[Все] [А] [Б] [В] [Г] [Д] [Е] [Ж] [З] [И] [Й] [К] [Л] [М] [Н] [О] [П] [Р] [С] [Т] [У] [Ф] [Х] [Ц] [Ч] [Ш] [Щ] [Э] [Ю] [Я] [Прочее] | [Рекомендации сообщества] [Книжный торрент] |
Тебя любить (fb2)
- Тебя любить 480K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Татьяна Алхимова
Татьяна Алхимова
Тебя любить
Самое, наверное, приятное в создании книги — это написание вступительного слова. История, которую Вы прочтете ниже, написана для моей дорогой Розалины Будаковской. В знак благодарности за поддержку, внимание, присутствие. Эта история своего рода ещё и знак моего уважения, признания. Давно, очень давно меня серьезно не увлекали и не цепляли книги и их герои. А книги Розалины смогли это сделать. Они удивительно близки мне и понятны, душа откликается на каждую историю, и это самое прекрасное чувство, которое только можно испытать при чтении.
Те посылы, которые мы хотим выразить нашими книгами, пусть и написанными в разных жанрах, одинаковы. Только безграничная, всеобъемлющая любовь способна спасти, помочь, поддержать человека и сделать мир вокруг лучше.
Я никогда не перестану удивляться невероятным поворотам судьбы, загадочным встречам и фантастическим знакомствам, которые действительно каким-то волшебным образом меняют жизнь. И не только.
Мне очень хочется, чтобы каждый после прочтения этой истории, сказал самым близким и любимым то, что я говорю сейчас:
Спасибо. Спасибо за то, что ты — рядом.
Глава 1. Знакомство
Тихая осенняя ночь вступала в свои права. Легкий дождь сменился мелкой изморозью, больше напоминающей туман. Я никуда не спешила, потому что торопиться некуда. Иногда приятно надеть наушники, включить музыку и просто идти. Позади тяжелый рабочий день, впереди — только тёмная ночь, ничто не мешает мне побыть наедине с собой, но не в надоевших четырех стенах. Зонт благополучно остался висеть на крючке в рабочем кабинете, но и капюшон я не надевала — пусть волосы покрываются микроскопическими каплями дождя. Так даже лучше, я могу слиться с осенью и просто брести наугад по тёмным улицам. Я подставила лицо тусклому свету фонаря и туману, наслаждаясь пустотой вокруг. Как же хорошо не слышать сейчас ничего, кроме музыки. Ноги несли меня к дому знакомым маршрутом, посторонние звуки обходили стороной.
Внезапно на моё плечо опустилась чья-то тяжелая рука. Я вздрогнула и остановилась, испуганно обернувшись. За моей спиной стояла девушка и улыбалась. Присмотревшись, я узнала в ней Лину.
— Как ты меня напугала! — я недовольно вытащила один наушник. Мы давно не виделись с Линой, но радоваться мне мешал меланхоличный осенний настрой.
— Привет, Гата! — Лина бросилась ко мне и с чувством обняла. Моё детское имя прозвучало так странно среди темной безлюдной улицы, я уже и забыла, когда меня кто-то так называл. — Вот это встреча!
— Ага, — протянула я. — Как ты оказалась здесь?
Я хорошо помнила, как Лина с Вовой после свадьбы уехали отдыхать в Амстердам, да так и остались там на долгие десять лет. За это время мы виделись от силы раза три, хотя раньше были не разлей вода. Лина писала, что они собираются вернуться на какое-то время, помочь родителям.
— Ну, я же писала тебе, что мы приедем. Вот и… — Лина тянула меня за руку к подъезду старого обшарпанного дома. Под деревом я увидела ещё одну фигуру, гораздо выше Лины. Вовка. — А тут, ты же знаешь, мои родители живут. Вернее жили, они сейчас на дачу перебрались, а мы с Вовкой остановились в их квартире. Всё лучше, чем тратить деньги на гостиницу.
Лина тараторила без умолку, и я уже пожалела, что пошла этой дорогой. Видеть друзей было приятно, но не сегодня. Я слишком устала, голодна, и просто хочу побыть в тишине.
— Привет, подруга! — Вовка приобнял меня и с улыбкой вгляделся в лицо. — А ты совсем не стареешь, — хохотнул он.
— С чего бы мне стареть? — отшутилась я.
— Действительно, Вов, Гата живёт для себя. Какие у неё заботы, кроме работы. Ты же знаешь, — Лина без задней мысли выдавала поток информации, как и всегда. Я вздохнула. Она попала в самую точку. Я живу для себя, но забот при этом у меня хоть отбавляй.
— Ладно, думаю, в такую погоду болтать о жизни на улице совсем не хорошо, — Вова накинул капюшон и хотел что-то сказать, даже открыл рот, но я его перебила:
— А вы надолго сюда?
— Не-а, на пару недель. Не больше, — махнула копной кудрявых черных волос Лина. — Надо кое-что сделать… Тебе-то мы можем сказать по секрету.
Я удивленно вскинула бровь, чувствую, как она поднимается высоко на лоб и мне ужасно хочется схватить её рукой.
— Мы решили обвенчаться.
— Да вы что?! — у меня аж дыхание перехватило от таких новостей. Лететь через всю Европу только чтобы обвенчаться? — Ребята, вы в себе?
— Абсолютно, — рассмеялась Лина. — Наши семьи наконец-то пришли к консенсусу. Церемония будет католическая, мои теперь не против. Единственное условие — чтобы все родные присутствовали. Поэтому мы тут.
— Ничего себе… — я всё ещё не могла прийти в себя от таких новостей. Оказывается, у моих друзей в жизни столько всего серьезного происходит, а я и не в курсе.
— Могла бы и поздравить, — снова рассмеялся Вовка, сколько себя помню, он всегда так смеялся, громко, заливисто, баритоном.
— Поздравляю! — я постаралась изобразить радость. — Но как твои родители, Лин, пошли на такое?
— О! Это всё благодаря нашему другу! — Лина вцепилась в руку мужа и заглянула в его лицо.
— Да… — протянул Вовка.
И только сейчас я заметила, что чуть в стороне, на газоне, прислонившись к дереву, в самой тени стоит человек в черном. Он отстранился, словно сгусток темноты, от ствола, и вышел под свет фонаря. Это мужчина — высокий, худощавый. Я испуганно отшатнулась, невольно опуская глаза.
— Это Ник, — пробормотала Лина. — Он священник. Вел долгие беседы с моими родителями. Если бы не он…
— Если бы не я, то кто-нибудь другой помог бы вам, — кажется, этот Ник улыбнулся. Мне толком не видно его лица из-за надвинутого капюшона.
— Нет-нет! Я не хочу, чтобы кто-то другой был втянут в наши семейные разборки, — жарко возразила Лина.
— Слушайте, ребята, я весь продрог, — взмолился Вовка, — давайте уже пойдем по домам? Гата, был рад увидеть тебя вот так, совершенно случайно. Напиши, как у тебя будет выходной, сходим куда-нибудь по старой памяти, поболтаем. Надоело вести переписку.
— Да-да! Обязательно встретимся, — Лина снова обняла меня и расцеловала, совсем как её бабушка. В детстве мне ужасно это не нравилось, вот и сейчас я испытала схожие чувства. И с плохо скрываемой радостью, махнув всем рукой, развернулась в сторону дороги.
— Бывайте! Рада, что всё у вас хорошо, — я уже полезла в сумку за вторым наушником, как услышала за спиной голос Ника.
— Я провожу, не стоит девушке одной ходить в такое время. Мне всё равно по дороге.
Мы распрощались с Линой и Вовкой. С горечью я вытащила и второй наушник, чтобы убрать его. Придется разговаривать с этим странным священником. Он достал из кармана куртки пачку сигарет и, слегка повернувшись ко мне, спросил:
— Закурю?
— Я думала, что священники не курят…
Ник только хмыкнул и чиркнул зажигалкой. Что он курит? Такой странный терпкий аромат… О чем с ним можно говорить? Зачем он вообще взялся меня провожать? Весь вечер теперь испорчен. Терпеть не могу навязанное общение.
— И часто вы так ходите здесь одна? — после долгого молчания подал голос Ник.
— Почти каждый день. Возвращаюсь с работы.
— И не страшно?
— Нет. А должно?
— Город большой, и людей в нём много. Разных, — Ник докурил сигарету и выбросил окурок.
— Я привыкла. Может, это единственное время, когда я могу побыть наедине с собой, — с нажимом сказала я. Вдруг сообразит, что мне не нравится его общество?
— Вот как… Вы мне сейчас намекаете на что-то? Но я не уйду, иначе меня потом совесть замучает.
— Привычка спасать? Даже если не просят? Странный вы священник, — меня пробрала легкая дрожь от холодного порыва ветра, и я прибавила шаг.
— Пока что я вас не спасаю, а просто провожаю до дома. Обычные правила приличия, — он тоже ускорил шаг и старается не отставать от меня. До чего же приставучий тип.
— Может, вы меня до самой квартиры проводите?! — мне вдруг стало невыносимо тесно здесь, посреди улицы.
— Нет, не провожу. Только до подъезда, чтобы убедиться в безопасности.
— Я тут постоянно хожу! Одна! — не пойму, откуда во мне столько злости. Человек же просто меня провожает, хоть я и не просила. Надо успокоиться. Ник всё же помог моим друзьям. Я сделала глубокий вдох и опустила взгляд под ноги.
Священник не стал ничего отвечать, только снова закурил. До дома оставалось идти не больше десяти минут, и я отчаянно ждала, когда увижу пешеходный переход недалеко от своего пристанища.
— Почему Гата? — вдруг спросил Ник.
— Не знаю, — я задумалась, действительно не помню, почему ребята стали называть меня так. — Агата на самом деле.
— Гата звучит гораздо интереснее.
— Наверное… А вы? Никита? — мне удалось успокоиться, и я смогла поддерживать непринужденный разговор.
— Да, но для друзей просто Ник. Так проще. Я вообще стараюсь быть максимально похожим на обычного человека.
— Почему? Быть священником стыдно?
— Нет, — он легко рассмеялся и снял капюшон. Тут-то я и увидела, что волосы у него густые и темные, взгляд внимательный, черты лица четкие, будто их нарисовал талантливый художник-график. — Это вызывает ненужные вопросы, а их я не люблю.
— М… Понятно, — я не нашлась, что ответить. О своей работе тоже стараюсь говорить как можно меньше.
Мы перешли через дорогу, и спустя несколько минут оказались рядом с моим домом. В некоторых окнах ещё горел свет, но большинство жильцов давно спали, время неумолимо приближалось к полуночи. Я остановилась и нерешительно посмотрела на Ника, ещё никогда мне не доводилось в такой обстановке разговаривать со священником, я вообще представляла себе их совершенно иначе. Возможно, всё дело в другой религии. Ник легко улыбнулся, поймав мой взгляд и кивнул:
— Не смею задерживать. Доброй ночи!
— Спасибо, что проводили, — мне вдруг подумалось, что последний раз меня мужчина провожал домой… Когда? Пока я судорожно пыталась вспомнить, когда такое происходило, Ник стоял и с некоторым удивлением смотрел на меня. Видимо, мыслительный процесс отразился на лице.
— Что-то случилось? — поинтересовался он.
— Да нет, просто никак не могу кое-что вспомнить. Ерунда, — я зачем-то протянула ему руку для прощания.
— Завтра вспомните, сейчас нам всем надо поспать, — Ник улыбнулся и сжал мою ладонь. — До встречи.
Он разжал руку и неспешно развернувшись, пошёл в обратную сторону. Я стояла под козырьком подъезда и смотрела ему вслед. Этот странный человек оставил после себя терпкое послевкусие сигаретного дыма, уверенного спокойствия и кусочек тайны. Надо подниматься на свой этаж, а я всё ещё стою и смотрю в темноту. Ника давно не видно, но я не хочу уходить. Не нужно было так спешить, стоило бы просто спокойно прогуляться, чтобы потешить себя иллюзией свидания. Я вздохнула, открыла дверь, и поднялась в квартиру. Она встретила меня глухой темнотой, пустым холодильником и холодной постелью. Тем лучше. Без лишней суеты я умылась и забралась под одеяло.
Глава 2. Новый день
Сквозь сон слышу, как звонит телефон, но никак не могу заставить себя открыть глаза. Первый выходной за эту неделю. Работать шесть дней подряд почти по двенадцать часов — задача не из легких. И кому я могла понадобиться в такую рань? Кое-как повернувшись на бок, хватаю телефон: звонит Лина. Точно! Как я могла забыть? Она очень просила забрать сегодня цветы и привезти их в церковь для украшения. На венчание меня, кстати, тоже позвали. Приятно. Но слишком утомительно. Церемония будет скромной, как сказала Лина, но не могу же я туда явиться в джинсах и футболке?
Быстро бросив в трубку, что я не забыла о цветах, неспешно поднимаюсь с постели, привожу себя в порядок и выдвигаюсь в цветочный магазин. Там меня уже ждут — с помощью цветочницы я запихнула корзинки в такси, а сама уселась на пассажирское сиденье спереди. Центр города уже гудит, осень выдалась на редкость теплая и солнечная, конечно, в воскресный день никто не сидит дома. А я бы с удовольствием даже полежала бы на своём стареньком диване, забыв о том, что существует улица и этот город.
Мы подъехали к церкви. В католическом храме я была один раз, ещё когда училась в школе. Хорошо помню своё впечатление — простор и воздух, очень много воздуха. С трудом вытащив цветы, я расплатилась и остановилась в растерянности перед небольшими воротцами. Как бы теперь умудриться занести всю эту красоту внутрь? Пока я размышляла, из ворот показался Ник. Он с улыбкой махнул мне рукой и подошёл ближе. При свете дня он выглядел не так мрачно и странно, да и одет был, как положено священнику. Я рефлекторно чуть склонила голову в приветствии, чем вызывала очередную улыбку Ника.
— Доброго утра, Гата, — он смотрел то на цветы, то на меня.
— Доброго. Есть ли кто-нибудь, кто может мне помочь отнести всё это внутрь? — с надеждой спросила я.
— Есть. В церкви полно родных Вовы и Лины, но мы не станем их отвлекать. Я помогу, — он ловко подхватил половину корзин. Мне не оставалось ничего другого, как взять оставшиеся цветы и следовать за Ником.
— Надеюсь, до церемонии ещё есть время? — я вдруг вспомнила, что забыла надеть часы и теперь не знаю, который час. Доставать мобильник с занятыми руками крайне неудобно.
— Два часа почти.
— О, тогда я успею! — вырвалось у меня. Ник вопросительно посмотрел на моё радостное лицо. — Мне надо переодеться, будет забавно, если старая подруга придет на свадьбу, одетая как бомж.
— Думаю, ребята не особенно расстроятся, — рассмеялся Ник, и я улыбнулась в ответ. Когда он смеется, невозможно не ответить. Да, в священники не берут простых людей, есть в нём что-то особенное, я даже не могу понять что — какой-то внутренний свет. В каждом жесте и движении угадывается скрытая спокойная сила и уверенность. Я вижу это, когда Ник расставляет цветы, когда говорит с другими служителями, когда помогает родным Лины украшать церковь.
Из задумчивости меня выцепил телефонный звонок. Снова Лина. Я сказала ей, что с цветами всё хорошо, повесила трубку и, увидев, который час, сломя голову бросилась вон из церкви. Даже забыла попрощаться. Хорошо, что сегодня выходной, и машин на дорогах мало. Таксист меньше чем за сорок минут довез меня до дома. В жуткой суматохе я успела принять душ, высушить волосы и переодеться. Непривычно видеть себя в платье, но раз невеста просит… Теперь самая главная задача — не опоздать!
Я ворвалась в церковь за несколько минут до начала венчания. Здесь очень красиво и уютно. На скамьях расположились гости, их не больше пятидесяти человек. Удивительно, как много родных у Лины и Вовы. Перед алтарем стоит Ник в сутане, в руках он держит библию и внимательно смотрит на собравшихся. Вовка стоит рядом и явно нервничает, в костюме он выглядит смешно, и я не могу удержаться от улыбки. После стольких лет брака мои друзья решились на серьезный шаг. Я даже немного им завидую, мне-то уж такое точно не светит. С долгосрочными отношениями не складывается, поэтому смирение — мой верный друг.
В дверях показались Лина, под руку её ведет отец. Какое же красивое платье на ней! Чистейшего белого цвета с кружевом, лёгкая полупрозрачная фата с вышивкой. Мы тут все словно в сказку попали. Звучит тихая музыка и пение, или мне только кажется? Но момент и, правда, очень трогательный. Ещё немного и я расплачусь. Проводив взглядом подругу к алтарю, я медленно опустилась на скамью. Здесь происходит таинство, с которым мне никогда не приходилось сталкиваться. Тихий, уверенный голос Ника, зачитывающий что-то ребятам, навевает грустные и светлые мысли одновременно. Я даже не разбираю слов. Интересно, он понимает, что на самом деле значит его дело для людей? Наверное, тяжело видеть одновременно счастье, горе, отчаяние и любовь человеческую? Может, поэтому, он был таким мрачным в нашу первую встречу. Невозможно бесследно пропустить через себя всё то, что люди доверяют священнослужителю, приходя на исповедь, к примеру.
От размышлений меня отвлекли дрожащие голоса друзей. Они произносили клятвы. Женщина, сидевшая рядом со мной, нервно всхлипнула и закрыла глаза платком. Я и сама почувствовала, как ком подобрался к горлу.
Наконец, ребята надели друг другу кольца. Теперь они венчанные муж и жена. Гости поднялись и принялись аплодировать, пока новобрачные выходили из церкви. А я настолько была погружена в свои мысли, что только сейчас заметила фотографа и вспышки. Хорошо же я получусь на фотографиях… Многочисленные родственники и друзья неспешно выходят из церкви, а я не могу двинуться с места. Волшебство вдруг закончилось, а дальше — всё та же самая жизнь.
— Гата? — совсем рядом со мной раздался знакомый голос. Ник. — Всё нормально?
— Да… Просто… Не очень понимаю, зачем им это? — мы медленно двинулись к выходу.
— Может, любовь? — по голосу я слышала, что священник улыбается.
— Она ведь и без этого всего существует? Не стали бы они так долго жить вместе, если б не любили друг друга…
— А вы верите в Бога? Может, в Высшие силы? — Ник остановился и даже повернулся ко мне, чтобы увидеть ответ на моем лице, не иначе.
