Назад в СССР. Воспоминания очевидца. Часть первая (fb2)

- Назад в СССР. Воспоминания очевидца. Часть первая 118K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгений Каплан

Это не автобиография из серии ЖЗЛ, поскольку я к таковым не отношусь. Это портрет ушедшей советской эпохи, которую я застал и которую помню. На мой взгляд, она завершилась в 1985 году с приходом к власти Горбачева, но я увидел большой кусок этого исторического  полотна – с 1952 по 1985 годы, почти половина.

Итак, я родился в сентябре 1952 года в Ленинграде.  Мой отец – Каплан Лев Моисеевич ( 1929 года рождения) тогда работал инженером в 20 строительном тресте Главленинградстроя. Мать – Иванова Наталья Терентьевна трудилась в центральном аппарате Главка.

Такие смешанные браки в то время были не редкостью, хотя многие еврейские мамы (как известно, самые заботливые в мире) были против русских жен.

Однако, мои еврейские дедушка (Каплан Моисей Исаакович) и бабушка (Листмангоф Анна Соломоновна) к маме относились хорошо, и она до сих пор вспоминает о них с большим уважением и благодарностью.

Моя русская бабушка Иванова Надежда Васильевна от еврейского зятя была не в восторге, но потом как – то смирилась. Родители получали по 60 рублей в месяц – этого было маловато, но Моисей Исаакович и Анна Соломоновна им помогали.

А жили мы вместе с дедушкой и бабушкой в большой коммунальной квартире на канале Грибоедова (впоследствии там снимался фильм по роману Федора Достоевского «Преступление и наказание» с Георгием Тараторкиным в главной роли).

Советская коммуналка

 Это была типичная  послевоенная  коммуналка – семь семей, настоящий интернационал (евреи, армяне, айсоры, русские, даже один  турок – месхетинец). Кстати, турок был однорукий и очень мрачный, я его немного побаивался.

Айсоры в советские времена всегда были сапожниками. Работали на улице в маленьких сапожных будках (сейчас они почти исчезли). Именно там было принято чистить до зеркального блеска сапоги (или ботинки – у кого были).

Конечно, от моих родителей (выпускников экономического факультета ЛГУ им. А.А.Жданова – тогда его называли просто – Университет, потому что других «университетов» не было) до айсоров – чистильщиков сапог расстояние было довольно большое, поэтому посещать айсоров мне не рекомендовалось.

Однако они относились к нашей семье с большим почтением (в те времена интеллигенцию по –  настоящему уважали) и все время меня приглашали в гости.  И я потихонечку к ним ходил.

Семейство было большое – 11 человек, а жили они в двух смежных комнатах по 10 –  12 метров каждая. Было тесно, шумно, много детей и весело.  Угощать меня им было нечем – жили бедно, разве что леденцом – петушком, что продавали цыганки.

Про цыганок и петушков

Цыганок тогда тоже не жаловали. и леденцы мне брать строго – настрого запрещали, но они были очень вкусные, и я брал.

Зато у Елены Назаровны и деда Бахчи я бывал часто, тем более, что у них была внучка Ася (постарше меня) и я с ней дружил. Помню, мы много играли «в фантики», тогда все дети играли в фантики и асины школьные друзья – тоже.

Игра была немудреная – мы собирали красивые конфетные обертки и  делали из них такие плотные конвертики (боюсь, что сейчас не сделаю, да и конфеты мне уже нельзя). Надо было забрать все фанты у противника, подгоняя свои фанты щелчками. При этом фант можно забрать, только если расстояние меньше, чем расстояние от большого до указательного пальца.  И здесь тоже были свои хитрости – если «выстрелишь» и не достанешь чужого фанта, то противник с легкостью заберет твой.

Играли, естественно, на полу, ползали в совершенном азарте часами. Уверяю вас, что эта забытая послевоенная игра и сейчас  будет увлекательной для детишек (я обязательно попробую с внуками – между прочим, дети  с удовольствием отрываются от своих «гаджетов», если вы предложите им что ни – будь азартное  и интересное).

Жили, в общем то, дружно, хотя плита была одна, а четырех камфорок на всех явно не хватало, и одной раковины – тоже. Туалет, конечно, был один –  нередко (особенно по утрам) возникали очереди. Выходили из положения тем, что каждой семье назначали свое время.

