Танец с призраком (fb2)

- Танец с призраком [litres] 2459K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Элина Сетани

Элина Сетани
Танец с призраком
(в трех книгах)

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении обложки использована фотография:

© eaniton / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

Посвящение

Эта книга посвящается тем, кто не понаслышке знает, что такое скорость, любовь и свобода; тем, для кого дружба и любовь – не пустые слова.

Предисловие

В конце декабря 2001 года (да, это было очень давно, двадцать лет назад) я взялась писать роман на шведском языке – историю о дружбе и любви, предательстве и отчаянии. О двух друзьях-байкерах и девушке, которые жили в Стокгольме в начале девяностых годов прошлого века.

Идея была амбициозной, но воплощалась в жизнь с большим трудом. Начнем с того, что шведский не является родным языком не только для главной героини романа, но и для меня. К тому же действие развивается в Стокгольме, затем в Амстердаме (начиная со второй книги) и других городах Европы; и если со Стокгольмом мне было проще, то Амстердам оставался загадкой до тех пор, пока я не решила съездить туда, чтобы узнать город и понять, как он может повлиять на историю. Я верила, что это совершенно необходимо.

Надо сказать, что я иногда люблю давать своим героям полную свободу действий. В данном случае все они воспользовались предоставленной возможностью и развивали сюжет так, как им нравилось, даже не думая считаться с моими планами.

Роман «Танец с призраком» состоит из трех книг.

Элина Сетани

Октябрь-декабрь 2021 г.

Книга 1

Вступление. Дом у шоссе

Падает снег. Это происходит со вчерашнего дня. Намело уже много. С утра я расчистил дорожку. Наверное, мне стоит выйти и встретить Ингу внизу, у подножья холма.

Стоя у окна спальни на втором этаже, я думаю о том, что высокие деревья, окружающие дом, скрывают его совершенно от посторонних глаз и заглушают шум машин, проезжающих всего в нескольких десятках метров от него. Кажется, что вокруг на много миль нет никакого жилья. Только с одного места на шоссе виден край крыши моего дома, но ручаюсь, что заметить его трудно: шоссе поворачивает, и водители обычно сосредоточены на дороге, проезжая такие участки.

Любитель тишины и одиночества построил этот дом лет тридцать тому назад. Позже еще два или три дома появились по соседству – вглубь леса, дальше от шоссе. А я купил этот дом прошлым летом, когда мне окончательно осточертело мое предыдущее жилье: выйдя из очередной больницы, я безвылазно проторчал дома пять недель, отключив телефон и не всегда открывая дверь, даже если знал, что ко мне должны прийти. Пора было что-то менять.

С Ингой меня познакомил Рольф. Да, кажется, Рольф. Будь я проклят, если помню. Но Рольф был при нашем знакомстве. Кажется, это ему пришло в голову, что мне нужна такая женщина, как Инга.

Не знаю, догадывается Инга или нет, что она значит для меня. В ноябре мы были помолвлены. Мы проводим всё свободное время вместе – каждый день, когда она свободна. И я совершенно не возражаю, что она хозяйничает в доме.

В гостиной она обожает рассматривать призы. Она берет их в руки, вытирает пыль (они действительно в этом нуждаются), смотрит на них с восхищением и ставит на место. Призов здесь достаточно. В гостиной собрано всё, чего я добился в спорте за свою жизнь.

Еще Инга обожает рассматривать фотографии и слушать мои рассказы. Она готова слушать одну и ту же историю снова и снова. Иногда мне кажется, что я должен был видеть её раньше – скажем, в толпе болельщиц. Но я знаю, что её там не было.

Инга работает медсестрой в больнице. В той самой, где я провел лето, но в другом отделении. Я лежал в травматологии, а она работает в кардиологии. Рольф, навещая меня, повстречался с ней в вестибюле, и ему пришло в голову нас познакомить.

У меня далеко не сразу возникло желание рассказывать Инге спортивные истории. Калека не станет говорить о тех временах, когда ему была неведома эта адская, изнуряющая неподвижность. Калека думает: когда-нибудь потом. Если выживу.

Так или иначе, через некоторое время Инга уже многое знала о моей спортивной карьере. Она ни разу не перепутала названия команд, имена гонщиков, даже даты заездов. Меня, признаться, это удивляло.

Я начал доверять ей и иногда рассказывал ей (впрочем, это началось совсем недавно) не только про удачные свои гонки, но также и про некоторые промахи и провалы.

Если быть точным, я рассказал ей почти обо всех заездах, кроме одного, ставшего последним. Уж слишком неудачным он получился.

Воспоминания о том заезде доставляют мне боль и стыд. Да, черт побери, он не принес мне славы. Но такова судьба.

Если Инга меня когда-нибудь спросит, как это я умудрился так влипнуть – я не знаю, что ей скажу. Только она вряд ли спросит. Она очень тактична. Поэтому мне с ней хорошо. Ей не нужно объяснять. У нее есть внутреннее чутье, ведущее в обход острых тем. Она правильно делает, что полагается на свое чутье.

* * *

Молодой человек, сидевший за столом у окна в доме на холме, отложил в сторону старую тетрадь и закрыл глаза. Этот текст он перечитывал уже не в первый раз. Фактически, он знал его наизусть.

Он нашел эту тетрадь, когда разбирал старые вещи в чулане. Текст был написан синими чернилами, и они выцвели от времени. Чернилами уже давно никто не пишет. Кажется, они вышли из употребления еще до того, как он родился на свет.

Он знал, что там дальше, в том тексте. Имя женщины, и оно зачеркнуто так старательно, что прочитать его невозможно. Все следующие абзацы на странице вымараны. Никто никогда не должен был узнать, в чем и перед кем исповедовался (а может быть, кого и за что проклинал) тот, кто писал эти слова. Разобрать можно только обрывок одной фразы – «ты лучше поберегись».

Молодой человек подошел к окну и стал смотреть, как падает снег. Шоссе внизу, у подножья холма, заволакивалось белой пеленой. Проехал одинокий хэтчбек, прочертил колесами темную колею, и вот опять никого.

Он вернулся к столу, взял чистый лист бумаги, шариковую ручку и стал писать.

* * *

Твое имя – Эва. Так звали женщину, о которой говорят, что она совратила Адама.

Я думаю, что Адам просто очень её любил.

Когда я впервые увидел тебя – а было это, если ты помнишь, январским утром, – я понял, что ты создана для любви. Но я узнал тогда кое-что еще, только вот понял это сильно позже. Я узнал, что так начинается путь, который ведет к отчаянию; но сперва, чтобы заманить человека на этот путь, ему посылают иллюзию счастья. Тогда мне казалось, что я знаю, зачем родился на свет. Всё было очень просто: чтобы любить тебя.

Альф работал тогда в магазине своего отца, в Сегельторпе. В то утро я возвращался в Стокгольм через Худдинге и заехал к нему. Ночью я посадил аккумулятор, а в том магазине торговали запчастями.

После такой ночки следовало бы не мешкать и ехать спать, у меня уже и глаза слипались, и вообще я чертовски устал. Но я почему-то тянул резину, беседуя с Альфом возле витрины.

Интересно, тебе-то было ясно, что я ждал тебя? Стоял и ждал, что ты придешь. Именно в тот день. Я часто бывал там, у Альфа, и если бы ты не появилась в то утро, то мы бы с тобой, наверное, всё равно встретились рано или поздно. В тот день я не мог уйти и сам не знал, почему.

А потом я оглянулся.

Сквозь витрину ты смотрела на меня.

Я до сих пор вижу это, Эва; но если ты спросишь меня, то я отвечу, что всё забыл.

Глава 1. Январь

Свен остановил мотоцикл у входа в магазин и прищурился: январское утреннее солнце резало глаза. Морозный воздух бодрил, что было очень кстати после двухчасовой поездки по шоссе.

Свен снял шлем и вошел в магазин. Покупателей пока не было. Не было и продавца. Свен стал оглядываться в поисках Альфа.

Тот находился в данный момент в витрине, между стеклами, где пытался пристроить какую-то штуковину рядом со сверкающим движком от «ямахи». Альф возился с деталями с таким видом, словно они ему изрядно осточертели.

Они расстались вчера вечером, когда Альф и его подруга покинули компанию байкеров на Альфовой «хонде». Свен тоже отправился в путь после их отъезда: ему нужно было сгонять в Норрчепинг. Он думал, что его там ждут, но оказалось, что только зря сгонял туда: Анника, его бывшая подружка, ни в какую не захотела восстанавливать с ним отношения. У них вышел очередной неприятный разговор. Она сказала, что Свен – просто автомат, который её не понимает и никогда не поймет. Автомат, у которого в голове только мотоцикл да тренировки.

Думать об Аннике ему больше не хотелось. О тренировках тоже. Свен надеялся, что это временно, по крайней мере в том, что касалось тренировок.

Альф бросил свое занятие и вылез из витрины.

– Привет, – сказал он. – Что у тебя за фигня с движком?

– Движок в порядке, – ответил Свен.

– Ну да, а то я не слышу.

– Мне нужен аккумулятор, – сказал Свен, не желая сейчас развивать дискуссию на тему мотора. По этому поводу они с Альфом всякий раз не сходились во мнениях. – Мой на последнем издыхании.

Альф жестом предложил Свену ознакомиться с содержимым полок и выбрать то, что ему нужно.

Заменив аккумулятор, Свен вернулся в магазин. Альф, усевшись на прилавок, рассматривал витрину.

– Черт, – сказал он. – Совсем нет настроения работать.

Они разговорились о последней тренировке. Альф заметно оживился, когда зашла речь о том, что их тренер, Лейф, уехал на несколько дней в Голландию и позвонил оттуда, чтобы предупредить, что собирается задержаться еще на несколько дней. По мнению Альфа, такие отлучки шли на пользу всем, и в первую очередь спорту. Альф был активным сторонником ночных разъездов по городу и его окрестностям, делал это несколько раз в неделю, несмотря на то, что тренер его уже несколько раз отчитывал, когда он являлся на тренировки невыспавшимся.

Вчера Альф имел полную возможность высказаться на эту животрепещущую тему в разговоре с собственным отцом, который полностью разделял позицию тренера. Альф считал это несправедливым, хотя и «трогательным до чертиков» (его выражение). Его отец был одним из спонсоров их любительской гоночной команды.

– Охренеть можно, – сказал Альф. – Чтобы два таких разных человека заблуждались абсолютно одинаково! Всё равно я буду делать так, как хочу. Лейф мне сказал: «Это всё проявится на соревнованиях». Вот именно. Пусть они сами увидят, что я прав и мне это не мешает.

Неожиданно Свен почувствовал на себе чей-то взгляд. Он оглянулся, но никого, кто бы пялился на него, не увидел. Однако ощущение не проходило. Альф тоже стал смотреть по сторонам, поняв, что Свен его не слушает.

– Смотри-ка, – сказал он, кивая в сторону улицы.

Свен обернулся. Сквозь витринные стекла он увидел девушку в синей зимней куртке, внимательно разглядывавшую его шлем, который он держал в руке. Девушка была так занята созерцанием, что не заметила, что сама стала объектом внимания. Она стояла, слегка наклонив голову вбок, и наматывала прядь своих волос на указательный палец.

У нее были темные прямые волосы, довольно длинные. До подбородка ей доходил красный шарф, обмотанный вокруг шеи. На голове у неё был капюшон, отороченный светлым искусственным мехом.

Альф вышел на улицу и вступил с девушкой в беседу. Свен изнутри продолжал наблюдать за ними. Он заметил, что девушка улыбается Альфу как старому знакомому. Альф вообще быстро сходился с людьми, в особенности с женщинами. Столь же легко он и расходился. Свен иной раз удивлялся тому факту, что, по-видимому, он сам – единственный из знакомых Альфа, кто является исключением из этого правила.

Их дружбе прошлой осенью исполнилось десять лет. Если кто-то из них двоих об этом и вспоминал, то это был Свен. Альф не отличался склонностью к сантиментам. Он вообще не любил вспоминать что-либо, кроме своих подвигов на мотоцикле. На эту тему он мог говорить долго, воспроизводя все до единой подробности.

В том, что касалось отношений с девушками, Альф был скрытен. Он говорил о своих победах куда меньше, чем можно было ожидать от парня, пользующегося популярностью у противоположного пола. По мнению Свена, Альфу было о чем рассказать, однако минуты откровенности на тему своих любовных приключений его посещали редко. И это на самом деле были лишь минуты.

Сейчас, наблюдая, как его друг беседует с девушкой, Свен почувствовал досаду. Какого черта он-то сам как дурак стоит и смотрит на них вместо того, чтобы присоединиться к ним, как непременно сделал бы Альф на его месте?

Девушка показалась Свену знакомой. Да, верно. Он вспомнил. Неделю или две назад, когда они с Альфом ехали по Эстермальму и в районе Карлавеген поддали газу, на проезжую часть прямо перед ними выскочила какая-то девушка. Она фотографировала здание, повернувшись спиной к дороге, и была так увлечена, что забыла, что стоит на краю тротуара. Сделав шаг назад, она оступилась, но сумела удержать равновесие. Альф резко затормозил, а Свен, ехавший по левой полосе, миновал перекресток. Оглянувшись, он увидел, что Альф остановился возле девушки и, судя по всему, внушает ей правила перехода перекрестков, когда к ним приближается он, Альф, на своем мотоцикле. Свен остановился и стал ждать. Через несколько минут Альф подъехал к нему и сообщил:

– Я ей сказал, что мне совсем не нравится идея сидеть в тюрьме из-за того, что она прыгает под колеса. А она мне такая говорит: «Да неужели?» Вообще-то она симпатичная. Иностранка. Она сказала, что приехала из Польши. Ха, славянских девчонок у меня еще не было.

С последней фразой он оглянулся в сторону перекрестка, но девушка уже ушла.

Свену было неизвестно, продолжилось ли то мимолетное знакомство. Наверное, нет, иначе Альф привез бы её на одну из байкерских тусовок.

Он понял, что ему надоело стоять тут, внутри, и пошел к выходу из магазина.

При его приближении Альф обернулся.

– Кстати, познакомься с моим другом, – сказал он девушке. – Это Свен. Он тоже гонщик, как и я. А это Эва, – добавил он, обращаясь к Свену. – Она очень любит устраивать дорожные происшествия.

Эва улыбнулась Свену. У нее был маленький рот, и улыбалась она лишь слегка, но это была милая улыбка.

Разговор шел своим чередом. Альф продолжал в своем духе, обращаясь к Эве по-приятельски. «Всё же они, наверное, встречались после того раза», – подумал Свен.

Эва говорила по-шведски сносно, но иногда запиналась, подбирая слова. Она объяснила, что в Стокгольме живет уже месяц и ей здесь нравится. Язык она начала учить полгода назад, в Варшаве, когда в университете ей попалось на глаза объявление, в котором говорилось о возможности провести весенний семестр в стокгольмском драматическом институте по программе студенческого обмена.

Заговорили о мотоцикле Свена, стоявшем поблизости. Эта тачка была родной сестрой Альфовой «хонды», только смотрелась чуть поновее. Сравнить было легко: мотоцикл Альфа стоял рядом, возле входа в магазин. Сейчас, после ночной поездки, которую совершил Свен, его собственный байк выглядел немного сонным. Ему захотелось взбодрить свою «хонду».

Альф стал рассказывать что-то, связанное с тачкой Свена. Как только в его монологе наступила пауза, Эва обратилась к Свену:

– Ты быстро гоняешь по городу?

– Довольно быстро, – ответил он.

Альф подхватил:

– Он, знаешь, один раз…

И завернул историю о том, как полтора года назад Свен на спор ставил рекорд скорости в районе аэропорта Бромма. Рекорд, кстати говоря, был перекрыт самим рекордсменом через несколько минут после его установления, когда в конце улицы показался автомобиль дорожной полиции.

Выслушав, Эва сказала Свену:

– Интересно посмотреть, как ты катаешься.

Свен снял мотоцикл с подножки и сел за руль.

– Садись, – предложил он Эве.

У Альфа на лице выразилось удивление.

– Эй, подожди-ка, – сказал он.

– Дай какой-нибудь шлемак для неё, – обратился к нему Свен.

– Ага, у меня тут целый склад шлемаков, – насмешливо ответил Альф.

– Дай свой. Мы быстро вернемся.

– Я не ослышался? Быстро?

– Ну да, – подтвердил Свен, начиная спрашивать себя, что вдруг такое на Альфа нашло.

– Не дам, – отрезал Альф. – Раз ты вздумал гонять при свете дня по городу, то вас всё равно загребет дорожная полиция, и какая разница, в шлемаке она будет или нет?

Эва тем временем плотно завязала шнурки своего капюшона, собираясь занять место позади Свена, и спросила у Альфа:

– Без шлема, наверное, штраф обойдется дороже?

Альф усмехнулся и пожал плечами. Это можно было истолковать и как «представления не имею, никогда не попадался» (но Свен знал, что это неправда), и как «решай сама, нужно ли тебе такое приключение».

– А если авария? – спросила Эва.

– Это вряд ли, – ответил Альф. – Он отлично водит.

Свен слез с седла, поставил мотоцикл обратно на подножку, подошел к Альфу и сказал негромко:

– Дай ей шлем. В чем дело?

Альф молча ушел в магазин. Свен, полагая, что тот вскоре вернется с каким-нибудь шлемом для Эвы, спросил у неё:

– Не боишься?

– Нет, – ответила она и улыбнулась.

– Ты в самом деле учишься в театральном институте? – спросил Свен. Эта девушка не вела себя как актриса. По крайней мере, он иначе представлял себе стиль поведения будущей актрисы. Они должны быть экзальтированными, все эти девушки, мечтающие о сцене. Они должны быть слишком эмоциональными. Эва была другой – спокойной, уравновешенной. И эта её милая улыбка, совсем не «показушная»…

– На хореографическом отделении, – ответила Эва. – Еще я посещаю класс по актерскому мастерству, и мы ставим спектакль.

Она помолчала и добавила:

– Я приехала на несколько месяцев. В мае уеду домой.

– Жаль, – сказал Свен. – Летом самые путешествия на байках.

Он посмотрел в сторону магазина, пытаясь сквозь витринное стекло разглядеть, когда Альф, в конце концов, соизволит принести шлем для Эвы.

– Кажется, он не собирается, – сказала Эва.

– Поехали, – предложил Свен, садясь на мотоцикл. – Заскочим по дороге ко мне, возьмем второй шлем и покатаемся. Ты, наверное, много где еще не была.

Он и сам удивился, что так запросто предложил ей это. О том, что у него за плечами была бессонная ночь, он начисто позабыл. Вся усталость куда-то подевалась.

Эва заняла место позади него.

– Держись, – сказал Свен через плечо. – За меня. Чтобы я знал, что тебя не унесло ветром.

Эва сцепила руки у него на животе и прижалась к его спине.

Свен надел шлем и рванул с места.

Она хорошо сидела, не дергалась, не пищала на поворотах, которые он проходил, лишь слегка сбавляя скорость. Всё же Свен ехал не так быстро, как ему хотелось. Дневное время суток и обилие транспорта на улицах не давали ему шанса продемонстрировать все свои трюки. К тому же его пассажирка была без шлема.

Остановив мотоцикл возле своего дома, Свен обернулся к Эве. Она тут же соскочила с седла, стащила перчатки с рук и прижала ладони к щекам. До него дошло, что она, конечно же, обветрила лицо.

– Пойдем ко мне, – предложил Свен. – Там ты согреешься.

Эва, всё еще держа ладони у лица, посмотрела на него, прищурившись. Глаза у неё были серые, серьезные. Она раздумывала над его предложением, потом засунула руки в карманы.

– Только у меня беспорядок, – добавил Свен, вспомнив, что не убирался в своем жилище уже несколько дней.

– Заманчиво, – сказала Эва и смутилась, словно выбрала не то слово, что нужно, и теперь пытается сообразить, что принято говорить в таких случаях.

Неожиданно для себя самого Свен сделал к ней шаг и поцеловал её – как раз в тот момент, когда она открыла рот, чтобы еще что-то сказать.

Она стала отвечать ему без какого-либо стеснения или замешательства, так, словно ждала этого. Целоваться ей было не слишком удобно: она была сильно ниже его ростом, едва доставала ему до плеча.

– Пойдем ко мне, – повторил Свен внезапно севшим голосом.

* * *

На следующее утро позвонил Альф.

– У меня тут кое-что появилось для тебя, – сказал он.

Свен не сразу сообразил, что речь идет о новой модели поворотников, которые ему были так необходимы. Две недели назад он совершенно задолбал всех своих знакомых на эту тему, и вот наконец они появились в магазине у отца Альфа.

– Эй, – нетерпеливо позвал его Альф. – Ты меня слышишь?

– Да, да, – сказал Свен. – Я заеду часа в три.

– Чем у тебя башка забита?

– Как тебе сказать…

– У тебя Эва, что ли?

– Ну да.

– Привет передавай, – сказал Альф и повесил трубку.

В душевой шумела вода, и Эва была там. Свен побродил по комнате, потом вышел в прихожую, остановился напротив двери в душевую и прислонился к стене.

Когда шум воды прекратился, Свен спросил, не дожидаясь, пока Эва откроет дверь:

– У тебя что-то было с Альфом?

– С кем? А-а, – не сразу ответила она изнутри. – Нет. С чего ты взял?

Через минуту она появилась перед ним, вытирая полотенцем намокшие концы волос.

– Вы так разговаривали, – сказал Свен.

Эва вышла из душевой, прошла на кухню и включила кофейник. Потом она вернулась в комнату, остановилась у окна, поправила занавеску и добавила:

– Я вчера была у своей знакомой. Она живет недалеко от того магазина. Я шла мимо и сквозь витрину увидела тебя и его.

– По-моему, он на тебя запал, – заметил Свен, тоже входя и садясь на диван.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего, – ответил он. – Иди сюда.

Эва приблизилась, и он привлек её к себе и поцеловал в губы, затем в шею. Потом задрал её футболку и стал целовать её грудь.

– Свен, мне же на занятия надо идти, – сказала Эва, но не отстранилась.

– Что ты делаешь вечером? – спросил он.

– Вечером у меня спектакль. Мы ставим спектакль, у меня небольшая роль. Мне в самом деле нужно бежать сейчас…

* * *

Он отвез Эву в колледж (по дороге они заскочили в студенческое общежитие, где она обитала и где ей нужно было что-то взять) и сказал, что заедет за ней вечером. На работу ему не нужно было идти: два дня назад он взял недельный отпуск в расчете на то, что помирится с бывшей подружкой, привезет её к себе в Стокгольм и они классно проведут время. План не удался, а вот отпуск оказался очень кстати. Свен уже представлял себе следующую ночь и утро. Ночью он будет катать Эву по городу, потом привезет её к себе, и они будут заниматься любовью; и наутро, когда она проснется, он будет любить её опять. Как это было сегодня.

Она красивая. У неё серые глаза, в которых можно утонуть. У неё каштановые волосы с медным отливом, и на ярком солнечном свете они кажутся темно-рыжими. Она необычная – приехала из Польши, но выросла в России, в стране, которую Свен считал чуть ли не вражеской, по крайней мере очень опасной (он близко к сердцу принимал тот давний случай под Полтавой, а история с подводной лодкой, случившаяся в первой половине восьмидесятых годов, тоже говорила не в пользу Советов^[1]). Эва была первой девушкой, рожденной в России, которая ему встретилась. Она была первой девушкой из мира искусства, с которой у него начались отношения.

Дойдя в своих размышлениях до этого места, Свен вдруг ощутил беспокойство. Сам он работал на автомойке в Веллингбю, и до сих пор это его полностью устраивало. Однако сейчас он подумал, что его невысокий социальный статус может стать проблемой в отношениях с Эвой.

Эва… да, дело в ней. Захочет ли она продолжать встречаться с парнем с автомойки? Она совсем из другого мира, из актерской среды, она собирается выступать на сцене. Её друзья, возможно, будут относиться к нему как к существу низшего сорта. Актеры слишком задирают нос. Свену придется постоянно доказывать, что он не хуже их. А он не просто парень с автомойки – он будущий профессиональный гонщик, он будет выступать на международных соревнованиях. Он знал, что так будет, причем уже скоро. Всё, что он делал, он делал для достижения этой цели. Поэтому его бывшая подружка, Анника, и назвала его «бесчувственным автоматом», когда они поссорились.

Что касалось его собственных друзей, то Свен был уверен, что Эва им понравится, даже очень. Проблема может быть с её компанией, а не с его. Он не сомневался, что у неё есть друзья – сокурсники, а может быть, даже какой-нибудь «кадр», какой-нибудь будущий актер или режиссер… Он ведь даже не спросил, есть ли у неё парень. А вдруг есть? Эта мысль пришла и осталась зудеть в голове, как назойливая муха.

Тут Свен вспомнил, что пора ехать к Альфу за поворотниками.

Подъезжая к магазину, он думал о том, что вчерашнее поведение Альфа и в особенности то, как его друг резко оборвал разговор сегодня утром, не перестали казаться ему странными за прошедшие с тех пор несколько часов. У всего этого могло быть только одно объяснение: Альф злится на него из-за Эвы.

Они с Альфом тренируются в одном мотоклубе, знают друг друга много лет, объехали добрую треть страны, съели вместе не один пуд соли. Они даже живут в соседних районах – Свен в Альвике, а Альф в Транеберге, и от дома одного до дома другого ехать всего десять минут. Если Альф злится из-за Эвы, то это самая настоящая проблема.

Но его тревога прошла, как только он увидел, что Альф встречает его вполне дружески.

Когда техническая сторона их встречи была исчерпана, они вышли в подсобку покурить.

– Да, брат, ты меня удивил, – сказал Альф, усаживаясь на какой-то ящик. – Признаться, я не ожидал от тебя такой прыти.

Раз уж этот разговор начался, то Свен решил воспользоваться шансом и прояснить кое-что.

– Ты что-нибудь имеешь против? – спросил он.

– Ежу ясно, у меня были планы с ней переспать, – ответил Альф небрежно. – Ты влез некстати. Но потом я понял, что ты вернулся от Анники несолоно хлебавши, так?

Свен кивнул. Про Аннику он уже успел забыть.

– Вот, верно говорят: в кругу друзей не щелкай клювом, – философски заметил Альф.

Он достал новую сигарету, прикурил и взялся рассказывать длинный анекдот про слона и зайца, который Свен не запомнил, поскольку соль шутки никак не вязалась с той проблемой, которую они только что обсуждали.

– Всё о’кей, – добавил Альф, возвращаясь к волновавшей Свена теме. – Эта девочка скорее в твоем вкусе, чем в моем.

Этот короткий разговор принес Свену облегчение. Он знал, что не сможет в полной мере наслаждаться обществом Эвы, если это будет бесить Альфа.

Причины для такой щепетильности имелись. Однажды, когда им обоим было лет по пятнадцать, они влюбились в одну и ту же девчонку. Свен вспоминал о той истории как о каком-то кошмаре. Девчонке, конечно, льстило, что за ней ухлестывают сразу два парня, и она всячески поощряла их обоих. Дело кончилось тем, что они пару раз крепко набили друг другу морду, сначала в присутствии дамы сердца, а через несколько дней повторили сеанс, уже без свидетелей.

Свен тогда очень неслабо получил, но в долгу не остался и так залепил Альфу прямо в ненавистную рожу, что тот потерял равновесие, споткнулся о какой-то кирпич, упал и треснулся затылком. После чего некоторое время продолжал валяться на земле, замысловато ругаясь.

Злость у Свена как рукой сняло. Он подошел к Альфу и наклонился над ним.

– Слышь, ты, – спросил он, – как себя чувствуешь?

В ответ Альф не произнес ничего нового. Полежав немного, он предпринял попытку изменить положение и наконец сел, в сердцах пнув ногой злосчастный кирпич. Осторожно потрогав пальцами заплывающий глаз, он сказал примерно следующее:

– Какого хрена мы занимаемся таким дерьмом? Она тебе что, так нужна? Ну и забирай себе. Лично мне на неё наплевать. Я хотел показать тебе, что нефиг строить из себя. Понял?

Альф поднялся с земли и гордо отправился домой. Несколько дней они не разговаривали, встречаясь в мотоклубе, но наконец Альф подошел и как ни в чем ни бывало спросил Свена что-то насчет летней резины.

Позже, вспоминая ту ссору, они совместно пришли к выводу, что женщины не стоят того, чтобы из-за них рушилась святая мужская дружба, и снова стали не разлей вода. Случайно или нет, но они с тех пор больше ни разу не сталкивались на этой почве. По мере того, как они взрослели, у них формировались совершенно разные вкусы по части женского пола. Или, что тоже возможно, они интуитивно избегали переходить друг другу дорогу.

Глава 2. Ночной город

Для Эвы Стокгольм был городом мечты. Она родилась в Клайпеде, городе на литовском берегу Балтики («восточного моря», как называли его шведы). Ей было года три или четыре, когда отец взял её с собой на работу – а работал он на последнем этаже высотного (по меркам Клайпеды) отеля «Ветрунге», в радиолаборатории – и Эва, глядя на бесконечную водную равнину, расстилавшуюся до горизонта, спросила: «Папа, а что там, где садится солнце?». Отец ответил: «Там Стокгольм». В ту самую секунду солнце село, и из-за горизонта вспыхнул зеленый луч. На мгновение он протянулся от моря до неба и затем исчез. Такое случается иногда, когда воздушные потоки в сочетании с еще какими-то природными факторами создают странную оптическую иллюзию. Но для Эвы там, куда село солнце, с того самого дня жила сказка. Ей было непонятно, почему нельзя просто сесть на корабль – ведь их так много в порту – переплыть море и оказаться там. Ведь можно же переплыть на пароме на Куршскую косу, а там, если пойти направо, до конца, будет шведская крепость. Почему же нельзя доплыть до Стокгольма? Она долго приставала с этим вопросом к родителям, пока ей не объяснили, что просто так это не делается. А почему не делается, она узнала, только став постарше.

Как и многие её сверстники, родившиеся в начале 1970-х годов в СССР, Эва росла на шведских и датских сказках – они были популярны в Советском Союзе, и скандинавских авторов, классиков и современных, переводили и печатали из года в год. Но для Эвы история с Русалочкой произошла не в датских водах, а в шведских; Снежная Королева обитала не за Полярным кругом, севернее тех мест, где жили финка и лапландка, приютившие Герду, а южнее, в Швеции. Все они приходили играть с ней, когда она с отцом или мамой гуляла в старом городе, возле паромной переправы: там, в одном из тихих дворов, в трехэтажном доме жила её бабушка. Если Эву оставляли у бабушки погостить, то герои сказок играли с ней целый день. Она росла мечтательной и тихой девочкой и обещала со временем стать красавицей.

Эва происходила из семьи с польско-литовскими корнями. У отца были родственники в Польше, и родители в конце восьмидесятых, за три года до описываемых событий, наконец решили тоже перебраться туда. Эва заканчивала среднюю школу в Варшаве. Это было настоящим приключением – переехать из тихой, малоэтажной, неперенаселенной Клайпеды в спальный район Варшавы, на восьмой этаж панельного дома, да к тому же расстаться с друзьями и очутиться в незнакомой языковой среде, к которой нужно было срочно адаптироваться.

Танцем она мечтала заниматься с детства. Когда ей было семь лет, её отдали в кружок при местном доме культуры в Клайпеде. Она очень старалась, и родителей восхищало, что дочь упорно занимается, терпит боль и продолжает мечтать о сцене. Через несколько лет мама взяла Эву с собой в Вильнюс, где в хореографическом училище проходил просмотр. Но преподаватели вынесли вердикт: у девочки нет тех физических данных, что необходимы для карьеры балерины. Прежде всего рост: Эва была невысокой. В свои двенадцать лет она была ниже всех в классе. Кроме того, родители пропустили нужный возраст, опоздав на два года. Советская балетная школа отличалась исключительно строгим отбором, и перспективные дети приступали к профессиональному обучению в возрасте десяти лет.

Увидев огорчение Эвы и её матери, один из преподавателей сказал:

– Ну, что вы расстраиваетесь? Девочка может пойти в народный танец. Она очень музыкальна, у неё прекрасная координация. Но растяжка и рост у неё не для балета. Забудьте об этом.

Вердикт профессионалов прозвучал для Эвы как приговор, ставивший крест на её мечте. Литовский народный танец её не интересовал, а никакому другому дома, в Клайпеде, ей учиться было не у кого. Из фолк-жанров ей были интересны заморские, экзотические – индийский катхак и другие. Но мечтать их изучать было примерно так же перспективно, как сидеть посреди пустыни Сахара и молиться, чтобы наконец выпал снег.

Спасло Эву то, что на экраны кинотеатров вышел фильм «Кармен» Карлоса Сауры. Она сходила на него двенадцать раз – первые два просто смотрела в восхищении, следующие десять пыталась зарисовать в тетрадке схему поразивших её воображение танцев. Конечно, у неё не получилось – слишком много ярких, страстных движений, чечетка со сложным ритмом, попробуй-ка это записать. Но фильм про Кармен дал ей возможность сохранить свою мечту, продолжать её лелеять, а впоследствии, уже в Варшаве, приступить к реализации.

После окончания средней школы Эва без особого труда поступила в варшавскую академию изящных искусств на отделение сценографии. Когда на их курсе появилась информация, что в следующем году можно будет по программе студенческого обмена провести несколько месяцев в Швеции, учась в стокгольмском драматическом институте на хореографическом отделении, она взялась за изучение шведского языка. Чтобы прогрессировать быстрее, она слушала передачи «Радио Швеция» на русском и шведском языках: несмотря на то, что передачи готовили разные редакции, основная часть совпадала, что было большим подспорьем.

В Польше её считали русской, потому что она приехала из СССР. В Швеции её называли полячкой. А ей хотелось быть свободной от национальных ярлыков, и было непонятно, почему она должна идентифицировать себя с каким-то одним народом. Танец, искусство вообще – они ведь не знают границ. А если знают, то что-то здесь не так.

* * *

На момент встречи со Свеном Эве исполнилось девятнадцать лет. Мальчики заглядывались на неё со школы, но Эва концентрировалась на учебе и не придавала этому значения. Она знала, что природа наградила её красивой внешностью, но относилась к этому скорее как к важному слагаемому будущей профессии танцовщицы, нежели как к поводу вертеть парнями на свое усмотрение.

На первом курсе академии у неё случился роман со студентом актерского отделения; роман оказался коротким, неудачным, стоил ей многих слёз, и виной тому, как позже выяснилось, был друг того студента, умудрившийся настроить его против Эвы. После этого у неё почти полтора года не было парня: она обрывала отношения с ребятами, как только ей начинало казаться, что они могут выйти за рамки дружбы. То, что она очутилась в постели Свена менее чем через час после знакомства, было для неё абсолютно нетипичным – точно так же, как для Свена была нетипична та прыть, которую он, по выражению своего друга Альфа, в тот день проявил.

Они просто очень понравились друг другу. Раньше это называлось «любовь с первого взгляда». Взаимное притяжение оказалось настолько сильным, что они не расставались почти сутки, наслаждаясь друг другом; потом спали, ели, пили кофе, разговаривали, опять занимались любовью. В наше циничное время это называется «стопроцентная совместимость в сексе».

* * *

Свену на момент знакомства с Эвой было двадцать один год. Они с Альфом были одногодками и дружили с одиннадцати лет. Внешне, за исключением роста, они были полной противоположностью друг другу: Свен – голубоглазый, светлокожий блондин; у Альфа предки по линии матери были из Латинской Америки, и его кожа была более смуглой (Эва даже сперва подумала, что это знаменитый шведский загар, который потомки викингов зарабатывают летом на Канарах, а зимой на горнолыжных курортах). Загар выгодно подчеркивал внешность Альфа: его глаза казались ярко-синими. Он был темноволосым. Рост его был чуть ниже, чем у Свена. По темпераменту Альф был холериком, в то время как с его друга можно было писать портрет типичного флегматика.

* * *

Свен привез Эву на байкерскую тусовку и познакомил с друзьями. Они собирались раз или два в неделю в баре у Джо. Снаружи заведение выглядело как обычное кафе, но интерьер был стилизован под американский салун. Джо прозвали «американцем» – он прожил в США почти двадцать лет, с конца шестидесятых, а в середине восьмидесятых вернулся на родину, в Швецию, и открыл свое заведение три или четыре года назад. Он был «харлейщиком». Сейчас делами заправляла его жена, Лотта, так как Джо только-только выписался из больницы после операции. Лотта была уроженкой США: она родилась в небольшом городке в Калифорнии, в семье шведов, чьи предки эмигрировали в Америку в конце девятнадцатого века. Лотта и Джо познакомились в начале семидесятых годов. Джо увез её из родительского дома на своем «харлее» в вояж по Америке, и с тех пор они не расставались. Эва сперва думала, что у них нет детей, но потом ей сказали, что у них взрослая дочь, которая осталась жить в Калифорнии.

Джо привечал байкеров. Он даже сам иногда отправлялся с ними в поездки – как правило, летом, когда они всей компанией решали прокатиться по Швеции и посетить соседние страны.

В заведении Джо был музыкальный автомат для проигрывания виниловых грампластинок. Эва, увидев его, подумала, что он не должен работать, что он установлен здесь просто для украшения интерьера – такое ретро, из пятидесятых годов, наверное. Ан нет, автомат прекрасно работал; а если иногда ломался, то его чинил Хокан, парень из их компании.

Модная молодежь сюда не ходила, предпочитая дискотеки и ночные клубы, где можно было танцевать брейк-данс. У Джо слушали блюзы и хард-рок шестидесятых и семидесятых годов, а на стене висел постер кинофильма «Беспечный ездок», на котором красовался автограф самого Питера Фонды^[2]. Этим автографом Джо ужасно гордился. Грампластинки для музыкального автомата он подбирал сам, закупая по всему свету. В «салуне Джо» Эва впервые услышала «Steppenwolf», «Jefferson Airplane», Джими Хендрикса и других идолов шестидесятых годов. Дитя эпохи электронной музыки, она открывала для себя время, когда царили другие ритмы, звуки и мелодии.

Компания байкеров была небольшой. Помимо Свена и Альфа, в неё входили пять или шесть парней и столько же девушек, составлявших её костяк. «Хокан, Стуре и Андерс. Агнес, Милли и Пиа», – повторяла про себя Эва как считалку, познакомившись с ними. Ей было сложно запомнить столько новых имен сразу.

Им было от двадцати до двадцати шести лет. Хокан работал в мастерской по ремонту радиоэлектроники. Стуре был автомехаником. Андерс не сказал, кем работает (а может, и сказал, но Эва забыла). Агнес была официанткой в кафе, Милли и Пиа – продавщицами в магазине одежды. Что касается подруг Альфа, то уже начиная со второй тусовки Эве стало ясно, что запоминать их имена – дело бессмысленное: он каждый следующий раз приезжал с новой девицей.

Ночные «покатушки» начинались после десяти часов вечера и состояли из нескольких ритуальных действий. Для начала байкер должен был приехать в условленное место со своей девушкой и примерно минут сорок или пятьдесят обсуждать с приятелями события, которые произошли с момента их последней встречи, а также дальнейшие планы. Затем делали первый заезд, который называли «разминкой». Разъезжались кто куда и собирались в новой точке; кто туда первым приехал, становился временным лидером компании. К ним нередко присоединялись другие знакомые, тоже байкеры. Местом нового сбора могла быть автозаправка где-нибудь на трассе за городом или любое другое подходящее место. Как-то раз все довольно долго тусовались под автомобильным мостом: шел противный мелкий дождь, а здесь было сухо, вот они и стояли, защищенные от непогоды, курили и трепались. Могли иной раз завалиться всей гурьбой в «Хард-рок кафе» на Свеавеген или еще куда-нибудь. Само собой, ходили и на рок-концерты.

Два или три года назад в Швеции были введены очень строгие правила по поводу вождения в пьяном виде. Всё, что содержало алкоголь, водителю пить теперь запрещалось. Безалкогольное пиво, минералка, кока-кола, фруктовый сок – вот, пожалуй, и весь выбор. Свен не пил крепкие напитки, если ему нужно было садиться за руль (а за руль ему нужно было садиться всегда, он даже в магазин за хлебом, который находился на соседней улице, ездил на своей «хонде»). Альф мог позволить себе пропустить рюмку-другую виски у Джо: по его глубокому убеждению, это не только не ухудшало его водительских качеств, но и привносило весьма желанный фактор риска, без которого (как и без мотоцикла) он жить не мог. Попадись он сотрудникам алкоконтроля, он бы в два счета лишился водительской лицензии. Но он не попадался, потому что умел добираться домой одному ему известными обходными путями, по переулкам и закоулкам, в которых ориентировался лучше, чем любой алкоконтроль. Плюс фантастическая везучесть, которой Альф отличался в этом вопросе.

Четверг был главным днем недели для «покатушек», вторник – запасным. В четверг было принято иметь байк на ходу и быть готовым к подвигам (в число таких подвигов могли входить и выяснения отношений с другими байкерскими группами, но сейчас царило перемирие). В остальные дни недели совместные заезды устраивались по желанию; у Альфа таковое возникало в том числе в ночь с пятницы на субботу, несмотря на то, что утром в субботу в мотоклубе обычно была тренировка. Тренировку он не прогуливал, но являлся неё невыспавшимся и становился объектом нотаций со стороны тренера.

Тусовка заканчивалась в два или три часа ночи: байкеры разъезжались по домам и увозили с собой своих подруг. Эва, разумеется, в такие дни ночевала у Свена.

* * *

Благодаря ночным заездам Эва по-новому узнала и полюбила Стокгольм. Раньше по вечерам город мог казаться ей слишком занятым собственной персоной, равнодушным и холодным: люди спешили по домам – ужинать и смотреть «ящик». Её друзья по колледжу нередко проводили вечера в клубах и на дискотеках. Она пробовала и то, и другое, но даже студенческие вечеринки не могли отбить привкус одиночества, возникавший у неё после захода солнца. Ей чего-то не хватало, чтобы чувствовать себя в городе своей мечты комфортно в вечернее время суток.

Теперь же Эва узнала, насколько город красив и интересен, когда наступает ночь. Те же самые улицы, по которым она ходила днем в толпе прохожих, выглядели совсем иначе, когда они со Свеном проносились по ним после полуночи. Город с каждым разом становился все более понятным и близким; он дарил ей энергию, и она не чувствовала себя усталой даже после довольно продолжительных заездов. До знакомства со Свеном «покатушки» на мотоциклах ей были неведомы, но теперь она почувствовала их кайф и каждой новой поездки ждала с нетерпением.

* * *

Что касается Альфа, то Эва довольно долгое время не могла понять, как он к ней относится на самом деле. Он был дружелюбен, временами обращался с ней покровительственно; но в другие дни вел себя так, словно они едва знакомы – словно вдруг решал установить между собой и ней дистанцию, и тогда ей казалось, что он что-то имеет против неё.

Эва прекрасно ладила с его подругами, тем более что это было так несложно. Все они были девушками примерно одного плана: веселыми, легкомысленными, жизнерадостными. Постоянной подруги у Альфа не было. Да и, похоже, он к этому не стремился. Он просто выбирал себе ту, которая сегодня нравилась ему больше других, приводил её на тусовку, проводил с ней ночь, после чего его, как правило, видели уже с новой. Такие отношения всех устраивали; по крайней мере, Эве никогда не доводилось слышать разговоров о том, что какие-то две Альфовы девушки не поделили его между собой.

Частенько Эва ловила себя на мысли, что общество Альфа ей очень нравится. Особо когда он ухаживал за ней дружески – а он это делал время от времени, но границ не переходил. Ей доводилось замечать его пристальные взгляды, но она очень скоро выяснила, что это ни к чему не ведет. Несколько раз, находясь в одной компании, Эва и Свен выключались из общей беседы и уделяли внимание только друг другу; Альф, заметив это, наблюдал за ними некоторое время (ровно столько, сколько ему было интересно), причем нимало не скрывая своего любопытства. Эва не могла сказать, что это раздражало её. Просто было странно.

Эве хотелось, чтобы её отношения с Альфом были немного теплее. И более ровными, что ли. С другими ребятами ей удавалось дружить, и она не могла взять в толк, почему с ним так не получается. Альф, который был таким классным парнем, чье уважение и дружбу ей так хотелось завоевать, постоянно играл с ней в психологические прятки. «Ну почему мы не можем быть друзьями?» – так и хотелось Эве иногда спросить у него. И он тут же словно нарочно обрывал разговор и переключал свое внимание на кого-нибудь другого. Ей оставалось гадать, что происходит между ними и откуда только берется эта невидимая стена.

Возможно, она слегка опасалась его – вернее, того, что она ему не нравится, что он не одобряет выбор своего друга и рано или поздно скажет Свену об этом. Эва по прошлому опыту знала, какое это может иметь значение.

Она дорожила тем, что у нее было со Свеном. Поэтому ей было бы куда спокойнее, если бы она знала наверняка, что Альф действительно ей друг.

Глава 3. День влюбленных

В середине февраля Эва приехала в «салун Джо», где уже собралась большая компания знакомых рокеров и их подруг. Свен должен был заехать за ней, но они разминулись, потому что Эву задержали дела в колледже. Он не дождался её в условленном месте. Эва добралась до заведения Джо самостоятельно и, войдя, увидела следующую картину.

Свен сидел за столом, и на шее у него красовалась гирлянда из каких-то разноцветных перьев и мишуры. Две девушки (обеих Эва не знала) сидели рядом с ним и оказывали ему всяческие знаки внимания. В один прекрасный момент одна из них оставила на щеке Свена яркий след своей губной помады. Все были счастливы, кроме Эвы, которая для начала вообще не поняла, что происходит и почему какие-то непонятные девицы вьются вокруг её парня. Она даже хотела уйти, пока её никто не заметил, и направилась к двери, но кто-то подхватил её под руку.

Это был Альф.

– Эй, ты куда? – спросил он.

Эва не нашлась что ответить.

– Всё в порядке, – сказал Альф. – Пойдем-ка сядем. Вон там свободно.

Он отвел её за дальний столик, и они сели.

– Тебе какой коктейль взять?

– Не знаю. Мне нужно идти, – ответила Эва.

– Куда тебе нужно идти, ты же только пришла?

– За подарком. Свена поздравляют с чем-то. Только я не знаю, с чем.

– Сегодня день влюбленных, – сказал Альф. – День святого Валентина. У вас в Польше его не празднуют?

– Я не католичка, – ответила Эва сумрачно. – И в Польше я провела всего два с половиной года. Мы ничего такого не праздновали.

Альф посмотрел на неё и слегка улыбнулся.

– Я сейчас принесу коктейль и себе возьму чего-нибудь выпить, – сказал он.

Он принес Эве коктейль, который она сразу пригубила. «С мятным ликером он или с уксусом, черт побери? – подумала она, злясь из-за Свена так сильно, что даже вкус любимого напитка ей казался сейчас отвратительным. – Лучше бы я пошла с Гюн и Калле в кино!»

Альф предложил ей сигарету. Сегодня он, против обыкновения, не стал рассказывать какую-нибудь из своих бесчисленных историй, а просто сидел рядом, пил пиво и наблюдал за окружающими.

– Почему у него на шее эта штука? – спросила Эва, имея в виду Свена.

– Какая?

– Ну, эта, с этой фигней. Я не знаю слово.

– Гирлянда?

– Да, гирлянда!

– Это Хильда на него повесила. Сегодня такой день, когда любой может признаваться в любви.

– Жаль, я не знала.

– Тебе тоже есть кому признаться?

– Ну, я что-нибудь придумала бы!

– Еще не поздно. Начни с меня.

Эва отпила глоток из бокала и сказала:

– В другой раз. Мне правда пора.

– Нет, подожди, – остановил её Альф. – Это очень просто делается. Смотри.

Он выдержал небольшую паузу и произнес:

– Я без ума от тебя. Ты мне снишься каждую ночь. Причем, знаешь, в эротических снах. Что мне делать?

Эва бросила взгляд в сторону Свена, который по-прежнему её не замечал, наслаждаясь обществом девиц, и спросила у Альфа:

– Это то, что Хильда ему сейчас говорит?

– Не берусь отвечать за неё, – ответил Альф. – Только за самого себя.

Эва опять посмотрела в сторону Свена. Нет, эта девица, брюнетка в черной кожаной куртке, не собирается оставлять его в покое. «Чтоб она провалилась к чертям! И его пусть забирает с собой заодно», – подумала Эва. Она злилась. Она считала нужным это скрывать и потому злилась еще больше.

– Всё хорошо, – сказал Альф, понаблюдав за ней. – Просто люди говорят друг другу слова.

– И целуются.

– И целуются, – охотно подхватил Альф. – Кстати, я собирался сказать тебе еще кое-что хорошее.

– Ну, скажи, – заинтересовалась Эва.

– Иногда я страшно злюсь на Свена.

– Ничего себе!

Это заявление прозвучало неожиданно после того вступления, которое Альф сделал.

– Что удивительного? – спросил Альф. – Ты – классная девчонка, и я злюсь, что ты досталась ему.

Его глаза были сейчас очень серьезными.

– «Досталась»! – повторила за ним Эва. – Разве была лотерея?

– А что, разве нет? Конечно, лотерея. А ты – счастливый билет. Между прочим, ему сейчас фантастически везет во время гонок. Это с тех пор, как он встретил тебя.

Эва промолчала.

– Когда я вижу вас вместе, – продолжал Альф, – когда он катает тебя на байке, мне хочется, чтобы он свернул себе шею. Ну, не совсем серьезно – так, слегка. Чтоб его положили в больницу, и тогда…

– И тогда ты бы попытал счастья? – игриво подхватила Эва, несмотря на то, что пребывала в замешательстве от всего происходящего и, в частности, от его речей.

– Я могу и при нем, – невозмутимо сказал Альф. – Но всё же он мой друг детства, как ни крути. Знаешь, он мне дорог как память, иначе я бы долго не раздумывал.

Тон Альфа, когда он говорил про Свена, был легким, дружеским. «Он, конечно же, шутит, – подумала Эва. – Просто пытается меня развлечь». Эта мысль её успокоила.

– Меня бесит эта гирлянда, – призналась она. – Не могу думать ни о чем другом.

В этот самый момент Свен наконец увидел её и страшно смутился, даже покраснел. Он аккуратно отстранил от себя брюнетку, которая как раз опять вздумала лезть к нему целоваться, поднялся со своего места и подошел к их с Альфом столику.

– Привет, – сказал он. – А я вас не видел.

– Гирлянду сними, – заметил ему Альф. – Новый год уже наступил.

Эва засмеялась. Свен сел на свободный стул рядом с ней. Гирлянду он повесил на спинку стула.

– Это Хильда подарила, – объяснил он Эве. – Она откуда-то узнала про Голландию.

– Она узнала про Голландию? – повторила Эва. – Что, впервые в жизни нашла на карте?

Услышав это, Альф покатился со смеху, а Свен посмотрел на Эву с недоумением.

– Он имеет в виду голландский заезд, – смеясь, объяснил Альф.

– Какой голландский заезд? – спросила Эва.

– Ты что, не знаешь? Будет международный заезд в Голландии, и Лейф решил отправить туда Свена, – пояснил Альф. – Ты правда не знаешь?

– Впервые слышу, – ответила Эва.

Альф взглянул на Свена.

– Эх, ты, – сказал он, – такой шанс проворонил! По всему, оставаться тебе без подарка.

Свен стал оправдываться и выглядел при этом по-прежнему очень смущенным.

– Послушай, – сказал он Эве. – Я был уверен, что говорил тебе, что Лейф имеет такие планы. Но всё равно это пока не точно.

– Врет всё, – доверительно сообщил Эве Альф. – Не верь ему. Еще во вторник всё было решено и заметано.

– А скажи, Хильда – твоя поклонница? – спросила Эва у Свена, стараясь, чтобы её голос звучал небрежно.

– Нет, мы просто давно знаем друг друга… Правда, Эва, я думал, что говорил тебе про заезд.

– Я оставлю вас на секунду, – сказал Альф и направился к стойке бара, завидев кого-то из знакомых. Эва проводила его взглядом.

– Ну, прости, пожалуйста, – тем временем повторил Свен. – Мне казалось, что я сказал тебе… в общем, что ты знаешь. Я замотался, поэтому так получилось.

Эва смотрела на его щеку, где всё еще красовался след от губной помады. Свен догадался, в чем дело, попытался стереть след, но только размазал его, после чего растерянно уставился на свои пальцы.

– Слушай, ты не путаешь меня ни с кем? – спросила Эва, доставая носовой платок, чтобы помочь ему. – А то ведь так бывает: общаешься с одной, а думаешь о другой.

Свен ничего не ответил, только посмотрел на нее, но этого хватило, чтобы она поняла, что неправа в своих подозрениях. В его взгляде она прочитала, что он думает только о ней. Именно такого признания она и добивалась.

Вернулся Альф и спросил:

– Ну что? Врежем по безалкогольному напитку «кока-кола»?

Эва так удивилась, что не смогла даже спросить, что это с ним такое случилось, что он предлагает такие вещи. И хорошо, что не спросила. Потому что это оказалось шуткой.

Глава 4. Анне-Лиза

Помимо байкерской тусовки, у Эвы была и другая, причем весьма насыщенная жизнь в колледже – семинары, лекции, репетиции, совместные походы на спектакли. Близких друзей она среди студентов пока не завела, но часто общалась с некоторыми ребятами и девушками со своего курса.

Одну из девушек звали Анне-Лиза. Она была рыжеволосой, стройной, бойкой и училась на танцора-хореографа. Когда Эва только познакомилась с ней, Анне-Лиза буквально засыпала её вопросами про «эти страшные Советы».

– Твоя семья уехала из СССР потому, что вы были диссидентами? Вы же поляки? Вы поддерживали движение «Солидарность»? Вас хотели посадить в ГУЛАГ, а вы сбежали в Польшу? Вам было очень страшно?

Эва даже растерялась: на дворе был девяносто второй год, «Советов» больше не существовало, Александр Солженицын был восстановлен в советском гражданстве еще при Горбачеве и награжден премией за «Архипелаг ГУЛАГ» – а Анне-Лиза, похоже, всё еще считала, что «восточный сосед» вот-вот вторгнется на территорию Швеции на танках, самолетах и прочей военной технике. Увы, советскую подводную лодку, которая в начале восьмидесятых имела глупость сесть на мель в территориальных водах Швеции, здесь до сих пор не забыли.

