Арка Купидона (fb2)

- Арка Купидона [litres] (Частный детектив Алексей Кисанов - 29) 2290K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Татьяна Владимировна Гармаш-Роффе

Татьяна Владимировна Гармаш-Роффе
Арка Купидона

© Гармаш-Роффе Т.В., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

От автора

Этот роман не совсем обычный. Он не похож на классический детектив, где о преступлении становится известно с первых же страниц. Здесь читатель окажется вовлечен вместе с моими сыщиками в историю о поиске наследников. Начавшись вполне банально, она становится все загадочней и загадочней, неумолимо затягивая всех ее участников в темные тайны прошлого.

Сюжет романа основан на реальных событиях.

…В воде невозможно дышать! Кажется, она знала об этом раньше, но все равно изумление и отчаяние охватили ее. Девочка рвалась изо всех сил наверх, извивалась, как водяная змея, чтобы высвободить ногу и добраться до поверхности, до воздуха. Один раз ей это даже удалось! Она успела коротким мощным вдохом набрать побольше воздуха в легкие, но снова ушла под воду и снова продолжала вырываться из пут, хотя силы кончались, она чувствовала – силы ее кончались…

Вдруг что-то потащило ее к скалистому камню – она видела сквозь толщу воды, как неумолимо приближается его черная громада. Голова ее ударилась с размаху о его ребристый бок и…

И всё. Свет погас. Вместе с памятью и жизнью.

Париж

– …И вот Кис им говорит: «Ваш отец тяжело болен и хочет составить завещание в вашу пользу». А они: «Какой еще отец? Наш умер три года назад!» Представляешь?

Реми убрал телефон в карман.

– Ну умер, да завещание оставил, чего тут такого, – пробормотала Ксения, не отрывая взгляда от экрана ноутбука.

Реми посмотрел на жену. Заходящее солнце, проскользнув лучом в настежь открытое окно, окрасило игриво-розовым ее плечо. Похоже, Ксюша мужа не слышала: она сосредоточенно постукивала по клавиатуре. Наверное, над книгой работала. Она уже давно решила писать романы, причем детективные, хотя пока ни один из ее замыслов не превратился в законченный текст. Реми из-за этого ничуть не переживал – напротив, радовался, что жена нашла занятие по душе. Ксюша тоже не унывала. Роман – ее хобби, которому она посвящала время тогда, когда душе было угодно. Ничто и никто ее не торопил. В деньгах они не нуждались – хоть богатыми себя не считали, но заработков Реми, частного детектива, хватало на жизнь вполне комфортную. Славы Ксения тоже не искала, тщеславие не тревожило ее душу. Так что писала она исключительно тогда, когда писалось. Как сейчас.

– Ты все прослушала, признайся, негодница!

– Муза… – рассеянно произнесла Ксения. – Муза, представляешь, напала, как придушила. Вот пишу под ее диктовку.

– Счастливые люди, писатели. Мне бы кто нашептывал разгадки…

– Что-что?

Взгляд жены по-прежнему устремлен на экран, она его не слышит. Ладно, не впервой. Реми пошел на кухню, запустил кофейную машину. Заслышав звук, Ксюша крикнула: «Мне тоже, пожалуйста!»

Она работала в гостиной. У них имелась неплохая трехкомнатная квартирка в пятнадцатом округе Парижа с видом на самый верх Эйфелевой башни: гостиная, спальня и кабинет Реми. Когда Ксюша переехала к нему, он предложил оборудовать там письменный стол и для нее: компьютер ведь необходим всегда. Однако Ксения отказалась. Она предпочитала кочевать со своим ноутбуком, – который звала «букой» – в зависимости от настроения. Сегодня оно привело ее в гостиную, где Ксюша устроилась на клетчатом диване, скрестив ноги и угнездив «буку» меж коленок.

Реми придвинул кофейный столик (на колесиках, удобно!) к этому самому дивану, принес две чашки. Ксения оторвалась от компа.

– Спасибо, мон кёр^[1]. Так что ты хотел мне рассказать?

Светло-зеленая майка на бретельках обнажала ее плечи, натягивалась на груди, свободно струилась на талии и заканчивала свой бег, уткнувшись в джинсовые шорты. Ксюшины дивные волосы, – длинные, каштановые, волнистые, сведшие его с ума в первый же день знакомства в Москве, – сегодня были заплетены в косу и уложены вокруг головы. Красота такая, что глаз не оторвать. Реми смотрел на жену и не мог понять: как он два года назад оказался на грани измены? Мало того что Ксения хорошенькая, грациозная, умненькая, так у нее еще и характер чудесный, легкий. Не жена, а подарок…

Но в какой-то момент совершенство показалось пресным. К тому же Ксюшина ребячливость, наивность вдруг стали его раздражать. Хотя он прекрасно знал: она не наигрывает, она действительно такая…

Невероятно, непонятно. Ему вдруг захотелось не-совершенства. Чего-то остренького. Даже горького. Потому что совершенство чересчур сладко.

От измены его удержал не разум, не моральные соображения, не чувство долга – случайность. Яркая темпераментная брюнетка с дерзким ртом, к которой он направлялся «в гости», неожиданно оступилась, выходя из машины. Упала она неудачно, сломала ногу. В итоге Реми оказался в тот вечер отнюдь не на любовном ложе, а в больнице, куда доставил несостоявшуюся любовницу.

После этого происшествия они еще месяц с лишним осуществить задуманное не могли – по состоянию ее здоровья, так сказать; а там и пыл Реми охладел, уступив место чувству вины и раскаянию.

Разумеется, вина и раскаяние не способны помочь в делах любовных, – не те это эмоции, от которых рождается (или возрождается) страсть. Реми Ксюшу любил, она стала ему родной, и даже желание привычно поднималось в нем, когда он ощущал ее тело рядом. Но что-то утратилось. И он опасался, что безвозвратно.

Ксения, если и заметила перемены в поведении мужа, то ничем себя не выдала. Была, как всегда, легка, ласкова, смешлива и беспечна. Разве только стала больше интересоваться его расследованиями, но это Реми не удивило: она ведь детективные романы сочиняет.

В скором времени Реми привык рассказывать жене о ходе следствия и даже советоваться с ней. Более того, она вызвалась помогать ему в слежке за объектом. Ксении невероятно нравились эти приключения – иначе их и не назовешь, поскольку приходилось часто переодеваться, менять облик и даже манеру держаться, – этакая смесь театрального действа и шпионского фильма. А Реми смотрел на жену и каждый раз видел в ней новую женщину. Что было возбуждающе пикантно.

Неожиданно их союз приобрел новые грани: совместная деятельность, к тому же интеллектуальная, к тому же с элементами игры, очень сближает. И укрепляет. И вносит разнообразие. Они даже решили немного отодвинуть план деторождения, их жизнь стала настолько увлекательной, что ничего не хотелось в ней менять. Ну, пока, по крайней мере. На детей еще будет время. А сейчас они счастливы друг с другом.

– Ксю, мне только что звонил генеалог.

– Хм. Похоже на «гинеколог». Но догадываюсь, что это от слова «генеалогия».

– Твоя проницательность меня восхищает, дорогая, – съехидничал Реми.

– Он на твоем генеалогическом древе нашел сочный плод в виде богатого дядюшки из Америки?

– Нет, я получил работу.

– Тоже неплохо, – кивнула Ксюша, отпив кофе. – И какую же?

– Довольно странную. Ты знаешь, что генеалоги часто работают по заказу нотариусов, чтобы разыскать наследников, о которых никто ничего не знает. Человек умер, осталось некое состояние, прямых наследников нет, и тогда генеалоги начинают рыть. До шестой степени родства, кажется. Случается, ищут в других странах…

– Да, слышала о них… А у нас нет шоколада?

– Ты имеешь в виду плитку или какао-порошок для горячего?

– Плитку, конечно. Мне нужен кусочек шоколада к кофе.

– Должен быть, если ты весь не съела.

– Где?

– Посмотри в холодильнике. Лето жаркое, нельзя его просто в шкафчике держать.

– Точно, ты мне говорил!

Ксения соскользнула с дивана, метнулась в кухню. Хлопнула дверца холодильника, и Ксюша вернулась, торжествующе размахивая четвертушкой плитки.

– Надо будет завтра купить еще, это последний… Так что там у генеалогов приключилось?

Реми немного раздражала ее манера постоянно отвлекаться от предмета беседы, но, к чести жены, следовало признать: она практически никогда не теряла нить разговора.

– Представь, какая вышла странная история: один мужчина, тяжело больной, призвал нотариуса в больницу…

* * *

…Этьен Пасье знал, что умирает. Его сжирал рак. Врачи делали все, чтобы облегчить ему страдания, им это даже неплохо удавалось, но Этьен не обольщался и не принимал отсутствие боли за улучшение. Ему пообещали два месяца, максимум три, и теперь он с удивлением обнаружил, что у него появилось свободное время. Абсолютно пустое, ничем не занятое время, чтобы поразмыслить о прожитой жизни.

Никогда раньше Этьен о ней не размышлял: он по ней бежал. Дела вечно толкали вперед, некогда было даже голову повернуть назад – увидеть, что там осталось, за спиной. Да и сейчас он бы по своей воле оборачиваться не стал. Однако теперь, когда он оказался в ловушке свободного времени, мысли напали на него, как бандиты. Жестокие, беспощадные, неумолимые, они принялись терзать его, методично нанося удар за ударом, рану за раной.

ЖИЗНЬ НЕ СЛОЖИЛАСЬ – вот что они выбивали барабанной дробью в его мозгу.

Он крутил головой на подушке, будто пытался уклониться от очередного удара. Но тот снова и снова его настигал: напрасно жил, впустую прожил. Карьера сложилась, а вот жизнь…

Карьера. Каким пустым стало это слово сейчас, когда от жизни остался лишь жалкий клочок. Всё, чему Этьен посвятил себя, превратилось вдруг в пшик. В лужу от растаявших дней. Бессмысленную, бесславную, бесполезную.

Почему так? Почему он раньше не знал, не предвидел? Не понимал…

Собственно, что значит жизнь? В чем ее смысл, ее соль? Этьен был финансистом, не философом, и затруднился бы внятно ответить на свой вопрос, но интуитивно понимал: если жизнь удалась, то перед смертью вспоминаешь хорошее. Мгновения, когда тебе было радостно.

И когда же Этьену было радостно? Когда проворачивал удачную сделку? Когда хвалили и благодарили за умножение прибылей? Это было приятно, да. И чувство удовлетворения, и гордость за отлично сделанную работу, все так. Но радость? Нет, не потянет.

Радость – настоящую, бешеную, головокружительную – он ощутил лишь однажды, когда влюбился. Любовь – вот радость.

Любовь?

Да что это вообще такое, любовь?

Родительской любви он не помнил. Опека, забота, строгие требования к поведению, внешнему виду, учебе – все это было, да. Он с детства привык к спартанскому образу жизни и дисциплине: в школе участвовал в скаутском движении, ходил в походы, учился обходиться малым. В семье за малейшее отклонение от предписанных правил наказывали Этьена строго, а вот поощрение… Только чуть больше карманных денег. Ни ласки, ни поцелуя. Тон задавал отец, мать ему вторила, как безликая ученица-зубрилка. Родители никогда не прижимали его к себе, не обнимали. Их тела, их запах навсегда остались для него неродными. Даже враждебными: наверное, так дикие звери воспринимают чужака. Помнится, даже когда отец заболел, Этьен не сумел до него дотронуться, поцеловать впалую щеку. С огромным трудом принудил себя коснуться губами холодного отцовского лба в гробу. С матерью вышло проще: после смерти отца она уехала жить на юг к своей сестре, на роскошную виллу на берегу Средиземного моря. Там же и умерла. Доставили тело в Париж для похорон в свинцовом гробу – погода стояла жаркая в то лето, – да так и не открыли для прощания. И Этьену не пришлось целовать материнский лоб.

Родительское воспитание не могло не повлиять на отношения Этьена с женщинами. Наверное, потому он вырос зажатым, брезгливым, и даже на пике плотского желания избегал целовать девушку. Совершить половой акт мог, но без поцелуев. Без ласк. Он не умел, не знал, как это делается, и не хотел. Хотя девушек, пытавшихся завести с ним отношения, было немало. Еще бы, получив огромное состояние от родителей, Этьен быстро его приумножил, став завидным женихом. К тому же он был вполне хорош собой: голубоглазый шатен с приятной улыбкой, искусственность которой мало кто распознавал, люди ведь падки на форму, не на содержание.

В тридцать девять лет он еще не был женат, знакомые поговаривали, что он гей, хотя в однополых отношениях Этьен замечен не был.

И вдруг – она. Невыносимо красивая. Нестерпимо сексапильная. Черные кудри струились до ягодиц, глаза-миндалины, брови вразлет. И белоснежная кожа. И тончайшая талия. И небольшая, прекраснейшей формы грудь. А уж от линии бедер, от контура ягодиц, угадывавшегося под тонким платьем, вообще дыхание останавливалось. Таких женщин он раньше не видел. Вообще никогда, если не считать картинок в комиксах.

Оказалось, она русская^[2]. И звали ее Анжелика.

Русских он до этого момента тоже никогда не видел. Разве что по телевизору, где о них говорили очень нелестные вещи.

Но кто же верит телевизору? Этьен, занимая высокий пост в одном крупном инвестиционном фонде, водил дружбу со многими известными в различных сферах людьми, в силу чего имел доступ к негласной информации. И он отлично знал, до какой степени информация «беспристрастных» журналистов тенденциозна, а то и вовсе лжива, поскольку управляется всего лишь узким кругом заинтересованных лиц.

Анжелика была совсем не похожа на тех русских, о которых писала французская пресса. Только, пожалуй, излишне открытой одеждой, что привлекало к ней восхищенные взгляды всех встречных мужчин. Но такую красоту грех скрывать, право. К тому же держалась Анжелика с редким чувством достоинства. Начитанная, она отлично разбиралась не только в русской, но и во французской литературе, по-французски говорила почти без ошибок. Не сказать, чтобы она обладала прекрасным вкусом и манерами – скорее, была манерна. Но вкус – дело наживное. Анжелика впервые приехала во Францию и наивно полагала: раз модная вещь куплена в дизайнерском бутике, то она непременно хороша. Собственного вкуса (то есть внутреннего критика) у девушки попросту не имелось. Ей и в голову не приходило, что чрезмерно открытые наряды, мини-юбки и глубокие декольте выглядят вульгарно: как такое может быть, ведь она купила их у самых-самых знаменитых кутюрье!

Этьен мягко, без напора, взялся за воспитание ее вкуса. Она смеялась, удивлялась, шутила – и никогда не обижалась. Ко всем прочим достоинствам она еще обладала отличным чувством юмора.

Познакомился с ней Этьен на одной вечеринке – Анжелику туда привели друзья, у которых она гостила, – и влип сразу же, как оса в мед. Стал приглашать то на ужин в лучшие рестораны Парижа, то в Оперу, то в элитные клубы, а через две с половиной недели она неожиданно поселилась у него. К собственному изумлению, он сам ей предложил. А куда было деваться? Иначе бы она улетела! У нее кончалась виза!

Он не мог допустить, чтобы она улетела из его жизни.

Тогда во Франции было сурово – никаких нелегалов. Это сейчас все вдруг стали добренькие: живи в стране сколько влезет, даже без документов. Но тогда, чтобы удержать Анжелику, требовалось легализовать ее пребывание во Франции. И он, закоренелый холостяк, решился – предложил пожениться. Через каких-то три недели после знакомства! Раньше, бывало, он по три года мурыжил девушку и все равно не женился. А тут – три недели.

Но ведь нельзя, чтобы она улетела!!!

Казалось, Анжелика была счастлива. Так обнимала его, так страстно целовала, а уж в постели просто с ума сводила. День свадьбы назначили через месяц, на октябрь, – раньше никак нельзя было, такие порядки. Он решил все обставить скромно, ведь не сезон: обычно ждут лета, чтобы в каком-нибудь замке отпраздновать, используя и лужайки, и парк, и залы с сотней-другой гостей. Но он на все наплевал. Он любил ее, боже, как любил! На все был готов. Даже нарушить традиции. Ведь приличные люди так свадьбы не справляют. Но тогда в нем бурлила невиданная радость, и он с легкостью отмахнулся от всего, что годами вбивали в его мозг родители. Люди из высшего общества.

«В нашей русской литературе, – а это великая литература, ты ведь не станешь спорить! – говорила Анжелика, и глаза ее блестели. – Главным считается жизнь души. Чувства. Любовь. А ты привык в своем высшем обществе считать главным социальное положение. Деньги. Бренды. Все внешнее, – грустно качая головой, говорила прелестная Анжелика. – Но на самом-то деле важно только внутреннее! Жизнь души!»

И он с ней соглашался. Это ведь абсолютно верно! Почему он сам об этом до сих пор не думал? Возлюбленная открыла ему глаза на истину. Она была умна, хорошо образованна – и в искусстве разбиралась, и в психологии, и философов цитировала, – а чего не знала, тому училась с лету. Он только диву давался. И в то же время она была веселая, остроумная, легкая… Чудо какое-то.

Анжелика освободила его от всех зажимов, всех оков, всех проклятий его детства. Она объяснила Этьену, в чем его проблема; научила, как избавиться от брезгливости и полюбить чужое тело… И с тех пор они постоянно ребячились, шутили, смеялись, он почти не выпускал ее из своих рук: он познал счастье прикосновений, блаженство ласки. Он упивался ее запахом, он постоянно совал нос в ее густые волосы и вдыхал, вдыхал ароматы любимой женщины…

А пока они жили вместе, как муж с женой. И вскоре, за десять дней до свадьбы, она сказала, что беременна. И тест показала. Он не верил такой удаче: сразу и жена, и ребенок! Сразу, одним махом, семья! Он уже почти перестал мечтать о ней…

Этьен завалил Анжелику подарками. Не отказывал ни в чем. Украшения? Пожалуйста! Бутики? Вперед! В спортзал? Ради бога! Бассейн, массаж, косметолог, диетолог – да что угодно! Она была его божеством, его счастьем, которого он ждал всю жизнь.

И вдруг…

…Он уже представил Анжелику друзьям (строго говоря, их у него не было – так, приятели), которых собирался пригласить на скромную свадьбу. У мужчин горели глаза, когда они смотрели на его маленькую прелестницу, и ему хотелось смеяться вслух: я вас сделал, а, мужики?! Вы шептались за моей спиной – мол, старый я холостяк и у меня наверняка проблемы, то ли с головой, то ли в трусах. А вот, накось-выкуси, я выиграл самый крутой приз!

Ну а женщины, натурально, кривили губы, и ядовитое облачко шепота плыло по его гостиной: «вульгарна, нет вкуса, слишком себя выставляет», тра-та-та…

Поэтому, когда одна из них, Магали, позвонила ему и сообщила, что видела его невесту в спорткомплексе с молодым мужчиной в весьма двусмысленной ситуации, Этьен ей не поверил.

– Ты отупел от любви, приятель, – хмыкнула Магали. – Но я не хочу, чтобы ты приобрел рога еще до женитьбы. Сам представляешь, как все наши будут над тобой издеваться. Сейчас они пускают слюни от зависти и будут счастливы, если ты облажаешься. Давай так: поезжай туда и собственными глазами посмотри. Она не особо шифруется: думает, что знакомых там нет, прятаться не от кого. И то правда, я почти случайно туда сегодня поехала. Вдруг подумала: что же я абонемент оплачиваю, а ходить не хожу. Надо хоть иногда… Короче, мужчина в спорткомплексе тренер. Какой именно, не знаю. Там и тренажерный зал, и фитнесс, и бассейн с гимнастикой. Но ты его опознаешь без труда: высокий мускулистый блондин. И, кажется, русский. По крайней мере, мне послышалось, что говорили они между собой по-русски. Когда войдешь, посмотри направо: там, возле лифтов, есть что-то вроде портика, за которым коридор. Так вот, я их видела за одной из колонн этого портика… И знай, Этьен: я никому об этом не расскажу. Реши проблему, как считаешь нужным, а на мое молчание можешь положиться.

Этьен онемел от услышанного. Судя по голосу приятельницы, усталому и грустному – не злорадному, нет, – она говорила правду. Он выдавил из пересохшего горла «Спасибо, Магали» и отключился.

На следующий же день Этьен поехал в спорткомплекс. И увидел. До портика даже не пришлось идти: Анжелика целовалась с блондином прямо у входа в комплекс. И целовалась так, что сомнений в природе их отношений не оставалось.

Ему, Этьену, Анжелика говорила, что он прекрасен. Что любит его тело. Он был мелковат и худоват – такой не слишком свежий тридцатидевятилетний пацан – и никогда не считал себя физически привлекательным; но она убедила его. Когда любишь человека, говорила она, любишь в нем все. Даже его недостатки. И Этьен поражался глубине этой мысли.

И еще она говорила, что влюблена в его душу. Благородную, редкую, возвышенную. Потому что для русской женщины, воспитанной на великой русской литературе, нет ничего важнее души. И он снова ей верил.

А у этого, с бицепсами, в теле вовсе не было места, где помещается душа. Там все мясом заросло. Но с ним она целовалась на глазах у всех посетителей спорткомплекса… Беременная ребенком Этьена… За неделю до их свадьбы…

Или ребенок от этого мясного теленка?!

Он крадучись вернулся к своей машине. Она его не заметила.

Он спрашивал себя: куда ушла ее любовь, почему, отчего?

И когда?! Когда Анжелика успела его, Этьена, разлюбить?!

Ведь надо сначала одного разлюбить, чтобы потом другого полюбить… Ведь так?

Он промучился пару дней, пока неожиданно не осознал: да все куда проще! Она его, Этьена, никогда не любила.

Никогда.

Она ему лгала. Умело, искренне, красиво. У нее редкий талант лгуньи. Наверняка использовала его в жизни уже не раз…

Он отменил свадьбу. Выставил Анжелику из дома и сказал, чтобы забыла его адрес и телефон.

Она все-таки звонила. Плакала. Что-то плела – мол, он все неправильно понял.

Но что можно понять неправильно, когда мужчина и женщина втягивают губы друг друга? Счесть дружеским поцелуем?

Ту гору мускулов она, возможно, тоже не любила, но это Этьену было до фени. Он ей так и сказал. Дело не в ревности, сказал он, а во лжи.

А она все равно звонила. И говорила, что у них – у НИХ! – скоро будет ребенок. Но раз она врала о любви – могла и о беременности наврать. Тест – а кто знает, ее ли тест? Могла у какой-нибудь подруги взять. Она лгунья, а такие отлично умеют обставлять свое вранье.

Последний раз она набрала его номер, чтобы сообщить: у них будут близнецы. Мальчишки.

Ложь, ложь, ложь.

На этот раз он послал ее очень резко. Грубо.

И больше она не появлялась в его жизни. Никогда.

А он сжал свое сердце в кулак и выдавил оттуда Анжелику, как гной из прыща. И, освободив свою душу от любви, заполнил ее работой. Карьера его, и без того отличная, взмыла ввысь с космической скоростью. Он работал днем и ночью, чтобы не оставить в мозгу даже крошечного места для мыслей об Анжелике.

Через год он женился на Магали. Она, по крайней мере, повела себя как настоящий друг.

Но он ее не любил.

Прожил он с Магали, не слишком понимая зачем, четыре года. Она хотела ребенка, он просил подождать: мол, пока не готов. Но Магали не дождалась. Ушла. «От тебя меньше проку, чем от новогодней елки. Как и ты, она мертвое дерево, но на нее можно хоть яркие гирлянды повесить и порадоваться. А ты безрадостный. Ты дохлый и тухлый», – сказала она на прощание.

Прошли годы. Его интересовала только работа. Его мозг жадно решал задачи, прокручивал схемы, составлял комбинации. Он мог бы стать великим шахматистом, но финансовые схемы приносили не только интеллектуальное удовлетворение, а еще и бешеный доход. Великолепная награда за его блестящий ум. Не каждый поймет, но в этом был огромный кайф, который заменял все остальное, чего не имелось в его жизни. И утраченное счастье любви, и непознанную радость отцовства. По крайней мере, люди говорят, что быть отцом – это радость. А он ее не испытал. И не знал. Может, люди лгут. Может, нет. Какая разница? У него была своя радость: находить блестящие решения сложных задач и получать за это щедрое вознаграждение. Чего еще надо, собственно?

Так он жил и радовался своей жизни – а она взяла да кончилось. И оказалось, ничего у него нет. Ни одной близкой души. Через пару месяцев его не станет, и некому будет о нем пожалеть. На похороны придет множество разных людей, но среди них не будет ни одного, для кого его уход станет потерей.

Паршиво так умирать. Будто жизнь прожил напрасно.

Собственно, почему «будто»? Так и есть: напрасно. Денег заработал немерено – да куда их теперь? Он умирал на больничной кровати, времени у него было до отвала: впереди вечность, как говорится, – и целыми днями думал, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться, чтобы ощутить смысл своего пребывания на земле. Зачем жил-то? Что после себя оставил?

Во всем виновата подлая Анжелика. Это из-за нее он отказался жить и любить. Она отравила его мозг своим враньем…

Она была столь прекрасна, эта лживая сука. Она была столь прекрасно лжива. Если бы у него сейчас оставалось время – и силы, конечно, – он бы ей отомстил. Он бы наказал ее за свою разрушенную жизнь!

Но на больничной койке не повоюешь…

И вдруг Этьен вспомнил о беременности Анжелики. А если она все-таки…

В конце концов, он же с ней спал! Значит, Анжелика вполне могла залететь от него. А тот, гора мышц, – еще не факт, что у него гора сперматозоидов наличествовала!

Анжелика сказала тогда, что все равно будет рожать. Близнецов. Если не солгала. Но если все-таки сказала правду, то и родила двух пацанов. Которые, возможно, его сыновья!

Почему он тогда не поверил? Ведь все могло повернуться иначе. Если это были его мальчики, жизнь наполнилась бы смыслом…

Но как он мог поверить, когда она все время лгала? Она наговорила ему столько красивых слов – таких важных, глубоких, умных, – что из них выстроился радужный замок счастья, в котором он блаженствовал несколько недель. И от одного ее поцелуя с тем блондином замок рухнул. Растаял, развеялся, превратился в едкий дым. Оставил его, Этьена, растерянного и убитого, посреди обломков лжи. Как же он мог ей поверить, спрашивается?! А генетические экспертизы в то время еще не делали… Да и признай он тогда мальчишек, Анжелика бы все эти годы тянула из него деньги. Ведь ясно же, для чего она с ним, с Этьеном, сошлась. У нее был спортсмен-любовник, а он, «старый мальчик», интересовал ее исключительно в качестве кошелька!

Этьен застонал от до сих пор не утихшего унижения и повернулся на левый бок. Так меньше ныло в животе.

Да, мальчишки. Если они и в самом деле были. Если и вправду их двое. Если Анжелика не сделала аборт. Если родила. И в особенности если это его дети…

Его сыновья?!

А ведь он мог бы разыскать их уже давно. И анализ ДНК сделать. И уже бы знал правду… И оставил бы им сейчас все, что заработал, накопил. И тогда его жизнь, его богатство, приобрели бы смысл: он завещал бы плоды своих блестящих трудов сыновьям!

Злая ирония ситуации заключалась в том, что, если бы не рак, не больничная постылая койка, он и не вспомнил бы о них. Но тут, видите ли, своей жизни смысл придать захотелось. А дети – разве это не смысл?

И Этьен вдруг понял, что важнее дела у него никогда не было. За всю его долгую жизнь, от которой теперь остались, по прогнозам врачей, лишь пара месяцев, и то в лучшем случае.

Он нажал кнопку вызова. Когда медсестра явилась, распорядился привести врача. А тому велел найти нотариуса, самого лучшего, способного разыскать наследников… Потому что он желает незамедлительно составить завещание.

Нотариус явился на следующее же утро, и Этьен Пасье рассказал ему все. Никогда бы, никогда не посвятил бы он постороннего в подробности своей жизни, и в особенности своих неудач! Но близкая смерть меняла привычки и ценности. Самолюбие – пшик, прах, цена ему не больше гнилого яблока или раздавленной улитки, попавшей под каблук после дождя. Этьен рассказал нотариусу все без утайки, не щадя ни себя, ни Анжелику. На кону стояло спасение его жизни от бессмысленности и ничтожности. Если это его сыновья, то…

Бывший скаут, он не забыл слова «Отче наш».

* * *

– Зовут его Этьен Пасье, – продолжал Реми, – он тяжело болен, практически при смерти. Нотариус рассказал мне его историю вкратце. Когда-то у него был роман с русской девушкой. По паспорту она Анжела, но представилась ему Анжеликой.

– Тогда у всех еще были свежи впечатления от эротического фильма про Анжелику. «Анжелика, маркиза ангелов» и далее, – хмыкнула Ксюша. – Наверняка она потому так и назвалась.

– Не исключено, – согласился Реми. – Как бы то ни было, он влюбился. И собирался на ней жениться. Однако она ему изменила. Этьен, узнав об этом, разорвал с ней отношения незадолго до свадьбы. Анжелика умоляла ее простить, утверждала, что забеременела от него, причем близнецами, мальчиками, но Пасье ей не поверил, ведь она обманщица и лгунья. Однако сейчас, в думах о смерти, он решил проверить: а вдруг она сказала правду и близнецы действительно существуют. Позвал нотариуса, объяснил ситуацию и поручил разыскать этих парней. Им теперь должно быть по двадцать восемь лет – если они и впрямь существуют, конечно. Он предоставил полную информацию об Анжеле Багировой: ведь он собирался жениться, отдал ее документы на перевод для подачи заявления в мэрию. Видишь, как интересно: бракосочетание он аннулировал, но все данные этой женщины запомнил… На всю жизнь. Любил ее сильно, видать.

– Или сильно страдал. Боль тоже не забывается.

Реми посмотрел на жену. Хорошо сказано, точно. Он кивнул, соглашаясь.

– Так вот, нотариус нанял генеалога, – продолжал Реми, – и тот собрал о ней максимум информации. Для начала откопал ее следы во Франции: спустя десять с лишним лет после разрыва с Этьеном она вышла замуж за некого месье Франсуа Дюваля. Его фамилию присоединила к своей и стала мадам Анжела Багирова-Дюваль. И, внимание, интересный факт: месье Дюваль усыновил ее двух сыновей-двойняшек. Им было в то время по десять лет, сечешь, Ксю? Даты сходятся: это те самые близнецы, в существовании которых усомнился Этьен Пасье. Они носили фамилию матери, Багировы, поскольку в графе отец стоял прочерк. И стали, как мать, Багировы-Дюваль. Микаэль и Даниэль.

– Интересно, почему мать дала им французские имена? Ведь в момент их рождения она не была замужем за французом, как я понимаю.

– Нет, во Франции никакого брака до Дюваля не зарегистрировано.

– Возможно, мальчики звались Миша и Данила… При усыновлении в соответствующей службе предложили дать детям французские имена, тут ведь так делается. И Анжелика охотно согласилась. Она ведь смолоду рвалась во Францию. С Этьеном не вышло, зато получилось с другим. Спустя десять лет. И что она делала все эти годы? Чем занималась, где жила?

– Трудно сказать. Гражданства у нее не имелось, пока она не получила его в связи с замужеством. Значит, если она и приезжала во Францию, то только по туристической визе.

– Конечно, приезжала, а то как бы нашла себе мужа! Кто он такой, кстати?

– Винодел. Богатый человек, ему принадлежали виноградники в Бургундии. Он был намного старше ее.

– Принадлежали?

– Да, он скончался около пяти лет назад. Мадам унаследовала большое состояние и, похоже, вернулась в Москву. Во всяком случае, генеалог обнаружил ее следы там.

– Странно. Она ведь так упорно рвалась во Францию. Даже после разрыва с Пасье нашла себе мужа-француза. И с чего бы ей возвращаться в Москву?

– Думаю, она к тому времени получила все, к чему стремилась: французское гражданство и большие деньги. А в Москве жить с большими деньгами, как заметил Кис, куда веселее.

– Ты уже и Алешу подключил?

Ксения избегала называть мужа своей старшей сестры «Лешей» во Франции, поскольку «лё ша» – это по-французски кот. Существуют, конечно, мужчины-котики, но Алексей Кисанов не из их числа.

– А мне до сих пор не рассказал? – продолжала она. – История – готовая завязка для романа!

– Я Алексея не то чтоб подключил… Тут вот как вышло: обычно нотариус связывается с коллегами в другой стране, и все дальше идет через тамошнюю нотариальную палату. Но господин Пасье заявил, что завещание пока писать не станет, – хочет сначала получить максимум информации об этой женщине, Анжелике, и ее сыновьях. Выяснить, его ли дети. Поэтому нотариус обратился ко мне. Я с ним уже работал – мэтр Бонфис, помнишь? – и он обо мне высокого мнения. Хотя в данном случае он ценит, скорее, тот факт, что у меня есть русская жена и связи в России. Ну а я попросил Алешу.

– Вот, и мне ничего не сказал! Я б уже полромана написала!

– Ждал, пока обнаружим их следы. Роман ведь не может состоять из одной главы, а, писательница моя? Нужна не только завязка, но и развязка!

– Очень остроумно. До развязки вам с Алешей еще далеко, можешь не сомневаться!

– Это почему еще?

– Ну как же, ведь парни ему ответили: «Наш отец умер три года назад».

– Ты ведь не слушала меня!

– Не слушала, – согласилась Ксения. – Но слышала. Так бывает.

– У тебя одной, подозреваю. Ты талант. – Реми поцеловал жену.

– А отчим, ты только что сказал, – не отвлеклась Ксюша на мужнин поцелуй, – скончался пять лет тому назад. И родного отца они не знают, поскольку в их метрике стоит прочерк. Значит, в сюжет кто-то еще затесался. Тот, кого они считают отцом. Или он и вправду отец.

– До чего умная у меня жена!

– Более того, скажу я тебе, там ведь любовник наличествовал, в истории этой. Может, он и есть отец? И знают ли об этом парни?

– Восхищен. Преклоняю колена, – рассмеялся Реми.

Ксюша вскочила, захлопала в ладоши.

– Классная история! Когда в Москву летим?

Увлечение Ксюши расследованиями Реми устраивало: теперь ему редко приходилось оставлять ее в одиночестве. И она не скучала, и ему веселее. К тому же у милой женушки голова работала отлично, и ее соображения нередко оказывались весьма ценными.

– Пока не знаю. На днях.

– И я родителей увижу… И Сашку… И Лешу… И племяшек… – Она мечтательно оглядела потолок.

– Да ладно, – насупился Реми, – будто ты просто так съездить к ним не можешь! У тебя муж Синяя Борода, он тебя не пускает?

Ксюша взлетела с дивана, обняла Реми за шею и закружилась с ним по комнате.

– У меня лучший муж в мире! Поэтому мне не хочется оставлять его одного!

– Я все понял. Ты ревнуешь. Я такой прекрасный и классный, что ты опасаешься, как бы меня не соблазнили какие-нибудь левые девицы.

– Дурак, – шутливо обиделась Ксюша. – Я сама прекрасная и классная!

Реми знал это русское слово, «дурак», и оно у него неизменно вызывало приступ смеха. Иногда он в ответ тоже называл ее «дурак», но Ксюша не собиралась исправлять ошибку и подсказывать мужу слово в женском роде. Почему-то слово «дурак», произнесенное шутливо, звучит вполне прикольно; но «дура»… Как ни произнеси, а все грубо. По крайней мере, так ей казалось.

– На днях? А точнее нельзя?

– Вот навестим больного, – он просил приехать к нему, – и тогда решим. Но скоро, Ксю. Дело срочное, человек ведь при смерти…

Врач предупредил: говорить следует тихо, любой громкий звук режет слух больному.

Реми с Ксенией вошли в палату. Этьен Пасье сидел на кровати с поднятым изголовьем. Он был сер и чрезвычайно худ: страшный диагноз отпечатался в его облике.

– Бонжур, месье Пасье, – поприветствовал его Реми.

– Присядьте, – Этьен слабо махнул рукой, указывая на кресло и стул возле кровати. – Мэтр Бонфис хвалил вас, – он посмотрел на Реми. – А вы, значит, русская… Будете помогать супругу разбираться во всех тонкостях русского языка и менталитета? – перевел он взгляд на Ксюшу.

Ксения кивнула. Хотя помогать она станет отнюдь не одна: Алексей Кисанов тоже был частным детективом. И всегда приходил на помощь Реми, если ниточки его расследований вели в Россию. И, vice versa^[3], Реми помогал Леше, когда дело касалось Франции. Они давние друзья. Собственно, Ксюша и Александра познакомились с друзьями-сыщиками одновременно, и одновременно же завязались два романа… Хоть и развивались они совсем неодинаково^[4]. Однако пришли в итоге к общему знаменателю: Сашка замужем за Лешей Кисановым (которого близкие зовут Кис), а Ксюша – за Реми Деллье.

– И как вам живется в браке с французом? – неожиданно спросил Этьен, и его взгляд сделался колким, неприязненным.

Видимо, давняя история с изменницей оставила в его душе фантомные боли, подумала Ксюша. Так бывает после ампутации: ноги уже нет, а она все болит.

– Хорошо нам живется, – лучезарно улыбнулась она. Не вступать же в дебаты с умирающим.

Этьен прикрыл впалые глаза. Помолчал.

– Я несколько раз менял свое решение насчет завещания. Но в конце концов понял, что не смогу вообще принять какое бы то ни было решение, пока не узнаю…

Он умолк, не договорив, и снова прикрыл глаза. Реми и Ксения подождали, но Этьен все молчал.

– Вы хотите узнать точно, ваши ли это сыновья? – решил помочь ему Реми.

– Разумеется, – Этьен посмотрел на него как на недоумка. – Но мне нужно узнать еще много, очень много. И что это за мужчина, которого они считают своим отцом. Делался ли тест на отцовство. И об их матери… Я хочу, чтобы вы собрали максимум информации о ней. Как она жила с тех пор, как мы расстались. Кому еще жизнь сломала. А она непременно сломала, иначе никак, – она ведь отменная лгунья, обязательно кого-то еще одурачила…

Глаза его закрылись. Ксения с Реми переглянулись: уходить? Ждать?

– Я не сплю, – вдруг проговорил Пасье. – Просто устал… А генетический анализ сделайте в первую очередь. Если братья откажутся, то тайком. Это запрещено, наверное, но вы придумайте, как сделать. Обо мне много не говорите, только что я когда-то любил их мать и теперь подумываю о завещании в их пользу. И что я богат. Скажите, что деньги мне все равно оставлять некому, может, им завещаю, даже если они не мои дети… Надо, чтобы они заинтересовались предполагаемым наследством – тогда станут разговорчивы… Я хочу не только об их матери узнать – о них тоже: что за люди выросли. Фотографии их пришлите – те, что мне показывали, из интернета, слишком мелкие. Это пока все. Остальное по ходу. Мне отчеты каждый день по Скайпу. Портабль у меня всегда под рукой, – и он погладил иссохшей рукой крышку дорогого ноутбука, лежащего рядом с ним на кровати.

Они распрощались. Выйдя из палаты Этьена Пасье, Реми произнес:

– Похоже, он надеется найти какой-то компромат на свою бывшую пассию.

– Не компромат, – не согласилась Ксения. – Зачем он человеку, у которого жизнь заканчивается? Тут другое, мне кажется: Этьен хочет доказать самому себе, что поступил тогда правильно, изгнав Анжелику из своей жизни. Женщину, беременную двумя мальчишками, которые могут оказаться его сыновьями… Умирать, думая, что ошибся, что поступил опрометчиво, что из-за ревности и раненого самолюбия лишился семьи, сыновей, – это, наверное, страшно. Ему нужно, чтобы мы нашли доказательства правильности того решения, которое он принял почти тридцать лет назад. Так я думаю.

Реми поцеловал жену. Ну не умница ли? Если она когда-нибудь допишет свой роман, то наверняка он окажется хорош. Ксюша научилась улавливать чувства людей, читателям это будет интересно.

Москва

Они договорились с Этьеном держать связь по Скайпу, на чем и расстались. Билеты в Москву – Ксюша посмотрела в интернете перед поездкой в больницу – наличествовали на послезавтра, и она немедленно купила их. Реми созвонился с Алексеем, сообщил время и рейс.

И спустя день они уже обнимались в Шереметьево.

Ксюха совсем не изменилась, оценил Кис, такая же юная и хорошенькая. А Реми сдался моде и отрастил небольшую бородку, которая ему очень шла. Красивая пара, радует глаз. И любимые люди, что радует душу.

– Останавливайтесь у нас, – заявил он, укладывая их легкие чемоданы в машину.

– Нет, Леш, – не согласился Реми. Между собой они общались на английском, хотя чаще им переводила Ксения. – Удобнее для всех, если мы поселимся в гостинице. Тем более что клиент платит.

– Саша велела вас ни за что не отпускать! И родители приедут.

Сама Александра встретить их в аэропорту не смогла, была занята в редакции, но вечером, естественно, рассчитывала на семейные обнимашки.

– Конечно, Алеш, едем к вам, – согласилась Ксения. – А вечером заселимся в отель.

– Ну уж нет, – не сдался Кис. – Переночуете у нас. Дети уже нарядились по такому случаю, Саша полресторана заказала на дом, мама ваша с пирогом едет… В общем, готовьтесь к семейному торжеству.

Ксюша плакала, обнимая сестру; плакала, обхватив за плечи родителей; плакала, целуя нежные щечки своих маленьких племяшек. Плакать она перестала только тогда, когда пришлось встать на цыпочки, чтобы поцеловать старшего племянника Романа. Наверное, потому, что на цыпочках плакать неудобно.

Как она соскучилась по семье! И не только по людям, а по самой атмосфере радостного единения, щедрого душевного тепла, взаимной любви. Такие семьи – большая редкость. Во Франции особенно, но в России тоже не на каждом шагу встречаются. Ксюша не забыла с детских лет, с какой радостью и облегчением возвращалась от подружек, «из гостей», домой – туда, где все друг друга любят. Где не кричат, не приказывают, не называют обидными словами – где ласково обнимают и все мягко, понятно объясняют. Не припоминалось ни одного родительского запрета, который вызвал бы в ней протест. Родители обосновывали каждое решение так, что становилось очевидно: оно правильное и разумное. И Александра, старшая сестра, подтверждала: память ее не подводит, так все и было.

Весь вечер она упивалась общением с семьей. Слушала и не слушала, отвечала по существу или откликалась невпопад – она просто наслаждалась прекрасными лицами своих близких, их чудными голосами; она смеялась, играла с племяшками, обнималась с постаревшими родителями (от чего щемило сердце…) – она была счастлива.

Ближе к полуночи они все-таки отправились в гостиницу. Реми забронировал «Новотель»: он хорошо знал эту французскую сеть, ценил ее за стабильное качество, одинаково хорошее в любом городе, поэтому и выбрал его с ходу. И расположен он был удачно, рядом с центром, на Новослободской.

Алексей поехал с ними и остался ждать внизу, в холле. Поставив чемоданы в номер, Ксюша с Реми, несмотря на поздний час, спустились в бар, чтобы обсудить план действий.

Впрочем, «план» – это громко сказано. Для начала следовало познакомиться с братьями, чтобы понять, как действовать дальше. Выполнить просьбу умирающего будет непросто: с какой стати эти взрослые люди, об Этьене Пасье до сих пор не слышавшие, примутся откровенничать с сыщиками? Однако у последних имелся определенный простор для маневра, и все согласились в одном пункте: главное, дать понять потенциальным наследникам, что сумма по завещанию может оказаться серьезной. Даже если они живут безбедно, деньги лишними не бывают. Тем более для продюсеров телевизионных сериалов (Кис собрал доступную информацию через интернет и выяснил, чем молодые люди занимаются).

– Их фотки у тебя в телефоне? – спросила Ксюша, потягивая коктейль.

– Да. Показать?

Она кивнула, и Кис открыл в телефоне снимки.

– Приятные лица, – заметил Реми.

– Это Микаэль? – спросила Ксюша. – А рядом Даниэль?

– Наоборот, – ответил Алексей.

– Совсем непохожи.

– Ну так они же двойняшки, то есть двуяйцевые близнецы. Как твои племянники, между прочим, – заметил Кис.

– Ну что ты мне объясняешь, будто маленькой девочке! Я не просто так заговорила про сходство! – запальчиво произнесла Ксения.

Она несколько терялась перед Алексеем Кисановым. Если в глазах мужа она уже завоевала статус сыщицы, то Леше еще предстояло его доказать. Из-за чего у Ксюши было ощущение, что он взвешивает каждую ее мысль, каждое слово, словно экзаменатор. Это страшно мешало ей сосредоточиться, и Ксюша сердилась на себя за глупую робость.

– Вообще-то ты заговорила про несходство, – усмехнулся Кис. – И почему тебе это кажется важным, моя дорогая взрослая сестренка? Упс, это ты Сашке сестренка, вот и я туда же. Как правильно сестра жены называется?

– Что-то похожее на яичницу, – поморщилась Ксения. – Обойдемся без нее. Зови сестренкой, очень даже мило… Тут дело вот в чем, Алеш. Реми, посмотри ты тоже. Вам не кажется, коллеги… Сложно, конечно, судить, Этьен ведь стар и болен, сильно изменился… Но давайте попросим его фотку в молодости.

– Ты находишь, что один из парней похож на нашего заказчика?

– Даниэль, – кивнула Ксения.

– Я сходства не вижу, если честно… Снимки из интернета не слишком четкие, – произнес Кис.

Реми без лишних комментариев открыл Скайп в смартфоне и написал Этьену Пасье, попросил прислать фотографии в молодости. К их удивлению, несмотря на поздний час, Этьен ответил сразу же: «В этом ноутбуке нет, завтра попрошу секретаря найти и переслать вам».

Никакого вопроса он не задал, по всей видимости, понял, что на уме у сыщиков.

– Я договорился с братьями на десять тридцать утра. После двенадцати им нужно ехать на работу, так что у вас будет полтора часа на общение. Ребята, я вам понадоблюсь? Дело ведете вы, я просто посредником на начальной стадии выступил…

– Было бы лучше с тобой, – ответил Реми. – Ты тут живешь постоянно, нюансы тебе понятнее.

– Согласен. Но три человека – это много. Психологически грузит.

– Скажете, что я переводчица, – предложила Ксения.

– Так они ведь выросли во Франции. Небось лучше тебя по-французски говорят, – заметил Реми.

– Точно, – не обиделась Ксюша. – Люди, которые попадают в страну до двенадцати лет, становятся стопроцентными носителями ее языка. Даже акцента не остается… Кис, а давай ты придешь, как этот самый посредник. Представишь нас. А там слово за слово – и засидишься в компании!

– Ладно, – кивнул Алексей. – Дальше по ходу станет ясно, уходить мне или остаться. Тогда завтра я за вами заскочу без четверти десять. Тут езды на двадцать минут, но с московскими пробками… Так что в девять сорок пять.

День первый

Москва сверкала и искрилась под утренним солнцем столь ослепительно, словно не городом была, а морской гладью. Ксюша, любившая докапываться до причин и истоков, задумалась: что не так? В Париже в погожий летний день солнце тоже заливает улицы, однако такого эффекта нет… Думала она недолго и разгадку нашла: а потому, что в Париже улицы узкие! Тени куда больше от домов и деревьев, оттого и нет впечатления ослепительной глади. А в Москве улицы широкие, открытые небу, – вот в чем секрет.

Она поделилась этим соображением с мужем и с Алешей, и всю дорогу до Красной Пресни они сравнивали два города, перейдя постепенно от темы интенсивности солнечного освещения к вопросу о собачьих какашках на тротуарах.

Квартира братьев находилась в престижной новостройке недалеко от сталинской высотки. Точнее, как обнаружилось позже, у них имелись две квартиры на одном этаже, у каждого своя. Путь от лифта в общий коридор преграждала дверь, а возле нее находились три звонка, двум из которых соответствовали синие с золотыми буквами таблички «Багиров-Дюваль Микаэль» и «Багиров-Дюваль Даниэль». Третья синяя табличка была пуста.

– Добрый день! Проходите, пожалуйста, – открыл им Микаэль, которого сыщики узнали по фотографиям. – Вот сюда, – указал он на распахнутую дверь первой из квартир.

Гостиная была огромной. Большие окна беспрепятственно впускали солнечный свет, грея теплое дерево паркета (вот бы по нему босиком, подумала Ксения), и квартира казалась радостной, воздушной. Лето в Москве примерно такое же, как в Париже – разница в климате проявляется лишь в холодные месяцы, – так что Реми с Ксюшей из своей солнечной, хотя и маленькой парижской квартиры попали в солнечную московскую. Два кожаных темно-синих пятиместных дивана в форме буквы «Г» стояли друг напротив друга. Между ними низкий длинный стеклянный стол. Однако комната не казалась загроможденной, поскольку в ней еще оставалось много места. Вдоль стены располагались стеллажи с аудиовидеотехникой, большим экраном, некоторым количеством книг, а в нише помещалось нечто заковыристое в качестве декора – то ли скульптура, то ли ваза.

Дизайн дополнял крупный белоснежный кот с зелеными глазищами, сидевший на спинке одного из диванов столь неподвижно, что его тоже можно было принять за статуэтку.

– Мы часто проводим деловые обсуждения дома, – пояснил хозяин, – какой-нибудь мозговой штурм нового проекта. Поэтому тут так много сидячих мест, – улыбнулся он. – Да, кстати, я Микаэль. Старший из братьев, – он улыбнулся, – на целых двадцать минут. А вы… Дайте угадаю. Вы, разумеется, Ксения Деллье. Реми Деллье… – и он перешел на французский: – C’est vous, n’est pas?^[5] Ну и вы Алексей Кисанов. Я не ошибся?

– Верно. Это я говорил с вами по телефону.

Неожиданно распахнулась входная дверь.

– А вот и Дани, – Микаэль повернулся в сторону открывшейся двери.

Процедура представления повторилась.

– Ну, и наш кот Филу. Любимец и талисман. Красавец, а?

Все закивали. Начало было легким и приятным. Хорошо бы так пошло и дальше.

Микаэль предложил напитки, но сыщики дружно отказались. Они с утра позавтракали, и теперь терять время не хотелось.

Ксюша рассматривала братьев. Да, они не были похожи. Оба шатены, хотя Даниэль посветлее. У Микаэля над левым ухом белая прядь. Маленькая такая прядка, будто кисточкой мазнули. Непонятно, то ли седой клочок, то ли блондинистый. Глаза у них тоже разные: у Микаэля карие, а у Даниэля каре-зеленые, «ореховые», как называют этот цвет французы. Старший брат под метр восемьдесят, младший на несколько сантиметров ниже. Телосложением схожи, – нормальные парни, без лишних килограммов, равно как и без лишних бугров мышц. Еще их роднили обаятельные, открытые улыбки. То есть они кажутся открытыми, уточнила мысленно Ксюша, хорошо знавшая, как распространена эта масочка «простого хорошего парня» в современных деловых кругах на Западе вообще и во Франции в частности. Позволить себе высокомерие и снобизм, как еще совсем недавно их отцы, сегодняшние бизнесмены не могут: растеряют всю клиентуру. Нынче, чтобы стать успешным, нужно быть демократичным, «своим парнем» для коллег и клиентов.

– Мы должны принести вам извинения, – вежливо заговорил Микаэль, когда они уселись на синие диваны и Филу, недовольно фыркнув, соскочил со спинки и гордо удалился из комнаты, задрав хвост большой белой свечой, – за то, что не смогли сообщить вам это заранее, до вашего отлета из Парижа…

– «Это»? – приподнял брови Реми.

– Боюсь, вы прилетели напрасно. К сожалению, мы только сегодня утром сумели переговорить с нашей матерью. Она сейчас на курорте, проводит медовый… – неожиданно Микаэль посмотрел на брата и запнулся. – Она сейчас отдыхает, – продолжил он, решив, видимо, не вдаваться в подробности о «медовом», – а связь на островах не всегда хорошая… И выяснилось, что мама категорически против генетического теста.

Братья смотрели на сыщиков в ожидании ответа, но и те молчали, будто ждали продолжения. На самом деле это прием такой, который они отлично знали, даже Ксения его усвоила: чем больше молчишь ты, тем больше говорит собеседник. Паузы по каким-то психологическим причинам людьми плохо переносятся, и они норовят заполнить лакуны в разговоре своей речью. Все это происходит подсознательно, разумеется, но действует почти безотказно.

Сработало и на этот раз.

– Нам правда очень жаль, – продолжил Микаэль, – но маму можно понять. Долгое время в наших метриках был прочерк. Мы ничего не знали об отце: на все вопросы мама отвечала, что не желает рассказывать о мужчине, который нас бросил. Потом нас усыновил мамин муж, месье Франсуа Дюваль, но мы знали, что нам он отчим. И вот, около трех лет назад, мама представила нам отца… Незадолго до его кончины. Он нашел нас, когда тяжело заболел, попросил о встрече. Прямо как этот ваш клиент. Хорошие отцы вспоминают о своих детях только под страхом смерти, – и Микаэль саркастически усмехнулся. – Но мы согласились на встречу. Он умолял простить его…

– И мы простили, – широко улыбнулся Даниэль. – Нам это далось легко, обиду мы не хранили. Знаете, у нас было совсем неплохое детство, хоть и без отца. До десяти лет мы жили с бабушкой и с мамой, потом она вышла замуж за Дюваля и забрала нас во Францию. Отчим нас не только усыновил, но и реально заменил нам папашу, который не желал слышать о нас, пока одной ногой не ступил в ад.

– Как бы то ни было, Олег Николаевич, наш родной отец, разыскал маму, и она нас познакомила, – вернул себе инициативу Микаэль. – Если мы сейчас согласимся на тест, это будет выглядеть как недоверие к маме. Оскорбительное недоверие, так она сказала.

«Ну да, разумеется. Делать тест – значит, усомниться в словах матери. То есть предположить, что она солгала, назвав этого человека их отцом», – подумал Реми.

«Если они согласятся на тест – значит, допускают, что мать либо им намеренно солгала, либо… Либо сама не знает, от кого у нее дети! А раз так, то, выходит, она спала с обоими мужчинами в одно и то же время, отчего и не знает… Совсем не лестно для репутации матери! Потому она и воспротивилась», – подумала Ксения.

«Похоже, ей есть что скрывать. Иначе бы махнула рукой: вам надо? Делайте! Но вместо этого она возмутилась: «оскорбительное недоверие», ишь ты. Прикрылась им, как фиговым листочком, – подумал Кис. – А ведь Этьену Пасье она в свое время пыталась этих детей навязать, уверяя, что беременна от него…»

В этот момент у Реми тренькнул мобильный. Он посмотрел на дисплей, потом на Алексея и Ксюшу.

