Отношения под запретом (fb2)

- Отношения под запретом [Inappropriate] (пер. Ольга Анатольевна Мышакова) 1597K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ви Киланд

Ви Киланд

Отношения под запретом

Vi Keeland

Inappropriate

* * *

Нет дождя – нет цветов

Айрленд

Го-осподи, как мне худо…

Я оторвала голову от подушки и вздрогнула. Вот отчего я редко напиваюсь: оглушительное похмелье и подъем в полчетвертого утра плохо уживаются. Содрогнувшись от противного жужжания, я шарила ладонью по тумбочке, пока не нащупала мобильный и не выключила сигнал.

Через десять минут будильник снова зазвонил. Я со стоном сползла с кровати и направилась в кухню за остро необходимыми кофе и мотрином. Наверняка к глазам придется прикладывать лед, надо же на экране выглядеть хоть вполовину презентабельно…

Я наливала в кружку дымящийся кофе, когда меня буквально встряхнуло изнутри от вспомнившегося повода вчерашней пьянки и сегодняшнего похмелья. Как я могла забыть?

Письмо.

Чертово письмо!

– Ай! Черт! – Горячий кофе перелился через край и обжег мне руку. – Блин, уй-я!

Сунув руку под холодную воду, я зажмурилась. Что же я натворила? Мне захотелось броситься в постель, накрыться одеялом и все забыть.

Но вчерашний день ворвался в память с ревом, как цунами. Через час после того, как я вкатила чемодан в квартиру, с сожалением вернувшись после недели в раю, в мессенджер мне упало письмо.

Уволена.

Затем я увидела и официальное бумажное уведомление.

Накануне возвращения из отпуска.

Мне стало дурно. С четырнадцати лет я впервые осталась без работы. Причем этот единственный отпуск случился не по моему желанию!

Я закрыла кран и опустила голову, вспоминая точную формулировку треклятого письма.

«Уважаемая мисс Сент-Джеймс!

Вынуждены сообщить, что Ваше сотрудничество с «Лексингтон индастриз» прекращено с сегодняшнего дня.

Причины, повлекшие за собой увольнение:

– нарушение политики компании в п. 3.4 «Совершение действий, представляющих собой посягательство сексуального характера или непристойное обнажение»;

– нарушение политики компании в п. 3.6 «Использование интернета и/или иных средств коммуникации с целью участия в непристойных действиях сексуального характера»;

– нарушение политики компании в п. 3.7 «Проявление иных форм аморального или предосудительного поведения».

Выходное пособие будет удержано, так как увольнение наступило в связи с нарушением условий рабочего контракта. В течение тридцати дней Вы будете уведомлены в письменном виде о статусе причитающихся вам выплат. Ваша страховка действительна на период, прописанный в трудовом законодательстве штата Нью-Йорк.

Отдел кадров согласует окончательные расчеты и вместе с Вашим непосредственным начальником соберет Ваши личные вещи.

Мы сожалеем о необходимости вышеизложенных мер и желаем Вам всяческих удач в дальнейших начинаниях.

С уважением,

Джоан Мэри Беннетт,

начальник отдела кадров».

Кроме письма, в толстом конверте лежала флешка с тридцатисекундным видео, которое одна из моих подруг сделала на пляже.

В горле саднило (по причинам, никак не связанным с алкогольным отравлением, которое я устроила себе накануне).

Моя работа! Последние девять лет работа была моей жизнью, а от какого-то дурацкого смазанного видео все, над чем я квадратила задницу, развеялось как дым.

Пуфф! Прощай, карьера!

– Господи! – застонала я. – Что мне теперь делать-то, черт побери?

Стоять столбом было контрпродуктивно, поэтому я с раскалывающейся головой поплелась в спальню и рухнула на кровать. Я натянула одеяло на уши, надеясь, что мрак поглотит меня заживо.

Мне удалось снова заснуть. Проснувшись через несколько часов, я почувствовала себя немного лучше. Правда, облегчение длилось недолго – до меня начало доходить, что с утра я вспомнила не все ночные события.

* * *

Моя соседка по квартире и лучшая подруга Миа, сама еле передвигавшаяся с похмелья, подогрела мою чашку в микроволновке.

– Как спалось? – спросила она.

Поставив локти на кухонный стол, я удерживала голову руками. Приподняв ее, я посмотрела на подругу, приоткрыв один глаз.

– А ты как думаешь?

Миа вздохнула.

– Ну не могу я смириться, что тебя уволили. А как же ваш контракт? Разве законно увольнять за то, чем человек занимался в свое свободное время?

Я отпила кофе.

– Не поверишь, да. Я только что говорила со Скоттом.

Проглотив гордость, я позвонила своему бывшему. Он, конечно, подлец, и общаться с ним мне совершенно не хотелось, но он единственный юрист среди моих знакомых. К сожалению, Скотт подтвердил, что мой работодатель имел полное право на такие санкции.

– Мне ужасно жаль. Я понятия не имела, что отдых на пляже грозит такими последствиями. Это я виновата, зачем я только предложила загорать топлес!

– При чем тут ты…

– О чем только думала эта дура Оливия, выкладывая видос в «Инстаграм» с нашими тэгами?

– Я грешу на лишнюю «Пина коладу» с ромом, которые нам приносил красавец официант; последняя явно была для Оливии лишней. Но вот чего я не понимаю, так это как у меня на работе об этом пронюхали! Она же поставила тэг к моему личному аккаунту – Айрленд Сент-Джеймс, а не к паблик-аккаунту Айрленд Ричардсон, который для меня завели на телеканале… и уже закрыли, наверное. Где они могли посмотреть видос? Я проверила утром настройки – может, думаю, сбились ненароком, – нет, все как было.

– Не знаю. Может, кто-то с твоей работы подписан на одну из нас в личке?

Я покачала головой.

– Разве что так.

– А этот засранец хоть ответил на твой имейл?

– Какой имейл? – я нахмурилась.

– Ты не помнишь?

– Нет.

– Ты же написала генеральному директору вашей компании!

У меня отвисла челюсть. Ох, бли-и-ин… Ситуация улучшалась ну прямо на глазах.

* * *

А у «самого дна» точно имеется подвал.

Уволили.

Без выходного пособия.

И всего через неделю после того, как я выплатила второй, самый солидный платеж, прописанный в контракте на строительство дома.

Вероятность получить хорошие рекомендации от последнего работодателя? Кукиш с маслом после того, как я в пьяной вспышке ярости высказала человеку, засевшему в своей башне из слоновой кости, что я думаю о нем и его компании.

Расчудесно.

Просто лучше некуда.

Браво, Айрленд!

После того как я ухнула основную часть моих сбережений на первый взнос за земельный участок в Агура-Хиллз и, как богатенький Буратино, заплатила за весь алкоголь, который мы выдули за неделю девичника на Карибах, у меня на все про все осталось не больше тысячи долларов. Миа выходит замуж и вскоре съедет, забрав с собой свою половину ежемесячной ренты.

Не волнуйся, Айрленд, ты найдешь другую работу… когда ад замерзнет.

Медиаиндустрия столь же снисходительна, как мой банковский счет после дня в торговом центре.

Я в заднице.

В полной.

Мне придется вернуться к независимым контрактам, снова писать статьи для журналов по центу за слово, чтобы свести концы с концами, а ведь этот этап моей жизни должен был остаться позади! Почти десять лет я в лепешку расшибалась, работая по шестьдесят часов в неделю, чтобы стать тем, кто я сейчас. Я не могу уйти, поджав хвост. Я не сдамся без боя.

Нужно попытаться выбить из «Лексингтон» рекомендацию, которая не была бы разносом в резких выражениях, поэтому я глубоко вздохнула, подтянула метафорические штанишки и открыла ноутбук почитать, что там я написала президенту «Лексингтон индастриз», потому что помнилось это смутно. Может, все не так плохо? Я открыла папку «Отправленные» и кликнула по своему письму.

«Уважаемый Ким Чен Ир Лексингтон!»

Я даже зажмурилась. Ну вот вам и привет последней надежде. Но вдруг генеральный не просек намека и принял мой сарказм за опечатку?

Затаив дыхание, я нехотя вернулась к чтению.

«Хочу официально извиниться за мою маленькую опрометчивость».

Так, начало неплохое.

Ох, если бы на том мне и перестать читать!..

«Видите ли, я не знала, что работаю на диктатора…»

Уй-й-й… Я такая дура, когда напьюсь…

Прерывисто выдохнув, я кинулась как в омут головой, забегав глазами по строчкам:

«…и находилась под впечатлением, что в свое свободное время имею право жить, как мне нравится. В отличие от Вас, родившегося с серебряной ложкой в заднице, я работаю в поте лица и заслуживаю иногда возможности выпустить пар, и если это включает малость подрумянить на солнышке мои сисяндры в чисто женской компании, я так и делаю. Я не нарушала никаких законов – все происходило на нудистском пляже, где я могла раздеться догола, но ограничилась загоранием топлес. Потому что давайте взглянем в лицо истине: бюст у меня что надо. Если Вы посмотрели «оскорбляющий нравы» видос, который Ваша ханжа эйчарка не поведя бровью отправила мне вместе с бредовым письмом об увольнении, Вы радоваться должны, что хоть одним глазом взглянули на мои прелести! Можете даже запомнить, будет на что мастурбировать, извращенец Вы этакий.

Девять с лишним лет я корпела в Вашей вонючей компании. Отправляйтесь же в задницу вместе с «Лексингтон индастриз»!

И утритесь на этом.

Айрленд Сент-Джеймс».

Да-а-а, чтобы такое загладить, предстояло приложить поистине каторжные усилия, но я решила не терять надежды. Может, эль президенте еще не читал мой первый имейл, и новую попытку я могу начать с просьбы стереть первое письмо, не открывая?

Ради даже малейшего шанса найти работу в родной индустрии мне нельзя уходить с плохой рекомендацией. Раз уж они сунули нос в мою личную жизнь, пусть хоть нейтральную рекомендацию напишут! Вспотев от страха, я принялась грызть ноготь. Гордыней я никогда не страдала, поэтому решительно скопировала электронный адрес президента компании и вставила в соответствующую строку нового письма. Тут главное не упустить время.

Но едва я начала печатать, ноутбук пискнул, извещая, что мне кто-то написал. Я открыла входящие, и сердце едва не остановилось при виде адресанта: Grant.Lexington@LexingtonIndustries.com.

Господи, нет!..

Я попыталась сглотнуть, но во рту пересохло.

Дело плохо. Только как-то не соображу пока, насколько плохо.

«Дорогая мисс Сент-Джеймс!

Спасибо за Ваше письмо, прочитанное обладателем серебряной ложки в заднице в два часа ночи, когда я еще находился на рабочем месте. По тону Вашего письма, пестревшего грамматическими ошибками, хотя писала его женщина с дипломом журналиста, я предположил, что Вы сочиняли текст, будучи подшофе. Ну что ж, зато Вам отныне не придется вскакивать в четыре утра (и не благодарите).

Я не смотрел видео, о котором Вы пишете (как-то руки не дошли), но если моя эротическая фантазия когда-нибудь захиреет, я, так и быть, достану его из мусорной корзины – вместе со стандартным рекомендательным письмом, которое Ваш непосредственный начальник планировал Вам вручить.

С уважением,

Богатенький Рич».

Я шумно выдохнула полную грудь воздуха, который так долго удерживала в себе. Вот блин…

Грант

– Мистер Лексингтон, хотите, я закажу вам ланч? Только что звонил посетитель, записанный на два часа, он опаздывает на тридцать минут.

– Почему люди никогда не могут прийти вовремя? – проворчал я и нажал кнопку интеркома: – Закажите мне, пожалуйста, сэндвич с индейкой «Борс хед» и швейцарским сыром на хлебце из цельной пшеницы. И предупредите – сыра один ломтик! В прошлый раз сэндвич собирал, должно быть, повар из Висконсина.

– Да, мистер Лексингтон.

Я открыл ноутбук, чтобы проверить почту, раз уж в мой плотный график опять вкрался предательский перерыв. Скользнув взглядом по списку входящих в поисках чего-нибудь важного, я невольно остановился при виде имени «Айрленд Сент-Джеймс».

Эта женщина либо пьяна, либо сошла с ума, а может, и то, и другое. Хотя первый ее имейл позабавил меня больше, чем половина ежедневной ахинеи… Я открыл новое письмо.

«Дорогой мистер Лексингтон!

Поверите ли Вы, что моя почта была взломана и то нелепое письмо накропал неизвестный злоумышленник?

По моему рассуждению, не поверите, учитывая, какое прекрасное образование Вы получили и насколько Вы умны, сметливы, трудолюбивы и успешны.

Слишком грубая лесть? Простите. Надо же мне с чего-то начинать разгребать собственные конюшни. Нельзя ли нам забыть об электронном недоразумении и начать заново?

Видите ли, что бы Вы себе ни вообразили, я напиваюсь редко. Поэтому, когда в моей жизни нарисовалось абсолютно неожиданное письмо об увольнении, мне не понадобилось много спиртного, чтобы утопить мою печаль. Вместе с моим рассудком, как я теперь понимаю.

Спасибо, если Вы дочитали до этого места. Ниже привожу письмо, которое я сразу должна была написать.

Дорогой мистер Лексингтон!

Обращаюсь к Вам в надежде испросить Вашего содействия для отмены, как я считаю, моего неправомерного увольнения с занимаемой должности. Разрешите напомнить, что я была добросовестной сотрудницей «Лексингтон индастриз» в течение девяти с половиной лет. Я начинала у Вас стажером, была принята на должность корреспондента и после неоднократных повышений стала ведущей утреннего сегмента новостей Вашего телеканала.

Недавно я побывала в остро необходимом краткосрочном отпуске на Арубе в компании восьми молодых женщин (по случаю девичника). При отеле имелся частный пляж, зарезервированный для загорания в обнаженном виде. Не имея, в принципе, склонности к эксгибиционизму, я присоединилась к подругам и несколько часов загорала топлес. Было сделано несколько невинных снимков, ни один из которых не был размещен в соцсетях мной, и хэштега с моим рабочим псевдонимом прикреплено не было. Однако, вернувшись домой, я обнаружила в почте уведомление о моем увольнении по причине нарушения политики компании в части непристойного поведения.

Полностью поддерживая наличие такового пункта в своде правил «Лексингтон индастриз», я тем не менее всецело убеждена, что мое поведение – в личное время, на отдыхе, на частном закрытом пляже – нельзя отождествить с предосудительными действиями, перечисленными в соответствующих пп. внутренней политики «Лексингтон индастриз». В связи с вышеизложенным я почтительно прошу Вас пересмотреть решение о моем увольнении.

С уважением,

Айрленд Сент-Джеймс

(телеведущая Айрленд Ричардсон)».

Сент-Джеймс… Откуда я знаю эту фамилию? Она показалась мне знакомой, еще когда пришло первое письмо, поэтому я поискал эту Айрленд во внутреннем телефонном справочнике. Она нашлась в отделе новостей, которым руководит моя сестрица, а я избегаю его как чумы вот уже полтора года, с тех пор как возглавил компанию после смерти нашего отца. Политика, пропаганда и бюрократия меня не увлекают. Формально я президент и генеральный директор, но на деле больше занимаюсь финансовой стороной «Лексингтон индастриз».

Я отыскал и перечитал первый имейл мисс Сент-Джеймс. Второе ее письмо было, конечно, поприличнее, но первое меня позабавило больше. В конце она поставила «Утритесь», и я невольно засмеялся – со мной так никто не разговаривал. Отчего-то ее стиль показался мне свежей струей; у меня возникло престранное желание побеседовать с мисс Ричардсон за бокалом вина. Она разожгла во мне любопытство. Я снова нажал кнопку интеркома на столе:

– Милли, можете позвонить в отдел телевещания продюсеру утреннего сегмента новостей? Не то Гаррисон Бикмен, не то Гарольд Мильтон, как-то так.

– Сию минуту. Записать его к вам на встречу?

– Нет. Скажите, что я хочу посмотреть личное дело одной из его сотрудниц, Айрленд Сент-Джеймс, рабочий псевдоним Айрленд Ричардсон.

– Я обо всем позабочусь.

– Благодарю.

Что до отложенной деловой встречи, то она продлилась всего пятнадцать минут: этот тип не только опоздал на полчаса, но и явился абсолютно неготовым. Я не располагаю запасом терпения для людей, которые не ценят мое время, поэтому я прервал его блеянье и вышел из комнаты для совещаний, попросив гостя забыть мой телефон.

– Все в порядке? – Милли подняла голову, когда я проходил мимо ее стола. – Вам что-то нужно из кабинета?

– Нет, встреча закончена. Если, паче чаяния, нам позвонят из «Бейсайд инвестментс», просто кладите трубку.

– Гм, хорошо, мистер Лексингтон. – Милли встала и с блокнотом в руке поспешила за мной в кабинет. – Звонила ваша бабушка, просила передать, что охранная сигнализация им не нужна, она отправила установщика домой.

Я только головой покрутил, обходя свой стол.

– Чудесно. Ну просто лучше некуда.

– Я отыскала личное дело мисс Сент-Джеймс и распечатала для вас. Распечатка на вашем столе в папке. Отдел персонала приобщил к ее делу некое видео, я выслала вам его на почту…

– Благодарю вас, Милли, – перебил я, усаживаясь. – Соблаговолите закрыть за собой дверь.

* * *

Черт, вот теперь я ее вспомнил! Дело давнее, но ее история не из тех, что легко забываются. Айрленд Сент-Джеймс взяли на работу, еще когда компанией руководил мой отец, и я околачивался у него в кабинете, когда Милли принесла личное дело этой мисс. Отец использовал случай Сент-Джеймс как поучительный пример решения, которые иногда приходится принимать ради имиджа компании.

Я уселся в кресле поудобнее. Каждый соискатель проходит проверку, серьезность которой зависит от вакансии. Чем больше человек на виду, чем больше его имя и лицо способны повлиять на наш бренд, тем глубже мы копаем. Проверкой на благонадежность обычно занимаются эйчары и привлеченные спецы по расследованиям. Если человек оказывается чист, на работу его принимает менеджер, подписывая контракт у начальника отдела. Как правило, высшее руководство ради этого не беспокоят, если только нанимаемый не несет в себе потенциальную угрозу нашей репутации, а начальник отдела все равно намерен его принять. Вот тогда личное дело отправляется на самый верх флагштока, то есть о нем докладывают начальству.

Айрленд Сент-Джеймс… Я потер подбородок с уже пробивавшейся щетиной. Имя у нее довольно необычное – наверное, поэтому и запомнилось, хотя я старался забыть много всякой дряни десятилетней давности.

Я полистал ее личное дело: краткая биография занимала меньше страницы, но сама папка была толщиной дюйма два.

Степень бакалавра в Калифорнийском университете в ЛА по двум специальностям – коммуникации и английскому. Магистратура в Беркли – факультет журналистики, аспирантура там же со специализацией в журналистских расследованиях. Признаться, нехило. Приводов нет, штраф всего один за неправильную парковку. Полтора года назад, когда Айрленд Сент-Джеймс повысили до ведущей утренних новостей, сведения о ней уточнили: в деле появилась запись, что у нее был роман с неким юристом. В итоге расследование ничего существенного не выявило – идеальная служащая и добропорядочная гражданка. А вот с ее папашей другая история…

Следующие полсотни страниц были в основном о нем. Рядовой сотрудник охраны в жилом комплексе, в топ-новости он попал уже после своего бегства. Согнув страницы, я медленно отпускал по одной веером, пока не нашел фотографию маленькой девочки. Подпись подтверждала, что это Айрленд. На снимке ей лет девять-десять. Непонятно почему я уставился на фотографию, как на мясную дорожную аварию: маленькая Айрленд плакала, а женщина-коп обнимала ее за плечи, уводя из дома.

Молодец.

Молодец, Айрленд, что после такого начала ты взлетела довольно высоко.

Фотография была невеселой, но я ей улыбнулся. Жизнь у этой девочки легко могла сложиться совсем иначе. Неудивительно, что Айрленд написала мне второе письмо – она не привыкла пасовать.

Я нажал кнопку интеркома.

– Да, мистер Лексингтон? – тут же ответила Милли.

– Меня интересуют последние выпуски утренних новостей с мисс Сент-Джеймс, в эфире она Айрленд Ричардсон. Сбросьте мне на почту ссылку на архивы, хорошо?

– Будет сделано.

* * *

Пожалуй, я больше внимания уделял бы нашему телеканалу, если бы знал, как он выглядит. Или хотя бы смотрел утренние новости.

Айрленд Сент-Джеймс оказалась сногсшибательной – большие голубые глаза, роскошные светлые волосы, белые зубы, сверкавшие в частой улыбке. Она напоминала ту высокую актрису из последнего фильма о Безумном Максе, только была помоложе.

Я просмотрел три полных утренних сегмента новостей, прежде чем открыл письмо Милли, присланное ранее, – с материалами на Айрленд, добытыми нашим запасливым отделом по персоналу. Три пары сисек уставились на меня с монитора. Женщины на пляже, прикрывшись крошечными лоскутками – трусами бикини, томно потягивали что-то из кокосовых скорлупок через соломинки. Я с трудом оторвался от бюстов и вгляделся в лица: Айрленд среди них не было. Но за несколько секунд до окончания видео с пляжа к сидевшим подошла четвертая женщина. Мокрые блестящие волосы казались темнее, но улыбка была несомненно улыбкой Айрленд.

Если у других дам я первым делом заметил их тела, то от лица Айрленд я не мог оторваться до самого конца коротенького видео. Не потому, что фигура у нее оказалась так себе: груди были полные и явно свои, вполне соответствовавшие ее соблазнительному телу; просто от изгиба ее губ в улыбке мне сразу захотелось одеться в броню.

Я двинулся в кресле и повел курсор к крестику в углу вкладки. Хотя Айрленд предложила добавить свое изображение в мой банк эротических фантазий, я не собирался проявлять подобное неуважение. Если бы она сама прислала мне это видео, история получила бы совсем другое продолжение, но я не хотел потом ждать, когда пройдет эрекция, как ни хотелось мне пересматривать видео вновь и вновь.

Я развернулся к окну. Айрленд Сент-Джеймс, ты, судя по всему, настоящая головная боль. Особа, от которой мне лучше держаться подальше, это яснее ясного. Однако я не мог подавить желание побольше разузнать. Несколько минут я колебался, не начать ли собственную проверку – например, выслушать ее версию случившегося. Но к чему мне это?

К тому, что Айрленд Сент-Джеймс пробудила во мне интерес, вот к чему.

Может, я хотел, чтобы в моей компании все было честно и справедливо.

А может, мое любопытство подогрела ее неотразимая улыбка, убойные формы и исковерканное детство?

Взвесив разные версии, я понял ответ. Датчики предупреждения в мозгу вопили мне стереть имейлы и спустить распечатку личного дела в измельчитель для бумаги – это был бы разумный поступок и правильное деловое решение. Однако…

Я тронул пробел, чтобы ноутбук очнулся к жизни, и начал печатать:

«Уважаемая мисс Ричардсон!

После дополнительной проверки…»

Айрленд

Гарольд Бикмен – та еще сволочь.

Я люблю свою работу, но вот мой начальник – единственное, о чем я не буду скучать. Не мужик, а мешок с дерьмом. Бикмен был от меня не в восторге с самого начала – я случайно узнала, что на аналогичную позицию он взял парня с меньшим опытом и меньшим стажем работы в компании, чем у меня, а зарплату ему положил на двадцать тысяч больше. Я самым профессиональным образом поинтересовалась этим фактом у Бикмена, и он снисходительно объяснил, что у каждого сотрудника и каждой должности есть свои плюсы и минусы. Он заверил, что мне не о чем волноваться и что рано или поздно я получу такой бонус, о котором Джек Дорфман и мечтать не может, – оплачиваемый декретный отпуск, железно закрепленный в правилах «Лексингтон индастриз».

Я подала официальную жалобу в отдел кадров насчет гендерной разницы в оплате труда и получила аналогичную надбавку, но уязвленный Бикмен не простил, как он считал, моего предательства. Мне казалось, нам удавалось работать вместе без особых трений (в основном избегая друг друга), но сегодняшний имейл продемонстрировал, какой же Бикмен колоссальный гад. Я догадывалась, что с «голосистым» пляжным видео без него не обошлось: видит бог, этот негодяй давно мечтал посадить на мое место Сирену Экерт.

Замечу в скобках, что Сирена – ее настоящее имя, не журналистский псевдоним. О чем только думали ее родители?.. Ну ладно, не суть.

Гарольд Бикмен, пятидесятичетырехлетний, обрюзгший, лысеющий, воняющий, как залежалый сыр, не был самой яркой лампочкой в гирлянде, когда дело касалось женщин. Держу пари, он надеялся на интрижку с двадцатичетырехлетней Сиреной (второе место на прошлогоднем конкурсе «Мисс Сиэтл») только потому, что она похлопала ему ресницами. А еще я готова спорить, что Бикмен надеялся – я последую указаниям из его имейла.

«Уважаемая мисс Ричардсон!

В свете неблагоприятных событий и Вашего ухода с нашего телеканала попрошу Вас в четверг, 29 сентября этого года, явиться в офис к 10 часам утра и забрать личные вещи. Надеюсь, во время своего визита Вы будете вести себя профессионально. Так как Ваше рабочее удостоверение и пропуск в здание аннулированы, Вам будет необходимо подойти на пост охраны.

Всего наилучшего,

Гарольд Бикмен».

Чего?! Мне захотелось пролезть в ноутбук и задушить этого козла. Лицо сводила гримаса при мысли, что Бикмен тоже посмотрел на «неблагоприятные события». Небось еще и помастурбировать успел за двадцать две секунды видео с женщинами без лифчиков, прежде чем поперся к Сирене и предложил ей мою должность.

Единственный плюс увольнения – в четверг я наконец смогу высказать этому уроду все, что я о нем думаю… хотя с этого труса станется «отойти по делам», когда я приду за вещами.

Со вздохом я отправила письмишко в корзину, избавившись от Гарольда раз и навсегда, и, уже закрывая ноутбук, заметила новое письмо, на этот раз от Гранта Лексингтона. Мне стало любопытно, и я немедленно открыла имейл.

«Уважаемая мисс Ричардсон!

После дополнительной проверки обстоятельств Вашего дела я пришел к выводу, что решение о Вашем увольнении было обоснованным. Однако я свяжусь с Вашим непосредственным начальником и предложу ему дать вам нейтральные рекомендации по итогам Вашей работы.

С уважением,

Грант Лексингтон».

Великолепно. Лучше некуда – поручить Бикмену написать обо мне нейтральный отзыв! Наверное, стоило захлопнуть ноутбук и малость остыть, но последние сорок восемь часов довели меня до точки кипения. Я бешено настрочила ответ, не заботясь о формальностях вроде приветствия и прочего.

«Офигенно! Больше, чем женщин, Гарольд Бикмен ненавидит, разве что когда барабанят ногами по полу, если, конечно, не питает тайной надежды поиметь подчиненную, как ту мадам, которая пришла на мою должность.

Что ж, и на том спасибо!»

* * *

Два дня спустя, в четверг, я в том же нервном состоянии приехала в офис на сорок пять минут раньше, не зная, насколько меня задержат утренние пробки: я привыкла ездить на работу в полпятого утра, когда дороги почти пусты. Я подозревала, что Бикмен мог распорядиться, чтобы меня не пускали до десяти часов, поэтому решила подождать в кафе и внутренне подготовиться к неизбежному общению с Гарольдом Бикменом и освобождению моего письменного стола.

Я заказала кофе без кофеина – руки и так тряслись – и ушла за столик в углу. Со стрессом я обычно борюсь, просматривая в «Инстаграме» клипы из шоу «Эллен». Они меня всегда смешат, и напряжение уходит. Я открыла забавное видео, где Билли Айлиш пугает Мелиссу Маккарти, и невольно захохотала. Досмотрев клип, я подняла глаза и неожиданно увидела, что рядом стоит человек.

– Можно к вам присесть?

Я смерила подошедшего взглядом. Высокий, красивый, в дорогом костюме – на маньяка не похож. С другой стороны, Скотт тоже не вылезал из дорогих костюмов…

Я прищурилась.

– Зачем?

Молодой человек огляделся, снова уставился на меня зеленовато-серыми глазами, и левый уголок его губ чуть дрогнул.

– Потому что другие места заняты.

Я тоже огляделась. Вот черт, действительно, в кафе яблоку негде упасть. Убирая сумку со стула, я кивнула.

– Простите, не заметила, как набежал народ. Я думала… Не важно. Присаживайтесь, не стесняйтесь.

Уголок губы снова дернулся. У него что, тик или я его так насмешила?

– Я сказал: «Простите», но вы были так поглощены своим занятием, что не услышали.

– А, да-да. Много работы. Дела, дела, – я незаметно закрыла «Ютуб» и открыла почту.

Красавец мужчина расстегнул пиджак и присел напротив. Поднеся к губам чашку кофе, он сказал:

– Видео с Уиллом – мое любимое.

Я недоуменно свела брови. Мужчина усмехнулся.

– С Уиллом Смитом из «Эллен». Я невольно обратил внимание, что вы смотрели. Вы улыбались. У вас прелестная улыбка.

Я покраснела (не от комплимента) и округлила глаза.

– Да, я солгала, я занималась не работой. Могли бы и не ловить меня на лжи.

Едва заметная улыбка превратилась в широкую, однако в ней по-прежнему сквозила самоуверенность.

– Вам говорили, что у вас надменная улыбка? – не сдержалась я.

– Нет. Я теперь мало улыбаюсь.

– Очень жаль. – Я наклонила голову.

Незнакомец вглядывался в мое лицо.

– А почему вы солгали о работе?

– Честно?

– Да, давайте попробуем пойти по пути честности.

Я вздохнула.

– Инстинктивная реакция. Я только что потеряла работу и, видимо, почувствовала себя лузершей, сидя здесь и глядя эпизоды из «Эллен».

– А кем вы работали?

– Диктором на телеканале «Лексингтон индастриз». С меня, так сказать, начинались утренние новости.

Мистер Редкая Улыбка отреагировал не так, как большинство людей. Обычно после слов, что я работаю на телевидении, я вижу удивленно вскинутые брови и готовлюсь отвечать на целый град вопросов, хотя наша профессия кажется гламурной лишь непосвященным. Сидевший напротив вовсе не восхитился, а если и восхитился, то не подал виду. Это показалось мне любопытным.

– А чем занимаетесь вы, что носите ничего себе костюм, однако сидите в кафе и никуда не торопитесь в… – я взглянула на часы, – без пятнадцати десять утра?

Уголок его губы снова изогнулся. Этому типу явно нравился мой сарказм.

– Я генеральный директор компании, – ответил он.

– Впечатляет.

– Не особенно, это семейный бизнес. Я не создавал фирму с нуля.

– Ага, протекция! – Я отпила кофе. – Вы правы, уже не так впечатляет.

Он снова улыбнулся. Если он действительно редко улыбался, это просто безобразие с его стороны, потому что полные губы и самоуверенная улыбка могли растопить сердца – и выиграть партию в покер.

– Расскажите о вашем увольнении, – попросил он. – Чтобы не возвращаться к «работе», которую вы делали в телефоне.

Я невольно рассмеялась.

– Это долгая история. Я сделала, по-моему, совершенно безобидную вещь, которая вдруг оказалась грубым нарушением политики компании.

– А в остальном вы хороший работник?

– Я девять лет пахала так, что задница дымилась, чтобы занять свою должность.

Незнакомец смотрел на меня и медленно пил кофе.

– Вы пробовали поговорить с руководством?

– Мой непосредственный начальник давно мечтал о моем уходе – с тех пор, как я пожаловалась, что он нанял парня на такую же должность, но с большей зарплатой, чем платили мне… – И тут я вспомнила, что мне нужно идти в офис к упомянутому начальнику. – Знаете, мне пора. Босс, извольте видеть, ждет, когда я соберу манатки.

«Мистер Президент» потер подбородок.

– Можно дать вам совет? Я неоднократно разбирал трудовые споры.

– Давайте, – я пожала плечами. – Вдруг пригодится.

– Ответные действия негативного характера за ваше сообщение о необоснованной разнице в зарплате по гендерным основаниям противозаконны. Я бы предложил вам записаться на прием в отдел кадров и изложить суть претензии. Они обязаны назначить служебное расследование, и тогда уже вашему начальнику придется сидеть в кафе и смотреть эпизоды из «Эллен».

Хм, Скотт не упомянул, что бикменовская «ответка» противозаконна, когда я рассказала, что произошло. Но это понятно, он был слишком занят, отчитывая меня за пребывание на пляже – и без лифчика.

Я встала.

– Спасибо. Возможно, я так и поступлю.

Красавец мужчина тоже поднялся со стула, глядя на меня так, будто хотел что-то добавить, но отчего-то был вынужден тщательно взвешивать свои слова. Я ждала, но пауза стала неловкой.

– Хм… Приятно было познакомиться, – сказала я.

– Взаимно, – он кивнул.

Я направилась к выходу, но он остановил меня, снова заговорив:

– А вы… вы не хотите потом со мной пообедать? Отговориться занятостью не получится – я знаю, что вы… совершенно свободны.

Я улыбнулась.

– Спасибо, но – не нужно.

«Мистер Президент» кивнул и снова опустился на свое место.

Я вышла из кафе, недоумевая, почему я сказала «нет». Разумеется, маньяков никто не отменял, но пообедать в общественном месте не опаснее, чем встретиться со знакомым из бара. Я так раньше делала. Признаться, что-то в этом человеке внушало мне робость – как при первом знакомстве со Скоттом: слишком уж он красив и успешен. Видимо, я просто робею перед мужчинами такого типа.

Но это же глупо! Новый знакомый безусловно секси, а утро и так обещало быть достаточно паршивым. Отчего же не воспользоваться шансом и не сходить на обед?

Я остановилась, отчего идущий сзади врезался мне в спину.

– Простите, – извинилась я.

Прохожий поморщился и обошел меня, а я побежала обратно в кафе. Рванув дверь на себя, я увидела, что президент неизвестной компании уже стоит с чашкой в руке, будто собираясь уходить.

– Эй, мистер президент, вы же не серийный маньяк?

Брови у него так и подскочили.

– Нет, я точно не маньяк.

– О’кей, тогда я передумала. Давайте вместе пообедаем.

– Ну, теперь я прямо рад, что сдержался и не разбушевался.

Я засмеялась и полезла в сумку за телефоном.

– Введите ваш номер, я сброшу вам смс.

Он бодро напечатал мне свой телефон, и я сбросила ему смс со своим номером и именем. Новый знакомый взглянул на завибрировавший телефон и отметил:

– Айрленд? Красивое имя, вам подходит.

Я взглянула в свой телефон, но своего имени мой новый знакомый не ввел.

– Мистер президент, а вы не представитесь?

– Нет, я намерен подогревать ваше любопытство до самого обеда.

– Хм… О’кей. Наверное, у вас какое-нибудь снобистское «президентское» имя, которое передается в роду вместе с трастовым фондом!

Он засмеялся.

– Я очень рад, что зашел сюда сегодня выпить кофе.

Я улыбнулась.

– Я тоже рада. Попозже я вам напишу насчет ланча.

Он кивнул.

– Буду ждать, Айрленд.

В офис я направилась в гораздо лучшем настроении. Может, сегодняшний день и не окажется безнадежно испорченным.

* * *

– Это шутка? Ты не мог попросить ее подождать, пока я заберу свои вещи?

Офисный зал у нас открытой планировки – такой большой квадрат с кубикулами посередине и отдельными кабинетами за стеклянными перегородками (аквариумы) по периметру. Охранник шел за мной по пятам до кабинета Бикмена, будто я заключенная в тюрьме, и в противоположном углу зала мне отлично было видно Сирену – она шустро переносила коробки из своего аквариума в мой кабинет.

Бикмен дернул за пряжку ремня, поддернув брюки из-под живота на пупок.

– Не устраивай сцен, иначе твое барахло сгребут в коробки без тебя!

Я нахмурилась и принялась постукивать ногой по полу, говоря:

– Надеюсь, ты хотя бы положил ей одинаковую зарплату с сотрудником мужского пола, обладающим аналогичным образованием и опытом? Хотя это будет непросто, ведь парень с ее квалификацией до сих пор разбирает корреспонденцию в экспедиции…

Бикмен натыкал в своем телефоне какие-то кнопки и сказал в микрофон:

– Тут Айрленд пришла очистить кабинет, ты ей не мешай, закончишь переезд, когда она уйдет.

– Да, мистер Бикмен.

Я вытаращила глаза. «Да, мистер Бикмен»?!

Негодяй махнул ручонкой, отпуская меня восвояси:

– Давай, давай, не задерживай!

Я с отвращением вышла в зал, но одна мысль заставила меня остановиться. Я еще не решила, обращусь ли я к эйчарам насчет мотивов личной мести, которыми руководствовался Бикмен, подстроив мое увольнение. Доказательств у меня не было – я не смогла бы доказать, что именно Бикмен обнародовал треклятое видео, а угрозы, как я прекрасно знала, на него не действовали. Однако мне нужно было макнуть его в дерьмо, чтобы слегка исправить себе настроение.

Я снова переступила порог кабинета и отпустила дверь, тихо закрывшуюся за моей спиной.

– Бикмен, ты несколько лет искал повод меня уволить, но это было сложно, потому что я была образцовым сотрудником, а рейтинги новостей стабильно шли вверх с тех пор, как я начала вести утренний сегмент. Наконец ты нашел, к чему придраться. Не знаю, как ты это устроил, но уверена, что именно ты переправил в отдел кадров это видео. Скажи, ты себе копию оставил? Надеюсь, что оставил, потому что это будет единственная задница, которую ты увидишь в этом офисе. Тебе не видать ни дюйма обнаженной кожи глупой девчонки, едва закончившей среднюю школу, которую ты взял на мою позицию. Ты рассчитывал на этом к ней подъехать, но она уже трахается с новым стажером из отдела рекламы. Кстати, ты помнишь временную секретаршу Мардж Вилсон, немолодую разведенку, которую ты подпоил на офисной рождественской вечеринке несколько лет назад? Думаешь, никто не в курсе, что ты поехал потом к ней домой? – Я улыбнулась и помахала мизинцем в воздухе. – Все знают, что Мардж дала тебе прозвище Гулькин Нос!

На этом я распахнула дверь, глубоко вздохнула и пошла собирать девять лет моей жизни.

Буквально три минуты спустя у двери моего кабинета возникли секьюрити, а за их спинами маячил Бикмен.

Перекладывая в коробку содержимое верхнего ящика, я обвела бывшего начальника недобрым взглядом.

– Я еще не закончила.

– Ты целый час возишься, а нам работать надо!

– Господи, Гулькин Нос, какой же ты урод… – пробормотала я, выдвигая второй ящик.

Бормотать я не умею – Бикмен побагровел и указал в направлении выхода:

– Вон! Вон отсюда!

Я выдернула ящик совсем и, не церемонясь, вывалила его содержимое в коробку. Затем я проделала то же самое с оставшимися двумя ящиками, бросив их на стулья для посетителей. Схватив со стола фотографии в рамках, а со стены – мой диплом, я затолкала все это в коробку.

Двое охранников в форме, которых вызвал Бикмен, смущенно мялись на пороге.

Я невесело улыбнулась одному из них:

– Я уйду, чтобы вам не пришлось иметь дело с этим уродом.

Охранники проводили меня к лифтам и зашли со мной в кабину. У Бикмена хватило ума спускаться на другом лифте, но когда мы вышли на первом этаже, мой бывший непосредственный начальник появился из соседней кабинки.

Я покачала головой, продолжая идти к выходу.

– По-моему, двух охранников достаточно. Необязательно меня провожать, Бикмен.

Он держался на расстоянии, но упорно шел за мной. В главном холле было людно, и у меня мелькнула мысль уйти, громко хлопнув дверью. Остановившись, я поставила на пол тяжелую коробку, развернулась и, указывая на Бикмена пальцем, завопила изо всех сил:

– Этот человек пользуется служебным положением, чтобы домогаться своих подчиненных! Он только что уволил меня и отдал мою должность молоденькой девчонке, надеясь, что в качестве ответной услуги она раздвинет ноги! Этот негодяй не слышал о движении «#ЯТоже»!

Бикмен кинулся ко мне и схватил за локоть. Я вырвалась.

– Не смей меня трогать!

Он отскочил, сообразив, что на него смотрят, и счел за лучшее отступить к лифтам.

Нужно было убираться, пока охрана не вызвала полицию, поэтому я глубоко вздохнула, успокаиваясь, подняла коробку и подбородок и решительно направилась к стеклянным дверям. Но навстречу мне шел человек, шагая широко и скоро. Я невольно остановилась, разглядев его лицо – очень рассерженное, даже взбешенное.

– Держите свои поганые руки при себе! – рявкнул он на Бикмена за моей спиной.

Мистер Президент.

Ну, дальше уже некуда. Первый мужчина, который вызвал во мне интерес за несколько месяцев, – и надо же, вошел в наше здание, когда я закатила скандал и орала как сумасшедшая. Хуже момента и подобрать нельзя. Да, день не задался.

И тут, видимо, сказалось накопившееся напряжение: я захохотала как ненормальная. Сперва просто прыснула, но фырканье перешло во всхрапывающее ржание, а затем в идиотский безудержный смех. Напрасно я зажимала рот – слова вырвались между приступами хохота:

– Ну конечно… Место встречи изменить нельзя… Клянусь, обычно я не такая… Просто последние дни были ну очень скверными…

«Мистер Президент» смотрел куда-то мне за спину, и выражение его лица было смертоносным: на щеках играли желваки, подбородок стал квадратным, ноздри раздувались, как у быка. Оглянувшись, я увидела, что Бикмен снова идет к нам, вместо того чтобы слинять в один из лифтов.

Я вздохнула, понимая, что еще ничего не кончилось, и закрыла глаза.

– Я пойму, если вы отмените свое приглашение на обед.

Недавний знакомый остро взглянул на меня, на Бикмена и снова на меня.

– Вообще-то я с удовольствием с вами пообедаю, но, сдается мне, вы сами вот-вот передумаете.

Грант

– Мистер Лексингтон, как приятно вас видеть!

Айрленд завертела головой, глядя то на меня, то на Бикмена. Если в кафе у меня еще оставались сомнения, знала ли она, кто я, то сейчас ее замешательство подтвердило – она ни о чем не догадывалась.

– Как-как он вас назвал?!

Бикмен вынырнул из-под локтя Айрленд, но я осадил его нехорошим взглядом.

– Оставьте нас, мне нужно поговорить с мисс Сен-Джеймс.

Глаза у Айрленд вспыхнули.

– Ах, сукин сын, вы с самого начала знали, кто я?

Бикмен торчал рядом, будто я и не велел ему убираться.

– Вы плохо слышите? – зарычал я.

– Простите, мистер Лексингтон, конечно-конечно, я буду у себя. Мой кабинет на одиннадцатом этаже, если я понадоблюсь…

Ну, еще бы, можно подумать, ты и так мало сделал. Я велел охранникам вернуться на пост и попытался взять у Айрленд увесистую коробку.

– Позвольте?

Она живо увернулась, отставив коробку подальше от меня.

– Значит, вы – Грант Лексингтон?

– Совершенно верно.

– И в кафе вы знали, кто я?

Я сглотнул.

– Знал.

– О боже, я дала свой телефон лжецу! Это еще хуже, чем маньяку.

– Я вам ни разу не солгал.

– Да, только умолчали, что вы начальник начальника моего начальника! – Тяжелая коробка, которую она держала, едва не выскользнула на пол. – Господи, письма!.. Мы же списывались по электронке, и вы не посчитали уместным назваться, хотя прекрасно знали, кто я?

– Но я действительно не знал, кто вы, когда подошел к свободному стулу! Я собирался признаться за обедом…

Она мелко затрясла головой:

– За обедом?! Да идите вы… вместе со всей вашей треклятой компанией…

Обойдя меня, она направилась к выходу.

– Айрленд! – повысил я голос.

Она не обернулась. Пожалуй, мне пора к психиатру: когда Айрленд обличала Бикмена, а мне велела отвалить, мой член задергался. Ее отповедь понравилась мне не меньше, чем ее великолепная задница, которую я проводил глазами до выхода из моего здания.

Я с улыбкой покачал головой. Пожалуй, мы оба чуточку чокнутые.

– Так я вам позвоню, чтобы перенести обед на другой день? – крикнул я ей вслед.

Не оборачиваясь, Айрленд подняла руку и выставила средний палец.

Я усмехнулся.

Шестое чувство подсказывало, что это не последняя наша встреча, но сейчас меня ждали другие, срочные дела.

* * *

– Мистер Лексингтон, как приятно вас видеть! Простите, что вам пришлось стать свидетелем пренеприятного происшествия на первом этаже – одна недовольная уволенная сотрудница устроила сцену…

Тут в кабинет Бикмена заглянула молодая женщина, не сразу заметив меня, потому что я стоял с другой стороны от двери.

– Можно мне уже в мой офис… – при виде меня она осеклась. – О, простите, что помешала, я не знала, что вы не один.

– Ничего, – я кивнул.

Бикмен поспешил нас познакомить.

– Сирена, это Грант Лексингтон, президент и генеральный директор компании, которая владеет нашим маленьким телеканалом.

– Вау! – восхищенно выдохнула Сирена.

Я протянул руку.

– Рад познакомиться.

Бикмен выпятил грудь.

– Сирена только что получила должность ведущей новостей.

Так это та самая девица без нужной квалификации, о которой разорялась Айрленд?

Бикмен отпустил подчиненную, милостиво разрешив перебираться в новый кабинет, и я заметил, как он плотоядно оглядел ее зад. Когда дверь за юной сиреной закрылась, я решил убедиться в правильности своей догадки.

– Это и есть замена мисс Сент-Джеймс?

Негодяй надулся от гордости.

– Да, она выпускница Йеля и…

Я оборвал его, не дослушав:

– Как к вам попало видео с отдыха мисс Сент-Джеймс?

– Простите?

– Мне повторить помедленнее? Как. К вам попало. Видео. С отдыха мисс Сент-Джеймс!

– Я… гм… видел его в соцсетях.

Я приподнял бровь.

– В ее паблик-аккаунте?

– Нет, в ее «Инстаграме».

– Неужели вы числитесь в ее друзьях? Как вы можете видеть то, что размещено в ее личном аккаунте?

– Да. То есть не совсем. Я… У меня есть доступ к аккаунту, где она числится в друзьях.

– Поясните, – я начал терять терпение.

– Я заходил с аккаунта одной бывшей сотрудницы, там чисто базовый профиль…

– То есть вы признаетесь в том, что под чужим именем следите за подчиненными через их личные аккаунты?

Бикмен нервно растянул галстук.

– Нет-нет, только за проблемными.

– Ах, за проблемными?

– Да.

Других доказательств мне не требовалось. Айрленд не преувеличивала, этот тип действительно нечто исключительное. Я подошел к его столу, снял трубку с его телефона и нажал пару кнопок. Дождавшись ответа охраны, я сказал:

– Это Грант Лексингтон. Поднимитесь, пожалуйста, на одиннадцатый этаж – у меня тут уволенный сотрудник, которого нужно вывести из здания.

Я положил трубку. Бикмен, похоже, не понял, в чем дело. Я уперся руками в бока.

– Вы уволены. Освободите стол до прихода секьюрити – уверен, у вас больше времени, чем те минуты, которые вы дали мисс Сент-Джеймс.

Негодяй заморгал.

– Что?

Я подался вперед и медленно проговорил:

– Какое слово из «вы уволены» вам непонятно?

Бикмен что-то залопотал, но я не стал слушать, вышел в общий зал и направился к, как я рассудил, секретарю, судя по тому, где женщина сидела.

– Вы секретарь Бикмена?

Пожилая дама явно заволновалась:

– Да.

Я взглянул на табличку с именем на столе и протянул руку. Надо мне чаще сюда заходить – половина сотрудников даже не знает, кто я.

– Здравствуйте, Кэрол, я Грант Лексингтон, генеральный директор «Лексингтон индастриз», которая владеет вашим телеканалом. Мой офис в соседнем здании. Мистер Бикмен больше у нас не работает. О своей должности не беспокойтесь, вы остаетесь.

– О’кей…

– Кто замещает Бикмена, когда он в отпуске?

– Гм… Айрленд замещала.

Великолепно.

– Так, а кто следующий за Айрленд по должности?

– Должно быть, Майк Чарльз.

– Где он сидит?

Кэрол указала на нужный кабинет.

– Благодарю вас.

Я переговорил с Майком Чарльзом, назначив его временным главой отдела, посмотрел, как охрана провожала ошарашенного Бикмена, и ушел к себе в соседнее здание.

Милли при моем появлении вскочила и пошла за мной в кабинет, на ходу читая мне список звонков, которые я пропустил, и прочую ерунду, которая тут же забывалась. Я снял пиджак и закатал рукава рубашки.

– Будьте любезны направить имейл моей сестре с уведомлением, что я уволил Гарольда Бикмена с нашего телеканала. Временно его замещает Майк Чарльз.

– Гм… конечно. Правда, когда вы в последний раз наняли кого-то в подразделение вашей сестры, Кейт осталась не в восторге. После моего сообщения она окажется в вашем кабинете через десять минут.

Я выпрямился и шумно выдохнул.

– Вы правы, я ей сам скажу. Вызовите ее ко мне.

Милли уставилась на меня над кромкой своего блокнота.

– Ей, наверное, пришлось бы по душе, если бы вы сами зашли к ней… Для разнообразия.

Милли была права – сестра вечно ворчала, что не нанималась ко мне бегать.

– Справедливо. Тогда передайте Кейт, что я зайду через десять минут.

– Будут ли еще какие-нибудь распоряжения?

– Можете отправить курьером письмо с извинениями для Айрленд Сент-Джеймс? Напишите, что я рассмотрел обстоятельства ее увольнения, счел его неправомерным и прошу ее вернуться в понедельник на работу.

Милли быстро записывала в блокноте.

– О’кей, я сделаю это немедленно.

– Благодарю вас.

Когда она направилась к дверям, я вспомнил кое-что еще.

– И прибавьте, пожалуйста, к письму дюжину роз.

Брови Милли сошлись на переносице, но она редко комментировала мои распоряжения, а сегодня и так уже напомнила о вероятной реакции моей сестрицы. Поэтому секретарша быстро дописала в блокнот пару слов и коротко ответила:

– Будет сделано.

* * *

На следующее утро Милли, явно нервничая, вошла в мой кабинет с длинной белой коробкой. На крышке коробки было красным маркером выведено мое имя.

– Это только что доставили с посыльным.

Я открыл коробку и развернул тонкую бумагу. Дюжина роз лежала внутри, но головки были отрезаны от стеблей, а сверху лежала записка:

«Цветочки оставьте себе. Хотите, чтобы я вернулась – дайте хорошую прибавку. Айрленд».

Я захохотал. Милли смотрела на меня как на потерявшего рассудок.

– Позвоните мисс Сент-Джеймс и передайте от меня, что я не веду переговоры через курьеров. Договоритесь о встрече за ланчем сегодня в час, в «Ла Пьяцце».

* * *

Я взглянул на часы. Если бы речь не шла об Айрленд, я бы уже встал и вышел из ресторана. Однако в четверть второго я сидел за столом в одиночестве с бокалом воды, когда в «Ла Пьяццу» вплыла Айрленд Сент-Джеймс. Она огляделась, и официантка подсказала, где я сижу.

Айрленд направилась в мою сторону и улыбнулась, застав меня врасплох. Сердце забилось чаще. В отличие от вчерашнего дня и всех выпусков новостей, которые я посмотрел, сегодня Айрленд забрала волосы в гладкий конский хвост, открыв высокие скулы. Взгляд невольно задерживался на ее лице, на красивых полных губах. Иным женщинам требуется всякая показушная бутафория в виде макияжа и затейливой укладки, но Айрленд казалась еще красивее без этой фигни. Она явилась в васильковой рубашке и черных слаксах – самый консервативный наряд, однако мужчины и женщины одинаково пожирали ее глазами, когда она шла по ресторану.

Я встал, стараясь не показать, насколько на меня подействовала ее внешность.

– Вы опоздали.

– Простите, я выехала с запасом, но у машины спустило колесо. Пришлось ловить такси.

Я указал на стул.

– Садитесь, пожалуйста.

Айрленд уселась, и тут же подоспел официант:

– Какие напитки прикажете?

Я взглянул на Айрленд. Она усмехнулась и развернула салфетку.

– Обычно я днем не пью, но раз уж я безработная, не за рулем, да и платит пригласивший, то мне бокал мерло.

Я с трудом сдержал улыбку.

– А мне воду с газом, – я взглянул на Айрленд, – раз у меня есть работа.

Официант исчез. Айрленд сложила перед собой руки на столе. Обычно люди уступают инициативу в разговоре мне, но эта девушка обычной не была.

– Короче, – начала она, – я поговорила с адвокатом, и он заверил, что мне можно смело подавать в суд на вашу компанию за харассмент, нарушение условий контракта и психологическую травму.

Я даже подался назад на стуле.

– А кто у вас адвокат?

– Скотт Маркум.

Это имя мелькало в ее досье – несколько лет назад Скотт Маркум был ее бойфрендом. Мне стало интересно, по-прежнему ли они встречаются.

– Понятно. Я пришел принести вам свои извинения, предложить вернуться на прежнюю должность и, возможно, несколько повысить вам зарплату, но раз вы предпочитаете действовать через адвокатов, давайте так и сделаем. – Я встал из-за стола. Меня на пушку не возьмешь, милая.

Айрленд клюнула на мой блеф.

– Вообще я предпочла бы обойтись без адвокатов, просто передаю вам слова моего консультанта.

Я сложил руки на груди.

– Даете понять, что у вас есть что использовать против меня?

Айрленд, передразнивая меня, тоже скрестила руки на груди.

– Вы присядете, чтобы мы могли поговорить, или возмущенно выйдете, как сопливый подросток?

У этой дамы, как говорится, имелись яйца, и немалые: после ее слов мне захотелось заглянуть под стол и присмотреться, не бугрится ли у нее в паху что-нибудь неженское. Мы мерили друг друга взглядами добрую минуту, прежде чем я сдался и опустился на стул.

– Хорошо, мисс Сент-Джеймс, давайте раскроем карты. Чего вы хотите?

– Я слышала, вы уволили Бикмена. Это правда?

– Да.

– Почему?

– Меня не устроили его методы мониторинга подчиненных.

– Меня тоже. К тому же он сволочь.

Я с трудом удержал улыбку.

– Ну и за это тоже.

– Скажите, в кафе вы за мной следили?

– К вашему сведению, я не слежу за подчиненными во внеслужебное время. Я просто зашел выпить кофе. Я был за рулем, когда мне позвонили; прием был плохой, и звонок сорвался. Нужно было срочно написать смс, чтобы звонившая не волновалась.

– Тогда почему вы сразу не представились, как только поняли, кто я?

– Позавчера я уже ответил на этот вопрос. Я присел за ваш столик по простому совпадению, а когда вник в ситуацию, то не знал, как вы отреагируете.

Официант принес вино и мою воду. Айрленд посматривала то на него, то на меня.

– Нам понадобится несколько минут, – бросил я. – Мы еще не читали меню.

Взгляд Айрленд снова остановился на мне, когда официант отошел. Она будто что-то обдумывала.

– Еще вопросы?

Она кивнула.

– А с кем вы разговаривали?

– Что?

– Ну, когда вам позвонили в дороге, звонок сорвался, и вы не хотели волновать эту особу?

Я отпил воды.

– Звонила моя бабушка, и это не ваше дело. Я не собирался заводить разговор о ваших «пьяных» имейлах, но если вы намерены пережевывать каждую фразу, давайте обсудим и их заодно.

Она прищурилась и отпила вина.

– Я хочу прибавку в двадцать процентов и Мадлин Ньютон на должность Бикмена.

Интересненько. Я поскреб подбородок.

– Давайте не все сразу. Я прибавлю вам десять процентов…

– Пятнадцать.

– Двенадцать с половиной.

– Семнадцать, – она улыбнулась.

Я засмеялся.

– Так не пойдет. Раз начав переговоры, вы не можете из них выйти, если вам вдруг не понравилось, как пошли дела.

Айрленд нахмурилась.

– И кто установил такое правило?

Я покачал головой.

– Я вам вот что предложу. Я прибавлю вам пятнадцать процентов, но вы, в свою очередь, подпишете письменный отказ от любого иска в отношении того, что Бикмен мог натворить в бытность начальником.

Айрленд подумала.

– О’кей, так будет справедливо. Если честно, я не собиралась обращаться в суд. Наше общество и без того погрязло в сутяжничестве, к тому же я недолюбливаю адвокатов.

– Даже Скотта Маркума?