Услышав слово «Горбачев», Анне-Лиза пришла в неистовство:

– Это страшный человек! Он ввел войска в Литву! Он ввел войска в Латвию! У вас в Литве были эти ужасы, с советским спецназом, прошлой зимой! Вы поэтому переехали?

– Нет, мы переехали в Польшу раньше, – терпеливо объясняла Эва. – Еще до всех событий.

– У меня был друг, датчанин, – сообщила Анне-Лиза. – Он состоял в движении «Next Stop Soviet» и ездил в Россию объяснять молодежи, что надо покончить с коммунистическим прошлым, потому что это тупиковый путь развития! Он жил в одной русской семье, и ему ужасно не понравилось. Вы, русские, такие странные. Вы так любите Сталина!

«Сталина и водку. Ох. Теперь она меня записала в русские», – подумала Эва. Она уже устала спорить.

– Мы, шведы, живем в своей маленькой стране и соблюдаем нейтралитет, – с гордостью выдала Анне-Лиза. – Мы всегда будем выступать против военных конфликтов и нарушения прав человека.

«Ничего себе маленькой, – тем временем думала Эва, стараясь сохранять светское выражение лица. – Территория побольше Дании, Норвегии и любой из балтийских стран! Кроме Финляндии, наверное».

Но, в принципе, Анне-Лиза была нормальной молодой шведкой. Просто с ней лучше было не разговаривать о политике.

– Я видела, как за тобой заезжал классный кадр, – сказала Анне-Лиза, подсев к Эве за столик в студенческой столовой. – Кто он такой?

Пришлось рассказать ей немного про байкерскую тусовку. Анне-Лиза тут же попросила познакомить её с кем-нибудь из байкеров. Эва сперва пыталась объяснить, что у всех ребят в тусовке есть постоянные подруги, а потом вспомнила про Альфа и зачем-то пообещала. С того дня Анне-Лиза не давала ей проходу вопросом «Ну когда?».

Были от общения с Анне-Лизой и плюсы: та постоянно была занята поиском вакансий для актеров и танцоров, знала, куда нужно послать резюме, где сейчас проходит кастинг, кто набирает артистов в проекты. Она делилась информацией с Эвой и даже настаивала, чтобы та была поактивнее в этом вопросе.

– Тебе нужно здесь зацепиться за что-нибудь! – говорила она. – Если твой Свен на тебе не женится, ты будешь вынуждена уехать обратно в Польшу! И что ты будешь там делать? Действуй сейчас! Ищи работу!

Эва первые полтора или два месяца слушалась этих советов. Многие студенты уже были заняты в проектах, пусть пока в коротких или некоммерческих. Важно было «засветиться» в профессиональном кругу, привлечь к себе внимание. У Эвы в этом смысле был ноль результата. Ей пока не везло.

Глава 5. Танцуй со мной сегодня

Очередной уикэнд компания байкеров планировала провести в Андерсторпе – гоночной трассе в западной части Швеции. Они собирались ехать туда в пятницу и переночевать в мотеле, а наутро устроить заезд на знаменитом андерсторпском кольце. Эва с ними не поехала: на вечер пятницы был назначен кастинг, на который она возлагала большие надежды.

В последние дни у неё внезапно разладились дела в колледже. Для начала в понедельник она опоздала на занятия. Первым уроком была история танца, и её вызвали отвечать прежде, чем она успела отдышаться после пробежки от автобусной остановки до здания колледжа. Поэтому она сбивчиво отвечала на основной вопрос, тем более что знала его не на «отлично». Преподаватель одарил её укоризненным взглядом и не стал задавать дополнительный вопрос – легкий, как он это обычно делал, видя, что студент не может собраться с мыслями. А на следующем уроке Эва получила разнос от другой преподавательницы, англичанки по имени миссис Уиггетс, которая вела курс актерского мастерства. Эва посещала его как факультатив. Англичанка взъелась на неё абсолютно на пустом месте.

Ни о чем этом Эва не говорила Свену, полагая, что проблема не очень серьезная и решится сама собой. Но настроение у неё было испорчено. Эва любила быть лучшей, у неё был «комплекс отличницы» – и не без повода, потому что обычно она училась очень хорошо, будь то в школе в Литве, в академии в Варшаве или здесь, в Стокгольме. Но сейчас это перестало у неё получаться. Всё пошло наперекосяк, словно начался период невезения. Вот уже неделю при мысли о том, что нужно собираться на занятия, Эву по утрам охватывала депрессия.

Она могла бы обратиться к психологу – наверняка он был в колледже – но ей даже не хотелось узнавать, где находится его кабинет и в какие часы он принимает. Ей казалось, что проблему можно решить самостоятельно, не обращаясь к специалистам. Ей всего-то нужно было, чтобы опять начало везти, как раньше.

Кастинг в пятницу она тоже провалила.

* * *

Когда Свен вернулся на следующий день и вошел в квартиру, то обнаружил, что Эва спит, несмотря на то, что было уже почти пять часов вечера. Было похоже, что она не вставала с постели целый день. У неё были ключи: он дал их ей уже давно, чтобы она могла приезжать к нему в любое время. Комната была прокурена, и возле дивана на полу стояла пепельница, полная окурков.

Эва проснулась, увидела его, но обрадовалась не так сильно, как он ожидал. Она была вялая, чмокнула его в щеку и отправилась в душ. Пока она там была, он сварил кофе на двоих и стал её ждать. Ему не терпелось рассказать, как прошла поездка, но он понимал, что надо дать ей проснуться.

Когда они сидели и пили кофе, Свен спросил Эву, была ли она на кастинге.

– Была, – мрачно сообщила она и добавила: – Знаешь, я, наверное, больше в таких вещах участвовать не буду.

– Почему?

– Мне дали понять, что не стоит тратить время.

– Кто тебе это сказал?

– Ну, там. Я иностранка.

Эва потянулась, зевнула, прикрыв рот ладонью, и добавила всё тем же мрачным тоном:

– Я плохо говорю по-шведски и по-английски.

– Ну и что? Ты же танцуешь хорошо.

– Не так хорошо, как надо.

В конце концов они чуть не поссорились. Оба были на взводе: Свен – потому, что его слова не находили отклика с её стороны; Эва же упорствовала в своей депрессии, и речи Свена её раздражали.

От ссоры их спасло то, что заявился Альф.

– Привет, – сказал он, входя. – Ехал мимо и решил зайти к вам в гости. Как насчет того, чтобы отправиться всем вместе в кабак?

Он огляделся. От него не ускользнуло, что в воздухе висела напряженность. Свен выглядел растерянным и подавленным. Эва с ногами сидела в кресле и старательно тыкала окурком в пепельницу, хотя он давно уже был потушен.

Другой на месте Альфа понял бы, что пришел не вовремя, и поспешил бы ретироваться. Альф, однако, непринужденно уселся на подлокотнике кресла и стал рассказывать о поездке в Карелию, откуда только что вернулся один из знакомых байкеров. Несмотря на то, что Альф, как и Свен, прибыл в Стокгольм всего два часа назад, он уже успел разузнать все последние новости, случившиеся в его отсутствие.

Эва сидела, погруженная в свои мысли, но Альф пришел словно специально затем, чтобы помешать ей это делать. Он периодически выдергивал её из задумчивости, адресуя ей свой рассказ и тем самым требуя внимания.

– Нет, я никогда не была в Карелии, – ответила Эва хмуро, когда он её спросил, была ли она в тех краях. – Делать там нечего.

Зазвонил телефон. Свен снял трубку. Альф, подождав немного и по некоторым признакам определив, что тому предстоит не самый короткий разговор, обратился к Эве:

– Что-то ты неважно выглядишь.

– Спасибо, – по-прежнему хмуро ответила она. – Обожаю такие комплименты. Каждый день бы слушала.

– Курила много? – продолжал Альф, не обращая внимания на её колкость.

– Курила. Полпачки в день.

– Ого! Ну, знаешь, ты должна послать всех этих жалких людишек подальше, – заявил Альф.

– Я и послала, – невесело усмехнулась Эва.

– Плохо послала. Так, что получилось, что они вроде как победили. А нужно назло всем знать и никогда не забывать, что ты – королева, и пусть они хоть треснут от злобы, но это так.

– Постой, откуда ты всё знаешь? Я даже Свену… Тебе кто-нибудь из девчонок рассказал?

Эва имела в виду своих сокурсниц. Недавно она узнала, что пока Анне-Лиза приставала к ней с просьбой познакомить её с Альфом, сам Альф познакомился с двумя другими её сокурсницами, Ирмой и Эльзой. Он привозил их на тусовки по очереди.

– По тебе видно: ты настроена проиграть, – ответил Альф.

Он всё сидел на ручке кресла, облокотившись на спинку. Свен продолжал разговаривать по телефону. Вид у него был скучный. Он не столько говорил, сколько слушал, что говорят ему.

– Пойдем на балкон, – предложил Альф. – Это его мама звонит. Это надолго.

Они вышли на балкон, оставив дверь в комнату приоткрытой. Эва закурила, Альф тоже.

– Почему ты сказал, что я настроена проиграть? – спросила Эва. – Я просто не хочу больше посещать факультатив. Я и не обязана. Актерское мастерство – не основная дисциплина. Я танцовщица. Я записалась просто из интереса.

– Пойми, ты же классная девчонка. Все это знают, и именно это и выводит их из себя. Поэтому они решили тебе досадить. Почему ты допускаешь, чтобы у них это получилось? Объясни мне.

– Понимаешь, сначала было всё нормально, – стала рассказывать Эва, – но потом эта…

Она запнулась, подыскивая слово.

– Старая стерва, – подсказал Альф.

– Она не такая уж и старая.

– Нет, старая.

– Ты же её не знаешь! Ей сорок пять лет, и она…

– Ну, я о чем и говорю! – засмеялся Альф. – Стареющая тетка с проблемами в личной жизни. Только такие и портят жизнь молодым красивым девчонкам. Давай, рассказывай дальше.

Эва улыбнулась. Альф действовал на неё хорошо, и она почувствовала себя значительно бодрее.

– Мы ставили спектакль. Вдруг она на меня взъелась, выставила меня на всеобщее обозрение, чуть ли не пальцем в меня тыкала, какая я, мол, бездельница; вот, полюбуйтесь все. И роль я не учу, и со шведским у меня плохо, а с английским совсем беда. Но я шведским занимаюсь всего семь месяцев! И потом, вы же все меня понимаете, и студенты в колледже тоже, и я вас понимаю. Никто из вас ни разу не сказал, что я говорю как…

– У тебя всё отлично, – перебил Альф. – Я только что-то не пойму: разве у тебя роль с монологами? Типа, Офелия, Джульетта, Дездемона?

– Вот это да, – восхитилась Эва. – Ты знаешь Шекспира?

– А ты думала, что если я гонщик, то в голове у меня только шестеренки и машинное масло? – парировал Альф, смеясь. – Рассказывай дальше. Мне интересно про Джульетту.

– У меня две фразы и танец, – сказала Эва, тоже смеясь. – Это хореографический этюд на тему «Сна в летнюю ночь». Я танцую одну из фей.

– Твой шведский самое важное в этом танце, – кивнул Альф. – Без него никак. Дальше.

– С тех пор она ведет себя так, словно меня нет на репетициях. Теперь по большей части я просто сижу на стуле и смотрю, как остальные репетируют. Она ждет, когда я сама брошу ходить.

– Как её зовут?

– Миссис Уиггетс.

– Англичанка к тому же! Что она делает здесь?

– Она преподает в академии актерское мастерство.

– На шведском?

– Да. Она здесь давно живет. Она какая-то заслуженная…

– Заслуженная стерва, я понял. Надеюсь, ты не ревела из-за этой миссис Уиггетс?

С последними словами Альф слегка обнял Эву за плечи и заглянул ей в глаза.

– Нет, – ответила Эва.

Он продолжал испытующе разглядывать её лицо.

– Честное слово, – добавила Эва.

– Почему?

– Ну… – растерялась Эва и добавила: – А зачем?

Альф еще раз внимательно посмотрел на неё, затем неожиданно рассмеялся.

– Ты что? – удивилась Эва.

Он словно не слышал её вопроса, продолжал рассматривать её, а потом негромко сказал:

– Так, ничего.

Эва оглянулась в сторону комнаты. Свен всё еще сидел с телефонной трубкой возле уха, но смотрел на них с озадаченным видом. То ли он заметил действия Альфа, то ли разговор с мамой его так загрузил, понять было трудно.

– Знаешь, Лейф нам обоим предлагает перейти в кольцевые гонки, – сказал Альф.

– Да? Ничего об этом не знаю, – удивилась Эва. – Наверное, Свен просто не успел мне сказать. Он приехал, а тут я сижу, такая…

– …не в настроении, – подхватил Альф. – Ясно. В общем, как ты понимаешь, кольцо – это шикарно.

– Я понимаю, – сказала Эва.

Хотя она не особо разбиралась в видах мотоспорта, но что такое кольцевые гонки – знала, и они волновали её воображение. В них, на её взгляд, было больше кайфа, чем в мотокроссе. Это так красиво: гонки по шоссе, никакой грязи, никаких кочек – и напоминает их ночные заезды.

– Лейф сказал, что нашел для нас подходящие тачки, – продолжал рассказывать Альф. – Их еще надо пригнать из Гетеборга и наладить, но это уже мелочи. Он вообще-то и раньше говорил про кольцо. Но пока не было нормальных машин, не стоило и мечтать.

Затем он принялся рассказывать, как прошел заезд в Андерсторпе. Вскоре Свен закончил телефонный разговор и вышел к ним на балкон. Он изумленно смотрел на Эву, которая хохотала до слез над какой-то очередной историей Альфа. Альф тоже пребывал в прекрасном настроении, и как только Свен подошел, обратился к нему:

– Ну ты и горазд трепаться! Мы уже почти собрались без тебя пойти куда-нибудь.

* * *

Судя по всему, Альф часто бывал в этом клубе. Идя к барной стойке, он кивнул кому-то, сидящему в веселой компании, и все шумно отреагировали на его приветствие. Свен и Эва следовали за ним. В клубе было довольно много народу, но на входе им долго ждать не пришлось: Альф знал кого-то из охранников, и их пропустили без очереди.

Они добрались до барной стойки и устроились там. Свен собирался заказать себе что-то слабоалкогольное, но Альф сказал:

– Слушай, завязывай с этим, потому что сегодня мы пьем абсент. Эй, Сикстен, – обратился он к бармену. – Мне «джонни». Моему другу, думаю, тоже «джонни». Верно? – Последнюю фразу он адресовал Свену. Тот не возражал.

– А тебе что? – спросил Альф у Эвы и добавил: – Советую мятный.

– Ой, – сказала Эва. – Я никогда не пила абсент.

– Значит, пора попробовать! – похлопал её по плечу Альф.

Пока бармен готовил коктейли, Эва спросила у Альфа, почему их пропустили в клуб, не спрашивая возраст.

– Мне уже давно двадцать три, – ответил Альф и подмигнул ей. – Все это знают.

Эва прыснула и стала осматриваться. В клубе было уютно. Он был необычный. Эве нравилось, как всё здесь было устроено. И свет, и полутьма; и публика, и бармен; и достаточно громкая музыка, которая, тем не менее, не мешала разговору, – всё пришлось ей по душе с первого взгляда.

Они сидели, потягивали коктейли и разговаривали. Речь шла о новых планах обоих друзей и о кольцевых гонках, с которыми эти планы были связаны. В разговоре Свен и Альф часто упоминали Лейфа. Эва не была знакома с их тренером, но имела представление о нем по их рассказам.

Эву тянуло в круг света, и она не могла подавить это желание. В конце концов она сорвалась с места и отправилась туда.

Звучала какая-то замечательная музыка, ритмичная, быстрая, и мелодию вели колокольчики. Несмотря на то, что песня была незнакома Эве, она словно знала, что будет дальше, где сменится лидирующий инструмент, где вступит синтезаторное соло… У неё всё получалось, словно она уже несколько раз репетировала эту вещь.

Следующая песня была иной. Что-то быстрое, панковское и рок-н-ролльное. Неистовое.

Если бы кое-кто из преподавателей увидел Эву сейчас, вряд ли бы им это понравилось. Артисты балета так танцевать не должны. «Как можно размениваться на модные дерганья! Это даже не джаз!» – завопила бы миссис Уиггетс. Ну и хрен с ней.

Эва вертелась так, что вокруг неё образовалось пустое пространство. Те, кто был нетрезв, старались держаться от неё на известном расстоянии. Включился стробоскоп. Эва поняла, что диджей помогает ей.

После третьего танца, который пришелся на забойную диско-вещицу, Эва захотела вернуться к Свену и Альфу, чтобы немного отдохнуть. Но песня перешла в следующую, темп сохранился, а вот тональность сменилась на минорную.

Первый же аккорд проник Эве в самое сердце. Музыка лилась на неё, и была она – невероятной. Словно кто-то звал, обезумев от одиночества, и эхо отражалось от неба, такого глухого к мольбам – и кто-то отказывал в надежде, и нес отчаянье, и дарил боль, и забирал тоску, и вот уже ничего не оставалось, кроме эха. И тогда возникал свет.

Только к концу песни Эва обнаружила, что танцует. И смутилась. Её удивило, что она делала какие-то движения, не отдавая себе в этом отчета. Композиция закончилась, и Эва пошла обратно к стойке бара. За её спиной раздались аплодисменты, она обернулась и по лицам присутствующих поняла, что им понравилось. Были возгласы одобрения и требования продолжать.

Эва вернулась к своим. Альф смотрел на неё, не скрывая восхищения. Свен что-то сказал, и она кивнула в ответ, хотя вряд ли поняла. Она была слишком взволнована.

– Тебе действительно пора бросать дурацкие факультативы, – заявил Альф. – Ты классно танцуешь, и этого более чем достаточно!

– Пожалуй, я похожу на факультатив еще какое-то время, – ответила Эва. – Из принципа.

– Свен, ты не возражаешь, если я её поцелую? – воскликнул Альф. – Я в неё просто влюбился!

– Что ж, давай, – с некоторым колебанием сказал Свен.

Альф немедленно воспользовался данным ему разрешением. Эва очутилась в его объятиях и замерла, слившись с ним в отнюдь не братском поцелуе – и вынуждена была ухватиться за стойку, когда поцелуй закончился. Голова у неё закружилась.

– Ну, знаешь!.. – тем временем сказал Свен, обращаясь к Альфу.

– Привыкай, – невозмутимо ответил Альф, отпивая глоток коктейля. – Она будет звездой, и желающих целоваться с ней налетит целая толпа.

– Думаешь? – спросила Эва.

– Да, – ответил Альф. – Совсем как я сейчас.

Вечер продолжался своим чередом. Эва иногда оглядывалась в сторону того места, где она танцевала, и пыталась вообразить, как её спонтанный танец смотрелся со стороны. Сейчас звучало попурри из инструментальных композиций в среднем темпе. Свет в зале стал менее ярким.

Эва увидела, что к их компании приближается какой-то парень, и прежде, чем он подошел, поняла, что это и есть диск-жокей.

Он становился возле них и заказал коктейль. Его напиток был готов за считанные секунды. Взяв бокал, диск-жокей повернулся к ним и спросил весьма любезно:

– Ничего, если я вклинюсь в вашу беседу?

– Что за вопрос! – воскликнул Альф. – Я вообще не понимаю, почему ты раньше не подошел. Старина, я же знаю тебя как облупленного, и твою лавочку тоже. Готов биться об заклад, что Эва тебя удивила. Такого ты здесь не видел!

Он тут же всех перезнакомил. Парня звали Ульфом.

– Я, собственно, пришел переговорить с тобой кое о чем, – обратился Ульф к Эве. – Ты с кем сейчас работаешь?

– Ни с кем. Я учусь, – сказала Эва. – А что?

– У меня есть друзья-музыканты, они играют электронную музыку и скоро собираются снимать видеоклип. Я подумал, что вы можете быть друг другу интересны.

– Что я должна делать? – спросила Эва.

– Сверкать заместо стробоскопа, ясное дело, – встрял Альф прежде, чем Ульф успел ответить.

– Что за работа? – повторила вопрос Эва.

– Танцевать, как ты сегодня делала, – сказал Ульф. – У тебя хорошо получается импровизировать. Если вы друг другу понравитесь, может быть, они пригласят тебя в свою программу.

– Я здесь по студенческой визе, и мне в мае нужно будет вернуться домой, – сказала Эва. – Вряд ли я могу наниматься в программу. А съемки – пожалуй. Когда они планируются?

– Скоро. Шла речь об апреле. Приходи завтра, мои друзья будут здесь. Договоритесь обо всём.

– Скажи, а последняя вещь… что это было? – спросила Эва. – И вообще, как мой танец смотрелся? Дело в том, что я совершенно отключилась. Мне казалось, что я всего лишь стою и слушаю музыку…

– Нормально смотрелось, – успокоил её Альф.

– Это музыка той самой группы, о которой я говорю, – ответил Ульф. – Сингл вышел два дня назад. Я его сегодня впервые крутил, так что ты устроила своеобразную премьеру.

В этот момент начал играть последний куплет, и Ульф сорвался с места. Через мгновение он был уже за своим пультом, поменял в нужный момент пластинку, после чего направился обратно к ним. За это время Альф успел сообщить Эве, что она должна непременно соглашаться, потому что Ульф – классный парень, его друзья тоже, и что с её участием всё станет настолько классно, что она и вообразить себе не может. А виза – фигня, её можно продлить и остаться здесь. У группы контракт с лейблом, и это значит, что за участие в съемках ей заплатят. И, конечно же, нужно соглашаться на участие в турне. Эва не смогла сдержать улыбки: Альф говорил так, словно это он решал и за лейбл, и за группу, и вообще за всех на свете.

– Сейчас будет звучать еще одна песня моих друзей, – сказал Ульф, вновь присоединяясь к их компании. – Так что ты скажешь насчет съемок?

– Неужели ты думаешь, что мне такое каждый день предлагают? – спросила Эва. – Конечно, я очень рада. Спасибо.

* * *

Эва и Свен вернулись домой в четверть второго ночи. Эва словно не замечала усталости: приятное возбуждение прошедшего вечера не покидало её.

Свен наблюдал, как она носится по квартире, собирая в сумку свои балетки, гетры, купальник и две футболки, то есть вещи, которые ей понадобятся завтра на занятиях, и рассказывает ему, как она со школьными друзьями в прошлом году ездила в Чехию. Он радовался произошедшей в ней перемене. Всего несколько часов назад она была такой подавленной… Он понимал, что заслуга принадлежит целиком Альфу, и был ему очень благодарен. Ему только сделалось немного грустно при мысли о том, что он не смог помочь Эве своими силами. Не станет ли она по этой причине относиться к нему иначе, чем раньше?

Когда он сегодня наблюдал за реакцией Эвы на Альфа – и дома, и в баре – то почувствовал себя не в своей тарелке. Нет, не ревность – повода вроде не было. «А может, был?» – спросил Свен себя сейчас. Черт возьми, на самом деле повод был, потому что сегодня в клубе Альф переступил границы дружеского ухаживания. Свен только потому спустил ему это с рук, что при всем при том, что Альф был плейбоем, он всё же никогда не пытался всерьез подбивать клинья к девушкам своих друзей. Все в тусовке это знали и совершенно не беспокоились. Однако сегодня латинская кровь Альфа, судя по всему, разыгралась не на шутку, и Свен решил, что нужно будет обязательно поговорить с ним на тему того, что произошло.

Эва, конечно же, была застигнута поцелуем Альфа врасплох. Но Свену было также понятно, что поцелуй произвел на неё впечатление. «Нет, это ерунда, – сказал он себе сейчас. – Не может быть. Она его не любит. Она сама не ожидала того, что он сделал».

Страх потерять Эву – это было то, с чем Свен столкнулся уже на вторые сутки после знакомства с ней и до сих пор не научился справляться. Помимо своей воли он представил сейчас, что они с Эвой могут расстаться навсегда, что он может стать ей ненужным, чужим. Это было больно.

Эва, внезапно замолчав посреди своего рассказа про чешские приключения, подошла, села к Свену на колени, прижалась к его груди и сказала:

– Я так не хочу уезжать отсюда…

– Я тоже не хочу, чтобы ты уезжала.

– Но мне в мае придется. Мне нужно еще год учиться дома, закончить курс.

– Я приеду к тебе летом, – сказал Свен. – И мы что-нибудь придумаем.

– Хорошо бы.

Они стали целоваться, а потом Свен спросил:

– Тебе нравится Альф?

– Странный вопрос, – сказала Эва. – Особенно сейчас.

– Всё же ответь.

– Конечно, он мне нравится. Он твой друг.

– Я не об этом.

– Ты хочешь спросить, стала бы я с ним спать?

– Да.

– Не стала бы. У меня есть ты.

Глава 6. Пикник

В середине апреля у Альфа был день рожденья. По этому поводу в выходные был устроен пикник, на который отправились всей компанией – разумеется, на байках. Доехали до кемпинга, где останавливались и раньше, и стали устраиваться, собираясь провести здесь вечер, ночь и часть следующего дня. Алкоголь с собой взяли с запасом. Речь о том, чтобы сегодня не пить, разумеется, не шла.

Погода была теплая, как на заказ. На небе не было ни облачка. Деревья уже покрылись листвой. Что касается именинника, то он бурлил энергией и позитивом и заряжал этим всех вокруг. Он абсолютно всем девчонкам делал комплименты и лез целоваться, к некоторым по два или три раза, пользуясь тем, что его поздравляли, дарили ему подарки и так далее. Эву он чмокнул в щеку.

Вскоре начало смеркаться. Развели костер и расположились возле него. Компания была большая, так как Альф пригласил байкеров из дружественной тусовки. Кто-то взял с собой фотоаппарат и снимал всех присутствующих. Обсуждались планы на лето. Хокан предложил всем махнуть в Европу. Одна из девушек, которая бывала с родителями в Эстонии у родственников, заговорила про Прибалтику. Возник спор, как лучше ехать: через Польшу или через Финляндию. Стуре высказался за то, чтобы ехать через Калининград и Куршскую косу. Спор стал еще жарче, так как половина присутствующих не знала, что по косе проходит пограничная зона. Обсуждали, могут ли возникнуть проблемы с визами. Свен принимал в споре активное участие, так как имел кое-какое представление о том районе (в основном, правда, по рассказам Эвы).

Эва сперва сидела вместе со всеми, потом пошла пройтись, а когда вернулась, то уселась на бревне чуть поодаль от компании, наслаждаясь вечером. К ней подошел Альф и сел рядом. Он закурил и сказал:

– Мы хотим съездить на Эланд, Свен и я, недели через две. Поедешь с нами?

– Поеду, конечно. А в какой день?

– На выходные. Будет один уикэнд без тренировок.

– А ты кого возьмешь с собой?

– Кандидатур хватает.

– Здорово, – сказала Эва, представив себе, как они мчатся по трассе. – Давно мечтаю, чтобы мы поехали куда-нибудь подальше. Нет, я не имею в виду, что Стокгольм мне надоел…

– С чего бы Стокгольму надоесть тебе, – заметил Альф. – Особенно ночному.

– Мы со Свеном в последнее время стали реже кататься, – сказала Эва.

– Не буду предлагать тебе свое общество и тачку, ты всё равно откажешься, – сказал Альф, искоса глядя на нее. – Но вот его я понять не могу. С его стороны это большая ошибка.

– Скажи ему, – предложила Эва.

– А толку? Он слушается тренера, не то что я. А тренер говорит, что ночные тусовки давно должны остаться в прошлом – если, конечно, мы хотим чего-то добиться в спорте.

Эва вздохнула.

– Я понимаю тебя, – продолжал Альф. – Очень хорошо понимаю. Умей ты водить тачку, ты могла бы ездить сама куда пожелаешь.

– Ты думаешь, у меня получится?

– Да. Тебе надо непременно попробовать, потому что у тебя тот же кайф, что и у меня, – сказал Альф. – Тебе нравится скорость, ночь и свобода. Тебе больше ничего не надо. Почти как мне. А Свену важно победить. Он готов многим пожертвовать, чтобы добиться победы.

– Ну почему же… Мне еще много чего надо, – возразила Эва, пропустив фразу про Свена мимо ушей: ведь к ней самой слово «пожертвовать» никак не могло относиться.

– Да-да, конечно, – согласился Альф. – Но я говорю о том, что по духу ты – прирожденный рокер.

Эве приятно было это слышать, тем более от него, но она кокетливо возразила:

– А мне казалось, что я – прирожденная танцовщица.

– Одно другому не мешает.

– До первой аварии.

– А между прочим, в аварии чаще страдает пассажир, а не водитель.

– Ты пугаешь меня, – притворно забеспокоилась Эва. – Мне как-то иначе это представлялось.

– Со Свеном тебе ничего не грозит, – сказал Альф серьезно. – Он очень хорошо водит. Но речь не об этом. Тебе самой разве не хочется научиться водить байк?

– Не знаю. Я не думала об этом.

– Хочешь попробовать?

– Прямо сейчас? – удивилась Эва.

– Почему бы нет?

– Ну, давай, – неуверенно ответила она.

– Не так, – сказал Альф. – Соберись с мыслями.

Эва помолчала минуту и сказала:

– Да, хочу.

– Тогда пошли.

Альф выкатил свой мотоцикл на шоссе, неподалеку от которого их тусовка расположилась для пикника. Их уход из общей компании пока не привлек ничьего внимания, так как спор про Прибалтику всё еще продолжался.

– На велосипеде ездить умеешь? – спросил Альф по дороге.

– Еще бы! Я гоняла на велике с мальчишками в детстве, пока мы в Польшу не переехали.

– С мальчишками гоняла?

– У меня было много друзей среди мальчиков, – объяснила Эва. – Мы очень хорошо ладили.

– А где гоняли?

– Да везде. По городу. По шоссе. По кочкам. По траве. По песку. Я нормально каталась.

– Значит, ты уже почти всё умеешь. Дело за малым.

Альф объяснил Эве, как трогаться с места и как тормозить.

– Остальное сама знаешь, – сказал он. – Пока давай на первой передаче, на вторую не переходи.

Пару раз подряд Эва слишком быстро отпускала сцепление, и двигатель глох. Потом у неё получилось, и она медленно поехала по шоссе. Машин не было.

Ей так понравилось, что когда наступил момент для разворота, она сделала это с величайшим сожалением, чудом не угодив при этом в кювет, но сумела удержать байк и вырулить на шоссе. Она вернулась на то место, где ждал Альф, наблюдавший за её маневрами.

– Поздравляю, – сказал он, когда Эва затормозила около него. – Давай-ка еще, если не устала.

То, чем они занимались, в конце концов привлекли внимание остальных байкеров, в том числе и Свена. Раздались одобрительные возгласы.

Они вернулись к костру.

* * *

Эва не забыла того ощущения, которое испытала за рулем. Машина подчинялась ей. В этом было что-то удивительное, что давало ей уверенность в себе, даже несмотря на то, что она проехалась всего несколько раз и очень медленно.

Альф больше не возобновлял попыток продолжить обучение. Они со Свеном все выходные теперь проводили на тренировках. Впрочем, и у Эвы свободного времени было меньше, чем раньше: она ходила на встречи с музыкантами группы, в съемках клипа которой её пригласили принять участие; кроме того, в колледже ей нужно было сдать несколько зачетов, и она к ним готовилась.

Самым интересным для неё, конечно же, были встречи с музыкантами и Ульфом, который их между собой познакомил. Фронтмена звали Руне, он писал музыку и слова. Звукозаписывающий лейбл возлагал на группу Руне большие надежды. Это был их второй альбом, причем он сильно отличался от предыдущего: часть треков была построена на битах и «амбиентных» звуках, в то время как их первый альбом был в стиле «синти-поп».

Эве еще только предстояло изучить, что такое «эмбиент» и новые электронные жанры, рождающиеся в Великобритании и США. В смысле музыки она была всеядна – да и как иначе, если собираешься делать карьеру танцовщицы. Ульф предложил ей приходить к нему время от времени, брать диски и записи, чтобы максимально быстро освоить новые стили. Разумеется, она с радостью согласилась. Диски Эве слушать было не на чем, поэтому она их не брала, зато на деньги, присланные родителями, приобрела портативный плеер с наушниками, потому что старый, который был у неё еще со школы, сломался.

Обсудив с Руне и его товарищами концепцию клипа, Эва стала придумывать свой танец, слушала музыку, думала о костюме. Это была именно та жизнь, ради которой она сюда приехала. Клип потом будут крутить по телевизору. Это будет началом её восхождения к славе. Так она думала, но стучала по деревяшке, чтобы не сглазить.

Глава 7. Поездка на Эланд

Они подъехали к мосту через пролив, когда сумерки уже надвигались. Мост, длинный и узкий, казался каким-то нереальным, он уходил вдаль. Опоры казались такими тонкими, словно могли согнуться под порывами ветра.

Фонари, освещавшие полотно моста, уже зажглись, и их свет казался розовато-фиолетовым под небом, покрытым облаками.

Примерно на середине моста Эва оглянулась и увидела, что облака раздвинулись, и прощальный луч солнца упал на море. Всё словно ожило на миг и сделалось фантастически красивым – берег, оставленный далеко позади, и полотно моста, и море, окружавшее их, несущихся на восток. Луч света скользнул по воде, облака вновь сомкнулись, и всё погрузилось в темноту. Они мчались навстречу ночи, и ветер бил им в лицо, и что-то ждало их впереди. Они приближались к этому с каждой секундой.

Эва вдруг отчетливо осознала, что под ними – пропасть, а впереди – неизвестность. Ей стало жутко, и показалось, что она оставляет что-то навсегда. И это удивило её. Потому что на следующий день они должны были вернуться на континент, а для этого надо было всего лишь опять пересечь пролив, только в обратном направлении. Но почему-то ей показалось, что вернуться нельзя, даже проделав обратный путь по тому же мосту, даже при свете дня, даже…

Они въехали в Ферьестаден, когда тьма спустилась на море. Здесь у Альфа жил знакомый, у которого можно было переночевать: его родители уехали на уикэнд в Мальмё.

Они довольно быстро добрались до нужного места и остановились. Альф оставил Свена, Эву и свою подругу, которую звали Стина, у тротуара и отправился в дом.

Ему открыли, и на пороге появился какой-то парень. Между ним и Альфом завязался негромкий разговор, и пока он продолжался, ни Свен, ни Эва, ни Стина не проронили ни слова. Эва всё еще находилась во власти переживаний, испытанных во время поездки по мосту.

Через некоторое время Альф вернулся, а парень исчез в доме. Альф выглядел озадаченным.

– Все о’кей? – спросил Свен.

– Не совсем. Только одна комната свободна. Его предки уехали, как и собирались, но на всякий случай заперли свою спальню.

Альф усмехнулся и прибавил:

– Не хотят застать там бардака по приезде. А он не может найти ключ. Наверное, с собой увезли. Но гостиная в полном нашем распоряжении.

Из этого следовало, что кому-то из них – а именно Свену и Эве – нужно было ехать ночевать в гостиницу. Они были готовы к такому повороту событий, поскольку взяли с собой нужную сумму на всякий случай. Свен стал договариваться с Альфом насчет встречи на следующий день, как вдруг Альф спросил:

– А что, нам так уж непременно требуются отдельные комнаты?

Встретив удивленный взгляд Свена, он добавил:

– Мы могли бы нормально устроиться все вчетвером в гостиной. Там достаточно широкий диван, и вообще…

Эва непонимающе уставилась на Альфа, в то время как Свен спросил:

– Ты в своем уме?

– А что? Если, конечно, дамы не возражают.

Эва взглянула на Стину. Та явно не возражала. Даже в неверном свете уличного фонаря Эва разглядела, что на лице спутницы Альфа написан живейший интерес, чтобы не сказать ажиотаж. Эве стало не по себе, когда она увидела, какими глазами Стина смотрит на Свена. Он, похоже, тоже это заметил.

– Ничего не выйдет, – сказала Эва спокойно. – Дело в том, что я крайне стеснительна.

Альф пожал плечами и возобновил со Свеном переговоры о планах на завтра. Стина со скучающим видом принялась рассматривать пустую улицу. Эва прислушалась к себе и обнаружила, что кровь у неё буквально кипит от ярости.

Альф вдруг резко оборвал фразу и отвел Свена на несколько шагов в сторону.

– Стина от тебя без ума, – сказал он негромко. – Она мечтала, что ты ей уделишь внимание.

– Ну ты включи мозги-то, – ответил Свен. – И вообще, как она думала это устроить?

– Она подождала бы, пока Эва заснет.

– А ты куда бы делся?

– Ерунда, мне вы не помешали бы, – сказал Альф. – Даже интересно.

– Ну ты даешь.

Пока они вели переговоры, Стина, не глядя ни на кого, сказала наигранно безразличным тоном:

– Зря. Могли бы классно развлечься. И на гостиницу вам не пришлось бы тратиться.

Эва не удостоила её ответом, сделав вид, что не слышит. Она сжала пальцы в кулак, вонзив ногти в ладонь, лишь бы не дать сорваться с языка резкой реплике на тему пресловутой шведской семьи и всего такого прочего.

Наконец они расстались. Эва заняла свое место позади Свена, и они уехали.

Добравшись до недорогой гостиницы, они сняли номер на одну ночь. Завтра спозаранку у них был план поехать в Боргхольм, осмотреть руины замка, а потом, на обратном пути, посетить замок в Кальмаре.

Эва, побывав в душевой, нежилась в постели. Свен собирался к ней присоединиться.

– Странный всё-таки тип твой Альф, – сказала Эва. – Что, у вас это в порядке вещей?

– Я сам был удивлен, – ответил Свен, садясь на край кровати.

Он больше ничего не прибавил, но Эва пришла к выводу, что он о чем-то думает, но желает это скрыть.

– А между прочим, – сказала она, – я заметила, что Стина смотрела на тебя очень, знаешь…

– Как?

– Ей эта идея улыбалась, – пояснила Эва. – Провести с тобой ночь или часть ночи.

– Вот же облом для неё. И всё из-за тебя.

– А ты сам? – продолжала допытываться Эва. – Ты-то не возражал бы?

– Во-первых, я возражал.

– Она не в твоем вкусе?

– Мне бы не понравилось, если бы ты спала с Альфом, – решительно сказал Свен. – Даже если просто в одной комнате.

– Вот как? – удивилась Эва. – Ты кому из нас не доверяешь – мне или ему?

– Тебе я доверяю.

– Значит, ты не доверяешь своему другу?

– Я доверяю ему во всех вопросах, кроме этого.

– Но у тебя повода нет, – не унималась Эва, внезапно придя в очень игривое настроение. – Вот если бы мы сейчас были там, то…

– Прекрати, – сказал Свен.

– Почему «прекрати»?

– Потому что прекрати.

– Нет, ну почему «прекрати»?

– Что ты завелась?

– Завелась? – переспросила Эва, села в постели и стала серьезной. – Я не завелась. Просто Альф меня ошарашил идеей провести ночь всем вместе. Он что-то тебе говорил в сторонке, и мне ужасно неудобно, но я вынуждена спросить, что это было и что ты ему ответил. Мне дико хочется это знать.

– Я уже забыл.

– Знаешь что? Можешь ехать обратно к ним, – заявила Эва. – Наверное, они тебя ждут. То есть она.

– Успеется, – сказал Свен, взял её за плечи и придал ей горизонтальное положение.

– Ах вот как, «успеется»! – возмутилась Эва и принялась отпихивать его от себя.

Но это уже было не серьезно.

* * *

Они сидели возле крепостной стены. Обойдя все закоулки замка, сделав фотографии, побывав в музее, даже забредя в какой-то подвал и потерявшись там – иными словами, выполнив всю туристическую программу – им было приятно выйти на солнечный свет и немного отдохнуть.

Солнце светило ласково, трава зеленела, приглашая улечься на неё. Альф так и сделал. Стина села рядом, сорвала травинку и стала её жевать со скучающим видом. Чуть погодя она спросила:

– Почему ты такой загорелый?

– М-м-м? Я?

– Да, ты!

Стина пощекотала ему щеку травинкой, и он открыл глаза.

– Моя мама родом из Аргентины, – ответил Альф и опять закрыл глаза.

– О! – воскликнула Стина. – Так вот почему ты такой темпераментный!

– Я?

– Да, ты!

– Вероятно. Дай полежать спокойно.

Эва, услышав его ответ (они со Свеном сидели немного поодаль), не выдержала и прыснула. Стина её бесила. Она всё время несла чушь, демонстрировала, что Альф – её парень (словно это было кому-то неочевидно), намекала, что они провели незабываемую ночь. «Это первая такая подруга у него, – подумала Эва. – Остальные умели себя вести. Интересно, почему он не взял с собой Ирму?»

Новая подруга Альфа не понравилась Эве сразу, как только она увидела её вчера утром: Альф со Стиной заехали за ними, чтобы отправиться в поездку, и Эве сделалось некомфортно при виде этой девушки. Крашеная завитая блондинка, высокая, длинноногая, в черно-красной кожаной куртке и обтягивающих кожаных брюках. У неё была походка фотомодели. Она и оказалась фотомоделью; интеллект у неё был соответствующим, но никто и не ожидал, что она начнет цитировать Стриндберга или, на худой конец, кого-нибудь из современных авторов. А вот манеры могли бы быть и получше. Эва считала, что было бы просто бесценно, если бы Стина умела молчать хотя бы пять минут кряду, по крайней мере пока они осматривали музей замка. Голос у неё был высокий и не очень приятный на слух.

– Пойду куплю себе банку колы, – прощебетала Стина, вставая. – Вам что-нибудь взять?

– Если не трудно, две бутылки минералки, – попросил Свен.

Когда она ушла, Альф открыл глаза, сел, достал сигарету и закурил.

– Было бы клево приехать сюда, а тут – оба-на! – играет Джон Кэй, – сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно.

Эва поняла, что он имеет в виду гитариста и фронтмена группы «Steppenwolf».

– Разве он еще выступает? – спросила она.

– Да. Мне их новый материал так, не очень. Но ради того, чтобы послушать живьем «Born to Be Wild», я бы не поленился сюда сгонять еще разок. А ты?

– Наверное, было бы здорово.

Альф воодушевился и стал размышлять вслух, кого еще из старых рок-групп он хотел бы увидеть и услышать на сцене замка Боргхольм. Некоторые из этих групп продолжали выступать. Время от времени они наведывались в Стокгольм с концертами, о чем ему напомнил Свен.

– Нет, это не то, – возразил Альф. – Вот сюда бы приехать всей бандой и послушать классную музыку! А по дороге чудить, как в фильме. И не думать о том, что нужно возвращаться.

Он начал пересказывать одну из своих любимых сцен из «Беспечного ездока». Собственно, все дорожные сцены, а также сцена у костра с Джеком Николсоном у него были любимыми, но в данном случае он говорил о самом начале фильма: Уайатт «Капитан Америка» снимает с запястья и бросает на землю часы, прежде чем тронуться в путь на своем «харлее».

Альф спросил у Эвы, знает ли она, какую реку герои фильма пересекают по мосту в одном из первых эпизодов.

– Нет, я не обратила внимания. Я даже не помню, что была река.

– Это же Рио Колорадо!

– Рио Колорадо?

– Ну, рио – это река!

Вернулась Стина с откупоренной банкой кока-колы, отдала бутылки с минералкой Свену и сходу заявила:

– Давайте пойдем куда-нибудь поесть! Я просто умираю с голоду.

– А ты бы где хотела побывать? – спросил Альф у Эвы, не обращая внимания на реплику своей подруги.

– Везде.

– О, вот это по-нашему, – одобрил Альф. – А первым делом куда бы махнула?

– Ну, не знаю… В Ирландию.

– Почему именно в Ирландию?

– Не знаю, – повторила Эва. – Там красиво.

– Тогда заметано. Поедем в Ирландию, – сказал Альф и подмигнул Эве. Затем он спросил у Свена: – Что скажешь? Сгоняем как-нибудь?

– Это сколько виз-то понадобится?! – воскликнул тот, подойдя к затее с практической точки зрения.

– Куча, – согласился Альф. – Немецкая виза, и дальше по маршруту. Вот что: для начала я предлагаю съездить летом в Копенгаген, а там посмотрим, как карта ляжет. Один знакомый парень – он собирался в Лондон, но по дороге завис в Дании и живет там уже несколько лет – так вот, есть идея его проведать. Мы всё равно собираемся в июне на рок-фестиваль в Блекинге.

– Вряд ли я смогу попасть в Копенгаген, – сказала Эва, помрачнев.

– Почему? – спросил Альф.

– Как почему? Мне-то ведь датская виза нужна, в отличие от вас. И я в июне уже буду дома, в Польше. На рок-фестиваль у меня не получится.

– Давайте пойдем в ресторан, – повторила Стина нетерпеливо.

– Ты летом будешь в Польше? – переспросил Альф Эву. – Без вариантов?

– Мне придется вернуться домой.

– Ну-у, – протянул он. – Это зря.

Альф поднялся с земли, и они отправились на стоянку, где оставили байки.

В ресторане, который находился в городке в двух километрах отсюда, на морском берегу, они заказали рыбные блюда, которыми славилось заведение. Эва ела мало. Несмотря на то, что у неё не было проблем с лишним весом, она уже давно, еще со школы, соблюдала диету, приучая себя не расслабляться в плане яств. Альф со Свеном заспорили на тему мотоциклов и какого-то американского байк-шоу, о котором имели противоречивые сведения. Стина скучала и временами пыталась вставить в их разговор ремарку. Эва листала путеводитель, потом ушла на пирс. Там она стояла и думала о том, что, действительно, уже совсем скоро ей нужно будет собираться домой. Осталось меньше трех недель.

Когда она вернулась к столу, то обнаружила, что за время её отсутствия кое-что произошло: Альф и Стина умудрились поцапаться, причем, похоже, сильно; в данный момент они собирались мириться, а Свен уставился на них с таким видом, словно вообще не понял, в чем проблема. Стина, надо сказать, на него больше нежных взглядов не бросала; а на Альфа бросала такие, словно это у неё, а не у него были предки из Латинской Америки. «Надо же, какие африканские страсти, – подумала Эва озадаченно. – Словно мы и не в Швеции вовсе».

Кончилось тем, что Альф со Стиной всё-таки помирились и решили остаться в Боргхольме до завтрашнего утра. Эве едва удалось скрыть, как она рада, что обратная дорога в Стокгольм предстоит им со Свеном без общества этой девицы. Она не стала интересоваться у Свена, что произошло, тем более что инцидент, в чем бы он ни заключался, был исчерпан.

Эва очень удивилась бы, если бы узнала, что невольной причиной ссоры была её собственная персона: после того, как она ушла на пирс, Альф предложил Свену подумать над тем, что раз Эва летом будет в Варшаве, то не махнуть ли им к ней, не взять ли её с собой и не поехать ли всем вместе в Германию или еще куда-нибудь. Почему-то эта идея вызвала у его подруги-фотомодели возмущение, и между ней и Альфом произошел бурный обмен репликами, из которых сама мягкая со стороны Стины была «я только и слышу: Эва да Эва! Ты просто втюрился, вот и всё!» – на что Альф с присущей ему прямотой предложил ей пойти ко всем чертям.

Глава 8. Иллюзия счастья

Зал был полон народу.

Началась музыка.

Эва появилась в дверях, и луч прожектора тут же выхватил её из толпы. В её сторону обернулись. Она, ускоряя шаги в такт с музыкой, прошла через зал и поднялась на предназначенное для нее место на сцене.

– Снято, – скомандовал режиссер.

Это был второй дубль. Проход Эвы через зал снимали несколько раз. Свен приехал на съемки с опозданием и стоял в толпе зрителей, любуясь на Эву. Она была в обтягивающем костюме, выгодно подчеркивающем её фигуру. Кто-то из парней, находящихся рядом со Свеном, восхищенно сказал, обращаясь к другому зрителю: «Классная телка! Вот бы познакомиться».

– Забудь думать об этом, – бросил ему Свен.

– А чё так?

– Ничё. Забудь, и всё, – отрезал Свен и стал опять смотреть на сцену.

Сейчас Эва ждала, когда дадут команду снимать дальше. К ней подошла какая-то девушка и стала поправлять ей грим.

Песня, на которую снимался клип, называлась «Illusion of Love» – «Иллюзия любви». Съемка проводилась на открытом воздухе, в летнем театре, который частично декорировали в стиле «диско». На заднике сцены мерцали бегущие огни. Было достаточно прохладно. Кто-то из персонала набросил Эве куртку на плечи. Потом к ней подошел режиссер и что-то сказал, а она выслушала и кивнула.

– Все на свои места, – скомандовал режиссер. – Внимание. Мотор!

Начали снимать танец – тоже отрывками, куплет отдельно, припев отдельно. Останавливали музыку, чтобы сделать новый дубль. Свену было досадно, что они всякий раз не дают Эве исполнить свой номер до конца. Она так классно танцует!

Когда наступила очередная пауза в съемке, один из зрителей, слегка навеселе, что было ясно по его движениям, попытался взобраться на сцену. Эва даже не взглянула на него, спокойно ожидая начала нового дубля. Она стояла и смотрела куда-то вдаль, а тем временем какой-то парень метнулся к сцене с той стороны, где находился осветитель со всей своей техникой, и быстро втолковал возмутителю спокойствия всю безнадежность дальнейших попыток. Зритель внял его речам и отошел от сцены. Парень примостился неподалеку и стал делать жесты кому-то в зале. Свен подумал, что это кто-то из друзей участников группы, взявший на себя обязанности телохранителя.

После нового дубля Эва в сопровождении этого парня проследовала куда-то и вышла вновь лишь через двадцать минут. Она переоделась. Теперь на ней был индийский национальный костюм. Какое отношение это имело к диско, было непонятно, однако публика отреагировала восторженно.

Новый танец Эва исполняла с фронтменом группы. Эта часть приходилась на инструментальный проигрыш. Как только они начали, стало ясно, почему потребовался индийский костюм: в проигрыше вступала восточная мелодия. Ритм оставался прежним, но аранжировка радикально менялась.

Режиссер дал команду «снято», и партнер Эвы заключил её в объятия. Они выглядели очень довольными друг другом.

Все стали расходиться. Эва ушла переодеваться. Массовка и поклонники группы по большей части оставались в зале. Осветитель погасил прожекторы и начал отсоединять кабели.

Ожидая, пока Эва появится, Свен вышел из летнего театра и, остановившись в нескольких шагах от дверей, закурил. Он решил, что сегодня вечером непременно попробует расспросить Эву насчет её партнера по танцу. Вообще ему было немного не по себе от того, что она так ни разу и не посмотрела в ту сторону зала, где он находился. Почему-то он думал, что она должна была его видеть или хотя бы ждать, что увидит.

В зале захлопали, и раздались приветственные крики. Свен обернулся. Люди аплодировали Эве, которая только что вышла из гримерки и шла через сцену. Она улыбалась им и прижимала руки к сердцу. Не доходя до выхода из зала, она остановилась, её окружили зрители и стали ей что-то говорить.

Свен принял решение. Он метнулся к своему байку, благо он стоял недалеко, завел его, развернулся и повел байк ко входу в зал на хорошей скорости. С его дороги шарахались. Он подъехал к ступеням под чьи-то возгласы и остановился. Вот теперь Эва увидела его – она уже шла к выходу из зала – и стала махать ему рукой. Она подбежала к нему и забралась на сиденье позади него. Сделав вираж, они понеслись по улице.

– Ух, это было классно! – крикнула Эва и счастливо засмеялась.

Свен остановил мотоцикл на набережной.

– Пошли погуляем, – предложил он.

Эва была легко одета, и Свен, сняв с себя куртку, накинул её Эве на плечи.

– Ты чудесный, – сказала Эва, глядя на него.

Она сейчас была выше ростом, чем обычно.

– Как ты танцуешь на таких каблуках? – спросил Свен.

Эва пропустила его вопрос мимо ушей и стала восторженно говорить о том, как было бы здорово, если бы он ворвался на тачке в зал и все шарахнулись в сторону, уступая дорогу. Жаль, что режиссеру не пришло в голову снять такой трюк для клипа.

Они медленно шли вдоль воды. Свен слушал счастливый голос Эвы и сам был счастлив.

Вдруг Эва остановилась и произнесла:

– Мне не верится, что всё это на самом деле происходит со мной. Я сплю, да? Скажи мне честно.

Свен подхватил Эву на руки.

– Честно? – переспросил он. – Я не знаю.

Потом они стояли, облокотившись на парапет, и смотрели на воду.

– Что же с нами дальше будет, – задумчиво проговорила Эва. – Да и нужно ли что-то лучше?

Она посмотрела на Свена. В её серых глазах была грусть. Когда он видел это, то ему самому делалось грустно и беспокойно. За последний месяц так было два или три раза, а в начале знакомства он ничего такого не замечал. Свену в таких случаях хотелось чем-нибудь развеселить Эву, но он терялся и не сразу мог придумать, как это сделать. Тогда он начинал завидовать Альфу, у которого всегда имелся в запасе какой-нибудь анекдот или увлекательная история.

– Почему ты загрустила? – спросил Свен. – Что-то не так?

– Мне хорошо. И почему-то хочется умереть.

– Умереть? Почему?!

– Не знаю… Это же хорошо – умереть, когда всё вокруг тебя исполнено любви и красоты. И не увидеть, как это начнет исчезать.

Свен понял, что ей сейчас привиделось. Он хотел сказать, что любит её и они всегда будут вместе. Но эти слова были слишком серьезными, чтобы говорить их здесь, на улице. Он решил, что скажет их Эве потом. Не потому, что не решил еще. Как раз наоборот: он уже всё решил. Просто хотел сделать это так, как считал правильным.

Глава 9. Мотоблюз

Во второй уикэнд мая Свен с Альфом уехали на соревнования в Манторп. Эва потихоньку собирала вещи. Срок её пребывания в Швеции по студенческому обмену через неделю заканчивался. Возвращаться в Варшаву не хотелось, но других вариантов не было. Год придется провести в Польше и закончить последний курс академии. Но следующим летом она обязательно вернется в Швецию. Так они решили со Свеном. А до того он будет к ней приезжать. Он сказал, что будет. Однако всё равно на душе у Эвы было тоскливо.

