Пастух (fb2)

- Пастух [litres][The Shepherd] (пер. Игорь Леонидович Моничев) (Пастух - 1) 3009K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Итан Кросс

Итан Кросс
Пастух

Ethan Cross

THE SHEPHERD

© Aaron Brown, 2011

© Перевод. И. Моничев, 2020

© Издание на русском языке AST Publishers, 2022

* * *

Моей красавице жене Джине посвящается…

От автора

Прежде всего я хотел бы сказать об огромном множестве людей, которые помогали мне и поддерживали меня как в реализации этого проекта, так и в моей повседневной жизни в целом, — их слишком много, чтобы перечислить здесь всех. В первую очередь это моя чудесная жена Джина, которая терпела мои причуды и поддерживала меня в стремлении к исполнению этой мечты. Я также хотел бы поблагодарить других членов моей семьи за их помощь и слова ободрения, в особенности тех, которые стали моими первыми читателями и редакторами (да, Тереза, я упоминаю твое имя, как и обещал).

Но есть еще и большая группа людей в издательском деле, без которых этот проект невозможно было бы осуществить. Если этот роман окажется хоть сколько-нибудь успешным, это станет в большой степени заслугой моего редактора, издателя и друга Лу Ароники, который помог мне поднять мое творчество на новый, более высокий уровень. Спасибо тебе, Лу, за твое терпение и мудрость!

Огромной благодарности заслуживают также мои агенты Дэнни Баррор и Хедер Баррор — за то, что рискнули связаться с никому не известным автором, а еще мой друг и деловой партнер Стэн Тремблей, который помог познакомить с романом «Пастух» широкий круг читателей.

Большое спасибо редактору рукописи Стивену Манчестеру, который осуществил необходимую шлифовку текста. Еще мне хотелось бы поблагодарить своих коллег-писателей, которые помогли мне встать на литературную стезю и отважно двинуться по ней в путь: Джереми Робинсона, Эндрю Гросса, Эйджея Хартли, Джеймса Скотта Белла, Карен Дионне, Джеймса Роллинса, Трэвиса Трэшера, Эндрю Петерсона, Стивена Джеймса, Д. Б. Хенсона, Джереми Бернса, Брайана Уилера и многих других. Я также хочу выразить свою благодарность Международной ассоциации авторов триллеров. Без МААТа, коллективных наставлений и мудрости ее членов я бы и близко не подошел к осуществлению своей мечты.

Большое спасибо также сотрудникам правоохранительных органов в целом, но в особенности тем, кто оказывал непосредственное содействие моей исследовательской работе, в том числе патрульным из штата Колорадо Тому Кирнсу, Дж. Р. Джонсону, специальному агенту по надзору из АТФ^[1] Ричарду Чеко. Спасибо за предоставленные записи Рою Хейзелвуду, Стивену Дж. Мичоду, Джону Дугласу, Марку Олшейкеру, Питеру Вронски, Найджелу Кауторну и многим другим, кто помог мне получить представление о мыслительном процессе убийцы.

Я приношу извинения жителям Ашертона в штате Техас, чей городок я сначала сделал объектом литературного вымысла, а потом поджег.

Еще я хотел бы поблагодарить тех двоих людей, которые поддержали меня, когда я еще только собирался провести бесчисленные часы за работой по созданию этого романа, — и в первую очередь моего друга и собрата по литературному труду Брайана Уилера, заставившего меня поверить в себя и свои способности, а также мою бывшую учительницу Нэнси Ванметер, постоянно твердившую мне: «Продолжай писать».

Я наверняка забыл упомянуть кого-то еще, кто оказал мне ту или иную помощь, поэтому я просто говорю спасибо всем этим незаметным героям. Уверен, те, кого я имею в виду, меня поняли. Не вижу ничего плохого в таком способе выражения благодарности — более того, вероятно, он и является наилучшим.

Часть первая. Стадо

Глава 1

Джим Морган смотрел, как отражение проблескового маячка патрульной машины пляшет в оконных стеклах расположенной на отшибе заправочной станции. Он напряг зрение, чтобы разглядеть внутренности здания за странными и зловещими тенями. Хотя в сообщении диспетчера упоминалось лишь об обычном ограблении, иррациональный, но всепоглощающий страх по какой-то причине проник на периферию его сознания. Он не смог бы объяснить, что его вызвало — инстинкт полицейского, интуиция, предчувствие, — но знал: что-то здесь не так. Он сделал глубокий вдох, а потом намеренно долгий выдох и, выйдя из автомобиля, не без усилия отогнал неприятное предчувствие.

Джим отметил про себя отсутствие на небе луны. Темнота казалась плотной, непроницаемой и бесконечной за пределами света, исходившего от патрульной машины, и его отражения в окнах заправки. Создавалось впечатление, что он оказался на самом краю мира и во всей вселенной больше ничего не существовало. Стоило ему перевести взгляд на заправку, как предчувствие снова им овладело.

Он не мог установить источник страха, и это еще больше его пугало. Для Джима наихудшей разновидностью страха был тот, у которого не было определения. Поддавшись беспокойству, он решил было позвонить домой, жене Эмили и их дочери, но, посмотрев на часы, передумал. Он не хотел их будить.

Его напарник Том Делейн спросил:

— С тобой все в порядке? Выглядишь так, словно кто-то помочился тебе в миску с кукурузными хлопьями.

— Я в норме. Давай покончим с этим делом. Мне уже давно пора спать, и я просто хочу поскорее вернуться домой.

Озабоченное выражение не исчезло с лица Тома, но он лишь кивнул и пошел к двери заправки. Ни один из них не достал оружие, поскольку из сообщения диспетчера они знали, что грабитель уже покинул место преступления. Тем не менее необходимо было составить положенный в таких случаях рапорт, да и работник заправки, как им показалось, уж очень торопил с помощью.

Когда они вошли, Джим уловил смутный запах чего-то знакомого, но не смог определить, чего именно. Он отогнал дурные мысли и сосредоточился на стоявшей перед ними задаче. Первым делом он оглядел помещение. Стойка с кассой была расположена у дальней стены параллельно двери. За ней сидел мужчина с темными волосами и холодными серыми глазами. Черная футболка плотно натянулась у него на груди, и под ней угадывалась хорошо развитая мускулатура. Мужчина молчал и лишь равнодушно смотрел на полицейских.

Когда их взгляды встретились, Джим инстинктивно переместил руку поближе к пистолету в висевшей на боку кобуре.

— Прекрасная сегодня ночка, не правда ли? — произнес наконец работник заправки. — Темнота просто… давит. Словно имеет вес.

Джим не мог понять логики заявления, в котором давящая темнота ассоциировалась с прекрасной ночью, и не стал бы доверять человеку, в чьем уме эти два понятия сочетались друг с другом. Но смысл высказывания, очевидно, остался не замеченным его напарником. Том лишь вскинул брови и медленно ответил:

— Хорошо. — И, помолчав, спросил: — Это вы сообщили об ограблении?

— Нет, — ответил мужчина. — Я сообщил об убийстве.

Услышав эти слова, Джим почувствовал, как у него перехватило дыхание. Он положил руку на кобуру, но не стал доставать из нее полуавтоматический девятимиллиметровый «глок».

— Кто убит? — спросил Том.

Заправщик не ответил, и, хотя Джим не мог быть в этом уверен, ему показалось, что на лице мужчины мелькнула едва заметная ухмылка. Вместо ответа работник заправки подался вперед и перевел взгляд на один из проходов между полками с товаром. Джим проследил за его взглядом, и открывшаяся перед ним жуткая картина, застигнув его врасплох, обрушилась одновременно на все органы чувств.

Убитый лежал в конце прохода, раздетый догола. Кровь виднелась повсюду. Многочисленные порезы покрывали все его тело, но самые глубокие колотые раны были сосредоточены вокруг сердца, легких и половых органов. Глаза были выколоты.

Без дальнейших колебаний оба полицейских выхватили оружие и нацелили его на странного человека за стойкой. Том сделал шаг вперед и велел:

— Положите обе руки так, чтобы я мог их видеть.

Подозреваемый даже не попытался вынуть руки из-под стойки. Единственным его движением стало появление на лице улыбки или, скорее, зловещей ухмылки, в которой не было ни веселья, ни радости, ни тепла. Она была холодной и заставила Джима почувствовать себя мухой, попавшей в паутину.

Том сделал еще один шаг вперед и повторил приказ, но снова безрезультатно. Теперь он находился на расстоянии не более трех футов от стойки. Джим, наоборот, сделал шаг назад и хотел крикнуть Тому, что тот слишком приблизился к возможному убийце. Но мысль об этом исчезла, как только мужчина за стойкой заговорил спокойным, но в то же время повелительным тоном:

— Вам нравится? Это моя версия убийств, совершенных Андреем Чикатило, ростовским потрошителем из России. Вам, вероятно, о нем ничего не известно. Пока вам рассказывали истории о президентах Линкольне и Вашингтоне, я усваивал уроки, преподанные миру Джеком-потрошителем, Альбертом Фишем, Эдом Гейном и Зодиаком. И это только некоторые из почитаемых мною отцов-основателей. — Убийца быстро переводил взгляд с одного на другого. — Вы, парни, не узнаете меня, верно?

Том закричал с еще большей яростью:

— Мне плевать, кто вы… Просто поднимите обе руки за голову. Немедленно!

Убийца бросил на Тома совершенно невозмутимый взгляд и сказал:

— Вы могли бы проявить ко мне немного больше уважения. В конце концов, я своего рода знаменитость. Моя фамилия Акерман.

Джим почувствовал, как у него снова перехватило дыхание. Едва увидев мужчину, он подумал, что его лицо ему смутно знакомо. Теперь же, когда его мозг лихорадочно заработал, он понял почему. Он видел лицо этого человека по телевизору в двухчасовой специальной программе на одном из новостных телеканалов. Джим постарался вспомнить название программы — что-то вроде «Эксперимента с безумием». Точное название он забыл, но помнил описание самого мужчины и его чудовищных преступлений. В телепередаче показали монстра, которого могла породить лишь фантазия самых изощренных сценаристов Голливуда, но никак не человека из плоти и крови, существовавшего в реальной жизни.

Том снова повторил свой ультиматум, но на этот раз произнес слова мягче, словно уговаривая душевнобольного прекратить сопротивление и сдаться.

— Поднимите свои руки так, чтобы я мог их видеть. Я сосчитаю до трех, а потом…

— На вашем месте я бы не стал совершать поспешных поступков, офицер. Если не будете осторожны, я выстрелю и разнесу моей маленькой заложнице ее хорошенькую мордашку.

— Какой заложнице?

Акерман перевел взгляд с Тома на Джима.

— Той, что сидит под этой стойкой. Мой обрез приставлен к ее правому виску. Я ее как следует изуродую, уж поверьте мне на слово. Мне приходилось такое видеть. Не слишком приятное зрелище. И я прекрасно знаю, о чем вы думаете. Вы считаете, что я блефую. — Он снова повернулся к Тому. — А еще вы думаете, что, даже если я говорю правду, вы сможете всадить мне пулю между глаз до того, как я выстрелю. Но это станет вашей ошибкой. Мой палец лежит на спуске, и как только ваш кусок свинца ударит в меня, мои мышцы среагируют, и ее голова размажется по внутренней части стойки. А потому, джентльмены, мне кажется, что у нас возникло мексиканское противостояние. — Акерман глубоко вдохнул и продолжил своим медоточивым тоном:

— Ну разве не забавно? День у вас обоих начался, как и любой другой. Вы поцеловали на прощание любимых, насладились чашечкой кофе, может, пролистали утреннюю газету, но даже не подозревали, что сегодняшний день станет самым важным в вашей жизни. Сегодня тот день, когда сбудется или разрушится все, о чем вы говорили или что делали, все, за что выступали или во что верили. В какой-то момент нам всем приходится выбирать, стать ли героем, злодеем или отойти в сторону, оставшись одной из овец. Это один из таких моментов, джентльмены.

Я предоставлю вам обоим возможность выбрать. Вы можете сейчас же уйти отсюда и продолжать жить как ни в чем не бывало. Может, за стойкой есть заложница, которую я безжалостно пристрелю, как только вы выйдете в ту дверь, а может, и нет. Вы можете поймать меня и прославиться, а можете умереть при попытке это сделать. Вы ни в чем не можете быть уверены, но в том-то и заключается вся прелесть этой ситуации, верно? Ни в чем нет смысла. Добро не торжествует над злом. Есть только случайность и смерть. Вам не повезло, когда вы ответили на этот вызов. А джентльмену, лежащему в проходе, не повезло сегодня дежурить. Нам всем нравится считать себя чертовски развитыми, гораздо лучше и умнее остальных представителей животного мира. Но знаете что? — Акерман оглядел обоих мужчин так, словно был голодным зверем, а они должны стать его ужином, потом понизил голос. — В конечном счете, какими бы иллюзиями собственного величия мы себя ни ослепляли, мы все либо охотники, либо предмет охоты, либо хищники, либо добыча. Жизнь, джентльмены, — это одна большая игра. Победители выживают, а проигравшие гниют заживо. Выбор, который мы каждый раз делаем, определяет нашу судьбу… Итак, делайте свой выбор.

Джим стоял в напряженной позе, повергнутый в транс безумцем, расположившимся за стойкой. Акерман произнес свою речь со страстью, словно был политическим деятелем, выступавшим перед избирателями и отстаивавшим самые благородные цели. Джим никогда прежде не видел, чтобы человек, на которого были нацелены два пистолета, оставался к этому совершенно равнодушным. Он ничего не боялся. Страх был так же неведом Акерману, как представление о самолете неандертальцу. Более того, этот человек, похоже, считал, что полностью контролирует ситуацию. Несмотря на пистолет в руке, осознание этого заставило Джима почувствовать себя совершенно беззащитным.

Голос Тома стал хриплым, в нем отчетливо слышалась дрожь.

— Нет никакой заложницы, — сказал он. — На заправке нет других машин. Так что поднимите руки, чтобы я их видел, или, клянусь богом, я действительно всажу вам пулю точно между глаз.

Джима заявление Тома не убедило, как не подействовало оно и на Акермана. Он понимал, что Акерман, скорее всего, спрятал свой автомобиль позади заправки, чтобы изобразить заправщика. Если какая-то женщина остановилась здесь, он мог отогнать туда же и ее машину. Нельзя было сбрасывать со счетов и вероятность того, что Акерман привез заложницу в своей машине. Джим не был уверен, упустил ли его напарник из вида подобный сценарий или действия Тома были просто следствием отчаянной попытки положить конец этой ситуации. Как бы то ни было, она не сработала. Джим понимал: Акерман не позволит всему этому так просто закончиться и устроит настоящий хаос. Он прочитал это в глазах убийцы.

Акерман вздохнул.

— Что ж, милая, они не верят в твое существование. Почему бы тебе не крикнуть специально для них?

При последнем слове Акермана передняя часть стойки словно взорвалась, разметав щепки деревянной шрапнели во все стороны. Пуля, выпущенная из обреза, угодила Тому в левый бок. Брызги крови попали Джиму в лицо, а его напарник упал на покрытый линолеумом пол.

Джим нырнул в ближайший проход между стеллажами. Через секунду второй выстрел разметал выставленные на полке упаковки с чипсами «Доритос». Джим быстро поднялся и дважды выстрелил в сторону стойки, но почти сразу же ответный выстрел заставил его снова спрятаться за стеллажом.

Он слышал, как Том кричал и ругался. Наверное, подумал Джим, он потерял пистолет в этой неразберихе. А Том от боли, видимо, впал в полубессознательное состояние, поскольку уже не пытался спрятаться. Джим понимал, что напарник не выживет, если он немедленно не прекратит перестрелку и не вызовет подмогу.

— Полицейский ранен. Пришлите медиков, — сказал он в микрофон портативной рации.

Он не стал называть свою фамилию или объяснять, где находится. Рация посылала специальный код, распознаваемый диспетчером, а система джи-пи-эс в патрульной машине поможет вспомогательным силам определить его местоположение. Но он знал и другое: если сейчас же ничего не предпринять, к моменту прибытия подкрепления они с Томом будут мертвы.

Он старался полностью сфокусироваться на своей задаче, но не мог заставить себя не думать о жене и дочери. Увижу ли я их еще раз? Увижу ли, как растет дочка? Он представлял себе, как отбросит золотистые локоны с лица дочери и поцелует ее в лоб. Вспоминал, как сияли от радости ее глаза, когда она сидела у него на коленях, а он читал ей вслух. Он думал о жене, целовавшей его на прощание и просившей быть осторожнее. Вспоминал, как держал ее в объятиях, когда его кожа соприкасалась с ее и он запускал пальцы в ее черные волосы.

Я должен быть сильным. Я обязан вернуться домой, к ним. Он хотел убедить себя, что непременно увидит их снова, но лучше было пока отбросить эти мысли. В тот момент он бы все отдал за единственную возможность их обнять.

Запах пороха, смешавшийся с ароматами жидкостей для стирки и мытья окон, ударил ему в нос, вызвав головокружение. Или причиной этого стал повышенный адреналин в крови? Как бы то ни было, Джим чувствовал себя так, словно попал во вращавшийся барабан стиральной машины. Он попытался взять себя в руки, но испытывал безотчетный ужас и не представлял, что делать дальше.

Он понимал, что погибнет, если бросится к стойке, поэтому решил добраться до конца прохода и, если повезет, застать Акермана врасплох. К тому же чем больше было расстояние между ними, тем большим становилось и преимущество девятимиллиметрового пистолета перед менее точно стреляющим обрезом.

Стараясь двигаться как можно тише, он прошел между полками. Добравшись до противоположного конца стеллажа, осторожно заглянул в параллельный проход. Чисто. Метнулся к следующему торцу стеллажей. Пока все в порядке.

В маленьком помещении заправочной станции было всего четыре ряда полок с продуктами. А это означало, что если он доберется до очередного торца стеллажей не замеченный Акерманом, то получит отличный вид на укрытие своего противника.

Джим проверил, насколько безопасен следующий проход, и уже собирался быстро переместиться к его началу, когда до него донесся странный тихий звук, исходивший откуда-то с полок. Он не сразу смог определить природу звука, но потом понял, что это, судя по всему, самопроизвольно распылялась какая-то жидкость из пробитого пулей баллончика. Одновременно стали громче слышны стоны Тома. Раненый полицейский звал на помощь, но его слова были почти неразборчивы.

— У твоего приятеля выдался скверный день, офицер. Он сделал выбор — остаться и бороться, хотя, я полагаю, у вас практически не было других вариантов. Такие дела. Твой партнер оказался прав. У меня не было никакой заложницы. Зато сейчас у меня есть заложник, и ему уже не выбраться отсюда живым. Однако тебе я дам возможность выйти за дверь, сесть в машину и оставить это место, как будто ничего не случилось и тебе всего лишь приснился кошмарный сон. Если же останешься, может, сумеешь остановить меня и спасти друга. Но давай будем честными. Я играю в эту игру гораздо лучше тебя. Если ты задержишься, скорее всего, умрете вы оба. Выбор снова за тобой, офицер.

Джим заскрежетал зубами. Акерман, по всей видимости, хорошо владел ситуацией. Так что шансов подкрасться к сумасшедшему сзади не было. Он знал, что Акерман прав. Никогда прежде он не попадал в подобное положение, и никогда прежде ему не приходилось участвовать в каких-то реальных боевых операциях, если не считать нескольких громких задержаний автомобилей и освобождения заложников, захваченных в придорожном кафе, несколько лет назад. Но тогда он был всего лишь одним из двадцати полицейских, прибывших на место преступления. Он участвовал в расследовании убийств, но ни разу не ввязывался в перестрелку с убийцей. А на счету его противника — многочисленные жертвы, среди которых и представители правоохранительных органов. Убийца победил в перестрелке с ним, перехитрил его, но Джим знал, что никогда не бросит друга в беде.

Том Делейн казался чересчур импульсивным и часто вел себя неразумно, но в последние девять лет он был надежным напарником Джима и его лучшим другом. В тот день, когда Эмили родила, Том пришел к ним, раздавая сигары и светясь улыбкой, словно гордый дядюшка. Том стал единственным человеком, способным утешить Джима после похорон его отца. Напарник помогал ему в самые трудные моменты его жизни, никогда не прося ничего взамен.

— Вернись, чтобы я мог хорошенько тебя разглядеть, и тогда я тебе отвечу, — произнес он без малейшей дрожи в голосе.

— Хорошо, офицер, но только не говори, что я тебя не предупреждал.

Джим никак не отреагировал на эти слова: он уже начал перемещаться — миновал средний проход, низко пригибаясь и стараясь определить местонахождение Акермана по звукам его голоса. Если инстинкт его не подведет, Акерман будет поджидать его у торца третьего ряда полок.

Добравшись до конца прохода, он осторожно выглянул из-за угла, но и теперь не увидел убийцу. Том лежал, распластавшись на полу, всего в нескольких футах от него. Джим медленно высунулся из прохода, но по-прежнему не видел Акермана. Он уже собирался дотянуться до Тома, когда услышал, как чиркнула спичка. В какую-то долю секунды он заметил влажную линию, протянувшуюся от угла стойки к месту, где лежал Том, принюхался и понял, что звук, который он услышал чуть раньше, исходил от баллончика для заправки зажигалок. Прежде чем Джим успел что-то предпринять, из-за стойки показалась рука и уронила спичку на линию, обозначенную жидкостью. Полоса бензина вспыхнула, мелькнула синяя искра, потом огонь приобрел красные и желтые оттенки. В одно мгновение пламя достигло Тома и охватило его.

Отчаянные крики заполнили помещение заправки, отражаясь от стен и оконных стекол. Звуки накладывались друг на друга, сталкиваясь и создавая эффект хора обреченных на смерть. Джим потерял способность мыслить рационально и действовал, подчиняясь только эмоциям. Он выронил пистолет, сдернул с себя куртку и принялся сбивать ею пламя в последней отчаянной попытке спасти друга. Но после нескольких взмахов его куртку тоже охватило красно-желтое пламя, и он бросил ее на линолеум рядом с телом Тома.

Какая-то часть его здравого смысла, оказавшаяся сейчас на задворках сознания, подсказывала, что его друг и многолетний напарник обречен и с этим ничего нельзя поделать, но страх заглушал рассудок. Его собственные крики добавились к какофонии страдания.

Прошла, как ему показалось, целая вечность, прежде чем конвульсии Тома наконец прекратились и осталось только пламя. Запах горелой плоти распространился вокруг Джима, добавляя сумятицы к уже бушевавшему в его голове водовороту мыслей. Смесь ужаса, горя и злости захлестнула его. Он сидел на коленях, оплакивая друга и понимая, что станет следующей жертвой. Уже некоторое время он ощущал у себя за спиной стоявшего в проходе человека с обрезом. Акерман использовал Тома для отвлекающего маневра, и его замысел увенчался успехом.

Голос Джима дрожал, слезы бежали по щекам.

— Почему ты это сделал? Ты вызвал нас сюда, чтобы убить. Почему?

— Почему? — переспросил Акерман. — Извечный вопрос, верно? С самого начала существования человечества мы все отчаянно ищем ответ на единственный вопрос: почему? Что ж, боюсь, мне нечего тебе ответить, кроме одного: просто потому, что я вот такой. Одни люди создают шедевры живописи, другие становятся докторами, юристами, мясниками, пекарями или свечных дел мастерами. А я — хищник, убийца. Жизнь — игра, и мне нравится играть. Но я еще не закончил играть с тобой. Отдай мне свой бумажник.

— Мой бумажник?

Сильный удар по затылку стал первым ответом на его вопрос.

— Да, твой бумажник, пожалуйста, и немедленно.

Джим подчинился, и Акерман забрал требуемое. Убийца рылся в содержимом бумажника, останавливаясь, чтобы получше рассмотреть сначала водительское удостоверение, а потом слегка помятую семейную фотографию.

— А у тебя прекрасная семья, Джим Морган. Я бы с удовольствием с ними познакомился.

— Не смей даже смотреть на них! — вскричал Джим, бросившись на убийцу своего лучшего друга.

Акерман воспользовался прикладом своего обреза как дубинкой и одним ударом уложил его на пол. Затем начал избивать, пока кровь не хлынула из нескольких крупных ран на лице. Джим ощущал, как каждый новый удар разрывает его плоть, но не в силах был сделать хоть что-нибудь, чтобы этому помешать.

Через некоторое время удары прекратились. Акерман стоял над ним, нацелив на него обрез.

— Я всего лишь хотел позабавиться с тобой, прежде чем прикончить, но теперь… Думаю, у меня появилась идея получше. — Акерман зашел за стойку и достал из-под нее какую-то бутылочку и обрывок ткани, не спуская при этом глаз с Джима.

Джим в агонии корчился на полу, глядя, как Акерман льет часть жидкости из бутылочки на ткань. Зрение его помутилось от стоявших в глазах слез. Он ощущал во рту вкус собственной крови и по-прежнему улавливал едкий дым, исходивший от обгоревших останков Тома. Мозг не успевал обрабатывать лавину информации, поступавшую от органов чувств, и его сознание готово было отключиться. Акерман присел рядом на колени и накрыл ему рот тряпкой. Джим пытался бороться, но тщетно. Через несколько секунд он поддался воздействию химиката и погрузился во тьму.

* * *

Проснувшись, Джим огляделся по сторонам и понял, что находится дома. Поначалу он подумал, что весь ужас на заправочной станции был лишь кошмарным сном, но, когда увидел жену и дочь, чувство облегчения испарилось, как теплый выдох в зимний день.

Его жена Эмили и их маленькая дочка Эшли сидели в другом конце гостиной. Стулья, принесенные из столовой, были поставлены так, чтобы Эмили и Эшли находились к нему лицом. Они были связаны, их рты заклеены обрывками упаковочной ленты. Спутанные волосы, намокшие от пота и слез, прилипли ко лбу.

— Эшли! — Джим хотел броситься к ней, но веревки удержали его на месте. Попытка освободиться привела лишь к тому, что они болезненно впились ему в кожу.

Он посмотрел на жену. Ее черные волосы падали на лицо, искаженное страхом. Светлая кожа, унаследованная ею от необычной пары — бабушки-американки ирландского происхождения и дедушки-японца, — сильно покраснела. Джим вспомнил бесчисленные моменты, когда осторожно проводил пальцами по ее гладкому, нежному лицу. Она ненавидела свою белую кожу, жалуясь, что быстро обгорает на солнце, он же просто обожал ее молочный цвет, напоминавший ему тончайший фарфор. Ему всегда казалось, что он ее недостоин. И хотя ему никак не удавалось подобрать слова, чтобы сказать ей об этом, он чувствовал себя счастливейшим из мужчин, потому что ему повезло на ней жениться.

Слезы катились по его щекам, сердце разрывалось. И ему хотелось вырвать сердце из груди монстра, надругавшегося над его семьей. Хотелось сжечь его так же, как этот убийца расправился с Томом, показать психопату ад, в который он непременно попадет.

Пока он задыхался от бессильной ярости, Эмили привлекла его внимание и глазами сделала знак посмотреть направо. Он проследил за ее взглядом и встретился с холодными серыми глазами маньяка.

Держа в руке обрез, Акерман встал и подошел к Джиму сбоку.

— Пора просыпаться, — сказал он и похлопал Джима по плечу. — Мы тут сладко спали, папочка, но готовы приступить к ночным развлечениям.

Акерман зашел сзади и склонился к самому уху Джима.

— У тебя действительно прекрасная семья, Джим. Ты устроил себе хорошую жизнь. Отличный дом, самая очаровательная маленькая дочурка, какую я только встречал, а твоя жена… Скажу тебе так, парень: она великолепна. Причем я говорю это не в вульгарном или грубом смысле, Джим. Говорю тебе честно: она красивая женщина. Напоминает мне одну из кинозвезд прошлого, со своими черными волосами и бледной кожей. Знаешь, из тридцатых или сороковых годов, когда весь мир был еще черно-белым. Как бы то ни было, я просто имею в виду, что ты очень счастливый человек.

Джим скрежетал зубами, его трясло от бешенства. Он хотел крикнуть, чтобы Акерман заткнулся и убирался к черту, но боялся сделать что-то, что подыграло бы извращенным фантазиям умалишенного. А потому просто оставался неподвижным, молясь про себя, чтобы его любимые девочки вышли живыми из этой жуткой передряги. Его не волновало, что случится с ним самим. Если суждено умереть ради их спасения, то так тому и быть, но он молил Бога спасти жену и дочь.

— Что ты думаешь о смерти, Джим? Ты веришь, что вся жизнь проносится в одно мгновение перед нашим внутренним взором? Что в последний момент мы словно проживаем ее заново? А как насчет пресловутого света в конце туннеля? На это ты купишься? И какого ты мнения о духовных аспектах смерти? Ты веришь, что после того, как я убью членов твоей семьи, они отправятся в гораздо лучший мир?

Джим не мог больше сдерживать свою ярость. У него не было сил слушать праздные рассуждения убийцы. Он начал конвульсивно дергаться, стараясь освободить конечности от пут. Он кричал во всю силу легких, не произнося при этом ни слова. Всего английского языка не хватило бы, чтобы передать охватившие его эмоции. Его крики были чем-то более древним, чем слова, чем-то более первобытным.

Джим перестал кричать лишь через несколько долгих минут. Он с каждым вздохом с силой втягивал в себя воздух, его ноздри бешено раздувались.

Акерман потрепал его по плечу.

— Все в порядке, Джим. Мне понятна твоя боль.

Джим ощущал себя побежденным и беспомощным, а ему необходимо было оставаться сильным и способным мыслить. Он не видел никакой возможности спастись. Они жили на отшибе среди леса, где некому было услышать его крики. Но потом он вспомнил, что его обязательно будут искать. Вспомогательное подразделение приедет на заправочную станцию. Они обнаружат тело Тома и поймут, что я исчез. Скоро они наведаются в мой дом. Да, но сколько времени это займет? Сколько времени уже прошло? Ему необходимо задержать убийцу. Пусть продолжает говорить.

— Зачем ты это делаешь?

Акерман прищурился.

— Зачем? Но ведь мы уже это обсудили. Ты когда-нибудь слышал о старом правиле 10/90? Оно гласит, что жизнь лишь на десять процентов состоит из того, что с нами происходит, и на девяносто — из того, как мы на это реагируем. Вот что имеет значение. Не так уж важно думать о том, что происходит с тобой и твоей семьей. Все постоянно ноют: «Почему именно я? Почему это случилось со мной?» Они считают концом света, когда их машина стоимостью в сорок тысяч долларов не заводится и они опаздывают на свою непыльную работу в офисе, дающую возможность оплатить семейный отдых на Гавайях. Но им незнакомо значение слова «боль». Так что не надо здесь ныть, Джим. Причина не имеет значения. Тебе необходимо сосредоточиться на том, что делать в создавшемся положении: как спасти их, каким образом остановить меня.

Акерман снова наклонился к Джиму — так низко, что тот почувствовал горячее дыхание убийцы на своей шее.

— Я открою тебе один маленький секрет. Я искал кого-то для игры… Достойного соперника. Я хочу, чтобы ты победил меня. — Акерман достал пистолет Джима из-за своего брючного ремня и положил его ему на колени. — Вот тебе правила игры. Давай назовем ее… «Двое по цене одного». Двое из вас умрут здесь этой ночью. Мне все равно, кто именно. Если ты застрелишься первым, я прикончу твою дочь. Если ты нарушишь правила или откажешься играть, то я заставлю тебя смотреть, как буду убивать твою жену и ребенка. Причем я стану делать это медленно. Они будут молиться о быстрой смерти, а ты пожалеешь, что сам сразу их не прикончил. Конечно, ты можешь застрелить их обеих, чтобы уцелеть самому, но мне почему-то не верится в такое развитие событий. Если убьешь жену, можешь покончить с собой или позволить мне убить тебя. Как бы то ни было, но в соответствии с таким сценарием в живых останется дочь. После того как я покину твой дом, я наберу 911 и вызову их сюда. У нее, возможно, возникнут эмоциональные проблемы, но в целом она будет в полном порядке.

Но прежде чем мы начнем, я хочу, чтобы ты хорошенько усвоил самое важное: какой бы вариант ты ни выбрал, что бы ни предпочел делать или не делать, двое из вас не выйдут из этого дома живыми. Но ты наверняка не захочешь, чтобы я сам выполнил за тебя всю работу. Уж можешь поверить моему чутью. Я знаю, ты думаешь, что они когда-нибудь обнаружат беспорядок на заправке и приедут сюда за тобой. Уверяю тебя: я принял такую возможность во внимание, так что у нас предостаточно времени закончить нашу маленькую игру. А теперь начнем.

Акерман разрезал веревки, связывающие руки Джима. Тот знал, что должен делать. У него появился шанс, и он им воспользовался — схватил свой пистолет и повернулся, чтобы направить ствол на маньяка. Но убийца был готов к этому. Он выбил пистолет из руки Джима, а затем обрушил приклад ружья ему на переносицу. После чего нацелил обрез на Эшли.

* * *

Джим успел только выкрикнуть «НЕТ!», прежде чем дом сотряс звук выстрела. Он не хотел смотреть в ту сторону и зажмурил глаза, хотя прекрасно понимал всю невозможность таким образом избавиться от чудовища, явившегося из ночных кошмаров в реальный мир. Он снова открыл глаза, и сердце у него забилось быстрее, когда он увидел, что пуля пробила пол, а дочь по-прежнему жива.

— Теперь ты готов играть по правилам?

Слезы потекли из глаз Джима.

— Я сделаю все, что захочешь. Я сыграю в твою игру… Только не трогай их.

— Отлично. Я дам тебе еще один шанс. Но если ты снова выкинешь какой-нибудь фокус, я могу устать от этой игры и начать другую. И она понравится тебе еще меньше, чем эта. Давай продолжим. — Акерман снова бросил пистолет ему на колени.

На сей раз Джим не сразу взял его. Мысли вихрем проносились у него в голове. Должен быть какой-то выход из этого положения. Я же опытный полицейский. И должен найти способ спасти свою семью. Но что я могу сделать? Маньяк направил обрез мне в затылок, и если я опять не подчинюсь, мы все погибнем. Где-то в глубине его сознания единственно возможный путь начал обретать очертания, но он отогнал от себя эту мысль. Это было бы слишком ужасно. Он не мог позволить себе даже думать об этом. И все же думал.

Когда Джим посмотрел в глаза своей жене, он понял, что она думает о том же самом. Если лишь одному из них троих суждено выжить, пусть это будет Эшли. В глазах Эмили отражалось то, о чем она думала. Я люблю тебя. Я все понимаю. И пусть будет так. Его жена, любовь всей его жизни, женщина, с которой он хотел встретить старость, кивнула и закрыла глаза.

Джим взял пистолет и поднял дрожащую руку. Положил палец на спусковой крючок, но не смог заставить себя нажать на него и опустил оружие. Как я могу застрелить любимую женщину? И он снова стал отчаянно искать альтернативу. Единственным способом спасти дочь было убить ее мать. Идея начала приобретать очертания, хотя на это ушло немало времени.

Он снова поднял пистолет. Он знал, что ничего не может решать без согласия жены, но она ясно выразила ему свои чувства. Ее храбрость и решительность позволили ему сделать то, что было неизбежно. Он прицелился и нажал на спуск.

* * *

Джим рыдал, закрыв лицо руками. Молча молился и просил у Бога прощения. Ему хотелось как можно скорее положить конец этой боли, но вера подсказывала, что самоубийство не позволит ему встретиться с женой в ином мире. Для него была невыносима мысль о вечности без нее. Пистолет выпал из его руки и с металлическим стуком ударился о паркет.

Акерман наклонился и разрезал веревку, стягивавшую ноги Джима.

— Прекрасно исполнено. Давай теперь перейдем к другой игре. Ее мы назовем… «Легкий или трудный способ». Я позволю тебе самому выбрать, как ты умрешь. Вариант номер один — выстрел из ружья в затылок. Это будет быстро и безболезненно, и ты погибнешь наверняка. Вариант номер два заключается в том, что я позволю тебе бежать через заднюю дверь. Разумеется, свою дочку ты оставишь здесь, но об этом даже не беспокойся. На самом деле выбора у тебя нет. Если не побежишь, я снесу тебе пулей голову, и она так или иначе останется со мной. Но вообще-то мне нет дела до твоей дочери. Мне гораздо интереснее играть с тобой.

Я дам тебе какое-то время, чтобы спрятаться, а потом приду и найду тебя. И не воспользуюсь ружьем. Пущу в ход нож. Таким образом, ты не умрешь быстро. Напротив, ты познаешь самую страшную смерть, какую я только могу избрать для тебя, но, конечно, остается шанс, что я тебя не найду или что тебе удастся со мной справиться. Вот решение, которое тебе нужно принять. Сдашься сразу и положишь конец своим страданиям или же вцепишься в надежду на спасение и встретишь самую мучительную смерть? У тебя всего тридцать секунд, чтобы все обдумать…

Бросив последний долгий взгляд на свою маленькую дочку, Джим поднялся и направился к задней двери. Он не хотел бросать Эшли, но еще больше не хотел, чтобы она видела его смерть. Акерман был прав. У него не было выбора. Его сознание переполняла одна безмолвно кричавшая мысль: месть! О своей жизни он больше не беспокоился, как не волновал его и способ, которым его убьют, но маньяк дал ему шанс отомстить за смерть жены, и он попробует им воспользоваться. Он вышел из задней двери дома и быстро побежал в поджидавшие его объятия темного леса.

* * *

После ухода Джима на кухне когда-то тихого дома, где жил полицейский с семьей, Фрэнсис Акерман-младший снял телефонную трубку и набрал номер. Мужчина на другом конце линии ответил после пятого гудка.

— Здравствуйте. Это говорит отец Джозеф. Чем могу служить?

— Простите меня, святой отец, ибо я согрешил.

Какое-то время в трубке молчали.

— Вы меня слышите, падре?

Мужчина, к которому он обращался, тихо вздохнул.

— Да, я тебя слушаю, Фрэнсис.

— Я уже убил троих сегодня вечером и собираюсь прикончить еще одного… Полицейского.

— Зачем ты мне звонишь? Или это еще одна из твоих игр?

— Нет. Я просто… Мне просто нужно с кем-то поговорить. А вы единственный, кто у меня есть. — Он зажмурился, сдерживая слезы. — Я так устал, святой отец!

— Через Господа нашего ты можешь обрести покой, но тебе нужно самому захотеть этого.

— Я не верю в вашего бога. Мне не нужны ни ваши небеса, ни ваш ад. Я только очень хочу спать. Хочу тьмы. Забытья. Сделать так, будто я никогда не существовал.

— Так не получится. Настанет и для тебя Судный день, веришь ты в Бога или нет. Но еще не поздно, Фрэнсис. Обрети веру. Я могу тебе помочь. Я могу…

— Никто не может мне помочь. Я зашел слишком далеко, чтобы заслужить прощение.

— Все заслуживают прощения. — После некоторого колебания отец Джозеф добавил: — Ты не можешь винить только своего отца за то, каким ты стал.

Подумав об отце, Акерман бессознательно потер шрамы на кистях рук и предплечьях. В его голове все еще звучал голос, шепот в темноте. Мы сыграем с тобой в игру, Фрэнсис… Убей ее… Убей ее, и боль пройдет…

— В какой-то момент ты должен взять на себя ответственность за свои поступки, — сказал священник. — Он мог направить тебя на этот путь, но ты сам решил пойти по нему. Сейчас ты должен захотеть остановиться.

— Я не могу остановиться. Я такой, какой я есть. Я чудовище.

— Я тебе не верю. Тебя бы так не тянуло ко мне, если бы какая-то часть тебя не желала стать лучше.

— Не думайте, что понимаете меня, падре. Не имеет значения, чего я хочу. Мне бы хотелось стать нормальным человеком, но я не таков. И никогда уже таким не стану. Я сломлен, и никто не может вернуть мне силы. Кроме того, я лишь даю людям то, чего они хотят.

— Никто этого не хочет.

— Конечно же хотят. Знаете, сколько писем я получал, когда находился в закрытой больнице? Им нужен злодей. Они зачарованы мной. Я для них бог. Хотя, возможно, не для всех. Многим нужно видеть таких, как я, чтобы ощутить себя нормальными людьми, несмотря на темноту, царящую в их собственных душах. И если какому-то копу повезет и он убьет меня, это не будет иметь никакого значения. Я буду жить вечно. Меня станут изучать на семинарах по психологии. Мне начнут подражать. Обо мне напишут книги, снимут документальные фильмы. Чем дольше я буду оставаться на свободе, чем больше жертв будет на моем счету, чем более чудовищными будут мои преступления… тем большей будет моя слава.

— Знаешь, что может действительно сделать тебя живой легендой? Коренной поворот в твоей жизни. Подумай об этом. Люди станут по-настоящему восхищаться тобой как человеком, который делал то, что делал ты, но все же нашел путь к свету. Ты можешь быть злодеем и героем. В Писании сказано: «На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии»^[2]. Есть путь к вечной жизни, Фрэнк. Я могу показать тебе его. Могу помочь. Нужно только, чтобы ты доверился мне.

— Спокойной ночи, падре.

— Подожди. Не надо…

Акерман положил трубку на место, вытер слезы и посмотрел на часы. Он допускал возможность того, что офицер улизнет от него, но пока это никому не удавалось. Он был слишком искусен в своих делах.

Он найдет своего нового приятеля и сдержит данное ему слово. Джим умрет медленной смертью. Он будет кричать, пока его легкие не наполнятся кровью и он не захлебнется жидкостью, которая прежде несла жизнь по его венам. Но в конечном счете смерть Джима будет ничем по сравнению с потерей им силы духа, а он знал, что уже сломал этого человека. Он заставил его по-новому осознать и оценить все воспринимавшееся им как данность, а затем забрал это у него.

Акерман положил обрез на кухонный стол и достал охотничий нож из ножен на боку. Потом стал медленно вращать его, любуясь лезвием. Он предвкушал страдание, которое вскоре собирался причинить. Он станет продлевать и впитывать каждый момент агонии Джима и своего экстаза. А потом, в самом конце, когда каждый незабываемый крик будет исторгнут и все приемы пыток испробованы, он отнимет у Джима жизнь.

* * *

Фрэнсис Акерман зашел в придорожный ресторан и занял место за стойкой.

Мгновение спустя рядом появилась официантка.

— Что желаете заказать, мистер?

Он пристально посмотрел ей в глаза.

— Кофе и бифштекс.

Она сделала запись в своем блокнотике.

— Как вам приготовить стейк?

— С кровью.

— Печеный картофель, салат?

— Просто стейк и кофе, пожалуйста.

Затем он переключился на экран телевизора, закрепленного на стене. Что-то привлекло его внимание, и он попросил официантку сделать звук погромче.

— Прошлой ночью произошло жестокое убийство, потрясшее весь штат Колорадо. Жертвами стали трое мужчин, включая двух полицейских. Четвертая жертва сейчас находится в больнице с огнестрельным ранением в голову, но, как ожидается, ей удастся поправиться.

Он подался вперед. Удастся поправиться? Изображение стоявшего на возвышении представителя полиции штата сменило лицо ведущего программы новостей. В титрах внизу экрана значилось: «Майор Кристиан Стейнхофф, начальник патрульной службы Колорадо». Акерман постарался запомнить имя и фамилию. Сильно потевший полисмен сказал:

— Медики считают, что Эмили Морган поправится. К ней уже вернулось сознание. Другие подробности мы сообщим позже, но, по словам миссис Морган, напавший на них преступник, описание внешности которого совпадает с внешностью Фрэнсиса Акермана-младшего, вынудил ее мужа выбирать, сохранить ли жизнь ей или их дочери. Основываясь на данных, полученных на раннем этапе расследования, мы пришли к выводу, что только сообразительность патрульного Джима Моргана спасла его жену. — Коп на экране сделал глоток воды из стакана и продолжил: — Несколько недель назад офицер Морган и его напарник офицер Том Делейн приехали на вызов в связи с инцидентом, в котором молодая женщина получила огнестрельное ранение в голову. Изначальной причиной вызова была семейная ссора, но, приехав на место происшествия, они обнаружили тело женщины, лежавшей в луже собственной крови. Они подумали, что она мертва, однако при дальнейшем осмотре пострадавшая оказалась жива. Молодую женщину пытались убить из пистолета двадцать второго калибра, направив ствол под углом, но пуля срикошетила от ее черепа. От удара она потеряла сознание, но рана оказалась несмертельной.

Ранение в голову, полученное Эмили Морган, почти идентично ранению той женщины, хотя в предыдущем случае выстрел был произведен из оружия меньшего калибра. Как выяснилось, офицер Морган в тот день посетил тир для полицейских, и в его пистолете остались более дешевые пули, используемые для тренировок, с меньшим содержанием пороха. Хотя еще рано говорить о чем-либо с уверенностью, мы полагаем, что офицеру Моргану удалось воссоздать предыдущую ситуацию, чтобы спасти от смерти и жену, и дочь. Хотя миссис Морган лишилась фрагмента черепа и уха и в настоящее время медики занимаются опухолью, возникшей на поверхности ее мозга, нет сомнений в полном выздоровлении пострадавшей. Сейчас она находится под нашей защитой.

Акерман откинулся на спинке стула. Будь я проклят.

— Прими поздравления, Джим, — сказал он вслух. — Наверное, придется признать, что мы сыграли с тобой вничью.

Он заметил, как пожилой мужчина, сидевший рядом с ним за стойкой, застыл с ложкой картофельного пюре в руке, не донеся ее до рта. Он повернулся и увидел, что тот пристально разглядывает его. На стойке перед стариком лежала развернутая газета, в которой, несомненно, была напечатана фотография убийцы по имени Фрэнсис Акерман-младший. Пожилой мужчина дрожал, и мелкие шлепки пюре падали ему на брюки. Но он, казалось, даже не замечал этого.

Акерман вздохнул и покачал головой. Моя работа никогда не закончится, подумал он и спросил соседа за стойкой:

— Не хотите ли сыграть со мной в одну игру?

Глава 2

Маркус Уильямс резко склонил голову набок, хрустнув шейными позвонками и приводя себя в боевой настрой.

— Послушай, — сказал он. — Не моя вина, что она предпочла компанию кого-то, кто может действительно поговорить с ней, а не общаться серией ухмылок.

— Не надо со мной умничать, приятель, — отозвался ковбой, чьи ноздри раздувались, как у готового к нападению быка.

— Ты прав. Мне лучше стать тупым. Так мы сможем настроиться на одну волну.

Он заметил, как к ковбою, которого звали Глен, с дальнего конца проулка подходили двое мужчин, и услышал шаги, приближавшиеся к нему сзади. Он протянул руку и отодвинул Мэгги, загородив ее собой. Мерзавцы всегда ходят стаями. Проулок был длинным и узким, и в него не выходила ни одна дверь, через которую можно было бы сбежать, не было видно ни одного окна.

Он слышал, как один из мужчин, стоявших позади, ритмично шлепал по ладони чем-то вроде бейсбольной биты. Другой, стоявший справа от Глена, держал в руке монтировку. Еще двое и Глен, таким образом, их уже пятеро. Он знал, что по меньшей мере у пары из них имелись стволы, а у других могли быть ножи, кастеты или еще что похуже.

— Вы, парни из больших городов, считается себя чертовски умными. Я сыт по горло такими типами, как ты, которые приезжают сюда и думают, что мы здесь сборище тупиц, не умеем не только читать и писать, но даже шнурки на ботинках завязывать. Так вот, у меня для тебя новость. Мы здесь знаем кое-что другое, чему хотим тебя научить, и урок уже начинается.

Маркусу приходилось соображать быстро. Оставались считаные секунды то того, как эти типы на него набросятся. Он прекрасно понимал, что, даже если в их изначальные планы входило всего лишь избить его, схватка могла с легкостью перерасти в убийство. А еще он понимал, что, покончив с ним, они не позволят Мэгги так просто уйти. Ментальность разъяренной толпы может быть грозной силой.

По его венам разлился адреналин — тот самый, который порой помогает женщине приподнять машину, чтобы освободить попавшего под нее ребенка. Он ухватился за угол стоявшего рядом мусорного контейнера и надавил на него всем телом. Контейнер оказался почти пустым, а колеса не заедали. Это позволило Маркусу развернуть его и поставить на пути тех двоих, что приближались с дальнего конца проулка, заблокировав им дорогу.

Он осторожно подтолкнул Мэгги к одной стене, а сам встал с противоположной стороны. Он хотел отвлечь внимание нападавших на себя и оградить девушку от готовящейся схватки.

Маркус повернулся лицом к двум мужчинам, подошедшим с другой стороны. Ему показалось, что сам Глен трусоват и позволит дружкам выполнить за него всю грязную работу. Вскоре он понял, что был прав.

Первый из мужчин растянулся на асфальте, когда Маркус ботинком ударил его в грудь, сбив с ног. Он грохнулся на землю потрясенный, но не потерявший сознание. Второй мужчина перешел в нападение и нанес сильный удар стальной монтировкой Маркусу в бок. Маркус пошатнулся и едва не опустился на колени. Волна боли прокатилась по позвоночнику, но он волевым усилием заглушил ее, развернулся ко второму нападающему и вложил всю свою силу в невероятно мощный удар, нацеленный точно в центр его пухлой физиономии. Грузный противник тоже упал на спину и уже не смог бы прийти в себя без помощи нашатыря.

Первый попытался подняться на ноги, но его надежда возобновить участие в драке развеялась, когда он получил тяжелый удар ботинком в висок.

Глен держался позади, переминаясь с ноги на ногу. Маркус подумал, уж не ждет ли этот мастер поговорить, что он сам ляжет на землю и с тихим достоинством будет принимать от него удары. К этому моменту двое, приблизившиеся с другой стороны проулка, обошли стоявшее у них на пути препятствие. Маркус поднял монтировку, валявшуюся рядом с потерявшим сознание мужчиной. Понимая, что по дальности действия это оружие уступает бейсбольной бите, он все же решил им воспользоваться.

Удар достиг цели, но не стал сокрушительным. Тем не менее мгновенное замешательство сыграло свою роль, позволив Маркусу вступить в схватку с размахивавшим битой противником, прежде чем тот сумел нанести ответный удар. Левой рукой он схватился за утолщенный конец биты, а правую со свистом направил в лицо сопернику. Тот пошатнулся, выпустил биту из рук, но все же сумел ударить Маркуса в бок.

Маркус на мгновение замер, позволив оппоненту нанести второй удар в висок, подался назад, но затем ответил на него ударом только что добытой патентованной биты, изготовленной в Луисвилле. И этот мощный свинг надолго вывел противника из игры.

Маркус отметил по себя, что, поскольку Глен больше напоминал зрителя, чем бойца, перед ним оставался всего лишь один соперник. Последний из четырех подонков настороженно разглядывал его, выискивая незащищенное место. Маркус, в свою очередь, сильнее сжал в руках биту.

— Тебе лучше бить наверняка, — предупредил он.

Тот, к кому он обращался, поколебался какую-то долю секунды, после чего побежал к выходу из проулка со скоростью, казавшейся невозможной для человека его комплекции. Правильно говорят, подумал Маркус, что не узнаешь, как быстро бегаешь, пока не придется уходить от погони. Однако преследовать противника не входило в его намерения. Вместо этого он решил, что настало время разобраться с тем, кто заварил всю эту кашу. С накачанной пивом гориллой. Он повернулся и пошел туда, где по-прежнему топтался Глен. Отбросил биту, зная, что она ему больше не понадобится.

Глен пялился на него несколько затянувшихся секунд. Приходилось только гадать, собирается ли столь мужественный с виду ковбой с духом, чтобы напасть, или сейчас наделает в штаны и убежит. С дрожью в голосе Глен сказал:

— Видать, придется мне самому преподать тебе урок. — С этими словами он полез в карман и достал нож с выкидным лезвием.

Это будет забавно.

Глен сделал выпад вперед. Он действовал достаточно быстро, но все же разрезал лезвием только воздух, поскольку Маркус сумел уклониться. Он повторил удар по дуге, пытаясь задеть живот Маркуса, но тот успел отпрыгнуть назад и выгнуть спину, чтобы избежать ранения. Глен попытался нанести еще два быстрых удара, но оба оказались неудачными. При третьей попытке Маркус схватил Глена за кисть руки и изо всех сил потянул. Увлекаемый собственным весом, Глен быстро подался вперед. Вытянув руку, Маркус взял его за шиворот и заставил излишне полного ковбоя рухнуть на асфальт. Глен выронил нож, который со стуком покатился по мостовой проулка. Голова Глена тоже стукнулась о твердое покрытие, и он захрипел, когда от удара воздух вышел из его легких.

Маркус посмотрел на врага сверху вниз. Ему всегда очень нравились наполненные действием кинофильмы и короткие яркие фразы их героев. И хотя это было не кино, а значит, ничего подобного ремаркам из «Грязного Гарри» или «Терминатора» не могло войти в историю, он преисполнился гордости и произнес:

— Урок окончен.

* * *

— Ты в порядке? — спросила Мэгги, доставая из сумочки сотовый телефон и прикладывая его к уху. — У тебя кровь идет.

Маркус поднял руку и вытер полоску крови, вытекшей из разбитой губы, потом растер кровь между пальцами.

— Я…

Но Мэгги сделала ему знак молчать, и он понял, что она дозвонилась куда хотела. Он всегда замечал, как много можно узнать о человеке по его реакции на стрессовые или опасные ситуации. Пока она разговаривала по телефону, он следил за ее жестикуляцией, ее голосом и интонацией, за дыханием и выражением глаз. Фразы, которые она произносила, вполне могла произнести деревенская девушка, но он умел видеть глубже, чем позволяли слова, угадывал личность, скрывавшуюся за ними. Ее голос оставался совершенно спокойным. Ее тон был настойчивым, но при этом вполне деловым. Дышала она размеренно, а язык тела говорил об уверенности в себе. Ее взгляд пробежал по телам распластанных на земле громил. Он уловил в ее голосе легкую дрожь, но этого и следовало ожидать. Она напоминала ему сейчас полицейского, вызывавшего по телефону подкрепление.

— Глен и несколько его собутыльников только что напали на меня и моего друга… С нами все в порядке… Мой друг разделался с ними… Да, папа, он настоящий мужчина… Нет, ты с ним не знаком. Сейчас не время для этого. Просто приходи сюда. Мы в проулке рядом с баром… Хорошо, но только поторопись. — Она закрыла телефон и убрала его в сумочку.

Маркус увидел, что Глен попытался встать, но снова упал и замер на месте.

— Ты не думаешь, что нам следует вызвать полицию?

Мэгги улыбнулась.

— Мой отец полицейский. Вообще-то он даже местный шериф.

— О, вот это прекрасно!

— Для тебя ведь это не проблема? Многие парни бежали от меня сломя голову, когда узнавали, что мой папочка — шериф. Наверное, это их пугало.

— Меня не испугает. Я с большим уважением отношусь к тем, кто носит полицейский жетон. Я и сам коп в третьем поколении. Или вернее… Вернее сказать, что я им был.

— Но теперь уже нет?

— Нет, теперь уже нет.

Впервые за долгое время он подумал, что мог бы снова стать полицейским. Вероятно, я мог бы получить работу в качестве одного из заместителей шерифа, патрулировать местные дороги, время от времени выписывая штрафы. Это было бы невероятно далеко от того мира, который он оставил позади. Да и обращаться к бывшему работодателю с просьбой дать ему рекомендации тоже было не очень удобно.

Явно не желая продолжать этот разговор, Мэгги вздохнула и откинула с лица белокурую прядь. Бронзовый загар делал ее волосы светлее, чем они были на самом деле. Она не пользовалась косметикой и не нуждалась в ней. Надпись «Ашертон Тэп» на ее розовой футболке означала название бара, где она работала официанткой и где они познакомились в тот вечер. Он предложил проводить ее домой.

— Извини меня за все это, — сказала она. — Я знала, что Глен запал на меня, но и подумать не могла, как далеко он способен зайти.

Маркус улыбнулся. Ему трудно было поверить, что он встретил такую девушку в первый же день своего нахождения в городе. Хотя из собственного опыта он знал: то, что вначале кажется невероятным, очень часто оказывается правдой.

— Не беспокойся об этом. Я могу позаботиться о себе.

— Я успела заметить.

Он пожал плечами.

— Это все фильмы с Чаком Норрисом.

Мэгги хихикнула.

— Не пойми меня неправильно. Ты действительно выглядишь мужчиной, способным постоять за себя, но только обычно это еще ничего не значит.

— Я изучал приемы боевых единоборств и занимался боксом, когда служил в полиции. Вдобавок к этому я вообще был довольно драчливым, пока не повзрослел. Но если начистоту, то, что здесь произошло, только на треть результат моих способностей, а на две трети — везение.

Да, ему повезло. Но ему почему-то всегда везло в подобных ситуациях. Он неизменно выходил победителем в схватках с противником. И когда только чистая удача сменилась подлинным мастерством? И когда мастерство превратилось в настоящий талант? В какой-то момент он осознал, что владеет даром причинять людям боль, и это его пугало. Ему хотелось, чтобы все продолжало зависеть от везения, но в глубине души он понимал, что так все же лучше. Знал свои истинные способности.

Он заметил мерцающие огни за углом. Вскоре прямо перед ними остановился патрульный автомобиль. Пожилой мужчина с посеребренными сединой волосами и с бородкой-эспаньолкой вышел из машины. Мэгги вкратце обрисовала ситуацию тому, кто, как понял Маркус, и был ее отцом.

В конце проулка уже собралась толпа из посетителей бара. Звуки мелодии из списка сорока лучших композиций местной кавер-группы лились из дверей «Ашертон Тэп» по мере того, как все больше клиентов выходили на улицу, чтобы посмотреть на происходящее. Многие из них выглядели разочарованными, поскольку пропустили разгар драки.

Люди с неизменным интересом наблюдают за тем, как один человек причиняет боль другому. Почему нам так нравится смотреть, как люди вышибают друг другу мозги? Он не мог их осуждать. Ему нравилось наблюдать за драками не меньше, чем другим, но он все же задумывался, что было такого в человеческой природе, что заставляло людей наслаждаться зрелищем насилия и чужих страданий. Выслушав дочь, шериф подошел к Глену и рывком поставил его на ноги, а один из его заместителей занялся приятелями ковбоя.

— Тебе есть что сказать в свое оправдание?

Все еще не совсем пришедший в себя Глен ответил:

— Мы ничего такого не сделали, шериф. Мы только типа хотели поздороваться с этим парнем, приехавшим в наш город, как он начал задирать нос. Не успели оглянуться, а он уже принялся раздавать удары и пинки направо и налево. Как с цепи сорвался.

Шериф кивнул.

— Вот как, значит. Что ж, я всегда считал, что тебе следует возглавить комитет по организации приема почетных гостей города. К тому же очень мило с твоей стороны было принести бейсбольную биту и монтировку в качестве приветственных подарков. — Шериф подтолкнул Глена в сторону своего помощника. — Уведи его отсюда.

Затем он отозвал Мэгги в сторону. Минуту спустя они вернулись, и шериф сказал Маркусу:

— Извини за Глена, сынок. У этого парня ума, как у курицы. И хотя это идет вразрез с моими правилами, Мэгги убедила меня разрешить тебе проводить ее до дома. Но это не значит, что ты уже соскочил с крючка. Я хочу, чтобы ты завтра пришел ко мне в отделение и написал официальное заявление. Утром меня не будет на месте, а потому приходи после обеда. К этому времени у нас как раз появится возможность присесть и хорошенько побеседовать.

Маркусу не слишком понравилась идея такой беседы. Скорее всего, ее главной темой станет Мэгги, и какая-то часть его тела может пострадать, если он не окажет дочери шерифа должного уважения.

— Я непременно зайду к вам, сэр.

Мэгги немного неловко обняла отца, и они с Маркусом пошли дальше. После непродолжительного молчания она спросила:

— Так почему ты больше не полицейский?

Темный переулок, крик, кровь, слезы — одной стремительной волной воспоминания вернулись и обрушились на его сознание, как торнадо, оставляющий дом стоять на месте, но делающий его необитаемым. Какое тебе до этого дело? Почему бы тебе тогда не спросить, как умерли мои родители, или, быть может, о том, как у меня на глазах машина переехала моего пса, когда я был еще ребенком?

Но ведь она не знает, как болезненны эти воспоминания. Она просто хочет узнать тебя получше, идиот. Вероятно, потому что ты ей понравился. Но сейчас она может подумать, что ты законченный психопат, поскольку тебе нужен час, чтобы ответить на простой вопрос.

— Что ж…

Как ей все объяснить?

— Мне кажется, разговор на эту тему лучше приберечь для нашего второго или третьего свидания.

— Откуда ты знаешь, что у нас с тобой вообще будет второе или третье свидание?

— Ты же хочешь выведать все мои секреты.

Она улыбнулась. Когда он заглянул ей в глаза, все дурные воспоминания ускользнули куда-то в глубину сознания и уже не примешивались к сиюминутным мыслям. Сейчас боль отступила. Внутренние демоны погрузились в сон.

— Спасибо, что провожаешь меня, — сказала она. — Ты в самом деле хороший парень.

Он скорчил гримасу.

— Тот еще комплимент.

Она окинула его непонимающим взглядом.

— Хорошим парням звонят, чтобы получить совет, как вести себя с плохим парнем в роли возлюбленного. Они отвозят тебя в аэропорт и помогают с переездом. Хорошие парни держатся дольше остальных. Впрочем… Не такой уж я и хороший.

— Не согласна с тобой. Я действительно считаю тебя хорошим, а еще думаю, что ты не общался с подходящими тебе девушками. И мне нравятся хорошие парни.

Их взгляды встретились, и он ощутил исходившее от нее тепло, от которого его сердце забилось быстрее, а в душе пробудились надежды. Несколько секунд они не сводили друг с друга глаз. Потом ее щеки начали покрываться краской, и она посмотрела в сторону.

От теплого аромата рулетов с корицей, только что вынутых из печи, в животе у него заурчало. Внутри помещения, из которого исходил запах, горел свет. Мэгги была так поглощена своим нынешним состоянием, что чуть не прошла мимо входа в свое жилище — небольшую квартирку над булочной «Магнолия». А он вспомнил место с таким же названием на Бликер-стрит в Нью-Йорке. Ему очень нравились продававшиеся там кексы с бархатистой красной глазурью.

Мэгги остановилась и достала из сумочки ключ. Потом застыла в нерешительности, и ему показалось, что она ждет от него следующего шага.

Прошло очень много времени с тех пор, как он говорил что-то подобное.

— Поужинаем завтра вечером?

Мэгги снова полезла в сумочку, вынула небольшой блокнот и ручку. Записала номер своего телефона и подала листок Маркусу.

— Позвони мне завтра.

Он взял листок, аккуратно сложил его и сунул себе в карман.

Еще несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. Потом он склонился к ней, а она закрыла глаза и, как ему показалось, ожидала прикосновения его губ к своим.

Он тронул ее за плечо, но не поцеловал, а прошептал на ухо:

— Я не целуюсь на первом свидании.

Ее глаза открылись, она прищурилась.

— Странный ты человек.

Он улыбнулся.

— А вот это я приму как наилучший комплимент.

* * *

— Ты уверен, что мы поступаем правильно? — спросил мужчина крупного телосложения и забарабанил пальцами по поверхности старинного письменного стола. Другой мужчина, помельче, усмехнулся, отошел от окна, из которого открывался вид на густо увитую плющом веранду усадьбы, и сел в кресло позади резного стола из орехового дерева.

— Я замечаю, что чем старше становлюсь, тем менее уверен вообще в чем-либо.

Крупный мужчина улыбнулся своему старому другу, которого все называли Директор.

— Понимаю, что ты имеешь в виду, но начинаю сомневаться насчет этого плана. Есть миллион причин, почему все может пойти не так.

— Но в то же время есть и миллион причин считать, что у нас все получится. Такова жизнь.

— Знаю, но не могу избавиться от ощущения, что мы слишком рискуем. Мы ставим многих людей в опасное положение, а у нас все может выйти из-под контроля. Цель действительно оправдывает средства?

— А так вообще когда-то бывает?

Крупный мужчина провел пальцами по своей светлой с проседью шевелюре. Первым нарушил молчание его товарищ:

— Думаю, мне надо выпить и подышать свежим воздухом. Не желаешь составить мне компанию?

— Да, и мне двойную порцию, пожалуйста.

Они вышли из кабинета Директора и прошли по дорожке, огибавшей все массивное белое здание. Потом здоровяк спросил:

— Неужели это должен быть именно Акерман?

— Мы это уже обсуждали. По прошлому опыту мы с тобой знаем, что для этого необходим кто-то… кто-то его калибра. Для достижения нашей цели. Кроме того, ты знаешь его связь со всем этим. Мы нуждаемся в нем. Дьявол! Весь наш план завязан на нем. И мы уже проделывали подобные вещи.

— Но только не с такими людьми, как Акерман. — Крупный мужчина помотал головой. — Он меня пугает.

— Понимаю. Я чувствую то же самое, но только события, которые привели нас к сегодняшнему дню, были запущены несколько лет назад. Это судьба. Хоть и в какой-то степени с нашей помощью, не без этого. Мы оба знаем, что иногда нужны экстремальные действия, чтобы радикально повлиять на чей-то образ мыслей. Мы с тобой спланировали все наилучшим образом, а наши люди знают свою работу. Они тоже лучшие. Ты сам натаскал многих из них. У нас все должно получиться.

Здоровяк откинул голову назад и опрокинул в себя содержимое стакана.

— Да поможет нам Бог, если ты неправ.

Директор пожал плечами.

— Да поможет нам Бог при любом раскладе.

Глава 3

Морин Хилл сидела одна за своим кухонным столом и не отрывала глаз от стула, который прежде был местом ее мужа. В течение сорока двух лет Джек сидел напротив нее каждое утро, когда они завтракали и пили кофе. Мысль о том, что он никогда больше не займет этот стул, продолжала шокировать ее даже после почти двух лет жизни без него.

Они с Джеком многие годы копили деньги, не позволяя себе ничего лишнего, никогда не тратясь понапрасну и не наслаждаясь жизнью. Они планировали начать путешествовать и повидать мир позже. Она хотела побывать в Париже и в Венеции, а ее муж неизменно мечтал об Австралии. Эта супружеская пара надеялась состариться состоятельными людьми и уже тогда позволить себе все удовольствия, в которых они столько лет себе отказывали. Их дети уже стали взрослыми и были для стариков надежными помощниками и защитниками. Но предполагалось, что золотые денечки будут принадлежать только им одним, станут временем наслаждения жизнью и обществом друг друга.

А теперь все эти годы экономии и самопожертвования казались ей совершенно бесцельными. Она поискала в памяти хотя бы один случай, когда они позволили бы себе поесть в хорошем ресторане или провести вечер за самыми простыми развлечениями. Но ничего не вспоминалось.

Диагностированный у мужа рак заставил их круто изменить свою так хорошо распланированную жизнь. Теперь она жалела, что не может повернуть время вспять и все сделать по-другому. Она хотела бы, чтобы они жили сегодняшним днем, а не постоянно смотрели в будущее. Слезы текли по ее щекам, он сожалела, что они не наслаждались отпущенным им временем, думая, что оно никогда не закончится. Морин вытерла слезы и попыталась отвлечься от горестных воспоминаний и сожалений.

С теплой улыбкой она посмотрела на семейную фотографию. Двадцать два внука и внучки, которых она обожала, занимали какую-то часть ее времени, но они никогда не смогли бы по-настоящему заполнить пустоту, оставшуюся после смерти мужа, — ничто не смогло бы.

Морин громко вздохнула и взяла со стола роман Дэвида Моррелла в мягкой обложке. Прочитала несколько страниц, но, поскольку легла прошлой ночью поздно, позволив себе насладиться хорошим фильмом по телевизору, ее веки отяжелели и вскоре закрылись. Книга упала на пол, а ее голова склонилась набок, когда она быстро погрузилась в крепкий сон.

* * *

Мужчина с холодными серыми глазами наблюдал за седой женщиной через окно ее кухни. Черная душа, таившаяся за этими глазами, уже предвидела, как она умрет. Акерман заметил, как пристально она смотрела на стоявший перед ней пустой стул, и догадался, что она недавно потеряла супруга и теперь ощущала депрессию и одиночество. Но, сама того не ведая, она уже не была одна. У нее появилась компания.

Ему стало ее жаль. Он знал, что, так или иначе, она уже совсем скоро присоединится к своему мужу и уйдет в забвение. И лишь небольшая группа членов семьи и подруг оплачут ее смерть. А всего через несколько лет о ней будут вспоминать только тогда, когда родственники захотят посмотреть альбомы со старыми фотографиями. Никто, кроме узкого круга самых близких людей, не вспомнит даже ее имени, и она растворится, словно никогда и не существовала.

Но он все изменит. Его присутствие в ее доме гарантированно заставит всех жителей района запомнить, что эта добрейшая бабушка была убита садистом-преступником. Наступит время — а он был в этом уверен, — когда о его преступлениях будут написаны бесчисленные книги. Его будут подвергать психоанализу, а страсть Америки ко всему зловещему поможет этим трудам попасть на самый верх списка бестселлеров.

Большинство станет его ненавидеть, такие, как он, будут им восхищаться, но запомнят все. Даже встретив бесславный конец, он останется жить вечно. А вместе с ним и эта женщина с серебристыми волосами надолго сохранится в людской памяти. Она может даже удостоиться отдельной главы в еще не созданной летописи его преступлений. И хотя эта старушка, как и другие его бесчисленные жертвы, никогда не сможет оценить его дара, убив ее, он обеспечит ей бессмертие.

* * *

Какая-то часть спящего сознания Морин уловила шум в кухне, и она очнулась от сна. Сморгнула нечто вроде паутины, затуманившей взгляд, но ее сердце оказалось совершенно неподготовленным к тому, что она увидела.

Мужчина с холодными серыми глазами сидел на стуле ее покойного мужа. Она задрожала от страха и не смогла найти слов, чтобы заговорить с ним. Одна ее рука лежала на столе и дрожала с такой силой, что заставила вибрировать стоявшую в центре стола декоративную вазу с букетом из лилий и орхидей. Она уже хотела что-то сказать, когда мужчина без предупреждения достал нож и вонзил его в стол прямо сквозь дрожавшую кисть ее руки.

Она закричала от невыносимой боли. Попыталась убрать руку, но та оказалась буквально пригвожденной к поверхности стола. Чем настойчивее она стремилась освободиться, тем острее становилась боль. Она осмотрелась вокруг в поисках какого-нибудь орудия, которое можно было бы использовать против вторгшегося к ней мужчины. По иронии судьбы единственным предметом в зоне ее досягаемости оказалась книга в мягкой обложке, в которой рассказывалось об охоте на серийного убийцу.

— Тсс. Тише, пожалуйста. Нам нужно многое обсудить.

Она дергалась в конвульсиях страха, хотя сумела взять под контроль рвавшиеся наружу крики. Но ничего не могла поделать с коротким, частым и хриплым дыханием или со слезами, брызнувшими из глаз. Между судорожными вздохами она наконец сумела выговорить:

— Кто вы такой? Что вам нужно?

— Меня зовут Фрэнсис Акерман-младший. Я хочу сыграть с вами в одну игру.

Между всхлипами она спросила:

— Почему вы это делаете?

Казалось, Акермана даже несколько озадачил этот вопрос.

— Вы спрашиваете у льва, почему он ест мясо? Почему трава зеленая, а небо голубое? Некоторые вещи просто такие, какие есть, поэтому и я такой. — Акерман встал и подошел к кухонной стойке. Взял с нее таймер для выпечки — белый пластмассовый приборчик с круглым циферблатом. В правом нижнем углу таймера черными затейливыми буквами было написано его название: «Люкс».

Убийца снова сел за стол. Он держал таймер перед ней, вращая его пальцами, словно ни разу не видел ничего подобного.

— Обожаю такие штучки, — сказал он, заглядывая ей прямо в глаза, словно был ее старым другом. — Должен признаться, меня совершенно завораживают любые устройства, измеряющие концепцию времени. Странно, не правда ли? Я имею в виду, что время — это такое ускользающее и текучее понятие. И все же мы изобретаем приборы, чтобы заключить эту величайшую из концепций в приятные для глаз маленькие коробочки, чтобы понять, измерить ее и придать ей ценность. А время между тем постоянно окружает нас своим потоком и изменяется. Оно — материал, из которого состоит вселенная, а мы в сравнении с ним ничто. Всего лишь отдельные капельки в огромном океане времени. — Он помолчал и продолжил: — А еще мне нравится, что время в нашем персональном восприятии совершенно относительно. К примеру, когда вы сидите здесь в страхе и с ножом, вонзенным в руку, то ощущаете, будто время замедлило свой бег и еле ползет. А вот я сижу и от души наслаждаюсь каждым моментом, но чувствую, как время убегает с поразительной скоростью. Все относительно, но именно это и делает ваше миниатюрное устройство таким интересным.