— Наверное, верю. Но не понимаю, причем тут это? — я не смогла встретиться с его взглядом, слишком открытым, слишком проницательным.
— Венчание — это подтверждение любви и веры, клятва перед Богом. А многие считают и благодарностью за то, что повстречали своих супругов… — Ник так и не смог добиться от меня ответного взгляда, поэтому продолжил идти вперед.
Мы вышли из церкви к гостям. Я подошла к друзьям и поздравила их. Такими счастливыми я их, пожалуй, не видела даже на первой свадьбе. Может, Никита и прав. Эти двое очень разные, но их любовь чувствуется, ощущается даже тогда, когда ты далеко от них. После церемонии и фотосессии на территории храма, все гости отправились на банкет. Не очень люблю такие мероприятия, поэтому провела там совсем немного времени. Оставив подарок, я вернулась в церковь, чтобы помочь убрать украшения. Мне не в тягость, в отличие от сидения за столом и бесконечной болтовни с малознакомыми людьми.
В церкви был Ник и несколько прихожан. Я принялась помогать рабочим убирать цветы, снимать ленты. Знаю, что Лине будет спокойнее, если я проконтролирую работы. Священник заметил меня и подошёл, от него приятно пахло ладаном, но и аромат сигарет я тоже уловила.
— Курите втихаря, святой отец? — усмехнулась я.
— А вы-то всё подмечаете… Спасибо, что вернулись помочь, — он старался сделать серьезное лицо, но выходило с трудом.
— Думаю, что у вас много секретов. Я права? — совершенно неуместный разговор, но мне внезапно понравилось подначивать Ника.
— У вас тоже не мало. И давайте уже на ты, — он едва сдержал смех.
— И давно ты служишь? — вместе у нас получалось гораздо быстрее расправляться с украшениями.
— Не так, чтобы очень… Раньше занимался совсем другим делом.
— А почему решил пойти в священники? Я знаю, что это не так просто. Приходится от много отказываться…
— Отказ добровольный. Я пришёл к вере взрослым человеком и понимал, на что иду. Хотя лет в двадцать даже подумать об этом не мог.
— Сложно представить мотивы, — мне было жутко интересно узнать, что сподвигло Ника стать священником. Молодой, очень приятной наружности, явно воспитанный и образованный мужчина и такое. Но задавать слишком откровенные вопросы я не решилась.
— Мотивы у всех разные. Здесь я на своём месте, — сдержанно ответил Ник, и я решила больше не продолжать разговор на эту тему.
Этот день надолго останется у меня в памяти, даже не стану врать, — скорее всего, я никогда не смогу его забыть. Неуловимое ощущение, что я упускаю нечто важное в своей жизни, преследовало меня до самой ночи, пока я не забылась тревожным сном. За последние лет пять я умудрилась растерять почти всех друзей, сменить с десяток работ и несколько квартир. Дела упрямо не шли на лад, и в душе поселилось отчаяние. Мне начало казаться, что я бреду в каком-то лабиринте и никак не могу найти выход. Некоторое время назад возникла совершенно сумасшедшая идея вообще уехать куда-нибудь подальше, вдруг там мне повезет. Когда и каким образом я свернула не в ту сторону? Ник говорит, что он на своём месте, и это звучит очень странно. Как ему удалось найти то самое место? Мне бы тоже не помешало наконец-то понять, что делать и куда идти.
Глава 3. Выход
Очередной рабочий день обещал быть короче предыдущих, но кроме этого не принес никаких радостей. Отпуск мне не одобрили, а, значит, в этом году отдохнуть я уже не успею, и впереди как минимум три-четыре месяца авральной работы. Когда начальник озвучил мне эту «приятную» новость, я почувствовала, как внутри у меня что-то надломилось. Остаток дня еле пережила, каждое слово грозилось пролиться или потоком ругательств, или слёз. Я стискивала зубы и всеми силами старалась заставить себя смириться. Почему всё так? Снова и снова я попадаю в одну и ту же ситуацию, меня словно кто-то водит за нос, то показывая другую жизнь, обещая её, то закрывая все двери на сотни замков. И я стою, смотрю в окно, вижу, что можно жить иначе, но не могу выбраться из заточения.
Домой идти не хочется, владелец квартиры поднял аренду, и мне придется съехать в ближайшие дни. Я так привыкла к переездам, что вещей у меня едва ли наберется два чемодана, так что соберусь быстро. Надо бы заняться поисками нового жилья, но сегодня я не могу. Ничего не могу. Ноги несут меня по мокрой улице, начинает накрапывать дождь. Я чувствую, как волосы мокнут, как капли попадают на лицо, заставляя меня морщиться, накидываю капюшон. Всё же летом под дождем гулять гораздо приятнее. И зонт я снова забыла на работе. Темнеет так же быстро, как и усиливается дождь, я уже не знаю, по какой улице иду. Прохожие бегут мимо меня, спеша оказаться в метро или теплом кафе. Мне холодно и мокро, дождь струится по куртке, стекает по замёрзшим ладоням и капает под ноги. Надо бы спрятаться куда-нибудь, переждать, но у меня нет на это сил. Я всё потратила на сдерживание эмоций, да и сейчас пытаюсь держаться.
Не знаю, сколько я уже брожу по центру города, несколько раз точно свернула в неизвестные проулки, вымокла до нитки, продрогла и, наверное, заболею. Зато на больничном будет время отдохнуть. Ну кому я вру? Мне некогда болеть, нужно взять себя в руки и… Кто-то схватил меня за руку и потащил за собой. Я вскрикнула и скинула капюшон, чтобы рассмотреть того, кто на меня напал.
— Пусти! — я попыталась вырвать руку.
— Чтобы ты и дальше мокла под дождем? — сказал неизвестный голосом Ника. Только сейчас я обратила внимание на его странный вид. Из-под черной куртки с капюшоном виднелась сутана, священник даже не смотрел на меня, просто вёл за собой. Я огляделась: каким-то образом я умудрилась дойти до церкви, где проходило венчание, здесь же, как теперь понятно, служит Ник.
— Я просто забыла зонт на работе… — мои оправдания звучат смешно.
— И поэтому пошла пешком? Пойдем, в церкви тепло. Обсохнешь немного. Служба уже кончилась, я как раз собирался домой. Подождешь меня, и вместе поедем?
— Похоже, у меня нет выбора, — пробормотала я.
Ник оставил меня на скамье рядом с выходом. Тут действительно тепло, тускло горят светильники и свечи. Редкие в такой час прихожане тихо молятся. Я сняла куртку и развесила её на спинке скамьи, хорошо, что она промокла не насквозь. Есть шанс не заболеть. Достав из сумки мобильник, я ужаснулась — почти два часа шатания по городу прошли незаметно. Да уж, Гата, тебе точно нужен отдых… Я собралась было поискать объявление о сдаче жилья, даже начала вводить запрос в поисковике, но поняла, что это выше моих сил. Выключив телефон, я закинула его обратно в сумку, откинулась на спинку скамьи и закрыла глаза. Целительная тишина…
Слышу глухие шаги, они приближаются, рядом чувствую запах тех самых сигарет. Священник опять курил. Невольно улыбаюсь, это довольно смешно — проводить службы, выслушивать исповеди, а потом курить так, чтобы никто тебя не увидел.
— Согрелась? — спросил Ник, он совершенно точно улыбается.
— Да, немного, — я нехотя открыла глаза. Церковь уже пуста. Ник переоделся, на нём всё та же черная куртка, джинсы и толстовка с капюшоном. Обычный человек.
— Тогда пойдем, если не хочешь остаться ночевать здесь.
— Да я, в принципе, не против. Всё лучше, чем дома на чемоданах, — я накинула куртку, от неё неприятно повеяло холодом.
— Переезжаешь?
— Да, придётся. Хозяин задрал цену, теперь мне это жилье не по карману, — мы вышли на улицу. К счастью, дождь закончился.
— Уже нашла что-нибудь?
— Нет ещё, только сегодня узнала. Может, займусь этим завтра, — неуверенно протянула я. Совсем не хочется обсуждать свои проблемы со священником. Это и звучит как-то странно.
— У меня есть идея. В моем доме сдается квартира, этажом выше, могу узнать, какие условия, — Ник быстро взглянул на меня, да так пронзительно, что дыхание перехватило. — Я мог бы тебе предложить и другой вариант, но, боюсь, ты не согласишься.
— Что за вариант? — я насторожилась. Друг моих друзей — мой друг, но всё же.
— Мы с товарищами снимаем квартиру на троих, буквально на днях один друг съехал. Его комната пустует. Чужих людей мы не хотим подселять. Так что, если тебя не смущают двое мужчин в доме, то…
— О… Я даже не знаю, — предложение, конечно, заманчивое. И, наверняка, не так сильно ударит по моему карману. Но… Хотя, чего мне опасаться? Если товарищ Ника тоже какой-нибудь священнослужитель, то я могу вообще ни о чем не тревожиться.
— Если ты сейчас не занята, то можем сразу доехать до меня и посмотреть оба варианта, чтобы не терять время. Как тебе?
— Ну… — от моей обычной решительности ничего не осталось. Надо согласиться или отказаться? Я даже остановилась, чтобы подумать. Ник тоже стоит и смотрит на меня внимательно, словно изучает под микроскопом. В его глазах я вижу то, что не так часто встречаю среди окружения, — добро. Он поймал мой взгляд и отвел глаза, смутился что ли? — Ладно, думаю, стоит посмотреть.
Мне показалось, или Ник вздохнул с облегчением? Мы добрались до метро и, болтая ни о чем, проехали ровно десять станций по прямой. На улице похолодало, снова стал накрапывать дождь. Только сейчас я поняла, что время слишком позднее для просмотра квартир. Но деваться уже некуда, нужно идти до конца. Квартира, которую сдавали соседи Ника, оказалось просторной, даже несколько большой для одного человека, а для меня — дороговатой. Мы спустились на этаж ниже, и священник пустил меня внутрь своего пристанища. Меня встретил небольшой коридор, чистый и уютный, насколько коридор вообще может таким быть. Нам навстречу вышел долговязый парень, на несколько лет младше Ника, он тащил за собой сумку и рюкзак. Как оказалось, это Иван, геодезист. И сейчас он отправляется в очередную командировку. Я не стала задавать вопросов о том, что может быть общего у геодезиста и священника, только лишь пожала руку Ивану и пожелала счастливого пути. Он оглядел меня с ног до головы, согласно кивнул, давая понять, что не против того, чтобы я заняла свободную комнату, а потом зачем-то похлопал Ника по плечу и скрылся за входной дверью.
Мы остались одни. Я осмотрела квартиру: здесь два санузла, балкон в моей комнате (да-да, я уже почти смирилась с тем, что буду здесь жить) и огромная кухня. Только из-за одной этой невероятной комнаты можно было бы согласиться переехать сюда. Большое окно почти во всю стену, невероятных размеров тёмный деревянный стол, такой же гарнитур. Я уже представляю, как здесь приятно пить чай зимними вечерами.
Пока я осматривалась, Ник сварил кофе, разлил его по чашкам и поставил на стол:
— Кофе будешь? Не спросил раньше, совершенно забыл, что не все люди пьют кофе поздним вечером.
— Я пью. Спасибо, — я села за стол и подвинула чашку к себе. Пахло чудесно, как же давно мне не приходилось пить нормальный кофе.
— Ну, значит, тебе будет здесь хорошо. Мы иногда и ночами кофе пьем, — улыбнулся Ник, опускаясь на стул напротив меня.
— Я пока что не соглашалась на переезд, — чувствую, как щеки мои краснеют. И когда мысли перестанут читаться на моем лице? Ник от чего-то тоже старается смотреть в стол или в чашку с кофе.
— Мне кажется, этот вариант самый лучший. Здесь и район спокойнее…
— Ты меня уговариваешь?
— Если только самую малость, — он всё же поднял на меня глаза, и я не могу отвести взгляда. Душу бы отдала за возможность каждый день видеть эти глаза. Брось, Гата, вы знакомы от силы месяц. Он — священник. А ты о дьявольских штучках думаешь, душу отдать…
— Ладно… Сдаюсь, — почему-то шёпотом ответила я, усилием воли опустила глаза, и опустошила чашку.
Глава 4. Вместе
С того дня, вернее со следующего, мы стали жить под одной крышей. Странно, всё это очень странно. Но я даже не переживаю о том, как это может выглядеть со стороны. Зато жить стало не то, чтобы веселее, а как-то уютнее. Ник встает очень рано, гораздо раньше меня, но ещё ни разу не разбудил шумом. Он тихо принимает душ, кутается в длиннющий халат (поначалу я смущалась при виде священника в домашнем халате, но через пару дней привыкла — я тоже по утрам выползаю из комнаты в смешной пижаме, забывая о том, что теперь живу не одна), варит кофе обязательно на двоих, готовит завтрак. Мне ужасно неудобно, что я ничего из этого не делаю, просто не успеваю! Чтобы опередить священника, мне нужно подняться часов в пять утра, наверное, но это слишком тяжело. И, если быть честной перед собой, мне ужасно нравятся эти утренние ритуалы. Мы сидим на кухне, Ник иногда уже собранный и довольно бодрый, а я сонная и лохматая, пьем кофе в тишине. Изредка завязывается какой-нибудь спокойный разговор. В эти минуты меня не покидает ощущение странной, таинственной близости между нами. Рядом с ним я чувствую себя в безопасности. Пожалуй, никогда ещё никто не заботился обо мне вот так легко и ненавязчиво, не оставляя после чувство долга. Часть пути до работы иногда мы тоже проводим вместе, наверное, нас можно назвать друзьями.
Ник за эти две недели, что мы живем вдвоем, каким-то образом научился чувствовать моё состояние. Иногда я прихожу с работы в полнейшем раздрае и готова даже ничего не есть и не пить. Тогда он молча тащит меня на кухню и ставит на стол тарелку с ужином, садится напротив и ждёт, пока я всё съем. И я не могу ему отказать, не хочется обижать этого странного, но доброго человека.
Я привыкла к терпкому запаху сигарет Ника, аромату ладана, что он приносит с собой со службы, к легким шагам в коридоре. А ещё мне нравится наблюдать, как он готовит. Вообще, у Ника удивительно красивые мужские руки, ему бы стоило их чаще показывать, смотреть на них — отдельный вид эстетического удовольствия. Когда есть время, я помогаю ему по дому, но не могу сказать, что от меня много толку.
Самое лучшее, что сложилось между нами — это бесконечные разговоры. Иногда мы ложимся спать далеко за полночь, потому что спорим о чем-то несущественном, или Ник рассказывает о том, как жил до поступления в семинарию. А ещё я часто стою в коридоре и слушаю, как он молится в своей комнате перед сном. Монотонное чтение молитв навевает на меня успокоение. Пожалуй, решение перебраться к нему — одно из лучших, которые я принимала в последнее время.
Единственное, с чем я пока не могу совладать, так это со своей реакцией на его пронзительные взгляды. Не знаю, происходит ли это потому, что Ник — священник, и умеет заглядывать сквозь глаза в человеческие души, то ли из-за его выразительного взгляда; но когда он смотрит на меня, я чувствую смущение и наверняка краснею. Даже вспоминать спокойно эти моменты не могу. Если бы не наша особенная дружба, я бы уже давно позволила своим чувствам проявить себя. Хоть самую малость.
Глава 5. Выходной
Темное осеннее утро. У меня выходной. Я открыла глаза и поняла, что проспала всё на свете. Приятно, конечно, завтракать почти в обед, но мне хотелось столько всего успеть сделать. В квартире тишина, оно и понятно, — Ник ушёл ещё утром в церковь, Иван должен вернуться из командировки только к концу недели. Никак не пойму, зачем ему снимать жилье в постоянном режиме, если он тут бывает от силы раз в месяц несколько дней. Но это не моё дело. Я умылась, переоделась и отправилась на кухню. Сегодня хочу приготовить что-нибудь вкусное, не могу избавиться от чувства стыда за то, что постоянно готовит Ник. Иногда мы что-нибудь заказываем или я приношу готовое. Месяц на работе выдался очень трудным, я вымоталась до предела, что даже страшно было подумать о готовке. Но сегодня другое дело.
Закинув еду в духовку, я отправилась в ванную. Пришла моя очередь сделать что-то полезное: пропылесосить, вымыть сантехнику, протереть пыль. Я посмотрела на себя в зеркало, завязала высокий хвост, чтобы волосы не мешались, и принялась за работу, предусмотрительно включив музыку почти на полную громкость. Люблю убираться под музыку, подпевать и даже пританцовывать. Давно я не была одна дома, так что сегодня — полная свобода действий.
Быстро справившись с пылью, я вымыла кухню, протерла все подоконники в квартире и снова вернулась в ванную. Самозабвенно натерла раковину и зеркало до блеска, даже плитку. Обожаю, когда всё вокруг блестит, ещё и песня играет душевная, убираться одно удовольствие. Странно, но настроение даже слишком бодрое. Боюсь, что к вечеру превращусь в амебу. Выдохнув, я еле стащила с себя перчатки и бросила их под раковину. Пока мыла руки, подпевая любимому исполнителю, краем глаза заметила в зеркале какую-то тень. Сердце опасливо екнуло, и я резко оглянулась: никого. Выключив воду, осторожно вышла в коридор и вздрогнула от неожиданности. Облокотившись на стену рядом с дверью в кухню, стоит Ник и улыбается.
— Как же ты меня напугал! — я старалась перекричать музыку. — Разве можно так?
— Ты чего? Я же просто домой пришёл, — священник всё ещё улыбается, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
— Почему так рано-то? — представив себе, как сейчас выгляжу, я тоже невольно улыбнулась.
— Так вторник! По вторникам я всегда прихожу рано.
— Точно… Как я могла забыть?
— Закрутилась по хозяйству, — весело проговорил Ник и скрылся на кухне. — Пахнет вкусно! Ты готовишь что-то?
— Да, — протянула я. — Решила, что хватит тебя эксплуатировать. Сейчас ещё овощи нарежу, и можно будет поесть. Если честно, я ещё даже толком не завтракала.
— Я же оставил тебе еду, — возмутился Ник.