Вечером, когда она не знала, куда деваться от уныния, и подумывала о том, чтобы лечь спать пораньше, её позвали к телефону.

Звонил Альф. Эва ему страшно обрадовалась.

– Ты откуда?

– Из дома, – сказал он. – Видишь ли, в контрольном заезде я показал вялое время, да еще и руку повредил на тренировке.

– Мне жаль, – искренне посочувствовала Эва.

Альф сообщил ей, что пока ехал домой, то был зол как собака, но теперь это прошло.

– А ты что делаешь? – спросил он.

– Вещи собирала, – ответила Эва.

– Тебе когда уезжать?

– В пятницу.

– Давай куда-нибудь сходим, – предложил Альф. – Или вот что: как насчет того, чтобы ты еще разок перед отъездом поучилась водить тачку?

– Даже не знаю.

– Мой байк на ходу и к твоим услугам, – продолжал Альф. – Я могу заехать за тобой через час.

– А как же твоя рука? – спросила Эва.

– Да ерунда. Рука не отвалится от нескольких ласковых нажатий на сцепление.

– Тогда заезжай.

Они встретились возле общежития. Альф привез Эве шлем, весь разукрашенный какими-то наклейками. Это был не тот, что он предоставлял обычно своим спутницам. Этот был совсем новый, темно-серого, стального цвета, с серебристой стрелой, шедшей от затылка до лба. Он понравился Эве.

Они катались по улице, пока совсем не стемнело. Потом Альф предложил прокатиться с ветерком, и Эва согласилась. Теперь она сидела позади него.

Они промчались по ночному городу. Несмотря на травмированную руку, Альф решил показать ей класс, и Эва это по достоинству оценила. Странная мысль пронеслась у нее в голове: это было не хуже, чем когда она каталась со Свеном.

Потом они заскочили в бар, где немного посидели. Эва здесь раньше не была. Это место было не из тех, где обычно собирались знакомые из байкерской тусовки. Эва подумала, что, возможно, Альф привез её сюда именно по этой причине, хотя в том, что они сегодня катались вместе, ничего зазорного, на её взгляд, не было. Он учит её водить байк, это же так здорово. Когда Свен вернется, она обязательно расскажет ему о том, как провела субботний вечер.

Альф заказал себе крепкий коктейль, а Эве принес апельсиновый сок. Заметив взгляд, который она бросила на его бокал и на свой, он сказал:

– Тебе нельзя. Ты за рулем.

– А тебе, значит, можно? – спросила Эва.

– А мне можно. Я не за рулем, – беспечно ответил он.

Они немного посидели в баре, трепались о разных вещах, изредка посматривая на экран телевизора, на котором показывали музыкальные клипы.

Когда они вышли на улицу, Эва поняла, что означали слова Альфа насчет того, что он не за рулем. Остановившись возле мотоцикла, он предложил:

– Довези меня до дома. Думаю, ты вполне сможешь с этим справиться.

Ехать до его дома было недалеко, всего три квартала. Эва с готовностью села в седло, ужасно гордясь собой. Альф сел сзади и держался за ручки сиденья. Эве понравилось, что он ни разу даже случайно не прикоснулся к ней. В поведении Альфа не было ни капли ухаживания, если не считать того, что он хвалил её; но Эва считала, что часть похвал она в самом деле заслужила.

– Устала с непривычки? – спросил Альф, когда они остановились у подъезда его дома. – Давай ко мне зайдем. У меня классный кофе. Потом отвезу тебя в общагу.

– Так ты же пил алкоголь!

– А я кофе выпью и буду как новенький.

– А если дорожный контроль и нужно будет дуть в трубочку?

– А мы смоемся.

В его квартире Эва несколько раз бывала со Свеном. Гостиная с одним окном, выходившим на улицу. Балкон отсутствовал. В комнате – диван, журнальный столик, тумба с телевизором и музыкальным центром, пара кресел и шкаф. В углу стоял стеллаж, рядом с ним – торшер. Перегородка отделяла основную часть комнаты от закутка, где Альф обычно спал. Кухня представляла собой тоже небольшой закуток (который, в отличие от спальни, был без окон, и вход в него был из прихожей).

Альф прошел в комнату и первым делом включил телевизор. Эва занялась приготовлением кофе. Потом она заглянула к нему и увидела, что он сидит в кресле и смотрит в экран.

– Кофе готов, – сказала Эва.

– Тащи сюда.

В комнате горел яркий свет. Эва устроилась на диване. По телевизору шла какая-то чушь, но, как только дело дошло до рекламы, Альф его выключил, подошел к музыкальному центру и включил музыку – свои любимые блюзы.

Они беседовали и попивали кофе.

– Курить хочется, – сказала Эва.

Альф поднялся и стал шарить на полках стеллажа.

– Попробуй вот эти, – сказал он, доставая пачку. – В них очень мало никотина. Ужасно полезно для здоровья.

– Мне лучше чего-нибудь повреднее, – пошутила Эва, имея в виду, что предпочла бы не столь облегченный вариант «Кента».

Альф опять пошарил на полке и протянул ей другую пачку:

– Ну-ка посмотрим, везучая ты или нет.

– А что такое? – поинтересовалась Эва, беря сигарету.

Альф достал из пачки одну для себя, оглядел её со всех сторон и сказал:

– Я-то точно везучий.

Он прикурил и откинулся на спинку кресла.

Эва принялась разглядывать свою сигарету. Написано «Мальборо»; сигарета как сигарета, только немножко помятая. Эва поднесла её к носу и принюхалась.

– В этой пачке, – объяснил Альф, – разные сигареты. В некоторых вместо табака – «травка».

– Да? – опешила Эва. – И где ты такие приобрел? Только не говори, что эта пачка выскочила из автомата, когда ты сунул туда монетки.

– Один знакомый парень продал.

Альф протянул ей зажигалку. Эва, поразмыслив, прикурила. Ей было очень любопытно. Никогда раньше она не курила марихуану. Осторожно затянувшись, она поняла, что её сигарета – та самая, с «наполнителем». Она закашлялась.

– Таких в пачке всего четыре оставалось, – сказал Альф, выдохнув дым. – Ну, как?

– Горло дерет ужасно, – пожаловалась Эва.

– Ну, а кайф?

– Не-а.

– Ты дым-то задерживай, – сказал Альф.

Эва старательно стала делать, как он сказал. Запах у дыма был приятный, но жжение в горле ей по-прежнему не нравилось. Докурив, она сказала:

– Странно. Ноль эмоций.

Яркий свет начинал ей резать глаза.

На Альфа «травка» подействовала, и он сидел теперь в кресле с мечтательным выражением на лице.

– Хорошая штука, – сказал он. – Помогает расслабиться.

– Можно свет пригасить чуток? – спросила Эва.

– Хозяйничай, – сказал Альф, закрывая глаза.

Эва включила торшер, выключила люстру и вернулась на прежнее место. Ей было немного обидно, что она не испытала ничего, кроме жжения в горле. Не то чтобы она стремилась «забалдеть», но всё-таки, раз уж она вытянула «особую» сигарету, почему от неё не было никакого эффекта? Подумав, Эва потянулась за пачкой и уронила её на пол.

Альф открыл глаза.

– Эй, что ты делаешь, – насмешливо сказал он. – Остановись, пока не поздно.

– Ты же сказал, что они не все с «травкой», – ответила Эва, поднимая пачку с пола и выуживая сигарету.

– Ну, смотри, – сказал Альф и щелкнул зажигалкой.

Эве опять повезло – если считать везением то, что ей попалась еще одна «улучшенная» сигарета. Она прикурила. Многого она не ожидала, просто подумала, что не мешает лишний раз убедиться, что на неё «трава» не действует. Ей кто-то говорил, что так бывает.

* * *

Позже, вспоминая тот вечер, Эва не могла с уверенностью ответить себе на вопрос, как именно произошел переход от приятельского разговора к тому, что случилось дальше. Для начала она не помнила, почему не поехала в общежитие, хотя было уже поздно и Альф вообще-то обещал её отвезти. Она могла бы напомнить ему про обещание, но не стала; а почему – впоследствии не могла сказать. Словно так и надо было. Словно они договорились, что она останется ночевать на диване в гостиной. Словно она уже сто раз так делала, и ничего такого в этом не было.

Эве было весело, она стояла вместе с Альфом у открытого окна, они курили и трепались. В комнате звучала музыка. Альф говорил, что он без ума от Хендрикса. У него на кассетах были все его альбомы. Заиграл медленный блюз, и Альф сообщил:

– А это он играл здесь, в Стокгольме. Я дико балдею от этой вещи. Называется «Red House». Шестьдесят девятый год. Меня тогда еще на свете не было. А папаша мой, оказывается, ходил на концерт. Прикинь? По нему не скажешь, что он в молодости был примерно таким, как я. Он теперь такой дядька с брюшком.

Альф добродушно засмеялся и облокотился на подоконник.

Эва раньше не слышала композиции, которая сейчас звучала. Эта музыка завораживала: длинное соло вначале, чуть ли не на пять минут; Эва уже было подумала, что петь не будут, но нет – дальше зазвучал вокал, а потом снова длинный проигрыш. Ей казалось, что музыка – живое существо; каждая нота словно физически прикасалась к ней, и это было потрясающе. Никогда раньше ей не приходилось переживать ничего подобного. Чтобы музыка так трогала – о, это дорогого стоит…

Вдруг Альф спросил:

– Помнишь, мы ездили на Эланд?

– Ага.

– Ты тогда сказала странную вещь.

– А что я сказала?

– Что ты ужасно стеснительная.

– Правда? – засмеялась Эва. У неё было прекрасное настроение. – Ах да, точно. А почему ты спрашиваешь?

Альф обнял её за плечи и развернул к себе, сказав:

– Сейчас некого стесняться.

Он смотрел ей в глаза, и Эва поняла, что это значит.

– Мы не должны, – сказала она и обнаружила, что голос её плохо слушается.

– Нам пора узнать друг друга по-настоящему, – возразил Альф. – Я жду этого уже очень давно.

Он поцеловал её – уверенно, смело, зная, что она хочет этого. Его поцелуй оказал на Эву невероятное действие: желание захлестнуло её, накрыло с головой, вычеркнуло все мысли и вопросы. А Альф продолжал, и теперь ласкал её – и она отзывалась на каждое его прикосновение.

Эва всё же попыталась опять сказать нечто вроде «мы не должны», но Альф не стал слушать, поднял её на руки и отнес на кровать, которая находилась за перегородкой. Света здесь не было, окно было зашторено. На стене висели электронные часы с крупными зелеными цифрами, они слегка освещали спальню, и Эве подумалось, что он слишком яркий. Цифра на часах, показывавшая минуты, успела смениться только на единицу, но это тянулось как вечность. Альф разделся, лег рядом с ней, и Эва опять ощутила его сильное тело, его руки, ласкавшие её – и какие-то слова (она их именно ощутила, но не разобрала) – эти слова обещали блаженство. Она уже была без одежды, но не знала, сама ли разделась или её раздел Альф.

Она знала в тот момент только одно: ни за что на свете она сейчас не смогла бы отказаться от его любви.

* * *

Эва проснулась поздно. Первое, что она увидела – зеленые цифры на стене. Двенадцать пятьдесят девять, и сразу сменилось на тринадцать ноль ноль. Она удивилась, потому что не поняла, где находится и что означают эти цифры. А потом вспомнила. Она дома у Альфа.

Он был рядом – дремал, но очень чутко, и как только Эва пошевелилась, потянулся к ней, чтобы поцеловать.

– Доброе утро, – шепнул он ласково. – Не хотел тебя будить. Ты так сладко спала.

– А сегодня что? Какой день недели? – спросила Эва, потягиваясь, как котенок.

– Воскресенье. И я тебя не отпущу.

Эва поняла, что и сама не хочет уходить сейчас.

Они опять занимались любовью. Альф был потрясающий партнер – нежный, страстный, очень внимательный, очень опытный. Он довел Эву до экстаза, и она была готова закричать от наслаждения. Потом её вынесло в небо, и она видела, как парит где-то очень высоко над землей. А после она лежала совершенно без сил в объятиях своего любовника. Бесконечное блаженство царило в её душе.

На улице послышался звук мотора. Он возник вдали и стал быстро приближаться. Эве было слишком здорово, чтобы обращать на этот звук внимание, но Альф вдруг сказал:

– Вот черт!

Он быстро встал и выглянул в окно, затем выскочил из спальни и тут же вернулся, неся куртку Эвы и её кроссовки. Куртку он кинул на кровать, опять бросился в гостиную, собрал её одежду и принес за перегородку. Свою одежду он тоже притащил и стал спешно одеваться.

Эва смотрела на Альфа широко распахнутыми глазами. Она уже поняла, кто приехал, и не могла пошевелиться. Она просто оцепенела.

Альф, застегивая ремень на джинсах, сказал:

– Накройся с головой, быстро!

Раздался звонок в дверь.

– Ты можешь не открывать? – еле слышно прошептала Эва.

– Моя тачка возле подъезда. Он знает, что я дома.

Увидев, что Эва по-прежнему не двигается, Альф набросил на неё одеяло и сказал:

– Всё, теперь ни звука!

И пошел открывать.

* * *

– Что стряслось? – спросил Альф. – Ты сейчас должен сидеть в самолете и лететь в Японию, нет?

– Самолет улетает в половине пятого. Я хотел повидаться с Эвой.

– Что, здесь? У меня? – спросил Альф с нескрываемым удивлением, даже насмешливо.

– Понимаешь, я был в общаге, но её там нет. И её соседка куда-то уехала. Никто не знает, где Эва.

– А они что, должны знать? У них принято докладывать о всех передвижениях по городу?

– Нет, но я думаю, что Эва не ночевала там. Кто-то видел вчера вечером, как она уходила.

– Подумаешь, ну загуляла где-нибудь девочка, – ответил Альф небрежно. – Не парься.

– Ты в своем уме? – поинтересовался Свен. – Как это «не парься»? А если с ней что-то случилось?

– Блин, как с вами сложно, ребята, – сказал Альф. – Меня, например, вообще не волнует, где моя девчонка ночует, если только она не динамит стрелку, которую мы с ней забили на вечер.

– А меня волнует!

– Ну и на здоровье. Я только хотел сказать, что это глупо – думать, что непременно что-то стряслось. Она зависла у кого-нибудь из своих друзей. Никуда не денется, появится к вечеру или завтра утром. Она тебя не ждала.

Свен насторожился:

– Откуда ты знаешь, что не ждала?

– Ты сказал, что вы с Лейфом улетаете днем. Я так понял, что сразу после заезда вы возьмете курс на аэропорт. Если у Эвы не было другой информации, с чего бы ей тебя ждать?

– Мне очень захотелось её увидеть, – сказал Свен. – Вот и рванул.

Альф промолчал.

– Она скоро уезжает. Я подумал, вдруг мы больше не встретимся, – добавил Свен.

– Это обычный мандраж, – сказал Альф. – Мне перед гонкой тоже всякое мерещится. Особо если я не высплюсь. Потом проходит.

– А чего ты вчера так резко свалил?

– Да ну к черту. Лейф достал своими придирками.

– Он хочет, чтобы у тебя был прогресс.

– Мой прогресс – это моё личное дело. Хватит и того, что он ставит на тебя как на фаворита. Я не дурак и прекрасно это вижу. Он задолбал всё время тыкать меня носом в то, что я что-то делаю хуже тебя.

– Ты решил уйти из клуба?

– Последнее время я часто думаю об этом. Вот мне интересно, сколько Лейф продержится, если мой папаша перестанет его финансировать? Месяц, два, три, полгода?

Уходить из клуба Альф не собирался; к тому же ему было прекрасно известно, что отец не прекратит спонсировать мотоклуб, если он уйдет оттуда. Но ему нужно было что-то говорить, мутить воду, отвлекать Свена. Он смутно ощущал, что не успел полностью замести следы пребывания Эвы в квартире, и это вот-вот откроется.

Свен молчал, и Альф спросил:

– О чем задумался?

– Обо всём.

– Послушай меня, не парься насчет Эвы и гони в аэропорт. Она найдется.

– У меня такое чувство, словно от меня отрезали половину, – сказал Свен тихо.

– Какой у неё телефон в общаге? – спросил Альф, делая вид, что номер телефона ему неизвестен или он его запамятовал.

– Тебе он зачем?

– Ну, я думал помочь. Пока ты будешь лететь в Токио, я дозвонюсь, выясню, появилась она или нет. Потом тебе сообщу.

– Дай ручку.

Написав номер Эвы на бумажке, Свен схватил телефонный аппарат и принялся набирать сам. В общаге было занято. Свен начал перезванивать, снова и снова набирая номер.

Альф тем временем закурил, открыл окно и высунулся наружу. Ему было очень трудно играть свою роль, и он никак не мог придумать, как бы поскорее спровадить Свена восвояси. Эва за перегородкой, и она сильно испугана. У неё могут сдать нервы. Мало ли что ей взбредет в голову. Альф вдруг ощутил, как откуда-то из глубины его существа поднимается ужас и заволакивает разум. Надвигалось что-то безумное.

– Черт, я же совсем забыл, – сказал Альф, оборачиваясь. – Мне надо мчать по делам. Ты номер написал? Ну и отлично.

– Тебе куда надо? А то, может, вместе… – начал Свен и остановился на полуслове. Взгляд его застыл, впившись в какой-то предмет, валявшийся возле дивана. – Что это? Вон там?

– А что там? – с тревогой, которую ему не удалось скрыть, спросил Альф.

Свен сделал шаг к дивану, наклонился и подобрал то, что его так заинтересовало. Это была заколка. Альф вспомнил, как вчера Эва, распустив свои прекрасные длинные волосы, положила её на журнальный столик…

– Это же вещь Эвы. Она что, была у тебя?!

– Блин, ну ты даешь, – расхохотался Альф. – Я уж было решил, что там бомба. Ты в самом деле думаешь, что только у твоей девчонки такая заколка?

Свен смотрел на него с недоверием.

– Это Фокси забыла у меня, – добавил Альф.

– Кто такая Фокси?

– Моя новая знакомая.

Свен осторожно положил заколку на журнальный столик, но продолжал смотреть на неё, словно в трансе. Потом он стал обводить взглядом комнату – и вот уже уставился на перегородку, отделявшую спальню от гостиной.

– Хочешь поискать под кроватью, нет ли там кого? – спросил Альф. Это был отчаянный блеф, последний шанс вырулить ситуацию. Если это провалится, то всё полетит к чертям.

Свен взглянул на него мельком, как человек, захваченный какой-то мыслью. Вид у него был такой, словно он хочет уйти, но не может. Словно что-то его здесь держит.

Потом Свен стряхнул с себя оцепенение и, не говоря ни слова, пошел к выходу из квартиры.

– С ума не сходи, – напутствовал его Альф. – Я уверен, что с Эвой всё в порядке.

* * *

Хлопнула дверь. Через минуту во дворе раздался звук мотора. Еще несколько долгих секунд, и звук затих вдали.

Эва выбралась из-под одеяла и стала лихорадочно собираться. Её одежда валялась в углу кровати. Одевшись, она схватила куртку и стала шарить по карманам. Ей никак не удавалось найти ключ от комнаты в общежитии. Потом она нашла его на полу. Он выпал, когда Альф бросил на кровать её куртку и другие вещи.

Эва выглянула из-за перегородки в гостиную. Альфа не было. Она схватила с журнального столика свою заколку. Из кухни донесся шум, и она поняла, что Альф находится там. Эва прошла в прихожую, куда выходили и кухня, и ванная комната. Она увидела, что Альф стоит в кухне и, похоже, просто таращится на стол или чайник. Потом он сказал сквозь зубы, по-прежнему не замечая Эву:

– Вот же черт его принес!

Эва проскользнула в ванную комнату. Прежде чем уходить, нужно было хотя бы умыться. В зеркале она увидела, что ночные приключения отметились на её шее и груди в виде красноречивых следов от некоторых особо жарких поцелуев Альфа.

Пока она умывалась, на пороге появился Альф с сигаретой в руке.

– Давай я тебя отвезу, – сказал он и добавил с усмешкой: – Неожиданный визит, и очень некстати.

Эва промолчала. Умывшись и посмотрев в зеркало, она потянулась за полотенцем. Альф стоял на пороге и наблюдал за ней. Она наскоро причесалась и заколола волосы злополучной заколкой, стараясь не смотреть в сторону Альфа. Но когда она собралась пройти мимо него в прихожую, он сделал попытку прикоснуться к ней. Эва, отшатнувшись, воскликнула:

– Не трогай меня! Я тебя ненавижу!

– Вот как, – ответил Альф, меняясь в лице. – Ну-ка постой.

Он схватил её за локоть, когда Эва все-таки попыталась пройти мимо. Он был сильным и, конечно же, у неё не было шансов вырваться. Эва отбивалась, но Альф держал её очень крепко.

– О, мне так даже больше нравится, – говорил он негромко, пресекая все её попытки вывернуться. – Девчонка, которая сопротивляется – да это же то, что надо. Мы еще не попробовали столько вариантов. Я хотел отложить на вечер, но можно и сейчас…

– Я буду кричать, – задыхаясь, проговорила Эва.

– Без проблем. Сколько твоей душе угодно. У меня соседи привычные.

Он держал её, обхватив сзади, прижимал к себе, нес что-то в том же духе, шептал страстно ей в ухо, как он её хочет, как она его возбуждает. Эва понимала, что этот ненасытный, сильный, уверенный в себе и злой парень овладеет ею прямо сейчас, и она ничего не может сделать. Более того: против своей воли она «заводилась». Желание буквально парализовывало её, и серьезного сопротивления Альфу она оказать не могла. Разумеется, Альф это понял, и вот уже одной рукой он ласкал её грудь, а второй расстегивал ей джинсы. Он целовал её в шею, тянулся, чтобы поцеловать в губы, а Эва из последних сил избежать этого и отворачивалась.

Вдруг ей повезло: Альф неосторожно решил ослабить хватку и поднял руку к её лицу. Тогда Эва изо всех сил вцепилась зубами в его ладонь. От боли и неожиданности Альф вскрикнул и отпустил её. Эва воспользовалась этим, выскочила на лестничную площадку и помчалась вниз.

Глава 10. Угрызения совести

Она ненавидела себя за то, что была с ним. За то, что его ласки так подействовали на неё. За то, что накурилась «травы» и её так «пробило» на секс. И в особенности за то, что утром, уже безо всякого допинга, вполне отдавая себе отчет в том, что делает, она осталась в постели Альфа.

Эва ехала домой на автобусе и смотрела в окно, но не видела ничего, кроме клочьев тумана. Туман стоял перед глазами. Она переводила взгляд, и туман следовал по той же траектории. Ясный день, вовсю светит солнце, а над дорогой параллельно автобусу плывет туман. Черт знает что.

В ушах у неё звучала фраза: «от меня словно отрезали половину». И еще одна, сказанная другим человеком: «загуляла где-нибудь девочка, подумаешь!». Небрежным таким тоном, насмешливым. Боже мой, как же он ловко умеет врать!

Эва была уверена, что Свен послушался Альфа и сейчас едет в аэропорт, чтобы сесть на самолет и лететь в Японию. Ей надо было добраться до своего общежития, привести себя в порядок и что-то срочно предпринять.

«Спокойно, спокойно, – внушала она себе. – Еще пять остановок. Путь в общежитие свободен. У меня есть немного времени».

Это действительно оказалось так. Даже дежурной по этажу не было на месте. К двери комнаты была прикреплена коротенькая записка с сообщением, кто звонил Эве и в котором часу. Так у них обычно делалось. Никаких знакомых она не встретила. Астрид, которая жила в соседней комнате, тоже не было с самого утра. Свен так и сказал. Свен… «Боже мой, что я натворила?! Нет, это потом, потом, а сейчас мне нужно бежать».

Эва стала лихорадочно собирать вещи. Надо было срочно убираться из этого города. Чемодан был давно собран, оставалась только сумка. Что за черт, не влезает в неё ничего!

Кое-как упихав всякие мелочи в сумку, Эва написала короткую записку для Астрид – мол, пришлось уехать домой на несколько дней раньше, чем планировала. Если Свен, вернувшись из Японии, будет её искать (конечно же, будет, как же иначе!), то у неё должен быть запас времени для того, чтобы успокоиться и подготовиться к разговору. Может быть, ничего страшного пока не произошло и можно всё исправить.

Проблема с заколкой заключалась в том, что Эва привезла её из Польши. Это вещь ручной работы. Мужчины ни черта в этом не понимают, и для Альфа это была обычная женская финтифлюшка из супермаркета. «Ты думаешь, только у твоей девчонки такая заколка?» В том-то и дело. В Стокгольме таких ни у кого больше нет.

Эва побежала в агентство по продаже билетов на паром: билет до Гданьска, который она купила на пятницу, ей нужно было поменять на ближайший рейс, лучше всего на сегодня. Но у них оказалось только на завтрашний вечер.

Эва помчалась обратно в общежитие, чтобы выполнить все формальности по выписке. По дороге ей привиделось, что у входа в общагу её поджидает Альф. Даже несмотря на то, что в общежитии ей бояться было нечего, она решила попроситься переночевать у своей сокурсницы, которую звали Хейди. Она жила в Сольне. Эва позвонила ей из ближайшего телефона-автомата. Хейди сказала, что можно ехать к ней хоть сейчас. Эва так и сделала.

Она даже не подумала о том, что воспользовалась идеей Альфа «зависнуть у друзей».

* * *

На следующий день Эва отправилась с вещами на вокзал, села в поезд и поехала в Нюнесхамн, где находился паромный терминал. Путешествие до Гданьска и далее до Варшавы ей не запомнилось. Преследовало ощущение погони. Оно началось в Стокгольме и не отпускало даже после того, как Эва высадилась в Гданьске. Никто не мог гнаться за ней (уж точно не в Польше), а ей казалось, что кто-то гонится. Когда она пыталась задремать, ей снился Стокгольм. Ей снился Свен. Она просыпалась и хотела плакать, но вокруг были люди.

Дома ей полегчало, но не намного. Родители, конечно же, были рады её приезду, расспрашивали про Швецию, и Эва старалась изо всех сил, веселым голосом рассказывала об учебе, о том, как город красив, и так далее. Но фотографии она заранее спрятала – на многих из них был Свен или Альф, или оба. Родителям она сказала, что забыла фотоальбом в Стокгольме, но ей обязательно его пришлют.

* * *

Время шло, она понемногу успокаивалась, но одни и те же мысли приходили снова и снова. «Я сама виновата, я флиртовала с Альфом… дружески, конечно… в шутку… Я во всём виновата сама».

Три или четыре дня пролетели незаметно. Эва думала о том, что пора позвонить Свену, но рука не поднималась, и она решала, что сделает это на следующий день. «Хоть бы он позвонил сам, – думала она. – Тогда я точно буду знать, что всё в порядке и Альф не проболтался». Альф и не должен был проболтаться, иначе зачем он врал с три короба? «Девочка загуляла, не парься, она найдется». А впрочем, черт его знает. Теперь она знала, что он способен на всё.

Ужаснее всего было то, что Эва почти в равной степени тосковала по ним обоим. По Свену всё же немного больше, и к тоске добавлялось острое чувство вины. Он страдал, она это знала тогда и чувствовала сейчас. Это было невыносимо.

Эву преследовала мысль, что ей необходимо сделать выбор. Мысль была нелогичной, ведь Эва находилась в родительском доме, в полной безопасности, и всё, что от неё требовалось – набрать номер Свена, услышать его голос, подтвердить вранье про семейные проблемы (которое ему, без сомнения, уже передали – не мог же он её не искать, когда вернулся), и всё будет хорошо. Как раньше. Ну не может быть, чтобы Свен запомнил тот её давний рассказ о том, как она в прошлом году выбирала заколку в одном из варшавских магазинов, торговавших изделиями народных промыслов… Эве казалось, что он не слушал тогда, думал о своем байке или будущей гонке.

Что касается Альфа, то воспоминания о нем настигали Эву в самые неожиданные моменты: когда она шла по улице, ехала в автобусе, смотрела телевизор или разговаривала с родителями. Она столь поспешно убралась из Стокгольма с одной-единственной целью: лишь бы не быть с ним. Она боялась, что пока Свен в Токио, Альф сделает всё, чтобы встретиться с ней. Он будет маячить перед входом в общагу, попытается связаться с ней через сокурсниц, тем более что он с ними неплохо знаком. Он станет просить прощения за то, что произошло в прихожей, снова начнет объясняться в любви; она знала, что не устояла бы перед этим.

Она хотела его любви. Разумом не хотела, а телом – да. Если бы не это, она дождалась бы Свена. Они хоть попрощались бы перед долгой разлукой.

Когда воспоминания об Альфа становились совсем уж оглушающими, Эва напоминала себе, что ненавидит его – и как только напоминала, то и в самом деле ненавидела. Он ведь всё заранее рассчитал: что она «забалдеет» от сигарет с «начинкой» и с ней можно будет делать всё что угодно. Потом, на следующий день, он пытался её изнасиловать. Это было ужасно. Почему же теперь так ярко вспоминается, как ей было с ним хорошо?

Ей было с ним хорошо, черт возьми! Неужели нужно так мучиться из-за этого?

Нет, хватит. Альф в Стокгольме, и пусть там и остается; а Свен может приехать к ней, если она сделает всё как нужно. Требуется просто набрать его номер и оправдать свой внезапный отъезд; тогда ситуация сама разрешится (если, конечно, Альф не протрепался). Да что за черт, почему рука становится тяжелой как свинец, стоит её протянуть, чтобы снять телефонную трубку!

Всё будет хорошо. Всё наладится. Свен приедет к ней летом, как они и планировали, а история с Альфом останется в прошлом. Альф вряд ли протрепался. Это не в его интересах, и он легко утешится с любой девчонкой. Мало ли что он тогда шептал во время секса… Мол, он сразу, в первый день влюбился в неё и больше ни с кем не хочет быть. Эва слышала, как он врал Свену – так убедительно, с такой легкостью! У него на всё вопросы находились ответы. У Эвы не было причин верить его словам.

Наконец Эва уговорила себя, что не стоит мучиться из-за Альфа: то, что он ей так понравился, надо оставить в прошлом. Просто яркий сексуальный опыт и не более того.

Тогда она в первый раз набрала номер Свена, но никто не ответил на звонок. Вечером она опять повторила попытку, но результат был прежним. По расчетам Эвы, Свен должен был уже вернуться в Стокгольм. Однако почему-то он не подходил к телефону. А больше ей звонить было некому – не Альфу же, чтобы узнать, почему телефон Свена не отвечает?

* * *

А дни шли дальше. Эва уже две недели находилась дома. Начиналось лето. Школьная подруга Беата зашла в гости и предложила пойти на прогулку. Эва с радостью согласилась.

Гуляя с подругой по улицам, по набережной Вислы, Эва замирала, заслышав приближающийся звук мотора какого-нибудь мотоцикла, и одергивала себя. Нет, Свен не приедет без звонка. У него есть и адрес, и телефон, но он не звонит. Это означает, что ему всё известно. Он просто не хочет звонить. Она на его месте точно не стала бы.

Заколка, которую Свен нашел на полу в квартире Альфа. «Эва была у тебя?» – спросил он тогда друга, который вовсе и не был ему другом больше. В тот момент Эва была готова лишиться чувств от стыда.

Она думала об этом, возвращаясь вечером домой, и прямо на улице внезапно поняла, каково истинное положение дел. Оно нарисовалось перед Эвой со всей четкостью, и обманывать себя дальше, надеясь на что-то, потеряло смысл.

Свену известно, что произошло между ней и Альфом. Заколка и еще что-то убедили его, даже если Альф не признался ни в чем. Было что-то, что открыло ему правду и не оставило ни единого сомнения. Но что именно – Эва не могла догадаться, как ни пыталась. Не предмет, не человек… что-то другое. Когда Альф, блефуя, предложил поискать Эву под кроватью, Свен просто ушел. Теперь она понимала, что в ту самую секунду он уже всё знал – и пощадил её великодушно. Не захотел унижать себя и её. Она оказалась недостойной, он это понял и предоставил её самой себе.

Если так, то это конец.

Свен всё решил. Он ни разу не снял трубку, когда Эва звонила ему. Может быть, он вообще переехал в другую квартиру. Эва не знала, как должна вести себя телефонная линия в Швеции, если в квартире, которая сдается в аренду, временно нет жильцов. Какие должны быть гудки – длинные или короткие? Или, может быть, в таких случаях включается сообщение, что телефонный номер не используется? Узнать ей было не у кого.

Глава 11. Афтершок

«Лучше бы я её никогда не встречал», – думал Альф, проснувшись под утро. Он лежал, глядя в потолок, зная, что не сможет заснуть. Мысли об Эве, воспоминания о той ночи… Весь вечер он пил виски, чтобы притупить боль. Помогло только на пару часов.

Несколько дней назад, когда он решил, что непременно попробует переспать с Эвой, забив на все соображения дружбы, которые его связывали со Свеном, он не думал о том, что будет дальше. А дальше вышло так, что он стал желать эту девушку еще больше; но её с ним больше не было, равно как и не было никакой надежды на её возвращение.

Альф знал, что сделал бы то, что сделал, даже если бы кто-то отмотал для него ленту времени назад и предложил подумать еще раз, прежде чем решаться. Он влюбился в эту польскую девчонку, такую необычную, не из их круга, яркую и в то же время не вполне еще умеющую пользоваться своими чарами – и он попытал счастья. Кстати, он прямо говорил ей, что сделает это, когда её бойфренда не будет рядом.

Чертов Свен заявился совсем некстати. Если бы не он, Эва не сказала бы того, что сказала, и не уехала бы домой так стремительно. У них было бы еще несколько ночей… дней… При мысли о том, как у него могло бы быть хорошо с Эвой, не вздумай Свен повидаться с ней по дороге в аэропорт, Альфа охватывало совершенно нереальное состояние. В такие моменты он ненавидел Свена до такой степени, что мог бы его убить, попадись он ему под руку – за то, что тот ему всё испортил. О том, что он сам что-то испортил, ему думать не хотелось.

Он поехал в театральную общагу на следующий вечер. А мог бы поехать и в тот же, если бы хватило духу. Он мог бы задержать Эву или хотя бы попытаться выяснить, сгоряча она ему сказала те слова или в самом деле ненавидит. Но это он думал так сейчас. А в тот день он валялся дома до поздней ночи и жрал виски прямо из горлышка. Сильно болело перевязанное запястье, которое он повредил на тренировке днем раньше, а на лбу красовалась нашлепка из двух пластырей: во время той дикой сцены в прихожей Эва, пытаясь вырваться, мотнула головой и рассадила заколкой ему бровь. Когда она выскочила на лестницу, он не бросился её догонять, а стоял, прижав ладонь к правому глазу, и тупо смотрел, как на пол падают капли крови. Много времени прошло, прежде чем он смог начать соображать и пошел промывать рану – а в ванной рассек и без того больную руку о зеркало. Просто врезал по нему и рассек.

Рука пройдет, бровь заживет. Но как заглушить боль от слов, что Эва бросила ему в лицо?

Он поехал к ней в общагу потому, что Свен позвонил из Токио: голос у того был напряженный, чужой, но Альф списал это на усталость после перелета и беспокойство из-за Эвы.

– Извини, я замотался, совсем забыл про это, – ответил он ему тогда.

В трубке он услышал короткие гудки и подумал, что связь прервалась по техническим причинам. Он стал собираться с мыслями, придумывать, что скажет Эве, когда увидит её. Звонить он не хотел.

Был рабочий день, и Альфу нужно было отправляться в магазин своего отца, но он позвонил и отпросился у менеджера, сказав, что хочет взять отгул по болезни – мол, возился с байком, повредил руку, она еще не зажила. Менеджер начал было сетовать: работы выше крыши, насчет отгула надо предупреждать заранее. Но Альф не стал его слушать. Само собой, «старик» ему это припомнит, непременно возьмется ездить по ушам. «Стариком» он называл за глаза своего отца.

Приехав в общежитие театрального колледжа, Альф стал ждать возле стойки, где дежурная, дама средних лет, отвечала на международный звонок. Когда Альф задал вопрос про Эву, она сказала:

– Прямо какой-то аншлаг из-за этой девушки. Только что из Японии звонили. Ваша знакомая уехала домой, в Польшу.

– Как? – опешил Альф. – Но ведь она планировала это сделать только через несколько дней?

– У неё что-то дома случилось, – ответила дежурная. – Она была вынуждена уехать срочно.

Альф спросил, нельзя ли ему узнать номер телефона Эвы в Варшаве. Но в этом ему отказали. Наверное, он не слишком твердо сказал, что является её близким другом. «Близкий друг, а номера телефона она тебе не оставила?» – читалось в глазах дежурной.

Он ушел оттуда. Только когда он доехал до дома, ему пришло в голову, что можно было попытаться узнать телефон Эвы у кого-нибудь из её соседок по общежитию. Но и этого он не стал делать сразу – опять жрал виски и страдал. Он тосковал по Эве и знал, что всё кончено. Она не будет с ним. Она уехала, чтобы поставить точку, лишить его шанса на примирение.

Вечером позвонил Лейф и сказал, что Свен разбился во время заезда. Во время разговора с ним Альф как раз приканчивал бутылку виски и сперва даже не понял, что ему говорят.

Каким-то непостижимым образом чертов Свен умудрился во время гонки сойти с трассы и врезаться в какую-то стену, а теперь валяется в японской больнице с кучей переломов, сотрясением мозга и прочими сопутствующими «радостями». Что за стена на гоночной трассе? Как надо было вести мотоцикл, чтобы врезаться в неё?

Это было чересчур для его перекошенных мозгов, и он завалился спать на диване, не раздеваясь и даже не погасив свет.

В таком виде его застал наутро отец, который пришел задать несколько вопросов.

– Пап, дай мне прийти в себя, мозги совсем не варят, – попросил Альф. – Я вчера чуток перебрал.

Отец предусмотрительно захватил с собой таблетки от похмелья. Он развел одну в стакане воды, дал Альфу выпить и дождался, пока тому полегчает. Затем он сообщил:

– Я собираюсь лететь в Токио, если Лейф скажет, что ему нужна помощь. Деньги я уже выслал.

– А какая еще помощь? Свен же в больнице? – спросил Альф.

– Когда врачи дадут добро, его нужно будет транспортировать сюда. Из противоположной точки земного шара.

– Когда это будет?

– Я жду, что скажет Лейф. Завтра консилиум, и у него появится новая информация.

До Альфа дошло, что неплохо было бы и ему поинтересоваться, в каком состоянии Свен.

– Он пришел в сознание, – ответил отец. – Но восстанавливаться придется очень долго. Теперь ты мне вот что скажи: что ты натворил?

– Я?! Когда?

– Прямо перед тем, как они с Лейфом уехали в Токио. Ты сорвался в Стокгольм после контрольного заезда. Почему ты это сделал?

– Да так. Пап, я не буду больше ходить в клуб. Меня там всё достало.

Отец поморщился, словно Альф сморозил несусветную глупость, не имеющую к тому же ни малейшего отношения к делу, и сказал:

– Я спрашиваю про другое. Почему твой друг, как только пришел в сознание, сказал, что знать тебя не хочет? Что ты натворил?

– Слишком много вопросов, – взбеленился Альф. – Говоришь, он не хочет меня знать? Наверное, очень сильно стукнулся головой. Бывает.

– Из-за чего вы поссорились?

– Ничего мы не поссорились! Он искал свою девушку. Я обещал помочь. Но она уже ехала. Всё!

– Здесь что-то не так, – сказал отец. – У меня есть причины думать, что ты замешан в какой-то некрасивой истории.

– Не надо вешать на меня всех собак! Если он влетел в стену или свалился в канаву, или отшиб себе мозги, почему вечно я виноват? Пап, ты вообще помнишь случай, ну хотя бы один, чтобы виноват был он, а не я?

– Ну смотри, – сказал отец, вставая и собираясь уходить. – Тебе жить с тем, что ты натворил.

Когда он ушел, Альф опять повалился на диван. «Теперь они найдут Эву, – думал он, имея в виду отца и Лейфа. – Им-то в общаге дадут номер её домашнего телефона. Они всё очень скоро узнают».

Но пока они ничего не знали, и Альф решил, что им придется очень сильно постараться, чтобы узнать что-либо от него самого; а вот он, если ему удастся воспользоваться ситуацией, пожалуй, сможет достать через них номер телефона Эвы или адрес. Возможно, она пошлет его к черту; но он должен попытаться.

Альф не боялся гнева отца, и чувства Свена его мало заботили. Он только не хотел, чтобы им стало известно, что Эва сказала напоследок. «Я тебя ненавижу». Как это возможно, если за полчаса до этого она любила его, изнемогала от удовольствия в его объятиях? Это мучило Альфа, сводило с ума, и он ни о чем другом не мог думать. А еще ему рисовалось, что очень скоро Эва и Свен снова будут вместе. Она узнает, что он в больнице, и, конечно же, примчится, как только его перевезут в Стокгольм. От этой мысли Альфу хотелось биться головой о стену.

Ему было неведомо, что Свен, придя в сознание, сказал Лейфу кое-что еще – что не хочет знать не только Альфа, но и Эву. Поэтому её никто не искал (посчитали, что дел и без того полно, и это дела срочные, от них зависит жизнь человека, который к тому же в данный момент находится на расстоянии более восьми тысяч километров от дома; а свои личные проблемы этот человек будет решать сам, когда оклемается), и ей было неизвестно про аварию.

* * *

Как только врачи дали «добро», Свена перевезли из Токио в Стокгольм и положили в местную клинику для продолжения лечения. Альф его не навещал, даже не пытался: не хочет видеть – не надо, потом поговорим, если сведет случай. Хокан из байкерской тусовки ходил в клинику и рассказал Альфу, что парень поправляется, учится ходить на костылях, но о том, чтобы в этом сезоне сесть за руль мотоцикла, ему придется забыть: как-никак черепно-мозговая травма и несколько переломов.

– У него варит черепушка-то? – спросил Альф.

– Варит, – подтвердил Хокан. – Но голова то и дело кружится.

– А, ну это нормально. Пройдет.

– Врачи тоже говорят, что пройдет. А ты-то сам чего, не собираешься к нему?

– Нет.

– А что так?

– Да так.

– Вы же были не разлей вода?

– Были. А теперь нет. Ладно, мне пора.

* * *

В один из вечеров, когда Альф сидел дома и собирался смотреть ящик, к нему в гости пришла мама. Он давно не появлялся у родителей, лишь звонил иногда, и она начала беспокоиться. Маму Альф любил: она была его другом. К отцу он в последнее время относился холодно: тот его подозревал (пусть и за дело, ну и что с того?), и Альф не собирался спускать ему этого с рук, считая, что «старик» сам должен сделать первый шаг к примирению.

В мотоклуб он больше не ездил. Ему казалось, что многие там его ненавидят; он ненавидел их в ответ, даже не разбираясь, обосновано ли это. Он ненавидел всех, кроме матери и Эвы. У него в сердце жила не только ненависть, но и очень много любви, вот только излить свою любовь он не мог. И его, словно в трясину, затягивало в безысходность. Он ничего не мог придумать, лишь с ужасом ждал того дня, когда кто-нибудь ему сообщит: Свен и Эва снова вместе. По этой причине Альф избегал посещать не только мотоклуб, но и байкерскую тусовку: новости такого рода могли прийти как раз через общих друзей.

Было лето – первое лето за многие годы, когда он сидел вечерами дома. Его отсутствию на ночных «покатушках» все удивлялись. Как-то раз Альфу позвонил Стуре и поинтересовался, когда он наконец объявится, тем более что намечалось выяснение отношений с одной из байкерских группировок. Альф ответил, что занят делами. «Ты давай пока сам рули нашими, – добавил он. – На крайняк, если будет драка, я приеду. Но только чтобы морду кому-нибудь набить».

Несмотря на хорошие отношения с матерью, сегодня Альф был рассеян и почти не слушал, что она говорит. Она говорила то, что обычно: они должны помочь Свену, потому что у него нет отца, а его мать живет в другом городе, и всё такое прочее. Это всё было понятно и не интересовало Альфа. Его родители всегда помогали Свену и его матери. Он не задавался вопросом, почему. Хотят – пусть помогают. Не хватало еще забивать себе этим мозги. Вот уже много дней его ничего не интересовало, даже то, что у него почти не осталось денег. Он всё еще работал в магазине отца, но собирался уволиться. Он четыре раза прогулял работу, а в остальное время делал то, что ему поручали, спустя рукава.

Мать подошла к Альфу и ласково спросила:

– В кого ты такой уродился?

– Не знаю, надеюсь, что в отца, – рассеянно ответил Альф, думая о своем. – Если, конечно, у тебя не было в то время других парней.

Мать вздрогнула, словно он её ударил.

– Кто тебе передал эти сплетни?!

– Какие сплетни, мам?

Альф ничего не понял, только увидел, что обидел мать своими словами. Он извинился, объяснив, что задумался о своем байке или чем-то подобном.

В тот вечер она ему ничего не сказала.

Глава 12. Контракт

В середине июня Эве позвонили из Бельгии. Человек по имени Колин, англичанин, продюсер, сказал, что посмотрел её клип с шведской группой и хочет предложить работу. Контакты Эвы ему дал Ульф. Послезавтра он будет проездом в Варшаве и приглашает её на переговоры.

Они встретились в кафе в старом городе. Идя туда, Эва нервничала, но успокаивала себя тем, что раз этот Колин вышел на неё через Ульфа и его друзей, ему требуется нечто вроде того, что она делала в том клипе – танец с импровизацией.

Англичанин оказался мужчиной средних лет, сухопарым, роста выше среднего. Эва пока не слишком хорошо разбиралась в мужчинах, тем более в продюсерах, и старалась составить максимально полное представление, что он за человек. Выглядел Колин солидно. От него слегка пахло очень дорогим мужским парфюмом. Одет строго, но со вкусом. Вряд ли ловелас (хотя всё может быть, поди пойми сразу); но даже если и так, то Эва надеялась, что речь пойдет не о тех вещах, что нередко предлагаются танцовщицам, в особенности начинающим.

Поговорив с Эвой о её учебе и планах на будущее (планы её заключались в том, чтобы доучиться в варшавской академии изящных искусств, а дальше искать работу), Колин рассказал немного о себе. У него за плечами несколько успешных телесериалов. Он назвал один, который шел по шведскому телевидению весной. Эва не была любительницей «мыльных опер» и этот сериал не смотрела, но ей было знакомо название.

Колин приступил к делу:

– Я задумал один проект, который, если мы договоримся, займет тебя работой на три или четыре года. Это телесериал. Ты будешь играть главную роль. Героиня – танцовщица. Другие подробности я пока тебе не могу сообщить, но ты их узнаешь, как только мы с тобой подпишем контракт. Есть важное обстоятельство: тебе придется переехать в Бельгию или Люксембург, где у тебя будет жилье, и ты в течение полутора лет будешь заниматься джаз-балетом у моей старой знакомой и партнера по сериалу. Она занимается постановкой хореографии. Ты также будешь заниматься актерским мастерством и совершенствовать владение иностранными языками. Я беру на себя оплату всех расходов, медстраховку и прочее.

– А почему я? – спросила Эва. – Почему вы выбрали меня?

– Видишь ли, сценарий пишется про женщину, которую я знал лично.

– Она полячка?

– Нет. Но ты похожа на неё, и не только внешне. У тебя такой же подход к танцу. Только тебе нужно очень многому научиться. Она была звездой в свое время. Сейчас её все забыли, а я хочу, чтобы вспомнили.

– Понятно, – пробормотала Эва, жалея, что иногда пропускала лекции по истории современного танца: в противном случае, возможно, ей удалось бы догадаться, о какой танцовщице идет речь.

– Есть еще одно принципиальное требование, – продолжал Колин. – Если ты подпишешь контракт, то не будешь иметь права ни выйти из проекта до конца его реализации, ни рассказывать кому бы то ни было о любой стадии производства – никому, за исключением тех, кто, как и ты, участвует в сериале. Ни родители, ни друзья, ни твой молодой человек не должны знать никаких подробностей. Ты им можешь только сказать, что у тебя серьезная работа в крупном проекте. Я готов встретиться с твоими родителями и ответить на вопросы, которые могут у них возникнуть. Но сюжет, место съемки и прочее должны оставаться тайной до дня премьеры.

Когда Колин назвал сумму, которую собирался платить Эве в течение первых шести или восьми месяцев, то есть во время подготовительного периода, до начала съемок, она сперва не поверила своим ушам. Сумма была кругленькая. От такого предложения было бы безумием отказаться, но на всякий случай Эва спросила, есть ли у неё время подумать.

– Подумай, – согласился Колин. – Но знай: если ты согласишься, то станешь звездой, я тебе это гарантирую. Это, впрочем, будет стоить известных жертв. Иначе не бывает.

– Каких жертв?

– Времени на личную жизнь у тебя, скорее всего, не останется. Загрузка будет очень большая. Вот тебе моя визитка. Я хотел бы, чтобы ты дала ответ в течение недели. Я завтра еду в Прагу и вернусь через несколько дней. Если дашь согласие на участие в проекте, то будь готова устроить свои дела так, чтобы через две-три недели ты могла быть в Бельгии и приступить к работе.

* * *

Посоветовавшись с родителями, Эва приняла предложение Колина. Конечно, ей придется бросить академию, но когда на одной чаше весов – диплом, который сам по себе ничего не дает, а на другой – серьезный проект и хорошие деньги, выбор очевиден. Не последнюю роль сыграла и фраза Колина насчет личной жизни: у Эвы сейчас её не было, лишь руины. Она ничего не теряла. Ей очень хотелось переключить мозги с личных проблем на то, что она любила больше всего на свете и чему с детства мечтала посвятить свою жизнь. Танец требует постоянного совершенствования. В последние несколько недель ей даже разминку не хотелось делать, не говоря уже о серьезных занятиях. Только после разговора с Колином опять захотелось.

Глава 13. Семейные тайны

В свой последний рабочий день Альф пришел в магазин с легким сердцем. Он должен был получить расчет, а вечером собирался заскочить в клуб к Ульфу и отметить тот факт, что стал свободной птицей. Давненько он не был у Ульфа – не тянуло в компании, не хотелось быть среди людей. «Вечером обязательно зайду, – решил он. – Вдруг там классную девчонку встречу». Сегодня у него работа спорилась и настроение было как нельзя лучше: вот что значит последний день!

Отец явился за час до закрытия и сделал знак Альфу, чтобы тот прошел с ним в кабинет – комнатушку, заваленную запчастями для мотоциклов и бумагами. Там выдавались деньги.

Отец открыл сейф, достал пачку банкнот, сверился с ведомостью, отсчитал нужную сумму и положил деньги на стол перед Альфом. Обсуждать было нечего. Неделю или две назад Альф сообщил ему, что собрался уволиться, и отец даже не спросил, почему. Обоим было понятно: они просто больше не выносят общество друг друга.

– Я скоро еду по делам в Варшаву, – сказал отец, глядя, как Альф рассовывает банкноты по карманам.

Альф прервал свое занятие.

– Да? – спросил он. – Интересно. Какие дела?

– По бизнесу. Но я не хочу скрывать от тебя, что думаю наведаться по одному частному адресу.

Альф полез в карман за сигаретой. Чертова зажигалка, бензин в ней, что ли, закончился? Наконец он прикурил. Отец наблюдал за ним.

– Мне надо убедиться, что с Эвой всё в порядке. Что у неё дела обстоят так, как говорят, – сказал отец.

– А что говорят? Я не в курсе.

Это была истинная правда: Альф ничего не знал, но очень хотел знать. Всё бы отдал за сведения о ней, а тем более за её адрес и номер телефона.

– Говорят, что она нашла хорошую работу, – сказал отец. – По специальности.

– Что за работа?

– Роль в телесериале.

– Ты хочешь убедиться в этом путем личного визита? Не доверяешь своему источнику информации?

– Почему же, доверяю. Но мне важно узнать, что ты не замешан в том, в чем я считаю тебя замешанным.

– В чем именно?

– В том, что она рассталась со своим парнем, который к тому же твой друг.

– С чего вдруг такая щепетильность? – спросил Альф, сжимая кулаки, чтобы подавить внезапную вспышку ярости, от которой у него потемнело в глазах. – Предположим, выяснится, что я замешан. Или нет. Дальше что? Ты собираешься взять её за руку и привести к нему? Этот вояж имеет именно такую цель, я правильно понял?

– То есть ты замешан? – спросил отец. – Скажи «да» или «нет».

– Ты не имеешь права лезть в это, – ответил Альф злобно. – Это моя жизнь, а не твоя.

– Если бы это была только твоя, то я бы не лез. Но это еще двое людей. Один из них сейчас лежит в больнице. Вторая – девушка, совсем юная. Они были вместе. Теперь они порознь. Если ты разрушил их отношения, то я хочу это знать.

Альфу безумно захотелось врезать своему «старику», до такой степени он его возненавидел. Сделав над собой усилие и подавив бешенство, он заявил:

– Я поеду с тобой.

– Нет, – отрезал отец. – Ты останешься здесь. Пока я буду в отъезде, ты сделаешь всё, чтобы объясниться со своим другом. Ты скажешь ему правду.

– Черта с два, – выпалил Альф, швырнул сигарету в пепельницу и выскочил за дверь, чтобы не натворить дел. Он был слишком близок к этому.

* * *

– Ты знаешь, что твой отец и отец Свена дружили с детства, – начала мать.

– Да, вместе гоняли в одной команде и всё такое. Мам, я сто раз слышал эту историю. Честно, я больше не могу, меня тошнит от этого. Неужели мы не можем поговорить о чем-нибудь…

– Стаффан, отец Свена, долгое время ухаживал за мной, – продолжала мать решительно. – Но я выбрала твоего отца.

Альф вдруг побледнел.

– На следующей гонке, вскоре после нашей свадьбы, Стаффан сильно разбился, – сказала мать. – Врачи опасались, что он не выживет.

Альф стал смотреть в пол, чтобы не выдать бурю, разразившуюся в его душе. То есть это у Свена семейное – гробиться на трассе из-за женщины (он чуть было не сказал про себя – «из-за девчонки», но одной из девчонок когда-то была его собственная мать). «Вот почему отец сразу стал подозревать меня», – понял он, кусая губы.

