватился за стену, чтобы удержаться на ногах.

– Кто оступился? Кто? Тот человек? Который теперь мертв?

– Да. Он схватился за стену, но камень провалился в пустоту… в тоннель по другую сторону стены.

– Что было дальше?

– Точно сказать не могу. Стена обрушилась. Но не сразу. Грохот камней испугал его, он закричал, упал, снова начал хвататься за стену и расширил дыру. А потом… потом… потом он полез туда. Я не знаю зачем. Или знаю?..

Герман умолкает. Лицо его еще больше бледнеет, обретая сходство с алебастровой маской, перемазанной кровью. На виске пульсирует тонкая голубая жилка.

Сидя рядом, Нора пытается представить, что он видит сейчас. Бугристые закругленные стены узкого канала. Медленно разрушающиеся своды. Застоявшийся воздух, хлюпающая под ногами вода. Полусгнившие деревянные подпорки и неровные серые «заплатки» цементного раствора – следы неравной борьбы реставраторов с энтропией. Что еще? Не видит, но чувствует. Александр назвал его восприятие сверхчувственным. Что же он сверх-чувствует?

– Стена обрушилась, когда он был с другой стороны, – продолжает Герман, теперь с открытыми глазами. Да, он открыл глаза, но не похоже, что вернулся. – Судя по его состоянию, он сражался с камнями довольно долго, вместо того, чтобы поискать другой выход. Не знаю, удалось ему в конце концов раскачать и вытолкнуть несколько небольших валунов или крупные сразу легли таким образом, что между ними остались просветы, в любом случае просветы или дыры там имелись, в одну из них мы светили фонарем.

– Светили фонарем, – повторяет Нора. – Так. Хорошо. Наверное, тогда ты и увидел что-то. Что-то важное, что-то интересное. Давай, Герман, постарайся. Ты сейчас на месте. Оглянись по сторонам. Найди эту вещь.

Вещь…

Господи боже, ведь это может быть что угодно.

– Смотри, Герман. Смотри, дорогой. Ну?

Широко раскрытые зеленые глаза – глаза медиума. Каменное напряжение мышц, блеск мокрого от пота лица. Кровавые разводы на щеках и подбородке. Еще немного, и эта проклятая ускользающая деталь сведет его с ума.

– О чем ты думал тогда? Мысли какие-нибудь возникали?

– Я думал о том, что человек, угодивший в такую ловушку, наверняка постарается как-нибудь обозначить свое местоположение, выбросить наружу, то есть, в канал, по которому пришел, носовой платок хотя бы… или другой предмет. В любую из имеющихся дыр можно было с легкостью просунуть руку. Я сделал шаг назад и осмотрел нижнюю часть стены. Под всеми тремя дырами. И под одной дырой, на выступе, что-то блеснуло. Что-то маленькое, похожее на…

– Часы? Браслет?

– …кольцо. – Герман поворачивает голову, и Нора видит, что взгляд у него уже ясный, осмысленный. – Больше всего это было похоже на кольцо. Спасибо, дорогая. – Он позволяет себя обнять, но сам сидит неподвижно. – Думаю, надо позвонить Сашке.

– Герман, ты весь дрожишь.

– Это пройдет. Надо позвонить Сашке и рассказать про кольцо.

– Зачем оно теперь? Когда владелец найден.

– Хочу на него посмотреть. Кто носит кольца? Я про мужчин.

Его с ног до головы сотрясает дрожь, слышно даже, как постукивают зубы. Нора успокаивающе поглаживает его по голове, перебирает короткие темные волосы на затылке.

– Многие мужчины носят. Женатые.

– Это не обручальное кольцо.

– А какое? Печатка?

– Не знаю.

– Не знаешь какое, но знаешь, что не обручальное.

– Точно.

Выпустив его из объятий, Нора встает. Подходит к спинке кровати, через которую перекинута плотная клетчатая рубашка. Надо его одеть, весь дрожит… понятно, что это нервное, но все равно надо одеть… и заставить принять горячий душ. Черт, какое заставить? Уговорить! В его случае работает только это. Запах Германа сопровождает ее, как будто они продолжают обниматься. И это не парфюм, это собственный его запах плюс немного морской воды и хвойного леса. Немного Соловков.

Александр, как всегда, почти сразу отвечает на звонок и сперва дает Герману высказаться, потом начинает задавать вопросы. Герман говорит внятно, убедительно, и слушая его, Нора восхищается его способностью с головой уходить в решение очередной задачи, отдавать себя этому целиком и полностью.

Они хорошо понимают друг друга – сорокалетний детектив ничем не примечательной наружности, похожий на хронического неудачника, убежденного холостяка (между тем Норе уже известно, что у него есть жена и сын) и двадцатисемилетний архитектор-дизайнер с внешностью укуренной кинозвезды. Не сказать, что очень доверяют, но понимают хорошо.

– Он сказал, работы в канале начнутся завтра в девять утра, – говорит Герман, откладывая в сторону смартфон. – Так что придется нам встать пораньше, чтобы опередить эту команду бульдозеристов.

Нора опускает голову, пряча улыбку. Бульдозеристов… Но известие о предстоящем раннем подъеме ее совсем не радует.

– Ты собираешься лезть туда вместе с ним? Герман, ради бога, пусть возьмет Николая. Оба живут в поселке, знают где искать, что искать, и прекрасно справятся без тебя.

– Наверное, справятся. – Он сидит на полу, поджав под себя одну ногу, согнув в колене другую, и смотрит на Нору снизу вверх, наощупь вытягивая из пачки сигарету. Изломанность этой позы делает его еще более хрупким с виду, чем всегда. – Но я хочу пойти туда, понимаешь? Хочу быть первым, кто возьмет в руки кольцо.

– Ты же не психометрист. Сам говорил.

– Да. В смысле нет. – Он улыбается, щелкает зажигалкой. Нора подставляет ему пепельницу. – Не психометрист. Но все равно хочу первым осмотреть его, когда найду.

Не если найду, а когда найду.

– В том, что ты сам найдешь кольцо, у тебя сомнений нет. А в том, что его без тебя найдут Александр и Николай…

– Есть сомнения, да. Ты угадала. К тому же я вовсе не уверен, что Николай согласится лезть туда опять вместе с Сашкой, да еще за кольцом, о котором я вспомнил в трансе. – Слегка усмехнувшись, Герман стряхивает пепел с кончика горящей сигареты и глубоко затягивается, щуря уголки глаз. – А допустить, чтобы Сашка полез один, я не могу. Там есть места, где нужно помогать друг другу.

– Тот парень полез один. Который погиб.

– Вот именно. Знал, не мог не знать, что это опасно, что это запрещено, и все равно полез. Зачем? Искал место встречи двух лабиринтов?

– Прямо детективная история какая-то получается.

– Ладно, – говорит Герман, зевая. – Пойду-ка я умоюсь. – И, смяв окурок в пепельнице, начинает подниматься на ноги. Это удается ему не с первой попытки. – Проклятье! Как меня приплющило! Нет-нет, дорогая, не надо… я сам.

Полчаса спустя они уже лежат, обнявшись, на кровати, которая вообще-то считается кроватью Норы, но частенько случается так, что после всех приятных забав Герман закрывает на минуточку глаза и открывает их только утром. Тяжелая рука Германа – Нора не раз убеждалась в том, что его эльфийская хрупкость обманчива, – лежит на ее груди, шею обдает горячее дыхание. Под розовым пуховым одеялом уютно, как в гнезде. С улицы через открытую форточку доносится уханье сов, и больше – ни звука.

– До сих пор не пойму, – вполголоса говорит Нора, лежа с открытыми глазами в кромешной темноте, – что на меня нашло. Путаюсь с мальчишкой. Десять лет разницы! Это что, нереализованный материнский инстинкт?

– Так реализуй его, если это тебя успокоит, – фыркает Герман.

– Что?

– Хочешь, я сделаю тебе ребеночка? – предлагает он невинно, и лишь слабое подрагивание его худого мускулистого плеча выдает сдерживаемый смех.

– Герман! Не говори ерунды!

– Не хочешь? Значит, материнский инстинкт здесь ни при чем.

– А тебя что заставляет путаться с женщиной, которая…

– …мне в матери годится? Полагаю, моя инфантильность. Я угадал?

– Это напрашивается само собой.

– Старина Фрейд в гробу перевернулся.

– Фу! С тобой невозможно разговаривать.

– Тогда давай трахаться и спать. У меня завтра ранний подъем.

– Нахал мальчишка, – лицемерно негодует Нора. – Нахал!

И совы за окном подтверждают: угу!.. угу!..

Герман еще раз внимательно осмотрел кольцо и аккуратно положил на маленький целлофановый пакетик, из которого перед этим его достал. Поднял глаза на сидящего напротив Александра.

– Похоже на масонскую печатку.

– Да. Только символы не масонские.

– Я заметил.

И оба вновь уставились на кольцо. Или, правильнее сказать, перстень-печатку.

– Это золото? – спросила Нора, воспользовавшись паузой.

– Да, – кивнул Герман. – Высшей пробы.

Они сидели за столиком в «Кают-компании», популярном кафе-баре неподалеку от кремля. Обеденное время еще не наступило, поэтому народу было немного. Перед Германом и Александром остывал черный кофе, Нора пила чай со смородиновым листом.

– Кому-нибудь из вас эти символы знакомы? – поинтересовался Александр.

Нора отрицательно покачала головой.

– Я бы поставил на кельтику, – подумав, ответил Герман. – Ты заберешь эту штуку, да? Можно я ее сфотографирую?

– Конечно.

Пока он делал снимки фотоаппаратом, встроенным в смартфон, Александр хмурился на свою чашку и тяжело вздыхал. Вид у него был усталый и удрученный.

– Надеюсь, они заделали эту дыру, – обратилась к нему Нора, чтобы отвлечь от мрачных мыслей. – Спасатели или как их правильно называть… Заделали? После того, как унесли тело.

– Руководитель Археологической экспедиции САФУ^[5] попросил пока оставить все как есть. На ближайшие две-три недели.

Герман оторвался от своего занятия и тихонько хмыкнул.

– Нет! – повысил голос Александр. – Даже думать не смей.

– О чем?

– О том, как бы засунуть туда свой длинный любопытный нос.

Скорчив гримасу, тот повернул печатку на столе и щелкнул еще разок своим девайсом.

– Герман, – сурово промолвил Александр, глядя на него из-под сведенных бровей.

– Мм?..

Смена ракурса. Щелчок.

– Ты должен пообещать мне…

– Я ничего тебе не должен. Ничего, кроме участия в отдельных твоих делах, которые попахивают чертовщиной.

Герман выпрямился и убрал смартфон в задний карман джинсов. Оглянулся, кивком подозвал официантку.

– Еще кофе на всех, пожалуйста. Нора, тебе чай? Два кофе и один чай. И пирог. С чем пирог сегодня? С морошкой? Отлично.

– А что вам попахивает чертовщиной в текущем деле? – удивилась Нора, глядя поочередно то на Германа, то на Александра. – Даже если погибший парень знал о существовании второй системы каналов и специально ее искал, что в этом странного? Да, он повел себя как дурак. Спустился под землю в одиночку, никого не предупредив. Но все равно я не вижу в этом ничего сверхъестественного.

– Он прибыл на остров один, – сказал, помолчав, Александр. – Поселился в самой скромной гостинице. С другими постояльцами не общался, экскурсии не заказывал, транспортные средства напрокат не брал.

– Вы осмотрели его номер? – спросил Герман. – Что нашли, кроме носков и трусов? Смартфон? Планшет? Ноутбук?

Александр покачал головой.

– Ничего.

– Паспорт?

– Да. Личность его установлена, но никаких намеков на причины его появления здесь и тем более на желание прогуляться по монастырским подземельям пока нет.

– Пока?

– Мы работаем над этим.

– Ясно.

– Быть может, он просто мизантроп, – не отступалась Нора. – Вам это в голову не приходило, господа сыщики?

– Мизантроп… – задумчиво протянул Александр. – А на электронные гаджеты у него аллергия.

– Откуда он? – продолжал расспрашивать Герман. – Из Москвы? Из Питера?

– Из Москвы. Как ты догадался?

– Аркадий видел его. И рассказал, как он был одет. Брендовые шмотки, вплоть до нижнего белья. Отсутствие представления об опасностях, с которыми можно столкнуться в каналах. Из того, что имело смысл взять с собой на дело, у него был только фонарь. Не самый подходящий.

– И перочинный нож.

– Угу. Чем он зарабатывал себе на жизнь?

– Преподавал философию и социологию в одном из столичных университетов. Кандидат философских наук.

– Ч-черт. И почему я не удивлен?

Между тем прибыли пироги с морошкой, а с ними чай для Норы и кофе для мужчин. Покончив с пирогом, Герман закурил сигарету – ему нравилось курить и пить маленькими глотками горячий черный кофе без сахара – и после некоторых раздумий заговорил. Медленно, словно тянул из глубин памяти невод с мыслями, которые еще предстояло облечь в слова.

– Кельтика, да. Причем скорее Ирландия, чем Шотландия. Постарайтесь выяснить, интересовался ли наш покойник этой темой. Может, кто-нибудь что-нибудь вспомнит. Родственники или друзья.

– Ладно, – отозвался Александр. – Но я не хочу во время работы постоянно думать о том, трудишься ли ты как примерный мальчик над чертежами или шастаешь по каналам в поисках того, что привело туда нашего покойника. Не повторяй его подвиг, Герман, очень тебя прошу. Кстати, почему Ирландия?

– Взгляни на то, что идет в обе стороны от центрального узора. По всей окружности.

– Похоже на плетенку.

– Да. Обрати внимание на ее узлы. Вообще плетенки украшают многие артефакты, найденные в Ирландии и Шотландии, но такие узлы характерны именно для Ирландии.

– Спасибо за информацию, – произнес Александр уже совсем другим тоном. И посмотрел на него с нескрываемым уважением. – А что можешь сказать про центральный узор?

– Я видел похожие… или даже точно такие. Но хочу сначала убедиться, потом об этом говорить. Дай мне время до вечера, ладно? Я примерно представляю где искать. Как только найду, сразу же позвоню. Или напишу.

– Договорились.

После этого они принялись с жаром обсуждать лодочные моторы, и Нора перестала слушать, задумавшись о своем.

От нее не ускользнуло, что Герман так и не пообещал Александру воздержаться от самостоятельного осмотра подземелий. И еще ей вспомнились слова, произнесенные им накануне вечером: «…он сражался с камнями довольно долго, вместо того, чтобы поискать другой выход».

Поискать другой выход.

Черт бы побрал этих археологов! Неужели они не понимают, что оставлять лаз открытым на две или три недели значит искушать всех дерзких, самоуверенных, безрассудных, рисковых… короче, таких проклятых дураков, как Герман и Леонид!

Сидя на библиотечном диване – том самом, где месяц назад Нора сходила с ума от беспокойства за Германа, помчавшегося на Дамбу выручать Мышку Леську, захваченную наемниками Кольцова-старшего, – Леонид и его новая подруга грызут соленые орешки из общего пакета и с ленивым любопытством разглядывают фотографию на экране ноутбука, который Герман оставил открытым на журнальном столике. Они сидят вплотную друг к другу, расслабленные и умиротворенные. На шее Леонида багровеет след страстного поцелуя-укуса. Руки у Марго уже не дрожат.

На фотографии, как сообщил им пять минут назад Герман, квадратная панель северного креста из Ахенни. Панель с изображением четырех человеческих фигур, образующих свастику. Руки и ноги всех четверых причудливо переплетены, головы упираются в углы квадрата. На печатке Андрея Калягина (так звали человека, погибшего в гидросистеме монастыря) лица у человечков отсутствуют, слишком малы размеры, а тут четко видны одинаковые профили с прямыми носами, высокими лбами и зачесанными назад волнами волос.

Похожие изображения, добавляет Герман, закончив телефонный разговор с Александром, имеются также на крестах из Келлса, Тихилли, Клонмакнойса и Олд-Килкуллена.

– И как только тебе удается запоминать все эти названия, – качает головой Марго.

– Лучше спроси, как ему удается их выговаривать, – вздыхает Нора. И обращается к Герману. – Там, где ты это нашел, есть подсказка, что оно означает?

– Есть мнение, что переплетенные таким образом фигуры – символ единства и взаимозависимости человеческого рода. Только я пока не знаю, чем это может нам помочь.

– Помочь? – озадаченно переспрашивает Леонид. – Намекни, дитя мое, помощь в деле какого рода тебе сейчас требуется? Ты хочешь посетить подземный чертог Владыки Вод или на пару с нашей ищейкой перетряхнуть грязное белье покойного Калягина?

– Что за Владыка Вод? – От удивления Марго даже забывает об орешках, рука ее повисает в воздухе на полпути к пакету. – Ты это сам придумал?

Леонид поворачивает голову, и несколько мгновений они сидят неподвижно, лицом к лицу, и смотрят друг другу в глаза, как влюбленные школьники. Девушка выглядит потрясающе. Овальное лицо с тонкими чертами, большие голубые глаза и россыпь крошечных бледных веснушек на чистой коже делают ее настоящей красавицей, несмотря на пошатнувшееся здоровье.

Поцеловав ее в кончик носа, Леонид отвечает без тени улыбки:

– Я всего лишь озвучил очевидное. Что ты знаешь о здешних водах?

– Они темные и холодные.

– Ладно, остальное я тебе потом расскажу. А сейчас просто поверь, что у них не может не быть Владыки. Его присутствие ощущаешь, даже принимая душ.

– Ох, Ленька…

– Я немного крейзи, да?

– Ты очень много крейзи. – Длинные бледные пальцы Марго скользят по его щеке. – И я дико счастлива, что встретила тебя здесь.

– Так, отставить романтику, – ворчит Герман, искоса поглядывая на них, впрочем, с нескрываемым одобрением. – Мы здесь важные вопросы обсуждаем.

– Точно, – соглашается Леонид. – Я задал тебе вопрос. Не слышу ответа.

– Я хочу посетить подземный чертог Владыки Вод. Но вместе с тем мне любопытно, кой черт понес туда покойного Калягина. Одно не исключает другое.

Чуть слышно вздохнув, Марго выныривает из омута королевских глаз и окидывает взглядом простертую в кресле фигуру Германа. С явной симпатией, хотя и с опаской. Герман ей нравится, но она интуитивно чувствует, что он «не такой как все». Эта инаковость непостижимым образом проявляется даже в самых простых, самых будничных его жестах. Окутывает призрачным облаком. Аура? Нет, нужно другое слово.

– Ты увидишь этот чертог и поймешь, кой черт понес туда Калягина. Разве нет?

– Не обязательно, – качает головой Герман.

Откинувшись на спинку кресла, вытянув ноги со скрещенными щиколотками, он пробует в такой позе – полулежа – закурить. Щелкает зажигалкой – безрезультатно. Морщится. Щелкает вторично. Подносит крошечное пламя к зажатой в зубах сигарете. Делает глубокую затяжку и медленно, тонкой струйкой, сцеживает дым. С таким видом, будто эта несложная операция отнимает у него последние силы. Однако можно не сомневаться, что в случае необходимости он первым вскочит и начнет действовать. Нора видела это неоднократно.

– Не обязательно, – повторяет он после паузы. И продолжает свою мысль: – Я могу не обратить внимания на то, что представляло интерес для него. Не посчитать важным или попросту не заметить. Если это вообще доступно для обозрения, например, петроглифы или клад в сундуке. А если нет? Если он просто шел по следу какой-то легенды, какого-то предания? Тогда только изучение его биографии наведет нас на след. Религиозные и политические взгляды, членство в каких-либо организациях…

– Зачем тебе брать его след? – В голосе Леонида теперь уже явственно слышится раздражение. – Это не твоя часть работы. Свою ты сделал.

– Не моя. Ну и что? Тебе не приходит в голову, что некоторые вещи люди делают, потому что им это нравится?

Леонид смотрит на него так долго и пристально, что Норе становится не по себе. Поругаться они решили, что ли?

– То есть тебе нравится вместе с Сашкой заниматься расследованием. Я правильно понимаю?

Ровный голос. Немигающий взгляд.

Однако на Германа все это не производит ни малейшего впечатления.

– Да, мне интересно.

Еще одна пауза, напоминающая затишье перед бурей.

– Не зли меня, Герман. Не надо.

– А ты злишься?

– Да.

– Почему?

– Дай подумать.

– Подумать? – усмехается Герман, любуясь струйкой дыма, поднимающейся от кончика сигареты. – Хорошее дело.

– Кажется, ты ревнуешь, Ленечка, – роняет Нора, стараясь не смотреть в его сторону.

На самом деле ей ничего не кажется. Она точно знает, что его рвет на части от самого этого факта – факта наличия у Германа и Александра общего интереса. Даже без отягчающих обстоятельств в виде взаимной симпатии. Но какого черта он демонстрирует это сейчас? Чего добивается?

– Обязательно было говорить это вслух? – с тем же нарочитым спокойствием, наводящим на мысли о крышке кастрюли, под которой уже все бурлит и клокочет, спрашивает Леонид.

– Да. Потому что своей идиотской ревностью ты уже всех достал.

Уловив, что Нора тоже закипает, Герман садится прямо. На лице его все то же выражение безмерной усталости, но когда он начинает говорить, в голосе звенит металл:

– Да, мне нравится заниматься расследованием. На пару с нашей, как ты выразился, ищейкой. Александр не дурак и не трус. И ты отлично это знаешь. – Подавшись чуть вперед, он не спускает глаз с лица Леонида, который тяжело дышит и вообще выглядит так, будто из последних сил борется с желанием наброситься на него и растерзать. – Я занимаюсь расследованием этого дела вместе с Александром, но спуститься под землю и пройти по каналам второй системы хочу вместе с тобой.

– Почему? – тихо, почти беззвучно, спрашивает Леонид.

– Потому что ты мой друг.

– А он?

– Он просто хороший парень.

– А я не хороший парень?

– Нет. – Теперь голос Германа звучит глуховато. Но он по-прежнему смотрит на Леонида в упор. – Ты не хороший парень, совсем не хороший. Но ты мой друг.

– Как же так получилось? Что твоим другом стал именно я.

Герман пожимает плечами.

– Все мы имеем таких друзей, каких заслуживаем.

Большие глаза Марго раскрываются от удивления и становятся еще больше.

– Ты серьезно?

– Абсолютно.

– Друзей. – Она окидывает сидящего рядом Леонида задумчивым взглядом. – Друзей…

– И возлюбленных тоже, – подсказывает Нора.

Реакция девушки развеселила ее и отчасти примирила с абсурдом происходящего.

– Я – то, чего ты заслуживаешь, – с важностью объясняет Леонид на случай, если она сама не догадалась. – А ты – то, чего заслуживаю я.

– Аминь, – с легкой иронией произносит Герман. И поворачивается к Норе. – Ты выяснила, в какой из ближайших дней наш добрый доктор будет занят в больнице?

Когда дела на ферме шли своим чередом и в постоянном присутствии доктора Шадрина не было необходимости, он дважды в неделю вел прием в поселковой больнице и периодически оставался на ночное дежурство. Таким образом можно было получить в свое распоряжение приличный отрезок времени, свободный от докторского надзора и контроля. Аркадий и раньше считал, что за Германом нужно присматривать, а после всех событий этого лета стал близок к тому, чтобы посадить его на цепь. И только обязательства перед Александром, как подозревала Нора, вынуждали этого замечательного человека сдерживать замашки деспота, во всяком случае до определенных пределов. Сам он, разумеется, величал свой деспотизм заботой. Невозможно же спокойно смотреть на то, как молодежь занимается саморазрушением! К счастью, Герман обладал способностью обращать внимание лишь на то, что могло реально повлиять на его планы, все прочее же игнорировать или ловко, без лишнего шума, обходить. Собственно с этой целью он и поручил Норе как бы между прочим выведать у сестры что там с докторским графиком – дабы избежать конфликта. Точнее, передвинуть его с «до того» на «после того».

– Послезавтра, – отвечает Нора мрачно.

Она, конечно, все выяснила, но сама затея ей не нравится. Попробовать склонить на свою сторону Марго и сообща организовать какое-нибудь Непреодолимое Препятствие? Надежды мало. Девочка смотрит на своего прекрасного блондина, как на икону, и вряд ли решится сказать хоть слово поперек.

– Отлично. Как бы еще выбрать время, чтобы не столкнуться там с бандой археологов…

– Не думаю, что археологи будут торчать там круглосуточно, – подумав, говорит Леонид. – Скорее всего, спустятся на пару часов после завтрака, а потом разойдутся по домам.

– Может, не на пару часов. Может, часа на три-четыре.

– В любом случае, если мы прибудем часам к шести вечера, то ни с кем уже не столкнемся.

– К шести? – восклицает Марго, в голосе ее звучит легкий ужас. – Так поздно!

– Ну и что?

– Бродить по подземелью среди ночи… брр…

– Там, внизу, все время темно, – успокаивает ее Леонид. – И днем, и ночью.

– Подумай, – перебивает Герман, – что нам может понадобиться? Резиновые сапоги, фонари, ножи, веревка…

– Топор.

– Топор?

– Ага.

– Смартфоны, – подсказывает Нора.

– Да не будут они работать под землей!

– Позвоните, когда подниметесь наверх.

– Кому? – удивляется Герман.

– Мне, дурак! – В сердцах Нора хватает с дивана маленькую диванную подушечку, обтянутую гобеленовой тканью, и запускает ему в голову. – Мне! Чтобы я не волновалась!

То есть метит она в голову, но попадает в кисть руки и ломает подушкой недокуренную сигарету.

– Ты, человек-катастрофа! – взрывается Герман. – Думай что делаешь! Пожара нам здесь только не хватает.

В гневе он чертовски хорош. Сверкает глазищами, рычит. Не мужчина, а загляденье просто!

Марго, судя по ее реакции, думает о том же. Прикрыв лицо сложенными уголком ладонями, но при этом чуть раздвинув средний и указательный пальцы, она подглядывает в щелку и тихонько хихикает.

– Воу! Воу! – вопит во все горло Леонид, притопывая ногой. – Каждой феминистке по доминантному самцу! Давай, объясни ей все про эту жизнь, мой брат Говорящий-с-Богами!

– Стой! Не смей! – еще успевает выкрикнуть Нора, прежде чем ее настигает месть Говорящего-с-Богами.

Со зверской гримасой он роняет Нору на диван – Марго и Леонид проворно отодвигаются к самому краю, – и сам падает сверху. Длинные сильные пальцы метателя ножей смыкаются на ее горле. Тяжелое, несмотря на худобу, мускулистое тело прижимает, не давая вздохнуть. Вот вечно так! Только вымоешь голову и уложишь волосы феном…

– Усынови Сашеньку или Коленьку, – цедит Герман сквозь зубы, упираясь лбом в ее лоб, – а мне мамочка не нужна.

В его дыхании яростный жар пробуждающегося сексуального желания с нотками табака. И эти двое рядом. Все видят и понимают. Почему эта мысль оказывается такой волнующей?

Изловчившись, Нора высвобождает кисть правой руки и вонзает ногти молодому хулигану в костлявый бок. Через рубашку, да, тем не менее эффект превосходит все ожидания. Из груди Германа вырывается такой вопль, что Леонид роняет на пол пакет с оставшимися орехами, которые разлетаются в разные стороны, и присоединяет свой голос к голосу Германа.

– Хочется вернуть тебе твой совет, – молвит Марго, костяшкой указательного пальца постукивая Германа по плечу. – Думай что делаешь! Сейчас на ваши крики сбежится весь этаж.

– Мужчины не умеют вести себя прилично, – пыхтит, извиваясь, Нора. Ей никак не удается спихнуть с себя нахального мальчишку, который издевательски скалит зубы и, похоже, собирается провести в такой позе остаток дня. – А этот… этот даже не пытается!

– Помнится, он намекал, что ему не хватает строгости и жесткости, – ангельским голосом продолжает Марго.

Рука ее ложится на его темноволосый затылок. Может, она и трусит слегка, но виду не подает.

– Намекал? Он совершенно определенно давал это понять!

– Строгость и жесткость, мм…

– Свои фантазии оставьте при себе! – негодует Герман.

– Точнее, девичьи мечты, – поправляет Леонид.

И вдруг, поднявшись с дивана, проворно пересаживается в кресло, где недавно сидел Герман. Ободряюще кивает насторожившейся Марго. Освободил место для драки? Этого следовало ожидать! Другого такого извращенца не найти во всей галактике.

Минуту спустя они уже кувыркаются на диване втроем, рыча, шипя, давясь от смеха и позволяя себе всякие вольности. Леонид же, развалясь в кресле, наблюдает за ними из-под полуприкрытых век.

На этот раз у Норы не возникает вопроса, зачем ему это понадобилось. Он, конечно, заметил неоднозначность отношения его подруги к Герману и решил, что лучший способ преодолеть смущение и недоверие – сократить дистанцию в прямом смысле этого слова.

Значит, Марго и впрямь удалось его зацепить. Как сказал однажды Герман: «Непорядочной девушке я бы своего друга не предложил». Они резвились тогда на берегу лесного озера, наслаждаясь теплом последних летних дней, дурачились и шутили, но в каждой шутке… Оба они способны на такое. Внезапно открыть все границы, допустить к телу чуть ли не первого встречного, поиграть – и так же внезапно закрыть. Или не закрыть. Оставить соискателя при себе, как оставили ее, Нору.

Она заранее знает, что вскоре ей станет стыдно за эти мысли. Что же послужило причиной их возникновения? Близость новой девушки? Слишком молодой, слишком красивой. Вдруг Герман увлечется рыжеволосой красоткой, словно сошедшей с рекламных плакатов эпохи «героинового шика»? Нет, нет, не может быть, это же подруга Леонида. И что? И что? Не факт, что Леонид станет возражать. Скорее, наоборот, поощрять. Черт бы побрал эту разницу в возрасте!.. Хотя, быть может, дело и не в ней.

Они выехали с фермы в начале шестого, на два часа позже доктора Шадрина. Автослесарь Толик с каменным лицом вождя апачей без вопросов открыл гараж, потом ворота, коротко кивнул вслед стремительно удаляющейся «ямахе» и с тем же каменным лицом все закрыл. Задвинул засовы, навесил замки. Взглянул исподлобья на Нору.

– Я не хочу ничего знать.

Она нервно улыбнулась.

– Я не собираюсь рассказывать. Хочу только попросить…

– Чтобы я держал рот закрытым, когда вернется док? Герман уже попросил.

– Да? И что же ты ответил?

Толик подошел поближе. Тонкогубый рот его раздвинула медленная улыбка.

– Твой мужчина умеет договариваться.

Распахнув теплую стеганую куртку, Толик показал ей горлышко бутылки, выглядывающее из оттопыренного внутреннего кармана. Водка, что же еще. Она улыбнулась.

– Ты прав.

– Будь спокойна, Нора.

– Постараюсь.

Кивнув ей так же, как пять минут назад кивнул мотоциклу, Толик ушел в гараж. Нора проводила его глазами и, вздрагивая на холодном осеннем ветру, двинулась по тропинке к скотному двору, как называла его Лера. Мимо склада стройматериалов, дальше, дальше… мимо сарая с козами, крольчатника и курятника… дальше, через сад и огород… Таким маршрутом в шестом часу вечера можно было добраться до флигеля, не встретив по дороге ни одной живой души. Потом свернуть за угол и, как ни в чем не бывало, войти в Барак через главный вход.

Будь спокойна. Легко сказать! Интересно, где сейчас Марго. Надо бы предупредить ее насчет ужина. Чтобы шла в столовую пораньше, когда вероятность появления там Леры ничтожно мала. Лера, конечно, была уже в курсе ее отношений с Леонидом и при встрече вполне могла поинтересоваться где он. А заодно где Герман. Почему они не ужинают вместе. Для себя Нора уже придумала головную боль, из-за которой собиралась весь вечер провести в постели, но оставлять без ужина выздоравливающую Марго было негуманно.

К вечеру ощутимо похолодало, поднялся ветер, и, почти бегом преодолевая последние метры от угла здания до дверей, Нора чувствовала, как слезятся глаза и горят щеки. Ворвавшись в холл, она перевела дыхание. Тепло-о-о… Достала из кармана носовой платок.

– Нора! Я ждала тебя.

В арочном проеме, соединяющем холл с коридором, нарисовалась высокая тонкая фигура в облегающих джинсах и приталенной голубой рубашке навыпуск. Медно-рыжие волосы, шелковым покрывалом окутывающие плечи. Бледное лицо.

Нора заставила себя улыбнуться.

– Привет, дорогая. Я как раз собиралась тебя искать. Хорошо, что ты пораньше освободилась.

Все работы на ферме заканчивались в шесть вечера, но тех, кто выполнил запланированный объем на час или полчаса раньше, конечно, никто не вынуждал сидеть на месте «до звонка».

– Они уехали? – шепотом спросила Марго, подходя вплотную и касаясь ее руки словно в поисках поддержки.

– Да.

Из груди Марго вырвался хриплый вздох.

– Как же мне страшно, кто бы знал.

– Я знаю, – сказала Нора. И видя, что в коридорах начинают появляться люди, предложила: – Поднимемся в библиотеку?

Марго кивнула.

Рука об руку они пересекли ярко освещенный холл и по центральной лестнице поднялись на второй этаж. На площадке между лестничными маршами Нора замедлила шаг, держась за перила, машинально глянула вниз, откуда донесся приглушенный стук захлопнувшейся входной двери, и увидела, что за их перемещениями очень внимательно наблюдает Николай Кондратьев. Выражение его лица ей не понравилось. Лицо человека, мысленно прикидывающего, сделать из твоей шкуры портфель или скормить тебя всего без остатка пираньям.

Что бы это значило? Вроде бы в последнее время бывший неформальный лидер вел себя тихо. Спросить Марго, не позволял ли он себе лишнего по отношению к ней? Но вмешиваться в процесс интеграции новенькой в местную социальную среду очень не хотелось, и Нора быстро нашла отговорку для самой себя. Девица диковата, но беспомощной не выглядит, наверняка на ее боевом счету не один десяток расцарапанных мужских физиономий. В самом крайнем случае пожалуется Леониду, он быстренько объяснит всем непонятливым что к чему.

Они расположились на том же самом диване, где позавчера…

Ох уж это «позавчера»! Лучше не вспоминать. А если совсем не вспоминать не получится, то хотя бы вспоминать не сейчас.

Взяв себя в руки, Нора максимально дружелюбно изложила свои соображения по поводу ужина.

– То, что мы занимаемся сексом, вовсе не обязывает нас ужинать вместе, – пробормотала ошарашенная Марго. – Светка с Киром трахаются сто лет, если верить слухам, но я ни разу не видела их за одним столом.

– Конечно, не обязывает, – терпеливо сказала Нора. – Но я знаю Леру. Она может спросить. Просто чтобы завязать разговор, убедиться, что все в порядке.

– А я могу ответить, что понятия не имею где он, что я за ним не слежу.

– И вот тут она всерьез задумается о том, где его черти носят. Их обоих.

– Они неразлучны? – улыбнулась Марго.

Нет, она кто угодно, только не простушка.

– Ну, когда Герман не со мной, он почти наверняка с Ленькой. И это сразу настораживает весь командный состав.

– Почему?

Глядя на прелестное лицо с россыпью еле заметных веснушек, обрамленное пылающей медью волос, Нора вспомнила недавние слова Мышки: «Это ведьма, я ее боюсь. Ты разве не видишь, Нора? Это настоящая ведьма». Нора не стала спорить или допытываться, что такого ведьмовского усмотрела она в Марго, вместо этого спросила: «А Герман? Его ты не боишься?» Мышка долго молчала и наконец со вздохом произнесла: «Герман тоже… но мужчина. Я вижу их. Думала, ты тоже видишь. Нет, его я не боюсь. Мы подружились три года назад, когда он впервые приехал на ферму. Он научил меня рисовать. Да я же тебе рассказывала… и Лера рассказывала… ты все знаешь». Она не боялась его, потому что считала другом. Была уверена, что он не причинит ей вреда. И у нее имелись для этого все основания. Рискуя жизнью, Герман вел переговоры с наемниками Андрея Кольцова, захватившими Мышку в лесу неподалеку от фермы, где она писала пейзажи, и требующими взамен информации о местонахождении Леонида, который в то время скрывался в Голгофо-Распятском скиту. После этого случая обо всем остальном, что он для нее сделал, можно было и не упоминать. Мышка ему действительно нравилась. Но ведь и Марго не проявляла ни малейшей неприязни! Не проявляла и вряд ли испытывала – за отсутствием причин. С чего бы ей направлять свою вредоносную магию на местную художницу, даже если она на это способна? Мышка только плечами пожала. Кажется, она боялась Марго просто так, на всякий случай.

– Ну, видишь ли, – уклончиво ответила Нора, – в этом году было довольно жаркое лето. Извини, я не хочу вдаваться в подробности. Это касается не только меня.

Марго спокойно смотрела ей в лицо.

– Понимаю. А об отношениях Леонида с этой Фаиной, которая сейчас в Архангельске, ты можешь рассказать? Мне добрые люди уже чего только не наговорили. Но я хочу знать правду.

– Зачем тебе правда? – Нора недоуменно пожала плечами. – Если у вас только секс.

Стрела попала в цель. Прикусив губу, Марго внимательнейшим образом осмотрела книжный стеллаж с классикой зарубежной литературы. Вздохнула.

– Я не знаю, Нора. Мне страшно. Я очень близка к тому, чтобы влюбиться… возможно, уже влюбилась… но не уверена, что Леониду это нужно.

– Чем же тебе поможет правда о нем и его бывшей партнерше?

– Я смогу, например, не повторять ее ошибок.

– Дело не в ошибках. Ошибаются все. И люди, живущие под одной крышей, не исключение. Мне это видится примерно так. Есть люди совместимые – люди, которые по большому счету подходят друг другу, умеют договариваться и смотрят сквозь пальцы на мелкие недостатки и причуды партнера. Такие люди способны подолгу жить вместе или встречаться. Долговременные отношения, хоть с проживанием на одной территории, хоть без него, не выдергивают их, как теперь модно говорить, из зоны комфорта. И есть люди несовместимые – люди, которые совершенно друг другу не подходят, не умеют или не желают искать компромиссы. Их отношения напоминают битву, поединок, дуэль. Рано или поздно они, конечно, расстаются, но вот этот период времени, пока длится любовь-ненависть, как ни странно, оказывается очень значимым для обоих…

– А вы с Германом совместимые?

Нора ждала этого вопроса.

– Нет.

– Как же вы умудряетесь оставаться вместе?

– Ну, я подстраиваюсь под него, насколько считаю возможным.

– А он? Он под тебя не подстраивается?

Нора покачала головой.

– Это просто не приходит ему в голову.

– Хм… И ты не чувствуешь никакого внутреннего протеста?

– Иногда чувствую. Когда он переходит всякие границы.

– И что делаешь в таких случаях?

– Говорю открытым текстом. Проясняю свою позицию. Он слушает, думает, иногда уступает. Герман тяжелый человек, но у него, – тут Нора улыбнулась, вспомнив, как называет это сам Герман, – довольно большое пространство пофига.

– То есть он уступает только тогда, когда вещи, для тебя принципиальные, попадают в его пространство пофига?

– Именно так. Опережая следующий вопрос, скажу, что вещи, принципиальные для него, уже несколько раз попадали на вещи, принципиальные для меня. Но я говорила себе: стоп! Остановись и подумай. Точно ли эти вещи принципиальны для тебя или ты привыкла считать их таковыми? Готова ли ты отказаться от Германа ради них? Что если это вовсе не твои принципы, а нечто, навязанное социумом, родительской семьей – груз, который ты тащишь из прошлого и который давно пора сбросить. Ну, и вдумчивый анализ ситуации показывал, что так оно и есть.

– Спасибо за откровенность, – смущенно проговорила Марго. – Насколько я понимаю, Леонид и эта…

– Фаина. Так ее здесь называли.

– …и Фаина тоже были несовместимые?

– Нет, конечно. Фаинка в каждом существе мужского пола видела врага, поскольку здорово натерпелась от них до того, как попала на ферму. Представь, каково ей было обнаружить, что она влюбилась в одного из врагов. Причем вот в такого – гордого, надменного, самовлюбленного. Она все время старалась прогнуть его, а он, разумеется, не прогибался. Он хорошо понимал, что если однажды даст слабину, Фаинка моментально от него отвернется. Торжествующая и одновременно разочарованная.

– Вероятно, в глубине души она хотела убедиться, что на белом свете все же есть мужчины, достойные уважения.

– Мужчины, на которых можно положиться, да.

– Мечты, мечты… – по губам Марго скользнула слабая улыбка, – всех женщин планеты.

– А у тебя не возникает желания сразиться с ним? Проверить его на прочность.

– Возникает. Но я не стану. Во всяком случае в открытую. – Еще одна улыбка, тень невысказанных мыслей. – Я подозревала, что он не способен на уступки.

– Он способен, Марго. Я много раз видела, как он уступает Герману.

– Вопрос в том, удастся ли мне стать для него таким человеком, которому он захочет уступать.

– Ты поняла.

Они вновь взглянули в глаза друг другу.

– Ладно, пойду поужинаю, – сказала Марго. – А потом мне хотелось бы вернуться и продолжить разговор. Можно? Во-первых, я очень волнуюсь. После ужина, если останусь одна, то просто сойду с ума. Во-вторых, ты тоже волнуешься и, может, поэтому так откровенна со мной. Вряд ли это повторится… Ведь я не очень-то нравлюсь тебе, правда, Нора?

Вот так поворот. И что ответить взволнованной красотке? Самое противное, что она права.

– Не очень. Я как-то больше по мальчикам, – ответила Нора сердито. – Иди ужинай и возвращайся. Только, знаешь… не сюда. Я буду ждать тебя в мастерской Германа, комната 212.

– Постучать условным стуком?

– Ага. Два удара – пауза – три удара – пауза – два удара…

Обе тихонько рассмеялись. Положение было спасено.

Оставшись одна, Нора встала, машинально поправила мыском туфли загнувшийся угол бежевого паласа, на котором стояли диван, журнальный столик, три кресла и фикус в кадке. Окинула взглядом опустевший диван и, глубоко вздохнув, двинулась по проходу между стеллажами к своему скромному жилищу.

Ключ от мастерской, где она назначила свидание Марго, лежал у Германа в прикроватной тумбочке. Выдвинуть ящик, взять ключ на цепочке, засунуть в карман джинсов… проверить смартфон, вдруг пришла sms-ка от Германа. Да, как же, напишет он, небось, и не вспомнит ни разу, пока будет шастать по кишкам чудовища вместе со своим ненаглядным блондином… Теперь пройти мимо стеллажей, пахнущих свежими сосновыми досками, в обратном направлении… к двери, к двери, стараясь не смотреть на диван… уф-ф! Можно было, конечно, рухнуть с головной болью, как она планировала, но если Лера все таки явится без предупреждения (а она вполне на это способна), то присутствие у ее постели Марго вызовет именно то, чего она мечтала избежать – кучу вопросов и подозрений.

Марго… Нора потерла пальцами переносицу. Нет, прогнать воспоминания, судя по всему, не удастся. Вновь она увидела перед собой широко раскрытые голубые глаза рыжеволосой красотки, плавное движение ее головы по направлению к Герману, сидящему напротив. Точно голова змеи – прекрасная и опасная.

После того, как стало ясно, что женщинам, даже объединив усилия, не совладать с разгневанным друидом, Леонид выбрался из кресла, отодвинул журнальный столик с раскрытым на нем ноутбуком, подошел к дивану, встал одним коленом на край и… Нора даже не успела толком понять что произошло. Только минуту спустя Герман уже сидел, поджав под себя правую ногу, а Леонид, удерживая его за вывернутую руку и таким образом вынуждая сохранять полную неподвижность, самым будничным тоном предлагал своей подруге попробовать на вкус его кровь. Взлохмаченная, рассерженная, разгоряченная, Нора тоже приняла более-менее вертикальное положение и, тяжело дыша, уставилась на эту парочку.

Картина была хоть куда.

Герман: изящные лицевые кости, обтянутые чистой бледной кожей, поблескивающей от пота… горящие на этой идеальной маске зеленые глаза под черными бровями… сжатые зубы, делающие линию челюсти еще более четкой… приподнятый подбородок, открытая шея, холодность и отстраненность нечеловеческого существа. Чувствовал ли он хоть что-нибудь? Конечно. Именно это и придавало его облику такую непроницаемость, такой зловещий шарм.

Леонид: беззвучный смех, брызжущий из серых глаз с лучистой короной на радужке… влажные белые зубы под приподнятой в усмешке верхней губой… растрепанные светлые волосы, кажущиеся еще светлее под ярким светом электрических ламп… дерзость и страсть.

Глядя на них, сидящих вплотную друг к другу, голова к голове, Нора на мгновение почувствовала себя лишней. И себя, и Марго.

Марго, услышав предложение Леонида, слегка нахмурилась, как будто решала в уме новую, незнакомую задачу. Неторопливо обследовала взглядом лицо сидящего прямо перед ней Германа, шею, охваченную тонкой золотой цепочкой с простым крестиком без фигуры распятого, сползшую с левого плеча рубашку, верхние пуговицы которой расстегнулись во время диванной возни.

«Ты православный? Хм… Вот бы не подумала».

«Атеист», – ответил Герман.

«Язычник он, – усмехнулся Леонид, прижимаясь щекой к темноволосому затылку Германа. Выглянул, подмигнул Норе: – Правда же?»

Нора промолчала.

«Разве язычники или атеисты носят нательные кресты?» – спросила Марго.

«Носят, если хотят. – Герман тоже чуть усмехнулся одной стороной рта. – Для красоты».

Медленно протянув руку, Марго коснулась его лица. Погладила край щеки, кончиками пальцев обвела сжатые губы.

Нет, она не стала пробовать на вкус его кровь. Может, ее остановило присутствие Норы, может, предостерегающий, чуточку ироничный взгляд Германа, который давно привык к провокациям своего друга и теперь просто ждал. Ждал, что предпримет новенькая, не посвященная во все нюансы их взаимоотношений. Ну, и она его поцеловала. Не сказать, что это был полноценный любовный поцелуй – уж кто-кто, а Нора отлично знала, что Герман терпеть не может поцелуев «изо рта в рот», – но все же поцелуй. При котором губы мальчика и девочки тесно соприкасаются.

Леонид, умеющий быть редкостным мерзавцем, оттянул назад руку язычника. Понятно зачем. Если бы у Германа вырвался стон, изменилось выражение лица, это придало бы его облику недостающей чувственности. Но Герман только затаил дыхание, и Марго, видя, что он ее совершенно не поощряет, тихонько отодвинулась.

Поджидая ее в мастерской, Нора машинально перебирала карандашные рисунки, стопка которых заметно выросла за последние несколько дней. Герман любил рисовать твердыми и мягкими карандашами Koh-i-Noor на плотной шершавой бумаге серовато-бежевого оттенка. Техника у него была бесподобная. Рисуя портреты, он умудрялся передать и характерные черты, делающие модель узнаваемой, и эмоции определенного момента – момента, когда она угодила под карандаш. Все линии казались живыми, каждая играла, дышала, и вместе они рассказывали историю человека или предмета, изображенного художником.

