Похмелье (fb2)

- Похмелье 660K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Артём Суханов

Время 10:00

Я проснулся. Спасибо хоть на этом. Хотя какое уж тут спасибо, учитывая, как я себя чувствовал.

По какой-то счастливой случайности я вчера вспомнил, что надо завести будильник на телефоне. Он прозвенел, разбудив меня самым противным звуком на свете.

Просыпаться не особо хотелось. Но вряд ли это и сном можно было назвать. Какие-то нелепые конвульсии в холодном вперемежку с горячим потом. Просыпаться не особо хотелось, но надо было. Я не помнил, какой сегодня день: когда беспробудно пьешь, они мелькают один за другим. Я помнил только то, что мне надо было на работу, потому что до этого два дня я туда не ходил.

Я приподнял уставшее с самого утра тело и сел на диване, наступив на бутылку, которая с грохотом покатилась по комнате и повалила другие. Голова закружилась, руки немного дрожали и тряслись. Виски запульсировали, в глазах потемнело – это нормально, скоро должно пройти.

Я не знаю, сколько дней подряд пил. Окинул взглядом комнату и посчитал бутылки. Наверное, дней 5 или 6. Голова до сих пор кружилась, но хотелось курить. Я знал, что станет еще хуже, но не курить я тоже не мог. Кроме сигареты, на завтрак, скорее всего, ничего не было.

Достал пачку из-под дивана и затянулся. Поборол рвотный рефлекс и продолжил курить, справившись с ним еще пару раз за сигарету. Было противно, но курящий человек не всегда курит, потому что хочет.

В глазах потемнело еще сильнее. Я пил 5 или 6 дней и не знал, когда это все закончится. Хотелось пить. Даже простая мысль об обычной воде казалась мне отвратительной. Еще раз посмотрел на пустые бутылки. В тех, которые стоят, возможно, еще что-то осталось.

Я перебрал несколько, и примерно восьмая по счету была потяжелее остальных. Она была почти горячей, как и ее содержимое, но меня это не сильно волновало.

Только на секунду остановился. Я понимал, что если сделаю хотя бы один глоток, то дальше мне придется пить весь день. 5 или 6 дней я не мог остановиться, и если выпью снова, то вряд ли сегодня будет исключением.

Если я потерплю без алкоголя, выдержу еще несколько рвотных рефлексов в ближайшие пару часов, прохожу большую часть дня в состоянии, близком к смерти, то к вечеру смогу более-менее соображать. Был выбор, и я его сделал. Очень легко.

Я уверенно сделал большой глоток теплого, почти без газов, напитка. Тепло из бутылки растеклось по всему усталому телу, дойдя до кончиков пальцев ноги. Внутренности задрожали от удовольствия и спокойствия. Сердце застучало в радостном, довольном ритме, руки ненадолго перестали дрожать. Я как будто оказался дома после долгих скитаний, хоть я и так в нем был, если не учитывать, что дом мой был немного съемным.

Я сделал выбор. Хоть его и не было на самом деле. После пяти или шести дней алкоголь вливается в тебя, особо не спрашивая разрешения. Входит в твой дом, тело, душу. Как мент или врач – не разуваясь и даже не надевая бахилы.

Я опять напился до состояния «уснуть в одежде». Наверное, ночью меня просто вырубило, а может, просто не видел смысла раздеваться. Как и заправлять-расправлять диван. Даже не помню, когда в последний раз это делал и видел его разобранным. Наверное, с того момента, как она ушла.

В том, чтобы уснуть в одежде, были даже плюсы: можно быстро собраться на работу. В принципе, я уже был готов. На футболке осталось пятно от пролитого пива. На улице светило солнце, так что оно скоро должно высохнуть.

Нужно было идти. Ходить на работу мне не особо нравилось, а в сегодняшнем состоянии тем более. Я знал, что впереди меня ждал очень тяжелый день, и я вряд ли мог с этим что-то поделать – теплое пиво продолжало вливаться. Я сделал еще один глоток, который чуть не вылез обратно. Пока хватит.

Я подошел к двери, воткнул ноги в кеды и посмотрел в зеркало. Да, меня определенно ждал очень тяжелый день…

Напоследок окинул взглядом комнату, бутылки валялись в безупречно прекрасном беспорядке. Ей бы это точно не понравилось. Не знаю, мне казалось, что они создают уют.

Я еще раз посмотрел на бутылки и повернулся к двери с надеждой поскорее вернуться домой.

***

Посмотрел в глазок, чтобы убедиться, что в подъезде никого нет. Не знаю зачем, так как-то спокойнее. Вышел.

Закрыл дверь и нажал на кнопку, чтобы позвать лифт. Состояние было паршивое. Казалось, что он как будто специально едет очень медленно, проверяя меня на стойкость. Сил бороться с ожиданием было немного, но я боролся. Облокотился рукой на стену и схватился за голову. Казалось, что, если я смогу доехать до первого этажа, – это уже будет большим подвигом, а впереди меня ждал еще целый день на работе. Очень тяжелый день.

Успокаивала мысль о том, что на работе не было проблем с алкоголем, и не было проблем с теми, кто этот алкоголь сможет налить. Проблемы с алкоголем, по всей видимости, были только у меня. По крайней мере, она постоянно так говорила. Зачем-то постоянно напоминала о том, что я и так прекрасно знал.

Лифт привез меня вниз. Нужно было зайти в магазин: купить жвачку и чего-нибудь попить. Я не мог понять воняет от меня перегаром или нет. Но после 5 или 6 дней беспробудного пьянства вряд ли от меня могло пахнуть чем-то другим.

Я вчера здесь был, точно помню. Магазин круглосуточный и после 12 ночи в нем продавался в основном, алкоголь. Когда я вошел, продавщица посмотрела на меня странным взглядом. Мне почему-то показалось, что она меня ненавидит.

Точно не знаю, сколько раз я вчера сюда заходил. Помню, что начал с коньяка, а продолжил бесконечным количеством пива, каждый раз доказывая самому себе, что эта бутылка будет последней. Наверное, заходил сюда еще много раз. Просто не мог уснуть.

– Здравствуйте.

Продавщица ничего не ответила и зачем-то продолжала меня ненавидеть. Как будто именно я был виноват в том, что ее сын плохо учится в школе или в том, что ей приходится работать здесь по ночам.

Может, я вчера пьяный пытался с ней шутить. Или наоборот – она была обижена из-за того, что я был пьяным, а шутить с ней не пытался. Не знаю.

– Можно лимонад вон тот и жвачку мятную, любую.

Она молча дала мне то и другое.

– Спасибо.

Она опять промолчала.

Наверное, заученные фразы в стиле «хорошего дня» или «ждем вас снова» звучат лучше, чем абсолютное молчание на твое «здравствуйте». Не знаю, почему меня это волновало, но состояние стало еще паршивее. Нужно было поскорее добраться до работы.

Метро было недалеко. Минуты 2 или 3 пешком, которые показались мне вечностью. Только по пути я догадался проверить, на месте ли кошелек и телефон. Телефон не забыл, деньги были в кармане, значит я их вчера не потерял, что уже было неплохо.

Телефон нервно указывал на пропущенные вызовы с незнакомых номеров. Мне было не сильно интересно, кто меня мог потерять. Жизнь потихоньку уползала из-под ног. Я переставал ее чувствовать, осязать, слышать…

В какой-то момент не брать трубку и редко выходить из дома стало моим любимым занятием.

– Блять, ну ты же можешь быть нормальным! – иногда кричала она.

Наверное, могу. Просто дается это как-то слишком тяжело.

Лодка на середине озера, ребенка бросают за борт. Хочешь жить – выплывешь. Так учат плавать детей, у которых это долго не получается.

Мне же казалось, что меня научили так жить – бросили за борт, но забыли рассказать правила. Не объяснили, как грести, не показали технику. Получается только барахтаться, но я не плыву. Плыть в сраном озере под названием «жизнь» я так и не научился.

Я немного опомнился и понял, что уже находился в метро и покупал жетон. Я научился определять день недели по количеству людей внутри станции. Народу немного, можно было даже присесть на скамейку, – скорее всего сегодня воскресенье. Неплохой для работы день. Я надеялся, что пройдет он относительно спокойно.

Хотелось спать.

Я не успел присесть на свободную скамейку, как уже подъехал поезд. Пришлось перемещать уставшее тело внутрь него. Глаза слипались, но уснуть было тяжело. Я мечтал поспать хотя бы пару минут, но внутренности трясло настолько, что сделать это было почти невозможно.

Если бы только вибрация моего тела совпала с вибрацией поезда… Но мой противник в виде похмелья был слишком силен. Я дрожал и буквально подпрыгивал на сидении.

Хорошо, что сегодня воскресенье, вагон был полупустым. Я мог спокойно сесть и не думать о том, что нужно уступить кому-то место.

Мне хотелось, чтобы этот поезд ехал вечность и никогда не останавливался. Хотелось, чтоб остановки на станциях длились подольше. Я не хотел приезжать, но шершавый женский голос громко объявил о том, что мне пора на выход.

Дорога до работы была еще короче, чем дорога от дома до метро. Я понимал, что мне нужно было выпить, поэтому пришлось через силу ускорить шаг, чтобы поскорее оказаться в месте, которое мне не очень нравилось. Не нравилось все 4 года, что я здесь работал.

На улице было тепло. Пятно на футболке почти высохло. Внутренности чувствовали себя хреново: тело продолжало трястись в бешеном танце, руки дрожали, лимонад не помогал в борьбе с невозможной сухостью во рту. Вспомнил, что относительно давно не курил.

Как только потянулся за сигаретой, послышался новый рвотный рефлекс, но я не перестал за ней тянуться. Да, курящий человек не всегда курит только потому что хочет.

Сигареты была невкусной. Но она отдаляла меня от места, в которое я продолжал ходить по не совсем понятным причинам. Я работал в ресторане и все 4 года обещал себе, что каждый из них будет последним. Каждый год, месяц, день.

Каждый раз обещал и каждый раз просыпался от ненавистного звука будильника. Знакомая вывеска. Мне сюда. Знакомая дверь запасного выхода. По жжению в пальцах я понял, что сигарета закончилась, к сожалению. И я вошел.

Теплое пиво внутри меня переставало действовать, желание снова выпить становилось невыносимым. Я вошел в дверь и направился в сторону зала.

Когда я переступил порог, меня встретил громкий голос. Это был Игорь:

– О, алкаш ебаный приехал!

Что, все настолько плохо?