Он поднял вверх кухонный таймер.

— Независимо от того, как ощущается время индивидуумом, на чье восприятие влияет ситуация, в которой он оказался, этот приборчик неумолимо выдает постоянные показания. В целом секунды, отсчитываемые им, не бегут быстрее и не тянутся медленнее, независимо от того, кем вы являетесь, и это еще один столь любимый мной аспект времени. Оно всегда справедливо. Неважно, кто вы, чем занимаетесь или сколько денег на вашем банковском счете, для вас время проходит так же, как и для всех нас. И рано или поздно наступает его конец для всего живого на этой планете. Время — величайший убийца в мире, поражающий каждого. — Он поставил таймер на стол прямо перед ней. — Итак, чтобы отдать должное этому крайне интересному устройству, маленькая игра, в которую мы с вами сыграем, станет борьбой против времени для нас обоих. Назовем эту игру… «Теорией относительности». Прежде всего я поставлю таймер на шесть минут. Затем отпущу вас и дам вам возможность спрятаться в доме. Пока вы будете прятаться, я посижу за этим столом и буду наблюдать, как таймер отсчитает три минуты поистине драгоценного времени. После того как три минуты истекут, у меня останется еще три минуты, чтобы найти вас. И если я найду вас за это время, то вы умрете гораздо более страшной смертью, чем можете себе представить. Если же вы сумеете меня перехитрить и я не найду вас, когда таймер отсчитает ровно шесть минут, то я оставлю вас в покое, и вы никогда меня больше не увидите.

Акерман встал и взял с крючка кухонное полотенце. Затем подошел к одному из шкафов и достал две стеклянные чашки. Морин удивленно следила за безумцем, который поставил чашки на полотенце, крепко затянул его вокруг них, а потом разбил чашки, получив сверток, набитый осколками стекла.

Повернувшись к ней, он продолжил:

— Но прежде чем мы начнем игру, нам необходимо установить правила. Правило номер один: вы должны оставаться в доме. — Акерман подошел к задней двери и рассыпал перед ней часть осколков стекла. Затем направился через прихожую к парадной двери.

Когда убийца покинул кухню, Морин собралась с силами и ухватилась за рукоять ножа, заставлявшего ее сидеть на месте. Она начала медленно раскачивать лезвие, но каждое движение причиняло невыносимую боль, грозившую лишить ее сознания.

Она слышала приближение преступника. Его шаги звучали все громче, когда он подходил к кухне. С бешено бьющимся в груди сердцем она возобновила свои усилия. Если бы мне только удалось вытащить нож, я смогла бы нанести удар убийце до того, как он поймет, что я сумела освободиться.

Морин раскачивала нож вперед-назад, отчаянно стараясь вытащить его из толстой деревянной столешницы. Она не была хилой, но ее нельзя было назвать и очень крепкой женщиной. Ее раны — физическая и душевная — лишали ее последних сил, которыми она обладала. Каждое движение лезвия лишь еще глубже вонзало его в руку, обрезая нервные окончания и причиняя острую боль, устремлявшуюся вверх, а потом вниз по позвоночнику.

Теперь убийца находился в прихожей, то есть практически рядом с кухонной дверью. Морин собралась с духом для последней попытки и с силой, еще остававшейся у нее, потащила нож за рукоятку вверх. От невероятных усилий на лбу у нее выступал пот, который потом смешивался со слезами. Нож поддавался очень медленно, едва ли вообще двигался вверх.

Она не сдавалась, но не могла вытащить его хотя бы еще на миллиметр. Все оказалось бесполезно. Нож крепко сидел в столе, и ее перенапряженные мышцы уже ничего не могли поделать.

Акерман вернулся на кухню и посмотрел на нее, как отец, поймавший ребенка, который тайком запустил руку в коробку с конфетами. Потом подошел к столу и встал прямо над ней.

— Видите, милочка, этот нож подобен лейкопластырю. Нужно просто его оторвать. — Быстрым движением он ухватился за нож и вытащил его из стола и из ее кисти.

Боль охватила ее целиком и едва не лишила чувств. Холодные импульсы стучали и поднимались вверх по руке. Она почувствовала, как поле ее зрения сокращается до узкого туннеля беспамятства, но усилием воли не дала себе отключиться, содрогнувшись всем телом при мысли, что этот психопат мог бы с ней сделать, окажись она в бессознательном состоянии.

— Хорошо, вернемся к правилам, — сказал Акерман. — Как я уже объяснил, вы должны оставаться внутри дома. Для этого я и рассыпал битое стекло у выходов, чтобы вы не смогли незаметно выскользнуть наружу. Правило номер два: никаких попыток позвать на помощь. Я не собираюсь обрезать телефонные провода, но, думаю, мы оба понимаем, что никто не успеет прибыть сюда вовремя, поэтому это не имеет никакого значения. Ваш единственный шанс спастись заключается в моей неспособности найти вас в отведенное для этого время. Если вы нарушите правила, я просто дам себе больше времени на поиски. Отлично. А теперь, когда основные правила установлены, давайте начнем.

Акерман сел, поставил таймер на шесть минут и опустил его на столешницу из красного дерева. Морин смотрела на него в полной растерянности, не в состоянии поверить, что все это действительно происходит именно с ней.

Акерман вздернул брови.

— Вам лучше сразу пойти прятаться, — сказал он. — Время истекает.

* * *

Морин вскочила на ноги и выбежала из кухни. Споткнулась о низенький столик в коридоре, который вел в прихожую, и упала на пол. Поднялась, перевела дыхание и усилием воли заставила себя успокоиться. Я должна мыслить ясно, если хочу остаться в живых. Она схватила салфетку со столика и перевязала кровоточащую рану на руке. Остановив кровотечение, собралась с мыслями и стала думать, где спрятаться.

Морин переходила из комнаты в комнату, и все в ее собственном доме выглядело мрачным и чужим, как поверхность какой-то далекой планеты. Она напряглась изо всех сил, стараясь представить себе место, где маньяк не сможет ее отыскать, но ничто не приходило ей в голову. А время, как сказал убийца, истекало.

Наконец ее осенило: она вспомнила о месте, где будет надежно укрыта от посторонних глаз и где этот сумасшедший ни за что ее не найдет. Стараясь ступать как можно тише, Морин стала подниматься по парадной лестнице. Но с каждым ее шагом ступени издавали громкий скрип, словно протестуя против перемещенного на них веса тела. Никогда прежде она не замечала, какой скрипучей была лестница, но ведь никогда прежде ей не приходилось красться по собственному дому. Каждый раз, когда ее нога опускалась на очередную ступеньку, раздавался скрип и стук, который теперь звучал для нее как очередной гвоздь, вбиваемый в крышку ее гроба. Преодолев примерно четверть подъема, она оставила всякую надежду на беззвучное передвижение и просто побежала вперед.

Только оказавшись на втором этаже, она вновь предприняла попытку приглушить свои шаги. Половицы на лестничной клетке тоже скрипели, но не так громко, как ступени лестницы. Она шла по коридору к двери своей спальни, уже смутно надеясь, что убийца не сразу определит ее местонахождение.

Морин повернула ручку, вошла и закрыла за собой дверь. Оказавшись внутри, она встала на кровать и дотянулась до потолка, в котором имелась потайная панель. На панели располагалась складная лесенка, облегчавшая путь на чердак.

Она взобралась по лесенке и закрыла за собой панель с помощью цепочки. Чтобы скрыть вход на чердак, из чисто эстетических соображений, ее покойный муж покрыл панель крашенным в тон потолка гипсокартоном. Лишь узенькая щелка и тонкая цепочка, открывавшая панель, выдавали наличие в спальне этого люка. Морин молилась, чтобы киллер ничего не заметил.

У нее не было никакой уверенности, что после того, как истечет установленное время, он уйдет. Но разве мне что-то остается, кроме веры, что он будет придерживаться им же самим установленных правил? Если сумасшедший не станет играть по правилам своей собственной игры, спасти ее сможет только чудо.

* * *

Морин неподвижно лежала на одной из потолочных балок чердака, думая, что бы можно было использовать как оружие, если убийца все-таки обнаружит ее укрытие, но на чердаке было почти пусто. Единственным крупным предметом в этом небольшом пространстве был сундук, в который она после кончины мужа сложила его одежду и другие принадлежавшие ему вещи. Помимо одежды в нем теперь хранились фотоальбомы, рамки для фотографий, диски с фильмами и многое другое. Она подумала, не разбить ли стекло в одной из рамок, но звук мог выдать ее местонахождение. К тому же она понятия не имела, как воспользоваться таким самодельным ножом, даже если бы он оказался у нее под рукой.

Морин пыталась определить, сколько прошло времени, — ей казалось, что целая вечность. Она затаила дыхание и ждала.

Через несколько секунд она услышала оглушительный грохот, и воображение нарисовало ей товарный поезд, мчавшийся прямо на ее дом. Но она узнала источник звука, и это был отнюдь не поезд. Это мужчина с невероятной скоростью взбежал вверх по лестнице, а потом промчался по коридору.

Затем до нее донесся еще один громкий звук. Это распахнулась дверь в спальню, находившаяся всего в нескольких футах под занятой ею позицией. Ее сердце бешено стучало. Она не могла дышать. Как он сумел так быстро меня найти?

Морин с силой прикусила костяшки пальцев на руке, чтобы не издать всхлипа или вскрика. Ее била дрожь, она ощущала холод, какого прежде не чувствовала ни разу в жизни.

Она молила Бога спасти ее или по крайней мере сделать ее смерть быстрой и легкой, но потом изменила свою молитву, вспомнив, что Бог не облегчает жизнь даже самым верным своим сторонникам. Он просто дает им надежду, что с помощью веры они смогут перейти на другой, более высокий уровень существования. Подумав, она начала молиться о даровании ей сил, которые с божьей помощью обретала во многие трудные минуты своей жизни.

Морин почувствовала присутствие во рту жидкости со странным медным привкусом и поняла, что прикусила костяшки до крови. Но сейчас это едва ли имело значение. Она лишь сильнее сжала зубы, стараясь забыться при помощи боли.

Убийца со скрипом опустил панель и сказал:

— Ну а теперь выходите, где бы вы ни прятались.

Затем Морин услышала, как он разложил лестницу и начал подниматься к ней сам. Слезы дождем потекли по ее щекам, и она поняла, что совсем не хочет умирать. Много раз после ухода мужа она была готова последовать за ним, но сейчас ею владело одно желание — остаться в живых. И ее вновь накрыло осознание того, как бездарно она потратила дарованное ей время. Когда был жив муж, они жертвовали настоящим в надежде на лучшее будущее. Но и после его смерти она не научилась ценить жизнь. Вместо того чтобы посвятить себя какой-то цели или наслаждаться общением с детьми и внуками, она проводила дни в хандре, бесцельно расхаживая из угла в угол. И теперь она взывала к Богу с просьбой даровать ей еще один, самый последний шанс.

А затем, подобно грому среди ясного неба, ее осенила новая идея. Возможность спасения открылась ее сознанию, и Морин взялась за дело. Она ухватилась за большой сундук, где хранились лишь ее воспоминания, и напрягла все силы, чтобы подвинуть его к краю люка и сбросить на голову поднимавшегося к ней убийцы.

* * *

Морин осторожно заглянула вниз, в свою спальню, и увидела, что маньяк распластался на полу с закрытыми глазами. Рядом с ним стоял опрокинувшийся набок сундук. Часть его содержимого вывалилась наружу. Она заметила маленькую струйку крови на лбу у мужчины и от всей души понадеялась, что он мертв.

Теперь ею владела только одна мысль — бежать. Если убийца всего лишь потерял сознание, он мог в любой момент прийти в себя и закончить начатое. Ей необходимо оказаться как можно дальше от своего дома.

Осторожно переставляя ноги, Морин стала спускаться по лестнице. Обмякшее тело маньяка лежало почти у самого подножия. Ей предстояло переступить через него, чтобы добраться до двери к спасительной свободе. Она встала на нижнюю ступеньку, глубоко вдохнула и, не выдыхая, перешагнула через тело убийцы, приложив огромное усилие, чтобы не только не прикоснуться к нему, но даже не потревожить окружавший его воздух. Она не хотела ненароком разбудить спящего монстра.

Убийца был прав, когда сказал, что понятие времени относительно. Морин показалось, что на спуск по лестнице она потратила несколько минут, хоть и понимала: прошли считаные секунды. Только отойдя от тела маньяка, она почувствовала, что почти не дышит. Добравшись до двери, она начала поворачивать ручку. Но прежде чем успела закончить, ощутила тяжелый удар сзади, заставивший ее выпустить весь воздух из легких.

Немой крик рвался из ее рта, но услышать его мог только Бог, поскольку ей не хватало воздуха, чтобы кричать вслух, а не внутри своего сознания. Но в ее голове крик казался оглушительным.

Убийца развернул ее к себе лицом и всем телом ударил о стену. Лезвие ножа ткнулось в ее горло с достаточной силой, чтобы она почувствовала, как оно надрезало ей кожу. Ею овладел такой ужас, что она утратила способность мыслить рационально. Теперь ей даже в голову не приходило сопротивляться.

Она почувствовала горячее дыхание Акермана на своем лице, когда он произнес:

— Вот я вас и нашел.

За его спиной зазвенел таймер, валявшийся на полу там, где он его выронил. Убийца оглянулся, продолжая держать нож в прежнем положении. Затем вновь повернулся к ней, и его взгляд проник глубоко в ее глаза, словно стремился добраться до таившейся за ними души.

— Время истекло.

Глава 4

Сон всегда начинался одинаково. С ночным мраком приходили воспоминания и боль. Каждую ночь Маркус Уильямс обнаруживал себя заточенным в тюрьму без стен. Его память рисовала темный портрет, который не просто обитал где-то в глубинах подсознания — он видел его своими глазами. Мир его воспоминаний и обстоятельства, возникавшие в кошмарах, оставили пятно в душе и кровь на его руках, причем ни то, ни другое невозможно было смыть.

Подобно многим молодым людям, он начал карьеру офицера полиции, полный идеалов и уверенный, что справедливость всегда торжествует, а добро побеждает зло. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять: поговорка о слепоте правосудия очень близка к истине, а зло оплачивается гораздо лучше, чем добро. Он словно со стороны видел мир, управляемый в большей степени деньгами и властью, нежели давно забытыми представлениями о чести и добродетели.

За годы службы на страже мира и порядка ему довелось стать свидетелем многих зверств и проявлений жестокости. Он вдоволь насмотрелся на несправедливость, проявлявшуюся не только в человеческих поступках, но и в наказании за них — или в отсутствии такового. Он видел, как хороших людей, решившихся на преступления только от отчаяния или крайней необходимости, приговаривали к самым суровым мерам, предусмотренным законом. Точно так же он видел, как правосудие слепло в отношении определенного сорта людей, потому что они обладали солидными счетами в банках или были наделены значительной властью.

После того как он отбыл свой срок в роли охранителя всего этого хаоса, его стали преследовать навязчивые воспоминания и кошмарные видения, которые мучили его, проникая в самые глубины его сна.

Биение его сердца ускорялось по мере того, как события одной из знаковых ночей прошлого воспроизводились в потаенных уголках его сознания. Он знал, что спит и ничто не способно стереть события, навсегда запечатленные на страницах его памяти. Но осознание того, что все это происходит не наяву, не делало его ощущения менее реальными. Он чувствовал тот же холод в воздухе. Тот же запах, исходивший от протекавшей рядом реки. И слышал тот же крик, который звал его в ту ночь, — крик, который его сны уже никогда не позволят ему забыть.

Пережив бесчисленные ночи беспокойного сна, он усвоил, что, если как следует сосредоточиться и издать яростный безмолвный крик, эхо в подсознании запустит реакцию в его голове. Посредством такого немого крика ему удавалось разорвать цепочку событий во сне и уберечь себя от нового болезненного переживания того, что случилось в прошлом.

Маркус проснулся, покрытый холодным потом от лба до живота. Часы показывали пятнадцать минут шестого. Он побрел по коридору туда, где находилось то, что могло быстро вернуть его из полубессознательного состояния к ощущению реальности, и, войдя в кухню, направился к никогда не подводившему его кофейнику. Кофеин — лучший друг тех, кто страдает бессонницей.

Потом он переместился в гостиную, включил телевизор и принялся переключать каналы. Он сидел на складном стуле в окружении нераспакованных коробок — телевизор и кофейник стали первыми извлеченными из них предметами.

Хорошо показывали только пять каналов, и Маркус вынужден был довольствоваться выбором между обилием рекламы, выдаваемой за информацию, и местными новостями. Поскольку он еще не достиг того этапа жизни, когда не мог бы обойтись без ножей, с одинаковой легкостью режущих жесть и помидоры, или без набора дисков с музыкой кантри 60-х годов, или без спрея от облысения, то переключился на новости Четвертого канала.

Пока он потягивал кофе, на экране появилось изображение человека, привлекшее его внимание. Он был уверен, что никогда раньше не видел лица, которое сейчас пристально смотрело на него, но почувствовал нечто знакомое в его чертах, сам не понимая, почему у него возникло это ощущение. А еще он уловил в выражении глаз мужчины то, с чем был знаком даже слишком хорошо. В серых глазах незнакомца отражался голод, постоянно обитающий в самых темных уголках не знающей покоя души. Маркус заметил огонь, бушующий внутри этого человека, и знал, что никакая еда или выпивка не смогут утолить его жажду или приглушить аппетит. Такой же голод он видел много лет назад в ту ночь, которую никак не мог забыть. Он прибавил звук.

— Акерман подозревается в недавнем жестоком убийстве трех человек, включая двух офицеров полиции штата Колорадо. Однако эта история получила неожиданное извращенное продолжение. Акерман, по всей видимости, взял в заложники членов семьи одного из полицейских и заставил их играть с ним в садистскую игру. Вот что сказал по этому поводу на пресс-конференции представитель полиции Колорадо майор Кристиан Стейнхофф.

На экране возникло изображение мужчины, который поделился деталями преступлений, описав граничившее с чудом спасение одной из жертв — женщины по имени Эмили Морган. Фото женщины тут же показалось на экране. Ее белая кожа, казалось, светилась изнутри.

— Фрэнсис Акерман-младший, по всей видимости, вооружен и представляет большую опасность. Предполагается, что он совершил множественные зверские убийства, после того как ему удалось сбежать из психиатрической больницы тюремного типа в штате Мичиган. Точное число его жертв пока не установлено. Он находится в розыске еще по нескольким расследуемым сейчас делам. В интервью, данном вчера вечером нашему корреспонденту Джулиану Хармсу, представитель департамента шерифа округа Диммит заявил, что Акерман, по всей вероятности, войдет в историю как убийца с самым большим числом жертв в США… К другим новостям. Кандидат в президенты и лидер в предвыборной гонке Пол Филипс выступит в Сан-Антонио…

В последний момент, прежде чем политика вытеснила криминальные новости, Маркус почувствовал безотчетный страх и в то же время любопытство, вызванные телевизионным сообщением о серийном убийце. Что заставляет человека совершать столь жестокие преступления? Уже в который раз он подумал, что окружающий мир представляет собой океан бесчисленных случайных событий. Самые разные обстоятельства могли вынудить обычного человека оставить мир психически здоровых, законопослушных людей, чтобы погрузиться в пучину криминального безумия.

Он подумал о том, что когда-нибудь уже в недалеком будущем ученые смогут установить причину появления серийных убийц и жестоких грабителей, которая не будет связана с несчастным детством или адскими наваждениями. Возможно, корни безумия таятся в желтом красителе номер пять или красном красителе номер сорок, какие можно обнаружить в обычных кексах «Твинки».

Мысль о связи сумасшествия с любовью к «Твинки» заставила Маркуса улыбнуться и позволила ему отвлечься, перестать думать о показанном по телевизору убийце, как и о темных страницах собственного прошлого — пусть и совсем не надолго.

* * *

Выключив телевизор и перейдя на террасу, Маркус решил, что настала пора осмотреть крупную ферму, унаследованную им от тетушки Эллен. Насколько он знал, она сама едва ли вообще ее посещала, не говоря уже о том, чтобы на ней поселиться. Эллен вырастила Маркуса после убийства его родителей. Согласно приписке в тексте завещания, ранчо всегда оставалось для нее несбыточной мечтой. Теперь оно стало мечтой для него — началом новой жизни.

Сидя на передней террасе дома, он с восхищением разглядывал утреннее небо. Интересно, подумал он, смотрел ли на него с таким же чувством кто-то еще? Было ли это чудом, дарованным им Создателем, или же скорее напоминало великолепное и бесценное произведение искусства, надежно спрятанное, забытое и никогда уже не притягивающее к себе любопытных глаз? Впервые за долгое время он ощутил покой.

Но этот покой оказался мимолетным. Настороженность мурашками пробежала по спине, и ощущение мира с самим собой рассеялось как мираж. Я не один. За мной кто-то наблюдает.

Страх холодными пальцами сжал его тело, но он постарался его прогнать. Такой мужчина, как он, не должен бояться. Он должен быть сильным, защитником, а не жертвой. Ему следовало больше походить на пастуха, а не на овцу. Но это была наихудшая из разновидностей страха — угроза, не имеющая определения. Он никогда не боялся опасности, которую видел и с которой мог сразиться. По-настоящему его пугала только неизвестность.

Поневоле Маркус вспомнил глаза показанного по телевизору хищника. Фрэнсиса Акермана-младшего. Он постарался убедить себя, что безотчетный страх стал всего лишь результатом работы его воображения, однако интуиция бывшего полицейского убеждала в обратном.

Ему показалось, что краем глаза он уловил движение, но быстрый взгляд не обнаружил никаких признаков преследовавшего его чудовища. Тысячи вопросов мгновенно промелькнули в его сознании. Какие методы использует убийца? Носит ли он с собой пистолет? Опыт подсказывал ему, что преступники, подобные Акерману, не получают того же удовольствия, убивая своих жертв из пистолета, как орудуя ножом или даже голыми руками. Это могло пойти ему на пользу, хотя далеко не всегда оказывалось справедливым.

Маркус рассудил, что, оставаясь начеку и дожидаясь ошибки со стороны маньяка, он наилучшим образом осуществит свой план. Как известно, защита безопаснее нападения. Вот только он ненавидел защищаться. Он всегда предпочитал действовать, а не реагировать на чужие действия, но лишь в том случае, если его действия были основательно продуманы.

Ему послышался какой-то шум справа. Но его сердце билось с такой силой, что он подумал, не исходит ли этот звук из его собственной грудной клетки. Он продолжал наблюдать. Он ждал.

Прошло несколько минут, но ничего не произошло. Он почувствовал себя глупцом. Возможно, единственная реальная опасность заключается в надвигавшейся на него угрозе синдрома одиночества. В конце концов, он вырос в таком месте, где рядом всегда были люди. А теперь впервые в жизни остался совершенно один.

Маркус отогнал от себя еще не до конца покинувший его страх и решил продолжить запланированный осмотр. Повернувшись в сторону горизонта, он увидел в некотором отдалении небольшой холм, который мог стать отличной точкой для обзора, хотя бы частичного, его новых владений.

Поднявшись на холм, он сел и прислонился к отдельно росшему дереву, воспользовавшись сухой землей и древесным стволом как импровизированным креслом. Оглядывая равнину южного Техаса, он впервые понял, почему ее называют божьей страной. Не просто потому, что только Бог мог создать такую красоту, но еще и потому, что, вздумай он сейчас закричать изо всех сил, один лишь Бог смог бы услышать его крик.

Воспоминание о смерти тетушки тихо проникло в его сознание и бросило тень на вновь обретенный им покой. Она ушла, но не была забыта. Она не могла больше смеяться или плакать, ощущать радость или боль, то есть все то, что свидетельствует о реальном существовании человека. Но он почему-то не мог смириться с тем, что никогда ее не увидит. Не сможет сказать ей, как много она значила для него. Никогда не проснется от чудесных запахов блинов и бекона — по крайней мере, таких вкусных блинов, какие она пекла для него. Никогда больше не попросит у нее совета или помощи, чтобы получить в ответ крупицы ее мудрости, которые облегчали ему бремя прошлого и даровали его измученной душе несколько минут умиротворения.

Или же он все-таки с ней встретится? На это у него не было окончательного ответа. Он верил в рай и в ад, не сомневаясь, что в этот самый момент его тетушка пекла свои знаменитые блины для божественного создателя небес и тверди земной. Он только не был уверен, что сможет увидеть ее чудесный новый дом, подозревая, что его собственный конечный пункт назначения окажется другим.

Маркус взял в руку сухую почву и сжал ее. Потом разжал пальцы и позволил ветерку унести землю с ладони. Когда ветер подхватил землю, он почти физически ощутил хрупкость своей жизни, как и всего живого, обитавшего на этой планете. Он понимал, что так уж устроен мир: все появляется в руках Создателя, проживает всего секунду в глазах Отца Времени и сдувается ветром, чтобы потом снова вернуться в землю.

* * *

Мужчина в темной рубашке издали наблюдал за Маркусом, потом опустил бинокль. Некоторое время назад слежка за новой жертвой едва не закончилась для него столкновением, когда он понял, что Маркус почувствовал его присутствие. Встревоженное выражение промелькнуло на лице молодого человека. А ведь он был уверен, что либо вообще не создавал шума, либо этот шум был едва слышен. Но каким-то образом Маркус почуял, что он здесь. Тогда он прекратил всякое движение и застыл на месте, оставаясь невидимым.

Наблюдая за Маркусом, он заметил в его глазах то же выражение, какое видел в зеркале у самого себя, угадал в нем душу хищника и инстинкты убийцы. Он сверился с часами. Пора уходить. У него появилось предчувствие, что игра скоро начнется. И ему нужно быть к ней готовым.

Глава 5

Маркус тоже посмотрел на часы и пришел в замешательство. Он провел в спокойном созерцании значительную часть дня, а ему казалось, что прошло всего несколько минут. За всю свою жизнь он ни разу не остановился, чтобы насладиться ароматом роз, никогда не тратил время на то, чтобы просто расслабиться. Теперь у него была такая возможность, и это давало ему ощущение свободы.

Он встал, отряхнул джинсы и продолжил обход — пересек обширный луг, поросший высокой пожухлой травой, и взошел еще на один холм. С его вершины он увидел в отдалении другой фермерский дом и почувствовал облегчение при мысли, что его владелица живет значительно ближе, чем он думал. Мэгги сказала ему, что его единственной соседкой была добрая пожилая женщина, у которой умер муж. Он постарался вспомнить имя. Марша… Марджори… Морин. Да, точно, ее звали Морин Хилл.

С такого расстояния невозможно было рассмотреть детали дома. Он был белым и двухэтажным — это все, что он смог увидеть. Маркус снова перевел взгляд на часы. Из-за намеченных ранее дел у него не оставалось времени на визит к Морин. Он вернулся домой, привел себя в порядок и поехал в ставший для него теперь почти родным город Ашертон.

* * *

Помощник шерифа постучал в резную дубовую дверь кабинета своего босса.

— Войдите, — донесся голос из-за двери.

Изысканная обстановка департамента шерифа поразила Маркуса. Тончайшая резьба по дереву, мягкие обитые натуральной кожей кресла, успокаивающие тона краски на стенах — все это казалось копией интерьера юридических фирм Нью-Йорка. Совсем не то он ожидал увидеть в приемной шерифа провинциального городка. Но, по правде говоря, он никогда раньше не бывал в таких заведениях, и единственным источником информации на сей счет для него оставалось телевидение. А он был достаточно умен, чтобы не принимать на веру все, что показывают по телевизору.

Он вошел в кабинет, и помощник закрыл за ним дверь. Шериф сидел за прекрасным письменным столом красного дерева и смотрел что-то вроде фильма на мониторе своего компьютера. Он даже не повернулся, чтобы поздороваться с Маркусом. Он словно был под гипнозом. Заинтригованный, Маркус обогнул угол стола, чтобы посмотреть на дисплей.

Но стоило ему это сделать, как его взгляду открылась поверхность стола. Бумаги и папки образовывали аккуратно уложенные стопки. Он заметил в одной из стопок папку со своей фамилией на корешке. Потрясающе. Я всего второй день в городе, а они уже завели на меня досье. Маркус быстрым взглядом пробежал другие документы. Ничего важного. Папки, помеченные именем «Фрэнсис Акерман-младший». Пригласительный билет на аукцион, на котором изображен двухэтажный белый дом. Несколько бюрократических формуляров, неизбежно наводивших тоску на большинство полицейских. Он вспомнил, как проводил за написанием рапортов часы, которые можно было провести на улицах, служа и защищая. Но ведь это тоже часть работы копа.

Затем он перевел взгляд на монитор компьютера. Хрупкого сложения мужчина в очках занимал весь экран и что-то говорил спокойным, даже тихим голосом. При виде этого человека на Маркуса нахлынуло ощущение дежавю. Лицо и глаза говорившего мгновенно вызвали воспоминание, хранившееся где-то в глубине его сознания, но зернистое изображение и угол съемки не давали деталей, необходимых для полного узнавания. Видео напоминало запись клинического испытания.

— Сегодня мы собираемся воспроизвести травматическое событие из жизни Альберта Де Сальво, больше известного как Бостонский душитель. Я задокументировал точную процедуру в своих дневниках и буду записывать на видео все происходящее от начала до конца. В течение следующей недели я буду наблюдать за реакцией мальчика на упомянутое событие и проводить поведенческие тесты, прежде чем перейти к следующему эксперименту.

Мужчина, которого Маркус посчитал доктором или психиатром, протянул руку и остановил запись. На экране промелькнула вспышка, а потом лицо доктора сменило изображение комнаты с белыми стенами, в которой находились только койка и унитаз. На койке сидел подросток, отрешенно уперев взгляд в стену. Спустя мгновение дверь комнаты открылась, и в нее вошел доктор.

— Здравствуй, Фрэнсис, — сказал доктор. — Мы с тобой сейчас сыграем в одну игру.

Шериф потянулся и нажал одну из кнопок на клавиатуре компьютера. Изображение на экране застыло, а от взгляда на лицо подростка по спине Маркуса побежали мурашки. Выражение неприкрытого страха исказило черты этого почти ребенка, напомнив Маркусу одну из иллюстраций к описанному Данте аду. На рисунке демон терзал душу человека, выражение лица которого было идентично выражению лица подростка. Он подумал, насколько сцена, увиденная им сейчас, напоминала ту картину.

— Кажется, меня сейчас стошнит, — произнес шериф чуть слышно.

— А что вы смотрите?

Шериф только сейчас заметил вошедшего и сказал:

— Привет, Маркус! И куда подевались мои хорошие манеры? Пожалуйста, присаживайся. — И он жестом указал на одно из кожаных кресел, стоявших перед его столом.

Маркус сел и снова спросил:

— Что это было?

Шериф помотал головой, и отвращение исказило его лицо.

— Это запись, которую мне только что прислал приятель из отдела поведенческого анализа ФБР. У них накопилось много часов подобных записей. В бюро их называют записями Акермана. Не знаю, слышал ли ты об этом, но есть подозрения, что Фрэнсис Акерман-младший сейчас находится где-то в нашем районе. Мы, разумеется, не можем быть ни в чем уверены, но я связался с моим давним другом и попросил прислать побольше информации. Надо быть наготове на всякий случай. На самом деле это очень интересная история. Как бы то ни было, я хотел, чтобы ты заглянул ко мне и мы смогли бы…

— Что за интересная история?

— Про Акермана. Ты наверняка видел это в новостях, не так ли?

— Я редко смотрю телевизор. Я скорее любитель книг и кино. А если и смотрю, то при появлении в новостях сообщения об убийстве обычно переключаюсь на другой канал.

— В самом деле? Хорошо, если коротко, Фрэнсис Акерман-старший был извращенцем. Второразрядным профессором психологии. Его теории и публикации по большей части игнорировались медицинским сообществом. Его главная теория сводилась к тому, что убийцами становятся, а не рождаются, что они — порождение своего окружения. Он обвинял общество в создании этих монстров. Я не психолог, не психиатр или кто-то в этом роде, но я знаю, что, по мнению большинства ученых, в основе жестоких преступлений и других гнусных поступков лежит комбинация двух факторов. Определенные условия среды вызывают реакцию у людей с генетической предрасположенностью. В конце концов, ведь не все люди, перенесшие в детстве травматические события, становятся серийными убийцами. И далеко не у всех убийц было трудное, травмировавшее их душу детство.

— Но разве не то же ФБР некоторое время назад обнародовало результаты исследования, показавшего, что приблизительно три четверти убийц пережили в детстве то или иное насилие?

Шериф кивнул.

— Ты явно не каждый раз переключаешься на другой канал. И ты совершенно прав. Природа против воспитания — это стало темой горячих дебатов среди ученых, занимающихся исследованием поведения и развития личности. У каждой из сторон есть свои веские аргументы. Вот, наверное, почему большинство экспертов поддерживают теорию о комбинации множества факторов. Акерман-старший так отчаянно стремился к славе, что решил: единственный способ доказать правоту своей теории заключается в проведении реальных экспериментов на ребенке — на его сыне.

— Что? Он захотел доказать, что может свести с ума собственного сына?

— Это именно то, чем он начал заниматься. Хотел доказать, что может взять нормального ребенка и вырастить из него психопата. Закрой глаза на мгновение. Вообрази себя маленьким мальчиком. Затем подумай о каждом плохом событии, которое, возможно, когда-либо происходило в жизни очень плохих людей. О трагических происшествиях, превративших их в монстров. О насилии, физическом и психологическом. О пытках, о смерти. Обо всем том, что, как ты считаешь, ни один ребенок никогда не должен видеть или испытывать. А теперь представь, что все это произошло с тобой.

Маркус медленно открыл глаза.

— О боже, — прошептал он. — Но это способно лишить рассудка любого. А потому ничего не доказывает.

— В том-то и заключается самое страшное. Акерман-старший считал, что его эксперименты дадут представление о том, что творится в сознании убийц, и в конечном счете спасут от смерти многих людей. Он надеялся, что его труды покажут путь к разработке методов лечения патологического поведения. Он желал стать героем. Конечно же, он понимал, что все будут шокированы и придут в ярость, когда узнают, что он сделал, но он планировал отправиться за границу и продолжить работу там, после того как опубликует свои открытия. Он намеревался создать зловещего убийцу, а затем исцелить его. Но когда о его исследованиях стало известно, они, как ты справедливо отметил, ничего не доказали. Его лишь признали очень плохим психологом.

— Я бы сказал, что он гораздо хуже, чем просто плохой психолог. У любого, кто проделает такое с собственным сыном, явно у самого не все дома.

— В точку. Он хотел подтвердить теорию воспитания, но в конечном счете добавил достоверности природной теории. Многие психологи пришли к выводу, что Акерман-старший сам изначально был не в себе и просто передал свой психоз сыну по наследству. Как бы то ни было, его ребенок прошел через настоящий ад без особой на то причины.

— А разве особая причина вообще существует?

— Я считаю, нет.

— Что же в итоге произошло с отцом?

— То же, что происходит с любым сумасшедшим ученым. Его создание повернулось против него.

На мгновение в кабинете повисла гнетущая тишина.

— Потрясающая история, — произнес Маркус.

— Верно, но это только ее начало. Теперь нам приходится иметь дело с чудовищем, которое он породил. Добрый доктор хотел доказать, что сможет создать убийцу, и преуспел в этом. Его сын войдет в историю как один из самых одиозных и омерзительных персонажей. — Шериф вперил взгляд в нечто, видимое ему одному. — Он очень умен и играет в свои тщательно продуманные игры, но в то же время он неосторожен. Убивает случайно подвернувшихся под руку людей. По крайней мере, такое складывается впечатление. Его не волнует, поймают его или нет. Его можно отнести к смешанной категории убийц, то есть к тем, кто придерживается одновременно как четкой организации преступлений, так и совершенно спонтанных, неорганизованных действий. Разумеется, это часть используемой ФБР системы классификации неизвестных субъектов. Но даже если мы будем использовать методы Холмса и Де Бургера, которые классифицировали убийц по мотивам их преступлений, он все равно останется в смешанной категории. Он — убийца-гедонист, получающий наслаждение от самого процесса убийства, и одновременно властолюбивый убийца, чей основной мотив заключается в полном доминировании над жертвой.

После паузы шериф продолжил:

— Он представляет собой загадку и для психиатров. Прежде чем он сбежал, доктора долго возились с ним, пытаясь найти ответы на многие вопросы. Страдает ли он нарциссизмом? Он подлинный социопат или нет? Переживает ли он какие-либо эмоции или они у него полностью отсутствуют? Знакомо ли ему чувство раскаяния? Да что там говорить: некоторые даже считали Акермана шизофреником. Во время занятий с ним доктор мог прийти к одному заключению, а следующий на основе реакций Акермана вел исследование уже в совершенно ином направлении.

— Мне начинает казаться, что он их дурачил.

— Вполне возможно, но один из мозгоправов выдвинул другую теорию. Этот доктор — я все время забываю его фамилию — просмотрел все видеозаписи, сделанные Акерманом-старшим. Он заметил, что в конце концов мальчик стал тем, кого хотел сделать из него отец. Если папочка хотел, чтобы он убивал, он превращался в убийцу. Если хотел лишить его всяческих эмоций, мальчишка подавлял свои чувства и обращался в камень. Этот доктор посчитал, что Акерман просто был запрограммирован на то, чтобы подсознательно и интуитивно становиться тем, кого хотели видеть в нем врачи. Если исследователь желал доказать, что он не испытывал раскаяния, он ни в чем не раскаивался. По крайней мере, внешне. И наоборот. Вот почему его случай так интересен. В действительности он человек, который не принадлежит самому себе. Он часто имитирует других убийц, и не только тех, кто реально существует, но и созданных поп-культурой. Может даже сложиться впечатление, что он убивает не для самого себя. Он словно старается дать миру то, что люди желают получить от свихнувшегося убийцы. Он играет ту роль, которая, как ему представляется, написана для него.

Маркус ненадолго задумался над этим, а потом, желая сменить тему разговора, сказал:

— Не обижайтесь на мои слова, но, как мне кажется, для простого шерифа вы слишком много знаете о серийных убийцах.

Шериф рассмеялся.

— В другой жизни я был агентом ФБР по особо важным делам. И служил в отделе поведенческого анализа. Любил свою работу, но у меня оставалось слишком мало времени на воспитание дочери, а это было почти таким же призванием, как и служба. Вскоре после того как… умерла жена, здесь открылась вакансия, и я занял этот пост. Он позволяет мне бывать дома почти каждый вечер. И все сложилось как нельзя лучше. Я ничуть не сожалею о прошлом.

Маркус отметил про себя, что шериф сам заявил об отсутствии сожалений, даже не дожидаясь наводящего вопроса. Ему стало любопытно: кого шериф хотел в этом убедить — своего гостя или самого себя?

Шериф подвел черту.

— Вот тебе моя история. А теперь почему бы тебе не поведать мне свою?

— Так и рассказывать особенно нечего. Я родился и вырос в Нью-Йорке. Служил детективом в отделе по расследованию убийств. Работа мне не особенно нравилась. Потом скончалась моя тетушка, и я унаследовал от нее небольшое ранчо неподалеку от этого города.

— Ты слишком молод для должности детектива, тебе самому так не кажется?

Маркус пожал плечами.

— Многие коллеги говорили обо мне то же самое.

— Гм… Но явно не все.

— Что вы имеете в виду?

— Я сделал несколько телефонных звонков и поговорил с одним из твоих бывших шефов.

Маркус напрягся. Это не сулило ничего хорошего.

Шериф помедлил, словно желая узнать его реакцию.

— Джентльмен, с которым я общался, сказал, что ты был хорошим офицером и блестящим детективом.

— В самом деле? — Маркус постарался скрыть удивление, но понял, что ему это совсем не удалось.

— Ты ему нравился, как нравишься и моей дочери. Для меня этого вполне достаточно. Не волнуйся. Я не стану разглагольствовать на тему «попробуй разбить сердце моей маленькой дочурке». Она уже вполне взрослая и может постоять за себя. Я просто хотел воспользоваться случаем, чтобы узнать тебя получше и сказать: добро пожаловать в Ашертон. Ты мне кажешься хорошим парнем, а драка у бара явно произошла не по твоей вине. Но только здесь не Нью-Йорк. Я представитель местного закона и порядка. Не ввязывайся ни во что, и мы с тобой прекрасно поладим. Ты уже написал заявление о том, что произошло вчера вечером?

— Да, сэр. Ваш помощник позаботился об этом.

Шериф поднялся с кресла.

— Хорошо, но если тебе что-то понадобится, просто сообщи мне об этом. Вероятно, мы сможем пообщаться позже, а сейчас мне необходимо вернуться к работе. — Шериф протянул Маркусу руку, и тот пожал ее. — Спасибо, что заглянул ко мне.

Маркус встал и направился к двери. Когда он уже был готов перешагнуть порог кабинета, шериф сказал:

— И еще одно, Маркус. Только попробуй разбить сердце моей маленькой дочурке!

Глава 6

Мэгги вымыла руки с мылом. За последние тридцать минут она повторила эту процедуру пять раз, что превышало ее обычную норму. Она не боялась бактерий или грязи. Просто у нее возникала потребность мыть руки и быть уверенной, что все вещи находятся на своих местах. Она подумала, что ее преподаватели психологии объяснили бы такое поведение небольшим дисбалансом серотонина в ее мозгу, но она никогда не пыталась лечиться. Подобные импульсы никак не влияли на ее повседневную жизнь. Она умела подавлять их, но всегда замечала, что они — особенно желание вымыть руки — усиливались, когда она нервничала.

Мэгги вытерла руки и уставилась на свое отражение в зеркале. Потом глубоко вздохнула и помыла руки в шестой раз.

Она вышла из ванной комнаты при «Магнолии» и направилась в кухню. Там она застала Алексея, владельца булочной и пекарни, который готовил лапшу на ужин ей и Маркусу. Двое малышей, мальчик и девочка, крутились у него под ногами, то и дело принимаясь стучать по кастрюлям и сковородкам.

— Мои милые матрешки, уймитесь, пожалуйста. Ваша мама дала вам газировки, прежде чем уйти? — И Алексей негромко пробормотал что-то еще по-русски.

Мэгги улыбнулась.

— Хочешь, я избавлю тебя от них? Развяжу тебе руки?

— Что значит «развяжу тебе руки»? — Он погладил ладонью свою лысую макушку. — Я уже все приготовил. А тебе самой разве не нужно подготовиться?

— Я готова как нельзя лучше, — ответила она с легкой дрожью в голосе.

Алексей отставил машинку для приготовления лапши и поднял брови.

— Нервничаешь?

— Не очень.

— Дай-ка я посмотрю на твои руки.

Мэгги закатила глаза, но все же вытянула руки перед собой. Алексей провел пальцами по ее коже и понюхал ладони.

— Сколько раз ты их мыла за последний час?

— Я в полном порядке. На самом деле я не так уж и нервничаю.

— Мэгги, ты вся трясешься. Если ты не нервничаешь, то я — президент Соединенных Штатов. Успокойся, возьми себя в руки. Просто будь сама собой. И этому парню не останется ничего другого, кроме как влюбиться в тебя по уши.

Свидание не было единственной причиной ее нервозности, но она не могла поделиться этим с Алексеем.

— Спасибо, мистер президент, но со мной все хорошо, правда. — Она посмотрела вниз, на детей, по-прежнему возившихся у его ног. — Я заберу малышню наверх. Надеюсь, они помогут мне провести небольшой эксперимент. А ты сконцентрируйся на приготовлении ужина.

— Как прикажете, моя дорогая Магд…

Она прижала палец к его губам.

— Не нужно мне было тебе рассказывать. Пойдемте со мной, ребятки. — Она взяла детей за руки и повела к выходу из кухни.

Алексей усмехнулся.

— Мне кажется, это красивое имя.

Но она ничего ему не ответила.

* * *

Маркус поднимался по лестнице нарочито медленными, размеренными шагами. Прошло уже достаточно много времени с его последнего настоящего свидания — или, по крайней мере, такого, когда ему были небезразличны его последствия. Он совершенно забыл о бабочках, хотя знал, что многие люди чувствуют трепыхание их крылышек в животе в моменты нетерпеливого и взволнованного ожидания, — его же бабочки обладали крылышками острыми, как лезвие бритвы.

Услышав шаги, Маркус посмотрел вверх, но лицо, которое он увидел, не принадлежало человеку, которого он предполагал встретить. Ему навстречу с улыбкой шел Эндрю Гаррисон, владелец местного агентства недвижимости.

— Добрый день. Маркус, если не ошибаюсь?

Он уже встречался с Гаррисоном, когда забирал ключи от ранчо, и тот держался довольно сердечно, но было в его глазах нечто, не вполне соответствовавшее его манере, — излишне пристальный взгляд. Голову Гаррисона украшали светлые, песочного оттенка волосы, он обладал стройным атлетическим телосложением. Интересный мужчина. Маркус ощутил укол ревности и легкое подозрение, увидев Гаррисона спускавшимся по ступенькам от Мэгги, но поспешно отогнал эти эмоции, поскольку у него не было ни права, ни оснований их испытывать.

— Совершенно верно, — ответил он.

— Я слышал о том, что случилось вчера вечером. Не стоит ни о чем беспокоиться. Когда я только переехал сюда, Глен и мне пытался осложнить жизнь. Но, как сами понимаете, большинство здешних обитателей совсем не похожи на него.

— Вы нездешний, насколько я понимаю?

— Да, я работаю здесь всего пару месяцев. Прекрасное место. Пусть мои комиссионные не столь велики, как в большом городе, но и стоимость жизни здесь ниже, так что одно уравновешивает другое.

Когда они встретились на лестнице, Маркус поборол в себе желание занять на ступеньках как можно больше места. Он распознал в этом инстинкт доминирования, сохранившийся с более примитивного этапа развития человечества. Он всегда старался преодолевать подобные позывы, поэтому предоставил Гаррисону три четверти лестничного пространства.

— Прошу прощения. Хорошего вам вечера, — сказал Гаррисон, проскальзывая мимо него.

Маркус кивнул и продолжил подъем. Постучал в дверь квартиры Мэгги, и она пригласила его войти. Когда он вошел, ее голос донесся откуда-то из холла:

— Присаживайся. Я буду готова через секунду.

Он направился к дивану, на ходу разглядывая квартиру. Изучая обстановку, Маркус пытался не использовать против хозяйки свой аналитический ум, но ничего не мог с собой поделать. Инстинкты полицейского все еще были сильны в нем, и он почувствовал: что-то здесь не так. Уже через мгновение он понял, что именно. Ему бросилось в глаза не то, что присутствовало в обстановке, а то, чего в ней не было.

Он заглянул в кухню и в коридор, где обнаружил то же самое. Нигде не было видно ни одной фотографии — никаких семейных портретов, никаких памятных снимков пикников или солнечных дней на пляже. Жилое пространство было со вкусом декорировано, но казалось холодным и отстраненным.

Еще он заметил отсутствие пыли. После более близкого осмотра он пришел к выводу, что любой уголок жилища Мэгги с легкостью выдержит проверку белой перчаткой. Более того, каждую картину или предмет отличала безукоризненная симметрия. Ничто не висело и не стояло криво. Все было превосходно сбалансировано.

Впрочем, это еще ничего не значило. Он даже не видел еще всей квартиры, но тем не менее этот фрагмент мозаики отложился у него в памяти. Каждое расследование состояло из подобных фрагментов. Он закрыл глаза и мысленно отругал себя. Это не расследование, а ты больше не полицейский. Расслабься и отключись.

Когда же его глаза открылись, он отпрыгнул назад от неожиданности и изумления. Двое маленьких детей стояли всего в футе от него и смотрели снизу вверх широко открытыми любопытными глазенками. Дети Мэгги?

— Вы смотрели «Мама Лоуд»? — спросил мальчик.

Маркус быстро заморгал.

— Я… Нет, не думаю.

— Я тоже, но очень хочу посмотреть. Дедушка обещал меня сводить.

Маркус поинтересовался:

— Что такое «Мама Лоуд»?

— Ну, знаете, там еще Дэви Крокетт убил медведя, когда ему исполнилось всего три года.

Маркус рассмеялся, но мальчик не видел в этом ничего смешного.

— Ты хотел сказать «Аламо»^[3].

— А я так и сказал: «Мама Лоуд».

Маркус присел на корточки и протянул мальчугану руку.

— Меня зовут Маркус. А тебя?

Ребенок пожал его руку так, словно они только что заключили сделку.

— Я — Алекс, а это моя младшая сестра Эбигейл. Вы знаете, почему акулы не могут спать?

— Я… Нет…

* * *

Мэгги снова помыла руки. Она уже давно была готова к встрече, но решила провести небольшой эксперимент. Ей всегда казалось, что дети наиболее точно угадывают характер человека, а реакция на них мужчины дает возможность лучше судить о его личности. Она посмотрела на часы. Прошло уже пять минут с тех пор, как она выслала вперед свое «войско», и ей казалось, что Маркус уже прошел достаточную проверку.

Подойдя к гостиной, Мэгги не услышала топота и криков двух гиперактивных детей. Стояла полная тишина. Она выглянула из-за угла и увидела, что Маркус сидит на диване, а малыши расположились у него на коленях и с восторженным вниманием слушают то, что он вещает им странным горловым голосом. Он сейчас больше напоминал Йоду, чем персонажа «Улицы Сезам», но за одну только эту попытку Мэгги готова была поставить ему пять с плюсом.

— Я — очаровательный мохнатый Гровер, чудище, которое появляется в конце этой книги. А вы меня боитесь. Вам очень-очень СТРАШНО! Хотя я все время твержу вам, что бояться нечего… О, мне так стыдно! На этом конец.

— Еще! Еще!

— Хорошо, в самый последний раз.

— Ладно, детишки, — сказала Мэгги, — вам пора вниз.

— Но мы хотим остаться с тобой и Маркусом.

Она украдкой ему улыбнулась.

— Простите, ребята, но сегодня вечером Маркус всецело принадлежит мне.

Когда они поднялись и вышли из комнаты, Маркус спросил:

— Твои?

— Боже милостивый, конечно же нет. Наш шеф-повар сегодня вечером присматривает за внуком и внучкой, и я предложила ему помочь, пока он готовит нам ужин.

— Вот как.

— Вздохнул с облегчением или разочарован?

Он немного помедлил, прежде чем ответить:

— И то, и другое понемногу, мне кажется.

* * *

Когда они ели, Мэгги внимательно посмотрела на Маркуса и заметила аномалию.

— У тебя глаза разного цвета.

— Верно, но большинство людей этого не замечают. Считается, что глаза у меня серо-зеленые, хотя правый наполовину карий. Это называется секторальной гетерохромией.

— Это какая-то болезнь? Не заразная, надеюсь?

Он рассмеялся.

— Она может быть связана с определенными синдромами, но не думаю, что у меня присутствует хотя бы один из них. Это может также означать, что в утробе матери я поглотил своего близнеца. Это называется химеризмом. В таком случае я теоретически мог бы обладать различными наборами ДНК в разных частях тела. Но и этого у меня нет. Кроме того, я где-то вычитал, что некоторые считают такую аномалию признаком происхождения от шведской королевской семьи или чего-то в таком роде. Но лично я считаю себя простым парнем с прикольным цветом глаз.

— Я сразу сказала, что ты странный.

— Не собираюсь с тобой спорить. А как насчет тебя? У тебя есть странности?

Она аккуратно отложила в сторону столовые приборы и сложила салфетку в безупречно симметричный квадрат.

— Нет. Я абсолютно нормальна во всем.

Он усмехнулся.

— Никто не может быть абсолютно нормальным.

— А я могу.

— В самом деле? У тебя разве нет легкой одержимости?

Она открыла было рот, но решила не отвечать сразу и лишь после паузы спросила:

— Почему ты это говоришь?

— Я внимательный наблюдатель. Твоя квартира содержится в безукоризненной чистоте. Нет ни одной картины или другого элемента декора, которые бы находились не на своем месте. Все вещи превосходно сбалансированы между собой. Когда ты ешь, ты отрезаешь кусочки одинакового размера. Следишь за тем, чтобы столовые приборы, которыми ты не пользуешься, лежали строго параллельно друг другу. Свою салфетку сложила в правильный квадрат. А когда добавляла подсластитель в чай, выровняла этикетки на двух пакетиках, прежде чем их открыть. Ты даже вернула один на место, заметив, что он длиннее другого.

Она почувствовала себя совершенно голой, сидя перед ним. Хотела что-то сказать, но передумала и молча смотрела на стол.

Маркус протянул руку и положил свою ладонь поверх ее.

— Нет ничего плохого в желании сделать свой мир упорядоченным и имеющим смысл.

— Да, но мои импульсы как раз не имеют смысла. Они иррациональны. У меня нет особой причины поддаваться им. Я просто чувствую, что именно так все должно быть устроено. Большинство людей ничего такого не замечают, а я стараюсь это скрывать. Но у меня самой возникает чувство, что я с приветом.

— Но для тебя все это имеет смысл?

— Что ты имеешь в виду?

— Разве все, что ты делаешь, не имеет смысла лично для тебя? Каждый из нас видит окружающий мир по-своему. У всех нас свои особенности… свои пунктики. Приведу пример. Я всегда стараюсь сесть лицом к двери. Всегда знаю, что у меня за спиной. Когда вхожу в незнакомую комнату, первым делом сканирую ее, чтобы узнать, где находятся входы и выходы. Рассматриваю варианты использования оружия в данном пространстве. Проигрываю в уме ситуацию, когда вдруг кто-то войдет в комнату с пистолетом. Где наилучшее место для укрытия? Как обойти с фланга бандита, который войдет вооруженным? И все такое прочее. Кто из присутствующих в комнате может представлять угрозу? Кто потенциально может быть вооружен? Что в комнате находится не на своем месте? Что отсутствует? Все это вертится в моей голове всякий раз, когда я куда-то вхожу. Некоторые назвали бы это полицейским чутьем или привычкой. Я же считаю проявлениями паранойи.

Маркус сжал ее руку, и она встретилась с ним взглядом.

— У меня нет какой-то явной причины делать все это, — продолжил он. — Никто на меня не охотится. У меня нет врагов. Даже в Нью-Йорке мне никогда не доводилось оказаться в ресторане, где кто-то начинал стрелять. Быть может, когда-нибудь мои привычки спасут мне жизнь, но скорее всего такого не произойдет. По всей вероятности, я никогда не окажусь в подобной ситуации. Но я ничего не могу с собой поделать. Это глубоко укоренилось в моей натуре.

Ее лицо просветлело.

— Спасибо тебе.

— За что?

— За то, что ты даже более странный, чем я.

Они дружно рассмеялись, и бабочки у нее в животе наконец успокоились. Когда с ужином было покончено, она убрала со стола и предложила показать ему Ашертон. Городок был невелик, и экскурсия оказалась непродолжительной. Мэгги старалась жить сегодняшним днем и наслаждалась вечером с Маркусом, но ее мысли продолжали блуждать. Она не могла не думать о том, что должно было вскоре произойти.

— Хочешь, я представлю тебя твоей соседке? Она чудесная пожилая леди.

— Отличная идея.

Она миновала границу города и направила машину в сторону дома Морин Хилл. Некоторое время они ехали молча, потом Маркус спросил:

— А где ты работаешь, Мэгги? Ты помогала обслуживать клиентов в баре, когда мы познакомились, но есть ли у тебя дневная работа? И между прочим, Мэгги — это сокращенное от какого имени?

Второй вопрос она проигнорировала.

— Я работаю в агентстве «Недвижимость Гаррисона».

— Вот как? О’кей.

Мэгги что-то уловила в его голосе. Понимание? Облегчение? На секунду она задумалась, а потом продолжила:

— Я буду работать там, пока не получу диплом психолога. Хочешь верь, хочешь нет, но одно время я занимала должность одного из заместителей отца, но только…Только ничего хорошего из этого не вышло. Хотя я рассматривала возможность остаться в правоохранительных органах. Даже собиралась подать заявление в ФБР.

— Мне бы не хотелось нарушать правил второго свидания, но у тебя с отцом, как мне показалось, немного напряженные отношения.

— Можно сказать и так. Мой отец хороший человек, но у него… Как ты верно заметил, у него есть свои особенности. А как насчет твоих родителей?

На его лице отразилась боль, и она сразу пожалела, что задала этот вопрос.

— Они умерли, когда я был совсем маленьким. Хотя у меня сохранилось о них много замечательных воспоминаний. Но ты не ответила на вопрос о своем имени.

— И не отвечу.

— Ой, да брось ты. Теперь мне еще больше хочется его узнать. Как тебя все-таки зовут? Марджори? Маргарет? Мэриголд?

— Я предпочла бы оставить эту тему.

— Знаешь что? Я назову тебе свое второе имя. Поверь, твое просто не может быть хуже моего. Я нигде и никому его не называл, если не считать налоговой службы.

Она прикусила губу и снова помедлила с ответом.

— Мое полное имя — Магдалания.

Он рассмеялся, и она выстрелила в него уничтожающим взглядом.

— Я никогда прежде не слышал ничего подобного.

— Заткнись.

— Очень красивое имя.

— Заткнись.

— Хорошо, а теперь слушай мое полное имя, и посмотрим, сможешь ли ты удержаться от смеха. Меня зовут Маркус Аурелиус Уильямс.

Она попыталась сохранить невозмутимое выражение лица. Сжала губы и не давала уголкам рта подняться, но не удержалась и прыснула от смеха.

— Ну, что я тебе говорил? Хуже быть не может.

— Куда уж хуже, — выдавила Мэгги между приступами смеха.

Она посмотрела на его улыбающееся лицо и заглянула в необычного цвета глаза. Никогда прежде она не чувствовала себя так в присутствии других людей, пусть и познакомились они при самых неблагоприятных обстоятельствах.

Она въехала на подъездную дорожку у дома Морин Хилл и заглушила двигатель.

— Готов к встрече со своей ближайшей соседкой?

Глава 7

Маркус впервые видел вблизи белый двухэтажный дом Морин Хилл, но он почему-то показался ему смутно знакомым. Покопавшись в памяти, он не смог отыскать источник этого ощущения и подумал, что на протяжении своей жизни видел сотни точно таких же домов. Затем бросил взгляд на Мэгги. Заходившее солнце просвечивало сквозь ее белокурые волосы, обрамляя лицо сиянием и превращая ее в неземное существо, спустившееся на землю из царства света.

— Подожди секунду, — сказал он, когда она уже собиралась выйти из машины.

— В чем дело?

— Наклонись, тебе что-то попало в волосы. — Он протянул руку и отвел от ее лица прядь отливавших золотом волос. Потом провел пальцем по ее щеке вниз, до подбородка, после чего мягко притянул ее к себе.

Их губы соприкоснулись. Поначалу Маркус сдерживал желание ее поцеловать, но оно с каждой секундой становилось все сильнее. Он положил ладонь ей на затылок и почувствовал, как ее руки скользнули по его груди. Он не понимал, стало ли вдруг в машине так тепло от летнего солнца, светившего в окна, или это ее прикосновение растопило его изнутри.

Еще через мгновение они отстранились друг от друга, и Мэгги спросила:

— На самом деле в моих волосах ничего не было, верно?

— Боюсь, что нет, — ответил он шепотом.

— Ты используешь эту маленькую хитрость со всеми леди?

— Уже давно не использовал.

Она улыбнулась.

— Я рада, что ты вспомнил этот прием. — Затем откашлялась и сказала: — Морин, возможно, наблюдает за нами из окна, как за персонажами одного из ее обожаемых любовных романов, вдруг сошедшими со страниц.

Он усмехнулся.

— Наверное, будет лучше, если ты все же представишь меня ей. Хотя не думаю, что смогу соответствовать образу героя романтического повествования.

Она потрепала его по плечу.

— Немного поупражняешься, и все будет в порядке.

Они вышли из автомобиля и поднялись по ступенькам к главному входу. Он знал, что Морин жила одна после смерти мужа, но время от времени ее навещали дети и внуки. Мэгги описала ее как добрейшей души женщину, которая, если вы вдруг заболели или у вас просто выдался плохой день, всегда старалась угостить вас чем-то вкусным, чтобы вы снова улыбались и забыли о неприятностях.

Мэгги нажала на кнопку звонка. Они немного подождали, но никто не вышел, чтобы встретить их. Она нажала на кнопку еще раз. Ответа не последовало.

— Странно.

— Что именно?

— Она очень редко выходит из дома. Даже чтобы встретиться с внуками — это они приезжают к ней.

— Быть может, она отправилась за продуктами?

Мэгги покачала головой.

— Она платит одному мальчишке из города, и тот привозит ей все необходимое. К тому же я ее предупредила, что мы можем к ней сегодня наведаться, и она не сказала, что ей нужно будет уйти.

Маркус заметил, как в ее глаза мелькнул страх. Он понимал, что все дело могло быть в его собственной паранойе, но невольно подумал об Акермане. Он постучал, но тоже не добился результата. Затем протянул руку и взялся за дверную ручку. Повернул ее, и дверь под действием собственной тяжести подалась внутрь.

— Эй, есть кто-нибудь? — громко сказала Мэгги, но не получила ответа.

— Хорошо, тогда мы поступим следующим образом. Ты сядешь в машину и отъедешь на середину улицы. Там ты увидишь любого, откуда бы он ни приблизился. Заблокируй двери и будь очень внимательна. Я осмотрю дом. Скорее всего, она задремала наверху или что-то в этом роде, но лучше убедиться, чем потом сожалеть. Если я не вернусь через пять минут или если ты заметишь что-то странное, сразу уезжай. И по дороге позвони отцу.

— Почему бы нам не позвонить ему прямо сейчас?

— Послушай. Может, я веду себя как глупый мачо, но я не собираюсь звонить копам из-за того, что кто-то не открывает в дверь. Я все проверю, и если там что-то не так, будем действовать соответственно.

— Да, но что, если…

— Я смогу позаботиться о себе.

— Если что-то не так, тебе понадобится подмога.

— Ты права, понадобится. Именно поэтому ты и должна быть готова позвонить отцу.

Она глубоко вздохнула.

— Будь осторожен.

Маркус проводил ее до машины, вернулся к дому, перешагнул через порог и оказался в прихожей. Он огляделся и невольно отметил безупречную чистоту паркетного пола, даже у самого входа. На полу не было ни комочка грязи, ни пылинки. Он посмотрел на свои ботинки — на подошвы налип слой грязи. Он прислушался. Внутри царила пугающая тишина, как в черной дыре, готовой поглотить вселенную. Двухэтажный фермерский дом, который всего несколько минут назад казался наполненным счастьем, местом, где на заднем дворе играли внуки, а на подоконнике остывали только что испеченные яблочные пироги, теперь являл собой темное вместилище зловещих тайн.

Голос в глубине его сознания подсказывал, что его ожидает нечто ужасное, но другой, более громкий внутренний голос упорно заставлял двигаться дальше. В этот момент ему уже хотелось, чтобы кто-то другой раскрыл спрятанные в доме секреты, но рассчитывать на это не приходилось. Возможно, здесь кого-то постигло несчастье, и он должен сделать все, что в его силах, чтобы помочь. Он подумал, насколько проще была бы его жизнь, если бы он просто повернулся и ушел.

— Эй, есть здесь кто-нибудь?

Ни звука в ответ.

Он позвал снова, на этот раз намного громче:

— ЭЙ! ЕСТЬ КТО-НИБУДЬ ДОМА?

Тишина.

Двухэтажный дом был белым с черными ставнями, половину его периметра занимала терраса. Сразу за прихожей располагалась просторная гостиная с большим окном, украшенным витражом. Вдоль стен протянулись старинные витрины, на полках которых стояли антикварные вещицы из керамики и стекла. Частично видимая отсюда лестница находилась слева, а справа с гостиной соединялась открытая столовая, образуя вместе с ней букву L. Он прошел в столовую и заметил стопку почтовых конвертов, половина из них была уже вскрыта, другая половина осталась непрочитанной. Оглянувшись на лестницу, он решил осмотреть второй этаж и бесшумно поднялся по твердым ступеням.

Распахнутая дверь ванной комнаты находилась слева. Занавеска в душе была отдернута, и ему не пришлось отводить ее в сторону и молиться, чтобы за ней никто не обнаружился. Закрытая дверь поджидала его в самом конце коридора, в который выходили еще две двери. Пока его глаза не привыкли к тусклому освещению коридора, темное дерево двери, казалось, шевелилось и пульсировало, как червяки в открытой могиле.

Маркус прокрался вперед, держась вплотную к правой стене и сжав кулаки — свое единственное оружие. Если бы в этот момент его собственная мать вышла из одной из комнат, то оказалась бы распластанной на полу лицом вверх.

Дверь слева от него была закрыта, а дверь комнаты справа открыта. Луч солнечного света падал через проем, отбрасывая странные тени на стену. Он осторожно заглянул в комнату и, не заметив никакой непосредственной опасности, вошел внутрь. Здесь стояли велосипедный и гребной тренажеры, небольшой телевизор и еще какие-то приспособления неизвестного назначения. Все покрывал толстый слой пыли. Он понял, что тень на стене в коридоре отбрасывало дерево, росшее прямо за окном. Маркус проверил стенной шкаф, а затем переключил внимание на первую из двух закрытых дверей. Повернул ручку и толкнул дверь. Отошел в сторону и проверил, какую часть комнаты мог увидеть из коридора. Постель была тщательно застелена, ее поверхность покрывали декоративные подушечки. Целая кипа плюшевых животных от розового слона до забавных обезьянок занимала один из углов. Над плюшевым зоопарком располагалась полка, заполненная коллекционными куклами. Он тщательно осмотрел комнату, но не обнаружил ничего подозрительного.

Осталась всего одна спальня…

Может, на меня так действует сила моего воображения? Сегодня утром я почувствовал чье-то присутствие, но ощущение оказалось ложным. А теперь я здесь гоняюсь за тенями. Вероятно, я теряю… Он остановился как вкопанный. Сомнения и склонность выдавать желаемое за действительное отступили за границы реальности.

Ручка следующей двери была покрыта кровью.

* * *

Сердце Маркуса бешено колотилось, кровь пульсировала в венах. Он взялся за дверную ручку, но потом заколебался. Снова у него на руках чья-то кровь. Наконец он повернул ручку и легким движением толкнул дверь внутрь.

Кровь была повсюду. Запах гниющей плоти и разложения заполнил ограниченное пространство. Рой мух кружился по комнате. Их жужжание вонзалось в сознание, как иглы в мозг. Он почувствовал головокружение. Комната начала вращаться вокруг него. Волна тошноты подкатила к горлу. Обычный человек не мог сотворить такое… Это был монстр… демон… сам дьявол.

Описывая акты беспорядочного насилия, совершенные человеком по фамилии Акерман, ведущий выпуска новостей использовал слово «зверские». Теперь же Маркусу казалось, что этому слову не хватает полноты значения. Он искал более подходящее определение, но не находил и думал, есть ли вообще в языке слово, чтобы описать подобные поступки, находящиеся за пределами человеческого понимания. Акты абсолютного сумасшествия. Вероятно, только язык навеки проклятых, язык дьявола был способен описать ужас, воцарившийся в четырех стенах спальни.

Оставался только один вопрос: где же труп? Он осмотрел всю комнату. И отражение в зеркале над туалетным столиком показало ему нечто совершенно неуместное. В нем отразилась пара окровавленных рук, вытянутых над дверью, которую он только что открыл.

Маркус повернулся. И хотя он знал, что этот образ останется в его памяти до самого последнего дня, толчком закрыл дверь, за которой скрывалось окровавленное тело доброй, ни в чем не повинной пожилой женщины.

Две толстые спицы пронзили ее руки, пригвоздив к стене. Она была полностью раздета. Длинные порезы виднелись на всем теле. И это не были следы моментально нанесенных ударов ножа. Убийца вначале прокалывал кожу и только потом медленно проводил лезвием по всей длине тела.

Маркус молил Господа, надеясь, что тот лишил ее сознания после первых же ран, однако понимал, что преступник, подобный Акерману, умел принимать меры против шока, заставляя жертв дольше мучиться в агонии. Но все же в какой-то момент, как нетрудно было догадаться, она истекла кровью и умерла.

Он хотел отвернуться, но не мог перестать мыслить как бывший полицейский. Ему бросились в глаза приметы начавшегося разложения. На теле появились признаки отечности, а глаза подернулись молочного оттенка пленкой. Мухи густо облепили труп. Он также отметил про себя что-то странное в расположении рук и в крови, но не мог сконцентрироваться. Эмоции брали верх над разумом.

Маркус представил себе последние мгновения ее жизни. Он видел ее, кричавшую от боли, какую никто не смог бы вынести. Видел палача, улыбавшегося так же самодовольно, как художник или скульптор, закончивший прекрасное, высокодуховное произведение.

Холодные мертвые глаза жертвы были широко открыты от невыразимого ужаса. Они словно что-то кричали ему. Молили о помощи. Я мог бы помочь ей… Мог бы спасти.

Он узнал выражение ее глаз. Точно такое же он видел во сне почти каждую ночь. Если бы я оказался здесь раньше, она могла бы остаться жива.

Он стоял как громом пораженный. Все его тело сотрясалось. Зародившийся в нем гнев вскипел до готовности выплеснуться наружу. Это был праведный гнев, какой человек с доброй душой испытывает, глядя в лицо неприкрытому злу. Это была ярость, какая появляется у отца при виде убийцы его ребенка. Или у матери, когда она узнает, что ее муж домогался их дочери. Он не мог позволить кому-то еще испытать такую же боль. Морин Хилл заслуживала справедливости, и он постарается, чтобы справедливость восторжествовала.

Его мысли вернулись к Мэгги. Он пробежал по коридору в переднюю часть дома и выглянул в окно. Машины не было видно. Он посмотрел на часы. Прошло семь минут. Умница. Шериф наверняка уже едет сюда, но я не могу на это рассчитывать. Он подозревал, что сигнал сотовой связи был слишком слабым в столь удаленном от города и малозаселенном месте.

Маркус отвернулся от окна и вернулся в спальню. Сейчас он мог сделать для Морин Хилл только одно. Он еще раз осмотрел комнату. Ему хватило нескольких секунд, чтобы обнаружить тонкий след крови, ведший от двери, располагавшейся слева. Теперь он двигался целенаправленно. Открыв дверь, увидел еще одну лестницу. Он уже не обращал внимания на кровавый след: внутри у него произошло извержение вулкана и перед глазами повисла красная пелена. Цветок праведного гнева расцвел пышным цветом.

Оказавшись в кухне, он подбежал к двери, за которой находился небольшой кабинет. Он рванул ее с такой силой, что чуть не сорвал с петель. Подошел к стенному шкафу, открыл его и осмотрел, но следов убийцы не обнаружил.

Выйдя из кабинета, он направился к двери ванной. Занавеска душа была задернута. Если в прошлый раз он молился никого за ней не найти, то сейчас надеялся застать там убийцу, но не увидел ничего, кроме пустой душевой кабинки.

Вернувшись в кухню, он увидел, что тонкий кровавый след ведет на террасу, и проследовал за алыми каплями к задней двери. Вновь обратил внимание на безукоризненную чистоту прихожей, и в голову ему пришла нелепая мысль: он представил, как обозлилась бы пожилая женщина на убийцу за то, что он оставил следы ее крови по всему полу. Маркус повернул дверную ручку, но задняя дверь была заперта изнутри на крепкий засов. Он отодвинул засов и вышел из дома, наполненного болью.

Стоило ему выйти наружу, как его напряжение уменьшилось. Его снова окружало голубое небо и открытое пространство. Ему оставалось только гадать, сможет ли дом окончательно избавиться от следов крови и запаха смерти — проклятия, от которого не спасут ни уборка, ни слои краски.

Он опять стоял, окруженный красотой природы, однако мир уже не казался таким светлым и ясным, каким был перед тем, как он вошел в дом пожилой женщины. Прежде он считал, что его собственный новый дом был защищен от зла, царившего где-то далеко, но теперь понимал: темнота и уродство могли пустить корни и разрастись даже среди самого яркого света, среди захватывающей дух красоты. И от понимания этого свет сиял для него приглушенно, а красота лишилась части своего величия.