Но на последних рисунках были не портреты и не пейзажи. На них были резные орнаменты с ирландских памятников архитектуры. Спиральные и звездчатые узоры, многочисленные плетенки, геометрические орнаменты, биоморфные и символические изображения… Нора знала, что рисование для Германа – своего рода медитация. Он не просто рисовал, не просто переносил на бумагу то, что видели его глаза. Он постигал суть.

На память ей пришел рисунок, сделанный им незадолго до гибели Регины Новак, бывшей возлюбленной Аркадия. Герман изобразил роковую женщину в виде жертвы, распятой на каменном алтаре, а своего друга Леонида – в виде жреца, готового нанести удар ритуальным ножом. А потом Регина погибла. Сейчас этого рисунка в стопке не было, Нора понятия не имела куда он подевался.

Вот и условный стук. Постаравшись придать лицу дружелюбное выражение, Нора впустила Марго и вновь повернула ключ в замке.

– Все в порядке?

– Да, – кивнула рыжая, с любопытством озираясь по сторонам. – Думала получится быстрее, но Маринка, чтоб ее черти взяли, прицепилась как репей. Еле отделалась от нее.

Марина исполняла на ферме обязанности медсестры. И все было бы замечательно, если бы к ее профессиональным качествам не прилагалась привычка совать нос в чужие дела, негодовать от всеобщей безнравственности и читать к месту и не к месту поразительно убогие морали.

– С чем прицепилась?

– Сначала с вопросами о здоровье: не снятся ли мне кошмары?.. не мучает ли понос или запор?.. – Марго хихикнула. – Потом с вопросами о личной жизни: правда ли, что у меня роман с божественным Леонидом?.. насколько это серьезно?.. как относится к этому Герман?..

– О господи, и Германа приплела, – поморщилась Нора.

– Да. – Рассказывая, Марго медленно передвигалась по комнате. Глаза ее возбужденно блестели. – Если я правильно поняла, когда Ленька лежал в лазарете, Герман довольно часто навещал его.

– Навещал! – фыркнула Нора. – Да он не отходил ни на шаг. Проникал в палату, как граф Дракула, просачивался через замочную скважину ветром и туманом. А когда Аркадий изгонял его, устраивался на травке под окнами и сидел там часами, выбирая момент для очередного проникновения.

– Вот-вот. Пару раз Маринка даже заставала их рядышком на койке, и это шокировало ее до такой степени, что она помнит об этом до сих пор.

– Не только она, – улыбнулась Нора. И пояснила в ответ на вопросительный взгляд Марго: – Я тоже помню. Однажды она примчалась на террасу Белого дома, где мы с Лерой и Аркадием мирно играли в карты, и устроила форменную истерику. Лежат в одной постели!.. Нет, вы подумайте!.. Парни!.. В одной постели!.. Пришлось нам с Лерой бросать игру и следовать за ней на место преступления.

– И что было дальше?

– Ну, Лера немного понаблюдала за нашими героями, которые, лежа в обнимку, рассказывали друг другу сказки, и велела Маринке заняться чем-нибудь полезным, например, вымыть полы.

– Сказки?

– Точнее, мифы. Ирландские мифы. Битва при Маг Туиред и все такое.

– И все такое… – растерянно повторила Марго. – Эти мифы есть в библиотеке?

– Надо поискать. Если нет в здешней библиотеке, то у Леры, в ее личной библиотеке, наверняка есть. Я попрошу для тебя.

– Спасибо.

Там, где раньше стояла кровать, теперь размещались мольберт с незаконченной картиной в стиле абстрактного экспрессионизма, табуретка, на которой теснились бутылки с разбавителем, коробки с масляной краской и высокий керамический стакан с разнокалиберными кистями, а также деревянный ящик из-под вина без крышки, куда Герман побросал палитры, тряпки и всякие мелочи. Линолеумный пол в этом месте был покрыт крошечными брызгами и мазками высохшей краски, несколько капель попали на стену.

Марго остановилась перед мольбертом.

– Ух ты! Здорово. Он настоящий художник.

– Он архитектор. Они все немного художники.

– Можно? – Марго указала на рисунки.

Стопка на подоконнике, стопка на столе… еще одна, состоящая из рисунков, выполненных черной тушью на тетрадных листках в клеточку и на резаном ватмане, занимающая половину подвесной полки для книг. Когда на Германа набрасывались его демоны, он рисовал дни и ночи напролет.

– Смотри, конечно.

– Так вот откуда пошли слухи. – Длинные пальцы Марго с аккуратно обработанными пилочкой и покрытыми бледно-розовым лаком ногтями бережно придерживали за края лист плотной бумаги, на котором был изображен молодой мужчина в распахнутом черном плаще, высокий, стройный, темноволосый, с татуировками на щеках и предплечьях обеих рук, протягивающий длинный меч другому молодому мужчине, одетому в богатые одежды, чья светловолосая голова была увенчана золотой короной. – От добродетельной медсестрички. Она случайно не влюблена в одного из них?

Нора пожала плечами. Иногда ей казалось, что все поголовно обитательницы первого этажа в них влюблены – если не в одного, так в другого.

– Герман ведущий, Леонид ведомый, – прошептала Марго, разглядывая рисунок. – Так я и знала. Поначалу кажется наоборот, но…

– С чего ты взяла?

Проницательность этой девушки в очередной раз неприятно поразила Нору. Надо бы усилить самоконтроль. С другой стороны, она была рада, что Марго сейчас здесь. Разговоры отвлекали от вредных мыслей.

– Я заметила, что, перебрасываясь колкостями и остротами, они иногда называют друг друга «мой король» и «мой друид». Герман разбирается в архитектуре и искусстве древних кельтских королевств и даже консультирует знакомого сыщика. Когда Леонид болел, они вспоминали ирландские мифы. Друид – это ведь жрец, правильно? Жрец. И вот, на этом рисунке, он вручает меч королю. Наверняка перед этим он же возложил на его голову корону. – Марго мечтательно улыбнулась. – Как в моем любимом фильме «Властелин колец» белый маг Митрандир возложил корону на голову Арагорна. Правда, меч ему вручил эльф Элронд, но это же кино… Леонид становится королем только рядом с Германом. Сам по себе он просто мальчик из богатой семьи, наркоман в завязке.

– Не слишком ли ты строга для влюбленной женщины?

– Строга? Да я и влюбилась не в короля, а в наркомана.

– Он рассказал тебе, как стал наркоманом?

– Да. И что сделал для него Герман, тоже рассказал. Он не жалеет себя, и это мне в нем очень нравится.

– Других он тоже не особо жалеет.

– И не надо, – решительно проговорила Марго. И помолчав, добавила: – Жалость унижает.

Да, у них с Леонидом много общего. Интересно было бы послушать, о чем они говорят наедине.

Молча перебрав остальные рисунки, Марго сделала круг по комнате и присела на корточки перед картинами без рам, которые Герман расставил в ряд на полу, прислонив к стене, чтобы масляная краска как следует просохла.

– Это Мышка, которую на самом деле зовут Олеся?

– Да.

Хрупкая девичья фигурка, устремившаяся в беге к далекому, едва обозначенному на холсте городу, башни которого темнеют на фоне золотого солнечного диска, словно остро заточенные карандаши. Она бежит по мосту, перекинутому над пропастью, но место встречи другого конца с твердой землей тонет в тумане, да и вообще вся дальняя половина моста постепенно тает, растворяется в воздухе, так что ноги девчонки вот-вот окажутся над пустотой. Вероятно, сознавая это, но неизвестно почему не поворачивая назад, она оглядывается – быть может, ее преследуют?.. – и ее белое, перекошенное личико с расширившимися от ужаса глазами перетягивает на себя внимание зрителей, становясь центром композиции.

Эту картину Нора видела впервые. Давненько она сюда не заглядывала…

Герман, чей стиль всегда был далек от реализма, воплотил свой замысел косыми штрихами, мазками, хаотично на первый взгляд расположенными брызгами, однако добился поразительного эффекта: вблизи изображение напоминало мелкую мозаику, готовую рассыпаться от дуновения ветра, но стоило отойти на пару шагов, как оно обретало четкость и выразительность.

– Ну, она-то совершенно точно в него влюблена, – усмехнулась Марго. – В Германа.

– Я знаю, – сказала Нора.

– Все знают. – Не отрывая глаз от картины, Марго встала, попятилась чуть назад. Восхищенно вздохнула. – И это не удивительно. Он из тех людей, которые никого не оставляют равнодушными.

– Что еще они знают? Эти «все».

– Что у нее был с ним секс. Один раз как минимум.

Нора молча перевела дыхание. Черт…

Марго внимательно посмотрела на нее.

– Это новость для тебя?

– Для меня новость, что об этом известно кому-то, кроме меня, Германа и Леськи.

– Так сама Леська и разболтала. Поделилась со своей подругой Дашкой, та поделилась со своей подругой Владкой…

– Понятно.

– А ты от кого узнала? От Германа?

– Ох, да я видела все собственными глазами. Герман вдул этой дурехе прямо в соседней палате. Мы жили тогда во флигеле…

Скрыть горечь не удалось, ну и ладно.

Брови Марго поползли вверх.

– Ничего себе! Он, наверное, спятил.

– Я так не думаю. Видишь ли, это случилось после того, как… ну, словом, плохие парни, у которых были старые счеты с Германом и Леонидом, напали на нее в лесу за территорией, вроде как взяли в заложники…

– О господи! Извини, я не хотела перебивать… Что им было нужно?

– Им был нужен Леонид. Но поскольку Леонида уже отправили от греха подальше на Анзер, разруливать ситуацию пришлось Герману. Он сделал все что нужно и привез девчонку назад живой и почти невредимой, но это приключение…

– Почти? Ой, извини…

– Ей поставили синяк на пол лица, в остальном она не пострадала. Но это приключение так расстроило нервы бедняжки, что Лера решила оградить ее от внимания и сочувствия ближних, разместив на ночь в лазарете. Аркадий, как назло, был в отъезде, вернулся поздно вечером и, разумеется, затеял разборки с Германом. Они ругались в гостиной Белого дома, мы с Лерой тоже принимали участие, потом нам это надоело, я почувствовала страшную усталость и вернулась в лазарет. Легла и, не дождавшись Германа, уснула. Проснулась от странных звуков. Пошла посмотреть что случилось, ну и… ты поняла.

– Кошмар, – промолвила Марго с непритворным сочувствием. – И все же вы до сих пор вместе. Ты простила его?

– Он не нуждался в моем прощении. Вообще не чувствовал себя виноватым. Ведь мы ничего друг другу не обещали. Конечно, я ожидала от него верности… чисто подсознательно, как от мужа… но мало ли, чего я ожидала.

– Не чувствовал себя виноватым, – задумчиво повторила Марго. – Но вы обсудили эту ситуацию. Я правильно понимаю?

– Обсудили, – вздохнула Нора. – Я объяснила ему, что его кувыркания с другими женщинами причиняют мне боль, и он пообещал, что это больше не повторится.

Марго недоверчиво смотрела на нее.

– Ну, не совсем так, – пробормотала Нора, смущаясь. – Сперва я психанула и надавала ему пощечин.

– А потом?

– Потом… не в тот же день, но… приласкала его ремнем.

– Что, правда? – Широко раскрыв свои и без того большие глаза, Марго хлопнула себя по ляжкам и, запрокинув голову, расхохоталась. – Нора, ты фантастическая женщина! Фантастическая! Хотела бы я так уметь.

– Ну, до встречи с Германом я даже не подозревала, что умею так. И вообще много чего о себе не знала.

Например, не знала, что способна в компании двух чокнутых тащить под проливным дождем и в конце концов затопить в трясине мертвое тело. Тело человека, застреленного на ее глазах. При этом не обмочиться от страха, не упасть в обморок и даже не потерять аппетит.

– Надеюсь, ты не оскорбила его жалостью? – продолжая давиться от смеха, спросила Марго.

Видно было, что ее распирает от любопытства и она жаждет подробностей. Еще одна любительница поиграть в игры?

– Нет, конечно. К тому же я была в дикой ярости, и вопрос жалеть его или не жалеть, вообще не стоял.

– А он еще наверняка тебя подзадоривал, поддразнивал…

Нора тоже усмехнулась.

– Ты хорошо знаешь мужчин такого типа, да?

– Нет. Но я всегда мечтала встретить одного из них. Из таких.

– Что ж, ты его встретила.

Теперь обе они стояли перед картиной, которую можно было назвать портретом короля.

И здесь никакого реализма. Та же смелая, самобытная техника, переворачивающая все представления о прекрасном. Леонид, несмотря на то, что лицо его напоминает взломанный готический витраж, бесспорно, узнаваем. Холодное сияние кожи, классическая правильность черт. А в осколках на месте глаз, в этих острых, нацеленных прямо на зрителя зеркальных осколках, отражается Герман.

Как ему это удалось? Осуществить такое… взаимопроникновение образов. Черт его знает. Мастерство не пропьешь.

– Не жалей о том, что поделилась со мной, Нора, – тихо произнесла Марго, не отводя глаз от портрета. – Дальше меня это не пойдет.

Та пожала плечами.

– Я очень хочу с тобой подружиться, – продолжала Марго. – И очень стараюсь. Мне сейчас нужен человек, которому я могла бы доверять. Женщина, подруга. Понимаешь?

– Сколько тебе лет?

– Двадцать пять. Ты… – Марго прикусила губу. – Ты считаешь меня дурой?

Фальши в ее голосе не было, и Нора решила ответить.

– Наоборот. Я считаю тебя слишком умной для твоих лет. И хорошо понимаю, что подруг среди обитательниц первого этажа ты не найдешь.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, как будто обмениваться словами уже не было нужды, куда более простой операцией стал обмен мыслями. Потом Марго чихнула – запах масляной краски и растворителя щекотал ноздри, – Нора пожелала ей здоровья, и обе рассмеялись.

Вытащив из кармана своих узких джинсов носовой платок, Марго вытерла нос.

– Хочешь узнать обо мне еще что-нибудь?

Нора покачала головой.

– Нет.

Еще один легкий вздох.

– Интересно, где сейчас эти двое ненормальных…

Рука сама потянулась к смартфону. Взглянуть который час, прикинуть маршруты и расстояния… Нет. Сжав пальцы в кулак, Нора приказала себе отставить глупости. «Духи этих мест оберегают его», – ведь это ее собственные слова. Так сказала она Александру, сидя рядом с ним, раненым, в необитаемом доме неподалеку от маяка на Анзерском. Вот об этом и надо думать. А не о том, кто или что может выпрыгнуть навстречу двоим ненормальным из тьмы.

3

Навстречу им никто не выпрыгнул, но кое-кто запечатлел камерой своего мобильного телефона тот славный момент, когда они выбирались из подземелья на поверхность. После чего отправился в поселковую больницу, где дежурил доктор Шадрин, и предъявил ему неоспоримое свидетельство нарушения его подопечными запрета, наложенного полицией. Поскольку дело происходило в четыре утра, было уже светло, и снимки получились достаточно четкими для того, чтобы опознать обоих – и брюнета Вербицкого, и блондина Кольцова. Ознакомившись с фотоматериалами, доктор поблагодарил бдительного добровольца и пообещал принять меры. Но Герман, Леонид и все заинтересованные лица узнали об этом только вечером – после того, как он, вернувшись на ферму, излил свое возмущение Лере, выспался, поужинал и почувствовал себя готовым вершить суд.

В начале десятого ничего не подозревающие преступники беспечно гоняли шары в бильярдной. Внизу, в подвале Первого корпуса. Нора и Марго сидели тут же на деревянных стульях с плюшевой обивкой пурпурного цвета и, отдавая должное Жигулевскому пиву, подбадривали игроков громкими возгласами. Шуточки, хохот, аплодисменты… Краткий отчет об экспедиции к центру земли они уже выслушали и теперь просто расслаблялись, счастливые от того, что оба психа вернулись целыми и невредимыми.

Разумеется, они пойдут туда снова. Может быть, даже не раз. Ведь они нашли ее – эту вторую систему подземных каналов. Нашли. Только воды там никогда не было.

В нагрудном кармане клетчатой ковбойки Германа зазвонил смартфон.

– Твою мать, – пробормотал он, взглянув на экран. – Это док. Заткнитесь все.

Выслушал Аркадия, отключился и мрачно сообщил, глядя на замершего с кием в руках Леонида:

– Он ждет нас в своем кабинете. Меня и тебя.

– Толян раскололся?

Герман покачал головой.

– Нет. Мы виделись перед ужином, он сказал, док к нему даже не подходил.

– Кто тогда?

– Не знаю.

Убрав оба кия в жесткий футляр, они направились к двери. Нора и Марго уже стояли в ожидании посреди коридора.

Пол, выложенный темно-серой крупноразмерной плиткой, некрашеные бетонные стены, холодный свет галогеновых ламп. В этой унылой подвальной пустыне бильярдная выглядела как цветущий оазис, причем единственный. Санузлы с душевыми кабинами, прачечная и гладильная находились в другом крыле.

– Вы расскажете ему? – взволнованно спросила Марго. Длинные тонкие пальцы так крепко сжимали пивную банку, что на ней образовались вмятины. – Расскажете?

– Смотря что у него есть, – помедлив, отозвался Герман.

– Если ему не известно точное время нашего отъезда с фермы, можно сказать, что мы заглянули в гидросистему на пять минут – и сразу назад, – сверкнул белозубой улыбкой Леонид.

– Можно вообще ничего не говорить, – вставила Нора.

– Точно! Довести его до белого каления, а когда он начнет угрожать, обидеться, надуться и замолчать. Думаю, это самый лучший план.

Друг за другом они начали подниматься по лестнице.

– Самый лучший, ага. Особенно с учетом того, что угрожать он будет не тебе, а мне, – фыркнул Герман.

– Почему тебе?

– Потому что, – ответил он, обернувшись к Марго, задавшей этот вопрос, – Аркадий Петрович очень любит выкручивать мне руки. В прямом и переносном смысле. Мои реакции его тонизируют. А от Леньки какая радость? Ты посмотри на него…

Марго посмотрела и засмеялась. Нагло ухмыляясь, король шлепнул ее по заднице, обтянутой стрейчевой джинсой.

– Вот я и говорю, – закончил Герман свою мысль, – он сам кого хочешь съест и не подавится.

О дальнейших событиях Нора составила представление, совместив версии Германа и Леры, которая подслушивала возле неплотно прикрытой двери.

Рабочий кабинет Аркадия заливал яркий свет. Под потолком сияли все пять плафонов люстры лаконичного дизайна, на столе – светодиодная лампа. Сам Аркадий восседал за столом в большом черном кожаном кресле на колесиках, так называемом офисном кресле руководителя.

– Ты здесь на пяльцах, что ли, вышиваешь? – недовольно поморщился Леонид, переступая порог. – Иллюминация такая.

– Это чтобы лучше видеть тебя, моя радость, – ответил Аркадий и, откинувшись на спинку кресла, скрестил руки на груди. – Присаживайтесь.

Кивком он указал на два стула, стоящие рядом по другую сторону его массивного, из темного дуба, стола.

– Мы здесь надолго?

– Зависит от вас.

Теперь поморщился Герман.

– Фу, как тривиально.

– Согласен, – кивнул Аркадий, с легкой усмешкой разглядывая их непринужденные позы. – Ничего оригинального не вижу в демонстративном нарушении разумных запретов и наплевательстве на элементарный здравый смысл. Протестное поведение, свойственное всем строптивым юнцам, желающим самоутвердиться…

– Эй! Эй! – Герман резко вскинул руку вверх, и Аркадий запнулся. – Ты нас ни с кем не путаешь? Мы – те самые чуваки, вместе с которыми ты прикопал парочку трупов на Анзере.

– Вы – те самые чуваки, которые в конце концов сведут в могилу меня самого, – сердито проговорил доктор, глядя на него через стол.

– В конце концов мы все там будем, – добродушно заметил Леонид.

Минуту все молчали.

– Так что тебе от нас нужно? – спросил Герман, доставая из кармана пачку сигарет и зажигалку. Взглянул на пепельницу, стоящую рядом с органайзером, забитым до отказа канцелярскими принадлежностями (доктор любил писать ручкой и скреплять бумаги скрепками). – Можно?

– Да. – Подавшись вперед, Аркадий двинул к нему пепельницу по гладкой, без единой щербинки, деревянной столешнице, которая выглядела как новая, несмотря на солидный возраст стола. – Я хочу знать… нет, не какого хрена вы туда поперлись, как раз это мне известно… – Он перевел дыхание и задал главный вопрос: – Что вы там нашли?

Герман и Леонид переглянулись.

– Так я и знал! – Не дождавшись ответа, воскликнул Аркадий и даже стукнул кулаком по столу. – Ну что вы за люди такие? Почему из вас вечно все клещами приходится тянуть? Ты! – Он ткнул пальцем в Германа. – Сам только что напоминал мне о прикопанных трупах, а теперь молчишь.

– Откровенность за откровенность, док, – спокойно произнес Герман. – Кто нас сдал?

– Одного из археологов черт понес к Архангельской башне в то самое время, когда ваши задницы появились на поверхности, и он сделал несколько прекрасных фотографий, которые показал мне.

Герман присвистнул.

– Не думал, что у археологов есть мода шастать по ночам.

– Да уж. – Леонид тоже выглядел ошарашенным. – Нормальное такое совпадение.

– Догадываюсь, что у вас на уме, – кивнул Аркадий. – Похоже, кому-то очень не нравится интерес, который вы проявляете к месту гибели Андрея Калягина. Остановить вас самостоятельно он не может, вот и пытается сделать это чужими руками. Вопрос: почему и зачем он хочет вас остановить?

– Чтобы мы не добрались до того, до чего он сам не прочь добраться, – улыбнулся одной стороной рта Леонид.

– И потому что имеет все основания полагать, что мы на это способны, – добавил Герман. – Добраться до предмета его вожделений.

– Какого предмета?

– Ну, я образно.

– Образно? – приподнял брови Аркадий. – Я не понял, вы нашли что-нибудь или нет?

– Не гони, док. Мы расскажем. – Герман щелкнул зажигалкой, прикурил. Бросил зажигалку на стол и, сделав глубокую затяжку, медленно сцедил дым сквозь зубы. – Как его зовут? Этого шустрого археолога.

– Руслан Шаповалов.

На худом лице Германа с тенью проступающей щетины появилось мечтательное выражение.

– А ведь я его знаю.

– Правда?

– Однажды этот хрен отказался предоставить мне информацию об археологических исследованиях, которые проводились последние десять лет на территории монастыря и в непосредственной близости. Я работал тогда с реставраторами…

– Где именно? – перебил Аркадий.

– В Новобратском корпусе.

– И как ты поступил?

– Обратился к его начальству.

– После этого документы были выданы?

– Да.

– Как Шаповалов объяснил свой отказ?

– Не помню. Помню только, что я здорово разозлился.

– Еще бы. Тебе – и вдруг отказали.

Это Герман оставил без комментариев. Сделал очередную затяжку и сквозь клубы дыма поинтересовался:

– А как он объяснил свое появление около Архангельской башни… во сколько?..

– В четыре утра.

– Вот именно. В четыре утра.

– Сказал, что ему не спалось и он решил прогуляться. Неожиданно увидел двух мужчин, с предосторожностями выбирающихся из красной избушки. Спрятался как сумел и сделал несколько снимков. Думал сообщить Фадееву, но, хорошенько рассмотрев полученные изображения, узнал архитектора Вербицкого и высокого блондина с фермы, которого видел пару раз в поселке. После чего дошел до больницы и – вот уж повезло так повезло! – застал на дежурстве доктора Шадрина. То есть, меня. – Аркадий кисло улыбнулся. – Он же слышал о том, что на днях в гидросистеме погиб человек, значит, это был его гражданский долг – предотвратить очередной несчастный случай.

– Засранец, – пробормотал Герман.

– Вы тоже хороши. Специально дожидались моего дежурства, да? Знали, что я не позволю вам лезть в эти катакомбы?

Развалившийся на стуле Герман молча курил, щурясь от дыма и будто не слыша докторских упреков, которые ему изрядно надоели.

Аркадий встал, распахнул настежь форточку и вернулся в кресло. Он был в темно-синих джинсах без ремня и черной футболке в обтяжку, позволяющей оценить великолепную мускулатуру и ровный летний загар. Один из тех, о ком говорят «красавец мужчина». Подтянутый. Фотогеничный. Строгое лицо с волевым подбородком, плотно сжатыми губами и пристальным взглядом серо-стальных глаз. Коротко стриженные, седеющие волосы. Соль с перцем.

– Давайте не будем отвлекаться, – зевнул Леонид. – Я не хочу сидеть здесь всю ночь.

– Маргарита ждет?

– Да. – Леонид смерил его насмешливым взглядом. – Имеешь что-нибудь против?

– Пока нет. А там видно будет. – Аркадий вновь повернулся к Герману. – Сейчас, когда ты уже довольно много знаешь, у тебя есть мысли насчет того, почему Шаповалов не хотел показывать тебе документы, касающиеся раскопок?

– Четыре года назад, – вполголоса заговорил тот, задумчиво хмурясь на кончик своей сигареты, – за территорией кремля случайно был обнаружен фрагмент подземного коридора, заваленный с обеих сторон, и руководитель группы, прикинув по карте его направление, предположил, что он берет начало из подвальных помещений Новобратского корпуса.

– И куда ведет?

Герман пожал плечами.

– Ладно, говори дальше.

– В одном из этих помещений есть дверь, которая выполняет чисто декоративную функцию.

– То есть?

– Если снять замок и распахнуть ее настежь, то можно увидеть красивую кирпичную стену.

– Если не ошибаюсь, келейные корпуса неоднократно перекраивали и переделывали, но наиболее значительным перестройкам они подверглись в середине XIX века.

– Ты не ошибаешься, док, но эта кладка конца XX века.

– Интересно, почему дверь не сняли и не заложили весь проем.

– Чертовски интересно, – согласился Герман. – Ведь можно было сделать так, чтобы от нее и следа не осталось.

– Значит ли это, что неизвестные строители хотели преградить путь, но оставить след?

– Возможно, они хотели сделать все быстро и тихо, чтобы не привлекать ненужного внимания, – подал голос Леонид. – Герман, ты никого не расспрашивал об этой двери?

– Расспрашивал, конечно. Самая популярная байка – это байка о монахе, замурованном заживо между двумя корпусами, Новобратским и Прачечным, или между Новобратским корпусом и крепостной стеной, точное место никому не известно. Упомянутый монах, по рассказам очевидцев и сочувствующих, периодически проникал в виде призрака через эту дверь и пугал всех до икоты. После того, как часть коридора заложили кирпичом, его визиты прекратились.

– Проникал через дверь? – презрительно переспросил Леонид. – Что за чушь? Призраки так себя не ведут.

– За что купил, за то и продаю, – огрызнулся Герман. – Есть другая байка. О золотишке, припрятанном глубоко под землей во времена игумена Варлаама. Все попытки его отыскать ни к чему не привели, точнее, привели к гибели кладоискателей, после чего было принято решение заложить подземный ход.

– Это нам больше подходит. Мы знаем, что ради золота люди готовы на все. – Красивое лицо Леонида изменилось всего на миг, но эта перемена не ускользнула ни от Германа, ни от Аркадия. Лицо жестокого хищника. Шепотом он повторил: – На все.

– Да, – кивнул Герман. – Это нам подходит.

Аркадий побарабанил пальцами по столу.

– Стало быть, Шаповалов хотел утаить от тебя информацию, касающуюся того фрагмента подземного коридора, который был обнаружен четыре года назад за территорией кремля. Довольно глупо, ты не находишь? Ведь к ней имел доступ не только он. Ты легко получил все, что хотел, обратившись к его начальству. Не понимаю. – Смяв окурок в пепельнице, он повернулся к монитору и пощелкал мышкой. – Так… В 1571 году к Соловецким островам подошли военные корабли, оказавшиеся соединенным флотом Швеции, Гамбурга и Голландии. Обитель была известна своими богатствами, это и привлекло скандинавов. Хотя ничего особенного в тот раз не произошло, среди монастырской братии возник переполох, ведь монастырь не имел ни стен, ни оружия, ни боеприпасов, то есть, был абсолютно беззащитен перед захватчиками. И когда до игумена Варлаама дошел слух, что шведы вновь замышляют недоброе, он обратился к Ивану IV с просьбой о защите и покровительстве. Царь, оценивший стратегическое значение Соловков, направил на острова воеводу Михаила Озерова со стрельцами, пушкарями и огнестрельным оружием. В 1578 году вокруг Соловецкого монастыря уже стоял деревянный острог с башнями. Озеров расположил на нем пушки и пищали, кроме того, нанял еще около ста стрельцов, которые поступили под начальство игумена. С тех пор святая обитель обрела статус пограничной военной крепости, а настоятель сделался не только высшим духовным лицом и главой гражданской власти, но и комендантом крепости, а также командующим армейским отрядом.

– Обитель была известна своими богатствами, – повторил Леонид. – Неплохо. Только при чем тут кольцо с кельтской символикой, которое носил Калягин?

– Не смотри на меня, – сказал Герман. – Я на том же месте, что и ты.

– Нет, – мягко возразил Аркадий. – Ты всегда на шаг впереди. Может, даже не на один.

– С чего ты взял?

– С того, что ты ведьмак. Признанный официально на территории архипелага. Твоими услугами пользуются представители власти. – Он изобразил вежливое недоумение. – Что?

– Нет, ничего. Все в порядке.

– Ладно, сменим формулировку. Человек, напрямую подключенный к юнговскому коллективному бессознательному. Так годится? Человек с развитой интуицией.

– В Средние века, – вставил Леонид, – таких, как ты, дитя мое, сжигали на кострах.

С глубоким вздохом Герман помассировал пальцами виски. На лице его читалась безмерная усталость и вместе с ней смирение человека, вынужденного общаться с душевнобольными.

– Где находится этот злосчастный фрагмент коридора, предположительно выходящего из подвала Новобратского корпуса? – спросил Аркадий. – Можешь показать на карте?

– Конечно.

Он обошел вокруг стола и остановился рядом с креслом Аркадия. Наклонился к монитору. Там уже красовалась карта поселка с голубыми пятнами озер и вытянутым пятиугольником кремля.

Не прикасаясь к экрану, Герман указал пальцем.

– Здесь. – Перевел взгляд на неплотно занавешенное окно, по стеклам которого хлестали струи дождя. Почесал переносицу. – Насчет поведения Шаповалова. Да, оно может показаться глупым, если всерьез полагать, что дело только в этом фрагменте подземного коридора. Но дело, быть может, не только в нем. Или вообще не в нем. А в том, чего я просто не заметил.

– В таком случае стоит запросить их еще раз. Отчеты археологов. Как думаешь?

– Думаю, стоит запросить. Хотя бы для того, чтобы посмотреть кто задергается.

– Я позвоню Аверкиеву. Уж ему-то никто не посмеет отказать.

– Я сам позвоню, – сказал Герман.

Сделал два шага в сторону и замер – руки в карманах, лицо обращено к дождю, – пытаясь вытащить на поверхность, вывести в поле сознания, то, что подавало слабые сигналы из глубины. Аркадий и Леонид смотрели на него с таким вниманием, как будто ждали, что вот сейчас он, подобно пифии, начнет изрекать оракулы. Однако их ожидания не оправдались.

– У меня слишком мало информации об этом человеке, Андрее Калягине, чтобы ответить на вопрос, при чем тут кольцо с кельтской символикой.

– Тем более надо позвонить Аверкиеву. Вдруг у него появилось что-нибудь новенькое. Заодно расскажешь ему о ваших подвигах. – Губы Аркадия раздвинула тонкая и (как ему, вероятно, казалось) зловещая улыбка. – Он будет рад. А сейчас…

– Может, по рюмашке? – внес предложение Леонид. И развязно ухмыльнулся в ответ на испепеляющий взгляд, которым наградил его Аркадий. – Тебе это тоже не помешает, док.

– …сейчас самое время обсудить их со мной. Ваши ночные похождения.

Бросив еще один взгляд за окно, Герман вернулся на место. Упираться было бесполезно, так что вскоре он уже курил очередную сигарету и, отрешенно глядя в стоящую перед ним пузатую рюмку, где переливался золотом в свете настольной лампы французский коньяк, негромко говорил:

– Место, где нашли тело Калягина, представляет собой камеру приблизительно три на четыре метра. Высотой, ну… во мне метр восемьдесят восемь, и, подняв вытянутую руку, я достал до потолка. Из нее вглубь лабиринта…

– Лабиринта?

– Я буду называть эту систему лабиринтом, мне нравится слово.

– Просто нравится слово или система действительно заслуживает такого названия?

– Местами она выглядит дивно. Петли, крутые повороты, веера узких тоннелей, довольно ощутимые перепады высоты… Но, как ты сам понимаешь, мы осмотрели далеко не все.

– Ладно, продолжай.

– Там очень холодно, но сухо. Повсюду валунная кладка, причем состояние ее я оцениваю как удовлетворительное. Наверное, это объясняется тем, что там нет и, кажется, никогда не было воды. – Герман сделал маленький глоток из рюмки. Его низкий, с хрипотцой, голос звучал ровно, монотонно. – По длинному извилистому тоннелю мы перешли из первой камеры во вторую, гораздо большего размера, из которой веером расходятся в разные стороны целых пять тоннелей разной ширины и высоты. Сама камера в плане напоминает слегка перекошенный шестигранник. Каменный пол посередине выглядит более ровным, чем вдоль стен, как будто стесан подошвами и слегка присыпан песком. Неизвестно, ходил ли туда Калягин, никаких следов мы не обнаружили.

– Камень, – пожал плечами Леонид. – Какие следы…

– Запахи? – спросил Аркадий, подливая в его рюмку коньяк, чтобы ему было чем заняться.

– Не везде. В некоторых местах. Думаю, туда время от времени попадает мелкая живность, через воздушные каналы или другими путями, и дохнет там. – Сделав еще глоток, Герман кашлянул и продолжил: – Мы выбрали самый высокий тоннель, хотя не самый широкий, но вскоре его своды начали стремительно понижаться, хоть на карачках ползи, и мы, вернувшись в шестигранную пещеру, выбрали другой тоннель. Следующие часа три или четыре мы проходили квест под названием «не дай силам зла заморочить тебе голову». Знаю, знаю, что ты сейчас скажешь… Я чувствую направление, но в этом месте очень нехорошие флюиды.

– В смысле?

– Это часть языческого святилища, Аркадий. – Герман поднял голову и посмотрел ему в глаза. – Там приносили человеческие жертвы. И в древности, и в прошлом веке.

– Что? – Доктор нахмурился, между бровями появились две вертикальные складки.

– В прошлом веке. В двадцатом. А может, и в начале двадцать первого.

– Почему ты так думаешь?

– Ну…

– Твоя знаменитая интуиция?

– Да. Но не только.

– Что еще?

Герман поморщился. Не спускающий с него глаз Леонид подался вперед и успокаивающе похлопал его по колену.

– Давай, брат, все равно придется ему сказать. И не только ему. Туда же наверняка полезут долбанутые археологи, им лучше знать с чем они могут там столкнуться.

Тот глубоко вздохнул.

– Там есть круглый колодец с очень гладкими стенками, что выглядит странновато на фоне сплошных валунов, и в нем… в этом колодце… полным полно костей.

Аркадий выпрямился в кресле.

– Человеческих?

– Да. Костей и черепов. – Рука Леонида все еще лежала на его колене, и он накрыл ее своей. – Ничего похожего на остатки одежды мы не заметили, так что, возможно, людей сбрасывали туда нагишом. Живых или мертвых, не знаю.

– Он там один? Такой колодец.

– Док, ну я же сказал, мы осмотрели не весь лабиринт. Нам попался только один.

– Может, эти кости лежат там с лагерных времен?

– Вряд ли. Мы же знаем, как обходились с покойниками в лагерные времена.

– У вас были мощные фонари? – подумав, спросил Аркадий.

– А ты как думаешь?

– Где вы их взяли?

– В гараже, конечно, где же еще.

– Действительно. – Аркадий усмехнулся. – Признайся, Толик хоть раз тебе в чем-нибудь отказал?

– Есть множество услуг, о которых его не просил, так что…

– Ох, да кончайте вы свои разборки! – раздраженно дернулся Леонид. – Уже, между прочим, двенадцатый час. Давайте о деле.

Толик. Толик, ни в чем не отказывающий Герману. Как же тут не взбеситься?

– Давайте я буду решать, что имеет отношение к делу, что нет, – осадил его доктор. – По крайней мере в этом кабинете.

Леонид сверкнул глазами, но промолчал. Пришел черед Германа успокаивать его пожатиями, поглаживаниями и прочими знаками привязанности, незаметными для глаз по другую сторону стола.

– В каком направлении развивается эта система? – немного подумав, спросил Аркадий.

– Преимущественно к югу.

– Ты можешь набросать карту?

– Карту? – изумился Герман. – Ты меня кем считаешь? Волшебником?

– Ну, схему. Рисунок.

– Попробую.

– Значит, вы побродили там без особой цели, без особого плана и вернулись туда, откуда начали?

– В общем, да, – признал Герман. – Без цели и без плана.

– Не боялись угодить в ловушку?

– Мы были осторожны.

– Или встретить кого-нибудь, не очень дружелюбно настроенного?

– Например?

– Ясно же, что есть люди, которым вся эта суета вокруг монастырских подземелий очень и очень не нравится.

– Тогда еще не было ясно.

– Неужели?

Аркадий допил свой коньяк, отодвинул рюмку, положил руки на стол. Смуглые мускулистые руки врача и спортсмена с крепко переплетенными пальцами. Взглянул Герману прямо в лицо.

– Еще что-нибудь расскажешь?

– Если вспомню, то расскажу. Сейчас мне нужно все обдумать.

– Хорошо. Тогда идите спать. А завтра с утра не забудь позвонить Аверкиеву.

Герман не забыл.

После первой же фразы Александр впал в неописуемую ярость и целую минуту изрыгал проклятия, так что Нора, лежащая в постели рядом с Германом, слышала каждое слово. Держа смартфон в пяти сантиметрах от уха, Герман смотрел в потолок и терпеливо ждал. А когда его собеседник иссяк, кротко спросил:

– Теперь я могу продолжать?

– Да, – буркнул Александр.

И Нора выслушала рассказ об их похождениях еще раз. Все версии немного различались между собой – в зависимости от того, для чьих ушей предназначались, – и это придавало ситуации комический оттенок, быть может, несколько неуместный. Ладно. Главное чтобы рассказчики сами не перепутали, что от кого утаили.

Прежде чем попрощаться, Александр задал пару вопросов, на которые получил достаточно правдоподобные ответы, а затем очень сухо сообщил, что с сегодняшнего дня около всех доступных входов в гидросистему будет круглосуточно дежурить полиция. Вплоть до того момента, когда археологи закончат свои исследования и заложат дыру кирпичом.

– Когда получишь на руки материалы, касающиеся предыдущих раскопок, дай мне знать, – попросил Герман после короткой паузы, никак не отреагировав на его обещание поставить около каждого входа вооруженную охрану. – Я посмотрю. И набросаю наш примерный маршрут.

– Если ты сделаешь попытку договориться с кем-нибудь из охраны, чтобы тебе разрешили на минутку спуститься вниз поискать носовой платок, я измордую тебя до потери сознания, понял? – донеслось из трубки.

– Фу, как грубо. – Герман зевнул. – Пока, дорогуша. Жду твоего звонка.

Нора могла поклясться, что слышала как Александр скрипнул зубами.

Глядя на знакомый до мельчайшей черточки профиль Германа, она улыбнулась. Все эти фокусы с охраной были совершенно ни к чему. Герман и Леонид нашли другой выход из подземелья. Нашли. Но не сказали об этом ни одной живой душе, кроме нее.

4

Другой выход, колодец с костями и кое-что еще. Разумеется! В противном случае им было бы незачем возвращаться во Второй Лабиринт. Название закрепилось, и после их несанкционированного спуска под землю все стали называть это место именно так.

Обо всех открытиях, сделанных Германом и Леонидом, Нора узнала первой, сразу после их возвращения на ферму.

– Похоже, моя догадка оказалась верна, – тихо говорил Герман, отогреваясь в ее объятиях. – Второй Лабиринт служил для отправления ритуалов. Каких? Точно не скажу… пока не скажу. Но, может быть, мы об этом узнаем. Колодец с костями находится посреди круглой пещеры с довольно высоким сводом и пол вокруг него вытоптан и присыпан землей, как будто там собиралось много народу. Эта пещера глубже, чем все прочие, где мы побывали. Нам пришлось долго спускаться по узкому пандусу, напоминающему винтовую лестницу, только вместо ступеней там валуны. В общем, – Нора услышала короткий смешок, – на каблуках не пройдешь.

– Когда мы пойдем туда вместе, я надену кроссовки. Или лучше резиновые сапоги?

– Кроссовки нормально, – ответил он, удивив ее и своим принципиальным согласием на ее участие в следующей экспедиции, и сообщением о пригодности более легкой обуви, чем резиновые сапоги. – Теперь уже не обязательно заходить через гидросистему, можно зайти с другой стороны. Оттуда, где нет воды. В этой второй системе ее нигде нет, во всяком случае мы не видели.

– С другой стороны?

– Да. Со стороны монастырского кладбища.

Где находится монастырское кладбище, Нора, конечно, знала. К югу от Белой башни. Слева, если стоять к башне спиной, его огибала Заозерная улица, справа располагалось здание администрации, в котором также размещались больница и аптека. Но на территорию кладбища она ни разу не заходила и не представляла, откуда там можно забраться в подземный лабиринт.

– Надеюсь, не через одну из могил? – спросила она, на мгновение ощутив тот же иррациональный страх, какой охватывал ее в детстве, когда они, жадные до впечатлений подростки, собирались по вечерам на чердаке необитаемого деревенского дома, ближайшего к лесу, и в кромешной тьме рассказывали друг другу страшные истории.

Герман сразил ее ответом:

– Именно.

– Шутишь? – Юмор у него был специфический, так что имело смысл уточнить.

– Нет, Нора, на этот раз не шучу. Но не переживай, мертвеца в ней нет. Вообще ничего страшного. Слово джентльмена.

– Слава богу… То есть вы с Ленькой вылезли наверх, осмотрелись, поняли, что находитесь на кладбище, снова спустились вниз и потащились через все эти жуткие катакомбы обратно к Архангельской башне? Но почему, Герман? Почему вы решили пройти этот путь еще раз? Ведь можно же было перелезть через кладбищенскую ограду, добежать до мотоцикла – и домой.

– Мы отдавали себе отчет в том, что нас могут увидеть. Случайно. И решили, пусть лучше увидят около красной избушки, назначение которой всем известно. Видишь ли, дорогая, мы пока не планируем делать это свое открытие достоянием гласности. Мы планируем в самое ближайшее время вернуться в пещеру с колодцем, полным костей, и осмотреть ее более детально. Вернуться туда раньше, чем ее обнаружат археологи. И для этой цели нам понадобится дверь, о которой не знает никто.

– Дверь в виде могилы.

– Да.

Нора передернулась.

– А что вы надеетесь там найти? В пещере с колодцем.

Он ответил не сразу.

– То, что надеялся найти обладатель кольца-печатки. И не только.

Не только.

Нора помнила, как он вел себя в лабиринте Большого Заяцкого острова, в святилище Анзера на Колгуевом мысу, в доме Шульгиных и в других местах, имеющих особый характер и особую историю. Как горели хризолитовым огнем прищуренные глаза, как подрагивали от нетерпения ноздри… Помнила и понимала, что влечет его сейчас в эти неисследованные недра, хотя и не разделяла в полной мере его страсть.

Кого-то, возможно, интересуют монастырские сокровища, кого-то – артефакты языческих времен, но Герман ищет нечто иное.

– Но вы ведь даже не представляете, зачем он туда полез… ты же сам говорил…

– У нас появились некоторые предположения.

– Почему ты не хочешь рассказать о них Александру?

– Довольно того, что я рассказываю тебе.

– Ты опасаешься, что он отстранит тебя от дела? Будет возражать против твоего участия в исследовании этого культового сооружения? Или доверит информацию тем, кому не доверяешь ты? Тем, кого хочешь опередить?

– Возражать против моего участия будут все. Вспомни, какой стоял галдеж в день, когда мы спускались в гидросистему на поиски Калягина, живого или мертвого. Но тогда они были заинтересованы во мне, им хотелось побыстрее найти пропавшего туриста, а Сашка сказал, что я могу помочь. Теперь же я никому там на хрен не нужен.

– К тому же они побаиваются тебя.

– Чушь!

– Вовсе нет. После того, как Александр поработал твоим персональным имиджмейкером, удивляюсь, что местные, завидев тебя, не обращаются в паническое бегство, а всего навсего ускоряют шаг и отводят глаза, вроде как торопятся по делам. Народ здесь суеверный, сам знаешь.

Он собрался было возразить, но передумал и, возмущенно фыркнув, устроился поудобнее у нее под боком.

– Можешь доверять мне, Герман. – Нора ласково погладила его по коротко стриженым волосам. – Я хорошо отношусь к Александру, но если ты считаешь, что ему не следует знать о ваших планах и предположениях, то я буду молчать. Кстати, что за предположения?

– Сначала мы думали, что печатка – знак принадлежности к какой-нибудь религиозной организации. Ну, не знаю, есть же всякие неоязычники… Но в этом случае Калягин вряд ли приехал бы один. Лидеры очень быстро приучают сектантов шпионить друг за другом и стучать даже на мать родную.

– Может, этим и объясняется отсутствие у него электронных гаджетов? Он решил приехать один, но опасался слежки, изо всех сил заметал следы…

– О его гибели уже известно родственникам, коллегам, соседям. Но до сих пор здесь не появился никто из скорбящих братьев с осторожными вопросами о предмете интереса Калягина и о найденных при нем вещах. Его печатка – разумеется, новодел, не представляющий никакой исторической или культурной ценности, но это золотая вещь, которая стоит денег. Плюс символическая нагрузка…

– Погоди, я за тобой не успеваю. Так это не оригинал? Современная копия?

– Не копия, нет. Вряд ли копия. Тем более не оригинал. – Он тяжело вздохнул. – Орнаменты, подобные центральному, характерны для памятников архитектуры, но не для ювелирных изделий. Скорее всего, печатка была изготовлена по индивидуальному заказу. А вот где наш философ раздобыл плетенку и информацию о том, для чего она может пригодиться, это вопрос на миллион долларов… Он же должен был прийти к ювелиру с эскизом.

– Разве не может быть, что он увлекался историей и культурой древней Ирландии и пришел к ювелиру с орнаментом, который ему просто понравился?

– Я допускал такую возможность. – Герман вздохнул еще раз. – До того, как мы с Ленькой спустились во Второй Лабиринт. Но теперь точно знаю, что выбор узоров не был случайным. Я видел печатку, я запомнил свастику и узлы обрамляющей ее плетенки, только это помогло нам найти пещеру с колодцем и благополучно вернуться назад.

Минуту Нора молчала, пробуя переварить услышанное.

– Почему же Калягин ее не нашел? Пещеру.

– Может, и нашел. Этого мы не знаем. Он не нашел выход через кладбище.