***

В ресторане пили все. А если не все, то очень многие. Кто-то пил прямо на работе, кто-то приходил с похмелья. Кто-то был еще пьяным, кто-то был уже пьяным. Я же сегодня планировал пережить все эти состояния.

Игорь продолжил:

– Только не говори, что ты опять с похмелья. Ты же в прошлый раз в говнище отсюда ушел.

Отвечать не хотелось. Тем более по моему внешнему виду все и так было понятно. Я поздоровался с Игорем, с остальными и без сил завалился на диван в зале.

– Игорь, скажи. Вот че ты до меня доебался? У меня проблемы со сном.

– Да-да, конечно. Кстати, про тебя написали отзыв в книге жалоб и еще выписали штраф за то, что ты не улыбаешься.

Да, я почти никогда не улыбался гостям. Как будто не хватало того, что я их не ненавижу. Я ненавидел свою работу и ненавидел себя за то, что продолжал на нее приходить, но к гостям был положительно равнодушен. Всегда вежливо говорил здравствуйте, до свидания, спасибо и пожалуйста – мне казалось, что этого достаточно.

По уровню сервиса я был на ступеньку повыше продавщицы из того самого магазина. Удивляло, как меня до сих пор отсюда не погнали.

Ресторан был одним из самых дорогих в городе, но каким-то образом мне 4 года удавалось скрывать свой максимальный непрофессионализм и откровенное распиздяйство.

Я бы даже обрадовался, наверное, если бы меня решили уволить, потому что самому покинуть эти стены почему-то не получалось. А штрафы уже давно перестали волновать. Зарплата у официанта небольшая. Наверное, чуть больше прожиточного минимума. Платили мне в основном гости. Те самые гости, которым я так не любил улыбаться.

Игорь тоже был официантом и тоже хреновым. Наверное, поэтому разговаривал я на работе почти со всеми, но общался только с ним. Примерно две недели назад он решил разом бросить пить и курить. Постепенно у нас заканчивались темы для разговора и отношения стали немного натянутыми.

– Блять. Разве неискренние улыбки до сих пор кому-то нравятся? Почему недостаточно просто быть вежливым?

– Да уж… Долбоеб на долбоебе.

– А кто на баре сегодня работает?

– Хз, не пришел еще.

К столу, за которым сидели мы с Игорем, подтянулись другие коллеги. Скорее всего, чтобы обсудить проблемы политики и понять, из-за кого мы хреново живем именно сегодня.

Мне подобные диалоги не нравились. Я ушел на поиски сегодняшнего бармена, чтобы с ним договориться. Я понимал, что если не выпью в ближайшее время, то постепенно потеряю возможность разговаривать.

Бармена нигде не было. Заняться тоже было нечем: до открытия ресторана оставалось больше часа. Когда нечем заняться, курящий человек идет курить.

Я пошел в курилку, но по дороге встретил Рому – того самого бармена, который должен был мне помочь. Хорошо, что на смене был именно он. Стало спокойно. Курить все равно не очень хотелось.

Именно с Ромы начались эти 5 или 6 дней. У него был повод напиться, у меня нет. Ему нужна была компания, а я хотел побыть один. Но все равно согласился с ним выпить после работы.

– Здорово, Ромаха.

– Привет. Как сам?

– Не очень. Дело есть, помощь твоя нужна…

– Рассказывай.

– Помнишь ты предложил выпить по кружке пива? Я же говорил, что просто так не смогу остановиться. И вот, я так и не остановился.

– Жестко. Ну прости братан, я не знал, что все настолько плохо. Тем более я предложил выпить после работы, а ты уже на работе был бухущий.

– Зачем ты начинаешь оправдываться? В общем, выручишь?

– Че, прям щас?

На работе пить было почти нельзя. Но было воскресенье – из начальства никого нет, а мне было очень плохо. Я придумал план, с которым меня вряд ли могли спалить, и я бы остался доволен.

– Да, лучше щас. У тебя коньяк или водка в плюсе есть?

– Коньяка немного, водки дохрена.

– Можешь сделать чай и водки туда бахнуть? Только помощнее.

– Без проблем.

– Но пить я с тобой больше не буду.

– Братан. Ну правда, прости, я ж не знал.

– Забей.

Я знал, что проблема была не в Роме. Понимал, что это все равно бы случилось. В последнее время даже самая безобидная пьянка сводилась к алкогольному марафону. А в итоге и к таким рабочим дням, как сегодня.

Рома сделал чай по моему рецепту, и я отнес его в кладовку, в которой постоянно все тусовались. Я убил двух зайцев. Вряд ли кто-то догадается мой чай понюхать и от меня самого будет меньше пахнуть. План был хорош.

Я сразу налил себе чашечку своего чая. По аромату было сложно понять, что в нем водка. Вкус – отвратительный. Пить было почти невозможно, но первая чашка улетела залпом, потом вторая. Тепло вновь растеклось по телу. Голова опять закружилась, но теперь это было относительно приятно. Я присел на диване, чтобы успокоиться. Я снова чувствовал себя более-менее обычным человеком.

Я вспомнил, что хотел курить. Жаль, что это нельзя сделать прямо здесь – в кладовке. Пришлось поднимать свое уставшее тело и нести его в курилку. В курилке я встретил Влада – сушефа. Когда я только пришел в ресторан, он весил на одного некрупного ребенка меньше, чем сейчас. Поэтому было странно, почему его до сих пор не повысили.

– Здрасьте.

– Здорово. Ты че, еще здесь, что ли?

– Сам в шоке.

– Ты же вроде увольняться собирался, на прошлой смене говорил.

Я не сильно помнил, что было на прошлой смене. Рома слишком рано начал наливать, а я, наверное, стал слишком откровенен.

– Да я с первого дня пытаюсь уволиться. Как будто за ногу схватили и не отпускают.

– Да уж.

– А у тебя как? Че насчет той работы?

– Какой работы?

– Ну ты же сам рассказывал. Ресторан какой-то. Тебя позвали шефом, ты думал. Че-то такое точно было.

– Аааа. Это… Да какой тут. Уйдешь, ага.

– Ну, шефом-то поприятней было бы. С тобой в курилке скоро невозможно будет помещаться. Разве не шеф? Шеф.

– Это понятно. А если не получится, сколько сейчас мест закрывается. А назад не примут уже. 2 огрызка еще на шее. В общем, страшно это как-то…

– Мда уж. Вот и я думаю…

Сигарету я не докурил. Выкинул примерно на половине.

Я смотрел на него и не понимал, как эта туша может чего-то бояться. Но боялась. Наверное, как и я. Только чего я боялся и от чего или к чему постоянно бежал, я так понять и не мог.

Я запутался. Алкоголь иногда помогает ответить на вопросы, похмелье помогает эти вопросы задать. Моя голова снова и снова подкидывала задачи, ответы на которые я не мог найти. Да и стоило ли…

Я запутался настолько, что даже не знал, хочу ли выходить из этого состояния. Очередной приступ меланхолии и желание во всем разобраться заперли меня на пару дней в стенах квартиры, но вопросов оказалось слишком много.

Где же лодка? Наверное, только ей удавалось ловко подплывать на середину озера и подхватывать меня на борт. Пока очередная волна вопросов не захлестнет снова и не выплюнет обратно в воду.

Время двигалось медленно, но все-таки двигалось. Мне же каждое движение давалось с трудом. Ресторан должен был вот-вот открыться, а я уже устал от этого дня, как будто он обещал вот-вот подойти к концу.

Перед открытием официанты должны были выполнить пару банальных обязанностей: протереть пыль, проверить на месте ли салфетки, соль и прочее. Мне достались столы.

Я слишком долго здесь работал, чтобы протирать их качественно или хотя бы нормально. Я знал, где именно администратор будет проверять их на чистоту, поэтому просто сделал мокрыми именно эти места – без энтузиазма и особого рвения.

Пожалуй, это единственная форма протеста, которая мне оставалась: плохо делать нелюбимую работу. Люди по всему миру гибли и гибнут за идею, сражаются за свои права. У меня же оставались силы только на борьбу с почти ежедневным похмельем. Не знаю, на сколько меня хватит, но пока я побеждал. Пока у меня был мой чай, я продолжал бороться.

Я прошелся полусухой тряпкой по столам. Остальные работники ресторана медленно готовились к началу рабочего дня, я делал это медленнее всех. Нужно было идти переодеваться. Засовывать тело в красивую, но мятую рубашку, надевать истоптанные, но относительно чистые ботинки.

В раздевалке висело зеркало. Я посмотрел в него и решил, что сегодня смотреть в него больше не стоит. В отражении показалось не очень красивое лицо с жалким подобием легкой небритости. На меня смотрел уставший и потасканный человек, а мятая рубашка никак не добавляла позитива этому образу.

Нужно было одеваться. Я не заметил, как немного опьянел, поэтому было трудно натянуть штанину, стоя на одной ноге. Справился я попытки с пятой. Получилось даже посмеяться над самим собой. Перед выходом в зал настроение чуть поднялось. Хотя, скорее всего, это просто действовал алкоголь.

Время 12:00

День начался. Я не очень любил, когда на часах становилось 12:00. Это означало, что назад пути уже нет. Впереди ждали 12, 13, а может быть, все 15 часов не самого легкого и приятного труда.

Успокаивало только то, что было воскресенье. Может быть, первые гости придут нескоро и рабочий день начнется все-таки немного позже.

В кладовке был диван. Кожаный диван, на который можно было прилечь, когда в зале не было гостей.

Глаза слипались от усталости, стабильного недосыпа и истощения алкоголем. Кожа у дивана была такой холодной, но я словно нырнул в мягкое облако. На секунду промелькнула надежда на то, что смогу ненадолго уснуть. Но тело продолжало трясти, поэтому про сон можно было забыть. Тем более что пришла Лена – администратор – и молча легла рядом со мной.

Диван постепенно стал теплым, глаза закрывались все крепче. Я невольно приобнял ее, она была не против. Я ощутил знакомое тепло. Оно явно исходило не от дивана.

Затем я ощутил резкий запах. Это ноги Лены пахли работой. Из ее рта тоже пахло не очень, но это было неважно. Я понимал, что мне определенно не хватало этого тепла. Даже такого – пахнущего работой и диваном из дешевой кожи.

Я даже на секунду забыл про свой чай и про то, что его иногда нужно пить, чтобы дожить до вечера. Лена вмешалась в мои уютные мысли и толкнула в бок:

– Дыхни.

Ни в чье лицо я дышать не собирался. И так было понятно, к чему все идет.

– Ой, Лен, только не начинай.

– Че за запах?

– Так пахнет молодость.

– Серьезно? Я думала, молодость пахнет немного по-другому. И запах такой, как будто ты выпил только что.

