Случайная исповедь. Роман с продолжением. (fb2)

- Случайная исповедь. Роман с продолжением. 144K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Инга Максимовская

Случайная исповедь. Роман с продолжением.

Инга Максимовская

Она сидит, уперевшись взглядом, в не очень чистую, покрытую пятнами стену дешевого кафе. Зеленые глаза с желтыми, словно капли расплавленного золота, точками, черный ежик волос, на коротко - стриженом затылке. На столе перед ней потрепанная книжка. Интересно, почему она здесь одна, в этом, ни чем не примечательном заведении. Тонкий палец с длинным ногтем блуждает по книжной странице, замысловато танцуя по наполненным чужой, выдуманной жизнью строчкам. Я никогда не видел настолько красивых женщин. Решаюсь.

- Девушка, простите. Можно мне сесть с вами?

Она обводит своим колдовским взглядом пустое кафе и удивленно смотрит на меня, словно спрашивая - “Зачем, ведь вокруг полно свободных мест?”- Затем равнодушно дергает плечом и кивает. Видно ее, абсолютное, нежелание общаться со мной. Но, я то хочу. Она интересна мне, ее история, таящаяся в душе прекрасной незнакомки и просящая выхода. Это видно.

-Почему вы здесь - спрашиваю я, не особенно надеясь на ответ?

- Вам, правда, интересно? Или это подкат?- уголок идеальных губ дергается в подобии улыбки, и взгляд зеленых глаз пронзает меня от макушки до кончиков пальцев, вводя в оцепенение. Они цвета уральского малахита, ее глаза. Драгоценные изумруды, в обрамлении густых, завитых к верху ресниц. От этого взгляда у меня возникает острое желание петь и писать любовные стихи.

- Мне интересно - хрипло выталкиваю я слова, сквозь пересохшие связки.

- А вы, не маньяк, случайно?- усмехается красавица, чем выводит меня из гипнотического воздействия своих чар.

- Нет, не маньяк - серьезно отвечаю я.

- Жалко - снова дергает она плечом и возвращается к прерванному чтению.

- Меня Семеном зовут.- Представившись, я чувствую себя приобщенным к ней, к ее тайне, словно особа, приближенная к сильным мира сего.

- Катя - говорит она. Врет, не Катя. Да, и ладно, я уверен, что это единственная наша встреча. Так что, какая разница, как ее зовут. Катя, так Катя.

- Знаете, Катя, мне почему - то кажется, что вы очень несчастны сейчас, и прячете свои чувства за саркастичной бравадой. Я прав?

- Ну, хорошо, я расскажу. Да, вы правы. Только, зачем вам чужие проблемы, Семен? Живите себе спокойно. Чужие проблемы нельзя впускать в свою жизнь, они заразны, как чума. Вот вы, счастливы? - Катерина с интересом смотрит на мою реакцию, а я сижу, опешив от ее неожиданного вопроса и не знаю, что ответить. Счастлив ли я? За свои тридцать шесть лет я ни разу не задавался этим вопросом. Чувствую себя странно, размышляя о своей жизни, сидя перед посторонней мне девушкой. В принципе, мне грех жаловаться, у меня есть все, что позволяет мне вести безбедное существование, необремененного семьей холостяка - работа, с приличной зарплатой, квартира, пусть не очень новая, но машина. Тепла душевного нет. Жена ушла. Не скандаля, не деля ничего, просто собрала вещи и ушла, найдя себе более выгодный вариант. Я ее не осуждаю, нет. Человек всегда ищет, где лучше. А я ей не смог дать желаемого, да и с детьми у нас не задалось. А мне так хотелось сына, но не судьба. Она сейчас счастлива, дом полная чаша, воспитывает девочек - двойняшек. Я очень рад за нее. Слава богу, родители живы мои пока, но они ведь не вечны. Счастлив ли я, что сижу один в этом кафе, и гляжу на дождь, от которого, собственно, и спрятался здесь, сквозь грязное стекло окна.

- Нет - отвечаю я своей странной собеседнице - не счастлив, так что рассказывайте. Зараза к заразе не пристает.

- Ну, хорошо, если вы настаиваете. Знаете, Семен, а я, ведь, считала себя счастливицей, баловнем судьбы. И все вокруг так думали. Мне повезло родиться в прекрасной семье, где папа был крупным начальником, а мама сидела дома, плела мне косы и кормила нас изысканной стряпней, благо была возможность. Она повернута была на кулинарии. Сейчас я понимаю, что ей просто было скучно, готовкой она заполняла кучу свободного времени. Мы жили в огромном, но каком -то холодном, не уютном доме с садом и домработницей Валентиной, толстой и очень доброй. Она звала меня “Девочка моя” и ходила за мной по пятам, исполняя всякую мою прихоть. Мои родители, как я сейчас понимаю, не любили друг друга, просто держали лицо, но тогда это мне было неведомо. В нашем доме не было ссор, но и тепла не было. Нормальная, крепкая советская семья. Я росла, жизнь менялась. С развалом Советского союза отец потерял свою должность и ушел в бизнес. И, надо сказать, преуспел. Наша жизнь стала еще более сытой, вольготной. Вот только семьи не стало совсем. Нет, мы все так же жили вместе, но как бы и порознь. Единственным, что держало родителей вместе, была я. В принципе, вся их жизнь крутилась вокруг меня. Время пришло, и отец, задействовав все свои обширные связи, поступил меня в университет. Там я и познакомилась с ним. Как я была влюблена, парила. А он. Нет, я не жалуюсь, просто он был странным, не таким, как все. “Странный, какой- то”- сказала мать. “Даже и не думай”- поддержал ее отец. Это был единственный раз, за последнее время, когда они сошлись во мнениях. Мой сердечный друг водил меня по театрам, дарил цветы, конфеты, но никогда не прикасался ко мне. Ни единого раза. Не было объятий, поцелуев, как это обычно бывает. Он даже за руку меня не брал. Я списывала это на скромность, стеснительность, а он, словно боялся обжечься, если прикоснется ко мне. Наши встречи продолжались больше года, когда он сделал мне предложение. Я естественно согласилась.

Катя замолчала и, сделав жадный, большой глоток, остывшего, похожего на деготь кофе, опять погрузилась в воспоминания. Они были непосильны для нее. Я понял это по залегшим, в уголках ее прекрасных глаз, морщинкам и пустому, погруженному в себя, взгляду. Я, сидел, не дыша, слушая, как рушилась налаженная жизнь этой сидящей передо мной, уставшей женщины. Только сейчас мне стало ясно, что она гораздо старше, чем я мог предположить. Меня сбила с толку ее стройная фигура, молодежная стрижка и холеное, без видимых морщин лицо. В полумраке кафе, я не обратил внимания, на мелкие морщинки, глядя лишь в ее глаза. Они потому и были так прекрасны, что горели умом и мудростью прожитых лет.

- Папа не дал своего согласия на брак,- продолжила Катерина - категорически запретил. В тот день мы, впервые за всю мою жизнь крупно поругались, и я ушла, променяв любящих меня родителей на, так желаемое мною, счастье. ”Уйдешь сейчас - не возвращайся никогда”- крикнул он мне в спину, словно ударил кнутом. Я поняла в тот же миг, что потеряла его навсегда. Отец никогда не пускал слов на ветер. Но все равно ушла за новой жизнью, за своим, личным счастьем. Я думаю, отец знал что - то о моем избраннике, просто не думал, что я решусь уйти, променять сытую жизнь, на призрачную любовь к кому то там.

Избранник мой новостям не обрадовался, но отказываться от меня не стал. Я видела - он недоволен моим разладом с отцом. Родственники его, ранее излучавшие дружелюбие и любовь, тоже холодно приняли меня в своем доме. И я, ранее любимая и лелеемая, погрузилась в холодную атмосферу нелюбви и отторжения, а порой и неприкрытой ненависти. Жаль, что я не сразу разглядела за розовыми очками влюбленности, мелкие и алчные душонки моих новых родственников.

Ее рассказ тек плавно, но было видно, что Катерина говорит с огромным трудом, словно преодолевая себя, свою внутреннюю стену, отделяющую ее от возможности полноценно жить. Ее глаза, словно поблекли, опустели, и я испугался. Испугался, что больше не увижу искрящихся жизнью, зеленых омутов. Переживания, захватили меня так, что я физически почувствовал, как меня затягивает в пучину чужого отчаяния.

- Свадьба была скромной, если не сказать бедной. Не о такой я мечтала в своих детских грезах. Там я видела сотни гостей, платье от известного кутюрье и изысканно накрытые столы. Убогая реальность испугала меня, натолкнув на предательскую мысль - “А правильно ли я поступаю?” Мои родители торжество проигнорировали. Мама, однако, появилась перед дверями ЗАГСа , клюнула меня в щеку холодными губами, сунула конверт с деньгами и, тут же, исчезла, опасаясь отцовского гнева. Только и успела, что шепнуть мне - “ Звони”.