– Герман, выражайся яснее! У меня уже голова кругом… Каким образом узоры на печатке помогли вам дойти до пещеры и вернуться назад?

– После того, как мы пару раз уперлись в непреодолимое препятствие и еще пару раз чуть не заблудились, меня посетила гениальная идея: можно же оставлять метки на камнях! Топора у нас с собой не было, но напильник был. Я сказал об этом Леньке. Он посветил на стену вокруг проема – мы как раз стояли перед очередным тоннелем – и в голову мою зашла еще одна мысль: что если наши предшественники уже наставили меток? И теперь их нужно просто отыскать.

– Ты говорил, что в некоторых каналах, несущих воду…

– Да, об этом я тоже подумал. В некоторых каналах, несущих воду, есть насечки на камнях. Символы, содержание которых нам не известно. Так вот. Мы осмотрели стену вокруг проема, осмотрели очень внимательно, буквально каждый квадратный сантиметр, и нашли две метки: справа, на уровне человеческих глаз, при условии, что человек на голову ниже меня, и опять же справа, но внизу, сантиметрах в тридцати от пола. Нижняя нас вообще не впечатлила, просто длинная вертикальная зарубка, которую пересекают две наклонные, покороче. – Выпростав руку из-под одеяла, Герман указательным пальцем начертил в воздухе три отрезка. – Зато верхняя – даже очень, и мы долго ее разглядывали. Ленька предложил мне послушать ее, но я предпочел зарисовать… ты же знаешь, блокнот у меня всегда с собой… в этих катакомбах трудно работать, энергия утекает только так.

– Покажешь мне этот рисунок?

– Конечно. Как ты, наверное, догадываешься, после этого мы начали обнюхивать каждый проем, каждое место, где приходилось выбирать новое направление. Метки были почти везде. То справа, то слева, то повыше, то пониже… Многие повторялись. В общей сложности мы насчитали семнадцать разных узоров-меток. И все семнадцать я зарисовал. Помнишь, я предложил Сашке обратить внимание на узлы плетенки, обрамляющей свастику на кольце Калягина? Рисунок этих узлов в точности совпал с одной из повторяющихся меток. Мы начали искать именно ее, сворачивать только по приглашению, и в конце концов оказались в пещере с колодцем, полным костей.

– Так, – прошептала Нора, вновь чувствуя неприятную дрожь внизу позвоночника. – Значит, целью Калягина была пещера?

– Скорее то, что в ней можно найти.

– А вы нашли? Или нет?

– Пока нет. Ничего такого, за чем стоило бы лезть туда, рискуя жизнью, как это сделал Калягин.

– Что дает вам основания полагать, что найдете в следующий раз?

– Постараемся найти.

– Но послушай, Герман…

– Нет, ты послушай. – Голос его слегка изменился. – Пол в этой пещере ровный, каменный. Посередине – колодец. Неизвестно, что там на дне, под костями, но на полу нам удалось разглядеть нечто вроде… ты поняла, да… нечто вроде свастики из четырех человеческих фигур. Изображение нечеткое, затертое, затоптанное, но лица, волосы, ладони, ступни – все, что расположено дальше от центра, то есть, от колодца, – вполне можно разглядеть. Будь у нас при себе веник или метла, мы очистили бы пол от песка и сравнили увиденное с узором на печатке, но веника у нас не было, к тому же на тот момент мы еще не отыскали другой выход из подземелья и немного нервничали. А когда наконец отыскали, посмотрели на часы и поняли, что пора возвращаться.

– С чего вы взяли, что он вообще есть? Другой выход.

– А как, по-твоему, люди попадали внутрь? В те времена, когда там совершались обряды. Входы и выходы, которыми пользовались древние язычники, сейчас уже вряд ли доступны, с тех пор на острове произошло слишком много событий. Но входы и выходы, которые организовали для себя адепты более позднего культа, наткнувшиеся на всю эту подземную благодать, вероятно, в ходе строительных работ, должны были сохраниться. Хотя бы один. И он сохранился.

– Хотя бы?..

– Такие сооружения обычно имеют несколько входов и выходов.

– Несколько – это значит сколько? Три? Пять? Больше?

– Больше одного.

Нора подавила вздох.

– Слушай, ты говоришь, Ирландия. Но каким образом ирландские орнаменты оказались в Беломорье?

– Ирландская плетенка, да. Но мы же не знаем, кто и когда пометил камни во Втором Лабиринте. И каким путем это дошло до Калягина или человека, заказавшего печатку. Господи! Да это могут быть люди, разделенные столетиями.

– Гм…

– Или десятилетиями. Нам же практически ничего не известно. Мы пытаемся свести концы с концами, но информации катастрофически мало.

– А центральный узор? Он ведь тоже ирландский.

– Свастика – древнейший символ. В том или ином виде она встречается по всему миру. Не факт, что орнамент на полу пещеры с колодцем относится к тому же времени, к какому относятся метки на камнях, и что между ними имеется не только картографическая – одно помогает отыскать дорогу к другому внутри реального лабиринта, – но и логическая связь.

– На этом месте сошлось слишком много всего, – вслух подумала Нора.

Она чувствовала себя растерянной. Настолько, что даже не знала, о чем бы еще спросить. Каждый ответ порождал новые вопросы, они росли и множились, как головы лернейской гидры.

Пока она обдумывала положение, уставший Герман заснул. Его полусогнутая рука лежала на груди Норы, легкое дыхание согревало шею. Интересно, что расскажет своей подруге Леонид. И что они оба расскажут всем тем, кто сочтет себя вправе задавать им вопросы.

Позже, в кабинете Аркадия, когда речь зашла о богатствах монастыря, Леонид спросил, при чем тут кольцо с кельтской символикой, которое носил Калягин, намекнув таким образом, что рассказ о метках на валунной кладке стен и орнаменте на каменном полу пещеры с колодцем, возможно, был бы не лишним. Но Герман предпочел об этом умолчать.

«Ну хорошо, – сказал ему Леонид на обратном пути. – Док под землю не полезет, значит, и о рисунках-указателях ему знать не обязательно. Но полезут археологи, мало ли кто еще… Тебе не кажется, что стоит их предупредить?»

«Эти люди имеют в своем распоряжении все то же самое, что имеем мы, – ответил Герман, – и даже немного больше. Кольцо, глаза, мозги, прекрасную экипировку…»

«Кольцо наверняка осталось у Сашки. Он ведь занимается расследованием обстоятельств гибели этого парня».

«Он обещал выдать всем желающим фотографии, сделанные профессионалом».

«У них нет твоих знаний».

«Что? Не морочь мне голову, детка. Они квалифицированные специалисты с огромным опытом работы на Соловецком архипелаге».

«Да, но твои знания несколько специфические, согласись. – Леонид натянуто улыбнулся. – Ладно, как хочешь. Просто скажи мне, когда будешь готов посетить это место еще раз. Откладывать надолго не стоит, сам понимаешь».

«Надолго не будем, – заверил Герман. – Я только взгляну еще раз на отчеты археологов».

Однако, получив доступ к материалам, касающимся археологических раскопок, Герман не обнаружил тех генпланов, которые являлись предметом его интереса. Вместе с Александром он опросил всех, кого удалось поймать, но ситуацию это не прояснило. Люди разводили руками, пожимали плечами и переводили стрелки друг на друга.

Тогда он разыскал и припер к стенке Руслана Шаповалова.

– Что ты от меня хочешь? – ощетинился тот. – Тебе уже все выдали по запросу майора Аверкиева!

– Я кое-чего не досчитался, Руслан.

– Чего ты не досчитался?

– Как минимум трех генпланов.

– А я-то здесь при чем? По-твоему, я их съел?

– Скорее спер.

– Что?

– Спер. Стырил. Украл.

– Хамло, – прошипел Шаповалов и попытался обойти Германа слева, но тот преградил ему путь.

– И теперь вопрос в том, что ты сделал с ними дальше. С генпланами. Перепрятал? Уничтожил?

Руслан Шаповалов, грузноватый для своих тридцати лет ширококостный брюнет с примесью кавказской крови, сердито засопев, толкнул Германа в плечо. В следующий миг Герман своим коронным ударом, левым боковым, сбил его с ног и замер в стойке, готовый к любому продолжению.

Этот эпизод привлек внимание сотрудников научного архива и научной библиотеки музея-заповедника. Захлопали двери, в коридоре начали появляться любопытные физиономии.

Руслан сидел на полу, держась за челюсть и тихонько стонал.

– Стукач, – презрительно проронил Герман.

– Вы видели, что он сделал! – визгливо и невнятно выкрикнул вдруг Руслан, по-прежнему прижимая пальцы к пострадавшей челюсти. – Он меня ударил!

Его слова предназначались Александру, стоящему в пяти шагах от Германа.

– Видел, – невозмутимо подтвердил тот. – Ты первый начал распускать руки, Руслан.

– Потому что он разбрасывался абсурдными обвинениями и хамил!

– Хамства я не заметил.

– Кроме того, он назвал меня стукачом. Это вы тоже не заметили?

– Это заметил.

– Если тебе не нравится слово «стукач», – ухмыльнулся Герман, – могу предложить на выбор: «доносчик», «наушник», «осведомитель», «тележник», «дятел»…

Стукнув каблуками об пол, Руслан неуклюже поднялся на ноги. Грудь его тяжело вздымалась под серым шерстяным пуловером, челюсть стремительно распухала и наливалась синевой.

– Бить тебя здесь я больше не хочу, – глядя на его сжатые кулаки, сказал Герман. – Предлагаю выйти на улицу.

Шаповалов оглянулся по сторонам. Свидетелей происшествия уже набралось порядочно.

– Он и его приятель, нарушив запрет полиции, спустились ночью в гидросистему. Я поставил в известность доктора Шадрина, потому что…

– Я знаю, – кивнул Александр. – Аркадий Петрович мне передал.

– Ты! – Указательный палец Руслана был нацелен на Германа, точно ствол пистолета. – Ты ударил меня! Я это так не оставлю.

Герман холодно улыбнулся.

– Попробуй взыскать с меня через суд.

Генпланы так и не нашлись.

– Это плохо? – встревожилась Марго, когда вся четверка вновь собралась в библиотеке.

Леонид, сидящий на диване нога на ногу, с треском открыл банку пива и сделал большой глоток.

– Обойдемся. – Облизнул губы. – Мы запросили эти материалы, чтобы посмотреть кто задергается. Русланчик задергался однозначно.

– Ну и что? Он же все равно не сможет вам помешать. Или сможет?

Ей ответил Герман.

– Зависит от того, с кем он объединится, чтобы нам помешать, и как скоро это сделает. Если мы нашли пещеру с колодцем и еще один выход, то и другие рано или поздно найдут. Археологи – шустрые ребята. Наша задача их опередить. – Он тоже открыл себе пиво и присел на подлокотник кресла, в котором расположилась Нора. – Чую спинным мозгом, что Калягин встречался с Шаповаловым, прежде чем полез в гидросистему монастыря…

– Как тебе это в голову пришло? – удивилась Нора.

– Это не приходило мне в голову, – отозвался Герман с легким раздражением. – Я же сказал: чую спинным мозгом. При чем тут голова?

– Ладно, ладно. – Нора ласково провела пальцами по его предплечью. Черная футболка с подвернутыми рукавами не мешала любоваться рельефом мышц. – Не заводись.

– До чего же ты резкий, Герман, – покачала головой Марго, продолжая обдумывать его стычку с Русланом Шаповаловым, о которой он только что рассказал. – Может, не стоило настраивать его против себя?

– Он настроился уже давно и без посторонней помощи, – усмехнулся Леонид.

– Давно? – Марго взглянула на Германа, спокойно потягивающего пиво. – С чего же все началось? Какова причина этой неприязни? И ты сказал… Вы нашли еще один выход из лабиринта? Я правильно поняла?

Да, он сказал. Теперь Марго тоже об этом знала.

– Правильно. – Встретив ее взгляд, Герман улыбнулся краешками рта. – Только не спрашивай, где он, договорились?

– Когда пойдем туда вместе, увидишь все собственными глазами, – пообещал Леонид.

– Вы возьмете меня с собой? – не веря своему счастью, спросила Марго. Она даже охрипла от волнения. – Правда-правда? Без шуток?

Леонид посмотрел на Германа. Тот пожал плечами, мол, почему бы нет.

– Боже мой! – Прикусив губу, рыжая кинулась Леониду на шею. – Мне ужасно хотелось, но я не смела надеяться… Спасибо! Спасибо! – Повернулась к Герману. – Ты не возражаешь? Уверен?

– Если ты не собираешься ставить в известность о наших планах своих соседок по этажу, то какие у меня могут быть возражения? Интересующие нас тоннели Второго Лабиринта вполне проходимы. Там не надо раскорячиваться, изображая Человека-Паука, или брести по самые яйца в воде, надеясь, что не навернешься на скользких камнях и сверху тебе на голову не свалится валун, как в каналах гидросистемы. Может, конечно, я не прав, но, по-моему, ты не болтушка, не трусиха, не паникерша и не истеричка.

– Ты прав, – сказал Леонид, обнимая Марго. – Она хорошая девочка.

И чмокнул ее в висок. Они обменялись взглядами под названием «мы кое-что об этом знаем», после чего Марго вспомнила про свой вопрос.

– Так за что Руслан тебя невзлюбил?

Герман сделал кислое лицо.

– Откуда я знаю?

– Для того, чтобы невзлюбить Германа, никакой особой причины не требуется, – пришла ему на помощь Нора. – Большинство мужчин не любят его… как бы это сказать… по совокупности факторов. – И пояснила на всякий случай: – За то, что он такой как есть.

– В том числе за то, что ему плевать, кто и что о нем думает, – добавил Леонид.

– Если вы закончили обсуждение моего морального облика, – ворчливо заговорил Герман, – предлагаю перейти к следующему вопросу. Когда мы отправимся во Второй Лабиринт?

– Сначала давайте решим, как быть с Аркадием Петровичем. Стоит ли нам опять дожидаться его дежурства?

– Не обязательно. Он же знает, что все входы в гидросистему теперь охраняются, и вряд ли заподозрит нас в намерении проникнуть туда, да еще в таком составе. Главное обозначить благородную цель нашей поездки в поселок и заблаговременно перекинуть через забор рюкзаки с амуницией. В противном случае, боюсь, наш док, по примеру Русланчика, возомнит, что его долг человека и гражданина – предотвратить очередной несчастный случай, и ляжет поперек дороги, ведущей из Новой Сосновки к монастырю.

– Значит, фонари и все остальные нужные вещи до сих пор у вас? – продолжала расспрашивать Марго.

– Да. В моей мастерской.

– Доктор не потребовал их вернуть?

– Нет. Это было бы уже чересчур. Пока он старательно делает вид, что мы на одной стороне.

Мурлыкнув, Марго протянула руку к банке пива, из которой пил Леонид, сделала глоток, вернула ему банку и сказала, глядя то на Германа, то на Нору:

– Осмотр монастыря – это благородная цель? Ведь я его ни разу не видела. Только на картинках. Я могу подойти к Лере и попросить…

– Можем подойти вместе, – вставила Нора.

– …и попросить, чтобы она отпустила меня с тобой и с Ленькой, – благодарно кивнула Марго, – на небольшую экскурсию. Это же нормально, да?

– Если не отпустит со мной, то уж с Норой точно отпустит, – поддержал ее Леонид. – Герман сделает вид, что поехал на работу, а я перекину через забор наши рюкзаки, перелезу сам, немного прогуляюсь по лесу, и вы подберете меня за поворотом дороги. Ну как? – Он подмигнул Норе. – Гениально?

– Редкостный маразм, – с чувством произнесла Нора.

Марго хихикнула.

– А что делать? – развел руками Леонид. – Мы же не хотим огорчать Аркадия Петровича.

Некоторое время все четверо состязались в остроумии, высмеивая этот план, однако именно он в конце концов был признан самым удачным.

– Слушайте, мне вот что непонятно, – утирая слезящиеся от смеха глаза, проговорила Марго. – Почему этого парня… ну, Калягина… начали искать в гидросистеме? Почему именно там?

– Я задавал Сашке этот вопрос, – ответил Герман. – Он сказал, что Калягин в день своего приезда поинтересовался у дежурного в гостинице, где можно найти достоверную информацию об устройстве и нынешнем состоянии гидросистемы монастыря, и тот посоветовал ему обратиться в библиотеку музея-заповедника. Но Калягин туда не обращался.

– Не потому ли твой спинной мозг начал проявлять активность? – улыбнулась Нора. – Ему нужна была информация о гидросистеме, но он не пошел туда, куда ему порекомендовали за ней пойти. Почему? Не потому ли, что нашел ее в другом месте?

– Нашел. Или ему предложили. Узнав про его интерес.

– Узнав от кого? От дежурного?

– Не исключено. Сашка беседовал с ним, но он так и не смог вспомнить… или притворился, что не смог… упоминал ли об интересе Калягина в разговорах с другими людьми. А потом вообще заболел и, кажется, не выздоровел до сих пор.

– Самовыпилился.

– Вроде того.

– Надеюсь, Александр о нем не забудет.

– Если забудет, – мрачно пообещал Герман, – я ему напомню.

5

Сидя за рулем тюнингованной зеленой «нивы», принадлежащей Лере, она пытается вспомнить, когда последний раз сама вела машину по грунтовой дороге, и не может. Да и было ли такое вообще? Несмотря на то, что дорога между Соловецким и Новой Сосновкой регулярно эксплуатируется и не менее регулярно приводится в божеский вид, состояние ее после дождей оставляет желать лучшего. Хорошо хоть сегодня погода терпимая: пасмурно, ветрено, но сухо. Во всяком случае пока.

– Летом здесь, наверное, красотища, – говорит сидящая справа Марго.

На ней потертые джинсы, черные кожаные ботинки на толстой подошве, бледно-голубой свитер из ангорской шерсти и короткая расстегнутая куртка, тоже черная. Роскошные рыжие волосы собраны в хвост.

Нора одета почти так же, только вместо ботинок старенькие, видавшие виды кроссовки, вместо свитера темно-серая шерстяная водолазка и куртка не черная, а цвета хаки, с капюшоном.

– Да, летом это райское местечко, – отвечает она, лавируя между ямами и кочками. – Черт побери, лучше бы мы пошли пешком…

Марго смеется. Вид у нее довольный. Оказавшись за воротами фермы, она призналась, что нервничает, но сейчас сказать этого по ней нельзя.

На ферме все прошло гладко. Выслушав просьбу рыжей, Лера вопросительно посмотрела на стоящую рядом сестру. Нора сказала, что уже столько раз осматривала монастырь вместе с Германом, что вполне может побыть экскурсоводом для Марго, а потом отвести ее в «Кают-компанию» и угостить знаменитой жареной сельдью с картофельным пюре. Лера сама предложила свою «ниву», тем более что выбирать было особо не из чего: на мотоцикле сразу после завтрака уехал Герман, а на внедорожник Аркадия посягать не стоило. К счастью, Аркадий не принимал участия в переговорах, так как был занят в лазарете, куда накануне по ходатайству одного из его бывших коллег доставили семнадцатилетнего парнишку в ломке. И весь вид Леры свидетельствовал о том, что ее больше беспокоит состояние больного, чем затея новоиспеченных подруг.

Вот и поворот, за которым они договорились встретиться с Леонидом. Выбрав более-менее ровный участок дороги, Нора тормозит и опускает стекло.

– Ах! – блаженно вздыхает Марго, впитывая звуки и запахи осеннего леса. – Как по-твоему, Лера простит нам этот обман? Ну… когда все откроется. Или обидится всерьез?

– А почему все должно открыться? – нехотя спрашивает Нора. – Если мы вернемся не очень поздно и порознь…

– Не должно, – рассудительно отвечает Марго, – но, скорее всего, откроется. И Ленька тоже так считает. Вчера вечером он сказал мне: «Это наш единственный шанс разгадать загадку лабиринта. Первый, он же последний».

– Наверное, он прав, – подумав, признает Нора. – Вряд ли нам удастся проникнуть туда как четыре человека-невидимки и такими же невидимками вернуться назад. Мы доберемся до поселка в середине дня, когда на улицах довольно много аборигенов, а вот туристов, наоборот, с каждым днем все меньше и меньше… туристический сезон уже позади… и, конечно, привлечем к себе внимание, даже если воспользуемся объездной дорогой и подойдем к кладбищу с востока, минуя оживленный центр. Какая-нибудь гиперответственная сволочь обязательно донесет Аркадию, тот пожалуется Александру, и сообща они перекроют нам кислород. Так что разгадать загадку лабиринта мы действительно должны сегодня или никогда. А насчет Леры не переживай. Она обожает Германа, и когда он явится в Белый дом, чтобы принять огонь на себя – а он так и сделает, не сомневайся, – тут же забудет все обиды и перейдет на его сторону. Это не значит, что нам удастся осуществить еще одну вылазку в лабиринт. Это значит лишь, что Герман и Леонид не будут распяты на воротах фермы.

– Ужас какой, – смеется Марго. Зубки у нее ровные и белые, что добавляет обаяния улыбке. И вдруг: – Что происходит между Германом и Аркадием?

Некоторое время Нора молчит, перебирая в уме разные варианты ответа.

Но какого черта?..

– Думаю, он не прочь взять Германа в любовники. Но во-первых: Герман не проявляет ни малейшего энтузиазма, только стебется; во-вторых: Леонид проявляет великое недовольство; и в-третьих: наличие в активе Леры и меня тоже служит для Аркадия тормозящим фактором.

– А Лера не… – начинает Марго, но тут же закрывает рот.

Из придорожных зарослей выбирается Леонид и, широко улыбаясь, подходит к машине. На каждом плече у него по рюкзаку.

– Привет, крошки! Заждались?

Открывает багажник, сгружает туда рюкзаки, осторожно захлопывает дверцу и подходит к левому борту «нивы».

– Девочки, без обид, но вам лучше пересесть на заднее сиденье.

– Какие обиды? – пожимает плечами Нора. – Ты знаешь объездную дорогу, а я нет. Я вообще с трудом вспомнила, как держаться за руль. – Освободив место водителя, она корчит ему рожицу, показывая кончик языка. – Я же девочка.

– Как ты ушел? – спрашивает Марго, когда они рассаживаются по местам и начинают движение.

– Перемахнул через забор за Белым домом, когда Аркадий и Лера были в лазарете.

– Тебя никто не видел?

– Понятия не имею, – беззаботно отвечает Леонид.

– Звучит обнадеживающе!

– Слушай, какая разница? Даже если кто-то что-то увидел, пошел и настучал доктору, а тот, не имея возможности отлучиться с фермы, позвонил нашему сыщику, то операция «Перехват» будет проводиться в окрестностях кремля, а мы не планируем там появляться.

Глядя на его светловолосый затылок, аккуратное ухо с проколотой мочкой и край щеки, Нора мысленно восхищается той непреклонной решимостью, с которой он взялся помогать Герману. Подземное святилище древних богов! Вы только подумайте! Но он не колебался ни секунды. Точно так же, как Герман во время противостояния с Кольцовым-старшим. Подобно пущенной стреле… Он тоже утеплился для спуска под землю: черная кожаная куртка, похожая на куртки американских летчиков, плотные синие джинсы, высокие армейские ботинки на шнурках. Все это в сочетании со светлыми волосами и классически правильными чертами лица придавало его облику нечто зловещее.

Неподалеку от Тамарина причала Леонид уходит влево и делает громадный крюк, объезжая поселок с востока, мимо озера Банного, мимо аэропорта, мимо заброшенных, полуразвалившихся деревянных домов с высокими скатными кровлями и наконец, отважно зарулив прямо на заросший крапивой участок между двумя такими домами, останавливает машину и объявляет: «Приехали! Дальше пешком». Теперь «нива» не видна с дороги. Хорошо. Но крапива!.. Первобытный ужас перед крапивой заставляет Нору и Марго осторожно пробираться между толстыми стеблями, держа кисти рук на уровне груди.

– Девчонки! Трусихи! – дразнится Леонид.

Голой рукой срывает крапиву и, подобравшись сбоку к Марго, коварно жалит ее в левое запястье. Взвизгнув, та бегом устремляется к дороге.

– Хулиган! Ну погоди, вот вернемся на ферму…

– И что?

Он поворачивается к Норе, намереваясь ужалить и ее тоже, чтобы она не чувствовала себя обделенной, но она успевает вдвинуть руки в карманы и отбежать в сторонку. На всякий случай.

– Привяжем тебя к кровати, – обещает Марго, увлажняя слюной пораженное место, – и отхлещем крапивой по заднице!

– Ого! – Негодяй притворяется шокированным. – А еще говорят, что мужчины жестокие.

Друг за другом они выходят на дорогу и поворачивают головы в сторону поселка. Впереди электростанция, за ней – кладбище.

По обочине дороги навстречу им идет высокий стройный мужчина, одетый во все черное. Знакомая походка, знакомый силуэт…

– Давно ждешь? – спрашивает Леонид, пожимая ему руку.

– Минут сорок.

– Раньше не получилось, извини.

Взгляд Германа перемещается на руку, которую он только что машинально пожал.

– Что с тобой случилось?

– Крапива, – поясняет Нора. – Его величество решил продемонстрировать нам силу воли, мужество, не знаю что еще – и на наших глазах сразился с кустом крапивы.

Выразительно покрутив пальцем у виска, Герман переходит к делу.

– На чем приехали? На «ниве»?

– Да.

– Где ты ее оставил?

– Вон за теми сараями.

Пока они ходят к машине за рюкзаками, Нора и Марго успевают выкурить по сигарете.

– Интересно, что мы там увидим, – шепотом говорит Марго. Ее нежное лицо сегодня бледнее обычного и веснушки выглядят как золотая пудра. – Я немного волнуюсь.

– Да, – кивает Нора. – Я тоже.

На кладбище никого. И на том спасибо! Они идут гуськом по узкой тропинке между надгробиями: впереди Герман, за ним Нора, Марго и Леонид. За высокими деревьями, растущими вдоль ограды вперемешку с густым кустарником, не видно ни поселковых улиц, ни людей, и это внушает надежду, что с той стороны их тоже никто не видит. Серая вата низко висящих сплошных облаков довершает картину, создавая ощущение полнейшей изоляции.

Герман направляется к одному из четырех небольших каменных склепов, стоящих в самом дальнем и глухом уголке кладбища. Влажная земля, заросли папоротников, трава по пояс… шершавые серые стены, сложенные из природного камня, почерневшие в щербинках и стыках, заросшие мхом у основания… узкая филенчатая дверь, тоже почерневшая местами, покрытая сетью мелких трещин. Глядя на все это, сразу понимаешь, что там, за дверью, холод и мрак. Первобытный ужас, леденивший кровь пращуров, вынуждавший их, грязных и дрожащих, жаться друг к другу в глубинах пещер.

Уже ступив под своды склепа, Марго оборачивается и спрашивает, глядя на дверь:

– Она была не заперта? Когда вы нашли этот выход из подземелья.

– Заперта, – отвечает Герман. – Изнутри.

– О! – потрясенно выдыхает Марго. – Но это же…

– Это значит, что человек, навесивший замок, вышел другим путем.

– Вам показалось, что замок навесили давно? Или не очень?

– Очень давно. Так давно, что он успел заржаветь и покрыться… ну, вот этой липкой гадостью, которая тут повсюду. И паутиной.

– Значит, вышел он… или она… не через пролом в стене канала гидросистемы.

– Нет, конечно. Пролом-то совсем свежий.

При свете фонаря, которым Леонид поводит из стороны в сторону, давая им возможность осмотреться, Нора и Марго изучают уцелевшие фрагменты мозаики на полу и потускневшую от времени роспись на стенах. Повсюду пыль, пятна плесени, гирлянды паутины…

Посреди склепа на прямоугольном каменном основании возвышается саркофаг, тоже каменный, с выгравированным на крышке крестом.

– Нам сюда? – спрашивает Марго, указывая на него пальцем.

– Да. – Несколько секунд Герман испытытующе смотрит ей в лицо, после чего со вздохом говорит: – Возможно, мне понадобится твоя помощь, сестричка Марго. Ты как?

Она спокойно встречает его взгляд.

– Все в порядке, Герман. Я помогу.

Сердце Норы замерло… и тут же застучало часто-часто.

Это настоящая ведьма.

Стало быть, Мышка права. И в глубине души, – мысленно добавляет Нора, – ты в этом не сомневалась.

Герман тоже… но мужчина. Я вижу их. Думала, ты тоже видишь.

И они, разумеется, видят друг друга, как их ни называй.

Чуть заметно кивнув, Герман легонько касается руки Марго, ободряюще подмигивает Норе, передает ей свой фонарь и подходит к саркофагу, чтобы помочь Леониду сдвинуть крышку. Видно, что она страшно тяжелая.

– О мать моя, – пыхтит Леонид, сдувая с повлажневшего лба белокурую прядь волос. – Я чувствую себя Сизифом.

Герман страдает молча. На верхней губе у него блестят капли пота.

Наконец дело сделано. Крышка сдвинута и развернута таким образом, что в образовавшуюся дыру вполне может пролезть человек нормальной комплекции. Тяжело дыша, Леонид жестом приглашает компаньонов проходить на спуск.

– Герман, иди вперед. Девчонки, вы за ним. Я спущусь после всех и поставлю на место крышку.

– Один? – с сомнением в голосе спрашивает Марго.

– Давайте же!

– Хорошо, что мы все такие стройные, – бормочет Нора, наблюдая за Германом, исчезающим в саркофаге.

Минуту спустя снизу доносится его голос:

– Порядок. Нора, давай.

Она делает два шага вперед и с опаской заглядывает в дыру. Ох, черт… Как будто сама Земля разинула свою пасть, чтобы поглотить авантюристов.

Вниз ведет узкая лестница с крутыми каменными ступенями, вырубленная между стен из того же серого камня, грубых и щербатых. И холод! Из каменной кишки тоннеля веет таким запредельным холодом, что при одном взгляде туда сводит зубы. Или это не холод, а страх?..

Но медлить стыдно и глупо. Сама ведь напросилась! Затаив дыхание, Нора перекидывает через стенку саркофага сначала одну ногу, потом другую, спрыгивает на маленькую квадратную площадку и начинает спуск в лабиринт. Снизу путь ей освещает фонарем Герман, сверху Леонид. Следом спускается Марго.

Несмотря на свой богемный вид, Леонид успешно справляется с установкой крышки на место. Собравшись вместе в средних размеров круглой пещере, куда привела их лестница, все четверо минут пять молчат, привыкая к гнетущей атмосфере подземелья.

Наконец Леонид вполголоса говорит:

– Ну что ж, коллеги, приступим.

И они приступают.

С первых минут пребывания во Втором Лабиринте Нору не покидали дурные предчувствия и тревожное ожидание того, что свод очередного подземного зала вот-вот обрушится им на головы и погребет под грудой камней. Тяжесть этих сводов она ощущала почти физически. Давление на психику было так велико, что каждый шаг давался с величайшим трудом, будто Нора передвигалась по поверхности чужой планеты, где вес ее увеличился втрое. Кожа, липкая от пота, стук крови в висках… Ей доводилось слышать о людях, у которых начинались панические атаки в московском метро, но сама она до сегодняшнего дня ничего подобного не испытывала.

Герман шел впереди. Свет его фонаря выхватывал из тьмы неровности и трещины грязного каменного пола, валунную кладку стен, россыпи мелких камешков у их основания. Как он ориентировался в этом воплощенном безумии неведомых архитекторов древности, Нора не представляла. То есть она знала, что в голове у него встроенный компас, но не могла представить, как это ощущается изнутри. Чуть ли не на каждом шагу приходилось выбирать, куда свернуть, или подняться, или спуститься, но Герман ни разу не сбился с пути, только замедлял шаг перед входом в некоторые тоннели и внимательно осматривал знаки на более-менее гладких камнях, образующих портал.

– Как вы нашли его? – переводя дыхание, спросила Нора во время одной такой остановки. – Выход через кладбище. К нему тоже вели узлы плетенки с кольца Калягина?

– Нет, – ответил Герман. – Указатели были другие. Но я уже отследил закономерность и…

– Закономерность ты отследил уже потом, – перебил его Леонид. И повернулся к Норе. – Он начал с того, что перестал думать. Совсем. Отключил мыслительный аппарат и просто пошел, как лунатик. А я пошел за ним. И оно привело нас куда надо – это его шестое чувство. Или седьмое. В общем, то самое.

– Кто-нибудь хочет пить? – спросил Герман, обводя взглядом напряженные, бледные лица. – В моем рюкзаке есть фляжка с водой.

Все трое отрицательно помотали головами.

– Тогда идем дальше.

Еще один головокружительный спуск по корявой спиральной лестнице, ступени которой, казалось, сплошь состояли из сколов и трещин… еще одна развилка…

– Стойте! Погодите! – послышался возглас Марго.

Все тут же остановились.

– Что? – тихо спросил Герман.

Она указывала в боковой проход, мимо которого они уже проскочили.

– Нам не туда.

– Но посмотрите… Просто посмотрите.

Леонид уже светил туда фонарем.

Справа, привалившись бочком к стене, лежало то, что раньше было человеком. Из рукавов толстой куртки, напоминающей бушлат, торчали белые кости, над поднятым воротником скалился образцовый, точно из анатомического театра, череп с пустыми глазницами. Судя по внешнему виду, лежало оно тут уже давно.

– О господи, – передернулась Нора. – Заблудился, что ли?

– Наверное, – равнодушно произнес Герман. – Думаю, он здесь не один.

– Вы видели его раньше? Когда проходили здесь в прошлый раз.

– Нет. Не обратили внимания.

По интонациям его голоса Нора не поняла, правда это или нет. Внимательный взгляд, который устремила на него Марго, подсказал ей, что рыжая тоже сомневается.

Тем же порядком они двинулись дальше.

Периодически Нору начинали одолевать мысли, совершенно не способствующие поднятию боевого духа: и зачем мы только полезли сюда, в эти проклятые катакомбы… чтобы здесь стало на четыре скелета больше?.. надо было рассказать обо всем Лере, она бы шепнула Аркадию… черт, ну почему я так крепка задним числом?.. Она гнала их прочь, вспоминая Колгуев мыс на Анзере, где Герман и Леонид показали себя совсем не плохо, даже весьма хорошо, что, с одной стороны, побуждало положиться на них и сейчас, но с другой, там они были наверху – на земле, а не под землей, – их легкие наполнял свежий морской воздух, лица обдувал прохладный ветерок… Так, ну хватит. Пора наконец взять себя в руки.

Она попыталась представить, чем занимается в эти минуты Лера. Помогает Аркадию в лазарете? Возится со своими любимыми азалиями? Проверяет бухгалтерию? Хватились на ферме Леонида или еще нет?

– Пришли! – объявил Герман.

Остановился, поджидая остальных. Когда они собрались вокруг него, готовые слушать и запоминать, он глотнул воды из плоской алюминиевой фляжки, кашлянул и хрипло заговорил:

– Вам известно, ЧТО мы сейчас увидим. Постарайтесь совладать с эмоциями. Наша задача понять, зачем все это было устроено, как функционировало. Я предлагаю разделить помещение на четыре части… тем более что оно и так разделено свастикой на полу… и осмотреть его со всем вниманием, на какое мы сейчас способны.

– Что мы ищем? – спросила Марго.

– Не знаю. Поэтому смотрите вверх, вниз, вправо, влево… и любую мелочь, любую странность, за которую зацепится глаз, показывайте мне. Договорились? Даже если здравый смысл будет подсказывать вам, что это ерунда, все равно зовите меня. Я посмотрю.

Яркие лучи двух мощных светодиодных фонарей осветили самое жуткое место из всех, что Нора видела в своей жизни.

Валуны разных форм и размеров, уложенные друг на друга руками… библейских великанов?.. инопланетян?.. Громадные, источенные временем, плиты пола, на которых еще можно разглядеть борозды, образующие орнамент. А в самом центре – черный круг, идеальный круг. Будто вычерченный циркулем. Поверхность колодца.

Но самым страшным было не это. Самым страшным было то, что Герман называл ощущением присутствия. Присутствия невероятно древнего могущественного существа неизвестной природы. Бога? Можно и так сказать… Бессмертного монстра, питающегося энергией смертных.

От этого безошибочного ощущения опасности вставали дыбом волосы на голове и по всему телу разбегались мурашки.

Медленно Герман и Леонид обошли помещение по периметру, давая возможность Норе и Марго, оказавшимся здесь впервые, хорошенько все рассмотреть. Затем приблизились к колодцу и направили лучи фонарей вниз.

Марго, подобравшаяся как кошка, уже стояла на самом краю.

– Чувствуешь? – шевельнул губами Герман.

И сделал еще полшага вперед. Теперь носы его черных кожаных кроссовок чуть нависали над ровным краем отверстия.

Идеально ровный край, идеально гладкая внутренняя поверхность закругленных стен… Невозможно было поверить в то, что этот колодец и весь остальной лабиринт – дело рук одних и тех же строителей.

Снизу тянуло холодом.

– Сколько же их тут… – прошептала Марго.

Она говорила о костях. Кости заполняли почти весь колодец, пустым оставалось пространство метровой приблизительно высоты. Человеческие кости и черепа, удивительно хорошо – нет, ужасающе хорошо! – сохранившиеся.

– Так, ну ладно, – деловито произнес Леонид, интонациями голоса моментально всех отрезвив. – За работу, дети мои!

Сбросив оцепенение, они разошлись по своим секторам и взялись за дело. Но прежде мужчины поставили около стен рюкзаки и пристроили на них фонари таким образом, чтобы помещение (пещера или зал – Нора так и не решила для себя, как его следует называть) оказалось освещенным более-менее равномерно.

Нора быстро убедилась, что на вверенном ей участке стены нет никаких знаков и символов, но на всякий случай дважды осмотрела и ощупала каждый доступный валун. Может быть, на полу? Присев на корточки, она вооружилась одежной щеткой, которую специально захватила из дома, зная, что придется сметать с орнамента пыль, и за десять минут полностью очистила голову своего человечка. Не только лицо, но и волосы, и шею, и пространство вокруг. Полюбовалась и, опустившись на колени, начала водить пальцами по всем бороздкам, повторяя контуры лица, изображенного в профиль, миндалевидного глаза, уха, губ и прочих элементов.

– Можно? – подошедшая Марго протянула руку за щеткой.

– Да, – кивнула Нора, не отрываясь от своего занятия. И позвала: – Герман! Поди сюда.

Он подошел и остановился, глядя с высоты своего роста на расчищенный фрагмент свастики.

– Ух ты! Здорово.

– Этот паренек не похож на тех, с печатки Калягина. Видишь, да? Совсем другой.

– Да.

– Как думаешь, почему?

– Возможно, человек, по заказу которого была изготовлена печатка, не видел свастику в оригинале и ориентировался на описание. Нашел похожую и принес ювелиру.

– Что там у вас? – Леонид тоже перестал скрести каменный блок (он пользовался автомобильной щеткой, позаимствованной из багажника «нивы») и поднял голову. – Нора нашла волшебную кнопку?

В мозгах у нее замкнулась с хрустальным звоном простая логическая цепочка.

– Ленька. – Обернувшись, она бросила на него взгляд на него через плечо. – Почему ты это сказал?

– Что я сказал?

– Про волшебную кнопку.

– Не знаю. Пошутил.

Нора глубоко вздохнула.

– Смотрите сюда. – Она постучала пальцем по полу. – Я никак не могла понять, что это такое. Вот это. Кругленькое. У парня перед носом. Зачем оно здесь? Такое гладкое по сравнению с остальной поверхностью пола… как пуговица от пальто. И вокруг этой пуговицы ложбинка, забитая землей, но если вычистить землю… например, ножом…

Ни слова не говоря, Герман достал карманный нож с выкидным лезвием и присел на корточки рядом с Норой. Леонид, взяв в руки один из фонарей, подошел посветить.

– Ой, ребята, – молвила восхищенно Марго, когда Герман аккуратно удалил всю грязь вокруг «пуговицы», диаметр которой, строго говоря, был отнюдь не пуговичным, шесть сантиметров как минимум. – Это она. Волшебная кнопка.

– Давайте осмотрим другие изображения, – предложил Герман, глаза его возбужденно блестели.

– Я уже посмотрела. У моего мальчика есть такая же штучка.

– Как изысканно ты формулируешь, детка, – заметил, скаля зубы, Леонид.

Охваченные исследовательской лихорадкой, они чуть ли не языками вылизали остальные головы и убедились, что все четыре оснащены круглыми элементами неизвестного назначения. Тоже каменные, как плиты с изображением человеческих голов, «пуговицы» или «кнопки» были слегка утоплены в пол и выглядели не только более гладкими, но и немного вогнутыми. Явно неспроста.

– Это надо сфотографировать.

Нора полезла в карман за смартфоном.

– Плохо получится, – покачал головой Герман.

– Да хоть как-нибудь! На память.

– Что делать будем? – осведомился Леонид, когда восторги малость поутихли.

Фонари уже вновь лежали на рюкзаках.

– Ну, – рассудительно начал Герман, – если это кнопки…

– …то на них можно нажать, – подхватила Марго.

– Думаете, то, что срабатывало сотню лет назад, сработает и сейчас? – усомнилась Нора.

– Может, да, может, нет, – пожал плечами Герман. И помолчав, добавил: – Даже не знаю, что хуже.

– А вдруг после нажатия на кнопки в лабиринт начнет поступать нервно-паралитический газ?

– Слушайте, это же культовое сооружение, а не секретная база ЦРУ.

– Да, но все мы смотрели кино про Индиану Джонса и знаем, чем кончаются подобные эксперименты.

– Твою мать…

Герман терпеливо ждал. Когда же они высказались и притихли, обуреваемые противоречивыми чувствами, обратился к ним с речью:

– Я так понимаю, выбор у нас невелик. Либо жмем на чертовы кнопки и смотрим что будет, либо разворачиваемся и уходим. К вашему сведению, мы здесь уже три часа. Никто не проголодался? Нет? Но дело не только в этом. Если мы не вернемся к ужину, на острове начнется гражданская война.

Раздался общий вздох.

– Итак. – Он повысил голос. – Мы делаем дело или уходим? Леонид! – Мрачный взгляд исподлобья. – Что скажешь?

– Я с тобой, – не раздумывая, ответил тот.

– Нора?

– Да. Я тоже.

– Марго?

– Я с вами, конечно.

– Оʼкей. – Герман убрал лезвие и задумчиво посмотрел на сложенный нож, держа его на ладони. На нож, потом опять на «кнопку». – Полагаю, это потребует усилий. Физических. Видите, их даже заглубили в пол, вероятно, для того, чтобы исключить случайное нажатие.

– Ты хочешь сказать, что просто пальцем на них не нажмешь? – уточнил Леонид.

– Да. Я бы попробовал рукояткой ножа. Надо найти для каждого что-нибудь подходящее. И нажать на все четыре кнопки одновременно. Так подсказывает мне…

– Да-да, твоя интуиция. Можешь не объяснять.

– У тебя есть что-нибудь?

– Есть нож. Попроще, чем у тебя, но для наших целей сгодится.

– Хорошо. – Герман повернулся к Норе. – У тебя?

– Вот. – Она позвенела ключами на кольце. – От нашей комнаты в Первом корпусе и от оранжереи. От комнаты, пожалуй, маловат, зато от оранжереи в самый раз.

– От Леркиной оранжереи? – удивленно переспросил Герман.

– Да. А что? Он у меня давно. Я тоже люблю пересаживать бегонии.

– Хм. Ну ладно.

– А я могу воспользоваться ручкой от щетки, – сказала Марго, вздымая, как флаг, автомобильную щетку, которой Леонид недавно подметал полы.

– Отлично! – Герман удовлетворенно кивнул. – С вами можно иметь дело.

– А ты сомневался?

Он подошел к своей «кнопке», уселся перед ней, поджав под себя ноги, и, держа нож строго вертикально, начал медленно опускать вниз. Когда до серой шлифованной поверхности осталось миллиметров восемь или десять, руки его замерли. Бледное лицо со сдвинутыми темными бровями стало строгим и сосредоточенным.

– Займите свои места. И делайте в точности что я скажу. – Голос звучал негромко, но твердо. – Марго, тебе лучше быть напротив меня. Нора, тебе слева. – Он дождался, пока они расселись, и продолжил: – Давить нужно в самый центр. По моему сигналу, понятно? – Оглядел всех по очереди. – На счет три. Готовы?

Пауза и затем:

– РАЗ.

Держа ключ над каменной «кнопкой», Нора чувствовала, как на всем теле под одеждой выступает пот, несмотря на царящий в подземелье адский холод. Только бы не сломался ключ, не соскользнула рука, не отказали нервы. Ключ, конечно, имеет внушительный вес и размер, но мало ли…

– ДВА.

Слева от нее завозилась Марго, наверное, устраиваясь поудобнее для ответственного мероприятия, но она даже не повернула головы, даже не шелохнулась, боясь сбить прицел.

– ТРИ!!!

Нора не видела, что там делают остальные, как справляются. Стиснув зубы, она надавила сверху на ключ, надавила плавно и сильно, и, едва не задохнувшись от ужаса, увидела, что «кнопка» пошла вниз, открывая взору цилиндрическую полость.

– Держим! Держим! – Герман почти кричал. – Не отпускаем!

Еще глубже, еще… Господи, да сколько можно, ведь длины ключа может не хватить!..

Нора не спускала глаз с узкой, продолжающей углубляться, шахты.

Стоп!

Каменная «кнопка» прекратила движение. Услышав команду: «Всем вольно!», Нора отдернула руку с ключом и отползла в сторону. Ее била дрожь.

– Нора, вставай, – послышался голос Германа. – Ты в порядке?

– Да, – кивнула она, стараясь отдышаться. – Просто голова закружилась. Уже прошло. – Дрожащей рукой убрала волосы со лба. – Правда прошло.

Она встала на ноги, отряхнула джинсы. Герман пристально смотрел на нее. А потом…

– Слышите? – взвизгнула Марго. – Вы слышите?

Из колодца доносился непонятный шум. Поначалу слабый, похожий на шелест тростника на ветру, он нарастал, нарастал, нарастал – пока не превратился в грохот, от которого закладывало уши. Так могли греметь кости сотен и тысяч мертвецов, поднявшихся из могил и пустившихся в пляс на потеху владыке преисподней.

Ну правильно, кости… КОСТИ.

Обменявшись мнениями на языке мимики и жестов, Герман и Леонид двинулись к колодцу. Немного не доходя до края, остановились и, вытянув шеи, заглянули внутрь. Марго тоже подошла, осторожно ступая своими модными ботинками. И после этого Норе ничего не оставалось делать, кроме как присоединиться к ним.

Колодец уже наполовину опустел – хотя о какой половине могла идти речь, если глубина его была никому не ведома? – и уровень костей продолжал стремительно понижаться. Они в буквальном смысле слова проваливались в преисподнюю. Сыпались и сыпались в какую-то бездонную яму. И наконец совершенно исчезли с глаз.

Леонид сходил за фонарем, но луч не достал до дна.

– Там как будто зеркало блестит, – сказал зоркий Герман. – Внизу.

– Вода? – спросила Нора.

– Или то, что кажется водой. Не знаю.

