Координата поврежденности (fb2)

- Координата поврежденности 7122K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владлена Дан (Влади Лена)

Владлена Дан
Координата поврежденности

Серия «Звезды молодежной прозы на русском»

Дизайн обложки Яны Половцевой

Иллюстрации на обложке и в блоке Дарьи Дмитриевой (markassus)

Литературный редактор Полина Щербинина

В оформлении макета использованы материалы по лицензии ©shutterstock.com

© Владлена Дан, 2022

© Дарья Дмитриева, иллюстрации на обложке и в блоке, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

* * *

Отзывы

Литературный редактор книги, Полина Щербинина

Изумительный роман взросления, окрашенный неоновой любовью к молодым и потерянным, ищущим себя во мраке людских ожиданий, и культуре Таиланда – стране величественных высоток, экзотической еды и веры в перерождение. Главный герой сперва покажется холодным и недосягаемым, но вскоре вы поймете – он просто мечущийся ребенок, который прячется в душе каждого из нас.

Книжный блогер anaswon

Это не просто история о любви. Это история взаимоотношений между поколениями, которые не могут найти компромисс для принятий общих решений. Именно это и мешает двигаться дальше, однако благодаря одному человеку – появляется шанс на примирение. Один человек может показать разным людям то, чего они боялись или не принимали. Это история о сильных чувствах которую расскажут нам Мин и Лайт.

Книжный блогер alena_alexeenko

«Координата поврежденности» напоминает вихрь, в котором любовь, преодоление и надежда движутся против часовой стрелки. С помощью персонажей и важных тем, вплетенных в сюжет, автор ведет диалог с читателем и как будто бы раскрывает собственную душу. Эта история не про стеснение и рамки, она про борьбу и чувства, в которых мы утопаем ежедневно. Возможно, Вас будет штормить. Возможно, Вам будет больно. Возможно, Вы исцелитесь. Но в одном я уверена точно: Вы не останетесь равнодушными.

Книжный блогер kotaru.books

Это история дружбы и любви, начавшаяся с неприязни и взаимного недоверия. Вас ждут искренние чувства, много драмы и колоритный Бангкок как место действия.

Книжный блогер lina.storyteller

Если вы далеки от лакорнов так же, как и я, сначала будет непривычно, ведь действия книги происходят в Таиланде. Но это не стало проблемой. Мне, наоборот, было интересно погрузиться в атмосферу новой страны. События не перестают развиваться, персонажи постоянно взаимодействуют между собой. Некоторые моменты отображались в голове так ярко, будто смотришь эпичный, при этом интересный и глубокий фильм. Закрыв последнюю страницу, я ощутила спокойствие. Так бывает, когда книга будто понимает тебя, преподносит тебе нужные мысли и слова, тем самым успокаивая.

Книжный блогер rommybooks

Невероятный спектр: от азиатского колорита и динамики до обнажающего и болезненного психологизма. Как итог – сильный роман, который перевернет ваши представления о поиске себя. И, возможно, даже даст ответы на то, что зарыто в глубине души.

Книжный блогер monstrum.somnia

Ничего более эмоционально сильного я давно не читала. История, которая задела все живое, что могла. Эта книга как пульсирующее сердце. Все в ней болит и пытается жить. Несмотря на то, что происходит. Это не любовный роман, это книга взросления, принятия и стремления. Она обо всем, что каждый из нас хотел бы обсудить, но боялся. Потому что каждый из нас хотя бы немного, но поломан. Внутри каждого из нас живет демон, который грызет. Здесь вы найдете понимание и поддержку. Верьте в лучшее. Боритесь.

Фрэнсис Кель, автор цикла «Песнь Сорокопута»

Заверяю вас: эта история совсем не о любви. Все намного глубже. С каждой главой вы погружаетесь в пучину отчаяния вместе с Мином. Он бежит от своего Прошлого, Настоящего и еще яростнее от своего Будущего. Он тонет в ненависти к окружающему миру, пока не сталкивается с тем, кто является олицетворением всего, чего Мин всю жизнь избегал. Это история о сломленных людях, которые не оставляют попыток задать правильную систему координат. Эта история о нас с вами.

Iflonely is a taste then it’s all that I’m tasting

(NF – Can You Hold Me)^[1]

1 глава

У каждого есть свое место в жизни, свои координаты. Некая точка пересечения. Но никому не известно, какая именно встреча и с кем перевернет всю жизнь. Возможно, вы даже не раз сталкивались, однако не придавали этому никакого значения. Потому что и не искали то самое значение. А Мин двигался по текучей реке действительности вслепую, будучи зрячим. Свои координаты он давно потерял.

В один из бесконечной череды дней он спустился со второго этажа перекусить, прежде чем отправиться в университет. С трудом верилось, что оставалось всего несколько месяцев до окончания учебы. Он не чувствовал разницу между собой восемнадцатилетним и теперешней версией – двадцатитрехлетним юношей.

По правде говоря, Мин ненавидел приближение своего выпуска. Ибо знал, что отец, оставивший его в покое на время учебы, возьмется за старое и вновь будет поучать как жить. Мин не сразу осознал, в чем минусы быть единственным наследником семейного состояния. Раньше он с наслаждением не познавшего денежных проблем ребенка видел лишь вседозволенность и бесконечность границ. Но оказалось – за этим лежит ответственность. Ноша, которую и рад бы скинуть, но не на кого. Может, когда-нибудь он и будет готов нести это бремя, но точно не сейчас.

– Как спалось?

На кухне его привычно встретила экономка Нун. Мина с ней связывали куда более доверительные отношения, чем с отцом. Она работала здесь, сколько он себя помнил.

– Как обычно мало. – Мин протер заспанные глаза.

В этом была лишь его вина. Он часто возвращался домой за несколько часов до рассвета и досыпал на парах, куда ходил скорее по инерции. Мин не пошел по стопам отца и не поступил на медицинский факультет. Ему было ненавистно все, что связано с больницами и любой перспективой оказаться вблизи дуновения смерти.

Мин под напором обстоятельств уступил: согласился на экономический – единственную альтернативу, которая хоть и не до конца, но устраивала и его, и отца. Учеба давалась легко, от него не требовалось огромных усилий и времени, поэтому после пар он мог позволить себе развлекаться, что постепенно превратилось в некий ритуал.

– Твои мешки под глазами скоро дойдут до рта, – пожаловалась экономка. – И как сын доктора может так пренебрежительно относиться к своему здоровью?

В этом замечании прослеживалась вся его жизнь. «Сын доктора» – титул, ставший проклятием. Его отец был не просто рядовым хирургом, а главой одной из самых крупных больничных сетей и исследовательских центров Таиланда «VN Medicine». Учреждений, поглощающих тысячи людей и миллионы бат^[2]. Они поглотили даже его мать и уже наступали на пятки самому Мину, готовые сожрать и его жизнь.

Но он – не его родители.

Мин хотел, чтобы его оставили в покое. Может, не беги он от грядущего, сейчас бы знал, чего хочет от него. Однако слишком рано понял – ему никогда не получить желаемое. Его реальность – это азотный вакуум невольных поступков, хрупкий кислород обещаний и аргоновые бесцветные обязательства, в которых теряется диоксидный углерод надежд.

– Спасибо за сок, – проигнорировав последний комментарий Нун и бьющую по вискам мигрень, Мин выпил содержимое стакана, схватил бутерброд и выскочил из дома.

За рулем он по привычке включил музыку, служившую ему отдушиной. Всю свою жизнь Мин провел в окружении, далеком от таких непрактичных вещей, как искусство. Но, как ни странно, обнаружил в себе тягу к творчеству, и родись он в другой семье, то, возможно, сейчас оканчивал бы факультет искусств, музыки или режиссуры. Хотя диплом экономиста и деньги отца могли позволить ему владеть любым учреждением этих направленностей. Правда, не творить там, а лишь руководить.

Утренний Бангкок напоминал муравейник. Пробки порождали ощущение бессмысленности. Поначалу Мин раздражался, но затем привык. И теперь пробки находились в самом низу длинного перечня вещей, с которыми ему приходилось мириться.

Он без опоздания заехал на парковку и направился к своему корпусу. Студенты в одинаковой форме – белых рубашках и черных брюках или юбках – ожидали начала занятий. По одному внешнему виду нельзя было понять, кто из них будущий юрист, актер, лингвист или международник.

Глубоко в душе Мину нравился такой порядок вещей. Все одинаковые – никто не измеряется количеством денег в кармане. Нет, он не мечтал стать нищим, и все же хотел, чтобы не богатство становилось решающим фактором для большинства. Люди, едва узнав, из какой он семьи, сразу меняли свое поведение – начинали льстить или завидовать.

Его самого деньги не трогали, может, потому что они всегда у него были. Он придавал им не большее значение, чем другие – родительской заботе.

Мин умел наслаждаться преимуществами своего положения. Он пользовался вниманием девушек, общался с несколькими «счастливчиками», которых, как и его, приговорили к будущему, распланированному за них. В их компании Мин испытывал некое подобие чувства родства. Впрочем, сторонился чрезмерных дружеских связей, придавленный ценностью внушительного банковского счета. Слишком близко подпускал единиц, с остальными же держался не то чтобы холодно, а равнодушно.

В толпе студентов показался одногруппник Бест – один из немногих, кому Мин позволил приблизиться к себе максимально близко. В отличие от него, Бест действительно интересовался выбранной специальностью и знал, чего хочет от жизни, не обладая при этом его возможностями. Может, поэтому он с Бестом и общался.

Приятно было видеть рядом с собой довольного жизнью человека, который всегда находит чему радоваться и нередко делится этим чувством с другими. Бест жил в той самой комфортной середине, о которой Мин мог только мечтать. Звучало безопасно, и ему самому хотелось оказаться там же. Это была одна из его самых больших тайн – потребность в ощущении безопасности. Но даже себе он позволял думать об этом лишь в крайних случаях.

Мин собирался подойти к Бесту, как вдруг кто-то врезался в его плечо. От неожиданности он покачнулся и выронил сумку. Утро не предназначалось для таких внезапных контактов с кем-либо и, обернувшись, Мин раздраженно воскликнул:

– Осторожнее!

Какой-то парень суетливо подбирал с асфальта книги и разлетевшиеся документы. И хотя плечо ныло, а после резкого столкновения головная боль ударила с новой силой, Мин поднял свою сумку и несколько чужих листов рядом с ней.

Незнакомец выпрямился. Он был ниже Мина, да и по комплекции мельче. Несмотря на обязательную форму, на голове парня царил розовый беспредел, а в ушах виднелись длинные серьги с клипсами. Он выглядел так, будто только что окончил школу и наконец сотворил со своей внешностью все, что раньше запрещалось^[3]. Может, один из тех бедолаг, кто ночи напролет испытывают удачу на кастингах в лакорны^[4] в надежде стать звездой? Однако мельком взглянув на бумаги, Мин сразу признал ошибочность этих выводов: медицинские записи он мог отличить от любых других даже с закрытыми глазами. Любимое чтиво отца.

– Извините, – незнакомец поднял голову и сложил руки в поспешном вай^[5]. – И спасибо, – после чего выхватил у него бумажки и быстро зашагал в сторону медицинского факультета.

Доктор.

Вернее тот, кто намеревался им стать.

Почти все студенты-медики выглядели по-другому: вечно ходили с заумным выражением лица и заносчивым видом повелителей мира. Мин повидал множество таких типов. И знал, что через несколько лет даже самые легкомысленные из них превратятся в сгорбленных от изнурительных смен угрюмых мужчин и женщин и навсегда обзаведутся морщиной на лбу, бесконечно пытаясь спасти чью-то жизнь и полностью забыв своих близких.

А Мин не был готов спасать чужие жизни. Он и свою реанимировать не мог.

Но за несколько невольно уделенных незнакомцу секунд Мин не заметил в нем ожидаемых черт. Вопреки очевидным попыткам выглядеть круто, парень создавал простодушное впечатление из-за своей миловидности. Но что еще важнее, от него исходила легкость, которая обычно напрочь отсутствовала у студентов одной из самых сложных и ответственных специальностей. Будущие докторишки и медсестры всегда что-то зубрили и куда-то спешили.

– Ты чего застрял? – услышал он Беста, который уже успел подойти к нему сам.

Оборвав спонтанный поток мыслей об аляповатом недоразумении, желающем почему-то стать врачом, Мин вернулся в реальность.

– Это определенно не мой день. С самого утра сбивают с ног, – проворчал он.

– Дружище, больше радости, – весело заметил Бест. – Мы притягиваем то, в чем нуждаемся.

– Тогда где моя кровать и новая личность?

Они дошли до нужной аудитории, когда Бест закинул ему на плечи руку, притягивая ближе.

– Может, на самом деле тебе нужно совсем не это?

Мин небрежно сбросил руку друга, усмехнувшись его вере во всякую чушь, особенно в судьбу и рок.

– Ага, прямо сейчас я горю желанием, чтобы ты заткнулся.

Утренние перебранки давно стали привычным элементом их взаимоотношений, и ему нравилось размеренное чувство нормы, которое дарил друг. Мин не показывал, что значение Беста в его жизни куда больше, чем тот мог подумать, и признаваться ему в этом не планировал.

Они уселись на свободные места в аудитории, и, ожидая лектора, Бест уткнулся в телефон, а Мин прикрыл глаза, погружаясь в дремоту. Но вместо темноты перед глазами возникла розовая макушка.

Черт, и как только парень мог выбрать такой до ужаса вульгарный цвет?

* * *

Несколько раз в неделю после учебы Мин захаживал в бар, открытый знакомой детства – Марой. Она была на два года младше него и еще одним отпрыском состоятельной семьи. Их история началась с того, что в детстве они провели вместе лето за границей, куда их отправили для изучения иностранных языков. Там ему приказали следить за девочкой и во всем ей помогать. После возвращения в Бангкок они не пересекались несколько лет, пока случайно не встретились вновь и не возобновили общение, уже без принуждения старших.

Дочь в семье известного дизайнера, любимица матери – Мара спокойно творила все, что пожелает, не ожидая ничьего одобрения. Теперь ей уже не требовалось, чтобы за ней кто-то приглядывал. Она выросла бунтаркой, любящей нарушать правила, и именно это влекло к ней людей.

Мир Мина в рамках университета отличался от того, что творилось за его пределами. Мара и Бест были полными противоположностями, и у него никогда не возникало даже мысли их познакомить, соединить эти два начала в одно. Бест знал лишь, что он балуется игрой на барабанах в заведении знакомой, что было правдой, но только частично.

В действительности Мин играл не только на барабанах. Он играл с людьми.

Однажды знакомая Мары попросила ее об одолжении: помочь отомстить парню, который ей изменил. Но та решила собственноручно принять участие в вендетте: соблазнила беднягу, завязала с ним отношения и после признания в любви – унизительно бросила на глазах его друзей. Впоследствии в ее извращенном мозгу появилась идея не просто продавать выпивку в только что открывшемся баре, но и устраивать своего рода азартную игру. В итоге получалось, что, с одной стороны, она нарушала все правила приличия и морали, а с другой – помогала «обездоленным».

Мин зарабатывал в заведении подруги благодаря участию в этом позорном деянии, хотя нужды в деньгах не испытывал. Временами он сам не понимал для чего делает это: встречается с богатыми девушками, а потом бросает их, тем самым помогая Маре в ее маленьком бизнесе.

Мара знала, что он не станет привязываться к клиентам. Даже если бы и захотел, просто не смог бы. Конечно, отдельные девушки вызывали симпатию, иногда теплоту, и все же это было настолько мимолетно, что едва наступало решающее время, он без сожаления заканчивал с очередной «целью».

Собственное поведение одновременно отвращало и удовлетворяло. Ему нравилось, что он мог управлять чьей-то жизнью, как управляли его. Это была своего рода месть отцу за то, что лишил его выбора. Но всегда… после каждой финальной точки в игре наступало мгновение, когда он ненавидел то, что делает. Все казалось жалким, бессмысленным. Почему он не мог быть как Бест: наслаждаться тем, что есть, завести нормальные отношения и пытаться стать лучше?

– Нана уже ждет тебя, – сообщила Мара, стоило Мину только зайти. Она сидела за стойкой и потягивала что-то из стакана.

– Тогда пусть подождет еще несколько минут, – он присел на соседний барный стул. – Пьешь так рано?

Обычно его не волновало, что делают другие, однако Мара была не чужой, поэтому подобие заботы проскользнуло в его словах.

Бесту не требовались его наставления – тот был прилежным мальчиком, поэтому такое он мог говорить лишь Маре. Уж ее «хорошей девочкой» назвал бы только слепой дурак, не знающий ни капли правды об этом хрупком с виду создании. С детства Мару окружал мир моды, поэтому она всегда одевалась к месту и случаю. Она обладала тонкими чертами лица, загадочным взглядом, которым умело пользовалась и в образе праведницы, и в образе фам фаталь^[6], изящными кистями, четко обрисованными ключицами, словно натурщица на старинных полотнах, и уверенными жестами. Все в ней было симметрично и гладко – от тонких бровей до угольного цвета волос, спадающих прямыми прядями до самых плеч, что еще больше выделяло росчерк ключиц, когда она соизволяла их открыть. Однако в темных глазах читалась необузданность. Маре всегда чего-то не хватало, и она все продолжала искать, не придавая значения морали и приличиям. В ней бурлила ненависть к ограничениям. Правила и законы писались, чтобы такие, как она, их нарушали.

– Какая забота. Я польщена, Вонгра́т, – Мин ненавидел ее привычку называть его по фамилии, от которой так хотелось сбежать. Как бы он ни старался, эта стерва все равно произносила ее, смакуя ярость на его лице. – Но это всего лишь вода. Я не самоубийца, чтобы повторить вчерашнее безумие и сегодня.

– Ты, как всегда, крайне щепетильна.

Девушка прижалась лбом к ладони, облокотившись на стойку, и с усмешкой посмотрела на него.

– Тебе желаю того же. Забота о себе – лучшее, на что можно потратить время, деньги и усилия. Люди, заботящиеся о себе сами, автоматически выигрывают у тех, кто ждет заботы от других, – сказала Мара в привычной самодовольной манере.

– Кто сказал, что я не забочусь о себе?

– Твои глаза. Не иметь цели – куда больший способ пренебрегать своей жизнью, чем может показаться.

Мин не знал, что на нее нашло. Ему не требовались нотации, особенно от этой торгашки. Она буквально торговала любовью других, а сейчас взывала к высокопарным дискуссиям.

– Готовь мои проценты, сегодня заканчиваем игру, – резко пресек он разговор, направившись к своей «девушке».

Нана была наполовину американкой, и только корни по матери связывали ее с Таиландом. Она приехала сюда во второй раз в жизни, но язык знала неплохо, а при необходимости они общались на английском. Наследница семейства Напатов оказалась сложной добычей, оттого куда увлекательнее предыдущих. На нее Мин потратил последние два месяца, хотя раньше за такой срок мог управиться с двумя-тремя девушками.

Мара сама приводила заказанных личностей в свое заведение: в этом ей помогал широкий круг знакомств. Он же привлекал их внимание и заполучал сначала время, после – чувства, а при желании – тело. Хотя последним пользовался не так часто, как мог бы. Мин сам не знал, откуда в нем это взялось, но он был достаточно разборчив в связях.

Его отношение к сексу разнилось от большинства сверстников. Столь интимный процесс Мин был не готов разделить с любой, пусть даже самой привлекательной девушкой. С парнем тем более, хотя подобное в стране, где он вырос, почти так же в порядке вещей. Было неприятно думать, что еще неделю назад руки, обвивавшие его, обнимали кого-то еще, рот заглатывал чужие выделения, а тело терлось о другие тела. И дело не в ревности, а в брезгливости. Чаще всего ему было просто противно.

Однако Нана выделялась по всем параметрам: красивая и статная, не обделена умом, знает себе цену, наслаждается своими возможностями и умеет хорошо проводить время. С большой вероятностью с одной из подобных девушек он в будущем должен связать жизнь. Но, к сожалению, у них нашлось одно главное общее качество – они оба бесцельно плыли по течению. И еще одного такого человека рядом с собой Мин не мог терпеть, несмотря на все ее достоинства. От себя было не убежать, а от нее – вполне.

Он вообще бы не взялся за Нану, если бы изначально знал, насколько они похожи. Похожи в том, что он втайне презирал в самом себе. Впрочем, всегда оставалась вероятность напороться на то, чего хотелось бы избежать.

Тем не менее Мин никогда не отступал в игре, только не в этой части жизни. Уступал он там: при свете дня, в огромном особняке, под бременем «единственного наследника» и «сына доктора». Здесь же девушки не знали его настоящего, лишь прозвище, которое он не менял специально^[7]. Боялся, что однажды игра уведет его слишком далеко. Хотелось оставить ниточку, чтобы найти дорогу назад, домой… Даже если его там никто не ждет.

Что там говорила Мара – забота о себе? Тогда это один из его способов. Возможно, непонятный другим, но привычный ему.

Мин заранее продумывал, как порвать с очередной девушкой. Но с Наной он будто смотрел на собственное отражение в зеркале, поэтому все осложнялось.

– Ты заставил меня ждать, – она не злилась, но в голосе звучали нотки легкого раздражения.

Ему были понятны ее чувства, вряд ли она вообще привыкла кого-либо ждать. И опять же не столько из-за тщеславия, сколько из-за того, что ей даже в голову не приходило, что кто-то может заставить ее делать это.

– Работа, – коротко бросил Мин.

Она считала его студентом-медиком, подрабатывающим в больнице. Мин и сам не знал, почему в тот первый вечер примерил на себя то, что так ненавидит. Кажется, тогда он опьянел больше обычного, и ядовитые слова, словно насмешка над собой, вырвались непроизвольно. Затем отступать было поздно, да и подобная ложь пошла даже на пользу. Нане нравилась ответственность и целеустремленность его лживого образа – в ее жизни это отсутствовало. Как, собственно, и в жизни Мина. Играть пародию на того, кем он мог бы стать, прогнувшись под чужие желания, даже забавляло. Это причиняло боль, однако Мин находил в этом извращенное удовольствие. Так он закалял себя: в следующий раз будет менее больно, и однажды он просто ничего не почувствует.

– Ладно, я понимаю. Знаю, как это важно для тебя. Может, мы сходим сегодня в тот ресторан, о котором я рассказывала в прошлый раз? – она сменила недовольство на милость, протягивая к нему руку.

Но Мин не ответил на ее порыв, а отодвинулся назад, отклонившись на спинку стула.

– Что с тобой?

– Боюсь, мы больше не можем встречаться.

Начиналась самая неприятная часть игры. Ему нравился процесс, хотя не очень-то прельщало причинять боль другим. «Еще одна причина не быть доктором», – отмечал про себя. Однако этого требовала полная победа. Поэтому ему приходилось лицезреть поток слез, выслушивать крики, а иногда даже сталкиваться с попытками ударить его. После очередного «разрыва» Мин всегда менял номер телефона, а благодаря Маре легко узнавал, где его могли караулить, и некоторое время просто там не появлялся. Истерики и клятвы в вечной любви быстро иссякали, а через несколько недель их будто и не было. И уже какой-то другой парень слушал то, что кто-то будет любить его вечно. У людей непозволительно короткие представления о вечности.

– В чем дело? – Нана оставалась по-деловому спокойна, хотя он заметил, как ее глаза недобро заблестели.

– Ты отвлекаешь меня, а я слишком многое поставил на кон. Совсем скоро последние экзамены, а потом интернатура, ординатура… Тем более мы из разных кругов. Рано или поздно это закончилось бы, ты же понимаешь. – Мин взывал к ее разумности и на сей раз играл так правдоподобно, что почти сам поверил в свой спектакль.

– Я…

Их прервал телефонный звонок.

Мин посмотрел на экран и шумно выдохнул – звонил отец. Они крайне редко общались по телефону, поэтому, когда тот набирал его номер, это сразу говорило о небывалой срочности. Он знаком велел девушке подождать и отошел на достаточное расстояние.

– Алло.

– Мне нужно увидеться с тобой. Приезжай ко мне в офис.

– А дома мы поговорить не можем? – он пытался подавить раздражение. Выходило с трудом.

– Нет, ты должен кое с кем встретиться, – не сказав больше ни слова, отец отключился, и Мин, потеряв самообладание, со злостью запихнул телефон обратно в карман.

Неужели отец начинает уже сейчас? До выпуска несколько месяцев, а тот уже планирует заставить его участвовать в собраниях? Собирается познакомить с какими-то новыми партнерами?

– Все в порядке? – спросила Нана, когда Мин вернулся к столику.

Прежде чем он заговорил, в голове пронеслась мысль, что звонок отца может, по крайней мере, облегчить ситуацию с девушкой. И хотя он все еще был возмущен отцовским приказом, не видел причин не воспользоваться единственным преимуществом резкой смены планов.

– Нет, меня вызывают в больницу. Это то, о чем я говорил. Нам лучше расстаться. Все равно ты скоро возвращаешься в Америку, – произнес он так, словно ему не все равно.

– Ты не можешь бросить меня!

Впервые Мин видел, как Нана выходит из себя. Кажется, он недооценил масштабы своего очарования. Или же ее чувствительности. Она могла увлечься им сильнее, чем показывала. И от ее повышенной интонации вернулись отголоски утренней мигрени.

– Тогда сделаем вид, что это ты меня бросила, если тебе так будет легче.

По-видимому, получить резкий отказ – стало для нее ударом. Мин наблюдал множество раз крушение женской уверенности в том, что каждая из них особенная, не такая как все. Однако вот она правда: люди одинаковые. Да, каждый человек в разной степени одарен или приговорен к определенным чертам и качествам; обладает разными возможностями и желаниями. Но пороки – одни для всех.

– Я могу продолжить учебу здесь. Нужно лишь поговорить с отцом…

– Теперь в этом нет необходимости. Прости, мне пора, – он решительно отодвинул стул и зашагал к выходу.

Мин заметил озадаченный взгляд Мары, которым та его провожала. Уже выйдя из бара, он отправил ей сообщение: «Я закончил с Наной, но не так, как планировал. Мне срочно нужно отъехать».

Машину он оставил в университете, опять-таки чтобы избежать возможной слежки за собой, поэтому поймал такси. Когда автомобиль отъезжал, он успел заметить, как Нана выбежала из бара, а Мара удерживала ее сзади за руку.

Что ж, разбираться с истериками – это по части этой интриганки. Мин не умел справляться с чужими расстройствами, хватало своего.

До офиса главного исследовательского центра «VN Medicine» в Бангкоке было минут двадцать езды, и Мин закрыл глаза, пытаясь справиться с внутренней тревогой. Он злился на себя за слабость, но ничего поделать с ней не мог. Нужно просто пройти в кабинет к отцу, ничего более. Один разговор он выдержит. Это его не сломает.

Чем чаще он повторял эти слова, тем больше они походили на правду. Извечный прием, которым Мин пользовался из раза в раз. Когда он вышел из такси, от подступающей тревоги не осталось и следа, только если некое подобие, глубоко похороненное под возникшей иллюзией. Оболочка, в которой отец привык его видеть, вернулась на место.

Постучав в дверь и услышав знакомое «Войдите!», Мин приготовился к еще одной схватке. Хотя уже заранее знал, что проиграет.

– И зачем ты позвал меня сюда? – с ходу возмутился он и сел на кушетку напротив стола, за которым восседал отец.

– И тебе добрый вечер, – как и большинство представителей старшего поколения, отец придерживался национальных заветов – спокойствия и вежливости. – Мы редко виделись в последнее время. Чем ты был занят?

– Как обычно. Учеба и встречи с друзьями. – Он не понимал, зачем отец вообще задает этот вопрос, если тому наплевать. Всегда было. Мин дал тот ответ, который на его месте дал бы любой другой молодой парень. Лучше притворяться, чем показывать истину.

– Скоро твой выпуск, я не забыл. Ты больше не ребенок. – Хотелось возразить, что он прекрасно осведомлен об этом, но Мин продолжал стеклянным взглядом буравить отцовскую фигуру. – Надеюсь, я могу обратиться к тебе с просьбой.

Последняя фраза вызвала недоумение. Просьба? Разве отец позвал его не для того, чтобы перекрыть кислород? Забрать последние крохи свободной жизни?

– Обычно ты раздаешь приказы, – заметил Мин саркастическим тоном.

– Не дерзи, – парировал отец, но хладнокровия не потерял. – Я хочу, чтобы ты позаботился о нашем госте.

– Госте?

В их доме не останавливался никто со времен смерти матери.

– Сын моего давнего друга. Он учится в твоем университете и тоже выпускается в этом году. А сейчас проходит у нас практику.

Мин в замешательстве смотрел на отца. С каких это пор тот смешивает работу и личные связи? Что это за парень вообще?

– Не понимаю, чего ты хочешь от меня.

– Хочу, чтобы вы подружились. Он отличный юноша, тебе пойдет на пользу разнообразить круг общения.

– Тебе не кажется, что я вышел из возраста, когда мне нужно подыскивать друзей?

Несмотря на тяжесть их отношений, отец соблюдал личные границы Мина. Исключением являлись разве что дела, связанные с его работой в будущем. Поэтому Мин не понимал смысла и причин такой просьбы.

– Я прошу лишь быть внимательным и учтивым, он на какое-то время останется у нас. Помоги ему свыкнуться с обстановкой. – Отец сделал паузу, прежде чем произнести: – Знаю, иногда у нас может быть… одиноко.

Это лишь разозлило Мина. Родитель никогда не думал о том, что ему, родному сыну, одиноко в особняке, а сейчас беспокоился о чужаке.

– А меня ты спросил, хочу ли я жить с каким-то незнакомцем? Да и вообще, тебе самому не кажется странным то, что ты говоришь? За последние годы я решил, что наш дом – это крепость, куда никому нет входа.

– Мин, или ты проявишь учтивость к нему, или с завтрашнего дня начнешь проходить здесь стажировку.

Шокированный услышанным, он подорвался на ноги и напомнил:

– У нас уговор – после выпуска. И ты знаешь, я экономист, а не врач, как ты!

– К сожалению, – сухо прочеканил отец. Больно не было. Мин не впервые слышал подобные слова. Давно понял, что для отца он является одним сплошным «к сожалению». – Если хочешь, чтобы все так и оставалось, просто выполни мою просьбу.

Мин понимал: злиться на абстрактного человека, которого он даже не знает, глупо и по-ребячески. И даже сама просьба незначительна. На самом деле злило то, что отец в очередной раз использовал его в своих целях. Какой-то обычный парень просто так не оказался бы в особняке Вонгра́тов.

– И кто он?

– Один из лучших студентов. Очень способный. Хочет стать нейрохирургом. Сейчас он оказался в затруднительном положении.

– Чем же оно вызвано?

– Это тебя уже не касается, – жестко отрезал отец.

– Как удобно: отдать приказ, будто игрушке, не спросив моего мнения, и больше ничего не объяснить, – а затем Мин едко добавил: – Ах, прости, я забыл, это же просьба!

Ему удалось-таки подорвать спокойствие отца. Тот снял очки и устало потер виски.

– Мне самому приходится делать многое против моего желания. Так устроен мир, пора тебе уже повзрослеть. Я не прошу о чем-то сложном, – дальнейшие его слова прервал стук в дверь. – А вот, наверное, и он. Помни о том, что я сказал.

Так вот зачем отец позвал его сюда – поставить перед фактом и взвалить на его плечи еще одну ношу, не дав даже времени на подготовку. Только в этот раз не титул, не обязанности, а живого человека. Мин не желал быть чьей-то нянькой.

Он не отреагировал на вошедшего, в то время как отец встал и подошел к тому.

– Заходи. Познакомлю тебя с сыном.

Мин прикрыл глаза и тяжело вздохнул, прежде чем все-таки подняться с кушетки и повернуться к гостю. Глаза тут же непроизвольно расширились, и он замер, не произнеся ни слова.

Розовые волосы, клипсы в ушах, худощавая фигура и детское лицо. Студент-медик, который утром врезался в него.

– Приятно познакомиться. Я – Лайт, – представился парень.

Бест пришел бы в восторг от такого совпадения и списал бы все на «проделки судьбы». Чего нельзя было сказать о Мине, однако он взял себя в руки и, подражая отцовскому хладнокровию, вымолвил:

– Мин.

_________________________________

(Justin Bieber benny blanco – Lonely)

2 глава

Теперь на кушетке сидели уже двое, и Мин делал вид, что слушает отца, обсуждающего что-то с его «новым другом».

Он все еще не понимал, почему ему навязывают какого-то мальчишку, который неожиданно оказался его ровесником, да и не просто случайным студентом-медиком, а отцовским протеже!

– Мой сын поможет тебе с вещами, и вы вместе вернетесь домой.

Мин не возразил и не сразу вспомнил, что его машина стоит на университетской парковке. Встреча с этим парнем в кабинете отца выбила его из колеи. Да и вступать в семейный конфликт при постороннем не хотелось. Они покинули комнату, поглощенные неуютной тишиной.

Обычно Мин не брал в расчет других людей. Нужные знакомства завязывались сами собой, но в основном для дела; по собственному желанию – крайне редко. Он избегал как раз того, что сейчас витало в воздухе – неловкости. Ведь ситуация была идиотской.

Когда они дошли до парковки, Мин понял, что опять забыл об оставленной машине.

– Дерьмо, – выругался он, а стоило поймать взгляд нового знакомого, Мин поджал нижнюю губу, раздражаясь, что вообще должен что-либо объяснять. – Я приехал на такси. Моя машина осталась на парковке университета.

– Я могу забрать вещи и сам. Тебе необязательно помогать.

Оказалось, паренек хоть и выглядит нелепо, однако умеет подмечать детали. Он заметил его недовольство и просто умело притворился перед Вонгратом-старшим.

Но за этот день произошло слишком много накладок. Мин устал, и его раздражение лишь усилилось от чужой осведомленности.

– Ты в любом случае как снег свалился на мою голову и в мой дом. Просто заберем твои вещи на такси, чтобы отец снова не лез ко мне, а потом заедем за моей машиной. – Он стремился всячески показать, что не собирается давать повод для их сближения. Даже с указки отца. Он выполнит просьбу лишь в этот раз, не более.

– Прости, если беспокою тебя, – ответил Лайт и выглядел слишком искренним в своих извинениях. Было бы легче, ответь тот ему под стать – так же грубо и нарываясь на драку. Но нет, кажется, парню было неудобно.

В такси между ними царила тишина, нарушаемая лишь играющей по радио музыкой. Мин закрыл глаза и сцепил руки в замок, своим видом отрезая любую возможность общения.

Он не открыл их, даже когда такси остановилось, и дверь с другой стороны хлопнула, тем самым осведомляя, что второй пассажир вышел. И только тогда Мин позволил себе «очнуться» и сквозь стекло взглянуть на дом, к которому они подъехали. В подобных жила большая часть населения Таиланда. Ничего примечательного, вычурного или чрезмерного. Просто и уютно. Интересно, каково будет после такого переехать в помпезный особняк?

Большинство ликовало бы. Таковы уж люди по природе: всегда хотят того, чего не имеют. И Мин не исключение: ему бы хотелось чего-то наподобие этого дома. Может, немного больше, однако обычного, теплого, уютного. Но, конечно же, лишь в самых потаенных мечтах.

К удивлению, Лайт очень скоро показался снова, на этот раз в сопровождении женщины и маленькой девочки. Они обнялись, и уже через несколько минут парень с таксистом загрузили багаж и вернулись в машину.

– Ты быстро, – произнес он, сам того от себя не ожидая. Звучало так, будто он намеренно ждал и теперь хотел завести разговор (что определенно было не так!).

– Я собрал вещи заранее, поэтому чуть не опоздал утром на занятия, – объяснил парень словно они давно знакомы – просто и без увиливаний. Эта манера поведения дезориентировала.

– Да уж, так спешил, что сбивал людей с ног, – тут же поддел он Лайта.

– Прости? – парень одарил его растерянным взглядом, точно не понимая, о чем речь.

Мин не мог поверить в это. Лайт притворялся, что не помнит его? Неужели специально подстроил их встречу в кампусе, зная, что уже вечером будет жить в его доме?

– Как для будущего врача у тебя слишком короткая память, если ты не помнишь случившееся утром.

Для Мина общение всегда велось легче с придирками и подколами. Хотя второе предназначалось исключительно для людей, которые выходили за рамки навязанных знакомых.

Лайт продолжал смотреть на него с неподдельной растерянностью, пока что-то не промелькнуло в его памяти.

– О, так мы из одного университета? Извини, я редко замечаю людей вокруг. Плохое зрение и постоянная спешка.

Мин опешил. Обычно люди запоминали его намного лучше, чем он их. А этот докторишка не посчитал нужным даже обратить внимание на их утреннее столкновение?!

– Отец должен был тебя посвятить, раз уж навязал тебя мне. – Мин злился на себя из-за того, что его вообще волнуют воспоминания парня на соседнем сиденье. Тот мог помнить, что и как хочет. И какого черта этот бессмысленный разговор вообще продолжается?

– Он говорил, ты тоже выпускаешься в этом году. Вроде, экономический, да?

Они подъехали к центральным воротам университета. Раздраженный разговором, который сам же и затеял, Мин не собирался никого ждать. Он стремительно вышел из такси и направился к парковке, отчетливо слыша следующие за ним шаги и катящийся чемодан. В ночное время тут не было ни души, кроме охранника. Тот пропустил их, стоило показать студенческие.

Когда он уже подошел к машине и разблокировал ее, тишину прервали.

– Мин, – голос был не мужским.

Пораженный, он обернулся и увидел Нану. Он не говорил ей, где учится. Она подошла к нему злым и резким шагом, не сулившим ничего хорошего.

– Что ты тут делаешь? – Он не удосужился скрыть настоящие эмоции, ведь думал, что уже разобрался с ней.

– Мы не закончили, – ответила она так будто прочитала его мысли, а главное – словно это что-то объясняло.

– Я уже тебе все сказал. Ты следила за мной? – прошипел Мин, сузив глаза и подойдя к ней впритык. Ему не нравилось, когда нарушают его границы. А Нана была последней, от кого он ожидал подобного.

– Ты меня вынудил. Я ехала следом за тобой к больнице и подождала, пока ты снова не вышел. – Только по счастливой случайности он действительно поехал туда впервые за несколько лет. В ином случае девушка бы сразу узнала правду, едва увидев особняк. Даже то, что он заехал сперва на такси сюда, оказалось как никогда кстати. – Хотела поговорить с тобой, но ты был не один, и вы быстро уехали снова.

Только сейчас Мин вспомнил, что рядом стоит Лайт и наблюдает за ними. Теперь не избежать вопросов. Этот мальчишка подослан отцом, а в его планы не входило, чтобы кто-то знал о его негласных «развлечениях». Тем более отец. Тот не поймет, по какой причине сын участвует в этом.

Как можно быстрее убрать Нану с пути и выставить все рядовой ссорой – вот как следует поступить. Незванного гостя не должна касаться его личная жизнь, пусть даже и поддельная.

– Думаю, лучше нам поговорить в другой день. Уже поздно, мне нужно домой, – включил успокаивающую интонацию Мин.

– А как же смена в больнице?

Черт! Еще одна информация, которая не должна была быть озвучена. Особенно для посторонних ушей.

– График изменили. Слушай, я думал, ты не из тех, кто преследует и истерит. Нана, я того не стою.

Куда делась девушка, с которой он общался последнее время – его собственное отражение?

– Думаешь, я настолько тупа, чтобы не понять, что ты мне лжешь?! – закричала она. – Что ты скрываешь? У тебя другая, да? Поэтому ты хочешь, чтобы я вернулась в Америку?

Он решил выбрать самый банальный путь и попытался прижать ее к себе, как герои романтических фильмов, успокаивая таким образом буйных героинь. Однако вместо того, чтобы склонить голову на его грудь и остыть, Нана оттолкнула его и со всей силы влепила пощечину.

Прикоснувшись к пылающей щеке, Мин почувствовал что-то влажное, а секундой позже увидел на пальцах кровь. Она разодрала кожу ногтями. Вот почему он ненавидел женский маникюр длиной в настоящие когти.

– Ты в порядке? – Лайт подбежал к нему и бесцеремонно положил руку на плечо. Но Мин не мог концентрировать злость на двоих одновременно, тем более никому из девушек раньше не удавалось причинить ему боль в прямом смысле слова.

– Ты сошла с ума! – прорычал он. – Ты думаешь, после этого я вернусь к тебе?

– Говори, с кем ты встречаешься? Или, может, ты специально познакомился со мной, зная кто я? – Даже в истерике она сохраняла способность к логическим выводам.

Нана приближалась к опасной черте, которую он не мог позволить ей пересечь. Еще в самом начале Мара предупредила: никто из тех, кого «заказали», не должен догадаться о статусе мишени в «игре на отмщение», иначе все пойдет под откос. Если узнает один, узнают и остальные. А за этим последуют серьезные неприятности, которые могли коснуться не только их лично, но и их семьи. А это – крайне нежелательно.

Что она спросила сперва? С кем он встречается? Надо заставить ее забыть о других подозрениях.

– Прости, ты права. Я… у меня чувства к другому человеку.

Она вдруг завопила, кинув сумочку в сторону, отчего та открылась, и содержимое покатилось по асфальту.

– Кто это? Она не может быть лучше меня!

Действительно, сложно найти девушку лучше Наны по характеристикам, которые мужчины обычно выделяют в женщинах, и на секунду Мин завис, не зная, какие слова в ответ станут лучшим выходом из ситуации. Пока рука, все еще лежавшая на его плече, не шевельнулась, и он не вспомнил о парне рядом с собой.

В голове возникла безумная идея. Мин понимал, что поступает так лишь потому, что ничего другого за такой короткий срок уже не придумает, а рядом оказался только этот обладатель розового недоразумения на голове. В любой другой ситуации Мин бы к нему не прикоснулся и тем более не впутал в свои дела.

Он схватил Лайта за футболку, притянул к себе и слегка приобнял за талию, вжимая в свое тело.

– Вот о ком я говорил.

После сказанного девушка впервые обратила внимание на свидетеля их ссоры.

– Он? Тебе нравится… парень?

– По-видимому. Я не хочу обманывать тебя, когда осознал чувства к другому человеку.

Лишая слова определенности и точности, он пытался сгладить углы весьма непродуманной лжи. Мин посмотрел на парня, который не шевелился в его руках, и лишь расширенные зрачки выдавали чужое возмущение. Он решил, что объятия для спектакля достаточно, поэтому выпустил Лайта из обременительной для обоих хватки.

– Не могу поверить… Ты гей?

Лайт наклонился и собрал вывалившиеся вещи обратно в сумочку, после чего осторожно протянул ее Нане. Она схватила сумку, не выразив даже намека на признательность. Такие люди не говорят «спасибо». Ей всегда все подавали, приносили, всячески ублажали. Она даже не осознавала, что сейчас не окружена никем из обслуживающего персонала, поэтому ей помогали по своему желанию, а не по долгу.

– Теперь понимаешь. Тебе все же лучше вернуться домой. Мы поговорим позже, если тебе это еще нужно, – подытожил Мин.

Нана вздернула подбородок, окинув их испепеляющим взглядом, и, прежде чем повернуться на каблуках, обстреляла шквальным огнем оскорблений его мнимую ориентацию на английском.

Этот день длился вечно и становился все хуже и хуже. Мину захотелось позвонить Маре и сказать, что он больше не участвует в ее махинациях. С него хватит! Теперь пришлось даже прикинуться геем, чтобы спастись. Хотя это была не самая ужасная ложь в его жизни. Данные слова ничего для него не значили, и даже оскорблением в его глазах не считались. Разве это хуже, чем быть вечным сожалением? Мин лгал себе ежедневно, просыпаясь и проживая очередной день. Ложь на протяжении десяти лет тенью преследовала его на каждом шагу.

– Эй, нужно обработать порез, – прозвучал голос стоящего рядом парня. Мин, как и прежде в кабинете отца, прикрыл глаза, выдохнул и только после этого посмотрел на Лайта.

– Ты ничего не видел, – он обвел парковку рукой, голос звучал резко и беспощадно.

Парень покорно кивнул.

Мин сел в машину, и, посмотрев в зеркало, выматерился. Царапина оказалась глубже, чем он предполагал. Злость усилилась, а Лайт тем временем плюхнулся на соседнее переднее сиденье прежде, чем он успел сказать, чтобы проваливал на заднее.

– Нужно обработать, – повторил тот, как попугай, и вытащил из небольшой сумки все необходимое.

Нет, Мин представлял, что доктора должны всегда быть готовы оказать первую помощь, но то, что этот выглядящий едва совершеннолетним мальчишка хочет помочь ему, казалось до нелепости абсурдным.

– Все студентики-медики такие напористые? – Он вырвал из чужих рук антисептик и упаковку ватных палочек, и вытер кровь, замечая, как кожа вокруг пореза вздулась и покраснела.

– Многие из тех, кого я встречал, достаточно напористы. – Лайт упрямо вернул себе отобранное и повернул его к себе, а затем смоченной из другой бутылочки палочкой провел по поврежденному лицу.

От этой наглости Мин оцепенел и удивленно вытаращился на парня. Что тот себе позволяет? И все же по непонятной причине позволил ему не только обработать порез, но и заклеить его пластырем.

– Готово. Через несколько дней заживет, не умрешь, – Лайт слегка ухмыльнулся и наконец отодвинулся.

Пока парень прятал содержимое обратно в сумку, Мин выехал с территории университета. Молчание тянулось уже несколько минут, хотя он знал: нужно дать понять, что Лайт увидел то, что его абсолютно не касается. Однако ответное молчание ставило в тупик. Любой другой задавал бы вопросы, а этот глупо улыбался, уставившись в окно. Мин снова заговорил первым, проклиная себя за это:

– Ты не спросишь, что это было?

– И так ясно: ты расстался, ну или попытался расстаться с девушкой, – ответил Лайт, встретившись с ним глазами.

– Это все?

– Ты о том, что соврал ей о больнице или о том, что у тебя чувства ко мне?

Парень будто насмехался над ним. Он оказался не лишен самодовольства, которое не казалось попыткой задеть или обидеть. Однако Мин не мог пустить все на самотек.

– Это все для того, чтобы она отвязалась от меня. Понятно?

– Ну вряд ли ты воспылал ко мне такими чувствами за тот час, который мы знакомы. Твое лицо ранее кричало, что ты скорее убить меня хочешь.

– В общем, это большая ошибка. Я не думал, что она будет преследовать меня. И еще раз повторю: ни слова моему отцу.

Любой другой извинился бы, что втянул в подобную ситуацию, но Мин помнил – именно этот парень вторгся в его жизнь без приглашения. Так что это даже к лучшему. Незваный гость после увиденного точно станет держаться от него подальше.

– Если для тебя это важно, не скажу.

Всю оставшуюся дорогу Мин рулил в тишине, поражаясь происходящему. Его отцу было наплевать, что он ставит между ними еще одну стену, приводя какого-то мальчишку в их дом. И в то же время именно этот посторонний говорит ему: «Если для тебя это важно». Словно действительно принимает во внимание его чувства, при этом будучи ему никем.

Мин не считал себя высокомерным или заносчивым, просто слишком «в себе». Он неохотно подпускал людей, ведь легче общаться с теми, кого он давно знал. Лайт не сделал ему ничего плохого… пока что. Хотя Мин задавался вопросом, из-за чего тот переезжает в их дом, даже если и временно. Чисто практически мальчишка едва ли помешает, стоило просто забыть о его существовании. Ни к чему вести напрасные войны, тем более Лайт узнал его секрет. Отец просил вести себя учтиво и вежливо. Мин учился играть на публику большую часть жизни, поэтому не так уж трудно поддерживать эту видимость для еще одного человека.

Они подъехали к особняку. У ворот Мин ввел пароль, прежде чем заехать во двор. В коем-то веки он был рад оказаться дома. Захлестнуло желание повалиться на кровать прямо сейчас, не дожидаясь привычно рассвета.

– Ого! – восторженно воскликнул Лайт, по-идиотски разинув рот.

– Типичная реакция, – сказал Мин заносчиво, но в словах уже не проскальзывала открытая враждебность, как раньше, а смирение с ситуацией. Лайт же продолжал глазеть вверх, будто перед ним возник Хогвартс. – Я хочу спать, поэтому хватит пялиться и пойдем выясним, где тебя поселят. – Он надеялся, что отец известил экономку, и она уже все приготовила.

Когда они зашли в холл, им на встречу сразу же вышла женщина.

– Ну наконец-то! Хозяин звонил еще час назад, я заждалась вас. Ох, это и есть наш гость? Еще и такой симпатичный!

Такое чувство, что ей показали младенца, а не взрослого парня. Хотя Мин без особого энтузиазма признавал чужую миловидность. Такой типаж обычно окружен заботой и умилением женского пола, что только что подтвердила Нун.

– Кхун^[8] Равит предупредил, что у нас некоторое время поживет очень талантливый студент. Ты выглядишь таким юным, неужели уже оканчиваешь университет, как наш Мин?

– Вообще-то, я потерял один год, – внезапно выдал Лайт. – Изначально поступил на другую специальность. Но на следующий год заново поступил на первый курс уже медицинского факультета.

Теперь Мину не удалось скрыть удивление. Докторишка старше него? Это не укладывалось в голове.

– Ох, а с виду тебе едва дашь восемнадцать! Хотя вы в любом случае еще так молоды, вся жизнь впереди, – добродушно заметила экономка.

– Никогда не знаешь, как много времени осталось.

Мин удивленно приподнял бровь, услышав странную фразу. Что за чепуху городит этот парень? Но он не собирался копаться в чужой голове. Его интересовала только связь парня с его отцом.

– Молодому юноше нельзя быть таким пессимистичным. Мне с головой хватает одного такого. – Нун хлопнула Мина по ягодицам, но он лишь недовольно сжал губы.

Легче позволить ей пожурить себя, чем противостоять. После утомительного дня Мин не почувствовал привычного негодования от обращения с собой как с ребенком. Это, наоборот, напомнило, что в доме есть хотя бы один человек, который заботится о нем.

– В какой комнате он остановится? – Мин решил сменить тему и наконец закончить этот день.

– Кхун Равит попросил приготовить голубую комнату.

Что означало комнату напротив его спальни, в детстве служившую игровой. Она уже лет восемь стояла без дела. Внутри Мина закипала злость, ведь отец подсунул ему эту обузу на ножках под нос в буквальном смысле. Почему сразу не попросил их делить одну комнату, будто им обоим по пять лет?

Он не стал подавлять шумный вздох и поплелся вверх по лестнице. Лайт отказался от помощи горничных, самостоятельно подняв чемодан и последовав за ним. Дойдя до нужной двери, Мин остановился.

– Тебе сюда, – он подбородком указал на дверь.

– А твоя комната напротив?

– Да. И еще раз проясним: я не стану общаться с кем-то только потому, что так сказал отец. Не знаю, какова его цель – показать мне, какой я ничтожный рядом с лучшим студентом или что потерял, не пойдя по его стопам, – но меня это не колышет. Давай просто продолжать жить каждый своей жизнью и не мешать друг другу, пока ты здесь ошиваешься, – изрек он уставшим голосом. Он уже не чувствовал злости. Только загустевшее чувство поражения. Терпкое и неприятное.

Лайт не спешил отвечать, а внимательно смотрел на него, словно изучая.

– Я не думаю, что лучше тебя, и вряд ли доктор Вонграт так считает. Не знаю, облегчит ли это причиненное мною неудобство, но я буду здесь редко бывать, у меня вовсю идет практика. Так что не беспокойся, я не буду постоянно мелькать перед глазами и мешать.

Мин почувствовал облегчение. По крайней мере, парень оказался адекватным, поэтому он решил успокоиться хотя бы на сегодняшнюю ночь.

– Если тебе что-то будет нужно, Нун поможет, – сказал он напоследок, после чего удалился в свою комнату.

Голова коснулась подушки – мягкой, как перина, и пахнувшей жасмином. Заслуга Нун, любящей этот сладкий и глубокий аромат, который и сама источала. Мин дотронулся до пластыря на лице, задумчиво проведя по нему подушечками пальцев.

Лучше докторишке избегать его не только дома, но и в университете. Теперь его яркий вид казался преимуществом, Лайта невозможно не заметить даже в толпе. Хотя вероятность того, что они столкнутся, слишком мала. Они проучились почти шесть лет в стенах одного учебного заведения, хоть и в разных корпусах, и Мин не сомневался, что никогда не видел Лайта вплоть до сегодняшнего утра.

Он не знал почему, но был уверен, что запомнил бы это лицо.

_________________________________

(Ciara – Paint It Black)

3 глава

Прошло две недели с тех пор, как Мин перестал быть единственным постоянным жильцом особняка. Нун ночевала здесь только по будням, по выходным уезжала к семье, а отец появлялся редко, поэтому и не считался за полноценного обитателя дома. Однако за это время он встретил главу «VN Medicine» рекордные три раза. Когда Мин уходил гулять, то замечал того увлеченно беседующим со своим протеже.

Хотя стоило отдать должное: парень держал слово. Лайт действительно казался здесь скорее призраком, чем гостем. Мин заставал того лишь утром, собираясь на учебу. В первый день Нун предложила ему подвозить Лайта, раз им в одно место. Мин уже обдумывал, как тактично объяснить, что он не собирается менять собственный уклад жизни из-за навязанного соседа, как вдруг Лайт сам отказался. Сказал, что у него есть велосипед и позже он заберет его у друга, а сегодня не прочь проехаться на автобусе.

И хотя Нун недовольно поджала губы и с укором взглянула на Мина, после того как их гость убежал, ничего больше ему не сказала. Слишком хорошо знала.

Иногда, конечно, Мин встречал Лайта по вечерам в коридорах, если оставался дома, а когда возвращался поздно ночью от Мары, до него долетал шум из комнаты напротив, оповещающий, что ее жилец еще не спит.

Лайт общался с ним по минимуму, видимо, на самом деле был занят. Мин вовсе не следил за передвижениями нежеланного гостя, но все же хотел быть в курсе его дел, продолжая подозревать, что за его присутствием в особняке что-то стоит.

Спустя несколько дней после происшествия с Наной Мин встретился с Марой. Оказалось, Нана разбила кое-что в баре в тот вечер, прежде чем выбежать и проследить за ним. Он же рассказал подруге об идиотской просьбе отца.

– Он подселил к вам какого-то типа? Серьезно? Лучше бы горячую девицу! – Она захохотала, совсем не проникшись его несчастием.

– После Наны мне нужен тайм-аут от любых девиц. – Мин рассеянно почесал порез, который теперь не нуждался в пластыре. Для Беста Мин выдумал околесицу, а отец рану и не заметил, едва интересуясь сыном, даже когда находился дома.

– Смотри не увлекайся этим, а то еще навангуешь свое признание Нане.

Ему пришлось рассказать, как именно удалось спровадить девушку, ведь Мара не отставала.

– Иди на хер! – не сдерживаясь в выражениях, послал ее Мин.

– Какими нежными мы стали! Мне вот интересно, что этот студентик забыл у вас? Твой отец раньше не спешил становиться меценатом. Не думал, может, их связь куда глубже? – Она сделала соответствующий жест рукой. – Что, если доктор Вон-грат утомился от одинокой жизни и завел любовницу в лице его матери или есть еще более занятный вариант – он твой брат?

Мин скривился от выдвинутых ею перспектив, однако знал – в высших кругах встречается и не такое. Кулаки бессознательно сжались даже от мысли, что это может оказаться правдой.

– Поэтому я хочу узнать больше об этом парне. Поможешь?

Он не просто так называл Мару «торгашкой». Она отлично ладила с людьми, поэтому имела самые разнообразные знакомства. Своими каналами Мин не мог воспользоваться, все они шли через отца. Вернее, через отцовские возможности.

– Помогу. За услугу, естественно. – Ну конечно, будто она способна сделать что-то безвозмездно. Мин выгнул бровь, давая понять, что слушает. – Помнишь мою кузину Де́ли?

Он помнил. Он никогда не общался с ней так близко, как с Марой, поскольку Дели была куда младше их. Сейчас ей сколько? Около восемнадцати?

– Куда ты клонишь?

– Сходи с ней на свидание! – не стала тянуть Мара.

– Ты оглохла? Я хочу взять паузу, – Мин прожег ее взглядом, полным раздражения. – Тем более с каких пор ты впутываешь свою семью в эти игры?

– А это не игра. По словам Дели, ты – любовь всей ее жизни.

Мин закашлялся, поперхнувшись выпивкой. На рубашку небесного цвета словно рассыпали звезды, стоило каплям впитаться в шелк.

– Мара, серьезно, какого черта?! – воскликнул он, вытирая салфеткой рубашку, забрызганную по ее вине.

– Вот и я хочу знать какого, – она порицательно покачала головой. – Но эта проныра откуда-то узнала, что здесь происходит и теперь шантажирует меня. Грозится рассказать моим родителям. Ты знаешь, мама мне ничего не сделает, а вот отец… это лишние проблемы. Сам понимаешь, – она выдохнула, перебирая рукой пряди волос. – Так что Дели поставила ультиматум: я помогу свести вас, а она держит рот на замке.

– Я не буду встречаться с твоей кузиной! – стальным тоном прочеканил Мин.

– А кто тебя просит встречаться? Всего лишь одно свидание, на котором ты проткнешь придуманный ею мыльный пузырь с розовыми пони, вашей свадьбой и выводком детей.

Его бросило в дрожь. Мин едва виделся с Дели за прошедшие несколько лет. Последний раз, кажется, на праздновании годовщины отца Мары, когда Дели было пятнадцать. Для него она по-прежнему оставалась ребенком. Милой девочкой, совсем не похожей на старшую кузину-пиранью.

– И тебе ее не жаль?

– Это для ее же блага. – Мара помахала перед ним пальчиком. – Чем скорее она поймет, что такой засранец, как ты – последний, кому нужно отдавать сердце, тем лучше. Она слишком наивна. Ты станешь отличной таблеткой принятия реальности.

– Какая у нее заботливая сестренка.

– Сама поражаюсь, – манерно произнесла Мара.

– Но если она не перестанет… – он скривился, произнося следующие слова: – любить меня?

– Перестанет, если используешь на ней тот же трюк, что на Нане.

– Специально потешаешься?

– Нет, ну а что? – Это воплощение коварства в юбке и на шпильках строило из себя святую невинность. – Действенно же, ты убедился! У Дели не останется другого выбора как сдаться. Плюс она обожает BL-сериалы^[9]. Сразу пожелает счастья тебе и твоему воображаемому избраннику.

– И? Меня это должно как-то переубедить?

Их взгляды скрестились подобно клинкам. Даже ее ключицы выпирали, словно наступая на него.

– Ты разочаровываешь меня, – с досадой цокнула языком Мара. – Знаешь же, как я не люблю менять планы, если картинка уже выстроилась в голове. А я уже так и вижу всю подноготную твоего соседушки с самого его рождения в моих ручках, которую благородно передам тебе. С таким компроматом ты сможешь мигом выставить его за дверь.

Мин понимал, что Мара им манипулирует. Однако сейчас он был крайне заинтересован в том, чтобы узнать правду о Лайте. Шуточные подозрения об их возможном родстве не давали теперь покоя.

Условие Мары не отличалось от того, что он и раньше делал в рамках их подпольной деятельности. Проучившись несколько лет на экономическом, Мин умел ценить выгодные сделки и отлично знал – Мара сдержит слово. Он не восторгался, что попадает под манипуляцию другого человека, но все-таки это позволит ему избавиться от нелепого недоразумения под боком. Желание узнать правду перевесило личное недовольство.

– Хорошо. Одно свидание, и все. – Из груди вырвался шумный выдох, сразу растворившийся в воздухе, а Мара самодовольно ухмыльнулась и достала телефон.

– Вот ее профиль. Напиши ей в директ.

Мин неохотно зашел на чужую страницу. Он помнил Дели как непоседливого ребенка, но теперь она превратилась в молодую девушку. На фотографиях улавливалось сходство кузин. Изысканная и хрупкая, почти что аристократическая красота, делающая их похожими на сказочных персонажей из прошлого. Хотя Мара, несмотря на свой внешний вид, была скорее смертельным ураганом, нежели баюкающим морем, как Дели. Не зря даже выбранное самостоятельно в подростковом возрасте прозвище по одной из трактовок означало «смерть»^[10].

Разрушить девичью влюбленность Мин согласился только после того, как Мара предоставит нужные ему сведения, и он разберется с тем, какие нити связывают Лайта с его отцом.

Он предпочитал решать проблемы поочередно, а не хвататься за все сразу. И уж точно никогда не шел на сделки без предварительных гарантий или предоплаты.

* * *

Несколько дней прошло в ожидании новостей от Мары, и пока Мин не наведывался к ней, в кои-то веки мог сконцентрироваться на университетских делах. Он даже позволил Бесту завлечь себя во внеклассную деятельность, хотя считал, что выпускникам это уже ни к чему – пускай младшие курсы занимаются фестивалями. Но Бест настаивал: это их последняя возможность поучаствовать в подобном, поэтому вместо того, чтобы ходить в клубы и бары, Мин после пар оставался в университете.

Теперь, находясь на территории кампуса, он бросал более заинтересованные взгляды, чем обычно, на проходящих мимо студентов.

– Кого ты постоянно высматриваешь? – полюбопытствовал Бест, когда они сидели во дворе.

Два часа без перерыва они занимались плакатами для предстоящего фестиваля. Правда, основную работу делал Бест: в детстве он посещал художественную школу, поэтому умел неплохо рисовать. Когда же друг уже сам походил на разрисованный холст, они сбежали от студенческого комитета и организовали себе перерыв на еду.

– Никого, – наблюдательность Беста бесила.

– Обычно ты сидишь, уткнувшись в телефон, а теперь постоянно таращишься по сторонам, – не унимался тот.

– Слушай, может тебе в детективы податься после выпуска? Так и вижу объявление о поиске работы: «Лезущий в чужие дела выпускник экономического раскроет все ваши секреты!»

Бест изобразил приступ безмолвного смеха и шуточно толкнул его в плечо.

Вот поэтому Мин и ценил дружбу с этим парнем. С ним он становился более нормальным. Обычным. Одногруппник пробуждал в нем светлые стороны, о которых Мин не раз и не два забывал в чопорном мире, в котором родился. Но у него заняло время, чтобы признаться самому себе, что Бест из рядового приятеля превратился в друга. С Марой было так же, хотя он по-прежнему избегал вслух называть их друзьями и не признавал, что ему нравится ее общество.

Внезапно взгляд зацепился за фигуру с розовыми волосами. Лайт медленно шел вместе с другими студентами и постепенно приближался к месту, где сидели они с Бестом. Мин, совсем не стесняясь, как коршун, следил за докторишкой. Он не боялся быть пойманным: они расположились в тени, чуть поодаль от основной дороги, где шли остальные учащиеся.

Однако либо его взгляд был таким тяжелым, что не почувствовать его невозможно, либо по чистой случайности, но Лайт поднял глаза и посмотрел прямо на Мина, несмотря на якобы плохое зрение. Или на учебу тот надевал линзы?

Выражение лица не дрогнуло, Мин лишь придал себе еще более скучающий вид, словно Лайт невзначай попал в поле его зрения. И по большому счету, так оно и было. Но розоволосый докторишка вдруг отошел от других студентов, которые продолжили свой путь, и направился в их сторону.

– Привет, – сказал он, остановившись напротив их скамейки. Именно так Лайт каждое утро здоровался дома, точно его ничто не смущает, ничто не волнует, ничто не тревожит. – Наконец пересеклись с тобой в универе.

– Ага. – Мину больше нечего было сказать.

– Участвуете в фестивале? – На скамейке лежали атрибуты мероприятия, розданные вносившим свою лепту в организацию. – Я бы тоже хотел, но времени совсем нет. А было бы круто напоследок вспомнить, как все начиналось. – Лайт переводил взгляд с него на Беста, как будто был знаком с ними обоими.

– Я то же самое сказал Мину, когда уговорил его присоединиться, – отозвался Бест.

– Что ж, до встречи. У меня всего полчаса на перекус, а после нужно ехать в больницу, – так же беззаботно, как появился, Лайт отбежал от них и догнал друзей.

– И кто это? Не думал, что кто-то еще удостоился чести общаться с Мином Вонгратом, – начал одногруппник, стоило только Лайту отойти.

– Просто кое-кто, с кем невольно пришлось познакомиться. Это нельзя назвать общением, – пробурчал Мин.

– Он с медицинского? Ты же не выносишь этот факультет из-за отца.

За проведенные вместе студенческие годы Бест узнал о его напряженных отношениях с родителем, хотя и без лишних подробностей.

– Ничего не изменилось. Я же сказал: мне его навязали. Слушай, ты хуже любой ревнивой девушки, – Мин повернулся и посмотрел на Беста, который тем временем сидел на спинке скамейки.

– Он кажется приятным парнем. И да, совсем тебе не подходит.

– И что это значит?

– А то, что ты невыносимый и сложный. Иногда не понимаю, что я такого сделал плохого в прошлой жизни, почему меня угораздило сесть рядом с тобой в первый учебный день? Но у меня ведь большое сердце, вот и пожалел, понимая, что такой замкнутый грубиян без меня не справится.

Это послужило последней каплей. Мин схватил парня за икру и сильно сжал. Бест вскрикнул и спрыгнул на землю.

– Я не замкнутый, – ощетинился Мин.

– Не замкнутый с друзьями, но сколько их у тебя? Я и подруга детства из бара, где ты играешь на барабанах?

С остальными ты превращаешься в непробиваемую стену. Не даешь никому и шанса, а сам всегда ведешь себя как мудак.

– Это не замкнутость, а разборчивость. Не вижу в этом проблемы. Ты сегодня куда невыносимее меня, поверь, – Мин усмехнулся и встал. – Пошли, Шерлок. И предупреждаю: еще одного расспроса я не вытерплю, поэтому прекращай. Давай закончим с тем, во что ты меня втянул.

Но тут телефон издал звук. Он увидел сообщение от Мары.

«Информация у меня. Сейчас пришлю тебе файл».

– Ты идешь? – спросил Бест, когда он остановился на полпути, читая эсэмеску.

– Мне нужно отойти. Кое-что важное. – Мин не стал дожидаться возмущений друга и, развернувшись, отправился на парковку.

В салоне машины он открыл текстовый документ во вложении. Он содержал данные о Лайте: полное имя, дата рождения (тот в самом деле оказался старше его почти на год), место жительства, место учебы и прочая основная информация. Но все это было не так интересно, как следующее: отец действительно общался с отцом Лайта в молодости, те учились в одном университете. Пива́т Хонгсава́н погиб, когда Лайт оканчивал первую ступень средней школы^[11]. А еще нашлась запись, что в первый год учебы в университете парень лежал в основном филиале их больницы, где раньше практиковал отец. Так вот как они встретились? Все сводилось к тому, что именно тогда Вонграт-старший узнал: Лайт – сын друга молодости, которого уже не было в живых.

Оказалось, сперва Лайт поступил на музыкальный факультет, но, проучившись на нем буквально несколько месяцев, вскоре попал в аварию, после чего взял академ. Чуть позже отчислился и внезапно на следующий год поступил на медицинский в то же учебное заведение. Странно… Он мог просто заново начать год, если пропустил слишком много по состоянию здоровья. Зачем менять специальность?

Даже внешний вид Лайта говорил о том, что парень мог быть скорее музыкантом, нежели доктором. Мин считал, что люди либо с детства мечтают быть врачами, либо выбирают эту профессию, идя по семейным стопам. Семья Лайта не имела никакой связи с медициной: отец был инженером, мать работала флористом. И все награды в школьное время касались музыкальных фестивалей и конкурсов – Лайт жил музыкой и рвался и дальше заниматься ею. Так что могло произойти, чтобы у человека настолько поменялись приоритеты? Жажда денег? Перспектив? Желание что-то доказать родным?

Мин откинулся на сиденье, выдохнув на челку и заставив ту приподняться от потока воздуха.

Мара также попросила знакомых пробить вероятность любовной связи между Вонгратом-старшим и матерью Лайта в настоящем или далеком прошлом, но обе теории не подтвердились. Уже это радовало Мина. Во всяком случае, его положению наследника никто не угрожает. Хотя от собственных мыслей тут же стало тошно. Разве он изо дня в день не сгорал от ненависти к этому бремени? А теперь внезапно лицемерно чувствовал облегчение.

Нужно взять себя в руки. Он узнал главное: Лайт и его отец познакомились случайно – как пациент и врач – и, возможно, общение с доктором повлияло на парня, подтолкнув к смене будущей профессии. Отец все-таки пользовался большим авторитетом. Видимо, эти несколько лет они поддерживали связь, и родитель помогал Лайту, когда тот решил стать врачом. В целом ему было все равно, чем и с кем занимается отец, пока тот не трогает его. Но такая нехарактерная забота о ком-то другом для владельца больниц и хладнокровного врача, который даже для сына не находил времени, вызывала вопросы. Мин хорошо знал: отец предпочитает практический метод работы и не допускает слишком тесных контактов с пациентами и их семьями, поэтому ему хотелось разобраться в этой странной истории.

Он понял, что не сможет вернуться в университет, ибо голова гудела от новой информации. Что если поехать домой и заглянуть в комнату к Лайту, пока того нет? Хотя эта мысль мигом опротивела ему.

Всю дорогу домой Мин спорил сам с собой, должен ли переходить эту грань. Неужели нарушит собственные принципы из-за какого-то жалкого будущего докторишки? И что он собирается найти: кучу конспектов и учебников по медицине, порнушку, грязные носки? Этот парень выглядел совсем обычным, без каких-либо страшных секретов, особенно тех, что хоть как-то касались его.

Мину хотелось быть обычным, влиться в середину, и в частности именно потому, что у таких людей, как правило, не бывает тайн, которые разрушают чужие жизни.

Поэтому, оказавшись в холле, Мин твердо решил, что сходит с ума, и нужно, как и раньше, просто игнорировать Лайта. Он выяснил главное, теперь можно успокоиться. Но когда он шел по первому этажу, из кабинета отца донесся голос – тот разговаривал по телефону.

Мин пересилил себя, понимая, что пока рядом нет их нового жильца, а экономка где-то бродит, это подходящая возможность расспросить, как долго Лайт пробудет у них. Когда он вошел в кабинет, отец как раз прощался со своим собеседником.

– Вернулся? Неужели все это время был в университете? – удивленно спросил мужчина, увидев его в студенческой униформе. Мин всегда заезжал после учебы домой переодеться, прежде чем отправиться по своим делам.

– Участвую в организации фестиваля, – скупо прокомментировал он.

– Я думал, тебе не нравится самодеятельность.

– Куда больше мне не нравится, когда ко мне подселяют незнакомца и умалчивают о реальных мотивах.

Отец нахмурился, но не разозлился.

– Мне казалось, ты успокоился, но ты все такой же упрямый, как в детстве, – отец выдавил подобие улыбки, будто упоминание прошлого как-то сближало их. Словно у них разные воспоминания о его детстве.

– Я хочу понять, ради чего ты вносишь неудобства в мою жизнь! Ты был другом отца Лайта в студенческую пору?

– Мне не хотелось распространяться на эту тему, поскольку это не наше дело. Не знаю, почему для тебя это так важно, но ладно. У семьи Лайта долги, особенно после смерти Пивата, его отца. Их дом изымают в качестве погашения задолженности. Его мать и сестра на время переехали к родственникам в другую провинцию, но Лайт не мог последовать за ними из-за учебы. У него прекрасные навыки, и он хочет и может быть успешным нейрохирургом. Было бы глупо лишиться диплома у финишной прямой. Он отказался принимать любую финансовую помощь и даже не сразу согласился пожить у нас.

Мин внимательно слушал и где-то внутри почувствовал нечто странное, некое подобие сожаления.

– Следовало предупредить меня и объяснить раньше, а не ставить перед фактом, – он не мог не сердиться на отца, который заставил его копаться в чужом белье. Он унизил его. В который раз.

– Прости, я потерялся в днях. Думал предварительно поговорить с тобой, но пришлось внепланово участвовать в конференции после нескольких собраний. А потом вспомнил, что сам назначил переезд Лайта на этот день, поэтому и сообщил тебе в самый последний момент.

– Сколько именно он здесь пробудет?

– До вашего выпуска, может чуть дольше. У тебя нет причин быть против. Я не заметил между вами конфликтов за прошедшие недели. Я спрашивал Нун, она сказала, что мальчик проводит тут не больше времени, чем я, – мужчина усмехнулся, довольный этим сравнением.

Наверное, мечтал, чтобы Лайт был его сыном, а не он. Но этой мечте не суждено сбыться. Даже если отец подселил идеального претендента в свой дом.

– Так значит до выпуска. Отлично, – с сарказмом произнес Мин, злясь на самом деле на то, что отец, как и всегда, не замечал и не думал о его чувствах.

– Надеюсь, за это время вы научитесь чему-то друг у друга. Лайт очень ответственный юноша, несмотря на его внешний вид. Вы, молодежь, любите ярко выражать себя, поэтому, знаю, он может вызвать предвзятое первое впечатление, однако он мудр и рассудителен не по годам. – Отец не желал замечать, что своими словами еще больше провоцирует его.

– Я не заказывал себе пример для подражания.

– Трудись так же ради поставленной цели, и тогда мне не придется искать этот пример на стороне, – последние слова произнеслись в редкое мгновение потери самоконтроля, Мин это видел, но это уже ничего не меняло, даже если отец и добавил: – Прости, это не то, что я имел в виду.

– О нет, мы оба знаем, что именно это ты и имел в виду. Думаешь, я не осознаю, что ты подсунул мне его под нос, чтобы я увидел, от чего отказался? Что не стал идеальным наследником твоей империи? А как же мои ожидания? Может, мне тоже привести кого-то с улицы, чтобы тебя научили быть хорошим отцом? – Он презирал себя за то, что позволил обиде проникнуть под кожу, выплеснуться наружу, показывая тем самым, что ему не все равно.

– Мин, я…

Однако откровений на сегодня было достаточно. Он и так наговорился с отцом на месяц вперед, получил очередную дозу презрения и оскорблений и не позволил тому закончить.

– Я сделаю, как ты просишь: уживусь с ним, буду вежлив, но дай мне спокойно дышать и дальше. Это единственное, чего я хочу от тебя, – не дожидаясь ответа, Мин вышел из кабинета и чуть не столкнулся с Нун.

Какая банальщина – прислуга их подслушивает.

– Сынок, твой отец не хотел тебя обидеть.

Он не нуждался в жалости. Да, эта женщина растила его, но она не была его матерью. Его мать умерла. И ничто не позволит забыть об этом. Эти стены всегда будут шептать, разнося отравляющие и разрушающие воспоминания по каждому сантиметру этого огромного, но одинокого дома.

– Не сейчас, – он отстранился, когда она попыталась прикоснуться к нему и, обойдя женщину, последовал в свою комнату.

Со злостью хлопнув дверью, он повалился на кровать. Мин не узнал ничего нового. Незачем растрачивать нервы зря. Желчь и досада опять переполняли его, как если бы в ванной забыли вовремя выключить воду, где лился самый обжигающий кипяток. Он жаждал смеяться и улыбаться дома, а не искать эти эмоции в других местах, хотя все это давно превратилось в еще одну несбыточную мечту. Пора уже было открывать личное кладбище, где почили бы все его мечты, погребенные под обстоятельствами жизни.

Мин пролежал минут пятнадцать и, очистив голову от бесполезных мыслей, а тело от ненужных эмоций, решил выбраться из дома куда подальше. Быстро принял душ, переоделся и, захватив телефон и ключи от машины, вновь оказался в коридоре.

Из соседней комнаты долетал шум. Значит, Лайт уже дома. Хорошо, что парень не вернулся раньше и не стал свидетелем их с отцом очередной ссоры. Мин уже почти прошел мимо, но дверь оказалась приоткрытой. Не понимая, что творит, он приблизился к ней вплотную. Никогда раньше он не подслушивал в собственном доме, для этого не было повода. Мин смог различить знакомые звуки игровой приставки. Он не знал, что отец отдал указание поставить еще одну такую же для их гостя.

Он ни разу не заходил в эту комнату с тех самых пор, как туда поселили Лайта. И хотя сегодня чуть ли не обыскал ее, все равно теперь стоял под дверью и подслушивал. Мин тяжело вздохнул, задавшись вопросом, что он, черт возьми, творит, когда дверь неожиданно распахнулась, и в него почти что врезался жилец комнаты.

– Ох, – послышался испуганный возглас, когда Лайт в последнюю секунду отскочил от него. – Что… что ты здесь делаешь?

Его поймали на месте преступления, как бы глупо это ни звучало. Но Мин решил сохранить лицо и притвориться невозмутимым, будто ничего не произошло. Лучшая защита – нападение.

– Вообще-то, я здесь живу. – Его целью было сделать так, чтобы не ему, а Лайту стало неудобно. Мин не собирался чувствовать себя преступником в собственном доме. – Я заметил, что у тебя приоткрыта дверь. Собирался закрыть ее, пока ты едва не сбил меня с ног… уже во второй раз.

Судя по выражению чужого лица, ему удавалось скрыть свое позорное положение и скинуть всю вину на Лайта. А тот неловко почесал покрашенные волосы.

– Я не заметил, что не закрыл ее до конца. Мешаю тебе? Прости, решил сделать перерыв и поиграть в FIFA. Иногда мозг просто отключается, а игры помогают снять стресс, – объяснил Лайт, неуклюже посмеиваясь.

– Любишь футбол? – зачем-то спросил Мин.

– Да, я большой фанат. И сам гонял бы, но, увы, пришлось прервать отношения со спортом. Так что спасибо человеку, который придумал видеоигры, – Лайт облокотился о дверной косяк и продолжил улыбаться ему. – А ты играешь?

– Да, но не часто.

Почему он продолжает отвечать на вопросы этого парня?

– Может, сыграем? Давно не играл ни с кем в приставку вживую, только через сеть. Последний курс дьявольски сложный. – Лайт вдруг стал каким-то подавленным, а потом опять поднял на него взгляд и оглядел одежду. – О, ты куда-то собираешься? Если так, не буду тебя отвлекать, – при этом продолжил стоять на месте и смотреть с какой-то глупой надеждой, будто действительно хотел, чтобы он остался.

Мин еще не думал, куда именно собирается. Знал лишь, что ему нужно занять чем-то руки и очистить голову от дурных мыслей. Ведь в этом доме обычно не удавалось расслабиться, а тем более утешиться.

Отец видел в этом мальчишке того, кем бы хотел, чтобы стал он. Что же в Лайте такого? Помимо нелепого цвета волос и милого личика? Мин отлично помнил учения великих мыслителей – «Держи друзей близко, а врагов еще ближе» и «Знай противника и знай себя, и ты будешь непобедим»^[12]. Именно поэтому сказал:

– Нет, я просто собирался захватить кое-что из машины.

От его слов на лице Лайта расцвела счастливая улыбка.

– Значит сыграем?

– Какая у тебя версия?

Лайт переступил порог, возвращаясь в комнату и давая ему пройти следом. Это было странное чувство: оказаться в знакомых четырех стенах и при этом ощущать себя так, точно забрел на чужую территорию.

– FIFA 19.

– Ты же в курсе, что вышла уже 20 версия?

– Я слишком занят в последнее время, чтобы обновить игру. Ты за кого болеешь? Я фанат Манчестера. Вот бы однажды вживую оказаться на их матче!

Когда они уселись у изножья кровати посреди разбросанных конспектов и одежды, Лайт все продолжал и продолжал задавать ему вопросы.

Мин уже завидовал этому парню, хоть и не желал этого признавать. Лайту удавалось так непринужденно вести беседу, выглядеть таким довольным, невзирая на царивший вокруг хаос. За две недели он сумел превратить безжизненное помещение в «дом». Настоящий. Пусть Лайт и был всего лишь гостем в особняке, комната казалась полностью в его власти, и в ней чувствовалось куда больше жизни, чем в спальне Мина. И дело не в лежащих повсюду предметах одежды или хаотично разбросанных книгах и тетрадях (а в углу Мин заметил чехол с гитарой), а в том, что здесь не существуют, не отсиживают срок, как в тюрьме, а осмысленно проживают каждый день.

– Слушай, а ты видел последний матч? Я чуть зачет не провалил, всю ночь смотрел трансляцию и…

Казалось, Лайт мог говорить о любимых вещах бесконечно, искренне желая заинтересовать собеседника, что действовало успокаивающе. Поэтому Мин сам и не заметил, как расслабился, даже будучи на вражеской территории.

Возможно, это случилось, когда он выяснил, что у них есть что-то общее – любовь к футболу, даже без попыток специально подобрать тему для разговора; или когда он невольно улыбнулся на очередное восклицание парня, пропустившего гол; или когда понял, что розовая макушка перестала раздражать.

Но каким-то образом Лайт помог с тем, в чем Мин нуждался больше всего – позволил забыться.

_________________________________

(Ben Cocks – So Сold)

4 глава

Мара выполнила свою часть уговора, поэтому сегодня от Мина требовалось то же самое. Хотя он до сих пор с раздражением вздыхал, когда думал о грядущем свидании. Ему предстояло приехать вечером после занятий в бар приятельницы, где и должно состояться «рандеву», как иронично заметила Мара. Она не испытывала ни малейшего угрызения совести, а лишь действовала ему на нервы глупыми елейными комментариями. А вчера ему в особняк доставили новый смокинг: классический и элегантный, выбранный под четким руководством Мары. На его же сообщение, состоявшее из совсем неласкового вопроса, та в ответ прислала: «Даже уходить надо красиво». Мара прекрасно разбиралась в одежде, поэтому костюм подчеркивал все его достоинства.

Мин решил не вспоминать о навязанной встрече до самого часа икс: лучше сосредоточиться на тактике сближения с врагом, нежели думать о предстоящих мучениях. После странной ночи, когда они с Лайтом почти до рассвета играли в приставку, тот каждый раз ярко улыбался ему и приветствовал за завтраком так, будто и правда думал, что теперь они подружились. Мину было не по себе от такого поведения в стенах своего «ледяного замка».

Но этим утром ему никто не попался на глаза, разве что Нун, которая привычно хозяйничала на кухне, и, когда он подошел к ней, как можно более отстраненно спросил:

– Я единственный завтракаю? – Когда он был младше, и его все еще волновало отсутствие отца, Мин часто в подобной манере добывал информацию. Наверное, Нун чувствовала это, но никогда не подавала виду.

– Отчего же? Благодаря Нонг’Лайту^[13] появились люди, которые по-настоящему завтракают, а не пьют один сок и голодными уходят на занятия. Да и Кхун Равит старается в последнее время чаще бывать дома, если ты не заметил.

Мин скривился. Отец оставался здесь уж точно не ради него.

– И где этот парень?

– Будь вежливее, он твой Пи’^[14], – пригрозила женщина пальцем.

– А я хозяин этого дома, в то время как он нахлебник, – парировал Мин.

– Он здесь гость, и все это принадлежит твоему отцу, а не тебе. Ты хороший мальчик, но иногда бываешь невыносимо грубым. В детстве ты таким не был, – покачала головой она, а Мин тем временем думал, что просто тогда еще не пережил то, что случилось потом.

– В любом случае он правильно делает, что не попадается мне на глаза, – перевел он тему.

– Ты никогда добровольно не встаешь так рано, учитывая, как поздно возвращаешься. С его ухода уже больше часа прошло. – Она подошла к одной из кухонных тумб, заставленной многочисленными Кхао Нияу Мамуанг^[15]. – Вот, порадуй старушку Нун и скушай.

Притворившись, что пересиливает себя, он взял одну порцию, хотя был не прочь позавтракать более плотно. Но когда Мин доедал уже вторую, параллельно запивая соком, женщина изъявила совершенно немыслимое предложение:

– Я положу тебе с собой на занятия, а там ты сможешь поделиться с друзьями и передать Нонг’Лайту. Он так и не попробовал его, а ведь именно после того, как он рассказал, что бабушка в детстве готовила ему сладкий рис, я решила порадовать его. Вся его семья уехала, скорее всего, он скучает по ним, оставшись совсем один.

Мин чуть не подавился соком, когда делал последний глоток.

– Думаешь, я буду бегать по всему университету и искать его, чтобы передать еду? Мы учимся на разных факультетах, и у меня нет времени, а даже если бы было – желания.

Вероятно, Нун хотела помочь им сблизиться. Она видела, что молодой хозяин обделен вниманием отца, и чем старше он становился, тем сложнее протекало с ним общение. Нежность и ласка маленького Мина давным-давно испарились. Хотя она знала, что, несмотря на маску «холодности», которую он носил для окружающих, у ее воспитанника доброе сердце.

– Ты лучше всех должен понимать, что значит скучать по семье и ощущать одиночество. Может, ты и не заметил, но Лайт, помимо учебы и практики в больнице, все оставшееся время проводит взаперти в комнате. Думаю, он чувствует, что обременяет нас, а ты своим поведением не помогаешь.

Мин закрыл глаза в надежде заглушить голос женщины. Не помогло.

– Правильно думает, – сказал он, а затем мысленно одернул себя. Он ведь собирался подобраться к докторишке ближе, чтобы потом уничтожить. Конечно, было бы удобнее и проще просто не пересекаться с Лайтом, но тогда парень останется безнаказанным за свое вмешательство. Злость со вчерашнего вечера немного улеглась, и Мин выдохнул. Нужно думать рационально. Ничего не получится, если он продолжит поддаваться эмоциям. Лучше извлечь из этой ситуации пользу, тем более когда повод сам падает в руки.

Нун, похоже, собиралась отчитать его в очередной раз, но Мин остановил ее:

– Ладно, только перестань с утра наседать. Если я его увижу или буду недалеко от его факультета, передам. Однако ничего не обещаю.

Экономка удивилась такому быстрому согласию и, решив, что это лучшее, что можно добиться от него, быстро собрала десерт в контейнеры.

Сегодня по расписанию его пары начинались не утром, а днем. Мин просидел на всех трех, после чего с учебой было покончено. Но вместо того, чтобы сразу пойти поесть в столовую, он предложил Бесту пройтись.

– Что это у тебя? Какая-то милая девушка пытается завоевать твое сердце ланч-боксами? – Бест с наслаждением вкушал собственную остроту, а Мин, услышав ее, закатил глаза.

– Ага, ей за пятьдесят, и она почти всю жизнь работает на мою семью. Но я передам ей твои комплименты.

Бест бывал у него дома несколько раз. Он был единственным, кого Мин вообще приглашал туда. Правда, в первый раз этот нахал сам приехал к нему, и, прежде чем Мин узнал, Нун уже впустила гостя, радостно приветствуя. Тогда шли только первые месяцы в университете, и им задали общий проект, а Бест не придумал ничего лучше, чем самому пригласить себя домой к одногруппнику.

– Передавай, чтобы чаще заставляла тебя брать еду с собой. Кхун Нун готовит намного вкуснее, чем у нас в столовой. Дай хотя бы напоследок побаловать желудок, – мечтательно заявил парень. Иногда Мин поражался тому, как Бесту удавалось так мастерски строить из себя идиота и при этом оставаться настолько естественной повзрослевшей версией себя на первом курсе.

– Ага, буду таскать еду специально для тебя. Кажется, ты запамятовал, что у тебя есть девушка, вот пусть она и кормит тебя.

– Ты же знаешь, Фанни постоянно в разъездах из-за выступлений. Ей не до этого.

Бест больше двух лет встречался с танцовщицей из балетной школы, которая последние полгода большую часть времени проводила на гастролях.

– Твои проблемы.

Они незаметно дошли до медицинского факультета. Бест оглянулся и удивленно поднял брови.

– Что мы здесь забыли?

Мин понял, что даже не подготовил вразумительного объяснения для доставки еды какому-то парню с медицинского. Тем более когда это тот, с кем они случайно столкнулись на прошлой неделе.

– Отец… попросил найти кое-кого, кто проходит практику под его началом, и кое-что передать ему, поскольку сам не может.

– Не знал, что твой отец берет студентов на практику.

– Как и я, – сказал так тихо, чтобы друг не услышал. Ему было неприятно находиться в здании, которое олицетворяло тюрьму, куда его собирались засадить на целых шесть лет, а то и больше. Из-за Лайта казалось, что его таки заставили войти в собственную камеру, которой он избежал, но которая все эти годы пустовала и ждала именно его. – Слушай, подожди меня здесь. Я точно не знаю, куда идти. Спрошу у администрации, – он не хотел, чтобы одногруппник видел Лайта и задавал вопросы.

– Зачем ты меня сюда притащил? Я мог спокойно пообедать! – возмутился Бест.

– Это ты захотел стать моим другом шесть лет назад. Так что вини себя. И не ной, я заплачу за твой обед, хорошо? – Мин мог легко предложить это другу, потому что знал, что того действительно не волнует его финансовое состояние. Бест был обеспечен в пределах нормы и не отличался жадностью к чужим деньгам.

– Давай тогда быстрее.

Мин подошел к административной стойке, чтобы узнать номер группы Лайта, после чего отыскал в расписании нужный ему номер аудитории. Он поднялся на этаж выше, нашел необходимую дверь и заглянул в комнату, однако среди присутствующих так и не увидел знакомое лицо.

Мин подошел к одному из студентов.

– Я ищу Лайта. Не знаешь, где он?

Щуплый парень в очках, оглянув аудиторию, пожал плечами.

– Раз его здесь нет, скорее всего, он в музыкальном клубе, Пи’. Он часто там тусуется.

Мин вежливо кивнул и вышел, матерясь про себя. Он не мог поверить, что бродит по ненавистному месту в поисках ненавистного человека. Узнав, где находится музыкальный клуб, Мин отправился в нужном направлении.

Значит, Лайт не бросил свое увлечение, даже перепоступив на медицинский. Если он так любит музыку, почему выбрал другой путь? Раз Мара не смогла узнать об этом через свои каналы, оставалось разузнать об этом лично у Лайта. В Мине жила уверенность, что за этим что-то кроется, и эта информация поможет раздавить парня. Поэтому, если для этого нужно стать доставщиком Кхао Нияу Мамуанг, ладно – он это сделает.

Добравшись до нужного места, он распахнул дверь. Несколько человек, которые выглядели младше него, обернулись, и Мин без всяких любезностей повторил свой вопрос о Лайте, так как не нашел парня и здесь.

– Он отошел. А что такое? – подозрительно спросил один из студентов.

– Неважно, – бросил он холодно.

Даже когда Мин пришел сюда, докторишка ускользнул от него, будто бы это он вмешивается в жизнь Лайта, хотя все с точностью до наоборот.

– Ничем не могу помочь, – на лице младшекурсника читалось, что он мысленно послал Мина куда подальше, однако их система образования, да и сама культура, отличалась от западной с ее любовью к равноправию. Здесь придавали большое значение старшинству по возрасту, что сдерживало младшего парня от грубостей.

– Тогда передай ему это. Скажешь, от Кхун Нун. – Он буквально впихнул пакет с контейнерами в руки студенту и выскочил из здания.

Бест ждал там, где Мин его оставил.

– Я уже подумал, что ты с концами пропал, – пожаловался друг.

– Еще чего! – В этих стенах его могла удержать только смерть.

– Нашел, кого искал?

– Нет, эти докторишки вечно где-то ходят. Только зря время потерял.

– Эй, а где пакет с едой, который ты таскал? – Бест все никак не выключал «режим Шерлока», и Мин заскрипел зубами.

– Забыл где-то, пока ходил по этажам. Пошли, куплю нам что-то вместо этого.

Правда, друг не отставал от него еще какое-то время, но принесенная в ближайшем кафе официантом еда на некоторое время его отвлекла. После обеда Мин собирался расплатиться, но не смог найти бумажник. Чертыхнувшись, он понял, что, по-видимому, тот выпал, пока он бродил по ненавистному медицинскому корпусу.

Бест расплатился за них обоих и назвал обманщиком, но заметив, что он кипит от злости, предложил поискать пропажу вместе. Но Мин решил, что ноги его больше не будет в тех коридорах. Студенческий и карту он восстановит, а наличные пусть забирают, если докторишки промышляют еще и воровством.

Бест хотел проверить, все ли готово к фестивалю, но Мин сказал, что не сможет остаться и помочь. Пришло время встречи с Дели. Он впервые за несколько недель снова отправлялся в бар, ведь Нана нигде не объявлялась, да и Мин устал беспокоиться об этом. Эта девица и так достаточно потрепала ему нервы.

Но когда Мин выезжал с парковки, он внезапно заметил махающего ему Лайта, который приближался на велосипеде. Мин на секунду застыл, а после посигналил, чтобы тот уступил дорогу, и, вместо того чтобы остановиться, когда выехал за территорию кампуса, лишь рванул вперед.

Когда тебя ищут, нужно оставаться на месте, а не шляться непонятно где. А теперь Мин не собирался рушить свои планы из-за Лайта. Видимо, тот собирался поблагодарить за еду или сказать еще какую-нибудь неинтересную чушь.

Они живут под одной крышей, и если Лайт что-то хочет, то сам найдет его в особняке. Мин поклялся: это был первый и последний раз, когда он искал ненавистного временного жильца. И надеялся, что Нун сама ему все объяснит, и все вопросы отпадут сами собой.

Мин настолько погряз в оправданиях собственного поведения и мысленном линчевании Лайта, что и не заметил, как уже вовсю мчался к бару, а не заехал перед этим домой, чтобы переодеться в присланный Марой костюм. К черту, он его не просил! Оставшийся путь он преодолел в компании сердитых мыслей и стремления как можно скорее покончить со своей частью сделки.

Поскольку вечер только набирал обороты, народу в заведении оказалось немного, чему Мин обрадовался. Оказавшись внутри, он поздоровался с барменом и прошел в кабинет Мары, где та уединялась. Перед тем, как войти, он даже не постучался.

– Какие люди вернулись в нашу обитель! – ехидно заявила девушка, разведя руки в приветственной манере. Но Мин не спешил падать в ее объятия.

– А у меня был выбор? – парировал он и сел в кресло.

– Итак, моя маленькая кузина скоро будет. Чем же мы остудим ее пылкие чувства? – Маре не терпелось узнать подробности.

– Тактикой «не заинтересован».

– Как-то слабовато для тебя. Может, все же разыграешь карточку ориентации?

– Условие – свидание с Дели, но как оно пройдет – я уж сам решу. Хватит совать свой нос куда не просят!

– Отлично! Вот таким же жестоким говнюком оставайся и с ней. А вообще, я скучала по тебе, из-за Наны наша разлука затянулась.

Их с Марой дружба, колючая как терновник, была куда более грубой, нежели с Бестом. Без романтического намека, без вежливых обращений друг к другу – второе для подруги являлось бо́льшим грехом как для младшей, нежели для него. Однако они не придавали такого значения традициям, оттого девушка свободно переходила грань дозволенного не только на словах, но и на деле. Хотя всегда лишь в качестве забавы или эксперимента, чтобы проверить его реакцию.

– Завязывай с этим! Меня сейчас стошнит.

– М-да, ты явно не настроен на проявление искренней привязанности. В этот раз прощу. Ведь у тебя ровно тот настрой, который нужен, – Мара мельком бросила взгляд на часики на запястье. – Пока Дели не пришла, расскажи, как там поживает твой новый сосед?

– Лучше не спрашивай, – вздернув руку, оборвал ее Мин.

– Оу, как все серьезно. Ладно, как знаешь, – пожала плечами девушка, и тут ее телефон завибрировал. – Ну что ж, пора отдавать долг.

– Я встречусь с ней, но всегда есть вероятность провала, – напомнил он, когда они вышли из кабинета в общий зал.

– Я умею делать ставки, и ты – выигрышная карта в этой партии.

Мара страдала одним конкретным пороком – высокомерием. Она считала себя той, кто всегда контролирует процесс игры, в то время как его – своим орудием в ней. Мин добровольно участвовал в ее забавах, и было проще позволить девушке думать, как ей хочется. В любом случае честолюбие Мары его не заботило, пока та помогает забыть об ожидающей его «тюрьме».

Они вышли из кабинета и направились к барной стойке, у которой затем заказали напитки.

– И где твоя кузина?

– Вышла из такси.

В тот же момент в зале появилась Дели. С довольной улыбкой она подбежала к ним и буквально упала на место, находившееся рядом.

– На улице такая жара, умираю! – Она бесцеремонно забрала стакан у Мары, который уже успел принести бармен, но, отпив глоток, закашлялась. – Фу, как ты можешь это пить!

– Любишь ты трогать чужое… – самодовольно заметила владелица заведения, но больше никак не отреагировала на поведение Дели.

Мину такая непосредственность между родными людьми была незнакома. Ни братьев или сестер (даже двоюродных), ни других родственников схожего возраста у него не имелось. Только отец и еще, возможно, Нун.

– Что ж, оставляю вас… – Мара бросила лукавый взгляд из-под ресниц, – … голубки. Одинокой ласточке здесь нечего порхать.

Ласточке?! Скорее зубастой крокодилице!

Но Мин не успел сказать и слова, ибо Дели тут же улыбнулась ему, а в ее глазах засверкало масляное обожание, отчего он вмиг засомневался, что конструктивный диалог разрешит проблему.

– Здравствуй, Пи’Мин, – произнесла она, покрывшись румянцем.

– Нонг’Дели. – Он сухо кивнул. – Давно не виделись.

– Да, ужасно до-о-олго, – с искренней скорбью проблеяла она. – Кузина запретила приходить в ее бар, пока мне не исполнится восемнадцать! Но теперь…

Сказанного далее Мин почти не слышал. Вроде бы она рассказывала о каком-то показе мод, где благодаря матери Мары ей позволили быть моделью, а потом о школе и успехах в учебе. Ее слова нанизывались, как бусины, одно за другим, сплетаясь в нескончаемую речь. Он и забыл, как болтлива Дели, и теперь думал, что действительно проще притвориться геем, чем и дальше терпеть назойливую поклонницу.

– Пи’Мин, я так завидую тебе! Отец позволил тебе выбрать другую специальность, а моя мама только и знает, что тиранить меня! Я еле-еле уговорила ее не отправлять меня в пансион в Швейцарии и окончить школу здесь.

Так вот как это выглядит со стороны? Что отец дает ему выбор? Как забавно…

Дели же все продолжала говорить о своей матери, а Мин с каждым произнесенным ею словом все сильнее уходил от реальности, будто его тело находилось на дне океана, а вместо слов наружу вырывались лишь хрипы. Он чувствовал себя глубоководной рыбой, окруженной безмолвными давящими водяными просторами. Ему были знакомы эти симптомы, но он надеялся, что больше никогда не столкнется с ними. В голове на безумной скорости пронеслись картинки, слишком ужасающие, чтобы их помнить, но слишком неизгладимые, чтобы вытолкнуть их из сознания навсегда.

– Ты в порядке, Пи’Мин? – Дели прикоснулась к нему, однако он даже не отреагировал. И очнулся лишь тогда, когда она потрясла его чуть сильнее.

– Я… – голос не слушался, и из горла вырвался уже настоящий хрип.

– Ох, я и забыла, что твоя мама умерла, Пи’Мин, – бесцеремонно воскликнула Дели. – Постоянно болтаю не подумав.

Он не любил насилие, применять его к женскому полу и подавно не планировал, однако сейчас был близок к тому, чтобы нарушить свои принципы. Сохраняя последние капли спокойствия, Мин произнес хриплым голосом:

– Знаешь, почему я согласился встретиться с тобой сегодня?

Он злился. Нет, пылал от гнева.

Ведь поэтому Мин и присоединился к игре Мары. Стремился убежать от себя и своего прошлого, притвориться кем-то другим, забыть о своей реальности – антониме простоты и безмятежности.

Слишком многое он подавлял в себе годами. Некоторыми воспоминаниями и чувствами не хотелось делиться и обсуждать ни с кем и никогда. Ковырять душевные раны – в этом нет смысла, в раннем возрасте на это и так ушло достаточно времени. Ничего уже не изменить, и он старался уйти от своего прошлого как можно дальше. Сделать так, чтобы при каждом упоминании матери не вздрагивать, не распадаться на тысячи мельчайших частиц. Но иногда терял бдительность. Как сейчас.

От его резкого вопроса Дели умолкла и вся сжалась, нерешительно покачав головой, как болванчик, и оглядев его своими глазами-пуговками.

– Чтобы лично сказать, что это невозможно. – Он указал пальцем на нее и себя.

– Но… но… почему, Пи’Мин? – Ее глаза увлажнились с рекордной скоростью.

Он мысленно усмехнулся, поражаясь тому, под каким углом люди видят собственные поступки сквозь пелену чувств. Не замечают личных промахов и ошибок, оправдываясь словом «любовь», будто оно волшебным образом перечеркивает все остальное. Хотя чаще всего там и сотой долей любви не пахнет.

– Я согласился на эту встречу только потому, что мне кое-что было нужно от твоей кузины, и я остался ей должен. И потому что, угрожая ей, ты угрожала и мне.

Она пересекла черту, оттого теперь тянуло разломать это худое тельце, заткнуть этот несмолкающий рот.

– Пи’Мин, не знаю, что тебе сказала сестра, но я бы не поступила с тобой плохо! – в панике затараторила она. – Я просто не понимаю, зачем ты делаешь все это. Знаю, Мара всегда любила устраивать всякие интриги и участвовать в них, но зачем это тебе?

Когда Мин повернул голову, чтобы найти Мару, ведь иначе он не просто разобьет романтическую фантазию Дели, но и ее саму, пересекся глазами уже с другим человеком. Которого никак не ожидал здесь увидеть.

Лайт стоял посреди бара и, судя по его выражению лица, слышал их разговор.

– Какого черта ты здесь делаешь?! – воскликнул Мин, справившись с мимолетным оцепенением.

Он проскочил мимо Дели, моментально забыв о ней и не дав возможности кому-либо произнести хоть слово, схватил Лайта за локоть. Мин выпроводил парня через задний вход для персонала.

Когда они оказались на улице, Лайт вырвал руку из его хватки. Тот был сердит и даже в кои-то веки выглядел на свой возраст. Впервые Мин задумался, что Лайт ему Пи’. За прошедшие недели он ни разу не выразил к нему уважение, но Лайт это никак не прокомментировал. Для их менталитета это сильная уступка, хотя ему было неизвестно, насколько серьезно парень относится к культуре уважения их страны. Для него же она немногое значила.

– Ты что, проследил за мной? – хрипло воскликнул он и слегка толкнул парня в грудь, отгоняя мысли об уважении.

– Не трогай меня и успокойся, – голос Лайта был холоден. Вот и показалось настоящее лицо докторишки. Милый и добросердечный юноша исчез, и Мину от этого полегчало. Значит, Лайт вовсе не идеален. Значит, ему тоже свойственна злость и агрессия.

Мин выдохнул через нос и отступил на шаг. Он не знал, как много Лайт успел услышать.

– Спрошу еще раз. Что. Ты. Здесь. Делаешь? – сказал он уже более спокойно, но отчеканив каждое слово.