– Потом всё постепенно наладилось, и их дружба восстановилась, – говорила тем временем мать. – Стаффан женился на своей сиделке, у них родился сын. Но из-за травм здоровье Стаффана было подорвано. Он прожил после той аварии меньше десяти лет. Всё время лечился, но… Когда его не стало, мы с твоим отцом решили, что всегда будем помогать его сыну и вдове.

– Почему я должен разгребать ваши проблемы? – спросил Альф.

– Ты не понял меня, – мягко начала мать.

– Я прекрасно понял.

– Я хочу тебе помочь.

– Если бы ты хотела мне помочь, ты бы убедила отца не ехать без меня. Я сказал ему, что хочу в Варшаву, а он ни в какую! Какого черта? Если он желает убедиться, что у Эвы всё в порядке, он мог бы просто позвонить, и дело с концом! Но нет, он вбил себе в голову, что в её бегстве виноват я, и хочет услышать это от неё!

– А ты не виноват? – спросила мать.

– Я знаю, как надо было сделать, – не отвечая на её вопрос, продолжал Альф. – Надо мне было самому врезаться по-быстрому в какую-нибудь стену. Сразу все начинают носиться вокруг тебя и жалеть. Девушка сбежала, так тебе её вернут, привезут обратно из другой страны. Всё за тебя сделают. Очень удобно!

– Ты жесток. Твой отец не хочет, чтобы сын его друга…

– Знаешь что? – воскликнул Альф, вскакивая со стула, на котором сидел. – Меня достали разговоры про сына, у которого нет отца. Вы меня кормите этой фигней уже десять лет. Но у этого сына как раз есть отец. И даже целых две матери. А вот у меня, видимо, нет!

Альф бросился к окну, распахнул его и облокотился на подоконник. Свежий воздух ему был сейчас просто необходим. У него предательски щипало в глазах, и он не хотел, чтобы мать видела его слезы. Больше всего на свете он хотел остаться один.

Когда он обернулся, мать всё также тихо сидела на диване. Она смотрела на него во все глаза.

– Альф, – сказала она, подождав, пока он успокоится. – Послушай меня…

– Не хочу, – сказал Альф сквозь зубы. – У вас был хэппи-энд или типа того. Потом вы кайфовали от своей благотворительности. Вы хотите, чтобы у вас и дальше была совесть чиста. А у меня что? Одно дерьмо, и я еще должен думать о друге? Да я его ненавижу, если хочешь знать! Я и раньше иногда его ненавидел, еще в детстве! Если бы он сейчас не был в больнице, я бы ему врезал, честное слово!

– Жаль, что я не видела ту девушку, – сказала мать, словно не слышала упреков и злобы, что он сейчас вылил на неё. – Какая она?

– Лучше бы я никогда её не встречал, – сорвалось у Альфа. – Тогда и он бы не встретил.

Он отвернулся, закусил губу и долго молчал, а потом сказал:

– Мам, уже поздно. Пойдем, я провожу тебя до дома. Пойдем.

Конечно же, она всё поняла. Может быть, она даже сочувствовала ему. Когда он был мальчишкой, буйным, непослушным, вечно возвращался домой с синяками и ссадинами после каких-нибудь дворовых подвигов, она сочувствовала ему, лечила его раны. Когда он стал подростком, начал дерзить отцу и как результат подвергаться дисциплинарным мерам, мать всегда старалась сбалансировать ситуацию, убедить мужа быть менее жестким, не слишком «прессовать» сына. Альф знал, что в трудных ситуациях она на его стороне. Но сегодня говорить с ней Альфу было невыносимо, невозможно. Предки много лет назад придумали какую-то дикую, немыслимую систему координат, настоящую ересь, чтобы спастись от угрызений совести, и втянули в это их со Свеном.

Прошлое стало вспоминаться Альфу совсем в других красках. Этот Свен, черт бы его побрал – ему же всегда давали шанс, один за другим, а Альфу говорили, что он должен помогать другу. Друг этим пользовался, не задумываясь, и чем дальше, тем больше. «Я же четко дал ему понять, что положил глаз на эту девушку, – думал Альф, вспоминая то утро, когда Эва остановилась перед витриной магазина его отца. – Но ему было наплевать, он просто взял и увез её к себе в постель. Что ж, пусть теперь не жалуется».

Внезапно он понял, что нужно делать.

* * *

Приехав к Ульфу в клуб, Альф с трудом дождался, пока тот доиграет сет и сменится.

– Сколько лет, сколько зим! – приветствовал его Ульф. – Рад тебя видеть.

– Да, я тоже рад, – ответил Альф. – У меня к тебе дело. Мне нужен телефон Эвы.

– Приятель, ты обратился не по адресу.

– Послушай, не финти, у тебя или твоих ребят есть её контакты. Тот телепродюсер вышел на неё через кого-то из вас. Даже мой старик и тот достал где-то её номер!

– Не у меня. И тебе я его не дам, извини.

– Я думал, что мы с тобой друзья, – сказал Альф.

– Так и есть.

– Дай мне её телефон, прошу. Мне очень надо.

– Приятель, пойми, я не могу. Я обещал.

– Кому?!

– Ей обещал. Она перед отъездом позвонила мне и предупредила, что ты можешь её искать.

– Она сказала, что произошло?

– Нет. Но я понял, что вы очень крепко поссорились.

– Послушай, я люблю её. Я схожу с ума черт знает сколько времени. Я вел себя как баран, обидел её и хочу попросить прощения. Как я это сделаю, если у меня нет ни номера её, ни адреса? Я хочу ей сказать, что мне жизни без неё нет! Можешь ты понять? Мне нужно с ней поговорить!

Ульф тяжело вздохнул.

– Альф, прости. Это невозможно. Я дал слово. Поверь, я хотел бы тебе помочь, но она меня очень просила…

– Откуда ты знаешь, вдруг она теперь жалеет о том, что запретила давать мне её номер? – перебил Альф.

– Если так, то она мне сама об этом скажет.

И тут Альфа осенило:

– Ты можешь набрать ей и сказать, что я хочу услышать её голос? Просто голос услышать – это хотя бы можно?!

Ульф обдумал его идею.

– Ладно. Завтра попробую.

– Да почему завтра-то?!

– Потому что записная книжка дома, а мне еще один сет нужно играть. Так что до завтра, друг мой. До завтра.

* * *

Альф летел домой как на крыльях. Завтра всё получится. Он услышит голос Эвы и поговорит с ней. Он скажет, что приедет к ней и будет умолять на коленях, чтобы она его простила. Она должна его простить. Она тогда сказала сгоряча. Не может быть, чтобы она всё еще его ненавидела.

На следующий день он рванул к Ульфу в Лидингё. Было всего только полдень, и подруга Ульфа, Лена, встретила его удивленным взглядом. Она собиралась в магазин, а Ульф только продирал глаза.

Альф мерил комнату большими шагами, ходил взад и вперед, не мог дождаться, когда же наконец его приятель соизволит приступить к делу.

– Черт, не пойму, где у меня её номер телефона. На «E» только номер общаги, – сказал Ульф, два раза пролистав записную книжку. Увидев, каким взглядом его одарил Альф, он поспешно добавил: – Да успокойся ты! Найду я, найду. Если нет, то позвоню Руне. У него должно быть записано.

Наконец номер нашелся: оказывается, Ульф занес его в книжку на букву «T», по фамилии Эвы, и напрочь забыл об этом.

– Прикольная фамилия, – сказал он, садясь к телефону.

– Что прикольного?

– Фамилия у неё как у того русского режиссера, который помер в Париже.

– Какого режиссера?

– Ну, который как наш Бергман.

Альф только выразительно посмотрел на диск телефона. Ему сейчас было не до киноискусства. Фильмов русского режиссера он не смотрел (равно как и картин Бергмана, за исключением «Земляничной поляны»; но она ему не понравилась).

Он сел напротив Ульфа, готовый выхватить трубку из его руки, если разговор пойдет в его пользу. Точнее, выхватить в любом случае: он должен услышать голос Эвы, иначе ему конец.

Ульф набрал код Польши, код Варшавы, затем, локтем закрывая от Альфа телефонный диск, еще несколько цифр.

– После, – сказал он, заметив вопросительный взгляд Альфа. – Пусть сперва скажет, что согласна.

Альф отвернулся и закурил.

Ульф ждал, пока на том конце провода снимут трубку. Судя по тому, что он начал говорить по-английски, медленно, стараясь, чтобы было разборчиво, на звонок ответила не Эва, а её мать или отец. Альф слушал и ждал. Ему казалось, что время остановилось. Но он всё еще надеялся.

Ульф положил трубку на рычаг и сказал:

– Она уже уехала, приятель. Уехала по работе. До рождества дома не появится. Увы.

Альф был потрясен. Слезы брызнули у него из глаз, просто рекой потекли – вот уж чего с ним не случалось много лет. Он, не сказав ни слова, выскочил из квартиры Ульфа на улицу, а там стоял и не понимал, что теперь делать. Ему казалось, что он сейчас рехнется – просто вот на этом самом месте разум покинет его, и он превратится в берсерка и пойдет всё громить на своем пути. После бессонной ночи, которую он провел в надежде на разговор с Эвой, его психика трещала по швам.

Всё кончилось, на этот раз навсегда. Эва уехала куда-то другую страну, и найти её там невозможно. Он потерял её. У неё теперь другая жизнь. Совсем, совсем другая, и ему в ней нет места.

* * *

Они пили с Ульфом в закрывшемся уже клубе, поздно ночью, и Альф рассказал ему историю своей любви к Эве. Разумеется, он не стал описывать подробности сцены в прихожей. Просто сказал, что пытался остановить Эву, не дать ей уйти, и этим только испортил всё окончательно – обидел её, напугал, и она убежала.

– Забудь её, – сказал Ульф. – Это самый сволочной совет в такой ситуации, зато самый правильный.

– Я хочу сдохнуть, – ответил Альф. – Больше нет смысла жить.

Они уже были очень пьяны.

– Сдохнуть? Не, это не советую, – сказал Ульф наливая себе еще рому. – Найди себе какое-нибудь рисковое дело, чтоб отвлечь мозги. Дай выход адреналину.

– Вот возьму тачку и врежусь в столб. Будет фонтан адреналина.

– Эй, приятель, не мели языком почем зря про такие вещи! – возмутился Ульф. – Послушай меня, я дело говорю! На киностудии нужны каскадеры. Я могу тебе подкинуть номерок человека, к кому обратиться. Будешь прыгать со скалы или, наоборот, лазить по ней, как паук. На байке своем гонять, трюки разные, всё такое. В кино тебя покажут – правда, со спины, – он хихикнул и продолжал: – Только сперва придется пройти у них обучение.

– Ха, – вдруг загорелся Альф. – Отличная мысль, приятель! Там же можно насмерть грохнуться. Нормально, как положено, как доктор прописал. А не как этот чертов показушник!

– Какой показушник? – спросил Ульф. Не будучи членом байкерской тусовки, он не знал про аварию и травмы Свена.

– Да так, один тип, – отмахнулся Альф.

– Кто такой?

– Ну его к черту! Пиши телефон.

Подумав, Ульф сказал:

– Нет, я тебе его не дам, раз ты собрался убиться. Ты ж мне друг, зачем мне это надо?

– Это шутка, блин! Мой юмор не знаешь, что ли? Пиши давай.

Наутро Альф, проснувшись, нашел в кармане куртки бумажку с номером телефона человека на киностудии и дальше не раздумывал.

Глава 14. Пустота

Эва перебралась в Льеж в начале июля. Она поселилась в уютном пансионе в старой части города, познакомилась с Мириам, хореографом и партнершей Колина по сериалу, и приступила к подготовке к своей будущей роли.

Мириам чем-то напомнила Эве танцовщицу Кристину Ойос из фильма «Кармен», только волосы у неё были светлыми и довольно короткими. Специализацией Мириам были шоу-данс и джаз-балет. Эва занималась у неё через день.

Она очень скоро полюбила Льеж. Та часть города, где она жила, находилась на холме. Узкие улицы были пешеходными, вместо тротуаров здесь повсюду были каменные ступеньки, подъемы и спуски, спуски и подъемы. Французские надписи и вывески вокруг – поначалу Эве было довольно сложно ориентироваться, ведь этот язык она никогда не учила. Но вскоре она начала ощущать странное родство с этим местом, могла часами бродить по переулкам, среди стен, которым исполнилось много веков, ощупывать их руками. Она гуляла по выходным: вторая половина дня в воскресенье у неё была обычно свободной.

Эва не ожидала, что какой-то другой город сможет затмить в её душе Стокгольм. Но Льежу это удалось. И французский язык, который она начала изучать под руководством частного учителя, бельгийца по имени Реми, стал вытеснять из её головы шведский, да так быстро, что ей становилось не по себе.

Почему её поселили именно в этой части Льежа, было понятно. Скорее всего, героиня сериала родом отсюда. Но это было пока всё, что Эва знала о ней; Мириам в ответ на вопросы прямого подтверждения не дала, но сказала, что «тепло», а остальное ей расскажет Колин, когда приедет. Эве даже не было известно, жива ли таинственная танцовщица до сих пор; она решила считать, что жива, просто переехала куда-нибудь. Так было проще.

* * *

В конце июля Эва в очередной раз позвонила домой. У неё была договоренность с родителями, что она будет выходить на связь сама. На случай экстренной связи у родителей был лондонский номер Колина и еще один запасной контакт в Амстердаме. Где именно живет их дочь, они не знали. Только знали, что во французской части Бельгии. Эва слала им открытки из Брюсселя, Льежа и Шарлеруа. В телефонных разговорах с родителями она не была ограничена – расходы оплачивал Колин – но всё же старалась совершать только короткие звонки.

После обмена текущими новостями мама сказала:

– Тебя ищут твои шведские друзья.

Сердце у Эвы замерло.

– Кто? Мам, говори, не тяни! Алло!

– Сначала звонил молодой человек, то ли Улоф, то ли Алеф.

– Мама! – чуть не закричала Эва. – Как его имя? Неужели ты не записала?

– Записала. Сейчас, подожди, я куда-то подевала бумажку. Он говорил по-английски. Вот, нашла. Улоф.

– Может, Ульф?

– Ах да. Ульф. Извини, я тут неразборчиво…

– Мам, чего он хотел?

– Он хотел поговорить с тобой, спрашивал, как у тебя дела, и передавал привет от кого-то с таким же именем. Но, может быть, я что-то недопоняла? Он оставил свой номер, сказал – на всякий случай. Запиши.

Мама продиктовала номер. Эва знала его: это был домашний телефон Ульфа. Затем мама сказала:

– А позавчера приезжал мужчина, швед, и тоже спрашивал про тебя. Он отец одного из твоих друзей. Сперва он позвонил, и мы с отцом пригласили его в гости. Такой солидный.

– Мам, ну ради бога, не тяни! Кто это был?

– Господин Вик… Викстрём, так его имя, – неторопливо продолжала мама, очевидно, читая по бумажке. – Он сказал, что ты была дружна с его сыном. А ты мне ничего не рассказывала про своего шведского друга!

Эва поняла, что это отец Альфа. А могла бы и сразу догадаться: у Свена из родителей была только мать, а других знакомых в Стокгольме, кроме Альфа, чьи отцы стали бы интересоваться её персоной, у неё не имелось.

– Он был в Варшаве по делам и хотел с тобой встретиться, – продолжала мама. – Мы с отцом сказали, что ты уехала по работе и не вернешься до Рождества. Он спрашивал, куда именно ты уехала, но мы объяснили, что не можем сказать. Мы всё объяснили про твой контракт.

– Он просил мне что-нибудь передать?

– Он оставил свой номер телефона на случай, если тебе что-нибудь понадобится.

– А что мне может понадобиться?

– Не знаю, дочка. Он выглядел очень заботливым. Хороший человек, солидный. Еще он сказал, что ему жаль, когда забывают друзей. Я не поняла, дочка. Тебе, наверное, виднее, о чем он говорил. Скажи, что за человек его сын? Он тебе нравился? У тебя с ним…

– Мама! – воскликнула Эва нетерпеливо. – Мы с ним дружили. Если господин Викстрём позвонит еще, передай ему, что я благодарна и у меня всё хорошо.

– И всё?

– Да, больше ничего не говори.

– Эва, подожди. Может, лучше…

– Мама, я тебе больше ничего не могу сказать. И, пожалуйста, сама ему ни в коем случае не звони. Ты лучше выброси все эти номера. И первый, и второй.

* * *

После разговора с мамой Эва несколько дней маялась, а ведь теперь ей нельзя было этого себе позволять. Новое место, настоящая работа, куча дел, новые знакомые. Нельзя нырять в прошлое, потому что оно затянет, не даст свершиться тому хорошему, что ждет её впереди. Но как же это сложно!

Альф… Альф искал её, а не Свен. Он просил Ульфа связаться с ней. Он даже отца привлек к поискам.

На сердце было тяжело. Она порвала с той жизнью, но та жизнь не хочет рвать с ней. Ну ни в какую не хочет. Почему отец Альфа оставил свой номер телефона? Правильно ли она поступила, что твердо решила не звонить ему?

«Плохо, когда забывают друзей. Знает ли он? Знает ли он, что сделал его сын?» Она вспомнила, что отец Альфа был спонсором мотоклуба. Может быть, говоря о забывчивости, он имел в виду Свена? Но Свен ни разу ей не позвонил, пока она была в Варшаве. Она ждала долго – месяц или больше, но он не пытался выйти с ней на связь. А вот Альф использовал все возможности. Она его отшила, а он всё равно пытался. Эва помнила, как умоляла Ульфа не давать Альфу её контакты.

«Может быть, позвонить Ульфу? – подумала она. – Пожалуй, сделаю-ка я это завтра, после репетиции». На завтрашний день была намечена первая большая встреча с главными участниками будущего сериала, и Эва не хотела тащить на это мероприятие свою шведскую жизнь. Мало ли что ей скажет Ульф…

Нет, наверное, надо попытаться всё-таки еще раз позвонить Свену. Самый последний раз. Вдруг с ним что-то случилось…

* * *

Поздно вечером Эва уселась перед телефонным аппаратом и стала набирать номер Свена. Нервы у неё были на пределе, и после двух или трех неудачных попыток справиться с кодами она уже подумывала о том, чтобы обратиться за помощью к телефонистке. Но на четвертый раз вроде получилось. «Лишь бы было слышно нормально», – молила она небеса, слушая длинные гудки.

Трубку на том конце взяли после второго звонка.

– Алло! – сказал радостный женский и, как показалось Эве, нетрезвый голос. – Говорите! Эй! Ну! Какого черта молчать!

Эва уже собиралась извиниться, нажать отбой и попытаться набрать номер еще раз (а если не выйдет, то тогда уже точно обратиться к телефонистке), как в трубке услышала голос Свена:

– Алло. – И в сторону: – Помолчи минуту, прошу тебя.

Эва не смогла выговорить ни слова. Секунды тянулись, как вечность. Что-то восклицала женщина на том конце провода – по всей видимости, протестуя против того, что у неё отобрали трубку. И что-то тихо так звенело. Где-то в космосе…

Опомнившись, Эва нажала на рычаг.

* * *

Страшная пустота. Как во сне, когда летишь в пропасть. Или протягиваешь руку за каким-то предметом – и просыпаешься, нащупав только воздух. Еще так бывает, наверное, когда… впрочем, какая теперь разница.

Эва подошла к зеркалу.

Она смотрела самой себе в глаза и видела, как расширились зрачки. Она чувствовала, как с каждой секундой пустота разрастается и вытесняет из неё все желания.

Её место было занято. Наверное, уже давно. Свен не искал её и не пытался выяснить, что случилось. Значит, не было ничего, что он хотел бы помнить.

Ни-че-го.

Глава 15. Ноябрь

Прошло три с половиной месяца. Альф работал на киностудии и работу свою обожал. Пройдя базовую подготовку, он приступил к освоению более сложных трюков. Он просто был создан для этой профессии, а она – для него. Вскоре его собирались отправить на неделю в Копенгаген, в тамошнюю школу каскадеров, где должен был состояться мастер-класс кого-то из звезд профессии – кого-то из тех, кто снимался в американских боевиках.

Когда летом отец, вернувшись из Варшавы, молчал как камень, и даже мать не знала, что ему удалось выяснить, Альф пережил это без эмоций. У него был четкий план, и он собирался его реализовать. Тот самый план, который он, выпив лишнего, озвучил Ульфу. Но это не было плодом пьяного угара: напротив, на трезвую голову идея нравилась Альфу еще больше. Это было действие, поступок, а не безысходность, в которой он столько времени варился и чуть не утонул.

Ему всегда нравился риск, и он ничего не боялся. А теперь тем более. Профессия каскадера, в которую он окунулся с головой, давала выход всему, что в нем накопилось. Боль из-за Эвы, страшная боль одиночества – всё это отступало на второй план, когда требовалось ползти по отвесной стене и страховать товарища, и так дубль за дублем. Ненависть к Свену давала силы преодолевать препятствия.

Мелкие травмы, конечно, случались, но реже, чем у товарищей по команде. Его прозвали «неубиваемый Альф», а он смеялся. «Ничего-то вы не знаете, – думал он. – Я мёртвый внутри. Мне просто нужно устроить так, чтобы мама не догадалась, что я сделал это своими руками».

Но когда в съемочном павильоне на него рухнула огромная декорация и погребла под собой, и он, валясь под обломками, задыхаясь в пыли, кашляя, отплевываясь, дожидаясь, пока разгребут завал, ощупал себя, то вдруг с потрясающей ясностью осознал: небеса (если, конечно, они в самом деле обитаемы) почему-то хранят его. В метре от его головы в пол вонзился огромный крюк, который венчал верхушку декорации, пока она еще стояла как положено. Всего в метре от него.

Слушая, как снаружи бегают и вопят сотрудники киностудии, зовя на помощь, думая, что под обломками они найдут сильно покалеченного человека или его бездыханное тело, Альф смеялся. Кашлял, отплевывался и продолжал смеяться. То, что его не убило этой громадиной (а ведь он очень хотел, просто мечтал, чтобы что-нибудь положило конец его существованию, каждый день шел на любимую работу, надеясь, что это дорога в один конец) – и не просто не убило, но даже не задело – могло означать только одно.

Он встретит Эву снова. Он будет с ней.

Ради этого стоило жить.

* * *

Он свыкся с ролью одиночки, но сохранил часть прошлых привычек: посещал бары, завел двух или трех новых приятелей, с которыми можно было иногда перекинуться парой слов за кружкой пива. С девчонками он, конечно, тоже знакомился и проводил время – ровно столько, сколько было в кайф, не больше и не меньше. Иногда по вечерам он гонял на байке по городу, но теперь его маршруты пролегали в таких районах, где шанс встретить людей из старой тусовки был минимальным. Впрочем, бывало, что он их встречал – и тогда приветствовал издали, в крайнем случае перекидывался парой фраз, если без этого совсем нельзя было обойтись. Он теперь возвращался домой до полуночи: по утрам ему нужно было на киностудию.

Как-то вечером он сидел в баре и поглядывал на экран. Должны были показывать концерт «Guns N’Roses» из Боливии или Колумбии, но по техническим причинам трансляция прервалась на третьей песне. Вместо неё включили видеоклипы. Фанаты группы, поначалу набившиеся в бар в ожидании трансляции концерта, обломались и по большей части ушли. Альф надеялся увидеть «Knoсkin’ On Heavens Door» и потому остался.

Он задумался о своих делах и не сразу заметил, как возле него на свободное место опустился человек. Потом его словно током дернуло, и он повернул голову.

Это был Свен.

– Привет, – сказал он Альфу. – Я ехал мимо, увидел твою тачку у входа.

– Привет, – ответил Альф, не веря своим глазам.

Свен с ходу пустился в изъявления благодарности. Он говорил о том, как обязан отцу Альфа за помощь в лечении и восстановлении после травмы. Альф всё еще не верил своим глазам, поэтому ему было не до ушей. Он смотрел на собеседника и очень сильно удивлялся. «Вот так запросто сидим за одним столом? После всего, что было?» – думал он. Потом он посмотрел на экран, где Эксл Роуз в своей бандане начал петь «Sweet Child o’Mine» – это был старый клип, трех- или четырехлетней давности. Бандана была синяя, а не красная. Альфу захотелось протереть глаза и помотать головой – что за чертовщина? Но потом он понял, что всё в порядке: бандана правильная.

Свен замолчал, и до Альфа дошло, что он должен сказать какие-то слова в ответ. И он брякнул:

– Скажи это моему отцу, лично. Я-то ему вряд ли передам.

– Я уже сказал. Ты что, в самом деле не общаешься с родителями?

– С матерью общаюсь. С отцом – нет.

– Почему?

– Да так. Были разногласия.

– Из-за моей травмы? – спросил Свен.

– Ну, как тебе сказать…

– Выходит, я подставил тебя. Мне очень жаль, – сказал Свен искренне. – У меня, знаешь… голова была не в порядке.

Альф скривился, давая понять, что не хочет обсуждать эту тему.

– Возвращайся в клуб, – предложил Свен. – Без тебя гонка неинтересная.

Альф знал, что Свен начал тренироваться сразу, как только оправился от травмы, и это было еще до того, как врачи разрешили ему изредка делать короткие поездки. Кто-то из общих знакомых Альфу говорил об этом – Хокан или еще кто-то. Что у парня после долгого лежания в больнице мышцы превратились в студень, но он принялся их накачивать – упорно, скрипя зубами, чтобы не орать от боли – и уже скоро катался почти как раньше, а вот при ходьбе всё-таки еще прихрамывал.

– Заеду как-нибудь, – ответил Альф. Он совершенно точно знал, что не заедет. По крайней мере, в его планы это не входило.

– Чем занимаешься? – спросил Свен.

– Подрабатываю на киностудии.

– И что там?

– А, ну там разное, каскадерские трюки, всё такое, – сказал Альф небрежно. – Платят неплохо. Еще рукопашный бой. Есть один дядька, я у него учусь кое-чему в частном порядке. Еще на подхвате у техперсонала – ну, на съемках иногда подменяю звукооператора. Палку такую длинную с микрофоном держу над головами актеров.

Пока они беседовали, «Sweet Child o’Mine» закончилась, и стали показывать один из клипов группы «Alice in Chains». Эту команду Альф не особо жаловал. Поэтому, когда Свен предложил прокатиться вместе по городу, он согласился.

Чувство, что они опять едут вместе, как раньше, наполнило его сердце радостью. Альф сопротивлялся этому, а потом сдался. Выходило, что всё это время ему не хватало общества Свена, хоть он и говорил себе, что прекрасно обходится без его дружбы. И вообще без чьей-либо дружбы.

Они катались примерно час и остановились, чтобы покурить. Разговор зашел о байках, мотоклубе, киностудии и прочем.

– Заедем за Фокси? – предложил Свен, делая жест в сторону квартала, где располагалась театральное общежитие.

Альф вздрогнул от неожиданности. Фокси – так он звал в душе Эву. Как у Хендрикса – «Фокси Леди».

– За кем? – переспросил он.

– Ты вроде её знаешь.

Альф понял, что речь идет о рыжеволосой студентке, с которой он несколько раз встречался летом, когда искал любую информацию об Эве. Сама по себе рыжая девчонка не имела значения. Ха, Свен решил, что это она – Фокси? Вот прикол-то.

– А, – сказал Альф. – Ну, давай заедем.

По дороге Альфа не отпускало чувство, что он сейчас увидит Эву.

Но, конечно же, из дверей общаги выскочила рыжая девчонка. «Как её бишь? Анне-Лиза?» – пытался вспомнить Альф, глядя, как она приближается, улыбаясь Свену.

Она увидела Альфа и удивленно сказала:

– Привет.

Помимо удивления, в её голосе прозвучала обида. Альф знал, почему: он же пропал летом после двух или трех встреч. Но Фокси немедленно дала понять, что у неё теперь есть более классный кадр. То есть Свен, которому она бросилась на шею.

Альф слегка улыбнулся. Происходящее начинало его забавлять. Эти двое встречаются, и от девчонки пахнет теми же духами, что носила Эва. Точнее, от девчонки разит, а Эва носила их как положено: лишь легкий, едва уловимый флёр вился вокруг неё.

Они пронеслись по знакомым трассам вечернего города и добрались до спортбара, где бывали несколько раз в прошлом году. Никого из знакомых сегодня здесь не было.

У барной стойки Альф приметил смазливую девчонку и завязал с ней непринужденный разговор. Девчонка не блистала интеллектом, зато всё остальное у неё было в полном порядке.

– Эй ты, слышь, – вдруг окликнул его какой-то парень. – Отвянь от моей подруги.

Альф обернулся, смерил парня взглядом, но решил не спорить. Девчонка оказалась чужая. Ну и ладно.

– Нет проблем, – сказал Альф. Неторопливо закурив, он взял свой бокал и пошел к столику, где сидели Свен и Фокси.

– Слышь, у тебя будут проблемы, если останешься здесь, – сказал тип ему вслед.

– Да-да, – бросил Альф через плечо. – Перестрелка у кораля «O.K.» и всё такое.

Тип, чью девчонку Альф пытался склеить у барной стойки, оказался занудой: через несколько минут он вместе с тремя приятелями заявился к их столу. Все четверо остановились, нагло ухмыляясь. Фокси заметно занервничала, когда они, не скрываясь, принялись рассматривать её.

Зануда заявил:

– У моего приятеля нет подружки, а твоя ничего, симпатичная. Поделишься?

– Держи карман шире, – ответил Свен.

Было ясно, что эти четверо просто так не отвяжутся. Парни были навеселе и готовы к подвигам.

– Ты как насчет того, чтобы перекинуться с ними парой слов на свежем воздухе? – негромко спросил Альф, обращаясь к Свену.

– Ну а куда деваться, – ответил Свен небрежно. Драться он не сказать чтобы очень любил, но в данной ситуации другого выхода не было.

Альф сказал Фокси:

– Будь здесь и не высовывайся.

Они вышли на улицу. Альф без предупреждения сбил с ног двоих, а третий, тот самый зануда, который инициировал стычку, увидев, что двое его приятелей вышли из строя, тут же дал стрекача. Свен тем временем сцепился с четвертым – это был амбал, и у амбала был кастет. Фокси, невзирая на приказ оставаться в баре, выскочила на улицу и завопила не своим голосом. Альф подумал, что сейчас заложило уши не только у него, но и у Свена с его противником. Оценив ситуацию и увидев, что перевес на стороне амбала, Альф, недолго думая, врезал ему со всей силы под колено. Тот взвыл от боли и свалился на тротуар. Альф забрал у него кастет и зашвырнул подальше, после чего сказал Свену:

– Я извиняюсь, пришлось немного ускорить финал. Пора сматываться.

Они вскочили на свои байки. Фокси устроилась позади Свена, и они помчались, как в былые времена, обгоняя всех, выезжая на встречную полосу, газуя, чтоб успеть проскочить перекрестки, где светофор уже менялся на красный, и вскоре оказались возле дома Альфа. На всё про всё у них ушло минут двадцать, если считать от требования зануды поделиться девчонкой с его друганом.

Альф заглушил мотор и громко засмеялся. Вечер получился действительно нескучный.

Втроем они поднялись к нему в квартиру. Альф откупорил бутылку Jack Daniels, которую держал на случай… он и сам не знал, на какой.

– Ловко ты научился, – сказал Свен, когда они выпили. – Как ты тех двоих вырубил!

– Один человек на киностудии мне показал кое-какие приемы, – объяснил Альф. – Научу как-нибудь, если хочешь.

Фокси всё еще выглядела перепуганной, но пыталась куражиться. Альф задал себе вопрос, как бы вела себя на её месте Эва. Стала ли бы она там, возле бара, вопить или визжать так, что у него чуть не полопались барабанные перепонки? Почему-то ему подумалось, что нет.

– Ты предупреждай, когда собираешься включать сирену, – сказал он Фокси шутливо. – Я, как назло, где-то посеял беруши.

Она скуксилась и посмотрела на Альфа исподлобья, но через пять минут сменила гнев на милость и даже потянулась поцеловать его в щеку. Тут Альф увидел, что Свен, прищурившись, смотрит на них.

– Нельзя? – смеясь, спросил Альф.

Свен сделал жест – мол, да ради бога, мне всё равно. Фокси этого не видела.

Альф подошел к полке, где стоял магнитофон, и включил свою любимую кассету с блюзами.

Они сидели, пили виски, трепались и слушали музыку – не очень громко, но и не сказать чтобы тихо. Вскоре кто-то постучал в стену, сперва негромко, потом более настойчиво.

– Чего это они? Музыку не любят? – спросила Фокси. Она уже немного «окосела».

Альф тоже был озадачен. Он подошел к стене и постучал три раза; послушал, будет ли ответ, но ответа не было.

– Черт их знает. Может, новые соседи, – сказал он задумчиво.

И тут он осознал, что после того вечера, когда у него была Эва, он ни разу не включал дома музыку. Радио слушал иногда на работе, когда был перерыв, а музыкальный центр, за который полгода назад отдал приличную сумму (копил на него несколько месяцев, а когда отец подкинул денег на день рожденья, то наконец купил), стоял и покрывался пылью.

Альф налил себе еще виски и отошел к окну покурить. За его спиной звучала музыка, веселились знакомые (ну ладно, ладно: друг детства со своей девчонкой). Жизнь продолжалась. Сегодня жизни это удавалось лучше, чем в иные из предыдущих вечеров.

Фокси решила предпринять вояж в туалет и отправилась туда нетвердой походкой. А когда возвращалась, то чуть не упала, зацепившись за ручку двери. Хорошо, что Альф был недалеко и успел её подхватить. Фокси повисла у него на шее, умильно глядя пьяными глазами и глупо хихикая.

– Всё, всё, – сказал Альф, помогая Фокси усесться обратно на диван, к Свену. – Тебе мы больше не наливаем.

– Почему-у-у! – забузила Фокси.

– Вы развлекайтесь, а я пойду спать, – сказал Альф Свену. – Мне завтра с утра на киностудию.

* * *

Фокси во время занятий сексом была криклива, он это знал, а сегодня просто превзошла саму себя; но Альфу это было безразлично. Его забавляло, что Свену понадобилась суррогатная Эва. Может быть, тот всё это подстроил для того, чтобы что-то доказать Альфу? Только что?

Он лежал на кровати за перегородкой, закрыв глаза, не обращая внимания на звуки, что доносились из гостиной, и думал о девушке, которую не мог забыть. Он знал, что всё отдал бы за то, чтобы еще раз пережить ту ночь, когда был по-настоящему счастлив.

«Я хочу говорить тебе слова, что рвутся из сердца. Я хочу, чтобы только ты слышала эти слова, а не первая попавшаяся деваха, которую я подцепил, лишь бы не сойти с ума от тоски. Я хочу быть с тобой нежным, ласкать тебя, доводить до экстаза. Я хочу это делать с тобой и только с тобой. Когда-то я наивно надеялся, что смогу выбросить тебя из сердца, но у меня не вышло, и я больше не пытаюсь. Вон там, на диване, твой бывший парень – ему достаточно быть с твоей тенью. А мне нет».

Рано утром, еще до того, как он проснулся, его гости ушли.

Глава 16. Объяснение

Свен не отставал от Альфа с идеей устроить совместный заезд на их старой кроссовой трассе и заводил об этом разговор в каждую их следующую встречу. Альф сперва отнекивался, ссылался на дела, а потом подумал – черт возьми, почему бы нет? Погоняться вместе, как раньше, посоревноваться. Пусть это будет всего лишь разминка, просто в удовольствие, а не на рекорд. Всё равно здорово.

Лейф встретил его нормально, словно Альф и не уходил из клуба. Никаких неприятных вопросов ему не задавали. Его старая кроссовая тачка стояла в гараже на том же месте. Она числилась на балансе клуба, и за ней ухаживали как положено. Альф не стал спрашивать, кто из ребят теперь на ней гоняет. Просто сел и поехал.

Он внимательно наблюдал за Свеном на трассе. Тот, если принять в расчет травмы, полученные всего полгода назад, делал большие успехи. Как ни странно, но Альфу показалось, что японская авария пошла на пользу его сопернику. Свен раньше был излишне осторожен. Теперь же он стал более отчаянным, «отвязным», что ли; будто бы и не травма у него случилась полгода назад, а главный приз он завоевал в той гонке в Японии, и теперь его было не остановить на пути к новым вершинам. Свен рвался в бой, почти как Альф у себя на киностудии. Словом, с ним опять становилось интересно.

Они сделали несколько кругов по ухабам, дважды взяли крутой подъем, а потом решили передохнуть в перелеске, примыкавшем к трассе. Они были забрызганы грязью не меньше, чем их мотоциклы. Альф сел на траву, снял шлем и закурил.

– А ты ничего гоняешь, – сказал он. – Я думал, ты там на склоне кувыркнешься и костей не соберешь. А ты вырулил.

– Я занимаюсь каждый день, – ответил Свен. Он остался стоять возле своего мотоцикла, тоже снял шлем и закурил. – После выписки я приехал сюда, взял тачку и на трассу. Лейф об этом не знал. А когда он узнал, то я думал, что всё, мне хана. Сейчас выгонит из клуба к черту.

– Могу себе представить, – сказал Альф.

Потом Свен ни с того ни с сего спросил, не думает ли Альф помириться со своим отцом.

– Нет, – ответил Альф, неприятно удивленный этой настойчивостью.

– Слушай, это ведь я был не прав, – сказал Свен.

– Тебя это не касается. Вообще никого не касается.

– Подожди, – упорствовал Свен. – Я хотел бы исправить то, что могу.

– Давай больше не будем об этом.

– Нет, – сказал Свен. – Выслушай меня. Я каким-то образом… не помню как и почему, но… я сказал то, что им не следовало знать. Я сказал Лейфу какую-то хрень. Насчет тебя и… ну, ты понимаешь, о ком я. Я считал, что у вас что-то… что между вами что-то было.

Альф молчал и ждал, что он скажет дальше.

– Я не должен был трепаться, не поговорив сперва с тобой, – продолжал Свен. – Потом я узнал, почему… почему она уехала вот так.

Последние слова дались ему с трудом.

Альф прекрасно знал, почему Эва уехала, но спросил на всякий случай:

– Ну, и почему?

– Карьера.

– Карьера? Классно, – сказал Альф. – И что?

– Ей предложили роль в телесериале. Ты не знал?

– Ты говорил с ней? – спросил Альф, не отвечая на вопрос.

– Нет.

– Почему?

– А вот это уже мое личное дело.

– Давай так, – предложил Альф. – Ты больше не будешь заводить разговор про моего старика – и тогда не услышишь от меня вопроса типа того, что я только что задал.

– В случае с твоим отцом я надеялся, что могу как-то помочь, исправить. В моем же случае…

– Типа, я исправить не могу, вот и нехер мне знать, – закончил за него фразу Альф, не дав назвать имя девушки, которую они оба любили.

– Ты не можешь, – подтвердил Свен. – Никто не сможет. Даже она.

Взгляд его стал жестким, холодным, и желваки заходили по щекам.

Альф догадался, что это значит. Свен считал себя обманутым, брошенным ради карьеры и, вероятно, ради богатого любовника-продюсера. Оскорбленное самолюбие говорило ему: «я для неё – просто парень с автомойки, байкер, с которым она спала, пока жила в Стокгольме; парень, который мечтает кем-то стать, но пока не стал и еще неизвестно, станет ли». Альф знал за Свеном этот пунктик: однажды, в самом начале знакомства с Эвой, тот поделился с ним опасениями на тему того, что по социальному статусу он не соответствует своей подруге.

Альфу стало ясно, что ему несказанно повезло. Он вне подозрений. Даже если Свен и подозревал что-то, то контракт Эвы сместил акцент с того, было или не было у неё что-то с Альфом, на сам факт, что она предпочла карьеру (даже если только карьеру) парню, который её любил.

Опять стало можно жить как раньше. Этот доверчивый идиот, его приятель, нашел для той истории самое тупое объяснение. Без сомнения, в части, что касалась богатого любовника, не обошлось без Анне-Лизы по прозвищу Фокси, которая насвистела Свену про Эву – мол, та ухватилась за шанс устроить личную жизнь с богатым продюсером. Что может быть заманчивее для девушки из отсталой (по глубокому убеждению Фокси) страны? Неважно, что продюсер старше Эвы на двадцать лет (это было известно, но кто он такой, никто не знал): кому это когда мешало?

Альфу хорошо была знакома эта песня: летом, когда он мимолетно общался с Анне-Лизой в надежде узнать что-нибудь про Эву, та пыталась ему спеть точно такую же. Он сам чуть было не повелся, но вовремя понял, что в рыжей танцовщице говорит зависть и ревность к подруге. Понял он это, случайно встретив Фокси в супермаркете: она выбирала краску для волос, и ей позарез требовался тот волшебный медно-каштановый оттенок, что у Эвы был от природы. Фокси держала в руке фотографию Эвы и сверяла цвет на упаковке с краской. Она разозлилась, когда Альф застал её за этим занятием. Неудивительно: ведь он открыл её секрет.

Женщины не умеют дружить, это всем известно. Их дружба – это просто сплетни и зависть. Если же находится девушка, одна на миллион, способная на искреннюю дружбу, то она непременно подпустит к себе какую-нибудь злую, хитрую, льстивую стерву да еще начнет доверять ей свои секреты, даже не подозревая, что та говорит за её спиной. Эва – содержанка? Эва спит с продюсером из-за денег или карьерных соображений? Это сущий бред. Альф знал от Ульфа, что Эве предложили контракт, покрытый мраком секретности, и что она его приняла и переехала в другую европейскую страну. Ульф клялся, что ему ничего сверх того не известно. Но Альф знал, что такие контракты – не редкость: создатели сериалов, опасаясь конкуренции, заставляют актеров подписывать «соглашения о неразглашении», по которым никто из посторонних не должен знать не только сюжет, но даже место съемки. Родители Эвы не сказали ни Ульфу, ни отцу Альфа, в какую страну Эва уехала. А могло бы быть иначе, и они назвали бы любую – Гебриды, Карибы, остров Пасхи – и он бы бросился искать, а Эвы там нет, это просто фейк, причем фейк, юридически закрепленный контрактом.

То, что Свен поверил в версию Анне-Лизы, не делало ему чести. Ему следовало лучше знать свою девушку. Точнее, обеих – прежнюю и теперешнюю.

Альф вдруг понял: несмотря на то, что можно опять жить как раньше, делать этого не хотелось. В конце концов, он за последние несколько месяцев прошел длинный путь, сделал всё, чтобы жить по-другому. Не открыть ли Свену правду? Отец когда-то требовал этого. Но Альф тогда не стал этого делать. А сейчас можно сказать.

Альф неторопливо поднялся на ноги и произнес:

– Есть один нюанс.

И добавил с безразличным видом:

– Можешь дать мне в морду, если тебе от этого полегчает.

– Ты скажешь, в чем дело, или нет?

– Я в самом деле спал с Эвой.

В морду он получил без промедления, словно Свен все эти месяцы только и ждал такого признания. Дальше они минут пять или шесть катались по земле, сцепившись, мутузя друг друга со всей дури, как когда-то, когда были подростками, из-за другой девчонки. И был в этом фантастический кайф для Альфа. Так давно хотелось врезать этому белобрысому типу, когда-то счастливому сопернику, человеку, который отбил у него девушку, просто-напросто украл её у Альфа без лишних церемоний – и вот настал день, когда это происходит. Альф был сильнее, плюс он знал новые приемы, а Свен брал злостью, ненавистью даже. Только у него была больная нога, и Альф не забывал об этом в своем воинственном угаре.

Наконец Альф почти победил: враг был повален на обе лопатки и прижат к земле – еще мог вывернуться, но изрядно выдохся.

– Всё, хорош, – сказал Альф, отпуская Свена и вставая с земли. – Выпустили пар, и ладно. Ты в порядке?

– Иди на хер, – бросил Свен, тоже поднимаясь с земли и не глядя на него. – Никогда при мне не упоминай её имени, ясно?

И всё-таки они умудрились после всего этого остаться друзьями. Альф не знал, как так вышло. Лично он ничего для этого не сделал.

Конец первой книги

Книга 2

Глава 1. Флёр

Биографическая справка

Флёр (Fleur, сценическое имя; настоящее имя Flore Naessens) – балерина, танцовщица, хореограф. Родилась в Льеже в 1950 году. Отец – школьный учитель, мать – домохозяйка. Окончила балетную школу в Роттердаме. С начала 1970-х активно выступала в странах Западной Европы, специализировалась в жанрах «шоу-данс» и «джаз-балет». На пике своей популярности возглавляла собственную труппу, которая базировалась в Нидерландах. После 1979 года внезапно сошла со сцены. Дальнейшая её судьба неизвестна.

Глава 2. Алан

Телесериал «Танец с призраком». Литературный сценарий. Сезон: второй. Эпизод: первый.

Сцена 1. Международный аэропорт. По трапу самолета спускается молодой человек. На вид ему двадцать два или двадцать три года. Это высокий блондин с длинными прямыми волосами. Его лицо озарено улыбкой. Это популярный рок-музыкант, привыкший к славе и вниманию со стороны поклонников и поклонниц. У него только что закончилось мировое турне. В течение ближайших двух недель ему предстоят исключительно удовольствия. Он свободен, как птица.

На выходе из VIP-зала его со всех сторон обступают репортеры. Улыбка моментально слетает с его лица: с представителями этой профессии ему в последнее время стало очень трудно общаться.

Репортер справа: Алан, всего на несколько слов.

Репортер слева: Какого ты мнения о том погроме в Манчестере, что устроили поклонники твоей группы?

Камера фиксирует недовольное выражение лица Алана.

Вопрос из-за плеча: Почему ты отказался выступать в клубе «Адреналин»? Плохо принимают, а?

Алан оглядывается и видит лысеющего мужчину франтоватого вида. Этот репортер недавно опубликовал скандальную статью про группу Алана и жаждет новых тем для продолжения скандала. Алан отворачивается.

Рик, телохранитель Алана, с невозмутимостью Геракла прокладывает дорогу сквозь толпу. Алан следует за ним, не реагируя на вопросы, сыпящиеся со всех сторон.

Добравшись до автостоянки, где его ждет машина, Алан останавливается и оборачивается к репортерам.

Алан: Ребята, я приехал отдохнуть. Будьте людьми, а?

Представители прессы бросаются к своим автомобилям, готовые во что бы то ни стало не упускать рок-звезду из поля зрения и выяснить, где и в какой компании Алан собирается развлекаться сегодня.

Сцена 2. Машина, в которой сидит Алан, оторвалась от преследователей. Они подъезжают к особняку, расположенному в сельской местности. Здесь безлюдно, спокойно и респектабельно. На воротах висит табличка, гласящая: «частное владение».

Сэмми, второй телохранитель, встречает их на пороге особняка. Алан быстрыми шагами проходит в гостиную и располагается на диване.

Алан: Всё, братцы, мы прорвались, теперь отдыхать.

Алан вскакивает со своего места, хватает телефонную трубку, набирает несколько цифр.

Алан: Эй, сколько можно тебя дожидаться? Как где? Дома. Давай гони сюда, я хочу тебя видеть. Что? Ну ладно, только быстро! Жду.

Положив трубку на рычаг, он включает телевизор и начинает переключать программы в поисках новостного канала.

Сцена 3. Гостиная в доме Алана. Он сидит на диване, у него на коленях устраивается Флёр.

Флёр: Как добрались? Нормально?

Алан: Отлично добрались. (Целует Флёр в вырез блузки, поглаживает её по бедру). В аэропорту, естественно, нас встречали эти скоты из прессы. Но особо не выпендривались, и я отпустил их с миром.

Флёр: Из «Нью Мьюзикл Экспресс» кто-нибудь был?

Алан: Бог миловал. Их миловал, не меня. Я Рику сказал: «Если хоть один из этих сукиных детей попробует мелькнуть на горизонте, бей ему объектив без предупреждения. Если заодно разобьешь ему табло, я не буду на тебя в обиде».

Флёр: Круто ты.

Алан: Они это заслужили. Если б ты знала, как они меня достали! Они – везде. Перевирают всё, что я говорю. Стоит мне в трусах выйти покурить на балкон – всё, готово, фотография назавтра в газете. И подпись к ней такая: «Звезда собирается на прогулку. День начался неплохо, уже два цветных телевизора улетело в окно. Эти трусы он купил в модном магазине на Оксфорд-стрит за сумму с тремя нулями».

Алан смеется. Начинает расстегивать пуговицы на блузке Флёр.

Флёр: Кстати, насчет фотографов. Мне позавчера попался один любопытный снимочек. На нем ты с такой шикарной блондинкой…

Алан (спихивает её со своих коленей и вскакивает на ноги): Черт побери! Хоть ты-то мне нервы не трепи!

Флёр (невинным голосом): Что, Саманта тоже об этом спрашивала?.

Алан: Сколько раз я должен повторять: с Самантой я развожусь! Раз-во-жусь, понятно?!

Флёр: Ну ладно, хватит орать. Я забыла.

Алан с возмущенным видом садится обратно на диван и некоторое время вертит головой, переводя взгляд с двери, ведущей на верхний этаж, где находится спальня, на свою подружку, прикидывая, не отправиться ли им в постель прямо сейчас. Внезапно лицо его озаряется хитрой улыбкой.

Алан: Я тоже видел на днях один снимок. В «Роллинг Стоун». Ты под ручку с каким-то пузатым кретином, оба довольные такие…

Флёр: Что-о-о?

Алан (кричит телохранителю, который находится в соседней комнате): Эй, Рик, где «Стоун»? Ну-ка тащи сюда.

Появляется Рик, неся в руках несколько журналов. Алан выбирает один, остальные швыряет на пол. Начинает листать журнал. Открыв на нужной странице, он с хитрой физиономией показывает Флёр фотографию.

Флёр (разочарованно): Ну ты дурак. Это же Лоренс. И не такой уж он пузатый…

На этой фразе Эва захлопнула сценарий и нажала на кнопку пульта. Кассета в видеомагнитофоне остановилась, и по экрану телевизора побежали серые точки. Они с Аланом только что смотрели сцену, сценарий которой Эва перечитывала.

– Я хочу дальше, – сказал Алан. Он лежал рядом с ней на толстом ковре, которым был застлан пол. Под голову он подложил большого плюшевого тигра – игрушку, которую ему подарила одна из поклонниц.

– Надоело, – сказала Эва. Она поднялась с ковра и потянулась.

– Дальше супер сцена! Мы с тобой в постели так классно развлекаемся.

– Да, снято хорошо. Но если каждый день смотреть, то я перестаю воспринимать.

Они находились у Алана дома, только не в особняке (потому что у него не было никакого особняка), а в обычной лондонской квартире. И телохранителей у него не было: не дорос еще до того статуса, что был у героя, которого он играл в сериале.

Прессой, надо сказать, Эва и Алан были вполне обласканы – возможно, даже больше, чем прототипы героев сериала, реальный рок-музыкант и девушка-танцовщица, фигуры в свое время достаточно известные, но давно всеми забытые. Алан возил с собой вырезки с рецензиями и перечитывал. Как только позапрошлой осенью на экраны вышел первый сезон, об исполнителях главных ролей стали писать, преимущественно очень тепло. Сказывалась и определенная ностальгия критиков по «старым веселым временам» (действие сериала происходило во второй половине семидесятых годов, а сейчас была середина девяностых), и хорошая актерская и режиссерская работа, не говоря уже о музыке и танцах, которых было очень много, и поставлены они были отменно.

Алан был музыкантом – пел и играл на гитаре в рок-группе – и племянником продюсера. Колин снимал сериал про самого себя, только молодого, и девушку из Льежа, которую он любил. Алан великолепно подошел на главную роль и по роду занятий, и по причине весьма сильного внешнего сходства. Но темперамент у него был куда менее сдержанным, нежели у его дяди-продюсера (хотя Эва в последнее время начала думать, что Колин в свои двадцать лет тоже не был тем классическим англичанином, с каким она познакомилась два с половиной года назад).

Первые шесть или семь месяцев, которые предшествовали съемкам первого сезона, Эва старательно вникала в характер Флёр, пыталась вжиться в роль. В том, что касалось танцев, это было достаточно трудно, но выполнимо. Эва занималась с профессиональными хореографами-постановщиками, изучила джаз-балет и шоу-данс и очень полюбила эти стили.

Но в том, что касалось темперамента Флёр, Эве пришлось столкнуться с проблемами. Совсем другой тип женщины, чем она сама: Флёр была (точнее, становилась по ходу развития сюжета) взбалмошной, неусидчивой, падкой до показухи, ревнивой к славе, способной на непредсказуемые выходки. Причем это выяснилось только тогда, когда начали снимать первый сезон. До начала съемок Колин много рассказывал Эве, какой он хочет её видеть, чуть ли не лекции ей читал, но по большей части шла речь о танцах и романтических отношениях с главным героем. Эва и представления не имела о том, что танцовщица из Валлонии была типичной «звездой» семидесятых, со всеми вообразимыми эксцессами. Алкоголь, наркотики, беспорядочные отношения с мужчинами – всё это было в жизни Флёр. Почему Колин не упомянул об этом в своих рассказах, Эва не спрашивала. Догадывалась, что, скорее всего, потому, что в свое время сам сильно пострадал от выходок своей возлюбленной.

Эва и Алан вошли в сериал начиная с середины первого сезона. Первые три эпизода были посвящены детству героев, и их роли исполняли девочка и мальчик. На той стадии сюжет развивался двумя параллельными линиями: дети не были знакомы друг с другом, росли в разных странах, лишь камера фиксировала их жизнь и наталкивала на мысль, что когда-нибудь они должны встретиться. В четвертом эпизоде первого сезона восемнадцатилетняя Флёр вместе с подружками пытается проникнуть в средневековый замок, приспособленный под студию звукозаписи. Там репетирует и записывается рок-группа, возглавляемая героем, которого играл Аланом. Они знакомятся.

Так познакомились и Эва с Аланом.