Если семейство не успевало управиться – возникали скандалы. Иногда дело доходил до потасовки, но тяжких телесных повреждений я не помню.

Телефон тоже был один, долго разговаривать не разрешалось, разве что не было других желающих, но такое случалось редко.

Наша комната

А сами мы жили в такой длинной, вытянутой комнате: ширина – три метра, длина – шесть метров. Мы – это мама, папа и я. Декретный отпуск тогда был: две недели до родов и две – после, поэтому мама кормила меня грудью в обед (это разрешалось – обед  для кормящих матерей немного увеличивали).

Но смотреть за мной было некому (бабушка работала, дед сильно хромал и за мной не поспевал), поэтому  одно время (до детского сада) у нас жила еще и няня – молодая деревенская девушка.

Я ее не помню, но мама говорит, что к ней приходили бравые матросы, так что у нас было весело.

Наша печка

Центрального отопления еще не было, и у нас стояла большая печка. Топили ее два раза в день – утром и вечером. Когда мне исполнилось шесть лет, мне тоже разрешили топить. Сначала под присмотром, потом самостоятельно.

Я знал, как разжигать огонь, когда можно закрывать заслонку, чтобы не угореть. Да, я с детства знал – как обращаться с огнем, как надо уважать огонь и дружить с ним.  Я люблю огонь, огонь  – это тепло и жизнь.

Сегодня я могу разжечь костер в любую погоду, даже под потоками дождя и при ураганном ветре. Этим мы сильно отличались от современных молодых людей, которые могут пойти за грибами и до смерти замерзнуть в дачном лесу с зажигалкой в кармане.

Дрова лежали поленницей во дворе, их привозили на грузовике. Каждый раз, чтобы протопить печку, надо было натаскать дров со двора – между прочим, хорошая физзарядка.

Холодильников не было, продукты хранили за окном.  Летом покупали понемногу – на один раз.

Душевой комнаты тоже не было  – мылись в бане, один раз в неделю.  Сначала ходил с мамой (тогда это было нормально), потом тетки стали возмущаться (может, чего –  то   углядели), и я стал ходить в баню с папой.

Но голых теток я  тогда повидал  много, наверное, больше, чем за всю остальную жизнь. Вот такое было половое воспитание.

Папа был очень недоволен таким «довеском» в бане. Дело в том, что для него это была не только простая помывка, но и культурно – развлекательное мероприятие. В бане разливали пиво, продавали воблу и раков. Там можно было поговорить «за жизнь» с солидными, серьезными мужиками.

Про воблу

Между прочим, тогда вобла была совсем другой, с неповторимым волжским духом. Сейчас вы такой воблы не купите, она ничем не отличается от другой вяленой рыбы.

Впрочем, слово «вяленая» к этой, сегодняшней рыбе совершенно не подходит. Я знаю, как вялить рыбу и всегда делаю это сам. На заводе её не вялят, а просто сушат в печи, а раньше честно вялили на свежем воздухе.

Вообще, вобла была моим любимым лакомством. Я мог съесть за один присест килограмм воблы, благо стоила она ровно 90 копеек.

Я скучаю по той, настоящей вобле и собираюсь сам наловить её на Ахтубе, и сам завялить, как положено.

Но вернемся в нашу коммунальную баню: в конце концов, папа нашел,   чем меня занять  – он покупал кулек замечательных соленых сушек (их тоже теперь нет, то есть бывают, но не те), и я их с удовольствием грыз, пока взрослые со смаком потягивали пиво.

Чтобы закончить с «бытовой техникой», скажу, что стиральных машин тоже не было, так что на кухне еще и стирали всякую мелочь (крупные вещи сдавали в прачечную). Про посудомоечные машины я, вообще, не говорю – посуду мыли все в той же многострадальной  кухонной раковине.

Живительный источник

В целом, у нас на 23 человека было два источника воды – раковина в туалете и раковина на кухне. Помыть руки и лицо, почистить зубы (кстати, тогда зубы чистили зубным порошком, как в «мойдодыре») в туалетной раковине было проблематично –  туалет редко бывал свободен.