Но одну вещь при свете фонаря им удалось разглядеть очень хорошо. Посреди опустевшего колодца торчал каменный, квадратного сечения, столб. Когда они впервые заглянули в колодец, столб этот был целиком засыпан костями, но после обрушения костей стал доступен для обозрения – весь, кроме основания, которое тонуло во мраке. Верх столба не был ни заострен, ни закруглен и выглядел как обычный срез, простой серый квадрат. Чуть ниже имелись два горизонтальных выступа, на которых висели два небольших кожаных – во всяком случае таковыми они казались сверху – мешка.

– Мать Пресвятая Богородица! – присвистнул Леонид.

Минуту все молчали.

– Никто не чувствует ничего необычного? – спросил Герман, продолжая смотреть в колодец. – Головокружение, галлюцинации… Нет? Ладно. Будем считать, что нам повезло.

– Я чувствую только холод, – сказала Нора, протягивая руку вперед. – Холодный ветер из этой трубы.

И вздрогнула, услышав собственные слова.

Ветер.

Не тот ли ветер, что гулял по дому Шульгиных?..

– Я самая легкая из нас четверых, – внезапно произнесла Марго.

– Что? – нахмурился Герман.

– Я самая легкая. У вас же есть веревка? Вы сможете меня удержать? – Она указала пальцем. – Вдвоем. Ты и Ленька. Сможете?

– Да, – ответил Герман, сообразив, к чему она клонит. – Только сначала…

Его прервал странный звук. Долгий, вибрирующий, свистящий, похожий на шипение змеи.

Четверо у колодца напряглись, лица их вытянулись и побелели.

– Пустоты в породе, – прокашлявшись, пояснил Герман. – Ну, и время от времени возникают вот такие… акустические эффекты.

– Точно, – с энтузиазмом подхватил Леонид. – Ты прав. И почему я сам не догадался?

Следующий шипящий звук заставил всех умолкнуть и попятиться. В нем слышалась угроза. Или нервы у них к этому моменту были уже на пределе.

– Марго, – окликнул Герман, дождавшись тишины.

Та молча взглянула на него.

– Ты нужна мне.

– Я здесь, Герман.

Он скинул куртку, закатал рукав черной рубашки, и затем в левую руку его из кожаных ножен, висящих справа подмышкой, словно бы сам собой скользнул один из метательных ножей. Фантастически острый, чудовищно опасный. После окончания эпопеи «Кольцов-младший против Кольцова-старшего» Герман впервые вышел со своим любимым оружием за территорию фермы. Нора и не заметила, как он, собираясь утром в поселок, укрепил поверх рубашки специальную систему скрытого ношения оружия, которая состояла из наплечного модуля – все из натуральной кожи высочайшего качества, – и модульного подвеса, предназначенного для крепления подвесных ножен.

С легкой болезненной гримаской Герман рассек кожу на предплечье своей правой руки и дал нескольким крупным каплям крови упасть в колодец. Приблизился к Марго – она уже успела, сняв куртку, сдвинуть вверх рукав мягкого голубого свитера, – и нанес ей такой же порез. Вернулся, на ходу убирая в ножны обтертый подолом рубашки нож, на прежнее место. Посмотрел оттуда на Марго. Шагнул к самому краю колодца и протянул ей обе руки. Она сделала то же самое. Руки их встретились над черной дырой.

Ни в силах больше выносить этот кошмар, Нора опустила голову и уставилась на свои кроссовки. Старые добрые кроссовочки от ECCO, купленные в сезон распродаж, потому что только так эту обувь и можно брать, на модели из новых коллекций цена заоблачная, но с другой стороны, им же сносу нет, раньше надоедают, чем разваливаются, к тому же удобные, поэтому особо удачную модель можно взять и за полную стоимость, а то в распродаже нужного размера может и не оказаться… все что угодно, любой бред, любая ахинея, чтобы только не видеть и не слышать… черт побери, кто из нас сумасшедший – я или они?

Сомнений быть не может, сумасшедшие все четверо. Держась за руки, Герман и Марго поют. Поют! Поют! Не то гимн, не то молитву. А кто не поет, те слушают с восторгом и благоговением.

Однажды Нора прочитала в интернете, что вокалистка ее любимой группы Dead Can Dance использует в своем творчестве древние языки, гэльский и арамейский, а также полностью вымышленный язык и глоссолалию. Вот что-то подобное звучало и сейчас. Минуту спустя среди всего этого она услышала свое имя. Герман звал ее. Одновременно подошел Леонид. Их руки встретились поверх рук Германа и Марго.

Четверица. Тетраксис.

Так он сказал в конце лета на берегу лесного озера, этот шаман.

Четыре человека соединили силу над логовом страха своего. Образовали свастику. Или нет – не четыре человека. Два человека и два не-человека.

Ой-ой-ой, ну совсем с головой беда…

Веревка оказалась длинной и крепкой. Ее вполне хватило для того, чтобы Марго, Герман и Леонид составили связку, как альпинисты, после чего Марго – самая легкая из всех – была спущена в колодец за мешками. Узлы завязал Герман, Леонид проверил. Наблюдая за ними, Нора в который раз подивилась их упорству, поистине маниакальному. Ведь они даже не знали, что находится в этих мешках!

Леонид, который за время работы в Голгофо-Распятском скиту приобрел такую физическую форму, что ей можно было позавидовать, ловко управлялся с веревкой. Герман стоял неподвижно, готовый в случае необходимости тут же прийти на помощь. Норе поручили принять из рук Марго мешки, когда они поравняются с полом.

«Держите меня крепче, ваше величество», – жалобно попросила Марго, ощутив себя висящей над бездной.

«Ты думаешь, ведьма, я тебя когда-нибудь отпущу? – усмехнулся тот. – Не надейся».

Норе казалось, что она возится целую вечность, хотя в действительности прошло не больше пяти минут. «Ну и холодильник, – только раз вздохнула Марго, распутывая ремни, удерживающие оба мешка на выступах. – Все пальцы окоченели… – И чуть погодя: – Есть! Поднимай!»

Быстро и ловко Леонид подтянул ее вверх, Нора приняла мешки. Один был довольно тяжелый.

– Осторожнее, дорогая. – Герман, страхующий Леонида, следил глазами за каждым ее движением. – Вдруг там что-нибудь хрупкое.

– В большом пара кирпичей, судя по весу.

– Ого!

Наконец Марго благополучно выбралась из колодца, и все четверо обступили лежащие на каменном полу мешки. Отличные мешки из сыромятной кожи, стянутые толстыми кручеными кожаными шнурами в несколько сложений.

– Ну? – нетерпеливо спросил Леонид. – Что стоим? Кого ждем?

Марго указала пальцем на Германа.

– Он должен прочесть заклинание?

– Он должен развязать мешки.

– Почему он? – спросила Нора. – Мешки достала ты.

– Потому что он Верховный, – просто ответила Марго.

– Давайте не будем развивать эту тему, – пробормотал Герман.

Безо всяких церемоний присел на корточки, развязал один мешок, другой… и выложил на каменный пол сначала запечатанный с обеих сторон цилиндр не то из кожи, не то из дерева, длиной сантиметров тридцать, диаметром сантиметров пять, а потом такую штуку, что все ахнули. То, что весило как два кирпича, оказалось фигурой идола из бледно-зеленого камня. Такого же цвета, как глаза Германа.

– Что это? – спросила Нора. – Берилл? Хризолит?

– Не знаю, – ответил Герман, осмотрев изваяние со всех сторон. Света фонарей было явно недостаточно, чтобы в полной мере оценить его художественные достоинства, да и место не самое подходящее. – Потом разберемся. Сейчас предлагаю убраться отсюда подобру-поздорову.

Обратный путь, как водится, занял вдвое меньше времени, чем путь от склепа до пещеры со свастикой. Бюст и цилиндр, поднятые из колодца, Герман положил в свой рюкзак, нагрузив Леонида всем тем, что нести было тяжело, а выбросить жалко. Без разговоров, без остановок они добрались до камеры с лестницей, ведущей к саркофагу – и тут их ждал сюрприз.

Крышка саркофага, которую взрослый здоровый мужчина вполне мог двигать как снаружи, так и изнутри – пусть не играючи, но мог, – не сдвинулась с места ни на миллиметр. Даже когда Герман и Леонид, сняв рюкзаки, объединили усилия, это не привело к желаемому результату. Крышка стояла мертво.

Тяжело дыша, они спустились в круглую пещеру, откуда несколько часов назад начали свое путешествие по катакомбам.

– Что случилось? – шепотом спросила Нора. Ледяные пальцы стоящей рядом Марго с силой сжали ее руку. Обе они, разумеется, видели что случилось, но разум отказывался это принимать. – Почему она не открывается? Там же не было никакого механизма, который мы могли повредить, когда…

Леонид покачал головой.

– Есть более простое объяснение, Нора. Нам не удалось поднять крышку, потому что кто-то придавил ее сверху чем-то тяжелым.

– Кто?

– Человек, возможно, не один, который видел, как мы заходили в склеп.

– И решил замуровать нас в подземелье? Похоронить заживо? Что же это за убийца-маньяк?

– Ну почему замуровать? – поморщился Герман. – Давайте поспокойнее, ладно? Я знаю точно: дыра, соединяющая Второй Лабиринт с гидросистемой монастыря, до сих пор не заделана, так что этот мудак, простите мой французский, мог отрезать нам путь через кладбище, чтобы вынудить пойти другим путем, подняться наверх через один из каналов.

– И угодить прямиком в объятия часового, – добавил Леонид. – Постового. Караульного. Парня из полиции или добровольной народной дружины. Сашка грозился расставить их по всей территории монастыря и вокруг. В этом случае во-первых, на нас обрушится гнев представителей закона, во-вторых, наша добыча, – он кивнул на рюкзак Германа, – уплывет у нас из рук. Чертовски обидно, дети мои. Лично я начинаю сердиться.

– Я пока не способна сердиться, – с горечью произнесла Нора. – Я пока только боюсь.

Она-то уже представляла, как они вчетвером бодро идут по обочине дороги к машине, вдыхая чистый, свежий, лесной воздух – и вдруг такое. Теперь кто знает, сколько времени им придется провести под землей.

– Бояться нечего. Дыра в стене между тоннелем лабиринта и каналом гидросистемы до сих пор не заложена. Герман прекрасно ориентируется и тут, и там… Надо только придумать, как не угодить в ловушку, которую приготовил для нас тайный доброжелатель, и не лишиться того, ради чего мы собственно явились сюда.

– Предлагаю рассмотреть варианты. – Голос Германа звучал негромко и ровно, это успокаивало. – Вариант первый. Мы идем всей компанией через лабиринт в гидросистему и там устраиваем цирк. Возле самого захолустного выхода. Например, Нора выскакивает наружу с выпученными глазами, подлетает к полицейскому или как его… дружиннику, кричит «на помощь! на помощь!», но едва он, справившись с изумлением, начинает задавать вопросы, поворачивается и ударяется в бега. Страж порядка бросается в погоню. Надо же выяснить, откуда она взялась и что вообще происходит, кому пора помогать. Пока они носятся по деревне, остальные трое неспеша вылезают из канала и идут в кафе. Через четверть часа Нора останавливается на всем скаку, недоуменно вопрошает: «Где я? Что это было?», а потом, выслушав отчет обалдевшего дружинника, смущенно извиняется, поправляет прическу и говорит: «Ах, констебль, это, наверное, магнитные бури в атмосфере. Знаете, я от них сама не своя». Просит проводить ее до больницы, там сидит еще полчаса, принимая настойку валерианы и рассказывая медсестрам о лунатизме, который уже несколько веков передается в семье по женской линии, и наконец…

– Хватит! Хватит! – замахала руками Нора, чувствуя, что губы против воли растягивает улыбка. – Ты в своем репертуаре. Лишь бы сделать из меня дурочку. Фу!

– Ничего подобного. Я просто рассматриваю возможности.

– План хорош, но у него есть изъяны, – заметил Леонид.

– Да, – согласился Герман. – Состояние гидросистемы оставляет желать лучшего, и бродить там вчетвером без специального снаряжения значит не желать себе добра. Не говоря о том, что дружинник может оказаться смышленым парнем и быстренько вызвать по рации подмогу, в результате чего нас переловят, как кроликов. С такими рюкзаками далеко не убежишь. Особенно с моим. Поэтому…

– Погоди. – Марго подняла руку, как школьница. – Ленька сказал, добыча уплывет из наших рук. Разве дружинники или полицейские станут нас обыскивать, заглядывать в наши рюкзаки?

– Если они отчитываются непосредственно перед Аверкиевым, то наверняка.

– А этот Аверкиев в курсе, что ты имеешь при себе холодное оружие?

– После инцидента на Анзерском он хотел конфисковать у меня ножи, но док сказал, что положит их в свой сейф. И не положил.

– Хм. Получается, Аркадий Петрович не такой уж плохой мужик, а?

– Он не любит, когда посторонние слишком много позволяют себе по отношению к людям, которых он считает своими, – пояснил Леонид. И перевел взгляд на Германа. – Короче, у этого плана больше минусов, чем плюсов.

– Вариант второй. Я иду один через лабиринт в гидросистему… Тихо! Тихо! Дайте же договорить. Я иду один в гидросистему, добираюсь до центрального водосборника, оттуда выхожу либо через небольшой канальчик в сухой док, либо через Обводной канал в сторону моря. Через Обводной даже лучше, он мелкий. Пойду налегке, рюкзаки оставлю вам. Возьму только фонарь.

– Это понятно, – кивнул Леонид. – Говори дальше.

– Очень может быть, что эти выходы не охраняются. Но даже если там скучает какой-нибудь бедолага, я сумею от него уйти. И не только от него. От всех, кого он поднимет по тревоге. Бегаю я быстро. И умею путать следы. Ведь доблестные стражи порядка не будут знать точно, куда я направляюсь, значит, их появления на кладбище, во всяком случае скорого, можно не опасаться.

– Однако нас кто-то выследил, – заметила Марго.

– Не факт. Этот кто-то мог почерпнуть обрывочную информацию из… впрочем, нет никакого смысла обсуждать это сейчас, мы только зря потратим время. Итак. Я пробираюсь огородами в склеп, смотрю что случилось с крышкой саркофага, ликвидирую помеху и выпускаю вас на свободу. – Герман передохнул. Нахмурил свои подвижные брови. – Один нюанс, очень важный. Держитесь поблизости от лестницы, но так, чтобы в случае необходимости вам было куда отступать. Когда услышите шум наверху, выключите фонарь. И ведите себя тихо, пока я не позову. Выходите только на мой голос. Понятно?

– Да. – Леонид покусал кончик ногтя. – А если в склепе тебя будут поджидать хитрые люди? Те самые, что намудрили с крышкой саркофага.

– Вряд ли. Откуда им знать, что я там появлюсь? Даже если они застрянут там по какой-то причине, я с ними управлюсь.

– Их может быть трое или четверо, – подала голос Нора.

– Скорее двое или вообще один. Четверым было бы ни к чему блокировать выход из лабиринта. Они могли спокойно дождаться, пока мы вернемся с добычей и отобрать ее у нас, а при отсутствии артефактов в наших рюкзаках учинить нам допрос: как мы ориентировались в тоннелях, как далеко зашли и прочее. Если бы на их стороне и правда была реальная сила. Но сам этот поступок – блокировка выхода – наводит на мысль, что хитрые люди совершенно не заинтересованы в прямом столкновении с нами. Либо там один хитрец, либо двое хитрецов, по совместительству трусов. В любом случае я с ними управлюсь.

– Ладно, герой, но что если тебе не удастся ликвидировать то безобразие, которое они взгромоздили на саркофаг?

– Что один человек собрал, другой завсегда разобрать сможет, – с улыбкой процитировал Герман.

Нора содрогнулась, не то от холода, не то от страха. То и другое пробирало до костей.

– Ох, Герман… Вдруг что-то пойдет не так?

– На месте разберусь.

– Может, спрятать рюкзак в каком-нибудь укромном уголке и через пару дней за ним вернуться? Выйти вчетвером через гидросистему. Пусть нас застукают, что с того… Раз уж путь через склеп перестал быть нашей страшной тайной.

Герман и Леонид, не глядя друг на друга, отрицательно покачали головами.

– Я еще на ферме предупреждал, – терпеливо напомнил Герман, – мы должны исходить из того, что другой возможности попасть во Второй Лабиринт нам уже не представится. Кладку стены между двумя системами могут восстановить в срочном порядке. Учитывая нездоровый ажиотаж. А путь через склеп, как ты верно заметила, уже перестал быть нашей страшной тайной. Обеспечить охрану одного-единственного нормального входа в подземное святилище гораздо проще, чем десятка крысиных ходов.

– И значит…

– Значит, я пошел. Не скучайте тут без меня.

Леонид сжал его в объятиях и почти сразу отпустил.

– Удачи тебе, брат.

Герман улыбнулся, щуря уголки глаз, помахал рукой и нырнул в тоннель.

6

Стена.

До этого дня Нора и не подозревала, что способна так долго пялиться на одну единственную стену, точнее, на один участок стены, освещенный лучом поискового фонаря, и замечать все новые и новые детали. Трещины, сколы, пятна, подтеки, вкрапления пород… Паутина? Да, паутины вокруг предостаточно. Спасибо, нет ни мышей, ни крыс. И ветра тоже нет. Вот такие плоские мысли.

Может, стоило бы поговорить, скрасить хоть немного тягостное ожидание, но все молчат. После того, как Герман ушел, Леонид примерно полчаса посвятил осмотру ближайших тоннелей с их развилками и поворотами, потом вернулся к подножью лестницы, расстелил на полу свою летную куртку, сел и предложил дамам устраиваться рядом. Для тепла. Нора и Марго тоже сняли куртки и, тесно прижавшись к нему с двух сторон, обернули расстегнутыми куртками все спины и плечи, которые поместились. Так и впрямь стало гораздо теплее. И в таком положении они пребывают уже… Час? Полтора? Десять минут? Нет сил достать смартфон и посмотреть.

Периодически ей слышатся тихие звуки – то ближе, то дальше, – но она не знает, действительно недра лабиринта производят их или у нее галлюцинации. Вот опять. Далекий низкий гул, напоминающий орудийный, но намного слабее. Горячее мускулистое тело Леонида напрягается в объятиях двух женщин, и Нора понимает, что еще не сошла с ума. Он тоже слышит.

– Надеюсь, это не землетрясение, – с дрожью в голосе произносит Марго.

– Нет, конечно. – Леонид зевает, вероятно, чтобы расслабиться, как делают кошки. – Ты же видела, как здесь все закручено. Плюс еще воздуховоды, проложенные неизвестно где. Потом спроси об этом Германа, он лучше объяснит.

– Что же он так долго… – вздыхает Нора.

Зря, конечно. Но держать свои страхи при себе становится все труднее.

– Ничуть не долго, – отзывается Леонид. – Ты просто устала, проголодалась и к тому же волнуешься, вот тебе и кажется, что прошла целая вечность.

– По верху отсюда до центрального водосборника пять минут.

– Ну, не пять…

– Это нервы. Ты прав. Извини.

– Да ладно. Мне самому надоело здесь торчать. Сижу и думаю, как классно было бы сейчас заточить прожаренный бифштекс, выпить рюмочку коньяка, закурить сигару. Посадить свою задницу не на булыжники, мать их так, а на нормальный диван.

– Так говоришь, прошло совсем мало времени?

– Всего ничего. Думаю, Герман успел только… – Голос его непроизвольно понижается до шепота, дыхание учащается. – Опа!

Звуки, доносящиеся сверху, невозможно спутать ни с чем.

Скрежет камня о камень. Грохот. Пауза. Снова скрежет, как будто об крышку саркофага чешет спину мифический кабан со стальной щетиной.

– Встаем и одеваемся, – сквозь зубы говорит Леонид. – Быстро.

Пауза. Грохот…

Всю их усталость как рукой сняло. Вскочив, они надели куртки, подняли с пола рюкзаки. Одновременно глянули наверх, откуда опять донесся шум.

– Марго, держись за меня, – тихо сказал Леонид. – Нора, держись за Марго. Сейчас я выключу фонарь, мы уйдем в один из боковых тоннелей и оттуда посмотрим, кто к нам пожаловал. Готовы? – Он выключил фонарь. – Теперь всем молчать.

Цепочкой они двинулись… неизвестно куда. Накрывшая их тьма была абсолютной – как до сотворения мира. Норе почудилось, что они повернули налево, прошли немного вперед, повернули направо и остановились. Но она могла ошибаться. Единственное, что внушало уверенность и возвращало веру в светлое будущее, так это стена. Холодная бугристая стена, возле которой они затаились.

Некстати вспомнился скелет, обнаруженный Марго. И куча историй о людях, сгинувших бесследно или найденных умершими спустя многие годы в лондонских, парижских, римских, александрийских и других катакомбах, знаменитых и не очень.

Звук осторожных шагов, проблески света… По лестнице спускался человек с фонарем. Вот луч его скользнул в тоннель, которым Леонид и его команда шли, пока не свернули за угол, где стояли сейчас. Этой секунды Норе хватило, чтобы оценить обстановку. И еще она заметила, что едва луч покинул тоннель, Леонид подался вперед, выглянул и быстро отпрянул.

Звук шагов постепенно стихал. Вокруг опять не было видно ни зги. Выждав для верности еще пару минут, Леонид включил фонарь, выступил из-за угла, убедился, что путь свободен, и скомандовал голосом красноармейца Сухова из «Белого солнца пустыни»:

– За мной, барышни!

Подхватив рюкзаки, барышни устремились за командиром, который шел налегке, готовый в любой момент отразить атаку неприятеля.

Не доходя до лестницы, он наклонился и подобрал горсть мелких камешков, рассыпанных вдоль стены. Поставил ногу на нижнюю ступеньку и, запрокинув голову, глянул с прищуром вверх. Теперь оттуда не доносилось ни звука.

Леонид протянул фонарь Марго.

– Посвети на ступени. Я поднимусь и, если там чисто, позову вас.

– Погоди, – остановила его Нора. – Ты видел того, кто…

– Да. Их двое.

– Знакомые?

– Нет.

Крышка саркофага так и осталась сдвинутой. Вновь прибывшие решили не затруднять себя установкой ее на место. Это могло значить, что в склепе остался их сообщник, а могло не значить ничего.

Шаг за шагом, ступенька за ступенькой, Леонид поднимался по лестнице. На самом верху замер, прислушиваясь. Марго, все это время не спускавшая с него глаз, прерывисто вздохнула, фонарь чуть дрогнул в ее руке.

Птицей он взлетел на каменную стенку саркофага, подтянулся, развернулся, спрыгнул на пол и, оглядевшись, крикнул Норе и Марго:

– Чисто!

Они не заставили себя ждать.

Крепко прижимая к груди рюкзак с артефактами, Нора с рекордной для себя скоростью взобралась по косым и кривым ступеням. Передала рюкзак Леониду. Тот бережно опустил драгоценную ношу на пол и помог вылезти сначала ей, потом Марго.

Стоя на ровном полу, в десяти шагах от выхода на улицу, все трое молча переглядывались. Бледные, взлохмаченные, взмокшие от напряжения.

Первым разлепил губы Леонид:

– Ох, девки, ну и перетрусил же я…

– Ага. – Марго отбросила со лба прядь волос. – Видуха у тебя соответствующая.

Рассмеявшись, он поцеловал ее в лоб.

Дверь склепа широко распахнулась, впустив дневной свет, в проеме возникла высокая худощавая фигура. Черная фигура, черные волосы, белое пятно лица.

– Фух! – резко выдохнул Герман. Обвел глазами помещение. – Как вы…

– Потом объясню. – Леонид обошел саркофаг и взялся за крышку. – Давай, брат, сначала сделаем одно хорошее дело.

Увидев его, Нора просто села на пол и сидела, обхватив себя руками за плечи, до тех пор, пока мужчины объединенными усилиями не водворили тяжелую каменную крышку на место и не придавили сверху тем, что приволокли сюда… гм, ну как бы их лучше назвать… конкуренты. Чем воспользовались, чтобы сделать тяжелую каменную крышку и вовсе неподъемной. Две старых надгробных плиты. Неплохо придумано, а? Теперь им предстояло пожинать плоды собственной изобретательности.

Герман перевел дыхание, уселся на пол рядом с Норой, обнял ее, прижал к себе и спросил, глядя на Леонида:

– Так что произошло?

Тот коротко рассказал и в свою очередь поинтересовался:

– А что у тебя? За тобой по пятам не идет наряд полиции?

– Я вышел там, где никакой охраны нет. Но задерживаться здесь нам не стоит. – Он перевел взгляд на пирамиду из камней поверх саркофага. Нахмурился. – Кто копает яму, тот упадет в нее, и кто разрушает ограду, того ужалит змей.^[6]

– Аминь, – подытожил Леонид.

– Ну ты как? – Повернув голову, Герман уставился на Нору. Вблизи его светлые глаза напоминали зеленоватые льдинки, но объятия были крепкими. – В порядке?

Нора тихонько улыбнулась. Охватившее ее облегчение было слишком велико, чтобы выразить его словами.

– Где они взяли эти плиты? – задал вопрос в пространство Леонид, когда они вышли под неожиданно прояснившееся небо Соловецкого архипелага.

– Меня больше интересует, откуда они узнали про склеп, – проворчал Герман. – И как умудрились оказаться на месте одновременно с нами. Судя по их дальнейшим действиям, их все же привел кто-то из нас. Или вы, или я.

– Значит, им известно, где мы оставили машину. И где ты оставил мотоцикл.

– Или машину, или мотоцикл, – поразмыслив, сказала Марго. – Не обязательно то и другое… Кстати, Герман, где ты его оставил? Мотоцикл.

– Возле конторы.

– Разумно.

– Все мы опасались противодействия со стороны Аркадия и Александра, и ты мог не обратить внимания на неприметного, незнакомого человека, идущего позади. Особенно если он шел, не таясь, и выглядел как местный.

– Эти двое, – повернулся Герман к Леониду, – которые вошли в лабиринт через склеп, выглядели как местные?

Тот запустил пальцы в свою светлую шевелюру.

– Черт, не знаю. Не могу сказать.

До заброшенных домов, между которыми Леонид пристроил «ниву», оставалось не больше трех минут ходьбы. Нора заметила, что кроссовки Германа промокли насквозь во время его странствий по каналам гидросистемы. Джинсы тоже были мокрые почти до колен. Еще не хватало, чтобы он слег с пневмонией… Но озвучивать свои мысли она не стала. Все равно переодеться он сможет не раньше, чем попадет домой.

– Да, – после тяжких раздумий признал Герман. – Если за мной на приличном расстоянии топали с деловым видом два мужика, ничем не отличающиеся от местных, я мог не придать этому значения. Или один мужик, который чуть погодя, увидев, что мы вошли в склеп, позвонил второму. Но он должен был точно знать, кто я такой и куда могу его привести. Иначе что заставило бы его за мной увязаться?

– Это надо обдумать, – кивнул Леонид.

«Нива» стояла там же, где ее оставили, и ничто не наводило на мысль, что кто-то приближался к ней с дурными намерениями. Рюкзак с походным снаряжением Леонид положил в багажник, рюкзак с каменным идолом и кожаным цилиндром устроившиеся на заднем сиденье Нора и Марго поместили между собой.

Герман сидел впереди, прикусив зубами сигарету.

– Как поступим? – Леонид поднес ему зажигалку. – Доедем до твоей конторы, там ты пересядешь на байк, и всей компанией двинем на ферму? Или…

– Или, – утвердительно произнес Герман. Сделал две подряд глубокие затяжки, помолчал, наслаждаясь эффектом прихода, и развернул свою мысль: – Если мы все вместе завалимся на ферму, то неминуемо привлечем к себе внимание соплеменников и, быть может, даже вождей и старейшин, что будет совершенно некстати. Наша задача незаметно пронести и пристроить до поры до времени в надежное место этот рюкзак. – Он кивнул через плечо на предмет своей заботы. – У меня есть план.

– Говори, босс.

– Где ты встречался с девчонками? За поворотом? Слушай. Едем вместе до этого поворота: я на «ямахе», вы втроем на «ниве». Там делаем остановку. Мы с тобой совершаем марш-бросок через лес до фермы. Девчонки сидят и ждут. В каком-нибудь тихом месте ты перелезаешь через забор. Я помогаю тебе с рюкзаками. Рюкзак со спортивным инвентарем ты оставляешь под этим же забором, чтобы забрать позже, а рюкзак с артефактами благоговейно помещаешь туда, где его ни одна собака не найдет. Кидаешь мне sms-ку, после чего присоединяешься к остальным алкоголикам-наркоманам-психопатам и делаешь вид, что никуда не уходил. Я возвращаюсь к девчонкам. Мы заводим наши драндулеты и через полчаса въезжаем в ворота фермы, как короли.

– Где его ни одна собака не найдет, – промолвил Леонид с истинной мукой. – Это значит, где? Объясните мне, бестолковому!

Вздыхая, он выехал на дорогу.

– В мастерской Германа? – сделала попытку Марго.

– Если наши генералы заподозрят, что мы вынесли что-то из лабиринта и припрятали, то первым делом проверят мою мастерскую, – сказал Герман. – У Аркадия и Леры есть запасные ключи от всех помещений.

– Что же вызовет у них подозрения? Как они вообще догадаются, что мы там были? В лабиринте.

– Ох, ну вы прямо как дети, – поморщился Герман. – Никого наши фокусы не обманут, всего лишь позволят не угодить в мягкие докторские лапки сразу по прибытии и таким образом успеть заныкать рюкзак. Я сам не собираюсь скрывать факт посещения нами лабиринта, тем более что он уже известен по меньшей мере двоим. Тем двоим, которые попытались отрезать нам обратный путь через склеп и которым мы сами этот путь отрезали… Мы же не планируем их там похоронить? Нет? Кто знает, смогут ли они выбраться через гидросистему. Как только мы закончим свои дела, я позвоню Сашке, расскажу о наших приключениях и заодно сообщу, что по Второму Лабиринту, возможно, до сих пор блуждает пара дебилов. Я даже готов возглавить поисковую группу. Они, конечно, суки последние, но уподобляться им я не хочу.

– Уф, Герман… – Сидящая позади водителя Марго расплылась в улыбке. – Нора, поцелуй его за меня, мне не дотянуться… честно говоря, я немного побаивалась, что этим дебилам придется встретить там свой конец.

– Разве что по собственной глупости. Но это еще не все. Недавно в разговоре с Аркадием я упомянул о колодце с костями. Рано или поздно колодец этот будет обнаружен – археологами или полицейскими – уже без костей, зато с красивым столбом посередине, имеющим с двух сторон выступы, очень удобные для подвешивания грузов. И вопрос, куда подевались кости и что вместо них предстало перед отважными исследователями, встанет, если можно так выразиться, ребром.

Между тем они добрались до двухэтажного кирпичного здания, в котором располагалась архитектурная мастерская и возле которого на небольшой асфальтированной площадке стояла одинокая «ямаха». Выкурив еще одну сигарету, Герман оседлал своего железного коня. Ну, хоть здесь никаких неожиданностей!

Следом за ним Леонид вырулил на грунтовку, ведущую вглубь острова. Солнце скрылось, лес по обе стороны дороги стоял сумрачный и суровый, но, натерпевшись в катакомбах, Нора радостно дышала полной грудью через приоткрытое окно. Вспоминала прогулки с Лерой по Ботаническому саду, осмотр часовни Александра Невского, рощи кедровой сосны под Александровской горой…

Так, минутку.

Ботанический сад… яблони, ягодная и сливолистная… роза, сирень, черемуха, жимолость, малина, барбарис… цветы и цветущие кустарники в теплицах…

Теплицы. Вот оно!

ОРАНЖЕРЕЯ.

Нора торопливо засунула руку в карман и достала ключи.

– Ленька! – Позвенела ключами возле его уха. – Ты можешь спрятать рюкзак в оранжерее. У меня есть ключ. Я же говорила, помнишь? Вот.

Минуту все молчали.

– В оранжерее, соединенной с Белым домом? – зачарованно переспросил Леонид. Нора увидела в зеркале его ослепительную улыбку. – Это сильно.

– Туда не заходит никто, кроме меня и Леры. Еще изредка Дашка и Леська. Но они – только в нашем присутствии. Задвинешь рюкзак за мешки с грунтами и удобрениями…

– Блестящая мысль. В самом деле блестящая!

– Спасибо, – скромно улыбнулась Нора.

– В Леркиной оранжерее. – Мысль эта нравилась ему все больше и больше. В нем проснулся трикстер. – Под самым носом Аркадия. Более удачное место, пожалуй, только под его кроватью.

– Но оттуда рюкзак будет сложнее забрать, – рассудительно сказала Марго. – Ночью уже не удастся.

Все трое прыснули со смеху.

Приближалась развилка: прямо – в Савватьево, направо – в Новую Сосновку, мимо озер Лесное и Большое Красное.

Сидя в машине с работающим двигателем и включенной печкой – надо же было сделать вид, что пытаешься высушить джинсы, носки и кроссовки, чтобы успокоить женщин, – Герман допивал маленькими глотками воду из фляжки и гипнотизировал взглядом смартфон. Нора и Марго, прогуливаясь взад-вперед по дороге, любовались видами, о которых Марго чуть раньше отозвалась так: «Черненое серебро и жемчуг на подушке из тумана». Комарье свирепствовало, но сидячее ожидание доводило до ручки успешнее любого комарья.

– Интересно, о чем думали те люди, сперва наваливая на крышку саркофага тяжеленные гранитные плиты, а потом эти плиты собственноручно оттуда снимая, чтобы спуститься в лабиринт, – задумчиво говорила Марго. – Они не боялись столкнуться там с нами и получить по мозгам? Герман и Ленька – довольно резкие ребята.

– Они лишили нас возможности выйти тем же путем, каким мы вошли, подождали часа два или три и, решив, что мы уже выбрались через гидросистему или находимся на полпути к ней, сами полезли вниз. Возможно, им просто в голову не пришло, что мы разделились. Что один из нас ушел, а трое остались ждать около лестницы.

– Наверное. Мы реально долго проторчали в этих катакомбах… Перед Лерой неудобно. Она так хорошо ко мне относится.

– Вот и скажи ей об этом. Так же, как говоришь мне. Она поймет.

– Ты права, это будет лучше всего. – Марго тихонько вздохнула. – Здорово иметь сестру, которая все понимает. – Поежилась. – Как-то вдруг сильно похолодало, тебе не кажется? И комары совсем озверели.

Нора взглянула на экран смартфона. Половина девятого.

– По-моему, похолодало гораздо раньше… А у тебя никого нет? Ни братьев, ни сестер?

– Нет. И друзей настоящих тоже никогда не было. Я рыжая. И странная. А людям спокойнее с теми, кто похож на них. Кто понятен и предсказуем.

Они вернулись в салон как раз тогда, когда Герман получил, прочитал и удалил sms-сообщение.

– Все, можем ехать.

– Это Ленька? Что пишет?

– Пишет «готово», больше ничего. – Герман надел носки и принялся шнуровать влажные кроссовки. В салоне было тепло, но его заметно знобило. – Черт, душу бы отдал за рюмку коньяка.

– Что тебе действительно нужно, так это горячий душ, парацетамол и пуховое одеяло, – ворчливо сказала Нора, протягивая руку и трогая его лоб. – Температуры вроде нет пока. Но ты дрожишь.

– Это нервное. Что мне действительно нужно, так это горячий душ, горячие объятия… – Нора хлопнула его по затылку, и он насмешливо фыркнул. – Я имел в виду горячий ужин, разумеется. Надеюсь, Зиночка нас накормит, несмотря на поздний час.

– Тебя Зиночка накормит в любое время дня и ночи, а мы незаметно присоединимся.

Ворота были распахнуты настежь. Рядом с одной створкой стоял Анатолий, рядом с другой – Леонид. Не затрудняя себя маневрами, Нора въехала на асфальтированную площадку перед гаражами вслед за Германом и остановила «ниву» рядом с его «ямахой». Анатолий занялся воротами, Леонид подошел к Герману и обнял за плечи, как будто они не виделись триста лет.

– В оранжерее? – тихо спросил Герман.

– Да. Там большие запасы грунта, керамзита, коры, удобрений и прочей благодати. – Лицо Леонида при свете уличных фонарей казалось угрюмым. Под глазами залегли черные тени. – С этим порядок. Но Кир предупредил, что док имеет сказать мне пару слов. Добрые люди поставили его в известность о том, что я целый день отсутствовал на рабочем месте.

– Ничего другого мы и не ожидали, верно?

– Хорошо, что наши ожидания оправдались. Иначе я, боже упаси, решил бы, что у этого мира еще не все потеряно.

Аркадий ждал их в холле первого этажа. Сидел в одном из кресел и читал газету. Услышав, как хлопнула входная дверь, опустил газету, окинул взглядом вошедших и, плотно сжав губы, поднялся с места. Вид его наводил на мысль, что на этот раз дело может кончиться мордобоем.

Первый вопрос был адресован Леониду:

– Где ты болтался весь день?

Красавчик блондин взъерошил пятерней волосы на затылке и сконфуженно признался:

– По правде говоря, у меня было романтическое настроение, поэтому я весь день гулял по лесу, нюхал ромашки и сочинял стихи. Да, можно обвинить меня в…

Доктор не дал ему договорить.

– Читай.

– Ээ… что?

– Стихи.

Леонид с шумом втянул в себя воздух и задержал дыхание. Несколько секунд мечтательно созерцал потолок, потом отставил левую ногу и, приосанившись, выдал:

При звуке этого имени – Герман – Аркадий перевел взгляд на его обладателя, и тот, не дожидаясь вопросов, с энтузиазмом профессионального тамады подхватил:

Несмотря на весь ужас положения, Нора и Марго зафыркали от смеха. Леонид, не ожидавший от Германа такой прыти, оглушительно расхохотался.

Лицо Аркадия окаменело.

– В мой кабинет, – прорычал он. – Все четверо.

И то верно. В холле уже начали собираться зрители.

– Ладно, – сказал Герман уже своим нормальным голосом. – Только для начала нам нужно помыться и поужинать. А ты ступай пока к себе и подготовь клещи, плети и что там имеется в твоем арсенале. – Глянул через докторское плечо на радостно ухмыляющиеся физиономии соплеменников, жадных до зрелищ. – Нечего народ смешить. Согласен?

Они уставились друг на друга.

Интересно, подумала, наблюдая за ними, Нора, Аркадий еще не пожалел о том, что Герман принял его предложение и остался на ферме? Или, наоборот, ради таких вот сцен и предложил ему остаться?..

И тут Марго с обезоруживающей улыбкой шагнула вперед.

– Аркадий Петрович, извините, я хочу спросить. Как себя чувствует тот мальчик, который сейчас в лазарете?

Доктор смешался. Открыл рот. Закрыл. Недоверчиво взглянул на рыжую и, кашлянув, пробормотал:

– Удовлетворительно. Там с ним Марина. Он спит.

– Спит? Это хорошо, – просияла Марго. – Очень хорошо!

Ее радость была очевидно и несомненно искренней, так что Аркадий, боясь окончательно оттаять, бросил, ни на кого не глядя: «Так я вас жду» – и покинул здание.

7

На этот раз выпивки на столе не было. Даже сигарет не было. И пепельница переехала на подоконник – вероятно, чтобы никто не тешил себя надеждой настроить хозяина кабинета на миролюбивый лад. Насупившись, он сидел в своем монументальном кресле и ждал объяснений. Ждал, разумеется, от Германа, которого считал целиком и полностью ответственным за сегодняшний инцидент.

Впрочем, тот и не думал отпираться. Только сказал, доставая из кармана смартфон:

– Значит, так. Сейчас я набираю Сашке, а ты сидишь и слушаешь. Потом задаешь вопросы. У меня нет сил транслировать эту историю для каждого в отдельности.

– Ты собираешься поведать о ваших подвигах Александру? – приподнял брови Аркадий.

– Да. А что?

– Он обещал тебя побить, – напомнила Нора, пряча улыбку.

Герман почесал кончик носа.

– Аверкиев мужик серьезный. Но у меня есть для него кое-какая информация, так что придется рискнуть.

Пока он говорил, остальные участники конференции сидели тихо как мыши. Глядя ему в рот. Ловя каждое слово. Побледневшая от волнения Лера то сжимала, то разжимала пальцы рук, держа их на коленях. Марго покусывала нижнюю губу. Аркадий тоже крепко сжал кулаки, но поместил их не на колени, а на стол, так сказать, на всеобщее обозрение. И слушал Германа с таким видом, будто мысленно умножал все сказанное на ноль.

Конечно, Герман не был абсолютно откровенен. Он ни словом не обмолвился о Пещере Костей и проведенных там ритуалах. Если о существовании входа в лабиринт через кладбищенский склеп знали другие люди – те самые, что решили сыграть с его командой в игру «вход – рубль, выход – два», – то на них же теперь можно вешать всех собак. Колодец был полным и стал пустым? Ничего удивительного. Монастырские подземелья превратились в проходной двор.

– Да, зарисовал. Да, запомнил. Могу.

Послушать его, так они вчетвером посетили Второй Лабиринт с одной единственной целью: осмотреть без помех этот замечательный памятник эпохи язычества. И с этой же целью утаили от всех, кто имел намерение им помешать, факт обнаружения во время первого осмотра входа через склеп – входа, которым сегодня воспользовались.

Александр предсказуемо вспылил, на что Герман отреагировал снисходительной улыбкой и легким пожатием плеч.

– Ты мне не наставник, не отец, не духовник. Я не обязан отчитываться перед тобой и сообщать обо всех своих открытиях. Тем более на фоне угроз… Что? Да хоть завтра. Только я еще не все тебе сказал. Поэтому закрой на минуту свой рот и выслушай меня, как нормальный человек, а не как буйный психопат.

В интересах следствия Александр предоставил ему слово, и он наконец поведал о неожиданной встрече с двумя незнакомцами, которые повели себя в высшей степени недружелюбно. За что и поплатились.

– И они до сих пор там? – не сдержался Аркадий.

Тот же вопрос, должно быть, задал Александр, потому что Герман ответил в трубку, повернувшись к доктору:

– Если только не вышли другим путем, о существовании которого нам не известно.

После этого Александр довольно быстро распрощался, напоследок пообещав устроить всем правонарушителям армагеддон и апокалипсис. Глубоко вздохнув, Герман положил смартфон на стол и обвел взглядом лица собравшихся.

– Я не буду извиняться за обманный маневр, к которому мы прибегли, чтобы добраться до поселка и осмотреть Второй Лабиринт. Если бы нам не чинили препятствий, в подобных фокусах не было бы нужды. Мне жаль, – он бросил взгляд на Леру, – что это осложнило отношения между Норой, Марго и тобой, но им тоже хотелось побывать в лабиринте. Не посвящая в это тебя. Ведь если бы они честно рассказали тебе о своих планах, ты была бы вынуждена покрывать их перед Аркадием. Говорить, что они вдвоем поехали смотреть монастырь, зная, что на самом деле они со мной и Ленькой поехали смотреть лабиринт.

– О, благодарю за трогательную заботу о моей репутации, – съехидничала Лера. – Вариант, что я не дала бы машину, надо полагать, вообще не рассматривался?

– Рассматривался, – ответил вместо Германа Леонид. – В этом случае через забор перемахнул бы не я один, а мы двое, я и Марго. И Герману пришлось бы сначала отвезти в поселок девчонок, они худенькие, а потом вернуться за вещами и за мной.

– Ты не привык отказываться от своих желаний, верно? – с горечью, как показалось Норе, проговорил Аркадий, не сводя с Германа усталых, окруженных сеточкой морщин, серых глаз.

– В данном случае наши желания совпали, – снова встрял Леонид. – Мы все хотели слазить в эти катакомбы. Все четверо.

– Ну, что вы с Германом как сиамские близнецы – куда один, туда и другой – это я в курсе. А вот дамы меня удивили.

В самом начале заседания Нора дала себе слово не вмешиваться, просто сидеть и слушать, но тут не выдержала.

– Ты удивлял меня столько раз, Аркадий, что даже сейчас я не считаю, что мы квиты.

Он моргнул, но ничего не сказал, даже не посмотрел на нее.

Зато сказал Герман.

– Это такой специальный трюк, дорогая. Аркадий Петрович пытается вызвать у вас чувство вины.

– Ну да, – усмехнулась Нора, покосившись на Марго, сидящую с опущенной головой. – Новый человек. Почему бы не попробовать.

– Что касается желаний, – теперь Герман обращался к Аркадию, глаза их встретились, – с какой стати я должен отказываться от них?

– С такой, что во-первых, подземные тоннели обеих систем закрыты для всех, кроме специалистов, спускаться туда запрещено; и во-вторых, есть люди, которым не все равно, вернетесь вы живыми или сдохнете там, как тот пижон московский.

Герман пренебрежительно фыркнул.

– У всех первооткрывателей, первопроходцев, исследователей, изобретателей, испытателей – всех, кто имеет дело с чем-то новым, – есть люди, которым не все равно. И что? Теперь сесть на задницу и ничего не делать, чтобы бабушка не волновалась?

– У всех этих людей имеется специальная подготовка.

– А чего, по-твоему, не хватает нам?

– Вы не спелеологи, не археологи, не…

– То есть, нам не хватает корочки, диплома. – Герман кивнул. – Понятно.

– Ладно! – Аркадий поднял руку ладонью вверх. – Я признаю, что вы двое, ты и Леонид, были готовы к спуску. И считаю, что Аверкиеву следовало привлечь тебя к работам на объекте вместо того, чтобы запрещать и тем самым провоцировать вот это все… что мы сейчас имеем. Но раз уж он запретил, ты мог бы действовать иначе. Вести переговоры. Убеждать. Во всяком случае не врать близким людям и не подвергать опасности тех, кто еще не вполне здоров. – Он взглянул на Марго. – Тебя знобит. Давно?

Та покачала головой.

– Не волнуйтесь, Аркадий Петрович. Я нормально себя чувствую, просто устала.

– И еще одно. – В голосе Аркадия вновь зазвенел металл. – Всем известно, что Леонид покинул ферму без моего разрешения и отсутствовал целый день. В отличие от тебя, он мой бывший пациент и находится здесь на общих основаниях.

Герман, которому предназначалась эта речь, зевнул, прикрыв рот ладонью.

– К чему ты клонишь? Ленькино поведение подрывает твой авторитет?

– Либо мы должны признать и довести до сведения остальных, что с некоторых пор он тут на особом положении, либо обойтись с ним, как с любым другим нарушителем дисциплины. Напомню, изначально он сам хотел, несмотря ни на что, сохранить свой статус рядового обитателя фермы. – Это «несмотря ни на что» следовало понимать как «несмотря на все свои деньги». – Если теперь что-то изменилось, необходимо это обсудить.

На бледном лице Марго отразилось замешательство.

– Сохранить статус рядового обитателя… Здешний народец разве не в курсе? – вполголоса спросила она, взглянув на Нору.

– У них нет сотовых телефонов и доступа к интернету. Сам Ленька никому ничего не говорит. Тебе вот сказал, уж не знаю почему.

Между тем Леонид обдумал слова Аркадия и спросил с насмешливой улыбкой, которую ему при всем старании не удалось согнать с лица:

– Как же ты собираешься обойтись с таким злостным нарушителем дисциплины, как я?

