Код 612. Кто убил Маленького принца? (fb2)

- Код 612. Кто убил Маленького принца? [litres][Code 612: Qui a tué le Petit Prince?-ru] (пер. Александра Николаевна Василькова) 1096K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Мишель Бюсси

Мишель Бюсси
Код 612. Кто убил Маленького принца

Точно желтая молния мелькнула у его ног.

Мгновенье он оставался недвижим. Не вскрикнул.

Потом упал – медленно, как падает дерево.

Медленно и неслышно, ведь песок приглушает все звуки.

«Маленький принц»^[1]

Michel Bussi, Code 612. Qui a tué le Petit Prince?

Предисловие

Утром 31 июля 1944 года Антуан де Сент-Экзюпери вылетел из Борго на Корсике с разведывательным заданием. Больше его никто и никогда не видел.

Его исчезновение оставалось загадкой более шестидесяти лет, до тех пор, пока вследствие удивительного стечения обстоятельств в Средиземном море не выловили обломки двухмоторного американского самолета, на котором он летал.

Но покончено ли на этом с тайной Сент-Экзюпери?

Тело писателя так и не было найдено. Немногочисленные свидетельства противоречивы.

Остается ли у нас сегодня способ раскрыть эту тайну? Оставил ли нам Сент-Экзюпери какие-нибудь знаки? Можно ли найти в его последних сочинениях ключ к разгадке?

Чуть больше чем за год до смерти, перед тем как вернуться в Европу воевать, Сент-Экзюпери сочинил короткую историю, которая поначалу казалась произведением незначительным и наивным.

«Маленький принц».

А что, если эта сказка – его завещание?

А что, если Сент-Экзюпери открывает в ней секреты своего исчезновения?

Внезапная смерть Маленького принца в сказке удивительно напоминает внезапную смерть Сент-Экзюпери вскоре после выхода книги. От Сент-Экзюпери только и осталось, что ржавые останки самолета, а Маленький принц сказал: «Это все равно что сбросить старую оболочку».

Тут нет ничего печального, – говорит нам Сент-Экзюпери. – Тебе покажется, будто я умираю, но это неправда…

* * *

О невероятном издательском успехе «Маленького принца», равно как и о полной приключений жизни Сент-Экзюпери, написано очень много. Однако ни в одном из этих трудов до сих пор не пытались провести параллель между судьбой Сент-Экзюпери и судьбой Маленького принца.

Потому что преступление было ловко скрыто за философской сказкой?

Потому что никто всерьез не задавался этим вопросом?

Кто убил Маленького принца?

* * *

Я писал свой роман, думая именно об этом. Я решил потянуть за ниточку странного сходства между гибелью Сент-Экзюпери и гибелью его героя. Провести дополнительное расследование.

Возможных виновных и мотивов более чем достаточно. Я собрал полное досье.

Все факты, приведенные в этой книге, – подлинные. Все истории из жизни Сент-Экзюпери и о его гибели действительно были рассказаны. Все приведенные цитаты тщательно выверены. Все отсылки к рукописи, к сомнениям, решениям и помаркам автора, к рисункам, которые он оставлял или отбрасывал до того, как сказка была издана, или к карте Пири Рейса^[2] строго проверены.

Собрав все эти достоверные элементы, я расположил их в таком порядке, в каком, как мне кажется, еще никто не додумался это сделать.

Эти детали тайны будут в вашем распоряжении. Вы тоже сможете поиграть в детективов и предложить собственное решение.

* * *

Возможно, вы никогда не читали «Маленького принца» или читали слишком давно, для того чтобы хорошо помнить подробности. В этом случае доверьтесь двум моим персонажам, ведущим расследование.

Возможно, вы из тех, кто читал и перечитывал сказку, и помните наизусть каждую фразу. Тогда вы сможете поиграть с книгой, высматривая намеки, в изобилии рассыпанные среди ее строк.

Астероиды превратились в острова, стаю перелетных птиц заменил самолет, но свидетели все те же, нелепые и трогательные.

* * *

Хорошего полета, приятного чтения, радости от того, что заново откроете эту несравненную сказку. Надеюсь, что и это новое расследование порадует вас не меньше, что оно окажется неожиданным, полным тайн и поэзии.

Остров Делового человека

Если ты найдешь остров, у которого нет хозяина, он твой.

Деловой человек, астероид 328

Видишь сквозь щель три звезды, поднимаешься к ним и потом уже не можешь спуститься – и грызи теперь свои звезды…

Антуан де Сент-Экзюпери. «Ночной полет»^[3]

I

– Один листок торчит.

Вероника стояла под навесом у входа в дом и улыбалась мне. Был первый по-настоящему солнечный день за несколько недель. Небо синее, ни единого облачка. По всему коттеджному поселку стрекотали газонокосилки.

Выдрав строптивый торчащий листок, я залюбовался идеально ровной изгородью из бирючины. Само совершенство. Вероника послала мне воздушный поцелуй и оглядела сад. Ее взгляд остановился на корнях черешни, которые подползли к самым плиткам дорожки, потом на кирпичном мангале, который я со вчерашнего вечера не почистил, и, наконец, – на приоткрытых воротах.

* * *

Я прошел три метра от стены нашего дома до границ нашего садика, закрыл створку.

– Спасибо, – сказала Вероника. – Наша маленькая планета… Наша маленькая планета почти совершенна.

Казалось, солнце только для того и светило, чтобы озарять нашу сотню квадратных метров. И для того, чтобы ярче сияла красота Вероники. Вот только Вероника внезапно скрылась в доме.

– Неван, тебя к телефону, – позвала она.

Вероника протянула мне трубку, и я с телефоном вернулся в сад.

– Неван Ле Фау?

– Да.

– Говорит Око Доло. Это ведь вы механик из «Аэроклуба Солнца XIII»? Номер дал мне ваш начальник.

– Да.

– Вы мне нужны. Это совсем недалеко от Марселя. Бухта Сормиу.

– Прямо сейчас?

– Это не отнимет у вас много времени. Но мне совершенно необходим специалист по старым самолетам.

Поднялся ветер. Я обернулся, заметил, что Вероника поежилась, подошел и закрыл стеклянную дверь веранды – и для того, чтобы Вероника не мерзла, и для того, чтобы она не слышала моего ответа.

– Я приеду.

II

Яхта Око Доло удалялась от пляжа Сормиу. Я смотрел, как уменьшается бухта. Над нами летели чайки. Белое судно шло почти беззвучно, словно птицы тянули его за собой на невидимых нитях. Яхта «Алмаз островов» была вытянутой, будто самолет, бескрылый самолет, скользящий по небесной глади.

Око Доло разложил все на столике красного дерева. Я разглядывал ржавые металлические обломки. Перьевую ручку. Старые железки.

Око Доло осторожно поднял огромными пальцами маленькую черную авторучку:

– «Паркер 51». Один рыбак только что вытащил ее из своей сети. Вместе с этими кусками железа.

Я наклонился над столом, присмотрелся. Похоже, обломки кокпита, элеронов, стабилизаторов.

Да, почти наверняка.

– Остатки «Локхида Р-38 Лайтнинг»?

Око Доло восхищенно присвистнул:

– Браво! Вы оправдываете свою репутацию.

Я пожал плечами. Без ложной скромности. Вот только что интересного в этих изглоданных соленой водой останках самолета?

– Над Средиземным морем погибли сотни военных летчиков. Что в этом самолете такого особенного?

Око поигрывал черным, окольцованным серебром колпачком авторучки. Яхта остановилась с северо-восточной стороны острова Риу. Чайки улетели.

– 31 июля 1944 года Антуан де Сент-Экзюпери пропал где-то у берегов Прованса вместе со своим самолетом «Р-38 Лайтнинг».

В голове всплыли смутные воспоминания двадцатилетней давности. Первые полосы газет. Экстренные сообщения по радио. В то время я витал в облаках, меня интересовали летающие самолеты, а не их обломки.

– Так его ведь в конце концов нашли?

Око Доло кивнул:

– Да, нашли самолет. На этом самом месте. Вблизи острова Риу. Больше чем через полвека после крушения. Но… формальных доказательств смерти до сих пор не обнаружили. И тела – тоже. Как и личных вещей.

Я снова поглядел на авторучку, на рассыпанные обломки самолета.

– И вы думаете, что у вас появились доказательства?

– Я жду, что вы мне это скажете.

– А вы… Кто вы?

– Маленький принц. Маленький богатый черный принц. Маленький принц, который всем обязан Сент-Экзюпери.

III

– Представляешь, этот камерунский миллиардер готов заплатить мне десять тысяч евро за опознание обломков самолета!

– В Камеруне есть миллиардеры? – удивилась Вероника, сидевшая на террасе со своим ноутбуком.

Я подошел к ней, остановился, полюбовался нашим домом – в точности такой, о каком мечтала Вероника, я исполнил все ее желания: розовый кирпич, герань на окнах, голубки на крыше.

– Я должен работать вместе с частным детективом из «Фокс Компани», которого нанял этот Око Доло. Завтра снова туда поеду… С ума сойти, да? Заказать расследование ради писателя, погибшего больше семидесяти лет назад!

На террасе уже становилось слишком жарко. Светлые волосы Вероники казались золотыми лучами растрепанного, не успевшего толком причесаться солнца. На лбу у нее поблескивали крохотные капельки.

– Милый, пора завтракать, ты про меня не забыл?

Я смутился. Быстренько сбегал за стаканом холодной воды. Вероника смотрела на экран. Сосредоточенная.

Я решился.

– Пусть они покоятся с миром, Сент-Экзюпери и его Маленький принц. Думаю, я предоставлю Око Доло разбираться с этим самому.

– Для него десять тысяч евро – капля в море.

Вероника на меня и не взглянула, продолжила читать. Мне удалось разглядеть на экране ее ноутбука какие-то акварельные иллюстрации: планеты, дюны, звезды…

– Маленький принц явно преуспел в жизни, у него сейчас очень солидный счет в банке.

Она беззвучно глотнула воды из стакана, посмотрела в окно.

– Сто семьдесят миллионов экземпляров продано по всему миру. И в одной только Франции каждый год расходится несколько сотен тысяч. Книга не устаревает. Вторая после Библии по числу продаж и переводов в мире. Четыреста тридцать четыре перевода. – Она снова поднесла стакан к губам, на запотевшем стекле остался след. – И не забудем о сопутствующих продуктах… – Она вывела на экран мозаику картинок пастельных тонов. – Мягкие игрушки, духи, часы, очки, кукольная посуда, тетрадки, блокноты, лампы, постельное белье, игры… Голова кругом идет!

Она кашлянула. Наверное, вода была слишком холодной. Я придвинул ширму, прикрывая Веронику от сквозняка, как бы не простыла.

– Сент-Экзюпери умер в 1944 году. Я думал, сочинения классиков становятся общественным достоянием?

Вероника тюкнула по клавишам.

– Сейчас скажу… Произведение переходит в общественный доступ через семьдесят лет после смерти автора.

Я подсчитал.

– Значит, «Маленький принц» стал общественным достоянием в 2014 году.

Она снова потыкала в клавиатуру.

– А вот и нет! Если автор – герой войны, «павший за Францию», срок расширяется. И, поскольку Сент-Экзюпери входит в число героев, это дает 2032 год. По крайней мере, во Франции.

Я молчал. Вспомнил паркеровскую авторучку. Обломки самолета. Слова Око Доло: «Формальных доказательств смерти до сих пор не обнаружили. И тела – тоже. Как и личных вещей».

– То есть если… если бы мы узнали, что Сент-Экзюпери не погиб, сражаясь за Францию… То что с авторскими правами на самую продаваемую в мире книгу?

Вероника наклонилась к экрану едва ли не вплотную, почти задевая его ресницами:

– Похоже, единственные наследники – племянники и внучатые племянники. Это они всем управляют.

– Сент-Экзюпери не был женат? У него не было детей? Он не оставил завещания?

– Нет, детей не было… кроме его Маленького принца! Завещания не оставил, а вот женат был. Здесь пишут, что после его гибели столкнулись два враждующих лагеря – племянники Сент-Экзюпери и его жена Консуэло. Она вроде бы попыталась, поскольку завещания не было, составить поддельное в свою пользу, но родственники мужа уличили… В конце концов сошлись на том, что права поделят, пятьдесят процентов каждой стороне, но от управления Консуэло отстранили. Личное неимущественное право автора на произведение перешло только к семье.

– То есть?

– Право решать, что можно делать с «Маленьким принцем» и чего делать нельзя… Продолжение… Экранизация… Переводы… Сопутствующие продукты…

Вероника снова закашлялась. Я обнял ее за плечи, будто шарфом укрыл, и прошептал:

– А я-то думал, что Маленький принц исчез, когда его ужалила змея, только звезда от него и осталась.

Она высвободилась и посмотрела на меня будто на какого-то несмышленыша.

– Думаю, взрослые поняли, что это еще далеко не все! Деловые люди положили в банк звезду Маленького принца – вернее, его астероид. Написали на бумажке название, В-612, положили эту бумажку в ящик и заперли на ключ. Таким образом, они владеют Маленьким принцем, как и звездами. Это не очень поэтично, зато в самом деле серьезно!

IV

Око Доло отмахнулся от кружившего над его головой майского жука. Сел и стал разглядывать стоявшую перед ним коробку. Белую прямоугольную коробку с тремя дырками в ряд.

Яхта мягко покачивалась на волнах. Волны катились к пустынным берегам острова Риу и разбивались там о белые скалы, между которыми лишь кое-где уцелели клочки травы. Как будто полчища кроликов, коз и овец обглодали пастбища дочиста, обнажив камни.

Око и не взглянул на пейзаж.

Он снова прочитал свое имя и свой адрес, написанные на коробке, изучил марку со штемпелем. Незнакомый алфавит – может быть, древние арабские буквы. Никаких сведений об отправителе. Только название.

Клуб 612.

Око взвесил коробку на руке. Легкая. Если встряхнуть, ни звука не услышишь, как будто она пустая. Точь-в-точь похожа на ящик, который Сент-Экзюпери нарисовал для барашка Маленького принца. Его любимый рисунок.

Око не спешил ее открыть.

Хотел бы он знать, получили такую же и остальные – Мари-Сван, Мойзес, Изар, Хоши, географ – или он был первым.

Он устоял перед искушением. С трудом распрямился, держась за спину – совсем замучил проклятый ревматизм, – взял коробку и отнес на камбуз.

Откроет ее потом.

После того, как поговорит с детективом и Неваном.

Сначала он должен их испытать. Эту гениальную ищейку и этого неудавшегося летчика.

Он так тщательно их выбирал.

Не ошибся ли он в выборе?

V

– Спасибо, что согласились, – поблагодарил меня Око Доло.

Его яхта стояла на якоре в самой длинной каланке^[4] Кассиса и была там самым большим судном. Солнце превратило узкую долину, зажатую между белыми скалами, в раскаленную печь. Стоя на палубе, я пытался держаться в пляшущей тени морской сосны и уже успел пожалеть о том, что послушался Веронику и приехал сюда.

– Дождемся детектива из «Фокс Компани» и выйдем в море, – сказал Око Доло. – Он уже скоро должен появиться.

Камерунец и сам страдал от жары, обливался потом, стоило ему сделать пару шагов.

– Вы с Энди будете работать вместе.

Я ждал. Капли ползли у меня по спине, медленно тянулись секунды. Наконец затарахтел мотор, на причале показалась красная «веспа». Кто-то маленький и худенький остановил скутер, снял шлем. В первый момент я принял детектива из «Фокс Компани» за подростка. Короткие рыжие волосы. Узкие джинсы и оранжевая футболка с капюшоном. И тут он обернулся.

Девушка!

Энди оказалась девчонкой!

Она одним прыжком вскочила на палубу «Алмаза» и, улыбаясь во весь рот, протянула мне руку. Круглое, как луна, лицо – рыжая луна, нет, ванильная луна, присыпанная корицей.

– Анди! Стажерка «Фокс Компани».

На вид девушке было лет двадцать, может, даже меньше… хотя, может, и больше. Из «Фокс Компани» прислали начинающую сыщицу! Око Доло это, похоже, нисколько не трогало. Он отчалил и взял курс на остров Риу.

* * *

Яхта неслась по волнам.

Ржавую паркеровскую авторучку Око Доло поместил в плексигласовый чехол.

– Этот «паркер 51», – пояснил он, – третья важная находка, позволяющая раскрыть тайну гибели Сент-Экзюпери. Рано утром 31 июля 1944 года Антуан де Сент-Экзюпери вылетел из Борго, с Корсики, на американском бомбардировщике «Р-38 Лайтнинг» в Гренобль, на разведку. После этого он не ответил ни на один запрос по радио. В половине третьего у него закончилось топливо. В половине четвертого его объявили пропавшим без вести. Он так и не вернулся. Некоторые поначалу предполагали, что он мог приземлиться в Швейцарии или в Веркоре и присоединиться к Сопротивлению… Позже будут безуспешно искать следы крушения его самолета вблизи Сен-Рафаэля, полагаясь на свидетельства немецких летчиков… и главным образом – потому что именно там над морем стоял принадлежавший семье Сент-Экзюпери замок Аге. Прошло более пятидесяти лет, но никаких следов, никаких намеков, в каком направлении искать, не находили. Так было до сентября 1998 года, когда неподалеку от Марселя рыбак по имени Жан-Клод Бьянко вытащил из своей сети серебряный браслет-цепочку. Несмотря на долгое пребывание в воде, надпись на жетоне все еще можно было прочесть. «Антуан де Сент-Экзюпери (Консуэло), c/o Reynal and Hitchcock Inc., 386 4th Ave N.Y. City, USA». Тайна наконец была раскрыта. Сент-Экзюпери утонул где-то здесь.

Стажерка-сыщица из «Фокс Компани», до сих пор смирно слушавшая, внезапно его перебила. Она вскинула руку, точно школьница, достаточно уверенная в себе, чтобы прервать объяснения учителя:

– Ага, все именно так и подумали!

Расправила плечи, потом взъерошила волосы, став похожей на ежика. Я заметил у нее на шее татуировку – розу.

– Тайна раскрыта? – Анди обворожительно улыбнулась. – Лично я никогда не верила в эту историю с браслеткой!

Око тоже улыбнулся. Ему явно не терпелось начать обсуждение.

– Тем не менее это официальная версия, – невозмутимо заметил он.

– Главное – очень кстати подвернувшаяся версия! – ответила Анди. – Зона поисков между Корсикой и Альпами – больше восьмисот квадратных километров! Только в море это сотни тысяч кубометров воды. И вот на глубине больше ста метров подцепили жетон на цепочке весом в тридцать граммов! Решив таким образом величайшую загадку, дремавшую на дне Средиземного моря. Я вообще-то довольно наивна, но чтобы такое чудо проглотить, не поперхнувшись…

Анди не могла усидеть на месте. Она юркой мышкой сновала по палубе, у меня уже голова от нее кругом шла. Или она невероятно крутая специалистка по Сент-Эксу, или всю ночь зубрила.

– Этот браслет действительно существует, – сказал Око. – И на жетоне выгравировано имя Сент-Экзюпери, имя его жены и адрес его нью-йоркского издателя.

– Да-да, там все написано, – ответила Анди. – На этой выловленной браслетке все так четко выбито, что мимо нее не пройдешь! Есть только одна маленькая неувязочка: до того, как рыбак вытащил ее из своей сети, никто о ней и не слыхал. И намека не было! Никто не знает, откуда она взялась. Эксперты изучили сотни фотографий Сент-Экса: он никогда не носил на руке цепочки с жетоном. А когда после долгих поисков в конце концов выяснили, что близкая подруга Сент-Экзюпери, Сильвия Гамильтон, подарила ему в Нью-Йорке браслетку за несколько месяцев до его гибели, в обмен на оригинальную рукопись «Маленького принца»… оказалось, что эта самая браслетка была не серебряной… а золотой! Вот это да! Но ничего, в конце концов криво-косо скроили объяснение: Антуан получил браслет в подарок от Консуэло или от своего издателя – вот только доказательств тому нет. Получается, Сент-Экзюпери должен был носить два браслета? Браслет жены и браслет любовницы? Я, может, не так уж и умна, но если самую малость подумать, становится ясно, что кусочек серебра, который выловил рыбак Жан-Клод Бьянко, – подделка! Собственно, во всех газетах тогда так и написали, рыбака обвинили в фальсификации, и процесс он в конце концов проиграл.

Мы тем временем вплотную подошли к острову Риу, и Око заглушил мотор. Море было невероятно прозрачное, можно разглядеть дно.

– Да, Анди, так все и было… Поначалу никто в этот браслет не поверил. И для очистки совести отправили ныряльщиков поискать там, где его нашли. Вот на это самое место, где мы сейчас и находимся. В мае двухтысячного года нашли обломки кабины самолета-истребителя. Их выловили, потом какое-то время ушло на экспертизу, и в сентябре две тысячи третьего был получен окончательный ответ. Регистрационный номер, который удалось разобрать на одной из деталей, 2734L, соответствовал номеру самолета Сент-Экзюпери. Теперь эти реликвии выставлены в Авиационном музее Бурже. С тайной покончено. И с полемикой покончено! Сент-Экзюпери погиб здесь.

Анди посмотрела вниз, на воду, и рассмеялась так, будто все морские звезды разом превратились в бубенцы.

– Да уж, доказательство – лучше не придумаешь! Браслетка, в подлинность которой никто не верил, становится настоящей только потому, что поблизости нашли обломки самолета. И это, конечно же, был самолет Сент-Экзюпери, потому что он затонул на том самом месте, где нашли браслетку! Вот только вы забыли добавить, что сначала на этом самом месте вытащили из воды мотор немецкого самолета. Потом части американского самолета. И все это лежало вперемешку! Средиземное море такое большое – но два самолета разбились в точности на одном и том же месте? И все с этим согласились! Можете верить в случайность, если вам так хочется, но я, когда совпадений становится слишком много, предпочитаю думать, что улики старательно рассыпал некий таинственный Мальчик-с-пальчик.

Я, затаив дыхание, следил за поединком между Око и Анди.

– Анди, вы же знаете, что существуют не только вещественные доказательства. Немецкий летчик Хорст Рипперт заявил, будто 31 июля сбил неподалеку от Марселя американский самолет, и он уверен, что это был самолет Сент-Экзюпери.

– И милейший герр Хорст признался в этом только через шестьдесят лет после войны, когда ему стукнуло девяносто! После того, как были найдены эти самые обломки… Да еще и прибавил, что до войны он зачитывался книгами Сент-Экзюпери и никогда не простит себе гибели любимого писателя! Вы, конечно, вольны ему верить, если хотите, но я отказываюсь принимать всерьез нелепое свидетельство человека, который, кроме того, говорит о своих немецких военных наградах, чему тоже не имеется никаких доказательств, и который как нарочно в тот день, 31 июля 1944 года, летел один. Кстати, о сражении, в котором он сбил этот американский самолет, нигде не упоминается. И вообще, даже если этот Хорст Рипперт не врал, нет никаких доказательств, что он сбил именно Сент-Экзюпери. По меньшей мере три других немецких летчика подтвердили, что 31 июля 1944 года сбили американские «Р-38» на юге Франции, между Кастелланом и Монте-Карло. Опознать самолеты невозможно. Многие исследователи пытались это сделать… Ни один военный архив не дает возможности установить истину.

Око посмотрел на остров Риу и сказал:

– Зато достойные доверия свидетели, рыбаки-островитяне, утверждают, будто в самом конце войны нашли завернутое в парашют тело летчика. Не осталось никаких следов этого тела, хотя в 1965 году на острове Риу был найден погребенный под камнями скелет.

– А через несколько лет останки опознали, они принадлежали немецкому пилоту. И это был скелет мужчины не старше тридцати пяти, а Сент-Экзюпери было сорок четыре!

Око улыбнулся:

– Браво, Анди! Вы отлично поработали. Вся эта история началась с невероятной находки, этого самого браслета. Но если, как следует из ваших рассуждений, речь шла об инсценировке или розыгрыше, зачем это могло понадобиться марсельскому рыбаку? Никто ни разу не усомнился в его искренности. Его даже наградили орденом Почетного легиона.

– Да и я уверена, что славный капитан ничего не придумывал. Но он был на судне не один! Кому-то из команды достаточно было тайком подбросить браслетку в рыболовную сеть – и дело сделано! Утопить в море кусок самолетного железа тоже нетрудно.

– Но зачем идти на такой обман?

– Вам, господин миллиардер, известно не хуже, чем мне, что причин на то могло быть предостаточно… Чтобы переписать историю заново. Сохранить тайну. Скрыть правду. Увести поиски в другом направлении… Есть, к примеру, один странный вопрос, на который так и не нашлось ответа: что делал Сент-Экзюпери вблизи Марселя? Его прямой маршрут от Корсики до Гренобля проходил через Ниццу или даже Сен-Рафаэль… До Марселя оттуда около двухсот километров. И к тому же Мари, мать Сент-Экса, была уверена, что слышала, как ее сын в день своего исчезновения пролетел над замком Аге. Еще одна неразгаданная загадка – тело Сент-Экзюпери ведь не нашли. Браслетку нашли, но никакого скелета рядом не было! Так что даже если эта дурацкая цацка и принадлежала Сент-Экзюпери, во что я ни на секунду не поверю, и даже если она была у него на руке в день его последнего полета, хотя никто ее не запомнил, это все равно не доказывает, что он утонул на этом самом месте! Карл Бём, другой немецкий солдат, который во время войны занимался оказанием помощи раненым в тех краях, незадолго до смерти заявил, что подобрал в Средиземном море раненного в ногу летчика и тот говорил, будто он – известный писатель. Пленный писатель якобы попросил, чтобы все документы, какие могли бы позволить установить его личность, выбросили за борт, а затем он был передан немецким властям для допроса. Выжил ли он? Был ли освобожден? Никто не знает. Еще одна тайна… Еще один секрет!

Казалось, Око был полностью захвачен ее рассказом. И удивлен. Для него неожиданностью стали не только сведения, выданные этой девочкой-стажеркой, но и ее настолько живой ум.

– Секрет, Анди? Какой секрет? О чем вы подумали?

– Ни о чем в особенности… и обо всем сразу… Погиб ли Сент-Экзюпери, сражаясь за Францию, сбил ли его этот Хорст Рипперт над островом Риу? Или он покончил с собой, в последний раз пролетев над домом матери? Или выжил и оказался в плену? Или остается еще какая-то возможность, которая никому в голову не пришла? Вот, например, в Борго, на Корсике, вечером накануне своего последнего полета Сент-Экс, как делал это часто, показывал друзьям карточные фокусы, потом, около полуночи, ушел. Он не ночевал на базе, появился только наутро, в восемь, перед вылетом. Неизвестно, где он провел свою последнюю ночь. Зато все знали, что это его последний полет. Сент-Экзюпери должны были на следующий день демобилизовать по возрасту. Вам не кажется, что это еще одно очень странное совпадение? Погибнуть в день выполнения последнего задания! Он оставил на столе, на видном месте, два письма. Одно – своей любовнице, Нелли де Вогюэ, главной сопернице его жены Консуэло. Именно Нелли заберет все заметки, которые Сент-Экзюпери оставил в своем багаже, сделает его национальным героем и напишет его посмертную легенду. Нелли умерла в 2003 году, передав все свои архивы Национальной библиотеке с указанием открыть их лишь через пятьдесят лет после ее смерти… Еще одна тайна!

Анди сделала паузу, чтобы перевести дыхание. Руки у нее взмокли от пота, и она вытерла их о взлохмаченные волосы. И тут я впервые заговорил, мне не терпелось узнать, чем все закончилось.

– Вы сказали, что Сент-Экзюпери оставил два письма. Кому было адресовано второе?

– Пьеру Даллозу. Руководителю Сопротивления в Веркоре. Знаете, какими словами оно заканчивается?

И, не дав мне времени ответить, Анди звонко продекламировала:

Если меня собьют, мне не о чем будет жалеть.

Меня страшит будущий термитник.

И я ненавижу их добродетель роботов.

Я был создан для того, чтобы стать садовником.

Эти слова поразили меня. Возвышенные и вместе с тем полные отчаяния. Сент-Экс знал, не мог не знать, что это его последние слова. Кто мог отрицать это, прочитав их?

* * *

Око Доло приподнял прозрачный чехол и взял в руки «паркер».

– Анди, вы совершенно правы, в списке личных вещей, которые были при Сент-Экзюпери в его последнем полете, ни о какой браслетке не упоминается. Зато там упомянута его авторучка «паркер 51», с которой он никогда не расставался. Первым делом я обратился к нескольким экспертам, исследователям, и они, опираясь на новейшие технологии, утверждают, что…

Анди недоверчиво посмотрела на авторучку и вздохнула:

– Ненавижу их добродетель роботов.

VI

Маленький Око мчался по улице Мфунди. На Яунде только что обрушилась гроза. Такого страшного ливня Око за все свои шесть лет еще ни разу не видел. Улицы превратились в потоки грязи, и босые ноги Око местами уходили в них до колен. Уличные торговцы пытались спасти свои фрукты, пачки сигарет, мешочки с пряностями и ощипанных кур. До маленького перепуганного мальчика никому не было дела.

Око промок насквозь. Он поискал глазами какое-нибудь укрытие, но ничего подходящего не увидел. До хижины его родителей было слишком далеко, Нтаба – в северной части города, у озера, туда не добраться, там, наверное, все затопило. Око боялся, что его смоет вместе с пальмами, велосипедами и собаками.

– Иди сюда.

Око обернулся.

– Иди сюда. Скорее. Входи.

Белая женщина стояла у двери большого каменного дома. Каменные дома в Яунде были редкостью. Как и белые женщины.

Око послушался.

В доме было прохладно. Он напоминал лабиринт из комнат и коридоров. И везде было тихо. Взрослые и дети, почти все – белые, двигались медленно и улыбались, как будто и не замечали грозы.

– Добро пожаловать во Французский культурный центр, – сказала белая женщина. – Меня зовут Натали. А тебя как?

Натали ему сразу понравилась. Она дала Око полотенце, чтобы он вытерся, и предложила ему переждать грозу. Сказала, что ненадолго оставит его одного, потому что ей надо работать, но он может посидеть в библиотеке, я скоро вернусь, сказала она, я очень скоро вернусь, хочешь, я выберу тебе книжку?

* * *

Когда она вернулась, Око все еще листал книгу. Натали смотрела на него издали. Он подолгу разглядывал каждую страницу, завороженный, как будто впервые видел картинки. А может, и в самом деле впервые. Она угадывала, какие рисунки сменяются сейчас перед ним – планета, стая перелетных птиц, баобабы, звезда в небе над пустыней. Что же при этом представлялось малышу?

– Хочешь, я почитаю тебе эту сказку?

Он поднял на нее глаза и робко кивнул.

Натали села рядом с ним.

Когда мне было шесть лет, в книге под названием «Правдивые истории», где рассказывалось про девственные леса, я увидел однажды удивительную картинку. На картинке огромная змея – удав – глотала хищного зверя.

К тому времени, как Натали дочитала «Маленького принца», гроза утихла. Натали закрыла книгу и встала.

– Мадам…

– Детка, называй меня, пожалуйста, Натали…

– Мад… Нат… Можно, я еще приду?

– Конечно, Око, Центр открыт для всех детей.

– Я… я хочу научиться читать.

* * *

Око часто приходил туда.

– В Камеруне около трехсот языков, – объяснила ему Натали. – Здесь говорят на французском и на английском, но есть еще пиджин, фульфульде, бакоко… Почти столько же языков, сколько во всем мире! С помощью этой книги ты сможешь выучить все. Эта книга переведена на все языки планеты, даже на самые редкие диалекты.

Сначала Око научился читать «Маленького принца» на французском. Потом на английском. Потом на бамбара, языке малийцев, потому что ему понравилась обложка с чернокожим Маленьким принцем. Потом на испанском. Португальском. Китайском.

* * *

Из всех персонажей «Маленького принца» Око больше всего привлекал деловой человек. Владеть звездами – надо же до такого додуматься! Он сам не владел ничем и потому все время думал о словах делового человека:

Если ты найдешь алмаз, у которого нет хозяина, значит, он твой. Если ты найдешь остров, у которого нет хозяина, он твой. Если тебе первому пришла в голову какая-нибудь идея, ты берешь на нее патент: она твоя.

* * *

Око был хорошим учеником. У него ничего не было, но он учился достаточно хорошо для того, чтобы камерунское правительство предоставило ему стипендию. Сначала он поступил в университет в Яунде. Потом – в Институт политических наук в Бордо.

Когда Око основал свое первое предприятие, ему не исполнилось тридцати. Поскольку звездами уже завладел деловой человек из «Маленького принца», а могущественные французские, английские и американские мультинациональные корпорации завладели нефтью, ураном, алмазами, бокситом и никелем, ему пришло в голову владеть тем, чего не увидишь, – границами. Границами между странами, регионами, реками, морями. Он понимал, что люди готовы платить много денег за то, чтобы их пересечь. И он стал строить мосты, дороги, порты, вокзалы, поезда, корабли, самолеты и заработал огромные деньги. В Яунде он жил в большом доме с бассейном, потом, устав от соседства с нищетой в родной стране, стал покупать другие дома, сначала во Франции, затем – по всему миру.

* * *

Теперь он хорошо одевался, ездил на дорогих машинах, но никогда не забывал про маленького босоногого Око. Почти каждый день он перечитывал «Маленького принца». Как только выдавалась минутка, заглядывал во Французский культурный центр в Яунде. Натали состарилась. По ее совету он создал фонд. Он давал деньги. Много. Капля в море его огромного состояния. Капля в море нищеты мира.

* * *

Во время своих путешествий, а путешествовал он часто, Око повсюду покупал переводы «Маленького принца». У него уже собралось сто девяносто пять, почти все существующие, хотя это все еще было меньше, чем число языков в Камеруне. Он нанимал людей, чтобы они отыскивали для него по всему свету уникальные издания. Некоторые экземпляры на редких языках – например, тибетском дзонгха или амазонском шипибо-конибо – обходились ему очень дорого, дороже, чем провести водопровод или электричество в деревни, где он находил эти драгоценные книги.

* * *

Око было сорок, когда к нему обратился географ. Географ никогда не был любимым персонажем Око в «Маленьком принце», но предложение создать клуб самых больших поклонников книги ему понравилось. Международный клуб. «Клуб 612». Совсем не для того, чтобы коллекционировать издания или устраивать выставки. Нет, совсем наоборот. Тайный клуб. Всего лишь для нескольких посвященных. В него войдут те, кто умеет читать между строк. Кто догадывается об истинном смысле «Маленького принца». Кто готов посвятить свою жизнь тому, чтобы проникнуть в его тайну. Ответить на главный и великий вопрос, который задает эта сказка…

* * *

Око встал, держась за ноющую спину. В последние несколько дней он часто задумывался. Маленький босоногий Око стал для него почти незнакомцем. Как внук, которого у него не было и которого он должен приручить. С тех пор прошло более шестидесяти лет. Натали давно покоится на кладбище Мволие.

«Алмаз островов» мягко покачивался на волнах. Око смотрел на камбуз напротив, где лежала прямоугольная коробка с единственным указанием на отправителя.

Клуб 612.

Не пора ли ее открыть?

Нет…

Надо действовать осторожно. Он слишком стар, слишком болен и слишком устал, для того чтобы продолжать поиски. Сначала он должен убедиться, что есть кому передать факел.

* * *

Око, прихрамывая, подошел к столу и приподнял прозрачный чехол. Взял авторучку «паркер 51», снова сел. Положил перед собой листок бумаги, начал писать. Улыбнулся: для авторучки, якобы пролежавшей на дне морском семьдесят пять лет, она писала довольно прилично!