Первая и единственная, физическая близость произошла у нас в первую брачную ночь. Это не было похоже на то, что я видела в фильмах, которые моя мать смотрела, не прекращая, замещая ими холодность отца. Так, механические телодвижения, не доставившие мне, абсолютно никакого, удовольствия. Я была разочарована. Утром, открыв глаза и не обнаружив возле себя новоявленного супруга, я встала и пошла его искать. Стараясь не производить много шума, что - бы не разбудить новоявленную родню я брела по, звенящей от тишины квартире. Напрасно старалась, они не спали, обсуждали сложившуюся ситуацию.

- Ты, дурак - шипела мать моего благоверного, за закрытой дверью кухни. - Нафига эту бесприданницу в дом приволок?

- Так, ты же мне все уши прожужжала - женись, женись. Чем не довольна? Я твои приказы выполнял - отбивался ”любящий супруг” и послушный сын.

- Одно дело, дочка богатого человека, другое - отлученная от папочкиной кормушки приживалка. Вот и корми ее теперь. Нужно было сразу рвать отношения, как только отец ее из дома вышиб.я не слушала, просто не смогла. От отвращения меня затошнило, и я так же тихо вернулась в свою спальню. Было мерзко и невообразимо обидно, что мой Ромео, на поверку, оказался такой мразью. Как я могла, ради него отказаться от единственных, любящих меня людей, у меня не укладывалось в голове. Меня не любили в этом доме, и больше не ждали в другом. Так я и продолжила жить с, в одночасье ставшим мне чужим, мужем. Нет не жила, просто - существовала бок о бок, с враждебно настроенными, постоянно мною не довольными, людьми. Интересно, как она живет, постоянно, казня себя за свою недальновидность? Это же очень страшно, погружаться каждый день в омут своих темных воспоминаний. Но, видно, она просто не может отпустить от себя своих демонов, проклиная себя за любовь, которую желала дарить и получать. Я разглядываю Екатерину, пока она ведет свой неторопливый рассказ. Красавица. Настоящая богиня с Плутона, или откуда они там прилетают, эти небожительницы - валькирии. Одета она очень необычно - кожаные, обтягивающие брюки и, видимо тяжелая, стоящая колом куртка - косуха из толстой, негнущейся кожи. Странная, но невероятно притягательная женщина.

- Спустя месяц, я поняла, что беременна. Но это не изменило мой статус в семье мужа. Свекровь, узнав новость, обжигала меня, горящим от злости, взглядом и шипела на ухо сыну, уже особо не стесняясь. Наоборот, старалась, что бы я слышала - “Нагуляла”. Муж мой, наоборот - обрадовался, даже создавал видимость интереса ко мне. Он таскался за мной в женскую консультацию, на анализы и всячески показывал, как рад моей беременности. Я не верила ему, не могла просто. Так и жила, как во сне. Единственным, кто проявлял человечность в этой “семейке Аддамс”, был затюканный, забитый злобной женой и избалованным сыном отец, мой свекр. Он жалел меня, ведь мы плыли с ним в одной лодке. Свекр подкармливал меня вкусностями, ухаживал, когда я свалилась с сильнейшим гриппом, супругу моему матушка запретила приближаться ко мне, во избежание заразы. Под злобное нытье своей благоверной, отец моего мужа взял на себя заботы обо мне и не рожденном ребенке, в течение всей моей беременности. Жизнь моя превратилась в череду бесконечно - серых дней, единственным лучом света в которых был растущий во мне, самый любимый на свете человечек. Я разговаривала с ним, пела ему песни. А он отвечал мне легкими, безумно приятными и радостными движениями. И мне уже не было так одиноко, я была переполнена любовью и ожиданием чуда.

Она замолчала, легко коснувшись рукой своего плоского живота, словно в надежде снова ощутить толчок изнутри, но, опомнившись, продолжила.

Дни летели, неумолимо приближая меня к встрече с моим долгожданным счастьем. Сыном или дочкой, я не знала. Да, мне было все равно. Я исправно проходила все анализы, необходимые процедуры, посещала женскую консультацию, стараясь больше времени проводить вне дома. Иногда встречалась с мамой. Она тоже ждала рождения внука, теша себя надеждой, что ребенок примирит нас с отцом.

Однажды, вернувшись, домой, я услышала недвусмысленные звуки, доносящиеся из спальни мужа. К тому времени мы спали в разных комнатах, он объяснял это заботой обо мне и не рожденном еще ребенке. Нет, я не заревновала, даже обрадовалась, что у меня появилась возможность разорвать этот порочный круг, своего несчастливого брака. Мне, просто, стало интересно посмотреть на волшебницу, сумевшую растопить сердце моего бездушного супруга.

Она вдруг вскидывает голову и громко, истерично смеется, обнажив крупные, перламутрово - белые зубы.

Да, он бы не один. Но только там была не она - волшебница. Он. Ты представляешь, Семен, мужик. Застала голубков. И для меня сразу все стало на свои места - его холодность, отчужденность, нелюбовь. Он просто не мог любить меня и женщин в целом. Омерзительно. Он стоял передо мной на коленях, умоляя не рассказывать никому. Да, я бы и сама не стала делиться таким позором. Что рассказывать, что мною воспользовались, для прикрытия своих пристрастий? Нет, уж, увольте. Он хватал меня за руки, а меня вдруг скрючило от боли. На нервной почве у меня начались схватки, на две недели раньше положенного срока. Скорая увезла меня из дома, где я никогда не была своей. Семен, закажи мне, пожалуйста, воды - просит она, давая себе передышку, и собираясь с силами.

- Если тебе тяжело, не продолжай - предлагаю я. Но она качает головой.

- Я должна закончить, это моя исповедь. Очень хочется дать, хотя бы, небольшое облегчение своей душе. Мне почему - то кажется, что так оно и будет, когда я закончу. Катерина делает глоток воды, из принесенного ей, кристально - чистого стакана и продолжает.

- В тот же день, я произвела на свет самого красивого на свете мальчика, моего любимого сыночка. Когда мне принесли его на кормление, в первый раз, я боялась дышать, разглядывая пухлые щечки, гладя легкий пушок младенческих волос. Я пересчитывала пальчики, на маленьких ручках и ножках, и умирала от нежности, к этому невообразимо любимому, пищащему комочку, перевернувшему мою жизнь. Он дал мне стимул жить снова. У меня появился смысл продолжать.

Спустя пять дней, я стояла на крыльце роддома, держа в руках кряхтящий, драгоценный сверток. Нас никто не встречал, окружая заботой и счастливым смехом. Мы были никому не нужны, и я вдруг поняла, что и идти то нам некуда. От этой мысли мне стало страшно, не за себя, я уже привыкла, за моего мальчика. Как я могла обречь его на такое существование? Мне хотелось для него только самого лучшего - любящей семьи, дома. А что ему могла дать я? И я приняла , единственно верное, решение.

Она вновь делает судорожный глоток. В зеленых глазах обреченное безумие.

- Отец встретил меня холодно. Смотрел на меня, как на пустое место. Взгляд его был прикован к младенцу в моих руках, его мечте, мальчику. Его наследнику. И я отдала его им, за квартиру и ежемесячное содержание, пообещав, никогда, не приближаться к сыну. Я продала своего ребенка, своего любимого мальчика. Иногда я вижу его издалека. Он большой уже, зовет дедушку и бабушку - мамой и папой, обо мне даже не знает. А я живу в Иудиной квартире, продав свое счастье за тридцать серебряников. Многие считают меня счастливой и успешной. Я не знаю нужды, занимаюсь любимым делом. Нашла себя в рисовании. Ничего особенного - морские пейзажи, натюрморты. И, мои работы, как это ни странно, продаются.

Катерина молчит. Видно, что ее исповедь высосала из нее все соки. Прекрасные глаза плачут, без слез, закончившихся за годы, проведенные ею в панцире своего горя.

- Почему ты не встретишься с сыном, не объяснишь ему все - спрашиваю я? - Я думаю, он не оттолкнет тебя. Поймет.

- И, что я скажу ему? Что продала его, решив свои проблемы. Им хорошо сейчас. Отец помолодел, мама смысл жизни обрела, и главное, мальчик любим, и имеет семью. Я не могу сломать жизни сразу стольких, родных мне людей. У меня нет, чего предложить взамен. Ты знаешь, я, ведь сюда хожу, что бы хоть на миг вернуть, оставленное в детстве счастье. Понимаю, что суррогат, но ничего не могу с собой поделать. Раньше здесь кафе - мороженное было. Отец водил меня сюда, каждый выходной. Я сижу здесь и не здесь, а там, далеко в своем детстве и, не поверишь, ощущаю во рту липкую сладость Советского пломбира, которую невозможно забить местным, горьким кофе. Извини, мне нужно в туалет - она встает и удаляется.- думаю я. - Странная женщина, боится сделать больно людям, уничтожившим ее. Из размышлений меня выводит резкий звук мотоцикла, донесшийся с улицы. Судя по звуку, аппарат очень мощный. Мне становится интересно, под чьим седлом ходит этот норовистый конь. Воображение, тут же, рисует огромного бородатого байкера, с головы до ног, затянутого в кожу. Минуты на часах бегут, как одуревшие. Спустя пятнадцать минут я, начав волноваться, подзываю молодого, шустрого официанта.

-Простите - говорю я ему - моя собеседница уже пятнадцать минут в туалете. Я переживаю, не случилось ли чего.