– Нам необходимо посовещаться, – поднялся Кис. – Мы не ожидали такого поворота, все-таки речь о наследстве… Позвольте нам отлучиться на пять минут.

И он, кивнув команде, вышел в коридор.

– Показывай, – указал он на мобильный Реми.

– Как ты догадался? – усмехнулся тот.

– Ну, во‐первых, мы эту фотографию ждем. Во-вторых, по выражению твоего лица.

Реми, усмехнувшись в ответ, молча повернул экран к остальным. На них смотрел Даниэль. То есть молодой Этьен-отец и Даниэль были похожи настолько, что сомнений не оставалось: это его сын.

– Поскольку братья двойняшки, то, выходит, оба от Этьена Пасье. А Микаэль похож, наверное, на мать, – тихо произнес он. – У нее есть аккаунты в Инстаграме и Фейсбуке с кучей фотографий, но, подозреваю, там такой фотошоп, мама родная не узнает.

– А у парней ее портретика нет, – заметила Ксения. – У них вообще никаких фотографий нет. Только постеры разные.

– Давайте сделаем вид, – прошептал Алексей, – что мы смирились с отказом и уходим.

– Но месье Пасье сказал, что настаивать необязательно, он все равно готов завещать им… – начал было Реми.

– Я хочу их подразнить. Подыграйте мне. Пусть они пожалеют, что наследство уплывает из рук: так они будут потом покладистее. И, Ксюша, срочно выполняй свою миссию, нам пора уходить. Фотография фотографией, но тест нужен.

Они вернулись в гостиную.

– Мы понимаем вашу позицию и относимся к ней с уважением, – произнес Реми. – Раз вы считаете, что тест делать не надо…

– Прошу прощения, – поднялась Ксюша, – могу я воспользоваться вашим туалетом?

– Разумеется, – ответил Микаэль. – Это вон туда по коридору… Пойдемте, я вам покажу.

Он вернулся через несколько секунд, и Реми продолжил заверять братьев в своем понимании и вообще лучших чувствах, стараясь дать Ксении побольше времени.

В ванной корзины с грязным бельем не оказалось. Это был неприятный сюрприз: они единогласно решили, что лучше утащить какой-нибудь грязный носок, а не зубную щетку или расческу: братья пропажу сразу бы заметили. Носки же имеют свойство уходить в пятое измерение, особенно у мужчин, и отсутствие одного из них вряд ли братьев насторожит. К тому же носка они не скоро хватятся, тогда как щетка-расческа нужны ежедневно и даже неоднократно. Да только где же его, носок, искать?

Дальше по коридору просматривалась кухня, сверкавшая хромированными боками различных аппаратов. Однако на кухне грязное белье не держат… Ксюша приоткрыла одну дверь возле кухни. Это было что-то вроде кладовки. Банки, бутылки, коробки. Насколько она успела заметить, в основном французские деликатесы и вино. Скучают братья по своей второй родине, видимо.

Еще одна дверь. На этот раз ее взору открылась постирочная комната: гладильная доска, стиральная и сушильная машины… И вот, за дверью, искомая корзина! Ксюша быстро приподняла крышку. Ура, мужские носки!

Она опустила один в прихваченный заранее пластиковый пакет, туго свернула его, перетянула резинкой и убрала в свою сумочку. Затем вернулась в туалет, спустила воду, поплескала руки под краном и вышла к собранию.

В этот момент Реми делал фото братьев, которые привычно позировали. Надо полагать, что у продюсеров, хоть они и не актеры, тоже часто берут интервью.

– Улыбочку, – говорил Реми. – Вы ведь понимаете, как важно человеку, который хочет завещать вам свое состояние, увидеть ваши лица… Так, отлично, снимаю!

– Но теперь он передумает, – полувопросительно произнес Даниэль. – Раз теста не будет.

– Я доложу клиенту и его ответ передам вам завтра. Мы сможем здесь собраться в это же время?

– Разумеется, – ответил Микаэль. – А его фотографии у вас нет?

– Зачем тебе? – возразил Даниэль. – Он ведь не наш отец!

– Мы закончили, – увидев Ксюшу, сообщил Реми. – Можем уходить.

– Да? – На ее лице отразилось неподдельное любопытство. – И на чем остановились?

– Мы не вправе настаивать, дорогая. Раз люди не хотят проверить завещателя на отцовство, то это…

– И получить его деньги не хотят? – изумилась Ксения. – Вас правда не интересует наследство? – обратилась она к братьям.

Те переглянулись.

– Не будем лукавить, не помешало бы, – смущенно улыбнулся Даниэль. – Мы занимаемся продюсированием телевизионных сериалов, а это стоит денег. Больших. Потом они окупаются, – наши сериалы народ любит, и рекламодатель их уважает, – но лишь спустя какое-то время, а сначала нам приходится их авансировать… Мы даже в долги залезли, кредит в банке брали.

Если братья и имели финансовые трудности, то явно в прошлом. Две роскошные квартиры в престижной новостройке об этом красноречиво свидетельствовали.

– Но раз мама воспротивилась, – продолжал Даниэль, – лично я не стану делать тест вопреки ее воле. А ты? – обратился он к брату.

– Non plus. Si maman l’apprend…^[6] – Микаэль не договорил, но, видимо, имелся в виду скандал. – Да и потом, раз наш отец Олег Николаевич, – перешел он на русский, посмотрев на Алексея Кисанова, – как им может оказаться месье Пасье? Если нас двое, это не значит, что у нас было два отца, – хохотнул он.

– Разумеется, – кивнул Реми. – Что ж, мы сегодня же сообщим о вашем решении клиенту. Увидим, что он ответит. Но, сами понимаете, не получив доказательств вашего родства, он может сделать завещание в пользу какого-нибудь благотворительного фонда.

– А наследство… – Микаэль слегка смутился. – Там большие деньги?

Даниэль тоже вскинул любопытный взгляд на сыщиков.

– Завещание пока не написано. Да будь и написано, нотариус хранил бы тайну, как вам известно. Однако с учетом должности Этьена Пасье… – Реми выдержал паузу, многозначительно обведя взглядом своих слушателей. – Он возглавлял до своей болезни крупный инвестиционный фонд. Можете прикинуть.

– Ой, – по-детски воскликнул Даниэль, – да там миллионы!

– Весьма возможно, – сдержанно согласился Реми и взялся за ручку двери. – Всего доброго.

Братья слегка дернулись, будто хотели удержать детективов. Но ничего не сказали, лишь молча переглянулись.

Когда сыщики выходили из квартиры Микаэля, третья дверь на этаже вдруг распахнулась и две девушки, блондинка и шатенка, направились к братьям.

– Ну что, поехали? – обратилась одна к Микаэлю, с любопытством разглядывая гостей.

– Да, пора, – ответил тот. – Зайдите к нам на минутку, я портфель возьму, – добавил он, и девушки, следуя его приглашающему (если не сказать, указующему) жесту, скрылись в квартире. Похоже, Микаэль хотел избежать необходимости представлять их сыщикам. – Держите нас в курсе! – крикнул он им в спины, когда они открывали дверь, ведущую к лифтам.

– Разумеется. Как только будет ответ от клиента, сразу сообщим, – обернувшись, вежливо ответил Реми.

Взяв коробочку с образцом ДНК Этьена Пасье, привезенную Реми из Франции, Кис направился прямиком в лабораторию, где делали анализы на отцовство в кратчайшие сроки, – у Алексея Кисанова в родном городе давно все было схвачено.

Реми с Ксенией поехали в гостиницу звонить клиенту по Скайпу. Условились встретиться через час в ресторане отеля, пообедать и обсудить ситуацию.

Когда Кис подтянулся в ресторан, Реми с Ксюшей уже сидели за столиком, разглядывая что-то в смартфоне.

– Смотри, – протянул ему Реми телефон.

Господин Пасье, получив фотографии молодых людей, прислал еще несколько своих снимков примерно в том же возрасте, в разных ракурсах. Даниэль был похож на него чрезвычайно, но и в лице Микаэля что-то такое просматривалось…

«Впрочем, когда хочешь увидеть сходство, то обязательно найдешь, – возразил сам себе Кис. – Так что не будем притягивать за уши. Достаточно и этого красноречивого сходства с Даниэлем. Хотя…»

– А это что? – указал он на изображение на экране.

– Ты о чем? – не понял Реми.

– Волосы. Смотри, у Пасье, случаем, не такая же белая прядь, как у Микаэля?

Реми увеличил снимок.

– Ну ты глазастый, Алеш! – оценила Ксюша. – Точно такая же, будто мазок кистью!

– Bon^[7], – произнес Реми, – подытожим имеющуюся информацию. Двадцать восемь лет назад Анжелика Багирова утверждала, что беременна от Этьена Пасье.

– Двадцать девять лет, – внес уточнение Алексей.

– Что? А, ну да. То есть в то время она была уверена: дети от него.

– Не факт, – возразила Ксения. – Возможно, она просто пыталась его вернуть и женить на себе. Он ведь бросил ее за неделю до свадьбы, узнав об измене.

– Ты права, – кивнул Реми, – это еще не доказательство. Но у нас есть еще очевидное сходство на снимках. Завтра получим результат ДНК-теста, хотя мы уже знаем, каким он будет.

– Тем не менее мадам привела сыновьям какого-то другого мужика, назвав его отцом, – продолжил Алексей. – Олег, кажется…

– Олег Николаевич, – подсказала Ксения.

– Ложь? Или она действительно так думала, как по-вашему? – посмотрел Кис на друзей.

– Анжелика спала в одно и то же время с обоими мужчинами, – произнес Реми. – Думаю, что Олег… Я с вашими отчествами не справлюсь, извините… Олег и был тем самым любовником, которого Этьен Пасье увидел в спортивном комплексе. А раз так, то Анжелика никак не могла точно знать, кто из них отец. Родство по ДНК тогда еще не устанавливали. Ксюша права, за Пасье эта дамочка жаждала выйти, выгодная партия; а тот, второй, для замужества не был интересен, какой-то там тренер… Вот она и пыталась впарить отцовство Этьену.

– И надо же, как парни мать уважают, – со смесью восхищения и недоумения произнес Алексей. – Они явно не в курсе этих подробностей, и она, естественно, не хочет, чтобы сыновья узнали. Священный образ матери подобная информация может подпортить. Поэтому Анжела и устроила скандал: ах, как вы смеете мне не доверять!

– Такое почтение к матери вызвано, скорее всего, строгим воспитанием, – произнесла Ксюша. – Оно никак не связано с ее личностными достоинствами и не свидетельствует о ее добродетелях, нет. Оно выработано, как у собаки Павлова, рефлексами. Высказался ребенок непочтительно – наказан. Вел себя ласково, уважительно, хороший сын – награда.

– Очень возможно, – кивнул Алексей. – Я знаю такие семьи. А ты у нас еще и психолог, Ксюшка! – Алексей приобнял ее за плечи.

– Удивляешься? Я для тебя все еще маленькая Сашкина сестренка? – с вызовом прищурилась Ксения.

– Ты что, Ксю, какая же ты маленькая, ты ужасно большая! Может, даже больше меня, надо взвеситься, – сострил Кис. – А туфельки у тебя какого размера? У меня вот сорок третьего. У тебя больше?

– Что он говорит? – поинтересовался Реми, не услышав перевода.

– Да хрень всякую! – И она запустила салфеткой в Алексея.

– Эй, родственнички, может, хватит? – приструнил их Реми. – Будто у нас дел нет. Развлекаетесь как дети.

– Вот чего мне во Франции не хватает, Ремиша, – вздохнула Ксения. – Там взрослые не развлекаются как дети. Неприлично.

– Учитывая, как на нас смотрит официант, я подозреваю, что в Москве тоже бросаться салфетками неприлично, – заметил Реми.

– Ладно, Ксюха, извини, я тебя подколол по старой памяти, не обижайся, – примирительно произнес Алексей.

– Я не обиделась, ты чего?

– Камрады, давайте вернемся к делу, – попытался вернуть их в русло разговора Реми.

Кис с Ксюшей состроили серьезные мины. Реми лишь головой покачал, будто перед ним и впрямь сидели малые дети.

– Итак, мадам Багирова в юные годы пыталась охмурить Этьена Пасье, – продолжил он. – Видимо, надеялась через брак получить французское гражданство. Не будем забывать, что действие происходило в начале девяностых, тогда все мечтали уехать из развалившегося СССР в какую-нибудь благополучную страну. У нас об этом много писали, тем более что русские всегда привлекали большое внимание. Так что сюжетов о девушках, рвущихся за границу любой ценой, в то время было множество, что в печатной прессе, что по телевизору. Помимо гражданства, юная Анжелика явно рассчитывала на брак с весьма состоятельным мужчиной. Сейчас он крутой миллионер, но и в молодости зарабатывал очень хорошо. Плюс богатые родители – то есть будущее наследство. Идеальный жених.

– Но зачем она параллельно завела русского любовника? – удивлялась Ксения. – Неудержимая страсть, что ли? Как в романах? Если уж она такая расчетливая, ухватила выгодного жениха, зачем было все портить?

– Секс, – предположил Реми. – С Пасье было не так… ммм… не так круто в постели, как со спортсменом.

– Или цинизм, – выдал свою версию Кис. – Решила поспеть и там и тут. В конце концов, и Олег мог сгодиться, чтобы зацепиться за Францию: раз он работал, значит у него была виза. Но девушка переоценила свои возможности. Как говорится, на двух стульях одной задницей…

– Реми, а нельзя попросить господина Пасье прислать ее фотографию? – спросила Ксения. – Если у него сохранилась, конечно…

– Не знаю, это немного неловко. Как я мотивирую такую просьбу?

– Ну… Ну скажи, что хотим увидеть в лицах братьев черты матери.

– И зачем нам?

– Ну, чтобы отличить, где сходство с матерью, а где с отцом, например.

– А это зачем? Потому что ты любопытная? Сходство Даниэля с господином Пасье очевидно, и этого достаточно.

– Ладно, проехали. Кис, покажи-ка мне еще раз ее фотку из соцсетей.

– Там вряд ли фото последних лет, ей сейчас под пятьдесят, а на снимке и сорока не дашь.

– Фотошоп, ты уже говорил. Но все равно покажи.

Алексей открыл телефон и повернул экран к Ксении. На нее смотрела красивая брюнетка с длинными волосами вдоль плеч, которые контрастировали с очень белой кожей. Взгляд темных глаз был внимательным и в то же время излучал необыкновенную доброту. Так смотрит мать на любимое дитя. Или святые на грешных людей. Странное сочетание с яркой сексапильной внешностью. Нет, не сочетание – скорее, противоречие.

– Когда она должна вернуться? – спросила Ксюша, рассматривая снимок.

– В конце недели, как я понял, – отозвался Реми. – Нужно будет уточнить, нам предстоит непростой разговор с ней.

– Если она на него согласится, – заметил Алексей.

– Когда они все осознают, что речь идет о миллионах евро, то согласятся как миленькие, – возразил Реми.

Ксюша в спор вмешиваться не стала, лишь подумала, что некоторые секреты стоят дороже миллионов. Ее небольшая, но интенсивная практика расследований значительно обогатила Ксюшины представления о людях. И она предчувствовала, что в этом деле секретов немало.

– Реми, я не понял, так что вы с Пасье обсудили-то, помимо обмена фотографиями? – спросил Алексей.

– Он невероятно обрадовался, когда увидел, до какой степени Даниэль похож на него. В нем будто прожектор вспыхнул. Глаза засияли, лицо порозовело…

* * *

Этьен давно не чувствовал то, что называют «приливом крови». Хоть куда-нибудь, хоть к щекам. Казалось, его кровь вообще не двигается. Стоит на месте, как болотная жижа, и медленно гниет.

Но когда он увидел фотографию юного красавца, похожего на самого Этьена в молодые годы, все в его теле взыграло, вскипело, рвануло по одряхлевшим венам. «Это мой сын, – билась, пульсировала в виске жилка, – это мои, МОИ сыновья!!!»

Он даже не представлял, что можно испытывать такое чувство счастья. Огромное, абсолютное, всепоглощающее. Знать бы раньше об этом… Он бы давно их нашел, своих мальчиков. И давно был бы счастлив.

А если бы не эта лживая дрянь, он бы их не потерял. Из-за нее все случилось!

Она лгала и тогда, и теперь. Она привела его сыновьям какого-то чужого мужика и сказала, что это их отец! Боже…

Да что теперь.

Радуйся, что хоть перед смертью познал это счастье.

А может, он не умрет? Этьен давно не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Он пойдет на поправку. Он победит эту гадость, рак! Теперь, когда он нашел своих мальчиков, – он обязательно справится! И будет жить! Ради них!

Запищал аппарат над его головой. Прибежала медсестра, заверещала: «У вас давление поднялось, надо укол сделать, сейчас-сейчас, минуточку!»

– Нет, не надо, – твердо произнес Этьен. – Я отлично себя чувствую.

– Но…

– Никаких «но».

– Это опасно!

– Плевать. Я не хочу укол. И вы мне его не сделаете.

Медсестра растерялась. Она вышла из палаты, но через несколько минут вернулась, неся листок и ручку.

– Подпишите, господин Пасье, отказ. Если у вас случится инсульт, я не хочу, чтобы меня обвинили в вашей смерти.

Этьен подписал и попросил медсестру покинуть палату. Он достал из холодильника яблоко – Магали принесла, она стала его навещать, узнав о болезни, – и с забытым удовольствием хрустнул им.

Сыновья. Его мальчики. Его дети. Продолжение его рода. Красивые, успешные, они понесут его гены в будущее!

Надо только успеть обнять их. Прижать к себе, вдохнуть запах своих детей. Пусть они взрослые мужчины и пахнут, скорее всего, каким-нибудь дорогим парфюмом, но Этьен различит родной запах.

Он прикрыл глаза и принялся представлять встречу с сыновьями. Но что-то ему мешало, будто его прожигал взгляд исподтишка… Анжелика, вдруг понял он. Она сделает все, чтобы не допустить их сближения. Как все лжецы, она побоится разоблачения. А ведь отцовство Этьена вскроет ее ложь!

Да, но… Они взрослые, его сыновья! Совсем взрослые. Они могут и сами решить, как им поступать.

Или не могут?

Какие они? Что за люди выросли? Этьен размечтался, как обнимет их, – а вдруг они не захотят? Может, они холодные и расчетливые, как их мать?

Нужно побольше узнать о них. Как можно больше и срочно! Пусть Реми с женой дадут им понять, что…

И он принялся набрасывать на компьютере текст.

* * *

– У меня даже возникло нерациональное ощущение, – продолжал Реми, – что теперь, когда Этьен нашел сыновей, он выздоровеет. Победит рак.

– А вдруг и впрямь?.. – с надеждой воскликнула сострадательная Ксюша.

– Маловероятно. Четвертая стадия.

– Печально, – произнес Алексей. – А что он сказал по делу?

– Все по-прежнему. Не давить на психику парней генетическим тестом, но намекнуть: наследство значительное, и Этьен может написать завещание в их пользу даже без доказательств отцовства, поскольку у него все равно никого нет… Тем более что их мать он когда-то любил. Но – но! – в обмен на полноценную информацию – Этьен именно так выразился – о том, как сложилась их жизнь. Всей семьи – не только братьев, но и Анжелы.

– То есть мы им скажем: Этьен Пасье готов завещать вам денежки без доказательств, лишь в обмен на семейную сагу?

– Ее самую. Представляешь, как они обрадуются? И расскажут о своей жизни все, я уверен. Ты хорошо сделал, Кис, что меня остановил утром. Напряжение возросло, им не терпится узнать, какое там наследство и нельзя ли его каким-нибудь способом заполучить, не делая анализ ДНК. И вдруг – сюрприз! – выяснится, что можно!

В этот момент Ксения вернула смартфон, в котором разглядывала снимок Анжелы, Алексею.

– И что ты там увидела, психолог мой?

– Ничего особенного. Она везде «позирует», везде светская, везде на публику… Но взгляд у нее какой-то странный… Будто она всех любит. Прямо всех, все человечество… Воплощение доброты. Я не знаю, что и думать. А вдруг Этьен Пасье ошибается насчет Анжелики? И никакая она не обманщица? И вовсе не из корысти хотела за него замуж, а потому, что любила?

– А как же тот поцелуй в спорткомплексе?

– Мало ли… – Ксюша пожала плечами. – В жизни всякое случается.

– А разве они целовались в щечку, как друзья? – удивился Алексей.

– Пасье сказал, что в губы. Это был поцелуй любовников, по его словам, – внес уточнение Реми.

– Ну ты даешь, Ксюха, – тряхнул головой Алексей. – Неожиданная у тебя мысль, откуда только взялась.

– Моя женушка романы сочиняет, дорогой друг. Так что не бери в голову. Жизнь проще романов, а? – и он хлопнул Алексея по плечу.

– Я просто рассматриваю все варианты, как ты любишь говорить, Кис! – обиженно произнесла Ксения.

– И в каком же варианте мужчина с женщиной могли целоваться в губы, не будучи любовниками? – хмыкнул Реми.

– Например, если они бывшие любовники.

– Хм… Хорошо, что я у тебя первый мужчина, – прищурился Реми, – и бывших у тебя нет. Не то бы я сейчас тоже начал роман сочинять!

* * *

Светло-желтые, прозрачные, как мед акации, лучи солнца липли к коже, к зонтикам, пальмам, фруктам в корзинках, коктейлям в высоких стаканах; лениво растекались по воде в голубом бассейне и качались на волнах отдаленно сверкавшего моря.

Вокруг бассейна стояли лежаки, покрытые мягкими, полосатыми в тон зонтам матрасами. На них блаженно раскинулись тела отдыхающих, клиентов этого отеля-люкс. Белые, розовые (обгоревшие), смуглые, иной раз черные. Кто читал, кто слушал в наушниках телефон (музыку? аудиокнигу? последний отчет своей компании?), кто спал. Но всех роднила расслабленность поз, разглаженность лиц. Люди отдыхали.

Только не Анжела. Только не сегодня. Звонок сыновей растревожил ее. Этьена Пасье она почти забыла – она хотела выбросить его из памяти, и ей это удалось. И вдруг этот неожиданный оскал прошлого, ехидный и недобрый.

Она неподвижно лежала на мягком матрасе под солнцем – загорала. Глаза закрыты, – казалось, она задремала под шум прибоя, и никто не догадается, что внутри у нее все кипит: Анжела владела собой отлично. За долгие годы натренировалась не выдавать себя, когда, лежа на пляже, сквозь щелочку в веках подсматривала за мужчинами, буквально столбеневшими при виде ее потрясающего тела. Тот (якобы) факт, что она спала, позволял рассматривать ее не стесняясь – и восхищение, возбуждение, сквозившие в их глазах, вызывали у Анжелики почти оргастическое наслаждение.

Подсматривала она и за женщинами, бросавшими завистливые взгляды на ее фигуру. Она, в свою очередь, подмечала и застарелый целлюлит, и ранние морщины у еще вполне молодых девиц, – и торжествовала. Приближаясь к пятидесяти, она не могла не ужасаться, ощущая ледяное дыхание старости. Но не утрата здоровья пугала ее, и даже не смерть – она сокрушалась об увядающей красоте. Разумеется, все, что только выдумало человечество для поддержания молодости, она использовала постоянно, начиная от пластической хирургии и кончая различными массажами-примочками. И выглядела куда моложе всех этих целлюлитных девах, раскинувших свои дряхлеющие уже в тридцать лет тела на соседних лежаках. Что утешало.

Но в данный момент она совсем забыла и о восхищенных мужчинах, и об убогих женщинах, у которых она легко отобрала первое место. В ней клокотал неостывший гнев, который поднялся после звонка сыновей. К ним явились какие-то люди и заявили, что некий господин Этьен Пасье, гражданин Франции, хочет написать завещание в их пользу. Поскольку он уверен, что ее, Анжелы, мальчики, – его, Этьена, сыновья!!!

«Как он посмел! Как он только посмел позволить себе посметь! Явился через поверенных в нашу семью, претендует на отцовство! То есть фактически заявил о том, что он мой бывший любовник, что я спала с ним! А дети не должны знать подробности интимной жизни их матери! Особенно сыновья! Хуже того, я им уже указала на отца. Получается, я не знаю, от кого у меня дети?! Какая подлость! Он всю жизнь мечтал мне отомстить, я уверена. И нанес свой удар тогда, когда я не смогу ответить. Потому что он уже и так подыхает! Сволочь. Урод. Как помирать надумал, так о сыновьях вспомнил? Захотел найти родные души, чтоб было кому цветы на гроб положить?! Э-э-э нет, ничего у тебя не выйдет, ничтожество! – кипела она. – Ты бросил меня! Прямо перед свадьбой! Беременную!»

Такого унижения Анжела не испытывала ни до, ни после. Подумаешь, увидел ее с Олегом в спорткомплексе. И что? Ну целовались, да. Это еще не доказательство измены, между прочим! И вообще, какая разница! Он не имел права ее бросить! Ее, красавицу, умницу! Даже сейчас, когда ей под пятьдесят, ни одна женщина не сравнится с ней. Точеный носик, великолепно очерченный рот, яркие темные глаза, густые вьющиеся волосы – да она сама не могла насмотреться на себя в зеркало! Грудь, талия, бедра – все как на картинке! Боженька щедро наградил свою любимицу. А уж она этот подарок берегла и лелеяла. Ведь ее красота – это не просто так, полюбоваться, как на бесполезную картину в музее, – о нет, это ядерное оружие! Не было такого мужчины, который устоял бы перед ней. А уж в сочетании с умом, чувством юмора, образованностью… Французы краснели и смущались как двоечники, когда она блистала знанием их родной литературы! Она цитировала Вольтера, Бальзака, Марселя Пруста – а они только глазами хлопали. Кто бы сомневался: ведь она выбирала в объекты приложения своих чар мужчин, делающих деньги, – какая уж тут литература. Но перед красоткой русской, великолепно владеющей их языком и разбирающейся в литературе лучше них самих, они не просто смущались – они падали ниц.

А он, Этьен, посмел ее отвергнуть. Унизить, бросить, как дешевку. Назвать лгуньей. Ну да, она в тот момент точно не знала, от кого залетела. Это когда мальчики родились, тогда уж все сомнения отпали: один из них был со всей очевидностью похож на Этьена. Но ведь он тоже не мог быть уверен, что дети не от него! И при этом посмел бросить ее!!!

Анжела даже застонала при этих воспоминаниях. И тут же открыла глаза: рядом шевельнулся муж.

– Что с тобой, милая? – спросил новобрачный, и его рыхлое тело нависло над ней. Глаза смотрели обеспокоенно и влюбленно.

– Ничего, милый. Сон приснился, я задремала, представь.

Она слегка потерла веки, для большей убедительности.

– И я заснул, – улыбнулся Антон. – Тут хорошо. Правда, милая?

– Конечно. Ты у меня такой молодец, выбрал лучшее место для нашего свадебного путешествия! – Анжела потрепала его по мягкой, дряблой щеке.

Дряблость Антона была не от старости – он всего-то на несколько лет старше ее, ему чуть за пятьдесят, – а от дурного образа жизни. Много ел, много пил, мало двигался, редко бывал на свежем воздухе. Ничего, по возвращении в Москву Анжела им займется. Заставит правильно питаться, погонит в спортзал. Антон, конечно, прекрасная партия, он сказочно богат – но терпеть такую неэстетичную тушу рядом с собой Анжела не намерена. Ее платья, украшения, машины, мужчины – все, что обрамляет ее, обязано быть красивым.

Впрочем, если Антон сдохнет от обжорства, плакать она не станет. Ведь она единственная наследница его состояния. Он крепко рассорился со своими детьми – Анжела, разумеется, поспособствовала ему в этом благом начинании – и лишил их наследства. Завещание написано на нее, так что зеленый свет, может помирать.

К ним подошел официант с подносом, предложил прохладительные напитки. Но Анжела покачала головой. Смузи из фруктов – слишком кисло, потом изжога поднимется. А никакую газированную дрянь типа колы-спрайта она не признавала.

– Почему у вас все коктейли с лимоном? – капризно спросила она по-русски.

Но официант ее не понял. Анжелика повторила вопрос по-французски.

Молодой человек, смуглый и довольно смазливый, по типу внешности смахивающий на индийца, широко улыбнулся, показав очень белые зубы.

– Если мадам не желает коктейль, то мы можем предложить свежие соки, – ответил он на ломаном французском, – а также кофе, горячий шоколад, чай любого сорта, минеральную воду…

Он вызывал у нее отвращение. У нее сейчас все вызывали отвращение. Особенно мужчины.

– Воду принесите. Простую, без газа.

И она закрыла глаза, давая понять, что разговор окончен.

…А этот подлец Этьен решил небось ей, Анжеле, перед смертью показать: вот как я крут! Дети у тебя от меня, а денежки мои тебе не достались, потому что ты…

Она помнила, как он, побледнев от гнева, кричал: ты лгунья, лгунья, проклятая, продажная лгунья!

Никто, никто, никто не имеет права с ней так разговаривать!!! Он, дрянь, получит, что заслужил. Мальчики от него отвернутся. Им не нужен еще один отец. И наследство его поганое не нужно. У них в семье денег предостаточно. Анжела умело шагала по жизни. Или, можно сказать, по мужчинам. Каждый осыпал ее подарками, каждый составлял на нее завещание. Каждый, кроме Этьена, сукиного сына.

А мальчики сделают, как она скажет. Сыновья с детства росли послушными. И маму свою, красавицу, принцессу, боготворили. У нее часто спрашивали, каков секрет ее воспитания. Отвечала Анжелика всегда коротко: «Не нужно потакать их капризам. Это вы ставите им условия, а не они вам!»

Она вела страницу в Инстаграме – пристрастилась в последние пару лет. Ее потрясающие фотографии привлекали подписчиков, у нее было почти десять тысяч. Мужчины, само собой, но и женщины тоже. Если первые осыпали жаркими комплиментами каждый ее новый снимок, то вторые норовили получить у нее совет. О чем только женщины не спрашивали! Даже вот о воспитании детей. Хотя Анжела никогда не претендовала на знание каких-то особых секретов успешной семьи. Люди странные: они красоту обожествляют. Им кажется, если ты красива – то и умна, и добра, и вообще воплощение мудрости. И знаешь все, и секретами счастья владеешь…

Дуры.

Этого она, разумеется, никогда своим подписчицам не говорила. Наоборот, Анжела была со всеми мила, приветлива, радушна. Как в жизни, так и в интернете она умела создать ангельский образ. Ведь Анжела – от слова «ангел»! Многие женщины так и говорили: вы ангел, просто ангел! Мужчины, те чаще называли ее богиней. Тоже хорошо.

Знали бы они, как ангел их всех презирает. Как взирает свысока, с высоты своего ангельского облака, на ничтожных людишек… Никто не мог сравниться с ней не только красотой, но и умом. Никто.

– Мадам!

Анжела приоткрыла глаза. На этот раз к ним подошла смуглая девушка в какой-то немыслимой юбке из соломы. В черных кудрях алел экзотический цветок с длинным желтым пестиком. Тут все официантки так одеты, и цветки у всех в волосах, у кого красные, у кого розовые, у кого оранжевые. Типа они аборигенки.

– Вы хотели такой коктейль, чтобы не было лимона, – произнесла она по-русски с сильным акцентом. – Вот, я вам принесла «Поцелуй юного солнца». Мы специально для вас создали этот напиток с ароматами розы, граната, дикого меда…

Девица поставила по стакану на столики возле нее и Антона. И, кланяясь, чуть не пятясь задом, отошла, качая своей соломенной юбкой.

У богатства есть очень много преимуществ, с удовлетворением думала Анжелика, глядя на удаляющуюся аборигенку. Но одно из самых приятных, пожалуй, заключается в том, что люди не смеют тебя беспокоить сверх пары необходимых минут.

Она вспомнила, как в ранней юности официантка в кафе недалеко от дома, знавшая ее родителей, долго читала ей мораль, прежде чем принести заказ. И откуда у тебя, соплюшки, деньги на рестораны, и долго ты так не протянешь, кто-нибудь тебя наколет, в подоле принесешь, и мать с отцом наплачутся…

Разве теперь кто-нибудь посмел бы открыть свою вонючую пасть, чтобы читать ей, Анжеле, Ангелу, нотации?!

Антон потянулся к стакану.

– Что она сказала, девчонка в соломе? Роза, мед, что-то еще?

– Попробуй, я толком не поняла.

Антон опустошил свой стакан, похвалил напиток и снова засопел рядом с ней. К счастью, он не храпел – просто сопел. Повезло.

Анжела тоже выпила коктейль – очень приятный вкус – и вскоре задремала. И снился ей проклятый Этьен. Даже во сне ненависть клокотала в груди с такой силой, что соски ее встали торчком, и Анжела, ощутив в теле необычное возбуждение, проснулась. Чуть приоткрыла глаза. Мужчины пялились на нее со всех соседних лежаков. «Прекрасно», – мурлыкнула она, медленно и сладко потянулась, выгнув изящную спину, отчего грудь приподнялась. Ох ты ж божечки, плавки у них мгновенно надулись! Это было ужасно смешно. Словно у нее имелась палочка дрессировщика, и собачки послушно исполняли танец на задних лапках. Вот идиоты. Примитивные, тупые животные.

Собственно, тем лучше для дрессировщика… Анжела закрыла глаза и, пряча довольную улыбку, снова задремала.

День второй

– …Без теста на отцовство? – не поверили братья.

– Да. Но в обмен на подробную информацию о вас, о вашей матери.

– Зачем ему? – настороженно спросил Даниэль.

– Еще чего! – буркнул Микаэль.

Реми поднял брови в немом саркастическом удивлении. Ксюша видела: ему не слишком симпатичны эти парни. Может, потому, что во Франции исторически не любят богатых (впрочем, в какой стране их любят?). А особенно таких, которые не своим трудом богатство заработали. Братьям же, и без того не бедным, прямо на головы вот-вот упадет огромное наследство. И это раздражает.

Ксюше казалось, что дело тут в заурядной зависти. Они с сестрой, с Александрой, выросли в семье московских интеллигентов, где в иерархии нравственных ценностей зависть являлась чувством недостойным и нездоровым. Посему малейший ее росток в душе следовало немедленно выкорчевывать. Взрослея, Ксения имела не одну возможность убедиться, как несчастны люди, позволявшие завладеть собой этому дурному чувству. И ей не нравилось, что любимый муж не гонит его из своей души. Она не раз пыталась говорить с ним на эту тему; проблема, однако, заключалась в том, что Реми никогда не признавал, что его нелюбовь к богатым связана с завистью. «Я просто не люблю несправедливость, – возражал он. – Когда я бьюсь за клиента, собирая доказательства его алиби, поскольку его могут ошибочно обвинить в преступлении, – я ведь не из зависти стараюсь, верно? А потому, что не люблю несправедливости!»

Но в данный момент Ксения просто опасалась, что неприязнь Реми, пока что выразившаяся лишь в движении бровей, может помешать им выполнить задание – то есть собрать максимум информации – и получить за работу щедрый гонорар. И она поспешила мужу на помощь.

– Постарайтесь понять: этот человек когда-то очень любил вашу маму, – мягко произнесла она. – И сейчас, перед смертью, хочет узнать, как сложилась ее жизнь, как складывается ваша. Ведь он считает вас своими сыновьями.

Братья переглянулись.

– И тогда он составит на нас завещание? – недоверчиво спросил Даниэль.

Реми кивнул.

– А какие у нас гарантии? Мы выложим ему свою личную жизнь, а он возьмет да использует эту информацию каким-нибудь образом, который нам навредит… – усомнился Микаэль, поглядывая на брата.

– И каким же это образом, по-вашему? – усмехнулся Реми. – Вы разве крупные политические фигуры? Известные на весь мир медийные персоны? И, главное, ему, умирающему, делать больше нечего, как разводить интриги против двух парней, которых он считает своими счастливо обретенными детьми?!

– Мы его видели, говорили с ним, – добавила Ксюша с тихой грустью, – и совершенно очевидно, что это последнее утешение в его жизни. От которой уже почти ничего не осталось. И господин Пасье готов щедро заплатить за утешение.

Братья всё переглядывались и молчали. Ксюша тихо переводила Алексею содержание короткой беседы, так как все говорили по-французски.

– Ребята, – выслушав перевод, вступил Алексей, – не тяните резину. Ваша мать была против теста на отцовство? Так теперь его делать не надо! Человек при смерти; верит, что вы его дети; при этом никак на вас не давит, просто хочет узнать о вас побольше. А вы в обмен получаете миллионы.

– Миллионы?.. – произнес Микаэль с какой-то непонятной интонацией, то ли сомнения, то ли задумчивости.

– Прошу заметить, – холодно произнес Реми, – вас ни к чему не принуждают. Есть условие, есть цена за его выполнение. Да – да, нет – нет.

– Решайте, – подхватила Ксения. – Мы прилетели на неделю, из которой уже два дня прошли.

Она блефовала. На самом деле Этьен Пасье в сроках их не ограничивал, билеты они взяли с открытой датой. Но если братцев не подстегнуть, они и за месяц не примут решение. А Этьену Пасье этот месяц – вся жизнь.

Реми понял ход жены.

– Дадим вам сутки на размышление, – произнес он. – Завтра снова соберемся тут, если вы захотите выполнить просьбу умирающего. Или приходите к нам в отель. А если нет, то просто пришлите смс-сообщение.

Неожиданно раздался звонок в дверь. Микаэль открыл. В проеме детективы увидели вчерашних девушек из третьей квартиры. Они что-то восклицали и тыкали в часы. Наконец Микаэль впустил их в гостиную.

– Это наши сестры, – сдержанно пояснил он. – Люся и Лида.

Сыщики кивнули в знак приветствия, девушки улыбнулись в ответ и сели на один из диванов.

– Сестры?.. – полувопросительно произнес Реми.

– У нас общий отец, – говорил по-прежнему Микаэль, Даниэль молчал. – Извините, господа, время записи в студии сдвинулось, нам надо срочно ехать на съемки. Девочкам тоже, они играют в нашем сериале… Да, давайте завтра. Приходите лучше опять к нам, а то в холле отеля будут посторонние люди… К чему нам лишние уши?

– То есть вы согласны?

– Ну, в общем, пожалуй… А до какой степени подробно следует рассказывать? Возможно, в нашей жизни были события, о которых не хочется вспоминать. И, само собой, говорить. Тогда что?

– Господин Пасье не давал никаких указаний на этот счет, – ответил Реми.

– Просто опишите, как сложилась жизнь, – добавила Ксения. – Знаете, бывает, разговоришься случайно в дороге с малознакомым человеком… Ну вот как-то так.

На лице Микаэля отобразилось сомнение. Ему явно не приходилось откровенничать с посторонними. Однако Даниэль кивнул: понятно, мол.

– А если Этьен Пасье захочет что-либо уточнить, он спросит, – добавила Ксения. – Сценарии к сериалам вы не сами пишете?

– Нет. К чему такой вопрос?

– Вы наверняка знаете, что бывают сценарии, где все мало правдоподобно. Постоянно какие-то рояли в кустах. Будете вы что-то скрывать или даже сочинять – дело ваше, но имейте в виду: Этьен Пасье сказал, что ненавидит ложь. И – это мое личное мнение – если ваш сценарий окажется неубедительным, он может и передумать насчет наследства.

– Да нам скрывать нечего, – простодушно улыбнулся Даниэль. – Брат мой просто так спросил, из любопытства.

– Тем лучше. Надеюсь, завтра время для нашей встречи невзначай не сократится? – несколько сухо поинтересовался Алексей Кисанов.

Ему показалось, что братья нарочно прервали их беседу, воспользовавшись приходом сестер: они были ошарашены услышанным, и им требовалась пауза, чтобы все осмыслить. Или чтобы доложить мамочке и посоветоваться, кто их знает.

– Ох, нет, конечно, нет! – воскликнул Даниэль. – Наоборот, завтра у нас будет побольше времени, репетиции начнутся позже. Извините, что так вышло. Завтра, на том же месте в тот же час, лады?

Сыщики решили воспользоваться неожиданно освободившимся временем, чтобы пообедать с Александрой. Ресторан выбрала она, и Алексей повез гостей к месту встречи. Реми беспрестанно крутил головой от одного окна машины к другому.

– Как Москва изменилась с тех пор, когда я тут был в последний раз!

– Вместе мы сюда приезжали… – Ксения чуть подумала, – три года назад. А я езжу каждый год. И, можешь мне поверить, она хорошеет с каждым месяцем.

– И как чисто, – не уставал удивляться Реми. – Я, кажется, никогда не видел такого чистого города.

– А какая еда у нас, а? – гордился Кис. – Сейчас увидишь, Сашка выбрала классный ресторан, там кухня не хуже, чем в Париже.

– Я не хочу, как в Париже, – заявил Реми. – Я хочу русскую кухню! Вы что! Французская у меня и так каждый день дома. Бефстроганофф хочу, Кис! Киев-котлетт! – Реми старался произнести названия блюд по-русски. – Пельмель в горшочке!

– Пельмени, – поправила мужа Ксения.

– И это, как его, шиш… – он посмотрел на жену.

– Шаш… – подсказала она.

– Шашлик!

Букву «Ы» не выговаривает, кажется, ни один европеец.

– Позвони Саше, пусть другой ресторан найдет, с русской кухней! – капризничал Реми.

– Ну чисто дите малое, – усмехнулся Алексей, открывая телефон. – Не плакай, бэби, это не проблема, сейчас все переиграем… Саш? Слушай, тут такое дело: мы хотим русскую кухню!

К счастью, ресторанов в Москве столь много, что искомое заведение нашлось всего в трех минутах ходьбы от первого адреса. Так что был Реми и шашлик, и пельмель в горшочке.

После обеда Реми с Ксенией отправились гулять по городу, а Алексей к себе в офис. Договорились встретиться, как вчера, в конце дня в баре отеля.

У него было не особо сложное дело по поиску сбежавшего из дома подростка. Парнишку Кис уже нашел, теперь следовало написать отчет. Однако в голову лезли мысли о семействе Багировых-Дюваль.

Сегодня утром он получил результат генетического теста. Без сюрпризов, Этьен Пасье являлся их отцом. Любопытно бы узнать, кто-нибудь из братьев проверял их родство с, как его, Олегом Николаевичем? Тем более что им на голову свалились как бы сестры. Неужто удержались?

Но если сделали тест, то знают: девицы эти им вовсе не родня. А ведут себя так естественно… Или парням в голову не пришло, что мать могла их обмануть? Они к ней с таким пиететом относятся…

Хотя и сама Анжела могла «добросовестно заблуждаться», как говорят юристы.

Допустим. Ведь в ту пору не существовало тестов на отцовство. Но Даниэль достаточно похож на Этьена Пасье, чтобы развеять ее сомнения. Да и когда спустя чуть не тридцать лет Олег Николаевич объявился, умирающий, и заявил о своих дочерях, которые приходятся как бы единокровными сестрами Микаэлю и Даниэлю, – неужто Анжела не проверила?

А если проверила, то убедилась, что никакие они не сестры.

Тогда почему согласилась принять их в свою семью?! И пристроить их под бочок (тепленький такой бочок: актерками в сериале!) своим горячо любимым мальчикам?

Может, ей хотелось показать сыновьям раскаявшегося отца? Как-то заполнить пустое место в биографии и душе. Так детям врут, что их отец – героически погибший моряк/летчик… В то время как он был просто алкашом, бросившим семью.

Или это ее запоздалая месть Этьену Пасье? Мол, ты отказался от моих детей – а я тебе нашла замену?

Не найти света в потемках чужой души.

Вечерний брифинг детективов в баре отеля оказался коротким. Алексей доложил о результатах теста, которые уже никого не удивили. Удивляло сыщиков другое: появление Олега Николаевича, да к тому же с дочерьми, в семье Багировых-Дюваль. Однако пока у сыщиков (о-о-о, будемте политкорректны: двух сыщиков и одной сыщицы!) не возникло гипотезы, способной эту странность объяснить.

Впрочем, к их задаче это отношения не имело.

Но ровно до тех пор, пока Реми не обрисовал ситуацию заказчику. Как и следовало ожидать, Этьен Пасье был счастлив услышать, что братья согласились поведать об основных вехах своих биографий – но, с другой стороны, неприятно изумлен тем, что Анжела всучила его сыновьям мнимого папашу. И тут в задачу сыщиков вписалось поручение разузнать побольше об Олеге Николаевиче. Тот ли это тип, с которым Анжелика почти тридцать лет назад целовалась у входа в спорткомплекс? Имела ли она с ним связь всю свою жизнь – или он и вправду возник недавно? Потребовал Этьен разузнать и максимум о девушках. Как жили раньше и как живут теперь – с «братьями».

«Похоже, – подумал Реми, – Этьен неожиданно ощутил себя отцом, который вправе знать о своих детях все. Запоздалая радость…»

День третий

На низком столике стояли маленькие чашки с кофе – хорошим, судя по запаху и пышной пенке, – и вазочка с выпечкой.

– У меня есть две новости, – объявил Реми, когда все уселись. – Одна из которых безусловно хорошая: господин Пасье позволил озвучить сумму его наследства.

Он выдержал паузу, наслаждаясь нетерпением, загоревшимся в глазах братьев и даже сестер.

– Двадцать восемь миллионов евро, не считая недвижимости! – торжественно провозгласил он.

Девушки тихо ахнули; братья подавили восклицания, лишь переглянулись.

– А вторая новость плохая? – спросил Даниэль.

– Нет. Просто деловая. Господин Пасье просит добавить к вашему жизнеописанию еще и фотографии, – чуть усмехнулся Реми. – Вашей матери, сестер, квартир…

– Квартир… Почему во множественном числе? – удивился Микаэль.

– Потому что всех. И ваших, и жилье девушек, и даже квартиру мадам Анжелы… – Реми заглянул в свой телефон, – Анжелы Эдуар…

– Эдуардовны, – помогла Ксюша. – Реми, не мучайся с отчествами, все и так знают, о ком речь.

– Я просто хотел быть вежливым по-русски, – смущенно улыбнулся тот. – В общем, фотографии всей семьи.

– Да зачем ему?! – недовольно воскликнул Микаэль.

– Господин Пасье объяснений не дал. Возможно, с его точки зрения, двадцать восемь миллионов сами по себе отличное объяснение.

– Послушайте, ну это же понятно, – встряла Ксения, – человек не может приехать, вас увидеть, с вами познакомиться, поэтому старается представить, вообразить вашу жизнь. Включая интерьеры, в которых эта жизнь течет. Но вам решать, конечно, согласны ли вы.

– Иначе миллионов нам не видать?

– Вопрос так не формулировался… А там как знать.

– То есть он желает получить фамильную сагу с иллюстрациями, – хмыкнул Микаэль.

– Совершенно верно, – хмыкнул Реми ему в тон.

– Хорошо, давайте не будем терять время, – покладисто кивнул Даниэль. – Хотя с чего сагу начать, я толком не знаю.

– Все истории жизни начинаются с рождения, – улыбнулся Реми.

– С рождения так с рождения. Итак…

– Секундочку. Вы не возражаете, если я буду снимать наш разговор на телефон? – спросил Реми.

Братья переглянулись и синхронно кивнули. Девушки никак не отреагировали, но это и понятно: вопрос не им был адресован.

– Отлично. Итак, вы родились в Москве. Я видел в интернете, там о вас есть информация.

– Да, и жили тут, пока не уехали во Францию. Когда мы родились, к нам бабушка переселилась из Воронежа. Мама часто уезжала по делам, бабушка оставалась с нами.

– Скучали по ней? – с долей сочувствия спросила Ксюша.

– Конечно, скучали. Зато из командировок мама всегда привозила нам чудесные подарки, – улыбнулся Микаэль.

– А где она работала? – поинтересовалась Ксюша.

– Даже не знаю, – растерялся Даниэль. – Ты не помнишь, Мика?

– Переводчицей, наверное. Мама ведь закончила иняз. С красным дипломом, между прочим.

Это не отвечало на вопрос «где работала?». Но никто настаивать не стал.

Возможно, командировками Анжела называла свои разъезды, подумал Реми. Только вряд ли по работе. Скорее всего, усиленно искала выгодную партию.

– Отца нашего мы не знали, мама нам сказала лишь одно: он отказался от нас, когда мы были еще эмбрионами. Поэтому она больше никогда с ним не общалась. Так что на все наши детские вопросы отвечала «не знаю». Даже имя его никогда не называла. Когда нам было лет шесть, да, Мика? – продолжал Даниэль. – Мама вышла замуж за какого-то дядю Валеру, Валерия Николаевича. Или Михайловича?

– Михайловича, – подтвердил брат.

– Фамилию не помните? – спросил Алексей, которому Ксюша нашептывала перевод на ухо.

Он искал зацепку, чтобы подобраться к каким-нибудь официальным документам и разузнать об Анжеле Багировой-Дюваль побольше. Имелся бы в его распоряжении ее паспорт, он бы выудил уйму инфы из интернета. А в отсутствие паспорта придется собирать информацию обходными путями.

– Нет, – дружно ответили братья.

– Да вряд ли мы ее слышали, – добавил Микаэль. – Детям ведь взрослых по фамилии не представляют. Да и самого Валерия Михайловича мы видели редко, он почти не приходил к нам, а к себе пригласил только один раз. Огромный дом, богатый, в Подмосковье. Там, помню, было очень много мебели под старину. И совершенно пусто, только он, мама и мы. Я спросил дядю Валеру, кто в этом доме еще живет. Он сказал, что никто. И еще я спросил: «А мы можем тут жить все вместе?» Я забыл, как он ответил, но мы там не только не стали жить, но больше туда никогда не приезжали.

«Возможно, мужик состоял в браке, а Анжела была его любовницей? В день приезда пацанов семья отсутствовала, потому что уехала в отпуск, к примеру…» – подумала Ксюша.

– Вскоре мама с ним рассталась. Во всяком случае, она снова стала жить с нами. Правда, уже на новом месте: тогда первые новостройки появились, и мама купила хорошую квартиру, где у каждого была своя комната: и у нас с братом, и у бабушки. Ну, у мамы, конечно, тоже. И еще общая комната, самая большая, гостиная, где мы собирались по вечерам, смотрели телик, иногда играли… – улыбнулся воспоминаниям Даниэль, а за ним и брат. – Так весело было переезжать в нее!

«Ого, пятикомнатная квартира! Откуда у мадам деньги на нее взялись? Валерий Михайлович обеспечил? Уж не криминальным ли авторитетом он был? Такая щедрость. Притом что они расстались… Либо мужчина и впрямь щедрости необычайной, дал брошеной любовнице отступного, либо г-н Пасье не ошибся в своих характеристиках, и Анжелика – чрезвычайно ловкая манипуляторша, сумела каким-то образом развести на бабки мужика», – подумала Ксюша.

– По какому адресу была эта квартира? – спросил Алексей.

– Почему была? Она и сейчас есть. Мама в ней живет. Не знаю, зачем вам адрес, но ладно, записывайте…

– Наш клиент просил максимум информации, я ведь вам говорил, – произнес Реми. – А в квартиру нельзя зайти?

– Ключи у нас есть. Но без разрешения мамы? Вы считаете возможным привести кого-то в квартиру без согласия ее хозяина?

– Может, вы тогда сами сделаете для нас несколько снимков?

– Да я не пойму, зачем это? – артачился Микаэль.

– Жилище немало рассказывает о своем хозяине, – подала голос Ксения.

– А что фотографировать нужно? – Даниэль перевел разговор в более продуктивное русло.

– Снимайте все подряд, – снова ответила Ксюша. – Обстановку, картины, безделушки, фотографии. В общем все, что стоит, лежит и висит в комнатах. Наш заказчик будет доволен.

В конце концов братья нехотя согласились, «если мама не будет против», и пообещали прислать к вечеру снимки на электронный адрес Реми.

– Прошу прощения, я увел разговор в сторону, – покаялся Кис. – Мы остановились на вашем веселом переезде в новую квартиру.

– Да, это было прекрасное время. Мы жили все вместе. Даже если мама часто отсутствовала по вечерам, то все равно… Она ведь жила с нами. А потом она стала снова надолго уезжать по делам, мы ее редко видели. Бабушку мы любили, конечно, но мама…

– Это понятно, – кивнула Ксюша. – Мать для ребенка…

– Нет, вряд ли вам понятно, – покачал головой Мика. – Для нас она была не просто мамой. Или даже вовсе не мамой. Она была сказочной принцессой. Мы ее боготворили. Мы ей служили, верные пажи.

– Вот как? Пажи? – поторопилась вставить вопрос Ксения, боясь, что разговор снова увильнет в сторону, и потом будет уже неловко задавать его. А ей очень захотелось понять природу этого детского обожания. Рефлексами его уже не объяснить, тут что-то другое. – Мама-принцесса нечасто встречается… – улыбнулась она простодушно, будто приглашая братьев пояснить свои слова.

Но парни не отвечали, пожимая плечами, будто хотели сказать: да мы сами не знаем, как так вышло.

– Вы служили ей как пажи, значит, выполняли ее приказания? Ну, я не знаю, как в сказках… – Ксения снова одарила всех простодушной улыбкой.

– Приказания? Нет… Вернее, да, конечно, – ответил Мика. – Приказания были хорошо себя вести, не шуметь, делать уроки и прочие обычные вещи, которые все родители требуют от детей. Только мама не требовала. Она просто говорила, но так… Нежным голосом, но очень твердо. Мы смотрели на нее и никогда не смели ослушаться.

– Мама была ослепительно красива. Мы будто в сказке жили, зачарованные, – добавил Даниэль.

«Мама-принцесса, дети-пажи? Такое должно быть описано в психологии, – подумала Ксюша, – надо найти».

– Да ладно, Дань, мама и сейчас красотка хоть куда!

– Но в детстве все это было особенно… – Даниэль умолк, не найдя слов.

– Вас это не травмировало? Психологически, я имею в виду? – спросила Ксения.

– Почему? – дружно удивились братья.

– Наоборот, мы были счастливы, – произнес Даниэль.

– И горды, что у нас такая мама, – добавил Микаэль. – Может, только ее частое отсутствие…

– Да ладно, Мик, ты чего. Разве нас это «травмировало»? – не согласился Даниэль. – Просто скучали по ней, вот и все. Но с нами оставалась бабушка, и потом, мы ведь с тобой всегда были вдвоем. Мы с братом всегда были друг у друга, понимаете? – он посмотрел на Ксюшу.

– Разумеется. У меня племяшки растут, Алексея Андреевича дети, – Ксюша кивнула в сторону Киса, – тоже двойняшки, как и вы. Ясно, что одиночества они не испытывают никогда.

– А что, если мы вернемся к нашей саге? – Реми прискучили разговоры о детях.

В этот момент раздался звонок в дверь. Братья переглянулись с сестрами. Мика пошел открывать.