– Отправить чистить сортиры, – улыбнулся в ответ доктор Шадрин. – Как вариант.

– Нет, – покачал головой Леонид. – Я не против чистки сортиров как гигиенического мероприятия, и ты это знаешь. Я против чистки сортиров как карательной меры.

– Посадить на трое суток под арест?

– Предлагаю обсудить все возможные варианты, – сохраняя восхитительную серьезность, заговорил Герман. – Посадить под арест. Но там от него не будет никакой пользы, а кормить придется все равно. Отправить на кухню чистить картошку. Там польза будет, но могут пошатнуться нравственные устои. А если…

– Отставить балаган!

Аркадий стукнул кулаком по столу, так что расположившаяся на маленьком кожаном диванчике Лера вздрогнула и поморщилась. Ей было неудобно за него.

– Да, сэр, – коротко произнес Герман.

Нора заметила, какой тоскливый взгляд он бросил украдкой на пепельницу, и подумала, что тоже не отказалась бы от сигареты. Но заводить об этом разговор с Аркадием и нарываться на отказ ей совершенно не хотелось. Раз Герман, заядлый курильщик, терпит, значит, потерпит и она.

– Правила простые. Кто проживает на моей территории, тот выполняет все мои распоряжения, – отчеканил Аркадий, глядя в упор на Леонида. – А кто не выполняет мои распоряжения…

– …тот не проживает на твоей территории. – Леонид бесстрастно кивнул. – Понятно. Завтра утром я эту территорию покину. Или лучше сегодня?

– То есть, предпочитаешь гордо удалиться. – Доктор сделал паузу. Слегка поерзал в кресле. – Надо полагать, Герман последует за тобой.

Оба уставились на Германа.

– Да, – подтвердил тот.

И покосился на Нору.

– Цепная реакция, – усмехнулась она. – Обрати внимание, Аркадий, ты сам это начал.

– Ты тоже уйдешь? – воскликнула Лера, глядя на сестру расширившимися от ужаса глазами. – Черт. Только я вздохнула свободно…

– Я буду приезжать к десяти утра, помогать тебе с делами, а в семь вечера уезжать. Нормальный рабочий день.

– А что будет со мной? – растерянно спросила Марго. – Обо мне кто-нибудь подумал?

Теперь все дружно посмотрели на Леонида.

– Ты заберешь свою подругу с собой? – осведомился доктор Шадрин. – Или оставишь здесь? На всякий случай напоминаю: она до сих пор нуждается в медицинской помощи – это раз. И два – у нее, в отличие от всех вас, нет ни денег, ни работы.

– Это решаемо.

– Да? Каким же образом ты собираешься это решить?

– Я женюсь на ней, – промолвил Леонид. И с неожиданным смущением, которое плохо вязалось с его обычной самоуверенностью, буркнул, глядя исподлобья на Марго: – Выйдешь за меня?

– Да, – испуганно ответила рыжая ведьма. – А где мы будем жить?

– Сначала в гостинице. До весны точно. Потом купим какой-нибудь дом на окраине поселка и отреставрируем. У нас же есть свой архитектор, ты не забыла?

– Здорово! Можно купить двухэтажный дом и поселиться там вместе. Мы с тобой на первом этаже, а Герман с Норой на втором. Или наоборот.

– У меня как раз есть на примете один бревенчатый… – начал Герман.

Еще один удар докторского кулака по столу вынудил их отложить планирование совместного будущего до лучших времен.

– Хватит! – Аркадий в ярости огляделся. – Да что вы за люди такие? – Он передохнул и добавил уже тише: – Чокнутые. Без башни абсолютно.

Герман поднялся на ноги.

– А еще усталые. Чертовски усталые люди, док. Может, хватит на сегодня?

Лера шевельнулась на диване. Повернувшись в ее сторону, Герман встретил взгляд таких же, как у Норы, светло-карих глаз.

– Что?

– Как думаешь, Александр послал своих людей к выходу, который вы завалили?

– Он сказал, что немедленно отправится туда с группой… эмм… быстрого реагирования, назовем это так… а завтра приедет сюда и расскажет как все было.

– Приедет на ферму?

– Ну, да. Ты против?

Она поджала губы.

– Я не против его приезда, но против ваших разборок. Последнее время вы только этим и занимаетесь. Я уже сыта по горло, ясно?

– Да.

Они молча сверлили друг друга глазами.

Потом Лера встала, подошла к нему вплотную и, укоризненно покачав головой, поцеловала в щеку, точно непослушного, но все равно любимого ребенка. Герман учтиво наклонился, чтобы ей не пришлось тянуться.

– Дуралей, – пробормотала Лера.

И решительно покинула кабинет.

Впечатление от новости, которую привез Александр, было неоднозначным. Ориентируясь на описание, данное Германом, он и еще трое крепких ребят отыскали нужный склеп, беспрепятственно проникли внутрь и увидели саркофаг, аккуратно накрытый крышкой, вокруг которого не наблюдалось никаких посторонних предметов типа надгробных плит. Побродив вокруг склепа, они обнаружили на мокрой после дождя траве две гранитные плиты, судя по всему, принесенные не так давно из другого места и брошенные здесь за ненадобностью. Затем вернулись в склеп, сняли крышку, спустились по каменной лестнице – один вооруженный человек остался наверху, – но обследовали только ближайшие тоннели, потому что не разбирались в метках-указателях и боялись заблудиться.

– Значит, – пришел Герман к неизбежному выводу, – те люди, которые спускались в лабиринт вслед за нами и которых видел Ленька, оказались не глупее вас. Оставили наверху как минимум одного сообщника. Он их и выпустил, когда они сделали все свои дела. И потом совместными усилиями вытащили плиты из склепа, вернув ему первоначальный вид.

Александр, смахивающий, как всегда, на провинциального учителя математики, бросил на него не слишком дружелюбный взгляд.

– Завтра мы спускаемся туда с археологами. Нам нужна твоя помощь. Ты умеешь ходить по этим катакомбам, а мы – нет.

Он выжидательно умолк.

Герман кивнул.

– Умею.

– Так что? Пойдешь с нами?

Минутная пауза.

– Я снова нужен, да?

– Да, – сохраняя спокойствие, ответил Александр. – Ты нужен нам, Герман. Я был не прав, когда решил держать тебя в стороне от расследования, а ты был не прав, когда нарушил мой запрет. Это не пошло на пользу никому. Предлагаю забыть об этом и двигаться дальше.

Не пошло на пользу? Нора чуть улыбнулась. Ну, как сказать… Александр ничего не знал о рюкзаке, прячущемся в оранжерее за мешками с керамзитом и удобрениями.

– Оʼкей, – сказал Герман. – Среди этих археологов, которые пойдут завтра с нами в лабиринт, случайно нет Руслана Шаповалова?

– Нет. Он очень хотел войти в состав экспедиции, но я отклонил его кандидатуру.

– Почему? – полюбопытствовал Аркадий.

Разговор происходил в гостиной Белого дома.

– Не люблю стукачей, – пояснил Александр. – Хотя и пользуюсь их услугами.

Лера принесла и поставила на середину стола большое керамическое блюдо с нарезанным треугольниками яблочным пирогом. Сегодня она выглядела гораздо лучше, даже подкрасила ресницы в честь прибытия дорогого гостя и надела золотые серьги с бриллиантовой «дорожкой».

– Леонид, опиши как можно подробнее наружность тех мужчин, которых ты видел в подземелье.

Тот моргнул.

– Что? – Хмыкнул, глядя на Александра, как на ненормального. – Я видел их в течение одной секунды.

– Совсем ничего не помнишь?

– Ну…

– Закрой глаза. Прокрути еще раз эту сцену. Ты стоял… где?

Леонид послушно закрыл глаза.

– Я стоял за углом. Там, где к боковому тоннелю, в который мы нырнули, услышав шум наверху, почти под прямым углом примыкает еще один тоннель. Узкий, почти незаметный. Когда я бродил в поисках укрытия вокруг того места, где мы дожидались Германа, чуть было не проскочил мимо даже при свете фонаря.

– Значит, этот угол ты присмотрел заранее.

– Да. Оттуда удобно подглядывать за идущими по главной дороге, если ты понимаешь о чем я.

– По тоннелю, ведущему от лестницы вглубь лабиринта.

– Точно. – Не открывая глаз, Леонид откинулся на спинку стула. Мышцы его расслабились. – Я стоял за углом. Девчонки стояли за моей спиной. Потом тоннель, перпендикулярный нашему, осветили фонарем, убедились, что он пуст, и едва направили луч обратно на главную дорогу, я выглянул. Буквально на секунду.

– И увидел этих людей.

– Да.

– Увидел, что их двое и что оба мужчины.

– Да.

– Одинакового роста?

– Нет. Один повыше, другой пониже.

– Кто шел первым?

– Тот, что повыше.

– Если сравнивать с Германом, кто из них выше?

– Герман.

– Намного?

– Трудно сказать.

– И все же тебе кажется, что Герман выше.

– Да.

– Телосложение?

Леонид ненадолго задумался.

– Пожалуй, атлетическое. Второй, который пониже ростом, коренастый, ширококостный, крепкий. Этакий гриб боровик.

– Цвет волос?

– Вроде брюнеты оба.

Александр пристально смотрел ему в лицо, позабыв про остывающий чай.

– Что они держали в руках?

– Первый – фонарь и палку, больше всего похожую на посох волшебника. Второй шел с пустыми руками, за спиной у него висел рюкзак.

– Одежда?

– Куртки, штаны, ботинки. Ничего особенного. Постой! – Он выпрямился и открыл глаза. – Я вспомнил. Насчет волос. Это первый был брюнет, а второй – в шапочке. В такой, знаешь, чудной лыжной шапочке, облегающей череп, как презерватив.

– Прекрасно. – Александр удовлетворенно кивнул. – Если ты встретишь их на улице, вместе или порознь, узнаешь?

– Вряд ли. Хотя… Я был уверен, что совершенно не помню как они выглядят, а ты вон сколько из меня вытянул. Так и тут. Сейчас мне кажется, что не узнаю, а когда увижу, может, и узнаю.

– Если узнаешь, – внушительно произнес Аркадий, – пожалуйста, не кидайся тут же бить им морды.

– И не показывай пальцем, – с теми же интонациями добавил Герман. – И не кричи на всю улицу «это они! это они!» Просто шепни мне на ушко, моя радость.

Нора прикусила губу, ожидая, что сейчас все большие люди поднимут крик, требуя от него скромности, вежливости, послушания, благоразумия и прочих добродетелей, однако этого не случилось. Доктор и детектив вспомнили про чай с пирогом, поговорили о погоде и только после этого вернулись к незнакомцам в подземелье.

– Да, – сказал Александр, указывая чайной ложечкой на Леонида. – Встретишь их – не убивай. Они нужны мне живыми. – Таким тоном напоминают о необходимости положить в чемодан лишнюю пару носков. Отправил в рот еще кусочек пирога, прожевал и добавил: – Если хочешь присоединиться к нам завтра, то милости просим. Мы собираемся возле Архангельской башни в десять утра.

Герман даже выронил сигарету, которую собирался прикурить. Хмурое лицо его просветлело.

– Хочет ли он? И ты еще спрашиваешь! Разумеется, хочет! Ленька… Перестань жевать. Ты это слышал?

Улыбаясь до ушей, Леонид привстал и потянулся через стол к Александру.

– Дай я тебя поцелую!

Тот замахал руками.

– Нет-нет, здесь слишком много свидетелей. Дождемся более подходящего момента. – И подмигнул Герману. – Я в теме?

– О да, мой генерал.

Лера подлила всем еще чаю.

В половине одиннадцатого группа из восьми человек вошла в склеп, ажиотаж вокруг которого покамест не возник, но охрана была уже выставлена.

Поначалу и полисмены, и археологи взирали на Германа с величайшим подозрением, как на существо с хвостом или третьим глазом, но он, радуясь возможности заняться тем, что его действительно интересовало, показывал, рассказывал, объяснял, терпеливо отвечал на вопросы, опять показывал, и в конце концов атмосфера стала более непринужденной.

Один археолог оказался по совместительству фотографом. Он пер на себе столько оборудования, что Леонид, при всей своей черствости, не выдержал и, глядя на его щуплую фигуру, протянул руку за кофром: «Давай, что ли, помогу». Тот благодарно кивнул, и Леонид обрел статус ассистента оператора.

Так они и шли: впереди Герман с Александром, за ними Леонид с фотографом и его техникой, за ними, растянувшись цепочкой, все остальные. Шли, освещая себе путь фонарями, то и дело останавливаясь, чтобы рассмотреть насечки на валунах, выяснить у Германа что они означают, сделать несколько снимков и обменяться впечатлениями. Напоминая друг другу об осторожности и тут же принимаясь в сотый раз пересказывать местные страшилки из жизни сотрудников Соловецкого музея-заповедника. Шли, пока не дошли до Пещеры Костей.

Здесь Герману и Леониду предстояло изобразить изумление и растерянность, ибо в колодце, где члены экспедиции рассчитывали обнаружить человеческие кости и черепа, никаких костей в помине не было.

С этой задачей они справились блестяще. Остановившись на краю колодца, Герман заглянул в него и замер, не веря своим глазам. Открыл рот, чтобы позвать Леонида, но не успел. Тот подошел сам. Глянул вниз, присвистнул. Оба хитреца озадаченно переглянулись, и когда Александр, изучающий метки при входе в пещеру, спросил что там у них случилось, жестами предложили ему подойти и посмотреть.

Далее между ними состоялся разговор приблизительно такого содержания.

«Здесь были кости?»

«Да».

«Много?»

«Полный колодец, блин!»

«Доверху?»

«Ну, почти».

«Куда же они могли деться?»

«А хрен их знает».

Постепенно вокруг собралась вся группа.

«Если во время вашего последнего посещения кости были в колодце, и вы ничего здесь не намудрили, значит, за их исчезновение ответственны те люди, которые пришли после вас».

«Гениально! Полагаю, мысль о том, что они выгребли все кости лопатой и перенесли в другое место, можно сразу отбросить».

«Да, кости скорее сбросили вниз, чем подняли наверх. Только внизу… Нет, вы только посмотрите! Этот колодец воистину бездонный».

Ничто из того, что они притащили с собой, не помогло им добраться до дна или хотя бы увидеть его. Лучи мощных фонарей таяли во мраке ледяной бездны.

«А что там за конструкция торчит посередине?»

«Не знаю. Она была засыпана костями. Может, эту штуку использовали для ритуальных жертвоприношений».

Такое объяснение всех удовлетворило, по крайней мере в тот момент.

На обратном пути Александр, стараясь подбодрить обескураженного (или кажущегося таковым) Германа, рассуждал вслух: «Кем бы ни были эти люди, они должны где-то жить. Либо в одной из гостиниц, либо в частном секторе. Вряд ли поиски займут много времени. Мы на острове, здесь все на виду».

Герман кивал, размышляя о том, что даже будучи найденными и припертыми к стенке, парни смогут запросто отвертеться, мол, увидели, как компания из четырех человек шмыгнула в старый склеп, заинтересовались и решили проследить. Плиты? Какие такие плиты? Ничего не знаем. Мы просто спустились вниз, глянули краем глаза на эти жуткие каменные коридоры – и сразу назад. И попробуй поймать их на лжи.

Но это не главное. Главное другое. Они могли точно знать: в колодце спрятано что-то важное. И даже знать что именно. Но не уметь это извлечь. Теперь же, став свидетелями посещения лабиринта командой из четырех человек и затем обнаружив опустевший колодец, скорее всего, заподозрили, что два эти события связаны между собой.

Кто они такие? На что способны? Неопределенность в этом вопросе слегка действовала ему на нервы.

7

Сидя на деревянной скамейке посреди оранжереи, где до сих пор продолжалось буйное цветение Лериных любимчиков с непроизносимыми названиями, Герман вертит в руках запечатанный цилиндр, добытый в Пещере Костей, и задумчиво хмурится. На столе перед ним, на расстеленной газете, разложены рядком: охотничий нож, отвертка, шило, ножницы, две булавки и скотч. Теперь уже ясно, что цилиндр сделан из кожи, потемневшей и затвердевшей от времени, однако не потерявшей известной доли упругости. Попытки вскрыть его аккуратно, не повредив матово-антрацитовой поверхности, покамест ни к чему не привели.

– Да срежь ножом один торец и все, – предлагает Нора, изнывающая от любопытства.

Они сидят друг против друга и разглядывают цилиндр при свете старой настольной лампы, которую Лера купила за гроши на какой-то барахолке в Архангельске. Поменяла электрический провод и ткань абажура, почистила, подкрасила серебряной краской и поселила здесь, потому что в доме для такой красоты попросту не нашлось достойного места. Здесь же она пришлась очень кстати. Лера любила ближе к вечеру посидеть спокойно за чашечкой чая в окружении своих зеленых друзей, листая модные журналы, привезенные для нее Аркадием с материка.

– Наверное, придется, – кивает Герман.

И поднимает глаза на Леонида, сидящего на табуретке около большой деревянной кадки с усыпанным красными цветами рододендроном.

– Давай, не томи, – говорит Леонид, бледный в сумраке оранжереи и оттого загадочно-прекрасный, как настоящий молодой король.

Оранжерея погружена во мрак. Единственный источник света – антикварная лампа на столе. Сейчас этого вполне достаточно. То, что свет может привлечь постороннее внимание, их не беспокоит. Остекленный – пакетами в три стекла – шестигранник оранжереи стоит в густом ельнике позади Белого дома, куда и днем-то никто не заходит, а ночью тем более. К тому же по всему периметру расставлены кадки с лимонными, кофейными и прочими чудесными деревьями, так что увидеть с улицы происходящее внутри совершенно невозможно.

– Ладно. – Прикусив нижнюю губу, Герман ловко вскрывает цилиндрический футляр и осторожно вытряхивает на стол нечто, напоминающее рулон коричневой бумаги. – Я чувствую себя варваром. Это надо делать в резиновых перчатках, на стерильной поверхности, при свете бактерицидных ламп.

Леонид шумно переводит дыхание и придвигается вместе с табуреткой поближе. Нора тоже чувствует необъяснимое волнение. Хотя казалось бы. Ну, свиток какой-то древний с полустертыми каракулями – и что? Для специалистов он, возможно, представляет интерес, но ей-то что за дело? Когда Герман осторожно развернул его, придерживая растопыренными пальцами за уголки, стало видно, что это не пергамент и не ткань, а опять же добрая старая кожа, сохранившая, благодаря особой выделке, прочность и эластичность.

– Вы только посмотрите, кто у нас здесь, – бормочет Герман, разглядывая кожаный лоскут в благоговейном восторге.

И Нора вдруг осознает, почему все связанное с Пещерой Костей кажется ей таким важным. Потому что это важно Герману.

В центре лоскута, прямоугольного в расправленном виде, изображена фигура, в которой безошибочно распознается зеленый идол из второго мешка. Сверху и снизу все испещрено загадочными письменами.

– Это что еще такое? – Нора подается вперед, склоняется ниже над столом. – На каком это языке?

Черная краска или тушь. И аккуратно выведенные ею знаки.

– Не знаю, – пожимает плечами Герман. – Могу только предположить, что это своеобразная инструкция для тех, кто решил установить контакт с божеством. Несколько значков, выделенных жирным, вероятно, имя божества. Остальное, ну… молитва или заклинание.

– И что с этим делать дальше?

– Для начала постараться расшифровать.

– Как?

– Ты ведь можешь скопировать все это от руки на бумагу? – не дожидаясь его ответа, спрашивает Леонид. – Чтобы не таскать с собой оригинал.

– Да. Именно это я и собираюсь сделать. – Взгляд Германа сомнамбулически скользит по светло-коричневой кожаной страничке, посланию из иных миров, иных времен. Пугающая зачарованность… С трудом он отрывается от созерцания строк, похожих на вереницы маленьких черных насекомых, чтобы ответить Норе: – Сделать копию и провести некоторое время в библиотечном архиве.

– Сколько времени займет изготовление копии?

– Думаю, в течение дня управлюсь. Придется взять эту штуку в мастерскую. – Герман скатывает кожаный прямоугольник в рулон, убирает в футляр, а футляр засовывает во внутренний карман куртки. – Потом вернуть назад. Пока мы не найдем для нее более подходящего места. Для нее и для нашего зеленого друга.

Зеленый друг тут же, с ними. Красуется на столе, вне светового круга. Леонид хотел поместить его под лампу, но Герман воспротивился. Нора никак не может понять, идола и впрямь окружает слабое зеленоватое сияние или ей это мерещится. Он очень красив – динамичный, даже без проработки деталей, – и чем дольше смотришь на него, тем труднее отвернуться. Просто камень. Но если смотреть без отрыва минуты две или три, можно увидеть, как из толщи камня наружу рвется фигура стройного то ли воина, то ли охотника, то ли танцора.

– Ты проведешь некоторое время в библиотечном архиве, и на следующий день, если не в этот же день, Аверкиеву станет известно, что ты пытаешься прочесть какой-то текст, – говорит, недовольно хмурясь, Леонид.

– Я знаю Лидию Григорьевну из архива, ей семьдесят лет, она молчалива как пень и в глаза не видела никакого Аверкиева. С чего ей вдруг докладывать ему о моем визите? – возражает Герман. – Разве что он сам заявится и задаст вопрос в лоб. Но опять-таки, с какого перепугу? Он в курсе, что я работаю с реставраторами. Эти ребята довольно часто посещают архив.

– Рано или поздно он все равно узнает.

– Что именно?

– Что у тебя на руках текст, нуждающийся в расшифровке.

– Лучше поздно, чем рано.

– Вы вроде договорились работать в команде. – Нора задает свой вопрос, заранее зная ответ. – Ты вообще не хочешь показывать ему наши находки? Никогда?

– Может, позже. А может, никогда. – Зеленым глазом Герман косит на зеленого идола. – Если я покажу сейчас, он захочет их забрать. Передать в музей. Чтобы там этого красавца сфотографировали, сделали описание, присвоили номер, поместили под стекло…

– А ты не готов с ним расстаться.

– Нет. – Герман качает головой. – Не готов.

– Кажется, у тебя что-то личное к этому парню, да?

– Или у него что-то личное ко мне.

Некоторое время все молча рассматривают идола. А он – от этого ощущения невозможно отделаться – в свою очередь рассматривает их. Оценивающий взгляд из зеленых глубин…

– Что это за камень? – понизив голос, спрашивает Леонид. – Теперь ты можешь определить? Хризолит? Хризопраз? Берилл?

– Думаю, хризолит.

Медленно Герман протягивает руку, будто собираясь погладить опасное живое существо, и кончиками пальцев касается головы идола.

Услышав прерывистый вздох, Нора пугается, хотя объективных причин для страха вроде бы нет. Лицо Германа застывает, веки наполовину опускаются, тени от ресниц дрожат на щеках. И тогда до нее доходит. Это выражение сладкой муки – оно знакомо ей, о да… Таким бывает его лицо перед оргазмом.

Установить контакт с божеством.

Возможно, это уже происходит. И никакие инструкции ему не нужны. Он, конечно, постарается расшифровать эти записки неизвестных времен, но исключительно из любопытства.

Жаркий влажный воздух оранжереи утомляет Нору. Да еще этот аромат… Жасмин? Душистый горошек? Приятный, конечно, но чересчур концентрированный, от него уже хочется бежать со всех ног – к елочкам, что тянут острые верхушки к холодному ночному небу, свинцовому от туч. Оставив Германа миловаться с идолом, она встает и, слегка потянувшись, идет посмотреть на полку с декоративнолистными и заодно подумать, чем может обернуться посещение библиотечного архива.

Лидия Григорьевна и впрямь не производила впечатления говоруньи. Скажем прямо, она производила впечатление старой мегеры. Неизменный темно-коричневый костюм, состоящий из юбки ниже колен и бесформенного жакета, пучок на голове, очки в роговой оправе. Вечно поджатые губы. Подозрительный взгляд. И вот с таким персонажем предстояло как-то поладить, чтобы получить доступ ко всем необходимым для работы материалам. И не просто доступ к тому, о чем знаешь сам, но еще и подсказки, и рекомендации…

Как Герман умудрился с ней поладить, осталось загадкой, но через пару дней он подошел к Лере и сообщил, что они с Леонидом едут в Кемь. По делам.

– Надолго? – растерянно спросила Лера, застигнутая врасплох по дороге в прачечную, куда ее давно уже зазывала Раиса, недовольная работой одной из стиральных машин.

– Утром туда, вечером обратно.

– Аркадий в курсе?

– Нет.

– И ты не хочешь, чтобы он был в курсе?

Герман улыбнулся, глядя ей в глаза.

– Ясно, – кивнула Лера. – Толик подбросит вас до Тамарина причала? Или возьмете мотоцикл?

– Мотоцикл. Там есть где его оставить.

– Я не спрашиваю, что у вас там за дела.

– Спасибо.

Что у них там за дела, отлично знала Нора, но пока не собиралась об этом распространяться. На окраине славного города Кемь в собственном доме, огороженном высоким забором, проживал в гордом одиночестве профессор Ледогоров, посвятивший свою жизнь исследованию языческого прошлого Русского Севера. Обратиться к нему Германа надоумила та самая Лидия Григорьевна. «Если кто и сумеет расшифровать эти записки, так только Сергей Ледогоров, – сказала она, взглянув на писчебумажный лист формата А4, лежащий перед Германом на столе, среди атласов и монографий. – Я дам вам номер его телефона. Он стар и никого не принимает, но попробуйте. Быть может, вам удастся его заинтересовать».

Рассыпавшись в благодарностях, Герман попросил разрешения сделать звонок из ее кабинета, честно сказав, что его мобильный, возможно, прослушивается. Правда, не уточнил, кем и зачем. Никаких фамилий, ни-ни. Лидия Григорьевна молча кивнула и проводила его в кабинет.

Профессор выслушал Германа без особого восторга, однако узнав, что тот может предъявить не только копию, но и оригинал, оживился и вступил в диалог.

«Оригинал? Откуда у вас оригинал?»

«Я нашел его в одной из подземных пещер».

«Вы… что? Вы спускались в гидросистему монастыря? Лично?»

«Не в гидросистему, профессор. Там есть другая система подземных тоннелей. Мы называем ее Второй Лабиринт. Да, я спускался туда лично. Не один, с друзьями. Но я предпочел бы поговорить об этом при встрече».

«Хорошо. Я расскажу вам как меня найти. Мм… назовите, пожалуйста, еще раз ваше имя».

«Герман Вербицкий. Информация обо мне есть в интернете. Со мной приедет друг, Леонид Кольцов. Он тоже спускался во Второй Лабиринт».

«Жду вас, молодые люди. Завтра? Договорились».

Два часа на теплоходе «Метель-4», затем минут двадцать на маршрутке от Рабочеостровска до Кеми, затем еще немного блужданий по городу и его окраинам в поисках места, которое Леонид впоследствии, описывая его Норе и Марго, окрестил жопой географии, и наконец вот он – квадратный двухэтажный дом из серого кирпича, на высоком цоколе, с большим крыльцом и двускатной черепичной кровлей, соответствующий полученному по телефону описанию. Во дворе гостей под присмотром хозяина тщательно обнюхали две великолепные хаски, после чего все трое направились к крыльцу.

Профессор Ледогоров был очень стар и перемещался по дому, опираясь на палку. Но смотрел цепким, внимательным взглядом, не оставляющим сомнений в трезвости рассудка. Леонид, очарованный хасками, спросил, достаточно ли собаки двигаются, он слышал, что эту породу надо хорошо кормить и много гонять. Слегка улыбнувшись, профессор ответил, что собаками занимается его сын, живущий неподалеку, так что за них можно не волноваться.

Потом они пили чай на кухне за круглым столом, накрытым льняной белой скатертью. В тепле. К чаю прилагались бублики с маком, пряники в шоколадной глазури и целая кастрюля пирожков с капустой, луком и яйцом. Уплетая горячие пирожки, Герман понемногу отогрелся. На его выступающих скулах даже появился легкий румянец.

«Вы знаете своих предков, Герман? – спросил вдруг профессор с прямотой человека, который уже может позволить себе все что угодно. – Откуда происходит ваш род?»

«Я знаю семейные легенды, – пробормотал Герман, глядя в свою чашку. – Но… – Он поднял глаза. – Что заставило вас задать этот вопрос?»

«Форма вашего черепа, черты лица, цвет глаз и волос… Вы позволите мне чуть позже проверить некоторые предположения?»

«Вам нужны мои антропометрические данные?»

«Да».

«Я согласен».

Все трое, не сговариваясь, посмотрели через открытую дверь в сторону хозяйского кабинета, где на рабочем столе был расстелен кожаный лоскут с древними письменами. Они сделали это сразу, едва переступив порог. Выложили перед профессором свою находку и увидели, как загорелись его глаза. Но после беглого осмотра он пригласил гостей к столу и высказал пожелание сначала услышать их рассказ, а уж потом приступить к детальному осмотру артефакта.

Герман говорил, стараясь не упустить ничего существенного, Леонид время от времени вставлял короткие замечания. Ледогоров слушал, не перебивая. Его обветренное морщинистое лицо с аккуратно подстриженной седой бородой, выдающимся носом и прищуренными льдисто-синими глазами напоминало раскрашенную маску жреца, руководителя мистерий.

«Когда я был моложе и не имел тех болезней, какие имею сейчас, я посвятил много лет поискам этой второй системы, – задумчиво проговорил он, когда Герман умолк. – Но так и не нашел ее, хотя сейчас понимаю, что был до смешного близок к успеху. Я знал о существовании как минимум трех входов в лабиринт, окружающий святилище этого божества… о нем чуть позже… но искал наверху, на земле. Вы же не знали ничего, но благодаря случаю – счастливому для вас и несчастному для погибшего там человека – оказались внизу, под землей, и ваш внутренний компас указал вам верное направление».

«За последние полвека на Соловецком архипелаге было найдено шестьдесят пять древних стоянок и местонахождений отходов каменной индустрии всех эпох: мезолита, неолита, раннего металла, железного века. Написана история освоения островов от начала V тысячелетия до н. э. до Средних веков. Как вышло, что такое значительное, по любым меркам, сооружение до сегодняшнего дня осталось не открытым и не исследованным?»

«Не открытым для широкой публики? С этим соглашусь. Но во все времена были люди, владеющие информацией о нем. Большей или меньшей ее частью. Вы же сами только что упомянули о человеческих останках, обнаруженных вашей группой в одном из тоннелей. То есть москвич, погибший в гидросистеме, это не первая жертва лабиринта. И думаю, не последняя».

«Как же передавалась эта информация?»

«В древности – из уст в уста. Позже появились письменные источники. Как это обычно и бывает».

«А вы откуда узнали о нем?»

«Работал в монастырских архивах и наткнулся на материалы, которые спустя некоторое время исчезли».

«Просто взяли и исчезли?»

«Да. Как сквозь землю провалились. А всех, кто имел доступ к ним, поразила внезапная амнезия».

«А знаете, – протянул Герман, – у нас ведь тоже кое-что исчезло».

И рассказал о пропаже генпланов и своем конфликте с Русланом Шаповаловым.

Профессор в свою очередь поведал о скандале, который разразился после исчезновения из архивов всех обнаруженных им материалов, касающихся подземного святилища, и тщетных попыток напасть на их след. Скандале, в результате которого финансирование проекта было прекращено и сам проект закрыт.

«Наша исследовательская группа состояла из тринадцати человек. Симптоматично, да… Лишившись поддержки монастыря и музея-заповедника, я и трое моих коллег еще некоторое время занимались поисками самостоятельно. Особенно усердствовал Левон Варданян. Умный, решительный, амбициозный. Однако он искал не то, что я, и наше сотрудничество вскоре превратилось в соперничество. Группа распалась. Позже, работая на материке, я слышал, что ему вроде бы удалось проникнуть в подземелье, но его напарник, который мог пролить свет на эту историю, трагически погиб, утонул во время купания, сам же Левон все отрицал, поэтому слухи так и остались слухами, ничем более».

«Что же он искал?» – спросил Леонид.

«Легендарные сокровища монастыря. – Профессор чуть усмехнулся. – Все мы ищем одно и то же, если вдуматься. Силу. То, при помощи чего можно хотя бы отчасти контролировать пугающую реальность. Кто-то ищет силу внутри себя, кто-то снаружи. Но всем нужно одно…»

«Богатство и слава, доктор Джонс, – усмехнулся и Леонид. – Богатство и слава».^[7]

«Варданян? – сощурился Герман, пропуская лирику мимо ушей. – В группе археологов есть один Варданян. Интересно, не родственник ли… Вашего как по имени-отчеству?»

«Левон Ваганович».

«Нашего зовут Самвел. Отчество я узнаю».

Выпив еще по чашке горячего чая, они перешли в кабинет. Стены, обшитые буковыми панелями, книжные стеллажи до потолка, альбомы, монографии, иконы… стационарный компьютер с большом монитором, включенный… заполненная окурками пепельница из муранского стекла, пачка дешевых сигарет, полка со статуэтками из поделочных камней и даже самоцветов… и опять – книги, книги, книги.

«Восхитительно», – пробормотал Леонид, вдыхая запах кабинета.

Герман молча озирался по сторонам.

«Прошу», – хозяин кивком указал им на диван, обитый гобеленовой тканью и заваленный кучей маленьких подушечек, а сам вооружился лупой и подсел к столу.

Он работал без передышки часа два или около того. Герман и Леонид, сидящие рядышком на диване, сперва листали большой альбом с резными орнаментами ирландских каменных памятников христианского периода, потом зевали, разомлев на подушках в жарко натопленной комнате, потом тихонько совещались по вопросам доверия и сотрудничества с доктором Шадриным и следователем Аверкиевым – кому что врать, – потом просто таращились на согнутую спину профессора, обтянутую коричневой байковой рубашкой.

Закончив, профессор промокнул вспотевшее лицо большим носовым платком, повернулся к своим гостям и, устало помаргивая, произнес: «Благодарю вас, молодые люди. Я искал его долго, очень долго – свидетельство существования культа этого божества на Русском Севере. А вы принесли и положили его передо мной».

«Мы оставим документ вам, – отозвался Герман. – Только расскажите, ну… все, что можете рассказать».

«Это каменное изваяние, – профессор указал на изображение идола. – Вы смотрели на него? Держали его в руках?»

«Да».

«И что при этом чувствовали?»

«Как будто… – Герман чуть поколебался. – Нет, я не смогу объяснить».

«Хотел бы я взглянуть на него хоть краем глаза. – Профессор вздохнул. – Но я понимаю, почему вы не привезли его сюда. Скажу больше. Если бы вы это сделали, я назвал бы вас глупцами».

«Мы бы не рискнули, – улыбнулся Леонид. – После всего, что нам довелось… в общем, нет».

«Сейчас он в надежном месте?»

«Самом надежном, какое нам удалось найти».

«Что вы собираетесь делать с ним дальше?»

«Я не знаю, – честно сказал Герман. – Знаю только, что не хочу передавать его музею-заповеднику и вообще показывать кому-либо. Вам бы показал. Но Ленька прав, риск слишком велик. Нам же ничего не известно о людях, которые спускались в лабиринт после нас».

«Дело не только в этом».

Герман и Леонид вопросительно уставились на него.

«Это изваяние – исключительно мощный сигил^[8]. Он не случайно оказался там, где вы его нашли. У тех, кто поместил его в колодец с костями, была вполне определенная цель: не просто спрятать, как прячут золото или драгоценные камни, а обеспечить максимальный эффект от его присутствия, если можно так выразиться… сделать это присутствие фундаментальным. Да, место под руинами грандиозного языческого святилища, поверх которых высится святыня христиан, было идеальным. Но теперь о нем можно забыть. Я призываю вас, Герман – поскольку совершенно ясно, что вы обладаете способностью безо всяких вспомогательных средств подключаться к модели, представляемой данным божеством, и целенаправленно использовать пробужденную специфическую энергию, – найдите для него новое место. Место, соответствующее его сущности. Сейчас я расскажу вам все что знаю, и вы поймете, каким оно должно быть. Слушайте меня внимательно, молодой человек, ибо никто, кроме меня, вам этого не расскажет. А я уже стар. – Он глубоко вздохнул и окинул Германа пристальным, изучающим взглядом. – Имя этого бога означает Священный Ветер… Вы побледнели. Нет, не перебивайте меня. Потом, все потом. Сейчас просто слушайте».

Ледогоров говорил долго. Так долго, что под конец охрип. Ночью, лежа в постели с Норой, Герман значительно сократил его рассказ, но главное она уловила.

Священный Ветер.

Бог, чье каменное изваяние рыжеволосая ведьма Марго подняла из Колодца Костей, был чистой стихией того, что древние называли духом. И бога этого знали многие народы. И христиане его знали, и язычники.

Дух, как ветер, веет где хочет: шум ветра слышишь, а откуда он приходит и куда уходит – не знаешь…^[9]

Духу, как и ветру, свойственно дуть. Мы не видим его, но видим и слышим результат его легкого дуновения или мощных порывов, его присутствия в том или ином месте. Речь о духе, который как созидает, так и разрушает… как убивает, так и животворит.

Вергилий в «Энеиде» описывает состояние Кумской сивиллы, чувствующей приближение Аполлона, греческого бога-духа. Волосы ее вдруг начинают развеваться, сивилла дрожит, божественное присутствие буквально наполняет ее, как сосуд… и наконец в святилище врывается ураган.

Поэт Каллимах в гимне «К Аполлону» говорит так: «Как трепещет молодой росток лаврового дерева, как трясется все до потолочных балок: вон! вон! грешники!.. Это прекрасная ступня Феба разбивает двери вдребезги». Абсолютная сила духа-ветра срывает двери с петель, сокрушает стены, овладевает людьми… Не каждый может вынести такое. Чтобы стать свидетелем и соучастником эпифании божества, необходимо быть родственным ему, нести в себе частицу его силы. У того же Каллимаха: «Аполлон не являет себя всем подряд, но только благим. Тот, кто видит его, велик. Тот, кто не видит, низок. Пусть мы увидим тебя, Совершающий Деяния Вдали, пусть мы никогда не будем низкими».

И подобные обращения и описания встречались во всех культурах, независимо от того, каким именем называли бога-духа. Случалось, что он не имел вообще никаких имен…

– Дух дует где хочет, – вполголоса говорил Герман, лежа на спине и глядя в потолок. – Где хочет, понимаешь? Это тоже важный момент. Истинный дух – дух совершенно свободный, не подчиняющийся никому. Все его действия определяются исключительно его собственной волей.

– Понимаю. Ты ведь тоже не повелевал ему.

– Нет, конечно.

– Что же происходило, когда ты… я хочу сказать…

– Я не знаю, Нора.

– Если не ты все это делал, то кто? Неужели боги есть?

– Не знаю. Мне надо это обдумать.

– Он снял с тебя мерки? Антропометрию.

– Да, ведь мы договорились. – Лунный свет, проникающий через щель между неплотно сдвинутыми шторами, серебрил его точеные черты, и Нора увидела, как он поморщился. – Это каждый раз выбивает меня из колеи. Все эти разговоры о моей принадлежности к полумифическому древнему роду…

– Что именно тебя обескураживает?

– Я чувствую себя генетическим мутантом, что ли. С одной стороны, от него ожидают чудес вроде исцеления наложением рук, а с другой, стараются держаться подальше, боятся и не доверяют.

Ей вспомнились слова Марго. Разговор в лесу неподалеку от фермы, во время которого та призналась, что никогда не имела настоящих друзей.

Я рыжая. И странная. А людям спокойнее с теми, кто похож на них. Кто понятен и предсказуем.

Теперь Герман говорил о том же. Не потому ли они с Леонидом вцепились друг в друга? Пара маргиналов, не способных вписаться ни в один нормальный коллектив.

– А ты не боишься меня, Нора? Ничто во мне тебя не напрягает?

– Меня напрягают такие вопросы, – ответила она сердито. – Значит, ты оставил свиток Ледогорову?

– Да. Не знаю, к худу это или к добру, но оставил.

– Почему ты сомневаешься? Потому что люди, которые охотятся за монастырским кладом, могут заявиться к нему и потребовать эту вещь? Если они в курсе вашей встречи. Или потому что изваяние и свиток нельзя разлучать? Но ведь они даже были в разных мешках. Или потому что… потому что не считаешь себя вправе распоряжаться нашими находками?

Герман взглянул на нее, как ей показалось, с удивлением.

– Не вправе? Очень даже вправе. Не спрашивай, откуда у меня это право, кто мне его дал. Я не знаю откуда, но оно у меня есть.

– И при всем при этом тебя бесят разговоры о твоей принадлежности…

– Подловила! – Он фыркнул. – Меня беспокоит эта банда кладоискателей, да. Они видели пустой колодец. Им известно, что не так давно он был полон костей. Если один из них – тот, кто оставался наверху и позже снял плиты с крышки саркофага, выпустив своих сообщников, – наблюдал за нашим исходом из склепа, то наверняка задумался о содержимом наших рюкзаков. А через несколько дней мы с Ленькой рванули на материк.

– Хм… Кто и откуда может узнать, что вы ездили к Ледогорову?

– Кое-кто может догадаться. – Герман вздохнул. – Не хочется подставлять профессора. Он нам очень помог.

– К тому же, – заметила Нора, – профессору известно, что из колодца был поднят не только текст на куске кожи, но и каменный идол. И что этот идол до сих пор у вас. То есть, у нас.

– Да. И об этом он может рассказать, добровольно или под принуждением, любому, кто задаст правильный вопрос.

Под невесомым пуховым одеялом было уютно, но жарко. Нора подумала, не накрыться ли вместо него покрывалом, и тут Герман, словно читая ее мысли, раздраженно дрыгнул ногой, сбрасывая одеяло и ворча:

– Тропики, блин… Надо сказать Аркадию, чтобы подкрутил свои краны.

– Что, и не обнять тебя теперь?

Повернувшись на бок, Нора провела указательным пальцем по его лбу, носу, подбородку, повторяя линию профиля. Легонько поскребла ногтями ложбинку под ключицей.

– Обними, – шепотом сказал Герман. – Только крепко не прижимайся.

– Как это так?

– Да вот так!

Предаваться любовным утехам – так это называют в романах? Так вот, предаваясь любовным утехам с зеленоглазым потомком сакральных королей, Нора озвучила мысль, неожиданную для нее самой:

– Тебе нужны сыновья, Герман. Нельзя допустить, чтобы твой род, – она улыбнулась с закрытыми глазами, вдыхая аромат его кожи, сегодня почему-то включающий нотки острого перца, – полумифический древний род прервался.

– Однажды я предлагал тебе, но ты…

– Нет-нет! – со смехом перебила Нора. – Я уже не в тех годах. Найди кого-нибудь помоложе.

– Помоложе? – озадаченно переспросил Герман. – Леську, что ли?

– Так и знала, что первым делом ты вспомнишь эту нахалку!

– А кого еще вспоминать? Меня больше никто не любит.

– Все сходят по тебе с ума, Верховный.

– Не в том смысле. – Он кашлянул, чтобы не засмеяться. – Так кого ты собираешься пристроить под меня?

– Я бы проголосовала за Марго, но ей, кажется, в скором времени предстоит продолжить род Леонида. Если только он не стебался, делая ей предложение в кабинете Аркадия.

– Он не стебался.

– Ты в этом уверен?

– Да. Но я не уверен в том, что он захочет продолжить свой род.

– Почему? – удивилась Нора. И тут же сообразила. – Из-за отца?

Герман кивнул.

– Дурная кровь.

– У самого Леонида эта кровь уже наполовину разбавлена кровью матери, а если разбавить ее кровью рыжей ведьмы…

– Не понял, кому она должна родить ребенка? Леньке или мне?

– Хороший вопрос.

Лежа с ним рядом, бедро к бедру, Нора призадумалась.

Будь ты помоложе, ну… хотя бы лет на пять, рискнула бы родить ему сына или дочь? Вместо рыжей ведьмы. Там, в подземелье, Марго назвала его Верховным. Что-то такое она, значит, чувствовала. Конечно, чувствовала! Иначе не держалась бы так настороженно. Но она и сама сильна. Наверняка сильна, иначе Герман не попросил бы у нее помощи. И если его кровь и ее кровь…

Нет! Нет. Мысль об этом была совершенно невыносима.

– Почему она назвала тебя Верховным?

– А ты почему?

– Потому что она.

Герман помолчал, лежа с закрытыми глазами.

– Кто-то из нас должен был развязать мешки и посмотреть что там. И вообще…

– …взять на себя ответственность за успех всего мероприятия, – закончила Нора.

– Ну, в общем, да. Это же была моя идея.

– Можно было сказать «командир», или «предводитель», или «босс», но она сказала «Верховный». Вот так: с большой буквы. Верховный жрец.

– Ох, Нора, да не забивай ты себе голову!

– А чем занята твоя голова?

– Обдумывает два вопроса. Первый: кем приходятся друг другу Варданян Левон Ваганович, о котором говорил профессор, и Варданян Самвел, с которым знаком я. И второй: куда, ради всего святого, девать теперь это каменное изваяние? Ледогоров поручил мне найти для него новое место. Причем здесь, на Большом Соловецком, поблизости от кремля. Но мне на сегодняшний день известно только одно хорошее место: оранжерея Леры. Да и оно будет таким не всегда. Рано или поздно Лере понадобится керамзит или еще какая хрень…

– Насколько я понимаю, это должно быть такое место, где до него не доберется никто и никогда.

– Да.

– В том числе и ты?

– В том числе и я.

– Тогда утопи его в Большом Красном озере.

Он открыл глаза и молча вытаращился на нее.

– Ладно, – сказала Нора с досадой. – Я пошутила.

Но что-то в его лице заставило ее пожалеть об этой шутке. Вдруг и правда возьмет и утопит, с него станется…

Варданян Самвел Аванесович, как выяснилось, был единственным сыном Варданяна Аванеса Левоновича и внуком Варданяна Левона Вагановича, посвятившего свою жизнь поискам легендарных сокровищ, спрятанных по распоряжению игумена Варлаама в одном из подземных сооружений предположительно языческих времен, еще не до конца исследованном. Факты это или домыслы? Ну-у… Вроде бы в одном из документов упоминается карта, с помощью которой можно отыскать заветный клад, но только сначала нужно добраться до нее, последовательно разгадав несколько загадок. Сначала найти карту и потом по карте клад? Да-да. Слухи об этом ходят так давно, что почти никто уже не сомневается: в подземельях что-то есть. Но вот что…

Сведения эти предоставил один из сотрудников библиотечного архива. Герман добился его расположения тем, что буквально за пару часов спроектировал для него угловой стол с надстройкой и двумя тумбочками, подготовил рабочие чертежи, спецификацию для цеха и договорился с Аркадием насчет монтажа силами Кира и Сереги. После этого на все его вопросы были охотно даны ответы, которые прояснили меньше, чем хотелось бы, но кое-что прояснили.

– Быть может, люди, которые ищут монастырские сокровища, и люди, которые ищут предметы языческого культа, на самом деле ищут одно и то же? – задумчиво пробормотал Герман, сидя вечером на диване между Норой и Марго.

– Ты хочешь сказать, нет никакого клада, а есть только языческое святилище в Пещере Костей, которое со временем превратилось в клад? – спросил Леонид. – Стараниями рассказчиков и переписчиков.