– Его в особенности.

Мне было приятно это услышать.

– Значит, договорились?

– Да, если вы обещаете рассмотреть кандидатуру Мадлин Ньютон на должность Бикмена. Она лучше других подходит на эту позицию, и ее дважды обходили с повышением.

– Если она напишет заявление, я прослежу, чтобы оно получило должное внимание.

– Спасибо, – и Айрленд протянула руку: – Тогда мы договорились.

Мне не стоило обращать внимание, какие у нее изящные маленькие руки и шелковистая кожа, но я обратил. Откашлявшись после рукопожатия, я сказал:

– Я передам Майку Чарльзу, что вы возвращаетесь на телеканал. Должен признаться, я удивлен, что вы сами не стали претендовать на должность Бикмена.

Айрленд покачала головой.

– Я к этому не готова. А Мадлен отлично справится. В отличие от Бикмена, она умна и справедлива, люди к ней прислушиваются. Хотя Бикмен тоже не был дураком, глупел только при виде юбок.

Эта женщина не переставала меня удивлять.

– То есть вы считаете Бикмена умным?

Она кивнула.

– Ну да. Правда, в остальном он полный отстой.

– Как же вы смогли столько проработать под началом такого негодяя?

– Он держался грубо и презрительно, но я тоже его доводила. Надо же было как-то мстить.

– Как доводили? – не понял я.

Айрленд усмехнулась.

– Ну, у него свои больные темы. Например, ему страшно действовало на нервы, когда собеседник постукивал ногой о пол. Бикмен багровел и едва сдерживался, чтобы не вспылить.

– Ясно.

– Поэтому, когда он меня оскорблял, я барабанила ногой и смотрела, как у него на шее надуваются жилы.

Брови у меня поехали на лоб.

– А однажды он проговорился, что готов полезть на стенку, когда обливаются духами или одеколоном. Я тут же завела в своем столе пузырек духов и как только видела, что он рассматривает женскую задницу, пшикала себя с ног до головы и шла к нему в кабинет, сделав вид, что мне нужна помощь со статьей.

– Креативно, – похвалил я.

– А то.

Похоже, Айрленд Сент-Джеймс – та еще озорница… Отчего-то это показалось мне очень сексуальным.

Официант вернулся принять наши заказы. Мы так и не заглянули в меню.

– Вы уже решили?..

Айрленд протянула ему меню.

– Вообще-то я не останусь на обед, так что вам достанется только мистер Лексингтон.

– Хорошо, – официант кивнул и повернулся ко мне: – Что вам принести, сэр?

– Мне нужно еще несколько минут.

Когда официант отошел, я приподнял бровь.

– Вы не голодны?

– Я всегда голодная, но мне нужно поменять проколотое колесо и дотащиться до мастерской. Соседка до трех часов работает, а потом она подбросит меня домой, чтобы мне не сидеть в мастерской, – в прошлый раз техники провозились несколько часов. Раз я теперь снова телеведущая, меня ждет масса дел.

Я кивнул.

– У вас есть членство в «ААА» ^[1]?

Не знаю, какого лешего я это спросил. Неужели я собрался закатать рукава своей дорогой рубашки и поменять ей колесо?

– Нет, но я умею ставить запаску, я это уже делала, – Айрленд засмеялась. – Я когда-то встречалась с парнем, который пробил покрышку, пока вез меня домой. Менять он ничего не умел, поэтому колесо ему заменила я.

Я улыбнулся.

– Готов поспорить, на второе свидание он вас не позвал.

Айрленд допила мерло.

– Разумеется, нет.

На мгновение я живо представил, как Айрленд меняет колесо, не приодетая для свидания со случайным кавалером, а в ультракоротких джинсовых шортиках и ковбойке, завязанной на груди и обнажающей загорелую кожу. Волосы у нее были собраны в хвостики, и на щеке остался черный след смазки. Эта смазка возбуждала как не знаю что.

Я встряхнул головой и хрипло сказал:

– Я сообщу в офисе, чтобы вас ждали на работу.

Айрленд встала. Я тоже поднялся. Она протянула руку.

– Спасибо, что вмешались. Вы спокойно могли ничего не делать, особенно после хамских писем, которыми я забросала вас по электронке.

Я одновременно кивнул и покачал головой.

Айрленд подхватила сумку и пошла к выходу, но остановилась и обернулась.

– Да, я дала вам телефон… Вы же понимаете, что теперь я не могу с вами встречаться.

– Конечно, – я улыбнулся. – Как выяснилось, вы все равно не мой тип.

Айрленд прищурилась.

– А какой же такой у вас тип, позвольте узнать?

– Не заноза в заднице, мисс Ричардсон. Хорошего вам дня.

Айрленд

– Вид как у чокнутой, – заявила Миа, взглянув на мою шапку. Шапка сидела криво, оба выступа торчали как попало, что придавало мне вид бездомного шута, не говоря уже о том, что сегодня обещали двадцать четыре градуса. Но я надеваю шапку каждый день, когда еду на работу.

– Ты просто завидуешь тому, что тетя Опал для тебя не вяжет.

– Я люблю твою Опал, но только радуюсь, что твоя почти слепая тетка не включила меня в список одаряемых вязаными шедеврами на Рождество.

Открыв пассажирскую дверцу, я взяла сумку.

– Спасибо, что встала ни свет ни заря и подвезла меня. Я не хотела связываться с такси и рисковать опоздать на работу в первый же день возвращения. Короче, я у тебя в долгу.

– И уже давненько! Запишу на твой счет.

– Спасибо.

– Когда тебя забрать?

– Не заморачивайся, меня подвезут, или я вызову такси до мастерской, а там пересяду на свою машину. Увидимся дома.

Звонили из мастерской, сообщили, что мне срочно нужно чинить тормоза и регулировать сход-развал. Таким образом, пробитое колесо подарило мне два безлошадных дня.

– Точно? В СПА меня сегодня подменят. Я вообще не знаю, чем заняться: Кристиан отговорил меня собственноручно проводить процедуры, теперь я только управляю заведением. Я вполне могу тебя забрать, можем даже пообедать. Или давай я отвезу тебя в салон, и закажем парный массаж! Будет мой подарок.

Миа владела популярным СПА-салоном, где делали чистку лица, инъекции ботокса, массаж и лазерную обработку кожи. Ее жених настаивал, чтобы Миа научилась быть руководителем, а не рабочей пчелкой и открыла второе СПА.

– Да я-то с удовольствием, но я наверняка задержусь, мне нужно многое нагнать. Давай, может, поужинаем дома, когда я приеду?

– Не могу, – сморщила нос Миа, – я обещала Кристиану приготовить его любимые тортеллини а-ля Миа.

– Это как?

– Тортеллини в сливочном соусе. Он обожает соус, и я разрешаю мазать им меня, когда он кончит…

– Слишком много информации, подруга, – я засмеялась. – Давай без подробностей. Стоп, твой Кристиан же прилетает только завтра?

– А он билеты поменял, – Миа улыбнулась улыбкой невесты за три недели до свадьбы. – Сказал, что соскучился и не выдержит еще одну ночь без меня. Он прилетит сегодня последним рейсом. К утру он меня, наверное, просто расплющит.

Я сделала вид, будто меня вот-вот стошнит. Но если честно, я завидовала отношениям подруги с ее женихом. Раньше я бы не поверила, что мужчина станет так рваться к подруге с трехлетним стажем, но Кристиан по-прежнему был по уши влюблен в Мию, как в первые дни знакомства.

Я выбралась из машины и нагнулась, придерживая дверь. Миа погрозила мне пальцем:

– Будь умницей и не пиши откровенных писем никаким генеральным директорам!

Ну все, она до смерти будет вспоминать мои имейлы.

– Зато у меня опять есть работа.

Подруга покачала головой.

– Ума не приложу, как это тебе удалось!

Я не стала признаваться, что мне это и самой неясно.

* * *

– Отличное шоу, Айрленд!

– Спасибо, Майк.

Первый эфир за две недели здорово взбодрил; адреналин курсировал по жилам, подгоняя приниматься за завтрашние новости. Во мне снова проснулось чувство гордости за свою работу.

Взволнованная Сирена робко сунула голову в мой кабинет.

– Привет! Я, это, хотела объяснить… расставить точки… Ты же понимаешь – я тут ни при чем, это все Бикмен! Я была просто в шоке, когда он подошел и шепнул, что меня повышают!

Можно было сделать вид, будто я скушала эти сказки, и вести себя как ни в чем не бывало, но щенков принято учить – для их же пользы.

– Зайди-ка. И дверь прикрой.

Сирена послушалась, но осталась стоять почти на пороге.

Я показала на стулья для посетителей.

– Присаживайся.

Бедняжка побледнела. Она всячески заискивала перед Бикменом и наверняка пришла в восторг, когда начальник поднес ей мою должность на блюдечке. Но в итоге это он злоупотребил служебным положением, а Сирена выходила белой и пушистой… ну разве что нарушившей неписаный закон о женской взаимовыручке.

Я вздохнула.

– Многие считают, что красивой женщине можно не напрягаться, чтобы получить желаемое. Когда она сидит в баре в расчете на выпивку или в хозяйственном затрудняется определить, какой переходник для водопроводных труб ей покупать, это правда. Но на работе все иначе. Красивой женщине зачастую приходится стараться вдвое больше, чтобы доказать – она чего-то стоит, потому что, к сожалению, еще попадаются мужчины, не умеющие видеть дальше обложки. Возможно, из тебя выйдет хорошая тележурналистка, но пока тебе еще учиться и учиться. Я в твоем возрасте тоже ничего не умела. А когда ты делаешь ставку на мужиков типа Бикмена и получаешь должность, которой ты не соответствуешь, ты обесцениваешь и себя, и свой пол. Нам нужно держаться вместе, а не пользоваться своей красотой в ущерб друг дружке.

Сирена долго сидела, опустив голову, а потом посмотрела на меня мокрыми глазами и кивнула.

– Ты права, мне было не по себе, когда он мне сказал. Это назначение казалось мне незаслуженным… потому что я его не заслужила.

– Я не говорю, что я никогда не прибегала к кокетству: наша экспедиция отправляет завтрашним днем все, что отдано позже трех часов, и я вдоволь наулыбалась и нахлопалась ресницами перед Джорджем, чтобы мои письма уходили в половине пятого. Но будь осторожна с мужчинами на руководящих позициях, которые осыпают тебя незаслуженными привилегиями: они рассчитывают на твою благодарность, причем отрабатывать будешь так, как тебе совсем не понравится.

– Спасибо, Айрленд.

– Обращайся.

Через час на столе зазвонил телефон. Высветившееся на дисплее «Грант Лексингтон» меня удивило: не успели заговорить о начальстве, как на́ тебе… Я закрыла ноутбук, уселась поудобнее и взяла трубку.

– Чему обязана честью?

– Я звоню узнать, как у вас дела, нормальной ли вы нашли обстановку по возвращении, – по телефону его звучный голос казался более резким. Несмотря на прочитанную Сирене нотацию, я подумала: «Хм, хотела бы я услышать этот голос поздно ночью, когда руки у меня под одеялом».

Прогнав эту мысль, я решила повредничать:

– Вы обзваниваете всех сотрудников не своего подразделения?

– Только тех, которые в пьяном виде присылают мне имейлы, а я сдуру снова принимаю их на работу.

Я улыбнулась.

– Туш.

– Так как у вас дела?

– Прекрасно. Уход Бикмена никого не огорчил, утренние новости прошли без сучка и задоринки.

– Да, эфир был замечательный.

– Вы смотрели?!

– Смотрел.

– Вы смотрите новости в шесть утра?

– Обычно нет.

– А сегодня решили посмотреть, потому что…

В трубке наступила тишина – «Мистер Президент» не собирался договаривать за меня. Любопытно. Он мог отговориться, что включил новости, желая убедиться, все ли в порядке, или счел себя обязанным проконтролировать, потому что он генеральный директор, черт побери. Но отсутствие внятного повода наводило на мысль, что он включил утренние новости, чтобы увидеть меня, а вовсе не по причинам профессионального порядка.

Но, может, я сделала чересчур поспешные выводы?

– Вот что, – сказал наконец Грант Лексингтон. – Я звоню пригласить вас в недавно созданную мною комиссию.

– Что за комиссия?

Он кашлянул.

– Комиссия, э-э… по улучшению рабочего климата для женщин.

– Вы возглавляете инициативу за улучшение рабочей обстановки для женщин?!

– Да. Почему вас это удивляет?

– Ну, хотя бы потому, что вы не женщина.

– Весьма сексистское высказывание. Или вы намекаете, что мужчине нечего предложить для улучшения условий работы женщин?

– Нет, но…

– Если вы слишком заняты…

– Нет-нет-нет, я совсем не занята и с удовольствием войду в комиссию. Что надо делать, когда собрание?

– Моя секретарь свяжется с вами и сообщит детали.

– О-о-о’кей, я согласна. Спасибо, что вспомнили обо мне.

– Угу. Ну, до свидания, Айрленд.

Он почти оборвал разговор, но это было даже хорошо, потому что мне на́чало нравиться с ним говорить.

Грант

– Милли! – крикнул я, не вставая из-за стола.

Секретарша вбежала в кабинет.

– Да, мистер Лексингтон?

– Мне нужно создать комиссию.

Бровки Милли недоуменно сошлись на переносице – она прекрасно знала, что я избегаю любых комиссий как чумы.

– Как скажете. Какого рода комиссию, кто в ней будет участвовать?

Я покачал головой и пробурчал в ответ:

– Целью рабочей группы будет улучшение офисного климата для женщин.

Брови Милли взмыли к волосам. Признаться, я и сам офигел.

– Хорошо, – нерешительно ответила секретарша, будто ожидая подвоха. – Вы уже решили, кто войдет в эту комиссию?

Я махнул рукой.

– Наберите женщин, все равно каких. Вон хоть сестру мою Кейт пригласите, она обожает совещания.

– Вам все равно, кто будет в комиссии?!

– Все равно. – Я пододвинул к себе бумаги и принялся их перебирать, не подавая вида. – Пожалуй, включите и Айрленд Сент-Джеймс.

– Ту женщину, которая прислала вам обезглавленные цветы?

После такого изложения мне действительно показалось ненормальным с бухты-барахты создавать комиссию и приглашать особу, которая поотрывала бутоны у дорогих роз и ушла с обеда, прежде чем я успел что-нибудь заказать.

– Ее самую, – вздохнул я.

– К какому числу организовать комиссию?

– Как можно быстрее.

– У вас уже есть повестка для первого собрания?

– Пишите какую-нибудь женскую ерунду, вы лучше моего разбираетесь. Придумайте сами.

Милли, по-моему, готова была подойти ко мне ближе и пощупать лоб. Может, меня и в самом деле лихорадит? Может, я заболел, а не потерял голову? Это было бы куда лучше. Я пригладил волосы. Комиссия по женским инициативам? Стать участником такого начинания мне хотелось не больше, чем защемить мошонку в тиски, однако я только что заявил о готовности возглавить рабочую группу.

Да что за чертовщина?!

Айрленд Сент-Джеймс, вот что за чертовщина. За всю мою жизнь мне не приходилось лезть из кожи вон, чтобы поговорить с женщиной, однако этой я позвонил узнать, как у нее дела, и на ходу сочинил какую-то комиссию, когда Айрленд спросила о причине моего звонка. Стресс, переработка – кто его знает, может, у меня обыкновенный нервный срыв.

Пока я соображал, не смотаться ли по-быстрому к врачу, секретарша стояла у стола, глядя на меня как на двухголового. Я взял одну из папок и многозначительно посмотрел на Милли.

– Что-нибудь еще?

– Нет, сэр, пожалуй, у меня достаточно информации.

– Отлично, тогда пока все.

На пороге Милли остановилась и обернулась.

– Принесли сегодняшнюю корреспонденцию, не взглянете ли на новое письмо?

– Выбросите его в мусор! – рявкнул я.

– Будет сделано. Вы не забыли о вечерней фотосессии?

Моя растерянность подсказала Милли, что я, блин, ни малейшего представления не имею, о чем идет речь, поэтому секретарша поспешила дополнить:

– У вас сегодня интервью и фотосессия для журнала «Современный предприниматель». Запланированы несколько месяцев назад и значатся в вашем календаре.

Блин, фотосъемки и интервью вместе с комиссией по созданию благоприятного климата для женщин на работе стояли в моем списке дерьма ну просто подряд – я абсолютно не интересовался этими темами.

– Во сколько?

– В половине пятого, на «Лейлани».

Я взглянул на часы. Расчудесно. У меня час на шестичасовой объем работы.

* * *

Человек шесть уже торчали на пристани возле «Лейлани», когда я приехал в марину ровно в половине пятого, минута в минуту. Должно быть, гости подтянулись заранее.

Смутно знакомая рыжая женщина улыбнулась при моем появлении.

– Мистер Лексингтон, я Аманда Кадет! – Она протянула мне руку. – Как приятно снова вас видеть!

Снова? Это объясняло, отчего она кажется знакомой, но я, хоть убей, не помнил, где мы встречались. Должно быть, на каком-то официальном мероприятии.

– Взаимно. Пожалуйста, зовите меня Грант.

– А вы меня Амандой!

Я оглядел чертову прорву оборудования.

– Вы что, переезжаете?

Аманда засмеялась.

– Мы привезли побольше фото- и видеооборудования, не будучи уверены, где будет проходить фотосессия. На всякий случай мы захватили даже бутафорию и несколько холщовых фоновых щитов… Но, как я вижу, мы смело можем все убирать обратно в фургон, – она повернулась, чтобы поглядеть на мою яхту. – Ваша красавица великолепна, а окружающий пейзаж даст фору любым декорациям.

– Спасибо. Яхта работы моего деда, первое судно, которое он построил. Шестьдесят пятый год.

– О, а на вид как новенькая!

Я кивнул на «Лейлани Мэй»:

– Давайте я покажу вам яхту, решите, где вам снимать.

Я устроил Аманде коротенькую экскурсию. Двадцатиметровой яхтой-кечем мог залюбоваться даже профан. Темно-синий корпус, отделка гладеньким глянцевым тиком, кремовая обивка, кухня из нержавеющей стали – и капитанская каюта роскошнее большинства апартаментов, а рядом три гостевых. Шестидесятилетняя яхта больше походила на интерьер «Виньярд вайнс».

– Ну, что скажете? Где устроим фотосессию?

– Признаться, отличные снимки получатся где угодно. И яхта – красавица… – Аманда подняла накрашенный ноготь к нижней губе, привлекая мое внимание. – И объект съемки – просто мечта… Эта обложка поднимет журналу продажи.

Аманда Кадет знала, что красива, и хорошо умела пользоваться своей красотой, чтобы получить желаемое. Впрочем, чего бы она от меня ни хотела – сенсационных признаний или моего языка между ног, этого ей не видать: где работаешь, там не… Я едва не засмеялся при этой мысли, вспомнив, как плясал сегодня вокруг некоей Мисс Бюст с пляжей Арубы.

Я жестом предложил Аманде первой выходить из каюты.

– А давайте пройдем на корму и сядем у левого борта, на фоне бухты?

– Давайте.

Битый час я позировал так и сяк, всей душой ненавидя каждую секунду этого занятия, однако держал свое презрение при себе. Когда они нащелкали достаточно снимков, чтобы оклеить, при желании, стены моего кабинета, Аманда велела всем собираться.

– Я могу записать интервью, – предложил оператор.

Фотосессия задумывалась для печати, но довольно часто репортеры снимали процесс на камеру, чтобы потом повторно прослушать фрагменты, ускользнувшие от их внимания.

Аманда прошлась по мне взглядом.

– Не надо, я и сама прекрасно справлюсь.

Когда съемочная группа уехала, мы остались вдвоем на задней палубе.

– Итак, часто ли вы приезжаете на вашу яхту? У моего брата, хирурга-ортопеда, яхта «Карвер» пятидесяти футов в длину стоит в бухте Сан-Диего. Кажется, за прошлый год брат съездил туда два раза.

Правдивым ответом на вопрос Аманды было «каждый чертов день», но я предпочитал держать подробности личной жизни при себе. Тот факт, что я жил на «Лейлани Мэй», не был предназначен для ушей журналистки и еще того меньше – для ее читателей.

Я покивал, словно хорошо понимая ее брата.

– Недостаточно часто.

– Мне очень по сердцу, что вы бережно храните первую яхту вашего дедушки. По-моему, вещи, которыми человек дорожит, многое о нем говорят.

Знала бы она хоть половину…

– Эта яхта послужила основой нашей семейной компании.

– Как так?

– Это первая модель, которую построил дед. Заказы он начал брать в рамках «Судов и яхт Лексингтона». Тридцать лет спустя компанию превратили в открытое акционерное общество, а моя семья взялась развивать бизнес в смежных областях. Отец начал издавать спортивный журнал, дед прикупил еще несколько изданий, и все это вылилось в покупку новостного телеканала и сети кинотеатров. Так что без этой яхты вам бы не захотелось брать у меня сегодня интервью.

Аманда сверкнула мне кокетливой улыбкой.

– Что-то мне подсказывает, что я все равно захотела бы взять у вас интервью, будь вы генеральным директором одной из ста самых успешных развивающихся американских компаний или уборщиком на этой яхте.

– Ну, я не настолько интересен.

– Мне нравится ваша скромность! – журналистка понимающе подмигнула. – Расскажите о вашем семейном благотворительном фонде. Его основала ваша мама?

– Да, фонд называется «Дом Пии». Мама в пять лет попала в приют, потому что в семье с ней дурно обращались, а потом перекидывали от одних опекунов другим, то есть и психологов ей приходилось часто менять. Консультанты в системе опеки и попечительства вообще меняются со скоростью турникета, потому что платят мало, а нагрузка огромная. Мама чувствовала себя чужой в каждой школе – большинство детей не понимали, что такое приют. Ей было сложно найти того, кто понял бы, через что она прошла. «Дом Пии» – это программа опеки для усыновленных детей, но с той разницей, что «старшие» – сами бывшие приютские дети и хорошо понимают своих подопечных. Фонд обучает волонтеров и оплачивает им и «младшим» поездки, экскурсии, еду и развлечения. Еще фонд берет на себя бо́льшую часть любого займа на обучение у волонтеров или помогает им оплачивать учебу в колледже.

– Это просто поразительно!

Это и вправду поразительно, потому что моя мать вообще была исключительным человеком, но вся эта лабуда есть в интернете, поэтому если услышанное стало для Аманды новостью, двойка ей за домашнюю подготовку.

Я улыбнулся.

– Мама никогда не забывала своего прошлого.

– Вас и ваших сестер тоже взяли из приюта?

Я кивнул. Это тоже можно прочесть в «Гугле» через две минуты поиска.

– Совершенно верно. Папа с мамой стали моими первыми приемными родителями, мне тогда было пять лет. Меня усыновили первым, потом в семье появилась Кейт, за ней Джиллиан. Мы все из приютов. Мама продолжала принимать детей, пока не заболела.

– Я очень сочувствую вашей потере… А у вас есть «младший брат»? Я хотела сказать, участвуете ли вы в программе фонда? Насколько я знаю, нет.

– Отчего же, есть. Ему одиннадцать, под моей опекой будет до двадцатилетия. Мои сестры тоже заботятся о своих подопечных.

– А как его зовут?

О, вот и первый конкретный вопрос. Впрочем, я не собирался называть имя Лео. Отношения между «старшим» и «младшим» – очень личное дело, особенно такие сложные, как у нас с этим пацаном.

– Я не готов делиться информацией о детях, которые участвуют в программе.

– О, конечно, я понимаю. Они же несовершеннолетние. Простите, не подумала.

Следующие полчаса мы говорили о разной ерунде, которая войдет в хвалебную статейку Аманды: кто и чем руководит в «Лексингтон индастриз», как идут дела у компании, какое направление я намерен выбрать на ближайшие годы. Наконец от Аманды прокатился пробный шар на личную тему.

– Вы не женаты?

Я покачал головой.

– И у вас нет избранницы, которую вы по выходным катаете на этой прекрасной яхте?

– На данный момент нет.

Аманда наклонила голову.

– Очень и очень жаль.

В этот момент у меня зазвонил мобильный. Я взглянул на дисплей.

– Это из офиса. Извините, я отвечу.

– Конечно-конечно.

Я провел пальцем по экрану, отлично зная, кто на линии, и отошел от журналистки на несколько шагов.

– Здравствуйте, мистер Лексингтон, это Милли. Я уже понемногу собираюсь домой. Вы хотели, чтобы я позвонила вам в шесть часов и напомнила о времени.

– Да-да, отлично. Спасибо. – После того, как секретарша положила трубку, я еще некоторое время прижимал телефон к уху и наконец повернулся к журналистке: – Простите, через несколько минут у меня зарубежный звонок. Мы уже можем завершить интервью?

– О, конечно, никаких проблем. – Аманда встала. – Я услышала все, что мне нужно…

«Для своей дурацкой статейки, нудной, как зубная боль».

– Ну, прекрасно. Благодарю вас.

Аманда убрала в сумку блокнот и выудила визитку. Написав что-то на обороте, она подала ее мне, игриво наклонив голову.

– Я написала свой домашний телефон. – Она улыбнулась. – Обожаю морские прогулки!

Я тоже улыбнулся, будто польщенный ее авансом.

– Буду иметь в виду, когда соберусь выйти в море.

«Учитывая, что яхта стоит на приколе уже больше восьми лет, ждать тебе, Аманда, морской прогулки до седых волос».

Подав Аманде руку, я помог ей спуститься на пристань. Забросив на плечо ремень сумки, журналистка обернулась посмотреть на золотые буквы поперек темно-синего корпуса.

– «Лейлани Мэй», – прочла она вслух. – А в честь кого названа яхта?

Я ей подмигнул.

– Простите, интервью окончено.

Грант – 15 лет назад

Я не мог отвести от нее глаз.

Снег валил густой пеленой. Новенькая кружилась у крыльца босиком, раскрыв рот и высунув язык. Когда ей удавалось попробовать снежные хлопья, она смеялась.

Лили.

Как лилия. Нужно где-то достать этих лилий и узнать, чем они пахнут. Я не был таким дураком, чтобы верить, будто Лили будет пахнуть лилией, но отчего-то не сомневался, что ее запах будет лучшим на свете.

Я смотрел из окна во двор с болезненным, сосущим стеснением в груди. Логически под ложечкой могло заныть от горячих сэндвичей с сыром и томатного супа, которыми мама кормила нас за обедом, но я понимал, что настоящая причина в другом. Даже в четырнадцать лет я знал, что такое любовь. Еще час назад не знал, пока в дверь не позвонили, зато сейчас уже не сомневался.

Лили.

Лилия.

Лилия Гранта.

Даже звучит красиво, правда?

Грант и Лили.

Лили и Грант.

Если у нас будут дети, они тоже получат цветочные имена – Роза, Мелисса… Стоп, Мелисса – это вроде не цветок? Ну и ладно.

Разберемся.

Я буквально прилип к окну отцовского кабинета. На стекле возникло мутное пятно от моего дыхания, и я вытер влагу рукавом толстовки. Это движение привлекло внимание Лили. Она перестала кружиться, приставила к глазам ладони козырьком и вгляделась. Надо было отпрянуть от окна, чтобы она меня не заметила, но я застыл столбом, по уши очарованный этой девчонкой.

Она что-то прокричала, но я не расслышал через закрытое окно. Поэтому я отпер шпингалет и чуть отодвинул створку.

Мне пришлось откашляться, чтобы голос снова начал повиноваться.

– Ты что-то сказала?

– Да! Я спрашиваю, ты что, подглядывать любишь?

Черт, только этого недоставало! Теперь она точно сочтет меня с приветом. Сначала я пулей вылетел из комнаты, когда моя мать знакомила Лили с нами, а теперь новенькая застала меня за таким занятием. Надо остаться хладнокровным и не подавать виду, что я смутился.

– Нет, – заорал я в ответ. – Мне просто интересно, когда ты отморозишь пальцы на ногах, они почернеют и отвалятся? Ты что, не смотрела «Послезавтра»?

Лили помотала головой.

– Я никогда не ходила в кино.

Я вытаращил глаза.

– В кино не ходила?

– Не-а. Моя мать не любит кино и телевизор. Она говорит, телевидение зомбирует.

– А вот если бы посмотрела «Послезавтра», ты бы обулась.

Она улыбнулась, и мое сердце перестало биться нормально – оно будто сделало мгновенное сальто в тот момент, когда сверкнули ее жемчужные зубы. Я потер грудь слева, хотя там вовсе не болело.

Глядя на Лили, я крикнул:

– Эй, сделай так еще раз!

– Что сделать?

– Улыбнись!

Ошибки не было – сердце вновь начало вытворять непонятные штуки.

Лили огляделась.

– Ты слышал?

– Что?

– Звон бубенцов.

Неужели мы оба фантазеры?

– Да нет, все тихо.

Она пожала плечами.

– Вдруг это Санта проехал? Говорят, что вы, богачи, верите в Санта-Клауса лет до тридцати, будто он вам подарки на Новый год приносит!

Вдруг на крыльце загорелся свет, и я услышал мамин голос:

– Лили? Что ты тут делаешь? Скорее в дом, простудишься!

– Да, миссис Лексингтон. Я просто вышла посмотреть на снежные хлопья. Я еще никогда не видела снега.

– О Господи… Иди скорее в тепло. Нужно тебя одеть. У Кейт найдутся лыжный костюм и ботинки, которые придутся как раз впору… И шапка.

Лили подняла голову и еще раз улыбнулась мне.

Сердце у меня замерло в третий раз.

Черт… Ну кто мог знать, что любовь способна принести столько боли?

* * *

На следующее утро я нигде не мог ее найти. В первый день мама обычно отправляла новеньких со мной на автобусе, а потом я провожал их в кабинет, где мама, закончив все формальности, уже говорила со школьным психологом.

Я насыпал хлопьев в тарелку и достал молоко из холодильника, но когда ставил пакет обратно, из-за двери в гараж послышался гулкий удар. Отправив в рот ложку «Голден грэмс», я с тарелкой в руке пошел посмотреть, что там происходит.

Открыв дверь, я чуть не поперхнулся.

– Что ты делаешь?

Лили посерьезнела, будто искренне смутившись моему вопросу.

– Рисую. Ты не видел, как люди рисуют?

– Больше похоже, что ты себя раскрашиваешь.

Лили стояла перед мольбертом, густо покрытая разноцветными каплями. На ней была длинная футболка, прикрывавшая задницу (правда, там же и заканчивавшаяся), и я не мог отвести взгляда от ее ног, где было меньше краски, чем на верхней половине туловища. Ноги были удивительно длинными и гладкими – я еще не видел такой длинноногой девчонки. Мне вдруг захотелось подхватить Лили на руки и проверить, сможет ли она скрестить ноги за моей спиной.

Я спохватился, только когда она сказала:

– У тебя капает.

Я вытаращил глаза.

– Чего?!

Она улыбнулась и кивнула на мою тарелку. Оказывается, я держал ее криво, и молоко капало мне на обувь.

– Блин, – я поспешил выровнять тарелку.

Лили засмеялась. Господи, какая красивая девчонка! Длинные черные волосы, загорелая кожа – посреди зимы-то! – и огромные карие глазищи. И еще Лили была высокой, всего на несколько дюймов ниже меня. С восьмого класса, когда за лето я вырос на четыре дюйма, большинство девчонок не доставали мне даже до плеча, а Лили доставала. Отчего-то это казалось правильным, что она такая высокая, будто она и должна была выделяться из всех девчонок в школе.

Встряхнув головой, чтобы привести в порядок мысли, я спросил:

– А моя мать знает, что ты тут рисуешь? Автобус через пятнадцать минут!

Лили сморщила нос:

– Какой автобус?

– Ну как же, школьный! Уже семь часов!

– Утра?

Тут уже я растерялся.

– Ну а чего же еще? Или ты думала, сейчас ночь?

– Да. Значит, я рисовала всю ночь и забыла о времени… – Лили пожала плечами. – Со мной бывает.

Я переступил порог и обошел мольберт.

– Ты сама нарисовала?

– Да, только это плохо.

Я вытаращил глаза. Абстракция на холсте с какими-то переплетающимися цветами выглядела достойной музея (по-моему).

– Это ты не видела, какую фигню я выдаю на уроке рисования.

Лили улыбнулась, и у меня снова перехватило дыхание.

– Мама однажды возила меня на Гавайи. Там удивительные, невероятные цветы… Я люблю рисовать только цветы. – Она повела плечом. – Это у меня такая одержимость. Я всем своим цветам даю имена. Это вот Лейлани – на гавайском диалекте «райский цветок» и «божье дитя». Там это популярное имя. Мою бабушку звали Ива, мать – Роза, а я – Лили. Сплошная природа. Если у меня когда-нибудь будет дочка, я назову ее Лейлани.

Ого! У меня по спине даже мороз пробежал. Я тоже собирался назвать будущих детей именами цветов, только думал не о детях Лили, а о наших общих детях.

– Лейлани, – повторил я. – Звучит.

Лили закрыла глаза и глубоко вздохнула.

– Лей-ла-ни… Скажи, красиво?

– Ты тоже красивая, – вырвалось у меня. Ну, не совсем вырвалось – я всего лишь констатировал правду, просто я не ожидал, что скажу это сейчас.

Лили положила кисть на мольберт, обтерла руки о футболку и подошла ко мне вплотную, нарушив личное пространство. Волоски у меня на теле поднялись, ладони тут же вспотели. Да что за чертовщина со мной творится? Я и раньше флиртовал с девчонками, но рядом с Лили меня просто начинало трясти.

Приподнявшись на мыски, Лили нежно поцеловала меня в щеку.

– Кажется, это первая приемная семья, где мне понравится.

«Мне тоже понравится, если тебе у нас понравится», – подумал я.

Айрленд

– О, отлично, еще не начали, – запыхавшаяся женщина в сером костюме села рядом со мной за длинный стол. – Я слышала, он ярый ревнитель пунктуальности.

– Грант? – уточнила я.

Она неодобрительно нахмурилась.

– Мистер Лексингтон.

Ну да, мистер Лексингтон. Будучи просто молодым человеком, с которым я собиралась закрутить, он был Грантом, но теперь снова стал мистером Лексингтоном.

– Заходила его секретарша, он опаздывает на несколько минут, – объяснила я.

– Слава богу, – женщина с облегчением улыбнулась. – Мне дочки позвонили, пришлось побыть арбитром в споре за щетку для волос… – Она подала руку. – Я Эллен Пассман, главный бухгалтер из финансового отдела.

Я пожала ей руку.

– Айрленд Сент-Джеймс, ведущая новостей. Можно Ричардсон, это мой рабочий псевдоним.

– О, я вас знаю, я обожаю вашу передачу!

Я улыбнулась.

– Спасибо.

– Меня эта новая инициатива с комиссией привела в восторг, жаль только, что о совещании сообщили в последнюю минуту. Сейчас конец месяца, в бухгалтерии горячая пора…

Любопытно, как эта комиссия с ходу образовалась после звонка Гранта. Я не могла избавиться от абсурдной мысли, что свой «благоприятный климат» он придумал прямо во время разговора со мной. Это, конечно, нелепо и попахивало чрезмерным самомнением, однако догадка не давала мне покоя.

– Когда вас пригласили? – осторожно спросила я.

– Сегодня утром, а вас?

– Несколько дней назад. Вы получили повестку собрания или какие-нибудь документы?

– Нет, ни строчки.

Атмосфера в кабинете изменилась, и я, еще не повернув головы, поняла, кто вошел. В дверях стоял Грант Лексингтон и вице-президент компании, руководитель отдела новостей Кейт Бентон, начальница моего начальника – и сестра Гранта. Он оглядел комнату, и его взгляд зафиксировался на мне, будто он нашел то, что искал. Ерунда какая-то.

Взгляд был настолько пристальным, что я заерзала на стуле.

– Простите, задержался, – объявил он. – Спасибо всем, что откликнулись на наше приглашение. – Он повернулся к сестре. – Кейт вы, конечно, знаете, она вице-президент нашего телеканала…

Участницы совещания принялись благодарить мистера генерального. Я промолчала, наблюдая за происходящим. За столом оставалось несколько свободных мест – во главе стола, на противоположном конце с моей стороны, напротив меня и слева от меня. Без единого слова Кейт двинулась к свободному месту через несколько кресел от меня. У меня возникло ощущение, что Грант Лексингтон автоматически занимает место председателя в каждом кабинете, где появляется.

Но тут он меня удивил. Грант отставил стул во главе стола и жестом пригласил сестру присесть:

– Кейт.

Очень удивленная, Кейт Бентон тем не менее вернулась и села, где предложено. Грант расстегнул пиджак и уселся рядом со мной. Устраиваясь, он подался ко мне и шепнул:

– Рад вас видеть, Айрленд.

Я кивнула. Никто из присутствующих вроде бы не счел это странным – мало ли, что генеральный директор сел рядом со мной, придвинув стул в мою сторону. Я надеялась, что никто не обратил внимания, как у меня голова пошла кругом от запаха Гранта: он пахнул чистотой, но с горьковатой мужской ноткой.

Следующие полчаса я старалась не обращать внимания на соседей за столом и не ерзать, но мне пришлось взглянуть на Кейт, когда она взяла слово, то есть профиль Гранта оказался непосредственно на линии моего взгляда. Я невольно обратила внимание, какое загорелое у него лицо, а на висках тянутся светлые линии от дужек очков. Грант не производил впечатления любителя свежего воздуха, но, похоже, много времени проводил на солнце. Зачесанным назад волосам не помешали бы ножницы парикмахера – пряди касались воротника рубашки. На подбородке уже намечалась щетина, хотя было всего десять утра, и я невольно подумала, неужели Грант бреется с вечера или у него столько тестостерона, что борода начинает пробиваться спустя пару часов после того, как этот парень отложит бритву?

Интуиция подсказывала – второй вариант.

Видимо, почувствовав мой взгляд, Грант повернул голову и уставился на мои губы. Я смутилась и нехотя перевела глаза на Кейт, но успела заметить, как дернулся уголок рта у мужчины, смотревшего на меня, прежде чем он повернулся к своей сестре.

– Прошу по очереди предлагать пункты повестки дня следующего собрания, – предложила Кейт. – Очень хочу услышать, какие проблемы «Лексингтон индастриз» наши сотрудницы считают наиболее актуальными.

– Прекрасное предложение, – одобрил Грант.

Посыпались самые неожиданные ответы. Одна участница комиссии заявила о необходимости завести комнату для кормления грудью. Другая подняла вопрос о том, как трудно совмещать семью и работу и как гибкий график помог бы работающим мамашам и папашам. Дама в возрасте горячо ратовала за равную оплату для мужчин и женщин на аналогичных должностях, сняв эту тему у меня с языка – у меня в этом вопросе уже имелся некоторый личный опыт. Две женщины предпочли пропустить свою очередь, сказав, что им нужно подумать, а следующей за ними оказалась я. Я уже хотела поддержать пожилую коллегу, возмутившись разницей в зарплате по гендерным причинам, но почувствовала на себе взгляд Гранта и в последний момент решила малость его разыграть.

– Нужно обратить самое серьезное внимание на проблему харассмента, когда непосредственный начальник… или начальник начальника приглашает подчиненную на ланч.

Гранту удалось удержать лицо, но я заметила, как у него на щеке дернулся мускул.

– Безусловно, – поддержала меня Кейт. – Подобного допускать нельзя.

Грант кашлянул.

– Я за ланчами решаю массу вопросов. Отчасти это происходит по необходимости, потому что в сутках всего двадцать четыре часа. Вы намерены решительно положить конец практике совместных обедов?

– Отнюдь, – возразила я, обращаясь непосредственно к нему. – Но это щепетильный момент. Зачастую женщине сложно определить, желает ли мужчина, пригласивший ее на ланч, обсудить сугубо деловые вопросы.

Грант несколько долгих секунд смотрел мне в глаза и наконец кивнул.

– Хорошо. Добавьте это в повестку следующего собрания. – Он резко встал. – Итак, начало положено. Я попрошу секретаря напечатать протокол совещания и назначить дату следующей встречи.

Кейт растерялась не меньше остальных, сидевших за столом, но у меня возникло впечатление, что она привыкла к порывистости своего брата. Она поспешила сгладить неловкость.

– Да-да, мы всем благодарны за уделенное время и дружную поддержку нового начинания. Давно пора уделить должное внимание многочисленным потребностям женщин на рабочих местах… Наша комиссия способна принести много пользы «Лексингтон индастриз». Спасибо всем, кто сегодня пришел.

Я осталась сидеть, когда все начали подниматься и выходить из кабинета, и невольно подслушала разговор Гранта и Кейт.

– Ты три часа назад придумал эту комиссию, накропал жиденькую повестку дня и усадил меня в председательское кресло брать идеи с потолка, но как только я запустила процесс, тебе стало скучно? – Кейт покачала головой. – Сделай одолжение, воздержись на будущее от подобных инициатив. – Она собрала лежавшие перед ней бумаги, встала и вышла.

Я тоже поднялась и направилась к двери, чувствуя, что Грант идет следом. В коридоре он незаметно взял меня под локоть и повел вправо.

– Можно вас на минуту? – тихо сказал он.

– Хотите послушать мое мнение о сексуальном харассменте? – я хитренько улыбнулась. У Гранта напрягся подбородок.

Через минуту мы подошли к его кабинету. У двери Грант жестом пригласил меня войти первой.

– Это я проявляю хорошие манеры. Надеюсь, вы не сочтете это харассментом?

С порога Грант обратился к своей помощнице, а я рассматривала обстановку. Просторный кабинет оказался пресловутым угловым офисом с окнами от пола до потолка на две стены, с очень мужским, темного дерева письменным столом в центре и отдельной гостинной зоной. Мое внимание привлекла фотография на тумбочке – Грант с сестрами и немолодой женщиной, видимо, матерью, но уточнять, когда Грант вошел в кабинет, я не стала.

Он показал на гостинный уголок.

– Присаживайтесь. – Сев напротив, Грант расстегнул запонку и принялся подворачивать рукав. – Значит, если начальник начальника приглашает вас на обед, это харассмент?

Я засмотрелась на его мускулистое предплечье, но вопрос вынудил меня очнуться и поднять глаза. На совещании я просто валяла дурака, но в глазах Гранта не было иронии.

– Я пошутила. Я просто дразнилась.

– То есть вы не сочли приставанием, когда я пригласил вас на ланч, чтобы обсудить ваше восстановление в должности?

Вообще-то, когда он пригласил меня на ланч, я еще не знала, кто он, однако Грант, судя по всему, действительно беспокоился, что задел мою гордость. Я почувствовала, что пора признаваться, и отрицательно покачала головой:

– Ничуть. Харассмент – это бесцеремонное сексуальное домогательство, а вы ни разу не попытались за мной приударить после того, как я узнала, кто вы. Что касается вашего предложения в кафе, оно… вовсе не было нежелательным.

Плечи Гранта расслабились.

– Я хочу извиниться, если я невольно поставил вас в сомнительное положение…

– Ничего, я не в претензии, – искренне ответила я.

Грант, словно избегая смотреть на меня, кивнул, закатал другой рукав и поднялся на ноги.

– Благодарю за честность.

Я тоже встала.

– Пожалуйста.

Возникла странная неловкость – я отчетливо чувствовала, как моему телу нравится быть близко к Гранту. Стоило ему оказаться рядом, как я кожей чувствовала непонятное электрическое напряжение в воздухе. Неужели и Грант ощущает нечто подобное? Но после недавнего совещания подобные мысли были крайне неуместны.

– Ну, до следующего собрания.

Грант кивнул. Казалось, ему хотелось отпускать меня не больше, чем мне хотелось уходить. Тем не менее я пошла к дверям, но, сделав несколько шагов, передумала. Раз уж я высказалась начистоту, пусть и он позволит себе маленькую откровенность.

– Могу я вас кое о чем спросить? – начала я.

– А конкретно?

– Вы придумали женскую комиссию, пока разговаривали со мной по телефону, или этот проект уже находился в разработке?

Грант приподнял бровь.

– А вы от скромности не умрете, Айрленд. Президент многонациональной компании на ходу придумывает актуальнейшую инициативу, лишь чтобы провести немного времени с вами?

Я почувствовала, что краснею, и смущенно засмеялась.

– Да, это было бы невероятно.

Грант шагнул ко мне.

– И крайне неприлично, не правда ли?

Я могла поклясться, что в его глазах мелькнули смешливые огоньки! Что-то воображение у меня сегодня разыгралось… Надо уходить, и побыстрее.

– Безусловно. – Я встряхнула головой. – Ну, мне пора возвращаться к работе.

Сдерживая желание перейти на бег, я подошла к двери и уже взялась за ручку, когда сзади послышалось:

– Айрленд!

Я обернулась. Господи, какой красивый мужчина! Заглядевшись на такого, можно споткнуться на ходу. От таких красавцев лучше держаться подальше, особенно когда на его лице цветет эта дерзкая улыбка.

– Я рад, что мои ухаживания не были вам неприятны. До новых встреч… надеюсь, в ближайшем будущем.

В полном недоумении я вышла в коридор. Что это было? Я призналась, что мне нравятся его ухаживания, а он в ответ признался… в чем?

Повторяя про себя разговор, я направилась к лифтам. Получалось, что я раскрыла свои карты, а вот Грант в принципе ничего существенного не сказал. Более того, когда я спросила, не ради меня ли вся эта петрушка с женским комитетом, он тут же вывернул мой вопрос наизнанку. Я ведь так и не получила прямого ответа, правильно?

Грант

– Значит, женская комиссия? Да ты что, издеваешься?!

Я вздохнул, когда сестрица Кейт без приглашения ворвалась в кабинет.

– Насчет комиссии мы уже все обсудили, чего тебе еще?

– Я не закончила!

– Ну, еще бы, – буркнул я еле слышно.

– Зачем ты вообще вылез с этой инициативой? Должна же быть причина!

Я сделал вид, будто перебираю бумаги на столе.

– Я уже некоторое время обдумывал этот проект.

– Давно? – Кейт прищурилась.

– Что давно?

– Сколько времени ты его обдумывал?

– Порядочно. – Я сгреб бумаги в стопку и принялся выравнивать. Сестра молчала, дожидаясь, пока я на нее посмотрю. Я глубоко вздохнул и поднял глаза.

Кейт сверлила меня взглядом и наконец поинтересовалась:

– Почему я тебе не верю?

– Потому что ты нарциссистка, ненавидящая мужчин, – съязвил я.

– Не поэтому.

Я знал все интонации моей сестры – и взбешенную, когда Кейт считала меня негодяем и начинала терять терпение, и мягкую, человечную, с которой она раньше обсуждала дела, касавшиеся наших родителей. В основном я получал от нее едкие, ехидные комментарии (заслуженные), но только что прозвучавшая интонация означала, что Кейт взяла след и теперь станет копать под каждое слово, доискиваясь скрытых смыслов. Она прекрасно знала цену моим уверениям и кушать бы не смогла, не установив истинной причины, побудившей меня создать этот чертов женский комитет.

Я открыл ящик стола и вынул папку. Бросив ее на стол, я заявил:

– Через пять минут у меня деловая встреча. Отправляйся играть в детектива в свой кабинет. Если чего нароешь, пусть твоя секретарша пришлет служебную записку моей помощнице.

Взгляд сестрицы начал напоминать волчий.

– Ну ты и задница!

Я от души улыбнулся.

– И я тебя люблю, сестренка.

Кейт вытаращила глаза.

– Не забудь, что в пятницу благотворительный вечер нашего телеканала «Один мир». Ты придешь с Арлией?

– Мы с Арлией расстались.

Я мысленно поставил галочку сообщить об этом Арлии.

– Ого!.. Тогда кого ты приведешь?

– Я не обязан приходить на официальные мероприятия с дамой.

– Но раньше ты всегда приходил не один… – Кейт направилась к дверям. – Да, чуть не забыла: женщина, которую ты рекомендовал на место Бикмена, Мадлин Ньютон, предварительную проверку прошла. Я с ней лично говорила, и мы с директором телеканала согласились – она идеально подойдет. Я официально предложу ей повышение в конце недели. Так вот, можешь пригласить Ньютон, если хочешь. Бикмен неизменно посещал такие мероприятия, у нас по-любому окажется свободное место.

– Слушай, прекрасная идея.

Кейт повернулась, собираясь уходить.

– Погоди, – я остановил сестру. – А кого обычно приглашают на эти сабантуи, если у отдела, допустим, нет начальника?

– Никого, – Кейт пожала плечами. – Или исполняющего обязанности.

– Если по уму, официальное предложение лучше пока придержать. – И я начал вдохновенно врать, причем у меня получилось так правдоподобно, что я даже задумался, не угадал ли я, случаем, правду. – Я слышал, Ньютон хотела перейти в «Восточное телевещание». Вот бы выждать с недельку и посмотреть, как она поступит, не получив у нас немедленного повышения! Пробьем ее на лояльность – вдруг она решит не рисковать и не останется с нами!

Сестра удивилась, но поверила.

– О’кей, – отозвалась она, – хорошая мысль. Тогда я не стану приглашать Ньютон в пятницу, чтобы не наводить ее на мысль, будто повышение у нее в кармане. Придется звать временного ИО.

Отлично, Кейт, ты сама додумалась пригласить Айрленд. Я сделал вид, будто остался не в восторге от перспективы встретиться на вечере с ВРИО, разодетой в до чертиков сексуальное платье, и махнул рукой:

– Делай, как знаешь.

Кейт взялась за ручку двери, но я вновь ее остановил.

– И еще, раз уж на совещании всплыла тема сексуального харассмента, мне нужно перечитать нашу внутреннюю политику – вспомнить протокол действий в таких случаях… и как мы поступаем в случае романтических отношений между сотрудниками.

Видимо, я все-таки заврался: брови у Кейт так и подскочили.

– Ты хочешь ознакомиться с внутренней политикой компании?!

– Да, хочу.

– Ну, конечно, все когда-нибудь бывает в первый раз… Разумеется, у нас есть пункты против харассмента, но корпоративные правила не запрещают коллегам встречаться и заводить романтические отношения. Восемьдесят процентов сотрудников либо были свидетелями, либо участвовали в служебных романах, так кто мы такие, чтобы требовать от людей, работающих по девяносто часов в неделю, отказаться от права на личную жизнь?

Я поскреб щетину на подбородке.

– То есть приведенный мисс Сент-Джеймс пример про начальника, приглашающего подчиненную на свидание, является допустимой практикой?

– Ну как, здесь тоже есть свои подводные камни. Само по себе приглашение коллеги коллеге не вступает в противоречие с законом страны и внутренней политикой нашей компании, но сексуальный харассмент является преступлением согласно седьмому разделу свода законов США, законодательству штата Калифорния и нашей корпоративной политике, запрещающей создание нездоровой рабочей обстановки ввиду полового влечения сотрудника. У руководителя с подчиненной завязываются приятельские отношения, потом они друг друга неправильно понимают, и в результате отказ выйти за рамки становится поводом устроить подчиненной веселую жизнь.

– Спасибо, буду знать, – я кивнул.

Когда Кейт ушла, я поудобнее уселся в кресле и уставился в окно. На работе я еще никогда не макал свое перо в общие чернила. К слову, я вообще недолюбливаю индустрию новостей – мне больше нравится, чтобы моя личная жизнь оставалась сугубо приватной. Однако только что я поинтересовался внутренней политикой и протоколом компании, готовый переписать их, если понадобится, лишь бы не расставаться с идеей забраться в трусы Айрленд Сент-Джеймс.

Черт знает что… Я провел рукой по волосам. Одного намерения достаточно, чтобы я нажил себе серьезные неприятности. Впрочем, как только что подтвердила моя сестра, законодательством запрещены только нежелательные ухаживания. А Айрленд прямо сказала, что мой первый заход – когда она не знала, кто я, – вовсе не был ей неприятен. Стало быть, все, что от меня требовалось – это продолжать ухаживать за подчиненной так, чтобы это ей нравилось. Например, шепнуть ей по секрету, что я только и думаю, что о ее шаловливых губах на моем члене.

* * *

Через два дня я кое-как собрался с силами и вернулся к делам, не касавшимся Айрленд Сент-Джеймс. Я заканчивал телефонную конференцию с нашими лондонскими юристами, когда в кабинет постучала и заглянула Милли.

– Простите, что мешаю, но к вам пришли.

Я взглянул на часы.

– Мне казалось, до встречи с Джимом Хэнсоном у меня еще час?

– Это не мистер Хэнсон, к вам Арлия.

Я бросил ручку на стол и со вздохом откинулся на спинку кресла. Надо было ей смс написать или пригласить на ужин и порвать с ней в ресторане. Меньше всего мне хотелось сцен на рабочем месте.

Милли, увидев мое лицо, поспешила объяснить:

– Я предупредила, что у вас деловые переговоры. Я могу попросить ее подождать, если хотите.

Предложение было очень соблазнительным, но незаконченные дела я люблю еще меньше, чем неприятные объяснения. Я покачал головой.

– Не надо. Дайте мне минуту, разберусь на столе…

Милли кивнула, и вскоре в кабинет вплыла Арлия в коротком черном платьице, обнажавшем бесконечные загорелые ноги. Я не встал из-за стола, чтобы не пришлось обниматься.

– Мне уже начало казаться, что ты меня избегаешь!

Я улыбнулся.

– Да вот, все дела, дела. – Я показал на один из стульев для посетителей. – Чем обязан?

Арлия Франсуа – красивая девушка. Профессиональная модель, она отлично умеет подчеркивать свои достоинства. Со своими бесконечными ногами и разными глазами (один ярко-голубой, другой темно-карий) она привлекает всеобщее внимание. Но когда Арлия присела и подчеркнуто положила одну загорелую ногу на другую, ни я, ни мой член не шевельнулись.

– В выходные я уезжаю в Париж на две недели. Хочешь, встретимся до отъезда? Я в четверг свободна.

В четверг меня ждали на благотворительном вечере.

– У меня деловое мероприятие.

Арлия надулась.

– В пятницу я работаю, но, может, поздний ужин?

Я не из тех мужчин, которые, решив закончить отношения, игнорируют своих дам и отмахиваются от их приглашений. Я предпочитаю откровенный разговор, чтобы не тратить свое и чужое время. Женщины ведь тоже дорожат своим временем; им только не нравится, когда их быстро бросают.

Я подался вперед и начал:

– Арлия, ты чудесная женщина, но мы слишком разные. Я считаю, нам лучше расстаться.

Игриво надутые губы злобно изогнулись.

– Что?!

– Я с самого начала сказал – меня не интересуют серьезные отношения, но тебя, по-моему, уже не устраивает легкая интрижка.

– Ты что, поиметь меня вздумал? – повысила голос Арлия.

Мне казалось, мое предельно ясное заявление («я не ищу романа, между нами возможен лишь секс и приятельские отношения») до первого свидания должно было расставить все точки над i, но, видимо, в будущем мне стоит объясняться еще понятнее.

– Пожалуйста, говори тише. Повторяю, я не скрывал своих намерений с самого начала.

Ее глаза наполнились слезами, и я пожалел, что не воспользовался предложением Милли сделать вид, будто я занят делами. Надо было перенести объяснение куда-нибудь в людное место, где у меня была бы возможность сбежать.

– Но я надеялась, что со временем мы полюбим друг друга…

Вот в этом и крылась проблема. Когда женщины говорят, что их абсолютно устраивают необременительные временные отношения, это не так. В душе они лелеют надежду, что я передумаю, и приходят в ярость, убедившись, что я остался при своем мнении.

– Жаль, что ты все неправильно поняла.

Это я зря сказал. Лицо Арлии исказилось.

– Нет, это ты ввел меня в заблуждение!

Я ей в жизни ничего не обещал, но счел за лучшее не спорить.

– Прости, если я невольно это сделал.

Смягчившись, Арлия шмыгнула носом.

– Ну, давай продолжать, как раньше, без всяких обязательств!

Я мог бы на этом и закончить, а в будущем избегать Арлии, но обещание отношений без обязательств само по себе стало бы обязательством, а я не желал быть с ней связанным вообще никак.

– Я считаю, нам лучше все закончить здесь и сейчас.

Глаза Арлии расширились – она не привыкла к отказам.

– Но…

– Арлия, мне очень жаль.

Она быстро оправилась от услышанного, перейдя от обиды и шока к бешенству, и вскочила с кресла.

Я тоже поднялся на ноги.

Арлия удивила меня, когда одернула платье – мне показалось, что она уйдет без скандала. Я решил, что разговор окончен, и сделал ошибку, выйдя из-за стола, чтобы ее проводить.

Однако хладнокровие Арлии оказалось глазом бури. Едва я оказался ближе, ее ярость вспыхнула вновь.

– Ты меня использовал!

– Мне жаль, если ты так считаешь.