Прихожая хорошо просматривалась в проеме раздвижных дверей из гостиной, и в ней показался немолодой, плотный, низкорослый мужчина.

– Извините, у вас гости, – смущенно произнес он. – А я девочек пришел навестить, да их дома не оказалось, ну, я к вам решил заглянуть…

– Дядя Коля! – воскликнула Лида и поднялась. Люся за ней. – Здравствуй!

– Здравствуйте… – Гость ступил в гостиную.

– Это наш дядя, – представили они мужчину сыщикам, – Николай Трофимович.

– Их дядя, – уточнил Мика, – не наш. По их материнской линии.

– Не буду вам мешать. – Николай Трофимович смущенно выдернул руки из-под локотков девушек. – Я так просто зашел проверить, все ли в порядке у вас…

– У нас все в порядке! – заверили хором сестры.

Он постоял некоторое время в растерянности, будто не понимая, как себя вести.

– Значит, все хорошо… Да? Ну, тогда я пойду… – Он неуклюже развернулся и направился к выходу. – Бывайте.

Его никто не удерживал. Ему не предложили ни присесть, ни чай-кофе, лишь молча сопроводили взглядами плотную сутулую спину.

Что-то было странное в этой сцене. Казалось, в его присутствии все испытывали неловкость и с облегчением приняли его уход. «Кто он такой, этот дядя Коля? Зачем приходил? Узнать, «все ли в порядке», можно и по телефону», – подумала Ксюша.

– Мы остановились на том, что ваша мама снова стала разъезжать по командировкам, – напомнила она.

– Верно, – подтвердил Мика. – А через некоторое время она вышла замуж за Франсуа Дюваля. Он нас усыновил, и мы все стали жить во Франции. Нам тогда было по десять лет.

– Поэтому у вас имена французские? – спросила Ксюша.

– Да. До этого мы были Миша и Даня, – усмехнулся Мика. – Но мы пошли во французскую школу, нам не очень-то хотелось, чтобы нас называли Миша́ и Данья́^[8]. Мама официально переделала наши имена на французский лад, когда мы получали документы.

– Франсуа не просто нас усыновил, он действительно заменил нам отца, – добавил Даниэль. – Мы его очень любили и обязаны ему многим: и образованием, и профессией. Но пять с небольшим лет назад он умер. Мы унаследовали довольно приличную сумму и решили вложить ее в наш первый проект, телевизионный сериал. Естественно, мы вернулись в Москву, тут сериальный бизнес очень прибыльный, да и встроиться легче.

– Можно узнать, о каком образовании речь? – спросил Реми.

– Да, конечно. Мы с братом обожали кино и мечтали стать артистами. Но отчим сказал: денег у вас не будет, пробиться неимоверно трудно. Хотите заниматься кино – идите в Школу изящных искусств на факультет производства фильмов. Сейчас спрос только растет, с деньгами всегда место в этой сфере найдете. А деньги для старта я дам.

– Замечательный человек. Видно, маму вашу очень любил.

– Больше. Он ее боготворил, – гордо произнес Даниэль.

– А что, господин Дюваль не был раньше женат, до брака с вашей матерью?

– Был вроде. Но на ком, мы сказать не сможем, – ответил Даниэль. – Нам никто об этом не рассказывал. Да и зачем? Вы же знаете психологию детей: все, что происходило до их рождения, было до начала времен. Нас занимало только настоящее, в котором у нас с братом появилась полноценная семья с замечательным папой.

– А детей от первого брака у него не имелось? Я почему спрашиваю, – пояснила Ксюша, – очень часто дети от первого брака ненавидят детей от другой жены. Тем более не родных. У вас проблем такого рода не возникло?

– Нет. В нашу жизнь никто не вторгался, ни его бывшая жена, ни дети, если они вообще существовали. Мама наверняка знает, попробуйте спросить у нее. Вы ведь собираетесь с ней тоже встретиться, как я понимаю. Раз ваш клиент хочет получить наиболее полную картину…

Реми кивнул.

– Когда она возвращается?

– В пятницу.

– Свадебное путешествие? – Реми не забыл оброненное слово «медовый».

– Да, в общем-то, – кивнул Микаэль. – Только короткое. Хоть мама и обожает море, но московскую стихию любит еще больше. Она светский человек, у нее здесь невероятное множество друзей, приглашений, мероприятий. Жизнь ее бурлит, кипит, фонтанирует.

Реми предчувствовал, что общаться с Анжелой будет непросто. Однако волю заказчика выполнить следовало, так что придется.

– Стало быть, ваша мама снова вышла замуж? Недавно? – спросил Алексей.

– Ну да. Или слова «свадебное путешествие» наводят вас на какую-то другую мысль? – с ехидцей произнес Микаэль.

– И за кого же? – ничуть не смутился Кис.

– Вас интересует имя? Или подробности его биографии тоже?

– Конспективно, – Алексей снова проигнорировал вызов, звучавший в голосе Мики.

Тот демонстративно вздохнул, всем видом показывая, как ему не нравятся эти расспросы. И снова спас ситуацию миролюбивый Даниэль.

– Антон Семенович Дрокин. Бизнесмен. Что-то в сфере строительства. Подробнее сказать не могу.

– Благодарю вас, – любезно улыбнулся ему Кис. – Но я снова увел вас от главной темы, виноват. Итак, у вас была прекрасная семья с господином Дювалем…

– После его смерти мы вернулись в Москву. Мама тоже. На деньги, полученные по наследству, мы с братом не только сняли наш первый сериал, но и купили себе жилье, – Даниэль обвел рукой гостиную, давая понять, что речь об этих самых квартирах. – Мы стали взрослыми, не могли же мы поселиться у мамы. У нее кипела своя жизнь, у нас своя…

Даниэль умолк.

– А два с чем-то года назад, – неожиданно вступил Мика, – мама сообщила, что объявился наш отец. В тот момент он был уже при смерти. Прямо как этот ваш клиент, Этьен Пасье. Его мучила совесть из-за того, что он нас не признал при рождении. Он просил у мамы прощения, умолял дать возможность увидеться с нами. И мы согласились.

– Кто же откажет умирающему, – тихо произнесла Ксюша.

Микаэль одобрительно кивнул.

– Так мы познакомились с тем, кто нас зачал. А затем отвернулся от нас и от женщины, которую любил. Он очень раскаивался, плакал… В общем, мы его простили.

…Микаэль отлично помнил тот день, когда мама, с лицом торжественным и грустным, объявила: «Я должна сообщить вам важную новость, мальчики!»

Данька, тот сразу напрягся. Он был всегда немного рассеянным, будто жил одновременно в другом измерении, и его требовалось дернуть, как воздушный шарик за ниточку, чтобы вернуть в земную реальность. У Даньки в таких случаях всегда появлялось встревоженное выражение на лице, будто его застукали за тайным чтением приключенческого романа во время урока. Отчего он, широко раскрыв глаза, с повышенным вниманием вслушивался в обращенные к нему слова. И сейчас он отреагировал точно так же: распахнул глаза и уставился на мать с выражением полного внимания.

– Сядем, – сказала она.

На ней был легкий летний костюм изумительного бронзового цвета. Она уселась, расправив складки юбки вокруг округлых колен, и изучающе посмотрела на сыновей.

– Что там, мам, не тяни, – произнес Данька.

Он не любил мамины «спектакли», – так он их называл. Мика же, напротив, наслаждался ими. Мать умела создать нужный ей образ, как хорошая актриса, причем актерство относилось ко всему: к выражению лица, жестам, к голосу и интонации, к одежде и прическе, даже к осанке. Данька, тот предпочитал девушек естественных, бесхитростных, равных самим себе; тогда как Мику тянуло к искусницам, умевшим менять собственные имиджи, как наряды.

Данька и сам был бесхитростным, равным самому себе. Не сказать чтобы открытая книга, по которой любой мог читать, нет. При всей своей адекватности, патологической честности, неприятии лжи, Данька не был простаком. Мечтательный и рассеянный, он вечно что-то сочинял: сценарии, книги, музыку. До реального результата доходили только сценарии, на остальное времени не хватало – однако в голове его постоянно развивались сцены, звучали голоса и ноты.

Мика же был совсем иным, больше в мать. И для него человек, равный самому себе, был будто голым. А в голом – тайны нет, открывать больше нечего: это конечная остановка. То ли дело драпировки, театр, костюм. За одним слоем ткани обнаруживается другой, под первой маской вторая. Это не было ложью, отнюдь, – это было эстетикой, искусством образа. Данька, тот сочинял истории о других, – Мика же сочинял самого себя. Каждый раз нового. Делал он это с наслаждением и умел по достоинству оценить подобное искусство у других. В частности, у матери. Чего только стоил жест, которым она легонько приподнимала юбку и отпускала ее, позволив невесомой ткани прильнуть к коленям! Мужчины погибали, задохнувшись от изящной невинности этого чувственного жеста. Они жаждали оказаться на месте ткани, льнуть к коленям королевы…

А всего-то один жест!

Неудивительно, что у мамы было всегда множество поклонников, сколько Мика себя помнил.

– Не хочу томить вас, сыновья, – произнесла она. – Сразу к делу: речь о вашем отце. Вы помните, конечно, что я никогда не рассказывала вам о нем. И вы знаете почему: этот мужчина поступил подло с нами. Но жизнь все ставит на свои места… Она его наказала, – глаза матери затуманились.

Печаль, прощение – вот что выражали ее глаза. Мика восхитился. Ему бы актрису такую в новый сериал!

Как выяснилось, ее разыскал спустя много лет тот самый подлый мужик, их отец. И теперь жаждет познакомиться со своими детьми.

Мама просила принять его и простить: он умирает от неизлечимой аутоиммунной болезни. И Мика с Данькой возражать не стали.

В придачу у их нечаянно обнаружившегося отца оказались две дочери от другой женщины. То есть наполовину сестры. Мать их умерла давно, и папаша, угнетаемый чувством вины за брошенных когда-то сыновей, выбивался из сил, чтобы поднять девочек, быть хоть им хорошим отцом. Уже тогда его болезнь обнаружилась, его состояние ухудшалось с каждым годом, но он до последнего работал, чтобы прокормить дочерей…

У впечатлительного Даньки повлажнели глаза, а Мика спросил:

– Почему же он не искал нас раньше, раз его так мучило чувство вины?

– Это можно понять, сын. – Мама посмотрела на него глазами святой, чье сострадание безбрежно, подобно океану. – Он не верил, что может быть прощен. Кроме того, жили они в нищете, он ничего не мог предложить вам, сыновьям. Только сейчас, когда дни его сочтены, когда терять ему нечего, он отважился, понимаешь?

Знакомство состоялось в тот же вечер. Девушки оказались весьма хорошенькими, хотя по-разному. Если Лидию написали акриловыми красками плаката, то Людмилу – акварелью. У обеих были серые глаза, у блондинки Лиды ярко подведенные лиловым карандашом, у шатенки Люды едва тронутые графитовыми тенями.

Они скромно уселись на краешек большого дивана в квартире Микаэля, глазея по сторонам. На братьев и Анжелу они избегали смотреть. Отец посвятил их в свою тайну лишь вчера, и девушки никак не могли привыкнуть к мысли, что у них обнаружились родственники, к тому же богатые. Лида уже прикидывала, перепадет ли им с сестрой с барского стола, но Люсю это обстоятельство скорее смущало.

Разговор шел через пень-колоду. Отец, в последнее время передвигавшийся исключительно в инвалидном кресле-коляске, все время срывался на слезы и являл собой довольно жалкое зрелище. Но Анжела – эта красавица, глядя на которую невозможно представить, что кто-то когда-то посмел ее бросить, – смотрела на него ласково и сочувственно. Сестры ею искренне восхищались.

Мика заметил разницу во взглядах девушек: у Лиды цепкий, оценивающий; у Люды по-детски любопытный. Прямо как Данька. Не была бы сестрой, – точно стала бы ему парой.

Впрочем, сестры ли, нет ли – неизвестно. Об анализе на установление отцовства речь даже не зашла, мама заявила со всей определенностью, что Олег Николаевич Костюков – так звали этого мужика – им отец. Ну и ладно, возражений нет. Мамины игры – пусть, раз ей надо. Если нужда возникнет, то проверить всегда успеем, думал Мика, задумчиво рассматривая собравшихся.

Данька же размышлял, как водится, о постороннем. В частности, задавался вопросом, справится ли с главной ролью в новом сериале Люся. Потому что он представлял свою героиню едва ли не копией этой неожиданно объявившейся полусестры…

– …В результате, у нас не только отец нашелся, но и сестрички, – подытожил короткий рассказ Микаэль.

– Единокровные, – решила уточнить Ксюша.

– Если угодно, – кивнул он.

– Генетическую экспертизу никто не делал, как я понимаю… – заговорил было Кис, но его перебил Даниэль:

– Наша мама ведь знает, от какого мужчины она родила детей!

Глаза его блеснули.

– И вы купили сестрам новую квартиру? – решила Ксения сменить тему, чтобы сгладить неловкость. – На вашем этаже?

– Нет, квартира принадлежит нам с братом. Мы сразу выкупили весь этаж на деньги от наследства, чтобы избежать присутствия посторонних по соседству. Квартира стояла пустая, и мы решили поселить девочек в ней. У них с отцом была маленькая и тесная… Кроме того, они теперь наши актрисы, у нас множество рабочих моментов для обсуждения, и нам это удобно.

– Извините за бестактный вопрос, но вы упомянули маленькую квартиру… Олег Николаевич был стеснен в средствах, надо понимать. А кем он работал? – спросила Ксения.

– Папа в молодости был спортивным тренером, – подала голос Лида, – у него имелась хорошая клиентура, знакомства, связи и деньги… Он собирался купить для нас всех новое жилье, просторное. Но с возрастом здоровье стало ухудшаться. У него оказался рассеянный склероз, который прогрессировал с каждым годом… Мы с сестрой еще учились в школе, когда папа был вынужден оставить работу. К счастью, в молодости он хорошо зарабатывал – он много лет во Франции жил, евро скопил. А то не знаю, как бы мы все выжили. К тому же лечение его стоило неимоверно дорого…

– Спасибо Анжеле и нашим братьям, – добавила Люда, взглянув на Даниэля. – Они нам очень помогли тогда…

– А ваша мама…

– Она давно умерла, мы только в школу пошли, – ответила Людмила. – Несколько лет мы жили с бабушками, а потом папа вернулся из Франции… И уже растил нас один. Больной, умирающий.

Люся расплакалась, Лида тоже всхлипнула. Братья приобняли девушек.

Сыщики помолчали, давая им время справиться с эмоциями.

– Наши соболезнования, – проговорила наконец Ксения.

– Он был очень хороший человек! – горячо воскликнула Люся. – Хоть он и ошибся в молодости, бросил Анжелу, мы понимаем, что это некрасиво… Очень… Но он был правда хорошим, поверьте!

– Конечно, – заверила девушку Ксения. – Людям свойственно ошибаться.

– Нас это не касается, Людмила. – Реми искренне полагал, что подобная фраза должна девушек утешить. – Каким бы ни был ваш отец, это не наше дело.

– Разумеется, – сухо ответила ему Лида.

Реми сделал вид, что ее сухости не заметил, однако ему это не понравилось. Никто не имеет права вымогать сочувствие у других. Раз девушка этого не понимает, держи с ней ухо востро.

– Что с вашей квартирой стало? – нейтральным голосом спросил он.

– Пока ничего. Было бы разумно ее сдать, – взялся ответить на вопрос практичный Мика, – но для этого нужно приводить ее в порядок, делать ремонт, а у нас времени на это нет.

– Адрес дадите? И ключи? – спросил Реми.

– Зачем вам? – В голосе Микаэля снова звучал протест.

Вот черт, этот парень стал типичным французом, его все на баррикады тянет!

Реми не ответил, хмуро поглядывая на братьев.

– Мика, ведь господа сыщики уже объяснили: заказчик просит как можно больше фотографий. Верно? – посмотрел Даниэль на Реми.

Тот вежливо кивнул в ответ.

Наблюдательная Ксюша перехватила взгляд, который Люся бросила на Дани. Будто спросила: «Что, достали тебя детективы?» И молодой человек ответил взглядом же: «По самое не могу».

Ксюша усмехнулась. «Это, братцы, не мы вас достали. А денежки, которые вы хотите получить! Отказались бы – спали бы себе спокойно. Но вы отказаться от миллионов не смогли, подрядились на исповедь. Так чего теперь жалуетесь? Исповедуйтесь, вперед!»

Реми, обозревая братьев и сестер, сосредоточился на другом: сходства меж ними не наблюдалось. Ну, он-то, Реми, знает точно, что отец братишек не имеет ничего общего с папочкой девиц. Но парням это вроде как неизвестно. И неужто отсутствие сходства их ни разу не напрягло?

– А вы с сестрами совсем не похожи, – произнес он вслух. – Наверное, вы, парни, больше в мать пошли, а?

– Да… пожалуй… – неожиданно растерялся Микаэль.

Даниэль снова переглянулся с Люсей.

– У вас есть фотография Олега Николаевича? – продолжал Реми. – Интересно было бы сравнить.

Ксюша незаметно дернула мужа за рукав: зачем на парней давить?

– У нас? – удивился Мика.

– Ну, у кого-нибудь. У девушек, к примеру.

– Разумеется, у нас есть папины фотографии, – ответила Лида. – В нашей квартире. Вы туда собираетесь на экскурсию, как я понимаю. Ну там в стенном шкафу лежат альбомы.

– Может, вы с нами поедете? – любезно предложил Реми.

– А сами не справитесь? – с вызовом спросила Люся.

– Дело ваше. Мы справимся. Еще хотелось бы увидеть фотографии вашей мамы, – посмотрел Реми на Микаэля.

– Их навалом в интернете.

– Мы в курсе. Но хотелось бы взглянуть на домашние. Такие, которые делались не для «Инстаграма».

– Как вы понимаете, без разрешения мамы я вам их показать не могу.

– Тогда спросите у нее разрешение. Чем скорее вы нам их дадите, тем лучше. И еще фото господина Дюваля, вашего замечательного отчима.

У Реми тренькнул смартфон. Он посмотрел на дисплей: от Даниэля пришли две фотографии какого-то мужчины. Приятное, спокойное лицо, небольшая седая бородка, добрые карие глаза.

– Наш отчим, – ответил Даниэль на вопросительный взгляд Реми. – Вы ведь просили.

– Благодарю. Одной заботой меньше… Слушайте, парни, я понимаю, что вы не в восторге от этой инспекции вашей жизни посторонними людьми. Но таковы условия сделки, и вы на нее согласились. Теперь в наших интересах закончить все поскорее. Если мы сегодня общими усилиями снимем интерьеры квартир, то основная часть задания господина Пасье будет выполнена.

– Постараемся. А сейчас, простите, нам пора, – посмотрел на часы Микаэль и встал.

– Минуточку, – Реми вытащил из кармана смартфон. – Сфотографируем девушек.

Мика перевел сестрам, и те послушно встали перед сыщиком.

Реми сделал несколько щелчков, на чём все распрощались.

* * *

– Вы как хотите, ребята, – проговорила Ксюша в машине, – а я уверена, что Даниэль и Люся друг в друга влюблены. Я поймала их переглядушки, особенно когда Реми спросил про сходство с отцом. И, скажу я вам, глаза их реально вспыхнули, прямо новогодняя иллюминация включилась. Будто до сих пор их такая мысль почему-то не посещала. Не задавались «лишними» вопросами? Мать сказала, что отец, – значит, так и есть? А девицам чего, такой кус обломился, богатые братишки нашлись, жильем обеспечили, работу предоставили – да какую! Актрисами стали без всяких потуг, мечта! Зачем им вопросами задаваться, совсем ни к чему. Наоборот, поменьше бы их, вопросов, а то не дай бог вдруг чего-то не то обнаружится, и сказка станет пылью. Однако у этих двоих в глазах вспыхнула надежда: ведь если они не родственники, то можно дать волю чувствам!

– Ксю, ты, как всегда, целый роман сочинила. Ну с чего ты взяла, что у них запретная любовь? Из-за двух взглядов?

– Я не могу тебе объяснить, Ремиша. Я это чувствую. Вот будто от одного к другому протянут канат. Нет, скорее электрический провод. А по нему течет ток, понимаешь?

– Может, ты еще и вай-фай чувствуешь? И «синий зуб»? – захохотал Реми.

– Да ну тебя, – обиделась Ксюша. – Алеш, что скажешь? Ты заметил их взгляды?

– Да. Но я бы не взялся утверждать, что это запретная любовь. С точностью можно сказать лишь то, что они близки. Однако это может относиться и к дружбе. И потом, что это для нас меняет? Думаете, Этьену Пасье интересно будет узнать, что один из его сыновей не совсем равнодушен к мнимой сестрице?

– Почему нет? Но дело в другом: они после нашей информации задумаются, я уверена. И усомнятся в легенде матери. И… Может, даже ДНК-тест закажут.

– И что, Ксю? – не сдавался Реми. – Ну, закажут, допустим.

– Это может потянуть за веревочку, которая… Помнишь, как в «Красной шапочке»? «Дерни за веревочку, дверь и откроется…» Так вот, веревочка может выдернуть скелетики из шкафа. Произойдет небольшая семейная революция, и… Я уверена, Этьен Пасье будет счастлив, если парни узнают, кто их настоящий отец. Может, даже прилетят к нему. Познакомиться и… Представляете, какая для него это будет радость!

– Ты хотела сказать: познакомиться и проститься?

– Верно… Но слишком грустно.

– Романистка моя. – Реми поцеловал жену.

* * *

Приехав на студию, Мика отправился, как обычно, в кабинет, и уже через минуту его голос, одновременно напористый и любезный, зазвучал из-за прикрытой двери. Он говорил сразу по двум телефонам и с одним ухоженным господином, который уже поджидал его появления.

Микаэль ведал всеми административными и финансовыми делами, оставив художественную часть на попечение Даниэля. Репетиции он почти никогда не смотрел, лишь изредка на несколько секунд притормаживая у съемочной площадки, когда шел (точнее, летел) мимо. Однако его замечания часто бывали уместными, Даниэль с ними считался. Если Мика говорил, к примеру, что в сцене ритма не хватает – значит, так оно, скорее всего, и есть. В нюансах, в психологии, в точности актерской игры – во всем этом брат не разбирался; зато все внешнее, яркое, что дразнит и увлекает зрительское воображение (и обеспечивает рейтинги, а с ними продажи), он улавливал мгновенно.

Даниэль тоже привычно направился на свое место: в кресло возле съемочной площадки. Оно стояло таким образом, чтобы Дани мог, не отвлекая актеров, наблюдать за всем происходящим в кадре. Режиссеру он почти никогда не мешал работать, предпочитая делать замечания позже, без посторонних. Однако съемочное время стоило дорого, переигрывать-исправлять сцену обычно требовалось немедленно, и потому деликатному Даниэлю все же иногда приходилось поднимать ладонь кверху. Он никогда не кричал, громко и командно к себе не подзывал – просто поднимал ладонь, и режиссер, зная этот жест, подходил к нему, чтобы выслушать «соображения» (никогда не «замечания») арт-директора.

Сестры отправились, как и другие актеры, гримироваться и переодеваться.

Даниэль ждал, поглядывая на дверь гримерной, выхода Люси. Их взгляды пересеклись, когда она появилась в дверном проеме, хотя кресло Даниэля было едва видно от гримерной. Но им обоим было необходимо найти друг друга глазами.

Наконец съемки начались. Мика притих за своей дверью: микрофоны очень чувствительны, ловят любой левый звук.

Люся знала, что во время съемок Дани на нее смотрит. То есть он за всеми актерами следил, конечно, но за ней – особенно. И в его глазах она всегда читала восхищение. А какое именно, она не знала… Ему нравится, как она играет свою роль? Он гордится ею как сценарист, сопродюсер и арт-директор?

Или…

На «или» у них не было права. Они брат с сестрой.

Брат с сестрой… Однако ночами она часто грезила о совсем не братских поцелуях. О чем не рассказывала даже Лидке во избежание циничных комментариев. Как-то, с год назад, Люся призналась сестре, что Даниэль ей нравится. Даже обидно, мол, что брат. На что Лидка невозмутимо заявила: «Ну, так уложи его в койку! Надежней привяжешь к себе позорной тайной инцеста! Это, Люська, парни с нами пока щедры, а как появятся у них постоянные бабы, они быстро забудут, что бате поклялись о нас заботиться! Запросто выметут нас и из квартиры, и из сериалов. И плакала тогда наша красивая жизнь! Сечешь? Если б на меня Мика так смотрел, я б давно его окрутила!»

Разумеется, Люся совету сестрицы не последовала: это было бы подло. Только продолжала грезить ночами.

Сегодня Даниэль не просто смотрел – он прожигал ее взглядом. Может, потому что она была особенно хороша в роскошном костюме Мадам Помпадур, который ей подобрали для сцены маскарада, по сценарию устроенного в одном богатом доме. Декольте бесстыдно обнажало грудь, талия затянута в корсет. Шелка, банты, кружева, высоко взбитые локоны…

Люсю этот взгляд волновал. Щеки горели, грудь вздымалась в тесном корсете. И все потому, что у братьев появился еще один отец. К тому же детективы обратили внимание, что сестры с ними совсем не похожи… А вдруг и вправду… Вдруг они от разных отцов? Тогда ведь…

Боже, тогда можно будет целоваться не только во сне!

И не только целоваться…

У нее кружилась голова, в ушах шумело. Кровь, разогретая давно сдерживаемым желанием, низвергалась по венам и артериям, как Ниагарский водопад.

К реальности ее вернул окрик режиссера:

«Что, Помпадурша, раздумываешь, как получше короля захомутать? – И он гоготнул. – Давай-ка работать, время деньги!»

В перерыве Люся подошла к Даниэлю.

– Сходим в буфет? Я проголодалась.

Он не сразу сфокусировал на ней рассеянный взгляд, и Люся вдруг испугалась, что нафантазировала их невысказанные чувства. Сейчас, казалось бы, самое время поговорить откровенно об этом новом отце, об их родстве, в котором она вдруг усомнилась… Но Данька оказался зажат, стеснен, молчалив. И взгляд его, недавно жаркий, словно заволокло туманом. Испугался надвигающегося момента истины? Или никогда Люсю не любил? Ей все померещилось, сочинилось?

Будто заразившись от него зажимом и стеснением, она ела молча. Если все это ей лишь показалось… То надо поскорее озвучить то решение, которое у нее уже вызрело. Осталось только сделать первый шаг. Ступить на выбранную дорогу. И идти.

Правда, она надеялась, что Даниэль…

Нет, ерунда. Решайся, Люся!

– Дань, у тебя все в порядке?

– Да, а что?

– Ты какой-то рассеянный…

– Я всегда рассеянный, – усмехнулся он.

– И правда, – улыбнулась она. – А я, знаешь… Мне нужно с тобой поговорить.

Он вдруг будто проснулся. Его взгляд снова стал обжигающим, и Люся поняла, что Даниэль неверно угадал тему. Посему она поспешила ее обозначить. Разговор этот должен произойти так или иначе.

– Я больше не хочу сниматься, Дани. Закончим этот сериал, и я уйду.

– Куда? – вскинул он глаза.

– У нас с сестрой нет таланта, ты сам это знаешь. Только хорошенькие мордашки, и это пока прокатывает, но без таланта далеко не уедешь… Хотя у Лиды есть кое-какие способности, мне кажется, их можно развить. А у меня совсем нет. И будущего в кино нет. Надо уходить, пока не поздно. Время идет, у меня никакой профессии… Я заработала немного денег, пока снималась, смогу на них жить во время учебы.

– И где ты хочешь учиться?

– В том-то и дело, что не знаю… Буду думать.

Даниэль ничего не ответил. Они закончили есть и взяли чай. Молчание длилось.

Наконец и с чаем покончили. Они поднялись. Люся, не глядя на Даниэля, направилась к лифтам.

– Погоди! – Он ухватил ее за рукав.

Она остановилась и посмотрела наконец ему в глаза.

Он смутился и взгляд отвел.

– Ты что-то хотел сказать? – спросила Люся ровным, нейтральным голосом.

– Да… Что твое решение нужно обсудить… Это серьезный шаг, надо хорошенько поразмыслить…

Люся кивнула. Правильные слова. Но не те, которые она надеялась услышать.

– Знаешь что? Заходи ко мне сегодня вечером, – добавил Даниэль, – мы обо всем поговорим. Хорошо?

Люся снова кивнула, но в груди горячо плеснулось: они ни разу не оставались наедине. Два брата, две сестры, всегда общие посиделки. А тут… Это что-то означает? Или ничего?

– В котором часу?

– В… Если хочешь, поужинаем вместе. Тогда в семь.

– Я могу приготовить.

– Не надо. Я закажу доставку из ресторана. Туда не приглашаю, слишком шумно. А у нас серьезная тема.

Люся кивнула в подтверждение.

– Тебе что: рыбное, мясное?

– Я ем все, ты же знаешь. На твое усмотрение.

– Тогда в семь?

Он вдруг улыбнулся, и на его правой щеке обозначилась небольшая ямочка, которая Люсе так нравилась.

– Только давай я к тебе тихонько проскользну, чтобы Лидка не видела. А то она подумает, что между нами…

– Тебя это беспокоит?

Люся пожала плечами.

– А тебя?

– Скажешь, что я позвал тебя над ролью поработать.

– Она не поверит, но ладно, – усмехнулась Люся.

– Лично мне без разницы, что подумает твоя сестра. А если тебя смущает, то…

– Нет.

Даниэль взял ее за руку. Как старший брат… Или?

Лифт приехал, они вошли. Попутчиков на этот раз не оказалось, в кабине они были одни. Он все еще держал ее за руку.

– Даниэль, а… – внезапно осмелилась Люся, – а вдруг сыщики правы? Мы ведь действительно с вами совсем, ничуть не похожи! Вдруг я не сестра тебе…

Опустив глаза, пряча на их дне всполохи горячего света, она высвободила свою руку и легко, невесомо дотронулась пальцами до его груди.

И у него в груди внезапно загорелось – да так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он поймал ее пальцы, сжал. Постояв так некоторое время – ее глаза опущены, его устремлены на ее лицо, – Даниэль принялся медленно, по одному их целовать, поочередно вкладывая к себе в горячие губы.

Эта пытка не могла продолжаться бесконечно. Казалось, сейчас что-то взорвется, полыхнет, ослепит…

Но нет, просто разъехались двери лифта: они прибыли на нужный этаж.

– Перерыв закончился, – проговорил Даниэль, отпуская ее пальцы. – Пора на площадку…

* * *

И снова день, похожий на вчерашний. И на позавчерашний, и на все предыдущие дни – старые, ветхие, выцветшие. Первую неделю Анжела еще как-то выдержала – надо ведь соответствовать статусу новобрачной, проводящей медовый месяц в раю! – но вторая неделя стала тихо сводить ее с ума. Она уже сделала все возможные селфи, собрала уйму «лайков». Преданная публика – читатели ее блога – снова и снова исступленно бросалась к ее ногам. Богиня, ты восхитительна!

Очень смешно.

И очень скучно.

Но уехать тоже нельзя. Народец из соцсетей легко надуть, но у нее, «светской львицы», имелось множество знакомых в реальной жизни. И они пристально следили за ней. Иногда Анжелика даже завидовала всем этим серым мышкам, неспособным сорвать восхищенное внимание поклонников: они жили спокойно, никто не жаждал разглядеть их в бинокль. Однако существовали они бесславно – словно их и не было на свете. Как можно, спрашивается, согласиться на подобное? Да, жизнь в лучах прожекторов утомительна, – но это жизнь!

Так что придется вытерпеть вторую неделю рядом с пузатым новобрачным. Анжелика старалась делать снимки с любимым мужем таким образом, чтобы его необъятная туша выглядела поприличнее.

Впрочем, любая бездюлька (именно так она мысленно называла юных охотниц за состоятельными мужчинами) за честь почла бы лечь под эту тушу. Учитывая его вес…

Ха-ха, не в кэгэ, конечно. В миллионах.

Прикрыв веки, она размышляла о неожиданном заявлении Этьена Пасье: оказалось, он готов завещать свое состояние мальчикам в обмен на, так сказать, их жизнеописание. Без теста на отцовство. Сколько Анжела ни вдумывалась, все никак не могла понять, зачем ему это. Или вправду под конец жизни ему стало так одиноко, что он вспомнил об Анжелике и ее детях? Он наверняка нашел в интернете фотографии мальчиков и по портрету Даньки понял, что это его сыновья. Его, его! Которых он выбросил вместе с Анжеликой на улицу! И теперь его раздирают сожаления. Чувство вины, стыд, раскаяние! О-о-о, отлично! Пусть терзается. Это справедливое возмездие. Жалко только, что он помирает, недолго мучиться осталось…

А все же, вдруг во всем этом есть какой-то подвох?

Тогда какой? Нарыть какую-нибудь негативную информацию об Анжелике? Это у него не получится. Дети мало что знают, они жили в Москве с бабушкой, пока она не вышла замуж за Дюваля. И об этом периоде жизни матери они понятия не имеют, ничего рассказать сыщикам не могут. Олег умер, у него теперь ничего не разузнаешь. Что касается самих мальчиков, так у них все в шоколаде. Сами хорошие, образование хорошее, работа хорошая. Чего же Этьен хочет? Зачем вторгся в ее жизнь спустя почти тридцать лет?

Или он прознал о том конверте?!

Анжелу вдруг пробил озноб. Но… Но нет, невозможно! Об этом, кроме самой Анжелы, знает еще только один человек. Информация никак не могла дойти до Этьена.

Она открыла глаза. Нет, глупости какие! Он всего-то хочет наследство им оставить. А про нее, Анжелу, разузнать велел, потому что жалеет теперь горько. Вот и прекрасно! Так ему и надо!

Она вздохнула поглубже и снова прикрыла веки.

– Мадам, ваш коктейль!

Аборигенка в соломенной юбке снова принесла им напитки. Анжела охотно приняла стакан, Антон потянулся за своим.

– Очень вкусно. Это «Поцелуй юного солнца», как вчера? – спросил он, шумно втягивая напиток через соломинку.

Анжела тоже сделала несколько глотков. Напиток и вправду был невероятно вкусным.

– Нет, «Поцелуй» был у вас позавчера. А вчера мы для вас делали «Цветок розовой Луны».

– Да, точно! А сегодня какой?

– Сегодня другой, – растянула губы в улыбке Аборигенка. – Волшебный напиток. Он унесет вас в волшебный сон.

– Какой еще сон? – Анжелика неожиданно осознала, что вчера и позавчера она действительно засыпала вскоре после коктейля. – Что там у вас? Наркотик? – хмуро пошутила она.

– Перестань, дорогая. Они ведь специально для нас сотворили эту вкуснятину, – пробормотал Антон.

Он уже ухитрился выпить свой коктейль залпом и теперь устраивался поудобнее на матрасе, закрыв глаза, будто не мог сопротивляться накатившей сонливости.

– Ох, нет, что вы! – замахала девушка рукой. – Какой наркотик! У нас наркотики запрещены! Просто этот напиток оказывает расслабляющее действие. От него душа успокаивается, а сердце останавливается.

– Что ты несешь? – Анжела приподнялась на локте, ощущая в теле лень и негу. Она хотела выглядеть строгой, но лицо не слушалось, мышцы отказывались напрягаться. – Глупости какие… Так нельзя говорить… по-русски… про сердце…

Дрема обволакивала ее, утягивала на матрас, на дно волшебного озера.

Аборигенка улыбалась, наблюдая за потугами Анжелы удержаться на локте.

– Чего ты… стоишь тут… Иди уже, обслужила… – пробормотала та, падая головой на матрас.

Девушка, изогнув изящный стан, перебросила черные волосы за спину и направилась с подносом к бару.

Проснулась Анжела от громкого голоса. Кто-то теребил ее за плечо.

– Женщина, вы же обгорели совсем! Как же вы так неосторожно! И муж ваш… Или он вам кто? В общем, мужчина тоже, смотрите, какой красный! – причитала толстая тетка и качала осуждающе головой. – Кремами (она сделала ударение на А, и грамотная Анжела скривилась) надо мазаться, раз загорать решили, что ж вы так безответственно…

Только русские могут пристать к вам в дорогом отеле с подобными разговорами. С ходу взяться вас поучать, попрекать, наставлять. Убожество. Хотя надо признать: в данном случае эта бесцеремонность оказалась кстати, они и вправду обгорели. Как же так? Они ведь спрятались в тени широкого зонта. Но солнце сместилось… Анжела взглянула на часики: боже, они проспали почти два часа! Как это вышло?!

Голова ее пребывала в тумане, будто дремота никак не хотела отступить и все клубилась в мозгу.

Девица… к ним подходила девица в соломенной юбке… Аборигенка. Принесла коктейли… и сказала… Сказала, что от коктейлей они заснут…

Анжела с трудом повернулась, посмотрела на мужа. Он спал, приоткрыв рот.

Неожиданно Аборигенка снова возникла рядом с ними: пришла забрать стаканы. У нее все-таки очень неприятная улыбка, подумала Анжела, прикрыв глаза, чтобы не встречаться с девицей взглядом. И губы такие дурацкие, с двумя острыми холмиками на верхней, будто нарисованные, как у куклы…

Через несколько мгновений, уверенная, что Аборигенка уже отчалила в сторону бара, Анжела приоткрыла веки… – и тут же зажмурилась. Девица не просто стояла по-прежнему рядом, – нет, она наклонилась, пристально вглядываясь в лицо Анжелы. И в ее взгляде было что-то странное. Что-то ненормальное. Даже зловещее.

Анжеле стало не по себе. Ей страшно захотелось отодвинуть от себя Аборигенку. Она вытянула руку, словно защищаясь.

– Вы что делаете?! Вы зачем тут…

Девица усмехнулась. От ее улыбки у Анжелы моментально пропал голос. Она посмотрела на соседний лежак, на мужа, ища поддержки. Но новобрачный все еще безмятежно спал.

– Он не проснется, – тихо произнесла Аборигенка. – Не ждите.

Говорила она все так же по-русски с сильным акцентом, природу которого Анжелика распознать не могла.

– Он выпил коктейль, как и вы. Только ваш называется «Сладкий сон», а его – «Вечный сон». Красивое название, правда?

– Вы о чем… – сдавленно произнесла Анжела.

– Ваш муж умер. Или умрет через несколько минут. Врачи скажут, что сердце остановилось. Вы рады? Теперь вы унаследуете его состояние.

– Что за чушь ты несешь?! Что тебе надо?! – с трудом произнесла Анжела, усилием воли выдавив слова из непослушных губ.

Девица смотрела на нее почти нежно.

– А вы получите наследство.

– Что за бред?! Да кто ты вообще такая?! Я сейчас администратора позову!

– Хорошо, что вы поженились в России. – Аборигенка тихо произносила слова, вглядываясь в лицо Анжелы, пытавшейся стряхнуть с себя наваждение. – Во Франции бо́льшая часть имущества отошла бы к детям, вне зависимости от завещания. А здесь ваш покойный супруг все завещал вам. Хорошие в России законы, правда?

Ее губы изогнулись, как лепестки далий. Где-то Анжела видела похожие губы… В дурном сне, не иначе.

– Что ты несешь? – из последних сил произнесла Анжела. – Мой муж не покойный, убирайся отсюда!!!

– Ухожууу, – пропела та. – Но я еще вернусь… – Она наклонилась и прошептала Анжеле на ухо: – …За тобой.

И голос ее растаял в зыбкой жаре.

Анжела зажмурилась от ужаса. А когда открыла глаза, Аборигенки рядом не было. Анжела повернулась к мужу. Тот все еще спал. Она потрясла Антона за красное, обожженное плечо. Но муж не откликался. Уже обеими руками она принялась трясти его изо всех сил…

Безрезультатно.

«Ваш муж умер», – вспомнила Анжела.

Колкий страх пронзил все ее тело, до кончиков пальцев на ногах. Она заставила себя присмотреться к Антону…

Грудь его не вздымалась. Он не дышал.

Долгий дикий вопль прорезал ленивую тишину.

Меньше чем через пару минут к Анжеле подбежали разные люди: бармен, врач, аниматор.

– Она его убила! – кричала Анжела, указывая пальцем на мужа. – Убила!!!

Никто не мог понять, о чем и ком речь. На шум примчался и администратор, «Скорая» и полиция прибыли незамедлительно. Тело Антона быстро увезли, заявив, что, по предварительному диагнозу, мужчина умер от сердечной недостаточности, связанной с лишним весом и перегревом на солнце. Скандалы, а тем более убийства добропорядочному отелю совсем ни к чему.

Анжела казалась невменяемой. Она ничего не слышала, не слушала, принимать успокоительное отказывалась. «Его отравили, – твердила она, – вон та девица в юбке! – кивала она в сторону бара, где мельтешили официантки. – Она принесла ему яд!»

Полицейские отправились изымать посуду и искать Аборигенку. Однако ни малейшего доказательства, способного подтвердить ее заявление, не нашлось. Стаканы уже давно булькали в посудомойке, коктейлей с названиями «Сладкий сон» и тем более «Вечный сон» в меню бара не водилось. Официантки были похожи друг на друга в своих черных париках с карминовыми цветками в волосах.

Девушек выстроили в рядок, спросили Анжелу, которая из них. Однако Аборигенку среди официанток Анжела не обнаружила. А на вопрос, кто обслуживал мадам с супругом на шезлонгах номер шесть, шеф бара указал на того сладкого красавчика, что был похож на индуса. И никакую девушку он к ним не посылал. Сказал: «Мадам что-то путает».

Анжела не верила ни одному его слову. Она кричала и требовала найти Аборигенку, доставить ее в участок, применить к ней силу, чтобы та призналась!

Всем казалось, что вдова потеряла рассудок от горя. Но Анжела твердо знала: ее мужа убила Аборигенка в соломенной юбке.

* * *

Обедали в этот день у Александры. Она была в ударе, приготовила несколько русских блюд для лакомки Реми: и оливье, и жаркое, и рыбки соленой-копченой купила. Реми стенал, но пробовал все.

После обеда разъехались: Реми в отель, с Этьеном Пасье переговорить да обмозговать ситуацию; Кис к себе в офис, заняться текущими делами. Ксения осталась с Александрой, – сестрам всегда есть о чем поговорить.

С Реми они условились подъехать к шести в квартиру сестер, когда-то принадлежавшую их отцу, Олегу Николаевичу Костюкову. Алексей счел, что в его присутствии необходимости нет, а Реми не настаивал. И без того дружище Кис помогал им в этом деле, причем бескорыстно: Этьен Пасье платил Реми и Ксении, но не русскому детективу. Однако когда Реми заикнулся о деньгах (он намеревался поделиться с Алексеем своим гонораром), тот послал его по-русски. Бедняга Реми не понял ни слова, однако посыл понял. И больше об оплате не заговаривал.

Ключи супругам Деллье были выданы еще днем. Сестры присутствовать при фотосессии их старой квартиры желания не изъявили, только объяснили, где искать альбомы со старыми снимками.

В квартире, бедной и не слишком чистой, Реми с Ксюшей разделились: он принялся фотографировать интерьеры, а она достала из шкафа старые пыльные альбомы.

Как и следовало ожидать, множество детских снимков Лиды и Люды – девочки прехорошенькие. Изредка с отцом, чаще с мамой. Красивая женщина, брюнетка с большими выразительными глазами. Неожиданность состояла в том, что по типу внешности она напоминала Анжелу. Олег имел слабость к такому типажу? Или отчаянно пытался заменить потерянную для него Анжелу?

– Ремиша, пойди сюда, глянь! – позвала Ксения мужа. – Помнишь фотографии Анжелы? А теперь посмотри на эту…

– Я бы сказал, сестра.

– То-то и оно. Олег так сильно любил Анжелу, – при этом знал, что она ищет богатого мужа и ему ничего не светит, – поэтому нашел похожую? Как ты думаешь? Так ведь бывает.

– Не знаю, милая. Возможно. И даже скорее всего. Когда он женился на этой женщине?

– За два года до бракосочетания Анжелы с Дювалем. Тут есть их свадебные фотографии, смотри. Людмила к тому времени уже родилась. Вот она в белом платьице у невесты на ручках, и подпись: «Людочке годик». А через два года родилась Лида. Нам повезло, Олег или его жена подписывали все фотографии, так что даты в нашем распоряжении.

– А снимки с Анжелой есть?

Ксюша кивнула.

– Причем нашла я их в папке за шкафом. Видимо, Олег прятал их от жены, от дочерей.

– И как же ты додумалась заглянуть за шкаф?

– Днище нижней полки немного отходит от задней стенки, и в просвете я увидела что-то голубое. Подлезла и достала папку, а в ней конверты со старыми фотографиями.

– Давай их сюда. Они тоже датированы?

…Снимков было множество. Молодые, стройные, красивые: он мускулистый блондин, она изящная брюнетка – они были неотразимой парой, Олег и Анжела. В бассейне (уж не том ли, где их застукал Этьен Пасье?), на пляже, на водных лыжах, в горах, в ресторанах – и везде обнимаются, везде смеются и целуются. Так что Этьен не ошибся: эти двое были любовниками. Причем их отношения длились долгие годы, судя по датам и незначительным возрастным изменениям, отражавшимся на лицах.

Ксения с Реми раскладывали фотографии на сером пыльном диване по датам, прикидывая хронологию. Первая совместная фотография была сделана еще до знакомства Анжелы с Пасье. Поскольку Реми располагал всей информацией о ее пребывании во Франции, которую собрали генеалоги, этот вывод вытекал из сопоставления дат.

Итак, их связь не прекращалась ни в тот период, когда Анжела сошлась с Пасье, ни после разрыва с ним. На последующих снимках она все так же с Олегом, уже беременная. Потом она исчезает почти на два года.

– По сведениям генеалогов, Анжела уехала рожать в Россию, – произнес Реми. – Видимо, никого во Франции не нашла, кто мог бы о ней позаботиться. Поэтому пришлось ехать домой, к маме.

– Это удивительно, – заметила Ксюша. – Такая красивая женщина…

– Ну ты же знаешь, милая: французы любят заводить любовниц, но не любят разводиться. Тем более что на тот момент наша героиня красовалась с пузом, – какие уж тут любовники! Хотя Олег был рядом, судя по снимкам. Руку на ее животе держит как нежно, смотри. Наверняка Анжела убедила его в отцовстве. Но что он мог тогда, молодой спортсмен, пусть и прилично зарабатывающий? У нее не было французских документов и, соответственно, страховки. Роды обошлись бы в астрономическую сумму.

– А потом, полтора года спустя, она вернулась во Францию, смотри, – указала Ксюша на снимки. – И все такая же, будто не рожала вовсе, фигурка точеная, талия тонкая, грудь в отличной форме.

– Вернулась мужа искать, – кивнул Реми.

– Да не скоро нашла. За Дюваля она вышла, когда пацанам уже исполнилось по десять лет. Возможно, были любовные связи, но до свадьбы не доходило. А ей нужен был брак. Чтобы гражданство получить.

– И наследство, не забывай. Девушка меркантильная, расчетливая. Иначе бы она вышла замуж за Олега, согласна? Смотри, даже по фотографиям видно, как им хорошо вместе!

– А может, она все-таки его любила? И собиралась разжиться деньгами, чтобы потом вернуться к Олегу? – предположила Ксюша. – Не слишком красиво, конечно, но все же хоть какая-то романтика…

– Ты у меня неисправимая фантазерка, женушка. Смотри, после ее замужества совместных фотографий с Олегом больше нет. Последние относятся к тому периоду, когда Анжела уже, вероятно, женихалась с Дювалем. Подписано: «Сентябрь 2003, Балеары». А замуж Анжела вышла в апреле следующего года: богатые люди обычно долго решаются на брак, к тому же зимой свадьбу не справляют. Уверен, в сентябре две тысячи третьего у нее с Дювалем уже вовсю шли шуры-муры, при этом она все еще красуется с Олегом…

– А у него в Москве уже были жена и дочка, – заметила Ксения. – Видимо, он тогда уже точно знал, что не быть ему с Анжелой вместе никогда.

– Похоже на то. Она вскоре полностью разорвала связь с Олегом, поэтому больше нет их совместных снимков. Не хотела рисковать своим грядущим браком и исчезла из жизни Олега (или изгнала его из своей), чтобы невзначай не потерять Дюваля, как раньше Пасье?

М-да. Ксюше было и любопытно, и в то же время немного не по себе изучать эту любовную хронику в картинках. Историю расчета и предательства. Впрочем, Олега Анжела все же любила. Вон какие счастливые на фото! Играют как дети – в бадминтон, в волейбол. Брызгаются водой. Строят замки из песка. Бегают по полосе прибоя. А то вот Олег какую-то странную штуковину держит в руках, похожую на фиолетовый пузырь, а Анжела эту штуку гладит и восхищенно смотрит на Олега…

Любила? А замуж за других выходила, за богатых? Вроде бы такие отношения не называют любовью… Впрочем, каждый этим словом обозначает, что ему вздумается. Отношения Анжелы с Олегом круто замешаны на сексуальном влечении, что очевидно, – а в понимании Ксении это вовсе не любовь… Но кому какое дело до ее понимания? Ей с мужем нужно собирать информацию обо всех этих людях, а не копаться в их психологии.

– Ремиша, посмотри, что за пузырь такой странный в руках у Олега?

Реми покрутил фотографию в руках и вдруг вскинул руку указующим жестом.

– А вот же он!

И впрямь, на одной из полок, серый от пыли, стоял этот (или похожий) пузырь, напоминающий по форме огромный пельмень. Реми осторожно снял его с полки, поставил на диван.

– Что бы это могло быть? – проговорил он.

– Давай я его протру от пыли. Тогда хоть разглядеть можно будет, – предложила Ксюша.

– Да ну его, кому он нужен. Поставлю обратно, – скривился Реми.

– Слушай, Этьен просил сфоткать все подряд. Так что давай это чучело тоже сфоткаем. Я быстро!

Она направилась в ванную, где пустила слабую струю воды и принялась осторожно протирать пузырь старым полотенцем, висевшим на крючке последние сто лет. Вернувшись из ванной, Ксюша снова уложила пузырь на диван. Теперь его можно было рассмотреть. Сделанный из прозрачной пленки, фиолетово-синий, немного ребристый, с небольшим неровным гребнем поверху, он напоминал…

Да ничего он не напоминал. Разве только очередную странную фантазию Сальвадора Дали. В нижней части пузыря находилось нечто, смахивающее на кораблик. Или это была просто подставка, придававшая устойчивость «пельменю» на полке.

Реми сделал несколько снимков, после чего вернул пузырь на место. Затем он переснял большую часть найденных фотографий для Этьена. Вряд ли они его порадуют, но он ведь сам так распорядился.

Похоже, работа в квартире сестер была завершена. Реми открыл список дел в своем телефоне:

– фотографии братьев и сестер сделаны;

– фото Дюваля тоже Этьену переслали;

– интерьеры квартир парней и девушек запечатлены;

– биография семьи Багировых-Дюваль в исполнении братьев уже отправлена Этьену Пасье в звукозаписи.

Что еще? Вроде бы все, кроме снимков квартиры Анжелы, которые обещал Микаэль. И встречи с ней самой, конечно. Когда она вернется.

Что ж, можно уходить. Уже семь, скоро ужин, потом встреча в баре отеля с Алексеем, как уже повелось. Чтобы обсудить сегодняшний улов.

А он был богатейший.

Неожиданно звякнул мобильный Реми. На экране высветилось имя Микаэля.

– У нас случилось несчастье, – заговорил он по-французски. – Умер Антон, мамин муж. Солнечный удар, видимо. Мама в сильнейшей панике. Придется мне туда лететь. Организовать перевозку тела, да и маму не мешает показать врачам, у нее что-то с головой…

– В каком смысле? – удивился Реми.

– Она будто потеряла рассудок. Кричала в трубку: «L’arc de Cupidon, l’arc de Cupidon»!^[9]

– И что это значит? – удивился Реми. – Арка Купидона… Лук Купидона? В смысле «стрела Амура»?

– Возможно… По правде говоря, я понятия не имею, что мама имеет в виду. Надо ехать к ней, разобраться, помочь… В общем, наши планы меняются. Сегодня уже не получится сделать фотографии в маминой квартире, не до того. Давайте пересечемся, я вам дам ключи, сами поснимаете. Только ей не говорите, что были там в ее отсутствие, ладно?

* * *

Стол с белой скатертью, с красивыми высокими бокалами для вина. Бутылка красного стояла уже откупоренная, – вино «дышало», Люся знала. Они с сестрой многим премудростям научились у братьев за неполные три года.

– Проходи, – Даниэль взял ее за руку, повел к столу.

Она послушно шла, сопротивляясь желанию сжать его ладонь в своих.

Дани отодвинул стул, приглашая ее сесть, затем налил вина.

– Это синее платье тебе невероятно идет, – произнес он. – У тебя сразу глаза такими синими стали…

Он обошел стол, налил себе тоже. Подал ей корзинку с хлебом, положил на ее тарелку кусочек паштета, который, Люся знала, парни всегда заказывали в одном французском ресторане. И наконец сел.

– Ну что, – проговорил он, – давай за… – Даниэль держал бокал за тонкую ножку и смотрел на нее с улыбкой, отчего-то лукавой.

Неужели он…

Люся не отважилась додумать эту мысль.

– Люлю, – он иногда так называл ее, пользуясь французским диминутивом^[10], – как ты смотришь на то, чтобы сделать завтра тест?

Несколько мгновений он наслаждался зрелищем ее просиявшего лица.

– Ты согласна?

Вопрос был со всей очевидностью лишним. Она только спросила, что нужно взять с собой для анализа, и Даниэль покачал головой: ничего. Затем протянул через стол руку, раскрыв ладонь.

Люся положила на нее свою, и его пальцы сомкнулись вокруг.

Некоторое время они так сидели, рука в руке, не смея сделать новый жест, не смея позволить воображению заглянуть в день завтрашний, предвосхитить завтрашние жесты.

Наконец Дани отпустил ее ладонь и снова поднял бокал.

И в этот момент зазвонил его телефон.

Люся слышала голос Мики, но слов разобрать не могла. Однако, судя по тому, как нахмурился Даниэль, случилось что-то нехорошее.

– Мамин муж, Антон, скоропостижно скончался, – произнес он, закончив разговор.

– Ох, мои соболезнования! Что случилось, отчего?

– Причины пока неизвестны… Хотя на жаре, да с его весом, я не особо удивился, если честно. Жалко его, хороший был мужик, маму боготворил. Но проблема не в этом…

– А в чем?

– Мама в жуткой панике. Если не сказать, в истерике. Она произнесла странные слова. По-французски, но я тебе переведу: «Лук Купидона».

– Боже… И что это значит?

– Не знаю.

– Купидон, ведь это то же самое, что Амур, да? Бог любви? Тогда получается, что Амур послал в нее свою стрелу… То есть она в кого-то влюбилась?