– Знаешь, я могу пойти домой.

– Ну нет. Будешь работать, куда ты денешься. Причем раньше я тебя тоже не отпущу.

Я знал, что мне ничего не будет. Максимум мне могли влепить штраф, а на них я давно перестал обращать внимание. Подменить меня тоже было некому. Меня ждала лишь лекция о неправильном образе жизни и то не факт. В любом случае я не особо переживал.

В последнее время мне было глубоко наплевать на самого себя, неужто меня должны были волновать нравоучения остальных людей. Да и о каком правильном образе жизни можно было говорить, работая в общепите.

Странно, что Лена не обратила внимания на мой чай. Хотя он стоял на столе, довольно близко к ней. Его запах чувствовал даже я своим прокуренным и пропитым обонянием.

Раздался звонок. Этот звук означал, что пришли первые гости. Зачем-то я надеялся, что сегодня их вообще не будет. Нужно было подниматься с дивана и идти, Лена вышла из кладовки первая. Я долил остатки чая в кружку, выпил залпом и отнес чайник на бар. Рома согласился налить еще.

Мои первые гости уже прошли внутрь. Я начал их разглядывать, чтобы понять, что они из себя представляют. Не со зла, не из-за меркантильности или жадности. Простая официантская привычка.

Это была зрелая парочка. Наверное, муж и жена. С самого входа они начали пялиться на разные штуки, которые были разбросаны по ресторану.

Посмотреть и правда было на что. Ресторан назывался «Джек Лондон» и был напичкан разными приблудами на морскую тематику: штурвалы, кораблики и прочая хрень – они были повсюду.

Скорей всего, моя парочка была здесь впервые, потому что тошнить от всего этого морского фанатизма начинает уже на второй раз. На пятый год работы здесь понимаешь, что пиратом или командиром корабля ты уже точно никогда не станешь.

Еще эта музыка идиотская… В плейлисте ресторана было 12 или 13 песен, их не меняли уже года 2 или 3. Спустя время ты перестаешь обращать на них внимание, но знаешь наизусть и невольно начинаешь подпевать. Идиотизм. Главное не услышать одну из этих песен вне работы, иначе резко заболят уши и голова. Казалось, все в этом ресторане было создано, чтобы потихоньку сводить меня с ума.

Парочка продолжала слоняться по ресторану, рассматривая разную морскую утварь. Женщина вставала в позы разной степени уродливости. Мужчина без энтузиазма нажимал на кнопки и ее фотографировал. Для подобных парочек поход в ресторан был очень важным событием, поэтому частенько они фотались до тех пор, пока на телефоне не заканчивалась память.

На мужчине был неуклюжий пиджак. Было видно, что пиджак этот был довольно старым, в принципе, как и сам мужчина. Несмотря на свою старость, пиджак выглядел почти неношеным, чего нельзя было сказать про мужика.

Не знаю, сколько продолжалось все это представление в виде фотосессии, но мне это порядком надоело. Удивительно, как ненависть к самому себе может перерасти в ненависть почти ко всем окружающим тебя людям и событиям.

Я не хотел на все это смотреть, поэтому решил удалиться, чтобы выпить немного своего чая и успокоиться.

Стало лучше. Когда я вернулся в зал, парочка все еще гуляла по ресторану. Разглядывал их не только я. Персонал общепита всегда следит за гостями. Смотрит оценивающе, иногда осуждающе, как в этом случае. Судить по одежке начинаешь здесь поневоле, просто так. Просто так делишь людей по рангу, статусу и внешнему виду. Общепит – это зона узаконенного лицемерия, и я был частью ее. Стоял тут поддатый, в мятой рубашке и тоже осуждающе смотрел на пару взрослых людей, которые просто пришли отдохнуть.

Наконец они прекратили фотографироваться и все-таки решили сесть за стол. В ресторане было несколько мест, которые отличались от других и были сделаны в стиле полноценной каюты. Разумеется, все гости хотели попасть именно туда.

Я взял меню и пошел на встречу к своим гостям. Они с ходу встретили меня вопросом:

– Здравствуйте, а каюта свободна?

Дама расплылась в улыбке.

– Добрый день. Да, конечно.

Я расплылся в идиотской улыбке в ответ. Хоть я не любил все, что было связано с этим местом, все еще сохранил остатки доброжелательности и минимального воспитания. По крайней мере, мне так казалось.

Вдобавок немного действовал чай. Наверное, часа через два я буду готов эту даму обнять и поговорить по душам. Прямо в этой сраной каюте.

– Миша, пойдем.

И Миша пошел. За все время, что эта парочка находилась в ресторане, он не сказал ни слова. Молча шел за дамой, молча фотографировал, молча заходил в каюту. Во всем Мише звук издавала только газета, которая шуршала у него под мышкой.

Нужно было подать меню. Я знал, что каюта тесная, и мне было необходимо сохранять дистанцию, чтобы гости не учуяли подозрительный запах.

Приходилось стоять примерно в метре от стола. Выглядело это немного странно и неприветливо, но по-другому никак.

Я подал меню, и женщина сразу начала говорить. Громко и быстро:

– А мы к вам в первый раз пришли. Так у вас все интересно, знаете.

Про первый раз можно было и промолчать. Это было видно по Мишиному пиджаку.

– Прекрасно.

Уплыл я в идиотской улыбке второй раз.

– Может, что-нибудь посоветуете?

Не то чтобы этот вопрос застал меня врасплох. Просто советовать что-то я не очень любил. Да и слова в этот день давались мне с огромным трудом. Нужно было экономить энергию и меньше тратить ее на разговоры. На разговоры с гостями – тем более. Благо у меня всегда имелся план на такие случаи.

– У нас очень большое меню. Я оставлю его вам. Почитайте, изучите, выберите, а потом нажмите на кнопочку. Я приду и что-нибудь подскажу. Женщина согласилась.

Я ушел из их каюты обратно в зал. В зале был Игорь.

– Че, опять пехота?

Пехотой называли гостей, от которых вряд ли можно было ожидать чаевых. Вообще, почти всех гостей как-то называли. Но пехота всегда была пехотой. Человек мог быть бесконечно приятным, добрым, все время говорить спасибо, хвалить кухню и сервис. Но если он не оставлял на чай, то автоматически попадал в этот список.

– Естественно. Кто еще мог прийти в воскресенье утром.

– Но тебе вроде хорошо. Второй чайник пошел.

– Ты не пьешь две недели и уже начал презирать алкоголиков? Наверно, скоро будешь смотреть вебинары и ходить на курсы успешных людей.

– Неважно, но развиваться как-то надо.

– Игорь, ты официант. О каком развитии может идти речь?

– Лучше быть, как ты? Ты только и делаешь, что ноешь и бухаешь.

– А почему нет? Может, это единственное, что мне осталось. Меня бесят эти стены, эти кораблики. Меня даже ты бесишь, потому что тебя здесь по ходу не бесит ничего. Я пытаюсь придумать план побега. Надо валить отсюда, пока не поздно.

– Ты говорил то же самое, когда я сюда пришел. А было это полтора года назад.

– Да уж. Пойду лучше выпью.

И пошел. Меню ресторана было реально огромным. Пока моя парочка доберется до чего-нибудь не сильно дорогого, пройдет много времени. Главное, чтобы они не захотели выпить кофе. Вряд ли я сейчас справился бы с тем, чтобы его вынести.

Одна из главных проблем официанта с похмелья – трясущиеся руки. Мои конечности продолжали дрожать, как я ни пытался их успокоить. Трясло все тело – то от холода, то от жара. Но руки тряслись сильнее всего.

В принципе, я мог вполне нормально работать с похмелья, уже привык. Но руки выдавали. Самое сложное – вынести чашку кофе. Она буквально подпрыгивала в руках. Даже какой-нибудь сраный суп было тяжело нести, потому что он постоянно норовил выплеснуться наружу.

Приходилось выкручиваться. Можно было взять чашку двумя руками, но выглядел ты как стажер или просто как идиот. А ложка на блюдце все равно подпрыгивала и гремела, что сразу тебя выдавало. Часто я просто просил коллег отнести чашку кофе за конкретный стол, ссылаясь на неотложные дела. А иногда говорил гостям, что кофе-машина сломана и кофе сегодня не будет.

Чтобы руки не тряслись, нужно пить. На некоторое время эта дрожь проходит и можно работать дальше. Я выпил. Выпил залпом, чтобы не ощущать противный вкус водки, которая скопилась на самом дне чайника.

Звонок не звенел. Гости наверняка еще выбирали, так что можно было смело пойти покурить.

Сигарета сначала не хотела зажигаться, потом не хотела куриться. Вернее, я не особо хотел ее курить, но продолжал делать затяжки. Почему-то стало грустно. Вместе с похмельем за мной гонялись перепады настроения и приступы самокопания.

Зачем я вообще приехал в этот город? Это было относительно давно, и изначальная цель переезда уже как будто позабылась. Город оказался не лучше старого, новые друзья – не лучше предыдущих, диплом бесцельно пылился в шкафу вместе с какими-то справками и неинтересными документами.

Сигарету я не докурил даже до половины: в курилку ворвалась Лена и начала кричать. Она всегда кричит.

– Блять, почему я должна искать тебя по всему ресторану?!

Как будто я мог быть где-то еще, кроме кладовки или курилки.

– Иду.

Гости нажали на кнопку, значит, были готовы сделать заказ. Я был готов его принять лишь относительно. Без особого удовольствия и оптимизма. Улыбку пришлось не сильно, но натянуть. Вошел в каюту и поздоровался:

– Снова здравствуйте.

– Добрый день. Снова.

Женщина продолжала улыбаться. То ли мило, то ли мерзко и противно – я так и не уловил этой тонкой грани. Миша же продолжал пялиться в свою газету и встряхивать ее тем самым движением, чтобы страница была прямой.

– Выбрали?

– Да, мы выбрали. Только подскажите один момент. А вот бриоши с красной икрой

– это вкусно?

Я почувствовал усталость. Я хотел зайти в каюту, записать заказ и выйти из нее, но это не входило в планы женщины. Могут ли быть невкусными пирожные с икрой стоимостью 210 рублей за штуку? Я не знал ответа на этот вопрос, но ответил уверенно:

– Да, конечно. Очень вкусные.

– Ну, вы их не записывайте. Нам просто интересно было.

Миша снова встряхнул свою газету. Было заметно, как его интересовало происходящее вокруг.

– Хорошо, не записываю.

– А вот каре ягненка из Новой Зеландии – свежее?