— Ага, видела. Но мне не хотелось, я только чай выпила, — выхватив нож из подставки, я принялась за овощи. Не столько из-за того, что очень хотела есть, а для того, чтобы скрыть всю неловкость момента. Не знаю, как долго Ник наблюдал за мной: что я напевала, может, разговаривала сама с собой?
Хорошо, что священник не видит сейчас моего лица, по-моему, я снова плохо скрываю свои мысли. Не знаю, почему меня так выбило из колеи его неожиданное появление, но больше всего мне хочется, чтобы он провел ещё одну службу у себя в церкви, а не наблюдал за мной. Наверное, я слишком громко стучала ножом по доске, потому что Ник подошёл и положил свою руку на мою, остановив нож.
— Давай я займусь этим, — спокойно произнес священник. — У тебя выходной, значит, нужно отдыхать.
— Мне совсем не сложно сделать что-то… Что-то полезное, — я с усилием оторвала взгляд от его руки и всмотрелась в лицо Ника.
— Вот и сделай, — сядь и посиди.
Он говорил строго, но мягко, и мне нехотя пришлось подчиниться. Да уж, успокоиться не помешало бы. Ни за что не поверю, что Ник не видит моего состояния. От его руки будто молнии исходили. Я даже украдкой посмотрела на свою руку — не осталось ли там следов ожога? С трудом мне удалось заставить себя не думать о запретном, вообще ни о чем не думать. Чтобы отвлечься, я принялась накрывать на стол. Ник рассказывал, как прошёл день и как он недоволен тем, что я не позавтракала нормально, и вдруг замолчал. Не знаю, почему он перестал говорить, но я и сама не спешу подавать голос, со мной такое случается не так уж и часто, в основном тогда, когда я не в духе.
Мы сели за поздний обед. Или ранний ужин. Я не могу поднять взгляд, он словно прилип к тарелке. И кусок в горло не лезет.
— Кстати, очень вкусно получилось, — с улыбкой похвалил меня Ник.
— Спасибо, — буркнула я в ответ. Возьми же себя в руки, не будь такой невежливой.
— Гата? Всё хорошо? — Господи, я слышу эту невероятную заботу в голосе священника и готова рассыпаться в прах, только не отвечать ему. Этот мужчина для меня, как свет лампы для мотылька — манит, притягивает со всей немыслимой силой безрассудства.
— Да. Наверное, — чуть подняв взгляд, я вижу на лице Ника то же, что испытываю сама. Смущение вперемешку с интересом. Он так же отчаянно пытается избежать встречи с моим взглядом, но получается плохо. Надо спасать ситуацию. — Ник, может, посмотрим что-нибудь? Фильм? Или мульт? Не хочется проводить вечер впустую.
— Думаю, что это неплохая идея. Мы могли бы прогуляться, но лишний раз вытаскивать тебя на улицу в такую погоду и в единственный выходной я не стану, — он улыбнулся, и я заметила на его лице облегчение. Смена темы немного разрядила обстановку. Интересно, о чем он сейчас думает?
— Теперь мне хочется и гулять и смотреть кино, — я даже попыталась рассмеяться.
— А давай всё же так и поступим? Пройдемся немного по району, купим мороженого на вечер?
Так мы и решили. После обеда-ужина быстро собрались и выбежали на улицу. Я моментально продрогла, осень близится к закату и совсем скоро выпадет первый снег. В этом году он не сильно торопится, зато посылает вперед себя отчаянные ледяные ветра и моросящие тоскливые дожди. Я успела пожалеть, что согласилась выйти на улицу — в такую погоду невозможно получить удовольствие от прогулки. Засунув руки в карманы, а голову в капюшон, я торопливо вышагивала рядом с Ником, слушая его редкие комментарии о погоде, осени и нашей вылазке. Мы посмеялись над опрометчивым решением, а после забежали в магазин и долго выбирали, какое мороженое взять. Остановились на сливочно-карамельном, да ещё и печенья набрали в придачу. Кассирша всё время косо посматривала на нас, пока мы на полном серьезе спорили о том, кто больше съест мороженого и сколько печений может поместиться в меня после этого. В итоге, она с улыбкой пожелала нам чудесного вечера, чем вызвала волну смущения и даже негодования у Ника.
До дома мы шли под дождем, но это было даже весело: можно перескакивать через лужи, отбегать от края тротуара, чтобы не быть облитыми грязной водой от проезжающих мимо машин. Да и врываться в уютное тепло квартиры замерзшими и мокрыми всегда приятно. Оказывается, мы бродили по улице целых два часа! Но и мне, и священнику однозначно стало легче. Не знаю, как Ник, но я точно расслабилась и снова видела в нём просто друга, благо друзей-мужчин у меня всегда было много.
Мы включили какой-то старый фильм, совершенно не помню такого, выбирал Ник, уселись в его комнате на огромный диван и самозабвенно ели мороженое, запивая его кофе. Не помню, в какой момент я отключилась, но проснулась от того, что меня кто-то старательно укрывает колючим пледом.
— Эй, — я смахнула плед и постаралась сесть ровно.
— Спи, — с улыбкой тихо проговорил Ник.
— Куда спать, рано ещё! — я чуть размяла шею и потянулась.
— Ничего не рано, если ты устала, — священник продолжает с легкой полуулыбкой смотреть на меня.
— Давай-ка, лучше ещё кофе выпьем? А, может, и вина? Ты не пьешь, я знаю, но мне-то можно, — мне отчаянно хотелось продлить этот день.
— Никакого вина, а кофе сейчас будет, — он шутливо склонил голову в поклоне и не спеша отправился на кухню.
Я растянулась на диване. Интересно, сколько мне удалось проспать? Не успела я взять в руки телефон, как он зазвонил. Руководитель отдела. У меня упало сердце. Наверняка он ничего хорошего не скажет. Я сняла трубку и стала внимательно слушать. С каждым новым словом руководителя, во мне закипала обида, и горечь поднималась к горлу. Кадровые перестановки, угроза увольнения — а в причинах эфемерный и таинственный кризис. После короткого разговора, похожего больше на монолог, я ещё долго смотрела на экран мобильного и не могла сдержать эмоций. Вдох. Выдох. Медленно, спокойно. Я справлюсь. Пока ничего серьезного не случилось. У меня есть время подумать. В комнату зашёл Ник с двумя ароматными чашками кофе, поставил их на стол у дивана и сел рядом со мной.
— Что случилось? — священник взял из моих рук телефон и отложил в сторону.
— Кадровые перестановки, Ник. Ничего особенного. Просто, похоже, снова придется… — я еле выговаривала слова, к горлу неожиданно подступил ком, который мешал не только говорить, но и дышать. — Придется… Сменить работу.
— Ну… Это ведь не так страшно?
— В одиннадцатый раз? — я горько усмехнулась и почувствовала, как подступившие слезы ударили в нос, от чего я по-детски обиженно шмыгнула.
— Да хоть в тридцатый. Разве имеет значение количество работ? Ты не думала, что стоит немного отдохнуть? А потом уже искать дело по душе?
— Ник… — я тяжело вздохнула и закрыла руками лицо.
Мне стало вдруг тоскливо, холодно и одиноко. Каждая мышца в теле напряглась, как струна и ждала момента, чтобы выстрелить. Как объяснить, что я устала от поисков, что хочу просто быть здесь и сейчас той, кто я есть на самом деле. Даже если совершенно не понимаю этого. Из года в год я словно загнанная маленькая лошадка, как пони из детской песенки, бегаю по кругу. И я рада бы остановиться, пойти спокойно вдоль красивого парка, разглядывая мир, но не могу. Рядом со мной сидит священник, в которого я по уши влюбилась. И это новый круг спирали, и бежать мне вдоль него ещё очень и очень долго.
На моё колено опустилась теплая рука Ника, он явно хотел что-то сказать, мне кажется, я даже сквозь закрытые глаза увидела его сочувствующий взгляд, полный теплоты и внимания. Неужели он ничего не понимает? Я хотела отодвинуться от него, встать и уйти, потому что мысли разрывали мою голову, и нестерпимо хотелось выплеснуть всё наружу. Но единственное, что у меня получилось сделать, так это опустить голову ещё ниже и расплакаться. Я даже забыла про чувство стыда, про противную мне жалость к себе, которая в такие моменты вызывает слёзы.
Ник ничего не сказал, он просто молча гладил меня по голове, путаясь в растрепанных волосах. От него всё так же уютно пахло ладаном, сигаретами и кофейными зернами, и мне становилось ещё хуже. Я набралась смелости и хрипло прошептала, захлебываясь слезами:
— Зачем ты это делаешь?
— Просто хочу быть рядом, даже когда тебе тяжело. Особенно, когда тебе тяжело, — также тихо ответил Ник.
— Скажи, Ник, — я нервно схватила священника за руку и подняла на него заплаканные глаза. — Ты ведь тоже это чувствуешь, да? Твои глаза не могут врать.
Священник молча смотрел на меня, его взгляд то опускался, следуя за моими слезами, то снова возвращался к глазам. А я пыталась разглядеть хоть что-то в выражении его лица, прочитать там надежду, понимая, что её нет. Всё, что мы можем себе позволить, — это просто варить друг другу по утрам кофе, смотреть дурацкие фильмы, гулять под дождем и спорить о мороженом, изредка, словно украдкой, совершенно случайно касаясь друг друга, вдыхать такие знакомые ароматы, которые когда-нибудь станут совершенно родными и неотделимыми от наших образов. Ник крепче сжал мою ладонь, и тут я поняла… Мы можем позволить себе самое главное:
— Ник… — слова никак не хотели складываться из букв, на лице священника появился и тут же исчез легкий призрак улыбки.
— Я просто всегда буду рядом, — его голос звучал уверенно и спокойно. Как тогда, когда он сказал то самое «я провожу», с которого всё началось.
— И я, — мой голос показался чужим, тихим и печальным. И я всегда буду рядом, до тех пор, пока у меня хватит сил. И даже после.
Глава 6. Честность
После того вечера жизнь снова пошла своим чередом. Я стала подыскивать новую работу, потому что руководство дало понять, что будущего в этой компании у меня нет. Ну что ж, значит, снова всё придется начинать сначала. И как хорошо, что я живу у Ника, мне удалось прилично сэкономить на аренде, и теперь я могу оплатить свою комнату немного вперед. Но всё больше и чаще я думаю вовсе не о рабочих трудностях. Ник занимает все мои мысли, его веское обещание сделало только хуже. Если раньше я только лишь мечтала о взаимности и понимала, что её не будет, то теперь запуталась окончательно. Никита считает меня другом, это понятно. Но почудилось ли мне в его глазах другое, или нет? Его слова значили то же, что и мои? Но, в сущности, какая разница! Гата, он католический священник — им не позволено иметь семью. А если Ник сознательно пошёл на такой шаг, значит, он и не хотел никогда жениться. Не нужно ему это. Поэтому теперь я обречена просто быть рядом с ним, любить, и даже не помышлять ни о чем большем. Тогда сгоряча я легко и просто пообещала это себе, но не уверена, что справлюсь. Но ведь всегда можно отступить?
Сегодня должен вернуться Иван, надеюсь, что жить станет проще. Внимание Ника распределится между нами, да и острых моментов, когда мы со священником наедине, будет не так уж и много. Во всяком случае, я очень верю в это.
Мой последний рабочий день оказался неприлично долгим — в двенадцатом часу ночи я вышла с работы и спустилась в метро. От усталости глаза сами собой закрываются, ужасно хочется есть. Странно, но Ник не звонил и не спрашивал, когда я вернусь, а ведь он всегда так делает, когда я задерживаюсь.
Ночная улица встретила меня ледяным ветром и маленькими хрупкими снежинками, первыми в этом году. Я натянула шарф повыше, спрятала руки в карманы и быстрым шагом направилась к дому. Уже около подъезда подняла глаза к окнам — во всей квартире горит свет, странно. Лифт жалостливо скрипнул дверьми и привез меня на нужный этаж. Мне вдруг стало тревожно, чувствую, как сердце колотится. Но никак не могу понять — почему? Торопливо достаю ключи и открываю тяжелую дверь.
В коридоре тоже горит свет, в углу валяется рюкзак Ивана, на вешалке черная куртка Ника и зеленая — геодезиста, но обуви я не вижу. Вышли покурить? Зачем? Есть балкон, да и на кухне мощная вытяжка. И мы встретились бы у подъезда или в общем коридоре, если бы мужчины действительно выходили на пару минут. Я быстро разделась и скинула обувь, тишина пугает. На всякий случай держу в руках телефон, сама не знаю для чего. Но предчувствие крайне нехорошее.
— Ник? — слабо крикнула я, получив в ответ тишину.
Ноги сами понесли меня к ванной — дверь распахнута, свет и вентилятор включены. Если смотреть из коридора, то внутри всё хорошо, но стоило мне заглянуть внутрь, как к горлу подступила тошнота, всё тело моментально покрылось холодным потом, а ноги начали подкашиваться. На полу в углу и в самой ванне лежали какие-то тряпки, среди которых я различила футболку и свитер, пропитанные кровью. Красные пятна и подтеки были всюду — на белой эмали ванны, на стенах и даже на раковине. Откуда столько крови, что тут произошло? Я почувствовала, как начинаю паниковать. Внезапно мне стало дико страшно: непогашенный свет, брошенные вещи, звенящая тишина в квартире. Руки трясутся. Их бьет мелкая, отчаянная дрожь, поэтому я с трудом закрыла дверь в ванную и медленно двинулась в сторону комнат. Мне срочно нужно их проверить. Если кто-то напал на Ника и Ивана… Нет. Этого не могло случиться. Да и кровь тогда была бы везде, а не только в ванной. Я невольно опустила глаза на темный пол, — совершенно точно вижу на нём капли потемневшей свернувшейся крови. Страшно…
Комнаты оказались пусты, похоже, с самого утра никто в них не заходил. Что мне делать? Я ушла на кухню и остановилась у окна. Совершенно не понимаю, что происходит. С паникой никак не получается справиться, меня уже всю трясет, а перед глазами то и дело всплывают груды окровавленных тряпок. Чувствую едкую тошноту и головокружение, стол и стулья легко пляшут, стоит только посмотреть на них. Боюсь услышать любой звук, особенно — открывающуюся дверь или голоса. Еле набрала номер Ника, слышу долгие гудки в трубке, снова и снова. Я, наверное, позвонила ему раз десять, и всё впустую.
Ноги отказываются держать меня, поэтому тяжело опускаюсь на стул. Телефон лежит прямо передо мной, и я надеюсь, что Ник или ответит мне, или перезвонит. Надо бы вызвать полицию, но я боюсь. Не могу сообразить, что говорят в таких ситуациях и по какому номеру звонить. Господи, что же тут произошло? Мне нужно выпить хотя бы простой воды, чтобы перебить тошноту и начать соображать.
Я подхожу к посудному шкафу, который висит над раковиной, привычным движением достаю кружку, и тут мой взгляд падает в раковину — там лежит огромный окровавленный нож. Ник им разделывает мясо. И сейчас нож выглядит так, будто им освежевали целую тушу. От ужасной догадки меня сковал страх, кружка с грохотом выпала из рук. Не могу пошевелиться, из груди готов вырваться крик ужаса, но что-то мешает ему, мой голос пропал, исчез, растворился. Пячусь подальше от раковины, вдоль кухонного гарнитура, не знаю куда. Мне хочется спрятаться. Не видеть всего этого, забыть. Добираюсь до окна и опускаюсь под ним на пол. Так мне спокойнее — сидеть, собравшись в комочек.
У меня нет слез, нет ничего, кроме ледяной дрожи и мешанины из мыслей и догадок. Взглядом блуждаю по кухне, я боюсь найти что-то ещё и не могу остановиться. Только сейчас увидела, что пол на кухне тоже испачкан кровью. Вдоль правой стены стоит старый отреставрированный буфет с посудой и винным холодильником. А под ним, мне хорошо отсюда видно, у самой стены, лежит черный пистолет. Не могу оторвать взгляд от него. В районе сердца сильно кольнуло, я даже дернулась от неожиданности.
Звонит телефон, оставленный на столе. Может, это Ник? Нет, я не пойду никуда. Ни за что не встану с пола. Я боюсь, ужасно боюсь и ничего не понимаю. Телефон продолжает звонить раз за разом, а потом резко наступает тишина. Не знаю, долго я здесь сижу или нет, не знаю, когда мне перестали звонить.
Сквозь туман страха слышу, как открывается входная дверь. Кто-то бросил ключи на тумбочку в коридоре и спешно идёт сюда. Я узнаю шаги, но не готова поднять глаза на этого человека. Ник.
— Гата! — священник почти упал на колени передо мной. — Ты в порядке?
Я только помотала головой. Как я могу быть в порядке после того, что увидела? Как он вообще может вот так просто у меня что-то спрашивать?
— Ты испугалась, да? — Ник схватил меня за плечи и потянул к себе, я стала отчаянно сопротивляться.
— Отпусти! — прошипела я.
— Всё нормально, ничего страшного не произошло. Пойдем, тебе надо успокоиться.
— Не хочу никуда идти! Что тут случилось? — я вдруг потеряла способность говорить тихо, и перешла на крик. Не знаю, что уж там подумали соседи. — Почему в ванной кровь? Здесь нож и пистолет! Ник?!
— Не паникуй, пожалуйста, Гата. Послушай, — он всё ещё держал меня за плечи. — Я всё расскажу тебе, только потом, когда ты успокоишься.
— Да не смогу я успокоиться, пока не узнаю, что произошло. Я звонила тебе, сотню раз, наверное… Мне было так жутко… Ник! — мне внезапно стало совсем плохо, руки и ноги обессилели, горечь поднялась откуда-то из живота, от чего лицо моё искривилось и поток слез хлынул наружу.
— Ну-ну, всё нормально… — священник обнял меня и зашептал оправдательно и спокойно, — надо было предупредить тебя, чтобы ты не пугалась… Иван вернулся, но случилось непредвиденное, повздорил он с бывшими товарищами. Нам пришлось обороняться, Ваня пострадал немного. Поэтому я тут всё бросил и повез его к доктору. Но сейчас уже всё хорошо…
— Это его кровь в ванной, да? — продолжала всхлипывать я. Сказанное Ником как-то не укладывалось в голове, звучало неправдоподобно. — А пистолет, откуда он? Зачем священнику оружие?
— И кровь его, и пистолет мой…
— Зачем, Ник?