– Собирался отдать твой бумажник. Мой младший по группе нашел его после того, как ты занес еду. Хотел сразу его вернуть, но ты уехал, когда я пытался остановить тебя на парковке. – Лайт тоже немного успокоился, хотя карие глаза по-прежнему негодующе сверкали. Видимо, и его терпение имело границы.

– Откуда ты узнал об этом месте?

– Нашел в бумажнике визитку, а когда я позвонил в особняк, чтобы узнать вернулся ли ты, Кхун Нун сказала, что это заведение кого-то из твоих друзей, и ты часто проводишь здесь время после учебы.

– Ты рылся в моих вещах, – злобно заметил Мин, стремясь обвинить парня в очередном грехе.

Лайт сжал кулаки, ему явно не понравилось подобное заявление. В глазах сверкнули кроваво-алые молнии.

– Я открыл бумажник, чтобы убедиться, что он твой.

На самом деле плевать, зачем Лайт это сделал. Мина беспокоило другое.

– Но зачем ты поехал за мной? Если помнишь, по милости отца мы живем в одном доме. В чем смысл тащиться через весь Бангкок и преследовать меня?

Лайт и так вмешался во все сферы его жизни. И теперь еще прознал о его делах, о которых не знал больше никто. Сначала о том случае с Наной, теперь еще и об истории с Дели.

– Я сегодня остаюсь на ночное дежурство на практике. Подумал, будет правильнее отдать его сейчас, потому что до того, как я бы вернулся в особняк переодеться на следующий день, ты мог бы уже уехать, – стальным и размеренным голосом объяснил Лайт.

Мин внимательно вгляделся в лицо парня, пытаясь понять, действительно ли тот думает, что он поверит в эти бессмысленные объяснения. Лайт считает его тупым? Однако сейчас важнее другое.

– Ты слышал разговор внутри? – вновь он был вынужден что-то выпытывать у парня. Это крайне раздражало.

– Если ты намекаешь, что я следил и подслушивал специально, могу тебя разочаровать. Не знаю, что ты там себе напридумывал, может, считаешь меня каким-то тайным агентом или просто идиотом, которому больше нечего делать, кроме как преследовать тебя, но я думал лишь наладить наши отношения. Я не хочу портить тебе жизнь, хотя ты и не веришь в это. Но я устал от того дерьма, которое ты несешь с нашей первой встречи, – повысив тон, высказался Лайт.

Теперь уже Мин отчетливо ощущал «ауру старшего». Но поскольку он много времени провел за границей, где возрастные формальности ничего не значат, он с легкостью позволял себе не церемониться с самыми близкими знакомыми (как Мара) или врагами (как докторишка).

– И да, я слышал о том, что ты играешь в странные игры, разбив сердце уже второй девушке. И выдаешь себя за кого-то другого! – закончил говорить Лайт, сомкнув руки перед собой в замок, будто вынося ему приговор.

Мин старался успокоиться. Агрессия вряд ли что-то решит. Он не должен позволять докторишке думать, что теперь тот имеет какой-то контроль над ним. Нельзя упустить власть из рук.

– У тебя удивительная способность быть повсюду, лезть туда, где тебя быть не должно. Надеюсь, это как-то поможет тебе во время будущих операций. Может, ты и вправду приехал отдать мне бумажник, но в этом нет нужды. Я бы предпочел, чтобы ты не вмешивался в еще одну часть моей жизни. Сначала отец приводит тебя в дом и говорит, что я должен развлекать тебя и следить за твоим комфортом, затем Нун заставляет таскать тебе еду… А ты, вместо того, чтобы понять, что мешаешь, очень странными способами пытаешься «подружиться». Хотя зачем это тебе – не ясно.

Лайт взвинченно провел рукой по волосам, растрепав их еще сильнее. Мин мельком взглянул на розовый беспорядок, как вдруг до его ушей донесся твердый голос:

– Повторю то, что сказал в первый день: мне жаль, что я побеспокоил тебя, но у меня нет другого выхода. Мне нужно закончить семестр, и я многим обязан Кхуну Равиту и не хочу быть неблагодарным. Думал, мы поняли друг друга, но, видимо, нет.

Лайт вытащил из сумки бумажник и насильно всунул ему в руку.

– Меня тоже никто понимать не хочет. Жаль расстраивать, однако в нашем доме понимание – явление незнакомое. – Мин запихнул вернувшийся к нему бумажник в задний карман штанов, не проверив содержимое.

– Если ты волнуешься, что я расскажу что-то твоему отцу, – не стоит. Мне все равно, чем ты занимаешься. У каждого свои секреты, и мы имеем на них право.

Не этих слов Мин ожидал. И все же он не мог позволить докторишке повлиять на себя – смягчить, заставить поверить в случайность и добрые намерения. Нужно быстрее убрать Лайта отсюда, пока еще что-нибудь не произошло.

– Окей, я понял. А теперь тебе лучше убраться и забыть об этом месте.

Мин потерял всякое желание и терпение, поэтому намеревался уже отправиться обратно домой. Он подумал, что его молчаливый уход доходчивее некуда покажет его равнодушие к Дели. Поэтому он холодно взглянул на Лайта и решил окончательно расставить все точки над «i»:

– Забудем о том, что сегодня здесь произошло, если это и правда случайность. Перед отцом разыграем театр двух актеров, а в остальном – каждый займется своими делами. Так будет проще и тебе, и мне. – План втереться в доверие соперника потерпел фиаско, даже не начавшись.

Больше говорить было не о чем. Мин сел в машину но, прежде чем тронуться с места, удостоверился, что Лайт первым отъехал на своем велосипеде от бара. Он всегда старался руководствоваться разумом и принимать лучшие решения даже в худшие времена. Когда понимал, что дорога закрыта – принимал это; когда осознавал, что ничего больше не будет как раньше – пытался построить новую жизнь своими способами (даже если другие их осуждали); когда риск оказывался слишком велик – находил объездную дорожку к решению.

Вся его внутренняя боль только что вылились в злость по отношению к этому парню, который, живя не в таком достатке, все же казался счастливее, добрее, успешнее его.

Все, что окружало Мина, принадлежало отцу. У него не было ничего своего, лишь пустое сердце и разбитая душа. Ах да, и тщетные попытки собрать себя воедино хотя бы в подобие нормального человека. Он хотел быть как Бест: не искать подводных камней, уметь справляться с гнилой ревностью и опасениями. Просто общаться. Просто заводить друзей.

Но Мин перестал их искать. В его возрасте цепи условностей уже крепко сковывают человека, и нельзя так просто и по-детски наплевать на формальности. Извиняться, признаваться в любви, рассказывать о боли, делиться опасениями – сложно и почти невозможно. Он не мог себя так вести даже с родным отцом, что уж говорить о других людях.

Эти мысли помешали вовремя среагировать, когда из-за угла показалась машина, поэтому лишь в самый последний момент Мин предотвратил столкновение, успев вывернуть руль и съехав с трассы в кювет.

– Блять, – тяжело дыша, он прижал ладонь ко лбу, который слегка ушиб от резкого поворота. Подушка безопасности среагировала, но толчок вышел довольно сильным, и его одолело головокружение.

Отлично, только этого еще не хватало.

Он выскочил из машины, собираясь узнать, какой придурок чуть не убил его, но не успел сказать ни слова, так как в лицо внезапно врезался чей-то кулак.

Мин отлетел и уперся ладонями о гравий, параллельно сдирая кожу на руках. Что происходит? Его грабят или просто попались какие-то сумасшедшие головорезы? Придя в себя, он попытался отбиться и наконец увидел машину, с которой столкнулся – затонированный фургон, из которого прямо сейчас выходили еще двое мужчин. Так, дела по-настоящему плохи.

В панике Мин оглянулся и понял, что они не на главной трассе, а на полупустынной улице. Водители проезжающих автомобилей просто не видели, что происходит – фургон перекрывал им основной обзор. Да и вообще, вряд ли бы кто-то обратил на них внимание, приняв все за аварию, а не нападение. Хотя… может, если он продержится подольше, удастся найти помощь?

– Кто вы? Что вам надо?

В критической ситуации человек склонен задавать вопросы, ответы на которые знает, что не получит.

Мин попытался ударить одного, но на него уже напал другой и мигом завел ему руки за спину, тем самым лишив возможности отбиваться. Он ощутил несколько ударов в живот и застонал от боли, извергая ругательства, как вдруг раздался крик.

– Оставьте его в покое! Я вызываю полицию!

Это был Лайт, которому Мин еще совсем недавно приказал держаться от себя подальше. И кто бы мог подумать, что, спустя всего каких-то полчаса, он будет так рад его видеть.

В попытках высвободиться из чужой хватки Мин вдруг понял, что парень просто возвращался домой на велосипеде по тому же маршруту, что и он. И, когда доехал до места аварии и остановился, узнал его машину, а потому приблизился и заметил драку.

Когда нападавшие отвлеклись на неожиданного свидетеля, Мин, собравшись с силами, ударил затылком того, кто держал его сзади, скрутив руки. Он вырвался и, развернувшись, со всей силы вмазал незнакомцу. Он не любил насилие, но сейчас на кону стояла его собственная жизнь. Хотя теперь уже не только его. Мин повернулся и увидел, что Лайта тем временем окружили двое. Затем один выбил у парня телефон, а другой повалил того ударом в живот. Похоже, эти люди были не просто случайными мудаками, а настоящими профессионалами, и знали, что делали.

– Беги, Мин! Позови на помощь! – крикнул Лайт, сопротивляясь, но у того получалось еще хуже, чем у него самого.

Мин хотел наброситься на мужчину, который ударил лежащего на асфальте Лайта, но третий головорез уже успел прийти в себя и снова напал сзади, зажав ему рот рукой.

Мин отчаянно вырывался, когда вдруг почувствовал едкий запах. Тело начало слабеть, а сознание уплывать. Последнее, что он запомнил, прежде чем потерять сознание – фигура Лайта, закрывавшего себя руками, пока двое подонков решительно били его ногами.

_________________________________

(Billie Eilish – Lovely)

5 глава

Первым, что Мин ощутил, была боль, будто его тело – разбитый хрусталь или надломленная чаша. Он открыл глаза, пытаясь понять, почему чувствует себя так, словно умирает. Долго привыкать к свету не пришлось: он находился в полутьме, и лишь редкие лучи солнца пробивались через щели забитых окон, которые он разглядел первыми. Вокруг стояла грязь, пыль и разруха, а его недоумение тут же сменилось осознанием – в его машину врезались, на него напали, а затем похитили. И тут он вспомнил: «Лайт!» Парень, которого он так отчаянно прогонял, пришел ему на помощь и в итоге тоже пострадал.

Мин оглядел помещение, которое смахивало на заброшенный склад или недостроенную фабрику. Когда он попытался полностью развернуться, то услышал металлический лязг, и запястье что-то сдавило. Он взглянул на свои руки и понял, что одну из них приковали наручниками к трубе и дальше, чем на несколько шагов, ему не сдвинуться.

Оправившись от очередного потрясения, Мин вскоре заметил и Лайта, который лежал без сознания неподалеку. Парня приковали таким же образом к другой трубе. Вокруг них не было ни души, и он осмелился шепотом окликнуть Лайта, но тот не отреагировал. Мин вспомнил, что когда его чем-то усыпили, Лайта продолжали избивать. Он не знал, как долго это продолжалось и что с тем сделали после. Физически парень меньше и щуплее его. Мин видел лишь его спину, поэтому было сложно понять его состояние. Но если судить по себе – поскольку болело все, что могло болеть – Мин предполагал худшее.

Он втянул в легкие побольше воздуха и решил не впадать в панику раньше времени. Сперва нужно убедиться, что Лайт в порядке, и только потом уже вместе придумать план. Хоть он и недолюбливал докторишку, однако понимал, что тот умен, раз уж отец взял под свое крыло, и вдвоем у них больше шансов найти решение. А выход есть всегда! Две головы лучше, чем одна – банально, но факт.

Мин попытался дотянуться до Лайта, но между ними все еще оставалось небольшое расстояние.

– Сука, – прорычал он громче, чем следовало. Мин был одновременно напуган, зол и растерян. Он понятия не имел, почему его похитили, каков дальнейший план этих мразей, а вдобавок теперь еще и Лайт из-за своего благородства походил на живой труп.

Подумав секунду, Мин лег на спину и попытался достать до Лайта ногами, раз свободной рукой не выходило. У него получилось дотянуться туфлями до спины, и он несколько раз несильно пнул парня, окликнув по имени. Спустя несколько попыток наконец раздался еле уловимый стон, и его глаз уловил движение.

Находиться в таком положении долго было невозможно, и он отполз обратно, заметив, что Лайт уже приходит в себя. Когда тот перевернулся, Мин увидел его лицо и вновь выругался. Опасения подтвердились – докторишка выглядел ужасно.

– Ты как?

Лайт повернулся на голос и с усилием принял сидячее положение.

– Ч-что… где мы?

– Я бы тоже хотел это знать, – ответил Мин, скривившись, и прислонился головой к трубе, к которой был прикован.

– Нас избили и… усыпили.

– Будь ты везунчиком, сейчас бы мог единолично проживать в особняке. Говорил же, не следует тебе преследовать меня, но ты вновь поехал домой по тому же пути, что и я. – В нем говорил страх, который, вопреки всем стараниям не выпускать его на свободу, все-таки вырывался наружу. Мин не знал, чего ожидать от похитителей, но все же радовался, что оказался здесь не один. Однако показать этого не мог.

– Это ты бы был везунчиком, если бы я сразу позвонил в полицию или остановил какую-нибудь машину, попросил о помощи, а не как последний идиот побежал к тебе без какого-либо плана.

Мин пристально смотрел на Лайта. Он сомневался, что, узнав об избиении ненавистного ему человека, не прошел бы мимо, а тем более что рискнул бы собственной жизнью и ринулся навстречу реальной угрозе. Он привык совершать обдуманные и нацеленные на успех шаги, а такое бездумное геройство казалось ему скорее глупостью, нежели храбростью.

– Я оскорбил тебя и подозревал в воровстве, а ты все равно вмешался. – Когда он произнес это вслух, до него в полной мере дошла вся абсурдность произошедшего. – Ты либо безумный смельчак, либо попросту идиот.

– А третий вариант имеется? – вытерев кровь с губы, сострил Лайт.

Мин понимал, столь саркастичный ответ – защитная реакция парня, вызванная стрессом.

– Есть. Смелый идиот.

Обоим вдруг стало смешно, но как только их губы растянулись в улыбке, лица мигом обожгло от неприятных ощущений. И все же смех обоюдно прорвался наружу – как подобие истерики.

– Ты знаешь, что этим людям нужно от тебя?

Мин покачал головой. Единственное, что пришло на ум – фамилия Вонграт и ее значимость. Отец кому-то насолил? И теперь те, кому он перешел дорогу, хотели избавиться от единственного наследника «VN Medicine»?

– Может быть, из-за отца или его денег, – озвучил Мин собственные догадки.

Внезапно они услышали чьи-то шаги за дверью, и их разговор прервался. Большая металлическая дверь распахнулась, в проеме показался один из трех нападавших.

– Очнулись, значит.

Мин в порыве ярости, смешанным с бесконтрольным страхом, оглядел похитителя с ног до головы.

– Что вам нужно?

– Закрой рот, иначе я помогу ему закрыться раз и навсегда!

Подавив гнев, Мин вынужденно прикусил язык. Он не собирался так глупо распрощаться со своей жизнью. Тем более рядом был еще и тот, кто мог также поплатиться за это. Как выяснилось, он не настолько бездушен, чтобы хотеть реальной расправы над Лайтом.

Мужчина между тем вытащил телефон и позвонил кому-то.

– Он очнулся, да. Только нас заметил какой-то парень и прибежал на помощь. Он знал его. Мы схватили обоих. – Пауза на другом конце провода затянулась. – Нет, опасности не представляет. Понял, жду. – Связь прервалась, и взгляд мужчины снова упал на них. – Советую помалкивать, если жизнь дорога. Скоро тебе все объяснят. – Похититель ухмыльнулся с ноткой безумного азарта в глазах.

Мин сдержал позыв сглотнуть, не желая потерять лицо и показать ужас, что охватил тело и разум. Нельзя позволить заклеймить себя жертвой, таким образом подарив этим людям возможность ощутить вкус власти. Не терять голову даже в такой ситуации и показать, что похитителям не удалось его сломить – вот что следует сделать.

– Я не знаю, кто вас троих нанял, но отпусти нас и получишь вдвое больше. И оставшиеся двое тоже, если помогут. Мой отец заплатит…

Прежде чем Мин закончил, его ногой ударили в нос, и он ощутил, как кровь хлестнула вниз по подбородку.

– Я сказал заткнуться! – Похититель плюнул на пол рядом с местом, куда он упал лицом вниз, а затем вышел из помещения, шаркая ботинками.

В комнате стояла тишина до тех пор, пока звуки шагов незнакомца не стихли.

– Ты как? – послышался шепот Лайта.

Мин, встав на колени, открыл глаза и стер свободной рукой кровь, но почувствовал, что лишь сильнее размазал ее. Он просчитался: его стратегия поведения с психами сработала прямо противоположно.

– Лучше не бывает. Всегда мечтал встретить так утро. Как думаешь, он сломал мне нос? – Он боялся потерять последние капли достоинства и проиграть унизительному тошнотворному страху, который пах металлом, мускусом и по́том.

– С виду просто вывих. Я смогу вправить, если мы избавимся от этого. – Лайт поднял пристегнутую руку и потряс ею.

– Судя по настрою этой гниды, отпускать нас пока не собираются! – воскликнул в сердцах Мин, злясь на весь гребанный мир.

– Если это как-то связано с твоим отцом, он разберется с этим. Уверен, Кхун Равит уже ищет нас, – ободряюще заверил Лайт.

Было даже трогательно, что этот парниша настолько уверен в его отце. Может, Лайт и мудр, как считал великий доктор Вонграт, но все-таки жутко наивен.

– Я не удивлюсь, если он даже не заметит. Ты плохо его знаешь: он может быть прекрасным наставником и великим врачом в твоих глазах, но из него дерьмовый отец. Поверь, я знаю, о чем говорю. А вот из-за пропажи талантливого студента он и вправду поднимет тревогу. – На него внезапно нашло резкое безразличие, что самые болезненные подспудные раны обнажились перед чужаком. Они прикованы и избиты, не в состоянии защитить себя. Все, что было важно раньше, теперь утратило смысл.

– Черт! Я же сообщил Кхун Нун о ночном дежурстве, когда позвонил и спросил о том, куда ты мог поехать после занятий. Но вот твое исчезновение – другое дело. Когда она не сможет связаться с тобой, то сообщит твоему отцу, даже если его не будет дома, – Лайт говорил взволнованно и обнадеживающе.

Мину хотелось накричать на него, ведь парень верил в мир, где членам семьи попросту не может быть наплевать друг на друга, и это жутко бесило. Но посмотрев на Лайта, он разглядел в его глазах надежду, которая давала силы держаться. Докторишка старался зацепиться за нее руками, ногами, да чем угодно, ведь иначе их ожидало тотальное поражение.

– Я… надеюсь, – поддавшись чужому настрою, сказал Мин.

Правильно, нечего сдаваться. Пусть Вонграт-старший и не отец года, но не настолько мудак, чтобы забить на пропажу сына. Они выберутся из этого ада. И тогда он будет хоть каждый день подвозить Лайта до университета и обратно до дома. Главное – вернуться.

Дом… А ведь он давно привык бежать от него и ненавидеть, а теперь, находясь в ситуации, угрожающей его жизни, мечтал туда вернуться. Даже с ненавистным ранее соседом, даже невзирая на терзающую боль прошлого.

Мин наконец взял себя в руки и вновь внимательно осмотрел помещение.

– Интересно, где мы?

– Рты нам ничем не заткнули, а значит, они не боятся, что нас могут услышать. Скорее всего, мы где-то в глуши на каком-то заброшенном складе, – высказал Лайт предположение, которое и Мину пришло в голову.

– А у вас на медицинском не учат, что делать, если тебя приковали наручниками? К примеру, как открыть замок без ключа?

– Когда выберемся отсюда, непременно предложу разработать курс по вскрытию замков и искусству побега и сделать его обязательным предметом для каждого студента, независимо от специальности.

В любой другой ситуации Мин пришел бы в негодование от несправедливости, что именно навязанный отцом парень так легко улавливал его иронию и мог без труда сострить в ответ. Не кричать, не сходить с ума, а наоборот, каким-то образом помогать справляться с критической ситуацией. Мысль, что он не один, держала на плаву. За нее удавалось цепляться, чтобы не рухнуть.

– Мин… – снова заговорил Лайт спустя некоторое время. До этого парень что-то упорно рассматривал, изредка кряхтя, но Мин подумал, что тому просто неудобно или больно. – Кажется, если я постараюсь, то смогу выскользнуть из наручников, правда придется сломать сустав большого пальца. Я читал об этом в учебниках и видел в парочке фильмов.

– Понимаю, ты сейчас живешь дома у опытного доктора, и даже если тебе отрежут палец, мой отец пришьет тебе новый, но давай без экспериментов. Ты и так плохо выглядишь. Я вытащу нас привычным для себя способом: переговорю с организатором. Думаю, им нужны деньги. Тебя же тут вообще быть не должно.

– Тебя тоже! Никто не имеет права тебя похищать, и никакие причины не оправдывают это. Ты не виноват, что так сложилось.

Эти слова было тяжело слышать, ведь сейчас Лайт не имел причин лгать, и они пробуждали в Мине ужасное чувство, которого он всегда избегал – раскаяние. Теперь о каком-либо притворстве, корысти или обмане докторишки даже думать казалось странным. И Мин понял, что ошибся насчет парня. Ведь с первой секунды, увидев Лайта в кабинете отца, он сам сделал из него врага, сам породил эту ненависть и все последующие неприятные ситуации между ними. Ему никогда не было присуще отрицать очевидное, поэтому он решил, что, выпустив на свет извинение, выпустит тем самым и смелость, в которой сейчас они оба очень нуждались.

– Ты оказался здесь из-за меня. И если бы не произошедшее, вряд ли бы это когда-нибудь слетело с моего языка, но… прости, – он сглотнул от тяжести последнего слова. Мин не помнил, когда в последний раз извинялся вот так открыто и по собственному желанию. – Знаю, что вел себя отвратительно. Ты ничего не сделал мне, а я постоянно подозревал тебя. Даже думал, что ты можешь оказаться внебрачным сыном отца. – Отчего-то сейчас это казалось до смешного нелепым. Лайт же продолжал молча смотреть на него, и Мин решил выговориться, пока мужество не иссякло. – Все, к чему прикасается мой отец, становится для меня невыносимым. Я увидел, что он смотрит на тебя так, как на меня никогда не смотрел, и возненавидел тебя за это. – Он покачал головой и спрятал ее между коленями.

– Мне жаль, что я вмешался в ваши отношения, и понимаю, почему ты так себя вел. Знаешь, что самое лучшее в новом дне? – Мин не поднял головы, хотя внимательно слушал. – Он дает тебе возможность стать лучше. Мне тоже знакомы гнев и ревность. Людям свойственно ошибаться, это нормально. Никто не идеален.

Мин до боли зажмурил глаза, прогнав подступившие следы своей слабости. Запустив руку в волосы, он постарался ответить привычным для себя голосом.

– После таких душевных разговоров и наставлений ты, наверное, ждешь, что я буду называть тебя Пи’, – сказал он лишь потому что не знал, что еще сказать.

– Это необязательно. Я ненамного старше. Однако ты мог бы прекратить называть меня «докторишкой». Да, как-то услышал, что ты назвал меня так в разговоре с Кхун Нун.

– А вот этого уже обещать не могу.

Охватившее ощущение умиротворения, несмотря на их положение, поразило. Мин представил, что Лайта могло не оказаться рядом. Если бы парень не решил отдать ему потерянный бумажник, если бы не поехал за ним в бар… Мин бы сломался. Он бы просто не выдержал, и похититель пришил бы его раньше, чем отец вообще заметил пропажу сына.

Но их первый нормальный диалог, зародившийся в совсем ненормальных условиях, прервался. Дверь открылась, и вместо похитившего их головореза Мин смотрел на…

Нану? Какого…

– Хеллоу, любимый.

Он был уверен, что ничто не шокирует его больше того положения, в котором они с Лайтом оказались. Но Нана, переступавшая на шпильках хлам, который валялся по всему помещению, лишила его последней крупицы уверенности в том, что он в своем уме.

– Ч-что… ты здесь делаешь?

Хотя, конечно же, он уже понял. Какой же он идиот! Отец никогда бы не позволил себе вести дела с опасными людьми. Разве Мин его не знает? Да, Вонграт-старший холоден и равнодушен к семье, но добропорядочен и законопослушен до мозга костей. Он бы ни за что не втянул себя в нечто такое, что могло бы вылиться в похищение людей. Только один член их семьи мог навлечь на себя подобные неприятности.

Каким же опрометчивым он был… Мин играл с людьми, так почему же не учел, что однажды кто-то потребует расплаты? Лишь он виноват в произошедшем. В своей голове он уже видел отца, который с презрением добавляет, что другого от него и не ждал.

– Ты принимаешь меня за идиотку, да? Не думал, что я узнаю? Прикинулся бедным студентом-медиком, в то время как твой отец владеет целой сетью больниц в Таиланде. Ты думал, такое можно скрывать вечно?! – Ее красивое лицо исказилось от ярости, которую он уже видел в тот вечер на парковке университета. Однако Мин и подумать не мог, что она способна на такое безумство.

– Нана, ты зла на меня, я понял. Но что ты делаешь? Наняла каких-то психов, чтобы они похитили меня? Тем более ты узнала, кто я. Думаешь, последствий не будет?

Воцарившееся недавно умиротворение было быстро загублено. Он не мог поверить, что считал себя и Нану одинаковыми. Она оказалась не просто истеричкой, а настоящей психопаткой, способной угрожать жизням других.

– Да, теперь я знаю, кто ты. Но кто я – это ты плохо уяснил! Ты неделями водил меня за нос. По-твоему, я игрушка, которую можно выбросить? – Нана шагнула к нему, однако почти сразу, будто опомнившись, в смятении отскочила. Похоже, она поняла, что он сидит на грязном полу, будучи прикованным к трубе, и ощутила брезгливость.

– Давайте успокоимся. Уверен, никто из нас не хочет, чтобы все закончилось плохо. Просто подумай еще раз, все это неправильно, – подал голос Лайт.

Нана наконец соизволила посмотреть в сторону второго похищенного.

– Опять ты? – Она с леденящим кровь отторжением стрельнула в Лайта глазами, а потом оглянулась на мужчину, который заходил к ним раньше, а теперь ждал у двери. – Зачем вы вообще притащили его сюда? You’re such morons^[16]!

– Госпожа, могу убрать мальчишку, только скажите.

Мин увидел, как тот начал вытаскивать что-то из ремня штанов, и истошно воскликнул:

– Стойте, не делайте глупостей! Тебе нужен я! Давай разберемся между собой, не вмешивай посторонних! Позволь мне исправить свою оплошность. – Он переводил взгляд с Наны на ее шестерку, который тут же остановился, ожидая приказа «госпожи».

Девушка скривила губы, окинув его полным сомнения взглядом, но после небольшой паузы повернулась к своему помощнику.

– Оставь нас, а этого забери. И не делай ничего лишнего без моего приказа.

Мин хотел возразить. Ему стало неспокойно оттого, что их с Лайтом разделяют, но он решил, что наедине гораздо больше шансов образумить Нану. Он вновь надел на лицо маску уверенности и кивнул Лайту, надеясь, что тот поймет тайное послание: «Я все улажу».

Мужчина вытащил ключи из кармана джинсов и, приблизившись к ним, открыл наручники, сковывающие Лайта. Затем, отстегнув пленника от трубы, тут же грубо завел обе руки за спину и, даже не обратив внимания на его состояние, быстро вывел из помещения.

Мин пытался не думать о том, что это может быть их последняя встреча. Этого не случится. Не случится! Никто не погибнет по его вине… Да и он не умрет, ни за что! Нана просто обиженная злопамятная девчонка, а не убийца. Хотя насчет ее головорезов он так уверен не был.

– Вот мы и одни, – сказала Нана уже более сладким голоском, однако слова были пропитаны рьяной жестокостью. Интересно, все это время она умело притворялась и прятала истинную натуру или же просто внезапно потеряла разум после их разрыва?

– Ты делаешь это, чтобы отомстить?

– Чтобы преподать урок.

Избалованность и тщеславие проскакивали в ее характере с самого начала, хотя подобные черты свойственны многим богатым деткам. Но у всего должна быть грань. А у Наны, как оказалось, она отсутствовала. Такие люди представляли настоящую опасность: их жизни не сковывают границы, которые нельзя перейти. И похоже, это позволяло девушке считать, что такая, как она, имеет право подобным образом расплатиться за обман.

Но что точно не стоит делать – говорить ей свои истинные мысли. Лишь то, что она хочет услышать. Мин уже просчитался один раз, а теперь, узнав настоящую Нану, осознал, почему все это время что-то отталкивало в ней, несмотря на их схожесть. Зато теперь знал, что нужно делать.

– Я усвоил урок. Не знаю, как ты нашла этих людей, но они отлично выполнили свою работу. Мое состояние говорит само за себя.

Вряд ли сейчас его можно было отличить от простого бродяги. Вот он и упал с «пьедестала». Правда, такого падения он вряд ли хотел. Следует бояться собственных желаний.

– Они немного перестарались. Но… sorry not sorry^[17]. До того как начать работать на отца, они состояли в какой-то мафии. – Легкость, с которой она произнесла эти слова, пугала. – Я просила просто доставить тебя ко мне, хотя дала право импровизировать. Пришлось следить за тобой и придумать целую легенду о том, зачем мне нужны люди отца и почему я должна задержаться в Бангкоке. Все ради тебя.

Мин сглотнул. Он знал об отце Наны лишь то, что тот был американцем и воротил крупным бизнесом, и, похоже, не совсем «чистым», раз на него работают такие люди, а его дочь творила подобное. Он мысленно проклял Мару, из-за которой оказался в этой заднице.

– Почему ты до сих пор в Бангкоке? Неужели в самом деле из-за меня?

Он понимал, что, с одной стороны, зацикленность Наны на нем может сыграть на руку, а с другой – являлась опасным спусковым крючком. Одно неверное движение, и все кончится плохо. Поэтому следовало сохранять хладнокровие. Отец всегда твердил, что только чистый разум помогает решить любую проблему и, в частности, спасти пациенту жизнь. Вонграт-старший не раз произносил это в благодарственных речах, получая награду за очередное достижение в области медицины. И впервые за долгое время Мин захотел спасти жизнь – свою и случайно втянутого в эту передрягу Лайта.

– Не обольщайся. Нет никого опаснее обиженной женщины, знаешь? Это я выучила от мамочки, да и отец говорит, что долги должны быть уплачены. Я лишь прислушалась к семейным истинам. Никто раньше не смел так себя вести со мной! Парни, с которыми я встречалась, всегда выполняли все мои прихоти. Это было так утомительно скучно. Когда мы познакомились, я удивилась, почему чувствую себя комфортно рядом с тобой, ведь ты обычный студент. Но от нечего делать решила попробовать, пока нахожусь в Таиланде. Чем это хуже летних романов? К тому же ты так хорош собой. Теперь я понимаю: настоящую сущность не скрыть. И хотя ты обманул меня, вынуждена признать – игра была хороша. Я умею ценить чужую победу, но ты выиграл лишь один раунд, – продолжая говорить, она ходила вокруг него, подобно хищнику вокруг жертвы.

– Ты ошибаешься, моя игра не была так уж хороша, раз я оказался в таком положении. Ты выиграла, я проиграл – пусть будет так. Отпусти нас, и я забуду обо всем, что здесь случилось. У тебя не будет никаких проблем. Я заслужил этот урок. – Мин был готов прогнуться, если это сделает его слабым в ее глазах. Он уже понял, что Нана не ставила ни во что тех, кто был «ниже» ее.

– You’re so weird^[18]. Никак не могу понять тебя. Ты ведь соврал мне тогда специально. Ты не гей и постоянно встречаешься с разными девушками в том баре, куда водил меня. Скажи, чья это идея: твоя или Мары? Между вами что-то есть?

– Разве это так важно? Не думаю, что тебя волнуют другие девушки, а с Марой мы просто знакомы с детства. Это обычная забава, которую придумали скучающие богатые детки. Уверен, ты отлично понимаешь меня.

Никогда в жизни он не расскажет этой стерве своих истинных мотивов. Такая, как она, слишком бессердечна, чтобы понять.

– Мы с подружками обычно покупали очередную ненужную сумочку ценой в годовую зарплату наших сотрудников, или же отправлялись на безумные гуляния до утра. Ваша идея оригинальна, признаю. Вы не опустились к отбросам, а решили играть с такими же, как вы. И выигрывать у них. Это… – она чуть ли не театрально вздохнула, – …заслуживает уважения.

О Будда! Мин чуть не закатил глаза, но сдержался, ибо его жизнь прямо сейчас висела на волоске. Нана совершенно прогнила изнутри. Если бы человеческая душа имела запах, ее бы источала гнилое зловоние гордыни. Распространенная болезнь людей их круга. Вероятно, и он бы стал таким же, не заразись собственным «недугом», который уберег от прочей заразы.

– Тогда, может, меня перестанут держать прикованным? – рискнул он, сглатывая.

Нана подошла вплотную и даже присела рядом с ним на корточки, погладив по голове, словно щенка.

– Они испортили твое красивое лицо, – печально заметила она. – Открою тебе один секрет: у меня бывают небольшие проблемки с гневом. Так что иногда все… выходит из-под контроля. Отец даже отправлял меня на лечение в клинику, но мне удалось подкупить врачей, чтобы они заверили его, что я теперь здорова, иначе меня бы продержали там еще год.

Отлично, значит, она и раньше творила безумства. Интересно, а человек, который заказал Нану, знал о ней настоящей? Их несомненно подставили! А еще Мара впервые просчиталась. И Мин сам убьет ее, когда выберется! Все зашло слишком далеко и перестало походить на забаву, скрашивающую досуг.

– Может, тебе лучше вернуться домой? У тебя могут быть проблемы. Мой отец достаточно суров и не поймет подобных игр.

Она лишь погладила его по щеке.

– Я знаю, каково это. Родители не хотят признавать, что мы сами знаем, что для нас лучше. – Ну хоть в чем-то они согласны друг с другом, хотя сейчас это скорее пугало. Может, родители иногда действительно знают лучше своих детей? Отец Наны уж точно был прав, отправив ее в клинику. – Я не хочу возвращаться в Бостон. Там меня ждет постоянный контроль и все эти глупые правила, а я хочу сама распоряжаться своей жизнью. Но если папа узнает, что я нашла достойного парня, то поймет, что я перестала быть его маленькой дочкой.

– Что ты хочешь сказать?

Пульс участился. Неужели?..

– Объявим о нашей помолвке и забудем о том, что сделали друг другу больно.

Мин сглотнул. Он не думал, что какая-то перспектива ужаснет его сильнее, чем медленно подкрадывающееся будущее в империи отца. Однако брак с психопаткой…

– Зачем тебе это?

– Потому что я так хочу. А ты разве нет?

Мин понимал, что от этого зависит дальнейшее развитие событий. Разговаривать с ней, подобно хождению по минному полю – слишком большая вероятность подорваться, если сделать неверный шаг.

– Я не могу решать такие вопросы сейчас и тем более в таком состоянии. Отпусти меня, вернемся в город и обсудим все как нормальные люди. Ты ведь знаешь, у таких, как мы, помимо собственных желаний, есть обязанности. За нас уже давно все решили, не учитывая наши желания.

– Каждая достойная дочь должна заключить выгодный брак, этого ожидают все. Я считаю, ты более чем подобающий претендент, учитывая сумму твоих будущих акций. Ты наследник такого благородного дела, кто не будет рад такому зятю?

– Посмотри на меня. Я похож сейчас на наследника хотя бы какой-нибудь жалкой лавки? И ты думаешь, после случившегося мы сможем нормально общаться?

– Ты прав. Я попрошу освободить тебя и, пока мы будем возвращаться в Бангкок, донесу до тебя все преимущества этого решения.

Мин не сопротивлялся, когда она поцеловала его. И впервые ощутил отвращение от прикосновения мягких губ. Однако он позволил ей это, подавив возникшую тошноту. В этот раз он доведет игру до конца.

Когда Нана оторвалась от него, провела по его губам пальцами.

– Правда, тот парень, взявший привычку стоять на моем пути, знает, что здесь произошло. Что же с ним делать? – Это был не риторический вопрос, Нана обдумывала варианты. И, вероятнее всего, не самые миролюбивые.

– Ничего не делай, он должен вернуться вместе со мной. Это протеже моего отца, его любимчик. Если ты хочешь поладить с отцом, он должен быть в порядке.

– Он же ничего для тебя не значит? – Нана впилась в него вопросительным прищуренным взглядом.

– Мы даже не были знакомы до дня нашего разрыва. У него дела с моим отцом, не со мной. Я терплю его только по этой причине.

Каждое слово было правдиво, и все равно казалось, что он лжет. Но с этими странными мыслями Мин собирался разобраться позже.

– А если он не умеет молчать?

– Не беспокойся, это моя забота. Он не заговорит. Сама знаешь, деньги творят чудеса, а он сейчас зависит от моей семьи, – как можно более властно сказал он, цепкой хваткой сжав ее руку. – А теперь принеси гребанный ключ от наручников и освободи меня!

_________________________________

(Kehlani – Gangsta)

6 глава

Мин растирал освобожденное запястье, на котором в нескольких местах от ранее безуспешных попыток выбраться из наручников, запеклась кровь.

– Куда громила увел Лайта? – Это был первый вопрос, который он задал после относительно обретенной свободы.

– Будь осторожен с Макао, он славный, но нервный и крайне предан делу, – лаская пальцами его лицо, с улыбкой психопатки ответила Нана.

Мин мигом решил при первой возможности избавиться от нее. Ведь она точно свихнулась, если думает, что он свяжет с ней свою жизнь после всего случившегося.

– Макао – не его настоящее имя, так ведь? – спросил он, стремясь отвлечь Нану от выражения неприязни на собственном лице. Любые сведения будут ценны, когда появится возможность расплатиться за насильственное вмешательство в его жизнь.

Хотя пару недель назад, да даже вчера, он считал, что это Лайт бесцеремонно влез в его жизнь, однако планы Наны не шли ни в какое сравнение с внезапным соседом. Мин лишь из-за собственных капризов и параноидальных опасений полагал, что Лайт переехал в особняк с целью нарушить его покой, а ведь тот просто хотел спокойно доучиться и получить диплом. Нана же, напротив, возомнила себя вправе посягать на его жизнь по-настоящему.

Мин не собирался позволить ей этого. Он, возможно, и сам поступал неправильно, обижал девушек, попавших в оборот игры Мары, но Нана избавила его от малейших мук совести на ее счет. Он не будет убиваться из-за той, кто наверняка наделала больше сумасшествий, чем можно в принципе вообразить.

– Он начинал в Макао, но десять лет назад сбежал оттуда после организации поджога казино, в котором работал. После этого нелегально оказался в Америке и скитался по городам, пока однажды на него не наткнулся мой отец. Местным было проще называть его Макао, чем выговаривать непроизносимое для них азиатское имя. А настоящим они и вовсе не интересовались. Я уж точно.

Правдивость ее слов вызывала сомнения, ведь Нана была хитра. А теперь она давала ему информацию, которую можно использовать против нее. Либо она и вправду слишком надменна, либо действительно безумна.

Мин верил и в то, и в другое. Второе казалось ему более реалистичным, учитывая всю ситуацию, но не стоило забывать о и чувстве превосходства, которым Нана упивалась. Она не позволяла себе думать, что кто-то способен обыграть ее. И считала, что вправе командовать и использовать для достижения целей даже тех, кто в чем-то превосходит ее саму. Отчасти так себя вела и Мара.

– И ваша семья не боится связываться с человеком, который поджег бизнес прошлого босса?

– Оу, такие, как он, умеют лишь выполнять приказы. Они созданы для этого, пусть порой и бунтуют. К таким главное – найти подход, и тогда они станут полезны. Ведь и самые опасные породы собак поддаются дрессировке, а люди еще проще собак. – Она демонстрировала убежденность в каждом сказанном слове.

– Ты так и не ответила на вопрос. Где Лайт?

Мин не сдавался, а губы девушки выгнулись в легком раздражении.

– Наверное, Макао отвел его в дальнюю комнату, хотя не понимаю, почему мы снова о нем говорим. Лучше уедем отсюда сейчас же, а я потом прикажу забрать мальчишку.

– Он не мальчишка, он старше меня, – непроизвольно исправил он. Мину не понравилось, как пренебрежительно она отозвалась о Лайте, хотя он и сам никогда не выказывал тому и доли уважения по старшинству. Однако ее презрительная надменность сейчас искрила особенно ярко и заглушала собой все те стороны, которые ранее ему импонировали в ней.

– Never mind^[19], – отмахнулась она. – Как насчет шампанского в честь нашей помолвки?

Она хотела обвить его шею руками, но он отодвинулся и крепко взял ее за плечи.

– Повторю: мы уедем только вместе с этим парнем. Мне нужно поговорить с ним и предупредить, чтобы после нашего возвращения все прошло так, как ты того желаешь, – соврал он. На деле же Мин стремился убедиться, что Лайт в порядке, и рассказать тому обо всей ситуации и возможных исходах.

– Ладно, как хочешь. – Его спесивая смелость нравилась Нане, так что она уступила на сей раз.

Они вышли из помещения, и Нана повела его к выходу. Мин старался рассмотреть как можно больше и заметил перед главной дверью заброшенного склада стол и двух похитителей, игравших в карты. Мужчины поспешно встали, когда увидели Нану, и поклонились ей. Да, она хорошо выдрессировала своих псов. Похоже, ее отец умел выбирать рабочую силу, а она – контролировать ее.

Нана скучающим движением махнула головорезам, и они повернули в прилегающую справа часть помещения, где он увидел Макао, который чистил пистолет. Мин сглотнул. Нужно быть осторожным. Предельно осторожным. Когда громила их заметил, то тут же прервал свое занятие и спрятал оружие за пояс.

– Где он? – спросила девушка, и Макао указал на небольшую комнату позади себя.

Нана уже собиралась открыть дверь, когда он перехватил ее руку.

– Я сам поговорю с ним, – а затем выдавил через силу: – Пожалуйста. Так будет лучше. – Он решил играть до конца, поэтому притянул ее к себе для поцелуя, тем самым доказывая свои намерения.

Мин умел целоваться и сейчас использовал отточенные навыки особенно тщательно, хотя обычно не прилагал для этого особых усилий. Он достиг успеха, ибо почувствовал, как она начала таять в его руках, и пришлось крепче обхватить ее за талию.

– Макао, скажи остальным приготовить машину, – Мин понял по голосу Наны, что та трепетала, и надеялся, это заставит ее потерять бдительность хотя бы на какое-то время. – А затем возвращайся, но не вмешивайся.

Исполнитель исподлобья глянул в его сторону, прежде чем последовать приказу. Нана снова обратилась к нему:

– Только быстрее. You know I don’t like waiting^[20].

Решив не терять больше ни секунды, он прошел внутрь и облегченно выдохнул, когда увидел Лайта, хоть и связанного на стуле.

– Мин! – воскликнул тот с надрывом.

Ему редко доводилось слышать, чтобы кто-то произносил его имя с такой надеждой. Обычно оно было приправлено похотью, надменностью или язвительностью с долей сарказма. Или его любимой специей – разочарованием, которую не скупился добавлять отец, обращаясь к нему.

– Она тебя отпустила?

– У нас мало времени. Слушай внимательно, – прошептал он. – Она не в своем уме и сначала уверяла, что хочет отомстить мне, а теперь отпустила, так как внезапно решила, что мы с ней должны обручиться. И хочет прямо сейчас объявить об этом моему отцу. – Глаза Лайта расширились. – Мне пришлось согласиться, другого выбора нет, если мы хотим выбраться. Я сказал, что разберусь с тобой и объясню, что ты должен молчать обо всем произошедшем. Но от Наны нужно избавиться, я ни за что не позволю этой безумной пролезть в мою жизнь. И уж тем более не доверюсь ее обещаниям.

– Она на самом деле может причинить нам вред?

– Лично – нет, а вот ее люди – определенно. – Мин тут же вспомнил то, как Нана сравнивала людей с дрессированными псами и Макао, чистящего пистолет. – Я договорился, чтобы мы вернулись назад вместе, она согласилась, но я ей не верю.

Несмотря на «купленную свободу», он предпочел бы выбраться из этой передряги не так. И Лайт, словно думал о том же, вдруг сказал:

– Пока я сидел здесь, у меня появилась идея. Не знаю, насколько это осуществимо, но раз она тебя освободила, попытаться можно.

Шагов подручных Наны за дверью по-прежнему не было слышно, поэтому Мин кивнул и добавил, что у них мало времени.

– У меня в кармане джинсов лекарство. Его нужно принимать каждый день, так что я всегда таскаю с собой сразу несколько дополнительных таблеток на случай, если забуду положить в сумку пузырек. Так вот, в него входит бензодиазепин^[21]. Если таблетки принять без прямого назначения, они подействуют как сильное снотворное. Однажды мой знакомый по ошибке перепутал их с витаминами и после нескольких штук заснул мертвым сном на пару часов. Но все обошлось, один ошибочный прием не наносит серьезного вреда.

– Но даже если я подсыплю их Нане, как нам избавиться от похитителей? – спросил он, задумавшись о предложенном варианте.

Затея рискованная, вдруг таблетки не подействуют? Хотя вряд ли докторишка подал бы идею, в которой был сам не уверен. Прямо сейчас их жизни висели на волоске, а это хоть какой-то шанс на спасение. И все же Мин не привык действовать вслепую, а предпочитал заранее просчитывать шаги и исход.

– Я попробую отвлечь их, когда они будут выводить меня отсюда. Ты сказал, нас отвезут обратно? А в такую жару без воды не выжить. Так что найди бутылки и добавь лекарство, только обязательно убедись, что они выпьют достаточно, перед тем как сесть в машину.

Все выглядело просто на словах, но куда сложнее на деле. Но он решил рискнуть. Да и Лайту эта сомнительная идея, похоже, нравилась куда больше шатких обещаний Наны.

– Ладно, давай попробуем.

Мину пришлось самому лезть в карман джинсов Лайта, что само по себе неловко, однако в данной ситуации было явно не до стеснения и соблюдения приличий. Их призрачная надежда на спасение заставила его облапать привязанного к стулу парня куда сильнее, чем хотелось бы.

– Что здесь происходит?

Они с головой погрузились в поиск таблеток, оттого на секунду утратили бдительность и перестали следить за шумом за дверью. А Макао успел вернуться и, похоже, услышав подозрительные звуки, решил их проверить.

Мин ответил первое, что пришло на ум:

– Я хочу развязать веревки, они слишком сильно сдавили его руки, а у него остались раны после наручников.

– Такого приказа не было.

– Мы уезжаем отсюда и лучше бы его уже освободить. Мы уже договорились с Наной, и раз ты работаешь на нее, должен знать об этом.

Мин старался не выдать страха, хотя мысли о пистолете, который успел увидеть, не покидали голову. Нужно показать, что он больше не пленник, но в то же время не злить попусту, вызвав тем самым лишние подозрения. Вдобавок совсем недавно его опрометчивая смелость стоила ему сломанного (скорее всего) носа.

– Госпожа говорила лишь о тебе. Этот останется связанным.

До него долетел шепот Лайта: тот сказал, что потерпит. Да, нужно действовать, а не тратить время. Поэтому Мин тут же вылетел из помещения и увидел, что стол, за которым ранее сидели двое других мужчин, теперь пустует. И по счастливой случайности на нем стояла недопитая ими бутылка. Сейчас или никогда! Мин не знал точной требуемой дозировки и природу жидкости, в которую намеревался подмешать лекарство. Из-за адреналина все чувства притупились: он словно со стороны наблюдал за тем, как руки открывают крышку, достают несколько таблеток из кармана, а затем бросают в бутылку, закрывают ее и яростно трясут. Нервы мешали даже распознать запах из горлышка, но все же он заметил, что несколько белых кружочков наконец растворились на дне. Он поставил бутылку на прежнее место и вышел в приоткрытую дверь на улицу. Похоже, они действительно посреди какой-то пустоши.

– Ты так долго, – раздался капризный голос Наны, стоявшей около одной из двух машин. Второй был уже знакомый фургон.

– Твой верный пес не позволил мне развязать Лайта, – сообщил он, придерживаясь уже придуманной для Макао версии.

– Это в целях предосторожности, милый. Вдруг ты решишь меня обмануть? Если тебе так важна жизнь этого, сдержи обещание и веди себя хорошо, когда мы сообщим твоему отцу, а после и моим родителям счастливую новость.

Мина так и подмывало съязвить в ответ, он еле сдержался.

– На какой машине мы поедем?

– Разумеется на моей. Нас повезет Макао, а в фургоне остальные. Они и присмотрят за мальчишкой.

Мин рассчитывал не на это.

– Мы должны уехать вместе.

– Так и случится. Но ты будешь в одной машине, а он в другой. Я хочу побыть с тобой наедине и обсудить какую историю лучше рассказать твоему отцу, раз у него сложный характер. А вот твое лицо… Может, скажешь, что защищал мою честь?

– Я хочу пить, – Мин решил сразу получить то, что могло подарить им с Лайтом шанс на спасение.

– В машине есть вода и не только, – Нана ухмыльнулась.

Когда Мин оказался в салоне, первым делом нажал кнопку мини-бара между сиденьями. Стоило только механизму сработать, как девушка тут же последовала за ним, поэтому Мин торопливо схватил бутылку воды и сделал глоток. Нужно выиграть всего пару секунд, чтобы бросить туда таблетки. Любой ценой.

Нана же взяла из бара шампанское, стоявшее по соседству, и с улыбкой предложила:

– Начнем отмечать прямо сейчас?

Подействует ли лекарство в сочетании с алкоголем – неясно. Мин знал, в большинстве случаев смешивать их противопоказано. Но ему опять не оставалось ничего, кроме как рискнуть.

Слишком много рисков для одного дня. Слишком.

Он кивнул, и Нана достала из отделения ниже два бокала. Тем временем он в окне разглядел, как двое мужчин тоже вышли из здания: один из них вел связанного Лайта, а другой шагал рядом, а затем открыл двери фургона и грубо затолкнул пленника внутрь, параллельно делая глоток из заветной бутылки с подсыпанными таблетками.

Итак, как минимум с одним бандитом план должен сработать. Но был еще и другой. Невыносимая жара, от которой спасала лишь вода, давала Мину надежду, что собачонка Наны не выпьет все в одиночку и поделится с товарищем.

Каждый сценарий предстоящего развития событий опасен для них с Лайтом – Мин это понимал. Пусть даже он и усыпит Нану, что насчет самого опасного типа – Макао? Если тот увидит, что его «госпожа» резко отключилась, ничего не помешает пристрелить ее «возлюбленного» прямо на месте. Хотя Мин продолжал думать, что эффект неожиданности все еще его главный козырь.

Но его охватили сомнения. Может, стоит просто вернуться домой с Наной? Он придумает, как выпутаться, ведь в плане девушки ужасно много промахов. Как вообще она планирует контролировать его после их возвращения? Макао же с приставленной к голове пушкой не будет ходить за ним по Бангкоку? Однако идти на попятную поздно: похитители уже залезли в фургон. Если он ничего не предпримет, то навлечет на себя подозрения.

– Ты меня слышишь?

Очнувшись от раздумий, Мин увидел, что Нана уже достала бокалы и обиженно ждала, когда он откроет для них шампанское. И окончательно понял – отступать поздно.

– До дна, – проигнорировав ее недовольный взгляд, он с изысканным умением открыл шампанское и разлил его по бокалам. Но, прежде чем отдать один Нане, левой рукой увлек ее в поцелуй, а правой проворно вытащил оставшиеся таблетки и бросил в один из бокалов.

Когда он отпрянул от нее, Нана, притворно злясь, проворковала:

– Целуются после брудершафта, а не перед ним.

– Ты сама хотела нарушать правила и писать историю по-своему.

Такой ответ польстил ее чванливой натуре, и она выпила содержимое бокала до дна. Таблетки в нем успели раствориться, не оставив после себя и следа.

Мин не знал, когда именно побочный эффект проявит себя, но теперь его главной целью стал Макао, как раз севший на водительское место. С ним придется справляться своими силами.

Мин не был физически слаб, следил за своей формой, но перед глазами до сих пор стоял пистолет. Одно дело драка, другое – настоящее огнестрельное оружие. Поэтому он надеялся, что, если громила лишится возможности воспользоваться им, будет шанс одолеть его врукопашную. Поэтому от пистолета следовало избавиться в первую очередь.

Когда фургон тронулся, а за ним и их автомобиль, Мину начало казаться, что каждая минута дороги тянется вечность. Тело было напряжено до предела, и все, что он мог – это кивать на болтовню Наны, которую улавливал лишь отдаленно.

Его мобильник, по всей видимости, остался в собственной машине, а наручных часов он в тот день не надел, так что понятия не имел, сколько времени они уже в пути. И только сейчас заметил, что небо стало постепенно окрашиваться оттенками сумерек. Ночь не облегчит им побег. Хотя это будет уже не так важно, если их план не сработает.

– Сколько нам еще ехать? – выдавил из себя Мин, надеясь хоть как-то держать ситуацию под контролем.

– Достаточно долго. Пришлось увезти тебя подальше.

– Мы хотя бы в Таиланде?

– С родиной тебя не стала разлучать, милый. Но когда поедем знакомиться с моей семьей, придется ее ненадолго покинуть.

Если бы Мин до сих пор держал бокал в руке, тот бы, скорее всего, треснул от силы, с которой он сжал кулак. Прошло еще несколько минут, и Макао впервые за всю поездку подал голос:

– Что они творят?

Сердце ухнуло. Он понял – начинается.

Фургон впереди немного запетлял, будто его водитель был пьян. Мин понятия не имел, связан ли Лайт до сих пор или нет, есть ли у бандитов, сидящих в машине, оружие, и выпили ли они оба из бутылки. Может, он сейчас станет виновником смерти троих людей.

Но время на укоры и ужасающие предположения отсутствовало. Мин заметил, как Нана провела пальцами по лбу и непрерывно заморгала, а через мгновение ее вторая рука, которой она всю поездку трогала его бедро, безвольно повисла. Девушка отключилась. Макао же тем временем вовсю поглотило происходящее на дороге: фургон съехал с трассы и врезался в дерево.

Мин вспомнил, что ранее Макао спрятал пистолет сзади за пояс, а значит, оружие все еще там – головорез ничего не доставал, когда садился за руль, а оставлять столь опасные улики на складе глупо. Вот он – заветный шанс без права на ошибку. Поэтому, когда мужчина обернулся вполоборота и взглянул на Нану, Мин приподнялся и со всей мощи заехал тому по лицу.

Неожиданность удара оглушила водителя, который, начав терять управление, попытался удержать руль, чтобы их автомобиль не повторил судьбу фургона. Но тот уже остался позади.

Мин двинулся на мужчину, обхватил его шею одной рукой и сдавил что есть силы, перекрыв доступ к кислороду. Другой же рыскал в поисках пистолета. Макао сопротивлялся, но вернуть управление машиной и освободиться от хватки переполненного адреналином парня – трудная задача.

Он не переставал бороться, поэтому Мину не сразу удалось ухватиться за холодный металл рукоятки. Но когда пистолет все же оказался в его руках, Мин без промедления приставил его к виску Макао, положил палец на курок и приказал:

– Останавливай машину.

Он не рассчитывал, что подобный тип мигом его послушается, да и прощаться с жизнью в автомобильной аварии не хотел, так что ждал, когда тот хоть немного сбавит скорость.

– Маленький щенок, да я тебя…

Но прежде чем Макао договорил, Мин, собрав всю свою решимость и переправив ее в руки, мощно ударил бандита в висок тупым основанием рукоятки пистолета.

Головорез отключился, и его руки отпустили руль. У Мина не было достаточно времени, чтобы перепрыгнуть вперед и взять контроль над машиной, поэтому та въехала в дорожный знак. Когда он понял, что сейчас произойдет, успел только прикрыть голову руками и согнуться, спрятавшись за передним сиденьем.

Спустя несколько мгновений, ощутив легкое головокружение, он открыл глаза и осмотрелся: Макао без сознания с разбитой головой перевалился вперед, а рядом с Мином, скатившись вниз, лежала Нана. Охваченный нереальностью происходящего, он все же дотронулся до девушки и проверил пульс. Медленное, но уверенное сердцебиение прощупывалось. Живая.

Он выбрался из салона машины, держа в руках пистолет, а после вынес оттуда Нану и положил ее чуть поодаль от трассы. Он не желал становиться убийцей. Лишь выбраться отсюда.

Затем Мин оглянулся и понял, что фургон остался далеко позади, хотя его очертания еще удавалось различить. Он ринулся к нему, насколько позволяло состояние, хотя ноги плохо слушались. Мин не знал, что его там ждет, поэтому инстинктивно обхватил пистолет еще крепче.

Приблизившись к фургону, он не увидел никого – из-за затонированного стекла не удавалось что-либо различить. Из машины шел дым, и Мин боялся, что она взорвется, поэтому поскорее попытался открыть пассажирскую дверь. Но та оказалась заблокирована изнутри.

– Лайт, ты меня слышишь?

Он приложил ухо к двери и услышал какие-то телодвижения. После нескольких ударов ногой ручка так и не поддалась, и только тогда Мин вспомнил о пистолете, что по-прежнему сжимал в руке. Когда-то давно ему довелось пострелять из ружья в тире во время очередной порции прожигания жизни, поэтому он примерно представлял, что делать. Мин навел дуло на ручку двери и, прицелившись, спустил курок.

Уши заложило, а руку свело от мощности отдачи, но он все же прострелил автомобильный замок и дрожащей рукой открыл дверь. Оказавшись в салоне, Мин увидел, что один из похитителей валяется без сознания на водительском месте, а другой, будучи также в отключке, сзади на пассажирском придавливает своим телом Лайта. Внезапно послышался знакомый голос:

– Убери его с меня.

Собрав последние силы, Мин скатил тяжелое тело в сторону. Руки Лайта уже не были связаны – похоже, тому удалось избавиться от пут во время борьбы с одним из мужчин, пока те оба окончательно не вырубились, и фургон не съехал с трассы.

Он помог Лайту выбраться. Теперь они вдвоем были на свободе, но им все равно могла угрожать опасность.

– Нужно бежать, – отрезал Мин, схватив парня за плечо.

– А та девушка?

– Она в порядке. Я проверил пульс и на всякий случай вынес ее из машины. – Он знал, что им нельзя колебаться. Нужно добраться до Бангкока во что бы то ни стало, хотя это казалось весьма затруднительным, ибо сейчас они находились черт знает где.

– Телефон! – озарило внезапно Лайта.

Мин не успел опомниться, как Лайт уже вовсю рыскал по карманам лежавшего ранее на нем мужчины. Спустя несколько мгновений тот нашел, что искал.

– Работает?

– Да, но сети нет.

– Блять! – не выдержав больше, закричал Мин, затем впился пальцами в волосы и сжал зубы до боли. – Неважно. Бери его с собой и пошли! Не хватало еще, чтобы они очнулись и поймали нас. Мы еще достаточно далеко от Бангкока, так что пешком обратный путь займет целую вечность.

– Нужно убраться с этой трассы и найти другую. Вдруг мы поймаем сеть, а еще лучше – машину, – размышлял Лайт.

Весь следующий час, пыхтя и изнывая от усталости и боли, они пробирались через лес. Вскоре уже стемнело, а они все брели по удушливой затихшей глуши, прерываясь лишь на регулярные попытки проверить, не появился ли на телефоне сигнал. Пистолет Мин не осмеливался выбросить, пока их безопасность под сомнением, а Лайт с ним и не спорил. Однако они понятия не имели, в правильном ли направлении двигаются.

– Я больше… не могу идти, – нарушил тишину Лайт спустя приблизительно еще час.

После пережитого за последние сутки сдавали уже не только их нервы, но вдобавок и тело. Мин ощущал себя побитой собакой, и лишь злость заставляла двигаться дальше. Но, услышав слова Лайта, наконец позволил себе остановиться. Он тоже почувствовал, что еще чуть-чуть и рухнет на месте.

– И я не могу, – вынужденно признал он и, оглядевшись, стал искать место для привала.

Они прошли еще небольшое расстояние и увидели дорожный знак, который указывал на то, что трасса где-то поблизости. Но поскольку вокруг все равно царила абсолютная темень, они устроились под ближайшим деревом. Мин даже подумать не мог, что сможет заснуть на земле в такую адскую жару, однако именно так и произошло. Правда, он периодически просыпался, тело нещадно сообщало, что он не ел… Сколько? Сутки? Или больше?

Тем не менее мучительную ночь все-таки удалось пережить. Мин вновь проснулся уже утром и застонал от боли в пояснице. Свет резко ударил в глаза, а рядом послышались чьи-то шаги. Он встрепенулся, однако увидел лишь Лайта, который с телефоном в руке наворачивал круги. Заметив его пробуждение, тот остановился.

– Мобильник скоро умрет, а связи так и нет.

Мин протер глаза и провел рукой по волосам, пытаясь прийти в себя. Он осознал: приход нового дня означал, что их злоключения им не приснились. Это в самом деле явь – они еще не дома.

– Я надеялся, что это ночной кошмар.

– Я тоже.

Мин еще раз представил, как бы справился со всем этим ужасом в одиночку. Без Лайта, скорее всего, он бы не пошел на такие крайние меры, и вернулся бы в Бангкок с Наной. И все же он в любом случае не согласился бы на ее предложение.

Их путь продолжился. При свете дня Мин шел куда лучше, хотя сил после сна отнюдь не прибавилось. Привал посреди леса на голодный желудок – не самый действенный способ восстановить энергию. Да и тишина за городом ощущалась какой-то другой – сжатой, закупоренной.

– Чувствую себя героем шоу про выживание, – тяжело дыша, произнес Лайт.

– Я еще не отошел от вчерашнего боевика.

– Да уж, не на такие развлечения я рассчитывал, когда принимал приглашение твоего отца.

Мин устало нахмурился, но, посмотрев на Лайта, понял, что тот утрирует.

– Я предупреждал, что переезд к нам – плохая идея, – заметил он.

– Когда все это закончится… – Лайт обвел руками воздух, – …я что-нибудь придумаю. Может, останусь у друга. Он и раньше предлагал, но живет с семьей в небольшой квартирке, и мне не хотелось теснить их. А Кхун Равит так настаивал. Сказал, что в его большом доме лишь он, его сын и экономка, так что я вас не потревожу. Я не подумал, что мой переезд доставит проблем не из-за размера жилплощади, а из-за вмешательства другого рода.

Если бы Мин услышал эти слова до похищения, то воспринял бы их как попытку надавить на жалость. А теперь вспомнил, как Лайт ощетинился на обвинение в воровстве бумажника, и осознал, что тот не лишен гордости.

– Как отец и говорил, особняк слишком большой для нас троих. При желании я мог бы тебя там даже не заметить. Но ты был странно дружелюбен и постоянно пытался идти на контакт, что действовало на нервы, – решился он на ответную откровенность. Да и во время пути заняться больше было нечем.

– Я просто старался быть приветливым. Ты хотел, чтобы я оказался засранцем?

– Да.

– Прости, но эту роль забрал ты.

Мин оценил словесный удар. Кто бы мог подумать, что он сможет общаться с этим докторишкой, как с Бестом или Марой. Хотя о последней лучше сейчас не вспоминать.

Спустя мгновение они одновременно услышали отдаленный шум. Звук, который заставил затаить дыхание и наполнить их сердца надеждой – звук проезжающего автомобиля.

Мин и Лайт побежали вперед, и через несколько минут их взору открылась автомобильная дорога. В потрепанной грязной одежде и побитом виде они выглядели крайне подозрительно, оттого несколько машин проехали мимо. Но все же их переполняла возникшая в душе надежда. Им казалось, что они практически спасены.

Через десять минут небольшой грузовик все же остановился. Мин и Лайт убедились, что за рулем не сидит пес из Наниной шайки и что внешний вид водителя внушает доверие, и только тогда с облегчением выдохнули. Мужчина же открыл дверь и с понимающей улыбкой спросил:

– Что, парни, попали в неприятности?

– Спасибо, что остановились. Вы не могли бы подбросить нас до Бангкока? У нас нет с собой денег, но мы обязательно заплатим вам, когда вернемся в город. Нас… эм-м-м… – Лайт осекся и с осторожностью взглянул на Мина, – …ограбили и угнали машину.

Мин наконец уяснил, что Лайт умеет хранить секреты, и, судя по всему, ничего не скажет даже отцу, если попросить. Однако только через отца можно окончательно уладить дело с Наной – отослать ее обратно в Америку навсегда.

– Мне как раз по пути. В кабине поместится только один, так что, если хотите сесть вдвоем, можете устроиться в багажном отсеке. Он заполнен ящиками с овощами, но для вас места хватит.

Мысленно Мин содрогнулся, ему не хотелось вновь оказаться в замкнутом пространстве. Он отчаянно мечтал сейчас об удобствах, однако почему-то ответил:

– Спасибо, мы сядем сзади.

Всю свою жизнь Мин привык быть один. Всегда куда проще отгородиться от других, будь ты сам по себе или в компании людей, чем стремиться наладить контакт. Однако сейчас перспектива разделиться порождала в душе ужас. Мин надеялся, что это лишь последствие пережитого шока и, вернувшись домой, странное ощущение угаснет. Потому что желание оставаться рядом с Лайтом не вписывалось в рамки привычной жизни. Но, кажется, бывают ситуации, пережив которые, нельзя вернуться к прежнему.

Люди не меняются, а вот отношение одних к другим – вполне вероятно.

_________________________________

(YAS – Empty Crown)

7 глава

День был в самом разгаре, и в грузовике стояла невыносимая духота. Яркая вспышка радости Мина быстро потухла, стоило только ему с Лайтом оказаться внутри неуютного кузова, предназначенного для перевозки груза, а не людей. Сейчас он бы все отдал за удобную кровать и кондиционер.

Грязная одежда липла к телу, и сколько бы он ни стирал ладонями пот, тот вновь мгновенно проступал на коже. Их с Лайтом ноги покрылись мозолями от долгого пути, спины ломило, желудки бунтовали, а в распухшие раны с легкостью могла попасть инфекция, учитывая их приключения.

Они ехали уже несколько часов, время от времени перекидываясь незначительными фразами. Но воцарившаяся теперь тишина начинала убивать. Казалось, что в ней время тянется еще медленнее, и Мин просто не мог больше думать о том, как ему душно. Он хотел отвлечься от физического неудобства и ради этого был готов даже на бессмысленный разговор с еще недавно ненавистным ему человеком.

– Давай сыграем в «Вопрос-ответ», иначе я сойду с ума. – Это лучшее, что смог придумать Мин в обессиленном состоянии.

– Вопрос-ответ? – переспросил его не менее уставший Лайт.

Розовые волосы слиплись и стали казаться темнее обычного, а клипса с серьгой где-то потерялись во время их побега. Сейчас Лайт походил на испуганного, потрепанного подростка весьма сомнительного вида.

– Неизвестно сколько еще ехать, так что давай отвлечемся. Уверен, у каждого из нас есть то, что он хотел бы узнать о другом.

Теперь парень вызывал в нем не негодование, а любопытство. Стало крайне интересно, что у того в голове.

– Разве ты не мечтаешь, чтобы я скорее исчез из поля твоего зрения? – в словах Лайта не было едкости, а, несмотря на вопросительный тон, отчетливо звучала констатация факта.

Мин понимал – они оба измождены, и сил на притворство и ложь у них не осталось.

– Это может быть твоим первым вопросом, – подтолкнул он.

Чужая реакция разжигала интерес, но главное – отвлекала от последних событий. Мин снова погрузился в «проблему новоявленного соседа», вот только без прежней пелены ненависти, мешающей разглядеть истинную суть вещей.

– Ладно, пускай это будет вопросом, – устало сдался Лайт и устроился на полу так, чтобы лучше видеть его.

– Я думал, ты внесешь хаос в мои последние мгновения свободы. Впрочем, как оказалось, опасаться следовало вовсе не тебя, – честно ответил Мин.

– Что значит «последние мгновения свободы»?

– По одному вопросу за раз, – вырвалось вместо ответа, отчего Лайт закатил глаза, но своим видом дал понять, что ждет паса. – Почему ты кинулся мне на помощь? Забудем о смелости или идиотизме. Хочу знать реальную причину.

– А я должен был проехать мимо, когда заметил, что тебя избивают? – Лайт удивленно приподнял бровь. – Конкретной причины не назову, все вышло как-то само собой… Я особо не задумывался тогда. Меня больше поражает, почему тебя это так удивляет.

Мину было сложно слышать, что другие люди способны совершать поступки без каких-либо тайных мотивов. Почему же он вырос будто бы в другом мире, где такая бескорыстная помощь скорее сбой в программе, а не норма?

– Но я вел себя с тобой как последний мудак с самой первой встречи, – продолжал пытаться понять Мин.

– Не все время. Когда мы играли в видеоигры – было весело. И даже если в остальные девяносто пять процентов времени ты вел себя по-скотски, из-за простой обиды я не проезжаю мимо, когда кому-то угрожает опасность.

Даже в упомянутую ночь Мин лишь пытался поближе подобраться к Лайту, ведомый отнюдь не благими намерениями, но и ему тогда понравилось. Но он постарался отогнать эти мысли прочь, ведь не мог позволить мимолетной вспышке эмоций помешать замыслу.

– Теперь ответь на мой предыдущий вопрос, – не унимался Лайт.

– После выпуска я должен начать управлять больницами в качестве административного директора. Таков наш с отцом уговор, когда я отказался становиться врачом.

– А ты не хочешь?

– По одному вопросу, – повторно напомнил, но вдруг услышал тихое ругательство из уст Лайта, прежде чем тот уже с вызовом вновь обратился к нему.

– Да какая разница? Ты сам предложил эту игру. Забей на глупые правила! Важнее суть, разве нет?

Мин уже понял, что Лайт, вопреки его выбору профессии, не из числа тех, кому важны правила и порядок. Парень предпочитал хаос – состояние его комнаты служило тому доказательством. Да и в разговорах тот уклонялся от искусственности и фальши, к которым Мин так привык.

– Я не знаю, чего хочу, – ответил он все же на предыдущий вопрос вне очереди. – Не могу сказать, что экономика и менеджмент совсем меня не интересуют. В целом я справляюсь, но мысль, что за меня уже все решили, душит. Такое чувство, что я… задыхаюсь. Не знаю, как объяснить, – сдался он под конец, слегка обнажив душу. Такие разговоры всегда смахивали для него на хождение по горячим углям.

– А Кхун Равит знает об этом? Он кажется разумным и добрым человеком.

Мин понимал, что парню его отец видится совсем иначе. Ведь не Равит Вонграт растил Лайта.

– Он разумный, да. Тем не менее мои желания для него неважны, ведь я – единственный наследник. Кому, если не мне, отвечать за «VN Medicine» в будущем? Это дело всей жизни отца, у меня нет выбора. Да и заветной мечты, как у других, тоже. Мне двадцать три, а я до сих пор не знаю, чего хочу от жизни.

От последней фразы тянуло биться головой об стенку, а оттого, что она вырвалась наружу, гадливое ощущение только усилилось.

– Возраст – лишь цифра. Я тоже не чувствую себя сильно взрослым и мудрым, – поделился Лайт. – Иногда мне кажется, что я совсем не подготовлен к практической стороне жизни. Я хорош разве что в учебе, и то, потому что трачу на это большую часть своего времени. К последним курсам я успел привыкнуть, и психологически стало легче, а вот в первое время совсем зашивался.

– У тебя есть цель в отличие от меня.

– Значит, ты свою еще не нашел. Может, ты слишком много думаешь об этом. Разве существует какой-то определенный возраст, когда приходит ощущение зрелости? Или возраст, к которому человек должен определиться с мечтой, а дальше уже поздно? Бред какой-то! Да, я изменился со школьной поры, но в целом все тот же. И не только внешне. – Лайт явно осознавал, что выглядит значительно младше своего возраста.

– И все же есть разница между двадцатилетним и сорокалетним, что ищет себя или мечтает… ну, скажем, слетать на Марс. В двадцать следовать мечте – достойно уважения, поддержки, это звучит красиво, а в сорок тебе скажут, что ты цепляешься за иллюзию. Это жалко и безрассудно.

– Важнее всего чувства и желания самого человека. Если его и в сорок все устраивает, то почему нет? Пусть каждый проживает свою жизнь так, как хочет.

– Твои слова, да в уши моему отцу.

– Наверное, он и вправду давит на тебя. – Лайт закусил губу, слегка пожевывая ее, и наморщил лоб. – Такое давление и напряжение никогда не приводит ни к чему хорошему. Вам с отцом нужно откровенно поговорить и найти компромисс.

Походило на то, что парень искренне пытался решить его проблему, и это… трогало. Пугающе трогало.

– Слишком много обо мне. Вернемся к тебе, – поспешно свернул тему Мин, пугаясь возникшего чувства. Он словно попал в охотничьи силки, смазанные смолою, которые сам же и расставил по всему лесу. – Почему ты бросил музыку и подался в медицину?

– Откуда ты знаешь об этом?

– Раз уж мы сейчас говорим начистоту: я разузнал о тебе. В моем мире это распространенная практика. Ты мог оказаться нежданным братцем, и я хотел знать наверняка. – Мин пытался не выглядеть так, будто оправдывается. И все же не желал, чтобы разговор из-за его признания оборвался.

– Серьезно? За мной что, кто-то следил? – в искреннем изумлении выпучил глаза Лайт. – Мне следует разозлиться, но я слишком устал для этого. В таком случае ты и так должен знать обо мне все.

Мин отрицательно покачал головой.

– Я получил сводку сухих фактов, а меня интересуют мотивы.

Во взгляде Лайта промелькнуло облегчение, подозрительный огонек тут же померк, а плечи снова расслаблено опустились.

– Мир богачей и правда… нечто. Если я отвечу на все твои вопросы, пообещай больше не копаться в моем прошлом за моей спиной?

Лайт предлагал правду в обмен на доверие. Мин мало кому доверял, поэтому обычно не открывался людям. И даже немногим близким рассказывал не все. Например, Маре, и, как оказалось, не зря. Все люди лгут – специально или с благими намерениями, или даже неосознанно. Мотив не меняет факта наличия лжи.

– Ты не сердишься? – Не то чтобы его заботила реакция Лайта, скорее поражало чужое спокойствие. На месте парня он был бы в бешенстве.

– Конечно я зол. Тем не менее пытаюсь понять тебя, хотя при других обстоятельствах не отреагировал бы так спокойно на вторжение в мою частную жизнь. Но… какая сейчас польза от злости? Не стану отрицать, для тебя все и в самом деле могло выглядеть странно. Мне тоже сложно подпускать к себе людей. У меня много знакомых, но мало друзей. Хотя я выбираю другой способ общения, более привычный, – спрашивать, если хочу что-то узнать.

– Хорошо. Ответь на вопросы, и забудем о постороннем вмешательстве, – согласился Мин.

Он не любил давать обещания, однако Лайт не злился на него даже тогда, когда это казалось разумным. Этот парень обезоружил Мина по всем фронтам. Сначала попытался спасти ему жизнь, после помог сбежать из лап похитителей, теперь же, узнав правду, не обвинял, а старался понять. Кто так делает? В голове пронеслось «взрослый здравомыслящий человек», но Мин заглушил до противного язвительный внутренний голос.

– Итак, почему я сменил специальность? – начал Лайт, соглашаясь на их уговор. – Вообще, даже после отчисления с музыкального сама музыка ведь никуда от меня не денется. В этом вся ее прелесть. Она всегда со мной, и я могу заниматься ей в свободное от учебы время, хоть и не так много, как раньше. Но основная причина – авария, в которую я попал на первом курсе. Наверняка ты об этом уже знаешь. Нас было двое в машине, и мы чуть не погибли. Раньше я, как обычный подросток, особо не задумывался, что моя жизнь может оборваться в любой момент, а лишь бездумно развлекался. Но потом те, кто тоже когда-то ходили в школу и мучились над очередной домашкой, вытащили меня с того света. И я понял, что, пока жив, тоже могу сделать что-то важное. Вместо музыки – спасать жизни, вместо игры на гитаре – помочь кому-то по-настоящему… уберечь от утраты близкого. Ведь и сам не понаслышке знаю, что смерть в первую очередь приносит страдания не мертвым, а живым. Поэтому я передумал превращать хобби в профессию и выбрал медицину.

Так вот в чем дело – в страхе умереть прежде, чем сделать что-то значимое. Это заставило Лайта пойти по иному пути? После услышанного Мин явно ощутил насмешку судьбы и почувствовал себя капризным ребенком.

Он ненавидел врачей, а сейчас получалось, что одного будущего докторишку все же начинал переваривать. Ведь тот не был типичным высокомерным умником, жаждущим стабильности, статуса и высокой зарплаты, а просто хотел спасать других, как однажды спасли его.

– Тогда тебе действительно стоит поучиться у отца. Он не лучший родитель, но даже я не могу отрицать, что он – первоклассный врач.

Лайт и представить не мог, чего ему стоит это признание.

– Что произошло между вами? Почему ты… ненавидишь его?

Вот и прозвучало. Ненависть. Даже посторонние замечали ярость, таящуюся за каждым его вздохом в сторону отца. Мин впервые за долгое время говорил с кем-то настолько открыто, не считая сеансов с психологом в школьные годы. В обычной обстановке, при естественном течении событий, Мин ни за что бы не открылся и не решился показать собственный интерес. Приоткрыть мотивы тому, кого плохо знал. Но, несмотря на пережитое, пусть даже мнение о докторишке и изменилось, сохранялась черта, которую пересекать нельзя.

– Это из-за твоей матери?

Мама… С ней все было по-другому. Он был другим. И даже отец. Тогда они были семьей. Не самой идеальной, но семьей.

Его затошнило. Даже спустя десять лет Мин так и не научился до конца справляться с воспоминаниями, и каждый раз при упоминании матери тело превращалось в сосуд памяти. Он терялся, замыкался в себе, а иногда поддавался паническим атакам.

Мин даже не понял, когда именно его руку сжали, а рядом с ухом прошептали:

– Дыши глубоко, считай про себя и дыши. Повторяй за мной.

Лайт звучал успокаивающе, и постепенно Мин вернул контроль над реальностью, слушая его указания. И первое, что осознал – он мертвой хваткой сжимает чужую ладонь.

– Иногда со мной такое бывает. – Он сконфуженно выдохнул, усаживаясь вновь и спотыкаясь о взгляд докторишки, который теперь сидел крайне близко.

– Все в порядке, – улыбнулся Лайт, кладя руку на его плечо, а Мин не предпринял попытки отодвинуться. – Этот вопрос можем пропустить. Я не настаиваю.

Мин сглотнул и подумал, что сейчас бы многое отдал за утренний свежевыжатый сок Нун. Он облизал пересохшие губы и постарался держаться с достоинством, будто Лайт не застал его за унизительной потерей контроля.

– Хм-м… не знаю, с чего вдруг это случилось.

– Это вполне нормально. Твое эмоциональное состояние подорвано пережитым стрессом. С каждым может произойти, особенно, если человек думает о чем-то болезненном для него.

У парня буквально на все находился целительный ответ.

– Давай следующий вопрос, – вновь сказал ему Лайт.

– С кем ты попал в аварию? Ты упомянул, что был в машине не один. – Мин мастерски ушел от темы своего прошлого, но неосознанно ворвался в чужое.

– Мы учились вместе в школе. – В этот раз докторишка ответил уже более неохотно.

– Друг или… кто-то больше?

Обычно Мина не интересовали любовные дела других людей, хватало своих проблем. Да и подобные вопросы он считал непростительным нарушением личных границ. Но пора было перестать оправдывать интерес к этому парню и признать, что он хочет узнать о нем как можно больше, раз уж ему самому подарили такую возможность в обмен на обещание.

– Подруга, но с нами должен был поехать и мой любимый человек^[22]. Планы изменились в последний момент.

– Вы расстались после аварии?

Мин понимал, что пересекает проведенные собою же границы, но не удержался. Он ненавидел бестактность так же сильно, как и глупость, однако позволил себе забыть о привычном, пока они не вернутся к «нормальной жизни».

– Авария лишь одна из причин. Наши отношения измучили меня, поэтому после разрыва я не жалел, что все в итоге закончилось, – горько улыбнулся Лайт, непроизвольно водя пальцами по поверхности пола.

– Как долго это длилось?

– Эту информацию не удалось откопать? – Улыбка Лайта превратилась в хищную ухмылку. – Между нами всегда что-то было, но отрицание и упрямство заняло много времени. Почти до самого выпуска из школы.

– Вот поэтому я и не завожу девушек, – покачав головой, сказал Мин.

– Как и я.

– Хочешь сказать, что после ни с кем не встречался?

– И это тоже.

– То есть… подожди, уже прошло шесть лет. У тебя никого не было после автомобильной аварии? – приподняв бровь, уточнил он.

Удивление вызывало не само это открытие, а то, что конкретно Лайт говорит это. Мин начинал понимать, насколько же информация, которую раскопали люди Мары, оказалась неполной. Оберткой, а внутренность оставалась нетронутой. Он ошибался насчет этого парня, и каждое следующее открытие о нем с трудом укладывалось в голове.

– Учеба всегда отнимала много времени, а оставшееся я посвящал близким и музыке. Плюс, когда стал старше, проходить через подобное вновь уже не смахивало на хорошую идею. Когда ты неопытен и совсем юн, любовь кажется волшебной сказкой, но потом понимаешь, на самом деле любовь – всегда риск. Она опасна. А после аварии лучшим другом для меня стала безопасность.

В душе Мин вздрогнул. Слова Лайта отражали его самого. Он не мог так легко, как Бест, найти себе правильного человека; не мог, как Мара, наслаждаться жизнью, будучи свободным от обязательств. Да, время от времени он развлекался, однако неустанно бежал: от отца, от университета, от грядущей работы. Старался забыться. Так проходил год, за ним еще один. В целом все казалось сносным, однако внутри обжигала сквозная рана неудовлетворенности, которая никуда не исчезала.

Однако Лайт не замечал, как он все больше хмурится от его откровений:

– Мне нравится быть одному. Я наблюдал за друзьями, которые встречались и расставались, и сам повторно впутываться в это не рвался. Слишком много головной боли, слишком мало пользы. Я не могу, как в прошлом, отдать всего себя, а после быть растоптанным. Быть одному – комфортно и не так уж ужасно, как многие считают, – закончил парень с довольным видом, будто гордился сделанным собою выводом, и под конец даже хмыкнул.

– Ты… более циничен, чем мне представлялось.

Мин знал об одиночество не понаслышке, однако в отличие от Лайта, не выбирал его сам. Его туда бросили, словно котенка в бассейн, и он научился в нем плавать. Он понял, что одиночество – не фатально. Оно могло стать лишь поводом, но не основной причиной для гибели.

– Я не циник, а скорее реалист. А ты? Почему играешь в странные игры с разбиванием сердец? Еще одна причуда богачей или есть какая-то другая причина?

Мин знал, что рано или поздно они дойдут до этой темы. Хотя в отличие от семейных тайн, здесь осталось мало что скрывать, так как Лайт уже оказался в самом эпицентре этих делишек.

– Бар, куда ты приходил, принадлежит моей подруге. Сначала я просто зависал там, но однажды узнал, что она промышляет такой забавой. Мне стало интересно.

– И в чем суть?

– Люди в отместку за разбитое сердце или предательство «заказывают» своих бывших или случайных партнеров. Я и еще несколько ребят, желающих принять в этом участие, влюбляем их в себя и бросаем в отместку, чтобы они ощутили то же, что и те, кого они растоптали…

– То есть ты, как Робин Гуд? Только помогаешь не беднякам, а пострадавшим от любви?

Мина крайне удивляло, что Лайт не прекращает иронизировать. Ему казалось, весь такой благородный и сердобольный будущий доктор не способен понять его поведение.

– Вряд ли кто-то еще назовет это так. Но после всего дерьма с Наной я больше в этом не участвую.

– Надеюсь, остальные девушки были не так безумны, иначе такое развлечение крайне сомнительно, – поддел Лайт, и Мин бессознательно ответил на улыбку. Это было по-странному приятно. А еще удивительно, потому что в парне напротив он не увидел осуждения.

– Нет, Нана сумела отличиться. И знаешь, ее безумства проявились как раз в день твоего приезда. Я порвал с ней за пару часов до того, как отец нас познакомил. И началось… – Мин не обвинял, в его голосе прослеживалось легкое подтрунивание, которое удивляло и его самого.

– Виноват. – Лайт склонился в извиняющемся вай, но улыбка явно намекала на то, что тот уловил сарказм.

– Я слишком помешан на сохранении привычного течения жизни в уединении.

– Понимаю. Спокойствие и свобода – ценные составляющие. Всегда удивляюсь, насколько люди боятся одиночества, что готовы быть с кем угодно, лишь бы не одни.

– Это намек в мою сторону? – указал на себя пальцем Мин.

– Не знаю, тебе решать. Я просто говорю, что это выбор каждого. Я вот предпочитаю дружбу.

– Ты же говорил, у тебя почти нет друзей.

– Главное – не количество, а качество. И вообще, не понимаю почему дружбу ценят меньше отношений. Это такая же любовь, только без секса, – осуждающим тоном заметил Лайт.

– Ты сам ответил на свой вопрос, – хмыкнул Мин. Может, в людях действительно было много животного, раз они бросались совокупляться с кем попало, как собаки при первых признаках течки.

– Друзья часто куда полезнее возлюбленных. Проверено жизнью. Поэтому я и выбираю дружбу.

– Это ты так мне дружбу предлагаешь? – спросил Мин, устав притворяться неприступным.

Лайт сотворил невозможное: за два дня растоптал враждебность и вызвал желание общаться с ним без фальши и продуманных схем.

– Уж не любовь так точно, – с усмешкой ответил парень. – Я еще в первый день хотел с тобой поладить, но ты был слишком заносчив, чтобы оценить мой чистосердечный порыв.

– Не заметил.

«Или не хотел замечать» – но вслух этого не добавил.

– Сделаю вид, что поверил, – примирительно согласился Лайт, и они оба усмехнулись.

Они даже не заметили, как грузовик остановился, и поэтому, когда дверь кузова открылась, пропуская яркий свет, от которого они поспешно зажмурились, это застало их врасплох.

– Приехали, ребятки, – добродушно уведомил водитель.

Изнурительное путешествие закончилось. Они дома. В Бангкоке.

* * *

Мин и Лайт включили украденный у похитителя телефон и позвонили в особняк. Трубку взяла Нун, которая моментально начала плакать, стоило той услышать голос воспитанника. Успокоив женщину тем, что они оба в порядке, Мин попросил прислать за ними машину и предупредить обо всем отца.

Экономка ответила, что хозяин и так дома, со вчерашнего вечера занимается их поисками. Она предложила поговорить ему с Вонгратом-старшим, но Мин указал их местоположение и, сославшись на почти разряженный телефон, дал отбой.

Затем они спустились на безлюдный участок набережной, надеясь не попасться никому на глаза: там Мин выбросил пистолет в реку, предварительно вытерев его, чтобы избавиться от отпечатков.

Спустя минут сорок водитель уже вез их домой. Раньше тот подвозил его в школу, но после получения прав Мин, желая больше свободы, сел за руль уже собственной машины, поглощенный чувством поддельной независимости.

Чем ближе они подъезжали к особняку, тем мрачнее становился Мин. Он знал, каких примерно слов ожидать от отца, и ему не хотелось их выслушивать. Ведь и так прекрасно понимал: это полностью его вина. Он не нуждался в очередных нотациях, чтобы осознать это.

– Беспокоишься о том, что скажет Кхун Равит? – спросил Лайт, словно прочитав его мысли.

– Я знаю, что он скажет. Но выслушивать все это – то еще испытание. Я бы с бо́льшим удовольствием вновь подрался с теми головорезами.

– Родители всегда такие. Поверь, моя мама даже с другого конца страны приехала бы убедиться, что я в порядке, а затем все же прочитала бы мне длинную лекцию нравоучений. Надеюсь, она ничего не знает о случившемся.

Лайт не придавал значения, что они выросли в разных семьях, однако Мин не стал рушить призрачные представления парня. Пусть хотя бы один из них считает отца заботливым, приравнивая семью Вонгратов к собственной.

Приехав наконец домой и зайдя внутрь, Мин одновременно выдохнул с облегчением и настороженно напрягся. В душе он всегда был готов к очередному разочарованию, но надежда не хотела умирать, как бы он ее ни травил. Она оказалась живучей тварью.

Когда навстречу им выбежала Нун, которая в слезах и неразборчивом лепете сдавила его в объятьях, Мин почувствовал вину за то, что не всегда относился к ней хорошо, порой специально отгораживаясь и называя просто прислугой. А ведь она, считай, растила его последние десять лет, но, как любой ребенок, он частенько бывал с ней не прав. Оттого сейчас Мин ответно обвил ее руками и успокаивающе бормотал, что в порядке.

Спустя мгновение он заметил в холле отца, который с беспокойно-напряженным выражением лица смотрел на него. Мужчина не подбежал обнимать его, такое было возможно лишь в какой-нибудь утопической новелле. Но даже невзирая на это, сердце болезненно защемило, когда отец прошел мимо него с Нун и подошел к Лайту, а затем по-отцовски коснулся парня.

– Сильно пострадал? Голова болит? – в голосе Вонграта-старшего слышалось беспокойство, когда мужчина профессиональным взглядом осматривал повреждения Лайта.

– Не беспокойтесь. Всего лишь несколько царапин.

Похоже, Лайту было неудобно за столь пристальное внимание к своей персоне, о чем красноречиво говорил его взгляд.

Мин поспешно отвел глаза. По возвращении в особняк казалось, что весь их разговор в кузове грузовика всего лишь сон, а его признание – унизительная и нелепая слабость. Он, вероятно, предстал перед Лайтом жалким закомплексованным типом, который так и не вырос, несмотря на статус и внешний вид.

– Завтра немедленно пройдешь обследования. Ты же знаешь, тебе нужно быть осторожным!

Услышав это, Мин даже не ощутил прежнего гнева или раздражения, слишком обессилил для этого. И просто понимающе усмехнулся, будто и не рассчитывал ни на что другое. Теперь он понимал: Лайт не виноват. Отца всегда будет интересовать кто-то другой больше, чем родной сын.

Но тут хозяин дома все же вспомнил о нем и, подойдя, неловко приобнял. Мин не сделал никаких попыток ответить на порыв, настолько искусственный, что во рту загорчило, точно его перед этим мучила изжога.

– Рад, что ты вернулся. Но я жду объяснений. Мне пришлось воспользоваться связями, чтобы вас начали искать раньше установленного срока после исчезновения. Даже не знаю, сколько людей занимается вашим делом с сегодняшнего утра, – сухо сказал Вонграт-старший.

Мин кивнул в ответ и молча прошел в кабинет отца. Лайт, видимо, хотел последовать за ними, но мужчина остановил его:

– Ты вымотан, иди отдохни. Поговорим с тобой утром, а затем отправимся в больницу.

Мин оглянулся и снова поймал взгляд Лайта. Тот будто спрашивал: «Мне послушаться или все же пойти с тобой?» Он коротко покачал головой, что подразумевало: «Все нормально, я привык».

За закрытой дверью Мин рассказал обо всем отцу, хотя кое-какие подробности намеренно упустил, надеясь, что это хоть как-то сгладит ситуацию. Однако понимал тщетность попыток.

– Ты уверен, что она была жива?

– Я могу отличить мертвеца от живого. У меня есть опыт в этом, если ты забыл. – Последние слова ужалили их обоих. Но выражение боли на отцовском лице доставило Мину садистское удовольствие.

– Теперь мне придется объяснять твою внезапную пропажу и возвращение, а помимо этого разбираться с дочерью иностранного бандита.

– Ты бы предпочел, чтобы я пришел сюда вместе с ней за благословением или вовсе не вернулся? – едко зашипел он, не сдержавшись.

– Я бы предпочел, чтобы из-за твоих похождений другие люди не подвергались опасности! Ты поставил под угрозу не только свою жизнь, но и Лайта. О чем вы вообще думали, когда сбежали? Так рисковать! Эти люди могли покалечить или даже убить вас!

– Прости, что подверг риску твоего драгоценного протеже, но я не просил его бросаться мне на помощь. Я говорил, что ему здесь не место!

В душе он больше не винил Лайта. Просто отец оставался прежним, даже когда едва не лишился сына, поэтому вспышка ярости ослепила Мина и породила эти слова.

– Как мне теперь смотреть в глаза его матери?

– Можешь смотреть чуть ниже. Женщины это любят.

– Не смей хамить, – спокойным, но металлическим тоном произнес отец. – С тобой бесполезно разговаривать. Однако это моя вина. Я надеялся, что предоставленная свобода во время студенчества позволит тебе преодолеть психологический мораторий^[23] и научит ответственности, но ты все такой же обиженный ребенок, готовый портить жизнь другим ради минутного развлечения.

– Так вот значит что… Я порчу тебе жизнь? – Мин встал, разозлившись окончательно. План молча выслушать все причитания провалился.

Неожиданно в кабинет без стука ворвался Лайт. Он что, не поднялся наверх, а маячил возле двери, будто знал, чем закончится беседа отца и сына? Мин внутренне сжался, вспоминая сказанное о матери парня. Это был лишь ядовитый укол в сторону отца, потому он надеялся, что Лайт не подслушал все с самого начала.

– Кхун Равит, простите, что вмешиваюсь, но Мин сделал все, чтобы вытащить меня оттуда. Он сожалеет обо всем, и ему тоже нужно отдохнуть. Сейчас мы все находимся под влиянием эмоций.

Вонграт-старший устало потер глаза, а Мин в очередной раз был благодарен этому странному парню, которого раньше хотел вышвырнуть из дома. Теперь он начинал признавать ошибку и вынужденно смирялся с симпатией, которая зарождалась в нем с каждым последующим словом и поступком Лайта.

– Ты прав, идите. Я объясню все полиции и постараюсь унять журналистов. Сейчас важнее всего найти и схватить похитителей, а девушку отправить к семье, чтобы они поместили ее на лечение.

Мин почувствовал тяжесть чужой руки на плече и поддался. Пока они поднимались на второй этаж, Лайт также молчал. Ему ужасно хотелось разучиться думать. Может, в следующей жизни он переродится деревом? Хотя до нирваны его душе определенно никогда не добраться^[24].

Как только Мин зашел в свою комнату, то стянул одежду, морщась от боли, а затем отправился в ванную и встал под освежающими струями душа. Раны саднили, однако спускаться обратно вниз не хотелось. В зеркале он увидел парочку синяков в районе живота и плеч, а также разбитое лицо. Все это могло подождать до завтра, только нос вызывал сомнения. Оставалось надеяться, что тот не сломан, как убеждал Лайт.

Переодевшись в чистую пижаму, Мин впервые оценил запах свежей и чистой одежды. Раньше он этого не замечал, принимая как должное. Но сейчас готов был распластаться на кровати словно кошка, что он и сделал – повалился на нее и блаженно закрыл глаза, пока мысли снова не отравили разум, разрушая момент.

Ему вспомнились слова Лайта об одиночестве. Они были такими неподдельными, парень говорил так, будто знал все ответы. От него веяло спокойствием, которое завораживало. А Мин не мог понять даже самого себя. Может, Лайт прилежно посещает храмы и делает регулярные подношения духам^[25]? В этом его секрет?

Вдруг послышался стук. Подумав, что Нун решила проверить его состояние, он крикнул:

– Войдите!

Дверь отворилась, однако за порогом стояла вовсе не экономка.

– Я подумал, что навряд ли ты сам обработаешь свои раны.

Мин сконфуженно сел, рассматривая небольшую сумку в руках Лайта, которую уже видел в день их первой встречи. Докторишка обработал порезы на собственном лице и забинтовал раны от наручников на запястьях. Остальное же скрывала свободная футболка, в которой парень казался еще меньше.

– Не стоит. С утра все обработаю или попрошу Нун.

– Так и знал, что откажешься, но позволь это сделать профессионалу. А еще я обещал осмотреть твой нос.

Мин не знал, что ответить на чужую… заботу? Это, как и многое другое в Лайте, ставило в тупик. Тот, не дождавшись ответа, сел на край кровати и, притянув к себе руки Мина, стал обрабатывать увечья с методичной сосредоточенностью. А затем неожиданно произнес:

– Мне жаль, что тебе попало из-за меня.

Лайт втирал ему в кожу какую-то мазь, и внезапное покалывание на кончиках пальцев Мин счел за действие средства. Докторишка же сказал эти слова будто бы вскользь и даже не взглянул на него.

– Он прав. Ты не должен был оказаться втянутым в это.

– Ты уже извинился. Одного раза достаточно. Все произошло не по твоей воле, и ты тоже помог мне. Теперь мы квиты, – парень тепло улыбнулся. – Закрой глаза.

Подобная фраза – клишированная кульминация любовных сцен ванильно-сопливого кино. Мин не успел даже усмехнуться от нелепости услышанного, как Лайт вдруг дернул его за нос. Раздался хруст, и он вскрикнул от нахлынувшей резкой боли. А через секунду последовала волна облегчения. Лайт все еще не позволял открыть глаза и принялся накладывать ему на нос временную повязку.

Мин чувствовал осторожные прикосновения, будто ему боялись причинить боль. Пришлось напомнить себе, что это хорошо отработанные за шесть лет учебы навыки, которые не должны заставлять пациента чувствовать себя особенным.

– Ну вот и все.

Мин открыл глаза в тот момент, когда его вдруг потрепали по голове. Три дня назад он бы оторвал Лайту руки за подобную фамильярность, а сейчас лишь оторопело уставился, пораженный нелепым движением.

– Прости, это слишком? Привык трепать по голове младшую сестру, когда она в очередной раз что-то разбивает себе.

Его сравнили с маленькой девочкой. Комплимент или оскорбление? Но, как ни странно, Мина это не задело. Ведь неожиданно он получил то, в чем больше всего сейчас нуждался – заботу. И вновь ему ее дал человек, о котором Мин и подумать не мог.

– Не буду даже предполагать, что у меня может быть общего с твоей младшей сестрой, – прохрипел он в ответ, а после небольшой паузы все же выдавил: – Тебе не нужно беспокоить друга. Оставайся здесь, если, конечно, еще хочешь.

– А мне грозит новое похищение, если я останусь? Вообще-то, мне нужно быть осторожным. Могу еще одно такое побоище не пережить.

– Гарантировать не буду, однако если ты не станешь преследовать меня повсюду, то твои шансы увеличатся, – иронично заметил Мин.

– Ох, тогда есть проблема.

– Какая?

– Я думал, мы решили стать друзьями. А друзья вроде как тусуются вместе.

Мин не понимал, почему странная дрожь пробежала теперь не только по пальцам, но и по позвоночнику, распространяя плохо распознаваемые импульсы по всему телу.

– Ты ведь сказал, что любишь проводить время один.

– Так и есть, но порой приятно общаться с теми, кто мне нравится.

Он замер. Лайт же окидывал взглядом комнату и не замечал его выражения лица.

– Нравится? – недоверчиво переспросил.

– Ну да. Мы с тобой в чем-то похожи, правда ты тот еще засранец. И я уже понял, что с тобой лучше дружить, чем воевать. Так что предпочту первое.

За последние десять лет Мин лишь двум людям позволил считать себя его друзьями. Одна являлась частью его темной стороны и олицетворяла мир, к которому он привык; а второй – постоянство и легкость принятия перемен, которых ему недоставало, но безумно хотелось иметь в собственной жизни в будущем.

А что олицетворял визави, ответивший на ненависть рукой помощи, Мин не знал. Однако собирался выяснить.

– Хорошо, будем друзьями.

_________________________________

(Palaye Royale – Lonely)

8 глава

Прошло два дня, и, несмотря на всяческие старания Вонграта-старшего, новость все же просочилась в СМИ. Мин уже успел увидеть несколько статей, которые сообщали:

Мин Вонграт – единственный сын известного врача и основателя сети больниц «VN Medicine» Равита Вонграта стал жертвой попытки похищения.

Между абзацами располагались несколько его старых фотографий. Нану и Лайта нигде не упомянули, и уж тем более подробности случившегося, однако и этого хватило, чтобы отца постоянно донимала пресса. Мин старался не пересекаться с ним, но на следующий день после возвращения, когда новость еще не попала в Сеть, им пришлось поговорить о том, что удалось выяснить о нападавших.

– Полиция обнаружила фургон и машину и задержала двоих мужчин. Очнувшуюся девушку они нашли чуть поодаль. Сейчас ее уже доставили в больницу и пытаются связаться с ее семьей. Но ты говорил, ей помогали трое.

Мин сразу понял, что Макао сбежал. Он не был в отключке от таблеток, а обезврежен ударом по голове, поэтому, видимо, первым пришел в себя и скрылся. Хотя удивительно, что «выдрессированный пес» не позаботился о хозяйке. Нана переоценила свое влияние.

– Скорее всего, сбежал тип по кличке Макао – он действовал за главного. Нана рассказала, что несколько лет назад он участвовал в поджоге казино в Макао, отсюда и имечко.

Отец держался с ним с откровенным недовольством. Он, похоже, предпочел бы сейчас удалять кому-нибудь смертельно опасную опухоль или писать научную статью об этом, но вместо этого разбирался с ним; в привычном режиме игнорировать существование сына не удавалось. Отец сообщил, что Мину придется дать показания в полиции, чтобы началась поимка сбежавшего преступника, сам же он выставил произошедшую ситуацию так, будто похищение организовали ради выкупа. Хотя, когда стало известно, что в деле фигурирует и молодая девушка, дочь состоятельного американского бизнесмена, версия уже не выглядела столь убедительно. И все же каким-то образом отец сумел договориться, вероятно, заплатил кому-то из начальства, поступившись принципами, но дальше полиции сведения о Нане никуда не вышли. Отец же лично связался с ее семейством, однако даже не удосужился поделиться с Мином подробностями беседы. Лишь винил в том, что ему пришлось отложить важные дела, чтобы выкроить время для этого.

Мин прибыл в полицейский участок на следующий день, чтобы дать показания и подтвердить отцовскую версию. А вернувшись в особняк с дикой головной болью, он узнал от Нун, что Лайт уехал на обследование, о котором ранее настаивал Вонграт-старший.