Мне все больше начинал нравиться Миша. Нравилось, что вопросов он не задавал. Он вообще не говорил, и я так и не узнал, как звучит его голос. Он сидел, молчал и продолжал встряхивать свою газету.

Через силу, но пришлось продолжить этот диалог:

– Привозили вчера или позавчера. В общем, недавно.

– А вы можете уточнить на кухне?

– Конечно.

За время работы в общепите я привык соглашаться со всеми просьбами гостей. Даже с самыми идиотскими. Главное соглашаться – выполнять их совсем необязательно.

Я вышел из каюты, завернул за угол, чтобы парочка меня не видела. Постоял немного за стеной, поговорил с Игорем о чем-то неважном и неинтересном и вернулся. Конечно, спрашивать на кухне я ничего не стал.

– Уточнил. Каре привезли позавчера.

– Отлично. Его будет Миша, запишите…

Женщина продолжала диктовать заказ. Я что-то машинально записывал в свой блокнот. Она быстро говорила, а Миша продолжал громко молчать. От нее так вкусно пахло. Вкусно, недорого и искренне: какими-то ягодами или конфетами. Пахло настолько сильно и приятно, что я вообще не понимал, что она там диктует и говорит.

Мне нельзя было уходить в себя, выдавать свое состояние и отключаться даже на секунду. Но этот запах… Я невольно снова вспомнил о ней. Выйди из моей головы. Сейчас точно не до тебя.

Я выдохнул. Выдохнул не сильно, чтобы запах от меня не исходил дальше, чем на метр. Записал заказ и постарался как можно быстрее покинуть каюту. По правилам я должен был повторить заказ, но делал это крайне редко. Просто потому что не любил долго находиться в обществе незнакомых людей.

Когда вышел из каюты, она снова вернулась в мою нетрезвую черепную коробку, хоть ее туда никто не звал. Вспомнились истерики, крики, ссоры.

Нормальность и правда давалась мне с огромным трудом. Любые бытовые вопросы и проблемы ставили в тупик. Копились, как снежный ком, и бесконечно откладывались на потом. Пока в один из понедельников не приходила внезапная мысль о том, как все изменить и исправить. Начать очередную новую жизнь. Привести в порядок себя и квартиру.

Носки и футболки отправлялись в шкаф на нужные полки. Пустые бутылки собирались в мешки и летели вниз по мусоропроводу. Хотелось строить планы, слетать отдохнуть в какую-нибудь сраную Турцию или купить новый телефон. Конечно, это был полный пиздеж.

Хватало меня ненадолго. Проходило время, бутылки копились. Турция обещала подождать, а старый телефон казался не таким уж и плохим. Нормальность слишком быстро наскучивала, а это означало, что скоро снова вернутся истерики, крики и ссоры.

И вот я до сих пор здесь. Поддатый и в мятой рубашке. А очередная новая жизнь даже не маячит ни на одном из горизонтов.

Хотел бы я знать, где сейчас она. Спросить, позвонить или написать. Жаль, что ничем не смогу похвастаться или рассказать о том, что изменилось. Разве что пустых бутылок стало немного побольше.

Снова выкинул ее из головы, в который раз. Надо было отправить заказ своей парочки на кухню и выпить.

Я подошел к киперу, достал блокнот и начал в него пялиться. Буквы расплывались, но прочитать написанное я все еще мог. Кофе парочка не заказала, и не заказали они ничего такого, чего бы я не смог вынести своими немного дрожащими руками. Спустя пару минут заказ был отправлен на кухню.

Я почти направился пойти покурить, но прозвенел звоночек. Парочке что-то понадобилось, пришлось возвращаться.

– Молодой человек, а не могли бы вы нас с Мишей сфотографировать?

– Да, конечно.

Ради такого Михаил даже отложил свою газету. Правда, лицо его при этом никак не изменилось. Было видно, что от этой обязанности он, как и я, хотел избавиться как можно быстрее. Будто в газете писали о чем-то крайне интересном и ему не терпелось эту статью дочитать.

Дама передала мне телефон, который сильно отличался от моего. Я не смог быстро сообразить, куда нужно было нажимать, чтобы сфотографировать их лица. Еще и в глазах немного двоилось от алкоголя и от того, что этого алкоголя во мне относительно давно не было.

Женщина потянулась ко мне, чтобы показать, как пользоваться этой штукой. Я же быстро сделал неловкий шаг назад. На автомате вспомнил про дистанцию, которую нужно было сохранять.

– Там надо на кнопочку нажать, – дала мне отличный совет женщина.

– Я понимаю.

Щелк. На экране телефона проявились довольные лица гостей. Мои руки не хотели успокаиваться, поэтому фотография получилась размазанной. Женщине понравилось. Меня поблагодарили и отпустили. Можно было идти курить и заглянуть в кладовку на чашечку чая.

Интересно, чем занимались эти люди в обычной жизни. А если не люди, то хотя бы Миша. Кем он работал и как проводил свободное время? Наверное, делал то же самое, что и в ресторане: постоянно читал газету и много молчал. Он даже не заглянул в меню. Весь заказ за него сделала его спутница. Наверное, она очень хорошо его знала. А я точно знал: это были нормальные люди, и мне в них определенно что-то не нравилось.

Работа закипела, когда я вернулся из курилки. На кухне зашевелились повара, зашумели ножи и кастрюли. От этих звуков становилось неуютно. Постепенно таяли надежды на унылый рабочий день. Оставалось успокаивать себя безлимитным доступом к алкоголю и отсутствием бизнес-ланча – главного ада официанта и всех общепитовских служащих.

Ударом в левый бок организм напомнил мне о том, что я давно не пил из своего чайника. Он постоянно выкидывал эти фокусы. Иногда непонятно, что ему больше не нравится: то, что я без остановки пью, или то, что иногда останавливаюсь.

Пришлось сделать пару вдохов и выдохов, чтобы немного прийти в себя. Я начинал постепенно трезветь, чего делать было нельзя. Это был банальный вопрос выживания. Мне необходимо было продолжать пить, чтобы хоть немного соображать и попытаться протянуть до конца рабочей смены.

Я принес пустой чайник и поставил его на барную стойку. Рома понял без слов, наполненный и теплый он вскоре снова был у меня. Я отнес чай в кладовку и вернулся в зал.

Постепенно ресторан начал наполняться людьми, появление каждого из них вызывало во мне отчаяние, смешанное с гневом. Я нырнул в дебри кухни, чтобы ни с кем не здороваться и не улыбаться лишний раз.

Тем временем зрелая парочка медленно дожевала свою еду, а Миша дочитал газету. Они еще раз пофоткались на фоне корабликов и покинули ресторан. Когда я пришел убирать каюту от их посиделок, то понял, что чаевых они не оставили.

Я не удивился, но немного расстроился. Вряд ли я дал повод усомниться в себе. Хоть и был уже достаточно пьян, отработал я относительно неплохо. Просто есть люди, которые про чаевые не знают или не оставляют их принципиально.

Когда я вышел из каюты, Игорь заметил мое недовольство:

– Ниче не оставили?

– Разумеется…

– Да уж. С ними и так все было понятно.

Стандартная официантская тема – измерять качество людей количеством оставленных чаевых. Ты можешь прийти в ресторан милым, приятным человеком, а уйти полнейшим говном, если не оставишь денег в папке.

Как ни крути, но я расстроился. Моя нервная система была нехило истощена, поэтому даже мельчайшая неудача выбивала из колеи. Хотелось и выпить, и закурить, а лучше – сделать все одновременно.

Я укрылся в кладовке от чужих глаз, чтобы остаться наедине с жалостью к самому себе. Не знаю, как это работало, но определенно это чувство доставляло странное удовольствие. Вряд ли я не включал свет в квартире и без остановки слушал грустную музыку в надежде, что станет немного полегче.

Был во всей этой истории определенный мазохизм. Я это знал и не собирался останавливаться. Все ответы на мои вопросы валялись на самом дне, до которого мне еще только предстояло дойти.

 ***

Мало кто становится официантом с надеждой на светлое будущее и карьеру в этой сфере. Кто-то приходит, чтобы оплатить учебу или помочь родителям, которые ее оплачивают. Кто-то приходит отсидеться, пока не подвернется работа получше или просто нормальная.

Исключения бывают, но официант, который говорит, что любит свою работу, либо врет, либо просто очень странный. По крайней мере, я всегда таких избегал. Их заметно сразу – они искренне улыбаются гостям, следят за чистотой в зале и, конечно, никогда не работают с перегаром.

Ресторан населяли официанты-экономисты, официанты-лингвисты, юристы, даже сраные геодезисты носились с подносом от стола к столу в надежде на чаевые.

Официанта-студента можно понять, но чем дольше человек остается в профессии после окончания университета, тем обреченнее выглядит. Официанты за 30 казались нелепыми, официантов за 30 и с двумя детьми хотелось пожалеть и погладить по голове.

Эти люди продали душу дьяволу чаевых и в один момент так и не смогли остановиться. Оставили в прошлой жизни свои мечты, надежды, планы, смиренно убирали столы и выполняли просьбы гостей, даже самые идиотские.

Сам я вряд ли мог послужить примером для подражания. В детстве мечтал стать водителем маршрутки, но постепенно моя мечта, к радостью или к несчастью, отдалялась. Водителем я уже вряд ли мог стать, но, чтобы свалить отсюда до 30, времени было еще достаточно.

Может быть, поэтому я так долго этот вопрос откладывал, как и другие скопившиеся проблемы. Казалось, что если попытаться не обращать внимания, то они решатся сами собой.

Но постепенно приходило понимание, что я, как и остальные, крепко сидел на игле общепита. Я точно также продал свою душу за чаевые и уже по колено был в этом дерьме. Они дурманили, шептали на ухо о том, что не все так плохо.

Чаевые обманывали, а у меня было все меньше сил с этим обманом бороться. Я перестал находить с деньгами общий язык. Я и раньше не умел их копить, а теперь вообще разучился. Они откладывались только в том случае, если я не успевал все потратить. Это просто теряло смысл. Я всегда знал, что сколько бы денег ни спустил в баре, на следующий день они все равно вернутся в мой карман, достаточно было не забыть оставить на проезд и пачку сигарет.

Меня бросало в дрожь от одной мысли о том, что зарплату можно получать два раза в месяц. А что же делают люди остальные 28 дней? От этих вопросов я начинал потеть и волноваться. Вне этих стен меня поджидал абсолютно непонятный и неизведанный мир, к встрече с которым я явно не был готов.

Нужно было отвлечься, срочно. Мысли лезли в голову беспрерывно. Эта работа сводила меня с ума и обещала когда-нибудь доконать. Я не хотел становиться похожим на них, слоняющихся по ресторану в поиске чистых бокалов, приборов и в безуспешных поисках самих себя.