Кровавый след оборвался, и Маркусу стало ясно: убийца мог уйти отсюда в любом направлении. Когда уровень адреналина в его крови снизился, он понял, что тот, кого он искал, давно покинул дом, и охоту пора прекращать. Он заметил несколько построек, сгрудившихся позади дома, но решил их не обыскивать. И хотя он предпочел бы больше никогда не заходить в этот дом, там находился единственный доступный в этот момент телефонный аппарат. Он подумал, что будет не лишним обратиться к представителям власти, на случай если Мэгги до сих пор не попала в зону действия мобильной связи.

Он вошел в проклятый дом и набрал 911. Оператор спросила у него причину срочного вызова.

— Просто пошлите наряд полиции к… — Он осекся, поняв, что не знает адреса. Затем вспомнил о кипе почты в столовой. — Подождите секунду.

Он бросился в столовую и вернулся с одним из конвертов.

— Отправьте наряд полиции к дому номер 91244 по Фоксбрук-роуд в Ашертоне. Дом принадлежит Морин Хилл.

До него донеслись ритмичные щелчки клавиатуры компьютера.

— Я пока не нахожу этого адреса нигде в нашем округе, сэр. Вы сами сейчас находитесь на том месте, где требуется присутствие полиции?

— Да. — Он снова посмотрел на конверт и заметил нечто странное.

— Отлично, я определила ваше местонахождение. Вам требуется также и скорая помощь, сэр?

Он обдумал ее вопрос и сказал:

— Нет, но передайте им, чтобы захватили с собой судебно-медицинского эксперта.

Глава 8

Шериф смотрел на тело Морин Хилл и особенно пристально вглядывался в ее подернутые молочной пеленой глаза. Затем сам крепко зажмурился, но слезы все равно текли по его щекам. Вид боли в безжизненных глазницах был ему знаком. Он видел такой же страх, когда в последний раз смотрел в глаза своей жене Кэтлин.

Воспоминания вспышкой пронеслись в его сознании. Вот он приехал домой. И нашел ее изуродованное тело в их спальне. Она была мертва уже два дня. Два дня, а он даже не заметил, что она перестала ему звонить.

Когда она умерла, он находился в Канзас-Сити, консультируясь по делу о пропавших людях. Хотя гораздо больше времени потратил, участвуя в другом расследовании — поисках серийного насильника и убийцы, действовавшего в Виргинии и округе Колумбия. Он помогал сыщикам составлять психологический портрет предполагаемого преступника. С помощью его подсказок полиции удалось установить подозреваемого, но он сумел избежать ареста и ударился в бега.

Шериф по праву гордился своим участием в том расследовании. Ведущий следователь даже лично поблагодарил его во время пресс-конференции, заявив, что составленный им профиль сыграл важную роль в идентификации вероятного убийцы. Ему помнилось ощущение гордости за себя, когда его фамилию упомянули по телевидению. Такова уж человеческая природа, подумал он тогда. Каждый жаждет своих пятнадцати минут славы. Более того, каждому хочется, чтобы его работа и усердие получили заслуженное признание.

А он получил признание за свой труд не только от начальства, но и от самого преступника, которого помог вычислить. Убийце уже нечего было терять, и он решил отомстить семьям своих преследователей. Он изнасиловал и убил Кэтлин, а затем проделал то же самое с женой и приемной дочерью ведущего следователя.

Но самым худшим в этом деле для него стала не гибель жены. Он почти каждый день встречался со смертью и знал, что потеря любимого человека — не обязательно результат нападения серийного убийцы. Болезнь, падение с лестницы, автомобильная авария — вероятность такого развития событий присутствовала всегда. Труднее всего ему было свыкнуться с мыслью, что он сам убил жену, что его работа стала причиной ее смерти. Но еще более мучительным было осознание того, как мало он ценил Кэтлин, пока она была жива.

Он добрел до лестницы, ведущей в кухню, и прислонился к стене. Он думал о Кэтлин. Думал об Акермане. Потом он вспомнил о Маркусе. Выпрямился, утер слезы и взял себя в руки. Ему нужно было делать свою работу.

* * *

Маркус рассказал все в деталях. Шериф внимательно слушал, ничего не упуская. Время от времени он задавал вопросы, чтобы прояснить ту или иную подробность, но затем просил продолжать. Льюис Фостер — старший помощник шерифа — тоже слушал, делая заметки в небольшом блокноте.

Фостер был молодым человеком лет тридцати или чуть меньше. Он носил обтягивающий светло-коричневый мундир, и Маркус догадался, что этот парень слишком много времени проводит в тренажерном зале. Фостер же смотрел на него обвиняющим взглядом. Было очевидно, что допросы он предпочитал вести в запертой комнате с толстым телефонным справочником под рукой. Маркус хорошо знал этот типаж: хилый парнишка, которого все обижали, пока он не открыл для себя стероиды. Затем в обидчика превратился уже сам Фостер.

В отличие от своего помощника, шериф излучал уверенность в себе и компетентность, и на его лице не отражалось ни намека на обвинение или сомнение.

— Любопытная история, — произнес Фостер с особой интонацией в голосе.

— Да, бессмысленная трагедия, — отозвался шериф. — Пока не забыл, Маркус. Нам нужно будет одолжить у тебя ботинки.

— Мои ботинки?

— Да, нам понадобится сравнить отпечатки подошв с другими отпечатками обуви, которые мы, возможно, здесь обнаружим.

Маркус кивнул и снял ботинки. Шериф передал их другому молодому человеку, который сразу же исчез за дверью. Снова обратившись к Маркусу, шериф спросил:

— Стало быть, ты никого не видел ни в самом доме, ни рядом с ним?

— Нет. Тот, кто это сделал, ушел задолго до того, как сюда приехал я.

— Или же вообще не уходил, — добавил Фостер.

Ремарка застала Маркуса врасплох, и он, прищурившись, окинул помощника шерифа внимательным взглядом.

— А это как прикажете понимать?

— Не знаю. Просто мне кажется немного странным тот факт, что всего за два дня после переезда новичок укладывает в больницу двух парней и случайно обнаруживает совершенное убийство. Похоже, вы очень невезучий?

— Да, а еще мне приходится сидеть здесь и разговаривать с законченным дебилом, так что мои дела и вправду могли бы складываться получше.

— Если бы решение принимал я, мы бы сейчас не просто разговаривали.

— Прошу прощения, но я не целуюсь на первом свидании.

— Ах ты ж…

— Хватит, Льюис, — оборвал его шериф.

— Все в порядке, шериф. Пусть говорит. Ведь когда-то он просто обязан произнести нечто умное. Это напоминает мне старую теорию о том, что если большую группу обезьян усадить за пишущие машинки, то они с годами создадут что-то в стиле Шекспира.

Фостер придвинулся к нему ближе.

— В следующий раз ты окажешься со мной наедине в темной комнате. Тогда ты перестанешь отпускать дурацкие шутки. — Он склонил голову набок и хрустнул шейными позвонками. — Только попробуй, и тебя вынесут из той комнаты на носилках.

— Вы мне угрожаете?

— Нет. Я не угрожаю. Просто констатирую факты.

Фостер сделал еще один шаг к Маркусу, но шериф вытянул руку, заставив его остановиться.

— Почему бы тебе не пойти наверх и не помочь там нашим ребятам, Льюис?

Несколько секунд Фостер смотрел на Маркуса испепеляющим взглядом, потом развернулся и ушел.

Обратившись к Маркусу, шериф спросил:

— У тебя плохо получается заводить себе друзей, верно?

— Для этого я слишком разборчив.

— Ты сам был полицейским и, как мне кажется, мог бы взглянуть на дело с точки зрения Льюиса.

— Я мог бы постараться, сэр. Но, честно сказать, не думаю, что смог бы засунуть свою голову так глубоко в задницу.

Шериф посмотрел на него без всякого выражения и поскреб свою козлиную бородку.

— Послушай, парень, я не считаю, что ты как-то связан с этим убийством, но первое впечатление, которое ты здесь произвел, не слишком благоприятное. А обстоятельства действительно выглядят достаточно подозрительно. Поэтому тебе лучше соблюдать осторожность. Научись немного сдерживать свой язык, если хочешь задержаться в наших краях.

Маркус кивнул.

— Я постараюсь, сэр.

— Хорошо. А теперь я хочу, чтобы ты отправился домой, отдохнул и выбросил все из головы. Я знаю, мне легче это сказать, чем тебе сделать, но, думаю, в любом случае нужно постараться. Теперь ответственность за все здесь несем мы. Тебе же лучше всего забыть этот дом и все, что в нем случилось. Если не сделаешь, это начнет пожирать тебя изнутри. Поверь мне, сынок, я знаю, о чем говорю.

В словах шерифа заключалась истина, и Маркус понимал это, но понимал и другое: он не сможет остаться в стороне, и не в его характере было легко забывать о подобных вещах.

— Мне хотя бы вернут мои ботинки?

Шериф покачал головой.

— Да, тебе вернут твои чертовы ботинки. И если надумаешь что-то еще, вот тебе моя визитная карточка. На ней ты найдешь номер моего мобильника.

Маркус сунул карточку в карман.

— Есть еще кое-что, о чем вы должны помнить, расследуя это дело.

— Что именно?

Маркус огляделся по сторонам и понизил голос:

— В ваших краях появился серийный убийца, о котором в последнее время много говорят. Вот почему для того, кто планировал убийство, сейчас крайне подходящее время осуществить свой план. Подумайте об этом. Когда я увидел тело, мне сразу пришла в голову фамилия Акерман. У того, кто собирается совершить убийство, есть для этого превосходная возможность с весьма достоверным козлом отпущения в лице Акермана. Наши подозрения уже направлены в его сторону, поскольку мы знаем, что Акерман может орудовать в округе. Я лишь хочу сказать: основывайтесь исключительно на фактах, не допуская никаких предположений.

Казалось, шериф какое-то время обдумывал его слова.

— Спасибо, сынок, но мы сами знаем, как выполнить свою работу. Выброси это дело из головы. Мы не нуждаемся в твоей помощи. — Шериф уже собрался уходить, но обернулся и сказал: — И вот еще что, Маркус. Пока ситуация не прояснится, держись подальше от моей дочери.

* * *

Маркус сидел в темноте и заново переживал все случившееся в доме пожилой женщины. Он сожалел, что не может ничего забыть. Он молился об обретении способности оставить прошлое позади и начать новую жизнь. Молился о способности спать и видеть сны, наполненные лишь счастливыми воспоминаниями. Но знал, что вместо этого сон унесет его в мрачный мир боли и страдания. В те места с серым небом, где лучи солнца никогда не достигают земли. В места, единственными обитателями которых были чудовища и их жертвы. В места, где любая поверхность казалась наделенной зубами и неутолимым желанием поглотить его душу. Он часто задумывался, не содержат ли его сны все это, чтобы он мог заглянуть в свой личный ад.

Но сейчас он не спал. Он бодрствовал и по собственной воле заново переживал события дня. Исследовал каждую подробность увиденного в поисках улик или мелких деталей, которые в разгар событий мог не заметить. Он был наделен даром мощной фотографической памяти и благодаря этому умел трансформировать себя в нечто похожее на компьютер в человеческом облике. Он мог складывать в уме детали, собранные в том доме, чтобы потом получить к ним доступ в своей необычной базе данных. Для него это было так же легко, как воспользоваться настоящим компьютером, и он часто обнаруживал нечто, упущенное при первом осмотре.

А он знал, что упустил что-то важное, физически ощущал это. Он закрыл глаза, пока его мозг заново перебирал каждую мельчайшую деталь. Сторонний наблюдатель увидел бы мужчину, слепо уставившегося в стену. На самом же деле он не осознавал, что перед ним стена. Его взгляд проникал сквозь нее, нацеленный в прошлое, в воспоминания.

Как он и предполагал, многое осталось им не замеченным, но и с этими новыми подробностями ему не удалось восстановить картину во всей полноте, так чтобы в ней ощущался смысл. Ему нужно время. Но ведь убийца разгуливал на свободе, а Маркус считал своим долгом в память о Морин Хилл остановить его, прежде чем кто-то еще подвергнется таким же страданиям, какие испытала она.

Он подумал о Мэгги. Сняв с нее свидетельские показания, отец отправил ее домой в сопровождении одного из своих помощников. Маркус решил позвонить ей и узнать, как она.

Он перебрал бумаги, лежавшие на кухонном столе. Две из них привлекли его внимание — бумажный обрывок, на котором Мэгги записала для него свой номер телефона, и слегка помятая визитная карточка, которую вручил ему после допроса ее отец. Таким образом, в течение одного и того же дня и Мэгги, и ее отец дали ему номера своих телефонов. Эти номера открывали перед ним разные пути: один вел к любви и жизни, к приятным воспоминаниям, другой — к боли и смерти. Один из них пролегал к величайшему счастью, но если ему удастся остановить убийцу, то и второй путь приобретал огромное значение. Он понимал, какой путь выбрал бы нормальный, здравомыслящий человек, и не желал признаться даже себе самому, что дорога счастья была не той, что его привлекала.

Поскольку Маркус еще не успел обзавестись здесь сотовым телефоном, он поднял трубку старого телефонного аппарата с диском, доставшегося ему вместе с домом, и набрал номер Мэгги. Ему не пришлось даже заглядывать в обрывок бумаги. Он видел номер всего один раз, но запомнил его. С каждым последующим гудком у него обрывалось сердце. По неведомой ему самому причине он думал, что она будет сидеть с телефоном в руке и ждать его звонка.

— Алло, — сказала она.

— Привет. Это Маркус. Я уже подумал, что тебя нет дома.

— Я была в душе. Я стояла под душем все это время, после того как вернулась. Я ведь даже не заходила в тот дом, но до сих пор ощущаю на себе грязь.

Он искал для нее слова утешения, но не находил.

— Я тебя хорошо понимаю.

— Боже мой, Маркус! Бедная женщина… Она была чудесным человеком и, уж конечно, не заслужила… Не то чтобы кто-то другой… — Незаконченные фразы повисали в воздухе, и по телефонной линии передавалось только молчание.

Мэгги первой нарушила тишину вопросом, заставившим его поежиться:

— Ты сталкивался с чем-то подобным, когда работал в полиции?

Теперь я вспомнил. Вот почему я не завожу ни с кем продолжительных отношений.

— Я видел многое, о чем хотел бы навсегда забыть, — ответил он.

Молчание. Потом она сменила тему.

— Мы толком не поговорили там, у дома, но я все время думала, что ты делал после того, как обнаружил тело. Ты был шокирован?

Ему не слишком хотелось продолжать этот разговор, но тем не менее он ответил.

— Я стоял там и смотрел ей в глаза. Казалось, она взывала ко мне, кричала с мольбой о помощи… Немым криком. — Слезы покатились по его щекам. — Я чувствовал себя совершенно беспомощным. Это было такое же ощущение, как… Быть может, внутри всех нас живет монстр. Быть может, все мы обладаем такой же способностью творить зло, как и добро. Не знаю. Но знаю наверняка, что мой внутренний монстр обитает немного ближе к поверхности, и я порой не могу его контролировать. — Он выдавил из себя смех. — И если это тебя не пугает, тогда я не знаю.

— Я не боюсь тебя. Продолжай.

— Посмотрев ей в глаза, я потерял контроль над собой. Побежал через весь дом, а потом оказался у задней двери, и я… Я отпер ее.

У него округлились глаза, когда он осознал важный факт, который сразу не отложился в его сознании. Ранее, используя свой трюк с памятью, он концентрировался на мертвом теле и спальне. Теперь же предстояло обдумать все остальное, связанное с домом.

Мне пришлось отпереть и отодвинуть засов на задней двери, а он мог быть заперт только изнутри или с помощью ключа. Убийца ушел, и если только он не вытер кровь со своей обуви и по какой-то причине вернулся… Нет. Кто-то другой побывал в доме до меня… Не убийца, а кто-то еще.

— Прости, но я вынужден прекратить разговор.

— Подожди. Что с тобой? О чем ты…

Маркус повесил трубку и бросился в кухню за визитной карточкой шерифа. На него накатила горячая волна нетерпения. Он знал, что первые сорок восемь часов были самыми важными в любом расследовании. Ему хотелось осмотреть место преступления, держа в уме эту новую информацию. Вероятно, было что-то еще, что он упустил, нечто, что станет заметным, только если предположить, что в доме до него успел побывать кто-то другой.

Он торопливо набирал номер, и с каждым поворотом телефонного диска в нем росло раздражение на медлительность старинного аппарата. После нескольких гудков шериф ответил.

— Алло.

— Шериф, это Маркус. Где вы сейчас находитесь?

— Я только что покинул место преступления. Перекрыл все на ночь. А почему ты спрашиваешь? С тобой что-то стряслось?

— Мне бы хотелось встретиться с вами там и как можно скорее.

— Минуту, но я…

— Сами сказали, что я могу вам позвонить, если вспомню что-то важное. Так вот, я кое-что вспомнил. И это не терпит отлагательств.

Глава 9

Маркус ждал на подъездной дорожке красивого дома Морин Хилл, хотя совсем недавно решил никогда сюда не возвращаться. Это было темное место, и он хотел как можно скорее его забыть. Но ему все же предстояло снова в него войти. Необходимость установить истину целиком захватила его — чувство, которое когда-то было частью его повседневной жизни. Он опять ощущал себя в роли полицейского.

В отдалении показался приближающийся свет фар. Автомобиль остановился на дорожке, и шериф ступил из него на пыльную землю.

— И что же такое важное оторвало меня от ужина?

— Я много думал о том, что здесь произошло. Вернувшись домой, постоянно прокручивал все в уме в поисках того, что мог упустить из виду, проглядеть. И наконец до меня дошло.

— Что же до тебя дошлло?

Маркус провел шерифа через дом в кухню.

— Когда я увидел ее наверху — ее изуродованное тело, меня охватило такое бешенство, что я носился по дому как сумасшедший. И потому, оказавшись у задней двери, не заметил, что она была заперта изнутри. А это могло означать…

— Что кто-то другой побывал в доме до тебя и запер дверь за убийцей, — продолжил за него шериф. Его лицо потемнело и приобрело мрачное выражение. — Или же это абсолютно ничего не значит.

Шериф повернулся к Маркусу и высказал свои сомнения:

— Допустим, все было именно так, как ты думаешь. Кто помимо убийцы мог попасть в этот дом и не сообщить об убийстве? Сообщник? Кто бы он ни был, этот человек оказался достаточно осторожен, чтобы не наступить в лужу крови, оставленную убийцей. Мы не обнаружили никаких других следов, кроме принадлежащих самому убийце и тебе. Есть какие-то мысли на этот счет?

Маркус помотал головой.

— Я надеялся, что новая информация может пролить свет на какие-то улики. Поведет нас в правильном направлении. Даже не знаю. Просто я…

Он выглянул в окно рядом с задней дверью и заметил нечто странное. Подошел к двери, отпер ее и вышел на улицу. Шериф последовал за ним.

Линия горизонта приобрела сияющие красные и пурпурные оттенки. Последние лучи закатного солнца протянулись по потемневшему небу, окончательно теряя свою власть над миром. Это было зрелище потрясающей, величественной красоты, и при других обстоятельствах он замер бы в восхищении, но сейчас его внимание привлекло нечто иное.

В одном из фермерских строений позади дома горел свет.

— Мы проверили все хозяйственные постройки и ничего не обнаружили. Но тогда ни в одной из них света не было, — сказал шериф.

— Мы все слышали утверждение, что преступник всегда возвращается на место преступления. Быть может, на этот раз оно оказалось справедливо?

— Судя по всему, так и есть. — Шериф задрал правую брючину, под которой скрывалась кобура с запасным оружием. Он оттянул затвор, проверил пистолет и отдал его Маркусу. — Надеюсь, ты не успел забыть, как им пользоваться?

Компактный девятимиллиметровый пистолет напоминал запасное оружие, какое он сам носил в другой жизни. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз держал пистолет в руке. Он терпеть не мог огнестрельное оружие, хотя всегда ловко с ним обращался. Ему ненавистна была мысль о том, что его единственным настоящим умением была способность разрушать и причинять боль.

Почему я не родился художником?

* * *

Темная фигура человека, знавшего об их присутствии, тенью скользила между постройками позади дома Морин Хилл. Человек двигался в противоположном от дома направлении, оставаясь невидимым среди сараев и амбаров. Затем резко развернулся у дальнего угла участка. Обошел кругом Маркуса и шерифа, готовясь захлопнуть ловушку.

* * *

Маркус и шериф подкрались к постройке, стараясь держаться вне поля чьего-либо зрения. В небольшом сарае для инструментов двери имелись с обеих сторон, и шериф жестом показал Маркусу, чтобы он вошел с восточной стороны.

Что ж, по крайней мере, у меня появился шанс вернуть доверие отца Мэгги.

Маркус подошел к двери и мысленно подготовил себя к худшему. Его сердце билось сильнее от вызванного ожиданием притока адреналина. Он ощущал за дверью присутствие волка, забравшегося в курятник. Теперь ему отводилась роль хорошего пастуха, готового прогнать волка в темноту тех мест, откуда он явился.

Маркус крадучись вошел в сарай и осмотрел помещение, обращая особое внимание на углы, но с первого взгляда никого не обнаружил. В сарае хранился всевозможный инвентарь. На полках вразброс лежали инструменты для работы по дереву и приспособления, которые, как он догадался, использовались при забое домашних животных. Внутри сарай казался больше, чем снаружи, и состоял из одного открытого помещения, уставленного вдоль стен несколькими рядами полок.

Маркус не думал, что в сарае имелись места, где можно было спрятаться, но ошибся: в нем оказалось несколько закутков, вполне подходящих, чтобы в них укрыться. Осторожно двигаясь, он проверил каждый из рядов полок. Холодное зловещее молчание висело в воздухе. Единственным доносившимся до него звуком был легкий хруст, который, как он подумал, издавал двигавшийся с противоположной стороны шериф. Все, что здесь находилось, пропахло машинным маслом и грязью.

В центре помещения, окруженный открытым пространством, стоял главный верстак. Маркус осторожно заглянул за угол одной из полок и увидел еще несколько рабочих столов и много других инструментов, валявшихся на полу.

Держа пистолет наготове, он вышел из-за угла, и сердце у него подпрыгнуло, когда он понял, что оказался прав. Убийца действительно вернулся на место преступления. У одного из столов сидел мужчина с холодными серыми глазами. Это были глаза, смотревшие на бесчисленные жертвы. Это были безжизненные глаза хищника, убивавшего без жалости и раскаяния, поскольку он не был способен испытывать подобные чувства.

Маркус сразу понял, что ничем хорошим это не закончится, потому что сам дьявол вступил с ним в игру.

Часть вторая. Волк и пастух

Глава 10

В сарае позади дома убитой пожилой женщины Маркус Уильямс неотрывно смотрел в глаза сумасшедшего. Он словно окаменел, введенный в транс ответным гипнотическим взглядом убийцы. Прошло несколько секунд, прежде чем он смог перевести взгляд и как следует разглядеть этого человека.

Акерман был прикован к стулу наручниками и цепями на щиколотках. Старая тряпка и обрывок клейкой ленты закрывали ему рот, гарантируя, что убийца не сможет позвать на помощь. Запекшаяся кровь покрывала его лицо. Маркус сразу же подумал о южном правосудии^[4], и после того, что сделал этот психопат, у него не было особых возражений против того, чтобы применить его к нему. Человек на стуле заслужил все, что теперь могло его настигнуть. И все же где следует провести границу? Где та незримая черта, которая отделяет наказание для убийцы от превращения в убийцу? Какова реальная разница между правосудием и местью? Но задавать все эти вопросы больше не входило в его обязанности, теперь это было заботой шерифа.

Маркус ждал, что шериф будет поражен не меньше его, однако, когда тот появился из-за угла, вид скованного по рукам и ногам человека удивил его не больше, чем зрелище звезд на небе. Шериф стоял, держа пистолет в опущенной левой руке, и совсем не был похож на человека, вошедшего в помещение, где находился подозреваемый в убийстве, не говоря уже о серийном маньяке. Если только шериф не был готов к тому, что увидит…

Этот день определенно обещает стать очень длинным…

Он перевел пистолет с убийцы на шерифа.

— Похоже, на этот раз вы поймали крупную рыбу. Собираетесь оставить или бросите обратно в воду?

— Думаю, решение будет зависеть от него, — сказал шериф, чей пистолет все еще был направлен стволом в пол. Казалось, нацеленное на него оружие волновало его не больше, чем перспектива дождя воскресным вечером.

— Не хотите рассказать, что здесь происходит?

Их взгляды встретились, и в это мгновение Маркус вспомнил, от кого получил пистолет, и мысленно отругал себя за то, что не проверил магазин. Теперь, когда он подумал об этом, пистолет действительно показался ему слишком легким. Он должен был догадаться, что оружие не заряжено. Я начинаю сдавать — в этом нет никаких сомнений.

Но поскольку шериф продолжал разыгрывать шараду, Маркус тоже посчитал, что может продолжать в том же духе, и по-прежнему держал девятимиллиметровое папье-маше направленным на выбранную цель.

— Держу пари, ты был хорошим полицейским, Маркус, — сказал шериф. — Я считаю службу в правоохранительных органах одной из самых тяжелых профессий. Люди рассчитывают на тебя, думая, что ты сделаешь их мир безопасным. Однако факт остается фактом. Мир часто бывает мрачным местом, преисполненным зла. Монстры прячутся под кроватями. А во тьме скрываются волки, только и ждущие, что один из нас отобьется от стада. И к кому все обращаются, если нужно развеять тьму? Они смотрят на полицию, обычных мужчин и женщин, давших торжественную клятву служить и защищать. — Продолжая говорить, шериф сделал шаг вперед. — А мы не похожи на рыцарей в сверкающих доспехах. Мы не можем вот так запросто прискакать и убить драконов, которые водятся в этом мире. Но порой нам приходится принять этот вызов. Мы действуем внутри системы, где невиновного могут приговорить к смерти, а очевидный хладнокровный убийца остается на свободе из-за формальной ошибки следствия. И где же те люди, которые встанут на защиту правого дела, пусть даже это не принесет им славы, где те, кто готов пожертвовать собой ради других? Знаешь, я не считаю себя просто правоохранителем. Я думаю, что полицейский больше похож на пастуха, защищающего стадо. Мы заставляем волков держаться подальше от него.

— И именно это вы сейчас делаете? Отгоняете волков?

— Я не жду от тебя понимания. Но в каком-то смысле это как раз то, что я делаю. Мне удалось поймать многих людей, считавших, что они могут избежать правосудия. Однако, вопреки распространенному мнению, правосудие не слепо. Оно настигнет тебя, где бы ты ни пытался скрыться. Никакого суда, никаких присяжных. Мы отбрасываем формальности и переходим сразу к наказанию.

— Но не вам решать, кого…

Шериф подошел еще ближе и перебил Маркуса.

— Я нашел машину, которую он угнал и бросил. Знал, что он передвигается пешком, пустил по его следу собак и отследил его до этого сарая. Если бы только я добрался сюда раньше… Ладно, к черту, подобные мысли могут свести с ума. Я прошел по следу и поймал этого психа, когда он точил нож, который пустил в ход, убивая Морин. Он явно хотел, чтобы ножичек был острым для следующей доброй бабушки, намеченной им в жертвы. Так что я сумел его поймать, сковать и избить до потери сознания. А потом вернулся в дом и, должно быть, запер за собой заднюю дверь. Наверное, по привычке.

Пока шериф говорил, Маркус мысленно взвешивал его слова. Во многом он был согласен с тем, что тот делал, но знал и другое: чем чаще убиваешь, тем легче даются убийства. Чем убедительнее подводишь рациональную базу под свои действия, тем больше готов сам себе прощать. Чем дальше идешь по этой дорожке, тем сильнее размываются для тебя границы между добром и злом, и ты уже порой не понимаешь, с какой стороны оказался.

Маркус не знал, что думать о моральных последствиях действий шерифа, но на самом деле это и не имело значения. Соглашался он с шерифом или нет, он был уверен в одном: шериф не собирался позволить ему уйти отсюда живым.

— Не подходите ко мне ближе, — сказал он.

Шериф проигнорировал его просьбу.

— У меня был план скрыть причину смерти Морин и как-то выдать ее за самоубийство. Но потом… Потом у меня появился гораздо лучший план для нашего друга Акермана. Твоя теория подошла как нельзя лучше.

— Какая теория?

— О том, что сейчас самое подходящее время кого-нибудь убить. Как ты сказал, у нас здесь есть превосходный козел отпущения. Совершенно правдоподобно. И, видишь ли, есть и тот, кого мне нужно убить. — Шериф вздохнул и покачал головой. — Но, черт побери, сынок, ты вмешался в это дерьмо и изменил мои планы. Наверное, я действовал недостаточно быстро. Я просто хочу сказать, что мне очень жаль, сынок, но подчас волки оказываются не единственной угрозой для стада. Случается, что кто-то в стаде заболевает и становится опасным для всех остальных. Для большего блага приходится жертвовать одним ради многих. Порой людей нужно защищать от них самих, и я действительно сожалею об этом.

* * *

— А что, если у меня вдруг случится амнезия, я позволю вам сделать свое дело, а сам пойду своей дорогой, как будто ничего не случилось? — спросил Маркус, хотя не собирался так поступать и не особенно верил, что шериф примет его предложение.

— Ты считаешь меня законченным идиотом?

— Вообще-то я думаю, вы находитесь в полном рассудке, и готов заявить об этом во время суда над вами.

Шериф рассмеялся.

— Жаль, что мы не встретились при других обстоятельствах, но теперь тебе уже не удастся сменить карты, которые у тебя на руках. В глубине души ты понимаешь, что я поступаю правильно. Посмотри на этого сидящего перед нами зверя. — Он сделал жест в сторону Акермана. — Он, вероятно, сейчас придумывает различные способы, чтобы заставить нас страдать. Я сочувствую маленькому мальчику на том видео, но тот мальчик мертв. Я не могу позволить, чтобы еще хоть один человек пострадал от его рук. И не позволю. Мы здесь имеем дело не с людьми. Это монстры, и они не заслуживают права на жизнь.

— Да кто вы такой, чтобы решать, кто может жить, а кто должен умереть? Вы пытаетесь играть роль бога, шериф, а я не думаю, что Господь наш милосердный благосклонно взирает на таких самозванцев.

Их взгляды встретились, и шериф сказал:

— Прости меня, сынок. — С этими словами он начал поднимать руку с зажатым в ней пистолетом.

Не думая и подчиняясь чисто инстинктивному порыву, Маркус швырнул в шерифа свой бесполезный пистолет. Мир вокруг замедлил движение.

Как только пистолет вылетел из его руки, он ухватился за край стоявшего справа от него стола, приподнял его и опрокинул на шерифа, вложив в это движение всю свою силу. Стол ударил шерифа в левый бок, и пуля, нацеленная в грудь Маркуса, срикошетила от полупустой грязной полки.

С молниеносной скоростью Маркус оценил расположение полок и рванулся к двери. Он слышал шаги шерифа у себя за спиной и, как только добрался до двери, обернулся и с силой толкнул последний ряд полок. Подобно костяшкам домино, полки сначала попадали друг на друга, а потом завалились в центр сарая. У Маркуса больше не было времени оглядываться, и он выскользнул из двери, слыша позади крик боли, изданный шерифом.

Стоило Маркусу оказаться на улице, как тьма поглотила его. Наступила ночь, и свет излучали только два стоявших поодаль друг от друга фонарных столба. Он нырнул под покров темноты и направился туда, где припарковал свой пикап.

Он знал, что действовать необходимо быстро. Шерифу не понадобится много времени, чтобы выбраться из завала и выйти с противоположной стороны сарая.

Но куда я поеду, даже если доберусь до пикапа? Я не могу обратиться в местную полицию по совершенно очевидным причинам, так что остается только полиция штата. Но и попав к полицейским штата, какие доказательства я смогу предъявить? Как мне убедить их, что местный шериф, которого они наверняка хорошо знают, превратился в преступника, пытавшегося меня убить?

Он сразу же выбросил эти мысли из головы. Такие вопросы в данный момент не имели значения. Ему приходилось решать проблемы по мере их поступления, а первостепенной задачей сейчас было убраться отсюда живым.

Глава 11

Маркус огибал фермерский дом с западной стороны. Он бежал изо всех сил, не собираясь давать шерифу шанс догнать себя. Едва он достиг угла дома, уже собираясь свернуть во двор перед фасадом, как услышал звук, который никак не ожидал услышать. Его инстинкт кричал во весь голос, приказывая ему остановиться. По инерции он пробежал еще немного, но сумел затормозить как раз вовремя, чтобы снова скрыться за углом.

Выстрел из пистолета пронзил ночную тишину, и пуля просвистела там, где только что находилась его голова. Выглянув из-за угла, он заметил стрелявшего как раз перед тем, как раздался второй выстрел. Он увидел Льюиса Фостера, одетого во все черное, присевшего на корточки рядом с автомобилем шерифа.

Маркус стукнул кулаком о стену дома. Другие машины не появились, а это значило, что Фостер уже был здесь, поджидая их. Шериф все спланировал, а он угодил прямо в расставленную для него ловушку.

Он услышал шаги, приближавшиеся к дому со стороны сарая. Шерифу понадобилось даже меньше времени, чем предполагал Маркус, чтобы выбраться наружу и отправиться за ним в погоню. Отлично… Попал между скалой и твердолобым ублюдком. Он огляделся в поисках чего-нибудь, что мог бы пустить в ход против них. Множество мыслей промелькнуло у него в голове, но все они оказались бесполезными.

Но он продолжал осматриваться по сторонам, не прекращая поиски. И нашел потенциальное оружие — наверно, древнейшее из всех известных человечеству. С тех самых пор, как человек приобрел способность любить и сострадать, открылась также и дверь для ненависти и зависти. Подобные эмоции заставляли мужчин и женщин убивать ради того, что им не принадлежало. И каждый раз, когда человек испытывал потребность кого-то убить, у него под рукой, похоже, всегда находился булыжник.

— Сдавайся, сынок. Тебе больше некуда бежать, — донесся голос шерифа из-за угла дома.

Они почти загнали его в ловушку. Он чуть ли не физически ощущал, как петля затягивалась на его шее, а у него не было ни малейшего представления, как из нее выбраться.

Думай, думай, думай. НЕТ! Не думай. Действуй!

Он знал, что, если высунет голову из-за угла, ему ее тут же отстрелят. Но что, если я сумею отвлечь Фостера хотя бы на секунду? Ответ он нашел вместе с лежавшим у дома свернутым шлангом для полива, заканчивавшимся металлическим наконечником. Теперь он уже не раздумывал, а действовал. Если бы у него оставалось время подумать, он, быть может, даже не стал бы пытаться, но время на размышления давно истекло. Левой рукой он взялся за наконечник и открыл кран на полную мощность. В правую руку взял камень и направился к фасаду дома. Показавшись из-за угла, он направил мощную струю воды прямо в лицо Фостеру, застиг его врасплох и получил несколько секунд, которых оказалось достаточно, чтобы отвлечь противника.

Фостер выстрелил, но промахнулся. Маркус метнул камень, как Нолан Райан^[5], одержимый духом пещерного человека. Он был питчером в школьной бейсбольной команде — не самым выдающимся игроком, но и не сказать чтобы худшим. Но как бы то ни было, в эту ночь его цель оказалась близка, и камень угодил Фостеру в середину лба.

Фостер заорал от боли и снова спустил курок, выстрелив вслепую, но попал только в черное пространство неба. Маркус быстро сократил дистанцию между ними и, как только Фостер начал приходить в себя, снова ударил помощника шерифа. Фостер пошатнулся, а Маркус нанес ему еще один удар в лицо, и противник повалился наземь.

Три страйка. Я тебя выбил. Следующий отбивающий. Подняв пистолет Фостера, он направился к своему пикапу, но столкнулся с другим препятствием. Фостер успел разрезать ножом его покрышки.

Звук еще одного выстрела разнесся по округе. Маркус нырнул за пикап и произвел серию выстрелов в направлении шерифа, заставив того держаться за углом. Когда он стрелял, рука у него была твердой, но внутренне он содрогался от страха. Он чувствовал себя отвратительно и не был уверен, хватит ли ему силы духа, чтобы отнять еще одну человеческую жизнь.

У него не возникало подобных мыслей во время драки у бара, когда он наносил удары напавшим на него парням. В конце концов, всех их раны и ушибы со временем заживут. Но отнять человеческую жизнь — совсем другое дело. Он уже все это проходил. Бывал в таких ситуациях. Отбирал то, что может дать только Бог.

И сегодня он опять оказался не в том месте и не в то время, попав в положение, когда либо ты убьешь, либо тебя убьют. Речь действительно шла о жизни или смерти. Он отчетливо сознавал, что противник убьет его безо всяких колебаний и последующих угрызений совести, но сам при этом не знал, сможет ли жить дальше, снова обагрив свои руки кровью.

Он попытался добраться до полицейской патрульной машины, но шериф теперь сам осыпал его дождем из пуль. Маркус дважды выстрелил в ответ, целясь в угол дома, но после второго выстрела затвор заело. Это означало, что в пистолете закончились патроны. Не имея другого выхода, он отбросил пистолет в сторону и направился единственным открытым для него путем.

Он что было сил бежал в темноту, стараясь как можно дальше уйти от людей, желавших его убить.

* * *

Шериф посмотрел туда, где только что находился противник. Маркус пропал. Шериф слышал, как он бежит, и понял, что ему никогда не догнать значительно более молодого мужчину. Он вышел из-за угла как раз в тот момент, когда Льюис Фостер не без труда поднялся на ноги. Помощник шерифа встал и принялся вытирать кровь с лица, одновременно выискивая взглядом ранившего его человека. Шериф видел, что Фостер прямо-таки сгорает от желания оторвать Маркусу голову.

— Где он? — спросил Фостер с дрожью в голосе.

— Убежал. По всей вероятности, в сторону шоссе, — ответил шериф спокойным, будничным тоном.

— Ну что? Отправимся в погоню за ним? — Фостер стоял сгорбившись, упираясь руками в колени.

— Только не пешком. Не беспокойся, я знаю, куда он побежал. Далеко не уйдет.

* * *

В то время как шериф и его помощник отвлеклись на охоту, человек, убивавший людей и пожиравший их души, сумел освободиться от оков. Когда мужчина, которого шериф называл Маркусом, опрокинул полки, самая близкая из них ударила в стол, к которому Акерман был привязан, и расколола стул, к которому он был прикован. От удара он вместе со стулом повалился набок. Избавиться от крепкого стола и стула было бы физически невозможно, но, как только стул раскололся, он смог от него освободиться.

Не забыть поблагодарить Маркуса за помощь…

Теперь он мог передвигаться, но по-прежнему оставался скованным цепями у запястий и лодыжек. Его руки были заведены за спину, но, проделав небольшой маневр, он пропустил цепи под ногами, и теперь они оказались впереди. Акерман изучил обстановку в поисках чего-либо, что помогло бы ему освободиться от цепей. И у противоположной стены заметил свой билет на свободу. Фортуна явно ему благоволила.

Он добрался до ацетиленовой паяльной лампы, которую словно нарочно положили здесь для такого важного момента, установил ее в нужное положение и разжег пламя, используя кремниевый ударный механизм, свисавший с клапана. Затем отладил огненную струю, так что она приобрела чистый синий цвет, и принялся за дело. Он понимал, что в процессе резки оков неизбежно обожжется, но сейчас это волновало его меньше всего. В конце концов, ему было не привыкать терпеть боль, а его тело уже и так было покрыто шрамами.

Он решил задержаться в этом маленьком городке. Притворился потерявшим сознание, подслушал главное, что запланировал шериф, и ощутил острый интерес. Он уже начал наслаждаться затеянной шерифом игрой. Вот только, может, настало время изменить правила?

Он всегда получал удовольствие от хорошей игры. Но другим не оставлял шанса сыграть по своим правилам.

Глава 12

Маркус мчался так, словно за ним по пятам гнался сам дьявол, и холодная чернота, казалось, проникала ему под кожу и прямо в сердце. Тусклое сияние луны служило для него единственным источником света. Всю свою жизнь он ненавидел темноту, и хотя он не признался бы в этом ни одной живой душе, боязнь темноты оставалась единственным детским страхом, который, повзрослев, ему так и не удалось преодолеть.

Мысль о том, что некое зловещее создание прячется во тьме или в тени, не заставляла шевелиться волосы у него на затылке. Но он точно знал, что в этом мире существуют реальные монстры. Жуткие монстры из фильмов ужасов, может, являлись в этот мир, а может, и нет. Но Маркус точно знал, что чудовища часто обитали под кожей людей. Он видел их. Он видел, на что они способны.

А в темноте он становился уязвимым. В темноте он не мог увидеть монстров, когда они приходили за ним. Если он видел, что ему противостоит, он знал, что способен с этим сразиться. В конце концов, таков был его дар — сражаться, убивать.

Он думал, кому может доверять. Полиции штата? Техасским рейнджерам? Могу ли я вообще кому-то доверять? Он прекрасно понимал, что не может отправиться к Мэгги. Прийти и сказать девушке, что ее отец хотел убить его, не казалось ему подходящим для второго свидания.

Ему необходимо связаться с полицией штата или ФБР. Маркусу эта идея не очень-то нравилась, но других вариантов не оставалось. Он знал, что не может вернуться в свой новый дом. Там они и будут его поджидать. Кроме того, он не видел, что в доме может оказаться ему полезным, не считая, быть может, бутылки холодного пива или стаканчика виски.

У него не было выбора. Ему нужно добраться до шоссе. Оттуда его кто-нибудь подвезет до другого городка или, может, по пути встретится патруль полиции штата. Даже если ему придется проехать на попутках до большого города, чтобы обратиться в полицию штата, он сможет доложить об увиденном, и шериф, по самому худшему сценарию, убьет Акермана еще до прибытия полицейских. Мир станет лучше, если избавится от психопата, а Маркус сможет выбраться из всего этого с чистой совестью, зная, что сделал все возможное.

После скитаний в темноте, показавшихся ему бесконечными, он добрался до автотрассы. Две параллельные полосы асфальта, изгибавшиеся и исчезавшие где-то у черного горизонта, показались его усталым глазам оазисом в пустыне. Он утер пот со лба и с новой решимостью пустился в долгий путь вдоль пустынного в этот час отрезка Южно-Техасского шоссе.

Глава 13

Акерман бродил во тьме почти два часа. Он любил темноту. Она давала ему ощущение покоя. Через какое-то время он набрел на странный небольшой дом в конце длинной проселочной дороги. Это жилище выглядело куда менее привлекательным, чем дом Морин Хилл, но он был уверен, что его обитатели окажутся столь же гостеприимными, как и пожилая женщина. Как надеялся Акерман, его визит станет таким же знаменательным событием в их жизни, каким стал для Морин. Старые алюминиевые панели, пожелтевшие и растрескавшиеся, покрывали бунгало, построенное в стиле ранчо. Деревянные подоконники и карнизы в нескольких местах просели, оставив щели. Покрытый пылью зеленый «эль-камино»^[6], державшийся, видимо, из последних сил, стоял на подъездной дорожке, а во дворе среди редкой растительности застыли в неподвижности качели.

Он догадался, что лишних денег в этой семье не было, но для него подобные вещи не имели значения. Черные или белые, богатые или бедные — он был убийцей, предоставлявшим всем равные возможности.

Двигаясь теперь целенаправленно, он пересек передний двор и миновал вход под навесом, словно лев, пробирающийся сквозь высокую траву. Голод накатил на Акермана, и он понимал, что, если в ближайшее время не удовлетворит этот голод, тот начнет пожирать его изнутри.

Он часто ощущал себя человеком, загнанным в колодец, но при этом умирающим от жажды. Ему казалось, что он проклят судьбой и обречен скитаться по миру, чтобы утолить жажду, которая была неутолима, и ослабить голод, никогда не покидавший его. Временами он сравнивал свое положение с проклятиями, наложенными древнегреческими богами на людей вроде Тантала или Прометея, приговоренных провести вечность в страшных муках. Он чувствовал себя в ловушке в мире, где для него не было места, где он был окружен людьми, которых ненавидел с такой силой, какую сам себе не мог объяснить. Быть может, какая-то его часть и желала положить конец смертям и сумасшествию, но непреодолимое стремление убивать подавляло в нем все остальное.

Он крадучись обошел вокруг дома и оказался на заднем дворе, где увидел свет, горевший в одном из окон. Несмотря на ненасытное желание, он двигался расчетливо и абсолютно неслышно. Он приобрел способность подкрадываться тихо, научившись контролировать свой голод. По крайней мере, в достаточной степени, чтобы соблюдать необходимую осторожность.

Акерман заглянул в окно и увидел красивую молодую женщину, мывшую посуду в кухонной раковине. Ее темно-русые волосы растрепались, и хотя она завязала их сзади в конский хвостик, непослушные пряди падали ей на лицо. Она кого-то ему смутно напоминала, но он не мог определить, кого именно. На ней была майка без рукавов и грязные синие джинсы. Она казалась уставшей, трудясь над горой посуды. Ее глаза имели красивый зеленый оттенок, но темные круги под ними приглушали их сияние.

Ему оставалось только гадать, неудачный ли выбор работы или неблагоприятные жизненные обстоятельства оставили отметины под этими красивыми глазами. Была ли она официанткой? Работницей на фабрике? Или одинокой матерью? Или в этом доме все же присутствовал мужчина? Был ли неверный муж причиной стресса или ее беспокойство порождала собственная неверность? А может, круги под глазами возникли всего лишь из-за недостатка сна? Существовал миллион различных причин, но единственно верную он никогда не узнает. И это его раздражало.

Он смотрел и впитывал в себя ее образ. Он попал под воздействие ее обаяния. Стремление обнять ее, любить эту женщину охватило его. Он хотел привлечь ее к себе и прошептать, что все будет хорошо. Он был сильным. Мог защитить ее. Мог дать все, чего ей не хватало.

Акерман всегда мечтал полюбить кого-то. Если не считать давних воспоминаний о матери, он никогда больше не испытывал настоящей любви. Никогда не любил и не был любим в ответ. Он задавался вопросом, сможет ли оставить свою нынешнюю жизнь и начать новую, как нормальный человек.

Интересно, согласится ли она, если я предложу ей бежать со мной?

Ты не заслуживаешь любви.

Заткнись, я могу стать другим, стать лучше, чем сейчас.

Ты — монстр. И не можешь отрицать этого.

Он крепко закрыл глаза и прижал руки к вискам, но не мог заглушить в себе голос отца.

Мы сыграем с тобой в маленькую игру, Фрэнсис.

Нет, я не хочу больше играть. Хочу, чтобы игра закончилась.

Убей ее, и боль пройдет.

Но он знал, что боль не прекратится. Она не прекращалась никогда.

Он вернулся мыслями в прошлое, когда убил впервые. Отец начал с малого. Акерман-старший поймал бродячую кошку для использования в своем эксперименте. Затем приказал сыну убить животное, но мальчик не хотел убивать. Когда же он отказался…

Акерман бессознательно провел пальцем по шраму на руке.

Убей ее, и боль пройдет.

Но независимо от того, что он делал и кого убивал, отец не позволял боли утихнуть.

Он вытер слезы. Он знал, что, даже если она согласится с ним бежать, он никогда не станет по-настоящему нормальным человеком. Ему уже не искупить своей вины, хотел бы он того или нет. Он мог изменить свою судьбу не более, чем заставить планету не вращаться или солнце замерзнуть. Его жажда всегда будет слишком сильна.

Продолжая наблюдать за ней, он думал обо всех путях, которые никогда не откроются для него, обо всех чудесных вещах, какие ему не удастся испытать. Эти мысли вызвали в нем ярость. Красная пелена гнева саваном окутала его, и женщина в окне перестала быть воплощением всего хорошего, что могло с ним случиться. Наоборот, теперь она представляла собой все то, что было у него украдено, все, чего ему никогда не суждено познать.

Ненависть к ней находилась за пределами здравого смысла. Он ненавидел их всех, и он заберет у них то, чего сам лишился уже давно. Отнимет у них жизнь.

Глава 14

Маркусу казалось, что он прошагал тысячу миль. Он смертельно устал и теперь уже проклинал свою бессонницу. Убийцы из правоохранительных органов охотились за ним. Он понимал: они не могут позволить ему остаться в живых и не остановятся, пока его не найдут.

Он продолжал идти по пустынному шоссе. Ночная тьма окутывала все вокруг, а шоссе растянулось на целую вечность, теряясь где-то в лежавшем впереди забытье. Он чувствовал себя единственным человеком, выжившим в апокалипсисе, прокладывающим себе путь в направлении, которого больше не существовало, в тщетной попытке обрести потерянную возлюбленную, погибшую в очистительном огне, который ознаменовал конец всего.

При бледном сиянии луны у него возникло чувство, что он попал в иное измерение. Окружавший его пейзаж словно жил своей собственной жизнью и казался Маркусу зловещим и угрожающим. Темнота вихрилась и колыхалась, временами приобретая черты хищного зверя, готового сожрать его душу. Тьма царила повсюду, окружая его, пробираясь в его сердце, убеждая его оставить всякую надежду и заснуть навсегда.

Маркус не имел никакого представления, куда идет или что будет делать, когда куда-то доберется. Он знал одно: ему необходимо убраться от Ашертона как можно дальше. Поначалу он рассчитывал сам добраться до соседнего города и всякий раз при приближении автомобиля прятался. Поскольку он не мог знать, кто именно к нему приближается, это делало его уязвимым, а езду автостопом опасной. Но и спрятаться здесь оказалось практически невозможно: редкие заросли вдоль дороги не создавали надежного укрытия.

Ему не слишком нравилась идея ехать на попутках, но, не считая угона машины, это был бы самый быстрый вариант. К тому же он не свернул с шоссе на первом перекрестке, до которого добрался, как не свернул и на втором. Он решил дойти до третьего, надеясь сбить охотников со следа. Там он собирался рискнуть и сесть в первую же машину, следующую в попутном направлении. И он шел все дальше, обдумывая следующий ход. В его характере было действовать, больше полагаясь на инстинктивные реакции, чем руководствуясь заранее составленным планом. Однако сейчас положение было иным. Ему необходимо тщательно спланировать свои действия, если он хочет выйти из этой передряги живым.

Холодные серые облака нависали над головой, словно божества какой-то древней цивилизации, смотревшие на усилия и триумфы смертных. Маркус почти физически ощущал на себе их взгляды — взгляды союзников тьмы, пытавшейся лишить его остатков силы воли. Темные облака плыли, дрейфовали в море воздушного пространства. Время от времени они заслоняли луну и гасили последний источник света.

Затем пейзаж озарили огни, не имеющие природного происхождения. Они больно ударили в глаза Маркусу, который не сразу к ним приспособился. Приближалось какое-то транспортное средство — судя по всему, это был легковой автомобиль.

Маркус надеялся, что первой встретившейся ему машиной будет грузовик. Он знал: шериф не станет гнаться за ним в грузовике, к тому же шансы быть подобранным крепким водителем грузовика были намного выше, чем если бы ему попалась одинокая старушка на легковом универсале.

Автомобиль остановился примерно в двадцати или двадцати пяти футах от места, где стоял Маркус. Он почувствовал, как сердце у него упало, а уровень адреналина подпрыгнул, когда заметил на крыше машины выключенные сейчас красно-синие проблесковые маячки.

Глава 15

Алиса Ричардс поставила последнюю тарелку в сушку для посуды. Ее ноги пульсировали и болели, а мышечный спазм внизу спины отдавался болью по всему позвоночнику, стоило ей неловко повернуться. Сегодня она отработала еще одну двойную смену. Ее прекрасная работа заключалась в том, чтобы сложить коробку, наполнить ее ногтевыми накладками и отправить дальше по конвейеру другому, такому же, как она, винтику в индустриальной машине, который помечал коробку наклейкой с ярлыком и готовил к отгрузке заказчику. После шестнадцати часов, проведенных на ногах, она чувствовала себя так, словно пробежала два триатлона и родила в один и тот же день. У нее болели голова, тело и душа, и она жаждала сна так же, как наркоман жаждет очередной дозы. Но, несмотря на переутомление, она все же решила помыть посуду, прежде чем лечь в постель.

Иногда Алисе хотелось сбежать от всех проблем, не оглядываясь. Она представляла себе, что вся ее жизнь была лишь сном и однажды она проснется, а мир с неоплаченными счетами и дважды заложенным домом исчезнет. Она надеялась, что когда-нибудь окажется, что все ее проблемы были порождением ее воображения и имели такое же отношение к реальности, как летающие слоны или говорящие мыши.

У нее были двое красивых детишек, Лукас и Кейси, и не столь красивый муж Дуайт. С Дуайтом они стали встречаться еще в старшем классе и после школы поженились. Ей тогда только-только исполнилось восемнадцать, то есть она была достаточно взрослой, чтобы мать с отцом не могли им помешать. Родители ненавидели Дуайта, и теперь, оглядываясь в прошлое, она думала, что они, вероятно, были правы. Он оказался ленив, не слишком умен и не всегда вел себя достойно, но все равно оставался самым симпатичным парнем из всех, кого она встречала.

Девичьи иллюзии рассеялись очень быстро. Хотя Алиса всегда любила детей, а иногда и мужа, она поневоле задумывалась, как бы все сложилось, если бы на своем жизненном пути она свернула в другую сторону.

Необходимость заставляла ее брать как можно больше рабочих часов, и такая ситуация часто доводила ее до состояния зомби. В последний год их финансовое положение не позволяло ей проводить достаточно времени с детьми, и она чувствовала себя виноватой, когда вообще не видела их несколько вечеров подряд.

Алиса поставила в сушку последнюю тарелку и тут услышала какой-то шум из детской. Время ложиться спать уже давно миновало, и детям не поздоровилось бы, если бы она вошла в комнату и застала их за игрой, а не в постели. Пару дней назад они с Дуайтом заснули в гостиной прямо за просмотром какого-то фильма по телевизору. Она проснулась в пять утра и увидела, что Кейси не спит, а угощает чаем своих кукол. Она, конечно, отругала девочку и уложила в постель, но не могла всерьез сердиться на нее — все же эта сценка показалась ей очень милой.

Алиса заглянула в гостиную. Дуайт спал в кресле. Он сидел обмякший и очень тихий, что было довольно странно для мужа, который всегда храпел, как гризли во время зимней спячки. Она не придала этому особого значения и решила не будить его. Затем пошла по коридору, чтобы посмотреть на детей.

Потрепанный ковер в холле был ярко-зеленого цвета, с овальными вкраплениями белого. Дети часто представляли, что белые пятна были головами аллигаторов, а они сами — отважными путешественниками, которым предстояло перебраться через трясину, чтобы завладеть кладом с несметными сокровищами. Ей нравились их игры, и порой она даже была рада, что не могла позволить себе покупать им дорогие игрушки. В отличие от большинства американских детей, ее ребятишки использовали фантазию, а не развлекались готовыми играми на компьютерах или игровых приставках.

Алиса дошла до входа в детскую комнату и заглянула внутрь, почти готовая увидеть Лукаса с обмотанной вокруг шеи простынкой, заменявшей плащ, а Кейси — подававшей чай плюшевым зверушкам. Но увидела лишь двух прелестных крошек, уютно устроившихся в своих кроватках. Она постояла немного, любуясь ими и в очередной раз поражаясь, как это им с Дуйтом удалось произвести на свет два этих маленьких чуда. И как всегда, пришла утешительная мысль: пусть у нее никогда не будет денег, зато всегда будут ее замечательные дети.

Ветер шептал что-то за окном на своем непонятном загадочном языке. Деревья раскачивались в темноте, когда ветер ласкал их, налетая подобно волнам, накатывавшимся на берег. Алиса повернулась, собираясь пойти разбудить Дуайта, чтобы отправить его в постель, как вдруг из темной комнаты у нее за спиной раздался тонкий испуганный голосок.

— Мамочка, — произнес голосок, — у меня в шкафу прячется плохой дядя.

Глава 16

Маркус в полном отчаянии смотрел на полицейскую машину. Они все-таки его нашли. Не в то время и не в том месте — история моей жизни.

Он пытался сообразить, может ли сделать что-то еще или лучше признать поражение. Признать поражение? Эти слова звучали для него почти кощунственно, словно упрямство было его жизненной философией. Он увидел, как дверь открылась и из автомобиля вышел человек. В слепящем свете фар ему были видны лишь его очертания.

— Не двигаться. Держите руки так, чтобы я их видел. А теперь ложитесь на землю, руки назад, ладонями вверх.

Маркус подчинился и лег на холодный асфальт. Офицер вышел из-за световой завесы — это был представитель дорожной полиции штата Техас. Маркус улыбнулся. И кто это сказал: «Когда тебе нужна полиция, ее никогда не дождешься»?

Короткие светлые волосы, рост пять футов шесть дюймов. В офицере не было ничего примечательного. Он был не высоким и не низким, не привлекательным и не отталкивающим. Не был тощим, но и не отличался полнотой. Самый обычный человек, насколько мог судить Маркус.

— Не двигаться, — приказал офицер, приблизившись с пистолетом наготове и с мускулами, напряженными, как у свернувшейся в клубок кобры.

Полицейский вел себя предельно осторожно, и Маркусу оставалось только гадать, почему человек, который мог быть всего лишь путешественником, передвигающимся автостопом, или бродягой, вызвал такое подозрение у офицера полиции штата. Страж порядка сковал его наручниками за спиной и усадил на заднее сиденье автомобиля. Маркус хотел было спросить, в чем его обвиняют, хотел узнать, почему этот коп сразу решил, что он представляет собой такую уж опасность. Но у него не было другого выбора, к тому же он понимал, что если сумеет приобрести союзника в лице этого офицера, то значительно продвинется вперед.

Еще когда полицейский приказал ему поцеловать асфальт, Маркус решил позволить ему себя обезопасить и только потом изложить свою историю. Так патрульный почувствует себя увереннее и, вероятно, станет более восприимчивым к его словам. Он знал, как нервничают копы, особенно начинающие, когда чувствуют угрозу. А он не хотел допустить ошибку в самом начале общения с потенциальным спасителем.

Он без малейшего сопротивления позволил усадить себя на заднее сиденье. Полицейский даже не стал пристегивать его ремнем безопасности, словно Маркус мог укусить его за шею, если бы он нагнулся к ремню.

С этой мыслью к Маркусу пришло понимание, почему офицер относился к нему как к беглецу. Он и принял его за беглеца. В конце концов, предполагалось, что в здешних местах появился серийный убийца. Офицер сел за руль, включил первую передачу и тронулся с места, не сказав больше ни слова.

У Маркуса заныло внизу живота.

— Послушайте, меня зовут Маркус Уильямс…

— Мне известно ваше имя.

Молчание.

— Куда вы меня везете?

Молчание.

Маркус глубоко вздохнул.

— Меня в чем-то обвиняют?

— Мне было приказано не разговаривать с вами.

— Кем приказано?

— Вы объявлены в розыск, и мне приказали не разговаривать с вами.

Маркус прокрутил в уме все варианты. Офицер даже не зачитал ему его права. Неужели этот парень работает на шерифа? Нет, едва ли. Если бы дело обстояло так, был бы приказ сразу же стрелять на поражение.

— Послушайте, приятель, я не знаю, за кого вы меня принимаете или что, по вашему мнению, я совершил, но меня зовут Маркус Уильямс. Не Фрэнсис Акерман. Вы можете воспользоваться компьютером, чтобы взглянуть на его фотографию и…

— Как я уже сказал, — прервал его офицер, постукивая пальцем по дисплею компьютера, установленного на приборной панели, — я знаю, кто вы такой. Маркус Уильямс. Подозреваемый в убийстве Морин Хилл. Мне был отдан строгий приказ не разговаривать с вами, а прямиком доставить в офис шерифа округа Диммит. Так что расслабьтесь и наслаждайтесь поездкой.

Подозреваемый в убийстве Морин Хилл?

Поначалу эти слова повергли его в шок, но почти сразу он понял, что должен был предусмотреть такую вероятность. В этом был смысл. Шерифу необходимо дискредитировать его и сделать так, чтобы он не смог найти никого, кто проникся бы к нему сочувствием. Полицейский за рулем не работал на шерифа, но это не имело значения. Он точно так же вез его на верную смерть.

Шериф заключит его под стражу, а потом все станет легче легкого. Поручит другому заключенному расправиться со мной или убьет во время подстроенной попытки бежать.

— Я не убийца.

— Все убийцы так говорят.

— Просто послушайте меня одну минуту. Причина, по которой шериф запретил вам со мной разговаривать, заключается в том, что он сам убийца. Он пытается прикончить меня, потому что я узнал обо всем.

— Неужели? Ну и ну.

— Я обнаружил тело Морин Хилл, потому что я ее новый сосед. Пришел к ней познакомиться. Но, как мне показалось, на месте преступления что-то было не так, и я позвонил шерифу. А потом понял, почему концы с концами не сходятся: шериф уже поймал убийцу… Акермана. Вы ведь слышали о нем, верно?

Офицер не ответил, но Маркус не мог понять, что означало отсутствие саркастической ухмылки — либо что ему удалось в чем-то его убедить, либо что офицеру попросту нечего было сказать.

— Шериф разработал собственный план для Акермана, не предусматривающий суда и приговора. А я вмешался в его грязные дела, и потому он теперь желает и моей смерти тоже. Если вы доставите меня к нему в офис, станете сообщником в убийстве.

— Зачем шерифу все это?

— Не знаю. Быть может, он наслаждается ощущением собственной власти. Или разочаровался в системе. Или у него шнурки затянуты слишком туго. Или его часто обижали в школе. В наши дни причин достаточно. Я не знаю, почему он это делает, но знаю, что офицер полиции должен стоять на страже закона. Не выдумывать свои законы и не приспосабливать их под себя, когда ему это удобно. А шериф уже нарушил закон. Он взял на себя функции судьи, присяжных и палача. На самом деле вопрос не в том, заслуживает ли Акерман права на жизнь или он должен умереть, а в том, что это не шериф должен решать. Он берет на себя роль Господа Бога.

Офицер кивнул в знак согласия, потом посмотрел на Маркуса в зеркало заднего вида и сказал:

— Вы правы. Полицейский не может брать на себя роль Бога. Но один мудрый человек как-то сказал мне, что коп похож на пастуха, и иногда, чтобы спасти стадо, нужно уметь отгонять от него волков.

Глава 17

Мамочка, у меня в шкафу прячется плохой дядя.

Тихий, робкий голосок был нехарактерен для обратившегося к ней сына — он казался слишком испуганным. Лукас был обычным мальчиком шести с половиной лет, настоящим мастером попроказничать, и у него имелось два любимых занятия — собирать фигурки киногероев и поддразнивать сестру. Хотя у его родителей не было денег на игрушки, он сумел собрать целую армию персонажей «Звездных войн» и других сериалов. Он был шумным, полным энергии и часто напрашивался на наказания. Одним словом, Лукас был таким, каким только может быть мальчик его возраста, но его мать едва ли могла припомнить случай, когда голос сына звучал так же робко. Она нередко отмахивалась от его жалоб, приписывая их слишком живому воображению, но сейчас в его тоне слышалось нечто, немного встревожившее ее.

— Милый, в шкафу никого нет. Ты здесь в полной безопасности. Папочка и я всегда защитим вас. А теперь постарайся снова уснуть. Ты же не хочешь разбудить свою сестренку?

— Мамочка, но в шкафу действительно кто-то есть, — сказал он. — Сначала я увидел его на пороге нашей комнаты и спрятался под одеяло. Но я слышал, как он открывал дверь шкафа, а когда снова выглянул, он пропал. Значит, он спрятался в моем шкафу, дожидаясь, пока я снова засну. Я так испугался, что даже не смог закричать.

Все это мальчик выпалил со скоростью пулеметной очереди. Реальное или воображаемое, но что-то нагнало на него страху.

— Хорошо, — сказала Алиса, подыгрывая ему, — давай проверим твой шкаф.

Она пыталась говорить уверенно, не позволяя разыграться собственному воображению. Потом подумала, не разбудить ли Дуайта, чтобы он проверил шкаф и осмотрел всю комнату, прихватив револьвер тридцать восьмого калибра, который держал заряженным и надежно спрятанным в их спальне.

Нет, это будет глупо. Ты взрослая женщина и не должна пугаться неизвестно чего.

Алиса подошла к двери стенного шкафа и на секунду заколебалась. Сердце у нее забилось быстрее, а ладони вспотели. Не будь дурой. Она была родителем. Должна была защищать своих детей и заботиться о них. Но как могла она внушить им мысль, что не надо бояться злых троллей, живущих под мостами, страшилищ под кроватями или ужасных чудовищ, если сама не способна справиться с маленьким монстром из стенного шкафа?

Без храбрости нет победы. Она взялась за ручку и распахнула дверцу стенного шкафа. В тот же момент Лукас с головой накрылся одеялом.

Она почти приготовилась к тому, что из шкафа с выпученными глазами выскочит какой-нибудь сумасшедший, но там была только одежда. Все выглядело как обычно. Никакого беспорядка. Все вещи на своих местах. Алиса продолжила игру и перебрала всю одежду, чтобы успокоить Лукаса.

Она испытала облегчение, но и рассердилась на себя за ребячество. Если так пойдет и дальше, ты скоро станешь спать с включенным светом. У нее никогда не было причин бояться темноты.

— Видишь. Я же сказала тебе, что беспокоиться не о чем.

Но мальчика это, казалось, не убедило.

— Здесь действительно был человек, мамочка. Ты можешь посмотреть под моей кроватью?

Алиса подошла к кровати сына и наклонилась, от чего волна боли прокатилась у нее по спине. Она началась в нижней части позвоночника, а потом поднялась и ударила под лопатки. Алиса поморщилась, но продолжила проверку. Мысль о крепком ночном сне заставляла ее двигаться быстрее. Она резко откинула свисавшую с кровати простынку, а Лукас снова накрылся с головой.

Ее всегда удивляло, что дети считают одеяло надежным укрытием. Почему? Она не помнила, чтобы когда-нибудь думала так сама, но создавалось впечатление, что многие ребятишки считали одеяло надежной преградой для чудовищ.

— Под кроватью тоже никого нет. Не о чем волноваться.

— А под кроватью Кейси?

У Алисы иссякало терпение, но, чувствуя, что конец этому уже близок, она заглянула и под кровать дочери.

— Никаких монстров. Никаких плохих людей.

— Но, мамочка! Он где-то здесь, я точно знаю. Он…

Подняв руку, она остановила его причитания. Потом села на край его постели.

— Послушай меня. Ты в полной безопасности. Никаких плохих людей в нашем доме нет. Папа и я всегда защитим вас и не допустим, чтобы с вами что-то случилось. Тебе, наверно, просто приснился дурной сон, или ты вообразил, что видишь что-то, чего на самом деле нет. Так происходит очень часто даже со взрослыми, но нельзя позволять своему воображению овладевать тобой.

— Но…

— Беспокоиться совершенно не о чем. — Она гадала, что могло послужить катализатором для разыгравшейся фантазии сына. — Что вы с папой смотрели по телевизору, пока я была на работе?

— Ничего. — Он ответил на ее вопрос слишком уж быстро.

— Значит, ничего? Но ведь ты знаешь, какое наказание ждет маленьких мальчиков за вранье?

— Ладно, мы смотрели вторую часть «Охотников за привидениями». Но я ничуть не испугался и вовсе не вообразил себе человека, которого видел.

Вот оно что. Иногда ей хотелось просто убить Дуайта.

— А не был ли похож этот человек на Виго Карпатского?

Виго в фильме был плохим парнем.

Лукас состроил гримасу и возмущенно посмотрел на нее.

— Нет, мама, он не был похож на Виго. Я смотрел и другие такие же фильмы, но он не напоминал никого из выдуманных злодеев. Он был настоящий.

Она сдержала улыбку и подавила смешок, зная, что такая реакция лишь вызовет суровый взгляд ее наделенного богатой фантазией сына.

— Хорошо, пусть будет так, но если кто-то и был здесь раньше, то теперь он ушел. Нужно, чтобы ты попробовал…

Скрипучий звук заполнил комнату. Сначала она не поняла, откуда он исходит, но потом до нее дошло. Это двигалась распахнутая внутрь дверь детской. Разве я не посмотрела за дверью?

Сердце у нее сначала остановилось, а потом застучало так громко, что она испугалась, как бы не лопнули барабанные перепонки. Она не хотела смотреть на то, что было у нее за спиной, но потом заметила страх на лице Лукаса, его округлившиеся глаза и открытый в немом крике рот.

Она резко повернулась и увидела темную фигуру, стоявшую в углу комнаты.

Глава 18

Коп похож на пастуха. Почти в точности такие слова использовал шериф, а теперь и офицер проводит ту же аналогию. Это могло быть и совпадением, но вот только Маркус не верил в совпадения. С его точки зрения, их вообще не существовало. У всего происходящего есть причина. Все взаимосвязано, пусть даже эта взаимосвязь и причина находятся за пределами человеческого понимания.

Он быстро осмотрелся и приметил каждую деталь патрульной машины. Задние сиденья не походили на обычные сиденья автомобиля. Они были пластмассовые, чтобы офицер мог быстро очистить их от любого оставленного ему сюрприза. Порой рвота или моча, как и любые другие выделения человеческого организма, обнаруживались на заднем сиденье полицейской машины. К тому же в пластиковых сиденьях не было щелей, куда подозреваемый мог бы спрятать обличающие его улики.

Металлическая решетка и оргстекло толщиной в четверть дюйма образовывали барьер между передними и задними сиденьями. Маркус тайком проверил каркас барьера в поисках какого-нибудь отверстия, но ничего не обнаружил. По крайней мере такого, каким он смог бы воспользоваться. По периметру запененного каркаса попадались места, где пена износилась, потрескалась или вовсе отсутствовала. Несколько винтов немного выступали наружу, но у него не было ни времени, ни инструмента, чтобы полностью их отвинтить.

Ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы оценить свои возможности и составить план. Нравилось ему это или нет, но он находился в своей стихии. При других обстоятельствах из него мог бы получиться очень ловкий преступник.

Теперь у него был план, а также решимость и возможность его осуществить, но от этого он не чувствовал себя лучше. План? Могло ли то, что он наметил, считаться планом? Он напоминал себе футбольного тренера, чья стратегия состояла лишь в том, чтобы забить больше голов, чем команда соперников. Его плану не хватало стратегических нюансов, из которых должен состоять настоящий план, но это был единственный вариант, казавшийся ему осуществимым. Если бы он обдумывал его дольше, не ислючено, что он отказался бы от попытки привести его в исполнение. Следуя этому плану, он подвергался реальному риску быть убитым, но гораздо более реальной была вероятность быть убитым, бездействуя и выжидая.

Больше ни о чем не думай. Действуй. Соберись с силами. Импровизируй. Выйди из схватки победителем.

Офицер сковал ему руки за спиной, но не пристегнул его ремнем безопасности, что сейчас было очень важно. Маркус подтянул руки под себя, а ноги поднял высоко и согнул в коленях, давая возможность скованным рукам проскользнуть вперед. Все это время он следил за человеком на переднем сиденье, чтобы убедиться, что он не заметил его маневра. Затем он вдохнул полной грудью, набираясь решимости, развернулся и ударил обеими ногами в боковое стекло позади водителя. Он знал, что, хотя перегородка между передними и задними сиденьями состояла из оргстекла толщиной в четверть дюйма, боковые стекла в патрульных автомобилях чаще всего были такими же, как в любой гражданской легковой машине. Он продолжал бить подошвами ботинок под предостерегающие крики офицера до тех пор, пока стекло не раскололось и мелкие осколки не посыпались наружу. Затем он как можно дальше высунулся из машины и обрушил скованные руки на стекло водителя.

Офицер опустил стекло, достал пистолет и крикнул, чтобы Маркус вернулся на свое место. Для пущего эффекта он произвел предупредительный выстрел.

Это, а также обрушившиеся на него потоки воздуха и мелькавший на бешеной скорости внизу асфальт заставили Маркуса задуматься, на что он рассчитывал, когда решился разбить стекло и свеситься наружу из мчавшегося на полном ходу автомобиля.