Арлия снова повысила голос:

– И квартира у тебя такая же скучная, как ты сам! Из интересного в тебе только член!

Так, с меня хватит. Я положил руку ей на спину, желая выпроводить из кабинета, но Арлия буквально зашипела мне в лицо:

– Не прикасайся ко мне!

Я отдернул руку и приподнял ладони.

– Я лишь хотел тебя проводить.

Арлия отступила и дала мне пощечину. Это было неожиданно и сильно – у меня даже голова дернулась от ударного импульса.

– Я и сама найду дорогу!

Я стоял неподвижно, пока распахнувшаяся дверь с грохотом не захлопнулась. Давно меня не били по лицу. Чертову прорву времени назад. Ничего, впредь я буду умнее и научусь держаться подальше от всяких буйных сумасшедших.

Грант – 14 лет назад

– Я не хочу туда возвращаться!

Я начал массировать плечи Лили:

– Я тоже не хочу, чтобы ты уезжала.

Ее глаза были подозрительно блестящими.

– Все опять повторится! Мама какое-то время держится, а потом прекращает принимать лекарства и уходит неизвестно куда. Через месяц кто-нибудь спохватывается, что я живу одна, вызывают копов, а они – социальную службу…

Лили жила у нас уже десятый месяц. Она рассказывала, как ее мать пропадала из дома и подолгу отсутствовала, как ей приходилось красть еду в магазинах и продавать вещи из дома, чтобы не голодать. В бесплатные столовые Лили старалась не ходить – там тут же спрашивали о родителях.

– Слушай, на, возьми, – я подал ей конверт с пятью сотнями баксов. – На тот случай, если она вдруг снова пропадет.

Слезы, которые Лили сдерживала из последних сил, покатились по щекам.

– Не надо. Ты же будешь ко мне часто приезжать? Если она опять уйдет из дома, я тебе скажу, и тогда ты мне что-нибудь привезешь.

– А если она тебя увезет, Лили?

За пятнадцать лет они с матерью переезжали около пятидесяти раз. Я вполне мог приехать и оказаться перед пустой квартирой.

– Я не поеду! Иначе как ты меня найдешь?

– Если ты переедешь, ты мне напиши. Ты же знаешь адрес?

Лили кивнула и отбарабанила наш домашний адрес.

Я улыбнулся.

– Умница. Если тебе придется переехать, сообщи мне письмом. Каждое воскресенье я буду у тебя на пороге, даже если вы переберетесь в Нью-Йорк, обещаю.

Это прозвучало запальчиво, но я знал, что найду способ это делать. Ведь нас с Лили соединила сама судьба.

– Бери конверт, там не так много. Пригодится на почтовые марки. Или на учебники.

Лили поколебалась, но взяла конверт. Когда она увидит, сколько я туда положил, снова расстроится… Но она все равно возвращалась к своей мамаше, и расстраиваться нам с ней предстояло много и долго.

За дверью послышался мамин голос:

– Лили, детка, ты собралась? Приехали из социальной службы.

Выражение ужаса на лице Лили меня просто убило. Меня, блин, убивала вся эта ситуация! По личному опыту я знал, что, если уж тебя изъяли из семьи, возвращение редко бывает удачным, однако чертовы судьи норовят отправить тебя обратно, будто отыскавшийся багаж растеряхам-хозяевам, и язык можно отболтать, доказывая дураку в черной мантии, почему папаша с мамашей никого не способны воспитать. Биологические родаки должны конкретно облажаться еще раз десять, прежде чем тебя перестанут отдавать им в лапы. Это не система опеки, а издевательство, если хотите знать.

Кивнув на дверь, я прошептал:

– Скажи, что ты одеваешься и спустишься через несколько минут.

Лили послушалась, но голос у нее срывался. Мама обещала подождать внизу.

Меня неминуемо скоро хватятся. Мы с Лили хранили наши отношения в секрете из страха, что родители сочтут – ни к чему пятнадцатилетним влюбленным жить под одной крышей. Ни к чему им было знать и о том, что я приходил к Лили в постель каждый вечер, когда все в доме засыпали. Этого мама бы точно не потерпела.

– Я не хочу тебя терять, – тихо всхлипывала Лили.

Я приподнял ее лицо и вытер слезы большими пальцами.

– Не плачь, Лили, ты меня не потеряешь. Никогда. Ни за что. Я люблю тебя.

– Я тебя тоже люблю!

Мы долго стояли, обнявшись, но наконец нам все-таки пришлось опустить руки.

– Я каждый день буду тебе писать!

Я улыбнулся.

– Пиши.

– Тебе не обязательно отвечать – я знаю, письма не твой конек, но обещай мне одну вещь.

– Какую?

– Ты мне напишешь, если влюбишься в другую, и подробно все расскажешь. Тогда я пойму, что ты счастлив, и перестану писать. Иначе я буду слать тебе письма до конца жизни.

Я широко улыбнулся и поцеловал Лили в нос.

– Договорились.

Договор обещал стать чисто фиктивным. Я был уверен, что мне не придется написать ни единого письма.

* * *

Мне еще не приходилось сталкиваться с людьми, страдавшими галлюцинациями. Моя мамаша-наркоманка ближе к концу спала по многу часов кряду, а то и по несколько дней, если была на приходе. Но даже в худшие дни она не слышала голосов в голове.

Это было второе воскресенье, когда я приехал навестить Лили, и первое, когда ее мать оказалась дома. По выходным Роза подрабатывала официанткой и в прошлый раз была на работе, но в это воскресенье в кафе ее можно было разве что волоком оттащить. Роза лежала на диване, куря такую крошечную сигаретку, что огонек наверняка обжигал ей пальцы. Губы ее непрерывно шевелились, но я не мог разобрать ни слова.

Перехватив мой взгляд, Лили потянула меня за руку к себе в комнату.

– Но… – замялся я и договорил шепотом: – Она же обожжется?

Лили вздохнула, подошла к матери, вырвала у нее окурок и бросила в стакан с водой на журнальном столике, где уже плавали с десяток огрызков сигаретных фильтров. Роза вроде бы ничего не заметила.

Я сел на кровать Лили, и она забралась мне на колени.

– Я так понимаю, таблетки она уже не пьет?

– Допила пузырек неделю назад и не пошла за новым. Я вовремя не проверила и не сразу заметила. Но я позвонила в аптеку, можно забрать хоть сегодня.

– И долго она такая будет?

Лили вздохнула.

– Не знаю. И ведь так хорошо держалась…

Я жил нормально уже больше десяти лет, но до сих пор мне помнилось детское разочарование от того, что моя мать такая засоня, и страх, потому что в квартире постоянно болтались зловещего вида типы. Легко было забыть, что когда-то я жил не лучше Лили.

– Может, позвонить куда-нибудь? Ну, хоть в опеку?

Глаза Лили испуганно расширились.

– Нет!

– Ты же хотела жить у нас! Если ее застанут в таком состоянии, тебя у нее немедленно отберут и передадут нам!

Лили нахмурилась.

– Я хочу этого больше всего на свете, но нельзя же оставить ее в таком состоянии! Я ей нужна. В больнице ее закормили сильными лекарствами.

– Так ведь непохоже, чтобы она поправилась!

– Когда она принимает свои лекарства, честное слово, она почти нормальная.

Мне все это не нравилось, но я хорошо понимал желание позаботиться о родной матери, пусть даже ей на тебя наплевать.

– Ну, как хочешь, – вздохнул я.

Лили обняла меня за шею.

– Ты мои письма получил?

– Получил. Ты правда не хочешь, чтобы я отвечал? На каждый день меня не хватит, я бы не знал, о чем писать, но раз-другой в неделю…

– Не надо. Когда я увижу в почтовом ящике письмо от тебя, у меня разобьется сердце, потому что это будет означать наше расставание.

Я не собирался спорить, тем более что ненавидел писать вообще и письма в особенности. Мне и без писем было чем заняться. Я перекинул волосы Лили за спину и подался к ней для поцелуя.

– Я соскучился за неделю.

– А мне одиноко по ночам. Я без тебя плохо сплю. Я уже привыкла засыпать под стук твоего сердца.

– Даже если ты его не слышишь, оно все равно принадлежит тебе.

Мы с Лили пробыли в ее комнате, пока мне не пришло время возвращаться. Мама заезжала за мной на машине, и я предпочитал ждать ее у калитки, чтобы она не поднялась и случайно не увидела Розу. Мы с Лили нехотя разжали объятия, поправили одежду и вернулись в гостиную. Лили несколько раз выходила проведать мать, но я не видел Розу несколько часов.

Она уже не лежала на диване, а нервно металась по комнате, бегая от стены к стене. Когда детство проходит среди торчков и пьяниц, быстро учишься распознавать, в себе ли взрослый: для этого достаточно одного взгляда в глаза. Мамаша Лили сейчас была где угодно, только не в себе. Заметив, что я смотрю на нее, она остановилась и уставилась на меня. Ее лицо исказилось от ярости, и она пошла на нас. Я заслонил собой Лили.

Взгляд у Розы был безумный.

– Я знала, это ты им сказал!

Я нахмурился.

– Кому?

– Врачам! Это все твоя вина!

– Миссис Харрисон, простите, но я вас не понимаю.

Не успел я спросить, о чем она вообще, как Роза развернулась и с размаху закатила мне оплеуху.

– Лжец!

Лили выскочила между нами и оттолкнула мать.

– Мам, ты сдурела, что ли? Ты чего?

– Он стучит на меня врачам, – Роза наставила на меня палец и принялась им медленно покачивать. – Он все рассказывает!

– Мама, – Лили обняла мать за плечи и повела на диван, – ты путаешь. Ты перестала принимать свои таблетки и снова заболела. – Они присели. – Я сейчас схожу за лекарством в аптеку.

Роза начала плакать. Ярость исчезла с ее лица, сменившись безумной печалью – это была самая пугающая трансформация, какую я видел. Несколько минут Лили ее успокаивала, и когда она наконец встала, Роза лежала на диване, совсем как несколько часов назад, и курила сигаретку в почти кататоническом состоянии, что-то шепча про себя. Лили проводила меня до двери и заговорила, только когда мы оказались в коридоре.

Она осторожно погладила меня по щеке.

– Прости, пожалуйста. Тебе больно? У нее… галлюцинации, и каждый раз про врачей.

Господи!..

– Мне не больно, но тебе нельзя здесь оставаться.

– Я ее в таком состоянии не брошу. Она без меня пропадет.

Я покачал головой.

– Лили, слушай, с ней фигня какая-то. Откуда тебе знать, что она тебя не изобьет?

– Нет, меня она не тронет… Пожалуйста, никому ничего не говори.

Мне страшно не хотелось уходить и оставлять Лили одну, но я знал, что такое жгучее желание любой ценой помочь родительнице, лежащей в отключке. Я своей в пять лет жрать готовил.

– О’кей, но сегодня же начни давать ей таблетки. Если к той неделе ей не станет лучше, тебе надо будет отсюда уезжать.

Айрленд

Я гадала, придет ли он сегодня.

Я общалась с бывшими коллегами, которых не видела несколько лет, когда получила ответ на мучивший меня вопрос. Случайно взглянув на другой конец зала, я вдруг потеряла нить разговора.

Грант Лексингтон, в классическом черном смокинге, беседовал там с пожилым джентльменом, и я не упустила возможности вдоволь налюбоваться нашим генеральным: высокий и широкоплечий, но без громоздкости, узкая талия, небрежно лежавшая в кармане брюк рука – и внутренняя уверенность, угадывавшаяся даже на расстоянии. Некоторые мужчины окружены некой начальственной аурой, которая меня буквально покоряет. Пресловутое мужское начало делает обыкновенного мужчину необыкновенным в моих глазах. И наоборот, красавец, тянущий на десять очков, но при этом мямля, получит, по моей внутренней оценке, не больше пяти.

Мистер Самоуверенность поднес ко рту бокал, который держал в левой руке, но даже не пригубил. Будто что-то почувствовав, он оглядел зал. Когда Грант поймал мой взгляд, медленная многозначительная улыбка появилась на его лице. Извинившись перед собеседником, он решительно направился ко мне.

Тело закололо невидимыми иголочками, пока я завороженно смотрела на его решительную походку, отвернувшись от компании коллег.

– Какой приятный сюрприз! – произнес Грант.

Я с самым непринужденным видом отпила шампанское.

– Я тут вместо Бикмена.

– Разумеется, – Грант кивнул, разглядывая моих знакомых. – Вы одна?

– Да, а вы?

Он улыбнулся и кивнул головой.

– Могу ли я похвалить ваш внешний вид или комплимент противоречит корпоративной этике? Я бы не хотел создать о себе ложное впечатление.

– Комплименты всегда желательны, мистер Лексингтон.

Его глаза вспыхнули. Взяв меня под руку, Грант отвел меня на несколько шагов от моей компании.

– Опасно говорить об этом такому мужчине, как я.

– Так какой все-таки будет комплимент?

Грант прошелся по мне взглядом.

– Вы сегодня прекрасны как никогда.

Я залилась румянцем.

– Спасибо.

Грант остановил проходившего официанта. Залпом допив янтарную жидкость, он вынул узкий бокал с шампанским у меня из пальцев и поставил оба бокала на поднос.

– Эй, я вообще-то не допила!

Грант жестом отослал официанта и вновь повернулся ко мне.

– Я принесу вам еще, когда мы закончим.

– Закончим что?

– Танцевать, – ответил он, подавая руку.

Я покачала головой.

– По-моему, это не очень удачная затея.

– А я уверен, что идея зашибись, – он усмехнулся.

Грант взял меня за руку и повел на танцпол. Я колебалась, не лучше ли решительно возразить, но когда он привлек меня к себе и я почувствовала его твердую грудь и вдохнула головокружительный мужской запах, все доводы против были мгновенно забыты. Грант и в танце вел уверенно, держась со спокойным превосходством и природной грацией.

– Так отчего же вы сегодня без кавалера, Айрленд? – спросил он, глядя на меня сверху вниз.

– Ну, наверное, не нашлось кандидата.

– Лос-Анджелес – большой город, здесь непременно отыщется хоть один подходящий холостяк.

– Видимо, мы с ним никак не встретимся.

Грант улыбнулся. Пикировались мы легко и добродушно, этого не отнять, еще с достопамятной электронной переписки.

– А вы почему один? – спросила я.

– Тоже разминулся… Ну, как дела в отделе без Бикмена?

– Честно говоря, прекрасно. По нему не скучают.

Грант кивнул.

– Ничего другого я и не ожидал.

Песня закончилась, и ведущий попросил всех присутствующих присаживаться за столы. Как только мы с Грантом опустили руки, к нему подошел человек и попросил на два слова.

У Гранта был такой вид, будто ему не хотелось от меня отходить.

– Где ваше место? – спросил он.

– За девятым столом, а у вас?

– За первым. Я подойду к вам чуть позже. Спасибо за танец.

– Вообще-то вы не оставили мне выбора, – я засмеялась. – Хорошего вам вечера, мистер Лексингтон.

Остаток вечера мы не пересекались, но я не отрываясь следила за Грантом. У него не осталось и минуты свободной – гости в зале рвали его на части. Пожалуй, это было к лучшему, потому что часть Гранта, о которой я мечтала, стала бы не самым мудрым деловым решением. Наши взгляды несколько раз пересекались, и мы обменивались, как мне казалось, незаметными игривыми улыбками.

Когда подали кофе, я решила – пора уходить, полчетвертого утра уже не за горами. Я оглядела зал, ища Гранта, чтобы помахать на прощание, но он был поглощен беседой с группой мужчин, которые по возрасту годились ему в папаши. Я соображала, что в этом случае диктует этикет: подойти, перебить беседу и попрощаться или уйти по-английски? Ничего не решив, я взяла сумочку и попрощалась с гостями за моим столом. Когда я вновь подняла глаза, Грант исчез.

Я подумала, что сама судьба решила за меня.

Но, повернувшись, чтобы уйти, я врезалась в чью-то твердую грудь.

– Простите, – извинилась я, отступив. – О, это вы?

– Откуда это разочарование в вашем голосе? Вы предпочли бы наткнуться на кого-то другого?

– Нет, – я рассмеялась. – Я хотела подойти и попрощаться, но вы куда-то исчезли.

– Похоже, я предупредил ваше желание. Давайте пойдем вместе, я уже тоже собирался уходить.

Несколько минут назад он вовсе не рвался уходить, но теперь положил ладонь мне на спину и повел к выходу.

На улице я достала из сумки телефон.

– Вы за рулем? – спросил Грант.

– Нет, я приехала на такси, ведь я собиралась пить алкоголь.

– У меня машина, я вас отвезу.

– В этом нет необходимости…

– Я настаиваю.

Через минуту подкатил длинный лимузин. До меня дошло: когда Грант сказал, что у него машина, он имел в виду – с личным водителем. Шофер в форменной куртке подошел, чтобы открыть мне заднюю дверцу, но Грант жестом отозвал его и сам распахнул передо мной лимузин.

– Благодарю вас.

Я села и подвинулась на сиденье, освобождая место. В лимузине могли разместиться десять человек, однако Грант сел рядом со мной, и салон вдруг показался очень тесным. Я могла думать только о бедре Гранта, касавшемся моей ноги.

Когда мы поехали, я смотрела вперед, чувствуя на себе его взгляд.

– Что? – не выдержала я.

– Ничего.

– Вы меня разглядываете?

Грант посмотрел мне сперва в один глаз, потом в другой.

– А где вы живете?

Отчего-то мне не хотелось говорить ему адрес. Внутренний конфликт, должно быть, отразился на моем лице, потому что Грант засмеялся:

– Водителю же нужно знать, куда ехать. Я не напрашиваюсь в гости, Айрленд.

– Ой, правда…

Чувствуя себя идиоткой, я выпалила адрес. Грант подался вперед и повторил водителю. Когда он сдвинулся обратно, его нога оказалась плотно прижатой к моей.

– Расскажите что-нибудь о себе, Айрленд Сент-Джеймс.

– А что вас интересует?

– Что угодно.

– Ладно. – Я подумала. – За девять лет работы в «Лексингтон индастриз» меня повышали четыре раза.

– Расскажите то, чего я не знаю.

Я приподняла бровь.

– Вы же наводили обо мне справки!

– А как еще прикажете решать, восстанавливать ли вас в должности?

Я развернулась на сиденье.

– Я расскажу вам то, чего вы не знаете, если вы пообещаете честно ответить на мой вопрос.

– Это можно, – Грант кивнул.

Под таким давлением нелегко выдать малоизвестный факт о себе, но я постаралась.

– Я умею делать обратное сальто из положения стоя!

Грант улыбнулся.

– Интересно.

– Спасибо. Моя очередь. Вы решили принять меня обратно из-за моей внешности?

– Честно?

– Очень бы хотелось.

Я так и чувствовала, как крутятся колесики у него в голове.

– Если я отвечу «да», это может быть признано сексистским замечанием, идущим вразрез с корпоративной политикой.

Я подалась к нему и драматически прошептала:

– Это будет наш маленький секрет.

Грант усмехнулся и покрутил головой.

– Я решил взять вас обратно, потому что вам не откажешь в смелости и вы не миритесь с подлостью разных Бикменов. Это вызвало во мне уважение.

– Оу… О’кей.

Непонятно почему я сникла. Грант наклонился ко мне и шепнул:

– То, что вы красивы, стало лишь приятным бонусом.

Будь я павлином, я бы распустила хвост.

– Благодарю, – я заулыбалась. – Моя очередь. Расскажите мне о себе такое, чего я не знаю.

Мне понравилось, что Грант задумался, хотя легко мог протараторить новость о каком-нибудь своем деловом достижении. Но он сказал:

– Я один из трех детей в нашей семье. Родители всех нас взяли из приютов.

– Ого! Да, это действительно личное. Теперь у меня ощущение, что я должна вам больше, чем обратное сальто.

Грант несколько секунд глядел на мои губы, прежде чем снова посмотрел в глаза.

– Я согласен на все, что вы захотите мне дать.

Я могла рассказать тысячу разных секретов: что у меня шрам на спине после падения с велосипеда в семилетнем возрасте, что я сплю при свете, потому что не люблю оставаться одна в темноте… Черт, да я могла назвать даже размер моего лифчика! Однако надо было решиться и открыть свою самую нелюбимую тайну.

– Мой отец сидит в тюрьме за убийство моей матери.

Улыбка Гранта пропала. Но, хотя его настроение и изменилось, удивления он не выказал.

Я шумно выдохнула и прикрыла глаза.

– Вы знали?

Он кивнул.

– Я же поднял ваше личное дело. Мы тщательно проверяем прошлое наших сотрудников.

Я выдавила сочувственную улыбку:

– Да, это разумно.

Грант подтолкнул меня плечом.

– Ответ все равно засчитан. Я оценил вашу откровенность.

Из-за моего длинного языка атмосфера в лимузине изменилась, растеряв веселость. Но мне в голову пришел неплохой способ развеять грусть.

– Если вы читали мое личное дело, вы, получается, и «непристойное» видео посмотрели?

Грант кашлянул и ответил с невозмутимой миной:

– Я же должен был понять, с чем я имею дело.

Секунду я изучала его лицо. Гранту явно стало неловко от направления, которое принял разговор, и я немедленно начала копать в этом направлении. Я подалась к нему и задушевно поинтересовалась:

– Вы пересматривали видео несколько раз?

Положение спас зазвонивший у него мобильный.

– Простите, я должен ответить, – заторопился Грант и провел по экрану пальцем. – Что случилось?

В трубке слышался женский голос, но я не могла разобрать слова.

– И давно он ушел?

Женщина заговорила громче. Она явно была расстроена.

– Ладно, я близко от вас… Никуда не ходи, я его сам найду.

Грант подался вперед и сказал водителю:

– Съезжай с шоссе на следующем повороте, потом направо на Кросс-бей и левый поворот на Синглтон.

– Да, сэр.

Грант прерывисто выдохнул.

– Простите, нам придется немного задержаться.

– Что случилось?

Грант покачал головой.

– У моего деда деменция на ранней стадии, он начал уходить из дому. Бабушка с ним не справляется, но нам помочь не позволяет. Чувствую, дождемся мы событий… За два месяца уже третий раз дед пропал.

– Сочувствую. Да, это проблема.

– Этого бы не случилось, если бы они позволили установить систему сигнализации. На днях к ним приходил мастер, но старики даже не дают установить датчик, чтобы бабушка проснулась, если входная дверь откроется, когда она спит!

Водитель съехал с шоссе и вскоре свернул на Синглтон. За окном проплывали частные дома с бескрайними газонами. Грант подсказывал дорогу и вскоре попросил водителя сбросить скорость и включить фары.

– Вон их дом. Дед обычно уходит по известному маршруту: в конце дороги сворачивает влево, потом сразу вправо и так извилистой дорожкой спускается к воде.

– Вы так хорошо знаете, где он бродит? – удивилась я.

Грант ответил, вглядываясь в темноту за окном:

– А он всегда идет в одно и то же место.

Спустя несколько минут я заметила на обочине двигавшуюся тень.

– Вон-вон-вон! – указала я. – Кто-то идет.

Грант шумно выдохнул.

– Дед.

Он попросил водителя тихо подъехать к идущему и выскочил из лимузина прежде, чем машина затормозила.

Я наблюдала за встречей через лобовое стекло. Дед Гранта, растрепанный, в коричневом махровом халате и тапочках, растерянно озирался по сторонам при виде включенных фар, но его лицо просияло, когда он прикрыл глаза от света и разглядел, кто к нему идет. Широко расставив руки, старик ждал, когда к нему в объятия придет расстроенный внук в смокинге.

Я невольно улыбнулась, когда они крепко обнялись, потом поговорили с минуту, и Грант повел старика в лимузин.

Лексингтон-старший приветливо улыбнулся мне, устраиваясь на сиденье:

– Какая ты хорошенькая!

Грант, усевшись, захлопнул дверцу, бросив:

– Не поддавайтесь его чарам, он старый ловелас.

Дед Гранта захохотал и подмигнул мне.

– А при чем тут возраст?

– Дед, ты давай завязывай с исчезновениями. Уже почти полночь.

– Мне хотелось повидать Лейлани.

– Ночью?

– Мужчине нужно повидать свою девочку тогда, когда ему нужно.

Грант вздохнул.

– Давай так: сейчас будет тебе Лейлани, но завтра ты позволишь мне установить у вас сигнализацию. Бабушка места себе не находит, когда ты пропадаешь.

Старик сложил руки на груди, как маленький мальчишка, которому сказали, что он не получит десерта, пока не доест овощи.

– Да пожалуйста!

Грант пригладил волосы и повернулся ко мне.

– Вы не против, если мы еще кое-куда заедем? Это по дороге, тут рядом.

– Конечно. Едемте, куда вам нужно.

– Спасибо, – и Грант наклонился к водителю: – Пожалуйста, в гавань Каставэй.

Айрленд

Лейлани оказалась не женщиной, а яхтой.

Роскошной парусной яхтой.

Грант помог деду взойти на борт и подал руку мне.

Я поблагодарила и ступила на дек. Дед Гранта сразу ушел в каюту.

– Он сейчас поставит Фрэнка Синатру. Он может забыть свою жену, забыть, куда шел, но еще ни разу не забывал ни яхту, ни Фрэнка.

Я оглядывала комфортную зону отдыха на задней палубе.

– Понятно почему. Яхта просто изумительная.

– Спасибо. Дед ее построил почти шестьдесят лет назад и подарил мне на совершеннолетие.

– Ничего себе!

– Она своего рода первая ласточка – задумывалась как образец, чтобы принимать заказы. На раскрутку дед занял деньги у «акулы» – подпольного ростовщика, который переломал бы ноги любому несостоятельному должнику. Но первый же показ яхты на выставке маломерных судов принес деду заказов на сто лет вперед. – Грант засмеялся. – Теперь у «акульего» внука яхта последней модели, а с самим «акулой» дед играет в карты, навещая его в доме престарелых…

Я поглядела на логотип на борту.

– До меня только сейчас дошло, что «Лексингтон крафт» принадлежит вашей семье. Я мало знаю о яхтах, но ваши просто красавицы, их часто снимают в кино…

Грант покачал головой.

– Нет, «Крафт» теперь не наша. При продаже мы оставили себе приличный пакет акций, но это уже давно открытое акционерное общество. Дед еще долго оставался у руля, но десять лет назад все-таки вышел на пенсию, убедившись, что в новом руководстве такие же фанатики судостроения, как и он. У них с бабушкой была большая яхта в соседней гавани, но когда у деда диагностировали деменцию, яхту поставили в эллинг… А эта ему особенно дорога, дед любит ее навещать.

Я улыбнулась.

– Я его хорошо понимаю.

Из динамиков запел Фрэнк Синатра, и вскоре дед Гранта вышел на палубу с коробкой сигар в одной руке и зажженной сигарой в другой. Халат у него совсем распахнулся, открыв футболку и белые трусы.

– Дед, ты чего халат не завяжешь?

Дед отдал внуку коробку и указал на меня сигарой.

– Ты похожа на актрису… – Он защелкал пальцами, силясь припомнить. – Как же ее, ну… Ты же поняла? – Щелк, щелк. – Ну та, с большими…

Я думала, что угадала, с большими чем, но старик щелкнул еще пару раз и рявкнул:

– С большими яйцами!

Дед с внуком закатились хохотом. Я не могла понять, чего они так заливаются, но смотреть на них без улыбки было невозможно. Я обратила внимание, что в неформальной обстановке, с искренней улыбкой на лице Грант выглядел совсем другим. Он казался гораздо моложе и не таким грозным.

Грант, все еще смеясь, объяснил мне соль шутки.

– Пару лет назад я возил деда в магазин выбирать новые ботинки. Тогда он только начал терять память. Ему хотелось с супинаторами, но он не мог вспомнить это слово и на весь магазин завопил, что ему нужны туфли с яйцами. – Он утер глаза. – Продавщица долго смеялась, и с тех пор если дед чего-то не может вспомнить, он говорит «яйца». Что-что, а про яйца он помнит железно… И мы с ним всякий раз ржем.

Я боялась рисковать своим сердцем рядом с прежним дерзким, уверенным в себе, красивым Грантом, но то, как он нежен с дедом и как ценит редкие минуты радости, окончательно меня покорило.

Старик все щелкал пальцами, будто его заклинило на какой-то мысли.

– Да на кого ж похожа-то она? Такая высокая… Забыл имя.

– Она похожа на молодую Шарлиз Терон, дед. – Грант некоторое время вглядывался в мое лицо и подмигнул. – Только Айрленд пониже ростом и посимпатичнее.

– Точно, – закивал дед. – Отличные у той актрисы… яйца.

Мне не раз говорили, что я вылитая Шарлиз Терон, но я впервые смутилась до яркого румянца.

Потом мы втроем сидели на задней палубе. Дед Гранта не давал скучать, рассказывая истории о том, как начинал строить яхты, и о своих пробах и ошибках. Поразительно, как хорошо он помнил прошлое, забывая временами имя кого-то из членов своей семьи или где он находится. Вскоре он встал и объявил, что намерен послушать, как мурлычет его малышка.

– Ему нравится слушать рокот мотора, – пояснил Грант, выпустив кольцо сигарного дыма. – Мне кажется, он сюда приходит в основном покурить. Бабушка запретила курить в доме после того, как дед оставил зажженную сигару и от нее загорелся ковер.

– И правильно сделала, ему только курить не хватает. Никогда не понимала этой привычки. Ведь сигарный дым даже не вдыхают! Мне в сигарах чудится некий фаллический символ, который мужчины гордо выставляют напоказ.

Грант оглядел свою сигару и ухмыльнулся:

– Рад, что у меня экстратолстая «Кохиба».

– Нет, ну серьезно, в чем привлекательность сигар?

– Скорее, привлекательность заключается в обстановке, когда хочется закурить сигару. Сидя без сигары в руке, я, наверное, достал бы телефон и листал фотографии или же занялся какими-то делами. А сигара заставляет сидеть ровно и наслаждаться моментом, вспоминать прошедший день и любоваться окружающей красотой. – Его взгляд бродил по моему лицу, явственно теплея. – Сейчас мне есть чем полюбоваться.

Не желая нервничать под его пристальным взглядом, я решила вернуть себе контроль над ситуацией. Грант сидел напротив, держа руку на отлете; я нагнулась и выдернула сигару у него из пальцев.

– Покажите, как это делать, – и я поднесла дымящуюся «раковую палочку» к губам.

Грант приподнял бровь.

– Вы собираетесь курить мою сигару?

– Вам это неприятно?

Двусмысленная улыбка тронула уголки его губ.

– Отнюдь. Смело берите в рот мою «Кохибу».

Я округлила глаза, но по коже пробежала дрожь, хотя никакого ветра не было.

– Прильните к ней губами.

– Ну, прильнула.

– Представьте, что вы сосете из соломинки, только не вдыхайте. Наберите дым в рот, а затем выпустите. В легкие набирать не нужно.

Я сделала, как он учил, – вернее, мне так показалось. Но я нечаянно проглотила немного дыма и закашлялась.

– Я предупреждал – только в рот! – резвился Грант.

– Легко вам говорить! – кашляя, огрызнулась я и протянула сигару обратно.

Некоторое время мы сидели молча. Грант следил за дедом, который возился в моторе на другом конце яхты, а я смотрела по сторонам на другие яхты и гавань.

– Наверное, здесь очень красивые закаты?

– О да.

– Романтичненько. Вы привозите сюда свои «победы», чтобы привести даму в соответствующее настроение?

Грант поднес сигару ко рту и обхватил кончик губами. Я невольно ощутила возбуждение – ведь там только что были мои губы. Он продул сигару раза четыре или пять и вскоре выпустил густое облако белого дыма.

– Если вы имеете в виду девушек, то нет, я не вожу их сюда, чтобы «привести в соответствующее настроение».

– Но отчего же?

Грант пожал плечами.

– Не вожу, и все.

Нас отвлек громкий стук. Грант вскочил, но оказалось, что дед всего лишь отпустил крышку люка.

Старик довольно потер руки.

– Такая же душечка, как в тот день, когда она замурлыкала для меня в первый раз. Но карбюратору не помешает настройка, у тебя сразу возрастет термический КПД…

– Я обо всем позабочусь. Спасибо, дед.

– Ну что, дети, вы готовы ехать? Мне уже пора баиньки.

– Давно готовы. Поедем, как только ты скажешь. – Грант попытался помочь старику сойти по сходням на пристань, но дед только шлепнул внука по руке и молодцевато спустился сам.

Мы с Грантом с улыбкой переглянулись, и я охотно оперлась на предложенную руку. Втроем мы вернулись к ожидавшему лимузину.

До дома деда и бабушки Гранта ехать было несколько минут. Как только мы остановились, старик тут же выбрался из машины. Грант чуть не бегом побежал его догонять.

Дойдя до крыльца, старик обернулся и крикнул:

– Пока, Шарлиз!

Я высунула голову из окна машины и ответила:

– Наше вам с яйцами!

Дед обратился к Гранту, хотя я отлично его слышала:

– Слушай, она же красотка!

– Не стану спорить, дед.

Они скрылись в доме. Через несколько минут пожилая женщина, видимо, бабушка Гранта, снова открыла дверь и обняла его на прощание. Грант дождался, пока дверь снова закроется, и подергал ее для надежности.

Вернувшись в лимузин, он извинился за заминку.

– Ну что вы, – ответила я. – И дед у вас краснобай, и яхта загляденье.

– Ну, спасибо.

– Вы на яхте часто бываете?

Грант ответил не сразу.

– Каждый день. Я на ней живу.

– Круто! – искренне восхитилась я, но тут же критически подняла бровь: – При этом девушек туда не водите?

– У меня же еще квартира в Марина-дель-Рей. Некоторые живут в городе, а яхты используют для развлечений. Я поступаю наоборот.

Хм. Вот еще новости…

Мы проговорили всю дорогу до моего дома. Беседа текла непринужденно, но рядом с Грантом было невозможно полностью расслабиться: он занимал слишком много места – и буквально, и метафорически в моей голове. Шофер сбросил скорость, когда лимузин свернул на мою улицу.

Я указала на свою многоэтажку, отчего-то порадовавшись, что живу в хорошем районе:

– Вон мой дом.

Лимузин остановился, и приятная атмосфера разом улетучилась, сменившись неловкостью конца свидания вместо вежливого расставания с генеральным директором моей компании.

Я взялась за ручку двери и выпалила:

– Спасибо, что подвезли!

Грант наклонился вперед и сказал шоферу:

– Дайте мне еще несколько минут, Бен. Я провожу мисс Сент-Джеймс до дверей.

– В этом нет необходимости… – начала я.

Грант положил свою руку на мою, все еще державшуюся за ручку, и распахнул дверь. Выйдя первым, он подал мне руку.

– Нет, давайте уж сделаем как полагается.

Снова пристроив мне руку на талию, Грант повел меня по узкой дорожке. Кожа горела под его ладонью, и я не знала, у кого из нас жар – у меня или у него. Или это между нами искра проскочила?

Я жила на третьем этаже, и Грант поднялся со мной на лифте. У двери квартиры он сунул руки в карманы брюк.

– Спасибо, что подвезли, – зачем-то повторила я.

– Да не за что.

– Ну… спокойной ночи. – Я неуклюже помахала ему и с третьей попытки вставила ключ в замок.

Переступив порог, я обернулась, смущенно улыбнулась на прощание и захлопнула дверь. Прижавшись лбом к холодной поверхности, я несколько раз стукнула головой о дверь, приговаривая:

– Боже, ты такая дура рядом с этим мужиком…

Вздохнув, я направилась на кухню, но меня остановил звонок в квартиру. Видимо, Грант что-то забыл. Я вернулась и поглядела в глазок, прежде чем открыть.

– Уже соскучились? – не удержалась я от шпильки.

Грант помотал головой и нахмурился. Он словно был недоволен тем, что стоит у меня на пороге. Шумно выдохнув, он проговорил:

– Я приглашаю вас на свидание в пятницу.

– Ох ты… А вид у вас, будто вы подписываете меня на что-то страшное.

Он пригладил волосы.

– Простите. Конечно, это не самая лучшая затея, но мне очень хочется пригласить вас на свидание.

Я прикусила нижнюю губу.

– Это не самая лучшая затея, потому что я у вас работаю или потому что наше знакомство началось с моих пьяных имейлов?

Грант улыбнулся.

– И поэтому тоже.

Мне нравилась его честность. И мужественный подбородок. И ямочка на левой щеке, которую я заметила впервые. И вообще я не могла ясно мыслить, глядя в его красивое лицо.

Я опустила глаза, чтобы собраться с мыслями, однако и тут безотчетно отмечала, что еще мне нравится в Гранте: его подтянутая стройная фигура… да и большие ноги тоже…

Однако жизнь научила меня не доверять красивой упаковке. Грант осторожничал, потому что я у него работаю. Я осторожничала, потому что понимала: этот человек способен сожрать меня живьем.

Помедлив, я подняла глаза.

– Ну, разве что на пару коктейлей. Посмотрим, как пойдут дела.

– Если вы предпочитаете так, давайте так.

Я выдохнула.

– Ладно.

– Значит, коктейли. Я заеду за вами в семь.

– А мы можем выпить на «Лейлани»? – вдруг спросила я. – На закате?

Подбородок Гранта напрягся.

– Окна моей квартиры выходят на гавань, с балкона открывается прекрасный вид на закат. А возле пирса есть отличный бар.

– Я предпочла бы вашу яхту, а не ваш порнодворец.

У Гранта дрогнули губы.

– Порнодворец?

– Вы сказали, что живете на яхте, а в квартире развлекаетесь!

Его взгляд блуждал по моему лицу.

– Если я соглашусь, это будет свидание?

Мне страшно хотелось ответить утвердительно. Меня невероятно влекло к нему физически – и возбуждала прямота и откровенность. Когда в присутствии деда неприступная замкнутость Гранта исчезла, я увидела не только суровый фасад… И все же что-то в этом человеке пугало меня.

Я посмотрела ему в глаза.

– Вы хотите со мной просто переспать или действительно повести на свидание?

Грант улыбнулся и ответил:

– Да.

Я засмеялась и покачала головой.

– Ценю вашу честность, но можно я немного подумаю?

Его уверенная, дерзкая улыбка увяла.

– Конечно.

– Спасибо. Спокойной ночи, Грант.

Я закрыла дверь, борясь с огорчением, но зная, что поступаю правильно. В Гранте Лексингтоне не было ничего простого. Особенно если вспомнить, что он мой босс.

Грант

– Мистер Лексингтон? – послышался из интеркома голос секретарши. – Айрленд Сент-Джеймс на первой линии. Хотите, я скажу, что у вас начинается деловая встреча?

Звонок помощницы застал меня с папкой в руке – я уже шел на совещание, но, услышав Милли, снова опустился в кресло.

– Нет, я отвечу. Скажите Марку Андерсону, что я задержусь на несколько минут, пусть начинают без меня.

Бросив папку на стол, я поднял трубку и уселся поудобнее.

– Мисс Сент-Джеймс, вот уже три дня от вас ничего не слышно. Вы решили обдумать что-то очень масштабное?

– Простите, я была занята. Но я хотела бы вернуться к вашему приглашению на ужин – или, вернее, к нашей дискуссии о встрече за коктейлями.

– Окей.

– Вы кажетесь очень приятным человеком…

Я выпрямился и перебил ее:

– Давайте договорим за ланчем.

– Гм, а нельзя ли нам просто…

Я снова перебил:

– Нет, у меня сейчас деловая встреча. Будьте в моем кабинете к часу, я закажу ланч.

– Но…

– Тогда и поговорим.

Она вздохнула.

– Хорошо.

Выйдя из кабинета, я задержался у стола Милли.

– Не могли бы вы заказать к часу ланч для меня и мисс Сент-Джеймс?

– Конечно. Что бы вы хотели?

– Все равно.

– Вы предпочитаете салаты или сэндвичи? Может, она веган?

– Откуда мне знать, черт побери? Закажите еды, и все!

Милли наморщила лоб.

– Окей.

– Если я задержусь, пусть начинает обедать без меня.

– Только что принесли почту. Хотите, я положу сегодняшнее письмо вам на стол?

– В измельчитель его, – зарычал я.

Совещание наконец началось, и я не знал, как его высидеть: есть у нас любители по десять минут болтать языком, пока не родят единственный, блин, факт!.. Целый час я с трудом сохранял сосредоточенность, думая только о том, не кинет ли меня моя следующая «деловая встреча».

Напряжение в плечах разом отпустило, когда я вошел в кабинет и увидел, как Айрленд с любопытством рассматривает обстановку. Я с шумом закрыл дверь.

– Что-нибудь ищете?

Она обернулась, держа в руке фотографию в рамке.

– Это вы с дедом?

Я подошел. Снимок стоял на тумбе уже полтора года – с моего переезда в этот кабинет, но я как-то не разглядывал фотографию. Тут мы с дедом ловим рыбу с борта «Лейлани», мне на снимке лет семь или восемь.

– Да, он в тот день поймал морскую лисицу, а я – солнечные ожоги.

Айрленд улыбнулась и поставила фотографию обратно. Обед был накрыт в маленькой зоне отдыха, не на письменном столе.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – предложил я Айрленд. – Я опоздал, еда, наверное, остыла.

Айрленд присела на диван, а я занял место напротив.

– Еще кто-нибудь придет? – поинтересовалась она. – Здесь шесть разных ланчей.

– Я не знал, что вы предпочитаете.

Ее лицо смягчилось.

– Спасибо… Я, кстати, не привереда. Возьму этот чизбургер, если вы не против. Я просто умираю с голоду.

– Берите все, что на вас смотрит.

Себе я взял сэндвич с индейкой, но сразу есть не стал: дело прежде всего.

– Итак, вы начали говорить, что в целом я произвожу приятное впечатление, но… Это начало отповеди, которую я слышу нечасто.

– Вам еще никто такого не говорил?

– Не говорили, потому что я отнюдь не приятный человек.

Айрленд наставила на меня ломтик жареной картошки.

– Это уже причина, отчего я не должна с вами обедать и пить коктейли.

Я подался вперед и выхватил у нее картошку.

– Допустим, но дайте же мне шанс вас переубедить. У меня впечатление, что вы меня побаиваетесь, потому что я с вами не до конца откровенен. Но тут я, видите ли, в затруднительном положении: я не решаюсь на откровенность, потому что вы у меня работаете, и я не хочу, чтобы вам показалось, будто на вас давят.

– Но я не ощущаю никакого прессинга, хотя вы и приказали мне прийти сегодня на обед. Я понимаю, что в случае отказа вы меня не уволите, просто такой уж у вас характер. Честно говоря, рявкнули вы на меня от души, но я скорее стану встречаться с откровенным грубияном, чем с мямлей, соблюдающим приличия.

– Так вы предпочитаете неприличных грубиянов?

Айрленд засмеялась.

– Предпочитаю, чтобы вы были собой и не фильтровали свои мысли.

Я долго смотрел ей в глаза. Я уже неоднократно убеждался, что, когда женщине захочется полной откровенности, она тут же передумает, едва ее услышит.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

Я дотянулся через стол и взял ее за руку.

– Хорошо, давай начистоту. Я уже много дней только о тебе и думаю. С того самого вечера, как прочел твой имейл, где ты не стеснялась в выражениях. Позавчера ты спросила, хочу ли я просто переспать с тобой. Да, я очень хочу оказаться в тебе. Я бы запер эту дверь и взял тебя прямо на столе, если бы ты согласилась.

Айрленд даже сглотнула.

– Но если тебе хочется коктейлей и закатов на моей яхте, я подпишусь и на это. У меня семь лет не было романтических отношений – не считать же романами секс, и я уже не уверен, что способен на нежные чувства. Раз ты настроена начать с коктейлей, давай проверим, к чему это нас приведет.

Айрленд покачала головой. Я не знал, как понимать удивление на ее лице – не то мое признание стало для нее приятной неожиданностью, не то она готова бежать куда глаза глядят.

– Вы меня уговариваете или отговариваете? В переводе на простой английский вы только что заявили, что не умеете строить отношения и хотите от меня только секса, причем, если я готова трахнуться с вами на этом письменном столе, вас это более чем устроит!

– Ну, это как посмотреть… А что, сработало?

Айрленд захохотала.

– Господи, я, наверное, с ума сошла! Мне кажется, сработало.

– Прекрасно. Тогда закрывайте рот и жуйте сэндвич, пока не остыл окончательно.

Все еще хохоча и качая головой, Айрленд уплетала свой сэндвич, а я про себя радовался, что не я один начал терять рассудок. При виде того, как она запускала зубы в булку, у меня начинала течь слюна от желания запустить зубы в ее булки.

Разобравшись с самым важным, мы довольно мило пообедали, разговаривая о работе и наших буднях. Айрленд спросила, не пытался ли дед снова куда-нибудь убрести, и мне понравилась и ее забота, и ее искренность.

К сожалению, вскоре у Айрленд зажужжал телефон и вылезла какая-то напоминалка. Я вспомнил свою военную хитрость, как много раз просил Милли звонить мне под вымышленным предлогом, и зорко всмотрелся в телефон Айрленд.

– Какое-нибудь надуманное дело, чтобы побыстрее уйти?

Она убрала с лица непослушный волос.

– Если бы надуманное… Мне надо бежать на встречу с подрядчиком, я строю дом в Агура-Хиллз. Стройка должна завершиться через несколько недель, но подрядчик сообщил о непредвиденных обстоятельствах и хочет обсудить варианты.

– По-моему, он темнит. Мне это не нравится.

– А уж как мне не нравится! Через две недели от меня подруга съезжает, замуж выходит, а договор аренды квартиры истекает только через два месяца.

– У меня хороший риелтор, в случае чего подберем вам временное жилье.

– Спасибо. – Айрленд прищурилась: – Значит, вы так часто поступаете?

– Как?

– Уходите со встреч под фальшивым предлогом?

– Иногда приходится, – усмехнулся я.

И тут же ожил мой офисный телефон, а из интеркома послышался голос Милли:

– Мистер Лексингтон, приехал Лео. Он отошел в туалет.

Айрленд многозначительно приподняла бровь.

– Честное слово, это совпадение. Лео – вполне реальный персонаж. Он будет рваться в кабинет, если к нему не выйти, и тогда вам придется с ним знакомиться. У него в заднице кнопка взрывателя, которая срабатывает на десятой секунде ожидания, если в руках нет видеоигры.

– А Лео взрослый или ребенок?

– Ребенок, который считает себя взрослым. Он мой… Ну, короче, мы вместе проводим время каждую среду. Это часть программы опеки, которую двадцать лет назад начала моя мать. Наподобие «Больших братьев и больших сестер», только все «большие» сами в прошлом приютские. Наставники курируют своих подопечных с пяти и до двадцати пяти лет. Приемышей ведь часто кидают из семьи в семью, а постоянный «старший» обеспечивает им некоторое подобие стабильности.

– Это достойно восхищения, – решительно сказала Айрленд. – Надо же, какой вы разносторонний… Вам стоило рассказать мне об этом вчера – я бы точно согласилась с вами поужинать.

Я засмеялся:

– Предупреждать надо!

– Но я рада, что вы не изобрели предлог, чтобы улизнуть от меня. – Айрленд улыбнулась.

– Взаимно.

– Ладно, пойду. Вы заняты, да и у меня дела. – Она встала. – Спасибо за ланч. В следующий раз не нужно так усердствовать и столько заказывать. Я ем все.

– Отрадно слышать, что вы планируете следующий раз… Я заеду за вами в пятницу в семь.

– Зачем, я сама доберусь.

– Я вполне способен забрать вас от дома. Я же знаю, где вы живете.

Айрленд снова улыбнулась:

– А я вполне способна сесть за руль и доехать.

Я покачал головой.

– Вы вечно такая заноза в заднице? Короче, в пятницу в семь в гавани!

Айрленд собрала наши опустевшие контейнеры из-под еды и сунула в пакет. Она вынесет за меня мусор?!

– О, и должна предупредить – я не целуюсь на первом свидании.

Я взялся за ручку ее сумки, накрыв заодно и руку Айрленд, и дернул ее к себе.

– Ну и прекрасно, потому что первое свидание у нас сейчас. До пятницы, Айрленд.

* * *

– Не нужна мне эта твоя сигнализация! Не хватало, чтобы по дому топтались вооруженные копы!

Установщик беспомощно взглянул на меня. Я жестом попросил его продолжать работу, а сам увел бабулю в кухню.

– Ба, если сигнализация сработает, а ты ее не услышишь, полицейские начнут искать деда. Я поставил его на учет. В случае срабатывания системы копы поймут – скорее всего, пропал пожилой человек, и вламываться не станут.

Бабушка села, рассерженная.

– Я еще в состоянии позаботиться о своем муже!

Чем хуже становилось деду, тем обиднее было бабуле. Она чувствовала себя инвалидом, раз ей понадобилась помощь с человеком, в браке с которым она прожила полвека.

Я присел напротив и накрыл ее руку своей. Пожилая пара, живущая отдельно и категорически не желавшая принимать помощь, очень напоминала приютского ребенка в своем желании ни от кого не зависеть и справиться своими силами. Логические доводы не помогали, потому что бунт моих стариков был сугубо эмоциональным, совсем как у Лео. Я знал: доказывать бесполезно, бабушке просто нужно, чтобы ее чувства уважали.

– Ба, я согласен, вы сами с усами, но я так не могу. Если бы мама была жива, она бы переехала к вам и спала рядом с вашей спальней, чтобы дед не ушел куда-нибудь посреди ночи и не навредил себе. Позволь помочь вам ради мамы – и для очистки совести. Я же не утверждаю, что вы не справляетесь.

Бабулины глаза наполнились слезами. Упомянув о маме, я зашел с козырей, но это была правда, способная поколебать бабушкино упрямство. Дед, к сожалению, уже не поправится, положение будет только ухудшаться.

Бабушка сжала мою руку и кивнула.

– Ну ладно. Но раз я принимаю твою помощь, помоги мне и еще кое в чем.

– Только назови.

Тут в кухню влетел Лео, а за ним вошел дед.

– Глянь, какую штуку дедушка сделал! Офигеть, электрический стул!

Да черт возьми, еще и по этому поводу объясняться с социальной работницей, закрепленной за Лео!.. На покое дед пристрастился к изготовлению, я бы сказал, кукольных домов. Строитель деревянных судов с многолетним стажем никуда не делся, и первые два года пенсии дед создавал миниатюрную копию их с бабушкой дома, вплоть до кранов в ванной и выщербленного сланца во дворе. Мы с Лео часто навещали бабулю и деда, который старался приохотить мелкого к своему хобби. Лео, типичный одиннадцатилетний пацан, считал изготовление кукольных домишек нудным занятием, пока дед не взялся за домик ужасов. Мне их затея казалась паноптикумом неведомой фигни, но дед и Лео вместе строгали каждую мелочь, и пацан даже подучился азам столярного мастерства.

Я взял из рук Лео миниатюрный электрический стул. Детализация была просто поразительной – вплоть до крошечных кожаных ремней для рук на подлокотниках, а на сиденье словно бы засохли мельчайшие капли крови.

– Грандиозно. Только сделай милость, не тащи его к своей приемной маме. Она и без того считает меня сатаной с тех пор, как ты притащил домой ту жуткую куколку, чтобы толком ее искромсать.

– Я и не собираюсь его никуда тащить, – обиделся Лео.

Бабушка встала.

– Что хочешь покушать, Лео? Сделать тебе сэндвич с арахисовым маслом и бананом?

Пацан, не удержавшись, расплылся в улыбке.

– А хлеб без корки?

Бабушка выдвинула ящик с хлебом и доверительно сообщила:

– Людям, которые едят корку, нельзя доверять.

Лео уселся на табурет у кухонного бара и задрал ноги на соседний стул.

Я сбросил его ноги на пол.

– А ну, копыта в землю!

Дед сказал, что пойдет вздремнет, и я пошел за ним взглянуть на барахливший потолочный вентилятор, на который жаловалась бабушка.

Когда я вернулся в кухню, ба и Лео чему-то смеялись.

– Что смешного? – подозрительно спросил я.

– Ты в костюме Санты, – заржал Лео.

Я оторвал кусок от сэндвича с бананом, лежавшего в его тарелке, и запихнул в рот.

– Не понял?

Ответила бабушка:

– Когда мы с тобой говорили о том, как ты можешь помочь, ты сказал, что сделаешь все, что мне нужно, правда?

– Правда. Мне кажется или в твоих словах кроется подвох?

Лео засмеялся:

– Она собралась напялить на тебя костюм сраного Санты! В воскресенье, вместо дедушки.

Я наставил на Лео палец.

– Следи за языком!

– А что я такого сказал? Сраного? Это даже не ругательство! Ты и похуже говоришь, я слышал.

– Я взрослый.

– И что?

– А ты нет.

Бабуля встала и взяла пустую тарелку Лео.

– Грант, в словах мальчика есть своя логика. Если ты требуешь от него вести себя определенным образом, тебе и самому нужно соблюдать свои правила.

Лео хитренько улыбнулся. Маленький поганец знал, что с бабушкой я спорить не стану.

– Во-во, я все плохие слова только за тобой и повторяю!

Я кивнул и язвительно бросил:

– Иди ты в задницу!

Лео указал на меня пальцем и наябедничал бабуле:

– Видишь, он опять начал!

Ба вздохнула и отвернулась к раковине, чтобы вымыть тарелку Лео.

– Уймитесь, мальчики!

Сорванец уже хотел отправить в рот последний кусочек сэндвича, но я выхватил у него из пальцев лакомство и бросил в рот.

– Эй! – взвыл Лео.

Я ухмыльнулся.

– Ты же слышал, что сказала леди. Уймись, мелкий!

Бабуля вернулась к столу.

– Грант, мне очень нужно, чтобы ты побыл в роли Санты на летнем Рождестве в «Доме Пии». Обычно в этой роли выступает дед, но в этом году он, по-моему, не сможет. Он все чаще забывает, что делал, а я не хочу, чтобы он напугал маленьких детей.

– Больше никого найти нельзя?

Ба нахмурилась.

– Это семейная традиция, которая по праву переходит к тебе.

Лео ухмылялся от уха до уха.

– Ага, Грант, это семейная традиция!

Маленький засранец сегодня был в ударе, но я не мог отказать бабушке, хотя сразу почуял неладное, когда бабуля завела разговор о том, чем я могу помогать. Отказаться было нельзя.

– Прекрасно, – я надулся. – Но если малыши меня обдуют, на будущий год эта традиция перейдет к мужу Кейт.

Бабуля подошла и сжала мои щеки мягкими ладонями.

– Спасибо, милый. Для меня это очень важно.

Вечером, когда я вез Лео домой, он сказал, что уезжает на выходные в Сан-Бернардино и не попадет на летнее Рождество и на июльский фестиваль.

Я невольно покосился на него, но тут же перевел взгляд на дорогу.

– А что тебе делать в Сан-Бернардино?

Я знал только одну причину, по которой Лео могли туда выдернуть, но надеялся, что ошибся.

– Так мать же вернулась в город. Она повезет меня в гости к сестре.

Блин…

– Роза повезет тебя повидать Лили?

Лео невесело кивнул.

– Так мне соцработница сказала.

Грант – 11 лет назад

– За руль ее не пускай, она снова всю ночь не спала, – шепотом сказала мне мама, когда мы пили кофе на кухне.

– Да я в курсе, она опять рисовала в гараже. Отрубится прямо в машине. Я ее одну не отпущу.

Лили снова жила у нас, вернувшись в четвертый раз за четыре года. Система опеки создала порочный круг: всякий раз, как Лили начинала привыкать, ее возвращали мамаше, хотя она абсолютно не хотела ехать. Оказавшись под одной крышей с Розой, Лили проникалась и начинала о ней заботиться, чтобы мать не вернули в психушку, но рано или поздно дела становились совсем плохи, Лили изымали у матери и возвращали нам. Несколько месяцев она приходила в себя, а затем цикл повторялся.

Ущербная система. Но с сегодняшнего дня Лили раз и навсегда официально избавлялась от вывертов государственной опеки, потому что ей исполнялось восемнадцать. К сожалению, единственное, чего она хотела в качестве подарка – съездить навестить мать. Поэтому-то Лили и рисовала всю ночь: всякий раз, когда дело касалось Розы, ее охватывала тревога, а живопись немного успокаивала.

– Мы тут с отцом посоветовались, – начала мама. – Может, Лили походить к психологу? Частному, конечно, не школьному. Она у нас консультировалась у пяти разных специалистов, и мне кажется, определенная стабильность пойдет ей на пользу. Девочка многое пережила – эти постоянные швыряния туда-сюда, наш переезд из Биг-Бэр-Лейк ближе к Лос-Анджелесу ради моего лечения, мою болезнь…

Конечно, Лили намучилась. Мамин диагноз – рак яичников – она приняла так же близко к сердцу, как и я. Я-то не сомневался, что Лили необходимо с кем-то регулярно беседовать, но она с нетерпением ждала своего восемнадцатого дня рождения как раз затем, чтобы государство не могло больше заставлять ее ходить к мозгоправам. При слове «психотерапевт» она мгновенно ощетинивалась и кричала, что она не сумасшедшая, как ее мать.