Такая грубая наживка. Умничка Анди быстро раскроет обман. Неважно…

Он продолжал составлять список.

Мари-Сван, Нью-Йорк, Манхэттен, Пятая авеню, Эмпайр-стейт-билдинг, 79-й этаж

Мойзес, остров Кончагуита, Республика Сальвадор

Изар, Автономное Королевство Герминия, Оркнейские острова, Шотландия

Хоши, маяк Джидды, Саудовская Аравия

Географ…

* * *

Анди и Неван будут хорошо работать в паре. Даже если Неван пока этого не знает. Даже если ему пока ничего не известно о сути его задания.

О путешествии.

О стае перелетных птиц.

VII

«Алмаз островов» плескался в каланке Моржиу, перед молом, сложенным из больших камней. Анди примостилась в углублении между камнями, а я, стоя рядом с рыжей сыщицей, смотрел, как волны разбиваются у моих ног. Бухта была почти безлюдна, только паренек в бейсболке, обняв за талию загорелую девушку, хвастался своим новеньким спортивным кабриолетом.

Любить – это не значит смотреть друг на друга.

Любить – значит смотреть вместе в одном направлении.

Око Доло, стоявший рядом, протянул Анди какую-то бумажку:

– Ваш путевой лист. Следующий этап расследования.

Я попробовал прочитать через плечо сыщицы, что там написано. На листке были пять имен и четыре адреса. Мне удалось разобрать только первые строчки.

– Мари-Сван, Нью-Йорк, Манхэттен… следующий этап? – спросила Анди.

Лысину изнемогавшего от жары старого камерунца прикрывала соломенная шляпа. Солома золотилась на солнце, как пшеничное поле.

– Думаю, пришло время рассказать, почему, когда нашли эту авторучку, обратились ко мне, старому баобабу, выброшенному на берег Средиземного моря, и почему я обратился к вам.

Око грузно опустился на камень. Мне показалось, что он уже не сможет встать, что он обратился в статую у входа в маленький порт, этакую Русалочку из черного дерева.

– Всю свою жизнь, все свои силы и все свое богатство я отдал «Маленькому принцу». Объяснять было бы слишком долго, но эта сказка изменила мою жизнь. Я разделил эту страсть с пятью другими помешанными. Из разных мест. Мы основали клуб, назвали его «Клуб 612». И сделали это только с одной целью, вернее, целей было две, но они сливаются в одну: разгадать тайну гибели Сент-Экзюпери и тайну смерти Маленького принца.

Я чуть не упал, поскользнувшись на мокрых камнях.

– Тайну смерти Маленького принца?

– Именно, – совершенно серьезно подтвердил Око. – В конце сказки Сент-Экзюпери Маленький принц умирает. Вам не кажется это очень странным для детской сказки? Вы уже задумывались над тем, кто убил Маленького принца? Уже заметили сходство между смертью Маленького принца и гибелью Сент-Экзюпери всего через несколько месяцев после выхода книги?

Анди кивнула:

– Да, оба исчезли таинственным образом, и тела не были найдены…

Меня это не слишком убедило, и я возразил сыщице:

– Но ведь Маленького принца ужалила змея, а Сент-Экзюпери сбил немецкий летчик.

Анди улыбнулась:

– Вы ни одного детектива в своей жизни не прочитали? Вам не кажется, что все было не так просто? Почему эта змея ползала по пустыне? Почему Маленький принц с ней заговорил? Зачем Маленький принц предупредил читателя – покажется, будто я умираю, но это неправда. Вам не захотелось узнать, что произошло на самом деле? За пределами видимого?

– За пределами видимого? – тупо повторил я, ничего не понимая.

Анди переглянулась с Око и снова повернулась ко мне:

– Господин авиамеханик, вы, должно быть, в детстве читали «Маленького принца»? Один-то раз точно прочли! Можете процитировать самую известную фразу из этой сказки?

– М-м… «Самого главного глазами не увидишь»?

– Совершенно верно. И Маленький принц, незадолго до того как его ужалила змея, тоже сказал: самое главное – то, чего не увидишь глазами; капля здравого смысла подсказывает, что это можно понять как «главное скрыто, на самом деле все не так, как кажется»! Да ведь и сказка начинается с того, что за видимостью, изображением шляпы, может скрываться другая картинка, удав, который проглотил слона. Сент-Экс с самого начала втолковывает нам: надо искать за пределами видимого.

– Мне казалось, что…

Анди не дала мне договорить.

– Кто в «Маленьком принце» учит нас, что самого главного глазами не увидишь?

– Лис! – без запинки ответил я.

– Разумеется, лис. Но как по-вашему, господин авиамеханик, почему Сент-Экзюпери выбрал лиса, а не кролика, медведя, белку, птицу и даже не кота или собаку?

Я не имел об этом ни малейшего представления…

– Что говорят про лис в детских сказках? – Анди не унималась.

Это-то я знал!

– Ну… что они хитрые?

– Вот именно! Во всех сказках лисы обманывают. Лис лжет в «Романе о лисе», льстит в баснях Лафонтена. Это зверь, которому верят дурачки. Но тогда, если мораль сказки вложена в уста лиса, не значит ли это, что в ней заключен обман, что это иллюзия? И Сент-Экс на этом не останавливается! Второе существо, которому Маленький принц решает довериться, – это змея! Змея, у которой он спрашивает: почему ты все время говоришь загадками?

Я поискал, что бы ей на это возразить, но не нашел. Да и не успел бы, Анди меня опередила:

– Загадки, сплошные загадки! В этой сказке их полным-полно. А есть еще и те, что окружают смерть Сент-Экзюпери, или архивы его любовницы Нелли де Вогюэ, недоступные на несколько десятилетий вперед, или знаменитые пароходные чемоданы его жены Консуэло, в которых заперты все личные секреты Сент-Экзюпери и которые никто больше пятидесяти лет не открывал. Вам еще мало тайн? А что думать про письмо, которое мать Сент-Экзюпери получит через год после гибели летчика? И в котором он пишет: хочу вас успокоить, у меня все прекрасно!

Анди не давала себе передышки, лишь быстро глянула на камерунца, будто ждала одобрения, будто он был председателем комиссии на вступительных экзаменах в академию Сент-Экзюпери. У меня набралась куча вопросов насчет этих пароходных чемоданов, насчет этого посмертного письма, насчет… но Анди снова меня опередила.

– Это завещание Сент-Экса! – выкрикнула она. – Его спрятанное завещание! Завещание, которого никто так и не нашел. – Она явно разволновалась. – Око, я хочу вступить в ваш «Клуб 612». – Анди посмотрела на листок, который он ей дал. Еще раз прочитала имя и адрес: Мари-Сван, Манхэттен.

– Вы должны отправиться туда немедленно, – только и ответил камерунец.

Слегка удивившись тому, что Око, который по возрасту годился Анди в дедушки, обращается к ней на «вы», я чуть отступил в сторону. Вот уже несколько минут, понимая, что больше им не нужен, я ждал удобного момента, чтобы попрощаться, сказать, что меня ждет жена и что они могут ко мне обратиться, если им снова потребуется специалист по обломкам «Р-38 Лайтнинг».

– Я готова, – ответила сыщица-стажерка. – Мы пойдем на вашей яхте?

Око улыбнулся и взглядом показал на такси, припаркованное на стоянке за молом.

– В Нью-Йорк на такси? – удивилась Анди.

– Такси довезет вас до Мариньяна, до аэропорта. Там вас уже дожидается частный самолет, «Фалькон 900». Я открыл счет на ваше имя. В кабине пилота вы найдете доллары и кредитную карту, а в багажном отсеке – все архивы «Клуба 612». Во всяком случае, мои. Я… – Око замялся. – И еще я должен предупредить вас, что ваша миссия может оказаться опасной. Мне угрожали. Похоже, кому-то очень не хочется, чтобы нашлось завещание Сент-Экзюпери. И у меня есть все основания думать, что этот кто-то – один из пяти в моем списке…

Ой! Как не вовремя Око Доло заговорил про угрозы! Я буду выглядеть трусом, если уйду теперь. И все же я отодвинулся от них еще на несколько шагов.

– Неван, куда это вы? – удивился Око.

– Так я пойду уже… Я… У меня нет клубной карты…

Око нескрываемо изумился.

– Вы не поняли, что «фалькон» поведете вы?

VIII

– Прощай!

Я как раз собирался отключиться, поскольку во всех деталях уже рассказал Веронике про необычную миссию, порученную мне камерунским миллиардером, и тут услышал от нее это «прощай!» – как будто лопнула натянутая между нами резинка. Захотелось переспросить, она ведь часто говорила, что речь – источник недоразумений.

– Почему «прощай», дорогая моя? Я только туда и обратно, доставлю детектива на Манхэттен и вернусь! Завтра буду дома.

– Ты пятнадцать лет не летал.

Я чуть было не ответил «вот именно», но осекся. Не осмелился сказать, что хочу этого и что Око Доло это понял. Что чинить самолеты – увлечение по доверенности. Обихаживать самолет на земле, все проверять, говорить, что все в порядке, смотреть, как он взлетает, и не успевать даже помечтать, пока не приземлился следующий. Только и сказал:

– За это очень хорошо платят, дорогая моя.

– Почему ты? Почему этот камерунец обратился именно к тебе?

– Не знаю.

Я и в самом деле не знал.

– И ты согласился?

Я мог бы еще раз повторить, какую сумму назвал мне Око Доло, даже в долларах пересчитать, но Вероника слишком хорошо меня знала, я бы этим банкирским объяснением не отделался. Вероника избавила меня от необходимости что-то говорить, сама себе ответила:

– Все так таинственно и непостижимо, что ты не смог отказаться.

Странный ответ. Такое впечатление, что фраза выдернута из «Маленького принца», надо проверить. Перечитать. Время у меня будет, лететь больше десяти часов.

Вероника кашлянула. Меня удивило отсутствие упреков. Я не решался ни заговорить, ни отключиться.

– Да не тяни же, это просто невыносимо. Решил уйти – так уходи.

Она отключилась первой.

Наверное, не хотела, чтобы я слышал, как она плачет.

IX

– Вы умеете этим управлять?

Анди устроилась рядом со мной в кабине «Фалькона 900».

– Я получил летное свидетельство пятнадцать лет назад.

– А с тех пор летали?

– Раз или два…

Я соврал. На самом деле – ни разу.

– Это не забывается?

Я не ответил. Был занят – разбирался с приборной доской. Глядя на меня, Анди прибавила:

– Нет, не забывается. То, что любишь, не забывается. Потому что скучаешь без этого. Точно так же, как с людьми.

* * *

«Фалькон 900» летел над облаками. Анди дремала. Понаблюдав за мной, она без особого пиетета объявила, что вести самолет, похоже, проще, чем машину, за пустой и прямой дорогой в сельской местности и то надо следить внимательнее. Я не стал говорить, что она права.

– Когда полетим над Атлантикой, почитаете мне «Маленького принца»?

– Да, если хотите… Все в какой-то момент своей жизни его перечитывают.

Она закрыла глаза, самолет ее усыплял.

– Не забудьте, что вам надо просмотреть десять тюков архивов, – ехидно заметил я.

– Попозже.

Я решил, что не дам ей поспать.

– Вы несколько ночей перед этим зубрили? Браво, вам удалось сильно удивить Око! После вашей стажировки «Фокс Компани» точно предложит вам работу.

– Зубрила? – С Анди весь сон мгновенно слетел. – Зубрила? Вы серьезно? Я с детства люблю «Маленького принца». Я создала блог, посвященный ему. Я переписываюсь с фанатами со всего мира. На свете не найдется и десятка человек, так же хорошо знающих эту сказку, как я, и тут, во время моей стажировки, какой-то странный миллиардер предлагает «Фоксу» разобраться в истории с паркеровской авторучкой… Вы же понимаете, что я никому это дело не уступила!

Подобное совпадение поначалу заинтересовало меня. Но ненадолго. Когда совпадения настолько таинственны и непостижимы, не смеешь проявлять недоверие.

– В таком случае, мадемуазель специалистка по Сент-Эксу, вы сможете мне объяснить, зачем нам в Нью-Йорк?

– Я к вашим услугам, господин авиатор! Сент-Экзюпери написал «Маленького принца» в эмиграции, на Манхэттене, в 1942 году.

* * *

Казалось, «Фалькон 900» не движется, летят лишь облака под ним и можно выйти размять ноги, прогуляться по этой небесной сахарной вате. Только с наступлением темноты, когда мы уже были над Атлантикой, слой ваты стал расползаться. Похоже, ветер ждал появления пастушьей звезды, чтобы разогнать барашков.

Я повернулся к Анди:

– Не боитесь?

– А должна? Почему? Вы забыли прилепить на кабину наклейку с буквой «У»?

– Я имел в виду последние слова Око Доло. Что ему угрожали… Кому-то не хочется, чтобы нашлось завещание Сент-Экзюпери.

– Напротив! Это только подстегивает! Вы заметили, что нам надо встретиться с шестерыми, с шестью членами «Клуба 612», один из которых, возможно, опасен. Это ведь в точности как Маленький принц побывал на шести планетах до того, как оказался на Земле, – у короля, у честолюбца, у пьяницы, у делового человека, у фонарщика и у географа. Только у нас вместо планет – острова…

– И Маленький принц не летел на частном самолете, а странствовал с перелетными птицами.

Анди захлопала в ладоши.

– Вот видите – вы не все позабыли! Только в последнее путешествие он отправился не с птицами. Чтобы вернуться с Земли на свой астероид… – И Анди произнесла тоненьким детским голоском: – Видишь ли… это очень далеко. Мое тело слишком тяжелое. Мне его не унести. – И добавила уже своим обычным голосом: – И Маленького принца ужалит змея…

Я стал припоминать. Маленький принц соскучился на Земле, он хотел вернуться на свою планету, к своей розе. Анди тем временем продолжала говорить:

– Я всегда думала, что змея оказалась в этой пустыне не случайно. Что кто-то ее послал. Кто-то ее попросил ужалить Маленького принца.

– Кто? И зачем?

– Может быть, Маленький принц увидел на одной из шести планет, которые посетил, что-то такое, чего не должен был видеть?

X

«Алмаз островов» шел по маршруту, проложенному Око Доло на морской карте, от мыса Моржиу к острову Риу. Камерунский миллиардер был на яхте один. Он в последний раз проверил курс, оглядел пустынный берег в нескольких километрах впереди и включил автопилот.

Скорость и траектория стабилизированы.

Медленно, морщась и держась за поясницу, он повернулся и положил на палубу прямоугольную коробку. В последний раз попытался угадать отправителя по почерку.

Клуб 612.

Женский почерк Мари-Сван? Неровный почерк Мойзеса? Прямой и угловатый почерк Изара? Восточные завитушки Хоши? Или это рука географа, о котором он ничего не знал?

Никто из них так не пишет.

Он снова взвесил на ладонях коробку – легкая, будто пустая, – поочередно сунул палец в каждую из трех дырок, ничего не почувствовал и решил ее открыть. В последний раз поглядел на приближавшийся остров Риу и подумал: не был ли этот бесплодный, словно метеорит, остров той самой последней картинкой, которую Сент-Экзюпери унес с собой в небытие?

Око открыл коробку.

И выпустил на волю змею, которая тотчас взвилась к его шее.

Точно желтая молния мелькнула у его шеи.

Мгновенье он оставался недвижим. Не вскрикнул.

Потом упал – медленно, как падает моряк.

Медленно и неслышно, ведь волны заглушают все звуки.

Влюбленные, которые целовались на пляже Риу, купальщики, которые брызгались водой, сёрферы, которые скользили по волнам, дети, которые строили песочные замки, – все, кто брел вдоль берега, все мечтавшие, читавшие и дремавшие, все они едва успели отскочить.

Им показалось, что яхта приближается слишком быстро, несется, будто лихач-мотоциклист по людной улице; потом они подумали, что она в последний момент затормозит и пристанет к берегу, подняв мини-цунами. Но яхта не сбавляла ход, и они поняли, что она вот-вот разобьется.

Люди попрыгали в воду, влезли на камни, кинулись в соседнюю безопасную бухточку или вскарабкались на приморскую сосну… Словом, когда яхта налетела на скалы, на пляже никого не было.

Остров Честолюбицы

Она не желала явиться на свет встрепанной, точно какой-нибудь мак. Она хотела показаться во всем блеске своей красоты.

Честолюбица, астероид 326

Напрасно я повзрослел, вот что. В детстве я был так счастлив.

Антуан де Сент-Экзюпери. «Военный летчик»

XI

Я уже не один час летел над Атлантическим океаном. Америка все не показывалась, перед глазами была только россыпь островов. Меня нервировал этот затерянный в океане архипелаг в тридцати пяти тысячах футов под нами. Неизвестно почему – с тех пор как вылетел из Мариньяна, я управлял самолетом с уверенностью ветерана авиапочты. Сам хотел бы понять, отчего на меня посреди неба, без всякого видимого повода, страх напал. К счастью, Анди ничего не заметила. Стараясь не поддаваться необъяснимой панике, я стал расспрашивать сыщицу.

– Почему бы нам не поговорить про «Маленького принца». Я имею в виду не персонажа, а книгу. Какого черта Сент-Экзюпери отправился писать ее в Нью-Йорк?

Анди потянулась. Она явно выспалась. Прямо как маленькая девочка, которую везут в отпуск, и надо перетерпеть дорогу. Мне показалось, что сейчас она попросит остановиться у следующей площадки для отдыха, чтобы выйти побегать.

– Ну… история странная… Я расскажу покороче, про это написана куча книг. Сент-Экзюпери с января сорок первого был в эмиграции, в Нью-Йорке. Его угнетало равнодушие американцев к войне, которая шла в Европе, и доводило до отчаяния то, как французы грызутся между собой. Сам он ни к какому лагерю не примыкал, но к де Голлю питал стойкое недоверие. Сент-Экзюпери бродил по Манхэттену, встречался с девушками, общался с французскими знаменитостями, там была целая компания изгнанников, писатели, актеры, художники… В то время Сент-Экзюпери благодаря успеху его романов в Соединенных Штатах был, наверное, самым известным французом в Северной Америке. Книгу «Военный летчик» по ту сторону Атлантики даже преподносили как лучший ответ демократии на «Майн кампф». Его американский издатель искал способ рассеять хандру своего french writer^[5] и, заметив, что тот постоянно что-то рисует, предложил ему написать сказку для детей.

Я заставил себя отвести глаза от группы островов, над которыми мы летели.

– Пока что ничего странного.

– Да что же вы такой нетерпеливый, сейчас я и до этого доберусь. Так вот, Сент-Экзюпери принялся за работу, большая часть текста была написана за лето сорок второго года. И, хотя сказка должна была выйти на английском, писал он, конечно, по-французски, Сент-Экзюпери очень плохо знал английский. А в начале сорок третьего, когда пришло время сдавать рукопись, он решил отправиться в Северную Африку, чтобы сражаться за Францию. Удивительно, правда? Зачем снова становиться военным летчиком и рисковать жизнью, когда перед тем он два года строил из себя утратившего иллюзии изгнанника, и с чего вдруг он принял это решение как раз перед изданием сказки? Шестого апреля 1943 года, в день, когда вышло из печати американское издание «Маленького принца», Сент-Экзюпери отплыл на американском корабле в Северную Африку. По крайней мере, так рассказывает Пьер Шеврие в первой биографии Сент-Экзюпери, опубликованной через несколько лет после гибели писателя.

Анди сделала паузу, будто ждала чего-то от меня.

– Почему вы сказали «по крайней мере, так рассказывает Пьер Шеврие»? Это неправда?

– Никто не знает! Вы же догадываетесь, что записную книжку Сент-Экса с тех пор изучили вдоль и поперек. Большинство свидетельств сходятся на том, что Сент-Экзюпери отплыл в Африку не шестого апреля, а на несколько дней позже, то есть после того, как «Маленький принц» вышел из печати… Но почему же тогда он не взял с собой ни одного экземпляра книги на английском? И почему несколько недель спустя, уже из Марокко, он написал своему издателю, что даже не знает, вышел ли его «Маленький принц»? И в самом деле удивительно, и сомнения остаются.

– А он надежный источник, этот ваш Пьер Шеврие, ему можно доверять?

– Все зависит от того, что вы имеете в виду под надежностью. Пьер Шеврие – это псевдоним. Под именем этого Пьеро скрывается Нелли де Вогюэ, парижская любовница Сент-Экзюпери.

– Та самая, чьи архивы останутся засекреченными до 2053 года? Да, история и правда довольно мутная… Но не все ли нам равно, отправился Сент-Экзюпери на войну до того, как вышла его книга, или после?

– Вы и правда не понимаете? – удивилась Анди. – Если Пьер Шеврие, то есть Нелли, говорит правду, это означает, что Сент-Экзюпери не видел окончательного варианта своей книги. Мы знаем, что он расписался на форзаце в экземплярах всех первых американских тиражей, но ни на одном экземпляре «Маленького принца» он не сделал дарственной надписи, даже жене и друзьям книжку не подписал. Ведь это же странно! Он увез с собой в Африку только оригинальную рукопись на французском. «Маленький принц» выйдет во Франции лишь в апреле сорок шестого, на три года позже американского издания. Почти через два года после смерти Сент-Экзюпери!

Я так увлекся ее рассказом, что забыл про острова внизу.

– Не понимаю… Что вы хотите этим сказать?

Анди заорала так, что у меня уши заложило:

– Да просто-напросто то, что самая продаваемая в мире книга была издана в версии, которую ее автор не вычитал! Вышедший текст «Маленького принца» не был согласован с Сент-Экзюпери. В его рукописях сплошные помарки, Сент-Экс без конца черкал и вычеркивал… Текст, который считается каноническим, который мы знаем, собран из нескольких версий, их сопоставляли, истолковывали, выбирали между вариантами правок. В точности как с Библией!

С Библией? Ни больше ни меньше?

Я попытался успокоить Анди:

– Сказка была написана в сорок втором году, а не за четыре тысячи лет до Рождества Христова, и на бумаге, а не на папирусе или глиняных дощечках. Рукопись «Маленького принца» наверняка было проще расшифровать, чем свитки Мертвого моря.

Анди улыбнулась, глядя вдаль.

– Может быть… Но только если знать, что расшифровывать. Единственная известная оригинальная рукопись «Маленького принца» хранится в Нью-Йорке, в Библиотеке Моргана. Сент-Экс перед самым отплытием в Африку подарил ее американской журналистке Сильвии Гамильтон, своей любовнице.

Вот это да.

– Еще одна? Сколько же у него их было?

Анди не ответила.

– А что стало с той рукописью «Маленького принца», которую Сент-Экзюпери взял с собой в Северную Африку?

– Понятия не имею. Наверное, ее унаследовала Нелли де Вогюэ. В Алжире Сент-Экс дал ее почитать нескольким издателям, надеялся заинтересовать. А когда они ему отказали и удивились, что такой серьезный писатель, как Сент-Экзюпери, написал простенькую детскую сказку, он ответил: «Под видом сказки скрывается завещание, понятное лишь немногим. Этот зашифрованный роман надо срочно издать, потому что его значение известно только мне одному». Довольно любопытно, да?

Загадочно улыбаясь, Анди развернула листок, который дал ей Око Доло, и перечитала список. Я не без иронии спросил:

– А эта Мари-Сван, с которой мы должны встретиться на Манхэттене, она кто? Еще одна возлюбленная Сент-Экса?

На этот раз Анди все же покраснела.

– Нет, этого быть не может. Разве что ей сейчас уже за сто. Но, возможно, Мари-Сван связана с Мари-Синь Клодель?

– Ну и имечко! Кто она такая, эта Принцесса-Лебедь?^[6]

– Внучка писателя Поля Клоделя. Второе имя пишется не через «С», а через «S», поскольку дедушка считал, что лебединая шея на эту букву похожа больше.

– Бесспорно. Дедуля был прав. А какое отношение она имеет к Сент-Эксу?

– В Нью-Йорке Сент-Экзюпери, еще с сорок первого года, завел обычай ужинать у Клоделей. Он подолгу играл с пятилетней Мари-Синь. Каждый вечер он сочинял для нее сказки и рисовал на бумажках то удава, глотающего лису, то звезду… Некоторые из этих рисунков сохранились. Маленькая Мари-Синь вполне могла подсказать ему образ Маленького принца.

– Как и любой ребенок, с которым встречался Сент-Экзюпери, – ответил я, мне хотелось добавить еще немного загадочности.

Мы все еще летели над архипелагом, и странное беспокойство меня не покидало, хотя разговор помогал скрывать, как я напряжен. Во всяком случае, мне так казалось.

– Почему вы так нервничаете?

– Ну…

Анди не отставала, эта ведьма все же заметила мое беспокойство.

– Почему вы все время смотрите вниз?

Я сдался и смущенно показал на острова под нами:

– Мы сейчас летим над Бермудским треугольником.

XII

Мари-Сван смотрела на собачку, устроившуюся на своей лежанке. Кудрявую, прямо как барашек. Черный барашек. Мари-Сван медленно перемещалась по гостиной в инвалидной коляске. Подкатила к окну, посмотрела на Манхэттен с высоты своего семьдесят девятого этажа. Теперь у нее уходило около минуты на то, чтобы объехать восемьдесят квадратных метров апартаментов в Эмпайр-стейт-билдинг. Мари-Сван нравилось вот так сидеть и смотреть на городские огни. Чувствовать себя великаншей среди муравьев. А больше всего ей нравилось, когда с наступлением темноты в окнах появлялось ее отражение, – ее лицо будто сливалось со звездами, и весь город мог ею любоваться.

Она некоторое время разглядывала себя в огромных стеклах, потом сняла с головы маленькую сиреневую шляпку с вуалеткой.

Собачка тут же подскочила в своей корзинке и залаяла.

– Спасибо, Ганнибал.

Взгляд старой дамы в инвалидной коляске прошел сквозь стекло, словно не хотел задерживаться на покрытом морщинами лице. Она долго сидела, задумавшись, потом снова надела шляпку.

И Ганнибал тут же залаял.

Мари-Сван повернулась к песику:

– Ты по-настоящему мною восхищаешься!

Ганнибал ждал, что она даст ему кусочек сахара или погладит.

– И только ты один!

Она откатилась от окна и от города внизу, усыпанного звездами, будто опрокинутое небо. Остановила коляску напротив фотографий в рамках на стене.

Полюбовалась своим авиатором. Прекрасным авиатором на черно-белой фотографии в окружении цветных акварелей.

Ее прекрасный авиатор не старел, его летная форма не выцветала, его ласковый взгляд был неизбывно печальным.

Она рядом с ним, ей пять лет.

Чуть подальше – она двадцатилетняя. Сияющая. Тщеславная. Чарующая.

На другой стене она сорокалетняя. Она замужем. Ею восхищаются. Ей завидуют.

У окна она шестидесятилетняя. Элегантная. Трогательная. Требовательная.

За оконным стеклом она восьмидесятилетняя.

Приподняв шляпку, она осторожно сдвинула ее в сторону. Ганнибал тявкнул.

Потом Мари-Сван накрасилась, положив косметичку на колени и глядя на свое отражение. Нанесла на шею несколько капель «Ночного полета», пряных герленовских духов, тогда ими возмущались, теперь никто уже не решается ими душиться. Никто уже не умеет краситься. Никто уже не умеет одеваться. Никто уже не умеет носить шляпку.

Она снова поправила шляпку, прикрыв вуалеткой лиловые веки.

Вуф, – одобрил Ганнибал.

– Спасибо, Ганни.

Она в последний раз взглянула на своего летчика в форме, потом подкатила к столу. На нем лежала белая прямоугольная коробка, которую только что принес чернокожий курьер, красивый, как Сидни Пуатье^[7].

Мари-Сван Джеймс

Нью-Йорк, Пятая авеню

Эмпайр-стейт-билдинг, этаж 79

Открыть? Мари-Сван медлила. Нет, не сейчас, к ней вот-вот придут.

Она задержала взгляд на большом зеркале, закрепленном на двери. Никак не может отделаться от дурацкой привычки смотреться в него, когда возвращается, когда собирается выйти из дома или когда ждет гостей.

Сиреневая шляпка совершенно не подходит к платью цвета индиго! Бросив шляпку на ковер, Мари-Сван поехала в спальню, примерять другую.

Ганнибал залаял, соглашаясь с ее решением.

– Ты прав, мой милый ягненочек, во всем этом муравейнике я по-прежнему самая красивая.

XIII

– Бермудский треугольник? – Анди звонко рассмеялась, на мгновение заглушив шум реактивного двигателя «Фалькона 900». – Значит, вы, господин авиатор, ни во что не ставите меня с моими суевериями и тайнами астероида В-612, а сами боитесь Бермудского треугольника!

– Но… – промямлил я, надеясь снова услышать ее смех, мне так нравилось, как она смеется.

И снова зазвенели бубенцы.

– Знаете, Сент-Экзюпери десятки раз пролетал над этим треугольником, и ничего с ним не случалось.

Я почувствовал себя престарелым профессором. Беспечность Анди растопила странную тревогу, от которой у меня сводило пальцы. Я показал рукой на архипелаг, над которым мы уже пролетели:

– Это не просто легенда. Здесь пропали многие мореплаватели. И больше никогда не подавали никаких признаков жизни.

– Как Сент-Экс? Продолжайте! На этот раз вы мне прочитаете лекцию.

– Бермуды – это затерянные посреди Атлантического океана островки числом от сотни до двухсот, это самый далекий от экватора атолл, огромное коралловое плато, где отмели соседствуют с впадинами глубиной более полутора тысяч метров. Острова появляются и пропадают в зависимости от приливов и отливов, здесь есть рифы и гроты, случаются извержения вулканов, светятся подводные огни, а еще здесь магнитные скалы с сильнейшим притяжением, они доводят до безумия стрелки компаса.

– Браво! Вы не хуже Сент-Экса знаете географию!

Она проследила за тем, как Бермудские острова превращаются в булавочные головки на лазурной ткани, потом перевела взгляд на мои дрожащие руки и улыбнулась:

– Хорошо, что мы ничем не рискуем, пролетая над ними так высоко!

– Не сказал бы! Самолетов здесь пропало не меньше, чем кораблей.

Похоже, одного упоминания о пропавших самолетах было достаточно, чтобы заставить ее задуматься. Да и меня самого. Цепочка ассоциаций показалась мне любопытной, и я прибавил:

– Кстати, раз уж мы заговорили об исчезновениях, меня смущает один вопрос. Ну хорошо, хотя тело Сент-Экзюпери не найдено, будем считать, что он погиб, что его сбили над Средиземным морем, но какие у нас есть доказательства, что Маленький принц действительно умер? Мы тут ведем расследование, за которое нам неплохо, и даже очень неплохо, платят, нам надо узнать, кто убил Маленького принца, но чем мы располагаем, чтобы утверждать, что было совершено убийство? – Восхищение во взгляде Анди меня подстегнуло, и я продолжил: – Насколько я помню, все указывает на то, что он спокойно вернулся на свою планету, к своей розе. Что он всего лишь сбросил телесную оболочку. Можно сказать, телепортировался…

Анди захлопала в ладоши на манер заводного кролика:

– И еще раз браво! Все вы помните верно, господин профессор. Многие читатели думают так же, как вы. «Маленький принц» – сказочка с хорошим концом, герой не умер, он попросту вернулся домой, на свой астероид, чтобы заняться садовыми работами.

– А вы?

– Поначалу и я так думала, Маленький принц виделся мне вполне живым, он там, среди звезд, вместе со своим барашком и со своей розой, именно такое радостное чувство остается после первого беглого чтения… Но Сент-Экзюпери рассыпал по книге достаточно много улик, чтобы посеять сомнение. Маленький принц на самом деле умер!

– Так докажите, госпожа сыщица!

Анди сделала вид, будто ей нужно сосредоточиться, прищурилась и подобралась в слишком просторном для нее кресле.

– Что ж, будут вам и доказательства! Начнем с того, что, когда Маленький принц очень странным способом прибыл на Землю, первым существом, которое ему встретилось, была змея. И милая комедия с шестью астероидами мгновенно превращается в трагедию. Всякого, кого я коснусь, я возвращаю земле, из которой он вышел, – утверждает змея. Смерть предсказана внезапно и неотвратимо. Чуть дальше, там, где Маленький принц снова идет взглянуть на розы, он говорит им: вы красивые, но пустые. Ради вас не захочется умереть. Это явно подразумевает, что ради своей розы он умереть готов. И что он это сделает! А еще через несколько страниц он признается летчику: хорошо, когда есть друг, даже если надо умереть. Сент-Экзюпери не мог высказаться яснее.

– Мне помнится, потом Маленький принц сказал что-то такое: тебе покажется, будто я умираю, но это неправда.

– Да… Вечером, перед тем как Маленького принца ужалила змея, он предупредил своего друга летчика: знаешь… сегодня ночью… лучше не приходи… Тебе будет больно на меня смотреть. И даже прибавил: видишь ли… это очень далеко. Мое тело слишком тяжелое. Да, он действительно сказал: тебе покажется, будто я умираю, но это неправда, только потом он замолчал, потому что заплакал… и сел на песок, потому что ему стало страшно. Как раз перед желтой молнией. С чего бы ему плакать или бояться, если он возвращался на свой астероид, к своей розе? Я думаю, он знал, что умрет, что его тело упадет на песок, но он хотел успокоить друга и потому сказал про старую оболочку вместо мертвого тела и про звезду вместо рая.

Я заметил, что в уголках глаз у Анди блеснули слезы. И только теперь осознал, до чего похоже уходят Сент-Экзюпери и его маленький белокурый герой. И надолго замолчал, потому что мне нечего было сказать.

Мы всё летели и летели над пустым морем… и наконец показались первые огни континента. Тысячи огней. Контраст с океанской пустыней был ошеломляющим, как будто все американцы собрались на Восточном побережье.

Анди вытерла слезы, радуясь встрече с Америкой.

– Люди занимают на Земле не так уж много места, – сказала она. – Сент-Экзюпери написал в «Маленьком принце», что если бы два миллиарда ее жителей сошлись и стали сплошной толпой, как на митинге, то все они без труда уместились бы на пространстве размером двадцать миль в длину и двадцать в ширину. Все человечество можно было бы свалить в кучу на самом маленьком островке в Тихом океане.

– Или на Манхэттене, – прибавил я, пролетая над первыми небоскребами.

XIV

– А побыстрее мы двигаться не можем? – спросила Мари-Сван. – Пилот вы или кто?

Я катил инвалидную коляску старой дамы по улицам Манхэттена. Мы двигались вдоль Центрального парка. Обрамлявшие тротуар исполинские вязы казались карликовыми на фоне башен на другой стороне улицы. Анди семенила следом за нами. Как только мы связались с Мари-Сван и назвали имя Око Доло, старуха тут же, воспользовавшись случаем, предложила показать нам город – при условии, чтобы ее коляску толкал послушный водитель. Она напевала baby drive my car^[8] и приветствовала прохожих. Ганнибал, сидевший у нее на коленях, тявкал всякий раз, как она приподнимала шляпку.

– Стоп! – вдруг приказала Мари-Сван.

Я остановил коляску у дома 240 по Сентрал-парк-саут.

– Отличная реакция, малыш, – похвалила меня Мари-Сван и вскинула руку, указывая на небоскреб.

Мы с Анди переглянулись. Старуха оказалась не только на удивление элегантной, но еще и лихой, и с характером.