– И поспешила оповестить об этом своих сыновей? Да еще в контексте сообщения о смерти Антона? Сомневаюсь. К тому же свои любовные истории мама никогда не делала «достоянием гласности»… Подождем до вечера, она обещала снова позвонить. Не исключено, что нам придется к ней лететь, помочь с хлопотами. Или кому-то из нас.

Даниэль, опытный кинопродюсер, отлично знал, что две интриги не могут существовать в сознании одновременно, – одна гасит другую. Так и сейчас, волнение любовного свидания внезапно разбилось в столкновении с беспокойством о матери. По словам Мики, такой он ее никогда не видел. Она задыхалась, кричала в телефон эти странные слова… Там что-то случилось. Что-то, помимо смерти Антона. Мама испугалась – а она не из пугливых… Ça va pas du tout^[11]. «Надо к ней ехать», – думал Даниэль, глядя на Люсю. Глядя, но не видя.

И Люся это поняла.

– Дани, я пойду к себе, – поднялась она из-за стола. – Не буду тебе мешать.

Она направилась к двери.

– Погоди, – Даниэль поймал ее, – постой, сядь. Давай просто закончим ужин. За это время вряд ли что-то случится. Вечер, конечно, я себе не так представлял… Но что делать. Хотя бы съедим то, что я приготовил, – он смущенно улыбнулся.

Люся села обратно за стол.

– Надеюсь, ты это не из вежливости говоришь.

– Ты хоть раз видела, чтобы я что-то предлагал из вежливости? А не потому, что сам этого хочу?

Люся задумалась. На лице Даниэля отразилось удивление.

– Ты разве не знаешь?

– Дань, я ведь не могу читать твои мысли, – смутилась девушка. – Ты добрый. А добрые люди часто уступают…

– Как ты?

Она усмехнулась. Что есть, то есть.

– Доброта и слабость характера нередко сочетаются, – заметил Даниэль. – Но это не мой случай. Пойдем за горячим, поможешь мне.

Люся, направляясь на кухню, думала о том, что это, увы, как раз ее случай. В отличие от сестры, она слишком часто уступала чужому напору… И столь же часто об этом жалела.

Они принесли в гостиную еду: Даниэль взял противень с куском запеченной ягнятины, вокруг которого лежали маленькие румяные картофелины; Люся прихватила подставку для горячего и салатницу с листовым цикорием, заправленным на французский манер маслом и уксусом.

Даниэль разрезал сочное мясо, положил Люсе кусок и несколько картофелин, подлил вина в бокалы.

– Завтра мы с тобой… Нет, завтра мы только сдадим анализ, а результат получим… – Он включил мобильный, быстро пролистал сайты. – О-о-о, можно получить через двадцать четыре часа!

– Дань, я кажется, этот результат уже знаю.

– Честно говоря, с тех пор, как у меня объявился еще один отец, я тоже засомневался в нашем родстве…

Люся кивнула.

– Только не могу понять: наши родители играли в игру? Тогда зачем? Или они искренне были уверены? Но почему же не проверили?

– Так потому, что были уверены, – задумчиво проговорил Даниэль. – Ты сама ответила на свой вопрос.

* * *

Разумеется, Ксения и Реми охотно «пересеклись» с Микой, чтобы забрать ключи от квартиры Анжелы. Куда лучше осматривать жилье самим, чем разглядывать его фотографии.

Интерьер квартиры Анжелы словно сошел с картинки из дизайнерского журнала. Безусловно красивый. Явно дорогой. Запредельно претенциозный. И абсолютно обезличенный. Ни одной нотки индивидуальности – все «комильфо», то есть «как положено» по стандартам моды. Этому впечатлению способствовала и стерильная чистота, душащий идеальностью порядок. Понятно, наводила его домработница, однако вкус отражался хозяйкин.

«Нет, – мысленно поправила себя Ксюша, – не хозяйкин. Его у Анжелы нет. Она подчиняется диктату чужого вкуса, называемого модой».

Что-то Ксюша об этом читала… Страх ошибиться, сделать не так, «как надо»… Вбитое в детстве послушание без права на собственное мнение, позицию… Чрезмерно властный отец… Воспитание по принципу «Молчи, женщина, пока джигит разговаривает!». Поэтому и теперь, спустя много лет, лучше следовать диктату моды, чем осмелиться сформировать собственный вкус.

– Нам придется действовать очень осторожно, Ремиша, – произнесла Ксения на пороге. – При таком идеальном порядке очень легко что-то сдвинуть, положить не так, как было. Анжела не должна заподозрить постороннее вторжение.

Однако напрягаться им особо не пришлось. Видимо, Анжела редко принимала гостей в своих хоромах, отчего не прятала старые альбомы с фотографиями. А может, просто не считала, что они ее чем-то выдают.

Но они выдавали. Судя по датам – ее легким почерком все снимки были тоже подписаны, – она уже крутила роман с будущим мужем Франсуа Дювалем, когда еще встречалась с Олегом Костюковым.

Впрочем, кого это сегодня может интересовать? Разве только Этьена Пасье, который будет рад убедиться, что не напрасно много лет назад назвал Анжелу лгуньей и изгнал из своей жизни…

Альбомы с фотографиями мальчишек, бабушки, каких-то подруг никакой интересной информации не добавляли к биографии Анжелы Багировой. А вот плотный крафтовый конверт, где находились снимки Анжелы с разными мужчинами, был достаточно любопытным. Видимо, это те потенциальные женихи, за которых Анжела не сумела выйти, но с которыми имела отношения в надежде на замужество.

На полке Реми обнаружил портрет Франсуа Дюваля в рамочке, втиснутый между двумя книгами. Похоже, Анжела не испытывала потребности вспоминать время от времени человека, который так много сделал для нее и детей.

Кажется, они просмотрели все фотографии. Но ни разу Ксения не встретила то выражение бесконечной доброты, которое поразило ее в интернет-портретах Анжелы.

Анжела-Ангел – всего лишь постановочное фото. Забыть.

Они с Реми сделали снимки интерьеров, пересняли некоторые фотографии, в частности, детские снимки мальчишек. Остальных мужчин отправили на место, в крафтовый конверт: в конце концов, Этьена эта часть жизни Анжелы не касается.

Осмотревшись напоследок – зоркий Ксюшин взгляд проверил, все ли на местах, – они покинули квартиру Анжелы Багировой и отправились в отель ужинать.

Поели они наспех: немного выбились из графика, и их уже поджидал в Скайпе Этьен Пасье. Извинившись за опоздание, Реми принялся загружать сделанные сегодняшним вечером снимки.

Этьен рассматривал их молча, и что творилось в его душе, никто сказать бы не мог. Впрочем, ясно, что ничего радостно-светлого там не происходило: фотографии и даты на них повествовали об истории еще одного предательства.

– Дюваль впервые появляется на совместных фотографиях с Анжелой в марте две тысячи третьего года, и дальше регулярно. И все это время на других снимках параллельно присутствует Олег. Я правильно понимаю, что они продолжали… – произнес он.

– Да. Мы специально подобрали фото так, чтобы вы могли сами сопоставить. Но в сентябре Олег снимается с Анжелой в последний раз. Во всяком случае, других фотографий мы не нашли. Похоже, они все же расстались перед ее замужеством, – мягко ответила Ксения, будто пыталась утешить Этьена.

Реми еле заметно улыбнулся. Доброта жены иногда его раздражала, порой смешила, а то и умиляла. Ну и да, нередко восхищала, чего уж там.

– Она просто прогнала своего любовничка, – желчно проговорил Этьен. – Испугалась будущего мужа потерять, как когда-то меня. Я материалы читал, Дюваль богатый мужик был. Винодел, обширные угодья в Бургундии. Интересно, она их унаследовала?

– В досье об этом ничего не сказано. Но если вы поручите собрать информацию…

– Да мне пофиг.

Больной откинулся на подушку. Ксюше показалось, что в уголках его глаз блеснули слезы. Впрочем, в таком ракурсе понять трудно…

Они с Реми уже привыкли к длинным паузам и терпеливо ждали, пока Этьен снова заговорит.

– А зачем ему португальский кораблик понадобился? – вдруг приподнял голову Пасье.

– О чем речь, простите? – вежливо спросил Реми.

– Да вот, он в руках держит. – Этьен указал исхудавшей рукой на одну из фотографий на экране.

Это был тот самый «пельмень», назначение которого Реми с Ксюшей угадать не смогли.

– Господин Пасье, что такое «португальский кораблик»?

– Медуза такая… Но это муляж, настоящую медузу в руки взять невозможно: она ядовита.

Ксюша быстро ввела название в поисковую строку телефона и через несколько секунд зачитала:

– Португальский кораблик, или физалия… та-та-та… вид колониальных гидроидных из отряда сифонофор, колония которого состоит из полипоидных и медузоидных особей… – Она оторвала глаза от телефона и улыбнулась. – Ничего не поняла… А, вот! слушай, Реми. Крупный прозрачный пузырь… та-та-та… размер которого достигает 30 см, заполнен газом, что удерживает его на поверхности воды. Он придает португальскому кораблику внешнее сходство с медузами сци… Неважно, пропустим. Ловчие щупальца представителей этого вида несут огромное количество стрекательных клеток, яд которых опасен для человека. – Она выключила экран. – Жуть какая. И зачем Олегу такое чучело?

– В материалах сказано, что он был тренером и по фитнесу, и по дайвингу, – проговорил Реми. – Видимо, в летний сезон учил подводному плаванию, а в зимний занимался с группами в бассейне. Так вот, судя по тому, что пишет Википедия, этот кораблик очень ядовит, и муляж служил наглядным пособием, чтобы при столкновении с опасным существом отдыхающие немедленно плыли подальше от него.

– Точно! – одобрила ход мысли мужа Ксения.

– Вы будто дети. – Пасье недовольно откинулся на подушку. – Если вам так интересно, потом изучите Википедию вдоль и поперек. А сейчас вернемся к нашим делам!

– Извините, – смутилась Ксюша.

Но Этьен Пасье снова умолк. Реми с Ксенией ждали.

– Скажите им правду, – наконец произнес он. – Раз новый муж Анжелы скончался, разговор с ней у вас состоится не скоро… Да и не так уж теперь он нужен. Фотографии все рассказали. Я не могу больше ждать. Скажите моим мальчикам все как есть, покажите результаты экспертизы ДНК… Пусть прилетят. Я хочу обнять сыновей и проститься с ними.

– Но вы же понимаете, что несколько дней уйдет на похороны Антона.

– Поэтому я и тороплюсь. В моей ситуации день как год. Пусть прилетят сразу после.

– Хорошо, месье Пасье. Я им обязательно передам, – кивнул Реми. – А как быть с Анжелой? Встречаться с ней или в этом уже нет необходимости?

– А знаете что… Попробуйте. Она ведь не в курсе, что вы видели фотографии. И что снимки обо всем проболтались! Расспросите ее, как жила. Она будет лгать – вы обязательно запишите на диктофон, я потом посмеюсь! – И саркастическая ухмылка тронула его бледные сухие губы.

Этьен Пасье отключился.

Реми с Ксюшей спустились вниз, в бар, где их поджидал Алексей Кисанов.

Он уже знал о внезапной кончине мужа Анжелы, так что отчет о событиях вечера начался с описания хождения по квартирам Олега и Анжелы. И завершился пересказом разговора с Этьеном Пасье.

Услышав про «португальский кораблик», Кис заинтересовался, принялся набирать словосочетание в поисковике, но Ксюша ему подсунула свой смартфон: страница Википедии осталась у нее открытой.

– Ничего себе, – проговорил Алексей, прочитав информацию и рассмотрев картинку. – Что за странное создание природы.

– Медуза какая-то, подумаешь, – пожал плечами Реми и жестом подозвал официанта.

– С ядовитыми щупальцами длиной более полуметра, это уже не какая-то медуза, а крайне опасное существо. Тут написано, что может даже случиться смертельный исход. Где они водятся?

– Да везде, – ответила Ксюша. – В океанах и морях.

– Мрак. Теперь, прежде чем поехать на отдых, буду выяснять, не замечены ли в тех местах физалии, – дернул подбородком Алексей. – Представляешь, а ну как дети, завидев лиловый «пузырик», к нему бросятся?!

– Какие физалии? – не поняла Ксения.

– Так это второе название «португальского кораблика», в статье ведь написано… Я коньяк буду, как всегда, – поднял голову Алексей к официанту, уже стоявшему возле их столика.

Ксюша заказала бокал вина, Реми – виски. Официант отошел, и в этот момент у Реми зазвонил мобильный. На экране появился Мика. Время было весьма позднее, и все трое удивились его звонку. Точнее, насторожились.

– Прошу нас с братом извинить, – заговорил в трубку Мика, – но завтра мы с вами встретиться не сможем, поскольку мама прилетает утренним рейсом. Мы должны быть с ней. К тому же придется заниматься похоронами… Хотя мы с вами ведь уже закончили, верно? Исповедь мы вам выдали, фотки сделаны. Что еще?

– Еще? Важное: встретиться с вашей мамой, задать ей несколько вопросов.

– Она в таком состоянии, я даже не представляю, как самому с ней разговаривать. А уж посторонние люди, да с бестактными расспросами…

Ксюша и Алексей видели, как в этот момент Реми свел брови. Однако причину не знали, поскольку слов Мики слышать не могли. Мика же, ровно наоборот, не мог видеть лицо сыщика. «И к счастью», – подумала Ксения. Очень уж грозными были брови мужа.

– Дело ваше, – сухо ответил Реми. – Но пока мы не выполним поручение полностью, господин Пасье завещание не напишет. А когда напишет, то поскольку вы отказались от теста… Вы знаете, каков налог с наследства, который платят посторонние люди? Не-родственники?

– М-м-м… Слышал, что большой…

– Неимоверно. Примерно шестьдесят процентов от суммы, но может оказаться и больше.

– Ого… А родственники? В смысле, дети?

«Ого», ага. Быстро сообразил мальчик. Интересно, когда побежит тест ДНК делать?

– Дети – сорок пять.

Реми слушал тишину в трубке. Мика, видать, подсчитывал в уме разницу.

– Разница в пятнадцать процентов, – сыщик решил помочь творческому человеку, который явно не в ладах с арифметикой. Реми же легко решал в уме такие задачки. – То есть сто пятьдесят тысяч с каждого миллиона, а их двадцать восемь, как вы помните. В сумме выйдет больше четырех миллионов, которые достались бы вам, будь вы детьми Этьена Пасье. А так отойдут французскому государству.

Реми снова послушал тишину.

– Да, и не забудьте: есть еще недвижимость, стоимость которой пока можно назвать лишь приблизительно. Но тоже несколько миллиончиков получится. А с них тоже налоги.

Очередная порция тишины для ушей Реми.

– Вы где сейчас? – неожиданно прорезался Мика.

– В гостинице… – удивился сыщик.

– Я могу подъехать к вам?

Реми удивился еще пуще, но согласился.

Спросив название отеля, Мика заявил, что будет минут через двадцать.

– Готов поспорить: Микаэль решился на тест, – усмехнулся Реми, пряча телефон.

Спорить никто не стал. Однако Ксюша нахмурилась.

– Ты с таким сарказмом произнес эту фразу… Но на его месте любой бы решился, разве нет?

– Разумеется.

– Тогда почему сарказм?

– Потому что мне двадцать восемь миллионов никто не завещал! – засмеялся Реми.

В ожидании сыщики решили время не терять и приступили к обсуждению ситуации. Странностей в ней имелось немало, и пора их было рассмотреть со всех сторон.

– Итак, – произнес Алексей, – пока вы трудились, в поте лица добывая снимки семейства Багировых-Дювалей, а также Олега Костюкова, я пребывал в блаженном фарниэнтэ^[12], которое, как известно, способствует вдохновению. А оно – друг мыслительного процесса.

– Красиво сказал, – хмыкнула Ксюша, – прям Пушкин.

– Ага, мы на дружеской ноге^[13], – пряча улыбку, кивнул Алексей. – И мыслительный процесс принес кое-какие плоды. Я выявил большую, прямо-таки огромную алогичность в этой истории. Анжела, как нам уже хорошо известно, всю жизнь порхает по богатым мужикам. Олег к их числу не относится – сколько бы он ни зарабатывал в лучшие свои времена, это была просто хорошая зарплата. Сравнения с бизнесом не выдерживает.

– Поэтому она за него замуж не вышла, – добавил Реми. – Хотя, если судить по снимкам, любила.

– Любила, нет ли, мы не знаем, – не согласилась Ксения. – Но как сексуальный партнер он ее явно привлекал. Она с ним встречалась в течение многих лет. Притом что после облома с Этьеном Пасье она активно искала мужа во Франции и наверняка женихалась с кем-то еще, пока Дюваля не встретила.

– Ты о какой алогичности говоришь, Кис? – спросил Реми.

– Она заключается в том, что в качестве папаши Анжела привела сыновьям не просто бедняка, а тяжело больного. К тому же двух девиц на шею повесила. И ладно бы проверила, отец ли, – так ведь нет.

– Может, и проверила, как знать.

– Если так, то ситуация еще более странная. Тест неизбежно показал бы, что Олег им не отец. Более того, если в раннем детстве было еще непонятно, то когда пацаны подросли, Данька оказался портретом папаши! Это стало очевидно в какой-то момент, тут и тест ДНК без надобности. Не могла Анжела не знать, не могла! А все равно Олежку на шею своим горячо любимым мальчикам повесила. Вместе с двумя чужими девицами! С чего бы это, а?

И Алексей обвел глазами своих собеседников.

В этот момент в холл вошел Микаэль.

– У меня совсем маленькое дело к вам, – обвел он глазами присутствующих. – Много времени не отниму.

– Присаживайтесь, – предложила Ксения. – Хотите что-нибудь заказать?

– Нет. Хотя да, пожалуй. Виски, – повернулся он к бармену. – С парой кубиков льда.

Получив стакан, Мика поболтал виски, лед позвенел в хрустале.

– Раз вы спрашивали наше согласие на тест, – заговорил он, – то наверняка привезли с собой образец для сравнения… Я прав?

– Конечно, – ответил Реми. – Но позвольте мне встречный вопрос: вам не приходило в голову проверить отцовство Олега Николаевича?

– Приходило. Однако я этого не сделал.

– Почему же?

– По большому счету, это не было важно. А Данька вообще никогда не обсуждал решения матери. Она сказала: отец. Значит, так тому и быть. Ее дело, нам-то что.

– А сестры? Все-таки вам пришлось взять над ними опеку, включая материальную…

– И что? Никаких проблем.

– Это такой пофигизм, простите? – удивилась Ксюша.

– Я не знаю, как это называется. Пусть пофигизм, если вам угодно. Мы никогда не совали нос в мамины дела, с детства приучены. А девушки нашей семье недорого обходятся.

– Но теперь…

– Теперь нам с Данькой светит огромное наследство. Это уже наши с ним дела, не мамины. Вы можете дать мне генетический образец Этьена Пасье?

– Что, арифметика с налогами впечатлила? – хмыкнул Реми.

Мика ответил ему хмурым взглядом.

– Не могу, – продолжил Реми, – извините. Во-первых, для этого нужно разрешение господина Этьена Пасье. Во-вторых, я думаю, он сам хочет…

Реми вдруг сбился и умолк. Сказать прямо сейчас? Подождать, когда братья соберутся вместе?

– А вы уже… Вы сделали тест? Знаете результат? – сообразил Микаэль.

– Угадайте, – с легкой насмешкой ответил Реми.

– Угадал. И, раз вы все еще здесь, стоите у нас над душой, значит, результат…

Брови Реми снова угрожающе шевельнулись.

– Извините, я хотел сказать, что раз вы не уехали… Значит, Пасье точно наш отец. – Мика некоторое время крутил головой, будто хотел что-то добавить, но не находил подходящих слов.

– Подождите меня пару минут. – Реми поднялся и направился к лифтам.

Мика ждал, вращая стакан с остатком виски и почти растаявшим льдом. Он избегал смотреть на остальных, явно не желая продолжать разговор.

– Как там сейчас ваша мама? – сочувственно спросила Ксения.

– Нормально. С шоком справилась, все организовала, все оплатила, и отправку тела, и багажа, билет себе купила на утро.

– Но вы по телефону говорили, что она…

– Говорил. И готов повторить: разговор с ней будет очень трудным. Если она сорганизовалась, это совсем не значит, что к подобному разговору готова. Тема крайне нервная. Никто не любит, когда лезут в его частную жизнь, а уж мама особенно. Да после того, что она пережила…

– Кстати, днем она упомянула лук Купидона… О чем шла речь?

– Понятия не имею. Сейчас она говорит, что у нее случилось временное помутнение рассудка. Перегрелась на жаре, они с Антоном загорали. А когда она проснулась, то обнаружила рядом с собой труп. Каково это, представляете?

– Да уж, – передернулась Ксюша. – Тут и вправду рассудок потеряешь. Но почему она так неосторожно заснула на солнцепеке?

Мика посмотрел на девушку несколько пристальнее, чем обычно.

– Это важно для вашей миссии? – осведомился он холодно.

В этот момент вернулся Реми с открытым ноутбуком в руках. Сел на свое место, шумно вздохнул.

– Загляните сюда, – произнес он и повернул экран к Микаэлю.

Мика подвинулся, вытянул шею. Реми вывел на экран фотографии молодого Этьена, столь похожего на Даниэля.

Микаэль лишь молча сглотнул. Кадык, словно лифт, съездил по горлу вверх-вниз.

– А вот еще, для полноты картины, – и Реми открыл снимок, где на волосах Этьена чуть повыше виска красовалась такая же белая «кисточка», как у самого Мики.

– Ну что, вам еще нужен ответ? – спросил он.

Мика только снова сглотнул.

– Могу я вас попросить… – проговорил он наконец, – переслать мне фотографии?

– Если клиент позволит.

– А вы давно… Вы с самого начала их видели, да?

– Разумеется.

– А почему нам не показали? – неожиданно вскричал Мика. – Мы бы… мы…

Он не находил слов.

– Так ведь вы не желали узнать, ваш ли это отец? Зачем же мне было предъявлять вам доказательства?

– Да… Я… Понятно. Выходит, тест уже не нужен.

– Уже нет. Он знает. А теперь знаете и вы. Даниэлю сами скажете или нам официально объявить?

– Скажу. Завтра.

– Тогда уж заодно обсудите с ним поездку в Париж. Ваш отец желает вас увидеть и обнять, пока жив. Кроме того, господину Пасье нужно будет подать заявление на регистрацию отцовства, а вам после этого подать свое о внесении исправлений в акт гражданского состояния. Но для этого, понятно, вам нужно прилететь в Париж. И как можно скорее.

– Сейчас мы не сможем. Похороны…

– Это ясно. Но надо постараться сразу после. У вашего отца каждый день на счету.

Микаэль задумчиво кивнул.

– Матери скажете?

– Не сразу. Надо с Данькой обсудить сначала.

Неожиданно Алексей, который, чуть склонив голову в сторону Ксюши, слушал перевод, поднял ладонь вверх.

– Минутку. Я бы хотел попросить вас пока не сообщать об этом Анжеле. Дайте нам возможность сначала переговорить с ней по нашему делу. Ведь она разволнуется, а ей сейчас и без того несладко. Только подумать, обнаружить рядом с собой мертвого мужа, да еще новобрачного… Мы все ей очень сочувствуем, – тепло проговорил он. – Поэтому желательно немного придержать эту информацию.

– Да, понимаю… – Мика выглядел растерянным. – С ней вообще будет непросто на эту тему говорить, ведь она уверена насчет Олега… Хотя не знаю. Раз Данька так похож…

Мика умолк, не договорив.

– Вот и потяните с этим разговором, – произнес Алексей. – Вы ведь лично заинтересованы, чтобы мы выполнили свою миссию до конца и чтобы господин Пасье написал наконец завещание в вашу пользу. Не так ли?

Мика кивнул, пожал всем руки и вышел в ночь.

– Ну что, братцы, вернемся к нашим делам, – произнес Алексей. – Объявляю аукцион идей: зачем Анжела всучила сыновьям этого папашу, Олега?

– Из сострадания к нему? – предположила Ксюша.

– Да ладно! На Мать Терезу Анжела никак не тянет, – не согласился Реми.

– Олег чуть не всю жизнь был ее любовником. Называется это любовью или как-то иначе, но это все-таки мощная человеческая связь, она не исчезает просто так! – возразила Ксения. – А представить его сыновьям в качестве отца было наиболее простым способом помочь умирающему.

– Кис, ну вот что мне с ней делать? Дорогая моя, ты когда-нибудь повзрослеешь?

– Дорогой, – передразнила мужа Ксюша, – ну почему ты всегда думаешь о людях плохо? Конечно, Анжела не самый добрый человек на свете, но разве у нее не могло быть порыва помочь Олегу, с которым она так много лет была… состояла в любовной связи?! – горячилась девушка.

– Ксюха, минуточку, – вмешался Алексей, – допустим, порыв помочь у нее был. Но ведь Анжела могла поддерживать его сама, у нее денег полно. Сыновья бы даже не узнали. Зачем было их привлекать к этой авантюре? Нет, Ксю, твой муж прав: ты очень хороший человек, вот и о других всегда думаешь слишком хорошо. А на самом деле все куда прозаичнее.

– У тебя уже есть версия, Кис? – спросил Реми.

– Разумеется, – кивнул Алексей. – Шантаж.

– Шантаж… – задумчиво отозвался Реми. – Да. Других вариантов я тоже не вижу. Это не Анжеле по добросердечию захотелось позаботиться о дочерях Олега, нет. Все наоборот: это Олег о своих девочках позаботился. И вынудил Анжелу привести их к себе в дом. Путем шантажа.

– Именно.

Ксения грустно вздохнула. Первая версия ей нравилась куда больше. Но эта выглядела намного убедительнее. Даже обидно.

– Похоже… – признала она. – Но на каком крючке он держал Анжелу? Как узнать?

– И почему она трепыхается на нем до сих пор, когда Олег уже два с чем-то года, почти три, как умер… – Кис пригубил свой коньяк.

Реми с Ксюшей последовали его примеру, сделали по глотку. Некоторое время все молчали, размышляя.

– Хотя понять можно: не так просто с этого крючка соскочить, – произнес Кис. – Теперь Анжела не может сказать: я вас обманула, детишки, Олег вам не отец, девчонки вам не сестры.

– Дядя Коля! – вдруг воскликнула Ксюша. – Ребят, я поняла, почему Анжела до сих пор не соскочила: она под контролем! Видно же, никакой он не дядя. Не родственник. Ни тепла, ни даже обычной родственной фамильярности. Он всех напрягает, однако с ним вежливы, не гонят. Это он контролер! Помните, он так и сказал: «Я зашел проверить, все ли у вас в порядке!»

– Думаешь, Олег перед смертью уполномочил его следить, не обижают ли девочек… – задумчиво проговорил Алексей.

– Догадка хорошая, Ксю, – одобрил Реми.

– Хорошая, – поддержал Кис. – Однако тут загвоздка есть. А вдруг обижают, тогда что? Какие у дяди рычаги воздействия? Скажет братьям ай-яй-яй и пальцем погрозит?

«…Только если дядя не посвящен в ту тайну, с помощью которой Олег шантажировал Анжелу, – задумался Алексей. – Но… Но, чтобы шантажировать, секрет мало знать – нужно иметь доказательства. И размахивать ими, грозя правосудием».

Документы, фото, видео, письма. Что-то в этом духе. Олег их имел, без сомнения. И теперь у дяди Коли к ним есть доступ. Потому-то он может выполнять функцию контролера.

В самом ли деле он дядя девочкам? Или просто друг, приятель – одним словом, доверенное лицо Олега… Сказал ли он о миссии «дяди Коли» своим дочерям?

Хм. Тогда они бы знали, что не родственницы братьям. И тогда бы не мучила Люсю с Даниэлем запретная любовь, которую запеленговала чуткая Ксюха.

Ладно, допустим, о тайне им ничего неизвестно. В конце концов отец мог просто сказать: поручаю дяде Коле вас опекать. И девушки хоть особо не рады, но выполняют волю отца. А юноши, зная ту же интерпретацию, им любезно уступают. Такое может быть? Еще как. А вот кто точно знает правду – это Анжела. Олег ее шантажировал и даже после своей смерти нашел способ держать на крючке.

Вот только…

Для шантажа у дяди Коли обязательно должен быть доступ к компромату. Но! Большое такое «но»: не в интересах Олега было дать ему этот доступ. Чрезвычайно рискованно. Ведь дядя мог не устоять, использовать секрет в собственных корыстных целях: то есть начать шантажировать Анжелу и класть деньги в свой карман, предав интересы дочерей Олега. Который, если не дурак, должен был это понимать. Значит, доказательства хранятся в таком месте, откуда их дядя Коля не сможет достать. И это не банковский сейф: тогда бы Олег должен был оставить «контролеру» ключи, то есть дать ему доступ…

– Надо с этим дядей Колей встретиться, – проговорил Алексей, вынырнув из задумчивости.

И он поделился своими соображениями с остальными.

– Мне кажется, лучше сначала с девушками, – ответила Ксения. – Выведаем, что известно им.

– Согласен. Давайте, коль скоро приезд Анжелы спутал нам все планы, попробуем использовать завтрашний день для встречи с Людмилой. Или лучше с Лидой? А потом с дядей Колей.

– Я бы предпочла с Люсей, – высказалась Ксюша. – Она более непосредственна.

– Заметано. Ты и переговори с ней.

– А я не уверен, Кис, что ты прав, – проговорил Реми. – С какой стати Анжела посвятила бы Олега в свои махинации? Она расчетливая, практичная. И, похоже, весьма скрытная. Лживый человек подозревает в нечестности и всех остальных. Вот Ксюша хорошая девочка, поэтому всегда думает хорошо о других. Дурной же человек думает о других дурно, это психологический закон. В силу которого Анжела подозрительна и секретничать ни с кем бы не стала, даже с постоянным любовником.

– Верно говоришь, камрад, – произнес Алексей. – И из этого логичненько следует простой вывод: они совершали какие-то махинации вместе. Потому-то Олег о них знает… Да, точно.

– Кис, ты гений! – воскликнула Ксюша. – Вот прямо в яблочко!

– Ладно тебе, сестренка, не скромничай, мы тут все крутые.

– Слышишь, Ремиша, – произнесла Ксения, смеясь, по-французски, – Кис говорит, что мы крутые.

– А то без него непонятно, – усмехнулся Реми. – А вот давайте, крутые, думать: что за махинации, какого рода? Можем мы хоть предположить, что их объединило, какое постыдное дело, какая «страшная тайна»? Они украли что-то очень ценное? Взяли банк, ювелирный магазин? Или не знаю…

– Убили кого-то? – распахнула глаза Ксюша.

– Вариантов плохих дел не так уж много, – ответил ей Реми. – Кража ценностей, похищение человека, насилие либо убийство. Во всех случаях это называется преступлением. Главное, Кис прав, они совершили что-то криминальное вместе. И у Олега имелись доказательства.

– А что, если они убили Дюваля? Чтобы Анжела поскорее унаследовала его состояние?

– Братьям было по десять лет, когда мать забрала их в новую семью. А умер Дюваль пять лет назад, тогда им уже было по двадцать три. То есть Анжела прожила с Дювалем тринадцать лет. На «поскорее» не тянет, Ксю, – ответил Реми.

– А я не согласна! Так бывает, что люди живут и живут вместе, но недовольство накапливается. И однажды падает в чашу последняя капля терпения. Представьте такую картину: Анжела терпела Дюваля, но не любила, вышла замуж по расчету. Однако ей надо было мальчишек поднять, и она на деньги Дюваля рассчитывала. Потом парни выросли, выучились. И муж ей стал не нужен.

– Мысль неплохая, женушка. Развестись означало бы для Анжелы потерю денег, стать вдовой куда выгоднее.

– Но если у Дюваля других наследников не было, а ее детей он усыновил, да к тому же на Анжелу завещание написал, то зачем бы она столько лет ждала? – не согласился Алексей. – Убила бы его раньше, состояние унаследовала вместе с сыновьями и гуляла бы на свободе с мужниным кошельком.

Ксюша с Реми задумались.

– Надо попросить генеалогов найти сведения о том, какие еще наследники имелись у Дюваля. Если имелись, конечно, – высказался Реми.

– И отчего он умер, – добавила Ксения.

– У парней можно спросить, они должны знать официальную причину смерти, – добавил Реми.

– Узнать не помешает, согласен, – высказался Кис. – Но не согласен с гипотезой, что Анжела убила Дюваля, нет. Посудите сами: мы пришли к выводу, что преступление она совершила вместе с Олегом, так?

– Ну, – кивнула Ксюша, не очень понимая, куда клонит «братец».

– Однако ко времени смерти Дюваля Олег уже давно перебрался в Москву, где один растил дочерей, да и сам серьезно болел. Нет, эти граждане провернули грязное дельце гораздо раньше. Однако память об этом преступлении в виде улик Олег хранил многие годы.

– И когда его прижала болезнь, вспомнил о них? Что ж, я согласна с такой версией, – кивнула Ксения.

Алексей подождал, пока она закончит переводить.

– Кстати, я уверен, он вымогал у Анжелы деньги и раньше, – вновь заговорил Кис. – По словам дочек, у папы имелись сбережения, на которые они все жили последние годы, однако это сомнительно: такие как Олег – мускулистый красавец, привыкший к восхищению женщин, обычно деньгами сорят. И накопить приличную сумму им не удается. Так что, я уверен, жили они на деньги Анжелы уже давно, с начала его болезни. А когда он узнал, что умирает, то позаботился о дочерях, пристроив их в семью бывшей любовницы. Если бы парни действительно были от него, Олег бы первый бумажкой с тестом размахивал. Но он о тесте молчок. Нажал на Анжелу, напомнил о прошлом, та – деваться некуда – просто сказала: детки, вот ваш папочка. Папанька, папунчик. И милые послушные мальчики поверили.

– Или не поверили. Но спорить с маман не стали, – заметила Ксения. – Сестры так сестры, им по фиг, раз маман зачем-то надобно. Она ж принцесса, фея и что-то еще волшебное. А с феями не спорят.

– Да, сестричка, именно так, – одобрил Кис.

Она довольно улыбнулась: Реми уже давно признал ее сыщицкие таланты, но Алексея еще предстояло в них убедить. И дело, похоже, продвигалось, поскольку он уже не раз соглашался с ее выводами. Что Ксюшу радовало как школьницу.

– И произошло это преступление, – добавила она, – не позже сентября две тысячи третьего года. То есть до того, как она рассталась с Олегом.

– Верно, Ксюха, – произнес Кис.

Реми же просто показал большой палец.

– Однако до сентября Анжела еще встречалась с Олегом, уже имея отношения с Дювалем, – уточнил Алексей. – Надо нам побольше разузнать об этом периоде ее жизни. С кем она еще общалась, кроме Дюваля и Олега? Кто находился в ее орбите? Кому она могла причинить зло?

– Да такое, что ей до сих пор страшно о нем вспоминать… – задумчиво проговорила Ксюша.

– Детей у Франсуа Дюваля вроде не было, как сказали братья, – напомнил Алексей. – Был ли он женат до Анжелы? Развелся? Может, овдовел? Они не знают.

– Вот что, камрады, – решительно проговорил Реми. – Побеседую-ка я с Этьеном Пасье. Думаю, он охотно раскошелится на дополнительную работу генеалогов. Гипотеза, что Дюваль мог овдоветь незадолго до свадьбы с Анжелой, нанесла чувствительный удар моему воображению, – и он недобро ухмыльнулся.

– Там, в квартире Анжелы, еще целый пакет с фотографиями разных мужчин, ты не забыл? Со всеми у нее были отношения. И черное дело, возможно, вовсе не с Дювалем связано, – заметила Ксения.

– Давайте действовать по порядку, – произнес Алексей. – Сначала узнаем об окружении Дюваля, а там уж, если ничего не обнаружится…

– Между прочим, она говорила про лук Амура, – вспомнил Реми. – А вдруг она увидела в отеле кого-то из своих старых привязанностей? И у нее всколыхнулись былые чувства? Типа Купидон пронзил ее сердце стрелой… Так ведь могло случиться? Хорошо бы узнать, о ком речь.

– Минуточку… Минуточку, мальчики, у меня тут мысль возникла… А что, если L’arc de Cupidon вовсе не лук Амура?

– А что же? – хором спросили «мальчики».

– Я кое-что вспомнила… Я иногда читаю блоги об уходе за лицом… Так вот, l’arc de Cupidon, это форма рта… Точнее, вот что, – и Ксюша обвела пальцем V-образную линию своей верхней губы. – Арка Купидона это называется, поняли? – посмотрела она на мужчин.

– То есть «лук Купидона» вовсе не лук и вовсе не Купидона, а вот эти два холмика на губе? – переспросил для верности Алексей.

Ксюша кивнула.

Все же Кис открыл поисковик, завел слова «арка купидона» и прочитал текст.

– Смотри-ка, и впрямь… «Арка Купидона» – V-образная линия изгиба в центре внешней каймы верхней губы в пределах фильтрума», – прочитал он вслух.

– Выходит… – задумчиво проговорил Реми, – выходит, камрады, Анжела узнала кого-то в отеле по специфической линии губы!

– Кого-то из прошлого, – уточнил Алексей.

– Демона-мстителя… – прошептала Ксюша, которой вдруг стало страшно.

– Ксю, не нагнетай. Разберемся. Значит, завтра ты встречаешься с девочками и, если удастся, с дядей Колей, – произнес Кис и встал. – А ты, Реми, говоришь с Этьеном Пасье о наших догадках. Посмотрим, захочет ли он заплатить спецам по генеалогии, чтобы развеять – или подтвердить – наши подозрения.

* * *

Анжела взяла себя в руки довольно быстро. Это было совсем несложно: как все люди, привыкшие актерствовать, она даже в минуты сильных эмоций отлично понимала, как выглядит, как ее воспринимают другие, и умела откорректировать их внешнее проявление: усилить напор или умерить, добавить какой-то нюанс (например, мимолетную печальную улыбку к слезам). Иными словами, Анжела никогда не предавалась эмоциям настолько, чтобы перестать себя контролировать.

Собственно, сейчас из сильных эмоций был только страх, который вызвали в ней слова Аборигенки. Но он даже помог ей сконцентрироваться на главном: на отъезде. Срочно, немедленно улететь домой! Любой ценой!

Именно поэтому она перезвонила сыновьям и сказала, что помощь ей не нужна, она справится сама. Иначе бы ей пришлось ждать, пока они прибудут, потом оформят необходимые документы – и все это время торчать там, в этом проклятом отеле, вблизи которого где-то обитает Аборигенка. Тогда как без сыновей Анжела, в образе обезумевший от горя вдовы, могла безраздельно пользоваться правом на истерику и на снисхождение к ней со стороны персонала.

Поэтому, дрожа и глядя огромными, полными слез и горя глазами на администратора, она вынудила его взять на себя не только хлопоты по вызову полиции и врачей, но и переговоры с похоронным бюро, которое отправит тело Антона в Москву, как только будет проведено вскрытие. А полиция, демонстрируя гуманность местных властей, дала Анжеле разрешение улететь. В этом отеле останавливались супербогатые люди, и отношение к ним за десятилетия сложилось особенное, подобострастное и преданное.

Впрочем, у этой любезности имелась и другая причина, вполне очевидная: Анжелу жаждут сплавить подальше отсюда, да побыстрее, чтобы замять происшествие. Ее слова об убийстве явно были вызваны шоком; к тому же мадам, как и ее супруг, перегрелась на солнце. Подобная версия устраивала всех: и дирекцию отеля, и полицию.

Ближе к ночи Анжела и сама начала думать, что ей все примерещилось. Расслабиться помогали мысли о наследстве, которое она скоро получит: они служили отличным противоядием против тревог. Роскошная квартира в Москве, особняк в престижном пригороде, вилла на Лазурном Берегу – боже, игра явно стоила свеч!

Билет ей зарезервировали на первый же завтрашний рейс. Похоронный агент приехал к ней в отель – ведь мадам, пережившая такой страшный шок, сама не могла прибыть к нему в офис. Все оформили, она оплатила. Вещи Антона собрала в чемодан, отдала его похоронщику для отправки вместе с телом. У самой Анжелы были три своих чемодана, куда ей еще один!

День четвертый

На следующее утро, перед самым отъездом Анжелы в аэропорт, к ней явился полицейский офицер, сообщил: никаких следов яда или снотворного в организме ее покойного мужа не обнаружено. Скончался он от инфаркта, как и предполагалось, что, конечно же, немудрено при его весе да на жаре.

Он вручил Анжеле официальное заключение о смерти – копия вместе с другими необходимыми документами будет приложена к багажу с гробом – и пожелал счастливого возвращения домой. После чего галантно поцеловал мадам ручку и отбыл.

Отбыла в свою очередь и мадам. Завидев здание аэропорта, Анжела окончательно успокоилась. В Москву, домой! А там немножко отдохнуть, получить гроб, организовать похороны – и…

И заняться самым приятным в мире делом: оформлением наследства. Не ожидала она, что так скоро Антон оставит ее вдовой, нет. Но тем лучше. Ждать даже не пришлось. Аборигенка…

Собственно, о чем это? Какая Аборигенка? Что за бред Анжеле привиделся? Такой девицы в отеле нет! И никто ничего им не подсыпал в стаканы, ни снотворного, ни яда. Глюки у тебя, дорогуша, усмехнулась Анжела самой себе. Глю-ки.

В аэропорту она отыскала ВИП-зал. Пока она перед входом в салон копалась в сумочке, ища карточку «Американ экспресс», ее слух уловил странную фразу.

«…А потом я приду за тобой».

Анжела замерла, боясь даже обернуться. Ее бросило в жар, а плечи мгновенно сковал парализующий холод.

И все-таки она обернулась, преодолевая сопротивление тела. Однако никого не увидела. Вернее, вокруг были люди, пассажиры разных рейсов, они все торопились, разговаривали между собой, и никто из них на Анжелу не смотрел. Но, главное, она не увидела никого, похожего на Аборигенку.

«Какие глупости лезут в голову! – сердито думала Анжела, входя в ВИП-зал. – С того света не возвращаются, хватит паниковать! Забудь!» – выговаривала она самой себе.

В самолете, в салоне первого класса, она приняла таблетку успокоительного, запив его шампанским, и проспала едва ли не весь перелет. До приземления оставалось меньше часа, когда Анжела проснулась и поднялась, чтобы сходить в туалет. И вдруг заметила, как с ее колен соскользнул конверт. Маленький, розовый, несерьезный. Была б она мужчиной, решила бы, что это письмо от малолетки, начитавшейся любовных романов. Анжела наклонилась, подобрала конверт и чуть не упала, так сильно у нее закружилась голова: конверт не был заклеен, и в вырезе клапана виднелся карминовый цветок. Засушенный, плоский, но все равно с легкостью узнаваемый… Красная лилия, точно такая, как была у Аборигенки в волосах.

Анжела бросила конверт на пол, будто он жег ей пальцы. Уцепившись за сиденье, она с трудом поднялась – и рухнула обратно в кресло. Однако тут же, несмотря на сильное сердцебиение, приподнялась и стала внимательно рассматривать пассажиров. Насколько она могла видеть, никого, похожего на Аборигенку, среди пассажиров не оказалось. Или она сидела в другой части самолета, в экономклассе?

Первым порывом Анжелы было вскочить, пройтись по коридору, чтобы рассмотреть всех пассажиров. Однако она передумала: смысла в этом не имелось никакого. «Привет» от Аборигенки она получила. А уж сама она доставила его по назначению или попросила кого-то из пассажиров – разве это что-то меняет?

Значит, ничего ей не примерещилось на жаре. И слова, что Антон не проснется, действительно прозвучали. И другие, совсем недавно, в аэропорту: «А потом я приду за тобой».

Анжела молитвенно сложила руки. Она в бога не верила, хотя в церковь ходила: нынче это было модно. «Господи, спаси и помоги! – горячо прошептала она. – Ибо грешна я… И демоница явилась мне отомстить!!!»

Немного успокоившись, Анжела все-таки прошлась по коридору между рядами, но никого, хоть отдаленно похожего на Аборигенку, не увидела.

«Спасибо тебе, Господи», – прошептала она и велела принести ей еще шампанского.

Когда Даниэль увидел мать в проеме дверей, ведущих из багажного зала на выход, он поразился. Она выглядела совершенно больной. А когда Анжела двинулась к нему, он понял, что мать пьяна. Она еле переставляла ноги. Даниэль подхватил ее под руку, мать упала ему на грудь, обдав испарениями алкоголя.

– Демоница… пришла… гы-ы-ы… – бормотала она, цепляясь за сына.

Тут подоспел и Мика, который немного опоздал: с утра успел заскочить на студию и отдать распоряжения в связи с изменением расписания репетиций и съемок. Он намеревался прямо в аэропорту взять у матери документы на получение тела Антона, но увидел, в каком она состоянии.

– Мама, пойдем, пойдем, тебе надо домой… Вот так, потихоньку, хорошо, переставляй ноги… Отлично, мама, отлично получается, ты молодец…

* * *

Реми с утра принялся докладывать Этьену Пасье о новых идеях сыщиков, а Ксения в это время позвонила Люсе, чтобы поговорить о дяде Коле. Она выбрала младшую сестру не случайно: старшая казалась ей более практичной и жесткой. Впрочем, возможно, это переглядушки Люси с Даниэлем, перехваченные Ксюшей, окрасили образ девушки в романтические тона.

Как бы то ни было, позвонила она именно Людмиле и попросила о встрече. Разговору там на пять минут, сказать по правде, но Ксюше хотелось увидеть выражение ее лица, чтобы понять, не лжет ли.

Однако в кафе, где назначили встречу, ее ожидали обе сестры. Оказалось, что девушки свободны с утра, поскольку съемки передвинули на вторую половину дня, и обе изъявили готовность ответить на вопросы Ксении.

Обе так обе, не страшно.

Девушки выглядели очень мило: одеты просто, короткие белые брючки и прямые короткие кофточки на пуговках – в красных тонах у Лидии, в синих у Людмилы; минимум макияжа. В этой одежде они казались очень юными, ни дать ни взять старшеклассницы.

Разговор длился не дольше, чем распитие кофе.

– Нет, дядя Коля нам не родственник, он папин друг. Да, папа просил его нас навещать и проверять, все ли у нас в порядке, – ответили они чуть не хором на вопрос Ксении.

– А если вдруг что-то пойдет не так, то… – с вопросительной интонацией произнесла она.

– То? – не поняли (или сделали вид?) сестры.

– То что он сможет предпринять, дядя Коля, чтобы исправить положение?

– Ну, наверное, тогда… Не знаю, поговорит с парнями? – Люся посмотрела на сестру.

– Или с Анжелой? – предположила Лида.

– Почему с Анжелой? – подобралась Ксюша, учуяв интересный поворот в разговоре: ведь переселение золушек в королевский дворец являлось прямым следствием шантажа Анжелы.

– Ну, ведь наш папа был ее бойфрендом, – пожала та плечами. – И она мать наших братьев…

Сплошное разочарование. Либо девушки и впрямь не знают, либо умело играют роль. Они ведь актрисы.

Хотя, если вдуматься, было бы странно, если бы отец посвятил дочерей в свой дьявольский план. Поведать им, что у него есть инструменты воздействия на Анжелу, – значит, признаться в шантаже. И, следовательно, в совершенном Анжелой (или ими обоими) преступлении. Нет, о таком детям не рассказывают.

И все-таки Ксюша решила докопать до дна.

– Да, но Анжеле-то дядя Коля никто. И вашим братьям тоже. Если, предположим, завтра они решат выселить вас из квартиры и снять с ролей сериала, что он будет делать? Взывать к их совести?

– Да, – пожала плечами Лида, будто услышала что-то банальное. – Бог ведь все видит.

Ксюша опешила. Такого аргумента она не ожидала. Ей даже на мгновение показалось, что сестры издеваются над ней… Но нет, лица их были серьезны.

Оставалось понять, как, по мнению девушек, бог сумеет им помочь, если семья Дювалей-Багировых обойдется с ними неласково.

– Значит, дядя Коля верующий?

– Конечно. Как наш папа. И Анжела.

– И вы считаете, дядя Коля сумеет воззвать к совести Анжелы? И она, как верующий человек, обязательно исправит ситуацию в случае чего?

– Дядя Коля и отец Михаил. Это папин батюшка.

– Папин… батюшка? А, в смысле священник?

– Ну да. Отец Михаил очень авторитетный человек, она его послушает.

– Они знакомы с Анжелой?

– Не знаю, – мотнула головой Лида.

– Нет вроде, – пожала плечами Люся. – Но ведь батюшка может к любому прийти, разве не так?

Ксения не знала, так или не так, но что-то ускользало от ее понимания. Каким образом в эту историю затесался отец Михаил?

– Это вам дядя Коля сказал? Что батюшка вмешается, если с вами будут плохо обращаться?

– Это еще папа нам сказал, – хмуро ответила Лида. – А почему вы спрашиваете? Почему с нами должны обойтись плохо?

– Что вы, я совсем не имела этого в виду! – заверила девушку Ксения. – Просто…

Она хотела сказать, что пыталась прояснить для себя логику – или, точнее, ее отсутствие, откуда и вопросы, – но передумала. Незачем забивать головы сестричкам.

– …просто ведь господин Пасье просил все разузнать как можно подробнее, – закончила она фразу и вместе с ней разговор.

Когда Ксюша вернулась в отель, видеосессия Реми с Этьеном Пасье как раз подходила к концу. Больной действительно выглядел лучше, ей не показалось в прошлый раз. В его лицо неожиданно вернулись краски, смытые болезнью.

– Привет, – произнес Этьен по-русски, увидев на экране Ксюшу. – Вот, вдруг вспомнил это слово. Когда-то Анжелика меня научила… Я доволен, ма шер^[14] Ксения, очень доволен вашей работой! До свидания, хорошего вам дня.

Пасье отключился. Ксюша посмотрела на мужа: тот сиял.

– Ты тоже доволен, смотрю?

– Ага. Он отправит генеалогов искать сведения по Дювалю и по Олегу. И сказал, что мы получим бонус сверх гонорара.

– Ух ты. Как станем прожигать жизнь?

– Вариант первый: поедем в Монте-Карло и спустим все в казино. Вариант второй: отправимся в круиз от Марселя до Владивостока. Я мечтаю о длинноногих…

– Блондинках? – съехидничала Ксюша.

– …дальневосточных крабах, милая. Вариант третий: купим домик под Парижем в лесу. Будет у нас дача, как в России. Мне ужасно нравится ходить по грибы и на рыбалку. Твой папа пристрастил, между прочим. Вариант четв…

– Я поняла, фантазия у тебя богатая. – Ксюша поцеловала мужа, не давая ему договорить.

– Что такое, тебе мои идеи не нравятся?

– Они прекрасны. Хотя домик под Парижем примерно то же самое, что проиграться в казино: налоги нас разорят. А в круизе мы уже были. Каюта тесная и укачивает.

– А что предлагаешь ты? – насупился Реми.

Ксюша знала, что он не всерьез, просто поддерживает игру, ребячится.

– Купим необитаемый остров. И будем по нему бегать совсем… – Она прошептала Реми на ухо что-то, отчего он сжал обеими руками Ксюшину талию и, в свою очередь, тихо проговорил ответ, горяча ее ухо своим дыханием.

И так они шептались некоторое время, пока речь не сменилась языком жестов и прикосновений.

Спустя полтора часа пришлось, однако, отправиться вниз, в холл: Кис жаждал обменяться новостями и уже поджидал их в баре.

– Вы не поверите, братцы: Мика сообщил, что его маман желает нанять меня. У нее снова паника: она уверена, что кто-то хочет ее убить. Так что вечером мы с ней встречаемся.

– А почему именно тебя? – удивился Реми.

– Потому что я русский.

– Она что-то имеет против французов? После десятка романов с французскими мужчинами?

– Она имеет рыльце в пушку. И не хочет, чтобы француз, – если ты вдруг не догадался, речь о тебе, – хмыкнул Кис, – нанятый ее бывшим любовником, отыскал тот пушок во Франции…

– Ну, как у вас говорят, женщина с повозки, коню легче, – хохотнул Реми. – Тем более что Этьен запрягает генеалогов, и я буду в ближайшее время на связи с ними.

– Отлично, – потер руки Кис. – Ксюха, а у тебя какой улов?

– Великолепный. Теперь у нас в компании есть еще отец Михаил.

– Отец? Священник, что ли? – удивился Алексей.

– Он самый. По словам девушек, их папа был очень религиозен.

– Вряд ли был. Скорее, стал, – заметил Кис. – Все, что мы знаем о его молодости, свидетельствует: грешил Олег без оглядки на бога и черта. А вот когда узнал о неизбежной близкой смерти, то сразу присмирел. Подобное со многими случается. Особенно с теми, у кого совесть нечиста… И что в нашей компании делает отец Михаил?

– Сестрички сказали: если что пойдет не так, то дядя Коля-контролер привлечет батюшку. Анжела, по их словам, тоже верующая, и отец Михаил сумеет воззвать к ее совести, – добавила Ксения.

– Вот как… – Алексей задумчиво посмотрел на ее хорошенькое личико, потом на Реми.

– Держу пари на сто евро, камрады… – Он выдержал небольшую паузу и продолжил почти торжественно: – Батюшка и есть хранитель компромата! Это был практически единственный вариант для Олега надежно сохранить заветное досье, причем так, чтобы прямого доступа у дяди Коли к нему не имелось…

– А-а-а… – произнесла Ксюша.

– О-о-о, – произнес Реми. – Не, я в пари не участвую. Спору нет, мы нашли тот сейф, которого нам не хватало в логической цепочке.

– Тем лучше для нас. Надо с ним встретиться, с батюшкой, – предложила Ксюша.

– Он нам ничего не скажет, не стоит тратить время. Тайна исповеди и все такое.

– А если его подкупить? – не сдавалась Ксения.

– Маловероятно. Для священника это большой грех.

– А разве не грех, что он фактически покрывает преступника своей тайной исповеди?!

– Ксюха, не мельтеши.

– Ну разве нет?! – горячилась Ксюша.

– С его точки зрения, раскаяние согрешившего дороже. Божий суд превыше суда человеческого.

– Ага, и бог его простит за раскаяние, и земной суд не накажет! И он прямо чистенький такой, беленький-пушистенький пойдет дальше преступления совершать, да?!

– Дитя мое, угомонись. Давай обойдемся без теософских диспутов.

Реми, оставшийся без перевода, только удивленно моргал, слушая их горячий спор.

Алексей посмотрел на часы.

– Мне пора ехать на Красную Пресню.

– Потом расскажешь? – спросила Ксюша.