Оставалась  все та же раковина на кухне – не удивительно, что возле неё разворачивались настоящие  сражения, были и пострадавшие. Между прочим, основная работа милиции тогда была именно коммунально – бытовые разборки, преступность – во вторую очередь.

Вы, молодые живете в отдельных квартирах с  центральным отоплением, ванной, душем, холодильником, стиральной машиной и телевизором (кстати, первый телевизор появился у «богатой» Елены Назаровны, когда мне было уже лет пять, если не больше, и был это КВН с малюсеньким экраном и большущей линзой).

У вас нет проблемы – попасть в туалет или помыть руки, вы не знаете, что такое помывка раз в неделю. Если бы обитатели нашей замечательной коммунальной квартиры попали в такие условия, они бы решили, что попали прямо в рай.

Я не говорю, что отдельная квартира – это предел мечтаний.  Время идет вперед и сейчас совсем другие жизненные ориентиры. Просто научитесь ценить то, что у вас есть.

Между прочим, и сейчас пятая часть петербуржцев все еще живет в коммунальных квартирах, а в провинции множество людей живет в холодных, ветхих  и дырявых бараках, без воды и канализации. Вот эти люди позавидовали бы и нам, жившим в теплой и уютной  коммуналке.  Позавидовали бы нашему единственному туалету, и нашей кухонной раковине.

А вот это плохо, очень плохо, так не должно быть, ведь прошло уже почти семьдесят лет, а перспективы никакой.

0

Да – ссорились

В общем, поводов для ссор было немало, и они возникали каждый день, и не по одному разу. Но какой – то враждебности и «нетолерантности» я не помню. Люди помогали друг другу, люди сочувствовали друг другу в трудные моменты, делились солью, сахаром, лекарствами, присматривали за соседскими детьми.

Елена Назаровна, после нашего отъезда, еще лет десять – пятнадцать звонила маме – спрашивала: «как там женечка?». А, вообще- то, она была женщина мощная и строгая, и все её боялись, кроме деда Моисея («моисейки», как она его называла).

«Моисейку» Елена Назаровна очень любила и уважала – по  моему, бабушка её даже немного ревновала. Надо сказать, что мой дед (фронтовик, тяжело раненый на ленинградском фронте) пользовался в нашей коммунальной квартире большим авторитетом.

Кроме того, он был большим весельчаком и, что называется, «любимцем публики». Когда «разборки» грозили перерасти в драку, женщины бежали к Моисею Исааковичу и просили их рассудить.

Дед выходил в коридор в своих неизменных подтяжках, с большим и солидным животом, расспрашивал – в чем суть конфликта. Тетки, наперебой, выкладывали ему свои обиды. Дед всех внимательно выслушивал, потом рассказывал парочку подходящих к случаю анекдотов и женщины успокаивались.

В чем суть ссоры, все как – то сразу забывали.  Но когда нужно было решить вопрос по – существу, дед выносил свой аргументированный вердикт, например, устанавливал порядок пользования плитой в вечернее время.

Правда, когда дело заходило слишком далеко, и дед чувствовал, что с разъяренными женщинами уже не совладать, он запирался в своей комнате и делал вид, что спит.

Вот такой у нас был «мировой суд».

Первый раз, в первый класс

В 1959 году я пошел в школу. Школа была где – то возле Театральной площади – в 15 минутах ходьбы от нашего дома на канале Грибоедова. Помню свою первую учительницу – Нину Васильевну, она была уже немолодая, полная и довольно строгая женщина

Могла дать и хороший подзатыльник, но дети ее любили, потому что она была добрая. Надо сказать, что родители никаких претензий к подзатыльникам не имели, им было вполне достаточно того, что детей учат и что за детьми присматривают.

Дед пару раз показал мне дорогу домой, потом я ходил в школу самостоятельно, хотя нужно было пересекать  большую улицу (вроде бы – проспект Майорова). Сейчас многие родители водят детей в школу до 12 лет, некоторые и до пятнадцати.

Более того, я иногда заходил в гости к своему приятелю (как его звали уже не помню, но помню, что жил он в маленькой каморке со своей мамой – дворничехой).

Мама очень стеснялась своей убогой обстановки и угощала меня дешевым соевым тортиком (стоил он где – то 60 копеек). Мне такие тортики очень нравились (до сиз пор люблю соевые батончики  – вот они сейчас лежат передо мной).