– Ох, мам, она, наверное, не захочет.

– Если кто-то и сможет ее уговорить, так это ты. Вы друг дружке ближе, чем брат и сестра.

Я помрачнел – наша ложь и скрытность тяжким камнем лежали у меня на душе, но если бы родители узнали, что мы с Лили стали парой еще в пятнадцать лет, они могли и перестать принимать ее обратно. Система опеки точно перекрыла бы нам кислород… Повзрослев, мы продолжали помалкивать, потому что так было проще. Если бы мама знала, что мы спим вместе, нам больше было не остаться вдвоем за закрытыми дверьми, особенно при наличии в доме моих младших сестер.

– Ладно, посмотрю, что я смогу сделать.

Лили вбежала в кухню и звонко поздоровалась:

– Доброе утро!

Ее переполняла энергия, хотя она и рисовала всю ночь. В последнее время настроение у Лили было либо прекрасное, либо подавленное, полутонов не осталось. Но я ей сочувствовал – попробуй-ка переживи столько.

– С днем рождения! – Мама встала, крепко обняла Лили и нежно стиснула ее щеки, прихватив немного волос. – Восемнадцать лет!.. Сегодняшний день принесет тебе свободу. Ты жила у нас, потому что так пришлось, но я надеюсь, теперь ты останешься с нами уже по собственному желанию. Ты член нашей семьи, Лили.

– Спасибо, Пия.

Мама всхлипнула и покачала головой.

– Ох, я совсем расчувствовалась… Не хочу портить тебе праздник, поэтому позволь просто подарить тебе… – Она взяла два свертка с кухонного стола и подала Лили. – С днем рожденья, милая детка!

Лили поблагодарила маму и развернула первый сверток. Глаза у нее загорелись при виде большого дорогого набора масляных красок, которым она подолгу любовалась в магазине.

– Спасибо! Вот спасибо! Я так давно их хотела! Но эти краски очень дорогие, зачем вы тратились?

– Грант рассказал, как они тебе нравятся.

Открыв второй подарок – набор именной почтовой бумаги с вытисненным словом «Лили» в рамочке из лилий, она провела пальцем по эмблеме.

– Какая прелесть!

– Будешь писать Гранту, когда он поступит в колледж.

Взгляд Лили невольно метнулся ко мне, но она справилась с собой и улыбнулась.

– Благодарю вас, очень изящная бумага. Мне нравится.

Четыре года назад, когда Лили впервые вернули к Розе, она пообещала мне писать по письму каждый день нашей разлуки. Я думал, она преувеличивала, но когда я недавно пересчитывал ее письма, оказалось больше пяти сотен. Иногда в конверте были по три-четыре исписанных страницы, в другие дни письмо состояло лишь из нескольких строк, стихотворения или рисунка; но Лили не пропустила ни дня. Поэтому именная бумага была на редкость удачным подарком, хотя судьба ей была пролежать впустую: в колледж я ехать не собирался. Правда, об этом моем решении мама еще не знала.

Я взглянул на часы.

– Ну что, готова ехать?

– Да.

– Осторожнее на дороге, – напомнила мама и повернулась к Лили: – Пусть встреча с мамой пройдет хорошо.

Если Роза сегодня будет как всегда, шансов на нормальное общение с ней пятьдесят на пятьдесят.

* * *

Психиатрический центр, конечно, учреждение лечебное, но он сильно отличается от больниц, куда приезжают рожать или лечиться от разных болячек. По крайней мере, этот центр очень отличался – белые стены без единой картины или шаржа для оживления обстановки. Во взрослом отделении психиатрической больницы Кресент почти все ходили в обычной, домашней одежде, и лишь некоторые психи бродили в пижамах даже в разгар дня.

Розы не оказалось ни в одной из общих рекреаций, ни в центре творчества: мы нашли ее в палате на кровати. Она лежала с открытыми глазами, свернувшись в позу эмбриона. Большой живот было уже не скрыть – три месяца назад при поступлении выяснилось, что Роза на четвертом месяце. Ее госпитализировали в состоянии острого психоза, когда Роза не закрывая рта трещала о планах на жизнь с папашей ребенка. Насколько я знал, этот таинственный персонаж ни разу не приходил в больницу и не справлялся о ее состоянии. Что-то мне подсказывало, что он так и не объявится.

При нашем появлении взгляд Розы изменился – она нас узнала, но не пошевелилась.

– Мам, ты как?

Лили присела на кровать и откинула с лица матери спутанные пряди. Я сто раз видел, как моя мама так поправляла волосы моим младшим сестрам.

Роза пробормотала что-то бессвязное.

Лили наклонилась и поцеловала ее в щеку.

– Какие у тебя волосы красивые, мягкие! Наверное, ты сегодня мыла голову?

Снова бессмысленный лепет. Но Лили продолжала как ни в чем не бывало, будто у них шел нормальный разговор.

– Смотри, со мной приехал Грант. – Она показала на дверь палаты, где я стоял на пороге. Взгляд Розы на несколько секунд сфокусировался на мне, но тут же снова расплылся и стал далеким.

Не знаю, какие лекарства ей кололи, но Роза находилась почти что в ступоре. А может, ей вообще ничего не кололи – она же беременная, в конце концов.

Лили встала, обошла кровать и прилегла сзади, обняв мать.

– Я по тебе соскучилась.

При виде этой сцены я заморгал, кое-что припомнив. С полгода назад Лили загрустила, когда мать в очередной раз не позвонила и не приехала в назначенный для свиданий день. Прождав все воскресенье, Лили улеглась в постель – и пролежала так несколько дней в позе зародыша. Я думал, что она дуется или в депрессии, и делал все, чтобы развеять ее настроение, в том числе часами лежал с Лили в обнимку.

От этой мысли мне стало не по себе.

– Я пойду прогуляюсь, а вы побудьте вдвоем, что ли…

Лили кивнула.

Я взял куртку и открыл дверь, но, выходя, оглянулся. Жутковатое ощущение прочно угнездилось в груди, когда я увидел, как они напоминают нас с Лили с полгода назад.

Хотя Лили просто сложная, а не больная на голову, как ее мамаша.

Айрленд

От волнения я не находила себе места.

От моего дома до яхты Гранта ехать было всего минут двадцать, но я не хотела явиться с пустыми руками, поэтому выехала за час. Остановка у винного магазина отняла всего минут десять, и в итоге я оказалась в гавани почти за полчаса до назначенного времени. Я представилась дежурному в будке, и он указал на одно из закрепленных за Грантом мест на парковке. Я оказалась у начала длинной пристани, в конце которой была пришвартована «Лейлани».

Вокруг царило оживление – люди поднимались на свои яхты и спускались на пристань, выдвигали стулья, чтобы посидеть и поболтать с соседями. Обстановка напоминала благополучный городской квартал, и я недоумевала, отчего Грант не приводит сюда своих девушек. Его яхта вызывала безоговорочное восхищение, а окружающий пейзаж был просто создан для романтики. Решив копнуть поглубже насчет «никаких женщин на корабле», я достала зеркало, проверила макияж, а, застегивая сумку, заметила Гранта на задней палубе «Лейлани». Он был в шортах, рубашке с коротким рукавом и в темных очках. Когда он перепрыгнул через транец, я разглядела, что он босиком.

Пожилой человек подошел к нему пообщаться, и у меня появилась возможность понаблюдать за Грантом в неофициальной обстановке. Господи, какой же он секси! Я всегда питала слабость к мужчинам в хорошо сидящих костюмах – это придавало им властности и внутренней силы, но сейчас, на пристани, я поняла, что костюм не имеет отношения к властности, окружавшей Гранта Лексингтона. Он непринужденно беседовал с соседом, однако от его манеры держаться – стоять, широко расставив ноги, расправлять широкие плечи, скрещивать руки на груди – веяло уверенностью. Даже босоногого, его не покидал апломб. Порой костюм делает человека, но только не Гранта: этот мужчина сам был способен подчинять себе любые вещи – и людей.

Я смотрела, как Грант, пообщавшись с пожилым джентльменом, подтянул какие-то снасти и вынес трап, установив его на пристани. Когда он снова ушел в каюту, я глубоко вздохнула и выбралась из машины.

«Лейлани» была предпоследней – наверное, через тридцать яхт от меня, у дальнего конца причала. Я прошла примерно десять, когда Грант снова показался на палубе. Он заметил меня буквально сразу и стоял, глядя, как я к нему иду. Я вдруг отчаянно застеснялась, а волнение, которое мне удалось успокоить в машине, вернулось обратно с ревом цунами. Но я не собиралась показывать Гранту, что нервничаю, поэтому выпрямила спину и пошла, что называется, от бедра, отчего подол сарафана закачался из стороны в сторону.

– Здравствуй, – сказала я, остановившись напротив «Лейлани». Грант подал мне руку, помог взойти на борт по сходням, которые он недавно выставил. – Спасибо, очень кстати, а то эти мои танкетки…

Грант не отпустил мою руку, когда я уже оказалась на палубе.

– Еле разыскал эти сходни – я ими никогда не пользуюсь.

– Я бы и так залезла, необязательно было устраивать раскопки. Прощу прощения, я приехала раньше назначенного – не рассчитала с дорогой.

И я вручила ему бутылку вина.

– Спасибо. А то я гадал, долго ли ты будешь сидеть в машине и следить за мной.

Мои глаза на секунду расширились. Черт, он меня видел…

– Я не подглядывала, если ты на это намекаешь. Я действительно приехала неприлично рано и не хотела злоупотреблять гостеприимством.

Грант сдвинул темные очки на кончик носа, чтобы мне было видно его глаза.

– Очень жаль. Кстати, можешь смотреть на меня, сколько душе угодно. Это будет только справедливо, раз я не в состоянии отвести взгляд от тебя в этом платье.

Я трижды переодевалась, пока не выбрала бело-синий сарафан с тонкими лямками и острым вырезом. Вырез открывал больше обычного, но Миа уговорила меня не колебаться, и сейчас я порадовалась, что послушалась.

– Пойдем, я покажу тебе яхту и открою вино.

Я пошла за Грантом. В прошлый раз мы сидели на задней палубе, поэтому сейчас я впервые увидела, где живет Грант. Кают-компания напоминала просторную гостиную с П-образным диваном, двумя креслами, длинной тумбой и огромным телевизором. У нас с Мией в съемной квартире общая комната была примерно такого же размера.

– Легко забыть, что мы на яхте, не правда ли? – Грант показал на огромные, во всю стену, окна. – Здесь два вида штор: одни, полупрозрачные, защищают от солнца и обеспечивают прохладу, а другие светонепроницаемые. Если опущены вторые шторы, невозможно определить, день снаружи или ночь, и еще того меньше – где находишься.

Я прошла за Грантом в кухню, удивившись, что она почти такая же большая, как салон.

– Я отчего-то ожидала увидеть плитку и пару шкафов, а тут вон что!

– Изначально кухня была меньше. Здесь находилась спальня, но я снес перегородку и увеличил площадь. Я люблю готовить.

Я приподняла брови.

– Ты умеешь готовить?

– Почему тебя это удивляет?

– Не знаю, наверное, это очень домашняя черта. Ты скорее производишь впечатление человека, который ходит в рестораны или берет готовые обеды навынос.

– Моя приемная мама была итальянкой и каждый день готовила обильные ужины. Когда я рос, центром дома была кухня. У нас перебывало немало приемных детей, и мама использовала готовку как повод собрать нас всех вместе хотя бы раз в день.

– Здорово! – я улыбнулась.

– Я действительно купил еды по дороге, но не потому, что не умею готовить. Я опаздывал, а ты не захотела свидания, поэтому я решил не расставлять силков в виде настоящего ужина.

Грант показал мне другие помещения: маленькую спальню внизу, которую он превратил в кабинет, гостевую каюту, две ванные и, наконец, огромную главную спальню.

– Какая громадина!

– Вот эту фразу я особенно люблю тут слышать, – Грант подмигнул мне.

Я переступила порог и огляделась. Мебель темного дерева, двуспальная кровать с прекрасным темно-синим постельным бельем. Одна из стен была увешана черно-белыми снимками в рамках черного стекла: яхты на воде. Я невольно залюбовалась фотографиями.

– Какие красивые! Это ты снимал?

– Нет, это модели, которые дед строил в разные годы. На фотографиях опытные образцы во время первого испытания на воде.

Я указала на центральную фотографию.

– Это же она, вот эта самая яхта?

Грант подошел и остановился за мной – так близко, что я почувствовала тепло, исходившее от его тела.

– Да, снимок сделан в шестьдесят пятом.

– С ума сойти! В голове не укладывается, сколько же лет этой яхте! Если бы ты сказал, что ее построили в прошлом году, я бы поверила.

– Этим модели деда и привлекают покупателей: время на них практически не сказывается.

Я разглядывала снимок в рамке.

– Здесь у нее еще нет названия.

– А демонстрационным моделям и опытным образцам не дают названий. Считается, что менять имя корабля – к несчастью, поэтому ее называет первый владелец.

Я обернулась. Грант не отстранился, и просторная спальня вдруг показалась тесной.

– Почему «ее», если речь о судне?

– Дед рассказывал, что в старину мореплавание было исключительно мужским занятием, и корабли посвящали богиням, которые защищали суда в бурю и шторм. – Грант смахнул волос, задержавшийся на моем плече. – Но я считаю яхты сродни женщинам, потому что они требуют много внимания.

– Ах, вот как? Но раз ты живешь на яхте, значит, ты как-то миришься с этой избалованной особой?

Не отрывая взгляда от моих губ, Грант усмехнулся:

– Куда же мы без сложностей. Легко – значит скучно.

Я ожидала, что он сейчас нагнется и поцелует меня – в тот момент я бы ему позволила, но Грант снова посмотрел мне в глаза.

– Идем, я же обещал закат и коктейли.

На баке нас ждал целый поднос фуршетных наборов из итальянского магазина. Еды хватило бы на шестерых.

– Ты всегда накупаешь, как на свадьбу? Сначала ланч в кабинете, теперь это…

– Обилие еды следует понимать как стремление окружить тебя заботой, а не доказательство моей расточительности.

Я невольно улыбнулась.

– Ты всегда так предупредителен к своим девушкам?

– Учитывая, что ты первая женщина, сидящая на моей яхте на закате, вынужден ответить «нет».

– Тут какой-то секрет? – не удержалась я, испытующе глядя на него. – На днях ты проговорился, что у тебя семь лет не было настоящих отношений. Просто некогда или что?

Грант ответил не сразу.

– В какой-то мере некогда – я действительно много работаю. Вопреки твоему мнению обо мне как об избалованном мажоре на всем готовом, я ежедневно провожу в офисе от десяти до двенадцати часов и, как правило, прихватываю еще половину субботы.

– Так и не простишь мне того имейла?

Грант покачал головой с деланой серьезностью.

– Такое не забывается.

Я вздохнула.

– Ладно, мистер трудоголик, вернемся к моему вопросу. Значит, в какой-то мере в отсутствии у тебя отношений виновата работа. А в чем все же основная причина? У меня ощущение, что ты чего-то недоговариваешь.

Несколько мгновений Грант смотрел на меня в упор, но отвел взгляд и взял бокал с вином.

– Я был женат. Нахожусь в разводе уже семь лет.

– Значит, ты женился совсем юным? Или ты старше, чем выглядишь?

Грант кивнул. Только что он казался спокойным, но теперь его состояние совершенно изменилось. Челюсти сжались, он перестал смотреть мне в глаза, и движения стали напряженными, будто тело разом свело.

– Мне двадцать девять. Женился я в двадцать один.

Ему явно неудобно было говорить на эту тему, но я решилась спросить еще.

– То есть твой брак продлился всего год?

Он залпом выпил свой бокал.

– Почти. Без нескольких месяцев.

– Школьная любовь?

– Лили была одной из приемных девчонок у моих родителей. Несколько лет она то попадала к нам, то возвращалась к своей матери.

Хотя он ответил на мой вопрос, информации было кот наплакал. Я отпила вина.

– Можно спросить, что произошло? Вы повзрослели и разлюбили друг друга?

Помолчав, Грант взглянул мне в глаза.

– Нет. Она разрушила мою жизнь.

Он сказал это так сурово, что я растерялась, не зная, как реагировать. Впрочем, Грант перехватил инициативу и дальше повел беседу сам.

– Давай лучше о тебе. Я тут ломаю голову, как перейти от коктейлей к полноценному свиданию. Вряд ли для этого нужно вытаскивать всякое дерьмо о моей бывшей жене.

– А что ты хочешь знать?

– Хм… Игра по дороге домой с благотворительного вечера, по-моему, зашла отлично. Расскажи мне то, чего я о тебе не знаю.

Грант явно уводил разговор в сторону, но он был прав – на первом свидании ни к чему вытаскивать скелеты из шкафов, поэтому я сказала то, что способно развеять любую хандру:

– Я люблю разные диалекты английского. Всю жизнь, как услышу новый, начинаю передразнивать, пока не получится.

У Гранта блеснули глаза:

– Австралийский можешь?

Я выпрямилась и откашлялась.

– Так, что же сказать… Вместо «Жарко, включите кондиционер» они скажут: «Вррруби, что ль, пыддувало, не прыдыхнуть!»

Грант заулыбался.

– Неплохо! А британский?

– Ага. Вместо «Я редко пользуюсь мобильным» они скажут: «Й-а-а нечшасто прибегаю к услугам своего со-отового телефо-она».

– Прелестно, – Грант расхохотался.

– Твоя очередь выкладывать какой-нибудь секрет.

Он поглядел на мои губы.

– Я хочу впиться в твой рот.

Я сглотнула.

– Ну, это я вроде как уже знаю.

Грант не сводил взгляд с моих губ. Я ерзала на стуле, однако он не дрогнул и, черт побери, не сделал попытки меня поцеловать. Под его взглядом я уже готова была сама подставить ему губы, но тут Грант вдруг оторвал от меня взгляд.

– Когда это успело произойти?

Я моргнула.

– Что?

Он указал подбородком куда-то мне за спину.

Я обернулась. Небо пылало огненно-оранжевым закатом, казавшимся еще ярче в сгущавшихся фиолетовых сумерках.

– Бог мой, какая красота!

Я невольно вскочила с места, упиваясь открывшимся мне зрелищем. Грант тут же оказался сзади, и мы молча смотрели, как небо окрашивалось в разные цвета, провожая уходящее солнце. Грант обнял меня за талию и пристроил голову мне на макушку.

– Я помню, ты говорил, что не водишь сюда девушек, но закатами ты часто любуешься?

– О да. Я стараюсь каждый день уделить минуту восходу или закату. По утрам я бегаю вдоль прибоя и встречаю восход, а если день начинается рано, стараюсь вернуться сюда до заката.

Я положила голову Гранту на грудь.

– Мне это нравится.

Он прижал меня теснее.

– Мне тоже.

После этого время будто перестало существовать: мы проговорили несколько часов, и не успела я оглянуться, как уже наступила полночь.

Я зевнула.

– Ты устала?

– Да, я же встаю в полчетвертого.

– Отвезти тебя домой? Утром я могу заехать за тобой и подбросить к твоей машине.

Я улыбнулась.

– Нет, сесть за руль я еще в состоянии, но мне действительно пора.

Грант кивнул.

– Я тебя провожу.

Он помог мне сойти на пристань, и снова золотые буквы, блестевшие на корме в свете фонарей, привлекли мое внимание: «Лейлани Мэй».

– А в честь кого названа яхта?

Грант отвел взгляд.

– Да так…

Для делового человека лжец из него был неважный, но вечер был так хорош, что мне не хотелось портить его расспросами.

Мы шли по пристани, держась за руки. У самой машины Грант завладел и второй моей рукой, переплетя наши пальцы.

– Ну что, я выдержал тест? Достанется мне настоящее свидание?

Я усмехнулась:

– Все может быть.

– Значит, я могу уже перестать быть паинькой…

Отпустив руки, Грант приподнял мое лицо ладонями и двинулся на меня. Прежде чем я успела сообразить, что происходит, за спиной оказался бок машины, а Грант впился в мои губы. Я беззвучно вздохнула, и он не упустил возможности проникнуть мне в рот языком. Поцелуй был уверенным, но при этом нежным. Грант запрокинул мне голову и застонал, когда поцелуй стал глубоким и страстным. Этот стон возбуждал почти так же сильно, как твердость его тела, прижимавшего меня к машине. Сумка выпала из моих рук на землю, и руки словно сами обняли Гранта. Когда я впилась ногтями в его спину, он сжал мои ягодицы и приподнял над землей. Я соединила ноги за его спиной, и Грант принялся втираться в меня – я чувствовала его эрекцию даже через ткань.

Когда поцелуй наконец прервался, я выдохнула, стараясь отдышаться:

– Ого!

Меня целовали и раньше, причем даже хорошо целовали, но никогда еще у меня не захватывало дух от поцелуя. В голове стоял сладкий чад.

Грант улыбнулся и провел большим пальцем по моей нижней губе.

– Черт, я мечтал об этом весь вечер!

Я не удержала широкой улыбки.

– Хорошо, что ты дотерпел до парковки, иначе я могла бы и остаться.

Грант притворился, что бьется головой о машину.

– Блин! Обязательно было это говорить?

Я хихикнула.

– Спасибо за прекрасный вечер и великолепный закат.

– Восходы тут еще красивее. Оставайся, утром сама убедишься.

– В другой раз.

Собрав всю силу воли, я отодвинулась от Гранта. Я шутила и кокетничала, но возбуждение во мне бушевало такое, что мне действительно повезло, что Грант затянул со своим поцелуем. Я легонько поцеловала его на прощание и села в машину. Грант смотрел, как я пристегиваюсь и завожу мотор.

Готовясь выезжать задним ходом, я опустила стекло.

– Спокойной ночи!

– И – до скорого свидания?

Я улыбнулась.

– Все может быть. Если ты скажешь, в честь кого названа яхта, я обязательно отвечу «да».

Грант – 8 лет назад

Дверь душевой распахнулась, выпустив клубы пара, и я улыбнулся при виде голенькой Лили, готовой ко мне присоединиться.

– Ну что, тебе получше?

Лили вошла в кабинку и закрыла за собой дверь. Гладя меня ладонями по груди, она ответила:

– Да, просто у меня, наверное, грипп.

Грипп – так она это называла. За последний год Лили частенько подхватывала этот таинственный грипп, однако дни, которые она проводила, свернувшись в кровати и глядя в одну точку, не сопровождались ни кашлем, ни лихорадкой. У Лили была депрессия. Конечно, для этого имелись все основания: из колледжа ее исключили, потому что она сразу забила на все предметы, не относившиеся к рисованию. Роза с год назад смылась в неизвестном направлении, прихватив с собой сводного братишку Лили, трехлетнего Лео, а несколько месяцев назад скончалась моя мама, и все мы тяжело переживали эту потерю.

Но регулярные приступы депрессии, укладывавшие Лили в постель, казались чем-то серьезнее, нежели обычная подавленность. Когда ее накрывало, она будто уходила в свою раковину: не ела, не разговаривала, переставала существовать как личность. Причем практически не поднимаясь с кровати, Лили не спала, а смотрела перед собой невидящим взглядом, точно заблудившись в своих мыслях.

Меня это пугало. Я не говорил этого вслух, но в последнее время перепадами настроения Лили стала напоминать свою мамашу. Я начал настаивать, чтобы она обратилась к психологу, но от одного этого слова Лили мгновенно приходила в ярость. Признание того, что она нуждается в психологической помощи, для нее означало одно: она такая же, как Роза.

Лили прильнула ко мне, закрыла глаза и подставила лицо под струи воды. При виде ее широкой блаженной улыбки я невольно улыбнулся в ответ. Улыбка у Лили была невероятно заразительной. Когда она не страдала своим «гриппом», ее переполняла жажда жизни и радость бытия – куда сильнее, чем других людей. Счастливые дни неизменно заставляли меня забыть об эпизодах депрессии… пока через несколько месяцев все не начиналось заново.

Привстав на мыски – на самые пальчики, – Лили прильнула к моим губам. Вода из душа текла на наши соединенные губы, нам стало щекотно, и мы начали хохотать.

– Я тут кое о чем думала… – начала Лили.

Я отвел мокрые пряди с ее лица.

– О том, чтобы нагнуться и взяться вон за ту стенку?

Лили хихикнула.

– Я серьезно!

Я взял ее за руку и положил себе на… короче, эрекцию.

– Я тоже, разве ты не чувствуешь?

Лили захохотала.

– Я думала о том, как сильно я тебя люблю!

– О, мне это нравится, продолжай!

– И как хорошо мне живется здесь с тобой.

Дед подарил мне яхту несколько месяцев назад на совершеннолетие – самую первую яхту, которую он построил в жизни. После маминых похорон мы с Лили перебрались сюда и стали жить в гавани. Не самый обычный дом, но и девушка у меня была не самая обычная, так что нас все устраивало. По выходным мы выходили в море и открывали новые места. Я уже закончил колледж и несколько месяцев работал в «Лексингтон», поэтому мы могли позволить себе любую квартиру, но на яхте нам было лучше всего, и Лили прямо-таки лучилась счастьем… за исключением дней депрессии.

– Мне тоже очень нравится жить здесь с тобой.

– Короче, я тут подумала… – Лили опустила голову и замолчала.

Я взял ее под подбородок двумя пальцами и приподнял, чтобы заглянуть в глаза.

– Что у тебя на уме, Лили? Выкладывай.

– Я думала… гм… – Она вдруг опустилась на колени. Не совсем ожидаемый, но приятный поворот разговора, подумалось мне.

Но она подняла голову, оперлась на мою руку и выставила одно колено. Мое сердце бешено забилось.

– Грант, я люблю тебя! – выпалила Лили и улыбнулась: – Ты… женишься на мне?

Я потянул ее вверх, заставив встать.

– Это я должен стоять на коленях, а не ты. Вообще-то я много думал о нас в последнее время… Я буду счастлив жениться на тебе.

Лили заулыбалась.

– Но… – начал я.

Улыбка ее потускнела.

Я много думал о том, как заведу этот разговор, и не планировал стоять голым в маленькой душевой, но с Лили всегда было так – непредсказуемо и каждую минуту что-нибудь новое. С ней я научился неплохо держать удар.

Я взял ее лицо ладонями.

– Больше всего на свете я хочу на тебе жениться, но твой… грипп случается все чаще. Я очень прошу тебя с кем-то поговорить, пойти к врачу.

Выражение, появившееся на лице Лили, надрывало сердце. Стоило мне заговорить о том, что ей нужна помощь, ее словно ножом резали. Она резко повернулась, распахнула дверцу кабинки и выбежала.

– Лили, подожди! – Я прикрутил воду и выскочил из душа. На втором же шаге я попал в лужицу воды, оставшуюся за Лили, поскользнулся и грохнулся на задницу. – Черт побери, Лили, да подожди ты!

Но было поздно. Когда я поднялся с пола, Лили уже успела выбежать на палубу. Я выскочил за ней, на ходу заматываясь в полотенце, и успел увидеть, как Лили спрыгнула с яхты на пристань, голая, как Ева.

– Лили!

Не оборачиваясь, она летела по причалу. Я нагнал ее, обнял и прижал к себе.

– Перестань! Хватит убегать. Нам надо поговорить.

В этот момент на палубу соседней яхты вышла пожилая пара. Глаза у них стали квадратными. Я выставил руку и быстро заговорил:

– Простите, мы уже уходим. Мы играли и малость заигрались. Все в порядке.

Спохватившись, как это может выглядеть со стороны – я силком удерживаю обнаженную девушку, которая порывается убежать, – я обратился к Лили:

– Да, милая? Скажи этим достойным людям, что все в порядке!

Убегая, Лили кипела обидой и гневом, но ее настроение сразу изменилось от идиотской ситуации, в которой мы оказались. Она захохотала.

– Голая правда! – проорала она обалдевшим старикам. – Вот я кто!

Мы оба расхохотались. Я снял с себя полотенце и обернул Лили, прижимая ее к себе, чтобы не сверкать чем не надо. Таким дружным тандемом мы направились обратно на яхту.

– Простите! Удачного вам дня!

Вернувшись в каюту, мы прохохотали добрые пять минут. Это моя Лили, моя неукротимая красивая сумасбродка, которая то заставляла меня перепугаться до у… паники, а через минуту плакать от смеха. Я плюхнулся на диван и усадил ее себе на колени, сорвав с нее полотенце. Повернув к себе голову Лили, я сказал:

– Я люблю тебя, моя безумица. Я хочу на тебе жениться. Но я правда считаю, что тебе надо показаться специалисту.

Лили нахмурилась.

– Я не сумасшедшая, как моя мать!

– Знаю, но все равно сделай это ради меня.

Лили подумала и кивнула.

– Ради тебя я готова на что угодно. Записывай меня на прием, я сейчас оденусь.

Я улыбнулся.

– Я не имел в виду – немедленно, но я кого-нибудь найду на ближайшие дни.

– А потом мы поженимся?

Я заглянул в глубину ее карих глаз.

– Обещаю. Только дай мне все сделать правильно.

* * *

Ровно семь лет назад в этот день я впервые увидел Лили… Кольцо лежало в кармане, столик в модном ресторане был заказан, с владельцем любимой арт-галереи Лили я тоже договорился – сегодня вечером в прохладных залах мы с ней будем единственными посетителями. После предложения Лили прошло уже три недели. Несколько дней назад она сходила на первую сессию к психотерапевту, и ей, как ни удивительно, понравилось. Все шло гладко, но ладони у меня вспотели, как сволочи, когда владелец галереи деликатно вышел, оставив нас одних.

– Как ты здорово все устроил, даже не верится!

– Я сделаю все, что угодно для моей девушки.

Мы бродили по залам, держась за руки, и останавливались перед каждой картиной, как любила делать Лили. Днем, когда я приходил договариваться с владельцем, я походил по экспозиции. Одна из работ привлекла мое внимание – я будто получил подтверждение, что не ошибся с выбором. Картина называлась «Обещания» и изображала абстрактную женщину, стоявшую у алтаря. Угадывалось только свадебное платье, да и то со спины, а в центре картины были цветочные лепестки на белой ковровой дорожке в проходе церкви. Присутствующие на свадьбе были намечены в черно-белых тонах, зато разноцветные лепестки казались настоящими и почти живыми. Едва я увидел эту картину, как вспомнил о Лили: среди других она была как эти лепестки на ковре. Так я нашел идеальное место, чтобы сделать предложение.

Когда мы подошли к картине, я глубоко вздохнул. Лицо Лили просветлело при виде «Обещаний», а я, как всегда, не смог сдержать улыбки при виде ее улыбки. Пока Лили обмирала от восхищения, я опустился на одно колено. Она пронзительно вскрикнула и зажала рот ладошкой:

– Да!

Я засмеялся:

– Я еще ни о чем не попросил, детка.

Лили проворно опустилась на одно колено напротив меня.

– Грант!

– Ну?

– У меня для тебя тоже сюрприз!

– Какой?

– Я беременна.

Грант

Я пристрастился записывать утренние новости и просматривать на рабочем месте.

При наличии гор работы и чертовой прорвы имейлов, ожидающих срочного ответа, я сидел в субботу в офисе и второй раз смотрел вчерашние утренние новости. Айрленд шел бирюзовый цвет – как раз к глазам, но фасон платья остался для меня тайной – дикторы в студии сидят как пришитые. Предложить, что ли, руководству телеканала изменить концепцию новостей, чтобы ведущие в какой-то момент поднимались?

Блин, что я творю? Анализирую выбор женского наряда и готовлюсь позвонить режиссеру теленовостей с требованием заставить ведущих рассказывать новости стоя, а то фигуру плохо видно? Пора башку на просвет проверять…

Разгоряченно выдохнув, я остановил воспроизведение. Моего внимания ждали дела, от которых закряхтел бы и Геркулес. До Айрленд Сент-Джеймс я не сразу вспомнил бы название телеканала, которым мы владеем, и в жизни не ответил бы, во что одеты ведущие новостей. Сказать, что эта женщина меня отвлекала, означало бы ничего не сказать.

Я взял папку и принялся изучать перспективную инвестицию, лежавшую у меня на столе с прошлой недели, но спустя две страницы у меня зажужжал телефон. На работе я звонки, как правило, игнорирую, но тут я поспешил достать мобильный из кармана.

«Спасибо за цветы, – писала Айрленд. – Вчера я отлично провела время. Особенно порадовало окончание вечера».

В конце она добавила маленькую подмигивающую рожицу. Обычно смайлы в сообщениях меня бесили, но тут я поймал себя на улыбке и набрал ответ: «Поужинаем сегодня?»

Тут же пришел ответ: «Не могу, планы».

На воскресенье планы были уже у меня, поэтому я написал снова и предложил следующие выходные. Однако Айрленд и тогда оказалась занята. Эта маленькая переписка не давала мне покоя даже час спустя.

У нее планы.

Неужели свидание? Я единственный раз пил с ней коктейли, поэтому ужин с новым кавалером нельзя исключить. Мысль о том, что она встречается с другим мужчиной, выводила меня из равновесия.

Я сосредоточился на работе, отгоняя посторонние мысли, но я перечитывал страницу в третий раз и не мог бы ответить, о чем там речь. Бросив папку на стол, я взялся за мобильный.

«У тебя сегодня свидание?»

Маленькие точки запрыгали на экране, пропали, снова начинали мелькать, и так несколько раз.

«А что, тебе это было бы неприятно?»

Ответы вопросом на вопрос я ненавидел еще хуже смайлов. Эта женщина просто морочит мне голову. У меня, черт побери, нет времени для дурацких игр! Кстати, что там с этой инвестицией…

Я бросил мобильный на стол и вновь углубился в инвестиционный проект, который пытался переварить. Однако через двадцать минут чертов телефон снова оказался у меня в руке. В голову ничего не лезло из-за какого-то дурацкого сообщения. Я не знал, на кого я злился сильнее: на себя за то, что мне приспичило знать планы Айрленд, или на нее за то, что секретничала.

«Просто ответь на вопрос!»

Ответ пришел немедленно:

«Похоже, кто-то рехнулся».

Я глубоко вздохнул, абсолютно не успокоившись.

«Не исключено. Потому что я не получил ответа на мой вопрос».

«А желваки на щеках у тебя сейчас двигаются?»

Я уставился в потолок. Эта чертовка меня доконает. У меня уже начала болеть голова, так сильно я стискивал челюсти. Стало быть, Айрленд не ошиблась насчет желваков.

«Айрленд, да ответь на вопрос, блин!»

Вместо сообщения телефон зазвонил. На экране высветилось имя Айрленд, и я провел пальцем по экрану.

– Обязательно быть такой упрямой? – рявкнул я вместо приветствия. Айрленд засмеялась, и при звуке ее смеха у меня мгновенно расслабился сведенный подбородок.

– Как прикольно тебя доводить!

Я поудобнее уселся в кресле.

– Со мной много чего прикольно. Может, перейдем сразу к следующей стадии отношений вместо того, чтобы ты трахала мне мозги?

В голосе Айрленд слышалась улыбка:

– У меня действительно свидание, но тебе не о чем волноваться, он женат.

– Опять начинаешь?

– У меня репетиция свадебного банкета, – смеясь, объяснила Айрленд. – У Мии свадьба в следующие выходные. На свадьбу я иду с ее братом, который женат на мужчине. Поэтому, строго говоря, у меня сегодня свидание с женатым мужчиной.

Отлично. Теперь я ревную к женатому гею.

– Может, давай в воскресенье? – предложила она.

Я не упустил возможности подсунуть ей под нос то же самое:

– Не могу, я уже тоже договорился с женщиной.

Мне предстояло побыть Санта-Клаусом на празднике в Доме Пии.

После паузы Айрленд отрезала:

– Ну, раз у тебя свидание, тебе не нужна вторая встреча со мной.

Я улыбнулся.

– Видишь, как это неприятно, Айрленд? Прямо бесит, да? Особенно когда я сижу и пытаюсь работать. На завтра я договорился помочь моей бабушке.

– Хм.

– Давай в следующие выходные, – предложил я, хотя мне совершенно не хотелось ждать так долго.

Айрленд вздохнула.

– В следующие выходные свадьба. В пятницу мы с Мией начинаем праздновать в нашей квартире, в субботу венчание, а в воскресенье свадебный бранч. В будни я обычно не хожу на свидания – я же веду утренние новости, но, может, встретимся за ранним ужином или придумаем что-нибудь еще?

– В понедельник я уеду по делам на Восточное побережье. Прилечу только в четверг вечером.

– Оу, – в голосе Айрленд слышалось такое же разочарование, какое испытывал я сам. – Тогда, наверное, только через выходные. Или… А если я поведу тебя на репетицию банкета? Не приглашенным можно, это же не настоящий свадебный банкет.

Я представлял себе тихий приятный вечер вдвоем, а не репетицию какого-то банкета с толпой ее знакомых, но ждать две недели, чтобы увидеть Айрленд, – тоже не вариант. Пришлось брать, что дают.

– Во сколько за тобой заехать?

– Правда?! Ты пойдешь?

– Ну, раз это единственная возможность тебя увидеть, пойду. Но говорю сразу, я иду только потому, что мне не терпится снова прижать тебя к машине и засосать твои губы и все твое лицо.

Айрленд засмеялась.

– Да, это откровенно. В полседьмого нормально? Репетиция в семь, а после нее ужин. Они собираются пожениться в ресторане, так что репетиция не займет много времени.

– Буду в шесть пятнадцать. Не желаю ждать с поцелуем до окончания ужина.

* * *

Сердце начало перекачивать кровь с почти угрожающей быстротой, едва Айрленд открыла дверь. Волосы у нее были убраны назад и заколоты, а платье она выбрала снова голубое, но другое, небесного оттенка, облегающее и с глубоким овальным вырезом, позволявшим видеть ключицы. Ложбинка между грудями едва угадывалась, но от вида ключиц Айрленд у меня отчего-то пошла слюна. Я пообещал по телефону, что явлюсь с запасом для второго поцелуйного раунда, но я не планировал тискать ее прямо на пороге.

Но, как говорится, хотите насмешить бога – расскажите ему о своих планах.

Айрленд с улыбкой поздоровалась и отступила в сторону, пропуская меня в квартиру. Я шагнул в коридор, прижал ее к открытой двери и впился в губы. Айрленд не ожидала атаки, но через несколько секунд ответила на поцелуй. Она запустила пальцы мне в волосы и потянула, пока я всасывал ее сладкий язычок. Подхватив ее под ягодицы, я приподнял Айрленд, чтобы мне было удобнее. Не успел я моргнуть, как она обвила меня ногами, а я втирался в нее крепнущей эрекцией. Если бы она нравилась мне чуть меньше, я бы опустился на колени и зарылся бы лицом ей между ног, чтобы узнать ее вкус там же и тогда же, но Айрленд заслуживала большего уважения. Поэтому я нехотя отодвинулся, закончив поцелуй.

Она заморгала, вызвав у меня улыбку: значит, она так же забылась, захваченная страстью, как и я.

– Господи, это так же здорово, как и в первый раз!

Большим пальцем я стер размазанную помаду под ее нижней губой.

– Я не мог ни о чем думать, кроме твоего рта, с той минуты, как ты отодвинулась от меня на парковке.

Айрленд улыбнулась.

– Мне нравится такая честность.

Я приблизил губы к ее губам и заговорил, касаясь Айрленд:

– Если тебе нравится моя честность, я расскажу тебе о многом – например, что я хочу с тобой сделать.

Засмеявшись, она игриво отпихнула меня.

– Может, войдешь, чтобы я закрыла дверь? Меня уже однажды уволили за непристойное обнажение, не хочу повторения!

– Если тебе вот сейчас хочется походить обнаженной, клянусь, тебя сто процентов не уволят.

Квартира была заставлена коробками. Айрленд указала на свободное место на диване:

– Присаживайся, где сможешь. Я только подкрашу губы, раз ты съел почти всю помаду, и сумку возьму.

Я на всякий случай утер губы.

– Не торопись.

Айрленд скрылась в недрах квартиры, а я подошел к книжным полкам, где были расставлены ее фотографии с неизвестной молодой женщиной – видимо, соседкой по квартире, один детский снимок Айрленд с матерью и недавняя фотография с пожилой женщиной. Айрленд подошла сзади, когда я рассматривал последнюю, сняв ее с полки.

– Это моя тетка Опал, она растила меня после гибели мамы. Я ее считаю второй матерью. Три месяца назад она переехала во Флориду. До сих пор никак не привыкну, что ее нет рядом.

– Вы с ней очень близки?

Айрленд кивнула.

– У нее макулярная дегенерация, она постепенно теряет зрение. Опал переехала к своей дочери на остров Санибел. Карли на двенадцать лет старше меня, она уже жила отдельно от матери, когда Опал взяла меня, десятилетнюю, к себе. Но мы постоянно переписываемся, а в следующем месяце я поеду к ней в гости.

– А мне было пять, когда родители взяли меня к себе.

– Можно спросить, как ты оказался в приюте?

Я нечасто рассказываю свою историю, но Айрленд совсем не таилась, поэтому я решился.

– Биологическая мать родила меня в пятнадцать лет. Отца я не знаю, в метрическом свидетельстве у меня прочерк. У матери у самой семья была неблагополучная, поэтому мы жили где придется. Потом она подсела на наркоту, и я помню, как мы кочевали по ночлежкам. Однажды она куда-то слиняла да так и не вернулась. Больше я ее не видел.

Айрленд прижала руку к груди.

– Господи, я очень тебе сочувствую…

Я поставил фотографию обратно на полку.

– Да ладно, мне еще повезло. Я остался в первой же семье, куда попал, меня не перекидывали от одних приемных родителей другим, как многих приютских. У меня было хорошее детство – Пия оказалась лучшей в мире мамой. Отец много работал, но и он был классным человеком. Они и есть мои настоящие родители.

Айрленд грустно улыбнулась.

– У меня почти так же: о маме остались самые хорошие воспоминания, но мне кажется, что моя настоящая мать – Опал. Пойдем, я тебе что-то покажу.

Я пошел за ней в спальню, и Айрленд показала мне табличку у нее над кроватью: «Нет дождя – нет цветов».

– Я плохо помню обстоятельства маминой смерти, но после похорон ко мне подошел священник – я тогда плакала – и сказал эту фразу. Отчего-то поговорка застряла в памяти. По-моему, к твоей истории тоже подходит.

Я смотрел ей в глаза. Разрази меня гром, какая незаурядная женщина! Стоя в десяти футах от ее кровати, я больше всего на свете хотел стиснуть Айрленд в объятьях. Тот факт, что я желал не просто повалить ее на кровать и отыметь, бесил как не знаю что.

Я заморгал и опустил глаза.

– Правильная фраза.

Айрленд взяла из шкафа свитер, а с комода – сумочку.

– Готов познакомиться с моими подругами?

– Я предпочел бы тебя сугубо для себя, но готов и куда-нибудь сходить.

Она с улыбкой взяла меня за руки.

– Хочешь секрет?

– Какой?

– Я немного боюсь оставаться с тобой наедине. Поэтому я и настояла на коктейлях вместо настоящего свидания.

– Почему?

– Не знаю. Наверное, не доверяю себе. Ты меня… волнуешь. Но не в плохом смысле.

Я поднес ее руку к губам и перецеловал суставы пальцев.

– Хорошо, что не в плохом. Знаешь, почему?

– Ну?

– Потому что я перед тобой робею, как мальчишка.

Айрленд

– Вот ты где!

В какой-то момент Грант исчез. На репетиции торжества священник произнес такую длинную проповедь, что я только сейчас выбралась поискать своего кавалера.

– Прости, мне позвонили по работе, пришлось выйти.

Говоря это, Грант отводил глаза. Я еще мало его знала, однако это был не первый раз, когда он мне врал. Но допытываться я не стала.

– А, о’кей, а то я тебя потеряла. Сейчас ужин подадут.

Грант кивнул.

– Все нормально?

– Да, я просто отвлекся.

Он по-прежнему не смотрел на меня. Может, у меня разыгралось воображение? Даже если Грант вышел не позвонить, а просто подышать свежим воздухом, в этом не было ничего такого.

Я улыбнулась.

– Наверное, репетиция свадьбы и знакомство с моими подругами – не то, о чем ты мечтал, когда приглашал меня на второе свидание?

Грант обнял меня за талию.

– Не совсем, но я возьму то, что дают.

Я забросила руки ему на шею.

– Никогда бы не подумала, но ты славный парень. Обещаю, я в долгу не останусь.

Глаза у Гранта потемнели.

– Мне нравится ход твоих мыслей.

Он нагнулся, его губы коснулись моих, но волшебство оборвал голос моей лучшей подруги:

– Уединились бы, что ли!

Я представила Гранта завтрашней новобрачной:

– Грант, это моя лучшая подруга Миа, чокнутая невеста.

Грант протянул руку, но Миа кинулась к нему с объятьями.

– Наконец-то я с тобой познакомилась, грозный босс!

– Я тоже рад знакомству, – Грант засмеялся.

Миа подхватила его под руку и повела к дверям.

– Пошли, я тебя всем представлю и выложу их секреты, чтобы ты быстрее освоился.

Грант захохотал, решив, что это шутка. Я кисло улыбнулась.

В ресторане Миа представила Гранта трем десяткам гостей, а когда начался ужин, села рядом с нами, а не со своим будущим мужем Кристианом, оказавшимся на другом конце длинного стола.

Уписывая лососину, Миа указала вилкой на нашу подругу Татьяну:

– Сиськи у нее сделанные.

Грант невольно взглянул на огромные груди и, сдерживая улыбку, ответил Мие:

– Ну, это ни для кого не секрет.

Действительно, импланты Татьяны, размером с мою голову, были установлены так высоко, что подбородок практически покоился на двух полушариях.

Миа кивнула на гостью, сидевшую напротив Кристиана:

– Моя золовка Калли – вон та блондинка – спит с плюшевым мишкой. А моя мачеха Элейн, – Миа показала на другую сторону стола, где сидели ее отец с супругой и родители Кристиана, – хранит на чердаке пачку любовных писем от бывшего бойфренда.

Грант приподнял брови.

– Неужели у вас на каждого есть компромат?

Миа действительно знала приколы почти про всех гостей. Когда она выдохлась, Грант сказал ей, глядя на меня:

– Вы кое-кого забыли.

Миа прикусила губу, будто призадумавшись, и заговорщически придвинулась к Гранту.

– Она держит свою коллекцию порно среди старых диснеевских DVD в шкафу в гостиной. Думает, я не знаю!

– Миа! – Глаза у меня стали квадратными, а щеки запылали (я действительно не подозревала, что подруга в курсе). Но тут же мы втроем начали смеяться. В этот момент подошел священник и с отеческой улыбкой положил руку Мие на плечо.

– Извините, что помешал вашему веселью. Я хотел только попрощаться с будущей новобрачной.

Миа поднялась его проводить, на ходу наклонившись к нам и шепотом пообещав:

– Через десять минут я вернусь с его секретами.

Грант засмеялся:

– Интересная девушка.

– Миа – просто чума, но я буду по ней скучать. Я никогда не жила одна – из родного дома сразу попала к тетке, в колледже у меня была соседка по комнате, а потом мы с Мией сняли эту квартиру на двоих…

– Будешь искать другую соседку?

– Я разместила объявление на «Крейгслист» и уже сузила список кандидатов до двух мужчин.

– Мужчин?!

– Да, Жак – французский манекенщик, демонстрирует нижнее белье, в Штатах живет около года, а Марко – пожарный… – Вид у Гранта сделался таким угрожающе-серьезным, что я начала давиться смехом: – Да шучу я! Видел бы ты свое лицо!

Он сузил глаза.

– Очень мило.

– Вообще я мечтаю жить одна – я ведь говорила, что строю дом? Без затей, самый обычный, но мне нравится район: там будет целый поселок вокруг прекрасного озера. Мой участок не на берегу, там в четыре раза дороже, зато застройщики сохраняют довольно густой лес. Дома отстоят далеко друг от друга – ну, просто отдых на лоне природы! Когда я покупала участок, заказала у архитектора проект дома моей мечты, но после оценки поняла, что мечтать не вредно. Пришлось ужиматься. Дом будет гораздо меньше, но я жду не дождусь, когда его достроят. Примерно на шестьдесят процентов уже завершили.

Грант улыбнулся.

– Хотелось бы мне на него посмотреть.

– Я время от времени езжу в поселок, проверяю, как там дела. Может, в следующий раз я возьму тебя с собой и покажу озеро. Устрою экскурсию по моему недостроенному дому!

– Буду рад.

* * *

Через два часа Грант отвез меня домой.

– Спасибо, что сходил со мной на банкет, – начала я, когда мы сидели в машине у моей многоэтажки. – Конечно, это не идеальное свидание, но мне все равно понравилось.

– Мне тоже.

Мне совершенно не хотелось расставаться.

– Хочешь подняться? – бухнула я.

Грант посмотрел мне в глаза:

– Ты себе не представляешь, как я этого хочу.

Я улыбнулась, но пока мы ждали лифт, меня вдруг охватила тревога. Когда я вставляла ключ в замок, Грант заметил, что у меня дрожит рука.

– Тебе холодно?

Я покачала головой.

– Да нет, нервяк… Я просто… Меня к тебе очень тянет, ты мне нравишься, но я еще не готова… чтобы ты провел у меня ночь. Я не хочу, чтобы ты неправильно понял мое приглашение.

Грант развернул меня к себе и приподнял мое лицо, чтобы я смотрела ему в глаза.

– Выбор всегда за тобой. Мы можем не торопиться.

Мои плечи расслабились, и я выдохнула:

– Спасибо.

После этого мне стало гораздо спокойнее. Войдя в квартиру, я ушла в спальню переодеться, а Гранта оставила открывать вино. Когда я вернулась, он стоял в гостиной с бокалом вина в одной руке и «Красавицей и чудовищем» в другой.

– Значит, Миа не шутила?

Щекам стало горячо. Я выхватила у него коробку.

– У меня был период одиночества. Можно подумать, ты сам никогда не смотрел порно!

– Смотрел, конечно, – Грант ухмыльнулся. – Просто я не храню свою коллекцию в коробках от диснеевских мультов.

Я, смеясь, взяла у него вино и выпила сразу полбокала. Когда разговор свернул на эту тему, я поняла, что не против выяснить, какие штуки особенно нравятся Гранту. Свои-то пристрастия я знала.

– А в твоей коллекции какая-то определенная разновидность порно?

– Ты спрашиваешь, привлекают ли меня ролевые игры и есть ли у меня фетиши?

– Ну, типа, да. Я, например, для себя выяснила – что-то мне нравится, а что-то нет.

Грант отобрал у меня бокал и допил вино.

– Я для себя не нашел чего-то специфического, но теперь мне любопытно, что тебя заводит?

Нервно усмехнувшись, я забрала у него опустевший бокал.

– Для подобного разговора нужно еще выпить. – Долив себе, я увела Гранта на диван. – Может, сделаем вид, что ты не открывал «Красавицу и чудовище»?

Грант покачал головой, озорно улыбаясь. Уложив мои ноги себе на колени, он принялся массировать ступни.

– Ни в жизнь. Выкладывай, какая у тебя фишка.

– Да не то чтобы фишка…

– Мне что, распотрошить всю твою коллекцию Диснея и выяснить прямо сейчас?

Я глотнула еще жидкого куража.

– Я обнаружила, что мне вроде как нравятся видео, где женщина доставляет удовольствие мужчине.

Грант перестал массировать мне ноги.

– Ты любишь смотреть, как женщина делает минет?!

На дворе второе тысячелетие, я не должна стесняться своих желаний в постели, однако я смущенно прикусила губу и кивнула.

– Господи, – прорычал Грант. – Да ты, блин, совершенство! Откуда у тебя вообще мог взяться период одиночества?

Я засмеялась.

– Это был добровольный целибат, чтобы прервать порочный круг: я вечно выбирала себе негодяев, потом обижалась на весь мужской род и долго дулась.

– Ты же сидишь сейчас со мной! Неужели я негодяй?

Я отпила вина.

– Ты мне скажи.

Игривая улыбка погасла.

– Иногда бываю. Но с тобой не хочу им быть.

– Не нужно Зигмунда Фрейда, чтобы догадаться, откуда растут ноги у моих проблем. Я не умею доверять, Грант. Мой отец вечно обвинял мать в изменах, и уже не узнать, была ли в этом доля правды. Хочется верить, что нет и что отец просто был неадекватным и неуравновешенным, но родители из-за этого вечно скандалили, как и в ту ночь, когда оборвалась мамина жизнь. Отец запаниковал и сбежал, приковав меня наручниками к батарее, нашли меня только через двое суток… И все равно меня тянет к напористым типам с замашками лидера.

– То есть ты видишь во мне такого?

Я пожала плечами.

– Не знаю. Я не умею это отгадать с первой встречи. Мне нравятся уверенные в себе мужчины – независимые, с определенной энергетикой. Это точно про тебя. Но, по моему опыту, любители командовать – необязательно лучшие партнеры по жизни. Мой последний бойфренд рвался контролировать меня даже в мелочах. Ему не нравилось, если я проводила время с подружками, а когда я все же уходила повеселиться, он за мной следил. Когда я попросила его не наглеть, он тут же вывернул наизнанку мое желание личного пространства…

Грант взял меня за руку.

– Знаешь, у каждого бывают отношения, после которых отходишь не один год.

– Знаешь, как до меня дошло, что я хочу избавиться от Скотта?

– Как?

– Я машинально начала щелкать кнопкой ручки.

– В смысле?

– Скотт не выносит, когда рядом щелкают ручкой.

Грант прищурился.

– Помнится, и Бикмен не переносил стука ногой по полу и сильного запаха духов?

– Бинго! Я подсознательно делала то, что их бесило. Сообразив, что это признак нездоровых отношений, я с ним порвала.

– Значит, когда ты начнешь набирать мне сообщения заглавными буквами, я пойму, к чему дело клонится.

Я засмеялась.

– Так вот чего ты не выносишь! Не боишься делиться со мной такими секретами?

– А тебе пальца в рот не клади, Сент-Джеймс.

Я спохватилась, что многое рассказала о себе, однако почти ничего не знала о прошлом Гранта – по крайней мере, ничего существенного. Он упоминал, что его усыновили, забрав из приюта, но меня не покидало ощущение, что его проблема взялась не оттуда.

– Можно спросить, что произошло у тебя с бывшей женой?

Подбородок Гранта тут же напрягся. С минуту он смотрел в сторону, потом уставился в пол, но все же нехотя ответил:

– Лили тоже досталась никудышная мамаша и прочерк в метрике, но ее мать была еще и психически больной, а не просто наркоманкой, как моя. Когда мы с Лили познакомились, меня в ней привлекла ее непохожесть на других. Я еще не знал, что психические расстройства передаются по наследству; мне казалось, что Лили просто импульсивная и непосредственная. Сначала так и было, но постепенно настроение у нее все чаще срывалось в штопор. То она поет от счастья, то ненавидит весь мир, середины она не знала.

Я бы тоже предпочла, чтобы у отца нашли какое-нибудь помешательство: мне легче было бы жить, зная, что он убил мою мать, будучи в невменяемом состоянии. Поэтому я много читала о биполярном расстройстве и других маниакально-депрессивных психозах, которые нередко проявляются начиная с двадцати лет.

– Ничего себе… Да это трагедия.

Грант помолчал, а потом поднял на меня глаза.

– Как ты и сказала, не нужно Фрейда, чтобы понять, отчего я долго избегал романтических отношений. Я не лгал женщинам – я с самого начала особо оговаривал, что не ищу любви. Наверное, я тоже не умею доверять.

– Честность – это похвально, – отозвалась я. – Но ты что, и сейчас так хочешь? Меня к тебе очень тянет. Может, я и смирилась бы с отношениями сугубо ради секса, если ты не желаешь иначе, но я все больше увлекаюсь тобой, Грант. Не мог бы ты откровенно объяснить, чего ты ждешь от нашего знакомства?

Он потянул меня за руку, пересадив с дивана себе на колени, приподнял мое лицо и заговорил, глядя мне в глаза:

– С тобой я хочу большего, просто я не знаю, что от меня еще осталось, от моей души. Не стану ничего обещать – я не уверен, что сдержу слово, но я хочу попробовать и искренне готов стараться, чтобы у нас все получилось.

Его слова тяжелым камнем легли у меня в груди. Неужели он считает, что не способен полюбить снова? Я через силу улыбнулась.

– Спасибо за откровенность. В новых отношениях всегда есть некоторый риск. Давай не будем торопиться и посмотрим, что у нас получится.