Наступила глубокая ночь, он не спал, ожидая возвращения соседа. Мин объяснял это себе тем, что испытывает нехарактерное для себя, но вполне понятное в данной ситуации, чувство ответственности за чужую судьбу. Хотя сам еще до конца не оправился от пережитого. Но он не смог победить сонливость и проснулся уже ближе к полудню. Когда Мин спустился к завтраку, медленно перетекающему по времени в обед, первым делом спросил Нун:

– Лайт вернулся?

– Кхун Равит с утра позвонил и сообщил, что Нонг’Лайт останется в больнице, – ответила экономка.

Утренняя рассеянность мгновенно прошла, и он нахмурился.

– Что с ним?

– Твой отец спешил, и я не успела узнать детали. Не волнуйся, его там быстро поставят на ноги. А лучше позвони и узнай о его самочувствии или даже навести.

Мин поджал губы, обдумывая, что делать. Во-первых, он не мог поехать в больницу. Во-вторых, у него нет номера телефона Лайта.

Первое – не обычное нежелание. Он просто… не мог. Большинство, наверное, назвали бы это фобией или проявлением посттравматического синдрома. Если наследнику больничной сети станет плохо или он заболеет (что случалось крайне редко), ему ведь ничего не стоит вызвать одного из подчиненных отца на дом. Второе же раньше казалось логичным, ибо тогда Мин и помыслить не мог о добровольных контактах с Лайтом. Однако после похищения и глупого обещания стать друзьями ситуация переменилась.

Ему пришлось спросить номер парня у экономки, а она в ответ взглянула на него с упреком, будто не понимая, как он вообще мог не знать контактов Лайта, ведь тот живет с ними уже месяц. И все же ответила:

– Я разговаривала с ним по стационарному телефону в особняке, так что нужно посмотреть историю звонков.

Мин, конечно, мог бы узнать номер у отца, но беседа с сотрудниками телефонной компании виделась ему меньшей пыткой.

Но для начала предстояло восстановить собственный номер и купить новый телефон, ведь старый исчез. Его автомобиль нашли на следующий день на месте аварии и уже вернули, поскольку не обнаружили никаких улик для расследования.

Мин знал, что знакомые заметили его исчезновение, и, скорее всего, его ожидает тонна пропущенных звонков от Мары и Беста. Так что, когда он включил новый телефон, то просто-напросто утонул в необъятном количестве непрочитанных сообщений.

Сидя в машине, он решил для начала открыть переписку с Бестом и последнее, что в ней увидел, не считая десятка вопросов о том, куда он делся, была ссылка с припиской: «Это правда?» Именно открыв ее, Мин и узнал о том, что про похищение прознала пресса. Это объясняло так же и огромную кучу сообщений в мессенджерах и в его социальных сетях.

Мин тяжело вздохнул, игнорируя желание стукнуться головой о руль. Тело и так покрывали ссадины и синяки, а добавлять новые – не лучшая идея. Поэтому он со всей силы сжал кожаный руль и подождал, пока злость утихнет. После чего снова взял в руки телефон, чтобы ответить хотя бы другу.

«Да, это правда. Меня не будет какое-то время в университете. Позже расскажу подробности».

Он хотел перейти к другим сообщениям, но Бест так быстро прочитал и ответил, будто только и ждал, когда Мин выйдет на связь.

«Чувак, ты издеваешься?»

«ТЕБЯ ПРАВДА ПОХИТИЛИ?»

«И ты пишешь, чтобы я подождал?»

Мин даже не успел ничего ответить на столь мгновенный поток истерии, поскольку на экране высветилось уведомление о видеозвонке. Скрипя зубами, он все-таки поднял трубку, ибо знал, что Бест запросто заявится к нему домой, если столкнется с игнором. А особняк сейчас больше, чем когда-либо, походил на минное поле. Там нечего делать случайным жертвам.

– И чего ты названиваешь словно сварливая жена? – устало, но все же с теплотой проворчал он, когда на экране появилось лицо Беста.

– Твою мать! Ты выглядишь так, будто тебя избивала целая толпа.

– Ну… всего трое. Не знаю можно ли счесть их толпой. – Мин пытался отшутиться, но Бест не повелся на это.

– Так в новостях не преувеличили, тебя реально похитили? Ты точно в порядке?

– Точно. Просто нужно подождать, пока все это, – он обвел рукой лицо, – не исчезнет. Плюс, новость не должна была дойти до прессы. Отец пытался остановить ее распространение, но эти ищейки как-то обо всем пронюхали.

– Теперь об этом узнают все, так что нет смысла прятаться.

– И все же… поверь, я бы и сам сейчас укатил из дома куда подальше, однако отец винит меня в случившемся, и лучше не усложнять ситуацию еще больше.

– А ты-то тут причем?

– Сейчас не лучшее время обсуждать это.

Лицо Беста на экране нахмурилось.

– Не думай, что потом сможешь избежать разговора. Других корми враньем, а я на правах твоего друга требую правду! Ты вообще представляешь, что я чувствовал, когда не мог до тебя дозвониться целых три дня?! Я даже нарыл адрес бара твоей подруги и поехал туда, думая, что она скажет мне, где ты! Но и она ничего не знала! А потом на глаза попалась статья, где говорилось, что тебя похитили!

– Это так мило, что меня сейчас стошнит.

И все же приятно, что хотя бы кто-то искренне о нем переживал, однако легче отшутиться, чем углубляться в тему. Будь на то его воля, он бы вообще стер последние несколько дней из памяти.

– Иди к черту! Я бы тебя побил, не достанься тебе и так. Выздоравливай и возвращайся. Если не придешь в универ к началу следующей недели, жди в гости. И мне все равно, против ты или нет! – И с этим словами заботливый засранец скинул вызов, а Мин даже не успел ничего возразить.

Он выдохнул. До чего неконтролируемый и наглый парень! «Зато его не похищают психопатки», – прозвучал в голове голос, и не оставалось ничего, как в очередной раз признать, что все произошедшее – его вина. Глотать последствия собственного провала – несомненно, одно из самых неприятных чувств, которые Мину довелось испытывать. Куда удобнее винить других, а вот знать, что ты сам еще тот кусок дерьма – не столь приятно.

Мин открыл еще одно имя в списке контактов – Мара. Да, придется разобраться с мерзавкой. Теперь ему требовалось узнать полную версию о «заказе Наны», которая ранее была ему без надобности, ведь отец собирался взять ситуацию с девушкой под свой контроль, однако тот не знал всего, что стоит за этим. Даже если родители Наны согласятся сотрудничать, дети всегда находят способ упрятать от старших какую-то часть своей жизни. И о ней можно узнать лишь у них – молодежи.

Мара, в отличие от Беста, не забросала его тоннами встревоженных сообщений, а написала гневное:

«Это и есть твой способ разбить ей сердце? Просто уйти, ничего не сказав?»

За ним на следующий день последовало еще одно:

«Ты не можешь игнорировать меня вечно, Вонграт. Ты слишком буквально воспринял свою роль. И, кстати, почему твой одногруппник приходил тебя искать? Это его ты прятал от меня годами?»

А несколько часов назад пришло последнее сообщение с прикрепленной к нему ссылкой. И теперь нужда кликать по ней отпала – он знал ее содержимое.

«Каково черта это значит? Мне стоит волноваться?»

Эгоистичная дрянь! Мина переполняло желание скрутить девушке шею. Хотя ничего удивительного, что Мара беспокоится о себе. Они поэтому так отлично и ладили, ведь оба были эгоистами, которые не мешают друг другу и не лезут в то, что не касается их лично. Только общая выгода объединяла их цели.

Буквами не удалось бы передать весь тот яд, что сочился из него в данный момент, поэтому он записал голосовое:

«Тебе не придется долго волноваться, потому что я убью тебя. Эта психопатка организовала похищение, и меня увезли в какую-то дыру, где чуть не застрелили. Так что с меня хватит, я больше неучаствую в твоих гребанных играх! Но ты расскажешь мне все, что знаешь о Нане. Мой отец разбирается с полицией и, поверь, если что-то выплывет, не в моих силах прикрыть твой зад. Даже твоих уловок не хватит, чтобы объяснить подобное семье».

Он немного преувеличил, тем не менее ему хотелось, чтобы Мара почувствовала хотя бы малую долю его недавнего страха. Ведь ее по-настоящему могла всполошить лишь угроза собственной безопасности.

После голосового ему немного полегчало. Когда он оказался дома, чтобы наконец узнать номер Лайта и связаться с тем, то заметил, что отец также вернулся. А ведь стояла середина дня, и в такое время увидеть Вонграта-старшего в этих стенах казалось немыслимым. Но мужчина как ни в чем не бывало спокойно сидел в гостиной с чашкой кофе в руках. Как только он его заметил, скупо изрек:

– Информация все же просочилась в прессу.

А затем устремил на сына коронный холодный взгляд, преследовавший Мина чуть ли не всю жизнь, который требовал от него объяснений. А потом исчезнуть с глаз долой.

– Сплетни – это все, что они получат, – продолжил отец. – Я договорился с полицией о неразглашении подробностей дела в связи с хрупким психическим состоянием девушки. – Мин мысленно отметил, что прилагательное «хрупкий» к Нане уж точно не применимо. – Отныне забудь о местах, где ты встречал подобных особ. В ближайшее время не светись, тогда шум быстро спадет.

– И на учебе не появляться? – Он и так собирался пропустить несколько дней из-за состояния своего лица, но «ближайшее время» – понятие растяжимое.

– Исключительно в случае крайней надобности. Узнать, где ты учишься, им не составит труда.

Мин исчерпывающе кивнул, и отец, несмотря на спокойный тон, все равно источал неодобрение и усталость. Мужчина уже собирался встать и отправиться в свой кабинет, когда он остановил того вопросом:

– С Лайтом что-то серьезное? Почему он остался в больнице?

Отец медлил, будто раздумывал, что именно ответить. Это настороживало.

– Он в порядке. Однако, учитывая травмы, полученные в прошлом, Лайту необходимо соблюдать повышенную осторожность. Помимо растяжений и ушибов, у него обнаружили легкое сотрясение и сильный стресс, поэтому ему лучше остаться пока под наблюдением.

– Когда он вернется?

– Ты в конце концов осознал, что должен проявить к нему радушие? Мне кажется, что поздновато.

– Ты же сам хотел найти мне нового друга. Разве не счастлив этой перемене? – парировал он.

– Да, но раньше я и представить не мог, что студенту, за которого я взял ответственность, может угрожать опасность в моем доме по вине моего сына. Наверное, ты был прав: вам лучше держаться подальше друг от друга. Он и так расстроен, что вынужден пропустить учебу в период практики. Хотя и пытался этого не показывать, когда я зашел узнать о результатах обследования.

Терзающий водоворот вины повторно окутал Мина после услышанного.

– Если ты считаешь, что я намеренно допустил это – здравомыслие махает тебе ручкой на прощание.

– Быть взрослым – означает задумываться наперед, к чему могут привести твои действия. А ты используешь голову для чего угодно, но только не для этого.

Мин ничего не ответил на поучения отца, хотя его и разрывало от несправедливости и в то же время от уместности этих обвинений. Если бы он раньше знал, что кому-то из его «девушек» может снести крышу после простого расставания, он бы три раза задумался об участии в этих любовных играх. Уж лучше, подобно другим богатым деткам, пропадать в казино, ставить на скачках или обдалбываться до бесчувствия. Так хотя бы останешься в живых (если знать свою меру), пусть и без денег.

Комичность ситуации отчетливо прослеживалась: когда отец привел Лайта и стал навязывать юношу ему в друзья, Мин сразу же возненавидел того; когда же они с Лайтом договорились быть друзьями – родитель приказал держаться от парня подальше.

– Я заехал за вещами, срочно нужно отправиться на конференцию в Сингапур. Меня не будет несколько дней. Надеюсь, за это время и тебе, и Лайту станет лучше. Если понадобится помощь, звони моему секретарю, как и прежде. И, пожалуйста, не создавай больше проблем.

Это были последние слова, что Мин услышал от отца перед его отъездом. Тот оставался верен себе – работа на первом месте. Даже если собственный сын чудом вернулся живым после похищения.

Сейчас он больше всего хотел избавиться от гадкого чувства, которое шло за ним по пятам с самого момента их возвращения домой. Поэтому, поднявшись к себе, Мин открыл файл, высланный телефонной компанией, и отыскал нужный номер. Некоторое время он пристально смотрел на набранный порядок цифр на экране, а затем все-таки нажал на кружочек вызова.

Трубку сняли после третьего гудка.

– Алло.

– Это Мин. Ты… как? Слышал, останешься в больнице.

– Привет. Ты прямо почувствовал, когда позвонить. Я только час назад получил новый телефон, который мне передали от Кхуна Равита. Мне даже восстановили прежний номер.

– Я тоже купил новый.

– Я не хотел брать телефон, но реальность такова, что без него никуда. Я отдам деньги сразу, как смогу, хотя Кхун Равит и слышать ничего об этом не желал, когда я позвонил поблагодарить его.

Мин основательно начинал задумываться о том, что у парня и раньше было не в порядке с головой, а после похищения все и вовсе обострилось.

– Знаешь, ты сотворил невероятную вещь.

– Ты о чем?

– Заставляешь меня согласиться с отцом. А это происходит, дай подумать… м-м-м… никогда? – Он не понимал, как вообще такой человек появился в его жизни. – Слушай, это моя вина. Тебя избили, похитили, а теперь ты в больнице, да и потерял телефон из-за этого. Так что логично, что ты никому ничего не должен за него. Это всего-навсего возврат утерянного, – объяснил он Лайту, словно ребенку.

– Мне как-то неудобно, – нерешительно и почти по-детски противился тот.

– Из-за одного телефона мы на улицу побираться не пойдем. Хотя… Если я еще что-то натворю, отец точно вышвырнет меня. Жаль, ты совершеннолетний и с собственной семьей, иначе он бы с радостью усыновил тебя и отказался от меня.

– Вы… все еще ругаетесь? Мне жаль.

Мин завидовал тому, как легко подобные слова давались новому… другу?

– Тут не о чем жалеть. Мы ссоримся большую часть моей жизни. Ты просто случайно попал в эпицентр очередных раундов, вот и все.

– Может, мне все же уехать?

Чужая услужливость раздражала. Ему что, теперь еще и уговаривать этого парня остаться?

– Ты набиваешь себе цену? Я не привык никого упрашивать. Мы ведь уже говорили об этом. Разве не ты начал всю эту чушь про единорогов, розовых пони и друзей?

– Просто даю тебе возможность передумать. Вдруг в прошлый раз ты согласился из-за чувства вины или… страха отказать.

– Ох, отказывать я умею, – заверил он Лайта. Про первое же умолчал.

– Тогда ладно. Значит, это дружеское беспокойство?

– Запоздалое радушие, – невольно процитировал Мин отца.

– Что ж… пусть будет так. Спасибо в любом случае.

– Как долго тебя нужно оставаться в больнице? – решился спросить он. Помимо банальной учтивости, этот вопрос можно было трактовать по-разному: как попытку проявить… дружелюбие? Участие? Заботу?

– Сказали до конца недели. Хотя я бы хоть сегодня вернулся. Все мои вещи остались у вас, да и учебники тоже. Теперь из-за этого придется пропустить практику и несколько важных лекций.

Лайт проявлял к учебе куда более трепетное отношение, нежели Мин.

– Да ладно, это последние два месяца магистратуры. Уверен, все, что надо – ты уже зазубрил. Плюс, учитывая, что ты проходишь практику у отца – не думаю, что с ней возникнут проблемы, – напомнил он.

– Я планировал находиться в больнице как практикант, а не как пациент.

– Жизнь умеет удивлять.

– Слушай, не выручишь меня? Можешь привезти из комнаты, которую я занял, некоторые учебники и одежду?

Просьба не содержала ничего невозможного, если бы ее адресовали кому угодно, но только не Мину. Он не мог пойти в больницу. То, что спустя столько лет он все еще страдал от подобного барьера, который с трудом переступал лишь в самых экстренных случаях, иногда раздражало. И легче было просто игнорировать это. До сих пор он мастерски справлялся и придумывал любые обходные пути, чтобы избегать этих мест и людей в белых халатах. Хотя конфузы, конечно, случались.

– Я найду все необходимое, хотя привезти не смогу. Мне сейчас лучше нигде не показываться. Обо мне вышла статья, и теперь репортеры могут осаждать и территорию больницы. Я передам вещи Нун, она будет рада тебе помочь, – удалось придумать ему правдоподобную отговорку.

– Так ты теперь звезда?

Казалось, Лайт ничего не заподозрил. Хотя парень уже стал свидетелем его приступа, однако, похоже, не осознавал масштабы проблемы, что отчасти принесло облегчение. Это был секрет, которым не хотелось делиться ни с кем.

– Я бы отказался от такой славы. О тебе журналисты не прознали, так что будь спокоен.

– Нану нашли?

– Тебе не нужно об этом думать. Скоро все окончательно разрешится и можно забыть обо всем как о страшном сне. – Он не собирался говорить об исчезновении Макао. Незачем тревожить Лайта впустую, тем более когда тот пострадал.

– Тогда… я сброшу тебе список того, что мне нужно привезти.

Положив трубку, он пошел на поиски Нун, чтобы передать просьбу Лайта. Экономка, как он и подозревал, была рада помочь и с воодушевлением решила передать Лайту также кое-что из еды, чтобы «бедный ребенок не голодал».

Мин не стал напоминать ей о высококачественном сервисе в их сети больниц.

Так что пока Нун готовила любимые блюда их гостя, о которых узнала за прошедшие недели, Мину пришло сообщение с перечнем необходимого, и он поплелся в комнату Лайта.

Появление в особняке «комнаты Лайта» больше не вызывало прежнего негатива. Ни капли злости и раздражения. Мин окончательно смирился с этим. Удивительно, как быстро могут меняться некоторые вещи, в то время как другие – твердо застыть в одной точке.

Впервые с тех пор, как его бывшая игровая обзавелась жильцом, он оказался в ней без злого умысла. Пелена ненависти больше не застилала глаза.

Мин заранее подготовился к беспорядку, но ему все же понадобилось время, чтобы найти нужные книги. Учебники лежали на полу отдельной стопкой, но, оказалось, Лайт в принципе много читал: полка возле окна успела полностью забиться. Не только литературой о медицине и музыке, а множеством художественных книг, которые и сам Мин когда-то прочел или собирался прочесть.

Акат Дамкенг^[26], Пира Судхам^[27], Франц Кафка, Гор Видал, Трумен Капоте, Кристофер Ишервуд – он даже наткнулся на потрепанное издание «Братьев Карамазовых» Федора Достоевского, одной из его любимейших книг. Что ж, стоит признать: литературный вкус у докторишки определенно есть.

Одежда Лайта с легкостью нашлась в шкафу, а вот наушники среди бардака отыскать не удалось, и Мин уже помышлял просто отдать свои, оставшиеся от старого айфона, пока не решил посмотреть в последнем непроверенном месте – под кроватью.

Цель обнаружилась, а вместе с ней и конверт, который, должно быть, случайно упал в щель между кроватью и столом. Мин засунул в карман наушники и подул на конверт, согнав слой пыли. А затем открыл его и заглянул внутрь из-за простого интереса, а не с целью раздобыть компромат. Там лежало несколько фотографий.

На первой был запечатлен юный Лайт с родителями. Мин порылся в памяти, вспоминая разговор с отцом и предоставленные Марой данные. Отец Лайта погиб… одиннадцать лет назад или около того? Мальчик на фото выглядел примерно на столько же, сколько сейчас и девочке, которую Мин мельком видел на пороге дома Лайта в тот самый первый день – лет на двенадцать. На фото он ярко улыбался; эта улыбка сохранилась и по сей день. Получается, они оба приблизительно в одно время пережили то, что навсегда поменяло их жизни. Тогда почему же Мин в настоящем так отличался от себя в прошлом?

Злясь на себя, Мин перешел к следующему снимку, сделанному уже во времена последней ступени школьного обучения – совместное фото класса. Лайт без проблем нашелся среди гущи лиц. Его новый друг выглядел тогда ровно так же, за исключением волос – родного черного цвета, поскольку школьникам строго-настрого запрещены любые эксперименты с внешним видом.

Мин был уверен, докторишка покрасил волосы сразу по окончании школы, чтобы выглядеть более зрело или круто. Хотя, по его мнению, парень все еще казался скорее подростком, чем взрослым.

Последняя фотография представляла собой изображение троицы – двух парней и девушки. Похоже, ее сделали в последний год Маттайома ^[28]. Незнакомый парень на фото выглядел слишком крупным и мускулистым для обычного школьника, однако брекеты и улыбающиеся в форме полумесяца глаза говорили как раз об обратном. Его вид казался крайне нелепым, но, по всей видимости, пубертатный период брал свое, и тело парня развивалось быстрее, нежели у остальных. Стоящую же по центру девушку с легкостью можно было назвать симпатичной: длинные до талии черные волосы, тонкие руки, озорная улыбка на камеру. Если она выглядела так в то время, то сейчас окончательно превратилась в ту, кого не обделяют вниманием. Хм… это она разбила владельцу фотографий сердце?

Мин понял, что слишком долго рассматривает чужие снимки, и потому сложил их обратно в конверт, но после, передумав, снова достал один из них – тот, на котором Лайт с родителями – и с помощью кнопок прикрепил на стену возле кровати.

Он поддался нерациональному импульсу. Сам не знал, зачем трогает вещи Лайта, тем более фотографии, а затем и вовсе выставляет их напоказ. Может, потому что заметил, что при полном хаосе в такой типичной комнате студента, единственное, чего здесь не хватало для полноценного обживания, это семейной фотографии? С одной стороны, это объяснимо, ведь этот дом – временное пристанище Лайта. Но, может, парень был слишком занят или не смог отыскать снимки, так как они упали под кровать. А таким поступком Мин вконец примирялся с присутствием докторишки в особняке и помечал это пространство за ним. Пускай будет его.

Поглощенный мыслями, он вышел из чужой комнаты и зашел к себе за подходящей сумкой, куда засунуть найденное, как зазвонил телефон. И он уже знал, кто это. Прошло несколько часов с тех пор, как он оставил Маре сообщение, а ответа от нее все не было. Однако вовсе проигнорировать его голосовое она бы не смогла.

– Надеюсь, ты звонишь потому, что у тебя есть, что мне рассказать. – Мин хотел, чтобы в его голосе четко распознались недружелюбные нотки.

– Нана в полиции?

Вот в чем заключалось главное отличие ничего незнающего Беста от молниеносной Мары.

– Желаешь оказаться на ее месте?

– Мин, послушай…

– Предполагаю, что сейчас она накачена успокоительными и другими психотропными препаратами. А ты, вроде как, избегаешь их употребления. Хотя я бы и сам подсыпал тебе дозу… желательно смертельную, но так, чтобы не мучилась. В конце концов, мы же друзья, – он практически процедил сквозь зубы последнее слово.

– У нее действительно проблемы с психикой? Она в больнице?

Так, значит, Мара все же знала.

– Уж извини, точный адрес не дам, – с сарказмом, который любого приштамповал бы к стенке, ответил он. Но только не Мару.

– Мы можем встретиться? Знаю, ты зол, но я не думала, что она способна на такое.

Слушать ее оправдания было тошно.

– Отец, знаешь ли, не пришел в восторг от того, что меня похитили, тем более вместе с нашим драгоценным гостем. А когда мы полуживыми вернулись домой с рассказом, как сбежали от этой ненормальной и ее дрессированных псов, он приказал мне не высовываться. Особенно в место, где я нашел на свою задницу эти проблемы.

– Доктор Вонграт знает о делах моего бара?

Первоклассная себялюбка. Даже ему далеко до Мары, хотя многие считали и его таковым.

– Узнает, если ты не расскажешь мне всю известную тебе информацию. А лучше – даже больше.

– Это не телефонный разговор.

Мин на секунду задумался, прежде чем ответить:

– Приезжай ко мне. Нун скоро отойдет ненадолго, а отец уехал.

Мара – не тот друг, которого зовешь домой на чаепитие или поиграть в плейстейшен, поэтому девушка и не показывалась у него. Разве что в детстве с родителями, когда особняк Вонгратов еще был открыт для общества, и тут проводились светские приемы.

Они договорились, что Мара подъедет через час. За это время он отнес вещи Лайта экономке, вызвал ей такси и, убедившись, что женщина покинула особняк, принял душ, чтобы очистить голову перед встречей с Марой, которую одновременно хотелось быстрее и начать, и закончить.

Когда одна из горничных постучала в дверь его комнаты, оповещая о прибытии гостьи, он кивнул и попросил не беспокоить их за беседой.

И все же Мин хотел исключить любую вероятность наличия лишних ушей, поэтому они прошли на задний двор к бассейну и устроились на веранде в плетеных креслах. Отсюда был только один выход, и тот со стеклянными дверями, так что незамеченным сюда не проникнуть.

– Когда в тот день Дели сказала, что ты неожиданно отошел с каким-то парнем, а затем не вернулся, я не придала этому значение. Однако ты не просто не отвечал, а даже не читал мои сообщения, это показалось странным, но я и подумать не могла о похищении. Как это случилось?

К этому времени Мин успел взять себя в руки и признал: Мара виновата в той же мере, что и он сам. Нет смысла выставлять себя жертвой, а Мару – виновницей. Да, она мерзавка, тем не менее вряд ли желала навредить ему. И виновата лишь в том, что взяла на себя слишком много и свято верила, что руководит ситуацией.

– Лайт неожиданно появился в баре, и я выпроводил его, а после решил не возвращаться, так как счел миссию с Дели выполненной. По дороге на меня напали, а докторишка стал случайным свидетелем и в итоге тоже попал в их руки. – Сколько бы Мин ни думал об этом, создавалось впечатление, что он рассказывает не о себе, а о ком-то другом.

Он кратко и по делу поведал основные моменты похищения и всего, что случилось после. Привычная уверенность временно слетела с Мары, и она стала похожа на обычную двадцатилетнюю девушку, сбитую с толку.

– До меня доходили слухи, что ее отец занимается чем-то незаконным, но это Америка, кого этим удивишь? А ее мать – бывшая модель. Я слышала о ней от мамы: они вместе работали в Европе до того, как обе вышли замуж.

– Ты так и не сообщила мне, кто дал тебе наводку на Нану.

Когда девушка впервые появилась в баре, он был уже порядком подвыпившим, и на вопрос «Кто это?» Мара ответила: «Если захочешь – твоя следующая цель». И он захотел.

– Пи’Эрт, у него тоже свое заведение. Только узкой направленности.

Мин вскинул бровь, ожидая продолжения. Он не собирался играть в угадайку.

– Будда милостивый! Ну гей-клуб, – взмахнула Мара кистью, словно ее огорчила его недогадливость. – Он обучал меня, как вести дела, когда я загорелась идеей открыть бар. Он старший из школы, где я училась, прежде чем меня отправили в Англию. А после моего возращения мы пересеклись снова. Вообще, ты никогда не поверишь, чем он занимается, если увидишь его. Хотя ему это отлично помогает в бизнесе. У него обаяние милашки, которую никто не посмеет обидеть, понимаешь?

– А твое обаяние – скользкая безнравственность, да?

– Нет. Я тоже лапочка. Но меня хочется соблазнить, а о нем – позаботиться. Чувствуешь разницу?

– Мне не интересны лирические отступления. Ближе к теме.

– Да твою ж! Я стараюсь вернуть «связь» между нами. Ты винишь меня, и да, у тебя есть на то причины, но это неудачное совпадение. Многие считают себя моими друзьями, хотя это лишь видимость. А с тобой все иначе. Да, я забочусь о себе больше, чем о других, – это правда. Иной подход, как по мне, – мгновенная заявочка к психотерапевту. Однако после меня и семьи по списку идешь ты. Если бы я знала, что эта девка притащит с собой американских гангстеров…

– Это были азиаты.

– Американские азиаты еще злее. Поверь.

Да он и сам уже в этом убедился. Спасибо.

– Я просил без отступлений.

– Ах да. Итак, Пи’Эрт помимо того, что владеет гей-клубом, в последние два года занимается актерством. Поэтому мало кто знает, что он заправляет таким местом, хотя свою ориентацию и не скрывает. А управляющей там работает его подруга Сэмми. Именно она заказала Нану. Сэмми также смешанных кровей, однако, в отличие от Наны, прожила большую часть жизни здесь. Но год назад уехала в Америку к родственникам, где познакомилась с парнем и влюбилась в него, а через несколько месяцев, когда тот перестал отвечать на ее звонки, она узнала, что он бегает за Наной.

– Очередная любовная драма.

– Типичные будни молодости, что поделать, – передернула плечами Мара. – В общем, Сэмми вернулась в Бангкок, но продолжала следить за парнем и Наной в социальных сетях и увидела, что та собирается на родину матери. Сэмми пыталась сама придумать, как насолить Нане, и поделилась всем со своим другом, а Пи’Эрт…

– … привел ее к тебе. Ясно. И все же, как ты могла ничего мне не сказать, если знала, что у нее проблемы с психикой?

– Не секрет, я люблю владеть ситуацией, поэтому разузнала, что в Америке она лежала в лечебнице, но не диагноз. Его выяснить оказалось сложно, не выезжая отсюда. Я посчитала, что очередная избалованная девочка слишком увлеклась выпивкой или наркотиками. Там каждый второй страдает от зависимостей, а психические проблемы показались мне менее вероятной версией, – оправдывалась Мара.

– Ты, черт возьми, не владела ситуацией! Знаешь, когда меня приковали к трубе и избивали ногами, я мечтал о том, как вернусь и сдам тебя! – не выдержал Мин. Казалось, Мара до сих пор не понимала, что он побывал далеко не в пятизвездочном отеле. – Мне пришлось довериться тому, кого я толком не знаю, рискнув быть пристреленным. У меня был один гребанный шанс, и, если бы мне не повезло, я бы сейчас с тобой здесь не сидел! – От спокойствия в начале разговора остались лишь щепки. Он придвинулся к ней и сжал ткань ее рубашки на плече сильнее, чем следовало, хотя Мару это ничуть не испугало.

– Хватит зря мять мою одежду, я знаю – ты не бьешь девушек. Это моя вина, что я схалтурила и не проверила досконально, прости. Хочешь, перестану этим заниматься? Мне и самой надоело. Да и кто знает, когда появится вторая такая сумасшедшая сучка.

– О, ты можешь заниматься, чем хочешь. А прекратиться должны не твои гнилые игры, а наша дружба, – Мин все-таки отпустил ее и вернулся в прежнее положение, прислонившись к деревянной спинке плетеного кресла. В одном она права – он не бил девушек. К сожалению.

– Разве тебе не нужно помочь раздобыть информацию?

– Информация мне нужна, и ты ее достанешь. Вот только это не дружеская помощь, а возмещение ущерба. И после всего даже не смей торговаться!

– Ладно-ладно. Тебе нужно остыть, понимаю. Можешь хоть проклинать меня, хоть угрожать. Хочешь, закажу у местных торговцев куклу вуду? Будешь в нее иголочки вкалывать, представляя меня.

– Делай, что хочешь. Мне же нужны достоверные сведения, которые убедят меня в том, что история с Наной закончилась навсегда. А еще – одному из похитителей удалось сбежать.

Затем он подробно пересказал ей все то, что знал о Макао.

– Хм… не уверена, что мне удастся что-то узнать об этом. Все же я не мафиози или частный детектив, но посмотрю, что смогу сделать, – проворчала девушка. Она никогда не пасовала перед трудностями и любила принимать вызовы.

– Мне в самом деле нужно забыть об этом хотя бы на несколько дней. Отец прав в одном: я сам вырыл себе яму, так еще чуть и не столкнул в нее другого.

– Так вы с его протеже отныне лучшие подружки или что?

Кое-что никогда не меняется.

– Знаешь, если представить, что я оказался там с тобой, скорее всего, ты бы выменяла себе свободу с помощью длинного языка, а меня бы избили до полусмерти и оставили в той дыре. А он помог мне. Так что, да, я покончил с отравлением его жизни без весомых для этого причин.

– Да ты стал моралистом!

– Я стану убийцей, если ты скажешь еще хоть слово.

_________________________________

(NF – Paralyzed)

9 глава

В следующие пять дней Мин в полной мере осознал, что означает выражение «залечь на дно». Он проводил досуг в стенах особняка, площадь которого, к счастью, была достаточно обширной, чтобы менять локации и находить себе разнообразные занятия. В основном он предавался чтению, просмотру фильмов или разгружал мозг с помощью видеоигр, а когда ребро перестало болеть, начал понемногу плавать в бассейне.

Невзирая на активное времяпровождение в сомнительных компаниях последние несколько лет, он с легкостью умел проводить время один. Чаще всего Мин уходил из дома не из-за нужды в чужом обществе, а из-за невозможности находиться с прошлым, навечно запечатанном в стенах особняка. Хотя со временем даже самые сильные эмоции поутихли, и удавалось забаррикадироваться от их влияния в повседневной жизни.

Теперь же он находил некое удовольствие в рутинном течении будней, полностью предоставленных самому себе. К удивлению, мысль, что помимо него в доме обитает еще кто-то (отца в расчет он не брал), помогала дышать свободнее и примириться с собственным пребыванием в нем. Да, Лайт пока еще лежал в больнице, но само знание, что он сюда вернется, освобождало.

Социальные сети позволяли следить за событиями во время затворничества. Он даже чаще, чем обычно, общался с Бестом, потому что приставучий одногруппник каждый день звонил по видеосвязи, чтобы убедиться, что он все еще жив, а главное – не ввязывается в новые неприятности. А вот Мара не выходила на связь. Мин подозревал, что их последний разговор всполошил девушку, но надеялся, что это заставит ее задуматься о многом. Хотя столь долгое молчание могло значить, что Мара усиленно добывает информацию.

Сейчас он сидел у бассейна, лениво перелистывая страницы любимого «Мартина Идена» Джека Лондона, а в это время сияющая небесная лазурь начинала рассасываться в свинцовый оттенок палитры. Приближался вечер, и Мин пытался заставить себя встать и вернуться в дом. Нега засасывала в болото неторопливости, превращая даже самые ленивые действия в подобие пытки. Навалившаяся истома была такого сорта, когда шевелить языком тяжелее, чем волочить валуны, поэтому даже поинтересоваться, что приготовили на ужин, требовало неимоверных усилий. Однако умиротворенное уединение непредвиденно нарушил самым наглым образом посторонний голос:

– Привет.

Обернувшись, Мин увидел Лайта. Он все еще привыкал к отсутствию злобы в сторону розоволосого докторишки. Не ненавидеть парня оказалось легче, чем он предполагал, однако столь кардинальные изменения все еще требовали времени для окончательного закрепления в его жизни.

– Тебя выписали?

– Ага, пытались оставить до выходных, но я сказал Кхуну Равиту, что, если проведу в палате еще хоть день, то умру со скуки, – жаловался Лайт, снимая сумку с вещами с плеч, а затем кидая ее на лежак, после чего упал на соседний.

– Отец вернулся? – Узнавать подобное от посторонних людей для Мина давно стало привычным. Никаких звонков или попыток завязать банальные разговоры как в обычных семьях. Одним словом – стабильность.

– Сегодня днем зашел, да. Когда я уговорил позволить мне выписаться, он попросил передать тебе, что сегодня не вернется. А еще, послезавтра тебе нужно снова пойти в участок. Это из-за Наны?

Мин застонал.

– Ну, ничего нового я еще не успел натворить, раз уж круглосуточно нахожусь здесь, – саркастично заметил он.

– Тебя наказали? – с безобидной насмешкой поинтересовался Лайт.

– Он винит меня, что я продолжаю быть ребенком, в то время как сам забывает сколько мне лет, наказывая домашним арестом.

– Все родители в какой-то мере такие. Не переживай. – Лайт похлопал его по плечу, как уже бывало прежде, но Мин каждый раз невольно вздрагивал, напоминая себе, что сам согласился на эту дружбу. Хотя такое решение до сих пор казалось ему верхом иррациональности.

– Так… теперь ты в порядке? Слышал, ты повредил голову.

– Как видишь, со мной все хорошо.

Но от Мина не ускользнуло, что парень пропустил замечание о голове, но решил не настаивать.

– Как ты добрался сюда?

Пару дней назад в гараже он заприметил велосипед, который вместе с его машиной вернули с места преступления.

– Сбежал от водителя твоего отца и добрался на автобусе.

От ближайшей автобусной остановки до их улицы расстояние было порядочное. Все те, кто могли позволить себе жить в этом районе, не нуждались в общественном транспорте.

– Незачем было столько тащиться пешком, тем более сразу с больничной койки. Если не хотел ехать с водителем, то позвонил бы мне, раз теперь у нас есть номера друг друга, – неожиданно даже для себя предложил он.

Лайт, похоже, тоже малость удивился услышанному.

– Ну… ты прежде не особо радовался перспективе подвозить меня. Да я и не в обиде, на велике удобно ездить или всегда можно взять напрокат скутер. Так что никаких проблем.

– Когда нас держали в том заброшенном складе, я поклялся подвозить тебя до университета и обратно, если мы выберемся оттуда, – честно признался Мин. Он уважал собственные обещания и ценность сказанных слов. Хотя и предпочитал пользоваться ложью.

– Вау, наверное, я и правда раздражал тебя, если в такой ситуации ты думал именно об этом.

– Я не скрывал своего отношения к тебе.

Хотя, будь он умнее, сделал бы это, однако не всегда мог обуздать эмоции.

– Это уж точно, не скрывал. Поэтому я рад, что ты поборол ребячество в мою сторону. По-видимому, мне даже стоит поблагодарить Нану. Но в любом случае, поскольку ты не переносишь больницы, мне не хотелось портить наше дружеское соглашение с самого начала.

– Откуда ты узнал? – слетело с языка прежде, чем Мин хотя бы попытался скрыть правду. Чужая осведомленность слегка ошарашила.

– Просто сложил два плюс два, а окончательно убедился, когда ты отправил с вещами Нун.

Мин не знал, зол ли он или стеснен тем, что чертов Лайт прознал еще один его секрет. Но от дальнейших размышлений отвлек телефонный звонок. Он пристально изучал розоволосого парня рядом, а потому не обратил должного внимания на высветившееся на экране имя. Он машинально принял звонок, и из динамика раздался мелодичный голос Мары:

– У меня появились новости.

– А конкретно? – Он предпочел бы разговаривать без свидетелей, но Лайт и так был в курсе этой ситуации, так что он продолжил сидеть на месте.

– Я встретилась с Пи’Эртом и договорилась о встрече с Сэмми, правда придется поехать в его заведение.

– Ей есть что рассказать?

– Уверена, тогда она поведала далеко не все. И, может, твое красивое личико в дополнение к моему очарованию и ловкости помогут ее разговорить.

– Я сам. Тебе там делать нечего.

– Это и мое дело. Тем более ты сейчас слишком напряжен и агрессивен. Боюсь, еще накинешься на кого-то, а тебе только обвинения в нападении не хватает для полного букета.

– Не стоит прикрываться заботой о моей судьбе. Ты беспокоишься о собственной заднице.

– Как хорошо ты меня знаешь, – цокнул голос на другом конце линии. – Но все равно не станешь отрицать, что мы отличная команда.

– Я все еще горю желанием убить тебя.

– Все большие истории любви начинаются именно с этого. Будь осторожен, – приторно-сладким голосом защебетала Мара. – Завтра к девяти подъезжай по адресу, который сброшу. И оденься… соответственно.

Мин вспомнил, что упомянутое заведение – гей-клуб, и устало прикрыл глаза. А затем нажал на отбой и с неприкрытым недовольством отбросил телефон.

– Плохие новости? – спустя несколько секунд спросил Лайт.

– Нет, вообще-то хорошие.

– Это связано с Наной? Может, тебе лучше забыть об этом и позволить Кхуну Равиту самому со всем разобраться?

– Забыть об этом должен ты. Это не твоя проблема. А я лишь хочу убедиться, что эта сумасшедшая больше не станет представлять собой угрозу и не пришлет за мной кого-то еще.

– Уже моя, раз меня тоже похитили.

– И ты туда же, – фыркнул Мин. Все вокруг так и норовили вмешаться. Правда, одна делала это, чтобы обезопасить себя, а действия другого и вовсе не поддавались логике.

– Мара – это твоя подруга, владелица бара?

– А ты прямо эксперт в моих тайных делах. – Все больше раздражался он.

– Я наблюдателен.

– Да, это она. Несмотря на то, что я хочу ее убить после всего этого дерьма, Мара полезна и сведет с девушкой, которая заказала Нану.

– Можно присоединиться?

– Я действительно не понимаю, зачем тебе это. Многие на твоем месте держались бы от этого подальше, после случившегося – особенно.

– Ну ты же не собираешься идти на перестрелку. Просто, раз уж нас похитили вместе, я хочу лично удостовериться, что буду в безопасности. Ваш мир богатых такой непредсказуемый.

– Ввязываться в это – не лучшая идея.

– Хорошо, что я уже большой мальчик и сам могу решать. – Лайт с едва уловимым вызовом улыбнулся и приподнялся с лежака. – Так, и когда встреча?

– Для этого нужно поехать на Патпонг^[29], – Мин предпринял последнюю попытку остановить парня.

– Без разницы. Так когда?

– Завтра в девять, – сдался он.

Видимо, жизнь докторишки слишком монотонна, и тот рассматривал это как увлекательное приключение. Мин мог лишь надеяться, что не пожалеет об этом. Хотя, стоило представить выражение лица Мары, когда он приедет вместе с Лайтом, беспокойство сменилось любопытством.

– Отлично. – Лайт встал. – А сейчас, может, сыграем в приставку, раз уж ты больше не ненавидишь меня?

Мин хмыкнул. Однако без возражений последовал за парнем.

* * *

Одетый лишь в брюки, Мин рассматривал свое отражение в зеркале. Синяки на теле приобрели желтоватый оттенок, что означало их скорое окончательное исчезновение. Но пока, чтобы скрыть их, он выбрал темно-синюю рубашку с длинными рукавами. Зато его лицо уже не выглядело словно после схватки на ринге.

К его удаче отец все еще пропадал по своим делам и не показывался дома, даже вернувшись опять в Бангкок. Мин вынужденно поговорил с ним днем по телефону, после того как съездил в участок. Там он встретился с адвокатом семьи Наны. От него требовалось подписать соглашение, где указывалось, что он не выдвинет обвинений в обмен на запрет на приближение^[30]. Злость мигом наполнила его, ведь отец вновь не предупредил о своих решениях. Но, прочитав условия, Мин пришел к выводу: это разумный выход из ситуации, который позволит избежать ненужной шумихи. По крайней мере, на первый взгляд.

Мин, даже подписав бумаги, не отказался от идеи раздобыть больше информации о Напатах. Плюс, его беспокоил Макао. Но сначала он переговорит с заказчицей, которой Нана встала костью в горле, а уже после разберется с остальным. Полиция продолжала искать сбежавшего преступника и обещала сообщить, если они что-то узнают.

Он вернулся домой и встретил Лайта, который обедая, болтал с Нун. Мин неохотно присоединился к ним и сам не заметил, как предался естественной беседе, позабыв на время о возникших сложностях. Лайт рассказывал о том, как раньше жил с родителями возле моря и как в детстве планировал стать рыбаком, поскольку часто рыбачил с отцом, а повсюду его окружали морепродукты, которые он так любил. Мин тысячу раз наблюдал за такими вот обыденными беседами: нехотя подслушивал в кафе разговоры случайных семей, слышал истории от ребят в школе или университете. Он давно свыкся с тем, что его детство преждевременно утеряно, а счастливые воспоминания, если и существовали, давно раздавлены под грузом последовавших за ними событий. И это повлияло на его личность; на то, кем он стал.

Но никто не идеален. А он уж тем более не претендовал на подобный статус. Мин был мерзавцем и все же не намного хуже других. В его окружении встречалось множество ярких примеров, превосходящих его.

Однако Лайт был лучше Мина: лучше как человек, лучше как сын, лучше как студент. Может, еще имелись какие-то «лучше», о которых ему еще не удосужилось узнать.

Основное преимущество Мина, надо полагать, заключалось во внешности, которая вписывалась в общие критерии привлекательности. Но сложно оценить по достоинству то, чем изначально владеешь. Восхищаться тем, что всегда было в твоих руках, невозможно. Ты не восторгаешься, не благодаришь. А принимаешь как должное.

Красота и богатство – два самых распространенных человеческих желания. Он был одним из счастливчиков, кто родился и с тем, и с другим. Однако жизнь включала в себя куда больше, чем эти два параметра. Она состояла из деталей, порой настолько мелких, но роковых, которые при возможности могли перечеркнуть даже красоту и богатство. Так произошло с ним. И он знал, что не единственный.

Остаток дня они провели в своих комнатах, условившись встретиться за полчаса до назначенного времени. И Мин едва успел застегнуть рубашку, когда услышал стук в дверь, и на пороге появился Лайт.

– Ну как? – Парень покружился перед ним, как в тех глупых фильмах, где персонажи выбирают в магазине одежду для преображения главного героя или героини.

До этого он видел Лайта в основном в студенческой форме или обычных шортах и майках, теперь же тот надел рванные джинсы, оверсайз футболку, открывающую плечи и шею, а также он что-то сделал с волосами, зачесав их назад. В этой одежде, с укладкой и со свисающей серьгой в ухе Лайт походил на бунтаря. Никто и не подумал бы, что это прилежный студент-медик, без пяти минут врач.

– А ты не увлекся, подражая айдолам^[31]?

– А ты собрался в книжный клуб?

Туше.

– Ты говорил, что мы идем в ночной клуб, а я так часто одеваюсь, когда мы с ребятами играем где-то или идем на концерт, – первым объяснил Лайт.

– Это немного другое место. А что касается меня, то синяки все еще видны кое-где, так что пока закрытая одежда – единственный вариант. – Он объяснил свой внешний вид, хотя и не был обязан.

Мин обвел взглядом тело парня, открытое достаточно, чтобы заметить схожие отметины и на нем. Лайт ощутил его взгляд и тоже оглядел себя.

– Да какая разница? Сомневаюсь, что встречу знакомых. А остальные пусть думают, что у меня насыщенная личная жизнь.

Его беззаботность поражала.

– Я до сих пор против, чтобы ты шел туда.

– Как хорошо, что мне не нужно твое разрешение, – пожал плечами парень, настаивая на своем.

– Ты рискуешь опять оказаться в неприятностях.

– Если я пережил столкновение с твоей безумной бывшей, то с походом в клуб уж как-то справлюсь.

Они спускались по лестнице, пока разговаривали. И у самой парадной двери их заметила Нун, направляющаяся к себе.

– Куда вы уходите, мальчики?

– Развеяться.

– Я так рада, что вы наконец подружились и проводите вместе время. Наш Мин, конечно, несносный мальчишка, но я же говорила тебе, что у него доброе сердце и он оттает, – она обращалась к Лайту, и совсем не обращала внимания, что Мин стоит рядом и слышит ее.

– Можно не обсуждать меня в моем же присутствии?

– Иногда ты ворчишь больше моей престарелой тетки. Идите, развлекайтесь, только возвращайтесь пораньше. Не приходи под утро, раз уж берешь с собой еще и Нонг’Лайта.

Мин закатил глаза, но все-таки кивнул, прежде чем они покинули дом.

В целях предосторожности он выбрал не свою машину, а одну из отцовских, чтобы снизить возможность слежки и распространения новых сплетен о нем. В последние два дня фамилия Вонграт наконец перестала светиться в топе новостей, и не следовало заново поднимать бурю. Тем более его походом в гей-клуб. Только этого не хватало.

Они добрались до заведения ровно к назначенному времени, и он набрал Мару, чтобы та их встретила. Когда она показалась на улице, Мин кивком головы указал Лайту следовать за ним и направился к девушке. Заметив их, та не застыла в изумлении, а лишь немного приподняла бровь в озорном любопытстве, а после улыбнулась той улыбкой, которая означала, что ее владелица сумела оценить ситуацию и знала, как действовать.

– Ты не один. Мог и предупредить. – Она лицемерно покорно сложила руки в вай. – Приятно познакомиться, я Мара.

– Лайт.

– Могу я обращаться к тебе Пи’Лайт? – Но, не дождавшись ответа, она бесцеремонно взяла их обоих под руку и потянула внутрь, подмигнув охраннику на входе.

Несмотря на то, что вечер только начинался, помещение уже прилично забилось посетителями. И хотя заведение предназначалось для мужчин, в толпе также время от времени мелькали девушки. Мин усиленно пытался отыскать среди них ту, которая им нужна.

– Давайте сперва сядем. Пи’Эрт выделил для нас отдельный столик. – Мара провела их к месту, отгороженному от танцплощадки и основного потока людей. Девушка сразу же подозвала кого-то взмахом руки, и к ним подошла официантка-томбой^[32].

– Не стесняйтесь, заказывайте. Особенно ты, Пи’Лайт, в честь нашего знакомства. Мой старший угощает. – Мара умела управлять ситуацией и быть инициатором в общении с незнакомыми людьми. Для нее понятие «незнакомец» являлось делом нескольких минут.

– Я пришел не тусоваться с тобой, а за информацией, – обращаясь к Маре, Мин оборвал на полуслове официантку, которая начала советовать им фирменные коктейли.

– Все будет. Пи’Эрт скоро приведет Сэмми, сейчас он чем-то занят. А пока выпьем, что в этом плохого?

Мин чуть недовольно, но кивнул, и заказал то, что обычно – виски со льдом. Он воспринимал виски, смешанное с колой или с соками, настоящим кощунством. Только филигранно чистый напиток позволял распробовать вкус и аромат. Самые разные оттенки – легкий с фруктовой ноткой или же терпкий и крепкий – в зависимости от выдержки.

Мара помогла с выбором Лайту. И когда официантка отошла, девушка продолжила проявлять усиленный интерес к новому знакомому.

– Ты не похож на того, кто часто бывает в подобных местах, Пи’, – заметила она.

– Да, учебы слишком много, а когда есть время – лень куда-то идти. Хотя я бываю в клубах вместе со студенческой музыкальной группой, когда мы где-то играем.

– Так ужасно, что тебе пришлось такое пережить. Мин мне все рассказал. Удача тебе не благоволит, раз ты оказался не в том месте и не в то время.

Мин наблюдал за Марой и видел: та снова ведет какую-то извращенную игру, понятную лишь ей одной. Она словно не заснет, если не пролезет в душу тому, кто стал ей любопытен.

– Да, лучше бы меня пристрелили. Тебе уж точно было бы удобнее от этого, – цинично заметил Мин.

– Такое чувство, что это я тебя похитила и измывалась над тобой, Вонграт. Может, хватит? Да, моя вина здесь есть, однако не нужно выставлять меня врагом только из-за желания сделать из меня мишень для выплеска твоей злости!

Желваки ожили и активно заиграли на лице Мина. Он осознавал правдивость ее слов и возненавидел за это. Но тут в разговор вмешался Лайт.

– Думаю, я оказался как раз в нужном месте и в правильное время. Не знаю, какую роль я сыграл, но, надеюсь, это помогло избежать лишних жертв. Можно считать это моей слабостью – люблю спасать чужие жизни.

– Интересно-интересно. Тебя действительно лучше держать другом, чем врагом. Неудивительно, что после похищения отношение этого буки в твою сторону изменилось.

– Общие трудности сближают. – Лайт словно не замечал скрытые издевки Мары, но не из-за неспособности их распознать, а просто потому, что ему было неинтересно плавать в ее скользких манипуляциях.

– Зачем ты сюда пришел, Пи’? Мне любопытно, – обычно Мара не спрашивала так прямо, выуживая информацию более увлекательным для нее способом.

– Потому что считаю, что теперь это касается и меня. Случайно или нет, но мы пережили это вместе с Мином. А еще ты – не единственный любопытный человек, Нонг’. Хочу знать, что стоит за вашими странными играми. И если двух предыдущих причин мало, вот тебе третья – моя жизнь скучна: учеба, практика, подработки; так что это отличный способ разбавить привычные будни.

Признаться, Мина удивили эти слова. Про обыденный график жизни Лайта он знал, однако факт, что того съедали чувства, которые руководили такими, как он и Мара – скука и любопытство – несколько поразил его.

Изначально Мин считал Лайта идеальной версией сына, которого бы хотел иметь его отец. А сейчас оказывалось, что Лайту не чуждо то же самое, что и ему, но это не мешало парню оставаться тем, кем тот был. И кем не был он.

К их столику наконец подошли двое, и Мин понял, что это те, кого они ждали. Во-первых, губы Мары растянулись в «профессиональной» улыбке, а во-вторых, во внешности подошедшей девушки сразу проглядывалась смешанная кровь.

– Мой друг вас заждался.

Мара в привычной для себя роли дипломата познакомила их, после чего хозяин и его правая рука сели на свободные места.

– Прости, что так сразу, но это правда? Эта больная на голову сучка похитила тебя, Пи’? – с ходу огорошила Сэмми.

Она обладала достаточно объемным для тайских девушек бюстом и, несмотря на не щадящее солнце Бангкока, очень светлой кожей. Хотя она была стройной, ее лицо выглядело крупным по сравнению с большинством местных особ, особенно учитывая моду. Сэмми была одета в достаточно закрытую для подобного места одежду, но поскольку она здесь работала, это имело смысл. Да и в гей-клубе девушке навряд ли светило кого-то подцепить. Хотя оставалась вероятность, что сюда иногда захаживали такие, как сын доктора Вонграта – жертвы неудачных стечений обстоятельств.

Мину не доставляло удовольствия, что уже столько людей знали не только о Нане, но и о произошедшем с ним злоключении. Мара, должно быть, доверяла этим двоим, раз открыто поведала о том, что угрожало ее благополучию.

– Да. Вот только есть маленький нюанс: когда я согласился встречаться с Наной, никто не упомянул, что у нее есть проблемы с психикой. – Он метнул колкий взгляд на Мару.

Услышав это, Сэмми взяла его за руки и прислонилась к ним головой, словно раскаиваясь.

– Простите! Мне, правда, жаль, Пи’. Это моя вина. Когда я вернулась из Америки, то рыдала днями напролет, даже работать толком не получалось. Пи’Эрт сказал, что у него есть друг, который может помочь отомстить и покончить с моей депрессией. Я так сильно хотела, чтобы Нана почувствовала то же, что и я, что и не подумала о возможных последствиях. Вернее, я ведь лично с ней не общалась, а долго следила в соцсетях, плюс у нас оказались общие знакомые. На самом деле многие не переваривают ее, а даже если и общаются, то только из-за того, что у нее денег пруд пруди. Она такая надменная, да еще и не считается с чувствами других. Возомнила себя Царицей Савской! Однако я знала, что с ней что-то не так. Мне рассказывали, что как-то она пропала на месяц, а по возвращении заявила, что отдыхала в пансионе в Швейцарии. Но кто-то видел ее в реабилитационном центре в другом штате. Пошли слухи о ее алкогольной зависимости, хотя это казалось странным, учитывая, что никто из ее друзей не замечал, чтобы она перебарщивала с выпивкой. А через полгода Нана повторно пропала, несмотря на занятия в колледже. Я же снова приехала на время в Бостон и сблизилась с ее окружением, которое втайне ее ненавидело. В итоге услышала много историй о том, что она жестока и у нее проблемы с самоконтролем. Мне пришлось вернуться, потому что у Пи’Эрта начинались съемки в одном проекте, чтобы присматривать за клубом. Я чувствовала, что она ненормальная, хоть и мнит себя безупречной принцесской. Но кто мог подумать, что она решиться на похищение человека?!

Этот сумбурный рассказ представлял собой пылкий поток слов, который время от времени прерывал глоток из бокала, нервные переглядывания с хозяином заведения и вспышка ярости или почти что плача.

– Мне жаль, что Сэмми принесла тебе неприятности. Она не желала, чтобы кто-то пострадал, – вступился за младшую коллегу Эрт. Мин впервые его встретил, но сразу понял, что имела в виду Мара, когда говорила об ауре парня.

– Мне кое-что нужно от вас.

– Конечно, все что угодно. Если речь о денежном возмещении, то я постараюсь…

– Дело не в деньгах. Мне нужно, чтобы Сэмми через свои связи выяснила, где точно находится Нана. Действительно ли она легла в реабилитационный центр или клинику после случившегося здесь. Моя семья отказалась от обвинений взамен на запрет на приближение и на то, что спустя несколько дней в больнице она вернется в Америку. Однако я хочу лично убедиться.

– Конечно, – тут же откликнулась Сэмми. – Я свяжусь со знакомыми в Бостоне. Как и говорила, у нее больше недоброжелателей, чем настоящих друзей.

– Еще меня интересует ее отец. Чем он занимается?

– Он какая-то крупная шишка. Кажется, у него бизнес, связанный с экспортом-импортом химических веществ. Хотя он достаточно пугающая личность, так что я не удивлена наклонностями Наны.

– Если тебе станет известно еще что-то важное о ней или ее семье, напиши мне.

Они обменялись номерами. Мин узнал все, что хотел, однако Сэмми так быстро не успокоилась.

– Если честно, когда я решилась заказать Нану, сомневалась, что из этого что-то получится. Мне слабо верилось, что эта бессердечная стерва может влюбиться! Про нее давно ходили истории о том, как она ни во что не ставит всех тех, кто за ней ухлестывает. Я была уверена, у нее нет сердца.

– Не обижай меня, – возмутилась Мара, поднимая указательный палец, и укоризненно помахала им из стороны в сторону. – Я знаю свое дело, хоть все и вышло из-под контроля в этот раз. Психологические проблемы Наны стали багом в моей идеальной программе. Но Мин может заманить каждого. Только посмотри на него.

Он странно относился к комплиментам. Казалось бы, слышать их должно быть приятно, однако он всегда чувствовал их неуместность, а слова Мары априори не означали ничего по-настоящему стоящего.

– Что скрывать, твой друг красавчик, Нонг’Мара. И почему ты раньше нас не познакомила? Теперь у меня есть парень, и я не могу засматриваться на других, – в шутливой манере укорил ее Эрт.

– Если бы мое сердце не было разбито, я бы точно запала на тебя, Пи’Мин. Ты полностью в моем вкусе! – беззастенчиво призналась Сэмми. Возможно, такая агрессивная откровенность и вызывала затруднения в отношениях с противоположным полом. В большинстве случаев люди не ценят такую искренность, принимая ее за простоту или еще хуже – глупость.

– Любой парень в твоем вкусе, – поддел девушку Эрт.

– Пи’, перестань! Я просто слишком наивна. – А затем она повернулась к Лайту. – Мне так нравится цвет твоих волос. Откуда вы знаете друг друга?

– Они живут вместе, – заметила Мара, хитро ухмыляясь, прежде чем кто-то из них успел произнести хоть слово.

– Только не говори, что и ты по парням? Это уже беспредельная несправедливость! – заныла Сэмми.

– Это не так. – Объясняться перед другими не входило у Мина в привычку, поэтому он больше никак не прокомментировал очередную словесную ловушку Мары.

– Я временно живу в его доме. Отец Мина приютил меня, – пояснил сам Лайт.

– К сожалению, Мин не хочет разнообразия, – капризно жаловалась Мара.

Его начинало утомлять, как много она сегодня болтает. Много даже для нее.

– Дело не в разнообразии, а в том, что я больше не занимаюсь этим. Вообще. – Он повернулся к девушке и посмотрел на нее со сталью в глазах.

– Я помню – с играми покончили. Теперь-то ты веришь, что я тоже не знала всего о Нане? Я не подставляла тебя, – убеждала подруга, судя по всему, злясь на ложные обвинения. Однако, учитывая ее прошлое и манеру общения, такая оскорбленность на его реакцию выглядела странно. Мара всегда вызывала у него чувство родства, однако их объединяло не самое хорошее, что есть в людях.

– И все же ты подлая дрянь.

– Но я все равно тебе нравлюсь, Вонграт. Правда? – Она встала со стула и в игривой манере захватила его в объятья.

– Отстань от меня! – Он уворачивался как от ее хватки, так и от попыток миндальничать.

Фыркнув, подруга вернулась на свое место.

– Пи’Лайт, я тебе сочувствую. Он строил из себя жертву, когда ты переехал в его дом, будто ты разрушаешь его «внутренний дзен», а ведь на самом деле жертва здесь ты. Он, наверное, не давал тебе спокойно жить с самого первого дня.

– Ну, у нас возникали разногласия, но все в прошлом. Он не такой плохой, как кажется. У нас много общего.

Когда Мин услышал эти слова, внутри что-то дрогнуло.

– У вас? Хм-м-м… Тогда ты интригуешь меня еще больше, Пи’. – Мара по-кошачьи растянулась от удовольствия, когда обнаружила новую загадку.

– Найди кого-то другого интригующего, лично я – ухожу.

Мин встал, но девушка проворно загородила ему выход, выставив руки вперед.

– Давай просто расслабимся, уйти ты всегда успеешь. Тебе нужно развлечься после заточения дома и безумной Наны.

Забыть об этом действительно хотелось. Мин, конечно, с легкостью умел развлекать себя сам, но вторая сторона личности требовала время от времени отключаться от всего среди толпы и алкоголя. Хотя он не был уверен, что это та компания, в которой он жаждал находиться, а главное – должен.

Если подумать, то кто его окружает? Подруга детства и «деловой партнер», которую сейчас готов чуть ли не убить? Владелец клуба и открытый гей, которого видит впервые? Девушка, из-за чьих личных проблем он и встретил Нану? И, как вишенка на торте, Лайт – изначально враг, а потом друг по несчастью, который, если бы не он, жил бы себе спокойно… То еще разношерстное сборище.

– Я бы остался, – услышал он голос Лайта и удивленно покосился на него. С каких это пор этот студент-отличник успел стать любителем клубов? Гей-клубов в частности?!

Две пары глаз в ожидании уставились на Мина. Одна смотрела знакомо – со смесью ехидства, желания устроить пакость и жажды развлечений, а другой менее знакомо – с искренностью и тоской… по чему?

Мин вернулся на свое место рядом с Лайтом. Их взгляды встретились, и парень одарил его улыбкой, которая будто подтверждала их связь, неведанную другим.

– По тебе не скажешь, что ты любишь клубы, – сказал он Лайту, чтобы разорвать этот странный зрительный контакт.

– Не думай, что я никогда не просыпался с похмелья и не бежал на занятия после ночных посиделок. Я прилежный студент, но не зануда.

– Ты действительно хочешь здесь остаться? – удивленно уточнил он.

– Да, но, если ты не хочешь, чтобы я оставался с твоими друзьями, могу уйти. – Лайт уже привстал, но в дело снова вмешалась Мара, которую никто не звал, однако она сама напоминала о своем присутствии.

– Пи’Лайт, не слушай его! Вонграт всегда такой колючий. Девушек он заводит по щелчку пальца, а вот с друзьями возникают сложности!

В ответ Мин показал девушке поднятый средний палец и осушил до дна порцию виски.

– Кто сказал, что у меня вообще есть друзья?

Мара притворно схватилась за сердце.

– Наше совместное прошлое для тебя ничего не значит? И даже те три дня в Токио, где мы…

– Если ты не прекратишь это, я ухожу, – отчеканил Мин потешающейся девушке.

Дружба давалась ему нелегко, в отличие от большинства людей, для которых она была естественной частью жизни. Приходилось учиться доверять, делиться собой, находить время, силы и терпение для человека, который мог того не стоить. С какой стороны ни посмотри – весьма утомительное и рискованное занятие.

С возрастом Мин старался относиться более небрежно к отношениям между людьми, не предавать всему смысла, не строить целые теории, не оправдывать те или иные поступки, но в душе все равно оставался мальчиком, который хотел искренности и правды.

И он видел эту искренность и правду в такой скользкой Маре, которая, казалось бы, меньше всего подходила под сформировавшиеся в его голове критерии. Но иногда люди поступают наперекор своим убеждениям, и Мара стала таким исключением для него. Он не мог перечеркнуть то, что они знали друг друга еще в то время, когда он был другим. Она – осколок из его счастливого детства, который мог поранить, но по-прежнему оставался неприкосновенным. Ему необходимо было помнить, что эта часть жизни существовала, а не приснилась ему, ведь с каждым годом это становилось все сложнее, но Мара каждый раз заставляла воспоминания оживать.

Другую же сторону искренности и правды он нашел в Бесте, поэтому позволил парню остаться рядом, а после и вовсе привык к его присутствию. Одногруппник плевать хотел на его статус, и, по словам самого Беста, он просто пожалел неспособного завести друзей Мина. И это утверждение всегда забавляло.

Теперь же рядом с ним оказался еще и Лайт, который, сам того не ведая, переступил границы, охранявшиеся даже от самых близких. Это попахивало жульничеством: когда все участвовали в гонке, Лайт нарушил все правила, но стал победителем. Войдя в его дом, парень оказался в эпицентре его самого больного и уязвимого места, куда даже Маре и Бесту входить запрещалось. Лайт не участвовал в заезде, а появился из ниоткуда и наперекор всему пересек финишную черту первым.

В итоге под грузом мыслей Мин не замечал, как алкоголь на их столике виртуозно исчезает, а бокалы меняются. По телу прошла волна расслабления, а в мыслях под легким туманом опьянения все казалось куда проще и приятнее, чем ранее. Он страдал тем, что порой думал чересчур много, даже когда следовало остановиться. Поэтому и нуждался в таких «алкогольных паузах». Он старался никогда не упиваться до бесконтрольного состояния, поскольку не выносил ощущение бессилия и потери самообладания. И пил так, чтобы не терять власть над собой.

Он прислушался к разговору, в котором до этого не принимал активного участия.

– Учиться на врача утомительно, иногда проскакивает мысль, что я не справлюсь и переоценил себя, но все же когда думаю о том, что смогу сделать в будущем, все бессонные ночи обретают смысл, – рассказывал Лайт, чей голос звучал иначе.

Кажется, розоволосый сосед тоже попал под магию алкоголя, который им участливо заказывала Мара. Сама девушка при этом выглядела самой собранной среди них.

Это был знакомый трюк. Мара, как и он, редко напивалась, однако по другой причине. Она позволяла себе несколько напитков в самом начале, а после незаметно переходила на безалкогольные и с любопытством следила за компанией, которая медленно, но верно пьянела. Таким образом остальные раскрывали свои секреты, а Мара жадно питалась новыми сведениями, которые могли однажды стать козырем в ее руках.

Телефон зазвонил, и на экране высветилось имя отца. Мин, отключив звук, лишь презрительно фыркнул. Отец, должно быть, вернулся в особняк и услышал от Нун, что нерадивый сын ушел куда-то вместе с его протеже.

Не прошло и минуты, как зазвонил телефон Лайта. Парень повернулся к нему.

– Твой отец.

– Я не взял трубку, и теперь он проверяет, жив ли ты, раз уж мы вместе.

– Мне ответить? – Лайт мог не спрашивать, но ему было приятно, что парень интересовался его мнением, будто это их общее дело.

– Не хочу портить настроение, слыша его голос.

– Окей. Как думаешь, если мы вернемся поздно в таком состоянии – это будет нормально? – Лайт рассеянно трогал рукой сережку в ухе.

– Для меня – да. Для лучшего студента-медика – не думаю. Но ничего, он спишет это на мое плохое влияние и прикажет не приближаться к тебе, – пожал плечами Мин. Несправедливые обвинения его не пугали. Он привык.

– Я сам могу приблизиться, не переживай, – неожиданно заявил Лайт громче, чем следовало, и по телу Мина пробежала странная дрожь. – Мы ведь отныне друзья. – И докторишка совершенно беззастенчиво положил голову ему на плечо.

– А когда я пытаюсь тронуть или хотя бы приобнять тебя, ты ершишься и раздражаешься. – Естественно, Мара не могла оставить это без внимания.

Да, Мин не приветствовал подобные нежности. Он скорее принадлежал к людям, которых называют «холодными». Не то чтобы физический контакт ему неприятен, просто такие проявления близости давались с трудом.

Мин заставил себя не выдать настоящих чувств и как ни в чем не бывало допил очередной стакан виски. Когда жидкость обожгла горло, он малость отстранился и аккуратно отодвинул чужую голову, тем самым вынуждая Лайта отпрянуть. От какой-либо словесной реакции парня его спасла Сэмми, вновь появившаяся у их столика.

– Столько красавчиков и все сидят – так не годится! Кто согласится скрасить одиночество девушки среди этого гомосексуального рая и потанцует со мной, пока босс позволил уйти на перерыв? – Девушка окончательно забыла о том, с какой первоначальной целью они сюда пришли, или же сама по себе была такой беззаботной.

– Я пойду, – долго не раздумывая, согласился Лайт и тут же последовал на танцпол за Сэмми, будто до этого вовсе и не лежал на его плече.

– Пи’Лайт оказался вовсе не ханжой, как можно было подумать из твоего рассказа. Тебе бы брать с него пример, – с наглой усмешкой заявила Мара.

– Я и так отвлекаюсь, если ты не заметила.

– Раньше ты развлекался куда более раскованно, Вон-грат. Это, конечно, не совсем привычное место для тебя, но мы ведь с тобой гибкие и открытые ко всему новому, не правда ли?

Дразнить, петлять, проникать в самые сокровенные мысли, исследовать каждый сантиметр тела – Маре всегда это нравилось. Последнее между ней с Мином никогда не случалось, она принимала его за равного себе, а чувство конкуренции лишь распаляло ее во всем остальном. Маре нравилось играть на струнах его нервов, и она всегда ждала мелодию его ответного хода. Ведь если спросить у нее, что в жизни она любит больше всего, она без колебаний ответит: «Побеждать».

– Я сам разберусь, что и как мне делать. А если понадобится помощь – найду ее в другом месте.

На эти слова девушка драматично ахнула, словно ее оскорбили.

– Вау, как легко ты меняешь друзей. Мы знаем друг друга с детства, но зачем тебе теперь Мара, если появился смелый докторишка, которого, между прочим, ты до недавнего времени на дух не переносил.

Их взгляды синхронно переметнулись на танцпол, где Лайт веселился рядом с Сэмми, которая лучше вышибалы охраняла того от посетителей, желающих попытать удачу.

– Хватит этих намеков.

– Я просто дразню. Не моя вина, что ты воспринимаешь все буквально. Тем не менее… лучше тебе быть осторожным с ним, если действительно не планируешь «углубить» ваши отношения.

– Если бы я не знал, что уже какое-то время ты заказываешь себе безалкогольные напитки, подумал бы, что ты пьяна, раз несешь такой бред.

– Ах, ты слишком хорошо меня знаешь. – Она похлопала его по плечу своими наманикюренными ноготками. – Ладно, ты сегодня не настроен на шутки. Я поняла. Так что хватит так смотреть на меня, злюка!

После того как Мара прекратила грязно шутить, Мин наконец расслабился и начал наслаждаться беседой и шутками, которые царили за столом. Эрт поделился забавными случаями в клубе, когда только открыл его, а также о том, как скрывался от коллег из индустрии развлечений. А Сэмми сама по себе была одной большой шуткой и слишком часто давала повод для смеха. Может, поэтому парни и не воспринимали ее всерьез, в том числе и тот злополучный возлюбленный, переметнувшийся к Нане. Она была слишком компанейской и простой, чтобы смотреть на нее не как на подругу.

Спустя какое-то время столик снова опустел, поскольку Эрт в очередной раз ушел следить за заведением, а Сэмми увела Лайта, чтобы показать ему музыкальные инструменты для выступлений. Маре же позвонили, и она ушла искать место, где шум не помешает разговору. Мин остался один. Однако его уединение не продлилось долго, ибо кто-то тронул его за плечо. Он тут же обернулся и увидел незнакомца, возвышающегося над ним.

– Привет. Ты один?

Стандартное начало любого подката в клубе. Парень перед ним выглядел весьма неплохо, хотя его стиль одежды казался слишком ярким и несуразным. А еще от него исходил приторный запах, походивший на смесь нероли и карамели.

– Нет, я с друзьями, – ответил Мин нейтральным тоном.

– Никогда не видел тебя здесь. Впервые в этом клубе? – продолжил незнакомец, улыбаясь в соблазнительной манере.

– Да.

Ситуация напоминала сотни предыдущих, которые обычно случались с Мином в таких местах. Иногда с ним жаждали познакомиться и парни, поэтому он не сильно удивился происходящему. Тем более сейчас, когда ступил на чужую территорию.

– Тут шумно, и не поговорить нормально. – Мин уже знал, какие слова, вернее предложение, последует за этим: – Может, хочешь продолжить общение где-то еще? Я знаю местечко, куда можно поехать.

Он не раз слышал подобное и прекрасно понимал, что значит «продолжить общение где-то еще». В клубах люди напрямую говорят, чего хотят друг от друга. Вдобавок, будучи подростком, Мин набирался опыта через всякие глупости и порой продолжал общение наедине в весьма интимной обстановке.

– Как я и сказал, я здесь с друзьями, поэтому спасибо, но нет, – не растерялся Мин. Он отпил еще виски, приятное жжение и тепло наполнили нутро.

– Уверен? Поверь, я умею много такого, что ты даже представить не…

Но что же Мин представить не мог, так и осталось загадкой.

– Мин, мне пло-о-охо. Кажется, я перепил, – огорошил Лайт, приближение которого он даже не заметил. – Мы должны поехать домой прямо сейчас.

Лайт и впрямь выглядел неважно. А еще у Мина наконец появился шанс закончить разговор, который он не хотел продолжать.

– Да, хорошо, – угодливо согласился и повернулся к незнакомцу. – Простите, я нужен своему… другу.

Последнее слово повисло в воздухе. Да, они с Лайтом договорились дружить. Хотя вряд ли «договорились» – подходящее слово, однако шанса задуматься об этом у него не было. Ибо Лайт вцепился ему в руку.

– Мне нужно на воздух. – А после так решительно потянул Мина, что ему не оставалось ничего, кроме как последовать за ним.

Сев в свободное такси, он откинул голову на спинку сиденья.

– Я опять спас тебя, – раздался голос с соседнего, но уже не настолько страдальческий и пьяный.

– Ты специально подошел? – Мин открыл глаза.

– Случайно услышал, как тебя кто-то клеит, и, судя по твоему лицу, ты молил о помощи.

Мин рассмеялся. Раньше он сказал бы, что не нуждается в постороннем вмешательстве, но ведь Лайт снова спас его в нужный момент.

– Значит ты не пьян?

– Я определенно пьян. Вот только мне не плохо, а очень даже хорошо. Но подозреваю, утром так хорошо уже не будет.

Они посмотрели друг на друга и одновременно прыснули со смеху. Остаток же пути прошел в попытках успокоиться, поскольку Лайт красочно пересказывал, как Сэмми отгоняла от него парней, и это звучало так смешно, что Мин почувствовал себя куда пьянее, чем в клубе.

К тому времени, как они добрались до особняка, там царила кромешная тьма. Перед тем как выйти из такси, Мин успел заметить на счетчике время, показывающее третий час ночи. Дом привычно молчал. Прислуга придет только к семи утра, Нун давно спала, а отец, вероятнее всего, снова отсутствовал. Когда Мин возвращался глубокой ночью, дом не подавал признаков жизни. Словно он вновь один в нем. И тогда воспоминания о матери начинали обвивать и душить. Ее здесь давно не было, но хватало только слова, запаха, похожей походки, чтобы призраки прошлого вырвались на свободу. Особенно в этих стенах. Он ненавидел их, но в то же время не мог с ними расстаться.

Но в этот раз все обстояло иначе. Впервые Мин возвращался с кем-то. Ему пришлось придерживать Лайта, который и в самом деле был пьяным, а вдобавок сонным. Докторишка посмеивался, особенно когда его ноги запутывались между собой, и они вместе едва не падали на лестнице. Наконец, когда показался второй этаж, Мин первым делом шагнул к двери чужой спальни.

– До кровати дойдешь сам.

– Ты так жесток, а ведь я твой спаситель.

Мин покачал головой, поражаясь натуре Лайта. Здесь отсутствовала осознанная манипуляции, как в случае с Марой, скорее пьяное дружеское подтрунивание и искренняя вера в принцип взаимопомощи.

Поэтому Мин открыл дверь в чужую комнату и, добравшись до кровати, попытался уложить Лайта, однако упал на нее вместе с ним. Он попробовал высвободить из-под головы парня руку, зажатую при падении, но Лайт протестующе стукнул его в грудь.

– Мне что, тебе еще и колыбельную спеть?

– Нет, подожди, пока я усну.

Однозначно странная просьба.

– Зачем? Не замечал, чтобы ты боялся призраков или темноты.

– Я и не боюсь. Просто… когда пьян, на меня накатывает грусть. Поэтому поговори со мной, пока не отключусь. Не хочу оставаться один.

– Что-то ты не выглядел особо грустным до этого.

– Лишь потому, что был с тобой, а если буду один, меня накроет. Я знаю себя.

Для Мина не было в новинку слышать просьбу остаться с кем-то, тем более в постели. Но впервые ее произносили в таком ключе.

– Это комплимент? – прозвучало как вопрос, и Лайт еле слышно засмеялся. – Ты смеешься надо мной?

– А тут есть еще кто-то? Можешь не бояться, я не собираюсь приставать к тебе, как тот парень в клубе. – От собственных слов Лайт заржал пуще прежнего.

– Быстрее засыпай, не только ты здесь устал, – подытожил Мин.

Но тот не послушался.

– Парни тоже были твоими клиентами?

– Что если и так? Осуждаешь? – Его собственные мысли все еще путались. Теперь Мин сам поступал, как Мара. Проверял чужую реакцию, манипулируя словами.

– Не люблю осуждать других и, надеюсь, что и меня не будут.

– Строишь из себя бхикшу^[33]?

Прошло какое-то время, прежде чем стало понятно, что ответа он не дождется. Комнату заполонило лишь размеренное дыхание. Приподняв голову, Мин тихо позвал парня по имени. Тот не отозвался. Он высвободил руку, действуя осторожно, чтобы не разбудить Лайта. Но вместо того, чтобы сразу встать и последовать в свою комнату, опять соприкоснулся головой с мягкой поверхностью чужой постели.

Минуту. Он полежит в тишине всего минуту, а после пойдет к себе. Иногда ему тоже не хотелось оставаться одному, особенно в этих стенах, но выбора не было. А сейчас он появился… и Мин воспользовался им.

Но резко разлепить глаза все-таки заставил назойливый звук будильника. Мин отодвинул от себя чью-то ногу в попытках найти телефон.

А затем пришло осознание: он заснул в комнате Лайта. Черт!

Мин успел подняться с кровати, прежде чем хозяин комнаты пришел в себя, и ушел в собственную спальню, решив, что не только на его телефоне включен будильник. А затем направился прямиком в душ, убеждая себя в том, что проснуться наутро в одной кровати с другом вполне естественное, хотя для него прежде и неизведанное явление.

Освежающие струи не только привели его в чувство, но и выбросили из головы лишние мысли.

Он снова думал слишком много. Даже когда не следовало.

_________________________________

(GEMINI – Know Me)

10 глава

После того неловкого пробуждения вместе, которое, впрочем, волновало лишь Мина, или же Лайт просто не предавал ему значения, они хоть и с головной болью, но поехали на учебу. Может, во всем следовало винить туманное состояние, в котором они оба пребывали, и все же поездка вышла непринужденной, будто ничего, собственно, в их жизнях не изменилось. Поэтому и все последующие дни, если их графики совпадали, Мин подвозил Лайта.

В первый же день в университете, как и предполагалось, он ощущал на себе посторонние взгляды больше обычного. Конечно, ведь не каждый день пишут новости о похищении студента, с которым ты учишься.

Он почти сразу увидел у входа в здание Беста, и тот, заприметив его, тут же поспешил к нему. И неожиданно по-мужски обнял, похлопав по спине, хоть на них все и глазели.

– Замечательно, теперь на меня пялится еще больше людей. Может, оставим твои пылкие проявления дружбы на потом?

– Да ладно. Состоятельного и перспективного наследника Вонграта и так постоянно преследует море глаз, но ты предпочитаешь этого не замечать. Вот и сейчас не стоит, – непринужденно ответил Бест.

В целом тот был прав, и Мин наплевал бы на это, если бы не желание поскорее потушить и забыть ситуацию с похищением.

– И что говорят? Уверен, тебя уже успели расспросить.

– Благодаря тебе я стал дико популярным. Фанни пора начать беспокоиться, если так пойдет и дальше, – как обычно веселился Бест.

– А теперь давай вернемся к моменту, где мы говорим обо мне, а не о твоем моменте славы.

Бест сгримасничал на его слова и взъерошил свои волосы. Они дошли до нужной аудитории, но заходить не спешили, а остановились у ближайшего окна, чтобы никто не помешал их беседе.

– Кто-то думает, что твоя семья, как и все богачи, связалась с мафией; другие – что какой-то ревнивый парень или муж решил тебе отомстить. Еще также несколько не самых радушных твоих поклонников считают, что это пиар в преддверии твоего назначения после выпуска на управленческую должность в «VN Medicine», и так вы просто делаете рекламу вашей сети больниц.

Реакция оказалась предсказуемой.

– Мое появление тут разожжет слухи еще сильнее.

– Как верный друг я заверил всех, что это лишь выдумки СМИ, и ты был в семейной поездке.

Мин благодарно кивнул парню, и они зашли в аудиторию, а затем сели на самое отдаленное место.

Когда спустя две пары подряд они направлялись перекусить, Бест продолжил разговор об этом. Мин и не рассчитывал на то, что его назойливый приятель так просто оставит эту тему.

– Слушай, я пытался вести себя прилично и не лезть в твои дела, но мне надоело. Так что случилось на самом деле? Ты обещал рассказать подробности.

Конечно, Мин никому ничего не был должен. Во всяком случае в мире взрослых словесные обещания не значили ничего. Но они все же еще не порвали все нити с непорочностью детства и верой в то, что в дружбе есть святость, которую нельзя нарушать.

– Скажем так: я доигрался. Расстался с одной девушкой, а ей мое решение не понравилось. У нее возникли проблемы с принятием отказа. – Он подал информацию в более емкой и доступной для Беста форме. Все же тот не знал, что он подрабатывал почти что эскортом или соблазнителем (смотря как посмотреть).

– Твою налево, чувак… даже не знаю, что сказать. Если честно, я тоже ставил на то, что твой отец связался не с теми людьми, а ты просто не можешь об этом рассказать. Но чтобы из-за цыпочки… Страшно предположить, что же ты с ней такое делал, раз свел с ума, и все дошло до похищения? – Друг даже присвистнул.

– С Фанни такое не прокатит, так что не надейся. А проблемы у бывшей были еще до меня, просто узнал я о них слишком поздно.

Они дошли до столовой, и на время их разговор прервался, пока они выбирали еду. Найти свободный стол оказалось трудно, стоял самый пик обеда, и многие студенты в этот момент находились здесь. Мин не хотел подсаживаться к кому-то и тем самым давать лишнюю возможность расспрашивать себя насчет исчезновения. Он подумывал уже развернуться и найти свободную лавочку где-то на территории корпуса, когда Бест внезапно толкнул его локтем в бок.

– Там тебе машет какой-то паренек. А, я его вспомнил по розовым волосам.

Когда Мин оглянулся, то действительно заприметил Лайта.

Тот сидел с кем-то за столиком не в основном помещении столовой, а снаружи, где также можно было перекусить или сделать домашку. В их учебном заведении построили сразу несколько столовых, учитывая ее обширную территорию. Студенты медицинского факультета обычно посещали другую. Следовательно, Лайт пришел сюда намеренно.

Хоть они и приехали вместе, но Лайт так спешил объяснить преподавателю свой пропуск, что утром они даже толком не поговорили. Мин чувствовал налет напряжения от осознания, что теперь все-таки придется представить Лайта и Беста друг другу. Хотя, учитывая, что розоволосый сосед уже знал о Маре и их совместных делишках, любопытный одногруппник – самая безопасная для знакомства персона.

Поэтому Мин все-таки направился к столику, за которым сидел Лайт на пару с еще одним студентом. Он затылком чувствовал, что Беста прямо-таки распирает интерес: с каких пор холодный, как ледышка, друг завел новых приятелей без его ведома, да еще и под самый конец выпуска?

– Не далековато ты забрел, чтобы пообедать? – спросил Мин привычным королевским тоном.

– Хотел проверить, что тебя не разорвали на куски после новостей, – беззаботно признался Лайт. Мин заметил, как брови Беста тут же подскочили. – Надеюсь, ты не против, я захватил с собой своего младшего. Это Нонг’Вар, мы играем вместе в группе.

Мин взглянул на парня. Он уже видел его во время своего неудачного посещения медицинского корпуса, когда не смог передать Лайту еду. Если так подумать, застань он докторишку на месте, то вечером Лайт не поехал бы за ним, и тогда похищение закончилось бы иначе.

Младший поздоровался с ними, и в конце концов Бест не выдержал.

– Я тебя помню. Ты подходил как-то поговорить с Мином. Нас так и не представили. – Они обменялись приветствиями и теперь уже вчетвером сидели за столиком.

– Меня все еще мучает головная боль, давно так не пил. А ты как после вчерашнего? – спросил Лайт, не замечая сердитого выражения лица Вара, любопытного взора Беста, да и недовольства Мина в придачу.

– Терпимо, – сжато выдавил он.

– Кажется, я упустил тот момент, когда ты завел себе нового друга, – встрял Бест. – Знай, мои чувства глубоко задеты. Я думал, что единственный, кто может тебя терпеть.

– Лайт проходит практику в больнице моего отца. – Ему пришлось удовлетворить пытливость друга.

– Так вот кого ты искал тогда в медкорпусе? Мог и нормально объяснить.

– Я говорил.

– Ты лишь что-то обозленно бурчал, а после, если помнишь, вообще кинул меня. Еще и заставил заплатить за обед.

– Он тогда обронил бумажник, но Нонг’Вар его нашел и передал мне, – сообщил Лайт.

Мин еще раз взглянул на приятеля докторишки. Ему не нравилось, что тот смотрит на него чуть ли не с вызовом. Парень явно был младше их, хотя рядом с Лайтом они смотрелись как друзья-одногодки, а не как старший и младший с разных курсов. Среднего роста, немного выше Лайта, но ниже его и Беста, с каштановыми волосами с золотистым отблеском на свету, миндалевидными глазами и небольшим налетом детского жирка, который округлял его скулы и делал щеки больше, несмотря на подтянутое тело. Еще год-два и мальчишка окончательно возмужает, избавившись от внешних проявлений прошедшего детства.

– На каком ты курсе, Нонг’Вар? – поинтересовался Бест.

– На втором, Пи’.

– Охо-о, вот она молодость. Даже завидую, не могу поверить, что скоро я со студенчеством попрощаюсь. Иногда думаю, что не прочь снова стать первогодкой. Все тогда было таким волнительным!

– Говоришь, будто тебе завтра уже помирать. – Разговоры о выпуске вызывали у Мина неприятную тяжесть внутри.

– А вдруг и правда завтра? Ох, мысли об этом страх нагоняют! Но меня утешает, что при необходимости у меня будет личный доктор. – И с этими словами одногруппник с довольной придурковатой улыбкой положил руку ему на плечо.

– Если не забыл, мы уже шесть лет как учимся вместе на экономическом, – процедил Мин.

– Я к тому, что, если окажусь на грани смерти, надеюсь, ты позовешь ко мне целую ораву ваших самых высококвалифицированных врачей, и они излечат меня даже от смертельной заразы.

Бест сегодня просто не затыкался и все болтал и болтал о том, что раздражало Мина больше всего.

– Если продолжишь в том же духе – не дождешься, – коротко, но твердо подчеркнул он.

Друг в ответ хмыкнул и начал лихорадочно запихивать в рот жареный рис с курицей.

– Так ты тот, о ком сейчас все говорят в университете? – впервые обратился к нему лично Вар.

Мин посмотрел на него взглядом, который испепелил бы многих, однако этому юнцу было нипочем. Что ж, смелости ему не занимать.

– Нонг’, перестань, – вступился Лайт.

– Пи’, разве ты не говорил, что переехал временно в дом каких-то богачей? Ты живешь у него?

Еще остались люди, которые этого не знают? Мин мысленно сделал заметку, что стоит пойти в зал побоксировать, чтобы выплеснуть скопившуюся внутри злость.

– Эм-м-м… – Лайт почесал голову, и это стало более красноречивым ответом, чем простое «да».

– Да, он остановился в моем доме. Какие-то проблемы? – не выдержал Мин, не скрывая раздражения.

– Никаких, вот только это странно, что Пи’Лайт не ходил в универ полторы недели и тем более никого не предупредил об этом. Я несколько дней даже дозвониться до него не мог, а ведь Пи’ никогда не пропускает учебу.

– Ты подрабатываешь его секретарем?

– Нет, я его друг.

– И что? Ты думаешь, я все это время держал его прикованным в подвале? – распылялся он еще больше.

– Эй, успокойтесь, – встрял Лайт. – Нонг’, я же тебе уже объяснил. И чего ты докапываешься до людей? Ты же обычно милый.

Мин чуть ли не фыркнул в голос, услышав последнее слово. Но когда докторишка взъерошил волосы Вара, на лице того появилась теплая улыбка, которая делала мальчишку милее. Однако точно не в его глазах.

– Нонг’Вар, знаю, мой друг может казаться заносчивым, и вообще все в нем так и побуждает его ненавидеть, ведь только подумай: он богат, умен, так еще и красив. – Не веря, что Бест действительно говорит это, Мин закрыл лицо ладонью, безмолвно качая головой. – Его легко невзлюбить из-за этой несправедливости. И все же мы должны бороться с низменным желанием ненавидеть его только поэтому. Он отличный парень, и, уверен, с твоим старшим ничего плохого не делал. Мин не применяет насилие. Он, скорее, словом или взглядом убивает.

Когда пламенная речь Беста закончилась, за столом повисла тишина, после чего Лайт неожиданно прыснул и от души захохотал. Вар же сердито посмотрел на него, но вскоре, казалось бы, расслабился, решив на время смириться с обществом новых знакомых.

Зато Мин напрочь забыл о пристальном внимании окружающих. Он избавился от давления и выдохнул с облегчением. Лучше терпеть одного недовольного юнца, чем толпу любопытных зевак.

Неделя подошла к концу, и люди наконец перестали глазеть на него, а на смену пришли обычные заинтересованные взгляды, которые преследовали Мина всегда. И если кто-то из его знакомых спрашивал о похищении, то он скупо отвечал, что это выдумки прессы. А если рядом оказывался Бест, тот начинал заговаривать собеседникам зубы, и в итоге интересующиеся уходили ни с чем.

Лайт отчаянно стремился нагнать пропущенное, поэтому Мин теперь чаще видел того в университете, чем в особняке, а утром подвозил на занятия. Но если у докторишки появлялась возможность, тот прибегал в столовую корпуса, где он учится (они ни о чем не договаривались, так негласно повелось). И вместе с Бестом болтали, а дальше докторишка уходил по своим делам, и Мин возвращался домой один.

От подобной перемены в их отношениях больше всего ликовала Нун. Экономка несказанно радовалась, что они нашли общий язык, и жалела лишь о том, что подтолкнуло их к этому столь ужасное событие.

В пятницу было необязательно ехать в университет, поскольку пары в его расписании отсутствовали, однако отвечающим за студенческое мероприятие следовало в последний раз помочь с подготовкой и проверкой к фестивалю. Раньше Мин бы и пальцем не пошевельнул, но в этот раз почему-то решил поехать.

Пока он, зевая, ехал по забитому пробками городу, Лайт рылся в кипе бумажек, пытаясь найти нужный материал. Хоть парень и являлся усердным студентом, но и в комнате, и в сумке у него творился настоящий хаос. А еще докторишка временами был забывчив и рассеян. Не лучшие качества для его будущей профессии.

– Че-е-ерт, – застонал Лайт, ударив себя по лбу и наморщив нос. Мин взглянул на него, когда они стояли на светофоре.

– Что такое?

– Забыл тесты, которые нужно сегодня сдать.

– Может, если бы ты навел в сумке порядок, то стало бы проще понять, чего не хватает, – поддел он.

– Это называется «творческий беспорядок», и в нем свой беспорядочный порядок и гармония, – проворчал медик и отчаянно стал искать что-то в телефоне. – Отлично, у меня сохранен электронный вариант, придется распечатать еще раз и заново отметить ответы.

Машина проехала до очередного светофора и снова застряла, а Мин подавил еще один зевок. И почему он вообще в такую рань тащится куда-то?

Пока он раздумывал над этим, взгляд снова устремился на Лайта; осознанно или неосознанно он искал в парне ответ на этот вопрос. Нет, он подписался на сей подвиг не от большого желания быть чьим-то водителем. Скорее всего, остаться дома одному ему просто показалось скучным. Плюс, злить отца было приятно, ведь тот теперь не прибывал в восторге от его сближения с приведенным в свой дом студентом. Да, опять по-детски, однако ничего с собой поделать Мин не мог, да и не хотел.

Внимательно рассматривая сидящего рядом Лайта, Мин понял, что его волосы выглядят уже не так ярко, как в день их знакомства. Розовая краска потеряла насыщенность и понемногу смывалась. Парень же заметил, что он рассматривает его.

– Что такое?

– Твои волосы.

– А-а-а, да. Вообще их нужно красить раз в месяц для поддержания цвета, но в этом столько всего произошло, что было как-то не до этого, – Лайт повернул к себе зеркало в салоне и стал перебирать цветные пряди.

– Уверен, ты пытался выглядеть крутым, покрасив их в этот цвет, – заметил Мин, не подавляя ухмылки и проезжая дальше.

– Кто из нас не хочет выглядеть круто? – признался Лайт, не стыдясь.

– Некоторым не нужно и пытаться.

– Как отвратительно самодовольно.

– Сложно отрицать то, что видишь в зеркале каждый день, – продолжил он ироничную игру.

– От твоих слов у меня мурашки по телу. Просто у тебя свой стиль, у меня – свой.

– Ты стараешься казаться не только круче, а еще и старше.

– Мне на следующей неделе двадцать четыре, куда старше.

Мин видел дату рождения Лайта в присланном Марой файле, но до этого момента не осознавал, что она приближается. Вдруг телефон Лайта зазвонил.

– Что такое, Нонг’?

Вара ему довелось увидеть еще один раз. Парень не все время болтался рядом с Лайтом, так как учился на другом факультете. Да и, видимо, сам был не в восторге от нового друга своего старшего. Зародилась взаимная неприязнь, которую никто из них не скрывал, поэтому встреч они не искали.

Вар что-то ответил, а Лайт отчего-то еще сильнее прижал мобильник к уху и улыбнулся.

– Я помню. Не забудь принести завтра ту футболку, которую я одолжил тебе на прошлое выступление. Завтра хочу надеть ее. Да, я уже почти подъехал. Мои занятия заканчиваются в четыре, и я сразу побегу к вам на репетицию. Хорошо. Пока.

Мин возражал против вмешательства в чужую жизнь. Правда. И все же спросил:

– Что за выступление?

– Иногда, если повезет, мы играем в кафе, ресторанах или на вечеринках. Брат одного из участников нашей группы смог выбить для нас подработку на одном мероприятии.

– Будешь играть на барабанах? – спросил Мин, когда они вышли из машины.

– Как всегда, – с широкой улыбкой ответил Лайт.

– А этот невоспитанный что делает?

– Вар – вокалист и гитарист. Знаю, вы не поладили, но он талантлив. Нам крайне повезло, что мы нашли его среди новичков в прошлом году. Я немного подучил его игре на гитаре, и за год его навыки выросли, да и голос у него отличный.

– Уверен, он не так хорош, как ты говоришь, – заупрямился Мин. Ему резко самому захотелось взять в руки гитару. Теперь он знал, чем займется сегодня, когда покончит с делами.

– Можешь убедиться вживую. Ты ведь и сам играешь, разве нет?

– Тебе что, снова нужен водитель? – Его колючая натура все равно прорывалась.

– На выступления мы всегда едем на фургоне одного из парней.

Лайт был отходчивым, и поэтому с ним было легко общаться даже такому, как Мин. Невзирая на исходящую от него временами грубость, докторишка, казалось, невосприимчив к ней. Или же всегда мог ответить так, что он сразу почему-то хотел исправить собственный промах. Это немного бесило. Мин не привык извиняться или заглаживать свое поведение.

Когда докторишка побежал к себе в корпус, он уже решил, что пойдет на выступление группы. На способности Вара ему было наплевать, а вот на Лайта за любимым делом хотелось посмотреть. Увидеть от чего тот отказался ради шанса стать врачом.

Несмотря на то, что Мин мог купить все инструменты мира и обустроить у себя дома студию – у него не было ни одного. Потому что сыну доктора позволяли изучать лишь то, что действительно важно. Именно с таким виденьем его растил отец. И музыка в этом списке не значилась. Тем не менее это не помешало ему научиться играть.

Для сокурсников приход Мина для помощи и проверки к фестивалю тоже стал неожиданностью. Он довольно-таки быстро освободился, так что вскоре уже ехал в музыкальную школу. Раньше он тайно занимался с преподавателем, когда только стал студентом, а теперь просто брал инструменты и играл для себя.

Прошло достаточно много времени с тех пор, как он в последний раз держал в руках гитару, поэтому вернуться к тому, что всегда заставляло отвлечься от неприятных мыслей, а сердце учащенно стучать, стало настоящим удовольствием. Он медленно перебирал струны, напевая знакомые мотивы. Тепло в груди разрасталось с каждым новым аккордом, и музыка, рождающаяся под пальцами, прогоняла тревоги. Спустя несколько часов он вышел из здания в прекрасном расположении духа, в котором давно не пребывал. Музыка всегда будет для него лучшим лекарством, которое помогло ему даже в самый тяжелый период жизни.

Когда он сел в машину, зазвонил телефон. Это оказалась Сэмми.

– Привет. Прости, что так долго, Пи’. Понадобилось время, чтобы хоть что-то выведать о Нане.

– Смогла?

– Конечно. Я ведь упоминала, что знаю много сплетниц, которые только и мечтают обмыть ей косточки. Если коротко: стоило Нане вернуться домой, папочка на частном самолете тут же увез ее куда-то, хотя все друзья ожидали триумфальную вечеринку, которую она закатывает каждый раз после возвращения из очередной заграничной поездки. Никто не знал, что случилось. Однако ее подружки не могли просто так сидеть на месте, и, как обычно, кто-то кому-то что-то сболтнул и понеслось. Не могу быть уверена, что это на сто процентов правда, но говорят, что родители поместили ее в… Стой, подожди, я записала – «Центр психолого-психиатрической коррекции и реабилитации» на Западном побережье в Калифорнии. В общем, подальше, и чтобы ее там никто не узнал. Не худшее место, знаешь ли.

– Сбрось мне данные этого центра.

– Да, конечно. Надеюсь, я смогла тебе помочь, Пи’. Мне правда жаль, что с тобой такое случилось.

– Прошлого не изменить. Однако на будущее хорошенько подумай, прежде чем ввязываться в подобное. В следующий раз проблемы могут быть у тебя.

Они закончили разговор, и, когда Мин получил нужный адрес, руки сразу потянулись позвонить Маре. Ведь он всегда звонил девушке, когда хотел добыть нужные сведения. Несмотря на свои возможности, он понял, что источники подобного рода информации у него шли именно через нее. Теперь невероятно злило, что он так полагался на Мару. Слишком сильно, как выяснилось. А ранее повода признавать эту зависимость не возникало.

Но отныне за Марой числился огромный долг – в этот раз речь шла не о просьбе или обмене услугами. Не раздумывая больше ни секунды, он переслал девушке адрес и добавил, чтобы она любым способом достала сведения о диагнозе Наны.

Ужиная тем вечером дома, он листал инстаграм-ленту^[34], когда на кухню вошла Нун. Мин чаще всего ел именно здесь, ведь сидеть одному за большим столом в столовой его не прельщало. С отцом же он вместе трапезничал крайне редко. И каждый раз выходил невыносимо обременительным и заканчивался либо ссорой, либо новыми требованиями, упавшими на его плечи.

– Кхун Равит сейчас вернется. Он позвонил и попросил накрыть для него стол. – Женщина и ее помощницы засуетились на кухне, стараясь успеть подать еду хозяину дома.

– Какая радость, – саркастично заметил Мин, не отрываясь от экрана.

– Лайт тоже скоро должен приехать, и вы можете поужинать втроем.

Услышав это предложение, он с отчетливо читающимся в глазах недовольством посмотрел на экономку.

– Я уже ужинаю. Мне не нужно ничье общество.

– Но вы ведь так хорошо начали ладить с Лайтом. Так приятно смотреть, как ты улыбаешься.

– Не преувеличивай. Я знаю, что был предвзят к нему. Да, он оказался нормальным, однако это никак не меняет того, что я не переношу ужины с отцом.

Женщина тяжело вздохнула, судя по всему, гадая, смогут ли однажды отец и сын вернуть взаимопонимание, чтобы в доме наконец-то воцарился долгожданный мир.

Хозяин особняка не заставил себя долго ждать, и с парадного входа раздался голос, зовущий Нун. Когда она ушла, Мин и не подумал подниматься и прерывать свою скромную трапезу, а спокойно доел. В отличие от большинства отпрысков его круга, которые считали кухню – местом прислуги, он проводил здесь много времени с той, кто стала ему второй матерью, поэтому относился проще к подобным мелочам.

Когда он собирался подняться к себе, Нун показалась из-за поворота и остановила его.

– Отец зовет тебя присоединиться. Не отказывай, будь хорошим мальчиком, – почти что умоляла экономка.

Мин чуть не застонал, но проглотил огорчение и устало последовал на зов. Интересно, что на этот раз.

Одна из двух помощниц Нун накрывала на стол, в то время как отец листал газету, ожидая на небольшой софе. Он поднял голову на звук шагов.

– Нун сказала, что ты дома, – сообщил Вонграт-старший, будто эта сверхважная информация.

– Как видишь, – развел Мин руками.

– Хорошо, что ты перестал болтаться в сомнительных местах. Давай поужинаем вместе.

– Я уже поел. – Он перестал хвататься за соломинку, когда в любом проявлении внимания к себе искал отцовскую привязанность и заботу. Эта мазохистская забава закончилась лет в семнадцать.

– Жаль, тогда стоит подождать Лайта. Кстати, надеюсь, ты общаешься с ним не наперекор мне. Не думай, что я не заметил, что, стоило мне попросить держаться от него подальше, ты вдруг стал гостеприимным и начал вести себя по-человечески.

– У тебя в последнее время проблемы с последовательностью решений, отец. Сначала приводишь мне нового друга, затем запрещаешь к нему приближаться. Поделюсь секретом: мы в состоянии сами решить как общаться.

– Если бы ты изначально принял его, как следовало, я бы и слова против не сказал. Однако ты любишь нарочно делать противоположное тому, о чем я прошу.

– Если я правильно помню, ты – хирург, а не психолог. Не все крутится вокруг тебя. И если вместе с кем-то сбегаешь от кучки бандитов – это сближает. И да, это заставило меня переменить мнение о Лайте.