Но дело не в тортике, а в том, что я задерживался из школы на час или больше и никто особо не беспокоился – другие были времена, не такие волнительные. И дети были более самостоятельные.

Первый поход в магазин

В семь лет меня впервые послали одного в магазин – купить конфет (думаю, что в воспитательных целях). Я купил двести грамм своих любимых конфет «Сибирячка» (похожие на «Раковуюшейку»).

До сих пор помню этот свой первый самостоятельный поход в магазин  и  этот первый доверенный мне серенький, неказистый  рубль.

В 1960 году мои родители (оба они работали в строительстве) получили отдельную двухкомнатную квартиру в кирпичной «сталинке» на улице Скороходова в Петроградском районе.

Дом был построен для медицинских работников, но несколько квартир было выделено для строителей. Конечно, не все строители  в 1960 году получали отдельные квартиры, но отец отличился – «выбил» в Москве дефицитные строительные материалы.

Сейчас стройматериалами завалены все склады, а тогда это был жизненно важный для стройки вопрос и Сизов – тогдашний начальник Главленинградстроя (ленинградские строители его очень уважали и любили – да, именно так, уважали и любили советского чиновника) распорядился выделить нашей семье эту замечательную квартиру.

Я еще мало чего понимал, мне вообще не хотелось уезжать из нашей квартиры на канале Грибоедова – от  любимого деда, от родной школы и своих друзей.

Счастливые родители

Однако сейчас я понимаю – как счастливы были мои родители: своя ванная комната с душем и горячей водой, свой туалет (и не надо стоять в очереди), своя кухня – все четыре конфорки наши, выбирай любую.

И умываться можно не по расписанию, на кухне, а в ванной и когда хочешь. Да, это была совсем другая жизнь.

И эта другая, счастливая жизнь приходила во многие семьи. Надо сказать, что в советские времена (60 – е годы и далее) также,  как и сейчас в год вводилось, примерно, по 0.5 кв. метра жилья на душу населения.

Разница только в том, что все построенное жилье, за малым исключением (кооперативное строительство) передавалось нуждающимся гражданам бесплатно, в порядке очереди (на очередь ставились семьи, где на человека приходилось менее шести кв. метров жилья).

Наша семья тоже стояла на очереди, но квартиру родителям предоставили досрочно, так сказать, за особые трудовые успехи. Кооперативное жилье могли получить (приобрести) только семьи, стоящие на очереди.

Дедушка с бабушкой в конце 60 –  ых приобрели однокомнатную кооперативную квартиру в «брежневке» на улице Бутлерова. Она стоила где – то около четырех тысяч рублей, но они сумели накопить такие деньги, хотя бабушка была рядовым врачом, а дед – военным пенсионером.

Так, или иначе, но ежегодно два миллиона советских семей (более 2% от общего числа) въезжали в новые, отдельные квартиры, предоставленные бесплатно,государством. Сегодня, как вы знаете,бесплатное жилье, практически не выделяется, за исключением расселения ветхих и аварийных домов, но и здесь очередь на долгие годы.

Любимый автобус

Когда мы переехали на улицу Скороходова, я был во втором классе. Родители решили, что закончить год лучше в старой школе, и я несколько месяцев ездил на 49 – м автобусе до дома.

Этот старый, львовский  автобус с закругленным верхом, пухлыми кожаными сиденьями и легким запахом бензина я запомнил на всю жизнь, потому что это было мое первое самостоятельное путешествие.

Я садился у окна (народу днем было немного) и важно озирал пробегающие мимо окрестности. ВНАЧАЛЕ ОДНОМУ, БЕЗ ВЗРОСЛЫХ БЫЛО СТРАШНОВАТО, НО ПОТОМ Я ПРИВЫК и очень гордился своей независимостью и взрослостью.

Теперь, когда я вижу первоклашек, путешествующих без взрослых, у меня становится как – то тревожно на душе и хочется проводить их до дому, хотя я понимаю, что это просто глупо и даже чревато неприятностями.

Но вот недавно, я увидел на улице одинокую коляску (впоследствии выяснилось, что мамаша зашла в магазин) и простоял рядом с ней минут десять, до возвращения мамы Замечаний я ей не делал, и даже не заговорил –  просто постоял и ушел.