Грант кивнул – правда, довольно неуверенно.

– Как это мы перешли от порно к нашим хитросплетенным судьбам? – спросила я.

Грант усмехнулся.

– Сам не пойму. Но я с удовольствием вернусь к тому моменту, когда ты сказала, что любишь смотреть, как женщина делает минет.

Я в шутку хлопнула его по груди.

– Еще бы ты не хотел к этому вернуться!

Грант поманил меня пальцем:

– Иди сюда.

Сидя у него на коленях боком, я перекинула ногу и уселась верхом. Мое лицо оказалось совсем близко к Гранту, так что я даже задела его носом.

– Куда? Сюда?

Он сжал мне затылок, не давая двинуться, и заговорил мне в губы:

– Именно сюда. Вот точно сюда.

Будто распаленные подростки, мы затеяли смелый петтинг. Прервав поцелуй, Грант потянул меня за волосы, заставив выгнуть шею, и припал к ней губами. Перемежая поцелуи укусами и лизанием, он поднимался выше, к уху.

– Скажи мне, Айрленд, ты оральный секс любишь смотреть только в женском исполнении? Потому что я страшно хочу опуститься между твоих ног и заставить тебя смотреть, как я тебе отлизываю!

– О боже! – Услышанное меня невероятно заводило. Тело вибрировало от страстного поцелуя, и я чувствовала, как твердый член надавливает на мой набухший клитор. Под страстный шепот Гранта мне, чтобы кончить, достаточно будет подвигаться пару раз туда-сюда. Я была готова так и сделать, когда сзади раздался голос Мии:

– Это даже интереснее, чем у тебя лежало в «Аладдине». Погодите, я попкорн принесу…

Я так и подскочила от неожиданности – буквально взмыла с коленей Гранта в воздух и приземлилась задницей на пол.

– Миа! – возмутилась я, потирая зад. – Ты меня до смерти напугала!

Подруга усмехнулась.

– Я вошла довольно громко, но вы были так увлечены своим занятием… Продолжайте, продолжайте. Представьте, что меня тут нет. Я пошла спать.

Грант протянул мне руку и помог подняться с пола.

– Я думала, ты осталась ночевать у Кристиана, – недовольно сказала я.

– Что ты, до свадьбы я решила ему не давать.

Я засмеялась.

– Бедный Кристиан! Ты как-то очень серьезно подошла к делу.

Миа показала мне язык.

– Доброй ночи, голубки.

Когда она вышла, я опустилась на диван.

– Извини.

– Ладно, чего уж… Даже и к лучшему, что она пришла – ты же решила не торопиться. Я не могу забыть твое сегодняшнее платье, а тут еще и коллекция порнофильмов – короче, я бы не смог долго сдерживаться. Это мне знак свыше отчаливать.

Я готова была умолять его остаться, увести к себе в спальню и продемонстрировать все ухищрения, почерпнутые из «диснеевских» фильмов, но Грант был прав: если не притормозить, жалеть потом буду прежде всего я (это я знала по опыту).

Поэтому я кивнула.

– О’кей. Еще раз спасибо, что сходил со мной на репетицию банкета. Хочешь быть моим кавалером на свадьбе в следующую субботу?

Грант с чувством поцеловал меня в губы.

– С удовольствием!

Проводив его до выхода, я открыла дверь, но медлила прощаться.

– А куда ты уезжаешь?

– Да так, на Восточное побережье.

– Напиши мне смс, если будет время.

Взгляд Гранта блуждал по моему лицу.

– Я обязательно найду время.

Желудок будто сделал сальто, и от этой престранной вещи во мне разлилось теплое, умильное чувство. Грант снова поцеловал меня на прощание, и я с улыбкой закрыла дверь. Когда через несколько секунд раздался стук, я, как и в прошлый раз, подумала – точно что-нибудь забыл.

– Уже соскучился? – осведомилась я, открывая.

– Если ты завтра свободна, приезжай в «Дом Пии» на праздник.

– А, это благотворительный фонд твоей мамы?

– Ну да. Главный офис находится в Глендейле. Фонд устраивает по несколько праздников в год для детей и их «старших». Завтра будет Рождество-в-июле, тематический карнавал. Бабушка меня втравила в эту затею, но я освобожусь не позже двух часов.

– Слушай, отлично!

Грант кивнул.

– Адрес я тебе пришлю.

Я снова закрыла дверь, думая о сегодняшнем вечере. Одна фраза не давала мне покоя. Я намекнула Гранту, что легко могу влюбиться в него, но это была неправда. Я уже влюбилась в него.

Айрленд

Такого размаха я не ожидала. Отчего-то мне представлялось человек пятьдесят гостей, передвижной контактный зоопарк и очередь к аппарату с сахарной ватой, а тут я очутилась в огромной, многосотенной толпе приглашенных. Тянулись шеренги лотков со всякой снедью, высилось впечатляющих размеров колесо обозрения, а аниматоры были в костюмах на рождественскую тему.

Я немного погуляла, посматривая по сторонам, но Гранта нигде не было видно. Ко мне подошла женщина со стопкой брошюр и улыбнулась.

– Вы «старшая»? По-моему, мы еще не знакомы.

– Нет, я не участница программы.

Женщина протянула мне буклет.

– Я Лиз, директор этого филиала «Дома Пии».

– Очень приятно, я Айрленд, у меня тут встреча.

– О, вот как? Поверьте, у нас замечательная программа, вы сами можете в этом убедиться, ознакомившись с информацией. Обратите внимание на взаимную выгоду для всех участников…

Я взяла буклет.

– Спасибо.

– Мой телефон указан сзади, если у вас появятся вопросы. Хорошего вам дня и веселого карнавала!

Лиз уже успела отойти, когда я обратилась к ней:

– Простите, а вы случайно не знаете Гранта Лексингтона?

– Конечно, знаю!

– Вы его нигде не видели? Мы договорились встретиться после двух, но я что-то не могу его найти.

– Он несколько задержался с началом… – Лиз оглянулась. – Кажется, ждать уже недолго, очередь намного короче.

– Какая очередь? – опешила я.

– К Санта-Клаусу, – показала Лиз.

Я обернулась к игровой зоне, мимо которой прошла дважды, и пристальным взглядом обвела толпившихся там посетителей. Вгляделась в Санта-Клауса – и ахнула:

– Боже мой, это же…

Лиз засмеялась.

– Только бабушка Гранта могла уговорить его облачиться в этот костюм! Такой Санта у нас впервые. Последние двадцать лет Санта-Клаусом был его дед. Неужели передал эстафетную палочку внуку?

Лиз отошла, а я осталась стоять, наблюдая издали. Все-таки Грант Лексингтон был неразрешимой загадкой. Стоило этому щеголю появиться на совещании, все невольно выпрямлялись на стульях; в его деловом тоне явственно похрустывал ледок. При этом он в свой выходной день в костюме Санты сажал себе на колени одного малыша за другим!.. Чем дольше я смотрела, тем неудержимее расплывалась моя улыбка. Особенно когда подошла очередь девчушки лет двух или трех, которая немедленно расплакалась. Я не удержала смешок, глядя, как поступит Грант.

Он всячески старался успокоить малышку, даже оттянул свою бороду, чтобы показать – он обычный человек, но девочка ревела в три ручья. Грант не знал, что и делать, пока его не выручил один из эльфов. В очереди осталось всего четверо детишек, и я решила занять за последним.

Грант с усмешкой покрутил головой, увидев меня за пятилетними. Всякий раз, как очередной малыш карабкался на колени Санты, мы с Грантом успевали переглянуться. Я никак не могла согнать улыбку с лица, настолько комичным и умилительным было зрелище. Дождавшись, когда дети разойдутся, я подошла и с размаху плюхнулась задницей Санте на колени. Обняв Гранта за шею, я похлопала по накладному животу:

– Плотно пообедал?

– Я думал отделаться до твоего прихода…

Я подергала его за бороду.

– Знаешь, мне даже нравится. Можешь носить светлые волосы. Держу пари, ты будешь неотразим, когда начнешь седеть.

– Рад это слышать. От этих детей у меня сегодня прибавилось седых волос.

– Да, я видела девочку в розовом платье. Что-то она распереживалась.

– Начал-то я прекрасно, потому что при мне был пакетик леденцов. Но когда чертовы конфеты кончились, мне нечем стало подкупать паршивцев.

– Тебе не жарко в этом костюме?

– Еще как! Пойду переоденусь, пока опять мелкие монстры не набежали.

Я улыбнулась и забросила Гранту на шею и другую руку.

– А можно мне сказать Санте, что я хочу на Рождество?

– Он уже в курсе – еще диснеевских дисков.

Я засмеялась и хотела встать, но Санта меня удержал.

– Так послушаем же твое желание! Что ты хочешь на Рождество, деточка?

– Хм-м-м… – я побарабанила пальцами по губе. – Все, что ни дашь, возьму пакетом.

– О-о-о, Санта очень хочет вручить тебе свои пакетики! А еще?

Настроение у меня было так себе из-за одного письма, попавшегося во вчерашней почте.

– Ну, вот разве что отклонение от регламентаций зонирования…

– Что?!

Я вздохнула.

– Понимаешь, утром открываю почту, а там письмо из городской администрации. Распоряжение о приостановлении строительных работ на моем участке. Приезжал инспектор и намерил, что гараж возведен на фут ближе к дороге, чем положено. Теперь мне нужно одобрение допущенного отклонения от регламентированного зонирования, чтобы не сносить гараж. Я позвонила архитектору узнать, во что обойдется получение разрешения, он обещал получить без проблем. Но администрация перегружена подобными заявлениями – пройдет несколько месяцев, прежде чем дело дойдет до нас. Из-за случившегося я поругалась с подрядчиком, и он уволился.

– Досадно. И что ты собираешься делать?

– Не знаю, думать надо. – Я встала. – Пошли, переоденешься, а то от тебя так и пышет жаром, Санта.

Грант кивнул и повел меня к главному корпусу. Едва войдя, он с наслаждением сорвал бороду и шапку:

– В душ бы сейчас! Но пока придется ограничиться переодеванием.

Мы долго шли по коридорам, пока не оказались у его офиса. Грант вынул из кармана ключи и отпер дверь. В большом кабинете на столе красовалась огромная спортивная сумка. Расстегнув ее, Грант достал одежду и начал разоблачаться.

Я прислонилась боком к столу и смотрела, как он расстегивает красную куртку.

– Я познакомилась с некой Лиз, она раздает литературу о программе. Получается, сегодня твой дебют в роли Санты?

Сорвав куртку, Грант швырнул ее на стол и принялся стягивать шерстяные штаны.

– Моя бабушка с виду божий одуванчик, но в переговорах она сущий танк!

Брюки полетели на куртку. Под костюмом Санты оказались серые треники и белая футболка. Грант машинально взялся за подол футболки и одним движением стянул ее через голову.

– А я считаю, ты поступил совершенно правильно…

Я не договорила – у меня отвисла челюсть. У меня уже была возможность убедиться, что Грант спортивен и накачан, но – господи, этот парень просто ходячий рельеф! Пресс с четкими восемью «кубиками», и это он даже не напрягал мышцы!

Грант оглянулся, перехватил мой взгляд и без всякого смущения обвел глазами свой живот, желая понять, на что я уставилась. Он действительно искал на себе крапивницу или что-нибудь прилипшее к груди! Ничего не найдя, он с недоумением поднял на меня глаза, ожидая объяснений.

Я указала на его торс.

– Слушай, я все-таки живой человек!

Брови Гранта поднялись, и он засмеялся.

– То есть тебе нравится то, что ты видишь?

Он шутит, что ли?! Да я готова облизать то, что вижу!

– Ты… просто красавец с головы до ног.

Грант успел достать из сумки чистую футболку, но при этих словах бросил ее на пол и подошел ко мне. Полуголый, он взялся за край стола с обеих сторон от меня и заглянул мне в глаза.

– Хорошо, что ты так считаешь, потому что это у нас взаимно.

Его ладонь мгновенно легла мне на затылок, и Грант приподнял меня и поцеловал в губы. Поцелуй был страстным: я млела от удовольствия, когда разгоряченная твердая грудь прижималась к моей мягкой.

Я слышала собственное учащенное дыхание, когда дверь кабинета вдруг распахнулась.

– О, что за хрень? – поинтересовался кто-то.

Грант прервал поцелуй, но не отодвинулся, а лишь прикрыл глаза, покачав головой.

– Закрой дверь, Лео.

– А ты с кем?

– Лео! – повысил голос Грант. – Закрой дверь! Мы сейчас выйдем.

Я вытянула шею и увидела мальчишку лет одиннадцати, который приветственно помахал, ухмыльнувшись от уха до уха.

– Чего это такая красотка – и с таким страшилой, как ты?

Грант засмеялся.

– Лео, выйди. И последи за языком.

Дверь с грохотом захлопнулась. Я посмотрела на Гранта.

– Пускай бы вошел, чего ты?

Грант показал глазами куда-то вниз. Я проследила за его взглядом и увидела большой бугор под трениками. Прикрыв ладошкой рот, я засмеялась.

– Господи… Да, ты правильно сделал.

Грант подхватил с пола футболку и натянул.

– Лео – мой «младший».

– А, точно, ты мне о нем говорил. Очень хочу с ним познакомиться!

Грант спустил серые треники до пола, оставшись в черных трусах. От заметного бугра под ними у меня буквально потекли слюнки (я, видите ли, долго была одна). Грант натянул джинсы, кое-как застегнув молнию, и запихнул вещи в сумку.

– Лео должен был поехать в гости к своей матери, но она отменила визит. По мне, оно и к лучшему… Если я не выйду, он снова начнет сюда рваться. Мальчишка нетерпелив, как мой член в данную минуту.

Я засмеялась и целомудренно поцеловала Гранта в губы.

– Идем.

В коридоре Грант церемонно представил нас друг другу, а Лео передал, что его ищет бабушка, потому что деду нужно в туалет, а он совсем растерялся.

– Ба хочет, чтобы ты с ним пошел!

– Вот же ж блин… О’кей.

– Последи за языком, Грант! – с хитренькой миной ввернул Лео.

Грант покачал головой и обратился ко мне:

– Я сейчас. Вы идите, купите чего-нибудь поесть, я вас найду за уличными столами.

Когда Грант ушел, Лео повел меня в фуд-корт. Решив пока ограничиться мороженым, мы встали в очередь.

– Значит, Грант – твой «старший брат»?

– Вроде того. Но мы с ним видимся чаще, чем другие наши со своими «старшими».

– А ты давно в программе?

– Сколько себя помню, вот сколько. Грант со мной мелким много нянчился, пока моя сестра не заболела.

Я перестала улыбаться.

– Сочувствую.

Лео пожал плечами.

– Да ладно. Ей уже лучше, она не как после свадьбы с Грантом.

Стоявшие перед нами в очереди отошли, и Лео шагнул вперед, но я будто приросла к месту.

– Твоя сестра была замужем за Грантом?

– Ну да, я же про Лили и рассказываю.

Глаза у меня расширились. Грант говорил о Лили и о Лео, но о связи между ними не упоминал. Когда разговор заходил о бывшей супруге, Грант, казалось, не желал иметь с ней ничего общего, поэтому мне даже стало интересно, как это он стал «старшим братом» для своего фактически родственника. Из его рассказов я знала, что мать Лили и Лео была психически больна, то есть у этого мальчугана в жизни минимум две неуравновешенные женщины.

Когда подошла наша очередь, Лео выбрал двойной витой ванильно-шоколадный рожок с обсыпкой, а я взяла шоколадное мороженое с шоколадной вафельной крошкой. Мы уселись за ближайший свободный стол, где Грант и нашел нас спустя несколько минут.

Он оседлал скамью, выхватил у меня мороженое и как следует, с чувством, лизнул.

– Шоколад с шоколадом? – уточнил он. – Хороший выбор!

– С твоим дедом все в порядке?

– Да, он просто устал. Бабушка сейчас повезет его домой. От усталости на него часто нападает растерянность.

– Жаль, что я не успела познакомиться с твоей бабушкой и еще раз пообщаться с дедом. – Я отобрала у Гранта свой рожок.

– Она будет недовольна, когда узнает, что я приводил на карнавал девушку, а с ней не познакомил. Но если бы я проговорился, она бы затащила тебя к ним в гости, а я считаю, деду отдохнуть важнее, чем бабушке выспросить у тебя всю подноготную.

Я улыбнулась.

– Может, она про меня не узнает!

Грант посмотрел на Лео.

– Как бы не так…

Мы весело болтали втроем, когда я заметила, что к нам направляются две женщины. Первую я не узнала, зато вторую знала очень хорошо.

– Это твоя сестра Кейт?

Грант оглянулся.

– И вторая моя сестра, Джулиана. Если быстро побежать в другую сторону, успеем унести ноги.

– Ты преувеличиваешь! – я рассмеялась.

Грант помотал головой.

– Сейчас сама увидишь.

– Здравствуйте, – начала подошедшая Джулиана. – Вы, кажется, Айрленд Ричардсон, ведущая утренних новостей?

– Да, это я. А вы Джулиана?

– Приятно познакомиться.

Взгляд Кейт перелетал с меня на Гранта и снова на меня.

– Как поживаете, Айрленд?

– Хорошо. Карнавал очень интересный, всем весело.

– Так ведь праздник. – Она наклонила голову набок. – Вы что, «старшая сестра»?

– Нет, но я говорила с Лиз, она оставила мне информацию о программе. Концепция просто уникальная, мне не терпится узнать больше. Я здесь с Грантом.

Кейт, прищурившись, взглянула на брата и снова перевела взгляд на меня.

– Деловая встреча в воскресенье?

Я покачала головой.

– Нет, мы с Грантом… вроде как встречаемся.

Кейт приподняла брови, и они с сестрой немедленно уселись за наш стол.

– Да что вы? Грант нам ничего о себе не рассказывает. И давно это у вас?

Грант низко опустил голову и процедил сквозь зубы:

– Вот предлагал же сбежать, надо было слушаться!

Я пихнула его локтем.

– Несколько недель.

– Интересно. Вы тоже участница этой новой комиссии, которая была создана по инициативе Гранта?

– Совершенно верно.

– А вы встречались до создания комиссии или уже потом стали?

Если Кейт и старалась скрыть, что откровенно выпытывает информацию, у нее это плохо получалось. Я прекрасно понимала, к чему она ведет. Мотивы Гранта с самого начала вызывали у меня подозрения.

– Мы начали встречаться после первого собрания.

Кейт прищурилась еще сильнее и перевела взгляд на брата, который упорно смотрел в стол.

– Какое совпадение! Он создает комиссию, а теперь вы встречаетесь!

– Поразительное! – поддержала я ее.

Мы с Кейт понимающе засмеялись. Установившееся взаимопонимание растопило лед, и мы проговорили почти час. Грант и Лео потихоньку ушли на какие-то карнавальные игрища, а вернувшись, Грант уже не стал присаживаться.

– Ты готова ехать? – спросил он меня.

– Э-э-э, конечно, – и я с улыбкой начала прощаться с Кейт и Джулианой: – Очень приятно было пообщаться.

– Давай как-нибудь вместе пообедаем, – предложила мне Кейт.

Грант вытаращил глаза.

– С удовольствием, – ответила я.

– Хочешь, я отвезу Лео домой? – спросил он у Кейт.

– Не надо, я обо всем позабочусь. Хорошего вечера!

Мы нашли Лео и предупредили, что уезжаем.

На парковке Грант взял меня за руку, отчего в животе вновь щекотно запорхали бабочки.

– Где ты оставила машину? – спросил он.

– В самом дальнем углу, – я показала, где именно. – Когда я приехала, на парковке яблоку негде было упасть.

Когда мы подошли к автомобилю, Грант поднес мою руку к губам и перецеловал каждый палец.

– Поехали ко мне на коктейль!

– Я тебе еще не надоела? Мы уже два вечера вместе.

У него вытянулось лицо.

– Ты мне нет. А я тебе… надоел?

Я стиснула его руку.

– Вовсе нет, я тебя дразню! Я с удовольствием пойду к тебе в гости. На яхту, правильно же?

Грант кивнул.

Я приподнялась на мыски и поцеловала его в губы.

– Я приеду прямо туда.

Всю дорогу я справлялась с приятным, волнующим головокружением. Грант честно предупредил, что не уверен, по силам ли ему новые отношения, но он представил меня своим сестрам, Лео и деду; для сомневающегося он вел себя самым правильным образом.

И все-таки я нервничала в присутствии Гранта – с самого начала и до сих пор. Поэтому и не хотела спешить, зная, что так будет лучше. Беда в том, что глупое сердце не желало подчиняться.

Айрленд

– Я уж думал, ты меня кинула, – сказал Грант с кормы. Он успел переодеться в шорты и футболку и опять расхаживал босиком. Отчего-то при виде него без обуви я улыбнулась: это приятно контрастировало с его обычным официальным видом.

Я помахала белой коробкой.

– Ужасно захотелось чизкейка, не могла не купить. Стоп, ты к чизкейку как относишься? Если плохо, это станет препятствием в наших отношениях.

Грант подал мне руку, чтобы помочь взойти по трапу.

– Нормально, хотя я вообще не сластена, – на борту он не отпустил мою руку и притянул меня к себе. Сжав мой затылок, он впился в мои губы: – Если, конечно, на сладкое не ты!

Тело мгновенно среагировало на близость Гранта. От поцелуя у меня перехватило дыхание. Почувствовав, как его губы двинулись по моей шее, я выронила чизкейк на палубу.

Грант заговорил будто через силу:

– Нелегко с тобой не спешить. Ты принесла десерт, а я могу думать только о том, чтобы размазать его по твоему телу и слизать…

А-а-а, бо-же мой!!

Не успела я приехать, а трусы уже влажные. Пока Грант пожирал мою шею, я едва могла стоять на ногах.

Рядом послышались голоса, и он со стоном оторвался от меня. На палубу соседней яхты высыпали люди. Грант провел рукой по волосам.

– Вот черт… Останься тут, я принесу вина. Если мы уединимся, это может быть небезопасно.

Я прикусила губу.

– Давай я помогу тебе в каюте?

Зеленые глаза Гранта потемнели, превратившись почти в серые. Взглядом он прошелся по мне с головы до ног.

– Ты точно этого хочешь?

Я сглотнула и кивнула.

Грант с легкой усмешкой нагнулся за чизкейком.

– Он нам понадобится.

До каюты было всего несколько шагов, но пока я шла, желание во мне перекипело в волнение. Грант закрыл за нами дверь, и мир снаружи исчез.

Оглядевшись, я заметила, что шторы везде опущены. Я вспомнила, что Грант рассказывал мне о своих шторах: эти явно были светонепроницаемые, хотя свет в салоне горел.

Грант перехватил мой взгляд.

– Я опустил шторы, чтобы солнце не раскаляло каюту, а не потому, что планировал заманить тебя сюда. Но я могу открыть окна, если тебе так спокойнее. Скоро закат, вид отсюда изумительный.

Я вспомнила закат, которым мы любовались несколько дней назад, – там действительно было на что посмотреть. Но если быть честной, зрелище передо мной тоже было захватывающим. Я подошла к Гранту и взялась за его футболку, стиснув ткань в горстях.

– Пожалуй, сейчас я предпочту уединение.

Грант смотрел на меня сверху вниз, и от ставших огромными зрачков глаза казались бездонными.

– Да?

Я кивнула.

Он смотрел мне то в один глаз, то в другой и наконец, будто найдя то, что искал, показал подбородком на диван:

– Присядь. Сейчас будет десерт.

Что-то в его тоне намекало, что меня ждет не просто кусок чизкейка. Обертоны его голоса вызвали во мне дрожь предвкушения. Опустившись на диван, я смотрела, как Грант одним взмахом рассек красную ленту на коробке и отрезал две порции нежнейшего сливочного чизкейка. Положив оба куска на одну тарелку, он взял из ящика вилку и подошел ко мне.

– Одна тарелка и одна вилка… Будем есть по очереди или это все мне одной?

Грант не ответил. Он взял вилку с тарелки, которую я держала, отделил щедрый кусок чизкейка и поднес к моим губам. Торт просто таял на языке, но то, как Грант смотрел на меня, очень отвлекало. В глазах у него плясал огонь, пока он смотрел, как я жую и глотаю торт. Я невольно облизнула губы, хотя Грант был аккуратен.

– Ну как? – поинтересовался он.

– Супер. Попробуй!

Его улыбка стала откровенно плутовской. Отложив вилку, он двумя пальцами оторвал еще чизкейка и медленно поднес руку к моему лицу, но когда я открыла рот, покачал головой:

– Не жадничай, ты уже попробовала.

И размазал чизкейк мне по шее, гладко скользнув до ключицы.

Я беззвучно ахнула, когда его рот прильнул к моей шее, и язык начал слизывать сливочную сладость. Грант не торопился, вылизывая и засасывая кожу и постепенно опускаясь. Дойдя до ложбинки между грудей, он принялся дразнить меня языком, и моя грудь поднималась в такт учащенному дыханию.

Грант отодвинулся и взглянул на меня полуприкрытыми глазами из-под темных ресниц…

– Ты права, торт прекрасный!

Не знаю, как я удержалась, чтобы не прижать его голову к себе, но он вдруг снова взялся за вилку. Если это игра, я согласна подыграть. Грант скормил мне еще порцию чизкейка и опять наблюдал, как я жую и глотаю. Его взгляд не отрывался от моих губ.

Когда я доела, он снова отложил вилку на тарелку и оторвал пальцами новый кусок. Я сидела, положив ногу на ногу, и он свободной рукой взял меня под колено и снял мою ногу на пол. Легонько нажав на колени, Грант заставил меня раздвинуть ноги.

Дыхание у меня участилось, когда он коснулся чизкейком колена и повел, оставляя дорожку сливочного крема, по самой чувствительной, почти атласной коже, остановившись у края шортов. Взглянув на меня с самой сексуальной улыбкой, Грант наклонился и принялся слизывать крем.

На этот раз он не был так нежен, как с шеей: он лизал, всасывал и прихватывал зубами, причем каждый укус колючей молнией отдавался в клиторе. Когда Грант дошел до шортов, я уже извивалась на диване, борясь с желанием схватить его голову и прижать к себе между ног.

Лукавая усмешка на лице выпрямившегося Гранта подтвердила, что он прекрасно знает, что делает.

– Ах, ты любишь дразнить? – выдохнула я. – Никогда бы не подумала.

– Дразнить значит что-то показывать и не давать, а я буду счастлив дать тебе все, что ты захочешь. – Грант чуть наклонил голову набок. – Скажи мне, чего ты хочешь, Айрленд!

Мне хотелось тысячи разных вещей: чтобы он не останавливался у начала грудей и покусывал мои соски так же, как только что бедро, чтобы он всасывал мой клитор так же, как только что кожу на шее.

– Я… Я не хочу, чтобы ты останавливался!

Грант улыбнулся и взял у меня из рук тарелку с тортом.

– Откинься и подвинь попу к краю дивана.

Опустившись передо мной на колени, Грант большим пальцем потер мой клитор через шорты.

– Давай-ка их снимем.

Руки у меня дрожали, когда я расстегивала пуговицу и короткую молнию. Грант снова улыбнулся:

– Привстань…

Шорты и трусы скользнули по ногам и улетели в сторону. Сидя перед ним голой, я вдруг почувствовала себя беззащитной.

– Откройся для меня пошире.

Я колебалась, и тогда Грант поднял на меня глаза.

– Я хотел попробовать твой вкус с той минуты, как впервые увидел тебя, – он сделал паузу и перевел взгляд вниз: – Шире, Айрленд!

Вопреки инстинктивному побуждению сжать колени я расставила ноги как можно шире. Грант одобрительно улыбнулся, облизнул губы и нагнулся ко мне. Он провел языком по мне с одного конца до другого и принялся щекотать мой центр, устроив мне чудесную пытку. Всякое стеснение исчезло, когда он всосал мой клитор. Извиваясь на краю дивана, я запустила пальцы в густые волосы Гранта и потянула. Мне было так немыслимо хорошо, что уголки глаз защипало от слез.

– О господи! – я дернулась, когда язык Гранта проник в меня.

– Я хочу выпить все твои соки, милая. Кончи мне на язык.

От вибрации его слов мне в самую нежную кожу я задрожала. Язык Гранта вернулся к клитору, а во мне оказались два его пальца. Это было слишком много и слишком скоро, а он стонал и все просил меня кончить ему в рот.

Когда я, приподняв бедра, впилась ногтями ему в кожу, Грант удержал меня на месте, сгибая пальцы внутри меня и посасывая сильнее.

– О господи… да… да…

Оргазм скрутил меня почти неистово. Я замотала головой, а Грант массировал и поглаживал нужную точку внутри меня, пока по телу не прошла последняя судорога. Тяжело дыша, я приходила в себя, вялая, будто бескостная, видя звездопад крепко зажмуренными глазами.

Наконец Грант встал, подхватил меня на руки и уселся туда, где я только что сидела. Я уронила голову ему на грудь, не в силах удержать широкую улыбку.

– Это был лучший в мире чизкейк.

Грант засмеялся и припал к моим губам.

– На вкус ты лучше любого десерта.

Я покраснела, хотя голова этого мужчины только что прижималась к моим самым интимным частям.

– Прости, но сейчас я практически бесполезна. Дай мне пару минут отдышаться, и я смогу заняться тобой.

Брови Гранта сошлись на переносице.

– Это не «ты мне, я тебе», Айрленд.

– Но я до тебя еще даже не дотронулась!

Он немного отодвинулся, чтобы посмотреть мне в глаза.

– Не пойми превратно, потом я буду долго стоять под душем, но в первый раз, когда я кончу с тобой, я хочу быть в тебе. Я настоял на том, что здесь только что было, но к сексу я принуждать не стану. Когда будешь готова, сама дашь мне знать.

Я вздохнула.

– Честно говоря, я бы тебя не остановила, если бы все произошло прямо сейчас.

– Твое тело было готово, – он помолчал и постучал подушечкой пальца по моему виску: – Но вот здесь…

Я хотела возразить, что он ошибается, но Грант был на сто процентов прав. Мое тело безумно его хотело, но разум еще сопротивлялся. Тот факт, что Гранту было небезразлично, чтобы мы с ним оказались на одной странице, многое для меня значил.

Я улыбнулась.

– Спасибо.

– За оргазм или за то, что не заставляю?

– За то и другое.

Чуть позже Грант пошел в ванную, а я оделась и выглянула в окно, приподняв штору. Солнце клонилось к западу. В этой бухте действительно изумительные закаты…

Грант вернулся и обнял меня за талию, поцеловав в плечо.

– Хочешь подняться на палубу и полюбоваться закатом? Я отрежу тебе еще чизкейка и на этот раз не буду мешать доедать.

– Хорошо, – я засмеялась.

Мы устроились на баке, наслаждаясь покоем. Грант сел спиной к мачте, а я устроилась между его расставленных коленей, откинувшись ему на грудь. Мы потягивали вино и говорили, на что похожи облака. Сразу после моего приезда мы кинулись утолять долго сдерживаемое желание, а мне все-таки было любопытно расспросить о Лео. Зная, что Лили – его сестра, я не хотела показаться нескромной, поэтому начала издалека.

– Твои сестры очень милые.

Грант вздохнул.

– Две кобылы с яйцами, вот они кто. Выкачали столько информации, сколько смогли, и отвалили переваривать.

Я усмехнулась.

– Значит, и Кейт подозревала, что ты затеял эту комиссию с единственной целью – чтобы у нас появилась, так сказать, площадка для общения?

Грант покачал головой.

– Чувствую, мне это до самой смерти будут припоминать. Знаешь, до сих пор не могу понять, что на меня нашло, когда я придумал такую дичь.

– То есть ты признаешься, что создал комиссию ради повода мне позвонить?

– Ну, ты скажешь! Когда я тебе звонил, ее и в проекте не существовало. Мне казалось, спросить, как у тебя дела в первый день после восстановления в должности, достаточно веская причина для звонка. Но ты меня разоблачила, спросив, обо всех ли подчиненных я пекусь. Я запаниковал и на ходу сочинил эту фигню.

Я запрокинула голову, посмотрела на Гранта и торжествующе улыбнулась.

– Не злорадствуй, милая. Ты такой же воск в моих руках, как я в твоих, просто я не рвусь тобой командовать.

– Я не воск у тебя в руках!

– Ах, так? Тогда открой рот, и посмотрим, сможешь ли ты меня остановить, когда я буду лапать тебя на глазах у соседей, вышедших полюбоваться закатом.

– Ну, ты засранец!

– Пусть засранец, но я готов спорить на эту яхту, что, если мы начнем целоваться, ты не станешь меня удерживать, когда я запущу пальцы в твои шорты и устрою фингер-сеанс твоей сладкой дырочке.

У меня даже рот приоткрылся.

Грант нагнулся и поцеловал меня в подбородок.

– Осторожнее, – прошептал он мне на ухо. – Если так и будешь сидеть с открытым ртом, я туда кое-что положу.

Я хотела ответить, что он придурок, но от одних слов «фингер-сеанс сладкой дырочке» у меня снова начало приятно покалывать между ног. Пожалуй, Грант был прав. Решив его не провоцировать, я отвернулась, снова пристроив затылок ему на грудь.

– Интересные отношения у тебя с Лео.

– Пацан нашел себе новое хобби – отравлять мне существование.

Я засмеялась.

– Он сказал, ты уже очень давно его «старший брат».

Грант ответил после долгого молчания:

– Лео – родной брат моей бывшей жены. Он родился в той самой больнице, где его мать лежала в неврологии. С его папашей она сошлась в социальном приюте. Залетев, бросила принимать лекарства и загремела в психиатричку. На третий день после рождения Лео уже оказался на попечении государства.

– Да, жесть. Он так и живет в приюте?

– Нет, тетка его папаши оформила временную опеку, но она пожилая и не справляется с подростком. Когда Лео влип в неприятности за кражу, я попросил передать опеку мне, но суд предпочел кровную родню бессемейному свойственнику, который живет на яхте и впахивает по шестьдесят часов в неделю…

Мне нравилась честность Гранта – сейчас уже не приходилось вытягивать из него правду, как в начале знакомства. Но я по-настоящему зауважала его, услышав, что он не побоялся попросить опеку над трудным подростком, родственником бывшей жены. Обернувшись, я посмотрела ему в глаза и потянулась к губам.

– Это за что? – спросил Грант после поцелуя.

Я пожала плечами.

– Ты мне нравишься. Чем больше я тебя узнаю, тем больше ты мне нравишься.

Грант на мгновение отвел взгляд.

– Помнишь, ты вроде не всегда правильно оцениваешь ситуацию с первого свидания и выбираешь исключительно негодяев?

– Ну?

Он посмотрел мне в глаза:

– Так вот, сейчас ты именно это и делаешь.

Я недоуменно сморщила нос.

– О чем это ты?

– Прекрасные принцы и злодеи встречаются только в сказках. В жизни бывают еще и полутона. Иногда прекрасный принц может оказаться немного злодеем.

– Не поняла.

Грант помотал головой.

– Я не хочу тебя разочаровать.

– С какой стати мне разочаровываться?

– Айрленд, я вожу женщин в свой пентхаус, чтобы их трахать.

Я моргнула.

– Об этом ты уже говорил. Но сегодня ты мог поторопить события и переспать со мной, пока мы были в каюте, однако ты же этого не сделал.

Он не сводил с меня глаз.

– Я не хочу задеть твои чувства, Айрленд.

– О’кей, усвоила, но я большая девочка, переживу, если что. Не нужно меня сто раз предупреждать.

Грант прикрыл глаза. Спустя долгую паузу он снова посмотрел на меня и кивнул.

– Ладно.

После этой коротенькой беседы атмосфера ощутимо изменилась. Мне утром рано вставать на работу, поэтому, когда совсем стемнело, я напомнила Гранту, что мне пора.

Он проводил меня до машины.

– Спасибо, что ты пришла на карнавал.

– Мне было очень весело. Значит, ты завтра уезжаешь по делам?

– Да, в семь часов самолет.

– Значит, нам обоим подниматься в чертову рань, – я засмеялась.

Грант шагнул ко мне и нежно поцеловал в губы.

– Я буду звонить всю неделю.

– Хорошо.

До самого дома я вспоминала пролетевший день. С виду все прошло прекрасно – веселый карнавал, умопомрачительный оргазм и великолепный закат, но отчего-то Грант не мог оставить все как есть: ему непременно нужно было рассказать мне, какой он плохой, притом что буквально все доказывало обратное. Я снова и снова проигрывала в голове наши встречи, стараясь понять, что давало толчок такому повороту, и нашла единственную общую черту: как только мы заговаривали о бывшей жене Гранта, он делал шаг назад.

Значит, у головоломки имелся недостающий кусочек, которого я пока не нашла.

Грант – 7 лет назад

– Она – совершенство, – я поцеловал Лили в лоб и поглядел на свою туго спеленатую маленькую принцессу. Восемь фунтов четыре унции нового человека. Из одеяльца то и дело высовывалась крошечная ножка. Трудно было представить, что такая крохотулька с ходу оставит такой большой след в моем сердце, но так уж случилось. Едва увидев личико дочки, я почувствовал себя покоренным навсегда.

Последние месяцы были просто замечательными. Беременность успокоила Лили – или это помог психотерапевт, к которому она ходила? Точно я сказать не мог, но она была очень счастлива и до самых родов пребывала в приподнятом настроении. Мы много говорили о нашем незадачливом детстве и чему мы научились на собственном опыте – как нельзя поступать. Нам не терпелось дать нашему ребенку все, о чем мы сами когда-то мечтали. То, что дали мне Пия и Вильям.

Я натянул одеяло на ножку нашей девочки.

– Странно будет сказать, что я чувствую себя совсем другим?

Лили улыбнулась.

– Ей всего два часа от роду, так что немножко странно, да.

Я не мог объяснить, что изменилось с той минуты, как родилась моя дочь. Я заглянул в ее глазки и увидел там невинность – и в этот момент у меня дрогнули колени от обрушившейся на меня отцовской ответственности. Мне предстояло не только менять подгузники и платить за колледж; мой долг защитить дочурку от всего, что понемногу подтачивает невинность, с которой все мы появляемся на свет. Наркомания моей мамаши и ненормальность Розы заставили нас с Лили повзрослеть до срока, но с моей малышкой этого не случится. Я буду охранять ее от злобы мира.

Лили потерлась носом о носик малышки.

– Давай назовем ее Лейлани?

Я уже с полгода предлагал самые разные имена, но Лили заявила, что ребенок – это как произведение искусства: будучи законченным, он сам подсказывает свое название. Честно говоря, я считал это глупостью, но сейчас, глядя на новорожденную дочь и любуясь ее прелестным личиком, я понял – жена была права.

– Лейлани, – повторил я и кивнул: – Подходит!

Лили подняла на меня глаза.

– Идеально. Совсем как она сама.

Я поцеловал жену в макушку.

– Вы у меня обе прекрасны. Мои девочки – Лили и Лейлани… Я всегда буду о вас заботиться. Айрленд

– Спасибо, Джордж! – поблагодарила я парня из экспедиции, который занес нам почту. Сверху лежал коричневый конверт с моим именем, размашисто написанным поперек.

Я сбросила туфли и присела за стол, чтобы вскрыть конверт. Внутри оказалось уведомление о слушании в связи с нарушением регламентаций зонирования. Посреди страницы был приклеен желтый стикер с надписью: «Мистер Лексингтон просил передать вам это письмо, как только оно придет. Милли».

Сперва я растерялась: что это Грант затеял с документацией на мою стройку? Но я обратила внимание на дату слушаний – через неделю. Архитектор сетовал, что строительный департамент завален работой на месяцы вперед. Разве я говорила об этом Гранту? Ох, точно, я же пожаловалась Санте-Гранту! Но как ему удалось так подвинуть сроки?

Я схватила мобильный и начала набирать сообщение, но через минуту решила позвонить – все равно я хотела напомнить ему еще кое о чем.

Грант ответил на первый же звонок.

– Ты что, настоящий Санта-Клаус?

Он засмеялся.

– Подожди секунду.

Я услышала приглушенные звуки разговора – как будто мембрану прикрыли ладонью, фразу «Извините меня, джентльмены, я вернусь через минуту», звук открывшейся и закрывшейся двери, и Грант заговорил в трубку:

– Я так понимаю, ты получила извещение от городской администрации?

– Да, но как…

– У меня в строительном департаменте знакомый, который передо мной в долгу. Я позвонил и попросил подвинуть твое рассмотрение.

Я покачала головой.

– Даже не верится! Спасибо тебе огромное!

– Не могу же я допустить, чтобы у меня работали бездомные.

– Ах, ты помог, потому что я у тебя работаю? Как раз у нас Джим из бухгалтерии жаловался, что хозяин вышиб его из квартиры и заселил туда свою доченьку. Я ему передам, что ты занимаешься такими вопросами и живо найдешь ему новое жилье!

Грант засмеялся.

– Так и знал, что ты не промолчишь…

Я откинулась на спинку стула.

– Спасибо тебе огромное за такое внимательное отношение. А я как раз думала – уже среда, а ты все не звонишь, совсем на меня забил.

Грант помолчал с минуту.

– Я решил пока оставить тебя в покое…

– Повтори?! То есть ты покоя захотел?

– Что ты хочешь услышать, Айрленд? Что я не могу выбросить из головы мысли о тебе с самого дня знакомства? Что я дрочу всю неделю, вспоминая, как ты выглядела, когда кончила мне на язык?

– Если это правда, то да!!!

В трубке послышался шумный вздох, и я представила, как Грант морщит лоб и проводит рукой по волосам. Когда в трубке стало тихо, я поднялась и плотнее прикрыла дверь кабинета.

– Откровенность за откровенность: я тоже не могу перестать думать о тебе. Вот вчера вечером, например, деятельно думала, пока принимала ванну.

Голос Гранта стал хриплым.

– Айрленд…

– Помнишь, как на яхте ты пообещал запустить руку мне в шорты и заставить прилюдно кончить? Что я не смогу тебе противиться, если мы начнем целоваться?

Он утвердительно что-то прохрипел.

– Я закрыла глаза и представила, что твои пальцы оказались во мне… Но тебя не было рядом, поэтому пришлось воспользоваться моими пальцами, притворяясь, что это твои.

– Айрленд…

– Забавно, вот с такой же интонацией я снова и снова повторяла твое имя. Прямо стенания какие-то, скажи?

– Блин!.. – он громко выдохнул.

Я улыбнулась.

– Ладно, я там, кажется, прервала деловую встречу своим звонком. Я только хотела поблагодарить тебя за Санта-Клауса и напомнить о свадьбе в субботу. Все, я тебя отпускаю, работай дальше.

– И как мне сейчас вернуться в кабинет, когда ты только что расписывала, как мастурбировала, представляя, что твои пальцы – это мои? – простонал Грант.

– Ой, – хихикнула я, – и правда. Мне-то легче скрыть возбуждение, чем тебе.

– Да уж, удружила.

– Если хочешь, я еще останусь на телефоне и расскажу побольше о вчерашней ванне, а ты иди в мужской туалет и помоги себе сам.

– Соблазнительно, но я, пожалуй, просто похожу по коридору.

Я улыбнулась.

– Еще раз спасибо, что напряг свои связи в строительном департаменте.

– Пустяки.

– Удачного дня. Надеюсь, деловая встреча пройдет не слишком туго.

– Погоди, Айрленд, я тебе это припомню, и очень скоро…

Я посидела за столом, справляясь с широченной улыбкой. Такого хорошего настроения у меня давно не было. Пусть Грант не звонил мне, потому что решил «не давить», но его неоценимая помощь с проблемами на стройке доказывала – расстояние не мешало ему думать о нас. А от его признания, что он занимался в душе тем же, чем и я в ванне, начинала приятно кружиться голова.

Из офиса я ушла около часа, официально отработав полный день – я ведь начинаю в пять утра (правда, редко ухожу раньше трех). Мне предстояло забрать у портнихи платье для свадьбы Мии и переделать кучу дел. Окончание моего рабочего дня совпадало с обеденным временем большинства сотрудников, поэтому в холле первого этажа было людно. Смешавшись с небольшой толпой, я ждала возможности выйти на улицу, когда в дверях навстречу мне попалась сестра Гранта, Кейт.

При виде меня она заулыбалась.

– Привет, а я собиралась тебе звонить! Я, конечно, поприкалывалась над Грантом на карнавале, но я не шутила, когда приглашала тебя на ланч.

Я тоже улыбнулась.

– Хорошо, а когда?

Кейт пожала плечами.

– Я как раз иду с совещания и еще не обедала. Ты торопишься?

Меня ждала тысяча дел, но я с четырех утра ничего не ела, кроме энергетического батончика по дороге на телестудию. К тому же у меня оставалось множество вопросов без ответа, а кто лучше сестры Гранта сможет пролить свет на эти загадки? Незачем мчаться в город сломя голову, ателье и через два часа не закроется.

– Да нет…

* * *

– Знаешь, ты правда нравишься моему брату. Я-то вижу, – заявила Кейт.

Мы проговорили почти весь ланч, и я испытала облегчение, когда за кофе Кейт без обиняков перевела разговор на Гранта.

Я улыбнулась и поднесла чашку к губам.

– Мне он тоже нравится, хотя иногда он бывает…

Я замялась, выбирая эпитет поточнее из «трудного», «не вполне понятного» и «резкого», но Кейт договорила за меня:

– Законченным засранцем.

Я усмехнулась.

– Ну, примерно.

Кейт улыбнулась мне с симпатией.

– Он, как бы сказать, избегает женщин. При необходимости Грант появлялся на формальных торжествах со спутницей, но я уже много лет не видела его просто с девушкой. Женщины для него превратились в аксессуар на официальных мероприятиях и в постели, но в эту тему мы углубляться не будем, если ты не хочешь увидеть мой непереваренный ланч на столе… Однако они перестали быть частью жизни Гранта.

Это совпадало с тем, что приоткрыл мне сам Грант: он избегал любого сближения, кроме физического, не допускал женщин в свое сердце. Но я ждала, что Кейт объяснит причину таких изменений.

Я кивнула.

– Да, когда разговор зашел о его прежних связях, он прозрачно намекнул… вернее, не стал скрывать, что с самого начала предупреждал каждую женщину – его не интересуют длительные отношения.

Кейт нахмурилась.

– Но в воскресенье вы казались очень увлеченными друг другом. Я Гранта таким сто лет не видела – от него будто исходило тепло, а не холод. Я смотрела, как вы шли к парковке: он даже взял тебя за руку.

– Он старается. Но если мы делаем шаг вперед, он неизменно отступает.

Кейт вздохнула.

– Ему трудно сближаться с людьми.

Я не знала, можно ли говорить о том, что Грант рассказывал о своем коротком браке, но корни его циничного отношения к женщинам явно уходили туда. Надо понимать, он тогда здорово обжегся и решил вообще не подходить к огню?

– Видимо, так на нем сказался его брак.

– Неужели Грант рассказал тебе о своем браке?!

– Немного. Он упомянул, что у Лили появились проблемы с психикой.

Кейт помолчала, словно взвешивая что-то про себя, и спросила, тщательно подбирая слова:

– А он говорил, чем это кончилось?

– Нет, ограничился общими словами.

Кейт кивнула и снова замолчала. После внутренней борьбы она потянулась через стол и взяла мою руку в свои.

– Мой брат чем-то напоминает устрицу: плотно закрывается и может никогда не открыться. Я надеюсь, ты будешь той, которая сможет достучаться в его раковину. Если он откроется, я тебе клянусь – ты найдешь жемчужину, которая будет только твоей.

* * *

Утром в четверг Грант позвонил с сообщением, что прилетит раньше, чем планировал, и приглашает меня на ужин. Он помнил, что в будни я ложусь спать в восемь, поэтому обещал приехать в ресторан прямо из аэропорта.

Ресторан мы выбрали недалеко от моего дома. Когда я приехала, Грант уже сидел в баре, а рядом стояла молодая женщина в облегающем зеленом платье и о чем-то говорила, придерживая Гранта за спину.

– Привет! Извини, я слегка опоздала, – сказала я, подходя.

Грант встал и поцеловал меня в губы.

– Нет, это самолет раньше прилетел.

Он обнял меня и не опускал руку. Женщина в зеленом стояла, дожидаясь, пока ее представят.

Грант кашлянул.

– Айрленд, это Шеннон, администратор. Раньше она работала в стейкхаусе возле нашего офиса.

Я улыбнулась.

– Рада познакомиться.

Шеннон сверкнула жемчужно-белыми зубами в широкой заученной улыбке, но быстрый взгляд, пробежавшийся по мне вниз-вверх, сказал мне многое. Когда женщина стоит рядом с мужчиной и к ним подходит другая, ее оглядывают с целью либо оценить соперницу, либо понять, к кому ушел мужчина. В случае Шеннон я не была уверена, какая причина из двух верна.

– Взаимно, – ответила она и тронула Гранта за локоть: – Пойду посмотрю, готов ли ваш стол.

Когда Шеннон отошла, Грант зарылся лицом в мои волосы.

– М-м-м, как я соскучился!

– А по-моему, у тебя была компания.

Грант изогнул бровь.

– Уж не ревность ли я слышу?

– У меня есть причина для ревности?

Он покачал головой.

– Ни малейшей. Но не стану скрывать, в свое время у меня с Шеннон было несколько свиданий.

– В твоей квартире?

Грант отвел взгляд.

– Ты вроде изначально не считала меня девственником… Знай я, что Шеннон здесь работает, я бы выбрал другой ресторан. – Он посмотрел мне прямо в глаза: – Я тебя хорошо понимаю. На твоем месте я тоже был бы неприятно поражен.

То, что Грант признавал справедливость моего неудовольствия, исправило мне настроение. Я почувствовала, что действительно веду себя глупо – и у меня, и у Гранта есть прошлое.

– Да ладно, чего там. Я большая девочка.

Вернулась Шеннон и сладко пропела:

– Ваш столик готов.

Пока мы шли по залу ресторана за женщиной, с которой Грант раньше спал, мне пришло в голову, что мы с ним ни разу не заговаривали о прошлом. Мысль о том, что он спал с другими, вызывала во мне настоящую ярость, хотя, строго говоря, он имел на это полное право.

Грант отодвинул мне стул, и когда мы уселись, Шеннон пообещала прислать официанта принять у нас заказы. Я расправила сложенную салфетку, положила на колени.

– Мы ни разу не говорили о том, как встречались с другими.

Грант, поднявший бокал воды, замер, не донеся его до рта.

– Мне казалось, сейчас мы встречаемся только друг с другом?

– Хм. Ну, ладно.

– Мысль о тебе с другим мужчиной лишает меня самообладания.

– Аналогично, – усмехнулась я.

Грант подался ко мне.

– Я рад, что мы завели этот разговор. Я уже знаю, какое мучение быть рядом с тобой и не знать, каково быть в тебе, но ведь есть и вещи похуже. Например, представлять, как тебя трахает другой.

– Выкинь эти мысли из головы! – я засмеялась. – Как прошла твоя поездка?

Грант развернул свою салфетку.

– Продуктивно. Мы покупаем здание на Восточном побережье, будем переводить туда главные офисы наших небольших фирм, раскиданных по городу. Сейчас выгодно покупать.

– Интересно!

– Вот и я так себе сказал, хоть после совершения сделки придется помотаться. Я люблю Нью-Йорк, но летать туда далековато.

– Сто лет не была в Нью-Йорке. Вот бы съездить туда на Рождество! Конечно, разгар туристического сезона и все такое, но хочется же покататься на коньках в Рокфеллер-центре и посмотреть витрины «Блумингдейла»!

– Ты говоришь, как Лео.

– Он тоже хочет в Нью-Йорк на Рождество?

Грант кивнул.

– Может, и его с собой возьмем…

Под ложечкой снова разлилось щекочущее, согревающее тепло. Говоря о будущем, Грант не колебался, будто не сомневаясь в том, что мы будем вместе.

Подошел официант, мы заказали напитки. Мне понравилось, что Грант запомнил мое любимое вино, но, заказывая, взглядом просил моего одобрения. А еще мне понравилась тень щетины, пробившейся к концу дня, потому что она красиво оттеняла мужественный подбородок и подчеркивала четкий профиль, когда Грант, на мгновение повернув голову, отдал винную карту официанту.

Я колебалась, признаваться ли в том, что большинство приглашенных на свадьбу, и я в том числе, заказали номера в ближайшей гостинице. Было бы странно не остаться ночевать в одном номере, однако я не была уверена, что готова к этому. Но ведь Грант только что подтвердил, что мы с ним в отношениях, и заговорил о совместных планах на Рождество, так чего же я жду? Видит бог, проблема заключалась не в отсутствии страсти: обмена взглядами через стол хватало, чтобы я с трудом могла усидеть на месте.

Поэтому, когда отошел официант, я решилась.

– Э-э, я насчет выходных… Многие гости останутся ночевать в отеле «Парк-плейс» рядом с Мииным рестораном – так каждый сможет напиться за здоровье молодых и не морочить себе голову возвращением домой. А наутро Миа устраивает бранч в ресторане отеля. Я тоже заказала номер, если ты вдруг захочешь остаться.

– Это что, действительно вопрос?

Я засмеялась.

– Не совсем, но я не хотела решать за тебя…

– Позволь облегчить тебе задачу на будущее: если предложение включает тебя, да еще и раздетую, подписывай меня, не спрашивая.

Ужин, начавшийся с неловкости с зеленым платьицем, превратился в веселый и непринужденный. Шеннон несколько раз проходила мимо, и я честно могу сказать: Грант этого не заметил. Без всяких усилий он делал так, что я чувствовала себя единственной женщиной в зале. Я чувствовала себя центром его внимания, потому что оно безраздельно принадлежало мне.

Мне понадобилось в женскую комнату, поэтому я извинилась и отошла, когда Грант, подмигнув, заказал нам один чизкейк на двоих. Закончив дела в кабинке, я вышла к раковинам и увидела Шеннон, подкрашивавшую губы перед зеркалом. Она скосила на меня глаза, не удивившись моему появлению.

– И давно вы с Грантом?

Я открыла воду, вымыла руки. У меня не было желания болтать с Шеннон, да и с любой другой женщиной, с которой спал Грант, но садистская струнка подзуживала мое любопытство.

– Не очень. – Я наклонила голову и неискренне улыбнулась. – Он сказал, что вы с ним были… друзьями.

– Это он так вам сказал? Что мы дружили?

Я вытерла руки.

– Нет. Просто «дружба» звучит лучше, чем «дрючьба».

Шеннон сузила глаза.

– Мы были вместе полгода.

Это меня удивило, но я не собиралась давать Шеннон повод для злорадства и, по ее примеру, принялась обводить губы, глядя в зеркало. Шеннон молча смотрела на меня.

Промокнув губы, я посмотрела на нее в упор.

– Вы хотите сказать что-то еще?

– Я дам вам маленький женский совет. Когда Грант говорит, что не создан для отношений, верьте ему. Он говорит одно, а ведет себя совершенно иначе; от этого начинаешь верить в свою исключительность. Мою машину увез эвакуатор, и я попросила Гранта помочь мне после работы забрать ее со штрафстоянки. Когда я вышла с работы, машина ждала меня на обычном месте – Грант даже отвез ее на мойку ради меня. Он очень мил, когда захочет. Я целый год отходила после нашего расставания.

Внутри я уже кипела, но лицо держала хорошо. Бросив помаду в сумочку, я прошла мимо Шеннон, но задержалась за ее спиной и поймала ее взгляд в зеркале.

– Мерси за совет, но хоть себя-то не дурачьте, что целый год отходили. Вы же вон до сих пор не отошли.

В холле я остановилась отдышаться, чувствуя себя взбешенной.

Эта женщина явно зациклена на Гранте и пыталась испортить нам вечер, но меня расстроило не это, а как раз история с ее автомобилем. Последние дни я начала привыкать к ощущению, что за Грантом я как за каменной стеной; во мне робко теплилась надежда, что этот мужчина не вырвет мне сердце и не растопчет его. А почему? Потому что он сделал самую простую вещь – взял на себя решение проблемы со стройкой.

Чем-то напоминает вызволение машины Шеннон со штрафстоянки, не правда ли?

Грант

С Айрленд было что-то не так – я почувствовал это еще на днях, за десертом в ресторане, но списал на усталость, она ведь рано встает. Вчера я написал ей, не хочет ли она вместе пообедать; Айрленд не отвечала несколько часов. Ответ пришел, когда она уже давно была дома: Айрленд сослалась на загруженность работой. Вот и сегодня я видел – она прочитала мое сообщение еще час назад, но реакции ноль.

Поэтому я, проглотив гордость, поперся через улицу и на лифте поднялся на этаж отдела новостей.