— Для безопасности… Никогда не знаешь, в какой момент может нагрянуть прошлое…
Я отстранилась от священника и посмотрела в его лицо: сожаление считывалось крайне точно, сожаление и раскаяние. Что же он сделал сегодня и что совершал в прошлом? Убивал людей?
— Я хочу, чтобы ты был со мной честен, Ник… Разве после всего этого смогу я спокойно оставаться здесь?
— Ничего больше не случится, обещаю.
Глава 7. Оправдание
Смутно помню продолжение этой ночи. Ник отвел меня в комнату и уложил в постель. Почти до самого утра я слышала сквозь непонятную туманную дрему, как он убирался в квартире, мыл пол, оттирал ванную. Ближе к утру звонил телефон, Ник тихо разговаривал с кем-то, я не могла разобрать слов. Уснуть так и не вышло, стоило закрыть глаза, как снова и снова я видела окровавленную ванную. В голову лезли ужасные мысли, от чего-то я перестала видеть Ника добрым и светлым человеком, которым представляла до этого. Нет, я понимала, что он раскаивается в том, что сделал, но… И что он сделал? Может быть, служба в церкви это своего рода оправдание и замаливание грехов? Тогда зачем продолжать грешить? Ради защиты друга? Неужели не было других способов?
Утром я собралась с силами и написала руководству, чтобы они отправили документы о моем увольнении на почту. Никакого желания ехать через весь город после такой страшной ночи у меня не было.
Ник сидел на кухне и курил, перед ним на столе стояла нетронутая кружка кофе. Я молча прошла к столу и опустилась на свой стул, как раз напротив священника. Наверняка выгляжу как зомби, а может и того хуже. Голова раскалывается, мне трудно фокусировать взгляд, руки плохо слушаются. Такое со мной впервые, обычно после бессонных ночей у меня ещё есть силы что-то делать, но сегодня не тот случай. Пожалуй, слишком велико нервное потрясение, да и эти мысли… Ник поднял на меня полные сожаления глаза. Не понимаю, о чем он жалеет? О том, что сделал (если сделал), или о том, что я стала невольной свидетельницей части того ужаса, что тут произошел ночью. Он уже приготовился что-то сказать, как в дверь позвонили. Я непроизвольно дернулась, сердце бешено заколотилось, готовое не то, что выпрыгнуть из груди, а вырваться из неё и сбежать.
Священник спокойно положил сигарету на край пепельницы и вышел в коридор. Я услышала, как он открыл дверь и поздоровался. Ему ответили два мужских голоса, а затем раздались шаги. В кухню вместе с Ником зашли двое полицейских, у меня внутри всё сжалось при их виде. Если и была какая-то призрачная надежда на то, что мне всё почудилось, то сейчас она точно пропала.
— Здравствуйте! — громко поздоровался высокий мужчины лет сорока с небольшим выпирающим животом, судя по всему, более старший по званию. — Майор Иванченко.
— Располагайтесь, — жестом указав на стулья, произнес Ник. У меня не хватило сил произнести ни слова, и я просто молча кивнула.
Полицейские уселись за стол, майор кивнул своему коллеге — молодому парню с яркими голубыми глазами, и тот положил на стол папку, раскрыл её и приготовился делать пометки. Ник вернулся на своё место, покрутил в руках догоревшую сигарету и потянулся за следующей.
— Вчера, поздним вечером, а если быть точным в 23–25 нам поступил звонок о выстрелах, доносящихся из вашей квартиры. Наряд выехал по адресу, но в квартире было пусто, хотя свет горел. Конечно, ваши соседи могли ошибиться, но мы обязаны проверить. У нас есть к вам несколько вопросов, — начал майор, внимательным, недобрым взглядом, рассматривая Ника.
— Задавайте, — твердо ответил Ник. Я приготовилась слушать.
— Мы знаем, что договор аренды квартиры оформлен на вас, но проживаете вы втроем. Так говорят соседи, верно?
— Верно. Нам с друзьями так удобнее, меньше бумажной волокиты, — Ник был невозмутим. Неужели ему не страшно?
— Хорошо. Кто был здесь вчера вечером?
— Только я и мой товарищ, Иван.
— А девушка? — майор кивнул на меня.
— Она была на работе.
— Вы можете это подтвердить? — майор посмотрел на меня так строго, что я почувствовала себя виноватой во всех преступлениях сразу.
— Мой руководитель может, — еле выдавила я из себя. Никак не могу унять дрожь в руках и голосе, перед глазами всё плывет. Ник поднялся, налил стакан воды и поставил передо мной.
— Извините, но Гата практически не спала, слишком поздно вернулась с работы. Отвечать на ваши вопросы буду я, — Ник сделался ещё более серьезным.
— Кто может подтвердить, что вы здесь были вдвоём с вашим товарищем? — продолжал давить майор.
— Никто. Либо камеры наблюдения в подъезде, — священник выпустил облако дыма и отпил уже наверняка остывший кофе.
— Камеры не работают со вчерашнего утра. Мы уже проверили. Значит, никто не может подтвердить, что вы были тут одни. А где ваш товарищ?
— Уехал ночью, ещё до возвращения Гаты. Геодезисты, знаете ли, редко подолгу бывают дома, — мне показалось, или Ник готов был ухмыльнуться, но едва сдержался.
— Уважаемый, мы знаем о вас достаточно много. Не стоит играть с нами в эти игры, — раздраженно бросил майор, и откинулся на спинку стула. — У вас есть разрешение на оружие, но при этом вы ничего не покупали из огнестрела. Вы служите в церкви, имеете гражданство другой страны, несмотря на то, что уже давно живете в России. Что вы скрываете?
— Ничего, — тут Ник всё же не выдержал и улыбнулся. Не так, как всегда, а с чувством хищника, загнавшего жертву в угол.
— Я могу получить ордер на обыск. Интересно, что я смогу найти здесь, в этой квартире?
— Ничего, повторяю ещё раз. Майор, скажите, — Ник облокотился на стол и заговорил чуть тише. — Вы каждым ночным вызовом так подробно занимаетесь? Мало ли кому и что почудилось, обвинять людей бездоказательно вы не имеете никакого права.
— Не думайте, что вы тут самый умный, Никита. Или как вас зовут на самом деле? Ваша подруга знает, с кем живёт под одной крышей? — майор тоже подался вперед, а его помощник перестал делать пометки. — Учтите, я выведу вас на чистую воду.
— Мне кажется, майор Иванченко, вы слишком увлеклись своей работой. Я законопослушный гражданин, — Ник затушил сигарету и растерянно посмотрел в кружку.
— У меня на вас целая папка уже собрана! Один раз оступитесь — и всё, — многозначительно произнес майор.
— Вопросы кончились? Тогда будьте добры, покиньте мою квартиру. Моей подруге нужен отдых, на это все имеют право после работы.
Я вздрогнула, воспоминания о ночной находке снова всплыли в памяти так явно, словно пять минут назад всё и произошло. Майор и его помощник удалились, Ник закрыл за ними дверь и вернулся на кухню. Он молча варил свежий кофе, даже не оборачиваясь ко мне. А я не знала, что делать и как себя вести. Почему полицейские так заинтересованы этим делом и Ником, что они знают про него, чего не знаю я?
— Гата, — священник тронул меня за плечо, поставив кофе на стол. — Всё хорошо?
— Не знаю, — прошептала я. На столе уже оказалась банка с печеньем, сегодня никто не позаботился о нормальном завтраке.
— Ты не спала? — Ник всё ещё стоял рядом, а я не могла оторвать взгляда от своей кружки. Не хочу смотреть на священника, не хочу даже думать о том, что он за человек на самом деле.
— Нет. Если честно, я не могу больше здесь находиться, в этой квартире.
— Здесь никого не убили, слышишь? — священник наклонился ко мне и шептал в самое ухо. — Просто пришли нехорошие люди, и хотели сотворить страшное с Ваней. А я не дал им этого сделать, только и всего. Понимаешь?
— Понимаю, — мне вдруг стало и жарко, и холодно одновременно. — Или нет. Зачем тебе оружие, откуда оно у тебя, про какое настоящее имя говорил майор? А если те нехорошие люди вернутся? И где Иван?
— Слишком много вопросов, Гата… Тебе не нужно знать ответы на них. Это лишнее. Я — Ник, простой священник. Это самое важное. Никто не вернется, Иван почти в полном порядке. И я здесь, со мной ты можешь ничего не бояться. Я всегда буду рядом, помнишь?
— Ночью тебя тут не было, Ник, — я повернулась к нему, и наши лица оказались в опасной близости. — Понимаешь? Я была тут совершенно одна. Вместе с кровью, ножом, пистолетом и тишиной. Ясно?! И мне было ужасно страшно.
— Знаю, — священник осторожно провел рукой по моим волосам. — Прости…
Да что же это такое! Смотрю в его глаза и забываю обо всем на свете, даже сейчас, когда меня всё ещё трясет от пережитого, когда только что услышала от полицейского столько непонятного и тревожного. Смотреть бы в эти глаза вечно, увидеть в них то, чего так хочется. Ник как-то грустно улыбнулся в ответ на мой более чем красноречивый взгляд. Не могу! Если сейчас же он не уберет свою руку, если ещё хоть пару секунд мы будем так близко, то я не справлюсь с собой. Гата! Силой заставила себя встать. Странное ощущение, будто я стою на палубе корабля во время качки.
— Ник, я пойду в душ.
— Хорошо, — он резко отошёл в сторону, а потом провожал меня взглядом с порога кухни до второй ванной, я чувствовала это.
Весь день я провела как в тумане. Ник ни на минуту не оставлял меня одну, но ничего не говорил и не объяснял. В общем-то, мне это уже и не было нужно. В моей голове созрел свой собственный план, но осуществить я его попробую точно не сегодня. Завтра же постараюсь что-нибудь выяснить у Вовки, не отвертится. И тогда, можно будет принимать окончательное решение. Завтра.
Наглотавшись успокоительных, я легла спать слишком рано, не дождавшись даже девяти вечера. Сквозь сон слышала, как вернулся Иван, но разговора уже не могла разобрать. Последнее, что помню, как чьи-то заботливые руки поправили моё одеяло и приоткрыли окно.
Когда я проснулась, в квартире снова было тихо. В окно лился слабый утренний ноябрьский свет. Да, уже наступил ноябрь, последний месяц мрачной осени. Время принятия решений, как и всегда. Я даже усмехнулась. Сколько раз мне приходилось именно осенью переживать трудные периоды, — это карма какая-то. Чувствую себя почти выспавшейся, хорошо. Значит, голова будет соображать лучше, чем вчера, и я смогу выяснить всё, что мне нужно.
Дотянувшись до телефона, схватила его в руки и принялась проверять сообщения, со вчерашнего дня вообще туда не заглядывала. Первым делом заметила сообщение от Ника: он пишет, что уже уехал в церковь, просил не тревожиться лишний раз и если вдруг что — сразу звонить. Ну, понятно. Он старательно делает вид, что ничего не случилось, не хочет раскрывать свои секреты. Но я так не могу, мне нужно знать, с кем я живу, хотя бы для того, чтобы спать спокойно.
Наскоро позавтракав — священник заботливо оставил мне наивкуснейшие сырники, я принялась звонить Вовке. Ответил он мне не с первого раза, я услышала в трубке сонный голос:
— Гата? Привет… Ты чего в такую рань звонишь? — а я и забыла, что у нас разница в часах с Амстердамом. Ну да ладно.
— Привет! Я по очень важному вопросу. Лине не стала звонить, она вряд ли мне сможет что-то рассказать, — я набрала побольше воздуха, выдохнула, и выпалила, — где и когда вы познакомились с Ником? Что ты знаешь о нём?
— Что? — Вовка явно растерялся.
— Что слышал! Мне нужно знать всё об этом священнике, всё, что ты можешь мне рассказать!
— Стоп. Не понимаю, зачем тебе это? Что произошло?
— Ничего. Просто хочу понимать, с кем я живу. Для собственного спокойствия…
— Ты, конечно, всегда была странной, но… — Вовка замялся.
— Рассказывай, мы же друзья. И меня ты знаешь гораздо дольше, чем Ника.
— Ладно, — я слышала, как он вздохнул и заговорил тихо и спокойно, — мы познакомились пять лет назад, когда были в отпуске в США. Он помог нам выбраться из очень неприятной ситуации, просто так. Потому что — добрый, вот и всё. Не знаю, что бы мы без него тогда делали. Так вот и сдружились. Да, он уже тогда был священником.
— Чем он вам помог?
— Не хотелось бы вспоминать… Но если уж тебе так важно, — Вовка стал говорить ещё тише, — меня втянули в какую-то непонятную аферу, связанную с бандитами, незаконной торговлей оружием и всяким… Кхм… Не важно. В общем, Ник вытащил меня из этой компании и отмазал от американского правосудия.
— И всё это просто так?! — я не верила своим ушам. Как вообще мои друзья могли так спокойно поверить, что обычный священник способен на столь серьезные действия? Понятно же, что это просто прикрытие.
— Ну, да… У него вроде как родственники или друзья в полиции были, я не стал уточнять. Это, в конце концов, не моё дело.
— Ну, Вовка… — у меня не было слов.
— Так что случилось-то?
— Да ничего, спасибо тебе за информацию. Только, пожалуйста, никому ничего не говори.
— Как скажешь, Гат… Всё равно я ничего не понял.
Мы распрощались, а я задумалась. Этот священник не так прост, как кажется. Хотя — не кажется. Есть в нём что-то таинственное. Может ли быть так, что он тут просто скрывается от того самого правосудия? Вполне. Тогда непонятно, почему он так свято соблюдает даже дома все догмы священнослужителя, кроме, правда, курения? Боится выдать себя? Нет… Я бы сразу почувствовала, если бы он врал или прикидывался. Не может Ник быть настолько шикарным актером, чтобы так истово молиться перед сном. Не верю. Или?
Я зашла в комнату Ника — здесь царит полный порядок. Кровать аккуратно застелена, окно приоткрыто, на комоде ни пылинки. Что я хочу найти здесь? Сама не знаю. На подоконнике лежит новая пачка сигарет, кажется, даже издалека я чувствую тот самый терпкий древесный аромат. Здесь всё пахнет моим священником. Надо бы проверить шкаф и ящики комода, но я не могу решиться. Это слишком мерзко. В конце концов, он ведь не сделал мне ничего плохого. А его прошлое вообще меня не касается. Я провела рукой по теплой деревянной крышке комода, задержалась взглядом на распятии, висящем прямо над кроватью. Всё же Ник верит. Искренне верит в Бога. Тогда почему у него есть оружие, почему он не говорит мне правду?
Глава 8. Вера
Оставив идею исследовать спальню Ника, я вышла на улицу. Промозгло, холодно. И как это я раньше не замечала, что деревья стоят уже почти совсем голые, а вместо травы и асфальта под ногами либо ковер из промокших коричневых листьев, либо черные тоскливые лужи. Ветер ледяной, к вечеру может и снег пойти, а я даже не подумала о шапке. Ноги несут меня к метро, ладно. Нужно проветрить мозги. Я ничего толком не узнала о Нике, и теперь пытаюсь понять, хочу ли я вообще что-то знать. Единственная мысль, которая мучает меня и гонит вперед, так это страх, страх снова увидеть кровь в квартире, услышать звуки выстрелов. И да, теперь я боюсь ножей. Не знаю, почему я утром была так спокойна, возможно, из-за лекарств. Но сейчас я не могу найти себя места даже среди плотной людской толпы.
Я вышла в центре города, здесь лучше всего гуляется в таком состоянии. Старые дома, кривые улочки, можно часами бродить, забывая кто я, и зачем я здесь. А сейчас мне как раз надо забыться на некоторое время, чтобы потом понять — чего я хочу, что чувствую к этому священнику и что делать дальше. Я уже свернула раз пять или шесть (никак не избавлюсь от привычки считать повороты), и совсем продрогла. Но не могу узнать, который час — не знаю как, но телефон остался дома. Ладно, главное, что банковская карта у меня с собой. Забежав в первую попавшуюся кофейню, я залила в себя самую большую чашку кофе, заела её кусочком миндального чизкейка и вернулась на промозглую улицу. Судя по всему, время перевалило за полдень. Тем лучше.
Мне вспоминался тот дождливый вечер, когда Ник предложил мне осмотреть квартиры. Если бы я знала тогда, чем всё обернется, то не согласилась бы. Хотя… Снова вру себе? Конечно, согласилась бы. Желание видеть Ника каждый день уже тогда становилось для меня таким же важным, как необходимость дышать. Я продолжала прокручивать в голове все-все моменты: как Ник улыбается мне по утрам, как спокойно и уверенно готовит, как молится, как забавно выглядит в своем длиннющем халате, когда выходит из душа; как ласково и заботливо смотрит на меня, когда я пытаюсь бороться со сном за ужином… И снова мои ноги привели меня к церкви, привели меня к моему священнику.
Накинув капюшон на голову, среди сгущающихся ранних ноябрьских сумерек, я зашла внутрь церкви. Здесь пахнет ладаном, свечами. Скоро начнется вечерняя служба, прихожане уже сидят на лавках. Я примостилась с самого края в темном углу и жду. Надеюсь ли я, что Ник будет вести службу? Да.
Нежно и звонко запел хор. Господи, это пение пробирается в душу. Лучше закрыть глаза и только слушать. Мне трудно дышать от нахлынувшего чувства тоски, горечи и почему-то счастья. Да, вот такого счастья, с примесью печали. Словно все мои душевные раны разом открылись, чтобы наполнится светом и счастьем. Моей замерзшей руки касается чья-то теплая ладонь, я чувствую, как крепко этот человек держит меня, я чувствую его запах, такой родной и знакомый. Это он, мой любимый священник, мне даже не надо открывать глаза, чтобы понять.
— Я не мог до тебя дозвониться, — прошептал Ник, наклонившись ко мне.
— Телефон забыла дома… — я всё же приоткрыла глаза. Ник сидит рядом со мной, поверх сутаны наспех накинута куртка. Заметив мой удивленный взгляд, он ответил на немой вопрос:
— Попросил подменить меня на вечерней службе, уже готов был бежать… А ты оказалась тут.