– Вот здесь, – пояснила Мари-Сван, – Сент-Экзюпери два года снимал квартиру на двадцать седьмом этаже. Там он почти целиком и написал «Маленького принца». Я частенько его навещала. Мы устраивались на балконе, как раз над Центральным парком, и кидались в прохожих водяными бомбочками. Летом сорок второго, до того, как эта ведьма Консуэло уволокла его к морю, на Лонг-Айленд, в Бевин-хаус, этот ее маленький Версаль. Как будто он не мог дописать свою сказку на Манхэттене! Но можете мне поверить – он вскоре вернулся.

Мы оглядели скучную высотку грязно-коричневого цвета.

Мари-Сван хлопнула по подлокотникам своей коляски:

– Ну, поехали, что вы там, уснули, что ли? Гоните прямо.

Мы направились к Эмпайр-стейт-билдинг. Навстречу нам по широкому тротуару бежал голый по пояс и мокрый от пота накачанный мужчина в джоггерах, рядом трусил боксер на поводке. Мари-Сван свистнула, приподнимая шляпку, Ганнибал залаял, боксер тоже, и только бегун даже не обернулся.

– Люди стали очень невоспитанные, – заметила Мари-Сван.

* * *

Еще километр – и я поставил коляску на тормоз у подножия Эмпайр-стейт. За стеклами двери виднелись мраморные плиты пола и позолоченные лифты. Мари-Сван вывернула шею:

– Вот! Это моя квартира. Мы с Антуаном развлекались, запускали из окна бумажные самолетики. Они входили в штопор, делали три мертвые петли и падали в водосточный желоб. Авария, как у Тонио! Вам не кажется, что для летчика он был слишком рассеянным? Разве можно было позволять ребенку управлять самолетом!

Мари-Сван поздоровалась с тремя роскошными дамами, выходившими из дверей. Три раза поздоровалась, и трижды тявкнули собачки.

Дослушав концерт карликовых пудельков, Анди обошла коляску и встала перед старухой:

– Вы в самом деле знали Антуана де Сент-Экзюпери?

Мари-Сван улыбнулась:

– Конечно, детка! А вы как думали? Если бы не я, Тонио не написал бы эту сказку! Я вам даже больше скажу, The Little Prince – это я! – Она провела рукой по платиновым волосам: – Это у меня волосы были как золотая пшеница! И это мой смех был словно миллионы бубенцов! И свои акварели он рисовал для меня. У меня еще осталось несколько.

Она засмеялась, будто дверь заскрипела, и трижды стукнула кольцом по металлическому поручню:

– Go, driver! Едем на Парк-авеню.

Мари-Сван здоровалась с каждым встречным на улицах Манхэттена, Ганнибал каждый раз гавкал, прохожие от неожиданности вздрагивали и оборачивались. Мари-Сван смерила взглядом шагавшую рядом с коляской Анди:

– Невероятно, правда? Я вчетверо старше вас, а все эти красавчики оглядываются на меня. Вы, девочка моя, все же могли бы одеваться не так небрежно.

На сей раз я готов был поддержать черного лебедя, хотя мне очень нравилось, когда у Анди, в ее оранжевой футболке и шарфе с бахромой, вспыхивали щеки.

Мы двигались по тротуару Мэдисон-авеню, мимо роскошных витрин с одеждой и украшениями. Мари-Сван посмеивалась над Анди, ахавшей при виде ценников.

– Они мне платят за то, что я надеваю их побрякушки! – А потом сказала: – Мы на месте. – Посмотрела наверх: – Парк-авеню. Последний этап The Little Prince Manhattan Tour. Здесь жила Сильвия Гамильтон.

– Его любовница? – не удержался я.

Мари-Сван будто и не слышала.

– Близкая подруга Сент-Экзюпери. Молоденькая. Хорошенькая. Она не говорила по-французски, он – по-английски, но ей переводили страницы рукописи «Маленького принца», которые он оставлял ей с утра. Он оставался у нее на ночь. И работал. Всю ночь работал! Именно здесь он так много написал, а вовсе не в Бевин-хаусе. И вот вам доказательство: уезжая в Алжир, он оставил рукопись «Маленького принца» не Консуэло, а Сильвии Гамильтон. Эту рукопись можно увидеть в Библиотеке Моргана, она в двух шагах отсюда.

– Так, значит, эта Сильвия и вдохновила Сент-Экзюпери написать «Маленького принца»? – простодушно спросил я.

Мегера тюкнула меня кольцом по пальцам:

– Не болтайте глупостей, мальчик мой! Я же вам сказала, что его единственной музой была я! Тонио, может, и написал «Маленького принца» в доме этой Сильвии, но ни единой строчкой он ей не обязан… – И, поглаживая сидевшего у нее на коленях Ганнибала, прибавила: – Вот разве что пудель ее, говорят, был похож на барашка!

Мари-Сван ненадолго задумалась, глядя на небо поверх башен, выстроившихся вдоль Гудзона, потом внезапно обернулась к Анди, будто почувствовав, как та у нее за спиной насмешливо улыбнулась.

– Вы мне не верите, детка? – обрушилась на нее Мари-Сван. – Вам смешно, когда я говорю, что была его музой? Вы прочитали все, что понаписано про Сент-Экзюпери, и, поскольку в этих дурацких биографиях про меня нет ни слова, вы мне не верите! Вы вроде бы не дурочка, так задумайтесь вот о чем: все эти, так сказать, специалисты забывают, что Тонио был ребенком! У него не было ни малейшего доверия к взрослым, особенно к тем взрослым знаменитостям, у которых он охотно бывал, и еще того меньше – к женщинам, с которыми он проводил ночи. Взрослые никогда сами ничего не понимают. Доказательство – Тонио писал самую главную книгу в истории литературы, а окружавшие его взрослые считали, что он просто бумагу марает своими каракулями. Никто так и не понял, как это важно! Только я – я-то была ребенком, я была его единственной настоящей возлюбленной, я с ним играла, я его смешила…

Я мысленно подсчитывал и догадывался, что Анди делает то же самое. В сорок третьем году Сван было не больше пяти лет… Но кто посмел бы спросить о возрасте старую даму? А тем более – Сван?

Я заметил парочку на террасе кафе. Они сидели лицом к лицу, уткнувшись в свои мобильники.

Любить – это не значит смотреть друг на друга.

Любить – значит смотреть вместе в одном направлении.

Мари-Сван, глядя на верхние этажи Эмпайр-стейт, продолжала свой монолог:

– Тонио был такой веселый, когда только приехал в Нью-Йорк. Ребенок! Большой ребенок. Все время смеялся, курил, играл, рисовал… Этот прославленный француз, этот военный летчик, этот серьезный писатель был всего лишь маленьким мальчиком, затерянным в слишком большом городе и в охваченном огнем мире. Глядя, как он веселится, все – его издатель, его друзья, его женщины, все взрослые – старались чем-то его занять, уговаривали написать волшебную сказку, веселую и радостную сказку, и тогда он написал «Маленького принца», вот только это не была волшебная сказка. Потому что Тонио снова загрустил. Он перестал вместе со мной запускать из окна самолетики и кидаться водяными бомбочками. Он хотел бросать настоящие бомбы и водить железный самолет, он хотел вернуться на войну.

– Зачем? – спросила Анди. – Чтобы погибнуть?

Мари-Сван, казалось, была удивлена ее вопросом.

– Погибнуть на войне? Конечно, нет! Вы все еще не поняли, что Тонио был большим ребенком? И… и когда он поехал воевать, этот ребенок… этот ребенок уже умер.

– С чего вы взяли?

– Там же написано. Вы что, читать не умеете?

– Где это?

– В «Маленьком принце», детка. Это же совершенно очевидно. Маленький принц – это Сент-Экзюпери, Тонио, ребенок. И Сент-Экзюпери его убил!

XV

Мы устроились в самом тихом уголке бара «Арнольд». В Центральном парке темнело. Десятки деловых людей в костюмах с галстуками и десятки честолюбцев тянули пиво, красовались друг перед другом и пересчитывались. Анди отхлебнула глоток «Гиннесса» и придвинулась ко мне, чтобы я расслышал ее в этом шуме.

– А что, если эта старая грымза Мари-Сван права? Если убийца Маленького принца – не один из шести обитателей шести планет, и не роза, и не лис, и не змея, а тот, кого ни один из читателей не заподозрил, – рассказчик! То есть авиатор! То есть Сент-Экзюпери! Это еще покруче, чем у Агаты Кристи! Рассказчик – убийца, но, поскольку это автобиографическое сочинение, убийца еще и автор. Он убивает своего двойника-ребенка, которого только что породил. Складно получается. В самом деле убедительно…

И Анди крупно написала на белом листе округлым почерком:

Это летчик убил Маленького принца.

Я заметил над губой у сыщицы тонкие пенные усики, и мне захотелось стереть их пальцем, но я удержался и стал разглядывать винтажное оформление бара. Конечно же, Анди не случайно привела меня в этот бар, где в годы Второй мировой войны собирались французские эмигранты; именно здесь издатель Юджин Рейнал и его жена предложили Сент-Экзюпери написать сказку для детей.

Я тоже глотнул темного пива. Я начинал понимать, что Анди, когда она начинает развивать какую-то мысль, остановить невозможно.

– Мы разве не должны вести расследование? Может, займемся «Клубом 612»?

Старый музыкальный автомат играл «Жизнь в розовом цвете»^[9]. Анди продолжала, будто и не слышала меня:

– Хоть меня и бесит эта болтливая старуха, но она права. Маленький принц и авиатор – единое целое! Сент-Экс разговаривает сам с собой в безмолвии пустыни. И вот вам еще одно доказательство: оказавшись в Алжире, Сент-Экс пишет чудесные письма незнакомке. Молоденькой медсестре, которую повстречал между Ораном и Алжиром.

– Очередная любовница?

– Нет, эта вроде бы перед ним устояла. Обольщая ее, он вместо подписи рисовал под своими пылкими посланиями лицо Маленького принца. Маленький принц говорил за него, Маленький принц – это он сам!

Я посмотрел на часы. Мне надо было позвонить домой. Я никак не мог сообразить, какая у нас разница во времени, но Вероника, наверное, беспокоилась. Анди, похоже, никуда не спешила.

– Детство Сент-Экзюпери – ключ ко всему. Мы не должны забывать, что в течение пятидесяти лет, до тех пор, пока рядом с островом Риу не нашли эту дурацкую браслетку, все сходились на том, что Сент-Экс слегка отклонился от курса, чтобы пролететь над домом матери. В последний раз пролететь над своим детством, над тем маленьким мальчиком, помахать ему на прощанье, окликнуть тогдашним прозвищем, Лунатик, и пропасть навсегда… Самые лучшие воспоминания Сент-Экса связаны с Аге. Там жила его сестра Диди. И там он обвенчался с Консуэло, в этом замке… который разрушили немцы. Эти следы его прошлого были стерты с лица земли, их разбомбили взрослые, которые вели войну. Еще одна случайность?

Я допил пиво и собирался встать, мне надо было позвонить, но Анди, наклонившись к своему рюкзаку, вытащила оттуда какие-то листки:

– Вот, здесь все написано. Вы сейчас поймете, Неван.

Я не успел ей сказать, что уже понял.

– Самые прекрасные письма Сент-Экс написал матери, страшно пессимистические письма, в которых он снова и снова возвращался к своему детству.

И, не дав мне рта раскрыть, стала читать:

Единственный живой родник бьет в некоторых детских воспоминаниях. Мир придуманных нами игр всегда будет казаться мне безнадежно более настоящим, чем другой. Не уверен, что после этого я жил.

– Ну? Видите? Сент-Экс действительно ребенок, затерявшийся среди взрослых! А знаете ли вы, что Маленький принц впервые появляется в «Планете людей», в тридцать девятом году, там это ребенок, уснувший на руках у родителей, польских рабочих, которые ехали вместе с Сент-Эксом в вагоне третьего класса, и его умилил этот маленький принц из сказки, этот Моцарт-дитя, которого, как и других, отштампуют под прессом. Убитое детство. Снова и снова! Знаете ли вы, Неван, кто был самым большим фанатом «Маленького принца»?

– Ну… м-м… вы?

– Не тупите! Кто-то знаменитый, здесь, в Соединенных Штатах, через несколько лет после выхода книги.

– Э-э…

– Вечный подросток, так и не ставший взрослым?

– Ну…

Она одним глотком допила свой «Гиннесс».

– Джеймс Дин!^[10] Джеймс Дин был страстным фанатом, он хотел сыграть Маленького принца, когда вышла книга, ему было двенадцать, а в двадцать четыре он погиб, не успев исполнить свою мечту! Маленький принц – это синдром Питера Пэна! Неверленд Майкла Джексона… На похоронах певца его друзья прочитали отрывок из книги про Питера Пэна.

Анди по-прежнему не спешила. Опасаясь, как бы она не заказала еще пива, я попытался задать умный вопрос, на который она могла бы быстро ответить.

– У Сент-Экзюпери не было детей?

– Нет… но он хотел ребенка… Он говорил об этом – во всяком случае, в письмах.

– Так, значит, что у нас есть? У нас есть мотив. Символическое убийство. Сент-Экс убил ребенка в себе.

Анди размышляла. Сначала молча, потом стала рассуждать вслух:

– Он сдал рукопись «Маленького принца» и уехал сражаться за Францию. Уехал, не дожидаясь выхода книги. Как будто сделал выбор. Покинуть ребенка и смириться с бессмыслицей взрослого мира. Самое бессмысленное, что только может быть, дальше некуда. Мировая война. – Анди пристукнула по столу пустой кружкой. – Вполне логично, Маленький принц умирает ради того, чтобы мог выжить авиатор, оставшийся наедине со своим долгом взрослого человека. Перед тем как Маленького принца ужалит змея, он старается защитить Сент-Экса. На двоих у нее не хватит яда – это подразумевает, что один должен умереть, чтобы освободить другого. Я убиваю в себе Маленького принца и ухожу на войну!

Я разволновался, слушая ее. Нас окружали деловые люди и честолюбцы, тоже убившие в себе Маленького принца, чтобы уйти на войну. И я тоже его убил? Если только он вообще…

Анди резво вскочила, затормошила меня, сбила с мысли:

– Ну все, живо по кроватям, завтра рано вставать!

– Так мы же с Мари-Сван встречаемся только во второй половине дня?

Уловка старой дамы! Под конец прогулки по Манхэттену, когда мы стали расспрашивать Мари-Сван про Око Доло, заговорили про угрозы, Мари-Сван ответила нам, что устала… но если мы снова придем к ней завтра после обеда, она нам расскажет все про «Клуб 612».

При условии, что мы с ней погуляем!

Я всю ночь вел самолет. Завтра после обеда мне снова работать водителем инвалидной коляски. Разве я не заслужил, чтобы мне дали подольше поспать?

– Нам рано вставать, – возразила Анди. – Завтра с утра идем в музей!

XVI

Никогда Мари-Сван не была так счастлива. Она держала в руках только что подаренную родителями книгу. Рассматривала цветные картинки, больше всего ей нравились те, что с планетой, с розой и с баобабами. Ей не терпелось убежать в свою комнату и почитать, ведь теперь она уже умела читать, два месяца назад ей исполнилось шесть. Она еще раз прочитала название на обложке – The Little Prince, потом вытащила листок, который сама же и засунула между страницами. Полюбовалась маленькой звездочкой, которую этот высоченный француз нарисовал пером, и словами, которые он написал от руки – для нее, только для нее одной.

Это звезда, на которой Мари-Сван жила до своего рождения.

Когда Мари-Сван ее покинула, звезда погасла.

Она прижала книгу к сердцу, как самое драгоценное сокровище. И стала вспоминать.

Эту книгу высоченный француз написал для нее, только для нее одной, он так ей и сказал, подхватив ее своими длиннющими руками и покружив, будто самолет. Папа с мамой никогда так не делали. Этот высоченный француз, когда приходил к ним ужинать, всегда находил время для нее, рассказывал сказки, что-то показывал руками, как персонажи мультфильмов, потому что она ни слова по-французски не понимала, а главное – рисовал, везде, на всем рисовал сказочных человечков со светлыми, как у нее, волосами. Растрепанных. Не как она – мама каждое утро по три часа ее причесывала.

* * *

А теперь высоченный француз на нее и не смотрел, он сидел за столом с другими взрослыми и разговаривал о серьезных вещах, в которых она ничего не понимала, – о политике, о войне. Разговаривал и пил. Она знала, что он человек известный, что он пишет книги, которые читают взрослые. Она хотела бы, чтобы он встал и пошел с ней поиграть. Она хотела бы набраться смелости и попросить его об этом. Когда он придет в следующий раз, она решится это сделать. Он часто приходил. В прошлый раз, когда она вежливо сняла перед ним свой берет, он сказал, что она красивая. Что у нее волосы как золотая пшеница. И что она смеется как пятьсот миллионов звезд. А потом снова вернулся к взрослым разговорам. В следующий раз она попросит его пересказать ей книжку. Объяснить ей все непонятное. И нарисовать еще другие картинки.

Он больше не приходил.

Однажды она, расхрабрившись, спросила у мамы, почему они перестали приглашать того высоченного француза, почему она больше ни разу его не видела с тех пор, как родители купили ей его книгу. Мама присела на корточки, чтобы стать с ней одного роста, и серьезно на нее посмотрела.

– Он ушел на войну, маленькая моя. Он больше не придет к нам. Больше никогда.

* * *

Мари-Сван всю жизнь хранила свой экземпляр «Маленького принца» вместе с заложенной между страницами дарственной надписью. Подростком она повесила в своей комнате на Шестой авеню, напротив Музея современного искусства, плакат с портретом Джеймса Дина. Второго такого красавца никогда больше не будет, но красота не имеет значения. Только душа. Никому не возвыситься душевно до уровня Сент-Экзюпери. Она в него влюбилась.

Она собирала все, что было написано про Сент-Экзюпери, – книги, документы, письма. Она стала одним из лучших знатоков его творчества. Хотя и испытывала разочарование, узнавая имена его любовниц или читая слова Сент-Экзюпери о том, что он не хочет учить английский, потому что американки улыбаются, глядя, как он объясняется жестами, и он не хочет лишать себя этих улыбок. Она испытала разочарование, поняв, что Сент-Экзюпери предпочитал улыбки взрослых женщин улыбкам маленьких девочек.

* * *

Когда Мари-Сван было тридцать, она обвенчалась в часовне Святого Павла, стоявшей как раз напротив только что возведенных башен-близнецов, с богатым промышленником, который любил бридж, гольф, политику и галстуки. Мари-Сван рисовала и рисовалась, выставлялась, сочиняла, слова сплетала в рифму и без. С удовольствием слушала комплименты друзей, когда, войдя в галерею, грациозно снимала шляпку. С удовольствием слушала комплименты любовников, когда снимала с себя все остальное. Она любила все это, и мужа-промышленника тоже любила, она понимала, что он старше, что у него дел по горло, ни продохнуть, она по-своему любила его, восхищалась тем, что он взрослый, что он обрубил все корни своего детства, но ее детства не топтал. Но прежде всего она любила Сент-Экзюпери, этого вечернего посетителя^[11], считавшего ее красивой, великана, говорившего на другом языке. Она убеждала себя, что он жив. Убеждала себя, что он ждет ее. Где-нибудь, на какой-нибудь звезде, которую она сумеет снова зажечь. В ее воображении Сент-Экзюпери по-прежнему был сорокалетним, он не старел, вот его подруги – да, а Сент-Экзюпери быстро надоедали постаревшие женщины. Она убеждала себя, что ее черед настанет. Иногда она переделывала свое имя, называла себя не Мари-Сван, а Мари-Стар. Она часто перечитывала «Маленького принца», те главы, в которых говорилось о розе – тщеславной, обидчивой, гордой. О розе, в которую он был влюблен. Она сделала у себя на лопатке татуировку:

– Как вы прекрасны!

– Да, правда? И заметьте, я родилась вместе с солнцем.

Ей нравилось, когда мужчина, стоя у нее за спиной, расстегивал на ней платье и читал эти слова, в которых была вся ее жизнь. И восхищался, как когда-то Сент-Экзюпери.

* * *

Когда Мари-Сван было пятьдесят, к ней, меньше года назад овдовевшей, обратился Око Доло. Еще один деловой человек – нет, никогда ей от них не избавиться! Но этот, что было совершенно необъяснимо, оказался знатоком «Маленького принца». Ее сразу пленил его замысел создать «Клуб 612». Как и он, Мари-Сван всегда была уверена, что Сент-Экзюпери не мог уйти, не оставив завещания. Что в его книге заключен секрет. Что она может его разгадать. Она понятия не имела, что двигало этим Око Доло, зато собственные мотивы она знала. Она хотела снова встретиться с Сент-Экзюпери. Она любила его. Она служила «Клубу 612» своими связями, собранными ею сведениями, своим умением себя подать, как говорится. Око финансировал «Клуб 612», она стала его президентом.

Все это было так давно.

* * *

Мари-Сван подкатила на своей коляске к низкому столику в гостиной и снова оглядела прямоугольную коробку с тремя отверстиями.

Кто ее прислал?

Око?

С той же почтой, что и этих двух французских сыщиков, нахальную девчонку и тупого пилота, этих двух дурачков, которых она уболтала?

Ганнибал спал у нее на коленях. Ей не хотелось его будить. И она погрузилась в воспоминания. Вернулась в тот январский вечер 2005 года, который все изменил.

Все эти годы она жила с убеждением, что Сент-Экзюпери убил Маленького принца ради того, чтобы иметь возможность расти, чтобы стать наконец взрослым, и совсем не для того, чтобы уйти на войну, как все тупо поверили, а чтобы идти к любви! Чтобы наконец стало можно любить так, как мужчина любит женщину. Чтобы можно стало любить по-взрослому. Чтобы когда-нибудь полюбить ее.

Тем зимним вечером в нью-йоркском театре шла знаменитая опера по сказке Сент-Экзюпери. Партию Маленького принца, разумеется, исполнял ребенок, чудесный мальчик, золотой голос, но впервые и роль Розы отдали девочке, совсем юной, с чистейшим сопрано.

И в тот вечер до нее дошло.

Ей было шестьдесят пять, и она наконец поняла. Она не была влюблена в этого вечернего посетителя, в этого великана, в этого умного писателя, нет, она была влюблена в ребенка, который в нем жил. В Маленького принца. Это его она всю жизнь искала. Потому что он сам любил в ней ребенка. Обидчивую, тщеславную и капризную розу. Потому что она и теперь, когда мужчины перестали на нее оборачиваться, казалась себе все такой же красивой. Благодаря маленькой девочке, которая жила в ней.

Мари-Сван подъехала к окну и глянула вниз, на уличную суету. И довольно улыбнулась. Она соврала двум этим странным детективам, прилетевшим из Франции. Сент-Экзюпери не убил ребенка в себе. Этот ребенок жив.

Если бы он умер, умерла бы и она.

XVII

– Как ты там, дорогая моя?

– Скучаю по тебе.

– И я по тебе скучаю, Вероника…

– Что ты сейчас делаешь?

– Я в отеле.

– Со своим детективом?

– Да.

– Какой он из себя, твой детектив?

– Он… Он пьет пиво…

– И носит мягкую шляпу и кожаную куртку?

– Да… что-то вроде того.

– И усы?

– Да… когда пьет пиво.

– Нью-Йорк красивый?

– Высокий… Если хочешь, я тебя сюда привезу. Теперь я снова умею управлять самолетом.

– Лучше сам возвращайся. Мне достаточно нашей маленькой планеты.

– Я скоро вернусь, обещаю тебе. Мне только надо еще в одно место заехать, ненадолго. Это… за это очень хорошо платят.

– Ты же знаешь, что мне ничего не надо. Здесь дует ветер. Трава все время растет. Мне нужен только садовник.

– Я скоро вернусь, Вероника, милая. Как только смогу! Обещаю тебе.

XVIII

За роскошным американским завтраком в нью-йоркском «Ритц-Карлтоне» я зевал. И чувствовал себя уставшим.

– Не выспались? – спросила Анди.

У нас был столик с видом на Центральный парк. Ветер тормошил планету вязов.

– Занудство это все.

– Что занудство? – спросила Анди, размазывая по тостам апельсиновый джем.

– Сент-Экс – зануда! Я вчера вечером попытался читать «Цитадель». И его военные повести. До поздней ночи читал. Тоска зеленая!

– Вот как?

– «Маленький принц» читается легко. Это умно и забавно. Но вот все остальное… Эти его метафоры, когда речь идет о Боге, о людях, о планете… Просто какая-то лекция по философии пополам с проповедью.

Анди улыбнулась и, не ответив, повернулась к балкону и сунула в рот кусочек бекона.

– Я уверен, что в глубине души вы со мной согласны!

Она и на этот раз не ответила.

– Разве Сент-Экс не стал занудой? Эгоцентричным, лживым и много о себе воображающим. Как будто эту сказку для детей написал не он!

И тут Анди вскинулась:

– А кто же тогда?

– Маленький принц! То есть он, Сент-Экс, но до того, как сделался скучным взрослым человеком. До того, как умерло все, что в нем оставалось от радостного ребенка.

Анди надолго задумалась. Потом сказала:

– Поехали!

* * *

В такси я зевал не переставая.

Анди рассказала, что благодаря связям Мари-Сван и Око Доло хранители откроют нам особый зал, чтобы мы смогли познакомиться с оригинальной рукописью.

Я зевал у входа в музей. Потом у кассы. И окончательно проснулся только тогда, когда мы вошли в Библиотеку и Музей Моргана^[12] и оказались в окружении книг, высоченных книжных укреплений, в настоящей книжной крепости.

Мы с Анди лишь краем уха слушали экскурсовода, который рассказывал про собрание, в котором триста пятьдесят тысяч томов, про уникальные издания, про Библию Гутенберга, про партитуры Моцарта и Бетховена, про иллюстрации Ван Гога. Мы просто шли за ним к особо важному бункеру, где нас ждала та самая рукопись, которую Сент-Экзюпери в день отъезда подарил Сильвии Гамильтон.

Анди, свежая, как умытый росой клевер, сунула мне карманное издание «Маленького принца». Для себя она не прихватила – знала текст наизусть. Открыв книгу, я спросил:

– Что мы ищем?

– Только дети знают, что они ищут…

Я показал ей язык.

– Я пошутила, господин авиатор. Нам предстоит сыграть в «найди десять отличий», то есть найти все различия между французским изданием сорок шестого года, которого Сент-Экзюпери так и не увидел, и настоящей книгой, которую он издал бы, если бы не ушел на войну.

Рукопись была разложена по страницам, каждая под стеклом. Эскизы рисунков и страницы текста. Почерк у Сент-Экзюпери оказался неразборчивый, повсюду пестрели исправления, комментарии со стрелками, приписки на полях.

Я попытался сосредоточиться, но без особого успеха. Анди пихнула меня локтем:

– Посмотрите, Неван! Помните, когда мы подлетали к берегам Америки, я цитировала вам эту фразу Сент-Экзюпери.

Люди занимают на Земле не так уж много места. Если бы два миллиарда ее жителей сошлись и стали сплошной толпой, как на митинге, все они без труда уместились бы на пространстве размером двадцать миль в длину и двадцать в ширину. Все человечество можно было бы свалить в кучу на самом маленьком островке в Тихом океане.

– А теперь прочитайте, что в оригинальной версии!

Я прочитал. Над этим отрывком Сент-Экзюпери немало потрудился.

Если бы Манхэттен был застроен зданиями в пятьдесят этажей и если бы люди, встав сплошной толпой, плотно заполнили все этажи этих высотных зданий, все человечество уместилось бы на Манхэттене.

– Это все же странно! – взорвалась Анди. – Зачем было полностью менять этот кусок? Зачем было заменять Манхэттен самым маленьким островком в Тихом океане?

У меня не было ни малейшего представления.

Над этим пусть ломает голову Анди, решил я – и занялся иллюстрациями. Они были куда более печальными, чем в окончательном варианте сказки. Маленький принц выглядел на них встревоженным или сердитым, на некоторых рисунках он лежал в пустыне среди песчаных дюн, похожих на волны, будто выброшенный ими на мель. Или, что было странно, держал своего лиса на поводке. И ни одного наброска розы, ни одного рисунка со змеей или со сценой смерти Маленького принца… Почему?

Я вернулся к рукописному тексту. Различия я находил быстрее, чем Анди, а может, искал не так внимательно. Я добрался уже до последней страницы, а она – едва до середины.

И вдруг я увидел это. Сличал текст в книжке с рукописью в витрине и глазам своим не верил. Окончательно растерявшись, окликнул Анди.

– Финал, – сказал я. – Финал другой.

– Что?

– В рукописи Сильвии Гамильтон конец очень сильно отличается от того, что мы знаем. Вот послушайте.

Я вне игры. Я так и не сказал взрослым, что я к ним не принадлежу. Я скрыл от них, что в глубине души мне все еще пять или шесть лет.

Я едва сдерживал лихорадочное возбуждение.

– Вот, Анди, и доказательство, подкрепляющее все ваши выкладки. Детство как самая глубокая тайна. Принесенное в жертву детство.

К величайшему моему удивлению и даже разочарованию, она не слушала.

Анди сосредоточенно читала страницу в витрине.

Раздосадованный, я подошел поближе и посмотрел, к чему она там прилипла. Не узнать рисунок было невозможно – встреча лиса с Маленьким принцем. Я прочитал через плечо Анди несколько строк, самых знаменитых строк из сказки, тех, в которых заключен весь ее смысл.

Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.

Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей всю душу^[13].

Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил.

Анди наклонилась еще ниже, почти уткнулась носом в стекло, изучая какие-то поправки, которые мне не удавалось разобрать. Я заметил, что у нее по щекам текут слезы, услышал, как она, всхлипывая, шепчет:

– Этого не может быть, не может быть, никто ничего не понял. Мы с самого начала ошибались, там все наоборот?

Я потянул ее за рукав куртки, я хотел, чтобы она объяснила мне, что все это значит, но она, в последний раз шмыгнув носом, сказала:

– Идем, скорее, Мари-Сван нас ждет.

И больше ничего не добавила. Не хотела делиться тем, что обнаружила в оригинальной рукописи. Пока не хотела.

Она была так взволнована, что я не посмел ее расспрашивать.

– Потом, Неван, – сказала она. – Попозже. Мари-Сван нас ждет.

Но Анди ошибалась.

* * *

– «Фокс Компани»? Это Мари-Сван.

Когда у Анди зазвонил телефон, мы с ней сидели на скамейке в Центральном парке и считали рыжих белок. Анди включила громкую связь, чтобы я мог участвовать в разговоре.

– Я хотела… предупредить вас, – сказала старуха, – что приходить… не надо.

– Что?

Связь прерывалась, как будто Мари-Сван передвигалась в каком-то замкнутом пространстве. Машина, самолет, корабль?

– Нам… больше незачем… встречаться, – повторила она. – Я вам… все сказала… вчера… на улицах… Манхэттена. И я… ошибалась!

Я в недоумении уставился на Анди. Не ослышался ли я? В ответ девушка бессильно пожала плечами, потом закричала:

– Мари-Сван, где вы сейчас? Вас очень плохо слышно! Встретимся в Центральном парке, как договаривались?

А вот старуха, похоже, слышала все прекрасно. Голос ее зазвучал более ровно, как будто она переместилась куда-то, где связь лучше.

– Нет… Нет, детка… Я повела вас по ложному следу. Тонио не убил ребенка в себе. Я беру свои слова обратно. Сент-Экс не убивал Маленького принца. Убийца – не он.

Мари-Сван говорила как свидетель, который отказывается от своих слов в полицейском участке. Мы с Анди просто остолбенели.

– Мари, вы шутите? Все же сходится!

Старуха тихонько рассмеялась.

– Конечно, все сходится. Но вы что же, считаете Тонио таким глупым? Он ведь учит нас не доверять тому, что на поверхности. В «Маленьком принце», как в любом детективном романе, полным-полно ложных следов… Тонио расставил для вас ловушку, и вы в нее попались!

Анди, выглядевшая совершенно растерянной, молчала. Я догадывался, что она сейчас перебирает в голове улики. Отрывки из «Маленького принца», письма Сент-Экса, все эти многочисленные отсылки к его детству…

– Поверьте мне, детка, – продолжала Мари-Сван, – Тонио не смог принести в жертву ребенка, который в нем жил. Это было невозможно! Там есть очень важное доказательство, которое вы упустили.

– Как это? Где это?

Возмущенная Анди вскочила со скамейки. Мари-Сван очень спокойно ответила ей вопросом на вопрос:

– О чем первым делом Маленький принц попросил Сент-Экса, когда встретился с ним в пустыне?

– Нарисовать барашка, само собой… Но…

– Это ни о чем вам не напоминает? – перебила ее Мари-Сван.

Анди, обозлившись, так пнула ногой гравий, что чуть не выбила глаз белке. Нет, ей это ни о чем не напоминало, и мне тоже.

– Ну как же, – Мари-Сван все не унималась, – человек, который должен принести в жертву ребенка, своего ребенка… и барашек!

До меня наконец дошло! Вот оно что! Я вскочил, ринулся к телефону и зачастил:

– Барашек – это жертвенное животное! Как у христиан, так и у иудеев, и у мусульман (я припоминал уроки катехизиса). Потому что Бог, или Аллах, велел праотцу Аврааму, или Ибрахиму, убить своего сына Исаака, но в последний момент заменил его бараном. В жертву вместо ребенка принесен барашек, ягненок, агнец.

– Браво, авиатор! – насмешливо похвалила меня Мари-Сван. – Вы оказались умнее, чем я думала.

Не так уж трудно было сообразить, подумал я, всем, кто ходит к мессе или празднует Курбан-байрам, это известно.

Анди принялась рассуждать вслух:

– Барашек в «Маленьком принце» означает, что Сент-Экзюпери должен был принести в жертву свое детство, чтобы уйти на войну… но он не сделает этого! Не осмелится. Когда Маленький принц просит летчика нарисовать барашка, он просит взрослого не приносить его в жертву! Вместо него отправить на астероид В-612 барашка! Более того, он уточняет: такого барашка, чтобы жил долго. Но запертого в похожем на гроб ящике. Ну да, если подумать, это абсолютно ясно!

– Вот именно, детка!

Теперь мы совершенно отчетливо ее слышали, как если бы она добралась до места.

– И кто же? – спросила Анди, которую не так легко было сбить с мысли. – Кто убил Маленького принца?

Голос у старухи внезапно стал усталым.

– Это должна вам сказать не я. Есть другие свидетели. Другие свидетели, которые знают об этом больше меня.

– Этот Мойзес? – спросила Анди. – С острова Кончагуита в Республике Сальвадор? Третий по счету в списке членов вашего клуба?

– Возможно… Если он еще жив… Если он в состоянии с вами поговорить… Меня бы это удивило! – И Мари-Сван снова засмеялась.

– Так расскажите подробнее! – потребовала Анди.

Старуха, поколебавшись, уступила.

– Много лет, детка, я не хотела видеть истинного мотива. Старого как мир. Это страсть, это любовь, это ревность. – И после короткой паузы прибавила: – Перечитайте книгу, это бросается в глаза. Маленького принца убила роза!

Больше она ничего не сказала.

Я только и услышал в трубке, как залаяла собака.

* * *

Мари-Сван отключилась. Все, она приехала.

Глядя на свое отражение, сняла шляпку. Старая грымза в зеркале ей кивнула. Ганнибал, узнав ее, снова тявкнул.

Балбес!

Двери лифта наконец-то открылись, Мари-Сван больше не придется на это смотреть. На крыше Эмпайр-стейт-билдинг дул сильный ветер. Она еще крепче зажала коленями прямоугольную коробку. Такую легкую, что, если ее отпустить, коробка полетит в Гудзон. Такую легкую, что старые уставшие руки без труда могли ее поднять. Она откроет ее на краю бездны, чтобы в последний раз испытать это головокружение. Чтобы в последний раз взглянуть на город сверху, как в те благословенные времена, когда она запускала бумажные самолетики и бросала водяные бомбочки, как в те времена, когда она была красива, когда она была невестой Маленького принца, когда она была его розой.