Играть эту сцену Эве было труднее, чем любые постельные (а их в сериале хватало: первая такая сцена с Аланом была в заключительном эпизоде первого сезона, и Эве потом пришлось объяснять своим старомодным родителям, что это «просто кино и ничего больше»). Для начала, она презирала девушек из разряда «групис» как класс. Идти на всё, из кожи вон лезть, лишь бы переспать с парнем, который поет или играет в рок-группе? Она не могла взять в толк, зачем нормальной девчонке (свою героиню она считала нормальной) может быть нужен разовый секс с кем-то, кто греется в лучах славы. Колин объяснил ей, что Флёр пошла с подругами из любопытства. Но сыграть требовалось большой энтузиазм. Где его взять – Эве было непонятно.

В тот день она подумала, что если бы сценарий был ей известен заранее, она бы сто раз взвесила все «за» и «против», прежде чем соглашаться, несмотря на очень хороший гонорар; ну, может, не отказалась бы от роли, но хотя бы морально подготовилась. Изучила бы тему, в конце концов, попыталась бы понять таких девиц.

Кроме того, по ходу развития сюжета во втором сезоне у Флёр появлялся муж – «пузатый кретин», как его охарактеризовал «киношный» Алан; на самом деле никакой не кретин, а сорокалетний, довольно вредный тип, интриган и ревнивец, которому жена нещадно наставляла рога. Согласие на брак с ним Флёр дала под влиянием момента, желая досадить своему молодому любовнику-англичанину. Мужа звали Лоренс. Эту роль играл бельгийский актер, жуткий бабник; с ним у Эвы была всего одна постельная сцена, причем не слишком откровенная, но и её оказалось достаточно, чтобы она в дальнейшем старалась держаться от этого актера на расстоянии: он всё время исподтишка тянул к ней руки.

Алан ей очень помог с самого начала. Увидев, что Эве трудно, что она не готова к тому образу, который ей требуется воплощать, что она в принципе слишком серьезно относится ко всему, что делает, он сумел подбодрить её, объяснить что-то про фанаток, то есть излишне восторженных девиц, для которых секс с рок-героем – логичное и очень желанное продолжение только что увиденного концерта. Алан шутил, хохмил, не давал Эве зациклиться на своей неуверенности, угощал конфетами, рассказывал всякие истории – в общем, оказался очень хорошим партнером, и сцена в итоге получилась.

Они стали друзьями, а очень скоро и любовниками. Это было логичным продолжением их дружбы. Выяснилось, что у них сходные интересы и довольно много общего в характерах. Друг с другом они чувствовали себя комфортно. Им нравилось быть вместе как в компаниях, так и наедине. Их общение наедине не обязательно заканчивалось постелью. Иногда Алан мог удариться в загул с какой-нибудь девчонкой, но Эву это мало заботило – лишь бы не происходило на её территории и не влияло на её планы. Сама она в загулы не ударялась, но отнюдь не требовала того же от Алана. Никогда прежде она не думала, что у нее могут быть такие отношения с парнем, своим ровесником, которого все вокруг воспринимали как её бойфренда.

В данный момент снимался третий сезон, последний, и большая часть материала уже была готова к монтажу. Прошлой осенью, когда второй сезон шел на телеэкранах, команда Колина приступила к постановке и съемкам танцев для заключительных шести эпизодов. В последнем сезоне Флёр – уже готовая «звезда», известная артистка, у которой есть собственная яркая программа. И куча тараканов в голове. Но в танце её тараканы не проявлялись. В танце она была настоящей.

В январе и феврале снимали сюжетную часть в павильонах киностудии, находившейся в западной части Лондона. Сейчас было начало марта. Фактически, еще две недели – и останется только съездить в Амстердам для съемок на улицах. Короткая такая поездка, на неделю или чуть больше. Нечто вроде увеселительной прогулки в присутствии нескольких камер.

– Мне кажется, что эти сцены – единственные, которые сняты близко к тексту, – сказала Эва, имея в виду сцены в аэропорту и в особняке, которые они только что посмотрели. – Дальше по ходу съемок я перестала понимать половину происходящего на съемочной площадке. Всё время какие-то изменения. Да к тому же снимают непоследовательно.

– Всегда снимают непоследовательно, – заметил Алан. – Такой процесс.

– Сегодня, например, я целый день торчала в декорации, – продолжала Эва. – Какой-то подъезд, лестничный пролет, трущоба. Тьма-тьмущая. Какой-то парень с фонарем ищет меня, а я прячусь от него. Колин сказал, что это в финальный эпизод пойдет.

– А кто парня играл?

– Клод.

– Что за Клод, почему не знаю?

– Ну, Клод, который занимается постановкой сцен с драками.

Драк в сериале было несколько, но они в основном приходились на параллельную сюжетную линию. Некие крайне неприятные типы, имеющие отношение к торговле оружием и наркотиками, периодически возникали на экране и устраивали разборки с конкурентами.

– Он с фонарем за тобой бегал? – переспросил Алан.

– Ага.

– Страшно было?

– Угу. Там же сквозняк. Я боялась простудиться. А ты что сегодня делал? – спросила Эва, имея в виду съемочный день.

– Пресс-конференцию снимали. Классно было. Фотовспышки, всё такое. Вопросы идиотские и не очень. Скоро в самом деле буду вот так давать интервью, только настоящее, про альбом.

Алану успех сериала уже успел принести несколько очень приятных сюрпризов в музыкальной карьере, в том числе контракт с крупным лейблом на запись и выпуск альбома. Предполагались также съемки нескольких музыкальных клипов. Альбом Алан и его ребята записали в ноябре и декабре прошлого года. К съемкам клипов планировалось приступить вскоре после окончания работы в сериале.

– Ты бы дал мне свой сценарий почитать, – сказала Эва. – Меня беспокоит голландская часть.

Уже несколько раз выяснялось, что у Эвы и Алана на руках оказываются разные версии сценария (частично потому, что по ходу съемок вносились изменения, частично непонятно почему). Вариант Алана, как правило, был ближе к делу.

– Слушай, не парься, просто сыграем что скажут, делов-то, – ответил Алан. Ему было лень сейчас искать сценарий.

– Там какой-то экстрим задуман, а я не понимаю, как он вяжется с тем, что уже отсняли, – сказала Эва. – Например, у меня в графике перед поездкой в Амстердам стоит неделя тренировок с дублером. А у тебя?

– Нет, – удивился Алан. – У меня отдых.

– Это меня и беспокоит. Что они там задумали?

– А! – вспомнил Алан. – Колин мне что-то говорил такое. Будет несколько сцен, в которых тебе потребуется дублер. Например, Флёр посреди ночи вылезает из окна третьего этажа. И какой-то проход по перилам моста над каналом. И еще что-то типа того.

– Зачем она из окна вылезает?

– Фиг знает. Может, надоело внутри сидеть. Да что ты паришься? Сыграем, что скажут, получим бабло и махнем гулять.

– Тебе хорошо, – вздохнула Эва. – У тебя нет проблем. Просто играешь самого себя.

Мало того: его героя тоже звали Алан (в первой версии фигурировало имя Фрэнки, потому что Колин, хоть и снимал про себя самого, имя своё давать герою не стал; ближе к началу съемок Фрэнки превратился в Алана). По большей части сериал работал на Алана – настоящего, не «киношного» – нежели он на сериал. Впрочем, в этом не было, по мнению Эвы, ничего плохого.

Что касается её самой, то дальнейшая карьера казалась очевидной: она поедет в турне со своей программой, то есть с возрожденной программой Флёр, и успех будет сопровождать её. Колин недавно говорил с ней о таких перспективах.

– Бывает, я сижу перед зеркалом и думаю: где я, где Флёр? – сказала Эва. – Меня в иные дни словно и нет вовсе. Зато она есть. Некомфортно.

– А по-моему, ты просто хорошо вжилась в образ.

– Знаешь, я просто неплохо притворяюсь.

– Ну так нам как раз за это деньги и платят! – засмеялся Алан. – Не парься. Осталось совсем чуть-чуть, и у тебя отлично получается.

Глава 3. Дублер

В понедельник, за неделю до вылета в Амстердам, Эва приехала в спортивный зал в северо-западной части Лондона, где должны были начаться тренировки с дублером. В фойе её встретил Клод. Он сказал, что девушка, с которой Эве предстоит работать, уже переодевается, и предложил ей отправиться в раздевалку и сделать то же самое.

В раздевалке она обнаружила не кого-нибудь, а Анне-Лизу, свою старую знакомую по стокгольмскому драматическому институту. Для Эвы это был сюрприз, а для Анне-Лизы нет.

– Приветик! – воскликнула Анне-Лиза. – Как я рада тебя видеть! Прекрасно выглядишь!

Эва уже давно жила в Лондоне и привыкла к излишне эмоциональному выражению восторга, принятому в актерской среде, хотя поначалу её это сильно удивляло. Совершенно незнакомые люди с великим энтузиазмом бросаются тебе на шею, словно вы дружите с младых ногтей, и тут же забывают о тебе, как только завидят другого знакомого. Эве пришлось научиться вести себя точно так же, чтобы на неё не косились как на человека, не обученного светским манерам.

Поскольку Анне-Лиза действительно была старой знакомой, Эве не пришлось кривить душой, выражая радость от встречи с ней. Последовали поцелуйчики, хихикания, обмен восторженными репликами. Анне-Лиза довольно бойко говорила по-английски, и это было большой удачей, потому что Эва за два с половиной года почти полностью забыла шведский язык.

– Я твой дублер, – сообщила Анне-Лиза.

– Здорово, – ответила Эва, доставая из сумки спортивный костюм, чтобы переодеться. – Как ты попала в проект?

– Ой, ну совершенно случайно! Я в январе была в Копенгагене, – ответила Анне-Лиза. – На киностудии кто-то сказал, что проходит кастинг, ищут дублера в ваш сериал. Я отправила свои материалы.

– А какие материалы?

– Ой, ну у меня много!

– Правда? – удивилась Эва.

– Ну, не такие, как у тебя, разумеется! – засмеялась Анне-Лиза. – Твои круче.

– Ты снимаешься? Я просто не в курсе, извини. Я мало смотрю ящик, – попыталась объяснить Эва, испытывая неловкость от того, что старая знакомая, оказывается, тоже активно снимается, а она и не видела ничего. Хотя, если это какие-нибудь скандинавские сериалы, то они по английскому телевидению не шли, и испытывать неловкость не было причины.

– Да, я снимаюсь, – подтвердила Анне-Лиза. – В прошлом году делали фильм про русских шлюх в Стокгольме. Фильм не вышел на экраны, но мне ребята скопировали на видеокассету сцены, в которых я участвовала. Эти записи я и послала.

– А кого ты играла?

– Рыжую русскую шлюху, – опять засмеялась Анне-Лиза. – Которая ходит по крышам на Катаринавеген. Помнишь Катаринавеген?

– Не-а, – ответила Эва. – Ты что, по крышам умеешь ходить?

– Да, – ответила Анне-Лиза.

– Где же ты научилась?

– Я окончила курс для женщин-каскадеров в Копенгагене.

– Вау, – ответила Эва. – Ну, это здорово.

Она переоделась и была готова идти в спортзал.

– А я думала, ты танцами занимаешься, – добавила она, присматриваясь к Анне-Лизе. Только в эту минуту она осознала, что сейчас, когда они были одеты в одинаковые спортивные костюмы, её старая знакомая по Стокгольму – не просто её дублер, а почти полная копия. Эве стало крайне неуютно от этого открытия.

– За трюки хорошо платят, – ответила бывшая сокурсница. – Я умею скакать на лошади, фехтовать, ходить по крышам. Акробатика, ну всё такое.

Эва улыбнулась и опять повторила:

– Здорово. Надеюсь, нам не придется фехтовать. Я этого совсем не умею. И высоты я боюсь.

Анне-Лиза засмеялась.

– От тебя и не требуется ничего такого, – сказала она. – За вас всю тяжелую работу делаем мы.

* * *

Их первая тренировка заключалась в том, что Анне-Лиза должна была копировать движения Эвы, прежде всего походку. Потом они ходили по гимнастическому бревну и балансировали на одной ноге. Тренер объяснил, что в Амстердаме им придется выполнить такой трюк на перилах моста, переброшенного через канал. Эве нужно будет только забраться на перила, остальное будет снято с участием Анне-Лизы. Под мостом, разумеется, будут находиться ребята, которые будут их страховать. Потом потребуется спрыгнуть с перил обратно на мост, в объятия Алана. Кто будет спрыгивать, пока не решили, и на всякий случай Эва это тоже осваивала.

После тренировки они с Анне-Лизой еще немного пообщались, но Эва сказала, что ей нужно бежать по делам. Дела у неё действительно были, но она к тому же инстинктивно стремилась держать со старой знакомой дистанцию. «Если сейчас срочно не уйти, то она напросится в гости, – подумала Эва. – А она мне нафиг не нужна в гостях». Анне-Лиза успела ей высказать восторг от экранного Алана – мол, классный кадр, ты с ним спишь, да?

Когда-то они с Анне-Лизой были в приятельских отношениях, но сейчас Эве не хотелось их развивать. Ей не понравилось, что кто-то из шведских знакомых опять возник в её жизни, причем без предупреждения. Она никого не забыла, но полагала, что больше не встретит. Если Эва и хотела увидеть кого-нибудь из них, то Анне-Лиза точно не входила в это число.

«Дублер должен быть похож на меня, – внушала себе Эва, борясь с неприятным чувством, которое её посетило в раздевалке. – Но только я бы предпочла, чтобы это был абсолютно незнакомый человек».

* * *

Вечером она рассказала Алану о своей встрече с бывшей сокурсницей, а теперь участницей сериала в качестве её дублера.

Алан пребывал в отличном настроении. Он только что вернулся из студии звукозаписи и, выслушав рассказ Эвы про тренировку с Анне-Лизой, взялся балагурить на тему того, как классно иметь двух одинаковых подруг. В смысле, заниматься с ними сексом.

– У меня как-то раз были две девчонки-близняшки, – сообщил он далее. – Я тебе скажу, это было классно!

– Ты извращенец, – заявила Эва.

– А что не так?

– Верно говорят, мужикам только тело подавай.

– Ну а как без тела-то?

Эва не ответила.

– А ты бы стала заниматься сексом с двумя парнями одновременно? – спросил Алан.

– Ну точно не с близняшками!

– Почему?

– Да на хрена это надо-то?!

– Всё-таки ты темная, – заявил Алан и взялся её поддразнивать: – Приехала из дикой страны, где секс запрещен, и всё никак не адаптируешься к нормальной цивилизованной жизни. Придется заняться твоим образованием.

– Ага. Займись. Ты что-нибудь новенькое выучил?

– Как раз собирался предложить. Давай позовем твою…

– Нет, – перебила Эва. – Давай позовем твоего бас-гитариста.

– Еще чего!

– То-то же!

– Он тебе что, нравится?

– Мне нравятся умные люди.

– А он что, умный?

– По-моему, да.

– Не замечал.

– Вот как раз и заметишь.

Они еще попререкались на эту тему, получая удовольствие от самого процесса. На них часто находило настроение попикироваться, но они никогда не ссорились. Затем Алан предложил:

– Давай музыку послушаем. Мы сегодня с ребятами досвели последнюю вещь для альбома. Клип будем снимать на эту песню. Я на тебя рассчитываю.

Он подошел к музыкальному центру и включил кассету. Музыка была хорошая – драйвовая, с красивым гитарным соло. И слова Эве понравились. Песня про встречу после долгой разлуки. Без лишних соплей, но с чувством.

– На «Faith No More» похоже, – сказала Эва. – И еще на «Металлику».

На концерт «Faith No More» они недавно ездили в Манчестер. Группа играла вещи с нового альбома, который должен был выйти в конце марта. Песня «King For A Day»^[3] произвела на Эву сильное впечатление. В коде Майк Паттон повторяет, уставившись в одну точку: «Don’t let me die with that silly look in my eyes… Don’t let me die with that silly look in my eyes…»^[4]

– Знаешь, что я думаю? – спросил Алан. – Где гитарное соло, нужны такие кадры: дождь, шоссе, и мы с тобой целуемся.

– Алан, мы с тобой везде целуемся, – возразила Эва. – Какой канал по ящику не включи, вечно мы целуемся взасос.

– Если бы! Только осенью, и то всего шесть эпизодов.

– А ты еще и в клип это хочешь, – продолжала Эва. – Давай просто дождь и пустое шоссе. Парень и девушка встречаются и уходят вдаль вместе.

– Что, тупо пустое шоссе?

– Ну, может быть, не тупо пустое. А кто режиссером будет? – спросила Эва.

– Колин обещал своего подогнать.

– Блин, тогда точно заставят целоваться, – вздохнула Эва.

– Почему тебе это так не нравится-то?! – изумился Алан.

– Мне надоедает, когда всё время одно и то же. Ты же хочешь, чтобы я смотрела твой клип?

– Само собой!

– Тогда нужно придумать что-то необычное. Красивое.

– Придумаем. Время еще есть.

Глава 4. Страна тюльпанов

В Амстердам они приехали в последнюю неделю марта. Эву и Алана поселили в респектабельном отеле «Виктория», в представительских номерах. В той же гостинице жили Колин и другие важные персоны, входившие в состав съемочной группы. Остальным, в том числе техническому персоналу и исполнителям ролей второго плана достались номера в трехзвездочном отеле, расположенном неподалеку.

По какой-то причине Анне-Лизу в первый день разместили в дешевой гостинице по соседству с «Викторией». Все удобства в той гостинице были на этаже, а когда Анне-Лиза пошла в душевую, разделась и включила воду, то обнаружила, что сквозь застекленную дверь её внимательнейшим образом разглядывает чернокожий уборщик. Она пришла в ярость. На следующий день её переселили в трехзвездочный отель, к остальным, и инцидент вроде бы был исчерпан, но она еще некоторое время ходила с недовольным видом и что-то бубнила себе под нос.

Вечером первого дня в ресторане «Виктории» был устроен ужин, на который были приглашены все участники проекта, в том числе голландская команда, в которую входил преимущественно технический персонал – осветители, два видеомонтажера и другие.

Эва и Алан шумно приветствовали Ларса, своего старого знакомого. Ларс был родом из Харлема и работал в телесериале одним из видеомонтажеров. Они познакомились прошлой весной, когда в Амстердаме проводились съемки второго сезона, и подружились. Ларсу было двадцать восемь лет. Его жена, Мэрриет, была художницей и жила с маленьким сыном в городке Нордвейк, расположенном в западной части страны. Там же обитала их двоюродная тетя, и Ларс в прошлом году, после окончания съемок, пригласил Эву и Алана погостить у них. Они потом часто вспоминали мирный уикэнд, который неожиданно для себя провели в курортном городке до начала туристического сезона. Несмотря на холодную погоду (на дворе, как и сейчас, был март), они каждый день гуляли вдоль берега моря или вдоль тюльпановых полей, ложились спать неприлично рано, а утром просыпались свежие и бодрые, и даже чашка кофе сразу после пробуждения им не требовалась. Мэрриет угощала их блюдами голландской кухни. Многое из того, что она готовила, Эва и Алан прежде пробовали в амстердамских ресторанах, но смогли оценить по достоинству только в гостях у Ларса и Мэрриет.

Тетя Ларса, которую звали Маргрит, жила в том же доме, что и Ларс, Мэрриет и их сын Миккель. Они заботились о ней: эта сорокапятилетняя женщина страдала от артроза. Большую часть дня она проводила в гостиной или в саду. Она писала сказки, а Мэрриет их иллюстрировала. Говорила Маргрит мало, основном слушала разговоры молодежи, когда они собирались в гостиной, и лишь иногда вставляла какую-нибудь ремарку. Сейчас, когда Эва и Алан встретились с Ларсом в ресторане, Ларс сообщил, что наконец выходит в свет первая небольшая книжка сказок его тети, и обещал привезти два экземпляра им в подарок в один из ближайших дней. Он предупредил, что часть сказок написана на голландском языке, но Эва и Алан в один голос заявили, что очень хотят получить книгу. Эва, впрочем, подозревала, что Алан читать её не будет.

* * *

Первый съемочный день проходил в двух кварталах от гостиницы «Виктория» возле узкого моста, переброшенного через канал. Огородили место действия, поставили свет, камеры и приступили. Эва и Анне-Лиза были одеты одинаково: длинные расклешенные юбки, сапожки на платформе, светло-коричневые кожаные плащи в стиле семидесятых. Прически у них тоже были идентичными: длинные волнистые локоны спускались на спину и грудь.

Долго снимали проход Анне-Лизы по перилам моста. Внизу, под мостом, вне поля зрения камеры, плавала лодка, на которой находилось двое крепких парней, готовых в любой момент подхватить Анне-Лизу, если она не удержит равновесие и полетит вниз.

Дойдя до противоположного конца моста, Анне-Лиза спрыгивала в объятия к Алану. Далее по сценарию следовал поцелуй, но его не снимали, хотя Алан рвался – в шутку, конечно. В перерывах между дублями он опять начал хохмить на тему того, как хорошо иметь двух идентичных подруг. Эва исподтишка показала ему кулак, но он всё равно продолжал в том же духе.

Затем снимали сцену, как Эва забирается на перила и делает несколько шагов. Увидев мутную зеленую воду под мостом, она струсила. То, что её страхуют, уверенности не добавляло. Подошел Клод и стал ей внушать, что вниз смотреть не следует, а надо смотреть вперед и представлять себе, что это гимнастическое бревно и она находится в спортзале. Худо-бедно у Эвы получилось наконец, и был объявлен перерыв. К тому же начал накрапывать дождь, который не был предусмотрен сценарием.

Эва взяла курс на автобус съемочной бригады, чтобы пересидеть дождь, но по дороге её окликнул Колин. Он предложил сесть к нему в автомобиль и обсудить кое-что. Сам он сидел на переднем пассажирском сиденьи. Эва села на заднее.

Подбежала девушка-ассистентка и принесла им обоим горячий кофе в бумажных стаканчиках. Колин сперва рассуждал о погоде – мол, дождь скоро закончится, и продолжим снимать. Затем он сказал:

– Мы с Флёр гуляли здесь почти двадцать лет назад, именно на этом мосту. Она прошла по перилам, а когда спрыгнула, то я сделал ей предложение. Она его приняла. Это был очень счастливый день.

На протяжении съемок Колин время от времени пускался в такие разговоры, и Эва всегда слушала, затаив дыхание. Всё, что касалось Флёр, её очень интересовало.

– Я не уверен, что Алан это сыграет как надо, – продолжал Колин. – Поэтому он будет просто ловить тебя в свои объятия, после чего вы целуетесь. Держи в голове то, что я сказал. Я очень хочу, чтобы сцена хорошо получилась. Это очень важно.

– Я понимаю.

Колин посмотрел на неё с долей сомнения и сказал:

– Представь, что ты его любишь много лет, и он тебя. В прошлом было много недопонимания, которое отравляло вам жизнь. Вокруг были люди, которые мешали вам быть вместе. И вот наконец всё это ушло. Вы опять доверяете друг другу, и впереди вас ждет только счастье.

Эва опять сказала, что понимает, как нужно сыграть. Но Колин внезапно решил провести с ней беседу на тему актерской техники.

– Ты должна найти в своей жизни что-то похожее на то, о чем я сейчас рассказал. А у тебя вряд ли было такое. Я прав?

– У меня были разлуки и проблемы в личной жизни, – призналась Эва. – А того, о чем вы говорите, не было. Встретиться снова и быть счастливыми – увы, не было такого.

– Тогда вспомни молодого человека, с которым рассталась. Понятно, что это не Алан, у вас с ним всё хорошо. Представь себе ситуацию, о которой я говорю.

Эва поежилась. Кого же вспомнить? Парня из варшавской академии, с которым у неё на первом курсе был неудачный роман? Его звали Анджей, и Эва не вспоминала о нем уже несколько лет. Сейчас, даже ради искусства, тоже не хотелось.

В этот момент она ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Ощущение было таким, словно её трогали за плечо невидимой рукой, и Эва невольно оглянулась, чтобы посмотреть, кто бы это мог быть. Но Колин отвлек её, начав рассуждать на тему важности фактора воображения в работе актера. Напоследок он сказал:

– Посиди пока, подумай. Скоро солнце выглянет, и начнем снимать. Эта сцена держится на тебе, а не на Алане. Постарайся. Очень хорошо постарайся.

Мимо машины прошел Отто, второй оператор, и Колин окликнул его. Отто остановился, наклонился к ветровому стеклу, и Колин стал давать ему указания относительно съемки следующей сцены. Эва тем временем думала о том, что он ей сказал перед этим. Её воображения не хватало на то, чтобы представить счастливую встречу с одним из своих бывших, тем более здесь и сейчас.

* * *

Прыжок в объятия Алана сняли за три дубля и теперь снимали непосредственно поцелуй – ближний план. Периодически подбегала Лана, гример, и подкрашивала Эве губы, а у Алана стирала следы губной помады.

– Не облизывай губы, – сказала ему Эва. – Потрескаются.

– Сам знаю. Но вкусно же!

– Съешь карамельку.

– Все по местам! Мотор! – крикнул режиссер.

– В этой сцене главная – я, – заметила Алану Эва после следующего дубля, обратив внимание, что он вздумал тянуть одеяло на себя, то есть пытается сделать так, чтобы в объектив камеры попадало его лицо, и для этого поворачивал Эву затылком к оператору.

– Нет, я! – возразил Алан.

Подошли Колин и Иэн, который был режиссером сериала, и стали объяснять Алану, что хоть он и очень фотогеничный парень, но в третьем дубле ему придется стоять к камере спиной, потому что они хотят снять лицо Эвы.

Они целовались, прикрыв глаза, изображая страсть. Вдруг посреди поцелуя, не дожидаясь команды режиссера, Эва открыла глаза. Её взгляд наткнулся на группу из нескольких человек, которые находились поодаль, за ограждением. У неё внезапно что-то случилось со зрением. Солнце…

Кто это там?!

– Снято! – крикнул Иэн.

Кто это там? Кто?! Солнце светило Эве прямо в глаза, и она не сумела рассмотреть толком… Синтию и Джеймса она знает, еще двое – это техники, имен она не помнит, всех не упомнишь… Тот, пятый человек, он стоял к ней вполоборота… Кажется, он…

Мимо неё в ту сторону пронеслась Анне-Лиза с радостным восклицанием:

– Мой викинг приехал!

«Не оглядываться», – скомандовала себе Эва. Она повернулась в противоположную сторону от той, куда побежала Анне-Лиза, и направилась к машине Колина, опустив голову и глядя себе под ноги.

* * *

Она сидела на заднем сиденьи. Дверь была открыта, и ноги она спустила на мостовую. Эве принесли кофе. Она пила его, пытаясь унять нервную дрожь. Был объявлен перерыв.

Подошел Колин и стал что-то говорить о музыке того времени, когда они с Флёр были молодыми:

– Не было ничего такого, что вы сейчас с Аланом слушаете. Эта ваша «Нирвана» – жалкая пародия на настоящую музыку. Сплошная депрессия. А в те времена музыка несла радость, счастье.

Эва понятия не имела, к чему он это говорит. У неё перед глазами стояла солнечная вспышка. В сочетании с нервной дрожью, с которой она сейчас пыталась справиться, эффект получался фантасмагорический.

Колин понял, что Эва его не слушает, и спросил:

– Что с тобой? У тебя такой вид, словно ты увидела призрака.

– Я только что видела призрак Флёр, – соврала Эва, лишь бы что-нибудь сказать. Неприлично ведь игнорировать вопросы продюсера! А правду сказать она не могла. Там, за ограждением, куда она боялась лишний раз взглянуть, находился Свен, а рядом с ним была Анне-Лиза, которая вешалась ему на шею.

Колин, услышав её слова, изменился в лице, но Эва не обратила на это внимания, слишком занятая своими переживаниями.

– Можешь работать? – спросил Колин.

– Конечно. Я же должна. Я буду.

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Мне немного не по себе. Можно я еще выпью кофе?

Колин сам сходил за кофе и принес его Эве. Она обхватила бумажный стаканчик обеими руками – боялась расплескать, да и погреться не мешало.

За то время, что она сидела в машине, Алан успел познакомиться со Свеном. Анне-Лиза их представила друг другу. Поскольку был перерыв, Свена пропустили за ограждение, и Эва увидела, как они неторопливо направились в её сторону, беседуя между собой. Она поправила солнцезащитные очки, которые перед тем надела. Она так и не согрелась, а тут и солнце опять зашло за облака. Всё равно слишком ярко.

– Эй, – сказал Алан, подходя. Он немного опередил своих спутников. – Всё сидим, кофе дуем?

Эва прокашлялась и ответила:

– Алан, мне кажется, я простудилась.

Голос у неё и в самом деле был хриплый, но не от простуды, а от нервов.

– На, возьми карамельку, – сказал Алан, доставая из кармана конфету.

– Мне «Холс» надо.

– Нету у меня «Холс».

Эва взяла карамельку и начала разворачивать обертку. Тут и Анне-Лиза со Свеном подошли.

– Привет, – сказала Эва и опять закашлялась. – Отличная погода сегодня.

После чего она положила конфету в рот и стала перекладывать её шершавым языком из стороны в сторону, мучительно пытаясь сделать вид, что у неё всё в порядке.

Кажется, они со Свеном сказали друг другу какие-то слова. Эва уже через секунду не помнила, какие именно. Несмотря на присутствие Анне-Лизы, которая видела её со Свеном вместе когда-то в Стокгольме, она решила вести себя так, словно они с ним мало знакомы. Вернее, она вела себя так именно из-за присутствия Анне-Лизы – своего дублера и полной копии. Только сейчас она осознала всю иронию, которая в этом заключалась.

Спас положение Иэн, который скомандовал в микрофон:

– Посторонним покинуть площадку!

Свен удалился за ограждение, а Анне-Лиза осталась.

Снимали еще один проход по мосту. Эва наблюдала за своим дублером, мечтая, чтобы она оступилась и полетела к чертям собачьим в канал. Но Анне-Лиза и не думала этого делать.

Алан подошел к Эве и спросил:

– Колин высказывал тебе что-то? Ты сидела как в воду опущенная.

– Угу.

– Что ему опять не так?

– Я не слушала.

– Не слушала?!

– Не-а. Потом всё равно заново расскажет.

– Ну и правильно. Не парься, – приободрил её Алан.

– Выпить бы сейчас, – сказала Эва. – Я боюсь заболеть.

– Тебе надо плюхнуться в горячую ванну. А вечером пойдем бухать.

– Твоими бы устами да мед пить, – сказала Эва по-русски.

– Что? – удивился Алан, не поняв её слов.

– Я говорю, блажен, кто верует. Вечером мы опять ужинаем с Колином, забыл?

– Помню, как же. Но потом мы с тобой непременно пойдем бухать!

Глава 5. Викингов черт принес

Они вернулись в отель во второй половине дня. Эва немедленно начала принимать меры против простуды. В мини-баре обнаружился джин и апельсиновый сок. Эва смешала их на глаз и выпила, потом приняла ванну.

Алан зашел к ней через некоторое время, чтобы пойти вместе обедать, но у Эвы не было аппетита.

– Я не пойду, – сказала она. – Буду греться под одеялом.

– Ладно, ложись в люлю, – согласился Алан. «Люля» – это было его любимое словечко для обозначения постели (в узком смысле) и спальни (в широком). В данном случае он его употребил без сексуального подтекста. – К вечеру, надеюсь, проголодаешься?

– Надо думать, что да.

Он ушел, и Эва отправилась в спальню. В её номере была отдельная спальня, и ей это очень нравилось. Приятно всё-таки иногда чувствовать себя «звездой»! В отеле есть плавательный бассейн и фитнес-центр, надо будет обязательно завтра их посетить. Если, конечно, она не заболеет.

Эва улеглась на кровать и раскрыла книжку в мягком переплете. Это был американский научно-фантастический роман, который она начала читать в прошлом году, во время точно такого же съемочного периода, как сейчас. Она прочитывая по пять-шесть абзацев, когда ей выпадало несколько свободных минут, которые нечем было заполнить. Во время съемок её жизнь во многом состояла из ожиданий, которые внезапно сменялись активной деятельностью. Уже несколько раз Эва забывала, в чем, собственно, в этом романе дело, и начинала читать заново с того места, с которого еще что-то помнила.

Так и сейчас, с трудом прорвавшись сквозь космический жаргон до момента, когда звездолет чуть не развалился на части в нескольких парсеках от планеты, на которую летел, Эва стала вникать в сложные взаимоотношения капитана корабля с фантомами погибших членов экипажа. Прочитав две или три страницы, она отложила книгу и посмотрела на часы. Половина пятого. Сюжет книги казался настолько безнадежным, что Эва поймала себя на мысли, что её совсем не тянет в будущее. Точно так же её не тянуло продолжать чтение. Она собралась было позвонить в номер к Алану, но потом вспомнила, что он ушел обедать.

Эва перевернулась на спину и стала думать о сегодняшнем происшествии на съемочной площадке. Конечно, она представляла встречу с Свеном совсем не так. В её мечтах он должен был с первой секунды проявить интерес к ней, радость, а не стоять как столб. Когда-то у него не было с этим проблем. Помнится, он с первых минут знакомства взял инициативу в свои руки. Альф тогда…

«Так, – сказала себе Эва. – Еще об Альфе думать не хватало!»

Она опять открыла книжку. Закладки не было, поэтому она открыла наобум. И прочитала следующее: «Пришельцы из системы Ётунхейм, синей звезды в самом задрипанном секторе Млечного пути, славились тугодумием. Бакстон знал, что обойдет любого из них в два счета, стоит им вместе сесть играть в скрэббл. Капитана ётунхеймского корабля звали Хведрунг, и каждый раз, когда они встречались, Бакстон приветствовал его словами „викингов черт принес“. Хведрунг обычно тупил и переминался с ноги на ногу, прежде чем…»

Эва захлопнула книжку и засмеялась.

– Викингов черт принес! – повторила она вслух фразу из книги. – Вот уж точно!

Засунув книжку под подушку, она встала и подошла к зеркалу. Нет, с этим викингом, которого она сегодня встретила, видимо, что-то сильно не так, раз ему нравится Анне-Лиза. «Я хороша, – думала Эва, рассматривая себя в зеркало. – Я очень даже хороша. У меня нет причин комплексовать».

Зачем судьба свела их опять? Ведь Эва добилась своего, сумела заполнить свою жизнь до отказа – так, чтобы не вспоминать… Не вспоминать тот лунный луч, пробивающийся сквозь тучи, и Стрёммен справа, черные воды его плещутся вдоль дороги, и на них играют блики… Свет фар встречных автомобилей, и дождь, и скорость… Тот ночной город.

Ничего, ничего. Анне-Лиза живет в другой гостинице. Эва с ней вынуждена видеться только на съемочной площадке. И это максимум на неделю. А её викинг, надо полагать, приехал тоже ненадолго. Уже март, у него должен начаться гоночный сезон. Если он, конечно, еще гоняет. Хотя почему бы ему не гонять? Вид у него понтовый. Классный вид, уверенный. Наверное, как и собирался, стал профессиональным спортсменом и участвует в шоссейно-кольцевых гонках. Это типа «Формулы-1», только на мотоциклах. Соревнования проходят на тех же трассах. Где-то здесь, в Голландии, находится одна из них.

* * *

Сегодня на ужин в ресторане отеля «Виктория» Колин пригласил только избранный круг. Помимо Эвы и Алана, присутствовал режиссер Иэн и его жена Иветт; постановщица танцевальных номеров Мириам, у которой Эва занималась в Льеже и после; Тибо, бельгийский актер, исполнявший в сериале роль Лоренса, мужа Флёр; еще несколько человек, ведающих делами, связанными с сериалом, а также двое или трое журналистов. Это был респектабельный круг, в котором Эва и Алан были вынуждены вести себя прилично, то есть не пререкаться, не пихать друг друга ногой под столом и не выражаться прилюдно. Не то чтобы они не умели себя вести; просто в компании друг друга Эву и Алана временами тянуло на ребячество.

Говорили о том, какие ожидания возлагает продюсер и телекомпания на третий сезон. Он, как и предыдущие до него, будет демонстрироваться в октябре и ноябре. Один из журналистов спросил, обсуждалась ли возможность продолжения сериала. Колин ответил уклончиво, сказав, что сюжетная линия реализована в третьем сезоне ровно до той точки, до которой он планировал. Спросили у Эвы и Алана, как они посмотрят на то, если им предложат сниматься дальше. Разумеется, они выразили энтузиазм.

Пили дорогое вино и угощались изысканными блюдами. Эва, как обычно, ела мало. Алан, напротив, гурманствовал. Дальше им предстоял загул по амстердамским барам, чтобы почувствовать себя нормальными людьми после всего этого благолепия и великолепия.

Наконец ужин закончился, и Эва с Аланом отправились по маршруту, который для них был привычным еще с прошлого года: сперва идем по Дамрак, заходим в первый кабак, который приглянется, а дальше как карта ляжет.

* * *

К одиннадцати часам вечера карта легла так, что Эва и Алан оказались в пабе на углу площади Дам. Эва была страшно довольна, что за всю прогулку им с Аланом не встретился никто из знакомых.

В пабе был телевизор. Когда Эва и Алан устроились возле барной стойки, на экране началась трансляция английской музыкальной передачи. Они решили здесь зависнуть, пили мартини с джином и обсуждали увиденное на вечерних улицах Амстердама.

Примерно через полчаса в паб вошла Анне-Лиза, а с ней и её бойфренд-викинг. Анне-Лиза бросилась обниматься с Эвой, словно они сегодня еще не виделись. Дублерша была слегка подшофе. Похоже, они со Свеном тоже успели пройтись по кабакам.

При виде этой пары Эве захотелось заказать себе стопку водки и выпить её залпом. Подумав, она так и сделала. Алан поднял тост «за наших шведских друзей». После водки Эве полегчало, но она всё равно старалась не слушать, что говорит бывшая сокурсница. Однако это было затруднительно: Анне-Лиза говорила громко и много. Сейчас ей вздумалось поделиться своими приключениями в дешевой гостинице.

– …на шкафу обнаружила журнал с рекламой гей-клуба! – рассказывала Анне-Лиза. – Представляете? Я сунула его в мусорку. Но пока я завтракала, они сделали уборку в моем номере. И что я увидела, когда вошла? Журнал лежал на моей кровати! Идиоты! Они вытащили его из мусорного ведра, отряхнули и положили на чистое постельное белье!

– Это же Амстердам, чего ты хочешь? – смеясь, спросил Алан. – Здесь свои порядки.

– Я пошла на ресепшен и закатила скандал, – сообщила далее Анне-Лиза. – Положила журнал на стойку и сказала: «Можно больше не класть это на мою кровать?» До того меня это взбесило! Пришел Никлас и сказал, что для меня готов номер в другой гостинице…

Эва молча курила. Думала она о том, что швед, который сидит справа от Анне-Лизы, должен быть полным идиотом, если такая говорливая подруга его не напрягает. То, что она его подруга, Анне-Лиза давала понять всеми доступными способами. А он нисколько не возражал. Правда, он не говорил почти ничего, даже когда возникали паузы, и Эва догадывалась, по какой причине: разговор велся на английском. Свен знал английский «на троечку с плюсом». Помнится, в Стокгольме, когда они вместе смотрели американский фильм без дубляжа, он спрашивал у Эвы, о чем…

«Стоп машина, – сказала себе Эва. – Ничего он у меня не спрашивал. И фильм я тот не смотрела».

На телеэкране возникла стена, окрашенная в голубой цвет. На стене висела рама от картины. Внутри рамы появилась ладонь, из которой вырвались зеленые брызги, и в центре ладони открылся человеческий глаз^[5]. Раздались гитарные риффы.

– Терпеть не могу «Faith No More»! – воскликнула Анне-Лиза.

– Обожаю Паттона, – сказала Эва.

Это была их с Аланом любимая песня. Публика в пабе, похоже, тоже любила Майка Паттона и группу «Faith No More», потому что начала подпевать в припеве. Но Алан и Эва пели и куплет тоже, жестикулировали, пришли в полный экстаз. Алан тряс головой в такт с музыкой. Анне-Лиза смотрела на них как на больных. Как смотрел Свен, Эва не видела, потому что кайфовала и была занята пением. В этой песне много слов.

В конце клипа, когда клавишник садится к пианино, а на земле бьется в агонии, задыхается маленькая рыбка, Эва загрустила. Музыка в коде тоже звучала печальная. Эва закурила новую сигарету и сидела, опустив глаза и глядя на барную стойку перед собой.

– Чего раскисла? – спросила у неё Анне-Лиза. – Рыбку жалко?

Эва вздрогнула, взглянула на неё с нескрываемой ненавистью и отвернулась.

Глава 6. Похмелье

Утром Эва проснулась со страшной головной болью. Время было довольно ранее – по крайней мере, с ресепшена еще не звонили, что пора идти завтракать. Она обычно на всякий случай просила, чтобы её разбудили.

Алана в постели не наблюдалось. Это озадачило Эву, потому что ей смутно помнилось, что они вчера вечером вместе пришли в её номер. Но голова у неё сейчас трещала так, что ей не хотелось вникать, куда он делся.

Эва повернулась на другой бок, собираясь еще немного полежать, но левое колено пронзила острая боль. Испугавшись, она сбросила с себя одеяло и увидела большой синяк. Притронуться к коленке было страшно.

Эва потянулась за телефоном, который стоял на тумбочке возле кровати, и набрала в номер Алана. Её звонок разбудил его.

– Алан, что вчера было? – спросила Эва. – У меня коленка просто адски болит.

– Ну, подруга, ты даешь. Ничего не помнишь? – ответил Алан сонным голосом.

– Не-а.

– Тебя вчера потянуло на подвиги.

– А конкретно?

– Ну, сперва ты полезла на мост, хотела непременно пройтись по перилам, как в той сцене, что вчера снимали. Шампанское после водки тебе, что ли, так в голову ударило? Я же говорил, не надо понижать градус!

– Короче, полезла на мост, дальше что? – нетерпеливо спросила Эва.

– Да ты отжигала по полной программе, сразу и не расскажешь. И я еще не проснулся.

– Так просыпайся!

С этими словами Эва встала и попробовала наступить на ногу. Услышав, как она вскрикнула, Алан спросил:

– Что, сильно болит?

– Нереально.

– Давай-ка бегом к врачу, – забеспокоился Алан. – То есть стоп, что я говорю? Не ходи никуда. Ложись обратно в люлю. Я сейчас приду.

Он поднял на ноги всех, сообщил Колину, и тот немедленно прислал врача, состоящего при съемочной группе. Врач осмотрел Эву, вывиха не нашел, наложил повязку и дал ей обезболивающее. Проделав необходимые процедуры, он предписал полный покой до его возвращения. Он собирался пойти к Колину и доложить о состоянии дел, а также договориться о том, чтобы отвезти Эву в клинику и сделать рентгеновский снимок.

– Ну всё, приехали, – сказал Алан. – Теперь будешь сидеть в номере и никуда не выходить.

Им принесли завтрак, и Алан принялся его уплетать с большим аппетитом. Эва есть не хотела – еще бы, такой бодун – поэтому она просто пила чай.

Устроившись поудобнее на кровати, она спросила:

– Ты можешь рассказать, что я вчера творила? Меня в клинике станут расспрашивать, как я получила травму, а я и понятия не имею!

– Тебе надо учиться пить, – ответил Алан, намазывая джем на кусок хлеба с маслом. – Нельзя же, чтобы башка полностью вырубалась.

– Твою мать, – выругалась Эва. – В двух словах, без нотаций, что еще было, помимо того, что я выпила лишнего?

– Ну, было весело, пока ты не полезла на перила. Я, хоть и был бухой, успел тебя подхватить, когда ты спрыгивала. Не зря тренировался вчера.

– Я что, на каблуках полезла? Или я туфли сняла?

– Ты была в кроссовках.

– Ну, дальше.

– Ну, я реально перепугался. В тебя словно черт вселился. Буйный такой черт. Хотя веселый.

– Это видел кто-нибудь?

– А как же, конечно. Анне-Лиза и её бойфренд. Мы вместе гуляли.

Эва поморщилась.

– И что они делали?

– Ничего. Таращились.

– А когда я спрыгивала, я что, ударилась коленкой о перила? Или я оступилась?

– Вроде нет. Мы пошли в гостиницу.

– То есть они не поняли?

– Кто «они»?

– Анне-Лиза и её бойфренд!

– Что они должны были понять? – не понял Алан. – Что ты бухая? Это и так было яснее ясного.

– Нет, не это, а то, что я ногу повредила!

– Если ты сама не поняла, как они-то могли понять? – задал резонный вопрос Алан.

– Ну, не знаю, может, я хромала.

– Ничего ты не хромала. Ты трепалась по-польски или по-русски. В общем, было ясно, что тебе пора в люлю.

– Вот черт, – сказала Эва. – Вот черт!!!

– Но это еще не всё. Потом ты полезла на байк.

– На байк?!

– Возле гостиницы на парковке стоял байк. Ты на него залезла, уселась в седле, за руль схватилась по-хозяйски и давай трепаться, какая ты рокерша, байкерша, все дела. И что ты гоняла по ночам по городу, катала какого-то классного парня, который учил тебя водить тачку и классно научил.

– Что-о-о?!

– А потом вдруг вместе с этим байком ты молча шмякаешься на асфальт. Мы понять ничего не успели, а ты уже лежишь, в небо глядишь и песни горланишь.

– Так, – сказала Эва. – Вот это ты врёшь. Байк тяжелый, он бы меня придавил и я бы орала. Либо его не было и ты всё придумал, либо…

– Это он для миниатюрной трезвой девушки тяжелый, – возразил Алан. – А миниатюрной пьяной было пофиг.

Эва выругалась нецензурно.

– А какие песни я пела?

– Я-то откуда знаю? Русские какие-то.

Алан попытался изобразить её пение, и Эва скривилась. Судя по всему, прошлой ночью её разобрало исполнять «Айсберг» Аллы Пугачевой. «С другой стороны, хорошо, что не „Асту Маньяну“, специально для наших шведских друзей», – подумала она. Потом она представила, как валяется на мостовой в окружении упомянутых друзей и горланит, и не смогла удержаться от смеха: честное слово, «Аста Маньяна» была бы по делу.

– Мы тебя подняли, – продолжал Алан. – Сперва байк, потом тебя. Байк поставили на подножку. Тебя – на ноги.

– Ну, а дальше?

– Дальше я повел тебя в люлю!

– А хозяин байка не прибегал орать? Мол, зачем на его байк лезут, потом грохают на землю?

– Нет, он рядом стоял и таращился.

– Рядом стоял? А откуда он взялся? Он кто такой?

– Бойфренд Анне-Лизы.

Эва схватилась за голову. Мало того, что она, как выясняется, хвасталась своими давними подвигами в присутствии Свена, так еще и залезла на его байк, свалилась вместе с этим дурацким байком, а он стоял с Анне-Лизой и, как выразился Алан, таращился!

– Похоже, ты прав, – сказала она мрачно. – Пить я не умею.

Глава 7. Не поеду с блондином

Следующая неделя выдалась очень тяжелой. Эве дали отдохнуть три дня, но потом съемки возобновились. Она была рада приступить к работе и отлынивать не думала. Плюс к тому она беспокоилась, что из-за её недавних чудачеств, приведших к травме, остальные участники съемочной группы (кроме Алана, разумеется) начнут хуже к ней относиться. Но страхи оказались напрасными: люди, включая Колина, отнеслись с пониманием. Однако она не ожидала, что на съемках ей придется так трудно.

Никогда в жизни ей не приходилось принимать такую кучу лекарств. А еще, помимо съемок, нужно было ежедневно совершать визиты к врачу и посещать процедурный кабинет. У Эвы диагностировали ушиб и растяжение связок коленного сустава – штука неприятная, тем более для танцовщицы. Необходимо было наблюдаться у травматолога и ортопеда, если Эва хотела быстро восстановиться и танцевать дальше. А она, конечно, хотела. Хорошо, что танцы для сериала они отсняли прошлой осенью. Если бы это потребовалось делать сейчас, Эва не смогла бы работать. Она и ходила-то с трудом.

Сейчас, когда всё, что ей оставалось в свободное время – это смотреть в окно гостиничного номера и комплексовать из-за травмы и связанных с ней обстоятельств, Эва героически пыталась заставить себя сконцентрироваться на позитивных мыслях. Например, на концертной программе, к подготовке к которой она приступит, как только оклемается, на турне, в которое отправится осенью, и будущем «звездном» статусе, который ждет её в итоге. Программа у неё отличная, люди её любят по сериалу и хотят видеть её выступления живьем.

Но такие мысли исчезали с катастрофической быстротой, стоило Эве выглянуть в окно. Там шла жизнь, которая ей была недоступна.

В окно она каждый день видела своего бывшего бойфренда, который катал Анне-Лизу на мотоцикле. Анне-Лиза жила в отеле на соседней улице. Её гостиница была ниже классом, чем отель «Виктория», где обитали Эва, Алан, Колин и весь костяк съемочной группы. Но зато Анне-Лиза могла ходить на своих ногах и у неё был парень с байком, с которым они прекрасно проводили внезапно образовавшиеся свободные дни. Эва не помнила, чтобы в Стокгольме Свен её саму катал на байке столь часто. Счастливый вид этих двоих неимоверно бесил её.

На себя Эва злилась еще больше. Черт её дернул полезть на его дурацкий байк! Если бы она не полезла, сейчас все бы пахали как миленькие. Она бы сама пахала, а по вечерам оттягивалась в компании Алана. И ей было бы пофиг, чем заняты Анне-Лиза и Свен. Вот просто пофиг, и всё! Даже если он и дальше бы таскался на съемки, как сделал, например, сегодня, чем дополнительно испортил Эве настроение. К ней он не подходил – торчал в основном за ограждением. Но к Анне-Лизе его в перерывах пропускали.

Она вспоминала давний случай в салуне Джо – как заявилась туда с опозданием и застала Свена в компании девиц. Она тогда хотела убежать, прежде чем её заметят. «Где были мои глаза? Всё же ясно было, что он за тип, – говорила Эва сейчас себе, злясь так, как не злилась даже в тот вечер. – Такой же бабник, как и все остальные, а прикидывался верным и любящим». В тот вечер Альф не дал ей уйти, задержал в салуне, развлекал беседой. Альф…

«Вот же я дура несусветная, – подумала Эва, вспомнив, как они ездили на Эланд и Альф предложил переночевать всем вместе в комнате у его приятеля (и не просто дрыхнуть, разумеется: предполагались игрища, сексуальные утехи). – Надо было соглашаться. Всё уже тогда бы встало на свои места, и без всяких драм». Эва помнила, как подруга Альфа, Стина, заглядывалась на Свена. Почти три года с тех пор прошло, а она до сих пор помнила.

Сейчас-то ей было ясно, что поездка на Эланд была организована Альфом исключительно с одной целью: подложить своему другу фотомодель, а самому под шумок развлечься с Эвой. Она помнила, как Свен был готов повестись на Стину. Однако эротическим фантазиям не суждено было сбыться: Эва отказалась ночевать с Альфом и Стиной в одной комнате. Сейчас она об этом жалела, потому что дико злилась на Свена.

Ну ладно, он давно её забыл и спит с Анне-Лизой. Эва вспомнила, как звонила ему из Льежа. Вместо него трубку сняла пьяная девица. Эва в ту ночь услышала голос Анне-Лизы, но поняла это только на днях, перед тем как нажраться водки и начать, по меткому выражению Алана, отжигать.

Короче, Свен давно её забыл и спит с Анне-Лизой. И на это можно было бы наплевать. Но зачем, спрашивается, он вздумал действовать ей на нервы? Неужели нельзя не катать Анне-Лизу по Дамрак взад и вперед? Есть же другие улицы в Амстердаме.

Вспомнив про Эланд, Эва начала испытывать нечто вроде симпатии к Альфу. В конце концов, он хотя бы что-то организовывал, правдами и неправдами стремился добиться своего. В отличие от этого белобрысого красавца, который её начисто забыл, стоило ей уехать, а теперь еще и маячит перед глазами в обнимку с Анне-Лизой. Нашел кого обнимать!

Эва радовалась одному: сама она не могла пожаловаться на одиночество, с ней был Алан, и с Аланом можно было в любой момент посмеяться от души. Её английский бойфренд являлся полной противоположностью бывшему шведскому: Свен и в прежние-то времена не всегда был способен на то, чтобы поднять ей настроение, когда она начинала грустить из-за проблем, связанных с учебой. Зато Алану удавалось развеселить Эву в считанные секунды.

Она решила не унывать, достала из чемодана кассетный плеер, надела наушники и включила альбом группы «The Young Gods». Песни «Gasoline Man» и «T.V. Sky» были у неё любимыми. Музыка энергичная, ритм жесткий, как современная жизнь. Нечего грустить. Свистать всех наверх! Вперед, жизнь продолжается.

Под музыку ей в тот день нарисовались картины, которые захотелось непременно воплотить в жизнь.

* * *

Пришел Алан, и Эва изложила идею клипа для одной из его песен.

– Навороченный байк, и парень-байкер тоже очень навороченный. И у него девчонка классная. Они гоняют на байке, а потом целуются на пустом шоссе. Это всё происходит под гитарное соло, как ты и хотел.

Алан спросил:

– Что ты имеешь в виду – навороченный байкер? Типа как наш шведский друг?

Он мотнул головой в сторону улицы, хотя именно в данный момент мимо отеля «Виктория» никто с мотоциклетным тарахтением не проезжал.

– Нет, – сказала Эва. – Ни в коем случае. Этот, из Швеции, – спортсмен. Мне нужен байкер. Это чувствоваться должно, понимаешь? Не знаю, как тебе объяснить…

– Харлейщик?

– Нет, он ездит на гоночной тачке. Кольцевые гонки ты видел?

– Еще бы.

– Ну вот такая тачка, а парень темноволосый.

Алан обдумал её идею.

– Годится. Завтра скажу Леонидасу. Пусть пишет.

Леонидас был сценаристом сериала, и его также планировали привлечь к разработке сценария для музыкального клипа.

Потом Алана посетила новая идея, и он спросил:

– А этого, как его… Свена ты точно не хочешь задействовать? Парик на него наденем, вот и будет темноволосый. И не придется никого искать, кастинг не понадобится. Этот-то здесь, под рукой, можно с ним всё обговорить…

– Ни в коем случае! – бурно запротестовала Эва. – И зря ты думаешь, что он под рукой. У него начинается гоночный сезон, он будет по всему миру мотаться.