Я только пожала плечами, и снова закрыв глаза, опустила голову на плечо священника. Служба продолжалась, хор пел, вторя словам служителя, а я была мысленно далеко отсюда. Внезапно мне стало всё равно, кто мы с Ником, каково наше прошлое и что ждет нас в будущем. Главное, что здесь и сейчас мы рядом. Пусть так, как друзья, но — вместе. Я верю, отчаянно верю в то, что наша встреча не случайна, что Ник не обманывает меня и что он — добрый, самый светлый и заботливый человек из всех, кого я встречала когда-либо. Пусть у меня есть к нему с десяток не самых приятных вопросов, и ответы на них вряд ли успокоят мои мысли, но всё это — потом. А здесь и сейчас — прекрасное, трогательное пение, высокий сводчатый потолок церкви, одухотворенные лица прихожан, скромное пламя свечей, запах ладана и Ник. Я не хочу, чтобы он отпускал мою руку, не хочу, чтобы служба заканчивалась. И пусть некоторые женщины иногда посматривают на нас искоса, мне всё равно. Тепло этих рук, размеренное и спокойное дыхание рядом — стоит чего угодно, и никогда не очернится косыми взглядами.
Служба закончилась так же неожиданно, как и началась. Погрузившись в свои мысли и ощущения, я не заметила, как пролетело время. Пожалуй, для этого люди и ходят в церковь — чтобы погрузиться в себя, поговорить с Богом, не отвлекаясь на мирскую суету. А для меня эти часы оказались необходимым моментом успокоения и забытья. Прежде, чем двигаться дальше и принимать решения, мне нужно было привести мысли хотя бы в небольшой порядок.
Ник осторожно повернул голову и извинился, я села ровно, с неохотой отпустив его руку. Священник скинул куртку и подошёл к своему коллеге, если так можно сказать. Они стояли в окружении прихожан, беседовали с ними. Ник приветливо улыбался, с такой заботой и вниманием выслушивал какие-то явно добрые слова от людей, пожимал руки старушкам, что у меня защемило сердце. Как я могла подумать о нём что-то дурное? В нём столько искренности, столько любви. Это невозможно сыграть. И тут же память услужливо подкинула воспоминания о разговоре с полицейскими. Тогда Ник был совсем другим — строгим, серьезным и хладнокровным.
Я помотала головой. Надо прекратить этот бесконечный, разрывающий меня поток мыслей. Воспользовавшись моментом, я вышла на улицу. Прихожане разбредались кто куда, торопливо или неспешно выходя за кованые воротца. Темноту распугивал тусклый свет фонарей, а в их лучах, словно мухи, кружились снежинки. Зима уже близко, ещё неделя, может, две, и мир станет белым и пушистым.
— Можно вас? — за плечо меня тронула женщина лет шестидесяти, или больше.
— Да, — я удивилась и внимательно посмотрела в мутно-голубые глаза прихожанки.
— Не искушайте себя, — прошептала женщина, крепко держа меня за плечо.
— Не понимаю, — меня резко начала бить дрожь.
— Я видела вас со святым отцом. Он очень хороший, один из самых лучших священнослужителей в нашем приходе. Предан своему делу. А вы искушаете и себя, и его. Не надо.
— Послушайте, какое ваше дело? — я разозлилась. Почему она лезет в мою жизнь, какое вообще имеет право что-то мне говорить про наши с Ником отношения?
— Не злитесь, прошу вас. Я желаю вам только добра. Вы можете сколько угодно верить, что справитесь со своими чувствами, но это не так, — женщина сочувственно взглянула на меня, и в этот момент мне стало совсем плохо. Голова загудела, во рту пересохло, и я поняла, что готова разрыдаться. Слезы уже подобрались к моим глазам. — Он отдал себя Богу. Уважайте его выбор.
— Да что вы… Что вы можете понимать? — я судорожно глотнула, чтобы хоть как-то заставить слезы вернуться обратно.
— По твоему лицу, деточка, всё видно. Ты думаешь, наш святой отец глуп? Он слишком добр, чтобы сказать тебе о том, что твоя надежда бессмысленна.
— Надежда никогда не бывает бессмысленной. И… — я задохнулась от переполнивших меня чувств, боль сковала грудь. Выдернув своё плечо из цепких рук женщины, я отвернулась, пытаясь подавить рыдания, готовые вырваться наружу. Мне было страшно обидно, хотелось сжаться в комок и пропасть, раствориться в этом странном мире.
— Прости, если обидела. Но я желаю тебе только добра, — печально изрекла женщина и, прихрамывая, удалилась.
С тех пор, как я познакомилась с Ником, желание бежать куда-нибудь сломя голову меня не посещало, даже проблемы на работе удалось пережить с наименьшими потерями. Но сейчас, после таких жестоких слов этой женщины, я готова была бросить всё и со скоростью света нестись по улицам родного города, оставляя позади и Ника, и свои чувства. Руки и ноги отозвались ноющей болью, словно я уже пробежала марафон. Не понимаю, что со мной.
Хотела обернуться на церковь, увидеть Ника на крыльце, но не смогла. Заставила себя выйти за ворота, свернула в сторону метро, и поплелась медленно, по-старушечьи, ловя снежинки на непокрытую голову и иногда украдкой стирая одинокие слезы. Почему у меня всё так сложно в жизни? Почему не могло быть так, как у Вовки и Лины?.. Угораздило же влюбиться в священника со смутным прошлым, стать свидетельницей неизвестно чего, надеюсь, что не убийства. И да, стать безработной.
— И сколько раз мне придется ещё тебя ловить? — голос Ника вырвал меня из болота мрачных мыслей.
В ответ я только пожала плечами, если скажу хоть слово, то вряд ли смогу остановить бессмысленный поток слез или фраз. Священник накинул на мою голову капюшон, чиркнул зажигалкой, и я почувствовала запах его любимых сигарет. Знали бы его прихожане…
— Хочешь, зайдем куда-нибудь выпить кофе?
— Нет, — буркнула я в ответ, вышло грубо и строго.
— Послушай, — Ник остановился и положил руку на моё плечо. — Я тебе уже тысячу раз, наверное, сказал, что готов выслушать и помочь. Не делай из меня врага, пожалуйста, Гата.
— Тогда и ты не ври мне. Хотя бы потому, что я тебе верю.
Глава 9. Бесконечный сон
Я лежу в постели и слушаю, как за стенкой читает молитву Ник, где-то далеко, в ещё одной комнате, Иван смотрит фильм. Сегодня в нашей квартире непривычно шумно. Мне нужно постараться уснуть, я так устала за последние несколько дней. После службы в церкви и молчаливого пути домой, я совсем пала духом. Если бы не эта женщина со своими нравоучениями, мне было бы в сотню раз спокойнее наедине со своими мыслями. Да, я грешница. Да, я сама себя искушаю. Но Ник не может поддаться, в этом я уверена. На самом деле, единственно верный выход из этой ситуации — моё трусливое бегство. Как бы я не злилась на эту женщину, но она права, я не смогу справиться.
Слышу, как шумит вода в ванной. Иван готовится ко сну. Ник тоже затих. Я оставила включенным ночник, после недавних событий, мне страшно находиться в темноте, а ещё страшнее — заходить ночью на кухню, поэтому я передвигаюсь по квартире с включенным фонариком на телефоне. Сегодня попробую уснуть без снотворного.
Мысли шумят, будоражат и так неспокойную душу. Пытаюсь заставить их умолкнуть, закрываю уши одеялом, укрываюсь с головой, но тут же от необъяснимого страха скидываю его с себя. Отвернуться к стене не могу, лежать на спине тоже. Не могу найти себе места. В голову пришла совсем уж бредовая идея: я встала и начала приседать, может, устану и смогу уснуть быстрее. Не помогло. Только сердце теперь колотится как у загнанной лошади. Новостная лента в соцсетях не привлекает, одинаковые, давно уже несмешные картинки, счастливые фото друзей. Отбросила телефон подальше на пол, зажмурила глаза и пытаюсь дышать на счет пять. Вроде бы помогает, мне стало чуть спокойнее, чуть легче. Мысли разбегаются, но уже не собираются в единое целое.
Сквозь темноту (ночник каким-то образом погас) слышу, как кто-то возится в ванной. И кому понадобилось среди ночи искать там что-то? Медленно спускаю ноги с постели, пытаясь побороть сонливость, и выхожу в коридор. Дверь в ванную приоткрыта, и на пол льется узкий луч света. Шума воды не слышно, да и вообще ничего не слышно больше. Никаких лишних звуков, кроме едва заметного гудения холодильника на кухне.
Совершенно позабыв свои страхи, смело иду к ванной и заглядываю внутрь. Что?! История снова повторяется? Шторка задвинута, и вокруг всё в крови. На полу ужасные яркие разводы, белая раковина забрызгана кровавыми каплями. От ужаса мне кажется, что я перестала дышать и с трудом могу пошевелиться. Мне нужно отодвинуть штору, я должна знать, что или кто там, за ней. Может, лучше позвать Ника? А что, если… Нет!
Стараюсь не смотреть на пол и стены, дотягиваюсь до хорошо знакомой голубой шелестящей занавески, отодвигаю её резким движением. Из-под груды окровавленных тряпок торчит безжизненная рука, бледная, с пустыми венами. И я знаю, чья это рука. Сколько раз она держала меня, гладила по голове, протягивала спасительную чашку с кофе. Этого не может быть! Позабыв всё на свете, наплевав на тошноту и горечь во рту, на панику при виде крови, разгребаю тряпки, чтобы убедиться в том, что он там, что мой любимый священник мертв. И никак не могу вытащить всё, что лежит в ванной. Заливаюсь горячими слезами, шепчу что-то невразумительное, не понимая слов. Я готова сама умереть здесь от ужаса, от паники, от безумной, разрывающей мое сердце боли. Мои руки по локоть в крови, желудок сводит, дышать и вовсе уже нет возможности. Холод. Чувствую сумасшедший холод, он окутывает меня со всех сторон. Мои руки коченеют, отказываясь шевелиться. Я закрываю глаза и делаю медленный вдох… Мне нужно что-то сделать. Только что?
Открываю глаза. Мне всё ещё холодно, но я не стою, а лежу. Откуда-то со стороны льется слабый свет, надо мной белый потолок. Господи, это был сон. Просто сон! Мои руки дрожат, щеки мокрые от слез, как и подушка. Почему так холодно? Я села в кровати и осмотрелась: окно распахнуто, наверное, ветер постарался. Хорошо, что так вышло, иначе я бы не смогла проснуться, сошла бы с ума во сне от ужаса.
Вытерев лицо одеялом, я укуталась в него, взяла телефон, чтобы включить фонарик, и вышла из комнаты. Мне непременно нужно проверить ванную. Я должна убедиться, что сон остался во сне. От страха меня чуточку шатает, иду вдоль стены. Вот и выключатель. Зажигаю свет и стою, не решаясь зайти. Гата! Тебе просто приснился страшный сон. Успокойся. Ванная пуста. Всё сияет чистотой, шторка отодвинута. Мои ноги совсем стали ватными, если я сейчас же не сяду, то рискую упасть прямо здесь. С трудом добралась до кухни и тяжело опустилась на стул. Голова не держится на плечах, она вдруг резко налилась свинцом и тянет меня вниз. Ну и пусть, кладу голову на стол.
Не помню, когда последний раз мне было так плохо. Так страшно во сне. И ведь он вовсе не был похож на сон! Всё было так реально, так по-настоящему. Неужели я настолько впечатлилась событиями, что моя психика решила сыграть такую злую шутку? Это же была просто кровь, никаких трупов и убийств на моих глазах. Не понимаю…
Внутри пустота. Из меня будто вынули всё человеческое там, во сне. Никогда не смогу забыть мертвенно-бледную руку Ника. Это всё виновата та женщина, которую я встретила после службы. Может быть, мои чувства к священнику и правда — грех? И вот так меня за это наказывают?
— Гата? — раздался шепот над ухом, от чего я чуть ли не подскочила, сердце забилось с удвоенной силой, стало сначала жарко, а потом снова холодно.
— Ник… — только и смогла ответить я, слегка приподняв голову.
— Ты чего?
— Мне приснился кошмар.
Слышу, как Ник подвинул стул поближе ко мне, сел рядом. Его крепкие руки обнимают меня, даже сквозь одеяло чувствую тепло. И запах, как же я люблю этот запах…
— Сон уже закончился, всё прошло. Ничего страшного больше нет, — он утешает меня, совсем как маленькую девочку. Ну почему, почему Ник такой заботливый, почему такой светлый и добрый?
— Наверное, я схожу с ума.
— Вовсе нет. Просто… Устала.
— Ник, скажи, — мне срочно понадобилось получить ответы на все мои вопросы. — Ты здесь скрываешься от кого-то? Я разговаривала с Вовой, хотела узнать, как вы познакомились. Чем ты занимался, пока не переехал сюда? Это ведь было что-то противозаконное, да?
— Нет. Не совсем. Это моя семья. Тебе не стоит знать обо всем этом, это прошлое. Сейчас всё максимально законно, во всяком случае — внешне. И да, я давно не участвую в тех делах. Просто не хочу. Собственно и тогда я что-то делал просто из-за любви к своим родным и друзьям. Знаю, что ты спросишь о том, как может сочетаться моя служба и, например, убийства, — Ник замолчал. А я поняла, что он действительно может сделать то, о чем я даже думать боюсь. Я совсем не знаю его.
— Продолжай, — прошептала я.
— Никак не может, но мне удается… Я, в общем-то, не рассчитываю на попадание в Рай. И верю, что Бог простит меня… Это не оправдание, Гата, это… Надежда? Знаешь, может быть были и есть другие способы защитить тех, кого я люблю, но жизнь иногда не оставляет выбора.
— Ник, а как же?.. Почему тогда… — мне не удалось подобрать верных слов, в горле пересохло, глаза горят огнем, сквозь сумрак осенней ночи пытаюсь разглядеть в глазах священника ответ, и не могу.
— Почему мы? — он прижал меня к себе с такой силой, которой я не ожидала. — Потому что нельзя так, Гата. Мне достаточно того, что ты просто рядом. И я боюсь за тебя, слишком переживаю о том, чтобы с тобой всё было хорошо.
— Не понимаю, — я пыталась надышаться ароматом, исходившим от священника, словно всю оставшуюся жизнь не смогу больше чувствовать его.
— Хочешь кофе?
— И мороженое…
Глава 10. Ты слышишь сердца стук?
Мы до утра просидели на кухне, ели мороженое и запивали его кофе. В семь утра в дверном проеме появился сонный Иван и удивленно уставился на нас: я сидела, укутавшись в одеяло, и самозабвенно ложкой доставала из баночки мороженое, Ник варил третий раз кофе, на столе валялась пустая пачка от сигарет и ещё одна начатая.
— Доброе утро, — протянул Иван и поморщился от неловкого движения, которое явно причиняло ему боль.
— Доброе, — буркнула я. Не люблю, когда кто-то вмешивается в моё утро.
— Кофе? — обернулся к нему Ник.
— Наливай… — геодезист прошёл к столу и медленно опустился на стул. — И давно вы тут сидите?
— Часов с трёх, наверное, — пожал плечами священник.
— Сумасшедшие… И чего вам не спится?
— Мороженое вкуснее ночами, — не знаю почему, но этот Иван вызывает у меня смешанные чувства. Такое ощущение, что он скрывает что-то. Не люблю тайны. Мне хватает и Ника с его непонятным прошлым.
— Если б я не знал Ника, то подумал бы, что вы тут точно не мороженое ели и кофе пили…
— Хам, — выпалила я, неизвестно почему обозлившись.
— Гата! — священник так строго посмотрел на меня, что мои щеки моментально запылали огнём. Жарко. Может, он ещё и пожурит меня, как маленькую девочку.
— Разве я не права?
— Я же просто пошутил, — Иван состроил кривую рожицу. Да уж, подружиться у нас не получится, готова поспорить.
— Тогда извини, но я таких шуток не понимаю.
— Просто спать надо больше… — безапелляционно заявил Иван и взял из рук Ника кружку, — спасибо.
— Надо… — мой голос неожиданно дрогнул. Я вспомнила ночной кошмар, и мне снова стало холодно.
Осторожно положив ложку на стол, я подобрала одеяло поудобнее, и молча вышла. Не хочу ни с кем разговаривать. Не знаю, что происходит, но я никак не могу взять себя в руки. Хорошо, что Ник не пошёл за мной, наверняка всё понял — он всегда всё понимает. Быстро умывшись во второй ванной, я собралась и вышла на улицу. Мне нужно проветриться, а заодно забрать документы из почтового отделения.
На улице сыро и холодно, наступивший ноябрь совсем серый и мрачный. Скорей бы выпал снег, тогда станет светло и чисто, можно будет подолгу гулять и наслаждаться ярким блеском снежинок, может, даже готовиться к Новому Году и Рождеству. Пока я стояла в очереди на почте, то продолжала размышлять о том, что успела узнать о Нике, вспоминала его слова, сказанные ночью. Нужно что-то решать. За эти два месяца я настолько привязалась к священнику, что уже и забыла, как жила без него. Но пока мои чувства не переросли во что-то гораздо более серьезное, есть шанс освободить нас обоих.
Женщина из почтового окошка посмотрела на меня строго, похоже, я пропустила какой-то важный вопрос, и неожиданно получила в руки два больших конверта. Попыталась возразить, что у меня должно быть только одно письмо, но на втором конверте тоже написано моё имя. Странно.
Я дошла до ближайшего сквера и присела на скамейку. Слышу, как звонит телефон в сумке, а на руке вибрирует браслет, — сегодня мне удалось не забыть взять всю технику с собой. Отвечать не собираюсь, даже не стану смотреть, кто пытается со мной связаться. Знаю, что нужно вытаскивать себя из такого состояния, но не сегодня. Надо прожить этот день, перед сном выпить приличную дозу успокоительных или снотворных таблеток, отоспаться, а вот завтра…
В первом конверте лежат мои документы об увольнении и трудовая книжка. Всё, как и положено. Отлично. Значит, с завтрашнего дня можно спокойно приступать к поиску новой работы. Я убрала документы в сумку и открыла второй конверт. Отправитель не указан, внутри конверт поменьше, но достаточно толстый. Раскрываю и его: там фотографии, много. Сначала мои глаза отказывались узнавать до боли знакомую фигуру, мозг лихорадочно искал объяснений. На фотографиях, даже там, где не было видно лица, я узнавала Ника: вот он крепко жмёт руку молодому парню лет двадцати пяти, если судить по времени, указанном на фото, то он должен был быть на службе; на другой фотографии священник разговаривает с девушкой небольшого роста, у неё длинные волосы, собранные в хвост, большие черные глаза. Я продолжаю перебирать фотографии, вижу, как Ник легко обнимает девушку, она улыбается ему, снова какие-то люди, они передают ему черный сверток. Дальше я не смогла рассматривать фото внимательно, столько всего — люди, встречи… Чем занимается Ник, кроме службы в церкви? Почему бы честно не сказать, что у него есть ещё какое-то дело?