Отец поджал губы.

– Ладно, забудь. Если вы ладите – это хорошо. И я рад, что вы вернулись в целости.

Впервые после возвращения Мин услышал от отца не обвинения в случившемся, а слова поддержки. Но их было мало, чтобы трещина, которая с годами превратилась в обрыв, затянулась.

Именно в этот момент в столовую ворвался Лайт. Немного потный и уставший.

– Добрый вечер.

– Откуда так спешишь? – спросил хозяин дома.

– Начинается дождь, так что я бежал от ворот, чтобы не намокнуть.

– Мне попросить одного из моих сотрудников подвозить тебя?

Внимательность отца к Лайту все еще поражала Мина. В этот раз зубы не заскрипели от обиды, и все же подобное покровительство вызывало вопросы. Равит Вонграт не являлся тираном, но был жестким и прагматичным трудоголиком. Удивительно, что тот делал столько для сына старого друга. Хотя Мин вообще не знал, есть ли у отца настоящие друзья. Ему встречались исключительно коллеги и подчиненные.

– Нет, не стоит. Мин подбрасывает меня, когда у нас совпадает расписание. Да и у меня всегда есть велосипед, в случае чего.

– Я рад, что вы поладили, – повторил отец уже при Лайте. Ему же пришлось выслушать тонну причитаний, прежде чем услышать эти слова. Что за лицемер!

– Я тоже, – засиял Лайт.

– Надеюсь, ты поужинаешь со мной.

На предложение Вонграта-старшего парень кивнул, а после перевел взгляд на Мина.

– Я уже поел. Оставляю вас вдвоем, – ответил он на немой вопрос. В этот раз его слова не содержали сарказма и злобы. Он смирился. И принял тот факт, что Лайт не в ответе за отца и его поведение. И уж тем более не повлиял на их погибшие отношения. Мертвеца не оживить. Даже без Лайта он никогда не устраивал отца.

Поднявшись к себе, Мин погрузился в чтение, когда в комнату через какое-то время постучали, и в дверном проеме показалась голова Лайта.

– Вау, ты пережил это рандеву один на один, – произнес он, откладывая в сторону книгу.

– Ты ведь ушел не из-за меня? – Лайт неловко почесал затылок.

– Нет. Я не фанат трапез с отцом. Не знаю, что ты в нем нашел. Не поспособствуй он моему рождению, я бы добровольно не подписывался на это и держался от него подальше.

– Ты слишком строг к нему.

– Давай проясним: у нас разное мнение о нем. Закончим на этом, чтобы не портить наши начавшиеся дружеские отношения.

– Окей. Я не для того зашел, чтобы ругаться. Хотел спросить: ты точно решил завтра прийти послушать наше выступление?

– Да. Посмотрим, кто из тебя лучше – врач или музыкант.

Лайт фыркнул на его замечание и объяснил куда ехать.

– Бери с собой Беста или Нонг’Мару, чтобы не скучать в толпе одному.

После чего они пожелали друг другу спокойной ночи.

На следующий же день Мин стоял в толпе рядом с одногруппником, который обрадовался редкому проявлению инициативы от интровертной «ледышки», ведь обычно именно Бест сам куда-то приглашал его.

Людей оказалось больше, чем Мин предполагал. Группа Лайта состояла из пяти человек. Кроме соседа за барабанной установкой в самой дальней части сцены, он знал лишь Вара, который стоял на переднем плане у микрофона. Также рядом стояли еще два бас-гитариста и клавишник.

После нескольких песен пришлось признать правоту Лайта: чертов Вар хорош! Как и вся группа в целом. Они не только сыграли пару известных песен, но и несколько незнакомых Мину композиций. Возможно, их собственного сочинения.

Остальные участники лишь подпевали Вару на припевах. Но после очередной песни Лайт объявил, что пришло время их последнего номера, и они впервые на публике исполнят композицию, которую он недавно написал. Теперь уже докторишка пел сам: его голос был не настолько техничен, как у Вара, но отчетливо чувствовалось, что это его творение. Лайт находился полностью в своей тарелке.

Мин в очередной раз испытал зависть. Но уже не ту, после которой хочется сделать противнику больно. Лайт, помимо четкой цели в жизни, имел еще и любимое дело, в котором был хорош. Парень пожертвовал многим ради решения стать врачом, но все еще находил время на то, что жило в его сердце.

Текст песни рассказывал о мальчике, который чувствует себя потерянным среди людей. Лайт пел о том, что не стоит обесценивать свою жизнь, даже если ты сам не понимаешь, ради чего живешь.

Публика аплодировала, когда ребята уходили со сцены, и Мин также поддержал их. Он сожалел, что в свое время не присоединился к музыкальному клубу в университете. Первый курс прошел очень сумбурно, и сейчас он толком не помнил этот период, промелькнувший так быстро, а позже показалось, что момент упущен.

– Не знал, что обедал со звездами! – закричал рядом с ним Бест в гуле голосов.

Они выбрались из помещения и нашли ребят, которые затаскивали свои инструменты обратно в фургон с заднего входа сцены. Бест сразу же подбежал к Лайту и Вару.

– Нужно взять у вас автограф, если вдруг обретете популярность! Нонг’, я и не думал, что ты так круто поешь!

– Вот кто из нас собирается стать звездой. Вар настроен решительно! – похлопал по спине младшего Лайт.

– Хочешь стать певцом? – впервые подал голос Мин.

– Какие-то проблемы, Пи’? – храбро ответил юный музыкант.

– Никаких. Просто это шаткий путь.

– Не у всех есть столько денег и связей, как у тебя.

Это был не первый, и даже не сотый раз, когда его попрекали подобным. Никто и никогда не забывал напомнить Мину о том, кем он является. Вот оно клеймо. Как у скота. Вот только он – элита, родословный скакун. И никто не понимал, что это обязывало выигрывать скачки и оправдывать собственную ценность изо дня в день. Мин ненавидел золотую сбрую, накинутую на него с рождения.

– И отсутствие головы на плечах, как у тебя. – В этот раз Вар заработал от розоволосого старшего подзатыльник. Потом Лайт обратился к нему: – Не обращай на него внимания. Тебе понравилось?

– Да, было лучше, чем я предполагал. Кстати, хорошая песня в конце. Не знал, что у вас есть еще и собственный репертуар.

Пока они разговаривали, Лайт заканчивал затаскивать последний барабан в фургон. Бест в это время попросил Вара познакомить его с остальными участниками, и они отошли от них.

– Обычно мне не хватает времени что-то написать самому. Но пока лежал в больнице, появилась возможность, наверное, впервые за год, – задумчиво объяснил парень.

– Ну хоть какая-то польза от этого похищения.

– Могу повторить в который раз – я не виню тебя. Наоборот, хотел сказать спасибо.

После заявления докторишки Мин посмотрел на того с легким изумлением.

– Знаешь, мне разное доводилось слышать, но благодарность за смертельную опасность чуть ли не самое странное.

– Ты вдохновил меня. Надеюсь, ты не злишься. Просто я часто мыслями возвращался к нашим разговорам в грузовике и пока мы бродили по лесу. И, вообще, вся эта ситуация заставила меня о многом задуматься.

Мин не знал, должен ли злиться или благодарить за то, что его историю использовали. Однако чувствовал себя странно.

– Ха, если бы в первые дни после твоего приезда кто-то сказал мне, что приведенный отцом будущий докторишка вскоре посвятит мне песню, даже не стал бы над этим смеяться, настолько абсурдно это звучит.

– Не то чтобы она посвящена прямо тебе, но ты помог ей родиться. Немного дико звучит, и все же прости. Зато это отличная возможность поделиться с другими людьми личными переживаниями и напомнить им, что они не одни. Не одни, кто сомневается и боится.

«Ты не один» – именно так называлась песня.

Мину тут же вспомнились слова из запретного прошлого. Слова, сказанные женским голосом, когда он прижимался к теплому телу, боясь монстров в своей комнате. В такие ночи мама всегда прибегала к нему и не оставляла до самого утра. Она единственная, кто говорила ему эти слова.

Девушки, с которыми он, повзрослев, коротал время, признавались ему в любви, предлагали встречаться, капризно выдвигали требования, заявляли о своих похотливых желаниях, искали в нем защитника или спонсора. Но никто из них не говорил ему, что он не один.

Мин часто забывал об этом. С тех самых пор, как женский голос затих навсегда.

– Это… хорошая песня, – несмотря на бушующую внутри бурю, он смог вымолвить только это.

Остальное еще не сформировалось в слова. Да даже в чувство. Пока это был лишь нервный комок непривычных импульсов, мечущийся внутри сломанного, но стойкого мальчика, который скрывался в теле надменного на вид молодого человека.

_________________________________

(Mxmtoon – Ok On Your Own)

11 глава

Было много вещей, принятых в обществе, которые Мин отказывался понимать. Одной из таких являлась лихорадка вокруг дней рождения.

Считалось, что это чудесный и особенный праздник, ради которого каждый год люди устраивают чуть ли не шоу для себя или для других. Но, по правде, волшебство этого действует лишь в детстве, когда ты видишь магию во всем. Когда не сомневаешься в том, что твоя семья всегда будет с тобой, и все они любят тебя таким, какой ты есть. Наивность и незнание – преимущества юных лет, которые бесследно исчезают, как только магия рассеивается. И если бы Мин впрямь желал чего-то в дни рождения, то вернуться к этому ощущению.

И все же он не выносил этот праздник. Хотя это, скорее, относилось к его собственному, ведь на чужие достаточно просто прийти и сунуть в качестве подарка деньги в конверте. К своему же Мин потерял расположение, как и ко многому другому, после тринадцати лет.

Во времена, когда он еще не утратил веру и продолжал надеяться на чудо, отец всегда ограничивался кратким поздравлением по телефону и фразой: «Скажи Нун, чего ты хочешь, я позже куплю». А окружающие ожидали, что особняк Вон-гратов вновь откроет свои двери после известной трагедии, ведь в кругах нуворишей было принято устраивать помпезные приемы, тем более в честь наследников. Вот только каждый год их ждало разочарование – повод вторгнуться и обсудить чужую жизнь все ускользал.

Поэтому поступив в университет, Мин никогда не афишировал дату своего «праздника». Для него этот день ничем не отличался от других. Если было настроение – он отправлялся куда-то и веселился, если нет – оставался дома с Нун, которая каждый год, хотел он того или нет, накрывала праздничный стол и обязательно пекла торт.

Но в этом же году неудобство принес ему уже чужой день рождения. С того дня, как Лайт случайно упомянул об этом, Мина начало донимать какое-то зудящее чувство, не дающее расслабиться. Казалось, что от него что-то требуется. Хотя никто, естественно, ничего в прямом смысле от него не просил. Даже отдаленно. Однако ожидания всегда есть, если о них и не говорят. Это он усвоил давно.

Обычно с Бестом или Марой все происходило просто: девушка закатывала очередную шикарную вечеринку, а он, как и большинство гостей, дарил деньги; Бест же отличался прямолинейностью, и узнать, что тому нужно, никогда не составляло труда.

Лайт же молчал. Вернее, докторишка болтал без умолку, но не о своем дне рождения, который волновал Мина последние несколько дней. А вариант напрямую спросить попросту невозможен, поскольку… Почему это должно касаться его?

Посредине недели Мин как-то зашел на кухню и увидел, что Нун возбуждена больше обычного и отчитывает двух работающих в доме горничных, которые находились у нее в подчинении. И он, и отец полностью доверяли экономке в вопросах ведения хозяйства и присмотра за особняком. Когда же девушки убежали, получив нагоняй, он задал вопрос:

– В чем они провинились?

– В том, что много треплются и мало работают! Я просила их заказать у наших постоянных поставщиков самые свежие продукты, а они забыли. Теперь придется самой идти в магазин, а ведь я собиралась весь день потратить на приготовление торта.

– Ты собираешься устроить вечеринку? – Он поджал губы.

– Разумеется нет. Это дело молодых, решайте сами. Но все живущие под этой крышей обязательно получают фирменный именинный торт от Нун и наслаждаются в этот день любимыми кушаньями. Особенно раз мальчик вдалеке от семьи.

Мин осознал, что экономка явно испытывает слабость к детям, обделенным любовью или вниманием родных. Хотя, по сути, они с Лайтом давно выросли. Но женщина опекала его с тех самых пор, как он подростком потерял мать. До этого он не был столь близок с ней, лишь потом Нун стала для него больше, чем наемным работником. Она стала его семьей.

– Не переусердствуй только. У него могут быть свои планы, – напомнил он.

– А ты не знаешь? Это ведь уже завтра! Надеюсь, ты хотя бы подарок приготовил.

– Ты так говоришь, будто нам по десять и мне стоило организовать вечеринку с клоунами и конфетти во дворе, – фыркнул Мин, но после слов женщины стало очевидно как никогда, что все-таки следовало купить что-то для докторишки.

– Ох, а вот и Лайт. Давай сами узнаем у него, – и прежде чем он успел ее остановить, Нун крикнула: – Сынок, подойди сюда! Что ты собираешься делать завтра в свой день рождения? Будешь с друзьями или тебя ждать дома? – самым добродушным тоном, словно она и его растила с самого детства, спросила женщина.

– Что вы, ничего не нужно. Завтра после занятий я буду на ночном дежурстве до самого утра.

Удивительно, но на лице парня не читалось ни капли неудовлетворения.

– Ах, как же так! В такой-то день…

– Ничего, это ведь всего лишь дата, отпраздную позже. Вообще-то, хотелось бы съездить к маме и сестренке, ведь я не видел их с того момента, как начал злоупотреблять вашим гостеприимством.

Глубоко внутри Мина завыли запоздалые угрызения совести, ведь он не уставал напоминать об этом гостю в первые недели его пребывания здесь.

– Перестань, сам Кхун Равит сказал позаботиться о тебе, как о родном сыне. Повидаться с семьей – это правильно. Но все же завтра заставлю тебя попробовать праздничный торт, и не вздумай отказываться! Спроси Мина, он меня знает!

О да, он знал. При любом состоянии, а они были у него разные за прошедшие десять лет – сломленный ребенок, бушующий подросток, равнодушный юнец – Нун неизменно устраивала для него маленький праздник. И Мин всегда, хоть и часто через показное недовольство, был благодарен ей.

– Боюсь, она достанет тебя даже в больнице, если ты не отведаешь торт, – сказал он с неловкой улыбкой, обычно ему не присущей. Однако с приходом Лайта все изменилось. Пришлось привыкать к новой палитре чувств, которые ранее отсутствовали в рисунке его существования.

Лайт засмеялся на его замечание.

– Это добавит мне очков популярности среди наставников, если из-за меня туда станут доставлять еду. Значит, не убегу завтра, пока не выполню долг именинника.

– Ты… со своими музыкантами или докторишками планируешь отмечать? Так и не понял, с кем из них ты общаешься больше, – как бы между прочим спросил Мин. И самому за себя стало противно от столь несуразной попытки выудить информацию, которая не должна была играть для него какой-либо роли, но почему-то играла.

Мин старался прийти к логическому объяснению: он просто хочет знать наверняка, ведь неизвестность досаждала. Да и друзья спрашивают друг у друга такие вещи. Вот Бест постоянно задавал ему даже самые беспардонные вопросы и не чувствовал от этого ни капли стыда или неловкости. Поэтому следовало игнорировать откуда ни возьмись несвойственные ему ощущения.

– Хотелось бы, но я лучше съезжу к родным, а мы с парнями увидимся потом. Может, посидим где-нибудь, когда я вернусь.

Одна из помощниц Нун в это время позвала экономку, и они остались на кухне вдвоем.

– Надолго уезжаешь? Завтра только четверг или у вас нет занятий? Хотя я слабо в это верю – у докторишек всегда адский график.

– Ты и сам знаешь, пары в последние месяцы – скорее формальность, чем реальная надобность. А вот с практикой иначе. Поэтому в среду и четверг у меня дежурство. Попросил перенести, чтобы успеть завтра на последний автобус и приехать утром, чтобы остаться на все выходные, – поделился Лайт.

– Отцу сказал?

– Хотел вчера, но его не было здесь. А завтра сразу же с вещами пойду на занятия, а оттуда в больницу. Придется сообщить по телефону. Или это будет невежливо, как ты думаешь?

– Возможно, – пожал Мин плечами. – Но это твой день рождения, и ты едешь к своей семье. Не вижу ничего, что касалось бы моего отца.

Если бы они с Лайтом не нашли общий язык, он бы зацепился за повод опустить того в глазах Вонграта-старшего. Сейчас же актуальность подобных действий таяла с каждым днем. Теперь интерес отца к гостившему в их доме студенту уже не трогал. В соседстве с докторишкой нашлись свои плюсы: общение с родителем свелось к еще большему минимуму, поскольку часть внимания Лайт брал на себя. Не со злым умыслом или подхалимством, а поскольку эти двое, кажется, действительно наслаждались обществом друг друга.

– Да, но я живу в вашем доме.

– По его приглашению. Я отлично это запомнил, учитывая с каким «восторгом» воспринял эту новость, – начал Мин. – И уже не раз говорил: ты – золотой студент, я – неудачный сын. Если у него возникнут претензии, он направит их на меня. Ему не сложно найти причину. Уверен, даже твое стремление уехать в день рождения к семье он оценит как последствие моего неподобающего поведения.

– Не черни себя попусту. И я не золотой студент. – Лайт утратил привычное улыбчивое и мирное выражение лица и теперь был угрюм и напорист.

– Я шучу, успокойся.

Многие не понимали этой скрытой иронии. Вообще, Мин считал слово «шучу» – одним из самых удачных и полезных изобретений человечества. Вот поистине волшебное, а не «пожалуйста». Можно сказать что угодно, а потом добавить «шучу», и слова перед этим сразу утратят ценность. Можно даже выпалить о желании умереть, но с беззаботным «шучу» это переставало быть криком о помощи, а превращалось в рутинное нытье. Можно признаться в любви, но, увидев сожаление или отвращение в чужих глазах, спасти ситуацию с помощью «шучу», выставив себя пусть и клоуном, но зато сохранив остатки достоинства. «Шучу» – любимое оружие трусов, лицемеров и хитрецов. Мин многократно прикрывался волшебным словом, и никто не улавливал, насколько серьезен он был.

Осведомленность Лайта обезоруживала, и чтобы еще один секрет не уплыл из его рук в загребущие лапы докторишки, он попытался поскорей закрыть тему. Этот парень вызывал в нем страх быть раскрытым. Уже в который раз, между прочим.

– Так что тебе подарить? Мы вовремя стали друзьями. Иначе тебе бы вряд ли понравился мой подарок, если бы я все еще тебя ненавидел. – Желание скрыть собственные чувства заставило Мина перескочить на тему, которая волновала его ранее, но не так, как очередной разговор о себе и отце.

– Ты меня поймал. Я тайно замышлял это с самого первого дня: задумал покорить тебя ради подарка, а твоя безумная подружка подвернулась как нельзя кстати, – в словах Лайта слышалась смесь колкой иронии и легкого раздражения.

– Тогда, боюсь, мой подарок должен быть внушительным, учитывая ситуацию, – усмехнулся Мин на последние слова парня.

– Ты такой смешной, не могу. Если без шуток, не парься об этом.

– Что обычно дарят тебе друзья? – все же настоял он.

– Эм-м-м… да по-разному. Аксессуары для инструментов или мангу, да всякое. Не выношу эти вопросы, если честно. Начинаю чувствовать, словно я вымогаю у людей что-то, когда меня спрашивают об этом. Не просто так говорят же: «Главное не подарок, а внимание».

– Тебе нужно мое внимание? Я польщен.

– Заткнись. – Лайт улыбнулся ему. – Из-за тебя я опаздываю. Все бы сейчас отдал, чтобы еще чуток поспать. Сможешь исполнить это желание в качестве подарка? Если нет, тогда я побежал.

И с этими словами ушел.

Сегодня Мину не нужно было идти в университет, поэтому он уже знал, чем займется. Вчера позвонила Мара: она смогла добыть данные из учреждения, куда отправили Нану. По крайней мере, уже подтверждение этого радовало. Поэтому Мин поехал в бар, в который после похищения намеренно не захаживал. Он перестал злиться на стервозную владелицу и страстно желал закопать пережитое безумие в недрах памяти, как только убедится, что дело закрыто окончательно. Ведь ему удалось пережить ужасы и похуже.

Хотя вопрос с Макао продолжал оставаться открытым. И все же казалось маловероятным, что преступник будет снова искать с ним встречи, ведь того разыскивали теперь не только в Макао, но и в Бангкоке.

Когда Мин добрался до места, Мара с улыбкой чеширской кошки протянула ему тонкую папку. Внутри лежал распечатанный документ – врачебные заметки из медицинского центра в Калифорнии. В верхней части листа было написано самое главное:

Диагноз: синдром неконтролируемой агрессии.

Он не удивился. Учитывая упомянутые Наной «небольшие проблемки с гневом», даже не будучи сертифицированным психологом, Мин ожидал чего-то подобного. Хотя могло быть и хуже. Он пробежался глазами по записям, выделяя для себя несколько абзацев:

Пациентка чувствует агрессию и ярость, когда задевают ее самолюбие, и срабатывает ярко выраженный нарциссический комплекс. Подобное сочетание особенно опасно, учитывая происхождение, социальное положение и возможности пациентки.

Всегда выявляется триггер, который может быть незаметным и незначительным для окружающих, но для обладателя нарциссического радикала имеет колоссальное иррациональное значение и разрушающе-травмирующие последствия. Агрессия способна возникнуть как результат накопления предыдущих травм, которые аккумулируются в бессознательном, наслаиваясь друг на друга. Когда случается эффект последней капли, происходит взрыв.

Так вот кем он стал – триггером. Его отказ разозлил Нану, задев ее самолюбие, и по итогу это переросло в настоящий приступ, который чуть не стоил ему жизни. Но теперь все встало на свои места: поведение девушки так и кричало о нарциссическом расстройстве личности^[35].

Дальше в записях давалось множество медицинских рекомендаций насчет препаратов и процедур в рамках курса лечения в течение следующих шести месяцев. Мину хотелось верить в его эффективность, чтобы похоронить историю между ним и Наной.

– Ты доволен? Убедился, что твоя «Алиса в Стране Ярости» там, где и должна быть? – спросила Мара, расхаживая за стойкой бара.

– Так лучше для всех. Надеюсь, в этот раз ей помогут по-настоящему. – Он закрыл папку и протянул ее обратно.

– Так это можно счесть пактом нашего примирения? – осторожно поинтересовалась Мара, не спеша забирать протянутое.

– Тебе так нужно это примирение? – сузив глаза, спросил Мин.

– Блин, как же ты достал! Мне осталось лишь в любви тебе признаться! Может, ты этого и ждешь?! Я уже сказала, что хочу своего друга назад! Знаю, я эгоистка, льстица и манипулятор, но лучше многих других – скучных, фальшивых и заискивающих! Ты с такими больше получаса не выдержишь!

– Да уж, ты знаешь мои вкусы.

– Потому что ты хладнокровный мудак и грубиян!

– Да, лизать задницы ты не умеешь, это факт.

– Так вот что тебе от меня надо? Фу, я думала, мы давно с тобой поняли, что между нами подобное невозможно, Вонграт. Мы не кровные родственники, но сейчас чувствую, будто мне предлагают инцест.

Мин закатил глаза и, перегнувшись через барную стойку, почти неощутимо шлепнул Мару папкой. Это ознаменовало окончательное перемирие между ними.

– Я ухожу, пока ты не надумала вытворить сказанное. Ты до такой степени безрассудная, что можешь. – Он поднялся и вышел из бара, понимая, что одним камнем на душе стало меньше. Хотя нет – двумя. Ведь он закрыл вопрос с Наной и наладил отношения с Марой.

Однако маловероятная, но все же возможная опасность возвращения Макао продолжала маячить на горизонте. Как и подарок для Лайта. Но если с опасным преступником без каких-либо новых данных было не разобраться, то вот второе представляло для него реальную и куда более неизбежную трудность.

Поэтому Мин ехал по улицам города, раздумывая над этой дилеммой и перебирая в голове варианты. Еще один минус быть богаче других – ты не можешь сорить деньгами не только, чтобы не прослыть легкомысленным мотом, но и чтобы не задеть чужую гордость. А люди по большей части существа горделивые.

Да и дарить Лайту часы от Картье или дорогую электрогитару, к примеру, казалось немыслимым; такое не дарят новым друзьям, которых знаешь всего пару месяцев и которых тем более ранее ненавидел. Ну или недолюбливал. Да и судя по характеру докторишки, тот скорее оскорбится, чем упадет от радости, получив какую-нибудь помпезную хрень. В мыслях возник вариант купить парфюм – свой Мин подобрал несколько лет назад и ежедневно пользовался, но ему было известно, что это очень тонкий процесс и лучше человеку выбирать его самому.

Поэтому Мин цеплялся взглядом за витрину каждого магазина, пытаясь в них отыскать решение. И чуть ли не затормозил прямо посреди дороги, когда на глаза попался магазин видеоигр. Вспомнился тот вечер, когда они играли в FIFA. Тогда он пытался, будучи врагом Лайта, прикинуться другом, и не думал, что однажды это случится на самом деле и без тайных умыслов.

И хоть их отношения с той поры изменились, одно с того вечера оставалось неизменным – Лайт так и не приобрел последнюю версию игры. А значит, подарок найден. Вариант казался идеальным: не слишком дорогой, соответствует интересам получателя, ни к чему не обязывает и ни на что не намекает.

Кто бы мог подумать, что простая видеоигра принесет ему такое облегчение. Вернувшись с пакетом в машину, Мин довольно улыбался. Он приобрел вместе с футболом еще несколько новинок, которые могли бы понравиться Лайту.

Теперь нелепое беспокойство должно наконец покинуть его.

* * *

На следующее утро Мин проснулся от назойливого стука. Недовольно открыв глаза, он прохрипел: «Входите», одновременно рыская на тумбочке в поисках телефона, чтобы взглянуть на время. Семь тридцать. Непростительно рано.

– Кхун Нун попросила разбудить вас, если вы хотите поздравить Кхуна Лайта перед его уходом, – учтивым голосом уведомила одна из горничных.

– Спасибо, Пи’Пайфа. Сейчас спущусь. – Ему удалось вспомнить ее имя, и девушка довольно засияла, а затем покинула комнату.

Мин встал с кровати и протер глаза. Не стоило вчера так допоздна засиживаться за дипломным проектом, но на него напала такая скука, что он даже решил спастись от нее с помощью учебы. Он умылся и почистил зубы, на ходу надел первые попавшиеся на глаза джинсы и рубашку, и с мутной головой попытался вспомнить, где оставил пакет с подарком. Все это жутко не в его стиле! Сонный, негодующий и неряшливый – таким Мин представал впервые, собираясь кого-то поздравить. Кому это вообще нужно? Ему?

Но спустившись вниз, Мин обнаружил там лишь Нун, убирающую со стола тарелку с недоеденным куском торта.

– Он жутко спешил, даже не поел толком! Бедный мальчик, в свой день рождения вынужден бегать из одного места в другое с утра до ночи. А ты мог бы и побыстрее спуститься!

– Мне следовало сюда бежать в одних трусах? Он мог и подождать, раз уж меня разбудили. Будто я его потом не увижу.

Еще не было и восьми утра, а его уже вывели из себя. Прекрасное начало нового дня.

– Ладно-ладно. Давай положу тебе кусочек, чтобы ты прекратил хмуриться. Увидишь его в университете, там и поздравишь.

– Рано для сладкого, – отказался Мин. – Сделай мне кофе, раз уж меня подняли с постели.

Пока он приходил в себя с чашкой американо, взглядом окидывал пакет, который положил на стол, и теперь подумывал просто дождаться возвращения Лайта после поездки к семье. Разве не глупо, если он будет искать парня по кампусу, чтобы отдать видеоигры? Да, они теперь общаются, но такое поведение – это слишком. Какое именно слишком он до конца не понимал, но слишком есть слишком. И все тут!

Однако, невзирая на собственное недовольство, Мин все-таки взял пакет с собой на учебу. В машине он продолжал бросать на него враждебные взгляды, словно подарок оскорблял его одним своим существованием. И на очередном светофоре не выдержал и запихнул его в сумку, чтобы убрать с глаз долой.

За весь день, в течение которого он не только посетил все лекции и семинары, но и проведал с Бестом младших на факультете, Лайта он так и не увидел. Он думал встретиться с ним на обеде, но знакомая розоватая макушка не нашлась и среди голодных нетерпеливых студентов. Зато он заметил в столовой Вара и, подавив внутреннее сопротивление, окликнул того, чтобы спросить о Лайте.

– Пи’ убежал сразу после того, как мы поздравили его в музыкальном клубе, – с приторно-наглой улыбкой, вызывавшей у Мина желание прихлопнуть младшего, поведал Вар и, не дожидаясь его ответа, отошел обратно к друзьям. Мелкий засранец!

Поэтому Мин вернулся домой в еще большем раздражении и зло кинул сумку, все еще хранившую внутри гребанный подарок, на кровать.

И почему он так все усложняет? Стоило просто позвонить Лайту, ведь теперь они знали номера друг друга, однако он решил, что прежнее скверное поведение обязывало сделать все лично, и переступил через все слишком, какими бы они ни были. Но сейчас его распирала злость. В конце концов, они не настолько близки. Это все Нун со своими причитаниями! Не зря он ненавидит дни рождения и окружавшую их суматоху.

В разгар ночи, когда Мин смотрел «Паразитов»^[36], и фильм перевалил за середину, его мобильник зазвонил. Часы на экране показывали половину двенадцатого.

– Да? – ответил он, пытаясь скрыть удивление.

– Ты еще не спишь? – мгновенно отозвался запыхавшийся голос Лайта.

– Нет.

– И ты свободен сейчас?

– Смотря для чего.

– Меня задержали в больнице, и я опоздал на последний автобус. Теперь стою как последний лох на вокзале, – в голосе докторишки слышалась неподдельная досада.

– И ты звонишь для того, чтобы?..

– Вчера ты спрашивал о подарке. Если не передумал, теперь я знаю, что мне от тебя нужно.

Подобная фраза звучала чересчур нахально и самоуверенно, но в данных обстоятельствах Мину было любопытно услышать ответ.

– Твой праздник закончился.

– Официально нет, еще полчаса! И ты ведь искал меня днем в университете.

Чертов сосунок! На вопрос Мина Вар даже нормально не ответил, зато своему старшему доложить обо всем не забыл.

– Уже неважно. Нун настояла, чтобы я…

Но нетерпеливый голос не дал ему договорить.

– Это наглость, но можешь отвезти меня к родным? – И поскольку он не отвечал какое-то время, Лайт продолжил: – Знаю, придется ехать всю ночь, но я хотел сделать им сюрприз прямо с утра, а ближайший автобус выезжает завтра в десять, и доберусь я туда уже под вечер.

– Значит, ты таки задался целью сделать из меня личного водителя?

– Исключительный случай. Пожалуйста! Это станет лучшим подарком! Прошу-прошу-прошу! – тараторил Лайт, позабыв, что он считается уже взрослым мужчиной, и ему не положено вот так выпрашивать.

– Ладно. Но только потому, что у тебя этот треклятый день рождения, – удивляясь самому себе, произнес Мин и захлопнул ноутбук. И когда он подписался на подобное? Когда решил стать с докторишкой друзьями? Нет, стоило оставаться врагами, и тогда к нему бы не приставали с бессовестными просьбами.

– Ты лучший! Лучший друг, правда! Я скину тебе адрес! – воскликнул Лайт и положил трубку.

– Лучший… еще чего, – фыркнул Мин, однако поднялся с кровати и открыл шкаф.

А Лайт умел добиваться желаемого с помощью лести. У него это выходило лучше, чем у Мары, чьи заискивания слишком самодовольны и лицемерны.

Мин подумал об отце. Едва ли тот заметит его отсутствие. И вряд ли кому-то придет мысль, что он уехал вместе с Лайтом. Достаточно оставить Нун записку о том, что он отправился за город на неопределенное время.

Что ж, ночное путешествие в тайскую глубинку – такого он, скучающий наследник, еще не переживал. Но так он уж точно расплатится с соседом за вред, причиненный по его вине. И тогда в конце концов дурацкое ощущение, которое иногда возникало рядом с Лайтом, пропадет. Больше всего Мин ненавидел чувствовать себя должным кому-либо и собирался покончить с этим.

* * *

Он подъехал к автовокзалу и набрал Лайта. Спустя несколько минут к нему уже бежала фигура в огромном худи, которое доходило парню едва ли не до колен, а из-под капюшона виднелся только один подбородок.

– Ты там вообще что-то видишь? – съязвил Мин, когда парень занял соседнее сиденье.

– Еще раз спасибо, что выручаешь, – проигнорировал Лайт насмешку, снимая капюшон, и почтительно сложил руки в вай.

– Какой маршрут? Вбивай адрес. – Он указал глазами на навигатор, а когда увидел набранные Лайтом координаты, заметил: – Ты же вроде упоминал, что они уехали в деревню, а мы едем в Лампанг^[37].

Это был крупный город на севере, и устройство показывало, что ехать туда около восьми часов. Сейчас стояло начало первого, поэтому они успеют лишь к самому утру.

– Нам не в сам город, а в его окраину, – ответил Лайт, не сдержав огромный зевок. Да, вид у того был совсем не праздничный. Казалось, что парень тусовался беспрерывно не один день, но Мин знал, что мешки под глазами и заплетающиеся ноги – результат учебы и практики.

– Так у кого живут твоя мать и сестра? – поинтересовался он, выезжая на трассу, ведущую к выезду из города.

– У маминой двоюродной тетки. Это старшая сестра моей бабушки и, если честно, без понятия кем она приходится мне. Троюродной бабушкой? – Докторишка почесал затылок.

– Они ведь не навсегда туда уехали? – Мин осознал, что до этого ни разу не спрашивал о семейной ситуации Лайта. Ему вспомнились слова отца о том, что из-за долгов у семьи парня отобрали дом.

– Надеюсь, после выпуска я пройду ординатуру и сдам экзамен на лицензию, чтобы забрать их и снять жилье. Мама сможет начать работать у старой подруги. Да и сестренка ноет, что хочет вернуться к прежним друзьям и школе, – совершенно не таясь, отвечал Лайт.

– Отец не предлагал тебе место в больнице?

Мин бы не удивился этому. Хотя Равит Вонграт выбирал лучших из лучших и никогда не брал в свой штаб кого-то по блату, однако, если бы Лайт его чем-то не устраивал, он бы не взял того и на практику. Будь Лайт не то что сыном старого друга, а даже родным племянником. Окружающие могли думать об основателе «VN Medicine» всякое, но его нельзя назвать альтруистом.

– Кхун Равит и так достаточно мне помог. Я не могу пользоваться его добротой и дальше, – смущенно ответил Лайт.

На лбу парня выступили мелкие морщинки. А лицо так и кричало о том, что он не раз чувствовал себя неуютно из-за этого.

– Разве многих студентов не берут в ординатуру туда, где они ранее проходили практику, если отлично справлялись?

– Обычно они не живут в домах нанимателей.

– Наплевать на других, думай о себе. Да, отец – владелец, но там работает и сотня других людей, которые могут нанять тебя.

– Дай сперва пройти практику до конца. Плюс, я вижу себя немного в другом месте. – А вот это уже интересно! Мин приподнял бровь, давая понять, что ждет разъяснения. – Ваши больницы частные и преимущественно для состоятельных пациентов. Я же мечтаю помогать людям в независимости от их положения. В идеале, было бы круто уехать волонтером куда-нибудь. Правда пока про это стоит забыть, ведь теперь нужно позаботиться о жилье для мамы и сестры.

– Отец владеет акциями во многих местах. И тебе необязательно идти в центральную больницу, у «VN Medicine» есть филиал для малоимущих, – пожал Мин плечами.

Какое-то время они ехали молча, по радио приглушенно играла музыка, и Мин решил, что Лайт просто начал размышлять о своем будущем, но, когда снова бросил взгляд на соседнее сиденье, тот уже спал.

Отлично, его вырвали с постели посреди интересного фильма ради восьмичасовой поездки, а виновник этого, стоило им выехать из Бангкока, и вовсе заснул. Но Мин сомневался, что докторишка спал в последнее время больше четырех-пяти часов, да и его вид говорил сам за себя. Ладно, пусть спит. Матери Лайта лучше увидеть сына не в виде полуживого трупа.

А вот ему придется остановиться в местном отеле и тоже поспать, прежде чем отправиться в обратный путь. Получается, пятницу он по большому счету потеряет, и лишь в субботу утром сможет сесть за руль.

Он не стал увеличивать звук на проигрывателе, чтобы не будить именинника. Пускай это будет еще один его подарок. Мин и не помнил, чтобы кто-то стоил ему таких усилий прежде.

Впереди виднелась лишь покрытая мраком дорога и типичный для местного пейзажа тропический лес.

_________________________________

(PVRIS – Old Wounds)

12 глава

Утренний Лампанг встретил их хорошей погодой и блистательными храмами. Стояла половина девятого утра, когда Мин заехал в город и понял, что пора будить спящего всю дорогу пассажира. Тот не проснулся, даже, когда он остановился на одной из автозаправок, чтобы наполнить бак бензином, а себя – кофе. Никогда прежде Мин не видел, чтобы кому-то удавалось так крепко заснуть в машине.

– Эй, проснись и пой. – Он коснулся чужого плеча аккуратно, несмотря на столь театральные слова.

В ответ тело по соседству извергло недовольное бурчание, а лицо сморщилось и походило на кхуен^[38], отчего Мин не сдержал легкого смешка. Когда Лайт двинул шеей, из его рта вылетел протяжный стон, свидетельствующий о том, что длительный сон в сидящей позе все же имел за собой неприятные последствия.

– Ай-й-й, моя шея, – прохрипел Лайт, разлепляя глаза, и первые секунды растерянно разглядывал вид за окном, а после все же взглянул на него. – Мы что, уже приехали?

– Надеюсь, ты отлично отдохнул за эти восемь часов, – Мин попытался сделать серьезное выражение лица.

Даже учитывая ночное бодрствование и долгое пребывание за рулем, он получил от этого своего рода удовольствие. Ему не впервой пришлось не спать всю ночь, но обычно он проводил это время в шумных заведениях. Но на сей раз он получил возможность остаться наедине со своими мыслями, чего часто избегал, чтобы туда случайно не забралось ничего лишнего. Несмотря на усталость, сейчас Мин чувствовал себя куда свободнее, чем выспавшимся в стенах особняка.

– Я проспал всю ночь? Прости! Правда, не собирался. Тебе, наверное, было жутко скучно? Следовало меня разбудить!

– Ага, чтобы ты упал как труп в руки семьи? Да ты и спал как убитый. Но раз проснулся наконец, говори куда ехать дальше. Я все же устал.

После очередной порции извинений Лайт стал показывать дальнейшую дорогу, которая заняла около тридцати минут. Дома, магазины и храмы в Лампанге сохранили свой традиционный стиль, история города не стерлась бесследно.

Машина заехала в одну из небольших улочек, где находилось от силы домов двадцать, и Мин припарковался у нужного Лайту.

– Наконец-то, – выдохнул он. Раньше ему не доводилось столько часов подряд проводить за рулем. Он потянулся, разминая руки и шею.

Но прежде чем смог немного поиздеваться над Лайтом, тот выскочил из салона. А ведь еще двадцать минут назад не затыкался и извинялся, а теперь даже не попрощался с ним. Что за неблагодарность?

Но тут Мин заметил девочку, которая выбежала из дома и тут же кинулась в руки Лайту. Наблюдая за чужим семейным моментом, он почувствовал дискомфорт. Может, лучше молча уехать прямо сейчас? Он уже раздумывал снова завести машину, как Лайт выпустил девочку из объятий, вернув ее на пол и крепко взяв за руку, последовал с ней к нему. Пришлось открыть окно.

– Познакомься с моим другом, его зовут Мин. А это Прим – моя младшая сестра, – представил их он.

Девчушка доставала Лайту буквально до груди, и ее едва было видно из окна автомобиля, поэтому пришлось открыть еще и дверь.

– Пи’Мин, спасибо, что привез брата! – улыбаясь ярче солнца, весело защебетала девочка.

– Мне не оставили выбора, – ответил он, стараясь сообразить, как себя вести. У него было мало опыта общения с детьми, после того как он сам вышел из этого возраста. Дети, по его мнению, достаточно надоедливые создания, однако от девочки, как и от ее старшего брата, исходила схожая позитивная энергетика. На первый взгляд внешне она совершенно не походила на Лайта, но все же что-то в чертах ее лица отчетливо указывало на их родство.

– Пи’, а твой друг останется с нами? – спросила Прим.

Лайт не успел ответить, это сделал он сам:

– Нет, я лишь доставил его к вам. Какая тут есть неплохая гостиница, чтобы я поспал, прежде чем вернуться обратно?

– Думаешь, после всего я позволю тебе так просто уехать? – протестующе воскликнул Лайт. – Ты можешь остаться здесь. Поешь и поспишь у нас. Да и мама захочет поблагодарить тебя.

– Ты приехал провести время с семьей, так что… – начал отнекиваться он, ведь поступившее предложение совершенно не вписывалось в его планы.

– Я и проведу, ты никому не помешаешь. Так даже лучше. Будет круто! – заверил Лайт.

Девочка вдруг схватила Мина за руку и потянула из машины. Он, конечно, чаще всего был груб и холоден с людьми, но разве мог безжалостно оттолкнуть ребенка?

– Пи’Мин, пошли с нами. Мама придет в восторг, когда увидит брата! Она ведь все равно наготовила целую гору еды в честь праздника, даже и не ожидая его.

Он бросил взгляд на Лайта, пытаясь безмолвно передать, чтобы тот помог и забрал сестру. Но парень хитро улыбнулся и пожал плечами, после чего зашел в дом, оставив Мина наедине с девочкой, которая не теряла решительности и продолжала тянуть его за руку. Пришлось подчиниться. Ладно, он поест с ними, а потом найдет повод уехать. Ему здесь не место.

Его привели в тайский дом на сваях: небольшой, уютный и пропитанный историей. Большое количество окон и дверей, небольшая терраса снаружи и множество традиционных вещей, что говорило о том, что дом принадлежит старшему поколению. И все же он не был лишен необходимых удобств. Когда они разулись и ступили в центральную комнату, служившую гостиной, им навстречу вышла женщина, которую Мин мельком видел со спины в день знакомства с Лайтом. Теперь же он мог рассмотреть ее лучше: женщине было около пятидесяти, однако она выглядела свежо и опрятно. С миловидной внешностью и добрым выражением лица, прямо как у докторишки.

– Дорогой, как ты здесь оказался? – удивленно произнесла она и, как и ее дочка ранее, без задней мысли кинулась в руки сыну.

В сердце Мина что-то екнуло от этого беззастенчивого проявления материнства. Захотелось уехать. Прямо сейчас. Но он прирос к месту, в очередной раз став вынужденным свидетелем семейной идиллии.

– Решил устроить сюрприз, – прошептал Лайт, утыкаясь подбородком в женское плечо и вдыхая запах матери.

– Это лучший подарок, хотя не у меня ведь день рождения. Я так рада, что ты приехал!

Женщина вырвалась из сыновьих объятий лишь для того, чтобы взять его лицо в ладони. Она смотрела на Лайта так, словно не могла на него наглядеться, пока их не прервала Прим:

– Ма, брат привел с собой друга.

Мин и не заметил, что до сих пор держит девочку за руку и мигом разжал ладонь. Но та и не думала отходить от него, а продолжила стоять рядом.

– Ох, простите. Совсем растерялась от такой неожиданности. Лайт, кто твой друг? – Женщина утерла выступившие на глазах слезы и тепло улыбнулась ему. Однако Мину жутко хотелось стереть эту улыбку – он не мог смотреть на лицо, ставшее двойником другого… которое он старательно стремился забыть.

– Это Мин. Вот кого ты должна благодарить. Я пропустил автобус, и он привез меня сюда, – пояснил Лайт.

– Ох, так мило с твоей стороны. Спасибо тебе. Надеюсь, ты останешься с нами отпраздновать?

– Мне тоже приятно познакомиться. Но, правда, мне лучше…

– Мам, он был за рулем всю ночь, а теперь хочет остаться в отеле, чтобы поспать, и после уехать обратно. – Интонация Лайта напоминала детскую, будто он ябедничал матери о непростительном поступке своего одноклассника.

– Нет, о таком и речи быть не может! Ты никуда не поедешь, сынок. Останешься у нас сколько нужно. Мы рады друзьям Лайта, тем более ты так выручил его. – Женщина подошла к нему и мягко дотронулась до плеча.

– Я никого не предупредил о своем отъезде, – продолжал настаивать Мин.

Хотя, конечно же, он никому и не обязан был что-то говорить, да и беспокоиться особо дома никто не будет, но он просто пытался выбраться отсюда.

– Мин – сын доктора Вонграта, – зачем-то вставил Лайт.

– Ты сын Равита?

Ему было странно слышать, как кто-то называет отца по имени без вежливых обращений. Он скованно кивнул.

– Неудивительно, что ты такой красавец! Похож на Ра-вита в его возрасте. – Сравнение с отцом никогда не прельщало, но Мин все же выдавил вежливую улыбку. – Ваша семья так помогла Лайту, так что тебе всегда здесь рады.

В итоге его взяли в плен две женщины, маленькая и большая, и посадили за стол на террасе, откуда открывался вид на лесные массивы и водопад вдалеке.

Мин наблюдал за тем, как мать Лайта выносит торт, а девочка поет поздравительную песню. Он проголодался, поэтому с благодарностью приступил к трапезе. Семья переговаривалась между собой, делясь друг с другом последними новостями, так что Мин молча поглощал том-ям^[39] и думал о том, что нужно скорее откланяться. И тут Прим, которая на секунду выбежала из-за стола, вернулась с небольшим свертком и вручила его брату.

– Твой подарок. – Поцеловав сестру в щеку, Лайт развернул его и достал оттуда сверкающий кулон в форме гитары. – Я хотела купить с барабанами, но здесь нигде не нашла.

– Мне и так нравится. Спасибо.

Следовало ли и ему вручить теперь свой подарок? Но сумка осталась в автомобиле, и он же не побежит так же нетерпеливо за ним, как эта маленькая девочка? И тут внимание присутствующих перескочило на него.

– Мне жаль, если Лайт потревожил ваш с отцом покой, – извинившись, женщина посмотрела на него, а он в свою очередь – на Лайта. Сын рассказывал матери, какое гостеприимство он проявил к нему в первое время?

– Хм… для меня это стало неожиданностью, – осторожно подбирал слова Мин. – Отец не предупредил, что у нас кто-то остановится. Обычно у нас не бывает гостей.

– Нам понадобилось время, чтобы найти общий язык, но теперь мы друзья, да? – улыбнулся Лайт.

Отлично, значит, докторишка умолчал о похищении и его «добродушии» по началу. Видно, не хотел расстраивать женщину.

– Пи’Лайт, а ты остановился в большом доме? – поедая десерт, спросила девочка.

– Прим! Неприлично задавать такие вопросы, – цокнула на нее мать.

– Да, он очень большой и красивый. Когда я туда приехал в первый раз, даже рот открыл от этого великолепия. Мин свидетель, – шутливо раздразнивал сестру Лайт.

– Было такое, – не придумал он ничего лучше. Обычно Мин знал, каких слов от него ждут. Эта же обстановка была для него непривычной. Он даже на невыносимых светских приемах чувствовал себя и то больше в своей тарелке. Может, потому что привык быть окруженным тем, что его душило.

– А я смогу прийти в гости, когда мы вернемся в Бангкок? – задала еще один вопрос Прим и посмотрела на Мина таким взглядом, что у него язык прирос к небу.

Она не понимала, о чем просит. Девочка еще обладала той самой магией, которая не позволяла допустить, что такие места, как его дом, на самом деле самые страшные. Они большие и холодные, и в них одиночество куда сильнее хватает когтями. Любой большой особняк казался ей замком, ему – тюрьмой. Она мечтала о принцессах и принцах, не задумываясь, какие жертвы стоят за этими титулами.

– Прим, не наглей, – вмешался Лайт.

– Я тоже хочу жить в замке, Пи’, – насупилась девочка.

– Поверь, там не так хорошо, как ты себе воображаешь. Такие же стены, как и в остальных домах. Только их гораздо больше, – заверил ее Мин.

– Ты же останешься с нами, Пи’Мин? Я покажу, какие тут леса. Мама не разрешает мне гулять одной, но с вами отпустит. Правда?

– Хорошо, вымогательница. Но сначала дай нашему гостю отдохнуть. Он всю ночь не спал.

– Вы не обязаны себя утруждать. Я могу поехать домой сейчас, после еды чувствую себя намного бодрее. – Мин придал себе самый энергичный вид, на который был только способен.

– Не выдумывай! Вы с Равитом терпите моего сына, а я должна тебя так отпустить? А вдруг ты попадешь в аварию? Нет, ты останешься здесь. Никто из нас тебя не отпустит, правда? – Женщина посмотрела на своих детей, и те вдвоем синхронно кивнули. – Прим, отведи их в комнату, которую я приготовила, а я пока уберу со стола.

Девочка повела Мина и Лайта в заднюю часть дома, в небольшую комнатку, в которой хватало места лишь для небольшой кровати, кресла и шкафа.

– Поспи, а я пока помогу маме, – сказал Лайт, плюхнувшись в кресло, когда Прим оставила их.

Мин тем временем продолжил стоять в дверях.

– Зачем ты это делаешь?

– Делаю что?

– Приглашаешь меня остаться.

– А почему нет? Мы беспокоимся. Я ведь и правда выдернул тебя из дома. Тут вообще неплохо, можем погулять. Вокруг много красивых мест. Или у тебя какие-то планы в Бангкоке на выходные?

Четких планов у Мина не было, но как же объяснить докторишке, что ему тяжело находиться с такими, как они – счастливой настоящей семьей?

– Ты хочешь сделать меня своим водителем и на обратном пути? Вот в чем дело? – съязвил он вместо этого.

– Ну ты ведь уже здесь, почему бы и нет? – Лайт лишь пожал плечами. – Разве ехать вдвоем не веселее, чем тащиться назад одному? Так что послезавтра сможем уехать вместе.

– Ага, наша совместная дорога была безумно веселой. А твое сопение и вовсе превратило все в вечеринку, – напомнил он.

– Клятвенно обещаю, что на обратном пути буду развлекать тебя все время! Ни за что не засну! – Лайт встал и, подойдя ближе, взял его за запястье.

– Что ты делаешь? – непонимающе посмотрел Мин на парня.

– Скрепляю обещание, – и Лайт сжал его руку в кулак и ударил им по своему. Будда, как по-детски! Спасибо, что хоть не скрестил их мизинчики! – А теперь спи, – и с этими словами вышел из комнаты.

Оставшись один, Мин потер виски и рухнул на кровать. Как он вообще попал в такую ситуацию? Хотя выехать за пределы Бангкока оказалось не такой уж и плохой идеей. Пронесшиеся за окнами машины виды Лампанга приглянулись ему, и, может, удастся проветрить голову вдалеке от сковывающей атмосферы дома? Родные Лайта вели себя радушно и, кажется, искренне, когда просили его остаться. Без фальшивых улыбок и гостеприимства только из-за формальности.

От усталости Мин не заметил, как уснул.

Он проснулся, когда почувствовал, как что-то упирается ему в руку. Открыв глаза, он увидел перед собой маленькую девочку, которая стояла к нему вплотную и тыкала пальчиком в плечо. От неожиданности Мин отпрянул.

– М-м-м… Сколько… сколько времени?

– Три часа дня. Мама просила тебя не будить, но мне так скучно, пока они с братом заняты. А Пи’Мин так может до самого вечера проспать, а если стемнеет, мама меня не отпустит с вами погулять. Да и что ты будешь делать ночью, если проваляешься весь день?

В словах Прим была логика. Он проспал около четырех часов, и в целом этого хватило, чтобы немного прийти в себя.

Тут дверь очень тихо открылась, и голова Лайта выглянула из нее. Когда тот увидел рядом с Мином младшую сестру, он нахмурился и зашел в комнату.

– Мы же тебя просили не будить его! Почему ты такая вредная?

На возмущение брата Прим обвила руки вокруг его талии, когда он встал с кровати.

– Пи’Мин, я ведь правильно поступила, что разбудила тебя, да? Скажи брату!

Девушки нередко липли к нему, строили из себя ранимых и невинных, тем самым давая повод проявить себя защитником. Это всегда раздражало, поскольку ничьим защитником он быть не желал. Но сейчас, когда его обнимала эта маленькая девочка, Мин почувствовал себя… странно хорошо.

– Все в порядке. Не кричи на нее. Я немного поспал, мне хватило.

– Прим, отлипни от него. Ему некомфортно.

Мин уже понял, что отношения между старшим братом и младшей сестрой были из рода тех, в которых постоянно спорят, но все равно души друг в друге не чают.

– Не завидуй. Может, я хочу, чтобы Пи’Мин стал моим парнем! – смело воскликнула Прим.

От заявления одиннадцатилетней девочки Лайт захохотал.

– Ты еще мала для него. Да и очередь там большая, тебе не угнаться, – нагло осадил парень сестру.

– Пи’Мин, это правда?

– Поверь, я плохой парень, Нонг’Прим. И тебе рано о таком думать, в этом я согласен с Лайтом.

– Нет, ты хороший. И красивый.

– Спасибо, ты тоже. И все же я староват для тебя.

Девочка скорчила кислую гримасу и с ней же убежала, хлопнув дверью.

– Не обращай на нее внимания. Она всегда такая. Подуется и через пять минут снова прибежит, – заверил его Лайт.

– Так… раз я проснулся, какие планы?

– Если ты не против, можем пойти погулять с твоей новой поклонницей. Я и так сдерживал ее последние два часа, но стоило мне отвлечься, она все-таки добралась до тебя.

– Поскольку ты затащил меня сюда, то теперь обязан развлекать. Правда, мне бы во что-то переодеться.

– Возьми что-то из моих вещей, – беззаботно махнув рукой, отозвался Лайт.

– Тебе не кажется, что у нас с тобой разный размер?

– У меня много вещей оверсайз. И даже для тебя они будут велики. – Парень вытащил из сумки несколько футболок. – Выбирай.

Лайт показал ему, где ванная комната, и Мин принял душ, окончательно взбодрившись, и облачился в одолженную одежду. Когда он вышел в гостиную, Прим снова была в хорошем настроении и уже смеялась над рассказом брата. Все, как и говорил докторишка. Мин завидовал такой легкости перемен. Его семья отличалась постоянством обид.

– Ты готов? – спросил Лайт, когда заметил его.

– Да. – Он увидел небольшую корзинку на столе. – А это для чего?

– Мы решили устроить пикник. Мама занята и не может пойти, зато мы заберем Прим, чтобы она не отвлекала ее.

Мин никогда в жизни не ходил на пикники. Его жизнь прошла в шумном Бангкоке и заграничных городах, даже в детстве с родителями он посещал скорее выставки и театры, чем выбирался на природу. Что ж, благодаря Лайту он приобретет новый опыт. Он кивнул и последовал за оживленной девочкой и Лайтом, тащившим корзинку и остальные вещи.

Местные пейзажи оказались очень живописными. Они гуляли почти полтора часа, прежде чем осесть в уютном уголке возле ручья, откуда доносилось журчание водопада. Для Мина стало очередной неожиданностью, что пока они гуляли, у него не возникло натянутости или желания поскорее сбежать. Может, потому что Прим постоянно что-то восторженно щебетала или потому что Лайт делился воспоминаниями о временах, когда приезжал сюда.

– Сфотографируешь нас? – попросил парень.

Лайт умудрился нагнуться так, чтобы Прим сумела взобраться ему на голову и сесть на плечи. Довольная своим положением, девочка ярко улыбалась и позировала.

– А теперь селфи втроем, – скомандовала она, и Мину пришлось подчиниться, встав в кадр и сделав еще несколько фото.

– Я больше не выдержу. Ну и тяжелой ты стала за последний год! – пожаловался Лайт через некоторое время, снимая сестру с плеч.

– Как ты смеешь говорить девушке о ее весе! Может, поэтому ты и одинок, Пи’, – возмутилась Прим, а Лайт закатил глаза. – Уверена, Пи’Мин никогда такое не говорит, поэтому он популярен!

– Ты невозможна, – качал головой Лайт.

– Так, а теперь я сфотографирую вас вдвоем. Давайте. – Девчушка выхватила из рук телефон и подтолкнула Мина в сторону брата.

Они встали рядом. Обычно он редко улыбался, а искренне для фото и того реже, но сейчас сделал попытку.

– Пи’, обними его! – приказала девочка, и, прежде чем Мин успел запротестовать, чужая рука обвила его за плечи и притянула к себе. Лайту пришлось встать для этого на носки.

Когда он потом просматривал эти фотографии, то кое-что заметил. Прим достаточно четко запечатлела момент, когда Лайт притянул его и ярко улыбался в камеру, а он сам, повернув голову, смотрел на парня со смесью напряжения и недоумения. Он готов был откусить себе язык за эту мысль, но это выглядело… мило.

Когда они вернулись обратно в дом, уже успело порядком стемнеть. Остаток времени Мин провел за просмотром фильмов с семьей Лайта. Ближе к десяти вечера Прим заснула на диване, и мать на руках отнесла дочь в спальню а, вернувшись, спросила:

– Кровать в той комнате слишком тесна для двоих. Давайте я уступлю вам свою? Там она больше, – обеспокоенно предложила женщина.

В детстве Мина упорно обучали правилам хорошего тона, хоть он и начал ими пренебрегать, когда вырос. Но выгонять Кхун Нари́ (так звали мать Лайта) из ее комнаты он точно не мог.

– Нет, что вы. Я посплю на полу или здесь на диване.

– Ма, и правда. Не нужно, мы с Мином разберемся сами, – заверил ее Лайт.

– Надеюсь, ты проследишь за тем, чтобы наш гость не спал на полу, – и с этими словами женщина двумя пальцами указала сначала на свои глаза, а потом на сыновьи, давая понять, что проследит за этим.

В итоге она тоже вскоре ушла к себе, и Мин с Лайтом остались вдвоем и досмотрели фильм до конца. Со второй попытки он таки узнал финал «Паразитов».

– Ну что, готов спать? – спросил парень, когда на экране шли титры.

– Сперва возьми. Вот.

После их прогулки Мин забрал из машины сумку и все дожидался подходящего момента. Тянуть дальше не имело смысла.

– Что это?

– Давай без тупых вопросов, окей? – не выдержал он. Лайт открыл пакет и увидел диски. – Я вспомнил, что у тебя нет последнего обновления.

– Спасибо! – Лайт вдруг обнял его, как ранее обнимал сестру и мать. Обнял, не раздумывая ни секунды и не сомневаясь. – Не стоило, правда. Это уже какой по счету презент от тебя?

– Ну, на фоне бесплатных водительских услуг и драгоценного сна, видеоигры – сущая ерунда.

– Кто бы мог подумать, что ты можешь быть таким внимательным! Зря прикидываешься засранцем, на самом деле ты милый парень. Теперь понимаю, почему ты так успешен в этих любовных играх.

В душе Мин захохотал. Прилагательное «милый» в его сторону никому не могло взбрести в голову, но этому ненормальному розоволосому музыканту-докторишке снова удалось выделиться.

– Теперь пойдем спать? – добавил Лайт, наконец покончив с комплиментами.

– Думаю, я смогу уснуть здесь.

Наглая ложь, ведь Мин привык к удобствам и уединению, но одну ночь как-то переживет.

– Тут с утра очень светло. Да и все будут ходить туда-сюда и не дадут тебе нормально поспать. Пошли! – не унимался Лайт.

Перспектива спать на полу Мину не нравилась еще больше, но он промолчал и пошел вслед за парнем в комнату, где спал днем. Но вместо того, чтобы начать стелить спальное место на полу, Лайт достал из шкафа еще одну подушку и кинул на кровать.

– Можно попробовать уместиться вдвоем.

– Предлагаешь спать вместе? – Он вспомнил о том, как случайно заснул в комнате Лайта после похода в клуб.

– А ты хочешь лечь на полу? – В ответ Мин промолчал. – Вот и я о том же. Лучше потеснюсь с тобой на кровати.

Каждый раз беззаботность и легкость Лайта в некоторых вопросах поражала. Неужели тот не чувствует ни капли странности в том, что два взрослых парня будут спать в одной постели? Но Лайт уже прыгнул на кровать и, прижавшись к самому ее краю у стенки, освободил Мину место. И, хлопая рукой по простыне, приглашал его.

– Ты никогда не спал с друзьями или что?

Из других уст вопрос прозвучал бы похабно. Мин спал со многими людьми и при разных обстоятельствах, но ни одного из них он не называл бы другом. Да и не «спали» они совсем, если уж быть точным.

– А для тебя такое привычно?

– Бывало разное в школьное время, – моментально ответил Лайт. – Ложись ты уже!

Докторишка очень быстро заснул. Мин понял это по ровному дыханию, которое уже слышал вчера в машине. Он тоже закрыл глаза и попытался уснуть, но… внезапно Лайт заворочался, повернулся к нему, и мало того, что уткнулся ему в плечо, так еще и положил на него руку и ногу.

Следовало спать на полу!

Ему было жарко, тесно, неудобно. И все же он не двигался. А раздумывал: чувствовал бы он себя так же странно, окажись в такой ситуации с Марой или Бестом?

Конечно же, нет! Мара бы изначально не легла с кем-то в кровать без грядущей на то перспективы получить от этого удовольствие. Подруга любила комфорт даже больше него, а сентиментальности в ней было меньше, чем добропорядочности.

А Бест же парень простой и понятливый, и за прошедшие студенческие годы их группа несколько раз выезжала на различные мероприятия, где в итоге приходилось ночевать вместе, и Мин всегда четко очерчивал свои границы. Да и представься ему случай спать с Бестом в одной кровати, он бы не мучился от бессонницы и роя мыслей. И уж точно не искал бы в действиях друга скрытый смысл.

Тогда почему, черт возьми, он сейчас так странно себя чувствует? Не доверяет Лайту? Но при чем здесь вообще доверие? Он ведь убедился, что тот не внебрачный сын отца; что не метит на его место; что переезд в особняк не продуманный замысел, а случайность. Что ему еще требовалось от этого парня, чтобы успокоиться?

Но вдруг то, что иногда проскальзывает между ними, вовсе не чувство вины после похищения? Могло ли это быть чувство иного рода?

Мин умел забывать о скованности и неловкости, поэтому такие мысли выходили за координаты его вселенной. Но сейчас стоило признать: близость докторишки сковывала. В том самом смысле, когда в отношения двух людей вмешиваются чувства.

Да, со временем он признал, что Лайт нравится ему как личность, во многом противоположная ему самому, но с которой их объединяли общие интересы. Парень помог ему, хотя он того не заслуживал, был с ним мил, открыт и доброжелателен, несмотря на первоначальную грубость в его сторону.

Однако эти ощущения не имели никакого смысла, даже учитывая случившееся дружеское перемирие. Поэтому Мин снова закрыл глаза и собирался доказать себе, что в этой симпатии нет ничего предосудительного. Они друзья. И он должен уснуть, чтобы перестать слышать собственное громко бьющееся сердце и чужое дыхание у самого уха. Близость может волновать. Пусть и самая неуместная близость.

Он привык контролировать себя, он сможет выдержать еще раз. Как выдерживал день изо дня всю свою жизнь.

_________________________________

(Billkin – Can’t Translate)

13 глава

Мин проснулся в кровати один. Вот только он хорошо помнил, при каких обстоятельствах заснул. Вернее, как не мог. Поэтому его вдвойне удивляло, что Лайт смог незаметно перебраться через него и уйти из комнаты.

Очень быстро он пришел к выводу, что ему повезло: проснуться вместе было еще более неуместно, чем заснуть. Мин мысленно поблагодарил Лайта. Видимо, наутро парень также ощутил неловкость положения и удрал первым.

Он вышел из комнаты и услышал детскую беготню и голоса. Подойдя ближе, но еще не показываясь из-за поворота, Мин услышал разговор:

– А когда я смогу покрасить волосы?

– Ты еще мала.

– Хочу красные, как у Русалочки.

– Красной сейчас будет твоя попа, если не перестанешь мне мешать.

– А ты знаешь, что бить детей нехорошо?

– И кто же тут бьет детей, хочется спросить?

– Все начинается с угроз! Тебе стоит посмотреть в Интернете.

– Лучше бы ты столько занималась, сколько сидела там.

Мин бесшумно рассмеялся, подслушивая спор между матерью и дочкой, и решил, что пора выйти из укрытия. Ему сразу стало понятно, почему разговор шел об этом – Кхун Нари на террасе кружила вокруг Лайта и красила сыну волосы.

– Пи’Мин, ты проснулся! – воскликнула девочка, которая первая его заметила и, подбежав, взяла за руку. А женщина повернулась, услышав слова дочери.

– Доброе утро. Надеюсь, это не мы тебя разбудили?

– Нет, не беспокойтесь, – опроверг Мин ее опасения и, подойдя ближе, увидел, что голова Лайта покрыта темной краской. – Это не похоже на розовый.

– Возвращаюсь к истокам. Хочу на выпускном быть более консервативным и респектабельным.

– У этого мальчишки совсем нет времени, чтобы о себе позаботиться, поэтому сваливает все на мать. Вот и приходится устраивать здесь салон красоты, – беззаботно разъясняла женщина, которая, несмотря на жалобы, совсем не выглядела недовольной, а скорее счастливой. – Так, теперь сиди тридцать минут и не смей прикасаться к волосам, а я пока помою руки и приберу здесь.

Она отложила миску с остатками краски и кисточку в сторону.

Кхун Нари ушла, а Мин тем временем сел на стул так, чтобы быть в зоне видимости Лайта. Прим поначалу носилась рядом с ними, дразнила брата, а после очередной угрозы убежала. Но как показывала практика: очень скоро она вернется.

– Как спалось? – спросил Лайт и откинулся на спинку стула.

– Нормально, – коротко ответил Мин. Не говорить же, в самом деле, о потоке мучительных терзаний, посетивших его ночью.

– Я когда проснулся, оказался чуть ли не на тебе. Прости, скорее всего, это оттого, что я привык ворочаться, – ни капли не смущаясь, сообщил Лайт.

– Поэтому я и говорил, что это не лучшая идея.

– Ой, да перестань! Мы не в ответе за то, что делаем во сне.

– Ты мог проснуться и обнаружить, что я уже не дышу, – съязвил Мин.

– Тогда пришлось бы тебя реанимировать. Повезло, что я почти врач, – засмеялся Лайт.

– Ладно. Так и какие на сегодня планы?

– После того как закончу с волосами, нужно сходить с мамой на рынок Кад-Конг-Та, а затем к нашим знакомым. Еще помочь с крышей, в коридоре протекает, когда начинается сезон дождей.

Мин внезапно осознал, что Лайт остался единственным мужчиной в своей семье и, наверное, докторишка привык решать те дела, за которые у Вонгратов всегда отвечали наемные работники. Ему же никогда не приходилось делать что-то по дому самому. Мин использовал физическую силу лишь на тренировках в спортзале.

– Кстати, можешь остаться дома и просто отдохнуть. Хотя боюсь, Прим тогда тоже захочет остаться и начнет изводить тебя весь день. И по возвращении мы обнаружим, что тебя силой заставили подписать клятвенное обещание взять ее в жены в будущем. Она очень настырная.

– Я останусь, не хочу вам мешать.

Хотя Мин был не прочь побродить по центральным улицам Лампанга, которые они проезжали вчера. Но в первую очередь он не собирался превращаться в обузу. Семья Лайта очень гостеприимна, однако это не его семья.

– Тебе надо обратиться к врачу, чтобы проверить слух или память. Потому что я устал повторять. Ты. Никому. Здесь. Не мешаешь. Если не заметил, моя семья в полном восторге от тебя: сестра променяла меня на красавчика, мама тоже все время повторяет, насколько ты учтив, красив и образован. В общем, в ее словах миллион раздражающих прилагательных, которые родному сыну слушать противно. Этого достаточно, чтобы ты перестал повторять одну и ту же ерунду? Дико бесит, по правде говоря!

После столь страстной речи, Мин так и застыл. Он еще раз подумал о том, насколько Лайт как человек лучше него. Ведь от одной только мысли о вторжении постороннего в особняк его душа наполнилась желчью, в то время как Лайта – радостью. Среди них двоих только сердце Мина чернело, и он понимал почему. После смерти матери он остался и без отца, хотя тот был жив и здоров. А Лайта любили, о нем заботились, беспокоились, даже когда парень тоже потерял одного родителя. Поэтому докторишку не поглотили ревность и злоба; у того не возникало и мысли, что кто-то может занять его место или украсть внимание и любовь. Он же при всем своем норове и статусе был подвластен мелочности и вымещал злость на других.

– О чем задумался? – вывел из горькой рефлексии все тот же голос.

– Да так…

– У тебя такое выражение, будто ты себя линчуешь.

– Я вспомнил, как вел себя, когда ты приехал жить в особняк.

– Мы все разные. Как и наши семьи. У каждого есть чувствительные темы, из-за которых мы становимся жестче, злее, временами поступаем неправильно. И у меня есть то, к чему я не хочу подпускать людей. Но мне не сложно поделиться вот этим. – Похоже, Лайт имел в виду свою семью. – Только не думай, что это из жалости или еще по какой причине, которую ты можешь себе нафантазировать. Ты нравишься мне и моим родным, и стоит просто принять это как должное.

Мин многое принимал как должное: удобства, деньги, статус. Но не любовь.

– Ладно, пойду с вами, – согласился он, надеясь быстрее закрыть тему.

Это слишком эмоциональный разговор для раннего утра. Поэтому возвращение Прим, которая с новым рвением прибежала и отвлекла на себя все внимание, вышло для него как нельзя кстати.

И вот спустя час Мин усадил семью Хонгсаван в свою машину. Они быстро добрались до центра города и оказались на рынке.

Было столько людей, столько разных ароматов – голова шла кругом. Мин не любил подобные места и мог находиться в них слишком долго, но в туристических целях позволил себе раствориться в местной суете простых людей, где никто не знает, кто он такой. Он ведь всегда мечтал оказаться посредине. И на удивление нашел то, о чем так долго грезил, в случайной поездке с парнем, которого так ненавидел. Да, жизнь преподносит сюрпризы.

Несколько раз он едва не потерялся в толпе, однако проворная Прим всегда умудрялась отыскать его. А вот ему найти макушку Лайта так легко не удавалось. Когда парень только вышел из душа, смыв краску и высушив волосы, было очень странно видеть его с черной шевелюрой. Лайт все еще походил на ребенка, но не на такого бунтаря, как при их первой встрече. Теперь тот впрямь мог сойти за презентабельного докторишку. Правда, за совсем юного.

Купив все необходимое, Кхун Нари сказала, что отведет их пообедать в лучший ресторан Лампанга. Они зашли в респектабельное заведение, стандарты которого были привычны для Мина. Здесь он чувствовал себя в своей тарелке. Поскольку северный город славился ананасовыми плантациями, он заказал любимый Сом Там^[40] и курицу с ананасами, чтобы в полной мере завершить свою миссию туриста.

Обед сопровождался беседой, начавшейся с обсуждения учебы Лайта, а после и его.

– Студенческая пора – лучший период в жизни, – утверждала Кхун Нари, и хотя у Мина имелось другое мнение насчет этого, он промолчал. – Первая любовь и отношения; одногруппники, которые навсегда останутся твоими друзьями. Эта связь очень крепка. Как, к примеру, между твоим отцом и моим покойным мужем.

– Сложно представить, что у отца были друзья.

– Равит всегда вел себя сдержанно, но Пивату, отцу Лайта и Прим, хватало безмятежности за двоих, и он легко нашел к нему подход. Им обоим нравилось, что они так кардинально отличаются друг от друга. Пиват был жизнерадостным, легким на подъем, никогда не отчаивался и верил в лучшее, даже когда в кармане не было ни гроша. С Равитом все обстояло иначе: родители очень давили на него, да и учиться на доктора совсем непросто. Я не осознавала всех трудностей, пока Лайт сам не выбрал эту дорожку.

Свою империю Равит Вонграт построил сам, несмотря на то что бабушка и дедушка Мина по линии отца являлись в то время достаточно состоятельными людьми, хоть и не таких масштабов, как их семья нынче. Они дожили лишь до момента, когда их сын открыл первую больницу, а внук был еще совсем младенцем, поэтому Мин знал их исключительно по фотографиям. За тридцать лет отец не только сделал их фамилию широко известной во врачебных кругах, но и Вонгратов истинными представителями высшего класса.

– Он никогда не рассказывал мне о вашем муже, к сожалению. Хотя, может, это я запамятовал, – Мин пытался хоть как-то загладить черствость родителя.

– Увы, когда вы с Лайтом появились на свет, они поссорились и долгое время не общались. Когда мы взрослеем, просить прощения и прощать становится сложнее. Пиват уже не был так легкомыслен, а Равит вовсю ушел в управление своей первой больницы. Затем спустя несколько лет произошла та авария, – в глазах Кхун Нари появился блеск, отражающий неутолимую боль. – Твой отец тогда очень поддержал меня и даже помог организовать Гнан Соп^[41]. Я до сих пор очень ему благодарна.

– Вы возобновили общение?

– Не совсем. Ведь на следующий год случилось горе и в вашей семье. Ужасное время… Мне так жаль Раттану́. Мы с твоей матерью не слишком хорошо знали друг друга, так как они с Равитом познакомились уже после университета. Но во время тех немногих наших встреч она действительно соответствовала своему имени^[42].

Приборы в руках застыли, когда упомянули имя его матери. Мин так давно не слышал, чтобы кто-то произносил его. Стало дурно. Он ослабил осторожность и упустил момент, что в этом разговоре может всплыть запретное имя.

– Сынок, ты в порядке? – встревоженно спросила женщина, когда увидела, что он окаменел, а оттенок его лица сменился на болезненную бледность. Она ласково дотронулась ладонью до его запястья, но Мин инстинктивно отодвинул руку.

– Мы отойдем в туалет, – послышался голос Лайта, и по какой-то странной причине он беспрепятственно подчинился, когда его потянули за руку. Уйти – было правильно. Он этого и хотел.

Под влиянием имени матери обломки сердца разлетелись под ребрами, и кровь потекла рекой. Черно-красная, густая, горячая. Старые раны открылись, и боль выстрелила в голову последней пулей.

Когда они зашли в туалет, Мин облокотился на мраморную поверхность умывальников и тяжело задышал, прежде чем взглянуть на свое отражение. Он с трудом заметил фигуру позади себя, но их глаза встретились в зеркале.

– Ты в порядке? – не подходя к нему, спросил Лайт. Само собой, парень понял, что с ним происходит. Однажды Лайт уже видел его в таком состоянии: в грузовике, когда они сбежали от похитителей. И вот опять. – Просто дыши. Хочешь, посчитаю вместе с тобой? – Парень не стал дожидаться ответа, сам начал глубоко вдыхать и отсчитывать, параллельно медленно приближаясь, будто вместо Мина перед ним стоял испуганный зверек, который мог в любую секунду сбежать.

А он и был испуганным. Всю свою гребанную жизнь… Сколько бы ни пытался, ему до конца так и не удалось избавиться от страха. Снаружи – хищник, внутри – жертва. И раз сейчас не справляется, то пускай… он позволит этому парню помочь себе.

Постепенно тревога отступала, застрявший в груди комок исчез, а руки снова стали твердыми и ощутимыми, хотя пальцы все еще подрагивали.

– Легче? – Лайт стоял рядом и сжимал его плечо. – Прости, не подумал, что мама может упомянуть произошедшее с твоей мамой. Следовало предупредить…

Мин заставил его замолчать, покачав головой.

– Не нужно никому ничего говорить, – сказал охрипшим, но твердым голосом.

Лайт не противился. Тот поймал его взгляд и словно хотел проникнуть в самую его глубь.

– Окей, я ничего не скажу. Сделаем вид, что тебе не пришлась по вкусу местная пища, – пообещал Лайт, и он легко поверил, ведь это не первый случай, когда докторишка о чем-то умалчивал ради него.

– Досадно, что ты снова стал свидетелем этого, – сглотнул Мин, но Лайт вдруг развернул его к себе и положил уже обе свои руки на его плечи.

– Я рад быть рядом, чтобы помочь. Ты не должен умалчивать об этом. Как будущий врач говорю – это не решение.

В любой другой ситуации Мин бы разозлился и прокричал, что это не его дело, однако сейчас кричать не хотелось.

– Ты собираешься быть хирургом, а не психотерапевтом, – устало выдавил он. Сарказм был хорошим знаком.

– Ради тебя готов сделать исключение. Только придется проучиться еще лишние два года, чтобы получить дополнительную специальность. Но это если тебе нужен официальный документ о моей компетентности, а неофициально я всегда в твоем распоряжении. – Лайт улыбался ему одним уголком рта. Было в этом что-то теплое. Вовсе не жалостливое и притворное, а будто хорошо понимающее его.

– Я – твой водитель, а ты – мой психотерапевт?

– Справедливый бартер, разве нет? И если ты согласен, могу прописать тебе первое лекарство? – В глазах Мина мелькнула неприкрытая настороженность. – Не надо так напрягаться. Обойдемся без психоделиков и пощечин.

Мин остался на месте, тем самым позволив парню действовать. Лежавшие на плечах руки очень осторожно притянули его к себе, и он оказался зажатым в объятьях. Сперва его тело продолжало оставаться напряженным и обездвиженным, но мало-помалу он расслабился и уткнулся лбом в чужую макушку, покорившись своей слабости.

В это мгновение Мин осознал кое-что важное: объятия могут дарить утешение. Особенно, если ты прикасаешься к человеку, к которому испытываешь чувства… Такие объятия исцеляли боль, как бы фантастически это ни звучало. Ничего подобного с ним раньше не происходило. Такая буря была неведома его одинокому сердцу.

И да, у него все же есть чувства к этому докторишке. Несомненно. И они выходили за рамки дружеской привязанности. Потому что он не привязывался и не заводил друзей так быстро. Лайт изначально аномалия в системе его координат.

* * *

Они вернулись в Бангкок на следующий день.

Случившееся в ресторане Мин и Лайт сослали на проблемы с желудком. Кхун Нари беспокоилась о друге сына, да и Прим не хотела его отпускать, но наутро они все же уехали. Хотя Мин и сам ощутил из-за этого сожаление – искреннее и приводящее его в смятение.

Когда они подъезжали к особняку, он сказал:

– Я не говорил, куда уезжаю, поэтому лучше не упоминай, что я провел выходные у твоей семьи.

Лайт, откинув голову, смотрел на него слегка удивленно, но без обиды. На обратном пути докторишка сдержал обещание и не сомкнул глаз ни на секунду.

– Ну, как хочешь. Но почему?

– Просто не хочу добавлять еще одну лишнюю тему для беседы с отцом. – Мин уже знал, что мысленно Лайт опять порицает его за то, что он слишком строг к отцу, однако вслух тот ничего не сказал.

Когда Лайт выбрался из машины, а он не последовал за ним, тот обернулся и озадачено уточнил:

– Ты не идешь?

– Нет, мне нужно кое-куда съездить. Увидимся завтра.

После окончательного осознания, что его отношение к Лайту выходит за рамки приятельских, Мин решил, что нуждается в совете. Следовало во всем разобраться, потому что неизвестность его никогда не устраивала, каким бы бредом ситуация ни казалась.

Да, в подростковом возрасте он совершал всякие глупости – целовался с парнями во время алкогольных игр или когда его брали на слабо. Но лишь на вечеринках и ради чистого любопытства. Без всяких обязательств, чувств и дальнейшего общения. Но сейчас ему уже не шестнадцать. И с Лайтом у них выстраивалась странная история.

Мин предпочитал решать проблемы сам, но понимал: если область, где обнаружился сбой, ему неизвестна, эффективнее подключить дополнительный ресурс. И таким должен стать кто-то из его окружения.

Мара была самым очевидным выбором. У нее есть опыт, знания и интерес. Правда, последнего даже в избытке, оттого чрезмерное любопытство быстро перекочевало в список того, почему этого делать не стоит. И все же… никого ближе этой самодовольной и порой невыносимой девушки у Мина не было.

Он знал, что сломлен: очень давно и с вытекающими из этого последствиями. То, что сломало его, повлияло на то, кем он стал. Теперь меняться было поздно. Возможно, но все же очень сложно. Поэтому неожиданно возникшие чувства к представителю своего пола вызывали массу вопросов.

Ему нужен человек, который сам переживал это. Срочно. Не для того, чтобы проверить на ком-то свою теорию, а лишь чтобы получить ответы. Хотя нет, чтобы понять ситуацию. Ответы он после найдет сам.

А Мара ведь «гибкая и открытая новому», как недавно сама напомнила ему в клубе. Мин знал о бисексуальности подруги. Парни, конечно, привлекали ее чаще, но два года назад Мара плотно проводила время и с одной девушкой.

Поэтому он набрал знакомый номер. Один гудок, два гудка… если она не возьмет трубку, значит и не нужен ему никакой разговор… три гудка. Нет, знакомство с семьей Лайта сбило его с толку, он себе попросту все надумал!

– Чем обязана звоночку? – раздался из динамика голос подруги, прервавший мысли. Она все же ответила.

– Ты свободна?

– А у тебя серьезные намерения на мой счет? Боюсь, я не готова стать миссис Вонграт-младший.

– Мечтай, – фыркнул Мин, но почему-то напряжение, мучавшее его ранее, мигом ушло.

– Что ж, если претендуешь на меня в кратковременной перспективе, могу вписать тебя в расписание.

– Нужно поговорить, – бросил он и сразу опередил ее: – Не в баре. Давай встретимся на набережной Йодпимана.

Мара несколько удивилась его предложению, но не отказалась. Они договорились увидеться через полчаса. Он уже ждал ее на месте, когда подруга подъехала.

Они зашли в ресторан пхукетской кухни, где взяли на вынос хоккиен-ми^[43] и, перейдя на сторону набережной, уселись прямо на парапете.

– Так что такое ты хочешь обсудить, что для этого нужна бедная романтика со звездами и видом на набережную? – Несмотря на словесную шпильку, Мара вполне уютно себя чувствовала, поедая лапшу.

– Как ни прискорбно признавать, мне больше не с кем поговорить о том, что меня… беспокоит уже какое-то время.

– Так у нас ночь признаний? – Мара вытерла рот салфеткой, не размазав на удивление при этом помаду, и отложила одноразовую тарелку в сторону. – Что ж, я заинтригована. Давай, не тяни.

И Мин не стал.

– Почему ты решила попробовать и с девушками?

Мара изогнула бровь, пристально изучая его лицо. Точно выискивала там что-то.

– Ты же знаешь, обычно такое спрашивают, когда самих посещают подобные мыслишки.

– Не буду делать вид, что интересуюсь для друга.

На мгновение ее зрачки расширились, а плечи слегка подскочили. Мара попыталась скрыть свою реакцию, но все же недостаточно быстро, чтобы Мин не заметил этого в той, кого знал слишком хорошо. Подруге понадобилось секунд пятнадцать, чтобы тон ее голоса звучал понимающе, а не удивленно.

– Так вот значит что… Интересно. – Она постукивала указательным пальцем по губе, явно не осознавая этого.

– Я знаю, что ты удивлена. Можешь не прикидываться.

– Еще бы не удивиться! Когда я шутила на эту тему, ты мне чуть глаза не выцарапал, – напомнила Мара, сумев наконец прийти в себя.

– Просто ответь на вопрос. Твои традиционные подколы оставим на потом.

– То есть я подколы, а ты сексуальные предпочтения?

– Я скорее сейчас оставлю лапшу на твоих волосах! – присек шутку подруги Мин.

Наверное, голос выдавал его, ибо Мара уловила в нем то, что иногда проскальзывало в самые темные моменты жизни.

– Что ж… для тебя не секрет, я люблю эксперименты. – Она перевела взгляд на отражающиеся блики в водной глади. – Прежде, чем от чего-то отказаться, я хочу это попробовать. На уровне физиологии у моих предпочтений нет границ – в этом нет сомнений. Но с девушками все слишком… знакомо. А я люблю сложности.

Его ситуацию это не проясняло. Он вздохнул и тоже поставил тарелку на парапет.

– Можем попробовать по-другому, – вдруг предложила Мара.

– Что ты имеешь в виду?

– Я включу дурочку и сделаю вид, что не понимаю, к чему ты клонишь, – великодушно предложила она. – Мы с тобой сделаны из одного теста, но я, конечно же, более великолепная и свободная версия. И мой опыт тебе не поможет. Давай я задам вопросы, вследствие которых ты найдешь свой ответ. Так что меняемся местами.

Это имело смысл. Мин кивнул.

– Хорошо, но не нарывайся.

– Я уже поняла, это важный разговор. – Иногда Мара могла вести себя не как избалованная эгоистка, только делала это крайне редко. – Первый вопрос. Тебя не волнует чужая гомосексуальная ориентация, это правда?

– Правда.

– Но тебя волнует собственная?

Неудобный вопрос. Из тех, которые притворяешься, что не услышал, и избегаешь. Проще говоря: в других он гомосексуальную ориентацию принимал, но не в себе? Будто утверждал, что остальные могут хоть в грязи валяться – это не его дело, но сам туда ни за что не вступит.

– Не сказал бы. Просто ранее не думал, что эта тема затронет и меня. Я не люблю ярлыки. У меня к ним устойчивая непереносимость.

– Вот поэтому мы с тобой идеальный тандем! – Мара слегка толкнула его плечом и взяла под руку. Поглощенный спутанными мыслями, Мин не стал этому препятствовать и позволил ей прилипнуть к себе. – Кто же это заставил моего хладнокровного Вонграта сомневаться в своих предпочтениях? У меня ведь совсем нет догадок! Вот ни одной, даже самой розоволосой!

Догадливости Маре было не занимать. Мин шумно выдохнул и прикрыл глаза, но все еще чувствовал правым боком чужое тепло.

– Тебя волнует, что это – парень или что он – это он? – атаковала следующим вопросом девушка.

– Оба. Еще несколько месяцев назад я проводил время с девушками и не чувствовал другой тяги, даже если случаи были, а ты помнишь, они были. Но здесь ситуация другая.

– Зачем?.. – Мара запнулась, но быстро продолжила: – Зачем ты так усложняешь себе жизнь, честное слово. Если что-то хочешь – делай, а если кого-то – тем более хватай! Мы же не о Великой и Трагичной Любви говорим, да?

– Ни о какой любви речи и не идет, – без всяких сомнений отчеканил Мин.

– Вот и я о чем. Тогда почему ты вообще этим обеспокоен?

– Потому что привык понимать себя и свои поступки. А сейчас в голове беспорядок, а я его не выношу. Совсем скоро отец перекроет мне кислород, а я тут… не пойми чем занимаюсь. – Он гневно пнул ногой парапет, словно тот виновник всех его бед.

– Ты всегда можешь поступить, как я – послать подальше желания родителей и устроить бунт. А относительно твоей нынешней «проблемы»… Знаешь, кто ему нравится? Парни, девушки или без разницы?

– Он рассказывал о своей школьной любви. Пола не знаю, я не уточнял. Тогда в этом не было нужды.

– Теперь пришло время спросить.

– Даже если узнаю, это мне не поможет. Оба варианта бесят, ведь это не ответ на мой вопрос.

– И какой же твой главный вопрос?

«Почему он мне нравится?» – тут же пролетело в голове. С самим этим фактом он уже смирился в душе, но вот его источник, как зудящая рана, не давал покоя.

– Если твой бар прогорит, у тебя есть задатки для карьеры психотерапевта, – пробурчал Мин и провел рукой по волосам.

– Да я вообще алмазик, сверкаю талантами, – довольно расплылась в улыбке Мара, возвращаясь к своей привычной натуре. – Значит так, Вонграт, на тебя это не похоже. Сделай шаг навстречу этому своему загадочному объекту бисексуальных позывов. Не понимаю, чего тут париться? Или ты реально дорожишь вашим общением и боишься, что оно прекратится, если перейдешь черту?

– Я даже не знаю, можно ли перейти черту еще больше, – сорвалось с губ непроизвольно, стоило услышать смехотворное предположение подруги.

– Попробуй, – искушала Мара, чуть ли не шепча ему на ухо. – Ходить по лезвию ножа страшно, но ты никогда не испытаешь таких сильных эмоций, оставаясь лежать на удобной перине.

* * *

Той ночью Мин спал крепко, возможно, именно из-за обилия мыслей в голове. Туман отступил после разговора с Марой, и кое-что начало проясняться. Он успокоился хотя бы на время.

Утром его переполняла решимость. Это качество всегда было ему свойственно, однако в последнее время Мин сошел с привычного пути, но теперь собирался отбросить сомнения и действовать как прежде. И в самом деле, какая разница – парень или девушка, ведь чувства не очерчиваются половым признаком. Какие бы религиозные, политические и моральные рамки не ставило общество.

Мин не считал себя самовлюбленным, и все же имел ясное представление о своем внешнем виде. Поэтому решил, что, если проявит инициативу, у Лайта не будет причин не поддаться, если того привлекают парни.

Но во время их следующей встречи он ничем не выказал перемены, возникшей в его намерениях. Уже однажды докторишка из врага превратился в друга, а теперь перевоплотился в объект внимания.

Мин был слишком циничен для сказок о любви и даже не столь благосклонен к идее влюбленности, но симпатия, основанная на пережитых вместе испытаниях, регулярной поддержке и доле физического контакта, вызвавшей влечение, вполне устраивала его рациональный мозг.

Правда, настроение немного подпортила незапланированная встреча с отцом, который возник на кухне, когда они с Лайтом собирались покинуть ее.

– Доброе утро. Не знал, что в прошедшие выходные из дома уедет не только Лайт.

Мин сдержал порыв выгнуть бровь. С каких пор старика волнует его местоположение?

– Изменились обстоятельства.

– Предполагается, что век технологий дает возможность в любую минуту оповестить об этом.

– Телефон работает в обе стороны, знаешь ли. Не заметил твоих звонков, – фыркнул Мин. Внезапная заинтересованность отца его делами раздражала.

– Кхе-кхе, – остановил их перепалку кашель Лайта. – Простите Кхун Равит, что лично не сказал об отъезде.

– Я понимаю, ты был занят. Желание преуспеть в этом мире вынуждает временами жертвовать некоторыми правилами приличия.

Отцовство и супружество, надо полагать, были для Вонграта-старшего по важности явно ниже правил хорошего тона, ведь оба этих обязательства он давно провалил.

– Тогда последую твоему примеру и скажу, что ты задерживаешь нас. Можно нам уже поехать на учебу? – не выдержал Мин и прошел мимо отца к выходу из кухни. – Лайт, пошли!

Из-за этого инцидента в университет он добрался уже не в прекрасном настроении, однако не мог позволить отцу повлиять на его решимость. Вдобавок предстояло еще придумать повод для воплощения своего плана: сначала вытянуть из Лайта информацию о личной жизни, а после испробовать и несловесные способы сближения.

По расписанию у него стоял факультатив для всего потока, который должен был состояться через час, поэтому Мин не спешил и вызвался пройтись с Лайтом до медкорпуса. Но они и трех шагов не сделали, как к ним откуда ни возьмись присоединился Вар.

– Как выходные с семьей, Пи’? – тут же спросил тот.

И все этот мелкий засранец знает!

– Отлично. Скучал по ним, хотя Прим успела несколько раз вывести меня. Но в этом ее очарование. Вырастет невыносимой занозой в чьей-то заднице, и все равно я обожаю эту негодницу.

– Пи’, ты ведь помнишь, что обещал отпраздновать свой день рождения, когда вернешься? Ребята уже готовы, им как раз нужен повод, чтобы расслабиться перед финальными экзаменами в конце года.

Впервые Мина заинтересовали слова Вара. Вечеринка – отличный повод выведать желаемое. Парни не меньше девушек делятся любовными похождениями, особенно под влиянием алкоголя.

– Это хорошая идея, – поддержал он.

Вар, наклонившись вперед, посмотрел на него через Лайта, и глаза нахального младшего так и кричали: «Какого хрена ты вмешиваешься? Тебя никто не спрашивал!» Однако Мину не требовалось приглашение второкурсника; он сам себя пригласил на этот праздник жизни.

– Может, в конце недели? – с сомнением, будто мысленно перебирая расписание, предложил Лайт. – Хотя не знаю… Мне нужно еще дописать дипломную.

– Пи’, допишешь позже. Ты и так все знаешь. У тебя отличные оценки, а через месяц университет для тебя закончится. Мне и так грустно, что ты выпускаешься, так давай хотя бы сейчас отгуляем, – заканючил Вар.

Похоже, жалобное нытье мальчишки сработало; взгляд Лайта потеплел, и тот похлопал младшего по голове. Мин подметил схожие повадки и смену настроения, которые уже замечал в поведении Лайта с сестрой. Видимо, докторишка действительно принимал Вара за младшего брата.

– Ладно-ладно, уговорил. Ты прав, надо воспользоваться последней возможностью и провести как можно больше времени с вами. – Лайт повернулся к нему. – Ты ведь свободен в пятницу?

В этот раз уже Мин чуть наклонился вперед, так же смотря на Вара, и самодовольно пожал плечами, подразумевая: «Что тут поделать, меня хотят видеть».

– Готов подстроиться под любое расписание.

Никто из них не понимал, как нечасто такое радушие и готовность исходили от Мина. Но чем меньше знают, тем лучше.

– Пи’, а кого ты еще позовешь? – спросил Вар.

Докторишка и второкурсник принялись обсуждать знакомых Лайта, и Мин перестал внимательно прислушиваться, а размышлял над тем, что предстоящая вечеринка не обойдется без инцидентов.

Они шли по парковой зоне, когда ему позвонил Бест.

– Чувак, ты где?

– Иду с Лайтом к его корпусу.

– Ты не видел новости? Точно не видел, судя по спокойствию в голосе.

Мин сразу понял, что это ему не понравится. Он остановился, а спустя несколько шагов это сделал Лайт, а за ним и не шибко довольный Вар.

– Что на этот раз?

– Эм-м-м… там статья о том, что ты кое с кем встречаешься.

Удивление было немое и безмерное. Мин понятия не имел, о чем там могли написать. Последняя его пассия лежала в психиатрической клинике в Америке. Не прознали же журналисты о его любовной связи с Наной после истории с похищением? Или сама девушка рассказала им ради мести?

– С кем?

– Слушай, я сейчас подойду к тебе. Секунду, – сказав это, Бест сбросил звонок.

Мин не собирался ждать; пальцы тут же набрали собственное имя в строке поиска. Он даже не услышал вопрос Лайта: «Что происходит?», когда тот подошел к нему, потому что увидел самую первую высветившуюся статью, опубликованную буквально два часа назад.

– Да они издеваются! – вырвалось из застывшего, но пылающего злостью тела.

Каминг-аут или страшная тайна?

Наследник сети больниц «VN Medicine» и сын известного хирурга и обладателя международных премий Равита Вонграта, пойман в гей-клубе в компании неизвестного юноши. Неужели в ЛГБТК+ сообществе прибавление или это постыдный секрет, о котором никто не должен был узнать?

После текста красовалось фото, где он сидит один за столиком, а к нему наклоняется какой-то парень. Полученный ракурс намекал на то, чего и в помине не было. Мин смутно вспомнил незнакомца, который к нему клеился.

Похоже, он так долго прожигал взглядом экран, что Лайт не выдержал и повернул его руку с телефоном к себе. Вар беззастенчиво так же уткнулся в него, и именно необузданное восклицание второкурсника привлекло всеобщее внимание:

– Ты что, гей?!

_________________________________

(NF – Can You Hold Me)

14 глава

Мин не знал, как реагировать – смеяться или злиться. С одной стороны, до абсурдного забавно, что он вдруг превратился в медийную личность, а сам этот момент упустил. С каких пор ему требовалось контролировать каждый свой шаг? Разве статус сына известного врача делает из него цель для преследования и вынюхивания подробностей его личной жизни? В районе, где находился их особняк, проживало десятки представителей высшего света, чья жизнь намного увлекательнее его. А с другой стороны, нутро горело. Он ненавидел вмешательство и любой контроль над своей жизнью, происходящий без его позволения. Жутко хотелось найти тех, кто сделал снимки и написал этот жалкий текст, и поспособствовать тому, чтобы ни держать камеру, ни ручку они больше никогда не смогли!

Лишь появление запыхавшегося от бега Беста вывело из прострации. Лицо, с которым Мин пялился на экран телефона, не вызывало доверия у Лайта и Вара, поэтому они не решались окликнуть его или повторить беспардонный вопрос. Мин сейчас напоминал гепарда, готового к прыжку и способного разодрать любую попавшуюся на пути жертву. Так что Бест проявил настоящее бесстрашие, заговорив с ним в этот момент.

– Судя по твоему виду, ты уже прочитал.

– Прочитал, – ответил он спокойнее, чем от него ожидали. Внутри варился котел желчи и ненависти, однако Мин не собирался вываливать истинные чувства наружу в общественном месте.

– Слушай, не могу понять, с чего это ты так в последнее время заинтересовал прессу? Прежде ты не имел таланта попадать в заголовки, хотя частенько посещал разнообразные тусовки.

– Не знаю.

Ярость, как взорвавшийся гнойный нарыв, очень быстро истощила как силы, так и хорошее настроение. Остались только усталость и безразличие.

– С такой скоростью ты окончишь универ знаменитостью! Сначала новости о твоем похищении, а теперь – о каминг-ауте.

– Нет никакого каминг-аута, – больше машинально, чем оборонительно бросил Мин.

– Я в любом случае не поверил, – почти обиженно укорил его Бест. – За все годы нашей дружбы не заметил в тебе интереса в эту сторону.

Мин подавил желание грустно усмехнуться. Да, ситуация все же забавная, учитывая, что он только недавно признался себе в странных флюидах в сторону одного парня, а журналисты уже вовсю ставят на его ориентацию новый ярлык.

– Так ты не гей? – не удержался Вар.

Мин с силой сжал челюсть и, повернувшись в сторону мальчишки, язвительно прошипел:

– А что, у тебя планы на меня? Даже окажись это правдой, могу тебя расстроить – у тебя нет шансов. Наглые и назойливые дети мне не по вкусу.

– Ну конечно, потому что самое наглое и высокомерное лицо ты видишь каждый день в зеркале. И мне, вообще-то, уже девятнадцать!

Если бы в тот момент Лайт не увел Вара от них, Мин потратил бы остаток сил на драку с второкурсником. Он рухнул на ближайшую скамейку, и Бест, оставшийся с ним, утешительно похлопал его по спине.

– Забей, очередная сплетня, которая взбудоражит людей всего на несколько дней. Ее быстро забудут.

– Забудут другие, но не отец…

Как бы Мин ни презирал родителя, он все же не мог избавиться от чувства, что должен тому. Поэтому при каждой ошибке мысленно прокручивал его вероятную реакцию. Он ненавидел это, но избавиться от этого не выходило – это стало такой же его частью, как паршивый характер или обособленность.

– Это ведь не твоя вина. Тебя сфотографировали в гей-клубе. И что с того?! Я тоже там бывал со знакомыми. Это ж еще ни о чем не говорит. И в этом нет ничего зазорного!

Мин был благодарен другу за поддержку.

Он просто переживет очередную стычку с отцом. Больше никто не посмеет призвать его к ответу. Он не обязан никому ничего объяснять. Его сковывал лишь один человек, всем остальным Мин не собирался давать и шанса. Поэтому он решительно кивнул сам себе и встал.

Такая быстрая перемена в его настроении сбила Беста с толку.

– Ты в порядке?

– Пошли, – буркнул он и подождал, пока друг встанет и поравняется с ним.

– Куда?

– Если ты не забыл, у нас факультатив.

– Так ты не будешь снова неделю прятаться?

Нет, не будет. Не в этот раз.

* * *

День прошел не так плохо, как ожидалось. Все это время Мин равнодушно испепелял взглядом всех, кто поглядывал на него или шептался за спиной. У него было время подумать не только об инвестиционной привлекательности строительных рынков, обсуждаемых на занятии, но и о сложившейся с ним ситуации.

Он был человеком, который легко вспыхивает. Но стоило первой буре чувств уняться, ему удавалось разложить ситуацию по полочкам, извлечь полезные детали и найти решение. Мин поступал так не единожды, даже в самый опасный раз – во время похищения, и это всегда спасало его. Так что со слухами о своей личной жизни и подавно справится.

Вот только как появились эти фото?

Неужели кто-то из посетителей клуба узнал его и слил снимки, что послужило почвой для статей на новостных сайтах? Ведь стоит чему-то попасть в Интернет, как эта информация тут же начинает жить своей жизнью, независящей от распространителя. Или фотографа специально послали следить за ним?

Как бы там ни было, следовало позволить пламени потухнуть самостоятельно, не подбрасывая туда щепки. Как иной вариант – сменить направление ветра, и погнать дым от костра в другую сторону. Или сделать вид, что костра вообще нет. Объявить, что он был там с друзьями. Однако докладывать о своей частной жизни не входило в его правила.

Выходя из аудитории после последнего занятия, Мин заметил Лайта, который просматривал что-то в телефоне, прислонившись спиной к стенке неподалеку. Когда докторишка увидел выходящих студентов, то быстро заметил его и Беста и, улыбаясь, подошел к ним. А проходящие мимо одногруппники тем временем продолжали пялиться.

– Что ты здесь делаешь? – выгнул Мин бровь. Хотя уже достаточно узнал Лайта, чтобы понять: тот волновался о нем, так что притащился к их аудитории. Мин был уверен, что его местоположение донес докторишке Бест.

– Жду тебя.

– Хочешь, чтобы за один день мне приписали сразу два романа? – Он сам не знал, почему говорит это, ведь выходило грубо и будто он недоволен его появлением. Однако слова все же вырвались наружу. Вместо ответной доброты из него всегда сочился яд.

– Эй, тогда для начала нас с тобой поженят! – вмешался Бест. – Все, мне нужно бежать. Передаю восходящую звезду желтых сплетен в твои руки, Пи’. – Друг подмигнул ему и помахал Лайту, прежде чем нагло скрыться.

Отлично, эти двое решили, что его нужно сторожить поочередно.

– Твои занятия закончились? – уже более мирно поинтересовался Мин по дороге на парковку.

– Я отпросился с последнего, так что свободен.

– Ты не обязан этого делать. Я в порядке.

Ощущение, что кто-то волнуется о нем по-настоящему, все еще было для Мина в новинку, и потому он часто отторгал это беспокойство, напоминая себе, что, возможно, для других это не так значимо, как для него.

– Кхун Равит разозлится? – задал очень важный вопрос Лайт.