- Вы, про Екатерину Павловну? Она невероятная, правда - восторженно краснеет мальчишка официант?- Один байк, чего стоит. Она уехала. Да вы не переживайте, счет оплачен. И ваш - тоже. Ой,- спохватывается он - вот, она вам это просила передать- говорит паренек и протягивает мне, вырванный из ее книги лист, с бессмертным сонетом Шекспира, на котором написано - “Спасибо, что освободил меня от моих демонов. Иногда достаточно внимательного слушателя, и простого человеческого участья, что - бы облегчить душу и осознать”

Как тяжко мне, в пути взметая пыль,

Не ожидая дальше ничего,

Отсчитывать уныло, сколько миль

Отъехал я от счастья своего.

Усталый конь, забыв былую прыть

Едва трусит лениво подомной -

Как будто знает: незачем спешить

Тому, кто разлучен с душой родной.

Хозяйских шпор не слушается он

И только ржаньем шлет мне свой укор.

Меня больнее ранит этот стон,

Чем бедного коня - удары шпор.

Я думаю, с тоскою глядя вдаль,

За мною - радость, впереди - печаль.

Шекспир сонет 50

- Алло. Здравствуйте, Семен - слышу я, прекрасное контральто женщины, которую разыскивал, долгих, восемь месяцев, с момента нашей первой, и единственной, встречи.

- Вы не узнаете меня, не старайтесь. Это Катя, мы познакомились с вами....

- Я узнал вас, Катя - нетерпеливо перебиваю я. - Конечно, я узнал ее. Сразу. С первого звука. Еще, когда услышал телефонный звонок, я уже знал, что это она. - Что вы хотите, Катя? - Встретиться. Послушайте, Семен, для меня это очень важно.

- Хорошо, давайте. Когда и где?- спокойно спрашиваю я, но в душе уже готов сорваться с места и бежать туда, где ждет меня зеленоглазая богиня. Мое наваждение.

- Давайте, через час. На нашем месте - наконец, решает Екатерина.

Спустя, ровно, час, я толкаю тяжелую дверь кафе. Она сидит за, тем же, столиком, где я увидел ее в первый раз. Чувствую, как мое сердце пускается в бешеный танец, при виде женщины, полностью захватившей мои мысли. Боже, как она прекрасна. Та же, склоненная над книгой голова, волосы, чуть, отросли, и от этого она стала еще более женственной, что ли. Но, что - то изменилось в ней. Едва. Неуловимо. Не могу понять, что. Катя поднимает свои, бездонные, зеленые газа, моментально, захватывая меня в плен своих колдовских чар.

- Здравствуйте, Семен - улыбается она. Но улыбка ее вымученная, неестественная.

- Где вы были, Катя? Я, чуть, с ума не сошел, разыскивая вас. - Она молчит, а я сажусь напротив нее и жду, что скажет мне моя красавица.

- Вам, наверное, интересно, зачем я вас сюда позвала?- Катерина смотрит на меня, сквозь янтарную муть, наполненного виски, стакана. - А, хотите коньяку - вдруг, спрашивает она? Странно, коньяк, обычно, подают в больших, пузатых бокалах, что - бы полностью раскрыть, поднимающийся к верху аромат драгоценного напитка. А у нее он в стакане.

- Нет, Катя, коньяк я не буду. Давайте, вы уже приступите к тому, зачем меня сюда позвали.

- Хорошо - говорит она и, движением руки, подзывает, уже знакомого нам, официанта.

- Антон, все же, принеси нам коньяку. Разговор нам предстоит длинный и не очень приятный, так что Семен, позволю взять на себя смелость и угостить вас - обращается она уже ко мне, и выкладывает передо мной на стол стопку смятых листов.

- Что это - спрашиваю я, перебирая листочки? Мне, почти, ничего не понятно из того, что в них написано. Только то, что это, какие - то, медицинские документы - результаты анализов, медицинские пробы и выписки из истории болезни. - Катя, я не врач, не понимаю, что все это означает. Объясните же мне, наконец

- Знаете, Семен, я после своей исповеди, в прошлую нашу встречу, жизнь почувствовала. Словно, плиту бетонную с плеч сбросила, понимаешь? Мне захотелось счастья, полета. Путешествие по Европе на байке, это такой драйв, скажу тебе. Я научилась дышать полной грудью. Нет, я не забыла ничего, просто переосмыслила ситуацию, посмотрела на нее с другой стороны. А потом...

В первый раз, я потеряла сознание в Берлине. Просто, стояла в очереди в, какой - то, забегаловке, а потом все, провал. Пришла в себя в отделении скорой помощи. Человек, ведь, никогда, ни о чем плохом не думает, вот и, я списала свое состояние на усталость, недосып. Сам понимаешь. А, потом, это стало происходить с завидной регулярностью - в парке, на парковке, в супермаркете, ужасно пугая меня своей неожиданностью. И, я вернулась домой, уже самолетом, продав - предав своего верного коня. У меня опухоль мозга, Семен. Неоперабельная. Врачи говорят - полгода. От силы год. Я, собственно, зачем тебя сюда позвала - она смотрит в мои глаза, своим колдовским взглядом - хочу, что - бы ты провел со мной это время. Хочу нанять тебя, для ухода за мной. Естественно, ты будешь получать зарплату - Катя протягивает мне салфетку, на которой написана сумма, в разы превышающая оклад, получаемый мною сейчас. - Послушай, я долго думала, кому предложить эту незавидную, в сущности, роль, но поняла, что рядом со мной таких людей, просто, нет. А тут, Антон твою визитку мне передал, и я поняла - вот он знак. Только ты справишься, Семен.

Я смотрю на нее. Сколько еще испытаний приготовила для нее эта, невообразимо, злая жизнь? За чьи грехи расплачивается прекрасная Катерина? Что мне терять? Скучную работу, которая, давно, набила мне оскомину, или пустой дом, в который мне не хочется возвращаться. И я соглашаюсь, еще не зная тогда, что мне есть, что терять. Не понимая, что своим решением я навсегда отдаю свою душу и сердце, этой блистательной красавице, сидящей напротив меня сейчас.

- Я согласен, Катя. Но денег ваших я не возьму.

- Что за глупости - возмущенно вскрикивает она.- Вы не поняли, Семен. Мне не нужны жалость и благотворительность. Тем более, что ты не сможешь совмещать работу, и мои потребности. Я не люблю альтруистов, Семен. Я им не доверяю. У тебя жизнь впереди, по - этому глупо отказываться от материальных благ. Сделки не будет.- Катя встает и, не оборачиваясь, идет к выходу из кафе. Я, наконец - то понял, что изменилось в ней. Она ужасно исхудала, словно, сдулась, стала меньше. Это не портит ее, просто придает, немного, нелепый вид.

- Стойте, да постойте же вы, Катерина. Я согласен на ваши условия - догоняю я ее, уже в дверях.

- Вот и хорошо - с облегчением вздыхает она. - Вы, мужчины, странные существа, которых мне, видимо, никогда не дано понять. У вас есть три дня, Семен, что - бы разобраться со своими проблемами, а потом я жду вас здесь. В это же время. Это вам, что - бы не передумали - на столик, возле моей руки ложится пухлый, снежно - белый конверт. - Там аванс - объясняет мне Екатерина, очевидную истину.

- Я не передумаю, и без денег.

- Семен, не глупите. И не опаздывайте, у меня нет времени ждать.

Спустя три дня я возвращаюсь туда, где оставил свою, новую, работодательницу. Она ждет меня, нетерпеливо, перебирая в своих руках салфетку. Заметив мое приближение, с лица ее уходит нервическое выражение.Слава богу. Я уж, боялась, что вы не придете. - Куда ж мне деться, получив такой аванс - некрасиво шучу я. Поверите, Катя, чуть уволился. Начальство, никак, не хотело отпускать с работы такой ценный кадр, без отработки положенных двух недель. Но мне удалось сбежать, и вот я перед вами. Во всей, так сказать, своей красе. И, кстати, давайте уже перейдем на ты.

Я вижу в глазах Екатерины, сотню искорок, как реакцию на мой шутливый спич, она согласно кивает и встает со своего места.

- Идем, Семен - Она ведет меня под моросящим дождем, по свежей, будто, умытой улице. Весна в этом году пышная, словно невеста, утопающая в платье из бело - розового, воздушного аромата цветущих яблонь. Она подставляет лицо теплому апрельскому дождю, а я думаю, вдруг, он смоет с него измученное, болезненное выражение ее лица. Мы идем молча, просто, не знаем о чем говорить.

-- Сегодня переночуешь у меня - поможешь собраться - распоряжается она вдруг, нарушив звенящую тишину, возникшую между нами. - А утром отвезешь меня в больницу. Мне назначили химиотерапию. Я думаю, это займет определенное количество времени, так что, ты сможешь доделать то, что не успел.

- Я все успел, Катя. У меня нет своих дел. Так что, если платишь, так уж, будь любезна терпеть меня возле себя постоянно

- Знаешь, я попрошу тебя только об одном. Не нужно постоянно напоминать мне о том, что я и без тебя знаю. Пожалуйста - просит она спокойно, но голос дрожит. Она втягивает голову в костлявые плечи, словно птенец, чувствующий опасность. - Я не выдержу так, Семен. А мне нужно быть сильной.