Чувствую, как сердце каменеет, отказываясь быстро и радостно биться. Неужели всё — ложь? Может быть, майор был прав, и Ник действительно занят чем-то противозаконным? Получается, что… А что получается? Нужно прямо поговорить с ним. Глупая затея, он снова ничего мне не расскажет. Зачем я вообще ему нужна, зачем заботиться обо мне, зачем держать рядом, если потом врать? Убивать, курить, хранить оружие, — можно. А любить меня — нельзя? Тоже мне, священник. Мысль, которая промелькнула утром, обрела притягательную силу. Нужно уходить. Собирать свои скромные пожитки и бежать. От себя, от Ника, от ужаса, который я продолжаю испытывать при взгляде на дверь в ванной. Это глупо и по-детски наивно, но так будет лучше. Обрубить всё сейчас и не страдать в будущем, забыть, вычеркнуть. Да.
Такое ощущение, что кто-то пристально смотрит мне в спину, я чувствую на себе холодный прямой взгляд. Медленно оборачиваюсь: по скверу гуляют мамочки с колясками, собачники, никто даже не смотрит на меня. Только когда добрела до знакомого подъезда, задалась вопросом, а кто, собственно, мог прислать мне эти фотографии и с какой целью? Запугать, настроить против Ника? Столько вопросов и никаких ответов. И снова этот взгляд на моей спине. Неужели кто-то всё же следит или это нервы совсем плохи после очередной бессонной ночи?
На всякий случай решила подниматься по лестнице, чтобы слышать, кто заходит в подъезд за мной. Надеюсь, дома никого нет, тогда я смогу отдохнуть, собрать вещи и уехать. Иначе, чувствую, меня засосет воронка странных и жутких событий, и выбраться уже не будет никакой надежды.
Я уже почти привыкла за эти дни, что со мной рядом ступает страх. Вот и сейчас, как только я поняла, что буду совершенно одна в квартире, руки затряслись. Никак не могу выбрать из связки нужный ключ.
— Агата, — хриплый голос за спиной остановил моё сердце. Не могу заставить себя повернуться. — Майор Иванченко.
— Это вы… — я выдохнула, но дрожь в руках и всем теле унять не вышло. — Что вам нужно?
— Может, хотя бы посмотрите на меня, ради приличия? — строго произнес майор. Я с трудом повернулась.
— Что вы хотите от меня, спрашиваю ещё раз, — голос задрожал, выдавая мой страх и недовольство.
— Ордер на обыск мы пока не получили, не переживайте. Но это вопрос времени. Ваш сосед или друг, — он как-то странно посмотрел на меня, — многое скрывает. И моя задача, как служителя закона, выяснить, что именно. Я пришел задать вам несколько уточняющих вопросов. Может, пригласите зайти?
— Нет. Задавайте свои вопросы здесь. Это не моя личная квартира, я не имею права пускать туда посторонних, — я спрятала ключи в карман и прислонилась к двери.
— Хорошо. Как давно вы знакомы со священником?
— Несколько месяцев.
— Какие отношения вас связывают?
— Дружеские и деловые. Я же снимаю квартиру вместе с ним. Треть платежа моя, — не понимаю, куда он клонит.
— Вам не кажется странным, что девушка живет вместе с двумя чужими мужчинами в квартире?
— Это как-то относится к делу? — я не намерена сдаваться. Если у полиции нет ничего на Ника, то они вполне могли бы оставить его в покое. Хотя, сейчас у меня есть шанс что-нибудь выяснить.
— Конечно. Вы же можете покрывать этих двоих, фактически быть подельницей, и пойти под суд по какой-нибудь статье, как соучастница, — глаза майора сверкнули. Он точно решил идти до конца, и наверняка уже что-то узнал.
— Вы мне угрожаете?
— Нет. Просто предупреждаю. Послушайте, вы молодая ещё совсем девушка. Мой вам совет — уезжайте. Эти люди замешаны в очень грязных делах, — майор перешел на шепот. — Мы предполагаем, что Ник скрывается здесь, в нашей стране. И многое говорит о том, что он продолжает дело своей семьи, под прикрытием, конечно. Поймать с поличным нам его не удастся, так же как и службе правопорядка в Америке. Да-да, он жил там какое-то время, вернее почти всю жизнь. Те, кто был здесь пару дней назад, нам удалось всё же выяснить их личности — очень опасные люди, полиция даже не берется за их дела. Они занимаются всем сразу — сбыт наркотиков, торговля оружием и людьми, это только самая малость. Один из них скончался от огнестрельного и множества ножевых ранений несколько дней назад. Думаю, мы с вами понимаем, кто это сделал?
— Что? Я не понимаю, о чем вы говорите… — мои ноги стали ватными, не знаю, как ещё стою. Перед глазами всё плывет и темнеет, в голове стучит. Что это? Сердце? Почему оно стучит так гулко, будто находится в огромном пустом зале?
— За вами следят, Агата. Уезжайте. Дружба с этим человеком губительна.
— Почему вы так переживаете обо мне? Я ничего не знаю. Ваши слова пугают, уходите, — я оттолкнула майора, позабыв о том, с кем говорю.
— Уходите, говорю вам! Я мог бы показать вам посмертные фотографии тех, кто не успел вовремя уйти, — совсем как-то зловеще проговорил майор и развернулся к лестнице. — Ну, я вас предупредил, Агата. Завтра у нас уже будет ордер. Надеюсь, что с вами мы не увидимся.
Он медленно спускался по ступенькам, я слышала шаги и забывала дышать. Во что я влезла, как это вообще случилось? Ник самый добрый из всех людей, которых я встречала. Я могу повторить это ещё сотни раз, потому что это правда! Правда… Из моих глаз покатились слезы. Больше нет сил думать. Я слишком слаба для всего этого. Телефон отрывисто звякнул, и я автоматически достала его из сумки. С неизвестного номера мне пришло десять фотографий, от которых закружилась голова, а к горлу подступил ком жуткой тошноты. Десять изуродованных трупов и везде кровь, слишком много крови. И последнее сообщение: «Простите, Агата. Но боюсь, что без доказательств, вы бы мне не поверили». Чертов майор!
С третьей попытки открыла дверь, влетела в квартиру и заперлась на все замки. Побросав вещи на пол, бросилась в ванную. Меня выворачивало наизнанку до боли в желудке и слез. Когда в глазах стало темнеть, а в голове шуметь, я испугалась ещё больше, но никак не могла справиться с собой. Пыталась глубже дышать, умывалась ледяной водой, потом и вовсе подставила голову под спасительную струю. Ничего не помогало. Во мне уже не осталось следов еды за неделю, наверное. Одна только боль сведенного желудка блуждала по всему телу, вызывая судороги. На полусогнутых ногах, опасливо опираясь на всё подряд, добралась до комнаты и упала на кровать. Перед глазами продолжают всплывать фотографии. И нож. Окровавленный нож в раковине. Вижу, как из слива поднимается густая темно-бордовая жидкость с металлическим отливом. Она заполняет раковину, выливается за её пределы, струится по темному гарнитуру и капает на пол, собираясь в ужасные кровянистые лужи.
Я в панике не могу сообразить, что делать. Из раковины уже льются не тонкие струйки, а гигантские потоки, готовые затопить всё вокруг, превратить нашу уютную кухню в сцену для ночного кошмара. Кошмар… Я сплю! Этого не может происходить в реальности. Не знаю, как мне удалось, но я открыла глаза. Всё ещё лежу на кровати ничком, рука свесилась вниз и затекла. Сколько времени прошло? Тошнота отступила, но желудок ужасно болит, голова больше напоминает камень. Нужно взбодриться, не время падать духом.
Сейчас. Мне нужно полежать ещё немного, а потом я смогу с новыми силами взяться за дело. Перед глазами снова темнеет, меня затягивает бессознательное состояние. Больше всего это напоминает наркоз, ты не можешь ему сопротивляться, как бы ни старался. Что со мной?… Я теряю мысли, чувствую холодные руки у себя на плечах, на шее. Кто здесь? Вернулся Ник? Или это Иван? А может быть за мной пришли те, кто собирается отомстить за убитого товарища? Резко дергаю плечами и на мгновение выныриваю из состояния полусна, но тут же возвращаюсь обратно.
В квартире горит свет, но комнаты пусты. Здесь так тихо, что я слышу стук собственного сердца. Оно бьется в такт моим глухим шагам. Тук. Раз. Я заглянула в свою комнату — никого, только открыто окно. Тук. Два. Комната Ника — аккуратно застеленная кровать, распятие, на подоконнике лежит библия, на комоде старая фотография, никак не могу разобрать лиц. Тук. Три. Комната Ивана — беспорядок, кто-то вывалил вещи из сумки на пол. Тук. Четыре. Наша кухня — на плите стоит турка, из неё пенистыми волнами выливается кипящий кофе, почему Ник оставил его без присмотра? Тук. Пять. Ванная. Мне так хочется погрузиться в теплую воду и забыть обо всем на свете. Повинуясь непонятному желанию, снимаю с себя одежду и ложусь в ванную, ощущая холодную эмаль под спиной. Открываю кран и закрываю глаза. Приятная, теплая нега расползается по телу, когда ванная наполняется. Опускаюсь ниже, чтобы почти полностью скрыться под водой. Вода прибывает, а я не могу заставить себя сесть чуть выше. Тело стало тяжелым, неподатливым. Открываю глаза и успеваю заметить только то, что сверху на меня валятся какие-то тряпки. Соприкасаясь с водой, они становятся кроваво-красными. Что? Это не вода! Из крана льется кровь! Я пытаюсь закричать, но ничего не выходит, моё тело не подчиняется мне. А тряпки всё падают сверху, сквозь них вижу, как кто-то протягивает мне руку. Ник! Я точно знаю, что это он.
— Ник! — удалось мне прохрипеть, чуть ли не захлебываясь кровью.
Резко открываю глаза. Надо мной белый потолок. Во рту отвратительный металлический привкус. Я в комнате. Значит, снова кошмар. Меня трясет, чувствую, что схожу с ума. Как проверить, что вокруг меня всё реальное? Только стук моего загнанного сердца может подтвердить это.
Мне ужасно хочется написать сообщение своему священнику со словами «Ты слышишь сердца стук?», но мои руки выводят на конверте совсем другие строки. Вернее, всего одну строку.
«Я не смогла быть рядом»
Глава 11. Тёмный лес
Вещи уложены, такси скоро будет на месте. Ник, скорее всего, обидится и не поймет моего решения. Но мне, правда, нужно уехать. Всё, что сейчас происходит, слишком странно и пугающе. Эти сны, постоянный страх и отчаянное желание каждую свободную минуту быть рядом со священником, сводят меня с ума. Ещё немного, я чувствую, и всё может закончиться плачевно. Майор с его запугиваниями, оружие в доме, анонимные фотографии. Весь мир перевернулся с ног на голову, а я оказалась в самом центре вращения.
Последний раз вдохнув едва уловимые ароматы кофе, ладана и чистоты этой некогда уютной квартиры, я схватила свои вещи и вышла на улицу. Темно. Таксист помог уложить вещи в багажник, я села на заднее сиденье и попросила отъехать к соседнему дому. Мы встали так, чтобы хорошо просматривался подъезд, фары и свет выключены по моей просьбе. В ближайшие полчаса Ник должен вернуться. Не знаю, что я хочу увидеть, но уехать просто так не могу.
Таксист деликатно молчит, только иногда косится в мою сторону, а я прилипла к окну. Жду. С минуты на минуту увижу знакомый силуэт, высокий, худощавый, в черной куртке и капюшоне. Ник ходит легко и быстро, спрятав руки в карманы, двигается четко и бесшумно, как тень. В толпе его сложно заметить, он не стремится к вниманию, ему не нужно выделяться внешне, потому что его выделяет душа. Светлая. Иногда мне кажется, что я вижу свет, который исходит от него, и это никак не вяжется с тем, что я теперь знаю, если допустить, что слова, сказанные майором — правда.
Вот он! Мой священник. Торопливо вышагивает по тротуару, поеживаясь. Сердце тоскливо сжалось. Нет, Гата! Не давай слабину, приняла решение, так иди до конца. Ничего, пострадаешь немного и успокоишься, разве в первый раз? Да, такое со мной впервые, мне нужен этот человек как воздух, я была готова оставаться рядом с ним даже не имея призрачной надежды на какие-либо отношения, кроме дружеских. Но теперь… Раз Ник не соблюдает и половины предписанных священникам правил, то почему бы не нарушить и ещё одно? Понимаю, что он так не поступит, никогда. А, значит, и всё сказанное про него, тоже верно лишь отчасти. Напрягаю зрение изо всех сил, рассматривая подъезд и фасад дома. Как же хочется выбежать из машины, подняться в квартиру и обнять Ника…
В окнах зажегся свет. Сначала в комнате священника, потом в моей. Так, теперь он точно обнаружил конверт. Надо подождать, пока Ник прочтет записку, пока увидит все фотографии, которые я получила по почте и те, которые распечатала из сообщения майора. Почему же минуты тянутся так долго, они изматывают меня. Нужно ехать, сейчас же, но я жду, с силой вцепившись в переднее кресло. Ник! Он выбежал на улицу прямо как был, без куртки. Не могу разобрать его лица, священник стоит и оглядывается по сторонам. Прости, ты сможешь меня понять, ты понимаешь меня. Вижу, как Ник достает телефон, тут же в моей сумке раздается звонок. Телефон звонит снова и снова, а я боюсь даже посмотреть на него.
— Езжайте, — только и смогла сказать водителю.
Больно, ужасно больно в груди. Не понимаю, эта боль физическая или всё же нет. Главное, не разрыдаться прямо здесь, в машине. Я так много плачу в последнее время, совсем как ребенок, маленький ребенок, который вдруг понял, каков мир на самом деле.
Всю дорогу до вокзала, а потом и в электричке, мой телефон разрывался от звонков и сообщений Ника. Я не открыла ни одно из них. Через полтора часа к звонкам Ника присоединился Иван, и они доставали меня уже вдвоем. Если бы не острая необходимость слушать музыку, я бы давно выключила телефон.
Темный перрон пригородного вокзала встретил меня почти уже ночной темнотой. Пошёл мокрый снег, издевательски падая мне за шиворот. Такси в этом захолустном городке днём с огнем не сыскать, поэтому до моего временного пристанища придется идти пешком. Снова настойчиво звонит телефон, машинально смотрю на браслет — Вовка. Да что б вас…
— Алло, — тихо говорю в трубку.
— Гата! — на другом конце провода слышу сразу два встревоженных голоса.
— Да, это я.
— Где ты? Что у вас случилось? Ник места себе не находит, говорит, что ты пропала! — Лина и Вовка кричали наперебой в трубку, я с трудом разбирала слова.
— Никуда никто не пропадал. Просто я уехала. Решила прекратить всё разом.
— Что прекратить?
— Вы знаете, кто такой Ник. Получше моего, верно? — друзья резко замолчали после этих слов. — Все знают, кроме меня. Ивана ранили на днях, к нам приходила полиция, они считают, что Ник убил того, кто напал на геодезиста. И я склонна им верить, ибо в квартире есть оружие, видела его, как и нож в крови, и ванную тоже… — я нервно сглотнула, вспомнив свои сны. — Мне прислали фотографии, как Ник встречается с какими-то странными людьми, с девушкой, парнем. А ещё, майор сказал, что за мной следят и оставаться с Ником в одной квартире опасно. И если верить тем фотографиям убитых предположительно вашим другом людей, то этот… Священник… Монстр.
— Гата?.. — прошептал в трубку Вовка. — Ник не такой. Он никогда не стал бы убивать ради прихоти, и уж тем более не стал бы издеваться над трупами. Слышишь? Он и переехал из-за того, что устал. Устал от той жизни, к которой его готовили. Понимаешь? — я услышала какую-то возню, а затем голос Лины, — у него родственники и друзья по всему миру, мало ли с кем и по какому поводу он встречался. Почему ты напрямую у него ничего не спросила, а бросилась убегать?
— Да потому, что он ничего мне так и не ответил! Он не смог! А я боюсь, до чертиков боюсь… Мне даже днем снятся жуткие кошмары, я не хочу быть втянутой во что-то страшное, и ещё… — дыхание перехватило, снова вернулось ощущение, что за мной наблюдают. Я торопливо повернулась вокруг себя, но не заметила ничего подозрительного.
— Что ещё? — совсем тихо спросила Лина.
— Он священник.
— Гата, милая…
Лина собиралась сказать что-то ещё, но я повесила трубку. Не хочу, чтобы меня уговаривали вернуться, не хочу слышать никаких оправданий и историй о чудесном добром Нике, который вырвался из противозаконного семейного бизнеса, фактически из мафиозной среды. Хватит. Я решила поставить точку.
Беспокойство и тревога сводят с ума, мне некуда от них скрыться. Не спасают даже стены гостиничного номера. Мне мерещатся непонятные звуки, и я пугаюсь своей собственной тени, душ принимала с полуоткрытой шторой и настежь распахнутой дверью. Страшно даже закрыть глаза, чтобы смыть шампунь с волос. Как в далеком детстве, когда тебе кажется, будто перед тобой будет стоять кто-то неизвестный, если ты на секунду закроешь глаза. Наверное, нужно обратиться к доктору. Со мной точно что-то не так. Да, я очень впечатлительная, но не настолько же. Когда начались эти кошмары? Первую ночь после нападения обошлось, а вот потом… Да, после слов этой женщины у церкви во мне что-то сломалось. Могла ли она что-то сделать?
Я помню, как крепко женщина сжимала мою руку. Хорошо, что я раньше много смотрела и читала детективов, запоминаю мелочи. Выключила воду и вылезла из душа, внимательно осматриваю руку — ран никаких не вижу, зато есть небольшой синяк, при нажиме отзывается слишком острой болью. Без врача точно не разобраться. Это дело придется отложить до завтра, сегодня мне нужно отдохнуть. Я собираюсь выспаться.