– По возможности, – глянул на нее Алексей искоса и направился к выходу.

Ксения знала, почему он так ответил. Ведь с момента, как клиент изложил сыщику суть дела, оное дело становится неразглашаемой тайной… Прямо как тайна исповеди.

Анжела стояла у огромного окна, контражур вытачивал ее изящный силуэт. Она обернулась, когда услышала голос сына, представлявшего сыщика. Да уж, и впрямь хороша собой, оценил Кис. По типу внешности Анжела напоминала Монику Белуччи: выразительные темные глаза, сочный рот. Хотя глаза были припухшими и покрасневшими, а рот будто обметан сухой коркой – это, как ни странно, лишь прибавляло ей шарма. Возможно, по контрасту с ее кричащей сексапильностью: будто легкий мазок страдания, человечности, духовности. Фарфоровая бледность и тени под глазами удачно дополняли картину.

Алексей, следуя приглашающему жесту Мики, сел на диван, Анжела опустилась (именно опустилась, царственно и медленно) на сиденье напротив, красиво поставив ноги. Сын устроился рядом.

– Рассказывайте, – подбодрил ее Кис, видя, что молчание затягивается.

Анжела смотрела на детектива, широко распахнув глаза – знала, такой взгляд вызывает у мужчин слабость в коленках, – и взвешивала, как лучше подать историю. Какой-нибудь глупец или глупица… Анжела не заморачивалась, когда требовалось слово, отсутствующее в языке: натура творческая, она мгновенно его придумывала. По крайней мере, для мысленных формулировок, про себя. На люди она своих словесных детей выпускала, конечно, с осторожностью, как предусмотрительный родитель.

Так вот, какой-нибудь дурень или дуреня могли бы удивиться: что там подавать? История-то, как ни крути, одна и та же! И невдомек им, убогим, что все меняется от интонации, от выражения лица. Слова, произнесенные наивной девушкой, звучат совершенно иначе, чем те же речи в устах женщины опытной, способной придать им потайной смысл. И, главное, нужно понимать, как кому говорить. С одним человеком выгоднее казаться дурочкой, с другим – отвязной кокеткой, с третьим недоступной герцогиней, с четвертым – интеллигентной всепонимающей женщиной, с пятым…

Однако как повести себя с мужчиной, вошедшим в гостиную Микаэля, Анжела не смогла определить с ходу. У него было худшее из всех возможных выражений лица: честное и умное.

Худшее, потому что самое коварное. Ведь честный не может быть умным: только дурак говорит всегда правду. И умный, соответственно, не может быть честным. Однако Мика сказал, что этот детектив самый толковый в Москве, судя по отзывам…

Лучше всего сыграть дурочку, решила она.

Минут пятнадцать Алексей слушал лихорадочно-сбивчивое повествование об Аборигенке, приносившей коктейли. История выглядела немного бредовой, однако Алексей был уверен: Анжела не лжет. Разве только недоговаривает.

– Я решила вчера, что все это мне из-за жары привиделось и прислышалось, – именно так она выразилась, – но сегодня утром в самолете я обнаружила вот это, – и она протянула сыщику бумажный конверт.

– Положите его на стол, быстро, – произнес тот.

Анжела удивилась, но приказ выполнила, бросив конверт, словно тот оказался ядовитым.

– Вы оставили на нем множество отпечатков, – пояснил детектив. – Если там имелись отпечатки преступника, вы их смазали своими, к сожалению. Надеюсь, что не полностью… Больше к конверту никто не прикасался?

– Я, – смущенно ответил Мика.

– Хорошо, мы сделаем дактилоскопию, чтобы идентифицировать ваши и отличить от чужих. Если последние там наличествуют, разумеется. Вы не возражаете?

Никто не выразил протеста.

Кис натянул резиновые перчатки – без них он из дома не выходил, они лежали во всех карманах его пиджаков и брюк, не говоря уж о специальном портфельчике, который он обычно возил в багажнике машины. Осторожно взяв конверт за угол левой рукой, он приоткрыл его правой. Затем медленно наклонил, дав выскользнуть содержимому на стол.

– Засушенный цветок? – удивился он.

– Красная лилия. Не то чтоб очень редкий вид, но все же растет не везде.

– Вам это о чем-нибудь говорит?

– О да. Аборигенка носила точно такую же лилию в волосах. Свежую, конечно.

– Вот как, – пробормотал Алексей, как бы рассматривая цветок, а на самом деле решая: прямо сейчас вынуть козырь или еще подождать? – Вы ее узнали, как я понял.

Козырь он все-таки вытащил сразу, не утерпел. Нуте-с, теперь ваш ход, мадам.

«Мадам» принялась искать какую-нибудь правдоподобную отмазку, Кис это четко видел: глаза ее поплыли в сторону, всячески избегая случайного пересечения взглядов с сыщиком. Да уж, врать не так-то легко даже тем, кто изрядно поднаторел в этом искусстве. Когда ситуация нестандартна и одновременно неожиданна – приходится думать на ходу. А это, хочешь не хочешь, требует хоть небольшой паузы.

– Кого? – правдоподобно изумилась Анжела, распахнув красивые глаза в обрамлении красивых ресниц под красиво прорисованными бровями.

– Аборигенку, – любезно отозвался Кис.

– Узнала? Я – ее? Странная какая мысль. Я никогда не видела эту девушку раньше.

– А «арка Купидона», это разве не о ней?

– Ар… Арка Купидона? Вы о чем?

– О форме верхней губы. Вам она, форма эта, показалась знакомой, так ведь? Надо думать, достаточно необычная.

Анжела подняла брови.

– Я вас не понимаю.

Выбор у сыщика был ограниченный: либо принять ее игру, сделав вид, что верит; либо идти напролом. Второе чревато отказом в его найме. А это вовсе не входило в планы Алексея.

– Ну как же, – мягко возразил он, – вы сказали Микаэлю, что…

Анжела перевела взгляд на сына.

– Да, мама, ты вчера произнесла эти слова по телефону, – кивнул тот. – Я не знал, что они означают форму губы, я думал, что ты говоришь о стрелах Амура…

– Вот как? – она покачала головой, усмехнувшись, будто удивлялась самой себе. – Не помню. Я заснула, у меня случился тепловой удар… А когда проснулась, то обнаружила рядом мертвого Антона. Представляете мое состояние? И что я несла, какой бред, теперь не вспомнить. Возможно, мне снилось что-то, связанное с Амуром? – Анжела обезоруживающе улыбнулась.

– Ну что ж, на нет и суда нет. Аборигенку вы не узнали, она никого вам не напомнила. Однако, как вы утверждаете, она хочет вас убить. Может, вы представляете причину?

– Причину… Меня убить?! Какая может быть причина?!

– Множество. Например, она ваша дочь, от которой вы когда-то отказались.

– Боже упаси! Не было у меня никакой дочери!

– Ладно. Тогда она мстит вам за что-то.

– За что?!

– Анжела, я понятия не имею. Это вы должны мне дать хоть какую-нибудь зацепку. Переберите в памяти всех людей, которые могут желать вам зла.

– Но… Мика, как по-твоему, кто-нибудь может желать мне зла? Я совсем, совсем не вижу подобных личностей… Я никому ничего плохого не сделала… – На глазах у Анжелы выступили слезы.

– Но зачем-то она ведь вас преследует. В аэропорту она сказала, что придет за вами, верно? Голос ее был, Аборигенки?

– Не знаю, я никого не видела! Там много людей вокруг было, они между собой говорили на все голоса… Может, ко мне это никакого отношения вообще не…

– А засушенный цветок, – перебил ее детектив, – который оказался у вас на коленях в качестве напоминания о вашей встрече в отеле, он тоже к вам никакого отношения не имеет?

– А если это не она его положила?

– В самолете вы ее не заметили? Вы рассмотрели пассажиров?

– Да. Но Аборигенку не увидела.

– Допустим, она изменила внешность. Вы бы ее узнали, как вы думаете? У всех ведь разные способности к распознаванию лиц. Одни люди не могут идентифицировать человека лишь потому, что он надел очки. Другие узнают его и в парике, и с линзами…

– Я прошла весь салон, от начала до конца. Ее там не было, точно. И как ко мне попал конверт, я не…

– Значит, Аборигенка попросила кого-то из пассажиров. Может, заплатила, а может, наплела трогательную историю. Мол, у вас день рождения и она хочет сделать сюрприз. Но, Анжела, кто бы ни положил вам конверт, привет-то пришел от нее!

– Послушайте, но в таком случае она должна была крутиться рядом с пассажирами во время регистрации! Потому что потом они ушли через паспортный контроль, куда человек без билета попасть не мог. Запросите записи с камер наблюдения аэропорта!

О, мадам весьма умна, быстро сообразила.

– Замечательная мысль. Ответ: нет. Я не полиция, у меня не имеется подобных полномочий. И, к слову, почему вы обратились ко мне, а не в полицию?

– Они не станут искать. В теле Антона не обнаружили никакого яда или лекарства, которое могло бы его убить. А слова Аборигенки…

Анжела умолкла, лицо ее стремительно бледнело. Глаза, наоборот, потемнели – два колодца, черных, непроглядных. Ей стало по-настоящему страшно, понял Кис, она не играла.

– У меня же нет никаких доказательств! Разве полиция мне поверит?

– Проблема в том, Анжела, что я не вижу, как вам помочь. Вести следствие на экзотических островах я не могу. Тем более что местная полиция ничего подозрительного не усмотрела в смерти вашего мужа. А по поводу описанной вами официантки вам однозначно заявили, что такой девицы у них нет, а вы на солнце перегрелись.

– Она выследила меня в аэропорту, найдет и здесь!

– У вас есть имя? Фотография? Нет. Кого мне искать? Как в детской сказке, найди то, не знаю что?

– Что же делать? Я ничего не понимаю, – горестно произнесла Анжела, и слезы скатились по ее загорелым щекам.

– Согласитесь, эта особа делает все, чтобы вас напугать. Угрожает убить, – однако не убивает, а пугает. Кем бы Аборигенка ни была, она последовала за вами к месту вашего отдыха, затесалась среди официанток, – и все ради того, чтобы наговорить вам страшных угроз. Если смерть вашего супруга – все-таки ее рук дело, то оно тоже служит вашему устрашению. Как и цветок, как и фразы, произнесенные кем-то вам на ухо. Аборигенке доставляет огромное наслаждение трепать вам нервы. Почему? За что она вам мстит? Неужели вы совершенно не догадываетесь, кто это может быть?

– Нет!!!

– Что ж, в таком случае вам нужен не детектив, а охрана. Могу порекомендовать своего ассистента. Умный, наблюдательный, владеет несколькими видами рукопашного боя. Зовут Игорь. Тариф посуточно.

Анжела смотрела на Алексея так растерянно, что он вдруг ощутил укол жалости к этой женщине. Она попала в какой-то нехороший переплет… Но по своей ли вине? Вдруг они все – Реми, Ксюха и он сам, Кис, – просто поддались на уверения Этьена Пасье в том, что эта женщина подлая лгунья? В конце концов, неправда не всегда подлость, не всегда люди лгут во имя низкой выгоды. Иной раз, к примеру, ради утешения близких, а то и спасения их психики. Или, к примеру, чтобы отвязались ненужные люди с их ненужными и бестактными вопросами. Абсолютно правдивы лишь неадекватные личности.

«Минуточку, ты чего несешь-то, голубчик? – обратился Кис сам к себе. – Ладно бы только измена, столь ранившая Этьена Пасье, – но ведь за шантажом Олега стоит дело куда более серьезное. Там преступлением пахнет!»

Вот актриса! – оценил он. Даже его, бывалого сыщика, чуть не развела на жалость. Прямо стыдно.

– Кроме того, – мягко добавил он, – Игорь тоже детектив. Если Аборигенка появится возле вас, он сумеет ее вычислить. А в случае чего и защитить вас.

– Погодите… Но ведь она не прилетела сюда! Она же осталась там!!!

Лицо Анжелы вдруг разгладилось, губы тронула улыбка облегчения.

– Да, но что ей помешает взять билет… – начал было Алексей, однако Анжела перебила его.

– Спасибо, господин детектив. Я, пожалуй, обойдусь без вашей помощи, – произнесла она с неожиданной надменностью. – Время, которое вы потратили на нашу беседу, я оплачу. Всего доброго.

Она встала и отвернулась к окну. Поток света вновь обнял ее силуэт.

– По-моему, Анжела просто боится. Я уверен, она узнала Аборигенку. Точнее, вспомнила кого-то, у кого такая же редкая форма губ. Но признаться в этом не хочет. Стало быть, – рассказывал Алексей «камрадам», – именно с этим человеком связан неприглядный факт из биографии Анжелы. Иначе зачем бы ей скрывать знакомство с ним?

– Может, Анжела просто не уверена, тот ли человек. Она опознала «арку Купидона», а не его самого. Отсюда и растерянность, неуверенность, – высказалась Ксюша.

– Однако Аборигенка ей угрожает. Анжела ведь не серийная убийца, вряд ли сумела серьезно напакостить стольким людям, что теперь их не вспомнить. Нет, пусть она до конца не уверена, но догадывается, кто скрывается под личиной Аборигенки, – не согласился Алексей.

– А она и не может быть до конца уверена, – вступил Реми, – это понятно: человек изменился за энное количество лет. Не просто Анжела его подзабыла – сам человек изменился, сечете? Мы ведь пришли к выводу, что, какую бы пакость ни совершила Анжела, истории этой уже много лет. Она произошла еще до брака с Дювалем.

– Точно! – воскликнула Ксюша. – То есть как минимум восемнадцать лет прошло. За это время человек мог состариться. Или сильно похудеть, что очень меняет внешность. Или он мог быть болен в те годы, а теперь выздоровел. Представьте: сидел раньше в инвалидном кресле, а теперь бегает в соломенной юбке, поднося коктейли. Есть отчего засомневаться!

– Или, – произнес Алексей, – раньше оный человек был ребенком. А стал взрослой женщиной, – он посмотрел на Реми и Ксюшу.

– Вау! Отличная мысль! – воскликнула Ксения.

– Не будем забывать и про эстетическую хирургию, – добавил Реми. – Вдруг эта женщина сделала операцию? Может, у нее нос был уродливый! А губы остались прежние.

– Тоже вариант, – одобрил Алексей. – Подождем, что нароют генеалоги.

День пятый

«Конечно, – думала Анжела, – это ведь очевидно: если бы Аборигенка собиралась последовать за мной в Москву, то взяла бы билет на тот же рейс! Но она осталась. Конверт попросила подкинуть мне кого-то из пассажиров. Ей хочется пугать меня, детектив прав, – это месть за то, что я когда-то…

Да о чем речь-то? Та, которую когда-то сильно напугала я, – той больше нет на свете. Нет! И все это лишь недоразумение. А откуда и почему – даже неинтересно. Какая разница. Главное, Аборигенка осталась на островах! Финита ля комедиа!»

На душе стало легко, и Анжела быстро заснула.

Пробудилась она в превосходном настроении и решила отправиться на шопинг, который всегда отлично снимал стресс. Похороны, нотариус – все потом. Сейчас душ, макияж, завтрак. Потом в ЦУМ, болтаться по бутикам, радовать душу собственным отражением в зеркалах в любой одежде, в белье, в шляпках или туфельках. Все Анжеле шло, все ее украшало.

Впрочем, это она, Анжела, украшала собой любую вещь.

Она вызвала шофера и через четверть часа уже катила в сторону Большого театра.

…Она вышла из второго бутика и остановилась у витрины с ювелирными изделиями. Ей ничего не нужно было – всего столько, что складывать некуда. Но так красиво смотрелся бы вон тот браслет на ее тонком запястье, что устоять Анжела не смогла бы. «Может, лучше не заходить? – решала Анжела. – Ведь куплю, и станет еще одна цацка валяться в ящике с украшениями…»

Неожиданно за ее спиной прошелестел голос: «Ты за все заплатишь. Я отберу у тебя все, как ты у меня когда-то!»

В панике Анжела обернулась. Мимо шли люди, никто не стоял возле нее, никто не смотрел на нее и никто из них не напоминал Аборигенку.

Ближе всех к ней находилась пара женщин, оживленно переговаривавшихся между собой. Анжела не выдержала, догнала их, тронула одну за плечо.

Обернулись обе.

– Извините, – Анжела натужно улыбнулась, – вы мне что-то сказали, когда проходили мимо, но я не разобрала слов.

Женщины удивленно переглянулись.

– Вы что-то путаете. Мы вас даже не видели.

– Ну как же, я вон там стояла, у витрины, а вы прошли за моей спиной и произнесли что-то прямо мне в ухо!

Одна из женщин покачала головой.

– Вы ошибаетесь. До свидания.

Она подхватила подругу под руку и быстро пошла вперед.

«Какая-то сумасшедшая, если еще пристанет, я полицию позову!» – донеслось до слуха Анжелы.

Хорошее настроение, озарявшее ее утро, мгновенно исчезло, уступив место мрачной панике. Не послышалось ей и не привиделось! Каждое слово было четким и все еще звучало в мозгу: «Ты за все заплатишь. Я отберу у тебя все, как ты у меня когда-то!»

Аборигенка в Москве. Она прилетела вслед за Анжелой. По ее душу явилась, демоница!

Анжела едва ли не бегом вернулась в машину. Шофер удивился, завидев хозяйку, столь быстро перебиравшую ногами, что аж в глазах сверкало. Никогда у нее не было подобной походки – обычно Анжела несла свое стройное тело, едва скользя по земле, словно гордый парусник.

– Домой, – бросила она шоферу и оглянулась, будто боялась увидеть позади знакомое до ужаса лицо. Однако никого не увидела.

Отдышавшись, Анжела набрала знакомый со вчерашнего дня номер и попросила немедленной встречи с Алексеем Андреевичем Кисановым.

* * *

– …что она «отберет у вас все»? Именно такими словами? – переспросил Алексей.

– Именно такими, – кивнула Анжела, хотя сыщику она выдала сильно сокращенный вариант.

– Голос вы узнали? Это тот же, который вы слышали при вылете в аэропорту? И в отеле, когда Аборигенка приносила вам коктейли?

– Я же вам сказала! – занервничала Анжела. – Голос специально понизили, узнать невозможно!

– Ради бога, не волнуйтесь. Может, вам кофе сделать или чаю?

– Я к вам пришла по делу, а не чаи распивать, – раздраженно ответила Анжела. – Вчера вы предлагали…

– Разумеется. И мое предложение в силе. Позвольте, я представлю вам Игоря.

– Зачем мне его представлять? Пусть просто следит.

– А давайте решать буду я, – усмехнулся Кис. – Чтобы за вами наблюдать, нужно знать вас в лицо. Не так ли?

– Ах, ну да… Конечно.

Краткое знакомство состоялось. Условились: на следующий день Анжела пойдет прогулочным шагом по Столешникову. Шофер высадит ее на перекрестке с Большой Дмитровкой в полдень, Игорь будет ее уже поджидать, а затем незаметно следовать за ней, засекая каждого, кто пройдет слишком близко. Если же Анжела снова услышит какую-либо фразу, то она быстро обернется. Для Игоря это послужит сигналом.

* * *

Даниэль открыл дверь, услышав звонок. В дверях стоял Мика.

– Проходи, Мих, – посторонился Даниэль.

Люся поднялась навстречу гостю.

– Мика, чем тебя угостить?

– Да не знаю, – посмотрел он на часы. – Давайте аперитив, что ли, сделаем. Хочется выпить. Я уморился с ритуальным агентом. Похороны через три дня, кстати. Мне виски.

Люся с Даниэлем отправились на кухню. Квартира Даниэля не служила базой для «мозговых штурмов», как у Мики, отчего была проще и уютней. Низкий деревянный столик на колесиках, диван из светло-коричневой кожи и два кресла в тон. В мебельной стенке стояла, как и у Мики, аудиовизуальная техника, однако полок в ней было намного больше и занимала их внушительная домашняя библиотека.

Вскоре на столике появились креманки с орешками, оливками и маленькими крекерами. Даниэль открыл бутылку вина для них с Люсей, для Мики принес стакан виски со льдом.

– А у вас чего? – спросил Мика, глотнув виски. – Зачем позвали?

– Мы сделали анализ ДНК, – ответил Дани. – И выяснилось, что мы не родственники. Точнее, девочки нам не сестры. Понимаешь, что это значит, Мик?

– Что Этьен Пасье наш отец, – пожал плечами Мика. – Я это выяснил еще позавчера.

– Как? И мне не сказал? – возмутился Даниэль.

– Да я слышал, как вы в лабораторию собирались. Решил не портить вам сюрприз.

– А ты как разузнал?

– На сыщиков надавил. Вот, специально для тебя выпросил, держи.

С этими словами Микаэль достал свой мобильный и открыл какую-то фотографию, повернул к брату экран.

– Где это ты меня снимал? – удивился Даниэль.

– Посмотри повнимательней, братишка. Разве это ты?

– Дани, это же… – изумленно заговорила Люся, – это же старая фотография, ей много лет! На ней не ты! – Она посмотрела на довольно улыбающегося Мику. – Этьен Пасье, да? Это он?

– Вот это номер… – пробормотал Дани.

– Это еще не все, Данька. Теперь сюда посмотри, – и Мика открыл фотографию Этьена с белой «кисточкой» у виска, а сам, для пущей наглядности, повернулся к брату той стороной, где у него красовалась такая же «кисточка».

– За это надо выпить, народ, – и Даниэль стукнул своим бокалом в Люсин, потом в стакан Мики. – Значит, мы можем подумать о свадьбе!

– Разве вы еще о ней не подумали? – хихикнул Мика. – По-моему, уже пару лет прикидываете, как обставить.

– Ну ты скажешь.

– А я, кстати, тоже думаю об одной девушке уже пару… дней! – заржал он.

– О, для тебя это срок, – подначил его Дани.

– А что! Красотка. Иностранка.

– Откуда?

– Испанка. Но говорит на нескольких языках, включая французский и русский. С очаровательным акцентом, между прочим.

– Когда познакомишь?

– Шутник ты, братик.

– Ладно, на нашу свадьбу приведешь ее, – улыбнулась Люся.

– Видно будет. До вашей свадьбы времени еще вагон. После похорон нужно первым делом папочку навестить. Я, к слову, хотел поскорее со всеми этими ритуальными хлопотами развязаться, да мама воспротивилась: человек, мол, уважаемый был, много людей придет, всех оповестить надо, отпевание организовать, банкетный зал заказать… Я уже начал этим заниматься, и ты давай подключайся, Дань. Реми я скажу, что мы согласны к папаше наведаться, да? Мы ведь согласны?

– Разумеется, – кивнул Даниэль. – И как можно скорее. Это наш отец, Мика, мне не нравится, что ты ёрничаешь.

– Да боже упаси, – хмыкнул Мика. – Какое «ёрничаешь»! Это я так, на нервной почве…

– Еще с мамой предстоит разговор. Она не обрадуется.

– Дань, и что? Ну не обрадуется. Мы же не будем из-за этого миллионы терять, согласен?

– Скажи, а тебе совсем не хочется родного отца увидеть? Эмоций никаких?

Мика пожал плечами.

– Сам не знаю… Ну что, молодые, совет вам да любовь!

Они снова чокнулись.

– А фотографии этой девушки у тебя нет? – поинтересовалась Люся.

– Рано еще. Не заслужила такой чести, – усмехнулся Мика, допил виски и ушел.

День шестой

План Игоря осечки не дал. Дважды мимо Анжелы проходили женщины, дважды бросали, с отсутствующим видом, тихие фразы, предназначенные для ее ушей.

Догнать Игорь сумел лишь одну: вторая прошла мимо Анжелы как раз в момент погони за первой. Но это дела ничуть не меняло: первая быстро призналась, что ей заплатила высокая блондинка за то, чтобы она произнесла короткую фразу, проходя рядом с указанной красивой брюнеткой. Это якобы шутка, розыгрыш для подруги, цитаты из ее любимого детектива, добавила блондинка, после чего скрылась в магазине.

Сверх того, что говорила она по-русски с сильным акцентом и была ярко накрашена, женщина ничего добавить не сумела.

Но этой информации вполне хватило, чтобы очертить схему, которую Кис и предполагал: Аборигенка платила разным людям, чтобы те бросали мимоходом фразы для Анжелы.

Они были все более пугающими. Первая гласила: «Она убила одного ее сына и вышла замуж за другого».

Вторая звучала так: «Потом она убила его мать, чтобы муж унаследовал все состояние».

Какой должна была стать третья? «Потом она убила мужа, чтобы получить все»? Завтра узнаем, решил Алексей, выслушав отчет Игоря. Аборигенка непременно доведет дело до конца.

Любопытно, что в заготовленных ею фразах первое лицо сменилось на третье. По всей видимости, женщины, которых нанимала Аборигенка, стали отказываться произносить столь устрашающие тексты. Потому-то она изменила грамматическую конструкцию. Фраза стала звучать будто отрывок из какой-то истории. В ней больше не слышалось прямой угрозы.

Но самое интересное, что Аборигенка изложила свой план почти полностью: убить одного из сыновей, выйти замуж за другого. После чего убить Анжелу. В результате муж наследует состояние матери (и брата), а в финале, логически рассуждая, Аборигенка должна убить и его, чтобы получить наследство всей семьи. И все это, по ее мнению, она сумеет провернуть безнаказанно?

Собственно, почему бы ей так не думать? Анжела в полицию не обратится, ясно. Ей совсем ни к чему, чтобы ворошили ее прошлое, в котором запрятан тот самый грешок, из-за которого нынче весь сыр-бор. И девица это отлично понимает. А частные детективы или охранники, которых может нанять Анжела, ничего Аборигенке сделать не смогут. Обвинить не в чем. Даже доказать, что именно она подкупала прохожих, и то не выйдет: где уж те прохожие! Да хоть и докажи, ничего подсудного в этом нет. Значит, она вполне может начать исполнять задуманное…

Вопрос серьезный: умер ли Антон, новый муж Анжелы, своей смертью или все-таки был отравлен? Полиция ничего не нашла – потому что плохо искала? Или Аборигенка знакома с секретами ядов?

Алексей почувствовал на себе взгляд Анжелы. Она сидела в кресле для посетителей и внимательно смотрела на детектива все это время.

– Извините, – спохватился Алексей, – я задумался.

– Считаете, что угрозы серьезные?

– Скажите, Анжела, у ваших сыновей есть девушки?

Она удивилась вопросу, вскинула брови.

– «Она убила одного ее сына и вышла замуж за другого». Чтобы выйти замуж, нужно сначала побыть в роли подружки, вы согласны?

Анжела кивнула.

– Так вот, может, у одного из ваших сыновей уже появилась подружка с иностранным акцентом?

– Не пугайте меня… – тихо проговорила Анжела. – Неужели эти угрозы реальны? Не бред больного воображения?

– Боюсь, что нет. В смысле, воображение, может, и больное, но угрозы вполне реальны. Расспросите сыновей. Но я сделаю все для вашей безопасности, не волнуйтесь.

– Каким образом?! – вскричала Анжела. – Вы даже не знаете, где ее искать!

– Знаем, – усмехнулся Кис. – Вас ведь она нашла. Чтобы подослать к вам прохожих, она должна была видеть, где вы в тот момент находитесь, не так ли?

– И как же она…

– Очень просто: следила за вами прямо от вашего дома. Адрес разузнать несложно, тем более что эта девица много чего о вас уже выведала… Ну-ну, не пугайтесь, – постарался успокоить Анжелу Алексей, увидев, как потемнели ее глаза. – Раз она следит за вами с утра, мы сделаем то же самое: будем поджидать Аборигенку в районе подъезда. Шофер вас обычно где ждет?

– Перед калиткой. У нас там небольшая площадка специально для машин, которые подвозят жильцов. Для тех, кто на своей, отдельный въезд в подземный гараж.

– Аборигенка будет где-то прятаться, но, как только вы появитесь, она сразу обнаружит себя, чтобы двинуться за вами. Вылезет из какой-то щели. Тут-то мы ее и засечем. Сядем ей на хвост и выследим. Узнаем ее адрес, а там уже легче будет: имя, фамилия, прочие данные – все о ней разузнаем. А там, глядишь, удастся ее за руку схватить. Во всяком случае, серьезно потолковать с ней мы сумеем. Выясним, что ей от вас надо, уж поверьте! – улыбнулся Алексей.

…Вот только меньше всего Анжеле требовалось, чтобы кто-либо копался в этой истории. Как ни боялась она Аборигенки, но страх разоблачения был сильнее.

– Нет, не надо, я не хочу! Если она поймет, что за ней следят, то разозлится только сильнее! Я ее боюсь! Я из дома вообще больше не выйду! Держите ваш гонорар, мне от вас уже ничего не надо! Я лучше спрячусь, уеду из города! Из страны!

– Погодите, Анжела, – попытался урезонить ее Алексей, – если она нашла вас даже на островах, то отыщет повсюду!

Однако истерика Анжелы продолжалась.

– Забудьте обо мне! Вас больше мои дела не касаются!!!

Зарыдав, она вскочила и стремительно покинула кабинет детектива.

Алексей проводил ее задумчивым взглядом.

* * *

Оказавшись дома, Анжела нашла через интернет детективное агентство, – разумеется, не «АКИС», принадлежавший Алексею Кисанову, а некое заведение с глупым названием «Ваш личный Шерлок Холмс».

«Личного Холмса» звали Павлом, и, судя по радости, зазвучавшей в его голосе, от избытка клиентов он не страдал. Анжела предложила ему немедленно приехать к ней домой для важного разговора и продиктовала адрес.

Павел оказался розовощеким молодым человеком с большой круглой головой и небольшим животиком, нависающим над ремнем джинсов.

– Паша, – сунул он мягкую ладошку в руку Анжелы.

Она пропустила гостя в свою шикарную гостиную, устроилась в кресле, красиво сложив ноги, и жестом предложила ему присесть напротив.

– За мной последнее время следит какая-то женщина, – заговорила Анжела слегка вибрирующим, мелодичным голосом, который обычно производил ощутимое впечатление на мужской организм. – Сама я ее не видела, мне об этом сказали знакомые. Весьма вероятно, что она носит парик, поскольку в последний раз была блондинкой, а перед этим – брюнеткой. Высокая и немного странная. Я подозреваю, что это любовница моего мужа и она что-то замышляет. Муж сейчас в командировке, он вряд ли знает, что она шпионит за мной. Но скажу вам честно, – Анжела сочиняла вдохновенно, устремив на Пашу глаза трепетной лани, – мне немного не по себе. Она наверняка жаждет, чтобы муж со мной развелся и женился на ней. Но только он… как бы сказать повежливее… он с этой девицей исключительно ради… Вы меня понимаете?

– Конечно! – с готовностью откликнулся Паша.

– Однако девица убеждена, что дело во мне. И она права, на самом деле, муж меня очень любит, и если даже завел любовницу, то это просто от стресса… Понимаете, да, Паша? Есть такие игрушки, знаете, их надо сжимать и разжимать, это снимает стресс. Ну и бывает, что вместо такой игрушки мужчины заводят любовниц. – Анжела слушала себя со стороны и с трудом удерживала смешок – такой бред она несла. Однако Паша заглатывал его целиком, не жуя, и нестыковки ни разу не хрустнули у него на зубах. – Правда же?

Паша с готовностью кивнул.

– Вот я поэтому и опасаюсь… А вдруг она собирается меня убить? Верит, дура, что мой тогда на ней женится… Иначе зачем ей за мной следить?!

Глаза Анжелы затуманились вселенской печалью по поводу людской глупости. Она чуть наклонилась вперед, отчего вырез ее декольте опустился чуть ниже, открыв чуть больше…

Паша уже оказался целиком под властью ее чар, уже горел душевно и физически, уже был готов бежать прямо сейчас искать дрянь, которая вознамерилась причинить зло этой божественной женщине.

– Мне страшно, Павел, – интимно прошептала Анжела, сложив губы сладким сердечком.

– Не бойтесь, я не позволю ей даже приблизиться к вам!

– Ну, вряд ли она прямо завтра кинется на меня с ножом, Паша… Сейчас самое главное – узнать, где она живет. А тогда уж я выясню, кто она такая. Давайте сделаем так: завтра утром я выйду в одиннадцать. Она будет меня подстерегать, я уверена. Но не на виду, где-то затаится. Вы сможете ее вычислить, когда я пойду к машине. Потому что в этот момент она обязательно бросится к своей. Не знаю, к какой, возможно, такси. Или если она будет наблюдать из машины, то сразу же заведется: ведь раз она намерена следить за мной, то постарается не отстать, понимаете?

– Конечно! – с готовностью отозвался Паша. – Вы рассуждаете очень правильно, прямо как заправский детектив!

– Правда? – Анжела распахнула глаза наивной девочки, польщенной похвалой взрослого сурового мужчины. – Как приятно это слышать от профессионального сыщика! Тогда вы сами понимаете: вам нужно будет незамедлительно сесть ей на хвост. Засеките номер машины. Я долго гулять не стану, специально вернусь поскорее домой, чтобы она отвязалась от меня и отправилась к себе. И тут-то для вас начнется основная работа, Паша: проследить, куда она поедет, где выйдет, по какому адресу живет. Поняли? – и Анжела положила перед ним пачку купюр. – Справитесь?

– Конечно! – заявил «личный Холмс», убирая деньги в портфельчик. – В одиннадцать, значит. Не волнуйтесь, дорогая Анжела, все будет сделано в лучшем виде. – И Паша почтительно склонился к ее руке.

* * *

«…Понятно, Анжела не хочет, – размышлял Кис, – чтобы мы добрались до Аборигенки. Как мы уже вычислили с почти стопроцентной вероятностью (маленький процентик ошибки, пресловутое «почти» Алексей всегда оставлял на случай неожиданных открытий), рыльце у нее в пушку. На ее совести дурное дело, и связано оно каким-то образом с Аборигенкой. Которая жаждет Анжеле отомстить».

Однако разобраться во всем этом деле хочет Этьен Пасье. На него работают Реми с Ксюхой. Алексея же наняла Анжела. И она отправила его сегодня в отставку. Отсюда деонтологический вопрос: как быть? Продолжать копать под Аборигенку или ну их с Анжелой?

Собственно, спросить об этом следует Реми. Если им с Ксенией нужно, то Алексей, разумеется, поможет.

Набрать номер Реми Алексей не успел: тот позвонил ему первым.

– Держи, друг. Только что прилетела информация из Парижа: генеалоги кое-что нарыли.

– Что-что? – не понял английское слово Алексей. – Ксюша там рядом? Включи на громкую связь!

– Привет, Алеш, – раздался голос Ксении. – Реми, переходи на французский, я переведу. Алеша, слышишь? Информация пришла офигенная: у Дюваля была дочка! Соланж. Она погибла… ты там сидишь? – в сентябре 2003 года. Более того, она утонула на… та-дам!.. На Балеарских островах!

– Ого, – выдохнул Алексей. – Вот оно. То, что мы ищем!

– Бесспорно. В сентябре Олег еще на фото с Анжелой. И на Балеарских островах.

– Приложила она свою изящную ручку к гибели этой девочки, приложила, зуб даю. Вместе с любовником, с Олегом… Однако кто же такая Аборигенка? Мстительница, явившаяся по душу Анжелы чуть не двадцать лет спустя… Девочка в семье была одна? Братья или сестры у нее имелись?

Фоном слышался голос Ксюши, переводившей реплики Киса.

– Никого, одна. Даже мать умерла за несколько лет до знакомства Дюваля с Анжелой. И кто, в таком раскладе, может мстить за нее сегодня, а?

– Реми, а девочка не могла ли выжить?

– Считается, что утонула.

– Считается?

– Тело не нашли.

– О-о-о… Не думаешь ли ты, что она…

– По крайней мере, это интересная гипотеза.

– Очень интересная! Но гипотеза. Хорошо бы превратить ее в факт.

– Не знаю, удастся ли что-то нарыть, – вздохнул Реми. – Столько времени прошло. Но буду стараться. Лечу завтра в Париж. У Дюваля осталась старшая сестра, может, что-то вспомнит. Потом отправляюсь на остров Форментера.

– Что за остров? Где? Никогда не слышал.

– Так Балеары же. Самый маленький из них.

– Вот те на, я думал, там всего три: Майорка, Ибица и Менорка.

– Их пять. Еще Кабрера и самый маленький – Форментера.

– Обогатил свои познания, спасибо. Значит, девочка утонула на этом самом… на Форментере?

– Да, судя по полученной от генеалогов справке. Попробую с местными жителями поговорить, вдруг кто-нибудь что-нибудь припомнит. Буду держать тебя в курсе, Кис.

– Реми, попроси у сестры Дюваля семейные фотографии. У вас там, во Франции, обожают снимать всех членов семейства до сто десятого колена от рождения и до гроба, я прав?

– Ну, кто как… Но в целом верно.

– Так вот, камрад, попробуй найти у нее фотку дочери Дюваля. Она же ей племянница, фотографии должны сохраниться. Очень меня «арка Купидона» утопшей девочки интересует.

– Форма верхней губы?

– Ага-ага. Она не меняется с возрастом, я почитал кое-что на тему.

– Заметано. Анжеле хочешь показать? Не боишься, что ее удар хватит, если она эту «арку Купидона» узнает?

– Да я б охотно сделал эту провокацию, – недобро усмехнулся Алексей, – да только она отказалась от наших услуг. Кричала, что запрется дома и больше ни шагу на улицу.

– Хм… Думаешь, правда?

– Не знаю. Не исключено. Она боится безумно. Ясно же, что Аборигенка явилась мстить.

– Пошли все-таки Игоря. Даже если Анжела не выйдет из дома, Аборигенка будет ее поджидать. Пусть он попробует вычислить ее и отследить. Нам нужно узнать, где ее искать в случае чего.

– Уже поставил задачу. Он к тому же сделает ее портретик, если удастся.

– Классная мысль. Если получится, сравним фотографии девочки и девушки… Ксюшу оставляю тебе в помощь. Она русская, может оказаться тебе полезной в переговорах и с Анжелой, и с братьями-сестрами. Тем более что по-испански она, в отличие от меня, не говорит, на Балеарах мне не поможет.

– Пока тут работы для Ксюши тоже нет. Вот только когда получим от тебя интересную инфу. Но это, наверное, займет пару дней.

– Как минимум. Скорее, больше.

– Не страшно. Особой срочности в этом деле больше нет, Реми. В принципе, ситуация достаточно понятна. А нароем ли мы доказательства, вопрос тридесятый. Твой клиент ведь жаждет лишь узнать, какую подлость совершила Анжела, не так ли? А не отдать ее под суд?

– По крайней мере, до сих пор о суде разговора не было. Но он еще не все знает. А вот когда я ему полностью выложу… Посмотрим, что он скажет.

– Так ведь за давностью лет ее уже к суду не привлечешь.

– Не скажи. По французскому законодательству можно даже через сто лет дело заново открыть, если всплыли обстоятельства, неизвестные ранее…

На этом они и расстались.

День седьмой

Ровно в одиннадцать утра Анжела показалась в дверях своего подъезда и направилась к калитке ограды, окружающей высотку. На площадке у ворот стояла «БМВ» темно-красного цвета, поджидая хозяйку. Шофер, завидев ее, вышел и распахнул дверцу.

В это же время синий старенький «Вольво» у обочины вздрогнул и медленно подал назад, на проезжую часть.

Игорь, чья машина пристроилась с противоположной стороны парковки, почти на газоне, подкрутил бинокль с большим увеличением. За рулем «Вольво» сидел высокий человек в кепке. Скорее, женщина, судя по форме головного убора, но с точностью не сказать. Тем не менее шофера и номер машины Игорь сфотографировал – его бинокль снимал и фото, и видео.

Краем глаза он приметил желтую «Киа», нервно дернувшуюся взад-вперед в узком пешеходном проходе между стоянкой и детской площадкой. В бинокль Игорь увидел за рулем молодого румяного парня. Вряд ли он имеет отношение к Анжеле, решил сыщик, но снял на всякий случай и его, и номер тачки.

Наконец Анжела уселась на заднее сиденье «БМВ», машина тронулась. Тут же «Вольво» окончательно выехал на проезжую часть. Как ни странно, желтая «Киа» тоже, попирая газон и правила парковки, газанула им вслед.

Ну и Игорь, запомнивший все номера (для слежки это важно, чтобы выхватывать взглядом нужную машину в стаде других), относительно неспешно покатил за остальными.

Против всех ожиданий Анжела вместо того, чтобы отправиться прямо в центр, в какой-нибудь бутик, приехала на площадь Белорусского вокзала. Выйдя из машины, она направилась ко входу в метро радиальной линии.

Синий «Вольво» и желтая «Киа» припарковались рядом с машиной Анжелы так торопливо, что едва в нее не врезались. Игорь встал подальше и подкрутил бинокль.

«Киа» замерла в неподвижности. Анжела уже приближалась к массивным дверям станции, как вдруг проснулся «Вольво». Водительская дверца распахнулась, и из нее неожиданно показалась высокая девушка в черном кепи, в солнцезащитных очках, в черных джинсах в обтяжку и короткой кожаной куртке. Довершали ее гардероб босоножки на высоченных каблуках. Захлопнув дверцу, брюнетка – масть выдавали несколько темных завитков, выбившихся из-под кепки, – двинулась в том же направлении, что и Анжела.

Игорь снимал на видео и делал фотосессию брюнетки.

Желторотик (так он его мысленно прозвал) – розовощекий парень из «Киа» – выскочил в последний момент и припустил вслед за дамами, делая снимки телефоном.

Игорь уж было собрался их догнать, как случилось неожиданное: Анжела, минуту назад скрывшаяся в метро, появилась из дверей и, щурясь на солнце, надела темные очки. Немного постояв у выхода, будто давая себя рассмотреть всем желающим, она направилась к своей машине.

За ней развернулась в обратном направлении и высокая брюнетка (Аборигенка, без сомнения! – подумал Игорь), и Желторотик. Все расселись по машинам и дружно двинулись за Анжелой. И приехали снова к ее дому. Когда же она вошла в свой подъезд, на мордах машин, казалось, отпечаталось недоумение. Что бы это значило, словно вопрошали они, что за игру затеяла Анжела?

«Вольво» не двигался с места. По всей видимости, Аборигенка еще не все свои жуткие фразы донесла до ушей Анжелы с помощью подкупленных прохожих и теперь гадала, что за саботаж устроила ее жертва, отчего решила не ходить по бутикам и выйдет ли еще из дома сегодня.

«Киа» тоже замерла в неподвижности. Игорь, как и остальные, ждал поодаль, размышляя, кто такой Желторотик, откуда он взялся и зачем ему Аборигенка. Или он следит за Анжелой? Но опять же, зачем? Кто его нанял, с какой целью?

Он прокручивал в уме возможные комбинации, но единственное мало-мальски разумное объяснение состояло в том, что Анжела, отказавшись от услуг Алексея Кисанова, наняла какого-то другого детектива. И наверняка использовала идею, которую озвучил вчера Кис: отследить Аборигенку от подъезда Анжелы.

Иными словами, Анжела, боясь, что Кис и Ко уже знают слишком много, решила действовать самостоятельно. Хотя слово «действовать» в этом контексте звучит весьма странно. Допустим, выяснит Желторотик адрес Аборигенки, – а дальше что? Что может предпринять Анжела, умирающая от страха при одном упоминании этой девицы?

С учетом информации, которую сообщил вчера Реми, она с большой вероятностью причастна к гибели дочери Дюваля. Поэтому и уволила сыщиков: испугалась, как бы они до истоков ее страха перед Аборигенкой не докопались. Разумеется, кое-что вполне очевидно, копать не приходится: угрозы этой девицы ее пугают. Но ведь они влекут за собой вопрос: а на кой черт ей сдалось преследовать Анжелу?

Ответ на него знает сама Анжела, но не хочет, чтобы он стал известен сыщикам. Поэтому она ушла вчера в истерике (якобы?) от Алексея Кисанова, отказавшись от его услуг. И, похоже, наняла Желторотика, чтобы выследить Аборигенку.

«Арка Купидона». Анжела опознала редкий изгиб верхней губы. Игорь прокрутил снимки, сделанные с помощью супербинокля. Увеличил фото девушки таким образом, чтобы в центре кадра оказался ее рот.

Действительно, форма необычная: два V-образных холмика, очень высоких, нисходящих к углам рта в довольно узкую полоску. Нижняя губа вполне стандартная, но верхняя… Она, как отпечаток пальца, идентифицирует свою хозяйку безошибочно.

Могла ли выжить девочка? Она ли явилась мстить своей убийце в образе Аборигенки? Это ее «арку Купидона» опознала Анжела?

Весьма вероятно. Но это пока лишь гипотеза, как не преминул уточнить Кис.

И все-таки зачем Анжеле понадобилось выслеживать Аборигенку? Хочет знать, что та собирается предпринять?

Рискованное дело. У Анжелы нет опыта слежки, а парнишку она нашла не слишком грамотного. По крайней мере, именно такое впечатление он на Игоря произвел. Надо будет его вычислить, что несложно: номер тачки есть, портретик тоже. А добрые друзья из ГИБДД помогут выловить из базы данных владельца желтой «Киа».

Пока неплохо было бы понять намерения Аборигенки: она будет тут дежурить до ночи в надежде, что Анжела выйдет из дома попозже?

Кстати, вчера в кабинете у Киса Анжела кричала, что больше вообще носа на улицу не покажет. Однако вышла, хоть и ненадолго. Затем, чтобы выманить аборигенку из укрытия и показать ее Желторотику? Ну точно, он ее новый детектив и теперь будет караулить хоть до утра, чтобы проследить за Аборигенкой, узнать ее местожительство.

А та, в свою очередь, будет ждать выхода Анжелы, наверное, до вечера, пока не поймет, что на этот раз случился облом…

В таком случае, рассудил Игорь, незачем ему тут торчать целый день. Можно спокойно съездить пообедать. Аборигенка никуда не денется: дело свое не довела до конца. Желторотик тоже: ему заплачено (и наверняка щедро) за слежку.

Игорь тронулся, окинув взглядом подъезд, синий «Вольво» и желтую «Киа»: полный штиль. Наверняка он застанет ту же картину и через час, и через два. А если что – ну мало ли, упустит он Аборигенку, – прижучит Желторотика. Уж он-то за ней проследит до финала.

Пообедав, Игорь неспешно вернулся к дому Анжелы. И с удовлетворением отметил, что все на местах, и Аборигенка, и Желторотик. Интересно, приметила ли первая последнего? Готовит ли план, как от него отвязаться по пути домой?

Игорь встал довольно далеко, в соседнем дворе, из которого можно было видеть обе машины. Он полагался на свой супербинокль.

Игорь настроил фокус и увидел, что Аборигенка сидит напряженная, прямая, будто палку проглотила, и не сводит глаз с подъезда Анжелы. В «Киа» Желторотик обмяк на сиденье и, кажется, клевал носом.

Спустя некоторое время он уловил беглый, но внимательный взгляд Аборигенки на машину Желторотика. Их разделяли кусты, однако Аборигенка, видимо, приметила его еще тогда, когда Анжела устроила показательный выход. В сторону машины Игоря она ни разу не обернулась: если даже она что-то и заподозрила днем, то с тех пор, как Игорь уехал обедать, она его просто не видела.

Наконец, когда стрелка часов перевалила за пять пополудни, Аборигенка решила покинуть свой пост наблюдения. Видимо, поняла, что сегодня Анжела уже не выйдет из дома.

Желторотик тронулся за ней слишком поспешно, выдав себя в очередной раз. И Игорь снова подумал, что Аборигенка должна придумать какой-то финт, чтобы не привести его к себе.

Финт это был или нет, но сначала Аборигенка поехала в ресторан, где наслаждалась ужином почти два часа. Затем направилась в супермаркет, где проболталась тоже с час. Выйдя из магазина, она бросила столь откровенный взгляд в сторону желтой «Киа», что будь Желторотик даже последним идиотом, и то понял бы намек: «Я тебя раскусила, и не надейся, что приведу к себе».

Игоря она не заметила и в этот раз: полагаясь на бинокль, он остановился достаточно далеко, чтобы не привлекать внимания.

Загрузив покупки в багажник, девушка отправилась гулять в сад «Эрмитаж».

«Почему именно сюда? – задумался Игорь. – А не в «Нескучный сад», к примеру? Скорее всего, «Эрмитаж» ближе к ее дому. К месту проживания, точнее, – вряд ли у нее есть свое жилье в Москве».

Против всех ожиданий Игоря, Желторотик понял взгляд Аборигенки и сделал выводы, сообразил: сумел поймать такси и отогнал свою желтую «Киа» подальше с глаз долой.

Еще полтора часа прошло прежде, чем Аборигенка вышла из ворот сада под руку с каким-то молодым человеком. Она чуть покачивалась: возможно, приняла участие в дегустации вин, которые время от времени устраивались в саду.

Неожиданно Аборигенка окинула окрестности сада столь трезвым взглядом, что Игорь мгновенно понял: она ничуть не пьяна, это была небольшая комедийка для заинтересованных лиц. Пейзаж, кажется, на этот раз девушку удовлетворил: Желторотик в такси был неприметен, а Игорь находился столь далеко, что в зону внимания не попадал.

Вернувшись на автостоянку, Аборигенка направилась к своей машине. Ее кавалер едва поспевал за ней. Открыв дверцу, девушка просто оттолкнула его. Тот, ударившись о соседнюю тачку, все еще пытался принять вертикальное положение, когда синий «Вольво» заурчал мотором и направился к выезду со стоянки.

Такси, в котором прятался Желторотик, чуть помедлив, двинулось туда же. Игорь выехал следом несколько секунд спустя.

Им очень повезло: машин было много, чуть не каждая пятая такси, и Аборигенка опознать Желторотика не смогла бы. А Игорь, державшийся на приличном расстоянии, по-прежнему не входил в зону ее видимости.

«Вольво» направился в сторону Цветного бульвара, но, не доехав до него, свернул во дворы. Такси последовало за ним. Игорь также въехал во дворы, но почти сразу же остановился, достал бинокль и сфокусировал его на машине Аборигенки.

Когда она начала тормозить, Желторотик, не такой уж дурак, проехал дальше в глубь квартала, миновав «Вольво». Игорь же вышел из своей машины и, не теряя Аборигенку из виду, отправился пешком. Теперь в его задачу входило не только отследить адрес проживания Аборигенки, но и остаться незамеченным для Желторотика.

Аборигенка приткнула «Вольво» на свободном месте стоянки. Стало быть, живет она прямо где-то тут.

Желторотик, проехавший на такси вперед, укрылся за поворотом. Игорь прижался к ограде детского сада, оставаясь в тени.

И вот оно, свершилось! Аборигенка, оглядевшись вокруг и не найдя ничего подозрительного, вошла в подъезд ближайшей двенадцатиэтажной башни. Проследовать за ней означало засветиться. А не проследовать – потерять. То есть не узнать номер ее квартиры.

Игорь решил положиться на везение: если окна Аборигенки выходят на эту сторону, то сейчас они загорятся.

Желторотик же, не надеясь на милость Фортуны, рванул к подъезду. Дверь уже успела закрыться, а кода он, конечно, не знал. Однако ему повезло: подошла парочка, и он скользнул в подъезд вслед за ней.

Игорь заснял все окна фасада, затем обошел дом, снимая каждую его сторону. Вернувшись к фасаду, он сверился со снимком: нет, за прошедшие минуты нового загоревшегося окна не появилось.

Он снова проделал обход четырех сторон башни и наконец увидел разницу: с обратной стороны зажглось окно на восьмом этаже. И полторы минуты спустя вспыхнул свет на десятом. Но это, судя по таймингу, та самая парочка поднялась в свою квартиру.

Над входом в подъезд было указано количество квартир в доме. На этаже их должно быть семь: классика для двенадцатиэтажных башен. Сделав нехитрые подсчеты, Игорь вычислил номер той, где поселилась Аборигенка.

Что ж, задание выполнено. Где там пропадал Желторотик, Игоря уже не волновало. Он сел в свою машину и покатил домой – его заждалась любимая девушка, Кристина.

Париж

Прежде чем навестить сестру Дюваля, Реми заехал к Этьену Пасье в больницу и сообщил долгожданную новость: сыновья приедут к нему через несколько дней. Как только закончат хлопоты с похоронами мужа Анжелы.

Улыбка этого больного человека засветилась таким безбрежным счастьем, что Реми, человек не сентиментальный, едва сдержал слезы.

И как всякий, кто сталкивается с болезнью или дряхлостью, он мысленно взмолился: «Господи, минуй меня чаша сия».

Зная, что не минует. Не одно, так другое придется рано или поздно примерять на себя. Еще не родился человек на Земле, который сумел бы избежать подобной участи…

Как же это несправедливо.

Сестра Франсуа Дюваля, Анн-Мари, одинокая пожилая женщина, оказалась гостеприимна и словоохотлива. Реми приехал к ней прямо из больницы от Этьена Пасье и до сих пор, несмотря на довольно поздний час, находился у нее в гостях.

– Звали ее Соланж, племянницу мою. Смотрите, красивая девочка была, правда?

Реми уже видел эти фотографии и уже соглашался, что «красивая девочка была», но тетя никак не унималась, все перелистывала альбомы.

Девочка и вправду была хорошенькой. Ротик – яркий, будто помадой накрашенный – удивлял крутой формой верхней губы: два остроконечных холмика резко вздернуты вверх. «Арка Купидона», вспомнил Реми.

Он открыл телефон и посмотрел на снимок Аборигенки, который Игорь прислал ему пару часов назад. Между девочкой и взрослой женщиной разница, конечно, есть, и все же оригинальная форма верхней губы была идентичной.

«Вот ты, значит, какая, Соланж…» – подумал Реми, переснимая детскую фотографию, и скинул сообщение: «Арка Купидона» идентична, Соланж Дюваль», сразу троим: Алексею, Ксюше и Игорю.

Соланж, «земной ангел». Демон, что ли? Или кто это у нас «земной ангел»?..

Увы, на самый главный вопрос у Анн-Мари ответа не имелось. Об обстоятельствах гибели дочери брат ей не рассказал. Сухое «утонула», и все. Тело долго искали, но не нашли. Течением в открытое море унесло, должно быть.

– Но все-таки, что они там делали, на острове? – не отступал Реми. – Проводили отпуск? Или приплыли туда на яхте? А может, дайвингом занимались, подводным плаванием?

– Да нет же, на яхте. Какой еще дайвинг, боже упаси. Брат вообще воду не особо любил, предпочитал на солнышке лежать. Или путешествовать. Яхта у него роскошная была, красавица, вот они и отправились на Балеарские острова. В разных местах останавливались, достопримечательности смотрели, в ресторанах ужинали. Потом дальше плыли. Ну и в каком-то месте они купаться стали, вроде все как всегда, да только Соланж утонула… Он очень горевал, Франсуа. А русская, не помню имя ее, все крутилась вокруг него, утешала.