Она права, не нужно хоронить ее раньше времени, которого у нас осталось и без того не много. Эта мысль заставляет меня остановиться, что бы глотнуть воздуха. Мне становится страшно. Ужас накатывает на меня темными волнами, поглощая мой разум, застилая пеленой глаза. Только сейчас я осознаю, что потеряю ее навсегда. Только теперь на меня находит осознание того, что и я не смогу продолжать, когда она уйдет, оставив меня совершенно одного.

- Здесь я живу - слышу я Катин голос, словно сквозь вату. - Эй, Очнись. Да, что с тобой.- Мы стоим возле исполинского дома, еще сталинской постройки. Мне приходится сильно закинуть голову назад, что бы увидеть последний этаж, уносящегося в небо, величественного строения.

- Подходящее жилище для небожительницы - думаю я, взлетая с Катей в лифте на последний этаж. Если честно, я никогда не был в таких домах. У меня, просто, нет ни одного друга, способного приобрести, даже, десять метров в этой шикарной высотке, в историческом центре города. Катя открывает ключом дорогую, массивную дверь, впуская меня в свои владения. Квартира очаровывает меня. Она ее, везде чувствуется присутствие Катерины - в теплых тонах покрашенных стен, огромном количестве света, льющемся из витражных окон, в скромной, но явно дорогой мебели. И картины. Они висят, стоят прислоненные к стенам, занимают все свободные поверхности. Катя показывает мне, где лежат необходимые ей вещи и, извинившись, скрывается в спальне, оставив меня в тишине квартиры. По ее изнуренному виду я понимаю, как она устала.

Спустя час она появляется в кухне, где я пью кофе.

- Я тут похозяйничал, немного. Ты не против? - Отнюдь, привыкай. Теперь это и твой дом - отвечает Екатерина, проводя ревизию собранных мною вещей.- Вы прирожденная сиделка - улыбается она, удовлетворенная результатами осмотра.

- Это именно то, что я мечтал услышать из ваших уст - смеюсь я, подражая шутливой манере ее разговора.- Хочешь кофе, Катя?

-Да, только не очень крепкий.

- Откровенно говоря, крепкий то, я и не умею. И, уж если быть, совсем честным - кофе мой, совсем не шедевр.

- Ничего, попробую пережить.

Кофе закипает в джезве, одеваясь в, карамельного цвета, пенную шапочку. По кухне плывет дурманящий аромат свежесмолотых зерен волшебной арабики, наполняя небольшой мирок Катиной квартиры запахом далеких экзотических стран. Она терпеливо ждет, с интересом наблюдая за моими манипуляциями, пока я, аккуратно, переливаю дымящийся напиток в чашку тонкого фарфора, найденную мной в недрах кухонного шкафа.

- Напрасно ты на себя наговариваешь, - задумчиво произносит она, делая глоток - после твоего кофе, хочется жить.

- А не устроить ли нам сегодня, какую ни - будь вылазку, - нарочито бодрым голосом говорю я, пытаясь отвлечь ее от ненужных мыслей - в кино, например. Я недавно получил чертову кучу денег, и они жгут мне карман. Так что, теперь, как истинный джентльмен, я не могу не пригласить свою даму сердца, на небольшой променад.- Она смеется, от чего необыкновенные глаза ее загораются миллиардами смешливых искорок.

- А, пойдем. Давай жить сегодняшним днем. Завтра, будет завтра.

ГЛАВА 2

Рано утром я везу ее в медицинский центр. Ей страшно. Мне тоже. Она специально села на заднее сиденье своей, абсолютно не женской, монстроподобной, машины, ключи от которой мне были выданы еще накануне, что - бы я не видел паники, написанной на ее прекрасном лице.

- Все будет хорошо - бодро говорю я Кате.

- Конечно, будет. Это, просто, нужно пережить - тихо отвечает она.

Сдав Екатерину в руки персонала больницы, я направляюсь к выходу, что - бы отнести в машину, кое - какие, ее вещи.

- Вы, Воронову привезли - уже на выходе останавливает меня молоденькая, но ужасно строгая медсестра? Наконец - то, хоть одного ее родственника отловить удалось - яростно сверкает она глазами в мою сторону.- Мы уж отчаялись. Доктор давно уже ждет встречи с вами. Это вы, между прочим, за ним бегать должны. Ступайте за мной.

Я иду за этой строгой девочкой, глядя в ее прямую, словно, высеченную из камня спину. Странно, до сего момента я не озадачил себя узнать фамилию моей Екатерины. Катя и Катя. А она Воронова, оказывается. Катерина Павловна. Павел Воронов, не ее ли отец? Если да, то это все объясняет - и квартиру в высотке и бешено дорогой автомобиль. - Из размышлений меня выводит голос медсестры.

- Тут ждите, вас вызовут - говорит она и исчезает, оставив меня, один на один, с размышлениями.

Павел Воронов личность известная, крупный бизнесмен, чье имя постоянно мелькает в деловой прессе, меценат. Очень богатый человек. Так вот, кто испортил жизнь моей Катеньки, может, тоска поселившаяся в ней, съедает ее изнутри, переродившись в рак? Сколько же еще ждать? Стою, как дурак, сжимая в одной руке Катину сумочку, в другой - ее смешные, розовые кроссовки.

- Воронов, заходите, - наконец, слышу я из - за закрытой двери. В кабинете меня встречает молодой доктор с уставшими, мудрыми, словно у старика глазами. Он протягивает мне руку для приветствия, и я, пытаясь пожать ее в ответном жесте, поминутно роняю то сумку, то кроссовки, ощущая себя при этом Шуриком из известного всем фильма.

- Сядьте, уже - раздраженно говорит врач, но по появившимся в уголках его глаз морщинкам, мне становится ясно, что ситуация позабавила его. - Наконец то вы соизволили почтить нас своим присутствием - строго говорит он. Не понимаю, как можно так равнодушно относиться к близкому человеку. Кто вы ей? Муж, брат кто?

А действительно - кто? И как ответить на его вопрос. Никто. Не сиделка же, в конце концов. Врач выжидающе смотрит на меня, в ожидании ответа.

- Я ее секретарь - наконец, определяю я свой статус.

- Мне все равно, кто вы, вообще то - уже более спокойно говорит доктор.- У нее есть родственники?

Я оставляю его вопрос без ответа. Что мне сказать - да, есть, но они не общаются или солгать? Лучше промолчать, не углубляясь в дебри чужих отношений.

- Скажите мне, какие прогнозы? У нее есть шанс - наконец, решаюсь я задать волнующие меня вопросы.

- О каких шансах вы говорите? Какие прогнозы, у нее четвертая стадия рака мозга.

- А терапия? Вы же не просто так ее назначили. Значит, рассчитываете на что- то?

- Химиотерапия, в данном случае, только отодвинет неизбежное, - уже, чуть, мягче говорит врач, и глаза его теплеют - облегчит состояние, на большее не рассчитывайте. Я говорю вам это, что - бы не давать напрасных надежд. Не надейтесь на чудо. Как вас зовут - вдруг спрашивает он?

- Семен.

- Знаете, Семен, я не очень давно работаю тут, но за это время повидал столько человеческого горя, сколько в аду, наверное, не увидишь. И хуже всего не тем, кто уходит. Нет. Для них смерть, почти всегда, избавление. Страшнее всего видеть горе, потерявших близких людей - родителей, детей, любимых. Вы понимаете, о чем я? В последнее время меня все чаще посещают мысли, о неправильности, выбранного мною пути. К чему я говорю вам все это. Цените то, что имеете сейчас. Мой вам совет - дайте ей то, недостающее в ее жизни - любовь, счастье, душевное тепло. Порой такая терапия дает больше, чем химия или операция, которые мучают тело больного. Вы не продлите ее физическую жизнь, но можете оживить душу. Этого порой достаточно

- Значит, вы предлагаете мне, просто, сидеть и смотреть, я вас правильно понял?

- Я предлагаю вам, помочь ей прожить, отведенное время, счастливой. Я же вижу, что вы любите ее.

- Это, не ваше дело.

- Да, вы правы. Не мое. Простите.

- Это, вы простите мою грубость - смущенно говорю я.- И, спасибо вам. Я попробую дать ей то, о чем вы сейчас говорили. По крайней мере, сделаю все, что в моих силах.

- Ей сегодня будет очень плохо. У химиотерапии много, неприятных, побочных действий. Вы же понимаете, что это такое? Нет, я не понимаю. Никогда с этим не сталкивался, бог миловал. Поэтому, отрицательно мотаю головой - Мы вводим ей препарат, что - бы предотвратить рост опухоли. По сути своей - это яд, убивающий не только пораженные клетки, но и здоровые. По возможности, будьте рядом. Вы справитесь - говорит он, мне напоследок, дав все рекомендации по уходу за Екатериной и таблетки, для комбинирования терапии.два часа, проведенные в больничном коридоре, из манипуляционной появляется Екатерина. Она бледна, словно молочная ее кожа, прозрачна и, будто светится изнутри.

-Как ты?

- Ничего, Семен. Это оказалось, совсем не страшно. Отвези меня домой - уставшим голосом просит она.