Я выпил очередную чашку, облокотился на спинку дивана, закрыл глаза и представил, что сижу за рулем маршрутки. Это не помогло – водителем я тоже быть не хотел. Только расстроился еще больше…

***

Люди постепенно заполняли ресторан. Гости радостно улыбались, официанты чуть менее радостно улыбались им в ответ. Как все они могли сохранять хорошее настроение и вести себя подобным образом, когда мне было так плохо?

Мне казалось это как минимум пошлым: улыбаться в такой идиотский день, в таком идиотском месте. В какой-то момент начало казаться, что все они улыбаются и хихикают, глядя на меня. Все эти люди глумились надо мной, не скрывая своего пренебрежения. Как будто знали о моем состоянии и знали, что трясет меня далеко не от холода.

Вряд ли я начал сходить с ума: я же не 30-летний официант. Просто с алкоголем и темпом его вливания я немного переборщил. Когда пьешь долго и почти без перерыва, он действует на организм не совсем предсказуемо. Час назад я был почти бодрым молодым человеком с легким ароматом перегара, а сейчас чувствовал себя школьником, который перепил на выпускном. Я был очень пьян, слишком рано. Я был пьян, но хотел быть еще пьянее.

В то же время я понимал, что необходимо было сделать паузу. Пришлось даже пару раз ударить себя по лицу. Так в фильмах люди приводят себя в порядок, мне же помогло не особо.

Я вышел в зал, чтобы встретить и оценить своих новых гостей. Картина была так себе: 5 пузатых мужиков быстро перемещались по ресторану, не обращая внимания на людей и ни с кем не здороваясь.

Они заняли стол, рассчитанный на 10 персон. Было заметно, что он все равно для них тесен. Наверняка к нам в гости пожаловали одни из тех персонажей, из-за которых все мы живем немного не так, как того заслуживаем.

Мне было плевать, кем они работали. Ни один из пятерых даже не подумал поздороваться в ответ на приветствие от персонала, поэтому они сразу стали мне противны.

По пути к столу они громко разговаривали о рыбалке, охоте и одновременно о том и другом. Интерьер ресторана был выполнен в морской тематике, но рыбных блюд в меню было немного. Вероятно, у создателя была очень странная фантазия.

Вместо рыбы гостям предлагалось отведать целый набор редкого мяса: оленина, лосятина, медвежатина и прочая дичь. Я знал, к чему все шло. Ресторан посетили гости, название которым я придумал сам и сам больше всех этот подвид гостей не любил.

«Охотник» разбирался во всем или, по крайней мере, ему самому так казалось. Он лучше тебя знал меню ресторана и лучше, чем повар, знал, как именно нужно готовить мясо. Даже если на охоте он был всего один раз, становился очень важным и постоянно пытался о своей важности напомнить другим.

Лена подала им меню, официанта позвали сразу. Официантом был я.

– Здрасьте.

– Ну привет, дружище. Принеси нам сразу водочки.

– Есть «Русский стандарт», «Белуга», «Финляндия».

– А попроще есть че-нибудь?

– «Русский стандарт», «Белуга», «Финляндия».

– И че, вообще другой нет? А на березовых бруньках есть?

– Русск…

– Ладно, понял. А какая из них попроще-то?

– «Стандарт».

– Давай, тащи свой «Стандарт». Только побыстрее.

Не знал охотник, что подобные приказы действуют на официанта прямо противоположно его желанию. Конечно, я сразу замедлил походку, движения мои стали еще медленнее, чем были до этого. Я снова молча протестовал. На березовых бруньках, блять…

Я о чем-то поговорил с Леной, потом с Ромой, потом попросил Рому достать бутылку водки, потом пошел ее пробивать. Встретил Игоря и о чем-то побеседовал с ним. Я бы хотел сходить покурить, чтобы нести эту водку еще дольше, но это было бы слишком нагло даже для меня и моего состояния.

Примерно через 4 минуты водка была на столе у моих не самых приятных гостей. Они даже не заметили, что нес я ее слишком долго. Все мои старания прошли напрасно.

– Слушай, дружище. Я сразу скажу, чтобы не было потом недопониманий всяких. Мы будем дичь вашу пробовать. Если это будет не дичь, я сразу определю.

Один из охотников сразу решил, что он главный за этим столом. Разговаривал как будто не со мной. Поглядывал постоянно на своих мерзко улыбающихся товарищей. Говорил хвастливо и громко, явно чтобы услышал не я один.

От стола пахло девяностыми или началом двухтысячных. Охотники громко ржали, от их смеха известка на стене тряслась и норовила осыпаться. Даже меня самого трясти начало еще больше. Рядом со столом было неприятно находиться.

– Я понял. Но вряд ли это будет не дичь.

Они стали заказывать, выбирая блюда из разных лесных животных. Херов хозяин стола пялился по очереди на меня и на бутылку водки. По всем законам ресторанного сервиса я должен был эту водку разлить по рюмкам. Чего делать я не собирался.

Мне всегда казалось, что делали это лишь официанты, которые любили свою работу. Я и так терплю здесь слишком много из того, что терпеть не особо мог: убирал столы, общался с неприятными людьми, произносил намного больше слов за день, чем хотелось. Поэтому от этой обязанности всегда старался по возможности отказаться.

Я делал вид, что не замечаю его намекающих взглядов. Через пару мгновений он взял бутылку и сам разлил ее по рюмкам своих друзей. Сработало, почти как всегда.

После этого хренов хозяин стола продолжил:

– Так, перейдем к главному блюду! Запиши там у себя – стейк из оленя. Всем.

– Какой прожарки?

– Какой-какой, нормальной!

Весь стол вновь залился смехом по не вполне понятным причинам. Заказ был сделан, и я поспешил уйти. Охотники кричали и в один голос что-то несмешное шутили мне вслед. Я не обращал внимания и прибавил шаг: хотелось побыстрее выйти покурить.

Заказали они как-то слишком много. Разбираться в своих пьяных записях становилось все сложнее, но я все-таки понажимал на нужные кнопки, отправил заказ готовиться и вышел в курилку. Сигарета снова особо не шла, да еще и олень этот.

Я видел, как туши заносят на кухню в грязных, испачканных кровью мешках. Иногда голову оленя приносили отдельно. Глаза у оленя красиво блестят, у мертвого оленя. Смотрят на голую стену с испугом и какой-то надеждой. Будто ищет свою недостающую тушу, которая ждет, пока ее порежут на стейки, чтобы какой-нибудь пузатый мудак сказал, что мясо приготовлено неправильно и вообще как-то не очень.

Алкоголь действовал, и я стал слишком сентиментален. Причем тут вообще этот олень? Переживал бы лучше за свою судьбу и свою голову, с которой явно что-то нужно было предпринимать.

Нахер оленя, нахер этих сраных охотников и нахер сигареты, от которых только тошнит. Я бросил бычок в сторону мусорки. Бросил уверенно, но мимо. Казалось, что летела она по какой-то очень красивой траектории, но не попал я почти на метр. Пришлось поднять, попасть в урну со второй попытки и снова вернуться в зал.

Когда я пришел на кухню, закуски для охотников были уже готовы. Готовы были и сами охотники – орали на весь ресторан еще громче. Они распили одну бутылку на всех, но выглядели и вели себя, будто были намного пьянее меня.

– Слушай, дружище. «Стандарт» твой говно какое-то. Принеси нам нормальную водку, пускай подороже будет.

– Хорошо.

После нескольких лет в общепите разные мысли поселяются в твоей голове на автомате. Как заработать побольше чаевых, как сделать плюс на баре, в общем, как замутить что-нибудь полезное для себя и коллег, наплевав при этом на пользу гостей.

Охотник подкинул мне отличную идею. Я подошел к Роме, объяснил в двух словах, что нужно делать, дальше он все понял сам. Он перелил «Стандарт» в бутылку из-под водки чуть подороже и наоборот. Закрыл крепко крышку и поставил на барную стойку.

Схема была банальной и вполне привычной. Водка ледяная, поэтому вряд ли они догадаются о подмене. Я принес бутылку к столу и начал открывать ее под радостные визги любителей охоты. Пришлось обхватить рукой горлышко бутылки, чтобы гости не заметили сорванную этикетку. Это не пригодилось, потому что на меня даже никто не взглянул.

План был элегантен, красив и хорошо продуман. По такому поводу я даже решил разлить водку по рюмкам своих уважаемых гостей, почему бы и нет.

– Ух… Другое дело!

Так главный охотник оценил новую водку, которую я принес. Он был доволен, я тоже. Это было немного подло, но я радовался своей маленькой победе. Радовался немного приподнятому настроению. Радовался тому, что в следующем моем чайнике будет водка подороже. Вряд ли я почувствую изменения, тем более что водка моя будет смешана с черным чаем, но радость мою никто не мог у меня отнять.

– Ну и где там наш олень-то? Уже 40 минут ждем.

На самом деле ждали они минут 20 примерно. Гости любят преувеличивать время приготовления блюд – официанты любят его преуменьшать. Скорее всего, правда была где-то посередине.

– Стейк готовится 30 минут. Думаю, вот-вот.

Не знаю, был ли он доволен ответом. В любом случае вряд ли что-то могло поменяться от его к нему отношения. Стейк не мог приготовиться быстрее.

Во мне иссякал запас алкоголя. Я чувствовал это отчетливо и вполне физически. Ощущал, как силы покидают меня, и понимал, что они вернутся, как только я сделаю новый глоток.

Забрал у Ромы новый чайник. Вернулся в раздевалку, в которой никого не было и распластался на диване. После нового глотка я вновь ощутил ни с чем не сравнимое тепло и ощущение внутреннего комфорта. Как будто попробовал алкоголь первый раз в жизни. Я прекрасно помню тот момент, потому что было это намного лучше, чем первый секс. Он у многих выходит не особо интересно и удачно, и я не был исключением. А вот с алкоголем отношения заладились сразу. Это была настоящая любовь с первого взгляда и глотка, любовь настолько сильная, что из-за нее даже с наркотиками как-то не заладилось.

Теперь эти отношения обещали свести меня в могилу, если я буду продолжать отдаваться им так сильно и искренне. После этих 5 или 6 дней я начинал осознавать, что даже любовь к кому-то или чему-то рано или поздно может банально надоесть.

Я помню, как мы часто сидели с ней на балконе нашего дома. Этаж был шестнадцатый, высоко. Сидели вдвоем, а с нами было вино или что-то другое алкогольное.