Именно об этом Мин весь день старался не думать. Но реальность, как тот самый айсберг из «Титаника», выплыла изо рта розоволосого (ныне брюнета, но он еще не переучил себя называть Лайта в мыслях иначе). И не определился, стало ли нежданное появление парня в его жизни спасением или проклятием. Мин не верил в судьбу, в предназначение свыше; всего лишь проявлял наблюдательность. С появлением Лайта его жизнь превратилась в еще большую эмоциональную бурю, нежели раньше. Этого нельзя было не заметить.

– А ты думаешь, он погладит меня по головке и воскликнет: «Сынок, я столько лет ждал новостей о твоих похождениях по гей-клубам! И наконец-то это случилось!»

Несмотря на его откровенный сарказм, Лайт не обиделся, а закатил глаза и ухмыльнулся.

– Твой отец прогрессивный человек.

– Возможно. Но он ненавидит подобного низкого сорта слухи и вновь разразится длинной тирадой о последствиях моего безответственного поведения.

– Тогда притворись, что согласен с ним, покивай, напусти на себя невинный вид и забудь. Не бери слишком многого в голову.

Такой совет удивил. Ведь складывалось впечатление, что Лайт благодарен Вонграту-старшему и очень уважает его, и это вынуждает слушаться мужчину.

– Ты же всегда твердишь, что я слишком жесток к нему, – выплеснул недоверчиво Мин.

– За это время я получше узнал тебя, да и доктора Вон-грата тоже. И волей-неволей стал свидетелем ваших отношений. По моему опыту, иногда лучше сделать вид, что другой победил, даже если это не так. Особенно, когда речь заходит о старшем поколении. Они часто уверены в своей правоте, ведь прожили больше, у них на руках опыт, которого у нас нет, и прочая ерунда, кричащая о том, почему они правы, а мы нет. Хотя они не осознают, что «их правда» и «наша правда» могут быть различны, ведь время меняет многие вещи. Такова суть пропасти между поколениями.

– С ним меня никогда надолго не хватает.

– Уверен, ты сам получаешь удовольствие от споров с ним. При желании мог бы их избегать.

– Кивать и соглашаться – не мой стиль. Да и в любом случае он никогда мне не верит. Единственный способ избежать этого – не жить с отцом в одном доме или даже стране.

– Не надо так радикально.

– Почему? Останешься со своим кумиром наедине. Ты восхищаешься им, он – тобой. Такую идиллию в нашем доме давно не видели.

В ответ Лайт посмел его толкнуть. Мин споткнулся о собственные ноги и чуть не упал перед машиной. Любой другой после такого проступка был бы уже мертв, но докторишка получил от него лишь рассерженный взгляд и недовольное фырканье.

– Хочешь секрет? – неожиданно нарушил тишину парень на середине пути в особняк. Мин боковым взглядом оглядел Лайта, который, нагнувшись вбок, упирался локтями в панель салона.

– Ты такой внезапный, – фыркнул он, но все же заинтересовался.

– Я очень уважаю Кхуна Равита как доктора и восхищаюсь его достижениями, но я бы не хотел, чтобы он был моим отцом.

Это было сказано ровным тоном, без тени шутки или сарказма. Загорелся красный сигнал светофора, и Мин получил возможность нормально взглянуть на парня и переварить чужой «секрет».

– Рад, что ты начинаешь видеть его без розовых очков.

– Я не считаю его плохим человеком, и все же… к тебе он мог бы относиться лучше. Наверное, это тяжело, и мне сложно понять, ведь мои отношения с семьей совсем другие. Мы с отцом были очень близки. Хотя… от этого переживать его потерю было еще больнее, – Лайт поморщился, словно воспоминания причиняли физическую боль.

– Тебе не стоит заморачиваться и пытаться понять моего отца. Я прекрасно осознаю, что он удивителен во многих ролях, но, к несчастью, мне выпала участь иметь дело с самой неудачной – единственной, с которой он не справляется. Но не все могут быть врачами, да? Может, и родителем быть не каждому дано.

Тишина поглотила тяжелую истину.

* * *

Вечером Мин пытался погрузиться в работу над дипломом, но все закончилось тем, что, сидя на кровати, он все пролистывал вышедшие о себе новости, которых с утра прибавилось. В основном они распространялись через различные странички поддержки ЛГБТК-сообщества и поклонников слэша. Удивительно, но кому-то хватило всего лишь одного фото, чтобы принять новость о его ориентации за чистую монету.

Мин раздумывал о том, что для решения данной проблемы необязательно использовать любимый «трюк с полуправдой». Достаточно просто правды – он пришел туда за компанию. А о неудобных же деталях предпочел забыть. Фотография не была провокационной. Много шума попросту из ничего.

Внезапно в дверь постучали, и в проеме показалась горничная.

– Кхун Равит ждет вас в своем кабинете.

Ну конечно, отец не мог не увидеть. Вонграт-старший не являлся активным пользователем Интернета, но ему точно кто-то доложил о новостях.

Его снова будут отчитывать. Хотя отец сам утверждал, что он давно вырос, но отчего-то продолжает вести себя по-детски. Но отец первым делал из него вечного ребенка. Мин изучал психологию – его единственная связь с медициной – и осознавал, что все идет из детства. Большинство проблем и комплексов не исчезают сами по себе, их проносишь через всю жизнь как потертую фотографию или семейную реликвию. Ты можешь быть уже в возрасте, но все еще огорчаться, что родители тебя не любили; или возненавидеть мужчин на долгие годы, ведь папа тебя избивал; или презирать женщин, поскольку мать бросила тебя в детстве. Таких примеров уйма. Он один из них. Но не только отец виновен во всем. Мама – все случилось из-за нее. А спустя десять лет ненависть к отцу хоть и трансформировалась в нескрываемое презрение и устойчивую непокорность, так и не исчезла из глубины его сердца. И казалось, что уже не исчезнет никогда.

Мин постучал в дверь кабинета, как стучал уже тысячи раз. Отец оставался доктором даже в собственном доме, ведь здесь проживал его главный постоянный пациент – собственный сын.

И стоило только зайти и сесть в кресло напротив, Мина тут же обдали привычно-равнодушным взглядом за стеклами строгих очков.

– И когда ты думал мне об этом сообщить?

– Был уверен, что ты и так узнаешь.

– Как мне понимать эти новости? – голос отца звучал ровно.

– Как отчаянные попытки журналистов раздуть из мухи слона.

– За последние недели ты стал обсуждаемой знаменитостью. – В устах Вонграта-старшего слово «знаменитость» означало оскорбление. Его сын должен был стать врачом. Или гендиректором их империи. И если и светиться в новостях, то из-за заключения удачного контракта или помощи неизлечимо больным.

– Я об этом не просил. Если ты не забыл, в прошлый раз меня похитили, и новости просочились из-за полиции. А в этот раз вообще без понятия, что за сталкеры следят, куда я хожу с друзьями.

– Не помню, чтобы ты ходил в такие места.

Будь они в ситкоме, после этих слов прозвучала бы запись закадрового смеха. Даже мысль, что отец разбирается в его интересах – смехотворна. Но декорации его жизни смахивали на трагедию, поэтому он лишь презрительно сжал уголки губ.

– Мара позвала меня туда на встречу с ее знакомыми. – Его нервировало отчитываться. Оттого он не сдержался и едко добавил: – И вообще, посещения гей-клуба не преступление, насколько я помню.

– Зная твои прежние похождения, которые хотя бы не удостаивались публичного обсуждения, эти сплетни, само собой, полный абсурд. Однако факт остается фактом: твои вкусы, какими бы они ни были, стали достоянием общественности. Ты знаешь мое мнение на этот счет.

Мин не совсем понимал отца: это была неловкая попытка спросить, не перебежал ли он на «другую сторону» или же того действительно волновала лишь публичность? Или вовсе это намек на его развращенность и аморальность? Хотя он ни разу не приводил в особняк ни одну из своих «девушек» и не утруждал отца наблюдать за оргиями. Тому в принципе не стоило волноваться, ведь ни одной девицей, как и групповушками, он никогда всерьез не увлекался. Некая разборчивость передалась ему генетически. А что-то в данный момент пробуждал в нем лишь один человек, живущий в комнате на втором этаже.

– Еще бы не знал, – ответил он. – Но тогда ты и не должен продолжать тенденцию лезть в чужие дела.

– Мин. – Отец выдохнул, на его лице наконец отразились хоть какие-то эмоции, характерные для родителей, которым не наплевать на свое чадо. – Я лишь волнуюсь за тебя и за то, как это повлияет на твое будущее. Люди любят копаться в чужом белье, и не каждый относится к подобному так беспечно, как ты.

– Мне все равно, кто и что думает. Даже если мои вкусы поменяются, я не обязан ни перед кем отчитываться.

– Ты говоришь это, чтобы меня позлить? Думаешь, это смешно?

– Да-а-а, папа, все в этом мире вертится вокруг тебя. Я прям сидел и думал, что бы еще такого выкинуть, и замутить вместо девушки с парнем показалось мне крайне волнующим, – сказанное «папа» подразумевало лишь саркастический смысл. В его устах это тоже звучало как оскорбление.

– Я тебе не враг. – Отец не рассердился, что удивительно, и продолжал говорить спокойно, хоть и устало. – Меня радует, что ты достаточно здравомыслящий, чтобы не позволять чужим суждениям управлять собой. Но иногда я просто не понимаю, что происходит в твоей жизни. Сначала тебя похищают из-за девушки, потом тебя снимают в гей-клубе. Я лишь хочу, чтобы ты достойно окончил университет и присоединился к нашему делу.

– Я не вмешиваюсь в твои личные дела, а ты – в мои. Это лучший вариант для нашего сосуществования. И, поверь, про учебу ты мне талдычишь с самого первого дня поступления. Да и сложно забыть, что ты вынуждаешь меня стать тем, кем я никогда не стремился быть.

Ранее Мин так открыто не заявлял о том, что чувствует себя словно в клетке. Он не делился подобным с отцом. Да и сейчас пожалел, что болезненные слова вырвались. Это ведь бессмысленно. Отец видел лишь собственные амбиции и планы.

– Ты сам выбрал экономику. И я пошел тебе на уступки.

– Выбрал? Я? Уверен, что твоя память не барахлит? Запишись на прием к кому-то из своих коллег. Я ничего не выбирал! Это ты согласился на это в качестве единственной приемлемой для тебя альтернативы, а я уступил, лишь бы ты отстал от меня.

– Ты был подростком, который не мог самостоятельно принимать такие важные решения. Долг родителя – направлять ребенка. Или мне стоило потакать твоим капризам и наблюдать, как рушится твое будущее? К тому же после окончания школы ты отказался продолжать сеансы с психологом, и твое состояние тогда было очень нестабильным.

Его глаза почернели, как угли. Да, Мин помнил это время.

– Это было бессмысленно.

– Ты все еще страдал из-за матери.

– Кто-то же из нас двоих должен был.

Казалось, сегодня все запретные темы всплыли на поверхность, вскрылась каждая гнойная рана.

– Мин, неужели даже сейчас ты не веришь, как я сожалею, что меня тогда не оказалось рядом?

– Не бойся, я истерично не кинусь на тебя, как десять лет назад. Я понял многое из того, что в тринадцать казалось слишком сложным. Но от этого не легче. Есть вещи, которые нельзя простить. А я не тот человек, чьи чувства легко изменить. Мое отношение к тебе уже десять лет остается неизменным. – Когда слова, предательски взволновавшие его, обрушились на отца, Мина обкатило жаром, а после холодом. Внутри разлилось облегчение и боль.

Отец почему-то молчал. И это было не то молчание, когда больше нечего сказать, а то, когда существует целая история, но она остается где-то в глотке, приговоренная к заточению в ней.

Может, оно и к лучшему. Он не хотел иметь повод прощать отца. Только ненавидеть. Так удобнее.

Поэтому он просто встал и вышел из кабинета.

В холле, прямо на нижних ступеньках лестницы, сидел Лайт. Когда тот увидел его, то оторвался от телефона в руках, однако не спешил вставать. Мин сам подошел к докторишке.

– Подслушивал?

– Переживал.

Мин восхищался способностью Лайта одним словом рассасывать загустевшую трясину внутри него. После разговора с отцом он был морально истощен и подавлен, но одно это слово смогло выдавить из него улыбку.

– Ну, я выжил, – выдохнул он, падая прямо рядом с парнем на ступеньки, чего никогда ранее не делал.

– Хочешь поделиться? – Лайт всегда оставлял за ним право выбора.

– Все как обычно. Начали с одного, а закончили другим. Я пытался держаться, и он, кажется, тоже, но… твое «кивай и соглашайся» в моем случае не работает. С таким, как он, уж точно.

– Не расстраивайся. Отвлечешься, когда будем отмечать мой день рождения. Нам всем и правда нужен хороший повод перевести дух перед финишной прямой этой студенческой гонки.

– После этого, – Мин указал подбородком на кабинет, – мне точно нужно напиться, и чем скорее, тем лучше.

– Но я еще не решил, где именно. Ведь народу соберется больше обычного. Кроме ребят из музыкальной группы, я пригласил еще несколько человек, которых давно не видел.

Мин вспомнил фотографию с тремя школьниками, которую случайно нашел в комнате Лайта. Интересно, они тоже придут?

– Я могу спросить у Мары. Она знает много мест.

Подруга сегодня звонила ему, но Мин не взял трубку. Ведь тема разговора очевидна, да и Мара могла потерпеть со своим любопытством.

– Отлично! Но только, пожалуйста, что-нибудь более приземленное, что я в состоянии оплатить. Можешь позвать Беста или Нонг’Мару с собой. Я не возражаю, – сказал Лайт, когда они встали с лестницы и вместе направились на второй этаж.

– Это твой праздник. Что им там делать? Ты их едва знаешь, а мне не нужны провожатые. Или ты думаешь, твой любимый Нонг’Вар вытолкнет меня из окна, если я останусь без присмотра?

– Буду верить, что вечеринка не закончится вашей дракой.

– У меня другие планы на этот день, – прошептал он уже сам себе, когда, закрыв дверь своей спальни, прислонился к ней.

Мин не отказался от зародившегося в голове замысла. Он собирался понять свои чувства и узнать больше о Лайте. Поэтому ему не нужны собственные друзья рядом. Лишь друзья Лайта, как и алкоголь, который станет лучшим средством для достижения его цели.

* * *

Спустя несколько дней они все собрались в приятном заведении, чьим владельцем был знакомый знакомого всезнающей молодой владелицы бара, поэтому ей удалось забронировать для них на весь вечер большую террасу, а помимо этого выбить еще и скидку.

– А меня ведь даже не пригласили, но заставили делать всю черную работу, – капризно звучал в трубке голос Мары, когда та сообщала о выполненной просьбе. Ради этого Мину пришлось ответить на ее звонок и выслушать сначала ехидные замечания о его «каминг-ауте».

– Ты всего лишь позвонила и потрепала языком, а это твое любимое занятие, так что не преувеличивай, – не поддаваясь на ее нытье, холодно ответил он.

– Скажешь Пи’Лайту, что я глубоко оскорблена. Я думала, наше знакомство прошло замечательно, и между нами возникла связь.

– Вот именно, вы едва знакомы – в этом все и дело. Уверен, у тебя есть миллион более заманчивых вариантов для времяпровождения.

– Варианты есть, но с тобой всегда так увлекательно. А теперь вдвойне, учитывая занятные мыслишки, что посетили тебя недавно.

– Не смей болтать на эту тему, – чуть громче отчеканил Мин.

– Спокойно, Вонграт. Ты такой раздраженный в последнее время. Твоя интимная жизнь приостановилась, в этом вся беда. Раньше, когда мы с тобой проворачивали любовные авантюры, ты был куда более раскован. Если это временное воздержание на тебя так действует, тогда кончай.

– Мне не нужна помощь в данном вопросе.

– Уверен? Я ведь еще на днях кто-то изливал мне душу и просил совета.

– Этот кто-то уже жалеет об этом. – И прежде чем у Мары появилась возможность выбесить его еще больше, Мин положил трубку.

И теперь он находился в компании гостей Лайта, среди которых было только две девушки. Они все встретились около Сиама^[44] и оттуда поехали в ресторан на фургоне, который Мин видел после выступления группы Лайта.

Вечеринка длилась уже несколько часов, закат бледно-оранжевого цвета раскрашивал небо и заполнял пейзаж, виднеющийся с их террасы.

– Лайт, мы так редко видимся, и я рад, что в этом году ты наконец вспомнил о старых друзьях и организовал эту встречу, – слегка захмелевшим голосом произнес очередной тост один из друзей Лайта из музыкальной академии, в которую те ходили еще детьми. Его звали Ник, и он прижимал к себе свою девушку Той, являющуюся так же бывшей одноклассницей Лайта. – За старых и новых друзей!

Те, кого Мин ожидал увидеть – парня и девушку с той самой фотографии – отсутствовали. По сути, кроме Той, других школьных друзей Лайта здесь не было.

В ходе веселья Мин впитывал каждую новую деталь о докторишке. Встреча друзей – это всегда бесконечный поток воспоминаний. Каких-то менее интересных, каких-то особенно любопытных.

– А я желаю тебе наконец найти подходящего человека. Сколько можно быть одному! – заметила вторая девушка по имени Май. Она долгое время жила с Лайтом по соседству, пока ее семья не переехала, но, несмотря на редкие встречи, они сохранили связь.

– Май, вот именно – сколько можно? Каждый раз, когда мы встречаемся, ты твердишь одно и то же, – закатил глаза Лайт, но все же все выпили.

– До тех пор, пока ты не перестанешь твердить одно и то же в ответ! А ты верен себе. Ребят, скажите! – Она повернулась к участникам группы. – Он за последнее время хотя бы короткий роман завел? Может, с кем-то из ваших фанатов?

– Э-м-м… – промямлил Джосс, один из басистов группы. Мин успел немного поболтать с ним и нашел парня сносным для общения, ведь знал среди гостей лишь Лайта и бесячего Нонг’Вара. – Иногда к нам подходят ребята, которым нравятся наши выступления, но Пи’Лайт всегда быстро уходит после них, не давая никому и шанса.

– В этом весь он! С каждым годом ты становишься все более одичалым и неспособным кого-либо подпустить к себе. Тебе хотя бы кто-то нравится?

Девушка отличалась упорством в расспросах, и Мин с интересом наблюдал за этой перепалкой. Хотя произнесенное скорее описывало его, но точно не Лайта, который вел себя с ним дружелюбно, даже когда он открыто выражал свою враждебность.

– Кстати, да! Со школьных времен и вашей странной тройки с Тала́ем и Лили́н, я больше не видела тебя ни с кем. А мы ведь даже не поняли, кто из вас тогда с кем встречался. Знаешь, в последние месяцы перед выпуском это была горячая тема для обсуждений в нашем классе, и даже в параллельных об этом судачили, – вмешалась Той, тем самым приоткрывая завесу прошлых отношений Лайта.

– Почему я никогда не слышал об этом, Пи’Лайт? – обиженно возмутился Вар.

– Ой, да он же большой конспиратор! – громко заметила Май.

– А кто-то из вас сильно любит говорить о своих бывших? – Лайт не выказывал паники или страха от поднятой темы, однако Мин уже умел замечать недовольство парня, выражающееся через сморщенный лоб и методичный хруст пальцев.

– Неужели все было так плохо, что ты решил больше ни с кем не встречаться? – с сомнением спросил Джосс.

Мин оставался пассивным слушателем. Никто не выказал удивление или отрицание, когда всплыло предположение об отношениях Лайта с парнем. А значит, вероятность этого не исключена.

– Я была готова поставить руку на отсечение, что ваше с Талаем соперничество в учебе закончилось страстным романом. Но на первом же курсе услышала, что вы с Лилин попали в аварию. Никто из нашего класса ничего не понял: мы слышали о каком-то скандале и чуть ли не драке с Талаем, хотя ты все еще лежал в больнице. А затем вы все втроем будто испарились: Лилин уехала за границу, ты – отчислился с музыкального и поступил на медицинский, а что стало с Талаем после этой истории я не в курсе.

Бровь Мина слегка приподнялась, когда он сделал большой глоток виски. О таких мелодраматических подробностях аварии, из-за которой Лайт сошелся с его отцом, он не имел ни малейшего понятия.

– Да, аварии и расставания – отличные темы во время празднования дня рождения. Вы точно мои друзья? Начинаю в этом сомневаться. – Можно было похлопать тому, как Лайт умел выкручиваться без скандалов, переводя все в дружеский упрек. А вкупе с милыми чертами лица докторишки сложно не поддаться на эту манипуляцию.

И Мин решил, что пора вмешаться.

– Может, разнообразим вечер и поиграем в игру? – Все внимание переключилось на него. Ему было не привыкать.

Когда они только собрались вместе, Лайт начал представлять тех, кто друг другу незнаком. Конечно же, остальные тут же заинтересовались Мином, все же, как-никак, новый знакомый именинника. Но его полностью устраивало, что гости не знают о нем ничего. За исключением Вара.

– А ты дело говоришь, – согласился с ним один из членов группы. – Пи’Лайта сегодня должны вынести отсюда в отключке, поэтому давайте начнем. Так погулять мы сможем только после сдачи всех экзаменов, если, конечно, переживем их!

– Давайте посвятим игру виновнику торжества. Будем по очереди говорить какие-то факты о Лайте, и каждый из нас должен угадать, правда это или ложь. И после того, как Лайт подтвердит или опровергнет сказанное, проигравшие пьют.

– А если он не захочет отвечать?

– Тогда в наказание исполнит наше желание. – Никого из присутствующих долго уговаривать не пришлось, помимо самого Лайта, чье лицо так и кричало: «Не хочу стать центром всеобщих предположений!» Однако у парня не было и шанса перед такой толпой.

– Я хочу быть первой, – вызвалась Май, а Лайт все еще выглядел возмущенным этой идеей и гневно смотрел на Мина, но он упорно не замечал этот взгляд. – Ведь мы знаем друг друга чуть ли не с пеленок.

– Давай только не позорные истории из детства? – почти умоляюще захныкал именинник, закрывая лицо руками.

Кто бы мог подумать, что будет так приятно наблюдать за Лайтом в кругу его мира. Сначала Мин познакомился с семьей докторишки, а теперь оказался среди его друзей. И то, насколько Мин этим наслаждался, немного удручало.

– Оу… а что тебя может смутить? То, что в детстве ты показал мне свою висюльку? – Лайт застонал и съехал с лавочки вниз, словно мечтая исчезнуть, пока вокруг раздавались смешки. – В твою защиту скажу, что я сама попросила мне ее показать, а ты даже в детстве был слишком добр, чтобы отказать. Твой храбрый поступок положил удачливое начало увлекательного путешествия, если вы понимаете, о чем я. – Девушка, как ни в чем не бывало, жевала закуску к выпивке с довольной ухмылкой.

– Это последний раз, когда я собираю вас вместе, а тебя, Май, я заблокирую, как вернусь домой, – тихо пробурчал Лайт. Мин услышал ворчание докторишки, так как сидел рядом.

– Ладно, больше не буду. А теперь, думайте, правда это или нет: в детстве у Лайта были длинные волосы, и дворовые дети думали, что мы – две подружки.

В ответ гости застонали о том, что так нечестно, откуда им знать, но поскольку им отчаянно хотелось выпить, вскоре раздались выкрики:

– Правда!

– Ложь!

Неправые пили, а правые – тоже, окруженные смехом и болтовней. Лайт подтвердил сказанное и поведал историю о том, как мама долгое время не стригла ему волосы, и на детских фото он походил на девчушку.

Когда пришел черед Нонг’Вара, тот гордо, будто открывал государственную тайну, заявил:

– Самая любимая песня Пи’Лайта – «Creep» Radiohead.

Музыкальная часть компании, само собой, знала правильный ответ. Мин тоже, так как вспомнил, что однажды, когда они вместе ехали на занятия, она заиграла по радио, и Лайт начал подпевать, зная весь текст.

Вскоре очередь дошла до него. Он долго думал над своим ходом, еще во время истории Май, однако решил не зацикливаться на фактах, а играть так, как привык – грязно и с намеками.

– Я ненавидел Лайта в первый месяц нашего знакомства. – Это отличалось от других заявлений, поэтому все удивились и засмеялись, не поверив. Зато Мин отчетливо расслышал бормотание Вара: «Лучше бы так и продолжалось».

Большинство принялись отрицать, и лишь Вар дал верный ответ. Когда Лайт подтвердил, что самый младший в компании прав, то не обошлось без расспросов:

– И что изменилось? Как вы поладили?

В голове вертелись самые различные ответы: «Я выяснил, что он не побочный сын моего отца» или «Он не претендовал занять мое место», а еще лучше «Нас вместе похитили, но общими усилиями мы спаслись».

– Это уже другой вопрос. Для другой игры, – ухмыльнулся он, и в него полетели возмущенные возгласы, и кто-то даже кинул в него чипсы.

Они сыграли еще один круг, благодаря которому Мину стало известно, что Лайт до поступления в университет был достаточно ленив, хотя всегда хорошо учился. Мальчишкой он днями не выходил из дома, играл в компьютерные игры, и только музыка заинтересовала его настолько, чтобы сделать более активным.

После этого игру поменяли. В этот раз остановились на каноничной и известной всем «Правда или действие». Ник первым начал вращать бутылку, и горлышко указало на Мина. Когда он выбрал «правду», в его сторону полетел вопрос:

– А это случайно не о тебе на днях писали в новостях про гей-клуб и каминг-аут? Вроде там еще было, что ты какой-то там наследник.

Как предсказуемо. Пикантные подробности личной жизни подогревали интерес к любой персоне.

– У моего отца сеть больниц.

– Так на фото действительно ты и твой парень? – взволнованно спохватилась Той, девушка Ника.

– Нет, я его даже не знаю. Это все домыслы журналистов.

Кто-то еще хотел задать очередной вопрос, однако Лайт их одернул, сказав, что играть надо честно и пора выбрать следующую жертву. Горлышко указало на Вара, и Мин даже не попытался скрыть злорадную усмешку.

– Действие, – наглый мальчишка и не мог ответить по-другому. Тот явно любил бросать Мину вызовы в прямом смысле слова. Ну что ж, это повод поставить Вара на место.

– До самого моего выпуска будешь занимать мне столик в столовой.

Тут же стало заметно, что задание второкурснику не понравилось. Но подчинить Вара хотя бы с помощью такой мелочи доставило Мину некое удовольствие. Он редко позволял себе подобные шалости.

– Так нечестно! Разве можно давать действие на такой длительный период? Просто скажи сделать что-то сейчас, как другие! – возмущенно завопил Вар.

– Мир взрослых иногда жесток, Нонг’. Подожди немного и сам узнаешь, – дразнить Вара было крайне забавно.

– Я буду ходить с тобой по возможности, – заверил младшего парня Лайт, а это автоматически подразумевало, что до конца занятий докторишка часто будет обедать с Мином.

Когда Вар злобно схватил бутылку и со всей силы ее крутанул, Мин бы не удивился, если бы та отскочила от стола и попала ему в лицо. Но, к сожалению для Вара, она не указала на него и уж тем более не проломила ему череп, а выбрала жертвой одного из членов группы. Мальчишка заставил того набрать случайный номер и проорать в трубку одну из их песен.

Когда настала очередь Май, ей выпал Лайт. Именинник выбрал «правду», и она спросила:

– Скажи честно и без всяких уловок: у тебя был кто-то за время универа? Может, ты тайно скрывал от нас кого-то? Какого-то певца, актрису, женатого или замужнюю опытную женщину? Любовницу богача или шугер дэдди? Ну хоть кого-то! Я приму любой твой выбор.

Лайт обреченно вздохнул, пока слушал разнообразный «оригинальный» список претендентов от подруги детства.

– Нет.

– Но почему-у-у-у?

– Ты уже потратила свой ход. Отстань.

– Я хочу нормальный ответ! – закричала девушка и, встав с места, приблизилась к Лайту, а затем захватила в плен его руки, прижав их к стулу. – А ну быстро отвечай, иначе не доживешь до диплома, а ведь ты столько сделал, чтобы стать врачом! Ты знаешь, я страшна в гневе!

– Бу-у-уда, как ты меня достала! – застонал Лайт. – Для этого несколько причин: я слишком занят, мне никто не нравился, и главное – я никого не хотел искать. Довольна?

Май ослабила хватку, и парень вновь вернул контроль над собственными руками.

– Меня поражает, какой добродушный и милый ты с друзьями и какая равнодушная ледышка в любовных делах. – Она горько осушила рюмку. – Ну и ходи монахом! – выкрикнула она напоследок и вернулась на свое место.

– У меня есть все, что мне нужно. Не надо придумывать, будто мне чего-то не хватает, – добавил Лайт перед тем, как сделать ход. Бутылка указала на Мина.

Вопросы Лайта могли оказаться неудобными, поэтому он выбрал «действие».

– Тебе нужно провести время с отцом без ссор.

Тело тут же одеревенело от услышанного. Чертов докторишка не сдавался и жаждал помирить его с отцом!

– Что за дурацкое задание? – возмутилась Май.

– Они живут вместе, – для чего-то ляпнул Вар. Кажется, младший успел знатно напиться после пережитого маленького унижения и теперь вовсе не следил за языком.

– Что-о-о-о? – с писком протянули девушки, и даже парни удивились.

– Временное обстоятельство. Наши отцы дружили в молодости, – в очередной раз пояснил Лайт. – После выпуска я съеду.

А вот об этом Мин забыл. Что удивительно, учитывая, как он кипел от гнева, впервые услышав от отца о переезде Лайта к ним. Теперь же нахождение парня рядом казалось привычным. А ведь несколько месяцев – слишком короткий срок, чтобы кто-то настолько прижился в жизни.

– У него большо-о-ой особняк, – продолжал Вар.

– Нонг’, может достаточно? – шикнул на того Лайт и прошептал что-то на ухо, что хоть немного угомонило парня, а затем попытался забрать у младшего из рук стакан. – Давайте играть дальше.

Вдруг телефон Мина затрезвонил, и он отошел от громкой компании, чтобы ответить на звонок Беста. Когда тот узнал, что он на дне рождении Лайта с его приятелями, то мигом включил режим обиженки и окрестил Мина величайшим предателем во Вселенной. На середине этих изливаний Мин бросил трубку. Не раздраженно, а желая вывести Беста еще сильнее.

Вернув телефон в карман, он еще какое-то время стоял на месте и вглядывался в ночное небо. Сегодня он ощущал себя хорошо. Неподдельно хорошо, без самообмана и натяжек.

Вернувшись на террасу, Мин услышал у входа, как гости за столом громко спорят о чем-то. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что остальные убеждают Лайта выполнить порученное тому действие.

– Я даже не прошу поцеловать кого-то конкретного. Просто любого из присутствующих, кого бы ты чмокнул с большей охотой, чем других. У тебя тут не худший выбор, знаешь ли. Согласись, разве это настоящая «Правда или действие», если никто не поцелуется за всю игру? – настаивала Май. – Не будь занудой, мы же веселимся!

– Май, я не люблю такие задания. И, вообще, меня в дрожь бросает, как подумаю…

Но прежде чем именинник договорил и, прежде чем Мин сам прикинул правильность своего решения, он наклонился и стремительно прижался к губам Лайта. Это не походило на привычный для него поцелуй – лишь легкое касание от силы на несколько секунд, но и этого хватило, чтобы понять: он хотел углубить поцелуй. Хотел сделать это по-настоящему.

Мин определенно не испытал ни омерзения, ни неудобства. До этого он целовал лишь двух парней, и это произошло при схожих обстоятельствах: в шумных компаниях и с приличным количеством алкоголя. С первым им двигало любопытство, со вторым – равнодушие. Их гендер был неважен. У тех людей не было ни лиц, ни имен. Но с Лайтом он пересекал черту, которую раньше пересекать не хотел. Он выбирал друзей не для этого. И все же Лайт сам заманил его своим пониманием, храбростью, добротой. Похоже, ему действительно нравится этот парень. Мин не знал, как так получилось. Ему впервые не удалось уследить за чувствами. Он не успел обуздать их, а теперь было поздно.

Он чуть отодвинулся, не отрывая взгляда от лица Лайта, пока тот переполненными шоком глазами смотрел на него, и провел большим пальцем по своим губам, кивнув самому себе.

– Ты, блин, что сделал с Пи’Лайтом? – закричал Вар и опрокинул стул, явно готовый наброситься на него.

– Помог выполнить действие.

– Это он должен был целовать…

– Май хотела увидеть поцелуй Лайта, вот и увидела. Какая разница, кто его начал? Итог один, – пожав плечами, Мин сел на свое место.

– Знаешь, а ты мне нравишься, – воскликнула Май, пробравшись к нему через остальных гостей, и наполнила его стакан. – За решительность и умение веселиться! – девушка выкрикнула тост и чокнулась с ним. Затем к ним присоединились и остальные.

Когда Мин опять посмотрел на притихшего Лайта, тот казался немного растерянным. Он умел читать людей, но то ли алкоголь притупил эту способность, то ли сидевший рядом парень выстроил вокруг себя дополнительный щит.

Мин решил позволить этому (чем бы оно ни было) улечься между ними. Всему нужно время. Особенно тому, что возникало после поцелуя, если это что-то да значит.

* * *

Они закончили праздновать на рассвете, когда заведению пришла пора закрываться. Большинство было выжато как губка, а некоторые – готовы уснуть на ходу. Желание гостей сбылось: Лайт знатно опьянел и виснул на каждом, кто оказывался рядом, чтобы хоть как-то передвигаться. И теперь все дожидались такси.

Мину не хотелось возвращаться в особняк. Алкоголь иногда вызывал в нем меланхолию, и сейчас он как никогда чувствовал оковы семейной крепости. Одна мысль об этом претила, пока к плечу жался Лайт, которого он удерживал от падения. Вскоре большая часть гостей уехала, и рядом остались только Вар и Джосс.

– Если ты думаешь, что я позволю тебе уехать с моим Пи’, ты ошибаешься! Не после того, что ты сегодня сделал! – Даже на рассвете и после всего выпитого Вар продолжал сражаться.

– Мы поедем вдвоем, потому что живем вместе, – устало в сотый раз повторил Мин.

– Вы живете в одном доме, а не вместе. Есть разница. Не знаю, что у тебя на уме, но лучше найди кого-то другого для развлечений. Хотя у тебя все равно нет шансов! Пи’Лайта такое не интересует!

– Нонг’, пошли в такси, я высажу тебя у твоего дома, – взяв младшего за руку, сказал Джосс, пытаясь того угомонить.

– Если я узнаю, что ты что-то сделал с ним…

Мин в глубине души даже восхитился преданностью юнца. Возможно, из Вара действительно получился бы хороший младший брат для Лайта.

– Поезжай домой спать, Нонг’. Я тоже выжат. Насилие над людьми в отключке не в моих правилах. Согласие – вот что возбуждает, – сказал Мин, правда последнее уже никто не услышал, поскольку Джосс наконец затолкал Вара в такси.

Когда он буквально так же запихнул Лайта и сел сам в следующую машину, то не назвал свой адрес, а указал отель, в котором несколько раз ночевал.

– Где мы? – осоловело спросил Лайт, когда водитель резко затормозил по пути.

– Мы в такси. Но едем не в особняк. К тому времени, как мы доберемся туда, прислуга и отец уже проснутся, а я не хочу никого видеть в такую рань. Переночуем в отеле, – объяснил он, надеясь, что парень в состоянии понять его слова.

– У меня не хватит денег.

Несмотря на затуманенный алкоголем мозг, Лайт мог думать о таких вещах.

– У меня хватит.

Спора не последовало. Похоже, им обоим было слишком лень.

Мин с трудом пережил утомительный процесс вылазки из такси, поход к ресепшену с Лайтом, который по прежнему плохо держался на своих двоих, оплату номера и дорогу до него. И истратил последние силы.

Он, как можно аккуратнее, положил парня на широкую кровать. И даже не помнил, сам ли попросил номер с двуспальной кроватью или просто кивнул на первый предложенный вариант. Мин присел и расстегнул несколько верхних пуговиц рубашки, изнывая от жары. А тело рядом вновь ожило.

– Ты в порядке? – прохрипел он, обнаружив, что голос сел.

– Жарко… – заныл Лайт и начал снимать с себя футболку. – Помоги мне.

Мин был готов послать его куда подальше. Он не из тех, кто и в кровать уложит, и сон будет оберегать, да еще и разденет. Когда голова Лайта застряла в футболке, он тут же подумал, что этот докторишка просто не может быть старше него. Как в такое поверить?!

Когда Лайт снова обрел способность видеть и с негодованием откинул футболку куда-то на пол, он вдруг произнес:

– Ты когда-нибудь спал с парнем?

Интересный вопрос в интересных обстоятельствах.

– Нет.

Никто из них не мыслил на трезвую голову, иначе один не стал бы задавать такой вопрос, а другой – честно отвечать.

– Но мог бы?

– Не знаю. Думаю, да.

Это «не знаю» не имело никакого отношения к неуверенности или страху, в нем скорее просачивался ответный вопрос: «А нужно ли мне это вообще?»

– Зачем ты меня поцеловал?

– Решил кое-что проверить.

– И как? Узнал, что хотел? – По глазам Лайта, которые Мин видел сквозь нетрезвую пелену, не удавалось понять, скрывалось ли в вопросах что-то большее, чем любопытство. Мин также не знал, таилось ли в Лайте умение соблазнять. Даже если нет, тот осваивал его неосознанно.

– Узнал, – раздался почти что шепот.

– И я узнал, – эхом отразился голос. – Оказалось, я все еще способен чувствовать, а ведь думал, что меня перестали интересовать такие вещи. Помнишь, ты спрашивал тогда в грузовике, как я мог весь универ ни с кем не встречаться? Но мне действительно не хотелось, какую бы трагедию из этого ни устраивала Май или другие. Желания… их просто не было. Может, следовало раньше поцеловать кого-то самому и проверить. Ведь многие так делают… без последствий и обязательств. А мне никогда не хватало смелости для подобных поступков, что бы я там себе не фантазировал. – Лайт закончил неожиданное признание, словно окончательно измучавшись.

Рассудку не помешало бы быть сейчас в более подобающем состоянии. Мин боялся, что завтра не вспомнит этот разговор ясно. Однако пока еще не потерял способность говорить, произнес:

– Можешь проверить сейчас. Да и вообще, не знаю, что ты там мог понять по секундному прикосновению.

Лайт посмотрел ему прямо в глаза. Мин не понимал, что за ожог опаляет его кожу. Парень глядел на него множество раз, но теперь в чужом взоре отражалось что-то иное, неизвестное ранее напряжение. Никто из них не разрывал зрительный контакт. Все его тело превратилось в один натянутый нерв. Это было непривычно и даже чуточку страшно. Впервые Мин ожидал чьего-то ответа, как будто приговора палача. В этот момент это казалось самым важным, а потом Лайт зашептал с непонятной ему мукой:

– Нельзя.

Он с самого детства ненавидел это слово.

– Почему?

– Мы так поступаем, потому что пьяны. Утром пожалеем об этом. Мне нельзя творить такие глупости. – Лайт закрыл лицо руками и отчаянно тер глаза, точно те видели то, чего не должны.

А можно ли ему так же оттереть и свое сердце, что предательски грохотало в груди? Непозволительно. Иррационально. Отчаянно.

– Именно потому что мы пьяны, почему бы и не сделать глупость?

Стоило отступить, ведь он не собирался ничего начинать, когда они добрались до отеля. Всего лишь отключиться – таков был план. Мин достаточно выяснил за эту ночь и утро. И не любил двигаться вперед неподготовленным. Но сейчас был абсолютно оголен в сети своих замыслов и каких-либо адекватных мыслей.

– Зачем тебе это?

– Хочу помочь тебе убедиться окончательно. Проверишь такой ли ты незаинтересованный, как думаешь. – Мин и сам не понимал, что шептали его губы.

– Никогда бы не подумал, что заносчивый парень, готовый убить меня при первой встрече, предложит мне помощь подобного рода. – То ли от алкоголя, то ли от абсурдности происходящего Лайт засмеялся.

– Я предупреждал отца, что не стоило тебе приезжать к нам. Но уже поздно. – Мин, правда, хотел добавить, что поздно стало еще тогда, когда он и сам этого не осознавал – по возвращении в Бангкок после похищения.

Тонкая жилистая рука схватила его за ворот полурасстегнутой рубашки и притянула к себе. С силой, которую ни один из них не ожидал.

– Может и не стоило, – услышал в самые губы, прежде чем его поцеловали.

Последнее, что Мин заметил – блуждающий по лицу парня мягкий свет рассвета, вырисовывающий узоры мазками-тенями.

Это было пьяное, но согласие.

Так заглушались сомнения, пока они и вовсе не растворились заодно с остальными мыслями. Все они утонули в кольце тумана.

_________________________________

(Ayokay – Don’t Wanna Be Your Friend)

15 глава

Молодые мечтают поскорее окончить школу, а после нее – университет. Им кажется, что учеба сдерживает их, не дает жить на полную катушку. Они стремятся побыстрее вырасти и наконец заняться делом, которое им по душе.

Мин не разделял этих мыслей. Он ценил постоянство, которое давала учеба. У него всегда получалось учиться, а в трудностях, которые возникали в ходе освоения дисциплин, он находил странное успокоение. Ощущение привычности, безопасности. Это рутина, в которой он разбирался. Он умел быть студентом.

А теперь Мин стал беззащитным. Официально считался взрослым. И никто не спросил, готов ли он к этому. Да и разве способен определенный день, год или событие вмиг превратить во взрослого? К сожалению, не существует такого мгновенного переключателя или автоматического режима. Приходится медленно и самостоятельно переживать эту трансформацию, даже если не ощущаешь никакой готовности к ней.

Его «мораторий», как окрестил этот период отец, подошел к концу (как минимум – официально). Место в совете директоров «VN Medicine» ждало его. Сокурсники убили бы за такую возможность, а он ее не ценил. Да, он богат и разбалован по мнению остальных, но он жил по собственным критериям, где это – бремя, а не шанс.

И все же Мин улыбался на групповых фото в выпускных мантиях. Официальная церемония уже закончилась, а его, в отличие от большинства студентов, не окружала семья. Так что прямо сейчас он стоял рядом с Бестом и его родителями и вежливо кивал, слушая поздравления, а также фотографировал тех с сыном, которым они гордились.

– Это разве не твой отец? – вдруг спросил друг.

Нелепое предположение Беста заставило его оглянуться. Мин действительно увидел Вонграта-старшего, приближающегося к ним.

– Что ты здесь делаешь?

Этот вопрос на первый взгляд казался бессмысленным, ведь где еще быть родителям, как не на выпускном детей? Но не в их случае…

– Хотел поздравить тебя.

– Ты не говорил, что собираешься прийти.

– Не хотел обнадеживать, ведь изначально предполагалось, что мне придется уехать. Но все же я смог договориться, чтобы встречу перенесли. Партнеры с радостью отпустили меня на выпускной сына. Они уже жаждут с тобой познакомиться.

По-видимому, подобная цепкая хватка помогла отцу сколотить грандиозный бизнес, однако в их отношениях эта тактика не была столь успешна. Такая поспешность казалась картонной.

Мужчина поздоровался с родителями Беста, и какое-то время они обсуждали сыновей, пока Мин пытался понять свои чувства. Отец был здесь ради него самого или ради наследника, которого наконец-то можно привлечь к работе для успеха дела? Любому ребенку, пусть даже самому озлобленному, хотелось бы верить в первое, даже если второе очевиднее. Поэтому он не мог до конца побороть глупую мысль, пропитанную ядом надежды.

– Можете нас сфотографировать? – неожиданно попросил отец родителей Беста, и те охотно согласились. Мину оставалось только встать рядом и попытаться выдавить из себя хотя бы подобие улыбки.

Пропасть между ними чувствовалась даже в расстоянии во время позирования. Другие выпускники свободно обнимали отцов и матерей, а те в ответ их целовали, не заботясь, что дети уже взрослые для подобных проявлений любви. Хотя в родительских глазах ребенок никогда не вырастет для беспокойства и ласк. Таково было тайное представление Мина о семье. И когда-то у него был один хороший родитель, оттого не залатанная дыра последних десяти лет ныла неустанно, неумолимо.

Они с отцом встали одинаково: руки сложены вперед, а их плечи даже не соприкоснулись друг с другом. Мин просто не мог представить, чтобы он вел себя с отцом так же непринужденно, как Бест со своей семьей. Все в его позе, мимике, и даже молчании отдавало натужностью.

Впрочем, в этом моменте таилось и нечто важное. Он показывал, что они семья. Сломленная и маленькая, но семья. Мин мог сколько угодно считать, что ему не повезло, и все же осознавал – существует множество более трагичных вариаций судеб. Да, Равит Вонграт – хладнокровный трудоголик с вечной мерзлотой в глазах, который едва уделял ему время, но все же он был. И позволял многое, помимо главного.

Иногда, отодвигая личные чувства на задний план, Мин пробовал рассмотреть свои отношения с отцом через призму постороннего наблюдателя. Тенденция наследования семейного дела была логична, понятие «семейный бизнес» родилось неспроста. Да и в их стране преемственность имела большое значение^[45]. Сложись его жизнь иначе, может, он бы и стал врачом, как мечтал отец. Ведь в детстве он восхищался им, видел в нем героя, достойный пример для подражания. Пока смерть матери не перечеркнула все.

Но Равит Вонграт не пал, ему запрещалось распадаться на части. Он не был ребенком, как Мин. На его плечах камнем лежали обязанности и люди, которые в нем нуждались. Некоторые справляются с болью, окунувшись с головой в работу. Его же отцу даже окунаться не пришлось, тот продолжил в том же духе, хотя возможно немного отчаяннее, чем прежде. Многие восхищались тем, как стойко известный доктор Вон-грат перенес семейную трагедию. И только Мин не оценил этой стойкости.

Отец имел право сделать свой выбор. Но и у него было право осуждать. Как взрослый он понимал, но как ребенок отказывался прощать.

– Я хочу встретиться со старыми знакомыми, которые здесь преподают, а также поздравить Лайта, если ты не против, – сказал отец после того, когда их сфотографировали.

Мин кивнул. Он не возражал. Он давно перестал быть против Лайта.

Прошло три недели с их пробуждения в номере отеля: на дворе тогда стоял уже день, и они вернулись в особняк в странной тишине. Мин сроду не чувствовал себя так некомфортно, как тогда. Обычно после несерьезной ночи с кем-либо к его горлу не подкатывало столь мерзкое ощущение. Он всегда знал, чего хочет, а отношения с другими людьми воспринимал как взаимовыгодные сделки. Поэтому привык не жалеть о принятых решениях, ведь тщательно их обдумывал.

Однако, что бы Мин ни планировал насчет Лайта, все его замыслы превращались в беспорядок – будто он стоит в эпицентре разбушевавшейся стихии и разлетается на осколки. Все выглядело так, словно он что-то сломал в механизме их отношений.

Когда они добрались до дверей своих спален, Мин все же окликнул парня:

– По поводу утра…

Лайт обернулся. Его взгляд остановил слова, так и норовившие сорваться с губ.

– Давно я таких глупостей не совершал спьяну. Думал, это осталось в прошлом. – Лайт как-то глупо улыбнулся и покачал головой. А мозг Мина уцепился лишь за слово «глупость».

– Я сам настоял.

– Все нормально. Это всего лишь поцелуй, – пожал плечами Лайт. – Может, это даже к лучшему. Теперь знаю, что и мне не чужды физические желания, и Май может оставить меня в покое. Хотя… зачем я вообще об этом говорю? – Парень цокнул, точно корил себя за чрезмерную откровенность.

– И что это значит? – Мин злился на самого себя за то, что спрашивает это.

Лайт открыл дверь своей комнаты, не отрывая от него свой бесстрастный взгляд.

– Просто не бери в голову, как поступаешь с клиентками у Мары, окей? – и, кинув на прощание улыбку, оставил его одного в коридоре.

Мина ударили его же оружием. Ему как бы сказали: «Ты воспринимаешь произошедшее слишком серьезно, расслабься!» И правда, сколько таких глупостей обычно происходят в пьяных компаниях? Легче забыть и двигаться дальше.

Тем не менее он знал, что сделал это специально.

Постель прогнулась под весом тела. Ситуация только усложнилась, когда Мин нашел ответ на вопрос, который так его мучал. Ведь теперь стало понятно: его чувства подтвердились, но другой человек в них не заинтересован. Такое с ним происходило впервые, и он не был в восторге от своего положения. Мин прогнулся, как его кровать прямо сейчас.

Последующие три недели он пытался выстроить наилучшую схему поведения, но очевидная отрешенность Лайта, который, казалось бы, вообще не думал о случившемся, замедляла процесс.

Мин предпочел бы некую неловкость между ними, чем откровенное равнодушие. Но Лайт напоминал застывшую водную гладь: даже если бросишь в нее камень, в ответ – ни всплеска. Будто бы выстроил вокруг себя стену, которая машинально отбрасывала назад любую возможность повторного физического контакта с ним.

Не будь это Лайт, а кто-то другой, Мин бы решил, что этому человеку присуще легкомысленное поведение. Однако этот парень не заводил отношений (да даже интрижек!), но при этом так просто снес их поцелуй. Это открытие подействовало на него угнетающе.

Они продолжали ездить вместе на последние занятия, обедать в университетской столовой, общаться дома, но все же он чувствовал, что Лайт намеренно отдалил себя от него.

Ранее Мин злился, что докторишка так легко приблизился к нему. А сейчас не выносил и мысли, что Лайт так же непринужденно и отступил. Пусть даже на шаг. Привязанности опасны – он это выучил. И старался их минимизировать. Лучше привязываться к вещам, чем к людям. Вещи несложно заменить, а вот людей…

Спустя неделю Мин объявился в баре Мары. Последние дни порочный круг, состоящий из подготовки к выпускному диплому и размышлений о намерениях в отношении Лайта, слишком его изнурил.

Но в этот раз тщательное размышление не помогало. Оно все усугубляло. Мыслей было так много, что в итоге они спутались настолько, что превратились в клубок без начала и конца, который не давал спокойно жить. Невидимый груз мешал дышать.

Мара всегда была полна свободы и простоты. В данный момент ему не хватало именно этого, поэтому он отправился к ней в надежде заполучить это состояние.

– Какие люди! Наконец ты вспомнил обо мне, Вонграт, – поприветствовала Мара, когда он нашел ее в кабинете.

– Если не забыла, у меня выпуск на носу.

– Ах, какой ты прилежный студент. Ну что, готов приступить к работе с папочкой?

Мара знала, что он ожидал этого момента все эти годы как приговоренный к казне.

– Весь горю от нетерпения! – выплюнул он, упав на диван.

– Чувствую, тебе надо выговориться. И выпить. Делюсь из личных запасов, не для клиентов. – Девушка встала, подошла к одному из шкафов и вытащила бутылку виски, дорогого и изысканного. Маре были хорошо известны его вкусы. Она наполнила два стакана, чтобы составить компанию, и протянула ему один.

– Как ты? Не возобновила игру? – Мин поинтересовался в надежде отвлечься от собственного кавардака в голове.

– Искушение мелькало, но я бываю и хорошей девочкой. Держу данное тебе слово. Ты не хочешь верить, что история с тобой многому меня научила. Я, конечно, люблю риск и сложности, но такие передряги с реальным насилием не для меня. Я предпочитаю словесную борьбу, а не с пушкой у головы.

– А я прям жаждал этого!

– Вот поэтому нужно быть последней идиоткой, чтобы повторить твой опыт, – хмыкнула Мара.

Для нее было важно оставаться победительницей. А теперь, похоже, подруга считала, что Нана и ее в своем роде переиграла, когда похитила его, и это хорошенько по ней ударило. Мара отлично умела держать истинные чувства при себе и была не из тех людей, кто облачал их в слова. Переживания, которые ее не радовали, особенно.

– Что ж, надеюсь, ты тут не скучаешь.

– Поверь, я и без этого прекрасно нахожу способы повеселиться. Да еще и отец в последнее время настаивает, чтобы я возобновила учебу, и если мне претят местные учебные заведения, то он предлагает отправить меня в Америку. А мать, наоборот, не хочет отпускать. Говорит, я всегда могу помогать с ее коллекциями как пиар-менеджер. Она знает мои сильные стороны.

Мара бросила учебу скорее из-за собственного своенравия, чем реальных причин. Просто тогда ей захотелось побунтовать перед семьей.

– И что ты думаешь?

– Что мне не до посторонних требований, меня сейчас занимает другое.

– «Другое» – это какой-то бедолага? – Мин выгнул бровь, сразу распознав в чем тут дело.

– Ммм… да, – отчего-то замялась Мара. – Мы по большей части переписываемся.

Мара и невинные переписки? Это что-то новенькое.

– Разве ты не говорила, что интернет-переписка – уровень неудачников, у которых не получается познакомиться с кем-то в реальности?

– Мудрый человек – это тот, кто признает свои ошибки и знает, что правда вчерашнего дня необязательно является правдой сегодняшнего, – парировала подруга.

– Завязывай с патетическими цитатами, – закатил он глаза, хотя мысленно согласился со сказанным. Его правда прямо сейчас тоже менялась, а старые принципы переставали работать. – Рассказывай детали.

– С чего такая заинтересованность?

Мара слегла напряглась, и это удивляло больше всего.

– А с чего ты делаешь из этого тайну? Есть что скрывать?

– Туше, – она тут же обмякла. – Ладно. У моего бара есть аккаунт, помнишь? И недавно под одним постом я увидела вопрос о картине Чалемчая Коситпипата^[46]. Ты знаешь, живопись – моя слабость, а эта картина висит здесь в особенном месте. Хотя мало кто обращает на нее внимание, невежды! Зато она радует мой глаз. – Мин прекрасно понимал, о какой картине идет речь. Мара не раз жаловалась, что посетители даже не замечают, какой шедевр висит перед ними. – Комментарий оставил один парень, он поинтересовался оригинал ли это. Я ответила, и у нас завязалась переписка.

– И что это за фрукт?

– Он как-то мимоходом заходил в бар, а потом снова наткнулся на него по хэштегам. Мой интерес обычно быстро ускользает, но он увлекается тем же, чем и я.

– И, конечно же, тебе нравится то, что ты видишь на фотографиях? – усмехнулся Мин.

– Безусловно, он весьма недурен собой. Если бы я хотела поговорить только о живописи, мне есть кому написать и куда пойти. Но он посмел флиртовать со мной самым нелепым образом, и почему-то… это показалось мне очаровательным.

– Не скучновато ли звучит для тебя?

– Наоборот, запретное всегда интереснее.

Самые лихие версии проскользнули в голове Мина, и он надеялся, что у новой жертвы Мары хотя бы нет детей ее возраста. Иначе она попросту выйдет на новый уровень.

– Разнообразие выбора расширяет возможности, – продолжила подруга. – Но я пока играю с ним в кошки-мышки, так что поездка в Америку не такая уж и дурная идея. А после нее любитель живописи будет моим.

– Столько стараний ради парня?

– Почему бы и нет? Притворюсь перед отцом, что хочу посмотреть варианты для учебы, а, вернувшись, скажу, что не нашла себя там.

– Зато в чужой постели нашла, – не удержался Мин.

– Я – не ты, Вонграт. У меня нет предубеждений. Я открыта миру и тому, что он может мне дать. Хочу пробудиться от сна^[47], – Мара пожала плечами, как будто каждые выходные посещала ваты^[48].

– То, что ты величаешь открытостью, я называю легкомыслием.

Мара просто была другой. Она не пережила трагедию, как он; ей никогда не было по-настоящему больно. Она была целой и не понимала, что он чувствует. Мара жила в привлекательном мире своеволия, гедонизма и свободы. Поэтому Мина и тянуло к ней. Он позволял себе быть частью этой вселенной, но она никогда не была его собственной.

– Ладно, забудь. Оставим философские дискуссии о религии и искусстве на потом. Как поживает Пи’Лайт? Вы остались довольны местом, которое я посоветовала?

Иногда любопытство подруги шло на руку. Ему даже не пришлось заводить разговор об этом, Мара сделала все за него. После их беседы по душам на набережной, она ожидала от него развязки его «проблемки».

– Его друзьям понравилось, – начал он издалека.

– И чем закончилась вечеринка? Произошло что-то скандальное? Никого не забрали в полицию? Или, может, вы баловались запрещенным?

Подобные тусовки Мин посещал в более юном возрасте, но уже несколько лет как стремление их искать потухло в нем. Иллюзорное очарование исчезло, стоило рухнуть запрету на подобные вещи.

– Они не из таких. Самым шокирующим событием стал поцелуй в рамках «Правда или действие».

– Игры с алкоголем – это классика. – Мара понимающе кивнула. – Поцелуй же достался имениннику?

– Угадала.

– Ну так и за какую команду он играет?

Предвкушение Мары читалось по позе: она неосознанно придвинулась к нему, облизывая губы, точно чужие секреты утоляли голод. Это было ее любимое развлечение (не считая самовосхваления).

– С ним еще не ясно, однако я, похоже, играю за команду Лайта, – слова слетели с языка словно мед. Сказать это было… приятно.

– Что, можно наконец выключить дурочку? – довольно оскалилась Мара. – И его имя теперь позволено произносить рядом с твоим?

– Будто тебе можно что-то запретить.

– И то верно! Сдерживалась только ради тебя, неблагодарный! Итак… значит, стратегии из разряда «держать врага ближе к себе» или еще лучше – влюбить, остались в прошлом?

– Нана разрушила все стратегии еще до меня. Но да, фаза врагов потеряла актуальность. Хотя технически, только я страдал этим. Он изначально был дружелюбен.

– Дружелюбен до такой степени, чтобы пустить тебя в свою постель?

– Нет, – нахмурился Мин на ее слова. – Кажется, я – тот, у кого проблемы.

– Ты серьезно хочешь добиться его?

– Я не знаю, чего хочу. Но мысли, посещающие меня, вышли за рамки дружеских, поэтому я решил выяснить. На вечеринках ведь происходит всякое.

– И чем же закончился твой эксперимент?

– Осознанием, что это не эксперимент. – В отличие от Мары, он нуждался в том, чтобы облечь чувства в слова. – Я поцеловал его, зная кто он: у него есть имя, есть личность. Это не случайная связь на одну ночь и точно не игра. Мне с ним спокойно. А еще он рискнул жизнью и хотел спасти меня. И после помогал не раз. Хотя он все еще бесит, потому что проник в мою жизнь так быстро и так глубоко, даже не спросив. Границы, которые я много лет не позволял переступать, Лайт, сам того не зная, просто стер.

– Тебе так нужны твои границы?

– С ними легче жить.

Мара какое-то время молчала после его признания, а потом вызвалась повторно наполнить его стакан.

– Ты всегда встречался с девушками конкретного типа, Вонграт. Потому что такие не представляли для тебя опасности. Ты знал, что не сможешь полюбить их; что останешься с ними отстраненным в эмоциональном плане. Иногда даже в физическом. Так тебе удобно и легко. Ты ненавидишь привязываться.

Нуждалась ли эта правда в ответе? Отрицать же не имело смысла.

– Ты старался не испытывать сильных эмоций к людям. Тенденция твоего выбора прослеживалась, и я понимала ее. А тут внезапно отец привел какого-то парня к вам домой, тем самым сделав его твоим врагом. Но ты ведь и ненависть к другим едва ли испытывал, поскольку всю ее истратил на своего отца. Даже у тех, кто пытается все просчитать и держать под контролем, случаются просчеты, не зависящие от них. И, кажется, Пи’Лайт – тот самый просчет, который разрушил механизм твоей жизни. Шестеренки больше не крутятся в привычном режиме. – Мара умела тонко подмечать детали и лучше него самого облекла его чувства в слова.

– Это очень… неудобно, – выдавил Мин.

– Пфф, даже я устаю от того, что слишком просто получить. Ты же знаешь, как это работает: всегда хочется того, до чего руки не дотягиваются.

– Но с чего вдруг мне хотеть его? Того, кого привел отец. Он как мой отец. Только версия с сердцем.

– Нужно выпить за твою внезапно открывшуюся бисексуальность! Welcome to the club^[49]! Как же мне хочется увидеть лицо доктора Вонграта, когда он узнает эту новость. Вот умора будет!

– Давай без твоих извращенных фантазий. – Мину было не до сальных комментариев и насмешек подруги.

– Ладно, прости, – Мара вытянула руки в вай. Она могла быть серьезной, но редко показывала эту сторону. – Так ты говоришь, что тебя не просто влечет к нему, и это настоящие чувства?

– Откуда мне знать, настоящие они или нет? – бросил он раздраженно.

– Иные бы не заставили тебя здесь сидеть и обсуждать это. Ладно, что случилось после вечеринки?

Мин вкратце пересказал случившееся в отеле и всю последовавшую за этим неделю.

– Тебя динамят? Хм, а Пи’Лайт крепкий орешек.

– Похоже, первая школьная любовь отбила у него желание повторять этот опыт.

– Он целовал тебя в ответ, значит ты привлекаешь его. Даже если на уровне пьяного поцелуя. Да и мы оба знаем, что ты хорош собой, богат и умен. Да, у тебя гадкий характер, но типаж холодных засранцев привлекает. Поэтому ты так успешно и выполнял каждый заказ. На парней это тоже действует. Они на тебя часто клюют.

– Лайт другой. Он весь в себе.

– Так похоже на кое-кого. Вот только ты при этом окружаешь себя толпой.

– Он поглощен целью стать врачом и помогать людям, а я слишком хорошо знаю таких людей.

– Не все люди медицины похожи на твоего отца. И ты сам сказал – он не раз тебя выручал. Думаю, твой Пи’Лайт страдает «комплексом спасителя». И если скажешь, что умираешь без его любви, он охотно исцелит тебя.

– Я не влюблен и не умираю.

– Не мне тебя учить, как врать. С каких это пор ты такой принципиальный? Ну тогда ты попал, Вонграт!

– Я не просил этого. И не представляю, как все это будет и зачем вообще мне сдалось!

– Мне самой не верится, что я это говорю, но… может, просто будешь честным?

Истина всегда проста. Это люди слишком сложны, чтобы ее принять. Ибо честность требует от человека довольно многого. Опасно раскрывать душу и давать возможность ранить себя. Особенно тем, кто уже изранен.

– Я не знаю, в чем заключается эта честность.

У Мина не было честных отношений, в которых он действительно открывал бы сердце. Все его бывшие девушки являлись отвлечением от основных проблем. Он прятался с ними и прятался в них. Предпочитал утолять голод подростковых гормональных всплесков вместо того, чтобы думать о разрушенной семье. И теперь он не знал, чего страшится больше: того, что Лайт откажет или что ответит тем же.

– Не нужно открываться всему миру. Откройся одному конкретному человеку, этого будет достаточно, – мягко, но решительно подытожила подруга.

Мин хотел бы попробовать. Впускать людей в свою жизнь, тем более когда те лучше его самого, – в теории звучало не так и ужасно. В Лайте было столько всего, до чего ему хотелось дотянуться. То, чего Мин лишился: доброта, жертвенность, вера в людей, преданность семье, любовь к выбранному делу.

Да, у него было много достоинств. Но они носили поверхностный характер: внешность, богатство, статус, манеры. Он также умел обманывать, развлекаться, дерзить, жить бездумно, откладывать проблемы на потом и избегать ответственности. Все это помогало выживать, но не делало его человеком, которым можно гордиться.

Равита Вонграта волновало только одно – чтобы сын продолжил его дело и ничего не испортил. Отца можно понять. Однако Мин жаждал, чтобы и его хотя бы иногда кто-то понимал. Или спросил, чего он хочет.

В их семье не искали компромиссы, лишь обязательства, которые нужно выполнить. Мин уже свыкся с непосильной ношей, идущей в комплекте с фамилией Вонграт. Тем не менее решил, что в вопросе чувств попробует найти компромисс. Баланс, который поможет выживать и дальше. Потому что стоило признать – с Лайтом жилось лучше, чем до него.

Но две следующие недели докторишка был занят больше обычного. Тот практически не бывал дома, да и Мина вовсю поглотила финишная прямая – дипломный проект. Поэтому он решил, что разговор между ними состоится после выпуска, когда всей этой суете придет конец.

Внезапное появление отца на выпускном оторвало от мыслей о Лайте. Стало тоскливо, когда он подумал о своей жизни. Впервые за долгое время Мин позволил себе мысль: «Хочу, чтобы здесь была мама». Радостные семьи вокруг поспособствовали этому.

Мину вспомнился школьный выпускной. Тогда его все еще снедала злость. Он не плакал, нет; он пошел на вечеринку и пил до тех пор, пока не лишился способности думать. А сейчас горе было более зрелое, оттого ощущалось сложнее.

Спустя приблизительно час ему позвонили. На экране высветилось имя Лайта.

– Да?

– Кхун Равит хочет, чтобы мы поужинали с ним в честь нашего выпуска.

– Я отмечаю с одногруппниками. Разве ваша группа никуда не собирается?

– Собирается, и он понимает. Твой отец предлагает, чтобы мы подъехали в ресторан после этого. Мне пришлось согласиться.

– Ты мог вежливо отказаться. – Мин прикрыл глаза от безысходности.

– Не мог. И ты не можешь. Помнишь мое задание в игре? Мы были слишком заняты в последние недели, но ты должен попытаться провести сегодня время с отцом без ссор.

Конечно, Мин мог плюнуть на глупое «действие» и отвертеться, как делал неоднократно. Однако обнаружил в себе желание сдаться. Он устал сопротивляться судьбе, отцу, мыслям о внезапно вспыхнувших чувствах к этому парню.

– Хорошо.

* * *

Мин несколько часов провел на празднике со своей группой, а после распрощался и поехал домой переодеться. Ему уже приходилось бывать в ресторане, куда их с Лайтом позвал отец. Там предусматривался дресс-код, поэтому он вытащил из шкафа парадный костюм. Лайт же сообщил, что сам доберется до места встречи, поскольку надобности заезжать сюда у него нет – самая официальная одежда в его гардеробе и так на нем.

Администратор с улыбкой проводила Мина к столику, когда он назвал свое имя. Отец был уже на месте, а рядом с ним сидел мужчина. Мин редко его видел, но помнил с детства. Прин Супарат больше всех претендовал на статус отцовского друга, а также был его заместителем и главным директором по управлению больницами. Именно этот человек должен помогать ему на первых порах, когда Мин начнет работать его заместителем.

– Добрый вечер, – официально поздоровался Мин, склонившись в вай.

– Ах, ты стал совсем взрослым молодым человеком. Я давно тебя не видел, – в ответ отозвался мужчина, а он вежливо улыбнулся. – А когда придет твой талантливый протеже, о котором я так много слышал? – обратился гость уже к Вонграту-старшему.

Мин вытащил телефон и написал тому, о ком зашла речь. Он был уверен, что докторишка пожалеет, что согласился на этот ужин, ведь это отличалось от семейных посиделок, к которым тот привык. И уютно, тепло и радушно, как с семьей Лайта, здесь не будет.

Спустя несколько минут парень показался в зале и заметил их столик, после чего проследовал к нему, не дав администратору выполнить свою работу. Его штаны и рубашка немного помялись, но в целом выглядел Лайт для столь помпезного места приемлемо.

После знакомства взор Лайта устремился на него. Они сидели рядом, но все же недостаточно близко, чтобы иметь возможность перешептываться, не будучи услышанными отцом и его правой рукой. А могли лишь обмениваться взглядами. Его говорил: «Как я все это ненавижу», а Лайта – «Сделай отцу приятно».

– Поздравляю вас, молодые люди, с выпуском! Надеюсь, я не помешал семейному ужину. Равит предложил присоединиться, тем более сегодня такой торжественный повод. Учитывая, что скоро нам предстоит работать вместе, Мин, я не смог отказаться.

– Рад, что я не единственный, кто втиснулся в семейный ужин, – пошутил Лайт, забирая долю внимания на себя. Мин знал, что тот делает это для того, чтобы он легче перенес этот вечер. К удивлению, мужчины засмеялись.

– А какие ваши планы, молодой человек? Слышал, ты проходил практику в одной из наших больниц. В таком случае ты, должно быть, показал отличные результаты, ведь Равит очень строг в своих критериях.

– Я поступлю в ординатуру и постараюсь получить лицензию как можно скорее. На днях подам заявки в несколько мест.

– Почему бы не продолжить строить карьеру под нашим началом?

Мин не вмешивался, хотя впервые был согласен с мужчинами за столом. Так будет проще. Хотя он, как никто другой, знал, что значит ощущать давление чужого желания.

– Я очень ценю помощь, которую мне оказал Кхун Равит, но у меня свои планы. Мы уже немного обсуждали их.

Мин удивленно посмотрел на отца и Лайта, которые тем временем переглянулись так, будто поняли друг друга без слов.

Да, он помнил, как Лайт упомянул о нежелании в дальнейшем работать в престижной больнице, но он не думал, что у того есть что-то конкретное на уме. И отцу, несомненно, было известно об этом. На этот раз Мина задело не внимание отца к парню, а наоборот – что родитель знал о Лайте больше, чем он.

Было тошно осознавать, что, когда отец привел докторишку в особняк, он воспринял парня как замену себе, а когда теория не подтвердилась – все равно не возликовал. Великий доктор Вонграт спокойно отпускал Лайта, но крепко держал за поводок сына.

Мин подозвал официанта и взмахом руки указал наполнить бокал. Это общество требовало дополнительной алкогольной поддержки. Отец наблюдал за ним, но неодобрения не выказал.

– Ты рад, что скоро приступишь к работе? – спросил у него Кхун Прин. – Поступи ты на медицинский, пришлось бы еще несколько лет учиться, а так ты отныне свободная птица.

Мин обвел взглядом столик, размышляя над ответом. Он мог сказать правду и устроить сцену, хотя это было не в его духе. Однако ради отца пожертвовал бы собственным спокойствием. Но все же он обещал Лайту вести себя с отцом «хорошо».

– Я готовился к этому еще с первого курса, так что для меня это не сюрприз, – как можно нейтральнее произнес он.

– Жаль, Раттана не увидит, как два ее любимых мужчины вместе трудятся над тем, о чем они в молодости мечтали с твоим отцом, – внезапно сказал Кхун Прин.

Бокал в руке Мина застыл, как и он сам. Но он не мог позволить себе выдать эмоций.

Он устал вздрагивать от каждого упоминания матери. И знал, что Лайт прямо сейчас смотрит на него и, наверное, готов в случае чего спасти снова, как тогда в Лампанге. Но Мин не поддался. Он докажет, что он способен продолжить вести беседу. Он помнил прошлые случаи и, медленно вдыхая и выдыхая носом воздух, начал считать про себя.

– И о чем они мечтали? – удалось выдавить из себя, когда он почувствовал готовность заговорить. А выражение отцовского лица подсказывало, что тот также не рад данной теме.

– Ты, конечно же, был тогда совсем маленьким и не помнишь, как твоя мать помогла Равиту поверить в себя в начале пути. Она дала ему силы создать то, что казалось нереальным с теми возможностями, которые тогда у них были. Однако твой отец – талантливый врач, один на тысячу, и его способности стали главным депозитом в будущее, в которое поверили люди, располагающие необходимыми средствами.

– У меня в памяти сохранились другие воспоминания.

Лишь то, что он и мама всегда были вдвоем, в то время как отец появлялся дома крайне редко. В детстве он, конечно, с нетерпением ждал каждую встречу с отцом, который казался героем, спасающим чужие жизни, но со временем ожидание переросло в обиду, а после – в равнодушие. Вскоре у него появились собственные интересы, и мать большую часть времени уже оставалась одна. Теперь Мин жалел, что тратил время, которое мог провести с ней, на дурацкие подростковые развлечения и людей, которых сейчас даже не помнил.

– У каждого из нас есть свои воспоминания о Раттане. Давайте выпьем за нее! Она бы гордилась тем, каким ты вырос, – сказал тост Прин Супарат.

Не оставалось ничего, кроме как взмахнуть бокалом и выпить.

После этого беседа о прошлом плавно перетекла в обсуждение какой-то конференции, а Мин погрузился в размышления о том, что в самом деле сказала бы мама, видя его сейчас.

Он делал разные, порой неправильные, вещи: ненавидел отца, презирал семейное дело, встречался с девушками, чтобы разбить им сердце, и получал за это деньги; он был заносчив, жесток, груб и непреклонен со многими людьми. Некоторые этого заслуживали, но были и те, кто нет. Мин не стал тем, кем бы мог. Часть его сердца опустела после маминой смерти, и никто не мог заполнить ее – серую зияющую пустоту, обволакивающую грудину. Мама не обрадовалась бы этому. Она была мягкой, доброй и понимающей. В детстве казалось, что она знает ответы на все вопросы, а главное – отчего-то любила его неприступного отца. Мин, хоть и походил на него, знал: все хорошее, что в нем есть, досталось от мамы. Лишь в одном не хотел быть на нее похожим – позволить одиночеству поглотить себя до самого конца, как это произошло с ней.

– Мин… ты слышишь? – вывел из размышлений голос Лайта. Видимо, тот уже в который раз обратился к нему. Три пары глаз смотрели на него в упор, а ему хотелось стать невидимкой. – Я сказал, что у нас еще запланирована встреча с друзьями. Ты помнишь?

У них не было общих планов, они едва общались в последние недели, и все же Лайт снова спасал его. Даже после того, что он сделал. Потому что Мара права – такова сущность докторишки. Вечный спаситель.

Одним решительным глотком Мин допил содержимое бокала и, отодвинув стул, поднялся на ноги. А затем сказал на прощание что-то из череды пустых учтивых фраз, но, когда вышел на улицу, уже позабыл, что именно.

От резкого перемещения у него слегка закружилась голова. Зато никакой ссоры с отцом. Это можно было счесть за успех, так что задание Лайта он честно выполнил.

Парень вышел следом за ним спустя минуту. Мин сидел на бордюре возле входа, что было неприемлемо, и на него поглядывали охранники. Но то, что он клиент их дорогущего ресторана, не позволяло сотрудникам сказать ему хоть слово.

– Ты в порядке? – спросил Лайт.

Он не стал отвечать. Лишь слабо кивнул и закрыл глаза.

Сейчас Мин как никогда отчетливо осознал, что привязался к парню, который, скорее всего, спасает его каждый раз только из-за своей природы. А не потому, что он какой-то особенный. Просто докторишка до омерзительного мягкосердечный.

Тем временем Лайт что-то говорил ему, но он плохо соображал. Или отказывался слушать.

– Где ключи от машины? – Вопрос наконец достиг цели – донесся до его ушей. Мин безразлично вытащил ключи из кармана штанов и положил в чужую ладонь.

Он устал быть несчастным и холодным. И поскольку Лайт обладал невероятной способностью заставлять его чувствовать себя лучше, то был нужен ему. Он не собирался отпускать его так просто. Он предупреждал их всех: отца, Нун, даже самого докторишку. Не стоило Лайту с ними жить. Но его никто не слушал.

Теперь стало поздно. Мин признал свою зависимость от него.

_________________________________

(NFfeat. Sasha Sloan – Only)

16 глава

Доверие – это когда ты в машине, за рулем сидит другой человек, и ты даже не знаешь, куда вы держите путь. Перед тобой лишь неизвестность и мелькающие огни. Громкая музыка заглушает все сомнения. И ты просто веришь, что доедешь. Доедешь туда, где будешь в безопасности. И тогда приходит осознание: «Я доверился окончательно». Мыслей о подвохе не остается, как и пути назад.

Ночная трасса была на удивление пустынной. Это казалось чудом.

Было непривычно видеть за рулем своей машины Лайта. Но после совместного ужина с отцом он «дал сбой» и позволил парню руководить собой, как тряпичной куклой. Потому оказался на месте пассажира.

Постепенно оцепенение отступило, хотя внутри него все продолжало гореть. Иногда с Мином такое случалось: он мог очень долго ничего не чувствовать, а потом в одно мгновение сломаться под грузом неожиданной атаки. Обычно в такие моменты он справлялся сам, в одиночестве.

Мин неспешно оторвал взгляд от лобового стекла, в которое, словно зачарованный, всматривался, потеряв счет времени, и повернулся к водителю. Лайт выглядел напряженным, как если бы каждая мышца в его теле была натянутой струной.

– Что с тобой? – Он и сам был удивлен, что заговорил. Тем не менее что-то в состоянии парня настораживало, даже при собственном апатичном настроении. Лайт всегда был расслаблен, спокоен и доволен. Но не сейчас.

– Ничего.

Мин хорошо знал вкус лжи. И она совсем не подходила парню рядом с ним.

Мало кто знал о его интересе к теориям квантовой механики, язык которой утверждал: на каждое действие существует своя реакция. Его реакция на мир – злость, но тонущее и лишенное даже крупицы правдивости «ничего» не могло быть реакцией Лайта.

И тогда Мин все понял. Он не сразу распознал знакомую панику в чужом взгляде. Панику, настигшую его в самый страшный день его жизни. День, который останется при нем навсегда, как если бы тот вытатуировали острыми иглами в самом центре его естества.

Автомобильная авария. Ну конечно же! Лайт попал в аварию, потому всегда ездил на велосипеде и никогда не просился сесть за руль его автомобиля.

– Тормози. Поменяемся местами, – выдавил Мин, хотя все еще не пришел в себя. И все же он отлично знал, что значит столкнуться со своими демонами. Зачем Лайт вообще взял у него ключи?

– Ты еще не протрезвел, – ни на секунду не отрывая взгляда от трассы, сказал парень.

– Но ты ведь боишься водить, разве нет? И ты тоже пил.

– Я сделал всего пару глотков. И я… не боюсь, – с заминкой выговорил Лайт. – Просто предпочитаю этого не делать. Когда однажды едва не убиваешь себя и кого-то еще, желание водить как-то пропадает.

– И сколько раз ты садился за руль после аварии?

Несмотря на собственное состояние, еще невыносимее было смотреть на такого Лайта. Это казалось… неправильным. Это же докторишка, светлое пятно на серой ткани мироздания, он не должен тонуть в черноте страха!

– Я…

Лайт всегда находил для него ответные слова. Всегда. Но не в этот раз.

– Остановись. Из нас двоих ты – тот, кто может справиться с паническими атаками другого. Я не по этой части, – произнес Мин.

– Да не будет у меня никакого приступа, – интонация Лайта ожесточилась, однако глаза продолжали смотреть на трассу. И внезапно тот добавил: – Там кто-то на дороге.

Для Бангкока подобное заявление не было чем-то удивительным. Однако не в глубокую ночь и не на безлюдной трассе, которая непонятно куда вела.

Мин оторвался от спинки сиденья. Действительно, в свете фар сквозь стекло виднелась одинокая фигура, однозначно женская, которая как-то неровно и, словно боясь, что ее обнаружат, шагала поодаль от дороги.

Путница и пассажиры машины заметили друг друга почти одновременно, ибо девушка испуганно обернулась. Лайт затормозил не потому, что Мин об этом ранее просил и не для того, чтобы уступить ему водительское место. Просто он понял все куда быстрее.

– Что беременная делает здесь одна в такой час?

Лайт отстегнул ремень безопасности и собирался выбраться из машины, но девушка, испугавшись, в панике побежала вперед.

– Черт! – выругался Лайт, уже готовый побежать вслед и объяснить незнакомке, что они не причинят ей вреда. Но, прежде чем Мин смог возразить, а Лайт окликнуть девушку, та споткнулась и упала, застонав так сильно, что даже они отчетливо это услышали.

Когда Лайт добрался до незнакомки и присел рядом с ней, Мин сам выбрался из машины и побрел следом, чтобы разобраться в чем дело. Девушка отрезвила его, как вылитое на голову ведро холодной воды.

Когда он наконец приблизился к ним, то услышал, как докторишка самым миролюбивым и успокаивающим тоном шепчет незнакомке:

– Не бойся. Мы не причиним тебе зла. Мы проезжали мимо и увидели тебя. Тебе больно? Я врач и могу помочь.

Вблизи живот девушки оказался куда больше, чем выглядел издалека.

– В-в-врач? – переспросила девушка, не переставая дрожать. По виду ей было где-то около семнадцати-восемнадцати.

– Ну, технически я только сегодня получил диплом. Официально еще не работаю, но проходил практику. В университете мы изучали акушерство.

– Что ты делаешь здесь одна в такое время? – в свою очередь спросил Мин. А девушка, похоже, впервые по-настоящему заметила его и тут же отпрянула, закутавшись в огромный пиджак, будто защищала ребенка от угрозы. Он же успел разглядеть на светлом сарафане красные пятна.

– Не бойся, это мой друг. Мы вдвоем поможем тебе. – Лайт осторожно, словно перед ним дикий зверек, положил руку девушке на плечо и ждал ее реакции, а она вновь скрутилась, хватаясь за живот, и застонала с такой неподдельной мукой, что Мин отступил на несколько шагов.

На секунду ему опять стало тринадцать, и перед ним лежала мама. Но иллюзия исчезла, как только Лайт обратился к нему:

– Надо перенести ее в салон. Нельзя осматривать ее прямо здесь, – скомандовал парень и взял девушку на руки. Мин скорее автоматически, чем осознанно помог и открыл заднюю дверь машины. – Отодвинь сиденья вперед. И нужно подложить что-то под нее.

– Говоришь так, словно она будет рожать в моей машине, – отчаяние в голосе выдавало его сполна.

– У нее отошли воды, бег и стресс ускорили процесс, – пыхтя от ноши на своих руках, сказал Лайт. Мин пытался действовать стремительно и не придумал ничего лучшего, чем снять с себя пиджак и накрыть им сиденья, после чего Лайт бережно опустил на него девушку.

– Я сейчас осмотрю тебя, хорошо? Не пугайся, – прошептал беременной Лайт, однако Мин видел страх и в его глазах.

Он отошел, потому что не мог смотреть на то, как Лайт, разведя девичьи ноги, склоняется над незнакомкой. И вовсе не от стыдливости. Это походило на страшный сон. Точно кошмар оживал наяву.

Когда парень снова выпрямился и повернулся, его руки были в крови.

– У нее кровянистые выделения, это плохой знак. Она может потерять ребенка, – сдавленным голосом объявил Лайт. – Мне… нужно продезинфицировать руки. Скажи, что у тебя есть алкоголь в машине, – закончил тот уже более решительно.

Мин закрыл глаза, шумно глотая воздух. Он не верил, что это происходит взаправду.

– Ты собираешься принимать роды?

– Надеюсь, нет. Но шейка матки раскрыта больше, чем на четыре сантиметра. Это активная фаза. Тут ничего не поделать. Позвони в скорую, однако к тому времени, как они приедут, может быть уже поздно.

– Ты не гинеколог! – заорал Мин и все же дрожащими руками начал рыскать по карманам в поисках телефона.

– Лучше уж я, чем никто. Она может истечь кровью или ребенок умрет в утробе. Учитывая вагинальное кровотечение и небольшую возбудимость матки, это похоже на первую стадию отслойки плаценты. Вероятнее всего, именно она и повлияла на преждевременные схватки.

С громкими матами Мин отошел к багажнику, параллельно набирая номер скорой.

– Вы позвонили в скорую помощь. Чем можем помочь?

– Мы встретили беременную девушку по пути, и у нее отошли воды, – это было самое внятное, что ему удалось выдавить из себя. Ситуация лишала его способности мыслить ясно.

– Вы можете указать ваше точное местоположение и состояние роженицы?

– Мы за городом… на трассе. Секундочку. – Он отодвинул телефон от уха и открыл геолокацию, чтобы назвать точный адрес. – Мой друг студент-медик, и он говорит, что у нее могла преждевременно отслоиться плацента. Он пытается сейчас помочь ей, но он не гинеколог. Он собирается стать нейрохирургом.

Разговаривая, Мин обследовал багажник. Он нашел лежащую в нем бутылку виски и мысленно поблагодарил Вселенную, ведь даже не помнил, как она здесь оказалась.

На другом конце линии дали указания, которые он толком не разобрал, и сказали ждать бригаду скорой. И прежде чем Мин успел поинтересоваться, сколько времени это займет, трубку повесили.

– Держи, – вернулся он и протянул Лайту виски, но тот взглядом указал на свои окровавленные ладони, тем самым прося помочь. Поэтому пришлось открыть бутылку самому и постепенно выливать алкоголь на чужие руки, пока не услышал: «Достаточно».

Лайт склонился над стонущей незнакомкой, пока Мин стоял на улице рядом с автомобилем и беспомощно смотрел на спину соседа. Он думал, что вырос: перестал бояться и чувствовать себя слабым и виноватым. А теперь он снова мог лишь смотреть и ничего не делать. Даже мыслить четко не выходило; так и подмывало сбежать, оставить Лайта, если тому так хочется снова быть героем. Забыть все увиденное. Он отказался становиться врачом. Отказался сталкиваться со смертью. Так почему же вновь это переживает?

– Что с тобой случилось? Ты упала или тебя ударили? – спросил Лайт у девушки.

– Я упала… и долго бежала, – смогла выдавить она из себя. По голосу казалось, что еще немного и незнакомка потеряет сознание.

Лайт снова повернулся к нему.

– Ты должен помочь. Нужно, чтобы ты ее подержал и не позволял ей отключиться.

– Нет… я не могу этого сделать. – Он решительно отказался, отступив назад, и выставил вперед руки, точно защищаясь.

– Ты серьезно? Она может умереть! Какого черта, Мин?! – воскликнул Лайт. Парень выбрался из салона и встал к нему вплотную.

– Я. Не. Врач! – отчеканил в ответ он.

– Я и не прошу им стать. Помоги мне как человек человеку. Мне тоже страшно! Ты сам сказал – я не гинеколог и не учился принимать роды. Лишь один прослушанный курс, хоть я и много читал об этом. Если ничего не делать, пока скорая едет, с ней или ребенком может что-то случится, а я не могу стоять и смотреть, как кто-то умирает! Я ведь отдал последние шесть лет, чтобы воспрепятствовать этому. Для чего тогда все это было?

– Ты не понимаешь… у меня ничего не получится.

Может… следовало рассказать Лайту почему… почему он застыл, неспособный подойти к машине, почему вместо этой незнакомки видит другую женщину. Женщину, которую он любил больше всего на свете. Но слова застряли в горле. Он был пленен образами прошлого.

Длинный коридор и боязливые шаги. Он идет на неясный шум, разбудивший его ночью. А дверь, когда он берется за ручку, противно и жутко скрипит.

– Мама? – произносит испуганно, когда видит перед собой то, что навсегда изменит его. Со слезами он подбегает к ней, но он бесполезен. Он всего лишь ребенок. И рядом никого. Сколько бы ни кричал и ни умолял, рядом нет никого, чтобы ей помочь. Чтобы спасти…

Мираж разрушается пощечиной.

– Приди в себя! Сейчас не время. Помоги мне.

Образ рассеялся, и перед Мином опять появилось лицо Лайта, но теперь уже перекошенное от отчаяния и удушающего страха.

– Пожалуйста… – умолял тот.

Мин онемел. Он него зависела чужая жизнь, которую он, впрочем, не обязан спасать, но человек, который спасал его самого не единожды, теперь нуждался в его помощи.

Он не мог наблюдать, как кто-то снова умирает на его глазах. Он просто не выдержит, если это повторится… Поэтому ведь Мин избегал больниц, поэтому не пошел по пути отца. Он был не в силах заново столкнуться со смертью. В то время как отец ежедневно боролся с этим беспощадным монстром, спасая множество чужих людей, но собственную семью не смог уберечь.

А сейчас… его умоляли о помощи, как когда-то умолял он.

– Ладно, я помогу, – прошептал он наконец, а руки потянулись к чужой щеке. – Говори, что делать.

Плечи Лайта расслабились, словно его согласие на что-то влияло. Неужели тот так и не понял, какой он трус?

– Для начала еще раз продезинфицируй мне руки, а затем себе. И держи телефон рядом, нам понадобится гугл.

Это было бы смешно, если бы не было так грустно. День получения диплома представлялся Мину совсем иначе. Теперь же вряд ли удастся его забыть, даже если очень захочется.

В итоге Лайт вернулся на прежнее место, а он пробрался внутрь с другой стороны машины. Но большой живот, за который держалась девушка, закрывал обзор.

– Я не хочу здесь рожать, – плакала незнакомка.

– Поверь, я тоже этого не хочу.

Лайт снова показался в поле зрения после очередного ощупывания.

– Итак, у тебя начались потуги. И ты можешь не дотерпеть до того, как приедет скорая, это уже не в наших силах остановить. Если будем ждать, могут возникнуть проблемы, – обратился он к девушке.

Мин знал, что врачей также учат обхождению с пациентами – это отдельная важная составляющая обучения. Потому Лайт уже не выглядел как тот, кто несколько минут назад просил его помощи, потому что сам боялся. Парень спрятал чувства, чтобы вселить спокойствие в девушку. Врач знал, что на первом месте пациент, а не он сам.

– Я не хочу, чтобы с ребенком что-то случилось. – Девушка пыталась поднять голову, будто могла там что-то увидеть, и, Мин, встретившись глазами с Лайтом, понял, что от него требуется.

– Все будет хорошо, – он нашел ее руку и сжал. – Как тебя зовут?

– Кванг, – ее голос дрожал, как тоненькая веточка на ветру.

– Тогда, Нонг’Кванг, тебе нужно быть смелой. Потому что мне тоже страшно. Не каждый мой вечер заканчивается беременной девушкой на заднем сиденье машины. Многие парни опасаются именно такого исхода, знаешь ли, – пошутил он, чтобы расслабить ее, и добился слабой улыбки. – Мой друг, которого зовут Лайт, обучался у профессионалов, ты можешь довериться ему, да и скорая в пути. Неважно, где ты родишь – здесь или там – с тобой и ребенком все будет хорошо, – последние слова он вытолкнул, переступив через свои воспоминания. Может, убеждал в этом не столько ее, сколько себя. Нельзя допустить, чтобы кошмар из прошлого повторился вновь.

– Из-за повреждений и нагрузки схватки переросли в потуги раньше, чем следовало. Поэтому у тебя и открылось кровотечение и усилились боли. Давай попробуем тужиться, – сказал в свою очередь Лайт.

Мин был рад находиться по другую сторону, сжимая руку девушки, и ничего из этого не видеть. Тем более у Лайта не было всяких инструментов или другой возможной помощи, а лишь две руки. Люди тысячи лет принимали роды без новейшего оборудования, но для современного человека такие условия немыслимы. Просто-напросто дикие!

Следующие несколько мучительных минут девушка тужилась и кричала, сжимая руку Мина так, что, казалось, он больше не сможет ею пользоваться. Иногда ему приходилось даже удерживать ее за плечи, настолько сильно Кванг корчилась и неосознанно пыталась встать, тем самым убежав от боли. Он не представлял, как женщины на это подписываются, а некоторые и по несколько раз. Откуда в них бралась эта храбрость? Он не мог постичь этого ни в тринадцать, ни в двадцать три.

– У тебя получается, – подбодрил девушку Лайт.

Он видел лишь верхушку спины парня. И хотел верить, что это не пустые слова, и роды в самом деле проходят без каких-либо осложнений. Но Лайт вдруг попросил Кванг прекратить.

– Что такое? – даже задавая вопрос, он знал, что не хочет слышать ответ.

– Тазовое предлежание, – прошептал Лайт.

– Ребенок идет не головкой?

Пусть он и не пошел учиться на врача, но знал некоторые общеизвестные вещи. Вдобавок он помнил, как мама вечерами поглощала книги о родах, да и сам тогда тайком кое-что об этом читал, хотя быстро потерял интерес, когда дошел до слишком неловких для его возраста подробностей. В тринадцать ты уже достаточно взрослый для многих вещей (как тогда казалось), но не для деталей о раскрытии шейки матки.

– Да, ребенок идет ягодицами вперед. С таким сталкивается даже меньше пяти процентов женщин, но смертность при подобных обстоятельствах на несколько раз выше, – слово «смертность» Лайт произнес практически бесшумно. Мин разобрал его по губам и содрогнулся.

Просто, блять, отлично!

– И что… что мы будем делать? – спросил он, закрыв на секунду глаза и отгоняя от себя любые мысли, которые могли снова навлечь на него оцепенение или паническую атаку. Он даже не осознал, что вместо «ты» употребил «мы».

– Постараемся избежать ошибок. Я не помню всех нюансов. Это сложно, но выполнимо.

– Я… я больше не могу терпеть, – прохрипела Кванг и застонала от боли.

– Только медленно. Нужно действовать аккуратно, когда дело дойдет до головки, иначе ребенок может задохнуться. Тебе нужно тужиться именно тогда, когда я скажу, а в остальных случаях продышать потугу. Ты знаешь, как это?

– Да. Я… постараюсь, – ответила девушка, а Мин тем временем открыл статью с картинкой и пробежал по ней глазами.

– Вот оно, – он просмотрел текст после схемы. – Самое сложное – вытащить головку. Но сперва нужно осторожно извлечь поочередно ножки и, вращая по часовой стрелке, вытащить сначала одно плечо, а со следующей схваткой – другое. После этого в утробе останется лишь головка. И если при следующих схватках ребенок не выйдет сам, необходимо применить надлобковое давление. – Чем дальше Мин читал, тем страшнее ему становилось. Стало ясно, что для этого двух рук мало, ведь кто-то должен держать младенца, который уже практически появится на этом свете, пока другие руки надавливают и работают с головкой в утробе матери.

– Мне потребуется твоя помощь. – Опасения подтвердились. – Но прежде найди еще кое-что. Как же назывался этот акушерский прием? Морис?.. Нет, не так, там двойная фамилия… Поищи «прием Морисо-Левре», кажется так. Нужно, чтобы ты говорил последовательность действий. Мы проходили это вскользь на занятиях, я не смогу сделать все правильно без подсказок.

Мин нашел необходимую информацию и просмотрел ее. Для выполнения ему требовалось перебраться туда, где находится Лайт. Страх продолжал преследовать его, но желание, чтобы все поскорее закончилось, победило. И все же Мин медлил, когда оказался за спиной Лайта. А тот оглянулся и подвинулся, освобождая ему место.

– Придержи ребенка. При следующей схватке я надавлю чуть выше лобковой кости, чтобы усилить давление, и, если все сделаем правильно, головка должна чуть сдвинуться. Не тяни, лишь способствуй освобождению, – скомандовал тот.

Мин еле заставил собственные руки не трястись, а самого себя не думать о том, что скользящее маленькое «нечто» – настоящий младенец. Мин толком не смотрел туда и даже не присел, а слегка наклонился, чтобы не видеть того, чего не хотелось, но все же боковым зрением наблюдать за действиями Лайта.

После махинаций юного докторишки с животом девушки он почувствовал, как тельце будто немного двинулось вперед, когда Кванг собрала остатки сил и потужилась по указке Лайта. И лишь на долю секунды Мин позволил себе взглянуть в самый эпицентр появления новой жизни.

– Вроде бы получилось, – озвучил он.

После этого Лайт переместился на его место, освобождая его от прямого участия в дальнейших действиях.

– А теперь самое сложное. Повтори мне последовательность действий «Морисо-Левре».

– Держи тело ребенка лицом вниз поверх ладони. Указательный и безымянный пальцы этой руки нужно положить на скуловые кости, а средний палец засунуть в рот, чтобы отвести челюсть вниз и согнуть головку в удобное положение.

Мин повторял указания из статьи, одновременно смотря на схему и следя за правильным соблюдением последовательности действий.

– Другой рукой нужно захватить плечики и двумя пальцами верхней руки осторожно согнуть головку по направлению к груди, пока давление на челюсть не выведет головку плода вниз до появления границы волос. После этого стоит попробовать осторожно потянуть для извлечения и если нужно, то еще раз надавить над лонным сочленением, пока вытягиваешь ребенка.

– Мин, ты должен надавить.

– Куда?

Лайт указал точное место, не прекращая держать ребенка, и все трое согласовали действия: Кванг принялась в последний раз тужиться, он надавливать на необходимую область, а Лайт тянуть. Их действия привели к тому, что младенец наконец полностью оказался на свободе.

Ему с трудом в это верилось. У них получилось. Действительно получилось!

Мин был готов тотчас рухнуть на асфальт, но он продолжал держать руку обладательницы измученной, но облегченной улыбки, по лицу которой текли слезы.

– Это девочка, – прошептал Лайт. – Нам нечем перерезать пуповину. Да и лучше не рисковать, можно занести инфекцию. Скорая должна быть уже в пути, подождем.

Прошло еще минут десять, прежде чем они услышали приближающуюся сирену. Мин выбрался из салона, а Лайт снял рубашку, оставшись в одной майке, и укутал в нее новорожденную, которую держал в салоне рядом с матерью. Когда скорая подъехала и остановилась, из нее выбрались врач, медсестра и фельдшер и сразу поспешили к ним.

Ему оставалось лишь наблюдать за тем, как Лайт разговаривает с ними. Тот передал ребенка медсестре, которая в паре с врачом принялись обрезать пуповину и проверять состояния Кванг.

Вскоре они уже вместе наблюдали за тем, как девушку перемещают из его машины в кабину скорой помощи.

– Кажется, я ее не убил, – прошептал рядом с ним Лайт.

– Иначе и быть не могло. Не в день же получения диплома. А то это была бы самая короткая карьера в истории медицины.

Они оба измучено улыбнулись.

– Я хочу поехать вслед за ними в больницу. Ты не против?

И хотя Мин ужасно мечтал оказаться в постели и стереть из памяти произошедшее, он понимал причину такой просьбы: Лайт чувствовал ответственность.

– Хорошо, но ты за руль не сядешь. – Они вернулись к тому, с чего начали.

– Ты же пьян.

– Я протрезвел в ту же секунду, когда она начала рожать. Сейчас именно тебе нужно успокоиться. Посмотри на свои руки – даже в темноте заметно, как они дрожат.

– Это от стресса, – устало выдохнул Лайт, сгибая пальцы и пытаясь унять тремор.

Ему показалось естественным накрыть ладонь парня своей в безмолвном жесте поддержки.

– Пошли, – молвил он.

А затем цепко схватил Лайта за руку, усадил в машину и тронулся вслед за скорой.

* * *

Они нашли Кванг после того, как сказали персоналу, что были с ней во время родов. Поэтому им позволили увидеться с новоприбывшей пациенткой.

Мин не хотел заходить в палату, он и в саму больницу зашел неосознанно, однако Лайт потащил его за собой силой. Новорожденную девочку тем временем после всех проверок и кормления унесли в детское отделение к остальным младенцам.

– Ты в порядке? – обратился Лайт к девушке, и теперь в ее глазах читался не страх, а благодарность. – Прости, что последовали за тобой. Решили убедиться, что с тобой и ребенком все хорошо.

– Я рада, ведь иначе не смогла бы поблагодарить вас, Пи’. Не знаю, что случилось бы, если… – Она начала подрагивать от подступающих слез, а Лайт присел на кресло рядом с кроватью и принялся успокаивать ее.

– Все уже позади. Думай об этом. Но как ты оказалась там одна в твоем-то положении?

И девушка поведала им обо всем. Ее старшая сестра Лили присматривала за ней, когда парень сестры позвонил той, чтобы потащить девушку на вечеринку друга. Лили не могла оставить Кванг, иначе родители убили бы ее за это. Однако парень сказал, что Кванг может поехать с ними и просто посидеть отдельно в другой комнате и отдохнуть. Ночью Кванг стало плохо, и она пошла искать сестру, но наткнулась на одного из друзей парня Лили. Он сказал, что его друг и ее сестра слишком заняты друг другом, а потом, что они вместе с приятелем собираются домой и могут подвезти Кванг. По дороге они остановились, так как один из них захотел облегчиться, а второй тем временем начал приставать к ней. Он говорил, что ему интересно, каково сделать это с беременной. Кванг очень испугалась, плакала, просила его прекратить. В итоге ей удалось расцарапать подонку лицо и выбраться из машины. А парень, который ходил помочиться, все это время стоял снаружи, все слышал, но не мешал приятелю. Когда он увидел выбегающую Кванг, то закричал, что они пошутили. Но она все равно побежала прочь от главной трассы, чтобы эти парни ее не нашли. Решила, что лучше дойдет пешком, хотя и не знала, где находится. Сеть плохо ловила, зарядка кончалась, и она не могла дозвониться родителям. Боль лишь усиливалась, а затем… отошли воды. Поэтому Кванг решила выйти поближе к трассе, где они ее и заметили.

– Ты должна заявить на них в полицию.

– Персонал больницы уже сообщил моей семье. Лили сказала, что поможет найти этих мерзавцев.

– Теперь тебе следует отдыхать. Уверен, это был утомительный день, но ты справилась, – Лайт разговаривал с ней настолько мягко, словно стремился убаюкать.

– Обещайте, что навестите меня с малышкой, Пи’. Мои родители тоже захотят поблагодарить вас.

Мин не желал быть втянутым в такие сцены; он не нуждался в этом. Его удел – быть отстраненным и саркастичным, что куда легче. Поэтому пускай Лайт отдувается за двоих, да и вообще, это лишь его заслуга. Сам Мин ни за что не помог бы Кванг, если бы встретил ее один.

Когда они вышли из больницы, было уже около пяти часов утра. Небо начинало окрашиваться первыми признаками приближающегося рассвета, разрисовывая горизонт в оранжево-лиловые цвета.

– Прости, что ударил тебя, – внезапно извинился Лайт. Мин даже не сразу вспомнил, о чем тот говорит.

Точно, он ведь получил пощечину, когда воспоминания взяли верх над разумом и телом. Он приказал себе не думать об этом, пока все не закончится. И вот конец наступил.

Тогда на трассе Мин все вспомнил. Тот ужасный день, когда умерла мама. Он надеялся, что эти воспоминания достаточно глубоко запечатаны и никогда уже в полной мере не вернутся. Он так отчаянно пытался от них отгородиться и сбежать, что со временем у него даже стало получаться.

Но стоило кому-то или чему-то напомнить ему о том дне, о матери, воспоминания, как адские гончие, догоняли и вгрызались в плоть. Часть той боли наполняла его, заставляла столбенеть, дрожать, гореть изнутри, а в детстве – сотрясаться от неконтролируемых рыданий. Однако она никогда не возвращалась полностью. Мин был уверен, что во второй раз это разорвет душу окончательно. Он бы не выдержал. Смерть матери отколола от него какую-то важную деталь, отвечающую за баланс света и тьмы. И с того самого дня его начало затягивать в пустоту; куда ни ткни – всюду дырка. Он уже не был тем же ребенком.

Мин редко извинялся. Почти никогда. Только в качестве элементарной вежливости. Искренне просить прощения у близких, которых у него и так почти не осталось, он разучился. Но сейчас он мог и даже хотел сказать эти слова Лайту. И не ради приличия.

– Прости, что снова пришлось меня успокаивать. Тебе нужна была помощь.

– И ты помог, несмотря на свою панику. Хотя не думал, что именно ты испугаешься посмотреть девушке между ног, – иронично заметил Лайт. – Понимаю, вы познакомились чересчур стремительно и неожиданно, но уверен, у тебя и не такое бывало.