Еще одна пуля улетела куда-то во тьму. Маркус придвинулся вперед, схватил полицейского за кисть руки, и третья пуля тоже отправилась в черноту ночи. Маркус вложил в рывок всю свою силу, и ему удалось частично вытянуть офицера наружу. Пистолет упал на дорожное покрытие.

Подобное развитие событий было даже более удачным, чем рассчитывал Маркус, и он в полной мере воспользовался ситуацией. Левой рукой обхватив копа за шею, он правым кулаком непрерывно бил его по голове, одновременно стараясь сохранять равновесие, чтобы самому не вывалиться из окна.

Автомобиль мотало от одного кювета к другому. Маркус посмотрел вперед и увидел поворот дороги. Он знал, что они не смогут в него вписаться. Он втолкнул офицера обратно в машину, а потом и сам вернулся на место. Полицейский, вероятно по ошибке, нажал на педаль газа, поскольку Маркус почувствовал, что движение автомобиля ускорилось, и приготовился к удару.

Патрульная машина на огромной скорости влетела в придорожную канаву. Переднее колесо с силой ударило о крыло, а капот смялся так, словно был сделан из фольги. Машину подбросило вверх, и она закружилась в воздухе.

Маркуса швыряло и крутило в салоне, как белье в барабане стиральной машины. Несмотря на попытку подготовиться к удару, он натыкался на все твердые поверхности салона, ударился головой об уцелевшее правое заднее стекло, и глубокая ссадина пересекла лоб чуть выше правого виска.

Когда машина снова соприкоснулась с землей, она опустилась на крышу и по инерции проехала еще футов пятьдесят, прочертив на поверхности дороги глубокую борозду, напоминающую след от торнадо.

Пока Маркус, окровавленный, лежал в кабине, на него навалился страх, подобный грозовым облакам, налетающим на тихую долину, или зловещему туману, стелющемуся по безмятежной поверхности моря. Ему стало казаться, что темнота снаружи целенаправленно перемещается. Он чувствовал на себе ее давящую тяжесть. На мгновение ему почудилось, что он подвергся атаке какого-то темного древнего существа, явившегося, чтобы лишить мир всех источников света. Затем он понял, что нараставшая тьма завладела только его сознанием. И как ни пытался Маркус ей противостоять, он утратил связь с реальностью и сдался прокравшейся в его мозг ночи.

Глава 19

Алиса Ричардс занимала в этом мире местечко, которое по праву считала своим. Небольшое — по крайней мере, значительно меньше того, на что она рассчитывала в юности, но все же тесный домишко был для нее родным. Но теперь ее дом больше не был очагом безопасности и источником милых сердцу воспоминаний. Все эти счастливые времена закончились в мгновение ока. Священная неприкосновенность их жилища была нарушена и навсегда осквернена сумасшедшим, затаившимся в тени.

Алиса с недоумением смотрела на вполне реального человека, вторгшегося в ее дом. Она не знала, что делать. Может, убежать? Но как же дети? Где, черт возьми, Дуайт? Чего хочет этот псих? Множество вопросов, на обдумывание которых у нее не было времени, промелькнули в сознании.

Ей нужно было что-то предпринять, причем очень быстро. Она слишком хорошо понимала, что стоявший перед ней мужчина явился сюда с более страшными намерениями, нежели чтобы просто их попугать. Глаза у него горели с такой силой, какой она никогда в жизни не видела у других людей. Она понимала, что ни договориться с ним, ни убедить его, этого человека из тени, не удастся. Его глаза излучали обитавшее за ними зло.

Она до боли стиснула зубы, ее руки дрожали от страха, какого она раньше и представить себе не могла. Только одна рациональная мысль смогла преодолеть стену этого страха, успевшую вырасти в ее сознании: револьвер Дуайта… который он держит заряженным под нашей кроватью. Они с Дуайтом не раз ссорились из-за него. Она считала, что оружие представляет собой скорее опасность для семьи, чем средство защиты. Оно пугало ее, и она всегда считала, что если иметь в доме огнестрельное оружие, а уж тем более им пользоваться, то из этого не выйдет ничего хорошего. Но сейчас, охваченная ужасом и оказавшись лицом к лицу со злом, она могла думать только о револьвере Дуайта.

Если я брошусь за ним, придется оставить детей одних. Но если не попытаюсь, мы так или иначе погибнем. Она набрала в легкие побольше воздуха и метнулась в дверной проем.

Мужчина протянул руку и, когда Алиса поравнялась с ним, ухватил ее сзади за подол юбки. Потом сильно толкнул, и она вылетела в коридор.

Она ударилась лицом о раму картины, висевшей в коридоре наискосок от двери, и ощутила, как стекло порезало ей кожу. Потом упала на колени, и картина в раме вместе с висевшей под ней полочкой с сувенирными фигурками упали со стены ей на спину. Несколько статуэток ударили ее по шее и плечам.

Прежде чем Алиса успела прийти в себя, мужчина навалился на нее. Она попыталась ползти по коридору, но он правой рукой ухватил ее за пояс, а левую запустил в ее волосы и сжал пальцы. Потом поднял ее с пола и ударил спиной о стену, отчего штукатурка на ней потрескалась, и в воздух поднялась белая пыль. Отступив назад, он потащил Алису по коридору, как мусорщик тащит мешок с отходами, чтобы забросить в кузов грузовика.

На этот раз она ударилась о пол с такой силой, что содрогнулся буквально весь дом, и со стен попадали другие картины и украшения. Она ощутила металлический привкус во рту и поняла, что это кровь. Боль стала почти нестерпимой, но ей необходимо было оставаться сильной. На кону стояло больше, чем только ее жизнь.

Где же Дуайт? Алиса оказалась на полпути к кухне и теперь через дверной проем могла видеть гостиную. Она увидела Дуайта, спящего в кресле, и позвала его тонким осипшим голосом, но он даже не пошевелился. Неужели он меня не слышит? И она прокляла его за то, что он не попытался их спасти.

Она поднялась на ноги и спотыкаясь вошла в комнату, с которой было связано столько приятных воспоминаний — о Рождестве и подарках под елкой, о праздновании дней рождения, о первых шагах, сделанных их детьми. Но, когда она внимательно посмотрела на мужа, все эти воспоминания мгновенно померкли. Дуйат сидел без признаков жизни, мокрый насквозь от собственной крови, с горлом, перерезанным от уха до уха. В его глазах все еще отражался безумный страх, а рот был открыт в беззвучном крике.

Она почувствовала слабость в коленях и едва не рухнула на пол. Ее охватило ощущение полнейшей беспомощности. Ей хотелось все бросить, сдаться, принять неизбежное, попросить убийцу поскорее покончить со всем этим. Но мысль о детях заставила ее двигаться. Она остановит его. Она его убьет. Мне необходимо это сделать.

Убийца ее мужа неторопливо шел по коридору походкой, какой человек, не имеющий никаких забот, прогуливается по парку в погожий летний день. Казалось, он желал насладиться каждым мгновением легкой погони.

Алиса вбежала в кухню и бросилась к деревянному блоку с ножами, достала из него самый большой, которым никогда не пользовалась, боясь отрезать себе палец или случайно вонзить лезвие в ногу. Но в сложившихся обстоятельствах этот тесак был как раз то, что нужно. Алиса развернулась и посмотрела на врага.

— Не приближайтесь ко мне, — сказала она и, вся подобравшись, направила нож в его сторону.

Но он даже не взглянул на ее оружие. Уверенное выражение, читавшееся в его глазах, еще больше усилило ее страх. Тот, кто стоял перед ней, казался не вполне человеческим существом.

— Как вас зовут? — спросил он.

Она заколебалась.

— Имя! — закричал он.

— Алиса.

— А… Ну что ж, добро пожаловать в Страну чудес, Алиса. — Он оглядел ее крохотную кухоньку, кивая головой, как старый друг семьи. — У вас здесь уютное гнездышко. Тесное, но тем не менее очень милое. Здесь все устроено, как в хороших домах. — Он разговаривал с ней так, словно они собирались присесть и выпить по чашке кофе.

Акерман пристально взглянул ей в глаза и продолжил серьезным, но в то же время успокаивающим тоном:

— Концепция хорошего жилища относится к числу тех, что люди обдумывали и пытались реализовать чуть ли не с самых древнейших времен существования человечества. Концепция места, принадлежащего только нам, где мы особенно хорошо себя чувствуем. Это даже больше состояние ума, чем место, пусть большинство людей все же ассоциируют дом с конкретным помещением, а не с умозрительной абстракцией. Дом находится где-то там, куда мы все стремимся, а очень многие так никогда его и не находят. Я завидую вам. Вы сумели устроить для себя настоящий дом. Ведь это то, чего у меня никогда не было и, по всей видимости, уже никогда не будет.

— Кто вы такой? Чего вы хотите? — Ее голос дрожал, но она все же выдавливала из себя слова.

Казалось, он тщательно обдумывал ответы на ее вопросы.

— Прошу прощения за мои дурные манеры. Меня зовут Фрэнсис Акерман. И я хочу, чтобы в этом мире восторжествовал здравый смысл. Я всегда считал, что он отсутствует. Нет ответов на самые насущные вопросы. Ничто не имеет значения. Нет никакого объяснения нашему существованию. Но теперь я уже не так в этом уверен. Иногда я думаю, что мы все бродим в одиночку среди тьмы. А порой моя мысль сводится к другому: только я один скитаюсь в темноте. — Он сделал паузу, а потом продолжил: — Хотя я вполне уверен в том, что собираюсь сделать. Я намерен освободить вас от боли, которую порождает жизнь в условиях посредственности и мрака. Я отпущу вас на свободу.

Она всхлипнула.

— О боже, умоляю вас…

— Боже? — переспросил он. — Никого бога нет. Сейчас я для вас бог. Я даю и я забираю.

Ее взгляд ожесточился от гнева, и даже руки перестали дрожать. Настало время проявить отвагу.

— Бог есть, — сказала она, — и я собираюсь вам это доказать. — С последним словом она ткнула ножом в его сторону, надеясь глубоко вонзить его ему в живот.

Он легко отбил ее нападение, схватил за вытянутую руку и ударил кулаком в лицо.

Алиса выронила нож и стукнулась о стену. Но не упала. Собрав все силы, бросилась из кухни и побежала по коридору. Ее единственная надежда на спасение лежала в спальне, спрятанная под матрацем.

Она никогда не думала, что может двигаться так быстро. Свернув за угол в спальню, она опустилась на пол и сунула руку под матрац, чтобы достать револьвер. Она пошарила рукой и наконец нашла оружие. Убить или быть убитой — так теперь складывалась ситуация, и у нее не было ни малейших сомнений относительно того, что она собиралась сделать.

Алиса резко развернулась с револьвером в руке, но Акерман успел навалиться на нее. Она нацелила оружие ему в грудь, закрыла глаза и спустила курок, ожидая, что услышит громкий звук выстрела, который эхом разнесется по дому, когда она оборвет жизнь убийцы и спасет свою. Она ожидала оглушительного хлопка, как это часто показывали по телевизору, но не услышала ничего. Только тишину.

Алиса открыла крепко зажмуренные глаза и увидела улыбающееся лицо убийцы. Она в изумлении посмотрела на свою руку и поняла, что он успел перехватить револьвер и заблокировать курок.

— Я же говорил, что никакого бога нет, — сказал он. — Сладких снов, маленькая овечка. — Он вырвал пистолет из ее руки и рукояткой нанес ей удар в лицо.

Вынести этот удар она уже не смогла и провалилась в темноту.

Глава 20

Он вернулся в Нью-Йорк. Снова стал полицейским. Время между прошлым и настоящим просочилось, как песок в песочных часах. События между его последним вечером в роли копа и днем сегодняшним казались мимолетным воспоминанием из другой жизни, которую он прожил во сне.

Маркус был молодым детективом из отдела убийств и занимался расследованием странной серии преступлений. Доказательства по делу исчезли, и начальство приказало ему прекратить следствие. Но он был не из тех, кто не доводит дело до конца. В сумасшествии киллера он обнаружил систему, и ниточка в тот вечер привела его на ту улицу.

Крик прорезал воздух. На мгновение его сердце окаменело в груди, а потом взорвалось, перекачивая поток кипящей крови, словно было снежком, брошенным в адское пламя. Все казалось очень реальным, но все же оставалось за пределами реальности. Улица трансформировалась у него на глазах. Здания изогнулись и исказились, приняв безумные, немыслимые очертания. Стены преобразились в подобие черной смолы, но обладали острыми гранями, подобным мириадам крошечных лезвий. Улица теперь превратилась в кровавую реку, тротуары потрескались и провалились, словно землетрясение, едва начавшись, вдруг прекратилось. Окружающий пейзаж как будто ожил и стремился поглотить его. И снова крик вернул его в переулок, казавшийся входом в какое-то новое, мрачное и зловещее измерение.

Он бывал здесь прежде. Теперь он все вспомнил. Ничто из этого не было реальным. Ничто не было живым. Он словно заново переживал прошлое, только в этих новых переживаниях сцена, на которой происходили события, приобрела мрачный характер самих этих событий.

Все еще запертый в ловушке сна, он собрал все свои силы и издал крик, неслышимый в мире пробуждения, но достаточно громкий, чтобы нарушить транс сновидений.

Когда он очнулся, в мозгу у него стучало так, словно тысячи крохотных рабочих прокладывали в его голове железнодорожные рельсы. На мгновение он забыл, где находится и что с ним произошло. И пережил мгновение благословенного неведения. Но потом осознание произошедшего обрушилось на него.

Он весь покрылся ушибами и ранами, спасаясь от заговора непостижимой для него глубины, в котором участвовало огромное множество людей. Он не имел представления, кому теперь мог доверять или какой следующий ход сделать. Единственное, что он знал наверняка, — это что ему необходимо двигаться дальше. Он должен найти безопасное место, и как можно скорее.

Встав на дрожащие колени, Маркус сумел достать ключ от наручников из кармана лежавшего без сознания офицера. Освободив руки, разбил полицейскую рацию, потом обыскал копа и нашел мобильный телефон. Батарея телефона была полностью разряжена. Маркус разбил и его тоже. Повернувшись к месту аварии спиной, он пошел в сторону фермерского дома, стоявшего на холме примерно в миле дальше по шоссе.

Он не мог рассмотреть дом в деталях. Видел только фонарь на столбе, который сиял, как маяк в ночи, и очертания каких-то других построек. Он надеялся найти перед домом машину, которую смог бы «одолжить», чтобы продолжить осуществлять свой единственный план — убраться как можно дальше от Ашертона.

* * *

Офицер наблюдал за своим недавним пленником, удалявшимся от места крушения, пока тот не растворился в темноте. Затем достал другой мобильный телефон, спрятанный под водительским сиденьем разбитого полицейского автомобиля. Приложил ладонь к пульсировавшей на лбу вене и набрал номер.

— Мистер Директор? Это Майкл. Я не успеваю на встречу. Он выбил заднее стекло и устроил аварию. Мне очень жаль.

— Ничего страшного, Майкл. Ты в порядке? Пакет все еще у тебя?

— Нет, сэр. Пакет в пути, и я не уверен, в каком направлении он движется. Я… Я немного пострадал при аварии и не знаю своего точного местоположения.

— Не беспокойся, Майкл. Я знаю, где он находится. Нам пришлось устроить небольшую импровизацию, но в целом все идет по плану. У нас все получится.

Глава 21

Когда Алиса потеряла сознание, Акерман заглянул в детскую, а потом снял трубку с телефона, стоявшего у кровати Алисы. Он набрал номер, давно выученный наизусть.

— Алло. Говорит отец Джозеф.

— Простите меня, святой отец, ибо я согрешил.

— Что ты сделал, Фрэнсис?

Акерман присел на край постели, прежде чем ответить.

— Прошлой ночью мне снова приснился черный человек. Я…

— Пожалуйста, сдайся властям. Этому нужно положить конец.

Акерман немного помолчал, а потом продолжил:

— Как я сказал до того, как вы грубо меня перебили, черный человек опять посетил меня прошлой ночью. Уверен, вы думаете о Люцифере, когда я его описываю — мужчину внешне красивого, но с таким лицом, словно его преследуют тени. Этот человек ходит, окруженный светом, но свет никогда не касается его. Было время, когда я мог бы согласиться с вами. Я был уверен, что это сам Сатана, но потом стал думать, что это мой отец. А теперь мне кажется, что я сам превращаюсь в черного человека. Думаю, это я и есть.

— Что ты сделал, Фрэнсис?

Он прокрутил барабан револьвера, отнятого у Алисы.

— Я взял в плен семью. Мы будем играть.

— Нет. Пожалуйста. Боже, дай мне силы. Почему?

По голосу священника Акерман понял, что он плачет. Странно, но это не принесло ему удовлетворения.

— Почему ты должен убивать? И не надо кормить меня сказками, которые ты рассказываешь своим жертвам. Я хочу знать почему. Хочу понять.

Несколько секунд Акерман колебался, потом посмотрел на свое отражение в зеркале над туалетным столиком Алисы. Почувствовал, что и его глаза начинают наполняться слезами.

— Потому, что только в такие моменты я по-настоящему ощущаю себя живым. Только в это время у меня нет пустоты внутри… И я могу забыть о боли. Знать, что я держу чью-то жизнь в своих руках… это эйфория. Необыкновенное чувство. Величайшее чувство, какое только можно себе представить. Я не могу остановиться.

— Я хочу помочь тебе. Врачи могут тебе помочь. Они говорили, что ты хорошо поддаешься лечению… Что у тебя наметился прогресс.

Акерман вытер слезы и выпрямился. Его лицо стало хмурым.

— На самом деле доктора не хотели мне помочь. Они просто изучали меня. Выясняли, что мною движет. Я устал быть подопытной крысой.

— Твой отец был болен. Ты же знаешь, почему он так обращался с тобой. Доктора не такие. Они в самом деле хотят тебе помочь, но сначала им нужно научиться понимать тебя. Я буду рядом с тобой на каждом этапе лечения.

— Мне известно, что делал со мной отец и почему. И от этого только хуже. Я, может, сумел бы принять то, что он делал, если бы думал, что он воплощал зло или был болен, но только это неправда. Не совсем правда. Он проводил надо мной эксперимент, чтобы удовлетворить свою гордыню. Проклятые психологические опыты. Эксперимент. Они так и говорили обо мне. Эксперимент. Словно это было мое настоящее имя. Но я превратился в ничто. Стал морской свинкой… Ничем. Крысой, посаженной в лабиринт. Все это была игра. Жизнь вообще сплошная игра. — Он принялся расцарапывать свои шрамы, пока под ногтями не выступила кровь.

— Ты не прав, Фрэнсис!

— О, неужели? В чем же?

— Насчет твоего отца. Я не могу сказать ничего, что способно стереть из памяти прошлое, но, если это неким странным образом может тебя успокоить, есть одна вещь, которую я знаю наверняка…

— Слушаю вас.

— Твой отец причинял тебе боль не ради своей работы. Он делал это, потому что был болен… И воплощал зло во всех смыслах этого слова. Каждый из нас носит внутри себя частицу зла, и нам бывает сложно справиться с ним в одиночку…

— Вы в самом деле верите в добро и зло?

— Конечно верю. Всегда существует баланс. Небеса и ад. Ангелы и демоны. Свет и мрак. Добро и зло. Герои и злодеи. Только это не лежит на поверхности. Плохое случается и с хорошими людьми, но на все есть причина. Ибо сказано в Библии, что «любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу»^[7]. У Бога есть план для всех нас, но мы должны сами выбрать, какой дорогой пойти. Если бы нам была дана возможность отрешиться от времени и пространства, тогда мы смогли бы понять причины, но такой возможности у нас нет. Нам приходится жить по вере своей, которую мы…

Акерман повесил трубку и задумался над словами отца Джозефа. Потом прошел в кухню и сел напротив Алисы. У всего есть противоположность.

Он упивался чистой красотой этой женщины и гадал, какое уродство должно существовать в мире, чтобы уравновесить это сияние. Она казалась спокойной, сидя без сознания напротив него. Но скоро она придет в себя, и ее покой улетучится, как стертый в памяти сон растворяется в эфире между двумя мирами.

И тогда начнется игра.

Глава 22

Очнувшись, Алиса Ричардс обнаружила, что весь ее мир заполнило насилие, грубо исковеркавшее привычную для нее реальность. Теперь прежняя монотонная рутина ее повседневной жизни казалась ей райской. Даже если она выживет в этом ужасе, перед лицом которого оказалась, ее жизнь уже никогда не будет прежней. Она никогда уже не сможет смотреть в темноту без страха. Никогда не ощутит себя в полной безопасности.

Ее глаза открылись для истины. Теперь она понимала, что ее безопасный маленький мирок был всего лишь иллюзией, а она навсегда останется беззащитной перед волками. Они всегда будут ждать за порогом ее когда-то счастливого дома. И как только она даст им возможность проникнуть в свою святая святых, уже не в ее силах будет помешать им украсть все то, что ей так дорого.

В голове у нее пульсировала боль после нанесенного убийцей удара, и ей понадобилось некоторое время, чтобы глаза очистились от застилавшей их пелены. А когда ее взор прояснился, увиденное наполнило ее сердце глубоким отчаянием.

Она сидела за кухонным столом, а ее дети расположились по бокам от нее. Акерман заткнул им рты и привязал к стульям. Напротив сидел сам маньяк, укравший у нее всякую надежду на безопасность и покой, которыми она наслаждалась совсем недавно, убивший ее мужа, а теперь, скорее всего, собиравшийся убить ее саму и двух ее невинных детей.

— Привет, Алиса, — сказал Акерман тоном любящего родственника. — Ты выглядишь по-настоящему красивой, когда спишь. Держу пари, твой муженек никогда этого не замечал. Уверен, он не ценил в тебе еще много других вещей.

Ей хотелось броситься через стол и душить его до тех пор, пока его зловещий дух не отправится в преисподнюю, где ему было самое место. Никогда в жизни она не ощущала такого жгучего гнева. И не пыталась его сдержать. Наоборот, ее ярость только усиливалась, когда она смотрела на своих детей и слушала наглые речи убийцы мужа. А тот вел себя так, словно был лучшим другом и доверенным лицом, а не врагом, вторгшимся в ее дом и разрушившим мирное течение ее жизни.

Она не была, как дети, привязана к стулу, но прекрасно понимала, что ей не справиться с убийцей. Вот только факт оставался фактом: он оставил их в живых, хотя мог в любой момент расправиться с ними. Она никак не могла понять, бояться ей подобного «милосердия» или надеяться на лучшее.

— Наш мир очень странное место, не так ли? Место величайшей жестокости и столь же великого сострадания, место жутких трагедий и безумной радости, место, где уживаются немыслимые преступления и несравненная красота. Пока я сидел здесь и наблюдал за тобой, я просто купался в сиянии твоей красоты. И на меня снизошло прозрение. Все в этом мире имеет свою противоположность. Для любого света есть тьма. За каждым днем неизбежно следует ночь. — Он помолчал и продолжил: — Эта простая, казалось бы, мысль внезапно вызвала во мне внутреннюю вспышку и позволила понять истину… Истину, касающуюся моего места в мире и той роли, которую я призван в нем играть. Видишь ли, Алиса, я всегда считал наш мир бессмысленным. Но что, если я был неправ? Быть может, мое предназначение состоит в том, чтобы уравновесить нечто? Что, если я призван оставаться темным пятном в окружающей меня действительности? Я никогда по-настоящему не причислял себя к силам зла, никогда не верил в противопоставление добра и зла. Я просто знал, что во мне что-то сломалось… Что-то, от чего я стал наслаждаться чужими страданиями. Но вдруг я вовсе не сломлен? Может, я представляю темную сторону для равновесия в мире? Однако я не собираюсь утомлять тебя рассуждениями о своем внутреннем мире и о своей судьбе, особенно когда твоя собственная судьба висит на волоске.

Он потер ладони, и Алиса впервые заметила шрамы, покрывавшие его руки.

— Поскольку я нахожусь в таком благостном философском настроении, я решил дать тебе возможность спасти ваши жизни. Обычно я затеваю игры со своими жертвами, только если уверен в неизбежном и удовлетворительном для меня исходе. Но тебе я решил дать настоящий шанс. Я даже думал, не оставить ли тебя в покое, но такое милосердие все же не в моем характере. В конце концов, мы должны сохранять верность себе. Ты согласна?

Ее глаза округлились от страха при мысли, какую ужасную смерть приготовил для нее свихнувшийся убийца. Несмотря на его спокойствие и внешнюю интеллигентность, от нее не укрылась первобытная злость, пожиравшая его душу. При других обстоятельствах она могла бы даже счесть его привлекательным мужчиной за его обаятельную манеру держаться и симпатичную внешность. Но она уже разглядела его подлинную натуру и, когда смотрела на него, видела монстра, скрывавшегося за приятным на вид обликом.

— Я снова впадаю в излишнее красноречие, верно? Есть у меня такая привычка. Так что пора перейти к делу. Мы сыграем в небольшую игру…

Глава 23

Фермерский дом выделялся среди окружающей местности, как оазис в пустыне. Это был красивый двухэтажный особняк с террасой по всему периметру и башенками, возвышавшимися по углам, подобно коническим шпилям средневекового замка. Маркус подумал, что дом явно не вписывается в сельский пейзаж южного Техаса. Однако ему сейчас было не до архитектурных деталей. Только одно имело значение: сможет ли он рассчитывать на помощь хозяев дома. Вначале он решил просто угнать их машину, но потом понял, что далеко не уедет и останется вообще без союзников. Владельцы дома могли стать в этом смысле наилучшим вариантом, к тому же ему нечего было терять.

Он осторожно приблизился к дому, подумав, что сторожевую собаку уже могли на ночь спустить с цепи. Подошел к входной двери и позвонил. Изнутри донесся легкий шум: обитатели дома собирались выяснить, что за незваный гость к ним явился.

Дверь открыл крупного телосложения мужчина лет пятидесяти или чуть больше. У него были темно-русые с проседью волосы, коротко стриженная бородка и очки, низко сидевшие на носу. Крепко сбитый, он все же выглядел интеллигентным — человеком, которого легко представить сидящим с книгой в старинном кресле у камина. Его внешность полностью соответствовала архитектуре дома.

Мужчина оглядел Маркуса при свете горевшего на крыльце фонаря и сказал:

— Добрый вечер. Могу я чем-нибудь помочь, сынок?

По выражению глаз хозяина Маркус понял, что человек он осторожный, но гостеприимный.

— Думаю, что можете, — ответил он. — Мне очень неловко обращаться за помощью в столь поздний час, но другого выхода у меня нет.

Мужчина заметил глубокий порез на лбу Маркуса, полученный при аварии.

— Боже мой, сынок. Ты попал в автокатастрофу? Ты ранен? Хочешь, чтобы я вызвал скорую помощь?

— Нет, сэр. Хотя спасибо за предложение. На самом деле я даже не знаю, как все объяснить. Это очень длинная история.

На лице мужчины появилось отеческое выражение.

— Почему бы тебе не начать с самого начала, закончить объяснением, как ты оказался у меня на пороге, и при этом быть предельно честным?

Маркусу хотелось поделиться с кем-то тем, что он узнал, все равно с кем. Ему нужно было разделить навалившееся на него бремя, но он понимал, что, сделав это, подвергнет другого человека такой же опасности, какая угрожала ему самому.

— Простите. У меня очень мало времени, к тому же чем меньше вы будете знать, тем лучше для вас.

Ему показалось, что мужчину обидел его ответ.

— Чепуха, сынок. Никогда не стоит предпочитать невежество знанию. И неважно, какой ценой достается знание. Апатия и нежелание знать правду — цепи, которые держат нас и делают узниками в собственном сознании. Только истина по-настоящему освобождает. Если мы…

Из глубины дома донесся женский голос:

— Ты читаешь проповедь или действительно хочешь помочь в этой твоей странной манере?

— Я знаю, что делаю, — отозвался мужчина. — Есть в тебе что-то такое, сынок. Что-то в твоих глазах, я полагаю. Я хорошо разбираюсь в людях и сразу могу сказать, что ты хороший человек.

С самого начала правая рука хозяина дома была скрыта в кармане свитера с капюшоном. Но теперь он вынул ее и показал, что сжимал в ней угрожающего вида черный девятимиллиметровый пистолет — с того самого момента, как открыл входную дверь. Маркус узнал оружие. Его обойма вмещала шестнадцать патронов.

— Я впущу тебя в дом, но, уж извини, пока буду держать оружие при себе. И если только замечу лукавство в твоих глазах, мы оба узнаем, хорошо ли я умею им пользоваться.

Маркусу он уже начинал нравиться.

— Справедливо, — согласился он.

Впустив гостя в дом, мужчина отвел его в кухню и усадил за стол, а жена хозяина принесла ему стакан воды. Маркус залпом осушил стакан — до этого момента он даже не подозревал, насколько сильно хочет пить. Потом рассказал свою историю, стараясь сдержать слово и быть предельно честным. Просто поделившись с ними, Маркус почувствовал облечение и словно ожил.

Мужчина — как позже узнал Маркус, бывший учитель английского языка по имени Аллен Брубейкер — и его жена Лорен слушали гостя с напряженным вниманием. И хотя он заметил несколько скептических взглядов, которыми обменялись супруги, чувствовалось, что они ему верят. Когда Маркус закончил, Аллен откинулся на спинку стула.

— Ничего себе история, мистер Уильямс. Но я тебе верю. До меня доходили кое-какие слухи, и у меня возникли собственные подозрения. Если честно, большинство из жителей округи знают, что здесь что-то происходит. И дело не только в том, что шериф прикончил несколько преступников. Здесь что-то гораздо более серьезное. Но мы старались этого не замечать — наверное, из-за страха. — Аллен покачал головой. — И, быть может, мы оставались слепы так долго, что перестали даже пытаться увидеть. Или видим только то, что хотим. Не знаю. Но я слышал, что шериф и его люди затыкают рты таким, как мы, чтобы сохранить свои секреты. Может, ты был прав, когда сказал, что нам лучше ничего не знать? Может, мы вкусили от древа познания и теперь нас изгонят из рая? И все же, как сказал Эдмунд Берк^[8], «для торжества зла достаточно, чтобы хорошие люди бездействовали». А я не из тех, кто стоит в стороне и ничего не предпринимает.

Аллен повернулся к жене.

— Разбуди детей, Лорен. Мы отправляемся на небольшую автомобильную прогулку.

Глава 24

Акерман положил револьвер на стол. Алиса Ричардс с ужасом посмотрела на перепуганных детей, но постаралась безмолвно внушить им, что все будет хорошо. Однако ей, увы, не удалось скрыть свой собственный страх. Оружие, с которым она совсем недавно связывала надежды на спасение, теперь могло стать инструментом их убийства. Она уже не знала, чего боялась больше: быть просто застреленной или стать невольной участницей непонятной и извращенной игры. Сдерживая слезы, она спросила:

— Чего вы от нас хотите?

— Я же сказал, — ответил Акерман. — Я хочу сыграть. Если ты будешь строго следовать моим правилам и не попытаешься меня обмануть, я позволю тебе и детям увидеть рассвет нового дня. Но если нарушишь хоть одно правило… — Акерман достал из-под стола другую руку, в которой держал большой нож. Затем положил нож на стол рядом с револьвером. — Так ты согласна на мои условия?

— А разве у меня есть выбор? — Ей хотелось плюнуть ему в лицо, но она понимала, что от этого не будет никакого толку. Она предпочла бы плеснуть ему в лицо кипятком, или поджечь на нем одежду, или сбить его машиной. Но ей придется сыграть в его игру. Она сделает все необходимое, чтобы спасти детей.

Акерман кивнул.

— Выбор есть всегда, но я полагаю, что тебе едва ли понравятся другие варианты. Игра — моя версия русской рулетки. Уверен, ты о ней слышала. Правила такие. В револьвере будет только один патрон. Я заряжу его в барабан, а барабан раскручу. Затем мы по очереди станем спускать курок, приставив ствол к голове. Когда очередь дойдет до детей, ты направишь на них ствол и нажмешь на спуск. Мы продолжим делать это до тех пор, пока один из нас не погибнет. Трое оставшихся игроков останутся в живых. Если тебе или одному из детей не повезет, я отпущу оставшихся. В любом случае, если ты будешь соблюдать правила, как минимум два члена твоей семьи переживут эту ночь. К тому же шансы один к четырем, что пулю схлопочу я.

Алиса слышала слова, которые произносил этот человек, но пребывала в полнейшем шоке от их смысла. Он не собирался убивать ее или детей. Он хотел, чтобы они убили себя сами.

— Вы сумасшедший, и наступит день, когда вы за все заплатите! Гореть вам в аду.

На этот раз она все-таки плюнула в него, и хотя это был жалкий жест с ее стороны, она почувствовала себя чуть лучше.

Акерман стер плевок с лица и сказал:

— Возможно, ты права. И, вероятно, я скоро это узнаю. В любом случае ты сыграешь в мою игру. Ты согласна с правилами?

— Да.

— Отлично. Начнем.

Акерман взял револьвер, и хотя держал его ниже поверхности стола, так что Алиса не могла его видеть, она заметила, как он достал из кармана один патрон и поднес его к оружию. От пугающего звука вращающегося барабана у нее появилось чувство, что она умерла еще там, в коридоре, а теперь стала участницей какого-то популярного в аду игрового шоу. Может, Лукас был прав, когда сказал, что к нему в комнату проникло призрачное чудовище? Может, Акерман был не просто сумасшедшим, а самим злом во плоти, ожившим монстром, являвшимся людям по ночам?

Акерман подтолкнул оружие по поверхности стола, и оно остановилось точно напротив нее.

— Твой ход первый, — сказал он.

Алиса задрожала всем телом. Ей представился шанс, и она знала, что другого не будет. Нужно действовать. Она протянула руку и несколько секунд смотрела на револьвер, прежде чем его взять. От него исходило необъяснимое сияние, что было, по всей видимости, последствием полученного ею удара по голове.

Сделай это. Сделай немедленно. И она это сделала. Схватила револьвер, но нацелила его не себе в висок, а навела на человека, проникшего в ее дом, убившего ее мужа, а теперь принуждавшего ее совершить детоубийство, человека, осквернившего ее святая святых.

Она нажала на спуск. Нажимала на него снова и снова. Повторила это движение в быстрой последовательности и почувствовала нахлынувшую волну беспомощности, когда поняла, что револьвер не заряжен. Он знал, как она поступит. И теперь она нарушила правила.

Акерман поднялся из-за стола, небрежной походкой прошел к его противоположному концу, где в шоке и отчаянии сидела Алиса, протянул руку и забрал у нее револьвер, а потом ударил по лицу тыльной стороной ладони. От удара шок у нее прошел, но его сменил гораздо более ощутимый страх.

Что я наделала? Я потратила наш единственный шанс на спасение. Если бы я играла по правилам, был бы один шанс к четырем, что пуля достанется именно Акерману. А теперь надеяться не на что.

Он вернулся на свое место за столом, вздохнул, протянул руку и взял нож.

Глава 25

Шериф сидел, прислонившись головой к пассажирскому окну патрульного автомобиля. Потом повернулся и посмотрел на Льюиса Фостера. Тот застыл за рулем в напряженной позе, с ничего не выражающим взглядом. Всегда образцовый солдат. Когда он снова посмотрел в окно на проносившийся мимо пейзаж, все его сомнения и страхи вернулись.

Ему хотелось ударить по чему-нибудь кулаком и зарыдать, но в компании подчиненных приходилось держаться со спокойной невозмутимостью. Они не должны увидеть его сомнений. Он считал это важным качеством хорошего командира, но от этого не чувствовал себя менее скованным и похожим на робота.

Акерман сбежал. Маркус оставался на свободе. Он боялся, что события скоро окончательно выйдут из-под контроля. Но поезд еще не сошел с рельсов. Я еще способен все исправить и выполнить свою миссию.

Он мог только гадать, что подумала бы его жена Кэтлин, увидев, в кого он превратился. Но на самом деле это не имело значения. Она ушла из жизни. И не могла больше чувствовать стыд или разочарование, как и гордость или радость, по крайней мере в том смысле, какой в эти слова вкладывал он. Он был уверен в существовании загробной жизни и надеялся встретиться с ней снова. Но молился, чтобы она сверху не могла увидеть то, что он делал или планировал сделать. Он убивал не ради нее, но все же боль от ее смерти придавала ему сил совершать то, что было необходимо. Всякий раз, когда он начинал сомневаться, он вспоминал ее оскверненное тело и выражение ужаса в холодных мертвых глазах.

Его мысли снова вернулись к монстру, который столько лет назад разрушил его жизнь. Полиции удалось поймать убийцу жены, но его семья сумела нанять самого ловкого адвоката. Этот скользкий тип развалил дело и вынудил суд не рассматривать самые важные улики на основании нарушений процедуры их поиска и изъятия.

Невиновен. Следователи по-прежнему надеялись прижать преступника с каким-то другим убийством, но его это не устраивало.

Он как сейчас видел ту убогую гостиницу. Темный холодный холл, стены со следами от протечек. Смутный запах плесени и гниения заполнял все пространство, как ни маскировали его чистящими средствами. Наконец он добрался до номера 208. Когда-то позолоченные, цифры на двери поблекли от времени и недостатка ухода. Ноль вообще отсутствовал, но осталось его четкое очертание.

Он не стал стучать в дверь, открыл замок отмычкой и вошел. Застал убийцу жены мирно спавшим на кровати. Он часто представлял себе, как будет пытать этого монстра, рассматривал разные варианты, но потом понял, что это желание диктовалось жаждой мести. А он не хотел, чтобы все стало лишь актом мести. Он хотел восстановить справедливость. И в первую очередь им двигал другой мотив: сделать так, чтобы этот человек больше не смог причинить зло ни одной живой душе.

Пока убийца спал, он дважды выстрелил ему в затылок из пистолета без глушителя. Потом сел в кресло и стал ждать прибытия полиции. Вначале он хотел сбежать или попытаться скрыть преступление, но в конце концов пришел к выводу, что также должен предстать перед судом.

Воспоминания о закрывающейся двери тюремной камеры еще не стерлись из его памяти. Он сдался на милость судьбе, готовый понести наказание. Он даже решил отказаться от услуг адвоката и просто признать себя виновным в совершенном преступлении. Однако у судьбы были на него иные планы. Уже через сорок восемь часов он вернулся на улицы города и продолжил службу.

Глава 26

Маркус узнал, что у Аллена и Лорен было двое детей. Сына Чарли Аллен описал как типичного семнадцатилетнего подростка-бунтаря, а дочь Эми как девочку, мечтавшую когда-нибудь стать королевой театральных подмостков.

Выслушав отца, Чарли недоверчиво помотал головой.

— О чем ты говоришь, пап? Уже почти полночь, а ты будишь нас из-за какой-то безумной конспирологической теории. Ты слишком часто слушаешь передачу «От берега до берега», и тебе повсюду мерещатся заговоры.

Аллен смотрел на своего сына, раздраженный его наивностью и недостатком воображения. Потом сказал:

— Это потому, что заговоры есть повсюду. У нас нет времени обсуждать этот вопрос и создавать для этого особый комитет. Я ваш отец, и если я говорю, что мы все должны подняться посреди ночи, чтобы откопать Джимми Хоффу^[9], то, богом клянусь, именно так мы и сделаем. И пока вы живете под моей крышей, вам, черт возьми, следует в трудную минуту встать со мной плечом к плечу с лопатой и в резиновых сапогах.

— Отлично. Мы сделаем все, что ты хочешь, независимо от того, насколько это глупо. — С этими словами Чарли стремительно вышел из комнаты.

Аллен закатил глаза.

— Вот это настоящий боевой дух, сынок. — Потом повернулся к Маркусу. — Однажды он станет великим человеком, если только я не убью его раньше.

Маркус улыбнулся. С каждой проведенной в обществе Аллена минутой тот нравился ему все больше. Он говорил со всей прямотой, не выбирая выражений, и уже этим вызывал уважение.

— Трудный возраст, — заметил Маркус. — Оглядываясь в прошлое, я понимаю, что принес своей тетушке много лишних огорчений только по одной причине — хотел доказать, что я уже мужчина. Сейчас я сознаю: ничего по-настоящему мужского в моих поступках не было. Но хуже всего, что я так и не извинился перед ней за все это.

Аллен потрепал его по плечу.

— Поверь мне, сынок, тебе и не следовало извиняться. Она понимала, в какого мужчину ты превратишься, а следовательно, все было не зря. То же самое я знаю про Чарли. Это все неотъемлемая часть взросления. Но, должно быть, во мне просыпаются первобытные инстинкты, и я не хочу, чтобы кто-то угрожал моему статусу альфа-самца. Но вернемся к главной теме. У нас есть какой-то план действий?

— Если честно, все, что я пока делал, — это плыл по течению. У меня нет какого-то плана, кроме спасения собственной жизни. Чтобы так долго творить беззаконие, и делать это безнаказанно, шериф должен обладать определенными связями в высоких сферах, трудно даже предположить, насколько высоких. Я почти уверен, что президент в этом не замешан, но не думаю, что он часто принимает у себя бывших полицейских и учителей английского языка на пенсии.

— Кто знает. Может быть, он сумеет вставить нас в свой плотный график между премьер-министром Англии и послом Казахстана.

Лорен вошла в комнату, лицо у нее было хмурым.

— Ты мог бы проявить немного больше уважения к сыну, старик. В конце концов, он ведет себя так только потому, что унаследовал худшие черты твоего характера.

У Аллена от изумления широко открылся рот.

— Он первый начал, старуха. Но не переживай. Он как-нибудь справится со своими эмоциями. У нас есть гораздо более важные вопросы для обсуждения, а ты нам мешаешь. Мы с Маркусом как раз решали, как нам поступить…

— Почему бы просто не обратиться в отделение ФБР в Сан-Антонио и не заручиться их помощью? — снова вмешалась Лорен.

Маркус кивнул.

— Я тоже об этом думал. Более того, я решил, что лучше всего будет, если в ФБР пойду я, а вы остановитесь в отеле и дождетесь от меня звонка с сообщением, что все в порядке. Если я не позвоню в течение какого-то времени, вам нужно будет пойти в редакции газет или на студию местного телевидения. Но если я войду в здание ФБР средь бела дня и сделаю так, чтобы эту историю услышало как можно больше народу, от нее уже никому не удастся отмахнуться, даже если там и есть люди, играющие за команду противника.

Аллен глубоко вздохнул.

— Похоже, у нас нет другого выбора, но никогда не следует недооценивать способность людей оставаться равнодушными или смотреть на все сквозь пальцы. Мы живем в обществе, где бал правит Церковь Всемогущего Доллара, построенная на фундаменте человеческой алчности и вековой жажды власти. Мы живем в темное время, когда делать что-то популярное считается правильным, а делать что-то правильное оказывается крайне непопулярным. Я порой завидую временам Чингисхана и Наполеона. Они, по крайней мере, вели войны за власть открыто. Теперь же идет тайная война, и всем нам, как ты верно сказал, Маркус, остается плыть по течению. Похоже, в наши дни все только этим и занимаются.

Аллен помотал головой и сложил руки на груди.

— Мы уничтожаем без сожаления. Убиваем безжалостно. И в эту эпоху так называемого прогресса идеи справедливости, сострадания и доброй воли по отношению к другим людям превратились в старомодные и почти полностью забытые понятия. Хуже того, все меньше и меньше людей продолжают задаваться вопросами… о жизни, о своем предназначении — обо всем. Мы стали пассивными и апатичными. Хотя мы все видим назревшие проблемы, никто даже не пытается что-то сделать для их решения. Мы опускаем головы вниз и плывем по течению.

Маркус повернулся к Лорен и сказал:

— Ваш муж из тех людей, чей стакан всегда наполовину пуст, верно?

Она закатила глаза.

— О, даже не говорите об этом. Я слушаю эти речи на протяжении последних тридцати лет. И постоянно говорю ему: если все так плохо, тебе надо баллотироваться в президенты и что-то с этим делать. Но разве он будет что-то делать? Нет. Он просто сидит на своей толстой заднице и разглагольствует.

— Жаль, что мой конь не так быстр, как твой язык, — отозвался Аллен.

— Цитируешь Шекспира! Не смог даже сформулировать собственный ответ. И разве не забавно, что ты цитируешь строку из пьесы «Много шума из ничего»?

— Как, моя дорогая леди Дисдейн! Вы все еще живы? — Аллен прибег к другой цитате из Шекспира.

— Ну вот, опять. Позволяешь кому-то другому за тебя отдуваться.

Маркус сидел и с улыбкой следил за их пикировкой. Несмотря на все постигшие его невзгоды, ничто в мире не могло помешать ему улыбаться, глядя на Аллена и Лорен.

— Как обычно, ты попусту тратишь время, когда нельзя терять ни минуты. Нам нужно начинать двигаться, и мы не можем сидеть и слушать твое ворчание, — сказал Аллен.

Лорен застыла и словно лишилась дара речи.

— Мое?! — Она не смогла произнести больше ни слова.

Прежде чем Лорен пришла в себя и смогла продолжить перепалку, в гостиную вбежал Чарли.

— Папа, к нашему дому подъехали две машины. Это машины полиции.

Глава 27

Алиса попыталась встать, но Акерман ее остановил.

— Не двигайся, — приказал он.

Какое-то время он смотрел в пространство, а потом резким ударом вонзил нож в столешницу. И она не могла понять, вибрирует ли рукоять ножа от силы удара или это ей только кажется из-за сотрясавшей ее дрожи.

Он быстро забарабанил пальцами по столу, а потом грохнул кулаком так, что она подпрыгнула на стуле.

— Наверное, я становлюсь мягче… Или просто не могу отказать себе в удовольствии увидеть, как ты сама прострелишь голову одному из своих детишек, но я готов дать тебе еще один шанс. Вот только если ты не будешь играть честно и на этот раз, привычка к дисциплине, которую привил мне отец, возьмет верх. Я из принципа расправлюсь с вами тремя, как с тупым скотом, каким вы и являетесь. Алиса, ты готова играть по правилам, как большая девочка?

— Да.

— Хорошо. Тогда начнем заново. Может, я недостаточно ясно объяснил правила игры, а потому сейчас я буду первым, чтобы показать тебе, как это делается. — Он снова поднес патрон к револьверу и раскрутил барабан.

Хотя он вполне мог снова только сделать вид, что зарядил револьвер, она теперь почему-то была уверена, что в одном из шести отделений находится смертоносная пуля.

Акерман поднес оружие к голове без какого-либо видимого колебания. Этот жест, казалось, вызвал у него такие же чувства, с которыми нормальный человек чистит зубы или причесывается. Он абсолютно безумен, подумала она. Не то чтобы она заметила это впервые, просто получила еще одно подтверждение своей догадке.

Боек револьвера щелкнул, и у нее перехватило дыхание. Выстрела не последовало, и сумасшедший не упал замертво на пол. Ее шансы на благополучный исход игры только что уменьшились на одну шестую. Слезы потекли у нее по щекам.

Акерман через стол подвинул ей револьвер.

— Вот как это делается. Воспринимай это как щелчок выключателем. Только вместо того, чтобы выключить лампочку, ты гасишь человеческую жизнь. Ничего особенного. Я где-то читал, что в мире каждую секунду умирают примерно два человека. Получается сто пятьдесят тысяч в день. Если я убью вас троих прямо сейчас, вы лишь пополните статистику, добавитесь в общий список умерших. Ваши жизни не имеют никакого значения. Какая разница, убью ли я вас сегодня или через год вы погибнете в автомобильной аварии? Или через двадцать лет ты умрешь от рака легких? По большому счету, разве станет кто-то по вам тосковать? А я даже предоставил вам возможность выбрать, кто уйдет из жизни первым. Разве это не справедливо? Целься и щелкай. Это все равно что фотографировать, только кто-то умрет.

Она не отводила взгляда от лежавшего перед ней револьвера. Чуть раньше она рискнула всем, схватившись за него в надежде, что он станет ее спасителем, но теперь он стал для нее смертельно опасен.

— Бери же.

Она знала, что слова доносятся до нее всего лишь через стол, но ей казалось, что они исходят откуда-то издалека. У нее закружилась голова. Мир то увеличивался, то уменьшался в размерах, словно в глазах у нее было кривое зеркало. Еще не понимая, что делает, Алиса протянула руку и взяла револьвер.

Выбор был очевиден. Я стану первой.

Алиса направила дуло себе в висок. Слезы продолжали течь по ее лицу. Она на мгновение заколебалась и отвела ствол, но потом взяла себя в руки. Она знала, что должна сделать. Ее больше не волновала собственная жизнь. Значение имело только одно — спасение детей. Почему-то она верила, что, если пуля достанется ей, Акерман не причинит детям вреда. Может, это была своего рода интуиция. Или ее сознание пыталось придать смысл иррациональному, чтобы дать ей возможность сохранить разум в безумной ситуации. Как бы то ни было, выбор был очевиден. Она нажала на спусковой крючок.

Алиса снова ощутила головокружение, и ужасный холод волной прокатился по всему ее телу. Я мертва. Я должна была умереть. Она открыла зажмуренные глаза и оглядела кухню. Значит, я жива. Она все еще ничего не понимала. В конце концов, ей еще не приходилось быть мертвой, и она не знала, чего ожидать.

Только теперь она осознала, что сдерживала дыхание с того самого момента, как взяла револьвер в руки. Она выдохнула и тут же глубоко вдохнула. Головокружение прошло, и она догадалась, что ощущение холода могло возникнуть от внезапного прилива адреналина или другой химической реакции в организме, вызванной сильнейшим страхом.

Да, она все еще была жива. Алиса ощутила облегчение, но лишь на мгновение. Она посмотрела на другие стулья и пожалела, что не умерла. Затем бросила взгляд через стол и увидела улыбающееся лицо сумасшедшего. Она знала, что он возбужден, потому что игра для него вступала в самую интересную стадию.

Глава 28

Маркус наблюдал за двумя приближавшимися машинами, на крышах которых были хорошо видны полицейские проблесковые маячки. Как они могли так быстро меня найти? На месте аварии он вывел из строя рацию и разбил мобильный телефон копа. Сейчас это не имело значения, но он все равно мучился этим вопросом. Появление полицейского на шоссе могло быть совпадением, но он уже не был в этом так уверен. Совпадение или нет, но он подверг опасности жизни ни в чем не повинных людей.

И все-таки шериф не мог знать наверняка, что он находится именно в этом доме. Он вполне мог продолжить идти по дороге или вообще сойти с нее. Казалось невероятным, чтобы преследователи вели его до самого этого места. Если бы хозяева как следует разыграли свои карты и устроили хорошее шоу, они могли бы убедить шерифа. Но это означало подставить Аллена.

Как мог он просить Аллена Брубейкера выйти, поприветствовать шерифа как старого друга и убедить его, что все в полном порядке? Если шериф что-то заподозрил, а слухи, дошедшие до Аллена, правдивы, его новый союзник превратится в подсадную утку. Как могу я просить человека, с которым только что познакомился, вот так просто рискнуть своей жизнью?

Маркус повернулся к Аллену, и их взгляды встретились. Аллен кивнул, и Маркус понял, что ни о чем просить не придется. Аллен знал, что стоит на кону, и сделает все необходимое. Хозяин дома вынул из кармана свой пистолет и отдал его Маркусу.

— Чарли, бегом в мою спальню. Футляр от пистолета лежит на кровати. Принеси его сюда. Быстро.

Юноша выбежал из комнаты.

— В футляре два запасных магазина, по шестнадцать патронов в каждом. Надеюсь, тебе не придется потратить ни один из них, но… Позаботься о моей семье… И если…

— Аллен, я…

— Просто будь настоящим мужчиной. Таким, каким видела тебя твоя тетушка. Остальное сложится само собой.

Два патрульных автомобиля остановились перед старым, построенным в викторианском стиле домом. Из машин вышли шериф, Льюис Фостер и еще два заместителя.

Аллен перешагнул через порог, оставив позади безопасность своего жилища и оказавшись в холодной неизвестности внешнего мира, и спустился по ступеням, улыбаясь шерифу и его людям.

— Добрый вечер, шериф, — сказал он. — Что-то случилось? Я чем-то могу помочь?

Шериф сохранял спокойствие и уверенность в себе и говорил дружеским тоном, который тем не менее требовал от собеседника повышенного внимания. Он был умен и владел собой настолько, что Маркус почувствовал крайнее напряжение.

— Добрый вечер, Аллен. Мы объезжаем окрестные дома и проверяем, все ли спокойно. Где-то в округе скрывается беглый преступник, и нам нужно убедиться, что людям ничто не угрожает. Вы не видел или не слышали ничего необычного этим вечером?

Аллен словно заранее заготовил ответ.

— Над полями появился странный металлический диск, и мне показалось, что он направил луч в брюхо одной из соседских коров. А в остальном вечер выдался совершенно спокойным.

Шериф рассмеялся.

— Проблема НЛО не подпадает под мою юрисдикцию. Но если увидите что-то поближе к моей сфере ответственности, обязательно дайте мне знать. А пока получше заприте дверь и не открывайте незнакомцам. У вас в доме есть оружие?

— Нет. Я не доверяю оружию.

Интересно, подумал Маркус, зарегистрирован ли пистолет Аллена. Он не имел понятия, как с этим обстоят дела в Техасе, но знал, что шериф вполне мог выяснить, что на самом деле у Аллена есть ствол.

Шериф кивнул.

— Если что-то случится, забаррикадируйтесь в доме и позвоните нам. Не пытайтесь разыгрывать из себя героя. Я знаю, что у вас достаточно здравого смысла, чтобы не делать этого, но я всем говорю одно и то же. На всякий случай. Многие верят, что могут спасти мир, как это показывают в кино. А в результате гибнут сами или подвергают опасности других.

— Хорошо, шериф. Если я что-то увижу, поверьте, вы узнаете об этом первым. Доброй ночи и удачи в поимке беглеца.

Аллен взмахнул рукой и поднялся по ступеням крыльца.

— Для этого нам понадобится именно удача. Уж очень скользкий тип. Доброй ночи, Аллен.

Шериф и его команда начали садиться в машины. Маркус не мог поверить своим глазам. Они действительно собирались уезжать. Если бы он мог дать Аллену «Оскар» за это представление, он сделал бы это без всяких колебаний. Но поскольку «Оскара» у него не было, он отблагодарит старого толстого учителя английского языка крепким объятием и поцелуем, захочет тот этого или нет. Наконец-то ему повезло!

В тот момент, когда шериф уже был готов сесть в машину, он оперся одной рукой о дверь и сказал:

— Да, Аллен, еще кое-что.

Аллен снова повернулся к шерифу.

— Мне очень жаль.

— Жаль чего?

Как только Аллен задал свой вопрос, шериф направил на него ствол своего пистолета. Маркус насчитал семь хлопков. Семь пуль, выпущенных в грудь Аллену Брубейкеру. Безжизненное тело с глухим стуком упало на ступени крыльца.

Глаза Маркуса расширились от ужаса и гнева. Ему хотелось выбежать из дома, уподобившись сумасшедшему, и задушить шерифа голыми руками, но он постарался подавить в себе эмоции. Теперь он отвечал за семью Аллена.

Лорен кинулась к двери, но он преградил ей путь. Затем взял на мушку шерифа. Он знал, что может прикончить его одним выстрелом. Красная пелена повисла у него перед глазами.

Внутренний голос настойчиво уговаривал его нажать на спуск. Этот человек только что убил Аллена, и Маркус имел полное моральное право уложить его на месте.

Переулок в Нью-Йорке, крик, кровь… Нет, я не должен опускаться до этого. Я же не такой, как он. Я лучше него. Я не убийца.

Его всегда удивляло, что полицейские в книгах и фильмах не задумываясь укладывали «плохих парней». И считалось, что это легко и правильно, тем более если убийства оправданны. Быть может, для других это и было так, но только не для него.

Шериф направился к дому. Маркус нацелил пистолет ниже и дважды выстрелил в землю у него под ногами. Затем перевел ствол на заместителей и послал по пуле вблизи каждого из них, остановив их и заставив искать укрытие.

Лорен упала на пол с криками и рыданиями. Дети смотрели в окна, очевидно пытаясь осознать необратимость того, что только что произошло на их глазах. Жизнь Аллена Брубейкера оборвала та самая несправедливость, против которой он совсем недавно так горячо выступал. Хороший человек был убит без всякой причины. Своей смертью он лишь подтвердил существование несправедливости, которая, как ему было известно, царила в мире.

Маркус знал, что с хорошими людьми иногда происходят плохие вещи. И он собирался позаботиться о том, чтобы плохие вещи случились и с плохими людьми тоже, даже если это станет последним, что он сделает в жизни. Но это будет не месть, а справедливость.

Глава 29

Алиса находилась на грани безумия. Как же я могу выбрать? Она могла бы направить револьвер на Акермана, но вдруг он снова его не зарядил? Тогда они все наверняка умрут. В ее сознании бушевал ураган вопросов, на которые не было ответов, а одолевавшее ее смятение грозило разорвать ее изнутри.

— Извини, Алиса, — сказал Акерман так, словно просил ее передать ему соль. — Не хочу, чтобы ты подумала, что я не получаю удовольствия от нашей маленькой игры или от наблюдения за тем, как ты пытаешься справиться со всем этим хаосом, но нельзя ли немного быстрее? У меня еще есть дела, которые я собирался закончить этой ночью. — И в той же спокойной, небрежной манере он добавил: — А если не поторопишься, я могу сделать то, о чем ты горько пожалеешь.

Она выронила револьвер и разрыдалась.

— Заткнись! — Акерман снова ударил кулаком по столу.

Она видела, как в нем нарастает злоба, как адское пламя загорается в его глазах.

— Ты снова возьмешь пушку и продолжишь игру. Ты хочешь узнать подлинный смысл слова «страдание», Алиса? Если сейчас же не возьмешь револьвер, я тебе покажу. Давай, бери его.

Поддавшись страху, она протянула руку и взяла револьвер.

— Хорошо, а теперь я избавлю тебя от необходимости принимать решение. На очереди твой сын. Направь на него ствол и спусти курок.

Она навела оружие на своего сына. Положила палец на спусковой крючок. Постаралась унять страх, проникший в сознание и вытеснивший оттуда все связные мысли. Она снова попыталась проанализировать ситуацию и убедить себя, что единственной возможностью спастись было делать то, что ей велели. Но, как в большинстве случаев, когда приходится принимать тяжелые решения, не могло быть единственно верного, четкого ответа.

— Нажимай. Смерть — это не казнь. Это милость. Убийство — акт милосердия. Оно представляет собой амнистию, которая избавляет человека от бремени жить в боли и смятении. Мир — хаос. Жизнь — боль. Отпусти его, Алиса. Спускай курок.

Она не станет этого делать. Она не может это сделать. Должен быть какой-то другой выход из всего этого. Обязан быть. И тут решение пришло к ней само собой.

Дьявол, разрушивший ее мир, требует кровавой жертвы и не успокоится, пока ее не получит. Значит, я пожертвую собой. Единственной надеждой Алисы было, что ее смерть не станет напрасной и своим поступком она спасет детей. Она приставила револьвер к голове и нажала на спуск.

Глава 30

Оглядывая окружающий его охваченный горем мир, Маркус мог описать его только одним словом — тьма. В отсутствие света, который при жизни излучал Аллен, дом Брубейкеров погрузился во тьму. Дети и Лорен вместе забились в угол, раскачиваясь взад-вперед и плача. Он хотел как-то утешить их. Хотел сказать, что все в конце концов будет хорошо, но не мог. Во-первых, жизнь для них уже никогда не станет прежней. А во-вторых, они совсем скоро могли разделить участь Аллена.

Он снова посмотрел в окно и увидел, что шериф и его люди оценивают ситуацию, укрывшись за машинами. Ему необходимо было удерживать их на месте, чтобы они не могли обойти дом сзади. Пока они не отвечали огнем на огонь, но этот факт не вселял в него никаких ложных надежд. Он знал, что у шерифа есть план, и даже если бы ему удалось составить свой собственный, приходилось учитывать, что план шерифа уже приводится в исполнение.

Он должен был застрелить шерифа чуть раньше, когда тот стоял перед ним во весь рост, но поклялся никогда больше не делать ничего подобного. Хотя, если от этого будут зависеть их жизни, Маркус надеялся, что сможет нарушить свою клятву. Но, если честно, он не был уверен, что сумеет заставить себя снова спустить курок, целясь в человека. Приходилось искать вариант, при котором до этого не должно было дойти.

Из-за одной из патрульных машин раздался голос:

— Не валяй дурака, сынок. Не надо все усложнять и проливать еще больше крови. Нам нужен только ты. Если ты тихо выйдешь и сдашься, мы оставим Лорен и детей в живых. Никто больше не должен умереть этой ночью.

— Вы правы, шериф. Больше никто не должен умереть этой ночью. Все, что вы должны сделать, это сдаться, и я сохраню вам жизнь. Вы окружены, и я готов принять условия вашей сдачи. Отбросьте пистолеты в сторону и выходите с поднятыми руками.

— Не надо пытаться меня перехитрить, сынок. У тебя остался только один шанс, и я дам тебе его всего один раз.

В ответ Маркус прицелился и начал стрелять. Он послал две пули в капот машины на расстоянии всего лишь фута от шерифа, после чего по два раза выстрелил в покрышки четырех колес, которые мог видеть со своей позиции, выведя из строя оба автомобиля.

В воздухе повисла мертвая тишина.

— Если ты хочешь сыграть так, сынок, то мы покажем тебе свою игру.

Маркус извлек из пистолета пустую обойму и вставил другую. Загнав первый патрон в ствол, сказал:

— Если ты или кто-то из твоих людей сделает хотя бы шаг к дому, вы точно узнаете, как я собираюсь играть.

Шериф не ответил. Маркус надеялся, что его действия заставят их поколебаться несколько минут. Но пройдет совсем немного времени, и они обязательно что-то предпримут. Хотя офицеры находились в очень уязвимом положении: их машины остановились слишком далеко от какого-либо укрытия. Возможно, они ожидали прибытия подкрепления. Что бы он ни придумал, делать это необходимо быстро. Чем дольше он будет сомневаться, тем меньше у них останется шансов выжить. Нужно сделать что-то, чего бы шериф никак не ожидал. Маркус всегда помнил, что лучшая защита — это нападение. Стало быть, так он и поступит. Перейдет в атаку.

— Лорен, я понимаю, как вам сейчас тяжело, но мне нужна ваша помощь, если мы хотим выйти из этой передряги живыми.

Она утерла слезы и не без труда встала на ноги. Ее глаза покраснели, и казалось, что сильный порыв ветра мог легко сбить ее с ног. Но он знал: она сделает все, что необходимо. Она была сильной женщиной, в чем он уже имел возможность убедиться.

— Где припаркована ваша машина?

— В сарае позади полицейских автомобилей.

Он посмотрел на сарай. О том, чтобы туда добраться, нечего было и думать. По крайней мере, он не видел никакой возможности это сделать.

Чарли подал голос из угла комнаты:

— Моя машина припаркована у задней двери.

Колесики в голове у Маркуса завертелись. Если бы им удалось сесть в машину, шериф и его люди не смогли бы отправиться за ними в погоню на спущенных шинах. Хотя шериф был не настолько глуп, далеко не глуп. Старый коп был способен так или иначе организовать контроль за всем периметром дома. Пусть даже позади дома находился всего один полицейский. Они могли высадить его в темноте, прежде чем подъехали к дому. А может, нет? Как бы то ни было, Маркус должен был исходить из того, что они это сделали.

Казалось, шериф по какой-то причине хотел взять их живыми. В противном случае он мог бы поджечь дом, пока они в нем находились. Маркус постарался отогнать крутившуюся в голове мысль о том, что шериф опережал его на ход. Причем опережал с самого начала. Приспосабливайся, импровизируй и побеждай.

— В доме есть еще какое-нибудь оружие?

Лорен на мгновение задумалась, а потом сказала:

— У моего мужа есть старая двустволка. Когда-то он ходил с ней на охоту, но уже давно бросил это занятие, хотя, думаю, к ружью осталось несколько патронов. Если не считать кухонных ножей, это единственное другое оружие, которое у нас есть.

Маркус выглянул в окно, чтобы посмотреть, что делает шериф.

— Этого должно хватить, но нужно торопиться. Мне понадобится ружье, какая-нибудь старая футболка, баллончик с лаком для волос, жестянка из-под кофе или что-то подобное, зажигалка, спички и все патроны, какие вы сможете найти.

Глава 31

Щелчок. Первое нажатие на спуск не оборвало ее жизнь. Алиса поколебалась, прежде чем повторить это действие. Она не хотела умирать, и ей всегда внушали, что самоубийство — невозвратный билет в ад. Оставалось надеяться, что Бог дарует ей прощение, учитывая все обстоятельства ее поступка. Она поколебалась еще секунду, а потом продолжила быстро нажимать на спусковой крючок. Щелк, щелк, щелк, щелк, щелк, щелк. Остановилась и снова продолжила. Щелк, щелк, щелк. Она по-прежнему была жива. Револьвер не был заряжен.

Алиса уронила бесполезное оружие на пол. Ее первой реакцией стало огромное облегчение и даже радость. Она все еще жива. Она взглянула смерти прямо в лицо, и оказалось, что у нее хватило мужества пожертвовать собой ради спасения детей. Но облегчение и радость длились всего долю секунды: она осознала, что снова нарушила правила.

Она бросила взгляд на лицо Акермана, чтобы увидеть его реакцию. Его глаза оставались холодными, и в их выражении не читалось никаких сильных эмоций. Она не увидела гнева, который горел в его взгляде раньше. Теперь перед ней были только черные глаза акулы, и она подумала, что с таким выражением паук смотрит на попавшую в паутину муху.

Но затем темнота исчезла из его глаз, и он посмотрел на нее с теплой, любящей улыбкой. Могло показаться, что напротив нее за столом сидит совершенно другой человек. Мужчина, которого она видела сейчас, был привлекательным, с добрыми глазами.

Акерман претерпел некую трансформацию. Эта трансформация могла бы наполнить ее чувством крохотной хрупкой надежды, но она не осмеливалась позволить себе даже крупицу оптимизма. Она знала, что притаилось под поверхностью этого тихого омута. Быть может, я оказалась в самом центре урагана, где, как известно, царит спокойствие.

— Ты напоминаешь мне мою мать, Алиса.

Она сразу же вспомнила Нормана Бейтса^[10]. А он продолжал:

— Кажется, Марион Гаррети сказала, что материнская любовь — это топливо, которое позволяет обычному человеку совершать невозможное. Мне еще нравится цитата, принадлежащая одному психологу, который сказал, что любовь матери — это покой, ее не нужно приобретать, не нужно заслуживать. Сильная вещь материнская любовь. Думаю, это всего лишь один из первобытных инстинктов, который человечеству еще предстоит изучить, испоганить или уничтожить. Но тем не менее она достойна восхищения. — Он помолчал. — В мире, где ничему нельзя доверять, где все исчезает и не соответствует твоим ожиданиям, одна только материнская любовь остается неизменной. Не могу даже представить себе другой привязанности, которую было бы так трудно разрушить. Я иногда думаю, насколько иной стала бы моя жизнь, если бы моя мать не умерла, когда я был совсем маленьким. Я почти ничего о ней не помню. Она умерла вместе с моим нерожденным братом из-за осложнений, вызванных беременностью. Я даже не помню ее похорон или как ходил к ней на могилу. Но я запомнил ее любовь. — Он глубоко вздохнул, и его взгляд стал отсутствующим. — Иногда мне кажется, что вся моя жизнь была одним сплошным кошмаром, и она в любой момент разбудит меня и скажет, что все это лишь дурной сон. — Он встал из-за стола, и в его глазах сверкнули слезы.

— Как следует заботься о своих детях, Алиса. Не воспринимай их как должное. Пойди и уложи их спать, а когда вы проснетесь утром, убеди их и себя, что все случившееся было всего лишь дурным сном. — Он направился к двери.

Алиса еще не пришла в себя от изумления из-за внезапной перемены в его настроении. Какая-то часть ее преисполнилась невероятной радости, но другая гадала, не начал ли он с ними новую игру. И она не успела понять, как это произошло, но слова сами собой сорвались с ее языка:

— Я же говорила вам, что Бог есть.

Акерман замер на месте.

Идиотка. Дуайт всегда говорил ей, что она не знает, когда следует открывать рот, а когда лучше промолчать.

Когда убийца повернулся к ней, в его взгляде не было враждебности. Он посмотрел в пол, потом снова поднял глаза на нее.

— От всего сердца надеюсь, что ты ошибаешься.

— И никогда не поздно, — сказала она.

— Что ты имеешь в виду?

— Никогда не поздно все изменить, избрать иной путь. Никогда не поздно.

Он усмехнулся.

— У меня есть друг, который говорит мне то же самое. Что ж, время покажет, я полагаю. — Он пристально взглянул ей в глаза. — Доброй ночи, Алиса. — С этими словами он повернулся и вышел так же тихо, как и вторгся в их жизнь.

Она развязала детей и обняла их так крепко, как не обнимала никогда прежде. И дала себе клятву ничего не принимать в своей простой жизни как должное. Каждый день был благословением, каждый миг — бесценным даром. И она покачивалась, держа их в объятиях, и думала о том, что никогда больше не сможет отпустить их от себя.

Глава 32

Чарли сидел неподвижно на паркетном полу старого викторианского дома, прижав колени к груди. Маркус знал, о чем сейчас думает подросток. Ему были очень хорошо знакомы симптомы неспокойной совести. Поглядывая в окно, чтобы не выпускать из поля зрения противников, притаившихся за порогом, он спросил:

— Что у тебя на уме, сынок?

— Вам-то какое до этого дело? Вы даже меня не знаете. Если бы вы не пришли, мой папа…

— Ты прав. Твой отец погиб из-за меня. Но ты не об этом сейчас думал. Ты сидел и вспоминал каждое обидное слово, какое когда-либо сказал ему, каждую ссору, каждый неприязненный взгляд, каждый раз, когда ты тихо проклинал его. И еще ты думал, что сейчас отдал бы все на свете, чтобы повернуть время вспять и получить последний шанс сказать, как ты сожалеешь обо всем и как сильно его любишь. Но ты не получишь этого шанса по эту сторону небес, сынок. Поэтому не казни себя. Он ведь знал.

— Знал что?

— Как ты его любишь. А он любил тебя больше всех на свете. И потому порой обходился с тобой сурово. Он хотел помочь тебе стать хорошим человеком и был уверен, что ты им когда-нибудь станешь.

Он поднял глаза и увидел, что Лорен стояла в дверях, разделявших кухню и гостиную, слушая их разговор.

— Твой отец погиб, защищая свою семью. И он не пожелал бы себе иной смерти. Ему не хотелось бы, чтобы ты чувствовал печаль и свою вину перед ним. Он хотел бы для тебя хорошей жизни и чтобы ты стал таким хорошим человеком, каким только можешь стать. И я уверен, ты дал бы отцу повод гордиться собой. И сейчас твоя семья как никогда прежде нуждается в том, чтобы ты стал этим хорошим человеком.

Чарли ничего не ответил, но Маркус заметил, как взгляд юноши постепенно смягчился. Лорен помедлила секунду, а потом вошла в комнату.

— Мы собрали все, о чем вы просили, — сказала она. — Не совсем понимаю, что вы собираетесь с этим делать, но у вас есть все необходимое.

— Хорошо. Что один пастух скажет другому? — На мгновение все непонимающе уставились на него, и он усмехнулся. — Давай выводить отсюда стадо.

* * *

Я держу их жизни в своих руках. Этот долг не приносил Маркусу удовлетворения, но он не мог от него отказаться. Он навлек на эту семью опасность, и Аллен уже стал жертвой его неосторожности. Теперь он был для них единственным шансом. При этой мысли он почувствовал себя неким мифологическим персонажем, которому боги поручили держать вместе нити человеческих жизней, но он обнаружил, что ни одному простому смертному не дано справиться с этой задачей.

— Что именно мы сделаем со всем этим хламом? — спросила Лорен.

— Мы перейдем в наступление. В общих чертах план состоит в том, чтобы отвлечь группу перед домом на достаточно длительное время, которое позволило бы нам добраться до машины на заднем дворе. Вероятно, у них и там есть человек, наблюдающий за машиной, но, может, и нет. Нам придется решать проблемы по мере их поступления.

Она внимательно на него посмотрела.

— Ладно. Так что именно мы будем делать со всем этим старым хламом? — повторила она свой вопрос.

Он был рад, что ее внутренний огонь не угас окончательно.

— Это станет частью отвлекающего маневра. Доверьтесь мне.