Тревога

Лет десять назад я лежал в больнице, в двухместной палате и сосед с Дальнего Востока рассказывал, как у них похищают  детей и разбирают на органы (органы отправляют в Японию). Думаю, что такое есть и в других российских регионах – это очень прибыльный «бизнес».

Наверное, эти рассказы запали в душу, отсюда и тревога за малышей. Не могу сказать, что в мои детские времена не было педофилов – этот порок существует с древних времен (собственно говоря, тогда он и не считался пороком).

Помню, родители меня строго – настрого предупреждали о дядях, которые заманивают детей к себе всякими «котятами и зверятами». Однако дети тогда были более самостоятельными и рассудительными, они учили жизнь не по гаджетам.

Один раз я сидел на скамеечке, уже во дворе у нашего дома на Скороходова 32 и ко мне подошел какой – то мужчина – вежливый и ласковый.  Он угостил меня конфеткой, и стал рассказывать – какие у него дома замечательные щенки, и что их можно посмотреть.

Однако, я сразу вспомнил о предупреждениях мамы, поднялся со скамейки и ушел. Было мне тогда восемь лет, но я уже многое понимал во взрослой жизни.

Педофиломания

Сейчас у нас настоящая «педофиломания», которая странным образом (а может, и совсем не странным) сочетается с многочисленными притонами для педофилов всех мастей, в том числе зарубежных «туристов».

Есть все основания полагать, что основным рассадником педофилии в России являются, как это не отвратительно, детские дома – там дети абсолютно не защищены и беспомощны. Иногда такие факты всплывают наружу, но все спускается на тормозах.

Зато подойти к ребенку, погладить его по головенке, сказать пару добрых слов – это у нас уже не принято, это даже опасно. Могут запросто пришить «сексуальные домогательства» – ну как же, план по борьбе с педофилией тоже надо выполнять.

Вместе с тем притоны на базе детских домов просто не могут существовать без «крышевания» органами детской опеки и полицией.

При советской власти такое было просто немыслимо, все виновные были бы, наверное, расстреляны, поскольку расстрел мог быть назначен даже за изнасилование –  чего уж говорить о педофилии.

А вот приласкать ребенка, сказать мамочке – какой у нее замечательный малыш – это было в порядке вещей. Жили небогато, поэтому и угостить ребенка, чем ни – будь, вкусным тоже было вполне нормальным.

Кстати, такое отношение к детям в европейских странах, сколько я могу судить, и сегодня является нормой. Вот там я могу подойти к кудрявому итальянскому мальчугану и потрепать его по голове, не опасаясь настороженного взгляда (в лучшем случае) мамы.

Нет, мама обязательно улыбнется и скажет в ответ несколько приветственных слов – ей приятно, что на ее ребенка обратил внимание пожилой и солидный иностранец. И все это нормальные, естественные человеческие отношения.

Почему у нас не так – думаю потому, что порок и фарисейство всегда шагают рядом.

Гагарин

Ну ладно, хватит о грустном, давайте, наконец, о Гагарине. Я хорошо помню тот теплый и солнечный весенний день – 12 апреля 1961 года. Я шел после школы по проспекту Майорова, как раз на остановку того самого 49 – го автобуса.

Вдруг разом заговорили все уличные громкоговорители и знакомый звенящий голос Левитанаторжественного объявил о первом в мире полете человека в космос.

Я был совсем маленьким, но меня охватило какое – то возвышенное и  радостное чувство, я был по настоящему счастлив. И такое же приподнятое настроение было у всех окружающих меня людей.

Нет, никто не обнимался и не целовался –  это, конечно, не был День Победы. Но радость у людей была, искренняя радость и искренние улыбки.

Вот это и были настоящие, а не придуманные народные скрепы, люди радовались потому, что страна оправилась от военной разрухи, жизнь налаживается и все будет хорошо, раз мы первые полетели в космос.

Люди, действительно, были едины и сплочены, они жили одной жизнью. А теперь чем нас пытаются сплотить – крестными ходами, «допинговыми» победами, бомбовыми ударами по несчастной Сирии?

Нет, не получится – сегодня единственное, что объединяет простых людей, так это протест против растущего беззакония и растущей вместе с ним бедности.

0

Оглавление

Советская коммуналка

Про воблу