Дома я укладываю ее в постель и сажусь рядом. Ей плохо. Худое тело Екатерины бьет озноб, словно изнутри по нему пропускают ток. Она молчит, только, сильнее и сильнее, сжимает мою руку, словно боясь улететь, если связь наших рук разорвется. Ладони ее словно высечены изо льда.

- Куда ты - испуганно спрашивает она, когда я высвобождаю свою руку из ее пальцев?

- Нужно же, что - то сделать, согреть тебя. Я принесу еще одеяла и сделаю тебе ромашковый чай с лимоном. Так доктор сказал.

Пока на плите закипает чайник, я мечусь по квартире, пытаясь найти, хоть, какое - то подобие одеял. Собрав найденные мною пледы, покрывала, даже плотные занавески, сваливаю все это на Катю и сажусь рядом, пытаясь согреть ее руки своим дыханьем.

- Ну, и где обещанный чай - улыбается Катя?

- Тебе лучше?

- Да, ты своим дыханием просто вернул меня к жизни. Знаешь, чего мне, действительно, хочется - говорит Екатерина, напившись, горячего чаю? - “Барбарисок”, ну тех, кисленьких, из детства. Купишь?

- Куплю, конечно. Все, что пожелаете, моя госпожа, хоть, звезду с неба - сгибаюсь я в шутливом полупоклоне, чем вызываю Катину светлую улыбку. Она озаряет ее лицо, словно появившийся на миг, из - за тучи, солнечный луч. И, эта ее улыбка способна, действительно, отправить меня в космос, в поисках волшебной звезды.- Вот, станет тебе получше, и сразу схожу в магазин.

- И лимонов. Много - много лимонов. Я их очень люблю, они красивые - улыбается Катя.

Спустя час она забывается тяжелым, неглубоким сном, предварительно, взяв с меня обещание, что когда она проснется, конфеты и лимоны будут лежать в вазе, на ее прикроватной тумбочке. Вазу она выбирает долго и придирчиво, гоняя меня в кухню. А я, радуюсь, как дурак, бегая туда - обратно с вазами, что она отвлеклась и больше не дрожит.

Поход в магазин, занимает у меня, от силы, полчаса. Можно, было - бы, управится и быстрее, но оказывается конкретно эти леденцы, сейчас, есть не везде. Повезло, только, с третьей попытки.

Вернувшись, не нахожу Кати в спальне. Я в отчаянии мечусь по огромной квартире, спотыкаясь, о рассыпанные по полу, купленные мною, крутобокие, желтые лимоны. Она лежит на полу в ванной. Из рассеченного лба ее, на дорогой белый кафель, тонкой струйкой стекает кровь. Ее тело ничего не весит, легкое, словно пушинка, повисает безвольно в моих руках. Положив Катию в кровать я, трясущимися руками, набираю телефонный номер, который дал мне врач. Его личный номер. Словно, записная, истеричка, чуть не рыдаю в трубку, рассказывая, в каком состоянии нашел мою Катю.

- Это нормально, Семен. Я же предупреждал вас. В первую очередь успокойтесь и дайте ей нашатырь - говорит он, внимательно, выслушав мои бессвязные рыданья.- Как это - нет нашатыря. Он всегда должен лежать у вас в кармане - возмущается доктор устало.- Ищите. Аптечки переройте, у соседей спросите, в конце концов.

За разговором, я не замечаю взгляда, пришедшей в себя Екатерины, следящей, как я бегаю, с выпученными глазами, в поисках нашатырного спирта.

- Это, очень смешно, Семен - слышу я ее тихий смех. - Ты похож на Гениального сыщика из мультфильма. И, кстати, где мои леденцы?

- Это, совсем, не смешно - успокоившись, обиженно бурчу я. - Ты меня испугала, вообще - то. Вот, зачем ты встала? Я же просил.

- Меня тошнило. Или тебе приятнее, было - бы, убирать за мной?

Да, черт побери. Да, мне приятнее было бы убирать, мыть, чистить. Да, что угодно. Лишь бы, больше не ощущать ледяной руки ужаса, сжимающей мое сердце, при виде лежащей на полу Кати - думаю я, но вслух говорю - Давай, договоримся. Я буду убирать, кормить тебя с ложки, носить на руках. В конце - концов, для этого ты меня наняла, и платишь бешеные деньги. Ешь свои леденцы.

В течение дня, я таскаю ее в ванную и обратно. Ее безудержно рвет, словно выворачивает изнутри, сотрясая, почти, прозрачное тело в ужасных судорогах. Как же ужасно, ощущать себя не способным прекратить страдания этой маленькой, сильной женщины, борющейся, с убивающим ее, смертельным недугом.

ГЛАВА 3

Мы живем. Просто живем, радуясь каждому новому дню. Я - дню, проведенному рядом с моей Екатериной. Она - просто, жизни. Ее радует все - солнце, проливной дождь, птица, севшая на подоконник, принесенные мною цветы, от аромата которых ее тошнит еще больше. Я все порываюсь выкинуть их, но Катя не позволяет мне этого.

- Нельзя губить такую красоту, - говорит она. - Ты, разве не видишь, насколько, они идеальны. Посмотри, только природа в состоянии создать такое совершенство, которое не сможет полностью передать кисть, даже, самого талантливого художника.

А у меня свой идеал - сидящая напротив меня ослепительная красавица, рассуждающая о красоте цветов.

Наши дни похожи друг на друга, словно однояйцевые близнецы, но они наши, общие. Каждое утро мы едем в больницу, на анализы, или на очередной сеанс химиотерапии, и от этого зависит наш день. Как мы его проведем, уютно, сидя в кресле за просмотром очередной комедии, другие жанры Катя смотреть отказывается, или, погрузившись в болезненную пучину ее состояния, когда химия, введенная в Катино тело, течет по ее венам, убивая клетки организма.

Я научился жить по распорядку - дать лекарство, накормить, заварить чай, сбегать в аптеку или магазин, пока Катя спит. В день сеансов, не оставляю ее ни на минуту. Так проходят день за днем.

- Семен, тебе не хочется сбежать от меня - спрашивает Катя?

Хочется, очень хочется, но не от нее, а от той безысходности, которую ни я, ни она не в силах перебороть.

- Нет, - говорю я - от тебя - никогда.

- Зря. А мне хочется. Хочется от себя бежать. Пообещай мне, что не станешь тратить свою жизнь на скорбь и тоску по мне. Жизнь, очень коротка, не губи ее ради меня.

Как я могу ей пообещать это? Сердцу, ведь невозможно приказать не любить, мозгу - не думать, не мечтать, не вспоминать. Это, просто, невозможно. Но, вопреки своим мыслям я, молча, киваю головой в знак согласия.Вот и хорошо. День на день не приходится. Иногда она в настроении - смеется, пишет свои картины, смотрит телевизор, возрождая во мне надежды, что все еще может быть хорошо. Но, на следующий день, может погрузиться в депрессивное молчание. И, тогда я боюсь оставить нее, даже, на минуту, опасаясь, что Катя сделает с собой, что ни - будь.

- Скажи, почему я? Почему, именно, меня ты обрекла наблюдать твое угасание - решаюсь спросить я у Кати?Понимаешь, я, просто, хотела видеть возле себя человека способного любить и сочувствовать. Ты - моя удача. Я, ведь, обманула тебя. Никого я не перебирала в своей памяти, мне сразу было ясно, что, только, ты должен быть рядом. Сразу решила. Прости мне, мой эгоистичный порыв. - Тебе не за что просить у меня прощения. Я твой, с тех самых пор, как только, впервые, посмотрел в твои глаза. Катя, милая моя, родная, ты же понимаешь, что я испытываю к тебе. Мне давно нужно было сказать тебе, что я чувствую.

- Нет, не нужно. Молчи. Если ты произнесешь сейчас эти слова, уже не сможешь перебороть в себе это. Я не могу дать тебе того, что ты желаешь.

- Даже, если я не скажу тебе, все равно не смогу не любить тебя. Ты, единственное хорошее, что есть в моей жизни. Это не подчиняется разуму.

- Я виновата перед тобой, Семен. Не нужно было тебя втягивать. Очень жаль, что ты не появился в моей жизни раньше. Возможно, моя жизнь не была бы растренькана впустую. Любовь и страдания, всегда идут рука об руку. Это непреложная истина, аксиома, если хочешь. Я тоже, люблю тебя. Спасибо, что ты со мной.

- Спи, Катя - говорю я, целуя ее в лоб.Не уходи. Полежи со мной, пока я не усну. Мне будет не так страшно. Как думаешь, там, есть, что ни - будь - смотрит она глазами в потолок? Я не знаю, что ответить, на этот ее вопрос, только пожимаю плечами. - Я знаю, почти уверенна, что после смерти ничего нет. Все здесь - ад, рай. И у каждого они свои, персональные - задумчиво говорит Екатерина и закрывает глаза, оставив меня в раздумьях.

Я лежу тихо. Боюсь шелохнуться, чувствуя рядом ее тепло. Завтра у нее тяжелый день, очередной сеанс химиотерапии. Именно его она боится.