– Я боялся не ее гениталий, – закатил Мин глаза, однако был благодарен докторишке за то, что тот не заострял внимание на его очередном приступе. И пытался понять: удастся ли произнести это вслух?

– Тогда родов? Хотя логично. Большинство мужчин боятся их и уж точно не рвутся принимать собственноручно.

– И не родов. Хотя это тот еще малоприятный процесс.

– Тогда?..

Лайт остановился и посмотрел ему в глаза, чего последние недели избегал делать. Эта внезапная ситуация вернула их к периоду их дружбы до поцелуя, о котором парень все это время не вспоминал.

– Я расскажу, если ты перестанешь игнорировать то, что случилось в отеле.

Мин не собирался ставить ультиматум. Но на кону стоял главный секрет его жизни, который он почему-то был готов, ну или почти готов, поведать докторишке. А тот даже не мог открыто поговорить с ним о том, что тогда между ними произошло! У всего имелась цена, и ему нужна была плата.

– Мы оба помним поцелуй. Что тебе еще надо? – возмущенно, но все же правдиво ответил Лайт.

– Хочу узнать, что ты об этом думаешь.

– У меня нет мыслей на этот счет.

– Звучит оскорбительно. Все было так плохо? Неприятно? Хотя тогда мне так не показалось.

– Будто ты все четко помнишь, – ироничность пропитала слова Лайта.

– Я помню достаточно.

– Дело не в том, что было неприятно, а в том, что неуместно.

– Неуместно потому, что я сын человека, в чьем доме ты живешь?

– Я…

– Неуместно потому, что мы друзья?

– Мин…

– Неуместно потому, что мы оба парни?

– Потому что мне не нужны отношения! – выкрикнул Лайт, сорвавшись. – И влюбляться я больше не хочу!

Взгляд парня обжигал пламенем, голос хлестал раскаленным металлом. Мин подавил желание отшатнуться, как от еще одной пощечины, однако остался на месте. Таким Лайта он никогда не видел. Ведь это обычно он, точно закипевший чайник, выплескивал раздражение и злость. А сейчас эту роль у него отобрали.

Мин сглотнул осколок боли, но быстро пришел в себя.

– Тогда наши желания сходятся. Я таким тоже не занимаюсь.

– Вот и отлично.

– Но можно обойтись и без этого. Уверяю, большая часть человечества так и поступает. – Он приблизился к Лайту, прожигая того взглядом, который часто использовал, испытывая влечение или подобие чувств к кому-либо. Хотя с докторишкой все происходило куда страннее – сильнее и запутаннее. Внутри будто вскрылся потаенный колодец, о глубине которого он даже не подозревал.

– Почему мы вообще это обсуждаем? Тебя же привлекают девушки.

– Это так, – признался он. – Но оказалось, что не только. Кто же знал? Моя проблема вот в чем: человек, о котором я сейчас думаю больше, чем нужно – это ты. И не то чтобы меня это сильно радует.

– Мин…

– И я отвечу на твой вопрос, даже если на мой ты ответить не готов. – Он не дал Лайту и шанса обдумать его слова или возмутиться. – Ты знал, что моя мать ждала второго ребенка?

Лайту понадобилось время, чтобы среагировать на такую резкую смену темы. Лоб парня сморщился, а глаза недоверчиво блеснули.

– Кхун Рави́т никогда не упоминал об этом.

– И не будет. Это запретная тема в нашем доме. Ты и сам видел, как упоминания о матери каждый раз действуют на меня.

Лайт кивнул.

– Это нормально – не хотеть говорить о смерти родителей. Я тоже нечасто говорю о том, что случилось с отцом.

– В моем случае это нечто большее, чем простое нежелание. Мне пришлось заблокировать эти воспоминания, чтобы жить дальше. Но сегодня эта девушка оживила их, и вся картина того дня встала перед глазами.

Мин самолично редактировал свою память, вырезая целые куски, но так и не нажал на форматирование. На самом деле он лишь лишал ее деталей, уменьшал четкость, корректировал яркость, крутил ползунок расфокусировки до максимума. И отредактированные воспоминания лежали где-то глубоко внутри его душевной корзины, ожидая своего часа.

– Твоя мама… она умерла при родах?

– Нет, она умерла, потому что ей никто не помог. И все то время, пока она мучилась, я провел с ней. Даже когда… когда она уже умерла. Не помню, сколько времени прошло, прежде чем в дом вернулась Нун и нашла нас. Отец был в больнице, он всегда отключал телефон во время операций, а некоторые из них могли длиться больше суток. В тот день шла именно такая.

– Это ужасно, – выдавил из себя Лайт.

Мин его понимал. Сложно подобрать слова, когда слышишь нечто такое. Да и ему много говорить об этом не хотелось. Не было слов, которых смогли бы помочь. Излечить. Изменить. Тогда какой в них смысл?

– Поэтому я не стал врачом, поэтому многие годы отказывался переступать порог больниц и всего, что с ними связано. Все из-за нее. Я до самого конца школы был вынужден регулярно ходить к психологу, а потом сам разбирался с последствиями своей фобии. Оказалось, я боюсь не больниц и врачей – они лишь воплощение того, вокруг чего витает смерть. И я всегда бегу от нее, чтобы не столкнуться с ней снова.

Лайт молчал. Он смотрел на него взглядом ребенка, нуждающегося в защите от монстров под кроватью. Хотя обычно именно Лайт был тем, кто брал ситуацию под контроль и всячески помогал ему. Может, он поспешил с рассказом? Ведь знал, что история звучит весьма мрачно.

– Я предпочитаю никого не подпускать к себе слишком близко, чтобы не потерять их. Смерть дорогих мне людей – то, что может сломать меня вконец. Ведь я уже надломлен и прекрасно знаю об этом.

Взгляд Лайта стал еще отчаяннее. Казалось, в нем бушует столько эмоций одновременно, что это мешало прочесть, что за этим скрывается.

Парень не сказал больше ни слова; зато он обнял его. И Мин вновь почувствовал себя, как в Лампанге – объятия дарили исцеление, которое он хотел принять. Он же в свою очередь намеревался сделать все, чтобы владелец объятий тоже принял его.

Нелепые фобии и старые раны периодически проявлялись на его коже, но Лайт зашивал их ювелирными стежками, как опытный хирург.

Если парень продолжит его обнимать, он выдержит. Это был прагматичный расчет, пусть даже и затуманенный чувствами. Курс лечения, прописанный самому себе – ювелирные стежки и крепкие объятия. Одного конкретного докторишки.

_________________________________

(James Arthur – Medicine)

16.5 глава

Десять лет назад

У Раттаны была прекрасная жизнь. Судьба, о которой мечтают многие женщины. Она вышла замуж за любимого, помогла ему создать свое дело, родила чудесного сына, жила в большом доме, могла носить дорогие и красивые вещи и помогать другим.

Однако за счастье приходилось платить. С возрастом Раттана осознала: ничто не дается без последствий. Любовь вынуждает порой жертвовать своими желаниями. Замужество оборачивается потерей свободы. Рождение ребенка – отметинами на теле. Богатство – одиночеством. Возможности – завистью.

Но все же она обрадовалась незапланированной второй беременности. Спустя тринадцать лет… Мысли надоедливой спиралью крутились в голове: может это знак, неожиданный подарок судьбы, вселяющий надежду, что трепетные отношения с мужем возродятся?

Она скучала по дням их молодости. Равит казался всем слишком серьезным, прагматичным, иногда даже бессердечным, но это было лишь поверхностным мнением, ведь она знала, какой он на самом деле и чем жертвует, помогая людям. Он всегда был нежен с ней, кто бы что ни думал.

Однако горькая правда лежала перед ней как на ладони – работа для него на первом месте. Таким уж он уродился, и даже ей не под силу его переделать. Да и не хотелось.

Спустя тринадцать лет она, к своему стыду, начала задумываться – может остальные были правы? Тогда, в пору молодости и влюбленности, она была слишком счастлива и беспечна. Ее муж был героем. Но иногда герои в процессе миссий забывают о собственных семьях.

Она помогала Равиту в воплощении его мечты – создать и управлять больницей. И сделала это своей мечтой. Теперь они обладали целой сетью клиник, носящую их фамилию. Тысячи людей имели возможность спасти жизнь благодаря их общему делу. Разве это не та мечта, за которую стоило бороться бок о бок с любимым человеком? Но в самые тяжелые дни, когда запасы самоотверженности исчерпывали себя, становилось сложно притворяться, особенно когда в голове возникал вопрос: «А кто спасет меня?»

Впрочем, у нее был сын. Ее любимый мальчик, которым она так гордилась. Мин был чудесным ребенком и помогал переносить одиночество. Но в последнее время он не так часто бывал дома и иногда на предложения провести время вместе, как раньше, куда-то ускользал. Она понимала: сын растет и постепенно отдаляется от нее. Наверное, это испытание для всех родителей – уметь отпустить свое чадо вопреки желанию удержать его рядом с собой навечно.

Теперь же у нее будет еще один ребенок, и это давало множество поводов для размышлений. И беспокойств. Она уже не молодая девчонка, ей тридцать восемь лет. Но когда твой супруг известный врач – бояться нечего. Конечно же, Равит не мог быть с ней постоянно, поэтому на приемы к лучшим докторам, коллегам мужа, она отправлялась с незаменимой Нун, экономкой особняка, которая за все проведенные рядом годы стала частью семьи.

Чем больше становился срок, тем уязвимее Раттана себя чувствовала. Ее накрывало гормональными всплесками: она плакала по несколько раз в неделю, скрутившись на большой и пустой постели. И не могла уснуть, думая о том, почему при всем своем счастье чувствует себя… несчастливой?

Она казалась себе неблагодарной.

Ей было стыдно перед мужем за возникшие мысли: а вдруг он не бывает дома не только из-за благородной врачебной самоотдачи? Разве у такого успешного мужчины не может быть поклонниц? Она ведь знала, что ее Равит не такой уж хладнокровный, а просто замкнутый. Он умел быть страстным и любил ее так, что сбивалось дыхание, хотя с каждым годом это происходило все реже. Ведь больницы росли, а вместе с ними и занятость. Время ускользало среди потока нескончаемой борьбы между жизнью и смертью.

Ей также было стыдно перед сыном, на которого она впервые ощущала обиду в сердце. У него появлялись свои секреты – неведомые ей дела. Раттана чувствовала себя преданной. Мин был не только ее ребенком, но и лучшим другом. Одна мысль, что тринадцатилетний мальчик, родной сын – ее самый близкий человек, вдруг выставляла ее жалкой в собственных глазах. Родителей она потеряла еще до замужества и единственное, что после них осталось – деньги в наследство; подруги молодости разъехались по всему миру, с некоторыми она просто потеряла связь, а с женами коллег Равита она никогда не могла сблизиться. Большинство из них были мелочными, завистливыми и поверхностными особами.

Она знала, что они шепчутся. И сейчас уже не находила в себе столько сил, чтобы спокойно это игнорировать. Возможно, она забыла каково быть беременной, или с Мином все протекало иначе. Раттана ощущала себя беззащитной, ничтожной, покинутой.

Ей пришлось пойти с мужем на званый ужин, от которого зависело подписание договора с новыми партнерами. Главе холдинга следовало появиться с супругой, чтобы показать свою счастливую семью. В таких делах репутация семьянина служила лучшей гарантией партнерства. В качестве жены основателя «VN Medicine» она давно это уяснила.

Раньше Раттане не нужно было симулировать радость и притворяться на подобных мероприятиях. За прошедшие годы она научилась ими наслаждаться. Но сегодня впервые держала улыбку, играя на публику. Шел восьмой месяц беременности, и она уже мечтала поскорее родить. Равит хотел оставить ее дома, однако она понимала, что это тот редкий шанс побыть с ним. Ей отчаянно требовалось почувствовать себя важной и любимой, поэтому сегодня она тщательно потрудилась над своим образом, и, когда услышала комплимент из уст супруга, ей стало лучше.

Сидя за столиком, окруженная шумом мероприятия и высшим светом, Раттана осознала, что зря пришла. Раньше любить эти выходы в свет не составляло труда, но многое изменилось с тех пор, как она вновь вынашивала ребенка. Казалось, будущая дочка высасывает из нее все силы и радость. Она корила себя за такие мысли и тихо лила слезы в подушку ночами. Конечно, ребенок ни в чем не виноват. Это с ней что-то не так.

Когда Равит отошел переговорить с коллегами, ей же пришлось остаться в кругу их жен.

– Восхищаюсь, что ты пришла в твоем положении, Пи’Раттана. Мы так давно тебя не видели, я уж подумала у вас в семье проблемы. Ведь доктор Вонграт не слишком многословен, а проблема оказалась другого рода, – сказала одна из женщин. С ней Раттана познакомилась не так давно – всего несколько лет назад; такого типажа людей она всегда стремилась избегать. Но сейчас выбора не осталось, она могла лишь вежливо улыбаться и делать вид, что не поняла насмешки в чужих словах.

– Это застало нас врасплох. Вторая беременность дается сложнее первой. – Она ограничилась отстраненной вежливостью. Не в ее характере устраивать публичные скандалы, от одной этой мысли становилось тошно.

– К сорока годам тело уже не такое, как прежде, да? А что ждет после беременности, лучше вовсе не думать! Хорошо, что наши мужья врачи. Всегда можно обратиться к их надежным коллегам.

На чужом лице она отчетливо заметила следы вмешательства пластических хирургов, хотя собеседнице было едва за тридцать. Раттана не имела предубеждений на этот счет, она рассматривала пластическую хирургию как возможность сделать людей счастливее. Вот только жаль, что исправленная внешность не меняла человеческую душу. Становясь красивее снаружи, они не становились лучше внутри.

– Простите, я на секунду отойду. – Ей стало невмоготу выдерживать выплеск чужой желчи, который будто пачкал ее саму. Ей хотелось спрятаться, оградиться. Но она была выставлена на всеобщее обозрение, как и ее огромный живот, хоть и скрытый платьем с идеальным фасоном. Раттана пыталась держать лицо и стала искать мужа. Пройдя по залу, она не заметила его.

Вернуться к столику так быстро было выше ее сил, и она направилась в дамскую комнату, мочевой пузырь в последние недели чуть ли не убивал ее. Зайдя в кабинку и облегченно выдохнув, она оценила эту минутку уединения. Достав из сумочки телефон, она написала сыну сообщение, спросив, не скучно ли ему одному дома. Хотя вряд ли Мин сейчас нуждается в ней. Скорее она в нем. И все же Раттана не могла позволить себе быть настолько эгоистичной, чтобы из-за своей трусости заставить приехать сюда собственного ребенка, зная, как он не выносит подобные выходы в свет.

Закончив поправлять платье, она хотела уже выйти из кабинки, но чужой разговор заставил ее затаиться.

– Доктор Вонграт все краше с каждым годом. Честно, я позволяю мужу таскать себя на эти скучные мероприятия, только чтобы полюбоваться такими красавчиками. И почему чужой муж всегда выглядит привлекательнее собственного? – вещал голос, который трудно было не узнать, – та самая собеседница.

– И не говори. Я надеялась, он придет один, а женушка увязалась за ним, несмотря на свое положение. Я бы на ее месте из дома не выходила до тех пор, пока не приведу себя в порядок. Не понимаю, о чем она думает? Или действительно верит, что беременность в ее возрасте может красить?

– Уверена, Кхун Равит нашел кем занять себя, пока женушка в положении.

– Ты что-то знаешь?

– Посмотри на него, а потом на нее. Разве это не очевидно? Иногда обидно, что мужчины с возрастом, как вино, становятся лучше, а женщины увядают, как срезанные цветы. Знаю, она считает себя выше пластики, но попросту отрицает реальность. Она уже не так хороша, как раньше, а беременность уж тем более заберет у нее остатки былой привлекательности.

– Вот поэтому я не хочу больше детей. – После этой фразы женщины умолкли и, закончив прихорашиваться перед зеркалом, вышли из уборной.

Раттана не могла сейчас расплакаться. Расстраиваться из-за сплетен и злословных замечаний было бы глупо. Больше так продолжаться не могло. Раньше она была в состоянии это вынести, но может ей отныне и правда лучше не появляться перед этими людьми.

Пытаясь держать себя в руках, она вышла и вновь обвела большой зал взглядом, и в этот раз обнаружила мужа. И направляясь к нему, она надеялась, что Равит услышит ее и поймет.

– Дорогой, можно тебя на минутку? – нежно прикоснувшись к локтю, она привлекла его внимание, одновременно вежливо кивком головы поздоровавшись с остальными.

– Что случилось?

– Давай уедем. Я плохо себя чувствую.

– Что-то с ребенком? – Внешне он оставался спокойным, но она умела определить его истинные переживания по взгляду. Она читала его по глазам. Именно в них она и влюбилась – пока другие сыпали нескончаемыми признаниями в виде слов, один его взгляд выражал куда больше. В глазах была искренность, которая в словах легко теряется.

– Нет-нет, с малышкой все хорошо. Просто… выйти в свет за несколько недель до родов оказалось не лучшей идеей.

– Ты чудесно выглядишь, тебе не о чем беспокоиться.

– Равит, прошу. – Она не могла объяснить ему среди всех этих людей, как себя чувствует. Ей просто хотелось, чтобы единственный человек, чье мнение для нее действительно важно, был сейчас рядом и прогнал все глупые мысли из головы.

– Я должен остаться, нужно обсудить новые исследования. Если тебе нездоровится, давай я отправлю тебя с водителем домой? Позже он вернется за мной, я не буду сильно задерживаться. Обещаю.

Все остальные могли бы подумать, что известный и уважаемый доктор Равит Вонграт вел себя как обычно. Но она его жена и знала его как никто. Независимо от увлеченности своей профессией, Равит всегда возвращался к ней. Когда она была беременна Мином, он спешил домой, невзирая на загруженность.

А теперь он так просто оставлял ее одну. Даже когда она пожаловалась на недомогание. Раттана видела, как его губы сжимаются, а глаза постоянно возвращаются к мужчинам, с которыми он беседовал до этого. Так в ее любимом человеке проявлялась нетерпеливость, когда того отвлекали от важных дел.

Так вот кем она стала – помехой. Она мешала ему там, где он чувствовал себя рыбой в океане, и неважно, что рядом кричит его любимая. Даже если кричит безмолвно. Он разучился понимать ее душу. Он даже в глаза ей по-настоящему не смотрел, чтобы различить боль, которую причиняет своим отношением. Он смотрел, но не видел.

Сидя в машине, Раттана старалась сдержаться, чтобы не смущать водителя истерикой. И все же слезы катились по щекам, и она была благодарна, что водитель делал вид, будто не слышит тихие всхлипывания.

Может быть, муж разлюбил ее. Она давно примирилась, что стоит на втором месте. Хотя раньше они оба понимали – есть моменты, когда семья важнее всего.

Равит забыл об этом. Он спасал чужие жизни, но не видел, как разрушается любимая женщина рядом с ним.

Он смотрел, но не видел.

* * *

Мин осторожно проскочил в дом через дверь с заднего двора. Он знал, что ему попадет, если зайдет через парадную. Сегодня он пропустил дополнительные занятия по китайскому и вместо них пошел с одноклассниками в интернет-кафе. Забылся и не отвечал на звонки мамы целый день.

В полном прислуги особняке крайне проблематично оставаться незаметным и неуловимым. И, конечно же, когда он поднимался по лестнице, его поймали.

– Вот ты где! Кхун Раттана переживала за тебя, ты не брал трубку и опоздал, – с первого этажа на него строго смотрела Нун. Формально, она была экономкой, а не его нянькой, и все же имела авторитет в их семье, поэтому Мин, виновато потупив взгляд, спустился к ней.

– Простите… Мама сильно сердится? – Хотя он знал, что та никогда не сможет по-настоящему рассердиться на него, но все же чувствовал вину, ведь в последнее время они не так уж и много времени проводили вместе.

Чем ближе подходил день появления сестры на свет, тем больше Мин переживал – его одолевала ревность к еще неродившейся малышке. Он привык быть единственным ребенком, получающим все внимание, которого, между прочим, и так сложно добиться со стороны папы. И что-то внутри него кричало, что все изменится, хоть он и не знал, что именно. Ему было неуютно в этих неизбежных обстоятельствах, которые несли в себе перемену.

Обычно он делился с мамой переживаниями, а она охотно выслушивала и помогала. Но как сказать, что его беспокоило то, что у нее в животе? Плюс, Мин видел, какой уставшей она была в последние месяцы. Мама перестала улыбаться, и все чаще он находил ее задумчивой или расстроенной. А еще слышал, как периодически она тихонько плачет, хотя и старалась это скрыть.

– Кхун Раттана давно ждет тебя. Она сейчас с Кхуном Ра-витом, он вернулся домой пораньше. После того как оставишь рюкзак, зайди к ним.

О нет! В любой другой раз он обрадовался бы редкой возможности увидеть папу, однако сейчас мог попасть впросак и получить. Он с опаской последовал указаниям экономки: оставил вещи в прихожей и направился к спальне родителей, но остановился, когда услышал долетающий разговор на повышенных тонах.

Мин вздрогнул. Родители ругались… как непривычно. Он никогда прежде не видел и не слышал, чтобы они ссорились. Он жил с уверенностью, что у мамы и папы все хорошо, а теперь впервые задумался: вдруг ему просто никогда не показывали плохое?

– Я всегда гордилась тем, что ты делаешь, и поддерживала тебя с самого начала, но так нельзя… Ты окончательно перестал замечать нас! Тебя никогда не бывает дома, еще немного и Мин забудет, как ты выглядишь!

– Дорогая, ты же знаешь, у меня операции и постоянные встречи…

– Знаю, но я устала. Понимаешь? Устала! Я беременна и постоянно одна! Когда я носила под сердцем Мина, ты старался приехать ко мне быстрее: утешал, обнимал, делал все возможное, чтобы мне стало легче. А сейчас, с исполненной мечтой в руках, тебе все равно недостаточно. Ты все еще не можешь остановиться и наконец быть со своей семьей…

– Ты слишком эмоционально реагируешь из-за своего положения.

– … а теперь я слышу сплетни, что моя беременность – повод для измен. Ты становишься краше, а я старею! Люди обсуждают, что мой муж не только справляется со своими обязанностями врача, но вдобавок находит время и для других женщин.

– Ты лучше меня знаешь, что это глупые, не имеющие никакого основания слухи. Всем этим дамам нечем заняться, и я крайне удивлен, что ты стала обращать внимание на подобное.

– Может, если бы ты обращал внимание на меня, я бы не замечала чужие слова? Мне это тоже не по душе. Знаешь каково это – сомневаться в самом дорогом тебе человеке?

– Тогда не веди себя так! Знаю, тебе тяжело, однако и я устаю. Возвращаясь домой, я не хочу ругаться с тобой.

– А ты думал о том, чего хочется мне? Или моя любовь позволила тебе так себя вести со мной? Ты перестал ценить эту любовь, Равит. Перестал ценить меня!

– Достаточно. Поговорим позже, когда ты успокоишься. Я постараюсь почаще вырываться с работы, если для тебя это так важно.

– Это должно быть важно для тебя! Я не должна умолять тебя об этом. Ты не делаешь мне одолжение, это твоя семья… твои дети…

Мин не уловил передвижения родителей, поэтому, когда дверь резко распахнулась, он едва не упал в отцовские руки.

– Что?.. Ты подслушивал?

Он покраснел. После услышанного он не знал, что делать, поэтому промолчал и лишь угрюмо смотрел себе под ноги. А тем временем в проеме показалась мама, вытирающая ладонью слезы с лица.

– Милый, ты вернулся? Ох, прости, что ты услышал это. Это все глупости, просто у нас с папой у обоих выдался тяжелый день. Не расстраивайся. – Мин знал, что не может расплакаться прямо перед родителями, но видеть маму такой было больно, и он впервые ощутил неприязнь к отцу. Папа мог не обращать внимания на него, но почему позволял себе доводить до такого состояния ее?

– Это не ты здесь должна извиняться. – Мин осмелился поднять взгляд и посмотрел прямо на папу. Инстинктивно он сжался, бросая вызов своему герою, однако подавил это чувство.

– Не вмешивайся в дела старших. И не дерзи мне! – Это все, что сказал отец, когда покинул коридор, оставив их вдвоем.

Мин перевел взгляд на маму, такую хрупкую, несмотря на сильно выпирающий живот. Он подошел к ней и неуклюже обнял. Ему стоит обнимать маму чаще, напомнил он себе. И все равно, что мальчику его возраста вроде как уже стыдно так ластиться. Он решил, что сам очертит границы правильного. Утешать и любить маму он никогда не перестанет, как бы глупо это ни казалось сверстникам!

– Не расстраивайся, мам. Я буду рядом с тобой вместо него, – пообещал Мин.

Она снова расплакалась. А он, уткнувшись ей в грудь, зажмурил глаза с такой силой, что они пекли, зато тем самым не позволил слезам вырваться наружу.

Он должен быть сильным. Как оказалось, мама нуждалась в его защите, ведь папа этим пренебрегал.

* * *

С того случая прошло три недели, наступил Сонгкран^[50]. На два дня всю прислугу отпустили, и даже экономку мама уговорила отправиться к своей семье, хотя Нун не хотела бросать ее на таком большом сроке. Однако мама сказала, что будет не одна, а со своими мужчинами, и ей нечего беспокоиться.

Через неделю маме предстояло лечь в больницу, но сохранялась вероятность преждевременных родов. Это могло напугать других, но только не Мина, ведь он вырос в семье врача. Он не видел никакой угрозы – просто не знал, что это такое.

Он и не помнил, чтобы особняк когда-либо был таким безлюдным. Они остались вдвоем: только он и мама… ему это показалось таким захватывающим! Наконец-то он сможет побывать там, где всегда много народа и где твердили, что ему здесь не место.

Мама хоть и выглядела безмятежно, но Мин знал: она расстроена тем, что отца вызвали на срочную операцию с самого утра. Изначально планировалось, что они проведут эти праздничные дни втроем. Но когда папа уехал, мама не изменила своих намерений и таки отпустила всех работников. В праздники люди должны быть со своей семьей, так она сказала. Хотя отец, видимо, считал иначе.

Мин злился на него с тех самых пор, как стал невольным свидетелем ссоры родителей. Злился все три недели, а когда услышал о планах на Сонгкран, втайне ждал чего-то подобного.

Раньше маленьким он думал, что его папа супергерой, и поэтому старался не жаловаться, что редко того видит. Но в тринадцать в такое верить уже невозможно. В тринадцать ты эгоистичнее, чем прежде; в тринадцать ты уже не прощаешь, как прежде. И начинаешь отвечать на невнимание обидой, а не надеждой.

Мину казалось, что круто стать таким, как папа. А тот довольно улыбался ему, когда он интересовался медициной. Но даже если он и станет врачом, то никогда не расстроит своих близких. Даже взрослым он будет находить время для мамы. И не будет до такой степени занятым и отстраненным, как папа.

Сегодня у него был вечерний киномарафон с мамой, и они собрались в гостиной, как в прежние времена. Перед просмотром разогрели еду, которую предусмотрительно оставила для них Нун, и захватили напитки. Экономка не могла позволить хозяйке в ее положении готовить, хотя мама не боялась таких обязанностей.

– Сынок, у меня разболелась голова. Я, наверное, полежу у себя в комнате и приму ванну. – Она выглядела уставшей.

– Позови, если тебе понадобится помощь.

Помогать маме в ванной неловко, но он видел, как сложно ей стало передвигаться в последние недели. Ее живот откровенно пугал его, хотя Мин старался не показывать этого. Однажды ему даже приснился кошмар, что маму разорвало то, что находилось внутри. Проснувшись в холодном поту, он понимал, что уже слишком взрослый для того, чтобы бежать в родительскую спальню. Да и как рассказать такое маме? Мин решительно хотел покончить с глупыми фантазиями. И после того как однажды нашел книгу о родах на столике в гостиной, он стал незаметно читать и другие книжки на эту тему. Он не мог поверить, что люди добровольно идут на такое, хотя рождение ребенка столь ужасающий процесс. Его любопытство было сполна удовлетворено, знать еще больше он не желал. Это слишком для мальчика его лет. Зато он еще раз осознал, что мама по-настоящему любит его, раз уж прошла через такие муки ради него.

– Я справлюсь, не переживай, – сказала она, направляясь к лестнице.

– Все же я помогу тебе дойти, – передумал он и проводил ее до комнаты.

После этого Мин решил немного поиграть и засел за компьютер. Сложно уследить за временем, когда ты захвачен игрой, и он удивился, когда понял, что с маминого ухода прошло больше двух часов. Он ничего не слышал за это время, однако решил проверить ее.

В спальне он никого не нашел.

– Мам, ты в ванной? – крикнул Мин и услышал всплеск воды за дверью.

– Да, я скоро выйду.

– Тебе помочь?

– Я беременна, а не ранена.

По его мнению – разница невелика, но он послушно сел на кровать, и, копаясь в телефоне, ждал. Через несколько минут голова мамы показалась из приоткрывшейся двери.

– Милый, я забыла лекарства на кухне. Принесешь, пока я сушу волосы?

Он кивнул и пошел на первый этаж.

Там он заглянул в холодильник, захотев перекусить, и поиски еды немного задержали его. Бесшумно вернувшись в комнату, Мин застыл у самого порога, когда услышал, что мама с кем-то разговаривает. Через секунду стало ясно: ее собеседник – автоответчик отца.

– Твой телефон выключен с самого утра. Знаю, ты на операции и, вероятно, там что-то сложное, если она длится так долго. Я лишь надеюсь, что ты приедешь хотя бы завтра, и мы сможем втроем провести оставшееся время. Это наша последняя возможность перед тем, как малышка родится. Для Мина это важно. Мы должны показать ему, что второй ребенок ничего не изменит, и мы любим его так же, как и раньше. Да и из-за нашей ссоры он переживает последние недели, хотя старается этого не показывать.

Мин невольно отступил на несколько шагов, понимая, что мама не должна его заметить. Разговор не предназначался для его ушей. Он расстроился, ведь собирался быть тем, кто позаботится о ней, но все вышло наоборот.

Он подождал, пока она положит трубку, а после, как можно более шумно, будто и не стоял под дверью ранее, вновь зашел в комнату.

– Прости, что так долго. Захотелось перекусить. – Он отдал лекарства и посидел с ней еще какое-то время.

Мин наблюдал, как мама расчесывает волосы, и понимал, что зря усомнился в ней. Его будущая сестра ничего не изменит. А вдруг это будет весело? Он не знал, каково быть старшим братом, но был уверен, что это, как и многое другое, у него получится. Он гордился своими успехами, особенно в учебе. Что, если научиться быть братом так же легко, как решению задач по математике?

Они пожелали друг другу спокойной ночи, и, когда мама поцеловала его в щеку, он с искренним порывом позволил ей. Это и правда последние моменты, когда она оставалась только его мамой. Совсем скоро она будет занята сестрой, а он постарается научиться делить любовь родителей с этой крохой.

Мин заснул ближе к полуночи, засидевшись за компьютером до тех пор, пока глаза не начали слипаться, а держать их открытыми стало удаваться с трудом. Как правило, он глубоко засыпал и пребывал в царстве сновидений до самого утра, но в этот раз что-то заставило его проснуться посреди ночи.

Ему показалось или он что-то слышал?

Мин потянулся и, растерянно оглядываясь, вспомнил, что остался в доме один с мамой. Может, она звала его? Выбравшись из кровати, он выглянул в коридор – там стояла тишина. Он не боялся темноты скорее из-за уверенности, что дом всегда наполнен людьми, и ощущения безопасности, которое безоговорочно укоренилось в привычном окружении. Однако что, если в дом забрались воры, а они здесь одни? Хотя на такой случай у них имелась сигнализация. Мин смотрел много боевиков и триллеров, поэтому фантазия разыгрывалась без его ведома.

Проглатывая тревогу, он тихо позвал маму. В ответ ничего. Он направился к родительской спальне и вошел, но кровать пустовала. Может, она спустилась вниз? Но почти сразу взгляд зацепился за полоску еле заметного света под дверью ванной. Он не слышал шума воды. Не слышал ее шагов. Вообще ничего не слышал…

Именно тогда первые ростки страха проросли в нем. Мин снова ощутил себя маленьким ребенком. Или осознал, что не так уж и вырос, как ему думалось. Но он подошел к двери и открыл ее, отгоняя незнакомые ранее чувства.

– Мама? – сорвалось с губ, когда он понял, что нечто темное на плитке, изначально плохо различимое, и было ею.

Он заметил, что пол влажный, и первое, что подумал – вода. Однако неяркого света бра хватило, чтобы постепенно различить, как рядом с мамой растекалась другая жидкость – алая и липкая.

Все происходящее смахивало на какой-то кошмар, и тело отказывалось подчиняться ему. Кто-то другой – не он, упал рядом с ней и закричал. Кто-то другой пытался поднять ее, и, услышав слабый голос, разрыдался.

– Твой отец… Он обязательно приедет и поможет. Он обещал… приехать. – Часть его сознания, не потерявшая способность к осмыслению, услышала слова, которые с трудом и еле слышно произнесла мама.

Мин понимал, что должен помочь ей… Трясясь, он поднялся и включил основной свет. Мама в ночной сорочке, наполовину влажной и пропитанной кровью, лежала в центре ванной комнаты. Огромный живот казался еще страшнее, чем в кошмаре, который он видел однажды; ребенок внутри не разрывал ее, тем не менее он чувствовал, что вся эта боль и кровь из-за него.

Хотелось выключить свет, потому что увиденное ужасало.

– Папа! – позвал он, будто тот мог услышать его и тут же прибежать на помощь.

Его отец самый известный и успешный врач в Бангкоке, и он ежедневно спасает так много жизней. Такой человек не мог не спасти маму. Но мобильник Мина остался где-то в спальне, а ноги не хотели двигаться. Очнувшись от панического ступора, он заметил валяющийся на полу телефон мамы с разбитым экраном. Утирая слезы, он подобрал его. И пытался унять дрожь в руках, открывая список исходящих. Пятнадцать минут назад мама звонила отцу снова.

Мин нажал кнопку вызова и молился, чтобы папа ответил. Сейчас он нуждался в супергерое, в которого раньше так верил. Если папа спасет маму, он готов поверить в него снова и простить все. Он будет хорошим сыном и перестанет жаловаться, лишь бы с ней ничего не случилось.

Пожалуйста.

Пожалуйста.

Пожалуйста!

Но сколько бы он ни набирал, сколько бы ни умолял – в трубке повторялось одно и то же: «Оставьте ваше сообщение после сигнала».

Мама снова застонала и, прекратив попытки дозвониться, Мин бросился к ней, уже не в состоянии контролировать подбирающуюся к горлу истерику. Ему никогда в жизни не было так страшно… Его маленькое тело оказалось не готово столкнуться с тем огромным ужасом, обрушившимся на него в обличии человека, которого он любил больше всех.

– Ч-что… мне сделать, мама? Как тебе помочь? – От лихорадочных движений руки случайно соприкоснулись с кровью, окрашивающей все вокруг мамы, и Мин в исступлении посмотрел на них.

Его сестра… ребенок, которого он опасался.

– Просто держи меня за руку. Папа обязательно приедет… Он спасет нас с малышкой. Всех нас…

* * *

Потом он попытается вспомнить, что произошло дальше. Как прошла та ночь, утро, а за тем и весь день. Однако ничего не получится, как бы он ни пытался. Психиатр, к которому его насильно отправят, скажет, что сознание заблокировало большинство воспоминаний, с которыми не справилось. Зато слова «Просто держи меня за руку» и «Папа обязательно приедет» будут преследовать повсюду. Они стали последними воспоминания о ней, остальное – пустота.

В больнице он услышит шепот врачей, которые не знали, что он уже пришел в сознание: «Мальчик находился в состоянии аффекта», «Смерть наступила под утро», «Перепачканный кровью он почти сутки просидел у тела матери».

Услышав это, Мин понял – его мама умерла. А он даже вспомнить не мог, когда именно ее рука перестала сжимать его руку, и почему он, словно парализованный, все продолжал сидеть подле нее. Почему не позвал на помощь? Почему не побежал к соседям или не позвонил кому-то еще? Эти вопросы будут съедать его несколько следующих лет, пока он не поймет – ответы не спасут. Не восстановят семью, не воскресят маму, не вернут ощущение безопасности.

Он больше не сможет чувствовать себя безопасно в собственном доме. Не будет любить этот особняк, ведь именно он стал свидетелем самой нелепой и несправедливой смерти, которая ему только представлялась.

Учиться быть старшим братом не пришлось. Его сестра не отнимала внимание мамы, потому что просто ушла вместе с ней. И нет отныне у нее будущего. Как и у мамы. И теперь казалось, что и у него самого.

Только одна мысль перекрывала даже эти страшные откровения и позволяла держаться, невзирая на пережитое. Чем больше Мин приходил в себя, тем сильнее каждую клеточку тела заполняло осознание – его отец не пришел. Он спасал кого-то чужого, позволив умереть своей жене. Его маме.

Говорят, дети не умеют ненавидеть. И до этого ему не доводилось испытывать это чувство, но уже тогда, лежа на больничной койке, Мин принял решение: он никогда не простит отца.

Отец не был супергероем, не был примером для подражания. Он был тем, кем Мин ни за что не станет. Олицетворением того, что Мин собирался ненавидеть всю оставшуюся жизнь.

_________________________________

(Freya Ridings – Lost without You)

17 глава

Стоило догадаться раньше: чтобы отец вновь замечал его, ему следовало лишь повести себя как истинный сын врача и спасти чужую жизнь. Для него и раньше не было секретом, что Равит Вонграт, как и многие родители, жаждал видеть в ребенке отражение собственного призвания. Но он так отчаянно избегал любого столкновения с больницами, врачеванием, а схожести с отцом – больше всего, что тот давно должен был уяснить: смерть матери перечеркнула эту дорожку для сына.

И все же читающееся в отцовских глазах удивление, когда тот услышал историю о помощи беременной девушке, раздражало. Будто отец не мог поверить, что Мин вообще способен кому-то помочь. Будто все еще считал его тринадцатилетним испуганным мальчиком, который позволил матери умереть и даже не позвал на помощь.

Мин и сам себя осуждал за это, но никогда не позволял отцу. Он тогда был ребенком, а Вонграт-старший – высококвалифицированным врачом. Истина, которую помог осознать психолог и которая позволила ему не захлебнуться в чувстве вины и жить дальше. Даже если и в такой искалеченной форме, отдающей прокисшим соком тоски и одиночества.

Поэтому смесь удивления, недоверия и какой-то благодарности в каждой морщинке строгого отцовского лица выводила Мина из себя, сбивая с толку. Он сделал это не для него. И даже не по собственному желанию. Это заслуга Лайта. А ему не нужны лавры, тем более чужие.

Только на следующий день после долгого сна он уже спокойнее проанализировал события прошлой ночи и понял, что в очередной раз благодарен докторишке. Знание того, что он внес свою лепту в спасение чужой жизни (а вместе с новорожденной двух), подарило ему незнакомую ранее легкость.

Поэтому Лайт и хотел стать врачом? Мин начинал понимать… Он ощущал, что хотя бы частично искупил свое оцепенение с матерью. Жизнь за жизнь. Хотя не следовало углубляться в подобные размышления; он давно не думал о том дне, да и впредь не собирался. А еще он не мог поверить, что впервые за десять лет оказался в больничных стенах и не испытал удушающих спазмов, парализующих тело. Может, потому что больница не принадлежала его отцу? Или потому что он тогда все еще пребывал в шоке и не до конца протрезвел? Или потому что рядом находился Лайт?

Разливающееся по телу от этого имени тепло заставило встать с кровати и проверить, как себя чувствует его обладатель.

Сегодня был первый день их нестуденческой жизни.

Он не знал, сколько продлится его передышка перед вступлением в должность, но предполагал, что она будет краткосрочной. Может, ему воспользоваться резким расположением отца после случившегося и попробовать выиграть для себя еще время? Ведь разве стоит винить утопающего за попытку вдохнуть еще хотя бы раз, даже если исход предрешен?

Мин оделся, вышел из своей спальни и направился в комнату напротив. Он постучал, но ответа не последовало, хотя шум по другую сторону закрытой двери отчетливо слышался. Так что пришлось зайти без чужого согласия. Увиденное выбило из колеи.

Да, спальня Лайта и раньше отличалась беспорядком, однако теперь она превратилась в средоточие хаоса. Хоть комната и выглядела уже наполовину пустой из-за большей части вещей, уложенной в сумки, куча одежды все еще валялась на полу. Лайт вышел из ванной, смежной с этой комнатой, и встретил его рассеянной улыбкой.

– Только проснулся? Я еле встал. Если бы не переезд, то не решился бы на такой подвиг, особенно после нашего ночного приключения.

– К чему такая спешка? Ты нашел себе новое место? – выдавил он, всячески пытаясь не выдать горечь от неприятного открытия.

Переезд? В первый же день после выпуска? Докторишка торопился так, словно кто-то гонит его отсюда.

– Мама Нонг’Вара работает риелтором и помогла на прошлой неделе отыскать квартиру, где хватит места для троих, плюс выбила небольшую скидку. Суммы, которую я скопил за это время, да и заработанного мамой в Лампанге хватит на несколько месяцев. Заехать нужно сегодня, иначе квартиру отдадут другим. Как раз начну ремонт, ведь мама с Прим приедут не сразу, а через несколько недель, когда расправятся с делами.

Мин всегда быстро схватывал и адаптировался к новой информации, но сейчас мозг отказывался это делать. Внутренний процессор выдавал ошибку.

Его устраивало, что Лайт живет с ним под одной крышей. Да, это было жуть как иронично, учитывая злость и презрение в начале их знакомства, но жизнь переменчива. Мин думал, что у него будет время обдумать, как лучше отговорить Лайта от решения покинуть особняк. В успехе он не сомневался. Даже представлял, как помогает тому найти квартиру для матери и сестры где-то поблизости. И думал, что Кхун Нари и Прим согласятся: Лайту лучше не заморачиваться с собственным переездом, пока он приспосабливается к «взрослой жизни».

– Ты не говорил, – заметил Мин нейтральным тоном, хотя в нем сквозил лед. И если бы его собеседник прислушался, а не лихорадочно собирал вещи, то заметил бы это.

– Хотел сказать тебе вчера, но из-за случившегося с Нонг’Кванг вылетело из головы.

Это казалось логичным. Тем не менее Лайт сам сказал, что квартира нашлась почти как неделю назад, но не спешил поделиться этой новостью с ним. Неужели поцелуй стал дополнительной причиной стремительного побега?

Нет, Мин не собирался спрашивать. Ведь это даст понять, что его это беспокоит, а Лайт вчера ясно сказал, что не готов обсуждать гипотетические изменения их отношений. И он планировал подождать. Нет, даже не так – намеревался иначе достичь желаемого. Хотя ранее его идеи предполагали, что они останутся в одном доме, разделенные лишь коридором, а не гребанной половиной Бангкока!

– Куда переезжаешь?

– В Чатучаке^[51].

То есть около тридцати-сорока минут на машине, если без сильных пробок. Мина уже не удивляло, что он заранее помышлял о будущих встречах с Лайтом, поэтому и рассчитывал время на дорогу. Даже притом, что тот будет жить на другом береге Чаупхраи^[52].

– Слушай, поможешь перевезти вещи? Не знаю, почему здесь так много всего. Когда я приехал к вам, у меня было втрое меньше барахла, – прося об этом, Лайт выглядел скорее не виновато, а нерешительно. Будто пытался определить: уместно ли обратиться за помощью к тому, кто еще вчера признался в своем влечении.

Мин не привык к неловкости, однако сейчас она была настолько осязаема, что с легкостью могла бы стать топливом для самодельной бомбы.

Обычно все проходило довольно просто: он видел интерес в глазах людей и игнорировал его, а если решался на контакт, то всегда выбирал тех, кто бы не доставил лишних хлопот и не задержался в его жизни. «Работа» с Марой исключение: те девушки являлись всего лишь целями; да, он прилагал усилия, чтобы справиться с очередным заказом, но в тех случаях им руководило только нежелание играть роль примерного сына хоть иногда. А теперь одна большая инициатива исходила от него самого, да и без уверенности во взаимности.

– Тогда запишу это на твой счет, – сказал Мин, натужно улыбнувшись.

А Лайт либо не видел, либо не хотел видеть исходящие от него вибрации и неминуемо продолжал паковать вещи.

Мин спустился на первый этаж и приступил к завтраку. Он медленно жевал, хотя не чувствовал вкуса еды, и вскоре услышал, как Лайт спускается по лестнице с сумками и чемоданом. Нун же, которая все это время сидела рядом и плакалась о том, что их гость уезжает, отправилась причитать непосредственно перед виновником своей печали.

– Особняк без тебя будет таким пустым. Неужели ты не можешь остаться у нас еще ненадолго? Кхун Равит будет только рад. И вы так подружились с Мином.

– Но ведь я больше отсутствовал, чем околачивался здесь, – с улыбкой заметил Лайт. И это правда. Поначалу Мина особенно бесило, что паршивец сдержал обещание и редко попадался ему на глаза, лишив тем самым очередной причины для ненависти. – Я очень благодарен вам за доброту и гостеприимство, но всему есть предел. Мне пора вернуться из сказки в реальность.

Лайт иронизирует или что? Ведь если жизнь Мина сказка, тогда с самым мрачным посылом, и ее цель – напугать и проучить детей. Как «Гензель и Гретель», которая учит не соблазняться увиденным и разглядеть под фальшивой оболочкой иллюзий ужасную реальность^[53]. Неудивительно, что Лайт, за прошедшие месяцы невольно ознакомившись с самыми темными страницами его жизни, рвался теперь отсюда сбежать.

– Не рассчитывай, что мы отпускаем тебя насовсем! Кхун Равит сказал, что на днях устроит ужин, так сказать официальное прощание, ведь ты так поспешно съезжаешь и даже не позволяешь проводить тебя должным образом. Да и после того, что вы двое пережили ночью, уверена, Кхун Равит хочет вас, мальчики, вновь похвалить.

– Я обязательно навещу вас, я буду скучать по вашей еде.

Для Нун такие слова были сродни признанию в любви, поэтому она кинулась на Лайта, заливаясь слезами до тех пор, пока они не сели в машину и не тронулись с места.

– Такое чувство, что она тебя больше не увидит, – проворчал Мин, хотя такое яркое выражение чужих чувств лишь отражало его собственные, крепко замурованные в оковы невозмутимости.

Они доехали до нужного дома и зашли внутрь. Квартира, в которую переезжал Лайт, выглядела прилично. Она состояла из двух спален, небольшой кухни, соединенной с коридором, и ванной комнаты. Однако она определенно нуждалась в ремонте, а также в дополнительной мебели.

– Прим будет спать вместе с мамой, в этой спальне больше места и можно поставить две кровати, а я займу ту, что поменьше, – пояснил Лайт, прочитав немые вопросы на его лице. – Квартирка компактная и уютная, нужно только навести порядок к их приезду, а потом перевезти часть нашей мебели из старого дома, которую мы на время оставили соседям.

Промелькнула мысль предложить свою помощь, хотя ремонтные работы не входили в список умений Мина. Как у любого человека, выросшего в достатке с малых лет, у него никогда не возникало потребности заниматься подобной работой самому. Для этого всегда приходили специально нанятые люди. Но внезапно дверь в квартиру открылась.

– Пи’, я пришел. – Мин отчетливо услышал, а затем увидел Вара.

Какого хрена этот ребенок здесь делает?

– Ты как раз вовремя. Мы только что приехали, – ответил Лайт.

Вару не нужно было объяснять, кто эти «мы», ведь тот сразу заметил его, и лицо мальчишки скривилось в ответном негодовании.

– Пи’Мин, – больше проворчал, чем поздоровался младший.

– Нонг’Вар, – в тон тому ответил он. После празднования дня рождения они особо не общались, хотя Вар все же занимал ему столик, как и требовало «действие» в игре. Второкурсник выполнял свою обязанность сам из-за занятости Лайта, а после гордо удалялся, не собираясь тратить на Мина ни единой лишней секунды. И, наверное, уже успел обрадоваться, что Лайт перестал так тесно общаться с ним и съезжал из особняка, однако парня постигло стремительное разочарование. – Что ты здесь делаешь?

– Помогаю Пи’ с переездом. А вот что здесь делаешь ты… – начал Вар, когда Лайт подошел к нему и, дав легкий подзатыльник, заставил замолчать.

– Сколько раз я просил тебя не начинать и проявлять больше манер! Мин тоже твой Пи’! И помог мне перевезти вещи.

– Мог попросить меня, Пи’. Я все равно взял мамину машину, чтобы привезти тебе документы, которые она передала. Если возникнут вопросы, звони ей.

– Спасибо. Посмотрю вечером. – Лайт забрал протянутые бумаги и похлопал парня по плечу.

Когда докторишка так же хлопал по плечу и его, значило ли это, что он относится к нему, как к Вару? Все инстинкты кричали «нет», но большинство людей, с которыми Мин привык иметь дело, не походили на Лайта – аномалию в его жизни. Он уже слышал, как того в шутку называют монахом, совершенно незаинтересованным и чрезмерно занятым, и тем не менее Лайт поцеловал его, даже если с его подачи и под воздействием алкоголя. А после избегал, хоть и делал это под сотней убедительных предлогов. Второе говорило даже больше, чем первое: человек бежит от того, чего боится или того, что выводит из равновесия. Мин отныне хотел быть тем, кто пошатнет внутренний покой Лайта, ведь его собственный давно был нарушен. И он являлся эгоистом в достаточной мере, чтобы не желать терпеть подобное в одиночку.

Вар не спешил уходить, поэтому Мину оставалось лишь скитаться по квартире и тоже помогать Лайту обустраиваться, пока новый хозяин не прогнал назойливых гостей. Хотя он таки нашел повод задержаться у самой двери.

– Что с ординатурой? Ты подал заявки?

– Еще нет. – Лайт покачал головой.

– Ты же знаешь, что можешь пройти ее у отца? Он найдет место для молодого ординатора, который готов упорно работать в их штате.

– Нонг’, иди вперед! – Вар упрямо не оставлял их наедине, и только прямая просьба Лайта вынудила назойливого мальчишку скрыться. – У меня есть причины, чтобы не работать с твоим отцом. Мне пришлось принять его предложение с практикой и жильем, потому что у меня не оставалось другого выхода. И все же дальше пользоваться благосклонностью Кхуна Равита я не буду. Я уже говорил тебе как-то, что хочу попробовать набраться опыта в более приземленном месте.

Мин не совсем понимал, о каких причинах идет речь. Ему не нравилось, что эта информация все продолжала от него ускользать, но он одернул себя от мысли попросить Мару заново изучить связь между Лайтом и его отцом. Может, они что-то упустили? Однако обещание спросить напрямую, а не выведывать за спиной, сдерживало.

– Что за причины?

– Я… не могу тебе сказать.

Ответ, который он заслужил, черт возьми! Лайт совершенно не помогал сдержать обещание.

– Не думаю, что это хуже мертвой беременной матери на руках. – Мин не верил, что произнес эти слова вслух. Но мысль, что парень после его вчерашнего откровения все равно отгораживается, казалась предательством.

– Я не просил мне рассказывать, – неожиданно довольно жестко сказал Лайт. – Если помнишь, я подчеркивал, что ты не обязан говорить мне то, что не хочешь. А также, что у всех есть секреты и право хранить их. И я пользуюсь своим.

Мин сглотнул. Едкие замечания парня оставляли внутри него царапины и сколы. Новая боль наслоилась на огромный ледник душевных ранений.

Разговор шел совершенно не в том направлении, и он сдержался, чтобы не наговорить еще чего-то лишнего. Что ж, пусть так. Пока что… Мин молча развернулся и зашагал вниз по лестнице.

С одной стороны, он отлично знал тяжесть секретов и понимал желание утаить или вообще забыть что-то. Есть вещи, которые не касались остального мира. И все же знать это одно, а столкнуться в жизни – другое. Чужие секреты воспринимаются иначе. Они манят и отталкивают одновременно.

Мину нужно было проветриться. А еще свыкнуться с тем, что он снова остался один в своем «пряничном домике».

* * *

Мин приехал к Маре, которая, в свою очередь, захотела удрать из собственного бара. Подруга обосновала свое решение тем, что сегодня хочет взять выходной. Так что они опять оказались в клубе Пи’Эрта.

– Повтори еще раз, почему мы едем отдыхать именно в гей-клуб, когда в Бангкоке есть куча других мест? – озвучил свой вопрос Мин, когда они подъехали к заведению.

– Во-первых, я хочу повидаться с Пи’Эртом, а во-вторых, там всегда весело, да и ты без проблем найдешь, кем утешиться после отъезда твоего докторишки.

Он прожег девушку взглядом, который выражал все, что он думает о ней, но та лишь отмахнулась, словно говоря: «Не ломай передо мной комедию».

Мара очень быстро нашла владельца. Эрт легко выделялся благодаря смелому наряду даже на фоне окружавших его квир-посетителей: яркий кроп-топ, открывающий живот, дополненный джинсами с высокой посадкой и обувью на небольшом каблуке. Да и подводка на глазах смотрелась на нем так естественно, точно он с ней родился.

Они поздоровались. Им вновь выделили отдельное место со столиком, где открывался вид на танцпол, но в то же время они могли побеседовать более уединенно.

– Польщен, что вы снова порадовали своим присутствием мой клуб. Особенно ты, Нонг’Ми. – Эрт в этот раз вел себя менее официально, чем в прошлый. Вероятно, потому что Мин пришел не отчитывать его персонал, и теперь знакомый Мары чувствовал себя вправе сбросить личину владельца; он даже стал казаться более юным. И это опять натолкнуло на мысли о Лайте, что начинало раздражать. Они впервые повздорили «по-настоящему», и ему следовало бы злиться, а не тосковать. Да что с ним не так?!

– Просто скажи, что такие красавчики, как он, привлекают больше народу, Пи’. Все мечтают попытать удачу, – ухмыльнулась Мара, обнимая Мина за плечи.

– Мечтать – не преступление. Главное правило моего заведения: смотреть можно, трогать – только по обоюдному согласию.

Фраза вызвала смех присутствующих. Даже Мин чуть расслабился, хотя настроение все еще не сдвинулось с отметки «паршиво».

– Ничего, я буду стоять на страже добродетели Вонграта, даже если добродетели в нем осталось мало.

В ответ Мара получила уничтожающий взгляд, а ее руку он скинул.

– Не думал, что ты вообще знаешь значение этого слова, – Мин не остался в долгу.

– Вот обязательно за таким личиком стоит ужасный характер. Хотя постарайся понять, Пи’Эрт, вчера в его машине родила девушка. Тот еще стресс, – зачем-то растрепала Мара. И не успел он отреагировать, как Эрт уже крикнул кому-то за их спинами:

– Несите самое дорогое шампанское из бара! У нас тут молодой отец! – А затем повернулся обратно к ним и добавил: – Даже в гей-клубе мы не можем проигнорировать такое событие.

– Это не мой ребенок. Я даже не знаю ее… – с целью исправить недоразумение начал Мин, но подруга снова его перебила.

– Красавчики всегда ведут себя так, будто они ни при чем, даже когда девушка уже родила.

На скулах вздулись желваки от попыток Мары вывести его из себя.

– Прекращай этот цирк. И зачем я тебе вообще рассказал об этом? – прорычал он.

– Да расслабься ты, – Мара в защитном жесте вытянула руки. – Я пошутила, Пи’Эрт. Он хоть и сволочь, но предохраняться научился в самом зародыше своей сексуальной жизни, а из-за резкой смены его интересов, боюсь, подобные неудобства в ближайшем будущем ему и вовсе не грозят, – беспардонно намекнула подруга на его увлеченность Лайтом.

– Так значит, это не твой ребенок?

– Нет, вчера случайно наткнулись на беременную девушку по дороге. Она начала рожать прямо на трассе, и пришлось… действовать, – утомленно потирая виски, Мин поднял голову.

Взгляд Эрта метался между ним и Марой, пока не остановился на последней.

– Какая же ты иногда невыносимая! – вздохнул тот. – Не обращай на нее внимания, Нонг’Мин. Раз так, то ты все равно заслужил лучшую выпивку. Героев у нас любят даже больше.

Подобные громкие фразы никогда не приносили ему удовольствия. Комплименты накладывали обязательства, которых он боялся не удержать. Собственная жизнь была одним большим бегством от чьих-то ожиданий. Еще мальчиком он решил, что не станет подпитывать чужие надежды. Но иногда этого было не избежать, поэтому ему пришлось выдавить из себя подобие улыбки и перетерпеть «момент славы». Однако Мин знал правду: он никогда не был героем. Хотя все же мысленно радовался тому, что помог девушке. И увы, осознал, что обида на Лайта лопнула слишком быстро, подобно мыльному пузырю. Лайт, сам того не ведая, получил над ним власть даже на расстоянии, даже когда избегал его, даже когда что-то утаивал.

Спустя какое-то время Мин все же расслабился, а количество выпитого и музыка сопутствовали процессу. Мара ушла на танцпол, решив разбавить тестостероновый рай, а Эрт отошел переговорить со своими сотрудниками.

Его телефон завибрировал. На экране высветилось новое сообщение:

«Прости, что так грубо повел себя ранее. Ты считаешь меня очень храбрым, хотя я тот еще трус, и с некоторыми вещами просто не готов столкнуться. И я ценю, что ты рассказал мне о своей маме. Мне не следовало вот так срываться».

Мин сверлил взглядом прочитанное. Ему с трудом верилось, что Лайт считает себя трусом. В то время как настоящий трус скидывал свои проблемы и злость на других, а Лайт же всегда помогал ему и не осуждал вопреки всему.

Он не успел ничего ответить, как пришло еще одно сообщение:

«Мне даже немного тоскливо с непривычки. Видимо, я привык к вашему особняку больше, чем думал. Вы хорошо заботились обо мне. Спасибо».

То, с какой легкостью Лайт умел просить прощения и благодарить, завораживало, как разноцветная мозаика, отливающаяся десятком оттенков на свету. Поскольку сам он этим искусством не обладал.

Где-то внутри потеплело от необъяснимого блаженства, которое с бешеной скоростью, обгоняя, сталкивалось и рассыпалось на тысячи заряженных частиц. Ему было жутко признаться себе в том, что сердце затрепетало. Лайт боялся, что обидел его. И это было… приятно. Человек, умеющий просить прощения и благодарить, никогда не будет в его глазах трусом, что бы тот ни говорил.

«Я знаю, ты жалеешь, что съехал. Ведь играть в ИксБокс на большом экране ты уже не сможешь».

«Поздравляю. Ты заставляешь меня лить слезы в первый же день новой жизни».

Мин искренне засмеялся, но когда он увидел возвращающуюся к столику подругу, тут же встал и выскользнул из помещения, не желая сталкиваться с ее любопытством. И набрал знакомый номер.

– Ты же там не рвешь на себе волосы от осознания сделанной ошибки? – без приветствий проговорил он, когда вызов приняли.

– Не до такой степени, – в чужих словах слышалась улыбка. – Всего лишь пролистал фото, сделанные за последние месяцы, и понял, что жить в доме богачей было… не так уж ужасно. – И, прежде чем Мин смог опровергнуть это заявление, откровение продолжилось: – И я говорю так не из-за размера особняка или удобств в нем, мне было хорошо там благодаря тебе. Хоть ты и был засранцем поначалу.

Понимал ли Лайт, как можно расценить его слова? Особенно после того, что Мин вчера сказал ему… Понимал ли, что подобные фразы не помогают сдаться на его счет, а, наоборот, только сильнее загоняют в ловушку?

– Ты, наверное, ударился головой, ведь из-за меня тебя похитили, плюс стал свидетелем наших с отцом постоянных ссор, куда я не раз приплетал тебя. – Было не в интересах Мина напоминать парню об этом, но он искренне не понимал, как после всего этого Лайт не сбежал от них раньше.

– Тебе стоит научиться видеть и другие свои стороны. Но… не буду тебя больше отвлекать. Пока.

Трубку положили, и Мин недоуменно взглянул на телефон. Комплимент и резкий конец? Лайт же не воспринял его последние слова буквально?

Он глубоко затянулся ночным прохладным воздухом, но не спешил опустошать легкие. Оказалось, что с парнями иметь дело ничуть не легче, чем с девушками. Все-таки любовь проявляла склонность к трендам гендерной нейтральности в своем умении потрепать нервы. Понять другого – вне зависимости от пола – смахивало на головоломку.

* * *

Спустя несколько дней Мин ужинал за одним столом с отцом, и впервые за долгое время в особняке царило подобие мира. Не хватало только белого флага, вывешенного прямо в холле. Некие изменения ощущались в мелочах. Может, это проявлялось в том, что отец казался более расслабленным и будто скинул личину бизнесмена и врача, позволив себе закатать рукава рубашки и расстегнуть несколько пуговиц у горла; или в том, что Мин перестал контролировать каждое движение, а мог спокойно пересечься взглядом с родителем и не огрызнуться. Он не знал, сколько это продлится, но пока что его это устраивало; он не рвался затевать новых ссор.

– Как там Лайт? Когда он ждет возвращение родных? – спросил отец, отложив газету, по которой последние десять минут пробегал глазами.

– Занят облагораживанием квартиры. Я собирался предложить ему помощь, но он позвал друзей из университета, и они помогли перевезти мебель.

– Он умный юноша, но гордый. Не желает лишний раз оставаться в долгу, – заметил Вонграт-старший без тени осуждения.

– Тем не менее тебе это нравится в нем, поэтому и привел сюда, – тоже без злобы заметил он.

– Было бы глупо позволить молодому таланту упустить шанс только потому, что его семья попала в затруднительное положение из-за долгов в самое неподходящее для этого время.

– Не думаю, что для долгов есть подходящее время, – возразил он. – Они их выплатили? Лайт не распространялся об этом.

– Да, их прежний дом покрыл большую часть задолженности. Родственники Нари тоже помогают им, да и отец Пивата еще жив.

– Нонг’Прим будет рада вернуться в Бангкок, – слова вылетели бездумно, и он даже не смог спрятать улыбку.

Услышав это, отец с удивлением взглянул на него.

– Ты встречался с его младшей сестрой?

Мин забыл, что отец так и не узнал, что именно он отвез Лайта к семье в день рождения, а затем провел там весь уикенд.

– Так получилось, что мы познакомились, – не вдавался он в подробности. – Они сплоченная семья.

– Да, хорошие люди.

– Я хотел узнать… – Видя настроение отца, и раз уж их разговор сам зашел в этом направлении, Мин решил испытать удачу и выяснить, что скрывали от него отец и докторишка. – Почему Лайт не идет к нам в ординатуру? – Он специально сказал «к нам», надеясь, что это сможет хоть как-то умаслить отца.

– Он хочет иного. Да и есть ряд других причин.

– Лайт сказал, что есть что-то, из-за чего он не может продолжить практику у тебя. И дело не в том, что он предпочитает работать в государственной больнице.

Вонграта-старшего было сложно читать. Обычно он оставался скуп на эмоции, но все же являлся отцом Мина. Когда ему не нравился вопрос, значит, тот ставил его в трудное положение. Отец всегда вел себя прямолинейно, не любил изворачиваться и поэтому раздражался, когда возникали подобные прецеденты.

– Если я впервые за многие года попрошу тебя о чем-то, и это будет назвать мне эту причину, ты, конечно же, не скажешь? – Ударить отца прямолинейностью, когда тот сам остался без своего же оружия, показалось Мину лучшим способом выведать правду.

Вонграт-старший тяжело выдохнул и начал привычно массировать переносицу перед тем, как снова посмотреть на него.

– Не скажу. Но не потому, что так хочу, а потому, почему изначально не говорил тебе о причинах переезда Лайта. Надеюсь, на сей раз ты воспримешь это иначе, раз уж вы с ним поладили.

– Долги – не такой уж страшный секрет, ты мог объяснить мне сразу. – Мин только сейчас задумался о том, каким его видит отец: самовлюбленным повесой, не способным к состраданию, или же безразличным одиночкой, не подпускающим к себе никого?

– В этот раз все иначе. Лайт имеет право на конфиденциальность, которую я ему обещал как врач.

– Врачебная тайна? Он что, все еще твой пациент? – Он растерянно нахмурил брови.

– Да, но теперь ему необходимо только стабильно проверяться у меня три раза в год.

Мин тут же вспомнил, что, когда они вернулись после похищения, отец сперва подбежал именно к Лайту, а на следующий день отправил того в больницу. Он тогда в очередной раз подумал, что успешный студент-медик интересует отца больше собственного сына, не оправдавшего ожиданий. Но неужели его интерес был сугубо профессиональным? Кажется, в тот день отец сразу спросил про состояние головы Лайта и настаивал на обследовании.

Все вновь сводилось к аварии шестилетней давности. Мин уже понял, что для Лайта это событие стало таким же судьбоносным, как для него – смерть матери. Жизнь каждого из них после этого изменилась навсегда.

– Как конкретно Лайт пострадал в автомобильной аварии? – Он задал вопрос скорее себе, чем отцу. Знал, что внятного ответа не получит.

– Я, правда, не могу…

Удивительно, но он поверил. Ему была известна важность доверия между пациентом и врачом, а также принципиальная позиция отца в этом вопросе.

– Я понял.

Мин не отказывался добраться до правды. Если отец молчит, он узнает от Лайта. Так или иначе, но узнает.

– Кстати, по поводу работы…

– Не прошло и недели, – проворчал он себе под нос.

Отец услышал и строго посмотрел на него, словно прося тем самым не разрушать их единственный спокойный разговор за последние несколько лет. Что ж, ладно, он попытается.

– Я знаю, ты не горишь желанием стать директором и заниматься управлением в главном офисе, поэтому подумываю отправить тебя в наш новый филиал в Шанхае. Ты сможешь проследить за всем буквально с нуля и набраться опыта, да и будет хорошо, если наши китайские партнеры познакомятся с моим наследником лично. Китайцы ценят семейные узы, поэтому воспримут этот шаг как знак уважения с нашей стороны.

Мина будто кто-то оглушил. И даже двойным ударом.

Раньше он посчитал бы это лучшим вариантом, который можно выторговать у отца. Уехать далеко и не видеть ни этот особняк, ни родителя? Превосходно! Да и китайский он учил с малых лет, хоть и жутко ненавидел эти уроки в детстве (правда, обучение прервалось на некоторое время из-за смерти матери). Он не возражал против путешествия в один из самых крупных городов былой Империи и возможности попрактиковать язык. В раннем детстве он ездил туда с родителями, но мало что помнил. Однако теперь… уехать не мог. И причину отец сам подселил к нему.

– И сколько я должен пробыть в Шанхае? – сдавленно спросил он, все еще переваривая информацию.

– Три месяца. А после мы определимся, что делать дальше.

Это не такой уж и долгий срок, но уезжать все равно не хотелось. Хотя он понимал, что назвать весомую причину этого не делать, помимо – «Прости, отец, но я запал на твоего протеже» – не выйдет.

– А если я не хочу уезжать?

– Ты передумал и хочешь работать в главном офисе?

«Нет, я вообще не хочу работать с тобой!» – мысленно прокричал Мин. Ответ, что не менялся уже который год. Но он знал, что необходим отцу.

– Мне… нужно подумать.

Он кое-как досидел до конца ужина, однако пребывал настолько глубоко в мыслях, что лишь с третьего раза услышал, как отец сказал, что идет к себе. Мин понимал, что будь он все еще подростком, то сейчас сбежал бы из дома, устроил бы бунт, наплевал бы на все. Но он больше им не был, правда и взрослым себя не чувствовал, как и готовым к такой жизни (кто-то вообще бывает к ней готов?), и ясно видел картину своего пугающего будущего перед глазами.

Его душила не сама идея управлять больницами, сколько обязанность увязнуть в семейном деле. Будто его лишали выбора. Лишали шанса понять, что ему нравится самому. А теперь вдобавок отдаляли от первого человека, который за столько лет смог пробраться ему под кожу. Он не желал жертвовать еще и этим.

Хотя, по сути, и жертвовать нечем. Ведь кто они друг другу? Друзья, жившие несколько месяцев под одной крышей. На большее Лайт не соглашался. И никто не отказывается от работы только из-за приятеля. Однако пора уже перестать притворяться, что Лайт значит для него то же самое, что Мара и Бест.

Мин понимал, что поступает бездумно и импульсивно, идя на поводу у собственных чувств, но мог же он поступить так хотя бы раз? Поддаться эмоциям ради того, кто действительно этого заслуживает. Он устал быть отстраненным, вечно недовольным и хмурым; устал сожалеть и страдать. Ныне вожделело не только его тело, но и сердце. И если Лайту нужно сказать об этом более четко, он это сделает. Мин, правда, не придумал, что именно, даже когда поднимался по ступенькам к нужной квартире. Но остановиться и развернуться уже не мог.

Время перевалило за девять вечера, и даже уверенности в том, что хозяин квартиры на месте, у него не было. Ведь он не предупреждал о своем приходе.

Но будь что будет! Нужно хоть раз не просчитывать все до малейших деталей, не анализировать каждое движение и просто поддаться импульсу. Мин не знал, как скоро отец потребует от него ответа, однако понимал: чтобы дать его, он в свою очередь должен услышать ответ от Лайта. Именно в такой последовательности. Иначе уже не получалось, поскольку докторишка застрял в изломанном механизме его жизни.

Он позвонил в дверь. И когда в ответ не раздался моментальный топот ног, подумал, что все это глупо, и хорошо, что Лайта нет. Однако потом уловил едва разборчивое: «Кто там?», и в надежде, что голос сделает ответ очевидным, просто сказал:

– Это я.

Как только он увидел Лайта, сразу стало ясно, почему тот не открывал: парень был весь растрепанный, домашняя футболка кое-где перепачкана краской, да и доносящийся из квартиры едкий запах отчетливо намекал на творящееся в ней.

– Ночной ремонт?

– Не успел закончить днем, а завтра утром мне надо уехать по делам, поэтому решил расправиться с покраской стен сегодня во что бы то ни стало. – Лайт хоть и выглядел удивленным его появлением, но добродушно улыбнулся и без вопросов пропустил в свое новое жилище.

– Давай помогу, – предложил Мин вместо того, чтобы задать вопросы, ради которых сюда и приехал.

Лайт насмешливо оглянулся на него, пока закрывал входную дверь.

– Сомневаюсь, что ты в этом разбираешься.

– А я сомневаюсь, что это требует какой-то специальной подготовки, – ответил Мин и начал закатывать рукава рубашки.

– Стой. Если ты серьезно, тогда тебе следует переодеться. Не хочу, чтобы твоя одежда испачкалась. – Лайт зашел в одну из спален и через несколько минут вышел с обычной однотонной футболкой и шортами в руках.

Мин молча взял их, вошел в ванную и переоделся. И успел неоднократно спросить себя, что, собственно, намеревается делать. Затем он вернулся и увидел, что Лайт наливает краску в малярную ванночку из ведра, стараясь не вымазаться еще больше.

В хаосе плавящейся рациональности осела мысль – этот обыденный момент куда интимнее, чем все страстные приключения, которые он переживал с самыми разными людьми, резко возникавшими в его жизни и так же резко исчезавшими. Мин ощущал волнение, приближаясь к Лайту, которое не отражалось у него на лице, но внутри разрывало на десятки незащищенных частиц. И поскольку к подобному он не привык, это буквально парализовывало, и ему пришлось приложить усилия, чтобы делать шаг за шагом.

– Нравится цвет? – не замечая хаоса в его душе, спросил Лайт.

Мин заставил себя отреагировать на вопрос.

– Приятный, – искренне ответил он, смотря на лиловую половину уже покрашенных стен.

– Итак, мне стоит спрашивать, чем обязан такому неожиданному визиту, или нет? Когда я наконец перестал маячить перед глазами в особняке и университете, ты можешь вернуться к привычному образу жизни.

– Раньше было не так уж хорошо, чтобы я стремился к этому возвращаться, – сухое горло слиплось, когда он сглотнул. Но вовсе не слюну, а страх.

Атмосфера изменилась, когда Лайт, услышав ответ, замер с валиком в руках, а потом все же продолжил неуверенные движения по стене. Это было искусственное спокойствие. А Мин слишком хорошо разбирался в притворстве, поскольку прожил так долгие годы. Он знал, что Лайт нервничает.

– Не думаю, что в твоей жизни изменилось так уж много, – спустя какое-то время произнес парень, когда Мин взял второй валик и, погрузив его в краску, приступил к оставшейся части стены.

– Со стороны может и не заметно, но разница есть. – Он понятия не имел, чего хочет добиться этим разговором, однако останавливаться не собирался.

– Тогда, надеюсь, это приятные изменения. – Мину не требовалось смотреть на Лайта, чтобы видеть, что тот говорит с искренностью и беспокойством.

Некоторое время они молчали и просто продолжали покрывать стену краской. Почему болезненное прошлое нельзя так же легко закрасить? Стать голой гладкой стеной, на которой можно нарисовать что угодно, и не нужно шпаклевать, шлифовать, замазывать. Какой краской ему перемазаться, чтобы обрести шанс начать сначала? Чем прикрыть душевные дефекты и телесные неровности?

Лиловый цвет поглотил последний непокрытый участок, и они сошлись в одной точке, заканчивая работу. Лайт хотел забрать у него валик, но Мин сам протянул его, хотя и не выпустил из рук. Вместо этого он осторожно шагнул к парню, понимая, что самым наглым образом врывается в чужое пространство. Однако в собственном было так одиноко.

– Слушай…

Лайт одновременно с этим отшагнул и задел ведро, из-за которого споткнулся и упал. Остатки краски расплескались по полу, но пленка, которой он был устелен, немного спасла ситуацию. Правда это не очень помогло самому Лайту, у которого теперь перепачкалась не только футболка, а еще шорты и руки.

– Черт, да что ж такое! – Затем парень еще пару раз выругался на собственную неуклюжесть, в то время как Мин стоял на распутье: ему беспокоиться из-за испуганной реакции Лайта или наслаждаться его растерянностью и домашним обликом?

– Давай помогу.

– Ты сам испачкаешься, – проворчал Лайт.

Мин не послушался и помог парню подняться. Лайт уставился на его руку, которая ухватилась за запястье, скрывая прикосновением причудливое плетение вен. Какова она – история его тела? Мин хотел бы изучить историю каждого неприкрытого сантиметра этой кожи.

Они оба молчали, но, когда его рука двинулась выше и провела лиловую линию до самой шеи, было слышно, как под кожей лихорадочно бьется пульс и как Лайт сглотнул.

– Мин…

– Почему ты все это время был один?

Тело напротив замерло, хотя пульс продолжал биться, как загнанный в капкан зверек.

– Один раз попробовал, и это оказалось… больно. Больше меня любить не тянуло. – Мин знал, что Лайт говорит ему правду. – И не знаю, мне на самом деле никто не нравился, и я тоже никому не нравился. Пока я учился на врача, время пролетало неощутимо, а после просто перестал замечать его. Я не тот человек, который так уж страдает без любви. – Под конец казалось, что парень храбрится, хоть и пытается быть честным.

– Сейчас тебе тоже никто не нравится? – рука Мина продолжала водить по чужой коже маленькими кружками, пачкая все новые и новые участки кожи лиловым.

– Я… – Лишать Лайта способности говорить было даже приятно. Докторишка оказался не таким уж и хладнокровным по части любовных дел, каким выставлял себя на дне рождения. – …не знаю.

– Что же тебе нужно, чтобы узнать? – прошептал он, приближая свое лицо к чужому, но без резких движений. Сейчас хотелось замедлиться. Застыть.

– Мин… зачем ты это делаешь?

Каждый из них увидел собственное отражение в расширенных зрачках другого. Взгляд Лайта был слишком неразборчив, под стать врачебному подчерку. Мин никак не мог разобрать: в нем блестело негодование или пылал страх? И все же отчетливо чувствовал, что в глазах парня скрывалось что-то еще. Хрупкое, томящееся, ранимое.

– Возможно, ты не так умен, как все думают. – Уголок его губ приподнялся после недолгой паузы. – Пора уже догадаться, что ты мне нравишься.

Мин выглядел так, будто ни капли не волнуется, и по известным законам мироздания так и должно было быть. Он уже признавался в чувствах, однако этот момент всегда казался ему чем-то обыденным. Никогда ранее он не принимал его за что-то действительно важное. Его признания походили на слабые круги на воде, исчезающие в следующую секунду без следа. Сегодня впервые в эти слова он вложил ценность. Эти слова имели вес.

– Почему? – Лайт в ответ стал качать головой. – Я не понимаю, с чего тебе… что-то чувствовать ко мне.

Он шумно выдохнул и отнял руку от чужой шеи, но не отошел. Они продолжали стоять все так же близко друг к другу.

– Я бы тоже хотел знать ответ на этот вопрос.

– Тебе меня жаль? Поэтому? – Лайт забыл о перепачканных руках, запустив их в свои волосы.

Мин же удивленно вскинул бровь, передавая взглядом всю глупость услышанного предположения.

– Я не тот человек, который руководствуется жалостью в этих делах. И уж тем более не понимаю, почему ты считаешь жалость единственным возможным вариантом для интереса в свою сторону, – он тщательно подбирал слова, даже если это стоило больших усилий.

Лайт выглядел как школьник, впервые услышавший любовное признание и не знавший, как поступить. Удивительно, что этот человек несколько дней назад собственноручно принял роды, а теперь настолько растерялся от слов: «Ты мне нравишься».

– Я уже говорил тебе, что не ищу отношений, – ответил Лайт, пытаясь вернуть себе уверенность.

Но звучал так же наиграно, как и его собственное спокойствие в голосе. Однако с ним… сейчас… вдвоем… Мин отказывался принимать притворство. Он мог этого не делать, но все же решил, что иначе уступит. Поэтому обнял парня так крепко, как только мог. Как когда-то тот обнимал его, когда он в этом нуждался. Лайт как магнит вытягивал из него чувства, которые он сам заглушал.

– Знаешь, ты что-то сделал со мной. Я и сам не хотел быть таким, а, может, хотел, но не знал, что подобное все еще возможно. Мне казалось, что такому поврежденному сойдет тот образ жизни, который я выбрал. Я не искал настоящих привязанностей, но вот он я: обнимаю тебя, убеждая не отталкивать и дать мне шанс. – Мин вжался губами в ворот футболки и опалял чужую кожу своим теплым дыханием. Он выдыхал искренность после тонны лжи последних лет.

Лайт покрылся мурашками. Мин чувствовал их на неприкрытых участках кожи, которых касались его руки. Тянуло стать еще ближе, прикоснуться губами к шее, тревожить медленными, чувственными касаниями, пока Лайт не растает. Докторишка должен был растаять, ведь он умел доводить до этого. Не уверен Мин был лишь в действии слов, которые только что произнесли его губы.

– Ты тоже… – послышалось тихо, но отчетливо.

Вот бы увидеть глаза Лайта, чтобы прочесть ответ не только в звуках!

– … сделал со мной что-то. И мне жаль, что так вышло. Я не планировал никому рассказывать, но, боюсь, по-другому ты не отступишь. А у меня может не хватить сил и дальше…

Слова, которые не имели смысла. Лайт признавал, что тоже что-то чувствует к нему, и при этом собирался отвергнуть. Тем не менее Мин решил выслушать до конца. Он знал, что выиграет. Несмотря ни на что.

– Есть еще одна причина, почему я ни с кем не встречался. Причина, из-за которой никто не согласился бы быть со мной. Да и я не горел желанием ввязываться в то, что изначально обречено на провал.

– Меня сложно удивить.

– В то утро у больницы ты сказал, что больше всего боишься потерять близких. Что это сломает тебя. Я не хочу, чтобы ты снова пережил это.

Мин не понимал, почему Лайт вспомнил об этом сейчас. Зачем говорить о потерях, особенно в момент, когда он так близок к тому, чтобы получить человека, вернувшего и продолжавшего возвращать ему потерянные ощущения. Человека, которого он хотел рядом с собой.

Но слова обрели смысл, когда Лайт глубоко выдохнул и, закрыв глаза, назвал эту самую причину:

– Мы не можем… потому что я умру, Мин.

_________________________________

(SLANDER (ft. Dylan Matthew) – Love Is Gone)

17.5 глава

Шесть лет назад

Они снова поругались.

Но больно, как раньше, уже не было. Это стало привычкой – уезжать из дома Тала́я с кричащим негодованием и беспредельной обидой, мечущейся словно птица в закрытой клетке.

Раньше Лайт считал, что встречаться с кем-то – легко и приятно. Но розовые очки пришлось снять. Когда безответная влюбленность неожиданно закончилась счастливым исходом, он ощущал себя на вершине мира. Талай нравился ему уже почти полтора года, но он думал, что они могут быть только друзьями. Все осложнялось еще тем, что Талай начал встречаться с его лучшей подругой Лилин, когда только перешел в их класс Маттайома 4.

Из-за этих отношений девушка начала пропадать, и Лайт чувствовал себя забытой пиалой, которую уронили и не подобрали. Они ведь частенько зависали вместе и записывали песни: он играл на гитаре или барабанах, а Лилин пела. Но роман подруги быстро подошел к концу, не протянув и двух месяцев. После этого разрыва они с Талаем впервые нормально поговорили во время одной из школьных поездок. Этот разговор положил начало их негласного, однако нарочитого соперничества. Они оказались похожи: их интересовали одни и те же вещи, они слушали одинаковую музыку, что было для Лайта особенно важно. И он достаточно скоро понял, что за собственным раздражением скрывалось нечто большее, более личный интерес. Недовольство было шелковой материей, висящей на зеркале, не позволяющей разглядеть полноценную огранку рамы и силуэт, отражающийся в нем.

Лайт уже знал, что ему нравятся парни. Осознал с окончательной уверенностью лет в пятнадцать, хотя настоящих отношений у него никогда не было. Так, лишь незначительные шалости, скорее любопытства ради.

Талая он видел каждый день, и тот не выходил у него из головы. Только к окончанию первого года последней ступени до Лайта дошло, что он влюблен – впервые и неизмерно. Талай был из тех парней, которые даже в юном возрасте выглядели мужественно и зрело. Занимался различными видами спорта, регулярно тренировался и, вообще, был на голову выше и куда шире ребят их возраста. Чуть ли не титаном, как в его любимой манге^[54].

Удивительно, что Лилин и Талай, несмотря на свои кратковременные отношения, продолжали общаться с недопустимой для бывших легкостью. Подруга всегда пользовалась популярностью, поэтому ей было на кого отвлечься. Она потом поделилась с Лайтом, что Талай оказался для нее куда приятнее в качестве друга, нежели парня.

Безответная любовь не самая радостная утеха, она выжигала Лайта, как пустынное солнце, поэтому он с особым нетерпением дожидался окончания школы, ведь это могло помочь наконец выкинуть Талая из головы. Почти два года своей жизни он потратил на это чувство. Между ними не раз возникало напряжение физического плана, но ничего не менялось.

Да, они звались друзьями. И все же Лайт знал: Талай ему никакой не друг. Он мог быть близким человеком, родственной душой, возлюбленным, но только не другом. И поскольку побороть свои чувства, видя Талая каждый день, не удавалось, он мирно ждал поступления в университет, чтобы оставить первую любовь в прошлом.

Но внезапное предложение о ночевке, пока родители Талая в командировке, все перевернуло. Лайт действительно думал, что его ждет привычный досуг, во время которого друзья до рассвета режутся в видеоигры или играют на гитарах (как происходило с другими школьными приятелями), однако каким-то образом, оказавшись ночью в одной кровати, они начали целоваться и… уже не останавливались. Взаимность отзывалась в губительных звуках, непомерных касаниях, клятвенных заверениях и кромешной тьме той ночи.

Так они стали встречаться, хоть и тайком. Лайту в то время это даже нравилось. К тому же он сам еще не был готов рассказать Лилин об этом, хотя между ней и Талаем не успело расцвести ничего серьезного. Но все равно быть вместе с тем, с кем ранее встречалась лучшая подруга, казалось чем-то неправильным. Хотя он чувствовал, что не сможет отказаться от этих отношений. Даже ради Лилин.

А почти год спустя, когда сухие дорожки слез частенько стягивали его лицо бетоном, Лайт пожалел о том, что они с Талаем не остались просто бывшими одноклассниками. Он начинал ненавидеть Талая за то, что тот воспользовался его слабостью. Оказалось, тот знал, что нравится ему, и это было взаимно. Но после первого неудачного опыта с парнем в предыдущей школе и провальной попытки вновь встречаться с девчонкой, Талай замкнулся в себе и долго боролся со своей природой.

Сейчас же Лайт понимал, каким эгоистом являлся его парень. Влюбленность замыливает глаза и мешает разглядеть недостатки объекта любви. Кромешная чувственная тьма первой ночи, сопровождающая их отношения поначалу, понемногу рассеивалась, и выползали несовершенства, сверкающие аконитовым блеском при свете дня. Талай позволял любить себя, а когда заметил признаки того, что Лайт готов двигаться дальше – уступил и наконец ответил на его чувства.

Да, они были влюблены. Лайту казалось, что его сердце разрывается от безмятежного счастья в первые месяцы. Особенно прекрасным было лето перед поступлением, которое они провели вместе, словно приклеенные друг к дружке.

Но когда первая безоблачная волна влюбленности проходит, два человека всегда распределяют между собой роли – того, кто любит, и того, кто позволяет себя любить. В семнадцать сложно уловить, в чем разница. Лишь после их расставания Лайт четко осознал: Талай всегда был тем, кто позволял. Однако он винил себя. Он сам утонул в излишестве чувств, отдавшись целиком и без условий. Ему казалось, по-другому не бывает. Он привык вкладывать душу в то, что любит, и думал, что это продлится вечно.

Он и помыслить не мог о расставании до того вечера, который все изменил. Сразу после своего восемнадцатилетия Лайт загорелся сдать на права, и, получив их, пребывал в большом предвкушении. Вот она – свобода взрослой жизни, и неважно, что он не имел собственной машины.

Их троица – Лилин, Талай и он – договорилась встретиться впервые за месяц. После поступления у них уже не получалось видеться часто. Это служило постоянной причиной их ссор с Талаем. Им не удалось попасть в один университет, что значительно усложнило совместное времяпровождение.

Но сегодня они должны были собраться. Сразу перед началом первого курса родители подарили Лилин машину, чтобы той было удобно ездить на учебу. Подруга великодушно предложила Лайту оправдать полученные права и стать их водителем в этот вечер. А в грядущие выходные они планировали выехать на пляж.

Талай опаздывал уже на час. Лайт даже не пытался скрыть огорчение.

– Где носит твоего парня? – Лилин смешивала себе коктейль из родительских запасов, пока тех не было дома. Поскольку сегодня он должен был быть за рулем, девушка решила расслабиться.

– Мне бы самому хотелось знать.

Лилин узнала об их отношениях с Талаем перед самым выпускным. Вышло очень нелепо: она заметила их целующимися в коридоре, когда они улизнули с урока. И обижалась на него несколько недель, однако совсем не из-за того что Талай ее бывший, а потому что Лайт скрыл это от нее. Подруга и не догадывалась, что ему нравятся парни. После их примирения Лайт пообещал больше ничего не скрывать от нее.

Он сидел на диване и уже сбился со счета, в какой раз набирал Талая. Трубку наконец сняли.

– Почему ты еще не здесь? Мы же договаривались к восьми!

– В последний момент планы изменились. Мне пришлось выйти вместо Тея на смену.

Тей был новым другом-однокурсником Талая, и они подрабатывали вместе в одном магазине.

– Ты издеваешься? Мы планировали эту встречу несколько недель!

Лайт устал быть понимающим. После того как Талай устроился на подработку после занятий, встретиться с ним стало практически невозможно. Оставался единственный вариант: приезжать к парню домой и торчать у него, но Лайту надоело, как щенку, таскаться за ним хвостиком и бежать по первому зову, когда для него выделяли время. Плюс, дома у Талая всегда было многолюдно, поэтому побыть наедине больше, чем полчаса, удавалось редко.

– Давай только без этого…

– И какого хрена это значит? – озлобился Лайт еще больше. Талай должен был извиняться, однако опять строил из себя жертву.

– Знакомое нытье. Иногда ты хуже любой девушки.

Лайт не знал, к чему его тянуло больше: врезать этому эгоистичному подонку или спросить, почему Талай так ведет себя с ним, когда он делал для него все, что мог.

– Пошел ты! – Все чувства вылились в двух словах. Он сбросил звонок.

Лилин слышала их разговор, а потому присела на диван и положила руку ему на спину.

– Талай умеет быть придурком. Не расстраивайся. Можем перенести наше маленькое приключение на следующие выходные, – старалась утешить его подруга.

На удивление охоты плакать или кричать в нем не возникло. Ему просто надоело. И это та любовь, ради которой он так страдал? Которую так ждал? Которая запоминается на всю жизнь?

Но Лайт не собирался в очередной раз менять свои планы из-за Талая. Ну и к черту того! Да и расстраивать Лилин не хотелось. А еще Лайт хотел впервые сесть за руль настоящей, а не учебной машины.

– Поедем без него. Мы были вдвоем и до него, можем и сейчас. Ничего не изменилось.

– Но… вы любите друг друга, – голос девушки почему-то звучал более грустно, чем его собственный.

– Иногда это самое худшее, знаешь?

* * *

Ему стоило быть внимательнее. Однако он был расстроен, перевозбужден и самонадеян. Ведь они ехали в машине, музыка в салоне играла на полную мощность, город остался далеко позади, и они мчались по полупустой трассе. Восторг от новой дорогой тачки, холодный ветер в легких и любимые песни заглушили сердечную боль. Рядом была лучшая подруга, и Лайту казалось, что все не так уж и плохо. Утром он позвонит Талаю, и они помирятся. Как и всегда.

И все же он запамятовал о самом главном. О том, о чем всегда должен помнить любой водитель – об осторожности. Потому что Лилин опьянела сильнее, чем следовало; потому что он упустил, как до этого дошло, ведь секунду назад она еще громко смеялась и выкрикивала глупости в открытое окно, а в следующее мгновение ее рука уже очутилась у него между бедер, и подруга, прижавшись к нему, закричала в самое ухо: «Талай не знает, что теряет!»

Хватило одной секунды. Он пропустил дорожный указатель именно в тот момент, когда пораженно взглянул на Лилин. Знак, предупреждающий о дорожных работах, так и проскочил мимо него фантомом, и Лайт заметил бетонную преграду слишком поздно.

Да, он успел свернуть. Но недостаточно быстро…

После этого в памяти сохранилось немногое. Лишь боль и краткие вспышки осознанности. Он пришел в себя после удара, когда его уже прижало в перевернутом автомобиле. Казалось, после столкновения прошло минут двадцать – а может и несколько секунд – и все это время он смотрел на неподвижное тело Лилин. Лобовое стекло было выбито, и девушка лежала на земле в неестественной позе, словно труп. Он пытался сказать хоть слово, позвать ее, но облик подруги стал последним кадром в ленте воспоминаний, прежде чем он потерял сознание…

* * *

Врачи сказали, они оба родились в рубашке, потому что авария могла стать последним событием в их еще толком непрожитых жизнях. Но последствия от нее все же были. Лилин не пристегнулась, а потому вылетела из салона и повредила ноги. Ей понадобился год физиотерапии, чтобы заново научиться ходить. Лайта же дернуло вперед с такой силой, что просто удивительно, как он не сломал шею о стойку руля. Однако он сломал ребра о рулевое колесо, левую ключицу, когда машина перевернулась, и ударился головой о дверь, исполосовав осколками стекла лицо.

Ему наложили не один десяток швов, однако повреждения были не только внешними. Лайт очнулся после многочасовой операции по извлечению обломков из головы. Но даже после нее оставалась «проблемка» – маленькое нечто внутри, которое навсегда изменило его жизнь.

Именно при этих обстоятельствах он впервые встретился с доктором Вонгратом. Мужчина зашел и поздоровался с матерью не как с семьей рядового пациента, а скорее как с давней знакомой. Уже после Лайту стало известно, что врач – друг его покойного отца.

– Тебе одновременно очень повезло и нет, – со всей серьезностью сказал ему доктор Вонграт. Голова раскалывалась, и он до сих пор не осмыслил все, что свалилось на него. – Хорошо, что вас перевезли в нашу больницу, когда родители узнали об аварии. И хотя мы всегда делаем все возможное для пациентов, но, когда Нари нашла меня, я решил вмешаться и лично прооперировать тебя.

– Это правда, что я могу в любой момент умереть из-за какой-то штуки в голове?

– Внутри остался осколок металлического штыря. Он застрял глубже, чем показывала рентгенография. Он находится в височной доле рядом с гипоталамусом, – доктор Вонграт держал перед собой снимок его головы и указывал на то, о чем говорит. – Удалять его опасно, есть вероятность прорвать кровеносный сосуд. Могут возникнуть проблемы с восприятием звуковых сигналов, а в худшем случае – летальный исход. Твоя мать как твой опекун, проконсультировавшись со мной, решила так не рисковать. Ты сможешь вполне нормально жить дальше и так, но придется быть более осторожным – избегать любых угроз, любых вероятностей повреждения головы, чтобы осколок не сдвинулся вплотную к сосуду. Поэтому следует исключить активные виды спорта, не ввязываться в драки, сторониться ситуаций, которые могут закончиться применением физической силы. Тебе будет необходимо регулярно делать рентгенографию и МРТ головного мозга, чтобы отслеживать любые изменения в твоем состоянии. Также ты будешь время от времени страдать от сильных головных болей, однако я выпишу препараты, благодаря которым они уменьшатся.

Когда доктор ушел, Лайт пытался осмыслить услышанное. Получалось плохо. Ему чудилось, что он буквально ощущает намертво застрявший штырь в своем черепе. В таком состоянии он был не способен даже подумать о Лилин, а когда вспомнил о ней, ужаснулся.

– А что с Лилин? Она в порядке?

– Она в другой палате, милый. Сейчас с ней Талай. Ее родители беседуют с врачами.

Так он узнал о том, что подруга пострадала не меньше его.

– Ты можешь позвать Талая?

Мама кивнула и вышла. Она не знала, что Талай был не просто его другом, а парнем. Скорее подозревала, что он встречается с Лилин, и неважно сколько раз Лайт заверял, что они просто друзья. Он морально все еще готовился признаться ей, хотя и знал, что мама поддержит любое его решение, если это то, что делает его счастливым. Просто ему требовалось время.

Когда Талай переступил порог его палаты, парень выглядел так, словно не спал несколько ночей подряд – сломленным, и на его болезненно-сером лице так и застыла маска потрясения и подавленности.

Лайт и не вспомнил об их ссоре, он был слишком напуган диагнозом и сейчас нуждался лишь в утешении. Он даже не придал значение тому, что лицо Талая оставалось суровым, пока выливал на него нечеткие воспоминания об аварии. Но главного не сказал; не чувствовал, что готов. Он и сам еще не до конца взял в толк, что значит врачебный приговор.

– Лилин боится, что не сможет больше ходить. А ее родители так разозлились, особенно когда выяснили, что она была не пристегнута и пьяна. Один из анализов показал содержание алкоголя в ее крови. – Лайт знал, что ей не стоило столько пить. К следующему обвинению он не был готов. – Ты тоже пил? И все равно сел за руль? Как ты мог так поступить?! Ты не только сам чуть не погиб, но и испортил чужую жизнь!

Испортил чужую жизнь… Эти слова еще долго его преследовали.

Нет, не они поставили финальную точку в их отношениях. Тем не менее после них в душе включилась сирена, оповещающая: они уже никогда не вернутся к тому, что было. Может, Талай и не хотел его винить, и просто поддался эмоциям, но однажды Лайт понял, что ему легче, когда парень не приходит его навещать. Он ждал, когда же начнет скучать или тосковать, однако чувств не осталось. Видя Талая, он больше не чувствовал себя счастливым; в памяти всплывали лишь неприятные воспоминания. Присутствие парня давило, а не окрыляло.

Это было странно, но ему стало все равно. Именно он официально положил всему конец. Талай даже сопротивлялся, следовало отдать тому должное. Но парень руководствовался тем же, чем и в начале их отношений – нелюбовью терять то, что считал своим. Вспоминал о ценности Лайта, лишь когда появлялась реальная угроза его потерять. Никогда не отдавался ему без остатка, не вкладывал всего себя в отношения, как делал сам Лайт. Именно поэтому Лайт и не жалел, ведь сделал все для этой любви. Однако этого оказалось недостаточно. Так бывает… Фитиль их чувств дотлел до огарка, погружая уже во тьму другого рода. Глухую и безразличную.

Утопичность романтической идеи о бесконечности любви разбилась вдребезги о ледник реальности, а осколки не тянуло даже подбирать. Лайт больше не хотел быть «чьим-то». Да и позволить себе этого теперь не мог. Кто захочет парня с тикающей бомбой в голове? Он не имел права обрекать кого-то на такие испытания. Ему не хватало смелости для такой беспечности.

Понадобилось время, чтобы принять новую судьбу. Жизнь, в которой каждая минута может стать последней. Лайт осознал, что может исчезнуть, так и не начав жить по-настоящему, так и не сделав ничего значительного, так и не оставив после себя след. И решил пожертвовать музыкой, чтобы все же его оставить.

Период выздоровления длился долго. Проведенное в больнице время и разговоры с доктором Вонгратом натолкнули его на мысль: он тоже может спасать других. Помогать людям и искупить тем самым свою глупую ошибку, которая почти стоила жизни подруге. Хотя Лилин его ни в чем не винила. Чего нельзя было сказать о ее родителях, хотя его анализы не показали наличие алкоголя в крови, в отличие от результата их дочери. Через несколько недель они забрали ее, и Лилин первое время проходила физиотерапию, а после ее семья переехала в Америку, где нашелся специалист, который помог ей окончательно выздороветь. Там подруга и продолжила учиться. Ее семья противилась их дальнейшему общению еще в Бангкоке. И хотя они с Лилин иногда списывались, Лайт понимал их реакцию и не желал доставлять подруге новых проблем, поэтому позволил их дружбе ослабнуть и со временем угаснуть вконец. Так он и узнал, что длительность дружбы также имеет свой срок.

Жизнь научила его отпускать людей. Когда умер отец, он прозрел: люди могут покинуть его в любой момент. Будь то смерть или миллион других обстоятельств – люди исчезают, подобно зажженным огням. И если изначально помнить об этом и не привязываться ни к кому так сильно, как к Талаю и Лилин, будет не так больно. Он не станет больше зажигать фитиль… чтобы тот не догорал. Лайт принял решение: на медицинском он нацелится на учебу и не будет особо сближаться ни с кем. Отныне он не забудет об осторожности.

Мама отговаривала его бросать музыку, но, когда он сказал, что собирается учиться дальше, но хочет поменять специальность и стать доктором, она еще колебалась какое-то время. Последние события и так порядком ее вымотали. Прим было всего шесть, и маме пришлось оставить ее у бабушки, чтобы заботиться о нем. Лайт знал, что она пытается быть сильной, однако замечал, что мама не меньше его испугана, ведь может потерять его в любой момент.

– Мам, пришло время сделать что-то важное. Я тоже получу возможность спасти кого-то, как доктор Вонграт спас меня. И кто знает, возможно, карма зачтет мои добрые дела, и я доживу до ста лет даже с этой штуковиной в голове, прежде чем перерожусь в новом теле. – Лайт говорил с улыбкой, сдерживаясь как мог, видя, как мама открыто плачет.

Она прижала его к себе и еще долго не отпускала.

– Я так люблю тебя, мой дорогой. Я не могу потерять еще и тебя.

– Я постараюсь быть с тобой как можно дольше.

Он бы хотел ответить: «Не потеряешь», но теперь не мог сдержать это обещание. Поэтому оставалось заменить его другим.

Музыка была его страстью. Не простым хобби, а тем, что Лайт любил больше всего. Поэтому он решил, что оставит частичку своей прошлой жизни в новой: присоединится к музыкальному клубу, даже поступив на врача. Он начнет свой первый студенческий год заново.

Но Лайт знал, что впредь будет один.

Талай – его первая и последняя любовью. Эти отношения измотали и заставили выбросить из головы мимолетный сладкий обман любви, которая оказалась сахарной ватой, моментально тающей во рту. За манящим сахарным облаком таилась зыбкость мгновения. К тому же Лайт был слишком занят и слишком равнодушен к случайным связям; его натура отторгала такой вариант.

Его устраивало быть одному. Пусть многие считали, что это странно, неправильно и даже опасно. Будто человек без пары априори несчастлив. Лайта же это не особо печалило. Теперь он не заполнял душевную пустоту другим человеком, он заполнял себя собою. Уединение было его личным выбором. «Один» и «одинокий» – не синонимы, не параллели. Это не значило отказаться от любви. Но ведь не всем по жизни суждено быть с кем-то, разве нет? Может, он уже использовал с Талаем свой шанс на любовь. Такое случается. Одного раза более чем достаточно. Так что он посвятил себя себе же, чтобы потом помогать другим.

Пока однажды координаты желаний не сместились, а судьба снова не испытала его на прочность. В тот самый момент, когда Лайт находился так близко к тому, к чему усердно стремился шесть лет. В тот самый момент, когда встретил негостеприимного и спесивого сына человека, который спас ему жизнь и подарил возможность завершить обучение.

Лайт намеревался быть дружелюбным и благодарным, ведь знал, что причиняет неудобства. Он понимал злость Мина, особенно когда постиг всю сложность отношений отца и сына. Семья – это не всегда счастливо, легко и дружно. Иногда это боль, иногда – клетка, а иногда неприступная крепость или неслышный крик в пустоту среди толпы близких. Семья – это тысячи обид, сотни обязательств, десяток ожиданий, несколько выкинутых вагонов терпения и один толстый канат, который можно пилить и резать не один год. Канат, который нужно держать с двух сторон крепко и с любовью. Иначе никак.

И все же закованный в броню грубости и гнева парень стал его другом. Хотя для этого Лайту пришлось впервые за эти шесть лет добровольно бросить себя в опасность, но все получилось как-то само собой. Он не мог просто пройти мимо и ничего не сделать. Он выбросил из памяти свою беспомощность, проиграв вспыльчивости.

И да, Лайт был один, однако вовсе не одинок. Кое-какие товарищи у него появились, особенно после того, как он присоединился к музыкальной группе. Хотя он все же соблюдал дистанцию. Исключение он сделал лишь для Нонг’Вара, который страстью к музыке напомнил ему себя прошлого. Вар только вступил на путь студенчества, а Лайту уже предстояло сойти с него, поэтому он решил, что такая временная университетская дружба никому не навредит.

В таком же ключе он думал и о Мине – еще одна временная дружба (он не мог позволить себе даже в мыслях называть что-то постоянным) с человеком, с которым при других обстоятельствах никогда бы не пересекся, не будет чем-то смертельным.