На всякий случай оставила включенным ночник, телефон положила поближе к кровати, чтобы без проблем можно было дотянуться рукой, выпила двойную дозу успокоительных и закрыла глаза.
Тихий шорох, я слышу его слишком четко, слишком ясно, будто под кроватью копошится маленький зверек. А ещё кто-то шумно дышит в дальнем углу комнаты, у самого окна. Я боюсь открыть глаза и пошевелиться, я не хочу видеть того, кто стоит в углу и ползает под моей кроватью. Надежда на то, что всё это мне снится, ещё жива. Если не открывать глаза, то сон продолжится, я уверена. Меня снова накроют блаженная темнота и пустота, которые помогут моему воспаленному сознанию успокоиться, отдохнуть. Гата, не открывай глаза! Но как же страшно лежать здесь, в темноте, да ещё и с закрытыми глазами. Пока я не вижу свой страх, он побеждает меня, медленно убивает мою решительность, сеет панику и ужас. Я должна встретиться с ним лицом к лицу.
Открываю глаза — в комнате тихо и пусто. Горит ночник, на часах почти утро, половина шестого. За окном всё серое — не пойму, идет дождь или снег. Мне душно, очень трудно и тяжело дышать, сердце постоянно сбивает ритм, от чего я чувствую себя умирающей. Бессильно переставляя ноги, доковыляла до окна и открыла его, поток утреннего ноябрьского воздуха с легким морозцем ударил в лицо. Как же хорошо. Город ещё спит, фонари горят через один даже тут, в центре. Буду ли я здесь в безопасности? Вдруг Ник станет меня искать, с него станется проверить каждый населенный пункт в округе.
Ник… От одной только мысли о нём, мое сердце забилось ещё быстрее. Кто теперь сварит для меня кофе? И разве сможет кто-нибудь так же тепло и бережно обнимать меня? Нет, не думай, перестань вспоминать, остановись и забудь. Просто забудь.
С самого раннего утра, как только на улице показались первые прохожие, я брожу по городу. Мне не хочется есть и пить, состояние такое, будто вот-вот поднимется температура, иногда меня лихорадит. Я почти уверена, что та женщина виновата в этом. Но в медицинский центр идти тоже страшно, за мной всё ещё следят — чувствую это, хотя никого подозрительного так и не смогла заметить. Память телефона скоро переполнится сообщениями, но я их не читаю, как не отвечаю и на звонки. Нужно поменять сим-карту, почему не подумала об этом сразу?
В поисках салона связи, я свернула на какую-то боковую улочку, которая вывела меня прямиком к небольшой церквушке. Ник никогда не отпустит меня, сколько бы я не пыталась убежать. Может, так будет правильно — зайти туда, побыть на службе, вернуть себе немного того чудесного времени, когда всё было спокойно?
В церкви почти пусто, людей очень мало. Рабочий день всё же, раннее утро. Священник монотонно читает молитвы, горят свечи, здесь тепло и очень уютно. Не хватает только одного — Ника. Я нашла скамейку у стены, ноги отказываются держать моё уставшее тело. Как же я могла уснуть вчера, не выслушав вечерней молитвы моего священника? Именно это мне и нужно — его простое, иногда молчаливое и незаметное присутствие, его желание помочь, позаботиться. Мне нужна его любовь, его душевный свет. Он преступник, Гата, убийца. Ты влюбилась в образ, в прекрасный образ, не более того. И чем быстрее ты привыкнешь к этой мысли, тем лучше.
Но я не хочу!
Выйдя из церкви, я всё же решилась отправиться к доктору. Снова пошёл мокрый снег, мне стало хуже, знобит. В клинике слишком светло и тихо, меня без проблем записали на приём, я расплатилась наличными и опустилась на стул перед кабинетом. Ужасно болит голова, внутри словно сидит маленький гном и стучит молоточком.
— Агата? — молодой доктор довольно приятной наружности, вышел из кабинета, чтобы пригласить меня зайти.
— Это я.
Он одобрительно кивнул мне. Мы прошли в кабинет, и я как на духу выложила все свои проблемы: ночные кошмары, слабость, головная боль, озноб, слишком болезненный синяк на руке. Доктор внимательно меня выслушал, спросил, принимаю ли я что-нибудь на постоянной основе или, может, злоупотребляю препаратами. Он что, считает меня наркоманкой? Идиот. Да нет, вроде перестал смотреть подозрительно, проверил температуру, давление, осмотрел руку и нахмурился.
— Что-то не так, доктор? — спрашиваю, а сама понимаю, что действительно есть о чем волноваться.
— Давление у вас слишком низкое, а температура высокая. Синяк образовался вокруг небольшой ранки, она воспалилась. Вы точно не могли нигде пораниться? Было бы неплохо понимать, что с вами случилось.
— Меня просто женщина крепко слишком держала за руку.
— Не похоже, в самом центре кровоподтека я вижу два микроскопических прокола. Вспомните, вы уверены, что ничего больше не чувствовали, кроме крепкой хватки?
Мне стало не по себе, даже взгляд не фокусируется. Может ли быть такое, что женщина ввела мне какое-то вещество? Но зачем?..
— Я не знаю. Просто помогите мне, пожалуйста.
— Давайте поступим следующим образом, — доктор принялся заполнять какие-то бумаги и подсовывать их мне на подпись. — Сейчас мы возьмем у вас анализы, чтобы понять, с чем имеем дело. Я выпишу вам лекарства, чтобы сбить температуру и успокоить нервную систему. Завтра вечером придёте, и мы обсудим результаты обследования. Если станет хуже, смело вызывайте скорую, или звоните сюда. У нас есть своя экстренная служба.
Мне ничего не оставалось делать, только кивать. Кажется, я на секунду прикрыла глаза, а из меня уже выкачали несколько пробирок крови, и я снова оказалась на холодной улице с рецептами на лекарства в руках.
Из аптеки прямиком направилась в ближайшее кафе, хочу или нет, а поесть мне жизненно необходимо. Заодно приму лекарства, они должны сбить температуру и унять боль. Да, совершенно неожиданно рука в месте синяка начала болеть и неприятно пульсировать.
Я заказала салат и отбивную, а ещё кружку облепихового чая. В это время кафе было полупустым, и мне удалось выбрать столик на своё усмотрение — перед окном, на двоих человек. Погода в конец испортилась, значит, придется поскорее вернуться в гостиницу и думать, что делать дальше. Я убегала в такой панике, что даже не представила себе дальнейшее развитие событий. Нужно определиться с местом постоянной дислокации, подыскать там жилье, работу. То, что я сделала, похоже на прыжок со скалы в море без знаний о высоте, характере дна и погоде. Да и плавать я не умею.
Таблетки я выпила легко, а вот еду запихиваю в себя с трудом. На мясо смотреть тошно, ковыряю салат. Такими темпами, просижу здесь до ночи. Слышу, как с шумом открылась и закрылась дверь кафе, внутрь зашёл мужчина в капюшоне, стряхнул мокрый снег с куртки и прямиком идёт ко мне. Я оглянулась, может его кто-то позвал за соседний столик, но там пусто. Чувствую, как напряглось всё тело. Мне снова страшно! Как же я устала бояться…
— Добрый день, — произнес мужчина хриплым, прокуренным голосом, и опустился на второй стул.
— Здравствуйте, — как можно спокойнее попыталась сказать я.
— Не буду задавать глупых вопросов. Ты Агата. Даже не пытайся доказать обратное, — он хитро улыбнулся, обнажив ровные желтоватые зубы. Серые глаза продолжали внимательно следить за моим выражением лица, — серьезный, твердый и даже жестокий взгляд. Я нервно сглотнула и отложила вилку, на которой держала кусок мяса. — Священник ищет тебя, и найдет, в конце концов. Но ты же прекрасно знаешь, кто он на самом деле. Из-за него ты теперь тоже в опасности, враги Ника и его семьи уже вышли на тебя и, как нам известно, успели немножко подпортить тебе жизнь.
— Стойте, — я перебила его. — Кто вы такой? Что вам нужно от меня? Я не хочу больше иметь ничего общего с Ником.
— Не смеши меня. Ты думаешь, тебя кто-то будет спрашивать? Он никогда и никого просто так не отпускал от себя. Тем более ты — свидетель. А ещё — дорогой для него человек.
— Что вы хотите от меня?! — мой голос почти сорвался на крик, и мужчина тут же схватил меня за руку.
— Тише, Агата, не шуми. Не стоит привлекать лишнее внимание. Мы предлагаем тебе сделку. Если ты готова полностью исчезнуть из жизни священника, то мы поможем это сделать. Но в обмен на всю информацию, которая у тебя есть на Ника.
— Что? — его слова никак не укладывались в моей голове. Не понимаю, что происходит, совершенно. — У меня нет никакой информации. Исчезнуть из его жизни я могу и самостоятельно. Мир большой.
— Нет. Ты не понимаешь. Тебя ищет священник по своим собственным мотивам, но тебя ищут и его враги. Кто знает, что они сделают с тобой, когда найдут, чтобы только достать до Ника и его семьи…
— Я не настолько важна для него. Уходите. Просто оставьте меня в покое! — в голове снова начало стучать, перед глазами черные мошки мелькают.
— Не ври. Если уж его семья подключается к поискам, если ты живешь с ним под одной крышей, то — важна. Даю тебе сутки на раздумья. Бежать не пытайся. Ты уже под колпаком, сделаешь только хуже. Поняла? Я позвоню.
Мужчина резко встал и спешно вышел, оставив меня наедине со своими мыслями. Что происходит? Такое чувство, что я заперта в комнате, а снаружи бурлит жизнь, может, даже зарождается ураган. Ник, его семья, про которую он никогда ничего не говорил. Враги. И этот мужчина, он кто вообще? Тоже враг, или друг, или пытается держать нейтралитет? Одно я могу сказать точно — слежка мне не показалась. Это не игры моего разума и воспаленной нервной системы, я не больна психически.
Таблетки доктор мне выписал всё-таки волшебные. После них никакой тревоги и страха, и сон темный и плотный, никуда не выпускающий. Помню только, как зашла в номер и легла на кровать, прямо в куртке. Так и проснулась сегодня. На часах десять утра. Телефон по-прежнему засыпан сообщениями и не отвеченными вызовами. Умываюсь, собираю вещи, расплачиваюсь за номер и вместе с чемоданами иду в клинику. Вдруг результаты анализов уже готовы?
Доктор встречает меня с мрачным выражением лица, смотрит подозрительно. Я всё думаю о том, что он хочет мне сказать, в предыдущую нашу встречу его поведение было совершенно иным, сегодня он выглядит напуганным. Не удивлюсь, если вчерашний мой собеседник наведался и к доктору.
— Скажите, готовы ли мои анализы? — первым делом спросила я, как только мы оказались в кабинете.
— Да, по моей просьбе их сделали быстро.
— Ну и? — понимаю, что звучу слишком нагло и требовательно, но нервы на пределе. К тому же, я не стала принимать лекарства с утра, уж слишком они сильные, а мне нужна свежая голова, пусть и немного ненормальная.
— Я не знаю, во что вы ввязаны и кто вы такая, — зашептал доктор, наклонившись ко мне через стол, — но ко мне приходили рано утром люди. Забрали ваши документы. А после них ещё одни подозрительные личности. Теперь считайте, что вы ко мне не приходили ни вчера, ни сегодня. И анализы у вас тут никто не брал, даже лекарства не выписывал, — в глазах доктора читался страх и паника. Пожалуй, он напуган даже больше, чем я. — Вам ввели смесь психотропных веществ, их можно считать близкими к синтетическим наркотикам. Комплексное действие на нервную систему и психику. Больше я вам помочь ничем не могу. Уходите.
Теперь всё понятно… Помощи ждать неоткуда. Я встала и молча вышла, что можно тут сказать? Единственный человек, который может мне сейчас помочь — это Ник, но возвращаться к нему у меня просто нет сил. Да, больше всего на свете я хочу увидеть его глаза, вдохнуть воздух, который окружает священника, но всё это словно яд. Мне не хватит силы духа, чтобы справиться со своими желаниями и чувствами.
Я сижу в электричке и еду до конечной. За окном всё серое и блёклое, я даже не смотрю туда. Не хочу ничего видеть. Особенно этих людей, которые сидят через два сиденья от меня. Как избавиться от них?
Выхожу на станции. Здесь нет вокзала и камер хранения, поэтому вещи приходится тащить за собой. Я борюсь с желанием бросить их прямо тут, посреди грязной улицы. Вижу впереди такси! Вот это везение. Со всех ног бегу к водителю, забираюсь в машину и прошу отвезти меня в гостиницу, если она тут есть. Оказывается, их много! Чудесно, пока мои преследователи будут искать машину, я успею спрятаться.
Гостиница находится в небольшом двухэтажном деревянном доме с каменным цоколем. Внутри чисто и тихо. Я взяла самый дешевый номер на втором этаже с видом на улицу. Долго тут задерживаться нет смысла, значит, не стоит и переплачивать. Нужно позвонить Вовке и Лине, на всякий случай рассказать им о том, что происходит. Не хочу, чтобы Ник из-за меня пострадал или был втянут в непонятные разборки.
— Гата! — закричал на меня из трубки Вовка, слышу, как на фоне всхлипывает Лина. — Где ты? Почему не отвечаешь?!
— Не ори, пожалуйста, голова и так болит. И Лине скажи, чтобы не рыдала. Я жива и почти здорова, — стараюсь говорить бодро, хотя у самой губы трясутся. Страхи и паника снова возвращаются. Но что-то упорно не дает мне отступить и сдаться, вернуться обратно.
— Как это почти?! Ник поставил всех на уши! Ты не представляешь, что происходит! Полиция провела у него обыск, но ничего так и не нашла. Постоянно гоняют на допросы из-за смерти какого-то парня. Анита, ты не знаешь её, сестра троюродная Ника с ног уже сбилась, ищет тебя тоже, правда, своими способами. Мы с Линой уже думаем приехать. На Ваньку опять напали! Кто-то хочет расправиться с твоим священником, понимаешь?! А ты своей пропажей только всё усложняешь. Знаешь, что говорит полиция? Что ты не сама по себе пропала! Они подозревают Ника… Ты ж могла быть свидетелем…
— Он… Не мой священник, — фраза Вовки пульсировала в голове, сливаясь со всеми остальными словами, превращаясь в бессмысленный гул. Вся остальная информация прошла мимо моего сознания, сразу забралась в дальний угол памяти.
— Гата! Га-та! Очнись, ты должна вернуться, скажи, где ты? — даже через телефон я чувствовала, как напуган друг, как он переживает за каждого из нас. Там, в городе, что-то творится невразумительное, опасное и …
— Я здесь. Скажите Нику, что его прихожанка опасна. Она — враг. Я, правда, не помню её лица. На вид, женщина лет шестидесяти.
— О чем ты? — выдохнул Вова.
— Она вколола мне какую-то дрянь, наговорила всего. После этого начались кошмары. Я думала, что схожу с ума! За мной следят, даже скажу больше — меня преследуют. Враги Ника и кто-то ещё, они хотят информацию в обмен на мою спокойную жизнь. Вдали от всех вас…
— Гата, ты что? Мы же твои друзья. Ник тоже твой друг! — крикнула в трубку Лина. Ага, значит, они по громкой связи со мной разговариваю. Не знаю, почему это так важно, но мой мозг опять возвращается в туман и подмечает совершенно не имеющие значения детали.
— Я не хочу, чтобы он был моим другом! Может… Может, я… — не могу сказать это слово, хочу, но не могу. — Люблю его.
— И поэтому сбежала? — прохрипел Вовка в трубку. — Дурная твоя голова!
— Да! Поэтому! Должность священника не мешает Нику убивать людей, но почему-то мешает меня любить? А я не могу просто смотреть на него. Не могу, понимаешь? — из моей груди начали вырываться истеричные рыдания. Ядовитый коктейль из смеси лекарств, инъекции и собственных эмоций стремился наружу. — И то, что случилось в нашей квартире! Нет! Я не могу так…
— Гата… Ты же так дорога ему. Вернись, пожалуйста. Это же Ник! Он всё равно найдет тебя. Рано или… Не доводи до того, что станет поздно! — слова у Вовы явно заканчивались.
— Нет.
Я повесила трубку. Не хочу сомневаться в своём решении. Телефон снова разрывается от звонков и сообщений. Выключаю его и иду к окну. Уже темно. В ноябре всегда темнеет рано. Полупустая улица тускло освещена, как и моя комната. Возможно, лучшим решением будет попробовать уснуть. Всё равно я больше не знаю, что мне делать. Дождусь утра, а там… Что там?
Снова просыпаюсь от того, что ужасно холодно. Меня трясет, плечо распухло, ранка не просто пульсирует, а неприятно дергает. Голова каменная, похоже, снова поднялась температура. И я опять слышу непонятные шорохи. Кто-то есть в комнате, преследователи? Пришли убить меня? Почему тогда не сделали этого сразу? Может, они хотят похитить меня? Нет. Это всё сон, один из тех бредовых снов, что снились мне раньше. Сейчас я открою глаза и осмотрюсь — комната наверняка окажется пуста.
Медленно, борясь со страхом, с усилием подавляя дрожь в теле, открываю глаза. Комнату слабо освещает бледно-белый свет из окна, выделяется подоконник и полметра перед ним. В остальном помещении темно так, что не видно даже стен и потолка. Звуки прекратились, словно мой взгляд может их отпугивать. Оказывается, я почти не могу шевелить рукой. Ладно, хотя бы одна рабочая рука ещё осталась. Включаю фонарик на телефоне и шарю световым лучом по стенам и полу — пусто. Кроме меня в комнате никого нет.
Единственное, что меня смущает — так это странный свет из окна и невероятная темнота. Медленно, стараясь не шуметь, подхожу к окну. В него светит надкусанная луна, до полнолуния осталось не больше недели. А на улице… Что? Вместо улицы я вижу лес. Настоящий темный лес! Протерев глаза, я посветила фонариком сквозь окно, сама не знаю, зачем. Я не сплю, иначе давно бы уже проснулась, боль самая настоящая, комната тоже. Но где город?