Лорен не выглядела убежденной.

— Но что мы будем делать, даже если доберемся до машины? Они сядут нам на хвост. Они смогут передать, чтобы на дорогах установили посты, сообщат наши приметы, поднимут в воздух вертолеты. К тому же вы сами сказали, что офицер, обнаруживший вас на дороге, был из полиции округа. Значит, дело уже касается не только одного нашего шерифа. И мы не знаем, как далеко все зашло. А следовательно, не знаем, кому можем довериться или где для нас найдется безопасное место. Стало быть, даже если мы доберемся до машины, это еще не будет решением проблемы.

Маркус видел, как нарастала ее тревога по мере того, как она перечисляла все, что им угрожало. Он ощущал ее страх, не только за себя, но и за жизни своих детей. Сейчас она казалась совершенно другой женщиной, непохожей на ту, которую он встретил совсем недавно. Она была на пределе, и он не знал, что сказать, чтобы ситуация в ее глазах стала казаться не такой мрачной.

— Послушайте, Лорен. У меня нет ответов на все вопросы. Я просто делаю один шаг за другим. На данный момент единственное, в чем я уверен, — это в том, что мы все погибнем, если задержимся здесь. Значит, нам необходимо добраться до машины на заднем дворе и уехать отсюда как можно скорее. Как только мы окажемся на дороге, я достану карты, которые пока спрятаны у меня в рукаве.

Лорен на мгновение замолчала, потом кивнула в знак согласия.

— Хорошо. Давайте поступим так.

Она собрала детей, а он перебрал принесенные ею вещи, не забывая следить за людьми перед домом. С удовлетворением отметив, что ему принесли все, что он просил, Маркус взялся за дело.

Импровизируй, приспосабливайся, побеждай.

Он зарядил двуствольный ремингтон, который Лорен достала из стенного шкафа наверху, и передал ружье с несколькими патронами Чарли.

— Умеешь обращаться с ним?

Паренек кивнул.

— Я когда-то ходил с папой на охоту.

— Поверь мне, сынок, все совсем иначе, когда направляешь оружие на человека. Если дойдет до этого, не раздумывай, а целься и жми на спуск. Это нужно на крайний случай, но если дело примет плохой оборот, ружье может спасти тебе жизнь. На крайний случай. Ты понял?

Чарли кивнул.

Маркус вновь сосредоточился на собранных для него вещах. Положил все оставшиеся ружейные патроны в жестяную банку из-под кофе. Потом взял лак для волос и опрыскал им содержимое банки, оторвал лоскут от старой рубашки и обмотал его вокруг металлического баллончика с лаком, оставив край лоскута болтаться наподобие хвоста.

Звук со двора отвлек его. Они завели одну из патрульных машин. Маркус выглянул в окно, и сердце у него дрогнуло. Двое людей шерифа оставались на своих местах, в то время как сам шериф и другие его заместители спрятались за патрульным автомобилем. Они завели мотор, и один из копов распластался на водительском сиденье. Машина медленно покатилась вперед, превратившись в мобильное укрытие.

Обходной маневр.

Маркус взял зажигалку, спички и занял позицию рядом с дверью. Жестянку с кофе он положил у дверного проема.

— Идите к заднему выходу, — бросил он через плечо. Потом щелкнул зажигалкой и поджег обрывок рубашки, обмотанный вокруг баллончика с лаком. Как только пламя начало пожирать рубашку, он распахнул дверь и вышел на крыльцо.

Все в мире как будто замерло для него в этот момент. Он бросил горящий баллончик над головами полицейских. Потом нацелил пистолет на огненный шар и за секунду до его падения нажал на спусковой крючок.

Пуля попала точно в баллончик, и когда она пробила его насквозь, произошел взрыв. Горючая жидкость дождем обрушилась на автомобили и прятавшихся за ними людей. Шериф и его заместители бросились в разные стороны, стараясь уберечься от самодельного коктейля Молотова.

Маркус знал, что небольшой взрыв не убьет и даже не ранит никого из офицеров, но он послужил своей цели — отвлек внимание противника. Теперь настало время для второй части плана. Он выставил жестянку с патронами на крыльцо и, уже возвращаясь в дом, зажег спичку и бросил ее в банку. Захлопнул за собой дверь и побежал в заднюю часть дома.

Охотничьи патроны в банке вспыхнули, как петарды. Он услышал звук, напоминавший ружейные выстрелы, и надеялся, что это заставит офицеров оставаться под прикрытием машин. Его цель состояла исключительно в том, чтобы выиграть время, добраться до машины и рвануть вниз в сторону шоссе.

Брубейкеры ждали его у задней двери.

— Позвольте мне сначала все проверить, — сказал он, подходя к ним.

Маркус вышел за порог и внимательно огляделся по сторонам, но не заметил никакой непосредственной угрозы. У них не оставалось времени для колебаний, и Маркус велел им выходить из дома, а сам продолжал обшаривать взглядом окружающее пространство, проверяя, не притаился ли в засаде еще один полицейский.

Лорен и Эми стояли рядом с ним. Но где же Чарли? Он обернулся и увидел Чарли, стоявшего в дверном проеме. Сердце у него замерло при взгляде на лицо юноши, и он испугался, как бы Чарли не сделал чего-нибудь по-настоящему глупого.

— Иди же к нам, Чарли. Пора ехать.

— Я остаюсь. Они должны заплатить… И мой отец будет мною гордиться.

— Пожалуйста, сынок, мы уже почти выбрались отсюда.

— Защитите мою маму и сестру. А я прослежу, чтобы никто не отправился за вами в погоню.

Маркус бросился к дому, но Чарли успел закрыть дверь и запереть ее изнутри.

Маркус подергал дверную ручку.

— Чарли! Открой!

Потом посмотрел через плечо на Лорен и Эми. Они потратили зря уже слишком много времени, но единственный шанс еще оставался. Им следовало выдвигаться как можно скорее, но он не мог оставить Чарли одного. Глупый юнец. И о чем он только думает? В этой ситуации ему оставалось только одно. Он снова повернулся к двум женщинам.

— Лорен, берите дочь и поезжайте. Я вытащу Чарли, и мы вас потом догоним.

Глаза у Лорен округлились от шока и изумления.

— Нет, мы поедем все вместе или не поедем совсем.

— У нас нет времени на препирательства. Отправляйтесь немедленно. Мы выберемся отсюда другим путем.

Слезы заструились по ее лицу.

— Спасите моего мальчика, Маркус, — взмолилась она. Затем взяла за руку дочь и быстро пошла к машине.

Он снова повернулся к двери, и сердце у него оборвалось, когда из дома донесся ружейный выстрел. О Боже, пожалуйста, не дай мне опоздать!

Маркус ударил в дверь ногой. Она слетела с петель, и щепки шрапнелью посыпались от косяка. Наплевав на предосторожности, Маркус вбежал в дом, думая только об одном — найти Чарли.

Он пробежал через кухню к парадной двери. Вошел в гостиную, держа пистолет наизготовку.

Шею Чарли сдавливала тяжелая рука, а к его виску был приставлен пистолет. Шериф держал подростка перед собой как живой щит, а его спокойствие было в тысячу раз более пугающим, чем если бы на его лице отражались ярость и гнев. Его полнейшая собранность показывала, что он контролирует ситуацию и сознает это.

— Бросай пистолет, Маркус. Все кончено.

Глава 33

Покрытый пылью зеленый «эль-камино» остановился на стоянке для грузовиков. Справа Акерману были видны огни федеральной автомагистрали, а слева на дорожном указателе значилось: «Ашертон, 13 миль».

Ему нужно было что-то решать. Несколько возможных путей открывались перед ним, но он не знал, какой дорогой двигаться дальше. Его одолевали противоречивые мысли и чувства — ярость, надежда, боль, облегчение. Он нуждался в наставлении, совете, и только один человек в мире мог ему их дать. Он снял трубку телефона-автомата, вложил в прорезь монеты и набрал номер.

— Алло, — сказал отец Джозеф.

— Я их отпустил.

Человек на другом конце провода молчал.

— Вы слышите меня, святой отец? Я их отпустил. Семью… Мать и двоих детей. Я пощадил их.

— Это… Это просто замечательно. Невероятно. Ты не представляешь, как я горжусь тобой. Это может стать для тебя первым важным шагом.

— Давайте пока не слишком радоваться, но я очень много думал о нашем последнем разговоре.

— О чем именно?

Водитель грузовика замаячил у него за спиной, явно тоже желая позвонить. Он пока держался на почтительном расстоянии, опершись на капот одной из машин. Акерман смерил его неприязненным взглядом, а потом продолжил, понизив голос.

— О добре и зле. О том, что все имеет свою противоположность и ничто не происходит без причины. Понимаете, я пришел к выводу, что я, быть может, был рожден, чтобы стать злодеем…

— Фрэнсис, это не…

— Просто дайте мне договорить. Если все происходящее имеет причину, это значит, что все, что я сделал, служило особой цели. И я начал размышлять, в чем эта цель может состоять. Я рассудил, что если я злодей, то где-то должен быть герой. И я вдруг понял, что на каком-то подсознательном уровне уже давно искал свою противоположность. Я думал, что ищу кого-то, чтобы сделать игру интереснее, но теперь считаю иначе. Моя душа искала свою недостающую половину. Это в природе вещей в нашей вселенной — пытаться достичь равновесия.

— Нельзя ли поторопиться, приятель? — сказал шофер грузовика.

Рука Акермана дрогнула, а костяшки пальцев побелели — так крепко он сжал трубку. Но он унял свою ярость.

— Дождись своей очереди… приятель, — процедил он сквозь сжатые зубы. — Затем повернулся к мужчине спиной и продолжал: — Чуть раньше сегодня вечером я встретил человека по имени Маркус. В нем было что-то такое, что я не могу описать. Что-то до странности знакомое. Родственное. Мне показалось… Что я знал его всю жизнь. Но когда я взглянул ему в глаза, меня охватил страх. Я словно увидел будущее и собственную смерть. Его глаза напомнили мне глаза отца. Боюсь, падре, что, если я продолжу идти по этой дорожке, он убьет меня. В этом его предназначение, и самое странное, что впервые в жизни я не хочу умирать. И я начал думать так: что, если ад все-таки существует? Я надеялся, что со смертью приходит только темнота, но, может, я понесу наказание, какого даже представить себе не могу.

— Ад — это не наказание, Фрэнсис. Это просто альтернатива. Бог не посылает людей в ад, чтобы наказать их за грехи. Они отправляются в ад потому, что предпочли прожить отдельно от Него. Сделав такой выбор, они обрекают себя на существование без Него и в загробной жизни. Вот почему никогда не поздно. Независимо от того, что ты сделал, если ты впустишь Бога в свое сердце и в свой дом в этом мире, он впустит тебя в свой дом в следующем.

— Я не знаю, во что верить. Мне понятно только одно: голос отца в моей голове в последнее время стал гораздо тише. Голод все еще очень силен, но я начал думать, что, быть может, смогу одолеть его…

— Первый шаг к искуплению — это понимание необходимости в нем. Второй — мольба о нем. Тебе понадобится помощь, Фрэнсис.

— Знаю. — Акерман посмотрел в сторону магистрали. — Я ведь думал и над другими вашими словами. О том, что я скорее стану легендой, если сумею круто изменить свою жизнь. Я считаю, что вы, вероятно, правы. Я рассматриваю возможность сдаться властям, но мне нужно, чтобы вы были рядом со…

— Да ты надо мной смеешься!

Акерман сдвинул брови и снова повернулся к водителю грузовика.

— Какие у тебя проблемы… приятель? — Он сделал ударение на последнем слове.

Шофер покачал головой и усмехнулся.

— Это действительно интересно. Ты — просто нечто, приятель. Это у тебя проблемы, чудак.

Гнев вскипел у него внутри. Он пытался успокоить свой голод, но его мысли постоянно возвращались к пистолету за поясом джинсов и к ножу, лежавшему на сиденье «эль-камино». И он уже раздумывал, как именно расправится с этим мужланом.

Нет. Не сейчас.

— Простите мою непонятливость, — произнес он преувеличенно вежливо, — но что конкретно вы имеете в виду?

Шофер грузовика протянул руку мимо него и ухватился за что-то сбоку от телефона-автомата.

— Вот что я имею в виду. — Мужчина показал ему связку оборванных проводов. — Я имею в виду, что зря стою здесь и жду очереди позвонить по телефону, который ни к чему не подключен. Ни с чем не связан. А ты разговариваешь сам с собой, кретин. Спасибо за мое потраченное время! — Шофер покачал головой и поспешно удалился, бормоча что-то себе под нос.

Акерман стоял как громом пораженный. Он тоже взялся за провода и тщательно осмотрел их. Потом сунул руку за телефонный аппарат в поисках других кабелей, но ничего не обнаружил. Этому должно быть какое-то объяснение…

Его дыхание стало коротким и прерывистым. Сердце громко стучало. Он обследовал каждый дюйм телефона-автомата и только тогда нашел небольшой лист бумаги, судя по всему, сорванный со своего места ветром, с надписью: «Не работает».

Что за чертовщина здесь творится? Он снова взялся за трубку и приложил ее к уху.

— Алло, — прошептал он.

— Я слушаю тебя, Фрэнсис, — последовал ответ.

Акерман бросил трубку, словно она была ядовитой змеей, и попятился от телефона. Он чуть не упал, зацепившись ногой за бордюрный камень на повороте, но продолжал идти спиной вперед, не сводя глаз с трубки, всерьез опасаясь ее нападения. Потом он еще раз споткнулся, как раз перед машиной, отъезжавшей от одной из бензоколонок. Водитель оглушительно посигналил, и он подался вперед. Вернулся к бордюру и присел на него, прижав ладони к вискам.

Этого не может быть. Отец Джозеф — реальный человек. В этом он был уверен. Он вспомнил все свои разговоры с ним. Священник оставался его единственным другом с самого детства. Единственным из всех людей. Он должен быть реальным. Должен.

Он сидел, задыхаясь, с сердцем, бьющимся о ребра, и раскачивался взад-вперед. Нет, нет, нет. Этого не могло случиться. Он осознал весь ужас ситуации. Мне не становится лучше. Нет никакой надежды. Нет пути к искуплению.

Он бурно разрыдался. Его плач привлек несколько любопытных взглядов, но большинство заметивших его людей старались держаться подальше. Через несколько секунд в его голове эхом раздался голос. Голос его отца, произносившего слова из далекого прошлого.

Пора начинать игру, Фрэнсис… Если сделаешь все, как я сказал, боль пройдет… Убей… Это все, что ты можешь… Ты — монстр…

Он посмотрел на дорогу перед стоянкой для грузовиков. Фары автомобилей высвечивали указатель: «Ашертон, 13 миль».

Он утер слезы рукавом.

— Хорошо, папа. Давай играть.

Глава 34

Держа руки за головой, Маркус прошел по крыльцу мимо тела Аллена Брубейкера, человека, которого подвел. Помощь ему слишком дорого обошлась Аллену и членам его семьи. Голова Маркуса болела и пульсировала от охвативших его отчаяния и чувства вины. Он ведь не только не сумел их защитить. Он стал причиной их мучений. Их нужно было защищать от меня, а не наоборот.

Заместитель шерифа велел ему остановиться перед одной из патрульных машин.

Маркус уловил горелый запах своего отвлекающего устройства, но пламя, вопреки его надеждам, уже погасло. Фары автомобиля, стоявшего капотом к сараю Брубейкеров, освещали его странным, искусственным сиянием.

Шериф держал Чарли близко к себе, но соблюдал дистанцию между собой и Маркусом.

— Встань на колени, заведи руки за спину и надень на них вот это. — Шериф бросил ему пару наручников.

Маркус ощущал полную беспомощность. Ему хотелось наброситься на шерифа и его людей, чтобы покончить с этим так или иначе. Он мог бы поступить подобным образом, если бы ему не приходилось думать не только о своей жизни, но и о жизнях других людей. Однако ситуация сложилась так, что он не видел иного выхода, кроме как исполнять приказы. Он завел руки назад, защелкнул на них наручники и опустился на колени.

После того как он подчинился, шериф встал перед патрульной машиной и крепким ударом по ногам заставил Чарли тоже опуститься на колени. Чарли смотрел в землю, избегая встречаться взглядом с Маркусом.

Маркус не винил мальчика в создавшемся положении, но знал, что сам Чарли себя винит. Маркус хотел бы прожить достаточно долго, чтобы успеть сказать Чарли: ему не за что себя ругать. Его утешало лишь то, что они отвлекли копов и дали женщинам возможность уехать. Но почти сразу же его сердце оборвалось: он увидел заместителя шерифа, выводившего из-за угла дома двух человек. Женщинам не удалось сбежать, их поймали. Это был последний сокрушительный удар по еще остававшейся у него слабой надежде. Теперь его поражение стало полным и окончательным.

Он знал, что в этом нет его вины. Шериф оказался плохим парнем. Это он убил Аллена. Все было так, но от этого Маркус не чувствовал себя менее виноватым.

Лорен с дочерью шли впереди офицера, который был ему незнаком. Оставалось только гадать, как он не заметил засаду и почему подручный шерифа не открыл по ним огонь сразу же, как только они вышли за дверь, чтобы загнать их обратно в дом.

Офицер заставил женщину и девушку встать на колени рядом с Чарли. Лорен посмотрела на Маркуса. Она казалась сломленной и изможденной.

— Он лежал на заднем сиденье автомобиля. У нас не было ни одного шанса. Шериф все продумал.

Шериф вмешался в их разговор:

— Наконец-то хоть один разумный человек. Ты права, Лорен. Я продумал почти все, но не учел появления здесь нашего друга Маркуса. Я не предполагал вмешивать в дело никого из вас, но порой приходится играть теми картами, которые тебе сдали. К сожалению, Маркус, твой фортель в сарае позволил Акерману сбежать, а он был очень важной фигурой в наших планах. Но не переживай. Я навел о тебе кое-какие справки и думаю, что ты сможешь послужить для наших целей даже лучше, чем Акерман.

— Идите к дьяволу. Я не знаю, какое безумие вы затеяли, но не стану в этом участвовать. С таким же успехом вы можете пристрелить меня прямо сейчас.

— Всему свое время, мой друг. Кроме того, мне не требуется твоя помощь или твое согласие. Ты сыграешь свою роль, хочешь ты этого или нет. Вот только, боюсь, мне не нужны статисты, а потому этих троих придется исключить из сценария.

Глаза у Лорен расширились от страха. Она встретилась взглядом с Маркусом, моля о помощи, но он был бессилен что-либо сделать. Кроме того, думал он, шериф наверняка просто разозлился и из-за этого говорит лишнее, не может же он и в самом деле быть таким чудовищем. Маркусу трудно было поверить, что тот на самом деле убьет беззащитную мать и ее детей. Но, с другой стороны, у шерифа была какая-то цель, а если взять примеры из истории, хорошие люди часто совершали невероятные зверства во имя своих высоких целей.

— Думаю, Маркус, мы никогда не узнаем, почему ты свихнулся и начал убивать всех подряд. Сначала Морин, а потом и Брубейкеров. А завтра… кто может предсказать? Видит бог, мне жаль, что ты втянул их во все это. Но что сделано, то сделано. Стоящая передо мной задача слишком важна, чтобы допустить хоть малейший риск.

Слезы навернулись на глаза шерифу, и его голос дрогнул, когда он сказал:

— Мне очень жаль, но я должен выполнить приказ.

Шериф с отвращением покачал головой, глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух из легких. А потом застрелил всех троих остававшихся в живых Брубейкеров. Их безжизненные тела в ужасающе медленной последовательности повалились на землю.

Маркус, еще не до конца осознав совершенное на его глазах злодеяние, закричал и бросился к шерифу, но успел сделать только пару шагов, как его настиг сильный удар дубинкой под колено, по малоберцовому нерву, от которого ноги у него подкосились и он упал. На него обрушилось еще несколько ударов, и он остался лежать лицом в землю. Потом повернул голову и увидел довольную физиономию Льюиса Фостера, откровенно наслаждавшегося делом своих рук.

— Достаточно, — сказал шериф, и его голос донесся до Маркуса словно откуда-то издалека.

Маркус посмотрел на неподвижные тела троих Брубейкеров.

— Клянусь богом, мне жаль, что их пришлось убить. Но мы ведем войну, а любая война предусматривает жертвы. Любой войне сопутствуют потери, и эти люди просто случайно попали под перекрестный огонь. Зло появляется у нас на пороге каждый день, и если хорошие люди вроде меня не восстанут против него, то бесчисленные, ни в чем не повинные люди, как эти трое, погибнут ни за что ни про что. Это тихая война, но, быть может, самая важная из всех, которые когда-либо велись. Это война не против иностранного государства, находящегося далеко за пределами наших границ, в другом мире. Мы сражаемся против тьмы, гнездящейся внутри нас. Мы бьемся против несправедливости и коррупции. — Произнося эту тираду, шериф обошел вокруг Маркуса. — Факт остается фактом. Мы пока проигрываем битву. Зло, коррупция и несправедливость побеждают, потому что мы отказываемся использовать против них такое же оружие, к какому прибегают они. Люди, подобные Акерману, — это всего лишь верхушка айсберга. Есть другие, действующие гораздо более утонченно, и они в сто раз опаснее.

Шериф протянул руку и снова поставил Маркуса на колени. Потом наклонился к нему совсем близко.

— Цепь событий уже запущена, и она защитит людей этой страны от угрозы значительно более серьезной, чем любой серийный убийца. Я не жду от тебя понимания, но не могу позволить никому и ничему помешать событиям, которые произойдут завтра. Они гораздо важнее всех нас, вместе взятых, важнее, чем они, — тут шериф указал на три трупа, — важнее, чем ты, чем я, чем любой отдельно взятый человек. Иногда таким, как я, приходится делать трудный выбор и жертвовать несколькими жизнями ради блага великого множества людей. Знаю, это трудно понять и принять, но это неизбежно, и кто-то должен взять это на себя.

Маркус посмотрел на шерифа снизу вверх, склонил голову набок и хрустнул шейными позвонками.

— Заткнись и делай со мной все, что хочешь. Ты такая же мразь, как Акерман, а может, даже хуже. По крайней мере, он не считает себя героем, когда убивает ни в чем не повинных людей.

Шериф кивнул.

— Как я и сказал, я не жду от тебя понимания. — Он повернулся к Фостеру. — Наш гость выглядит очень усталым, Льюис. Пожалуйста, уложи его поспать.

Фостер посмотрел на него с широкой ухмылкой.

— С превеликим удовольствием.

Маркус успел лишь заметить, как полицейская дубинка опускается ему на голову, прежде чем все снова погрузилось для него во тьму.

Глава 35

Покрытый пылью зеленый «эль-камино» стрелой летел по темному участку скоростной магистрали. Сидевший за рулем человек казался полностью преобразившимся: безумие горело в его глазах подобно двум зловещим факелам, позволяя видеть окружающее таким, каким его не видел никто из проезжавших здесь до него. Серые глаза светились обретением цели и пугающей решимостью ее достичь.

Акерман всегда чувствовал, что все в мире странным, непостижимым образом связано, но при этом был уверен, что за разрозненными событиями нет какой-либо цели или плана. Они представали перед ним в виде хаотичной последовательности, происходя день за днем безо всякого смысла. Никогда прежде не видел он между ними взаимосвязи и не имел причины считать, что все эти разрозненные точки соединял некий великий план или высшая сила.

Но теперь его ощущения изменились. Он начал видеть смысл там, где прежде царило только отчаяние. Начал видеть план там, где прежде царил хаос. И теперь он верил, что начал понимать, в чем заключалась его цель, и чувствовал, что его жизнь имеет значение. Это открытие привело его в крайнее возбуждение. Он мог сравнить себя с поездом, на полной скорости мчащимся к лобовому столкновению.

Он знал, что ему делать. Все для него стало абсолютно ясно. Раньше он старался себя разубедить, пытался отрицать свою подлинную натуру, но сейчас признал существование черноты внутри себя. Он был не сломленным человеком, а демоном, созданным из боли и крови. Он не мог убежать от самого себя.

Впереди лежал спящий Ашертон — место, где должна была начаться его история. Городок жил своей жизнью, ни о чем не подозревающий и ни к чему не готовый. Он же намеревался предать тихий Ашертон огню — в буквальном смысле этого слова.

В Ашертоне его ждало много дел. Прежде всего, он отомстит шерифу — найдет способ причинить боль человеку, собиравшемуся вначале использовать его, а потом убить. Он узнает, кем шериф по-настоящему дорожит, и уничтожит предмет его любви. А когда он лишит шерифа всякой надежды и окончательно сломает его, он дарует ему милость в виде смерти.

Так много нужно сделать, а времени так мало.

Но не только месть ожидала его. Была и более важная цель. Он знал, что противостояние, которое определяло всю его жизнь, стремительно приближалось к предсказуемой развязке. Он был уверен, что этот путь приведет его к недостающей половине. Он словно бы чувствовал этого человека. Ему даже не придется искать. Тот, другой, сам найдет его. Месть и вся судьба простирались перед ним, и ему не терпелось увидеть, чем все закончится. Он знал, что превратился в живое воплощение зла, стал черным человеком. Он стал ночью, и ночи пора обрушиться на мирный Ашертон.

Часть третья. Посох и жезл

Глава 36

На улицах Ашертона сейчас не было жителей города, но Акерману нетрудно было представить себе кипящую на них жизнь.

Суетливые маленькие пчелы, занятые своими обычными делами. Работают, потом идут домой, ложатся спать, чтобы на следующее утро все повторить с начала. Бегают по замкнутому кругу, никогда не отступая от повседневной рутины. Апатичные, безмозглые, не подозревающие о том, что в их жизни грядет нечто судьбоносное.

Акерман ясно видел, как они выгуливают собак, покупают продукты, посещают доктора, наслаждаются едой в местном ресторане. Видел детишек на игровой площадке и у фургончика мороженщика, покупающих сладости. Было очевидно, что когда над Ашертоном сияет солнце, он становится олицетворением американской мечты с домами, обнесенными оградами из белого штакетника. От одной мысли об этом его затошнило. Он должен положить этому конец. Но с чего начать?

Ему нужна была информация, а в такой поздний час работал только местный бар «Ашертон Тэп». Ему пришлось припарковаться за квартал от него, поскольку автомобили заполнили стоянку и все окружающее ее пространство. Был выходной день в маленьком городке, и бар, конечно же, не мог вместить всех желающих. Часть толпы выплеснулась на тротуар. Люди разговаривали и смеялись на свежем воздухе. Световая вывеска с названием висела криво, и он заметил отсутствие двух букв в слове «Ашертон». Неоновая реклама пива горела в окнах. Ему пришлось буквально прокладывать себе путь в приземистое кирпичное здание. Клиенты у стойки расположились плотно, как скот в коровнике, и он снова был вынужден поработать локтями, чтобы добраться до нее.

Он успел занять высокий стул, сделанный из старого седла, который только что освободила красивая молодая женщина в джинсах в обтяжку и белой ковбойской шляпе. Ее длинные черные волосы ниспадали на плечи, как водопад при лунном свете. Он все еще мог ощущать тепло, оставленное ее телом, и внезапно им овладело желание. Он вообразил ее тело крепко прижатым к своему. Увлекся фантазией о нормальной жизни. Думал о том, что чувствует человек, которого любят.

Но он знал, что ни одна женщина в мире не примет в свои объятия монстра, каким он был на самом деле. К тому же ему меньше всего хотелось, чтобы род Акерманов продолжился. Он знал, что будет последним, и уже предчувствовал приближение своего вечного сна. Невысокая женщина за стойкой бара подошла к нему. Ростом она была не более четырех футов десяти дюймов, с короткими рыжими волосами.

— Чем будете травиться?

Он заметил имя «Большая Фил» на кармашке ее яркой футболки с надписью «Ашертон Тэп».

— Значит, Большая Фил?

— Полностью Филомена. Что вам угодно?

— Я бы выпил пива.

— Какого?

— Пусть это будет сюрпризом.

Миниатюрная женщина закатила глаза, наполнила кружку дорогим импортным сортом и поставила перед ним.

— Ваш сюрприз, — сказала она.

Акерман улыбнулся своей самой приятной улыбкой, излучая такую доброжелательность, что она буквально повисла в воздухе вокруг него.

— Прошу прощения, мы с женой подумываем о переезде сюда. Сейчас я работаю помощником шерифа в Оклахоме и хочу перейти на аналогичную должность в вашем прекрасном округе, но пока ни в чем не уверен. Вот я и подумал, что вы наверняка знакомы с местным шерифом. Надо прощупать почву, прежде чем сделать такой важный шаг.

— С нашим шерифом? Разумеется, я с ним знакома. Очень хорошо его знаю. Он часто бывает здесь, потому что его дочь работает у меня.

Лицо Акермана просветлело. Дочь?

— Он прекрасный человек, наш шериф. Уверена, вам понравится работать под его руководством, но, насколько я знаю, он крайне разборчив при приеме на работу новых помощников. У них очень сплоченная команда.

— У меня безупречный послужной список, так что я вполне уверен в своей способности получить место в его команде, если дойдет до этого. Вы сказали, что его дочь работает у вас. Быть может, я мог бы передать через нее свой номер телефона, а потом ее отец связался бы со мной и назначил собеседование, как это принято? Она сегодня здесь?

— Нет. Я дала ей выходной. Подумала, что после вчерашнего происшествия ей нужно передохнуть.

— И что же случилось вчера вечером?

— Группа хулиганов напала на нее и на того нового парня, который собрался проводить ее домой. К счастью, парень, который был с ней, похоже, владел карате или чем-то в этом духе, потому что надрал нападавшим задницы и спас ее.

Их прервал возглас, донесшийся через два стула от Акермана:

— Эй, могу я заказать себе пива? Или ты будешь сплетничать весь вечер, как старуха?

В глазах рыжеволосой моментально вспыхнули огоньки, она быстро повернулась к нетерпеливому клиенту и сказала:

— Эй, ты там, заткни пасть! Это мой бар, и я буду делать все, что захочу. Не нравится? Тогда выметайся отсюда. — Она снова переключила внимание на Акермана и покачала головой. — Та еще публика. Но я не закончила. На них напали семь или даже восемь здешних оболтусов.

Его рука крепче сжала кружку.

— Ничего себе! Тот парень действительно молодец. А как он выглядел? Семи футов ростом и весом триста пятьдесят фунтов?

Он уже знал ответ, но еще не мог до конца поверить в возможность столь быстрого пересечения всех путей в одной точке.

— Нет, он выглядел вполне обыкновенно. Хотя я его не слишком хорошо разглядела. Его имя начинается на М. То ли Мэттью, то ли Майкл.

— Маркус, — сказал он.

Девушка прищелкнула пальцами.

— Точно. Так вы с ним знакомы?

— Нет, просто случайно угадал. — Он положил на стойку деньги за пиво и щедрые чаевые. — Сдачу оставьте себе и спасибо за информацию. Не буду отвлекать вас от работы.

— Спасибо. Рада была с вами поболтать. Надеюсь, вы получите должность помощника шерифа. — Затем она повернулась к мужчине, пытавшемуся прервать их разговор. — Ладно, торопыга, какое пиво или, может, какой-то другой девчачий напиток желаешь получить?

Акерман отвернулся от стойки и сделал большой глоток пива. Он обдумывал значение всего, что только что услышал. Он мог одним выстрелом убить двух зайцев. Маркус завел шашни с дочерью шерифа. Превосходно. Все его сомнения насчет собственной судьбы развеялись как дым. Он должен был здесь оказаться. Его жизнь имела смысл. Она вела к этому дню, и момент почти настал. Мир больше не казался хаотичным. Мир представлял собой затейливую вышивку из синхронизированных и взаимосвязанных событий, которые все вместе составляли великий план. И в этом плане ему отводилась важная роль.

Впервые со времен, когда он был совсем мальчишкой, у Фрэнсиса Акермана-младшего появилась надежда. Его дальнейший путь стал для него ясен. Ему необходимо найти девушку. Она являлась ключом ко всему. Он оглядел бар и всех собравшихся в нем людей. Теперь он смотрел на них другими глазами. Группа музыкантов на возвышении играла очередную монотонную мелодию из списка сорока лучших хитов с одной только целью — заставить пары выйти на танцпол. И, похоже, это работало.

Оглядывая помещение, он не ощущал больше ненависти и злобы, которые обычно питал почти ко всем представителям человеческого рода. Величайшее озарение и прозрение, сошедшие на него в последние двадцать четыре часа, заставили его иначе взглянуть на жизнь. Он больше не испытывал ненависти к этим людям. К сожалению, им все равно суждено погибнуть…

Глава 37

На протяжении всего пути Маркус то приходил в себя, то снова терял сознание. Разрозненные, не связанные между собой образы проплывали у него перед глазами. Он как бы раскачивался туда-сюда между ночным кошмаром и реальностью, но не мог различить их между собой и понять, что происходит на самом деле, а что всего лишь дурной сон. Он понял лишь, что его перевезли в какой-то подвал, — на большее он пока не был способен. Когда сознание возвращалось к нему, он пытался выбраться из тумана, но постоянно соскальзывал по гладкому склону обратно в сон.

Это был не тот сон, который преследовал его прежде, но в нем тоже хватало места чувству вины. Он плавал в волнах безбрежного океана, окруженный только темно-синей водой и серыми небесами. Хотя в воде он был не один. Четверо Брубейкеров, его тетушка и Мэгги тоже очутились в воде вместе с ним. Какое-то время все плавали в спокойном океане, но почти сразу поднялось волнение, а с темного неба полил дождь. Течение уносило их, а ливень хлестал по лицам миллионами крошечных иголок. И тем не менее Маркус ухитрялся держать их всех вместе. Он был сильным. Он мог их спасти.

Но гнев Посейдона продолжал обрушиваться на маленькую группу. Хватка Маркуса ослабевала, и сколько бы усилий он ни прикладывал, он не мог удержать их. Его тетушка первая вырвалась из его рук. Волны подхватили ее, и он видел, как быстро увеличивалось расстояние между ними. Она выкрикивала его имя, но ее голос звучал все тише и тише.

Он стал еще крепче прижимать к себе остальных, но сил не хватало. Один за другим они уплывали прочь. И каждый выкрикивал его имя, обращался к нему с мольбой о спасении, но он мог только бессильно наблюдать за ними. Мэгги стала последней. Когда и она пропала из виду, он издал громкий вопль, в котором слышались полнейшая беспомощность и отчаяние. Затем перестал сопротивляться и погрузился в темную глубину.

По мере того как он опускался в черную бездну, он начал ощущать, что его бьет крупная дрожь. Он воспринял это как первый признак приближающейся смерти. Но по мере того как дрожь продолжалась, ему стало казаться, что в темноте слышится чей-то слабый голос, почти шепот, который приказывает ему проснуться. Но он не хотел просыпаться. Он хотел проваливаться в темноту до тех пор, пока от него ничего не останется и воцарится кромешная тьма. Он всех подвел. Он не заслуживал права жить, когда все остальные погибли. Он просто хотел заснуть долгим сном и увидеть, есть ли за пределами вечности для него прощение. Но эта дрожь…

— Маркус! Маркус! Очнитесь. Черт возьми, у нас очень мало времени. Просыпайтесь. — Какой-то мужчина тряс его и говорил приглушенным, но настойчивым тоном.

Наконец Маркус заморгал, избавился от пелены перед глазами и сел. В голове у него стучало, но он постарался забыть о боли и посмотрел на разбудившего его человека. На нем была черная форма для тайных операций. Он был достаточно крепким, но среднего телосложения. Песочного оттенка светлые волосы коротко пострижены. Мужчина не мог быть намного старше него, но морщины у его глаз уже были отчетливо заметны.

— А ведь я вас знаю, — сказал Маркус.

— Верно. Мы встречались.

— Вы агент по недвижимости… Эндрю Гаррисон.

Гаррисон при первой же встрече предложил ему продать свою ферму. Оглядываясь назад, Маркус теперь сожалел, что не избавился от проклятого наследства и не направился дальше.

— Я больше не занимаюсь недвижимостью, — сказал Гаррисон. — Вы находитесь на ранчо шерифа. Я как раз наблюдал за его территорией, когда увидел, как вас вынули с заднего сиденья патрульной машины и оттащили в подвал. Помогая вам, я очень рискую, но надеюсь, что вы располагаете информацией, которая мне нужна. Нам надо выбраться отсюда, а потому идите за мной, и очень тихо.

Маркус посмотрел вниз и догадался, что был связан, но Гаррисон, должно быть, освободил его. Он не мог понять, какое отношение ко всему этому имел агент по недвижимости. В нем было нечто, позволявшее судить, что его участие объяснялось чем-то большим, чем гражданский долг. В глазах Гаррисона читалась сосредоточенность, какую едва ли продемонстрировал бы обычный человек, оказавшийся хотя бы близко к сложившейся ситуации.

Гаррисон помог ему встать на ноги.

— Давайте же, нужно уходить.

Маркус помотал головой, пытаясь прогнать из нее остатки тумана, и сказал:

— Эй, послушайте… Я рад вас видеть. Я как следует обдумал ваше предложение о продаже дома и решил, что так и сделаю. Это место мне явно не подходит.

Гаррисон улыбнулся и чуть расслабился.

— В самом деле? И это после того, как вы завели столько друзей?

— Если это мои друзья, то я тем более не хочу здесь задерживаться, чтобы не нажить еще и врагов.

Гаррисон спросил:

— Вы можете идти?

Маркус все еще не мог понять, какова роль Гаррисона в этой игре, но сейчас это не имело для него значения.

— Справлюсь. Идите вперед. — Он успел быстро осмотреться, стараясь понять, где оказался.

На бетонном полу стояли стеллажи с банками консервов, инструментами и разнообразным хламом. Паутина свисала с балок над головой. Весь подвал пропах сыростью и плесенью. Маркус заметил широкую лестницу, которая вела в основную часть дома. Была здесь и еще одна лестница, поменьше и поуже, по которой можно было добраться до люка подвала и оттуда сразу наружу. В его памяти промелькнуло обрывочное воспоминание о том, как его волокли вниз именно по этой лестнице. Ощутимые ссадины и синяки на руках и на спине подтвердили это предположение.

Двигаясь мягко, как кошка, Гаррисон повел Маркуса к люку подвала.

— Мне пришлось взломать три навесных замка, чтобы открыть его и в то же время избежать охранников шерифа. Здесь всегда находятся четверо или пятеро человек, которые патрулируют внешний периметр. — Гаррисон посмотрел на часы и, по всей видимости, произвел в уме какие-то расчеты. — Примерно через минуту наступит наилучший момент проскочить мимо охранников. Держитесь поближе ко мне и пригните голову.

Охранники, патрулирующие внешний периметр? Не слишком типичная фраза для торговца недвижимостью. К тому же он сумел достаточно изучить обстановку, чтобы предсказать перемещения патруля. Кто же он такой?

Гаррисон поднимался по ступенькам, а Маркус следовал за своим таинственным новым другом. Потом Гаррисон повернулся и сказал:

— Пора. Держитесь ближе ко мне.

Они выбрались из подвала и пробежали через открытое пространство между домом и гаражом. Когда они пересекали двор, Маркус поймал себя на том, что старается не дышать. На бегу он заметил фигуру человека, удалявшегося в противоположном направлении. Они проскочили мимо него, но ведь Гаррисон сказал, что будут еще по меньшей мере трое.

Он оглянулся на дом шерифа — массивное двухэтажное строение в серо-белых тонах. Резные деревянные фронтоны украшали даже заднюю часть дома. Тщательно ухоженный ландшафт, по всей видимости, находился под постоянным наблюдением профессионала. Это было жилье, больше подходящее нефтяному магнату, нежели простому окружному шерифу.

Они продолжали продвигаться к гаражу. Гаррисон выглянул за угол и повернулся к Маркусу.

— Там стоит охранник и курит сигарету. Мы должны пройти прямо у него за спиной, чтобы оказаться по другую сторону холма. Я займусь им. Ждите здесь, пока я не подам сигнал.

Маркус кивнул и поднял вверх большой палец. Он видел, как Гаррисон скользнул за угол и направился к охраннику. Тот стоял примерно в пятнадцати футах от дома, оглядывая периметр, и явно не ожидал, что противник приблизится к нему со стороны дома.

Гаррисон напоминал сейчас индейского воина, идущего по сухим листьям. Маркус слышал, что индейцы умели делать это так, чтобы ни один лист не хрустнул под ногами и не насторожил врага. И хотя сейчас под ногами у Гаррисона не было опавших листьев, то, как он двигался, показывало, что для него не имеет значения, покрыта земля осенней листвой или нет.

Гаррисон подкрался к охраннику со спины. С необычайной точностью движений так называемый риелтор разоружил его, обхватил за шею и продолжал давить, пока тот не потерял сознание.

Кто же он такой?

Они спустились с холма и направились к машине Гаррисона. Большой черный джип был спрятан за рощицей американских сикоморов, росших вдоль грунтовой дороги. Это был «кадиллак-эскалейд», который, опять-таки, был не по карману агенту по недвижимости и не соответствовал его социальному статусу. Они быстро сели в автомобиль и помчались по узкой дороге. Маркус не знал, куда она ведет, но в данный момент это его действительно не волновало. Единственное, что имело значение, — это что он чудом избежал верной смерти и роли пешки в безумной игре, затеянной провинциальным шерифом с манией величия. Однако оставался вопрос: кем в действительности был сидевший рядом с ним таинственный человек и какую роль он во всем этом играл? Маркус вдруг подумал, что участие Гаррисона во всем происходящем — уловка шерифа и часть его плана, и уже не мог избавиться от этой мысли. В тот момент он не доверял никому.

* * *

Гаррисон первым нарушил молчание.

— Я знаю, что вы обнаружили труп Морин Хилл, а потому могли заметить на месте преступления что-то, о чем шериф предпочитает молчать.

Маркус рассказал ему свою историю. Когда он закончил, Гаррисон спросил:

— Шериф не упоминал о своих планах на завтра?

— Нет. Он сказал, что Акерману была отведена важная роль, а я все испортил, позволив ему сбежать. Но он добавил, что сможет использовать меня вместо него. Для чего… я понятия не имею. Единственное, что он сообщил о своем плане, это что он хотел кого-то убить.

— Попытайтесь вспомнить, Маркус. Он ничего не говорил о месте или, может, назвал имя жертвы? Хоть что-нибудь.

— Нет. Мне жаль.

Гаррисон ударил кулаком по рулю.

— Мне тоже. Я рисковал всем, чтобы вытащить вас оттуда, надеясь, что вам кое-что известно. Но вы знаете даже меньше, чем я.

Маркус, прищурившись, посмотрел на Гаррисона и, немного поколебавшись, спросил:

— Кто вы такой?

— А вы как думаете?

— Для начала вы тот, кто отвечает вопросом на вопрос, что меня бесит. Напоминает манеру чертовых мозгоправов. А кроме того, если уж мне приходится изображать Шерлока Холмса, я бы начал с того, кем вы не являетесь. Вы не торговец недвижимостью. Это очевидно. И не убийца. В противном случае вы бы прикончили охранника, а не просто его обездвижили, что исключает мафию, профессионального киллера или просто наемника. Не то чтобы какой-то из этих вариантов пришел мне в голову, но я люблю обстоятельность во всем. Вы не полицейский. Не из окружной полиции и не из полиции штата. Все, что произошло здесь ночью, имеет сугубо местный характер, а это исключает ЦРУ или Агентство национальной безопасности. И вы не просто местный герой или добрый самаритянин, иначе вас выдало бы выражение лица. Итак, мой дорогой Ватсон, я бы поставил на ФБР.

Гаррисон на секунду оторвал глаза от дороги и встретился с ним взглядом.

— Похоже, вы все просчитали, но если я из ФБР, то почему отправился сюда один и спас вас, рискуя жизнью? Почему не вызвал подкрепление и не покончил с этим раз и навсегда?

— Элементарно, мой дорогой Ватсон. Вы тоже не знаете, кому можете доверять. Вы находитесь в таком же положении, как и я. Уже принарядились, но никто не приглашает на бал. У вас есть кое-какие улики, но вы понятия не имеете, как с ними поступить. Понятия не имеете, кому можно довериться. Я угадал?

Гаррисон поколебался, но после глубокого вздоха ответил утвердительно:

— К сожалению, да. Бюро уже достаточно давно подозревает шерифа в совершении противозаконных действий, но нам никак не удавалось собрать неопровержимые доказательства, чтобы подтвердить эти подозрения. Сюда уже несколько раз отправляли агентов, но, как только в следствии намечался прогресс, их таинственным образом отзывали.

— Значит, должен быть соучастник в самом бюро. Кто-то, имеющий достаточно власти, чтобы повлиять на решение об отзыве агентов.

— Вот почему мое присутствие здесь сугубо неофициальное. Это в такой же степени поиски предателя, как и расследование действий шерифа, вот только я думаю, что ниточка тянется куда-то выше, чем в ФБР.

— Что вы имеете в виду?

Теперь под колесами машины проносилось темное шоссе. Гаррисон протянул руку и включил кондиционер.

— Я подозреваю, что шериф делает гораздо больше, чем избавляет мир от серийных убийц. Помните конгрессмена, погибшего в автокатастрофе в Вашингтоне примерно шесть месяцев назад?

Маркус напряг память.

— Смутно. Он столкнулся с пьяным водителем. Но тот сумел скрыться, и его так и не поймали.

— Верно. По крайней мере, такова официальная версия. Об этом мало кто знает, но перед смертью он попал под наблюдение из-за возможных связей с мафией. Следователи сумели установить его участие в нескольких сомнительных сделках, которые помогли многим людям заполучить большие деньги. Но если вы играете в такие игры, вы обязательно испачкаете руки. И рано или поздно у вас появятся враги. Поэтому следователей не удивило, что обстоятельства его смерти выглядели несколько подозрительными. В конце концов, мог существовать какой-нибудь раздраженный итальянец, не получивший обещанный ему строительный проект.

После паузы он продолжил:

— Но вот в чем загадка. Наш друг шериф и его правая рука Льюис Фостер находились в Вашингтоне, когда произошла авария. Они прибыли туда в день катастрофы, а уже на следующее утро улетели обратно. И я не могу найти никакой причины для этой поездки.

— Думаете, это их рук дело? Но ведь он местный шериф… Зачем было использовать его, а не профессионального киллера?

— Он когда-то служил в бюро, пока преступник, на которого он охотился, не убил его жену. Виновного поймали, но он сумел избежать наказания из-за какой-то чисто технической ошибки следствия. Шериф снова его выследил и пустил ему две пули в затылок, пока тот спал. Насколько я знаю, после этого он даже не пытался сбежать, замести следы или вообще что-то предпринять. Но уже через два дня полиция сняла с него обвинение, и шериф вышел на свободу. Потом переехал сюда и зажил небедным человеком. Как такое могло произойти?

— Вы думаете, кто-то на правительственном уровне использует шерифа и его лакеев в качестве своего рода ангелов мщения? Чтобы они рылись в грязном белье, к которому нет возможности прикасаться на законных основаниях? Вот почему их защищают и позволяют им вести свою частную войну? Потому что приказы исходят откуда-то с самого верха?

Гаррисон кивнул в знак согласия.

— Вот поэтому я не могу вызвать подкрепление или официально обратиться за помощью. Даже если мы обо всем расскажем хорошим людям, где-то по пути информация попадет к плохим. Мы пока одни. Шерифу поручили какую-то важную миссию, выполнение которой, как я узнал от близкого к нему источника, должно начаться завтра.

Маркус забарабанил пальцами по приборной панели, выбивая быстрое стаккато.

— Вы знаете, кто дергает за веревочки?

Молчание.

— У вас есть версия. Я это вижу.

Гаррисон потер правый висок.

— Я провел два года, отслеживая деньги, получаемые шерифом, но держал свое расследование в тайне. Ниточка очень тонкая, и мне приходится оперировать догадками и малообоснованными выводами. Однако, по моим сведениям, деньги ему переводит компания, в совет директоров которой входят… очень влиятельные люди.

— И все же, кто дергает за веревочки?

— Собранная мною информация ничего не доказывает. Кроме того, полное безумие так думать. Это…

— Я не член суда присяжных. Кто?

Гаррисон шумно выдохнул.

— Человека, состоящего в совете директоров, зовут Мэттью Джеймсон. Он брат…

Маркус перебил его и сам закончил фразу.

— Адама Джеймсона, — произнес он с почтением. После чего тяжело сглотнул и закрыл глаза.

Хуже этого ничего и быть не могло.

Глава 38

Шериф сидел за старинным письменным столом орехового дерева и смотрел в окно в сторону окутанного темнотой Ашертона. Стол, изготовленный в восемнадцатом веке, был подарком его покойной жены. Шерифу нравилось представлять, как отцы-основатели сидели за такими же столами, обдумывая слова, сделавшие Америку свободной. Он закрыл глаза. Что бы они подумали о нас сейчас?

Все более-менее утряслось. По ходу дела ему пришлось несколько раз сымпровизировать, но его люди были лучшими. Они могли приспособиться к любым изменениям в ситуации. Кроме того, он был убежден: что бы ни предпринял Маркус, результат окажется таким же. Единственной неизвестной картой в колоде оставался Акерман.

Он повернулся к Льюису Фостеру, сидевшему в нескольких футах от него в столь же ценном старинном кресле. Фостер ждал его распоряжений, являя собой воплощение дисциплинированного солдата.

— Льюис, — сказал шериф, — меня одолевает чувство, от которого я никак не могу избавиться. Думаю, нам еще придется столкнуться с Фрэнсисом Акерманом.

— Сэр, мы находимся так близко к границе, что любой, оказавшийся в положении Акермана, был бы абсолютным безумцем, если бы тут же не сбежал в Мексику.

Шерифу стало смешно, хотя Фостер говорил вполне серьезно. Молодой человек не уловил иронии в собственных словах, когда сказал, что надо быть безумцем, чтобы не сбежать. Но ведь Акерман и был безумен, а потому к нему никак нельзя было применять правила и логику здравомыслящих людей.

— Если говорить о большинстве, я бы с тобой согласился, но Акерман из породы зверей, с какими мало кто сталкивался. Он не ведает страха, и если он положил на тебя глаз, то ты либо скоро станешь мертвецом, либо пожалеешь, что не умер. А теперь у него есть мотив действовать против нас. Я хочу, чтобы ты поехал в Ашертон и забрал Мэгги. Я бы сделал это сам, но мне необходимо подготовиться к финальному акту нашей маленькой драмы.

Фостер кивнул. Он был хорошим солдатом и собирался в точности выполнить то, что ему было приказано.

— Я все понимаю, сэр. Не беспокойтесь. Я привезу ее сюда.

Шериф улыбнулся Льюису широкой отеческой улыбкой, и в его глазах засветилась чуть ли не нежность. Льюис и в самом деле стал ему как сын. Родных Фостера зверски убили, когда он был еще подростком, после чего шериф и взял его под свое крыло. И всегда был рядом, если Фостеру требовалась поддержка и помощь, чтобы справиться с тяжелым грузом проблем.

Но теперь они поменялись ролями, и проблемы тяжким грузом давили уже на шерифа. Он только что узнал об игре, затеянной Акерманом на одной из здешних ферм, и поневоле чувствовал себя ответственным за произошедшее. А ведь это был пока лишь первый рапорт. Он знал, что последуют другие, и чувствовал, что не в силах это остановить.

— Пожалуйста, пообещай мне быть осторожным. Думаю, с меня более чем достаточно смертей на этот вечер. — Шериф покачал головой и продолжил, понизив голос: — Черт побери, Льюис, я начинаю сомневаться, действительно ли все это стоит затраченных усилий. Начать с того, что я не должен был упускать из виду этого монстра Акермана. Сколько еще людей погибнет, прежде чем все закончится? Какую цену нам придется заплатить? Все должно было произойти совсем не так. Никто из невинных людей не должен был пострадать.

— Сэр, быть может, события развивались не совсем так, как мы планировали, но мы разыщем Акермана. Мы остановим его. Мы все исправим. Но нам надо придерживаться плана. Вы сами лучше всего сформулировали это, когда сказали мне: «Иногда лучший способ заставить человека открыть глаза — это дать ему хорошую пощечину». И вы были правы, сэр. Завтра нам удастся кое-кому открыть глаза. Я вам это гарантирую. А вы не могли знать, что все произойдет именно так, как произошло. Что сделано, то сделано. Но разве мы позволим, чтобы те, кто погиб, оказавшись на нашем пути, умерли зря, или их гибель все-таки имеет какое-то значение?

Шериф кивнул и сказал:

— Здравый смысл подсказывает, что я должен с тобой согласиться. Что сделано, то сделано. А сейчас нам необходимо сосредоточиться. Нужно придерживаться взятого курса. Завтра будет длинный день.

Гудящий звук заполнил кабинет, дисплей лежащего на столе телефона засветился. Шериф протянул руку и взял мобильник. Посмотрел на номер и увидел, что звонят из Южной Африки. По крайней мере, создавалось впечатление, что вызов сделан оттуда. Но на самом деле сигнал передавался через несколько стран, чтобы скрыть истинное место его происхождения — Вашингтон, округ Колумбия.

Образ из далекого прошлого промелькнул в его памяти, когда он сделал короткую паузу, готовясь ответить. Он вспомнил, как за ним, когда он сидел в камере, пришли надзиратели и отвели его в комнату для допросов. А вскоре туда вошел человек, который дал ему возможность выбора. Теперь, оглядываясь назад, он понимал, что особого выбора у него не было: провести оставшуюся жизнь в тюрьме или согласиться на предложение того человека. Решение было вполне очевидным. И вспоминая все это, он знал, что и сейчас выбрал бы тот же путь, даже если бы ему было доступно множество других вариантов.

Шериф прижал телефон к уху.

— Алло… Да, сэр. Все идет по намеченному плану.

Глава 39

Адам Джеймсон… Президент Соединенных Штатов Америки. Самый могущественный человек в мире.

— Вы хотите сказать, что мы противостоим лидеру свободного мира… и его эскадрону смерти?

Гаррисон пожал плечами.

— Все указывает на это. Но да черт с ним. Просто безумное предположение. У меня нет никаких доказательств того, что здесь замешан президент. Связь в лучшем случае можно назвать очень слабой.

— Но это не исключено, и, пока мы не установим обратное, придется исходить из реальности его роли в этом деле.

Некоторое время оба молчали. Маркус чувствовал себя так, словно на него давило бремя всех ресурсов страны. Ничто больше не казалось реальным. Темный пейзаж проносился мимо, и у него закружилась голова. Создавалось ощущение, что он погрузился под воду.

— Одного я никак не пойму, — сказал Гаррисон.

— Чего именно?

— Непонятного много, но есть в вашей истории что-то, не дающее мне покоя. Не понимаю, как шериф и его люди находили вас, куда бы вы ни направились.

Маркус сам этому удивлялся, но отбросил подобные мысли как признак паранойи.

— Более или менее ясно, как он настиг вас на шоссе. В конце концов, вы не знали, какими ресурсами он располагает, а ведь он мог организовать поиски на всех дорогах. Это понятно. Но вы сказали, что вывели из строя рацию и мобильный телефон того копа, прежде чем покинуть место аварии, и он никак не мог выйти на связь. Предположим, что в машине было установлено противоугонное устройство, позволявшее отслеживать ее местонахождение, что они и сделали. Но, судя по их действиям, они какое-то время даже не знали, что возникла проблема. И тогда возникают вопросы. Во-первых, как они потом нашли вас так быстро? И во-вторых, откуда шериф мог знать, что вы находитесь в том доме? Причем он был настолько в этом уверен, что застрелил Аллена Брубейкера прямо на его собственной лужайке.

Маркус обдумал сказанное Гаррисоном. В этих вопросах было рациональное зерно, но какие на них могли быть ответы? Он порылся в памяти и изумленно открыл глаза.

— Мои ботинки. Шериф забирал у меня ботинки на месте убийства Морин Хилл, чтобы снять отпечатки подошв.

Гаррисон ударил по тормозам и остановил громадный джип на обочине шоссе. Маркус услышал, как какие-то вещи со стуком посыпались в багажном отделении автомобиля.

— Разувайтесь, — велел Гаррисон.

Маркус подчинился, и Гаррисон осмотрел его обувь.

— Теперь взгляните на это.

Маркус пригляделся и заметил маленькую каплю свежего клея, видневшуюся в задней части ботинка. Гаррисон достал перочинный нож и с его помощью приподнял стельку. В крошечном углублении лежало маленькое электронное устройство.

— Вот ведь сукин сын… Я должен был догадаться об этом раньше.

Гаррисон покачал головой.

— Как вы могли догадаться, что простой окружной шериф располагает такой технологией?

— Что будем с этим делать? Прицепим на кролика и заставим шерифа гнаться за ним до самого Нью-Мексико?

Гаррисон нахмурился.

— Нет. Такие трюки срабатывают только в кино, а шериф доберется до нас раньше, чем мы успеем поймать какого-нибудь зверька.

Гаррисон отошел от машины и забросил миниатюрный микрочип в придорожные кусты.

Некоторое время они ехали молча, прежде чем Маркус сообразил, что они двигаются не просто в определенном направлении, но и к чему-то конкретному.

— Итак, Гаррисон, у нас есть какой-то план?

— Эндрю.

— Что?

— Зови меня просто Эндрю. А первое, что нам предстоит сделать, — это переправить в безопасное место мой источник внутри их организации.

— Кто этот источник?

— Думаю, если скажу тебе, это не повредит делу. Ты с ней знаком… с дочерью шерифа Мэгги. Она работает на меня в офисе по торговле недвижимостью, хотя это только прикрытие.

Маркус потер переносицу. Именно такого ответа он и боялся. С одной стороны, он был рад, что снова ее увидит. Но в то же время у него имелись веские причины желать, чтобы она держалась от него как можно дальше. Сон возвращался к нему с нараставшей интенсивностью ощущений. Сон, в котором он подвел ее, как и всех остальных.

За окном мелькнул дорожный указатель: «Ашертон, 13 миль». Маркус не раз слышал, что животные могут предчувствовать сильные грозы и стихийные бедствия вроде землетрясений или торнадо. Именно так он сам чувствовал себя сейчас. Он ощущал, что буря уже где-то на горизонте, что все пережитое им до сих пор было всего лишь прелюдией к предстоящим событиям, поцелуем, прежде чем выключить свет.

Он посмотрел на спидометр. Необъяснимое ощущение тревоги овладело им. Сам не понимая почему, он чувствовал, что они уже опоздали.

Глава 40

Мэгги прошла по холодному кафельному полу своей тесной кухоньки. Прохлада из-под подошв проникала в ее тело, медленно поднимаясь по ногам вверх. Поселившись в этой небольшой квартире, она возненавидела кафельные полы, но потом привыкла к ним. И теперь ей даже нравилась успокаивающая прохлада, которая охватывала ее, стоило лишь войти в кухню и ступить на пол. Это придавало ей ощущение полноты жизни и позволяло забыть обо всем остальном, что существовало в мире за пределами этого ощущения.

Однако этим вечером прохладного поцелуя кафеля было недостаточно, чтобы отвлечь ее мысли от событий, происходивших вокруг нее. Вся подготовка и проделанная работа приближались к тому, чтобы принести свои плоды. Жребий был брошен, и путь назад отрезан.

Лунный свет проникал внутрь через окно над раковиной. Луна бросала приглушенные лучи на стойку и кухонный стол, но не могла высветить глубокие тени, лежавшие по углам. Мэгги пересекла кухню и открыла дверь холодильника. Свет луны и белый свет из холодильника придавали ее лицу почти ангельское выражение. Ее гладкая кожа сияла, словно ее коснулся божественный луч, а глаза сверкали двумя крупными бриллиантами. Великоватая ей футболка и широкие спортивные брюки скрывали очертания ее тела. Заколка удерживала еще влажные после душа волосы, собранные сзади в конский хвост. Лишь пара непослушных прядей падали на лицо.

Мэгги достала из холодильника продукты, необходимые для приготовления безупречного сэндвича. Чем бы она ни занималась, она во всем стремилась к совершенству, и даже бутерброды не были исключением. Она всегда делала сэндвичи одинаково. Мысленно перебирала в уме все этапы процесса, отчего аппетит разыгрывался еще больше, и начинала с тонко нарезанных ломтиков грудки индейки, за которыми следовали кусочки сыра проволоне и листик зеленого салата, после чего наступала решающая стадия — снизу и сверху все это покрывал хлеб домашнего приготовления с итальянскими травами и сыром. Она не добавляла к сэндвичу никаких приправ, поскольку они только перебивали аромат и портили вкус.

Но что действительно отличало ее сэндвичи от любых других, так это точное соблюдение пропорций ингредиентов. Она всегда использовала одинаковое количество индейки, сыра, салата и хлеба. Шериф — или Директор, как называли его многие, — научил ее всему, но в разговорах с людьми из своего окружения особенно подчеркивал внимание к деталям. «Дьявол кроется в деталях», — любил повторять он.

Мэгги достала из шкафчика тарелку и положила ингредиенты перед собой. Затем вынула из упаковки хлеб и вдохнула его запах — пахло чудесно. Это был лучший хлеб, какой она когда-либо пробовала, и пекли его прямо у нее под ногами в булочной «Магнолия».

Владелец булочной Алексей часто выпекал дополнительную порцию хлеба и оставлял ее у порога Мэгги. Она прожила здесь совсем недолго, но часто заходила к нему в пекарню посмотреть, как он готовит свои кулинарные изыски, чтобы угодить клиентам, любившим кофе с хорошей булочкой по утрам.

Но помимо удовлетворения запросов сладкоежек у Алексея имелся обширный список разновидностей хлеба для гурманов, который он выпекал каждую ночь в самые поздние часы. Он начинал в десять часов вечера и работал до открытия магазина в половине шестого утра. После этого он шел отдыхать, и в булочной его сменял сын. Она знала, что именно сейчас, когда она готовила для себя «блюдо дня», Алексей в поте лица трудится внизу.

Мэгги положила хлеб на стойку и, не поворачиваясь, протянула руку к деревянному блоку с ножами. Нащупала рукоятку хлебного ножа, но сразу заметила непорядок: в блоке недоставало разделочного ножа.

Но ведь она никогда не забывала класть все вещи на свои места. Она осмотрела стойку и окружающее ее пространство. Ножа не было. Заглянула в раковину и посудомоечную машину, но не отыскала пропажу и там. Страх охватил все ее существо. Это чувство возникло в подсознании, как только она обнаружила отсутствие ножа, но теперь выдвинулось на первый план и стало особенно ощутимым. Нож мог быть сейчас у кого-то другого. У кого-то, кто притаился в тени с самыми черными, зловещими намерениями. Ее дыхание стало частым и неровным, а голова пошла кругом от множества возможных вариантов и сценариев.

Откуда-то со стороны спальни послышался глухой стук. Неужели в квартиру кто-то проник? Мэгги постаралась отбросить все страхи. Она не собиралась позволить напугать себя пропавшему ножу или шуму, у которого могло быть совершенно естественное объяснение. Старый дом часто поскрипывал сам собой, или Алексей стучал чем-то внизу.

Мэгги протянула руку за спину и достала компактный пистолет системы «Глок-19». Шериф сам настоял на том, чтобы дочь имела при себе оружие, и в создавшихся обстоятельствах она предпочла держать пистолет не сзади, за поясом, а в руке.

Послышался еще один стук, но на этот раз она не поняла, откуда он исходил. Что-то вызывало этот шум, и он не был следствием ее разыгравшегося воображения. Она нуждалась в помощи. Если это шумит Акерман, она одна не сможет ему противостоять. Мэгги наслушалась жутких историй. Говорили, что он призрак и его невозможно убить. Ходили слухи о якобы заключенной им сделке с самим дьяволом. Она понимала, что нельзя верить досужей болтовне, но вот только до сих пор никто не смог его остановить, а потому в россказнях о том, на что способен этот серийный убийца, могла быть доля правды.

Она подумала об Алексее, работавшем внизу. Им будет лучше держаться вместе, обеспечив численное превосходство. Ей нужно спуститься к нему и продержаться до приезда Эндрю и Маркуса. Наверняка они уже недалеко. Не отрывая глаз от двери спальни, она метнулась из кухни через гостиную, напрягая все мышцы. Не заметила никакого движения, но ощутила чье-то присутствие.

Мэгги подошла к входной двери своей квартиры. Боясь разбудить неведомых спящих чудовищ, она старалась двигаться бесшумно. И все же чем тише она ступала, тем громче казался каждый звук. Даже собственные шаги отдавались громом в ее обостренном сейчас восприятии.

Она открыла дверь и осмотрела холл. Все чисто. Оглянулась в сторону спальни — по-прежнему никакого движения. Она вышла в коридор и закрыла за собой дверь.

Быть может, все это лишь игра ее воображения. Но как бы то ни было, лучше подумать о безопасности, чем потом пожалеть, что не сделала этого.

Коридор был почти полностью погружен в темноту, но она постаралась мыслить рационально. Коридор ничуть не изменился, изменилось ее восприятие. Но это был тот же самый плохо освещенный коридор, по которому она проходила всегда.

Мэгги направилась к лестнице, держась поближе к стене. Сжимала пистолет обеими руками и действовала профессионально. Постоянно оглядываясь назад, чтобы защититься от возможного нападения со спины, прошла вперед и спустилась на лестничную площадку первого этажа. Дверь напротив нее вела к выходу из магазина. Справа располагался вход в пекарню. Она быстро оглядела лестницу. Ее по-прежнему никто не преследовал, и она вошла в дверь пекарни.

Главное освещение в помещении кафе было выключено, как всегда в такое время, но там, где творилась магия, горел яркий свет. Этот свет наполнил ее теплотой, как солнце в ясный летний день. Она будет чувствовать себя в гораздо большей безопасности просто потому, что не останется в одиночестве. Вспоминая уроки, преподанные отцом, она держала пистолет наизготовку, не теряя бдительности. Миновала погруженную сейчас во мрак зону, отведенную для покупателей, и направилась к задней части дома.

Мэгги вошла туда и огляделась, но не увидела хозяина, которого ожидала застать именно здесь. Создавалось впечатление, что он уже поставил свои замечательные булочки в печь. Толстый слой муки покрывал его рабочий стол. Но где же сам Алексей?

Она заметила нечто странное и подошла поближе. От увиденного сердце у нее замерло. На покрывавшей столешницу муке виднелись капли крови.

Это человеческая кровь? Кровь Алексея?

Мэгги обошла стол, держа пистолет в вытянутых руках, ее палец лежал на спусковом крючке, готовый быстро положить конец любой возможной конфронтации. Продвигаясь вперед, она заметила уже целый алый ручеек, вытекавший из-за следующего стола. Обогнула второй стол и увидела тело своего друга, лежавшее на полу. Глубокие раны покрывали его, целые куски плоти были срезаны, обнажая кости и внутренние органы. Вынутый из живота кишечник лежал у него на правом плече.

Комок подкатил к горлу, и ее вырвало. Ей хотелось бежать, но она не могла отвести глаз от трупа Алексея и, словно загипнотизированная, продолжала в шоке смотреть на него. Ей доводилось и прежде смотреть на мертвые тела, но никогда прежде она не видела ничего подобного.

Голос из-за спины заставил Мэгги выйти из ступора.

— Любуешься моей работой? — спросил голос.

Мэгги резко развернулась и направила пистолет на мужчину, стоявшего позади нее. Он расположился за покрытым мукой столом.

— Ни с места! — скомандовала она.

Оставалось только гадать, как он сумел подобраться так близко, оставшись незамеченным. И вообще, откуда он вдруг взялся?

— Я отдал дань памяти одному из самых отвратительных убийц в истории — Джеку-потрошителю. Правда, позволил себе несколько творческих вольностей, но это и было не точным воссозданием преступления, а всего лишь данью уважения. Мой отец заставлял меня изучать деяния известных убийц во всех жутких подробностях. И меня всегда восхищал метод, таившийся за внешним сумасшествием Джека.

Мэгги стояла, готовая снести ему голову, если он хоть сдвинется с места. Она понимала, что он это знает, но пистолет в ее руках, казалось, нисколько его не волновал. Он казался спокойным и собранным — человеком, которого ничто в этом мире не тревожило. Он держал полотенце и, по всей видимости, только что закончил мыть руки. Мэгги видела, что он стер с лица почти всю кровь, но несколько не замеченных им пятен остались.

Акерман продолжал вытирать руки, ощупывая ее взглядом сверху вниз и обратно. Она почти осязала его взгляд, когда он медленно полз по ее телу.

— Ты довольно-таки красива, и в твоих глазах есть… огонь. Мне это нравится. Семейное сходство едва ли просматривается, но я понимаю, почему Маркус заинтересовался тобой. Именно поэтому я здесь. Ты стала скрещением всех путей. Точкой, где все нити связываются вместе. Ты — ключ к замку от моей судьбы.

Он пристально посмотрел ей в глаза, и Мэгги ощутила, что он словно стучится в дверь ее души.

— Я хотел бы сыграть в игру, моя дорогая. В игру, которая называется «кошки-мышки».

Ей никогда прежде не приходилось убивать, но все когда-то происходит впервые. Она посильнее надавила на курок и уже готова была его спустить.

— Позвольте мне угадать, — сказала она, и ее голос дрогнул, но она постаралась скрыть свой страх. — Вы будете кошкой, а я мышкой, верно?

Он помотал головой.

— О нет, милочка. Боюсь, что тебе уготована роль всего лишь кусочка сыра в мышеловке. — Акерман неожиданно выронил полотенце и провел рукой по покрытому мукой столу.

Его движение подняло в воздух белое облако, из-за чего она потеряла его из виду. Она выстрелила в облако всего лишь через секунду после его маневра, но было уже поздно. Он оказался слишком проворным, и ее пуля ушла в темноту. Она наугад повторила выстрел в то место, где Акерман только что стоял, но мука заполнила все вокруг и лишила ее возможности видеть.

Прежде чем Мэгги успела среагировать, он обогнул стол и набросился на нее. Вырвал пистолет из ее рук и ударил в лицо. Она лишилась опоры и упала на покрытый линолеумом пол. Кровь потекла из разбитых губ и носа, слезы застлали глаза.

Она подумала, что нужно бежать, но знала, что деваться ей некуда. Поднялась на четвереньки и сплюнула кровь на пол. Какая-то часть ее страха превратилась в ярость. Ей хотелось убить человека, ударившего ее, чтобы отомстить не только за себя, но за всех, кто принял смерть от его рук. Она повернулась к убийце и сказала:

— Вы не можете убить меня. Я нужна вам как наживка, а мертвой я стану для вас бесполезна.

Акерман сунул ее пистолет за пояс брюк сзади и поднял разделочный нож, лежавший рядом с телом Алексея. Он крутил его так, словно наслаждался одним только видом лезвия.

— Ты права, но лишь отчасти, моя дорогая. Ты упустила из виду важный момент: им достаточно думать, что ты еще жива. К тому же, пусть мне и очень не хочется в этом признаваться, но иногда… Иногда я просто не могу себя контролировать.

Глава 41

— Что-то случилось, — сказал Эндрю, засовывая свой мобильный в карман. — Она знала, что мы едем, и не могла просто так уйти из квартиры. — Он уже дважды пытался связаться с Мэгги: один раз по дороге и второй, когда они остановились перед булочной.

Бегло осмотрев окрестности, они решили все проверить. Маркус поднялся наверх в ее спальню, а Эндрю направился к Алексею, чтобы спросить, не слышал ли он или не видел чего-то странного. Затем они снова встретились на площадке у подножия лестницы.

— В квартире ее нет. И никаких признаков борьбы, — сказал Маркус, спустившись вниз. — А что сказал тебе булочник? — И тут же осекся, увидев выражение лица Эндрю.

Она мертва. Я подвел всех. Ничего этого не случилось бы, если бы не я.

У него подгибались колени. Сердце громко стучало, воздух в легких стал внезапно тяжелым. Дыхание перестало быть рефлексом и требовало усилий.

— Что? — спросил он, собираясь с силами, чтобы услышать ответ.

Эндрю избегал его взгляда. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он ответил:

— Здесь побывал Акерман.

Маркус не дал ему договорить. Он оттолкнул Эндрю и вбежал в пекарню. Видения, связанные с Морин Хилл, промелькнули в его сознании, но только теперь на ее месте он видел Мэгги. Он не мог избавиться от образа Мэгги, пригвожденной к стене и пережившей ужасные пытки: рот открыт в последнем немом крике, выражение предсмертной муки навсегда застыло на лице.