– Не помните? Ведь ваш брат сочетался с ней браком. И они прожили вместе тринадцать лет.

– Ну да, Франсуа все-таки женился на ней. Говорил, что она старалась Соланж спасти. Но мне эта русская никогда не нравилась. Я с ней не общалась. И зачем мне помнить ее имя?

Понятно. Невзлюбила Анн-Мари невестку, наверняка подозревала в корысти.

– Никакую деталь не вспомните? Может, брат упоминал, при каких обстоятельствах девочка погибла?

Анн-Мари лишь головой покачала. Реми оставил ей свою визитку, просил звонить, если какая-нибудь деталь в памяти всплывет.

На том и расстались.

Вернувшись домой, Реми переслал Алексею и Ксюше снимки маленькой Соланж, добавив, что Анн-Мари, сестра Франсуа Дюваля, с Анжелой знакома была мало, однако сразу невзлюбила ее, подозревая в русской охотницу за богатыми мужчинами.

Не сказать чтобы Реми доверился ее мнению: во времена, когда он собирался жениться на Ксюше, некоторые его приятели уверяли, что все русские – охотницы за тугими кошельками.

Это его-то Ксюша, бескорыстней которой не существовало человека на земле, – охотница за кошельком? Уж не говоря о том, что у Реми тугого кошелька сроду не водилось. Так, неплохой доход, не более.

Посему оценку Анн-Мари он всерьез воспринимать не стал. Зато ее высказывание о племяннице Реми записал, чтобы потом воспроизвести дословно. «Девчонка без матери росла, отец ей как заместитель бога был, Соланж все по малейшему капризу получала. С тех пор, как Франсуа овдовел, он пару раз пытался завести отношения с женщинами – но Соланж каждый раз устраивала буйную манифестацию протеста. Франсуа сдавался и отправлял своих дам в отставку. Но эта русская будто околдовала его. Даже Соланж оказалась бессильна. Как ни бесилась племяшка, а отношения Франсуа с русской шли на всех парусах в сторону женитьбы!»

«Что ж, сценарий вырисовывается, – пришел ответ от Алексея Кисанова. – Девчонка пыталась препятствовать браку Дюваля с Анжелой – и та препятствие убрала».

Этьен Пасье, услышав позже вечером отчет Реми о визите к сестре Дюваля, сделал точно такой же вывод.

– Я хочу знать, как Анжела все это проделала. И каким образом девочка осталась жива, – произнес он. – Поезжайте на Форментеру, Реми.

Балеарские острова, Форментера

День восьмой

И утром следующего же дня Реми уже летел на Ибицу. Приземлившись, он сразу купил билет на паром, доставляющий пассажиров на самый маленький остров Балеарского архипелага, Форментеру. Аэропорта там не только не имелось, но и не планировалось. Реми изучил все, что только сумел найти в интернете, о Форментере, и теперь знал, что в целях защиты экологии острова аэропорт, как и многоэтажные здания, на нем не построят никогда. Или, по крайней мере, в обозримом будущем.

Спустя полчаса по прибытии в порт Ла Савина Реми взял в аренду мопед (в прокате ему сказали, что это основной вид транспорта на острове), уместил в багажничке свой рюкзак. Там же, в прокате, он выяснил, где находится местный пост полиции и/или жандармерии. Такое событие, как выжившая утопленница, не должно было пройти мимо внимания национальной гвардии, пусть и двадцать лет назад.

Остров был совсем маленьким, каких-то восемь с лишним гектаров. Однако на них находилось множество домов, не так уж мало жителей – порядка двенадцати тысяч (гости-отдыхающие не в счет, хотя в сезон их до пятидесяти тысяч наезжает). И среди этих людей нужно было найти того или тех, кто вспомнит утопленницу, каким-то чудом выжившую. Да и то, если Соланж «воскресла» именно на этом острове. Существовала вероятность, что ее подняли на борт какой-то проплывающей мимо лодки, отвезшей девочку в другое место.

Но начинать с чего-то надо было, и раз по официальным данным Соланж погибла на острове Форментера, то с него.

Реми представился испанским коллегам, показал удостоверение частного детектива, а в качестве объяснения своему интересу рассказал трогательную историю об утонувшей в этих широтах девочке, которую на днях совершенно неожиданно узнала ее тетя на улице Парижа. В лице взрослой девушки, разумеется. Догнать ее тетя не успела, но вбила себе в голову, что племянница выжила, и умоляла Реми, частного детектива, найти побольше информации о том трагическом событии двадцатилетней давности.

Безрезультатно. Никто, даже ветераны полиции, не сумел вспомнить истории, в которой бы девочка-утопленница выжила. А ведь дело должно было быть довольно громким: потеряшку опознать, найти ее родителей, – тут и пресса бы подключилась, и телевидение.

Архивная база, общая для всего острова, тоже подобного происшествия не зафиксировала.

«Значит, надо обходить медпункты, больницы, кабинеты врачей, – подумал Реми, – что тут еще есть? Кабинеты медсестер, к примеру… Если девочка как бы утонула, но все-таки выжила, без медицинской помощи не обошлось».

И все же какая-никакая польза от визита в участок вышла. Отели в это время на острове до безумия дороги, и один из офицеров, проникшись сочувствием к трудной миссии французского детектива, предложил Реми переночевать у его матери.

Гостеприимная испанка, красивая полная женщина с проседью в черных волосах, кормила французского гостя ужином и расспрашивала о подробностях удивительной истории, приведшей его на их маленький остров.

Реми повторил свою легенду, но сеньора Тереза – так звали его хозяйку – желала посмотреть этот сериал целиком и все задавала и задавала вопросы. Поскольку Реми не собирался вдаваться в подробности и упоминать Анжелу, Франсуа Дюваля и сложности отношений между будущей мачехой и маленькой Соланж, то он больше отнекивался и пожимал плечами: откуда же мне знать, мол.

Однако Тереза не успокаивалась. Она принялась сочинять историю сама.

– Если девочка хорошо умела плавать…

– Не знаю…

– А с ней были ее родители?

– Отец.

– И они заплыли далеко?

– Нет, они находились на яхте. И спустились искупаться в какой-то бухте.

– Но просто так ведь люди не тонут… – проговорила Тереза и умолкла.

Реми тоже молчал, просматривая в компьютере карту острова.

– Я знаю! – вдруг воскликнула сеньора. – Физалия! У нас тут было нашествие! Как раз лет двадцать назад. Девочка ее увидела и испугалась. Или еще хуже…

– Погодите, что-то знакомое, физалия…

– «Португальским корабликом» ее зовут еще, медуза такая. Страшная и очень ядовитая. Прибило к нашим берегам стадо целое, многих людей они тогда пожгли. Несколько человек даже умерли! А еще, тоже давно, они массово выбросились на берег. У меня даже фотография где-то есть.

Сеньора Тереза принесла толстый альбом в зеленом бархатном переплете и принялась листать.

– Это как раз того времени снимки… Смотрите, какая я тогда была молодая! – повернула она альбом к Реми.

Молодая, оно понятно: тогда Тереза была на двадцать-тридцать лет моложе.

– А это мой сын Хавьер, видите?

Хавьеру, тому самому полицейскому, который любезно предложил Реми переночевать у его матери, на снимке было лет семь, черноглазый мальчуган катался на пони. Очень мило. Но как бы так поближе к «португальским корабликам» подобраться…

Повезло. Не пришлось быть бестактным и просить Терезу перейти к делу – она сама воскликнула вдруг: «Вот они!» И, снова повернув альбом к Реми, ткнула пальцем в очередную фотографию.

Снимок впечатлял. Весь пляж был усеян лиловыми (от фиолетового до розового) пузырями. Точно такими, каким был макет в квартире Олега. Даты, однако, под снимком не оказалось.

– Видите? А представляете, если такая тварь ужалила девочку? У них ядовитые нити аж до пятидесяти метров! Вы ее не видите, не подозреваете – а она вас хвать! И ужалила! И девочка пошла ко дну. Папочка ее искал-искал и не нашел. Тут течения есть подводные.

– Тогда как она могла выжить? – спросил Реми, которому импонировал здравый смысл этой женщины.

– Ну мало ли. Волной отнесло, а там кто-нибудь подобрал. Может, с лодки или девочку к берегу прибило. Отключилась, потому что от этой медузы сознание теряют часто, но была жива. А там ее нашла и выходила добрая душа…

Реми полистал интернет: нашествие «португальских корабликов» на берега Балеарских островов произошло за год до происшествия с Соланж. А их массовый выброс на пляжи – год спустя. То есть никак не могла физалия ужалить девочку.

Однако в словах сеньоры Терезы было что-то правильное. Медуза или нет, но Соланж могла захлебнуться…

Минуточку. Макет «португальского кораблика», который до сих пор стоит в квартире Олега! А что, если они с Анжелой сговорились убить Соланж и провернули это с помощью муляжа? Такое вообще возможно? Напугали девочку, та захлебнулась и…

– Могло так быть, а, Кис? – позвонил Реми другу.

– Еще как, – ответил друг. – И не просто могло, а примерно так и было. Только кое-чего не хватает в твоем сценарии. Вернее, кое-кого. А именно, тренера по дайвингу. Подводному плаванию то бишь.

– Олега! Точно! Он ведь тогда работал на Ибице. А до нее от Форментеры всего девятнадцать километров по прямой на моторке!

«…Они могли разработать с Анжелой план, – размышлял Кис, – по которому Дюваля следовало уговорить приплыть в малолюдное место. Поэтому Форментеру и выбрали, собственно: Ибица, Майорка уже тогда пользовались бешеной популярностью, а об этом острове в те годы еще мало кто знал… И Анжела предложила мужу полюбоваться дикими местами с изумительного цвета водой. А там загорелась желанием поплавать… но только в заранее обговоренном с Олегом месте. Куда тот подоспел с муляжом физалии. Если они все просчитали заранее, то вполне могли разыграть сцену как по нотам.

Соланж спустилась в воду. Анжела тоже? А отец? Сам ли он яхту вел? Был ли еще капитан? Неизвестно. Так или иначе, Соланж находилась в воде, когда вдруг выплыл откуда-то «португальский кораблик»! «Из-за острова на стрежень…»

Паника, страх, взрослые закричали: плыви назад! Девочка и впрямь могла захлебнуться от страха. Разумеется, у муляжа никаких ядовитых щупалец нет, но ведь ребенку это неизвестно. А у страха глаза велики… особенно если ему уже рассказали жуткие истории про «португальский кораблик»… И в нужный момент под водой оказался Олег… Подхватил девочку и утянул подальше…»

– Вот так мне все представилось, Реми, – поделился Алексей соображениями.

– Жуткий сценарий.

– Но вполне реальный. Не так ли?

20 лет назад. Анжела

– Она нас подстерегла, – произнесла Анжела в телефон-раскладушку. – Она следила за мной и увидела тебя. То есть как мы с тобой…

– Черт. И что теперь?

– Она меня шантажирует. Деньги вымогает. Грозится папочке рассказать.

– Мало ли какой бред ребенок несет! Твой хахаль ей не поверит.

– Олег, эта мелкая совсем не дура. Стерва законченная, несмотря на юный возраст, и хитра не по годам. Она выцыганила у папочки фотик и сумела нас с тобой заснять. Прямо в разгар поцелуя.

– А вот это плохо… Анж, надо нам быть поосторожнее. Иначе твой брак снова сорвется. И ты останешься без денежек.

– Поосторожнее? Ты что имеешь в виду?

– Ну, не встречаться какое-то время…

– А потом у нас долго не будет возможности видеться.

– Так овчинка-то стоит выделки, Анж. Разве я не прав?

– Если б я не знала тебя так хорошо, то могла бы и поверить, что ты готов со мной расстаться, – усмехнулась Анжела.

– Ладно, не готов, – хмуро ответил Олег. – Ты знаешь, как я к тебе… Лучше тебя бабы не знаю. Но и без бабок жить я тоже не готов.

Анжела мелодично рассмеялась.

– Получается, либо баба, либо бабки?

– Ну не знаю, Анж. Как-то так выходит.

– Так если мы расстанемся, милый, неужто я буду продолжать тебе бабки давать? Как ты думаешь?

– Думаешь у нас ты. У тебя голова, у меня – головка, – и Олег заржал.

Самое смешное, что в словах его содержалась сермяжная правда. Простой, даже примитивный, Олег, однако, любовником был выдающимся. Высокий, с мощной грудной клеткой и широкими плечами, узкими бедрами, длинными стройными ногами и фаллосом, размерам которого позавидовал бы даже герой порноэкрана. Но не только физическими параметрами был Олег хорош. Самое потрясающее в нем – идущая из глубин его подсознания, из недр его хромосом нежность. На плотском, животном уровне. Он, как котенок, постоянно испытывал потребность в физической ласке. Ему было необходимо касаться, гладить, целовать, лизать, мурчать, тереться телом, шеей, щекой, губами о любимую женщину. Он обнимал ее так, будто заключал в свои большие руки величайшую драгоценность мира. В постели с ним Анжела ощущала себя в раю. Евой, впервые сорвавшей запретный плод. Сладкий плод, ох сладкий. И за пределами этой сладости, за границами этого рая не существовало ничего: Олег запечатывал его прочным кругом своих сильных ласковых рук.

Анжела за свою жизнь познала близость со многими мужчинами, но ни один не мог сравниться с Олегом. Откуда только в этом простом парне взялись умение ласкать, чуткость, желание дарить партнерше абсолютное наслаждение. Было даже удивительно, что он русский: ей всегда казалось, что толк в этом деле знают кавказцы и евреи, а вовсе не белобрысые парни из среднерусской полосы.

Анжела знала, что Олег тоже высоко ценил ее как любовницу. Может, даже любил, насколько умела его простая душа. И еще он любил деньги, которые Анжела постоянно подкидывала ему от щедрот своего очередного мужчины.

Иногда Анжеле казалось, что ее он любил все-таки больше.

Но такие мысли, попытки сравнения, никакой пользы не приносили. Зачем докапываться, кто чего больше? Олег много лет был рядом, даря ей свою великолепную нежность, так похожую на любовь…

– Я посоображаю, Олежка, – быстро проговорила Анжела и отключилась, поскольку в поле зрения появился ее жених, Франсуа Дюваль. Точнее, пока не жених, но Анжеле очень хотелось, чтобы он действительно им стал. Однако Франсуа все еще присматривался к ней. А его дочка, девятилетняя Соланж, будь она неладна, изо всех сил старалась навредить Анжеле. Она устраивала истерики при одном появлении в поле зрения потенциальной мачехи и встречала в штыки любое предложение, высказанное Анжелой, будь то милейшая идея прогуляться в зоопарке или пойти в кафе поесть мороженое.

Когда Франсуа загорелся идеей отправиться в небольшой круиз на Балеары, Анжела согласилась крайне неохотно, представив, какая жизнь ожидает ее с малолетней стервой в замкнутом пространстве яхты. Однако деваться было некуда, и, сладко улыбнувшись, Анжела сказала: «Отличная мысль, любимый!»

Она видела, как при этих словах посмотрела на нее Соланж. И поняла, что та сделает все, чтобы отравить ей этот вояж.

Первым островом была Ибица.

Олега, работавшего там тренером по дайвингу, Анжела позвала на свидание по двум причинам: во‐первых, соскучилась по его красивому сильному телу, по его восхитительным ласкам; во‐вторых, хотелось развеяться, расслабиться от постоянного напряжения из-за противной девчонки. Франсуа составил маршрут, что-то вроде «путевого листа», в соответствии с которым они объезжали Ибицу от порта к порту, неторопливо, и Анжела уходила «погулять» в одиночестве: в глазах Франсуа она сумела создать образ женщины поэтической, творческой. Она сочиняла якобы стихи, – было несложно показывать Франсуа чуть не каждый день новые русские тексты, все равно он их прочитать не мог. Кроме того, тогда возникли в интернете разные форумы (соцсетей еще не существовало), и Анжела в них живо участвовала. А это тоже требовало времени и вдохновения, поскольку писала она о любви. Иногда она переводила Франсуа свои тексты, и он неизменно восхищался ее мудростью и глубиной понимания человеческих отношений. Но для отправки постов на форумы требовался доступ в сеть, что служило Анжеле еще одним поводом для одиноких прогулок в интернет-кафе.

Во время этих прогулок она и встречалась с Олегом, чтобы отвести душу, снять стресс.

А секс был для Анжелы лучшим стрессоснимателем.

Вот тут-то ее и выследила вездесущая девчонка, Соланж. Они с Олегом сделали глупость: встретились на пешеходной аллее слишком близко от порта, где поставил свою яхту Дюваль. А Соланж отправилась как бы покататься на качелях, откуда открывался вид на аллею. А на самом деле шпионила за ней, Анжела не сомневалась.

Сделав снимки, маленькая мерзавка даже не побежала папе докладывать, нет; она предпочла шантаж. Принялась вымогать у Анжелы деньги и подарки. Во время прогулок по городкам Ибицы Соланж затаскивала ее в бутики и требовала купить ей то да сё. А ее папочка довольно улыбался, видя, как щедра его русская подруга с девочкой.

Впрочем, это как раз было совсем неплохо для репутации Анжелы в глазах Дюваля. Хоть какой-то плюс от паршивой в целом ситуации…

Снимки, которые стервозная девчонка сделала своим новым фотоаппаратом, запечатлели только их с Олегом поцелуй, но Анжела не забыла скандал, который устроил ей Этьен Пасье по аналогичному поводу. «Лгунья, – кричал он тогда, – подлая лгунья!..» Не хватало только повторения той истории. Поэтому Анжела платила Соланж, понимая при этом, что находится у нее в заложницах. И что все равно перед свадьбой девчонка непременно выложит отцу компромат, дабы сорвать бракосочетание. Необходимо было что-то предпринять, нейтрализовать малолетнюю шантажистку. Но что? Анжела, хоть Олег и назвал ее «головой», никак не могла придумать. Ей требовалось посовещаться с Олегом.

Позвонить ему она не могла: мобильного телефона у Олега тогда не было. Старый он то ли потерял, то ли украли; новый купить не успел. Да и не особо хотел: в том давнем году аппарат стоил весьма недешево, плюс плата за звонки…

У Анжелы как раз мобильный имелся. Она сама его купила, на свои: Франсуа денег на расходы ей не давал – лишь содержал и оплачивал некоторые покупки. Это потом, когда они наконец поженились, он стал щедрым, «добрым папочкой». Однако летом две тысячи третьего года был еще насторожен. О русских тогда ходило множество слухов, часто нелестных…

Когда в своих одиноких «поэтических» прогулках Анжела отправлялась в местные интернет-кафе, Соланж следить за ней не могла: уходить в город без разрешения папы не рисковала. И тогда Анжела посылала Олегу подробные сообщения или общалась с ним через «Аську».

С каждой новой выходкой Соланж Анжела все отчетливее понимала: если она хочет выйти замуж за Франсуа Дюваля, девчонку надо устранить. Каким-нибудь способом.

Но каким?

Соланж любила купаться и для своего возраста плавала неплохо… Вот бы она утонула!

– А что, – сказал Олег, – это можно устроить. Только покумекать надо.

Пока Олег кумекал, они успели осмотреть чуть не всю Ибицу. И древние руины, и современные дискотеки, и яркий базар, и акрополь, построенный в седьмом веке до нашей эры, и аквариум с экзотическими рыбами. Франсуа Дюваль с дочерью наслаждались экскурсиями, а Анжела только делала вид. Что ей до финикийских гробниц или подземных пещер, когда ее судьба, можно сказать, решается?! Если ее брак с Дювалем сорвется, то рухнут многие планы и надежды. Она до сих пор, несмотря на фантастический успех у мужчин, не нашла своего пристанища в жизни. Хорошо обеспеченного, престижного пристанища, в доме любящего мужчины, который бы ее баловал и холил. Да так, чтобы все знакомые приятельницы возводили глаза к небу: боже, как он ее любит! – и вздыхали завистливо. И Франсуа Дюваль мог таким мужчиной стать.

Должен был стать!

После Ибицы яхта Дюваля двинулась на Майорку, а Олег все молчал. Эх, тогда бы, как сейчас, иметь в распоряжении и соцсети, и Скайп, и зум, и мессенджер, и смс-сообщения… Но нет, тогда всего этого еще не изобрели (или изобрели, кто его знает, но до массового потребителя еще не дошло), и по мобильным телефонам можно было лишь разговаривать. Поскольку Анжела почти постоянно находилась не одна, а рядом с женихом и будущей падчерицей, то она условилась с Олегом так: он делает короткий звонок на телефон Анжелы, вроде бы кто-то ошибся номером. А она, как только возникнет возможность, связывается с ним через интернет.

Но короткого звонка все не было.

Они целых три дня простояли у города Пальма, столицы Майорки, наведываясь ежедневно на сушу за новой порцией впечатлений. А Олег все не звонил.

Они двинулись дальше, продолжая огибать побережье острова, рассматривая заливы, отели, бутики и рестораны, где день и ночь царил вечный праздник – хотя и не столь интенсивный, как на Ибице.

Наконец Олег подал признак жизни, коротко тренькнув на мобильный Анжелы.

– А кто тебе звонит? – спросила Соланж, гадко ухмыляясь.

– Никто. Ошиблись номером, – ответила Анжела с ангельской улыбкой. – Но дети не должны задавать такие вопросы взрослым, малышка.

– Извини, Анжела, – ответила пай-девочка, глазки которой горели адским огнем.

А ее папа умильно улыбнулся, ни на секунду не заподозрив подковерную игру между своей дочерью и невестой.

Когда они отправились в город пообедать, Анжела увидела СПА-отель и немедленно заявила, что им всем совершенно необходимо расслабиться в джакузи, сауне и на массажном столе. Причина была проста: в просторных помещениях СПА было проще оторваться от пристального наблюдения вредной малолетки.

Франсуа к идее отнесся благосклонно, и вскоре они, облачившись в халаты, разбрелись по разным массажным кабинетам и местам прочих процедур. Франсуа водил дочку с собой, и Анжела избавилась наконец от шпионки.

Она укрылась в каком-то коридоре, где стеклянная стена выходила на цветник поражающей красоты.

– Олежка, говори. Только быстро.

– Ты где?

Анжела назвала местечко, и Олег, давно работающий на Балеарах, мгновенно сориентировался.

– Я придумал. И все написал. Постарайся задержаться в этом городишке, тут есть отель «Старые камни», спроси у портье конверт на твое имя, он там будет тебя ждать. Черкни в ответ пару слов, «да» или «нет», в смысле подходит ли тебе моя идея. Я позже вечером зайду и заберу ответ. Если скажешь «да», будем план разрабатывать. Найдем, как связаться. Целую, обожаю, богиня моя.

«Богиня моя». Тело Анжелы заполыхало от желания. Она знала, что означает «богиня моя». Это были такие ласки… Такие, что…

Нет, слов не найти. Только глубоко дышать, глубоко-глубоко, и стараться успокоиться. Потому что внутри нее уже началась буря. И следовало ее угомонить.

Эх, Олежка, Олежка. Был бы ты поумней да побогаче…

Какой толк мечтать. Он такой, какой есть. Но Анжела чувствовала: влюбилась бы без памяти – навсегда, навеки! – в этого мужчину, если б к его «головке» да голову.

Да капитал приличный, конечно.

«Уговори Дюваля съездить на остров Форментера, – было написано в письме. – Он ближе к Ибице, а вы сейчас на Майорке, – но вам все равно на Ибицу возвращаться, яхта ведь там прописана в гавани? Форментера знаменита красивыми лагунами, скажи, что хочешь полюбоваться. Я приложил карту, посмотри: остров похож на большую кость, левая «головка» кости широкая, потом сама кость, узкая такая полоска, и справа маленькая «головка». А нижняя часть этой маленькой «головки» почти плоская. Туда-то вам и надо попасть.

Позже уговоримся о точном времени и месте. А пока план такой: там множество бухт, доступ к которым только с моря. То есть никакой человек в зоне видимости там не появится, да и пляжей нет, и почти никакого жилья, дикие места. В одной из бухт – я потом тебе точно укажу ее на плане – ты попросишь остановиться, чтобы поплавать. С правой стороны бухты (если смотреть с яхты на берег) торчит из воды маленькая скала. Или, скорее, большой камень. Купайся недалеко от него и девчонку, главное, соблазни поплавать с тобой. Сам Дюваль, ты говорила, небольшой любитель купания, надеюсь, на яхте останется.

Я вас буду видеть и слышать, так как спрячусь за скалой. Как только станете там плескаться, я выпущу «португальский кораблик» прямо в вашу сторону. Ты начни кричать, визжать, чтобы девчонка спасалась, что у медузы щупальца ядовитые и очень длинные и что ей нужно скорее грести к яхте.

Я в это время незаметно подплыву и ее схвачу, увлеку под воду. Ты крикнешь Дювалю, что девочку наверняка медуза ужалила, у нее ведь щупальца очень длинные, и ты боишься подплыть. Если папаша решится и прыгнет в воду, ты в это время начни «тонуть». Ему придется выбирать, за кем плыть, то ли тебя спасать, то ли дочь. Это даст мне запас времени, чтобы уволочь Соланж достаточно далеко. В скалах есть грот, там я ее и спрячу, пока Дюваль будет суетиться вокруг. А потом, ближе к ночи, утоплю тело подальше.

Ну и все. Дальше вызывайте помощь, водолазов – но ее никто не найдет, об этом я позабочусь. Как тебе план?»

Анжела перевернула лист бумаги и на обратной стороне написала: «ПОТРЯСАЮЩЕ! Я ТОБОЙ ВОСХИЩАЮСЬ! Держим связь».

Затем попросила у портье чистый конверт, вложила в него листок, написала имя Олега и оставила запечатанное письмо на стойке.

Франсуа Дюваль никуда не торопился: у него был отпуск, у дочери каникулы, а Анжела, переводчица по профессии, работала частным образом (так она ему сказала), отчего время ее было ненормировано и ничто ее не подгоняло.

Так что плыли они все так же неспешно, разглядывая города и городишки, пляжи, скалы. Останавливались, ужинали в ресторанах, заходили в бутики.

Анжела теперь была настороже и бдительно высматривала Соланж поблизости, когда намеревалась позвонить Олегу. Той фотографии, хоть и единственной, с лихвой хватало для шантажа, и маленькая стерва продолжала вымогать разные мелкие, но дорогие покупки. Она поднимала к Анжеле свою маленькую головку и смотрела на будущую мачеху глазами маньяка, который уже поймал жертву и теперь наслаждается мыслью, как будет ее мучить. Непомерно высокие холмики верхней губы, «арка Купидона», придавали сладкой улыбке Соланж плотоядное, хищное выражение.

Они уходили с яхты гулять по бутикам вместе, прямо-таки за ручку, – Соланж ребячилась и даже иногда подпрыгивала как маленькая, держась за ладонь Анжелы, – а ее отец умилялся, радуясь, что нашел все же женщину, которая не только прекрасна сама по себе, но и сумеет стать заменой рано умершей матери девочки.

Парадоксально, но шантаж Соланж обязывал, как договор, скрепленный подписью, обе стороны. Если Анжела тратила на маленькую вымогательницу деньги, то и та была вынуждена соблюдать свою часть договора, то есть молчать. Иными словами, не только не рассказывать отцу об Олеге, но и делать вид, что у нее с будущей мачехой идеальные отношения. Иначе с какой бы стати она отправлялась за ручку с Анжелой в бутики?

Вот так, потихоньку огибая Майорку, они наконец закончили эту экскурсию. В планах Франсуа была теперь Менорка, однако Анжела запросила Форментеру, показывая ему в буклете потрясающие виды бухт острова. «В мировом рейтинге пятое место по красоте пляжей! – восклицала Анжела. – Пятое, с учетом всяких райских островов, представляешь?»

Соланж тоже выразила желание увидеть столь потрясающие бухты. На самом деле она, услышав от Анжелы название острова, заглянула в буклет и прочитала там о нудистских пляжах этого острова. И девочке – любопытной, как все дети в ее годы, – ужасно захотелось увидеть голых взрослых. Особенно, конечно, мужчин. До сих пор ей только иногда удавалось увидеть маленькие письки мальчишек – но то, о чем рассказывали подружки, никак не вязалось с увиденным. А увязать одно с другим хотелось.

Так что идея Анжелы пришлась Соланж весьма по душе.

Под давлением своих «девочек» Франсуа Дюваль согласился обойти на яхте этот маленький остров. Школьные каникулы подходили к концу, и он даже счел такой вариант более разумным: на Форментеру хватит и трех дней, решил он, – после чего они вернутся на Ибицу, а оттуда улетят во Францию, как раз к началу учебного года, который стартовал десятого сентября.

Как только Дюваль составил план по датам, Анжела сообщила его Олегу. И перед тем как отчалить с Майорки, получила от него еще одно письмо. В нем находилась подробная карта-схема острова с бухтами и стрелками, показывающими путь.

Анжела должна была найти возможность сделать звонок, всего один, когда они окажутся на острове. Наверняка они сойдут на берег, чтобы перекусить в ресторане, и ей удастся уединиться. И тогда Анжела сообщит Олегу, в какую сторону Дюваль думает плыть с утра. Скорее всего, в южную часть острова – ведь Анжела приложит все старания, чтобы уговорить его отправиться именно туда.

Все произошло именно так, как Олег предполагал. Яхта Дюваля пришвартовалась недалеко от маяка, и все сошли на берег. Франсуа держал на борту квадроцикл для перемещения по суше, на нем они и проехали два километра до ближайшего ресторана. С утра они собирались поплыть вдоль южной части острова, мимо диких бухт необыкновенной красоты, посмотреть на которые так мечтала Анжела. Соланж была разочарована: в диких бухтах никто не купается, и нудистов там нет. Однако дальше пойдут места более цивилизованные, и она сможет все-таки увидеть голых дяденек. На тетенек тоже интересно посмотреть, между прочим, – ведь так особо негде разглядеть, у кого что как. А когда представляешь свою будущую взрослую жизнь, то ужасно хочется ее подсмотреть у других…

Анжела сумела сделать звонок-подтверждение Олегу. План был готов, детали ей известны. Оставалось только попасть в заветную бухту со скалой.

– Франсуа, шери^[15], смотри, какая красота! Давайте здесь поплаваем!

Анжела выбралась из шезлонга и встала у борта яхты, любуясь бухтой. Она и впрямь была необыкновенна: переливы синего, голубого, зеленого, стаи золотистых рыбок по дну.

– Ты меня поснимаешь, дорогой, ладно? – Анжела уже ступила на верхнюю перекладину веревочной лестницы. – Соланж, ты идешь?

– Иду… Только я не хочу фотографироваться. Пап, слышишь, меня не снимай! Я не хочу!

Анжела знала почему. Маленькое тельце Соланж, без талии, бедер и груди (для которой, разумеется, возраст еще не пришел), было ровненьким, как бревнышко. И Анжела чувствовала, что Соланж отчаянно завидует ее точеной фигурке с тонкой талией, красивой линией бедер, высокой грудью. И мечтает стать такой же, когда вырастет. Однако боится, что никогда из нее такая красотка не получится. Да и с чего бы? У Анжелы уже в детстве наметились все крутые изгибы, уже стройными были ножки, уже изящной была шейка. А из этого бревнышка ничего путного не выйдет. Девочка это будто предчувствовала и завидовала папиной невесте отчаянно. Это частично объясняло ее нездоровое желание удерживать Анжелу в своей власти с помощью шантажа. Возможно, она и поцелую Анжелы с Олегом завидовала? Не столько за отца переживала, сколько жаждала, неосознанно, мстить будущей мачехе за ее красоту и сексуальную привлекательность?

Как знать. Однако похоже на то: Анжела кожей ощущала соперничество этой маленькой самочки.

– Раз, два, прыгаем! – скомандовала Анжела, и они обе плюхнулись в сказочную бирюзу бухты. – Давай до того камня, наперегонки!

– Да я тебя в два счета обгоню, – заверила ее Соланж и поплыла кролем.

Анжела, конечно же, отстала. Неожиданно из-за камня появился лиловый пузырь с гребенчатым верхом. Покачиваясь на волнах, он медленно плыл в сторону Соланж.

– Спасайся! – изо всех сил закричала Анжела. – Это «португальский кораблик», он страшно ядовит! И у него щупальца ужасно длинные, плыви скорей назад, Соланж!!! Франсуа, Франсуа, ты видишь это? Девочку надо спасать, медуза ее догоняет!!!

Пока побледневший Франсуа вглядывался в слепящую гладь моря, его дочь исчезла с поверхности воды.

– Где она?! – кричал Франсуа.

– Где она?! – вторила ему Анжела. – Я не вижу… Попробую подплыть… Но я боюсь, Франсуа, придумай что-нибудь, эта медуза страшно ядовита!!!

«Португальский кораблик» принялся меж тем медленно дрейфовать в сторону открытого моря.

Франсуа схватил пожарный багор и прыгнул с борта яхты в воду.

– Зачем ты это взял? – прокричала Анжела. – Брось, к медузе все равно нельзя приближаться, у нее щупальца под водой!

Анжела поплыла в сторону физалии, Франсуа за ней, шлепая багром по воде.

– Остановись, Анжела! – кричал Франсуа.

– Я только попробую нырнуть…

– Не смей! Не хватало еще, чтобы ты тоже… Соланж, ау, девочка моя, откликнись!

Анжела нырнула, потом вынырнула, отчаянно хватая воздух ртом.

– Боже, тебя эта дрянь ужалила?!

– Не знаю… кажется, нет.

– Ты Соланж увидела?

– Нет…

Франсуа пытался нырнуть, но багор ему мешал. Отбросив его, Дюваль нырнул, но почти сразу же появился на поверхности воды: он не отличался умением плавать и уж тем более нырять.

– Где девочка моя?! – кричал он. – Где она?!

– Не знаю, Франсуа… Сейчас еще нырну, попробую найти…

– Не смей! Оставайся тут, возле скалы! Я сам поплыву в сторону медузы!

– Франсуа, Франсуа, очнись! Медуза уже далеко. Она не утаскивает жертв с собой, она их только жалит. Если «кораблик» ужалил девочку, то она где-то тут, в воде, недалеко, возле этого камня! Плыви ко мне, давай попробуем ее найти!

Они ныряли и подныривали в районе скалы до тех пор, пока Франсуа не стало плохо. Анжеле тоже было не особо хорошо: ее тошнило, видимо, наглоталась воды…

– Возвращайся на яхту, Анжела, я сам буду дочку искать, – проговорил Франсуа, еле живой: сердце прихватило.

«Португальского кораблика» уже давно след простыл: куда уплыл, в какой стороне исчез, они даже не заметили. Франсуа тяжело дышал, держась за борт яхты. Анжела, прикрыв глаза, уцепилась за борт чуть подальше.

– Вызывай спасателей, – слабым голосом проговорила она. – Я попробую снова нырнуть…

– Не смей! – крикнул Франсуа. – Ты утонешь!

– Медуза уже уплыла, милый, – почти прошептала Анжела. – А вдруг я Соланж найду…

И она, сделав несколько гребков брассом, снова нырнула.

Ее не было так долго, что Дюваль едва не умер от волнения. Оторвавшись от борта яхты, он попытался подплыть к скале, у которой все события и произошли. Неожиданно Анжела показалась на поверхности. Задыхаясь, она ухватилась за шею Дюваля, шепча: «Я все осмотрела, как могла, но нигде Соланж не увидела…»

Глаза Анжелы были красными и мокрыми – то ли от морской воды, то ли от слез.

Франсуа тоже заплакал.

– Девочка моя, как же так… Соланж, доченька, выплыви, пожалуйста, маленькая моя… – бормотал он, с трудом поднимаясь на борт яхты.

Было очевидно: своими силами им ребенка не найти.

Франсуа прилег на кровать в каюте. Анжела уговаривала его вызвать медицинскую помощь, но он ничего не желал слышать: хотел дождаться спасателей. Тогда Анжела присела рядом с ним и гладила его по руке до тех пор, пока не прибыла береговая охрана со спасателями.

Однако сколько ни ныряли водолазы, ничего не обнаружили. Услышав о «португальском кораблике», они немного удивились, поскольку нашествия физалий зафиксировано не было – однако одиночные экземпляры вполне могли дрейфовать у берегов Балеарских островов.

– Где же моя дочь?! – вопрошал Франсуа Дюваль.

Увы, ответить на его вопрос никто не мог.

– Тут разные течения… Могло отнести…

Офицер не сказал «отнести тело», щадя нервы отца, – однако тот понял невысказанное и схватился за сердце.

Кончилось все тем, что Франсуа Дюваля, под ласковые уговоры Анжелы, доставили в местную больницу.

Пробыл он там три дня, и все это время водолазы искали тело Соланж.

Но так и не нашли.

Раздавленный горем, разбитый физически, Дюваль покинул местную клинику, опираясь на плечо Анжелы. Женщины, которая изо всех сил пыталась спасти его дочь. Единственного человека, способного разделить его боль. Она, Анжела, стала ему не только прекрасной любовницей, но и верным другом.

* * *

Остаток вечера Реми изучал в интернете карту острова, вглядываясь в те бухты, где драма могла произойти вдали от посторонних взглядов, – небольшие каменистые лагуны, не привлекающие туристов, находящиеся вдалеке от поселений. Иначе бы множество людей стали свидетелями исчезновения ребенка в волнах, бросились бы на помощь. И разговоров об этом было бы столь много, что не утихли бы до сих пор. Таких лагун он присмотрел на карте три. К счастью, все они находились на относительно небольшом расстоянии друг от друга, что позволит ему немного сэкономить завтра время. Жилья рядом вроде нет, но стопроцентного доверия к картам Гугла Реми не испытывал. Надо на все своими глазами посмотреть.

Он показал Терезе лагуны на экране ноутбука.

– Я знаю эти места, – кивнула женщина. – Вот эти две, – ткнула она пальцем в экран, – туда вообще с берега не попасть, очень крутой обрыв, только по воде можно приплыть. Сверху красотища, вода – как изумруды с сапфирами. Я девушкой любила там с подружками гулять, мы часто наверху останавливались и любовались… А с третьей бухты наверх ведет тропинка. Но от первых двух ее отделяет скала, вот, смотрите, она выдается в воду. Ее не обойти, только вплавь добраться можно.

Реми отправил небольшой отчет Этьену Пасье и Ксюше – она переведет Кису – и лег спать.

Но телефон тренькнул. Въедливый Кис прислал сообщение: «Тропинка была только в одной бухте двадцать лет назад. С тех пор многое могло измениться».

«Завтра и посмотрим», – решил Реми и закрыл глаза.

День девятый

Тереза уже приготовила завтрак, когда он проснулся. Козий сыр, хлеб, масло ждали его на столе. Кофейник закипал.

Не слишком избалованный подобной добротой со стороны едва знакомого человека, Реми не знал, как хозяйку благодарить, и в третий раз повторял «спасибо», пока Тереза не одарила его столь издевательской ухмылкой (мол, ох уж вы, французы…), что он умолк.

На вопрос о возможных изменениях в топографии тропинок Тереза пожала плечами:

– Когда я девушкой была, туда с подружками гулять ходила. А потом замуж вышла, дочку родила, позже сына – не до прогулок стало!

«Ладно, – подумал Реми, – на месте разберусь». И, сверившись с картой, покатил на мопеде в сторону бухт.

По высокому берегу параллельно краю обрыва шла еле заметная тропинка – тут ходили нечасто, трава едва вытоптана. Внизу, у подножия отвесного склона, море «сверкало изумрудами и сапфирами», как выразилась Тереза, однако никакой стежки-дорожки, ведущей вниз, к полосе прибоя, Реми не увидел. Он проехал почти шесть километров – медленно, поглядывая на обочину, поросшую невысоким кустарником, – пока не приблизился к поселку.

Поскольку обитаемые зоны в их с Кисом логический расклад не вписывались, Реми повернул назад, снова вглядываясь в кромку обрыва. Время от времени он останавливался, слезал с мотоцикла и подходил к отвесному краю, выискивая взглядом хоть фрагмент голой земли, проплешину среди темной зелени. И наконец увидел. Не тропинку, но как раз проплешину. Внизу вдоль прибоя шла узкая полоска песка, которую даже с натяжкой пляжем не назвать. Справа берег бухты был перерезан цепочкой скал – изгрызенные временем камни выдавались в море.

Реми еще раз прошелся поверху, вглядываясь вниз: да, это наверняка та самая третья бухта, из которой можно худо-бедно подняться на высокий берег. Из двух соседних никак, если только ты не альпинист. А дальше, за бухтой, даже узкой полоски песка не было: из воды торчали только черные камни.

Проследив взглядом путь от края обрыва до проплешины, Реми разглядел в кустарнике узкие просветы, в лучшем случае сантиметров в пятнадцать шириной. Учитывая, что растительность повсюду плотно жалась друг к другу, корень к корню, не оставляя даже свободного сантиметра, Реми решил: вот она, пресловутая тропинка.

Он осторожно поставил ногу, затем другую и сразу же заскользил вниз по сыпучей песчаной почве. Обрыв был крут, и Реми счел за лучшее опуститься на корточки, а затем и вовсе сел на попу. Съехал вниз он быстро, надеясь, что джинсы достойно выдержали это испытание.

Внизу, отряхнувшись, он осмотрелся. Вода вблизи не сияла столь драгоценным блеском, но поражала неимоверной прозрачностью и чистотой. Стаи рыбок весело носились туда-сюда, никем не потревоженные.

Реми прошелся вдоль прибоя, дошел до гряды скалистых камней, уходящих в море. Она и являлась тем пресловутым «разделителем», из-за которого из двух первых бухт нельзя было перебраться по суше в третью, где имелась какая-никакая тропинка наверх.

Гряда невысоких скал образовывала нечто вроде грота, внутрь которого можно попасть из третьей бухты через многочисленные дыры и расселины; однако противоположная сторона грота казалась почти сплошной стеной.

Если верить, что девочка выжила (хотя в документах написано, что утонула), если их с Кисом сценарий близок к действительности, если… и еще много «если» – то лучшего места действия для реализации коварного плана Анжелы не придумать. Яхта стояла в одной из соседних бухт, Соланж купалась и вдруг увидела «португальский кораблик». Паника, крики. Олег подплывает под водой и тащит девочку на дно. Цель – утопить. Но утащить ее в открытое море прямо в тот момент Олег по каким-то причинам не смог. Может, потому, что отец нырял, изо всех сил пытаясь найти дочь под водой, и двигался в том же направлении, в котором Олег тащил ребенка. Анжела тоже должна была изображать поисковую деятельность. Ведь сестра Дюваля сказала со слов брата, что «русская» старалась спасти Соланж.

И этот грот – лучшее место, чтобы уйти с траектории поиска, временно спрятать тело. Кроме того, Олегу нужно было куда-то деть муляж «кораблика». Жаль, в его квартире сыщики не обратили внимания: он надувной? Скорей всего: не разгуливал же Олег с этим лиловым пузырем в руках. Но выпустить из него воздух тоже следовало на суше. Муляж наверняка управлялся простой веревкой, на которой Олег притащил его (вместе с податливым телом Соланж) в грот, выпустил воздух и забрал с собой. Да не просто унес – а сохранил до конца своей жизни как трофей. И его дочки любовались им, не подозревая, что смотрят на орудие убийства. Совершенного их отцом…

Итак, Олег подплыл к гроту. Спрятал тело девочки тут, – рассматривал Реми довольно плоские, обкатанные за века морской водой камни, устилавшие дно. Он заплыл в грот под водой – по суше со стороны соседней бухты в него не попасть, как Реми уже убедился, – и положил Соланж на эти камни, рассчитывая вернуться за утопленницей позже.

Однако против всех ожиданий Соланж оказалась жива. Она очнулась и выбралась из грота.

Маловероятно, конечно… Но при «сухом утоплении», то есть неполном, такое могло случиться.

А наиболее вероятно, что ее тут кто-то нашел. Может, люди пришли искупаться. Или пикник устроить. Или любовью заняться. И заметили через пробоины в стене грота какое-то цветное пятно внутри. Светлая кожа, купальник…

А там приблизились… Батюшки, ребенок!

В общем, кинулись люди ребенка спасать. Соседняя бухта не просматривается отсюда, яхту они не видели (если она все еще стояла на месте). И криков эти люди, надо полагать, не слышали – то ли в тот момент царила тишина, то ли звуки сюда не доносились: если яхта встала на якорь в первой бухте, то до нее от третьей больше километра, к тому же их разделяет гряда скал.

Откуда взялась в гроте девочка, они понятия не имели. Но мысль была, наверное, одна: скорее оказать ей помощь, спасти, если еще не поздно…

Короче, новый виток сценария. Правильный или нет – бог весть; но, скажем так: правдоподобный. Так могло быть.

Жалко, Ксюши здесь нет, она бы уже целый роман сочинила, – улыбнулся сам себе Реми.

Главное, местность располагала к такому развитию событий. А местность – это уже немало. Она тесно связана с преступлением; от нее часто зависит физическая возможность (или невозможность) его совершения. И данная местность идеально вписывалась в схему.

Ну что ж, теперь у Реми один путь: наверх. И там стучаться в ближние жилые дома, искать местную больницу или хотя бы медпункт…

20 лет назад. Соланж

…Когда из-за небольшой скалы неожиданно выплыл «португальский кораблик», Соланж испугалась. Анжела ей рассказывала несколько дней назад о таком необычном организме, который вовсе не медуза, хотя его считают именно ею. А на самом деле это новый организм, сказала Анжела, рождающийся прямо на наших глазах. И еще он страшно ядовит…

Тогда ее рассказ воспринимался отвлеченно, как телепередача «Хочу все знать». Но когда это сиреневое чудовище показалось на волнах, когда крик Анжелы напугал ее больше, чем сам «кораблик», у Соланж все сжалось внутри живота от страха. Она резко развернулась, чтоб плыть прочь от скалы к спасительной яхте…

И тут произошло что-то странное. Ее щиколотка оказалась в путах… непонятно чего. «Оно» не жалило, однако крепко держало. Хуже того, тянуло на глубину. Соланж пыталась сопротивляться, дергала ногой, чтобы освободить ее, и даже поднырнула, чтобы увидеть, в чем там дело, что поймало ее за щиколотку…

А увидела черный силуэт в костюме дайвера.

И это напугало ее до такой степени, что она стала рваться на поверхность изо всех своих детских сил.

Но лишь на одну секунду ей удалось показаться над поверхностью воды, услышать крики отца, вдохнуть побольше воздуха, и ее снова потащило ко дну.

Она старалась задержать дыхание, убедить себя, будто ей вовсе не нужно дышать, будто она рыба. Она перестала сопротивляться и поддалась жестокому черному человеку, волочившему ее вглубь: может, удастся обмануть его, может, он отпустит; может, она сумеет вдохнуть еще хоть один глоток воздуха…

Но она только чувствовала, что он тащит ее под водой все дальше и дальше. Соланж снова сделала отчаянный рывок на поверхность. Ей удалось глотнуть еще немного воздуха, как вдруг черный человек отпустил ее ногу. Однако лишь затем, чтобы перехватить ее тело покрепче и направить его к скалистому камню. Соланж видела сквозь толщу воды, как неумолимо приближается его черная громада. Голова ее ударилась с размаху о ребристый бок…

Или ее ударили о камень?..

Стало так больно, что сознание ее помутилось. Она почувствовала слабость и тошноту.

А потом она перестала чувствовать что бы то ни было.

…Соланж очнулась. И подумала, что умерла. Дышать было очень трудно. Где она? Вокруг скалы, но между ними есть просветы. Через них видно берег, песок и воду… Это тот свет?

Она раскрыла глаза пошире и увидела два лица над ней, мужское и женское. Люди что-то восклицали, что-то спрашивали, лопоча на непонятном языке. Звуки доходили до нее, как через толщу воды. Не получив от девочки ответа, мужчина, согнув свою ногу в колене, перекинул ее через бедро лицом вниз и начал давить на ее спину. Соланж закашлялась, отхаркивая воду, да так сильно, что грудь разрывало. А женщина, присев, сунула Соланж в рот свои пальцы, отчего ее вытошнило. Потом еще, еще и еще раз.

Потеряв последние силы от жестокой рвоты, она снова провалилась в обморок.

И опять очнулась, когда те двое подняли ее – благо, девочка была легкой – и положили на что-то, похожее на носилки. Наверное, они были самодельными, потому что Соланж видела рядом со своей головой две большие сучковатые палки, на которых закрепили простыню в цветочек. Мужчина с женщиной пристегнули Соланж ремнем и потащили ее на этом приспособлении в гору по узкой, едва заметной тропинке, скользя по рыхлому грунту и цепляясь за ветки каких-то мелких кустарников.

И опять Соланж потеряла сознание, чтобы очнуться, на этот раз в медицинском кабинете. Или не кабинете… Но в каком-то медицинском месте. В горле у нее торчала трубка. В вене – игла. Говорить она не могла – но никто и не просил. Соланж этому была рада.

О чем говорить, когда ничего не помнишь?

20 лет назад. Олег

Несколько часов спустя Олег, как было запланировано, вернулся в грот за мертвой девочкой.

Но не нашел ее на том месте, на котором оставил.

Объяснений этому явлению практически не было. Никаких диких зверей тут не водилось. Спасатели сюда не стали бы заглядывать: невозможно представить, что захлебнувшийся ребенок сумел проплыть полтора километра до грота. А волной его сюда занести не могло, уровень скал выше воды.

Оставалось думать, что кто-то из местных наткнулся на тело Соланж раньше, чем Олег вернулся за ней. Но тогда бы уже все средства информации кричали о найденном трупе ребенка!

Либо кто-то… зачем-то… утащил труп… И ничего никому не сказал…

Олег совершенно не представлял, кто и зачем мог это сделать.

Однако предпочел не говорить об этом Анжеле. В его версии он уволок тело Соланж в глубины Средиземного моря, где ее никто не найдет.

А если когда-нибудь и всплывет тело, обглоданное рыбами и крабами, то опознать его уже будет нельзя.

Анжела осталась довольна. Теперь она могла дышать свободно, без оглядки на гадкую девчонку.

Однако с Олегом она решила расстаться. Убийство Соланж как-то вдруг все расставило на места. Она осознала: хватит тайных свиданий, утомительных уловок, чтобы выкроить время для встречи с Олегом. Конечно, лучше любовника ей не найти, но есть вещи поважнее секса. Нельзя рисковать таким выгодным браком.

Олег выслушал ее решение спокойно. Сказал: «Да, так будет разумнее», – и все. Ни упреков, ни обид. Анжела даже почувствовала разочарование. С другой стороны, их отношения никогда не претендовали на звание любовных. И у нее, и у него в течение всех этих лет были другие связи. Анжела искала мужа, а Олег не мог существовать без секса. Да, лучше любовницы, чем Анж, не сыскать, поэтому он всегда и охотно возвращался к ней при первой возможности. Но сейчас все усложнилось. Стало слишком хлопотно. И им действительно лучше расстаться. Надолго? Навсегда? Жизнь покажет. Как будет, так и будет, никто плакать не станет.

После шести месяцев траура и несбывшихся надежд на чудесное спасение дочери Франсуа Дюваль, потрясенный самоотверженностью Анжелы, – ведь она рисковала жизнью, чтобы спасти Соланж! – предложил ей руку и сердце.

Москва

День девятый, продолжение

Реми уехал на Балеарские острова, новости от него поступали скудно: на Форментере он много ездил и ходил, пытаясь отыскать следы Аборигенки, но пока результаты были весьма скромные.

Кис, тот и вовсе молчал. Поскольку Анжела от его услуг отказалась, Леша занимался, надо полагать, своими собственными текущими делами. Но без информации не было и пищи для ума, так что Ксения заскучала. Саша, сестричка, работала – ну, это как всегда. Если она не стучала по клавиатуре, сочиняя очередную статью, то убегала в редакцию. Ксюша провела последние два дня с родителями, чему те были неимоверно рады, но мысли ее крутились вокруг Аборигенки. Или пора ее называть Соланж?

Подождем, что Ремиша накопает. А там уже видно будет, Соланж это или кто…

Конечно, редкая форма верхней губы, пресловутая «арка Купидона», очень похожа у девочки на фотографиях, которые переснял Реми у сестры Дюваля, и у Аборигенки. Но ведь пока нельзя утверждать, что они идентичны!

Хотя Ксюша не сомневалась: это та самая девочка. Соланж. Она каким-то чудом выжила и теперь мстит.

Но Кису этого Ксения не скажет. За подобную фразу – «не сомневаюсь» – он быстро в угол поставит. «Доказательства и только доказательства, Ксюха!» Она даже будто услышала его голос. Приятный, кстати, мужественный такой баритон. Который в подобных случаях раскатывается до громового баса.

…Фразы, которые произносили женщины, поравнявшись с Анжелой на шопинге, были ли они реальными угрозами? Или Аборигенка просто пугала Анжелу до смерти? В конце концов, это тоже месть – заставить человека взмокнуть от страха. Но что, если она действительно намеревалась завести роман с одним из братьев – с Микой, без сомнения, поскольку сердце Даниэля занято, – а потом осуществить ту программу, которую озвучили Анжеле на ухо?

Хотя откуда Аборигенке знать, что Дани влюблен в Люсю?

Между прочим, она вообще на удивление много знает, Аборигенка. Отыскала Анжелу на экзотическом острове, нашла ее квартиру в Москве, разузнала о членах ее семьи. Допустим, она нанимает детективов, дает повсюду взятки, чтобы получить интересующую информацию, почему нет. Но это недешево. И ее слежки, переодевания – все это тоже затратно. А ведь Соланж от отца наследство не получила, – оно досталось братьям и Анжеле. Кстати, это, среди прочего, еще один мотив для мести. К тому же у нее наверняка есть и другая цель: семью Дювалей-Багировых извести, а их деньги – ее законное наследство! – вернуть себе. Поэтому она и разработала такой план: выйти замуж за одного из братьев, а дальше всех по очереди истребить.

Откуда у нее бабки, интересно? Если она сама много зарабатывает, то к такой работе должна быть прикована – а она и на острова слетала, и в Москве отирается вот уже сколько дней. Квартиру сняла, машину оплачивает…

Ксения еще немного подумала и отправила Реми смс-сообщение:

«Аборигенка в деньгах не стеснена. Скорей всего, Соланж подобрали и удочерили богатые люди. И очень вероятно, что они уже умерли, а Аборигенка свободно распоряжается унаследованными средствами. Имей это в виду в своих поисках. Целую».

Ответ пришел немедленно: «Ты гений. Тысяча поцелуев».

Довольная, Ксюша отправилась пить чай с родителями. Однако мысли все крутились в голове, и, едва закончив чаепитие, Ксения снова открыла телефон, посмотрела на фото Аборигенки, которое прислал ей Игорь.