– Что-то не бросается в глаза, что у него сезон, – заметил Алан. – Он всё время тут торчит.

– В Зандвоорте гоночная трасса. Он, я думаю, ездит туда и тренируется. Туда всего час добираться.

Это Эва уже выяснила, пока сидела и грустила у окна в один из предыдущих дней: позвонила на ресепшен, спросила, где в окрестностях Амстердама находится трасса «Формулы-1», и ей предоставили полную информацию, даже предложили помощь в приобретении билетов на соревнования.

– А, ну раз он так занят… О! У меня идея. Можно Тейлора задействовать, – предложил Алан. – Он водит тачку.

Тейлор был барабанщиком его группы.

– Не поеду с блондином, – уперлась Эва. – Потом, я уверена, что Тейлор водит не так, как надо. Мне нужен крутой водила. Настоящий.

– А с рыжим поедешь? Я знаю одного.

– Еще чего! «Двое рыжих на байке» – я уже вижу такие заголовки в газетах.

– Ты не очень рыжая, – заметил Алан.

– Да, не очень! Но критики напишут именно так!

– Сдаюсь, – сказал Алан. – Найдем тебе байкера или гонщика брюнета.

– Можно шатена, – сказала Эва. – И чтобы он не был коротко стрижен. Нормальный парень нужен, настоящий.

– Ну парик напялим, если попадется стриженый.

– Сразу видно, что ты не врубаешься, – сказала Эва. – Как ты себе это представляешь? Он со своей девчонкой мчится по шоссе. Оба в классных таких шлемаках. Вот, смотри, я нарисовала примерно, в каких. Потом он останавливает тачку, снимает шлем…

– Шлем снимает? И штаны расстегивает?

– Тьфу, блин! Кончай меня перебивать!

– Не, я хотел уточнить, вдруг у них сразу секс?

– Алан, короче, он не может целоваться в шлеме. А если на нем парик, то он волей-неволей вместе со шлемом стащит с головы и его. Ну, сам посуди! Ты хочешь, чтобы твои фанаты поумирали со смеху?

Алан хохотал до слез, представив сцену, которую описала Эва. Потом он спросил:

– Слушай, а про кого ты трепалась, когда бухая была? Что за парень у тебя был в Стокгольме?

– Ну, классный парень был. Тачку учил меня водить. Только я с тех пор больше не водила.

– Почему вы расстались?

– Я в Льеж переехала.

– И вы не общались с тех пор?

– Нет.

– Как его звали?

– Не скажу.

– Эх, ты! Бросила беднягу байкера, – решил подколоть её Алан. – Как же он теперь там гоняет по сугробам с разбитым сердцем?

– Бросила, – внезапно разозлилась Эва. – И тебя не касается, почему!

– А как он выглядел? Ну, кончай злиться. Я по делу спрашиваю.

– Хорошо выглядел, – более мирным тоном ответила Эва. – Красивый парень.

– Как я?

Алан считал себя неотразимым, что, впрочем, было совершенно нормально для лидера рок-группы и звезды телесериала.

– Если бы он был как ты, я бы так и сказала!

– Я понял. Значит, ищем красивого брюнета.

– Да, – сказала Эва. – Глаза синие. Нос прямой. Губы тонкие. Мужественная такая красота.

Глава 8. Призраки за дверью

Телесериал «Танец с призраком». Литературный сценарий. Сезон: третий. Эпизод: шестой (заключительный).

Сцена 1. Безлюдная улица на окраине города. Ночь. На улице стоит легковой автомобиль (обычный «седан», старая модель, подержанная). За рулем сидит Флёр. Она только что приехала, заглушила мотор, но продолжает оставаться в машине, глубоко задумавшись. Она наполовину опустила ветровое стекло. Выражение лица говорит о том, что мысли Флёр витают далеко. Она думает о чем-то неприятном, тревожном.

На улицу выезжают трое мотоциклистов. Они приближаются к автомобилю Флёр сзади. Она их не замечает, занятая своими мыслями. Мотоциклистам лет 25–28. Вид у них бандитский. Это люди из шайки Джироламо. Один из парней проезжает вперед и останавливает мотоцикл перед капотом автомобиля, перегораживая дорогу.

Парни переговариваются между собой. Один из них слезает с мотоцикла. Флёр наконец замечает, что творится возле её автомобиля. Она успевает поднять ветровое стекло. Рука парня в кожаной перчатке наталкивается на стекло.

Парни окружают автомобиль и начинают раскачивать его. Один давит на багажник, другой на капот, третий что-то кричит Флёр.

Флёр в нерешительности. Двинуться вперед или назад означает сбить одного из парней. На лице её страх.

Парень бьет по лобовому стеклу, и по нему идут трещины. Он забирается на капот.

Флёр включает зажигание. Машина с места рвет вперед, потом назад и снова резко вперед. Флёр смотрит в зеркало заднего вида. Двоих парней, что были позади машины, не видно. Тот, что был на капоте, пытался соскочить, но не удержался и покатился на землю.

Автомобиль Флёр задевает один из мотоциклов и сбивает его. Лобовое стекло сплошь в трещинах. Флёр ведет машину, пригнувшись к рулю, пытаясь разобрать дорогу сквозь единственное уцелевшее место в левой части стекла, возле руля.

В зеркало заднего вида она замечает, что двое парней поднялись на ноги и садятся на мотоциклы, чтобы начать преследование.

Сцена 2. Гонка по шоссе не на жизнь, а на смерть. Автомобиль Флёр преследуют трое мотоциклистов. Глухая ночь, других машин на шоссе нет. У Флёр паника. Расстояние между ней и преследователями неумолимо сокращается. Стрелка бензина почти на нуле.

Флёр видит впереди полуразрушенный, заброшенный дом. Входная дверь открыта нараспашку. Она останавливает машину, выскакивает из салона и бежит в дом.

Сцена 3. Флёр прячется в закутке между этажами. Свет уличного фонаря проникает через разбитое окно и освещает неверным светом лестницу. Флёр затаилась. Слышно, как к дому подъехали и остановились мотоциклы.

Сцена 4. Парни, посовещавшись, принимают решение. Один из них берет фонарь и идет в дом. Начинает подниматься по лестнице. На лице Флёр написана паника. Она парализована страхом.

* * *

Эва закрыла сценарий, не дочитав, и положила его на соседнее сиденье. Она находилась в автобусе съемочной группы, припаркованном на узкой улице. Была ночь, точно такая же, как в тексте, который она только что изучала. «Черт знает что, – подумала Эва. – Зачем Флёр выскочила из машины? Если бы на меня так напали и бензин бы закончился, я бы осталась в салоне и орала, пыталась бы привлечь внимание. Может быть, кто-нибудь бы услышал и пришел на помощь. А её в заброшенный дом зачем-то понесло».

Сцену с игрой в прятки на лестнице они уже сняли три недели назад в Лондоне, в павильоне, когда Клод гонялся за ней по лестнице внутри построенной для этих целей декорации, делая зверскую физиономию и держа в руке фонарь. Пока Эва лежала в своем номере в «Виктории» с больной коленкой, сняли сцену с нападением мотоциклистов на Флёр – дальние и средние планы. Эва для этого не требовалась: Анне-Лиза прекрасно справилась с задачей. Сегодня Эву привезли сюда, чтобы отснять ближние планы – панику на лице, задумчивость, тревогу, испуганный взгляд в зеркало заднего вида и прочее. Потом она вернулась в автобус и теперь наблюдала за съемочным процессом: Анне-Лиза готовилась вылезти из окна третьего этажа, техники ставили свет и так далее.

Свена нигде не было видно. Но Эва без усилий могла представить, как во время съемок сцены с нападением, в которой работала Анне-Лиза, он был поблизости, вон там, за ограждением. И байк его, наверное, стоял где-нибудь неподалеку. А потом снимали гонку по шоссе на старом автомобиле и таких же винтажных мотоциклах. Наверное, Свену было прикольно всё это наблюдать. Может быть, с ним даже советовались.

– Я ничего не понимаю, – проговорила Эва, обращаясь к Ларсу, который сидел рядом с ней автобусе. Он принес ей сценарий – раздобыл где-то и остался, ждал, пока она дочитает. – У меня последние дни странное ощущение. Ни в одну реплику не верю. Ни одна сцена не кажется естественной. Я себя веду как кукла, которой кто-то управляет.

Кроме них, в автобусе никого больше не было, поэтому она могла позволить себе пооткровенничать. Ларс – её друг. Он не станет никому передавать её слова.

– Конечно, не мне судить, как надо снимать, – добавила Эва. – Но всё равно странно. А ты видел материал?

– Видел кое-что.

– Ну и как?

Ларс собирался ответить, но в этот момент прямо под окном автобуса раздалась команда «По местам!». Включили прожекторы, направленные на окно третьего этажа, возле которого находилась Анне-Лиза.

Наблюдая, как Анне-Лиза ловко выбралась на подоконник и начала спускаться вниз по кирпичной стене, хватаясь за выступы, находя опору для ног, Эва поняла: вот почему они со Свеном вместе. Эта девушка умеет водить автомобиль, балансировать на краю крыши и так далее. Ему это, конечно же, нравится. Наверняка он гордится такой подругой. Анне-Лиза хоть и безмозглая дура, но работать умеет. «А я только и делаю, что пытаюсь изобразить нужное выражение лица, – с горечью подумала Эва. – И сама не верю в то, что делаю. Скорее бы это всё закончилось».

Она глубоко вздохнула. Сегодня был последний съемочный день. Осталось терпеть совсем немного.

Стали снимать последнюю сцену заключительного эпизода. Она была очень короткой. Анне-Лиза спрыгивала на землю, но тут откуда ни возьмись появлялись двое парней, бросались на неё, зажимали ей рот. Быстро подъезжал автомобиль. Анне-Лизу бесцеремонно запихивали в него. Автомобиль с ревом рвал с места и скрывался в конце улицы. А на это всё из-за угла смотрел не кто иной, как Лоренс, муж Флёр, ревнивец и интриган, подстроивший похищение. Он садился в другой автомобиль и уезжал следом.

Вдруг что-то произошло. Эва смотрела на Тибо, кутавшегося в черный плащ и со злодейским видом выглядывавшего из-за угла дома, и внезапно поняла: ничего этого не было на самом деле. Вокруг бегали люди, снимали второй дубль, затем третий, а она не могла избавиться от видения: пустой дом, и в нем никого нет; но на него вешают табличку «здесь живут люди», и она висит годами на двери, за которой черная пустота и призраки. У неё аж дыхание перехватило от этой картины.

– Что с тобой? – спросил Ларс, заметив, что с ней что-то творится.

– Ты не представляешь, что я сейчас видела, – ответила Эва и пересказала ему свое видение.

Она ожидала, что он засмеется, и была готова посмеяться вместе с ним. Но Ларс выслушал её со всей серьезностью и спросил:

– Ты сможешь задержаться на несколько дней?

– Да, а что? – удивилась Эва.

– Я не могу здесь говорить, – сказал он тихо. – Но если ты останешься, то, возможно, я тебя кое с кем познакомлю.

– Из тех, кто имеет отношение к этой истории? – спросила Эва, но Ларс сделал ей знак хранить молчание и показал в сторону передней двери: к ним в автобус поднимался по ступенькам Колин. Ларс встал со своего места и вышел, не говоря ни слова, лишь вежливо кивнув Колину. Тот пристально посмотрел ему вслед, словно впервые за все съемочные дни заметил его присутствие. Он даже сделал движение, чтобы догнать его, но передумал, подошел к Эве и сказал:

– Поздравляю. Съемки закончены.

– Спасибо. И я вас поздравляю.

– Завтра разъезжаемся по домам. Приходи в мой офис через три недели, обсудим новый контракт, а если тебя всё устроит, то и подпишем. А пока отдыхай и лечи ногу.

– Хорошо.

– Кто этот парень, который только что вышел отсюда? – спросил Колин.

– Это Ларс, видеомонтажер. Он принес мне сценарий. Я хотела почитать.

Колин кивнул и вышел из автобуса. Эве почему-то подумалось, что он отправился искать Ларса. Но того уже не было на съемочной площадке.

Глава 9. Свен

Свен возвращался в Швецию после соревнований в Германии. Он добрался до Берлина поездом, а там сел на самолет до Стокгольма. Транспортировкой его спортивного байка занимался мотоклуб, и ему самому думать об этом не было необходимости.

Травма, которую он получил почти три года назад, когда Лейф по договоренности с дружественным мотоклубом повез его в Японию для участия в гонке на супербайках^[6], выбила его тогда из колеи, и два следующих сезона Свен провел, занимаясь преимущественно мотокроссом. Но с этого года он опять начал участвовать в соревнованиях по супербайку и твердо решил добиться серьезных успехов. У него была отличная тачка – серийная, разумеется, но они с Лейфом и ребятами из мотоклуба возились с ней, отлаживая различные узлы, добиваясь оптимальных ходовых качеств.

Голландский и немецкий заезды были удачными. Свен показал хорошие результаты в своем классе. После вчерашней гонки на трассе Заксенринг они с Лейфом и немецким тренером провели тщательный «разбор полета» и пришли к выводу, что новые тормоза, установленные на байк перед началом сезона – именно то, что надо. Трасса в Саксонии с её многочисленными поворотами – отличный полигон для таких целей. Свен финишировал в первой десятке, набрал шесть очков, добавив их к трем, завоеванным в Голландии.

Свен всегда отличался серьезными спортивными амбициями. Он мечтал войти в состав заводской команды Ducati и стать чемпионом мира. Занимаясь на тренажерах, он не щадил себя, стремясь поддерживать физическую выносливость на должном уровне. После изматывающей гонки ему хотелось снова сесть за руль и проехать еще несколько кругов. Вместе с Лейфом и друзьями по клубу они постоянно занимались разбором выступлений других спортсменов, обсуждали, кто как прошел тот или иной отрезок трассы, какие ошибки допустил и так далее.

Итак, в плане спортивных достижений нынешний сезон начался отлично. Но только в этом плане.

За пять или шесть дней, проведенных в Амстердаме, он лишь один раз почувствовал себя в своей тарелке: это произошло во время ночной съемки, когда ему выпал шанс покататься на легендарном байке BMW R90S. Эти мотоциклы, вполне на ходу, использовались в сцене погони, в которой работала Фокси. Когда всё сняли, на одном из них дали прокатиться Свену. Фокси села сзади, и он устроил заезд по ночному городу.

Но Свен хотел, чтобы с ним в том заезде была другая девушка.

Он встретил Эву в Амстердаме после почти трех лет разлуки. Она оказалась совершенно чужой.

Свен сам не знал теперь, на что рассчитывал, когда решил рвануть из Зандвоорта в Амстердам. Ему заранее было известно, что Фокси будет работать в том самом сериале, в котором снимается Эва. Фокси была страшно счастлива, что ей выпала такая удача. Всю неделю, что она провела в Лондоне, готовясь к съемкам, они со Свеном созванивались, и Фокси рассказывала, что тренируется с Эвой, сообщала кое-какие подробности про неё. Но только когда съемочная группа вылетела в Амстердам, Свен понял, что ему тоже позарез нужно туда. И он рванул.

Встреча не принесла ему радости. Эва обращалась с ним так, словно он был ей никем. Словно они раньше были лишь мимолетно знакомы. А может быть, и вообще не были. Да, черт возьми, сейчас он ей никто. Но ведь когда-то они были вместе целых четыре месяца. Он ничего плохого ей не сделал, чтобы заслужить такое отношение.

Эва демонстративно говорила только по-английски, а он в английском был не слишком силен, потому тупил и в основном отмалчивался. Нет, он мог объясниться на английском, ему довольно часто доводилось это делать, прежде всего на соревнованиях, которые проходили за пределами Швеции. Но ведь на соревнованиях разговор идет в основном о мотоциклах и прочем, что относится к гонкам. На общие темы ему было общаться сложнее. Тем более с Эвой и в присутствии её приятеля.

Фокси спросила у Эвы, как получилось, что она забыла шведский, на котором неплохо говорила когда-то. Эва ответила, что стоило ей начать учить французский, как он начисто вытер шведский из её головы. Она сказала это и засмеялась. Свен сомневался, что такое возможно. В какой-то момент там, в баре, он спросил у неё по-шведски: «Это ты или не ты?» – и она ответила «Не я». По-английски.

И этот её бойфренд, англичанин из сериала – самовлюбленный, безбашенный тип, пустоголовый совершенно парень. А Эве с ним хорошо и весело. Во что она превратилась? Ругается как грузчик, глушит алкоголь. Ничего этого не было три года назад. Она была совсем другой. Он любил ту, другую.

Он специально приходил на съемки еще несколько раз, надеясь, что то, что ему так не понравилось, было следствием чрезмерного возлияния, случившегося у Эвы в один конкретно взятый вечер, и что в следующую встречу он увидит что-то другое. И да, он увидел – только не то, на что надеялся. Эва на съемках была мрачной как туча – нога у неё болела. Она либо сидела, уткнувшись в сценарий, либо отдыхала в своем именном полотняном кресле, защитившись от окружающего мира с помощью темных очков, если был день, или просто закрыв глаза. Она включалась в жизнь вокруг себя только в те моменты, когда к ней обращался кто-то из съемочной группы или ей нужно было играть. Но Свен к этой части её жизни не относился. Его она игнорировала.

Девушка, которую он встретил в Амстердаме, мало отличалась от бельгийской звезды семидесятых, роль которой играла в телесериале. Флёр была сильно «с закидонами», спала со всеми подряд, пила, принимала наркотики. Свен видел сериал – посмотрел несколько серий тайком один раз. За исключением танцев в исполнении Эвы, ему ничего не понравилось. Но он всё же не поверил до конца, что Эва стала такой, как её героиня; внушал себе, что это не так, надеялся, что это просто роль. Оказалось, что он ошибся.

Когда они встретились, Эва, крепко выпив, стала рассказывать, как гоняла на байке с Альфом. На следующий день, когда стало известно, что у Эвы растяжение связок и она сидит в своем гостиничном номере и, надо полагать, грустит, Свену хоть и захотелось сходить к ней и выразить сочувствие, но он не стал этого делать. На самом деле он ей сочувствовал, конечно. Слишком хорошо знал, что такое травмы. Но выражать ей ничего не стал, полагая, что она вряд ли сидит одна-одинешенька. Алан её развлечет. Выпьют виски или джину, врубят музыку, которую оба так любят слушать (сцена в пабе, когда Эва и Алан балдели под «Faith No More», Свену дико не понравилась), и будет им весело.

Три года назад, когда Свен был у Альфа дома и Альф на голубом глазу врал ему, что Эва где-то загуляла, но непременно найдется, он прямо там, стоя посреди комнаты, понял, что загуляла она не с кем-нибудь, а именно с Альфом. В комнате едва заметно пахло её духами, а на полу валялась заколка. Но Альф врал так убедительно, а Свен ему так верил вплоть до того дня, что не смог сразу впустить в своё сознание мысль о том, что любимая девушка и лучший друг обманули его. Воспользовались его отсутствием и переспали. Просто он случайно застал это, потому что захотел по дороге в аэропорт повидаться с Эвой, не нашел её в общаге и поехал к Альфу. К кому еще было ехать? Конечно, к другу. Они с детства были не разлей вода. А друг оказался лжецом и предателем, и это открытие стало настоящим шоком для Свена.

Его существо в ту секунду словно раздвоилось: один Свен смотрел на перегородку, отделявшую спальню Альфа от гостиной, где они разговаривали, и просто физически ощущал ужас Эвы – леденящий ужас от того, что он вот-вот её найдет в постели Альфа. А другой Свен слушал своего друга и всё еще верил в ту лапшу, которую тот вешал ему на уши. «Она объявится. Не парься и езжай в аэропорт».

Свен и поехал. А там, пройдя паспортный и таможенный контроль, бродил бесцельно в ожидании рейса. Лейф заглянул в магазинчик дьюти-фри, чтобы купить какой-то парфюм в подарок жене. Свен тоже заглянул – просто так, от нечего делать. И немедленно обнаружил на полке те духи, что носила Эва. Запах её духов сказал ему всё. Если бы он мог, то в ту же самую секунду рванул бы к Альфу домой и убил бы его к чертовой матери. Но ему нужно было лететь в Японию. Посадку как раз объявили.

На японской трассе он разбился. Не справился с управлением на повороте. Он не помнил, как это произошло. Начало гонки помнил, а после второго круга – абсолютный провал в памяти.

Первые дни, пока Свен лежал в больнице, его страшно глючило. То ему казалось, что Эва сидит рядом и ласково разговаривает с ним. У них всё хорошо, она его любит и очень переживает за него. То ему рисовалось, как она с Альфом занимается сексом, пока его нет в Стокгольме. После одного из таких видений он сказал, что знать их обоих не хочет. Лейф как раз пришел его навестить и услышал его слова.

Галлюцинации, как плохие, так и хорошие, на этом не закончились. В иные моменты Свен шарил здоровой рукой по больничной койке и не понимал, почему Эвы нет рядом – он ведь сильно разбился, неужели ей всё равно?!

Потом, уже в стокгольмской больнице, когда ребята и девчонки из байкерской тусовки пришли его навестить, он узнал, что Эва уехала в Польшу через день или два после его отъезда в Токио. Альф с ними не пришел. Понятно, почему: ему передали, что Свен не желает его видеть. А Свену очень хотелось задать бывшему другу один-единственный вопрос. Но он был слишком горд, чтобы просить.

Оправившись от травм и начав понемногу ездить на байке, он в один из вечеров оказался возле театрального общежития, где и познакомился с Анне-Лизой, рыжеволосой танцовщицей, сокурсницей Эвы. Анне-Лиза пользовалась теми же духами, что и Эва. Свен вспомнил, что Альф упоминал какую-то Фокси. Выяснилось вскоре, что Анне-Лиза действительно встречалась несколько раз с Альфом. С этого момента Свен начал сомневаться в своих выводах насчет Эвы.

Чтобы сомневаться было не так мучительно, Свен стал спать с Фокси. А та рассказала ему про телесериал и высказала версию, что срочный отъезд Эвы был связан с каким-то очень заманчивым предложением английского телепродюсера. Проще говоря, Эва сменила в один день любовника и страну проживания, превратилась из студентки в профессиональную танцовщицу и актрису – иными словами, повысила свой статус во всех отношениях.

Свен не был дураком и понимал, что Фокси завидует и потому, возможно, передергивает факты. Какие-то проблемы были у неё с Эвой. Свен не собирался в этом копаться, просто сказал, что не желает больше обсуждать Эву.

В то время его всё чаще стала посещать мысль о том, что необходимо поговорить с Альфом. В итоге он сделал это – через три месяца, но всё-таки сделал – и узнал, что нет, увы, он не ошибся. Альф признался, что спал с Эвой. Они крепко набили друг другу морду в тот день и с тех пор больше не говорили о ней. Но продолжали дружить, не в последнюю очередь потому, что и тот, и другой в смысле отношений с Эвой остались на бобах.

Иногда Свен думал о том, что, возможно, ему известна не вся правда. Одно время он даже подозревал Альфа в том, что тот каким-то образом подстроил так, чтобы Эва оказалась в его постели, не желая этого. Нет, он её не принуждал, это абсолютно исключено, не его стиль; да и поступить так с девушкой своего друга-байкера – преступление по байкерским законам, не говоря уже о законах общечеловеческих. От байкеров Альф огреб бы за это прежде любой полиции. Эве стоило лишь сказать кому-нибудь из друзей. Нет, Альф этого не делал. Но ведь Эва говорила Свену, что не стала бы спать с Альфом. Она была раньше искренней, и он ей верил.

Самое поганое в этой истории заключалось в том, что Эва не позвонила Свену и не попыталась объясниться. Да, он находился в больнице, его домашний телефон не отвечал, и она могла не сразу узнать, что с ним случилось. Но что ей стоило позвонить тому же Джо в салун? Ей бы рассказали про неудачную японскую гонку. Но она не звонила ни Джо, никому другому. Хотя, возможно, она говорила с Альфом, а тот передал ей те его слова… Нет, всё дело в карьерных перспективах, которые перед ней замаячили. Эва просто перевернула страницу своей жизни и начала новую. Стокгольмская история осталась для неё в прошлом.

Сейчас, вспоминая встречу в Амстердаме, Свен подумал то же самое, что и три года назад: «Значит, я был прав». От того, что он был прав, легче не становилось.

Когда он думал об Эве плохо, то злился на себя за то, что так и не смог её забыть. Пора это сделать наконец, потому что она давно с другим парнем. Свен собственными глазами видел, как у них всё отлично.

Свен размышлял об этом и во время полета, и во время посадки в аэропорту Арланда, и когда забирал свой автомобиль с парковки, чтобы ехать домой. Он только недавно купил подержанный Audi. Это была его первая машина на четырех колесах, и он гордился своим приобретением.

По дороге ему пришла в голову совершенно идиотская идея – позвонить Альфу и рассказать о встрече с Эвой. Конечно, не по телефону, а встретиться, пообщаться, поговорить за жизнь. Свен был уверен, что для Альфа та история давно не имеет значения. Он теперь снимается в остросюжетных фильмах, похваляется знакомством с некоторыми из известных актеров, с которыми ему довелось работать в качестве каскадера. У него, как и раньше, нет проблем в личной жизни. Правда, постоянной подруги так себе и не завел – но он никогда к этому и не стремился.

Нет, разумеется, это идиотская затея – ворошить былое, заводить разговор об Эве, рассчитывать на совет старого друга в этом вопросе. К тому же Альф сейчас не в Швеции, а где-то в Альпах. Они последние полгода виделись редко – раз в месяц, максимум два. Оба были заняты своими делами. Но Альф часто ему звонил – узнать, как жизнь, рассказать какую-нибудь историю из числа тех, что с ним происходили на съемках.

«Хорошо хоть, что Эва не с ним, – подумал Свен. – Хотя всё равно хреново».

Глава 10. Три души миссис Кинг

После отъезда основной части съемочной группы из Амстердама Эва перебралась в дешевый отель. Она хотела остаться в городе еще на несколько дней, побродить по улицам, почувствовать Амстердам заново, вспомнить, что он ей нравился. В прошлом году, когда они снимали здесь второй сезон, ей всё было по душе. Она с нетерпением ждала новой встречи целых двенадцать месяцев. И что вышло? Травма, обида на Свена, дикая неприязнь к Анне-Лизе, разочарование в работе, усталость. Не хотелось уезжать отсюда с такими чувствами, иначе потом только это и будет вспоминаться.

Алан нормально отнесся к её решению, но удивился, почему она поселилась в какой-то, как он выразился, «дерьмовой общаге», хотя могла остаться в «Виктории». Часть заработанных денег им уже выдали, и его удивляло, что Эва, имея возможность побаловать себя еще несколькими днями шикарной жизни, отказалась от этого. Но слишком сильно вникать в это он не стал.

Мыслями Алан был уже полностью в делах, связанных с его группой и альбомом. К съемкам клипа собирались приступить на следующей неделе, для чего планировалось поехать в Ирландию, где нашли подходящий антураж. Алан сообщил Эве, что Дарси, ассистент режиссера, которая занималась кастингом не только для сериала, но и для его будущего клипа, подобрала двух или трех кандидатов в соответствии с описанием, предоставленным Эвой.

– Если хочешь, свяжись с ней. Дарси тебе расскажет, кто они такие, у кого снимались, и ты выберешь, – предложил Алан, когда они встретились в кафе, чтобы вместе позавтракать. Через час ему нужно было улетать в Лондон. – Если потребуется, она тебе вышлет фотографии экспресс-почтой. Только надо быстро решать.

Эва ответила, что всецело полагается на выбор Дарси и самого Алана. Ей хотелось отдохнуть от слова «съемка», а для этого было необходимо поскорее попрощаться с Аланом и пойти в Вондель-парк, погулять там, попробовать забыть о событиях предыдущей недели.

– Тебе что, всё равно, с кем целоваться? – подколол её Алан.

– Абсолютно. Лишь бы фотогеничный был. Это же твой клип, а не мой.

– Зачем же я тогда Дарси запарил, чтобы она в базе актеров копалась, брюнета тебе искала?

– Затем, чтобы мне не подсунули блондина.

Алан допил кофе, встал из-за стола и сказал:

– Ладно, отдыхай и наслаждайся жизнью. Я жду тебя в Корке через неделю и надеюсь, что ты будешь повеселее.

Он чмокнул её в щеку и ушел.

«Повеселее, – подумала Эва, глядя ему вслед. – Это уж как бог даст». Ей нужно было сперва выбраться из кризиса. Она рассчитывала, что несколько свободных дней, в течение которых она будет предоставлена сама себе, пойдут ей на пользу. В Лондоне Алан непременно потащил бы её по клубам и кабакам, а ей хотелось взять в этом смысле паузу.

Кроме того, она обещала Ларсу встретиться. То, что произошло в последнюю ночь съемки, сильно заинтересовало её. Почему Колин так странно посмотрел ему вслед? Он выглядел так, словно вместо Ларса увидел призрака…

* * *

Встреча с Ларсом состоялась тем же вечером, и для начала они отправились в театр, чтобы посмотреть спектакль швейцарской труппы. В Амстердаме только что начался театральный фестиваль. Спектакль назывался «Три души миссис Кинг» и представлял собой пантомиму, которую исполняли три актера – одна женщина и двое мужчин. Эва и Ларс немного опоздали к началу, и им пришлось пробираться между рядами в темноте, искать свои места. Фестиваль был авангардным, и в оформлении сцены преобладал черный цвет. Стены зала тоже были обтянуты черной материей.

Эве было незнакомо произведение, по которому был поставлен спектакль, и имя автора ей ничего не говорило (посмотрев на афишу, она подумала, что это какой-то современный драматург, скорее всего западноевропеец). Но действие сразу захватило её. Актеры были потрясающе пластичны. Первый акт проходил при полной тишине, нарушаемой лишь отдельными звуковыми эффектами – лопнувшей струной сильно расстроенного альта, глухими ударами, звучащими словно бы издалека, отрывками фраз, сказанных людьми, которые не желали, чтобы их поняли. Пантомимой управлял четкий ритм, в соответствии с которым двигались актеры. Они визуализировали этот ритм, слышный только им самим. Эва была восхищена слаженностью их действий, профессионализмом и изумительной искренностью их игры.

Во втором акте пьесы звуковой ряд стал более насыщенным. Он по-прежнему состоял из звуковых эффектов, но это была настоящая музыка, гениальная и неповторимая.

После спектакля Эва и Ларс прошли за кулисы, чтобы познакомиться с актерами. Это были три уроженца Женевы – девушка по имени Элиза и два парня, Ханс и Дитер. Выслушав комплименты, на которые Эва не поскупилась, актеры сказали, что знают её по телесериалу.

– Ты играешь женщину, которую в Бенилюксе многие помнят, – сказал Ханс. – У нас в Швейцарии она тоже выступала. Хорошо, что теперь, благодаря сериалу, о ней узнало большее число людей.

– Но мне кажется, что у вас слишком большой упор на её «звездную болезнь», – добавила Элиза.

– Мне было с этим трудно, – призналась Эва. – Но продюсер… С ним не поспоришь.

– Конечно, – согласилась Элиза. – Просто дело в том, что Флёр не страдала «звездной болезнью».

– Откуда ты знаешь? – удивилась Эва.

– Моя первая учительница, педагог в театральной школе, работала в её труппе. Она много рассказывала про Флёр. Тебе, наверное, было бы интересно поговорить с ней. Она живет в Лозанне.

Эва загорелась идеей пообщаться с танцовщицей, в прошлом знакомой с Флёр. Несмотря на то, что съемки закончились, ей всё еще была интересна личность женщины, образ которой она пыталась воплотить на экране. Когда Эва под руководством Мириам готовилась к первому сезону, то ей показывали кадры некоторых старых выступлений Флёр и её труппы. Но сама Мириам рассказывала про Флёр довольно мало.

Эва с Ларс обменялись контактами с актерами, попрощались и ушли.

На улице Ларс спросил:

– Ты действительно хочешь узнать больше о Флёр?

– Конечно!

– Тогда подожди минуту, мне нужно сделать один звонок.

Он позвонил кому-то из телефона-автомата и, вернувшись, сказал:

– Если ты готова потратить час на дорогу, то поедем. Она хочет встретиться с тобой.

– Кто?

– Флёр.

– Как? – От удивления Эва чуть не лишилась дара речи. – Но ведь… Но разве она жива? Неужели она живет где-то здесь? Но… но ведь Колин говорил, что она исчезла бесследно, и никто не знает, что с ней случилось…

– Колин лгал, – ответил Ларс. – В этом всё дело.

* * *

Они сели в его машину и поехали по шоссе, ведущему на запад. Эва знала эту дорогу: шоссе вело в Харлем и далее в Нордвейк, где они с Аланом гостили в прошлом году по приглашению Ларса и его жены. По дороге Ларс рассказывал, что давно знаком с Флёр и специально искал способ получить работу в этом сериале, не только потому, что ему было интересно, но и ради неё. Однако люди Колина максимально отфильтровывали всех, кто знал Флёр в жизни, поэтому ему пришлось скрывать факт знакомства с ней.

– Колин снимал свою версию, – сказал Ларс. – Ты скоро всё узнаешь сама. Будет лучше, если ты услышишь историю из её уст, а не от меня.

Они подъехали к дому, где Ларс жил со своей семьей. Пока они шли ко входу в дом, Эва всё еще думала, что Ларс устроил ей сюрприз и пригласил Флёр к себе в гости. Но когда она очутилась в гостиной и увидела только его тетю Маргрит, которая сидела за столом и читала книгу, то поняла наконец, кто перед ней.

– Маргрит – моё второе имя, девочка, – сказала тетя Ларса, поднимая голову и глядя на Эву. – Моё полное имя – Флора Маргрит Нессенс. Я очень давно хотела поговорить с тобой о Флёр.

Глава 11. Ты сыграла его месть

Они сидели в гостиной за столом – Эва, Флёр, Ларс и Мэрриет. Рассказывая свою историю, Флёр говорила по-французски, иногда по-голландски, и в этом случае Ларс переводил для Эвы её слова.

– Полагаю, для начала ты хочешь узнать, почему наш разговор происходит сейчас, а не в твой прошлый приезд, – сказала Флёр.

Эва кивнула.

– Вы приехали с Аланом. Я хотела вас увидеть и составить о вас впечатление.

Флёр замолчала, и Эва, подождав, спросила:

– Алану нельзя про вас знать?

Ларс сделал ей знак – мол, ты сейчас всё поймешь.

– Мне хотелось посмотреть на вас обоих, – неторопливо продолжала Флёр. – На тебя и на сына Колина.

– На сына Колина? – переспросила Эва. – Но Алан – его племянник.

Флёр покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Это его сын, которого он выдает за своего племянника.

Эва закрыла лицо руками.

– Какой кошмар, – прошептала она по-русски. – Господи боже мой…

«Когда это откроется, все станут говорить, что я получила роль только потому, что спала с сыном продюсера… Я не смогу доказать, что это не так…» – думала она. Еще она думала о том, что это начало страшной катастрофы. А может быть, катастрофа уже идет полным ходом, просто она не заметила? Нет, не в том дело, что будут говорить о ней, о том, как она получила эту роль. Дело совсем в другом…

Потом Эва спросила по-французски:

– Но почему Алан даже мне не сказал? Ведь он мог бы…

– Полагаю, у него жесткие контрактные условия, как и у тебя. Колин всех держит в ежовых рукавицах, и собственный сын – не исключение.

Видя, насколько Эва потрясена, Флёр добавила:

– Не расстраивайся. Алан – хороший мальчик. Он пошел в мать, не в отца. Я немного знала его мать.

Мэрриет принесла чай и стала разливать его по чашкам. К чаю были пофферчес – голландские оладьи, обильно присыпанные сахарной пудрой.

– Есть ли что-нибудь в этом сериале, что не является враньем? – спросила Эва.

– Кроме твоих танцев – увы, ничего, – ответила Флёр.

– Совсем ничего?! А все эти… А Лоренс, например? Мы недавно снимали сцену, как он организует похищение…

– Не рассказывай, – прервала её Флёр. – Не нарушай контрактных обязательств, даже здесь. Я знаю, какие сцены вы снимали. Ларс мне говорил. Когда стало известно, что снимается сериал, он постарался попасть в число тех, у кого будет доступ к материалам. Я знала, что готовится.

– Но как же насчет Лоренса? – спросила Эва.

– Не было Лоренса. Был человек, который меня любил, и я его любила. Это был мой ровесник. Мы были вместе. Мы были счастливы и неразлучны. Колин уничтожил его. Он приучил его к наркотикам, и мой возлюбленный погиб. Колин думал, что так будет проще добиться меня, ведь я осталась одна.

Вот теперь у Эвы случился настоящий шок. Ей показалось, что мир перевернулся вверх ногами и застыл. И таким он и останется.

– Выпей чаю, – сказала Флёр. – Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. В сериале он заменил моего возлюбленного на выдуманного им самим Лоренса. Он создал ту картину, которой его самолюбие могло наслаждаться.

– Как же он не опасался, что это откроется? – спросила Эва. – Ведь вы можете в любой момент рассказать, как было на самом деле. Или вы скрываетесь от него?

– Он прекрасно знает, где я живу. И знает, что я ничего не скажу.

– Почему? Почему вы не скажете?

– Посмотри на меня. Что я выиграю, если пойду на скандал? Деньги на лечение? Нет, – покачала головой Флёр, – это только отнимет несколько лет моей жизни. А у меня есть Ларс, Мэрриет и их сынишка. Они мне заменили родных детей. Нет, – повторила она. – Колин знает, что я этого не сделаю.

– Он видел Ларса в последний день съемки, – сказала Эва. – Я еще обратила внимание, как он посмотрел ему вслед.

– Сейчас это уже не играет роли. Колин сделал, что хотел. Он знал, что я увижу это. По его понятиям, я должна кусать себе локти. Он живет в мире, в котором неведома любовь.

– Боже мой, что же я всё это время играла? – спросила Эва в ужасе.

– Его месть.

Эва опустила голову на руки и так сидела несколько минут. Флёр, Ларс и Мэрриет молчали. Эва думала: «Я сыграла монстра, помогла его создать. Неудивительно, что потом меня ткнули носом в саму себя с помощью Анне-Лизы. Чтобы мне было понятнее, что я делаю».

– Колин – страшный человек, Эва, – чуть погодя продолжала Флёр. – Не вставай у него на пути, иначе он сотрет тебя в порошок. Он способен на всё.

– Разве я могу встать у него на пути? Я же пешка, никто. И сериал закончен. Жаль, что вы мне раньше не сказали.

– Что бы ты сделала, если бы узнала раньше?

– Я бы не участвовала в этом.

– Каким образом? У тебя был контракт.

Эва глубоко задумалась. Сказать им, что ли, что она могла бы уехать куда-нибудь? Например, в Россию. Россия большая, никакой Колин её там бы не нашел. Есть и другие страны, помимо России, куда его длинные руки не дотянутся. Да, он мог бы начать прессовать её родителей, но в контракте не было такого пункта, по которому он бы заставил их выплачивать неустойку, сорвись Эва из проекта до его завершения. Родителям она бы всё объяснила, и они бы поняли. Они бы спокойно жили себе дальше в Варшаве. А она, даже если ей и пришлось бы уехать на край света, смогла бы жить такой жизнью, в которой не приходится врать и лукавить каждый день, пусть даже невольно или «ради искусства».

Эва допила чай и сказала:

– Я не буду подписывать с ним новый контракт. Он предлагал мне ехать с вашей программой в турне по Европе. Я откажусь.

– Подумай хорошенько, – сказала Флёр, – это ведь работа, карьера, большие деньги, слава. Ты молода, и ты теперь знаешь правду. Возможно, ты сможешь извлечь из этого пользу.

– Я уже решила, – ответила Эва твердо. – Именно потому, что я теперь знаю правду, я больше никогда и никому не позволю создавать фальшивку моими руками.

* * *

Она уехала из Нордвейка с тяжелым сердцем. Была поздняя ночь. Ей предлагали остаться переночевать, но Эве хотелось вернуться в гостиницу, и Ларс вызвался её отвезти. По дороге Эва чувствовала себя так, словно внезапно повзрослела на десять или пятнадцать лет. Слишком о многом теперь нужно подумать.

На прощанье Флёр подарила ей книгу сказок. Это была тоненькая книжка, всего сорок страниц, но каждая сказка была изумительно иллюстрирована. Флёр издала книгу под псевдонимом, и сказки были на голландском и французском языках.

Ларс, понимая, что Эве сейчас не до разговоров, включил негромко автомагнитолу, и так они ехали, слушая легкую музыку, с которой у Эвы не возникало ассоциаций, и речь голландского ведущего, в которой она не понимала ни слова.

Высаживая Эву возле гостиницы, Ларс сказал:

– Мне очень жаль.

– Не жалей, – ответила она. – Мне надо было это узнать наконец.

* * *

Утро следующего дня не принесло Эве душевного спокойствия. Прежде всего сказывалось потрясение, которое она испытала, пообщавшись с Флёр и узнав её историю. На душе было тяжело, в том числе и из-за Алана. Если бы он не оказался сыном Колина, Эва непременно посоветовалась бы с ним, как быть дальше. А теперь она была вынуждена думать, что он знал правду про Флёр (всю либо большую часть) с самого начала и всё это время скрывал эту самую правду от Эвы.

Разумеется, Алан не виноват в том, что родился сыном Колина. Родителей не выбирают. Но была в этой истории отвратительная фальшь, от которой теперь некуда было деться. Эва очень плотно общалась с Аланом два года, дружила, занималась любовью. Узнать, что спишь с человеком столько времени, а ни черта, оказывается, о нем не знаешь, было для неё серьезным ударом. Колин умышленно работал над дискредитацией образа Флёр. Алан, скрывая правду, фактически делал то же самое – обесценивал, дискредитировал отношения, которые у него были с Эвой. По крайней мере, она воспринимала это именно так. Доверие к нему исчезло. И от этого было очень трудно.

В тот день она не пошла гулять, а сидела в своем номере на четвертом этаже. Окно выходило на противоположную от улицы сторону квартала. Из него был виден соседний дом – казалось, буквально руку протянуть, так близко. В Амстердаме дома стоят торцом к улице, и они тянутся вглубь, пока почти не упрутся в такой же дом, тянущийся от соседней улицы. Это потому, что когда-то здесь был высокий налог на ширину фасада, вот все и строились глубь, а не вширь.

Глядя на стену соседнего дома, Эва курила и размышляла о том, что теперь делать. Нужно было очень крепко подумать. Когда-то она под влиянием эмоций рванула из Стокгольма домой, хотя могла остаться; возможно, не сделай она тогда так, жизнь её пошла бы совсем иначе и не привела бы туда, куда привела сейчас.

Не хотелось принимать опрометчивых решений. Она вчера сказала Флёр, что всё уже решила. Но бросать программу Эве было жалко до слёз. В конце концов, это её танцы не в меньшей степени, чем танцы Флёр. Она в них душу вкладывала в течение двух с половиной лет.

Почему чужие проблемы двадцатилетней давности должны влиять на её планы? Она, конечно, пока никакая не звезда, просто пожила последний год или полтора веселой, активной и иногда шикарной жизнью; но что, если в конце года сериал номинируют на какую-нибудь премию? Это очень даже возможно. Все поедут на церемонию вручения, а она будет дома сидеть и локти кусать?

Но как иметь дело со всеми этими людьми? Кому можно верить? Колину однозначно нельзя. Алану тоже. Что касается Флёр и Ларса, то Эва не могла победить глухое чувство обиды. «Надо было либо сразу сказать мне, еще в прошлом году, либо не говорить ничего», – думала она. А Флёр решила, видите ли, посмотреть на Эву и Алана. Ну, посмотрела, и что? «Каждый занят только собой, – мучилась сейчас Эва. – Почему я-то должна думать о них?».

Будь на её месте Анне-Лиза или любая другая бывшая сокурсница, у них не было бы никаких проблем. В этом мире каждый сам за себя. Нужно пользоваться шансами, которые подворачиваются, строить карьеру, зарабатывать деньги, а для этого забить на эмоции. Более того: Эва понимала, что и сама Флёр, поменяйся они местами, не имела бы проблем с выбором.

«Так, начнем с Алана», – подумала Эва, взяла бумажку, ручку и стала записывать. Для начала с Аланом надо прекратить спать и непременно объясниться по принципиальным вопросам. Контракт еще действует (кстати, надо его найти и перечитать). С тем, чтобы прекратить спать с Аланом, у Эвы не было проблем. Кроме того, она была уверена, что и у него вряд ли возникнут с этим проблемы. Но он спросит, в чем причина. Она скажет, что узнала кое-что про него, но поскольку это связано с контрактом, то не может говорить. Алан занервничает и, вероятно, смекнет, в чем дело. Тогда они поговорят начистоту. Но только если он сам нарушит свои контрактные обязательства. То есть здесь надо действовать хитро и по уму. От этой мысли у Эвы тут же сделалось очень кисло на душе. Хитрить с парнем, с которым спала два года и ни разу не хитрила, ждать, пока он сам что-то нарушит – да это же не жизнь, а каторга! Эва ненавидела интриги и не считала себя способной научиться их плести.

Так, тогда начнем с Колина. Он ей сильно неприятен. От него исходит опасность. Эта опасность была хитро замаскирована, но подспудно ощущалась все два с половиной года, что они знакомы. Просто Эва предпочитала не придавать этому значения.

Если она откажется от нового контракта, то карьеры больше не будет. Колин не даст ей работать с другими продюсерами, постановщиками и так далее. Попробовать, что ли, выторговать себе время на передышку? Мол, устала до невозможности, всё такое? Но он не даст ей передышки. В шоу-бизнесе передышек не делают. Либо работают до упаду, пока востребованы, либо бросают и влачат дальнейшее существование в безвестности. Третьего не дано.

Всё это время её мир были зациклен на одном и том же круге людей. У Эвы не было собственных связей в профессиональном мире вне круга, имевшего отношение к производству сериала. Чтобы такие связи заиметь, потребуется несколько лет, которые придется провести, работая с Колином.

Это была патовая ситуация.

«Надо просто сняться в клипе у Алана, – сказала Эва себе. – Потом дальше думать». Встречу с Колином, наверное, можно попробовать перенести на более позднее время. Наврать, что у родителей проблемы со здоровьем…

«Так, я это уже делала когда-то, – вдруг поняла она. – Нельзя повторять старых ошибок. Надо честно ему сказать, что у меня другие планы. А если дело пойдет совсем плохо, то уеду в какой-нибудь город на краю земли, открою частную школу танцев и буду учить детей. Не пропаду».

Она спустилась на ресепшен, чтобы позвонить родителям в Варшаву. Мама сообщила, что у них с отцом всё в порядке и они ждут её, если она сможет вырваться. Эва пообещала приехать недели через три или четыре, в начале мая. Только съездит в Ирландию, заскочит на несколько дней в Лондон по делам и поедет домой, в Польшу.

Глава 12. Ночное шоссе

Эва прилетела в Корк в первой половине дня. Алан прислал за ней автобус, на котором её повезли в Трали, город в графстве Керри, что на западном побережье Ирландии. Ехать было два с лишним часа, и по дороге Эва любовалась страной, по которой путешествовала впервые. Было начало апреля, и «зеленый остров» был весь в зелени.

В фойе гостиницы она встретила Тейлора и других ребят из группы Алана. Сам Алан уже успел куда-то удрать вместе с Кевином, одним из тех людей, кто работал над сериале. На Кевина были возложены обязанности помощника режиссера на съемках клипа. Тейлор рассказал, что вчера снимали их выступление в местном клубе, чтобы потом вмонтировать в клип.

Съёмки сцены с участием Эвы должны были начаться через два часа, поэтому она после ленча вернулась в свой номер, чтобы немного отдохнуть. Потом явился Алан, жутко деловой и активный. Первым делом он сообщил ей, что сам продюсирует свой клип и она должна его слушаться.

– Ого. Поздравляю с повышением, – ответила Эва. – Когда ты успел стать продюсером?

– Пока ты в Амстердаме отвисала.

– Это же такая большая ответственность…

– Ну, ладно, ладно. Я сопродюсер. Еще приехал один дядька из лейбла. Ты нормально отдохнула? Готова к работе?

– Ну, более или менее.

– Что значит «более или менее»?!

– Да готова я, готова!

– Тогда поехали.

Эва спустилась в фойе, где был общий сбор. Знакомых лиц прибавилось: гример Лана, оператор Энди и другие – все они работали до того в телесериале Колина. Алан познакомил Эву с «дядькой из лейбла». «Дядька» оказался вполне раскрепощенным парнем лет тридцати, нисколько не строгим на вид. А вот брюнета-байкера, заказанного Эвой (точнее, актера, который должен был играть его роль), пока что-то нигде не наблюдалось. Эва, которую Алан заверил, что парня подобрали точь-в-точь по её описанию, с любопытством оглядывала всех, кто находился вокруг. Только она собралась задать вопрос на эту тему, как Алан скомандовал «поехали!», и они пошли садиться в автобус.

– По-моему, мы кого-то забыли, – сказала Эва, усаживаясь возле окна.

Алан обернулся к Кевину, который сидел позади них, и спросил:

– Тот парень уже там? Точно?

Кевин заверил его, что да. Автобус тронулся в путь.

* * *

Их съемочная бригада расположилась на окраине маленькой деревушки.

– Ты давай гримируйся и переодевайся, – сказал Алан, вставая и собираясь выйти из автобуса.

– А где же тачка? – окликнула его Эва.

– Будет тебе тачка, не беспокойся.

– Да вроде пора уже ей быть здесь, нет? А заодно и тому парню, который будет сниматься.

– Он где-то гоняет. Обещал быть на месте в срок. Мы раньше времени приехали.

Эва переоделась, удалившись для этого в заднюю часть автобуса, где была устроена походная гримерка и по совместительству склад бутербродов и напитков. Приготовленный для неё костюм во многом соответствовал эскизу, который она набросала еще в Амстердаме. Однако его основательно дополнили: металлические цепочки, кресты и прочая рок-бижутерия украшали рукава, плечи и переднюю часть кожаной куртки. Куртку предполагалось надеть поверх черного обтягивающего топа с глубоким вырезом. В комплект входили также сильно вытертые джинсы с кожаными заплатками и сапоги на каблуках.

Топ Эве не понравился, и она достала из сумки черную рубашку, которую купила в Амстердаме перед отъездом. Верхние пуговицы рубашки она застегивать не стала. Если Алан хочет вырез, то вот, пожалуйста. Широкие кожаные браслеты, украшенные металлическими шипами, лежали на столике, но Эва не стала их надевать. «Всё же он не врубается, – подумала она про Алана. – Я должна целоваться с парнем и, наверно, всё-таки прикасаться к нему. Может быть, гладить по волосам, если потребуется. А этими штуками я ненароком могу расцарапать ему лицо или клок волос вырвать. Вот будет номер…»

Затем она села к зеркалу. В тот момент, когда Лана накладывала ей грим, Эва услышала, что подъехал байк, но кто был за рулем, она не имела возможности посмотреть.

Она постояла немного перед зеркалом, свыкаясь со своим обликом. Она могла видеть себя только частично, потому что зеркало было небольшим. «Вроде нормально», – подумала она. Явился Алан, чтобы заценить её внешний вид, и выразил полный восторг.

Эва вышла из автобуса и увидела байк. Нормальная рокерская гоночная тачка, с обтекателями, не слишком новая на вид. Кто-то из обслуживающего персонала вытирал с мотоцикла дорожную грязь.

Эва поискала глазами Алана и увидела, что он разговаривает с каким-то парнем, который стоит к ней спиной. Она пошла в их сторону, думая о том, что надо спросить Алана, где он раздобыл вертолет для завтрашней съемки с воздуха. Пока они ехали, он упомянул об этом. Но в следующую секунду все вопросы вылетели у нее из головы: рядом с Аланом стоял не кто иной, как Альф.

Его синие глаза смотрели на неё, и искорки радости были в них. Эва остановилась.

– Ну, здравствуй, Эва, – сказал он.

– Здравствуй, Альф. Как поживаешь?

– Отлично, как всегда.

– Как, вы уже знакомы? – воскликнул Алан.

– Давно, – смеясь, ответила Эва.

– Ты потрясающе выглядишь, – сказал Альф, и она опять засмеялась.

* * *

– Вы поедете по этой дороге, – принялся объяснять Алан. – На повороте стоит машина, из которой будет вестись съемка. Эва, ты сиди так, чтобы было видно твое лицо.

– Я в шлемаке буду, – сообщила на всякий случай Эва, держа шлем в руке.

– То, на что ты намекаешь, будем снимать, когда стемнеет, – немедленно парировал Алан и заржал.

– А разве я на что-то намекаю? – ответила Эва и тоже засмеялась.

– Короче, – вернулся к делу Алан, – проедете мимо раза два или три, потом будем снимать в движении. Машина будет ехать перед вами. Потом еще раз, но она будет сзади.

Закипела работа, и Эве стало некогда думать о том, как она рада видеть Альфа. Каким он стал – еще более классным, чем был. Возмужал, и больше не трепется без остановки, как раньше. Цвет кожи у него такой, словно недавно побывал на горнолыжном курорте. А глаза такие же синие…

Альф остановил мотоцикл на обочине. Тут же подъехала машина, из которой выскочил Алан.

– Перекур пятнадцать минут, – заявил он. – Потом должно быть сыграно очень лирично, так что отдохните.

Алан стал объяснять Эве, как она должна сидеть, как улыбаться, и что должен выражать её взгляд. Он настолько освоился со взятой на себя функцией продюсера и постановщика в одном лице, что, похоже, успел малость подзабыть, что Эва сама в свое время придумала сцену, которую они собирались сейчас снимать. Но Эва привыкла слушаться продюсеров и не спорила.

Она сидела на мотоцикле. Альф стоял рядом. Он курил. Алан тоже курил, причем без остановки. Энди тем временем возился с камерой.

– Камера будет с этой стороны, – показывая рукой направо, объяснял Алан Эве. – Не особо отворачивайся от неё. Альф, смотри, что ты должен делать.

С этими словами Алан подошел к Эве вплотную.