Айрленд стояла, разговаривая по телефону, когда наши взгляды встретились. Выражение ее лица подтвердило мое подозрение – что-то неладно. Она закончила разговор, едва я вошел в ее кабинет, встала и закрыла дверь.

– Я предпочел бы здесь не появляться – не хочу ставить тебя в неловкое положение.

Айрленд через силу улыбнулась.

– Я оценила.

– Но ты не оставляешь мне выбора, избегая меня.

– Я тебя не избегаю.

Я сделал гримасу, означавшую, что от ее слов за милю несет липой. Айрленд со вздохом села.

– Ладно, давай поговорим.

– Что происходит?

– Та женщина в ресторане вывела меня из равновесия.

Мои брови сошлись на переносице – сперва, блин, я даже не понял, о ком шла речь.

– Шеннон?

Айрленд молча кивнула.

– Мы перестали встречаться года два назад. Я понятия не имел, что она там работает.

– Да я верю, она сказала то же самое.

Я начал вспоминать ужин в ресторане. Но Шеннон не распускала язык с приходом Айрленд!

– Она подкараулила меня в туалете и сообщила, что у тебя с ней было не несколько свиданий, а полгода отношений.

– Я правда не помню, сколько это тянулось. Мы встретились максимум раз шесть за четыре месяца. Она пытается преувеличить важность этой интрижки.

– А еще она сказала, что почти год отходила после расставания.

Я нахмурился.

– Я понятия не имел, что она пошла за тобой в дамскую комнату. Сочувствую ее переживаниям, но, как я уже говорил, я с самого начала был откровенен с каждой женщиной.

– Об этом Шеннон тоже упомянула, но… – Айрленд покачала головой.

Это моя вина – я сам все портил. Айленд боялась быть со мной, потому что я не давал ей оснований для уверенности. Лучшее, что я ей сказал, – неизвестно, способен ли я еще к серьезным отношениям. А теперь то я, то она тормозили в последний момент. Мы затеяли игру, кто кого перетрусит, и пора мне было либо освобождать место, либо схватить Айрленд в охапку и не отпускать.

Я подался вперед.

– Айрленд, я с ума по тебе схожу. На единственной женщине, которая слышала от меня это признание, я был женат. Прости, что я дал тебе повод усомниться во мне… – Я поймал ее взгляд и продолжал, глядя прямо в глаза: – Я хочу, чтобы у нас с тобой все получилось. Последние семь лет я не хотел серьезных романов. Я думаю о тебе на совещании в одиннадцать утра, хотя последние семь лет вспоминал о женщинах часов в одиннадцать вечера, когда бывало одиноко. А это, на хрен, большая разница!

Глаза Айрленд наполнились слезами.

– Я тоже хочу, чтобы у нас все получилось.

– Так давай же так и поступим, милая! Давай просто позволим отношениям быть!

С минуту она молчала – видимо, переваривая то, что я сказал, – но потом все же улыбнулась.

– О’кей.

Я с облегчением выдохнул.

– Хочешь, сходим пообедать?

Айрленд кивнула.

– Дай мне минут двадцать доделать дела.

Я встал.

– Я что-нибудь закажу. Приходи в мой кабинет, когда закончишь.

– Хорошо.

Я повернулся к двери, но остановился, взявшись за ручку.

– И приходи без нижнего белья. После ланча я полакомлюсь тобой на письменном столе.

* * *

На свадьбе невесте полагается быть в центре внимания, но я не мог отвести глаз от женщины в синем. Сексуальное платье на тонких бретельках подчеркивало соблазнительные формы Айрленд, а забранные наверх волосы открывали длинную нежную шею и ключицы, которые я так любил. Кожа была сливочно-белой и гладкой, без единого пятнышка, и я сидел, обливаясь слюной при мысли вонзить в эту кожу зубы, когда я сорву к чертям это красивое платье. Айрленд, идя ко мне по залу, усмехнулась.

– По-моему, ты что-то замышляешь, – сказала она, подойдя к столу.

Я взял ее за руку и усадил себе на колени.

– О да, во мне бродят дьявольские мысли.

Она хихикнула.

– Вот как? Пойдем, расскажешь о них на танцполе. С обязанностями подружки невесты покончено, остаток вечера я вся твоя.

– Мне нравится ход твоих мыслей.

На танцполе я притянул к себе Айрленд и прижался к ней щекой, шепча на ухо:

– Я тебе говорил, какая ты сегодня красивая?

– Говорил, но я не против послушать еще.

– Скажи, платье свидетельницы надевают всего один раз?

– Вообще да, но это платье такое красивое и простое, я бы его носила.

Я закружил нас в танце.

– Я куплю тебе другое.

Айрленд сморщила маленький носик.

– Я что, посадила пятно?!

– Нет, но к утру оно будет в клочки.

– Порвалось?! Поехало? Где? – У нее расширились глаза.

– Пока нигде, я сорву его с тебя попозже.

Айрленд с облегчением улыбнулась.

– Так вот о чем ты думал, когда я к тебе шла? Сидел с совершенно чертячьей физиономией!

– Я не могу думать ни о чем другом с той минуты, как заехал за тобой.

Айрленд прильнула ко мне, прижавшись щекой к щеке, и прошептала:

– Помнишь, как мы танцевали на благотворительном вечере?

– Помню.

– Мое тело покалывало невидимыми иголочками, когда я была в твоих объятиях, и мне пришлось притворяться безразличной.

– А я танцевал, слегка отставив задницу, чтобы не коснуться тебя этим самым и не дать ненароком почувствовать мою эрекцию.

– Видимо, нас тянуло друг к другу с самого начала.

– О-о, милая, ты и представления не имеешь… Ты возбудила во мне любопытство написанным спьяну имейлом, предложив мне отправляться туда, где солнце не всходит.

С минуту мы танцевали в приятном молчании. Песня кончилась, и началась новая. Я был рад, что это снова медленная композиция и у меня есть причина не отпускать Айрленд. Закрыв глаза, я отдавался мгновению, но женщина в моих объятьях явно оглядывалась по сторонам.

– Не хочу такую пышную свадьбу, – сказала вдруг она. Обычно слово «свадьба» из женских уст обращало меня в бегство, но в этот раз мне стало интересно.

– Разве ты в детстве не играла в невесту? Когда я был маленьким, сестры целыми днями строили в гостиной декорации для своих свадеб и по очереди напяливали мамино свадебное платье. А меня мама заставляла исполнять роль жениха. Я это ненавидел.

Айрленд засмеялась.

– Боже, какая прелесть!

– Скорее, пытка.

– У меня не было братьев и сестер, – со вздохом сказала Айрленд, – а у родителей были отвратительные отношения. Поверь, мне и в голову не приходило играть в свадьбу.

Я крепче обнял ее.

– Мне жаль, что тебе досталось нелегкое детство.

– Но я все равно не убеждена, что, если девочка только свадьбой и бредит, это нормально и правильно. Я не играла в невесту, я играла в дикторшу и часами перед зеркалом рассказывала новости в щетку для волос, как в микрофон. Сдалась мне такая свадьба!..

– Стало быть, ни пышного белого платья, ни банкета в ресторане?

Айрленд покачала головой.

– Нет. Хочу босиком и на пляже. Лучше всего на закате. И чтобы присутствовали друзья и ближайшие родственники, на пальмах мигали гирлянды, и местный джаз-банд играл бы калипсо…

– Прикольно, – я улыбнулся. Впервые за целую вечность я обсуждал что-то имеющее отношение к свадьбе, не вспоминая Лили. У меня не возникало желания думать о бывшей жене, пока Айрленд была в моих объятьях. После развода я сознательно держался за напоминание, чего мне надо сторониться, как чумы, однако с Айрленд я впервые захотел забыть прошлое и жить будущим.

Остаток вечера мы обсуждали ее подруг, тусили с новобрачными и танцевали вдвоем. Айрленд даже заставила меня энергично отплясывать под попсу, чего я никогда не делал. Но оно того стоило – видели бы вы, как подпрыгивали ее груди! На исходе вечера я уже не мог дождаться, когда отведу ее в гостиницу. Мне по-прежнему не терпелось сорвать с нее платье, но я знал, что буду послушно делать так, как захочется самой Айрленд. Она пригласила меня переночевать в своем номере, но я не был уверен, что она готова к следующему шагу.

Поэтому я сразу сбавил темп, едва мы вошли в ее комнатку. Я открыл вино и принес ей бокал, пока Айрленд у окна любовалась мерцавшим внизу морем.

– Спасибо.

Мне пришлось сунуть свободную руку в карман, чтобы не обнять Айрленд. Одно прикосновение, пока мы находимся в комнате с кроватью, – и выдержка бы мне изменила. Поэтому я отпил вина и уставился на море, стоя рядом с Айрленд.

Она повернула голову.

– Ты что-то притих.

– Я притих?

– Угу, – кивнула она. – И… отдалился, что ли. Для человека, который обещал, что к утру мое платье будет в лоскуты, единственная пауза могла возникнуть, когда твой язык оказался бы у меня в глотке. Здесь мы не должны были продвинуться дальше прихожей.

Я тоже повернулся к ней.

– Я стараюсь быть джентльменом.

– Почему? – Айрленд наклонила голову.

– Потому что я не уверен, чего ты ждешь от этого вечера. Может, твое приглашение остаться не означает, что ты готова к большему, нежели разделить со мной номер.

Айрленд отставила бокал, подняла руки и начала расстегивать сережку.

– А если бы не эта неуверенность, чего бы ты хотел?

Она положила сережку на стол рядом с полным бокалом и принялась расстегивать вторую.

– Ты о чем? Что я хотел бы сейчас?.. – Мне требовалась полная ясность, что речь об этом, хотя в принципе и так было понятно – Айрленд интересует, что бы я делал сейчас, если бы она была готова на все.

– …Чего ты хотел бы между нами сегодня. В сексуальном плане.

Я сделал большой глоток вина, когда Айрленд отложила на стол и другую серьгу.

– Ты точно хочешь знать ответ?

– Точно. Я хочу услышать твое честное мнение. – Она улыбнулась, повернулась ко мне спиной и свела плечи. – Расстегнешь молнию?

Блин!.. Я сглотнул.

– Ну, я хотел бы раскрыть тебя пошире на этой большой кровати и для начала вылизать твою дырочку, чтобы ты потекла.

Айрленд хрипло спросила:

– А потом?

Я взялся за язычок молнии. Рука дрожала, потому что сохранять самообладание мне стоило больших усилий. В большой комнате вдруг отчетливо послышался стук моих зубов.

– Много чего еще. Я бы подсадил тебя на комод – я уже примерился, у него идеальная высота – и отымел тебя стоя. Я хочу видеть, как ты кончаешь, и смотреть тебе в глаза, когда я войду максимально глубоко и наполню тебя моим семенем.

Айрленд нервно засмеялась:

– Очень специфические фантазии.

– Я не закончил. – Я расстегнул ее молнию до самого низа и, не справившись с собой, сунул ладонь под платье и погладил гладкую спину. – Потом мы вместе примем душ, и я возьму тебя за ягодицы, а ты сомкнешь ножки за моей спиной и упрешься в кафельную стенку. Когда ты начнешь нанизываться на мой член, я суну палец тебе в зад, чтобы быть в тебе всеми возможными способами.

Она задрожала, и я принял это за знак, что Айрленд хочет услышать больше.

– После этого я дам тебе поспать, а утром мы вместе позавтракаем – под этим я имею в виду твои губы на моем члене, пока я буду вылизывать твою дырочку. Ты будешь сверху, чтобы тебе казалось, что ты контролируешь ситуацию, но когда ты начнешь кончать мне на лицо, я приподниму бедра и войду в твое горло чуть дальше, заполнив тебя горячей спермой.

Легонько взяв Айрленд за плечи, я повернул ее к себе. На ее лице читались шок и возбуждение. Это было невероятно сексуально.

Я приподнял ее лицо.

– Надеюсь, я не зашел слишком далеко?

Она прерывисто засмеялась.

– Да, ты от скромности не умрешь!

Я провел пальцами по ее ключицам.

– А ты чего хочешь?

Глядя мне в глаза, Айрленд стянула бретельки платья и позволила ему соскользнуть на пол.

– Я готова ко всему, что ты перечислил, только хочу кое-что добавить. Никак не могу перестать об этом думать…

Я не мог оторвать глаз от ее роскошной фигуры, едва прикрытой синим бюстгальтером и трусиками: полные груди почти вываливались из маленьких чашечек. Я отвлекся, слыша ее голос, но не вполне понимая смысл слов, и встряхнул головой.

– Прости, что ты сказала?

Губы Айрленд сложились в лукавую усмешку.

– Я сказала, что хочу прибавить кое-что еще к твоим проектам. Можно?

– Все, что хочешь!

В глазах мелькнул лукавый огонек, и Айрленд опустилась передо мной на колени.

Ох, блин!

Меня охватило сильнейшее желание закрыть глаза и возблагодарить Господа за то, что несколько недель назад эта женщина напилась достаточно, чтобы написать мне язвительное письмо, но я не мог отвести взгляд от Айрленд на коленях передо мной. Она расстегнула мои брюки, пока я стоял, не в силах вымолвить слово. Когда ее маленькая рука проникла внутрь и сжала мой уже твердый член, я подумал, что вот-вот кончу – здесь и сейчас.

Я прошипел сквозь зубы:

– Милая, мне долго не выдержать.

Айрленд подняла на меня глаза и улыбнулась, подталкивая меня кулачком.

– Ничего, у нас вся ночь впереди.

Она медленно проехалась рукой по моему члену раз, другой, облизала губы, потом открыла рот и приняла меня внутрь. Не было прелюдии, лизаний головки и кружения кончиком языка по ободку, как любят делать женщины (это, конечно, приятно и все такое, но совершенно не нужно, когда мужчина и так вот-вот кончит). Я не знал, радоваться ли, что Айрленд это понимает, или ревновать к ее сексуальному опыту, но когда она начала часто нырять головой, я уже не мог вспомнить, о чем думал.

Через несколько секунд Айрленд еще немного опустила челюсть и вышибла из меня дух, взяв меня еще глубже.

Блин, она умеет делать глубокий минет!.. Я покорен.

Айрленд отодвинулась, проведя языком по нижней стороне члена и почти совсем его вынув. Ресницы затрепетали, когда она подняла на меня глаза. Я разглядел безудержное веселье в ее взгляде.

– Господи, Айрленд!..

Она тут же нанизалась ртом на мой член и снова впустила меня в горло. Мне пришлось поднять лицо к потолку и зажмуриться, чтобы не оказаться парнем из анекдота про два такта и впрыск и не кончить раньше, чем Айрленд начала. Видеть ее на коленях, сосущую мой член, было для меня чересчур. Я застонал и запустил пальцы в ее волосы.

Я старался не смотреть вниз, на ее ныряющую голову, чувствуя, как член почти выходит из ее рта и снова ныряет в глотку, но не мог удержаться – слишком классное было зрелище. Айрленд еще несколько раз взяла меня глубоко, а потом начала коротко и быстро накачивать меня ртом и рукой.

Кроме шуток, это была самая лучшая штука, которую я испытывал в жизни! Я будто умер и попал в рай для порнозвезд.

Я пытался сдерживаться, но Айрленд, блин, сделала это невозможным. Особенно когда положила свои руки на мои, запутавшиеся у нее в волосах, и подсказала мне задавать ритм. Она буквально дала мне разрешение трахать ее в рот! Как ни хотел я простоять так целые сутки, меня хватило только на три фрикции. Желание кончить было слишком жгучим, как я ни сопротивлялся.

Я обещал кончить ей в рот и так бы и сделал, но я не был засранцем. Пусть Айрленд делает минет как порнозвезда, но она еще и женщина, которую я уважал, поэтому я счел себя обязанным ее предупредить.

– Айрленд, детка… блин… я сейчас… кончу…

Однако она не отодвинулась. Я готов был повторить – вдруг она не расслышала. Когда я поглядел вниз, глаза Айрленд были закрыты, но, что-то почувствовав, она посмотрела на меня.

– Детка, я сейчас кончу…

Она ответила тем, что всосала меня так глубоко, что я мог и не вернуться (да не очень и хотелось). Глотка Айрленд Сент-Джеймс стала моей нирваной, которую я не желал покидать. Но на этот раз она меня точно расслышала и дала мне это понять. Она хотела, чтобы я кончил ей в рот, и я с восторгом согласился. Простонав ее имя и сделав еще одно движение, я замер и отпустил себя, заполнив ее рот нескончаемым потоком.

Потом у меня едва хватило сил поднять ее на ноги.

– Господи, Айрленд, где ты этому научилась? – Но я тут же покачал головой, которая еще здорово кружилась. – Не надо, не отвечай, я не хочу знать.

Айрленд хихикнула.

– Я же говорила, я люблю смотреть, как мужчинам доставляют удовольствие. Вот и подсмотрела кое-что.

Я уставился в потолок, мысленно поблагодарив бога. Любой другой ответ – не про видео – меня бы очень покоробил.

– Ты не могла бы получиться лучше, даже если бы я сам тебя создавал.

– Кстати, я принимаю противозачаточные, – она улыбнулась.

И я понял, что ночка будет долгой.

Айрленд

Я где-то читала, что среднее время прелюдии составляет четырнадцать минут. В начале отношений у пары на предварительные ласки уходит, конечно, чуть дольше, но я никогда еще не проводила два часа за петтингом, не переходя к сексу, даже когда стало ясно, что прелюдия и окажется собственно событием.

Но Грант никуда не торопился, и мне это очень и очень понравилось. После того, как я проявила инициативу, он отплатил мне сторицей, доставив два оргазма подряд своим умелым языком. Потом мы говорили, а он ласкал мое тело. Я думала, ему нужно время восстановиться, но когда я уютно прильнула к нему и ощутила крепкую эрекцию, то поняла – причина не в этом.

Грант пристально смотрел мне в лицо, когда касался моего тела и рассказывал обо всем, что хотел бы со мной сделать – поводить членом между грудей и кончить мне на шею, взять меня сзади, завязать мне глаза, привязать к кровати. Два мощных оргазма должны были меня удовлетворить, но чем больше Грант говорил, тем сильнее становилось во мне желание принять его внутрь.

Грант спустился с поцелуями по моему телу до пальцев ног и принялся щекотно всасывать кожу, поднимаясь обратно. Мое тело вибрировало, когда он снова начал целовать меня в губы. Мне было досадно, что Грант не казался обуреваемым таким же желанием, как я, поэтому я поставила себе целью заставить и его гореть как в лихорадке.

Грант покрывал поцелуями мою шею, когда я подтолкнула его, уложив на спину, и уселась сверху. Прильнув к его губам поцелуем, я немного опустила бедра, так что мой влажный центр уперся в кончик его эрекции, и начала тереться о него, целуя все более страстно. Это помогло – одним быстрым движением я оказалась на спине, и Грант снова навис надо мной, только на этот раз выглядел куда более нетерпеливым. Моя торжествующая улыбка вызвала у него рычание:

– Я пытался не спешить!

Я прикоснулась ладонью к его щеке.

– Я не хочу медленно, я хочу сильно. И немедленно.

Грант пробормотал проклятия, шаря по тумбочке. Нащупав свой бумажник, он вытащил оттуда кондом, бросив остальное на пол, и надел презерватив в рекордное время.

Снова нависнув надо мной, он заглянул мне в самую глубину глаз.

– Ты… – он покачал головой, – …просто невероятная.

Я потянула его к себе, так что наши губы соприкоснулись, и заговорила ему в рот:

– Каждый раз, как я смотрю на тебя, я испытываю возбуждение и страх. Сейчас я хочу только возбуждения.

Грант, не отводя взгляд, резко вошел в меня.

– Блин, – он сглотнул, – ты такая влажная…

Он медленно двигался взад и вперед, немного растягивая меня с каждым разом. Хотя я была возбуждена и уже успела узнать, какой он толстый и длинный, раз он побывал у меня во рту, прошло уже довольно много времени с тех пор, когда я в последний раз была с мужчиной. Телу требовалась некоторая стимуляция, чтобы принять его целиком. Руки Гранта дрожали, пока он пристраивался, и когда он наконец вошел в меня полностью, то застонал. Звук был таким утробным и диким, что у меня по рукам и ногам побежали мурашки.

Грант прервался и нежно поцеловал меня, а потом, неотрывно глядя в глаза, отымел так, как я мечтала – жестко, грубо и по-настоящему. С каждым разом он входил все глубже и сильнее, пока единственными звуками в комнате не стали мои стоны и влажные шлепки наших тел.

Запустив пальцы в волосы Гранта, я повторяла его имя снова и снова, чувствуя приближение слепящей, пульсирующей волны. Дыхание Гранта тоже стало сбивчивым.

– Блин, ты… такая чудесная, такая… хорошая, – отрывисто говорил он сквозь зубы.

– Не останавливайся… Да… Да… О… О-о-о! – В этот раз оргазм был сравним с мощным ударом, и все слова, которые я силилась подобрать, сразу забылись вместе со страхами, мучившими меня.

Грант закрыл глаза – мышцы на щеках мелко двигались, вены на шее вздулись, – ускорил темп и не переставал, когда меня захлестнуло волной блаженства. Когда я запульсировала вокруг него, Грант взревел:

– Бли-и-ин!

И, судорожно поддав бедрами, глубоко вошел в меня.

Через секунду он поцеловал меня в шею и продолжал двигаться уже медленнее. Откинув мокрую прядь с моего лба, он улыбнулся, глядя на меня сверху вниз.

– Все, милая, я пропал. Теперь я знаю, как хорошо быть в тебе, и уже не перестану мечтать снова оказаться внутри.

Я улыбнулась.

– Ничего, ты мне там нравишься.

Он легонько поцеловал меня и кивнул.

– Я тоже тебя там оценил.

* * *

На следующий день мы проспали. Вернее, не совсем так: проспать означает спать дольше обычного, а мы заснули на рассвете и проснулись спустя два часа от звука моего мобильного, поэтому, можно сказать, не выспались.

Приоткрыв один глаз, я провела пальцем по экрану.

– Алло?

– Почему ты не спустилась?

Черт, Миа же со своим бранчем!.. Я приподнялась на локте.

– А который час?

– Бранч начался двадцать минут назад.

– Ах ты ж… Слушай, я, кажется, проспала.

– Проспала или тебе всю ночь не давали спать?

– И то, и другое.

Из-за восторженного визга Мии мне даже пришлось отодвинуть трубку от уха. Грант шевельнулся, и я прикрыла рукой телефон.

– Это Миа. Мы опоздали на бранч.

– Скажи, что мы не придем. Я полакомлюсь тобой вместо бранча.

Конечно, Миа все расслышала, хоть я и прикрывала динамик, и заорала:

– Немедленно иди сюда! Я требую подробностей!

Грант забрал у меня телефон и сказал моей подруге, глядя на меня:

– Нам нужно двадцать минут, чтобы принять душ…

Уперевшись взглядом в мою обнаженную грудь, он добавил:

– А лучше тридцать.

Я не представляла, что ответила Миа, но Грант провел пальцем по экрану, закончив звонок, и зарылся лицом в мою шею:

– Доброе утро.

Я не сомневалась, что на моем лице цветет глупейшая улыбка, но мне было все равно.

– Утро доброе!

Его рука скользнула у меня между ног, и пальцы прошлись по моим припухшим складкам.

– Больно?

– Немного, – храбро соврала я.

Грант посмотрел мне в глаза:

– Точно?

Я кивнула.

Грант потянул меня за сосок, и тот напрягся, став острым и упругим.

– Прекрасно, – хрипло сказал Грант, – потому что я хочу взять тебя сзади, чтобы ты держалась за раковину в ванной и смотрела на нас в зеркало.

Мышцы у меня болели после бурной ночи, между ног все было натерто, однако стоило мне представить, как Грант трудится сзади, тело моментально задрожало от желания.

Я прикусила губу.

– Тогда почему мы еще в кровати?

Не успела я и глазом моргнуть, как Грант подхватил меня на руки и понес в ванную. Я вскрикнула от неожиданности, но мне очень понравилось, что он нежно прижимал меня к груди и двигался без усилия, точно я пушинка.

Он вошел со мной в ванную, держа в зубах пакетик с презервативом, и мы в точности повторили то, что он задумал. Грант отымел меня сзади, перегнув через раковину и давая смотреть в зеркало. Все происходило быстро и яростно, но приносило огромное удовольствие, и мы оба кончили ярко. Лучшего пробуждения и придумать было нельзя. Затем мы быстро привели себя в порядок и спустились в ресторан на праздничный бранч.

При виде нас у Мии загорелись глаза: мои мокрые после душа волосы были стянуты в хвост, а волосы Гранта зачесаны назад блестящей волной. Новобрачная указала мне на пустое сиденье рядом с собой.

– Роняй сюда свою задницу!

– Твоя жена что-то раскомандовалась, – упрекнула я Кристиана. Он поглядел на Мию с обожанием.

– Моя жена… Мне нравится, как это звучит.

Грант сел напротив Кристиана, и через минуту они уже что-то оживленно обсуждали. Медовый месяц новобрачные планировали провести на Кауаи, Грант там, как оказалось, уже бывал, и Кристиан выспрашивал, какие лодочные экскурсии выбирать и куда слетать на вертолете.

Миа наседала на меня с расспросами, как у нас было с Грантом, но я лишь отвечала, что мы прекрасно провели вместе ночь. Правда, моя улыбка и разгоревшиеся после недавнего оргазма щеки все равно рассказали подруге больше, чем надо.

Услышав, как Грант рассказывает Кристиану, где он жил на Кауаи, Миа перебила:

– О, я этот отель видела в интернете! Роскошные условия. Но мест у них нет, они потеряли половину курорта из-за урагана несколько лет назад.

– Я этого не знал, – отозвался Грант.

– А ты давно там отдыхал?

Грант отчего-то взглянул на меня.

– Восемь лет назад.

Я почувствовала укол ревности, хоть и понимала, что это глупо. Видимо, Грант ездил на Кауаи в свой медовый месяц. Его брак давно закончился, а мы только что сблизились и провели потрясающую ночь, однако я все равно ревновала. Я подавила дурацкие эмоции, не позволяя портить эйфорию, с которой я явилась в ресторан.

– Слушай, Грант! – начала Миа, наставив на него вилку. – На правах замужней дамы должна тебя предупредить, что я давно распланировала будущее моей подруги. Мы с Айрленд станем соседками, дворы разделим белым штакетником, а мальчики, которые у нас родятся, получат имена Лиэм и Логан!

– Миа так решила в пятом классе, – я рассмеялась. – Мы ходили в школу мимо красивых одинаковых домиков, которыми владели две сестры. По утрам они сидели на одном крыльце и пили кофе, а когда мы шли из школы, они сидели на другом крыльце и пили чай со льдом. Мы с Мией еще гадали, добавляли ли они рома в чай.

Миа пихнула меня плечом.

– Наш-то чай точно будет сдобрен ромом. – Она взглянула на Гранта: – Ты какое имя предпочитаешь – Лиэм или Логан?

Конечно, было еще рано говорить о чем-то серьезном между мной и Грантом, но неугомонная Миа всегда была душой компании.

Но Грант ответил совершенно серьезно:

– Я не хочу детей.

Все улыбки и смех мгновенно исчезли.

– Правда? – спросила я.

Грант кивнул.

Под ложечкой у меня так и оборвалось. Я почувствовала, что сейчас не время и не место это обсуждать, но Миа, к сожалению, не унималась и весело махнула рукой на Гранта:

– Так многие говорят, пока не встретят своего человека. Ты еще передумаешь!

Лицо Гранта казалось высеченным из камня. Он взглянул на меня и опустил глаза в тарелку.

Наступило неловкое молчание. Миа знала, что я-то детей хочу, причем не одного, а нескольких, на собственном опыте зная незавидную участь единственного ребенка в семье. Ситуацию спас Кристиан, заговорив о спорте, и я присоединилась к общей беседе, хотя услышанное не укладывалось в голове.

Нашему с Грантом роману было без году неделя, поэтому его категорический ответ не должен был меня задеть, но дело в том, что Грант мне очень нравился. Большинство разногласий для влюбленных не становятся камнем преткновения: если, допустим, один хочет жить в городе, а другой за городом, можно найти компромисс и жить на два дома или поселиться в пригороде, где почти город, но с сельским оттенком. Если муж требует жену-домохозяйку, а жена рвется работать, решением может стать неполный рабочий день. Но насчет детей компромисса быть не может – либо ты настроен, либо нет.

Я старалась держать улыбку, но замечание Гранта не давало мне покоя, как ноющая зубная боль. Когда пришло время прощаться, мы с Мией обнялись.

– Хорошего медового месяца, – пожелала я. – Присылайте фотографии!

– Обязательно. И не забивай себе голову – Грант еще сто раз передумает. Мужчины сами не знают, чего хотят, пока им это под нос не сунешь. За исключением минета – вот от этого ни один не откажется!

Я улыбнулась.

– Ты права.

Но на душе было неспокойно. Что-то в интонации, с которой была сказана та фраза, выдавало непреклонную уверенность.

Мы вернулись в номер собирать вещи. Я даже не замечала, что молчала и в лифте, и в номере, пока Грант не подошел ко мне в ванной, когда я брала зубную щетку. Поглаживая мне плечи, он заговорил, обращаясь к моему отражению в зеркале:

– Я не имел намерения тебя огорошить или подставлять. Извини.

Я покачала головой.

– Не за что. Это Миа вынудила тебя к откровенности трепотней о своих планах на жизнь.

Грант кивнул, неотрывно глядя мне в глаза в зеркале. У меня возникло чувство, что он ждет от меня каких-то слов, поэтому я спросила:

– А ты… правда не хочешь детей?

Он кивнул.

– Это точно? На сто процентов?

Грант помрачнел и кивнул решительнее.

– Но ты же так хорошо общаешься с Лео!

Грант повернул меня к себе и приподнял голову под подбородок. Наши взгляды встретились уже не в зеркале.

– Я не хочу детей, Айрленд.

– Потому что ты побывал в приюте? Или ты не готов заводить биологических детей, потому что кругом и так полно ребят, которым нужен дом?

Он пристально смотрел мне в глаза.

– Нет, я совсем не хочу детей.

Это было сравнимо с ударом под ложечку. По выражению лица Гранта я поняла – это решение далось ему нелегко. Упоенная чудесной ночью, я никак не ожидала, что шутливый разговор за завтраком приведет к столь резкому и внезапному прекращению всего, что начиналось между нами. Такой поворот меня шокировал.

Я опустила глаза.

– Хорошо.

– Извини.

– Да ладно… Даже, наверное, хорошо, что мы сразу это обсудили. – Я подняла глаза, чувствуя, как выступили слезы. Нашим отношениям не было и месяца, однако мне показалось, будто меня постигла огромная утрата. – Просто я не представляю себе жизни без них. Двое или трое детей, по возможности погодки, золотистый ретривер по кличке Спадс – короче, дом – полная чаша. Не прямо сейчас, но в будущем обязательно.

Грант кивнул.

– Разумеется. – Он заправил прядь волос мне за ухо. – Ты заслуживаешь всего, о чем мечтаешь.

Мне требовалось время все обдумать.

– Ладно, пойдем. Номер давно пора освобождать – время.

Собрав оставшиеся вещи, мы вышли к машине. В дороге мы оба молчали. Грант взял меня за руку и переплел пальцы, а потом поднес к губам и поцеловал запястье.

– Мне надо заехать в офис поработать, – сказал он. – Хочешь, я высажу тебя у твоего дома?

– Да, спасибо.

У многоэтажки Грант вынул из багажника мой чемодан и проводил меня до дверей.

– Я позвоню?

Я кивнула. Он мягко поцеловал меня и подождал, пока я войду.

Я прислонилась к двери, не в силах отойти от шока. Только что я стремительно влюблялась в замечательного мужчину, и мы не могли насытиться друг дружкой. Будущее играло яркими красками. А сейчас я больше всего хотела побыть одна и уже сомневалась, есть ли у нас общее завтра.

Грант

Откинувшись на спинку кресла, я швырнул ручку. Она попала в угол тумбочки и отлетела, как бумеранг, приземлившись аккурат на последнее письмо. Понятно. Чувствуя, что выдержка мне вот-вот изменит, я схватил конверт, яростно изодрал на мелкие клочки и швырнул пригоршню бумажной трухи в направлении корзины для бумаг (половина приземлилась на пол).

Я приехал в офис, как только подвез Айрленд, решив немного поработать, но прошло уже четыре часа, а делам удалось уделить минут пять. Я не мог сосредоточиться, черт бы все побрал.

Конечно, Айрленд хочет детей. Она нежная, любящая, способная многое дать ребенку. Тема детей не раз всплывала в разговорах с моими бывшими пассиями, но если дама забрасывала эту удочку, ее уловом становилось расставание со мной: я сразу чувствовал, когда от меня хотели слишком многого. Однако Айрленд для меня не интрижка, от которой я не знаю, как отделаться.

Сжимая мобильный, я колебался, набирать ли сообщение или лучше ее не тревожить, вернуться ли к этой теме или забыть о ней и продолжать как ни в чем не бывало? Устыдившись своего малодушия, я решительно отправил чертово сообщение. Рефлексии сегодня съели у меня и так слишком много времени.

«Поужинаем сегодня? Могу заехать за тобой по пути из офиса. Закажем китайской еды и посмотрим закат на яхте».

Вскоре на экране запрыгали точки, пропадая и возникая снова. Битых несколько минут я ждал ответа.

«Сегодня я выпита до дна. Пожалуй, пораньше лягу спать».

Блин, я хотел быть с ней, даже если это означало просто охранять ее сон, но Айрленд этого не предложила. А я не хотел бесцеремонно навязываться, поэтому не стал настаивать.

«О’кей, отсыпайся. Завтра пересечемся».

Она прислала мне счастливый смайлик, хотя я был уверен – ни ей, ни мне сейчас не весело.

Я кое-как ответил на несколько имейлов и одобрил бюджет маркетинга, прежде чем отчалить. Работа никуда не денется, а мне не помешает более ровное настроение. Ночью нам с Айрленд поспать не удалось, и я уговаривал себя, что она права: завалиться спать пораньше только к лучшему. На полдороге я спохватился, что свернул с шоссе на два съезда раньше, чем надо. Дед всю жизнь был мне вторым отцом, а когда не стало папы, так и вовсе его заменил. Он единственный, кто скажет мне правду и не станет сластить пилюлю. Оставалось надеяться, что сегодня у его памяти не самый худший день.

* * *

– Грант, какой приятный сюрприз! Входи, входи же!

Бабушка отступила, пропуская меня в дом, и я поцеловал ее в щеку.

– Как новая сигнализация?

– Прекрасно. Но твой дед спит как младенец с тех пор, как ее установили.

– Ну и хорошо. – Я огляделся. В доме было тихо. – А где дед?

– Внизу, в подвале, ерундой своей мается. Когда я к нему заглядывала, он делал миниатюрный гробик для этого кошмарного кукольного дома, который они с Лео так любят. Я предпочитаю не подходить, когда твой дед занят своими деревяшками. Детали такие маленькие, что я начинаю нервничать, как бы он не отрезал себе пальцы…

Я улыбнулся. Дед начал многое забывать, но инструментами пользовался по-прежнему виртуозно. Деменция в принципе влияет на память, но мастерство было скорее его второй натурой, чем усвоенными навыками. Я не мог представить, что придет время, когда дед не сможет изготавливать свои миниатюрные модельки, пусть даже не помня, для кого он их делает.

– Спущусь-ка я к нему.

– Тогда я соберу вам перекусить и принесу.

– Спасибо, ба.

Я нашел деда в пижаме и банном халате, но при этом с рабочим поясом на бедрах. На носу у него сидели защитные очки, а седые волосы усеивали опилки, потому что он подстругивал неровные борта крошечного гробика.

При виде меня дед улыбнулся, поднял очки на макушку и выставил вверх три пальца, заклеенные пластырем.

– Мышеловка, – похвастался он.

Я невольно нахмурился:

– У вас тут еще и мыши?!

– Я лично не видел. Я решил пустить старые деревянные мышеловки на половицы в комнатах, а петельками крепил дверцы гроба. Так вот, на прошлой неделе Лео зарядил одну кусочком сыра, поглядеть, поймается ли мышь. Утром я достал ловушку – сыр по-прежнему на месте, – он пошевелил пальцами, – вместе с моей кожей.

– Дед, ты поосторожнее, – я засмеялся. – Бабушка волнуется, когда ты работаешь острыми инструментами. Смотри, оттяпаешь палец – вернешься из больницы в пустую мастерскую.

– Она волнуется, как кресло-качалка, – пробормотал дед. – Находит себе чем заняться, но все в итоге так на месте и остается.

Я подошел к кукольному дому ужасов оценить новые поступления. С прошлой недели в комнатах появились миниатюрные зеркала в деревянных оправах с намалеванными страшными рожами, парящие привидения и камин с оскаленной волчьей мордой тончайшей работы. Взяв в руки портал, я восхищенно рассматривал его, представляя, какой это труд. У деда действительно золотые руки.

– Что у тебя нового? – спросил я, поставив камин обратно.

– Ничего. В моем возрасте это идеальный вариант. Сейчас для меня что-то новое – это таблетка, ломота или осмотр простаты, который я терпеть не могу. – Дед поглядел на меня и отложил заготовку, которую шкурил. Под верстаком у него было два табурета. Дед вытянул один и пододвинул мне, а сам присел на второй.

– Садись, рассказывай. Что стряслось?

– Откуда ты знаешь, что у меня что-то стряслось?

Дед подбородком указал на мои брюки:

– А ты руки в карманах держишь. Тебя это всегда железно выдавало. Помнишь, как ты отрезал сестре волосы, когда она спала, потому что она оставила твой велик на улице и его сперли?

Я даже хрюкнул от смеха. Меня не переставало удивлять, какую старину помнит дед на первой стадии деменции, однако забывает простейшие вещи, едва услышав.

– На следующий день велик нашли и вернули, но мама несколько месяцев не давала мне его кататься.

– В тот день ты ходил руки в брюки – наверное, прятал в кармане отрезанный сестрин хвост. С тех пор, как только ты волнуешься, руки у тебя по карманам.

Я не знал, прав дед или нет, но нарочно вынул руки, прежде чем сесть на табурет. Вздохнув, я начал:

– Слушай, дед, вот я эгоист?

Дед нахмурился.

– Ты спрашиваешь, потому что руководишь семейной компанией и на правах начальника гоняешь своих сестер?

Ну, дед, спасибо, удружил! Вот не ожидал от тебя… Я покачал головой.

– Нет. Я встретил женщину.

Дед кивнул.

– Ту красотку? Шарлиз?

– Ту самую.

– Хороший выбор. Такая не станет мириться с твоим характером. – Дед погрозил мне пальцем. – Это залог счастливого брака. Женись на женщине, перед которой ты немного робеешь и задаешься вопросом «что она во мне нашла?», и проведешь остаток жизни, пытаясь стать таким, которого, по твоему мнению, она заслуживает.

Мудрости у деда был неисчерпаемый кладезь, но это не был тот вопрос, за ответом на который я пришел. Набрав воздуха в грудь, я решился выпалить то, что не давало мне покоя:

– Для меня все будто началось в первый раз. Я серьезно ей увлекся, но она… хочет детей.

Дед долго смотрел мне в глаза, и много невысказанного было в этом взгляде. Объяснений, почему для меня это проблема, ему не понадобилось.

Погрустнев, он уточнил:

– Значит, ты считаешь себя эгоистом за то, что не хочешь детей?

Я кивнул.

– Ты не эгоист, сынок. Ты просто не умеешь ни в чем отказать тому, кого ты любишь. Это восхитительное качество в мужчине. Твоя ситуация отличается от ситуации чайлдфри, которые держатся за свою свободу – это и вправду можно списать на эгоизм, хотя тут уж каждый выбирает для себя… Но у тебя все иначе. Я бы сказал, что в глубине души ты даже хочешь детей, а протест этот носит скорее ограждающий характер. Ты стремишься защитить будущее дитя… и отчасти самого себя.

В груди будто лег тяжелый камень. Глядя в пол, я проговорил:

– Дед, я в этом не уверен.

Когда я вновь посмотрел на него, дед не сводил с меня взгляд.

– Ты мне доверяешь?

– Конечно.

– Тогда поверь моим словам – ты не эгоист. Твое нежелание не этим вызвано… – Дед вздохнул. – Ты объяснился со своей леди начистоту?

Я покачал головой.

– Ну а чего тянешь? Тогда она хоть сможет тебя понять.

– Это, знаешь, не та тема, которую легко обсуждать.

– Ясное дело, только мне кажется, ты должен рассказать ей все с начала до конца. Давно пора это сделать, сынок. Даже если вы не сможете прийти к какой-то общей точке, ты хоть душу облегчишь…

* * *

В понедельник Айрленд снова меня отшила. К четвергу я уже не находил себе места и срывался на подчиненных; даже Милли старалась держаться на расстоянии. Но утром на столе ожил мой офисный телефон, и на дисплее высветилось: «Айрленд Ричардсон».

Сердце забилось чаще, хотя я еще не снял трубку.

– Мне одобрили отступление от регламентированного зонирования!!!

Я невольно улыбнулся при звуке ее голоса – совсем забыл, что сегодня утром у нее слушания в городской администрации.

– Рад слышать, отличная новость.

– Это же не само собой произошло, а целиком твоя заслуга! Грант, спасибо тебе огромное! Я перед тобой в долгу.

В другое время я бы ответил: «Почему же ты не принесешь свою сексуальную задницу в мой кабинет, и я обналичу твой должок, как только запру дверь?», но сейчас это бы не прозвучало. Поэтому я сказал:

– Не за что. Мне ведь это ничего не стоило.

– Я даже нового подрядчика нашла, ванную заканчивать. Он сказал, если к середине недели мне обошьют стены гипсокартоном, он выложит плитку в душе и на полу. Тогда водопроводчику останется установить раковину и унитаз, и у меня появится один работающий туалет. Если я закончу ванную и спальню, то смогу переезжать туда, когда истечет аренда квартиры, а кухню и другие комнаты буду делать постепенно.

– Так у тебя есть кому гипсокартон делать или нет?

– Пока еще нет, – вздохнула Айрленд. – Но я немедленно начну поиски.

– Значит, на этой неделе тебе нужно закончить только ванную?

– Да. Там немного, кого-нибудь найду.

Я помнил, как мы с дедом достраивали дом и сколько всего там делали. Это, кстати, одно из лучших воспоминаний в моей жизни. Мы целыми днями трепались и хохотали, а работа при этом спорилась. И тут у меня родилась идея.

– Не звони никому, у меня есть подходящий человечек.

– Правда?

– Правда.

– Господи, я готова просто вылезти из телефона и обцеловать твое лицо!

Я ухмыльнулся.

– Придержи эту мысль на потом, когда придет время расплачиваться с работником, который закончит тебе ванную.

– Стоп, ты только что мне сказал, что мне нужно будет… дать штукатуру?!

Я едва сдержал смех.

– Совершенно верно.

– Что-то я запуталась. А кто этот штукатур?

– Я.

Айрленд

Боже, как мне нравился этот рабочий пояс!..

Прислонившись к дверному косяку, я наблюдала, как Грант работал во дворе. Установив лист гипсокартона на двух козлах, он споро отпиливал нужный кусок для стенки ванной по своим меркам. Грант работал в джинсах, грубых ботинках, футболке и старом драном поясе с кармашками для инструментов; вид у него (у Гранта, не у пояса) был невероятно сексуальный. Я любовалась им и в дорогом костюме, и в шортах на яхте, но при виде этого Гранта у меня рождались грязные мысли, от которых бросало в жар.

– Если будешь на меня так смотреть, работа так и останется незаконченной!

Он пилил, опустив голову, и я даже не догадывалась, что он меня видит. Я отпила воды из бутылки.

– Ты на пилу смотри давай! Не хочу, чтобы ты лишился чего-нибудь важного.

Грант поставил отпиленный кусок вертикально, стянул защитные очки и повесил на козлы. Поднявшись с гипсокартоном на крыльцо, он задержался в узком дверном проеме, чтобы запечатлеть целомудренный поцелуй на моих губах.

– Надо побыстрее доделать твой ремонт, а то всякий раз, проходя мимо каркаса твоей кухни, я невольно отмечаю – какая идеальная высота тебя отлюбить!

Несмотря на неопределенность нашей ситуации, я не на шутку увлеклась этим мужчиной. Один поцелуй и упоминание о сексе – и соски затвердели, а между ног начало щекотно покалывать. Мне пришлось откашляться, чтобы не выдать себя.

– Работай, работай. А то потом не заплачу.

Его глаза потемнели.

– Попробуй не заплатить мне, милая…

Грант прошел в ванную, а я уселась на ступеньках крыльца. Вот бы все было таким же простым и легким, как последние две минуты… Я начала избегать Гранта после открытия, что он не хочет детей, и всерьез думала о том, чтобы порвать с ним. У меня уже возникло сильное чувство, и тянуть с расставанием означало лишнюю боль. Но это все логика, а сердце не желало знать логики, поэтому пока – ненадолго – я решила жить сегодняшним днем.

Я не могла отказаться от Гранта – и не могла принять жизни без детей, поэтому в качестве лучшей тактики выбрала страусиную. Мне нужно было понять, отчего Грант так уперся в этом вопросе и возможен ли какой-нибудь компромисс.

С этими мыслями я направилась в ванную, чтобы жить настоящим – с моим сексуальным строителем. Грант крепил отпиленный гипсокартон.

– Чем я могу помочь? – спросила я с порога.

– Если ты умеешь мерить, бери рулетку и определи размеры вон той части стены. Последний кусок остался.

– Сейчас, – оживилась я.

Грант покосился на меня через плечо.

– Ты в жизни что-нибудь измеряла?

– Разумеется!

Честно говоря, мерила я разве что талию портновским сантиметром, когда ставила себе целью похудеть там на дюйм. Но разве мерить так уж сложно?

Измерив простенок и записав результаты в телефон, я стала ждать, пока Грант закончит. Он кивнул на часть стены, остававшуюся необшитой:

– Перепроверить за тобой?

Я уперлась руками в бока.

– Думаешь, раз я женщина, то совсем дремучая?

Грант приподнял ладони:

– Нет, нет, я уверен, что ты все измерила правильно. Просто у нас остался единственный лист, и если запорем с этим куском, придется ехать в магазин.

– Ничего я не запорю!

Я очень-очень на это надеялась.

Во дворе я любовалась, как вздувались мускулы Гранта, когда он пристраивался у ко́зел пилить гипсокартон.

– А ты часто качаешь мышцы?

Грант посмотрел на меня.

– Пять раз в неделю. Если рассержен или надо пережечь эмоции, то чаще. Незачем говорить, что после нашего знакомства в кафе я какое-то время качался каждый день.

Я наклонила голову.

– То есть я тебя уже не сержу?

Грант усмехнулся.

– Я этого не говорил. Но теперь у меня есть куда более приятный способ вымещать досаду – на тебе.

Отпилив, он понес гипсокартон в ванную, но, когда приложил его к стене, оказалось, что кусок на несколько дюймов короче, чем надо. Я вытаращила глаза:

– Ты неправильно отпилил!

Брови Гранта поползли вверх.

– Я?! Это ты неправильно намерила!

Я прищурилась:

– Ничего подобного!

Ой-ей-ей…

Грант уставился в потолок, что-то пробурчал и шумно засопел.

– Хочешь пари?

– Что ты там еще надумал?

Он опустил глаза на наколенники, которые носил целый день.

– Если я отпилил точно по твоим замерам, ты наденешь эти штуки.

Хм. Не такое уж большое неудобство, если я проиграю. Я крепко пожала руку Гранту для заключения пари.

– Отлично. Но если я выиграю, ты снимешь всю одежду, оставив только пояс с инструментами, и будешь так работать.

Обойдя меня, Грант взял рулетку и наклонился ко мне для поцелуя:

– Если тебе нравится пояс, я готов носить его каждый, блин, чертов день!

Я улыбнулась.

– В офисе все решат, что ты сбрендил.

Грант измерил незашитое пространство на стене и показал мне ширину:

– Тридцать два и три четверти дюйма, согласна?

Я подалась к нему и проверила.

– Да, тридцать два и три четверти.

Он указал на мой телефон:

– А теперь прочитай то, что ты мне назвала.

Затаив дыхание, я провела по экрану пальцем. Ненавижу ошибаться, но Грант с его начальственной манерой и в рабочей одежде меня не на шутку заводил, и в душе я надеялась, что ошиблась. Опуститься сейчас на колени было бы самое оно… Посмотрев в телефон, я улыбнулась и повернула экран к Гранту.

Он сморщился.

– Ты знаешь, что здесь написано двадцать два и три четверти?

– Знаю, – я улыбнулась еще шире.

– Это означает, что ты проиграла!

Я прикусила губу и опустилась перед ним на колени.

– Знаю. Можешь оставить свои наколенники… и рабочий пояс.

* * *

Час спустя мы с Грантом, уже куда более спокойным, ходили по «Хоум депо». Раз мы приехали в хозяйственный, я решила посоветоваться заодно и насчет плитки двух видов, которую присмотрела для ванной. Проход был перекрыт – рабочие снимали палету с верхней полки с помощью автопогрузчика, и Грант отправился за тележкой. А со мной затеял разговор какой-то строитель.

– Что, решаете, какую выбрать? Берите натуральный камень, не прогадаете.

– А почему не керамику?

– Керамика легко отбивается, а камень нет. Если вам нравится та, которая у вас в левой руке, у них тут есть такая же, но состаренная. Камень практически не щербится, а уж состаренный камень даже не представляю, чтоб отбился.

– Спасибо, буду знать.

Он улыбнулся.

– Без проблем.

– А вы плиточник?

– Нет, я по специальности штукатур.

Подошел Грант, катя перед собой высокую тележку, на которых перевозят габаритные грузы. Остановившись рядом со мной, он с подозрением уставился на моего собеседника.

– А я как раз искала штукатура! Вот не думала, что найду мастера в «Хоум депо»!

Парень вынул из заднего кармана бумажник, достал визитку и с улыбкой подал мне.

– Понадобится помощь – обращайтесь.

Я кивнула.

– Еще раз спасибо, что подсказали насчет плитки.

Когда он отошел, я повернулась к Гранту.

– Я нашла штукатура!

Грант выдернул визитку у меня из пальцев.

– Который мечтает забраться тебе в трусы! Тащишь мусор всякий… – и он скомкал карточку.

– О боже, да ты ревнуешь?

– Еще чего! Просто охраняю свою территорию.

– Это одно и то же.

– Как угодно. Показывай плитку.

Я широко улыбнулась и протянула нараспев:

– А Гра-ант ревну-ует!

Он покачал головой.

– Ты просто заноза в заднице, ты в курсе?

Я приподнялась на цыпочки и коснулась его губ.

– Тебя легко доводить.

Даже отыскав состаренную плитку, я все еще не могла решиться, поэтому Грант загрузил по коробке каждого вида в тележку и сказал, что выложит их на полу ванной, чтобы я увидела, а лишнюю вернет. На парковке он не смог закрыть багажник; гипсокартон пришлось привязывать, чтобы не вывалился. Зрелище было феерическое – дорогущий «Мерседес», обмотанный веревкой, удерживавшей строительные материалы.

– Что-то мне подсказывает, что раньше в этой машине не возили гипсокартон.

– Я нанимаю специалистов, потому что у меня много дел, а не потому, что я безрукий.

– Знаю – и ценю, что ты нашел для меня время.

Грант долго смотрел мне в глаза, переводя взгляд с одного на другой, и кивнул:

– Поехали, закончим твою ванную. Но на этот раз мерить буду я!

Айрленд

Через неделю наши с Грантом отношения потеплели почти до такого же комфортного градуса, какими были до бранча Мии. Почти каждый день мы обедали в кабинете Гранта и ночевали то у него, то у меня. Но о детях мы больше не заговаривали – просто жили дальше, и все.

Я для себя решила пока не решать, что для меня важнее – дети или Грант. Положилась, как сказать, на волю случая: вдруг в будущем выяснится, что Грант – это не мистер Вечность или со временем он смягчится. Эта мысль удержала меня от того, чтобы просто уйти: к такому я была не готова.

В субботу я проснулась от покачивания. Я в первый раз ночевала у Гранта на яхте, и «Лейлани Мэй» ходила ходуном. Пошарив по кровати, я нащупала холодные простыни вместо теплого тела, поэтому натянула рубашку, в которой Грант вчера ходил на работу, и пошла искать ее обладателя. Он отыскался на корме.

Шалун ветер забрался под подол рубашки, и я поймала ее как раз вовремя, чтобы не сверкнуть задницей.

– Как ветрено!

Грант кивнул.

– Да, будет шторм.

Кое-где на небе пробивались солнечные лучи, но тучи быстро сгущались, приобретая зловещий темно-сизый оттенок.

Грант взял меня за руку и усадил перед собой, расставив колени.

– Ты часто остаешься на палубе в шторм?

– Смотря какой шторм. В этой бухте редко увидишь огромные пенные валы…

– А ты давно проснулся?

Он пожал плечами.

– Не знаю, несколько часов назад.

Я повернула голову и поглядела на него снизу вверх.

– Сколько сейчас?

– Около шести.

– И ты на ногах уже несколько часов?!

Грант слегка кивнул.

– Не спалось.

– Что-нибудь случилось?

– Да так, работа, мысли.

Мы посидели молча, глядя на небо. Неожиданно Грант проговорил:

– Я наврал.

– Насчет чего? – я наморщила лоб.

– Работа здесь ни при чем.

Я выпрямилась и обернулась. Поднявшись на палубу, я не успела толком присмотреться к Гранту, но теперь обратила внимание, какое у него напряженное лицо.

– Что происходит? Поговори со мной!

Он долго смотрел в пол, а затем поднял повлажневшие глаза.

– Сегодня день рождения Лейлани.

– Яхты? – опешила я.

Грант покачал головой, взглянул на небо за моим плечом и сглотнул, прежде чем снова посмотреть мне в глаза:

– Моей дочери.

– Что?!

Он зажмурился.

– Сегодня ей исполнилось бы семь.

Исполнилось бы… Я схватилась за сердце.

– Господи, Грант, я не знала! Мне очень жаль…

Он открыл глаза и кивнул.

Моя дочь. Два простых слова, которые все объяснили. Название яхты, нежелание заводить детей… Будто ветер принес недостающую деталь головоломки под названием Грант Лексингтон, и она, покружившись в воздухе, вдруг встала на свое место.

– Она… болела?

Грант, далеким взглядом смотревший в неспокойное море, помотал головой.

Мои глаза расширились.

– А что же тогда? Неужели несчастный случай?

По его щеке скатилась слеза, и он едва заметно кивнул.

Я обняла его и сжала изо всех сил.

– Боже мой… Прими мои глубочайшие соболезнования…

Боль Гранта была почти физически ощутимой, и у меня тоже полились слезы.

Не знаю, сколько мы так сидели, цепляясь друг за друга; мне показалось, больше часа. В голове вихрем носились вопросы: какой несчастный случай, почему он мне раньше не сказал, неужели из-за этого он семь лет сторонился серьезных отношений, а что же он не пошел к психологу, была ли дочка похожей на него? Но было видно, что Грант не в состоянии говорить на эту тему. Я понимала – только ему решать, когда заводить этот разговор.

Гранта окликнули с пристани, и он приподнял руку, помахал в ответ. Воспользовавшись возможностью, я немного отстранилась и посмотрела на него.

– Ты… хочешь об этом поговорить? Я бы очень хотела о ней послушать.

Глядя мне в глаза, он отрезал:

– Не сегодня.

Я подалась вперед и крепко поцеловала его в губы.

– В любой момент, как только ты захочешь…

Вскоре начали падать первые крупные капли дождя, и мы ушли в каюту. Грант выглядел измученным, поэтому я повела его в спальню, и мы снова легли. Он обнял меня сзади и стиснул так крепко, что мне стало почти больно. Но если, держа меня в объятиях, он чувствовал хоть немного облегчения, пусть хоть раздавит… В какой-то момент я почувствовала, что хватка Гранта ослабла, и дыхание замедлилось. Он снова заснул. А я не могла спать, переполняемая мыслями.

У Гранта была дочь.

Которой сегодня исполнилось бы семь лет.

Ее звали Лейлани, и в честь нее названа яхта.

И Грант живет на этой яхте и каждый день, возвращаясь с работы, видит имя своей дочери, выложенное большими золотыми буквами.

Тетя Опал говорила, что горе сравнимо с плаванием в океане. В хорошие дни мы держим голову над водой и подставляем щеки солнечным лучам, но в шторм, когда захлестывают волны, трудно не поддаться и не позволить затянуть себя в пучину. Единственное, что можно сделать, – научиться плавать и в шторм.