Мари-Сван заблокировала колеса в нескольких сантиметрах от края. На высоте больше трехсот метров над Пятой авеню.

Приподняла коробку.

Кто мог ее прислать?

Пьяница Мойзес? Опасный псих Изар? Благоразумный и трусливый Хоши?

Наконец-то она узнает имя предателя.

Она открыла коробку.

И больше она не успела ничего. Из коробки взвилась змея.

Точно желтая молния мелькнула у ее ноги.

Мгновенье она оставалась недвижима. Не вскрикнула.

Потом упала – медленно, как падает осенний лист.

Медленно и неслышно, ведь ветер заглушает все звуки.

Прохожий на Пятой авеню запрокинул голову и посмотрел на крышу небоскреба, другой прохожий закричал, потом еще несколько завопили, автомобили начали резко тормозить, защелкали фотоаппараты. Сначала все подумали, что отвалился кусок балкона или крыши. Затем – что какой-то ненормальный выкинул из окна прикроватную тумбочку, холодильник или стиральную машину. И только потом разглядели ирреальные очертания кресла на колесах, инвалидной коляски увечного инопланетянина, прилетевшего из глубин Галактики; падая, она вошла в штопор… и рухнула посреди улицы.

Остров Пьяницы

Хочу забыть, что мне совестно.

Пьяница, астероид 327

Трудно сражаться бесцельно. Где же мне тогда дышать?

Антуан де Сент-Экзюпери. «Письмо генералу Х», 1943

XIX

«Фалькон 900» летел над Америкой, направляясь к югу, держа курс на Сальвадор. Под нами была Флорида. Я старался высмотреть в череде городов и пляжей Палм-Бич, мыс Канаверал, Майами, Ки-Уэст… но мне это не удавалось.

– А знаете, кто первым приобрел права на экранизацию «Маленького принца»? – спросила Анди.

– Надеюсь узнать от вас, – не поворачиваясь к ней, ответил я.

– Орсон Уэллс. Всего через неделю после выхода книги. Он влюбился в эту сказку, немедленно купил права и кинулся к Уолту Диснею с предложением сотрудничества. Два величайших гения Голливуда работали бы вместе. Но когда гениев два – один лишний… Орсон не смог договориться с Уолтом, и проект не состоялся.

Я ничего не ответил. Честно говоря, я толком и не помнил, кто такой Орсон Уэллс. Анди догадалась об этом, но ничего не сказала. Вытащила из кармана листок бумаги и аккуратно зачеркнула одно слово.

Это ~~летчик~~ убил Маленького принца.

Заменила его другим и дописала одну букву.

Это роза убила Маленького принца.

* * *

«Фалькон» летел над Мексиканским заливом в сторону Кубы.

– Но хотя бы кто такой Че Гевара, вы знаете? – спросила Анди.

Она меня в самом деле за тупого держит?

– Он что, тоже был фанатом «Маленького принца»?

– Угадали, господин авиатор! Говорят, он проглотил его за один присест, закрывшись в туалете, он так долго оттуда не выходил, что его люди забеспокоились. А когда вышел, сказал что-то вроде «зачитался до усрачки этим шедевром».

– Сразу видно тонкого ценителя!

Я немного помолчал, обдумывая поэтическое высказывание Че, затем повернулся к Анди:

– Что нам делать в Сальвадоре? Это самая маленькая страна Америки. (В географии я разбираюсь лучше, чем в кино.) Там же ничего нет!

– Встретимся на Кончагуите с этим Мойзесом. Он, несомненно, как-то связан с Консуэло. Жена Сент-Экзюпери была родом из Сальвадора, он называл ее своей маленькой птичкой с далеких островов. Насколько я знаю, Кончагуита – один из трех почти необитаемых островов, принадлежащих Сальвадору. Маленький тихоокеанский рай, куда вскоре должны устремиться туристы.

Даже географию Анди знает лучше меня. Что ж, вернемся к нашему барашку?

– Консуэло – жена Сент-Экса, значит, роза – это она? Следовательно, она и есть убийца?

– Ну, это еще под большим вопросом, – сказала Анди. – Сент-Экзюпери так и не намекнул, кто его роза.

– А кто же тогда, если не Консуэло? Одна из его любовниц? Составите мне список возможных подозреваемых?

Анди улыбнулась. Мне все больше нравились эти наши разговоры, когда мы рассуждали как два полицейских инспектора перед кучкой вещественных доказательств.

– Тогда начали! И я надеюсь, что до Сальвадора еще далеко, потому что список длинный. Эти возможные розы нам известны, главным образом, благодаря пылким посланиям Сент-Экзюпери, хотя не всегда легко догадаться, кем была для него та, кому он писал, – подругой, возлюбленной или просто жилеткой, чтобы излить душу. Особенно в Нью-Йорке, в последние месяцы, когда стали расцветать новые цветочки. Почти все эти розы были высокие, аристократичные, властные блондинки… полная противоположность крошке Консуэло. Вы готовы? Начинаю составлять список подозреваемых?

Вот это да – Анди не сверялась ни с какими записями.

– Это не исчерпывающий список… Вы запоминаете? Надя Буланже, дирижер, француженка, она встретилась с ним в Соединенных Штатах, когда руководила Нью-Йоркской филармонией; Аннабелла, актриса, навещала его в больнице в Лос-Анджелесе, а потом они встречались в Центральном парке; Наталья Палей, манекенщица, эксцентричная русская княгиня с трагической судьбой; Луиза де Вильморен, его первая любовь, невеста, ради которой он едва не отказался от полетов; Ивонна де Лестранж, которая ему покровительствовала до того, как он стал известным писателем, а также безымянная медсестра в Алжире… И все остальные розы, неотличимые одна от другой, как он признавался сестре Диди, – Колетты, Полетты, Сюзи, Дейзи, Габи, за которыми он ухаживал и которых делали под копирку. Залы ожидания – так он написал.

– Ожидания чего?

Анди не ответила. Помолчала, о чем-то думая, и продолжила:

– Но ни одна из всех роз, что я перечислила, не имела такого влияния на Тонио, чтобы стать единственной розой. Кроме Консуэло, у нас остаются только две возможные подозреваемые. Во-первых, Нелли де Вогюэ, парижская любовница, жена богатого промышленника, самая верная союзница Сент-Экса, которая всегда будет его поддерживать и финансово, и творчески, даже прилетит к нему в Алжир на американском самолете, и которой он напишет последнее письмо в день своей гибели и оставит в наследство свои неопубликованные заметки, «Цитадель» и все прочее. Во-вторых, разумеется, Сильвия Гамильтон, молодая нью-йоркская журналистка, любящая и заботливая…

– Та, что получит в наследство ту самую рукопись! Да уж, настоящий букет из роз!

Анди молча на меня посмотрела. Хотел бы я знать, что девчушка вроде нее может думать об этом человеке, который прекрасно и поучительно писал о любви, верности и ответственности… а сам коллекционировал женщин.

– Букет увядших роз, – наконец произнесла Анди. – И давным-давно увядших! Потому что больше пятидесяти лет никто о розе не задумывался, вопрос считался решенным. Розой не была ни одна из его подруг, пусть даже Сент-Экзюпери рисовал для них для всех печальных Маленьких принцев и падающие звездочки и давал трогательные обещания. Сент-Экс любил запутывать следы и разбивать сердца. Заставлять печалиться. И ревновать… это длинный список ревнивиц.

Анди меня тоже запутала.

– Но если ни одна из его подруг не роза, кто же она тогда?

– Его мать!

Я чуть было не ушел в мертвую петлю над Юкатаном.

– Его мать? Получившая письмо от сына через год после того, как он исчез? Так и не поверившая в то, что он погиб? Вот как! Давайте-ка поподробнее!

– Сент-Экзюпери был очень привязан к матери. Мари была хорошей матерью, очень заботливой. Его отец умер от кровоизлияния в мозг, когда Тонио было четыре года. Франсуа, младший брат, умер в пятнадцать, когда Тонио было семнадцать. Мари больше замуж не вышла, Сент-Экса воспитывали мать и три сестры.

Я услышал, как ее голос дрогнул от волнения, и вдруг разозлился.

– Понятно. Бедный малыш, рядом с ним в детстве не было ни одного мужчины… Только мамочка-наседка, как у всех этих маленьких гениев.

Анди невольно улыбнулась.

– Но если говорить серьезно, – продолжала она, – все психоаналитики, которые изучали эту сказку, без тени сомнения утверждали, что роза – это его мать. Слон в животе удава на первых же страницах книги – это ребенок в материнской утробе. Маленький принц – ребенок, таким он представлен в книге, а значит, розой может быть только его мать.

– И эта теория вполне устраивала родных Сент-Экзюпери, так?

– Вот именно.

– Да только нас, инспектор Фокс, она не устраивает. Если роза – мать Маленького принца, она не могла его убить. Мать не убивает сына!

Анди взглянула на меня с восхищением, и я это оценил. Мы летели над югом Мексики. Вдали показалась тонкая пуповина Центральной Америки.

– Не стоит обобщать, инспектор Ле Фау. Да и сомнений сегодня уже не остается. Роза Маленького принца – Консуэло.

– Эй, эй, не гоните так. Доказательства, дорогая коллега, мне требуются доказательства!

Анди притворно вздохнула:

– Консуэло де Сент-Экзюпери была нежной и слабой, она болела астмой, а роза Маленького принца все время кашляет. Она живет на крохотной планете с вулканами, которые надо прочищать, а Консуэло родом из Сальвадора, крохотной вулканической страны. В 1934 году Сент-Экзюпери нарисовал портрет жены, на котором она удивительно напоминает Маленького принца… Консуэло своенравная и капризная, как и роза…

Освободив одну руку, я положил ее на плечо Анди:

– Погодите, не спешите. Если хотите, чтобы я за вами успевал, для начала познакомьте меня с этой маленькой экзотической птичкой.

Анди посмотрела вдаль, на разорванную нить между двумя континентами: озеро, тысяча островов и разрез на изгибе Панамы.

– Ага… Так вот, Консуэло, эта маленькая брюнетка, эксцентричная и невоспитанная, вспыльчивая и без умолку болтавшая с испанским акцентом, плохо вписывалась в аристократическую обстановку семьи писателя. Только мать Сент-Экзюпери с ней дружила. Консуэло была позабыта-позаброшена, после смерти мужа она осталась почти без средств к существованию, тихо жила, овдовев в третий раз. (Тут я приподнял бровь – я ведь помнил о том, что мы ищем убийцу.) Она часто говорила, что всю жизнь только и делала, что ждала Тонио… и после его смерти не перестала! Она сложила все, что напоминало о нем – письма, личные вещи, секреты, фотографии, – в большие пароходные чемоданы, которые больше не открывала, легенда о Сент-Экзюпери создавалась без ее участия. Она умерла в 1979 году, и ее смерть почти всех оставила равнодушными. И только через двадцать лет ее историю стали рассказывать по-другому… В 2000 году ее секретарь, унаследовавший эти чемоданы, решил обнародовать все архивы, а также дневник Консуэло, «Воспоминания розы». Волнующий, трогательный рассказ…

– Правдивый?

– Кто может это знать? Две наиболее подробные биографии Сент-Экзюпери написаны его любовницей и его женой. Мы знаем его только по воспоминаниям женщин, которых он любил, и письмам, которые он им писал. Выдумки? Фантазии? Маски?

– А архивы из этих самых пароходных чемоданов?

– Они подтверждают, что роза – Консуэло! Об этом будет написано несколько книг. После «Воспоминаний розы» все изменится! Будет покончено с прежде неотделимым от Сент-Экзюпери образом бойскаута-идеалиста, кроткого пацифиста, простодушного сказочника, архангела-патриота. От его нимба ничего не останется. Его завещание, «Маленький принц», – произведение поэтическое, противоречивое и темное. А главное – Тонио и Консуэло навсегда становятся легендарной парой, солнечными влюбленными, влюбленными-светочами, которые любят и терзают друг друга, сковывают один другого и вырываются на свободу, соединяются и друг дружку предают… Вплоть до рокового исхода. Консуэло пришлось долго ждать, но она в конце концов заняла свое место в пантеоне муз.

– Что ж, такая посмертная участь могла бы стать неплохим мотивом для убийства, правда? – Анди промолчала, и я прибавил: – При условии, что Консуэло действительно роза! Потому что ваши улики – астма, вулканы, капризы, – по-моему, несколько легковесны.

На этот раз Анди ответила:

– В пароходных чемоданах были и кое-какие доказательства. Главным образом письма. Тонио писал Консуэло: ты знаешь, что роза – это ты. Может быть, я не всегда умел о тебе позаботиться, но я всегда считал тебя красивой. Он часто признавался, что чувствует себя в ответе за жену, говорил о ней то же, что Маленький принц – о своей розе. А главное, Консуэло утверждала, что Сент-Экзюпери должен был посвятить «Маленького принца» ей, а потом передумал и посвятил книгу своему еврейскому другу Леону Верту, которому тогда было голодно и холодно. Но в день своего отъезда в Африку, по словам Консуэло, Сент-Экзюпери сказал ей, что жалеет об этом, что после войны он обязательно напишет продолжение «Маленького принца» и посвятит ей.

– Продолжение «Маленького принца»? В самом деле?

– Кто знает… Сент-Экзюпери никогда не говорил об этом прилюдно. Никогда открыто не воздавал почестей своей розе. Наверное, об этом Консуэло жалела больше всего.

– Может быть, она идеализировала чувства, которые испытывал к ней Сент-Экзюпери… а Маленький принц – к своей розе?

Анди кивнула:

– Может быть… Меня смущает рассказ одной француженки, которая перебралась в Алжир и часто встречалась с Сент-Экзюпери в последние месяцы перед его гибелью. Ей запомнилось, что Сент-Экс рассказывал о своей книге, изданной в Соединенных Штатах, – он говорил о разочаровании Маленького принца, который влюбился в свою розу, свою единственную в мире розу, только она у него и есть, и он за нее в ответе, и вдруг он видит другие розы, целый сад, полный роз, – оказывается, их так много? Так много других?

Ага, вот оно что!

– И Маленький принц покидает свою розу, чтобы узнать другие розы, как Сент-Экзюпери оставляет жену ради других женщин. Несколько слов насчет чувства вины и ответственности – и прости-прощай! Покинутая роза ревнует, она пишет свои воспоминания, чтобы обеспечить себе посмертное алиби, но простить она не может…

Я на минуту отвлекся – мы летели над Гватемалой, вереница маленьких островерхих вулканов, казалось, только и ждала, когда мы окажемся над ними, чтобы плюнуть в нас огнем, – потом продолжил свои рассуждения:

– У розы нет алиби. Она могла попросить змею ужалить Маленького принца. Но как смогла бы Консуэло убить Сент-Экзюпери?

Анди тоже посмотрела вниз, на вулканы Гватемалы.

– Она не убивала его. Он едва не умер здесь. И она его спасла!

XX

Мойзес Кочав допил мескаль из бутылки. Ему нравилось пить, глядя на волны. Смотреть на них и представлять себе, что это океан качается, вся планета, вся Галактика, а не его самого штормит.

Ему нравилось сидеть, прислонившись к одинокой пальме, пристроив между ног бутылку мескаля или текилы. И вспоминать.

Даже если от подъемных кранов у него за спиной на песок падали тени, как от драконов, даже если бетонные скелеты будущих стеклянных дворцов отнимали у него солнце, даже если стена, возведенная между песком и горизонтом, закрывала от него пену пошатнувшегося мира. Даже если мексиканские рабочие у него за спиной грохотали отбойными молотками. Все равно он хотел вспоминать. Вспоминать, чтобы забыть о том, что ему совестно.

* * *

Когда Мойзесу было тринадцать, в его класс вошел господин в белом костюме. В тесное помещение маленькой школы самого большого квартала буэнос-айресских трущоб набивалось больше полусотни детей. Господин в белом костюме говорил по-испански со странным акцентом. Сказал, что он француз и что ищет детей, которые говорят на тоба. Это всех рассмешило, никто не знал, что это еще за тоба. Новый танец? Пернатый змей? Телесериал? Мойзес затаился в заднем ряду, он-то знал, но не хотел в этом признаваться, не хотел, чтобы этот господин его заметил. Как будто уже догадывался, что это западня.

Господин в белом костюме объяснил детям, что тоба – это язык, на котором говорят меньше пятидесяти тысяч человек во всем мире, крошечная община тоба жила в местности, зажатой между Боливией и Парагваем, но почти всем тоба пришлось оттуда уйти после того, как вырубили их лес, они рассеялись по самым большим городам Аргентины и Бразилии, и их язык вскоре исчезнет.

И тогда все посмотрели на Мойзеса. Все знали, что он из Парагвая. И иногда он произносил странные слова, которых никто не понимал.

Потом господин в белом костюме объяснил, что ищет детей, которые говорят на тоба, для того, чтобы перевести на этот язык книгу, французскую книгу, переведенную уже на многие языки мира, в том числе и на очень редкие языки, – таким образом эти языки, получается, были спасены. Господин уточнил, что у него есть на это деньги – для тех детей, которые захотят помочь. И прибавил, что книга называется «Маленький принц».

Мойзеса выдал учитель, сеньор Лопес-и-Планес. Хотя подросток недолго упирался, почти сразу сказал «да». Работа показалась ему несложной. И платили за нее хорошо: тысячу песо.

И Мойзес стал каждую неделю ходить во французский лицей вместе с пятью другими детьми-тоба из Буэнос-Айреса. Им читали «Маленького принца» на испанском, а они переводили сказку на тоба.

Так продолжалось несколько месяцев. Переводить оказалось не так легко. В языке тоба не было слов для обозначения принца, или галстука, или фонаря. К счастью, с другими словами было проще: солнце, море, звезды, цветы, лис. У Мойзеса хорошо получалось, так говорили учителя.

Это потому, что книга ему нравилась. Не из-за истории любви Маленького принца и его розы, не верил он ни в какую любовь. Он и близко подойти не мог к тем девочкам, с какими ему хотелось встречаться, не было у него столько денег. Нет, в этой книге ему нравилось то, что Маленький принц говорил про свой астероид. Например, что надо приводить в порядок свою планету. Чтобы там не выросли баобабы. Маленький принц каждое утро их выпалывал. Мойзес повесил у себя над кроватью самую красивую картинку из этой книжки, с планетой, которую вот-вот разорвут на клочки корни трех баобабов, потому что лентяй, который на ней жил, не выполол вовремя три ростка. Ему нравилась мысль, что надо заботиться о своей планете. Иногда родственники в Буэнос-Айресе рассказывали, как вырубили в Парагвае лес тоба. От него ничего не осталось, и даже ни дорог на этом месте не проложили, ни домов не построили, там теперь только грязь в сезон дождей и пыль зимой.

* * *

Когда Мойзесу исполнилось пятнадцать, наконец-то вышел «Маленький принц» в переводе на тоба, и его пригласили на большой прием во французском посольстве в Аргентине, и его выбрали, чтобы произнести речь на тоба перед толпой очень важных людей. Он с гордостью поднялся на эстраду – босоногий, с длинными черными волосами и орлиным носом. Говорил он всего две минуты, но на важных людей его речь произвела впечатление. Он перевел на тоба слова Сент-Экзюпери, которых нет в «Маленьком принце»:

Мы не получаем землю в наследство от наших родителей, мы берем ее взаймы у наших детей.

Потом, когда он смешался с толпой, которая пила шампанское и грызла кешью, важные люди подходили к нему, хвалили и поздравляли. Один человек с седыми волосами сказал еще, что эта цитата – не слова Сент-Экзюпери, легенда обманывает, на самом деле это пословица – не то индейская, не то африканская, но все равно главное – что это послание надежды. И предложил Мойзесу работать у него.

* * *

Несколько лет Мойзес работал на организации, занимавшиеся охраной окружающей среды, то есть воды, земли, воздуха и людей. Один контракт сменялся другим, он побывал едва ли не везде в Латинской Америке. Встречаясь с другими тоба где-нибудь в Рио, Каракасе или Боготе, Мойзес осознавал, что он – один из немногих, у кого есть работа, кто не пьет и кому есть на что надеяться. И каждый раз вспоминал, что все это – благодаря «Маленькому принцу». Впрочем, «Маленький принц» был его паспортом и когда приходилось встречаться с племенами в Амазонии или Чьяпасе, убеждать туземцев в далеких от всего краях. Когда он рассказывал эту сказку, дети слушали внимательно и зачарованно, взрослые удивлялись, а старые и мудрые кивали, потому что понимали, о чем речь. Роза эфемерна. Она скоро исчезнет. Люди должны отвечать за свою планету.

Когда Мойзес отмечал свой двадцатый день рождения в «Лаппа-баре» в Манаусе, к нему подошла Мари-Сван. На улицах столицы Амазонии эта блондинка из Нью-Йорка казалась свалившейся с неба инопланетянкой. Или Маленьким принцем, приземлившимся в пустыне. Может, потому он и согласился. Сделал эту глупость. Мари-Сван слышала о нем, о его увлечении Сент-Экзюпери, о его любви к путешествиям, о его владении редкими языками. Она ради этого и приехала из Нью-Йорка, чтобы нанять его на работу. Деньги у нее есть, много денег. Она дождалась, пока «Лаппа-бар» опустеет, закрыла дверь, угостила его выпивкой, а потом рассказала все остальное.

Несколько наиболее фанатичных почитателей «Маленького принца» основали клуб, очень закрытый клуб, «Клуб 612». И они предлагают ему вступить в этот клуб… Мари-Сван продолжала его поить и рассказывать. Между строк этой истории запрятана скрытая истина, код, который надо разгадать, сокровище, которое надо найти. Это и есть цель «Клуба 612». Найти его! Все члены клуба уже в возрасте, им необходим молодой искатель сокровищ, расторопный, способный путешествовать, умеющий читать карты и не боящийся все бросить. Мойзес никак не мог в это поверить, сколько бы она его ни поила. Тогда Мари-Сван велела ему подождать и вернулась с картами, со штабными картами, с морскими картами, с планами лесов, с маршрутами походов. Она сказала ему, что карты предоставил один из пяти членов клуба, географ, который долго изучал буквы и цифры в книге и выстраивал версии.

Мойзес отдал пятнадцать лет жизни поискам завещания в «Маленьком принце». Он странствовал по свету, следуя указаниям географа, на деньги Око Доло, пользуясь связями Мари-Сван и покровительством Изара. Он исходил вдоль и поперек марокканскую пустыню и парижские округа, берега Средиземного моря и равнины Патагонии вплоть до Огненной Земли, Андские Кордильеры, вулканические острова в Атлантическом и Тихом океанах. В конце концов эти поиски стали его наваждением. В конце концов он спился, как все остальные тоба. В конце концов его забросило сюда, сначала в Гватемалу, потом в Сальвадор.

В конце концов его выбросило на мель.

Он ничего не нашел.

И все же если он пил, если он так много пил, то пил потому, что по-прежнему был уверен: истина там, у него перед глазами. Невидимая, потому что он не сумел ее увидеть. Увидеть сердцем.

* * *

Он допил остатки текилы и кинул пустую бутылку к бутылке от мескаля, чтобы освободить теплое местечко между колен. Местечко для прямоугольной коробки, пока что стоявшей у его ног.

И засмеялся в полном одиночестве.

Он много лет не получал почты.

И много лет его никто не навещал.

Перед тем как уснуть, он в последний раз взглянул на странный пляж, обнесенный стеной, окруженный огромной строительной площадкой.

XXI

Я посадил самолет на крохотное поле аэродрома Сан-Мигеля. И даже позволил себе небольшой слалом между колдобинами неровно заасфальтированной полосы.

– А вы не так уж плохо справляетесь! – похвалила Анди.

Я расстегнул ремень, потянулся: спину ломило после долгого полета.

– Во всяком случае, получше, чем Сент-Экзюпери!

Анди мгновенно взвилась:

– Некрасиво так говорить! Сент-Экс был отличным пилотом, только немного рассеянным!

– Ага… и отчаянным!

Она засмеялась и спрыгнула на землю.

– Да уж, что верно, то верно, он несколько раз чуть было не погиб, управляя самолетом. Получил черепную травму в Бурже. Тонул с гидросамолетом в Средиземном море. Умирал от жажды в пустыне, это само собой, но еще и здесь, в тридцать восьмом. Его самолет разбился в Гватемале. Он едва выжил, сначала думали, что он пропал, потом он чудом избежал ампутации неподалеку отсюда, в больнице в Антигуа, заброшенной столице Гватемалы. Консуэло узнала об этом на борту океанского теплохода, они в то время были, скажем так, в ссоре… Она примчалась, не отходила от его постели, ухаживала за ним, утешала… И солнечные любовники чудесным образом на несколько месяцев воссоединились.

Я оглядел запущенную взлетно-посадочную полосу, и меня охватила странная ностальгия. Если бы я принадлежал к поколению Мермоза, Гийоме^[14] или Сент-Экзюпери, решился бы я, как они, летать по свету на опытных образцах самолетов? Почти не сомневаясь, что расстанусь с жизнью?

Анди сорвала пробившийся через асфальт площадки фиолетовый цветочек.

– Консуэло потом будет рассказывать про долгие прогулки с выздоравливающим Тонио по городу-призраку Антигуа, заросшему розами, и как ее возлюбленный сорвал для нее цветок и пообещал написать для нее сказку, героиней которой станет она.

Мне эта история показалась слишком прекрасной, для того чтобы быть правдивой.

– Ну ладно…

Я тоже стал выбираться из кабины, стукнулся головой и ойкнул, а Анди рассмеялась.

– Не знаю, лучше ли вы управляете самолетом, чем Сент-Экс, но что точно – вы такой же неуклюжий! Сент-Экзюпери был здоровенным увальнем, не осознававшим ни своего веса, ни своего роста, ни своей силы, он стукался о дверные косяки, ломал все, к чему ни притронется, один раз даже пианино умудрился сломать. В точности как вы.

Потирая лоб, я возмутился:

– Ничего подобного!

Я и правда ни одного пианино не сломал.

– И еще, – добавила Анди, – у него одежда всегда была мятая. Он спал, не раздеваясь. Мог потерять башмак.

Анди оглядела меня и улыбнулась. Я покраснел, не осмеливаясь взглянуть на свою одежду, проверить, не выбилась ли рубашка из штанов. Все-таки пятнадцать часов полета…

Анди снова засмеялась:

– Я шучу. Это был комплимент, господин авиатор. Вы такой же неотразимый, как он! Оглянитесь, позади вас вулкан.

Я обернулся. Над пейзажем возвышалась вершина Кончагуа, очертания горы были такими же плавными, как у пляжа с черным песком, в котором тонуло ее подножие. Изумительный вид!

Солнце припекало, а вокруг была такая красота, и я предложил Анди искупаться. Но она уже повернулась ко мне спиной и, кажется, даже не услышала.

* * *

Нам еще надо было добраться до острова Кончагуита, а это долгий путь. Поезд. Автобус. Машина. Лодка. По дороге я успел потерять ключи, забыть сумку, упасть в воду и заляпать гуакамоле из своего буррито последнюю чистую футболку. Анди сказала, что я перестарался, мне не надо во всем подражать Сент-Экзюпери ради того, чтобы она мной восхищалась. Она говорила по-испански так же хорошо, как по-английски, и так же пленяла сальвадорских водителей автобусов, как нью-йоркских таксистов. В любой точке планеты она чувствовала себя как дома.

Наконец мы сошли на берег Кончагуиты.

Крохотный остров, затерянный в заливе Фонсека, который делят между собой Сальвадор, Гондурас и Никарагуа, нас удивил. Над верхушками пальм торчали подъемные краны. Рядом с деревянным причалом, к которому подошла наша рыбацкая лодка, тянулся длинный забетонированный пирс, вдоль которого стояли грузовые суда, доставлявшие сюда всевозможные стройматериалы. Железо. Гипс. Цемент. Стекло. Огромный плакат над портом не оставлял ни малейших сомнений насчет намерений подрядчиков. Через несколько месяцев на этом пустом острове вырастет гигантский гостиничный комплекс.

Пока я таращился на рекламу Райского Острова, Анди убежала спрашивать у покрытого татуировками усача, державшего забегаловку как раз напротив, где мы можем найти Мойзеса Кочава.

И тот без колебаний указал на ближайший пляж.

* * *

– Сначала почта! Потом гости… На Кончагуиту надвигается апокалипсис!

Мойзес поднял бутылку, пока мы шли к нему, опустошил ее за наше здоровье и кинул на песок. Он сидел, прислонившись к одной из кокосовых пальм на пустом пляже. Я хотел было взять себе один из стульев из-под соломенного навеса покинутого кафе, но обнаружил, что все стулья прикованы тяжелыми цепями к пальмам. И столы были прикованы, и вообще все валявшиеся на пляже предметы: мусорные урны, ржавый велосипед, мангал…

Странно. Кому пришло бы в голову их украсть?

Анди, всегда такая наблюдательная, словно ничего и не заметила. Она села на песок перед Мойзесом и явно любовалась им.

Мойзес был красив. Красив, как корабль, совершивший кругосветное плавание.

А потом потерпевший крушение.

* * *

Мойзес оказался не из болтливых. Он заговорил далеко не сразу и только после того, как Анди трижды сгоняла меня к забегаловке на пристани, откуда я всякий раз возвращался нагруженный бутылками мексиканского пива и мескаля. Око Доло он вспомнил, только откупорив третью бутылку «Короны», Мари-Сван – пригубив шестую. А когда он ополовинил бутылку с мескалем, воспоминания, кажется, наконец-то всплыли на поверхность.

– У нас был клуб, – принялся рассказывать Мойзес, глядя только на Анди, как будто славный доставщик алкоголя был прозрачнее бутылочного стекла. – В этот клуб входили лучшие специалисты по «Маленькому принцу». У каждого была своя роль.

Ну ладно, подумал я, ладно, Мойзес, это-то все мы уже знаем.

– Мы выстроили много гипотез, и все они рухнули, мы собрали кучу архивов…

Знаю, Мойзес, Анди все их изучила в самолете, у нее на это ушел не один час, и все без толку.

* * *

Мойзес замолчал, обдумывая свое поражение, и Анди наконец заинтересовалась тем, что делалось вокруг. Она, как и я, не могла понять, что за странная стена высотой в несколько метров отделяет пляж от Тихого океана. Стена казалась бесконечной – похоже, она огибала весь остров. Зачем возводить такую преграду? Чтобы не смогли причалить иммигранты? Нелегалы? Мексиканцы?

– Члены клуба были знакомы между собой? – спросила Анди.

– Да. – Мойзес с трудом ворочал языком. – Мы каждый год встречались, совещались, подводили итоги. Такой своего рода конклав избранных. Собирались у Изара, это была его роль в клубе – принимать нас в своем дворце. Мы оставались у него несколько дней, часами обсуждали… и все без толку.

Дворец?

Это уже нечто новенькое…

Я тоже мысленно подвел итог. Значит, Изар, четвертый член клуба, – это король! Мойзес, разумеется, пьяница. Хоши, пятый в списке, должно быть, фонарщик? Оставался таинственный географ…

* * *

Мойзес снова затерялся в дебрях давних воспоминаний. Анди и на этот раз оказалась проворнее меня. Чтобы разбудить пьяницу, она с веселым звоном стукнула своей бутылкой пива по его бутылке:

– Отличная новость! Мы принимаем эстафету! Око поручил нам продолжать миссию. Мы начинаем расследование заново, с самого начала. Мари-Сван сказала нам, что Маленького принца убила роза. Вы с этим согласны?

Казалось, Анди вот-вот сунет ему под нос свою полицейскую бляху.

На Мойзеса это, похоже, впечатления не произвело. Больше того – он так затрясся от смеха, что пивная пена потекла у него по пальцам.

– Ха-ха-ха! Сван не меняется! Все так же ревнует к прочим розам… и особенно к Консуэло! Но ни одна из влюбленных в этого паршивца роз не могла причинить зла своему Тонио. Слишком все они его любили. Чтобы роза убила Маленького принца? Глупее не придумаешь!

– Почему? – удивилась Анди.

– Почему? – Мойзес залпом выдул остаток пива. – Почему? Да потому что на самом деле все, понятно, было совсем наоборот.

– Совсем наоборот?

– Ну да, совсем наоборот. – Он сорвал зубами пробку с очередной бутылки. – Это Тонио бросил Консуэло, в точности как Маленький принц бросил свою розу. И роза из-за этого умерла.

– Что?

Анди так дернулась, что облилась пивом. А потом еще будет говорить, что это я неуклюжий!

– Вы читать умеете или как? – Мойзес начал сердиться. – Маленький принц – трус, недостойный любви, он удирает с птицами, толком не попрощавшись, потому что боится, как бы не остаться взаперти. Ну да, он, бедненький, об этом сожалеет, я не должен был бежать, прячется за самыми жалкими оправданиями, я был слишком молод, я еще не умел любить, виноваты всегда другие, цветы так непоследовательны. Но тем не менее это он уходит от ответственности. Он не вернется, и роза это знает, когда говорит ему на прощанье: постарайся быть счастливым.

Он допил очередную «корону». Хватит ли запасов пива в этой забегаловке?

– На самом деле, – продолжал Мойзес, – Маленький принц понял, что его роза умерла. В одиночестве, на его планете, без воды и без защиты. Он знал, что его краса и радость недолговечна, его цветок, у которого только и было, что четыре шипа, чтобы защищаться от мира! А я бросил ее, и она осталась на моей планете совсем одна – пожалел о покинутом цветке несчастный Тонио и вдруг разрыдался. Осталась совсем одна на целый год! Поздно об этом жалеть, Тонио, голубчик!

* * *

Пока Анди все это обдумывала (мне очень нравилось, когда она вот так морщила лоб и щурилась), я снова оглядел столы и стулья, прикованные к пальмам на пляже. Зачем их понадобилось закреплять? Шторма опасались? Но метеослужба не предсказывала даже слабого ветра, который разогнал бы редкие облака, поверьте на слово летчику!

– Значит, Маленький принц бросил свою розу? – задумчиво переспросила Анди. – В точности как Сент-Экзюпери бросил Консуэло?

– Да. Тонио обольстил маленькую принцессу этой маленькой страны, Сальвадора, он полюбил ее, как маленькую экзотическую зверушку, приручил ее, а потом она ему наскучила, и он исчез, не оставив ей ничего, даже завещания, даже открытого признания, что она и есть его единственная роза, даже этой другой обещанной книги, даже посвящения… Исчез, чтобы не встречаться с собственной трусостью!

Анди снова задумалась, так наморщив лоб, будто выжимала из мозга какую-нибудь мысль. Такое же милое выражение лица у нее было в нью-йоркском музее, когда она разбирала помарки в главе про лиса, прирученного друга, про ответственность и пшеничные поля.

Над пляжем заморосил теплый дождик. Казалось, под ним еще быстрее растут строящиеся здания.

– Тогда кто же убил Маленького принца? – спросила Анди. – Кто убил Сент-Экзюпери?

Мойзес ничего не ответил. Он рылся в кармане, зажав между ног странную белую картонную коробку. Выудил наконец то, что искал, и протянул нам два красных паспорта.

Я вспомнил адрес четвертого по списку члена «Клуба 612».

Изар, Автономное Королевство Герминия, Оркнейские острова, Шотландия

– Они вам пригодятся, – пояснил Мойзес. – Таможенники в Королевстве Герминия склонны проявлять рвение. – Пьяница засмеялся, а потом скомандовал: – А теперь идите.