Красивая девушка, ничего не скажешь. И форма верхней губы действительно необычная: два высоких, острых холмика в области фильтрума^[16]. Одета спортивно, джинсы в обтяжку да свободная майка без рукавов, – но если представить ее в вечернем туалете, то девица просто отпад. Любого мужика захомутает. Вернее, не любого, а как раз такого, как Мика. Любителя женского пола. Ксения почувствовала это сразу, по первому же оценивающему взгляду Микаэля, брошенному в вырез ее летнего платья. Тогда как Даниэль посмотрел на нее без всякого интереса. Его занимает только любимая.

Так что Аборигенка, изучив братьев, наверняка выбрала своей целью Микаэля.

А вот знает ли он об этом?

Кис с близнецами на эту тему не разговаривал. Он предупредил Анжелу. А она сообщила ли сыновьям об угрозах?

Вполне могла и не сказать. Испугалась, что парни начнут допытываться: отчего да зачем, да что ты ей сделала, мама, раз она желает нам всяческих бед?

Значит, надо Мику предупредить. Тайна клиента, конечно, дело святое, но Анжела заявила, что в услугах детектива Алексея Кисанова больше не нуждается. То есть она больше не клиентка.

Ксения посмотрела на часы: день в разгаре. И она позвонила Мике, попросила о встрече.

Тот удивился, но согласился, назначив Ксении рандеву через два часа в кафе недалеко от студии, где они с братом снимали сериал.

– Дорогая Ксения, – поцеловал ей руку Микаэль, – чем я заслужил такую милость: встретиться с вами наедине? Скажите честно, я вам нравлюсь больше, чем мой брат?

Мика со всей очевидностью ерничал. Ксюша усмехнулась.

– Конечно! Ваш профиль вот с этой седой прядкой над правым виском неотразим.

– Я так и знал.

Ксюша решила больше не поддерживать игру – зачем?

– Разумеется. И немало девушек желает с вами познакомиться, не правда ли? – Ответа она не стала ждать. – А не было ли среди них в последнее время иностранки? Высокой, интересной, говорящей по-русски с акцентом?

– Была… – искренне удивился Мика. – А в чем дело?

– Анжела вам ничего не сказала?

– Простите, не понял. Что она должна была сказать?

– Дело в том, что… – Ксюша вдруг смутилась: не так-то просто сказать человеку, что его собираются обольстить, а потом убить. – Возможно, это та же самая девушка, о которой Анжела говорила, – осторожно проговорила она. – Из отеля. «Аборигенка», как прозвала ее ваша мама.

– Которая отравила Антона? – воскликнул Мика. – Во всяком случае, мама в этом убеждена.

– Не исключено, хотя точно неизвестно…

– А что вам известно? И почему вы считаете, что моя новая знакомая та самая девушка? Какие у вас основания? – принялся Мика забрасывать Ксюшу вопросами.

Ой-ёй-ёй! Ксения поняла, что вляпалась. Если она сейчас пустится в объяснения, то ей придется выдавать Мике все их сыщицкие гипотезы и догадки. И Алеша Кисанов потом съест Ксюшу живьем.

Только этого не хватало!

– Я не уполномочена рассказывать вам те подробности, которые стали нам известны, – произнесла она с достоинством. – Однако вам следует иметь в виду…

На несколько секунд Ксении эта гипотеза показалась настолько невероятна, что она даже запнулась. Но быстро взяла в себя в руки: угрозы ведь действительно прозвучали.

– Эта девушка, Аборигенка, сейчас в Москве… И она заявила вашей матери, что выйдет замуж за одного из ее сыновей, а потом убьет его. Поэтому я хочу вас предупредить: если с вами пытается завязать знакомство иностранка, то избегайте всяких отношений с ней!

– И что, вы всерьез в это верите? – Мика попытался придать лицу ироничное выражение.

– Это вопрос не веры, а фактов, – спокойно ответила Ксюша. – И факт заключается в том, что оная девушка произнесла угрозу прямо на ухо вашей маме. Вот, посмотрите, – Ксюша повернула свой телефон к Мике. – Уж не с ней ли вы познакомились, часом?

По его вытянувшемуся лицу она поняла, что попала в точку. Микаэль не ответил, но и без того все было ясно.

– Она говорит по-французски?

– И по-французски, и по-испански, и по-английски. И даже по-русски.

– Бегите от нее. Под любым предлогом. Хотя бы на несколько дней.

– Что, все так запущено? – пытался ерничать, в своей обычной манере, Мика.

– Боюсь, что да, – серьезно ответила Ксения. – Она намерена навредить всей вашей семье.

– Почему?! – воскликнул Микаэль.

Ксения лишь покачала головой. Разве может она сказать сейчас Микаэлю, что его мать пыталась когда-то убить девятилетнюю девочку?! Тем более что ничего еще не доказано…

– Пока мы не знаем. Но как только, так…

И она направилась к выходу из кафе, оставив свой шоколад недопитым.

– Постойте! – услышала она голос Микаэля за спиной. – Ксения, минутку!

Он догнал ее и взял под руку доверительным жестом опытного ловеласа.

– Мы второй день не можем дозвониться до мамы. До Анжелы, – зачем-то пояснил он. – Вы не знаете, где она?

Ксения так удивилась, что развернулась всем корпусом к Микаэлю.

– Вы хотите сказать, она не отвечает на звонки?

– Я вроде так и сказал.

– А домой к ней вы не ездили?

– Пока нет.

– Ну так съездите, – посоветовала Ксюша. – Она заперлась ото всех, потому что испугалась… Навестите ее. Надеюсь, что у вашей мамы все в порядке.

Балеарские острова, Форментера

Дорожки и тропинки разбегались в разные стороны. По какой из них идти? Человек (или сколько их там было, спасителей) должен был, по логике вещей, сразу направиться за медицинской помощью. То есть искать надо медзаведение.

Хотя…

Могло быть и так: спасители оказали девочке первую помощь, после чего она пришла в себя, и они решили, что медицинская помощь уже не требуется. В этом случае они могли привести (или принести) ребенка к себе домой. Положить в кроватку и напоить чаем.

Между прочим, если принять во внимание факт, что полиции о подобном происшествии ничего не известно, то, скорей всего, так и было! Медицинский работник сообщил бы в полицию, разве нет?

Да только где же тот дом…

Реми принялся методично обходить все виллы, попадавшиеся на его пути. Их было немного, однако каждая занимала огромный, по парижским меркам, участок, в силу чего и каждый визит отнимал уйму времени. И везде качали головой, опасливо разглядывая визитера, говорившего по-испански с акцентом и рассказывавшего какую-то странную историю про выжившую утопленницу.

После часа прогулки по жаре Реми сообразил, что в откровенно новые дома – выделяющиеся модной архитектурой и свежей окраской – заглядывать смыла нет. Их тут просто-напросто не существовало двадцать лет назад. И принялся выискивать взглядом виллы попроще, постарше.

Такие тоже нашлись. Сероватые, чаще одноэтажные – не чета нынешним, белоснежным, с остроугольными крышами, устремившимися к небу. Однако и там никто ничего не мог сказать Реми о девочке-утопленнице.

Начало смеркаться. Реми уже съел два банана, прихваченных в поход, и выпил маленькую бутылочку воды. Теперь хотелось съесть что-нибудь посерьезнее, чем сладковато-мучнистая банановая мякоть, да и выпить было бы сейчас куда приятнее не воды, а бокал хорошего вина.

Собственно, дело даже не в том, что он устал и проголодался. Просто день заканчивался, а в сумерках люди становятся намного подозрительней, чем при свете солнца. Такая вот психология. Так что пора завязывать на сегодня.

Реми завел свой мопед и отправился к гостеприимной Терезе. Он бы с удовольствием пошел поужинать в какое-нибудь хорошее заведение, но где тут рестораны, он не знал. На своем пути он не увидел ни одного. Только виллы среди зелени да время от времени пустынные ухоженные поля.

Тереза, однако, ждала гостя с ужином – скромной паэльей с мидиями и кусочками курицы. На креветок и прочие ингредиенты паэльи у Терезы, возможно, не хватило денег… Или магазины слишком далеко?

Как бы то ни было, это гостеприимство, утраченное уже почти повсюду, тронуло Реми. Хотя, возможно, женщина была просто рада развеять свое одиночество?

«Неважно. Какая разница? Тебя накормили вкусным ужином – скажи спасибо, а не копайся в причинах», – сказал себе Реми. Завтра нужно будет найти магазин, накупить продуктов, вина. Деньги-то за еду Тереза вряд ли возьмет.

Пока что в благодарность он подарил своей хозяйке очередной эпизод сериала: рассказал о результатах исследования бухты и обхода прилегающих вилл.

Женщина сочувственно покачала головой: тропинок действительно не так уж мало, и Реми придется завтра навестить дома вдоль другой дорожки, потом вдоль третьей, четвертой… Остров небольшой, конечно, так что миссия французского детектива недолго продлится, тем более что он выбрал меньшую часть острова: по каким-то своим соображениям счел, что преступление произошло именно в здешних местах. Однако обойти всех жителей ни за день, ни за два не удастся.

Тереза вдруг поднялась из-за стола, не закончив ужин.

– А знаете что? Позвоню-ка я своим давним подругам, – заявила она. – Спрошу про утопленницу. Вдруг они что-то слышали!

– Постойте, Тереза. Не надо про утопленницу.

– Почему? – удивилась та.

Никто здесь об этом не знает, размышлял Реми. Иначе бы много шума-гама возникло: девочка, да потеряшка, едва не утонувшая и чудом выжившая, – весь остров бы знал. Но полиции ничего не известно, Тереза не слышала, люди, с которыми говорил сегодня Реми, – тоже. Причем среди них есть старожилы.

Что из этого следует? Два варианта:

– либо все-таки девочку подобрали люди с какой-то лодки (катера, теплохода и прочих плавсредств);

– либо ее спаситель (спасители) по каким-то причинам скрыли это происшествие.

Как человек, много лет имеющий дело с криминалом, Реми сразу же предположил возможные причины. В одной версии, наихудшей, спасителем мог оказаться педофил. Он привел девочку к себе и спрятал ее от чужих глаз по понятным причинам.

В другой версии, тоже криминальной, хотя менее страшной, Соланж приютила бездетная женщина. Мечтающая о детях – но «бог не дал». А тут вдруг р-раз – и дал! В виде полуживой девочки… И она никому ничего не сказала – потому что не хотела ребенка возвращать родителям. Раз уж ей «бог дал»… Испанцы весьма религиозны, а для верующего человека это выглядело именно как Дар Божий. В награду за что-нибудь (эта часть всегда легко придумывается: за труды, за страдания, за добрые дела и тому подобное).

В обоих случаях Соланж должны были рано или поздно увидеть соседи. Ведь она осталась жива, выросла. Значит, пока росла, выходила гулять. И, скорее всего, в школу ходила. Стало быть, спаситель придумал какую-то легенду, не вызывавшую повышенного внимания… Что-то мирное, не тревожное. Такое, о чем соседи не стали бы доносить полиции. Типа внучка приехала, племянница, кто там еще? В общем, родственница.

Правда, в варианте педофила все могло быть иначе: девочку заперли, и несколько лет никто даже не подозревал о ее существовании. Такие истории известны. Однако вряд ли подобное возможно на маленьком острове, где всё на виду. Продукты необычные для девочки купил; прокладки, когда у нее месячные начались. Одежду тоже приобретал: ведь дети растут. Тут в магазине наверняка всех в лицо знают, заметили бы странность: одинокий мужчина, и вдруг такие покупки. Да и не только магазины. К врачу девочку водил – не может ведь быть, что ребенок ни разу не болел за много лет! – или на дом вызвал… Короче, не мог он не засветиться, предполагаемый педофил.

А коли так, то девяносто девять процентов Реми дал за то, что ребенка он не сумел бы спрятать от посторонних глаз на много лет. Кем бы спаситель ни был, а девочку люди видели, и легенду он должен был придумать, чтобы оправдать появление ребенка в его доме.

Поэтому сейчас нужно сосредоточиться на поиске человека, к которому двадцать лет назад внезапно приехала девятилетняя родственница.

Кроме того, мысль Ксюши весьма разумна: учитывая траты Аборигенки, в деньгах она не стеснена. Наследство своего отца не она получила – оно досталось Анжеле и ее сыновьям. Значит, как Ксю и предположила, скорей всего, ее удочерили состоятельные люди. Отсюда и ее финансовая свобода. Поэтому Реми решил остановиться на версии о состоятельных людях, отложив пока в сторону версию о педофиле.

Если эта гипотеза не сработает, придется смириться с версией плавсредства. И тогда концов не найти. Но руки рано опускать, шансы обнаружить следы Соланж на острове еще есть.

– Тереза, – произнес Реми, – я вот что думаю…

И он поделился своими соображениями с женщиной.

Реми давно понял, что ум дается природой, а не учебой. Последняя обогащает знаниями, но если от рождения ума нет, то никакое образование не поможет. Выйдет лишь напичканный знаниями (отчего крайне болтливый) дурак.

Зато с природным умом и малограмотная крестьянка (каковой, по сути, являлась мать Хавьера) способна делать правильные выводы и выдавать разумные решения.

– В таком случае, – произнесла Тереза, выслушав Реми, – я буду спрашивать подруг, не приехала ли к кому двадцать лет назад родственница, так? А вам, уважаемый, я посоветую поговорить с учителями в нашей школе. Она у нас всего одна в этой части острова. Посмотрите у себя в компьютере, у вас же там как волшебная палочка, все найти можно! – усмехнулась она.

Идея Терезы насчет школы была здравой. Реми немедленно уселся за ноутбук.

– Вот только каникулы еще не закончились. Но учителя уже работают, верно? Им же надо готовиться к приему детей, август на исходе, – добавила Тереза и взялась за телефон.

Реми слышал, как она говорила со своими приятельницами. Испанская речь, суховатая и ритмичная, как щелканье кастаньет, услаждала его слух, хотя он не вслушивался в смысл, ища в интернете сведения о школе.

Нашел, перебросил маршрут к себе на телефон и заметил, что Тереза сидит, подняв смуглую руку, будто хочет привлечь к себе его внимание. В другой руке она держала мобильный, прижав его к уху. Реми подошел к женщине.

– А теперь повтори, Мария, я громкость включу, пусть наш француз услышит. Да, он по-испански хорошо понимает, не волнуйся, – проговорила Тереза и нажала кнопку громкой связи.

– Когда моя дочь училась в школе, – зазвучал женский голос, – к ним в класс пришла девочка со стертой памятью. Вроде бы головой сильно ударилась, поэтому все забыла. Она плохо говорила, но ее все-таки взяли в школу, чтобы она находилась среди детей и слушала уроки. Вот все, что я помню, – закончила приятельница Терезы.

– А как ее звали? – попыталась добыть побольше информации Тереза.

– Двадцать лет назад дело было, дорогая. Да и не знаю, называла ли мне дочка ее имя. Рассказывала про стертую память, это было чудно́, в то время мало об этом говорили – это потом кино пошло про амнезию, фильм за фильмом, – а тогда дочка удивлялась: как же такое возможно? Живешь-живешь, и вдруг раз! Памяти нет, будто и не жила до сих пор!

– Дочка в каком классе училась? – спросил Реми.

– Сейчас уже и не соображу, – ответила Мария. – Девять лет ей было в ту пору, кажется… Да, девять, точно.

Девять, как Соланж. Ну что ж, завтра Реми будет о чем поговорить в школе.

Он вкратце описал события сегодняшнего дня и отправил Ксюше с Алексеем голосовым сообщением.

Москва

День девятый, продолжение

Вечер Ксения проводила у сестры, Александры. Они ждали Алешу к ужину, а пока болтали о том о сем да играли с детьми.

Наконец он пришел домой, все сели за стол. Именно в этот момент им обоим упало сообщение от Реми. Текст был одинаковым: Реми лаконично описывал свои поиски в бухте и безуспешные опросы жителей, а также идею пойти завтра в школу, где училась однажды «девочка со стертой памятью».

– Сколько лишних трудов! – вздохнула Ксюша. – А ведь где-то лежит компромат, в котором Олег описал преступление. И охраняет его дракон по имени Дядя Коля.

– Ксюшка, надеюсь, ты не собираешься к нему в гости? – спросила Александра, которая была, в общем и целом, в курсе расследований своих родственников-детективов.

– Почему бы и нет? – Ксения исподлобья посмотрела на сестру.

– Потому что, дитя мое, он тебе ничего не скажет, мы это уже обсуждали, – вместо нее ответил Алексей. – Да и компромат находится не у него, об этом мы тоже говорили, помнишь: иначе дядя Коля мог им воспользоваться в своих интересах.

– У меня Альцгеймера еще нет, – насупилась Ксюша. – Я не забыла. Мы решили, что компромат хранится у священника, отца Михаила. И, между прочим, инфу о нем нарыла лично я!

Кис усмехнулся.

– Саш, у тебя нигде не завалялись кирпичи? – спросил он с невинным видом.

Сестры уставились на него одновременно с одинаковым выражением озадаченности на лицах.

– Пора постамент начинать закладывать, – пояснил Кис, – для памятника Ксюхе. Она ведь лично нарыла… – Он не удержался, хмыкнул, и сестры прыснули со смеха.

– Вредный ты, Лешка, – Ксюша показала ему язык. – А если все-таки попробовать его подкупить? – не сдавалась она.

– Кого, дядю Колю? Или священника?

– Обоих. Сначала одного, чтобы дал координаты, а потом другого. Пасье наверняка на это денег даст!

– Чистая совесть стоит очень дорого.

– Ну хоть попробовать-то можно! В конце концов, чем мы рискуем?

Алексей пожал плечами, со всей очевидностью выражая недоверие.

– Ну, спроси у Пасье, – все же согласился он. – Только имей в виду, сумма должна быть большой, у нас священники не страдают от нехватки средств на жизнь.

– Спрошу… – задумчиво ответила Ксения.

Она уже обдумывала, как раздобыть координаты дяди Коли. Если у сестер, то как им объяснить свой интерес? Или попросить братьев? Мику, скорее, ведь он уже немного знает об опасности, а мотивировать желание пообщаться с дядей Колей следует именно их безопасностью.

Или…

Можно ведь сослаться на капризы наследодателя! Мол, хочет он узнать, кто таков этот дядя. А то наследства Микаэлю с Даниэлем не видать, сказал Этьен Пасье, тиран и самодур.

Да, почему бы не попробовать?

И она, выйдя из-за стола, позвонила Люсе.

Уловка Ксении удалась. Люся безоговорочно поверила в волеизъявление тирана и самодура. Ведь ее интересовал только Даниэль, его благополучие… хотя, возможно, она уже думала о благополучии будущей семьи? Так или иначе, она готова была ответить на любой вопрос, лишь бы Дани не лишился наследства.

Ксюша спросила, как связаться с дядей Колей, и Люся ей продиктовала телефон и даже адрес.

– Знаете, что? Уж дайте мне заодно и координаты отца Михаила, – проговорила Ксения легким, необязательным голосом, будто идея пришла ей в голову прямо сейчас. – А то вдруг Этьен Пасье попросит и о нем разузнать подробности. Сами видите, какой он въедливый, – усмехнулась она.

– Да уж, – согласилась Люся.

В голосе ее прозвучало осуждение. С ее точки зрения, богатый француз манипулирует ими, считая, что все можно купить…

Самое смешное, что Люся была по-своему права. Прежде всего потому, что Этьен все-таки купил их, братьев, своими деньгами. Они выполняли его волю только из-за наследства – никаких других причин, более человечных, для этого у них не имелось. Уже хотя бы потому, что Этьена они не знали и ни сыновних чувств, ни даже простой симпатии испытывать к нему не могли.

Что, строго говоря, ни в коем случае не вина Этьена Пасье. Он, пожалуй, действительно покупает. Но ведь они продаются, верно? А товар не имеет права осуждать своего покупателя. Или пусть не будет товаром!

– …Но телефона батюшки у меня, к сожалению, нет, – добавила Люся.

Ксюша поблагодарила девушку и посмотрела на часы: начало десятого. Вроде бы не поздно?

Мужчина откликнулся довольно быстро, и по голосу было ясно, что Ксения его не разбудила.

Она представилась. Голос у дяди Коли оказался неприятно-глуховатым и лишенным всякого выражения. На все вопросы он отвечал: «Зачем вам?»

«Можно я к вам приеду? – Зачем вам? – Поговорить хочу. – Зачем вам? – О документах, которые Олег Николаевич вам оставил на хранение… – Зачем вам? – Они у отца Михаила, да? – Зачем вам?..»

И так длилось минут пять. Можно сказать, дядя Коля истощил силы противника. Ксюша сдалась и попрощалась.

Она просидела некоторое время в задумчивости.

В принципе, братья могут знать телефон отца Михаила. Но ведь они спросят: а почему вы хотите с ним связаться?

«Да вот ваша мама двадцать лет назад пыталась убить ребенка, и компромат на нее хранит батюшка», – хорошенький ответ, а?

Понятно, что этот путь исключен.

У Анжелы тоже не спросишь. Тем более что она затаилась, не отвечает на звонки. Надо будет завтра узнать у парней, как там она…

Или завтра поехать к дяде Коле домой?

Так он ее и в квартиру не пустит. Он ведь не случайно так отвечал, как робот, зачем-зачем. Это такая уловка, чтобы уклониться от расспросов. Будто он то ли дурачок, то ли хам…

Странно, этот пожилой человек не произвел на Ксению впечатления ни того, ни другого, когда она видела его в квартире Мики.

Ксюша решила еще раз побеспокоить Люсю.

– Алло? – произнесла та в трубку, и на этот раз Ксения услышала фоном голос Даниэля: «Кто это?»

Люся объяснила, что сыщица. Ксюша ждала, что Дани возьмет трубку и потребует, чтобы их оставили в покое, – но нет, этого не случилось. Ссылка на Этьена Пасье, тирана и самодура, все еще работала.

– Я могу вам еще чем-то помочь? – вежливо спросила Люся.

– Да. Я дозвонилась до вашего дяди Коли, но он очень странно со мной говорил. Не знаю, что и думать. Какой-то заторможенный, все время повторяет одно и то же… Ему это свойственно?

– Нет, обычно он вменяемый… – удивилась Люся.

– Людмила, я могу вас попросить позвонить ему? Уговорите его встретиться со мной. И заодно спросите, как можно связаться с отцом Михаилом, ладно?

– Им тоже Этьен Пасье интересуется? – с некоторым сомнением в голосе спросила Люся.

– Помните, вы мне рассказали о том, что Анжела очень прислушивается к мнению этого священника? Вот месье Пасье и попросил описать ее духовника… Он ведь хочет все знать о своих сыновьях и о женщине, которая родила их от него, понимаете? Ему осталось жить чуть больше месяца, Люся. Можно его понять: в данный момент все его душевные силы сконцентрированы вокруг них…

– Господи, конечно! Прямо сейчас позвоню. Знаете, Ксения, мы с Этьеном Пасье не знакомы и даже не представляем его… Но это, должно быть, так страшно: умирать и знать об этом! И каждый день прощаться с жизнью… Похороны послезавтра, мы сразу возьмем билеты в Париж. Можно я приду к Этьену познакомиться? Я ведь… Ой, а мы не сказали вам!

– Что вы собираетесь пожениться? – усмехнулась Ксения.

– Ну вот, вас мы тоже не удивили. Какой-то сюр, все вокруг давно всё поняли!

Голос Люси, в противоречие ее словам, отнюдь не звучал расстроенно. Казалось, она была только рада, что «все всё поняли».

– Так могу я тоже к Этьену поехать как невеста Даниэля? Мы хотим, чтобы его отец нас благословил…

– Спрошу. Но уверена: он будет только счастлив!

– Я тоже так думаю, – доверительно произнесла Люся. – Я так поняла, что он прожил очень одинокую жизнь. Так хоть перед смертью…

Девушка шмыгнула носом. Послышалось утешительное бормотание Дани.

– Простите меня, я неприлично сентиментальна, – произнесла Люся. – Да, конечно, Ксения, я прямо сейчас позвоню дяде Коле. А потом вам. Не поздно будет?

Заверив, что не поздно, Ксюша распрощалась с сестрой и Алексеем – такси уже ее поджидало – и отправилась в гостиницу.

Звонок от Люси застал ее в пути.

– Ксения, вы правы! – возбужденно заговорила девушка. – Дядя Коля не в себе! Он, вы не поверите, сказал мне, что пару дней назад одна девушка тоже просила у него адрес и телефон отца Михаила, и он дал – а теперь простить себе не может! Потому что это была наверняка наводчица! Отца Михаила вчера избили и ограбили! Он сейчас в больнице! И дядя Коля чувствует себя виноватым!

Ксюша, проговорив слова сочувствия, поинтересовалась, какие ценности унес грабитель, однако Люся не знала.

– Ой, я не спросила… В таком шоке была… Попробую завтра разузнать, хорошо? А то уже поздно…

Милая Люся. Ты даже не можешь представить, кто и почему ограбил отца Михаила. Лично ли Аборигенка приняла участие в избиении и ограблении или наняла кого – Ксюша не сомневалась: это ее рук дело.

Иными словами, компромат теперь у Аборигенки. И надеяться на то, что он попадет в руки их сыщицкой команды, не стоит.

Ксюша начала набирать на смартфоне текст, чтобы рассказать Реми и Кису о своих открытиях, как вдруг передумала. Надо все-таки сначала проверить. А то Кис снова скажет: ФАКТЫ ГДЕ?

Все-таки зануда он, любимый Сашкин муж и великий детектив.

С утра она отправилась по адресу дяди Коли – за фактами. Тот жил в Марьиной Роще, и Ксюша за время недолгого пути от отеля до его дома так и не решила: предупредить о своем визите звонком или не нужно?

В конце концов она сочла, что не стоит: спонтанность реакции будет ей только на руку. Впрочем, эта мудрая мысль несколько запоздала, поскольку Ксения уже высаживалась из такси у подъезда.

Старый девятиэтажный дом, кодовый замок на двери подъезда сожжен малолетними скучающими придурками. Неприятно, но Ксюше на руку.

Подрагивающий, будто в лихорадке, старый лифт; четвертый этаж, дверь справа.

Кнопка звонка. За дверью тишина. Но в глазке чуть сдвинулась тень: значит, дядя Коля дома и сейчас изучает гостью.

– Что вам надо? – прозвучал из-за двери глухой настороженный голос.

– Дядя Коля, я к вам от Лиды и Люды, я их подруга. Они просили вам передать кое-что.

Ни звука из-за двери.

– Это очень важно! Мне нужно только одну фотографию вам показать, откройте, пожалуйста. Вы обязательно должны ее увидеть…

– Почему?

– Потому что это мошенница. Она приходит к пенсионерам и убеждает их сделать вклад. А доверчивые люди лишаются своих денег навсегда. Просто посмотрите на ее фото. И никогда не открывайте ей дверь, если придет к вам. Девочки волнуются за вас, поэтому попросили меня к вам зайти, я тут рядом живу…

Дверь открылась, придерживаемая цепочкой. Окинув внимательным взглядом Ксюшу, дядя Коля решил, видимо, что гостья не опасна, и снял цепочку. Приоткрыл дверь пошире.

Нет, он не был избит, – отметила Ксения. Значит, дал адрес священника добровольно?

С какой бы стати? Если только за хорошие деньги…

– Вот она, смотрите!

Ксения специально распечатала (точнее, попросила это сделать Сашулю, сестру) фотографию Аборигенки, – так портрет был куда крупнее, чем на экране смартфона, и впечатлял, соответственно, сильнее.

Дядя Коля и впечатлился. До такой степени, что, побледнев, сделал шаг назад, в глубь квартиры, будто спасаясь.

– Откуда она у вас?

Ксюша ответ на свой вопрос уже получила (в виде его красноречивой реакции), и теперь, по большому счету, ей было все равно, что говорить.

– А что, вы ее знаете? Уже видели? Вы ей дали адрес отца Михаила?

С каждым вопросом дядя Коля делал шаг назад. А Ксюша надвигалась на него, как тень отца Гамлета.

– Она избила батюшку? И ограбила? Что она унесла? Компромат, который Олег Николаевич доверил ему перед смертью? Вы о нем знали и продали эту информацию убийце! Сколько же она вам заплатила, а?! – Ксения нависла над мужчиной, который, упершись спиной в стену, съехал по ней, оказавшись на корточках. – Отвечайте!

Разойдясь не на шутку, Ксюша схватила дядю Колю за ворот рубахи. Потянула вверх, чтобы он поднял лицо.

Однако он вместо ответа захрипел. И, хватаясь за грудь, завалился на бок.

Черт, только этого не хватало!

– «Скорая»? – проговорила Ксения в телефон. – Инфаркт, приезжайте скорее!!!

Когда машина «Скорой помощи» отъехала, увозя дядю Колю в больницу, Ксюша села на лавочку во дворе его дома.

«Ремиша, – написала она смс, – Аборигенка сумела выцарапать компромат Олега у о. Михаила. Подробности потом. Но вряд ли мы сможем им когда-либо воспользоваться. Теперь вся надежда на тебя, мон амур»^[17].

Балеарские острова, Форментера

Утром того же дня, едва позавтракав, Реми отправился в школу, гадая, повезет ли ему там. Почему-то казалось, что двадцать лет – такой огромный срок, за это время все песком запорошило, все следы стерло.

Однако оказалось, что срок не так уж велик: учителя, пришедшие в школу в двадцать с чем-то лет, сегодня были всего лишь женщинами за сорок. С отличной памятью, естественно.

Реми провел в школе больше трех часов – у педагогов были собрания, телефонные звонки, встречи с родителями и прочие важные дела, из-за которых они отрывались от разговора с детективом. И все же, после изучения архивов и бесед с несколькими преподавателями, Реми ушел из школы довольный.

Итак…

Итак, девятнадцать с половиной лет назад сеньора Мария Гарсия пришла записывать в школу свою десятилетнюю племянницу. До этой поры никто не знал о существовании девочки, и сеньора Гарсия рассказала удивленной директрисе школы невероятную историю.

Невероятную, да. Однако следует заметить: Мария Гарсия была дамой богатой, образованной и весьма уважаемой, никто не усомнился в ее словах. В девичестве Мэри Уайт, она давно переселилась из Англии на Форментеру. Купила на острове большой дом с огромным участком, который сразу же засадила разнообразными растениями, поскольку по профессии она была фитотерапевтом. То есть человеком, который врачует людей с помощью трав и прочих природных средств. Вскоре едва ли не весь остров лечился ее настойками и вытяжками; с других островов тоже приезжали, с материка почтой заказывали волшебные препараты Марии.

В Англии она оставила позади развод, однако встретила на острове свою новую любовь, Филиппа Гарсия. Так Мэри Уайт стала Марией Гарсия. Детей у нее, однако, не было ни в прошлом браке, ни в этом. Поэтому, когда брат попросил ее позаботиться о племяннице, она с радостью согласилась.

Маленькой Элизе не повезло: два года назад погибла ее мать в автокатастрофе, а теперь ее отец, брат Мэри, умирал от тяжелой болезни. Если бы не тетя, ребенок остался бы один на свете…

Итак, Мария поехала забирать девочку в Париж: ее отправили из Лондона на скоростном поезде «Евростар». Из Парижа они прилетели на Ибицу самолетом. А там Мария, не желая удлинять и без того долгий путь и ждать парома, взяла напрокат моторку.

Тут и случилось несчастье, в котором Мария винит себя до сих пор. Что-то она сделала не так. Не справилась с управлением. И на большой волне от проходящего быстроходного катера ее моторка перевернулась.

Женщина и девочка оказались в воде. Причем девочка сразу начала тонуть и захлебываться. До берега было примерно сто метров, и Мария, взвалив ребенка себе на спину, с трудом поплыла к спасительной суше.

Когда она достигла берега, девочка была без сознания. Мария, с ее медицинским образованием, сумела оказать ей помощь. Ребенок очнулся, задышал. Но на голове у нее оказалась рана: видимо под водой Элиза стукнулась об камень. Здесь их множество – следы вулканического извержения…

Мария с трудом донесла племянницу до дома. Врач, с которым она была дружна, приняла меры, чтобы очистить легкие Элизы от воды: так называемое «неполное утопление» могло обернуться смертью через день-другой…

В этом месте Кармен Родригес, директор школы, перевела дух так шумно, будто заново переживала поразительную историю, услышанную ею почти двадцать лет назад от Марии Гарсия.

…Девочка была окончательно спасена. Однако оказалось, что она потеряла память. Она ничего не помнила, не узнавала английскую речь (а никакой другой тогда не знала). Более того, она не могла говорить. Поначалу Мария отнесла это за счет травмы связок, вызванной судорогой, когда Элиза ушла под воду. Но шли дни, а Элиза все молчала. Видимо, психологическая травма была сильнее физической.

Мария разговаривала с ней по-английски и понемногу начала приучать девочку к испанскому: ведь ей предстояло жить тут, на острове, со своей тетей. Элиза начала потихоньку понимать речь. А семь месяцев спустя заговорила.

Однако говорила она так, будто английский ей был не родной. Испанский, по понятным причинам, тоже. И тогда Мария Гарсия решила привести Элизу в школу. Не для того, чтобы она училась, нет – девочка учиться пока не могла. Но чтобы слушала и видела других детей.

Документы Элизы утонули вместе с сумкой Марии в том месте, где моторка перевернулась. Мария не смогла их выловить, она была занята спасением племянницы. Так что в местной мэрии ей сделали новые, и Элизу взяли в школу.

Идея оказалась правильной. Скоро девочка начала живо болтать по-испански. Но английский она так и не вспомнила. И ничего из своего прошлого тоже.

Что было дальше?

…Вот что: мужу Марии появление девочки в семье пришлось не по душе. Уж как там вышло между ними да что, никто не знает, но где-то через год они развелись, и Мария Гарсия стала вновь Уайт. Похоже, по поводу развода она не слишком переживала. Хотя она ведь англичанка, эмоции свои не показывает. Всегда была ровна, вежлива, о делах и здоровье расспрашивала – а о себе не говорила.

Элиза, освоив язык, стала учиться со всеми остальными детьми по школьной программе. Мария – Мэри Уайт ее удочерила, это было несложно в те времена, тем более что фамилия у них была одна: Уайт.

Школу Элиза окончила с хорошим аттестатом и поступила на медицинский факультет в Мадридском университете. Мария ею очень гордилась!

Потом… Что потом? Директриса посмотрела на коллег: кто помнит, что потом было-то?

Вспомнили коллективными усилиями: Элиза, отучившись семь лет на медфаке, начала работать в каком-то госпитале Мадрида… Время от времени навещала приемную мать, приезжала на Форментеру. Мария с детства учила ее своему делу, фитотерапии, и они даже говорили, что откроют специальную аптеку в Мадриде, где будут продавать травы и настойки…

Сейчас? Да не слишком весело: Мария умерла год назад, внезапный инфаркт. Хотя здоровье у нее было слабое, но сердце вроде бы не шалило… Очень жаль, мы все скорбим, это потеря для нас. Прекрасным человеком была, а уж как врачевала!..

А Элиза получила наследство и уехала. Но дом продавать не стала. Сад там разросся, травы в человеческий рост уже. Наверное, она вернется. Она ведь у тетки научилась премудростям лечения травами. Теперь это ее сад, и он очень ценный, просто так она его не бросит…

Где, куда подалась? Никто не знает. Близких подруг у нее вроде бы не было, спросить не у кого. А учителя ведь не родственники, их никто не информировал…

Что Элиза вспомнила о себе? Нет, так ничего и не…

А может, и вспомнила, только никому не сказала. Как знать. Мария Уайт особо не распространялась о себе, и девочка тоже – от нее научилась, наверное. Вот так вот.

Одна надежда, что Элиза вернется. И заступит на место своей тети, начнет лечить людей…

«Ага, прям так и начнет, – скептически подумал Реми. – Если это она Соланж, то…»

Конечно, она! Все, что Реми вообразил, исследуя бухту, вполне укладывается в историю, рассказанную Мэри Уайт! Про перевернувшийся катер она, конечно, сочинила – ей надо было как-то объяснить физическое состояние ребенка. Она не знала, что именно произошло, каким образом девочка, найденная в гроте, захлебнулась. Однако если бы она сказала правду, в дело вмешалась бы полиция, начали бы искать родственников, яхту, с которой ребенок упал. Что вовсе не устраивало Марию-Мэри. У нее своих детей не имелось – и вот подвернулся счастливый случай: найденыш! И вправду как подарок свыше…

Итак, Мэри ее спасла: найдя девочку в гроте, приняла неотложные меры по откачиванию утопленницы. Насчет врача, скорее всего, правда, и хорошо бы его разыскать.

Имя «Элиза» она придумала. Она не знала не только настоящего имени девочки, но даже из какой страны та родом. Тем более что «Элиза» довольно долгое время вообще не говорила, а в придачу у нее обнаружилась амнезия. Скорей всего, так и было, поскольку девятилетний ребенок вряд ли способен на подобную ложь. Да и какие бы причины этот ребенок нашел, чтобы притворяться?

Хотя…

Соланж не могла не понять, что топили ее намеренно. То есть хотели убить. В девять лет (девять с половиной, если точно) вполне можно осознать опасность для своей жизни.

И притвориться овощем во избежание рецидивов?

Почему нет, собственно. Это ведь так просто: сначала и вправду рассудок не совсем в порядке, а потом, когда окончательно приходишь в себя, понимаешь, что ты в чужой среде в окружении незнакомых взрослых. Тебя недавно хотели убить – а эти люди кто? Хотят ли они твоей смерти? Не найдут ли тебя здесь те, которые пытались утопить: Анжела и человек в черном гидрокостюме? Она наверняка видела под водой дайвера, то есть Олега…

Инстинкт самосохранения – простейший, как у зверюшек, – мог подсказать девочке такое решение: прикинуться беспамятной.

Хотя амнезия и впрямь могла приключиться. И даже наверняка была поначалу. Но в какой-то момент Соланж все вспомнила…

Конечно. Ведь она явилась по душу Анжелы – не забыла ее!

Девочка вспомнила, но никому не сказала. Ни с кем не поделилась страшными воспоминаниями. Не стала жаловаться, плакать, просить помощи. Потому что уже тогда задумала отомстить!

Так это было или несколько иначе – но Соланж, спасенная Марией Гарсия-Уайт, выросла. Окончила школу. Отучилась в Мадридском университете на факультете медицины. А у приемной матери обучилась всем премудростям фитотерапии. То есть искусству лечения с помощью выжимок-вытяжек из растений.

Однако владея этим искусством, можно не только лечить, но и легко убивать, Реми знал. Потому что существуют смертельные растительные яды, которые не оставляют следов, выявляемых при вскрытии.

Антон. Он умер от неожиданного инфаркта. Якобы.

А что, если…

Аутопсия на месте ничего не нашла. Эксгумацию делать никто не станет, тем более что уже никаких следов не осталось в его организме. Учитывая, что «Элиза» узнала от приемной матери рецепты «колдовских зелий»…

К слову, а не убила ли она приемную мать? «Внезапный инфаркт», сказала директриса школы. Как у Антона. Ксюша писала в смс про наследство, и это очень здравая мысль. Для осуществления плана мести Соланж требовались деньги, много денег. Получить их она могла только в виде наследства от Мэри. Соланж ждала его, ждала, но приемная мать, несмотря на слабое здоровье, все никак не умирала…

И тогда Соланж приготовила свой первый «волшебный напиток», чтобы поскорее получить деньги богатой англичанки. Спасшей ей жизнь…

Теперь не узнать, как было на самом деле. Однако, учитывая характер Аборигенки, в котором весьма ощутимо отсутствие эмпатии, то есть сочувствия ближнему, – она вполне могла убить и приемную мать. Что не означает «сделала», конечно.

Но так-таки могла, да.

…Реми поймал на себе внимательный взгляд директрисы, сеньоры Кармен Родригес.

– Прощу прощения, задумался, – встрепенулся он. – Я бы хотел показать вам фото той девочки, которую я ищу. Здесь она помладше Элизы, ей лет семь-восемь, других снимков у ее тетки не нашлось. Но все же взгляните, пожалуйста.

Реми развернул экран своего смартфона в сторону Кармен. Директор школы сначала бросила на него короткий взгляд, затем, с выражением недоумения на лице, взяла телефон из рук детектива и уставилась на фото Соланж, широко раскрыв темные глаза.

– Это что же у нас выходит, господин детектив? Что Мария Уайт всех обманула? Ведь раз у Элизы есть в Париже тетка, то получается, что она вовсе не из Англии и не племянница нашей Мэри, – и она проницательно посмотрела на детектива. – Или… Или это вы нас обманываете, а?

Реми не ожидал такой сообразительности от Кармен: казалось, от начального рассказа Реми все ушли столь далеко, что уже и не вспомнить, с чего все началось.

Однако она вспомнила и теперь настороженно улыбалась, устремив вопрошающий взгляд черных глаз на Реми.

А тот в скоростном темпе перебирал варианты ответа.

– Сеньора Родригес, – задушевно проговорил детектив, интимно понизив голос, – вы абсолютно правильно подметили нестыковку в версиях. Я восхищен. И, конечно же, тоже озадачен подобным поворотом. Но ответить на наши вопросы может только один человек…

Кармен чуть наклонила голову вбок и придала лицу выражение, которое расшифровывалось как «я вся внимание».

– Это женщина, которая меня наняла! – воскликнул он. – Родная тетя той девочки, которая утонула якобы у ваших берегов… однако недавно встретилась ей на парижской улице. Уже, разумеется, в виде взрослой женщины. Тетя ее узнала по характерным признакам…

– О да, – кивнула Кармен. – Я бы тоже ее узнала много лет спустя. У нее очень специфическая форма губ, такая редко встречается, будто два остроконечных холмика вот тут, видите? – И Кармен обвела пальцем «арку Купидона» на фотографии Соланж.

Ну вот и все. Вот и приехали. Вопросов больше не осталось.

Вернее, совсем немного.

– У вас должны быть фотографии Элизы, не так ли? – произнес Реми. – Ведь детей фотографируют каждый год, если я правильно понимаю. И на выпускном вечере, да?

Кармен Родригес кивнула.

– Давайте найдем эти фотографии. Я их пересниму – особенно ту, где Элиза уже выросла, в конце школы. И покажу своей клиентке. Тогда она сможет точно сказать, эту ли девушку встретила в Париже или другую.

– А мне вы сможете сообщить результат?

Реми кивнул, чувствуя себя неуютно: ведь нет никакой клиентки, и никакая девушка на улицах выдуманной тете не попадалась. Да и стоит ли говорить директрисе школы правду? Такая правда только взбаламутит умы островитян и омрачит память о Мэри Уайт, которую жители уважали, у которой лечились… И которая, в конце концов, спасла жизнь ребенку.

А тот факт, что она родных Соланж не пыталась найти, это девочке оказалось, скорее, во спасение. Верни Мэри найденыша отцу, Анжела изыскала бы другой способ избавиться от ненавистной падчерицы. Так что Мэри, считай, дважды спасла жизнь Соланж.

– У вас есть электронная почта, сеньора Родригес? Я вам пришлю письмо, как только разберусь в этом деле…

Врун. Реми знал, что не напишет ей. А если и напишет, то неправду. Мол, девушка совсем другая, да и малышка, как выяснилось, утонула возле Майорки, а вовсе не у берегов Форментеры…

Кармен протянула ему визитку и посмотрела в глаза так, будто читала его мысли.

Спустя еще четверть часа Реми отобрал несколько снимков, на которых Соланж была особенно хорошо видна. Теперь не осталось даже тени сомнений в личности спасенной утопленницы. Пересняв фотографии, он тепло распрощался с Кармен и еще с двумя учительницами, помогавшими восстановить историю «племянницы Марии Уайт», и покинул школу.

Сверившись с адресом, который дала ему Кармен Родригес, он без труда нашел небольшое двухэтажное здание: медицинский центр. Оказалось, однако, что врач, подруга Марии Уайт – та самая, которая двадцать лет назад помогла спасти девочку, – уже вышла на пенсию и уехала на материк. Так что Реми остался ни с чем.

Впрочем, главное он уже узнал. Врач могла добавить какой-нибудь штрих к истории, не более.

Недалеко от медицинского центра Реми приметил супермаркет. Он накупил продуктов, вина – еле уложил в рюкзак! – и отправился к Терезе. По дороге, правда, сделал крюк: наведался по адресу Мэри Уайт и ее приемной дочери Элизы.

За довольно высоким забором виднелась только часть верхнего этажа виллы. Ставни закрыты, вид нежилой. Через узкие щели между каменными столбами и створками ворот он разглядел фрагмент сада. Все казалось запущенным. Травы и цветы разрослись и вверх, и вширь так, что грядки потеряли очертания. Перезрелые фрукты, никем не собранные, усыпали землю: инжир, груши, персики… Элиза уехала отсюда явно не вчера.

Женщина запротестовала, когда Реми начал складывать в холодильник купленное.

– Дорогая Тереза, – произнес он. – Это минимум вежливости с моей стороны: ведь вы меня кормите вот уже третий день! – настаивал он, выставляя бутылки с вином на стол. – И, в конце концов, я вам должен гонорар за идею: это ведь вы надоумили меня обратиться в школу!

– А то бы ты сам не догадался, – проворчала Тереза.

Впрочем, было заметно, что слова Реми ей приятны. Да и покупки тоже.

– Догадался бы, конечно, куда б я делся. Но, наверное, позже. Вы опередили меня, и я, благодаря вам, сэкономил время!

После ужина он сел за ноутбук. Купил через интернет билет от Ибицы до Парижа на завтра, сверился с расписанием паромов. Отправил подробное сообщение Алексею с Ксюшей, присоединив к нему школьные фотографии Соланж, и позвонил Этьену.

Тот ответил просьбой навестить его в больнице по возвращении.

Кис прислал смайлик с поднятым большим пальцем, знак одобрения.

От Ксюши он получил три сердечка и вопрос: «Когда возвращаешься в Москву?»

Париж

День одиннадцатый

Кто бы сомневался: Этьен попросил продолжать расследование.

Реми отметил, насколько лучше он выглядит сегодня по сравнению с их последней встречей три дня назад. Похоже, расследование действительно бодрит его плененное болезнью тело.

Или правильнее было бы сказать: наконец-то у Этьена Пасье появился настоящий интерес в жизни.

К жизни.

Пока она сводилась к преумножению финансов, своих и чужих (клиентов, инвесторов), у него не возникало ощущения, что со смертью он потеряет что-то ценное. Но теперь, когда он нашел сыновей… Сколько эмоций!

И вся эта история с Анжелой – закрученный детектив, занимавший его ум, но при этом с человеческими чувствами. Не сухой мир цифр, а живой – где важны не прибыли, а любовь и ненависть, прощение и месть, страдание и боль, радость и восторг, умирающему вдруг открылся мир, который он прятал от себя до сих пор.

Теперь умирать ему не хочется. Жить охота, жить! И его организм рвется в бой с болезнью.

Как знать, может, и победит… Реми симпатизировал Этьену Пасье.

– Напишите мне подробный отчет, Реми. Обо всем, начиная с факта гибели девочки – текст возьмите из отчета генеалогов. А потом расскажите, как вы искали ее следы на Форментере и что нашли. И фотографии приложите, обязательно. Где она ребенком, где уже выпускница школы и теперешние, из Москвы. И снимки Анжелы с Олегом на пляжах Балеарских островов тоже, конечно. И с медузой, с фальшивым «португальским корабликом», не забудьте. Я отдам этот отчет своим адвокатам, посмотрим, что они скажут.

– Напишу, – кивнул Реми. – Но, Этьен, вы ведь понимаете, что у нас недостаточно улик против Анжелы. Тот факт, что Соланж выжила и была удочерена, никоим образом не доказывает попытку убийства.

– Посмотрим, посмотрим. Иногда адвокаты способны творить чудеса.

– Чудеса? – переспросил Реми. – Помнится, кое-кто превращал воду в вино, и это было чудо. Но для такого фокуса нужно сначала иметь воду. То есть материал для превращения.

– А у нас даже его нет, вы это хотите сказать, господин детектив?

Реми развел руками.

– А вы позорно упустили компромат, который находился у священника! – вдруг разгневался Этьен Пасье.

– Ну, положим, не «позорно», а как приличные люди, – усмехнулся Реми. – Ясно же: добровольно он бы ничего не рассказал и компромат не отдал, тайна исповеди и все такое; а избивать священника… Для таких целей нанимают людей с другой профессией, шер месье.

Пасье насупился, однако ничего не ответил. А что ответить, когда сыщик прав?

– В любом случае я буду думать, как прижучить Анжелу. А вы пока держите ее под наблюдением, не теряйте из виду. Надеюсь, она не в курсе ваших расследований? А то почует, что запахло жареным, и вообще из России уедет. Ищи ее потом, – проворчал он.

– Вообще-то есть еще человек, который располагает компроматом на Анжелу… – произнес Реми. – Только вряд ли поделится с нами.

– И кто же это?

– Соланж. Она-то знает, как дело было.

Этьен Пасье с усилием приподнялся на локтях.

– А ведь это правильная мысль! Ей ли не знать, ведь она и жертва, и свидетель! Она может дать показания в полиции и выступить в суде!

– Только она не согласится.

– Почему же?! Предложите ей денег! Пусть назовет сумму. Она, конечно, сама не ангел, но меня это не касается. Я хочу получить скальп Анжелы!

– Господин Пасье, у Соланж разработан план мести. Личной мести. С моей точки зрения, только от нее она получит удовлетворение, а не от приговора суда. Если до него вообще дело дойдет… К тому же она намерена вернуть наследство своего отца, Франсуа Дюваля. Судя по всему, оно очень велико. Столько вы ей заплатить, боюсь, не сможете. Иначе вам придется сильно сократить наследство своих сыновей.

Этьен опустился обратно на взбитую подушку и прикрыл глаза. Он устал от этого разговора, от эмоций. Его лицо снова сделалось серым, все краски, которым порадовался Реми в начале разговора, исчезли, будто их смыло.

Реми ждал.

Наконец Этьен будто очнулся.

– Тем не менее найдите ее. Поговорите с ней. Или нет, лучше я напишу ей письмо. Я расскажу, как Анжела разрушила и мою жизнь. Мы с ней товарищи по несчастью, она поймет!

Неожиданно слезинки блеснули в редких ресницах Этьена (облучение, видимо, их съело) и медленно, будто у них тоже не было сил, поползли по бледным щекам.

Реми стало жалко его, и в то же время он не понимал: как можно было позволить себя так растоптать? И, главное, ведь даже не сама Анжела это сделала – нет, она хотела за него замуж, наверняка старалась изо всех сил казаться паинькой – сладкой, мягкой, нежной. Плюшевым зайчиком. Но вдруг выяснилось, что изменила, солгала. Оказалась плохой девочкой.

Ну и что? Всплакнул, утерся, живи дальше! Ан нет, человек рассыпался на кусочки, разлетелся на щепки, разбился на осколки. И всю жизнь – это же только вдуматься, ВСЮ ЖИЗНЬ! – страдал из-за маленькой паршивой лгуньи. И теперь, умирая, все еще из-за нее плачет.

Что-то не так с этим мужиком, право.

Договорились, что письмо для Соланж Этьен пришлет электронной почтой. Реми его распечатает и положит в фирменный конверт, который подвезет ему секретарь до отъезда. Письмо нужно будет обязательно запечатать – Соланж сама должна его вскрыть. Главное, срочно вернуться в Москву и встретиться с Соланж!

И да, Анжелу из виду не упускать!

Ладно, как скажете, месье.

Вернувшись домой, в свою квартиру с видом на шпиль Эйфелевой башни, Реми нашел через интернет билеты в Москву на завтра, отправил Ксюше смс-сообщение с номером рейса и временем прилета. На этот раз он положил в багажную сумку электронные бинокли, свой и Ксюшин, коль скоро им предстояла слежка, и еще несколько профессиональных гаджетов на разные случаи жизни.

Позже вечером, общаясь с женой по Скайпу, Реми сказал: «Встречать меня не надо, увидимся в отеле».

Но она его встречала.

Москва

День двенадцатый

Странное дело, только прилетев в Москву, Реми ощутил себя дома. В Париже, где он жил с рождения, он в эти последние два дня отчего-то чувствовал себя неуютно.

Потому что в Москве Ксюша! – вдруг понял он. И Кис, Александра, – они давно стали его семьей. Родные, умные, хорошие.

Это после общения с Этьеном он рассиропился, конечно. Тяжелое чувство оставили у Реми те слезы… Больные слезы больного человека.

Между прочим, депрессия весьма способствует образованию раковых клеток, наукой давно доказано. А Этьен Пасье прожил всю жизнь в депрессии. Позволил ей себя раздавить.

– Ксю-у-у! – вскричал Реми, завидев жену на выходе из зала прилета. – Ксю, я соскучился!

И он схватил ее в охапку и принялся целовать в шею под душистыми волосами – его любимое местечко для поцелуев.

– Эй, ослабь хватку, ты мне сейчас все кости переломаешь!

– Вот ты какая неромантичная!

– А кости ломать любимой жене – романтично?

Смеясь, они вышли на стоянку такси и вскоре оказались в знакомом гостиничном номере. Почти дома.

Ужинали вчетвером, с Алешей и Сашей, в ресторане. Реми так засыпали вопросами, что он не успевал есть.

Наконец все насытились его рассказами, а он, с некоторым опозданием, насытился пищей.

– А у вас что? – спросил Реми, промокнув губы салфеткой.

– Ну, насчет отца Михаила ты уже знаешь. А, еще я Мику предупредила, чтобы опасался Аборигенку, но это ты тоже знаешь. Он узнал на фото Соланж.

– Кто бы сомневался. А Анжела что?

– Затаилась. Даже на звонки сыновей не отвечает. На похороны не пришла, наплевав на все приличия. Сказалась больной от горя. Мика с Дани сумели оповестить коллег и друзей Антона, народу было много, но безутешная вдова так и не появилась.

– Ты там была, что ли? – удивился Реми.

– Нет, Микаэль мне сказал.

– Когда похороны прошли?

– Позавчера.

– Значит, братья уже в Париж собираются?

– Да, – ответила Ксюша. – Они просили, чтобы ты по возвращении с ними связался.

– Свяжусь попозже, – кивнул Реми. – Так что это за фокус с Анжелой? Где она? У себя в дома заперлась? Помнится, она говорила, что на улицу больше не выйдет.

– Упс. Никто не знает, где она прячется. В квартире ее нет.

– Так ведь… А вообще жива ли?

– Жива, – ответила Ксения. – Мика нашел у нее дома записку, где сказано, что она уехала из Москвы и просит ее не искать. Мол, сама объявится, когда время придет.

– Черт возьми, – расстроился Реми. – А Этьен просил с нее глаз не спускать, вот незадача… Надо было поручить тебе за ней проследить, пока я на Балеары летал, – повернулся он к жене. – Хотя кто же тогда знал, что Этьен соберется ее под суд подводить… Ерунда какая-то получается. Кис, есть идеи, как Анжелу найти?