– Тебе это кажется невероятным?

Тот покачал головой.

– Уже нет. Не кажется.

– Мне тоже это приходило в голову, – сказала Марго. – Забавно. Ищут золото и драгоценности… а дух места, ну этот… Священный Ветер… тихонько посмеивается над ними и дует где хочет.

– Ледогоров говорил не о духе места, а об изначальном духе, духе-истине, которого знали все народы. Просто называли по-разному. Хотя, конечно, он мог ошибаться. – Герман слегка нахмурился, вероятно, вспомнив свой собственный опыт взаимодействия с этим духом. – Да и мы могли неправильно его понять.

– Так ли это важно? – дернул плечом Леонид. – Дух такой, дух сякой… Куда важнее, по-моему, решить что делать дальше.

– С кем или с чем?

– С хризолитовым идолом и теми парнями, которые могут за ним прийти. Кстати, они еще не ответили за свои художества в склепе.

– Кстати, – усмехнулся Герман, – нам до сих пор не известно, кто они такие. В то время как им известно, кто мы такие. И это дает им неслабое преимущество.

– Возьми меня завтра в поселок, – подумав, сказал Леонид. – Когда поедешь на работу. Придумай мне какое-нибудь дело, чтобы я мог посмотреть на этого Варданяна-младшего.

Герман прищурил глаза.

– У тебя есть предчувствие?

– Нет. Предчувствия – это по твоей части, братец. А у меня есть логика.

Надо ли говорить, что Самвел Варданян, которого Герман на следующий день втянул в разговор о состоянии новых шурфов, в то время как Леонид неподалеку с увлечением фотографировал Успенскую башню, был опознан моментально и безошибочно. Гриб боровик в чудной лыжной шапочке, с рюкзаком. Ни шапочки, ни рюкзака при нем уже не было, однако Леонид не сомневался.

– Это он, брат мой, клянусь, – возбужденно прошептал он Герману в ухо, когда они уже шли по дороге к «Кают-компании».

– А второго не признал? То есть, первого.

– Пока нет. Но я же не всех сотрудников музея-заповедника видел.

– Сдается мне, что и тот, другой, тоже из местных. И третий. Или сколько их там… Потому Сашка и не нашел среди туристов, проживающих в отелях, никого подозрительного.

– Другие сообщники Варданяна, возможно, будучи приезжими, проживают в частном секторе, куда он их пристроил. И никому не кажутся подозрительными. Поскольку сам Варданян вне подозрений.

– Возможно. Надо бы поговорить еще разок с Сашкой насчет Калягина, вдруг он откопал что-нибудь новенькое.

– Должны ли мы сказать ему, что я опознал одного из артистов?

– Думаю, да.

– Дело может кончиться тем, что он устроит нам очную ставку.

– Гм… – задумчиво произнес Герман, останавливаясь посреди дороги с незажженной сигаретой в углу рта.

– Ага, – хмурясь, подтвердил Леонид.

И вот теперь однозначно пришло время решать – что со всем этим делать дальше.

8

Вид у Александра был усталый. Он уже выпил две чашки кофе и заказал еще одну. И Нора ни разу еще не видела, чтобы он столько курил.

– После того, как я поговорил с Мартыновым, заместителем директора по научной работе, у меня появились некоторые зацепки. – Голос тоже был усталый, охрипший, как будто накануне детектив Аверкиев командовал ротой солдат. – Как вы, наверное, знаете, Соловецкий музей-заповедник сотрудничает не только с музеями области, но также с университетами, научно-исследовательскими институтами, архивами и библиотеками. И не только Архангельской области, но и таких городов как Москва, Санкт-Петербург, Великий Новгород… За время существования музея реализовано множество совместных проектов. В одном из таких проектов принимали участие сотрудники нескольких кафедр того столичного университета, где преподавал Калягин. Он увлекался кельтикой – хобби у него было такое – и сумел увлечь семерых студентов, у которых вел лекции и семинары. Они образовали маленькую закрытую группу со своими ритуалами, кодами, символами и собирались по субботам в подвале одного рок-кафе.

– Об этом ты тоже узнал от Мартынова? – поинтересовался Леонид, помешивая ложечкой свой кофе, горячий и крепкий.

Александр сердито посмотрел на него сквозь клубы табачного дыма.

– Это стрясли по крохам с родителей, студентов, коллег… Мог бы и сам догадаться. Не перебивай.

Леонид зевнул.

– Когда по ходу работы над проектом обнаружился кельтский след, назовем это так, восторгу Калягина не было предела. По словам его матери, в начале лета он ездил в Архангельск, но с кем встречался, ей не известно, и нам тоже выяснить пока не удалось. Где проживал – тоже. По возвращении он и заказал себе перстень-печатку, выпросив у матери старые бабкины золотые серьги на переплавку.

– Погоди. – Теперь его перебил Герман. – Что значит обнаружился кельтский след? Можно поконкретнее?

– К сожалению, нет. Мой человек долго терзал московских студентов, но они сообщили только, что некоторое время тому назад их преподаватель связался с людьми, которые заморочили ему голову всякими соловецкими тайнами, и с тех пор его точно подменили. Он вдруг сделался чрезвычайно скрытным, подозрительным, нервным, а о своем намерении посетить Большой Соловецкий остров не сказал вообще никому. Мы получили доступ к его электронной почте, но не нашли ничего относящегося к делу.

– Он начал скрытничать, узнав, ЧТО ищут его новые знакомые, – проворчал Герман. И тоже взял сигарету. Щелкнул зажигалкой, прикурил, бросил зажигалку на стол. Резкие, нетерпеливые движения раздраженного до крайности человека. – Решил всех обойти. Боялся, что ему помешают.

– Мы, конечно, узнаем и с кем он встречался в Архангельске, и с кем контактировал здесь, но пока…

Александр запнулся. Проследив за его взглядом, Нора обнаружила, что он наблюдает за Леонидом, а тот в свою очередь неотрывно смотрит на молодого мужчину, сидящего за столиком у окна в компании двух девушек, худенькой блондинки болезненного вида и крашеной каштанки со стрижкой в стиле молодой Мирей Матье.

– Кто там? – беззвучно шевельнул губами Александр.

На бледном, неправдоподобно красивом лице Леонида не дрогнул ни один мускул.

– Тот, второй, парень? – догадался Александр. – Приятель Самвела Варданяна?

– Ага.

Леонид покосился на Германа, который сидел лицом к окну и мог разглядывать интересующего их персонажа, не выворачивая себе шею.

– Запомни его, брат мой.

– Уже.

Запомнить незнакомца было делом несложным. Смуглое лицо с крупными чертами, выраженные надбровные дуги, тяжеловатый подбородок с ямочкой, глубоко сидящие карие глаза. Видный мужчина. Когда он после некоторых колебаний поднялся на ноги, стало видно, что рост его близок к росту Германа. Не хватает какой-нибудь пары сантиметров.

Сидя с прямой спиной, Герман чуть заметно кивнул, и это выглядело как приглашение. Может, и правильно, раз уж обе стороны догадались, что все не просто так.

Смуглолицый неспеша двинулся по проходу между рядами столиков. Черная кожаная куртка-косуха, классические синие «ливайсы», модель 501 на болтах, ковбойские сапоги со скошенными каблуками. Подойдя, он приветливо улыбнулся и заговорил тихим голосом, неожиданно высоким для человека такого плотного телосложения:

– Здравствуйте. Прошу прощения. – Это предназначалось всем. – Вы ведь расследуете гибель Андрея Калягина, так? – Это персонально Александру. – Вряд ли я смогу быть вам полезен, но меня, похоже, узнали, поэтому я решил подойти и прояснить ситуацию. Во избежание недоразумений.

– Правильное решение, – одобрительно произнес Александр. – Устраивайтесь поудобнее. Посидим, поговорим.

Выдвинув стул из-за соседнего, пустующего, столика, смуглолицый повернул его, сел и представился:

– Глеб Зимин, сотрудник Архангельского областного краеведческого музея. – Он выложил на стол свою визитку. – Я здесь по приглашению Самвела Варданяна. Он рассказал мне, что во время поисков Калягина была обнаружена сложная сеть подземных коридоров, смежная с гидросистемой монастыря, и предложил ее осмотреть, несмотря на запрет. Да, меры безопасности и все такое, но… Мы ведь в конце концов ученые. Понимаете? А тут такое. Не судите строго.

Нора бросила быстрый взгляд на Германа, ожидая услышать едкий комментарий или увидеть скептическую улыбку, но тот сидел с каменным лицом.

– К тому же мы не единственные, кто нарушил запрет властей.

Ну сейчас-то уж точно кого-нибудь прорвет! Либо Германа, либо Леонида.

Однако ее прогнозы не сбылись. Эти двое по-прежнему сидели тихо, разговор с краеведом вел один Александр.

– А кто вам сказал, что они нарушили запрет властей? Может, они выполняли распоряжение властей.

– Может, и так, – не стал спорить краевед. – Но нам показалось, что Вербицкий и компания приложили максимум усилий для того, чтобы остаться незамеченными. Да и принимая во внимание реакцию Вербицкого на поступок Шаповалова… вы же при этом были… когда он напал на Руслана и разбил ему лицо. – Он помолчал, давая возможность Александру прокомментировать упомянутый эпизод, но тот спокойно дожидался окончания монолога. – Так или иначе, мы приглядывали за Вербицким, когда он появлялся в поселке, и заметив его странные передвижения в тот день…

– Что же в них было странного?

– Он приехал, как всегда, на байке, оставил байк около здания мастерской, но в мастерскую не пошел. И вид у него был такой… на работу в таком виде не ходят.

– Говоря «мы», кого вы имеете в виду?

Зимин мельком глянул на Леонида.

– Зачем вы спрашиваете? Он же наверняка вам рассказал.

– А теперь расскажите вы. Вы ведь для этого и подошли к нам, не так ли? Чтобы прояснить ситуацию.

Краевед перевел дыхание. Он старался держаться уверенно и доброжелательно, но его напряженная улыбка портила все впечатление.

– Я имею в виду себя и Самвела.

– А третий? – ласково спросил Леонид. – Кто же третий?

– Какой еще третий? – пробормотал Зимин.

Чересчур поспешно. Раньше, чем успел подумать.

Все молчали. Молчали и смотрели на него. Под прицелом четырех пар глаз Глеб Зимин вспотел, лоб его покрылся блестящей пленкой.

– Ладно. – Опустив голову, он несколько секунд разглядывал кофейное пятнышко на скатерти, потом облизнул губы и заговорил: – Третьим был Руслан. Он заметил Вербицкого, когда тот подъехал к мастерской, оставил свою «ямаху» и двинул пешком до старого монастырского кладбища. Причем не напрямик, а по широкой дуге. Мы даже не сразу поняли, куда он направляется. Что? Да, Руслан позвонил Самвелу, и мы собрались все вместе.

– Чтобы проследить за Германом?

– Да.

Брови Александра поползли вверх.

– Хм… Герман довольно много перемещается по острову. Как часто вы сопровождали его таким составом?

– Да только в этот раз.

– Чем же этот раз отличался от остальных?

– Я же объяснил. – В голосе Глеба появились новые нотки. Нотки раздражения, которое он до сих пор успешно скрывал. – Вербицкий оставил байк около здания мастерской, как будто хотел создать видимость того, что он на работе. Но на работу не пошел. Вместо этого…

– А где был Руслан, когда Герман подъехал к зданию? Откуда он все это видел?

– Точно не знаю. Лучше спросить у него.

– Ладно. Рассказывайте дальше.

– Он сделал звонок Самвелу и последовал за Вербицким. Приблизительно через полчаса мы присоединились к нему и…

– Где именно вы к нему присоединились?

Глеб нахмурился, словно бы припоминая.

– Недалеко от электростанции.

Александр вопросительно взглянул на Германа. Тот покачал головой.

– Шаповалова я бы заметил.

– Продолжайте, – улыбнулся Глебу Александр.

– Вы мне не верите?

– Пока я просто слушаю вас. Продолжайте.

– Вы спрашиваете, часто ли сопровождали… Как я уже сказал, мы поглядывали в его сторону. Он обнаружил тело Андрея Калягина. Он догадался, как нужно ориентироваться в этом новом подземном комплексе. У него прекрасное образование, и во время поисков Калягина вы сказали членам поисковой группы, что он обладает какими-то необычными способностями. Наш интерес возник не на ровном месте. Мы имели все основания полагать, что Герман Вербицкий приведет нас туда, куда мы сами вряд ли найдем дорогу.

– Вам не приходило в голову объединиться с Германом и его командой?

– Нет. Он известен как человек своевольный, упрямый, и узнав о нашем желании осмотреть подземный комплекс, скорее всего, отказал бы и стал еще более осторожным.

– Вот какая у тебя репутация, – удрученно промолвил Александр, поворачиваясь к Герману. Глаза его при этом весело блеснули. – Ясно?

Тот шевельнулся на стуле, вздохнул так тяжко, будто вот только что затолкал вместо Сизифа камень на вершину Акрокоринфа… и промолчал.

Глеб, кажется, был удивлен не меньше Норы. Неизвестно, чего он ждал, но Герман его ожиданий явно не оправдывал.

– Вы были знакомы лично с Андреем Калягиным? – возобновил расспросы Александр.

– Нет.

– А ваши друзья? Руслан и Самвел.

– Тоже нет. Ну, или я просто не в курсе.

– Что было после того, как вы втроем собрались около электростанции?

– А, ну да… – Глеб наморщил лоб, собираясь с мыслями. – Он сказал нам, что Вербицкий гуляет по обочине дороги и курит. Мы спрятались в кустах и стали ждать. Через некоторое время появились остальные трое.

– Через какое время?

– Точно не скажу. Я не смотрел на часы.

– И потом?..

– Потом они направились к старому кладбищу. Мы – за ними. Мы видели, как они вошли в склеп.

Тут губы Германа раздвинула холодная улыбка. Начиналось самое интересное.

– Кроме саркофага, там ничего не было. Мы попробовали приподнять крышку и нам это удалось. Руслан сказал, что вниз не пойдет, и мы с Самвелом пошли вдвоем. Нет, не сразу. Около часа ждали на улице, надеясь, что Вербицкий и компания побудут немного в подземелье и уйдут. Сами понимаете, нам не хотелось с ними встречаться. Но они все не появлялись, и мы решили рискнуть. Что если им известен другой выход? В смысле третий. Не через гидросистему монастыря, которая охранялась, а совсем другой. – Сделав короткую паузу, Глеб взглянул исподлобья на Германа, который по-прежнему молча улыбался горящему кончику своей сигареты, и уже более уверенно продолжил: – Очень быстро мы поняли, что переоценили свои способности. Нам не удалось даже толком углубиться в этот лабиринт, мы все время возвращались к одному и тому же перекрестку, плюс к проблемам с ориентацией у Самвела начались панические атаки. Горько было признавать свое поражение, но здравый смысл победил, и мы вернулись назад, в склеп. Там возникла еще одна проблема. Руслан сказал, что покинул свой пост минут на двадцать, может, на полчаса, а когда вернулся, увидел, что саркофаг накрыт крышкой и сверху придавлен двумя гранитными плитами. Кто это сделал и зачем, нам до сих пор не известно. Он снял плиты, потом крышку, и только благодаря этому мы смогли подняться наверх.

– Герман, – промолвил вполголоса Александр.

Тот поманил официантку, заказал себе еще кофе и, дождавшись пока она отойдет от столика, с той же улыбкой произнес:

– Так-так. В деле появляются неизвестные злоумышленники. Можно провести следственный эксперимент. Притащить те плиты обратно в склеп, водрузить на крышку саркофага, и пусть Руслан покажет как он их снимал.

– Ты сомневаешься, что у него хватит сил управиться с плитами в одиночку? – поинтересовался Александр. – Если не ошибаюсь, ты сам собирался сделать то же самое.

– Собирался. Но не факт, что у меня получилось бы. А у Руслана вроде как получилось. Лично я не отказался бы на это посмотреть.

Александр повернулся к Глебу.

– Что скажете?

– Ну, – пожал плечами краевед, – наверное, надо поговорить с Русланом.

– Что вы сделали после того, как поднялись наверх?

– Вынесли плиты на улицу и…

– Зачем? – перебил Герман. Впервые он обратился к Глебу напрямую. – Зачем вы их вынесли?

– Действительно, – поддержал его Александр. – Самвел с паническими атаками, притаившиеся где-то поблизости злоумышленники… а вы, вместо того, чтобы побыстрее убраться из этого опасного места, начинаете таскать тяжести.

– Они не думали, что такой разговор, как сейчас, вообще состоится, – с усмешкой сказал Леонид.

Глеб метнул в его сторону фальшиво-добродушный взгляд и ответил, адресуясь к Александру:

– Мы же не знали, покинула команда Вербицкого подземный комплекс или нет. И Руслан этого не знал, потому что отлучался из склепа. И мы вынесли плиты на случай, если они задержались там и планировали выйти тем же путем, что вошли. Нам не хотелось, чтобы, поднявшись, они увидели следы пребывания в склепе других людей. Вы же видите, они настроены враждебно…

Поджав губы, Глеб умолк и принялся разглядывать свои ногти.

– Неплохо, – промолвил Герман, пригубив дымящийся кофе из принесенной официанткой чашки, и было непонятно, относится этот комментарий к напитку или к изворотливости краеведа.

– Ты прав насчет меня, – вновь заговорил Леонид, разглядывая сказочника Зимина с бесстрастным интересом, точно музейный экспонат. – Я настроен не очень дружелюбно. Все здесь понимают, ЧТО заставило тебя подойти к нам сейчас и начать плести эти словесные кружева. – Он сделал пренебрежительный жест рукой. – Спускаясь в лабиринт, вы не знали, что Герман отправился разбираться с вашими художествами, а мы втроем остались. И нашли укромное местечко, чтобы оттуда посмотреть кто к нам пришел. Я увидел вас и запомнил. Но я не знал кто вы такие. Теперь знаю. Сидя здесь, в этом кафе, ты поймал на себе мой взгляд и напрягся. Рискну предположить, что на днях точно так же напрягся твой друг Самвел. Герман вел с ним беседу, а я крутился поблизости. Ты сложил два и два…

Он умолк, потому что Глеб резко поднялся с места. Повернулся к Александру.

– Благодарю за то, что выслушали меня, Александр Васильевич, но сейчас мне пора идти. Всего доброго. Успехов в расследовании.

– Спасибо, – невозмутимо отозвался Александр. Бросил взгляд на визитку. – Вы ведь не собираетесь в ближайшее время покидать остров, Глеб Викторович?

– Что? – Тот остановился в проходе. – Нет, не собираюсь.

– Вот и хорошо, – кивнул Александр. – Значит, скоро увидимся.

В молчании они наблюдали за исходом Зимина и его подруг из «Кают-компании». Девушки забросали его вопросами. Каштанка с прической под Мирей Матье несколько раз обернулась, на лице ее читалась тревога, но и любопытство тоже. Глеб Зимин вышел, не оглядываясь.

– Ну? – коротко спросил Александр, исподлобья поглядывая то на Германа, то на Леонида.

– До него дошло, что я видел их в лабиринте. Видел и узнал. Мы не сомневаемся в том, что когда Зимин и Варданян спустились в лабиринт, наверху остались их сообщники… или сообщник. Я склонен полагать, что их было больше одного. – Леонид с завистью посмотрел на чашку кофе у Германа в руке. – Эти перцы видели, как в склеп снаружи, с улицы, зашел Герман, а чуть погодя мы, все вместе, вышли оттуда. В то время как Зимин и Варданян все еще оставались внизу. Ясно, что, сняв надгробные плиты и выпустив кладоискателей из ловушки, двое сообщников, одним из которых предположительно был Шаповалов, все им рассказали.

– Ты говорил, в руках у того, кто шел первым, были фонарь и палка. Палка, похожая на посох волшебника. – Сделав еще глоток, Герман аккуратно поставил чашку на блюдце. – Сегодня мы познакомились с этим человеком. Вместо того, чтобы читать ему мораль, лучше бы ты спросил его про палку. Где он ее взял и зачем она ему понадобилась.

– Я и хотел. Но он слишком быстро слился.

– Думаешь, посох был нужен ему для проведения магического ритуала? – спросил Александр.

Герман пожал плечами.

– Не исключено.

– Даже если и так, вряд ли он стал бы откровенничать с нами на эту тему.

– Но можно было бы посмотреть на его реакцию…

Слушая их разговор, Нора не могла отделаться от ощущения, что они водят друг друга за нос. И вскоре убедилась, что ощущение это возникло не у нее одной.

– Вот что я скажу вам, парни, – после долгой паузы отрывисто произнес Александр. Лицо его было хмурым. – Вы что-то придерживаете, я что-то придерживаю, в результате дела наши идут не слишком хорошо. Я хочу внести ясность в ситуацию, но не так, как это сделал Глеб Зимин. – Он еще немного помолчал. Герман и Леонид выжидательно смотрели на него с двух сторон. – Я понимаю, что все вы что-то ищете, причем не одно и то же. А даже если одно, то с разными целями. Так вот. Меня это не интересует. Я устал гадать, сколько в ваших рассказах правды, сколько вранья. Ищите золото монахов или святыни язычников, мне все равно. Я расследую гибель Андрея Калягина и не собираюсь вмешиваться в то, что не имеет к ней непосредственного отношения.

– Ты хочешь сказать, что если мы найдем золото или предметы языческого культа, то тебе их можно не показывать? – задал Герман вопрос в лоб.

– Если вы найдете их при таких обстоятельствах, которые с большой вероятностью помогут мне в моем расследовании, то просто скажите «мы кое-что нашли и это было так».

На мгновение Норе почудилось, что Герман готов удовлетворить его любопытство. Прямо сейчас. И вся похолодела. Но Герман только кивнул:

– Оʼкей.

Едва заметный вздох, который испустил Леонид, свидетельствовал о том, что он тоже немного волновался. Слава богу, обошлось.

За ужином, когда Герман и Леонид прекратили наконец свои обычные перепалки с подначками, Марго отложила вилку и, оглянувшись по сторонам, негромко произнесла:

– Слушайте. Не знаю, важно это или нет, но я хочу сказать.

Все трое молча воззрились на нее.

– Я тут покуриваю иногда с водителем фургончика, который привозит по утрам хлеб и молочные продукты, и сегодня среди прочего он упомянул, что недавно подбрасывал до поселка Николая Кондратьева. – Она глубоко вздохнула. – В тот день, когда мы вчетвером спускались во Второй Лабиринт.

– Ты уверена, что именно в тот день? – спросил Герман, глядя на нее широко раскрытыми светлыми глазами, зелень которых подчеркивала оливкового цвета рубашка с расстегнутым воротником.

– Да, уверена. Лешка привез мне конфеты. «Маску» и «Белочку», килограммовый пакет. – Марго улыбнулась. – Стал меня искать, но Зина сказала, что я уехала с Норой смотреть монастырь, и тогда он попросил ее передать мне гостинец.

– Надо бы поглядеть на этого Лешку, – проворчал Леонид, постукивая пальцами по колену.

Он отодвинулся от стола и теперь сидел нога на ногу – красивый, напряженный, но очень старающийся казаться расслабленным.

– Перестань, – опять улыбнулась Марго, теперь уже персонально Леониду. – Ему сорок лет, у него жена и двое детей. Я ему нравлюсь, конечно. Но это все так… Слушайте дальше. Лешка перетаскал бидоны и коробки на кухню и уже собирался уезжать, как вдруг увидел, что к фургону на всех парах несется Колян. Вот прямо бежит бегом. Выяснилось, что ему нужно в поселок. Срочно. По поручению Леры. Ну, Лешка не стал задавать вопросов, кивнул, мол, залезай. Кондратьев залез в кабину, и они поехали.

Леонид повернулся к Герману.

– Ты думаешь о том же, о чем и я?

– Скорее всего, да, – мрачно отозвался тот.

И посмотрел на Нору.

Она кивнула. Она думала о том же, о чем остальные трое.

– При первой же возможности я спросила Леру, какое поручение она дала Николаю. И почему Николаю, а не нам с тобой. – Протянув руку, Марго коснулась запястья Норы. – Лера очень удивилась. Она не давала Николаю никаких поручений. И вообще знать не знала, что он отлучался с фермы. Тогда я пошла к Толику. Он вспомнил тот день, когда мы с тобой ездили на «ниве» в поселок. За час или полтора до нашего отъезда с фермы отчалил Герман на «ямахе», и Толик еще подумал: «Мужик на работу, а бабы по магазинам». Прошло еще какое-то время, минут пятнадцать или около того, и нарисовался Колян. Толику это показалось странным. Все привыкли, что Колян обходит гаражи стороной. За руль ему садиться запрещено, с Толиком отношения прохладные. Какого же хрена ему понадобилось?.. Его интересовало, кто с утра покинул ферму и под каким предлогом. Вот так. Поскольку никто не просил Толика хранить военную тайну, он рассказал все что знал. Едва дослушав до конца, Кондратьев сорвался с места и поскакал в сторону Первого корпуса. А там, надо думать, увидел Лешку, который уже собирался восвояси, и напросился к нему в фургон.

– Когда я перелезал через забор, – медленно заговорил Леонид, – краем глаза заметил, что кусты неподалеку трещат и раскачиваются. Не особо сильно, но достаточно, чтобы привлечь мое внимание. Разбираться было некогда, девчонки ждали меня на дороге, тем более что это мог оказаться кот, или барсук, или еще какой зверь…

– Зверь по имени Коля, – прошептала Нора.

И невольно покосилась туда, где сидел этот самый зверь. За столом в противоположном конце обеденного зала. В компании Антона, Сергея и Ивана, закадычных своих дружков.

– Он следил за тобой, что ли? – спросил Герман. – Не мог же случайно оказаться в нужное время в нужном месте.

Леонид не ответил. Глубоко вздохнув, посмотрел в свою тарелку, потом на Николая, потом опять в тарелку. Тогда только Нора заметила, что он почти ничего не ел. От нехорошего предчувствия у нее засосало под ложечкой.

– Надеюсь, ты не собираешься…

Но он уже поднимался с места, оправдывая худшие ее опасения. Застывшее маской безмолвной ярости лицо, угрожающий блеск глаз. Опасная грация и плавность движений. Нетрудно догадаться, к чему все идет.

– Ленька, – попробовала она еще раз. – Не делай резких движений.

– Почему? – спокойно спросил Леонид.

Вопрос поставил Нору в тупик.

В самом деле, почему? Почему бы нет?

Николай, хотя и был предупрежден о маневрах врага, поднял глаза не раньше, чем тот подошел к столу, заставленному грязной посудой. Несколько секунд продолжался поединок взглядов, после чего бывший неформальный лидер с кривоватой усмешкой процедил:

– Здорово, командир. С чем пожаловал?

Голос Леонида оставался ровным, спокойным.

– У меня есть вопросы к тебе.

– Спрашивай.

– Не здесь.

Он неторопливо повернулся и пошел к двери. Не дожидаясь ответа и не оборачиваясь, словно не сомневаясь в том, что Николай последует за ним. Как будто ему даже в голову не приходило, что тот посмеет ослушаться. И действительно, Николай тут же встал и двинулся за ним. На своих соратников он даже не взглянул. Те сами безропотно потянулись следом.

– Мы тоже пойдем? – взволнованно шепнула Марго, глядя на Германа.

Нора поймала себя на суетливых мыслях вроде «не допустить, предотвратить, остановить» и крепко сжала губы.

Да-да, помолчи, дорогая. Здесь у нас не малолетки собрались, а вполне дееспособные особи. Так что обуздай свои миротворческие порывы, реакция мужчин на них тебе известна…

Безмолвной вереницей представители обеих сторон проследовали на выход, обошли здание и остановились на асфальтированной площадке между фонарными столбами, где обычно парковался фургон, доставляющий из поселка продукты. Вместо четырех фонарей сегодня горели только три, но света их вполне хватало, чтобы наблюдать друг за другом и замечать малейшие движения и гримасы, свидетельствующие о намерениях.

Леонид и Николай стояли посередине, друг против друга. На расстоянии вытянутой руки. Герман не спускал глаз с Антона, самого опасного противника из этой компании – самого опасного после самого Николая, – занимая такую позицию, из которой было максимально удобно его нейтрализовать.

– Слушаю тебя внимательно, – произнес Николай, стараясь, чтобы голос звучал насмешливо, но он звучал нервно.

– Ты видел, как я перемахнул через забор, сперва перебросив рюкзаки, заподозрил, что в мои планы входит не просто прогулка по лесу, выяснил, что незадолго до этого с фермы отчалили Нора и Марго, а Герман уехал еще раньше, и решил устроить небольшой экшен. Так?

– Ну, примерно.

– С какого момента ты следил за мной?

– Я вынес из кухни мешок с мусором, чтобы оттащить на хоздвор, и увидел, что ты идешь по дорожке с рюкзаками. Рюкзаки и привлекли мое внимание. – Широкое смуглое лицо Николая с квадратным подбородком, который давно следовало побрить, расколола шутовская ухмылка. – Ты не очень старался сойти за клочок тумана.

– Позвонить Руслану ты не мог, у тебя нет мобильного, поэтому наврал водителю фургона, что Лера дала тебе какое-то поручение, и уговорил его подбросить тебя до поселка. Конечно, Лера никаких поручений тебе не давала. Если бы ей действительно что-нибудь понадобилось, то она позвонила бы Герману или Норе. Но водитель фургона этого не знал. Он поверил тебе.

Кондратьев кашлянул, искоса глянув на стоящую неподалеку Марго.

– Ты неплохо информирован.

– Да. – Леонид смотрел на него в упор. – Говори правду и тогда, возможно, все твои зубы останутся при тебе.

– А вот это ты зря, – покачал головой Николай. Нора заметила, что левое веко у него слегка подергивается от тика. – Я отвечаю на твои вопросы. Отвечаю правду. Не надо мне угрожать. Это политически неграмотно.

– Как ты нашел Руслана? – задал Леонид следующий вопрос, оставив протест без комментариев.

– Я подошел к зданию, где он работает, – Николай дернул щетинистым подбородком, указывая на Германа, – увидел его «ямаху» и решил проверить, в конторе он или нет. Зашел внутрь и почти сразу столкнулся с девчонкой, которая в ответ на мой вопрос сказала, что Вербицкий еще не появлялся, но, возможно, появится после обеда. Я спросил, может ли она позвонить Шаповалову и передать, что Кондратьев ждет его около Никольской башни. Она позвонила при мне, и через двадцать минут мы с Русланом уже обсуждали положение дел.

Чуть приподняв брови, Леонид посмотрел на Германа. Тот хмуро кивнул.

– Когда вы добрались до склепа, мы были уже внизу, – мягко произнес Леонид, вновь поворачиваясь к Николаю. – Вы не могли проследить ни за передвижениями Германа по поселку, ни за передвижениями остальных, поскольку вышли на охоту много позже. Так откуда вы узнали, где нас нужно искать?

Веко у Николая задергалось сильнее. Поморщившись, он энергично потер его кончиками пальцев.

– Самвел знал. Он давно знал, что спуститься в катакомбы можно через один из склепов на монастырском кладбище. Не знал только, через какой. В тот день, когда вы отправились туда вчетвером, дверь только одного склепа оказалась не заперта. Мы вошли, увидели каменный гроб, сдвинули крышку…

– Самвел знал? – медленно повторил Герман.

– Да. Не спрашивай откуда. Я понял это просто по разговору. Ну, когда они втроем решали как теперь быть.

– Он мог обследовать все склепы по-очереди. Если знал давно, что вход в подземелье находится в одном из них. Подумаешь, замки. – Герман пренебрежительно фыркнул. – Тоже мне препятствие.

– Мог, – согласился Николай. – Но, между нами говоря, крошка Сэм трусоват. Потому и нуждался в компаньонах. Но даже вместе с Глебом он не рискнул забраться в самые глубины этих подземных дебрей. Там вроде надо было что-то разгадать или расшифровать, чтобы не заблудиться, а им это не удалось. – Он усмехнулся краем рта, разглядывая стоящего неподвижно Германа. – Тебе, похоже, удалось.

– Да, – тихо сказал Герман. – И возможно, не только мне. Еще тому парню, который погиб. – Он задумчиво посмотрел на затянутое тучами вечернее небо. – Не потому ли он погиб? Отказался делиться информацией…

– Об этом я ничего не знаю. Меня попросили поглядывать в вашу сторону, я и поглядывал. Как только заметил подозрительную активность, сразу же сообщил. Остальное меня не касается.

– Кто попросил тебя поглядывать в нашу сторону?

Кондратьев переступил с ноги на ногу и ответил неохотно:

– Руслан.

– Как он обосновал свою просьбу?

– Ну, ты умник известный, к тому же, в отличие от Самвела, не трус. – Выражение лица Николая не оставляло сомнений в том, что это он тоже признает безо всякого восторга, исключительно под давлением обстоятельств. – Понятно, что Руслан не хотел выпускать тебя из виду. И не мог положиться в этом деле ни на кого, кроме меня.

– А ты чего ради подрядился следить за Германом и Ленькой? – полюбопытствовала Нора. – По-моему, удовольствие так себе.

– Даже очень большое удовольствие, – холодно усмехнулся Леонид. – Возможность нам насолить. Свести старые счеты. – Он помолчал, разглядывая Николая с брезгливым любопытством пилота-разведчика, обнаружившего инопланетную форму жизни премерзкой, по человеческим меркам, наружности. – Что скажешь, Колян? Я прав?

Тот кивнул, облизнув губы. Точно голодный кот.

Стоящие истуканами Сергей, Антон и Иван разом потупились, как будто Николай выдал их общую постыдную тайну. Хотя взаимная неприязнь между членами двух группировок была очевидной для всех.

– Чья была идея придавить плитами крышку саркофага? – спросил Леонид.

– Глеб это предложил. Его идея.

– Самвел не возражал?

– Самвел ему в рот смотрит. – Презрительно скривившись, Николай сплюнул на асфальт. – Мы с Русланом предупредили, что это ничего не даст. Что Вербицкий выведет вас через гидросистему монастыря, ему сделают выговор менты, ему сделает выговор док, он послушает, покивает и на следующий день опять возьмется за свое. Но Глеб сказал, что хочет посмотреть как вы будете выходить из положения. Чтобы составить мнение о людях, которые перешли ему дорожку. Так он сказал.

На улице похолодало. Вся компания вывалилась из столовой без верхней одежды, но мужчин согревала злость, а вот женщины уже щелкали зубами под порывами ледяного ветра.

Взглянув на Марго, усталую и расстроенную, Нора припомнила, каким взглядом проводил их обеих Николай, когда они поднимались по центральной лестнице на второй этаж в день первой вылазки Германа и Леонида на запретный объект. Тогда она воздержалась от вопросов, потому что недостаточно хорошо знала Марго и считала нужным соблюдать дистанцию, теперь же спросила без обиняков:

– Колька подбивал клинья под тебя? Делал, гм… непристойные предложения?

– Да, – спокойно ответила Марго.

– А ты что?

– Сказала, что не интересуюсь.

– Ага, так и сказала, – подтвердил с нехорошей улыбкой Николай. – А потом спуталась с тем водилой. Тебе не приходило в голову, – бросил он Леониду, – что он каждый божий день гоняет свой фургон по хреновой дороге через весь остров, чтобы не только разгрузиться у кухонных подсобок, но и вставить по-быстрому твоей рыжей? Не думал об этом, крутой парень?

Нора услышала прерывистый вздох, вырвавшийся у Марго… и больше ничего. Побледневшая от гнева, рыжая ведьма молчала, что было мудро и правильно с учетом всех обстоятельств.

Леонид отреагировал мгновенно. Его кулак отбросил Николая метра на два, прямехонько в объятия Сергея и Антона, которые удержали его от падения. Невнятно выругавшись, тот принял вертикальное положение и рванулся вперед. Но его опять удержали.

– Остынь, Колян, – промолвил Антон, сжимая его плечо. – Ни к чему это сейчас.

Тыльной стороной ладони Николай утер кровоточащую губу. Мрачно уставился на Леонида.

– У нас с тобой еще есть дела, блондин. Но Антоха прав, сейчас не время и не место.

– Мы куда-то торопимся? – поинтересовался Леонид.

Ему никто не ответил. Нора уже решила, что сейчас все четверо развернутся и уйдут, но они оставались на месте, хмурые и настороженные.

Ах, да. Ведь Леонид никого не отпускал.

Она отвернулась, пряча улыбку. Стайная иерархия…

– Ты провел в компании этих мудозвонов целый день?

– Нет. Когда вы ушли, мы с Русланом заглянули в склеп, увидели какой подарок вы приготовили Глебу и Самвелу, сняли плиты с крышки, и после этого я тоже отвалил. Мне все надоело до черта. Так я ему и сказал. Руслану. Взял его велосипед и двинул в сторону фермы.

– Где он сейчас?

– Кто? Руслан?

– Велосипед.

– На складе. Я закатил его в отсек с керамической плиткой. Можешь проверить.

– Вы не очень мирно расстались, да? – прищурился Леонид.

– Да. То есть, нет. Не мирно. – Николай лизнул распухшую кровоточащую губу и покосился на стоящего в двух шагах Германа. – Я понял что произошло. Вербицкий не повел вас через неисследованные катакомбы, а потом через аварийную гидросистему монастыря. Он прошел весь путь сам, один, и вернулся за вами по верху. Эти пижоны Глеб и Самвел даже вдвоем не рискнули пройти больше трех поворотов. У них начались слуховые галлюцинации, им стало темно, холодно, страшно… Руслан вообще наотрез отказался спускаться туда. А Герман прошел весь путь один. – Еще один взгляд в сторону зеленоглазого смутьяна. – Мы с ним никогда не ладили, но его есть за что уважать.

– Вот оно что, – протянул, задумчиво хмурясь, Леонид.

– Да. – Николай переступил с ноги на ногу. – Еще вопросы есть?

Было видно, что ему не по себе. Сначала отхватил по морде, потом признался в уважении к старому неприятелю… Ну и как со всем этим жить дальше?

Из-за угла здания в обнимочку вырулили Кирилл и Светлана. Увидели группу под фонарями и остановились, не разнимая рук.

– Смотри-ка, опять у них какой-то междусобойчик, – хихикнула Светка, большие голубые глаза которой при этом стали еще больше.

Выглядела она, как всегда, сногсшибательно и явно чувствовала себя звездой: узкие джинсы, обтягивающие круглые ягодицы, короткая, до талии, стеганая курточка розового цвета, ботильоны на высоком каблуке. Белокурые локоны наверняка подкручены щипцами. Нора украдкой вздохнула. А с другой стороны, не будем забывать, где мы находимся…

– Герман, – негромко окликнул Кир. – Все в порядке?

Окликнул Германа, а не Леонида. Старая дружба.

– Да, – не оборачиваясь, ответил тот.

Коротко кивнув, Кир увлек свою подругу на дорожку, ведущую мимо Белого дома в сад.

– Герман, у тебя есть еще вопросы к этим джентльменам? – осведомился Леонид.

Вопросов больше не было.

Легким кивком головы Леонид дал понять Кондратьеву и компании, что разговор окончен, и когда они удалились, первым делом повернулся к Марго.

– Ты один у меня, – тихо проговорила она, глядя ему в глаза.

Не меняясь в лице, он привлек ее к себе, скользящим поцелуем коснулся виска.

– Я знаю.

Внезапно Марго задрожала.

– Что? – пристально взглянул на нее Герман.

– Ничего. Это бывает. Еще бывает иногда…

– Сходим к Лере? – предложил Леонид. – Она сделает укол.

– Лучше к тебе, – сказала Марго. – Я хочу побыть с тобой. – Голос ее понизился, в нем появилась чувственная хрипотца. – Я хочу тебя.

Молча он повел ее обратно в корпус. Оставшиеся на площадке под фонарями Нора и Герман смотрели им вслед, пока они не скрылись за углом.

Тут только Герман передернулся и прошипел сквозь зубы:

– Холод собачий…

– Пойдем домой?

– Угу. Только заглянем в оранжерею, ладно?

– В оранжерею? – в замешательстве переспросила Нора. – Зачем? Может, лучше ночью? Я не знаю где Лера…

– Ночью не захочется вылезать из теплой постели. – Ветер взъерошил его короткие темные волосы, и он опять содрогнулся от холода. На бледном лице появилась нетерпеливая гримаса. – Мне нужно взглянуть на него. Только взглянуть. Он зовет меня.

Пришел ее черед содрогнуться, но уже не от холода.

– Зовет? Как зовет?

– Долго объяснять. Пойдем.

Он сидит, как в прошлый раз, за большим деревянным столом и при свете антикварной лампы разглядывает зеленого идола. Расположенный вне светового круга, тот совершенно определенно купается в зеленоватом облаке, которое можно было бы назвать аурой, если бы речь шла о живом существе. Не прикасаясь к камню, Герман погружает в это облако кисть левой руки, и каждый палец тут же начинает сиять, будто натертый фосфором. Кожа его лица, в сумраке оранжереи кажущаяся еще более гладкой, чем на самом деле, гладкой как стекло, тоже отливает зеленым. Он похож на инопланетянина или жителя океанских глубин…

Тихий шепот прерывает ее размышления.

– Там есть еще один тоннель. – Расфокусированный взгляд Германа может привести в ужас человека и с более крепкими нервами, чем у Норы. – Я видел его. Но вспомнил о нем только сейчас. Еще один тоннель, ведущий из Пещеры Костей… нет, я не знаю куда.

– Тоннель, ну и что? – растерянно спрашивает Нора. – Там много тоннелей. Чем этот отличается от остальных?

– Вход в него почти незаметен. Обрамляющие его валуны так совпадают по цвету и размеру, что лишь под определенным углом можно увидеть, что это не сплошная стена.

– И что? Что, Герман? Почему ты заговорил об этом сейчас?

Сквозь зеленоватое марево, повисшее над столом, он смотрит на нее пронзительно-зелеными глазами.

– Ледогоров сказал, я должен найти для него новое место, хорошее место. Но какое место может быть лучше того, где он пребывал… даже не знаю, сколько веков.

– Ты хочешь спрятать его рядом с Пещерой Костей? Но что если Зимин и Варданян все же доберутся до нее, обшарят все вокруг и найдут этого… – Нора заставляет себя взглянуть на хризолитовую фигуру, созерцание которой погрузило Германа в транс. – Бога-Духа. А если не они, то еще кто-нибудь. Тебя это не беспокоит?

– Я пойду и посмотрю. Если место покажется мне ненадежным, что ж, поищу другое.

– Все входы и выходы охраняются, Герман.

Губы его растягивает знакомая ироничная улыбка.

– Тем не менее я вышел из гидросистемы незамеченным. И смогу сделать это еще раз. И войти, и выйти.

Чувствуя, как от аромата цветущих в теплице растений начинает кружиться голова, Нора переводит взгляд с изваяния божества на жреца и обратно. На ум ей приходит трехчастная индоевропейская система каст. Первую и высшую касту представляли жрецы и философы; вторую – короли и воины; третью и низшую – земледельцы. И вот, уже не первый раз, она наблюдает представителя высшей касты за работой, если можно так выразиться. В стоящем перед ним полированном камне ей видится вновь стройная, грациозная фигура бога, готового ответить на призыв жреца.

– Могу я пойти с тобой? – задает она вопрос, ответ на который ей известен.

– Нет, Нора, – отвечает он тихо, не отрываясь от камня. – Я должен сделать это сам. Один.

– А если ты не вернешься?

– Что же мне помешает?

– Вдруг там ловушки или…

– Или что?

– Лихие люди. Злобные духи. – Она пробует улыбнуться. – Я не знаю.

– Я знаю, Нора. Все будет в порядке. Верь мне.

Опять? Еще раз?

Чувствуя дрожь своего взмокшего под одеждой тела – нервную, колючую, – Нора глубоко вздыхает и закрывает глаза.

Верь мне.

А больше ничего и не остается.

9

Утро началось с нервотрепки. Герман и Леонид вдрызг разругались посреди холла первого этажа, собрав толпу восторженных зрителей, и точно подрались бы, не появись очень вовремя Лера. Растолкав зевак, она бесстрашно влезла между бледным от ярости королем и рычащим на него друидом, правой рукой уперлась в грудь одному, левой – другому, и произнесла краткую речь. Краткую, но выразительную. Завершив ее вопросом: «Всем все ясно?»

Не отвечая, Герман сердито сверкнул глазами, резко повернулся и широким шагом направился к двери.

– Что это на них нашло? – шепотом спросила Марго, тронув Нору за локоть. – Ты не знаешь?

Нора знала.

Час назад Герману позвонил Александр и назначил свидание в кабинете участкового уполномоченного Фадеева. Ему одному. Без женщин и без Леонида. Не задавая вопросов, Герман пробормотал «да, хорошо» и только успел сообщить об этом Норе, как его смартфон закурлыкал опять. Герман взглянул на экран. Профессор Ледогоров! Ничего себе…

Расстроенный профессор поведал о том, что накануне сын возил его на машине к ортопеду, они отсутствовали с десяти утра до шести вечера, и за это время некто, разбив окно и пробравшись в дом, похитил кожаный лоскут с древними письменами, поднятый из колодца в Пещере Костей, и еще кое-что по мелочи. Собаки? Да, соседи слышали лай собак, но не придали этому особого значения. Мало ли на кого могут лаять собаки, может, на кошку, может, на лису. Сын профессора, обойдя двор, нашел грязный клок джинсовой ткани, похоже, выдранный собачьими зубами из чьих-то штанов.

«Значит, осталось найти драные штаны, и вор у нас в руках», – мрачно пошутил Герман.

«Да, – ответил профессор очень серьезно. – Вам лучше найти его, Герман. Этот человек… точнее, эти люди знали за чем идут. Не думаю, что действовал одиночка. Одиночка не прошел бы мимо собак».

Новость разозлила Германа, и когда Леонид заявил, что поедет в поселок с ним вместе, не выдержал и взорвался. Да что за безумное лето такое, когда всю дорогу приходится отбиваться от нянек и телохранителей! Леонид отпустил едкий комментарий – и понеслось. Нора же первым делом подумала: если Варданян и компания заполучили кожаный лоскут с изображением идола и сопроводительным письмом, то они, скорее всего, догадаются, что сам идол в руках у Германа и Леонида. И что тогда сделают? Неприятные мысли.

Вкратце она изложила Марго суть дела. Предварительно вытолкав ее из холла на улицу. Они прошли немного вдоль перил террасы и остановились, поглядывая на входную дверь. Германа уже и след простыл (где, интересно, он решил укрыться от назойливости внешнего мира), но не попробует ли Лера выяснить что произошло?

– Значит, нужно побыстрее отнести фигурку туда, где до нее никто не доберется, – проговорила Марго, в задумчивости наматывая на палец прядь длинных рыжих волос.

Красивая. До чего же красивая! С ума сойти.

Нора заставила себя отвести взгляд. На память ей пришел тот первый разговор в мастерской Германа, когда Марго призналась, что ей нужна подруга и что она хочет, чтобы этой подругой стала Нора.