Несмотря на голос здравомыслия, иногда ему все же надоедало поступать так, как надо. Поэтому время от времени Лайт позволял себе нарушать собственные правила, которые не несли серьезную угрозу для его головы. Но он забыл об угрозе для сердца.

Один – не значит без чувств. Один – не значит без сомнений.

Лайт действительно хотел только дружить, пусть и не мог не замечать привлекательности Мина. В конце концов, он не был слепым. И святым тоже. Вонграт-младший обладал удивительной силы взглядом глубоко посаженных темных глаз, в которых читалась какая-то вечная грусть, хоть и усердно контролируемая; изогнутым большую часть времени в пренебрежительной ухмылке, а не в настоящей улыбке, ртом, идеальными волосами и длинными, чуть ли не модельными, конечностями. И пахло от него всегда одинаково. Чем-то древесным и дымным, при этом отдающим горьким шоколадом, что отличалось от сладких ароматов, витающих повсюду на улицах. Сын Кхуна Равита почти всегда облачал себя в однотонные рубашки. Спустя месяцы совместного проживания Лайт решил, что белых у парня насчитывалось больше всего. Когда-то Бест сказал, что Мина легко невзлюбить, потому что у того было то, о чем другие могли только мечтать, и это была чистая правда. Хватало беглого взгляда на этого парня, чтобы догадаться – он популярен. А если конкретно – популярный мудак. Но, помимо этого, Мин являлся еще много кем.

Лайт старался быть благоразумным. Он сделал осторожность своим храмом, в который ежедневно приносил подношения. И поэтому не понимал, как дошло до того, что именно Мин оказался человеком, которому он первому за эти шесть лет поведал свою тайну. Может быть, потому что понял: еще немного и он сорвется. Не сможет больше противостоять напору парня, который каким-то невообразимым образом заинтересовался им; не сможет делать вид, что ему неинтересно. Еще чуть-чуть и Лайт мог перегородить вход в храм, предав свои обещания.

Но координаты смещались. Личный выбор видоизменялся.

Он воспользовался своим секретным оружием в надежде, что это остановит Мина, даже если этим причинит боль самому себе. И не ошибся – парень сбежал, как он и рассчитывал. Лайт искусно игнорировал возникшее в груди сожаление от того, что оказался прав.

Однако фитиль вновь горел… Против его воли, но горел. Мин даже не осознал, что резким потоком воздуха, когда повернулся к нему спиной и сбежал, вопреки всем законам, осветил кромешную тьму одним огоньком.

Оказалось больнее, чем Лайт представлял. Поэтому он не желал больше испытывать подобных чувств ни к кому. Он сломан физически и не мог позволить себе сломаться еще и эмоционально. Что тогда у него останется?

Он снова начинал проклинать свою поврежденность. Ведь сломленные люди не то, что сломанные вещи. У вторых есть печальная красота и своя история. У людей же – только жалость.

_________________________________

(Chris Avantgarde – Inside (feat. Red Rosamond)

18 глава

Мин смотрел на билет в руках, который завтра вернет его домой.

Три месяца в Шанхае пролетели быстрее, чем он думал. Хотя неудивительно, ведь все это время он упорно работал: налаживал отношения с новыми партнерами и следил за стратегией развития шанхайского филиала.

Сын таки оказался похож на отца – он спрятался за работой. Чтобы меньше думать о том, что произошло перед отъездом. Человек обладает полезной способностью вытеснять из сознания неудобные мысли другими в трехкратном размере, чтобы размышлять о чем-то еще не оставалось сил.

Однако сейчас, когда Мин смотрел на билет, мысли не слушались, и в голове все так же ясно звучали слова, будто он слышал их всего секунду назад: «Потому что я умру».

Разговор трехмесячной давности опять пронесся в голове.

– Что? – отупевшим от шока голосом переспросил он тогда, хотя знал, что не хочет слышать ответ. Вот бы отмотать время назад и не искать ответов, а лучше – не приходить сюда. Или вовсе не встречать Лайта. Изнутри обдало ледяной волной, и вырвался хрип: «Только не снова».

Лайт не замечал выползающих из него страхов и страданий. Тот видел перед собой лишь застывшего парня, что не выглядело чем-то примечательным, учитывая природу произнесенного признания. Докторишка, оказывается, умел быть жестоким, ведь не прекращал говорить:

– После аварии сильнее всего пострадала моя голова, внутрь попали осколки и повредили не только мягкие ткани. Обломок штыря извлекать было слишком рискованно. Пришлось выбрать меньшее из двух зол. В больнице сказали, что я могу жить и в таком состоянии, но ясно дали понять – рано или поздно произойдет разрыв аневризмы^[55] или отек мозга.

Диагнозы выпрыгивали из-за рта Лайта совершенно обыденно, словно такая реальность его не пугала. Хотя его слова звучали слишком механично – как отрепетированное выступление, и владелец голоса не давал воли ни одному чувству. И все же в последних словах ощущался надрыв.

– У меня в голове бомба, которая однажды взорвется, и я никогда не хотел, чтобы еще кто-то пострадал от этого.

Сказать ничего вразумительного тогда не удалось. Мин задал лишь до нелепого детский вопрос: «Ты же пошутил?» Когда же последовал отрицательный безмолвный ответ, он не обратил внимания ни на оставленную в ванной одежду, ни на безысходность в чужих глазах, ни на голос, который продолжал звать его по имени и преследовал до самой лестничной площадки, и просто трусливо сбежал.

Вернувшись в особняк, он намеревался сообщить отцу, что согласен уехать в Шанхай прямо сейчас, но его ждало еще одно потрясение: отец Наны у них дома.

Мин не сразу сообразил, кто это. Но за секунду до того, как ворваться в кабинет, услышал незнакомый голос и застыл у двери. Разговор вели на английском:

– …наглоталась снотворного. Сотрудники расценили это как попытку самоубийства.

Тут он моментально и понял, о ком идет речь. Твою же мать!

– Мне жаль, что это случилось с вашей дочерью, но я все еще не понимаю, чего вы хотите от меня, – зазвучал ровный голос отца.

– Это вина вашего сына! Вы знаете, почему Нана увезла его? – от заданного вопроса так и сквозило несдержанностью. Гостем оказался Нил Напат, отец бывшей ненастоящей девушки Мина.

– Во-первых, не увезла, а похитила с помощью ваших головорезов. Давайте не подменять понятия. А во-вторых, вашей дочери еще несколько лет назад поставили известный нам обоим диагноз.

– У нее уже два года не случалось рецидивов, пока она не связалась с вашим сынком! – выплюнул мужчина. – Вам вообще известно, почему она… Что он сделал с ней?

– Если Мин обидел ее, это не красит его, но это не оправдывает поступков вашей дочери.

– Он специально познакомился с ней, зная кто она! Он воспользовался моей девочкой, а затем бросил! Но Нана не глупа, она докопалась до правды. Кто-то заплатил вашему сынку и его подруге, чтобы они поглумились над ней!

Повисла нехорошая тишина. Мин слышал только собственный пульс, отбивающий четкий ритм в висках.

Тук-тук.

Тук-тук.

То, что он так долго скрывал, все-таки вылезло наружу.

– Вы говорите, Мин встречался с вашей дочерью за деньги? – спустя непродолжительную паузу нарушил молчание отец.

– Да!

– И чего вы хотите? Зачем приехали в Бангкок?

– Ваш сын должен понести наказание!

Вот и все. Теперь его ничто не спасет, теперь, возможно, даже Шанхай ему не светит… Мин и так все эти годы падал в глазах отца, а это станет последней каплей. Но сейчас, когда в голове эхом отдавались слова Лайта, он желал этого больше всего на свете. Прочь отсюда! От Лайта, от Наны, от отца… Прочь, прочь…

– Если кто и имеет право наказывать моего сына, так это я. Но уж точно не вы, – раздался неожиданный для Мина ответ. – Давайте каждый будет воспитывать своего ребенка.

Неужели звуковые галлюцинации? Иначе как это возможно? Отец защищает его?.. Мин не верил своим ушам, поэтому наплевав на возможность разоблачения, приоткрыл дверь кабинета. Но двое мужчин не уступали друг другу в стойкости, как скалы, и совсем не замечали его.

– Вы, похоже, еще не поняли, в каком положении оказались. Или не хотите понимать.

С первого взгляда сходство между Нилом Напатом и его дочерью, в коей смешанная кровь сыграла свою роль, но все же азиатские корни во внешности преобладали, плохо улавливалось. Мужчина выглядел как типичный американец – русые волосы, коротко и строго постриженные, в некоторых местах с проседью, широко посаженные глаза, тонкие губы, выражающие решимость и цепкую хватку. Но, как и у Наны, его вид так и кричал: «Здесь я решаю и отдаю приказы!» Вероятно, самомнение – их семейная черта или же следствие воспитания.

– Тогда объясните мое положение, будьте добры.

– Ваш щенок воспользовался моей дочерью, оскорбив этим мою семью. Из-за него Нана хотела убить себя. Я не оставлю это безнаказанным!

– Не знаю, по каким законам вы живете, но сейчас вы в Бангкоке. Если у вас есть претензии, подавайте в суд. Но когда вы прислали к нам своего адвоката, чтобы «уладить ситуацию», вы вовсе не думали о наказании ради дочери. И мы пошли вам на встречу. Поэтому не переходите границы!

– Люблю их переходить, – не сдавая позиций, надменно изрек Нил Напат.

Это было последнее, что Мин услышал, прежде чем ноги понесли его прочь. Он опрометью вошел в свою комнату, в голове царила пустота. Он принялся нервно ходить взад-вперед, пока в дверь не постучали, и на пороге не появился отец. Мин молчал и попросту смотрел на него. Ждал.

Но тот и словом ни обмолвился о Ниле Напате. Лишь спросил, в порядке ли он.

Мин в порядке не был. Абсолютно и достоверно. Он лишь выпалил, что хочет уехать в Шанхай. Завтра. Очутиться где-то далеко было легче, чем поддаться слабости и снова предстать перед Лайтом.

Поэтому все эти три месяца он только и делал, что работал и думал. Думал и работал. И поскольку думать было куда больнее, чем работать, он предпочитал второе. Даже поразительно, учитывая какую трагедию Мин всегда из этого устраивал. А оказалось, он, как и прочее человечество, способен превратиться в безвольного зомби, день изо дня, выполняющего требуемые задачи. Признание Лайта настолько оглушило, что Мина точно засосало в безысходную воронку, где на все стало плевать. Его «драма» затерялась в океане чужого бедствия.

Когда первый шок прошел, он стал представлять себя на месте Лайта. Каково это – в восемнадцать узнать, что ты можешь умереть в любой миг? Иногда незнание дарит свободу, однако такая неопределенность скорее сводит с ума. Сам бы он точно не выдержал.

Да, все смертны, и люди изначально знают, что однажды умрут. И все же обычно это кажется чем-то далеким, даже нереальным. Человек предпочитает верить в свою бессмертность, даже если сознательно лжет себе. Но узнать, что тебя ждет смерть не в далеком будущем от старости, а в любой момент – другое. Еще и из-за такой дурацкой ошибки, перечеркнувшей прошлую жизнь одной линией.

Больше не требовалось доискиваться, почему увлеченный музыкой парень кардинально изменил жизненный план и перепоступил на врача. Видимо, он решил воспользоваться своим ограниченным временем с пользой для мира.

Пусть Мин и понимал логику Лайта, он все равно приказывал себе ничего не чувствовать: ни сожаления, ни жалости, ни злости, ни разочарования. Но руки так и чесались избить самого себя.

Как… просто КАК он умудрился выбрать среди огромного населения планеты именно того, для кого каждый день мог оказаться последним? Судьба точно издевалась над ним – сунула под нос его главный страх, хорошо замаскировав, и заставила привыкнуть к нему, чтобы потом было только больнее. Он обвинял судьбу, в которую никогда не верил. Узнай об этом Бест, то точно бы злорадно ухмыльнулся.

Он наконец выяснил, почему Лайт его отталкивал. Наверное, стоило быть благодарным, однако он попросту не мог… Логически понимал – докторишка не виноват, что тот жертва, но все три месяца упивался накатившей волной беспрекословной ненависти к парню. Как выяснилось, он смог заново возненавидеть Лайта (или старался в это поверить). Ненавидеть легче, чем… Он не позволял себе додумать до конца.

Приземлившись в Шанхае, он убедил себя, что у него в запасе достаточно времени, чтобы выжечь чувства к другому человеку. Даже недели должно хватить такому, как он.

Но Мин переоценил холодность своего сердца. Или недооценил в нем значение Лайта. Да, со временем розоволосый образ тускнел. А он воспользовался общепризнанным, хоть и неоригинальным способом, который гласил: хочешь оставить в прошлом старое увлечение – найди новое.

Встретить симпатичную и приятную девушку, которая могла помочь ему отвлечься, не составило большого труда. Да, девушки по-прежнему привлекали его. Только наутро Мина не захлестнуло облегчение, а, наоборот, атаковали угрызения совести, будто он сделал что-то недопустимое. Ранее подобное не заботило его. Злость на Лайта становилась еще сильнее; парень словно инфицировал его своей человечностью и контролировал, даже когда они находились в разных странах.

Наступил его двадцать четвертый день рождения, и воспоминания о чужом празднике, проведенном в кругу чужой семьи, сделали только хуже. Поэтому Мин решил зайти с другой стороны. Девушка не помогла, и он нашел парня. Может, так сработает? Ведь он доказал себе, что способен и на такие отношения. Однако менее больно, да и легче не стало.

И все же понемногу образ Лайта начал стираться. Мин вновь редактировал собственные воспоминания: затушевывал докторишку так сильно, как только позволяла фотошопная конструкция его души.

Когда же подвернувшийся под руку парень стал активно проявлять инициативу, чтобы углубить их знакомство, его обдало раздражением. Он устал от гнетущих обязательств, устал слушать других, и уж с кем проводить время – вправе решать сам. Поэтому он уменьшил ночной отдых и выбрал новую стратегию: буквально заставил себя не думать о Лайте с помощью работы, и у него постепенно получилось. Мин умел контролировать разум при необходимости, если понимал, что иначе сойдет с ума. Он уже имел практический опыт. Консультации с психологом в прошлом не прошли бесследно.

Мин более-менее справлялся с задачей похоронить то, что осталось в Бангкоке, пока ассистент не отдал билет на предстоящий рейс. В итоге ненавистные мысли вернулись к нему одним большим роем, едва не сбив с ног повторной волной. Почему вещи, оставленные позади, просто не рассасываются? Почему они продолжают дожидаться хозяина там, где их бросили? Мин понял, что игнорирование проблемы не избавляет от нее. Чертовски простая истина, которой человеческое упрямство всегда сопротивляется.

Лайт не связывался с ним во время его пребывания в Шанхае. Лишь той ночью, когда он сбежал, Мин получил от него сообщение. Там было что-то вроде: «Прости, что не сказал раньше», но он удалил его, не дочитав до конца.

Это помогало. Ведь так он понимал, что это лишь его проблема. Лайту он не был нужен в любом случае. И даже если… Нет, к чему эти гипотетические если! Мин смял и сжег эти чувства. С какой стороны ни посмотри – бессмысленно, даже экономически не выгодно. Выбрать Лайта – это как купить обанкротившуюся компанию, заранее зная о ее плачевном состоянии, и норовиться построить на ее основе прибыльную бизнес-империю. Это же утопия! Ни один здравомыслящий бизнесмен не захочет делать такую ставку. А Мин доверял экономике, закону чисел и логике. С подачи отца шесть лет своей жизни он потратил на это, в конце-то концов.

Он потянулся за бутылкой. Может, если выпьет достаточно много, то заработает алкогольное отравление и никуда не полетит. Да, отец говорил верно – он был большим ребенком. Все еще предпочитал строить иллюзии и бежать от проблем.

* * *

Перелет с похмелья выдался кошмарным. Казалось, еще немного, и его голова разорвется на части, как переспевшая канталупа^[56]. Люди вокруг действовали на нервы, а орущего в самолете младенца так и тянуло выкинуть в иллюминатор. Каждое движение отдавало болью в висках, а свет добивал окончательно.

Зато он перестал думать. Поэтому не жаловался сверх меры.

Когда Мин увидел Нун среди толпы в зале прилета, то не мог не удивиться. Он не ожидал, что кто-то, помимо водителя, приедет за ним в аэропорт. Поэтому, несмотря на паршивое состояние, он позволил ей обнять себя и улыбнулся, когда она прослезилась.

– Неужели без меня было так ужасно? – сыронизировал он.

Но на сердце потеплело, когда экономка ласково посмотрела на него и потрепала по щеке, не обратив внимания на его слова. Водитель тем временем взял его багаж, а Нун крепко схватила его за руку и не отпустила ее даже в салоне автомобиля.

– Кхун Равит сегодня обещал вернуться пораньше к твоему приезду, – сказала женщина, когда они подъезжали к особняку, возвышающемуся могучим исполином – месту, где хранились лучшие и худшие моменты его жизни.

То, что отец заступился за него, сперва не давало Мину покоя, как и то, что тот умолчал о Ниле Напате. Однако хорошенько обмозговав, пришел к выводу, что родитель решил разобраться со всем самостоятельно; избежать новых скандалов, куда будет втянута их фамилия. Не стоит искать то, чего не существует. Зачем обманывать себя, словно ребенок, который питает нелепые надежды отыскать свет в кромешном мраке?

И все же за прошедшие три месяца в Китае он общался с отцом чаще, чем живя с ним в одном доме. Да, их беседы по телефону все еще отдавали угловатостью. По большому счету они обсуждали рабочие моменты: Вонграт-старший давал ему подсказки, а Мин хоть и не просил их, но внимательно слушал. Не мог отрицать отцовский опыт. Иногда тот даже интересовался, нашел ли он себе в Шанхае новых приятелей и как проводит свободное время. Раньше Мин с иронией заметил бы: «Боишься, что я снова опозорю тебя?», однако из памяти никак не стирался подслушанный разговор. Тот убивал в нем настрой злить родителя. К тому же мысли и злость на Лайта не оставляли сил для каких-либо других сильных эмоций.

В последний раз они с отцом созванивались в начале недели, когда тот настоял на возвращении Мина, хотя он самым трусливым образом стремился оттянуть свой приезд. Но тот оставался неизбежным.

Оказавшись на просторной кухне, Мин принялся слушать жалобы Нун и краткий пересказ о событиях в период его отсутствия.

– Дом опустел, и с твоим отъездом Кхун Равит начал работать еще больше, чем раньше. Если бы не Нонг’Лайт, я бы вообще была всеми забыта. Он часто приходил меня навещать, спасибо ему.

– Он приходил сюда? – Мин старался сохранить нейтральное выражение лица.

Ну, естественно, раз уж добился своей цели – он уехал и не мешал – Лайт мог спокойно общаться с другими обитателями дома. Чему тут удивляться…

– Конечно, а однажды привел с собой сестричку, хоть сперва и противился. Но он случайно обмолвился, что она воображает место, где он жил без них, сказочным замком, в котором живет принц Мин, – женщина расхохоталась. – Я сказала, что он здесь как родной, и никого не побеспокоит, кроме меня, а я совсем не против. Его младшая сестра такая же прелестная, как и он. Она очень расстроилась, что не застала своего принца. Ты бы навестил их или пригласил сюда на обед, – простодушно предложила экономка.

– С каких это пор ты решаешь, кого мне сюда приглашать? – угрюмо отчеканил он, и от схожести своего тона с отцовским у него пошли мурашки.

И Нун, кажется, тоже это почувствовала. Когда ее глаза потускнели, и улыбка сползала с покрытого морщинками лица, Мин пожалел о выбранных словах и тоне.

– Ты прав, это не входит в мои обязанности. Прощу прощения, – покорно вымолвила она.

– Это ты извини. Я не выспался, да и перелет выдался ужасным… – Он пытался оправдаться, чего не делал уже давно, оттого получалось нескладно. Не прошло и часа с его приезда, а он уже все портит.

Женщина приблизилась к нему и погладила по волосам, как часто делала, когда он только потерял мать. Такая простая ласка всегда приносила Мину умиротворение.

– Иди приляг. Я пошлю за тобой, когда Кхун Равит приедет.

Но следующий день наступил, а хозяин дома так и не вернулся. Утром Нун объявила, что у отца возникло срочное дело и его вызвали на важную встречу, потому она не стала будить Мина.

Он понимающе оскалился. Некоторые вещи не меняются. И все же отец, заступившись за него, словно проделал щелку в его стене отчуждения, которая расползалась на трещины. И из нее просачивалась надежда. Она ужалила, но все же Мин продолжал чувствовать… разочарование, хотя и не должен был.

Будущее, как липкая паутина, облепило его и внезапно стало настоящим. После приезда Мин не успел увидеться ни с Марой, ни с Бестом, ибо с ним связался Прин Супарат, заместитель отца, и назначил встречу по поводу развития шанхайского филиала. А сразу после ему пришлось сопровождать китайских спонсоров на деловом ужине.

Когда телефон разразился очередным звонком, Мин собирался сбросить вызов. Он не подписывался на эту двадцатичетырехчасовую пытку фальшивых улыбок и услужливости. Но на экране отобразилось имя Нун, и он все же ответил:

– Алло.

– Кхун Равит… в больнице.

Голос звучал надломлено, а на последнем слове экономка внезапно заплакала.

Мин слышал эту фразу сколько себя помнил, и она не стоила подобного водопада. Иначе он бы наплакал уже целый океан, если бы рыдал каждый раз, когда отец пропадал в больнице вместо того, чтобы быть рядом. Поэтому до него не сразу дошло, что кроется за этими словами, пока Нун не продолжила между всхлипываниями:

– На него напали… вчера ночью. Его уже прооперировали, но он еще не очнулся.

– Что?.. Ты же говорила, что он звонил вчера ночью?! – Мин подорвался с места, но тут же оцепенел, будто некто наложил на него обездвиживающее заклинание.

– Я… мне сказали не говорить тебе. Думали, что Кхун Равит махом придет в себя, но он все еще в коме.

Он не знал, что навалилось на него первым. Злость, потому что ему никто не сообщил, а ведь он его единственный сын? Страх, поскольку у него есть только отец, хоть и весьма дерьмовый, а теперь он может остаться совсем один? Паника, ведь если с отцом что-то случится, вся ответственность за «VN Medicine» ляжет на его плечи?

Мин в полуосознанном состоянии дошел до машины и пытался фокусироваться на словах Нун. Он мчался прямиком в больницу. Разве возможно одновременно и ненавидеть, и бояться потерять человека? Но именно эта смесь эмоций и ошпарила его.

У входа уже ждала Нун. Мин так резко остановился, что женщина растерянно обернулась, не понимая, почему он не спешит увидеть своего единственного живого родителя.

– Я… дай мне минутку, – прохрипел он.

Сейчас Мин пожалел, что не курит. Чтобы скрыться за никотиновым дымом, как за оправданием. Экономка помедлила, и все же кивнула.

Чертова паника накрывала новой волной. А вдруг ему придется вновь стать тем, кому выражают соболезнования? Что, если отец умрет? Он знал лишь то, что успела поведать Нун, однако и этого хватило, чтобы старые страхи всплыли.

Кто-то прислонился к стене рядом с ним, и Мин отпрянул от неожиданности. Первая неосознанная мысль: «Волосы снова розовые».

– Привет, – так безыскусно сказал Лайт, словно не он шокировал его три месяца назад своей «смертельной бомбой в голове». – Подумал, тебе потребуется поддержка.

Мин смотрел на это лицо и осознавал, насколько врал себе. Может, образ Лайта и стерся из памяти, однако чувства никуда не делись. Стоило тому опять предстать перед ним, его как будто вытолкнули из самолета без парашюта. Радовало одно – эгоистичная злость перекрывала все прочее.

– Мне не нужна твоя помощь.

Лицо заменила самая хладнокровная маска.

Только неподготовленность к такой стремительной встрече и желание оказаться от парня подальше помогли ему переступить порог семейной больницы, минуя новую паническую атаку, и найти отца.

Весь путь до нужной палаты его преследовали шаги. Мин не знал, почему Лайт тоже здесь. Он что, все же согласился работать в «VN Medicine»?

Но Мин открыл дверь, отбрасывая все мысли в сторону, и увидел родителя – не такого уверенного, сдержанного и властного доктора в белом халате, каким привык того видеть, а подключенного к аппаратам, покрытого синяками и бинтами на больничной койке.

– От… отец.

Но ответа не последовало. Пострадавший был на него не способен.

В палату забежал коллега отца, который и оперировал его. Услышанные слова эхом разносились у Мина в голове. Кома первой степени, защитные реакции активны, нет реальной угрозы жизни.

– По прогнозам Кхун Равит должен очнуться в течение нескольких дней.

Однако испуг пронизал раскаленными спицами. Мин ни разу не плакал с пятнадцати лет. Казалось, просто разучился. А сейчас испытал необъяснимое желание вернуться к дурной привычке. Он буквально чувствовал влагу на ресницах. Застигнутый врасплох этим позабытым порывом слабости, он поспешно отвернулся, будто бы рассматривал палату, и приблизился к окну. Ему требовалась минутка, чтобы снова взять над собой контроль.

Когда же он повернулся обратно к доктору, оказалось, тот незаметно выскользнул из палаты, проницательно оставив его одного. Еще никогда Мин настолько не приближался к ощущению реального одиночества. Теперь отец не просто может неделями отсутствовать дома, а не вернуться туда вовсе. Так и остаться безжизненным телом на больничной койке, как происходит с тысячами других.

Нужно срочно выбраться отсюда! Больничные стены душили, а от белизны интерьера и пикающего звука аппаратов неистово гудела голова. Мокрая от пота рубашка липла к телу, оттого так и подмывало разорвать ее, дабы избавиться от мерзкого чувства.

Не в силах больше терпеть все это, Мин кинулся прочь из палаты. В коридоре Нун не оказалось, зато его дожидался Лайт. Он жутко хотел промчаться мимо, однако его все-таки остановили, схватив за плечо.

– Мин, подожди, – тихо, но настойчиво попросил парень.

– Что? – вырвалось из его уст едва ли не рычание. Злое, надломленное. Как у побитого пса, которому очень больно, но который храбрится.

Мин тут же вспомнил о дурацком комплексе докторишки, который наверняка не отстанет от него, не выполнив свой раздражающий «долг спасителя».

– Мне жаль, что с Кхуном Равитом такое случилось. Если тебе что-то нужно, я…

– Безумно трогательно, но мне все равно! – Он сбросил с плеча руку и продолжил идти к лифту, куда вместе с ним зашел вновь розоволосый парень. Вопрос, куда же делось желание выглядеть более консервативно и респектабельно, едва не вылетел из Мина.

– Прости меня, – слова парня отскочили от стенок лифта и врезались в Мина, придавливая своей тяжестью. – Знаю, ты был шокирован тем, что я сказал тогда. Тем не менее это сработало, поэтому… я не жалею.

Мин закрыл глаза и тяжело выдохнул. Сработало, вот, значит, как?

– То есть ради того, чтобы я больше не крутился вокруг тебя, ты решил раскрыть свой большой секрет о том, что являешься потенциальным трупом? Вау, я должен быть польщен. Такое уж точно не скажешь каждому, кто к тебе клеится!

– Ты же понимаешь, что ведешь себя как ребенок? – послышались наконец в чужом голосе гневные нотки. Мин лишь фыркнул. Благо двери лифта открылись, и они вышли в холл. Мин ускорил шаг, но назойливость рядом не отставала. – Нет, прости, я понимаю твое состояние сейчас. Но речь о твоем отце. Давай поговорим, а потом можешь не общаться со мной, если это то, чего ты хочешь.

Развернуться и вмазать Лайту – вот чего ему хотелось. Но он не мог. Потому что разузнал все, что только можно о физическом состоянии докторишки. Да, черт возьми, он несколько ночей подряд рыскал в поисках необходимой информации, изучая вопрос. Мин прочитал кучу статей о похожих травмах, последствиях и рекомендациях. Отсутствие применения любой физической силы – одно из главных условий того, чтобы Лайт продолжал свою скучную жизнь.

Как убить человека, который и так умирает и которого нельзя при этом трогать?

Но, несмотря на злость, путь насилия для Мина навсегда был заказан, если это означало, что Лайт по-прежнему дышит. Это не гребанная шутка. Лайт – не такой, как другие, и Мин мог потерять его в любую секунду. Больно будет все равно.

Но эту мысль он планировал обдумать позже, сейчас нормально мыслить не получалось. Потому что тянуло сдаться и… что? Обнять? Сказать: «Не умирайте никто из вас, пожалуйста»?

Так, явно стоит уйти как можно скорее.

– Ты не имеешь к моей семье никакого отношения. На отца работает достаточно людей, у которых я могу узнать все, что требуется. Оставь меня в покое!

Они вышли на улицу. Прохладный воздух заглушил больничный запах антисептиков. Болезнь и страдания пахли для Мина именно так. Он нашел Нун на стоянке возле его машины.

Лайт так и стоял у центрального входа, даже когда Мин тронулся с места и метнул прощальный взгляд в стекло заднего вида.

Экономка молчала всю дорогу домой, вытирая бесшумно стекающие слезы. И все же перед тем, как выйти из салона, ее слова стали камнями, упавшими в озеро безмолвия:

– Понимаю, тебе страшно. Но твой отец – один из самых сильных людей, которых я знаю. Кхун Равит не оставит тебя так просто, семья очень важна для него. А когда вся семья заключена в одном человеке, это делает его бесценным. Отец боится потерять тебя не меньше, чем ты его. Как бы вы оба ни старались не показывать этого.

Мин не стал спорить, лишь устало кивнул.

Следующие два дня ему пришлось присутствовать на собраниях акционеров, где обсуждалась стратегия развития и нововведения, и, конечно же, произошедшее нападение на отца. Десяток мужчин и несколько женщин активно вели беседу и без его участия; он был тут лишь номинально и прекрасно это уяснил. Большинство смотрели на него свысока с горы своего опыта, а Мин предпочитал, чтобы не смотрели вовсе. Однако глаз не отводил. Тем самым бросал им вызов, безмолвно говоря: «Думаете, я хочу здесь быть? Но как ни крути я здесь вместо отца, поэтому смиритесь!»

Мин отвечал, когда к нему обращались напрямую, а когда его не спрашивали, молча наблюдал. На документах нужна была его подпись, и некоторые акционеры ворчливо фыркнули, когда он ответил, что секретарь вернет их позже, когда прочитает бумаги. Будто бы читать эту бумажную волокиту и мелкий шрифт юридических нюансов ему доставляло сильное удовольствие, но тем не менее даже самый отъявленный идиот знает – читай, что подписываешь. Особенно то, что написано крошечными буковками.

Он не собирался в ближайшее время превращаться из наследника «VN Medicine» во владельца. Но ныне кто-то будто бросил на пол тарелку, а собрать осколки требовали от него. А потом превратить их обратно в целую посудину.

Произошедшее с основателем «VN Medicine» навело панику в больницах, но Равит Вонграт все эти годы трудился с проверенными и опытными людьми, которые знали свои обязанности, поэтому и без руководителя работа продолжала кипеть. В этом особенность крупных предприятий: потеря одного человека глобально ничего не значит. Хотя отец и не был простым работником. Однако, чем это обернется в будущем, – уже другое. Любой бизнес, как и живое существо, можно уничтожить. Даже успешный, только возжелай.

Когда он остался наедине с Прином Супаратом, мужчина сообщил об еще одной возникшей проблеме. Член семьи пациента, которого не удалось спасти после сложной операции, подал в суд и требовал крупной суммы в качестве возмещения ущерба.

– Тебе нужно лично поехать в Чиангмай^[57] и урегулировать ситуацию, чтобы они забрали иск. Если об этом деле прознает пресса, после новостей о нападении на Равита наши акции упадут еще больше, – хмуро уведомил Кхун Прин.

– Разве этим должны заняться не наши юристы? – скептически спросил Мин, а затем настойчиво заметил: – Я не могу сейчас уехать.

– Я понимаю, однако стоит воспользоваться ситуацией, – уверенно продолжил мужчина. – Если ты лично приедешь и расскажешь, что понимаешь, что значит потерять родителей, они могут согласиться пойти на компромисс.

Мин тут же ожесточился. Он не станет делиться тем, что так отчаянно забывал.

– Отец жив, он очнется! – бросил он с убежденностью, которой не следовало раскидываться. Потом будет только больнее.

– Конечно очнется! – тут же подхватил мужчина. – Но разве ты хочешь, чтобы первое, о чем услышал Равит, придя в себя, это о скандале «VN Medicine»? Это твой шанс показать себя. Доказать всем, что он воспитал достойную замену.

Никому ничего доказывать Мин не хотел. Считать себя отцовской заменой – тем более. И все равно отправился в Чиангмай. Не желал собирать разбитую тарелку и все равно делал это. Ради чего?.. Или кого?..

Но дело затянулось, и, когда на утро второго дня пребывания там ему позвонили, Мин почувствовал, что иссяк. Его вычерпали. Опустили ниже нуля. Он это понял, когда услышал, что отец очнулся. Сдерживаемый до этого страх и напряжение накатили в одно мгновение, и он едва не задохнулся в этом потоке.

Мину передали, что отец в порядке, реагирует на все внешние раздражители и даже говорит. Так что ему не нужно приезжать в больницу, а в первую очередь сосредоточиться на делах клиники. Именно об этом просил сына очнувшийся отец.

Значит, его травму, препятствующую ему посещать больницы, наконец заметили. Хотя отцу на это понадобилось почти десять лет. С одной стороны, следовало радоваться, но с другой – даже теперь его била постоянная тревога, что в любую секунду произойдет что-то плохое… Мин никому бы не признался вслух, что лично увидеть отца живым – только это могло помочь остаться на плаву и сдержать новые панические атаки. Ведь так он поймет, что не останется один.

А потом… потом он вспомнил, как ежедневно ждала мама. Ждала до последнего, пока не умерла. Он не хотел становиться своим отцом. Отчаянно сопротивлялся этому, вырывался, петлял. А теперь очнулся, загнанный в капкан.

Но Мин давным-давно поклялся. Тринадцатилетний наивный он, еще не осознававший грядущую взрослую жизнь, наступающую на пятки. А теперь он был сожран и пережеван ею. И обещание выскальзывало из рук.

Отец понятия не имел, что снова едва не столкнул его в кромешный ад.

Мин на ватных ногах добрался до машины и до боли стиснул кожаное покрытие руля. Его начало трясти, и он сразу понял: к нему пожаловал старый непрошеный недруг, и так порядком задержавшийся. Паническая атака разъедала легкие, выбивала весь воздух и требовала молить о пощаде. И если бы он мог, так бы и поступил. Но ему удалось лишь свернуться и опустить голову между коленей, стараясь сделать хотя бы маленький вдох.

Все будет хорошо.

Все будет хорошо

Все будет…

Он очутился в другой реальности, где не мог говорить. В горле – пустота; его будто ограждал белый лист, что препятствовал проходу воздуха. Мин еле заставил себя переключить внимание на посторонние звуки, чтобы вырваться из лап адских гончих, которые догоняли, кусали, царапали, разрывали. Брошенный между сиденьями телефон вдруг ожил, и заиграла знакомая мелодия. Он не мог пошевелиться, руки и ноги онемели, поэтому было невозможно дотянуться до него. Удалось только перевести взгляд на экран, пытаясь игнорировать размытые пятна перед глазами, и разглядеть надпись.

Лайт.

Знакомое имя пробило брешь в броне монстра, заставляющего его страдать, и дьявольские псы ослабили хватку.

Все вокруг казалось замыленным, грязным и почти неразличимым, однако это имя понемногу позволило вещам обрести четкость. Дрожащим голосом Мин через силу заставил себя сосчитать вслух и вдохнуть, даже если гортань словно разрезали на куски, и принялся сжимать-разжимать ладони. Он представлял голос Лайта и в конце концов смог «вернуться».

Когда Мин вновь принял привычное положение, ощутил пропитанную потом одежду. Найдя на заднем сиденье бутылку воды, он сделал глоток. И еще один. И еще. Руки настолько дрожали, что жидкость расплескивалась из горлышка и попадала на одежду. Такими же неуклюжими попытками он включил радио, и из динамиков полилась музыка. Понадобилось минут пятнадцать в компании чужих голосов и мелодий, дабы почувствовать, что монстр и его прислужники наконец оставили его в покое.

Он не должен позволить повториться этому вновь.

Когда чувство заземления окончательно распространилось по всему телу, Мин взял телефон в руки. Несмотря на пропущенный от Лайта, он не набрал номер парня, а отыскал в списке контактов другой.

Ладно, он забудет о ненависти. Хотя бы на время. Отец ему нужен, как бы трудно это ни было признавать. Он должен научиться мириться с истиной, пусть и крошившей внутренности.

Мин до последнего не верил, что ему сказали правду. И только когда услышал знакомый голос, его спина, одеревенелая от напряжения, расслабилась.

– Ты в порядке? – он старался контролировать голос, чтобы не звучать как расстроенная скрипка.

– Хм… да, сейчас мне лучше, – голос отца даже звучал по-другому.

– Что вообще случилось и почему мне не сообщили раньше? Я бы не уехал, но мне уже почти удалось решить проблемы в Чиангмае. Не о чем беспокоится.

На деле же из глубин незащищенности рвалось: «Неужели я не нужен тебе даже перед лицом смертельной опасности?!» Неужели, он до такой степени бесполезен для отца, что даже в лежачем состоянии тот в нем не нуждается?

– Не спеши… закончи дела и спокойно возвращайся. – Отец говорил паузами, через усилия. – Тебе не нужно… бояться.

– Это все равно пугает.

Может, не стоило этого произносить, но именно страх за отца и побудил обнажиться: дабы не выпустить слезы, пришлось выпустить слова.

– Я буду в порядке. Обещаю.

Как можно верить тому, кто не сдержал обещание перед мамой? И все же Мин смолчал и бесконтрольно кивнул. Тянуло поверить. Нет, верить в это ему было необходимо.

– Если они не поставят на ноги своего основателя, это будет крах всей больничной сети. Никто не хочет рисковать рабочим местом, так что для меня делают все возможное.

Эта была неловкая попытка пошутить, и Мин чуть не расхохотался от мысли, что отец пытается таким образом… успокоить его?

– Я уже не тринадцатилетний ребенок. Я справлюсь, поэтому… просто поправляйся.

Мин ощутил, что не только он почувствовал опасную близость потери. Как десять лет назад. Поэтому он все же решил приехать и увидеть отца. Для собственного спокойствия. Чтобы вновь контролировать ситуацию.

Но Лайт… зачем звонит?.. Зачем все продолжает появляться на пути после сказанного у лиловой стены? Рука так и тянулась к телефону, но разум выиграл в ожесточенной хватке. Он так и не перезвонил.

«Мы не можем… потому что я умру, Мин».

Не могут же, да?

_________________________________

(James Arthur – Empty Space)

19 глава

После приезда в Бангкок планы Мина снова перемешались. С ним связалась полиция и попросила приехать в участок, чтобы дать показания насчет нападения на отца. Там считали, что между этим случаем и его похищением есть связь, поскольку на их семью уже во второй раз покушались в течение полугода. Поэтому сотрудники полиции стремились докопаться: имеет ли эта теория конкретные основания. Мин принялся выведывать подробности у людей отца, те рапортовали, но что-то не сходилось.

Нун заставила его поесть перед выходом. И всю дорогу до участка в голове Мина вертелось: Лайт настойчиво пытался до него дозвониться. Неужели парню действительно было, что сказать о его отце?

Что ж, теперь он имел веский повод с ним связаться. Мин решил позвонить ему только для того, чтобы развеять сомнения перед тем, как пообщается с полицейскими.

– Алло.

– Что ты хотел рассказать мне об отце? – с места в карьер нырнул он.

В трубке раздались посторонний шум и голоса, после чего Лайт с отдышкой ответил:

– Подожди секунду, – тот, похоже, переместился в другую комнату, ибо вскоре стало куда тише. – Спасибо, что перезвонил.

– Ближе к делу, – сухо процедил Мин.

– Есть кое-что, о чем твой отец приказал тебе не говорить.

– И откуда же тебе известно об этом?

– Вчера я узнал, что Кхун Равит очнулся, и пришел навестить его. Я уже приоткрыл дверь, когда услышал голоса, но меня не заметили.

– Шпионил значит… – Мин поступил бы точно так же, чего уж кривить душой. Тем не менее не сдержался: – Однако! Какую змею отец пригрел на груди! Мое первое мнение о тебе оказалось не таким уж ошибочным.

Воцарилась тишина. Мин представил, как розовеют от возмущения щеки Лайта на очередное обвинение.

– Ты все же редкостный придурок! Но я не поддамся на твои ребяческие провокации. – Лайт звучал задетым, но даже теперь пытался вести себя разумно. – Мы оба знаем, что я не имел плохих намерений и, вообще, мог ничего тебе не говорить!

Мину в очередной раз досталась роль злодея. Может, так и должно быть. Жизнь все равно приписывала ему ее, хотел он того или нет.

– Ладно. Говори, если есть что сказать, – выдавил, сглатывая упрямство и осадок чувств.

– Твой отец ехал на бизнес-ужин, и в последний момент один из участников все отменил, но попросил встретиться лично, прислав новый адрес. Он едва успел выйти из машины, когда понял, что это место для встречи весьма странное. Он вот-вот собирался уехать, но вдруг раздался выстрел. Пуля попала в вашего водителя, – рассказывал Лайт. – Кхун Равит начал убегать, однако кто-то из этих подонков добрался до него, и завязалась драка. Твоему отцу повезло, что он смог вырваться, и кто-то услышал шум, хотя к тому времени, как его обнаружили, Кхун Равит был уже без сознания от многочисленных ударов.

Ранее Мину сообщили, что отца пытались ограбить какие-то местные бродяги, и в результате потасовки тот неудачно упал. О настоящем огнестрельном оружии никто даже не заикнулся!

– Что известно о нападавших?

– Полицейские опросили свидетелей, которые прибежали на шум, и составили примерный фоторобот двух преступников. Наверное, тебя попросят взглянуть на них. Вчера они приходили в больницу, когда узнали, что Кхун Равит очнулся, но он сказал, что никогда раньше не встречал их. И попросил не упоминать при тебе, что это было спланированное нападение с оружием.

– Пи’Ривай жив?

Водитель работал на их семью долгие годы.

– Да, но его ранили в руку.

– Мне надо… идти, – бросил он напоследок и отключился.

Мин тут же воспроизвел в памяти Нила Напата в отцовском кабинете, жаждущего наказать его. Что если американец сдержал обещание и все-таки перешел границы?

В участке Мина провели уже в знакомую допросную комнату, где несколько месяцев назад он сидел из-за Наны. Прямо дежавю. И не самое приятное, стоило подчеркнуть!

– Фоторобот не гарантирует стопроцентного сходства, и все же есть вероятность, что вы кого-то опознаете. Ваш отец, к сожалению, еще не способен дать показания, а ваш водитель не смог разглядеть лиц нападавших из-за темноты.

Мин мало что знал об окружении отца вне больницы, но ударить в спину мог даже самый близкий. Особенно в мире больших денег. Некоторые просто не выдерживают чужого успеха.

Сотрудник полиции показал изображения двух людей. Первый был Мину незнаком, да и во внешности этого человека отсутствовало хоть что-то примечательное – типичный азиат, которого можно встретить на любой улице. Но вот второго, пусть даже фоторобот и выглядел неточно, он сразу узнал. Увесистый мужчина со свирепыми глазами – такое лицо невозможно забыть.

– Мне кажется… это тот тип по кличке Макао, что похитил меня. Я не совсем уверен, но фоторобот очень похож на него.

Мозаика из осколков сведений складывалась. Неужели на отца напали из-за него? Нил Напат решил отомстить, подослав своих людей? Если да, то понятно, от кого Нана набралась подобных идей.

– Это уже что-то.

В участке подняли все материалы по его похищению, и еще минут двадцать Мин отвечал на вопросы. Нет, его жизни ничего не угрожало за последние месяцы, нет, в Шанхае никто не покушался на него. Какое-то время он раздумывал, стоит ли рассказать о встрече отца и Нила Напата, но в итоге поведал полиции и об этом. Происходящее перестало быть забавной игрой. Оно переросло в нечто опасное не только для них с Марой, но и для их семей.

Когда дача показаний подошла к концу, и Мин вышел обратно на улицу, чувство вины пронзало острыми иглами.

Ему нужно было поговорить с кем-то об этом. Он собирался встретиться с Марой сразу же после приезда из Шанхая, но работа и нападение на отца помешали. Мин не стал ей звонить, а отправил короткое сообщение о том, что направляется к ней. Мать купила Маре квартиру, когда она в очередной раз взбунтовалась и потребовала независимости.

Спустя месяц работы в китайском филиале ему требовалось на несколько дней улететь в Нью-Йорк для личного участия в переговорах с новой пиар-компанией. Переписка и разговоры по видеосвязи с Марой носили частый характер. Чертовка таки поехала в Америку, якобы рассматривать варианты заграничных университетов, а на деле морочила своему отцу голову. Подруга сказала, что навестит его, пока он в «Большом Яблоке»^[58]. Они провели один безумный вечер в Манхэттене, в ходе которого Мин выяснил, что она продолжает переписку с таинственным любителем живописи, но девушка увиливала от обсуждения подробностей.

Человек, ищущий власть, обязан коллекционировать тайны – так считала Мара. Крошечные подспудные крупицы могут многого стоить. Ведь никто не ценит свой секрет так, как его владелец. Так что раскидываться собранными – прямая дорога к лишению власти. И вместо того, чтобы оберегать собственные, Мара выбирала жить как на ладони, чтобы их и вовсе не было. Поэтому такая скрытность расходилась с философией подруги. Мина крайне удивляло, что она вообще кем-то увлеклась настолько, что поступилась ею.

Однако эта небольшая деталь затерялась в болтовне Мары – Мин растворился в искрометном словесном потоке и позабыл о собственных проблемах. Когда они прощались, Мара сказала, что, когда он вернется в Бангкок, сама будет уже как несколько недель в городе, поэтому Мин обещал сразу же позвонить ей и встретиться. Но теперь ехал к ней совсем из других побуждений.

Квартира подруги была хорошо знакомым ему местом, хотя чаще они проводили время вместе в ее баре. Мара не открывала. Он проверил телефон и увидел, что сообщение не прочитано. Что ж, ему повезло. Ее пароль он узнал несколько лет назад, когда Мара перепила на свой день рождения. Она так его и не сменила, поскольку дверь пискнула, оповещая о правильности комбинации.

Он намеревался подождать Мару, раз уж той не оказалось дома, но, когда из спальни выскочила растрепанная хозяйка, Мин не мог не испугаться.

Подруга предстала в совершенно несвойственном для себя виде – со смазанным макияжем, в леггинсах и свободной футболке, с небрежным пучком на голове, державшимся на карандаше. Такую Мару крайне редко удавалось лицезреть.

– Мин? – Она выглядела ошеломленной.

– Почему не открывала, если дома? – Он сразу же метнулся к дивану. – Я написал, что еду к тебе.

– Что-то случилось? – Девушка присела рядом, отбросив привычные игривые замечания. Похоже, он сейчас источал пугающую серьезность.

– Я прямо из полицейского участка. – Мара была в курсе нападения на его отца, как и Бест, ведь на следующий день об этом кричали все заголовки. – Отец кое-что скрыл от меня о случившемся.

– Твой старик как обычно.

– Не в этом суть. Оказалось, в отца стреляли. Но с чего вдруг? Да, у нас свой бизнес, но это сеть больниц, а не наркопритон. Плюс, я точно знаю благодаря последним трем месяцам, что «VN Medicine» никому ничего не должна. Нет ни тайных долгов, ни отмывания грязных денег. Все изначально как-то странно. А потом по фотороботу одного из тех мразей я узнал Макао, который работает на Нану. Этот ублюдок участвовал в этом! – Мин хотел оставаться спокойным, однако нога невольно дергалась, отбивая бешеный ритм.

– Ты ведь не думаешь, что это из-за ситуации с Наной? – недоверчиво вздернула бровь Мара. – Да, мы обвели ее вокруг пальца, но кто стреляет в отцов парней, которые немного поиграли с тобой? Это же безумие!

– А похищать и насильно навязывать брак – не безумие? Но… в последний вечер перед моим отъездом я видел Нила Напата у нас дома.

– Что? – воскликнула Мара, сдавливая обивку подлокотника. – И ты умолчал об этом?

– Напомню, ты тоже в этом умелица. Просто… меня тогда занимали другие мысли, – о чертовом Лайте. – Я случайно подслушал их разговор, Напат требовал от отца возмездия. Если в этом деле участвовал Макао, все сходится. Напат прислал людей, чтобы призвать меня к ответу, но те не нашли меня в городе и взялись за отца. – Мин пытался отбросить чувство вины, хотя оно держало его цепкой хваткой за горло. Но он продолжал изворачиваться, чтобы не потерять рассудок.

– Окей, без паники. Что ты рассказал полиции?

– Правду. Я устал… – Он запустил пальцы в волосы и сжал их кулаком. – Устал от последствий того, что мы с тобой наделали. Отец узнал обо всем от Напата. Папаша Наны рассказал ему о наших с тобой играх в тот вечер.

– Так тебя сослали в Шанхай в качестве наказания? – выведывала Мара.

– Нет, – уверенно покачал головой Мин. – Отец… даже не сказал, что Напат приходил к нему. Он…

Защитил меня.

Вот, что сделал отец. Стоило наконец признаться себе в этом.

И тут из спальни Мары раздался какой-то шум. Мин встрепенулся, уставившись на закрытую дверь. Шестеренки активно завертелись, пока несколько фактов не сложились в одну картину, и он резко перевел взгляд обратно на подругу:

– Ты не открыла мне, потому что у тебя уже гость? Я не вовремя?

Мин уловил в ее глазах то, чего не видел никогда: страх разоблачения и… что-то еще.

– Не говори ерунды! – чуть громче, чем следовало, заотрицала Мара. – Я тебя пытаюсь отловить с самого приезда. Просто именно сейчас была немного… занята.

Мин изучающе всматривался в девушку, словно искал подтверждение ее слов.

– Твой «гость», надо полагать, слышит все, о чем мы тут говорим. Хреново ты оберегаешь информацию, а еще мне что-то предъявляешь! – Он поднялся с дивана.

– Ты уходишь?

– А ты ждала, что присоединюсь третьим? – сгримасничал он, демонстрируя отвращение.

– Стой! – Мара вскочила, когда он направился к выходу. – Ты же для чего-то приехал ко мне.

– Я не стану говорить при посторонних. Ты и так не соизволила предупредить раньше. Выйдем в коридор.

– Да подожди ты, Будда милостивый! – крикнула вслед подруга, но, когда Мин вышел из квартиры, последовала за ним.

– Выясни местоположение и состояние Наны, – приказал он. – Напат упоминал, что она наглоталась таблеток в клинике.

– Она возомнила себя героиней «Ромео и Джульетты»? – не проявив ни капли сострадания, хмыкнула девушка. – У нее точно шарики за ролики заехали!

– Папаша дочурке под стать, раз натравил своих головорезов на моего отца. В общем, оторвись от любовных утех и помоги разобраться с этим. Я умолчал о твоем баре в полиции, поэтому можешь не опасаться за себя.

Мин развернулся, чтобы уйти, но его задержали брошенные ему вслед слова:

– Нана отлично умеет манипулировать людьми, поэтому я не верю, что она взаправду хотела убить себя, а еще меньше – что из-за тебя.

Слова бальзамом легли на душу. Мин знал, что Нана его не любила, а лишь считала достойной партией для себя. Желала одержать победу над тем, кто ей не подчинился. И, скорее всего, просто не простила ему задетую гордость, учитывая ее диагноз.

Но все же Мин нуждался в том, чтобы услышать это от кого-то другого.

* * *

Вечером Мин наконец направился в больницу. Решение зайти внутрь вновь заняло некоторое время: в груди что-то сжалось, кадык нервно дернулся, а на спине выступила испарина. Но, так или иначе, он смог. Страх остаться одному пересилил прочие фобии.

Вот только в холле первого этажа Мин снова наткнулся на Лайта.

Какого черта?..

Независимо от занятости, место и время для мыслей о докторишке у него все равно находилось. Мин даже успел проверить, что Лайт стал ординатором в желаемой больнице и теперь вовсю набирался опыта в операционных.

– Наставники осведомлены, что их ординатор в чужую больницу ходит чаще, чем в ту, куда его взяли? – прорычал он, проходя мимо Лайта. Мин был встревожен после полицейского участка, а визит к Маре окончательно вывел из себя.

Лайт последовал за ним. Ну естественно!

– Есть обязательства, а есть вещи для души.

Они снова очутились вместе в лифте. Но хорошо, что не одни. Мину не верилось, что Лайт сравнивает поход в больницу (неважно по какой причине) с занятием для души, учитывая свою ситуацию. Ненормальный! Как он раньше этого не замечал?

Лифт приехал на нужный этаж, и они вышли, протиснувшись между людьми. Находиться рядом с Лайтом было трудно, поэтому Мин не останавливался.

– Ты выглядишь усталым, – сказал «Мистер Очевидность».

– Да ты что? Очевидно, потому что я устал.

– Можешь перестать так со мной разговаривать?

Мин приказал себе не обращать внимания на сосущее внизу живота чувство.

– Предлагаю перестать разговаривать в принципе.

Он исчез за дверью палаты, намеренно закрыв ее перед самым носом Лайта. Однако это не доставило ему удовольствия, как он того ожидал. Почему он опять чувствует себя виноватым? Да, он грубый мудак. Лайт воочию лицезрел это с самого первого дня их знакомства. И разве не докторишка хотел, чтобы он отстал от него? Мин преподнес ему желаемое на блюдечке, а сегодня позвонил вынужденно.

Но, увидев отца, он на время задвинул эти мысли на второй план. Вонграт-старший выглядел лучше и даже что-то читал, надев очки. Тот услышал, как Мин зашел и поднял на него глаза.

– Что ты здесь делаешь?

В ответ так и подмывало язвительно нагрубить, однако Мин сдержался. Почему все сегодня задают ему глупые вопросы? Они занимали место в самом вверху списка вещей, которые выводили его из себя больше всего.

– Догадайся с трех раз, – пробурчал под нос и уже громче спросил: – Тебе действительно лучше? Если с тобой что-то серьезное, я хочу знать!

– Показатели в норме, но нужно время, чтобы внутренние повреждения зажили. Меня больше беспокоишь ты.

– Что не так? – Мин готовился выслушать привычную неудовлетворенность в свой адрес. Уж в этот раз отец никак не мог смолчать. Не мог не понимать, что в случившемся нападении его вина.

– Я не отчитывать тебя собираюсь, а волнуюсь за твое состояние. Мне известно о твоих проблемах, хотя ты долгое время тщательно скрывал их. Боюсь, что в такой ситуации ты можешь…

– Я справлюсь. Спрыгнуть с крыши в мои планы не входит так же, как и доводить себя до нервного срыва. Просто… давай вернемся к тому, что было? Ты руководишь делом, которое создал, а я… продолжу вырываться, но не очень успешно, из клетки, которую ты для меня приготовил.

Не стоило говорить этого отцу, но невыплеснутые злость, страх и досада вызывали странную реакцию внутри него. Может быть от стресса вырабатывались неправильные гормоны? Какой там гормон отвечает за желание сбросить атомную бомбу на весь треклятый мир? Видимо, это был именно он.

Отец сделал слабое движение рукой, подзывая его. Полагая, что тот хочет что-то попросить, Мин присел на стул у больничной койки и придвинулся к ней вплотную, но отец вдруг стиснул его ладонь в своей.

Мин не мог вспомнить, когда они в последний раз вот так выражали привязанность или ласку. Если и случались между ними прикосновения, то лишь когда в школьные годы родитель пытался урезонить и удержать его, а он вырывался и сбегал. Затем они просто перестали контактировать. А в их разговорах витали исключительно слова-обманки.

– Мы обязательно поговорим об этом, когда я поправлюсь. Давно пора обсудить то, что тебя беспокоит.

Тогда потребуется толстая тетрадь и несколько дней, чтобы выписать туда все, что его беспокоило за прошедшие лет десять. Даже детская пора до смерти матери вызывала вопросы: интересовался ли отец им по-настоящему или создавал видимость, ведь того требовал образ уважаемого и известного на всю страну доктора. Однако сейчас большинство мелких проблем забылось; перед ним ясно выстроились в ряд несколько крупных, от которых не спрячешься. Поэтому Мин молча кивнул, да и, по правде говоря, он пришел сюда, чтобы обсудить совсем иное.

– Я ходил в полицейский участок. – Ощущения из детства, когда он делал что-то плохое, и знал, что ему попадет, вернулись. – Я опознал по фотороботу одного из преступников. На тебя напал тот самый Макао – лидер банды, похитившей меня.

Он ждал бурную реакцию, понимая, что любой был бы зол на месте отца. Сын самого Равита Вонграта в свободное время после учебы играл с сердцами девушек за деньги, словно какой-то жиголо, но только голубых кровей. Какой позор для почитаемого светоча медицины!

– Хм, вот как, – почему-то притворно отреагировал отец: – Не похоже на совпадение.

Мин опешил. Тот по-прежнему собирается делать вид, что ничего не знает? Но почему… он не мог позволить себе строить домыслы, опасные для его сердца.

– Я знаю, – не выдержал он и посмотрел прямо в серые глаза отца. – Я видел Нила Напата перед отъездом. Он тебе все рассказал. Почему… ты отказал ему?

– Отказал?

– Да, он спал и видел как бы разобраться со мной. – Мин старался не показывать внутренней надломленности.

Отец странно посмотрел на него и попытался приподняться, однако у него не вышло.

– Забота о воспитании ребенка лежит на плечах его родителей, а не посторонних людей. Кто он такой, чтобы наказывать тебя?

– Но если бы я не связался с Наной, ничего бы из этого не произошло.

– И ты должен запомнить это навсегда, – знакомым поучительным тоном изрек отец. – Больше не играй с людьми. И не вмешивайся в это дело.

Внутренняя твердость отца осталась на месте, пусть даже его тело и пострадало. Этот тон «тема закрыта» Мин хорошо знал. И хотя он не понимал, почему отец спускает ему с рук столь серьезное прегрешение, решил не нарываться. Возможно действительно стоит оставить это дело закону? Он поспешно заговорил о другом:

– Что здесь делает Лайт?

– Когда меня привезли в больницу, кто-то из персонала не удержал язык за зубами, и новости просочились в прессу. Лайта тут вспомнили и пустили в это крыло. Он с матерью навещал меня, когда я еще лежал в коме, – рассказал отец. – Тебе стоит пригласить на ужин его семью.

– Зачем? – Он совершенно не ожидал такого предложения.

– В особняке бывает одиноко, а Нун только в радость принять гостей.

– Мне и так нормально.

– Мин, я и сам планировал пообедать с Нари с тех пор, как она с дочкой вернулась с Бангкок. Они с Лайтом тратили свое время, приходя сюда. Да и вы ведь теперь с Лайтом ладите, в чем проблема?

«Я загорелся “подружиться” с ним слишком тесно, но он не захотел. Как тебе такая проблемка?»

– Ни в чем, – сорвалось с губ вместо этого. – Ладно, приглашу.

Мин сдался, когда заметил, что разговор отнимает у отца больше сил, чем тот показывает. При других обстоятельствах он бы противился до конца. Хотя все равно не был уверен: он согласился только из-за травмы Вонграта-старшего, которая, как жалящая пчела, укротила его механическое желание возражать отцу или он все же хотел добиться взаимопонимания с Лайтом? Мин прекрасно осознавал, что мать и сестра парня сдержат его вспыльчивость и грубость. Они были добры к нему, а он ценил настоящую доброту, что бы другие ни думали о нем. Сам он считал себя неспособным на такие бескорыстные излияния.

Когда он вышел из палаты, Лайт ждал его, привалившись к стенке и уткнувшись в телефон. Тут же вспомнилась аналогичная ситуация в университете, когда скинули бомбу в виде новостей о его «каминг-ауте». Тогда докторишка так же ждал его, хотя никто и не просил.

Мин ненавидел это чувство. Чувство, когда знал, что не прав.

Их глаза встретились.

– Пошли, – сказал он после протяжной тишины.

Лайт без возражений последовал за ним до самой машины и сел на переднее сиденье. Они выехали с парковки, но парень даже не спросил, куда Мин держит путь.

– Отец сказал, чтобы я пригласил твою семью в особняк на ужин, – нарушил он молчание, когда смог собрать себя по частям обратно и добиться деловитого тона.

– Не нужно принуждать себя.

– Я знаю. – В голове звучали сотни вариантов ответов – от самых ядовитых до откровенно правдивых, но он просто сказал: – Завтра вечером получится? Не знаю, какие нынче графики у ординаторов.

– Да, я свободен.

Разве Лайт не должен быть занят в своей больнице сутками напролет? Еще одной причиной не следовать по стопам отца являлся беспощадный график представителей благородной профессии. А Мин и благородство располагались на разных полюсах.

– Тогда я предупрежу Нун. – И затем с чего-то продолжил поддерживать разговор и добавил: – Она упоминала, что ты как-то приводил с собой Нонг’Прим.

– М-м-м… да. Она постоянно ныла и однажды выудила из мамы, что я собираюсь навестить Кхун Нун, поэтому не оставила мне выбора. Она расстроилась, когда не увидела тебя в особняке.

– Ну хоть кто-то расстроился. – Мин знал, что ставит Лайта в неудобное положение, однако ничего поделать с собой не мог.

– Послушай, я…

– Ты уже все сказал три месяца назад.

Машина подъехала к новому месту жительства парня. Мин припарковался и дожидался, когда тот выйдет. Однако Лайт не спешил и вместо этого спросил:

– Ты узнал что-то о нападении?

Мин уже думал над тем, рассказать ли обо всем докторишке. С одной стороны, происходящее касалось и Лайта, а с другой – он ничем не желал делиться с тем, кто сделал ему больно.

– Узнал. Мы с отцом разберемся в этом.

– Мы больше… не друзья?

Ему не требовалось даже смотреть на Лайта, чтобы расслышать уязвимость. Мин снова не знал, что чувствовать: глупую надежду, что тот расстраивается из-за этого, или ярость от искреннего сожаления в чужом голосе.

– Разве ты не для этого рассказал мне правду? Чтобы я перестал навязываться и беспокоить тебя?

– Ты же знаешь, что нет. Мне нравилось наше общение. Ты должен понимать, для чего я это сделал.

– Все, что я понимаю, я уже озвучил. Если это не так – просвети.

В душе Мин, конечно, осознавал, что его оттолкнули специально, вроде бы для его блага, однако Лайта – что с осколком в голове, что без него – он вовсе не интересовал.

– Я не хотел, чтобы ты грустил и заново переживал это.

– А сейчас мне прям пиздец как легко и весело! С самого приезда в Бангкок я только и делаю, что прыгаю от радости и хохочу, – взорвался он, ударяя рукой руль.

– Это не одно и то же. Ты сам тогда сказал… признался мне о своем страхе, помнишь? Как я могу собственноручно кинуть тебя в твой самый большой кошмар, заведомо зная о нем? Я никогда не хотел, чтобы кто-то подписывался на такое. Пусть даже добровольно.

– И снова ты весь из себя рыцарь и спаситель! – излился Мин ядом, зарываясь в волосы руками.

– Мне это не доставило удовольствия, поверь. Я думал, мы сможем поговорить позже, когда ты успокоишься, а ты сразу уехал и… тогда я решил, что все сделал правильно.

– Знаешь, что было бы правильно? Никогда не появляться в моей жизни!

«Никогда не заставлять влюбляться в тебя!»

Слова повисли между ними подобно оголенным проводам. Только тронь их и тут же ударит током. Их и ударило. Обоих. Мин специально тыкал иголкой в самое чувствительное место. Тыкал, тыкал, тыкал – невзирая на собственную боль, лишь бы Лайт тоже ее ощутил.

– Нет, забудь. Черт…

Ему редко приходилось просить прощения. Он этого не умел. Два этих слова опаляли язык. Почему сказать настоящее «прости меня» всегда так сложно?

– Тебе пора вырасти, Мин. Ты ведешь себя так, точно я разрушил твою жизнь. Но разве я виноват, что от скуки ты вдруг вздумал в список своих побед записать и меня, когда всем вашим играм в баре подошел конец? Да, это наверняка не то, на что ты рассчитывал, когда начинал новую забаву. Извини, что испортил веселье своей травмой. – Негодование и подлинная обида отчетливо проявились на лице Лайта. Все его тело подрагивало, и сила, с которой парень хлопнул дверью, вылезая из автомобиля, положила конец их разговору.

Мину хотелось остановить его и сказать, что все не так; вымолвить то самое «прости». Но он лишь бился затылком о подголовник, проклиная весь мир. Он, блять, ненавидел себя и свою жизнь! Отца, вдруг вспомнившего о своих родительских обязанностях. И Лайта, который заставлял ощущать себя дерьмом.

Докторишка ведь даже не осознавал, что его «миссия спасения» уже провалена. Неважно, друзья они или нет, ему уже больно. Мин вновь обречен пережить того, кто ему дорог.

Поэтому Лайту и не стоило появляться в его жизни, Мин не врал. Просто Лайт не понял, что за обвинением таилась мольба.

* * *

Лайт все же пришел с родными на ужин следующим вечером. Нун встретила их до того, как Мин спустился. Он понимал, глупо оттягивать неизбежное. Но за длинную ночь, где длительные размышления сменили сон, он осознал, что начал вести себя с Лайтом ровно так же, как с отцом. Когда важный человек делал ему больно, Мин защищался ядовитой грубостью – злость питала его. Он знал, что несправедлив; что не он жертва. Это были его чувства, его решение. Стало быть, и его ответственность. Мин не выносил ответственности, но хотя бы за свои чувства должен был ее взять.

Мину не понравилось жалить Лайта. Это было настолько нечестно, что так и тянуло кричать, вот только непонятно кому и куда вопить о претензиях. Его охватила мерзкая горечь поражения, будто он сделал пас во вражеские ворота, но мяч внезапно сменил траекторию, и он забил гол своим. Полный провал. Фиаско.

Он не понимал, как вести себя, зная секрет Лайта. Особенно после своей первой реакции… Большой опыт во многих сферах не помешал испортить все с одним-единственным важным для него человеком.

Когда он появился в столовой, на лице уже закрепилась маска спокойствия. Стол к тому времени уже накрыли. На его вкус слишком торжественно, Мин полагал, что это могло смутить семью Лайта.

Он не успел даже поздороваться, так как маленькая девочка налетела на него.

– Пи’Мин, наконец я снова тебя увидела! – Она обняла его. Он так и не привык к такой детской непосредственности.

– Прим, прекрати. Веди себя прилично, – ласково упрекнула ее мать, а после сама подошла и обняла его в самом естественном порыве, без капли притворства или неловкости. Мин чувствовал себя недостойным этой неподдельной доброты, учитывая свое поведение с ее сыном.

– Рад, что вы вернулись в Бангкок, и спасибо, что навещали отца в больнице.

Все сели за стол, и Лайт лишь кивнул ему. Ему не приносило удовольствия находиться здесь – это читалось по его выражению лица. Он пришел сюда, потому что так нужно. Приличие и вежливость – не более того.

– Я так расстроилась, когда Лайт мне рассказал о происшествии. Какой кошмар! Не понимаю, зачем кому-то нападать на Равита! Человек, который отдает всего себя спасению других, и тут такое… – Кхун Нари качала головой, осуждая тех, кто способен на такие зверства.

Мина угнетало говорить на эту тему, и к его облегчению Прим вклинилась в разговор, не обращая внимания на слова матери.

– Пи’Мин, а ты знаешь, что я уже приходила сюда? А куда ты уезжал? Могу я теперь посмотреть весь дворец? В прошлый раз брат не разрешил мне! – Девочка недовольно стрельнула прищуром в Лайта, точно обвиняла того во всех смертных грехах. А парень в ответ раздраженно закатил глаза.

Вот оно – Мин снова чувствовал это; как внутри лиловой патокой растекается умиротворение. Вот где хотелось быть. Не во тьме одиночества, а в свете семьи.

– Конечно, я проведу тебе отдельную экскурсию. Хотя тут нет ничего сказочного, поверь, – пообещал он девочке, и она довольно засияла.

Нун убедилась, что все яства из запланированного меню на столе, и сама присоединилась к ужину. Некоторое время они с Кхун Нари активно обсуждали блюда, пока их внимание не переключилось на Мина и Лайта.

– Вы вырастили чудесного сына. Нонг’Лайт так помог нашему Нонг’Мину. Ему ведь бывает одиноко, хотя он этого и не показывает. И знаете, Кхун Нари, как и все мальчишки, он сначала дико упрямится и устраивает всякое, чтобы показать свой характер, но я-то знаю, какое у него сердце.

Мин заерзал на стуле. Женщина явно продолжала считать его несчастным мальчишкой, за которого она в ответе.

– В их возрасте такое бывает. Молодая кровь требует накала, соперничества. Я рада, что они нашли общий язык, узнав друг друга получше. Нонг’Мин так помог моему сыну, он много рассказывал мне о времени, проведенном у вас, – любезно ответила мать Лайта.

Мин машинально посмотрел на парня, но тот не намеревался вовлечься в беседу, а предпочитал уныло ковыряться в тарелке и порой делать замечания сестре, когда та распалялась.

– Как вы устроились в новой квартире? – обратился он к Кхун Нари, выполняя обязанность хозяина – поддерживать беседу за столом.

– Хорошо. Конечно, мы скучаем по старому месту. Я очень привыкла к нему, мы жили там с тех пор, как поженились с Пиватом, но иногда жизнь требует перемен – хороших или плохих.

– У меня теперь нет своей комнаты! – заныла Прим и упрекнула брата: – Если ты больше не хочешь здесь жить, тогда я буду. Пи’Мин, я обещаю хорошо вести себя. Я не такая неряха, как брат. Дома он постоянно раскидывает вещи. – Она молниеносно вскочила и сжала руку Мина, глядя на него умоляющим взглядом, от которого любой человек почувствует себя плохо. Как у кого-то вообще получается отказывать детям? Этому где-то учат? Мин в детстве получал от матери все, чего бы ни попросил, потому что она видела его в таком же свете?

– Прим! – Лайт заметно повысил голос на сестру, и та мгновенно выпустила его руку и, надувшись, потупила взгляд. – И почему ты стала такой бесстыжей? Это не наш дом, я жил тут временно, сколько раз тебе повторять! Я больше никогда не возьму тебя с собой в гости к кому-либо!

– Ничего, все в порядке. – Мин чувствовал себя лишним в центре семейной ссоры. Хотя Нун слова девочки развеселили.

– Действительно, не ругайся на малышку. Уверена, она не имела в виду ничего плохого. Я тоже в детстве мечтала о замках и принцах, – добавила экономка, чтобы примирить гостей.

– Дети, давайте не будем ссориться и расстраивать хозяев дома, пока они не пожалели, что пригласили нас, – нежно улыбнулась Мину мать Лайта, а сам он поразился ее внимательности. Нужно лучше себя контролировать. Правда, расстроен он был вовсе не тем, что эти люди показывали себя такими, какими есть.

– Нет, что вы, чувствуйте себя как дома. Нонг’Прим, как насчет экскурсии, которую я обещал?

Девочке не нужно было повторять дважды: она мигом вскочила и радостно захлопала в ладоши, тут же позабыв о суровом выговоре.

Женщины же отправились на кухню: экономка обещала поведать гостье несколько своих кулинарных секретов. Мин взглянул на Лайта, но тот даже не пошевельнулся и не изъявил желания последовать за ними. Прим вовсю тянула его за руку, поэтому ему пришлось подчиниться.

Сперва он провел экскурсию по всему первому этажу, и особенно в восторг девочку привел задний двор и бассейн. Но она не успокоилась на этом и рвалась увидеть комнату, где жил ее брат, и «опочевальню местного принца», чего Мин определенно не позволил бы никакой другой девушке, но столь юной – с легкостью. А, может, это потому, что она была частью мира Лайта?

Старший брат и мать должны были гордиться Прим: в ее поведении не было неучтивости, а только искреннее восхищение. Она спрашивала разрешение, если хотела что-то потрогать.

– Пи’Мин, ты столько читаешь! А я считала, что мальчики бывают либо красивые, либо умные.

Легкий смешок сорвался с его губ, когда он услышал полное детской наивности замечание.

– Я – исключение.

– Теперь я еще сильнее настроена выйти за тебя замуж. Наверное, мне стоит лучше учиться, чтобы стать такой же умной, как ты. – Прим, не стесняясь, воображала перед ним их общее будущее, а Мин мог лишь улыбаться и думать о том, что через лет шесть она начнет разбивать сердца.

– Я буду слишком старым для тебя.

– Ничего, ты же не можешь быть идеальным во всем. Такого не бывает. – Она отмахнулась от этой мелочи, как от пустякового факта.

– Кто сказал, что я тебя кому-то отдам? – В комнате их стало уже трое. – Я главный мужчина в твоей жизни, разве нет? – Лайт смотрел на сестру, продолжая игнорировать Мина.

– Жалеешь, что накричал на меня и пытаешься быть милым, да?

Мин не успевал за сменой настроения этих двоих. Теперь казалось, что они и не ссорились за столом. Прим вцепилась в брата, а Лайт с довольной улыбкой поглаживал ее по волосам.

– И все-таки я хочу себе парня, когда вырасту. Обещаю, что буду любить его чуточку меньше, чем тебя. Хорошо?

– Посмотрим сначала на этого парня.

– Тогда посмотри на Пи’Мина.

И Лайт действительно посмотрел на него.

Сердце по-идиотски затрепетало. Нет, даже несмотря на открывшуюся ему ужасающую правду, Лайт продолжал вызывать в нем те же самые чувства. Его все равно… тянуло к нему.

Это открытие не ошарашило. Он отказывался видеть очевидное, признавать свое поражение. Испытывать ненависть к Лайту или вовсе ничего – виделось самым разумным решением. Но… Мин был не всесильным. А лишь человеком. И не мог контролировать все.

Три месяца ничего не изменили. Лайт был все тем же парнем, впервые вошедшим в особняк: нерешительным из-за чужой ребяческой враждебности, но с открытой душой, в которую Мин не постеснялся несколько раз плюнуть. Лайт получал от него удар за ударом, но все равно оставался поблизости, как неумолимый самоубийца.

– Твой брат жил напротив, можешь сама посмотреть. Там стоит огромный телевизор с приставкой, – сказал он Прим, и девочка моментально вылетела из комнаты.

Когда Лайт хотел последовать за ней, его шаги ощущались словно гром за окном. Увесистые, резкие, быстрые. Мин поспешил за ним, ведь еще немного и между ними разрастется глубокая пропасть, а не метровая яма, через которую можно перешагнуть.

Рука легла на чужое предплечье.

– Давай поговорим.

– Мы уже все обсудили, – Лайт звучал расстроенно.

Мин знал, что ему больно. Его даже восхищала такая честность – Лайт не боялся показаться ранимым и уязвимым.

– Прости за то, что я сказал вчера. Ты был прав, я – нет.

Он долго собирался с силами, чтобы признать это. Сказать эти сложные для себя слова. Однако сказать нужно было. По-другому отныне нельзя.

– Вау, не думал, что ты умеешь извиняться.

– Я и не умею. Это демоверсия, так что не будь слишком требовательным.

Его прожигали взглядом, однако Мин знал: внутри Лайта сидело что-то такое, что всегда стремилось прощать людей, даже если он и пытался этому противиться.

– Впрочем, ты был прав не во всем, – продолжал Мин. – Ты не галочка в списке моих побед. Не попытка разнообразить личную жизнь. Не эксперимент ориентации.

Лайт опустил глаза в пол, стараясь скрыть оказанный на него эффект от услышанного, но он, несомненно, смутился. И Лайту не нужно было ничего говорить. Мин не хотел заставлять его снова что-то решать. А хотел объясниться сам.

– Ты сделал это для меня. Вспоминая тот день, сейчас я понимаю, насколько сложно тебе было рассказать правду. Ты даже не обязан был этого делать, однако сделал ради меня. Не ради себя. Ты постоянно так поступаешь. Неважно как ужасно я себя веду, ты почему-то помогаешь и заботишься обо мне. Ты стал моим другом, когда я твоим быть не желал. Но когда я решился, то быстро понял, что хочу большего. Просто… не знаю, что теперь делать и как себя вести… рядом с тобой. Как справляется твоя семья? – на последних словах Мин не прятал смятение в голосе. Он хотел ответить честностью на честность. Быть настолько открытым, насколько готов. Лайт этого заслуживал.

– Мама держится. Я прожил уже шесть лет без особых происшествий, и ее страх немного отступил. Обследования, на которые я регулярно хожу, показывают, что жить пока буду. – Парень слегка дернул плечами. – А Прим ничего не знает. Она была тогда слишком маленькой, а рассказывать ей сейчас…

– Мне жаль.

– Я могу выдержать твою эгоистичную злость и раздражение избалованного ребенка. Но только не жалость. Прошу, не надо меня жалеть. – Лайт напрягся сильнее прежнего. И в этих словах сквозило что-то… другое.

Мин понимал эту позицию, он знал о жалостливых взглядах не понаслышке. И все же Лайт по-прежнему оставаться для него загадкой.

– Из нас двоих ты имеешь склонность жалеть ближнего, не я. Разве не поэтому ты помогал мне? Увидел придурка, полного желчи и горечи, которому претила его жизнь, и решил хотя бы немного ее облегчить – стать ему другом. Но я был слишком заносчив и спесив, чтобы вовремя оценить это. – Мин не собирался, однако все равно приблизился к парню.

Сердце Лайта было гибким, умело растягиваться и увеличиваться в размерах, перебивая этим многообразие осколков несчастий, несправедливостей, свалившихся на него, и превращая их в пыль. Из этой пыли возрождалась сила воли и сострадание к другим, даже к самым недостойным. Это было так не похоже на Мина, но восхищало его, как бы он это ни отрицал.

Ведь собственное сердце – прочное алмазное окаменение – беспощадно резало по живому всех, кто к нему прикасался. Оно не знало перемен и текучести времени. Боль осколками застывала в алмазной твердости, навечно запечатанная хранителем. И Лайт не искал ключ к замку, которого просто-напросто не существовало. Это окаменение уничтожалось только изнутри. Лайт увидел не его твердость, а прозрачность. Он обласкал его боль издалека и позволил самому раздавить алмазную огранку, высвобождая то, что запечатано внутри.

Лайт будто прирос к месту, но с очевидно затянувшейся заминкой таки ответил:

– Я не такой хороший, как ты думаешь. Не пример, не идеал. Я лишь делаю вид, что все в порядке, даже если это не так. Даже помогать другим я начал из-за себя. Казалось, это каким-то образом меня спасет – будет платой за мою жизнь. Разве не глупо в такое верить? Но именно это каждый день помогает мне не сокрушаться о своей судьбе. Я не могу изменить то, что случилось. – Он пожал плечами, а потом указал пальцем на Мина, слегка касаясь его груди. – Но у тебя есть шанс, поэтому ты должен принимать помощь других. Особенно, если они искренне хотят тебе помочь.

– Есть только один человек, чью помощь я хочу принимать, – прошептал Мин.

И если бы Прим не вбежала в комнату, он не знал, что сделал бы. Опять попытался бы, забыв, что его уже отвергли? Но девочка прервала их:

– Пи’, пойдемте! Нас зовут на десерт.

И они спустились. Ужин закончился лучше, чем начался. По крайней мере, Мин ловил взгляд Лайта, и пока этого было достаточно. Для этого вечера. Он не знал, что ему со всем этим делать, однако… уже не злился на парня. Докторишка должен быть счастлив; должен получить заслуженное. Его время слишком драгоценно, чтобы тратить его на капризы и обиды Мина.

Если Лайт хотел спасти его от самого себя, Мин собирался ценить каждую секунду с парнем. Как самый драгоценный камень.

_________________________________

(Billie Eilish – ilomilo)

20 глава

Мин в очередной раз приехал в офис сыграть роль наследника и сделать вид, что контролирует ситуацию. А на деле мечтал о скорейшем возвращении отца. Это не его место. И теперь он окончательно в этом убедился.

Спустя два дня Мара сообщила ему, что Нана до сих пор в клинике, только ее перевели в другой корпус с более ужесточенным режимом для тех, кто пытался свести счеты с жизнью. Нил Напат находится сейчас рядом с дочерью, но точное местоположение бизнесмена неделю назад подруге выяснить не удалось. Поэтому требовались доказательства прилета мужчины в Бангкок: запись с камер у ворот особняка Вонгратов, на которой была бы замечена машина американца, вкупе с показаниями Мина давала право полиции предъявить тому обвинение. У отца Мары дядя работал в прокуратуре, поэтому девушка собиралась попросить их о помощи.

– Уверена, что хочешь в это вмешаться?

Мара вела себя иначе с самого приезда Мина, и его это крайне удивляло. Откуда вдруг взялись эти отголоски совести…

– Кем я буду, если снова брошу тебя отдуваться одного? Я не забуду урок, который усвоила благодаря Нане, поэтому с меня причитается.

– Они могут опять попытаться навредить тем, с кем я близок. Нана рассказала Напату и о тебе. Будь осторожна.

– Это они пусть боятся меня! – уже более знакомо повела себя девушка, показывая надменность. – Им вообще повезло, что ты такой невыносимый придурок, и тех, кто терпит тебя, можно пересчитать по пальцам. Поэтому работы будет немного.

Бесстрашию и выдержке Мары позавидовал бы любой, ведь она умудрилась даже угрозу своей жизни свести к саркастичной шутке.

– Я поищу запись и еще раз переговорю с полицией. Медлить нельзя.

– Ты прав. Будем как Сунь-цзы. Идти вперед туда, где не ждут; атаковать там, где не подготовились^[59]. – Они с Марой всегда были хороши в командной работе. – Нил Напат сам загнал себя в угол, когда втянул в это твоего отца. Ладно, ему удалось замять случай с его дочуркой, но организовать покушение на известного доктора, главу огромной сети? Если он даже избежит наказания, его репутация, как минимум, запятнается.

Говоря это, Мара разливала его любимый виски по стаканам. Они выпили все одним глотком, даже не скривившись от горечи, а смакуя ту на кончике языка. Иногда горечь может быть приятной.

– За мной могут установить слежку, если не уже.

– Да, я тоже об этом подумала, – серьезно кивнув, согласилась подруга. – Не светись особо и не встречайся ни с кем без крайней нужды. Я же сделаю все, чтобы Напат не смог откупиться от обвинений.

– Меня беспокоит Лайт, – прежде чем Мин смог раздавить эту мысль, подобно назойливой букашке, она уже вылетела словами.

– Вы снова общаетесь?

– Все сложно. – Сейчас было неподходящее время рассказывать всю историю. Мин не поведал подруге о шокирующей тайне Лайта. Он никому не поведал о ней. И теперь, зная о состоянии докторишки, боялся, что тот вновь пострадает по его вине. – Его уже один раз похищали из-за меня. Не хочу повторения. Или еще чего хуже.

– Какой ты милый, я не могу. – Мара прижалась к спинке кожаного кресла и сделала на нем один оборот, прежде чем снова встретилась с ним взглядом. – Он все равно уже знает о Нане, расскажи ему. Не строй из себя типичного киношного героя, который молчит обо всем, а в финале гордо погибает во имя любви. Это так дешево и тупо! И вообще, глядя на сложившуюся ситуацию, думаю, даже хорошо, что у вас ничего не вышло. – Подруга подразумевала, что теперь у Лайта гораздо больше шансов не пострадать.

После окончания разговора Мин вышел из бара и последовал обратно к машине. Он старался не слишком оглядываться по сторонам, но все же шагал медленно и якобы рассеянным взглядом рассматривал местность. И в который раз пожалел, что не курит. Курение – удобное оправданием для необходимых пауз.

Он не спешил выезжать с парковки, когда сел в салон, а уже более пристально осматривал прохожих и ближайшие автомобили. Долго так продолжаться не может. Неизвестность раскаляла обыденность до состояния тлеющих угольков, и теперь они будто опаляли, соприкасаясь не только с ним, но и причиняя вред его окружению.

В руке был зажат телефон, и Мин открыл список контактов. Среди них он тут же увидел имя, которое, как маячок, регулярно мигало в мыслях. Мара права: Лайт невольно стал частью истории с Наной, поэтому предупредить того о новой возможной опасности будет разумно. Тем не менее Мин медлил… не мог притвориться, что не слышит в голове тихий шепот: «От тебя одни неприятности». Если он все расскажет, это еще больше отдалит от него Лайта.

В Шанхае Мин врал себе, что готов вычеркнуть парня из жизни так же стремительно, как тот в нее попал. Какой жалкий самообман! Лайт был ему нужен. Даже поврежденным. Ведь он и сам полон разломов, трещин, кровоподтеков, пусть все они не на теле, а на душе.

Людям с травмой, как у Лайта, следует избегать физической опасности. Мин проклинал себя за то, что сейчас олицетворял все, что могло уничтожить докторишку.

Трусость была знакомым ему пороком. Как и легкость решения сбежать, оставив за собой пепелище из проблем и последствий. Но даже эта легкость не позволяла поступить так с Лайтом, поэтому Мин все же нажал на вызов.

– Ты сейчас занят?

– Я в больнице.

– Когда заканчиваешь? Нам нужно поговорить.

– Что-то случилось с Кхуном Равитом? – взволнованные нотки прорезались в чужом голосе.

– Это с ним не связано. – Мина так и подмывало сейчас же приехать к Лайту, однако он вспомнил слова Мары. Лучше не околачиваться лишний раз возле парня. – Ты можешь подъехать в офис отца, когда освободишься?

– Хорошо. Но не раньше восьми.

– Я подожду. Только зайди через аварийный задний ход и надень какую-нибудь свою огромную толстовку с капюшоном, чтобы прикрыть лицо. Это важно. Я предупрежу охрану, чтобы тебя пропустили.

Мин знал, что к тому времени рядовые сотрудники уже уйдут, и в здании останутся только приближенные помощники отца.

Оставшиеся несколько часов он проторчал в офисе. Несмотря на свой внеплановый приход, все равно находились те, кто нуждался в его закорючке, поэтому только ближе к семи он передал секретарю, что все могут быть свободны, и наконец уединился.

Когда в дверь постучали, знакомая фигура в толстовке юркнула в кабинет. Мин напрягся. Он бы многое отдал за то, чтобы сейчас кто-то другой оказался на его месте. Но на нем находился он сам – как стрела, готовая вылететь из лука в любое мгновение, но смертельно уставшая от вечного сквозящего полета.

– Тебе идет, – с порога заметил Лайт.

Парень имел в виду его деловой костюм или новую должность и присущую ей обстановку? Мину оставалось только гадать.

– Это не мое место.

– Но все же ты справляешься лучше, чем думал. – Лайт ободрительно улыбнулся, садясь в одно из кресел. Мин встал, направился к парню и присел в то, что располагалось рядом.

– Я знаю, кто напал на отца. – Он предпочел выстрелить стремительно. – Это опять из-за Наны. Ее отец объявился с жаждой мести. И, не застав меня в Бангкоке, отыгрался на отце.

Судя по всему, новость оглушила, однако глаза Лайта смотрели на удивление ясно.

– Но… это же дикость какая-то! Вредить вам только потому, что ты не захотел быть с ней.

– Эта семейка считает иначе. Нана переборщила с таблетками, и ее отец полагает, что она пыталась покончить с собой из-за меня. – Мин поморщился, думая об этом.

– Это так?

– Такие, как она, не обрывают свою жизнь. Даже из-за парня. Думаю, это очередная манипуляция.

– И что мы теперь будем делать?

Режущее слух «мы» удивило бы Мина, не знай он Лайта.

– Мы – ничего. Я – все, что возможно. Мара мне поможет. Я решил предупредить, чтобы ты был осторожен. Не знаю, кому еще в моем окружении они захотят навредить. А в твоей ситуации… – Когда гнев на Лайта потух, громко кричать о его травме уже не получалось. Претензии сменились нерешительностью.

– …когда я, как ходящая бомба, ты это имеешь в виду? – в голосе Лайта слышалась досада. Даже во время своего признания тот изъяснялся бесстрашно, а сейчас словно стыдился своего «повреждения». Так и тянуло прикоснуться к парню, но Мин сдерживал себя.

– Не хочу, чтобы ты снова рисковал своим здоровьем из-за меня. Ты и так поступил опрометчиво в прошлый раз. Сам говорил, тебе нужно избегать любых потрясений – физических и эмоциональных.

– Я умею контролировать себя, Мин. Не первый год так живу.

– И проживешь еще много, если не впутаешься в это, – и тяжело сглотнув, он продолжил: – Я улажу ситуацию. Мы с Марой ищем убедительные доказательства для полиции. Не надо геройствовать. Не подвергай себя лишнему риску.

Мин чувствовал, парня переполняют сотни возражений, которые, вырвись наружу, превратились бы в пар и, заполнив все помещение, удушили бы его. Но Лайт выдавил лишь:

– Ладно.

Мину нравилось это чувство – ему доверились.

* * *

Раньше их семья не имела охраны, но, вернувшись из Бангкока, Мин обнаружил, что отец нанял в их дом телохранителей. Сначала он не понимал, почему же в таком случае отец отправился на тот ужин без них. «Кхун Равит приказал охране оставаться в особняке после твоего возращения», – объяснила ему Нун, а секретарь поведал, что начальник просил подыскать личную охрану и для себя, но нападение произошло в тот же вечер. Да, Равит Вонграт даже возможную угрозу для жизни считал недостаточно веской причиной, чтобы отложить деловой ужин.

Хорошо, что у ворот еще давным-давно установили камеры. На присланном охраной видеофайле четко виднелась машина Нила Напата, приезжающая и спустя двадцать минут уезжающая из особняка. Также Мара все же достала данные о частном авиаперелете американца из Бостона в Бангкок. Изобилие бывших увлечений Мары сыграло на руку. Девушка, которая два года назад смогла задержать на себе внимание подруги, работала сейчас стюардессой. Разглашение конфиденциальной информации о пассажирах влекло за собой увольнение, но Мара в очередной раз применила свой первоклассный дар убеждения. Мина не интересовало, как именно подруга добилась данных. Он не терял времени попусту и тут же решил отправиться в полицию. Флешка бережно погрузилась в карман пиджака.

Звонок Беста раздался уже в пути. Времени встретиться с ним так и не нашлось, но они несколько раз общались по телефону. Сейчас было совсем не до словоохотливого друга, поэтому Мин принял вызов и тут же сказал:

– Я сейчас занят. Давай перезво…

– Мин, тебе надо приехать, – перебил его Бест. Не то чтобы друг никогда так не делал. Делал, и это всегда выводило Мина из себя. Но голос парня звучал как-то странно.

– Куда? Что случилось? – напрягся он.

– Приезжай по адресу, который сейчас пришлют. Вместе с полученными уликами. Мара… тоже здесь. Никому не говори и будь один, если хочешь… – в трубке послышался непонятный шум, телефон как будто упал, а потом его, по-видимому, подобрали, – …чтобы они не пострадали, – закончил незнакомый мужской голос и отключился.

Мин таращился на зажатый в руке мобильник. Резко стало жарко, и он принялся суматошно ослаблять галстук. В салоне всегда стояла такая духота или это его легкие перестали работать?

Сначала отец, а теперь – друзья. Мин был практически уверен в том, что посторонний голос принадлежит Макао. Видимо, слежка за его окружением началась давно. Быть может, даже до приезда Нила Напата к отцу, ибо с тем же Бестом за последнее время он вовсе не виделся.

«Один. Два. Три. Четыре. Пять…» – считал про себя Мин. Его охватила страшная усталость, сменившаяся затем отупением. Слова не находились. Мир тускнел, упрощался. Но сигнал чужой машины вывел из прострации. Он едва не проехал на красный.

Он не позволит одной глупой истории с Наной разрушить его жизнь! Она и так не отличалась качеством, однако Мин планировал поработать над этим в ближайшее время. Поэтому схватил свой страх за горло и скормил злости. Он не позволит Макао снова угрожать ему и его близким.

Он приехал к назначенной точке и вышел из машины. Место оказалось заброшенной хижиной. Мин шел по пустынному переулку и старался усмирить колотящееся сердце и уже порядком истрепанные нервы. Ему нужно сохранить холодную голову, иначе он не выдержит, иначе шанса на победу не будет. Но страх за себя и за дорогих ему людей наплевал на его попытки – продолжал пульсировать и разрывать изнутри.

Мин зашел в дом и сразу увидел Макао – огромного и устрашающего. Наемник походил на медведя, оттого второй бандит, чей фоторобот Мин не опознал в участке, смотрелся на его фоне мелкой дворняжкой. Ни Беста, ни Мары в комнате не было.

– Где мои друзья?

– Где видеозапись?

Они сверлили друг друга взглядами. Мин всегда сперва оценивал соперника, чтобы просчитать дальнейшие шаги. Но сейчас, покрытые лаком притворного спокойствия, в нем боролись злость и страх.

Он решил подыграть для начала, но стоило его ладони скрыться за внутренней отделкой пиджака, как второй мужчина навел на него пистолет.

– Вам нужны улики на вашего босса или труп, из-за которого получите пожизненное? – голос Мина не дрогнул. Он мысленно аплодировал самому себе.

– Опусти, – приказал Макао напарнику, и тот подчинился.

Мин наконец вытащил флешку и протянул бандитам.

– Я, признаюсь, утомился от семейки Напатов и ее цепных псов. Покончим с этим раз и навсегда. Забирайте улики и больше не показывайтесь в Бангкоке. А теперь повторю: где мои друзья?

Он всегда придерживался правила: сначала попробовать договориться. А не напрасно тратить ресурсы, если результата можно добиться приемлемой сделкой.

Мин с напускной бесстрастностью наблюдал, как Макао кивнул другому мужчине, и тот вернулся спустя минуту с двумя связанными людьми. Эмоции все же вырвались из-под замка, и Мин неосознанно шагнул к друзьям, но Макао свистом остановил его.

– Чего добивается ваш хозяин? – Он опрометчиво приблизился вплотную к противнику. – Наказать меня? Ну что ж, он преуспел в этом, когда вы напали на моего отца. Но господин Напат должен знать: когда переходишь границы, нужно быть готовым к последствиям. Этот урок я выучил благодаря Нане. Спасибо ей.

Реакция последовала молниеносно. Макао схватил его за куртку и притянул к себе, отчего Мин внутренне вздрогнул. Но больше от ярости, чем от страха. Нервы накалились до предела. Он понимал, что Макао вполне способен пристрелить его прямо сейчас. Однако Мину было необходимо потянуть время, поэтому он даже начал уповать на высшие силы и их милосердие.

– В прошлый раз я уже предлагал помочь твоему рту закрыться навсегда. Не искушай, – услышал он рычание у самого уха, а затем последовал удар в висок.

Боль оглушила яркой вспышкой.

Сбоку раздалось мычание. Это была Мара, чей рот заткнули какой-то тряпкой. В приступе агонии от полученного удара Мин представлял, насколько девушка возмущена таким обращением и окружающей обстановкой. Все в этой хижине так и кричало об антисанитарии – худшем кошмаре для его щеголеватой и опрятной подруги.

– Твоя подружка еще хуже тебя, – заговорил Макао, когда ударил его под дых, и теперь возвышался над его согнутым на полу телом. – Никак не затыкалась, неугомонная сука! Даже укусила нас несколько раз, пока не огребла!

Мара замычала еще громче, продолжая изворачиваться в руках второго мужчины, но успеха, конечно же, это не принесло. Бест же, напротив, не дергался, не издавал ни звука. Все годы учебы Мин только и добивался того, чтобы друг наконец заткнулся, но теперь желаемое его вовсе не радовало.

Пока Мин тряс головой, оправляясь от удара, Макао успел принести из другой комнаты канистру. Запах керосина ударил в нос, когда жидкость вылили на полуразрушенные стены. Мин вспомнил рассказ Наны о том, как бандит получил свою кличку. Поджег казино.

– Я планировал предложить тебе выбор – твоя жизнь или жизнь этих двоих, но… потом вспомнил, как ты сбежал в прошлый раз. Костер будет яркий, обещаю!

И тут телефон Мина зазвонил. Знакомая мелодия заглушила все остальное и, будто тромб, оторвавшийся от стенок сосудов, уничтожил сомнения.

– Ты ведь не вызвал копов? – угрожающе пробасил Макао.

– Знаешь, что у нас общего с твоей госпожой? – Когда телефон стих, нарастающий звук за окном начал придавать Мину смелости. – Мы не любим подчиняться и все делаем по-своему. А тебе определенно не хватает извилин, раз счел, что я приеду сюда готовым сдохнуть!

Спустя пару секунд вой сирены слышали уже все присутствующие.

Язык тела преступников говорил: они осознали поражение, хотя до конца еще не смирились. Словно трупы, которые еще дергаются какое-то время, думая, что еще живы, но все это лишь иллюзия.

– Маленький ублюдок! – услышал Мин прежде, чем Макао и другой тип выскочили через заднюю дверь.

Упиваться победой было рано, пока они находились в хижине, облитой керосином. Их жизням продолжала угрожать опасность. Мин вспотел, голова и живот ныли от полученных ударов, но он встал на ноги и поспешил развязать друзей.

– Вы целы? – спросил, освобождая Мару от самодельного кляпа.

Девушка закашлялась и едва не упала, но уже полностью развязанный Бест успел подхватить ее. Мин тоже взял подругу под локоть, и они вышли наружу, когда один из полицейских уже стоял у двери.

Их хотели отвезти в больницу, но Мин настаивал – офицеры должны сосредоточиться сейчас на поимке преступников. И пока он заверял, что они сами о себе позаботятся, а для дачи показаний появятся в участке завтра, из динамиков рации одного полицейского раздалось, что Макао и его напарник задержаны.

Когда они втроем сели в его машину, первым заговорил Бест:

– Твою ж мать! Нас только что пытались сжечь заживо, мне не показалось?!

– Мне жаль, что так вышло. Не думал, что они доберутся даже до тебя.

– Да я заметил твою боевую готовность. Во что ты опять вляпался с тех пор, как мы не виделись? Связался с мафией?! Понимаю, тебе не по нраву работать с отцом, но такое…

– Не я с ними связался, а они со мной.

Машина тронулась с места, но дальнейшие роптания друга прервал звонок. Мин надел гарнитуру на ухо и принял вызов.

– Мы выбрались, – сказал он сразу, даже не дождавшись слов собеседника. Мин не выносил беседовать с отцом в присутствии других, а этот разговор тем более не предназначался для чужих ушей.

– Ты не должен был так рисковать собой!

– Не факт, что иначе их бы поймали. – Адреналин от пережитого все еще действовал. – Тут со мной Мара и Бест. Я сначала отвезу их домой.

– Не могу поверить, что ты ввязался в подобную историю! – в очередной раз повторил Вонграт-старший.

Еще утром Мин приехал к отцу и предупредил, что, скорее всего, за ним с Марой следят, и люди Напата точно решат заполучить улику причастности босса. Они поругались (как в старые добрые времена), и все же Мин не хлопнул дверью, не сбежал, не оправдывался. Чтобы покончить с этой историей, однозначно требовалось действовать общими усилиями с полицией. Мин убедил отца: копы непрерывно будут следить за его перемещением. И самолично установил на свою машину жучок, полученный в участке, когда рассказал правду о Ниле Напате и его дочери.

– Поговорим позже.

– Приезжай в больницу на обследование. – Мин посмотрел в зеркало и только сейчас обнаружил кровь у уха, куда пришелся первый удар Макао.

– Хорошо, – бездумно согласился он и отключился.

– Он зол? Не разнес там, случайно, крыло больницы, в котором лежит? – с усмешкой спросила Мара, сидевшая рядом на переднем сиденье. Несмотря на проявляющийся отек на щеке и разбитую губу, она вела себя на удивление расслабленно, точно возвращалась с каникул, а не после «милого» общения с бандитами. Глубоко внутри, о-о-чень глубоко, Мин восхищался ею. Мара была куда сильнее его.

– Откуда тут взялся Бест? – вместо этого задал он вопрос, который давно появился в голове, и теперь представилась возможность наконец озвучить его.

После последней встречи с подругой в баре та перед самым уходом сунула ему новый телефон, опасаясь, что старый прослушивают. Да и сама завела новый. Мара заметила слежку за собой, поэтому добровольно решила «отдаться в плен», как она выразилась, чтобы выплатить ему долг. Раз уж лучший друг побывал пленником Наны, она не может уступить ему и в этом! Мин знал, что она сумасбродка, но чтобы до такой степени… От звонка Беста Мин занервничал. Парень не входил в продуманную схему. Поэтому Мин тут же набрал детектива, ведущего дело отца и его прошлого похищения, прежде чем добровольно отправиться в ловушку.

– Я… приехал к Маре, – ответил Бест, когда девушка замялась с ответом. – Без предупреждения.

Мин вскинул бровь. Эти двое всегда олицетворяли две разные стороны его жизни. «Видимую для всех» – где он наследник Равита Вонграта, почтительный, вежливый, умный студент экономического, и «закрытую» – где он выпускал темную, порочную часть себя. И если Бест облегчал позывы к светлому в первой, Мара способствовала углублению во вторую. Рядом с другом Мин вышагивал по кампусу красивой и удобной фальшивкой, а с подругой пробуждался неидеальный оригинал. Оттого видеть этих двоих вместе ему было предельно странно.

– С каких пор вы знакомы? Не припоминаю, чтобы кто-то из вас упоминал об этом.

– Да? – Бест по-идиотски засмеялся. – Как-то вылетело из головы…

– Сейчас твоя голова вылетит из машины, если я не услышу правду. – Смутная догадка щупальцами обвила сознание. – Ох, нет!

Хватило одного мимолетного взгляда на Мару, чтобы до него наконец дошло.

– Ты соблазнила этого идиота? – выкрикнул он, повернувшись к ней на зеленом сигнале светофора.

– Эй, почему сразу идиота? – обиженно раздался голос с заднего сиденья.

– А как же Фанни? Твоя девушка! – спросил он уже парня, раз тот требовал внимания. Мин не считал себя образцом нравственности, но то, что эти двое могли… он не желал даже думать о том, что они там могли, чтобы не впасть в пуританский кризис. А Мара не помогала, ехидно заметив под нос: «Она не стенка, подвинулась…»

– Мы расстались, – виновато-горьким тоном ответил Бест.

– Расстались по какой причине? – не унимался Мин.

– Она увидела нашу с ним переписку, – вмешалась Мара. – Устроила истерику и порвала с ним, уехав танцевать очередное «Лебединое озеро». Как говорится, пачку ей на талию, пуанты на ноги!