– А что случится, если Этьену правду сказать? Он лишит тебя части гонорара?

– Возможно. Но дело не только в этом. Просто вы не видели, как он плакал. Говорил, что она всю его жизнь искорежила… Жалко его. Старый, умирающий.

– Да уж, если он даже с Соланж готов скооперироваться… – произнес Алексей, недоуменно качнув головой.

– Он слабак, да, – согласился Реми с тем, что не произнес Кис, – однако страдает он не на шутку.

– И это его последняя радость: восстановить справедливость, то есть наказать Анжелу, – добавила Александра.

– Но как ее найти? – повторил Реми. – Давайте устроим мозговой штурм. Первый вопрос: по-вашему, она действительно уехала из Москвы? И куда? У них есть загородная недвижимость?

– По словам Мики, нет. В их семье никто не хочет жить вдали от города.

– А где сейчас Соланж? – поинтересовался Алексей.

– Не знаю, – развела руками Ксения. – Мы ведь за ней тоже не следили последние дни. А зачем она тебе?

– Очень просто: где она, там и Анжела. Не думаю, что Соланж упустила свою жертву.

– Справедливая мысль, – кивнул Реми.

– Ой, а вдруг Анжела действительно уехала, а Соланж за ней! – воскликнула Ксюша. – Тогда мы потеряли обеих!

– Сестричка, не беги впереди паровоза, – произнесла Александра. – Игорь ведь выследил Соланж, узнал ее адрес, не так ли? Вот, надо туда съездить и посмотреть. Если Алеша прав и она свою жертву не потеряла, то обязательно приведет вас к ней!

– Ну да… – кивнула Ксения. – Будет день, будет и пища, как говорится… Завтра с утра, да, Ремиша?

Вернувшись в отель, Реми, как было заведено, связался с Этьеном Пасье по Скайпу.

Разумеется, изображение через веб-камеру не передает с точностью ни детали, ни краски, но даже с этими оговорками Реми был уверен: он снова видит перед собой лицо счастливого человека. Ничего общего с тем жалким страдальцем, которого он оставил вчера.

– Сыновья мне позвонили! – вскричал Этьен, когда увидел Реми. – Спасибо, господин Деллье, что нашли их. И разобрались в хитросплетениях этой ситуации. Мои мальчики уже взяли билеты в Париж, прилетят через три дня. Всего лишь через три дня я увижу своих сыновей!

– Очень рад за вас, – произнес Реми. – А как теперь быть с Анжелой?

Реми не стал говорить о ее исчезновении. Он не сомневался, что они с Ксюшей найдут ее завтра же.

– В каком смысле? Я поручил вам за ней проследить, пока больше ничего. Я еще не говорил со своими адвокатами и не знаю, можно ли привлечь ее к ответственности через столько лет за попытку убийства ребенка. Но уверен: если Соланж согласится сотрудничать со мной, то это станет решающим элементом дела. Я ей пока не написал, слишком много эмоций от общения с сыновьями… Но обязательно подготовлю письмо завтра-послезавтра. А вы просто не теряйте Анжелу из виду, вот и все.

– Господин Пасье, простите, возможно, это не мое дело и я напрасно вмешиваюсь… Но, если позволите, я выскажу одну мысль.

Реми подождал реакции Этьена.

– Слушаю вас.

– Даниэль с Микаэлем вряд ли обрадуются, когда узнают о ваших планах насчет их матери.

Этьен уставился на Реми так, будто впервые услышал, что Анжела – мать его сыновей.

– Если мои адвокаты, – медленно заговорил он, будто слушал свой голос со стороны, – сумеют добиться возбуждения дела, то это произойдет уже, скорее всего, после моей смерти. Машину надо только запустить, дальше она поедет сама. Думаете, сыновья станут меня проклинать? Но по какому праву? Убийца должен нести ответственность за причиненное зло – не так ли, Реми?

– Разумеется. Но это их мать.

– Убийца должен быть наказан, – упрямо повторил Этьен. – И я намерен довести начатое до конца. Так что не упускайте Анжелу из виду.

– Как скажете, – кивнул Реми.

Разъединившись с Этьеном, он позвонил Мике. Похоже, братья тоже были растроганы и счастливы. Тем лучше, Реми был за них всех искренне рад. Ксения, следившая за всеми переговорами мужа, естественно, тоже.

Только у этой истории, думала она, предполагается не совсем хэппи-энд. Удастся ли Этьену подвести Анжелу под суд, нет ли, но парни все равно узнают, что их мать – убийца… И что сами они заняли в доме и в душе их любимого отчима место девочки, которую утопила их мать!

Ладно, девочка чудом выжила – но Анжела-то об этом не знала и комфортно существовала много лет, уверенная, что убийство состоялось! Счастливо жила и весело.

Сестричкам тоже будет нанесен суровый удар, к слову: выяснится, что их отец был сообщником Анжелы и исполнителем ее мерзкого замысла.

Да уж, не радужная перспектива. Выдержит ли такие откровения любовь Дани и Люси? И эти благополучные, вполне родственные до сих пор отношения братьев с дочерьми Олега выстоят ли? И не сестры они парням, и стыд за родителей у них будет общий – но стыд редко объединяет людей. Скорее, разводит их навсегда…

День тринадцатый

Для слежки, неизбежной в работе частного детектива, у Алексея Кисанова имелись на подхвате два таксиста, с которыми за годы совместной работы сложились приятельские отношения. Такси привлекают куда меньше внимания, чем личное авто. К тому же в последнее время этих желтых машин развелось видимо-невидимо, никто на них внимания не обращает. Более того, таксисты-приятели, Костя и Женя, давно обучились приемам грамотной слежки – им уже подсказывать, как не вызвать подозрений, не требовалось.

Именно их Кис «дал напрокат» Реми с Ксюшей. Рано утром супруги Деллье сели в два желтых такси у своей гостиницы. Два – на случай, если один из них, рискуя засветиться, должен будет свернуть в сторону, тогда другой продолжит слежку. Они оба не выспались, однако Реми не хотел рисковать и упустить Соланж. Мало ли по каким причинам она выйдет из дома с утра пораньше.

Реми достался Костя, Ксюше – Женя. Игорь еще во время слежки за Аборигенкой поделился фотографиями ее «Вольво», оставалось только дождаться хозяйку. Они встали на приличном расстоянии от подъезда Соланж, настроили бинокли.

Однако Соланж не вышла из дома с утра пораньше. Видимо, она хорошо знала расписание Анжелы, которая, по словам Игоря, отправлялась на прогулки по бутикам не раньше одиннадцати. Ксюша успела выспаться на заднем сиденье такси к моменту, когда ее разбудил звонок мужа.

– Вот она! Как договорились, я еду первым. Ты отстанешь на несколько секунд. Держим связь по телефону.

И он двинулся за синим «Вольво».

Судя по всему, Соланж знала не только расписание Анжелы, но и ее предпочтения. Она не просто ездила по центру, а заглядывала в салоны красоты, массажные кабинеты, в некоторые бутики…

То есть Соланж знает, где Анжела бывает.

А значит…

Нехорошая догадка засвербела в мозгу детектива: …но не знает, где Анжела сейчас. Она ее ищет.

– Реми, – раздался звонок Ксении, – похоже, Аборигенка тоже потеряла Анжелу. Иначе бы она поехала по адресу, где та проживает. Но она мотается по городу, заглядывая во все заведения, которые, надо думать, посещала Анжела!

– «Les beaux esprits se rencontrent» («Великие умы встречаются»), – пробормотал Реми крылатое выражение Вольтера.

Ситуация была неожиданной. После слов Алексея они почему-то уверились в том, что Соланж и Анжела найдутся в одной связке, – будто Кис не мог ошибаться.

Уже хорошо, что Соланж оказалась на месте. Реми ведь придется к ней идти, когда Этьен закончит сочинять письмо. А пока стоял вопрос: где Анжела?! Как ей удалось улизнуть от слежки Аборигенки?

– Ксю, – произнес он в телефон, – боюсь, нам придется ездить за Соланж еще немало дней, пока она не найдет Анжелу. Она хотя бы знает, в отличие от нас, где та бывает…

– Если найдет… – хмуро откликнулась Ксюша.

– Подъезжай. Я тут на стоянке… – И Реми продиктовал адрес.

Через несколько минут Ксюшино такси-близнец припарковалось рядом с машиной Реми. Он вышел из своей.

– Ксю, я дико голодный. Пойдем поедим, вон ресторан напротив, видишь? На сегодня слежки довольно: уже темнеет, Анжела не будет гулять по городу в сумерках, она боится. Так что продолжим завтра.

– Пошли. Отпустим Костю с Женей? Вернемся в отель на метро?

– Отличная мысль, мне эти желтые такси осточертели!

Они отпустили таксистов и, перейдя через дорогу, зашли в какой-то ресторан, где обещали кухню всех времен и народов. Реми давно устал возмущаться подобной профанацией святыни национальных кухонь, где пицца соседствовала с суши и салатом «Оливье». Сейчас он был слишком голоден и зол, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.

Они заказали пиццу. Ксюша сгорала от нетерпения сообщить кое-что любимому мужу, но, видя, с какой скоростью Реми поглощает еду, мудро дождалась момента, когда он наконец насытится.

– Ремиша, у меня есть мысль насчет желтых такси…

Он махал рукой, стараясь привлечь внимание официантки. Девушка наконец среагировала и подошла к их столику.

– Закажи кофе, – произнес он.

– Два эспрессо, пожалуйста, – обратилась к официантке Ксения.

– А почему ты говоришь «эспрессо»? Разве непонятно, если сказать просто: «два кофе»?^[18]

– Нет. Иначе вопросами замучают: короткий, длинный, американо и еще что-то, не помню.

– Странно. А во Франции всем ясно, что такое «два кофе».

– Потому что во Франции кофе понимается исключительно как эспрессо. А в России много разных стран отметились в формировании вкусов и привычек…

– Бог мой, неужели американцы могли внушить вам любовь к тем помоям, которые они называют «кофе»? – ужаснулся Реми.

– Где твоя европейская толерантность? Ну, если кому-то нравится такой кофе, то… Послушай, насчет желтых такси. Когда Игорь следил за Анжелой – собственно, он не столько за ней следил, сколько пытался вычислить Аборигенку…

– Да. И вычислил.

– Так там еще такси желтое постоянно маячило, помнишь, Игорь рассказывал?

– Ксю, ты ошибаешься. Это была желтая «Киа», не такси, и ее шофер тоже следил за Аборигенкой. Игорь счел, что его наняла Анжела.

– Точно! Так вот, я уверена: Анжела смылась от преследования с помощью этого парня!

– То есть он продолжал слежку и докладывал обо всех перемещениях Соланж… Благодаря чему Анжела смогла покинуть свою квартиру незамеченной и поселиться где-то в другом месте!

– В гостинице или у друзей… А Соланж теперь надеется ее засечь в знакомых точках. Но напрасно. Она недооценила изобретательность Анжелы.

– Думаешь, этот парень продолжает слежку за Соланж?

– Не знаю. Вроде бы нужды больше нет… Хотя на месте Анжелы я бы ему поручила продолжать. Для собственного спокойствия. Убедиться, что Аборигенка не может ее вычислить. Заодно и посмеяться над ее потугами…

– В таком случае, Ксю, нам остается завтра присмотреться хорошенько к машинам, которые окажутся поблизости от подъезда Соланж.

– Да! Увидим желтую «Киа» – найдем и детектива, нанятого Анжелой! А там и ее саму!

– Только вряд ли он снова появится на своей машине. Игорь рассказывал, что Соланж его еще тогда просекла. Нам придется хорошенько рассмотреть все тачки в окрестностях…

– Игорь его фотографии сделал, помнишь? Надо попросить, чтобы нам скинул.

– Точно, умница ты моя.

Реми поднялся и поцеловал Ксюшу в носик.

День четырнадцатый

Они не ошиблись. Утром следующего дня благодаря электронному биноклю Реми они обнаружили Желторотика (так прозвал Игорь молодого детектива, нанятого Анжелой) за рулем белого «Хюндая». Когда Соланж вышла из дома и села в «Вольво», кортеж двинулся в таком порядке: за Аборигенкой следовал «Хюндай», грамотно выдерживая расстояние, а за ним два желтых такси, шифруясь не менее профессионально. Реми ругал себя за то, что не обратил на «Хюндай» внимания вчера: могли бы день сэкономить.

Как и накануне, Соланж кружила по центру, заглядывая в салоны и бутики. Но, видимо, ее терпение было на исходе. Она закончила свой квест намного раньше, чем вчера, и кортеж дружно проводил ее до дома в районе Цветного бульвара.

Тут должно было начаться самое интересное: молодой человек, как предполагали Реми с Ксенией, поедет к Анжеле с докладом.

Но когда «Хюндай» вырулил на шоссе Энтузиастов, Ксения заподозрила неладное. Не тот это район Москвы, в котором стала бы прятаться Анжела…

Она набрала номер Игоря и попросила скинуть ей информацию о детективе Анжелы. И через четверть часа получила ее: Павел Горшков, агентство «Ваш личный Шерлок Холмс» (ну и полет фантазии, усмехнулась Ксюша, прочитав название), жил в Новогиреево. По адресу такому-то.

В Новогиреево! То есть он ехал к себе домой! А вовсе не к Анжеле!

Ксюша позвонила мужу и сообщила неприятную новость.

– Видимо, он отчитывается перед Анжелой по телефону… – произнес Реми. – И не факт, что он сам знает, где прячется Анжела!

– И тогда он не приведет нас к ней, – расстроилась Ксюша.

– Погоди, еще не все потеряно. Он все-таки может знать ее адрес, просто не каждый день приезжает к ней с отчетом…

– Может, поговорить с ним?

– Как ты себе это представляешь, дорогая? Дать ему в морду? Я нецивилизованными методами не пользуюсь, ты же знаешь.

– Нет, почему… Просто спросить… Извини, я глупость ляпнула.

– Ага, – не стал спорить Реми. – Завтра будем снова следить за Павел Горшков. Выбора у нас нет.

Ксюша только вздохнула в ответ. Реми не сказал Этьену Пасье, что Анжела исчезла. И теперь следовало ее найти как можно скорее.

Куда же ты запряталась, Анжела, а?

* * *

Идея нанять частного детектива оказалась чрезвычайно удачной. Хоть Паша и выглядел рохлей, однако с заданием справился: выследил Аборигенку, узнав адрес, по которому та проживала.

Первые два дня Анжела действительно не выходила из дома, и Аборигенка напрасно дежурила у ее подъезда до вечера, как докладывал Паша.

Мысль о том, что этой девицей была Соланж, – при всей ее невероятности, – все глубже и глубже проникала в отчаянно сопротивляющийся мозг Анжелы. Она узнала этот ротик с высокими холмиками верхней губы, сложенный в издевательскую улыбку, которую маленькая стерва адресовала ей. Второй такой не существует на планете.

И потом, кому бы еще понадобилось преследовать ее, Анжелу? Только Соланж, больше некому. Только гадкая девчонка могла ей мстить!

Приходилось смиряться, сживаться с этой мыслью. Как Соланж удалось остаться в живых, Анжела не представляла. Олег тогда заверил ее, что он не только утопил стервочку, но еще и о камень головой стукнул.

Тем не менее она здесь. И жаждет мести.

А сейчас она в бешенстве из-за того, что Анжела не выходит из дома. В бешенстве, бесится, бесовка.

Анжелу аж передернуло от страха. Она в квартире одна, Паша следит за Аборигенкой только днем, пока та не отправится к себе домой. Но кто даст гарантии, что поздним вечером Аборигенка не позвонит в ее дверь и…

Раз Анжела не выходит из дома, Соланж может решить войти к ней!

Нужно срочно съезжать отсюда! Завтра же! А потом, в спокойной обстановке, придумать что-то дельное. План, как избавиться от демона.

Тварь недобитая, мы еще посмотрим, кто кого!

Благодаря Паше, следившим за перемещениями Абори… Пора уже называть ее Соланж, подумала Анжела. Но не хотелось. Страшно не хотелось произносить это имя, даже мысленно.

…Итак, на следующий же день, как только Аборигенка покинула свой пост наблюдения, устав подстерегать Анжелу, та перебралась из своей квартиры в гостиницу на окраине Москвы. Паша снял номер для нее на свое имя, помог ей с багажом и даже дал Анжеле какую-то сим-карту, невесть чью. Теперь никто не смог бы ее ни найти, ни отследить по телефону. Она перезванивалась только с Пашей, своим Холмсом.

Он искренне сочувствовал прекрасной Анжеле. В девице, преследовавшей ее, и впрямь было что-то демоническое. Она наводила необъяснимый ужас даже на Пашу.

Он по-прежнему следил за Аборигенкой, докладывая о каждом ее перемещении своей клиентке. Соланж моталась по городу, пытаясь отыскать Анжелу, и та весело смеялась, слушая рассказы Паши и рассматривая снятые им видео.

За несколько дней, в которые Анжеле наконец перестали сниться кошмары, она немного успокоилась и начала размышлять. Что делать? Как избавиться от Соланж? Ведь сама она, по своей воле, от Анжелы не отстанет, это яснее ясного. Но нельзя же прятаться всю оставшуюся жизнь!

Ответ вырисовался внятный и простой: чтобы избавиться от Соланж, нужно от нее… Избавиться! В прямом смысле. Физически.

Но как?

Паша продолжал ежедневно следить за Соланж: Анжела хотела знать, что делает и предпринимает враг. Но девица только моталась по местам, где раньше видела Анжелу, – видимо, надеялась снова засечь.

Но однажды…

Паша позвонил ей.

– Объект встречается в ресторане с каким-то молодым человеком. Сейчас пришлю фото.

Сердце Анжелы заледенело: неужели Мика?!

И грохнуло, когда снимок пришел: да, Мика.

Хуже того, он целовался с Соланж.

«Она убила одного ее сына и вышла замуж за другого», – зазвучало в ушах Анжелы.

«Потом она убила его мать, чтобы муж унаследовал все состояние».

Анжела не сказала сыновьям об этих угрозах. Не смогла. Иначе они принялись бы расспрашивать: да что ты ей сделала, мама, отчего она хочет зла всем нам?!

Ладно, об угрозах она умолчала – но ведь рассказала мальчикам об Аборигенке, о ее подозрительных коктейлях и странных (страшных!) словах, прозвучавших в отеле и в аэропорту! О засушенном цветке в самолете!

И потом, детективы наверняка Мику предупредили. Разве этого мало, чтобы насторожиться? Чтобы не вступать в отношения с этой девицей?

Но нет, Мика, он такой, он любит необычных женщин. Демоница – как раз в его вкусе. Он из тех, для кого «есть упоение в бою и бездны мрачной на краю»…

Соланж соблазнит Микаэля. И, если дело пойдет к свадьбе, убьет Даниэля.

У Анжелы совсем мало времени остается для того, чтобы обезопасить семью от гадюки. Мальчики должны лететь в Париж к Этьену – они собирались после похорон. Может, сыновья уже улетели? Или вот-вот улетят, завтра. Тем лучше. Аборигенка дождется, конечно, пока они получат наследство. До тех пор они в безопасности.

Но Этьену жить осталось совсем мало…

А у Анжелы еще меньше времени, чтобы устранить эту тварь.

Обратиться к Паше за помощью она не могла. Он ведь сыщик с лицензией, а не киллер.

Киллер?.. Где их находят, киллеров? В интернете нельзя – ненадежно. Анжела целую передачу видела об этом, сплошной развод. Нужно самой что-то умное придумать, хитрое. Ловушку устроить. В ее квартире, конечно, не на улице же…

И снова слезы полились из прекрасных глаз, и Анжела, вся из себя прекрасная, говорила Паше о злобном завистливом чудовище, которое – мало ей мужа! – теперь стремится прибрать к рукам еще и сына!!! Или намерена у него выпытать, куда подевалась его мать?! Но зачем она преследует Анжелу? Какую пакость задумала?! Она наверняка ненормальная, эта девица, шизофреничка! Нужно выяснить, кто она такая! И не состоит ли на учете в психдиспансере!

Паша, преисполнившись сочувствия, вызвался навести справки своими методами, и Анжела поняла, что перебрала. Вот чего ей не надо, так это чтобы Паша выяснял, кто такая Соланж и, в особенности, по каким причинам ищет Анжелу.

– Паша, – вытерла она слезы, – мне кажется, нужно сначала осмотреться в ее квартире. Возможно, я найду подсказку. Вдруг там есть какие-то документы, фотографии… Только как туда попасть, а, Паш?

– Это незаконно… Но мне хочется вам помочь… Сделаем так: я вам ее открою, но сам туда не пойду. Мне нельзя, лицензии могу лишиться.

Лучшего варианта и придумать нельзя было. Анжела, скрыв радость, согласилась.

– К тому же вам нужно будет сразу уйти, – добавила она. – Ведь придется следить за девушкой, а то мало ли, вдруг она вернется… Я правильно рассудила? – спросила она голосом прилежной ученицы мудрого учителя.

И Паша восторженно подтвердил: совершенно правильно!

Несколько крупных купюр увеличили его восторг до полного экстаза.

Утром следующего же дня они дежурили у подъезда Аборигенки с девяти часов. Раньше десяти она ни разу, по наблюдениям Паши, не выходила, но на всякий случай они пришли пораньше. Детектив притаился на лестнице, Анжела осталась внизу, наблюдая за подъездом.

Наконец Аборигенка показалась в дверях, и Анжела бросилась к дому, как только Соланж повернулась к нему спиной. На восьмом этаже никого, кроме Паши, к счастью, не оказалось, и он за это время успел подобрать отмычку.

– Вот, смотрите, Анжела, – тихо проговорил он, – когда уходить будете, тихо закроете дверь вот так… – и, натянув перчатки, он показал, как поворачивать отмычку в замке.

Гениально. Анжела вошла в квартиру, а «личный Холмс» бросился догонять девушку, имени которой он не знал: Анжела старательно избегала его озвучивать.

Анжела понятия не имела, что рассчитывала увидеть. Просто искала какую-то подсказку, идею, способ избавиться от Соланж.

Квартира оказалась однокомнатной. Обстановка почти нищая, стиль семидесятых годов – время постройки самого дома, похоже. Все пыльное – и скатерть на столе, и плотные занавески на окне. Пыль лежала и на полированной поверхности тумбы, где стоял старый телевизор. На кухне клеенка, затертая до полной неразличимости узора. Ну ладно, хозяева запустили жилье, но Аборигенка живет тут уже как минимум две недели, а то и больше. Такая нечистоплотность странна для женщины. Или это безразличие к быту, присущее людям, одержимым некой идеей?

В холодильнике еды почти нет. Пара йогуртов, кусок сыра и огрызок копченой колбасы. На дверце бутылка обезжиренного молока. На нижней полке какие-то настойки в темных бутылочках – лекарства, что ли? Или всякие средства для красоты и здоровья?

Анжела сфотографировала их. Ей хотелось рассмотреть потом, в спокойной обстановке, чем пользуется Соланж.

Она снова огляделась. Жилище выглядело по-спартански, а это пугало. Будто у Соланж настолько важная миссия, что комфорт, еда, уют – это мелочи жизни по сравнению с высокой целью.

Фанатичка. Такие люди легко убивают. Им жизнь – хоть своя, хоть чужая – мелочь!

Анжелу передернуло от страха и негодования. Скорее, скорее избавиться от Соланж! Довести до конца то, что каким-то непонятным образом не удалось двадцать лет назад! Иначе Соланж избавится от нее, Анжелы! Был ли ее план насчет Мики и Дани реальным? Или Аборигенка сочинила пугалку для Анжелы? С Микой она уже встречается – начала приводить свой план в исполнение? Означает ли это, что она готовится убить Даниэля?

А у нее, Анжелы, какой порядковый номер?!

Спросить Пашу, как достать оружие, она не решилась. Он все-таки профессиональный детектив, с лицензией, – еще донесет на Анжелу в полицию из чувства долга. Как бы она ему ни нравилась, с каким бы восторгом он ни смотрел на нее да как бы хорошо ни платила ему Анжела – идею убийства он вряд ли поддержит.

Она отправилась в интернет. «Способы убить человека» – завела она в строку поиска, не надеясь на ответ. Однако количество сайтов с советами по означенной теме поразило ее воображение. Там рассказывалось и как отравить, и как застрелить, и как зарезать, и как задушить… Что самое невероятное, предлагалось все мыслимые орудия убийства приобрести прямо на сайте.

От подобного чтения Анжелу стало мутить. Чтобы отвлечься, она открыла фотографию со склянками Аборигенки и принялась рассматривать.

На всех бутылочках имелись бумажные наклейки с латинскими названиями, написанными от руки. Она их сама, что ли, готовила? Странно…

Но самое странное было впереди. Довольно быстро Анжела выяснила, что все названия – Aconitum, Scopolamine, Ricin, Digitaline, Persil des marais (Анжела перевела с французского: «петрушка болотная») и еще парочка – были смертельными ядами. А «петрушка» вообще оказалась знаменитой цикутой.

Вот как? Аборигенка привезла эти яды с собой, чтобы…

Чтобы – что?..

Отравить Анжелу?! Ее сыновей?!

Черная волна гнева захлестнула ее с такой силой, что Анжела начала задыхаться. И в то же время ощутила мощный прилив отваги. Ну уж нет, тварь недобитая. Я с тобой справлюсь. Я тебя уничтожу!

Она снова устремила глаза в текст на экране. Пистолет – не годится, она стрелять не умеет. Да и шумно. Нож тоже не пойдет. А вот яды… На кухне у подлой девки стоит початая бутылка кока-колы. И упаковка с четырьмя другими на полу. Видимо, она ее любит и постоянно пьет. Так влить в колу яд… И…

Опа! Анжела представила, как падает Соланж на пол, как корчится в судорогах. И не понимает, что случилось… Жаль, нельзя на это посмотреть! Заодно убедиться, что на этот раз дело доведено до конца.

Да не только посмотреть, а себя показать. Так, чтобы дрянь поняла: Анжела ее обыграла! Обошла! Опередила!

Но не следует поддаваться соблазну. Слишком опасно.

Хотя… Вот тут она видела, минуточку, на этом вот сайте… Электрошокер! Допустим, спрятаться в квартире Аборигенки – в ее отсутствие, понятно. Копию с отмычки Паши Анжела, конечно же, сделала, так что войти туда – не проблема. И налить яд в бутылку с кока-колой… И вообще повсюду: в бутылку с водой, в йогурт, что у нее там еще в холодильнике, молоко? Короче, чтобы без промашки. Та придет домой, начнет пить. А если вдруг заметит Анжелу, то она сможет защититься с помощью электрошокера. Все равно яд быстро сделает свое дело, демоница рухнет раньше, чем сумеет достать Анжелу!

Превосходный сценарий. Лучше всего купить стреляющий электрошокер, чтобы в случае чего нейтрализовать Аборигенку на расстоянии. Она крупнее и сильнее Анжелы, лучше к ней не приближаться.

Анжела сделала заказ на сайте. Обещали доставить сегодня же вечером с курьером, что подействовало на нее успокаивающе, умиротворяюще. С таким электрошокером она будет отлично защищена.

Так, теперь яды. Вот магазин – точнее, его страница в интернете, – где можно их купить анонимно. Доставка завтра, оплата наликом. Тут написано, как быстро они действуют. Например, вот этот в течение 3–5 минут максимум. Причем судмедэксперты не найдут никаких следов, так как яд разлагается очень быстро. И спасти жертву отравления практически невозможно, разве что немедленно оказать помощь в виде подключения разной аппаратуры, для чего необходимо ее, жертву, доставить в больницу без промедления.

А Соланж, к несчастью, будет одна в квартире, помочь некому… Бедняжка, ядовито усмехнулась Анжела.

Вот только не развод ли это? Когда бутылочку привезут, не станешь ведь пробовать ее содержимое на язык. А в ней, может, водица подкрашенная? Деньги ладно, не беда, если пропадут, – а вот толк будет ли?

И вдруг Анжелу осенило: бутылочки Аборигенки! Там уж точно яды – иначе зачем она их в Москву привезла? А некоторые, судя по этикеткам, такие же, как на этом сайте продают! И наверняка в смертельной концентрации! Теперь абсолютно ясно, что вовсе не из-за жары умер Антон. Подлила ему что-то в коктейль Аборигенка, гадючка, подлила!

Так зачем Анжеле искать что-то в интернете, когда готовые яды стоят прямо там, где их следует применить! С доставкой по месту назначения, так сказать!

От этой мысли Анжела развеселилась. Соланж сама привезла свою смерть. И даже не догадывается об этом.

Превосходно. Можно прямо завтра. Вечером доставят электрошокер, Анжела потренируется. Аборигенка завтра уйдет, как обычно, искать ее по городу. Анжела дождется этого момента и войдет в ее квартиру…

Яды добавит во все. Кажется, там стоит кофемашина – туда тоже, в емкость для воды. Пусть попьет Соланж кофейку с собственным же ядом. Вот так, дорогуша. Кто к нам с мечом, тот от меча и…

А, да, Паша. Он не должен об этом знать.

Анжела подумала пару минут и набрала его номер.

– Павел? – завибрировал ее чарующий голос. – Мой муж возвращается завтра. И пробудет дома пару дней. Так что я даю вам два выходных. А вот потом вы снова начнете следить, но уже не за девицей, а за моим мужем. Узнаете, встречаются ли они с этой девицей и где!

Паша был рад передышке, это слышалось в его голосе. Вот и хорошо, милый, потом тебе и вовсе не придется на меня работать: объект твоей слежки внезапно скончается от какой-нибудь «сердечной недостаточности». И я заплачу тебе остаток причитающегося гонорара с печалью во взгляде: «Такая молодая, и сердечный приступ! Жаль ее, хоть крови она мне попортила…»

День пятнадцатый

Следующим утром, вооружившись отмычкой и электрошокером, Анжела отправилась к дому Соланж. Ждать пришлось долго: та вышла из подъезда только в половине первого.

Едва она исчезла из виду, Анжела быстро поднялась на восьмой этаж, ловко отперла дверь отмычкой и ступила в логово врагини. У нее есть как минимум два часа (наверняка больше, но мало ли, вдруг Соланж заглянет лишь в пару мест и решит вернуться домой), чтобы все сделать.

Она надела перчатки, достала бутылочки из холодильника. Их было всего шесть. Не зная нужной дозы, Анжела решила вливать их содержимое целиком.

В одной из них оказалась прозрачная жидкость без запаха – ее она залила в прозрачный резервуар с водой кофеварки. Две других, с коричневой жидкостью, она вылила в начатую кока-колу и молоко. Кстати, два дня назад, когда Анжела была здесь в первый раз, в запасе имелось еще четыре бутылки колы, а теперь осталось только три. Похоже, Аборигенка выпивает полбутылки в день. Тем лучше! Ту, начатую, что стоит на столе, она прикончит сегодня же.

Теперь йогурты. Им подойдет желтая жидкость, она не будет заметна в белой массе. Вот только как ее влить в баночки? Анжела заранее не продумала: нельзя же их открывать, Соланж сразу поймет, что дело нечисто. Как же быть?

Она обошла квартиру, заглядывая во все ящики. И нашла в одном шприц. Вернее, целую коробку с маленькими пустыми шприцами. Некоторые были совсем крохотными, будто из детского набора. Без всяких сомнений, Соланж набирала в них яд! Чтобы убивать людей. Кто еще помешал ей в жизни? Кому еще она мстит? Или весь этот арсенал – исключительно для Анжелы?! И ее мальчиков?!

Она схватила один шприц: наберет в него яд и проколет крышку йогурта.

И вдруг раздался звонок в дверь. От неожиданности Анжела даже присела. Это ведь не может быть Соланж? – лихорадочно соображала она. Не могла она так скоро вернуться! И потом, зачем ей звонить в квартиру, где она живет? У нее есть ключи!

Или она каким-то образом заподозрила, что Анжела пробралась к ней? Специально вернулась пораньше и теперь над ней издевается? Мол, открывай, я все знаю?!

Нащупав электрошокер в кармане, Анжела на цыпочках, неслышно приблизилась к двери. В ней имелся старый, тусклый глазок – но лучше, чем ничего. Осторожно в него заглянула…

За дверью стоял парижский детектив Реми.

* * *

Письмо от Этьена Пасье для Соланж пришло по электронной почте около полудня.

Этьен просил передать его незамедлительно, и Реми, распечатав текст – чрезвычайно драматический, выжимавший слезу, – положил листок в конверт и отправился по адресу Соланж.

Поскольку ее телефона он не знал (установить его не удалось), пришлось ехать непосредственно к ней домой.

Однако на звонок в дверь никто не ответил. Реми снова нажал кнопку. И ему показалось, что в мутном глазке появилась тень.

– Добрый день, Соланж, – произнес он по-французски. По словам Мики, девушка отлично им владеет. – Я частный детектив, меня зовут Реми Деллье, вот мое удостоверение, – и он показал его в глазок. – Мне поручили передать вам письмо. От человека, который знает, как поступила с вами Анжела. Ему она тоже причинила много боли. Он хотел бы с вами поговорить. Обсудить, как подвести Анжелу Багирову под суд за преступление… Соланж? Вы меня слышите? Откройте, пожалуйста, у меня исключительно добрые намерения…

Неожиданно соседка напротив вышла из своей квартиры.

– Ее нет дома, – сообщила женщина Реми по-русски. – Я видела, как она уходила.

И соседка исчезла в кабине подъехавшего лифта.

«Нет дома», – это Реми понял. Значит, тень в глазке ему примерещилась.

Он повернулся, чтобы двинуться к лифту, как вдруг дверь стремительно распахнулась и на пороге появилась… Анжела!

Реми успел этому удивиться прежде, чем рухнул на кафель у двери, сраженный электрическим импульсом.

Анжела наклонилась к нему. Где чертово письмо? Это надо же, значит, Этьен, подлец, решил отомстить! Каким-то неведомым образом узнал о Соланж и теперь хочет с ней объединиться! Хочет ее, Анжелу, такую милую, красивую, добрую, – ее, которую подписчицы ее Инстаграма называют «ангелом» за мудрые советы, – засудить? В тюрьму отправить?! Вот сволочь.

Да где же письмо? В кармане нет – в сумке? У Реми был небольшой изящный портфель через плечо, и Анжела нервно открыла его: лифт постукивал, приближаясь к верхним этажам. Проедет мимо, дай бог, но торчать тут совсем ни к чему.

Вот оно!

Анжела вытащила конверт из портфеля и, сунув в свою сумочку, заколебалась: убежать или вернуться в квартиру, чтобы продолжить начатое?

Но лифт пригромыхал прямо на восьмой этаж, и Анжела раньше, чем раскрылись его дверцы, успела запереться в квартире Соланж. Там она, изо всех сил сдерживая дыхание (от страха сердце ее билось часто-часто), припала к глазку.

И увидела с ужасом: из лифта вышла Соланж!

* * *

В час пополудни у Соланж было назначено свидание с Микаэлем, который пригласил ее на обед в ресторан. Он предложил ей самой выбрать заведение, и Соланж назвала тот, не очень далеко от дома, где она довольно часто ела в одиночестве, по-холостяцки. Кухня была так себе, но ей вообще ни один ресторан в Москве не нравился.

К ее огромному удивлению, она ощущала трепет, собираясь на встречу с Микаэлем. Трепет не то чтобы забытый… Скорее, ни разу не испытанный.

…Когда к ней вернулась жизнь, Соланж оказалась безмолвной и беспамятной. Но она знала одно: кто-то хотел, чтобы она умерла. Кто-то причинил ей самое страшное зло, какое только существует на земле: попытался отнять у нее жизнь. И она всеми силами души ненавидела этого «кого-то».

Когда к ней вернулась память, она ни с кем не стала делиться воспоминаниями.

Когда к ней вернулась способность говорить, она научилась молчать.

Не умом, а каким-то животным чутьем Соланж поняла: никто ничего не должен о ней узнать. Иначе ей помешают отомстить. И теперь было ясно кому: проснувшаяся память подсказала.

С мыслью о мести она росла, формировалась, училась, овладевала языками и науками. С этой мыслью она выстраивала отношения со сверстниками и взрослыми.

Отношения заключались на самом деле в почти полном отсутствии таковых. Соланж ни с кем не сближалась, не дружила и уж тем более не делилась секретами. В отличие от сверстниц, Соланж не влюблялась в мальчиков. Ни, позже, в мужчин. Она спала с ними время от времени, чтобы удовлетворить физиологические потребности, но душа ее оставалась наглухо замурована жаждой мести.

И сейчас она была близка к своей цели, как никогда. После того, как свершится месть, казалось Соланж, она начнет жить. Может, даже влюбится…

И вдруг – происки дьявола, не иначе! – ее накрыло странное чувство. Да к кому? К сыну ненавистной Анжелы! Это не любовь, конечно, просто физиология, уговаривала она себя…

Она шла от парковки к ресторану, ловя заинтересованные взгляды мужчин (еще бы, по случаю жары она надела открытое платье), и презирала себя за этот трепет внутри, возникавший лишь при мысли, что сейчас она увидит Микаэля.

Он был красив. Даже нет, не столько красив, сколько притягателен. Обаятелен. Ироничен. И умен. И остроумен. И…

И Соланж ему нравилась.

Не просто нравилась – она ощущала его желание. Мощное сексуальное влечение, которое заводило ее до обморока.

Анжела наверняка его предупредила: беги от этой девицы поскорей да подальше. А он – он не сбежал. Вопреки воле матери. И это тоже ее заводило. У Микаэля наличествовал такой же бунтарский дух, что и у нее, Соланж. Накось-выкуси, проклятая Анжела!

В ресторан она приехала немного заранее – не специально, просто он был близко к дому. Интересно, Микаэль уже ждет ее? Соланж не хотела появляться раньше времени и потому осторожно заглянула в зал.

Да, Мика был на месте. И махал кому-то рукой. Интересно, кому же это…

Соланж спряталась за стену. Спустя несколько секунд снова выглянула. Возле стола стоял мужчина, и Микаэль показывал ему что-то в своем телефоне.

«Он хочет выследить меня, – мелькнуло в ее голове. – Он нанял кого-то и показывает ему мою фотографию!»

Соланж бросилась к выходу. «Ну уж нет, не найдешь ты меня. Ты не дурак, Микаэль, но я хитрее!»

Забравшись в свою машину – точнее, взятую напрокат через «Авито», – Соланж закурила. Уже второй раз в Москве она потянулась к сигаретам, а ведь бросила два года назад…

«Он заодно со своей матерью, – думала она. – Не зря ведь он не сказал мне, где Анжела. Я спросила невинно: мол, с твоей мамой когда знакомиться будем? Вроде шутка такая. А он в ответ серьезно: «Мама уехала, никто не знает куда».

А может, и впрямь Анжела смылась? Она спряталась от меня, что понятно – но даже семье не сказала?

Хотя почему нет, собственно?

И вообще, отчего я решила, что Микаэль хочет меня выследить? Да еще с дурными намерениями? Может, он корзину цветов собирается мне прислать по домашнему адресу?

Вернуться в ресторан? Или ушла так ушла?»

Посидев еще с минуту, Соланж набрала номер Микаэля.

– Извини, мон шери^[19]. Не смогу подъехать сегодня. Давай в другой раз.

Микаэль казался разочарованным. Ничего, мужчин заводит, когда их динамят.

* * *

Мика был разочарован. Он собирался сегодня выследить Соланж, для чего попросил брата помочь, и Даниэль уже ждал ее выхода внизу.

Она Микаэлю страшно нравилась, но слишком много тумана девушка напускает, даже фамилию свою назвать отказалась. К себе не приглашала, к нему в гости идти отказывалась. Не хочет физической близости? Однако от нее исходили мощнейшие волны сексуального притяжения – казалось, в постели с ней могут осуществиться самые смелые фантазии. Кроме того, Микаэль, приглашая к себе, подчеркнул: «На ужин. Ничего другого в программе вечера не предусмотрено». Да и не та это девушка, чтобы бояться, Микаэль чувствовал.

Но нет, она соглашалась только на встречи в ресторанах. «Пока так, – сказала она, – а там видно будет».

И что ей будет видно?

Ко всему этому прибавлялось предостережение Ксении. С другой стороны, все эти страсти – со слов мамы, которая великая мастерица сочинять небылицы, они с братом это с детства знали. На своей странице в Инстаграме она рассказывала истории, якобы с ней приключившиеся, от которых веяло мистификацией. Сыновья всерьез советовали ей взяться за написание романов, у нее бы отлично получилось. Но почитательницы заглатывали все без разбору и оставляли восхищенные комментарии. Анжеле это нравилось. Она обожала комплименты. Интерес к ней, восхищение заменяли ей наркотик.

Короче, правда ли все это насчет Соланж, нет ли, но девушка была крайне загадочной, и это дразнило воображение Микаэля. И ему очень хотелось узнать о ней побольше. Сегодня он как раз решил выяснить, где красавица живет. И ждал ее с нетерпением, поглядывая на вход в зал.

До назначенного времени оставалась пара минут, когда к нему подошел сценарист, работавший на их с братом сериал. Он тоже заскочил в этот ресторан пообедать и, заметив Микаэля, захотел узнать о результатах кастинга. Мика показал ему в телефоне фотографии двух претенденток на главную роль, и мужик отчалил.

Соланж немного опаздывала, но девушкам это простительно…

Как вдруг позвонил брат. Он видел, как Соланж только что выбежала из ресторана. Спрашивал, что делать.

– Следи за ней, Данька! Я сейчас к тебе присоединюсь, мигом! Диктуй по телефону дорогу.

В чем дело? Почему Соланж убежала? Почему передумала? Мика недоумевал.

Уже в машине он получил сообщение от Соланж, – мол, сегодня увидеться не получится. А что у тебя получится, милая? Что у нас с тобой получится? Почему ты сбежала, куда направилась?

Брат указывал дорогу. Ехать оказалось недолго. Дани ждал его у дома-башни, в подъезд которой несколько минут назад вошла Соланж.

– Ну что, доволен? – спросил его Даниэль. – Адрес теперь знаешь.

– Как это? А номер квартиры? – не согласился Мика.

– Да на фиг он тебе, Мик?

– Я к ней в гости собираюсь. Соскучился, она же мне сегодня не дала… пообедать с ней! – Мика ерничал, как всегда.

Задавать вопросы соседям о девушке с иностранным акцентом вызвался Данька – у него это лучше получится, с его мягким, интеллигентным выражением лица. Проблема заключалась, однако, в том, что в этот час жильцы сидели в своих квартирах и, надо полагать, обедали. Посему никто не выходил из подъезда и задать вопрос было совершенно некому. Прошло несколько минут, прежде чем появилась женщина с коляской. Даниэль помог ей поднять коляску по ступенькам и спросил об иностранке.

– А она на восьмом этаже живет, – охотно ответила женщина, – только я номер квартиры не знаю.

Братья переглянулись.

– Давай поднимемся на восьмой, – произнес Мика. – Может, догадаемся, какая квартира. В крайнем случае, у соседей по этажу можно спросить, уж они-то знают…

Женщина с коляской уже исчезла в подъезде, и дверь за ней закрылась. Пришлось дожидаться следующего обитателя дома. С ним братья вошли в подъезд и поднялись на восьмой этаж.

…Ни догадываться, ни спрашивать соседей им не пришлось. Все было с ужасающей ясностью очевидно: дверь в квартиру распахнута, а на пороге…

* * *

…Всю дорогу к дому Соланж думала про Микаэля. Зря она сбежала. Ей так хотелось побыть с ним… Да вот, сглупила. Мужик тот, может, совсем по другому делу к нему подошел. И вовсе не ее фото показывал ему Мика, и следить за ней ему не поручал…

Точно! Если бы это был нанятый для слежки детектив, зачем бы Микаэль показывал ему фотографию, когда Соланж должна была самолично явиться в ресторан через пару минут? Детектив увидел бы ее вживую…

Конечно же, это был не сыщик. И о слежке речь вовсе не шла. Сглупила она, сглупила! Обидно. Могла бы сейчас сидеть рядом с Микаэлем в ресторане, слушать его голос, любоваться его темными, удивительно ярко очерченными глазами…

Она вошла в дом, где снимала квартиру, ступила в лифт.

Ничего, сказала себе Соланж, – не последний раз. У нее проект долгосрочный, еще успеет и глазами Микаэля налюбоваться, и голосом насладиться. Нужно, чтобы ситуация немного успокоилась, устаканилась, как смешно говорят русские. И тогда этот парень будет принадлежать ей целиком!

Двери лифта раскрылись. Соланж вздрогнула: на полу возле ее двери лежал мужчина.

Кто это? Почему у ее квартиры?

Мужчина не шевелился. Жив ли? Мертв? Обморок? Инфаркт? Пьян?

Соланж приблизилась. И быстро – не зря она окончила мединститут! – определила: жив, но без сознания.

Причину обморока она искать не стала: не хотела, чтобы соседи застали ее хлопочущей над лежащим мужчиной. «Скорую помощь» вызывать тоже не решилась. Вопросов к ней будет слишком много, а это лишнее.

Ничего, очухается. В крайнем случае, соседи вызовут.

Соланж отперла свою дверь и вошла в квартиру, переступив через тело.

Однако кто же он такой? Кажется, она его где-то видела…

Соланж прошла на кухню, налила себе кока-колы. Выпила залпом – день был жаркий и нервный. И направилась в комнату. Там, в ящике комода, лежала папка с отчетами нескольких детективов, которых она нанимала для слежки за семьей Багировых. (Фамилию своего отца – Дюваль – Соланж даже мысленно не желала им присвоить.)

Она села, чтобы перебрать снимки из папки, как вдруг увидела под задернутой занавеской (иначе солнце нещадно нагревало маленькую комнату) две маленьких ступни в босоножках. Соланж словно подбросило пружиной. Она в два скачка оказалась у окна и отдернула штору.

За ней обнаружилась Анжела с перекошенным от ужаса лицом. В правой руке она сжимала электрошокер. Похоже, ее так парализовало с перепугу, что воспользоваться им она не смогла. Зато причину обморока того мужика у двери Соланж мгновенно поняла.

В левой руке Анжела стискивала сумочку, из которой торчали конверт и сложенный втрое лист дорогой кремовой бумаги.

– Что, пожаловала в гости? – спросила Соланж по-французски с издевкой. – Смерть свою торопишь, детоубийца?

Она выдернула из руки Анжелы электрошокер.

– А это что, письмо покаянное мне принесла? Давай почитаю, – и она выдернула лист бумаги из сумочки Анжелы. – О, да тут интересный поворот намечается! – произнесла Соланж. Глаза ее бегали по строчкам письма Этьена Пасье. – Смотри-ка, мой будущий свекр предлагает мою будущую свекровь – то есть тебя, ха! – в тюрьму засадить. Просит помочь. Ну не знаю, не знаю. Компромата на тебя у меня предостаточно: любовник твой, Олег, все ваши записочки собрал, отсканировал, сфотографировал, даты зафиксировал. И этот компромат теперь у меня, ага, я его добыла. Но уж очень мне хочется тебя убить своими руками, дорогу…ш…ш…ша…

Соланж внезапно согнулась: полоснула резкая боль в животе.

И тут она засекла взгляд Анжелы, полный ожидания и надежды. И по нему поняла, чего та ждет: ее смерти… Яд… Яд, который она приготовила для Анжелы, какая злая ирония…

Судорога вынудила ее упасть на колени перед убийцей. Анжела в ужасе дернулась, будто хотела сбежать, но не посмела проскочить мимо Соланж.

– И не проскочишь, – криво ухмыльнулась девушка, шаря рукой в складках платья. Наконец, ей удалось достать телефон из кармана.

– Смотри, – сказала она Анжеле, включив его. – Ты должна это увидеть…

Анжела робко двинулась к ней, наклонилась, вглядываясь в экран. Соланж резко сдернула что-то, похожее на брелок, висевший на ее мобильном, и, как только Анжела приблизилась, всадила в ее ногу маленький, с полмизинца, шприц.

– Ну вот, теперь мы в расчете, свекровь… – со стоном выдохнула Соланж и рухнула на пол.

Анжела бросилась к двери. Ключ находился в замке, она сумела его повернуть и распахнуть дверь, но яд парализовал ее сердце именно в этот момент. Хватаясь за косяк, Анжела сползла по нему. Детектив, которого она приложила электрошокером, сидел за дверью на полу. Он только начал приходить в себя и с изумлением уставился на Анжелу. Потом вскочил и попытался поднять ее.

Но она уже не могла встать. Она умирала.

Последнее, что Анжела увидела, это открывающиеся двери лифта и ее сыновья в их просвете.

– Она меня все-таки убила… – прошептала Анжела, протягивая к ним бессильную руку.

Это были ее последние слова.

Даниэль метнулся к матери, Микаэль – в глубь квартиры. Соланж он нашел на полу, скрюченную от жестоких судорог. Ее глаза еще жили, и она, увидев Микаэля, саркастически, хоть и с трудом улыбнулась.

– Она меня все-таки убила, твоя мать… – проговорила Соланж. – Будущая свекровь, ха…

Тело ее дернулось в последний раз и замерло.

…Братья застыли в немом изумлении, переводя глаза с одной мертвой женщины на другую, не в силах осознать произошедшее.

А Реми подумал, что это лучшая развязка из всех возможных, как ни парадоксально.

Эпилог

Наступило время жестоких открытий.

Соланж, в которую Микаэль почти влюбился, оказалась их сводной сестрой, вернувшейся из небытия лишь для того, чтобы убить их мать. И снова умереть – от руки их матери.

Любимая мама, прелестная принцесса, оказалась детоубийцей.

Заботливый папа, которым так гордились Лида и Люда, оказался детоубийцей и шантажистом.

И как совместить светлую детскую память с этими новыми страшными фактами, никто из них не знал.

Было отчего свихнуться.

Потом наступило время похорон. Сначала проводили Анжелу. Красиво проводили, шикарно, как она любила. Затем забрали из крематория пепел Соланж и уже во Франции захоронили урну в могиле ее отца, Франсуа Дюваля.

Предстоящая встреча с Этьеном Пасье тоже радости братьям не прибавляла. Они этого человека не знали и, естественно, любить не могли – а его счеты к Анжеле, пусть и понятные, были им не по сердцу.

Миллионами евро, конечно, не бросаются. Но ехать к отцу не хотелось, и молодые люди чуть не отказались от встречи. Если бы не Ксения, жена детектива…

Сердобольная Ксюша вмешалась. Произнесла пламенную речь о страданиях человека, не знавшего счастья за свою довольно долгую жизнь, и о милосердии.

– Он сам виноват в своих несчастьях, – холодно бросил Мика. – Пусть Анжела ему изменила, но он выгнал беременную женщину! Измена – это из раздела «секс», а беременность – из раздела «родители». И он вычеркнул этот раздел из своей жизни!

– Этьен уже расплатился за это. Пустотой своей жизни, – тихо возразила Ксюша. – Он ведь любит вашу маму, до сих пор любит. А прожил всю свою жизнь без нее…

«Впрочем, не факт, что с ней Этьен был бы счастлив, – подумала Ксения. – Если Анжела изменяла ему до брака, то вряд ли остановилась бы. И их союз был бы обречен на провал рано или поздно. Так что увы, рецепт счастья в эту историю не вписан».

– Это был его выбор, – сухо ответил Микаэль.

– Брат, давай не будем пускаться в морализаторство, – произнес Даниэль. – Нам всем сейчас плохо, – и он приобнял Люсю, которую собирался представить отцу. – И ему тоже…

Что верно, то верно: Этьен заметно сдал, когда узнал о смерти Анжелы. Только сейчас он понял, что постоянно думал о ней все эти годы. Даже тогда, когда запретил себе думать. Даже тогда, когда начал мечтать о мести. Она была центром его души, – или, правильнее сказать, раной его души. И эта раненая любовь стала смыслом его существования…

Десять дней в Париже прошли в административных хлопотах, заполнении и подписании разных бумажек. Наконец признание отцовства Этьена оформили, его завещание заверили. Братья улетели в Москву, пообещав снова навестить отца через восемь дней.

Однако через неделю им было суждено заняться новыми похоронами. Этьен Пасье умер, рак победил его.

– Мика, а давай сделаем фильм по этой истории, – тихо произнес Даниэль, стоя у могилы. – Мне кажется, только так мы сможем освободиться от… – Он запнулся.

Микаэль понял брата.

– От всего, что на душу налипло… – закончил он за него фразу. – Я согласен. Деньги у нас есть, спасибо, отец. Можем позволить себе даже некассовый фильм… – И он бросил хризантему на крышку гроба, уже опущенного на дно могилы.

– Сценарий я напишу. И пригласим Ксению Деллье как консультанта.

– Отличная идея, – кивнул Микаэль.

– Только в начале фильма сделаем заставку: «Все события вымышлены, любые совпадения случайны».

– Да так и есть, Дань. Мы с тобой жили в вымышленном мире, который сочинила для нас наша мама…

Сноски

1

Mon coeur – мое сердечко (фр.).

(обратно)

2

После падения «железного занавеса» в Европе и Америке русскими называли всех выходцев из СССР.

(обратно)

3

Vice versa – наоборот (лат.).

(обратно)

4

Читайте роман Татьяны Гармаш-Роффе «Шантаж от Версаче».

(обратно)

5

Это вы, не так ли? (фр.)

(обратно)

6

Тоже нет. Если мама узнает… (фр.)

(обратно)

7

Хорошо (фр.).

(обратно)

8

Во французском языке ударение всегда падает на последний слог слова. (Прим. авт.)

(обратно)

9

L’arc может означать и арку, и лук (оружие) (фр.).

(обратно)

10

Диминутив – уменьшительная форма слова, уменьшительное имя.

(обратно)

11

Ça va pas du tout – что-то странное, что-то не сходится (фр.).

(обратно)

12

Дословно «ничегонеделание», безделье. От итальянского far niente.

(обратно)

13

Аллюзия на комедию Н. В. Гоголя «Ревизор»: «С Пушкиным на дружеской ноге». (Прим. авт.)

(обратно)

14

Ma chére – моя дорогая (фр.).

(обратно)

15

Chéri – дорогой (фр.).

(обратно)

16

Фильтрум – губной желобок. От лат. Philtrum.

(обратно)

17

Mon amour – любимый (фр.).

(обратно)

18

Во Франции практически всегда заказывают просто «кофе», без уточнений. Подразумевается эспрессо, так как других вариантов в меню традиционно нет.

(обратно)

19

Mon chéri – мой дорогой (фр.).

(обратно)

Оглавление

От автора

Париж

Москва

Париж

Балеарские острова, Форментера

Москва

Балеарские острова, Форментера

Москва

Балеарские острова, Форментера

Париж

Москва

Эпилог