Я встал. Анди не пошевелилась.

– Идите уже. Поищите себе ночлег. Рановато вы сюда явились, отель еще не достроен.

И снова засмеялся. Анди встала. Когда мы отошли уже довольно далеко, я обернулся посмотреть на Мойзеса. И увидел, как он очень старательно оборачивает вокруг пояса цепь и закрепляет ее на пальме.

Как будто предвидел неминуемое стихийное бедствие.

XXII

– Привет, дорогая моя.

– Неван! Наконец-то! Ты где?

– В Америке… Все еще в Америке.

– В Нью-Йорке?

– Нет… Нет, немного… немного южнее.

– Тебя плохо слышно, там какой-то шум.

– Да, здесь работы ведутся.

– Вокруг тебя люди? Ты на улице? Ты в каком-то городе?

– Нет, милая…

– Где ты, Неван?

– Я… на острове.

– На острове? В Америке?

– В Сальвадоре… На безлюдном острове.

– …

– Ты здесь, Вероника?

– Конечно, здесь. Я всегда здесь. Я никуда не денусь.

– …

– Неван, там водятся крокодилы? Пауки-птицееды? Там есть пираты? Я боюсь за тебя. Возвращайся. Возвращайся домой!

– Я завтра вылетаю в Европу.

– Наконец-то домой!

– Почти… Мне еще надо перед этим сделать одну посадку. В Шотландии, на севере Шотландии.

– Неван?

– Да, дорогая?

– Неван, не бросай меня.

– Да что это ты такое говоришь?

– Я тебя уже не слышу, Неван. Так что послушай меня. Просто слушай. Не бросай меня. Ты мне нужен. Мне без тебя страшно. У меня лепестки облетают. Я вяну без тебя.

XXIII

Мы сидели на пляже, лицом к заходящему солнцу.

Рабочие вернулись на континент, и на острове стало тихо. В маленькой бамбуковой хижине молча ужинали несколько человек. Ели сардины. Дети гоняли пыльный мяч. Молодой повар в белом переднике подошел к маленькой темноволосой подавальщице, обнял ее, и они стали вместе смотреть, как солнце опускается к горизонту.

Любить – значит смотреть вместе в одном направлении.

Завтра утром мы покинем остров. Рано утром. С первой рыбацкой лодкой. В соломенной хижине можно поесть жареной рыбы или мяса, выпить чего-нибудь сладкого или алкогольного, но гостиницы при кафе нет. Мы поспим на песке, под звездами, на этом тихом пляже у залива Фонсека, напротив того, где обосновался Мойзес и где рев бетономешалок, должно быть, сменился его не менее мощным храпом. А здесь нет ни стройки, ни прикованных столов и стульев, ни стены между песком и морем. Только синяя-синяя вода и красное солнце, такое же красное, как волосы Анди.

* * *

– Я очень люблю закат, – сказала Анди. – Планета Маленького принца до того мала, что ему довольно было передвинуть стул на несколько шагов, чтобы снова и снова смотреть на закатное небо… и ждать не придется!

Я не ответил, я думал о Веронике.

И еще я думал о том, что самое прекрасное на закате – это ждать, пока солнце медленно опустится за горизонт.

– Маленький принц говорил, – продолжала Анди, – что когда станет очень грустно, то хорошо поглядеть, как заходит солнце… Однажды он видел за один день заход солнца сорок три раза.

– Значит, в тот день ему было очень грустно?

Анди повернулась ко мне и улыбнулась – такая хорошенькая в этом золотом вечернем свете.

– И даже сорок четыре! – прибавила она. – В оригинальных изданиях «Маленького принца» было сорок четыре. Но Сент-Экзюпери сам исправил это число в рукописях на сорок три. Странная подробность, на которой он особенно настаивал, и никакого объяснения для нее не существует. Почему сорок три? Это возраст Консуэло, и это год издания «Маленького принца», и год, когда он снова ушел на войну. Это его так печалило? Может ли это единственное указание…

Я приложил палец к губам Анди:

– Помолчите, девушка. Хоть сейчас минутку помолчите и посмотрите.

Я взял ее за руку.

Нас окутывала тишина. Теплый ветер овевал запахами кофе и кокоса.

– Заходящее солнце – это не грустно, – сказал я. – Если смотреть вдвоем, как оно заходит.

– Вот видите, вы такой же болтливый, как я! Не можете заставить себя помолчать.

Теперь и я улыбнулся. Рука у нее была теплая.

– Сколько вам лет, Анди?

– Столько же, сколько Маленькому принцу… Возраст, когда чувствуешь грусть, глядя на заходящее солнце. Возраст, когда становишься счастливой от того, что смотришь на него не одна. Возраст любви.

Песок на наших руках был теплым.

– Странное у вас имя, Анди, почти как у мальчика.

– А разве у детектива имя не должно быть таким?

– Нет.

– Нет? Тогда я признаюсь вам, господин старый авиатор, что настоящее мое имя – не Анди… Я слегка переделала свое имя, потому что так надо было… ну, для работы. Мое настоящее имя – Ундина.

Волны, которые лизали нам ноги, были теплыми.

– Ундина? Это… да, это в самом деле куда более женственно. И я уверен, что ваше настоящее имя как-то связано с Маленьким принцем.

– Угадали! Вы все лучше и лучше соображаете, инспектор. Это имя русалочки из сказки Андерсена, любимой сказки Сент-Экзюпери, той, что читала ему актриса Аннабелла, сидя у его больничной койки, той сказки, которая, может быть, вдохновила его написать «Маленького принца», той…

Я второй раз приложил палец к ее губам:

– Тсс…

Она замолчала. Солнце зашло. Горизонт пылал. Несколько звезд горели, будто вылетевшие из огня искры. Кругом было так красиво. И я уже совсем не думал о Веронике.

– Ундина?

Всего лишь перемена имени – и все изменилось. Вместо рыженькой лисички появилась роза с золотыми лепестками. Я повторил – будто волна накатила снова:

– Ундина?

– Да?

– Ундина, давайте больше не будем ничего говорить? До завтрашнего утра? Вы не станете называть мне имена звезд, никаких, даже тех, на которых побывал Маленький принц, и астероид В-612 тоже не будете упоминать, и астероиды под номерами от 325 до 330, и даже настоящие звезды, которые окрестили в его честь? Обещаете?

– Обещаю!

Ундина, Анди, Андина улеглась на песок. Лицом к звездам. Тело – будто дюна в лунном свете. Мне захотелось коснуться губами ее песчаной кожи, просто чтобы украсть несколько песчинок.

Я думал о Тонио, думал о розе, думал о стеклянном колпаке, думал о перелетных птицах, думал о похожих розах, думал о своем доме, окруженном туями, думал о моей розе.

– Анди?

– Да?

– Спокойной ночи, Анди, мне надо поспать. Завтра пятнадцать часов лететь до Автономного Королевства Герминия.

XXIV

Мойзес смотрел на пролетевший над ним «Фалькон 900».

Было раннее утро. Те двое уже отплыли с первой рыбацкой лодкой. И уже подошли другие суда – со своими насосами, своими трубами, своими турбинами.

И вода уже начала прибывать.

Мойзес убедился, что он надежно прикован к пальме, бросил на песок ключи от замка́, у этих людей уйдет немало времени на то, чтобы его отцепить, перерезать стальные звенья, спилить пальму. Слишком много времени.

Они не захотят тонуть вместе с ним. Не захотят тонуть вместе с пьяницей, еще раньше утонувшим в текиле, мескале и мексиканском пиве.

Из труб под действием турбин потекла вода светлее морской.

У него есть время. Он успеет открыть коробку.

Она такая легкая. Она удержится на поверхности. В отличие от всего остального – столов, стульев, домов, деревьев. Все, что приковано, останется на дне. Как и он сам!

* * *

Мимо прошли рабочие, показали ему знаками, чтобы сваливал оттуда. Он даже не шелохнулся. Рабочие пожали плечами. Им-то не все ли равно. В конце концов, не им жить на Райском Острове.

Три тысячи номеров. Площадка для гольфа, зоопарк, кинозалы. А главное – поскольку океан слишком холодный, поскольку океан слишком грязный, поскольку океан слишком опасный, – нечто неповторимое, приманка для туристов со всего мира: самый большой на свете бассейн! Девять гектаров, около трехсот миллионов литров воды, прежний чилийский рекорд, двести пятьдесят миллионов литров, будет побит!

На то, чтобы затопить треть острова, уйдет больше трех дней.

Медленная агония.

Мы не получаем океан в наследство от наших родителей, мы берем его взаймы у наших детей.

Мойзес решился открыть белую коробку. Не дрогнув, безропотно. Ничего не поделаешь, если эта посылка заминирована, если отправитель вынес ему приговор.

Он давным-давно потерял способность реагировать.

Он давным-давно потерял все.

И надежду разгадать эту тайну. Но был уверен, что Эльдорадо существует. И желал этим двоим, рыженькой принцессе и ее летчику, его найти. Вдвоем, наверное, это получается лучше.

Крышка соскользнула. Змея взвилась, и Мойзес даже не пытался от нее увернуться.

Точно желтая молния мелькнула у его виска.

Мгновенье он оставался недвижим. Не вскрикнул.

Потом упал – медленно, как осыпается башня из песка.

Медленно и неслышно, ведь моторы турбин заглушают все звуки.

XXV

– Удалось выспаться? – спросила Анди.

– Да.

– Глядя на вас, не скажешь.

– А что?

– Вы дрожите… Теребите все ваши датчики. Елозите на сиденье.

– Да что вы…

– А, поняла! – крикнула Анди, заметив едва различимые в тени «фалькона» атоллы, всего-навсего несколько светлых пятнышек на фоне моря. – Мы опять над Бермудским треугольником, сейчас все ваши стрелки начнут сходить с ума!

Я только плечами пожал. Мне не хотелось снова рассказывать о пропавших кораблях и самолетах. Анди, насмешливо на меня поглядывая, развлекалась, трогала навигационные приборы – анемометр, альтиметр, вариометр.

Меня это бесило.

И вдруг она замерла, хотя я ничего ей не сказал, в растерянности уставилась на навигатор.

– Анди, вы увидели привидение?

– Нет-нет.

– А что тогда?

– Да нет, ничего.

Я разозлился еще сильнее.

– Не многовато ли секретов? То вы в рукописи «Маленького принца», в Нью-Йорке, что-то такое высмотрели, то вот теперь…

– Просто не хочу вас путать. Я складываю кусочки пазла у себя в голове. Как только картинка сложится, я вам расскажу…

Вот как, путать она меня не хочет! Только выходит так себе.

– Спасибо, я понял. Я всего лишь таксист. Вы, моя русалочка, были куда любезнее, когда смотрели, как заходит солнце.

– Нет… Просто я была в печали. Или в задумчивости. – Она улыбнулась. – Цветы так непоследовательны!

На этот раз ей улыбкой не отделаться.

– Усвоил. Вам надо только цеплять на себя бейджик с именем, Анди или Ундина. И я пойму.

– Не сердитесь, Неван.

– Мне жаль, Анди, что я оказался не на высоте… Не знаю, почему Око Доло выбрал меня, я всего лишь механик-неудачник, руки в масле, нос в тавоте. Ничего общего с авиаторами с планеты сверхлюдей, которые без карты летали над Африкой и Америкой и знали там каждую тропинку, каждый сад и каждый дом.

Но когда она смотрит так сочувственно и так трогательно, устоять невозможно.

– Знаете, Неван, Сент-Экзюпери был не только лунатиком и поэтом, он был еще и ученым. И нос у него был в тавоте, он тоже в моторе копался. И у него тринадцать патентов на изобретения в области авиационной навигации. И числа он любил не меньше, чем слова. Обожал придумывать для друзей математические загадки. В «Маленьком принце» он играет с нумерологией, говорит, что взрослые очень любят цифры, и множит их в своей повести. Само собой, это и астероид 612, и шесть других поблизости, с номерами от 325 до 330.

Я не утерпел:

– Ага, понятно, мы ищем секретный код. От сейфа, в котором спрятано его завещание.

– Не смейтесь! Вас не смущает, что Сент-Экзюпери пишет, например: «У меня есть серьезные основания полагать, что Маленький принц прилетел с планетки, которая называется астероид В-612. Этот астероид был замечен в телескоп лишь один раз, в 1909 году, одним турецким астрономом». Зачем все это уточнять? К примеру, номер астероида?

– Здесь и думать нечего.

– То есть?

– 612… 6–12, шестое декабря, День святого Николая, детский праздник, что может быть более логичным для сказки?

Анди вздохнула – а я-то думал, что удивил ее.

– А год открытия астероида? И национальность астронома? Почему астроном именно турецкий? Сент-Экзюпери никогда не бывал в Турции.

– Может, существует какой-нибудь знаменитый турецкий астроном?

– Ни одного, я проверила.

Я ухватился за внезапно подвернувшуюся возможность отыграться.

– А что, если Сент-Экзюпери имел в виду турецкого мореплавателя?

– Турецкого мореплавателя?

– Да! Вы никогда не слышали про Пири Рейса?

Анди снова стала Ундиной, русалочкой, которая так любит сказки. И помотала головой: нет, понятия не имеет, и ей не терпится услышать продолжение.

– Пири Рейс – оттоманский адмирал и великий мореплаватель эпохи Возрождения. Во времена Великих открытий он начертил на газельей шкуре самую загадочную карту мира, там есть все западные берега Африки и Южной Америки и все Карибские острова.

– Это же область, над которой летали первые самолеты авиапочты!

– Совершенно верно. Но главное – эта карта, датированная 1513 годом, невероятно подробна для того времени, там, например, очень точно показаны очертания Антарктиды, которую откроют лишь через три столетия. До такой степени точно, что это могло быть только результатом какой-то сказочной случайности… или внеземного наблюдения!

– Ни больше ни меньше.

– Ни больше ни меньше. Карта Пири Рейса заканчивается на том самом месте, над которым мы летим, она оборвана, недостает части Атлантического океана, фрагмент карты был навеки утрачен…

Анди проговорила замогильным голосом:

– Инопланетяне хотели сохранить тайну Бермудского треугольника. И это еще не последняя тайна, мой бесстрашный авиатор, мы летим прямиком в Шотландию, к ее призракам, в замок с привидениями.

– Не в Шотландию, Анди! Вы неточны. Мы летим в суверенное государство, независимое княжество, Автономное Королевство Герминия!

Остров Короля

Себя судить куда труднее, чем других.

Король, астероид 325

Я буду сражаться за человека. Сражаться с его врагами. Но и с самим собой.

Антуан де Сент-Экзюпери. «Военный летчик»

XXVI

Восьмилетнего Изара держал за руку отец, Фаусто. Они вместе бежали. Отец научил его очень быстро бегать, а потом плашмя падать в канаву или за стенку. Пока автомобиль или дом не взорвались.

Его отец, Фаусто, был коммунистом, националистом, террористом, анархистом.

Его отец, Фаусто, был героем.

Изар много путешествовал с отцом, он перебрался через Пиренеи, убегая от Франко, прошел через железный занавес, убегая от Тито, пересек Ла-Манш и добрался до Ирландии, убегая от Тэтчер. Его отец всегда готов был поработать руками и помахать кулаками ради правого дела.

Однажды вечером, Изар помнил это как сейчас, Фаусто положил на его кровать несколько книг. Там были Библия, Коран, «Маленькая красная книжица», «Капитал» и даже «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адама Смита. И сказал: видишь ли, сынок, эти книги переведены на сотни языков, в любом месте на земле каждый может их понять, но что же делают эти тысячи слов? Они сеют войну! Они делят планету на неравные части так же верно, как дрейф материков. Посмотри на эти книги, сынок, их авторы искренне хотели бы навязать целому свету свои понятия, своего Бога и свои утопии! И я тоже им верил, сынок, и я тоже.

Отец Изара был тогда уже стар и казался в тот вечер усталым.

Но ты, сынок, не должен верить всем этим книгам. Или ты, как и я, навсегда утратишь свои иллюзии.

А потом Фаусто достал из кармана еще одну книгу – книгу на баскском, с маленьким мальчиком, планетой и звездами на обложке.

Видишь ли, сынок, эта книга могла бы заменить все религиозные сочинения мира, все политические трактаты, все экономические теории. Далеко не сразу, но я это понял.

Другие книги распарывают мир, эта книга его латает.

Ты знаешь, что означает слово izar на баскском?

Конечно, Изар это знал.

«Изар» означает «звезда».

В тот вечер отец его обнял.

* * *

Начиная с того вечера отец часто, где бы они ни были, вытаскивал из кармана «Маленького принца» и читал сыну отрывки. И комментировал, рассказывал Изару, что это единственная написанная французом и изданная в Соединенных Штатах книга, которую могут читать по ту сторону железного занавеса – в России, в Чехословакии, в Румынии. Случались дни, когда он был полон веры и говорил, что есть еще на что надеяться. В другой день он был удручен. Он только что прочитал обнародованный в Венгрии декрет, в котором говорилось, что дети должны прочно стоять на земле. Надо, чтобы они, глядя в небо, искали глазами спутники. Защитим наших детей от отравы волшебных сказок, как и от нелепой и нездоровой тоски Маленького принца, который так глупо жаждет смерти. И Фаусто загрустил. Сказал, что люди ничего не поняли. Что мир обречен, и остается только его взорвать.

* * *

Однажды ночью Фаусто взорвал штаб противников сепаратизма на Ормо-роуд, поблизости от Белфаста. Вместе со зданием взорвался старик-полицейский, который отсыпался там, накачавшись виски. Фаусто просидел семь лет в тюрьме на Крамлин-роуд.

Когда он вышел, Изару было семнадцать.

И с тех пор все изменилось.

* * *

Они уехали в Шотландию и поселились вдвоем на необитаемом острове Оркнейского архипелага, который уступил им в память о славном прошлом один старый шотландский националист.

Они прожили там много лет. В голове у Изара не переставали взрываться мины, заложенные его отцом. Фаусто говорил, что он ошибался, что надо все начинать заново, что если не можешь изменить мир, то надо построить другой, так почему бы не построить его здесь? Ты понял, сынок, – Изару было под тридцать, но отец по-прежнему так его называл, – ты понял, мы построим его здесь, и когда меня не станет, хранить его будешь ты. И ты… ты станешь его королем.

* * *

Когда Фаусто умер, Изар развеял его прах над Северным морем. Он устроил ему национальные похороны, хотя их королевство было совсем крохотным.

Но Изар его строил. Делал все краше. Он же обещал.

И в глубине души жалел только об одном.

Баобаб никогда не приживется на шотландской почве.

XXVII

«Фалькон 900» приземлился на безупречном летном поле аэродрома Автономного Королевства Герминия.

– Господин авиатор, – попросила Анди перед тем, как я остановил двигатель, – прочитайте мне коротенькую лекцию по географии…

Частный самолет затормозил на длинной посадочной полосе. Никогда бы не подумал, что на таком малюсеньком острове может быть такой отличный аэродром.

– Так вот, Оркнейские острова – третий, вместе с Гебридскими и Шетландскими, принадлежащий Шотландии архипелаг, в него входят около семидесяти островов, из которых обитаемы меньше четверти. Население Оркнейского архипелага составляет…

– Спасибо! – перебила меня Анди. – Глядите!

Она показала пальцем.

Над маленьким, сложенным из серого камня зданием аэропорта развевался флаг. Очень странный флаг! На лазурном фоне трепетал баобаб!

* * *

Мы дошли по дорожке до строения, должно быть служившего терминалом. Внутри, за деревянной стойкой, нас ждал усатый таможенник. Маленький, коренастый, в зеленом мундире с украшенными звездами нашивками. Его заинтересовали только визы, которые выдал нам Мойзес в Сальвадоре.

Таможенник с недоверчивым видом их изучил, потом шлепнул печати в наши документы.

Печати в виде розы!

И наконец, таможенник произнес несколько слов. Ровно шесть.

– Не надо ли вам поменять деньги?

Я едва не поперхнулся от неожиданности.

– Что?

– Здесь, в Герминии, расплачиваются лисами. – Он что-то проверил в своем компьютере. – Курс лиса сегодня 1,27 доллара.

– Ага…

Видя, что мы в нерешительности, таможенник поспешил прибавить:

– Вы сможете поменять наличные и в столице. Да и шофер за вами вот-вот прибудет.

Я вышел следом за Анди в полном недоумении. Мы остановились у шоссе, исчезавшего за невысокими холмами. Ждать пришлось всего несколько минут.

– А холмы – это здешние вулканы? – шепнула мне Анди.

Больше она ничего добавить не успела.

Из-за ближайшего к нам холма выехал длинный черный «роллс-ройс». Когда он подкатил поближе, я разглядел на капоте синие флажки с баобабами.

Из машины вышел шофер – маленького роста, широкоплечий, с безупречной выправкой. Рукой в белой перчатке распахнул дверцы. Приподнял украшенную розой фуражку. И похоже, наблюдал за нами через свои темные очки.

Анди все это явно забавляло. Мы устроились на красных кожаных сиденьях, и «роллс-ройс» медленно поехал. Наверное, шофер боялся задавить одного из барашков, что сотнями щипали травку в ландах, без всяких загородок.

– Скоро ли мы прибудем? – светским тоном осведомилась Анди.

– Через минуту будем в столице, – ответил шофер.

Я прикинул, что от аэропорта до столицы должно быть шесть километров. Впрочем, вдоль дороги были расставлены гранитные километровые столбы.

325, 326.

Анди откашлялась.

– Расскажите нам немного об этом королевстве, голубчик.

– С удовольствием, мисс. Герминия стала независимым королевством около пятидесяти лет назад. Королевство чеканит собственную монету, взимает налоги и сборы, имеет суверенную конституцию, полицию, небольшую армию и процветающую экономику.

– Так эти барашки… – начал я, показывая, будто заинтересовался.

– Нет-нет. – Шофер поджал губы. – Мы в Герминии барашков не едим, не продаем и даже не стрижем. Барашки священны. Истинное богатство Герминии скрывается на морском дне. Это нефть.

327, 328, 329.

Барашки попадались все реже, розовых кустов становилось все больше, а наш славный шофер продолжал рассказывать:

– Еще у нас есть послы, которые добиваются, чтобы ООН и Европейский союз признали Королевство Герминия дружественным государством, хотя никаких политических компромиссов мы не допускаем. Мы – неприсоединившееся государство, мы боремся только за мир.

Последний поворот.

330.

И внезапно перед нами вырос дворец. Вернее, самый настоящий шотландский замок – серые камни, островерхие башни, великанские клыки навесных бойниц и круглые желтые драконьи глаза окошек.

На фронтоне замка я прочитал девиз.

Власть прежде всего должна быть разумной.

Шофер уехал ставить машину позади замка, а мы перешли через ров по подъемному мосту и остановились перед дубовой дверью. (Я не осмелился предположить, что она из баобаба, это дерево, должно быть, тоже слишком священное, для того чтобы превращать его в доски!)

Дверь открылась.

За ней стоял седобородый дворецкий в желтом шарфе и большом тюрбане, спускавшемся до самых глаз. Невысокий, но крепкий. Закрыв за нами тяжелую дверь, он пригласил нас подняться по лестнице в большую гостиную.

Мы вошли, да так и замерли на месте.

В просторном зале с огромным камином и мощными, как ветви баобаба, балками под потолком была собрана самая ошеломляющая коллекция предметов из «Маленького принца», какая только могла существовать.

Я-то, конечно, не специалист, но и на специалистку Анди коллекция произвела не меньшее впечатление. Все эти предметы хранились в застекленных витринах, точно бесценные реликвии. Я узнал шпагу Маленького принца, звезды, украшавшие его эполеты, стул, на котором он сидел, любуясь закатами, лейку, ширму и стеклянный колпак для его розы, сковородку, стоявшую на маленьком вулкане. Здесь было собрано все до последней мелочи!

У противоположной стены, в витринах, освещенных вделанными в серый камень витражами в виде роз, находились телескоп астронома, большой атлас и лупа географа, ружье охотника, галстук делового человека.

Анди, совершенно зачарованная, только головой вертела.

Но самое прекрасное было еще впереди. На самой большой стене были выставлены издания «Маленького принца» на всевозможных языках! Перед нашими глазами были разные алфавиты, Маленькие принцы всех цветов, самолеты, планеты, звезды… как будто дети из всех стран, из всех племен мира взялись за руки.

Они меня заворожили, и я принялся считать.

– Триста восемнадцать переводов, – сообщил дворецкий у меня за спиной. – Самая большая в мире коллекция изданий книги, переведенной на самое большое число языков мира. Самая всемирная сказка из всех когда-либо напечатанных. У некоторых отсталых народов, лишенных письменности, это даже единственная записанная история. Взгляните на эти издания для аутистов, азбукой Брайля – для слепых, даже на галактическом языке «Звездных войн», алфавитом ауребеш. А здесь книга на иврите для палестинских школьников. Разве можно придумать более могущественный символ мира?

Он дал нам еще несколько минут полюбоваться коллекцией, потом деликатно кашлянул.

– Не угодно ли вам пройти в тронный зал?

И открыл еще одну дверь. Мы вошли в зал, полностью обшитый деревянными панелями. К ним были прикреплены несколько карт и пейзажей – виды пустыни и изображения вулканов.

Анди принялась изучать фиолетовые цветочки, украшавшие очень простой и все же величественный трон, затем – лежавшую на подушечке корону. А я не мог отвести взгляда от одной из карт на стене.

Я не верил своим глазам. Карта была нарисована на шкуре.

Похоже, это была та самая знаменитая карта Пири Рейса!

И, не успел я сказать об этом Анди, мажордом снова кашлянул.

– Его величество Изар Первый сейчас вас примет.

XXVIII

Король был облачен в пурпур и горностай.

– А, вот и подданные! – воскликнул он и расхохотался, явно довольный своей шуткой.

Он был до того мал ростом, что его великолепная мантия стелилась по полу. На широких плечах сверкали звезды.

– Подойдите, я хочу вас рассмотреть, – сказал Изар Первый.

Мы повиновались. Корона была ему велика и сползала на глаза, но оставшаяся на виду часть лица о чем-то мне напоминала, вроде бы я уже где-то его видел, но воспоминание ускользало.

– Вы долго пробыли в пути, – продолжал король. – Можете зевать… Многие годы я не видел, чтобы кто-нибудь зевал. Мне это любопытно. – И он снова расхохотался. – Шутка, друзья мои! Я шучу. Друзья Сент-Экзюпери среди своих могут и развлекаться. – Он указал нам на стулья: – Повелеваю: сядьте… Ха-ха-ха, а если вы теперь, как положено, спросите меня, чем я правлю на этом острове, я, разумеется, отвечу вам, что правлю всем!

Мы сели. Изар Первый уселся на трон.

Анди, похоже, не очень-то хотела продолжать игру.

– Может быть, поговорим про «Клуб 612»?

Король немного подумал.

– Ну конечно… Ведь это и привело вас на остров. Я понимаю. Герминия не отрезана от мира, я знаю про ваше расследование. Как поживают Око, Мари-Сван, Мойзес и Хоши? Мы так давно не виделись. Раньше мы часто собирались в моем замке. Я их приглашал. Они у меня гостили. Этого требовал протокол. Как-никак Маленький принц мою планету посетил первой! Члены «Клуба 612» оставались в моем дворце несколько дней, мы говорили о «Маленьком принце», делились собранными сведениями, вместе строили всевозможные предположения. Мой папа, основатель Королевства Герминия, так бы мной гордился.

Анди явно в этом сомневалась.

– Мы только что расстались с Мойзесом. Ему, похоже, особенно гордиться нечем. Он признался нам, что ваш «Клуб 612» ничего не нашел.

Взгляд Изара затерялся среди дюн и кратеров пейзажей на стенах.

– Ничего подобного. Исследования «Клуба 612» привели к вполне определенному заключению, но большинству членов клуба, и в особенности Мойзесу, трудно было его принять. Но это – единственно верный вывод.

– И какой же? – мгновенно вскинулась Анди.

– Самое трудное – судить самого себя, – ответил король. – Себя судить куда труднее, чем других.

Сыщица-стажерка «Фокс Компани» сосредоточилась, снова наморщив всю мордочку, от кончика носа до ушей. Мне по-прежнему нравилось смотреть, как лисенок превращается в шарпея.

– Ну ладно, ваше величество, я тоже знаю текст наизусть. Но вывод-то где?

– Сент-Экзюпери осудил сам себя!

– То есть? – Анди начала злиться. – Говорите яснее. Кто убил Маленького принца? Кто убил Сент-Экзюпери?

Изар Первый поправил корону, но она тут же снова сползла ему на глаза.

– Да ведь это совершенно ясно, – заявил король. – Маленького принца убил Маленький принц, Сент-Экзюпери убил Сент-Экзюпери. Он совершил самоубийство, перед тем рассказав всем в «Маленьком принце», что собирается покончить с собой! Это его духовное завещание, прощальное письмо.

– Вот это да! – сказала Анди. – А можно мне к вам приблизиться?

Она придвинула свой стул поближе к трону Изара. Я сделал то же самое, не переставая вглядываться в лицо короля. Я не мог избавиться от ощущения, что уже не раз с ним где-то встречался.

Где? И когда?

Изар поерзал на троне, который был ему велик, уселся поглубже и начал свой рассказ.

– Око, Сван и Мойзес мне не поверили. Однако все доказывает, что Сент-Экзюпери в последние месяцы жизни, с начала сорок третьего года и с публикации The Little Prince, пребывал в глубокой депрессии. Для того чтобы измерить глубину его безграничной печали, достаточно прочитать последние письма. Он ненавидел свое время, когда человек становится покорным, вежливым и смирным скотом. Все его друзья, служившие в авиапочте, погибли. И Мермоз, который, заметьте, совершил свой последний полет шестого декабря тридцать шестого года, и, главное, его старый товарищ Гийоме – за несколько месяцев до того, как Сент-Экзюпери начал писать «Маленького принца». За несколько недель до гибели Сент-Экс написал: мне совершенно безразлично, убьют ли меня на войне. Что останется от того, что я любил? А своей возлюбленной Нелли де Вогюэ он признавался, перемежая слова портретами Маленького принца, что ему хотелось бы отдохнуть. Стать садовником, жить среди овощей. Или умереть. Что он больше не мог так прозябать. А Сильвии Гамильтон он вместе с рукописью подарил оставшийся неопубликованным рисунок: Маленький принц, повешенный на воткнутой в Землю виселице. Свои последние боевые задания, одно другого опаснее, Сент-Экс выполнял равнодушно и неосторожно. Его командиры хотели запретить ему летать, говорили о планах высадки десанта в Провансе, но он отказывался.

Анди не могла усидеть на месте.

– Ну ладно, все это я и так знаю. Вот как раз потому, что Сент-Экс опрометчиво рисковал, его вполне мог сбить немецкий самолет.

Изар покачал головой. Он был уверен в своей теории. Да где же, задави меня баобаб, я видел этот взгляд, одновременно серьезный и насмешливый? Эти театральные жесты, эти нахмуренные брови?

– Мадемуазель, вы не находите, что это весьма странное совпадение? Сбит в день последнего полета, 31 июля? Когда Сент-Экс знал, что вечером того же дня генералы навсегда запретят ему летать? И не забудьте о преднамеренности, милая моя, о мизансцене, о двух последних письмах, оставленных на видном месте на его столе, будто завещание, хотя этот разведывательный полет 31 июля был куда менее опасным, чем те задания, которые он выполнял несколько недель перед тем; его письмо Пьеру Даллозу: какое духовное одиночество! Если меня собьют, я нисколько не буду жалеть ни о чем – и письмо Нелли: четырежды я едва не погиб, и мне это в высшей степени безразлично. Смерть ему в высшей степени безразлична!

– Тем не менее, – не сдавалась Анди, – стремиться к гибели и покончить с собой все-таки не одно и то же.

Изар заелозил на троне, радуясь, что ему есть с кем поспорить.

– Вот и Сван, и Око так говорили. И как нарочно Сент-Экс встретил в небе своего убийцу в тот самый день, когда на это надеялся, так?! А как же быть со свидетельством этого рыбака, в 2004 году? Тот уверял, будто в полдень 31 июля 1944 года видел, как самолет рухнул в море поблизости от острова Риу. Самолет был похож на «Р-38», на котором летал Сент-Экзюпери. Одинокий самолет, который пикировал прямо в море, и в небе не было ни одного немецкого самолета.

– Я знакома с этим свидетельством. Рыбаку было семнадцать лет! А рассказал он об этом шестьдесят лет спустя…

– …когда нашли ту самую браслетку. И только тогда он сообразил. А что вы думаете, прелестное дитя, о том месте в «Воспоминаниях розы», где Консуэло рассказывает, как ее Тонио, когда его выловили полумертвым после аварии в Средиземном море, подробно объяснял ей, как легко умереть, утонув?

Анди скрестила руки на груди. Мне показалось, что она обиделась. И все же в конце концов она сдалась:

– Ну хорошо, допустим, Сент-Экса убил Сент-Экс! Но с чего вы взяли, что Маленького принца убил Маленький принц?

Изар победил.

– Если допустить, что Сент-Экзюпери покончил с собой, становится очевидным, что Маленький принц – это его двойник, сообщающий о его намерении. Он просит змею его ужалить, как впрыскивают яд себе в кровь. Вы знаете наизусть эту сказку от первого до последнего слова, дитя мое, но послушайте лучше этот отрывок из «Писем незнакомке», написанных в Алжире в сорок третьем, через несколько недель после того, как вышел The Little Prince, он там рисует себя Маленьким принцем, он сливается в единое целое со своим маленьким героем. Нет больше Маленького принца, и никогда не будет. Маленький принц умер. И писем больше не будет, и звонков, и никаких знаков. Вот что со мной случилось: срывая розу, я поранился о розовый куст. Что я для вас значил, спросит розовый куст. Ничего, розовый куст, ничего. Ничто в жизни не имеет значения (даже сама жизнь). Прощай, розовый куст.

Похоже, он отправил Анди в нокаут.

Прощай, розовый куст…

Но Изар на этом не успокоился.

– Маленький принц не дает ответа. Сент-Экс ответов не нашел. И никогда не найдет. Он пожертвует собой, он пойдет на войну, на смерть, убежденный, что найдет там ответ, но не находит его.

Анди закрыла глаза. Казалось, она мысленно повторяла последние слова.

– Кто это написал? Вы, ваше величество?

– Нет, подруга Сент-Экса. Энн Морроу Линдберг. Жена знаменитого летчика. Она одной из первых прочитала «Маленького принца» на английском.

– И первой разгадала его смысл?

– Да. «Маленький принц» – не детская книга. Это свидетельство большого поэта перед лицом одиночества всего мира.

– А это – ваши слова?

– И это не мои, это из предисловия философа Мартина Хайдеггера к немецкому изданию «Маленького принца» в 1949-м, он говорил, что это его любимая книга.

* * *

Сыщица вытащила свой листок бумаги, разгладила его на коленке, вычеркнула строчку

Это роза убила Маленького принца

и написала:

Маленький принц убил Маленького принца.

Сент-Экзюпери убил Сент-Экзюпери.

* * *

Изар Первый наконец встал. Он и правда был очень маленького роста! Мне показалось, что он вот-вот запутается в своей горностаевой мантии.

– Вы, должно быть, очень устали. Я велю моему дворецкому проводить вас в ваши комнаты. Вам отведены королевские покои.

Король позвонил в подвешенный на ленте колокольчик и немного подождал. Никто не явился. Он снова позвонил – и снова никого! Позвонил еще раз и, недовольно ворча, вышел из тронного зала.