Но я знала, что существует и еще один способ не утонуть: надо найти спасательный плот. Я осиротела в раннем детстве, и тетя практически заменила мне мать. Не знаю, был ли у Гранта такой плот, но мне в голову пришла мысль, что, может быть, все происходит не без причины и наши дороги пересеклись, чтобы я приняла эстафету и стала спасательным плотом для него. Грант

Все хорошее когда-нибудь кончается.

Тот, кто придумал это изречение, был чертов гений. Я, кретин, размечтался, что ровное настроение Лили, длившееся всю беременность, теперь так и останется. После родов она еще немного держалась – два месяца назад мы выписались из больницы практически здоровыми, но потом ситуация начала ухудшаться с каждым днем. У Лили началась бессонница, она стала очень раздражительной. Но ведь у нас новорожденный младенец, и раз я вернулся на работу, Лили приходилось вскакивать к малышке по ночам. Кто бы не устал и не начал срываться по пустякам?

Через полтора месяца мы сходили на первую послеродовую консультацию. Когда врач спросил о перепадах настроения и депрессии, это я упомянул о перемене в Лили, потому что жена прочирикала – у нее все прекрасно. Доктор Ларсон ласково потрепал меня по руке и сказал, что период адаптации проходит нормально. Гормональный фон у Лили меняется, возвращаясь к обычному, плюс у нее стресс, как у всякой молодой мамаши, а Лейлани, кажется, перепутала день и ночь. Иными словами, это я чересчур беспокоюсь.

В последующие недели все буквально покатилось под откос, набирая обороты. Лили обуяла настоящая паранойя, будто с ребенком непременно случится что-то плохое. Когда мы в два месяца проходили осмотр, Лили даже не позволяла медсестре брать Лейлани на руки, утверждая, что медичка недостаточно поддерживает голову малышки. Врачи, как сговорившись, списывали поведение Лили на материнский инстинкт – гиперопека как следствие стараний быть лучшей в мире мамашей. И снова эти доводы казались разумными и логичными.

Но потом начался сущий ад. Лили потеряла сон – вообще, совершенно. Она едва не падала с ног, но почти не позволяла мне прикоснуться к малышке. Она утверждала, что Лейлани много чего любит по-своему, а я сделаю не так. Во мне крепло ощущение, что жена не доверяет мне заботу о моем же собственном ребенке. Маразм крепчал с каждым днем, и мы с Лили не раз спорили из-за этого. Впрочем, тогда мы только и делали, что спорили.

Вечером в субботу я твердо решил помириться и начать все налаживать. Я приготовил любимый ужин Лили. Погода стояла прекрасная, и жена, с виду совершенно спокойная (какое разнообразие), сидела на задней палубе, баюкая Лейлани на руках.

– Хочешь поужинать на свежем воздухе? – спросил я, высунув голову из каюты. – Или здесь накрыть?

– Я не хочу есть.

Я нахмурился.

– Ты за сегодня ничего не съела.

– Я же не могу есть, если я не голодна!

– Но тебе нужно питаться, Лили.

– Ладно, немного поем.

– В салоне или на палубе?

Она пожала плечами.

– Да без разницы.

Я вздохнул и спустился раскладывать еду. Так как стульчик-колыбель и с десяток прочих детских аксессуаров мы держали в салоне, я рассудил, что легче будет поесть тут. Я расставил тарелки на столе и водрузил любимые электрокачели дочурки на жесткий диван между нами.

– Лили, ужин на столе!

Лили спустилась и уселась, не выпуская Лейлани из рук. Я потянулся, чтобы взять дочку, но жена резко извернулась, не давая мне коснуться ребенка.

– Что за черт, Лили? Я хотел положить ее в качалку, пока мы будем есть.

– Я и с ней на руках могу поесть.

– Я не говорю, что не можешь, но нет никакой причины, отчего нельзя покушать нормально. Мы положим ее вот прямо между нами.

– Это кресло слишком неустойчивое, оно опасно для ребенка. Что, если яхту подбросит шальная волна и оно упадет?

Я нахмурился.

– Какая волна, мы вообще-то у пристани, яхта пришвартована! Лили, это же бухта, да и море сегодня спокойное, как зеркало.

– Ты совсем о нас не заботишься!

– Ты сама знаешь, что это неправда. Я хочу поужинать с моей женой. Неужели я прошу слишком многого?

Лили ничего не ответила, глядя на малышку.

Я вздохнул.

– Ну, давай я ее подержу, а ты ешь. Я поем, когда ты закончишь.

– Нет, я ее сама подержу. Ешь.

Напряжение последних недель дошло до точки кипения.

– Дай мне ребенка, Лили, – теряя терпение, сказал я.

– Нет!

– Это просто смешно! Не только ты в состоянии о ней позаботиться, Лейлани и моя дочь, чтоб ты знала!

Жена снова не отреагировала на мои слова. Я швырнул салфетку на стол и выскочил на палубу:

– Ну и ужинай с нашей дочерью!

Через пару часов мне стало стыдно своей несдержанности. Малютка спала в переносной люльке в нашей спальне, а Лили мылась в душе с открытой дверью, да еще и при включенном мониторе на раковине. Когда она вышла из кабинки, я сидел на кровати, собираясь извиняться, но отвлекся при виде глубоких черных провалов под глазами Лили, – и ее плеч в ночной сорочке на бретельках. Она чертовски похудела, потеряв не только набранный за беременность вес.

Блин…

Я взял Лили за руку, когда она хотела пройти мимо.

– Иди сюда.

Она с сомнением посмотрела на колыбель. Лейлани сладко спала, поэтому Лили не стала противиться, когда я усадил ее к себе на колени.

– Прости, что накричал на тебя.

Она покачала головой, глядя в пол.

– Ничего.

– Нет, это плохо. Просто я скучаю по тебе, Лили, хоть ты и рядом.

– Я же забочусь о ребенке, чего ты ожидал?

Я вздохнул.

– Да я понимаю. Я хочу помочь, но ты не позволяешь.

– Не нужна мне помощь!

– Дело не в том, нужна тебе помощь или нет. Ты и одна справишься, если понадобится, но зачем же рваться на части, если я вот, рядом! Позволь и мне помогать. Мне очень хочется тоже держать Лейлани на руках и общаться с ней. И по тебе я тоже стосковался. Ты не целовала меня уже несколько месяцев – всякий раз, как я ищу твои губы, ты подставляешь мне щеку или лоб.

Лили отвела мокрые глаза, нервно ломая руки. Я мягко приподнял ее за подбородок, заставив смотреть на меня.

– Я скучаю по тебе, детка. Ты здесь, но будто за миллион миль. Поговори со мной, расскажи, что творится у тебя в голове…

Я уже начал надеяться, что достучался до нее, пока не ляпнул эту фразу про голову. В глазах Лили точно полыхнуло пламя. Она вскочила с моих коленей.

– Я, блин, не дура сумасшедшая!

– Я и не намекал…

– Убирайся отсюда!

– Лили, я…

Она заорала, выбросив руку в сторону двери:

– Вон пошел!

Я поднялся, подняв ладони, пытаясь ее успокоить:

– Лили, перестань, я не хотел…

Неожиданно завопила Лейлани – наш скандал, видимо, ее разбудил. Лили решительно подошла к колыбельке и подхватила дочь на руки. Малышка тут же замолчала, однако Лили с ненавистью заявила:

– Видишь, что ты натворил?

– Лили, с ней же все в порядке. Посмотри, она уже снова спит.

– Уйди, Грант! Просто уйди отсюда!

Я заглянул в глаза своей жене – девчонке, которую знал с четырнадцати лет, – и то, что я увидел, напугало меня до глубины души. Я искал, но не находил в ее взгляде ни капли логики и разума. Лили казалась безумной.

– Я никуда не уйду без Лейлани.

Глаза Лили расширились.

– Ты ее больше не возьмешь!

Я с силой пригладил волосы. Бесполезно было уговаривать Лили в таком состоянии, но выражение ее глаз леденило кровь. Она не отвечала за себя, и я не мог оставить с ней свою дочь. Прерывисто выдохнув, я покачал головой.

– Я переночую в гостевой каюте. А утром, когда ты успокоишься, мы поговорим.

* * *

Спать я не мог. Полночи я ворочался, с горечью думая, во что превратились наши с Лили отношения. Но еще больше я боялся за нее. Из-за частых переездов, приютов и приемных семей она не обзавелась подругами, по возрасту уже не подлежала государственной опеке, и раз теперь моей мамы нет на свете, о Лили точно никто не позаботится. Никто, кроме меня. Это мне придется настаивать и доказывать, что ей нужна помощь, отлично зная, что, если Лили заставлять, она начнет брыкаться. В последнее время передо мной встал выбор – быть ее опекуном или мужем; совмещать эти две роли не представлялось возможным. Состояние ее ухудшилось настолько, что помощь ей требовалась больше, чем муж. Позаботиться о ней и о Лейлани было важнее, чем переживать, что Лили на меня рассердится.

Решив проведать, как они там, я поднялся с койки и пошел в спальню. Дверь была плотно закрыта; я попытался приоткрыть на щелочку, чтобы не разбудить ни Лили, ни Лейлани. Я лишь хотел убедиться, что жена спит. Вообще под палубой темно, как в подвале, поэтому я не мог ничего разобрать, даже когда распахнул дверь довольно широко. В спальне было абсолютно тихо – ни дыхания, ни посапывания, поэтому я решился подойти к кровати.

На постели угадывался какой-то бугор, но я не знал, Лили это или скомканные одеяла. Нагнувшись, я не уловил дыхания, поэтому осторожно погладил бугор в надежде наткнуться на теплое тело. Однако нащупал лишь остывшую постель.

Я замер. По спине побежали мурашки, сердце заколотилось в горле. Кинувшись к стене, я нащупал выключатель. Настоящий ужас охватил меня, когда я увидел, что и колыбелька тоже пуста.

– Лили! – вне себя заорал я.

В отчаянии я рванул дверцу туалета – разумеется, там никто не прятался. Я выскочил из спальни и кинулся по лестнице на палубу, выкрикивая:

– Лили! Ли-ли-и!

Ответа не было. Кухня и салон тоже оказались пустыми, и я забарабанил в дверь верхней ванной.

– Лили!

Ответом мне была тишина.

Сердце билось страшно быстро. Накатила необоримая, цепенящая тошнота – на секунду мне показалось, что меня сейчас вывернет. Да что за фигня происходит?

Я подбежал к двери, ведущей на палубу, и распахнул ее.

Слава богу!

Я зажмурился и с силой выдохнул. Лили стояла на задней палубе у самых перил, не обернувшись на звук открывшейся двери. Отдышавшись, я собрался с силами и перешагнул порог. Было темно, но я видел, что руки Лили согнуты в локтях, как я неизменно видел их уже несколько недель. Ну, хоть живы, слава Создателю…

Не желая пугать жену, я шепотом позвал:

– Лили!

Когда она не ответила и не обернулась, я двинулся к ней. Только тут я разобрал, что она плачет.

Ну, еще не хватало…

Я мягко взял ее за плечи.

– Не плачь, Лили, я здесь.

Она зарыдала сильнее, и я развернул ее к себе, чтобы обнять и прижать к себе.

Но когда она повернулась, я увидел, что она баюкает пустое одеяло.

Ледяной холод пробежал от темени по спине и врезался иглами в пальцы ног.

– Лили, где наша Лейлани?

Она затряслась в рыданиях.

Мой голос неудержимо шел вверх:

– Лили, что происходит, блин, где дочка?

Я обежал заднюю палубу, вернулся к жене, схватил ее повыше локтей и затряс:

– Где она, черт возьми? Отвечай, где она?!

Лили отвернулась к воде.

– Ее нет.

Айрленд

Иногда до полного изнеможения долбишь каменную стену – прогресса ноль, а порой вынешь один кирпич, и вся преграда начинает рушиться. Лейлани была кирпичом, на котором держалась стена вокруг Гранта. Все изменилось на рассвете того ненастного дня – внешне осталось как прежде, но отношение стало совсем другим.

Проснувшись, Грант отвез меня домой, объяснив, что ему нужно поделать кое-какие дела, но попросил меня собрать сумку с вещами для ночевки и быть готовой, когда он вернется через несколько часов. К моему удивлению, Грант отвез меня в центр города, в свой кондоминиум, располагавшийся в фешенебельном небоскребе недалеко от океана, со швейцаром и постом охраны.

Охранник в форме приветливо кивнул при нашем появлении:

– Обе ваши доставки прибыли, бригада только что ушла, мистер Лексингтон.

– Спасибо, Фред.

Дождавшись, пока за нами закрылись дверцы лифта, я спросила:

– У тебя есть бригада?

Грант засмеялся, переплетя пальцы с моими.

– Увидишь.

Он провел картой по щели на панели лифта и нажал кнопку ПХ.

– Пентхаус?! Ну ты даешь! Что ж ты умолчал, что твой порнодворец – в пентхаусе! Может, я и не привередничала бы насчет приезда.

Грант приподнял бровь:

– Почему порнодворец?

– Потому что звучит приличнее, чем траходром.

Грант прижал меня к себе и поцеловал в макушку.

– Вообще-то я рад, что ты отказывалась сюда приходить.

– Вот как? Тогда почему мы здесь?

– Увидишь.

Лифт приехал на четырнадцатый этаж и открылся в бескрайний холл, где первым в глаза бросился круглый мраморный стол. Я огляделась. Квартира была огромной. Справа находилась ультрасовременная кухня нержавеющей стали, а несколько ступенек вели в гостиную, словно бы утопленную в пол и окруженную целой стеной панорамных окон, за которыми открывался вид на океан. Я невольно пошла сразу к стеклянной стене.

– Господи, какая красота! А я отчего-то представляла себе что-нибудь темное, потертое… Хотя вообще знаю, отчего. Из-за целей, которым служила эта квартира.

Грант подошел ко мне сзади и обнял за талию.

– Акцент на прошедшее время – служила.

Я обернулась в кольце его рук и обняла за шею.

– Ты хочешь сказать, что решил отныне не использовать этот прекрасный пентхаус для сексуальных утех? Это очень и очень жаль.

– Отчего же, я планирую тут много трахаться. Начну с того, как нагну тебя и заставлю упереться руками в стекло – это будет совсем скоро. Просто теперь эта квартира станет куда эксклюзивнее.

– Для особо престижных случайных связей? – не удержалась я.

Большим пальцем Грант поглаживал мою нижнюю губу, не сводя с нее глаз.

– Только с тобой, красотка.

От нежности в его голосе затрепетало сердце. После утреннего разговора меня переполняли эмоции – мне даже казалось, будто я слегка задыхаюсь. Грант что-то прочел в моем лице и улыбнулся, коснувшись моих губ.

– Пойдем, я покажу тебе обстановку.

Мы шли по длинному коридору, и Грант открывал каждую дверь, объявляя, но не заходя внутрь:

– Кабинет.

– Гостевая спальня.

– Ванная.

Оставалась последняя дверь слева, когда Грант взял меня за руку и привел в, как оказалось, главную спальню. Там тоже были панорамные окна, красивый камин и двуспальная кровать в центре. Как и во всем пентхаусе, украшений тут было мало, но то, что имелось, выглядело изящным и дорогим.

Грант опустился на кровать и потянул меня к себе на колени.

– Матрац совершенно новый, сегодня доставили.

– А что случилось со старым?

Он посмотрел мне в глаза, и от его взгляда в груди стало горячо.

– Он помнил семь лет того, чего я уже не исправлю.

Возведенный им самим крепостной вал продолжал рушиться.

– Предусмотрительно, – похвалила я, гладя его по щеке.

– Давай вместе выберем сюда новое белье – и проверим кровать на прочность.

Я улыбнулась.

– Вы бы поостереглись, мистер Лексингтон. Покупаете новый матрац, ведете меня в магазин – девушка может привыкнуть к такой заботе.

Грант посмотрел на меня так, как не смотрел раньше. Что-то изменилось, и от этого сердце билось чаще. Я долго откладывала принятие решения в надежде, что все произойдет само собой, и вдруг поняла – уже произошло, я полюбила Гранта.

– Привыкай, Айрленд, ты этого заслуживаешь.

Я влюблялась все сильнее, буквально тонула в этой любви.

Чувствуя, как превращаюсь в подтаявшую кашу, я испугалась окончательно потерять голову и поспешила сменить тон.

– Раз мы будем выбирать постельное белье, может, и декор какой-нибудь заодно подберем? Квартира чудесная, но пустовата и… безликая, что ли. Ей требуется домашнее тепло.

– Все, что захочешь.

Я поцеловала Гранта, вскочила и потащила его из спальни, по многим причинам не решаясь сидеть с этим мужчиной на широкой кровати. Проходя гостиную, я заметила ярлык на диване.

– Ты и диван новый купил?

Грант кивнул.

– А что, сюда был нужен новый?

Он медленно покачал головой.

Ого! Я сморщила нос при мысли, что Грант ублажал на диване какую-нибудь даму.

– Столешницы на кухне и письменный стол ты тоже обновил? – сухо поинтересовалась я.

– Слишком ты умная…

* * *

Меня не покидало ощущение, что Грант не привык ходить по магазинам: он совершенно растерялся среди товаров для дома. Всякий раз, как я спрашивала, как ему то или это, он пожимал плечами и кивал.

– Конечно, если тебе нравится.

Я нарочно взяла один из самых безобразных постельных комплектов – на клетчатом фоне кто-то намалевал аляповатый цветочный узор. Не только краски были кричащими, но и ткань оказалась почти кусачей.

– Может, этот?

Грант, едва взглянув, ответил:

– Конечно, если тебе нравится.

Я покачала головой.

– Это самый безвкусный комплект, какой я видела.

Он свел брови.

– Тогда почему ты его выбрала?

– Проверяла твою реакцию. Ты совсем не помогаешь – я же не знаю, что ты предпочитаешь.

– Тебя в обнаженном виде! – с плотоядной усмешкой отозвался Грант. – Выбирай, чтобы спинку не натерло… и локти с коленями… – От этих слов во мне вспыхнуло желание. Грант заметил, как изменилось мое лицо, нагнулся и прошептал мне на ухо, срываясь на рык: – Поспеши, иначе я выволоку тебя из магазина, увезу и трахну на голом матраце!

И как тут прикажете женщине выбирать?..

Кое-как справившись с жгучим теплом между ног, я направилась к выставке кроватей у дальней стены магазина. Один комплект – полосатый, темно-синий с белым, производства «Нотика» – привлек мое внимание. Я погладила ткань ладонью и ощутила роскошную мягкость.

– Мне кажется, этот тебе подойдет.

Впервые Грант ответил по делу:

– Да, мне нравится. Простой. Пожалуй, этих несколько штук тоже стоит взять, – он показал на выставку диванных подушек, которую я не заметила. Подушки были темно-синими, с джутовыми аппликациями и отлично поддерживали морскую тему.

– Слушай, да ты просто дизайнер, когда захочешь!

Грант оглянулся и быстро глянул вправо-влево. Я думала, он ищет еще вещей в этом стиле, но он проверял, чист ли горизонт. Не успела я возразить, как уже взлетела в воздух и приземлилась на середину кровати, застеленной комплектом от «Нотики». Грант с озорной улыбкой кивнул:

– Прямо ансамбль! Берем – и уезжаем.

На самом деле уговаривать меня было не нужно, но я не могла не подразнить Гранта и приподнялась на локтях.

– Как, а декор? Давай заедем сперва в галерею тут рядом, а потом за люстрами в большой магазин на Фейвей-бульвар. Я там просто часами могу бродить!

У Гранта вытянулось лицо. Я рассмеялась, и он все понял.

– Прикалываешься, – он прищурился.

– Ты меня вообще отыметь планируешь! – парировала я.

Грант подхватил меня с кровати, пересадил на одну руку, а другой сдернул с полки полосатое покрывало. Подойдя к диванным подушкам, он нагнулся:

– Бери несколько!

Я засмеялась, но схватила две, которые мне больше нравились, и Грант понес меня к кассам.

– Гм, ты и в очереди меня на руках держать будешь?

– Буду! Чтобы ты не засматривалась на всякую ерунду, а побыстрее опробовала со мной новое постельное белье!

Я захихикала. Люди смотрели на красивого молодого мужчину, который нес по магазину женщину и свои покупки, но Грант либо ничего не замечал, либо не обращал внимания.

– Ты понимаешь, что похож на неандертальца?

– Ты разбудила во мне пещерного человека, милая. Не волнуйся, я заглажу свое некуртуазное поведение, как только мы приедем домой.

Домой!.. Он займется со мной любовью, когда мы приедем домой! Я слушала его, обмирая от блаженства.

Айрленд

Следующая неделя превратилась в одно сплошное счастье. Из кондоминиума мы с Грантом не выходили полтора дня – в воскресенье продолжили осваивать подходящие поверхности. Утром в понедельник у него была деловая встреча за городом, и на этаж нашей телестудии доставили гигантский букет, занявший половину моего стола. Во вторник Грант дожидался водопроводчика в моем доме, чтобы мне не пришлось отпрашиваться с работы. В среду мы пообедали в его кабинете, после чего ненадолго заперли дверь. В четверг и пятницу мы ночевали у меня.

В субботу он поехал в офис, а я осталась ждать Мию, которая уже вернулась после медового месяца и формально переехала к Кристиану, оставив в нашей квартире целый штабель своих коробок. Мы собирались отнести их в «Гудвилл», как только подзаправимся.

Едва Миа вошла, я кинулась ей на шею: так надолго мы не расставались, наверное, с детства.

– Дорогая, я дома! – закричала подруга.

Мы обнялись и долго так простояли. Отстранившись, я восхищенно покачала головой.

– Залюбоваться можно, какой загар! Ты выглядишь отдохнувшей и… замужней, – я улыбнулась.

– На Кауаи просто рай, но там не хватало тебя. Ты бы знаешь как повеселилась на вертолетной экскурсии – Кристиан весь свой ланч выблевал в бумажный пакет!

Я засмеялась.

– Уверена, твой муж остался бы в восторге от твоего: «Дорогой, я возьму с собой два места багажа – и Айрленд!»

– Обязательно надо будет съездить вместе семьями. Может, на этот раз на Мауи…

– В прошлые выходные я спросила Гранта, когда он в последний раз был в отпуске. Он сказал, восемь лет назад.

– Да ты что? Почему?

Я пожала плечами.

– Он трудоголик, и у него нет близкого человека, который настаивал бы на отдыхе.

Миа открыла холодильник, достала апельсиновый сок и уставилась на пакет.

– С мякотью? Это что, я оставила? Он же испортился! Ты же не пьешь с мякотью?

– Грант предпочитает с мякотью.

– Значит, вы практически не расстаетесь с моего отъезда, если ты для него сок в холодильнике держишь! – обрадовалась Миа.

Я присела за кухонный стол.

– Не расстаемся, нам вместе очень здорово.

– После свадебного бранча я не была уверена, что по возвращении застану счастливую пару. С его-то нежеланием детей и тому подобным… – Миа достала из шкафчика два бокала и налила сока, а из другого отделения, где мы держали спиртное, вынула бутылку водки. Налив немного в оба бокала, она размешала коктейли пальцем и один отправила по столу мне. – Ради меня потерпишь мякоть!

Я мякоть не любила, но коктейль бы выпила, просто не в этом дело. Я отправила полный бокал обратно.

– Пей оба, я за рулем.

– Не выдумывай, Кристиан меня завез и поехал в спортзал. На обратном пути он загрузит коробки в машину. – Она улыбнулась. – Велел мне провести с тобой целый день, а на себя взял благотворительный магазин и закупку продуктов.

– Ну вот как тебе удалось завлечь в свои сети такого классного мужика? – восхищенно сказала я. – Молодец ты все-таки!

Раз отпадала необходимость садиться за руль, я решила себе не отказывать. Взяв сок, я поднесла его к бокалу подруги.

– За хороших парней, для разнообразия!

Миа выпила сразу полбокала и утерла рот тыльной стороной руки.

– Ну, давай сочные подробности. Как у вас было после бранча? Ты что, убедила его, что дети – это еще не самое страшное в жизни?

Я посерьезнела.

– Нет, он не изменил своего отношения, и я не уверена, что когда-нибудь изменит. У него действительно есть причины не хотеть детей, и достаточно веские, насколько я поняла.

– А если у вас все станет серьезно? Ты откажешься от мечты завести детей?

Я покачала головой.

– Расстаться с ним я не готова и ставить на детях крест тоже не готова… Короче, я решила пока ничего не решать, вдруг все само собой образуется.

Миа сжала губы в тонкую линию.

– Я вижу только три варианта развития событий. – Она выставила руку и принялась загибать пальцы, начав с указательного. – Первый: вы расстанетесь, и проблема выбора отпадает сама собой. – За указательным последовал средний палец. – Второй: Грант передумает. Третий, – Миа ткнула мне в нос свой безымянный палец, – ты согласишься не рожать. – Она покачала головой. – Ты сказала, он не передумает. Значит, остается либо расставание, либо совсем другая жизнь, нежели ты планировала. Вряд ли оставаться в отношениях в расчете на скорое расставание нормально, но третий вариант – непомерная жертва. Ты уверена, что не пожалеешь?

Я сникла. Миа была на сто процентов права, но сейчас я больше хотела оставаться счастливой, чем глядеть правде в лицо. Я уже очень давно так не увлекалась мужчиной.

– Я понимаю, что ухожу от проблемы, но… я безумно люблю его, Миа, и не хочу от него отказываться.

Миа долго смотрела на меня и вдруг отрезала:

– Первого января.

– Что – первого января?

– Первого января ты примешь окончательное решение. У тебя еще несколько месяцев, чтобы насладиться своим счастьем и все обдумать. Но первого января мы сядем за этот стол и не встанем, пока ты не примешь решение, с которым будешь жить дальше.

Я через силу улыбнулась.

– Хороший план.

Про себя я сочла затею Мии глупостью: через четыре месяца я еще сильнее буду любить Гранта Лексингтона, особенно ту его сторону, которую он перестал прятать от меня последние недели. Но мой разум отлично умеет внушать сердцу, что главный здесь он, поэтому я согласилась с Мией.

– Только не надо больше на эту тему, – попросила я. – Лучше вон разберем твои коробки, чтобы твой муженек отвез ненужное в благотворительный магазин. Я и свой шкаф хочу немного освободить.

– О’кей. А как ты насчет двойного свидания? Может, поужинаем в новом итальянском ресторане в центре?

– Я напишу Гранту. Он сегодня на работе, но планировал заехать. Думаю, он согласится.

Я встала, но Миа схватила меня за руку:

– Одно слово еще скажу на эту тему – и умолкну, обещаю.

– Ну?

– Не спеши. Я понимаю, он тебе дорог, но ты не спеши. Не отдавай свое сердце так, чтобы нельзя было забрать его обратно.

Я кивнула, прекрасно зная, что это уже давно произошло.

* * *

Давно я так не смеялась – за столом Миа не давала нам заскучать рассказами о своем СПА.

– Или вот еще, входит дама и спрашивает, можно ли мужу присутствовать во время ее интимной восковой депиляции. Ну, во-первых, процедурные у нас маленькие, а во-вторых, мы не позволяем кому-то смотреть, если женщина лежит на столе голая с широко расставленными ногами. Я спрашиваю, он хочет посмотреть, потому что колеблется насчет удаления растительности внизу живота? Тогда я могу предложить ему пробную восковую полоску на спине или ноге. А клиентка, сама простота, отвечает, что муж у нее садомазохист и возбуждается, когда жене больно! Э-э, нет, думаю, не хватало тут еще раскочегаривать твоего супруга…

Грант слегка опешил – он не привык к черному юмору и не представлял, для чего нужна добрая половина процедур, которые описывала Миа.

– Собственное СПА – это класс! Не придется больше видеть на процедурном столе задницу, заросшую, как джунгли… – и Миа доверительно обратилась к Гранту: – Ты вот свои яйца бреешь или воском депилируешь?

Грант застыл, как олень в свете фар, что было невероятно забавно, потому что его нелегко смутить. Он даже начал что-то отвечать, но я пришла ему на помощь:

– Она тебя разыгрывает!

Мы с Мией хохотали так, что я утирала слезы.

Подошел официант предложить нам еще вина, и все, кроме Мии, отказались: мы были за рулем. Грант работал до вечера и приехал прямо в ресторан, поэтому мы были на двух машинах, а моя норма – маленький бокал вина в самом начале двухчасового ужина.

– Итак… – Миа поднесла к губам бокал, глядя на Гранта. – Как ты насчет махнуть на Мауи на недельку, с Рождества до Нового года? Вчетвером, конечно, а не со мной одной – я теперь замужняя дама…

Грант, смеясь, поглядел на меня. Под столом он нашел мою руку и сжал ее.

– Что скажешь? Неделя на Гавайях!

Сердце забилось чаще. От планов на будущее у меня потеплело на душе: мои прежние кавалеры устраивали истерику, если я вручала им квитанцию из химчистки с просьбой забрать заказ через два дня.

– С удовольствием, – я улыбнулась.

Закончив ужин, мы еще с полчаса проговорили на крыльце ресторана. Я подслушала, как Кристиан пригласил Гранта на бейсбольный матч. Миа подмигнула мне с широкой улыбкой: мы никогда не пробовали дружить семьями, но оказалось, это очень приятно.

Разъезжаться начали, когда уже опускался туман. Я обняла Мию и Кристиана, и Грант проводил меня до машины.

– Уже поздно, может, оставишь свою тачку здесь до утра?

– Да не стоит. Я заеду к себе на квартиру, заберу кое-что по работе. Хотела взять с собой в ресторан, но забыла на кухонном столе. Так что жди меня на яхте.

– Хочешь вина? У меня закончилось, но я могу заехать в магазин…

Я приподнялась на цыпочки и нежно поцеловала его в губы.

– А давай. Пока, скоро увидимся.

– Езжай осторожнее. Обещали туман, дорога будет скользкой.

– Слушай, ты с моей теткой сразу поладишь. Сколько лет я у нее жила, ни дня не прошло без того, чтобы Опал не напомнила мне ехать осторожно и не пересказала прогноз погоды.

Грант открыл для меня дверцу машины и оперся о крышу.

– Давай не выпендривайся, не хватало еще кататься в густом тумане. С моря быстро наползает.

Заехав домой, я взяла что нужно и вскоре вернулась на шоссе. Туман действительно был что надо: шутки шутками, но ехала я словно в молоке. Дороги, ведущие в гавань, петлистые, и я включила дальний свет, чтобы что-то разглядеть, но через несколько секунд впереди мелькнули фары встречной машины, и я переключила на ближний. Когда машина проехала, я снова врубила дальний, но навстречу снова показалась машина, и я не хотела слепить водителя. Я судорожно сжимала руль и вздыхала с облегчением, только когда удавалось ехать при дальнем. В четвертый раз пропустив встречную машину, я включила дальний свет – и встретилась с зачарованным взглядом двух больших глаз.

Олень!

Крупный олень с развесистыми рогами торчал посреди чертовой дороги, будто соткавшись из воздуха. Он появился совершенно неожиданно и непонятно откуда, когда нас разделяло не больше ста футов. Замерев от неожиданности, мы уставились друг на друга, пока я не опомнилась и не крутанула руль вправо.

После этого время будто растянулось.

Я разминулась с оленем, но от густого тумана асфальтобетон стал скользким, и меня понесло юзом. Я крутанула руль влево в надежде выровнять машину, но это не помогло.

Автомобиль снесло с дороги прямо в грязь.

Я всем весом давила на педаль тормоза, чувствуя, как машина скользит куда-то боком.

Без дальнего света я не могла понять, вернулась я обратно на асфальт или меня еще мотает по обочине.

Когда скорость замедлилась, я затаила дыхание.

Мокрое шоссе осветили фары другой, встречной машины.

Слава богу, я была не на дороге, но меня несло прямо на старое, кряжистое дерево.

Я напряглась всем телом.

Вокруг стало неестественно тихо.

До самого удара…

Грант

Я, в принципе, не паникер.

И вообще не страдаю нервами. Но я в десятый раз взглянул на часы, стоя на корме «Лейлани» и всматриваясь в дальний конец пристани, не покажется ли Айрленд. Туман был такой густой, что в нем тонули и съезд, ведущий к причалу, и парковка. Я звонил Айрленд минут пятнадцать назад и оставил сообщение, но эсэмэской отвлекать не стал. Когда она не приехала спустя полчаса, я уже мерил палубу шагами. Позвонив еще раз, я снова попал на автоответчик.

– Привет, это я… – начал я, посмотрел на часы и шумно выдохнул. – Мы расстались в девять, а сейчас пол-одиннадцатого. Ты вроде хотела только заехать домой, значит, должна была успеть в гавань уже час назад. Пожалуйста, позвони и скажи, что с тобой все в порядке.

Закончив сообщение, я спрыгнул на причал через транец, решив дожидаться на парковке.

До съезда на пристань я шел в жутковатой тишине. Вокруг не было ни души, и при виде густого тумана тревога в груди превращалась в нехорошее предчувствие.

Где ее носит, черт побери?!

Айрленд могла заснуть, но она не планировала задерживаться в квартире. Она сказала, что заберет бумаги со стола, и все. Может, заехала в магазин, но в одиннадцать вечера тут мало что открыто. В конце концов я не выдержал и написал сообщение.

Я ждал, чтобы «Отправлено» сменилось на статус «Доставлено», но так не дождался. Я побежал обратно на яхту, написал коротенькую записку, чтобы Айрленд меня дождалась, если приедет раньше, и схватил со стола ключи.

Вернувшись на шоссе, я поехал тем же маршрутом, какой выбрала бы Айрленд от своего дома в гавань. Я не знал, что я высматриваю, но очень надеялся ничего такого не увидеть. Дороги были удивительно свободными для субботы – видимо, все умные остались дома. Чем больше я вглядывался вперед, тем сильнее психовал, но отсутствие новостей тоже хорошая новость. Наверное, она вошла, присела разуться – и ее сморил сон.

Наверняка так и случилось.

Машины Айрленд нигде не было видно, и напряжение начало меня отпускать.

Пока за поворотом я не увидел чертову прорву разноцветных огней.

Сердце сорвалось в бешеный галоп, и я нажал на газ, хотя видимость была не больше двадцати футов.

Впереди явно была какая-то движуха: даже сквозь туман я различил и включенные фары, и мигалки на разной высоте, как если бы сюда съехались и копы, и пожарные.

– Это не она. Это точно не она, – заговорил я вслух.

Возьми себя в руки!

– Она, наверное, стоит с той стороны в пробке. Какой-нибудь идиот превысил скорость и пересек желтую линию. Черт, что ж так много спасательных служб-то съехалось…

Приблизившись к этому мигающему карнавалу, я сбросил скорость, разглядев красные катафоты и, кажется, машущий световой жезл. На дороге стоял коп в дождевике, и я опустил стекло. Пожарная машина загораживала происходящее.

Коп немного наклонился к окну.

– Дорожная авария. Движение будет перекрыто еще час или два, пока мы не уберем обломки и не эвакуируем разбитую машину.

– Моя девушка должна была приехать ко мне уже час назад, она не отвечает по сотовому. Вы не знаете, какие машины столкнулись? Кто-нибудь пострадал?

Полицейский нахмурился.

– Пострадала всего одна машина, водителя уже увезли в окружную больницу. За рулем была женщина. Как зовут вашу подругу?

– Айрленд Сент-Джеймс.

Полицейский выпрямился и сказал в портативный передатчик:

– Это Коннорс. Вы выяснили имя женщины, которую только что погрузили в «Скорую»?

Сердце у меня тяжело и больно стучало в ожидании ответа. Наконец в передатчике затрещали помехи и раздался голос:

– Пострадавшая – ведущая новостей, Айрленд Ричардсон.

Мне стало плохо.

– Но она жива?

Коп нагнулся и посветил фонариком в машину. Вид у меня, наверное, был как у призрака – я и сам чувствовал, что кровь отлила от лица. Полицейский снова нахмурился.

– Не уполномочен давать такую информацию, но вы еще попадете в аварию, летя на сотне миль в час в такой туман… Пострадавшую немного помяло, но в целом состояние удовлетворительное. Я считаю, швы наложат, максимум гипс понадобится…

Я с трудом выдохнул.

– Спасибо. Я могу здесь развернуться?

Офицер постучал костяшками пальцев по капоту.

– Разворачивайтесь, но поезжайте осторожно. Туман коварен.

* * *

– Сэр, я вам пять минут назад сказала, что пропущу вас, как только специалисты закончат осмотр!

– А вон мужик только что вошел и сразу вышел!

Медсестра за регистрационной стойкой покачала головой.

– Это наш сотрудник. Пожалуйста, присядьте, я вас позову, как только будет можно.

Ну и ладно.

Я сел и опустил голову на руки. Кого вызовут к Айрленд в больницу? Отец в тюрьме, матери давно нет в живых, тетка живет во Флориде. А если ей понадобится операция, кто подпишет разрешение? Надо было сохранить номер Мии – может, она указана в документах как ответственное лицо на такой случай.

Меня хватило минуты на три, после чего я снова забегал по залу, посматривая, видит ли меня медсестра. Когда наши взгляды встретились, она демонстративно вздохнула и покачала головой, отведя глаза. Мне было по барабану, раздражаю я ее или нет; главное, чтобы она обо мне не забыла.

Спустя полчаса другая медсестра выглянула в приемную.

– Есть родственники Айрленд Сент-Джеймс?

Я подошел, и медсестра обвела меня взглядом.

– Вы член семьи?

– Да.

Мне даже не пришлось лгать.

– Вы ей кто?

Я сообразил, что Айрленд могли спросить, замужем она или нет.

– Брат. Я ей брат.

Медсестра кивнула и распахнула дверь, пропуская меня.

– Сюда. Она на четвертой койке, врачи только что закончили осмотр.

В углу просторной палаты медсестра отодвинула занавеску.

– Мисс Сент-Джеймс, к вам ваш брат!

На лице Айрленд отразилось недоумение, но она тут же заулыбалась и кивнула. Голова перевязана, лицо бледное, но хотя бы жива, и все при ней.

Я шагнул к кровати, взял Айрленд за руку и нагнулся поцеловать в лоб.

– Господи, как ты меня напугала! Что произошло? Кто-нибудь пострадал? Тебе больно?

Медсестра отступила и задернула занавеску.

– Нет, все нормально, – Айрленд показала на повязку на лбу. – Скобки наложили, видимо, ударилась обо что-то. – Приподняв левую руку, Айрленд вздрогнула от боли. – Наверное, кость сломана. Вот, жду рентгена.

– Это сколько же ты ждешь?! Они тут что, вообще мышей не ловят?!

Айрленд улыбнулась.

– Медсестра предупредила, что ко мне очень нетерпеливый посетитель. Тебя прикольно держать в приемной… Меня осмотрели и взяли анализы. Со мной правда все в порядке.

Я нервно пригладил волосы.

– Точно? Окружная больница не самая лучшая, я могу отвезти тебя в «Мемориал».

– Не надо, меня лечат просто замечательно.

– А что все-таки произошло?

– Ну, я ехала, вокруг туман, я часто включала дальний, а в последний раз, как я его включила, на шоссе оказался олень. Я ударила по тормозам, но дорога влажная, машину занесло. Помнишь, как на курсах Водилы Эда советуют входить в спираль, если несет юзом, а не пытаться из нее вырулить?

– Помню.

– А я этого не сделала. Действовала на автомате, а потом ничего не помню, в себя пришла уже здесь.

Я отвел волосы с лица Айрленд.

– Инстинктивная реакция – это нормально.

– Машина, наверное, восстановлению не подлежит, – вздохнула Айрленд.

– Да кому нужна какая-то машина?! – Я начал ощупывать ее тело. – Где-нибудь еще болит?

Она засмеялась.

– Нет, доктор Лексингтон, не болит.

Вернулась медсестра и обратилась ко мне:

– Могу я попросить вас ненадолго выйти в приемную?

– Вы повезете ее на рентген?

Медсестра покачала головой.

– Чуть позже. Сейчас придет врач, проведет дополнительный осмотр и побеседует с вашей сестрой.

Я невольно прищурился.

– Зачем? Что стряслось?

Медсестра посерьезнела и покосилась на Айрленд.

– Ничего не стряслось, просто правила больницы не разрешают присутствия посторонних во время осмотра.

Айрленд улыбнулась.

– Все в порядке, Грант. – И она попросила медсестру: – Можно ему потом вернуться?

– Конечно.

Я нагнулся и поцеловал Айрленд в лоб:

– Не скучай.

После чего я нехотя вышел в приемную.

Опустившись в кресло, я откинулся на спинку и потер лицо. Ну почему я не настоял, чтобы она не садилась за руль у чертова ресторана? Это моя вина. Не знаю, что бы я делал, если бы с ней что-то случилось. При этой мысли у меня цепенело все внутри. Айрленд не знала, что она для меня значит. Черт, да я и сам этого не знал до сегодняшнего вечера… Но раз она в порядке, я, черт побери, обязательно покажу ей, как она мне дорога. Мне очень хорошо известно, что жизнь способна измениться в мгновение ока.

Айрленд

Доктор Руперт из отделения неотложной помощи напоминал волшебника Пенна из сериала про Пенна и Теллера. В смысле, это мне казалось, что Пенна – я их никогда не различала. Короче, доктор Руперт чем-то неуловимо напоминал того, кто пониже ростом и постарше. На вид ему было хорошо за семьдесят, поэтому я сочла, что не обижу его этим сравнением.

– Вам говорили, что вы похожи на одну знаменитость?

Он улыбнулся, сунул руку в рукав белого халата и вытащил букетик пластмассовых цветов.

– На эту?

Я засмеялась.

– Да.

Цветы доктор Руперт засунул вниз головками в карман халата.

– Я не родственник актера, но пациенты огорчаются, когда я им это говорю, поэтому в качестве утешительного приза я показываю фокус.

Доктор Руперт взял мою медкарту, висевшую в ногах кровати, и перелистал. Едва он начал говорить, как штора отъехала в сторону, и вошел другой врач, задернув ее за собой.

– Как раз вовремя! Это доктор Торрес, ортопед. Обычно мы не вызываем хирурга для консультации до рентгена, но я попросил вас осмотреть, чтобы у нас появились варианты.

– Хорошо.

Доктор Руперт пододвинул стул и присел рядом со мной – классический врач старой школы, каких сейчас почти не встретишь.

– Причина, отчего мы пригласили ортопеда до рентгена, в том, что мы кое-что обнаружили в вашей крови.

Я села прямее. О Господи! Первое, что пришло на ум, – рак. Наверное, эритроциты повышены, и травматологи не хотят облучать меня без необходимости. Сердце забилось часто-часто.

– Что, что? Какие у меня отклонения в крови?

Доктор Руперт дружески сжал мою руку и улыбнулся.

– Никаких отклонений, просто вы беременны, мисс Сент-Джеймс.

Я заморгала.

– Что?!

Врач кивнул.

– Я так и ожидал, что новость вас шокирует. При поступлении к нам при заполнении карты вы ответили, что последняя менструация была месяц назад, а вот тут на вопрос «Есть ли вероятность того, что вы беременны?» стоит ответ «нет».

– Какая еще беременность? Ваша лаборатория ошиблась!

– Уровень ХГЧ в крови позволяет диагностировать беременность уже на шестой-восьмой день после зачатия, – ответил старичок врач. – Концентрация ХГЧ в моче достигает диагностического уровня на один-два дня позже.

– Но я не могу быть беременной! – в панике твердила я.

Доктор Руперт стал серьезным.

– Вы утверждаете, что беременность в вашем случае исключается? Изредка бывают ложноположительные результаты, если вы принимаете, например, определенные противосудорожные… – Он свел брови. – Вы принимаете какие-нибудь лекарства? В карте об этом не сказано.

Я решительно помотала головой.

– То есть в принципе вы можете быть беременной? Я имею в виду, вы были близки с мужчиной за последний месяц?

Здоровая рука сама взлетела к горлу, которое у меня вдруг перехватило.

– Да, но мы же пользовались презервативом, а я принимаю противозачаточные!

– Вы ни разу не пропустили приема таблетки?

– Нет. Вот это точно нет. И я принимаю их в одно и то же время.

– Антибиотики не принимали? Ничем не болели за этот месяц?

Я покачала головой.

Доктор Руперт вздохнул.

– Ну что ж, противозачаточные эффективны лишь в 99,7 процента случаев даже в самых идеальных обстоятельствах.

– А презервативы что, перестали помогать?

– Ну, с ними, конечно, вероятность наступления беременности еще меньше, но порой попадаются удивительно упорные сперматозоиды. – Доктор Руперт ободряюще потрепал меня по руке. – Дать вам отдохнуть, прежде чем мы поговорим о рентгене?

Я хотела только одного: чтобы врач перемотал разговор обратно и начал заново, заявив, что я не беременна. Да как же это могло произойти? Грант будет… При одной мысли о реакции Гранта меня бросило в жар. Не сознавая, что я делаю, я начала учащенно дышать.

– Мисс Сент-Джеймс! Дышите медленнее, глубже, вот так. – Доктор Руперт повернулся к ортопеду, о присутствии которого я вообще забыла: – Джордан, будьте любезны, найдите нам бумажный пакет.

Через минуту вошла медсестра и велела мне дышать в пакет, чем я и занялась под взглядами трех медиков. Медсестра, держа меня за запястье, считала пульс, пока не удовлетворилась результатом.

– Все, можете перестать. Дышите ровно, размеренно…

Я вытерла лоб.

– Простите, так неловко… Мне еще никогда не приходилось этого делать.

Медсестра улыбнулась.

– У меня трое детей младше четырех лет. Если хоть раз в неделю я не опускаю лицо в бумажный пакет, значит, я прячусь в шкаф и потихоньку выпиваю бокал вина.

Когда я немного успокоилась, медсестра ушла, а доктор Руперт попросил хирурга осмотреть мою руку. Двигать ею было больно, но от оглушительной новости я впала в странное оцепенение.

Закончив осмотр, травматолог сказал:

– Я все-таки рекомендую рентген. Локтевая кость, вероятнее всего, сломана – у запястья уже появились гематомы. Необходимо проверить, есть смещение или нет, может понадобиться репозиция.

Я слышала голос врача, но слова не доходили до сознания. Мне объяснили все за и против рентгена при беременности, после чего доктор Руперт замолчал, вопросительно глядя на меня.

– Простите, – я встряхнула головой. – Вы сказали, это безопасно?

– Мы накроем ваш живот просвинцованным фартуком и на всякий случай дадим минимальную мощность. Ваши репродуктивные органы не подвергнутся воздействию радиации. Риск для будущего ребенка ничтожен, а вам ренгтеновская диагностика весьма и весьма показана. – Он осторожно улыбнулся. – Если, паче чаяния, перелом окажется со смещением и кости не зафиксировать в правильном положении, вы можете потерять способность двигать рукой. Чего мы, разумеется, не хотим.

Я выдохнула невероятное количество воздуха и кивнула.

– Хорошо.

– Сегодня мы вас понаблюдаем, а завтра, если все будет хорошо, выпишем. Хотите, чтобы медсестра позвонила кому-то из ваших близких?

Первым побуждением было назвать Мию, но уже была глубокая ночь, да и мне требовалось сперва осознать новость, прежде чем произнести ее вслух.

– Нет, спасибо, – ответила я. – Не надо.

Доктор Руперт ушел со своим коллегой, пообещав вернуться, как только будет готово заключение по снимку. Я рада была остаться одна, но вскоре ко мне подошла медсестра.

– Брат к вам просится, – сообщила она. – Секретарь в приемном отделении сказала, что он нервно мечется по залу и уже дважды справлялся о вас. Какой заботливый старший брат!

Я закрыла глаза. При мысли увидеться с Грантом меня буквально затошнило. Но если ему не позволить войти, он, несомненно, поднимет шум и заподозрит неладное. Меньше всего я хотела объясняться с ним сейчас и в общей палате.

– Можете привести его через пять минут? – попросила я медсестру. – Я хочу побыть одна.

– Конечно. Я приведу его через десять минут.

Вскоре Грант с напряженным, взволнованным лицом отодвинул занавеску.

– Все в порядке? Битый час продержали!

Я откашлялась и ответила, не глядя ему в глаза:

– Да, все отлично.

– Снимок сделали?

– Еще нет.

Он уперся руками в бока.

– Так, все, хватит, поехали в «Мемориал»! У меня там старый друг работает…

– Не стоит, сказали, уже скоро сделают.

Не в силах скрыть свое взбудораженное состояние, я пересказала Гранту слова хирурга о лечении в случае перелома со смещением и без оного, не упомянув, отчего специалиста пригласили до рентгена. Я добавила, что меня оставляют на ночь для наблюдения, и замолчала.

– Слушай, ты точно в порядке? Где-нибудь еще болит?

При виде его беспокойства мне стало стыдно своей лжи.

– Я в порядке, просто устала.

Через десять минут вошла медсестра. Не успела я сказать слово, как Грант встал и обратился к ней:

– Можно ее еще раз осмотреть? Она совсем на себя не похожа. Я бы очень хотел, чтобы врачи проверили ее состояние.

Медсестра взглянула на меня, и я вдруг перепугалась, что она сейчас скажет о моей беременности. Я не просила медиков держать это в секрете, но, видимо, конфиденциальность личной информации тут соблюдалась. Увидев меня бледной, с широко раскрытыми глазами, медсестра все поняла.

– Думаю, в этом нет необходимости. Это абсолютно нормально – в момент аварии произошел выброс адреналина, а затем его уровень в крови резко упал. Я бы забеспокоилась, если бы мисс Сент-Джеймс не ощущала некоторую заторможенность.

Грант кивнул, кажется, поверив объяснению.

Я неслышно перевела дух.

– Я ее сейчас увезу на снимок, это займет некоторое время. Раз ваша сестра остается у нас, вы можете ехать домой, а я принесу ей телефон, когда врачи решат, что делать с ее рукой.

Я взглянула на Гранта и сразу поняла – он не уйдет. Грант скрестил руки на груди.

– Я останусь здесь.

Медсестра взглянула на меня. Я кивнула.

– Конечно, пусть остается.

Она вышла и тут же вернулась с креслом. Они с Грантом страховали меня с обеих сторон, пока я вставала, хотя я уверяла, что со мной все в порядке. Медсестра вывезла меня в коридор, предложив Гранту пока устраиваться поудобнее.

У сестринского поста она остановилась и, понизив голос, сказала дежурной:

– Я жду звонка из рентгенкабинета, что они готовы принять мисс Сент-Джеймс. Напишешь мне на пейджер, когда они позвонят?

Как только за нами закрылись двойные двери приемного покоя и Грант не мог нас услышать, медсестра заговорила, обращаясь ко мне:

– Мне показалось, вам хочется отдохнуть от вашего братца. То, что вам сказали, конечно, шок, и вам желательно выговориться. Иногда легче излить душу чужому человеку, чем родственнику. Но если вам не хочется, это тоже нормально. Я вас покатаю по коридорам, а как только коллега мне напишет, поедем на рентген.

Она замолчала, давая мне возможность взвесить все за и против. Спустя несколько минут я решилась.

– Он мне не брат, он просто испугался, что его ко мне не пустят. Он мой бойфренд.

Сказав это, я оглянулась. Медсестра улыбнулась и кивнула:

– Хорошо, что я у него не спросила, холост ли он, а то у меня сестра одинокая… Ваш бойфренд очень красив.

Я засмеялась, впервые немного расслабившись. Мы повернули налево в новый коридор, оказавшийся пустым.

– Насколько я понимаю, ваша беременность и для него станет шоком?

– Он не хочет детей.

– Если вам будет легче, мой муж тоже хотел максимум двоих и не обрадовался, когда я сказала о третьей беременности. Но я напомнила, что это мне носить девятифутовый шар для боулинга, который выдавливает наружу мочевой пузырь, и это меня будет тошнить месяцами, и это мне возиться с маленьким монстром после родов. Мужчины порой забывают, что детей делают вдвоем. Любишь кататься, люби и саночки возить.

Внутренне я согласилась – я же не сама сделала этого ребенка. Но наша ситуация несколько сложнее – Грант пережил эмоциональную травму, и мотивы его поступков не такие, как у мужчины, попросту не желающего кормить лишний рот или снова менять подгузники.

– У него очень веские причины не хотеть детей. Он… – я замолчала, не зная, имею ли я право делиться его личными секретами. – Короче, у него есть свои причины.

– Давайте на минуту забудем о вашем бойфренде. Как бы вы сейчас себя чувствовали, если бы ваш партнер хотел детей? У вас было бы иное настроение?

– Конечно, – не раздумывая, ответила я. – Безусловно. Я бы все равно ошалела, но вообще я хочу детей. Я не собиралась рожать уже через девять месяцев, но если бы мужчина, которого я люблю, хотел детей, я с удовольствием хоть сейчас.

Мы приблизились к новому сестринскому посту. Моя медсестра поздоровалась с коллегами и замолчала, пока мы не отошли достаточно далеко.

– То есть в основном вас беспокоит, как ваш бойфренд воспримет эту новость?

Я задумалась.

– Пожалуй.

– Вы его любите?

Я глубоко вздохнула. Наверное, над таким вопросом полагалось размышлять дольше, но любовь не требует глубокого анализа. Либо любишь, либо нет. Я кивнула:

– Люблю.

– А он вас любит?

Мне вспомнилось взволнованное лицо Гранта, прорвавшегося в общую палату: он испытал неподдельный ужас при мысли, что я могла пострадать. И смотрел он в последнее время на меня по-другому. Я замечала, что он глядел на меня с улыбкой, думая, что я не вижу, а позавчера утром я проснулась, а он за мной, оказывается, наблюдал.

– Мы друг другу в любви не признавались, но мне кажется, любит.

– Ну, закон оставляет выбор за вами, но раз вы хотите детей и любите отца ребенка… Я, конечно, упрощаю, но мне кажется, что логический выход из ситуации только один. Пусть ваш бойфренд решает, что ему предпочтительнее – растить ребенка с любимой женщиной или держаться за свою свободу.

* * *

Лежа на неудобной больничной койке, я смотрела в окно, ожидая восхода. Ночь я провела почти без сна. Рентген показал перелом без смещения, репозиции не требовалось, так что вскоре после полуночи мне наложили гипс. Грант не отходил от меня, пока я буквально не выставила его из палаты: он пресерьезно рвался дежурить у моей кровати. Но даже после его ухода я, взбудораженная последними событиями, не смогла успокоиться и заснуть: задремывала и тут же, вздрогнув, просыпалась.

Миа всегда была жаворонком, и я готова была ее набрать, но мне казалось неправильным сообщать о беременности сперва подруге и только потом папаше.

Грант постучал мне в палату в семь утра, явившись в джинсах и с двумя бумажными стаканчиками кофе в руках.

Поставив кофе на больничный поднос, он нагнулся и поцеловал меня в лоб.

– Утро доброе! Как моя девочка?

Сердце сжалось, но я улыбнулась через силу.

– Хорошо. Только устала.

– Ты вообще спала?

– Немного.

– Сперва авария, потом эта больница, потом руку в гипс закатали… Когда приедем домой, сразу ложись спать.

– Заходила медсестра, меня выпишут только через несколько часов.

Грант взял стакан с кофе, отогнул язычок на крышке и подал мне.

Я машинально поднесла стакан к губам и едва не сделала глоток, спохватившись в последний момент: мне же нельзя кофеин! Отставив стакан, я проговорила:

– Пожалуй, не стоит, а то я потом не засну.

Отлично, теперь я не просто скрытная морда, а еще и лгунья.

– Ну, это правильно. Я в аптеке взял пластиковых накладок на твой гипс. Док сказал, гипс нельзя мочить, а тебе же захочется принять душ, а может, и хорошую горячую ванну!

– Класс!

Хотя… А мне можно лежать в ванне? Я совершенно ничего не знала о беременности и младенцах, и при мысли проходить через это одной у меня зачесалось все тело. Я сердито потерла лицо.

– Я из машины позвонил сестре, сообщил, что случилось. Кейт обещала, что тебя подменят на сколько нужно.

Я выдавила улыбку.

– Очень мило с ее стороны, но я вернусь к работе уже завтра. Подумаешь, сломанная кость и небольшой порез!

И беременность.

Грант нахмурился.

– Лучше не спеши, ты все-таки здорово стукнулась. Несколько дней все будет болеть. Может, тебе уже больно? Тебе должны выписать миорелаксанты или другие обезболивающие!

Которые я тоже не смогу принимать… Я молча кивнула. Следующие несколько часов Грант сидел у моей кровати. Я была гораздо молчаливее обычного, и он не раз спрашивал, больно ли мне и все ли со мной в порядке. Я объяснила свою замкнутость крайней усталостью, даже не очень кривя душой.

Наконец мне объявили, что я могу идти, после чего усадили в кресло и повезли на выход. Грант подъехал к дверям, чтобы меня забрать. У меня возникло чувство – что бы я ни сказала, он не перестанет сдувать с меня пылинки.