Так нельзя умирать. Маркус разделял взгляды воинов древности, различавших «плохую» и «хорошую» смерть — о последней его отец говорил «умереть в сапогах». Сам же Маркус считал, что смерть должна иметь смысл, и это так же важно, как наполненная смыслом жизнь. Но жестокая, мучительная смерть людей, погибших от руки Акермана, становилась бессмысленной трагедией, имевшей только одно объяснение: она утоляла жажду крови сумасшедшего.

Он ворвался в помещение пекарни. Откуда-то издалека до него доносился голос Эндрю, просившего подождать его, но он продолжал двигаться вперед. Он должен был увидеть все собственными глазами.

Ему потребовалось всего несколько мгновений, чтобы обнаружить изуродованный труп булочника Алексея. Он осмотрел всю пекарню, но не нашел никаких признаков присутствия в ней Мэгги.

— Ее здесь нет, — сказал Эндрю, стоя в дверном проеме.

Невероятное облегчение охватило Маркуса, но он сразу же устыдился этого. Он не нашел Мэгги, распластанной в луже собственной крови, но на полу лежал труп человека, вся вина которого заключалась в том, что он случайно встал у Акермана на пути. И в этом тоже виноват я. Начать с того, что именно он позволил Акерману сбежать. И он проклинал себя за чувство облегчения, испытанное им на месте такой трагедии. К тому же они по-прежнему не знали, что случилось с Мэгги. И если Акерман забрал ее с собой, шансы на то, что эта история будет иметь счастливый конец, были примерно такими же, как выигрыш в лотерею без покупки билета.

Он оперся о стол, чтобы не упасть. Ему хотелось повалиться на пол и зарыдать, но у него не было на это времени. Настало время действовать. Он повернулся к Эндрю и сказал:

— Я обязательно верну ее. — Сами эти слова придали ему сил. Он выпрямился во весь рост, и в его глазах появилась решимость. — Я спасу ее и положу всему этому конец.

Именно в этот момент громкий хлопок, похожий на взрыв, разорвал тишину ночи. Он раздался где-то поблизости, не более чем в двух кварталах от булочной. Они с Эндрю переглянулись, и им не потребовалось больше никаких слов. Через несколько секунд оба выбежали на улицу в поисках источника звука.

Решимость Маркуса возрастала с каждым шагом. Он не смог бы объяснить, каким образом пришло к нему это понимание, но был уверен, что шум вызвал именно Акерман. Они встали на путь лобового столкновения. Все муки совести и переживания были отброшены. Он спасет Мэгги любой ценой.

Глава 42

Если Маркус — его недостающая половина, он придет и положит этому конец. Если его предположения верны и в существовании вселенной есть смысл, Маркус спасет этих людей.

Акерман поднял пистолет Мэгги и прицелился в баллон с пропаном, который поставил у задней двери. Он обмотал баллон горящим полотенцем, так чтобы искры попадали на выходящий из него газ. Потом встал на углу бара «Ашертон Тэп» и приготовился бежать — и не только из страха быть задетым взрывом. Ему нужно было оказаться перед главным входом бара до того, когда оттуда толпой повалят люди.

Он нажал на спуск и скрылся за углом. Жаль, что он не увидит взрыва, но это и не было частью плана. Ему пришлось ограничиться наслаждением для слуха, когда раздались перепуганные крики посетителей бара.

Акерман встал перед фасадом здания, держа пистолет наизготовку. Сейчас побегут, как бараны на бойню.

Первой из двери появилась белокурая девушка, которой едва ли было больше двадцати одного года. Он спустил курок, и ее голова дернулась назад. Второй жертвой стал мужчина лет тридцати, который явно не слышал о правиле пропускать вперед женщин и детей. Громкий хлопок — и мужчина распластался на тротуаре рядом с молодой особой.

Явно все еще находясь в шоке от взрыва и не понимая, что ожидает их за входной дверью, люди продолжали выбегать наружу. Он прицеливался и спускал курок хладнокровными, механическими движениями. Бум, бум, бум. Пара из толпы сумела спастись и побежала по улице, но Акерман предвидел такую возможность. Это было совершенно не важно: у него оставалось предостаточно игроков, находившихся под его контролем.

Наконец люди в толпе поняли, что из давки внутри они попадают прямиком в челюсти хищника, и оставшиеся отступили в глубь помещения, теперь держась подальше от двери. Пока события развивались так, как он предвидел. К этому моменту пламя, вызванное взрывом, должно было охватить всю заднюю часть бара. Уже совсем скоро огонь доберется до главного зала. Но это станет далеко не единственной опасностью, с которой столкнутся посетители. Им также придется поволноваться из-за вооруженного сумасшедшего, отрезавшего выход через главную дверь. К несчастью для тех, кто оказался в ловушке внутри бара, из него было только два выхода: один — в пасть пламени, второй — в пасть волка.

Но он не удовлетворился ожиданием того, что они предпочтут — выбраться наружу или сгореть внутри. Это было только началом. Держа в поле зрения выход, чтобы не упустить из виду желавших спастись или стать героями, он подошел к тому месту, где заранее спрятал канистру с бензином. Он уже наклонился, чтобы взять ее, когда уловил движение при входе в бар. Бледный молодой человек с рыжими волосами решился на попытку к бегству. Акерман поднял пистолет. Нажатие на спуск и — бум!

Жуткие крики и завывания звучали музыкой для его ушей. Теперь ему не придется беспокоиться, что кто-то еще попытается сбежать. По крайней мере, до того, как увидят, что он собирается сделать. Но к тому времени они преодолеют точку невозврата.

Акерман взял канистру, подошел к входной двери и облил бензином фасад здания. Он почти опустошил большую канистру, оставив в ней лишь то количество бензина, которое было необходимо, чтобы провести горючей жидкостью след, заменяющий бикфордов шнур.

Он старался сконцентрироваться, но его мысли блуждали далеко от происходившего вокруг, постоянно возвращаясь к молодому человеку, встреченному им ранее в тот же вечер. Он гадал, появится ли Маркус. Быть может, все его озарения о смысле жизни и предназначении были всего лишь иллюзиями, созданными извращенным умом и искаженным восприятием? Быть может, великие идеи о собственной судьбе окажутся лишь тем, во что ему хотелось верить?

Он сунул левую руку в карман и достал зажигалку. Затем пару раз пальнул в сторону двери, оповещая о своем присутствии, после чего откинул крышку «зиппо», щелкнул кремнем и поднес красиво горящее пламя совсем близко к бензиновой дорожке.

После этого он вдруг замер. Пламя теперь колыхалось всего в футе от бензина. Но сзади до него донесся некий звук, а с ним исчезли и все обуревавшие его только что сомнения.

— Ни с места! — повторил голос.

Именно этот голос он слышал сегодня вечером.

Маркус. Может, такая штука, как судьба, все же существует?

Он обернулся и увидел двоих мужчин, стоявших примерно в двадцати футах от него. Один из них, со светлыми волосами песочного оттенка, направил ему в голову девятимиллиметровый пистолет. Оружием другого был только исполненный яростной решимости взгляд. Если бы ему пришлось выбирать между ними, он предпочел бы вступить в схватку с тем, кто был вооружен пистолетом.

Раньше ему всегда удавалось избегать пуль и одерживать верх над вооруженными людьми, но он никогда не сталкивался лицом к лицу с кем-то, кто наводил бы на него такой страх, как сейчас Маркус. Он подумал, что такое же чувство, наверное, испытывали его жертвы, когда встречались с ним взглядом. Он не смог бы объяснить причины этого ощущения, но в глазах Маркуса он увидел свою смерть.

* * *

Маркус не сводил с Акермана взгляда, стараясь предугадать следующий шаг убийцы.

— Медленно закройте крышку зажигалки и бросьте пистолет на землю. — Он видел канистру и знал, что собирался сделать маньяк. Знал и то, что, если Эндрю выстрелит, зажигалка упадет на бензиновый запал, грозя заживо сжечь всех, кто находился в баре. К сожалению, он не знал, видит ли и понимает ли все это Эндрю.

— Я был уверен, что ты придешь, — сказал Акерман. — Ты должен был прийти. Линии наших жизней вплоть до самого этого момента вели нас к неизбежной конфронтации. Ты одна сторона монеты, а я — другая. Это то, что мы есть, и в этом наше предназначение.

Маркус и Эндрю медленно приближались, стараясь окружить Акермана. Но Маркус не хотел подходить слишком близко. Пока Акерман держал в руке горящую зажигалку, они полностью зависели от его дальнейших действий.

— Сначала опустите крышку зажигалки, а потом можете рассказать мне все о связи наших судеб и о том, каким образом они переплелись.

— У меня другое предложение: я оставлю себе и пистолет, и зажигалку, а потом расскажу тебе о твоей подружке Мэгги.

При упоминании имени Мэгги Маркуса пробрала дрожь.

— Она действительно очень милая, Маркус. Красивая, разумеется, но вдобавок обладает бесспорным очарованием. Встретить такую девушку — настоящая удача. Мне жаль, что пришлось забрать ее у тебя. После того как закончишь здесь, почему бы тебе не отправиться в заброшенную школу на окраине города и не проверить, сможешь ли ты помешать мне ее выпотрошить? Приходи один… Таковы правила. Только ты и я. Тьма и свет. Инь и ян. Если нарушишь правила, она умрет. Обещаю тебе это. И тебе лучше поторопиться. Терпение не входит в число моих достоинств. — С этими словами Акерман уронил зажигалку.

Глава 43

Огненная тропинка в одно мгновение достигла облитого бензином здания. Внезапная волна жара чуть не сбила Маркуса и Эндрю с ног. Бросив зажигалку, Акерман метнулся в сторону переулка. Эндрю выстрелил, но жар и секундное замешательство сделали свое дело: Акерман пропал из виду. Маркус мог только в бессилии наблюдать, как фасад бара превращается в бушующую стену огня.

Крики внутри слились в один оглушительный протяжный звук, и он подумал, что именно так должен звучать ад. Две стены пламени надвигались на клиентов бара, приближаясь к своей добыче, как пара голодных хищников. Попавшим в огненную ловушку людям ничего не оставалось, кроме как ждать смерти и молиться, чтобы она стала быстрой.

Маркус не забывал об Акермане, но в этот момент у него была гораздо более насущная задача. Он смотрел на яростно полыхавший огонь и пытался что-нибудь придумать. Реагируй. Приспосабливайся. Импровизируй. Побеждай. Он огляделся по сторонам, стараясь найти хоть что-то, что можно было бы пустить в ход для спасения тех, кто находился в баре, и ощущая свою полную беспомощность. Но он не мог позволить всем этим людям погибнуть, пусть даже для их спасения потребовалась бы его жизнь. Он еще раз осмотрел окрестности, и тут его озарило.

Он заметил машину, остановившуюся недалеко от бара. Сидевший в ней водитель завороженно смотрел на происходящее. У Маркуса возникла идея. Он понятия не имел, сработает ли то, что он придумал. Более того, он сильно сомневался в успехе. Но он не мог просто так стоять рядом и наблюдать, как люди сгорают заживо. Я должен что-то сделать. Я должен попытаться.

Он бегом направился к машине, и звук собственных шагов показался ему доносившимся откуда-то издалека. Сердце у него бешено стучало, а все тело ломило от перенапряжения, которое он испытывал в последние несколько дней. Но его сознание оставалось ясным. Инстинкт взял верх над всем остальным, времени для размышлений больше не оставалось.

Добежав до машины, Маркус открыл дверь и вытащил водителя наружу. Он застал хозяина автомобиля врасплох, поэтому тот не успел ничего сказать и просто повалился на асфальт и ошеломленно смотрел, как Маркус прыгнул за руль.

Маркус до отказа выжал педаль газа. Ему необходимо было, чтобы удар возымел желаемый эффект. Поблизости от фасада бара он заметил пожарный гидрант и уже знал, что будет делать.

В шестилетнем возрасте он очень хотел стать пожарным и мечтал, что будет спасать людей из горящих зданий. Конечно же, он всегда романтизировал эту профессию, воображая, как вбегает в горящий дом, когда все остальные стремятся из него выбежать, и представлял себя настоящим героем. И вот момент из его детских фантазий наконец настал, но он совсем не ощущал себя героем. Его нынешнее состояние скорее можно было бы описать как безумный страх, от которого сводило желудок. Он слышал крики и плач и мог думать только об одном — о том, что его ошибка может стоить людям жизни.

Бампер автомобиля врезался в гидрант. Машину отбросило назад, а Маркус ударился лбом о стекло. Разумеется, хозяин машины останется недоволен, но в этот момент Маркуса волновало лишь одно: достиг он цели или нет. Струя воды, ударившая из гидранта, показала, что с задачей он справился.

Он потряс головой, чтобы избавиться от точек перед глазами, отъехал немного назад и поставил машину под нужным углом. Потом распахнул дверцу автомобиля, направляя ею поток воды, бивший из отверстия на месте гидранта. Конечно же, напор был совсем не таким мощным, как из пожарного шланга, поскольку усиливать давление помогала пожарная машина, но даже при таком напоре ему было трудно удерживать дверцу, стоя на скользком тротуаре.

Эндрю подбежал и встал рядом, помогая направлять поток в сторону горящего здания. Холодная вода обжигала щеки, проникала всюду, как ледяной декабрьский дождь. Удерживать напор воды, чтобы она лилась под необходимым углом, было очень непросто, а изгиб автомобильной двери не позволял направить струю точно в дверной проем бара, но все же часть рукотворного ливня попала на дверь и почти полностью сбила с нее пламя.

Уже скоро огонь утих настолько, чтобы дать шанс попавшим в ловушку людям выбраться наружу. Посетители бара падали друг на друга, толкались и работали локтями, стараясь первыми вырваться на свободу. Вежливость, внимательность и благородство были напрочь забыты. Люди протискивались в дверь, подобно обезумевшему стаду, вернувшись в первобытное состояние и руководствуясь только древнейшим инстинктом самосохранения.

Убедившись, что все получили возможность спастись, Маркус и Эндрю перестали удерживать струю воды из гидранта. Маркус отошел от продолжавшегося пожара на безопасное расстояние и, повернувшись к нему спиной, положил руки на голову, стараясь унять сердцебиение. Эндрю встал рядом с ним, пригнувшись и упершись руками в колени.

— Как тебе это пришло в голову? — спросил он.

Маркус посмотрел на него и пожал плечами.

— Разве тебе никогда не приходилось поливать лужайку перед домом из садового шланга?

Эндрю оглядел толпу спасенных Маркусом людей и кивнул.

— Пора отправляться за Акерманом.

— Нет. Ты останешься здесь и поможешь этим людям прийти в себя. К Акерману отправлюсь я один.

Эндрю выпрямился во весь рост.

— С каких это пор ты здесь распоряжаешься? Если не забыл, я агент ФБР. А ты всего лишь гражданское лицо, и я не позволю тебе иметь дело с психопатом один на один, без моего участия. Я мог бы настоять, чтобы ты вообще остался здесь, но я не настолько глуп. Я не пойду к Акерману в одиночку.

На лице Маркуса не дрогнул ни один мускул.

— Ну, значит, я глуп, потому что отправлюсь туда один. Он ведь ясно сказал: если я приду не один, он ее убьет. Я не слишком хорошо его знаю, но уверен, что он сдержит свое обещание, если я нарушу правила. Кроме того, не знаю почему, но я уверен, что должен сделать все один. Акерман сказал, что наши с ним судьбы каким-то образом связаны. Прежде я об этом не думал, но почувствовал то же самое, как только взглянул ему в глаза. Я должен попытаться его остановить. Возможно, это мое предназначение.

— Мне глубоко наплевать на твои фантазии о переплетенных судьбах. Я нисколько…

Быстрым движением Маркус выхватил пистолет из руки агента ФБР и нацелил его ему в голову.

— Это больше не тема для дискуссий.

Эндрю медленно выдохнул, прищурился и скрипнул зубами.

— Отлично.

Маркус отошел за пределы его досягаемости, опустил пистолет и крутанул его в руке, как герой старого вестерна. Вынул обойму и проверил количество патронов, надеясь, что ему не потребуется использовать ни один из них. Удовлетворенный, вставил магазин на место и передернул затвор, загнав первый патрон в ствол.

— Где расположена эта старая школа?

Глаза Эндрю все еще горели, но он указал путь, махнув рукой.

— Пройдешь два квартала. Повернешь направо. А потом иди по той улице до выезда из города. Ты никак не сможешь пройти мимо школы.

Маркус кивнул.

— Встретимся в квартире Мэгги. Если я не приду туда через час, можешь уже обо мне не беспокоиться, потому что я… буду мертв. — С этими словами он развернулся и побежал в сторону заброшенного школьного здания, на ходу поставив пистолет на предохранитель и засунув его сзади за брючный ремень. Его охватил вихрь дурных воспоминаний. Он ненавидел оружие, хотя имел настоящий талант обращения с ним. И уже в который раз он задался вопросом, почему все его таланты имели отношение к насилию и смерти. Но теперь у него возник новый вопрос: так ли уж сильно он отличается от Акермана? Быть может, Акерман просто дальше продвинулся по пути к безумию?

Он не знал, что его ждет — жизнь, смерть или сумасшествие, но твердо знал, что обратной дороги нет.

Глава 44

Льюис Фостер направлялся к дому Мэгги, когда услышал нечто похожее на взрыв и сменил курс. Насколько он мог судить, звук донесся откуда-то со стороны бара «Ашертон Тэп». Подъехав поближе, он припарковал машину на улице и остаток пути прошел пешком. Подойдя к «Тэпу», как называли бар местные жители, он стал свидетелем стычки Маркуса с Акерманом. Он не стал задерживаться на месте пожара: как только Акерман сбежал, Льюис последовал за ним.

Акерман двигался быстро, но Льюис держался на достаточно близком расстоянии, чтобы увидеть, как тот заходит в заброшенное здание бывшей средней школы на окраине города. Льюис не поспешил вслед за убийцей, а внимательно осмотрел наружную часть здания, отметив про себя все входы и выходы. Покончив с этим и убедившись, что маньяк не расставил на улице никаких ловушек, он прокрался в бывшую школу со стороны, противоположной той, откуда в нее вошел Акерман.

Оказавшись внутри, он обвел помещение настороженным взглядом, почти готовый к тому, что убийца выскочит из-за угла в парике и платье своей умершей матери. В этот момент его не удивило бы никакое проявление безумия противника.

Он достал девятимиллиметровый пистолет «беретта» военного образца, потом фонарик и захватом Харриеса скрестил руки, в которых их держал. Выключатель фонарика был очень удобно расположен, так что он мог использовать свет только в момент необходимости. Кроме того, на нем был стандартный пуленепробиваемый жилет, который, впрочем, не давал ощущения особой безопасности, когда приходилось иметь дело с Акерманом. Психопат пользовался огнестрельным оружием, но не менее ловко обращался с ножами, а мог расправиться с ним и голыми руками. Жилет стал бы плохой защитой в таком случае, но лишние предосторожности никогда не мешали.

Льюис поднялся по ступенькам черного хода и проник в главный коридор. Остановился и прислушался, но единственными доносившимися до него звуками были биение его собственного сердца и ритмичное дыхание. От странной тишины ему стало не по себе. Акерман мог прятаться где угодно, мог затаиться за любой дверью или скрываться в темном углу.

Он прошел по коридору, останавливаясь, чтобы заглянуть в каждую комнату. Акерман ведь даже не мог знать, что он здесь: следуя за ним, он держался на почтительном расстоянии. Что же касалось Маркуса и Эндрю, то пожар в баре должен был на какое-то время задержать их. И все же он не мог отделаться от чувства, что Акерман поджидает его, а он направляется прямиком в руки маньяка. Будучи человеком, которого не так-то легко испугать, он ненавидел себя за эти ощущения. Попытался подавить их, но не смог избавиться от страха.

Из-за его спины послышался голос. Он напрягся и обернулся. По школьной системе оповещения передавали объявление:

— Вызывают мистера Фостера. Вызывают мистера Фостера. Мистер Фостер, просьба немедленно явиться в кабинет директора. В последний раз, когда мы с тобой виделись, Льюис, я пообещал, что заставлю тебя за все поплатиться. Настало время отдать дьяволу то, что ему положено.

Голос эхом отдавался в пустых помещениях старой школы, отчего Льюис почувствовал себя окруженным. Он по-прежнему старался держать эмоции под контролем, однако, продолжая открывать двери бывших классов, делал более сильный рывок, чем это было необходимо. Он хотел покончить с Акерманом раз и навсегда. Хотел заставить его заплатить за все ужасные преступления, которые тот совершил. Заплатить за причиненную им боль и за оборванные им жизни ни в чем не повинных людей.

У Льюиса никогда не было шанса встретиться с человеком, убившим его семью, и уже не будет. Он никогда не отомстит за их смерть, но сможет отомстить за гибель других людей. Акерман не убивал его родных, но ему придется заплатить и за них тоже.

Акерман продолжал говорить по интеркому:

— Я надеялся, что за Мэгги придет твой босс, но, видно, придется довольствоваться тобой. Чем дальше я иду по этой дорожке, тем меньше меня интересует простая месть. В последнее время мною в большей степени владеет спортивный азарт, а потому, сохраняя этот дух, я хочу сыграть с тобой в игру. Правила просты, но я всегда считал честность лучшей политикой. А потому сразу тебя предупреждаю, что буду жульничать и ты, вероятно, умрешь в любом случае. В конце этого коридора ты найдешь лестницу, ведущую на второй этаж. Поднимись по ней. В холле второго этажа слева от себя увидишь две туалетные комнаты. В одной из них ловушка и верная смерть. А в другой ждет спасения Мэгги. Расклад у тебя такой: пятьдесят процентов, чтобы стать героем, и пятьдесят процентов — чтобы умереть. В конце своей жалкой жизни ты будешь умолять о сострадании и милосердии… на которые я не способен. А чтобы запутать тебя окончательно, намекну, что смерть ожидает тебя в туалете для девочек.

Льюис продолжал открывать и проверять каждую комнату, двигаясь в сторону лестницы.

— Проблема в том, что тебе придется решить, лгу ли я, заставляя тебя поверить в мою искренность, или же говорю правду, вынуждая подумать, что лгу. Будешь ли ты рассматривать эти возможности или оставишь решение на волю случая? Тебе много чего придется обдумать. И последнее. Не забывай главного: я бы не стал играть в эту игру, если бы хотя бы на секунду допустил, что она не закончится твоей смертью. Я тебе все сказал, но, учитывая тот факт, что возня с тобой отнимает драгоценное время от подготовки главного события нынешней ночи, я даю тебе шанс уйти отсюда прямо сейчас. Ты не станешь менее мужественным от того, что просто уйдешь и предоставишь спасение девушки Маркусу. Уходи и получишь прощение или оставайся, чтобы станцевать с дьяволом. Выбор за тобой. Я жду.

Льюис раздраженно помотал головой и стиснул зубы. Какая-то часть его готова была бежать, но самолюбие и мужская бравада ни за что не позволили бы ему это сделать. Маркус наверняка не сумеет справиться с Акерманом лучше, чем он. Льюис напомнил себе, насколько он хороший профессионал. Он сможет стать героем. Маньяка необходимо остановить, и остановлю его именно я.

Льюис поднялся по лестнице на второй этаж. Замер перед дверьми туалетных комнат. Дверь номер один или номер два? Акерман сказал, что ловушка находится в туалете для девочек, однако после того, как он убил стольких людей, едва ли можно было ожидать, что он не посмеет нарушить и остальные заповеди. Но существовала и другая возможность. Быть может, убийца хотел заморочить ему голову, сказав правду. В любом случае Акерман добился своей цели, заставив его сомневаться.

Он принял решение, шагнул вперед и толчком открыл дверь в туалет для девочек. С пистолетом наизготовку осмотрел помещение, но не увидел ничего, кроме пыли и паутины по углам. Слева располагались пять закрытых кабинок, а справа к стене были прикреплены несколько раковин для умывания.

Атмосфера бывшей школы невольно заставила его представить себе школьниц, смотрящихся в зеркала над умывальниками и, выключив свет, трижды повторяющих «Кровавая Мэри». И хотя он сам однажды произнес это заклинание безо всякого вреда для себя, его младшая сестра всегда утверждала, что кузина одной девочки из ее класса стала жертвой Мэри после этого ритуала. Он тосковал по Кэролайн, своей маленькой сестренке.

Воспоминания подогрели его злобу. Ему предстояло столкнуться с другим монстром, чудовищем, порождавшим подобные городские легенды. Когда он подошел к первой кабинке, его дыхание стало единственным звуком в комнате. С пистолетом в руке, готовый к встрече с демоном, он пинком открыл дверь, но не увидел ничего, кроме обычного унитаза и пустого держателя для туалетной бумаги. Оставались еще четыре кабинки.

Он сделал три глубоких вдоха и распахнул дверь второй кабинки. Ничего. Еще один удар ногой в третью. Ничего. Его кровь закипала, поскольку шансы угодить в ловушку с каждой осмотренной кабинкой только возрастали. У Акермана явно был какой-то план, и у Льюиса вновь возникло ощущение, что он сам идет прямиком в руки маньяка. Но поворачивать назад было поздно. Он должен был увидеть, что скрывалось за двумя оставшимися дверьми.

Еще один удар ногой, и дверь распахнулась внутрь. Кабинка оказалась в точности такой же, как и предыдущие три, ни больше ни меньше. Он не знал, хочет ли увидеть то, что скрывалось за последней дверью.

Ты можешь это сделать. Льюис ухватился за тонкую нить уверенности в себе и уже собирался открыть пятую дверь, когда услышал громкий стук со стороны коридора. Он подпрыгнул от неожиданности и чуть не спустил курок. Забыв о пятой кабинке, вернулся назад и вышел в темный коридор.

Поводя по кругу пистолетом и лучом фонарика, он увидел Акермана, стоявшего в центре лестничной площадки. Убийца поднял руки вверх, но бешеный огонь в его глазах говорил о том, что это вовсе не означало его поражения. Льюис понимал: у Акермана в запасе какой-то дьявольский трюк, и это только часть его игры.

Глава 45

Маркус двигался навстречу своей судьбе, продолжая задаваться вопросом: неужели у всего происходящего в этом мире есть причина? И еще: неужели все в его жизни до этой минуты было лишь подготовкой к ситуации, в которой он сейчас оказался? Если так, тогда, быть может, его дар, пусть даже разрушительный по своей природе, мог послужить определенной цели.

Возможно, его способности имели сходство с концепцией пистолета. Ведь изначально пистолет не был безусловным злом. Он был просто инструментом. И только душа человека, владевшего им, определяла, как этот инструмент будет использоваться. Значит, Акерман прав и они с ним действительно две стороны одной монеты. Два человека с одинаковыми способностями, но совершенно противоположные друг другу. Один праведник в своей основе, а другой с кромешным мраком внутри. Но, может, он просто искал оправдание тому, что совершил в прошлом и что собирался сделать сейчас.

Он продолжал идти вперед и вскоре увидел школьное здание. Внешне оно производило благопристойное впечатление: кто-то явно поддерживал в относительном порядке как саму бывшую школу, так и прилегающую к ней территорию. Стены здания были сложены из серых кирпичей разного оттенка с контрастными белыми вкраплениями. Один из углов был закруглен, и его снизу доверху закрывали полупрозрачные стеклянные блоки. С южной стороны, по всей видимости, находился спортивный зал. С северной стороны была установлена пожарная лестница, протянувшаяся через все три этажа до самой крыши.

Маркус заметил перед фасадом здания игровую площадку. Было нетрудно вообразить себе резвящихся на ней смеющихся детей. Он порадовался, что сейчас площадка пустовала, учитывая, что в одном из коридоров, когда-то заполненных болтающими детьми, с рядами школьных шкафчиков вдоль стен, притаился монстр.

Подходя к зданию, он услышал отдаленный раскат грома и ощутил на себе первые капли начавшегося дождя. Ветер заметно усилился. Приближалась гроза.

Глава 46

Возможно, это была всего лишь игра света или его воображения, но Льюис готов был поклясться, что увидел в глазах Акермана красную вспышку.

— Не двигайся, или твои мозги разлетятся по стене. Где Мэгги?

— Где Мэгги? Это весьма интригующий вопрос, Льюис. Где на самом деле находится каждый из нас? Почему мы здесь? Что все это означает? Очень своевременные вопросы, вот только я никогда не считал тебя человеком с философским складом ума.

— Заткнись, ты, больной урод! Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Где она? — Льюис рассматривал возможность сначала выстрелить, а уже потом позаботиться о Мэгги, но Директор никогда не простит ему, если она погибнет.

— Больной урод? Размажешь мои мозги по стене? Ты начинаешь пугать меня, Льюис. Честное слово, разве можно так разговаривать со старым другом?

— Мы с тобой не друзья. И даже не знакомые. Черт, я вообще сомневаюсь, что мы с тобой принадлежим к одному виду. А потому заткни пасть и скажи, где она.

— Как я могу одновременно замолчать и сказать тебе, где она? Если я заткну пасть, то не смогу больше разговаривать.

— Скажи мне, что ты сделал с Мэгги, — прошипел Льюис сквозь стиснутые зубы. Его трясло от ярости.

Акерман лишь ухмыльнулся в ответ.

Терпение Льюиса было на исходе. Если Акерман ничего не скажет ему по доброй воле, придется выбить из него информацию. Он двинулся к Акерману, по-прежнему держа пистолет наготове.

Настроение у Акермана внезапно изменилось, и улыбка сползла с его лица.

— Если сделаешь еще один шаг, она умрет.

Льюис замер на месте. Обдумывая слова Акермана, он впервые заметил, что убийца держит что-то в правой руке.

— Брось пистолет и отойди в сторону, или красавица Мэгги уже не будет красивой.

— Бросить пистолет? Ты, должно быть, принимаешь меня за идиота. Я ничего не собираюсь бросать. Покажи, что ты держишь в руке.

— В руке? Ах да… Это дистанционный детонатор для бомбы, которую я привязал к вашей драгоценной Мэгги. Если не бросишь пистолет, когда я сосчитаю до пяти, то ее мозги, как ты изящно сформулировал, разлетятся по стене.

Волна отчаянного предчувствия поражения нахлынула на Льюиса. Акерман мог блефовать, но ведь он уже устроил один взрыв этой ночью. Он не мог разглядеть, что именно Акерман держал в руке, но видел достаточно, чтобы понимать: это действительно мог быть детонатор. Внутренний голос твердил ему, что это трюк, но разве мог он рисковать жизнью Мэгги, основываясь на одной лишь интуиции?

— Знаешь что, — сказал Акерман. — Я предлагаю тебе сделку. Если ты бросишь пистолет, то я брошу детонатор. Мы закончим поединок как настоящие мужчины, один на один. Никакого оружия.

Льюис несколько секунд подумал над его словами и решил, что у него нет выбора. Он пригнулся и положил пистолет на пол.

— Хорошо, теперь твоя очередь. Бросай детонатор.

— Детонатор? — глумливо переспросил Акерман. — Ах, это. — Он раскрыл ладонь, чтобы показать то, что держал в кулаке. — Это всего-навсего пульт от гаражной двери.

Фальшивый детонатор выскользнул из руки Акермана. Не успел он долететь до пола, как убийца нанес Льюису удар коленом в живот. Тот согнулся пополам, и Акерман ударил его в лицо, заставив опрокинуться на пол. Льюис приподнялся на руках и повернулся, чтобы видеть нападавшего на него безумца.

Акерман казался непобедимым, но у Льюиса тоже имелся спрятанный до этого момента козырь, способный уравнять шансы. Это была телескопическая полицейская дубинка, которая в сложенном виде не превышала размеров фонарика. Он опустил кисть руки вниз и разложил орудие до полной длины. А потом атаковал Акермана, прежде чем тот понял, в чем дело, и сумел среагировать. Получив удар в бок, Акерман отступил назад, за пределы зоны досягаемости дубинки.

— Льюис, ты продолжаешь меня удивлять. Я думал, мы договорились не применять оружия.

Льюис покрутил дубинку.

— Что мне на это сказать? Я тебя обманул.

Акерман улыбнулся.

— Надеюсь, перемена в нашем поединке будет спра…

Заметив возможность для нападения, Льюис сразу же воспользовался ею. Прежде чем Акерман успел закончить фразу, он сделал выпад вперед и нанес сокрушительный удар по правой коленной чашечке противника. Маньяк упал, а Льюис продолжал не переставая колошматить его по спине, пригвоздив к полу. Адреналин растекся по его венам. Он справился со своей задачей. Ему удалось нанести поражение человеку, который еще какое-то мгновение назад казался ему непобедимым.

Льюис поднял руки над головой, чтобы нанести самый мощный удар в наиболее уязвимое место противника. Если сумасшедший погибнет, то так тому и быть, но он уж точно сумеет его нейтрализовать.

Дубинка рассекла воздух, нацеленная на череп Акермана. Нанося смертельный удар, Льюис издал громкий утробный крик. Пока дубинка, как ракета, направлялась к цели, Акерман вытянул руки и перехватил ее. Ярость полыхала в его глазах подобно погребальному костру, готовому принять человеческую жертву.

Одним плавным, но мощным движением Акерман вывернул дубинку, а вместе с ней и руки Льюиса, потом сумел подняться на ноги и нанес быструю серию ударов в живот, закончив атаку сильным ударом головой по голове противника, заставившим Льюиса попятиться назад. Дубинка выскользнула из его рук.

Льюиса шатало, его ноги, казалось, сейчас не смогли бы выдержать веса даже двухлетнего ребенка. Но прежде чем он упал, Акерман схватил его за воротник рубашки и нанес ему еще несколько ударов по голове, после чего швырнул на ограждение лестничной площадки.

Льюис оперся о перила, чтобы удержать равновесие, но никак не мог избавиться от звездочек, плавающих перед глазами. Он тряхнул головой и посмотрел вверх — как раз вовремя, чтобы увидеть, как Акерман достает свое спрятанное до этого оружие. Лезвие ножа блестело в свете луны, как древний меч, обладавший мистическими свойствами, нечто, оставшееся с тех незапамятных времен, когда магия была еще жива и процветала. Глаза у Акермана тоже блестели. Он шагнул вперед, как готовый к прыжку лев.

— Это было забавно, Льюис, но время игры истекло. — Он выбросил вперед руку с ножом.

Льюис успел перехватить его запястье, прежде чем острие смогло вонзиться ему под ребра. Он изо всех сил удерживал руку Акермана, а тот пытался загнать оружие в намеченное место. Льюис уже понимал, что гордыня будет стоить ему жизни. Правда заключалась в том, что с тех самых пор, как в городе появился Маркус, он испытывал муки ревности. Директор был ему не только наставником и другом, он заменил ему отца, но от того, как он отзывался о Маркусе, у Льюиса закипала кровь. В глубине души он чувствовал, что шериф уважал Маркуса — пусть даже как противника — больше, чем когда-либо уважал его. Вот он и принял решение показать себя, а теперь поплатится за это.

Акерман придвигал лезвие ножа все ближе, Льюис отчаянно сопротивлялся. Борьба превратилась в состязание силы, и он проявил себя в нем не лучше, чем чуть раньше в соревновании умов. Убийца получил над ним преимущество и использовал его сполна. Острие приближалось дюйм за дюймом.

Лицо Льюиса побагровело от напряжения и страха. Он уже знал, что его жизнь окончилась. Слезы потекли по щекам и он прошептал:

— Нет.

Он обращался скорее к некой высшей силе, моля о помощи, нежели к противнику. Он знал, что никакой призыв к милосердию на того не подействует. Акерман отозвался на его мольбу так, как мать успокаивает своего младенца, укладывая спать.

— Ш-ш-ш, — прошептал он, сделал последнее усилие и вогнал лезвие сквозь бесполезный против ножа бронежилет Льюису под ребра.

Маска смерти опустилась на лицо Льюиса. Он побледнел от прикосновения холодных рук убийцы, успев лишь подумать о своей прошедшей жизни и о том, как она завершалась. Вспомнил долгий путь, приведший его к этому моменту. Так не должно было случиться.

Акерман провел ножом снизу вверх, разрезая его тело и забирая у него жизнь.

Холодная ночь унесла Льюиса прочь. Он погрузился в темноту и прошел сквозь врата смерти, покинул границы этого мира и окунулся в то, что лежало за ними.

Глава 47

Маркус не мог подобрать названия овладевшему им чувству. До этого он испытал его всего один раз — в последнюю ночь своей службы в полиции Нью-Йорка. Он словно бы знал, что оказался в нужное время в нужном месте. И даже не в нужном, а в единственно возможном — месте, где он только и мог оказаться в тот момент. Он знал, что мог убежать и ни разу не оглянуться, но знал и то, что по какой-то причине никогда не избрал бы подобный путь. Он пройдет через неведомые пока опасности и проложит путь на ту сторону. Станет героем или просто еще одной жертвой. Как бы то ни было, он узнает об этом очень скоро.

Дождь лил с неба так, словно там одновременно рыдали все ангелы. Он промок насквозь, но не спешил укрыться в здании. Он потратил еще некоторое время, чтобы как следует изучить его снаружи.

Наконец удовлетворенный, Маркус проскользнул в заднюю дверь бывшей школы. Паутина висела по всем углам, а странные узкие лучи света озаряли коридор, когда впыхивала молния, освещая мир за окнами. Вспышки, казалось, высвечивали темные фигуры, притаившиеся повсюду. Он знал, что это всего лишь игра света, но понимал и другое: за одним из углов его могла ждать встреча с темным существом, сулившая смерть.

Хотя он не спал, как ему казалось, уже целую вечность, его ум оставался острым, а органы чувств восприимчивыми к малейшему звуку, к малейшему движению. Достигнув конца коридора, он оказался у лестницы, которая вела вверх, на второй этаж, или вниз, в подвал. Он проверил оба пролета с пистолетом наизготовку, но не обнаружил никаких признаков Акермана. И все же он ощущал присутствие убийцы где-то совсем рядом. Он решил проверить верхние этажи и начал подниматься по лестнице. Ступени поскрипывали под его весом.

Маркус услышал сверху слабый шум и поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть какую-то фигуру, падавшую прямо на него. Между первым и вторым этажами располагалась лестничная клетка. Он нырнул туда, лишь чудом избежав удара того, в чем теперь распознал труп.

Он укрылся в единственном возможном месте — там, где перила изгибались кверху. Ему едва хватило места спрятаться. Он посмотрел туда, откуда упало тело, но никого не увидел, потом взглянул на труп и узнал Льюиса Фостера — правую руку шерифа.

Грудь Фостера была обнажена, живот вскрыт глубоким надрезом. Заместитель шерифа выглядел как пациент хирургического отделения, который покинул больницу, не дождавшись окончания операции. Маркус поневоле почувствовал к нему сострадание. Не важно, кем он был или что сделал, враг он или друг. Никто не заслуживал столь ужасной смерти. Но потом он снова подумал о единственном человеке, который заслуживал любой смерти.

Мертвые глаза Фостера смотрели на него и прожигали ему душу. В прошлом он слишком часто видел этот взгляд смерти. Люди умирали каждый день и без помощи таких убийц, как Акерман, и он ничего не мог с этим поделать. Но он мог сделать так, чтобы никто больше не погиб от рук Фрэнсиса Акермана.

Пугающий голос разнесся внутри лестничного колодца. Его источник находился где-то сверху.

— Выходи, Маркус, давай сыграем.

Он вскинул голову на звук, но не увидел никаких признаков убийцы. Потом поднялся по ступеням, немного пригнувшись и нацелив пистолет на площадку второго этажа. Добравшись до нее, он увидел Акермана, стоявшего в начале коридора с руками, вытянутыми по швам. В правой руке он держал какой-то небольшой предмет, но Маркус со своего места не мог рассмотреть, что это было.

Их взгляды встретились. В глазах одного сверкали искры безумия, а у другого в глазах читалась отчаянная решимость.

— Я ждал тебя, Маркус. Я долго тебя ждал.

Глава 48

— Не вздумай хоть пальцем пошевелить, — сказал Маркус. В его голосе слышались только спокойствие и собранность. Дыхание у него было ровным, а рука твердой.

За окнами бушевала гроза, ливень стучал по крыше у них над головами, как миллиарды слез, капавших одновременно. Иллюзия громкого шепота наверху только добавляла ужаса, которым и без того был пронизан этот момент. Время от времени вспыхивала молния, сопровождаемая раскатами грома.

В прошлом Маркус всегда воспринимал дождь как нечто успокаивающее, даже усыпляющее, но сейчас его звуки были подобны тысячам темных созданий, шептавшихся с пугающей настойчивостью. Судя по тому, каким стал для него этот день, у него имелись основания опасаться, что дождь продлится сорок дней и ночей, смывая все вокруг. Маркус сделал шаг вперед.

— Не подходи ближе, или девушка умрет.

Страх промелькнул в глазах Маркуса, видимость собранности улетучилась.

— Где Мэгги?

— Пока она в безопасности. К ней привязано взрывное устройство. В правой руке я держу детонатор. Я в буквальном смысле держу в руке ее жизнь, и это интригующее ощущение. Простым нажатием на кнопку я могу прикончить ее так же легко, как выключить свет. Насколько тонкая нить связывает нас с тобой, не правда ли? Все окружающие ползают вокруг, как тараканы, ведут свои маленькие бессмысленные жизни, не останавливаясь, чтобы подумать, почему мы здесь или что все это значит. А затем в один прекрасный день появляется кто-то вроде меня. И только тогда, в конце жизненного пути приходит понимание, как слепы мы были. Только тогда нас озаряет мысль, что мы заблудились в этом мире. Я практически оказываю услугу. Ускоряю этот процесс. Заставляю людей понять, как много они имели, отнимая у них все.

— Хотя я нахожу твою философию очень занимательной, почему бы тебе не ускорить процесс и не перейти к той его части, когда ты говоришь мне, что тебе нужно? Потом, в тюрьме, сможешь написать для меня целую книгу о своих взглядах на мир и о смысле жизни.

— Мы оба знаем, что ты никогда не отправишь меня в камеру. По крайней мере, живым.

— Тогда в морг. Мне все равно. Но, так или иначе, этой ночью все будет кончено.

— Ты просто болтаешь. В твоем голосе звучит подходящая случаю холодная решимость, но вот твои глаза говорят мне совсем о другом. Твои глаза говорят, что тебе не хватает духу — пока.

Праведный гнев охватил Маркуса, но он сдержался. Он действительно сомневался, сможет ли спустить курок, когда настанет момент. И не хотел проверять это на деле. Не хотел еще раз пройти тем же путем. Слишком дорого это обошлось ему в прошлом.

— Ну так давай, испытай меня, если и вправду хочешь узнать. Но только не удивляйся, когда я прострелю в твоей башке дырку и глазом не моргну.

— Ой как страшно. Тогда давай перейдем к делу. Мы сыграем с тобой в маленькую игру, и, если ты нарушишь правила, я нажму на эту кнопку и разнесу твою дорогую Мэгги на мелкие кусочки. Правила прос…

— Ты хочешь играть? Тогда может возникнуть проблема.

С удивлением и внезапным интересом Акерман спросил:

— Какая проблема?

— Дело в том, что я не играю ни в какие игры. — Одним мощным стремительным движением Маркус ударил Акермана в середину груди, опрокинув на пол.

Фальшивый детонатор вылетел из кулака Акермана. Уже падая, убийца выхватил из-за ремня пистолет Льюиса Фостера.

Маркус держал противника на мушке. Он мог изрешетить его, прежде чем тот сумел бы достать оружие, но слишком долго колебался. Акерман послал в его направлении одну за другой сразу несколько пуль.

Маркус нырнул в ближайшую к нему классную комнату, даже не заметив, что одна пуля обожгла ему плечо, и, собравшись с силами, выстрелил в ответ. Акерман поспешил укрыться в туалете для девочек.

* * *

Из своего укрытия Акерман спросил:

— Как ты понял, что я блефую?

— Это было бы не в твоем стиле.

— Но разве ты мог быть уверен?

Последовала долгая пауза.

— Я просто знал.

Акерман улыбнулся, опершись спиной о холодную стену туалета у самого входа. Все складывалось как нельзя лучше, приближая кульминационный момент его жизни. Чем дальше он шел по этой дорожке, тем сильнее становилась его уверенность в правильности выбранного пути. Маркус знал… Он просто знал.

Этот человек действительно был его другой половиной. Но в тот момент Акерман также понял, что Маркус, хоть и представлял собой грозного противника, пока еще не был готов к главному событию. Он колебался, он еще не осознал свою подлинную натуру.

Мозг Акермана заработал. Настало время для плана Б.

Чтобы удержать Маркуса на месте, он несколько раз выстрелил в его направлении. Затем подошел к небольшому стенному шкафу за последней кабинкой, открыл дверь, за которой лежало безжизненное тело Мэгги, и достал несколько предметов, необходимых для следующей маленькой игры.

После нескольких сильных пощечин Мэгги открыла глаза.

— Просыпайся, спящая красавица. Твой принц явился.

Глава 49

Маркус услышал какое-то движение на лестничной площадке и уже приготовился стрелять, когда понял, что Акерман не один.

Двигаясь назад по темному коридору, Акерман держал Мэгги как живой щит.

Она жива. Маркус почувствовал невероятное облегчение. С момента исчезновения Мэгги он казался самому себе Атласом, приговоренным к тому, чтобы держать на своих плечах небесный свод. Теперь же это бремя стало немного легче. Она все еще находилась в опасности, в руках умалишенного, но живая. У него все еще был шанс спасти ее.

— Отпусти девушку, Акерман. Все, что происходит, это между тобой и мной.

Акерман ответил несколькими выстрелами, загнав его назад в помещение бывшей классной комнаты.

— Ты совершенно прав, — сказал он. — Она между тобой и мной.

Маркус слышал, как голос убийцы, пока он говорил, постепенно удалялся — совсем как в его сне, когда Мэгги уносило от него в темные воды. Он понимал, что если позволит Акерману уйти с ней, она наверняка погибнет. Их надо было остановить здесь и сейчас. Он выскочил в коридор с пистолетом наизготовку, но их уже не было видно. Маркус в отчаянии оглядывался, продвигаясь вперед.

Где они могут быть? Что, если Акерман все заранее спланировал и предусмотрел тайный путь к отступлению? Что, если он потерял их?

Он распахнул дверь первой комнаты в другом конце коридора и выставил пистолет перед собой. Бледные отсветы, напоминающие костлявые пальцы, пробегали по потолку с каждой вспышкой молнии. Комната была уставлена пустыми партами, а на доске все еще оставались следы мела. Маркус почувствовал себя так, словно оказался в школе города призраков, и после каждого удара молнии ожидал увидеть за партами полупрозрачных детей-привидений. Но он не видел ни приведений, ни каких-либо признаков присутствия Акермана и Мэгги.

Маркус направился к следующей комнате. С каждой секундой его отчаяние и тревога нарастали, но он не мог просто так броситься за ними и угодить в ловушку, скорее всего расставленную Акерманом. Если он погибнет, то Мэгги умрет вместе с ним.

Когда он открыл дверь следующей классной комнаты, холодный ветер обжег ему лицо. Сквозняк, пронизавший комнату, создавало открытое окно, которое выходило на пожарную лестницу. Мир за окном имел странное свечение, и создавалось впечатление, что шаг туда стал бы шагом в другое измерение. Но ему уже было неважно, в каком измерении находиться. Он дойдет за ней до края вселенной и вернется оттуда, если в этом возникнет необходимость.

Через окно до него донесся крик Мэгги.

Глава 50

Маркус стоял в проеме окна, и дождь хлестал его, словно невидимая сверхъестественная сила, желавшая, чтобы он повернул назад. Однако он знал, что не сможет обратиться в бегство. Он не бегал от опасности. Не отступал назад. Никогда.

Он не видел, чтобы кто-нибудь удалялся от здания школы, да и последняя секция лестницы, ведущей к земле, была поднята. Значит, они могли двигаться только вверх. Маркус медленно выбрался на лестницу. Название «пожарный выход» в тот момент показалось ему даже забавным, учитывая, что он скорее прыгал в огонь, нежели спасался от него.

Он посмотрел вверх и увидел на самой верхней площадке две темные фигуры. Они не двигались. Они выжидали. У Маркуса скрутило желудок. Акерман что-то задумал. Он стал подниматься по металлическим перекладинам навстречу любому безумию, какое могло его поджидать.

Акерман стоял, прислонившись спиной к ограждению и по-прежнему используя Мэгги как живой щит. Маркус не видел никакой возможности выстрелить так, чтобы наверняка попасть в цель. Но даже если бы у него появился такой шанс, убийца, падая, увлек бы за собой девушку.

Он был уже совсем близко от них, когда Акерман сказал:

— Все, дальше не двигайся.

Маркус остановился, держа пистолет направленным на убийцу. Они с Мэгги встретились взглядами. Ее глаза, обычно излучавшие тепло, теперь были наполнены страхом.

— Все будет хорошо, — произнес он, обращаясь только к ней.

— Ты веришь в судьбу, Маркус?

Он перевел взгляд на убийцу и заговорил, осторожно подбирая слова:

— Я верю, что мы сейчас здесь не без причины… Верю, что наши жизни что-то значат.

— Значение, смысл. Это подводит черту подо всем, верно? Это то, что ищут все, от священника до серийного убийцы. Смысл жизни. Я даже не знал, что на самом деле ищу его, пока он сам не нашел мня… Пока на меня не снизошло озарение.

— Какое озарение? — спросил Маркус, подыгрывая ему и дожидаясь подходящей возможности.

— Понимание смысла моей жизни. Цели моего существования. Видишь ли… Я — это темнота.

Маркус не знал, что Акерман имеет в виду, и не хотел знать. Старание уяснить философию сумасшедшего иногда может привести к потере какой-то части собственного разума. Это он испытал на себе.

— Я злодей. Черная половина. Или, говоря простыми словами, плохой человек. Мне было свыше предназначено стать тем, кто я есть. Не будь на свете зла, как бы вы поняли, что есть добро? Без темноты как бы вы постигли свет? Без злодея не бывает героя. И когда я встретил тебя, я понял: вот мое предназначение. — Акерман говорил, и его глаза сверкали страстью. — Для появления некоторых героев необходим пожар или стихийное бедствие, но существую я и другие, подобные мне, кто заставляет самых обычных людей осознать, что они способны на настоящие подвиги, на проявление отчаянной смелости и мужества. Мое назначение состоит в том, чтобы ты осознал свое. Мы с тобой две стороны одной монеты. Так что пойми, Маркус, что я темнота… А ты — свет.

Маркусу очень не хотелось это признавать, но по крайней мере часть сказанного Акерманом действительно была правдой. Без злодеев герой остается простым человеком, ничем не выделяющимся среди других людей. То, как мы реагируем на злодейство, делает или не делает нас героями. Его способности всегда внушали ему страх, но, может, они были даны ему с определенной целью? Может, у него и правда есть предназначение?

— Если ты все понял, почему бы тебе не сказать мне, чем все это закончится?

Акерман ухмыльнулся.

— Ты, конечно же, меня убьешь. В конце концов, ты же у нас герой.

— Это жизнь, а не кино. Добро не обязательно побеждает зло. Никто не уедет верхом в направлении заката, да и вообще счастливый конец бывает крайне редко.

— Как видно, ты не слишком верующий человек. Светом можно вытеснить тьму, но темнота никак не может погасить свет. В результате добро всегда побеждает зло.

— Если это так, то ситуация складывается не слишком благоприятно для тебя. Я слышал, в аду достаточно тепло даже в это время года.

Последовала короткая пауза.

— Ты не веришь, что каждому может быть даровано прощение?

Вопрос застал Маркуса врасплох. Он часто думал об этом. Немного помолчав, он ответил:

— Ты не получишь прощения от меня или от тех людей, которым причинил боль и горе. Но… Мне все же хочется думать, что Бог мудрее и милосерднее, чем любой из нас. Так что… может быть. Я не знаю.

На лице Акермана отобразилась скорбь.

— У меня остался к тебе всего один вопрос. Ничего действительно важного для грандиозной цепи событий, но мне это интересно. Я услышал, как шериф сказал, что раньше ты был полицейским в Нью-Йорке. Почему ты больше не служишь в полиции?

Молчание.

Свободной рукой Акерман схватил Мэгги за шею и надавил ей на гортань. Она коротко вскрикнула и стала задыхаться.

— Я задал тебе вопрос.

— Потому что я убил человека.

Акерман ослабил хватку и позволил Мэгги снова свободно дышать.

Она посмотрела на Маркуса, шокированная не пережитым нападением, а его ответом.

Ему хотелось объяснить, но он промолчал. Не в его силах было изменить прошлое, он мог только молить о прощении.

Акермана эта новость не удивила. Убийца словно знал ответ заранее.

— Мой отец дал мне один полезный совет. Всегда нужно завершать то, что начал. Сейчас я уйду, но помни: если ты согласен с моим отцом, то сможешь меня найти.

Маркус подался вперед.

— Ты никуда не уйдешь.

Акерман улыбнулся.

— Тебе придется научиться действовать лучше при нашей следующей встрече. Время игры истекло. — Без всякого предупреждения Акерман сделал сильный взмах рукой и перебросил Мэгги через ограду лестничной площадки.

Глава 51

Не веря своим глазам, Маркус смотрел, как Мэгги перевалилась через ограждение. Падая вниз, она издала крик, пронзивший ему сердце.

Через долю секунды Акерман дернул за черную нейлоновую веревку, привязанную к лодыжке Мэгги, используя перекладину ограждения как опору, чтобы остановить падение своей жертвы. Другой рукой он держал пистолет, не давая Маркусу подняться выше. Мэгги висела вниз головой всего в нескольких футах ниже него.

Маркус прицелился в точку между глазами убийцы, но выстрелить не мог. Если бы он даже попал в цель, Акерман отпустил бы веревку, и Мэгги упала бы, разбившись насмерть.

— Брось пистолет вниз, — велел Акерман.

Маркус колебался в поисках выхода. Акерман немного ослабил веревку, и Мэгги опустилась еще на фут.

— Подожди! — Не имея никаких других вариантов, Маркус бросил пистолет в ночную тьму.

Акерман удовлетворенно кивнул.

— До скорой встречи. — С этими словами он отпустил веревку и перепрыгнул с лестницы на крышу здания.

Мэгги полетела головой вниз к неминуемой гибели.

Маркус забыл об убийце, думая только о том, как спасти Мэгги. И ему удалось ухватиться за конец веревки в самый последний момент, когда он уже мелькнул за ограждением. Внезапная тяжесть навалилась на его плечи, когда веревка впилась ему в кожу, вырываясь из рук. Но он держал ее крепко.

Мэгги внизу раскачивалась, как маятник. Меняя руки, он изо всех сил подтягивал ее к себе, и вскоре она оказалась в безопасности на лестничной площадке. Он обнял ее крепче, чем когда-либо прежде обнимал кого-то. Она ответила на его объятия, и они растворились друг в друге.

Маркус подумал было броситься в погоню за Акерманом, но понимал, что убийцы уже и след простыл. Пока он обнимал Мэгги, весь мир, а с ним и события последних нескольких дней померкли в его сознании. В этот миг они были единственными людьми на земле.

Однако какая-то часть его сознавала, что Мэгги не забыла откровения, на которое его заставил пойти Акерман. Потому что я убил человека.

А еще он знал, что, пусть они и выжили в этой схватке, война еще далеко не закончена.

Часть четвертая. Волк в овечьей шкуре

Глава 52

— Если ты согласен с его отцом? Что это может означать? — спросил Эндрю.

Маркус только помотал головой.

Завершить то, что начал… Какое-то незавершенное дело. Что-то из детства? Его мозг был перегружен. Он не мог сосредоточиться. Ему необходимо было привести мысли в порядок.

— Пока не знаю, но думаю, мне удастся это понять. И давай не будем забывать, что у нас есть проблемы и помимо Акермана. Мы должны найти место, где сможем спокойно все обдумать. Просчитать следующий ход.

Эндрю кивнул в знак согласия.

— У меня есть на примете такое место. Отель в соседнем городке к востоку отсюда. Я очень хорошо знаком с его владельцем. Мы можем ему доверять. Там укроемся, отдохнем хотя бы пару часов, приведем себя в порядок и подумаем обо всем на свежую голову.

Идея пришлась по душе всем троим. Они решили, что джип Эндрю слишком бросается в глаза, поэтому сели в машину Алексея и покинули Ашертон.

Когда они подъехали к отелю, Эндрю вошел первым и переговорил со своим приятелем. Через несколько минут он вернулся с тремя ключами и аптечкой первой помощи.

— Встретимся через четыре часа и подумаем, как нам быть дальше.

Эндрю зашел в свой номер и закрыл дверь. Маркус уже вставил свой ключ в замочную скважину, но Мэгги остановила его.

— Почему бы тебе не зайти ко мне, Маркус? — спросила она.

Маркус пристально посмотрел ей в глаза. Он знал, чего она хочет. У нее накопились вопросы, на которые она должна получить ответы, чтобы успокоиться и отдохнуть.

Он вошел в ее номер и сел на кровать. Мэгги заперла за ним дверь. Потом какое-то время колебалась, словно вопрос, который она собиралась задать, мог изменить все в их отношениях. Она прикусила нижнюю губу и, казалось, рассматривала возможность обойтись без лишних слов. Но нет, слова были необходимы. Он знал это так же хорошо, как и она.

Само по себе то, что она пригласила его в свой номер и осталась с ним наедине, говорило о многом. Даже услышав и увидев, на что он был способен, она не боялась его. Быть может, они все еще могли быть вместе? Он молился о том, чтобы это было возможно, о том, чтобы она поняла его.

После продолжительного молчания она пристально посмотрела ему в глаза, словно давая понять, что отшутиться от ее вопроса ему не удастся.

— Почему ты больше не служишь в полиции?

Глава 53

Маркус надеялся, что ему больше никогда не придется говорить о событиях той ночи. Рассчитывал начать все сначала и с чистого листа. Но он понимал, что, как бы далеко он ни уехал, ему никогда не удастся убежать от прошлого.

— Я был не просто копом. Я был детективом в убойном отделе. Одним из самых молодых в городской полиции. Делал успешную карьеру, создавал себе имя и все такое. Передо мной открывались широкие перспективы. Я раскрыл несколько громких дел. Мое имя упоминалось в газетах. Много работал, чтобы меня заметили, заслужил уважение. Но все изменилось, когда я взялся за это дело.

Маркус рассказал Мэгги о том, как он увидел закономерность в серии преступлений и озвучил свою теорию по поводу убийств, но никто в отделе не пожелал к нему прислушаться. Потом рассказал, как оказался на той улице в тот злополучный вечер.

— И что же там произошло?

— Согласно моей теории, это был район, где предполагаемый серийный убийца должен был нанести следующий удар. Я не был до конца убежден в этом, но у меня не оставалось никаких других версий, и я не мог заставить себя не думать об этом деле. И тогда я сам отправился патрулировать район. Идея показалась мне не хуже и не лучше, чем все остальные. — Он сделал паузу, словно не был уверен, стоит ли продолжать. — Хотя на самом деле это было не так. Меня толкала вперед не одна только интуиция. Странным образом я знал, что именно там убийца совершит новое преступление. Я просто… нутром чувствовал это. — Он потер крестик, висевший на цепочке у него на шее. — Я шел вдоль той улицы, когда услышал крик, который никогда не забуду…

* * *

Маркус внимательно огляделся по сторонам на пустынной улице. Эта пустота перекликалась с тем, что было у него внутри. Он поражался тому, как можно жить в восьмимиллионном городе и оставаться настолько одиноким. Но, заглянув в себя поглубже, понял, что это было не просто одиночество, а нечто большее. Это была пустота, и он переставал ее ощущать, только раскрыв очередное дело. Мозгоправам было бы чем заняться.

Прихлебывая кофе, он продолжал идти по темной улице. Пытался взглядом проникнуть в глубокие тени по углам.

— Ты же где-то здесь, правда? — чуть слышно произнес он.

А потом услышал крик. Этот звук невозможно было описать. Маркус никогда не слышал такого страдания, такого страха в чьем-либо голосе. Крик отдавался у него в душе, вызывал в памяти лица погибших. Он подумал о жертвах убийств, которые расследовал. Но никогда еще ему не приходилось оказаться на месте преступления в момент его совершения, во время смерти человека.

Его работа, в отличие от работы полицейских в книгах и фильмах, не состояла из сплошных перестрелок и погонь на автомобилях. Ему доводилось доставать оружие считаное число раз, и еще никогда не приходилось пускать его в ход. Но он знал, что в случае необходимости сможет использовать его со смертоносной, пугающей точностью.

Стаканчик с кофе выпал из его руки, и жидкость растеклась по мостовой. Он вынул из кобуры пистолет и побежал к ближайшему переулку, пытаясь определить место происхождения крика.

Другим концом переулок упирался в изолированную с остальных сторон парковку. Слева располагался заброшенный дом. Окна были заколочены досками, стены покрывали граффити. Поблекшие буквы на вывеске сообщали, что раньше здесь находился бар «Голубая устрица».

Разглядывая прилегавший к стоянке район, Маркус фиксировал все детали. Самой поразительной из них был длинный белый лимузин в самом центре парковки. Появление летающей тарелки в таком квартале показалось бы менее удивительным.

Из-за лимузина послышался мужской голос:

— Куда это ты направилась? Мы еще не закончили.

Женский голос закричал:

— Нет! Не надо! Пожалуйста!

Маркус быстро обежал вокруг автомобиля. Сзади парковку ограждал сетчатый забор, и к металлу ограждения была тесно прижата женщина. Обнаженная, с многочисленными порезами по всему телу. Маркус узнал раны. Убийца любил резать своих жертв, когда насиловал их.

В нескольких футах от женщины стоял мужчина, голый ниже пояса, в левой руке он сжимал окровавленный скальпель.

Ярость охватила Маркуса, и перед глазами у него повисла красная пелена. Он не приказал мужчине не двигаться. Не поступил так, как его учили в академии. Вместо этого он бросился вперед, выбил скальпель из руки преступника и приставил ствол пистолета к затылку мерзавца.

В растерянности убийца шагнул вперед. Прежде чем он смог хоть как-то отреагировать, Маркус прижал его к ограждению и заломил его правую руку за спину. В одно мгновение наручник защелкнулся на кисти мужчины. Затем то же самое Маркус проделал с его левой рукой.

— Какого дьявола вы здесь делаете? Кем вы себя возомнили? — подал голос убийца.

Маркус отошел назад, нацелив пистолет ему в затылок. Затем перевел взгляд на женщину.

— С вами все в порядке? — спросил он и тут же отругал себя за глупейший вопрос. — Я имею в виду, можете ли вы идти?

Срывающимся голосом, сквозь всхлипы она ответила:

— Да. Спасибо. Слава богу, что вы здесь оказались.

— Все будет хорошо. Теперь вы в безопасности. Берите свою одежду и найдите место, где можно присесть. Я вызову скорую помощь. Вам больше ничего не угрожает.

— Вы за это ответите. Вы хоть знаете, кто я такой?

Маркус снова переключил внимание на убийцу. Сердце стучало в его груди, как товарный поезд на стыках рельсов. Ситуация осложнялась.

Преступник не думал, что его узнали, но он ошибся. Джон Маврос. Сенатор Джон Маврос. Маркус осознал, что только что защелкнул наручники на обладавшем немалой властью сенаторе, члене семьи, обладавшей еще большей властью. Фамилия Маврос сразу же вызвала ассоциации с могущественными кланами Кеннеди и Рокфеллеров.

Во что я вляпался на этот раз?

— Вы имеете право хранить молчание. Все сказанное вами может быть использовано против вас в суде.

— Я сенатор. Позвоните своему непосредственному начальнику или комиссару полиции. А еще лучше будет, если вы позвоните мэру. Я дам вам номер.

— У вас есть право на присутствие адвоката при допросе. Если вы не можете позволить себе услуги адвоката, его назначат бесплатно.

— За это вам крепко достанется. Вы считаете себя большим героем, но когда я с вами покончу, вы станете бездомным, безработным и нищим.

— Вы хорошо поняли каждое из прав, которые я вам зачитал? А теперь, учитывая эти права, вы все еще желаете говорить со мной?

— Или есть вариант получше. Мы повесим на вас все убийства, и вы будете гнить в тюрьме до конца своей жалкой, ничтожной жизни.

Маркус медленно повернулся и встал с ним лицом к лицу.

— Не двигайтесь с места, — сказал он, и теперь его палец лежал на спусковом крючке.

— Послушай, сынок, ты сейчас намного превышаешь свои полномочия. Я не окажусь в тюремной камере. Могу тебе это гарантировать. Позвони своему шефу. 555-2368. И ты сэкономишь всем нам время и избавишь нас от лишних хлопот.

Мысли проносились в голове Маркуса со скоростью штормового ветра. Он перепроверял самого себя, оценивал каждое свое действие. Может ли то, что он толкнул Мавроса на ограду и выкрутил ему руки, считаться грубым обращением с подозреваемым? Он вспомнил не внушавшие оптимизма истории. Например, когда полицейский, вытащивший человека из машины перед самым взрывом, попал под суд, поскольку спасенный им сломал ключицу, когда его избавляли от верной смерти.

Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

— Отлично. Давайте позвоним шефу.

Он достал из кармана сотовый телефон и набрал номер, продиктованный Мавросом. Начальник полиции ответил — Маврос знал его номер наизусть. Маркус представился шефу и рассказал ему о том, что произошло.

После недолгого молчания шеф спросил:

— Значит, ты никому не сообщил о случившемся?

— Нет, сэр… Пока никому.

— Прекрасно. Нам по-настоящему повезло. Ты правильно поступил, позвонив сразу мне. Оставайся на месте. Я сам скоро приеду туда и во всем разберусь. Можешь держать его на мушке, если хочешь, но наручники сними. И будь вежлив.

— Быть вежливым? Сэр, о чем вы говорите? Мне наплевать, кто он. Для меня важно, что он из себя представляет. Он серийный насильник и убийца.

— Я отлично это знаю, черт возьми… Не только я, но и многие другие. И ты поступишь точно так, как поступили бы на твоем месте все мы. А если не подчинишься, эта ночь станет для тебя последней. Понимаешь, о чем я? Ты возьмешь деньги и сделаешь вид, что смотрел в другую сторону. Все женщины, которых он убил, были проститутками. Неужели ты хочешь разрушить свою жизнь из-за какой-то шлюхи? Если продолжишь настаивать на своем, он выйдет сухим из воды, а ты будешь опозорен или вовсе станешь трупом. Веди себя по-умному, сынок. Все зависит от того, как на это посмотреть. Это великолепная возможность для тебя. Считай, что выиграл в лотерею. Ты и я. Мы оба выиграли.

— Мне не нужны его деньги.

— Тогда не бери денег, но и жизнь свою не губи. Он над законом. Если ты…

Маркус нажал отбой. Потом посмотрел на лимузин. Жертва сидела на асфальте у одного из колес. Прижав колени к груди, качалась взад-вперед и хлюпала носом, напоминая испуганного зверька. Их взгляды встретились. Страх не исчез из ее глаз. Она молча умоляла его, просила сделать этот мир снова безопасным. Его сознание наполнили видения трупов других жертв и их мертвых глаз.

— Не вини себя ни в чем, сынок, — сказал Маврос. — Ты больше ничего не можешь сделать. Я — неприкосновенный. — Голос убийцы звучал так, словно доносился из кошмарного сна.

Маркус повернулся лицом к монстру.

— Неприкосновенный? Только не этой ночью. — Он поднял пистолет и всадил Мавросу пулю между глаз.

Глава 54

В номере наступила тягостная тишина. Было так тихо, что Маркус подумал, не оглох ли он. Он не смотрел на Мэгги. Не хотел увидеть на ее лице отвращение или страх. Потом повернулся и встретил печальный, но сочувственный взгляд. В нем не было осуждения или презрения, чего он боялся.

Она протянула руку и положила ладонь ему на плечо.

— Что случилось потом?

— Семья сенатора не желала огласки, которая вызвала бы неизбежный скандал. Они слишком дорожили своим добрым именем, а потому замяли дело. От жертвы они откупились. Она была бедной девушкой из Бронкса. На нее свалилось столько денег, что даже ее правнукам обеспечено безбедное существование. И кто бы мог винить ее в этом?

Мэгги понимающе кивнула.

— Что касается меня, то мне дали возможность, избежав суда, уйти в «досрочную почетную отставку», как это у них называется. Мне тоже предложили крупную сумму, чтобы я гарантированно держал рот на замке. И… я взял деньги. Немного оставил себе, но большую часть пожертвовал на благотворительность. Мне показалось неправильным получить плату за свои грехи, хотя именно так многие люди сколачивали состояния. Вот и вся моя грустная история.

В комнате еще на несколько минут воцарилось молчание. Он даже не пытался представить себе, о чем сейчас думала Мэгги.

— Ты поступил правильно, — наконец сказала она.

Ее реакция шокировала Маркуса.

— Я хладнокровно убил безоружного человека. Я — убийца. — Он произнес эти слова обреченно, словно уже никогда не мог рассчитывать на прощение. Или, по крайней мере, никогда не простил бы себя сам.

— Ты спас ту девушку и многих других, которые могли стать жертвами после нее. Это он был хладнокровным убийцей, а не ты. Он был монстром. И заслужил куда более сурового наказания, чем получил.

Он недоверчиво покачал головой. Лицо его покраснело.

— Но ведь Маврос не собирался стрелять в нее или напасть с ножом в руке. Он стоял там совершенно беззащитный, с руками, скованными за спиной. Я убил его, точнее, казнил, как палач, работающий на мафию. Мне следовало арестовать его и доставить в участок. Но я этого не сделал. Я убил его. Меня должны были посадить за это в тюрьму.

— Но ты же знаешь, что он сразу же вышел бы на свободу. Ты не дал ему убить ту девушку, но как насчет следующей жертвы и других после нее? Ему бы все сошло с рук, и так продолжалось бы до тех пор, пока кто-то вроде тебя не остановил бы его.

— Я должен был обратиться в прессу или, быть может, в ФБР. Мог заставить действовать мой отдел.

Мэгги пренебрежительно хмыкнула.

— Во-первых, он наверняка имел влиятельных друзей в ФБР, а прессу попросту подкупал. Во-вторых, если он был настолько всемогущим, каким ты его изобразил, он смог бы замести за собой следы или замять дело. Даже если бы эта история всплыла в прессе и повредила его репутации, при самом неблагоприятном развитии событий он бы не переизбрался в сенаторы, только и всего. Это в худшем случае для него и в лучшем для тебя. Гораздо более вероятно, что через некоторое время тебя нашли бы мертвым, как и других его жертв. Ты поплатился бы за то, что слишком много знал. Или ты мог просто исчезнуть, и тебя никто никогда бы не увидел. Иногда надо поступать так, как считаешь правильным, даже вопреки мнению других людей.

Он снова потер крестик, висевший у него на шее. Но теперь это движение не было безотчетным.

— В Библии сказано «не убий». Там не написано «не убий, разве только человек, которого ты хочешь убить, действительно этого заслуживает». Я уже не знаю, что и думать. Не знаю, что правильно, а что нет. — Его глаза покрыла влажная пленка. Казалось, дамбу вот-вот прорвет и он разрыдается.

Мэгги не сказала больше ни слова, просто протянула руки и обняла его.

Они вместе устроились на постели. Маркус по-прежнему не мог простить себя, но сейчас ему хватало прощения Мэгги. И они держали друг друга в объятиях, пока обоих не сморил сон.

* * *

Маркусу не снилась последняя ночь его службы в полиции. Ему снился Ашертон. Только в его сне он был странным и искаженным. Небо окрасилось в оранжевый цвет, посылая на город необычное сияние. Его окружала пустыня, а городские здания приобрели тревожащие душу формы. Он стоял на окраине и смотрел на разверзшуюся перед ним огромную пропасть.

Пропасть была настолько широкой, что ее противоположный край оставался невидимым человеческому глазу. Туман покрывал бездну. Вспышки света и электрические разряды пронизывали облака, низко нависшие над пропастью, скрывая ее глубину и ее тайны. Туман поднимался и опадал, как волны, пробегавшие по поверхности необъятного океана.

И чем дольше он смотрел, тем меньше пелена напоминала обычный туман и тем больше представлялась эфемерной субстанцией, которую невозможно было по-настоящему постичь в рамках нашего земного существования. Это была огромная вращающаяся масса, целенаправленно и неумолимо приближавшаяся.