О чем-то разговаривали и мечтали. Картина была спокойной и приятной, но что-то все-таки было не так. В один момент я понял, что мне будет намного лучше, если ее с этого балкона стереть. Я бы все равно сидел здесь. С чем-нибудь алкогольным, но без вина, потому что вино я всегда терпеть не мог. Я бы также мечтал. Сам с собой, возможно, даже вслух. Хоть и мечтать нынче не модно, потому что кто-то сказал, что нужно ставить цели и их добиваться. Проблема была в том, что вряд ли я мог какой-то цели добиться, потому что поставить ее толком не мог.

Я и сейчас мечтал, в этот проклятый день. Мечтал о том, чтобы он поскорее закончился.

Но он продолжал идти медленно, как будто назло. Еле-еле, как и я еле-еле передвигал по залу ногами, шаркая мятыми джинсами.

– Стейки забери!

Это кричали на кухне.

Я взял большой поднос и расставил на него тарелки с кусками мяса, из которого сочилась кровь. Ладно, надеюсь, этим оленям понравятся стейки, иначе смерть благородного животного абсолютно потеряет свой смысл.

Когда я приближался к столу, от него вновь начали исходить довольные крики. Я расставил тарелки перед каждым из «охотников».

– Ваши стейки из оленины. Пожалуйста.

И ушел, не дождавшись спасибо или чего-то подобного. Но скоро мне пришлось к столу вернуться, потому что охотники нажали на кнопку.

По пути к столу начал перебирать в голове варианты, по которым они могли на эту кнопку нажать. Но не получилось. Голова отказывалась думать. Слишком устал, слишком с похмелья, слишком пьян.

– Это не олень.

– Это олень.

– Это не олень.

– Это олень.

– Но это не олень!

– Это олень.

Пришлось развести руками, потому что дальше я был бессилен.

Этот день и все эти люди будто сговорились, чтобы сделать мою и так неприятную жизнь еще хуже. Я позвал Лену, чтобы с проблемой разбиралась она. Мне было все равно, чем закончится эта история. Я просто решил вернуться к своему чайнику в своей любимой кладовке.

В кладовке был Игорь. Он занял мой диван и читал какую-то книгу. Пришлось свое приятное место сменить на не очень приятную табуретку.

Я внимательно посмотрел на обложку – это был Ремарк «На западном фронте без перемен». Игорь читал с таким лицом, что к нему было страшно подойти, не то что заговорить, но я все же попробовал его достать.

– Знаешь, Игорь. А в чем-то твой сраный Ремарк был прав. Иногда я чувствую себя солдатом из этой книги. Перед боем и перед смертью они мечтали о том, как напиться и наесться досыта. В общем, утолить свои главные человеческие потребности…

– Причем тут сраный Ремарк? Просто признай, что ты обычный алкаш.

– Пару недель назад ты работал в моем нынешнем состоянии, как тебе удалось так быстро просветлеть? Ты читать-то вообще умеешь? За книжку он взялся. Во-первых, я не алкаш, а алкоголик. По крайней мере, мне хочется в это верить. И вообще, любой алкоголик может перестать пить, но не каждый, кто пьет, может стать алкоголиком. К этому просто нужно прийти.

После этой фразы я решил выпить еще немного чая. Но не нашел своей кружки. Идти за новой было лень, поэтому я взял чайник и начал пить прямо из носика.

Все шло хорошо, пока чай мимо рта, не полился на мою рубашку. Игорь не мог этого не заметить.

– Господи, посмотри на себя, в кого ты превратился… Ты не думал купить машину? Будет меньше поводов выпить.

– Я похож на человека, который хочет купить машину?

– Да ты и на человека-то не особо похож.

– Спасибо.

Да уж. Неловко получилось. В кладовке я нашел какие-то салфетки и начал старательно оттирать новое пятно на рубашке. О каких целях вообще может идти речь, когда я даже не способен попить из горлышка чайника?

Меня снова окутала непонятно откуда взявшаяся печаль. Нужно бежать отсюда. Устроить самый настоящий побег, который я планировал уже пару лет. Пока пьяный, пока есть уверенность, взятая где-то в кредит. От себя не убежишь, но отсюда я свалить все-таки мог. Просто снять фартук, кинуть его кому-нибудь в рожу и сматываться.

В кладовку ворвалась Лена. Моим планам вновь было не суждено сбыться:

– Поздравляю, у тебя стол, необычный.

– Может, хватит с меня уже необычных столов? Хотя бы на сегодня.

– А что за пятно на рубашке?

– Да мы тут это… Чаем балуемся. А че с охотниками в итоге?

– Какими еще блять охотниками?

– Ну, у которых стейки были. Из оленя.

– Ааа. Игорь, их возьмешь ты. Мне все-таки удалось им доказать, что это настоящая оленина. Кстати, редкостные мудаки.

Игорю это не очень понравилось. Настолько, что он даже отложил своего Ремарка:

– А почему я должен брать не свой стол? Еще и каких-то мудаков.

– Это не обсуждается. – поставила его на место Лена и вышла из кладовки.

В том, что охотники в итоге достались Игорю, были плюсы. Хочется остановиться подробнее еще на одной причине, по которой я все еще здесь работал. Эта причина – мутки.

В ресторане воровали все, а если не все, то очень многие. Повара выносили с работы куски мраморной говядины, спрятанные в пакете с вещами. Бармены забирали домой алкоголь, который усердно плюсовали.

Официанты и администраторы работали с деньгами, поэтому, в основном, их и воровали. Почти в каждом заведении работает та или иная бонусная система или система скидок. Немного пораскинув мозгами, даже нетрезвыми, вроде моих, можно было догадаться, как сделать так, чтобы эта система немного поработала на тебя, а не только на гостей и владельца заведения.

Обманывать гостей было не очень принято, а обокрасть хозяина считалось делом чуть ли не благородным. В начале дня на диванах, в курилке и на кухне – повсюду работники жаловались на жизнь в стране, тихо негодовали по поводу коррумпированной власти и, как могли, обкрадывали собственный ресторан.

Выносили все, что можно было съесть, выпить или потратить.

Наверное, руководство догадывалось обо всех схемах, которыми владел персонал. В заведении даже не было охранника, который следил за гостями, но был охранник, который проверял всех работников перед их уходом. Но и с ним всегда можно было договориться.

А еще всегда можно было договориться с Игорем:

– Игорь… Игорь, блять.

– Что?

– У этих охотников счет уже за тридцатку. Надо сделать скидку. Бабки пополам.

– Ок. Без проблем.

Схема была несложной, но, чтобы ее воплотить, приходилось действовать аккуратно.

В нашем ресторане действовала система скидок. У многих гостей были карты постоянных посетителей, которые давали скидку в 10%. У многих, но не у все. Зато они были почти у всех официантов. И у меня, разумеется, тоже.

Нужно было дождаться, когда гости попросят счет. Убедиться, что у них нет карты. Далее пробить скидку в кипере и выбить чек. На чеке первой шла общая сумма счета, далее была написана сумма счета со скидкой.

Достаточно было ровно отрезать конец – готово, на счете написана первоначальная сумма, а 10% от банкета уходит в карман официанта. В случае с охотниками мы с Игорем поделим на двоих 3000 рублей. Вполне неплохо, учитывая, что день только начинался.

Не то чтобы все мое нутро протестовало против краж, но было не по себе. Приходилось так или иначе себя оправдывать. Официант ворует не потому что ему не хватает денег, ворует просто потому что может и потому что сделать это слишком легко.

В схеме со скидками гость все равно никак не страдает. Он бы эту скидку в любом случае не получил. А владелец с помощью моих же рук и ног заработает еще. По крайней мере, точно не умрет с голоду.

Со мной же эти мутки и схемы играли злую шутку. Затягивали еще глубже, чем обычные чаевые. Они добавляли работе хоть какой-то интерес, прибавляли адреналина и азарта. Пробить скидку, выбить счет, отрезать конец и остаться незамеченным – это просто поднимало настроение, на заработанные деньги я даже перестал обращать внимание.

***

Мы с Игорем вышли из кладовки и направились каждый по своим столам. Когда выходили в зал, я услышал иностранную речь, взявшуюся непонятно откуда.

– Лена, какого хрена?

– Американец какой-то, не знаю, че он здесь забыл.

– И что я ему скажу? Я хреново знаю английский.

– Ты же универ закончил…

– И чем я там по-твоему занимался? Я же не лингвист.

– Да какая разница. В любом случае тебе придется к нему идти.

Прекрасно. Отличный способ разрушить все стереотипы о русских – послать к иностранцу пьяного официанта.

С английским и правда была беда. Знания ограничивались посещением уроков в школе, а затем в университете. Именно посещением все эти занятия и ограничивались. Я и трезвый мог связать вместе только несколько слов, а сегодня весь мой вокабуляр стал совсем скудным. Даже этот диалог с иностранцем я помню только на русских буквах.

Делать было нечего – пришлось идти и падать в грязь лицом. Медленно и мучительно.

– Хеллоу.

– Хеллоу!

Иностранец был милым, позитивным и доброжелательным. В принципе, ему даже не надо было начинать говорить, чтобы понять, что приехал он к нам из другой страны. Лицо его светилось, а белые зубы отвлекали меня и мешали вспоминать самые стандартные фразы на английском.

Через пару фраз я понял, что акцент его был несильно лучше моего. Может, он был каким-нибудь финном, болгарином или румыном, но точно не американцем. Он быстро начал что-то говорить и тыкать пальцем в меню. Из его слов я четко понял только одну фразу «айс-крим виз строубери энд американо». Этого мне было достаточно.

– Окей?

– Окей.

Мы обменялись улыбками. Я обрадовался, что заказ был небольшим. Обрадовался, что этот непонятно откуда взявшийся иностранец зашел в ресторан просто чтобы попить кофе и съесть пару ложек мороженого.

Только мой пьяный мозг никак не давал вспомнить, что значит строубери. Темные глубины моей головы подсказывали, что это какая-то ягода. Малина, клубника, смородина?

Я кинулся за помощью к интернету. Но идея была провальной. Я даже не смог переключить клавиатуру на английский язык. Кнопки расплывались в глазах и слились в одну алфавитную кучу.

– Игорь, ты не помнишь, как переводится строубери.

– Не-а.

– Поищи в интернете.

– Отъебись, я пробиваю заказ этим мудакам-охотникам.

На помощь коллег было рассчитывать бессмысленно. В это уродливое воскресенье я даже людей, кроме Игоря, найти не мог. Меня окутала легкая паника, время ускользало. Кофе был готов, но что делать с мороженым было не до конца понятно.