– Как ты вообще мог попасться на ее удочку?! – Машина заехала на территорию дома семьи Мары. – Вы же двое несовместимы!

– Ты такой заботливый, прям душка, – елейно съехидничала Мара. – Но я сама разберусь, с кем мне делить постель.

– Будто меня это когда-то интере… – И тут его осенило. – Стой, в спальне тогда прятался Бест? – Виноватые глаза друга уже стали ответом. – Я не понимаю, тебе что, больше не с кем? Почему именно он?

– А почему из всех именно Пи’Лайт? – не осталась в долгу девушка, ее глаза угрожающе заблестели. – Не надо поднимать из-за этого такой шум. Мы просто проводим вместе время.

Мин знал, что это ложь, стоило Маре произнести слово «вместе». Иначе она бы не скрывала свой мерзкий романчик несколько месяцев. Но он слишком устал. С этими двумя он разберется позже. Завтра им все равно придется увидеться.

– А при чем здесь Лайт? – судя по всему, Бест пытался сменить тему, но вышло хреново.

– Видишь? Я молчала о твоей пробудившейся бисексуальности! – заявила Мину девушка, словно спасла тем самым страну, и повернулась к Бесту. – Или он пан^[60]. Я еще не определилась до конца.

– Какого хрена?! Ты реально сменил ориентацию?! – Раскосые глаза друга еще никогда не обретали такой круглой формы, как в это мгновение пораженного восклицания.

– Ты не хуже меня знаешь, Пи’Бест, какой он колючка и что из него и слова не вытянешь, если хорошенько не прижать.

Мина выводило, что эти двое общаются между собой так обыденно и делают вид, что их вскрывшаяся «связь» не настолько шокирующее событие, как его интерес к Лайту.

– Не бесите, – не злобно, а устало процедил он, а голову атаковало головокружение. Он припарковался и бросил Маре. – Вылезай!

– Почему ты привез меня сюда, а не ко мне? – Она недовольно сморщилась, и ее припухшая губа чуть дернулась. Наверное, от боли. Хотя Мара почти ничем не выдала этого.

Отчий дом подруги не особо отличался от особняка Вон-гратов. Разве что сама постройка была более экстравагантной, в стиле постмодерн. Мать Мары даже здесь приложила свою руку в качестве дизайнера. Если кто и удивится, что блудная дочь неожиданно вернулась, то возражать не будет. Ей позволяли многое, как бы она себя ни вела – семью Мара приручила в первую очередь.

– Тебя что-то не устраивает?

Даже Мара после случившегося нуждалась в компании. Пусть подруга и казалась в порядке, но Мин знал, каково это. Остаться в одиночестве после такого – нет пытки страшнее.

– Так и быть, на сегодня приключений достаточно. Но предлагаю позже отпраздновать. Устроим вечеринку «Похищенных», а?

Когда Бест выскочил из машины, чтобы помочь Маре выбраться, а затем галантно проводил ее до двери, Мина одолел рвотный позыв.

Машина опять набрала скорость, когда выехала на трассу, ведущую в сторону небольшого домишки бывшего одногруппника. Мин понимал, что у него нет права предъявлять Бесту за то, что тот скрывал подробности своей личной жизни. Он и сам немалое утаивал. Мин злился скорее на Мару, чем на этого придурка. Он был уверен на сто процентов: это она затащила его в постель, а не наоборот.

– Чувак, мне жаль, что я не рассказал тебе, – наконец заговорил с ним Бест. – Но все вот это… эти психи на самом деле могли нас убить?

– Не знаю, – честно ответил он. – Но после нападения на отца имелась вероятность, что они нападут снова. Поэтому я тоже не сидел без дела.

– Знаешь, я почти пожалел, что подсел к тебе на первом курсе. – Пусть тон друга и звучал шутливо, Мин понимал, что парень имеет полное право на подобные мысли. После такого любой здравомыслящий человек будет сожалеть о встречи с ним.

– Я предупреждал тебя много раз.

– Ну, с твоим плохим характером я всегда мог справиться, а вот настоящая угроза жизни и похищение – это уже малеха перебор. – Бест содрогнулся, вспоминая произошедшее.

«Ты и Мара – вот что перебор!» – Мина так и норовило сорваться, но он сдержался.

Не сегодня.

– Прости, – сказал вместо этого, а заметив удивленный взгляд друга, добавил: – Перестань смотреть на меня так, будто я тебе Америку открыл.

– Да потому что услышать от тебя извинения сравни открытию чуть ли не новой цивилизации!

– Безумно рад, что после сегодняшнего твое «шикарное» чувство юмора все еще при тебе. Иначе как бы я жил без него? Иди отдыхай, но мы еще поговорим о… об этом немыслимом мезальянсе.

Стоило Бесту оставить Мина одного, адреналин тут же лопнул, как шарик, и зажатый в тиски страх вырвался на волю. И вновь подтолкнул его слишком близко к краю…

Отец настоял на осмотре в больнице, но Мин знал, что не сможет справиться с этим в одиночку. Он нуждался в помощи. В протянутой руке, готовой его принять. В розоволосой макушке, в которую хотелось уткнуться.

Лайт ответил в первую же секунду, словно ждал его звонка.

– Мин? – лился из динамика телефона обеспокоенный голос. – Мин, ты в порядке? Тебе ничего не сделали?

«Сделали, но это неважно. Теперь неважно».

– Ты можешь подъехать к больнице? – ответил он вопросом на вопрос.

Лайт согласился. Типичный докторишка. В очередной раз бежал на помощь, не узнав почему и зачем.

С тех пор, как Мин узнал о хрупкости Лайта, кто-то будто сжимал его в кулак каждый раз, когда парню грозила опасность. Если мать покинула его неожиданно, разломав тем самым для него иллюзию врачебного всесилия, то с Лайтом все обстояло иначе. Дверь под названием «Страх потери дорогого человека» приоткрылась для Мина. Он так долго избегал ее, так долго скрывался от привязанностей, но они все равно настигли его.

У больницы Мин с легкостью разглядел в толпе Лайта. Тот тут же подбежал к нему с претензией:

– Ты сказал не геройствовать и довериться тебе, поэтому я соблюдал осторожность, но что насчет тебя? – Чужие пальцы прошлись в опасной близости от его разбитого виска. – Нужно наложить шов.

Докторишка смотрел на Мина такими чистыми глазами, в которых сквозили две самых опасные для него вещи – доверие и беспокойство. Ведь они сродни чуме – способны уничтожить.

– Спасибо… что поверил.

Его накрыла всепоглощающая волна эмоций. Ему кто-то доверился. Нет, не кто-то, а Лайт. Надломленный и израненный, имеющий сотни колючек, тысячу отговорок, проблемы со сближением и доверием, Мин ждал этих слов и вместе с тем боялся их. Как и боялся прямо сейчас человека, которого не желал уже отпускать. Который способен перекрыть раны прошлого. Который позволит начать заново.

– Не за что, – просто ответил Лайт. – Что вообще там случилось? Я приехал к Кхуну Равиту, и он рассказал мне все. Мы с ним совсем извелись от волнения! Ты же зайдешь к нему?

Они дошли до главного входа, и Мин привычно остановился перед ним. Лайт оглянулся, а затем понимающе кивнул.

– Не сейчас. Мне нужно отойти от… – описал круг указательным пальцем, – …случившегося. Встретиться сейчас с отцом – это выше моих сил.

– Я поговорю с ним сам, а ты сходи позаботься о ранах, как будешь готов, – сказал Лайт и скрылся за автоматическими раздвижными дверями.

Мин присел на ближайшую свободную лавочку и устремил взгляд в небо. Ему стало жаль, что звезды прячутся в мегаполисах. Глаза закрылись, и он позволил себе выдохнуть всем телом. Да, Нил Напат еще не предстал перед законом, но зато Макао и его напарник пойманы. Они больше не нападут на него и его близких. А он больше не подвергнет их жизни опасности…

Однако все мысли стерлись холодным касанием чужих губ.

Моментально открыв глаза, Мин увидел перед собой копну растрепанных розовых волос.

– Забыл, – прошептали губы, отдаляясь на безопасное расстояние.

Поцелуй-бабочка, невесомо размахивающий крыльями и упорхающий за секунду. Такими поцелуями обмениваются невинные дети или старые супружеские пары. Мина никто так не целовал. Но в этом весь Лайт – такой особенный в своей обыденности. Он менял его жизнь, разрушая старый уклад и привычки, с самого первого дня своего вторжения. Но тело и язык не воспроизвели попытку остановить парня, который так резко вернулся, а теперь так же резко скрылся за дверями больницы.

В мире существовали сотни видов поцелуев. Первый поцелуй, семейный поцелуй, дружеский поцелуй, романтический поцелуй, поцелуй-похоть, поцелуй-издевка, поцелуй-жалость, поцелуй-благодарность, поцелуй-выгода, поцелуй-сделка, прощальный поцелуй, поцелуй-утешение, поцелуй-развлечение, поцелуй-месть, поцелуй-проверка.

Каким же был поцелуй Лайта? Что он означал?

«Спасибо, что цел?»

«Отдаю должок?»

«Ты выглядел так жалко, что я утешил тебя?»

«Отвечаю взаимностью на твое признание?»

«Решил проверить, что все еще ничего не чувствую к тебе?»

Десятки вариантов кружились в голове, сплетаясь в клубок из запутанных нитей сомнений, догадок и предположений. Теперь его проблемой стала не сохранность своей и чужих жизней, а всего лишь поцелуй. Достойный регресс.

Поэтому он зашел в больницу покрытый пеленой поцелуйных мыслей, напрочь позабыв о прежних фобиях. Примерно через час они снова встретились с Лайтом у той же лавочки.

– Голову зашили, а результаты обследования будут завтра, – рапортировал Мин юному доктору.

– Ты должен взять больничный.

– Да я бы даже уволился прямо сейчас, – без капли сомнений отрезал Мин.

– Подожди, пока Кхун Равит поправится, – участливо заметил Лайт. – Я поговорил с ним.

– И как он отреагировал?

– Он очень волновался за тебя, хотя был немного суров. Я добавил, что нам всем повезло, что ты придумал план и помог полиции поймать злоумышленников.

– Не надо этого. Я не считаю себя героем, а отец уж подавно не будет. Мне просто хочется знать, насколько моя жизнь станет еще невыносимее после этой истории.

Они сели в машину и направились к Лайту. Мин был измотан и физически, и эмоционально, но знал – делать вид, что забыл о поцелуе, он не сможет. Даже если парень, сидящий рядом, вел себя так, словно не возвращался. Словно не целовал. Словно не шокировал.

Мин припарковался под одной из красных флуоресцентных ламп, что заполняли подземную парковку жилого комплекса, куда переехал Лайт. Салон машины погрузился в отблеск неонового света, окрашивая их абсурдно-безмолвную пантомиму.

Мин отстегнул ремень. Лайт последовал его примеру.

– Знаешь, в чем опасность поцелуев?

– В чем?

– После одного можно захотеть еще. Если поцеловать человека, который тебе нравится, мысли об этом будут преследовать тебя повсюду. И ты уже не вернешься к состоянию «до поцелуя». Просто не сможешь. Вот и я не могу вернуться к периоду «до тебя» в моей жизни. К тому, когда я еще не целовал тебя, а ты не целовал меня.

Мин любил тишину. В ней он чувствовал себя защищенным. Многие слова лгут, тишина же скорее интригует, дарит надежду, просит еще времени. А рядом с Лайтом она наполнялась не только волнующим чувственным напряжением, возникающим только тогда, когда между двумя людьми что-то есть, но и скребущей тошнотворной неуверенностью – настолько Мину несвойственной, что он ощущал себя диким зверем, впервые загнанным в зоопарк.

– Я нравлюсь тебе даже после того, как рассказал правду о себе?

Не нужно быть гением, чтобы понять: Лайту было крайне сложно задать этот вопрос – один из тех, что раздрабливают внутренности, царапают легкие и выталкивают воздух.

Мин пытался облечь чувства в слова. Все еще ощущал тень былой злости к парню, хотя и понимал, что тот привязал к себе нитями, которые уже не оборвать. Может, он молчал непозволительно долго, потому что Лайт резко развернулся в его сторону и в сердцах воскликнул:

– Если жалеешь меня, то спасибо, но ты переходишь границы! А если нравлюсь, то… имей смелость сказать в глаза!

– Я уже говорил, если ты забыл, – съязвил Мин в ответной вспышке. – Я не просил этих чувств.

И дело было не в том, что Лайт попал в аварию и чудом тогда выжил, но прежним уже не стал. Не в том, что он протеже отца. Да и не в том, что он парень. Мин просто не хотел влюбляться. Ведь это едва ли обязательная часть жизни, пусть и приятная. Он привык существовать в собственном замкнутом мире, не лишенном развлечений, масштабов, возможностей, но лишенном любви. В мире, где орбиты вертятся вокруг центра – его самого. И теперь центр съехал, сбрасывая Мина с пьедестала. Уже некуда было бежать. Нечего прятать.

Мин поймал чужую руку, как непослушную птицу, и с редкой для себя нежностью провел подушечками пальцев по ладони.

– За двадцать четыре года такой я только с тобой. Ты вытягиваешь из меня чувства, действуешь на меня как магнит. – Он притянул руку к своей щеке, и та марионеткой поддалась воздействию. – Такой ответ тебя устроит?

Выражение лица Лайта было странным: тот завис так же, как недавно Мин, когда обдумывал прикосновение чужих губ. Да, они оба уже познали страдания и предпочитали быть сами по себе. Оба имели множество причин не поддаваться слабостям, но все же человеческое сердце приучено чувствовать. Даже вопреки здравым возражениям.

– Я очень давно ни с кем не встречался. – Слова Лайта звучали так, словно это должно было как-то остановить Мина.

– И? – Он пожал плечами и оставил легкий поцелуй на запястье парня. – Я вот встречался. Не думаю, что это имеет большое значение.

– Ты меня не утешаешь.

– Пытаюсь быть честным. Сейчас больше всего я хочу оказаться тем, ради кого ты захочешь поступиться своим одиночеством. Я знаю, тебе комфортно одному, но просто подумай.

Не отвечай сейчас. – Мин выпустил руку и пронзил Лайта взглядом, который заставил того наконец пошевелиться и открыть дверцу автомобиля.

Парень уже стоял снаружи, когда Мин заставил его обернуться, открыв окно и кинув свое последнее слово:

– Я поцелую тебя в следующий раз, и, если ты ответишь, я приму это за согласие.

Он собирался завязать с ежедневно-контролируемой рутиной.

Он позволит себе чувствовать.

_________________________________

(Dagny – Somebody)

21 глава

На следующий день Мин все же добрался до отцовской ВИП-палаты. Мужчина уже не лежал на больничной койке, а сидел на диване в другой части комнаты вместе со своим секретарем – тот все это время давал распоряжения Мину от имени отца.

Когда его заметили, секретарь разразился раболепскими речами, а затем изрек завещающим штрихом:

– У вас вырос достойный наследник, доктор Вонграт!

Мин испытал желание проблеваться. Для всего мира это могло звучать как комплимент, но его от этого тошнило. И все же ни один мускул на его лице не дрогнул, и он не выдал истинных чувств даже на секунду.

– Мин, присядь. – Отец указал рукой на место рядом. – Мы обсуждаем урегулирование возникшей ситуации во избежание огласки.

– Тебя могли убить, а ты хочешь это «урегулировать»?

Нелюбовь Вонграта-старшего к скандалам, шумихе и сплетням не была секретом.

– Виновников нападения уже схватили и отдадут под суд, – продолжил отец, не обращая внимания на его несогласие. – Я посоветовался с нашими адвокатами, по их мнению обвинить самого Напата в причастности к этому делу будет сложно.

– Но у нас есть запись с камер и данные о его прилете в Бангкок!

– Что доказывает его приезд сюда три месяца назад. Но он с легкостью найдет уважительную причину для поездки. Это не доказывает его вину. Поэтому я не могу позволить этой ситуации продолжаться.

Предприимчивости Равиту Вонграту было не занимать. Пусть тот и являлся в первую очередь врачом, но во всех аспектах жизни применял свой излюбленный бизнес-подход. Виртуозная способность родителя вести переговоры и помогла основать целую сеть больниц. Это был язык, на котором учился говорить и сам Мин. И все же он не мог взять в толк нынешнее поведение отца.

– «VN Medicine» не рухнет, если мы раскроем правду. – Мин сжал губы, маска сдержанной учтивости трещала по швам.

– Я переживаю не о больницах, а о тебе, – огорошил отец. – Не желаю даже думать о том, что тебе вновь начнет угрожать опасность.

– С каких пор я волную тебя больше работы?

Вопрос, подобно дыханию огня, вырвался наружу, обжигая обе стороны. Для умения говорить о наболевшем так же требовался большой опыт, как и для выполнения опасного циркового трюка.

Но они оба вспомнили наконец о бедном секретаре, боявшемся даже дышать слишком громко, и отец обратился к тому:

– Прошу нас простить. Остальные дела обговорим в следующим раз. Вы свободны на сегодня. – Когда вышколенный сотрудник скрылся за дверью, отец снял очки, слегка поморщившись, но в остальном сохраняя внешнюю невозмутимость. – Это то, что ты обо мне думаешь?

Мин пытался подавить грызущее сожаление и укрепить броню. Да, может в их отношениях что-то и изменилось из-за одной ненормальной девки и ее отца с мафиозными замашкам, но скоро все опять станет как раньше.

– Забудь, – бросил он, не понимая почему идет на попятную. Разве видеть в глазах отца разочарование не вошло в привычку? Его это не задевает. Не заде…

Задевает.

Но сейчас вместо разочарования глаза Мина встретили боль, оттого трусливое «забудь» раздалось вместо десятка привычных колкостей.

– Ринуться очертя голову в полицию с доказательствами не всегда лучшее решение. Стоит действовать взвешенно и разумно, когда желаешь обезопасить своих близких. Ты еще молод и можешь не понимать этого, но все, что я делаю, я делаю для тебя.

Чувства, проснувшиеся в Мине от этих слов, ходили кругами, как голодные бездомные псы, отрывая от него куски. Отцу не следовало этого говорить. Не через десять лет.

– Эта ситуация – последствие твоего безрассудного поведения. Но ты все исправил. Сделал, все что мог, – продолжил Вонграт-старший, не замечая его состояния. – Сходи в участок и дай показания, после чего навсегда закрой для себя эту страницу. С Нилом Напатом я все лично решу.

Ему хотелось разозлиться, взбеситься, закричать, отвернуться, сбежать, отречься – сделать что-то из того, что делал всегда. Ответственность – груз взрослых, от которого детей обычно ограждают. И который с годами только растет вместе с телом. Однако если быть достаточно скользким, легкомысленным или безучастным – ответственность как песок проскальзывает сквозь пальцы, не давая человеку почувствовать цену содеянного. Но иногда жизнь подводит людей к таким ситуациям, когда быть таким уже не удается. И приходится искать выход в принятии.

– Я знаю. Мне жаль.

Иногда самых простых слов достаточно. Они не сотрут содеянное, не повернут время вспять, но помогут жить дальше и выпутаться из паутины предыдущих ошибок.

– Больно?

Мин не сразу сообразил, о чем спрашивает отец. А потом вспомнил о своих ранах.

– Это пустяк, я в порядке.

– Я поговорил с медсестрой, которая вчера осматривала тебя. Травма головы – это не пустяк. У этого могут быть серьезные последствия.

Мин сразу вспомнил Лайта. Отец до сих пор не догадывался, что ему известен секрет его розоволосого протеже.

– Я понимаю.

– Нет ничего важнее здоровья, – серьезно проговорил отец, смотря ему прямо в глаза. – Поэтому прекращай рисковать собой ради глупостей. Твои друзья же не пострадали?

– Они в порядке, не считая нескольких царапин.

– Если кому-то из них нужна психологическая или любая другая помощь, они смогут бесплатно получить ее в любой из наших больниц.

Мин сомневался, что Мара и Бест воспользуются этим предложением, однако кивнул.

– Когда ты сам перестанешь быть пациентом? – Здоровье родителя уже не вызывало серьезных опасений, но убедиться лишний раз не повредит.

– Не нравится на моем месте?

Мин готов был поклясться, что в вопросе отца сквозила издевка.

– Я никогда к этому не стремился.

– Но все же ты справляешься.

– Я со многим могу справиться, но это не значит, что мне это по душе.

С детства его отдавали на различные кружки и занятия. Он перепробовал все: от верховой езды и уроков по гольфу до углубленного изучения иностранных языков и математики. Мин во всем добился определенных успехов, хотя нигде феноменально не блистал. Он остался равнодушен ко многим из этих вещей. Он разбирался в них, умел делать, однако душа его никогда не радовалась. Его тянуло играть на гитаре и других музыкальных инструментах вместо того, чтобы закидывать мячик в лунки и решать матричные уравнения.

– Тогда чего же ты хочешь?

– Свободы.

Единственный правильный ответ на этот вопрос.

Свободу решать кем быть, ибо сейчас Мин этого не знал. «Тот, кем он должен быть» душил его изнутри, и потому он будто застыл, не находя в себе сил повзрослеть. А этого ожидал весь мир, закон природы и течение времени.

* * *

Бар Мары сегодня закрылся из-за частной вечеринки, инициатором которой выступила сама владелица. Спустя два дня после дачи показаний и выдвижения обвинений Макао и его напарнику, она мигом создала общую беседу в мессенджере: для нее, Мина, Беста и даже Лайта. По ее мнению, каждый из них должен хорошенько затусить после всей это кутерьмы. Они это заслужили. Мара взяла все затраты и организационные хлопоты на себя, а также великодушно разрешила каждому привести с собой друзей.

Мин принялся читать начавшуюся между участниками переписку и с привычным раздражением вышел из нее, а затем написал Маре лично.

«Что за абсурд ты устроила?»

«Здравствуй, дорогой дедуля. Ты еще жив? Ведь бурчишь по-прежнему».

«Твое чувство юмора утратило качество».

«А ты, похоже, своего вообще лишился. Расслабься, Вон-грат. Я просто хочу собрать посвященных в звание „жертвы психованной семейки Напатов“, ну или почти, в одном месте. Разве не забавно, будем как „Отряд Самоубийц^[61]“! Как тебе? Я уже написала Пи’Эрту и Сэмми».

Мара возомнила себя Харли Квинн^[62]? Хотя кому-кому, а ей образ злодейки точно бы пришелся по вкусу. Мин призадумался на минуту и понял, что подругу все равно не остановить.

Неужели он на самом деле стал ворчливым? Ну да, в последнее время он был слишком напряжен и подвержен стрессу. Сперва – Лайт, непрошенные чувства, задетая гордость, одна страшная тайна и три месяца в Шанхае; а после – покушение на отца, замещение его на работе и похищение друзей. Да уж, слова Мары не беспочвенны. Однако и у Мина имелись к ней претензии.

«Оставь Беста в покое. Ты и так разрушила его отношения».

«Не люблю быть на вторых ролях, ты же знаешь».

Многие недооценивали Мару с самого детства, Мин в том числе. Она росла маленькой, щуплой, тихой. Остальные принимали это за слабость. Пока Мара вслушивалась, вглядывалась, изучала. Хрупкая внешняя оболочка сделалась ее преимуществом. Она не была ослепленной гордячкой и с легкостью играла разноплановые роли, что не раз помогало добиться желаемого. Мару душила жизнь, разложенная по полочкам. А ее отец был унылым педантом, который привлекал жену лишь размером своего кошелька. Мара понимала женщину, из чьего чрева вышла. С ней они всегда были близки; мать поддерживала ее бунтарский и феминистский дух.

Мин считал, что Бест для подруги очередное развлечение. Маре нравилось наблюдать, как далеко она может зайти с одними и как быстро сдуваются рядом с ней другие. Вера в человечество, вера в мужчин – она давно разуверилась в подобной чепухе и сама прокладывала себе дорогу, не отдавая свою жизнь в чужие руки. Она не нуждалась во «второй половинке». Даже шутила о том, что каждый раз, когда слышит это выражение, одна нервная клетка в ней умирает. Мара считала себя цельной личностью. Такая, как она, без труда сошла бы и за двоих.

«Я бы воззвал к твоему стыду, но у тебя ведь его нет».

«С каких пор ты заразился чумой морализаторства? Это угрожает нашей дружбе!»

«Нашей дружбе угрожает твоя связь с Бестом. Ты сделала это, чтобы насолить мне?»

«И ты еще меня называешь высокомерной, Вонграт? Но мне приятна твоя ревность».

Большей чуши, пусть даже буквенной, он в жизни не видел. Мара, похоже, чувствовала себя победительницей.

«Я даже отвечать на это не буду. Просто оставь его в покое. Вы с ним совершенно не подходите друг другу».

«Тогда оставь в покое Пи’Лайта!»

Пальцы так и просились сплясать чечетку ругательств, но Мин сдержал их. Мара знала, куда ударить. Ну что ж, он просто подождет, пока этот нелепый союз пантеры и щеночка развалится сам по себе. Долго ждать не придется.

«С тобой бесполезно говорить. Насчет вечеринки, ладно. Но без лишних разговоров о случившемся».

«Нема как могила!»

В итоге, зайдя в бар, Мин нашел его полным людей, с большинством из которых он познакомился за этот последний безумный год.

Сэмми и Пи’Эрт стояли у барной стойки и с жаром переговаривались о чем-то с барменом. Чуть поодаль он заметил и Беста, треплющегося языком с Лайтом.

Университетский друг еще после дачи показаний настаивал на встрече. Мин увиделся с ним вскоре в полупустом ресторане, где тот поведал, что во время похищения повсюду искал его и в итоге поехал в бар, где и познакомился с Марой. Нет, Бест даже не помышлял изменять Фанни. Просто спустя какое-то время случайно наткнулся на страничку знакомого бара и без всяких мыслей оставил комментарий под постом с полюбившейся ему картиной. И даже не предполагал, что Мара его вспомнит и ответит с личного аккаунта. «Переписочная стадия» их отношений длилась почти два месяца, а когда Мара вернулась из Америки, они встретились. Бест был расстроен, ведь Фанни согласилась на новый гастрольный тур со своей балетной труппой, даже не посоветовавшись с ним, а Мара услужливо приняла его в своем баре. Потом в квартире. И как Лук Чуп^[63]на десерт – в постели. Бест этого не планировал, и не знай Мин свою подругу, точно бы подумал, что очередной бабник прикидывается жертвой. Но Бест в самом деле был примерным мальчиком, чуждым к обману и незнакомым с развратом. А вот Мара перед отъездом Мина бросила, что запретное всегда интереснее. Так вот что она имела в виду! Запретным плодом стал его близкий друг, состоящий в длительных стабильных отношениях. Чем не новое развлечение, раз уж любовные игры в баре сошли на нет.

Тлетворное влияние Мары уже вовсю действовало на Беста. Тот оказался глух к словам Мина о сущности подруги и лепетал всякий бред о том, что никогда такого не чувствовал. Даже с Фанни. А потом начал расспрашивать о словах своей не-девушки о Лайте. Бесту не верилось, что Мин в самом деле решил ухлестывать за парнем. Друг даже подавал намеки на обиду: как это он советовался с Марой, а у него совета не просил. Но быстро поджал хвост, снова ткнул свой любопытный нос в его дела и до самого вечера не отлипал.

Оторвавшись от воспоминаний, Мин заметил человека, которого предпочел бы не видеть – «любимый» Нонг’Вар, по которому он не скучал. Лайт, судя по всему, воспользовался предложением Мары и притащил на тусовку мальчишку, который был ему ближе всех. И за три месяца отсутствия Мина в Бангкоке этот факт, как видно, не изменился.

Он оглянулся, ища глазами хозяйку бара, однако наткнулся на Дели, с которой не пересекался со времен их свидания.

– Пи’Мин, здравствуй, – поздоровалась девушка. Влюбленность в ее глазах уже потухла, сменившись легкой тоскливостью. Что ж, прогресс!

– А где Мара?

Мин не намеревался задерживаться в ее обществе и давать малейшую надежду.

– Она разбирается с напитками, ищет какое-то особое шампанское.

– Пойду поищу ее.

Он мог сразу подойти к Бесту и Лайту, но, по правде говоря, избегал последнего. Мин помнил данное парню обещание, но все же страшился предстоящего ответа. Он все-таки сдался желанию быть с ним. Пусть лучше докторишка останется рядом, а он позаботится о нем.

Все умирают. Смерть настигнет каждого. Сегодня, завтра, в следующем году, неожиданно или, наоборот, с мучительным ожиданием – вероятность умереть всегда есть. И всегда будет. Просто у Лайта она куда выше на фоне других.

Сравни его вероятности быть снова отвергнутым. Поэтому Мин и оттягивал разговор.

Дели опять предприняла попытку заговорить с ним, поэтому Мин влился в круг остальных гостей. Знакомые друг с другом весело поздоровались, а незнакомые – быстро изменили это обстоятельство. Мин получил от Лайта приветливый кивок, что порадовало его, но вызвало недовольство Вара.

– Как проходит новый учебный год без твоего любимого старшего, Нонг’Вар? – Мин ответно не скрывал своего отношения через едкую интонацию. Он пришел сюда развлекаться, а злить этого мальчишку было весело.

– Я часто встречаюсь с Пи’Лайтом вне университета, а не видеть определенные лица в его стенах очень даже неплохо.

Мин довольно хмыкнул, словно ученик дал ответ, на который учитель и рассчитывал.

– Разве ты достаточно взрослый, чтобы ходить по барам?

Казалось, от его слов у мальчишки пар пойдет из ушей. Тот уже открыл рот, чтобы бросить защитную колкость, когда наконец показалась Мара.

– Все собрались? Отлично! Давайте для начала выпьем! – Она указала на большой поднос, который пару секунд назад два официанта поставили на стол перед ними. – Честь первого тоста позволю возложить на себя.

– Ты так и не сказала, что за повод, – встрял Эрт, чей наряд вновь блистал среди всех.

– А разве для вечеринки нужен повод? – хитро улыбнулась Мара. – Тем не менее он есть. Скажем так, мы проиграли сражение, но выиграли войну. Выпьем за моего друга Мина! – Девушка положила руку на его плечо. – Избавиться от бывших – это как перерождение. Поэтому за свободную новую жизнь!

Некоторые гости знали о произошедшем с ними, но некоторые так и остались непосвященными. Однако все без вопросов выпили, и веселье началось.

Мара позаботилась о нескончаемом запасе алкоголя, разнообразных закусках, караоке (в котором с чего-то вдруг должны были участвовать все), а также поддержании разговора, где темы не иссякали, а мускулы на лицах перенапрягались от чрезмерных улыбок.

Мин растворился в окружающем гаме, отпуская напряжение последних недель. Нет, последних месяцев. Он так устал быть начеку, быть собранным. Быть взрослым, в конце концов. Мин осознавал, насколько дерьмово у него выходит быть взрослым. Десять лет назад все обстояло куда проще. В ту пору взрослые всегда махнут рукой, что бы ты ни натворил, со словами: «Это такой возраст, перерастет».

Он наблюдал за забавным трио Беста, Дели и Пи’Эрта. Последний самозабвенно исполнял кавер на песню Blackpink и не уступал в пластичности и женственности линий танцующей рядом с ним девушке. Бест же исполнял рэп-партии.

Возникшая эйфория подействовала настолько, что он потерялся во времени и пространстве. Прикосновение чужой руки в какой-то момент пробудило его от транса. Мара прокричала на ухо, заглушая прочие звуки:

– Пора взяться за твоего докторишку!

Мин повернул к ней голову и вздернул бровь.

– Ты уже взялась за Беста, но тебе мало? И, вообще, Лайт не мой.

– И я об этом упущении! Пора это менять. Вонграт, тебе обычно помощь в таком не нужна, тут же особый случай. Не переживай, подружка тебя выручит. Чтобы ты наконец кончил с воздержанием. Хотя нет, кончать лучше с Пи’Лайтом.

Мин попытался схватить девушку за рукав и сказать, что только ее вмешательства здесь не хватало, но не успел. Она уже подсела к Лайту и Вару и принялась о чем-то увлеченно с ними переговариваться, а спустя несколько минут привлекла всеобщее внимание.

– Так, хватит завывать в караоке! Уже уши вянут, а ведь среди нас есть участники настоящей музыкальной группы. А еще дополнительный повод для празднования, пусть Нонг’Вар и слишком скромен, чтобы признаться. Он прошел прослушивание в музыкальное агентство! Перед нами будущая звезда! Советую всем сегодня сделать с ним фото, чтобы позже хвастаться знакомством со знаменитостью или же продать снимок обезумевшим фанатам, – Мара засмеялась в микрофон, пока красный от смущения Вар отмахивался от подобного заявления. – Нонг’, не скромничай. Итак, воспользуемся случаем, пока их руки еще могут держать инструменты, а мы – послушать их райскую музыку бесплатно!

Присутствующие поддержали хозяйку бара. Пока на небольшой сцене для живых выступлений шли приготовления, Мин выбрался из толпы. Он встал чуть поодаль и стал наблюдать за Лайтом, копошившимся возле барабанов. Тот смеялся и разбирался в особенностях здешней установки. Свободный, с яркими волосами, порванными на коленях джинсами, блеском в глазах и счастьем на лице. А Вар подключал к колонкам гитару и тестировал микрофон. Мин помнил выступление, на котором побывал однажды, и еще тогда неохотно признал талант раздражающего юнца.

Парни сыграли несколько песен, которые он уже слышал. Среди прочих зрителей Мин заметил, что Сэмми скооперировалась с Дели, и теперь каждая из них стремилась переговорить другую. Очевидно, это надолго, хотя они прервались, чтобы заснять выступление на камеру. Эрт вовсю флиртовал с барменом, а Мара потянула за руку Беста и вскоре уже буквально пожирала его губами в темном углу. Столь вопиющая картина выжигала сетчатку глаз. Мину захотелось ослепнуть, лишь бы не видеть этого.

Группа спела очередную песню, затем к микрофону подошел Лайт, и, посмотрев прямо на него, сказал:

– Мин, выходи на сцену и сыграй с нами!

Гости встретили предложение со свистом и подбадривающими криками.

Он редко играл с другими. Разве что с преподавателем в музыкальной школе, где втайне и научился. Скорее всего, в любой другой день он бы отказал, однако сейчас было так хорошо, что Мин поддался. И вскоре уже стоял на сцене, беря из рук Лайта гитару. Глупая мысль, что играть вместе – романтично, наглядно демонстрировала всю степень его опьянения.

Мин даже не обращал внимания на Вара, который не возражал, но все же бросал на него настороженные взгляды. Тот, видимо, сомневался в его способностях, но когда он без проблем повторил за Лайтом аккорды любимой песни докторишки «Creep» группы Radiohead, мальчишка сжал губы.

В музыке растворялось все, стоит только поддаться тлеющей страсти. Мин редко позволял себе такие мгновения. Перебрасываться с Лайтом взглядами, будто они заговорщики с одной тайной, пока их руки перебирают струны под глубокий голос Вара, оказалось удивительно приятно.

Работа с цифрами и стратегией развития, управление и поддержка компании отца не подарили ему и сотой доли эмоций, что дало одно это выступление. Он не стремился стать участником группы, и все же если бы хотел с чем-то связать свою жизнь, то с музыкой.

– А вы отлично сыгрались, – подбежала к ним Мара, когда они закончили, а размазанная помада на лице бесстыдно намекала на продолжающееся растление его простодушного друга. Она обняла их за плечи. – Ваш дуэт будет прекрасен и в другой сфере.

– И в какой же? – спросил Лайт, явно не поняв всю порочность намека.

– В той, где поменьше народу вокруг. Кстати, если что, мой кабинет свободен. На любой вечеринке должно быть место для уединения. Вы подумайте. – После чего, игриво пожав плечами, отошла от них.

Лайт не казался задетым или возмущенным ее откровенными намеками. Парень не сдержал смешок и посмотрел на него.

– Она очень прямолинейна.

– Да, только своими советами сама не пользуется, – тихо пробормотал, а потом уже громче добавил: – Не удивляйся, это ее настоящая сущность. Я привык.

– Как… прошел разговор с отцом? – спросил Лайт, сперва немного замявшись. Проткнул своим вопросом обманчиво-воздушную атмосферу и вернул в суровую реальность.

– Прошел, и это главное. Приказал дальше не вмешиваться, так как сам планирует договориться с Напатом, чтобы никто больше не пострадал. – Мин всячески скрывал волнение в голосе.

– Положись на него.

Лайт не отвел взгляда, когда того требовали приличия. Они так и застыли, всматриваясь друг в друга. Мин пытался разобрать, что за этим стоит: алкоголь, любопытство, желание или… ответ?

– Может, уедем на одном такси? – решился он. – Я слишком пьян, чтобы возвращаться домой сам.

Это был флирт самого низкого и очевидного уровня. Проще этого только сказать: «Я хочу тебя», и, учитывая данное им в машине обещание, Лайту следовало понимать, что это значит.

Эффект замедленной съемки изобрели специально для таких моментов. Глазам любезно предоставлялась возможность отслеживать мельчайшие детали: расширяющиеся зрачки, вибрирующий гул атомов в воздухе, изменившееся дыхание – оно тяжелело и становилось вязким. Чужие ресницы порхали при частом моргании, и наконец прозвучало:

– Хорошо.

Мин замер, прислушиваясь к сосущему чувству внутри. В этом слове он слышал его – зашифрованное сообщение, которое сулило надежду. Он не собирался пользоваться предложением Мары и устраивать что-то в пустом кабинете. Он подождет конца вечеринки и только тогда исполнит обещание. И примет ответ, каким бы тот ни был.

_________________________________

(Radiohead – Creep)

22 глава

История любви двух людей начинается прежде, чем сами отношения, и не заканчивается с их разрывом. Можно расставаться, сходиться, но чувства не исчезают за миг. Поэтому иногда, даже если сторонишься любви, избежать ее все же не удается, поскольку многие не осознают, когда конкретно она зарождается. Это мгновение как невидимый мотылек – руками не поймать.

Мин не распознал его, а потом оказалось поздно. Их с Лайтом история началась еще задолго до того, как он сам позволил ей быть написанной.

Удивительно, как изменилось его восприятие этого парня. Он помнил, как одна только мысль о том, что Лайт неведомым образом пробрался в его жизнь, вызывала безоговорочное непринятие и жгучую ненависть, разбавленную в кислом привкусе зависти.

«Кто он вообще такой?» – задавался тогда вопросом Мин.

Спустя почти год он нашел ответ. Лайт – тот, кто стал особенным, отличающимся от всех остальных. Тот, кому Мин первому за десять лет добровольно рассказал о самой ужасной ночи в своей жизни. Тот, кому удалось добротой побороть его зависть и предубеждение. Тот, кого не прельщал его статус и наследие. Тот, кто пытался примирить его с отцом. Тот, кто сам доверил ему свой секрет.

Приближаясь к человеку, чье присутствие в доме воспринималось уже правильным, Мин всматривался в него беспощадно, пристально. Ему понравилось, что Лайт встретил его взгляд доверчиво, пусть невольно и отступив на шаг и упершись в стенку. Они походили на хищника и жертву, но лишь с виду. Он не знал, что двигает им больше – необъятное чувство нежности или более знакомая, путающая мысли, тупая страсть.

– Я собираюсь сдержать обещание, – предупредил Мин, давая Лайту возможность остановить его. Он нуждался во взаимном осознанном согласии. Не хотел, чтобы ему просто позволили, как в прошлый раз.

Мин улавливал изменения в потемневших глазах напротив, читал их глубину, затягивающую с каждой секундой все сильнее. Между губами оставался тонкий просвет воздуха, в котором смешивалось два горячих дыхания. Это крошечное расстояние съеживалось под натиском головокружительного желания.

Голова слегка накренилась, и глаза Лайта послушно закрылись, объявляя свой ответ – окончательную капитуляцию. Мин не смог сдержать ухмылку, прежде чем последовать примеру и накрыть чужие губы своими.

В этом моменте отыскалось понимание, что каждое действие, каждое прикосновение, каждый поцелуй и, скорее всего, даже близость становятся лучше, если делать это с тем, к кому испытываешь искренние чувства. Так рискованно и неблагоразумно, однако чертовски приятно.

Но лучше всего – ощущать ответ. Как Лайт самостоятельно раскрывает губы, как впускает его внутрь, как тонкая ладонь двигается от его плеч к волосам, увлеченно зарываясь в них, как вырывается прерывистое дыхание, когда они слегка отступали, и как заглушается трепетный стон, когда снова соприкасались.

Лайт совсем не холодный и отстраненный, как думали его друзья. Может, он давно и не встречался ни с кем, но точно не потому, что не мог. Мин понимал – перед ним вулкан, доныне долгое время спящий, но теперь готовый извергнуться в любую секунду. И это произошло. Неуловимые вибрации перерастали в землетрясение максимальной магнитуды. Горячая лава, покрывая земную поверхность, отовсюду разбрасывала раскаленные обломки – прекрасное зрелище в своей опасности. Неизвестные ощущения пронзали насквозь, дробили алмазное сердце, позволяя гореть в огне – разрушительно-ярком, всепожирающем, хлестком. В кратере вулкана могло образоваться даже лавовое озеро, и Мин намеревался броситься в него с головой.

Время бежало или, может, застыло – не разобрать. Но их губы были влажные и опухшие, глаза стеклянные, а мысли – пустые. Говорят, для влюбленных весь остальной мир перестает существовать. Так вот из-за чего. Потому что в это мгновение Мин действительно ни о чем не мог думать. И это было невероятно: забыть кто он, где и почему. Даже сформировать мысли в слова выходило с трудом. Он разучился говорить, речь воспринималась чем-то инородным, инструментом из другого измерения. Мин бы с радостью предпочел отныне общаться только на языке поцелуев.

Что ты чувствуешь ко мне? Поцелуй. Когда вернешься? Поцелуй. Сколько ты сможешь быть рядом? Поцелуй. Идеальный разговор.

Блаженство годами закупоренных чувств, как джинн из лампы, вырвалось наружу, заполняя их без остатка.

Мин пришел в себя, лишь когда руки вцепились ему в шею, и его обняли – так крепко и жарко, с трогательным отчаянием, отчего тело покрылось мурашками. Объятия – одно из оружий Лайта, которое пробило его броню. Он не обнимался ни с кем после смерти матери. Никому даже в голову не приходило, как он нуждался в этом. Не приходило, что его следовало обнимать.

– Что у тебя за парфюм? – внезапно раздался голос Лайта у самого горла.

– Вряд ли ты поймешь по названию.

– Нет, я о том, что за запах? Никак не разберу…

– Это ветивер.

Чужое любопытство о такой мелочи будоражило. Лайт что-то промычал, и тогда Мин зашептал ему на ухо, ответно вдыхая чужой запах. Глубоко. С упоением.

– Ты дал согласие.

Он видел лишь розоволосую макушку, на которой оставил поцелуй, поддавшись глупому порыву.

– Мне бы понять, на что конкретно я соглашаюсь, – приглушенно забормотал Лайт, опаляя грудь дыханием, а Мин был и не против. Горячий воздух нашептывал им свои правила новой действительности.

Мин переместил руки от талии парня на плечи, подталкивая того вновь посмотреть на него.

– А чего тебе хочется? – Ребяческое желание дразнить разъедало легкие и щекотало гортань. Он потянул Лайта за руку, приближая к кровати. Не вечность же зажиматься у стенки словно нашкодившим школьникам.

Лайт не сопротивлялся. Тело легко поддалось, и вот они уже сидят на кровати, но в глазах напротив что-то будто кричало «нет». Мин знал каково это. Сам до конца не понимал во что ввязывается, однако больше не сопротивлялся. Губительное болото романтических чувств загустевало в нем.

– Несерьезные отношения не для меня, – нахмурился Лайт, между бровями образовалась забавная морщинка.

– А слишком серьезные – не для меня, – не сдержался Мин в желании поддразнить.

Заявление не было ложью. Он всегда считал, что отношения столько всего усложняют: люди тратят время на бессмысленные разборки и создают кипиш по малейшим причинам. Реалистичный взгляд на мир доказывал: в большинстве отношений пятьдесят процентов – привычки, двадцать процентов – лжи, десять процентов – измен (или же мыслей о ней) и ссор, а остаток делят – финансовая зависимость, страх мнения других, неравенство, психологический или физический абьюз.

Впрочем, у всего есть исключения. Так, может, попытаться им стать?

– Это не работает с самого начала. – Лайт немного скривился, точно сказал что-то уже известное, но Мин уверенно и дипломатично не согласился.

– Наоборот, мы отсекли две крайности. А я ненавижу крайности. Или ты думаешь, что я втягиваю тебя в свободные отношения? Роман или интрижку?

– Не знаю. Поэтому и спрашиваю.

– Я предлагаю тебе себя и в ответ хотел бы получить тебя. А наши отношения будут такими, какими мы сами захотим. – Банальности, как и ложь, казались лишними сейчас в этой комнате.

– В первый раз все было проще. – Лайт откинулся на кровать и тяжело выдохнул, закрывая лицо ладонями.

– Мы так быстро добрались до фазы «разговоры о бывших»? – Мин и сам удивлялся, почему продолжает дурачиться, и при этом ощущал вдохновляющую решимость, пусть даже все очень шатко. Но его переполняло давно позабытое чувство, которое кто-то назвал бы счастьем. Словно несбыточная мечта совсем близка к исполнению.

Химия между ними превращалась в хмелящий и дурманящий пар, и Мин вбирал его с каждым вдохом. Он хотел получить эти мгновения все до единого. Теплые, живые, взаимные. Он жаждал их. Именно они помогали вдыхать решимость не только в себя, но и в Лайта.

– Тогда мне придется остаться на ночь, слушая о твоей бесконечной череде. – В Мина полетела шпилька, однако она отражала их близость.

– Можешь остаться и без разговоров о бывших. Я только за. – Мин лег на бок рядом с Лайтом, подпирая ладонью голову, а второй рукой провел по его шее, оставляя за ней след из возникших мурашек.

– Мне уже есть, где жить.

– Теперь у тебя другая причина остаться.

– И какая же?

– Здесь живет твой парень.

– Ты невыносимый.

Но слова почему-то противоречили действиям. Мина поцеловали первым. Скорый и убаюкивающий поцелуй. Отвергающий эфемерность происходящего.

– Почему ты ответил на поцелуй? Почему согласился?

Все это время именно Мин раз за разом подступался к парню. Лайт никогда четко не говорил о том, что чувствует к нему.

– Я устал.

– Не самый обнадеживающий ответ.

– Устал сопротивляться тебе и бороться с собой. Ты не понимаешь, какое ты большое искушение для меня. – Такой ответ стал неожиданностью. Мин был уверен, что Лайт отвергал его без труда. – Ты, должно быть, слышал это много раз, но самый простой ответ на твой вопрос – ты нравишься мне. А может и больше. В последний раз я испытывал подобное так давно, что теперь сложно разобрать степень и оттенки своих чувств. Но все они направлены на тебя.

В мире придумано достаточно букв для того, чтобы собирать из них самые абсурдные слова и глупые предложения. Самые прекрасные тоже.

– Ты почти заставил меня потерять веру в свои чары.

– А ты – веру в мое хладнокровие.

– У тебя есть повод для сомнений, как и у меня. Вот это между нами, – Мин руками очертил их собственную орбиту, – нелегко и зыбко. Ну и что с того? Поговорим о том, что нас беспокоит, и исправим это. Сами решим, как все будет.

Они могли бы делать это. Создавать, исследовать, выстраивать бесконечные лестницы, ломающие потолки и идущие только вверх. Стать искомым катарсисом друг друга. Совершенным величием несочетаемого.

– Предлагаю первым пунктом – сделать наши отношения честными.

Они оба находились в середине своих двадцати. Уже не гормонально-неустойчивые подростки, видящие мир сквозь розовые очки. Но и не полноценные взрослые с минувшим лучшим и утраченной надеждой. Их преимущество состояло в знаниях, полученных из собственного опыта или посредством наблюдения за другими, однако их было не настолько много, чтобы пошатнуть уверенность. Уверенность в том, что величайшее несчастье – быть счастливым в прошлом.

– А ты еще меня называл напористым, – фыркнул Лайт, хотя тому понравились его слова. Мин видел это по мягкости улыбки, туману в глазах и искрах от прикосновений. – Ладно, ты согласен встречаться с парнем, но согласятся ли с этим другие?

– Меня мало волнует интерес других к моему выбору.

– Твой отец…

– …будет в ярости, вероятнее всего, – спокойно закончил Мин за Лайта. – Не впервые, поверь.

– Дело не только в том, что он помог мне с практикой и жильем, а я теперь собираюсь встречаться с его сыном. А в том, что Кхун Равит – мой врач. Ему лучше всех известно о моем состоянии. И он не захочет, чтобы ты ввязывался в это.

– Я сам не хотел ввязываться, и ты этого не хотел. Пусть отец не захочет тоже. Тем не менее все уже случилось. Я сам предложил быть честными, поэтому солгу, если скажу, что меня не волнует твое состояние. Ты был прав, с этим ничего не поделать. Но медицина очень быстро развилась за последнее время, мне ли не знать. Сейчас пытаются лечить даже рак. Неужели вытащить из головы какой-то осколок сложнее?

– Это ведь даже не болезнь, а весьма неудачное последствие моей глупости и неосторожности.

– Я чемпион в номинации «Худшие последствия собственных глупостей», поэтому ты должен слушать меня. Сам говорил – тебя уверяли, что ты можешь жить нормальной жизнью. Отец честен с пациентами, и его коллеги придерживаются такой же политики.

– Иногда я забываю об этом. – Лайт по-прежнему лежал рядом, но мысленно куда-то ускользал. – На целую неделю или даже месяц. Кажусь себе прежним, свободным делать что хочу. А потом просыпаюсь от кошмара, где машина снова переворачивается, голову насквозь пронзает, подруга зовет на помощь, а я могу лишь медленно умирать.

– И меня иногда мучают кошмары, – признался Мин.

В такие ночи его знобило, и он обнимал себя за плечи, устремив взгляд в окно, будто это был единственный выход выпутаться из тьмы непрекращающихся навязчивых воспоминаний и оказаться ближе к свету. И ждал, потому что знал – рассвет обязательно наступит. Даже если весь мир рухнет.

– О том, что произошло с твоей мамой?

– У меня тоже в голове сидит монстр, который душит и мешает жить. Иногда он приходит в виде панических атак и кошмаров, иногда – в виде страха больниц и крови, а иногда – в желании никого никогда не любить. Но чаще всего – в презрении к самому себе. И в нескончаемой обиде на отца. Я давно сломался.

– Ты не сломан, ты – поврежден. Это не одно и то же. Сломанное не всегда можно починить, а вот поврежденное куда проще. Нужно лишь найти источник нарушений и устранить его.

– Говоришь как истинный доктор. До отвратительного похоже на моего отца. – Мина так и подмывало засмеяться над иронией своего положения.

– Тогда соблазнять меня было не лучшей идеей.

Даже в том, что они отвергали друг в друге, находились точки пересечений, изорванной линией мчащиеся по дремучему жерлу соблазна.

– Знаешь, то же самое можно сказать и о тебе, – вернулся Мин к предыдущим словам парня. Дурачество осталось в стороне.

– Ты можешь вылечиться, – не согласился Лайт. – Со мной все иначе.

– Мы оба поврежденные. Только один душой, а другой – телом. Твой источник спрятан здесь, – Мин осторожно положил ладонь на затылок Лайта и погладил того по волосам. – Но и мой где-то тут, только томография его не выявит. Он прячется среди мыслей, обитает в подсознании, разъедает мелкие трещины, расширяя их до бездонных дыр.

– Я кое-что скажу… но не злись. – Мин насторожился, но оставался неподвижен. – Обратись за помощью. Твои панические атаки… так не должно продолжаться и дальше. Ведь ты никому не рассказывал о них?

Мин стыдился их. Этого очередного проявления слабости. Он мог жить без них целый год, а затем они возвращались. Едва он забывал о них и верил, что преодолел, паника вновь овладевала им; очередной приступ пронзал тело и передавал неизбежное послание-приговор: Сломлен. Изранен. Увечен.

– Не хочу накачивать себя антидепрессантами. В четырнадцать я провел так почти полгода и едва помню этот период.

Первый год после смерти матери слишком затуманили больницы, лекарства, терапия – Мин больше никогда не желал к этому возвращаться. В пустоте было хорошо, но кроме нее ничего и нет. Он боялся, что во второй раз не захочет из нее выныривать. Погрузится навсегда.

– Это в особо тяжелых случаях. Тебе же могут помочь другие лекарства и простая работа с психотерапевтом. Ты ведь ненавидишь эти приступы… почему же отчаянно держишься за них?

– Не то чтобы держусь, – выдохнул Мин, стремясь подобрать ответ. Говорить об этом было сложно, но с Лайтом он хотел попытаться. – Просто не было смысла. Отец даже не замечал, и я подумал, что тоже могу.

– Теперь их замечаю я. Это моя просьба – помоги себе.

– Я соглашусь, если в ответ ты исполнишь мою. – Парень приготовился выслушать, но Мин покачал головой. – Мне еще стоит подумать над ней. Скажу позже.

– Какая-то грустная из нас пара, – печально произнес Лайт, но, к его удовольствию, повернулся набок и придвинулся еще ближе.

– Видишь, мы уже почти разобрались в природе наших отношений – честные и грустные. Звучит поэтично.

– Твой отец будет против, – вновь напомнил Лайт.

– С ним я разберусь сам. А что насчет твоей матери?

– Есть плюсы в том, чтобы быть ближе к смерти. Например, семья позволяет тебе куда больше обычного, – сказанное позабавило лишь Лайта. Шесть лет дали тому преимущество: научили жить с личной трагедией, как и насмехаться над ней. Мин же был этого лишен. – Для нее главное, чтобы я был счастлив. С самого моего детства.

Раньше Мин посчитал бы такой ответ далеким от реальности, существующим лишь на киноэкранах, однако семья Лайта доказала обратное.

– Зато Нун поймет. – Он задумчиво перебирал воспоминания и чужие пряди. Цикличность этих движений успокаивала. – Один из ее племянников встречается с парнем, она как-то рассказывала об этом несколько лет назад.

– Необязательно вообще кому-то рассказывать, – добавил Лайт. – И не потому, что мы делаем что-то неправильное, а потому что это никого не касается.

– Скрывать не будем по этой же причине. Пусть все идет своим чередом. – Мин обычно открыто не показывал привязанностей, но отныне отказывался специально сторониться парня.

– Не могу поверить, что собираюсь опять с кем-то встречаться. – Лайт отчего-то засмеялся. Мин посмотрел на него взглядом, в котором сквозил вопрос. – Я честно считал, что моя любовная жизнь закончилась. Финита ля комедиа^[64].

– А я могу развеять это заблуждение прямо сейчас. – Мин с головой погрузился в новый поцелуй. Снова. Чужие руки нескоро оторвали его от себя.

Лайт так и не ушел этой ночью. Они наслаждались началом зыбкого и волнующего фундамента, на котором намеревались построить то, что обоих пугало, но в то же время необратимо тянуло. Каждый из них думал, что достаточно разумен и не попадется в эту ловушку, но, оказавшись в ней, понял – они попали не в ловушку.

Скорее прыгнули в бездну.

* * *

Помощницы Нун сообщили, что экономка уехала в больницу к отцу. Никто не знал, что Лайт остался на ночь, и утром их не тревожили.

Они поели на кухне впопыхах. Лайт спешил в свою больницу, а перед этим еще собирался заехать домой за какими-то бумагами. Мин наблюдал, как парень судорожно допивает кофе и проглатывает пищу, чтобы не опоздать.

– Я позвоню тебе вечером, – полетела в него стандартная фраза, однако этого было мало. Мин сжал руку Лайта и притянул того обратно к себе. – Что ты делаешь? Нас могут увидеть!

– Тут никого нет, – прошептал в самые губы, отдаваясь поцелую.

Его приводило в млеющее воодушевление то, как отныне Лайт сдавался ему. Даже сейчас, несмотря на спешку парня, Мин заставлял того забыть о ней, потому что они были абсолютно поглощены друг другом.

Поглощены до такой степени, что не услышали, как отворилась парадная дверь и кто-то зашагал по направлению к ним.

– Что здесь происходит?

Они застыли, и, прежде чем открыть глаза, Мин подумал: «Неужели это расплата за то, что снова счастлив?»

Почему именно сейчас? Отец месяцами отсутствовал дома, и Мин имел миллион возможностей устраивать в особняке чуть ли не оргии. Но стоило ему наконец добиться от Лайта взаимности и потеряться в поцелуе, родитель тут же застал его за этим. За что?! Какой грех он совершил в прошлой жизни?

Глаза пришлось открыть, когда Лайт испуганно отскочил от него. Тот был настолько ошарашен внезапным разоблачением, что даже не осмеливался посмотреть на вернувшегося из больницы хозяина дома. Вонграт-старший же и поддерживающая его одной рукой экономка стояли у входа на кухню, теряясь в смятении и неверии от развернувшейся перед их глазами картины.

– Тебя выписали? – спросил Мин будничным тоном и мысленно вручил себе за него «Оскар». – Меня никто не предупредил.

– Я заметил. – Отец перевел взгляд с него на Лайта.

– Лайт спешит в больницу. – Он легонько подтолкнул парня в спину и тихо, чтобы только Лайт услышал, сказал: – Иди, я разберусь.

Парень колебался буквально секунду, прежде чем вылетел в холл, позабыв даже о стандартной вежливости. Он был ошарашен больше Мина. Никто из них не предполагал рассказать о своих отношениях таким красноречивым образом, ускорив каминг-аут.

– В мой кабинет. Сейчас же! – В воздухе повисла фраза, которую Мин слышал неоднократно. Сколько раз он выслушивал там придирки, недовольства, жалобы, приказы. Сколько они ругались и повышали голос, сколько хлопала дверь, когда один из них брал верх над другим.

Отец направился к себе уже без помощи Нун. Мин встретился с женщиной взглядом, который отражал то же, что и всегда – смесь беспокойства с долей жалости. Но не заставляющей ощущать себя ничтожеством, а кричащей о том, что чье-то сердце болит за тебя.

– Я оставила тебе записку на кухне, что поехала забирать Кхуна Равита из больницы. – Мин слишком увлекся кое-кем, чтобы заметить какой-то клочок бумаги. Его вина. – Будь почтителен и не ссорься с отцом. – Нун неоднократно так говорила, однако он мало когда прислушивался.

Оставалось обреченно последовать за отцом. Мин остановился перед самой дверью и набрал в легкие воздуха, а вместе с ним и храбрости. Что ж, пора подтвердить сказанное ночью Лайту. Ему не впервой быть разочарованием.

Отец восседал в кресле, облокотившись на стол, и с непроницаемым лицом ждал. Наконец он выглядел прежним, а не побитой слабой версией самого себя. Глубоко внутри Мин почувствовал патологическое разочарование, ведь сейчас та хилая близость, установленная между ними за последние месяцы, спустится в водосточную трубу как экскременты. Он уже не находил былого удовольствия в ссорах с родителем. Но, видимо, это неизбежно.

– И как это понимать? – Отец не лез в его личную жизнь, но увиденное ранее, как ни крути, вызывало вопросы.

– Так и понимай. Правда, мы не так планировали сообщить. – Сказанное «мы» обжигало язык, но привычным «я» хотелось пожертвовать.

– Все равно не могу взять в толк. Вполне вероятно, потому что я уже слишком стар. Сперва ты встречался с девушкой, которая тебя похитила и втянула нашу семью в разборки с какими-то преступниками, что чуть не стоило и тебе, и мне жизни, а ныне целуешься с Лайтом, из-за чьего присутствия ранее устраивал истерики?

– Не делай вид, будто тебя когда-то особо волновала моя личная жизнь.

– Я не вмешивался, однако это не значит, что мне было наплевать. Ты уже взрослый парень, и не мне указывать, с кем тебе быть, но…

– Как выяснилось, меня может заинтересовать и парень. – Мин не стал медлить с признанием. Он посмотрел на отца с привычным вызовом во взгляде, который так и кричал: «Ну же, нападай!»

– Ты с ним в одной комнате еле мог находиться, хотя после похищения вы подружились, но теперь ты решил, что он тебе нравится? Я правильно понимаю?

– Ты ведь сам описывал в красках, какой Лайт чудесный юноша. Поздравляю, в этот раз ты оказался прав, а я крупно ошибался. Но я предупреждал, не стоило позволять ему жить здесь.

– Ты что, снова делаешь это назло мне?

– Просто напоминаю: это ты привел его в мою жизнь. Я об этом не просил, однако так случилось. И теперь могу даже поблагодарить за это.

– Ты не можешь быть с ним.

Этих слов Мин ожидал. Они даже слегка подзадержались.

– Ты печешься о будущих наследниках своего бизнеса, а из меня в очередной раз не вышел идеальный сын, но…

– Дело не в этом. Я придерживаюсь взглядов Фрейда о врожденной бисексуальности^[65]. И мне импонирует Лайт, однако мне не ясно, как вы дошли до этого. Никогда не замечал в тебе подобной тяги. Или в той статье писали правду? Я так плохо знаю тебя?

– Нет, тогда это была газетная утка. Просто… после истории с безумной девушкой твой сын заинтересовался хорошим человеком. И так вышло, что этот человек – парень.

– Я не хочу, чтобы вы были вместе не потому, что Лайт парень, а потому что он – мой пациент.

– Мне известно о его состоянии. Лайт рассказал мне до того, как я уехал в Шанхай, поэтому я тогда так резко и сорвался, – откровения не утихали. – Но… мы все разрешили. Ты сам сказал ему, что он сможет продолжать жить, если будет придерживаться правил. Теперь, когда я обо всем знаю, можешь не волноваться, я не втяну его в опасные дела и не буду рисковать его безопасностью. С этим покончено.

– Да, он может. Но даже если соблюдать осторожность, жизнь полна сотни случайностей, их невозможно просчитать и предвидеть. В таких случаях тяжелее всего приходится не пациенту, а его близким. Знаешь, как нелегко было поначалу его матери? Куда тяжелее, чем Нари показывала сыну. Тебе же с трудом удалось пережить смерть матери. Настолько, что это повлияло на твои решения касательно своего будущего.

– Я не стал врачом, чтобы не быть похожим на тебя. Я смирился с потерей мамы, но с твоим отсутствием в тот день – нет. – Мин никогда не говорил этого отцу, так же как и отец не признавался в том, что осведомлен о его мотивах.

На подтянутом, но уже украшенном морщинами лице возникло странное выражение. Мин не мог его распознать, в какой-то момент ему даже показалось, что отец заплачет. Он ни разу в жизни не видел его слез. Верил, что тот потерял способность плакать, поскольку чеверть века находился бок о бок со смертью. И слезы, должно быть, иссякли; ушли вместе с тысячами погибших душ.

Мин помнил отца именно таким: постоянно занятым, непоколебимым, строгим и отвергающим его раз за разом. С годами многие вещи исказились, а далекие воспоминания о более теплом, заботливом отце, бравшем его на руки и смеявшемся с ним на пару, стали походить на замыленный и очень тусклый сон. Мин знал, что это его воспоминания, но связь с ними оборвалась.

– Это ошибка, о которой я буду жалеть до конца своих дней, – вдруг заговорил отец, однако казалось, что кто-то другой. – Я виню себя за это сильнее, чем даже ты меня. Я злился на несправедливое стечение обстоятельств годами и замкнулся в себе. Замкнулся настолько, что даже оттолкнул тебя, а ведь ты был ребенком. Моим ребенком. Ты нуждался во мне, пусть и ненавидел меня. С каждым годом ты отдалялся все сильнее, а я никогда не был хорош в выражении чувств. Оказалось, без твоей матери я не мог даже с родным сыном найти общий язык. Раттана упрощала и помогала вести беседы так естественно, что мне удавалось забыть о любых неудобствах и переживаниях. Она была моей душой, моей радостью, моим смехом, моей смелостью. Без нее я бы не достиг того, что имею сейчас. – Глаза мужчины озарились несвойственной для них нежностью, когда речь зашла о женщине, покинувшей их обоих так несправедливо рано. – Она всегда знала, как важна для меня работа, и была готова быть на втором месте. И мне так жаль, что я позволил ей это. Позволил уступать раз за разом и жертвовать собой. И не успел напомнить, что несмотря ни на что, я любил ее так, как умел. Всем своим эгоистичным сердцем. Она была лучше меня, мне никогда не сравниться с ней. Однако ты – другой. В тебе живет частичка матери, и я каждый день вижу Раттану в тебе. Сперва мне было больно видеть это сходство, поэтому я скрылся за работой, но сейчас… ты даришь мне утешение. Я смотрю на тебя и вижу, что наша любовь с Раттаной не закончилась после ее смерти. Она живет в тебе, и я хочу, чтобы ты был счастлив. Если бы она переродилась и узнала, что я не справился с главным своим долгом, то не простила бы меня. Я поступал неправильно, когда давил на тебя из-за медицинского. Думал, что знаю, как лучше для тебя. В детстве ты мечтал стать врачом, и я воспринимал твой отказ как подростковое упрямство и один из способов пережить горе. Но я ошибся.

Для Мина самым счастливым сном был тот, где мама жива и обнимает его каждый день, а отец извиняется за одинокий кошмар длиной в десять лет и готов любить его любым. Со всеми принятыми им решениями кем быть, а кем – нет.

Но мертвецы не оживают. А вот живые способны что-то изменить и найти дорогу к искуплению.

И его отец, чьего одобрения он так жаждал, но страстно это отрицал, сейчас говорил о своих чувствах. Мин забыл сколько ему лет – тринадцать или двадцать четыре. Пока живы родители, ребенок остается ребенком, неважно сколько ему лет. Сердца детей неизменно тянутся к ним, даже переступая через осколки искалеченного и болезненного прошлого. Не имеет значения, как глубоко оно зарыто: в детях всегда живет желание простить родителей, и наоборот.

– После случившегося с ней… я не мог стать врачом. И до сих пор не хочу. – Мин вложил тысячи мельчайших сплетений эмоций, страданий, горечи в два предложения. Как это оказалось просто и как долго формировалось… Зачем нужны учения с тысячами страниц, если правду можно облечь в несколько слов?

– Я был бы рад, пойди мой сын по моему пути, но, если нет, ты по-прежнему мой источник счастья, и я… люблю тебя, Таксин, – никогда прежде отец не звучал так неуверенно и робко. Мужчины в этом доме разучились говорить о любви. Любовь умерла в них вместе с женщиной по имени Раттана. А теперь наконец возрождалась. В одном – ради собственного сына, в другом – ради парня, сломавшего его стены.

– Папа…

Слово сорвалось неосознанно, будто шло в комплекте с «Я люблю тебя» и его настоящим именем^[66], но не верилось, что их действительно произнесли. И не кто-то другой, а он сам. Туманный образ из прошлого прояснялся, делая силуэт молодого мужчины, который возвращался вечерами и целовал их с матерью, более отчетливым.

– Мне нужно понять одно: то, что между вами с Лайтом – это эксперимент или временная забава? Знаю, молодые люди в ваше время любят экспериментировать.

Хотелось объяснить, что Лайт – не пятнадцатиминутная поездка на заднем сиденье такси со случайным попутчиком. А скорее долго заждавшийся поезд, который обязательно довезет к месту прибытия, каким бы оно ни было.

– Но… если это не так, я не буду препятствовать. – Мин боялся даже выдохнуть. – Как твоему отцу, в этот раз мне следует лучше позаботиться о дорогом тебе человеке. Лайт достойный юноша, он заслуживает прожить длинную и хорошую жизнь. И у меня есть ресурсы проследить, чтобы так и случилось.

– Ты серьезно? – хрипло переспросил Мин от невозможности услышанного.

– Если желание, чтобы ты последовал по моим стопам, делает из меня врага, я отступлюсь от него. Будь кем хочешь, люби кого пожелаешь. Я захотел стать врачом по собственной воле и создал больницу, а затем целую компанию, опять же для себя. Главная мечта моей жизни сбылась, и мне посчастливилось пережить настоящую любовь с Раттаной. Неправильно лишать тебя этого. Мне не следовало перекладывать свои желания и стремления на тебя. Если ты не хочешь работать со мной, я приму твой выбор. Прости, что это заняло у меня так много времени. Твоя мама постоянно твердила, что я слишком упрям, хотя раньше я считал это преимуществом.

– А как же «VN Medicine»?

Петля, что затягивалась у горла с каждым годом все туже.

– Это всегда будет твоим наследием, но мне только пятьдесят один и до состояния дряхлого старика еще далеко. Я продолжу заниматься больницами сам, а когда уже не смогу, у меня есть преимущество, которое передастся тебе – это право владельца решать. Если твое решение – не участвовать лично, отыскать достойных и проверенных людей для этого будет достаточно. Просто проследи за еще одним нашим с матерью ребенком. Она многим жертвовала ради того, чтобы у других появилась возможность жить.

– Но… как же вся эта чушь про мораторий? – вспомнил он слова отца, когда тот вновь подключал научную термина-логию, делая суждения о его жизни и великодушно выдавая очередной ярлык.

– Это не чушь, а доказанный учеными кризисный период, который переживает нынешнее молодое поколение. Ты не один.

– Я… не знаю, что сказать.

Мин путался в мыслях, словно в непроходимой трясине, где любое неосторожное движение могло стоить жизни.

– Подумай, чем ты хочешь заниматься, и после вместе обсудим твое будущее. Я помогу, если это, конечно же, не будет противоречить закону и рамкам приличия.

Понадобилось какое-то время, чтобы взять себя в руки. Мин не верил в сказки, но отец всегда говорил то, что имеет в виду. И сейчас предлагал построить ему собственную мечту и снимал с плеч самую тяжелую ношу, позволяя выпрямиться во весь рост.

– Не переживай, я не намерен брать пример с Напатов, да и открывать стриптиз-клуб тоже.

– Тогда мы сможем договориться. – Казалось, разговор исчерпал себя, и впервые на лицах обоих сквозило облегчение после беседы. – Последний вопрос о Лайте. – Мин кивнул, разрешая. – Ты уверен в этом? Не припомню, чтобы у тебя были сильные привязанности в прошлом. Временами я спрашивал у Нун, ведь с ней ты разговаривал куда охотнее и не дерзил через слово, но она жаловалась на то, что ты никогда не показывал своего любимого человека, если он у тебя и имелся.

– Я ни к кому еще подобного не чувствовал. Не знаю, что будет дальше, но сейчас… сейчас я уверен. В качестве еще одного врача вместо меня ты получишь Лайта в роли моего парня.

– Иронично, – хмыкнул отец.

– Жизнь полна сюрпризов.

Мужчина снял с переносицы очки и улыбнулся ему. А вместе с ними будто снял многолетний груз, отягощавший сердце, которое все же страдало все эти годы, и в котором нашлось место для Мина.

Со снятым грузом каждый задышал свободнее.

_________________________________

(Артем Пивоваров (feat. Ëлка) – В Каждом Из Нас)

23 глава

Мин ждал Лайта во дворе жилого комплекса, но тот не спешил выходить. Прошло пятнадцать минут, и ничего не изменилось. Мин набрал знакомый номер, а когда звонок остался без ответа, решил сам подняться в квартиру.

Дверь открыли не сразу. Но затем Лайт предстал перед ним – крайне раздраженный и немного растрепанный.

– Прости. Долго ждал?

– Я звонил, но ты не ответил. Все в порядке?

Мин шагнул в квартиру, которую заполонил плач. Это?..

– Задержался из-за Прим. Устроила тут истерику.

Они прошли в гостиную, где на диване сидела девочка, уткнувшись в подушку, и содрогалась от рыданий.

– Что случилось?

Стоило признать – эта картина пугала. Ему не доводилось иметь дело с детскими слезами, да и Прим казалась бойким ребенком, не способным разреветься из-за пустяка. Может, узнала секрет Лайта? Но тут девочка оторвалась от подушки, заметила его, и ее лицо неожиданно вытянулось от злости.

– Пи’Мин, это ведь не правда, да? Скажи, что ты не встречаешься с моим братом!

Мин так и застыл на месте.

На прошлой неделе он выстоял разговор с отцом, который, вопреки всем законам мироздания и здравого рассудка, поддержал его, но теперь нервно сглотнул, опасаясь ярости на детском личике. Это был неизведанный ему ранее вид опасности, на который нельзя отреагировать ни ругательством, ни физической силой, ни ледяным взглядом. Он не представлял, как лучше всего ответить.

– Тебе не стыдно вести себя так? Успокойся! – Лайт терял последние капли терпения. Они с сестрой волком смотрели друг на друга, как два врага в эпицентре войны.

– Ты украл у меня Пи’Мина! Я уже рассказала девочкам в классе, что мой жених живет в замке. Я хотела отпраздновать там свой день рождения.

Мин понимал, что не время смеяться, да и Лайт выглядел по-настоящему сердитым, и все же про себя подумал, что это мило. Его впервые умиляли женские слезы, пролитые из-за него.

– Будет тебе уроком не болтать глупости!

Девчушка презрительно отвернулась от Лайта и подбежала к нему, вцепившись в руку.

– Ничего, если тебе нравятся и девочки, и мальчики. Просто дождись, когда я вырасту. Тебе не нужен этот противный неряха! Я буду намного красивее и умнее его, когда стану взрослой! И я ведь обещала, что буду хорошо учиться, чтобы стать как ты, Пи’Мин.

Он не знал, что на это ответить. Лайт снова его спас.

– Марш в комнату, ты под домашним арестом! Когда мама вернется, я расскажу ей, как ужасно ты себя вела.

– Это ты ужасный! Ты украл того, кого люблю я! Братья так не поступают!

И девочка убежала, громко хлопнув дверью.

Лайт устало поднял с пола подушку, брошенную Прим, и положил ее обратно на диван.

– Иногда я не понимаю, в кого она такая бесстыжая. Мама ее разбаловала, – с порицанием ворчал парень, не приглушая голос, будто специально стремился, чтобы младшая сестра услышала. В ответ раздалась громкая музыка, и Лайт застонал. – А ведь она еще даже не подросток. Мне уже страшно, что грядет… Пошли отсюда. Мне срочно нужна доза кофеина.

– Она, оказывается, серьезно настроена в отношении меня, – правдиво удивился Мин, когда они вышли и спускались по лестнице.

– Ты в ее глазах прекрасный принц, а я, должно быть, злая мачеха или сводная сестрица.

– Как она узнала?

– Я говорил с мамой по телефону и рассказывал, что мы сегодня идем на концерт, а она пожелала, чтобы свидание прошло удачно. И пока мы болтали, Прим услышала часть разговора. Я пошутил, что сбылась ее мечта – нашелся человек, который заберет меня, и для нее здесь освободится комната, а она устроила целое шоу из-за этого.

Иногда предугадать реакцию близких попросту невозможно, даже если и знаешь их очень хорошо. Никто и предположить не мог, что из всех членов их семей самый большой скандал из-за их отношений устроит не отец Мина, а одиннадцатилетняя сестра Лайта.

Мин до сих пор с трудом верил, что все происходит взаправду. Он встречается с Лайтом, отец понял его и не препятствует, но главное – ему больше не нужно работать в «VN Medicine». Впервые в жизни он может быть тем, кем хочет. Не сыном известного доктора. Не наследником огромного бизнеса. Не бездейственным виновником смерти матери. Не поврежденным мальчишкой.

Он собирался быть собой. И рядом будет правильный человек. Розоволосый докторишка, играющий на барабанах и… с его сердцем. Мин намеревался стать любимым инструментом Лайта.

* * *

Концерт был неприлично громким, угрожающим повредить барабанные перепонки и неистово запоминающимся. Они с Лайтом наслаждались им сполна. Страсть к музыке вывелась общей меткой на их телах невидимыми чернилами. И пускай они чувствовали себя зажатыми, как рыбешки в консервной банке, и пропитанными запахом бедности и пота, Мин бы легко обменял свои устаревшие болезненные воспоминания в роскоши на это мгновение.

– Тебе понравилось? – спросил Лайт, когда они вместе с толпой двигались к выходу по окончании концерта.

– Да, – горло охрипло. Ощущение свободы опьянило Мина.

Все казалось настолько непривычным, что он каждый раз напоминал себе – это его новая реальность. И весь этот азотный вакуум невольных поступков, хрупкий кислород обещаний и аргоновые бесцветные обязательства, в которых терялся диоксидный углерод надежд, и в самом деле превратились в воздух, которым он отныне дышит. Дышит вольно и счастливо.

– В следующий раз можно сходить с Бестом и Марой, – предложил Лайт.

Мин посмотрел на него так, словно Лайт предложил гнусность.

– Предложи реально существующую пару для двойного свидания. – Его радость чуть поугасла, но он не позволил неприятным мыслям затронуть хорошее настроение.

– Почему тебе так не нравится, что они вместе? – искренне недоумевал Лайт.

– А должно нравится? – хмыкнул Мин. – Они… совершенно разные. И нет, это не тот случай, когда противоположности притягиваются. Мара наиграется и разобьет этому клоуну сердце.

– А мне кажется, они подходят друг другу.

Мин расхохотался. Большей шутки он не слышал давно.

– Ага, конечно, – поддакнул с сарказмом. – Максимум это недоразумение продлится до следующего месяца.

– А вот я так не думаю, – не согласился Лайт. – Разве ты не желаешь им счастья?

– Желаю, – без колебаний ответил Мин. – Поэтому и говорю так.

Мин знал Мару пятнадцать лет, Беста – шесть. За прошедшие дни он просчитал все возможные варианты развития этих не-отношений, и только чудо могло повлиять на очевидный исход. Или – Та Самая Любовь. И если словоблудливый друг был на нее способен, то вечно блудливая подруга – только в параллельной реальности.

Мара была хороша сама по себе, но ядовита для тех, кто ее любит. Поэтому Мин никогда не подпускал ее слишком близко. Подруга никогда не нуждалась в принце на белом коне, и скорее для Беста станет королевой на скаковом жеребце. Но раз уж «темная» и «светлая» стороны жизни Мина столь тесно сдружились… Может, это знак, что разделять их никогда не имело смысла?

Лайт разглядывал толпу и, должно быть, заметил кого-то знакомого, поскольку активно замахал вытянутой рукой и радостно улыбнулся. Проворно петляя между людьми, к ним приближался Вар. Но даже этого мальчишки было недостаточно, чтобы испортить Мину настроение.

– Пи’Лайт, ты таки воспользовался билетами, что я подарил? А почему мне не позвонил?

– Ты ведь пришел с участниками своей новой группы. Зачем тебе я? – без тени сожаления ответил Лайт.

– Я бы тебя познакомил со всеми. – Вар наконец соизволил заметить его. – Пи’Мин, и ты здесь. Не думал, что тебя интересует альтернативный рок.

– Меня больше интересует кое-что другое.

Лайт не сдержал смешок, пока Вар недоуменно переводил взгляд с Мина на своего старшего.

– Неужели Пи’ не мог взять с собой никого получше?

Мин снисходительно покачал головой, обдумывая, почему ему не хочется даже злиться на этого мелкого засранца. Лайт же снова одарил Вара подзатыльником, повторяя урок хороших манер, который юный студент никак не усваивал.

* * *

Лайт загадочно велел идти за ним, когда Мин подвез парня после концерта. А он был не прочь последовать за розоволосой макушкой, куда бы она ни завела, но вслух подобные глупости не срывались.

Они оказались на крыше. Лайт лишь спустя несколько месяцев обнаружил в своем жилом комплексе лестницу, ведущую туда. Отсюда открывался неплохой вид на высотки Бангкока – Господина Величества. Шумного, суетливого, иногда удушливого и слишком большого. В нем легко потеряться, как в любом мегаполисе, и почувствовать одиночество даже в толпе.

Однако сейчас они были лишь вдвоем. Восседали на бетонном парапете и вглядывались в темное полотнище бездонного неба, освещенного сотнями вывесок, фонарей и реклам. Вместо света звезд на небе их окружали городские огни.

– Я решил, чем займусь.

Лайт устало обернулся, но в нем читалась лишь приятная, разнеженная усталость, как после идеально проведенного дня. Мин подробно пересказал сложный разговор с отцом в тот же день вечером, и докторишка счастливо заявил, что всегда знал: Кхун Равит намного лучше, чем Мин думал о нем.

– И чем же?

– Буду заниматься управлением, но не отцовских больниц, а открою свою студию звукозаписи. Мне всегда хорошо рядом с музыкой.

Он долго размышлял; конкретная мечта никогда не вырисовывалась в его голове, не считая разве что банального – быть счастливым. Музыка была ему ближе всего из занятий, которые дарили это ощущение, хоть и такое мимолетное. И в этом Лайт понимал его как никто. Для них обоих она была чем-то особенным. Для одного – страстью всей жизни, для другого – спасением и тайной отдушиной. Мир Мина до этого всегда качался на волнах предрешенности. Но с Лайтом зримая надежда пробилась наружу. Возможность больше не таиться и выпустить сокровенное на свободу.

– У тебя получится, – поддержал его Лайт. – Я даже имею на примете первых клиентов для тебя. Группа Нонг’Вара.

– Ну уж нет! – моментально воспротивился Мин. – Пусть тусуются в собственной студии, раз уж он подписал контракт. Ты же знаешь, мы недолюбливаем друг друга.

– Не понимаю, почему он тебе не нравится.

– Задай ему ответный вопрос.

– Я задавал.

– И?..

– Не буду передавать его ответ, иначе вы никогда не поладите.

Мин покачал головой, но смирился. Если мы выбираем любить человека, приходится терпеть его семью или близких. Ему повезло, что семья Лайта невероятно теплая и сплоченная, поэтому он запросто справится с одним мелким раздражающим студентом.

– Ты не разочарован? – снова рассек Мин приятную тишину.

– Чем?

– Тем, что уступил мне.

– Это так не работает, – не согласился Лайт, хмурясь. – Звучит, будто ты вынудил меня.

– Ну, никто так долго не отказывал мне.

– А вот сейчас начну разочаровываться, – съязвил докторишка. – Таким, как ты, необязательно кичиться. У других тоже есть глаза, они и так видят.

– Видят что?

– Я не собираюсь тешить твое самолюбие.

– Что я хорош собой?

– Вот, ты сам прекрасно осознаешь! Даже Нонг’Кванг так сказала.

– Стой… ты с ней встречался?

Имя девушки прочно врезалось в память. Мин до сих пор помнил, как сжимал ее руку, пока та рожала в его машине.

– Да, мы поддерживаем связь. Ее семья приглашала нас на ужин, чтобы еще раз отблагодарить, когда ты уже улетел. Я пошел один, и мы немного поговорили о тебе. Она сказала, что только в больнице хорошо разглядела тебя, и ей стало стыдно, что такой красавчик лицезрел ее в такой интимный момент, – пошутил Лайт.

– Я не особо рассматривал, знаешь ли.

– Помню. Пришлось тебя ударить, чтобы ты вообще остался в сознании. Прости еще раз за это.

Да уж, не самый героический момент его жизни. Хотя Мин никогда и не стремился быть героем.

– Нашли тех ублюдков?

– Да, но они отделались только судом, ведь фактически ничего с ней не сделали. Попытку изнасилования достаточно сложно доказать. Хотя ее сестра со своим парнем сами вроде как разобрались с ними.

– Наш мир полон дерьма.

– Но и хорошего хватает. Она счастлива с малышкой. Знаешь, как назвали? Ваан. Она действительно сладкая^[67]. И все же надеюсь, в роли акушера-гинеколога я никогда больше не побываю. Уж лучше оперировать голову пациенту под наркозом. – Лайт по-прежнему шел к цели стать нейрохирургом.

– Чем быть между женских ног? Ты так уверен в своих предпочтениях, – усмехнулся Мин, возвращая в атмосферу тающую, как масло, легкость.

– Ты с головой побывал там за нас двоих. – Лайт скривился.

– В прошлом. Сейчас я сосредоточен на настоящем.

Мин считал ревность опасным чувством, в котором, если переборщить, можно захлебнуться. Однако она могла быть и другой. Например, милой, если горела ярким багрово-черным огнем по краям радужек, в центре которых он видел свое отражение. Ему нравилось отражаться в глазах Лайта.

– Хочу знать, что тебе во мне нравится, – просьба сорвалась с языка неожиданно. Он поддался спонтанному порыву. Этот новый вид ребячества – влюбленно-волнующий – заполнял его до краев.

– Ноги.

Мин ожидал, что Лайт будет отпираться, однако тот так быстро ответил, что он даже не сразу осознал ответ, а после искренне удивился.

– Ноги? – Он ожидал чего угодно, но только не этого.

– Да, они у тебя непозволительно длинные. Выглядит круто.

– Ты помешан на том, что выглядит круто.

– Хватит дразнить меня.

– Ну, я рад, что тебе нравится. Никогда прежде не был так благодарен своим ногам.

– Придурок, – вырвалось из Лайта с тихим смешком.

– Ты тоже крутой.

– Наглая ложь, но спасибо.

– Нет, правда. – Лесть не пронимала Мина, да и для других он никогда особо не старался. – Ты был крутым, когда побежал спасать меня, несмотря на мои обвинения и поведение перед этим. Или когда на равных говорил с моим отцом. Но самым крутым, когда поведал мне правду о себе.

– Не боишься пожалеть?

– Быть с тобой? – В ответ кивок. – В моей реальности мало что делало меня счастливым, я к этому привык и научился так жить. Но когда узнаешь, что может быть лучше, даже страх не в силах преодолеть эту тягу. С тобой лучше, чем без тебя. Ты – мое «лучше».

– Ты тоже смелый, – сказал Лайт, улыбаясь ему уголками губ.

– Значит, мы – честные, грустные и смелые. Звучит и вправду круто. Поздравляю, ты добился цели, можешь больше не краситься ради этого.

– Мне нравится этот цвет. Отстань. – Лайт погладил свои волосы, словно утешая их.

– Когда я впервые увидел тебя, то подумал, какой вульгарный цвет, а теперь мне и самому нравится. Это так странно.

– Мин, прекращай.

– Что прекращать?

– Мое сердце не каменное.

Мин это знал. Оно гибкое и мягкое. Понимающее. Сильное. Страстное. Бездонное.

Никакая звезда с небес не падала, но он все равно загадал желание. Парень, который не верил ни в судьбу, ни в рок; который жил с рациональностью в крови и грубостью на языке. Закрыв глаза и стараясь растянуть этот момент на бесконечные полосы счастья, Мин хотел одного: пусть человек рядом с ним направит на него все чувства, копившиеся годами в этом маленьком теле и большом сердце.

Чувства делают людей глупыми, нерациональными, внезапными и зависящими. Мина тянуло пройтись и по этой дорожке – познать любовь и утонуть в ней. Он знал, что брать с людей обещания, которые они могут не сдержать, за пределами его системы координат. Однако был готов отпустить свою боль и злость, так долго пожиравшие его изнутри, подобно паразиту. Он сам его выкормил и пригрел. Но Мин устал от поврежденности души и собирался залатать ее. И вместо обещания он мог попросить.

– Ты должен мне просьбу, помнишь?

– Уже придумал?

Воспоминаниям не под силу победить настоящее. У памяти есть пределы, в то время как настоящее безгранично в этот самый момент. Особенно если ты свободен и счастлив.

– Не становись воспоминанием. Оставайся моим настоящим.

_________________________________

(Lauv – I Like Me Better)

Слово автора

Идея этой книги родилась в тревожный период, когда я лишилась важной для себя опоры – университета. Год за годом я училась и ждала, когда же это кончится. А когда кончилось – испугалась. Все, теперь я взрослая. Но взрослой я себя вовсе не чувствовала. Скорее потерянной и неопределенной. Спрашивала себя, может, со мной что-то не так? Или я, как те дети, которые вытягиваются в последний момент? И чтобы облегчить беспокойство, поглотившее меня, я создала героя – своего ровесника, чтобы он отыскал ответ на вопрос «Как стать взрослым?» вместе со мной.

Я хотела написать не «роман о геях», а просто роман о людях, которые нашли дорогу к сердцам друг друга. Просто они оба оказались парнями, вот и все. Я верю, что любовь одинакова для всех, это не о гендере в первую очередь. Это о чувствах, об усилиях, о поступках. В истории моих героев дело не в их половой принадлежности, а в том, что они сделали друг для друга и что пережили вместе.

Я хотела показать, что иногда семья – это очень сложно. Если не говорить о наболевшем, оно не исчезнет само по себе, а лишь увеличит пропасть между людьми. Родители могут стать для ребенка самыми близкими друзьями или же злейшими врагами. Но не стоит жить чужой целью, чужими желаниями, даже ради самых родных и любимых. Пусть каждый проживает свою жизнь. Позвольте своей мечте выбраться на свет.

Бежать от проблем – это нормально. Быть не в порядке – это нормально. Бояться – это нормально. Но иногда приходится самим разбираться с трудностями, самим обернуться и взять ответственность. Или же разрушить все и построить заново.

Я писала ее почти полтора года, еще год редактировала, потом издала самиздатом, а спустя полгода добилась главного – сотрудничества с издательством. Еще никогда в жизни я так не работала над текстом. В какой-то момент меня стало даже тошнить от него. Но после третьей редакции я подумала: «Это лучшее, что я написала на данный момент». Остановлюсь на этой мысли.

Долгое время я шла по этому пути одна, но книжный мир подарил мне много чудесных людей, которые помогли мне с самиздатом «Координаты Поврежденности». Хочу сказать спасибо своей подруге Полине Щербининой, которая не только отправляла мои книги читателям, но и стала моим литературным редактором и погрузилась со мной в мир Таиланда, и ее отцу Щербинину Максиму Борисовичу, помогавшему довозить экземпляры до почты. Также благодарю Ангелину Ланину и Никиту Евстратова, не раз отправлявших мои книги в другие города; Восточному Ветру, которая передавала их московским читателям.

Спасибо Кате Деминской, которая вот уже девять лет остается моей подругой и которая поддерживала меня, когда я решилась на сумасшедшую идею – строить писательскую карьеру. Спасибо Фрэнсис Кель, сначала моей подписчице, а потом как оказалось – коллеге, а сейчас уже подруге.

Спасибо Виту Островскому (книжному блогеру @ost_vitbooks) за то, что стал идеальным читателей этой истории и моим другом. Алене Алексеенко (книжному блогеру @alena_alexeenko), выразившей желание прочесть рукопись книги, когда я впервые рассказала о ней в своем блоге и искала первых читателей. Свете Строгановой (книжному блогеру @unybook.s) за то, что помогла мне, когда я нуждалась в этом, и оставила свой отзыв на книге. Виктории Томаш, моей подписчице, которая не просто прочитала, а глубоко прониклась моей историей и помогла с визуализацией персонажей еще в самом начале пути.

Спасибо моему выпускающему редактору Ирине Рожновой за то, что всегда шла навстречу и превысила любые мои ожидания от совместной работы.

Спасибо Ханье Янагихаре и Джону Ирвингу, в чьих текстах я отыскала родственные мысли и новые знания, способствующие улучшению моей истории.

Спасибо каждому, кто купил и прочитал «Координату» в самиздате, писал отзывы, рассказывал о ней знакомым. Не меньшее спасибо тем, кто прочитал ее уже в официальном издании.

И спасибо моим родителям, которые никогда не мешали мне писать, а поддерживали, хотя и не знали, о чем именно я пишу.

Я свою мечту нашла давно, в отличие от Мина. Вот только очень долго не решалась воспринять ее всерьез, начать воплощать в реальность. И все же вот – вы держите мою мечту в руках. Не разбейте ее, пожалуйста.

И как говорил Лайт: «Никогда не знаешь, как много времени у тебя осталось».

Плейлист

Justin Bieber & benny blanco – Lonely

Ciara – Paint It Black

Ben Cocks – So Сold

Billie Eilish – Lovely

Kehlani – Gangsta

YAS – Empty Crown

Palaye Royale – Lonely

NF – Paralyzed

GEMINI – Know Me

Mxmtoon – Ok On Your Own

PVRIS – Old Wounds

Billkin – Can’t Translate

NF – Can You Hold Me

Ayokay – Don’t Wanna Be Your Friend

NF feat. Sasha Sloan – Only

James Arthur – Medicine

Freya Ridings – Lost without You

SLANDER feat. – Love Is Gone (ft. Dylan Matthew)

Chris Avantgarde – Inside (feat. Red Rosamond).

James Arthur – Empty Space

Billie Eilish – Ilomilo

Dagny – Somebody

Radiohead – Creep

Артем Пивоваров – В Каждом Из Нас (feat. Ëлка)

Lauv – I Like Me Better

Примечания

1

Если у одиночества есть вкус, то это все, что я чувствую. (англ.)

(обратно)

2

Бат – национальная валюта Таиланда.

(обратно)

3

В тайских школах ученики не только носят обязательную форму, им также запрещено красить волосы и иметь татуировки на любой части тела.

(обратно)

4

Лакорн – многосерийная кинолента или сериал, снятый в Таиланде.

(обратно)

5

Вай – традиционное приветствие в Таиланде, выражающее также благодарность и почтение к старшим. Представляет собой поклон головой со сложенными ладонями на уровне груди.

(обратно)

6

Le femme fatale – французское выражение, обозначающее очаровательную соблазнительницу, связь с которой может иметь роковые последствия.

(обратно)

7

В Таиланде очень длинные настоящие имена, которые чаще всего используются только в документах. Поэтому у каждого тайца есть прозвище, чаще всего это домашнее имя. Родитель дает его своему ребенку еще в младенчестве, но сам человек волен менять прозвище неограниченное количество раз. Считается, что прозвище помогает обмануть злых духов, не выдав настоящее имя человека.

(обратно)

8

Кхун – вежливая форма обращения в тайском языке, которая ставится непосредственно перед именем. Русский аналог обращения «Вы» или «Господин/Госпожа».

(обратно)

9

BL-сериалы – сериалы, где в центре сюжета романтические отношения между парнями. В Таиланде тематика «boy love» отдельная ниша в кинематографе, которая очень популярна, и имеет толпы фанатов по всему миру.

(обратно)

10

В буддизме одно из четырех значений слова «мара» или «мритью-мара» означает воплощение смерти, непрерывную череду перерождений.

(обратно)

11

Образовательная система Таиланда предоставляет двенадцатилетнее базовое образование, которое включает шесть лет обучения в начальной школе («Пратом», 1−6), три года обучения на первой ступени средней школы («Маттайом» 1−3) и три года обучения на второй ступени средней школы в рамках общей («Маттайом» 4−6) или профессиональной подготовки (1−3 года).

(обратно)

12

Слова Сунь-цзы – китайского стратега и мыслителя.

(обратно)

13

Нонг’ – приставка, которую используют перед именем для обращения к младшим по возрасту людям и членам семьи. К младшему брату/ сестре или просто младшему, но близкому по возрасту человеку, следует обращаться только таким образом.

(обратно)

14

Пи’ – приставка, которую используют перед именем, чтобы обратиться к старшим по возрасту людям и членам семьи. В разговоре со старшим братом/сестрой или просто старшим, но близким по возрасту человеком, она обязательна.

(обратно)

15

Кхао Нияу Мамуанг – сладкий рис с манго, популярный тайский десерт.

(обратно)

16

Какие же вы идиоты! (англ.)

(обратно)

17

Прости, но мне не жаль. (англ.)

(обратно)

18

Ты такой странный. (англ.)

(обратно)

19

Неважно. (англ.)

(обратно)

20

Ты знаешь, я не люблю ждать. (англ.)

(обратно)

21

Бензодиазепины – класс психоактивных веществ со снотворным, седативным, анксиолитическим (уменьшение тревожности), миорелаксирующим и противосудорожным эффектами.

(обратно)

22

В тайском языке используется одинаковое местоимение и для мужского, и для женского рода, поэтому непонятно о ком именно говорит Лайт. В интерпретации на русский употребляется гендерно-нейтральное «человек».

(обратно)

23

Психологический мораторий – термин, введенный неофрейдистом Эриком Эриксоном для описания кризисного периода между юностью и взрослостью, когда человек экспериментирует с разными ценностями и убеждениями, стараясь обрести чувство собственной взрослой идентичности.

(обратно)

24

В Таиланде большинство жителей исповедуют буддизм. Последователи этой религии верят в бесконечную череду перерождений, накопление положительной кармы для просветления и перехода в нирвану – к ней стремится каждый буддист, будь он мирянином или монахом.

(обратно)

25

Почти у каждого дома в Таиланде можно увидеть небольшие домики, с поставленными рядом водой, благовониями и цветами. Эти сооружение называются «санпрапум» для духов-хранителей (прапумтьяути). Эти подношения придают тайцам спокойствие и уверенность в том, что их духи довольны и к ним в дом не зайдут.

(обратно)

26

Акат Дамкенг – таиландский писатель XX века.

(обратно)

27

Пира Судхам – современный таиландский писатель.

(обратно)

28

Маттайом – школьная ступень в Таиланде для детей от 12 до 17 лет.

(обратно)

29

Патпонг – название квартала Бангкока, который считается центром секс-туризма и настоящим эпицентром гей-заведений.

(обратно)

30

Запрет на приближение означает, что в целях защиты жизни, здоровья, свободы или покоя человека определенному лицу запрещается контактировать с ним. Он применяется, чтобы защитить пострадавшего от физического или психологического насилия.

(обратно)

31

Айдол – термин для обозначения поп-звезд и медиаперсон в Азии. Особенно распространено среди кей-поп групп Южной Кореи.

(обратно)

32

Томбой – термин, описывающий девушек с типичным для мужского пола характером, повадками и внешним видом.

(обратно)

33

Бхикшу – буддийский монах, строго соблюдающий обет безбрачия и свыше 220 других обетов Винаи (свода буддийских правил).

(обратно)

34

Деятельность социальной сети Instagram запрещена в Российской Федерации.

(обратно)

35

Нарциссическое расстройство личности – расстройство, характеризующееся убежденностью в собственной уникальности, особом положении, превосходстве над остальными людьми; завышенным мнением о своих талантах и достижениях; поглощенностью фантазиями о своих успехах; ожиданием беспрекословного подчинения от окружающих.

(обратно)

36

«Паразиты» – южнокорейский комедийно-драматический триллер 2019 года. Пон Джун Хо, режиссер картины, был награжден за работу над картиной «Золотой пальмовой ветвью» Каннского кинофестиваля, а так же четырьмя премиями «Оскар».

(обратно)

37

Лампанг – столица северной провинции Лампанг, третий по величине город в Таиланде.

(обратно)

38

Кхуен – тайская губная гармошка, выполненная из бамбука.

(обратно)

39

Том ям – кисло-острый суп с креветками, курицей, рыбой или другими морепродуктами. Национальное блюдо Лаоса и Таиланда. Также употребляется в соседних странах: Малайзии, Сингапуре и Индонезии.

(обратно)

40

Сом Там – традиционный тайский острый салат из зеленой папайи.

(обратно)

41

Гнан Соп – церемония в Таиланде организуемая для того, чтобы почтить усопших, и ее дата назначается монахами, которые ее проводят.

(обратно)

42

Имя Раттана в тайском языке означает «драгоценность».

(обратно)

43

Хоккиен-ми – желтая яичная лапша, похожая на японскую собу, что подается в виде супа с морепродуктами, свиными шкварками, зеленью и яйцом.

(обратно)

44

Сиам-Парагон – один из крупнейших торговых центров Бангкока.

(обратно)

45

В Таиланде семья – это святое. Пойти против воли родителей, жить отдельно после восемнадцати лет или с партнером до свадьбы считается неправильным. В самых традиционных семьях старший сын должен всегда жить с родителями и продолжать семейное дело.

(обратно)

46

Чалемчай Коситпипат – тайский художник и скульптор, смешивающий традиционное искусство Таиланда с современными аспектами модерна.

(обратно)

47

Отсылка к наиболее высокому состоянию душевного совершенствования в буддизме. Будда – это не имя, а звание, оно означает «пробудившийся от сна неведения», что является высшей целью буддизма.

(обратно)

48

Ват – буддистский храмовый комплекс или монастырь.

(обратно)

49

Добро пожаловать в клуб! (англ.)

(обратно)

50

Сонгкран – тайский Новый год, который отмечают 13–15 апреля. Считается буддийским семейным праздником.

(обратно)

51

Чатучак – район на севере Бангкока.

(обратно)

52

Чаупхрая – одна из крупнейших рек Таиланда, протекает через весь Бангкок и связывает север и юг страны.

(обратно)

53

«Гензель и Гретель» или «Пряничный домик» – сказка братьев Гримм, в которой юным брату и сестре угрожает ведьма-людоедка, живущая глубоко в лесу, в доме, построенном из хлеба и сладостей.

(обратно)

54

Титаны – гуманоиды огромных размеров, герои манги «Атака титанов» Хадзимэ Исаямы.

(обратно)

55

Аневризма – разрыв сосудов головного мозга, приводящих к кровоизлиянию в мозг.

(обратно)

56

Канталупа – тайская дыня.

(обратно)

57

Чиангмай – окруженный горами город на севере Таиланда.

(обратно)

58

«Большое Яблоко» – самое известное прозвище Нью-Йорка, возникшее 1920-х годах.

(обратно)

59

Цитата из знаменитого трактата о военной стратегии «Искусство войны», написанного китайским мыслителем Сунь-цзы.

(обратно)

60

Пансексуал – человек, который испытывает романтическое и сексуальное влечение к людям независимо от их пола. Сокращенно «пан».

(обратно)

61

«Отряд Самоубийц» – команда суперзлодеев из одноименной серии комиксов DC Comics, которая выполняет задания для правительства в обмен на смягчение тюремного заключения.

(обратно)

62

Харли Квинн – суперзлодейка вселенной DC Comics, член «Отряда Самоубийц», сумасшедшая гимнастка и возлюбленная Джокера.

(обратно)

63

Лук Чуп – тайский десерт, представляющий собой маленькие конфетки из перетертых бобов и желатина в форме миниатюрных фруктов и овощей.

(обратно)

64

Finita la commedia – итальянское устойчивое выражение, которое переводится как «комедия окончена». Означает завершение какого-либо дела, как правило – неблагополучного.

(обратно)

65

«Врожденная бисексуальность» – термин, который Зигмунд Фрейд использовал в своей теории, утверждающей, что все люди рождаются бисексуальными, и лишь в дальнейшем в процессе психологического развития становятся моносексуальными, а бисексуальность при этом приобретает латентный характер.

(обратно)

66

Имя Таксин в тайском языке означает «источник счастья».

(обратно)

67

Имя Ваан в тайском языке означает «сладкая».

(обратно)

Оглавление

Отзывы

1 глава

2 глава

3 глава

4 глава

5 глава

6 глава

7 глава

8 глава

9 глава

10 глава

11 глава

12 глава

13 глава

14 глава

15 глава

16 глава

16.5 глава

17 глава

17.5 глава

18 глава

19 глава

20 глава

21 глава

22 глава

23 глава

Слово автора

Плейлист