Он бросил взгляд назад на Ашертон. Шериф со всеми своими помощниками перемещался от центра города в его сторону странной шаркающей походкой, напоминая толпу живых мертвецов. К ним присоединились Акерман и Маврос. Они подходили все ближе и ближе. Их глаза горели красным огнем, словно они явились прямо из ада и собирались утащить его туда за собой.

Он снова повернулся к пропасти и заметил лестницу, ведущую в неведомые глубины. Мир казался перевернутым вверх дном, вывернутым наизнанку. Толпа демонов подходила все ближе, и он решил спуститься по лестнице в неизвестность. Когда он начал спуск, мир содрогнулся от мощного землетрясения. В небесах гремел гром. Он чувствовал, что его тащит или тянет куда-то в другой мир, в место, далекое от боли, печали и слез.

А потом он проснулся. Гром, который он слышал во сне, на самом деле оказался стуком в дверь. Маркус тут же встал, подошел к двери и вынул пистолет. Он не стал смотреть в глазок. Вместо этого, низко пригнувшись, посмотрел в окно. Потом окончательно стряхнул с себя остатки сна и открыл дверь.

В глазах Эндрю читалась тревога.

— Пора, — сказал он.

Глава 55

Втроем они восстановили события последних нескольких дней и попытались найти ключ к пониманию плана шерифа. Обсудили все возможности, но ни одна из них не казалась реальной. Единственной достоверной информацией, которой они располагали, были слова, что случится нечто важное и именно в этот день. Но перед ними все еще оставалось бескрайнее море вероятностей, и им никак не удавалось сократить зону поиска.

Маркус ощущал себя рыбаком, решившим поймать белую акулу на обычную леску.

— У меня появилась идея, — сказал Эндрю. — Она очень простая и подразумевает прямой подход к делу. Вспомнил тут старую, не слишком политкорректную поговорку, которая звучит примерно так: если не уверен, выбей то, что тебе нужно.

Маркус сначала только усмехнулся, но потом его мозг включился в работу. Он приподнял брови и сказал:

— Они должны были оставить кого-то в участке.

Эндрю кивнул.

— Выглядело бы слишком подозрительно, если бы они этого не сделали. Кроме того, у них должен быть кто-то в соседнем районе на случай появления Акермана. Кто бы это ни был, он явно будет настороже. Как нам попасть в участок без стрельбы?

Он посмотрел на Мэгги, и Эндрю последовал его примеру. Взгляд Мэгги метался от одного к другому.

— Не знаю, что вы задумали, но уверена, мне это не понравится.

Эндрю улыбнулся.

— Ты когда-нибудь использовала блэкджек?

* * *

Вскоре они отправились в дорогу. Маркус вспоминал свой последний сон об Ашертоне и о ступенях, которые вели в неведомые глубины. У него возникло ощущение, что он и сейчас продолжал спускаться по ним, но только уже не шел, а бесконтрольно скатывался. Ему всегда было трудно разобраться, двигался ли он быстро в нужном направлении или мчался неверным путем со скоростью, не оставлявшей никакой надежды, что он остановится, прежде чем ударится о землю. В большинстве случаев ему приходилось лишь наслаждаться падением, приготовившись к удару.

Когда он был моложе, опасность и скорость были источником возбуждения и даже нравились ему. Однако позже, осознав последствия прыжка вперед головой, он стал относиться к скорости с осторожностью. Большая скорость была предвестником более сильного удара. А уж удар никак нельзя было назвать чем-то забавным.

Со временем, когда он стал все чаще задумываться о смерти, скорость перестала доставлять ему удовольствие и начала пугать его. Сейчас они двигались на большой скорости, и он определенно испытывал страх.

* * *

Когда они прибыли к офису шерифа, Мэгги поспешно вбежала внутрь.

Помощник шерифа, оставленный на дежурстве, вскочил, увидев ее стремительное появление в дверях.

— Что происходит, Мэгги? Что случилось? — спросил он с сильным южным акцентом.

— Он гонится за мной! Преследует по пятам.

Дежурный подошел к ней и вынул пистолет. Заставил ее для безопасности встать у него за спиной, а потом выглянул в окно.

— Но я не вижу…

Мужчина рухнул на пол, потеряв сознание.

Мэгги стояла позади него с блэкджеком — небольшой дубинкой, рассчитанной на то, чтобы нанести максимальный ущерб противнику.

Глава 56

— Кто будет хорошим, а кто плохим полицейским? — спросил Эндрю.

Маркус скривился.

— Брось, мы же не станем использовать этот старый трюк?

— Почему бы и нет?

— На дворе двадцать первый век. Мы с тобой два умных, творческих парня. Уверен, мы сможем придумать что-нибудь получше игры в хорошего и плохого полицейского. И в тысячу раз эффективнее.

— Надо доверять классике. Этот прием такой старый, потому что он работает.

— У меня другая идея.

— Надеюсь, хорошая. Мы не можем тратить на это слишком много времени. Если мы не расколем этого парня, наши возможности будут исчерпаны.

Маркус смерил Эндрю взглядом, полным холодной уверенности.

— Мне нужно всего десять секунд.

Помощник шерифа сидел, привязанный к стулу, в комнате для допросов, его заведенные за спину руки сковывали наручники. Он все еще был без сознания, но настал момент, когда он должен был очнуться и ответить на пару вопросов. Маркус узнал в нем одного из участников группы, побывавшей в доме Брубейкеров. Воспоминание об этом помогло укрепить его решимость и облегчило то, что ему предстояло сделать.

Он окатил помощника шерифа холодной водой из пластмассовой корзины для мусора. Мужчина дернул головой и открыл глаза. Но он еще не полностью вернулся к реальности, а потому Маркус решил помочь ему прийти в себя окончательно. Сильная пощечина вывела полицейского из ступора быстрее, чем нюхательная соль.

— Какого дьявола!

Маркус кружил вокруг него, как акула перед нападением. Времени на предисловия он не тратил.

— Нам известно, что шериф задумал на сегодня нечто важное. И ты расскажешь нам, что именно.

Помощник шерифа молчал с выражением вызова, исказившим его лицо.

Маркус повторил вопрос, но опять не получил ответа и удовлетворенно кивнул.

— Я догадывался, что ты можешь повести себя подобным образом. — Встав у дежурного за спиной, он достал принадлежавший ему девятимиллиметровый пистолет, проверил обойму и загнал в ствол патрон. Потом заглянул дежурному в глаза и решительно произнес:

— Я буду считать с десяти. И если, когда я дойду до нуля, ты не скажешь мне то, что я хочу знать… я разнесу тебе башку.

Помощник шерифа пытался держаться, хотя был заметно шокирован.

— Ты ждешь, что я клюну на эту дешевую уловку? Ты не сможешь так просто меня застрелить.

Маркус подошел ближе и процедил сквозь сжатые зубы:

— Почему же не смогу? Это станет лишь повторением того, что ты и твои приятели сделали с Брубейкерами.

У полицейского округлились глаза. Он смотрел на двустороннее зеркало в комнате для допросов, словно искал там помощи.

Встав перед ним во весь рост, Маркус начал:

— Десять.

— Хватит шутить. Ты не можешь так со мной поступить.

— Девять.

— Послушай, это всего лишь моя работа.

— Восемь.

— Он мой босс. Тебе нужен только он.

— Семь.

— Он мне ничего не рассказывает. И я…

— Шесть.

— У меня нет нужной тебе информации. Я ничего не знаю.

— Пять.

— Ты не сможешь застрелить безоружного человека.

Образ сенатора Мавроса, стоявшего перед ним с наглой улыбкой, промелькнул в сознании Маркуса. Он поежился, но не думал, что помощник шерифа заметил это.

— Четыре.

— Он сам убьет меня, если я тебе что-то скажу.

— А я убью, если не скажешь. Три.

— Пожалуйста, не делай этого.

— Два.

Маркус выстрелил из пистолета. Пуля просвистела не более чем в двух дюймах от левого виска дежурного.

— НЕТ! Хорошо, хорошо, твоя взяла. Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать.

Теперь Маркус посмотрел на двустороннее зеркало, за которым находилось помещение для наблюдателей, и подмигнул Эндрю и Мэгги.

— Слушаю тебя, — сказал он, возвращаясь к своей роли.

— Объектом будет Пол Филипс.

— Кандидат в президенты? — Он не ожидал услышать об убийстве столь известного политика, но в последнее время его уже ничто не удивляло.

— Филипс негодяй. Он пытается устранить конкурентов. Это его метод. Он нарыл кое-что на нашего шерифа. Что связывает его и его деятельность с очень высокопоставленными людьми. Речь идет о самом…

— Мне известно о президенте Джеймсоне.

У помощника шерифа чуть глаза не вылезли из орбит. Но он продолжил, ничего не ответив на заявление Маркуса, что само по себе уже было ответом.

— Филипс считает, что сможет извлечь из этой информации политическую выгоду. Но не понимает, что ему не дадут дожить до этого момента. Вот и вся история.

Маркус кивнул. Наиболее влиятельные люди часто оказываются в самой отчаянной ситуации. Ведь с высоты их положения падать особенно больно. И они сделают что угодно, убьют кого угодно, лишь бы сохранить имеющуюся власть или приобрести еще большую.

— Где это должно произойти?

— В Сан-Антонио. Во время произнесения речи. Они хотят сделать это публично и всех шокировать. Будут стрелять из мощной винтовки в голову.

— Где будет располагаться стрелок?

— Понятия не имею.

Маркус послал еще одну пулю совсем рядом с головой дежурного.

— Клянусь. Я не знаю. Зато знаю, кто будет стрелять.

Маркус уже знал ответ.

— Шериф, — сказал он за полицейского.

— Да. Он никому не доверил бы такое важное дело. Филипс может сколько угодно строить из себя ангела, пытающегося привлечь к правосудию злодеев, но на самом деле он хуже любого из них. Он лгал, мошенничал и даже совершал кражи, чтобы стать тем, кто он есть сегодня, и от этого пострадало очень много людей. Шериф считает, что Филипс убийца.

Маркус поднял брови.

— Что он имеет в виду?

— Шериф нашел доказательства того, что Филипс часто встречается с проститутками. Пару лет назад, когда его карьера пошла вверх, одна из них увидела в этом шанс разбогатеть. Она попыталась шантажировать Филипса. В следующий раз, когда ее увидели, она была уже распухшим от воды трупом, выброшенным на берег Миссисипи. Не надо быть математиком, чтобы сложить два и два в этом деле. А шерифу удалось связать его еще с несколькими смертями, произошедшими при таинственных обстоятельствах. И этот человек собирается стать следующим президентом Соединенных Штатов Америки. Шериф этого не допустит. Он видит в этом возможность избавить мир от коррупции на самом высоком уровне. Когда станет известно о прошлом Филипса, это заставит многих людей внимательнее присмотреться к тем, кто управляет нашей страной.

Маркус кивнул, снова поразившись тому, что его уже ничто не могло шокировать.

— А как насчет нашего нынешнего президента? Что обнаружат люди, если начнут рыться в его грязном белье? Шериф не может убить всю страну.

В глазах дежурного вспыхнуло возмущение.

— Президент Джеймсон великий американец и великий человек. Он все делает во имя правды и справедливости. Он старается вернуть эту страну к идеалам отцов-основателей, отнять власть у тех, кто попирает эти идеалы. С нашей помощью он сделает страну снова великой.

Маркус сдержал желание добавить к его словам остроумный комментарий. Не было смысла спорить с фанатиком.

— Уверен в этом, — только и сказал он. — Есть что-то еще, о чем мне нужно знать?

Лицо полицейского искривилось в мстительной ухмылке.

— Да, — процедил он. — Они собираются повесить убийство на тебя.

* * *

Вот почему я был нужен шерифу живым… Я должен стать козлом отпущения. Но и эта новость не произвела на него впечатления. Он больше не удивлялся тому, что с ним происходило, и не испытывал жалости к себе. Он просто плыл по течению, принимая удары и ожидая подходящего момента, чтобы нанести удар самому.

— Первоначальный план, — продолжал помощник шерифа, — состоял в том, чтобы подставить Акермана. Именно для этого его и приберегали. Он очень вовремя оказался в нашем округе. Шериф поймал его. Это сработало бы отлично. Красота плана заключалась в том, что не потребовалось бы никаких объяснений, никто не стал бы задавать лишних вопросов. В конце концов, всем известно, какой псих этот парень. Нетрудно было бы поверить, что он захочет убить кандидата в президенты после всех тех людей, которых прикончил. Но когда ты позволил Акерману сбежать, план пришлось менять. Шериф сделал несколько телефонных звонков, немного покопался в твоем прошлом и узнал, что ты сделал в Нью-Йорке. Пусть дело и замяли, не требуется большого труда, чтобы найти старые скелеты в шкафу. Его друзья в Нью-Йорке собрали достаточно информации и смогут пролить свет на случившееся. Тебя изобразят эдаким ангелом-мстителем. Сбившимся с пути молодым человеком, желающим избавить мир от всех грязных политиков. Точно так же, как ты расправился с тем сенатором в Нью-Йорке. Замечательно еще и то, что шериф может представить доказательства преступлений Филипса и заставить всех поверить, что ты случайно узнал обо всем этом и решил опять взять правосудие в свои руки. Все будет чисто, комар носа не подточит, как и любит шериф. Ты — прекрасный козел отпущения. Даже лучше, чем Акерман.

Маркуса вновь охватил гнев. Его взбесило не то, что шериф собирался повесить на него преступление, а то, что люди, подобные шерифу, всегда в таких случаях выходили сухими из воды. Но только не в этот раз. Со мной этот номер не пройдет. Он почувствовал, что теряет контроль над собой.

Маркус наклонился к самому лицу дежурного, на котором играло подобие улыбки.

— А если случится так, что я буду ужинать в переполненном ресторане, посетители которого подтвердят, что я находился очень далеко от места преступления? Или обращусь в газеты? Что, всем этим людям тоже придется исчезнуть?

— Таковы правила игры.

Маркус приставил пистолет ко лбу полицейского. Глаза у помощника шерифа расширились от страха.

Маркус склонил голову набок и напряг шею.

— Я не играю ни в какие игры.

Его собеседник закричал.

За тебя, Аллен. Он спустил курок. Крик оборвался.

Эндрю ворвался в комнату и уставился на них, не веря собственным глазам. Маркус сунул пистолет за ремень брюк.

Боек ударил в положенное место, но выстрела не последовало: он вставил всего два патрона в пятнадцатизарядную обойму.

Маркус заметил, что полицейский обмочил штаны.

— Сладких снов. — Он достал блэкджек, нанес помощнику шерифа удар по затылку и вернул его в мир грез.

Глава 57

При виде грязного номера в мотеле у Мэгги мурашки поползли по спине. Это было место, которое обычно снимали на час, а не на сутки. Убогие зеленые обои на стенах, зеленоватый цветочный узор на покрывале, телевизор, у которого не было пульта управления и программы приходилось переключать поворотом ручки. Ремонт здесь не делали еще с семидесятых. Она невольно подумала, что тогда же, наверное, и в последний раз стирали постельное белье. Ей казалось, что она видит тысячи крошечных насекомых, копошащихся в матраце под простынями, в каждом темном углу комнаты. Она решила, что будет спать в одежде и обуви, если вообще заставит себя лечь.

Маркус спал на кровати, прикрыв рукой лицо, и дышал глубоко и размеренно. Его явно не тревожили мысли о клопах, блохах и вшах. Быть может, в сложившихся обстоятельствах это не должно было беспокоить и ее, но все же беспокоило.

Она сидела в кресле и смотрела на него. Пыталась представить себе, что может произойти между ними, когда вся эта ситуация придет к завершению. Сможет ли Маркус когда-нибудь простить себя? Она считала, что тогда в Нью-Йорке он поступил правильно, но знала, что не убедила его. Он имел ужасную привычку наваливать себе на плечи все мировые проблемы. Вопреки его спокойствию и внешнему облику крутого парня, она понимала: в глубине его души таилась невыносимая боль.

Не убирая руки, Маркус сказал:

— Я не могу спать, когда ты так пристально на меня смотришь.

Как же он…

— Почему бы нам просто не обратиться в прессу? — спросила она.

— Во-первых, ты не можешь просто так прийти с улицы и выступить по общенациональному каналу с заявлением, что президент собирается избавиться от конкурента посредством заказного убийства. Во-вторых, даже если бы нам удалось выступить по телевидению или найти нужного журналиста, у нас нет никаких доказательств. Кто нам поверит? Они смогут дискредитировать нас, облить грязью, чтобы потом замести все под ковер, прежде чем утренние газеты поступят в продажу. В-третьих… Я не хочу больше никого подвергать опасности.

— А как насчет интернета? Мы смогли бы по крайней мере сообщить об этом.

Он усмехнулся.

— Еще одна теория заговора? В интернете полно таких историй.

Она немного поколебалась.

— Мы можем сбежать.

Он сел на кровати и посмотрел на нее. Она подошла и села рядом.

— Мы можем уехать далеко-далеко. Можем пересечь границу и больше не возвращаться. Через пару дней окажемся в стране, откуда нет экстрадиции. Ты не обязан ничего делать.

Он отвел глаза и уставился в стену. Какой-то момент прошел в полном молчании.

— Если мы ничего не сделаем, то кто сделает? Перед тем как умереть, Аллен Брубейкер сказал мне: «Для торжества зла достаточно, чтобы хорошие люди бездействовали». — Он еще некоторое время помолчал, а потом посмотрел ей в глаза. — Я собираюсь кое-что предпринять. Иногда дело не в том, добьешься ты успеха или нет. Необходимо заявить о себе, сделать так, чтобы с тобой считались. И при этом знать, что поступаешь правильно. Я лучше умру, защищая то, во что верю, чем буду жить, отворачиваясь.

И снова между ними повисло молчание. Но никто из них не отвел глаза.

— А ты знаешь, что это можно считать нашим третьим свиданием? — спросила она. — На втором свидании целуются. А что делают на третьем?

На его лице появилась широкая улыбка. Она больше не колебалась, схватила его за воротник рубашки и прижала к себе.

Их поцелуй стал подобием взрыва. Его руки ласкали ее плечи и спускались вниз по обнаженной коже. Каждое прикосновение отдавалось в ней электрическим разрядом.

Она прильнула к нему и ощутила твердость его тела. Сердце ее бешено стучало. Тепло разлилось по ней, охватив все ее существо. Она запустила ладони под его рубашку. Ей хотелось…

В одно мгновение он исчез.

Мэгги услышала шум с другой стороны двери. Кто-то вставил ключ в замок. Она увидела Маркуса на полу перед дверью. Он лежал на спине с пистолетом в руке. Его спокойствие и собранность в момент опасности поразили ее. Она не сразу поняла, что он собирается делать, но потом до нее дошло: незваный гость, зайдя в комнату, не станет целиться в пол.

Маркус все еще держал пистолет наготове, когда вошел Эндрю и от удивления сделал шаг назад. Маркус вскочил, выглянул в коридор и осмотрел двери других номеров, прежде чем запереться изнутри. После чего убрал пистолет, заткнув его сзади за брючный ремень.

— Скажи мне, что у тебя хорошие новости, — обратился он к Эндрю.

Мэгги в ужасе увидела, как в руках Эндрю появилась дубинка. Замахнувшись ею, он нанес удар по затылку Маркуса. Маркус обмяк и упал на пол.

Мэгги вскочила с кровати.

— Какого черта ты делаешь?

Эндрю окинул ее холодным взглядом.

— Игра окончена, Мэгги. Пора покончить со всем этим.

Глава 58

Маркус очнулся в каком-то темном тесном месте. Он еще не до конца пришел в себя и не мог понять, где находится. Ему вспомнились жуткие истории об эксгумациях, когда медицинские эксперты обнаруживали царапины на крышке гроба. Он решил, что погребен заживо. Ему стало тяжело дышать, и его накрыла волна клаустрофобии.

А потом он понял, что лежит в гробу не один. Еще одно тело делило с ним узкое пространство. В голове у него стучало. Его тошнило. Этого не может быть.

— Маркус, успокойся. Это я, Мэгги.

— Где мы? — спросил он сдавленным шепотом.

— В багажнике машины Алексея.

Он стряхнул с себя оцепенение и постарался сфокусировать сознание. Теперь он ощущал запах резины и вибрацию машины на дороге. Он попытался пошевелиться, но почувствовал, как в запястья впились наручники.

— Что такое? Что случилось? Я помню, что мы были в мотеле… А потом я очнулся здесь. Постой… Помню, как вошел Эндрю… А потом вдруг стало темно.

— Эндрю нас предал.

Эта простая констатация факта не удивила его. Он с самого начала чувствовал, что с Эндрю что-то не так.

— Значит, он все это время нас обманывал?

— Не думаю. После того как он тебя вырубил, он рассказал мне, что позвонил моему отцу и заключил с ним сделку. Очевидно, после того, как было подтверждено участие в заговоре президента, Эндрю решил, что у нас нет ни единого шанса. И тогда он продал нас.

Его глаза постепенно привыкли к темноте, и он смог различить внутренность багажника и разглядеть смутные очертания тела Мэгги.

— Что нам делать, Маркус? Мой отец убьет тебя, после того как использует, а что он сделает со мной, я представить себе не могу.

— Не бойся. Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось. На тебе тоже наручники?

— Да.

— Ощупай пространство вокруг себя и постарайся найти что-нибудь, чем мы смогли бы воспользоваться.

— Я это уже сделала. С моей стороны ничего нет.

Он стал ощупывать поверхность рядом с собой руками и ногами, но безрезультатно. Должно быть, Эндрю вынул из багажника все, прежде чем кинуть нас сюда. Умно, ничего не скажешь.

— С моей стороны тоже ничего. Дай мне минуту подумать.

Он закрыл глаза. Различные идеи и сценарии пронеслись у него в голове. Он рассмотрел несколько вероятных результатов их нынешнего положения. Все они были печальны. Теснота багажника не позволяла ему проделать трюк, перенеся руки вперед. А с руками, скованными за спиной, он мало что мог противопоставить вооруженному противнику.

Ему нужно было понять, какие инструменты имелись в его распоряжении. Всегда ведь было что-то, какой-то минимальный фактор, упущенный противником и способный переломить ситуацию. Самым трудным было его найти.

В багажнике они располагали только тем, что было на них надето. С этого он и решил начать. Используя свою фотографическую память, он мысленно представил себе каждую деталь. Начал с ног. В уме разделил обувь на основные части и тщательно их проанализировал. Комбинировал их. Пытался придумать, как можно было бы использовать их против врага.

Проделав путь от ступней Мэгги до ее талии, он открыл глаза.

— Я перевернусь на бок, так чтобы мои руки оказались у тебя на поясе. — Он с трудом повернулся в тесном пространстве, но наконец оказался в нужном положении. Руками нащупал ремень ее джинсов и начал его расстегивать.

Она откашлялась и сказала:

— Не думаю, что сейчас подходящее время для этого.

— Доверься мне.

Глава 59

Свет заполнил багажник. Маркус почувствовал, как его грубо выдернули из него и швырнули на землю лицом вниз. Облачко пыли поднялось в воздух, когда он выдохнул. Он ощутил под мышками чужие руки, и его рывком поставили на ноги.

— Извини, Маркус, — сказал Эндрю. — Ничего личного.

— Ты прикинулся моим другом, а потом всадил мне нож в спину. Не представляю, что может быть более личным, чем это. Чтобы облегчить тебе муки совести, скажу, что я не совсем доверял тебе с самого начала. Просто не был ни в чем уверен. Но у меня не оставалось другого выбора, кроме как плыть по течению.

— Я не хотел, чтобы все так обернулось, но мы оба знаем, что есть сражения, из которых невозможно выйти победителем. И если ты не можешь победить…

— Да, да. Я уловил общую концепцию. Ты — предатель. Мы можем поскорее с этим покончить?

— Меня это вполне устроит.

Эндрю и еще один человек повели их под дулами пистолетов через плоский, почти пустынный участок земли, лишь местами поросший низкими корявыми кустами. Шериф стоял в паре сотен ярдов от машин. Повернувшись к ним спиной, он разглядывал лежавшую вокруг пустошь, сжимая в правой руке девятимиллиметровый пистолет с глушителем. В некотором отдалении кружила птица с темно-коричневым оперением. Справа от шерифа располагалась открытая могила.

Когда они приблизились, шериф повернулся к ним. На лице его было торжественное и мрачное выражение.

— Знаешь, сынок, ты не перестаешь меня удивлять. Большинство людей уже давно бы все бросили, но только не ты. Ты восстал против сил, намного превосходящих тебя, прошел через огонь и вышел с другой стороны. Ты замечательно сражался, сынок, и мне по-настоящему больно, что ты проделал весь этот путь лишь для того, чтобы потерпеть поражение.

Маркус смерил шерифа испепеляющим взглядом.

— Я не могу повернуть время вспять и вернуть к жизни всех ни в чем не повинных людей, вставших у тебя на пути, но я постараюсь сделать так, чтобы ты больше не причинил вреда никому.

Шериф покачал головой.

— Уверен в себе до конца. Я искренне сожалею обо всем случившемся. Но я хороший солдат, и у меня есть приказ. Иногда приходится делать трудный выбор, и жизни нескольких людей приносятся в жертву ради блага большинства. Как я тебе уже сказал, сынок, есть человек, которого мне необходимо убить. Но мне так же важно найти кого-то, кто ответит за убийство. Когда Акерман сбежал, петля затянулась на твоей шее. Значит, мы с тобой отправимся в Сан-Антонио.

Когда Маркус услышал слова шерифа, его сознанием овладела тревожная мысль. Если я еду в Сан-Антонио, то для кого же эта могила? Его мысли сразу же обратились к Мэгги.

Эндрю, очевидно рассуждавший таким же образом, спросил:

— В Сан-Антонио? Тогда зачем вы заставили привезти их сюда? — Он переводил взгляд с могилы на шерифа. — И кого вы собираетесь предать земле?

Маркус напрягся и приготовился одним прыжком загородить собой Мэгги, но потом сообразил, что, переживая за ее безопасность, упустил из виду другую возможность.

Эндрю перевел оружие с Маркуса на шерифа. Но шериф поднял пистолет с глушителем и три раза выстрелил в живот Эндрю.

Эндрю отшатнулся и захрипел. Потом попытался что-то сказать, но слова были неразборчивыми. Шериф всадил ему еще три пули в грудь, и Эндрю повалился на спину.

Маркус закрыл глаза и медленно выдохнул. Ярость. Боль. Сожаление. Его желудок словно завязался узлом. Столько смертей!

Шериф посмотрел вниз и сказал, обращаясь к мертвецу:

— Предатели всегда плохо кончают. — Он сам столкнул труп Эндрю в могилу, а потом спросил: — А с тобой что мне делать, Мэгги? Я знал, ты не одобряешь моих методов, но никогда не думал, что ты меня предашь.

— Ты — убийца, — сказала она шепотом.

Лицо шерифа не дрогнуло.

— Нет. Я солдат. И поверь, мы действительно ведем войну. Мне совсем не нравится, что моя жизнь повернулась именно так, но иногда и хорошим людям приходится совершать зло, если это необходимо. Нам всем приходится чем-то жертвовать, и я не исключение. Мне жаль, что вы двое вмешались в это дело. — Шериф отвернулся от них и устремил взгляд куда-то вдаль.

Маркус понимал, что он в последний раз взвешивает имеющиеся у него возможности. Знал и то, к каким выводам он может прийти. После гибели Пола Филипса будет начато расследование. Не только правительственными спецслужбами, которые можно контролировать, но и кем-то еще. Следователей может нанять семья Филипса. Вероятно, будет создан независимый сенатский комитет. Они сумеют отследить действия убийцы. Мэгги подвергнут допросу. Можно ли рассчитывать, что она будет хранить молчание? Если шериф ее спрячет, это вызовет ненужные вопросы. Безопаснее всего, если и она станет одной из жертв. Оставив ее в живых, он, не исключено, совершит роковую ошибку. Но неужели шериф способен убить собственную дочь?

Маркус понимал, что, как и в случае с Брубейкерами, ее связь с ним означала, что она должна умереть. Снова кровь на моих руках. Маркус знал, как будет вынужден поступить. Он поклялся никогда больше не убивать, но сейчас у него не было выбора. Уж не ищу ли я себе оправданий? Разве не так начал свое падение шериф? Падение по очень скользкому склону. Благими намерениями вымощена дорога в ад.

Потом он вспомнил Акермана и его болтовню о судьбе и предназначении. Может, Бог действительно иногда призывал праведников совершать ужасные вещи? Может, ему самой судьбой предназначено убить, чтобы спасти?

Этого Маркус не мог знать наверняка. Он был уверен только в одном: если ничего не предпринять, погибнет еще больше ни в чем не повинных людей.

Стоявший сзади помощник шерифа поднес пистолет ближе. Маркус почувствовал холодное прикосновение металла к затылку, как ледяное дыхание смерти.

Пора.

Приставить пистолет к нему было ошибкой. Противник только что сообщил ему точное положение своего оружия. При других обстоятельствах это бы мало что значило, особенно если бы пленник стоял со скованными сзади руками. Но так получилось, что пленник сумел освободиться, использовав язычок пряжки ремня в качестве отмычки. Затем он снова надел наручники на правую руку, но не защелкнул, чтобы в любой момент иметь возможность пустить ее в ход.

Шериф еще несколько секунд смотрел вниз, словно тщательно обдумывая следующие слова и действия. Наконец он сказал:

— Знаешь, в чем твоя проблема, Маркус? Ты постоянно колеблешься. Ты понимаешь, что следует делать, и в глубине души знаешь, какой путь правильный, но никак не можешь решиться пойти по нему.

Пристально глядя шерифу в глаза, Маркус ответил:

— Такого больше не случится. — И он неожиданно бросился на помощника. Стремительным движением нанес ему сильный удар в висок и выхватил пистолет. Когда помощник шерифа упал, Маркус прицелился. На этот раз он не колебался и всадил в шерифа шесть пуль. На груди у того проступили красные цветы.

Глаза шерифа сначала широко распахнулись от шока, но потом их выражение, как показалось Маркусу, смягчилось. Глаза шерифа словно говорили: «Я горжусь тобой». Он сделал шаг назад и упал в открытую могилу.

Глава 60

Маркус перевел ствол пистолета на помощника, но тот лежал без сознания после полученного удара.

Крики Мэгги ледяным ножом пронзили ему сердце. Он вспомнил ее последние слова, сказанные в багажнике автомобиля. «Если дойдет до того… я имею в виду… с моим отцом… Он сам выбрал свой путь. Я хочу сказать… Делай все, что считаешь нужным».

Но Маркус знал, что это всего лишь слова. Шериф оставался ее отцом независимо от того, что он сделал. Она могла бы его понять. Могла простить. Но в глубине души он осознавал, что с этого дня она всегда будет видеть в нем человека, убившего ее отца.

Постепенно ее крики утихли. Она тихо всхлипывала, прижав скованные наручниками ладони к лицу.

Маркус порылся в карманах помощника шерифа и вытащил пару ключей. Он надеялся, что наручники, которые надел на них Эндрю, были из офиса шерифа и ключи подойдут к ним. Если нет, придется воспользоваться все той же отмычкой, чтобы снять наручники с Мэгги и со своей левой руки. Для этого ему придется близко подойти к ней, а он не хотел сейчас ее тревожить.

Поворотом ключа он освободил левую руку и надел свои наручники на лежавшего без сознания помощника шерифа. Потом бросил ключ в пыль к ногам Мэгги, но она не взяла его. Она его словно не замечала.

Маркус посмотрел на расстилавшуюся перед ним безлюдную равнину, и его глаза наполнились слезами. Он снова совершил убийство. Вопросы и сомнения нахлынули на него. Был ли у меня другой выход? Неужели я действительно убийца? Потом он вспомнил о Брубейкерах. Если бы я убил шерифа тогда, осталась бы эта семья жива?

Он ненавидел себя. И за то, что сделал, и за то, чего не смог сделать. Он посмотрел на руку, все еще сжимавшую пистолет. Может, мне следует покончить с этим? Раз и навсегда. Может, мне просто нужно… завершить это… завершить начатое… Акерман.

Костяшки пальцев у него побелели — настолько сильной была его хватка. Он закрыл глаза. Что же не завершил Акерман?

Мысленно он просеивал все крохотные обрывки известной ему информации об убийце. Оставалось сожалеть, что он не может посмотреть официальное досье преступника и вынужден пользоваться данными, полученными из третьих рук.

Потом он сделал то, чего терпеть не мог. Он постарался проникнуть внутрь сознания Акермана, поставил себя на место убийцы.

Он всегда обладал способностью думать как убийца. Это был еще один его темный дар, заставлявший порой сомневаться в собственном душевном здоровье. Что я счел бы незавершенным?

Маркус мысленно вернулся к той их встрече, когда он впервые увидел лицо Акермана, и озарение нахлынуло на него, как обрушившееся на берег цунами. Он открыл глаза и посмотрел на Мэгги. Он знал, что ей нельзя пойти туда вместе с ним. Он подумал, не сказать ли ей, что он отправляется за Акерманом, но решил не делать этого. Развернулся и побежал к машине Алексея.

Позади он слышал голос Мэгги, просившей его остановиться, подождать.

— Ты же ничего не понимаешь, — крикнула она.

Но он понял все, что ему было нужно. Теперь он знал, куда направился Акерман. Он дал убийце уйти. Стал причиной стольких смертей. Но теперь он все исправит.

Глава 61

Акерман наблюдал за спящей супружеской парой. Такие спокойные, такие умиротворенные. Он потянулся и убрал прядь волос с лица женщины. Она пошевелилась, издала звук, похожий на кошачье мяуканье, но не проснулась. Глядя на них, он ощущал себя богом. Казался себе всемогущим. «Я дарю и я забираю».

Он включил свет в спальне и сказал:

— Просыпайтесь.

Мужчина мгновенно вскочил и потянулся за пистолетом, обычно лежавшим на прикроватной тумбочке. Глаза полицейского наполнились страхом, когда он понял, что оружия нет на месте.

Акерман направил на него обрез ружья.

— Вам известно, кто я такой?

— Ты выживший из ума сукин…

— Знаете, майор Стейнхофф, я рассматривал возможность сыграть в игру с вами двумя, но у меня есть миссия. Более важные дела, которые необходимо довести до конца. А потому отбросим все, кроме погони. Если вам известно, кто я такой, то вы понимаете, почему я здесь. Скажите, где она находится.

От окончательного осознания происходящего глаза майора Стейнхоффа широко открылись.

— Отправляйся к дьяволу в ад, сумасшедший мерзавец.

Акерман вздохнул с выражением отвращения на лице.

— Возможно, я туда и отправлюсь, но думаю, что сейчас вам лучше подумать о собственной душе. — Он перевел ствол обреза на жену Стейнхоффа. — Я ведь глазом не моргну, и вы это знаете.

— И что? Я должен поверить, что ты оставишь нас в живых, если я тебе все скажу?

— Послушайте, я сейчас совершенно другой человек. Я действительно не хочу вас убивать. Это не поможет в достижении моих целей. Хотите верьте, хотите нет, но вы должны понять: вы скорее умрете мучительной смертью, если не скажете мне то, о чем я вас прошу.

Взгляд Стейнхоффа стал жестким.

— Хорошо. Она содержится под охраной в больнице Пенроуз.

Акерман улыбнулся, но глаза его остались холодными.

— Видите, это было совсем нетрудно, не так ли? В какой палате?

— В 1408-й.

— Чудесно. Тогда поехали.

— Мы никуда не поедем.

— Не беспокойтесь, это будет короткая поездка в багажнике. Если вы говорите правду, у меня появятся гораздо более важные дела, чем вы двое. Но если вы лжете, мне придется лишить вашу жену некоторой части тела. И потом мы начнем все с начала. — Его слова на мгновение повисли в воздухе, а затем он спросил: — Так вы готовы ехать?

Стейнхофф колебался и смотрел на жену.

— Подожди. Она в новом корпусе Мемориальной больницы на северной окраине города. Здание еще не полностью достроено, но мы договорились, чтобы нам выделили палату на одном частично готовом этаже. Это пятый этаж. В какой именно палате, я не знаю. Ее охраняют мои лучшие люди. Они убьют тебя. Ты не сможешь и близко подойти.

— Я очень ценю вашу честность и заботу обо мне, но я все же рискну. Так что давайте прокатимся.

Глава 62

Маркус выжимал из седана даже больше того, на что был способен старый автомобиль. По дороге ему не встретился ни один полицейский, и он молился, чтобы удача сопутствовала ему и дальше. Он пытался снизить скорость, но знал, что она моментально снова увеличится под давлением наполнявших его тревоги и нетерпения. Так он ехал уже несколько часов. До Колорадо-Спрингс оставалось не очень далеко. Маркус надеялся, что догонит Акермана, — ведь убийца наверняка соблюдал скоростной режим.

Чуть раньше он увидел, как голубой цвет сменился разнообразными оттенками желтого и пурпурного, когда светило уступало свое место темноте. Ему оставалось только гадать, не станет ли этот закат последним в его жизни. Увидит ли он еще раз Мэгги? Он полагал, что нет. Когда все это закончится, ему придется бежать. Не только потому, что он убил офицера правоохранительных органов, но и потому, что слишком много знал. Могущественные люди позаботятся о том, чтобы эти знания умерли вместе с ним.

Он подозревал, что для большинства людей подобные мысли имели бы разрушительные последствия, но его они не слишком волновали. У него больше никого не осталось. Мэгги была его последней надеждой на нормальную жизнь. Но его мечта о будущем растворилась и вернулась туда, где зарождаются все мечты. Он надеялся, что кто-то другой проживет ту жизнь. Надеялся, что Мэгги обретет счастье, но знал, что никогда не сможет ей его дать. Он не в силах изменить то, что сделал. Он не сможет простить себя, а она никогда не сможет забыть.

Во время долгого пути он много думал о своей судьбе. Он считал, что Акерман прав. Они с ним двигались к лобовому столкновению, и рано или поздно их пути снова должны были пересечься. На самом деле он не был уверен, что ему придется скрываться от тех, кто стоял за шерифом. Он сомневался, что увидит свет следующего дня, но рассчитывал найти способ остановить Акермана.

Это не было местью, но, как он теперь понимал, речь не шла и о справедливости. Он просто хотел сделать так, чтобы больше ни одна живая душа не пострадала от рук Фрэнсиса Акермана. В его сознании здравый смысл взял верх над эмоциями. Пока Акерман жив, люди будут продолжать страдать, и это неоспоримый факт.

Впервые в своей жизни он выпустит на свободу притаившегося в нем монстра. Единственный вопрос занозой сидел у него в мозгу: станет ли он героем, как говорил Акерман, или будет уже слишком поздно?

Глава 63

Патрульный из Колорадо Трэвис Депаоло склонил голову набок, глаза у него закрылись, и роман в мягкой обложке выпал из рук. Он ощутил сильный удар по ноге и моментально проснулся, инстинктивно потянувшись за девятимиллиметровым пистолетом.

— Давай-ка не спи, дружок, — сказал его начальник Нельсон Джирард.

— Не знаю, сколько еще смогу выдержать. Этот парень сюда не вернется.

— А знаешь, что бы я сделал на его месте, Трэвис? Я бы подождал, пока все копы начнут так думать. Но пока нам приказано здесь дежурить, мы будем выполнять свою работу. И исходить из того, что этот парень прячется прямо за углом. Не забывай, кого мы охраняем.

— Так точно, сэр. Вы правы. Прошу меня извинить.

— Тебе не за что извиняться, сынок, но только держи глаза широко открытыми, понял?

— Так точно, сэр.

Мгновением позже Трэвис услышал шаги, эхом отдававшиеся по коридору недостроенного здания больницы. Он достал пистолет, но, увидев вошедшего, снова быстро убрал его в кобуру. Потом посмотрел на часы. Их вполне можно было проверять по визитам доктора Кэллоу.

Джирард кивком приветствовал врача, полного мужчину с густой седой бородой, но Трэвис заметил на лице шефа странное выражение.

— Никак не пойму, почему вы не позвали нас, чтобы открыть вам дверь? Как, черт возьми, вы сюда попали, док? — Джирард внимательно посмотрел на Трэвиса. — Это место вроде бы должно быть заперто со всех сторон.

Уловив в словах начальства намек, Трэвис подобрался и выпрямил спину.

— Я все проверил, босс, могу поклясться, что…

Подойдя ближе, доктор улыбнулся и пухлым пальцем поправил очки, вернув их на переносицу.

— Не надо так волноваться, Трэвис. Бригада рабочих как раз сегодня открыла новый туннель.

— Какой еще туннель? — спросил Джирард.

— А вам ничего не сказали? Поскольку это здание довольно удалено от остальных, необходимо обеспечить транспортировку пациентов из одного корпуса в другой. Совет директоров решил, что система туннелей, соединяющих корпуса, будет намного экономичнее крытых надземных переходов. Она принесет действительно большую пользу, когда ее полностью достроят. Мы сможем перемещать больных из одного отделения в другое так же легко, как если бы катили их по коридорам.

Джирард закрыл глаза и медленно выдохнул.

— Отлично. Интересно только одно. Какой гений из бригады строителей решил, что для меня подобная информация не представляет никакого интереса?

Доктор пожал плечами.

— Простите, но это уже не моя область. Как там наша подопечная?

— Последнее, что мне известно, это что она попыталась уснуть. Ее дочка только что ушла. — Джирард открыл перед доктором дверь.

Проведя с пациенткой несколько минут, доктор Кэллоу вышел из палаты и беззвучно закрыл за собой дверь.

— Я дал ей обезболивающее, чтобы она смогла поспать. Уже совсем скоро она полностью оправится и сможет уехать отсюда.

Джирард кивнул.

— Спасибо, док. Собираетесь домой? Вы выглядите уставшим.

— Да, достаточно волнений для одного дня. Увидимся завтра.

Ботинки доктора простучали по коридору. Лампы аварийного освещения, расположенные на значительном расстоянии, освещали путь до холла и ведущую вниз лестницу. Бригадир рабочих клятвенно пообещал, что верхний свет нормально заработает через пару дней, но Трэвис надеялся, что к тому времени его здесь уже не будет. Когда единственный за весь день посетитель удалился, он снова взялся за книгу.

Крик эхом пронесся по коридору, словно герои криминального романа, который он читал, шагнули со страниц в реальный мир. На секунду он даже подумал, что этот звук ему подкинуло его разыгравшееся воображение, но отказался от этой мысли, увидев, что Джирард достал пистолет. Еще один полицейский из их группы, обладатель живота внушительных размеров по фамилии Доббс, тоже полностью очнулся и взял в руки ружье. Книга снова оказалась на полу, когда Трэвис дрожащими руками вынул из кобуры свое девятимиллиметровое оружие и укрылся у сестринского поста.

Никто из них не произнес ни слова. Воздух вокруг них словно сгустился. Тишина давила на Трэвиса так, будто он очутился под водой. Лампы аварийного освещения в конце коридора моргнули и выключились. У него задрожали руки, и он посмотрел на Джирарда. Тот стоял спокойный, как скала. Сила духа командира придала Трэвису уверенности.

Он смотрел, как Джирард достал портативную рацию и поднес к губам микрофон.

— У нас код тридцать. Немедленно пришлите подкрепление.

Какое-то движение в темноте. Стук. Звук катящихся колес. Палец Трэвиса дрогнул на курке, когда в поле зрения возник какой-то белый объект. По коридору, приближаясь к ним, ехала обычная больничная каталка. Ее сносило вправо, пока она не остановилась, упершись в стену на полпути между ними и темнотой в конце коридора.

Большая простыня, закрывавшая каталку со всех сторон, почти доставала до пола и казалась призрачно-белой, за исключением красного пятна на самом верху. Под ней вырисовывалось нечто, напоминающее человеческое тело. Джирард встретился с Трэвисом взглядом.

— Оставайся на месте. Прикрой нас.

Трэвис ответил быстрой серией выстрелов.

Джирард и Доббс, прячась в дверных проемах, короткими перебежками двинулись к каталке. Все двери в коридоре были заперты, но проемы казались достаточно глубокими, чтобы в них можно было укрыться. Через несколько секунд они уже были около каталки. Джирард посветил фонариком в сторону холла, но не обнаружил никакой непосредственной угрозы.

Трэвис, державший под прицелом конец коридора, заметил, как Джирард дал Доббсу знак следить за зоной у каталки, а сам твердой рукой откинул простыню ровно настолько, чтобы увидеть лицо лежавшего под ней человека.

Трэвису с его места лица не было видно.

Доббс перевел ружье с каталки в сторону затемненного холла, а Джирард пробормотал себе под нос что-то неразборчивое.

Трэвис больше не мог сдерживаться.

— Что случилось? — крикнул он.

Джирард помотал головой и посмотрел на него. Когда он заговорил, его голос был чуть громче шепота:

— Это доктор. Он мертв.

Грохот ружейного выстрела сотряс ограниченное пространство, и Джирард отлетел к стене, а потом беспомощно сполз на пол.

Доббс отрывистыми, хаотичными движениями водил стволом своего ружья туда-сюда, быстро отступая вдоль коридора. Трэвис тоже искал глазами место, откуда был произведен выстрел, но не мог разглядеть нападавшего на них человека, почти парализованный страхом.

Он с ужасом увидел, как простыня сползла с каталки и под ней показался мужчина с обрезом, прятавшийся на ее нижней платформе. Мужчина выстрелил, и ноги Доббса взорвались алыми брызгами.

Трэвис в панике выпустил несколько пуль в направлении мужчины, но тот уже успел укрыться в дверном проеме. Доббс, завывая, пытался ползком тоже добраться до укрытия и почти вслепую посылал пули в стену рядом с позицией убийцы. Еще два выстрела из обреза сотрясли коридор, завывания патрульного прекратились, а несколько лампочек аварийного освещения разлетелись, выпустив фонтан искр. Темнота поглотила тела.

Во мраке мелькнула тень, и Трэвис выстрелил в нее. Пули угодили еще в несколько ламп. Тьма подкрадывалась все ближе.

Трэвис дрожал всем телом. Ему было холодно, а мир вокруг казался чем-то нереальным. Он не мог дышать. В нем боролись два инстинкта — драться или бежать, и второй одержал верх. Миновав несколько дверей, он оказался в другом холле позади сестринского поста. Здесь вообще не было освещения, но сейчас ему было не до этого. В этот момент он думал только о том, как спастись. Через несколько секунд он споткнулся обо что-то в темноте и вспомнил о своем фонарике. Отругал себя за глупость и снял фонарик с пояса.

Он бежал по коридору, и луч света плясал вверх-вниз, пока он не добрался до помещения, которому вскоре предстояло стать небольшим залом ожидания. Он проскользнул в дверь и быстро обернулся. Луч фонарика не высветил никакого преследователя.

Голова у него кружилась, и никак не удавалось отдышаться. И тут он впервые вспомнил, как вообще оказался в том коридоре. У него свело желудок и к горлу подступила тошнота. Он прикусил нижнюю губу.

Он был направлен сюда для защиты, но только что бросил Эмили Морган на произвол судьбы.

Глава 64

Эмили Морган выглянула в коридор из дверного проема своей палаты. Она спокойно спала, когда начались крики. Услышав выстрелы, вытащила из рук иглы от капельниц. Она старалась стоять прямо, но мир вокруг нее вздымался и опадал, подобно океанским волнам. Ей казалось, что ноги ей не принадлежат и она не идет, а плывет. Оставалось только гадать, что вызывало такие ощущения: травма головы или же лекарства, прописанные доктором Кэллоу. В любом случае она была не в состоянии драться или бежать. Но она могла спрятаться.

Работала единственная, самая близкая к ней аварийная лампа. Остальное пространство коридора поглотила тьма. Эмили вышла из комнаты и, спотыкаясь, побрела прочь от разбитых лапм. В другом конце коридор тоже не освещался, но в том и состоял ее план. Она могла спрятаться в темноте так же легко, как и убийца.

Она сделала всего несколько шагов, когда погасла последняя лампа. У нее подгибались колени, но она опиралась о стену и продолжала идти. Темнота казалась текучей, словно она тонула в море нефти. План ее был прост: отойти как можно дальше по коридору, спрятаться в одной из палат и молиться.

Ее собственное дыхание и шарканье по полу ног в носках сейчас были единственными доносившимися до нее звуками.

Она остановилась. Позади послышался еще какой-то звук. Воздух был неподвижен, и через секунду она продолжила движение.

Снова остановилась. Ничего.

Она молилась, чтобы шум остался только в ее воображении, но могла поклясться, что слышала шелест одежды у себя за спиной. И этот звук, казалось, двигался вместе с ней.

Мир вокруг закружился, и она задрожала всем телом. Дрожь вызвала пульсацию в голове. Она снова пошла вперед, стараясь делать это как можно тише и размеренней. Перешла на другую сторону коридора и продолжила красться вдоль стены. Еще немного… Еще совсем немного.

Она ощутила у себя на шее теплое дуновение, но ведь это было невозможно, здесь не было никакого ветра. Эмили допустила другую возможность — дыхание убийцы. Но сразу отбросила эту мысль. Он был бы так же слеп в этом месте, как и она. В отличие от некоторых, она не считала Акермана фантастическим чудовищем. Он был всего лишь человеком, потерявшим рассудок, и не мог видеть в темноте.

Она мысленно вернулась к той ночи, когда Акерман навсегда изменил их жизнь. Казалось, что это случилось очень давно, но на самом деле прошло всего несколько дней. Больше всего ей запомнились его глаза. В тот момент она ошибочно прочитала в них только сумасшествие и ярость, но, оглядываясь назад, видела в его взгляде боль и безнадежность. После всего случившегося она изучила историю жизни убийцы своего мужа. Узнала о его прошлом. Ей хотелось понять его мотивы.

Снова легкий ветерок пробежал по ее шее. А потом она ощутила нечто вполне осязаемое. Чей-то палец провел черту от ее шеи к лопаткам.

Страх парализовал ее. Она стояла на месте, словно окаменев. Затем собралась с духом и силами и ударила локтем, надеясь попасть в убийцу. Удар достиг цели, но она была слишком слаба и понимала, что он не будет иметь никакого эффекта.

Спотыкаясь, Эмили побежала по темному коридору. Но ее зыбкий мир закачался еще сильнее, и она упала. В отчаянии она поползла вперед, ища место, где могла бы спрятаться.

Она наткнулась на нечто, напоминавшее стол. Наверное, его оставили строители. Нет, это был не стол. Скорее похоже на шкаф. Внизу она нащупала колесики. Чем бы ни был этот предмет, он казался достаточно просторным, чтобы в нем спрятаться, к тому же у нее не было выбора. Эмили забралась внутрь и затаила дыхание.

Однако ее сердце билось слишком сильно, и она боялась, что он может найти ее по этому звуку. Она чувствовала его приближение. Ей казалось, что стук в ее груди призывал его, как луч маяка.

Усилием воли она заставила сердце успокоиться. Она никогда не считала себя сильной, но именно Акерман неожиданно помог ей осознать свою способность выжить в любой ситуации. Смерть не заберет ее этой ночью, Эмили даст отпор жнице.

Она подумала о дочери. Потеря одного из родителей и травма, нанесенная тем, что она пережила, очень сильно скажутся на девочке. Эшли нужна мать, которая будет с ней рядом, и она поклялась, что ничто в этом или ином мире не отнимет ее у ребенка.

Раздавшийся голос заставил замереть ее все еще сильно бьющееся сердце.

— Эмили, я тебя вижу.

Глава 65

Трэвис Депаоло посмотрел в темноту и решил, что убийца, должно быть, сам вывел из строя последние лампы аварийного освещения. Он снова мысленно обругал себя. Он знал, что повел себя как трус. И теперь должен был это исправить.

Он выключил фонарик и прислушался. Отсутствие света вызывало у него такое ощущение, словно он находился в безвоздушном пространстве и смотрел в самый центр черной дыры. Он опасался, что, сделав всего шаг вперед, принесет себя в жертву небытию. Но все же сделал этот шаг.

Палата Эмили Морган располагалась на противоположной стороне холла слева, у его прежней позиции рядом с сестринским постом. Ему очень хотелось включить фонарик и осветить себе путь, но он знал, что убийца обнаружит его по источнику света. Он привлечет к себе смерть, как мотылек, летящий на пламя свечи.

Нужная дверь словно ускользала от него, но он пересек холл, наощупь нашел вход и оказался в палате. Затем закрыл дверь, оставив лишь узкую щелку, чтобы свет не проник в коридор, и только потом включил фо-нарик.

У него оборвалось сердце, когда луч высветил пустую постель. Простыни были откинуты, трубки, заканчивавшиеся иглами, валялись на полу. Убийца получил свой приз. Он опоздал.

Трэвис подавил чувство вины и страх. Может, ей удалось выбраться из палаты? Он выключил фонарик, открыл дверь и снова вслушался в темноту. На этот раз он услышал неясный шепот в конце коридора. Чей-то голос отражался от стен и, достигнув его ушей, звучал так, будто во тьме обитал целый легион обреченных. Голос повторял имя Эмили Морган.

Трэвис пошел на его звук. Вначале он шел без света, но потом решил, что в темноте рискует натолкнуться на убийцу или пройти рядом, даже не заметив этого. Он включил фонарик. Глаза его некоторое время привыкали к свету, а пистолет был направлен туда же, куда и луч. Подражая своему теперь уже покойному командиру, он продвигался вперед, укрываясь в каждом дверном проеме. И молил Бога дать ему сил.

Глава 66

Акерман смотрел на Эмили Морган, дрожавшую в бледно-зеленом свете. Еще совсем недавно инфракрасные очки ночного видения стоили очень дорого и их можно было приобрести, заказав по почте или во время распродажи с армейских складов. Однако теперь возможность видеть в темноте стала общедоступной — ее можно было получить в любом магазине игрушек, заплатив менее ста долларов. Черные очки предназначались для детских игр в прятки, но могли использоваться и для более серьезных взрослых игр. Конечно, они не достигали уровня дорогих армейских очков, уступая им в дальности и четкости видения, но для его цели подходили идеально.

Забинтованная голова Эмили Морган напомнила ему о маленькой девочке из далекого прошлого — о самом первом человеке, которого он убил. Он представил себе бледные черты той девочки. Он знал, что цвет лица Эмили был естественным, а призрачная белизна кожи той девочки стала результатом временного оттока крови.

Освободи ее, Фрэнсис. Нажми на спуск.

Если бы он отказался, отец порезал бы его, что было все же лучше, чем ожоги. Он вспомнил, как поднял пистолет. Он тогда не верил, что она на самом деле умрет. Отец уже играл в такую игру раньше, с другой девочкой, маленькой белокурой девочкой с завязанными глазами. Тогда отец наносил ему порезы, пока он не подчинился. Но когда он спустил курок, девочка осталась жива. В пистолете не было патронов. Отец закончил игру и заявил, что отпускает ее на все четыре стороны.

Он вспомнил, как думал, что то же случится и с той бледной малышкой. Акерману-старшему не пришлось уговаривать сына. Он не колебался и тут же нацелил пистолет в забинтованную голову.

Оглядываясь в прошлое, он никак не мог понять, зачем отец перевязал девочке рану, если ей все равно суждено было умереть. Он никогда не мог уловить ход его мыслей.

Он вспомнил выстрел, прозвучавший как взрыв в замкнутом пространстве, звон в ушах, упавшую девочку, кровь. Вспомнил плачущего отца и ощущение, что он поступил неправильно. Он выполнил приказание, но, что бы он ни делал, отец никогда не был доволен. Боль никогда не прекращалась.

Фрэнк-старший прижимал к себе мертвую девочку и рыдал, повторяя:

— Я должен был узнать. Узнать наверняка. — Потом он повернулся к сыну и, глядя на него с отвращением, сказал: — Ты чудовище.

Акерман вспомнил, как сам заплакал, когда отец вышел из комнаты, оставив его наедине с мертвой девочкой. Это воспоминание даже сейчас казалось невероятно реальным. Он словно до сих пор ощущал теплую влагу, стекавшую по его щекам. Он поднял руку и понял, что слезы не были всего лишь воспоминанием. Ему пришлось снять инфракрасные очки и вытереть их.

Краем глаза он увидел луч фонарика и мужчину, приближавшегося к нему по коридору. Он снова надел очки и посмотрел на Эмили Морган, спрятавшуюся внутри пустого шкафчика для инструментов. Его дверцы оставались открытыми. Несколько не вставленных на место полок лежали рядом. Белая отметина обозначала место, от которого совсем недавно оторвали ценник.

Он закрыл дверцы шкафчика, скрыв съежившееся дрожащее тело Эмили Морган, выдвинул его в коридор и стал толкать навстречу приближающемуся лучу света. Он быстро перебирал ногами, и массивный предмет стал набирать скорость. Когда до полицейского осталось совсем недалеко, Акерман направил шкаф прямо на него и отпустил руки. Шкаф, двигавшийся теперь только благодаря инерции, врезался в ошеломленного копа.

Акерман тут же набросился на растерявшегося противника. Выбил у него пистолет и нанес ему несколько ударов по лицу. Полицейский упал на спину и выронил фонарик. Когда он стал отползать, Акерман поднял с пола фонарик и пистолет.

Трэвис добрался до одной из палат, поднялся, открыл дверь и шагнул внутрь. Акерман с интересом подумал, какую защиту он рассчитывал там найти. Глядя свозь бледно-зеленое мерцание, он последовал за ним. Войдя в палату, снял очки, включил фонарик и положил его на пол. Тусклый свет заполнил пустое помещение.

Полицейский забился в угол, как раненое животное, спрятавшееся в укромном месте, чтобы умереть. Он обернулся к Акерману, тяжело и быстро дыша. Акерман положил на пол обрез и пистолет, достал нож из ножен, висевших у него на боку. Он покрутил лезвие, но скудного света было недостаточно, чтобы сталь сверкнула.

Он подошел ближе к полицейскому. Того так трясло, словно у него случился припадок. Акерман заметил разлившуюся под ним лужу. Полисмен обмочился. Волна радостного возбуждения захлестнула Акермана. Он подумал, что именно такое чувство испытывают орлы. Он и сам сейчас парил в высоте, поднятый туда ветром страха.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Трэвис, — ответил полицейский, заикаясь.

— Что ж, Трэвис, вам повезло. Вы переживете эту ночь. Я хочу, чтобы вы вернулись к своим друзьям-копам. Скажете им, что Эмили Морган у меня и я держу ее в заложницах. Скажете, что я набил машину канистрами с бензином и спрятал ее на время, пока мы играем в нашу маленькую игру. Я залью бензином весь этаж, и если кто-то попытается проникнуть в здание, я сначала убью ее, а потом спалю здесь все дотла. Не знаю, в рабочем ли состоянии была противопожарная система, но я ее отключил и на всякий случай перекрыл воду. Трэвис, расскажите всему миру, что вы здесь увидели. Заставьте их поверить. Сейчас я жду своего друга. Если он не появится в течение двадцати четырех часов, я сдамся без сопротивления. Все останутся живы. Все разойдутся по домам счастливыми. Но если кто-то попытается бросить мне вызов, мы все погибнем. А теперь идите.

Трэвис с трудом поднялся на ноги. Ему стоило больших усилий сохранить равновесие, и он чуть не поскользнулся в луже собственной мочи. Когда он проходил мимо, Акерман прижал его к стене и поднес нож к артерии на шее.

— Пожалуйста, не надо.

— Тсс, — прошипел Акерман и шепотом продолжил: — Я хочу, чтобы ты хорошенько запомнил, Трэвис, что начиная с этого дня ты живешь только потому, что я позволил тебе жить. Теперь я твой бог. Я владею тобой. Именно я даровал тебе жизнь, но в любой момент могу отобрать этот дар, потребовать то, что принадлежит мне. А потому научись ценить каждую секунду и помни, что однажды ты можешь закрыть глаза, а когда откроешь… я буду рядом.

Он подтолкнул Трэвиса к двери, и патрульный умчался прочь, как домашний питомец, за которым гонится волк.

Глава 67

Маркусу не составило никакого труда найти Акермана. Достаточно было следовать за звуками сирен и проблесковыми маячками. Он оставил машину Алексея на парковке за квартал до больницы. Заглянул в бардачок. Он старался забыть об оружии, из которого убил шерифа, но теперь пришлось о нем вспомнить.

Он вынул пистолет и вытащил обойму. На секунду задержал на ней взгляд. Потом откинул голову на подголовник сиденья и глубоко вздохнул. Он думал о пути, который привел его сюда.

Маркус бросил бесполезный пистолет на коврик у пассажирского сиденья. В обойме больше не осталось смертоносных патронов. Ему нужна была информация и другое оружие.

Холодный ветер ударил ему в лицо, когда он вышел из машины. Перед больницей было настоящее столпотворение. Полицейские автомобили и другие служебные машины окружили здание. На безопасном расстоянии от него полиция устроила нечто вроде баррикад, и за ними уже собрались зеваки, глазевшие на постройку из кирпичей и стекла. Маркус всмотрелся в их лица и увидел в них смесь угрюмого любопытства и настоящего возбуждения.

Как же нас привлекает все пугающее!

Затем он бросил взгляд на другие здания больничного комплекса. Он сразу определил, что они были построены совсем недавно. Архитектура показалась ему современной, но в то же время чем-то напоминала о пятидесятых годах прошлого столетия. Фасады были выложены из красного кирпича и украшены стеклянными колоннами. Окруженный полицейскими корпус выглядел почти так же, но был недостроен. Благоустройством прилегающей территории еще никто не занимался, и к зданиям вели дорожки из фанерных щитов.

Маркус некоторое время наблюдал за развернувшейся перед ним сценой, обдумывая свой следующий ход. Потом заметил, как один из офицеров обогнул баррикаду и направился к расположенной рядом парковке. На ней было припарковано множество автомобилей без водителей, большинство машин были полицейскими, хоть и не все имели опознавательные знаки.

Маркус зашел на парковку и нашел себе укрытие в этом лабиринте из автомобилей. Согнувшись и стараясь оставаться незамеченным, приблизился к офицеру. Тот порылся в кармане, и большой полицейский джип пискнул и издал несколько щелчков, означающих разблокировку дверей.

Как только офицер потянулся к дверной ручке, Маркус набросился на него сзади. Коп полез за пистолетом, но обнаружил, что кобура пуста.

— Не двигайтесь и молчите. Из-за шума вас все равно никто не услышит.

— Ты совершаешь большую ошибку, приятель. — Голос немолодого уже полисмена звучал басовито и уверенно.

— Вероятно, вы правы. Что я могу возразить? Возможно, всему виной моя склонность к саморазрушению. — Он развернул офицера и отошел на безопасное расстояние, держа противника на мушке.

— Мне необходима информация. Каково положение?

— Какой-то свихнувшийся тип взял заложницу.

— Подробности?

Мужчина молчал и смотрел на Маркуса с вызовом.

— Послушайте, давайте не будем еще больше усложнять ситуацию. Мне просто нужно кое-что выяснить.

— Тебе-то какая разница?

— Потому что это мое дело. И именно я первым войду внутрь.

Выражение лица офицера сразу же изменилось, и он заговорил уже вежливее:

— Значит, это вас он имел в виду…

— О чем это вы?

— Он отправил нам сообщение. Сказал, что ждет друга. И еще. Если друг не прибудет в течение двадцати четырех часов, он сдастся.

— Этого не произойдет. Он убьет заложницу, а потом уложит столько полицейских, сколько успеет, пока вы его не завалите. Я не могу позволить делу зайти так далеко. Это только наши с ним проблемы. А теперь дайте мне нужную информацию.

Офицер провел кончиком языка по внутренней стороне зубов.

— Подозреваемого зовут Фрэнсис Акерман, но это вам уже известно. Заложница — Эмили Морган. Насколько нам известно, они находятся на пятом этаже. Он заявил, что зальет там все бензином. Мы временно держим дистанцию, пока не прибудет опытный переговорщик и тактик из ФБР. Он едет сюда из Денвера.

— Вы уже разработали какой-то план?

Мужчина покачал головой.

— Это не моя сфера ответственности, приятель. Я рассказал все, что мне известно.

— Спасибо. Теперь повернитесь ко мне спиной.

Офицер подчинился. Маркус шагнул вперед, снял с пояса полицейского наручники и защелкнул их на его запястьях. Затем снял с его пояса еще и фонарик.

— Подумайте как следует. Что вы собираетесь…

Маркус ударил офицера рукояткой пистолета по затылку, и тот повалился на асфальт. Он достал из кармана лежавшего без сознания копа ключи от машины и сел в джип. Руль на ощупь показался ему износившимся и потертым — как он сам. Маркус смотрел на здание и просчитывал путь наименьшего сопротивления.

Момент истины.

Двигатель машины ожил. Он включил передачу и на высокой скорости выехал с парковки. Приближаясь к баррикадам, надавил на клаксон, и зеваки и полицейские поспешили освободить ему дорогу. Прорвавшись сквозь заграждение, он направился к выстроенным в линию патрульным машинам.

Тяжелый джип лишь слегка дернулся, врезавшись в багажник одного из патрульных автомобилей, от чего его развернуло на месте, потом с ревом пронесся по нестриженой траве и через фанерную дорожку. Маркус весь подобрался, готовясь к более мощному удару.

Парадный вход в новый корпус представлял собой гигантскую колонну из стекла, поднимавшуюся на всю высоту здания. Маркус не снизил скорости, когда машина пробила брешь в прозрачной опоре и проложила себе путь внутрь. Стекла посыпались со всех сторон, как острый ледяной дождь.

Уже внутри он ударил по тормозам и дернул ручник. Джип развернуло боком в просторном вестибюле, и он остановился, упершись в только недавно возведенную стойку регистрации.

Маркус выбрался из машины. Он услышал звуки приближавшихся снаружи шагов и направился прямиком в логово чудовища.

Глава 68

Эмили Морган вывернула скованные наручниками запястья и попыталась найти более удобное положение на полу. Запах бензина, доносившийся из дальнего конца коридора, вызывал у нее тошноту. В голове стучало, и окружающий мир по-прежнему вращался в темноте. Чуть раньше они услышали звук сильного удара. Акермана он, как ей показалось, нисколько не удивил. Он молча переместил ее к противоположному концу коридора, где находился запасной выход из здания.

— Мне жаль вас, — сказала она.

Он усмехнулся.

— Неужели? С чего бы это?

— И я вас прощаю.

Выражение его лица изменилось.

— Я не нуждаюсь ни в твоем прощении, ни в жалости. Не пытайся залезть ко мне в голову. Тебе может очень не понравиться то, что ты там обнаружишь.

— Уверена, что не понравится. Это должно быть очень тяжело. Мне было трудно в эти последние дни носить в себе боль всего одной ночи. И я не могу себе представить, каково было маленькому мальчику жить в постоянном кошмаре.

Он не ответил, но его ноздри раздувались с каждым глубоким вдохом и выдохом.

Она смотрела на него, стараясь увидеть в мужчине, отнявшем у нее мужа, маленького испуганного мальчика. Старалась подавить в себе ненависть. Невыплаканные слезы блестели на его глазах в бледном свете фонарика.

— Вам не нужно этого делать. Вы могли бы…

— Ты ничего обо мне не знаешь. Но ты права. Ты не можешь даже себе представить, каково было жить в доме моего отца. Только это не имеет никакого значения. Сделанное моим отцом можно считать лишь топливом, а пламя присутствовало с самого начала. Я не виню его. Я то, что я есть. Я не человек. Я — монстр. Мне никогда не стать таким, как ты. Никогда не стать нормальным. Я никогда не буду иметь заборчик из белого штакетника, двух с половиной детей и выплачивать ипотеку. Не важно, чего я хочу, и хочу ли я, чтобы все у меня сложилось иначе. Прошлого не изменишь. Если в душе поселилась темнота, от нее невозможно избавиться. Я не могу отмыться добела и пройти реабилитацию. Против моей болезни нет лекарств. Таким я родился. Это моя судьба.

Она некоторое время молчала.

— Когда мне было одиннадцать лет, один мальчишка каждый день меня дразнил. Ходил за мной по пятам и обзывал бледнолицей, узкоглазой, чуркой или того хуже. Однажды он сбил меня с ног, и, когда я поднялась, в руке у меня был камень. И я ударила его изо всех сил. Он упал, и мне показалось, что я его убила. Все закончилось обычной шишкой на голове, но на мгновение я не чувствовала страха и не сожалела о том, что сделала. Я была рада. Была в восторге. И долю секунды даже надеялась, что он умер. Я почувствовала себя… сильной. Темнота живет в каждом из нас. Вы просто не научились ее сдерживать. Наоборот, ваш отец заставил вас смириться с ней.

Он на мгновение затих. Потом улыбнулся ей, и выражение его лица изменилось. Эмили подумала, что он, возможно, впервые в жизни улыбнулся по-настоящему — и снаружи, и внутри.

— Я рад, что твой муж перехитрил меня и спас тебе жизнь. Это было приятное ощущение. Оно заставило меня о многом задуматься. Я пришел к выводу, что у всего на свете есть причина. И, вероятно, у каждого из нас своя роль. Возможно, твое предназначение в жизни еще не было исполнено, и именно потому ты не должна была умереть в ту ночь. Как считаешь? Конечно, тот факт, что ты выжила, ничего не доказывает, но это навело меня на размышления.

— Может, Бог не хочет, чтобы его существование было доказано. Иначе… нам не нужна была бы вера.

Он, казалось, задумался над ее словами.

— Спасибо.

— За что?

— За то, что разговаривала со мной, как с реальным человеком. Думаю, ты единственный реальный человек, который когда-либо делал это. Между прочим, я пришел сюда не затем, чтобы тебя убить.

— Тогда зачем?

— За верой.

— Я вас не понимаю.

— Не думаю, что кто-то из нас может это понять.

В противоположном конце коридора возник круг света. Акерман достал из кармана зажигалку и поднял с пола бутылку, из горлышка которой свисал конец ткани. Затем выключил фонарик.

Когда вернулась тьма, Эмили вновь наполнил страх, но усилием воли она прогнала его. Я не умру здесь сегодня. Она искренне в это верила.

— Что вы делаете? — спросила она.

Убийца помог ей встать.

— Исполняю свое предназначение.

Глава 69

Маркус направил луч фонарика вдоль коридора пятого этажа и укрылся в проеме двери одной из будущих палат. Он пожалел, что не мог видеть в темноте: ему совсем не нравилось идти по коридору с включенным фонариком, выдававшим его местоположение, но другого выхода в создавшейся ситуации он не находил. Акерман мог устроить ловушку. В таком случае, если он будет двигаться в темноте, какой-нибудь молоток обрушится ему на голову, прежде чем он поймет, чем его ударили.

Он снова вышел в коридор и осветил его, потом продолжил идти вперед, прячась в дверях каждой палаты и бегло осматривая помещения. Запах бензина становился все сильнее.

— Достаточно, — послышался знакомый голос.

Маркус определил, что голос доносился все еще с достаточно большого расстояния. Он выключил фонарик и пошел дальше в полной темноте. Акерман любил поговорить, и Маркус надеялся использовать эту склонность против убийцы.

— Здесь неподходящая обстановка для того, что я задумал, — сказал Акерман. — Слишком темно, слишком тесно. Разворачивайся и иди обратно к той лестнице, по которой поднялся сюда. Она приведет тебя на крышу. Мы с Эмили встретим тебя там и покончим с этим.

Не желая выдавать себя, Маркус ничего не ответил. Пол у него под ногами стал скользким, а запах бензина — почти невыносимым. Он остановился, и сердце его сжалось, когда он понял, что все-таки угодил в расставленную Акерманом ловушку. Он стал потихоньку отходить от места, занятого убийцей.

В конце коридора ярко вспыхнул свет. Маркус мог видеть очертания фигуры Акермана. Источник света находился в его правой руке. Затем ему показалось, что свет словно бы прыгнул вперед. Время замедлило свой бег, и он понял, что Акерман бросил на залитый бензином пол коридора какой-то горящий предмет.

Глава 70

Маркус кинулся прочь от Акермана в сторону лестницы. Он ощущал, как у него за спиной разгорается пожар. Горящий предмет порождал все новые языки пламени, и они устремились за ним, пожирая все на своем пути. Невыносимый жар настиг Маркуса, и он нырнул вперед.

Ему удалось спастись от огня, укрывшись в одной из незапертых комнат, но ощущение жара осталось. Маркус почувствовал боль в плечах и понял, что горит.

Огонь старался поглотить его, пока он катался по полу, сбивая его с себя. Пламя боролось с ним яростно, но он погасил его и стянул с себя тлевшую рубашку. Ботинки, которыми он ступал по облитому бензином полу, продолжали гореть. Он сбросил их и забился в угол.