Как ни крути, но перед иностранцем позориться не хотелось. Ох уже это плебейское нутро маленького пьяного человека. Стресс охватил, управлял моим сознанием и ногами. По привычке я захотел убежать от проблемы. Спрятаться и дождаться, пока кто-нибудь решит ее за меня. Уйти в курилку или кладовку в объятия своего теплого чайника.

Но времени было мало. Пришлось действовать по ситуации. Я дождался, пока Рома сварит кофе, попросил Лену его вынести, сказав, что мне срочно нужно на кухню и отправился прямиком в кондитерский цех. В него я почти ворвался и начал стремительно, жадно глотая воздух, рассказывать кондитеру Свете весь масштаб ситуации, в которую сумел наступить.

– Света, привет. Мне кажется, я сегодня умру.

– Че начал-то? Привет.

– Выручай. Ко мне пришел какой-то иностранец. Просит мороженое со строубери. Ты не знаешь, как переводится строубери?

– Чего блять?

– Короче. Я думаю, это ягода, но не помню какая именно. Скорей всего, клубника или малина.

– Ну, давай в интернете поищем.

– Давай.

– А как пишется-то?

– Да уже неважно, вводи русскими. Как слышится, так и пишется.

Света была из поколения постарше. Неуверенно и одним пальцем она натыкала на своем телефоне название неизвестной ягоды русскими буквами.

– Ой. А у меня интернета нет.

– Света, ну как так-то?!

– Ну че я сделаю? Сейчас вай-фай выключу.

Прошло еще минуты две или три перед тем, как Света все-таки одолела интернет на своем телефоне. Ответ был получен.

– Епт, так это ж клубника!

Почему-то Света радовалась больше меня и прокричала это на весь кондитерский цех. Мне же хотелось, чтобы вся эта история с мороженым поскорее закончилась.

– Огонь! Давай наваливай ее, и я побежал.

Я успокоился, Света тоже. Она полезла в холодильник, чтобы найти там свежие ягоды и положить их в десерт. Я стоял рядом и улыбался, потому что знал, что Света угостит. Она всегда так делает.

Но Света улыбаться перестала. Сунула голову глубоко в холодильник, а когда высунула, сказала:

– Блять. А клубники-то нет…

Бывают моменты, когда тебе кажется, что жизнь тебя не любит. Может, она и не обязана тебя любить, особенно когда ты не можешь или не хочешь отвечать ей взаимностью. Но иногда посещает мысль о том, что ты ей даже не нравишься. Скорей всего, ты ей даже не симпатичен.

Клубники не было. Этот день перестал меня удивлять, но продолжил надо мной издеваться, придумывая все новые формы насилия.

– Света, как так-то?! Ну, как в сраном ресторане может не быть клубники? Зачем мы вообще тогда сегодня работаем? Нахера мы тогда узнавали, как это слово переводится?

Я не стал дожидаться ответа. Махнул рукой и пошел в зал с надеждой, что проблема разрешится сама собой.

Если я скажу ему, что клубники нет, то велик шанс, что он и вовсе от нее откажется. Также был шанс, что откажется он и от мороженого. План был плох. Времени продумать путь к отступлению не было.

По пути решил порепетировать оправдательную фразу, которую скажу иностранцу. Но мысли в кучу не собирались, а слова вспоминались с большим трудом.

Сорри, ви донт хэв… Ви донт хэд. Как правильно-то?

Ладно, все равно псевдоамериканец продолжал сидеть и улыбаться. Было отчетливо заметно, что его настроению вряд ли что-то может навредить.

– Сорри, бат ви донт хэв строубери.

Да, улыбаться он не перестал. Глотнул кофе и задал вопрос, который снова поставил меня в тупик:

– Вот берри ду ю хэв?

Было бы неплохо, если бы он прекратил ставить меня в неловкое положение. Теперь его улыбка не казалось мне такой милой и белоснежной. Как будто он издевался надо мной. Как будто знал, что названия ягод на английском языке – не самая сильная моя сторона и давил на эту болевую точку. Как будто не он был здесь гостем. В этом ресторане и в этой стране. Как будто ему было просто плевать на все правила и приличия.

Я не знал, что ответить. С каждой кружкой чая в моем лексиконе даже на русском слов становилось все меньше. Для других языков места вообще не оставалось.

– Ван момент, плиз, – сказал я и спрятался за кулисами ресторанного зала.

Я попробовал решить проблему самостоятельно, и, как обычно, ничего путного из этого не вышло. Я вернулся в кондитерский цех с надеждой, что поможет и спасет меня только женщина.

– Ну че там твой американец? – сразу спросила Света.

– Я сказал ему, что клубники нет. Но его это не остановило. Этот мудень хочет знать, какие вообще у нас есть ягоды.

– А ты че?

– А че я. Я название клубники вспомнить не мог, что я ему вообще смогу объяснить?

– И че делать?

– Думал, ты скажешь.

– Ну, давай посмотрим. Слушай, выглядишь ты как-то не очень сегодня. С похмелья что ли?

– Можно и так сказать.

– Бывает. На прошлой неделе вон тирамису готовила, лишний ликер остался. Так я отсюда еле ушла.

Света немного посмеялась над собой и снова сунула голову в холодильник. Ожидание затянулось. Терпеть не было ни сил, ни желания. Иностранец слишком долго ждал своего мороженого, а его американо, вероятно, уже давно остыл.

– Ну че там?

Света вынула голову из холодильника и радостно воскликнула:

– Скажи ему, что жимолость есть!

***

Пауза была долгой. Казалось, это слово полностью олицетворяло мое нахождение здесь. Клубники в ресторане не было, но жимолости – хоть отбавляй. Я и не знал даже, переводится ли это слово на другие языки. Растет ли эта ягода в других странах. Высаживают ли ее на своих дачах возле забора американские или финские фермеры и ворует ли ее румынская ребятня.

– Ну и че ты молчишь-то?!

Света привела меня в чувство.

– Жимолость? Свет, я не мог вспомнить, как переводится сраная…

В этот момент в кондитерский цех зашла Лена-администратор и сунула мне в руку деньги.

– Это от американца за кофе. Ему кто-то позвонил, он резко вскочил, заплатил и убежал. Почему так долго мороженое готовится?

– Потому что у нас клубники нет.

Я забрал деньги и вышел. Ситуация была не самой приятной. Американец так и не дождался своего мороженого. Не дождался он клубники и даже жимолости. При полупустом зале десерты готовятся 2-3 минуты. 5 минут у меня ушло только на то, чтобы перевести название ягоды.

Чем я вообще занимался в школе и университете? Последние лет 15 разные люди пытались меня чему-то научить. Что пошло не так? Почему эти годы слились в ожидание непонятно чего? 11 лет я ждал, когда закончатся уроки. Следующие 4 года стерлись в ожидании диплома. Теперь жду, когда наконец прекратится этот проклятый день.

Сколько еще времени должно пройти в этом бесполезном ожидании чего-то хорошего? Я налил чай в стакан. Выпил залпом. Ближайшие несколько минут мне будет относительно неплохо, но я знал, что скоро все вернется на круги своя.

***

Время на часах продолжало еле плестись. Скоро должен был наступить обед, который разделит работу в ресторане пополам. Гостей в зале почти не было, но к вечеру все могло измениться.

На кухне запахло пельменями. В меню ресторана было полно блюд, которые отвечали всем требованиям высокой кухни, персонал же кормили сносно, но без изысков.

Во время своего марафона я постоянно забывал есть. Еда отошла на второй план и казалась чем-то не особо важным. Питался я подобием подножного корма: всем, что продавалось в алкогольных магазинах. Периодически в меня попадало что-то, что нужно просто разогреть.

После всех этих дней организм забыл о еде. Думать о ней было даже противно. В трезвом состоянии я бы даже обрадовался запаху пельменей на кухне. Сейчас этот аромат вызывал тошноту и желание выйти подышать свежим воздухом. А свежий воздух курящий человек предпочитает потреблять вприкуску с табачным дымом. Поэтому я направился в курилку. Игорь зачем-то поперся со мной.

– Решил сдаться?

– Нет, я охотников рассчитал.

– Прекрасно. На сколько насидели в итоге?

– 40 с копейками. Вот двушка – твоя половина. Чаевые оставлю себе.

– Без проблем. Слушай, Игорь. Вот ты весь такой святой – не пьешь, не куришь. А владельца обкрадываешь. Не стыдно?

– Нет, это другое. А тебе стыдно, что ли?

– Нет.

– Ну вот и все.

На том и порешали. Две тысячи рублей – относительно неплохо для начала рабочего дня. Сигарета резко стала вкуснее. Настроение испортила мысль о пельменях, которые мне предстоит есть. Меня охватил вирус алкогольной анорексии, я не ел нормально примерно дня три и не планировал начинать. Не планировал, но понимал, что это было просто необходимо. Я измывался над организмом как только мог, но рано или поздно он мог дать сбой и сделать это без предупреждения.

Когда я вернулся в ресторан, кухня уже была насквозь пропитана пельменным запахом. Персонал толпился возле раздачи в ожидании своей порции. Я встал в самый конец и стал ждать вместе с остальными.

В итоге получил свою тарелку и нашел место, где можно было сесть. От пельменей продолжало пахнуть пельменями, внутренности недовольно бурлили. Я попытался хоть как-то скрасить картину и залил все кетчупом. Когда понял, что этого мало, добавил ложку майонеза. В тарелке образовалась странная густая жижа красно-белого цвета, от которой мой обед не стал аппетитней.

Напротив меня сидел Игорь и смачно поглощал пельмени один за другим. Да так, что брызги летели в разные стороны. Он протянул ко мне руку, на что-то показывая, но рот его был настолько забит, что произносить слова он был не в состоянии.

– Что тебе нужно?

– Кепчука передай, – кое-как проговорил Игорь, выковыривая остатки фарша из своих зубов.

– Кепчука?

– Ну.

– Игорь, а тебе кто-нибудь говорил, что ты достаточно отвратительный человек?

– Да. Но если я буду постоянно об этом думать, то, скорее всего, сопьюсь. Например, как ты. Че пельмехи не ешь? Вкусные.

– Да как-то перехотелось…

Состояние было гадкое. Казалось, что я просто разучился есть. Чтобы хоть как-то победить эту тарелку, я решил действовать постепенно. Съедать по одной штуке за подход с небольшими перерывами. Сначала я долго разглядывал тарелку. Как маленький ребенок, которого заставляют есть то, что он не очень хочет.

Эти пельмени чем-то напоминали меня: разваливались на ходу, выглядели потрепанными и уставшими. Пришлось набраться храбрости, чтобы не выплюнуть обратно первую партию, которая отправилась внутрь.