– Герман собирается отнести ее назад, в Пещеру Костей. То есть, не совсем в пещеру. Он утверждает, что там есть еще один тоннель, вход в который практически незаметен. И хочет пойти посмотреть куда он ведет. Ему подсказал, гм… зеленый. Герман не сказал этого прямо, но мысль вернуться в Пещеру Костей посетила его во время сеанса… не знаю как назвать… контакта с этим нечеловеческим разумом.

Несмотря на все, что она знала и что видела собственными глазами, подсознательно Нора ждала (и опасалась) многозначительного покашливания или такой особенной улыбки. Но Марго только кивнула. Как будто контакт с нечеловеческим разумом был самым обычным делом, все равно что поговорить по телефону с приятелем.

– Тебе этот план не нравится?

– Нет, – решительно ответила Нора. – Потому что он сказал, что пойдет туда один, а я считаю, что это дурь несусветная.

– Хочешь, я пойду с ним? – подумав, спросила Марго.

И вновь Нора посмотрела ей в лицо. Утро выдалось ясное, солнечное, и казалось, что голову рыжеволосой ведьмы окружает золотистый ореол. Крошечные точки веснушек тоже выглядели золотыми.

– Если ты ревнуешь, то напрасно, – добавила Марго с прежним спокойствием. – Я отдаю должное привлекательности Германа, но я не смогла бы находиться в близких отношениях с таким человеком, как он.

– С Леонидом смогла ведь.

– По-твоему, они похожи? К Леньке можно подойти близко, очень близко. А к Герману – нет. Он не подпускает. Жестко держит дистанцию.

Ох, да. Что верно, то верно.

– Он не очень охотно рассказывает о себе, да?

– Вообще не рассказывает. И сердится, когда я задаю вопросы.

– Как же ты полюбила его, совсем не зная? Вот так, всерьез.

Нора пожала плечами.

– Полюбила и все. Разве мы понимаем, как это случается с нами? Просто случается.

– Но когда ты осталась на ферме вместо того, чтобы вернуться домой, в Москву, ты же понимала что делаешь.

– Понимала что делаю, понимала почему и понимала зачем. Только это не объясняет механизм возникновения любви.

Они помолчали, глядя в разные стороны.

– Я видела его под пулями, – медленно заговорила Нора, – там, на Анзере. Видела, как он держался во время переговоров с Кольцовым-старшим, за спиной которого стояли вооруженные наемники. Видела раненым, усталым, разъяренным, исполненным решимости, сгорающим от страсти… И знаешь, после всего, что я видела, мне почему-то не кажется важным отсутствие информации о его прошлом. О том, где он родился, где вырос, как учился в школе и все такое. Мне достаточно настоящего.

– Я задавала Леньке кучу вопросов про его детство и юность, и он рассказывал ужасные вещи. Так что, может быть, ты права и лучше не знать. – Губы Марго искривила горькая усмешка. – А ведь он из хорошей семьи.

– Ты хотела сказать, из богатой?

– Это не одно и то же, я поняла. – Глядя на острые верхушки елей, растущих по ту сторону забора, Марго покачала головой, словно дивилась мыслям, внезапно пришедшим ей в голову. Впрочем, мысли эти она незамедлительно озвучила. – Вначале мне здесь ужасно не понравилось. Я сто раз пожалела, что приехала, но бежать не было сил. Такая трудная дорога… А я уже отвратно себя чувствовала, просто отвратно. Аркадий сразу же взял нас в оборот, меня и Анютку, мы капризничали, жаловались друг другу, злились на весь белый свет. Кошмар. Позже, когда нас перевели из флигеля в основное здание и объяснили что и как, стало еще хуже. Меня бесило буквально все! Особенно Аркадий с его правилами и порядками. Никаких мобильников, никакого интернета, за ворота только с разрешения начальства… вот график дежурств… смена белья раз в неделю… Макаренко недоделанный! Лера тоже хороша. Всепонимающая, всепрощающая… Святая, блин! Так меня колбасило первые дни. – Марго виновато улыбнулась. – А потом я увидела Леньку. И спросила о нем Дашу и Владу.

– Нашла кого спросить! – вырвалось у Норы.

– Ну, я же не знала… в общем, я много чего не знала тогда, девчонки просто подвернулись в удобную минуту.

– Представляю что они тебе наговорили.

– Сказали, что он адски крут, что местные парни обходят его стороной, что оказаться в его постели мечтает каждая девушка… ну, которая не мечтает оказаться в постели Германа. Но Герман отколол номер, закрутил роман с родной сестрой Леры, с женщиной намного старше. Конечно, есть мужчины, которым нужна не жена, а мамочка, все мы слышали о таких, только Нора не очень похожа на мамочку, а Герман не очень похож на мужчину, нуждающегося в мамочке. – Марго продолжала тараторить, а Нора тихонько фыркала, воображая ее беседу с непутевыми подружками. – Короче, все свелось к обсуждению личной жизни Германа. Но меня-то интересовал Леонид!

– Да просто обе козы влюблены в него без памяти… в Германа, не в Леонида… вот и обрадовались случаю потрындеть.

– Обе? Ну и ну.

– С одной у него, кажется, даже была веселая ночка. Давно, еще до меня.

– С которой?

– С Владой. Так говорят.

– Кто говорит? Добрые люди?

– Ну да.

– А он сам? Герман. Его ты спрашивала?

– Нет, – призналась Нора.

– Почему?

– Не хотела казаться ревнивой.

– А ты ревнива?

– С ним стала ревнивой, да. – Она слегка вздохнула. – И позже это все равно выяснилось.

– В общем, – вернулась к своему повествованию Марго, – ничего полезного я не узнала. Ничего, что смогло бы подсказать мне что делать дальше, как привлечь Ленькино внимание. Он выглядел таким неприступным…

Неприступным. Высокомерным. Холодным.

– Но в итоге ты все сделала правильно, – заметила Нора.

Марго всплеснула руками.

– Да я вообще ничего не делала! Сидела и пялилась на него, как дура. Это все Герман. Если бы не он…

– Ты ждала, пока тебя заметят и позовут. Это было правильно. В данном конкретном случае.

– Тебе тоже пришлось ждать, пока заметят и позовут?

– Нет, у нас… было немного иначе.

С приятным волнением она воскресила в памяти ночь среди развалин Преображенской гостиницы. Ночь, когда они впервые занимались любовью. На спальном мешке, который Герман прихватил с фермы, при свете звезд, беспрепятственно проникавшем в помещение ввиду отсутствия крыши. Это была идея Германа – переночевать в полуразрушенном здании, знаменитом своими призраками. Он предложил, Нора согласилась. Нельзя сказать, что случившееся оказалось для нее полной неожиданностью. Мужчина и женщина, имеющие в своем распоряжении спальное место, вокруг никого…

Да нет же, хватит врать! В глубине души ты надеялась именно на такое развитие событий. Более того, была готова сама наброситься на мальчишку, в случае если он не проявит должной сознательности. Он, конечно, подразнил тебя немного, не смог отказать себе в удовольствии, зато потом не просто оправдал твои ожидания, но умудрился многократно их превзойти. Как бесился Аркадий, узнав про ваш роман!..

Впрочем, это уже другая тема.

– А чем тебя привлек Леонид? – спросила Нора и сама удивилась, почему раньше не задала Марго этот вопрос. – Я согласна, он красив. Но ведь дело не только в этом?

– Не только. Я почувствовала в нем силу. Возможно, ту самую, о которой говорил Герман.

– Ты была одинока. И тебе требовалась поддержка.

– Да. Но это не все. Я увидела мир, который они создают вокруг себя, Ленька и Герман. И захотела стать частью этого мира.

Внезапно Нору охватило желание обнять эту прелестную молодую женщину, в которой парадоксальным образом сочетались застенчивость и отвага, честность и такая очень женская бессознательная способность – которой, к слову, Нора не обладала, – всеми порами источать соблазн. Она раскрыла объятия, и Марго мгновенно очутилась в них, как будто только этого и ждала.

Нора вдохнула запах шампуня, запах чистой девичьей кожи и услышала шепот:

– Позволь мне пойти с ним, Нора… позволь помочь и тебе, и ему… вам обоим. Я хочу помочь и могу помочь. Я хочу быть полезной. И я не подведу.

Ну что тут можно было ответить?

– Я знаю, дорогая. Знаю, что не подведешь. Ступай вместе с ним. Если он согласится, конечно… Но мы с Леонидом будем ждать вас наверху. Поблизости. На всякий случай.

Процедив сквозь зубы смачное ругательство, Герман пнул ногой валявшуюся на берегу сухую ветку, отчего та, пролетев метра три, шлепнулась в озеро, сел на валун и уставился в пространство. Леонид, Нора и Марго молча подошли и остановились за его спиной.

В течение последних сорока минут они убедились, что приехали в поселок, только чтобы полюбоваться на бдительных стражей, расставленных Александром около всех известных Герману входов в подземелье. Около всех. Включая тот, которым он воспользовался, когда конкуренты затеяли с ним и его командой игру «покажите-на-что-вы-способны». По всей видимости, Александр проявил служебное рвение и, проконсультировавшись у техника-смотрителя, осознал свой промах, в результате чего поблизости от сухого дока тоже появился внушительного вида охранник.

– Что делать будем? – решив, что пауза затянулась, осведомился Леонид.

Герман дернул плечом.

– Есть предложения?

– Пойти в «Кают-компанию» выпить по чашечке кофе, – жалобно проговорила Марго, ежась на холодном ветру.

Нора тоже чувствовала, что начинает дрожать, несмотря на поднятый воротник куртки, под которой был шерстяной свитер. К тому же накрапывал дождик. Воды Святого озера были неспокойны и казались особенно темными – темными как нефть.

– Может, спрятать его в другом месте? – спросила Нора, чтобы вызвать Германа на диалог. Когда он молчал вот так, глядя в одну точку, у нее возникали нехорошие предчувствия.

Не отвечая, Герман покосился на рюкзак, лежащий на земле между его ног.

– Например, закопать в лесу, – не сдавалась Нора. – Насколько я понимаю, главное ведь, чтобы он остался на острове. Ну и…

– Закопать? – шепотом повторил Герман.

Глаза его остекленели. Он шел по цепочке ассоциаций, пытаясь поймать нужную мысль. Понимая это, все притихли.

– Закопать… – повторил он минуту спустя уже громче. Лицо его просветлело. – Раскопки! Тот шурф, где четыре года назад был обнаружен фрагмент подземного коридора.

– Коридора, ведущего в лабиринт из подвалов Новобратского корпуса? – догадался Леонид. – Но ты же говорил, он завален. Завален с обеих сторон.

– Да. – Дыхание Германа участилось, светлые глаза в обрамлении черных ресниц заблестели от возбуждения. – Завален. Но можно взять пару ломиков и попробовать пробиться через завал в направлении, противоположном Новобратскому корпусу. Если коридор действительно ведет в лабиринт…

– Ого! Вот это план! И в какое же время суток ты предлагаешь спуститься в шурф и начать орудовать ломиками? – Леонид тоже возбудился. – О господи, археологов хватит удар… Но вообще план хорош.

– Если удастся раздобыть ломики здесь, в поселке, то можно сразу и начать.

– А где находится этот шурф? Помнится, ты говорил, за территорией кремля и даже показывал Аркадию, но я сидел с другой стороны и не видел экран монитора.

– За монастырской гидроэлектростанцией. Там, помнишь, два дома стоят под прямым углом друг к другу, и вот между этими домами и больницей.

– По-моему, там три дома. Два под прямым углом друг к другу, а третий под прямым углом ко второму.

– Три, да. Но третий уже дальше от шурфа. Ближе к монастырскому кладбищу.

Пятерней Леонид взъерошил свою белокурую шевелюру.

– Где будем брать инструмент?

– В Ботаническом саду, – подумав, ответил Герман. – Я знаком с одним из садовников, надеюсь, он не откажет.

– А если он начнет задавать вопросы?

– Что-нибудь придумаю.

Хоть здесь им повезло. Знакомый садовник оказался на месте, инструмент выдал без вопросов, еще и напоил в своей подсобке всех четверых горячим чаем с пряниками, отчего настроение у них резко улучшилось. И моросящий дождь не превратился в ливень, как это часто случалось на этой неделе, а наоборот, закончился.

Что ж, пора…

И вот они на месте.

– Этот завал может уходить вглубь на три метра, на пять… я не знаю, – пробормотал Леонид, когда они с Германом уже стояли на дне шурфа, и при них были два лома, кирка и лопата. – С чего ты взял, что нам удастся его пробить?

– Насколько мне известно, никто до сих пор не пробовал. Так почему бы не попробовать?

Шурф представляет собой яму глубиной чуть больше двух метров, квадратную в плане. Квадрат приблизительно четыре на четыре метра. Чтобы спуститься туда, им пришлось воспользоваться деревянной лестницей, к счастью, забытой или оставленной умышленно теми, кто осматривал шурф последний раз.

– Ладно. – С глубоким вздохом Леонид отступает на пару шагов, окидывает взглядом стену из разнокалиберных камней, всю в потеках мокрой грязи, и поудобнее перехватывает лом. – Попробуем. – Замирает с ломом в руках. – Шел бы ты отсюда, брат мой, пока я не раскроил тебе ненароком череп.

– Ты прав. Вдвоем тут тесновато. Будем работать по-очереди.

Выбравшись из ямы, Герман встает между Норой и Марго и некоторое время молча наблюдает за разрушительной деятельностью своего друга. Леонид приостанавливается, чтобы скинуть куртку, и остается в синей трикотажной футболке с коротким рукавом. На спине его между лопаток темнеет влажное пятно. Игра прекрасно развитых мышц завораживает, зрители ни в силах отвести взгляд… Трудно поверить, что этого золотоволосого атлета Герман приволок на ферму в состоянии тряпки.

Чуть погодя они меняются. Леонид поднимается наверх и садится, скрестив ноги, на пожелтевшую осеннюю траву. Джинсы у него все равно уже грязные, как и ботинки. Он с шумом переводит дыхание, по лбу и вискам ручьями струится пот. Марго протягивает ему носовой платок, но он отмахивается. Какой смысл прихорашиваться, если скоро лезть обратно.

Герман спускается вниз. Торс его, обтянутый черной футболкой, выглядит не столь ошеломляюще, но тоже неплохо. И под ударами лома, которым он орудует вполне уверенно, каменная кладка содрогается и роняет ему под ноги осколки и песок.

Пока он сражается с камнями, в кармане его темно-серой непромокаемой куртки оживает смартфон. Наверняка Александр. Герман не явился в участок в назначенный час – не идти же туда с рюкзаком! – и нагло проигнорировал два звонка подряд, так что представитель власти имеет полное право требовать объяснений.

– Герман! – окликает Нора. – У тебя телефон.

– Сашка, что ли? – кашляя от пыли, спрашивает тот.

– Не знаю.

– Ну так посмотри!

– Но это же твой карман.

– Да-да, – нетерпеливо говорит Герман, тыльной стороной ладони смахивая пот со лба. – Мой карман, моя женщина. Я не против, если моя женщина влезет в мой карман.

Моя женщина.

Довольная, точно кошка, которой почесали подбородок, Нора лезет в его карман.

– Да, это Сашка.

Ну кто бы сомневался.

– Блин, как же он достал…

– Ответить?

– Нет. Когда мы закончим наши дела, я с ним поговорю.

Комизм ситуации заключается в том, что от шурфа, через который Герман надеялся проникнуть во Второй Лабиринт, до кабинета участкового уполномоченного Фадеева, где его уже два часа дожидался Александр, буквально рукой подать. Если бы Александр вышел на улицу и обошел вокруг серого двухэтажного здания больницы, то, может быть, даже увидел бы Нору и Марго, стоящих около ямы.

Вообще с местоположением этого шурфа им сказочно повезло: от проторенных дорог его с трех сторон загораживали здания, с четвертой – кусты. Двое аборигенов, проследовавших со стороны гидроэлектростанции в аптеку, не обратили на возню вокруг шурфа ни малейшего внимания. Привыкли, что поблизости от монастыря вечно трутся археологи, реставраторы, туристы…

Ее размышления прерывает ликующий вопль Леонида, увидевшего, что их труды увенчались успехом. Сначала Герман ломом выбил большой серый камень из середины стены, а затем при помощи кирки выломал один за другим еще три камня, за которыми обнаружилась пустота.

Спрыгнув на дно ямы, Леонид присоединяется к нему, и вскоре в образовавшийся пролом уже можно запускать взрослого человека. Что Герман и показывает на своем примере: проникает в тоннель, осматривает его при свете фонаря, который передала ему Марго, и возвращается назад. На его чумазом лице написано удовлетворение.

– Порядок. Можно идти.

– Дальше завалов не видно?

– Нет. Хотя, конечно, ничего нельзя…

Теперь вопль издает Марго, прерывая его на полуслове. Повернувшись туда, куда она указывает рукой, Нора видит идущих прямиком к шурфу четверых мужчин. Идущих быстрым шагом, в шеренгу, точно солдаты. В одном из них она мигом узнает Александра. Другие – Фадеев, Варданян и Зимин.

И тут все дрогнуло, сдвинулось, ускорилось.

– Что там? – подняв голову, спросил снизу Герман.

– Сашка, – охрипшим от волнения голосом ответила Нора. – С ним участковый и двое кладоискателей. Идут сюда.

– Так. – Герман сдвинул брови. – Марго, ко мне. Быстро!

Леонид уже стоял у края шурфа, готовый принять у нее рюкзак с драгоценным грузом. Ни слова не говоря, Марго передала ему рюкзак и быстро спустилась по лестнице. Встала рядом с Германом.

– Я готова. Мы идем вдвоем? Или вчетвером?

– Вдвоем. – Герман посмотрел на Нору. – Ждите здесь. Никуда не уходите.

Закинул на плечи рюкзак и нырнул в черноту пролома. Марго – за ним.

– Да пребудет с вами Сила, – пробормотал Леонид, глядя им вслед.

Потом со вздохом повернулся к Норе.

– Он прав.

Спорить не имело смысла. Вдвоем легче уйти от погони. Спрятаться, затаиться, переждать. Конечно, прав. Но от беспокойства понимание этой правоты не избавляло.

Между тем делегация приближалась. Впереди теперь шагал Александр, с заметным отрывом от остальных, за ним торопился участковый уполномоченный, и последними – чем ближе к цели, тем медленнее, – шли Глеб Зимин и Самвел Варданян. Интересно, кто из них первым заметил Германа и его команду. Кто, где и когда? Хотя какая по большому счету разница…

– Стойте! – крикнул запыхавшийся Александр, когда до шурфа оставалось уже не больше десяти шагов.

– Да мы никуда не идем, – пожала плечами Нора.

– Не идем, – подтвердил из ямы Леонид. – Я бы даже сказал, наоборот.

Он стоял спиной к пролому, широко расставив ноги в грязных ботинках, скрестив руки на груди, и безмятежно улыбался обступившим яму людям.

– Вы только посмотрите, что они натворили! – воскликнул шокированный Самвел. – Они разрушили кладку!

Как будто это было не очевидно.

– Ты так возмущаешься, как будто мы, разбив окно, проникли в чужой дом в отсутствие хозяев и совершили кражу, – обаятельно улыбнулся ему Леонид.

Самвел прикусил язык. Стоящий с ним рядом Глеб кашлянул и уставился на свои ковбойские сапоги.

Александр, кипящий от злости, ничего этого не заметил.

– Где Вербицкий? – отрывисто спросил он, глядя сверху вниз на Леонида.

Тот молча указал пальцем себе за плечо.

– Какого черта ему там понадобилось?

– Он с утра хватился – нет бумажника. И подумал, что, наверное, обронил его там.

– С каким удовольствием я расквасил бы твою смазливую рожу, – сказал проникновенно Александр.

– Не ты первый, не ты последний, – откликнулся Леонид, сама невозмутимость. И добавил, кивнув на лестницу: – Если совсем невтерпеж, иди сюда и попробуй.

– Иду. Но не для того, чтобы драться с тобой, а для того, чтобы вернуть твоего психованного приятеля… Виктор Степанович, вы со мной?

На добродушной физиономии участкового появилось такое выражение, что дальше можно было не продолжать. Сжав губы, Александр полез в шурф.

– Ох, да не валяй же дурака! – не выдержала Нора. – Саша! Я к тебе обращаюсь.

Бесполезно. Он уже стоял на дне ямы, усыпанном осколками камней и целыми, крупными и мелкими, валунами, только что выломанными из стены.

Поскольку вход в подземелье загораживал своим телом Леонид, теперь надо было либо договариваться с ним, либо все-таки драться.

– Прочь с дороги! – скомандовал Александр.

С прежним безразличным видом Леонид сделал шаг в сторону.

– Как скажешь, начальник. Мне уже самому интересно, как далеко ты уйдешь.

Такого поворота событий Александр не ожидал, поэтому заколебался. О чем он думал, вглядываясь в черноту пролома? О судьбе Андрея Калягина? О способностях Германа Вербицкого, позволяющих ему смело разгуливать по катакомбам?

Видя его замешательство, Нора сделала еще одну попытку.

– Саша, это глупо. Ты заблудишься и все. И Герману придется искать тебя, как искал он того преподавателя из Москвы. Почему бы тебе не дождаться спокойно его возвращения и уж тогда обсудить все, что у тебя накопилось?

– Леди говорит дело, – тонко улыбнулся Глеб Зимин.

Нора почувствовала нарастающее раздражение. Еще не хватало, чтобы всякие жулики оценивали ее рассуждения… Но даже не взглянула в его сторону. Много чести.

– Почему он не явился в участок? – хмуро спросил Александр, поворачиваясь к спокойно стоящему в стороне Леониду. – И не ответил ни на один телефонный звонок.

– Он был занят. Нора хотела ответить вместо него, но он сказал, что поговорит с тобой после того, как закончит свои дела.

– После того, как найдет бумажник? – усмехнулся Александр.

– Вот-вот.

– Если ему было нужно позарез еще раз побывать в лабиринте, он мог сказать мне об этом, и я бы велел своим людям его пропустить.

Губы Леонида чуть дернулись.

– Очевидно, имеющийся опыт сотрудничества с тобой заставил его сомневаться в таком исходе дела, – заметил он с прохладцей.

Прекратив бессмысленную перепалку, Александр заглянул в темнеющий перед ним пролом. Должно быть, оттуда веяло холодом и жутью, потому что он слегка поежился.

– Иди сюда, – миролюбиво позвала Нора. – Поднимайся. Давай выкурим по сигаретке. У тебя есть? А то угощу.

Нехотя Александр выбрался из шурфа.

– Александр Васильевич, – подал голос молчавший до сих пор участковый уполномоченный. – Я вам нужен здесь? А то ведь у меня того… дела. – Он виновато развел руками. – Может, я пойду?

– Да-да, конечно, – торопливо закивал тот. – Я задержал вас, Виктор Степанович, извините. Увидимся позже.

Нора надеялась, что вслед за Фадеевым он отошлет прочь Зимина с Варданяном, но Александр только хмуро покосился на них и ничего не сказал. Ну да, это же в некотором смысле место их работы. И ведут они себя примерно, не придерешься.

Герман и Марго отсутствовали около часа. Когда же появились, вид у обоих был такой довольный, что и у Норы, и у Леонида, стоящего в карауле возле пролома, вырвался вздох облегчения. Они буквально сияли. На плече Марго висел пустой рюкзак, Герман держал в руках фонарь и целлофановый пакет, в котором что-то белело.

Увидев собравшуюся наверху компанию, Герман сделал приветственный жест рукой, и стало видно, что в пакете у него кость.

– Здорово, ребята! Давно ждете? А погодка-то разгулялась…

Зимин и Варданян таращились на него в бессильной злобе. Все – кроме, наверное, Александра – догадывались ЧТО их интересует, тем смешнее выглядели попытки это скрыть.

– Нашел? – сухо спросил Александр.

– Ээ…

Герман вопросительно взглянул на Леонида.

– Бумажник, – подсказал тот.

– А, ты об этом. – С застенчивой улыбкой Герман извлек из внутреннего кармана куртки и продемонстрировал публике черный кожаный бумажник. – Нашел. Я примерно представлял, где мог его обронить. Хотя, конечно, не сразу. И место новое, и участок запутанный. Чертовски запутанный, братья! Все, что мы видели до сих пор, не идет ни в какое сравнение с…

– Черт бы вас побрал! – рявкнул Александр. – Вы вообще соображаете? Нет? Вы отдаете себе отчет в том, что натворили?

– Отдаем, – спокойно ответил Герман. – Мы обнаружили место, где коридор, берущий начало в подвалах Новобратского корпуса, стыкуется с подземным лабиринтом, который окружает древнее языческое святилище.

Он чихнул, вытер нос рукавом куртки и полез по лестнице вверх.

– Пойдем, дорогая, – сказал Леонид, перевешивая рюкзак с плеча Марго на свое плечо и обнимая ее за талию. – Я замерз как не знаю кто и мечтаю о тарелке горячего супа.

– И ты отпустил ее с ним? – обвиняюще спросил Александр, когда они выбрались из шурфа и вновь обнялись, не обращая внимания на присутствие посторонних.

– Ни с кем другим я бы ее не отпустил, – ответил Леонид. И широко улыбнулся, показав крепкие белые зубы. – Даже с тобой.

Александр сдернул с его плеча рюкзак. Расстегнул и, присев на корточки, приступил к исследованию содержимого.

– После этого, – сладким голосом произнес Леонид, – не жди, что мы станем тебе помогать.

– Можно подумать, до этого вы много помогали, – фыркнул Александр, не поднимая головы.

– Можно подумать, нет.

В рюкзаке не было ничего такого, что указывало бы на цель, которую преследовали заговорщики, с маниакальным упорством прорываясь в святилище, поэтому ни один из них даже не шелохнулся, чтобы ему помешать.

Герман снова чихнул.

– Простыл, что ли? – ворчливо спросила Нора.

И полезла в карман за носовым платком.

– Думаю, у меня аллергия, – краем глаза поглядывая на затаивших дыхание археологов, промолвил тот. Оба глаз не спускали с рук Александра. – Самвел, ты случайно не знаешь, почему этот завал до нас никто не пробовал разобрать?

– Случайно знаю, – разжал зубы Варданян. – Игумен запретил.

– Ого!

– Ага, – злорадно подтвердил Александр, откладывая в сторону рюкзак, который Леонид тут же подхватил и повесил себе на плечо. – Так что ты попал, дружище.

– Ну что ж, – хмыкнул Герман. – Если у него появятся вопросы ко мне, я на них отвечу.

– А на наши вопросы ответишь? – сдержанно обратился к нему Глеб Зимин.

– В обмен на сам знаешь что.

– На что?

Герман внимательно посмотрел на него.

– Мозги включи, тогда поговорим.

– Какая самонадеянность, – проронил чуть слышно Зимин.

И устремил взор на своего напарника, словно предлагая ему присоединиться к озвученному мнению. Варданян скорбно улыбнулся. Улыбкой праведника, сознающего, что все вокруг погрязли во грехе.

Пожав плечами, Герман сунул в руки удивленному Александру пакет с костью, взял у Норы носовой платок и оглушительно высморкался. Затолкал смятый платок в карман куртки.

Александр держал пакет двумя пальцами, точно жабу.

– Что это такое?

– Кость, – подсказал Леонид. – Полагаю, человеческая.

– Откуда она взялась? – спросил Александр, требовательно глядя на Германа.

– Помнится, святые отцы сокрушались, что люди у них пропадают. Лезут в подземелье за мифическим золотишком и пропадают. По этой причине и был заложен коридор. Так вот. Я нашел одного пропавшего. – Герман кивнул на пакет с костью. – И захватил для тебя сувенир.

– Похоже на лучевую кость, но… – Александр присмотрелся. – Как будто обрубленную с одной стороны.

– Ты прав.

– Где ты ее подобрал?

– Эти язычники были ребята не промах и для любителей запустить руки в чужие карманы организовали специальный аттракцион. Смотрел фильм «Индиана Джонс и Последний крестовый поход»? Вот что-то вроде.

– Что за аттракцион? И где он находится? Ты запомнил место?

В глазах Германа промелькнуло нечто похожее на сочувствие.

– Тебе лучше не знать.

Александр повернулся к рыжей ведьме.

– Маргарита!

– Герман не пустил меня туда. Вообще не пустил в этот сектор. Я ждала его там, где он велел. – Марго с улыбкой развела руками. – Он не хотел, чтобы я видела… ну, некоторые вещи. Потому что чего не знаешь, того не разболтаешь.

– Брат мой, – с чувством произнес Леонид, глядя на Германа, – я тебя люблю.

Зимин закатил глаза.

– Ладно, – сказал Александр, которому, по всей видимости, надоел этот цирк. – За сувенир спасибо. Я подошью его к материалам дела. А теперь идем со мной. У меня к тебе большая личная просьба.

Герман протестующе взвыл, но Александр был непреклонен. В административном здании есть туалет, чайник и все необходимое для того, чтобы отдохнуть от трудов праведных. Беседа займет не больше получаса. Остальные могут подождать его в «Кают-компании». Да, именно так.

Единственное, что порадовало Нору во всей этой ситуации – физиономии Зимина и Варданяна, оставшихся ни с чем. Вряд ли они рассчитывали получить исчерпывающую информацию, но наверняка надеялись, что следователь Аверкиев заставит Германа ответить хотя бы на некоторые вопросы тут же, с места не сходя. А следователь взял да и заграбастал его в единоличное пользование.

Сидя в отапливаемом помещении, уплетая пирог с черникой и прихлебывая горячий чай, Марго согрелась, успокоилась и поделилась впечатлениями об их с Германом путешествии к святилищу.

– Мы дошли до Пещеры Костей, осмотрели все вокруг и наконец увидели место, где нужно было просто шагнуть вперед, как будто сквозь стену, и попасть в новый тоннель. Понимаете, там цвет и фактура камней подобраны таким образом, что когда смотришь с расстояния в два-три шага, кажется, что видишь сплошную стену. Сделано это, судя по всему, специально, чтобы люди, которым неизвестен этот секрет, не смогли отыскать вход в сектор, где расположены алтарь и сокровищница.

– Сокровищница? – шепотом переспросил Леонид, не сводя глаз с ее лица.

– Да. Но, возможно, не для тех сокровищ, которые привык считать сокровищами обычный современный человек.

– Ты видела ее?

– Герман видел. Потом сказал мне. Там ловушка… может, не одна. – Марго немного помолчала. – Мы немного прошли по тоннелю и оказались в круглом зале, из которого не то пять, не то шесть тоннелей вели в разные стороны. Герман вытащил из рюкзака запасной фонарь, зеленого бога, сказал мне «стой здесь», а сам пошел вперед, держа бога и фонарь перед собой. Через пару минут вернулся и велел мне ждать его в Пещере Костей. Сказал «ничего не бойся, я быстро». Таким голосом, что… Нора, ну ты знаешь. Я посмотрела, в какой тоннель он вошел, и поплелась назад, чувствуя себя ужасно. Да, еще он спросил, найду ли я дорогу наверх, если с ним что-нибудь случится. Я ответила «да, дорогой», но на самом деле сильно сомневалась. То есть, конечно, если бы я настроилась и постаралась, то в конце концов сообразила бы куда идти, чтобы выбраться из лабиринта, но вряд ли стала бы это делать. Скорее всего, я пошла бы искать Германа. И угодила бы в ту же самую ловушку. Сейчас мне и самой все это кажется лютой дичью, но когда я стояла там, около замаскированного портала, боясь отвернуться и его потерять, вся моя жизнь прошла передо мной, как бывает перед смертью. Я вспоминала родителей, их дом, розы на подоконнике в бабушкиной комнате, кресло-качалку на веранде, в которой любил дремать дед, черного кота Маркиза. Всех своих ухажеров. Все города, где пробовала жить. Все работы, с которых меня выгоняли. Потом думала о тебе. – Она взглянула на Леонида. – О том, что у нас получилось и что еще могло бы получиться. Думала долго. Страх ушел и осталась глубокая печаль. Я реально прощалась с жизнью.

Представив хрупкую девичью фигурку во мраке подземного каменного зала – во мраке, рассекаемом лишь светом одинокого фонаря, – Нора невольно содрогнулась. И еще эта зловещая дыра посередине, из которой тянет холодом, как будто там, внизу, притаилось нечто смертоносное, и холод – не что иное как его дыхание…

– Хорошо, что вы взяли два фонаря, – пробормотал Леонид, накрывая ее руку своей и легонько сжимая.

– Да, хорошо.

Марго слабо улыбнулась.

– Я нашел бы тебя, – сказал Леонид. – Вас обоих.

– Живых или мертвых, да?

– Да.

– Но как?

– Моя любовь привела бы меня.

Они смотрели друг другу в глаза.

Нора отвернулась, украдкой смахнув слезинку, и увидела входящего в кафе-бар Германа. Выглядел он уже лучше, чем сразу после возвращения из лабиринта, но не сказать, что блестяще. Подошел, сел за столик, заказал себе рюмку водки, пирог с мясом, черный кофе без сахара и только после этого проворчал, оглядывая лица друзей:

– Он почти уверен, что наши герои, Глеб, Самвел и Руслан, не имеют никаких покровителей. Ну, вроде того, какой есть у Аркадия. – Он скорчил гримасу, вероятно, вспомнив о своем знакомстве с упомянутым господином. – Никто не прикрывает их, никто не оплачивает поиски золота или артефактов… или что они там пытаются найти. Не исключено, что какие-то люди пристально следят за их деятельностью, ибо где большие деньги, там и большие люди, но умело скрывают свой интерес. Инициатива исходит от Глеба. Его дед был тем самым напарником Левона Вагановича Варданяна, о котором говорил профессор Ледогоров. Который утонул, купаясь в одном из местных озер. Тоже темная история, кстати… Глеб носит фамилию матери, поэтому мы не видели ее в списке членов исследовательской группы. Отца его звали Виктор Валентинович Пидоненко, а деда – Валентин Михайлович Пидоненко.

– Не удивительно, что он взял фамилию матери, – хмыкнул Леонид. – А с какой целью Сашка рассказал об этом тебе?

– Он подозревает, что эта троица помогла Калягину отправиться на тот свет.

– Серьезно?

– Да. – Одним глотком опустошив принесенную официанткой рюмку, Герман передохнул, откусил от пирога и продолжил, жуя: – Но как вывести их на чистую воду?

– Он хочет, чтобы ты сделал за него всю работу?

– Этого он не говорил. Сказал, что хочет выслушать мои соображения. Вдруг они у меня есть. Но их у меня нет.

– Чудненько. И что теперь?

– А теперь, брат мой, все что угодно. Я сделал главное. Я спокоен.

– Расскажи как все было, – потребовал Леонид.

– Расскажу. Но не здесь и не сейчас. – Герман потянулся с блаженной улыбкой. – Сейчас я хочу домой.

10

На развилке перед Секирной горой оба мотоцикла – «ямаха» Германа и прокатная «ява» Леонида – ушли направо и сбавили скорость, потому что вместо укатанной грунтовки под колесами теперь была грунтовка с кучей ухабов и ям. А на участке между озерами Лесным и Большим Красным, недалеко от Исаково, пришлось вообще остановиться. Поперек дороги лежало упавшее дерево. Не сказать, что большое, но дерево.

Оставив Нору и Марго рядом с мотоциклами, Герман и Леонид подошли, чтобы его оттащить.

– Ты глянь… – Леонид указал на ствол.

– Вижу. Оно не упало, его уронили.

Ствол был подпилен.

– Совершенно верно, – услышала Нора за своей спиной.

Обернулась. На дороге плечом к плечу стояли Глеб Зимин и Самвел Варданян. Опять посмотрела на Германа и Леонида, оставивших возню с деревом и молча оценивающих ситуацию. Из кустов по другую сторону ствола вышли двое мужчин, которых Нора никогда раньше не видела. Один держал в руках охотничье ружье.

Герман тяжело вздохнул.

– Что вам надо?

Усталый хриплый голос. Неприязненный взгляд.

– Нам нужен ты. – Говорил, разумеется, Глеб. Инициатор. – Вернее, твои услуги.

– Правда?

– Да. Ты очень пригодишься нам в качестве проводника к тому месту, которое посетил три часа назад.

– Хм.

– Мы же ученые, Герман, – вкрадчиво произнес Глеб. – И нам интересно, что ты там нашел.

– Ученые, – повторил Герман безо всякого выражения. Покосился на незнакомцев, при которых было ружье. – А вы кто такие? Тоже ученые? Или телохранители ученых?

Телохранители ученых на первый взгляд казались совершенно одинаковыми: среднего роста крепкие мужики с гладко выбритыми физиономиями и стрижкой бобриком. Оба в потертых джинсах, заправленных в сапоги, и ватных телогрейках. Только присмотревшись, Нора заметила у одного старый побелевший шрам на подбородке, а у другого – родинку под левым глазом. Теперь их можно было различить. Ружье держал тот, чей подбородок пересекал шрам.

– Ты сам-то кто будешь? – усмехнулся обладатель родинки. – Такой брюнетик борзый.

– Погугли Германа Вербицкого и узнаешь, – посоветовал Герман.

– Он архитектор, – пояснил Глеб, – по совместительству местный шаман. Аверкиев его вопрошает, как древние вопрошали оракул.

Обладатель родинки присвистнул, окидывая Германа цепким, изучающим взглядом.

– На Таро гадаешь?

– Гадаю на внутренностях принесенных в жертву младенцев.

– Да, борзый парень, – согласился с товарищем обладатель шрама.

Глеб между тем кивнул на Леонида.

– Леонид Кольцов, пациент лечебницы, психопат и наркоман в завязке. – Указал длинным пальцем на Нору. – Элеонора, дамочка из администрации Шадрина, любовница Вербицкого. – Палец переместился на Марго. – Маргарита, любовница Кольцова. Это все, что мне о ней известно.

– Она ведьма, – промолвил негромко Леонид. – Просто знай.

Обладатель шрама сплюнул себе под ноги.

– Час от часу не легче.

С безмятежной улыбкой Марго приподняла голову, давая мужчинам себя рассмотреть. И у Норы вновь перехватило дыхание. До чего же хороша. Нежная белая кожа, рыжие пряди густых блестящих волос. Даже эти веснушки… словно кто-то дунул ей в лицо золотым песком.

– Так что? – Обойдя Нору и Марго, Глеб остановился перед Германом. – Договоримся по-хорошему? Или по-плохому?

Пустая дорога посреди леса. И нечего надеяться на появление случайных прохожих. До Исаково в принципе не далеко, но… Нет, на появление Бэтмена или Чипа с Дейлом рассчитывать не стоит.

– Вы хотите спуститься туда вдвоем? – спросил Герман. – Или вчетвером?

– Вдвоем. Наши друзья останутся здесь и присмотрят за твоими.

– А вести вас должен я один?

– Да.

– Этого тоже забирайте, – проворчал обладатель родинки, глядя на Леонида настороженно и брезгливо. – Я не желаю присматривать за психопатом и наркоманом.

– Брось, детка, – просиял Леонид, – ты просто не представляешь, как со мной весело.

– В гробу я видал такое веселье.

Человек с ружьем поддержал протест своего напарника.

– Забирайте его с собой, а мы присмотрим за бабами.

– Мы пока никуда не идем, – успокоил его Герман.

– Нет? – Глеб пристально посмотрел ему в лицо. – Значит, по-хорошему не хочешь? Хочешь по-плохому?

Герман ответил ему таким же немигающим взглядом.

– А по-плохому – это как?

– Хотел бы я ответить, что переломаю тебе руки или повыбиваю зубы, – прошептал Глеб с предательской хрипотцой в голосе. Глаза его масляно заблестели, что заставило Нору напрячься. Извращенцев нам только не хватало… – Но вряд ли ты мне поверишь.

– Не поверю. Такие, как ты, гадят исподтишка. Предпочитают действовать чужими руками. Фантазируют на тему насилия, а сами падают в обморок от вида крови. – Герман пренебрежительно фыркнул. – Ты хоть раз человеку руку ломал? Или все, на что ты способен, это подстраивать ловушки университетским преподавателям и обворовывать стариков?

Обладатель родинки и обладатель шрама переглянулись, после чего первый тяжело вздохнул, а второй сокрушенно покачал головой, словно долготерпение Глеба Зимина казалось ему не совсем уместным в сложившейся ситуации.

– Ты отведешь нас туда, где был сегодня, – тихо проговорил Глеб. – Иначе ведь знаешь… ломать руки не обязательно. Может произойти несчастный случай. С одной из ваших женщин. Не сразу, не сейчас. Скажем, через месяц. Или через год. Допускаешь такое? Места здесь дикие, суровые места.

Глаза Германа сузились, превратившись в зеленые щелки. Он так долго молчал, что Нора начала опасаться, как бы всю их компанию не сожрали заживо комары.

Наконец он очнулся от раздумий.

– Самвел!

Это прозвучало даже повелительно, и Варданян, вздрогнув от неожиданности, сделал шаг вперед.

– Я видел то, что искал твой дед. – Герман сделал паузу. – И его дед. – Кивок в сторону Зимина. – И некоторые другие, гм… ученые мужи.

– Видел? – дыхание Самвела участилось.

– Да. Я готов отвести вас туда. Но сначала ты отдашь мне вещь, украденную из дома Ледогорова.

Глеб с беспокойством наблюдал за этим торгом.

– Какую вещь? – облизнув губы, спросил Самвел.

– Ты знаешь.

Самвел колебался, и его можно было понять. Цель была слишком близка. Что по сравнению с ней какой-то свиток с древними письменами?

– Давай, Самвел, решайся, – продолжал Герман, и Нора вдруг похолодела, уловив в его голосе те же странные вибрирующие нотки, что тогда, в доме Шульгиных, во время последней встречи с Андреем Кольцовым. – Ты же хочешь увидеть это место. И все, что там находится. Твоему деду не повезло, но тебе повезет.

Самвел моргнул. Лицо его неуловимо изменилось. Еще пару секунд внутри него происходила какая-то борьба, после чего он запустил руку во внутренний карман куртки, выхватил знакомый кожаный цилиндр и, прижав его к груди, заговорил чуть ли не с мольбой:

– Точно отведешь?

– Да, – твердо произнес Герман, глядя ему в глаза.

– Даешь слово?

– Я же сказал.

– Поклянись!

Чуть слышно вздохнув, Герман извлек из кармана джинсов нож с выкидным лезвием и, быстрым движением надрезав запястье, поднял правую руку над головой.

– В присутствии бога, имени которого не называю, клянусь, что отведу тебя, Самвел, и тебя, Глеб, к его алтарю.

Повисла пауза. Все завороженно смотрели на алый порез и струйку крови, сбегающую по коже в рукав куртки.

– Тьфу! – очнулся наконец обладатель шрама. – Вы все здесь чокнутые.

– Сэм, не дури! – воскликнул Глеб.

Но было поздно. Герман протянул порезанную руку, и Самвел вложил в нее кожаный цилиндр.

Потом взглянул на своего приятеля.

– Ну, заполучил ты этот артефакт. И что? Ты не продвинулся ни на шаг. Без помощи человека, который владеет необходимыми знаниями и умеет их применять, это просто никчемный лоскут кожи. Пусть забирает… Я верю, что он отведет нас туда, куда мы хотим попасть.

Убедившись, что свиток внутри, Герман передал цилиндр Леониду.

– Держи у себя.

Тот послушно убрал цилиндр во внутренний карман куртки.

– Что ты собираешься с ним делать? – полюбопытствовал Глеб.

– Верну старику. Он будет рад.

Однако Нора подозревала, что все не так просто. Передал Леониду и велел держать у себя. Зачем?.. И тут вдоль ее позвоночника вторично прошла волна холодной дрожи.

ЧТОБЫ ЗАЩИТИТЬ ЛЕОНИДА.

Вот зачем он это сделал. Чтобы защитить.

Но от кого?.. От чего?..

– Так мы идем? – нетерпеливо спросил Герман, переводя взгляд с Глеба на Самвела и обратно.

– Идем. – Глеб окинул его с головы до ног любопытным взглядом, причем любопытство это было особого сорта. Весьма неприятное любопытство. Можно даже сказать, оскорбительное. – А ты и правда веришь в богов, в проклятия, в заклинания?.. Во всю эту хрень.

– Мне не обязательно верить, – сухо ответил Герман. – Я знаю. – И направился к «ямахе». – Где ваш транспорт?

– Здесь недалеко.

– Встречаемся около шурфа.

– Эй! Эй! – завопил Глеб, вновь утрачивая самообладание.

– Пасть свою заткни, – рыкнул на него Леонид. – Он дал вам клятву, уродцы. Так что теперь не козлите, а делайте что вам говорят.

Нора уже начала опасаться, что он не посмотрит в ее сторону перед отъездом, но Герман посмотрел. И улыбнулся, щуря уголки глаз, как в тот день, когда рванул в одиночку через подземные тоннели, чтобы очистить путь через склеп. Она улыбнулась в ответ. Попыталась улыбнуться.

Хорошо, что Леонид с ним. Хорошо, что они вместе. Но…

Ей не понравилось лицо Леонида. Лицо вампира, предвкушающего охоту. Прекрасного белолицего вампира из романов Энн Райс.

Марго тоже выглядела встревоженной.

– Не возражаете, если мы будем курить? – обратилась она к человеку с ружьем, когда на лесной дороге остались только две женщины, два стража и прокатный мотоцикл.

– Делайте что хотите, – проворчал тот, изо всех сил стараясь не смотреть в глаза рыжей ведьмы. – Только не звоните никому. Если попробуете позвонить, придется отобрать у вас телефоны.

Обнявшись, Нора и Марго подошли к мотоциклу, кое-как устроились и закурили, надеясь таким образом хоть немного успокоить нервы и распугать комаров. По обоим направлениям они потерпели неудачу.

Узкие извилистые тоннели с неровными полами и низкими бугристыми сводами привели четверых мужчин в пещеру с невероятно глубоким колодцем посередине – пещеру, где двое из них уже побывали, а другие двое оказались впервые. Молча они стоят вокруг черной дыры, из которой тянет холодом так, будто на другом конце этой грандиозной трубы находится Антарктида. Стоят и смотрят вниз.

– Забери у него фонарь, – дрожащим голосом говорит Самвел, отрываясь от созерцания бездны и глядя на Глеба, тоже не слишком жизнерадостного.

Фонари держат в руках Герман и Леонид. Кого подразумевает Самвел, в принципе не так важно. Расставаться со своим фонарем не собирается ни один из них.

– Зачем? – с усмешкой спрашивает Леонид. – Если мы задумаем бросить вас здесь и сбежать, фонарь вам не поможет. Даже с двумя фонарями вы не найдете пути назад. Тогда как Герман найдет его вообще без фонаря.

Самвел в ужасе оглядывается по сторонам. В наступившей тишине слышно, как стучат его зубы. Ну да, клаустрофобия, панические атаки… там, наверху, Глеб много врал, но о проблемах Самвела, похоже, сказал правду.

– Расслабься, – усмехается Герман. – Мы не сбежим. Скажи-ка лучше, почему вы решили избавиться от Калягина? Он перестал вам доверять?

– Достала его самодеятельность, – поясняет Самвел. Раньше, чем успевает подумать. – У нас была договоренность…

– Сэм, ты идиот, – шипит сквозь зубы Глеб.

Моргнув, тот переступает с ноги на ногу. Но слово – не воробей…

Опомнившись, Самвел пытается спасти положение.