ГЛАВА 4

- Семен, мне холодно. Словно, по моим венам течет не кровь, а фреон. Обними меня - просит она. Сегодня был последний сеанс химии в этом месяце. Катерина так радуется перерыву в своих мучениях. Значит, у нее есть целый месяц, почти, нормальной жизни. Я прижимаю к себе, ее тонкое, почти, прозрачное тело, чувствуя каждую, хрупкую, косточку под своими руками. Катя сильнее прижимается ко мне, обхватывает руками мою шею и впивается в мои губы своими, лишая меня возможности соображать.Не останавливайся - шепчет она, расстегивая пуговицы моей рубашки. Я блуждаю руками, по ее, такому желанному, телу, задерживаясь на впадинке, между острыми лопатками. Кто их придумал, эти дурацкие застежки - думаю я, одним рывком, сдирая треклятую рубаху, с корнем выдирая пуговицы. Они скачут по полу. Звук от них, разрывает тишину квартиры, словно барабанная дробь. Катя сама снимает с себя тонкую сорочку и, в ожидании, смотрит на меня. Как отказаться от такого бесценного дара. Да, если бы и мог, разве можно отказываться от мечты?на руки, несу ее в спальню. Какая она легкая, почти невесомая. Мои руки, губы блуждают по ее телу - по маленькой, аккуратной груди, плоскому животу, гибкой спине. Она тихо стонет, от удовольствия. А, я чувствую, как умираю, распадаюсь на атомы, от одной мысли, что обладаю богиней. Ощущаю, как содрогается ее тело, сжимаются мышцы, заставляя меня взорваться, рыча от удовольствия и безграничного счастья. Это чувство огромно, словно рождение сверхновой звезды. Богиня тихо спит на моем плече, а, я гляжу на нее и думаю, что скоро потеряю свою Катю. Это и есть мой персональный ад, о котором она говорила. - У меня для тебя сюрприз - говорю я за завтраком. Кофе Кате запретили, и теперь я литрами завариваю ей ромашковый чай и готовлю, как заправский шеф - повар, из продуктов разрешенных ей, простые блюда. У Кати нет аппетита, и я, чуть ли, не насильно кормлю ее, как ребенка, с ложки. Она сопротивляется, но ест.

- Что - то, мне не до сюрпризов сегодня - устало говорит Екатерина. Я, встревоженно, вглядываюсь в изможденные черты, такого родного мне, лица.

- Все нормально, не переживай. Просто настроения нет. Ладно, давай свой сюрприз.

- Он не здесь. Тебе понравится, обещаю - говорю я, помогая ей одеться.

На улице, ярко светит солнце. Катя поднимает голову, подставляя ему свое бледное лицо. Черты ее заострились, от чего, глаза выглядят, просто, огромными, как омуты лесных озер.

- Как же я люблю солнце - радостно говорит она. - Куда ты ведешь меня?

- В наше кафе

Я купил это кафе. Тех денег, что она платит мне, хватило с лихвой. Официант Антон проделал огромную работу, сам бы я не справился, превратив скучное, серое заведение в детскую радость - кафе - мороженое. Мы дали ему чудесное название - название кафе из ее детства. “ Чебурашка”- так называлось оно тогда. Все сделал Антон, которого я назначил управляющим. Именно он, в силу своего возраста, с мальчишеским рвением восстановил интерьеры, по старым, найденным в архивах, фотографиям.

- Что это?- Я вижу детский восторг в, широко распахнутых, глазах моей Кати.

- Это, мой сюрприз. Тебе нравится?

Катерина молчит, по щекам ее бегут чистые, как утренняя роса, слезы.

- Семен это..... Ты волшебник. Я не ошиблась в своем выборе, в первый раз в жизни. Идем скорее, я так мечтаю о пломбире с орехами и шоколадной крошкой. А потом еще и с сиропом. Просто волчий аппетит.

Мы сидим за нашим столиком. Антон, специально, оставил его для нас, по моей просьбе. Я вижу счастье, написанное на лице, самой любимой, для меня, на свете женщины. Катя раскраснелась и, если бы не болезненная худоба, стала похожа на себя прежнюю. Такую, какой я увидел ее здесь, чуть больше года назад.

- Посмотри, какие они чудесные. Необыкновенные, просто - улыбаясь, говорит она, разглядывая веселящихся детей, с которыми занимается Антон, нарядившись в костюм огромного Чебурашки.- Сколько в них непосредственности и жизни - Катя облизывает, и без того уже, чистую ложку. Вижу - она устала. Едва сидит.

- Пойдем домой - предлагаю я.

- Да, пойдем, пожалуй. Только, давай еще мороженого возьмем. Домой. - умоляюще смотрит на меня Екатерина. Я не знаю, можно ли ей столько этого холодного лакомства. Но под ее взглядом сдаюсь.

- Не гипнотизируй меня, без нужды. Я, и без того, нахожусь под твоими чарами - шепчу я, пока мы ждем, когда нам принесут запакованное в контейнеры мороженое с сиропом. И это мое последнее счастливое воспоминание.

ГЛАВА 5

После следующего сеанса химиотерапии, у Кати падают все показатели крови. Мое сердце обливается кровью, при виде содрогающейся в рвотных спазмах, истощенной фигуры женщины, которую я люблю больше жизни. Она не жалуется, но я вижу, каких трудов ей стоит самое простое передвижение по квартире. Утром я заметил на ее подушке, вылезшие клочья волос. Выпали и волшебные ресницы, сделав ее волшебные глаза похожими на, потерявшие свои лепестки, сказочные цветы.

- Я очень страшная - спрашивает она, озадаченно разглядывая свое отражение в старинном зеркале.

- Ты прекрасна - отвечаю я, совсем, не кривя душой. Мне без разницы, как выглядит моя богиня. Я люблю ее такой, какая она есть. И с каждым днем, чувство мое, только растет, заполняя меня полностью.

- Уходи - вдруг говорит Катя

- Как это? Что ты придумала, вдруг?

- Уходи - вдруг, начинает кричать она - проваливай.

Я пытаюсь обнять ее, но она бьется в моих руках, словно раненая птица.

- Успокойся. Скажи, что я сделал не так?

- Все так. Через чур - так. Я поняла, какая я дрянь. Держу тут тебя, праведника, возле себя, лишая радости жизни. - Она больше не кричит. Сидит, уткнувшись лицом в мое плечо, от чего рубашка, тут же, пропитывается ее слезами.

- Прости меня. Прости - всхлипывает Катерина, и я чувствую, как сердце мое наполняется щемящей жалостью к ней.

- Не за что мне тебя прощать. Я просто знаю - мое место здесь, с тобой. И ты это знай. Нельзя предать божество, которому поклоняешься. Видно, кому то так было угодно, что бы мы вместе прошли этот путь. Люди, вообще, не встречаются случайно - успокаиваю я ее, баюкая, словно младенца, в своих руках.

- Чего бы ты хотел, Семен - успокоившись, спрашивает Катя

- В смысле?

- Ну, мечтаешь о чем? Кроме меня, конечно - сверкает она глазами, предвосхищая мой ответ.

- Не знаю. Раньше, мечтал писателем стать. Но, когда понял, что высот Шекспира или Пушкина мне не достичь, бросил это дело.Напрасно. Ты бы смог, я уверена. Попробуй. - Обязательно попробую - обещаю я. - Вот и славно. А сейчас, почитай мне. Давненько я “Божественную комедию” в памяти не обновляла.

Земную жизнь, пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины.

Каков он был, о, как произнесу,

Тот дикий лес, дремучий и грозящий,

Чей давний ужас в памяти несу!

Так горек он, что смерть едва ль не слаще.

Но, благо в нем обретши навсегда,

Скажу про все, что видел в этой чаще.

От чтения меня отвлекает телефонный звонок. Катя спит, подложив под щеку, сложенные в молящемся жесте ладошки.

- Семен, здравствуйте - слышу я взволнованный голос врача. - Вы, не могли бы приехать сегодня? Лучше, ближе к обеду.

- Конечно, приеду

Ровно в час, оставив спящую Катю, я стучу в дверь его кабинета. Дверь распахивается моментально, словно доктор стоял за ней в ожидании моего прихода.

- Входите - приглашает меня врач.

Я молча смотрю на него, на суетливые его движения, не ожидая ничего хорошего от нашего с ним разговора.

- Я вот зачем позвал вас. Понимаете, химиотерапия не принесла желаемых результатов. В ней больше нет смысла. Опухоль дала метастазы в позвоночник. Мне очень жаль. Очень.

Не знаю, как я устоял на ногах, в один момент, потеряв способность видеть и слышать. Мне хочется выть, и избивать стоящего передо мной, ни в чем неповинного доктора, неспособного вылечить единственную, для меня, на земле женщину.

- Доктор, скажите мне, только честно. Это конец?

- Месяц, может полтора, при удачном стечении обстоятельств говорит он, отводя от меня глаза. Не говорите ей. Не нужно. Но вы должны знать. Было бы нечестным скрывать это от вас.

- Она, все, что у меня есть. Единственное, ради чего стоит жить.

- Вы, сильный мужчина, Семен. Жить нужно, хотя бы, ради того, что - бы сохранить память о ней.Как ты предлагаешь мне жить, не слыша ее дыхания, не имея возможности посмотреть в изумрудные глаза? Как? - кричу я в исступлении, как подстреленный волк, воющий в предсмертной агонии. - На все божья воля.