– Пересядь ближе, – сказал Алан ей. – Повернись ко мне.

Она повиновалась и пересела, спустив обе ноги по одну сторону тачки.

Алан положил руки ей на бедра, продолжая объяснять:

– Он будет говорить тебе что-то… Что хочешь говори, короче, – повернулся он к Альфу. – Но как будто про любовь. А ты – ты смотри на него соответственно.

– Соответственно? – переспросила Эва.

На самом деле она знала, как смотреть.

Алан наклонился к ней и тихо сказал на ухо:

– Я заметил, что у тебя аж глаза загорелись, когда ты его увидела.

– Где ты его нашел?

– Дарси выбирала в актерской базе. А что? Что-то не так?

– Всё отлично, – заверила Алана Эва.

Алан громко добавил:

– Потом поцелуйтесь. Нежно.

– Скажешь, когда? – спросила Эва.

– Я вам свистну, – ответил Алан и обернулся к Энди: – У тебя готово?

Потом опять обратился к ним:

– Вы всё поняли?

Они в один голос заверили его, что он разъяснил всё очень понятно.

– Репетируем, – скомандовал Алан.

И вот уже Альф стоял напротив Эвы, и они смотрели друг друга. Он не прикасался к ней пока, и в глазах его были всё те же искорки радости. Он говорил:

– Страшно рад тебя видеть.

«Я тоже», отвечали её глаза.

– Так давно хотел встретиться с тобой, – продолжал Альф. – Но всё как-то не получалось. Я часто видел тебя по ящику.

Он провел рукой по её бедру, обнял за талию и перешел к поцелуям.

Вернее, поцелуй был один.

Подскочил Алан и стал корректировать позу Эвы.

– Выгнись вот так, – потребовал он и для вящей убедительности нажал рукой ей на спину в области поясницы. – И ногу согни в колене.

Он протянул было руку к её коленке, но Эва запротестовала:

– Только руками не трогай, ладно?

– А что, болит коленка? – забеспокоился Алан.

– Не болит. Но мало ли что!

– Так, все по местам. Снимаем! – скомандовал Алан и отошел от них.

Зажегся прожектор.

– Что у тебя с коленкой? – спросил Альф.

– Свалилась недавно с байка.

Он так сильно удивился, что дубль был запорот, и пришлось начинать заново.

– Ты не должна ему отвечать, – сказал Алан. – Это он тебе говорит про любовь, а ты слушать должна!

– Хорошо, хорошо, – успокоила его Эва. – Я буду слушать.

Наконец дело пошло как надо. Оператор с камерой обходил их вокруг, пока Альф с романтическим видом рассказывал Эве детскую считалку на шведском языке. Поскольку она ни черта не понимала, то ей было проще представить, что это слова любви.

– Теперь целуйтесь, – скомандовал Алан.

Альфа не требовалось упрашивать лишний раз.

– Эва, не отворачивайся! – крикнул Алан откуда-то из-за прожектора, и Эва была вынуждена открыть свету свое пылающее лицо.

– Снято! – заорал Алан.

Альф сразу отпустил её и отошел на шаг. Алан стал совещаться с Энди. Они жестикулировали, показывали пальцами на небо. Там сгущались облака. Эва подумала, что скоро польет настоящий дождь, и дождевая машина, арендованная для съемок, не потребуется.

Она слезла с мотоцикла и пошла бродить по шоссе, кутаясь в куртку. По дороге ей попался Тейлор, и она попросила у него сигарету. Пристроившись под деревом, она курила и пыталась собраться с мыслями. Это было уже слишком. Он завел её совершенно, этот Альф. Она только об одном могла сейчас думать. Но именно об этом сейчас думать было нельзя.

Дождь начал накрапывать. Лана с зонтиком в руках разыскала Эву и проводила её до автобуса. Там она выпила кофе из термоса и немного пришла в себя.

Ждали, пока стемнеет, чтобы начать снимать гонку по шоссе. Альф пришел в автобус, и ему тоже налили кофе. Алан тем временем согревался, отхлебывая понемногу виски прямо из горлышка.

– Съешь чего-нибудь, – предложила Эва Алану. – Бухой продюсер нам ни к чему. У Ланы есть бутерброды.

В автобус набилась еще куча народу, все разговаривали, обсуждали съемку. Один Альф молча пил кофе, чем удивлял Эву до невозможности. Надо же, как он сильно изменился – прямо молчуном каким-то стал! Причем дело явно не в языковом барьере: когда он говорил по-английски, то говорил хорошо.

Эва вдруг поняла, что Альф заметил, что она за ним наблюдает. Он слегка улыбнулся, словно прочитал её мысли, и подмигнул ей.

* * *

Они мчались по шоссе… Машины светили фарами им в лицо, вырываясь из-за поворотов. То спереди, то сзади находился автомобиль, из которого велась съемка. Разумеется, на деревенской дороге нужному количеству машин было взяться неоткуда, поэтому гоняли две или три, арендованные для съемок.

Ох, как же классно это было – ехать с ним! Ночь была вокруг, и она звала в дорогу.

Сколько было сделано дублей, Эва не запомнила. Она просто наслаждалась тем, в чем принимала участие. В какой-то момент она увидела, как смотрит на неё Алан. Ей показалось, что он смотрит так, словно видит её впервые. Он был очень серьезен.

* * *

Они вернулись в отель и разошлись по своим номерам. Эва отправилась в душ. Она боялась за свою коленку. От места съемки до гостиницы добирались довольно долго, и она умудрилась продрогнуть.

Через час она спустилась в бар, где ожидала встретить кого-нибудь из своих товарищей. И она немедленно увидела их. Алан и Альф о чем-то разговаривали у барной стойки, но при её появлении замолчали.

Поняв, что разговор идет о ней, Эва ограничилась тем, что заказала грог и села за свободный столик. Тут же подсел зашедший следом за ней в бар Энди, Лана и они стали беседовать. Алан и Альф возобновили свой негромкий разговор.

Эва не собиралась долго задерживаться в баре. Выпив грог, она встала со своего места, и тут Алан окликнул её.

– Завтра будем снимать сцену на берегу моря, – сказал он, когда Эва подошла к нему. – Раннее утро, высокий скалистый берег, вы сидите в обнимку.

– Хорошо.

– Будем это снимать во всех ракурсах. Вертолет будет летать, и с берега съемка тоже.

– Где ты вертолет раздобыл?

– Колин подогнал. Сбор в семь утра. Туда, где будем снимать, ехать черт знает сколько. Ты должна быть бодра и сексапильна.

Раньше фраза Алана типа той, что он только что произнес, вызвала бы в Эве моментальную реакцию, и она бы ответила что-нибудь вроде «а я что, не сексапильна по утрам?», причем возмущенным тоном. Последовал бы оживленный диалог в их обычном стиле. Но сегодня Эва лишь слегка подняла брови и посмотрела на Алана ироническим взглядом.

– У тебя такой вид, словно ты сейчас собралась упасть в люлю, – сообщил Алан, удивленный тем, что она не начала с ним пикироваться.

Эва сомневалась, что у неё был именно такой вид, как он сказал, но не стала спорить.

– Возможно. Я устала и хочу спать.

– А я думал, мы в кабак все вместе пойдем.

– Вы идите, а я пас.

Эва заметила вопросительный взгляд Альфа и прекрасно поняла его значение. Но она решила, что ей пора идти, и распрощалась.

В своем номере Эва закуталась в длинный халат и улеглась в постель с книгой. Книга была про Шерлока Холмса и террориста, который взрывает поезда на железной дороге.

Минут через двадцать к ней постучались.

– Я сплю! – крикнула Эва. Ей было лень вставать.

Дверь открылась, и вошел Алан.

– Вау, – сказал он. – Ты не наврала. Ты в самом деле легла в люлю.

– А ты почему не в кабаке?

– Сейчас собрались идти вместе с твоим знакомым. Он внизу ждет.

– Ну так иди.

– Я хотел обсудить с тобой кое-что.

– Приступай, не томи.

– Я так понял, ты хорошо знаешь этого парня?

– Угу.

– Он про тебя кучу вещей спросил. Это тот самый тип, да? Твой шведский байкер?

– Угадал.

– Вот черт, – сказал Алан. – Бывает же так в жизни! Стало быть, мне сегодня не приходить?

– Сегодня никому не приходить, – ответила Эва. – Сегодня я буду спать.

Алан напомнил ей, что она должна быть готова к семи ноль-ноль, и ушел, пожелав спокойной ночи.

Через пять минут Эва закрыла книгу и погасила свет.

* * *

Она проснулась рано, задолго до будильника, чувствуя себя выспавшейся и отдохнувшей. Утро было прекрасным. Солнце, легкий ветерок, на небе ни облачка. И запах моря, соленой воды, свежести. Как давно она не дышала им полной грудью! Сегодня будет хороший день.

Глава 13. На краю земли

Сцена на скалистом берегу океана состояла из многих дублей, но Эве и Альфу ничего не нужно было делать, кроме как сидеть в нескольких метрах от обрыва и играть двух влюбленных. Был задействован вертолет, который облетал их по кругу, снимая, как Альф обнимает Эву, что-то говорит ей, а она слушает и иногда отвечает. В паузах, как обычно, подбегали гример и ассистент оператора, что-то поправляли; кто-то держал отражатель, когда снимались ближние планы; Алан высказывал свои идеи; в общем, шла обычная работа съемочной группы.

Снимали романтику. Эве и Альфу нужно было вести диалог. Но заранее расписанных реплик не было, ведь их речь не требовалась в музыкальном клипе. Поэтому они импровизировали.

Альф сел с ней рядом и положил ей руку на плечо. Алан дал команду снимать. Эва спросила, глядя на горизонт:

– Как ты попал в актерскую базу?

– Не знаю, я был в каскадерской.

– Вот это новость. Не знала, что ты стал каскадером, – сказала Эва, продолжая смотреть вдаль, на бескрайний океан, потому что так требовалось по сценарию.

– Уже давно.

– Ты когда-нибудь раньше участвовал в чем-либо подобном? – спросила Эва, имея в виду клип.

– Актерам обычно не требуются дублеры в таких сценах, как эта. Так что это мой дебют.

Эва улыбнулась. Альф спросил:

– Ты меня не видела в боевиках?

Он стал называть фильмы, в которых снимался.

– Удивительно, – ответила Эва. – Я ведь часть из них смотрела.

– А меня не узнала? Моё имя есть в титрах.

Они должны были разговаривать медленно, делая паузы. Словно им некуда торопиться и они говорят о своем безоблачном будущем.

– Взгляни на него сейчас, словно он сказал тебе то, чего ты хотела услышать, – скомандовал Алан откуда-то справа. – Стоп, снято. Отдыхайте, пока вертолет не взлетит.

Эва поднялась с земли, чтобы размяться. Альф остался сидеть на своем месте. Он закурил и наблюдал, как Эва бродит вдоль обрыва. Она ходила на приличном расстоянии от края. До воды, по её прикидкам, было не меньше ста метров. Но она так боялась высоты, что могла ошибиться как в одну, так и в другую сторону.

– Почему же ты меня не видела? – спросил Альф, когда съемка возобновилась.

– Понимаешь, дело вот в чем: я никогда не досматриваю титры до конца.

– Не интересно?

– Не в этом дело. Если ты смотрел когда-нибудь русские фильмы, то знаешь причину.

– Нет, ни одного не смотрел.

– В русских фильмах титры показывают в самом начале. Поэтому в конце, когда появляется надпись «конец фильма», все встают и уходят из кинозала. Вот и я тоже. Старая привычка, никак не избавлюсь.

Это всё Эва рассказала таким голосом и с таким выражением лица, словно они обсуждали уже не просто планы на то, чтобы пожениться и махнуть куда-нибудь в райское место, чтобы провести там медовый месяц, но и имена своих будущих детей.

Альф негромко засмеялся и привлек её к себе.

– Теперь понятно, в чем дело. А я-то старался…

– Ну, извини. Я же не знала, – улыбнулась Эва, потому что в этот момент была дана команда выглядеть безмятежно счастливой.

– Я правда старался, из кожи вон лез, – сказал Альф и заглянул ей в глаза, потому что Алан крикнул: «давай романтику по полной!».

– Ты хотел, чтобы я увидела тебя?

– Конечно. Это была моя мечта, – ответил Альф и поцеловал Эву в губы. Это всё соответствовало сценарию. Только говорил он таким голосом, словно действительно объяснялся в любви. И целовался так же.

Наконец было снято всё, что требовалось, и можно было собираться в обратный путь. Был уже почти час дня. Начали грузить аппаратуру в автобус. Эва переоделась, смыла грим и вышла из автобуса, чтобы еще немного побродить по шоссе. Уезжать ей не хотелось, и она вышагивала взад и вперед по асфальту, думая о том, что ей жуть как не хочется в Лондон. Альф завел свой байк, собираясь ехать, и Эва увидела, что все сидят в автобусе и ждут только её. Она с сожалением поднялась по ступенькам, бросив прощальный взгляд на океан.

Когда автобус проезжал мимо одной из маленьких деревушек, Эва вдруг поняла, что ни за что отсюда не уедет. Она попросила водителя остановиться, взяла свою сумку и, помахав всем на прощанье, пошла к выходу. Алан выскочил вслед за ней.

Они стояли возле автобуса, который затормозил неподалеку от двухэтажного каменного дома. Эту гостиницу Эва приметила еще по пути к месту съемок. Альф, который на своем байке ехал на значительном расстоянии впереди автобуса, к этому моменту уже скрылся за поворотом.

– Что случилось? Что ты задумала? – спросил Алан растерянно.

– Я останусь здесь. Скажи в отеле, чтобы сюда прислали мои вещи, хорошо?

– А я думал, что ты в Лондон со мной поедешь. Мы же собирались отметить окончание съемок.

– Я хочу побыть здесь немного. В Лондон приеду на следующей неделе.

– Ладно, как скажешь.

Он повернулся к Эве спиной, собираясь сесть в автобус, но остановился и снова взглянул на неё. Эва как раз смотрела в ту сторону, куда уехал Альф.

– Я так понимаю, он тоже остается здесь? – спросил Алан, проследив за её взглядом.

– Мы с ним это не обсуждали.

* * *

Эва сняла номер в деревенской гостинице, сказав хозяйке, что её вещи пришлют позже из Трали. Хозяйка, немолодая ирландка, розовощекая, пышущая здоровьем, отвела ей лучшую комнату, которая стоила совсем недорого, и сказала, что в пабе подают тушеную говядину и яблочный пирог. Эва отправилась в паб. В любой стране она обязательно пробовала местную кухню и напитки, считая, что без этого невозможно по-настоящему проникнуться местным духом. Яблочный пирог – это то, что было ей нужно именно сейчас. И чашка крепкого чая.

В пабе в этот час никого не было, кроме бармена. Этот местный житель, ирландец лет тридцати пяти или больше, стал ненавязчиво развлекать её разговором, шутками и анекдотами из жизни. Его звали Билли. Это продолжалось до тех пор, пока на улице не появился Альф на своем мотоцикле. Он припарковал байк у входа в гостиницу, зашел внутрь и почти сразу вышел. Эва, которая наблюдала за ним через окно, поняла, что хозяйка гостиницы сказала ему, куда она пошла обедать. Ей было приятно, что он вернулся.

Войдя в паб, Альф взял себе кружку темного пива, пирог с мясом и сел за стол к Эве. Он начал непринужденный разговор, сразу рассказал анекдот, причем такой, что Эва чуть не подавилась от смеха. Теперь это был тот Альф, которого она знала. За исключением одного: когда-то он был чересчур самоуверенным, а теперь это была настоящая, взрослая уверенность в себе, которая не требовала постоянного самоутверждения. Эва подумала о том, что ему сейчас двадцать четыре года. А может быть, двадцать пять. Алан чуть старше его, но по-прежнему столь же самоуверен и порывист, какими бывают совсем молодые мужчины.

– Почему ты вернулся? – спросила Эва.

– Я хочу свозить тебя еще раз на тот утес.

– Откуда ты знаешь, что я хотела туда?

– Наверное, потому, что много думал о тебе.

– Когда?

– Всё время, – ответил Альф серьезно.

* * *

Он привез её на то место, где они снимались в сцене для клипа. Байк они оставили на обочине и неспешным шагом пошли по тропинке.

Вокруг царила тишина. Только снизу, из-под скалы, доносились звуки прибоя, и какая-то птица, невидимая им, пела вдалеке.

– Какие у тебя планы? – спросил Альф.

– О, самые что ни на есть наполеоновские, – ответила Эва.

– А именно?

– Я планирую разрушение.

– В самом деле? Я могу поучаствовать?

– Возможно.

– Что будем разрушать?

– Мою карьеру. Всё, над чем я работала три года.

Альф моментально стал серьезным.

– Что случилось?

– Откуда ты знаешь, что что-то случилось?

– Догадался. Расскажи мне.

– Не могу, – ответила Эва. – Это не моя тайна.

– Послушай, я ведь сразу понял, что у тебя что-то произошло. Не бойся, расскажи.

Эва промолчала.

– Я же вижу, что тебе нужна помощь, – добавил Альф.

– Это так очевидно?

– Мне да.

И это был такой контраст по сравнению со льдом, который она видела в других шведских глазах не так давно в амстердамском баре…

– Может быть, потом расскажу, – ответила Эва.

Они какое-то время в молчании продолжали идти вдоль обрыва, отвесной стеной спускавшегося к изумрудной воде. Альф шел близко от края, время от времени беспечно поглядывая вниз, и Эва подумала, что вот еще один человек, который не боится высоты. Её восхищало это качество в людях. Даже в Анне-Лизе.

– Почему ты решил, что мне нужна помощь? – спросила Эва.

– Я ведь тебя знаю. И я ничего не забыл.

Эва опустила глаза, чтобы скрыть, как приятно ей было сейчас это услышать. История, которая когда-то произошла между ней и Альфом, достаточно помучила её в своё время; но амстердамская встреча со Свеном убедила в том, что страдать было, получается, не из-за чего. Тот парень давно забыл её. А этот, оказывается, нет.

– Я помню, как ты отчаялась из-за мелкой неудачи и хотела бросить то, чем занималась, – сказал Альф. – Мне тогда удалось убедить тебя не делать этого.

– Но на этот раз ты меня не переубедишь.

– Алан знает про твои планы?

– Нет. Они ему не понравятся.

– Не доверяешь своему парню?

– Мой парень? Он просто друг и партнер по сериалу. А сериал мы закончили.

– Просто друг? – переспросил Альф. – Вот уж не подумал бы.

– Мы хорошо играли свои роли, вот и всё.

– Разве ты не спишь с ним?

– Бывает, что сплю.

– По дружбе? Или от скуки?

– По разным причинам. Вообще, по-моему, это моё личное дело! – вдруг возмутилась Эва.

– Ну, не хочешь – не говори.

Эва долго молчала, потом решила объяснить:

– Наша с ним дружба закончилась, просто он об этом еще не знает. А когда узнает, что я натворила, то очень разозлится.

– А ты уже натворила?

– Пока нет, но скоро натворю.

– Эва, что у тебя случилось? – повторил свой первый вопрос Альф.

– Мы были в Амстердаме, и я встретила призраков из прошлого, – медленно начала Эва. – Некоторых ты даже знаешь. Или знал раньше. Но были и другие. Другие – те пострашнее. И вот они все вместе заставили меня понять кое-что.

– Что именно?

– Что меня никто не сможет принудить продолжать в том же духе. Я больше не буду игрушкой в чужих руках. Ни за какие деньги, ни за славу, ни за что-либо еще.

– Кого из тех, о ком ты упомянула, я знаю?

Эва усмехнулась.

– У меня когда-то был бойфренд в Стокгольме. Дальше продолжать?

– И ты его встретила?

– Да.

– Что он делал в Амстердаме? – Голос Альфа прозвучал напряженно.

– Он, кажется… а впрочем, фиг его знает. Я не спросила. Он был со своей подружкой.

– С Анне-Лизой?

– Да. У меня в этом сезоне был дублер, и этим дублером была она, – пояснила Эва. – Как потом выяснилось, она понадобилась для создания самого главного фейка. Но я не могу рассказывать детали из-за контракта.

Альф помолчал, раздумывая над её словами, потом задал вопрос:

– Каким образом Свен сумел повлиять на твои планы?

– Не он один.

– Но всё-таки? Ты его упоминаешь. Как он это сделал?

– Запросто, – ответила Эва с внезапной горечью. – Вам обоим это отлично удается проделывать со мной.

– Звучит обидно, – сказал Альф. – Лично я ничего такого не делал.

– Да? По-твоему, почему я тогда уехала?

– Ты уехала, чтобы избежать встречи со мной. И тебе подкинули работу в телесериале. Ты за неё ухватилась, лишь бы не объясняться. Так проще. Наплевать на тех, кто тебя любит, и вперёд, к новым рубежам.

Эва остановилась и воскликнула.

– Ну, знаешь!..

Альф тоже остановился.

– Прости меня, – сказал он и протянул к ней руки. – Я не хотел.

– Что ты не хотел? Испортить нам всё? – спросила Эва, отступая на шаг. – И ты думаешь, что я поверю в это? Даже не надейся! Я хорошо помню, как ты умеешь врать.

Альф опустил руки.

– Я врал ему, а не тебе, – сказал он, стараясь сохранять спокойствие. – Конечно, я мечтал испортить вам всё. Я не буду этого отрицать. Но я не хотел испортить всё самому себе. В это ты хотя бы можешь поверить?

Эва промолчала.

– Я лоханулся, – продолжал Альф. – Я должен был увезти тебя куда-нибудь далеко. В такое место, как это. Чтобы он не смог нас так быстро найти. Тогда мне не пришлось бы врать и выкручиваться перед ним, а тебе не пришлось бы это слушать. И ты бы не сказала мне того, что сказала, и у меня бы шарики за ролики не заехали.

Он заглянул ей в глаза и произнес:

– Ты была мне нужна не на одну ночь, Эва.

– Я и ему была нужна не на одну!

– Да, – согласился Альф и добавил: – Только разница в том, что для меня это не в прошлом.

Он шагнул к ней, и на этот раз Эва не отстранилась.

– Я пытался выбросить тебя из сердца, – сказал Альф, осторожно обнимая её за плечи. – У меня ни черта не вышло. Ты случайно не знаешь, почему?

Он так проникновенно произнес эти слова, что голос у Эвы поневоле дрогнул, когда она ответила:

– Ты плохо старался.

– Точно. А я-то не мог взять в толк, в чем причина…

Эва в самый последний момент уклонилась от поцелуя, отступила на шаг и произнесла:

– Ты врал тогда так складно. Зачем же ты потом сказал ему правду?

Это была догадка, которую Эве хотелось проверить. Это было принципиально для неё – сейчас узнать всё и больше не возвращаться к больной теме. Она когда-то очень надеялась на то, что Альф не расскажет Свену о том, что произошло между ними. Когда-то это был её шанс всё исправить.

– Я сказал полгода спустя, – ответил Альф. – Ему уже давно было всё известно.

– Откуда?

– Понятия не имею. Откуда-то. Он сказал Лейфу, что не желает знать ни меня, ни тебя. Вернее, так: мне передали сразу после той аварии, что он сказал насчет меня. А насчет тебя…

– Постой, что за авария? – перебила Эва.

– Ты не в курсе про аварию?

– Нет.

– Помнишь, он улетел в Токио на соревнования?

– Разумеется, я помню!

– Так вот: он тогда сильно разбился во время гонки. Тебе никто ничего не сказал?

– А кто мне должен был сказать, Альф?! – воскликнула Эва.

– Мой старик, например.

– Твой отец не застал меня в Варшаве. И родителям моим он ничего про аварию не говорил. Мои родители… они ведь вообще про вас не знали.

– Понятно, – сказал Альф и замолчал.

Эва подошла к краю обрыва. Ей больше не было страшно. Когда так больно, то уже не страшно оступиться и полететь вниз. Это, на самом деле, выход. Легкий и простой.

Эва долго смотрела вдаль, а потом сказала:

– Я хочу остаться здесь. Одна. А ты уезжай.

Она оглянулась и увидела, что Альф смотрит на неё с тревогой и не двигается с места. Эва повторила, стараясь говорить спокойно:

– Пожалуйста, уезжай.

Ей хотелось заорать, топнуть ногой, но она всё еще сдерживалась.

– Я сделаю, как ты скажешь, – ответил Альф. – Честное слово, я уеду. Только отойди, пожалуйста, от края. Мне не нравится, что ты там стоишь.

– Я буду стоять где стою, пока ты не уедешь.

– Эва, пойми, я не тот человек, каким был три года назад. Я никогда в жизни не причиню тебе боль. Пожалуйста, отойди оттуда. Давай посидим здесь немного.

Альф показал на траву в нескольких шагах от себя и добавил:

– Как мы сидели утром. Всего несколько минут. Потом я уеду.

Эва, не говоря ни слова, отошла от края скалы и опустилась на землю. Альф сел рядом, обнял её, и они смотрели на океан – синий, бескрайний, спокойный.

Альф сказал негромко:

– Я очень мечтал об этой встрече, но будь по-твоему. – Он замолчал и потом добавил: – Просто я хотел наврать себе еще чуть-чуть. Пять минут вранья, а потом всё.

– Вранья насчет чего?

– С первого дня, как я встретил тебя в Стокгольме, я врал себе, что ты можешь меня любить.

И тут Эва заплакала.

Глава 14. Решение

Они провели в деревне на берегу моря несколько дней – гуляли, катались на байке, ужинали в пабе, где Билли, в первый день развлекавший Эву беседой, поведывал им незатейливые деревенские истории. Хозяйка гостиницы относилась к Эве и Альфу почти с материнской заботой, от чего и она, и он давно отвыкли. Эта ирландская женщина олицетворяла для них мир и покой, и уезжать им не хотелось.

Ночью они занимались любовью и засыпали в объятиях друг друга. Все терзания, выматывавшие Эве душу в течение предыдущих недель, отступили, словно их и не было. Она узнавала Альфа заново, разрешив себе довериться ему, насладиться его любовью. А он делал всё, чтобы она была счастлива.

На четвертый день Эва рассказала ему о встрече с Флёр. Они опять сидели на своем любимом месте у моря, и ей захотелось поделиться тайной.

Выслушав её рассказ, Альф спросил:

– Ты уверена, что это не провокация? Всякое ведь бывает. Если её племянник работал всё это время в проекте и его не вычислили, при вашем-то контроле и секретности, то, возможно, это было заранее просчитано. Что, если Колин и Флёр договорились, что он делает сериал, а потом она с твоей помощью объявляет, что вся история – фейк. Всё внимание с того момента – к ней.

– Ты не видел её, – возразила Эва. – Это другой человек, не тот, кого Колин заставил меня играть. Потом, я не собираюсь делать никаких заявлений. Она сама может объявить всё, что захочет.

– Что ты собираешься делать?

– Для начала я хочу найти себе нового агента. Тот, который у меня есть сейчас, полностью подконтролен Колину. Я думала о том, чтобы уехать в Швейцарию. Деньги у меня пока есть, могу позволить себе попутешествовать и присмотреться к разным труппам. И еще в Лондон надо заехать, от квартиры отказаться. Она мне жуть как надоела.

– У Колина есть способы повлиять на тебя? – спросил Альф. – Скажем, какая-нибудь информация, факты, которыми он может попытаться тебя шантажировать.

– Ничего у него нет. Я была очень осторожна. Ни домашнего видео с кем-либо, ничего такого. Зря ты думаешь, что я…

Эва хотела сказать, что напрасно он судит по её экранному образу, на основании которого можно было сделать вывод, что она спит со всеми подряд и вообще не сильно обременена моральными принципами.

– Я ничего такого про тебя не думаю, – возразил Альф. – Зато я могу предположить, на что способны такие типы, как Колин. Он мог заранее подготовиться.

– Нет, у него ничего нет. То, что я спала с Аланом – так это весь мир знает или догадывается. Все, кто смотрел сериал.

– Кстати, насчет Швейцарии, – сказал Альф. – У меня скоро будут съемки в Монтрё. Предлагаю махнуть туда вместе.

Эва согласилась. С Альфом она чувствовала себя уверенно и спокойно. Да, сперва, когда он сообщил ей про аварию, в которую попал Свен два года назад, у нее случился шок, и она чуть не совершила непоправимую ошибку. Успокоившись, она поняла, что та авария давно потеряла актуальность. Так или иначе, Свену сразу было всё известно. Знай она об аварии тогда, она бы всё равно не смогла ничего изменить. Изменить вообще ничего нельзя, и говорить больше не о чем. Она видела в Амстердаме, что Свену нет дела до неё.

А вот Альфу дело до неё было.

Когда-то в Стокгольме она хотела просто дружить с лучшим другом своего парня и очень долго не замечала, как Альф пытается подбить к ней клинья; не то чтобы совсем не замечала, но считала его действия дружеским ухаживанием, даже когда он почти переходил границы. А когда он их совсем перешел, ей это оказалось в кайф. Просто так вышло, что кайф им немедленно обломали. Она больше не собиралась наказывать себя за прошлое. Альф оказался способен на то, чего она совсем от него не ожидала – на искреннюю и преданную любовь. Он принимал Эву такой, как есть. Она верила ему. Сейчас, когда верить ей было больше некому, его поддержка очень много значила для неё.

Конец второй книги

Книга 3

Глава 1. Телефонный разговор

Колин: Ты меня очень сильно удивляешь, Эва.

Эва: Проект закончен. Обязательства я выполнила.

К.: Но мы с тобой говорили о турне.

Э.: Я поняла, что не хочу этого делать.

К.: Могу я узнать причину?

Э.: Причина такая: просто не хочу.

К.: Но так дела не делаются. Ты меня подводишь. Не только меня, но и целый коллектив.

Э.: Каким образом я подвожу? Мы ничего не подписывали. Подготовка к турне не начиналась.

К.: Эти два с половиной года были в определенном смысле подготовкой к турне. Меня удивляет, что ты этого не понимаешь.

Э.: Я понимаю. Но турне относилось к дальнейшим планам. Вышло так, что мои собственные планы поменялись.

К.: Я слышал, что у тебя разладилось с Аланом.

Э.: Я не буду обсуждать свою личную жизнь.

К.: Тебе сделали какое-то деловое предложение?

Э.: Опять же, это мое личное дело.

К.: И что ты будешь делать дальше? Вероятно, ты возомнила о себе как о хорошей актрисе? Боюсь тебя разочаровать. Ты не можешь всерьез рассчитывать на то, что тебя пригласят на ведущую роль в другой подобный проект.

Э.: Конечно, нет. Я знаю, что я плохая актриса. У меня всегда были с этим проблемы, еще на курсе актерского мастерства в Стокгольме. Я вам говорила об этом в самом начале.

К.: Тебе, видно, в голову ударила слава. Но, поверь мне, слава – вещь очень мимолетная. Ты даже не представляешь, насколько. О твоей работе до сих пор были положительные отзывы в прессе, но я тебя уверяю, это может измениться.

Э.: Я представляю. Выйдет третий сезон, и будут хвалебные отзывы обо всех, кроме меня. А про меня напишут, что я стала разочарованием года.

К.: Предлагаю тебе хорошенько подумать. Я могу дать тебе два месяца на то, чтобы ты отдохнула и всё взвесила без эмоций.

Э.: Сперва я сама хотела просить об отсрочке, но сейчас поняла, что ни за два месяца, ни за три или больше не смогу забыть то, что вы только что сказали. Так работает шоу-бизнес, не правда ли? Вы создаете звезду, вы же её и уничтожаете.

К.: Ты думаешь, мне очень хочется это делать? Уничтожать то, что создал своими руками?

Э.: Думаю, да, раз вы угрожаете.

К.: Я всего лишь рассказываю, какие существуют риски. В твоей ситуации я бы не стал на них идти. Твоя карьера будет разрушена.

Э.: Я это понимаю.

К.: Чем ты будешь заниматься?

Э.: Тем, на что вы не сможете повлиять.

К.: Эва, послушай, у нас с тобой были нормальные рабочие отношения. У тебя также были хорошие отношения с Аланом и всеми остальными, кто участвовал в проекте. И вдруг ты решаешь послать всё к черту. Я делаю вывод, что не досмотрел за чем-то. Если это мой промах, то я хотел бы его исправить. Если тебе требуется помощь, я готов её оказать.

Э.: Вы только что угрожали мне плохими рецензиями и разрушением карьеры. Теперь вы говорите о помощи. Вы думаете, что можете управлять мной таким способом. Кнут и пряник. Это ошибка. Со мной это не сработает.

Глава 2. Вопросы и ответы

Вопрос: Назовите свое имя.

Ответ: Альф Викстрём.

В.: Дата и место рождения?

О.: Тринадцатое апреля тысяча девятьсот семидесятого года, Стокгольм.

В.: Род занятий?

О.: Каскадер.

В.: Семейное положение?

О.: Женат.

В.: Сообщите, что вам известно о вооруженном нападении, которое произошло третьего июня сего года в двадцать два пятнадцать в кафе по адресу Рингвеген, сто…

О. (перебивает): Это не было нападением. Человек пытался покончить с собой и случайно ранил другого человека. Это был несчастный случай.

В.: Вы так считаете?

О.: Да, я так считаю.

В.: Почему?

О.: Я знаю Свена почти пятнадцать лет. Я могу судить о том, на что он способен, а на что – нет.

В.: Что вы делали в кафе?

О.: У нас была вечеринка. В мае мы с Эвой были за границей и зарегистрировали брак. Когда мы вернулись в Швецию, то решили пригласить друзей и отметить это.

В.: Что произошло во время вечеринки?

О.: Свен попытался застрелиться и случайно ранил девушку, которая с ним была.

В.: Почему вы утверждаете, что Свен Альгрен хотел покончить с собой?

О.: Потому что знаю.

В.: Откуда? Он вам сказал?

О.: Он много лет влюблен в мою жену. Он психанул и решил застрелиться.

В.: И вы знали это?

О.: Что он решил покончить с собой – не знал. Но допускал, что ему придется не по вкусу, что мы с Эвой поженились.

В.: Вы продолжали дружить с Альгреном, несмотря на то, что являлись соперниками?

О.: Да, я продолжал с ним дружить. Можно вопрос?

В.: Спрашивайте.

О.: Какие у него шансы выкрутиться из этой истории со стрельбой?

В.: Выкрутиться не получится. Закон есть закон. Еще вопросы?

О.: Как формулируется обвинение?

В.: Причинение вреда здоровью средней тяжести с применением огнестрельного оружия, совершенное в состоянии алкогольного опьянения…

О. (перебивает): Он не был пьян.

В. (продолжает): Кроме того, следствие располагает показаниями потерпевшей Анне-Лизы Линдéн, из которых следует, что Альгрен явился в кафе на Рингвеген с умыслом убить или ранить вас, господин Викстрём, и вашу жену, Эву…

О. (перебивает): Это бред. Фокси ошибается. Она перенервничала и несет пур… Я имею в виду, она сама не знает что говорит.

В.: Как вы сказали? Фокси?

О.: Анне-Лиза Линден. Мы её зовем Фокси. Вы клоните к тому, что Свен хотел убить или ранить Эву? Это бред. Исключено.

В.: Возможно, не её, а вас. Что вы на это скажете?

О.: Когда собираются кого-то убить, то не заряжают револьвер одним патроном. Вдруг осечка, или одного выстрела окажется недостаточно.

В.: Откуда вам известно, что револьвер Альгрена был заряжен одним патроном?

О.: Как откуда? Я выхватил у него пушку и проверил. Барабан был пуст. Это было сразу после выстрела, которым он случайно ранил Фокси.

В.: Расскажите детально, как развивалась ситуация. С самого начала, как только Альгрен вошел в кафе.

О.: Они с Фокси сидели поодаль от всех. Потом он ушел и вернулся через три четверти часа. Сел на то же место.

В.: Где он сидел?

О.: Возле окна.

В.: В кафе четыре окна. Где именно сидел Альгрен?

О.: Там, где аквариум.

В.: Что произошло дальше?

О.: Он начал подниматься со своего места, и я внезапно понял, что он задумал.

В.: Как вы это поняли?

О.: По глазам было видно.

В.: Насколько далеко вы от него находились?

О.: Довольно далеко, потому и не успел ничего сделать.

В.: Уточните, где именно вы находились и что делали перед тем, как он встал с места.

О.: Я находился возле барной стойки, разговаривал с женой и друзьями.

В.: Насколько хорошо вам было видно Альгрена?

О.: Мне отлично было видно. Свет падал на него. Я же говорю: как только он начал вставать, я сразу всё понял.

В.: Что было дальше?

О.: Двое моих приятелей находились ближе к нему, чем я, и попытались его остановить. Ленни и Маттиас.

В.: Вы хотите сказать, что они тоже всё сразу поняли? Ваши друзья были в курсе того, что у вас сложные отношения, что Альгрен влюблен в вашу жену?

О.: Я хочу сказать, что когда человек в кабаке достает пушку и направляет дуло на себя, то кто угодно сообразит, что его нужно остановить. Для этого не требуется быть в курсе личных отношений.

В.: Альгрен оказал сопротивление вашим друзьям?

О.: Нет. Ленни двинул ему в челюсть превентивно и сбил с ног. Потом Ленни и Маттиас усадили его на стул.

В.: Вы уверены, что Альгрен не направлял оружие на вас или на кого-либо другого?

О.: Я видел своими глазами, что не направлял.

В.: Расскажите подробно про момент выстрела.

О.: Ну, он стал подниматься, и я рванул к нему. Но Ленни находился в двух шагах от него и схватил за руку, в которой была пушка. Свен нажал на спусковой крючок. Пуля попала в стену почти под потолком и срикошетила вниз, ранила Анне-Лизу в бедро. Тут Ленни ему вмазал. Я подоспел, отнял пушку и проверил, сколько патронов осталось в барабане.

В.: Зачем вы это сделали?

О.: Я хотел убедиться, что барабан пуст.

В.: Проверять такие вещи – дело полиции.

О.: Но ваши ребята еще не приехали. Их в тот момент еще не успели вызвать.

В.: Вы могли подождать.

О.: Нет, не мог. Я хотел знать, остались ли патроны в барабане.

В.: Для чего?

О.: Ну, вокруг люди. Паника. Фокси воет. Девчонки визжат. Мне пришло в голову, что нужно обязательно проверить. Мало ли что.

В.: Что вы сделали с револьвером после осмотра?

О.: Положил на стол.

В.: Альгрен пытался покинуть место происшествия?

О.: Нет.

В.: Он пытался встать со своего места, предпринять какие-то действия?

О.: Нет. Смирно сидел и ждал.

В.: Он сказал что-нибудь?

О.: Нет. Мы его ни о чем не спрашивали. Всё и так было ясно.

В.: Свидетель Дегермарк утверждает, что незадолго до приезда полиции вы о чем-то переговорили с Лоттой Линдквист, женой владельца заведения, и она вместе с вашей женой покинула кафе через запасной выход. Вы вышли вместе с ними и потом вернулись.

О.: Так и было. Я попросил Лотту отвезти Эву домой и побыть с ней до моего возвращения.

В.: Почему?

О.: А что, Эва должна была оставаться там и смотреть на всё это? Фокси кто-то уже начал оказывать помощь. Скорая должна была приехать с минуты на минуту. Эве нечего было там делать. Она сильно испугалась, и я беспокоился за неё. Она артистка. У неё нервы не такие железные, как у меня.

В.: Какие отношения у вашей жены с Альгреном?

О.: У них нет отношений.

В.: Ваша жена относится к нему с неприязнью?

О.: Вовсе нет. Просто они не общались.

В.: Почему они не общались?

О.: Они расстались три года назад. Эва жила в другой стране.

В.: Несмотря на то, что они не общались, вы пригласили Альгрена на вечеринку по поводу своего бракосочетания?

О.: Мы всех друзей пригласили.

В.: Конкретно Альгрена вы приглашали или нет?

О.: Послушайте, мы делаем всё гораздо проще, без почтовых открыточек с ангелочками и прочей фигни. У нас компания старых друзей. Достаточно звякнуть одному и сказать, что намечается вечеринка, и все приезжают. Мы всегда так делаем. Никому из нас в голову не придет разводить китайские церемонии.

В.: Ужин по случаю бракосочетания – не самая обычная вечеринка.

О.: Какая разница? Мы старые друзья.

В.: Свидетели утверждают, что вы вели себя так, словно происшествие в кафе не было для вас неожиданностью.

О.: Я обычно так себя веду.

В.: Вы знали, что у Альгрена есть револьвер?

О.: Да. И разрешение на него.

В.: Альгрен раньше носил с собой револьвер?

О.: Нет. Я думаю, что до того вечера он не доставал пушку из ящика несколько лет.

В.: Почему вы так считаете?

О.: Послушайте, он нормальный парень, а не какой-нибудь маньяк. Просто психанул из-за Эвы. Он никого не собирался убивать. Это совершенно исключено. Никого, кроме самого себя.

В.: Свидетели утверждают, что он смотрел на вас с ненавистью.

О.: Я не заметил.

В.: Вы защищаете его.

О.: Да, я считаю нужным его защищать.

В.: Вы защищаете его, в то время как Альгрен сказал, что хотел убить вас.

О.: Кому он это сказал и когда?

В.: Когда с него снимали показания.

О.: Это ерунда.

В.: Что вы имеете в виду?

О.: Это ерунда, просто фигура речи. Я про него тоже, бывает, говорю такое, когда он меня бесит. Сейчас, например, я готов его убить за то, что он натворил. Это не значит, что я его в самом деле убью, если вы мне дадите пушку. Запишите это.

В.: Иными словами, вы исключаете возможность того, что Альгрен замышлял убийство?

О.: Абсолютно.

* * *

Альф вышел из дверей полицейского участка, сел в свою машину, которая была припаркована неподалеку, включил зажигание, но с места пока не трогался. Было пасмурно, шел мелкий дождь. Альф включил дворники, достал сигарету и закурил.

Он заново прокручивал в голове то, что сказал следователю. Не допустил ли он какого-нибудь промаха? Нет, вроде всё нормально. Они не смогут доказать, что он разрядил револьвер Свена и спрятал патроны, когда ходил провожать Лотту и Эву до машины. Патроны теперь на дне Стрёммена. Их не найдут.

Барабан был почти полный. Ленни видел, как Альф разряжал револьвер, но он будет молчать. Свен тоже видел, по крайней мере мог видеть, но вряд ли хорошо соображал в тот момент. Этот молчать не будет, потому что дурак. И некому вправить ему мозги. Разве что адвокату удастся убедить его не делать самому себе еще хуже. Отец с Лейфом нашли хорошего адвоката. «Это теперь их забота, не моя, – сказал себе Альф. – Я сделал всё, что мог».

Когда Свен вошел в кафе, Альф увидел в его глазах свой смертный приговор. Но он был готов к этому. Ленни с Маттиасом были предупреждены и не спускали со Свена глаз. Альф позвал на вечеринку друзей-каскадеров на случай, если потребуется их помощь. И как в воду глядел. У Ленни молниеносная реакция. Он не дал Свену направить пушку на Альфа.

Жаль, что так вышло с Фокси. Но, по крайней мере, она жива и вылечится. Сможет ли танцевать – это уже другой вопрос.

В тот день клип на музыку Алана начали крутить по музыкальным телеканалам во всем мире, в том числе в Швеции. Тот самый клип, где Альф и Эва целовались на шоссе, а потом сидели на высоком берегу у моря – счастливые, влюбленные люди, он и она, и им хорошо вместе. Песня была про то, что они никогда не расстанутся. Снято и смонтировано было просто великолепно.

Вид у Свена, когда он заявился вместе с Фокси, был вроде бы вменяемый, и пушки у него в тот момент с собой не было. А тут клип по ящику, очень вовремя – друзья как раз поздравляли Альфа и Эву, поднимали тосты за их любовь. Парень встал и молча ушел. Как вскоре выяснилось, чтобы сгонять домой за пушкой, вернуться и попытаться кое-кого порешить.

Свен вляпался по полной. Ему придется выплатить Фокси кругленькую сумму на лечение. Другую девчонку придется себе искать; с этой любовь, ежу ясно, закончилась. Спортивная карьера теперь под угрозой (хотя черт знает, может, и нет; например, уговорят Фокси на досудебное соглашение, и дело с концом). В любом случае, по некоторым пунктам у Свена наступает новая жизнь.

Если будет суд, то парня засадят в дурку, это как пить дать. А когда выпустят, то обяжут регулярно посещать психиатра, проверять башку на предмет того, не завелись ли в ней новые тараканы и не ожили ли старые.

Эву надо поскорее увезти из Стокгольма. Предки совершенно очумели из-за этой истории. Мать возненавидела Эву – вот уж чего Альф не ожидал. Отец тоже хорош, но это было хотя бы предсказуемо. Хотя всё равно чертовски обидно.

Альф говорил себе, что уже проходил через подобный ад, причем в одиночку. И ничего, прошёл. Сейчас будет проще справиться с ситуацией, чем тогда. Сейчас они с Эвой вместе. Ей, конечно, очень трудно. Она тоже видела лютый, бешеный взгляд Свена. Она поняла, что у него было на уме, и винит в этом себя.

Альф сказал следователю, что беспокоился за Эву и по этой причине попросил Лотту отвезти её домой. «Беспокоился» – не то слово. Когда Альф увидел, что она не кричит от ужаса, как остальные девчонки, не визжит, а словно помертвела, не двигается и глаз не сводит со Свена, и в глазах у неё боль, страдание, смертельная тоска – в тот момент он подумал, что если к ней сейчас прикоснуться, то она сломается, рассыпется на мелкие осколки, как ледяная статуя, по которой с размаху ударили молотком. Он даже заговорить боялся с ней. Она была в тот момент словно одним существом с парнем, который только что стрелял, а теперь сидел как истукан и тоже смотрел на неё не отрываясь. Её душа была с ним.

Когда Альф сказал, что нужно ехать домой, то Эва послушалась Лотту, а не его. Она пошла с Лоттой и села в машину. Альфа словно не существовало для неё. Он не был уверен в том, что Эва отдает себе отчет в том, где находится. Спасибо Лотте, она просто села за руль, и они поехали. Альф вернулся в кафе, облокотился на барную стойку и стал ждать. Полицейскую сирену уже было слышно.

Вернувшись домой, он обнаружил, что Эва сидит на кровати и неотрывно смотрит в стену. Лотта сказала, что она так сидит уже два часа. Она не реагировала ни на что. Он опять страшно испугался – звал её, пытался согреть ей руки. Всё было бесполезно. Только когда Эва заплакала, он понял, что она всё еще здесь, с ним.

«Ничего, мы справимся, – говорил себе Альф сейчас. – Прорвемся как-нибудь».

Эва сказала ему, что виделась со Свеном в Амстердаме, но они не общались, за исключением самого первого вечера, про который она помнила только то, что перебрала спиртного и повредила коленку. Дальше она болела и работала, а он катал Фокси на байке.

Альфу было очевидно, что парень ломанулся в Амстердам не просто так. Может быть, хотел удостовериться, что при встрече с Эвой у него ничего не проснется в душе. Может быть, надеялся увидеть, что что-то проснется у неё. Во втором случае он зря вздумал гонять на байке по Амстердаму со своей девчонкой. Лучшего способа избавить Альфа от конкурента, то есть от самого себя, Свен и придумать не мог. Он сильно обидел Эву своими «покатушками» с Фокси. Альф на собственном горьком опыте знал, что происходит, когда она обижается. У неё всё отмирает в душе по отношению к человеку, к которому она испытывала чувства. В одно мгновение, на долгие годы отмирает, и ничем до неё не достучишься.

По большому счету, уже тогда, когда Эва рассказала о встрече, Альфу было понятно, что второй вариант очень даже возможен и Свеном руководило желание увидеть в её глазах любовь, да только он этого не добился. Альфу было несложно предположить, что может случиться дальше. Если они с Эвой будут вместе, Свен вряд ли будет в восторге. Возможно, он выкинет какой-нибудь фортель.

Но Альф был готов пойти на любой риск ради того, чтобы быть с Эвой. И в этот раз он её любовь не воровал.

Они со Свеном не говорили об Эве после того раза, осенью девяносто второго. Свен тогда потребовал, чтобы Альф никогда не упоминал при нем её имени. Мог бы и не требовать: Альф не собирался упоминать при ком бы то ни было. Просто думал о ней и верил, что когда-нибудь ему повезет. И всё делал для этого.

Когда первый сезон сериала, в котором снималась Эва, вышел на телеэкраны и об этом стали говорить, Свен заявил, что он «мыльные оперы» не смотрит. Типа, не байкерское это дело. А Альф смотрел и пересматривал, любовался Эвой и представлял, как встретится с ней и они будут вместе. Он поклялся, что больше не будет вести себя как баран. И у него всё получилось.

На днях он обязательно увезет Эву в Ирландию, в ту деревушку, где она так хотела остаться. Ей там будет спокойно и хорошо. Они проведут там какое-то время, а потом поедут в Штаты, промчатся на байке от Луизианы до Калифорнии. По тому же маршруту, что в «Беспечном ездоке», только в обратную сторону. И никто на свете не сможет их разлучить.

Глава 3. Письмо, написанное чернилами

…А всё же, если хочешь знать, я был счастлив. Как это ни глупо было с моей стороны.

Это было первым, что я почувствовал, когда сознание вернулось ко мне. Оно делало это урывками, и я лежал счастливый, как дурак. Я помнил только то, что мы с тобой помирились, и не знал ничего, что случилось потом. Лежать в реанимации со счастливой рожей глупо, но именно так и было первые дни.

Боль, врачи, больница – всё это мало занимало мои мысли тогда. Почему я нахожусь здесь – такой вопрос у меня не возникал. Вероятно, попал в какую-нибудь заварушку на соревнованиях. Насколько серьезно я побился? Наверное, серьезно; но всё будет хорошо, и я скажу тебе это, когда ты придешь. Всё будет хорошо – и со мной, и с нами.

Потом ко мне пустили каких-то людей, которые стали задавать мне вопросы. Рольф был с ними. В тот момент я еще не помнил, как было дело, и дал им понять, что не прочь от них узнать подробности. Они мне ничего не сказали. Но как только за ними закрылась дверь палаты, подробности оглушили меня. Оказалось, что они отлично мне известны, потому что я сам всё сделал.

И тогда я понял, что ты не придешь.

Я сижу здесь, в этом доме, и не желаю ничего знать о вас обоих. Я сознательно избегал тех, кто мне мог сообщить о вас, и даже Рольф в конце концов это понял. В том заезде я хотел отплатить тебе за всю боль, что ты мне причинила. Но ведь я не собирался жить дальше. Я очень хорошо всё рассчитал. На трассе был склон, который трудно взять. Там всё и должно было закончиться. А получилось, что я живу, чертово заднее колесо подвело меня, и я грохнулся там, где даже новичок справился бы с управлением!

А еще все эти люди хотели, чтобы я вернулся в спорт. Чтобы я все свои мысли посвятил этому. Но это значило встретиться с тем человеком, кто когда-то был мне другом. И вместе гоняться за какими-то призами. За чем гоняться? В чем смысл всего этого? Матс уже всё получил. То, что мне нужно было больше жизни. Тебя.

Я ненавижу его. Я не хочу ходить с ним по этой земле. Я думаю только о том, что когда мы с ним в шестьдесят третьем были в горах и он оступился и покатился вниз по склону, мне следовало его так там и оставить, ободранным до крови, лежащим почти на самом краю, за которым была тьма. Он бы сам не выбрался оттуда. Я вытащил его на тропинку и побежал за помощью. До ближайшего жилья было далеко, и пока я бежал, то молил небеса об одном: лишь бы он там, где я его оставил, не испустил дух. Мы тогда были совсем молодыми и верили в дружбу. По крайней мере, я верил еще целых четыре года.

Тебя я так и не смог разлюбить. Но все эти врачи и друзья сломали мою волю к смерти. Говорят, что нельзя вылечить человека против его желания? Ерунда, очень даже можно. Они сделали это. Они делали это целую вечность, но добились своего.

Я не могу сказать, что благодарен им.

Глава 4. Дом на холме

Была середина марта. Снег начал понемногу сходить, но по вечерам опять выпадал: зима упрямилась, не желая сдавать своих позиций. По ночам случались заморозки.

Свен находился в своем гараже. Он только что закончил возиться с коробкой передач. Автомобиль матери был старым, и это было целое дело, поэтому Свен занимался ремонтом с самого утра и вроде починил. Осталось вывести машину на дорогу и проверить.

Теперь, когда ему вернули водительскую лицензию, имело смысл взяться и за свой Audi, который стоял тут же, в гараже, рядом с «фольксвагеном». Но Свен пока не брался. Ездить ему никуда не нужно было, разве что в городок, расположенный в шести километрах отсюда. С прошлого года он работал там в автосервисе и прекрасно добирался туда и обратно на велосипеде.

Закончив работу, Свен вытер руки тряпкой, подошел к воротам гаража и закурил.

Он думал о том, что надо сжечь дневник отца и письмо, которое нашел недавно в гараже. Оно лежало в старой железной коробке, на дне ящика, который стоял в углу (надо думать, со времен постройки гаража). Наверное, отец принес его сюда и засунул подальше. Мать заглянула к нему, когда он писал в комнате на втором этаже, а он не хотел, чтобы она видела. А потом уже стало не до письма. Отец был сильно болен. Последние три года жизни он провел почти исключительно в больницах.

Свен подписался бы под каждым словом в том абзаце, где шла речь про давний случай в горах. Пока не было письма, а была только тетрадка с вымаранными страницами, он еще мог позволить себе сомневаться, о ком и о чем идет в ней речь. И вообще, его ли отец это писал. Поначалу, когда Свен нашел тетрадку среди старых вещей в чулане, то вообразил, что кто-то из прежних жильцов неизвестно зачем двадцать с лишним лет назад копировал страницы из какой-то книги – скажем, школьник, старшеклассник, которому задали переписать текст в качестве домашнего задания. Но почерк был взрослый, и текст был про гонки и любовь. Свен таких книг не знал.

Как он ни копался в своих детских воспоминаниях, он не мог вспомнить, чтобы эти люди, о которых шла речь в письме, приезжали к ним, пока отец был жив. Они появились только после того, как отца не стало, примерно через год, весной. Свену было тогда одиннадцать лет. Они приехали на автомобиле – красивая женщина с чужеземным именем Паола, и с ней её муж. Паола говорила с легким акцентом. Они привезли с собой сына, ровесника Свена.