* * *

Мы прождали еще несколько минут, пока наконец явился дворецкий – все такой же бородатый, прямой и безупречно одетый. Единственная деталь, которая нарушала его безупречный вид: тюрбан был надет задом наперед!

И у меня в голове немедленно сложились все детали пазла – усатый таможенник, шофер в темных очках, бородатый дворецкий, король в короне, все маленькие, коренастые…

Наконец до меня дошло.

Все это был один человек!

Пока дворецкий поправлял свой тюрбан, я повернулся к Анди. И она уже обо всем догадалась.

Изар Первый жил в одиночестве на своем острове.

Он и составлял все население своего никудышного королевства.

XXIX

Изар, как делал каждый вечер, поднялся на свой донжон. Вершина башни замка была самой высокой точкой острова. Иногда Изар воображал, будто сразу увидит всю эту планету и всех людей. Вот только даже в самую ясную погоду он не видел ничего, кроме скал, острых и тонких, как иглы. Ему нравилось стоять там, наверху, – из-за акустики.

– Будем друзьями, я совсем один, – сказал он.

«Один… один… один…» – откликнулось эхо.

* * *

Он улыбнулся. Взвесил на руке прямоугольную коробку. Она показалась ему совсем легкой.

Клуб 612 – только это и сообщалось об отправителе.

Кто он?

Изар вспомнил дни, когда все они собирались здесь, в Герминии, это было немного похоже на то, как государство принимает у себя «большую восьмерку» или «большую двадцатку». Они были «большой шестеркой»… Ну, то есть, скорее «большой пятеркой» – приезжали все, кроме географа. От него они только получали письма или посылки.

Он помнил, как они часами говорили о предмете их невероятного увлечения. Они собрали столько улик, ни одно убийство никогда не расследовали так пристально. Они приблизились к истине. Не к той, официальной, которую он выдал этим двум туристам. К скрытой истине.

Они были так близки к цели. Географ нашел карту этого турка, Пири Рейса, прислал им, извиняясь за свое отсутствие. Они ее изучили… Может быть, даже Хоши, этот тихушник, знал побольше, чем готов был им сказать. Из всей пятерки он был ближе всех к географу. Должно быть, он, единственный из всех, с ним и встречался.

Изар всегда ему завидовал.

Это Хоши их предал?

Или этот проходимец Око? Ревнивица Мари-Сван? Пьяница Мойзес?

Открыть коробку? Узнать наконец…

Он медлил. Да нет, он уже знал. Он откроет ее, когда эта парочка туристов уедет.

Потому что они, к сожалению, уедут.

Он слегка наклонился над парапетом донжона, чтобы лучше видеть острые пики.

– Будем друзьями, я совсем один, – повторил он.

«Один… один… один…» – откликнулось эхо.

XXX

– Можно мне наконец открыть глаза?

– Пока нет, – ответила Анди, – еще минутку.

Она все еще готовилась, прихорашивалась за ширмой в королевских покоях. Заботливо подбирала краски.

– Все!

И она оттолкнула ширму. На ней было красное платье, как у принцессы. На шее – рубиновое ожерелье. В волосах маки.

– Я вам нравлюсь, Неван?

– Я… я…

Я не находил слов.

Ундина засмеялась.

– Успокойтесь, мой большой принц. Мы во дворце. Надо этим пользоваться. Волшебные сказки всегда быстро заканчиваются. Знаете, что писал Сент-Экзюпери?

Я не был уверен, хочу ли я это знать. Ундина взяла меня за руку и подвела к витражному окну. Отсюда открывался великолепный вид на долины с зеленовато-синими озерами. Скульптуры во дворе замка были освещены фонарями. Мы увидели колодец и родник, в точности такие, как на картинках в «Маленьком принце», потом задержали взгляд на статуе юной принцессы, отделенной от своего сказочного принца тюремной решеткой. Оба они смотрели на птицу, вылетевшую между прутьями.

Любить – значит смотреть вместе в одном направлении.

Анди сказала:

Волшебные сказки – они такие. Однажды утром просыпаешься. Говоришь себе: «Это была всего лишь волшебная сказка…» И невольно улыбаешься. Но в глубине души тебе ничуть не весело. Ты прекрасно знаешь, что волшебные сказки – единственная истина в этой жизни.

Вдали, над россыпью островов, солнце клонилось к закату.

Горячая рука Ундины погладила мою руку. Ее голова опустилась на мое плечо. Ее веки бабочками затрепетали под моим подбородком, потом ее ресницы нарисовали над моими губами усы. А потом ее губы прошептали:

– Мы только приручаем друг друга.

Я улыбнулся, сжал ее руку.

– Кто ты? Какая ты красивая…

– Я лис, – сказала Ундина. – Я не могу с тобой играть. Я не приручен.

– Тогда я должен вас остерегаться. Лисы умные.

Ундина подняла голову, повернулась ко мне, на миг прильнула всем своим маленьким телом к моему великанскому телу.

– Нет, Неван! В тексте не так. Вы должны были спросить: а как это – приручать?

Я обнял ее за талию, точно зная, что я должен говорить, но не очень понимая, что делать.

– Тем не менее это оригинальный текст Сент-Экзюпери. Тот, который мы читали в Нью-Йорке, в Библиотеке Моргана. Маленький принц рассказывает летчику: я познакомился с лисом. А летчик, поморщившись, говорит: лисы слишком умные. Дальше в рукописи ничего не разобрать… Но что хотел сказать Сент-Экс – совершенно ясно, и это противоречит той версии, которую мы знаем. Лис надо остерегаться!

Ундина смотрела на меня с восхищением, и мне это нравилось.

– Вы меня остерегаетесь?

Я не ответил. Ундина долго молчала, глядя на меня, потом сказала:

– Пожалуйста… приручи меня!

Помедлив, я ответил:

– Если я тебя приручу, я навсегда буду за тебя в ответе. Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Я уже в ответе за мою розу, за розу, которую я приручил. Розу, которая ждет меня и…

Ундина приблизила губы к моему уху, и я понял, что должен замолчать.

– Я открою тебе один секрет, – прошептала она, – это будет мой тебе подарок. Я расскажу тебе, что Сент-Экзюпери на самом деле написал в своей сказке, я прочитала это в Библиотеке Моргана. Я разобрала то неразборчивое, что было дальше. Это совсем другая истина. Повторяй за мной. Ты в ответе за твою розу.

– Я в ответе за мою розу.

– Но, может быть, это она тебя приручила?

– Но… Но, может быть, это она меня приручила.

– Никогда не знаешь, кто кого приручает…

– Никогда не… Никогда не знаешь, кто кого приручает.

Я попытался высвободиться из обвивших меня рук Ундины.

– Сент-Экс в самом деле это написал?

Девушка меня не отпускала. Я чувствовал, как ее сердце бьется рядом с моим.

– Да… И это меняет всю мораль его книги, правда? Когда лис говорит: никогда не знаешь, кто кого приручает, Маленький принц задумывается, не роза ли на самом деле его приручила. В ответе ли он за нее в таком случае? Не имеет ли он права ее покинуть? Не более ли эта мораль привлекательна, чем та, что заключена в сказке? Свобода, а не ответственность?

– …

– Тонио был очень свободным… и довольно безответственным. Эта мораль куда ближе к его пониманию жизни. Или смерти. Вспомните рисунки из Библиотеки Моргана – грустный лис, которого Маленький принц держит на поводке.

– …

– Знаете ли вы, Неван, что означает быть ответственным?

– Отчитываться за свои поступки?

– Верно, господин авиатор. Но какова природа этих поступков? Если вдуматься, быть в ответе куда чаще означает быть причиной зла, чем оберегать того, кого любишь. Маленький принц в ответе за свою розу точно так же, как засуха в ответе за голод или шофер-лихач в ответе за аварию. Мы никогда не в ответе за счастье, но мы в ответе за страдание. Мы никогда не в ответе за смех, но всегда в ответе за огорчение. Мы никогда не в ответе за любовь с первого взгляда, но в ответе за расставание. Повторяйте за мной, господин авиатор. Мы в ответе за тех, кого приручаем.

– Мы в ответе за тех, кого приручаем.

Она поцеловала меня в губы.

– Но мы никогда не знаем, кто кого приручает.

Я поцеловал ее в губы.

– Но мы никогда не знаем, кто кого приручает.

XXXI

Нас внезапно разбудил громкий звук. Телевизор на стене напротив сам собой включился.

Мы выскочили из постели.

Журналист при галстуке, сильно загримированный и как две капли воды похожий на Изара Первого, вел программу новостей.

– Говорит Канал-612, сейчас восемь утра. На всем юге Герминии ожидается теплая погода. Риск конфликтов никогда еще не был так высок. Скрежет гусениц слышится до самых наших границ. К счастью, наша славная армия не дремлет.

В следующее мгновение на экране появился генерал, брат-близнец короля, журналиста и всех прочих герминцев.

– Я призываю все население к величайшей бдительности, – чеканил военный с экрана. – Отразим коварные атаки. У наших ворот стреляют, как лес вырубают.

Мы оделись, Ундина снова превратилась в Анди, и мы явились к королю, восседавшему на своем троне.

– Нам пора, – сказал я. – Больше нам тут нечего делать.

– Останьтесь, – ответил Изар, он очень гордился тем, что наконец-то у него нашлось двое подданных.

Анди, в отличие от меня, окончательно проснулась. Или у меня просто мысли путались?

– Если вашему величеству угодно, чтобы ваши повеления беспрекословно исполнялись, вам следовало бы отдать нам благоразумное приказание. Например, вы могли бы повелеть нам пуститься в путь, не мешкая ни минуты, – предложила она. – Мне кажется, условия для этого самые что ни на есть благоприятные.

Я прочитал над королевским троном девиз государства.

Власть должна быть разумной.

– Погодите, – сказал король. – Я хочу дать вам одну вещь.

Он потянулся к ближайшей стене, чтобы нажать на красную кнопку переговорного устройства.

– Принесите мне фрагмент, – приказал он кирпичной стене.

Подождал, снова нажал на кнопку и обозлился на кирпичи:

– Чем вы там занимаетесь? Мои послы торопятся!

Подождал еще немного, потом решился слезть со своего трона.

– Побудьте здесь. Я сейчас его разбужу.

И вышел. Через минуту вошел дворецкий в тюрбане, на этот раз надетом правильно. В руках у него был большой белый конверт, который он и отдал нам со словами:

– От его величества!

– Для нас это большая честь, – поблагодарила Анди и с самым серьезным видом склонила голову.

Он вышел.

Мы еще даже не успели распечатать конверт, как вернулся король.

– Откроете его в самолете. Так будет разумнее. Хоши вам все объяснит. Передайте от меня привет этому старому отшельнику!

– Хотите ли вы, чтобы мы ему еще что-то передали на словах?

Казалось, король был теперь занят лишь своей короной, которая еще больше налезала ему на глаза, чем вчера, как будто голова у него уменьшилась.

– Спросите у него, кто убил Маленького принца, – раздраженно ответил он.

– Что? – воскликнула Анди. – Я думала, он покончил жизнь самоубийством!

– Да… Именно так говорят туристам. Но вы-то все же не поверите в такую чушь? Маленький принц не заслуживал настолько жалкого конца! И гениальный Сент-Экзюпери – тоже. Самоубийство – грубая приманка. Думаете, Сент-Экзюпери не метил выше для своего Маленького принца? Не хотел сделать его падающей звездой? Дырой в космосе? Сент-Экзюпери был куда умнее!

– Что вы имеете в виду? – спросила Анди, уже успевшая вытащить листок со своими записями.

Я не дал Изару Первому времени выдать новую эфемерную истину.

Хватит с меня тайн!

Я открыл конверт. Там была карта.

– Идем, – сказал я, взяв за руку Анди.

– Назначаю вас путешественниками! – поспешно крикнул король нам вдогонку.

И вид у него при этом был такой, точно он не потерпел бы никаких возражений.

XXXII

– Меня не беспокоить! – распорядился король, обращаясь к пустым дворцовым коридорам.

«Меня не беспокоить! Меня не беспокоить!» – откликнулось эхо.

Изар остановился перед камином в большой гостиной. Паркет за его спиной все еще отзывался на его шаги, как будто по коридорам топало войско.

Он положил прямоугольную коробку у камина. Ему захотелось бросить ее в огонь, не открывая. Это было бы самым лучшим решением. Он не попадется в настолько примитивную ловушку. Он – король Герминии. Он необходим своей стране.

И все же любопытство пересилило.

Хотя он и знал, что оно его сгубит.

Но как устоять перед желанием проникнуть в тайну, ключ к которой он подбирал всю свою жизнь?

Он вооружился шпагой Маленького принца и приготовился нанести удар.

Очень осторожно приподнял крышку.

Змея взвилась и ужалила его раньше, чем он успел взмахнуть клинком.

Точно желтая молния мелькнула у его сердца.

Мгновенье он оставался недвижим. Не вскрикнул.

Потом упал – медленно, как падает солдат.

Медленно и неслышно, ведь шелковые ковры приглушают все звуки.

XXXIII

– Следите за приборами!

– Еще чего!

– Говорю вам, следите за приборами. Мне надо позвонить домой.

– Вы перед вылетом почти час висели на телефоне!

– Вот именно. Я пытался дозвониться. Но там не отвечали!

– Почему же вы ждете, что вам сейчас ответят?

– Потому что… Потому что, когда мы наберем высоту, связи не будет, а нам лететь десять часов, и перед этим я хочу позвонить домой.

– Почему вы говорите «домой», вы не знаете, кто там подойдет?

– Что вы хотите от меня услышать?

– «Мне надо позвонить жене. Моей розе. Моей ненаглядной Веронике».

– Но я… Ради вас я промолчу.

– До чего трогательная забота, господин авиатор. И поднимите ручку, пока мы не разбились.

* * *

Я, обозлившись, сунул телефон в карман.

Почему Вероника не отвечает?

Анди погладила меня по голове.

– Насколько легче дать себя приручить, – сказала она.

* * *

Мы пролетели сквозь огромный столб черного дыма. Под нами бушевало пламя.

Дворец короля Герминии горел.

Остров Фонарщика

Прекрасное занятие. Это по-настоящему полезно, потому что красиво.

Фонарщик, астероид 329

Пустыня – это то, что мы узнаем о самих себе.

Антуан де Сент-Экзюпери. «Планета людей»

XXXIV

Под «Фальконом 900» насколько хватало глаз простиралась Сахара. Тень нашего самолета плясала на песчаных дюнах.

– Хоши, – прочитала Анди, – маяк Джидды, Саудовская Аравия. Странно, да? Имя японское – Хоши, а адрес в Аравии?

– Лишь бы он там все еще жил! Я очень на это надеюсь. Он – последний в нашем списке, игра в следопытов заканчивается. У нас нет никаких сведений о шестом члене «Клуба 612»… об этом самом географе.

«Фалькон 900» слегка отклонился от курса. Незначительная турбулентность. Анди наблюдала за тем, как уверенно я выправляю самолет.

– А я очень надеюсь, что вы мне тут не устроите аварию!

– В пустыне… Это было бы вполне в духе Сент-Экзюпери, да? (Самолет снова дернулся, но я его обуздал.) Кстати, не можете ли вы, моя всезнайка, ответить мне на вопрос: зачем Сент-Экзюпери и его Маленькому принцу так необходима была пустыня?

Анди пристально смотрела на песчаный океан, где не видно было ни малейших признаков жизни, даже крохотного, невзрачного цветка о трех лепестках.

– Песок, отделяющий вас от оазиса, – это лужайка из волшебной сказки.

Взгляд Анди перескакивал с дюны на дюну.

– Прелестно! Еще одна забытая цитата из «Маленького принца»?

Анди повернулась ко мне с таким видом, будто вынырнула из недолгой медитации.

– Нет, из знаменитого «Письма заложнику», это парный текст к «Маленькому принцу», они были написаны и опубликованы почти одновременно. И, отвечая на ваш вопрос, господин авиатор, – «Маленький принц» непосредственно навеян реальной аварией, о которой Сент-Экс уже рассказывал в «Планете людей», он действительно сделал вынужденную посадку в пустыне и едва не погиб там.

Песок, песок, песок без конца и края.

– Но его любовь к пустыне куда более давняя, – продолжала Анди. – Когда Сент-Экзюпери только начинал летать, он получил назначение в сектор Тарфая на юге Марокко, в Испанской Сахаре, напротив Канарских островов. Он проведет там полтора года, и это оставит след на всю жизнь. После этого он будет не переставая говорить о пустыне человека и о самом прекрасном духовном поиске, какой только может быть, – медленном пути жажды.

Под нами не было никакого оазиса, никакого колодца, никакой жизни. Сент-Экс был прав, планета пуста, люди ютятся в нескольких городах. Если бы какой-нибудь инопланетянин наблюдал за нами из глубин Галактики, он мог бы подумать, что Земля необитаема, – как упавший с неба Маленький принц задавался вопросом, где же люди, у которых нет корней и которых носит ветром.

– Никого не видно. На тысячу миль вокруг никакого жилья.

Давнее воспоминание. Анди оценила:

– Вот именно! А знаете ли вы, что Сент-Экс в «Маленьком принце» пять раз повторяет эти слова? На тысячу миль вокруг не было никакого жилья. Еще одна тайна. Почему Сент-Экс так уперся в это выражение, это он-то, который десятки раз правил свой текст, тщательно вылавливал и вычеркивал все повторы?

Пауза. Анди помолчала, затем нарушила молчание.

– Пустыня красива, – сказала она.

– …

– Сент-Экзюпери пишет в «Маленьком принце»: И пустыня красивая… Сидишь на песчаной дюне. Ничего не видно. Ничего не слышно. И все же в тишине что-то светится… Неван, а вы знаете, что для Сент-Экса ни одно безмолвие не походило на другое? Он даже составил список своих излюбленных молчаний.

Я несколько секунд хранил одно из них, потом осквернил его:

– А ваше? У вас какое? Ваше излюбленное?

Анди ответила мгновенно:

– Задумчивое молчание, то, которое слышишь, когда вспоминаешь о том, кого любишь.

Она поцеловала меня в шею, и я вздрогнул. Подумал про телефон у меня в кармане. На тысячу миль вокруг не было связи.

– Скажите, Анди, что, по-вашему, Сент-Экс искал в пустыне? Истину? Ответ?.. Бога?

Анди одарила меня ангельской улыбкой.

– Маленький Антуан рос в очень набожной семье католиков, но он был слишком свободным для того, чтобы замыкаться в догматах одной из религий. Он искал собственную религию, собственный путь, собственную веру. Сент-Экс часто писал, что в уединении пустыни или в одиночестве управляя своим самолетом он искал духовный путь… но не находил его.

– Так и не нашел?

– Может быть, в самом конце жизни. Незадолго до гибели Сент-Экс говорил о том, что он называл искушением Солемского аббатства, – стать монахом, удалиться от всего… «Цитадель», его посмертная книга, битком набита молитвами, упоминаниями о Боге, даже если он видел своего Бога лишь в пейзажах, созданных людьми шедеврах или детских слезах. Сент-Экс был странным архангелом-мирянином… – Недолгое молчание Анди было поэтичным. – Точно так же, как «Маленький принц» – это странная мирская Библия.

Мирская?

Ага, как же… Помолитесь за нас, Сент-Экс.

– Маленький принц, который умирает, не умирая по-настоящему, и отправляется на небо – не списано ли это отчасти с истории Маленького Иисуса?

Анди не обиделась.

– Вообще-то в «Маленьком принце» полным-полно отсылок к религии. Звезда… Барашек… Пустыня…

– И змея!

– Да! Первый удав, нарисованный Сент-Эксом, удивительно напоминает змея из райского сада, изображенного Микеланджело в Сикстинской капелле. И разумеется, не забудем о розе, символе в высшей степени мистическом, у христиан это символ рая.

– Если роза – это рай, не странно ли просить змею вернуть его туда?

Анди улыбнулась той победной улыбкой, которая мне так нравилась, и вместе с тем я ее терпеть не мог.

– Вот только в оригинальной рукописи Сент-Экса, той, что так и осталась неопубликованной, Маленький принц говорит змее, что она похожа на золотой браслет. Да нет, говорит змея, я – обручальное кольцо. С кем это обручение? – спрашивает Маленький принц. Со звездами! – отвечает змея.

Мне по-прежнему казалось совершенно невероятным то, как эти неизданные версии «Маленького принца» меняли смысл сказки. У меня копились вопросы.

Что означает обручение со звездами? Любовь? Смерть?

А обручение с розой?

Я кратко и романтически помолчал… и прервал паузу:

– Получается, в «Маленьком принце» к религии не имеет отношения только… лис!

Анди игриво положила руку на мою ногу.

– Согласна, с Богом он никак не связан. Но очень тесно связан с пустыней! В «Планете людей» Сент-Экс рассказывает про фенека, которого приручил в Тарфае, он называл его своим лисенком… Все сходятся на том, что этот зверек его и вдохновил.

Она сильнее сдавила мою ногу, почти ущипнула.

– Так что можете, господин авиатор, засунуть куда подальше свои подозрения насчет лживых, хитрых и чересчур умных лисов и лисиц!

И в конце концов все же ущипнула меня. Самолет дернулся.

Мой прелестный маленький фенек залился смехом, а потом поцеловал меня в нос.

XXXV

В девятнадцать лет Хоши на три года опережал остальных. Хоши был блестящим учеником. Его имя означает «звезда».

В школе он всегда был лучшим, он перепрыгивал через классы, как другие прыгают через ступеньки. Его принимали в лучшие школы, и каждый раз он был лучшим выпускником.

Ради этого он много трудился. Больше других. Все твердили ему, и родители, и учителя: каждый обладает талантом, который надо развивать; чем больше твой талант, тем больше надо его развивать. Дар – это ответственность. Хорошенькая девушка должна ухаживать за собой, спортсмен должен тренироваться, художник должен творить, гений должен изобретать.

Едва достигнув совершеннолетия, Хоши стал лучшим в своем выпуске Высшей школы смежных наук Токийского университета. Он считался одним из крупнейших специалистов по энергетике, как по атомной энергии, так и по той, которую производят тепло солнца, сила ветра, ядерная реакция в звездах или вулканическая лава.

Хоши недосуг было развлекаться. А когда он раз в неделю себе это позволял, то напивался вечером, быстро вырубался, спал как убитый, а наутро рано вставал и снова шел работать.

Будущее Хоши было ясно предначертано. От нескольких крупных компаний ему поступили предложения, отвечающие его запросам. Хоши ни о чем не задумывался. Ему будут хорошо платить. Он сможет удачно жениться. Хотя иногда ему казалось, будто он чувствует что-то такое, чего не чувствует больше никто.

* * *

В то утро у Хоши было назначено собеседование в Мацуэ, на западе Японии, он устраивался на работу, и роскошный контракт должен был обеспечить его до конца дней. Он выехал заранее, он всегда выезжал заранее, но между Тоёокой и Йонаго у него сломалась машина.

Он не мог двигаться дальше. Он вылез из машины, прошел немного вперед, спустился с невысокого песчаного откоса у обочины и отправился за подмогой.

Позже Хоши поймет, что он забрел в дюны Тоттори, этой странной японской пустыни шириной в шестнадцать километров, где дюны иногда бывают так высоки, что среди них легко заблудиться, особенно когда поднимается ветер.

В тот день поднялся ветер.

Хоши заблудился и скитался несколько часов. И внезапно сквозь тучи песка различил – и глазам своим не поверил – странные неподвижные силуэты. Лис. Маленький мальчик. Самолет.

Позже Хоши узнает, что художники создают в дюнах Тоттори песчаные статуи. Эфемерный музей под открытым небом. Но тогда он просто стоял, зачарованный этими мерцающими золотистыми фигурами.

Рядом с песчаным самолетом лежала книга. Настоящая книга.

* * *

Разумеется, Хоши, как все японцы, слышал про сказку о Маленьком принце, название которой здесь перевели как «Человечек, спустившийся с неба» – чтобы не оскорбить императорскую семью. Он знал, что этой книге и ее автору-французу посвящен музей в Хаконе, там воссоздали улицу Лиона, родного города писателя, розовый сад, замок, где он провел юность. Помнил он и мультфильм своего детства, там главный герой, очень похожий на Маленького принца, спускался на Землю вместе со своей птицей Свифти, чтобы помогать людям.

Но сам он эту книгу до того ни разу не открывал.

Хоши сел и начал читать.

И, как ни странно, все сделалось неважным, его больше не заботили ни сломанная машина, ни собеседование, после которого он был бы обеспечен до конца жизни, ни ветер, который сдувал песчаную шерсть с лиса, лепестки с роз, шарф с Маленького принца, дул до тех пор, пока персонажи не рассыпались.

Хоши читал и понимал.

Понимал, что ему недостаточно этой маленькой пустыни.

Назавтра он улетел в Тарфаю.

Он провел в Сахаре полтора года.

Немного поработал в оазисах, в городах-призраках, которые рождаются и умирают в зависимости от того, что находят под песком – золото, уран, нефть.

Однажды в Порт-Судане Хоши разговорился с вождем племени. Разоткровенничался, рассказал о своей прежней жизни, о дипломе инженера. Дослушав, вождь указал на какую-то невидимую точку за морем.

Там, на одном из рукотворных островов в Красном море, требовался кто-то, кто ремонтировал бы и обслуживал самый большой в мире маяк – маяк Джидды.

Маяк, что освещает дорогу у входа в пустыню тысячам миллионов паломников.

XXXVI

Лифт поднимает на вершину самого высокого в мире маяка ровно за пятьдесят три секунды. Ничтожно мало в сравнении с долгими часами томительного ожидания среди военных, таможенников, полицейских и монахов до того, как попадешь в Джидду. Обычный мир аэропорта. Возвращение в муравейник!

Возвращение к обычной жизни?

Обычной?

Обычное ли это дело – взбираться на самый высокий в мире маяк у ворот страны, где женщины (и Анди тоже) с головы до пят закутаны в покрывала, а лайнеры целыми контейнерами выгружают паломников, которые направляются в пустыню?

Сделалось ли безумие мира обычным делом?

Двери лифта открылись, и мы оказались в идеально круглой камере белого маяка. Отсюда открывался вид на искусственную дамбу, которая вдавалась в Красное (в тот вечер оно было черным) море, на суда и на причалы, которые паломники брали штурмом, на вереницы машин, грузовиков и автобусов, тянувшиеся к Мекке, – до нее было меньше восьмидесяти километров.

* * *

Хоши нас ждал. На кончике носа у него сидели очочки, которые он, увидев нас, сдвинул на макушку. Бритая, как у буддийских монахов, голова. Здесь, на вершине маяка, он напоминал ученого, изучающего под микроскопом миниатюрный мир, раскинувшийся внизу. Первое мое впечатление – это первый из членов «Клуба 612», в котором я не заметил ни малейших признаков безумия. Смотритель маяка указал на покрывало Анди:

– Можете снять. Вы у меня в гостях, никто к вам с этим приставать не будет.

Проявляя очаровательную смесь ближневосточного гостеприимства с азиатской отстраненностью, он предложил нам попробовать разложенные перед ним сласти:

– Прошу вас, угощайтесь.

Лакомка Анди набросилась на рожки с миндальной начинкой, а Хоши, глядя вниз, на набережные в ста сорока метрах внизу, нажал на зеленую кнопку.

Мы рассказали о наших странствиях, о визитах на Манхэттен, в Сальвадор, на Оркнейские острова. Хоши слушал внимательно, не прекращая наблюдения за набережными. Он явно годами не получал никаких вестей от Око, Сван, Мойзеса и Изара.

Хоши нажал на красную кнопку.

Мы перешли к нашим версиям (Анди вытащила свой исчерканный листок).

Сент-Экзюпери убил в себе ребенка.

Преступление совершила роза под влиянием страсти.

Самоубийство.

Хоши слушал молча, с легкой улыбкой. Бесстрастно, точно судья.

А потом нажал на зеленую кнопку. Три раза.

Маяк Джидды ослепительно сиял.

Анди, не дожевав последнего печенья, спросила:

– Что это вы все на кнопки нажимаете? Вызываете саудовскую тайную полицию?

Хоши посмотрел на темное море.

– Иногда по ночам, – сказал он, – маяк Джидды можно увидеть с африканского берега, из Судана, из Египта, из Эритреи, больше чем за двести километров отсюда. А знаете почему?

Он нажал на красную кнопку. Два раза. Анди ничего не ответила. Я тоже.

– Маяк освещают не лампочки, а огоньки, – объяснил Хоши.

– …

– Тысячи огоньков.

– Я… я не понимаю, – пробормотала Анди.

– И понимать нечего, такой уговор. Каждый огонек – это паломник, прибывший морем паломник. Отсюда я прекрасно могу их сосчитать.

Наклонившись, я разглядел длинную вереницу путешественников, которые, несмотря на поздний час, терпеливо дожидались своей очереди перед таможней.

– Когда один из них входит в Аравию, я зажигаю один огонек. Зеленой кнопкой. Когда один из них выходит, я гашу один огонек. Красной кнопкой.

Хоши сощурил и без того узкие раскосые глаза, поправил очки и стал читать крохотные цифры на экранчике.

– Сейчас зажжены 44 118 огоньков. По числу паломников в этом священном месте. Я зажигаю и гашу огоньки всю ночь, пока не взойдет солнце.

Хоши нажал на зеленую кнопку.

– Однажды летней ночью маяк сиял более чем сотней тысяч свечей, его было видно до самой Александрии.

Анди, никак на это не отозвавшись, затолкала в рот баклаву.

Я пересмотрел свое первое впечатление. Этот член «Клуба 612» вел себя так же нелепо, как и четверо остальных. Но он был единственным, кто не казался мне смешным. Потому что был занят не только собой?

Хоши снова нажал на зеленую кнопку и спросил:

– А знаете, что пленило меня в Сент-Экзюпери?

– …

– Разумеется, и его писательский талант, и его полная приключений судьба. Но больше всего меня в нем пленило его чувство долга!

Анди проглотила последнюю сладость и, наконец заинтересовавшись, подошла поближе.

– Разгадывая тайну Сент-Экзюпери, – продолжал Хоши, – выискивая шипы, которые розы вонзили в его сердце, задаваясь тысячами экзистенциальных вопросов о его меланхолии, все позабыли о главном: Сент-Экзюпери был человеком долга!

Хоши коротко глянул на листок Анди, на предположение короля Герминии.

Маленький принц убил Маленького принца.

Сент-Экзюпери убил Сент-Экзюпери.

– Изар ошибается, – смотритель маяка чуть пожал плечами, – Сент-Экзюпери снова отправился на войну не для того, чтобы погибнуть. И еще менее – чтобы убить ребенка в себе. Или себя. Сент-Экзюпери вернулся на войну по очень простой причине.

Красная кнопка. Три раза.

– И по какой же? – недовольным тоном спросила Анди.

В глазах Хоши вспыхнули два огонька, да так вспыхнули, что стекла его очков будто раскалились добела.

– Чтобы сражаться с нацистами! А вы как думали? Что он мог сдуться? Позволить этим гадам победить? Даже если он был в ужасе от этой бойни, он должен был внести свою лепту…

Зеленая кнопка. Тоже три раза.

Хоши продолжал жечь взглядом Анди:

– Вы разочарованы?

– Нет.

– Вы мне не верите?

– Верю. – Она немного подумала. – Верю… Потому что Сент-Экс так часто писал об этом… Я солидарен со всеми людьми. Любить – это участвовать.

– Я не могу не участвовать, – с жаром подхватил Хоши. – Те, кто обладает достоинством, должны смешаться с землей, если они – соль земли.

Анди улыбнулась:

– «Письмо американцу», весна сорок четвертого. Всякий человек имеет право свободно жить в своей стране. Да, я верю вам, Хоши. Сент-Экс не задавался лишними вопросами, он действовал. Но… – Она с вызовом поглядела на смотрителя маяка. – Но, по сути, это ничего не меняет… 31 июля 1944 года Сент-Экс отправился выполнять свое последнее задание. Слишком стар для того, чтобы летать, решили его командиры. Ему было сорок четыре года, он был намного старше всех остальных летчиков. Его заставляли выйти из сражения. Он выполнил свой долг. И его настигло отчаяние. Теперь Сент-Экзюпери мог убить Сент-Экзюпери.

Зеленая кнопка. Один раз.

Хоши не собирался сдаваться.

– Сент-Экзюпери выполнял приказ. Как положено солдату. Если бы он решил покончить жизнь самоубийством, он не сделал бы этого во время боевого полета, не пожертвовал бы драгоценным для его товарищей бомбардировщиком Р-38 и уж тем более не сорвал бы выполнение разведывательного задания за две недели до высадки десанта в Провансе.

Похоже, этот аргумент на Анди подействовал. Она растерялась. Я догадывался, что она так же преклоняется перед Сент-Эксом, как и Хоши. Меня злило то, с каким восхищением Анди смотрела на Хоши, и еще сильнее бесило то, что он с восхищением смотрел на нее.

Как старый желчный учитель на хорошенькую выпускницу.

И на этот раз я не смолчал.

– А вот меня ваш архангел долга скорее раздражает. Святой Святых, Экс или нет. Бесстрашный авиатор, герой войны, который жертвует собой, но не забывает оставить послание мира, исчезает, подкинув нам своего Маленького принца, читает нам наставления, любит людей – о да, он так их любит, но ненавидит их заурядность. Но в таком случае любит ли он их? Любит ли он их по-настоящему?

Анди и Хоши уставились на меня.

А я почувствовал прилив вдохновения. Прочитанное и услышанное за последние три дня подпитывало меня.

– И как же вы думаете из этого выпутываться? Вы говорите мне, что Сент-Экс не религиозен, но в то же время он католик. Он доброжелательно относился к марксистам, но не осуждал Петена; одни считали, что он поддерживает вишистский режим, другие считали его врагом коллаборационистов; он не ладил с де Голлем, но дружил с участниками Сопротивления…

Зеленая кнопка. Семь раз. Целое семейство.

Хоши ласково посмотрел на меня.

– Вы правы, Неван. Мораль Сент-Экзюпери и проистекает из этого основного противоречия. Он обличает заурядность каждого человека в отдельности, считая при этом, что искупить ее можно лишь благородством всего человечества. Наши убогие мысли не имеют значения. Ничто не имеет значения, кроме долга. Сегодня мы знаем отчаявшегося Сент-Экзюпери – по его собственным признаниям, непостоянного Сент-Экзюпери – по его личным письмам, мы так хорошо знаем каждую из его потаенных мыслей, что готовы забыть о том, кем он был для других, каким он хотел быть в глазах других – веселым, обаятельным, болтающим на любые темы, но, главное, никогда не ноющим… действующим! Человеком чести и действия.

Было ясно, что Анди не терпится перебить старого японца. И, воспользовавшись крохотной паузой, она выкрикнула:

– Так кто же убил Сент-Экса?

Красная кнопка.

– Мир, – ответил Хоши, не отрывая глаз от начинавшей редеть толпы. – Весь мир. Окружавший его мир. Сент-Экзюпери был слишком чист для такого жестокого мира. Анди, вы помните, что он написал в последнем письме Сильвии Гамильтон, хранительнице оригинальной рукописи «Маленького принца», за несколько дней до своей гибели?

Анди, ни на мгновение не задумавшись, процитировала:

– Сегодня я с радостью могу засвидетельствовать, всей своей плотью до мозга костей, что я чист. Расписываются лишь собственной кровью.

– Расписываются лишь собственной кровью, – повторил Хоши. – Какая параллель с Маленьким принцем, чистым и невинным, но обреченным умереть. Сент-Экс, как и Маленький принц, был убит каждым живущим на земле эгоистом, каждым нелепым обитателем каждой из планет.

– Ну да, – буркнула Анди.