- Где он ваш бог, позволяющий такую несправедливость, забирающий самое дорогое? Где?

- Ты не прав, Семен - говорит врач, тоже перейдя на ты, доставая из ящика стола два стакана и бутылку водки. - В эгоизме своем, ты не хочешь видеть, как она страдает, твоя Екатерина. Отпусти ее. Твоя, душевная боль ничто, по сравнению с тем, что переживает любимая тобою женщина.

Водка, пьется, как вода. Она проходит по пищеводу, не обжигая, и тяжелым комом ложится в желудок. В одном он прав - она страдает. И сколько еще она выдержит, не известно.

- Хочешь, я дам тебе телефон нашего, штатного психолога?

- Нет, спасибо - отказываюсь я. Да, и чем мне сможет помочь человек, не знающий моей души, которая сейчас умирает, вместе с любимой моей Катей.

ГЛАВА 6

Она смотрит телевизор. Один из тех глупых сериалов, которые в изобилии расплодились на просторах современных телеканалов. Услышав мои шаги, Катя поворачивает свою облысевшую голову в мою сторону.

- Наконец то, ты вернулся. Я скучала - просто говорит она, раскалывая мое сердце на миллионы острых, как бритва осколков. - Ты, ведь, в больнице был? Я права?

- С чего ты это взяла - пытаюсь я увильнуть от ответа?

- Не обманывай меня. Я, ведь, говорила уже, что не выношу лжи. И, что же сказал доктор?

- Тебе больше не будут делать химию.

- Чудесно. Я и сама, уже, хотела отказаться. Зачем продлевать мучения? Ты знаешь, я ведь чувствую эту дрянь. Каждый день ощущаю, как она запускает свои щупальца в мой мозг. Я очень устала, Семен.

- Там метастазы, Катя - презирая себя, говорю я.

- Ну, Америку ты мне не открыл. Ты вкусно пахнешь, что это? Водка?

- Да.

- И я хочу водки.

- А, тебе можно?

- Мне, теперь, все можно.мы к этому разговору не возвращаемся. Я вожу свою Катю на прогулки, в специально купленном для этих целей, инвалидном кресле. Пешие прогулки ее очень изматывают. Мы гуляем, подальше от людских глаз, проявляющих неуместное любопытство. Она любит кормить голубей, сыпя им семечки из бумажного пакета. - Птицы - это души ушедших людей. Почему - то, мне нравится думать про них именно так - говорит Катерина, и я с нею соглашаюсь. Дома она, чаще всего, смотрит телевизор. Все в подряд, жалея о том, что уже не сможет совершить какую ни - будь глупость, типа прыжка с парашютом, чем доводит меня до белого каления. Я не понимаю ее желания рисковать жизнью, без нужды, а она смеется, называя меня дурачком, от чего я таю от счастья. - Семен, скорее, иди сюда - слышу я Катин крик из спальни. Бросив ложку, я варю ее любимый суп из домашней курицы, бегу на ее зов. Вопреки моим опасениям, ничего не случилось. - Садись, - возбужденно похлопывает она по кровати рядом с собой, и показывает пальцем в телевизор - мой любимый фильм. Давай, вместе смотреть и леденцы есть. - Да, леденцы у нее есть всегда. Я покупаю их, просто, в промышленных количествах. - А, как же суп? - Да, и фиг с ним. “Девчат”, не так часто показывают. Суп я, все - таки, выключаю, и мы с Катей смотрим наивную, старую комедию, под ее забавные комментарии. Я давно не видел ее такой веселой. Смотрю, и не могу налюбоваться. - Не на меня смотри, в телевизор - приказывает она, капризно оттопырив нижнюю губу. - Ну, где, там, твой суп - интересуется, посмотрев финальный поцелуй героев. - Он, не готов еще - отвечаю я, радуясь Катиному аппетиту. В последнее время, накормить ее, стало проблемой. - Давай, что есть. Вот интересно, стал бы он Тосю эту любить, если бы с ней случилось, что ни - будь - инсульт, или рак, например - задумчиво говорит Катя? - Да, думаю да. Настоящая любовь, не знает страха перед трудностями или болезнями, иначе - это не любовь. - Наверное, ты прав. Жаль, что мне повезло, уже поздно.

Через неделю у Екатерины отказала левая нога. Больше с кровати она не вставала.

ГЛАВА 7

Катя угасает, с каждым днем, теряя частички себя. Опухоль в ее голове растет, пережимая центры мозга, отвечающие за функции организма. Вчера она не смогла встать. Вызванный мною врач, только развел руками. Я вижу в ее глазах молчаливую панику. Доктор не хотел забирать ее в больницу, но я настоял. От предложенных мной денег, он, категорически отказался. Теперь мы живем в больнице. Я оплатил отдельную палату, большую и светлую. Именно такие помещения любит моя Катя.

- Катя, мне нужно уйти. Ненадолго, буквально час - два. Это важно, милая. Ты справишься без меня, или пригласить медсестру?

- Справлюсь - шелестит она - ступай.

Мой путь лежит в офис Павла Воронова, отца Екатерины.

- Он не принимает - говорит мне строгая секретарша, с замысловатой прической на голове, и острыми, словно стилеты ногтями. Она разу же теряет интерес ко мне.

- Но, это важно - чуть не кричу я. - Передайте ему, что его дочь больна.

- У меня приказ - никого не пускать

- Я не уйду никуда - угрожающе говорю я, прекрасно осознавая, что угрозу свою выполнить не смогу. В больнице меня ждет больная Катя.

- Ну и, сидите тут - равнодушно дергает она плечом, и возвращается к прерванному пасьянсу.

Я пытаюсь прорвать оборону силой, но хрупкая секретарша стоит насмерть, боясь лишиться теплого места, словно футбольный вратарь, защищающий свои ворота.

- Что здесь происходит - слышу я властный голос? - Ольга, вызывай охрану

Я вижу красивого, моложавого мужчину, брезгливо глядящего на меня зелеными, в желтую крапину глазами. Они, как у моей Кати. Только ее глаза горят огнем нежности и жаждой жизни, а глаза ее отца похожи на мятный лед в мохито.

- Выслушайте меня, имеете же вы сердце. Ваша дочь умирает - кричу я, вырываясь из рук, молниеносно подоспевших, охранников.

- Не дай бог, ты солгал - говорит он, с интересом, вздернув породистую бровь, потом, приказывает.- Отпустите его.

Мы сидим в шикарном кабинете Катиного отца и пьем дорогой виски из пузатого, хрустального графина

- Ты считаешь меня монстром, так ведь - горько усмехается сидящий напротив меня мужчина? Я вижу в нем ее, в каждом его жесте, в повороте головы, даже в этой его улыбке, я вижу свою Катю.- Нет, она, конечно, правду тебе рассказала. Но, и правда, ведь, у каждого своя. Да, я выгнал ее в порыве злости, но, ведь добра хотел. Понимаешь, я всю жизнь ради нее жил. Вот это все строил, - обводит он, холеной, рукой кабинет - что - бы моя девочка была счастлива. Конечно, у дочки моей, только, самое лучшее все должно, было, быть - тряпки, игрушки, безделицы всякие. Все у нее, у первой появлялось. А тут - этот. Да, я и не был против этого ее жениха, пока справки не навел. А как начал узнавать, за голову схватился. Ясно же было, что гаденыш этот, просто, использует мою девочку. Только она и слушать меня не желала. Оглохла, просто. Ну, я и подумал - пусть сама во всем разберется. А остынет - вернется, и заживем, как прежде. Катюшка, видишь, иначе подумала. Мой характер - говорит он с гордостью.- А, тут и меня заело. Гордыня - страшный грех - замолкает Катин отец, и делает большой, судорожный глоток из своего стакана. Этот виски не пьют так. Его нужно смаковать, катая во рту и получая от этого эстетический оргазм. Виски пахнет дубом и солнцем, он сверкает в хрустальном стакане, тягучий, словно смола экзотического дерева. Сидящий напротив меня мужчина, ослабляет узел галстука и продолжает - Потом, когда она появилась у меня на пороге с младенцем в руках, я растерялся, просто. Ты понимаешь, она не просилась обратно, только, за мальчонку хлопотала. Мы его, кстати, Васькой назвали - говорит он, и глаза его теплеют. Из них уходит лед, и я вижу перед собой ее глаза, глаза моей любимой Катерины.

- Но, вы же не позволяете ей видеться с сыном. Это безбожно.

- Да, боже упаси. Никогда не запрещал. Она сама, особо, попыток не делала. Васька, хоть и зовет нас папой и мамой, настоящий наш статус знает. И, что мать у него есть, мы, тоже, говорили. Сказали, что она уехала просто, и не может, пока, вернуться. Просто, так случилось. Васька вернулся из сада, однажды, ревет. Дети все родителей имеют, а он как приблудыш. Вот и решили, что он нас звать папой и мамой будет. А сейчас, твои новости, просто, из седла меня выбили. Прогнозы какие? Врачи, что говорят?

- Месяц, от силы - с трудом произношу я, и вижу, как по щекам, этого сильного жесткого мужчины текут молчаливые слезы, превращая его из самоуверенного бизнесмена, в уставшего, немолодого человека.

- Где она?