– Мы предупреждали его, что гидросистема монастыря находится в аварийном состоянии… – И тут же все портит. – Следователь с материка выяснил, зачем он туда полез?

– Выяснил, с кем он встречался в Архангельске.

– И что теперь? Что теперь? – Нервы у Самвела явно сдают. – Что он собирается делать?

Герман слегка поводит плечом.

– Полагаю, это будет зависеть от того, чем кончится наш с вами сегодняшний поход.

Задумчиво хмурясь, Глеб делает еще один осторожный шаг к краю колодца.

– Говоришь, он был полон костей?

– Да.

– Куда же они подевались?

– Провалились прямо в ад, в кастрюлю к чертовой бабушке, – смеется Леонид, и от этого смеха всем становится не по себе.

Снизу, из черной дыры, доносятся звуки, напоминающие хихиканье простуженного монстра, забавляющегося на пару с королем.

Глеб пятится назад, не спуская глаз с колодца.

Самвел невольно подается всем телом к Герману. Не похоже, что его переполняет восторг от близости того места, поискам которого дед посвятил всю жизнь.

– Чьи это были кости? – бормочет он, уже не скрывая своего стремления держаться поближе к Герману. – Тех, кого язычники или неоязычники приносили в жертву своим богам?

– Возможно, кладоискателей, угодивших в ту или иную ловушку, – спокойно говорит Герман. – В таком случае шаманам и делать ничего не приходилось, кроме как собирать останки по всему лабиринту и сбрасывать сюда.

– Ловушки? Что за ловушки? Ты их видел?

– Некоторые видел. Но не думаю, что все.

– Ты поймешь, что это ловушка? Если увидишь. Сможешь сделать так, чтобы никто из нас не пострадал? Ты ведь тоже шаман.

– Я постараюсь, – отвечает Герман после недолгого молчания. – Но гарантировать ничего не могу. Ваша безопасность… да и наша тоже… зависит не только от меня.

– Ладно, Сэм, не паникуй, – недовольно морщится Глеб. – Пусть ведет куда обещал. А там разберемся.

Холодало. Темные верхушки деревьев тонули в жемчужном тумане, и он спускался все ниже и ниже.

– Не бойся, Нора, – прошептала Марго, глядя на тяжелые влажные ветви, нависающие над дорогой. Ее бледное лицо было неподвижным, отрешенным. Ресницы и кончики волос блестели, точно покрытые инеем. – Герман очень силен. И с ним… трудно сказать, что это или кто это… но я ощущаю присутствие великой силы. Грозной силы.

– Да, – кивнула Нора, внезапно задрожав. – Я понимаю. Понимаю о чем ты.

Повернув голову, Марго дотянулась губами до ее щеки, коснулась нежным поцелуем.

– Не знаю, как ты к этому отнесешься, но сегодня между мной и Германом установилась связь. Он установил ее. Когда мы спускались вдвоем в лабиринт. И теперь я чувствую, все ли с ним в порядке. Его состояние… больше психическое, чем физическое.

Нора обняла ее и прижала к себе крепко-крепко. Не только чтобы согреться. В голову ей пришла совершенно безумная мысль: вдруг и она, держа в объятиях ведьму, сумеет подключиться к их каналу связи? Хотя бы ненадолго.

– Что ты чувствуешь? – прошептала она, зарываясь лицом в шелковистые рыжие волосы.

– Он очень зол. Зол на этих людей, которые сначала воспользовались знаниями легковерного московского преподавателя, а потом подстроили его гибель. Которые забрались в чужой дом и украли инструкцию… или как это лучше назвать… руководство, подсказку… что делать, чтобы войти в святилище и остаться в живых. Которые шантажировали его, угрожая нам с тобой, тебе и мне.

– Если я правильно поняла, профессор Ледогоров не говорил ни о какой инструкции, ни о какой подсказке. Он говорил о божестве.

– Вероятно, он не хотел, чтобы Герман и Ленька обнаружили замаскированную часть лабиринта и, совершив ошибку, погибли там. Но Герман и без подсказок догадался, как нужно себя вести, чтобы проникнуть в святая святых. Догадался, увидев останки тех, кто пытался сделать это до него, и вспомнив все, что ему было известно об этом месте и похожих местах.

– То есть в колодце был спрятан своего рода ключ?

– Да, Нора. И Герман понял это, когда вступил в священные пределы с хризолитовым идолом в руках.

– Получается, он знает как обходить ловушки. Хорошо. Вот только я не уверена, что…

Нора прикусила губу.

…что он поделится этим знанием со всеми своими спутниками.

Слишком уж долго он молчал после того, как Глеб пообещал «несчастный случай с одной из женщин». Помолчал, а затем уже без колебаний выразил готовность отвести Зимина и Варданяна в святилище. К алтарю. Люди, толком с ним не знакомые, пересекавшиеся от случая к случаю, а то и вовсе ни разу до сегодняшнего дня, могли сколько угодно тешить себя мыслью, мол, он напуган и полностью управляем. Но она-то видела неоднократно, что кроется за этой молчаливой покорностью, за отсутствующим взглядом светло-зеленых глаз.

– Девчонки! – позвал обладатель родинки. – Идите сюда.

Обернувшись, Нора увидела, что мужчины успели развести на обочине дороги небольшой костерок и теперь в четыре руки подбрасывали сосновые веточки, чтобы получить больше дыма – от комаров. Ну и ну! Может быть, они не такие уж придурки. Ей только не хотелось знакомиться с ними, да и вообще разговаривать. К счастью, им тоже этого не хотелось, или они просто не представляли, о чем говорить с незнакомыми женщинами, которых поручено сторожить.

Тем более что одна оказалась ведьмой. Суеверие поморов иногда вызывало у Норы улыбку, но сейчас было очень кстати. Обладатель родинки поглядывал на съежившуюся около костра Марго с боязливым любопытством, а обладатель шрама курил папиросу, не поднимая глаз.

Огонь согрел озябших человечков – удручающе жалких посреди хмурого осеннего северного леса – и разогнал комаров, звенящими тучами носившихся над дорогой. Засмотревшись на языки пламени, пляшущие в сосновой хвое, Нора впала в легкую прострацию. Мысли ее сделались будничными, приземленными.

Спасибо хоть нет дождя… интересно что делает Лера… надо сказать Зиночке, чтобы добавляла поменьше корицы в яблочный пирог, в «Кают-компании» повара знают меру, а она вечно перебарщивает… черт, шнурок на правом ботинке совсем размахрился, надо бы заказать новые, но как опять не забыть…

И тут Марго пронзительно вскрикнула.

– Ты что? Ты что? – услышала Нора голос одного из мужчин. Кого именно, не разобрала в своем состоянии отупения.

Очнулась, покрывшись мурашками с головы до ног, и увидела, что они уже оба – и обладатель родинки, и обладатель шрама, – удерживают Марго, которая дрожит, кричит и выглядит, мягко говоря, как буйнопомешанная.

Забыв обо всем на свете, Нора кинулась к ней.

– Что, милая?

Оттолкнув чужие руки, принялась гладить по голове.

– Что ты видишь? Скажи мне, пожалуйста. Герман?..

– Нет-нет, Герман цел и невредим. – Марго поморгала, точно спросонок. Закрыла глаза. Открыла. Поморгала опять. – Только взвинчен до предела. Что-то случилось у них там…

– Случилось? – Сердце выпрыгивало у Норы из груди. – Что случилось?

– Не знаю.

– Но точно не с Германом? И не с Ленькой?

– Нет, не с ними.

– Где они сейчас?

– Перед входом в алтарную часть. Все четверо.

– И все живы?

– Да. Пока…

Нора отпустила ее и села рядом. Мужчины сделали это еще раньше. Теперь все трое таращились на Марго, застывшую в напряженной позе, с прямой спиной и широко раскрытыми глазами.

Сгустившийся туман окружил маленькую группу у костра непроницаемой для взгляда перламутровой пеленой, изолировал от внешнего мира, придав всему происходящему зловещую окраску, свойственную мистическим триллерам. И когда Марго вскрикнула вторично, все страхи, которые Нора прилежно гнала прочь, забивая себе голову мыслями о шнурках и корице, хлынули на нее неудержимым камнепадом.

– Ну что там? – застонала она, хватая руку подруги и нервно сжимая холодные безвольные пальцы.

– Они живы, – отчетливо произнесла Марго после паузы длиной в целую вечность.

Живы. Но вдруг они случайно привели в действие какой-нибудь механизм – вроде того, который сработал в Пещере Костей, опустошив колодец, – и выход из святилища оказался завален? Или вдруг один из них ранен, и жизнь его зависит от того, удастся ли остальным быстро доставить его на поверхность и оказать ему медицинскую помощь? Или вдруг… Эти «вдруг» плодились и множились без остановки.

– Живы, но… – читая ее мысли, сбивчиво и торопливо забормотала Марго. – Герман. Я слышу его чувства. Он в бешенстве, но к бешенству примешивается боль. Он пытается помочь, но ему это не удается, поэтому я слышу еще и отчаяние. О боже… – Марго тихонько всхлипнула. – У него настоящая буря внутри.

– Он ранен? – рискнула задать мучивший ее вопрос Нора.

– Нет, не он…

– А кто? Ленька?

– И не Ленька. Если бы Ленька, он испытывал бы горе, но горя я не слышу.

– Тогда кто? Кто?

Медленно Марго повернулась к мужчинам. Дыхание ее было прерывистым и частым, голос – хриплым от волнения.

– Одному из ваших… друзей или кто они вам… в общем, одному из них срочно нужно наверх. Вызывайте спасателей. Пожалуйста, поторопитесь. Это серьезно!

– Ты хочешь, чтобы мы поверили в то, что ты, сидя здесь, знаешь что происходит там? – скептически улыбнулся обладатель шрама.

– Я говорю правду.

– Да, конечно. Хитренькая девочка.

– Послушайте. – Она начала подниматься с места. – Послушайте меня…

– Заткнись!

Нора увидела обветренные руки с широкими ладонями и мозолистыми пальцами, которые грубо толкнули Марго, вынудив снова сесть.

– И не двигайся.

– Но он же погибнет там! – крикнула Марго, глядя на толкнувшего ее мужчину так, словно не могла поверить в то, что он это сделал. – Вы что, не понимаете? Он же погибнет. И его гибель будет на вашей совести.

В лицо ей уставился круглым черным глазом ствол охотничьего ружья.

– Сиди смирно, поняла?

– Тише, тише, милая, – прошептала Нора, борясь с назревающей истерикой. – Успокойся. Ты их предупредила. Дальше пусть делают что хотят. Или ничего не делают. Дай я тебя обниму… вот так. Сиди спокойно, прошу тебя.

Глядя в огонь, она изо всех сил старалась отыскать в эфире хоть какой-нибудь след Германа. Неужели для этого нужно непременно быть ведьмой? Просто любить недостаточно?

Ладно, давай без нервов. Если кто-то ранен, Глеб или Самвел, то как поступит Герман? С ним Леонид, вот о чем не стоит забывать. У прекрасного блондина могут быть свои соображения насчет того, как следует поступить…

Так как же?

Леонид делает шаг назад, чтобы чужая кровь не запачкала его ботинки, и брезгливо морщится, заметив, что несколько капель все же попали на рант. Кровь хлещет из левой руки Глеба, который бьется на каменном полу с выпученными глазами и даже не может кричать. Из горла его вырываются странные булькающие звуки, спина выгибается, пятки колотят по серым камням. Он только что, невзирая на предупреждение, сунул руку в углубление рядом с прямоугольником, напоминающим дверь – наверное, насмотрелся фильмов про гробницы египетских фараонов, – чтобы дернуть за рычаг, матово поблескивающий внутри, и упавший сверху, из прорези в толще стены, нож отрубил эту руку почти по локоть. Как нож гильотины. И тут же вновь исчез в своем гнезде.

В эту минуту Марго вскрикнула второй раз.

Обнявшись, две женщины сидели неподвижно около потрескивающего, дымящего костра, и рыжеволосая, глаза которой были закрыты, чуть слышно бормотала сквозь зубы:

– Кровь, кровь… очень много крови… он сдержал слово, он привел их к алтарю, и бог получил свою жертву…

Ее подруга слушала молча, чтобы не раздражать человека с ружьем. Пусть считает это бредом. Полгода назад, в своей прошлой жизни, она и сама посчитала бы так.

Она слушала молча. Слушала очень внимательно.

Она хотела любым способом получить представление о том, что же произошло в замаскированной, тайной, запретной части подземного лабиринта.

– Мать твою, кретин! – в бешенстве заорал Герман. – Я же сказал тебе «стой»! Я тебе сказал!

– Он всегда плохо слушал тебя, брат, – заметил Леонид, и в углах его губ появилась недобрая улыбка. – Кто плохо слушает тебя, обычно плохо кончает.

Оставив его слова без внимания, Герман повернулся к Самвелу, который стоял, навалившись на стену, с таким видом, будто не мог обойтись без опоры.

– Снимай ремень. Быстро! И помоги мне. Надо наложить жгут.

Никакой реакции.

– Да шевелись же, черт тебя подери! Не видишь, что ли, он истекает кровью! Твой чертов дружок.

Отвалившаяся челюсть, остекленевший взгляд…

Герман сжал зубы. Мысленно сосчитал до трех.

– Леонид!

– Что?

– Поможешь?

Тот молча приблизился, обогнув лужу крови, к статуе Самвела, без церемоний расстегнул его куртку и взялся за пряжку ремня.

Тут Самвел наконец обнаружил признаки жизни.

– Он… он…

Подняв глаза, Леонид взглянул на него в упор.

– Мне нужен твой ремень, детка. Я мог бы воспользоваться своим, но не хочу пачкать его в крови Глеба Зимина. Сечешь?

Самвел начал что-то лепетать, но его прервал дикий вопль, заставивший всех вздрогнуть. У покалеченного Зимина прорезался голос.

Оглянувшись, Леонид оценил ситуацию, шепотом выругался, резким движением выдернул из петель самвеловых джинсов черный кожаный ремень и бросился с этим ремнем к Глебу. С другой стороны к нему бросился Герман. Но и вдвоем они не сумели справиться с безумцем, в которого превратился краевед.

«В него словно бес вселился, – скажет позже Леонид, сидя перед следователем Аверкиевым и участковым уполномоченным Фадеевым. – Помните, как было с теми свиньями, которые попрыгали в пропасть… Вот только что он дергался на полу почти без звука – наверное, шок – и вдруг начал кататься по полу с воем, от которого волосы дыбом, причем не только на голове. Кататься, метаться, биться обо все подряд. Жуткое зрелище, доложу я вам. Мы с Германом пробовали его удержать, но куда там!.. Я и не подозревал, что у потерявших рассудок появляется столько сил. Компенсация, что ли? Да, он свихнулся, в этом нет никаких сомнений…»

Оставив попытки совладать с пораженным внезапным недугом Глебом, Герман и Леонид перебрались в другую часть святилища, за массивный каменный прямоугольник алтаря, где пол не был залит кровью, и оттуда с брезгливым изумлением наблюдали за его кульбитами. Самвел остался на прежнем месте, только присел на корточки и спрятал лицо в ладонях. Его трясло.

Краем глаза Леонид взглянул на стоящего рядом Германа – и не узнал его. Фонари они с первой минуты пребывания здесь пристроили в небольшие ниши, вырубленные в стене напротив того, что напоминало дверь, которую так торопился открыть Глеб, и яркий направленный свет, контрастирующий с глубокими тенями, придавал облику молодого не то шамана, не то медиума (словом, художника) мрачноватую, зловещую чувственность. Запястье правой руки, которое он надрезал ножом, когда приносил свою клятву на лесной дороге, опять кровоточило.

Это напугало Леонида куда больше, чем все мысли о ловушках, подстерегающих кладоискателей и прочих авантюристов. Он вспомнил, что случилось на Анзере, где их преследовали люди Кольцова-старшего, и затем уже здесь, на Большом Соловецком, в доме Шульгиных. На Колгуе, неподалеку от местного святилища, Герман получил огнестрельную рану, доктор Шадрин извлек пулю и наложил повязку, но в мансарде дома Шульгиных, во время переговоров с преследователями рана вновь открылась… и Андрея Кольцова хватил удар. Острая сердечная недостаточность – вроде бы так сказал Аркадий. Точно. Острая сердечная недостаточность. Такое счастливое совпадение.

Или не совсем совпадение?..

Или совсем не совпадение?..

Нора уверяла, что за несколько мгновений до того, как Андрей Кольцов, захрипев, рухнул на пол, по комнате прошел ветер. И сейчас, стоя рядом с Германом, на пальцах которого темнели кровавые разводы, Леонид ощущал (или ему казалось, что он ощущает) холодное дуновение на щеках.

Абсолютная сила духа-ветра срывает двери с петель, сокрушает стены, овладевает людьми…

Но в мансарде дома Шульгиных было окно. Здесь же – только каменный пол, каменный свод, каменные стены со всех сторон.

С протяжным воем оборотня из фильма ужасов Глеб врезался с разбегу в валунную кладку стены рядом с тем местом, где сидел на корточках Самвел. Тот, взвизгнув, отполз от него на четвереньках.

– О господи, кажется, они оба рехнулись, – прошептал завороженный кошмаром Леонид.

Герман не отозвался. Взгляд его был прикован к происходящему по другую сторону алтаря.

Оттолкнувшись от стены, Глеб подпрыгнул, развернулся на сто восемьдесят градусов, увидел – похоже, впервые с тех пор, как помрачился его разум, – стоящего как изваяние Германа и кинулся к нему, завывая и роняя себе на грудь собственную обильно выделяющуюся слюну. Леонид уже приготовился отразить атаку бесноватого, когда у того вдруг кончился завод. Весь и сразу. Без предупреждения. И несчастный краевед, ударившись при падении виском об угол алтарной плиты, замер сломанной куклой на залитом кровью полу.

Наступившая вслед за этим тишина была поистине гробовой.

– Герман! – спустя минуту или две нарушил ее Леонид. – Эй, брат!.. Ты здесь? Ты со мной?

Герман облизнул губы. Зеленоватая дымка ушла из его глаз.

– Да.

– Хорошо. Тогда давай посмотрим, что там с ним. – Леонид перевел взгляд на то, что совсем недавно было Глебом Зиминым, сотрудником Архангельского областного краеведческого музея. – Черт, в жизни не видел ничего подобного…

Не отвечая, Герман медленно обошел алтарь и склонился над телом.

– Ну что?

– Он мертв, – бесстрастно произнес Герман.

– Мертв, – повторил Леонид. Подошел, присел на корточки, оглядел неподвижную скорченную фигуру. – Что же его убило? Это не смертельная травма. Он мог бы жить.

Герман оглянулся, поискал глазами Самвела. Тот нашелся в нескольких шагах от входа в алтарную часть. Лежал на полу в позе эмбриона.

– Сэм! Ты меня слышишь?

Самвел застонал.

– Ты все еще хочешь заглянуть за эту дверь?

– Я хочу домой, – послышался тонкий дрожащий голос. – Хочу домой.

В обволакивающей тишине подземного святилища – обволакивающей мягко и жутко – голос этот прозвучал как голос испуганного ребенка, никак не взрослого мужчины.

Мамочка, забери меня отсюда…

Сдержанно улыбнувшись, Герман покачал головой.

– Я хочу заглянуть за эту дверь, – промолвил вдруг Леонид. – Можно?

– Зачем?

– Столько было сделано ради того, чтобы… и не только нами… ну, ты понимаешь.

– Да.

– Ведь ты туда заглядывал?

– Да. – Глаза Германа вновь блеснули холодной зеленью. – И даже заходил.

– Вот и я хочу заглянуть. Может быть, даже зайти. Ты зашел и вышел. Ничего не взял. Так?

– Да, – в третий раз сказал Герман.

– Я тоже не возьму.

Герман глубоко вздохнул.

– Ладно. Только не делай ничего без моей команды. Понял? Стой и жди.

С этими словами он поднял воротник своей темно-серой куртки, подтянул повыше замочек «молнии» и направился к стене, по центру которой просматривались черные контуры таинственной двери, а слева темнели два ряда приблизительно одинаковых ниш, не очень высоких и не очень глубоких, способных вместить предмет размером с человеческую голову.

Но в нишах размещались не головы. В нишах размещались фигурки идолов, вроде той, что была спрятана в Колодце Костей. Все разные и в то же время похожие. Темные и посветлее, мутные и почти прозрачные, играющие всеми оттенками зелени…

Среди экспонатов этой своеобразной выставки Леонид, присмотревшись, увидел знакомое хризолитовое изваяние. Должно быть, Герман оставил его здесь, когда спускался в лабиринт вместе с Марго несколько часов назад. Теперь же осторожно снял с полки – не ошибся, конечно, не спутал ни с каким другим, – подержал минуту в руках, разглядывая благоговейно и нежно, затем шагнул к выступу, расположенному под горизонтальным каналом в толще стены, где пряталась гильотина, покалечившая краеведа, и, тщательно примерившись, установил на более темную, чем камень вокруг, площадку, контур которой в точности совпал с основанием статуэтки.

– Теперь можно.

Пригнув голову, Леонид заглянул во мрак канала. Герман щелкнул зажигалкой, чтобы при свете маленького пламени он смог разглядеть рычаг в глубине.

– Его нужно двинуть вниз, да?

– Да.

Отрубленная рука Глеба Зимина лежала там, где его настигла кара небес, и Леонид было потянулся к ней, но Герман сказал:

– Оставь для полицейских следователей. Она тебе не помешает.

– Для полицейских следователей?

– Конечно. После всего, что случилось, меня наверняка попросят проводить их сюда.

– Да, точно. Ты прав. – Леонид вновь заглянул в темную кишку. – Посвети еще, ладно?

И когда Герман вторично щелкнул зажигалкой, дотянулся до рычага и резко дернул его вниз. Вынул руку из дыры, осмотрел, будто не мог поверить, что она цела и невредима. Удивленно прищелкнул языком.

– У меня получилось?

Послышался звук, какой могла бы издать упавшая на пол кочерга.

– Да, – сказал Герман. – Можешь сам убедиться.

Дверь стала похожа на дверь. Ее словно бы слегка втянуло внутрь того помещения, которое за ней находилось. Контуры обозначились четче. Теперь можно было не сомневаться в том, что это подвижный элемент.

– Просто толкни ее, – добавил Герман, видя, что его друг колеблется.

Леонид обернулся. Самвел, о котором они почти забыли, сидел, привалившись спиной к стене, и таращил на них глаза.

Просто толкни.

В самом деле, почему бы нет? Раз уж ты здесь. И столько сделано ради того, чтобы… М-да. Все было как в той книге: Леонид смотрел на дверь, дверь смотрела на Леонида.

И он отступил. Впервые за все время, что Герман знал его. Отступил и покачал головой.

– Нет, брат мой. Это не для меня.

– В чем дело? – тихо спросил Герман.

– Заглянуть под покрывало Исиды… – Леонид тяжело вздохнул. – Это знание не для меня. Это для таких, как ты. Для жрецов, не для воинов. Понимаешь, о чем я? Ты говоришь, я король. Но короли – они из касты воинов. Нет, это знание не для меня.

– Я понимаю о чем ты. Закрой дверь.

С какой-то ожесточенной решимостью, словно боясь передумать, Леонид просунул свою сильную дерзкую руку поверх мертвой руки Глеба Зимина и вернул рычаг в первоначальное положение, что вызвало обратное перемещение двери, сопровождаемое звуком падения кочерги. Поверхность стены вновь сделалась… нет, не гладкой – до гладкости ей было далеко, – но однообразной.

Наблюдавший за всем этим Герман одобрительно кивнул. Снял с каменного «подоконника» хризолитовое изваяние и, окинув еще одним влюбленным взглядом, водворил в пустующую нишу. Теперь, чтобы войти в помещение, расположенное за дверью с секретом, нужно было перво-наперво сделать правильный выбор перед выставкой фигур.

– Наверное, поначалу идол-ключ стоял тут в общем ряду, – заговорил Леонид, машинально поглаживая запястье правой руки. – А потом кто-то перенес его в Колодец Костей. Кто-то из посвященных. Может быть, среди членов братства произошел раскол… или появилась серьезная внешняя угроза…

– Может быть, – согласился Герман.

Леонид подошел ближе. Остановился за его спиной.

– Слушай, брат. Когда ты пришел сюда один, когда разглядывал все это и разбирался что как работает, а Марго ждала тебя в Пещере Костей, тебе было страшно?

– Да.

Жрец и король взглянули в глаза друг другу.

– Спасибо за откровенность, – пробормотал Леонид. Покосился на труп у подножия алтаря. – Что дальше?

Немного подумав, Герман подошел к Самвелу, потряс его за плечо.

– Эй, Сэм! Давай поднимайся.

Тот затравленно взглянул на него снизу вверх.

– Мы уходим?

Тот же тонкий, жалобный голос…

– Мы – да, – усмехнулся Герман. – А ты задержишься на некоторое время. Вставай!

– Что значит я задержусь? – забормотал Самвел, пробуя стряхнуть его руку со своего плеча. – Где я задержусь?

Герман раздраженно пнул его ногой под зад, но он даже не шелохнулся.

– Помочь? – спросил подошедший Леонид.

– Ага. Надоел он мне хуже горькой редьки. Это его нытье…

Вдвоем они подхватили Самвела под мышки и поволокли к алтарю. Он протестующе мычал, но вырваться не мог. Жрец и король, объединившие усилия, во все времена действовали необычайно эффективно.

– Держи его руку, – сквозь зубы произнес Герман.

И с ловкостью опытного фокусника сковал руки бывших партнеров – живого Самвела и мертвого Глеба – наручниками, которые извлек из кармана куртки.

Осознав весь ужас своего положения, Самвел огласил подземелье диким воплем.

– Заткнись и слушай. – Присев на корточки, Герман взял его за подбородок. Уставился ему прямо в глаза. – Мы с Леонидом поднимемся наверх, позвоним Аверкиеву, чтобы он отправил людей разобраться с теми придурками, которые держат на мушке Нору и Марго, потом дождемся спасательного отряда и все вместе вернемся за тобой. И за ним. – Герман кивнул на покойника. – Видишь ли, дорогуша, у меня есть к тебе счет, и я собираюсь его предъявить. Если ты не заплатишь сегодня, я буду искать другое время и место, и это может оказаться еще менее приятным, поверь, так как набегут проценты.

– Счет? – тупо переспросил Самвел.

Несмотря на пронизывающий холод подземелья, по лицу его градом катился пот. Рука была прикована стальными «браслетами» к уцелевшей руке мертвеца – одно это лишало его остатков разума, а тут еще какой-то счет…

– Да, счет. Вы завалили гранитными плитами саркофаг в склепе на старом монастырском кладбище, в результате мне пришлось совершить марш-бросок через половину лабиринта и через гидросистему монастыря, в то время как мои друзья сидели и ждали, щелкая зубами от холода, да и сам я после этой пробежки целую неделю кашлял и чихал, потому что промочил ноги и замерз как собака.

– Я здесь ни при чем. Это была идея Глеба.

– А ты выразил свой протест?

Самвел ничего не ответил.

– Вы следили за нами, когда мы ездили в Кемь по приглашению Ледогорова, и при первой же возможности забрались, как воры, в его дом.

– Это не я! Это он! – Лицо Самвела выражало неподдельное страдание. – Это все он!

– А ты пробовал его остановить?

Молчание.

– Вы шантажировали меня, обещая несчастный случай с одной из наших женщин… или даже с обеими… если я не соглашусь быть вашим проводником к святилищу, и сейчас ваши сообщники удерживают их против воли посреди леса, причем один из этих людей вооружен.

– Я не… я…

– Твой напарник уже заплатил сполна. А ты… ты еще нет. Поэтому заткнись и сиди смирно. Не думаю, что два или три часа, которые ты здесь проведешь, это слишком жестокая расплата за все твои подвиги – и те, которые я перечислил, и те, о которых умолчал. – Герман надавил на его подбородок, вынудив приподнять голову. – Смотри на меня, Самвел. Я вернусь за тобой. Хватит трястись, как желе. Я не оставлю тебя умирать в этом каменном мешке. Я вернусь.

Пока он говорил, Леонид обшарил карманы покойного Зимина, нашел мобильный телефон и переложил в свой карман.

– Возможно, нашего Шерлока Холмса заинтересует кое-какая информация из этого девайса, – пояснил он с улыбкой.

Выпрямившись, Герман огляделся по сторонам, словно размышляя, не забыл ли чего.

– Принеси фонари. Один мы оставим ему.

– Может, не стоит?

– Не будь таким противным.

– Ладно. – Леонид вложил в свободную руку Самвела горящий фонарь. – Теперь наконец мы можем идти? Я беспокоюсь за девчонок.

– Да, – сказал Герман, резко поворачиваясь и направляясь к выходу. – Пора.

Вскоре они уже стояли около злополучного шурфа, жадно вдыхая студеный, пахнущий морем, воздух. Небо было затянуто тучами. На дороге за домами глухо рокотал двигатель грузовика. Чуть поодаль мягко светились окна поселковой больницы.

– Давай, братишка, звони, – отдышавшись, прохрипел Леонид. Закашляляся, сплюнул себе под ноги. – Черт, ну и денек.

11

Обнявшись, они лежат под одеялом, и Нора никак не может расслабиться, ее с ног до головы сотрясает нервная дрожь.

– Ну что ты, что ты, – шепчет Герман, поглаживая ее как кошку. – Все же в порядке. Все живы. Ну, кроме Глеба.

Это ей известно. Герман и Леонид в ее присутствии отчитались и перед Александром, и перед Аркадием, ответили на тысячу вопросов, пообещали при необходимости ответить еще на столько же, клятвенно заверили, что не получили никаких повреждений… все так. Однако напряжение не ушло.

Возможно, давали о себе знать часы, проведенные в качестве заложников, когда на страх за Германа и Леонида накладывались сомнения в психическом здоровье незнакомого типа с охотничьим ружьем. После того, как Марго сообщила о несчастном случае в катакомбах и призвала обратиться к спасателям, он начал реально чудить. И даже если изначально не собирался причинять пленницам вред, то в любую минуту мог, слетев с катушек, ранить одну из них или даже убить. Скорее Марго, которая его определенно привлекала. Страшно подумать, что сделал бы в этом случае Леонид. Хотя о чем тут думать, он же сам сказал этому типу сразу после задержания: «Я бы с тебя, сука, заживо шкуру содрал…» И стоящий рядом Александр посмотрел на него так внимательно, что стало ясно: в серьезности намерений Леонида он ни минуты не сомневается.

«Кто они такие? – задала она вопрос в пространство, когда доморощенных террористов обезоружили и увели в направлении главной дороги, где ожидал полицейский фургон. – Откуда взялись?»

Но Александр, могущий пролить свет на все обстоятельства дела (он с первого взгляда узнал и обладателя родинки, и обладателя шрама), был уже далеко, а его помощник, которому было поручено проводить Нору и Марго до фермы, проворчал только, что оба гаденыша из Архангельска, и Александр Васильевич знает что с ними делать.

– Как ты выдержал все это, не представляю, – бормочет Нора, стараясь не очень сильно стучать зубами.

– Знаешь, когда что-то подобное происходит, особо не задумываешься, выдержишь ты или нет. Просто действуешь.

– У этого парня, Самвела, кажется, другие настройки.

– Да, – тихонько усмехается Герман. – Ты права.

– Он там не сбрендил по примеру своего предприимчивого напарника, пока дожидался вашего возвращения?

– Нет, просто обосрался и все.

– Ты шутишь?

– Вовсе нет. Он в буквальном смысле слова наложил в штаны.

– О господи! – Нора фыркает, а секунду спустя уже хохочет, в изнеможении откинувшись на подушку. – Вообще, конечно, ничего смешного, но… – Следующий приступ смеха избавляет ее от мучительной дрожи. – Ой мамочки, – стонет она, углом пододеяльника вытирая слезящиеся глаза. – Ну, в самом деле…

– Возможно, его напугал какой-то звук. Ты же знаешь, в этих катакомбах всякое можно услышать.

– Ладно. – Последний раз шмыгнув носом, Нора наконец успокаивается. – Слава богу, его не хватил удар и не разбил паралич, а то ведь тебе пришили бы статью за оставление без помощи или еще что…

– За оставление без помощи взрослого здорового мужчины?

– Помнится, речь шла о панических атаках, которые начинались у него в замкнутых пространствах.

– Во-первых, он сам поперся в замкнутое пространство. По доброй воле, безо всякого принуждения. Принуждали как раз меня. Во-вторых, я пообещал вернуться за ним. И вернулся. И привел профессионалов, которые осмотрели место, где произошел несчастный случай, и вынесли из подземелья мертвого, чтобы захоронить его, и живого, чтобы оказать ему медицинскую помощь. Мы с Ленькой не подписывались таскать на себе такие грузы. Какая на хрен статья? Какое оставление без помощи?

– Ладно, ладно. Это у меня после Анзера. Травматические воспоминания. Стало быть, Самвел в полном порядке?

– Аркадий осмотрел его в больнице, сказал, никакого криминала.

– Только слабые сфинктеры.

– Ага. Будем надеяться, что это не помешает Сашке подвергнуть его допросу и поставить точку в расследовании гибели преподавателя из Москвы.

– Чуть не забыла… А откуда ты взял наручники?

– Сашка выдал. В полицейском участке. У нас там созрел один план… но видишь, как оно все повернулось.

Спустя некоторое время Нора осознает, что ей ужасно хочется выпить самую большую чашку горячего чая. Лучше две.

– Герман, не спи.

– Не спать? – спрашивает он озадаченно. – А что делать?

– Пойдем на кухню, попьем чайку.

Он театрально икает, выражая таким образом крайнюю степень изумления, но тут же откидывает одеяло и, свесив ноги с кровати, начинает искать свои стоптанные домашние кеды.

Спускаясь по центральной лестнице на первый этаж, они уже сверху видят сидящего в кресле с книгой Кирилла. Ночной дежурный. Услышав шаги, он поднимает голову и молча кивает в знак приветствия. На лице – ни тени удивления. И никаких вопросов типа «чего это вас колбасит?» или «куда это вы собрались?» Чтобы этот суровый викинг снизошел до диалога, требовалось нечто большее, чем появление в холле двух расхристанных полуночников.

Поплотнее запахнув на груди клетчатую рубашку Германа, которую набросила, не застегивая, Нора дружелюбно улыбается. Кир ей симпатичен. И плевать на то, что он спит с самой хорошенькой и самой глупенькой блондинкой из всей общины, главное, он неизменно лоялен к Герману и компании. Герман, в подвернутых джинсах, футболке навыпуск и кедах на босу ногу, делает ответный жест, тоже молча, и, сбежав по лестнице, сворачивает в коридор.

В маленькой кухне, предназначенной специально для ночных чаепитий – бывало, что у кого-то болело горло, кому-то просто не спалось, – горит свет. Дверь приоткрыта. В первый момент Нора чувствует разочарование: ну вот, опять не удастся посидеть спокойно, придется делать милое лицо и говорить банальности… Но переступив порог, облегченно вздыхает. За круглым столом, накрытым клеенкой в клеточку, удобно расположились Леонид и Марго.

– Привет, – говорит Леонид, сидя нога на ногу с дымящейся сигаретой в зубах.

А что еще скажешь?..

– Давно не виделись, – отзывается Герман, озираясь по сторонам.

На двухконфорочной плите закипает чайник. В полиэтиленовом пакете на столе… так, что тут у нас? О, бублики с маком, как это кстати. С довольным видом Герман шуршит пакетом, извлекает бублик и, прежде чем откусить, поворачивается к королю.

– Ты уже в курсе, что нас хочет видеть архимандрит Поликарп?

– Сам игумен? Ну… вроде бы это не такая уж большая неожиданность. Или ты удивлен?

– Я волнуюсь, – признается Герман и откусывает от бублика.

– Когда?

– Что когда? Аудиенция назначена на послезавтра.

– Кто тебе сказал?

– Аркадий.

– Большой человек хочет видеть нас двоих? Тебя и меня?

– Да.

Пока они играют в вопросы и ответы, Нора достает из подвесного шкафчика четыре кружки, коробку с чайными пакетиками, вазочку с кусковым сахаром и банку меда. Марго расставляет все это на столе.

– Как думаешь, о чем пойдет разговор?

– О том, что мы должны забыть дорогу к святилищу после того, как дальнейшие исследования его будут запрещены, а все ходы и выходы замурованы. Ну, это только мои догадки. Не исключено, что нас с тобой выдворят с Соловецкого архипелага и дело с концом. Без права возвращения даже в качестве туристов.

Некоторое время все молча пьют чай, обдумывая слова Германа.

– У тебя вообще-то есть заслуги перед монастырем и перед музеем-заповедником, – напоминает Леонид.

– На одной чаше весов заслуги, на другой – провинности. И что перевесит? – Герман со вздохом пожимает плечами. – Кто знает этих архимандритов…

– А ты запомнил дорогу к святилищу? – спрашивает Нора, с интересом глядя на Леонида. – Сумеешь дойти до него один?

Ее до глубины души потрясла история о том, как он дважды протягивал руку к рычагу – чтобы открыть таинственную дверь и чтобы закрыть, – несмотря на наличие встроенного механизма, который незадолго до этого оттяпал руку Глебу Зимину. Каковая рука, оставаясь на месте трагедии, не позволяла о себе забыть. Посредством манипуляций с идолом Герман обезопасил доступ к рычагу, и все же… Она, Нора, не полезла бы туда ни при каких обстоятельствах. Нет-нет, это абсолютно исключено!

– Да, конечно, – отвечает Леонид без малейших колебаний. И поворачивается к Марго: – А ты?

– Не знаю. Не уверена.

– Я – нет, – заявляет Нора, не дожидаясь вопросов. – Даже пробовать не буду.

– Значит, подрывными элементами, с точки зрения архимандрита, можем оказаться только мы двое, – подводит итог Герман, указывая надкусанным бубликом сначала на себя, потом на Леонида. – Повторяю, это всего лишь догадки. Может, он собирается предложить нам постричься в монахи или хотя бы покаяться…

В общем и целом догадки его оказались верны. Предметом озабоченности игумена являлось подземное языческое святилище. Точнее, все катакомбы, вместе взятые. Он выразил недовольство поступком Германа и Леонида, но несколько смягчился, когда они пообещали больше не разбирать завалов, не рыть ходов, не ломать стен, словом, не предпринимать никаких попыток проникнуть втихаря в лабиринт.

Говорил в основном Герман. Говорил спокойно и прямо, ничего не скрывая, не оправдываясь, не перекладывая ответственность на других участников событий. Леонид только изредка добавлял ту или иную деталь, то или иное собственное наблюдение. Тоже честно, не опуская глаз. Это произвело должное впечатление. Игумен заинтересовался талантами Германа, которые побудили Александра Аверкиева привлечь его к расследованию, и долго расспрашивал о том, в виде чего получает он информацию, позволяющую ему ориентироваться в системе подземных тоннелей, находить там людей и вещи, отгадывать загадки и все такое прочее.

Осмелев, Леонид задал вопрос, что теперь будет со святилищем и находящимися там артефактами.

Хризолитовый идол. Судьба его волновала и Германа.

Получат ли доступ туда археологи? А может, через пару лет колодец, алтарь, изваяния в нишах, мини-гильотину в стене и другие чудеса смогут осмотреть туристы, заплатившие за экскурсию? Или все пути, ведущие во Второй Лабиринт вновь будут перекрыты, все неоспоримые свидетельства его существования припрятаны или уничтожены, все посетившие его хотя бы однажды люди призваны к молчанию?

«А какое решение приняли бы вы?» – осведомился игумен.

«Замуровать навсегда, – решительно ответил Леонид. – И дело не только в том, что гарантировать безопасность посещения подобных мест совершенно невозможно, но и в том, что делать их туристическими объектами значит профанировать… и тем самым опять-таки навлекать на себя гнев богов. Ничего, что я так? Я знаю о Едином, но есть же еще… – Он улыбнулся, впервые опустив голову. – Нет, я лучше промолчу».

Тут, по словам Германа, наместник и игумен Соловецкого монастыря благосклонно взглянул на Леонида, припомнил положительный отзыв игумена Амвросия – проживая летом в качестве трудника на территории Голгофо-Распятского скита, Леонид проявил себя наилучшим образом, – и сообщил, что работы в этом направлении уже ведутся.

В том, что они ведутся, причем именно в этом направлении, Герман и Леонид убедились, направляясь после аудиенции в «Кают-компанию», где их ожидали Нора и Марго, и по дороге завернув к шурфу. К тому, что недавно было шурфом. Было, да… Потому что на месте шурфа они увидели ровное место.

Словно не веря своим глазам, Леонид попрыгал на твердом как камень грунте, припорошенном первым снежком, и глубокомысленно изрек: «Охренеть!..» Герман кивнул, соглашаясь, и попрыгал тоже. После чего они без промедления двинулись в кафе, чтобы перекусить в тепле перед осмотром дома.

Дом! Собственно для этого подруги их и дожидались. Чтобы вместе осмотреть дом. Накануне вечером Герман объявил всей компании, что Лидия Григорьевна из отдела архивных материалов – та самая Лидия Григорьевна, благодаря которой они вышли на профессора Ледогорова, – переезжает на материк к дочери и в связи с этим продает свой дом.

«Я знал! Я знал! – встрепенулся Леонид при этом известии. – Это должно было произойти и это произошло. Теперь мы сможем жить в собственном доме, а не в какой-то гребаной общаге».

«Кто это – мы?» – подозрительно спросила Нора.

«Мы четверо. Ну, квадрат, четверица… Помнишь?»

Идеальная полнота – это, как мы все знаем, круг. Но его естественное минимальное членение – квадрат или четверица.

Она помнила, да.

И вот они стоят, взявшись за руки, не обращая внимания на планирующие сверху снежинки, и смотрят на него – на этот дом, предложенный им ангелами небесными, не иначе. Бревенчатые стены, черепичная кровля, добротная классика Русского Севера.

Кажется, только вчера они зубоскалили в кабинете доктора Шадрина, развивая тему гнездышка на четверых, а сегодня им нужно лишь отворить калитку, пересечь широкий двор и подняться по ступеням резного деревянного крыльца. Отворить дверь, шагнуть навстречу…

…чему?

Переменам, конечно.

Поселиться здесь. Пустить здесь корни. В этих прекрасных суровых землях, исполненных древнего волшебства. В краю героев, мучеников и святых.

– У нас получится? – с неожиданной робостью спрашивает Нора, сжимая горячие сильные пальцы Германа.

Он чуть поводит плечами.

– До сих пор же получалось.

– Ты действительно так считаешь?

Повернув голову, она пытается поймать его взгляд.

– Конечно.

Он разглядывает карнизный свес кровли, и на губах его играет мечтательная улыбка.

– Герман!

– Что?

– Посмотри на меня.

Бесстыжий мальчишка наконец-то переключается с архитектурных элементов на живую женщину, наклоняется, целует ее обветренными губами, потом вновь выпрямляется и, выполняя ее просьбу, несколько секунд пристально смотрит ей в лицо.

На его темных волосах оседают белые, искрящиеся на солнце, снежинки. В прищуренных глазах пляшут зеленые черти.

Подумать только, целый дом! Дом, где можно делать бесконечный ремонт, реставрировать мебель, писать картины, чертить чертежи, заниматься любовью, собирать коллекцию минералов, долгими зимними вечерами пить коньяк и вести философские беседы… может быть, завести кота…

– Эй, парочка! – Леонид и Марго машут им с крыльца. Рыжие волосы Марго тоже сияют на солнце. – Вас там любовь, что ли, греет? Давайте живее! Нам, знаете ли, не очень хочется с первых же дней совместной жизни отпаивать вас горячим молоком, лепить горчичники и разводить полоскание для горла.

– Идем, идем, – ворчит Герман, обнимая Нору за плечи. – Полоскание они будут разводить… Я скорее поверю в то, что рыжая на растущую луну сварит в кастрюле зелье из паучьих яиц, мушиного помета и крови невинно убиенной Висайской бородавчатой свиньи.

– Зелье? Думаешь, она умеет?

Переговариваясь, они медленно идут через двор. Не спугнуть чистую радость этих минут. Не растерять.

– Эти ведьмы! Разве угадаешь, что они умеют?

– Хм… А почему Лидия Григорьевна предложила дом тебе?

– Потому что я понравился ее старому другу Сергею Ледогорову.

– Это, конечно, причина…

– Он сказал, – смеется Герман, – что нужно покрепче привязать меня к Соловецкому архипелагу, потому что он, Ледогоров, еще не все со мной обсудил.

– Вот она, популярность! Буквально все хотят обсуждать с тобой свои дела.

– Ну, я не стану лицемерно уверять, что меня это достало, и только воспитание не позволяет послать всех обсуждальщиков к чертовой матери.

– Надеюсь, в твоем плотном графике найдется место для скромной женщины бальзаковского возраста?

– Однажды я сказал и повторяю: не кокетничай, тебе это не идет.

Они идут через двор. Идут к дому, где им предстоит пережить долгую соловецкую зиму, первую зиму Норы в этих краях.

Медленно, рука в руке.

Переступая порог, Нора оборачивается и, купаясь в прозрачной зелени знакомых глаз, вспоминает как впервые увидела этого невозможного человека.

На ферме. Около гаражей. Что он тогда сказал?.. Впрочем, какая разница.

А позже, чтобы удержать ее от возвращения в Москву?..

Нора слышит голос Марго и улыбается, обнаружив единомышленника:

– Эй, ковбои, вы любите кошек? Я хочу завести кота. А то ведь, наверное, мыши и вообще…

Вот что сейчас действительно важно – завести кота.

Сноски

1

Герман приводит неточную цитату из романа Роберта Мак-Каммона «Они жаждут».

(обратно)

2

Под шурформ в археологии понимается небольшой прямоугольный раскопчик площадью от 1×1 до 4×4 м. Меньше шурфы нельзя закладывать на памятниках даже с очень тонким культурным слоем, при больших размерах шурф почти всегда уже рассматривается как раскоп. На памятниках архитектуры изолированные друг от друга шурфы допустимы для решения инженерно-технических задач. Шурфы не должны быть излишне многочисленными, так как они дают крайне отрывочную информацию, не позволяют разобраться в плане встреченных в земле сооружений и даже в стратиграфии.

(обратно)

3

Сенситив – то же, что экстрасенс.

(обратно)

4

Джанки – сленговый термин, обозначающий наркомана (от англ. junkie).

(обратно)

5

Северный (Арктический) федеральный университет имени М.В. Ломоносова.

(обратно)

6

Книга Екклезиаста (10:8).

(обратно)

7

Цитата из фильма Стивена Спилберга «Индиана Джонс и Храм Судьбы» (1984 г.).

(обратно)

8

Сигил (от лат. sigillum – печать) – символ (или комбинация нескольких символов), обладающий определенной магической силой. По другой версии слово «сигил» может быть связано с ивритом סגולה (segulah – «слово, действие или творение магического эффекта»). Сам по себе сигил не вызывает духов или демонов, он служит лишь физическим средством, при помощи которого маг или шаман достигает нужного состояния духа.

(обратно)

9

Евангелие от Иоанна (3:8).

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

7

8

9

10

11