Мне же объяснение лысого бонзы показалось сильно притянутым за волосы.

– Ну хорошо, – продолжал Хоши с улыбкой терпеливого и уверенного в себе педагога, – объясню вам по-другому. Вы с Неваном ведете расследование двойного убийства, Сент-Экзюпери и Маленького принца, точно сыщики из детективного романа. Тогда давайте рассуждать как королева детектива, Агата Кристи. Она современница Сент-Экзюпери, и наверняка он читал ее книги. Вспомните вашу первую версию: убийца – рассказчик, то есть летчик, то есть Сент-Экзюпери… На этом построено «Убийство Роджера Экройда». Вторая ваша версия – замаскированное преступление из страсти: уловка из «Смерти на Ниле». Третья версия – самоубийство, замаскированное под убийство, или убийство, замаскированное под самоубийство: гениальный замысел «Десяти негритят»!

Меня его слова совершенно не убедили. Детективная классика собрана в детской сказке?

– И наконец, последняя версия, – продолжил Хоши. – Четвертая. Убийца не один, их много. Обитатели всех планет. Парадоксальная идея из «Убийства в “Восточном экспрессе”». Мир обрекает на смерть неприспособленного к нему человека. Сент-Экс был сбит. Маленький принц был ужален. Виновного нет. И виновны все.

Красная кнопка. Восемь раз.

Словно Хоши хотел погрузить маяк в темноту.

Анди сидела приоткрыв рот, ошеломленная этим предположением.

Как и во все предыдущие разы, подумал я, стараясь не показать своего недоверия.

Анди наконец закрыла рот, но тут же снова открыла – чтобы заговорить.

– Значит, если я правильно вас поняла, Сент-Экзюпери действительно погиб за Францию. Так и не узнав, будет ли она освобождена, – как Маленький принц умер за свою розу, так и не узнав, будет ли она спасена. Его сбил немецкий летчик. И прав Хорст Рипперт, который рассказывал, как подбил самолет Сент-Экзюпери. Получается, верна версия солдата, прочитавшего все книги Сент-Экзюпери и сбившего около тридцати самолетов противника, но так, чтобы у пилота было время выброситься…

Хоши покивал согласно.

И снова красная кнопка.

– Вот только, по его словам, когда он подбил самолет Сент-Экзюпери над островом Риу, никто из самолета не выпрыгнул…

* * *

Анди принялась писать на своем листке.

Сент-Экзюпери убил Хорст Рипперт.

Маленького принца убили жители планет: деловой человек, честолюбица, пьяница, король…

Почему-то я ни одному слову не верил во всей этой истории. На каждом из островов каждый из членов «Клуба 612» выдавал нам новую версию, и каждый раз она оказывалась такой же ложной, как и предыдущая. Анди еще не надоело черкать на своем листке?

Я встал между смотрителем маяка и стеклянной стеной.

– Вот как? А я-то полагал, свидетельству этого летчика верить нельзя? Вы уж простите, Хоши, но в сказочку про то, что «виновны все, а значит, не виновен никто», мне тоже поверить трудно. Это больше напоминает отчаянную попытку спрятать истинного убийцу…

Хоши долго смотрел на меня. Похоже, я его удивил.

Потом он нажал на красную кнопку. Трижды.

– Думаю, вы еще что-то от нас скрываете, – сказал я.

Анди замерла с карандашом в руке. Уставилась на меня сердито.

Хоши опустил глаза на экран.

43 612 паломников.

– Уже светает, – проговорил он. – Скоро утро, мне пора ложиться. Такой уговор. Я арендовал для вас в порту зарук^[15]. Вы оба можете там переночевать.

Анди потянула меня к лифту.

Я сдался. Мне хотелось, чтобы Анди снова превратилась в Ундину.

И, когда двери лифта уже открылись, смотритель маяка сказал нам в спину:

– Вы были правы, Неван. Я вас обманул.

– …

– Приходите завтра. Вдвоем. Я открою всю правду.

– …

– Его самолет был поврежден. Сент-Экзюпери хотели заставить замолчать. Его убили!

XXXVII

Хоши проводил глазами сыщиков – двух муравьев у подножия маяка. Они шли через порт к причалу для бутров – парусников, на которых ходят рыбаки в Красном море. Их зарук стоял чуть подальше. Самый маленький и самый быстрый из парусников. Суденышко пиратов и контрабандистов. Вскоре Хоши потерял детективов из виду. К берегу подошло судно с грузом паломников. Тысячами паломников.

Чего им надо?

Им недостаточно молиться в одиночестве, в пустыне, под звездами, повернувшись к маяку?

Хоши перешел на другую сторону.

В доме напротив какая-то пара уснула перед телевизором.

Любить – значит смотреть вместе в одном направлении.

Хоши потянул к себе спрятанную под столом прямоугольную коробку.

Помедлил.

Открыть?

Или убрать?

Вспомнил то, чем поделился с ним географ.

Что стало с Око, Сван, Мойзесом, Изаром?

Он не решился проверить.

Время настало. Он должен узнать, пока не вернулись сыщики, нанятые Око, пока он не открыл им окончательную истину.

Смотритель маяка включил компьютер и вошел в интернет.

Фотографии обломков яхты, разбившейся о скалы острова Риу, – на первой полосе «Прованса».

Маленькая заметка на десятой полосе «Нью-Йорк таймс», подпись к эффектной фотографии: инвалидная коляска, вонзившаяся в крышу «кадиллака».

Снимок, обошедший все социальные сети, сотни миллионов просмотров, – заполнение самого большого бассейна в мире. И слух, в который никто не верил, будто бы так же, как при строительстве плотины затопляют деревню, в этом случае затопили не только хижины, но и прикованные цепями столы и стулья, и даже местного пьянчужку.

Видео, снятое с дрона, на BBC Scotland: от замка на острове Герминия, где обитали лишь один старый чудак да несколько сотен барашков, остались дымящиеся руины.

* * *

Хоши снова повернулся к морю. Дождался, пока луч маяка обшарит набережную, и поискал глазами сыщиков перед заруком с красным парусом. Анди, наверное, спустилась в каюту. Неван стоял на причале. Курил. Или разговаривал по телефону.

Хоши, еще немного помедлив, наконец взял коробку с намерением убрать в шкаф, на полку, где уже стояли две другие прямоугольные коробки с тремя дырками в ряд на одной из сторон. Все совершенно одинаковые.

Хоши улыбнулся.

Зачем ему столько. Географ переусердствовал с коробками.

Он разглядывал белые коробки с пустыми адресными строчками.

Кому уйдет следующая?

Почему бы не этой хорошенькой Анди?

В конце концов, любопытная девчонка вполне достойна стать членом «Клуба 612».

XXXVIII

– Ты где?

– Это последний этап, дорогая моя, потом я вернусь домой… обещаю тебе.

– …

– Ничего не хочешь сказать? У тебя все хорошо?

– Нет!

– Почему?

– …

– Дорогая моя. Вероника. Я по тебе скучаю.

– Ты мне врешь…

– Что ты такое говоришь?

– Ты вовсе не скучаешь. Ты обожаешь летать, для тебя это главное в жизни. И если ты вернешься, то будешь скучать по полетам куда больше, чем по мне сейчас. Потому что вдали от меня ты открываешь другие планеты… потому что в мире много Вероник.

– Не говори так… почему ты так говоришь?

– Я тебя не держу. Я ни в чем тебя не упрекаю… Я люблю тебя, но ты волен летать. Ты свободен, потому что я тебя люблю.

– Но тебе грустно?

– Ты хочешь это знать? Зачем тебе это, тогда ты тоже загрустишь?

– Но тебе грустно?

– Конечно, грустно, до слез. Смотреть в пустое небо. Безнадежно пустое. Но не все ли равно, я ведь хочу только, чтобы ты был счастлив, а твое счастье – это небо. Другая жизнь. Другая земля. Другая Вероника.

– Мне тоже будет грустно…

– Да, такова цена свободы.

– Я скоро вернусь.

– Нет… Не возвращайся ради того, чтобы меня утешить. Ты же знаешь, меня не надо утешать. У меня все хорошо, твою тарелку я убрала, лучше думать о тебе рядом с пустым местом, чем сидеть рядом с тобой, когда мыслями ты далеко.

– Я вернусь, обещаю тебе.

– Для этого тебе придется умереть, чуточку умереть. Я не хочу, чтобы ты умирал, Неван, даже самую чуточку.

XXXIX

Меня разбудило солнце, оно раскачивалось. Я выглянул в иллюминатор зарука, расположенный как раз над потревоженной ватерлинией. К берегу только что подошел огромный теплоход, на палубе толпились сотни паломников.

Ундина крепко спала на матраце в глубине трюма. Я загляделся на золотистые дюны и долины, колодец, оазис, кокосовую кожу и пальмовые листья волос.

Ундина – не роза, неотличимая от других роз. Ундина не капризничает. Ундина не боится холода.

Приручила ли меня Ундина?

В ответе ли я отныне за этого лисенка?

Словно почувствовав мой взгляд, она потянулась, отбросила простыню.

– Ах, я насилу проснулась… Прошу извинить… Я еще совсем растрепанная…

Я не мог сдержать восторга.

* * *

Ундина скрылась, вернулась Анди – умытая, одетая, деловитая. Едва позавтракав, она потащила меня на берег. Мы пробились сквозь толпу до маяка. Анди захотелось подняться пешком. Несколько сотен ступенек. К залу смотрителя мы уже едва дышали.

Хоши – бритый череп, очки на кончике носа – ждал нас перед своими экранами, будто со вчерашнего вечера, когда мы расстались, он не сдвинулся с места.

Анди с ходу накинулась на него:

– Кто? Кто же повредил самолет Сент-Экзюпери? Кто хотел заставить его замолчать навсегда? Кто его убил?

Хоши выглядел более расслабленным, чем накануне. Может, потому, что утром маяк не работал и ему не надо было считать паломников.

– Заставить замолчать Сент-Экзюпери? Поврежденный самолет? – Хоши задумчиво помолчал. – А, это давняя нелепая гипотеза. Вчера я вас заинтриговал ею, чтобы вы точно сегодня вернулись.

– Ну говорите уже! – воскликнула Анди.

– Антуан де Сент-Экзюпери был одним из немногих интеллектуалов, открыто противостоявших де Голлю. В конце июля сорок четвертого уже не оставалось ни малейших сомнений ни в победе союзников, ни в том, что за этим последует политическая чистка… Сент-Экзюпери был влиятелен, неуправляем, он был неудобным… Голлисты его ненавидели. После войны версия о том, что его могли устранить, была одной из основных. Высокопоставленные друзья Сент-Экзюпери, генерал Одик и майор Мартен, всерьез считали, что существует угроза его жизни, и хотели предостеречь Сент-Экзюпери…

– Они этого не сделали?

– Сент-Экзюпери собирался поужинать с ними… вечером 31 июля 1944 года!

Анди приглушенно вскрикнула.

Ну да, совпадение невероятное.

– К тому же, – прибавил Хоши, – в то утро Сент-Экзюпери вообще не должен был отправляться на задание. Он был тринадцатым и последним в списке летчиков. Никто так и не смог объяснить, каким образом его имя вечером тридцатого июля оказалось первым в списке…

Анди словно вся съежилась, растерянная, подавленная.

Я не мог допустить, чтобы моя маленькая сыщица, обладающая слишком богатым воображением, переживала из-за столь откровенной глупости.

– Де Голль заказывает устранение Сент-Экзюпери – это уж слишком, вам не кажется?

Хоши, вытаскивая из ящика стопку отпечатанных листов, рассеянно ответил:

– Вы правы. Я тоже в это не верю, но упомянул об этой версии, чтобы вы вернулись сегодня. И чтобы я рассказал вам о другом убийце, на этот раз – вполне реальном.

Он разложил на одном из столов листы: газетные статьи, распечатанные фотографии из Сети.

Разбитая яхта,

покореженная инвалидная коляска,

затопленный пляж,

сожженный замок.

Я содрогнулся, узнавая места – остров Риу, Манхэттен, Кончагуита, Оркнейские острова.

– Кто-то устраняет членов «Клуба 612», – сказал Хоши. – Одного за другим.

Анди словно окаменела. Мозг мой лихорадочно прокручивал все этапы нашего расследования. И когда пленка этого фильма подошла к концу, мне все стало ясно.

– Мне известно орудие преступления! Мне известен способ, которым действовал этот серийный убийца. Прямоугольная коробка! Каждый из членов «Клуба 612» получил такую коробку. Они все одинаковые, с тремя дырками в ряд. Копии той, что летчик нарисовал для Маленького принца. Одну я видел на столе у Око, другую Мойзес держал между колен, третья лежала рядом с троном Изара…

Хоши наградил меня полным восхищения взглядом.

– Верно подмечено, инспектор. Верно подмечено.

Он подошел к шкафу. Открыл его.

– Такая коробка?

Я насчитал на полке три коробки. Они были одинаковые, совершенно одинаковые.

Сердце забилось быстрее.

Хоши… Это Хоши – убийца!

Я непроизвольно заслонил собой Анди.

Смотритель маяка вытащил одну из коробок.

– Как по-вашему, что находится внутри?

Он еще и шутит!

– Это точно не барашек…

Хоши осторожно поставил коробку на стол.

– Смелее, если хотите узнать. Откройте ее.

Он обращался не ко мне. Он обращался к Анди.

Она словно завороженная двинулась к столу. Хоши отступил на несколько шагов, скрестил руки на груди.

– Нет! Анди, не слушай его!

Но она не слушала меня. Коснулась коробки.

– Нет, Анди!

Я в ответе за мою розу. Я – тот, через кого приходит беда.

Я рванулся к ней. Но опоздал.

Анди уже приподняла крышку коробки.

Точно желтая молния мелькнула у ее шеи.

Мгновенье она оставалась недвижима. Не вскрикнула.

Потом упала на меня – медленно, как падает возлюбленная.

Медленно и неслышно, ведь я принял ее на руки.

Анди несколько долгих секунд не двигалась, бессильная, будто соломенная кукла, до тех пор, пока биение ее сердца не замедлилось. Пока не выровнялось дыхание.

Тогда Анди медленно повернула голову. И рассмеялась.

На нее набросилось бумажное чудовище.

Желтая змея, оригами!

Искусно сложенная в коробке, готовая пружиной выскочить из нее, как только приподнимут крышку. Бумажная змея, впечатляющая, но безобидная.

* * *

Я уже ничего не понимал. Что все это означало?

Хоши бережно поднял упавшую на пол бумажную змею.

– Я отправил по коробке каждому из членов «Клуба 612». С таким вот бумажным сюрпризом, чтобы они поняли сообщение.

– Какое сообщение?

– Змея не опасна. Ее укус не смертелен. Это всего лишь инсценировка. Маленький принц не умер. Как и ни один из членов «Клуба 612». Они тоже должны были инсценировать свою гибель. А затем следовать инструкциям. Двигаться в указанном направлении. Сент-Экс оставил нам ясное послание: змея во многих религиях означает прежде всего воскрешение.

Я пялился на старого японца. Как же ошибочно было мое первое впечатление, да этот Хоши – самый безумный из членов этого клуба безумцев.

– Все объяснялось в коробке, – сказал Хоши.

– Что – все?

– Все, что географ просил меня им объяснить.

Объяснения объяснений. Мы ходим по кругу!

– Да кто он такой, этот географ? – почти заорал я. – Кто шестой в вашей милой компании? Где его искать? В списке Око нет никаких сведений, ни адреса, ни имени.

Но Хоши, похоже, меня не слушал. Он смотрел только на Анди, которая окончательно пришла в себя.

– У меня для вас еще один подарок. – Он выдвинул ящик шкафа, достал оттуда черный конверт. – Еще один путевой лист. Последний этап. Вы с самого начала понимали, что в «Маленьком принце» повсюду шифры; ключ к шифру у лиса, главные фрагменты текста вычеркнуты или позабыты, цифры без объяснений… Но жизнь Сент-Экзюпери еще загадочней. Его биография опирается на рассказы любовниц, жены или на его собственные признания… В результате чего возникает очень сложная, состоящая из противоречий личность, но, может, это лишь способ еще больше запутать следы? На каждом из портретов Сент-Экзюпери другой. Пароходные чемоданы Консуэло полвека ждали, пока их откроют, и открыли только часть… Архивы Нелли де Вогюэ будут открыты лишь в 2053 году… Самого главного глазами не увидишь, наш славный Тонио так любил загадки. Накануне гибели он показывал фокусы друзьям! Он обожал словесные и математические игры. Почему ты все время говоришь загадками? – спрашивает Маленький принц у змеи. – Хоши убрал желтую бумажную змею в коробку и закрыл крышку. – Но то же самое можно спросить и у Сент-Экса.

– Я решаю все загадки, – пробормотала Анди.

Хоши улыбнулся.

И протянул ей конверт.

– Докажите это!

XL

Мы устроились на палубе зарука. Только он и остался у причала, все прочие парусники вышли в море. Кого они перевозили? Пиратов? Рабов? Паломников?

Анди разложила на столе карту Пири Рейса, которую дал нам Изар. Добавила фрагмент из конверта, полученного от Хоши, – там была ближайшая к американскому берегу часть Атлантического океана. Большой треугольник моря, испещренный десятками островов.

Бермудские острова!

Я попытался разобрать слова, начертанные на коже газели, но это оказалось не под силу моим усталым глазам. У Анди зрение было поострее. Она прочитала названия островов: Хильдегарда, Тамара, Колумбия, Свеа, Адальберта…

Что за информацию можно из этого извлечь? Моя память летчика подсказывала только одно: эти острова не обозначены ни на одной навигационной карте. Получается, просто выдумка? Или ошибка? Или исчезнувшие вулканические острова?

Анди продолжала разбираться с картой. А я не мог придумать, чем бы полезным заняться мне.

Внезапно сыщица ткнула пальцем в какую-то точку:

– Неван, можете вычислить географические координаты вот этого островка в западной части архипелага?

На это мне понадобилось лишь несколько минут. Я перенес фрагмент карты Пири Рейса на планисферу, потом как можно более точно определил широту и долготу.

И результат меня ошеломил.

Я понял, что увидела Анди на экране навигатора, когда мы пролетали над Бермудскими островами. От волнения я даже сломал карандаш, а когда объявлял результат расчетов, голос у меня дрожал.

– Этот остров, открытый Пири Рейсом, турецким астрономом, то есть мореплавателем, расположен точно на долготе 61°2’ и на широте между 32°5’ и 33°00’.

612 – номер астероида Маленького принца.

Между 325 и 330 – номера шести планет, на которых он побывал…

– Код… Код, спрятанный в «Маленьком принце», оказался простейшим. Номера астероидов соответствуют географическим координатам.

– Того самого места, где пропадают корабли и самолеты, – прошептала Анди, взволнованная не меньше моего.

Она схватила свой мобильник, но связи не было.

– В этой стране ничего не ловится, – обозлилась Анди.

Я не упустил случая пошутить.

– Мне-то казалось, вам нравилось одиночество среди песчаных дюн пустыни?

– Да сейчас даже бедуины в глубине Сахары без связи не сидят! Ну ладно, раз вы, похоже, хорошо знаете Бермудские острова, расскажите мне про них…

Я вышел на палубу парусной лодки, словно тоже хотел поймать сигнал. Лизнул палец, поднял к небу, сделал несколько шагов к свернутому красному парусу и замер.

Есть сигнал.

– Бермуды – это группа из более чем сотни островов, в основном совсем маленьких и необитаемых, в зависимости от приливов и отливов они то выступают над поверхностью океана, то уходят под воду. Это обширный атолл, состоящий из нестабильных вулканических островов и уходящий на огромную глубину. Кроме того, это самый изолированный архипелаг Атлантического океана.

– Изолированный? Сколько же от него до материка?

– Примерно тысяча восемьсот километров.

– А в морских милях?

– Около тысячи.

И, едва я произнес эти слова, до меня дошло. Мы же говорили об этом, когда «Фалькон 900» летел над пустыней!

Анди чуть за борт не вывалилась.

– На тысячу миль вокруг нет никакого жилья! – завопила она. – Сент-Экс пять раз повторяет это в «Маленьком принце». Он так настойчиво это твердит. Все было так просто! Черным по белому. Пять раз! Достаточно было поискать остров в тысяче миль от того места, где он находился, – от Манхэттена!

– Крутой парень этот Тонио!

Анди продолжала скакать по палубе.

– Господин авиатор, можно мне задать еще один вопрос?

– …

– Бермудская столица?

Я наконец сообразил. Меня осенило. Иисус всемогущий, чуть не завопил я, хотя здесь полагалось скорее орать «всемогущий Аллах», чтобы не выделяться. Все лежало на поверхности!

– Гамильтон!

– Что – Гамильтон?

– Столица Бермудского архипелага – Гамильтон!

Я успел поймать Анди, пока она – на этот раз и в самом деле – не свалилась за борт.

– Как Сильвия Гамильтон? Журналистка, которой Сент-Экс оставил оригинальную рукопись «Маленького принца»! Это… это… с ума сойти! Это настолько бросалось в глаза, что никому не пришло в голову! Только не говорите мне, что Бермудские острова хоть как-то связаны с розами…

Я, кажется, побледнел.

– Пляжи… Бермудский песок известен всему миру из-за своей уникальной особенности.

– Говорите уже, я готова ко всему.

– Он розовый!

* * *

Сыщица пошатнулась, кинулась ко мне, вцепилась в меня – ее всю колотило.

– Что мы там найдем, мой авиатор? Что мы найдем на этом острове?

Остров Географа

И только после того, как путешественник представит доказательства, можно записать его рассказ чернилами.

Географ, астероид 330

По морским просторам странствуют влюбленные в несуществующие острова.

Антуан де Сент-Экзюпери. «Цитадель»^[16]

XLI

Я летел над самой водой, сверяясь с навигатором.

Меньше часа назад мы приземлились в международном аэропорту Гамильтона, и я немедленно арендовал гидросамолет. Око Доло открыл нам неограниченный кредит… отчего бы и не воспользоваться этим, тем более когда мы так близки к истине.

Еще несколько десятков километров мы летели над Атлантикой – держа курс на восток от главного острова архипелага.

61°2’ W

32°5’ N

– Я его вижу! – закричала Анди.

Остров едва поднимался над поверхностью воды. Я разглядел крохотный розовый пляж, несколько торчащих камней, хижину на сваях, округлую, будто маленькая планета.

Океан был спокоен, зато в наших сердцах бушевал шторм.

Я посадил самолет на воду и дал винтам покрутиться до тех пор, пока колеса гидросамолета не начали вязнуть в песке.

На пляже нас ждал молодой мужчина – босой, полуголый, безбородый.

Это и был географ? Я-то ожидал увидеть седобородого ученого, а не загорелого красавчика!

– Хоши сообщил, что вы прилетите, – мягко проговорил он. – Меня зовут Стело. Идите, идите же сюда.

* * *

Мы шли вдоль узкого пляжа. Влажный песок лип к ногам.

– Этого острова нет ни в одном атласе, – объяснял красавец Стело, – наверное, потому что он уменьшается с каждым приливом. Во время прилива над поверхностью только хижина на сваях и остается, и тогда ее принимают за лодку.

Мы, не останавливаясь, прошли мимо каменной скамьи над пляжем.

– Любопытно, что только карта Пири Рейса показывает эту часть атолла, – продолжал рассказывать Стело. – Может быть, несколько веков назад остров был больше. Может быть, вулкан у нас под ногами уснул. И, может быть, он проснется. Может быть, завтра этого острова не будет.

– На картах отмечены только вещи вечные и неизменные, – тихо проговорила Анди, – а не те, что должны скоро исчезнуть.

И оба улыбнулись, как будто признав друг друга.

– Идите сюда.

Мы дошли до второго пляжа, который был еще меньше и наверняка обнажался только во время отлива. Из розового песка торчали гранитные стелы.

Кладбище! Подводное кладбище!

Я с изумлением разглядывал десяток плит с выгравированными надписями. Взял Анди за руку.

Могилы мореплавателей, авиаторов…

– Когда им захочется исчезнуть, – объяснял Стело, – когда мир им наскучит… они укрываются здесь. Этот секрет строго хранят, лишь несколько авантюристов соглашаются его открыть.

Он указал нам на надгробие, которое возвышалось над остальными, поскольку установлено было на песчаном склоне, поднимающемся к хижине.

Антуан де Сент-Экзюпери

1900–1994

– Тонио прожил здесь пятьдесят лет.

* * *

Мы побрели по песку к нагромождению камней, над которыми стояла хижина. И когда приблизились к круглому дому на сваях, я услышал крики.

Все больше изумляясь, я узнавал голоса Сван, Мойзеса, Изара и Око.

– Это и есть рай Сент-Экзюпери? – стонала Сван. – Этот убогий островок? Хоши нам обещал совсем не то! Придется старому фонарщику объясняться, когда он прибудет.

– Это уж точно, – подхватил Изар. – Когда мы собирались в моем дворце, там было все же попросторнее! Бедный мой развеянный с дымом дворец…

– И выпить здесь нечего, – поддакнул Мойзес, – ничего нет, кроме фильтрованной морской воды.

– Я бы предложил вам мою яхту, – насмешливо произнес Око, – но она лежит на дне Средиземного моря рядом с обломками «Р-38» и авторучкой «паркер 51».

XLII

– Идите сюда, – позвал Стело. И полез наверх по камням.

Анди пропустила его вперед – для того, чтобы вдоволь налюбоваться трапецией его спины акробата, подумал я.

– Так что же, – решившись, спросила она, – Сент-Экс, получается, не погиб в Средиземном море? Он, значит, приехал сюда? В это довольно трудно поверить…

Спасибо, Анди! Я тоже так считал. Гранитная стела с надписью – еще не доказательство.

Стело сел на камень и улыбнулся, показав ровные белые зубы.

– Трудно поверить? А ведь Антуан постоянно твердил о своем желании удалиться от мира. Он не говорил, что хочет умереть, он говорил, что хочет уехать… Исчезнуть… Это настолько очевидно, когда его читаешь.

– Да, я тоже так всегда думала, – отозвалась Анди. – Как все. Тысячи читателей годами этим грезили. Сент-Экс не умер! Он где-то прячется. Но…

– Но, – подхватил Стело, глядя Анди прямо в глаза, – его так никогда и не нашли. Мечта с годами растаяла. Антуан родился 29 июня 1900 года… Даже самые стойкие его поклонники, даже члены «Клуба 612» к концу века перестали верить в его возвращение. А потом, в 1998 году, чудесным образом нашлась эта браслетка, и всякую надежду на то, что он еще жив, похоронили окончательно.

Анди, похоже, засомневалась. А я – нет!

Тоже устроившись на мокром камне, я объявил:

– И все равно нам требуются доказательства, помимо гранитного надгробия!

Анди кивнула, но не так убежденно, как мне хотелось бы.

– Хотите вступить в «Клуб 612»? – внезапно предложил Стело.

Он обращался только к Анди, не ко мне. Вот чего не ждал.

– Почему бы и нет, – ответила лисичка, сияя улыбкой, – его не помешает немного омолодить.

Стело расхохотался.

– Я, по-вашему, старик?

– Вы в самом деле географ?

– Вроде бы да… Вы готовы сдавать вступительный экзамен?

Анди тоже села, привалилась спиной к камню.

– Готова! О чем будем говорить?

– Надо убедить неверующего, а вместе с ним всех неверующих на земле, что Сент-Экзюпери не умер 31 июля 1944 года.

Это кто здесь неверующий – я?

– Ваш ход, молодой человек, – объявила Анди.

Стело не заставил себя упрашивать.

– Странная планета, пишет Антуан своей любовнице Наталье Палей, может быть, существует звезда, где жизнь проста. Он в конце концов нашел эту звезду, здесь, на атолле…

Анди на это ответила:

– Русская красавица всего лишь промелькнула в жизни Сент-Экзюпери. Мне куда больше нравится письмо, которое он написал Нелли де Вогюэ в сорок четвертом. Бежать – вот что важно. Мне так хочется удрать от них от всех, от этих дураков. Что мне делать на этой планете? Они меня знать не хотят? Вот и хорошо, я тоже их знать не хотел! И с радостью уволюсь с должности их современника. Я не прочь отдохнуть. Ну что? Антуан не пишет, что хочет умереть, он всего лишь хочет уволиться с должности современника. Он не хочет расставаться с жизнью, он хочет расстаться с людьми.

Стело беззвучно изобразил аплодисменты.

– Отличный ход, мадемуазель, и все же у меня есть козырь еще лучше! Письмо к мадам де Роз, написанное в июле сорок четвертого, меньше чем за месяц до исчезновения Антуана, и, каким бы странным это ни показалось, его подругу действительно так звали. Великолепное письмо, в котором Антуан пишет, что мечтает только о тишине вдали от телефонной цивилизации, он терпеть не мог эту пародию на присутствие, заменяющую истинное присутствие. Бедный Сент-Экс, знал бы он, во что превратится мир!

Стело немного помолчал, глядя на каменную скамью у воды, потом продолжил:

– Я больше видеть не могу километровые столбы. Они никуда не ведут. Самое время бы родиться. Вы внимательно меня слушали, мадемуазель? Сент-Экс хочет покинуть свой самолет не для того, чтобы умереть, а для того, чтобы родиться! И, наконец, он открывает мадам де Роз все: в ожидании, пока меня призовет Солемское аббатство или тибетский монастырь, я снова берусь за рычаги управления двигателем и выжимаю скорость 600 километров в час. Он в конце концов нашел свой монастырь. Свое письмо-завещание он заканчивает так: Я просто сел посидеть на пять минут вечности, по-дружески. Здесь, на этой скамейке… Все сказано!

Оба одновременно посмотрели на каменную скамью у Атлантического океана, к которой уже подступала вода.

Меня словно бы и не существовало.

Я попытался поймать взгляд Анди, но она не сводила глаз с этого Аполлона-Робинзона.

– Не спорю, – согласилась она, – Сент-Экс искал скамью у края вечности. И вы нашли эту скамью… Но у меня есть в запасе кое-что гораздо интереснее!

– В самом деле?

– В июле сорок четвертого Сент-Экс написал матери, и, как ни странно, письмо дошло до нее только через год. Письмо, в котором он говорит…

– Антуан написал его здесь!

Анди замерла. Стело уверенно повторил:

– Антуан написал его здесь. Сидя на скамье у хижины. В тот день он сильно рисковал. Хотя он и пометил письмо задним числом, будто оно было написано за несколько дней до его исчезновения, но в этом посмертном письме он признавался, что жив. У Сент-Экса не оставалось выбора, мать была в отчаянии, он должен был подать ей весточку. Это означало, что его обман мог раскрыться. Впрочем, мать неизменно твердила, что она уверена: ее сын жив, он где-то скрывается. И тем не менее все поверили в историю с письмом, которое шло целый год!

Я наблюдал за Анди, стиснувшей кулачки так, что казалось, она вот-вот раздробит камень. Сыщица не желала сдаваться, она не могла завалить вступительный экзамен.

– Я так и думала! Когда знаешь, то все совершенно очевидно. Это не предсмертное письмо, это письмо человека, которого считают умершим и который хочет успокоить близких. Он начинает письмо так: Мамочка, я так хотел бы вас успокоить насчет меня, и чтобы вы получили мое письмо. У меня все хорошо. Очень хорошо. Поцелуйте меня, как я вас целую, от всей души. В этом коротеньком письме Сент-Экс ничего не рассказывает о себе – это он-то, который обычно сочинял матери бесконечные послания, а тут только и говорит, что у него все хорошо! Это не письмо, а открытка, почтовая открытка издалека от отсутствующего, но живого!

Анди остановилась, будто выдохлась, потом посмотрела на Стело, ожидая одобрения. Меня для нее больше не существовало.

– Ну что, я принята в «Клуб 612»?

Стело на мгновение прикрыл глаза.

– Как вы нетерпеливы, мадемуазель… Вы блестяще отвечали, но мы лишь на середине экзамена.

– Как это?

Стело повернулся ко мне:

– Мы доказали всем неверующим планеты, не оставив места для сомнений, что Антуан хотел найти скамью, звезду или остров, чтобы отдохнуть вдали от людей… Но не забывайте, что вы ведете расследование двойного убийства! А Маленький принц? Чем мы располагаем, чтобы доказать, что его смерть была лишь инсценировкой? Ведь в этом мы согласны – поскольку Антуан инсценировал свою гибель, он должен был сообщить об этом в своей сказке.

Казалось, Анди с восторгом приняла этот новый вызов. В отличие от меня.

Неверующий уперся – и ни с места.

– Ну, давайте, – подбодрил ее Стело. – Начинайте, мадемуазель.

– Я думаю, чтобы найти доказательства, нам надо вернуться к оригинальной рукописи, той, что хранится в Библиотеке Моргана. Сначала первые строки сказки у Сент-Экса были такими: Жил-был однажды маленький принц. Его планета была слишком мала, и ему было очень скучно. Каждое утро он вставал и начинал подметать. Когда пыли было много, от нее… Дальше там неразборчиво, но есть два рисунка – Маленький принц с метлой и лежащий в воде. Но он чистил перышки в море.

– Что делал? – переспросил я.

– Ну, так говорится… то есть мылся, купался…

Мне не понравился лаконичный ответ Анди.

– Так вот, если коротко, – продолжала она, – изначально Сент-Экс намеревался рассказать не историю любви, не историю принца, который покидает свою розу и хочет к ней вернуться, а историю Маленького принца, который скучает, которому надоело выполнять свой долг – подметать, он терпеть не может пыли, он мечтает, отмывается, очищается, и не в небе или в пустыне… а в море! Наверное, загадка была не слишком сложная, а потому Сент-Экс усложнил ее. И еще он пишет «побег», рассказывая о том, как Маленький принц покинул свою розу… Странное слово, да? Как будто речь идет о беглом арестанте, который хочет где-то спрятаться.

На Стело ее речь, похоже, произвела впечатление.

– Браво, мадемуазель! А что вы думаете о другом расхождении между первой и окончательной версиями? Когда Антуан говорит о человечестве, которое могло бы уместиться на небольшом пространстве, он вычеркивает упоминание о Манхэттене, заменив его самым маленьким островком в Тихом океане…

Я уже хотел было вмешаться, но Анди меня опередила:

– Но и Атлантику он вовсе не упоминает.

– Да, Сент-Экс не выкладывает ключи к разгадке, – согласился Стело, – но он очень конкретен, говоря о том, что все человечество могло бы уместиться на крохотном островке. Речь о его человечестве! Разве это не великолепная метафора, если знаешь правду? И еще один фрагмент, который существует лишь в рукописи из Библиотеки Моргана и почему-то вычеркнут из окончательной версии, там, где Маленький принц встречается с изобретателем. Нажимаешь на зеленую кнопку. И ты на полюсе, говорит изобретатель.

– Зачем мне отправляться на полюс? – подхватила Анди.

Они оба знали наизусть этот неизданный вариант «Маленького принца». Меня это в равной степени раздражало и трогало.

– Потому что это далеко.

– Не так уж далеко, если достаточно нажать на эту кнопку. Для того, чтобы полюс что-то значил, ты должен его приручить.

– Что значит – приручить?

– Это значит отдать ему много времени. И много тишины.

Оба уставились на меня. Меня пугало их сообщничество.

– В первом варианте, – зачастила Анди, – Сент-Экс приручает не своего друга лиса и не свою возлюбленную розу, он приручает полюс! Он приручает расстояние, он приручает тишину, он приручает сам себя. Он приручает свободу!

Она не сводила с меня взгляда. Но на моем лице могла прочесть разве что уныние. Это, похоже, несколько смутило Анди, зато Стело не собирался ослаблять напор.