Этого самого их сына Свен два года назад пытался отправить на тот свет, но ни черта у него не вышло. Хрен его убьешь. Не потому, что он какой-то особо живучий, нет. Обычный, как все. Просто ловко устроился. Рядом с ним всегда есть какой-нибудь друг, приятель, знакомый, который вытащит его из дерьмовой ситуации.

В первый свой приезд Альф первым делом свалился в озеро неподалеку от дома, где жили Свен и его мать. Взрослые были заняты беседой, пили кофе в гостиной и разрешили мальчикам покататься на велосипедах. Они и рванули – сперва по дороге, потом решили сгонять к озеру, пока никто не видит. Было начало апреля, и Альф искупался, хоть и не желал того – наскочил передним колесом на камень в траве, кубарем полетел с велика в холодную воду, а там его поджидал другой камень, о который он треснулся головой. Свен вытащил его из воды и, пыхтя, поволок вдоль берега. Время от времени он останавливался, потому что волочь было тяжело. Еще пятьдесят метров вдоль берега, затем вверх по тропинке, потом через шоссе и дальше опять вверх, по склону холма, к дому. Пока он прикидывал этот путь, остановившись и пытаясь отдышаться, Альф очухался. Оставшуюся часть пути он преодолел на своих ногах, опираясь на плечо Свена. «Сейчас мне вломят по первое число, – сказал он, имея в виду своих родителей, – мало не покажется. Тебе, наверное, тоже достанется». «У меня мать добрая», – ответил тогда Свен. «У меня тоже добрая, – сказал Альф. – Но отец может вломить». Свен сомневался, что кому-либо из них вломят, тем более что у Альфа лицо было в крови, с него ручьем текла вода и вообще вид был неважнецкий.

Не сразу, а только после того, как Альфу забинтовали голову и они оба переоделись в сухое и согрелись, взрослые устроили им выговор за то, что они поехали к озеру, куда ездить было не велено. Отругали, но кратко, а Свена даже похвалили за то, что он вытащил Альфа прежде, чем тот захлебнулся. Потом родители быстренько усадили Альфа в автомобиль и повезли в Нючепинг, в больницу, чтобы наложить швы. Свен после их отъезда пошел на берег озера, чтобы забрать брошенные там велосипеды. Альфов велик пришлось выуживать из воды.

С того дня они стали друзьями. Свену, который рос в глуши, не с кем было дружить. В их поселке тогда было всего пять или шесть домов, и в них обитали только взрослые. Два или три мальчика, с которыми он общался в школе, жили далеко. К ним можно было сгонять по шоссе на велике, но мать не всегда разрешала. Еще был сын дачника, с которым Свен дружил, когда тот приезжал летом. В остальное время ему было очень одиноко.

В то лето Альф, залечив дырку на голове, гостил у них два месяца. Они со Свеном гоняли на великах, купались в озере, лазили по скале, что находилась в двух километрах от дома и нависала над шоссе, хотя лезть на скалу им строго-настрого запрещали. Альф обожал делать именно то, что было под запретом. Свен обнаружил, что тоже начал входить во вкус – по крайней мере, в компании с другом нарушать правила ему нравилось.

Потом они с матерью перебрались в Стокгольм. Мать устроилась на работу в одну из стокгольмских больниц, а коттедж в Сёдерманланде сдавала. В городе они жили не очень далеко от семьи Викстрёмов, и Свен виделся с Альфом если не каждый день, то как минимум два или три раза в неделю.

Сейчас Свен вспоминал обо всем этом отнюдь не из сентиментальных соображений. «Я ненавижу его. Я не хочу ходить с ним по этой земле». Так написал про своего бывшего друга отец Свена. Это были те же самые слова, которые Свен говорил себе последние два года про своего собственного бывшего друга.

Он ненавидел его за всё. За то, что тот отнял у него Эву. За то, что они с Эвой устроили шоу на весь мир из своего счастья, снявшись в том клипе. И не в последнюю очередь за то, что Альф зачем-то проявил никому не нужное благородство и сделал всё, чтобы отмазать Свена от того, в чем его совершенно справедливо подозревали и собирались обвинить. Что самое дикое, Альфу поверили. Решили, что Свен временно помешался и наговаривает на себя. В полицейском участке Свен сказал правду: да, хотел убить его к чертям. Но его записали в число лиц с суицидальными наклонностями и отправили подлечить психику. Помимо этого, ему пришлось выложить все деньги, какие у него были, и продать мотоцикл, чтобы выплатить Фокси компенсацию за ущерб, причиненный её здоровью. Он ранил её и чувствовал себя просто феерическим идиотом. Он собирался грохнуть Альфа – и грохнул бы, если бы не его дружки. Но всадить пулю в девчонку, с которой был вместе столько времени, вовсе не входило в его намерения.

Таблетки, которыми психиатры пичкали Свена в течение нескольких месяцев после той истории, возымели эффект. Убить Альфа он теперь не хотел. Просто мечтал, чтобы тот сдох где-нибудь как собака. Еще он мечтал о том, чтобы больше никогда не услышать ни единого слова ни о нем, ни о девушке, которая выбрала его себе в мужья.

Психиатры говорили Свену, что жизнь его не разрушена или её можно восстановить. Нужно научиться управлять своим гневом. Нужно вовремя обращаться к специалистам и следовать их советам. Самое главное – на свете есть другие девушки, и он обязательно рано или поздно найдет себе пару.

Да, девушки на свете есть, и их много. Но ему была нужна только одна. Та, которую он любил.

* * *

Свен вернулся в дом, когда мать позвала обедать. По телевизору шла новостная программа, и Свен, время от времени поглядывая на экран, жевал и думал о своём.

– Сегодня риксдаг при поддержке партии «центристов» принял историческое решение о закрытии атомной электростанции, расположенной в провинции Сконе. Первый реактор будет выключен первого июля следующего года. Партия «зеленых»…

Свен посмотрел на мать, которая сидела напротив него за обеденным столом и ела селедку с картошкой, тоже поглядывая на телеэкран. «Интересно, – подумал он, – знала ли она, что отец любил другую женщину?» Почему-то ему подумалось, что знала. Приняла как данность и жила с этим. У матери был хороший характер. Она умела сглаживать острые углы и ни при каких обстоятельствах не теряла присутствия духа. Отцу очень повезло с ней.

Глава 5. Шоссе на Вальхаллу

Свен лежал в своей комнате на кровати и смотрел, как за окном падает мокрый снег. Окно комнаты выходило в сторону шоссе. За шоссе находился перелесок, а дальше – озеро.

По деревенским меркам давно было пора спать. Кроме того, завтра ему на работу. Свен уже и свет потушил, и овец начал считать, но ему вспомнилась овечка Долли, про которую недавно рассказывали по телеку, и он сбился.

Так он лежал в полной тишине, безуспешно призывая сон, пока на шоссе под холмом не раздался визг тормозов и какой-то грохот. Свен встал, выглянул в окно, но за высокими елями было не разобрать, что произошло. Похоже, какая-то авария. Кто-то во что-то въехал. Он быстро оделся и пошел вниз. Мать тоже проснулась.

Спустившись по склону, он увидел, что поперек шоссе стоит грузовик. Передними колесами он съехал в кювет и стоял, довольно сильно накренившись в сторону водительского места. Видимо, грузовик занесло на мокрой дороге, которая к ночи начала покрываться льдом. В этом месте начинался спуск и был небольшой поворот, но аварий обычно не случалось. Грузовик развернуло таким образом, что он почти полностью перегородил проезжую часть.

К тому моменту, как Свен спустился, водитель как раз пытался выбраться из кабины. Свен поспешил на помощь. Вскоре подоспели другие люди из поселка, в том числе его мать. У водителя в результате удара о дверь кабины оказалась вывихнута рука. Кто-то вызвал скорую помощь и аварийную бригаду. Водитель грузовика, оправдываясь, принялся рассказывать, почему не справился с управлением. Скорая приехала довольно быстро. Можно было расходиться по домам. Большинство так и сделали.

Свен остался на шоссе. Проезжавший автомобиль затормозил возле него, водитель поинтересовался, что произошло, не нужна ли помощь, потом стал пытаться объехать грузовик. Колеса его машины увязали в хляби на обочине, и пришлось его подтолкнуть, чтобы он совсем не застрял. Прибыла дорожная полиция, и теперь уж точно пора было уходить домой. Было холодно, со стороны озера дул пронизывающий ветер.

Свен поднялся по холму почти до самого дома, как на шоссе позади него опять раздался шум, в котором смешался рев двигателя, визг протекторов и скрежет железа. Он обернулся и успел увидеть, как неизвестно откуда взявшийся черный легковой автомобиль вылетает с шоссе в сторону перелеска. Отбойника в этом месте не было. Что дальше сталось с легковушкой, Свену не было видно, так как обзор загораживала машина скорой помощи, стоявшая на обочине. Он поспешил к месту происшествия.

Шоссе было освещено фарами автомобилей дорожной полиции и скорой. Приблизившись, Свен увидел, что черная легковушка стоит в нескольких метрах от дороги, развернувшись в сторону шоссе и уткнувшись передним бампером в откос. Машина выглядела попавшей в неслабую переделку. Да, так и есть – багажник помят, заднюю дверь перекосило. Сработала пассажирская подушка безопасности. А вот водитель, судя по всему, не получил никаких травм – более того, уже пытается самостоятельно вылезти из салона и ругается при этом так, что чертям в аду тошно.

Свен застыл на месте, потому что знал этого человека. А тот узнал его тоже и с яростью заорал:

– Черт побери, ты-то откуда здесь взялся?!

– Да так, гуляю, – ответил Свен.

Вообще-то он поклялся, что никогда в жизни не скажет больше ни одного слова этому типу. И вот, пожалуйста, сказал уже целых три. Свен поднял воротник куртки, засунул руки в карманы и стал наблюдать, как Альф выбрался на шоссе и его окружили врачи и сотрудники дорожной полиции. Он примерно представлял, какие вопросы ему сейчас задают. Вылететь на глазах у всех в кювет, перед тем задев по касательной автомобиль скорой помощи, причем сделать это на подъеме в гору, а не на спуске – это надо было действительно постараться.

Альф опять уцелел. В это невозможно поверить. Свен смотрел на след от протекторов и думал о том, что Альф мчался точнехонько на стоящий поперек шоссе грузовик и свернул в последний момент, пройдя всего в паре метров от него вместо того, чтобы убиться здесь нахрен. Если бы он убился, Свен не стал бы сильно переживать. Но то, что Альф цел, вызвало у него чувство, похожее на восхищение. Вот ведь везучий черт! Уверенно держится на ногах, заявляя медикам, что у него ни царапины и в больницу ему не нужно. И что у него вообще работа такая – во что-нибудь влетать со всей дури.

Альф попререкался с медиками, но потом все-таки поднялся в их автомобиль для осмотра. Там уже сидел водитель грузовика, скривившись от боли и прижимая ладонь здоровой руки ко лбу. Когда Альф в своем вираже зацепил скорую, бедолага в дополнение к вывиху, что получил раньше, треснулся обо что-то головой в салоне этой самой скорой, где ему только что наложили шину и сделали обезболивающий укол, собираясь везти в больницу. «Ну извини, что так вышло, – сказал Альф, усаживаясь напротив него. – А ведь говорят вроде, что дважды за одно и то же не отвечают, нет?» Водитель злобно посмотрел на Альфа и оставил его реплику без ответа.

Свен бродил по шоссе, изучая траекторию альфовой Audi, и диву давался. Альф приближался к месту аварии со стороны поворота, расположенного в нескольких сотнях метров ниже по шоссе, и мог оттуда видеть, что впереди что-то произошло и путь закрыт. Но, судя по всему, он не видел, иначе сбавил бы скорость и остановился на безопасном расстоянии. Это заставило Свена предположить, что Альф заснул за рулем, но успел вовремя проснуться.

Свен подошел к его машине, чтобы рассмотреть повреждения. Audi Альфа была поновее, чем та машина, что стояла у Свена в гараже. Цвет такой же, модель пятилетней давности. Стремясь избежать лобового столкновения, Альф резко свернул в сторону обочины, где лежал снег. Там машину подбросило на ухабе, швырнуло сперва влево, где она «поздоровалась» с деревом, затем вправо, где она наконец остановилась, развернувшись. Вокруг валялись обломки бампера и щепки, обильно сорванные со ствола дерева. Одна из задних дверей болталась на соплях. В общем, глядя на машину, не скажешь, что виновник происшествия отделался лишь легким испугом; но и не так сильно влетел, как мог бы, если бы проснулся на секунду или две позже.

Пока составляли протокол, для чего Альфа пригласили в автомобиль дорожной полиции, приехала вторая бригада скорой помощи, водитель грузовика пересел в их машину, и его повезли в больницу. Первая бригада осталась на месте. Свен воспользовался предложением фельдшера и забрался в автомобиль скорой погреться.

Когда протокол был составлен, подписан и Альфа наконец отпустили, а скорая собралась уезжать, Свен выбрался наружу и увидел, что Альф уселся на капот своей разбитой машины и курит. Вид у него был мрачный. Он хмуро посмотрел в сторону Свена, отвернулся и стал оглядывать окрестности.

Свен собрался уходить. Разговаривать им, собственно, не о чем. И вообще, чем скорее отсюда уберется этот тип, тем будет лучше для всех.

– Эй, – окликнул его Альф. – Не знаешь случайно, здесь есть откуда позвонить? Моя рация сдохла к чертям.

– Аварийка приедет, попросишь их.

– Ага. Точно. Как я сам не допёр.

Альф бросил взгляд на свои наручные часы, потом стал смотреть вдаль, на шоссе. Было заметно, что он нервничает.

Свен перешел на другую сторону дороги. Он не собирался прощаться или делать что-либо еще в таком духе. Но почему-то остановился, обернулся к Альфу и предложил:

– Ладно, пойдем. У меня в гараже есть рация.

* * *

– Я тут застрял черт знает где. Один хороший человек пустил меня позвонить. Дождусь эвакуатора и домой. Ложись спать, не волнуйся. Утром я буду. Что значит «видела по телеку»? Съемка с вертолета? Нет, Эва, послушай, это не про меня кино… Нет, это другое шоссе. Это пятьдесят третье^[7]. У нас тут никто не летает. Просто я застрял, и аккумулятор сел, поэтому не мог набрать со своего аппарата. Давай, малыш, спи.

Нажав на «отбой», Альф остался сидеть в машине Свена на водительском месте, уставившись в пол. Он словно засыпал. Голова у него начала клониться к земле, как бывает, когда отрубаешься. Альф тряхнул головой и закусил губу.

– Ну? – спросил Свен, стоя на пороге гаража.

– Что? А-а, – сказал Альф после паузы, словно не сразу осознал, что к нему обращаются. – Сейчас уйду. Спасибо.

Но он продолжал сидеть и не двигался.

– В чем дело? – спросил Свен, подождав некоторое время. – Ты в порядке?

– В абсолютном. Уже ухожу.

Альф наконец выбрался из машины, сделал шаг и тут же пошатнулся. Он схватился за дверь, потом облокотился на крышу, обрел устойчивость, но дверь пока не отпускал.

– Вот черт, – сказал он, пытаясь усмехнуться. – Сейчас я… Голова закружилась адски.

– Пошли в дом, – сказал Свен. Он меньше всего на свете собирался предлагать зайти в свой дом этому человеку. Но само вырвалось.

– Не, не, я туда… Или здесь посижу. Можно мне здесь? Я недолго.

– Пошли в дом, – повторил Свен. – У меня было так, как у тебя. Пойдем, слышишь? Не валяй дурака. У тебя сотрясение.

Альф взглянул на Свена, как тому показалось, с отчаянием. Он опять закусил губу.

– Тебе врача надо, – сказал Свен.

– Фигня. Просто в ушах звенит. Сейчас позвенит и пройдет.

– Кончай хорохориться, а?

Дело кончилось тем, что Свену пришлось чуть ли не тащить его на себе до дома, благо это было недалеко. Альф спотыкался, но с грехом пополам держался на ногах и чертыхался через каждый шаг.

На пороге стояла мать и смотрела на них широко открытыми глазами.

– Добрый вечер, фру Инга, – сказал Альф и попытался улыбнуться.

Мать покачала головой.

– Так, ребятки, – сказала она деловито, – ну-ка осторожно, здесь ступеньки. Свен, веди его в гостиную.

В гостиной Альф добрался до дивана, уселся на него, откинулся на спинку и закрыл глаза. Мать тем временем принесла из холодильника лед и стала накладывать ему повязку на лоб, где красовались две приличного размера шишки. Почувствовав холод, Альф пошевелился и открыл глаза.

– Фру Инга, я дико извиняюсь…

– Тихо, тихо, – сказала мать, поправляя ему повязку. – Тебе доктора надо. Сиди спокойно.

– Врачи меня уже смотрели! – запротестовал Альф. – Всё у меня нормально. Они сразу меня приняли, как только опомнились. Я их машину немного поцарапал.

– Как это тебе удалось?

– Понятия не имею. Ехал себе и ехал. Наверное, отрубился на несколько секунд.

– Там же поворот, откуда ты ехал, – сказал Свен. – Как ты поворот прошел – во сне?

Альф сделал попытку помотать головой и застонал: у него случился новый приступ головокружения.

– Черт, – сказал он. – Поворот я прошел, это факт. Но не помню, как. Надо будет днем посмотреть.

Он поразмыслил и сообщил:

– Подушка безопасности сработала.

Альф сказал несколько «ласковых» слов и добавил:

– Вот уж огреб так огреб от пассажирской подушки!

– Хорошо хоть, что ты никого не убил, – заметил Свен.

– О! Эту часть помню, – оживился Альф. – Как замедленное кино. Передо мной вдруг из ниоткуда мигалки. Я резко руль влево и газую, потому что меня заносит. Тут бац, подушка мне лупит в морду. Ну, подумал, всё, приехали. Ох, черт…

– Да не мотай ты головой-то, – сказал Свен.

– Выпить есть что-нибудь? Я уже дул в трубочку.

– Тебе сейчас только выпить не хватало.

– Я знаю, что говорю.

Вмешалась мать, которая строго сказала Альфу, чтобы он не бузил, и он тут же сделался послушным.

Мать велела ему лечь, подложила подушку под голову и попросила Свена принести плед. Он выполнил её просьбу. Входя в гостиную, он застал их разговор.

– Я почти не спал прошлую ночь, – объяснял Альф. – Младенец не давал заснуть. А потом надо было сгонять в эту вашу Даларну.

– Это не Даларна, – не смог промолчать Свен. – Это Сёдерманланд.

– Младенец? – переспросила мать. – У тебя ребенок?

– Сын, – ответил Альф. – Ему скоро четыре месяца стукнет. Мы спим очень мало. Почти не спим.

Свен отвернулся. Новость, что у Альфа и Эвы есть ребенок, больно резанула ему по сердцу. Он отошел к окну и стоял там, пытаясь справиться со своими чувствами.

Мать приблизилась к нему и негромко сказала:

– Завтра нужно отвезти его в Стокгольм.

Свен мотнул головой, категорически отказываясь. «Пусть сам добирается как хочет, – подумал он. – Я-то здесь при чем?»

– Мне утром на работу, – сказал он.

– Хорошо, – спокойно и по-прежнему негромко сказала мать, – я отвезу его сама.

Она пожелала Альфу спокойной ночи, велела не бузить, головой не вертеть и постараться заснуть, после чего вышла из гостиной.

– Как ты здесь очутился? – спросил Альф у Свена, который тоже собрался уйти.

– Это дом моего отца.

– А, то-то мне показалось, места вроде знакомые! Это здесь мы с тобой пацанами на великах гоняли?

– Да. Хватит трепаться. Отдыхай.

Свен повернулся, чтобы выйти из комнаты.

– Постой, – окликнул его Альф. – Спасибо тебе. И еще: если Эва позвонит… ну, мало ли что… Не говори ей, что я в таком состоянии, ладно?

– Она же тебя всё равно завтра увидит.

– Когда увидит – дело другое. А сейчас не надо. У неё молоко пропадет. Вообще… я за неё очень беспокоюсь. Наври что-нибудь.

– Ладно, попробую, – сказал Свен и вышел, потушив верхний свет.

* * *

Он побродил по дому, потом оделся и вышел наружу. Спускаясь к шоссе, он увидел, что приехала аварийная бригада и работает вовсю, пытаясь убрать с дороги грузовик. Эвакуатор для альфовой разбитой машины пока не прибыл.

Дул всё тот же холодный, пронизывающий ветер. Свен открыл дверь Audi и заглянул в салон. На переднем сиденьи лежала кожаная сумка Альфа. Вещи высыпались из неё на пол. Он попытался их достать.

В числе прочего Свен поднял и бумажник. Он подумал, что надо его забрать и отнести в дом, а то так и увезут на эвакуаторе. Но бумажник выскользнул из его замерзших пальцев. Пришлось опять шарить по полу.

Он поднял с пола фотографию и, повернув её к свету, который падал со стороны машины аварийной бригады, посмотрел.

На снимке была Эва. Она была сфотографирована на фоне какого-то дома. Свену подумалось, что, похоже, снимок сделан где-то в Америке ранней весной. Солнце золотило Эве волосы, светило в лицо. Она казалась очень хрупкой. Она улыбалась, но в её серых глазах была грусть.

Свен сел на сиденье и какое-то время так сидел, глядя на неё. В сердце у него разливалась тоска – и еще какое-то щемящее чувство, от которого становилось тепло. Тепло от того, что он её увидел, но одновременно больно. И почему-то ему показалось, что у неё очень мало сил.

– Ну, малыш, не бойся, – сказал Свен, глядя на фотографию. – Всё будет хорошо.

Потом он вернулся в дом. Мать как раз собиралась ложиться. Их незваный гость спал в гостиной.

Свен сказал ей:

– Я завтра сам его отвезу в Стокгольм.

Мать согласно кивнула и ушла в свою комнату.

Спать ему по-прежнему не хотелось, и он пошел в гараж. А там обнаружил, что телефон заливается трелью. Он снял трубку.

* * *

– Скажи мне правду, – настойчиво потребовала Эва.

– Я говорю правду.

– Почему он у тебя?

– Я предложил остаться. Он сейчас спит. Завтра я привезу его к тебе. Не нервничай и ложись спать.

Свен услышал, как Эва заплакала.

– Что случилось? Почему ты плачешь? – испугался он.

– Свен, я же знаю, что ты хотел сделать тогда. Прости меня и его. Прости нас, пожалуйста! Мы перед тобой виноваты. Я виновата.

Он долго соображал, что нужно сказать, а потом до него дошло.

– Я привезу его к тебе живым и более или менее здоровым, – сказал он. – Но ты проследи, чтобы он сходил к неврологу. У него две шишки на лбу. И, знаешь, это не я сделал!

Последнюю фразу он не собирался говорить, но всё же сказал, и прозвучала она резко.

Эва, всхлипнув, спросила:

– Правда?

– Правда. Пожалуйста, ложись спать. Завтра он будет у тебя.

– Прости меня, – еле слышно повторила она.

– Завтра, – сказал Свен. – Завтра увидимся, и я тебя прощу.

Он и сам не знал, почему так сказал. Вырвалось. Обидно стало, что она думала о нем так – что он способен причинить вред пострадавшему в аварии, беспомощному человеку. И только потом понял: она ведь не знала или не была уверена, что Альф попал в аварию, тем более в такую. Вот и вообразила себе черт знает что. Альф ей, кажется, сказал, что возникли проблемы с машиной и он будет дожидаться эвакуатора. Свен стал подыскивать слова, чтобы объяснить, но Эва уже повесила трубку.

* * *

Утром Свен пришел в гостиную и застал там Альфа и свою мать. Они только что позавтракали. Работал телек, ведущий брал интервью у кого-то из партии «зеленых». Альф и мать Свена о чем-то негромко переговаривались. Свен не стал вникать, наскоро перекусил, выпил кофе и сказал Альфу:

– Поехали.

Тот встал, и они пошли в гараж.

Шоссе под утро расчистили. Грузовик развернули и отбуксировали на обочину. Разбитую машину Альфа забрал эвакуатор.

Когда они выезжали на шоссе, Альф попросил остановить возле того места, где ночью он демонстрировал навыки экстремального вождения. В течение двух или трех минут он обозревал место происшествия, потом дал знак Свену – мол, поехали, всё ясно.

Они проехали несколько километров в молчании, которое нарушил Свен, сказав:

– Ночью Эва звонила. Я ей сказал как есть.

– Что, что «как есть»?! Что ты ей сказал? Что машина всмятку? – всполошился Альф.

– Успокойся. Я сказал, что ты дрыхнешь. И что у тебя шишка на лбу.

Альф шумно выдохнул, но не стал задавать дальнейших вопросов. Немного погодя, он начал рассказывать:

– Понимаешь, было трудное время. Её прессовали те типы из телесериала. Ей тяжело пришлось.

– Почему они её прессовали?

– Она сразу после съемок решила уйти из проекта. А они рассчитывали на неё. Ей предлагали турне, контракт, хорошие деньги. Потом нашли ей замену, но продюсер сделал так, чтобы в прессе подняли вой – мол, с ней работать нельзя, она способна подвести людей, целый коллектив. В общем, постарался создать ей репутацию ненадежного человека.

Альф закурил и добавил:

– Нервы ей тогда потрепали очень сильно. Это началось вскоре после твоей… э-э-э, ну, ты понимаешь.

Свен прекрасно понял, что он имеет в виду: «после твоей феерической выходки у Джо». Он грустно усмехнулся. Оказывается, Эве и Альфу жилось не очень сладко. А он-то себе представлял совершенно обратную картину. Он ведь не желал слышать о них не только потому, что они вместе, а еще и потому, что был убежден, что у них всё хорошо. В отличие от него самого.

Альф тем временем рассказывал дальше:

– Это продолжалось почти год. Мы мотались туда-сюда. Я боялся, что она ребенка не доносит до срока. Она сейчас очень нервная, у неё депрессия. Она тебе ничего такого не брякнула сгоряча? Если что, ты не злись, ладно? Ей сейчас тяжело.

– Ладно, не буду. Ты помолчи пока и отдохни. Нам еще час ехать.

Но Альф не мог ехать молча и тем более дремать. Он начал рассказывать про вчерашние съемки, прыжки с обрыва в какое-то озеро, и почему-то опять называл провинцию, по которой они ехали, Даларной. Даларна была севернее, и кому, как не Альфу, было это знать. Свен слушал его треп не очень внимательно. Он вел машину и думал о том, что жизнь всё же удивительная штука. Еще вчера он люто ненавидел Альфа за то отчаяние и одиночество, в котором болтался вот уже сколько времени по его вине. Но стоило тому попасть в автокатастрофу возле его дома, и всё прошло.

Альф внезапно умолк. Свен, бросив взгляд в его сторону, увидел, что голова у него свесилась на бок. Было похоже, что он потерял сознание.

Свен вдавил педаль газа в пол.

Глава 6. Изгои

Он привез Альфа в нючепингскую больницу, где его сразу определили в реанимацию с предварительным диагнозом «ушиб головного мозга». Свен рассказал врачам всё, что требовалось, а потом из приемного отделения набрал матери и поведал о том, что случилось по дороге.

– Ты сейчас поедешь в Стокгольм? – спросила мать. – Нужно сообщить его жене.

– Он мне адрес не сказал. Я не знаю, куда ехать.

– Записывай. Это в Сёдертелье.

Свен схватил со стойки бумагу и ручку, записал, а потом спросил:

– Откуда у тебя его адрес?

– Мы с ним утром поговорили, пока ты спал. У них с Эвой сложная ситуация. Езжай, не задерживайся. Если что-то потребуется, звони.

Подъезжая к трехэтажному дому с желтыми балконами, Свен старался не думать о том, что сейчас будет. Наверное, опять обвинения, как сегодня ночью, истерика, слезы и прочее. «Надо это выдержать как-то», – сказал себе Свен. Он вспомнил, как ночью брякнул Эве: «Завтра я тебя увижу и прощу». Она теперь что угодно может подумать про него, и вовсе не то, что он имел в виду.

Когда она открыла ему дверь, Свен понял, что она уже всё знает. У неё были такие глаза, словно он только что утопил в первой попавшейся луже её драгоценного Альфа и теперь с понтом дела приехал сообщить ей об этом. Хорошо хоть, что Свен был готов именно к такому приему. Минут двадцать, наверное, он ей объяснял, что Альф жив и находится под наблюдением врачей. Ну и прочее – про аварию, про разбитый автомобиль.

Квартирка была маленькая, и в ней царил страшный беспорядок. Словно Эва предыдущий час металась по комнате, собирала вещи и бросала их, не донеся до сумки или чемодана. Младенца пока не было ни видно, ни слышно.

Эва опустилась на стул посреди комнаты и закрыла лицо руками.

Свен увидел телефонный аппарат, схватил трубку и стал набирать номер Лейфа. Они не общались, наверное, полгода или больше.

– Я вез его через Нючепинг, – сказал он, описав ситуацию. – Утром он был в порядке. До машины дошел своими ногами. Просто головокружение было. Что? Конечно, его смотрели сразу после того, как он… Врач скорой и потом еще моя мать. Ночью он спал, а утром я повез его в Стокгольм. Что? Да, разговаривал по дороге, вообще не затыкался. Нет, язык не заплетался, ничего такого. Путал кое-что, но… Короче, сперва нормально. Потом вдруг резко отрубился, но до больницы было рукой подать, и я сразу туда. Нет, я не знаю, он не… Да он хорохорился всю дорогу! Что? В отделении интенсивной терапии. Да, ты давай туда, а я потом позвоню, у меня еще дела.

Положив трубку, Свен обратился к Эве, которая в течение всего разговора по-прежнему сидела, закрыв лицо руками:

– Ты позвонишь отцу Альфа?

– Мы не общаемся, – ответила она глухо.

– Почему?

– Он меня ненавидит.

– Ненавидит тебя? За что?!

Эва разрыдалась.

Сердце его сжалось. В одну секунду он вдруг увидел, словно сам был свидетелем, как они жили последний год или два. Одни против всего мира. Какое-то время им удавалось справляться, пока не начались проблемы. Им никто не помогал и даже не собирался. Это поразило Свена до глубины души. А он-то думал, что это он один сидит в дерьме…

«Так, ладно, – решил Свен. – Лейф сам позвонит его отцу. Может быть, он уже сделал это».

В этот самый момент в дальней комнате заплакал ребенок. Эва никак не отреагировала и продолжала сидеть на стуле. Плечи её содрогались от рыданий. Свен стоял, слушая, как они оба ревут, потом сходил на кухню, налил воды в стакан и вернулся к Эве. У него уже в ушах начало закладывать от криков младенца.

– Выпей, – сказал он, протягивая Эве стакан. – И надо ребенка покормить, а то он, наверное, голодный.

Она замотала головой, отказываясь то ли от воды, то ли от своих материнских обязанностей.

– Эва, – сказал Свен, – послушай меня. С Альфом будет всё в порядке. Он под присмотром врачей. Ему оказывают помощь. А тебе нужно позаботиться о ребенке. Причем это нужно сделать прямо сейчас.

Младенец уже вовсю вопил благим матом, но Эва словно не слышала.

– Я хочу ехать в больницу, – вдруг сказала она, поднимая голову.

– Хорошо, я тебя отвезу. Хотя делать там совершенно нечего.

– Я хочу видеть его!

– Хорошо, – повторил Свен терпеливо. – Но ты сперва покормишь ребенка. И нужно кого-нибудь позвать на три часа, чтобы с ним посидели.

Эва опустила голову, потом опять подняла и взглянула на него. Её глаза были полны слез.

– У меня никого не осталось, – сказала она. – У меня был только Альф. А теперь и его нет.

Свен подумал, что она сходит с ума. Скорее всего, так оно и было.

– У тебя есть Альф и сын, – сказал он и повторил еще раз: – Альф и сын. Пойми, Альф жив. Возьми себя в руки.

Поскольку Эва не двигалась, так всё и сидела на стуле, пришлось Свену сходить в соседнюю комнату, где обнаружился младенец с красным от рева лицом. На полу возле детской кроватки Свен нашел соску. Он поднял её, наскоро обтер какой-то салфеткой и сунул младенцу в рот. Ребенок замолчал и уставился на него синими глазенками. Свен огляделся по сторонам, схватил со столика бутылочку с молоком и вернулся к Эве.

– Этим можно его кормить или нет? – спросил он. – Если нет, то скажи, где взять, и я займусь этим вопросом.

Эва посмотрела на него, широко раскрыв глаза, словно он ляпнул нечто совершенно идиотское, или странное, или еще какое-то. Она поднялась со стула, вытерла слезы, шмыгнула носом и молча прошла мимо Свена в детскую.

* * *

– Послушай, мне сейчас надо съездить кое-куда, но я могу вернуться к вечеру, – сказал Свен. – По дороге я заеду в больницу, узнаю, как дела. Давай я сейчас позвоню кому-нибудь из девчонок, Милли или Агнес, попрошу, чтобы с тобой кто-то побыл.

– Никто не придет, – ответила Эва.

– Почему?

– Никто из старой тусовки с нами не общается.

– Почему?!

Она ничего не сказала в ответ.

Свен взял телефонную трубку и набрал в кафе к Джо. На звонок ответила Лотта. С ней Свен не говорил с того самого дня два года назад, когда ему позарез потребовалось сгонять домой за револьвером.

Он стал спрашивать Лотту, кто из друзей-байкеров появлялся у них в последнее время. Оказалось, что все появлялись, кроме Хокана, который уехал по делам в Осло.

– Альф в больнице, – сказал Свен, когда Лотта спросила, как у него самого дела. – Эве нужна помощь. Пусть кто-нибудь свяжется с ней и со мной тоже. Лучше со мной.

Он записал номера телефонов ребят и девчонок, которые ему продиктовала Лотта. Некоторые номера изменились за два года, что прошли с тех пор, как он видел своих друзей в последний раз. Свен оставил Лотте свой номер на всякий случай, а также номер и адрес Эвы. У Стуре и Андерса, помимо рабочих телефонов, были сотовые, у остальных пейджеры. Свен стал звонить по всем номерам и говорил одно и то же: Альф в больнице, Эве нужна помощь. Телефон такой-то.

Тем временем Эва опять впала в прострацию. Она стояла у двери, уставившись неподвижным взглядом в стену напротив себя.

Свен подошел к ней и как можно более ласково сказал:

– Эва, пойми, Альф выкарабкается. Он не в чистом поле лежит. Он в больнице. Там хорошие врачи. Я знаю, потому что сам там лежал. Просто нужно подождать.

– Ты уже говорил, – ответила Эва безжизненным голосом. – Не звони туда сейчас. Они всё равно не скажут правду. Его уже нет, а они будут врать.

Свен притронулся к её руке – она была холодная, словно жизнь останавливалась в ней.

Он прижал её к себе и стал уговаривать не отчаиваться. Он растирал ей руки, говорил всё, что приходило в голову. Она позволяла ему всё это делать с собой, но словно не чувствовала. Просто уткнулась лицом ему в грудь и молчала.

– Не бойся, – говорил Свен. – Он тебя не оставит на этой земле одну. Вас обоих не оставит. Он выкарабкается, слышишь?

– Откуда ты знаешь? – вдруг спросила Эва.

Свен обрадовался, что она вообще подала голос.

– Знаю.

– Откуда?

– Я бы не оставил. А он в этом смысле ничем не отличается от меня.

Сейчас он мог это говорить. Всё что угодно, лишь бы вывести её из этого жуткого состояния. Он говорил правду, и сейчас это было легко.

Потом Свен набрал номер матери.

– Мам, ты можешь приехать? Да, проблемы.

* * *

По дороге он думал о том, что увидел.

Это было больно – видеть, что Эва так сильно любит своего мужа, что одна только мысль, что она может его потерять, лишает её рассудка. Но еще больнее было видеть, что Альф – это всё, что у неё есть; конечно, еще есть ребенок, но страх за жизнь Альфа выключил у неё материнский инстинкт. Эва сейчас была одинока и беспомощна так, как Свен и в страшном сне вообразить не мог. Поэтому он не мог позволить себе сидеть сложа руки. Хорошо, что мать поняла всё без лишних слов.

* * *

Мать вернулась домой поздно вечером. Наскоро поужинав, она стала рассказывать, что в восемь часов её сменила Милли. Эве дали снотворное, и она успокоилась и заснула. Дитя её в порядке, накормлено, ухожено. Кстати, мальчика зовут Эйнар. Затем мать сказала:

– Завтра утром я пойду к фру Ханссон, возьму ключи от коттеджа и наведу в нем порядок. Альф утром рассказал, что они с Эвой приехали всего на месяц. Освобождать квартиру им нужно через неделю. Альф беспокоился, что Эва сама не справится. Я вспомнила о фру Ханссон и договорилась с ней.

Известие о том, что Эва будет жить в соседнем коттедже, который пустовал последние несколько месяцев, наполнило сердце Свена радостью. Его мать развела бурную деятельность, со всеми уже всё обсудила, всё продумала – а главное, убедила в необходимости переезда саму Эву. Он полагал, что это было нелегко, учитывая её состояние рассудка.

– Ты завтра поедешь в Стокгольм и поможешь Эве собраться, – продолжала мать. – Вы возьмете только самое необходимое. Ты привезешь её и ребенка сюда. Остальные вещи доставят потом. Милли позовет кого-нибудь из ребят. Они в ближайшие дни всё соберут и перевезут.

– Хорошо.

– В больницу ты звонил? – спросила мать.

– Да. Сказали, что завтра можно его навестить.

– Значит, завтра и навестите.

Мать отнесла тарелки в мойку и вернулась с чашкой кофе. Закурив и откинувшись на спинку кресла, она отдыхала, а чуть погодя сказала:

– Я звонила Матсу, попыталась объяснить ему и Паоле, что бросать собственного сына и его семью в беде – это никуда не годится. От Паолы, как обычно, никакого проку. Я была очень удивлена, когда узнала, что они вот уже считай полтора года не поддерживают отношения с сыном.

– Почему у них так? – спросил Свен.

– Я думаю, ты сам можешь догадаться.

– Я пытался, – сказал Свен. – Но я не могу в это поверить. Эва сказала, что родители Альфа её ненавидят.

– Да, любви у них к ней нет. Я сказала им, что думаю по этому поводу. Эва – хорошая девочка. Сейчас очень несчастная. Она не заслужила такого отношения с их стороны.

– А они?

Мать глубоко вздохнула и махнула рукой.

– Это глухие люди. Ну ничего. Мы перевезем Эву и ребенка сюда. Им здесь будет хорошо. И к Альфу в больницу ездить, навещать его, отсюда ближе. И свежий воздух здесь. И мне спокойнее.

Свен с благодарностью посмотрел на мать.

– Я сомневалась, стоит ли задавать Паоле один вопрос, – продолжала мать. – Всё-таки они с Матсом много для нас с тобой в своё время сделали.

– Какой вопрос? – спросил Свен. Ему вспомнилось письмо, которое он нашел в гараже, и вчерашние размышления на тему того, знала ли его мать о том, что в том письме написано.

– Я спросила: если Альф умрет, у них с Матсом что, есть в запасе другой сын? О чем они думают?

– И что она ответила?

– Она не ответила.

* * *

Альф сперва пошел на поправку, и врачи начали делать довольно уверенные прогнозы относительно его выписки. Но в конце второй недели пребывания в больнице состояние его резко ухудшилось, опять начались обмороки. Было проведено обследование. У Альфа обнаружили аневризму головного мозга, которую сразу не заметили, и стали готовить к операции.

Свен возил Эву к нему в больницу почти каждый день. Она опять пала духом, и глаза у неё были всё время на мокром месте. Если бы не мать, которая постоянно подбадривала её, старалась внушить оптимизм плюс помогала с ребенком и по хозяйству, Свен не знал, как они справились бы. Он говорил «мы» про себя и Эву. Так само получилось.

Под руководством матери он научился ухаживать за ребенком. Сперва не знал, как к нему подойти, а через неделю уже вовсю менял ему подгузники, кормил из бутылочки, купал, гулял с ним. По дороге с работы он заскакивал в магазин, чтобы купить игрушку для Эйнара и всё, что требовалось для ухода за ним. Приходя к Эве в коттедж, Свен видел, что ребенок его узнает, и его это каждый раз трогало до глубины души.

К соседке приехала в гости дальняя родственница и в первый же день, встретив Свена с ребенком на улице во время прогулки, поздравила с пополнением в семействе. Он не стал ничего объяснять – мол, это сын моих друзей, которые живут в соседнем коттедже, я только помогаю им. Просто поблагодарил эту женщину.

* * *

Обычно Свен старался не присутствовать при разговоре Альфа и Эвы, выходил в больничный коридор, чтобы оставить их наедине. Он понимал, что Альф её без памяти любит, но теперь это не вызывало у него ни злобы, ни боли, ничего такого. Он просто ждал, пока они поговорят, а потом вез Эву домой и по пути старался отвлечь от невеселых мыслей, в которые она погружалась. Иной раз у него это даже получалось. Правда, эффект длился не слишком долго, но это было уже кое-что.

Альф из-за предстоящей операции тоже пал духом. Свен это понял, хотя тот изо всех сил старался не подавать виду. Он оживлялся только в присутствии Эвы, а в остальное время депресняк у него был не хуже, чем у неё. Раньше такое ему было абсолютно несвойственно.

В день, предшествовавший операции, Эва, выйдя из палаты, сказала Свену, что Альф просит его зайти на пару слов.

– Я подожду в машине, – сказала она.

Свен отдал ей ключи от автомобиля и пошел в палату. Альф был бледен и выглядел хуже, чем обычно. Он сделал Свену знак подойти ближе.

– Я что хотел сказать, – проговорил Альф и зажмурился. Он так делал, когда его мутило. С трудом проглотив комок в горле, он продолжал: – Черт, я целую речь заготовил, но лучше буду краток. У меня, как тебе известно, есть сын. Если завтра что-то пойдет не так, ты о нем…

Он опять зажмурился и больше ничего не сказал.

– Эй, – сказал Свен, – взгляни-ка на меня.

Альф открыл глаза и закусил губу.

– Не вздумай, – продолжал Свен, наклонившись к нему и стараясь говорить очень убедительно. – Я обещал Эве, что ты выживешь. Она мне верит. Если ты меня подведешь, то я тебя на том свете достану. Ты меня понял?

Альф усмехнулся.

– Эта хрень у меня расположена как-то криво, и… Они сказали, что есть вероятность, что не смогут вывести меня из под наркоза.

– Прямо так и сказали тебе?

– Профессор говорил с кем-то, а я слышал.

– Ничего не знаю и знать не хочу, – сказал Свен категорично. – Ты выкарабкаешься. Ты выйдешь из под чертова наркоза, потому что я обещал Эве, что ты будешь жить.

Глава 7. У озера

Был конец мая. Они вчетвером сидели у озера. Мать только что ушла домой, оставив Свена, Альфа, Эву и ребенка на берегу. Эйнар, лежа на животе на циновке, расстеленной на траве, лепетал что-то, соответствующее своему возрасту, разглядывал мир вокруг себя. В какой-то момент его сильно заинтересовал собственный отец, сидевший напротив него на траве. К Свену он уже привык, а это кто?

Альф всего только первую неделю находился дома. Операцию он перенес нормально и восстанавливался как положено. Сегодня он самостоятельно дошел до озера, всего лишь два раза остановившись, чтобы передохнуть, и считал это достижением.

Вчера у них в гостях были Лейф с женой и родители Альфа – Паола, всё такая же красивая, какой была в те времена, когда впервые приехала сюда с визитом, и Матс. Лейф и отец Альфа завели со Свеном и Альфом разговор о том, не вернуться ли обоим друзьям в мотоспорт. Разумеется, в случае с Альфом это надо будет делать постепенно, без фанатизма, соблюдая все рекомендации врачей. Альф, который после травмы и операции довольно пессимистично оценивал свои шансы вернуться в ближайшее время в профессию каскадера, загорелся идеей. Свен, который когда-то уже проходил через посттравматическую депрессию, знал, как ему помочь.

В целом, в отличие от предыдущей встречи с родителями Альфа, вчерашняя прошла нормально. В прошлый раз Эва и Свен столкнулись с ними, когда навещали Альфа в больнице после операции. В тот день, завидев их еще издали, Эва быстро отвернулась, и Свен увидел, как она вся сжалась. Они с ней в тот момент стояли возле автомобиля, собираясь сесть в него и уехать, а родители Альфа только что приехали. Свен уже знал, что Эву просто клинит от многих вещей – иной раз вообще от всего на свете, и не в последнюю очередь от одной мысли о матери или отце Альфа. Свен в тот момент очень хотел, чтобы родители Альфа прошли мимо, не заметив их присутствия. Но отец Альфа подошел к ним. Паола стояла в стороне, а он обменялся несколькими фразами со Свеном и даже что-то сказал Эве. Свен не запомнил, что именно, просто мотнул головой в сторону входа в больницу – мол, идите, вам пора, а то скоро перестанут пускать посетителей. Это было не слишком любезно с его стороны, учитывая многолетнюю историю помощи, которую оказывал отец Альфа Свену и его матери, в том числе в случае с травмой, не говоря уже о том инциденте в кафе; но раз эти люди обидели Эву, он обязан защитить её от них.

Свен понимал, что, скорее всего, вчерашнюю встречу организовала его мать, хотя выглядело это так, словно чета Викстрём решила навестить сына и вообще всех их. Эву теперь уже не клинило. После того, как Альфа выписали и привезли сюда, она заметно успокоилась.

Сейчас, когда они сидели на берегу озера и разговаривали о планах на лето – совсем простых планах, в число которых у Альфа входила первым делом реабилитация после травмы и операции, а у Свена возникли идеи, как заработать денег, чтобы купить нормальный мотоцикл взамен проданного два года назад – Эва сидела с ними, слушала и выглядела совершенно умиротворенной. Потом она поднялась на ноги и пошла бродить вдоль воды.

На днях ей позвонили из альма матер, то есть из стокгольмского драматического института, предложили провести мастер-класс по джаз-балету и шоу-дансу. Кроме того, ей дали понять, что если мастер-класс пройдет успешно, то ей могут предложить место преподавателя на отделении хореографии. Эве очень хотелось вернуться к активной профессиональной жизни – к тому, чего она была лишена вот уже почти два года.

Сейчас она ходила у воды, мечтала, боялась спугнуть свою мечту, и мысли её были о танце, о том, как она будет рассказывать и показывать, а студенты будут слушать и узнавать что-то новое для себя. Она думала об этом и старалась не разрыдаться от благодарности, переполнявшей её сердце. Она и так слишком много плакала все эти два месяца и ничего не могла с собой поделать, хоть и видела, как на это реагирует Свен. Она не могла ему ничего сказать и просто надеялась, что когда-нибудь сможет выразить, что у неё на душе. Она любила всех, а его в особенности, и была безмерна благодарна за то, что он не бросил её в беде, терпел её слезы и депрессию, все её срывы, которых было достаточно, сумел простить её и Альфа. Сейчас она любила даже родителей Альфа, вот до чего дошло.

– Сложно представить, что я сам был когда-то таким, – сказал Альф задумчиво, глядя на сына, который только что громко заревел, испугавшись большой красивой бабочки, что села на край циновки. – Или, скажем, ты.

Свен взял Эйнара на руки.

– Ему спать пора, – сказал он.

Ребенок у него на руках всегда успокаивался. Вот и сейчас Эйнар, забыв реветь, смотрел на озеро. Сверху так здорово видно. Потом ему опять попался на глаза Альф, и он захныкал. Альф добродушно засмеялся.

– Ладно, ладно, – сказал он сыну. – Вот подрастешь немного, тогда поймешь, кто есть кто.

Они еще посидели немного, потом собрали вещи и пошли в сторону дома. Эва опередила их на несколько шагов. Она шла по тропинке, задумчивая, тихая, иногда оглядывалась в их сторону. В руках у неё был букет полевых цветов, которые она собрала на берегу. Свен залюбовался на неё.

– Между вами что-то было? – спросил Альф.

– Нет.

– Да ладно, я не обижусь.

– Не было.

– Да ладно! – повторил Альф.

– Не то, что ты подумал, – сказал Свен.

Не рассказывать же ему, какой измотанной Эва была эти полтора месяца? Что из-за постоянного нервного напряжения у неё было очень мало сил? Альф и так мог об этом догадаться, когда она его навещала, хоть она и старалась держаться при нем молодцом.

Не рассказывать же о том, как вечерами Свен заходил к Эве в коттедж, чтобы пожелать спокойной ночи, и несколько раз заставал её заснувшей в кресле перед включенным телевизором? Как он бережно брал её на руки и относил в спальню, а она даже не просыпалась? И как один раз он не удержался и, уложив её на постель, поцеловал в губы, и она ответила ему, но он не стал этим пользоваться – подумал, что она во сне приняла его за Альфа, и ушел. Он очень хорошо знал, как она тоскует по Альфу. Ей всё еще требовалось иногда напоминать, что нужно заботиться о ребенке, до такой степени её могли поглощать депрессия и страх за жизнь мужа. Какие уж тут шашни!

Две недели назад, когда уже было известно, что Альфа вот-вот выпишут, Свен зашел к Эве днем, увидел, что её нет нигде, и страшно испугался. Он бросился её искать и нашел на берегу, где она сидела и плакала. Когда он приблизился, она вытерла слезы, но ни слова не произнесла. И он сел рядом с ней, курил, ждал, когда ей полегчает. Пока он так ждал, то вспомнил тот клип. Альф и Эва тоже когда-то сидели примерно так же, как он с ней сейчас, и смотрели на водную гладь. Только в клипе они были счастливы и безмятежны.

Видеть её каждый день на протяжении этих семи или восьми недель, помогать ей, делать для неё всё, быть ей полезным, завоевать, наконец, её доверие и дружбу – это была настоящая жизнь после стольких месяцев тоски и отчаяния. Это было тем, что Свен не мог выразить никакими словами, потому и ответил – «не то, что ты подумал».

Они перешли через шоссе и начали подниматься к дому. Эва была уже далеко впереди.

– Ты хочешь сказать, что она спала в одиночестве и тебе не пришло в голову составить ей компанию? – спросил Альф.

Свен воззрился на Альфа – издевается он, что ли?

– Я так и знал. Вот ты тормоз, приятель, – заключил Альф дружелюбно. – Столько времени у тебя было.

– Она твоя жена.

– Я не такой чертов собственник, как ты. К тому же я в больнице кое-что понял.

– Что ты понял?

– Мы тратим жизнь на то, чтобы причинять друг другу адскую боль. Хотим счастья, а творим черт знает что. Рождаемся людьми, но превращаемся в монстров. Я давно собирался тебя спросить: когда ты полез на меня с пушкой в том кабаке, ты чего хотел добиться? Чтобы Эве было больно? Чтобы она подыхала с тоски по нам обоим? Как ты вообще представлял её дальнейшую жизнь? Думал, её это не убьет?

– Я не думал, просто хотел пришить тебя к чер…

Свен замолчал на полуслове.

– Именно, – ответил Альф. – Предлагаю впредь всё-таки думать. Я, например, уже начал. Это не так сложно, как кажется на первый взгляд.

Свен усмехнулся. Этот апломб его друга, без которого Альф не был бы Альфом, – мол, я первый, я главный, я умею больше, чем ты. Свену всегда хотелось поспорить с ним. «Черт возьми, – подумал он, – как давно у меня этого не было».

– Я дам тебе сперва оклематься, – сказал он. – А потом посмотрим, кто кого.

– Вот это настоящий друг, – одобрительно ответил Альф, и оба они засмеялись.

Конец третьей книги

Примечания

1

Инцидент с субмариной С-363, которая в октябре 1981 года села на мель в территориальных водах Швеции, в 12 километрах от шведской военно-морской базы в Карлскруне, серьезно осложнил отношения между СССР и Швецией.

(обратно)

2

«Беспечный ездок» – культовая картина Денниса Хоппера 1969 года. В главных ролях – Деннис Хоппер и Питер Фонда (также выступил в роли продюсера кинофильма). Герои фильма путешествуют по Америке на «харлеях».

(обратно)

3

Заглавный трек с альбома «King For A Day, Fool For a Lifetime» (1995 г.) группы Faith No More.

(обратно)

4

«Не дай мне умереть с этим дурацким выражением в моих глазах» (англ.).

(обратно)

5

Песня «Epic» с альбома «The Real Thing» (1989 г.) группы Faith No More.

(обратно)

6

Супербайк (спортбайк) – дорожный мотоцикл спортивного типа; также кольцевые гонки на таких мотоциклах.

(обратно)

7

Шоссе в центральной части Швеции, соединяет Укселёсунд и Эскильстуну, проходит через Нючепинг и Мальмчепинг.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Книга 1

  Вступление. Дом у шоссе

  Глава 1. Январь

  Глава 2. Ночной город

  Глава 3. День влюбленных

  Глава 4. Анне-Лиза

  Глава 5. Танцуй со мной сегодня

  Глава 6. Пикник

  Глава 7. Поездка на Эланд

  Глава 8. Иллюзия счастья

  Глава 9. Мотоблюз

  Глава 10. Угрызения совести

  Глава 11. Афтершок

  Глава 12. Контракт

  Глава 13. Семейные тайны

  Глава 14. Пустота

  Глава 15. Ноябрь

  Глава 16. Объяснение

Книга 2

  Глава 1. Флёр

  Глава 2. Алан

  Глава 3. Дублер

  Глава 4. Страна тюльпанов

  Глава 5. Викингов черт принес

  Глава 6. Похмелье

  Глава 7. Не поеду с блондином

  Глава 8. Призраки за дверью

  Глава 9. Свен

  Глава 10. Три души миссис Кинг

  Глава 11. Ты сыграла его месть

  Глава 12. Ночное шоссе

  Глава 13. На краю земли

  Глава 14. Решение

Книга 3

  Глава 1. Телефонный разговор

  Глава 2. Вопросы и ответы

  Глава 3. Письмо, написанное чернилами

  Глава 4. Дом на холме

  Глава 5. Шоссе на Вальхаллу

  Глава 6. Изгои

  Глава 7. У озера