- В больнице. Катя не встает уже. Я, собственно, и пришел, что - бы попросить вас, отпустить ее. Помогите ей уйти счастливой.

- Да, конечно. И, спасибо тебе.

Я покидаю кабинет Катиного отца в сложных чувствах. Как же это ужасно, что простое человеческое недопонимание разрушило столько жизней, одним махом перечеркнув, все светлое и любимое, что было у Кати и этого сильного, но неимоверно уставшего человека. Он, ведь, тоже страдал, мучился. Ради чего?

ГЛАВА 8

- Почитай мне - просит Катя.

Я сижу возле ее ложа, вглядываясь в родные мне черты. Ее лицо бледно и сливается по цвету с белоснежной наволочкой на Катиной подушке. Только глаза цвета Уральского малахита, выдают в этой изможденной красавице, ту женщину, в которую я, когда - то влюбился, с первого взгляда. В моих руках книга, которую я читаю, громко произнося каждое слово. Катя стала плохо слышать. Левая рука ее, утратила подвижность, вслед за ногой. Я сижу спиной к двери, поэтому не понимаю, почему, так широко раскрываются ее глаза, лишь легкий сквозняк оповещает меня, что в палату, кто - то зашел. Оборачиваюсь. На пороге ее отец и моложавая женщина, держащая за плечи зеленоглазого мальчика, лет двенадцати. Он, испуганно, жмется к ней, глядя на, лежащую в кровати Катю.

- Папа, папочка, вы, все - таки пришли. Я, так, ждала, знала, что еще увижу вас.

Отец падает на колени, перед кроватью дочери, целуя ее полупрозрачные, исколотые руки, а она гладит его по седой, цвета соли с перцем, голове, рукой, которой, еще, может шевелить.

- Прости меня, прости, моя вишенка. Я дурак. Ты же знаешь, что я люблю, любил и буду любить, только тебя, мою доченьку, смысл жизни.

Я вижу, как плачет Катина мать. Беззвучно, молча, в себя, что - бы не напугать, и без того испуганного, мальчика.

- Вася, иди сюда - зовет его дедушка - это твоя мама. Она больна, поэтому не могла прийти.

Не могу, чувствую, что просто не в силах больше сдерживать слезы, поэтому, потихоньку выхожу в коридор, давая возможность воссоединиться людям, любящим, но по глупости своей, потерявшим столько драгоценного времени, лишая себя возможности любить и быть счастливыми. Я вижу счастье, непередаваемое блаженство, написанные на самом родном мне лице, и мне большего не нужно.

- Зайдите, Семен - зовет меня Катина мать, где то через час, моего бесцельного шатания по больничному коридору.

Катя полусидит, чего не было уже давно, и я снова ощущаю призрачную надежду, что еще, какое - то время, она будет рядом. Не уйдет, оставив меня совсем одного. На стуле возле нее сидит Васенька, она держится за его руку, словно, утопающий, за соломинку и тихо поет, какую - то, глупую, детскую песенку. Мальчик, смотрит в ее лицо, словно, пытаясь запечатлеть в памяти черты матери, которой он никогда не знал. Ему этого не нужно, достаточно, просто, увидеть в зеркале свое отражение. Но, больше всего меня поражают глаза Екатерины. Они блестят, нет - горят. Горят счастьем, желанием жить и любить. Любить всех - этого красивого мальчишку, постаревших родителей, меня. Да, весь мир. Я никогда не видел у нее такого взгляда. Взгляда настоящей, всеобъемлющей богини.

- Семен, пойдем, покурим - зовет меня ее отец. Я не курю, но киваю головой в знак согласия. Стоящий передо мной человек, уже не похож на того, самоуверенного бизнесмена, с которым я познакомился день назад. Страх и горе, состарили, сгорбили его за этот день.

- Спасибо тебе - говорит он. - За все спасибо. За то, что ты смог вернуть ее мне, за огромное сердце. Мне очень жаль, что не ты был ее первой любовью. Она, могла быть счастливой.

ГЛАВА 9

- Доченька, моя - плачет Катина мать, обнимая ее - мы вернемся завтра. Прямо с утра. Васенька поспит, и вернемся. А хочешь, я останусь? Папа Васю уложит. Хочешь?

- Нет, мама. Иди, отдыхай. Иди. У меня Семен есть.дверь за Катиными родителями закрывается, она поворачивает голову в мою сторону. На губах ее, играет улыбка. - И ты иди, Семен. Отдохни, тебе это нужно. Я хочу побыть одна, понимаешь? Подумать.

- Ну, как же я уйду? А вдруг тебе понадобится, что - то.

- У меня есть кнопка вызова медсестры. Если что, ее позову, в конце концов. Ну пожалуйста, прошу. Я тоже, иногда, нуждаюсь в одиночестве - умоляюще смотрит она на меня, своими колдовскими глазами, которым я никогда не мог отказать.

- Хорошо, но ты мне обязательно позвонишь, если вдруг я потребуюсь тебе.

- Конечно. Да, Семен, - останавливает она меня, уже в дверях - спасибо тебе за все. Будь счастлив, и помни, ты мне обещал. Я очень люблю тебя.

Мне хочется вернуться, обнять ее, прижать к себе крепко - крепко, но Катя останавливает меня взглядом, и я закрываю за собой дверь.ночью я сплю крепко. Я не спал так тех пор, как поселился в этой квартире. От постели пахнет Катей, и этот запах успокаивает меня, качая на волнах сна. Сна, в котором она здорова и счастлива, со мной и своим семейством.

В ту ночь Катя умерла. Тихо, не мучаясь, так сказал врач. Ее нашла утром мать. Видимо почувствовав, что - то своим материнским сердцем, она приехала в больницу в пять утра. А я спал в это время. Спал, когда уходила моя любовь. Катя, видимо, предчувствовала свою кончину. Отправив, она избавила меня от страданий, которые я пережил бы, видя ее уход. А потом провал. Я не помню, как кричал возле ее пустой кровати, не найдя там Кати. Как медсестра колола меня успокоительными, под внимательным взглядом, уставшего доктора, как крепко сжимала меня в своих объятиях Катина мать, боясь оставить одного, вместо того, что бы скорбеть по любимой дочери. Очнулся, стоящим на коленях, возле свеженасыпанного холма, рыхлой, пахнущей тленом, земли. Очнулся от того, что на мое плечо, легла рука Катиного отца.

- Нужно продолжать жить, сынок, - сказал он - как бы тяжело это не было.

Нужно, но как? Как продолжать, если тебя на этой земле больше ничего не держит? Что делать, если не хочется жить в мире, где нет ее моей богини? Она вернулась домой, в свои небесные пенаты. Моя богиня, по нелепой случайности, заброшенная в наш жестокий мир.

Мне хочется думать, что ее душа превратилась в большую белую птицу, летящую над изумрудным морем. Морем, цвета Катиных глаз. А я. Я буду любить ее до конца своих дней, до последнего вздоха.

ЭПИЛОГ

- Странно, детское кафе - место радости и веселья - думаю я, глядя на мужчину, в глазах которого читаю ужасную тоску и горе. Он молод, но, что - то согнуло его, сломало, перечеркнув всю жизнь. Это видно, по пустому взгляду, замедленным движениям, сгорбленным, некогда спортивным плечам. Мой сын веселится и играет с приятелями, не обращая внимания ни на кого вокруг. И я решаюсь.

- Простите, мне кажется, что вы очень несчастны.

Он поднимает на меня уставшие глаза, и с интересом разглядывает, словно вспоминает что - то.

- Вы правы, неужели это так заметно?

- Может, если вы поделитесь с кем - то, вам станет легче.

- Вряд ли - вымученно улыбается он. - Как вас зовут.

- Инга.

- Зачем вам мои проблемы, Инга? Чужое несчастье заразно, словно чума. Вы, ведь, с ребенком отдыхать пришли.

- Ничего, у меня иммунитет - отвечаю я, уверенная, что исповедь поможет этому мужчине, пережить его горе.

- Ну, хорошо. Возможно, вы правы. Я расскажу - говорит он и начинает свою исповедь.

Когда он заканчивает, по щекам моим текут слезы.

-Не плачьте, Инга. Мне, ведь, и вправду, полегчало. У меня теперь есть семья, которая нуждается во мне - улыбается он, с любовью глядя на зеленоглазого подростка, тихо подошедшего к - столику, за которым мы сидим. - Здравствуй, Васенька.

- Привет, пап - отвечает мальчишка, напряженно, глядя в мою сторону, зелеными в желтую крапинку глазами. - Дед с бабушкой ждут нас в машине. Ты заказал мороженое? Да, конечно, твое любимое - пломбир с сиропом. - Инга, простите, сегодня ровно год, как она ушла. Я не знаю, как бы выдержал без поддержки обретенной мною семьи. Мне пора. - Семен, можно я напишу вашу историю - спрашиваю я?

- Пишите, если считаете, что она будет интересна кому - то. И, будьте счастливы. Мне пора. Он берет за руку, сына женщины, которая стала его счастьем и удаляется.

- Мам, идем домой. Я устал - говорит мне мое конопатое счастье, уводя меня из кафе, соединившего судьбы моих героев. Мы идем, держась за руки унося домой липкий пломбир в контейнерах, и историю любви, для вас, мои дорогие читатели.