Что происходит со мной? Галлюцинации, бред? Торопливо бреду к выключателю — он не работает, свет зажечь невозможно. Накидываю куртку, потому что меня всё ещё бьет дрожь, и выхожу в коридор. Тихо. И так же темно, как и в комнате, будто весь свет из мира выкачали. Я точно помню, куда нужно идти. Сейчас повернуть налево, дойти до конца коридора и спуститься по лестнице вниз. На первом этаже небольшая стойка администратора. Наверняка, там кто-то есть. Мне срочно нужно поговорить с живым человеком! Чтобы убедиться в том, что я сплю.
Первый этаж тоже пуст. Я обошла его весь — столовая, кухня, санузлы и даже подсобка пусты. Стараюсь не смотреть в окна, потому что уже знаю, что там увижу. Тёмный лес. Вдруг меня охватила дикая паника, я как зверь, пойманный в капкан, готова рычать, метаться и бежать, куда глаза глядят, лишь бы выбраться из западни. Да я могу сама себе перегрызть горло, только бы спастись или хотя бы понять, что происходит!
Ноги и руки плохо слушаются, по щекам сами собой текут слезы, а горло горит и саднит. Хочу пить, ужасно хочу пить и дышать. Сердце дрогнуло и почти остановилось, но спустя секунду снова заработало, резко, неровно. Ладони и лоб моментально покрылись ледяным потом. Бежать!
На улице ужасно холодно и сыро. Я стою на единственной ступеньке за дверью гостиницы и передо мной высокие толстые стволы вековых деревьев. Лес. Вокруг меня только лес и луна на небе. Город исчез, если он вообще здесь был когда-нибудь. Вместо старого потрескавшегося асфальта сплошной покров из опавших листьев и хвои, пахнет сыростью. Пахнет ужасом. Темным, липким ужасом, ползущим из самой чащи, оттуда, куда не дотягивается свет моего фонарика.
Я же могу позвонить. Ник! Он точно спасет меня, а потом я снова… Гата! Да что с тобой? Смотрю на экран телефона — связи нет. Ни одной, даже самой скромной палочки. Радует только одно — заряда пока достаточно.
— Агата… — тихий шепот мурашками пробежал по телу. Такое ощущение, что голос звучит в моей голове. — Беги…
Хочу оглянуться, понять, откуда голос, но не могу. Пульс. Чувствую его во всем теле, не могу сделать полноценный выдох. Ужас сковал всё моё существо. В верхушках деревьев пронесся легкий ветер, в его шепоте я слышу своё имя, гулкое, странное, будто незнакомое. Немые, страшные, судорожные попытки зарыдать выворачивают меня наизнанку. Мне не хватает воздуха, катастрофически не хватает. Кто-то легко толкает меня в спину.
Я практически падаю с невысокой ступеньки, но упираюсь рукой в сырую листву. Сотрясаясь всем телом, поворачиваю голову к гостинице: на пороге стоят люди в черном. Вижу их смутно, словно кто-то размазал карандашный рисунок по листу бумаги. Не люди — образы, наброски.
— Беги, — командует голос.
И я побежала. Не вижу, куда бегу, постоянно спотыкаюсь о корни и скольжу по листве. Иногда падаю, встаю и бегу снова. Ветки хлещут по лицу, но мне всё равно. В голове пустота и шепот «беги». Помню только, что меня зовут Агата. Я потерялась в лесу. И больше всего на свете я боюсь, что утро никогда не наступит.
Глава 12. Свет
Открываю глаза. Лицо мокрое и холодное, ноги и руки болят, во рту отвратительный солоноватый привкус. Я помню его очень хорошо с того момента, когда тонула в ванной. Во сне. С трудом фокусирую зрение — темно, я на улице, с неба сыпется мокрый снег, шумят деревья. Перед глазами всё плывет и кружится. В спину упирается что-то жесткое. Откуда-то снизу, из желудка, поднимается страх, подползает к горлу и душит меня. Снова. У меня есть только одно желание — прекратить всё это. Закончить мои мучения, любым способом.
Я всё ещё в лесу. Одна? Или те не-люди преследуют меня? Не нужно было убегать от Ника, не нужно было уходить из гостиницы. Не нужно было спать. Сажусь, опираясь на трухлявый пень, об который, видимо, споткнулась, когда бежала. Телефона рядом не вижу, небо затянуто серым, за этим луна, но её свет не добирается до земли. Дальше пяти шагов от себя уже ничего толком не различаю. Теперь вся я — слух. И то, что я слышу, слишком сильно пугает. Даже больше, чем то, чего я не вижу.
— Надо просто убить её. Она ничего не стоит, — раздается грубый шепот из-за спины.
— Подожди… Мне нравится заставлять её бояться, — ещё один голос, с легкой хрипотцой.
— Давайте поиграем? — заливистый смех.
— Пусть она страдает за всех наших, убитых священником, — тихий, бархатистый голос, он проникает куда-то глубоко в голову.
— За его грехи! — а это женщина.
На мгновение теряю способность мыслить, понимать и усваивать слова. Они знакомые, но непонятные. Мне кажется, я не столько их слышу, сколько чувствую. В них злость, ненависть, ненормальная, противоестественная жестокость. Жажда крови и мести.
— Ни-и-и-и-к! — кричу я со всей силы в лес.
Слышу надрывистый смех, льющийся со всех сторон, понимаю, что всё бесполезно. Я в ловушке. В настоящей ловушке, или это только подсознание, не знаю. Но выбраться точно не смогу самостоятельно. Только сейчас заметила, что продрогла и промокла практически насквозь. Если я не умру от ужаса, если меня не убьют эти странные не-люди, то меня добьет какое-нибудь воспаление легких.
С трудом, в который раз за последние дни, заставляю себя подняться. Как же болит рука, любое движение причиняет адскую боль, от которой темнеет в глазах. И холод, этот кошмарный холод, я чувствую его и внутри и снаружи. Страх уступает место панике и злости. Со всех сил сжимаю кулаки, ногти впиваются в кожу, но я мои окоченевшие ладони не чувствуют боли. Я знаю, чем это всё закончится, но сдаваться так просто тоже не собираюсь. Пытаюсь определить направление, в котором побегу. Попутно замечаю, что голоса затихли, а мокрый снег прекратился. Сколько уже длится эта тишина? Минуту, две или больше? Мой мозг снова погружается в туман, теперь я знаю, что причина не в моем сумасшествии, а в непонятных инъекциях. Скорее всего, пока я лежала без сознания посреди леса, мне снова что-то вкололи. Бежать!
Резко срываюсь с места, на ходу скидывая тяжелую мокрую куртку, рука отзывается резкой прокалывающей болью, на мгновение теряю ориентацию, но ноги продолжают нести меня вперед.
Если бы мне только хватило ума и смелости остаться рядом с Ником. Может, я сейчас и не бегала бы по лесу неизвестно от кого. Перед глазами всплывают странные серые образы моих преследователей, люди не могут так выглядеть, человеческие фигуры имеют объем, а эти — совершенно плоские. И голоса у них странные, наполовину живые, словно кто-то говорит одновременно с радио. Они жестоки, они хотят поиграть со мной, как кошки с пойманной мышью. Да, я для них не более чем приманка. С моей помощью они надеются поймать более крупного зверя. А что, если мышь не хочет, чтобы этот зверь попался в лапы котам?
Гата! Какие коты, какие мыши? Смотри вперед, беги! Темно, слишком темно вокруг, почему никак не наступает утро? Даже маленький, крошечный луч серого света спас бы меня… Земля, усыпанная опавшей листовой, начинает уходить под уклон. Я уже не могу бежать так быстро, как хотела бы. Дыхание сбилось, оба бока разрываются от боли, про руку стараюсь не вспоминать. Преследователей не слышно. Не думаю, что они отстали, скорее, притаились и выжидают. Они не дадут мне уйти. Эта мысль стучит в голове вместе с ударами сердца.
— Выходите! — кричу я в темноту леса, остановившись перед глубоким темным оврагом. На его дне что-то копошится и иногда поблескивает золотистыми мелкими глазками.
— Она играет с нами! — расхохотался женский голос. — Посмотрите на неё! Она думает, что может играть с нами!
— Агата, — зашелестел бархатный голос, подбираясь к моему горлу. Да-да, я чувствую, как он взбирается по моей ноге, обжигая своим дыханием, ползет, цепляясь за свитер, и хватает за горло. Я не могу дышать. Мне некуда бежать.
— Ей уже не страшно! — недовольно пробурчал ещё кто-то, я не помню этого голоса.
И прежде, чем я успела что-либо понять и испугаться снова, из-за деревьев раздался оглушительный выстрел, огненное облачко добралось до моей больной руки и пролило на неё что-то горячее, липкое. Запахло паленым. Не чувствую боли. Если бы в меня выстрелили, я бы ощутила боль. Но мне в нос лезет только противный запах опаленной шерсти и плоти.
Второе огненное облачко мгновенно добралось до моей правой ноги. И снова не чувствую боли, только нога как-то неестественно подкосилась и согнулась, я падаю на здоровую ногу, но с трудом удерживаю равновесие, потому что опираться приходится на противоположную руку. Опускаю голову — на листву под ногами что-то капает, черное, похожее на смолу. И запах, этот ужасный запах. Кажется, я знаю, что льется из моей руки… Это кровь. И привкус у неё точно металлический.
Шагах в ста от меня, может, больше, зажигается белый прожектор. Он выхватывает из темноты стволы деревьев, кусты, поваленные трухлявые остовы. На его фоне я вижу пять застывших фигур, глаза слезятся от слишком яркого света, но я точно знаю, что это те самые образы, которые подтолкнули меня к побегу из гостиницы. Они всё ещё странно-плоские, серые и размытые. Самая крупная фигура отделяется от остальных и медленно идёт ко мне.
Внезапно всё моё существо прекратило сопротивляться грядущей смерти. То, что меня убьют, я уже не сомневаюсь. Обидно, что столько мучений пришлось пережить. Но чем ближе серая фигура, тем меньше во мне уверенности в том, что я готова к смерти. Нет, я слишком сильно хочу жить, я раскаиваюсь во всём содеянном. Что будет с Ником, когда он узнает? Странно, но в этот момент, скованная ужасом, я думаю о священнике. Хочу в последний раз увидеть его, просто увидеть. Мне даже кажется, что я чувствую его запах…
Что-то с силой ударило меня по лицу, что-то жесткое и мокрое. Моя голова запрокинулась, и я покатилась в овраг. Последнее, что помню — горячечное дыхание какого-то зверя у себя на шее. А дальше — темнота, из которой вырывается одинокий луч света.
Глава 13. Тепло твоих рук
Я долго лежу и смотрю на луч света. Надо бы встать, и пойти к источнику, но мне так хочется спать. Ужасно сильно клонит в сон, хотя ощущение такое, будто я только что проснулась. Проверяю руку и ногу — они целые и невредимые, даже не мокрые от крови. Странно. Может быть, всё это мне приснилось? Шарю ладонями вокруг себя, подо мной твердый, скорее всего деревянный, пол. Значит, точно приснилось. Только почему я лежу на полу в полной темноте? Упала с кровати, пока спала?
Здесь темно, зато тихо и сухо. Где я? Эта комната напоминает мне что-то, о чем я уже успела позабыть. Точно, по форме она повторяет мою комнату в нашей с Ником квартире. Опять ничего не понимаю. Я больна, у меня жар, чувствую до сих пор. Могло ли случиться так, что не было никакого побега? Стараясь не шуметь, иду на свет. Глаза слезятся, я прикрываю их ладонью.
Свет льется из кухни, я слышу голоса: один из них точно принадлежит Ивану, а второй… У меня задрожали коленки и перехватило дыхание. Там Ник! Мой Ник! Вбегаю на кухню и застываю в недоумении и ужасе: на нашем огромном обеденном столе лежит труп. Ник с каким-то остервенелым выражением лица орудует кухонным ножом, иногда посмеиваясь и комментируя происходящее. Иван тоже смеется, он сидит поодаль и начищает до блеска массивный черный пистолет.
Я силюсь сказать что-то, но не могу. Всё, что я вижу, не может быть правдой. Не должно! Нет! Ник поворачивается ко мне и с невероятно доброй улыбкой протягивает нож. С его рук капает кровь, я четко слышу, как капли падают на стол, на пол и этот звук сводит с ума. Как завороженная подхожу ближе, беру нож из рук священника и не знаю, что делать с ним дальше. Чего он хочет от меня?
Этот глубокий, слишком откровенный и чистый взгляд пугает меня даже больше, чем всё то, что происходит вокруг. Сколько раз я смотрела в глаза своего любимого священника, сколько раз искала там спасения, забывая о том, что его самого тоже кто-то должен спасти. Если я сейчас сдамся, то никто и никогда не сможет спасти Ника.
Что? Какое спасение?
Мои руки снова отказываются двигаться, судорогой сводит раненую ногу. Да, точно, в меня стреляли. Нож падает, звонко ударяясь о край стола. Ник с легким недовольством поднимает его и подходит ко мне слишком близко, гипнотизируя взглядом. «Обними меня, скажи, что я сплю» — молюсь внутри себя так рьяно, как никогда прежде. Только это не та молитва, к которой я привыкла. Священник осторожно обнимает меня за талию и запрокидывает голову, я чувствую, как ледяное острое лезвие проходит по моей шее, заливая грудь чем-то горячим, похожим на мой страх и ужас.
За что? Я не сделала ничего ужасного, просто сбежала, по глупости. Я бежала от самой себя!
— Прости, Ник… — пытаюсь прошептать, но и половина слов не выходит. Захлебываюсь кровью, не могу сделать вдох и выдох. Чувствую, как моё тело осторожно опускается на пол.
Странно, но пол не такой жесткий, каким я его себе представляла. Он мягкий и пахнет сырой листвой. Мне снова холодно, я вся мокрая и не могу толком дышать. На моем лице лежит что-то, не могу разобрать что. Оно попадает в глаза, уши, нос и даже рот, если его открыть. Сырое, с каким-то жесткими вкраплениями. Господи! Это же земля! Я узнаю её гнилостный запах, её сырость и вязкость, тут больше глины, чем плодородной почвы. Пытаюсь дотянуться рукой до шеи, проверить, цела ли она, но не могу. Руки засыпаны, а левая вообще не работает, даже пальцы почти не шевелятся. Меня закапывают. Паника.
Если до этого момента я хоть как-то могла дышать, то теперь не в состоянии этого делать. Я забыла, как это — делать вдохи и выдохи. Тело начинает биться в судорогах, сердце колотится так, что мне тошно, оно сейчас разгонит кровь до предела, вскипятит её, и она просто испарится, ещё до того, как я смогу что-либо понять.
Я бы хотела истошно закричать, начать брыкаться, хоть что-нибудь сделать для своего спасения, но не могу. Это ещё хуже, чем всё, что я испытывала до этого. И если нож, комната, Ник с Иваном явно были горячечным сном, то земля надо мной — самая реальная реальность из всех существующих.
Чувствую, как силы медленно уходят в землю, она поглотит меня всю, без остатка, только не сразу. Долго, очень долго я буду лежать здесь и растворяться, исчезать постепенно, тоскливо, и никогда уже не смогу ничего объяснить Нику, не смогу убедиться в том, что с ним всё в порядке, не буду выбирать с ним печенье и тайком есть его любимое мороженое. Что за глупости, Гата…Последние минуты жизни ты хочешь провести вот так? В этих ерундовых воспоминаниях?
А что, если в этих воспоминаниях вся моя жизнь?
Помню, как стояла у подъезда и провожала взглядом Ника в нашу первую встречу, тогда он мне показался таким загадочным и немного странным. Никто так не готовит кофе, как священник, у него он получается терпким и насыщенным, когда надо — бодрит, когда надо — нет. Ник лучше всех знает, когда взять за руку, когда утешить и когда улыбнуться. Его улыбка стоит миллионов других улыбок, особенно, когда он улыбается только мне или своим прихожанам. В нём столько любви, столько стремления к свету. Про всё остальное я не хочу даже знать. И почему я не могу сделать ещё один вдох, он так нужен мне… Один. С ароматом ладана и сигарет священника. В последний раз.
Это так странно, чувствовать, как из тебя уходит что-то важное, утекает сквозь глаза в виде пустых слез, выходит через нос с последним выдохом. И как радостно чувствовать этот родной запах. Спасибо.
Моего лица касается что-то теплое и мягкое, такое ласковое и нежное, как крылья ангела. Не знаю, почему именно так. Рядом кто-то очень сильный, я ещё могу это чувствовать, он несет меня далеко отсюда. Сквозь закрытые глаза ощущаю свет, дышать становится легче, а слезы продолжают литься из глаз, падая в пустоту.
Я жива. Совершенно точно. Хотя бы потому, что чувствую каждый сантиметр своего измученного тела. Всё ужасно болит, а ещё хочется пить. Надо бы открыть глаза и понять, где я нахожусь, но судя по запахам — в больнице. Значит, меня нашли. Кто? Пока я соображала, что делать, недалеко от меня послышался шепот, скорее всего двух или трех человек. Мне не удалось разобрать их слов, но когда я пошевелила рукой, чтобы проверить, работает ли она, разговор закончился, и раздались торопливые шаги.
Открываю глаза, щурясь от непривычно яркого света — в углу около двери стоит невысокая девушка, смутно припоминаю её. Кажется, именно она была на фотографиях с Ником, рядом с ней — странно, но стоит майор. Оба смотрят на меня с волнением. Дверь резко распахивается, впуская в абсолютно белую палату с десяток больничных ароматов, а вместе с ними — самые важные.
Священник, как и всегда, одет во всё черное. Он стоит и смотрит мне в глаза. Без укора, без жалости и злобы, с невероятной заботой и тревогой, в них есть ещё что-то, но я не могу разобрать что, — перед глазами встает туман. Ник медленно подходит ко мне и осторожно, словно я могу рассыпаться от любого прикосновения, сначала берет меня за пальцы, не спеша, нежно подбираясь к ладони. Тепло его рук ни с чем не может сравниться, если только с крыльями того Ангела, что спас меня. Если это был Ангел. Я слабо сжимаю ладонь Ника, чтобы удостовериться в правдивости всего происходящего. Он легко проводит рукой по моим волосам. Мы молчим, потому что нам не нужны слова, чтобы понимать друг друга, чтобы чувствовать.
Я так люблю его, моего священника. Поэтому всегда буду рядом.