Ему не хватало воздуха, он растерялся и не знал, что предпринять. Осмотрев плечи, он увидел, что ожоги были не такими сильными, как ему показалось, собрал волю в кулак и снова выбежал в коридор. К счастью, огонь сконцентрировался там, где Акерман разлил бензин, но Маркус понимал, что совсем скоро он охватит сначала весь этаж, а потом и здание целиком.

Маркус добрался до лестничной площадки и преодолел короткую дистанцию до крыши. Ударом ноги открыл дверь. Держа перед собой пистолет, быстро осмотрел окружавшее его пространство.

Ветер завывал, как банши^[11], чью песню могли слышать только те, кому суждено встретить смерть. Маркус глубоко вдохнул свежий воздух. Ветер приятно охлаждал спину.

На крышу выходило несколько труб и вентиляционных отверстий — одни были размером побольше, другие поменьше. Обойдя особенно крупное их скопление, он увидел Акермана и Эмили Морган, стоявших на краю крыши. Акерман держал Эмили как живой щит.

Ощущение дежавю отдалось болью в его сердце. Он вспомнил свою последнюю встречу с маньяком. Приблизившись, посмотрел на ноги Эмили, но не увидел на них веревок.

Акерман прижимал ствол пистолета к ее правому виску. Их взгляды скрестились.

— Я хочу сыграть с тобой в одну игру, Маркус. Давай назовем ее… «Решающее противостояние».

Глава 71

— Правила простые. Ты бросаешь пистолет. Я делаю то же самое и отпускаю Эмили. Потом… Потом мы пытаемся убить друг друга. Победитель остается в живых. Побежденный умирает. Сейчас у нас есть шанс раз и навсегда доказать, что хорошее в человеческой душе сильнее, чем плохое. Пройдя сквозь все испытания, по всем извилистым тропинкам и дорожкам своей жизни, я пришел к убеждению, что я тот, кем мне всегда было предназначено стать. Настало время и тебе встретить свою судьбу.

В глубине души Маркус с самого начала знал, что именно сюда и приведет его жизненный путь, — с того самого момента, когда впервые увидел Акермана по телевизору. Акерман был не единственным, кто ощущал, что они были связаны между собой незримыми нитями.

Он отбросил пистолет вправо. Но не слишком далеко — на случай, если появится необходимость быстро им воспользоваться. Потом склонил голову набок так, что хрустнули шейные позвонки. Он не боялся, что Акерман его обманет. Убийца искренне верил, что это противостояние было частью судьбы каждого из них.

Акерман последовал его примеру и кинул пистолет на противоположную сторону крыши. Потом оттолкнул Эмили в сторону и поклонился, словно был участником старинной дуэли. Маркус не стал кланяться, но и не колебался. Он со всех ног бросился к Акерману, как линейный защитник, которому необходимо остановить нападение противника и свалить с ног квотербека. Они столкнулись с такой силой, что Маркус прочувствовал это каждой клеткой своего тела. Он постарался ударить Акермана как можно ниже. Он достаточно долго был членом университетской футбольной команды, чтобы знать: всегда побеждает тот игрок, который ниже ростом. Используя преимущества более низкого центра тяжести, он сначала поднял Акермана вверх, а потом бросил его на крышу.

Этот прием чуть не вышиб из Акермана дух, но не лишил его способности двигаться. Он собрался и нанес Маркусу удар головой в голову, разбив ему лоб над глазом и вызвав обильное кровотечение. Маркус ответил короткой серией быстрых ударов. Акерман сопротивлялся и отвечал ударом на удар. Они катались по крыше, как пара бездомных собак, сражавшихся за последний кусок еды в морозную зиму.

Маркус успел бросить взгляд на Эмили Морган и увидел, что она со страхом и растерянностью наблюдает за схваткой, подняв один из брошенных пистолетов и держа его в дрожащей руке. Казалось, она едва стоит на ногах. Маркус понимал: даже если бы она сумела воспользоваться оружием, ее выстрел мог в равной степени угодить как в Акермана, так и в него.

Противники изрядно потрепали друг друга, но ни один из них пока не одерживал верх. Маркус решил сменить тактику. Он перекатился по крыше и вскочил на ноги. Акерман проделал то же самое.

Они кружили друг против друга, тяжело дыша. Маркус смотрел противнику в глаза и выжидал подходящего момента для атаки. Но Акерман ударил первым.

Убийца напал на него, нанеся серию быстрых и сильных ударов. Один из них пришелся по лодыжке Маркуса, отчего у него подогнулись колени. Акерман схватил его за шею и принялся молотить кулаком по лицу.

Выдержав серию ударов, от которых многие другие лишились бы сознания, Маркус нашел в себе силы для ответа. Левой рукой он перехватил запястье Акермана, а правой несколько раз ударил его в лицо.

Их руки и ноги быстро мелькали, нанося и парируя удары. И пока они продолжали кружиться по крыше, Маркус поразился тому, насколько равными были их силы. Невероятным образом это еще раз подтверждало теорию Акермана об их связи, общности судеб и о двух сторонах одной монеты. Но при этом он ни в коем случае не считал себя воплощением добра и, несмотря на все то зло, которое воплощал собой Акерман, по-прежнему был уверен, что где-то глубоко в его душе есть и частичка света.

Он предположил, что так устроен мир. Ничто в нем не бывает белым или черным. И темнота, и свет гнездятся в потаенных уголках каждой души. И выбор, сделанный человеком, призывает его встать на ту или иную сторону. Несмотря на множество ошибок, Маркус всегда старался поступать так, как полагается, в то время как Акерман следовал темным, зловещим путем.

Они сражались, как два бессмертных титана, приговоренных богами биться друг с другом целую вечность. Один наносил удар, а другой блокировал его или отвечал своим, но никто из них не побеждал и не проигрывал. Это продолжалось до тех пор, пока Маркус не споткнулся, получив особенно мощный удар. Акерман собрался с силами и нанес ему еще один быстрый удар ниже пояса, а потом толкнул его.

Застигнутый врасплох, Маркус невольно сделал шаг назад и потерял равновесие. Стоя на самом краю, он не смог удержаться на ногах, зацепился за приподнятую кромку крыши и полетел вниз.

Глава 72

Падаю…

Казалось, сердце остановилось у него в груди. Время замедлило свой ход. Куда он падает? Навстречу смерти? Что его ждет — рай или ад? Все изменилось за долю секунды. Он летел навстречу верной гибели, но не был слишком уверен в существовании загробной жизни.

Хотя сознание Маркуса уже почти отказалось от надежды на спасение, инстинкт выживания и отличная реакция продолжали бороться. Правой рукой он схватился за край крыши и сумел удержаться. Он вскрикнул от боли, всем телом ударившись о стену, а его плечо чуть не вывернулось под его тяжестью.

Каждый мускул Маркуса подрагивал. Он понимал, что не сможет долго так продержаться, а какая-то часть его даже желала встречи со смертью. Он гадал, заметили ли полицейские снайперы движение на крыше. Они не стали бы стрелять во время схватки, но, может, теперь, когда поняли, что Акерман одержал верх, возьмут убийцу на мушку?

Не лучше ли мне разжать пальцы?

Но он не мог быть уверен, что снайперы их видели. Он пытался рассуждать рационально и признать поражение. Но потом обругал себя. И злость придала ему сил. Он поднял левую руку и стал держаться не только ради себя, но и ради Эмили Морган, ради всех прошлых и будущих жертв Акермана. Я не могу сдаться. И не сдамся.

Он поднял глаза и увидел своего противника, смотревшего на него сверху вниз. Но на лице Акермана не было торжествующей улыбки победителя. Его выражение, мрачное и серьезное, больше подходило тому, кто проиграл в схватке. Убийца наклонился ближе.

— Может, никакого смысла все-таки нет? — спросил он. — Может, я просто самонадеянный глупец? Нет равновесия во вселенной. Ни темноты, ни света. Только обычные люди… И ложь, которой мы обманываем сами себя, чтобы оправдать все, что мы делаем.

— Не двигайтесь, или я буду стрелять, — донесся из-за спины Акермана голос Эмили.

Сумасшедший не удивился и не испугался. Он лишь посмотрел в ее сторону, а потом снова перевел взгляд на Маркуса.

— Может, ты вовсе не герой, каким я тебя считал?

Маркус встретился с ним взглядом, и его глаза вспыхнули.

— Мне бы очень не хотелось тебя разочаровывать. — Мгновенным движением руки он схватился за воротник рубашки Акермана и притянул его к себе на самый край крыши, сам одновременно подтянувшись вверх. Его голова врезалась в голову противника, и Акерман упал на спину.

Когда Маркус снова попытался выбраться на крышу, он опять услышал голос Эмили:

— Не двигайтесь, или я вас пристрелю.

Маркус беспомощно наблюдал, как убийца направился к ней.

— Отдай мне пистолет, — сказал он.

Эмили не выстрелила. Она просто сделала шаг назад.

— Не подходите.

Маркус закинул ногу на крышу, подтянулся, вскочил и подбежал к убийце. Их тела столкнулись, и они рухнули на крышу совсем близко от Эмили.

Вдруг он услышал странный треск и хлопок. Эмили закричала. Маркус поднял глаза и успел увидеть, как она провалилась в дыру в крыше, прочность которой ослабил устроенный Акерманом пожар. Он откатился от убийцы и кинулся к пролому. Волна жара охватила его. Лежа на животе, он подполз к самому краю и увидел, что Эмили висит, вцепившись в свисавшую вниз часть крыши.

Маркус схватил ее за руку и потянул вверх. Вновь раздавшиеся треск и хлопки лишили его последней надежды. Их взгляды встретились. Он почувствовал, как участок крыши, на котором он лежал, подался вниз, и они оба упали в разверзнувшуюся пасть преисподней.

Глава 73

Боль пронзила ноги и грудь Маркуса. Давившая сверху тяжесть мешала нормально дышать. Он попытался пошевелиться, но понял, что придавлен к полу. Веки у него задрожали. Он чувствовал себя так, словно вошел во врата ада.

Дым облаком стоял в воздухе. Помещение раскалилось, как печь. Эмили Морган сидела на полу перед ним, прижимая ладонь к раненой ноге. Она отрывисто дышала и дрожала всем телом.

Языки пламени плясали у стен комнаты, но упавшие обломки крыши, казалось, частично сбили пламя. Маркус попытался освободиться от них и стал изо всех сил отжиматься от пола. Груда обломков приподнялась, но затем снова навалилась на него. Внезапное возвращение ее веса выдавило весь воздух из его легких.

Маркус оглядел больничную палату. Большой участок провалившейся крыши полностью блокировал дверь. Но он знал, что две соседние палаты имели общую ванную. Однако быстрого взгляда было достаточно, чтобы понять: груда обломков поменьше заблокировала дверь в ванную. Он знал, что сумел бы убрать их, если бы смог освободиться от прижимавшей его к полу тяжести.

— Вы не поможете мне снять это?

Эмили Морган подползла к нему, и они стали бороться вместе. Маркус старался не терять присутствия духа, но все было бесполезно. Он один не мог скинуть груду дерева и металла со спины, а Эмили была не в том состоянии, чтобы помочь. У нее попросту не осталось сил для этого.

— Хорошо, хорошо, — сдавленным шепотом сказал он, когда тяжесть снова вернулась.

Это не может быть моим концом. Только не так. Умоляю тебя, Боже, только не так.

Он отчаянно искал выход: осматривал палату, рассчитывал, анализировал, но никак не мог сосредоточиться. Решение не приходило. Он еле дышал. В глазах у него помутилось. Выхода нет. Последняя надежда покинула его. Он мог лишь молиться, чтобы они задохнулись в дыму, прежде чем их охватит огонь.

— Простите меня, — с трудом прошептал он.

— За что?

— За то, что не смог спасти вас. Я вас подвел. Я всех подвел.

Она улыбнулась ему и хихикнула.

— Вы напоминаете мне моего мужа. Ему тоже всегда нужно было быть героем, и он не понимал главного, как и вы. Дело не в победе или поражении. Важно только то, как человек ведет себя в экстремальной ситуации.

Он некоторое время обдумывал ее слова и почувствовал в них глубокую правду.

— Знаете, а вы смелая леди. Между прочим, меня зовут Маркус.

— Эмили. Приятно познакомиться. — Она говорила хриплым шепотом, за которым последовал приступ кашля. — Мы, наверное, здесь погибнем?

Он не ответил.

Странное шипение и свист донеслись из-за двери ванной.

Это еще что такое? Поначалу он не мог понять, что это за шум, а потом до него дошло. Неужели огнетушитель?

Дверь ванной задрожала. Кто-то пытался открыть ее.

Слава богу! Пожарные. Волна новой надежды смыла отчаяние, и слезы радости потекли по его щекам.

— Мы здесь!

— Пожалуйста, помогите нам!

Лезвие топора пробило дверь. Затем последовал еще удар, и еще один.

Маркус радостно рассмеялся.

— Мы выберемся отсюда.

За несколько секунд топор убрал препятствие, и темная фигура шагнула в комнату. Маркус и Эмили Морган сквозь завесу дыма смотрели на вошедшего человека. Отсветы огня плясали на его лице. Фрэнсис Акерман возвышался над ними, держа в правой руке топор.

Глава 74

Маркус пытался нашарить какое-нибудь оружие. Его рука протянулась к лежавшему неподалеку обломку, но он не смог до него достать. Он сжал кулаки и стиснул зубы. По крайней мере, мы точно не сгорим заживо.

Пол под ними скрипел и прогибался. Маркус понимал, что очень скоро он тоже провалится.

— Давай. Я помогу тебе выбраться, — сказал Акерман, обращаясь к Эмили Морган, и, просунув под ее тело сильную руку, поднял ее с пола. Затем убийца через образовавшийся проем вынес ее в соседнюю палату.

Маркус снова услышал отчетливое шипение огнетушителя, но потом единственными доносящимися до него звуками остались потрескивание огня и протестующие стоны умирающего здания. Отказываясь сдаться, он снова отжался от пола с тяжелой ношей на спине. Откуда-то из глубины его существа вырвался утробный крик.

Маркус отжимался с яростью посаженного в клетку тигра, почуявшего свободу. Его мышцы дрожали. Он почувствовал, как груда обломков на спине сдвинулась.

Пол под ним издал неодобрительный звук, и у него возникло ощущение, что огонь и здание слились в какую-то единую жадную сущность, желавшую поглотить его. Ему удалось пробраться немного вперед. Боль в руках заставила его подумать, что пламя уже добралось до него.

Он не мог дышать. Силы покидали его. Постепенно тяжесть снова придавила его к полу, и ему казалось, что это палец самого Бога давит ему на спину. В глазах у него потемнело, он опустил веки. Страх охватил его, когда он подумал, что еще уготовила ему судьба.

Потом он почувствовал дрожь во всем теле и предположил, что именно сейчас преодолевает границу между двумя мирами.

— Помоги мне, — раздался голос.

С огромным усилием он разомкнул веки и непонимающе уставился в лицо Акермана.

— Помоги мне, — повторил убийца, пытаясь сдвинуть с него груду обломков.

Маркус напрягся, обнаружил внутри себя остаток сил и сделал усилие в унисон с убийцей. Теперь они действовали тандемом. Акерман одной рукой сдвигал обломки, а другой тащил Маркуса за плечо, в то время как тот отжимался от пола и пытался ползти вперед.

Наконец Маркус одним движением высвободил ноги и закашлялся из-за дыма. Его легкие отчаянно нуждались в чистом воздухе. Его пошатывало, и сознание грозило отключиться в любой момент.

Он бросился из комнаты, пробежал через ванную и оказался в коридоре. Лишь когда он достиг лестницы, до него дошло, что Акерман только что спас его от огня и буквально вырвал из челюстей смерти.

Убийца усадил его на лестничную клетку. Дым здесь тоже был, но он поднимался вверх, в сторону крыши. С нижних этажей поступал чистый воздух, и Маркус втягивал в себя кислород жадными глотками. Эмили Морган сидела рядом с ним и делала то же самое.

— Ты сможешь идти? — спросил Акерман.

Маркус кивнул.

— Я найду дорогу. — Его голос прозвучал хрипло и отрывисто.

— Тогда выбирайтесь отсюда, пока стены вокруг нас не рухнули.

Маркус поднял глаза на убийцу. Акерман по-прежнему стоял в проеме, ведущем в коридор. Позади него вздымались и плясали языки пламени. Сажа и кровь покрывали лицо Акермана, но огонь за спиной придавал его фигуре свечение.

— А как ты?

Акерман оглянулся.

— Думаю, я еще задержусь здесь на какое-то время.

Маркуса охватили противоречивые чувства. Ему хотелось толкнуть Акермана в огонь и одновременно — спасти. Но убийца сам сделал свой выбор. В том состоянии, в котором находился Маркус, он не мог заставить его что-то сделать. Кроме того, весь периметр здания оцепила полиция. Акерман не мог сбежать, и он не станет отказывать ему в праве самому выбрать свою смерть.

Маркус встал на нетвердых ногах и усилием воли заставил их подчиниться. Потом нагнулся, обхватил Эмили за талию и помог ей подняться. Они начали вместе спускаться по лестнице. Когда они достигли следующей площадки, он обернулся и посмотрел на Акермана. Отражения огня плясали у того в глазах.

— Я размышлял над твоим вопросом, — сказал Маркус.

— Над каким вопросом?

— Ты спросил меня, верю ли я в то, что каждый человек может получить прощение. Я много думал об этом. И пришел к определенному выводу. Да, не важно, что ты сделал в своей жизни, не важно, как низко ты пал. Ты можешь быть прощен… Если по-настоящему этого захочешь.

Акерман улыбнулся, и Маркус впервые увидел в его лице нечто похожее на доброту.

— Прощай, Маркус. — С этими словами убийца пошел назад навстречу огню.

Маркус тоже повернулся и стал спускаться к своему неясному будущему. Он оглянулся лишь раз. Какая-то часть его надеялась, что даже такой человек, как Акерман, обретет покой в мире ином.

Глава 75

Маркус сидел в комнате для допросов отделения ФБР в Денвере уже почти два часа. Он ждал, что в любой момент войдет какой-нибудь самодовольный агент, чтобы начать долгий и изнурительный допрос. Он знал, какова была их цель. Они хотели измотать его ожиданием, но он уже и так был настолько измотан, что у него не оставалось никаких сил. После стычек с такими монстрами, как шериф и Акерман, ФБР не внушало ему ни малейшего страха.

Давайте, начинайте. После такой недельки, какая у меня выдалась, это будет похоже на отпуск.

Ему очень хотелось спать. У него было такое ощущение, что он не спал целую неделю, что было недалеко от истины. Ему бы сейчас завалиться в постель и проснуться через два дня свежим и полным энергии. Но ему не хотелось видеть сны. Оставалось только гадать, станут ли его сны лучше или хуже после всего, что случилось. Время покажет.

Его запястья болели от наручников. Рьяный агент затянул их слишком туго. Но Маркус понимал, что уже давно должен был оказаться в наручниках, а потому не мог жаловаться.

Он заранее принял все, что приготовила ему судьба. Он осуществил то, что задумал, а остальное было не важно. Лишь бы все поскорее осталось позади. Он хотел бы снова обнять Мэгги, но знал, что такие желания чаще всего не исполняются.

Он не видел выхода из сложившегося положения. У него не было никаких доказательств — только гора трупов. Но, с другой стороны, и терять ему тоже было нечего.

Маркус думал о том, могли бы родители им гордиться. А еще о том, как сложилась бы его жизнь, если бы он не наткнулся на дело Мавроса. Мог бы он до сих пор оставаться детективом? Был бы женат, завел бы детей? Голова у него кружилась от всех этих «если бы» и «почему». В конце концов он пришел к выводу, что все случилось так, как и должно было случиться.

Быть может, Акерман оказался прав. Быть может, вся его жизнь была направлена на выполнение определенной миссии, на достижение какой-то цели. Добился ли он этой цели? Состояло ли его предназначение в том, чтобы остановить Акермана, а теперь, когда задача выполнена, даст ли ему вселенная наконец немного покоя? Или же он находится в самом начале пути? Так много вопросов, на которые нет ответов.

Он предположил, что в этом и состоит суть жизни. Люди ищут ответы, которые в принципе не должны получить. Быть может, никому не дано увидеть всю картину в целом или понять смысл. Может, люди еще не готовы к ответам. Возможно, когда человек наконец достигает великого понимания и узнает «смысл», к нему приходит смерть. Может, дело как раз в том, чтобы задавать вопросы и не иметь на них ответов.

От проносившихся в его мозгу мыслей у него разболелась голова. Он понимал, что не может спасти всех, но он сыграл на пределе своих возможностей. Если условием торжества зла было бездействие хороших людей, значит, зло не восторжествовало. Он — хороший человек, и он восстал против тьмы, отказался бездействовать.

Маркус хотел бы смириться со своей судьбой, но его все еще мучило множество вопросов. Он пытался не думать о прошлом и о событиях последних двух дней, но ничего не мог с собой поделать. Слишком многое все еще беспокоило его, и фрагменты головоломки никак не складывались. Используя свою фотографическую память, он прокрутил в голове каждое происшествие и каждую деталь. Закрыв глаза, все-таки совершил путешествие в прошлое. Перебрал все свои воспоминания. И тут его глаза открылись.

* * *

Дверь распахнулась, и в комнату для допросов вошел темнокожий мужчина в черном костюме. Агент уселся напротив Маркуса и положил несколько папок на разделявший их металлический стол. Мужчина улыбнулся, явно пытаясь завоевать его доверие.

Все это часть процесса.

— Здравствуйте. Я агент Монро. Могу я что-нибудь для вас сделать, прежде чем мы начнем?

Маркус решил подыграть ему.

— Да. Наручники причиняют мне боль. Нельзя ли их снять или хотя бы ослабить?

Продолжая улыбаться, Монро кивнул.

— Конечно. — Он встал из-за стола и открыл дверь. — Пожалуйста, снимите с задержанного наручники.

Вошел другой мужчина и освободил руки Маркуса. Маркус потер запястья.

— Спасибо.

Агент Монро подошел к столу, но садиться не стал. Сначала он снял пиджак и закатал рукава. Что-то показалось Маркусу странным, но ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что именно. Наконец до него дошло. У агента на боку висела кобура. Он не был уверен, но все же не думал, что правила позволяют агентам приносить в допросную огнестрельное оружие. Бросилось ему в глаза и то, что дверь в комнату осталась открытой.

Монро заметил его взгляд и сделал жест в направлении двери.

— Скоро должен прийти мой напарник. — Агент принялся рыться в бумагах, не обращая внимания на пленника.

Он словно нарочно держал свой пистолет на виду, а дверь в комнату все еще была открыта. Уж не планируют ли они убить меня при попытке к бегству? Или это часть какой-то новой игры?

Маркус издал протяжный вздох.

— Почему бы вам не отбросить формальности? Скажите ему, чтобы вошел и сам поговорил со мной.

Агент слегка растерялся.

— Я не…

— Вы прекрасно знаете, кого я имею в виду.

— Боюсь, что я…

Маркус ударил кулаком по столу.

— Просто скажите шерифу или кто там у вас за дверью, чтобы вошел. Я устал от его игр.

Звук знакомого голоса донесся прямо с порога.

— Но ты очень хорошо в них играешь. — Шериф с торжествующим видом вошел в комнату.

Маркус склонил голову набок и хрустнул шеей.

— Вы совсем неплохо выглядите… Для мертвеца.

Глава 76

Двигаясь проворно, как кошка, Маркус вскочил и метнул свой стул в сторону шерифа. Затем набросился на ошеломленного агента. Вытащил пистолет у него из кобуры и левой рукой обхватил за шею. Ствол пистолета теперь был приставлен к виску Монро. Тихим, вкрадчивым голосом Маркус спросил:

— Почему бы вам не рассказать мне, что здесь происходит на самом деле?

Шериф усмехнулся и захлопал в ладоши.

— Браво, — сказал он и уселся на стул, освобожденный Монро. — Ты никогда не разочаровываешь меня, сынок. Ты полностью оправдал мои ожидания и даже превзошел их. Но сейчас не время для сражений. Сейчас мы раздвинем занавес и увидим настоящее лицо волшебника страны Оз. Положи пистолет, и мы немного поговорим.

— Пожалуй, я оставлю пистолет себе… В память о нашей старой дружбе.

— Как будет угодно, но тебе следует знать, что в нем нет патронов.

— В самом деле? Тогда вы не будете возражать против этого? — Он нацелил пистолет между глаз шерифа и несколько раз быстро спустил курок. Оружие издало сухие щелчки. Пусто.

Маркус оттолкнул агента в сторону и бросил пистолет на пол. Потом небрежно подошел к стулу, поставил его на место и уселся напротив шерифа.

— Я вас слушаю.

— Я отвечу на все твои вопросы, но сначала мне хочется кое-что прояснить. Как ты догадался, что я жив?

— Трудно убить человека из пистолета, в котором нет настоящих патронов. Хотя они не были холостыми. По крайней мере такими, какие я видел раньше.

— У меня в команде есть отличные специалисты по спецэффектам. Патроны были холостыми, но особым образом модифицированными. Мы сделали ставку на то, что ты будешь стрелять в грудь, а потому на мне были пакетики с кровью, готовые в нужный момент лопнуть. А если бы ты метил в голову, мне пришлось бы быстро упасть назад, чтобы ты не смог разглядеть рану.

— А если бы я захотел сделать контрольный выстрел в голову с близкого расстояния? Что тогда?

— Тогда бы этот разговор состоялся раньше.

Маркус презрительно покачал головой.

— Я сразу что-то заподозрил, еще когда обнаружил труп Морин Хилл.

— Объясни, что ты имеешь в виду.

— Она выглядела так, как если бы умерла несколько часов назад, а кровь в комнате была свежей. Ее разбрызгали там специально. Руки Морин были прибиты к стене длинными спицами. Кровь из этих ран должна была стечь вниз, но как раз там ее вообще не было. Ее прибили к стене уже после того, как она умерла. Не было крови на полу, где она должна была образовать приличную лужу. И само тело выглядело как-то не так. Я не специалист, но мне показалось, что его недавно доставили из морга… Как будто сначала заморозили, а потом дали оттаять. Полагаю, она была убита в своем настоящем доме в Колорадо, а потом вы перевезли ее туда.

Шериф удивленно поднял брови и подался вперед.

— Почему в Колорадо? И как ты догадался, что это не ее дом?

Он понял, что его проверяют, но ничего не имел против. Он будет им подыгрывать. Пока.

— На столе я нашел конверт с ее именем и адресом в Колорадо. У меня тогда голова была забита другими вещами, и я подумал, что у нее, возможно, было два дома или она какое-то время жила у детей. Но все же было очень похоже, что место преступления постановочное. К тому же, когда я впервые увидел дом Морин, он показался мне смутно знакомым. Я прокрутил в голове все, что случилось в последние несколько дней, и вспомнил. У вас на столе лежала рекламная листовка с фотографией продающегося дома. И его фасад в точности соответствовал фасаду дома, где предположительно умерла Морин. Но она умерла не в этом доме, следовательно, Акерман никак не мог убить ее там. Его тоже приплели к делу. Я стал думать, кому могла понадобиться эта инсценировка. И у меня все еще нет ответа на этот вопрос. Что за чертовщина здесь творится?

— Ты веришь в судьбу?

Маркус сразу же подумал об Акермане.

— В последние дни я вообще ни в чем не уверен.

— А я вот твердо верю в судьбу и потому убежден, что ты именно тот человек, который должен был сидеть здесь на стуле напротив меня. Ты шел к этому с того самого дня, когда убили твоих родителей, и теперь достиг конца этой дороги и оказался у начала новой. Наверное, прежде всего я должен сказать: многое из того, чему ты поверил, не соответствует действительности, и я сожалею, что пришлось прибегнуть к обману. Во-первых, твоя тетушка никогда не владела никаким ранчо, поэтому не могла тебе его завещать. Это просто послужило приглашением в наши края. Во-вторых… Наверное, лучше будет показать тебе кое-что. — Шериф поднялся. — Пойдем пройдемся.

Маркус тоже встал. Ему казалось, что он спит и видит сон.

Шериф вышел из комнаты для допросов и пошел по длинному коридору. Маркус последовал за ним. Он никак не мог понять, зачем шерифу понадобилось все это устраивать.

Прежде всего: зачем они заставили меня приехать в Ашертон?

Они миновали несколько открытых дверей, за которыми была видна обстановка кабинетов. В некоторых из них мужчины в строгих костюмах сидели за рабочими столами. Странная пара продолжала двигаться по коридору, пока не достигла двери с надписью «Комната для инструктажа». Шериф остановился перед входом.

— Некоторые ответы ты найдешь за этой дверью, но, скорее всего, у тебя появится еще больше вопросов. Когда будешь готов…

Маркус повернул дверную ручку с таким чувством, словно сейчас провалится в кроличью нору^[12]. Он понятия не имел, что его ждет по другую сторону двери.

Глава 77

За порогом Маркус увидел комнату, в которой находилась группа людей. Они оживленно беседовали между собой, но, казалось, ожидали прибытия еще какого-то гостя. Когда Маркус вошел, они повернулись к нему и прекратили разговоры.

Комната закружилась у него перед глазами, и он почувствовал слабость в коленях. Казалось, все в мире перевернулось с ног на голову. Он подумал, уж не лишился ли он в какой-то момент рассудка. Мир оказался совершенно незнакомым ему местом. Все, во что он верил, теперь представлялось ложным. Все, что он считал реальным и осязаемым, оказалось иллюзией.

Осматривая лица собравшихся в комнате людей, он ощутил столько противоречивых эмоций, что было совершенно невозможно выбрать какую-то одну и сосредоточиться на ней. Он готов был плакать и смеяться одновременно. Он узнал нескольких людей из команды шерифа, но это его не удивило. Куда большим сюрпризом стало присутствие Мэгги и стоявшего рядом с ней человека. Эндрю улыбался во весь рот, держа в руке зеленую банку с газировкой.

Призраки не улыбаются и не пьют «Маунтин дью».

Маркус дышал так часто, что едва не задохнулся. Но восставший из мертвых Эндрю стал не единственным сюрпризом для него. Что его действительно шокировало, так это привидение бывшего учителя английского языка, сидевшее на одном из стульев. Лорен, жена Аллена, — если только это действительно была его жена, — сидела рядом. Было очевидно, что Аллен Брубейкер не погиб той ночью, как и его жена. Их детей, Чарли и Эми, не было в комнате, но можно было догадаться, что их смерть тоже была фальсификацией.

Как только он узнал всех этих людей, его охватило такое невероятное чувство облегчения, такая радость, что он с трудом справился с желанием немедленно обнять их. Но радость очень быстро сменилась злостью, едва он вспомнил о боли и об ощущении вины перед ними, когда думал, что подвел их. Правда же заключалась в том, что все они с самого начала были в сговоре против него.

Призраки Эндрю Гаррисона и Аллена Брубейкера подошли, чтобы поздороваться. Маркус заметил, что Мэгги держалась позади всех. Она выглядела пристыженной. Вот и хорошо, поживи с этим чувством.

Подойдя, Эндрю еще раз широко улыбнулся.

— Привет, дружище! Извини, что пришлось лгать тебе обо всем этом.

Аллен Брубейкер протянул руку и с лукавой улыбкой сказал:

— Никаких обид?

Маркус бесстрастно посмотрел на протянутую руку.

— Разумеется, никаких обид. — Затем резким движением сгреб Эндрю за воротник рубашки и ударил его лбом в голову.

Эндрю упал на спину. Но прежде чем тело Эндрю коснулось пола, Маркус провел хук правой в челюсть Аллена Брубейкера, и тот оказался рядом с Эндрю. Эти двое сидели на полу комнаты для инструктажа с выражением шока на лицах.

Шериф тихо смеялся, стоя рядом с Маркусом.

— Молодчина! Давай, выпусти пар!

Маркус развернулся к шерифу и нанес быстрый удар ему в лицо. Шериф тоже повалился на пол, но при этом совсем не показался удивленным. Он сидел на выложенном плиткой полу и смеялся, потирая щеку.

Маркус снова повернулся к Аллену и Эндрю, которые даже не пытались подняться.

— Да что с вами такое, люди? Вы думаете, это какая-то игра? Вы заставили меня думать, что вы мертвы, и чувствовать себя виновным в вашей гибели. Вы совсем сбрендили. Держитесь от меня подальше. — Он оторвал взгляд от мужчин, посмотрел на Мэгги и указал на нее пальцем. — Твое счастье, что ты женщина, иначе тоже валялась бы сейчас на полу. — Он прошел мимо них и уселся на стул в дальнем конце комнаты. Спустя какое-то время шериф подошел и сел напротив него.

— Все прошло лучше, чем я ожидал.

— Скажите спасибо, что у меня нет пистолета.

— Да брось ты. Тебе вообще не нравятся пистолеты, или забыл?

— Я начал пересматривать свои взгляды. — Его голос слегка дрожал. Он уставился куда-то вдаль, не желая встречаться взглядом с шерифом. Он бы сразу же ушел, если бы не хотел получить ответы на свои вопросы. Кроме того, он не был уверен, что его так легко отпустят.

— Оглядываясь назад, я убеждаюсь, что сделал правильный выбор, вызвав тебя сюда, — сказал шериф.

Маркус повернулся и пристально посмотрел на него.

— Зачем вы притащили меня сюда и что здесь вообще происходит? Всего несколько минут назад я думал, что большинство людей, собравшихся в этой комнате, мертвы. Я видел, как они умирали. И вот они здесь. Как такое может быть?

— Ты задаешь правильные вопросы, сынок. Что касается людей в этой комнате, все очень просто. Поразительно, на что способны в наши дни мастера по спецэффектам.

Маркус недоверчиво покачал головой.

— Половину времени, проведенного здесь, я бегал с настоящим пистолетом. Что, если бы я убил вас или кого-то из них?

— Мы контролировали ситуацию, насколько это было возможно, и носили защитную экипировку. Но если быть до конца честным, Маркус, я знал, что ты никогда никого не убьешь преднамеренно, если только у тебя не останется выбора. Мы составили твой детальный психологический портрет. Хотя, когда ты в доме Брубейкеров смастерил гранату из консервной банки или чего-то еще — это, кстати, была классика, — я отчасти пересмотрел свое мнение о тебе, но незначительно. Кроме того, все здесь осознавали риск. В моей команде подобрались только самые лучшие, но эта операция потребовала тщательного планирования… большой работы. Мне даже пришлось заставить их пройти курс обучения актерскому мастерству, чтобы они выглядели убедительно. Правда, я оставил тебе кое-какие подсказки. Хотел проверить твое внимание к деталям. Нам пришлось импровизировать на ходу, но в целом план, как мне кажется, сработал. — Шериф усмехнулся. — Но иногда ты путал нам карты. Например, в случае с Брубейкерами. Задержавший тебя офицер должен был изобразить поломку автомобиля у их дома. Аллен должен был что-то заподозрить, спасти тебя и так далее и тому подобное. Но ты сумел столкнуть машину с дороги и сбежать. Ты оказался примерно там, где нужно, был ранен, поэтому казалось вполне естественным, что ты сам пойдешь к этому дому. И все же странно, что все сложилось именно так… Вмешательство судьбы, не иначе. Мэгги — еще один пример. Она из команды Аллена и, кстати, не моя дочь. Она должна была всего лишь приглядывать за тобой в баре, а потом сыграть небольшую роль с тобой и Эндрю. Но у судьбы оказались другие планы. Когда ты проявил к ней интерес, ее роль изменилась. — Шериф оглянулся на Мэгги, потом наклонился ближе к Маркусу.

— Кстати, будь с ней помягче. В чем-то она тебя обманула, но не думаю, что ее чувства к тебе тоже обман. Просто имей это в виду. Она…

— Теперь я даже не знаю, кто она такая.

— У тебя будет время узнать, но это уже не моего ума дело. — Шериф откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул.

— Что касается другого твоего вопроса. Почему ты здесь… Это немного сложнее. Все началось со списка. Поначалу он содержал имена нескольких тысяч перспективных кандидатов, людей, которые по той или иной причине считались имевшими нужный потенциал. Твое имя тоже было в том списке. Прежде всего из-за того, что случилось с твоими родителями, а позже из-за способностей, которыми ты обладал. Время шло, и мы постепенно вычеркивали имена из этого списка, пока не осталось всего несколько избранных. — Шериф помолчал, словно тщательно подбирая слова для следующей фразы. — После того, что произошло с сенатором Мавросом, я понял, что именно ты нам и нужен.

— Потому что вы искали наемного убийцу?

Шериф выпрямился на стуле.

— Ничего подобного. Я подбирал человека, который сделает то, что считает правильным, не думая о том, как это будет воспринято обществом. Некоторые люди обладают даром, который трудно описать словами. Одни имеют талант к математике или к теории музыки, есть прирожденные атлеты. А у других одаренность проявляется иначе. Наука не может найти для этого подходящего объяснения. Я не знаю, рождаются героями или становятся. Мне не известно, являются ли выдающиеся способности, которыми отличаются герои, элементами их генетической структуры, частью их души или же жизненные обстоятельства делают из них необыкновенных людей, наделенных силой вершить великие дела. Я знаю только, что ты один из таких людей. Я искал героя.

Минуту оба молчали.

— Вы выбрали не того, кто вам нужен. Я не герой.

— Именно так и сказал бы настоящий герой.

— Вы все еще не ответили на мой вопрос. Что вам от меня нужно? Зачем вы заставили меня приехать сюда?

Шериф почесал бородку и снова приблизился к Маркусу.

— Я возглавляю группу в нашем правительстве, известную как организация «Пастух». Наша задача — сделать все возможное, чтобы защитить граждан этой страны.

— Все возможное? Значит, вы ставите себя над законом?

— Если коротко, то да. Мы хорошие парни, совершающие зло, когда без него не обойтись. Ты мне нужен, потому что ты обладаешь способностями, необходимыми для выслеживания и устранения серийных убийц.

— А под устранением вы подразумеваете убийство. Разве полиция и ФБР не справляются с поимкой убийц?

— Организации, которые ты назвал, борются с обычными преступниками. Но большинство из тех, на кого охотимся мы, не простые преступники. Мы редко имеем дело с людьми, убивающими из-за денег, любви, мести или какого-то другого рационального мотива. Объекты нашей охоты — настоящие монстры. Они убивают ни в чем не повинных людей и не чувствуют раскаяния. Отдел поведенческого анализа ФБР некоторое время назад опубликовал результаты исследования, согласно которому в Соединенных Штатах орудуют приблизительно от двадцати до пятидесяти все еще неустановленных серийных убийц. Я же из собственного опыта знаю, что эта цифра значительно занижена. Кто-то должен принять необходимые меры, чтобы защитить граждан страны от этих чудовищ. Наша организация называется «Пастух», потому что мы занимаемся тем, что отгоняем этих волков.

Маркус презрительно покачал головой.

— И обходите систему правосудия. Выступаете одновременно в роли судьи, присяжных и палача.

— Мы делаем то, что необходимо. Даже если иногда мы действуем в обход судебной системы, это не значит, что мы обходимся без правосудия. Мы сами его вершим, и все, что мы делаем, санкционировано правительством США и лично президентом.

Маркус рассмеялся.

— Прекрасно. Лично президентом. А вот мне вы кажетесь похожими на Унабомбера^[13], а все сказанное — часть вашего манифеста.

— Ну конечно. Ведь Унабомберу не составило бы труда организовать собрание своих единомышленников в комнате для инструктажа местного отделения ФБР. Посмотри лучше туда. На человека, с которым разговаривает Аллен. Я просил его держаться незаметно, когда ты придешь, но ему уж очень хотелось с тобой встретиться.

Маркус повернулся и увидел человека, который был ему определенно знаком.

— Так это же…

— Томас Колдуэлл, генеральный прокурор Соединенных Штатов Америки.

Генеральный прокурор заметил направленные на него взгляды и поднял два пальца в знак приветствия.

У Маркуса пересохло во рту. Он с трудом сглотнул и сказал:

— Это двойник. Вы подстроили это для меня.

Шериф рассмеялся.

— Вижу, у тебя развилась паранойя, но после выпавшей тебе недели мне трудно тебя винить. Я представлю тебя ему позже. И ты сам можешь удостовериться в его подлинности. Ну а если и это тебя не убедит, тогда мы устроим тебе персональную экскурсию по Белому дому.

Маркус открыл рот, чтобы отпустить саркастическое замечание, но слова застряли в горле. Сарказм стал для него защитным механизмом. Теперь он понимал это. Это была одна из стен, возведенных им, чтобы приобрести множество хороших знакомых, но ни одного близкого друга.

Шериф продолжал:

— Один из наших бывших президентов издал секретный приказ, в соответствии с которым и была создана организация «Пастух». Он чувствовал, что порой обстоятельства складываются так, что закон оказывается бессилен и многие его положения, вместо того чтобы защищать обычных людей, позволяют злодеям оставаться безнаказанными. По его замыслу, должна была появиться группа тщательно отобранных людей, которая будет выполнять свое дело, обходя бюрократические препоны. Наши основатели предусмотрели, чтобы организация подчинялась непосредственно президенту, вице-президенту и генеральному прокурору. Они также предусмотрели возможность роспуска «Пастуха» в любое время, если новый президент поймет, что в организации больше нет необходимости или она перестала исполнять поставленные перед ней задачи. Но, несмотря на такую возможность, наша организация до сих пор ни разу не оставалась без полной и всемерной поддержки главнокомандующего. Мы — очень небольшая, элитная группа. У нас нет огромного раздутого бюджета, как у министерства национальной безопасности или ФБР. Мы очень серьезно относимся к подбору новых кадров. Пастухов не так уж много. Вот почему генеральный прокурор пожелал с тобой встретиться. Видишь ли, мы действуем ячейками…

— Как террористы.

Нисколько не смущенный комментарием, шериф сказал:

— Именно так. Это позволяет обеспечить безопасность членов группы и их семей. Как ты понимаешь, время от времени мы наживаем себе врагов. Ячейка состоит из пастуха и его команды. Вот для этого ты и понадобился. Аллен был пастухом уже много лет. Ему пришло время передать эстафету. Он собирается зажить размеренной жизнью, став обузой жене и детям. А ты должен возглавить его ячейку.

— Странно, что вам разрешено заводить семьи.

— Вообще-то, это даже поощряется. Поддержка семьи помогает нам помнить, почему мы делаем то, что делаем. Помогает сохранить здравый рассудок.

Маркус покачал головой и спросил:

— Почему именно я? Почему не Эндрю, или Льюис Фостер, или кто-то еще?

Шериф бросил на него глубокий, проницательный взгляд.

— Потому что это твоя судьба. Это твоя суть. То, для чего ты был рожден. Что касается тех, о ком ты упомянул, то Эндрю — правая рука Аллена. И, если честно, он знает свое место и свое предназначение. И он доволен своим положением. А вот Льюис… — Шериф замолчал, и слезы навернулись у него на глаза. — Льюис был для меня как сын, и он очень хотел стать пастухом. А мне не хватало духа, чтобы объяснить ему, почему он не годится для этого. Льюис любил свою работу. Ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем поимка преступника и помощь людям, и это было абсолютно правильно. Он испытывал огромную радость, когда удавалось устранить злодея, на которого велась охота. Но, если уж совсем начистоту, он не относился к тем людям, из которых получаются хорошие пастухи.

— Что вы имеете в виду?

— Я не ищу того, кто будет получать удовольствие от этой работы. Я ищу того, для кого она станет кошмаром. Того, кто будет мучиться, задавать вопросы и видеть лица каждого из убитых им людей, как только закроет глаза. Мне нужен человек, постоянно сомневающийся в правильности своих действий и спрашивающий Создателя, одобряет ли он его. И в то же время тот, кто мне нужен, должен продолжать действовать, поскольку в глубине души он уверен в правильности и справедливости того, что делает. Вот кого я ищу. Когда этот человек спустит курок, он сделает это с полной уверенностью. И поэтому мой выбор остановился на тебе, Маркус. Не из-за того, что ты убил Мавроса, а из-за того, насколько это убийство изменило тебя. И до сих пор преследует тебя.

Маркус сжал переносицу. Головная боль усиливалась. Они немного помолчали.

— А при чем здесь Акерман? Зачем вмешивать сюда его?

Глаза шерифа погрустнели, и он отвел взгляд.

— Конечно же, Акермана нельзя было освобождать, но я проявил небрежность и совершил ошибку. Теперь мне придется с этим жить. Аллен предупреждал меня, но я счел Акермана важной частью твоей вербовки. Мы поймали его в Колорадо. Он успел убить там двух полицейских и застрелить посетителя кафе. Аллен, Эндрю и Льюис отследили его до дома Морин Хилл. Выстрелили в него транквилизатором. Теперь я думаю, что нужно было прикончить его на месте. План с самого начала состоял в том, чтобы инсценировать место убийства, используя труп, а потом сделать так, чтобы ты столкнулся с убийцей. Акерман предоставил нам такую возможность, убив Морин Хилл. Мы гонялись за ним уже давно. Именно фактор времени заставил нас поторопить события. Вот почему Мэгги уже на первом свидании повела тебя знакомиться с Морин Хилл. Мы…

— Но почему вам был необходим реальный убийца? Разве не было бы гораздо безопаснее, если бы кто-то сыграл его роль?

Шериф помотал головой.

— Ты бы сразу все понял. Так мы не добились бы поставленной цели. Невозможно притвориться таким человеком, как Акерман. Мы планировали арестовать тебя, когда ты окажешься на месте преступления, а затем поместить вас вместе в одну камеру. Ты должен был увидеть лицо истинного зла. Должен был заглянуть в темноту его души и понять, на кого мы ведем охоту. Типы вроде Акермана не поддаются реабилитации или уговорам. Он — животное. Может, это и не его вина, и я в какой-то степени ему сочувствую, но в конечном итоге он убийца и продолжит убивать ни в чем не повинных людей, пока кто-то его не остановит. Позволить ему разгуливать на свободе или даже посадить в тюрьму — это все равно что… запустить большую белую акулу в бассейн с детьми.

— Но Акерман спас нас. Мне показалось, он действительно раскаялся. Когда мы находились в бывшей школе в Ашертоне, он спросил меня о прощении. Если под конец жизни он действительно раскаялся, то убить его значило бы лишить его этой возможности и обречь его душу на гибель. У нас нет такого права.

— И сколько еще людей должны умереть, прежде чем он обретет свой путь? Ты подумал об их душах? У него есть такое право?

— Его можно схватить и запереть в тюремной камере, где он уже никому не причинит вреда. Тогда у него будет весь остаток жизни, чтобы подумать обо всем, что он сделал.

— У меня был друг, работавший в тюрьме особо строгого режима. Он рассказал мне об одном таком маньяке, убившем несколько человек. Как-то на завтрак там давали яйца, и ему не понравилось, что они всмятку. Охранник, естественно, спросил его, кто он такой, велел сесть на место и заткнуться. Заключенный отставил поднос и ударил охранника по горлу. Тот умер почти мгновенно, и все из-за каких-то яиц. А убийце было все равно. Его уже приговорили к нескольким пожизненным срокам. И деньги налогоплательщиков шли на еду, одежду и крышу над головой этому монстру. — Шериф откинулся на спинку стула и соединил кончики пальцев. — Я понимаю, к чему ты клонишь, сынок, но у нас здесь простая математика. Мы убиваем одного убийцу, чтобы спасти жизни множества его потенциальных жертв. Этот способ не совершенен, но только так можно действительно защитить невинных людей.

Маркус вздохнул.

— И все же, зачем вам понадобилось устраивать это представление? Почему было не поговорить со мной, как мы разговариваем сейчас?

— Это не было представлением, сынок. Можешь считать это экзаменом, хотя, если честно, я сразу понял, что ты — тот человек, которого я искал. Все это делалось ради того, чтобы ты сам осознал это. Прежде мы пытались делать так, как ты говоришь, но ничего не вышло. Те, кого мы вербовали, не были готовы к встрече с демонами — ни внешними, ни внутренними. Они начинали сомневаться. Гибли люди. И никакие разговоры не смогли бы их подготовить. И тогда мы разработали этот метод. Мы бросили тебя в ситуацию, которая потребовала от тебя мобилизации всех способностей, стала проверкой твоего предназначения. Вот почему я выбрал сценарий с политическим убийством. Я решил поставить тебя в условия, когда речь шла о жизни еще одного облеченного властью человека, который тоже был потенциальным убийцей. Я счел, что такое совпадение заставит тебя вспомнить эмоции, связанные с убийством Мавроса, воссоздаст их в твоем сознании. Мы разработали сложный план, предусматривающий, что ты попытаешься остановить меня в Сан-Антонио. Но Акерман сбежал, снова стали погибать люди, и я велел Эндрю сократить наш сценарий. Мы собирались посвятить тебя во все после финального акта, чтобы вместе отправиться за Акерманом, но ты сумел сбежать от той могилы и стал охотиться на него самостоятельно. Это, как мне показалось, доказывало твою готовность, вот только тебе по-прежнему нужно примириться с тем, кто ты есть. Прежде чем ты сможешь двигаться дальше и узнаешь, что ждет впереди, ты должен примириться с дорогой, которую уже прошел.

— Примириться? Я хладнокровно застрелил человека. Как мне примириться с этим? Как вы можете думать, что я буду работать на вас, продолжая делать то же самое? Неужели моя судьба… быть убийцей?

Шериф пожал плечами.

— Мне жаль, сынок, но ничто не бывает исключительно белым или черным. Если ты ищешь совершенный мир, ты сошел не на той остановке. Мир наполнен оттенками серого, и каждое решение представляет собой обоюдоострый меч, причем опасна каждая его сторона. Зачастую ни один выбор не бывает верным. Мы всего лишь выбираем из двух зол меньшее. У меня нет ответов на все вопросы. Хотел бы я их иметь. Жаль, что не могу процитировать Писание или другие мудрые слова, чтобы помочь тебе справиться со всем этим, но таких слов я не знаю. Все, что я могу сказать: тебе нужно заглянуть в самого себя. В глубине души ты знаешь, были твои поступки правильными или нет.

Шериф подался вперед и заговорил совсем тихо.

— Позволь спросить тебя об одной вещи. Ты действительно винишь себя в смерти Мавроса? Именно это мучит тебя, не позволяя спать спокойно? Или тебе не дает покоя тот факт, что ты отнял жизнь у другого человека и совсем не чувствуешь своей вины?

Маркус несколько секунд смотрел на шерифа, но потом отвел взгляд, и его глаза налились слезами.

— И это тебя испугало, верно? Испугало, потому что заставило задуматься, что же отделяет такого человека, как ты, от таких, как Акерман. И ты стал думать о том, на что действительно способен. Вот подлинный секрет твоего прошлого, который тебя мучает. Я прав?

Маркус опустил голову и закрыл глаза, стараясь сдержать слезы.

— Я должен был ощутить хоть что-то. Должен был почувствовать вину, сожаление и тысячу других эмоций, которые испытал бы нормальный человек, убивший кого-то. Но не почувствовал. Ничего не почувствовал. Акерман заявил, что мог бы убить Мэгги так же легко, как щелкнуть выключателем. Я запомнил эти слова. Потому что это действительно оказалось легко. Я просто навел пушку и выключил его свет. — Он перестал себя сдерживать, и слезы покатились по его щекам. — Вы правы. С той самой ночи в Нью-Йорке я постоянно думал о том, какова граница между мною и людьми, подобными Акерману. Когда он произнес эти слова, я ясно понял, насколько тонка эта линия. И да… это меня пугает.

Глаза шерифа излучали тепло и понимание.

— Возможно, у меня нет всех ответов, сынок, но одно я знаю твердо: ты нисколько не похож на Акермана. Вы находитесь на противоположных полюсах. Быть может, ты не чувствуешь вины из-за смерта Мавроса потому, что в глубине души считаешь свой поступок правильным? В ту ночь ты защитил не только девушку в лимузине. Ты предотвратил жертвы, которые могли появиться после нее. Зло расцветет пышным цветом, если не будет хороших людей, которые восстанут против него, и в случае Мавроса это было именно так. Он продолжал бы творить свои черные дела и убивать невинных до тех пор, пока кто-то не набрался бы смелости восстать против него. Пусть даже в одиночку.

Шериф поднялся и положил руку на плечо Маркусу.

— У тебя будет достаточно времени, чтобы обдумать мое предложение. Но, по моему мнению, людей можно разделить на три категории: ты либо пастух, либо волк, либо член стада. Могу с абсолютной уверенностью сказать, что ты не из числа волков. Настало время решать, станешь ли ты защитником и пастухом… или останешься в стаде.

* * *

Директор оставил Маркуса наедине с его мыслями и присоединился к остальным. Аллен подошел и спросил:

— Как он все воспринял?

— Очень хорошо, учитывая обстоятельства.

— Ты думаешь, он примет предложение?

— Еще слишком рано говорить наверняка, но мне кажется, примет.

— Хорошо. Я становлюсь слишком стар для этого. — Аллен поколебался, барабаня пальцами по своему стакану, потом запустил руку в подернутую сединой шевелюру. — Ты собираешься сказать Маркусу о его связи с Акерманом?

— Нет.

— Не считаешь, что он должен знать?

— Акерман мертв. Маркусу ничего не нужно знать.

Глава 78

В детстве никто с братьями Демпси не обращался плохо. У них не было отца, который сексуально их домогался, или матери, которая их не любила. Наоборот, у них были любящие и заботливые родители. Отец был плотником, мать — домохозяйкой. Мальчики ходили в парк, где играли во фрисби со своей собакой Бобби. Ездили в семейные отпуска к национальным достопримечательностям по маршрутам, изобиловавшим приманками для туристов. Они были абсолютно нормальными. Такими, как все остальные.

Энди Демпси, младший из братьев, считал, что именно поэтому все были ввергнуты в такой шок, когда он и его старший брат Майкл убили родителей и сожгли свое родовое гнездо. Ему нравилось шокировать людей. А люди перед смертью всегда выглядели такими изумленными, словно собирались жить вечно.

Он протянул руку и взял с полки шоколадный батончик. Разорвал обертку и впился в него зубами. Ему не нужно было поднимать глаза, чтобы увидеть осуждающий взгляд продавца в придорожном магазине или пресечь его попытку вызвать полицию. В этом не было необходимости. Продавец и единственная покупательница лежали связанными на полу задней комнаты. Он знал об этом, поскольку именно они с братом уложили их туда.

Он видел, как Майкл опустошил кассу, сложив наличные в бумажный пакет. Денег набралось немного, но они делали все это не ради них. Они получали удовольствие от самого процесса. Им нравилось быть плохими парнями.

— Здесь закончили, — сказал Майкл. — Теперь давай приберем за собой.

Энди улыбнулся. Настало время повеселиться.

Братья вошли в заднюю комнату с табличкой «Посторонним вход воспрещен». В комнате на коленях стояли два человека, их руки были связаны за спиной.

— Может, где-то еще спрятаны деньги? — спросил Майкл, обращаясь к продавцу.

— Нет, — всхлипнув, ответил мужчина. — Вы забрали все. Вам не нужно никому причинять вреда.

Услышав эти слова, Энди снова улыбнулся, но взгляд Майкла оставался бесстрастным.

— Есть проблема, приятель, — сказал он. — Вы видели наши лица, а это совершенно недопустимо.

— Должно быть, нам все-таки следовало надеть маски, — сказал Энди.

Братья дружно рассмеялись.

Затем лицо Майкла снова окаменело, когда он посмотрел на беспомощную фигуру продавца.

— Наверное, придется убить их прямо здесь.

Продавец хотел что-то сказать, но Майкл заставил его замолчать. Мужчина замертво повалился на кафельный пол, вокруг него растеклась алая лужица, а во лбу виднелось еще дымившееся пулевое отверстие.

Женщина — красивая блондинка в красной футболке и джинсах — продолжала стоять на коленях с крепко зажмуренными глазами. Она явно решила встретить неизбежную смерть там, где сейчас находилась.

Майкл направил пистолет ей в лицо.

— Подожди, — сказал Энди, прежде чем Майкл успел спустить курок.

— Что такое, братишка?

— Я хочу пока оставить ее в живых. Мы сможем позабавиться с ней чуть позже, когда будет время.

Майкл покачал головой и вздохнул.

— Хорошо, братишка, но если хочешь завести себе игрушку, она переходит под твою полную ответственность. Я не желаю слышать от нее ни единого писка.

Энди улыбнулся, как маленький мальчик в рождественское утро.

— Обещаю. Я позабочусь о ней. Она не создаст нам проблем.

— Уж постарайся. Если в какой-то момент я решу, что она стала для нас обузой, то размажу ее мозги по обочине дороги, а стервятники устроят ей достойные похороны.

Энди лишь улыбнулся в ответ, перебросил рыдавшую женщину через плечо, а потом, когда они вернулись к своей машине, уложил ее в багажник. Он уже представлял, что будет делать с ней потом.

Братья сели в свой «бьюик» и выехали с парковки, от них все еще пахло смертью, которую они оставили за собой.

* * *

Проехав несколько часов и пару сотен миль, братья Демпси остановились на стоянке у небольшого кафе. Наступил вечер, и пора было подумать о ночлеге. Энди маялся в нетерпении. Его сердце готово было лопнуть от предвкушения. Женщина в багажнике до сих пор не издала ни звука, и еще тогда, в задней комнате минимаркета, она не пыталась отползти в сторону и ничем не выдала свой страх, как многие другие. Она была крепким орешком, и ему очень хотелось поскорее заставить ее кричать.

— Почему бы нам просто не забыть об этой встрече? — спросил он.

Майкл выставил вперед нижнюю челюсть и уставился в пространство, словно стараясь сконцентрироваться.

— Мы не можем заниматься этим бесконечно. Нас поймают. И мы либо погибнем, либо будем заперты в клетке. Ты этого хочешь?

— Копы недостаточно умны и проворны, чтобы схватить нас.

Майкл покачал головой.

— Это только вопрос времени. Мы стараемся заметать за собой следы, но однажды кому-то из копов повезет или он окажется достаточно умен. Мы спалимся, если только сейчас же не покинем страну. Джейми может подсобить нам с этим.

— Ты действительно ему доверяешь?

— Я никому не доверяю, но Джейми — исключение из правил. Мы с ним давно знакомы. Кроме того, понадобится кто-то пострашнее нас, чтобы заставить его передумать.

Энди осклабился.

— Но ведь никого страшнее нас нет.

Майкл положил ладонь ему на плечо и сжал пальцы.

— Вот это верно, братишка. А потому сохраняй хладнокровие. Мы встретимся с Джейми, разберемся с делами, а потом у тебя будет время позабавиться со своей маленькой подружкой.

Дверь открылась, и раздался звон колокольчика, оповестивший о прибытии двух новых клиентов. Заведение напоминало один из типичных ресторанчиков с грязными ложками, в изобилии втречавшихся на уединенных участках шоссе. В этот час в нем было практически пусто — всего три человека, не считая Энди и Майкла. Первым был повар — мужчина с короткими светлыми волосами. Судя по его атлетическому сложению, сам он не слишком увлекался едой, которую готовил. Второй была официантка, удивительно красивая белокурая девушка. Волосы, доходившие ей до плеч, сейчас были собраны в конский хвост, и лишь несколько непослушных прядей падали на лицо. Ее кожа была покрыта загаром, отчего волосы казались светлее, чем были на самом деле.

Третьим человеком был единственный посетитель. На нем был темный пиджак и бейсболка с надписью «Нью-Йорк Янкис». Он сидел за стойкой на высоком хромированном табурете, пил кофе и читал книгу в твердой обложке. Перед ним стояла тарелка с остатками сиропа.

Братья предпочли занять одну из кабинок.

— Что будете пить? — спросила официантка, положив перед ними меню.

Энди посмотрел на нее, расплывшись в улыбке.

— Я буду кофе. — Он бросил взгляд на карточку с именем, прикрепленную к кармашку ее блузки, и, чтобы сделать разговор более интимным, уточнил: — Мэгги, мне, пожалуйста, чашку кофе.

— Две чашки кофе, — сказал Майкл, выразительно посмотрев на брата.

— Сейчас принесу. А потом приму заказ.

Майкл наклонился к брату и неодобрительно произнес:

— У тебя уже есть игрушка в багажнике. Сохраняй спокойствие, идет? Скоро здесь появится Джейми. К тому же я умираю от голода.

Официантка вернулась с их кофе, и братья принялись жадно глотать темную жидкость. Энди пялился на официантку, пока она ходила по залу ресторана, убирая со столов.

— Я подумываю об обмене. Та, что лежит в багажнике, ничего. С ней можно будет немного порезвиться, но у этой официантки такой пристальный взгляд, что у меня от него кровь закипает.

Майкл прошептал хриплым голосом, не допускавшим возражений:

— Послушай меня внимательно, братишка. Ты ее хочешь? Отлично. Тогда мы заберем ее с собой. Ты хочешь поубивать всех? Прекрасно. Но тебе придется потерпеть до того, как мы уладим дела и я спокойно поужинаю. Ты вечно…

— Вы, парни, просто едете мимо? Или навещаете в этих краях друзей? — поинтересовался сидевший за стойкой мужчина, отложив книгу, но продолжая смотреть прямо перед собой.

Оба брата Демпси повернулись к нему. В его поведении им почудилось нечто странное. Что-то определенно было не так.

— А какая вам разница, мистер? — спросил Майкл с жесткими нотками в голосе. — Почему бы вам просто не пить свой кофе и не совать нос в чужие дела?

— Что, если я готов сделать ваши дела своими? — спросил мужчина, сидевший за стойкой, все еще не поворачиваясь к ним.

Майкл бросил на Энди выразительный взгляд, и младший брат едва заметным движением опустил руку к пистолету, заткнутому за пояс брюк. Он чувствовал головокружение и одновременно необычную легкость в голове. Стряхнув с себя эти ощущения, посмотрел в окно на стоянку. Всего пара машин. Никаких копов. Никакого спецназа. Никого. И все же он знал: что-то определенно не так. Мужчина за стойкой оставался пугающе спокойным, и ему явно что-то было от них нужно. Энди чувствовал себя, словно перед решающим поединком в салуне Дикого Запада. Он внимательно посмотрел на человека у стойки.

— Вы, случайно, не из полиции или, может, из комитета по встрече гостей города?

Мужчина за стойкой усмехнулся.

— Нет, — сказал он. — Вообще-то я предпочитаю думать о себе скорее как о пастухе.

Братья обменялись растерянными взглядами.

— А это, черт возьми, что означает? — спросил Майкл.

Мужчина небрежно повернулся к убийцам. В его глазах вспыхнул огонь.

— Я отгоняю волков.

Глава 79

Фрэнсис Акерман-младший смотрел на темные воды озера Мичиган. Огни причала Чикаго ярко горели у него за спиной. Он бросил взгляд в сторону Большого зала и заметил проходившую мимо пару лет тридцати. Женщина посмотрела на него с удивлением, словно видела его раньше, но не могла припомнить, где и когда.

Неужели она его узнала? Он представил, как перережет этим двоим горло и бросит трупы в воду.

Знакомый голос, как эхо, раздался у него в голове. Мы сыграем с тобой в игру, Фрэнсис… Ты — монстр… Убей, и боль пройдет.

Он сжал кулаки с такой силой, что ногти впились в кожу. Потом сосредоточился на ощущении боли и забыл обо всем остальном. Нет. Сфокусируйся. У тебя просто паранойя. Он почувствовал, как ярость отступает и меняет цвет. Женщина никак не могла меня узнать.

Теперь он регулярно менял внешность и стал настоящим мастером маскировки, но ему надоело жить инкогнито. Часть его существа тосковала по старым денькам, когда он убивал кого хотел и когда хотел. Но в прежние времена его не волновало, поймают его или нет. Не волновала возможность смерти. Ему даже нравилось, когда полиция сидела у него на хвосте, а он вынужден был спасаться бегством.

Но теперь все изменилось. Фрэнсис нашел свое место на величественном полотне, сотканном вселенной. Он узнал свое предназначение, и его путь был еще очень далек от своего завершения. Он находился в начале длинной дороги. В нем росло возбуждение, когда он обдумывал свои планы на будущее и все игры, в которые еще только предстояло сыграть.

Он уже давно залег на дно, научился подавлять свой голод с помощью медитации и порезов, которые наносил сам себе. И хотя порой он срывался, в целом чувствовал, что дела у него идут очень хорошо. Он добился реального прогресса.

Нужно было сдерживаться, соблюдать осторожность, проявлять избирательность. Он не мог дать Маркусу след, по которому тот смог бы пойти. Это нарушило бы все его планы.

Акерман еще некоторое время смотрел на отсветы городских огней в озере, стоя у ограждения, а потом к нему подошел мужчина в очках и с всклокоченными волосами.

— Ты добыл информацию? — спросил Акерман.

— Да. — Голос мужчины дрогнул.

— Все, что я просил?

— Да.

— Они узнают, что кто-то получил доступ к файлам?

— Я все подчистил. Они не смогут меня отследить и даже не поймут, что их защиту взломали. А что это за организация такая — «Пастух»?

— Сам толком не знаю. Для этого мне и понадобились файлы. Для этого и нужно было, чтобы ты влез в их компьютерную сеть.

— Потому что они хотят вас поймать?

Акерман усмехнулся.

— Может, и так, но только я предпочитаю роль охотника, а не добычи. Я подслушал разговор двух своих старых приятелей, в котором упоминалась организация «Пастух», и они как раз собирались завербовать в нее дорогого моему сердцу человека. В тот момент я был привязан к стулу и истекал кровью. И мне это совсем не понравилось. Слишком напоминало эпизоды из моего детства. И я не хочу снова оказаться в подобном положении, а для этого мне необходимо знать своего врага.

— Что ж, защита у них, прямо как в Пентагоне. Подозреваю, за всем этим стоят очень серьезные люди из правительства. На вашем месте я бы получше спрятался.

— Меня трогает твоя забота о моем благополучии, но я не планирую быть пойманным. Вот почему я нанял самого лучшего хакера, какого только смог найти.

— Наняли? — Голос мужчины прозвучал хрипло. — Вы…

— Где файлы?

Мужчина порылся в карманах и достал портативный внешний диск. Акерман взял его и с восхищением осмотрел. Это чудесное устройство содержало все, что ему необходимо было знать. Бессознательным движением он сунул руку за спину и схватился за нож. Этот акт стал бы достойным завершением такого прекрасного момента, но ему пришлось подавить желание убить своего нового друга хакера. Он все еще в нем нуждался. Да и сам Акерман сильно изменился. Теперь он уже не был просто убийцей.

До того как он познакомился с Маркусом, убийства были единственным смыслом его жизни, единственной целью, к которой он стремился. Но теперь он обнаружил свое истинное призвание, и его миссия затмила все темные желания.

— Вам понадобится пароль, чтобы открыть файлы, но я не сообщу вам его, пока вы не освободите мою сестру. Как только она будет в безопасности, я пришлю вам пароль по электронной почте.

Взгляд Акермана пронзил убогого маленького человечка.

— Ты пытаешься диктовать мне правила игры?

— Я много читал о вас. Я знаю, как вы действуете. Вы с самого начала не собирались выполнять свою часть сделки. Если я сообщу вам пароль, мы с сестрой погибнем.

— Тебе, мой друг, следует иметь в виду, что бывают вещи, которые хуже смерти. Если ты читал обо мне, то знаешь, что я могу заставить тебя дать мне пароль. Но сыграл ты хорошо. Кроме того, несколько репортажей и видеозаписей не дают исчерпывающего представления о моем характере. Вы с сестрой останетесь жить, пока будете помалкивать о работе, которую для меня проделали. Я отпущу ее сегодня вечером, но жду от тебя быстрого ответа. К тому же я буду время от времени вас навещать. Если сбежите, я вас найду. Начиная с этого момента я больше не потревожу твою сестру. Пока ты будешь выполнять нужную мне работу, вам нечего меня опасаться. Такие условия тебя устраивают?

Мужчина закивал, как пупс в автомобиле на ухабистой дороге.

— Ты добыл для меня номер телефона, о котором я просил?

Хакер снова полез в карман и достал небольшой листок бумаги.

Акерман схватил его и убедился, что сможет разобрать написанные на нем каракули. Потом махнул рукой.

— Можешь быть свободен.

— А как же насчет…

— Иди, пока я не передумал.

Мужчина поспешил удалиться.

Акерман вынул сотовый телефон и набрал номер, написанный на листке бумаги.

— Алло? — послышалось в трубке.

Сердце у Акермана забилось чаще, волосы на затылке стали дыбом.

— Кто это?

— Здравствуй, Маркус. Ты скучал по мне?

Молчание.

— Хотелось бы мне видеть твое лицо, когда тебе сказали, что среди пепла не оказалось моих останков. На будущее тебе следует усвоить, что у меня всегда имеется запасной план. Служебный туннель, соединяющий новый корпус со старыми, позволил моему исчезновению выглядеть весьма убедительно, не правда ли?

— Я обязательно тебя найду.

— Отлично. Люблю, когда мне бросают вызов.

— Откуда у тебя этот номер?

— У меня свои методы, но сейчас это не важно. Я не отниму у тебя много времени. Знаю, что ты занят новой работой и все такое, и просто хотел поздороваться. Признаться, что скучаю и думаю о тебе. Я очень рад за нас обоих. Мы узнали свое предназначение. Большинство людей ищут его всю жизнь, но им так и не удается узнать то, что знаем мы. Нам известен смысл нашего существования. Ты стал героем, каким и должен был стать. Однако во время нашей последней встречи я понял, что ты все еще нуждаешься во мне. Ты не достиг предела своих возможностей. Тебе необходимы будут новые проверки и испытания. И вот тут пригожусь я. У меня такие большие планы для нас обоих! В конце концов, любому герою требуется злодей.

Он нажал отбой, вынул из телефона батарейку и бросил то и другое в озеро. Потом уголки рта Фрэнсиса Акермана медленно поползли вверх, и на его лице появилась широкая улыбка.

Да начнутся игры.

Примечания

1

АТФ — Бюро алкоголя, табака, огнестрельного оружия и взрывчатых веществ — федеральное агентство Министерства юстиции США. — Здесь и далее прим. пер.

(обратно)

2

Евангелие от Луки, глава 15.

(обратно)

3

Имеется в виду фильм о легендарной защите Аламо от мексиканских войск в 1836 г. Дэви Крокетт вошел в историю как один из главных ее героев.

(обратно)

4

Южным правосудием в некоторых штатах США называют самосуд, известный также как суд Линча.

(обратно)

5

Нолан Райан — американский профессиональный бейсболист.

(обратно)

6

Одна из моделей «Шевроле», давно не выпускаемая.

(обратно)

7

Послание к Римлянам, 8:28.

(обратно)

8

Эдмунд Берк (1729–1797) — англо-ирландский парламентарий, политический деятель, публицист эпохи Просвещения, родоначальник идеологии консерватизма.

(обратно)

9

Джимми Хоффа (родился в 1913 г., официально признан умершим в 1982 г.) — американский профсоюзный лидер, исчезнувший в 1975 году при загадочных обстоятельствах.

(обратно)

10

Убийца, психопат, страдающий раздвоением личности, герой знаменитого триллера Альфреда Хичкока «Психо».

(обратно)

11

Банши — в ирландской мифологии феи, опекающие старинный род. Оповещают о смерти одного из членов рода стонами и рыданиями, появляясь недалеко от его дома.

(обратно)

12

Отсылка к сказке Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране чудес».

(обратно)

13

Теодор Джон Качинский, также известен как Унабомбер, — американский анархист и террорист. Приобрел широкую известность после рассылки бомб по почте.

(обратно)

Оглавление

От автора

Часть первая. Стадо

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

Часть вторая. Волк и пастух

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

Часть третья. Посох и жезл

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45

  Глава 46

  Глава 47

  Глава 48

  Глава 49

  Глава 50

  Глава 51

Часть четвертая. Волк в овечьей шкуре

  Глава 52

  Глава 53

  Глава 54

  Глава 55

  Глава 56

  Глава 57

  Глава 58

  Глава 59

  Глава 60

  Глава 61

  Глава 62

  Глава 63

  Глава 64

  Глава 65

  Глава 66

  Глава 67

  Глава 68

  Глава 69

  Глава 70

  Глава 71

  Глава 72

  Глава 73

  Глава 74

  Глава 75

  Глава 76

  Глава 77

  Глава 78

  Глава 79