– Ну хорошо, мадемуазель, раз уж вы об этом заговорили, давайте вернемся к самой важной улике, к розе, символу рая для христиан… Но существует ли рай? Единственная ли это возможность загробной жизни? Антуан не религиозен… Не существует ли более простой возможности? Мирского рая? Земного рая? Удалиться от живых, от человеческого муравейника… на звезду, как Маленький принц, или проще – на остров.

– Само собой, – хмыкнула Анди. – Звезда Маленького принца – это остров Сент-Экзюпери. И, раз уж вы ломитесь в открытые двери, не пройдем мимо самого явного – тебе покажется, будто я умираю, но это неправда! Молодец Тонио! Самое наглое высказывание из всех. Он говорил не столько о Маленьком принце, сколько о себе!

Стело хотел возразить, но Анди уже несло:

– И он даже заходит дальше, еще больше наглеет – в последней главе, там, где летчик, немного утешившись, говорит о Маленьком принце: я знаю: он вернулся на свою планетку, ведь когда рассвело, я не нашел на песке его тела. Оно было не такое уж тяжелое. Какая улика! Тела Сент-Экса тоже не найдут, только железную оболочку. Его самолет… Но если ориентироваться на Маленького принца, то раз тело Сент-Экса исчезло, значит, Сент-Экс вернулся на свою планету… Можно утешиться! Он не умер! Он ведь не мог предвидеть, что его собьют и тело его никогда не будет найдено? Невероятное совпадение, и если подумать, становится понятно, что официальная версия никуда не годится. Сент-Экс явно все подстроил! И его последний вопрос, предпоследняя фраза сказки, когда он, забыв нарисовать ремешок к наморднику, спрашивает себя, не съел ли барашек розу… Это вопрос человека, который бежит с земли и, оставшись отныне лишь зрителем, спрашивает себя, чем закончится война, уцелеет ли мир, не проглотит ли его мерзкая тварь, выживет ли муравейник…

XLIII

Вода прибывала, остров постепенно скукоживался.

Устав сидеть на камнях, мы перебрались на оставшийся клочок пляжа.

Анди выдержала вступительный экзамен в клуб, с чем красавчик Стело ее и поздравил. Она ненадолго отошла за хижину. Почистить перышки, надеть свое рубиновое ожерелье и воткнуть в волосы цветок мака. Вернулась нарядная, точно роза пустыни^[17], и развернула перед географом карту Пири Рейса.

– Как Сент-Экс это проделал? – осведомилась девушка. – Поскольку меня приняли в клуб, вы теперь можете мне это открыть. Как Сент-Экс провернул дело со своим исчезновением?

Стело провел пальцами по карте.

– Никто в точности не знает, но это не так уж и сложно. Обычно летчики катапультируются перед тем, как самолет начнет падать. Сент-Экс наверняка выпрыгнул с парашютом, доплыл до острова Риу. Ему требовалось, чтобы его сбили над морем, чтобы не было никаких жертв, чтобы это произошло вблизи порта или аэропорта, но в стороне от назначенного маршрута, чтобы его самолет не сразу нашли. А потом исчезнуть было уже легко, тем более – во время войны.

Если только никто не соврал, подумал я, если только Сент-Экса действительно сбил тот немецкий летчик, Хорст Рипперт, и если потом его подобрал в море другой немецкий солдат, Карл Бём, и выдал своим властям, и если Сент-Экс не признался, кто он такой… И когда его отпустили, исчез, чтобы не возвращаться…

Но Анди требовалась конкретность.

– И «Клуб 612» ничего не нашел? – спросила она.

– Все, кто ломал голову над тайной Сент-Экзюпери, чуяли манипуляцию, фокус, самые проницательные почти приблизились к истине, но так и не открыли ее.

– А вы? – спросила Анди. – Как вам удалось?

Стело не ответил, он молча поглаживал карту, и Анди перехватила его пальцы где-то между океаном и континентом.

– Кто вы, Стело?

Он по-прежнему молчал. Посмотрел на соседний пляж, вода все прибывала, постепенно покрывая могильные камни.

И тут в голову мне пришел другой вопрос.

XLIV

– Почему корабль?

Мой вопрос застал парочку врасплох.

Тогда неверующий сформулировал его по-другому:

– Сент-Экс ведь летчик, так? Зачем же тогда бежать на судне, окруженном водой?

Стело посмотрел на Анди, словно ожидая от нее одобрения, потом ответил:

– Острова – это планеты… доступные планеты. Всем настолько застила глаза любовь Антуана к авиации, что мы позабыли о том, как он любил все виды мореплавания. До того, как стал летчиком, он писал, что порой фотография парусников окрыляла описания этих островов и уводила все в грезу.

– И он, затерянный среди небоскребов Нью-Йорка, – подхватила Анди, – пишет своей Нелли: нигде так, как здесь, я не чувствую себя в открытом море.

Я лишь вполуха слушал, что они говорят. Мне вспомнились рисунки из рукописи, хранящейся в Библиотеке Моргана, первые изображения Маленького принца в пустыне, где дюны так похожи на волны. Гранитные стелы на соседнем пляже почти все ушли под воду. Незатопленным оставалось лишь одно надгробие.

– В «Маленьком принце», – Стело положил руку на плечо Анди, – какая первая фраза, которую произносит Сент-Экзюпери после вынужденной посадки в пустыне?

– Я уснул на песке в пустыне, где на тысячи миль вокруг не было никакого жилья. Человек, потерпевший кораблекрушение и затерянный на плоту посреди океана, – и тот был бы не так одинок… (Они выдали это дуэтом.)

Анди опустила голову на плечо Стело.

– А что говорит змея Маленькому принцу?

– Я могу унести тебя дальше, чем любой корабль!

Я смотрел на них, растерянный и взволнованный.

Соседнего пляжа уже не было, ни розового песка, ни серых камней, ни темных надгробий.

Море покрыло все. Кроме единственной гранитной стелы.

А через несколько минут оно доберется и до нашего пляжа.

И затопит весь островок, кроме хижины на сваях, откуда доносились голоса. Знакомые и сердитые.

XLV

– Подумать только, – жалобно проговорил Око, – я десятки раз бывал на Бермудских островах по делам, и надо же, Тонио покоился на соседнем острове, а я и не догадывался…

– Отличный ход, Тонио, – сказал Мойзес. – Ты, Око, мигом превратил бы его земной рай в рай налоговый!

– Догадаться следовало бы мне! – прошипела Мари-Сван. – Бермуды, Гамильтон, как фамилия этой стервы Сильвии. Отгадка была у меня перед глазами! Подумать только, все эти годы какая-то тысяча миль отделяла меня от моего Антуана…

– Ага, как же, – насмешливо ответил Мойзес, – если бы ты, старая ревнивая роза, его нашла, он бы тебя в море выкинул. На тысячу миль он прежде всего хотел отдалиться от женщин! Вот друга, с которым можно выпить, ему наверняка недоставало.

– Или который давал бы ему советы, – прибавил Изар. – Этот атолл – настоящая свалка… Планету надо приводить в порядок.

Надо же устроить свару на самом изолированном острове в мире! Сент-Экс сейчас точно в гробу вертится.

Я догадывался, что Анди, хотя и улыбается, но про себя досадует – ее новые коллеги по «Клубу 612» кажутся ей шумливыми туристами, нарушающими покой священного места.

– Они здесь не задержатся, – сказал Стело, словно прочел мои мысли. – Остров слишком мал. В хижине всего одна комната. И одна кровать… Но Око, Сван, Мойзес, Изар и Хоши заслужили право увидеть могилу Сент-Экзюпери, узнать, понять. «Маленький принц» определил их жизнь.

Анди ссыпала сквозь пальцы розовый песок.

– Меня всегда смущала одна вещь, – сказала она. – Браслетка! Эта знаменитая браслетка, выловленная рыбаком рядом с островом Риу в 1998 году… Ведь это с нее все началось… Но я никогда не верила в эту невероятную случайность.

Стело взял ее за руку, удержал песчинки, будто розовый песок священен и играть с ним нельзя.

– Вы правы, дорогая… Случайностей не бывает. Никогда. Сент-Экзюпери скончался в 1994 году, и тогда стало наконец возможным заговорить о его смерти. Больше ничто этому не препятствовало. Поклонники Антуана, в том числе и упрямцы из «Клуба 612», могли прекратить поиски. Больше незачем было манить их ложной надеждой. Все остальное просто. Браслетка добыта из чемоданов Консуэло, их тогда только что извлекли из забвения, и, как ни странно, совпадения никто не заметил. Браслетка действительно была подарком издателя, но Антуан не взял ее с собой на войну, оставил своей розе, потому-то никто и не видел этого украшения у него на руке. Команда траулера Жан-Клода Бьянко состояла из пяти человек, любопытно, что это были три мусульманина, один иудей и один христианин. Достаточно было уговорить одного из них подбросить браслет в сети, точно над обломками самолета Антуана. И дело сделано. Бьянко искренне верил в то, что выловил украшение из воды. И тогда стали обшаривать морское дно под судном, нашли самолет, серийный номер сохранился, все находки выставили в музее Бурже, тайны больше не было. Для всех Антуан погиб в сорок четвертом, был сбит над открытым морем.

– Разумеется, вы не скажете, кто из тех пятерых это сделал?

– Разумеется. Достаточно было знать, где затонул самолет Антуана, остальная часть плана трудностей не вызвала.

– Но кто все это подстроил? Точно ведь не вы! В 1998 году вы были младенцем! И вы не могли быть тем географом, что основал «Клуб 612», вы тогда даже еще не родились!

– Я открою вам это попозже, сейчас есть более важные дела.

– Какие?

– Истинная мораль «Маленького принца»… Это и есть истинная разгадка. Истинное решение.

И, как будто природа была с ним не согласна, на нас внезапно налетела волна. Спокойный до того океан вдруг проявил норов.

Я обернулся, мокрый с головы до пят.

К острову приближался парусник.

XLVI

Яхта готова была отчалить, оседлав отлив.

– Мы вернемся, – хором пообещали пять членов «Клуба 612».

– На яхте побольше! – добавил Око, который никак не мог устроиться между снастей.

– И выпивки возьмем побольше! – посулил Мойзес, успевший обшарить камбуз в поисках хоть какого-нибудь спиртного.

– И мужчин помоложе! – Сван прижимала к себе Ганнибала, поедая глазами Стело, который стоял по грудь в воде.

– И флаг прихватим, чтобы воткнуть на пляже, – пообещал Изар, – построим дворец, создадим утопию…

– Давайте побыстрее, – сказал Хоши, зажигая навигационные огни. – Вот-вот стемнеет.

Старый смотритель маяка провел на атолле всего несколько часов и заспешил его покинуть, как только на еще светлом небе показались первые звезды.

Пятеро друзей наконец-то собрались вместе. И наконец-то не галдели.

Молча они стояли перед одинокой гранитной стелой, со всех сторон окруженной водой.

Антуан де Сент-Экзюпери

1900–1994

Стояли, явно погрузившись в воспоминания, убеждая себя в том, что за увяданием следует расцвет, что ничто не исчезает бесследно, а непременно пускает новые корни.

* * *

Поднялся ветер. Паруса расправились. Ветер сорвал с Мари-Сван беретку с помпоном и унес в море. Ганнибал в последний раз тявкнул.

* * *

Они отчалили.

От острова осталась лишь пара крохотных клочков суши.

А мы втроем сели на каменную скамью у хижины.

– Так что же это за истинная разгадка? – спросила Анди – Что за истинная мораль «Маленького принца»?

– Готовы ли вы слушать, не прерывая? – отозвался Стело.

– Клянусь! Я буду молчаливее нашедшего здесь приют брата Антуана.

Стело улыбнулся.

– Хорошо. Возможно, рассказ получится длинным… Считается, что главная суть «Маленького принца» – это гимн ответственности, ты навсегда в ответе за всех, кого приручил…

– Мы об этом уже поговорили, – перебил я (я-то ничего ему не обещал), – никогда не знаешь, кто кого приручает…

– Дело не в этом. – Стело был явно недоволен тем, что его прервали. – Многие воспринимают «Маленького принца» как наивную, слащавую, назидательную, нравоучительную сказку, ты в ответе за всех, кого приручил, за жену, детей, собаку, соседку, коллег, соотечественников, в ответе за всю планету. Бойскаутская мораль, от которой тошнит циников… Но на самом деле никто ничего не понял в этой книге. Вся философия «Маленького принца» умещается в одной фразе: зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь.

Господи, ну сколько можно сыпать банальностями. Я снова не выдержал:

– В самом деле? Зорко одно лишь сердце? Какая новость! О, я придумал, что-то такое надо писать на кофейных чашках или футболках. Циники будут в восторге.

Мое выступление развеселило Стело.

– Вы, как и все, неверно толкуете эти слова. Что, по-вашему, означает фраза самого главного глазами не увидишь?

Это ж очевидно.

– Надо видеть скрытую красоту. Ну, например, если девушка или парень не слишком хороши собой, но душа их прекрасна, то они заслуживают любви не меньше других…

– Разумеется, – согласился Стело, – но это лишь первый пласт, которым и объясняется успех фразы. Вот только давайте начистоту – по-вашему, неужели это похоже на Сент-Экзюпери, который коллекционировал лишь очень красивых женщин? В эту фразу зашит и другой смысл.

Море уже лизало основание скамьи и наши ноги.

– Так выкладывайте.

– Хорошо, но мне потребуется некоторое время, а от вас – немножко внимания, так что попрошу не перебивать меня. Самого главного глазами не увидишь… На самом деле эти слова означают, что главное – это пустота, пробел, отсутствие, воспоминание. Главное всегда неуловимо. Любимым существом или любимой вещью ты обладаешь, даже утратив их^[18]. Именно отсутствие придает ценность утраченному. Воспоминание о золотой пшенице, ожидание заката, жажда родниковой воды, тоска по капризной розе, далекой звезде… или другу, которого больше нет.

Главное существует лишь постольку, поскольку его еще нет и его ждут, или его уже нет, о нем сожалеют и надеются вернуть. Для Сент-Экзюпери мир обретает смысл лишь через отсутствие. Иначе все в мире ничтожно, быстротечно, его покупают, обладают им и отбрасывают. Принять отсутствие, отъезд, исчезновение, смерть означает понять ценность исчезнувшего. Это жертва, в которой нет ничего мучительного, потому что благодаря ей все обретает значение.

И это не имеет ничего общего с религиозными догматами. Сент-Экзюпери не требует от нас, чтобы мы жертвовали собой ради других, и еще того меньше – чтобы мы жертвовали собой в этом мире ради лучшей участи в потустороннем мире. Сент-Экзюпери не был верующим. Интерпретации «Маленького принца», где проводятся аналогии с Христом, полная бессмыслица. Эта мирская жертва наполняет мир недостающим, неутоленной жаждой. Мир перестает сводиться к обладанию, он – лишь желание и воспоминание. Разум сильнее реальности. Впрочем, существует ли реальность вне нашего разума? Реальность существует лишь в связи с нереальностью. Звезды прекрасны, потому что существует цветок, которого мы не видим.

В конце сказки Маленький принц исчезает по собственной воле… А потом исчезает и Сент-Экзюпери, тоже по собственной воле… И когда их не стало, все перешло к другим. Любовь, пшеница, звезды, пустыня, страх смерти, смех. И эти другие могут делать с ними что захотят. Поклоняться, ненавидеть, приукрашивать, забывать. Небо со звездой Маленького принца становится одновременно и самым прекрасным, и самым печальным местом на свете. Мир сводится к тоске по нему, и в этой тоске каждый человек обретает ответственность за него.

Вот она, мораль ответственности Сент-Экзюпери, она в осознании, что мы в ответе за все, что делаем, даже за наши самые обычные дела – садовника, фонарщика, летчика, – но в то же время все наши действия – ничто, ведь едва совершившись, они исчезают в небытии; действия существуют лишь как надежда, которую они пробуждают, или как след, который оставляют на других. Так что все в ответе за всех, но с трагическим осознанием, что небытие – условие нашей свободы. Что без него мы были бы лишь звездами, живущими исключительно ради себя самих, или святыми, которые стремятся делать все лишь ради других. Самого главного глазами не увидишь – это наша ответственность по Сент-Экзюпери. Оставленная или грядущая пустота – это наша свобода.

Долгая пауза.

Впечатляюще. И, должен признать, очень убедительно.

– Блестяще! – прошептала Анди, нарушив свою клятву молчать.

– Но до главного мы еще не добрались, – снова заговорил Стело. – Я еще ничего не сказал вам про ваше расследование. Разгадка. Двойной ключ к двойному убийству.

Я покосился на Анди, она словно вся обратилась в слух.

– Что делает Сент-Экзюпери, написав «Маленького принца», а затем инсценировав собственную гибель? Тем самым он приносит себя в жертву ради того, чтобы после его исчезновения из его отсутствия, из утраты, из пустоты, которую он после себя оставил, из легенды, которая разукрасит факты, родился Маленький принц, его бумажный двойник! Чтобы тот рос по мере того, как сам он уменьшается. В каком-то смысле это Маленький принц убил Сент-Экзюпери или, вернее, Сент-Экзюпери устранился ради того, чтобы жил Маленький принц…

Анди внезапно вытащила свой листок и записала:

Маленький принц убил Сент-Экзюпери.

Стело вскочил и продолжил, уже не скрывая возбуждения:

– Разве ждала бы «Маленького принца» такая счастливая судьба, если бы не загадочная гибель Сент-Экзюпери? Если бы сказка не стала памятником герою? Скорее всего, нет… Это была бы обычная книга, а вовсе не самая читаемая в мире! Сент-Экзюпери должен был пожертвовать собой, исчезнуть ради того, чтобы Маленький принц передал его послание миру. И тогда сам Сент-Экзюпери может жить затворником на своем острове. И при этом оставаться в сердцах и умах миллионов благодаря своей книге. Своим исчезновением Сент-Экзюпери мастерски проиллюстрировал мораль сказки, понимаете? Он сделал то, о чем мечтают очень многие – сбежать, все бросить, но продолжать существовать для оставшихся, как остался он, написавший самую читаемую книгу за всю историю человечества!

Анди замерла с ручкой в руке. Стело вопросительно посмотрел на нее:

– Ну, что вы об этом думаете?

Он выглядел абсолютно уверенным в себе, его доводы были неопровержимы.

– Полностью противоположное тому, что думаете вы!

Стело от изумления даже рот приоткрыл.

– Я думаю, – внезапно взорвалась Анди, – что Сент-Экзюпери поступил совершенно аморально, что он был эгоистом, который все делал только для себя, что он просто притворялся святым, который печется о каждом живом существе на этой планете. А горе его друзей? Его близких? Его роз? И прежде всего – его розы? А Консуэло? Он хоть на мгновение подумал о Консуэло?

И моя маленькая лисичка разрыдалась.

XLVII

Вода продолжала прибывать, как будто это Анди залила своими слезами маленькую планету, затерявшуюся в Атлантическом океане. Мы перебрались на ступени хижины, последнего сказочного плота среди волн. И смотрели на заходящее солнце.

Метрах в пятидесяти покачивался наш гидросамолет. Ни Анди, ни Стело, похоже, и не собирались торопиться.

– Значит, они так больше никогда и не увиделись? – спросила Анди. – Консуэло его оплакивала, а он притворялся погибшим. Роза напрасно ждала возвращения своего Маленького принца?

– Розы не существует, – печально ответил Стело. – Роза – всего лишь символ, она не Консуэло, и не мать Тонио, и ни одна из его возлюбленных, роза – это все, чем мы дорожим. Все, что нас удерживает. Все, что мы должны покинуть, чтобы обрести свободу.

– Нет! – возмутилась Анди. – Нет! Было бы слишком просто сбросить всю эту любовь в небытие! Довольствоваться сувенирной шкатулкой, куда упрятаны наши чувства.

– Анди, он говорит не о сувенирной шкатулке, Антуан говорит о сокровище. О самом драгоценном сокровище… Последние слова, которыми Антуан обменялся с Консуэло, приведены в «Воспоминаниях розы»: Когда я улечу навсегда, я буду держать вас за руку. Но вы не должны вести себя, как жалкий, кричащий, плачущий и хнычущий ребенок. Я должен уйти уйти уйти… Мой дом – в твоем сердце, и я остаюсь там навсегда.

Пауза.

Анди:

– Я знаю, тебе надо быть одному.

Стело:

– Ах, цветок мой, уже поздно, мне пора отплывать.

Анди:

– Вы пообещали мне, что, если вы не вернетесь, вы так крепко обнимете меня в сердце своем, что я всю свою жизнь буду чувствовать ваши ласки.

Пауза.

Стело тихо проговорил:

– Это заключительные слова из «Воспоминаний розы». Как видите, воспоминания сильнее реальности. Перед тем как покинуть Консуэло, Тонио попросил окутать его плащом ее любви, чтобы пули его не брали, и она пообещала ему невидимый защитный плащ. Невидимый плащ… Самого главного глазами не увидишь…

Анди снова взорвалась:

– Глазами, может, и не увидишь! Но это был плащ настоящей любви! Не иллюзия и не воспоминание, а настоящая защита! Реальная! Доказательство – пули Антуана не брали! Он не погиб на войне, поскольку любовь Консуэло его оберегала. Это ее любовь спасла Сент-Экзюпери, пообещавшего написать продолжение «Маленького принца» и посвятить его Консуэло. Ложь, снова ложь, Сент-Экс врал во всем, от начала до конца.

Анди повернулась ко мне. Надеялась на мою поддержку?

Я не ответил. Эта часть истории меня не касалась. Кого поддерживать? Кого порицать? Как выбрать между ответственностью и свободой?

– Вы правы, – сказал Стело.

– Что? – удивилась Анди.

– Это был настоящий плащ, защищавший от пуль. Не химера и не выдумка. Немецкие пули были вполне реальными, и они действительно не брали Антуана. Он должен был сдержать обещание. Он написал Консуэло, как и своей матери, посмертное письмо, и Консуэло поняла. Они… они встречались.

– Где?

– Здесь… время от времени.

– Потому что он хотел написать продолжение «Маленького принца»?

– Да! Антуан ведь пообещал это сделать.

– И о чем говорится в этом продолжении?

– Маленький принц, конечно же, вернулся к своей розе, но не в своей земной оболочке.

– А роза в этом продолжении – Консуэло?

– Да… Антуан же ей это пообещал, Консуэло должна была стать героиней продолжения, розой с шипами, превратившейся в сказочную принцессу. В его новой сказке Маленький принц встречается с Консуэло. Помните рисунок 1934 года? Маленький принц и Консуэло похожи на нем как две капли воды.

– Как две капли воды, – задумчиво повторила Анди.

– Маленького мальчика держит за руку женщина, похожая на него, – и что думают о ней, и что думают о нем?

– Что… – Анди растерялась. – Что… что это… его мать… Что он… ее сын?

– Не сын, дочь… С золотыми, как пшеница, волосами. Моя бабушка. Она выросла здесь… Она и есть продолжение «Маленького принца», маленькая принцесса из плоти и крови, родившаяся от союза Антуана и Консуэло… А бумажный Маленький принц был воображаемым ребенком Антуана и Консуэло, в котором соединились их черты, прелесть и хрупкость его матери и печальная мудрость его отца.

– Почему они молчали?

– Это была их тайна. Тайна Антуана. Для того чтобы Маленький принц мог жить у всех на виду, им надо было скрываться… Да, Антуан мастерски применил свою мораль! Он сделал все, чтобы сохранить эту тайну до самой своей смерти. И только потом стало возможным посвятить в эту тайну тех, кто приблизился к истине, кто мог бы догадаться, кто упрямо расследовал загадку Сент-Экзюпери, наиболее преданных поклонников «Маленького принца». За ними с самого начала надо было присматривать, они могли все раскрыть. Вот тогда и появилась мысль собрать их всех в одном клубе, чтобы иметь возможность за ними следить, контролировать их, сбивать со следа. Первым таинственным географом «Клуба 612» был сам Сент-Экзюпери, затем его сменила дочь, потом внук, потом я… Стело. Стело на эсперанто означает «звезда».

Я улыбнулся. Все было сказано.

И встал. Пора было уходить.

От острова осталось лишь воспоминание, море поглотило все, кроме хижины на сваях.

* * *

Солнце почти зашло. Гидросамолет плыл в последних золотых лучах.

Я шагнул вперед. Стело и Анди не пошевелились.

Вода доходила мне уже до пояса, еще несколько минут – и придется добираться до самолета вплавь.

– Нам пора, – сказал я.

– Я остаюсь, – ответил Стело. – Побуду здесь еще немного.

* * *

– Анди, нам пора, – повторил я.

– Я… я тоже останусь.

Анди смотрела на Стело. Стело смотрел на Анди.

Я уже понял, что проиграл. Я оглянулся на хижину, она словно покачивалась на волнах.

– Мне казалось, речь шла о крошечном доме? О монашеской келье? Всего одна комната. Всего одна кровать…

– На двоих, – ответил Стело. – Двое уместятся, если немного потесниться… Тонио и Консуэло часто на ней спали.

* * *

Я обратил лицо к горизонту. Никогда не видел такого красивого заката. И никогда мне не было так грустно.

– Вы меня приручили, – сказал я Ундине. – И мне от этого плохо.

И на мгновение испугался, как бы она не ответила никогда не знаешь, кто кого приручает, но нет, она ответила согласно всем известному тексту, сказала, что, наоборот, мне от этого хорошо…

Я посмотрел на Анди, на ее рыжие, почти красные волосы, на веснушки – чтобы запомнить ее навсегда.

– Вам хорошо, – повторила Анди. – Заходящее солнце станет напоминать вам обо мне. Вы должны вернуться на вашу планету, мой авиатор.

– К моей розе?

– Да, к вашей розе. Она ждет вас. А знаете, какое имя на самом деле носит астероид 612? У каждого астероида есть имя, не только номер.

– Нет, не знаю.

– Вероника.

* * *

Я сел в гидросамолет. Анди зашла в воду по грудь. Она вытащила из волос цветок мака и протянула мне.

– Консуэло рассказывала, что Сент-Экс, прощаясь с ней, подарил ей цветок клевера и дал совет, который она никогда не забывала.

Никогда не оглядывайся, помни, что в самых чудесных легендах тот, кто оглянется, превращается в каменную или соляную статую.

Я смотрел на последний луч солнца и знал, что Ундина тоже на него смотрит.

Любить…

И я не оглянулся.

* * *

И вот прошло шесть лет… Я еще ни разу никому об этом не рассказывал. Больше я никогда не встречался с Анди. И больше никогда не летал.

Я часто смотрю на море. Теперь чаще, чем на небо. Особенно когда в него опускается солнце.

* * *

Мы с вами, с теми, кто тоже полюбил «Маленького принца», знаем, что небо и океан меняются, когда мы волнуемся за розу.

Так много взрослых теперь благодаря ему понимают, как это важно!

От автора

Я никогда не сочинил бы, не написал и не издал эту историю, если бы не огромная поддержка тех, кого я хочу здесь поблагодарить.

Жан-Марка Пробста – за его комментарии знатока и его самоотверженность, с которой он, с помощью своего Фонда Маленького принца, прославил эту сказку во всем мире; Оливье д’Аге, разрешившего публикацию этой книги; издательство «Галлимар», которое позволило воспроизвести большие фрагменты текста Сент-Экзюпери; замечательную команду «Пресс де ла Сите» – за доверие, которое они мне оказывают вот уже десять лет.

* * *

Эта история смогла появиться и благодаря многим авторам, которые до меня занимались тайной Сент-Экзюпери и удивительной судьбой «Маленького принца». Невозможно назвать здесь всех, но читатели, которых заинтересовало это расследование, все же могут, чтобы узнать побольше, обратиться к книгам, особенно меня вдохновлявшим.

«Воспоминания розы» Консуэло де Сент-Экзюпери (Consuelo de Saint-Exupéry. Les Mémoires de la rose. Plon, 2000). Многочисленные и документированные труды Жан-Пьера Гено (Jean-Pierre Guéno) или Алена Вирконделе, выходившие с 2000 по 2014 год (Alain Vircondelet. Saint-Exupéry. Vérité et légendes, Éditions du Chêne, 2000; Alain Vircondelet. Antoine et Consuelo de Saint-Exupéry. Un amour de légende, Les Arènes, 2005; Alain Vircondelet. Les Trésors du Petit Prince, Gründ, 2014). Очень полный сборник «Жил-был… Маленький принц» (Il était une fois… Le Petit Prince. Folio, 2006), представляющий собой увлекательный обзор этого единственного в своем роде издательского феномена, и в нем упоминаются рисунки, которые Сент-Экзюпери в самом деле дарил маленькой Мари-Синь Клодель (моей Мари-Сван).

Если вас заинтересовали удивительные, но тем не менее достоверные альтернативные варианты «Маленького принца», написанные и нарисованные Сент-Экзюпери, вы можете, за неимением пропуска в Библиотеку Моргана, изучить их в книге «Рукопись “Маленького принца” – факсимиле и переложение» (Le Manuscrit du Petit Prince – Fac-similé et transcription. Gallimard, 2013). Второй том полного собрания сочинений Сент-Экзюпери в «Библиотеке Плеяды» (Antoine de Saint-Exupéry. Œuvres complètes. Tome II. Bibliothèque de La Pléiade. № 454, 1999) также предлагает захватывающую расшифровку различных версий оригинальной рукописи.

* * *

В 1943 году, сразу после того, как вышел «Маленький принц», изобретательная американская реклама сообщала:

50 % читателей думают, что эта книга не для детей.

50 % думают, что эта книга не для взрослых.

Но 99 % думают, что эта книга для них.

Вот в чем сила этой сказки. Каждый найдет в ней то, что ищет. «Маленький принц» – это утешающая, душевная книга, она помогает заполнить пустоту отсутствия, одиночества, смерти… Некоторые – не прочитавшие, не перечитывающие эту книгу, не понимающие ее или те, кому попросту трудно любить то, что любят все, – сведут ее к ее общепризнанной морали: самого главного глазами не увидишь, чтобы презирать ее или насмехаться над ней.

Мир – не нежная акварель…

Поклонники «Маленького принца» возразят им, сказав, что это еще и гимн ответственности, чувству долга, дружбе и уважению. Убеждающая и сражающаяся книга. «Маленький принц» по природе своей – книга связи между поколениями и между народами. Выбранные Сент-Экзюпери символы – небо, песок, звезда, роза, змея – имеют значение в любой культуре и в любой религии. Эта экологическая сказка, пацифистская сказка на сегодняшний день – единственное художественное произведение настолько же всемирного характера, что и величайшие религиозные или политические тексты. Это преодолевающее границы послание миру, покорившемуся апологии националистического отделения (Франция тоже от этого не свободна).

Но «Маленький принц», помимо того, что это утешительная книга, еще и учебник личностного развития, своего рода светская библия, а также гимн праву на бегство и на уход в себя. Подобно оптическим иллюзиям, когда глаз может различить в одной картинке два изображения, эта сказка может быть прочитана и как призыв к ответственности, и как гимн свободе.

С этим противоречием Сент-Экзюпери жил. С ним и исчез.

Так я прочитал эту книгу.

Такой я ее вообразил.

Да, вообразил. Я нисколько не берусь утверждать, что Сент-Экзюпери сделал этот выбор, что он отправился на свой остров – как Маленький принц вернулся на свою звезду. Я знаю об этом не больше других, и вы, прочитавшие мой роман, теперь знаете столько же, сколько я. Но версия побега, в конце концов, выглядит не более неправдоподобной, чем любая другая. И, пожалуй, более красивой.

* * *

Сент-Экзюпери унес с собой и свой секрет, и секрет Маленького принца.

Как и мы все уносим с собой секреты, оставляя после себя лишь старую оболочку из железа или из плоти.

Я желаю вам как можно чаще перечитывать эту книгу, самую грустную и самую веселую книгу на свете…

Потому что когда-нибудь покажется, будто все мы умираем. Но это будет неправда!

Примечания

1

Все явные и скрытые цитаты из «Маленького принца» даны в переводе – или с использованием перевода – Норы Галь. – Здесь и далее, если не оговорено другое, примеч. перев.

(обратно)

2

Карта Пири Рейса – первая известная карта мира, созданная в XVI веке в Константинополе турецким адмиралом и любителем картографии Пири Рейсом (его полное имя – Хаджи Мухеддин Пири ибн Хаджи Мехмед).

(обратно)

3

Перевод Мориса Ваксмахера.

(обратно)

4

Каланка – бухточка или узкий залив, «провансальский фьорд».

(обратно)

5

Французского писателя (англ.).

(обратно)

6

Мари-Синь Клодель – дочь Анри Клоделя (сына поэта и писателя Поля Клоделя), она была первой слушательницей «Маленького принца», Сент-Экзюпери «тестировал» на пятилетней девочке свою сказку. Ее имя пишется по-французски Marie-Sygne, а лебедь – cygne, читаются одинаково: «синь».

(обратно)

7

Сидни Пуатье (Sidney Poitier, 1927–2022) – американский актер, первым из темнокожих актеров удостоенный «Оскара» за лучшую мужскую роль («Полевые лилии», 1963).

(обратно)

8

Baby you can drive my car – строка из песни «Битлз» «Веди мою машину».

(обратно)

9

Песня, ставшая визитной карточкой Эдит Пиаф. Слова написала сама певица, а музыку – Луига (Луи Гульельми).

(обратно)

10

Джеймс Дин (James Byron Dean, 1931–1955) – американский актер.

(обратно)

11

Аллюзия на фильм Марселя Карне «Вечерние посетители» (1942).

(обратно)

12

Учрежденная в 1906 году научная и исследовательская библиотека, известная своей коллекцией рукописей, папирусов, инкунабул, ранних изданий, редких иллюстрированных книг, оригинальных партитур и графических работ.

(обратно)

13

На самом деле у Сент-Экзюпери эта фраза звучит не совсем так, как в переводе Норы Галь. Лис ни слова не говорит о душе, он упоминает лишь о потраченном на розу времени.

(обратно)

14

Жан Мермоз (1901–1936) по прозвищу Архангел – французский летчик, в 1930 году совершивший беспосадочный перелет через Атлантику. 7 декабря 1936 года, пилотируя гидросамолет, пропал без вести над морем в окрестностях Дакара. Анри Гийоме (1902–1940) – французский летчик, друг Сент-Экзюпери, который посвятил ему «Планету людей». 27 ноября 1940 года его самолет был сбит над Средиземным морем.

(обратно)

15

Зарук, или зарука, – арабское парусное судно.

(обратно)

16

Перевод Марианны Кожевниковой.

(обратно)

17

Роза пустыни (роза песков) – название одной из разновидностей гипса. Кристаллы такого гипса напоминают цветок розы.

(обратно)

18

Для этого отрывка я многое позаимствовал из эссе Филиппа Фореста «Только каждый в ответе за всех». – Примеч. автора.

(обратно)

Флибуста

Код 612. Кто убил Маленького принца? (fb2)

Мишель Бюсси Код 612. Кто убил Маленького принца

Предисловие

* * *

* * *

* * *

* * *

Остров Делового человека

I

* * *

II

III

IV

V

* * *

* * *

VI

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

VII

VIII

IX

* * *

* * *

X

Остров Честолюбицы

XI

XII

XIII

XIV

* * *

XV

XVI

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

XVII

XVIII

* * *

* * *

* * *

Остров Пьяницы

XIX

* * *

XX

* * *

* * *

* * *

* * *

XXI

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

XXII

XXIII

* * *

XXIV

* * *

XXV

Остров Короля

XXVI

* * *

* * *

* * *

* * *

XXVII

Мишель Бюсси
Код 612. Кто убил Маленького принца