Впрочем, был у меня один козырь, от которого он убежит куда глаза глядят.

Мы приехали ко мне в квартиру, я приняла душ и пошла прилечь. Грант опустил шторы и выключил свет. В спальне стало совершенно темно. Он разделся до нижнего белья, тоже лег и обнял меня, прижавшись сзади.

В комнате было так тихо и мирно, что мне невольно подумалось – вот идеальный момент для разговора по душам, но у меня действительно не осталось сил. И я снова отложила объяснение, поклявшись про себя сказать Гранту, когда проснусь.

Пока я лежала в кровати, занятая своими мыслями, Грант тоже думал о своем. Он поцеловал меня в плечо и прошептал:

– Не знаю, что бы я делал, если бы с тобой что-то случилось. Вчера я понял, что уже не представляю жизни без тебя.

Отчего-то мне стало грустно. Глаза наполнились слезами, которые тихо потекли на подушку. Но я ничего не могла объяснить Гранту, пока плачу, поэтому плакала молча, чтобы он подумал, будто я сплю.

Грант

Я готовил на кухне, когда проснулась Айрленд. Она заснула с мокрой головой, поэтому с одной стороны волосы прилипли к лицу, а с другой распушились и запутались. Беспорядок был антихудожественный, и все же Айрленд еще никогда не казалась мне такой красивой. Я ощутил неимоверное облегчение от того, что с ней все в порядке.

Выключив конфорку, я вытер руки полотенцем:

– Вот это я называю выспаться!

Она подошла посмотреть на то, что готовилось на плите.

– Это что? Пахнет вкусно.

Я поднял крышку.

– Пиката с курицей.

– И выглядит как здорово! Я и не знала, что у меня есть курица.

– А ее и не было, – я засмеялся. – Пока ты спала как сурок, я сходил в магазин и прикупил курятины, оливкового масла и пряностей. У тебя в шкафах нашлась только корица и красный перец.

– Ага. У нас Миа готовила, это от нее осталось. Она вообще все хотела мне оставить, но я незаметно подложила приправы ей в коробку, здесь они бы пропали.

Я притянул Айрленд к себе и прижал к груди.

– Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, хотя усталость еще не прошла. А я долго спала?

Я поглядел на часы.

– Часов шесть, сейчас почти полпятого вечера.

– Ого!

– Проголодалась?

– Еще как!

– Отлично, – обрадовался я. – Сейчас будет ранний ужин.

Айрленд вышла умыться и вскоре вернулась, оглядывая комнату.

– Ты не видел мой телефон? По-моему, он накрылся. Я в палате пыталась его включить, но он не включался. Может, после зарядки одумается…

Я указал вилкой на пакет на столе.

– Я взял его у тебя в сумке, пока ты спала, и выбрал тебе новый. Вон, в коробке возьми. Продавец в «Бест бай» поклялся, что перекинул туда все данные из твоего старого, но головой не поручусь, потому что на вид этому продавцу было лет пятнадцать, а процесс скачивания занял минут пять.

– Мне прямо неловко, зачем ты столько сделал…

– Потому что мне хотелось.

За ужином Айрленд сидела какая-то притихшая. Она вообще была сама не своя, но я никогда не попадал в серьезные аварии и рассудил, что это, наверное, нормально после испытанного потрясения. Мы поели, потом Айрленд позвонила Мие и рассказала, что случилось. Даже мне было слышно, как Миа рвет и мечет, взволновавшись за подругу.

Но и после этого Айрленд ходила как в воду опущенная.

– У тебя точно все в порядке? – не выдержал я.

Она кивнула, не глядя мне в глаза, и предложила:

– Может, фильм посмотрим?

– Что-нибудь из Диснея? – усмехнулся я. – Всегда готов!

Айрленд через силу улыбнулась.

– В другой раз. – Присев на диван, она начала переключать «Нетфликс», «Хулу», «Эйч-би-оу» по требованию» и наконец со вздохом протянула пульт мне: – На, выбери что-нибудь.

Чуть меньше порно я любил экшены, но вряд ли автомобильные погони и взрывы сейчас подошли бы к случаю. Задав поиск по имени актера, я предложил:

– Выбирай.

Айрленд пожала плечами:

– Давай любой.

Я не хотел ее тормошить, но она действительно выглядела почти никакой. Первым фильмом в списке оказался «В погоне за счастьем»; его я и выбрал, хотя уже смотрел. Я поднял ножки Айрленд себе на колени, чтобы помассировать ей стопы.

Фильм был про невезучего папашу, который лишился дома и оказался на улице вместе со своим сыном, пока держался за нерентабельную работу в попытке состояться и обеспечить свое будущее. Эта драма основана на реальных событиях, и временами становилось даже грустно. В какой-то момент я заметил, что по щекам Айрленд текут слезы, причем она сидела абсолютно тихо, не издавая ни звука. Схватив пульт, я поставил фильм на паузу.

– Ты чего? – Я сгреб Айрленд в охапку и принялся баюкать, осторожно прижимая к себе. – Что происходит? Тебе нехорошо?

Она помотала головой, упорно не глядя на меня.

Я ждал, но Айрленд не поднимала глаз и не начинала разговор, поэтому я двумя пальцами взял ее под подбородок. От того, что я увидел, разрывалось сердце: в ее глазах стояла боль и какая-то безысходная печаль.

– Да объясни же ты мне, что случилось? Где болит? Или авария вспомнилась?

Айрленд зарыдала.

– Я не хочу… тебя потерять, – проговорила она.

Я отвел длинные пряди и мягко приподнял ее лицо ладонями.

– Меня?! Ты никогда меня не потеряешь, откуда вдруг такие мысли?

Айрленд подняла руки – одну в гипсе – и накрыла мои запястья ладошками.

– Грант… я…

– Что, милая?

Она замотала головой и зажмурилась.

– Я беременна.

* * *

Только что я на цыпочках ходил вокруг спящей Айрленд, собираясь сказать, как я ее люблю, – и вот я уже выскочил за порог, как последний трус.

Я не орал, не скандалил – может, меня накрыл своеобразный шок, не знаю, но я физически не мог ее успокаивать, приговаривая, что все в порядке. Какое там в порядке – все полетело кувырком, набирая скорость.

Я дождался, когда Айрленд немного успокоится, и сказал, что мне нужно идти. Она допытывалась, куда я, но я и сам не знал. Мне просто остро захотелось выбраться из ее квартиры, и побыстрее.

Показав бармену пустой стакан, я погремел оставшимися кубиками льда, у которых не было времени растаять.

– Что, еще? Так быстро?

Я достал деньги и вытянул три сотни.

– Сотки должно хватить за то, что я выпью, а две тебе, если мой бокал не будет стоять пустым.

Бармен, которого я начал называть Джо (причем я не помню, чтобы он мне представлялся), тут же долил мне водки.

– Будет сделано.

Я сидел у стойки и вливал в себя водку с тоником. Пить я никогда не умел, поэтому после четвертого бокала у меня начало двоиться в глазах. Как раз к этому состоянию я и стремился. Убогий бар, на который я набрел, идя от Айрленд, опустел – остались только я и какой-то дед, засевший у другого конца стойки. Бармен забрал у меня бокал, еще на четверть полный, вытряхнул лед и плеснул водки. Возвращая бокал, он подался ко мне и доверительно сказал:

– За такие чаевые я готов предоставить и свои уши. Выслушаю любую историю о том, что привело вас сюда.

Я взял бокал со стойки, малость расплескав.

– Может, я алкоголик!

– С четырех порций – в зюзю? Не-е, – Джо засмеялся.

– Ну, тогда банкрот и неудачник.

– Не, банкроты не носят с собой комок сотенных и иначе выглядят.

– А как я выгляжу?

– Правду?

– Угу.

Бармен перегнулся через стойку и смерил меня взглядом.

– Чистые штаны, хорошие туфли, рубашечка-фирма́ с китом этим вышитым, зажим для денег… Я бы сказал, мажор, который рос с серебряной ложкой в руке.

Я невольно захохотал. Серебряная ложка! Айрленд тоже язвила на этот счет в своем первом имейле, с которого все началось…

Я отпил водки.

– Наверное, вы оба правы.

Бармен удивился, но уточнять не стал.

– Не банкрот, не алкоголик – стало быть, неприятности дома. Я угадал?

– Почти, – буркнул я.

– Проблема с такой проблемой в том, что начинается она с пустяков.

Я такого еще не слышал, но в словах Джо имелось рациональное зерно.

– А ты умный мужик, Джо.

– Бен, – поправил бармен. – Но за две сотни зовите меня хоть Ширли. У меня за плечами два развода, поэтому советчик из меня так себе, но все же если при виде нее у вас расплывается улыбка еще до утреннего кофе и если у вас на нее стоит без стакана, значит, за нее надо держаться. Купите букет вон в круглосуточном, идите домой и извиняйтесь, даже если не виноваты.

Эх, если бы все было так просто…

– Ты прав, Джо.

Бармен обрадованно выпрямился.

– Неужели домой пойдете?

– Нет. Советчик ты так себе.

Грант

Я приподнял голову и чуть не зашипел: кожа со щеки, по ощущениям, осталась на жестком пластике. Я приподнялся на локте и огляделся: я находился в какой-то приемной спартанского вида, но, хоть убей, не помнил, как сюда попал.

– Вы в психиатрической лечебнице Паттон, – сказал кто-то рядом низким баритоном.

Паттон?! Какого дьявола я забыл в этом трижды проклятом месте? Повернув голову на источник звука, я увидел хорошо одетого человека, сидевшего через несколько кресел. Он закрыл медкарту, которую читал, и сложил руки на коленях.

– Я доктор Бут.

Фамилия показалась мне знакомой, но вспомнил я не сразу: голова просто раскалывалась. Я сел и впервые понял, что спал на складных стульях с эргономичными пластиковыми сиденьями.

Рука сама поднялась к виску.

– Я что, попал в аварию?

– Об этом мне ничего не известно. Я могу предположить легкое алкогольное отравление в результате переупотребления спиртного.

Блин, голова сейчас точно лопнет. Какого я, блин, ловлю в Паттоне?

– Вы не знаете, как я сюда попал?

– Об этом вас спросил наш охранник. Вы ответили – на такси.

Я машинально кивнул, и движение вызвало взрыв боли под черепной коробкой. Я напрягал память, силясь воскресить вчерашний вечер. Так, сначала я пил в баре, потом какой-то мужик запер бар и довел меня до машины. Джо? Вроде его звали Джо. Точно, это был бармен, я вышел вместе с ним, когда бар закрылся. Черт, то есть я пил до четырех утра?! Неудивительно, что у меня отшибло память.

– А мы с вами раньше встречались? – спросил я доктора Бута.

Он улыбнулся.

– Нет, это наша первая встреча. Вы приехали примерно в пять тридцать утра и попросили о свидании с одной из моих пациенток. Любые визиты разрешены только с одобрения лечащего врача. Охрана видела, что вы пьяны, и вас не пропустили, но они позвонили мне и уведомили о происшествии. Я попросил дать вам отоспаться в приемной – по крайней мере, до полудня, когда начнутся посещения. Вообще сюда пускают круглосуточно, но коррекционное отделение следует протоколу государственных тюрем, когда речь идет о посетителях.

– А сколько сейчас времени?

Врач взглянул на часы.

– Четверть одиннадцатого.

Я пригладил волосы (даже волосы трогать было больно).

– Я так понял, вы – психиатр Лили?

Доктор Бут кивнул.

– Да. Первые четыре года пребывания у нас Лили упорно добивалась встречи с вами, но вы не ответили ни на одно из моих сообщений и ее писем. Мне стало любопытно, что же привело вас сюда сегодня. Когда я пришел, вы крепко спали.

– И вы сидели тут четыре часа, дожидаясь, пока я просплюсь?

Врач улыбнулся.

– Нет. Когда я увидел ваше состояние, я ушел на утренний обход, попросив охрану скинуть мне на пейджер, когда вы проснетесь. А потом я вернулся и заполнял истории болезни… – Он показал глазами на толстую стопку пухлых коричневых папок на соседнем стуле.

– Почему?

– Что – почему? Почему я попросил охрану дать вам выспаться или почему работаю тут с медкартами?

Я встряхнул головой.

– И то, и другое.

– Я уже сказал, меня заинтересовала причина вашего появления. Лили по-прежнему моя пациентка, у нее отмечается значительный прогресс, но от членов семьи пациента я нередко узнаю важную информацию, которая помогает в лечении. При поступлении к нам Лили подписала разрешение обсуждать течение ее болезни с вами. Каждый год мы с ней пересматриваем подписанные ею документы. Прошло уже семь лет, а она так и не отозвала свое разрешение, поэтому юридически я имею право рассказать о ее состоянии. У меня ощущение, что это поможет мне понять, отчего вы захотели ее увидеть.

– Когда она впервые поступила сюда, вы сказали? Ее не в больницу упекли, ей дали двадцать пять лет, черт побери! А вы ее здесь держите в полной расслабухе! Она заслужила тюремную камеру, как любой убийца!

– Понятно. Вы приехали поговорить с ней?

Я кашлянул. Во рту было ужасно сухо.

– Нет. Я не хочу ее видеть и не желаю ей помогать. Не знаю, что на меня нашло ночью… или под утро, когда я сюда приперся.

Доктор Бут некоторое время вглядывался в мое лицо и кивнул.

– Ясно. Но мы-то с вами можем поговорить. – Он встал. – Какой кофе вы предпочитаете? Позвольте предложить вам кофеина и тайленол – у меня впечатление, что вам не помешает и то, и другое.

Мысль подняться на ноги вызвала непроизвольную тошноту. Нечего было и думать о том, чтобы доковылять до такси и перетерпеть получасовую дорогу до гавани. Я потер затылок и шею.

– Ладно, так и быть. Кофе я бы выпил. Черный, если можно.

Док исчез и скоро вернулся с двумя пластиковыми стаканами и пакетиком тайленола.

– Спасибо.

Врач присел напротив меня и молча смотрел.

– Я вообще не пью. Со мной такого не случалось с самого колледжа…

– Значит, вас что-то расстроило и послужило триггером? Я имею в виду, подтолкнуло вас к употреблению алкоголя и приезду сюда?

– Лили к этому отношения не имеет.

А может, только моя бывшая жена в этом и виновата.

– Мы можем говорить о чем хотите, необязательно о Лили.

Я фыркнул.

– Но вы наверняка подвергнете мои слова психоанализу и свяжете с ней. Разве не так работают психиатры? Готовы объяснить что угодно, лишь бы отвести обвинение от своего пациента! Нарик убивает мужика при ограблении – так ведь его отец растлил, значит, отец виноват, а не крэк, которого выродок накурился за час до преступления! Женщина убивает собственное дитя – ах-ах, ее нельзя обвинять, у нее, видите ли, депрессия! У нас у всех на каком-то этапе жизни бывает депрессия!

Доктор отпил кофе.

– Я не собирался устраивать вам сеанс психоанализа. Я рассудил, раз вы приехали, вам есть о чем поговорить. Я не ваш врач, но я человек, и вы тоже человек, оказавшийся в трудной ситуации, вот и все.

Мне стало неловко.

– Извините.

– Все нормально. Поверьте, меня нелегко обидеть – издержки профессии. Большинство наших пациентов оказались здесь вопреки своей воле. Их поместили к нам либо суд, либо родственники. В первые пятнадцать минут сессии мне нередко кричат отвалить на хрен, потому что я сволочь.

Я улыбнулся.

– Нет, первые полчаса беседы я, как правило, еще вежливый.

Доктор Бут тоже улыбнулся.

– Можно задать вам личный вопрос?

Я пожал плечами.

– Не обещаю, что отвечу.

– Конечно, как захотите. Вы женаты?

– Нет.

– В серьезных отношениях?

Я подумал об Айрленд. Был в серьезных. Или я по-прежнему в отношениях? Блин, я не знаю.

– Да, я кое с кем встречаюсь.

– Вы счастливы?

Новый каверзный вопрос, на который сразу и не ответишь.

– Трудно быть счастливым, когда потерял ребенка. Да, Айрленд делает меня счастливым… Впервые за семь лет, черт побери.

Док долго молчал.

– Может ли быть, что вы приехали ради прощения, чтобы жить дальше?

У меня даже жилы на шее вздулись от бешенства.

– Лили не заслуживает прощения!

Доктор Бут посмотрел мне в глаза.

– Я говорил не о Лили. Прощение – это такая штука, которую надо найти в себе, никто вам его не преподнесет. Да, я считаю, что ваша бывшая супруга страдает биполярным расстройством, обусловившим ее психотическое поведение и в сочетании с выраженной послеродовой депрессией толкнувшим ее на нечто невообразимое, но вам необязательно со мной соглашаться, чтобы найти в себе прощение. Прощение не означает оправдания поступка Лили, оно лишь позволит случившемуся не терзать больше вашего сердца.

Неожиданно я почувствовал в горле вкус соли. Я достаточно выплакал за последние семь лет и не собирался сидеть в этом здании, дышать одним воздухом с бывшей женой и точить слезу. Я откашлялся, скрывая волнение.

– Я знаю, вы хотите как лучше, док, и я благодарен вам за это, правда. Но Лили нет прощения. Все, мне пора ехать. Спасибо за кофе и тайленол.

Я встал и протянул руку доктору Буту. Врач крепко пожал ее, глядя мне в глаза.

– У меня впечатление, что речь сейчас не о Лили. Вы стараетесь простить себя. Грант, вы не совершили ничего плохого. Даруйте себе прощение и живите дальше. Иногда люди не прощают из страха забыть. Простить и забыть, есть же поговорка? Вы никогда не забудете Лейлани, просто пора понять, что в вашем сердце снова есть место не только для одного.

Айрленд

Прошло две недели, которые тянулись, как целый год.

Дел на работе и на стройке было по горло, но всякий раз, проезжая мимо поворота к гавани, я будто отрывала пластырь со свежей раны.

Была суббота, когда мы с Мией решили пообедать в нашем любимом греческом ресторане. Я застряла в пробке и приехала чуть позже, когда она уже сидела за столиком.

– Привет, – сказала я, усаживаясь напротив.

Она сморщила нос.

– Ты что, из спортзала?

– Нет, а что?

Миа нахмурилась.

– Не обижайся, но ты фигово выглядишь.

Я вздохнула.

– Лень было укладывать волосы. Небрежные пучки же еще в моде?

– То, что у тебя на голове, больше похоже на воронье гнездо. На груди здоровенное пятно, а вокруг глаз у тебя что, вчерашний макияж не отмылся?

Я посмотрела на свою футболку и потерла пальцем большое круглое пятно.

– Вчера ужинала мороженым, несколько раз мимо рта пронесла.

Миа приподняла бровь.

– То есть ты и спишь в этой футболке?

– Иди на фиг, ты, когда болела, по несколько дней не переодевалась!

– Потому что я болела. Ты больна?

– Нет.

Миа снова скорчила неодобрительную гримасу.

– От Гранта до сих пор ничего?

Плечи у меня поникли.

– Нет.

Миа покачала головой.

– Поверить не могу, что он оказался таким куском дерьма.

– Он не кусок! Просто он действительно не хочет детей.

– Пять лет назад я и слышать не хотела о браке, а в прошлом году страшно не хотела, чтобы мама умирала в пятьдесят девять лет. Айрленд, это жизнь – мы стараемся поступать правильно, но существуют события вне нашего контроля!

– Дети – это как раз то, что можно контролировать.

– Ты противозачаточные всегда пила?

– Да.

– Грант презик каждый раз надевал?

– Да.

– Ну, значит, нужно вспомнить, что от случайностей никто не застрахован. Полную гарантию тебе даже полис не даст.

– Все равно, у него есть все основания для переживаний.

Через несколько дней после ухода Гранта я не выдержала и выложила Мие все – от моей беременности до причины, отчего он не хочет детей.

– Еще бы! Он перенес тяжелейшую психотравму, и мы не отказываем ему в праве некоторое время поубиваться и полезть на стенку, но ведь прошло уже две недели! Что он намерен делать? Притвориться, что этого ребенка не существует и ваш роман ему приснился?

Я, кстати, тоже об этом думала. Когда Грант не звонил первые дни, я понимала – ну, выбит из колеи человек, но когда он в самом деле намерен взглянуть в лицо реальности? Я была уверена, что Грант придет, даже если не захочет быть со мной или участвовать в жизни ребенка. Я рассчитывала, что он хотя бы смирится со случившимся и мы сядем и поговорим. Но за две недели я в нем почти разуверилась (отсюда и взялось мороженое на ужин).

– Нельзя ли сменить тему? Мне нужен выходной от… всего. Давай наедимся досыта и пойдем в кино, и будем есть попкорн с маслом и конфетами, пока не затошнит!

Миа кивнула.

– Так и сделаем, но можно я еще одно скажу? Даже не о Гранте?

Я улыбнулась: подруга в своем репертуаре.

– Слушаю.

Ее лицо просветлело, а губы дрогнули в улыбке.

– Я перестала принимать противозачаточные.

У меня расширились глаза.

– Серьезно? Вы же с Кристианом вроде хотели подождать годик-другой, прежде чем заводить детей?

– Хотели, но передумали. Как ты призналась, что беременна, я только об этом и думала. А несколько дней назад Кристиан вошел в ванную, когда я чистила зубы – ты же знаешь, как я привыкла: зубы почистить и тут же противозачаточную таблетку выпить, – посмотрел на таблетку и щетку у меня в руке и говорит: «Как же я жду, когда ты забеременеешь. Как представлю, какая ты будешь с большим животом, сразу завожусь». А я обернулась и говорю: «Могу хоть сейчас перестать принимать». Думала, он пойдет на попятный. Одно дело сказать, что ждешь не дождешься увидеть жену беременной, и совсем другое, когда две полоски появятся, может, через месяц. Но Кристиан забрал у меня таблетку и бросил в мусор. И мы тут же по-быстрому занялись сексом прямо на раковине.

Я засмеялась.

– Круто будет иметь детей-ровесников! Скажи, а ты к этому готова?

Миа взяла оливку с блюда на середине стола и бросила в рот.

– По-моему, к детям невозможно быть готовой. Но ждать я тоже не хочу.

Я взяла Мию за руки.

– Ты у меня чокнутая, но замечательная!

– Айрленд, ты попросила заткнуться на эту тему, но я должна сказать еще кое-что. – Она стиснула мою руку. – Я буду рядом. Буду держать тебе волосы, когда тебя будет тошнить по утрам – ну, если начнется токсикоз. Буду толстеть вместе с тобой – это я запросто, и в родзал с тобой пойду, если разрешишь. Ты нигде не будешь одна.

У меня выступили слезы, и я замахала рукой перед лицом.

– Спасибо, дорогая, а теперь давай о другом. Надоело плакать.

– Бу сделано, – взяв меню, Миа незаметно указала на приближающегося официанта: – У него там что, банан?

Я обернулась посмотреть, что нам несет официант, но в руках он держал лишь маленький блокнот и карандашик. Я заказала первой и повернула голову, собираясь отдать меню официанту, когда невольно заметила его гульфик и поняла, о чем говорила Миа.

Вытаращив глаза, я прикрылась меню, пряча улыбку: либо у парня эрекция, либо он что-то туда подложил. Не выдержав, я фыркнула от смеха, сделала вид, что кашляю, и подала меню, не глядя.

– Все в порядке? – осведомился официант.

Я схватила со стола бокал с водой и проговорила уже в него:

– Да, просто пошло не в тот переулок…

Еле дождавшись, когда он отойдет, мы с Мией хохотали добрые пять минут. Впервые за две недели я от души смеялась, и мне впервые начало казаться, что, может быть, я и одна справлюсь со свалившимися на меня заботами, если придется.

* * *

Кафель в ванне лег просто на загляденье. Подметя после ухода плиточника, я стояла, любуясь стенами. Состаренный мрамор, подсказанный парнем из «Хоум депо», создавал именно такую загородную атмосферу, которая идеально подходила дому у озера.

К сожалению, вспомнив о том парне, я вспомнила и о том, как Грант заревновал к штукатуру, проявившему любезность в хозяйственном магазине. Ну вот как можно за несколько дней превратиться из ревнивца в исчезнувшего из моей жизни бойфренда? И это я еще не вспоминала о сексуальных утехах, которые происходили в этой самой комнате, когда Грант целый день помогал мне с ремонтом.

Все напоминало о нем – квартира, работа, даже эта стройка… Я машинально положила ладонь на живот и вздохнула: Грант повсюду, даже внутри меня. Как, черт побери, прикажете от этого отвыкать?

От мыслей заболела голова и тоскливо заныло в груди. Я решила, что, если Грант не объявится до завтрашнего утра (что составит ровно две недели), пойду к нему в кабинет. Одно дело, если мы не будем парой, но надо же выяснить, намерен ли он участвовать в жизни своего ребенка.

Я еще раз оглядела ванну и выключила свет. Вытряхнув совок в мусорное ведро на кухне, я прислонила щетку к двери. Заходящее солнце наполняло мягким светом смежную гостиную, и мне захотелось прогуляться к озеру, полюбоваться закатом. Это снова напомнило бы мне о Гранте, но я не могла позволить ему отобрать у меня и красоту заката.

От озера мою стройку отделяли почти три квартала, но туда вела прямая мощеная дорога. Один из участков на берегу еще не был продан, и я села на траву у озера и наблюдала за сменой оттенков пламени на небе.

Я закрыла глаза, глубоко вздохнула и обняла колени. Я слышала за спиной какое-то позвякивание, но так задумалась, что не обратила внимания, пока меня чуть не сшибла собака. Прелестный щенок золотистого ретривера начал вылизывать мне лицо. Я даже засмеялась от умиления.

– Уй, какой замечательный! Ты откуда?

Через несколько секунд послышался ответ:

– Собакен, ко мне!

Я замерла, узнав низкий голос Гранта.

Я не могла заставить себя обернуться, пока не ощутила вибрацию шагов рядом с собой.

– Грант?

При виде его лица у меня бешено забилось сердце. Я схватилась за грудь, чувствуя частые толчки в ладонь.

– Извини, – спохватился он. – Я не хотел тебя напугать.

– Что ты тут делаешь?

– Пришел с тобой поговорить. Увидел у дома твою машину, но мне хотелось собраться с мыслями, поэтому я проехал сюда… – большим пальцем он показал себе за спину. – Не хотел тебя отвлекать, но когда я открыл дверцу, щенок перепрыгнул через меня и рванул, бандит, сюда.

– Так это что, твоя собака?

Грант кивнул:

– Моя.

Щенок заметил птиц в нескольких ярдах и кинулся к ним.

– Я сейчас возьму его на поводок.

Грант нагнал щенка и изловчился ухватить его за ошейник, пока малыш восторженно прыгал на хозяина. Я наблюдала за ними, не зная, что и думать. У Гранта щенок? Когда он успел завести собаку?

Ведя питомца на длинном поводке, Грант пошел обратно ко мне, и я впервые за две недели смогла его как следует разглядеть. Моя реакция была примерно как у Мии в ресторане. Грант выглядел ужасно – ну, насколько он вообще способен выглядеть плохо, потому что, вынуждена признать, его «ужасно» черт знает насколько лучше самого парадного состояния у большинства мужчин. Под глазами залегли темные круги, волосы растрепаны, одежда мятая, цвет лица какой-то желтоватый.

Первым побуждением было спросить, все ли в порядке, но я тут же вспомнила, как мне самой достались последние две недели и как сильно это заботило Гранта. Я отвернулась к озеру.

– Чего ты хочешь? – спросила я.

Он молчал, остановившись рядом со мной.

– Ты не против, если я присяду?

Я оторвала травинку, росшую передо мной, и отбросила в сторону.

– Как угодно.

Грант сел рядом. Щенок начал рыть ямку в нескольких шагах, и мы оба следили за ним. Я избегала смотреть на Гранта, хотя мне этого очень хотелось, как всегда, когда мы были вместе.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

У меня невольно сжались губы.

– Одинокой. Испуганной. Разочарованной. Обманутой.

Я чувствовала его взгляд, но упрямо не поворачивала головы.

– Айрленд, – прошептал Грант, – посмотри на меня, пожалуйста.

Я направила на него ледяной взгляд, но при виде его глаз смягчилась. Боже, я просто дура!

– Прости меня, – боль в голосе Гранта была почти физически ощутимой. – Я чертовски раскаиваюсь, что сбежал.

У меня выступили слезы, но я не желала плакать, поэтому заморгала и опустила голову, справляясь с собой.

– Моему поступку нет оправдания, но я хочу рассказать тебе о Лейлани. Может, после этого станет понятнее, почему я так среагировал.

Я превратилась в слух.

Грант несколько минут молчал, а потом тихо заговорил:

– Лейлани Мэй родилась четвертого августа и весила восемь фунтов и четыре унции. Четыре-восемь и восемь-четыре, – улыбнулся он. – У нее были большие синие глаза, такие темные, что казались почти фиолетовыми. Дед поэтому прозвал ее Индиго. Еще у нее была густая черная шевелюра, похожая на паричок.

Он замолчал, а я, вдруг забыв свой гнев, взяла его за руку и сжала.

– Просто красавица.

Грант сипло кашлянул и кивнул.

– Кричала она только тогда, когда требовалось сменить пеленки. И обожала тугое пеленание, чтобы нельзя было двигать ручонками. – Снова пауза. – А еще любила, когда я нюхал ее пяточки и сообщал ей, что она попахивает. Говорят, младенцы начинают улыбаться только в несколько месяцев, до того это просто рефлекторные гримасы, но Лейлани мне улыбалась.

Грант снова замолчал, немного отвернулся, стал смотреть на озеро и заходящее солнце. Я смотрела, как потемнело его лицо, и поняла, что сейчас услышу невеселую часть истории.

Голос Гранта понизился почти до шепота:

– Я уже говорил, что Лили попала к нам в семью тоже из приюта. Несколько лет ее то возвращали матери, то снова передавали нам. Ее мать страдала шизофренией и периодически бросала принимать лекарства; тогда вмешивалась опека и отбирала у нее дочь. Лили с самого начала отличалась от других, но я не понимал причину, пока не подрос. А потом было слишком поздно – я по уши влюбился.

Я почувствовала укол ревности, как ни нелепо это было.

Грант опустил голову.

– Врачи сказали, у нее тоже биполярное расстройство, как и у матери. На фоне послеродовой депрессии это дало… – Грант покачал головой, и его голос треснул. – Она…

Господи, нет!!!

Грант упоминал, что с малюткой произошел несчастный случай, но это же в голове не укладывается! Только не это, Господи, пожалуйста! За что же Гранту такой невообразимый ужас? Я перелезла через его колено и приподняла ладонями его лицо. Из-под закрытых век текли слезы.

Он сглотнул, и боль на его лице точно пронзила меня как ножом.

Грант встряхнул головой.

– Мы ссорились… Потом я, дурак, заснул… Когда я проснулся, Лили сидела на палубе и плакала, а Лейлани нигде не было. Она… ее… выбросила… – И он зарыдал.

Я притянула его к себе и обняла.

– Ш-ш-ш… Успокойся, не надо дальше рассказывать. Грант, мне страшно жаль, я так тебе сочувствую…

Мы довольно долго просидели на берегу, плача и держась друг за друга, как утопающие за край спасательного плота. Может, Грант действительно цеплялся за последнюю соломинку. Может, ему необходимо было выговориться, вырвать это из себя, чтобы получить возможность жить дальше.

Наконец он выпрямился и заглянул мне в глаза.

– Прости, что я тогда ушел от тебя. Ты такого не заслужила. Никогда больше так не сделаю, обещаю.

От волнения я боялась поверить в то, что слышала, не решаясь надеяться, что эти извинения были обещанием будущего, а не только объяснением прошлого.

Глядя мне в глаза, Грант продолжал:

– Прости меня, Айрленд. Семь лет я будто лежал в темноте под землей, похороненный заживо, пока не встретил тебя. С тобой я ощутил себя не мертвым, а брошенным в землю семенем, способным прорасти снова.

Я прерывисто вдохнула ртом, чтобы перестать плакать.

– Не извиняйся, я все понимаю. Мне жаль, что случившееся с нами расшевелило такие скорбные воспоминания.

Грант покачал головой.

– Ты так не говори, не извиняйся за то, что ты беременна. Я вовсе не жалею об этом.

– Не жалеешь?

Он снова помотал головой.

– Мне дико страшно. Мне кажется, я не заслуживаю другого ребенка. Я боюсь, что снова что-нибудь произойдет. Но мне и в голову не приходило жалеть, что ты носишь мое дитя.

Во мне расцвела надежда.

– Точно? Ты уверен?

Грант приподнял мое лицо – наши носы соприкоснулись.

– Я люблю тебя, Айрленд. Наверное, с того самого дня, как ты отбрила меня в кафе. Я долго пытался справиться с собой, но не любить тебя свыше моих сил. Поверь, я очень сопротивлялся на каждом этапе. Но теперь с меня хватит: я хочу любить тебя.

У меня снова потекли слезы, на этот раз от счастья.

– Я тоже тебя люблю.

Щенок, которому наскучило копать ямы, подбежал и принялся лизать мое лицо, и я, смеясь и плача, шмыгала носом.

– Твой пес такой же напористый, как ты!

– Пес не мой.

Я даже отпрянула:

– Как? Ты же сказал, что твой, у тебя вон поводок!

– Спадс будет твоей собакой, если захочешь.

Спадс! Боже мой, Грант запомнил, как я говорила: «Двое или трое детей, по возможности погодки, золотистый ретривер Спадс – словом, дом – полная чаша».

Мы долго сидели на траве, целуясь и снова признаваясь друг другу в любви. Наконец солнце село, на небе высыпали звезды. В темноте едва можно было различить водную гладь.

Грант гладил меня по волосам.

– Последнюю неделю я ходил к Лейлани каждый день. Иногда сидел у ее могильного камня с рассвета до заката. Вид у меня был еще тот – я даже перепугал людей, посещавших другие могилы. Я ведь не был на кладбище со дня похорон – не мог заставить себя пойти. Я торчал на этой чертовой яхте, где все напоминало мой самый страшный день. Жизнь будто остановилась – я держался за воспоминания о моей дочери, но не за хорошие и славные, которые помогли бы жить дальше. – Он глубоко вздохнул. – А на днях я проснулся в приемной психиатрической лечебницы тюремного типа, где теперь живет Лили, и ко мне вышел ее врач. Меня так давно мучило отчаяние, что мне, видимо, что-то от них понадобилось, но оказалось, что дело не в них. Мне нужно кое-что от тебя.

– Все, что хочешь, – сразу ответила я. – Что мне сделать?

Грант улыбнулся своей прекрасной асимметричной полуулыбкой, говорившей, что он ничего другого и не ожидал.

– Дай мне еще один шанс.

* * *

Луч солнца, медленно двигавшийся по полу, остановился на моем лице. Обнаженная, недоумевающая, я проснулась от этой теплой щекотки, прикрыла глаза ладонью и потянулась к одеялу, сбившемуся до талии. Через секунду вернулись воспоминания о минувшей ночи, и мои губы расплылись в невольной улыбке. Полночи мы с Грантом проговорили, а вторую половину наверстывали упущенные две недели, когда у нас не было возможности даже прикоснуться друг к другу.

Сколько проживу, не забуду выражение его глаз, когда Грант выдохнул: «Люблю» и вошел в меня. До этой ночи выражение «заниматься любовью» оставалось для меня не более чем словами, но в то мгновение мы и вправду стали единым целым. И сейчас мне стало любопытно, почему моя вторая половинка не лежит рядом.

Завернувшись в одеяло, я пошла искать Гранта. Он сидел на крыльце, играя со Спадсом, и обернулся на скрип двери.

– Привет!

– Доброе утро, – я улыбнулась. – Который час?

– Около десяти.

– Жуть. Ты давно встал?

– Нет, я продрых до девяти. – Он взял с крыльца картонный стакан – такой же, как держал в руках. – Я сходил в магазин и взял нам по кофе. Твой без кофеина, хотя, кажется, уже остыл.

– Класс! Я выпью и холодный, мне все равно. – Я присела на верхнюю ступеньку и сняла крышку со стакана. Грант дотянулся и поцеловал меня в лоб. – Значит, ты пропустил рассвет?

– Проспал, – он улыбнулся.

– Тогда придется любоваться закатом.

Грант покачал головой.

– Мне очень нравится любоваться тобой в одеяле. Когда попьешь кофе, я тебе кое-что покажу.

Я сделала несколько глотков и пошла искать одежду, подбирая ее по пути из кухни в гостиную. Оделась я в ванной. Увязавшийся за мной Спадс ждал у порога.

– А куда мы пойдем?

– На прогулку.

– Лучше недалеко, а то тебе придется меня тащить. После ночи у меня совсем не осталось сил.

Грант любовно меня оглядел.

– Хочу, чтобы ты всегда была такой – отлюбленной до изнеможения и улыбающейся.

Взявшись за руки, мы дошли до ничейного участка у озера, где сидели накануне. Остановившись у кромки воды, Грант огляделся.

– Вот бы где дом поставить!

– Да уж. Я на этот участок и разлетелась сначала, но он втрое дороже.

Грант кивнул.

– Знаю, я его только что купил.

Я заморгала.

– Чего?!

– С час назад позвонил продавцу и сделал предложение. Мне перезвонили за пять минут до того, как ты проснулась, и ответили, что согласны.

– Ничего не понимаю!

Грант взял меня за руки.

– Ты хотела этот участок. Я хочу тебе его подарить. Здорово было бы построить здесь дом – знаешь, с большим газоном и множеством комнат, которые мы будем постепенно заполнять.

– Ты серьезно?!

– Абсолютно. – Улыбка Гранта погасла. – Я прожил на яхте семь лет. Каждый раз, когда я выходил на корму, у меня разрывалось сердце. Я никогда не забуду Лейлани, но в последнее время мне все чаще кажется, что в моем сердце снова есть место не только для одного.

– Боже мой, Грант! – Я кинулась к нему на шею. – А как же мой дом?

– Продай или сдай. Или просто оставь, будем туда уходить, когда дети начнут доводить нас до белого каления. Кроме того, ты довольно громкая в постели, не хочу, чтобы нам пришлось сдерживаться.

Я засмеялась.

– Оставить в запасе целый дом, чтобы не менять привычек в сексе? С ума сошел!

– Ну, время еще есть, разберемся. Дом на берегу тоже не вдруг построится.

– Ох, что-то мне подсказывает, что твой дом закончат раньше моего!

Грант наклонился и коснулся моих губ.

– Невозможно.

– Почему?

– Потому что теперь нет моего дома, есть только наш дом.

Я улыбнулась.

– Я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю. – И он нагнулся, чтобы поцеловать мой живот: – И тебя люблю.

Мы еще долго целовались, но волей-неволей мне пришлось возвращаться к реальности.

– У меня на сегодня масса работы. Хочешь погостить у меня денек, пока я не закончу? Закажем доставку…

– А может, ты привезешь свою работу в мой кондоминиум?

Я пожала плечами.

– Или так. Мне нужен ноутбук и несколько папок. Ты хочешь оттуда посмотреть закат?

Грант заглянул мне в самую глубину глаз.

– Я хотел приготовить хороший ужин моей девушке и нашему ребенку. Чем смотреть на закат, я лучше буду любоваться твоим лицом, пока вылизываю тебя с ног до головы.

Слушала бы и слушала, но…

– Грант, ты же пропустил восход. Мне казалось, восход и закат каждого дня напоминают тебе о том, что радости жизни заключены в самых простых вещах?

Грант ласково приподнял мое лицо.

– Так было раньше. Теперь я пришел к выводу, что не все самое лучшее обязательно просто. Хорошее может быть сложным, но прекрасным и стоит любого риска. Мне уже не нужны закаты и рассветы, чтобы верить в счастье. У меня есть ты.

Грант

Айрленд держала меня за руку. Врач, закончив осмотр, сообщил, что все прекрасно, но раз шел второй месяц беременности, медик решил проверить сердцебиение плода.

Я смотрел, как доктор Уоррен выдавил комок геля на плоский живот Айрленд и принялся водить датчиком. На экране появились двигавшиеся тени. Мы втроем смотрели на монитор. Доктор нашел нужную точку, чуть надавил на датчик, и вдруг раздался звук, эхом наполнивший кабинет.

Биение сердца.

У моего ребенка бьется сердце.

Айрленд читала мне из своей книги «Чего ожидать, когда ждешь ребенка», что в первые месяцы беременности в организме происходит активная выработка гормонов, поэтому женщины становятся гораздо эмоциональнее обычного. Но в дурацкой книжке не упоминалось, что будущий отец тоже будет задыхаться от волнения.

Глаза наполнились слезами, и я не смог сдержаться, как ни пытался. Айрленд сжала мою руку и улыбнулась.

Да пошло оно все, кого волнует, если я такой неженка? Не стану я больше ломать себя! Чувствуя, что щеки стали мокрыми, я нагнулся и поцеловал мою девушку в лоб. Семь лет назад мое сердце остановилось, но сегодня оно обрело цель биться дальше. Мне хотелось подхватить Айрленд на руки и танцевать с ней под волшебный стук нового сердечка.

Доктор нажал кнопку, и из машины полезла бумажная полоска.

– Сердцебиение ровное, сильное. Я еще кое-что проверю и отпущу вас. – Он повернул ручку прибора, и сердцебиение исчезло. Меня обдало волной страха.

– А вы не могли бы оставить звук до конца осмотра? – попросил я.

Доктор Уоррен улыбнулся.

– Как пожелаете.

Он что-то включал, проверял, распечатал еще несколько листов и наконец подал Айрленд бумажное полотенце, вытереть живот.

– Показатели хорошие, – подытожил врач. – Ждем вас через месяц. Надеюсь, токсикоз у вас так и не начнется. – Он протянул мне полоску с распечаткой сердцебиения ребенка: – Держите на память, папаша.

– Спасибо. Простите, я тут разнюнился…

Доктор отмахнулся.

– Не за что. Это важный этап вашей жизни, несущий большие изменения. Отдайтесь моменту и радуйтесь счастью, даже если оно приходит со слезами.

– Спасибо, док.

Доктор Уоррен вышел, прикрыв за собой дверь. Айрленд начала одеваться. Я за последнее время о многом передумал, и совет показался мне удивительно мудрым. Надо жить сегодняшним днем, и таких замечательных дней у меня еще не было. Бархатная коробочка, лежавшая в кармане, делала его вообще судьбоносным.

Айрленд застегнула брюки и скомкала одноразовую бумажную рубашку. Бросив ее в мусорную корзину, она повернулась – и увидела меня опустившимся на одно колено.

Глаза у нее расширились, рука сама поднялась ко рту:

– Что ты делаешь?

Я достал из кармана старую потертую белую коробочку.

– Я планировал подарить тебе это через несколько недель, но док прав, надо жить моментом и радоваться счастью.

– Грант… Боже мой…

Я взял ее за руку и вложил коробочку в ладонь.

– Это бабушкино кольцо. Прости, не успел поменять оправу и подобрать новый футляр, но не хочу упускать такой момент. – Я открыл коробочку и повернул ее к Айрленд. Камушек не был особенно крупным или броским, но кольцо хранило в себе столько памяти и надежды… – Когда мы на прошлой неделе съездили сообщить деду о ребенке, бабушка на следующий день позвонила и попросила меня приехать одного. Они меня усадили и сказали – хотят, чтобы я подарил это тебе, когда настанет подходящий момент. Оно принадлежало моей прабабушке, потом бабушке, потом маме.

– Грант, оно прелестно!

– Ты будешь смеяться, но на днях я впервые узнал, что мама, бабушка и прабабка носили одно и то же кольцо. Мама скончалась до нашей с Лили свадьбы, и старики мне тогда кольца не отдали. Мне стало любопытно почему. Знаешь, что они мне ответили?

– Что?

Я приподнял полоску бумаги, которую отдал мне врач.

– Дед сказал, что ты снова заставила мое сердце биться. А значит, ты моя суженая.

Айрленд, расчувствовавшись, вытирала слезинки.

– Какое красивое!

Я вынул кольцо из футляра.

– Айрленд Сент-Джеймс, мы знакомы меньше года, и я уже не верил, что смогу полюбить так, как я люблю тебя. Я не просто влюбился в тебя, я полюбил жизнь с тобой. Ты выйдешь за меня замуж? Кольцо можно заменить, а свадьбу сыграть через год, если захочешь. Это все не важно. Я хочу только знать, согласна ли ты провести со мной остаток дней.

Айрленд чуть не сшибла меня с ног, кинувшись ко мне и обняв.

– Да! Да, я согласна! А кольцо замечательное, мне другого не надо. Не хочу ждать год, мне нужен только ты. Грант

Я сидел на корме «Лейлани». В бухте царил удивительный покой, очень подходивший к моему настроению. Вопреки ожиданиям, я был спокоен, как неподвижная вода вокруг. Попрощаться с этой яхтой значило не просто покинуть обжитое место… Впрочем, яхта никуда не денется, дед при желании сможет ее навещать; это мне пора сниматься с якоря. Пора перестать начинать и заканчивать свой день воспоминаниями о незабвенном; лучше создавать новые, счастливые… Оставалось сделать лишь одно.

Я глубоко вздохнул и взял ручку и бумагу, которые выложил, когда паковал вещи. Запечатанный конверт лежал рядом на диване – один из сотен, которые я за семь лет выбросил не читая. Сегодня, когда принесли почту, я не отправил письмо в мусорную корзину. Я не собирался его читать, мне был нужен лишь адрес отправителя.

Больше трех тысяч таких конвертов канули в Лету с того дня, как я, четырнадцатилетний, впервые увидел Лили. У меня была возможность в любой момент перекрыть эту бумажную реку, но отчего-то я этого не сделал. Наверное, подсознательно жаждал постоянного напоминания, за что я казню себя. Или мне было нужно, чтобы и Лили, берясь за ручку, каждый день вспоминала, что она натворила. А может, в голове у меня настолько все стояло вверх ногами, что я боялся, будто не стану помнить о моей дочери без ежедневных писем. Не знаю. Но сегодня настал день, когда я наконец поставлю точку.

Я оглядел палубу, в тысячный раз вспомнив, как Лили стояла у перил в ту ночь, зажмурился, сглотнул соленый вкус слез и поднес ручку к бумаге.

«Лили!

Я не знаю, как тебя простить. Может, спустя столько лет я должен был прийти к Богу или смириться с тем, что ты сделала, признав, что ты не виновата, но у меня не получилось. Однако я пишу не об этом.

Мне нужно тебе сказать, что мне жаль.

Я сожалею, что заснул в ту ночь.

Я сожалею, что недооценил глубину твоего душевного расстройства и не отобрал у тебя Лейлани.

Я сожалею, что поставил заботу о тебе выше заботы о нашей малютке.

Я сожалею, что вовремя не распознал надвигающуюся беду.

Я жалею, что не спас нашу девочку.

Я лоханулся. Я зверски лоханулся, Лили.

Последние семь лет я сторонился всех, кого мог полюбить. Влюбившись, становишься слеп к недостаткам возлюбленной и видишь только то, что хочешь видеть. Я боялся снова проглядеть чье-то подлинное нутро. Я был уверен, что сумею сам решать, кого мне любить.

Пока в моей жизни не появилась Айрленд.

С Айрленд я понял одну простую истину: у нас нет выбора, в кого влюбляться. Любовь не спрашивает. Однако любить и строить на любви отношения – это сознательный выбор, в котором нет места случайностям. Я выбираю жить с любовью к Айрленд.

Поэтому я сообщаю тебе, что полюбил другую, и прошу тебя больше мне не писать. Может, это и тебе принесет облегчение.

Я желал бы сказать, что нашел способ тебя простить, но пока этого не случилось. Сознательным усилием воли сподвигнуть себя на это я не могу. Мне предстоит многое нагнать и от многого исцелиться, но первый шаг сделан: я простил себя. Пока я не могу до конца открыть свое сердце и дать прощение тебе, поэтому прошу тебя простить меня. Я хочу жить своей жизнью. Я хочу перестать ненавидеть себя и обрести долгожданный душевный покой, а это начинается с нас.

Пожалуйста, прости меня. Надеюсь, когда-нибудь я смогу ответить тебе тем же.

Не надо больше писем, Лили.

Грант».

Айрленд – 15 месяцев спустя

– Поверить не могу, что ты это устроил! – повторяла я, глядя в окно, как целая бригада рабочих увивает пальмы гирляндами и сколачивает деревянную эстраду для танцев. Грант подошел сзади, обнял меня за талию и поцеловал в обнаженное плечо.

– Тебя нелегко удивить.

Мы с Грантом поженились, когда я была на пятом месяце. Ни ему, ни мне не хотелось пышной свадьбы, а мне еще меньше того улыбалось идти к алтарю с заметным животом, поэтому мы сходили в муниципалитет и тихо расписались. Но Грант искренне сокрушался, что свадьбы у нас толком не было, поэтому на первую годовщину он подарил мне тур на Карибы для торжественного подтверждения брачных обетов. До самого приезда я и не подозревала, что он пригласил всех наших друзей и родню.

И теперь двадцать рабочих деятельно готовили площадку для свадебного торжества в точном соответствии с описанной мной когда-то Гранту идеальной свадьбой: пальмы со светящимися гирляндами и пляж на закате. Грант даже отправил нас с Мией в местный свадебный салон выбирать платья, что представляло собой определенную трудность – Миа сейчас на шестом месяце беременности.

Я повернулась в объятиях мужа и обняла его за шею.

– Потрясающий сюрприз! До сих пор не могу поверить, что ты провернул все это втайне от меня!

Большим пальцем Грант провел по моей нижней губе.

– Целый мир за эту улыбку… Впрочем, у меня был свой расчет. Раз Миа в соседнем номере, она присмотрит за Логаном, и ты наконец-то окажешься вся моя.

– Вечно все сводится к сексу!

– Должен же я нагнать упущенное.

На седьмом месяце беременности у меня начались схватки. Врачам удалось остановить процесс, но мне прописали постельный режим и половой покой, и мы два месяца до родов и полтора после прожили без секса. Грант не шутил, говоря, что хочет нагнать упущение: мы вели себя как два озабоченных тинейджера. Поэтому у меня для мужа тоже был сюрприз.

– Я кое-что хочу тебе показать… – начала я.

Грант сверкнул озорной улыбкой и стиснул мой зад.

– И я!

– Я серьезно! – я засмеялась.

Муж взял меня за руку и переложил на свою стальную эрекцию, сомкнув мои пальцы вокруг члена.

– Я тоже.

Я купила тест на беременность, когда мы с Мией вчера ездили в магазин, и сохранила палочку с двумя полосками, чтобы удивить Гранта. Из него вышел замечательный папаша для нашего сынишки Логана, но я немного нервничала, помня его реакцию на мою первую беременность. Причин для волнения, в принципе, не было – мы как раз и трудились над появлением нового члена семьи, но меня не покидало желание все-таки снять камень с души.

– Посиди, я сейчас.

Грант недовольно засопел, но отпустил меня. Я вышла в ванную. Тест лежал в косметичке под раковиной, в пластиковом футляре, в котором он продавался. Сунув его в карман шортов, я вернулась в спальню и застала Гранта уже без футболки. Сердце сладко сжалось при виде татуировки, которую он сделал в прошлом году за несколько дней до свадьбы. Подойдя, я провела пальцем по рисунку – Грант набил себе распечатку сердцебиения Логана, которую врач отдал ему после первого УЗИ, а ниже короткую поговорку, табличка с которой когда-то висела у меня над кроватью: «Нет дождя – нет цветов».

Я поцеловала татуировку.

– Люблю ее так же сильно, как в тот день, когда ты ее сделал. Но тут кое-что неправильно. Придется тебе сходить к мастеру добавить еще чернил.

Брови Гранта сошлись на переносице, когда он оглядел свою грудь, оттянув кожу, чтобы лучше видеть.

Я вынула из кармана тест.

– У тебя тут сердцебиение только одного ребенка…

Лоб у Гранта пошел морщинами, а глаза на секунду стали огромными.

– Ты…

Я кивнула.

– Снова беременна.

Грант зажмурился, и я затаила дыхание. Когда он снова посмотрел на меня, в его глазах плескалась радость.

– Ты беременна, – повторил он. – Моя жена снова беременна!

– Бывает, – не удержалась я, – когда муж просто ненасытен.

Грант подхватил меня на руки и закружил по комнате.

– Как я люблю тебя беременную! Обожаю твой большой живот и налитые груди! Обожаю брить тебе ноги, когда тебе уже неудобно нагибаться! С тобой я снова ожил, Айрленд, и твоя беременность – лишнее тому доказательство!

– Это самые приятные слова, какие мне доводилось слышать. За исключением, пожалуй, небритых ног.

– Ну и славно, потому что я это от души. А теперь клади срочно твою беременную задницу на кровать, буду вручать тебе мой подарок.

* * *

На закате мы подтвердили наши обеты, стоя босиком на песке в присутствии наших друзей и родственников. Дед Гранта исполнял должность шафера, а Миа, поддерживавшая заметный уже живот, – подружки невесты. Лео держал на руках нашего сынишку и стоял в первом ряду гостей. Он переехал к нам четыре месяца назад, когда его тетка перенесла инсульт и не могла больше заботиться о племяннике. Суд доверил нам временную опеку, но если мы проявим настойчивость, Лео останется у нас насовсем.

К концу церемонии священник объявил:

– На этот раз жених хотел бы преподнести своей жене новое кольцо в знак любви и верности.

Я подалась к Гранту.

– Я думала, мы не будем обмениваться новыми кольцами?

Он подмигнул:

– Конечно, не будем, зачем мне два кольца! А вот у тебя останется память о сегодняшнем дне. – Он повернулся к деду и громко зашептал: – Дед! Дед! В кармане у тебя!

Лицо деда недоуменно сморщилось. Это случалось с ним все чаще.

– У тебя в кармане, – подсказал Грант.

Дед рассеянно огляделся. Гости стояли тихо и ждали. Обернувшись, дед заметил меня, стоявшую за руку с Грантом, и улыбнулся.

– Привет, Шарлиз!

Я тоже улыбнулась.

– Привет, дедушка. Как поживаете?

– Вечно он отвлекается на красивых девушек! – шутливо заворчал Грант. – Коробочка в левом кармане твоего пиджака, дед. Можно мне ее сюда?

– Коробочка?

– Да, в твоем пиджаке.

– А, ты хочешь… – дед защелкал пальцами. – Черт, как же его… – Щелк, щелк. – Ты хочешь… – Щелк, щелк. – Ты хочешь… твои яйца?

Присутствующие грохнули смехом. Грант, смеясь, подошел к деду, сунул руку к нему в карман и извлек черный футляр.

– Не, дед, мои яйца теперь у нее. Она держит меня за них с самой первой встречи. А мне сейчас нужно кольцо.

Выражения признательности

Дорогие читатели, спасибо, что вы впустили меня в свои сердца и дома. Жизнь сегодня течет стремительно, и для меня честь разделить с вами моменты отдыха, когда вы берете в руки книгу, чтобы отвлечься. Надеюсь, вас увлекла непростая история Гранта и Айрленд, и летом вы захотите узнать, с кем еще вы можете познакомиться.

Пенелопа, 2019 год был полон неожиданных поворотов. Спасибо, что в эти сумасшедшие месяцы ты была Тельмой при мне, Луизе.

Чери, прошедший год напомнил нам, как драгоценно время. Спасибо, что ты оставила свою семью и сопровождала меня в наших безумных поездках. Книга нас познакомила, а дружба спаяла навсегда.

Джули, спасибо за твою дружбу и мудрость.

Луна, без дождя действительно нет цветов. Пусть 2020 год станет годом твоего цветения, я очень хочу этого дождаться.

Спасибо «Вис Вайолетс», моей замечательной группе читателей на «Фейсбуке». Каждое утро я с вами просыпаюсь и пью с вами кофе. С вас начинается мой день, вы поддерживаете меня в трудные минуты и бурно радуетесь моим успехам. Пролетевшие годы лишний раз подтвердили, что ваша группа – истинный подарок небес. Спасибо за ваше участие!

Соммер, не знаю, как у тебя каждый раз получается шедевр. Спасибо за прекрасную обложку нового романа!

Спасибо моему агенту и подруге Кимберли Брауэр за то, что с тобой не прокатывает уровень «и так сойдет»; ты всегда настроена только на самое лучшее и умеешь этого добиваться. Я восхищаюсь твоими ежегодными уникальными находками.

Спасибо Джессике, Элейн и Эде – о таких редакторах можно только мечтать. Вы сгладили все шероховатости текста и позволили мне засверкать.

Спасибо блогерам, призывающим всех читать мои книги. Без вас не случилось бы моих новых произведений.

С искренней любовью, Ви.

Примечания

Американская ассоциация автолюбителей (здесь и далее примечания переводчика).

Вернуться

Флибуста

Отношения под запретом (fb2)