Несмотря на это, я все же вернулся к тарелке и осилил еще один. Он был уже теплым и еще менее приятным, чем первый. На большее меня не хватило. Я отнес тарелку на мойку, не съев даже половины. Живот жалостно заурчал – я сделал вид, что этого не заметил.

Отправился в кладовку, где по-прежнему меня ожидал чай, смешанный с водкой. Чай зашел в меня намного лучше, чем вкусный, но такой противный обед.

В кладовке Игорь оставил свою книгу. Я взял ее и начал читать на случайно открытой странице.

«Война сделала нас никчёмными людьми. Мы больше не молодёжь. Мы уже не собираемся брать жизнь с бою. Мы беглецы. Мы бежим от самих себя. От своей жизни. Мы отрезаны от разумной деятельности, от человеческих стремлений, от прогресса. Мы больше не верим в них. Мы верим в войну».

Красиво. Умел все-таки дядька Ремарк писать про войну. Про боль и грусть, которая ее окружает.

Интересно, какую войну вел я? Я победил похмелье, но проиграл в борьбе с алкоголем, опять. Я постоянно боролся с самим собой и раз за разом терпел поражение.

Я знал, что мой противник был выдуманным и сидел где-то глубоко в моей голове. Но от этого понимания не становилось ни капельки легче.

Я закрыл книгу и положил ее обратно на стол. Выпил еще одну порцию чая и закрыл глаза, чтобы попробовать уснуть хотя бы на минуту, пока зал не наполнится очередной ротой воскресных гостей.

Веки опустились, глаза окунулись в разноцветную мглу. В этой темноте заиграла музыка. Давно знакомая песня звучала где-то внутри меня. Пришлось изрядно напрячься, чтобы вспомнить, откуда я ее знаю.

Вспомнил свою квартиру, вспомнил ее, вспомнил даже день, когда эта песня играла в последний раз. Интересно, помнит ли эту песню она?

Она постоянно пыталась уйти. Собирала чемоданы, неряшливо заталкивая в них свои вещи. Вытаскивала эти чемоданы в подъезд, громко плакала и кричала что-то еле различимое. Я же всегда шел в подъезд и затаскивал чемоданы обратно. Каждый раз.

Со временем это наскучило и казалось бессмысленным. Не помню, что за погода стояла за окном, но помню, что эта песня звучала где-то на фоне, в телевизоре. Леонид Агутин – «На сиреневой луне» – название крепко отложилось в памяти.

Она ходила по комнате и спокойно укладывала вещи, аккуратно и медленно. Я не обращал внимания – видел это уже тысячу раз. Она снова собрала чемоданы, вытащила их в подъезд и ушла. А я продолжил заниматься своими нелепыми делами. Больше мы не виделись.

Не знаю, может, ей эта песня не нравилась. Может быть, Агутин был виной всех моих проблем и несчастий. Вряд ли так было на самом деле, но нужно было рассматривать все возможные варианты.

Я убежден, что запой – состояние не физическое, а максимально духовное. Не нужно сильно стараться, чтобы в него войти, но для того чтобы выйти, необходимо докопаться до самой сути. Я рыл все глубже и, казалось, вот-вот должен что-то нащупать.

Время 18:00.

Не знаю как, но я все-таки уснул. Видимо, тело устало настолько, что решило перезагрузиться самостоятельно. Но через секунду после пробуждения я понял, что сон не прибавил мне сил. Даже наоборот – я будто второй раз за день проснулся с похмелья. Голова гудела, во рту и в горле пересохло настолько, что я еле мог шевелить челюстью. Конечности продолжали слегка подрагивать.

Разбудила меня Лена. Она же накрыла пледом и сидела рядом, когда я проснулся:

– Почему ты не разбудила меня завтра? А лучше во вторник.

– Подъем. К тебе стол пришел.

– Может, хватит? Это так мило, что ты накрыла меня пледом. Но было бы просто прекрасно, если бы ты отпустила меня домой.

– Нет, так не пойдет. Сегодня доработаешь до конца.

– Ты смерти моей хочешь? Зачем ты меня разбудила? Лучше бы тихо перерезала мне горло кухонным ножом. Здесь нечего делать. Если я пойду домой, то у других будет возможность хоть что-то заработать.

– Пока ты спал, я отпустила Иру домой. Вы остались вдвоем с Игорем. Так что вставай и иди в зал.

– Прекрасно. Просто прекрасно…

Я взял паузу, чтобы помолчать. Хотел, чтобы Лена ушла, и я смог выпить чая, который позволит побороть новую волну похмелья.

Чай стал совсем холодным и противным. И вообще, от этого напитка меня уже откровенно тошнило. Чай с водкой. Как я вообще додумался начать это пить. Понятно, что в моем положении разницы уже особой не было, но в баре такой огромный выбор…

Сухость во рту подсказала, что я хочу пива. Пришлось немного побродить по ресторану в поисках Ромы. В зале пахло каким-то неприятным движением. Новые гости рассаживались по столам. Если вечером будет много народу и я словлю запару, это может привести к трагедии.

Сейчас я мог потеряться даже с одним столом. Признаться, и вообще без столов я чувствовал себя достаточно потерянным. Благо нашелся Рома, который всегда готов помочь мне себя найти:

– Роман, а пива много у нас?

– Ты себе?

– Ага.

– Да, вполне. Опять в чайник что ли?

– Нет, это же пиво… Налей мне как человеку. В обычный пивной бокал.

– Че, прям так собрался пить?

– Да. Вроде есть план. Если что, вали все на меня.

Кроме кладовки, в ресторане было еще несколько мест, где я мог бы оставаться незамеченным. Не хотел я пить пиво из чайника или другой посуды, которая для пива не предназначена.

Я пошел в каюту – она закрывалась и на ее окне можно было повесить табличку «Reserved», чтобы этот стол не заняли случайные гости. Я убедился, что в зале из персонала никого не было, направился в каюту, повесил табличку и закрыл за собой дверь. Даже если бы меня заметили, мне было плевать. Я слишком хотел пить и слишком хотел пива.

Первый глоток. Очередной приступ мимолетного счастья окатил меня с ног до головы. Рука, которая тряслась, когда я подносил бокал к своим губам, перестала трястись. На секунду мне даже показалось, что в ресторане стало светлее. Лампочки стали гореть ярче и как-то веселее.

Я вернулся в зал и спросил у Лены, какой стол пришел в мою очередь. Она указала на лысого мужичка, который сидел в самом углу зала.

– Он один?

– Один. Нажмет кнопку, когда выберет.

– Отлично.

Через 30 секунд кнопка загорелась. Я уверенно направился к одинокому мужичку, при этом ударившись боком об стол. Меня нехило шатало, потому что холодный глоток был достаточно солидным. От пива настроение поднялось, я улыбался и не обращал внимания на свою очередную неудачу.

Когда приблизился к мужчине, почуял странный аромат. Это был ясно уловимый запах перегара. И запах был явно не моим.

Я облокотился на угол его стола, чтобы не пошатнуться и случайно не выдать свое состояние, но по ходу это было необязательно. Мужику было плевать. Он даже не поднял голову, когда я подошел, а что-то тихо бурчал себе под нос, вглядываясь в меню.

– Мнвна лстна есть?

– Что?

– Мрновна лсятна есть?

Со второго раза я понял, что мужик спрашивает про маринованную лосятину.

– Да, есть.

– И пиво можно. Срочно.

На этой фразе его голос заметно приободрился, а слова стали четкими и ясными.

– А какое пиво? Светлое, темн…

– Дружище, любое. Прошу тебя.

– Хорошо.

После слова «срочно» я на автомате подумал, что пиво ему придется подождать. А затем резко передумал, так как понял, что передо мной сидел собрат по несчастью. Бедолага, который, как и я, сражался с похмельем. Ему требовалась помощь, и я почти побежал к Роме, снова задев своим и так больным боком угол стола. Кто вообще додумался поставить здесь этот гребаный стол?

– Рома! Налей пива светлого 0,5.

– Какого именно?

– Да любого. Человеку помощь нужна.

– Ты опять про себя?

– Нет, теперь я здесь такой не один.

Пока Рома наливал пиво одинокому мужичку, я отправился в каюту, чтобы сделать свой глоток. Отлично. Вернулся как раз в тот момент, когда свежий бокал появился на барной стойке.

Через несколько секунд пиво было уже на столе у моего гостя. Он быстро схватился за бокал и начал жадно глотать пенный газированный напиток. Его кадык пульсировал в бешеном и отрывистом ритме, а капли пива стекали с губ на шею. Он сделал гигантский глоток и почти осушил 0,5, а после – с грохотом поставил бокал на стол и мощно выдохнул. Было заметно, как на его лице засияла еле заметная улыбка, а кожа посветлела и покрылась румянцем.

Теперь он стал говорить вполне внятно и адекватно.

– Дружище. Там лосятина готовится уже?

– Почти. Можете еще что-нибудь заказать, лосятину скоро принесу.

– Отлично. Слушай, хочу вискаря. Только какого-нибудь хорошего. Ты про островной виски че-нибудь слышал?

На полках ресторана было много алкоголя. Бутылок виски из разных стран – более ста. Когда я только пришел сюда, приходилось зубрить их названия, вкусы, происхождение, изучать тонкие различия. Поэтому я научился делать вид, что разбираюсь в дорогом алкоголе.

На самом деле я знал, что островной шотландский виски – полная дрянь и мерзкая гадость. От него пахло копчеными карасями и болотом, но почему-то этот напиток очень ценился среди любителей красиво побухать. Обычно мне было почти плевать, что именно пить, поэтому я предпочитал более простые и понятные напитки. Высокое алкогольное меню я знал только в теории и на запах. Попробовать на вкус удавалось крайне редко.

– Да, конечно.

– Можешь посоветовать?

Я перечислил названия, указал на некоторые отличительные черты. Мужичок определился. Он сказал, что ни разу такой виски не пробовал, но очень много про него слышал. 50 грамм этого виски стоили около тысячи рублей – примерно столько я трачу на стандартную пятничную попойку, а тут за одну стопку. Надеюсь, когда он его продегустирует, не плеснет содержимое бокала в мое лицо. Слишком уж его вкус был специфичным.

Я подал виски своему лысому гостю. В его глазах наблюдалось пьяное отупение, что не помешало ему покрутить бокал в руках с достаточно умным видом. Он понюхал вискарь, с сомнением приподнял бровь и сделал глоток. Глоток этот был немного больше, чем глоток типичного ценителя дорогого виски.

– Фу, блять. Ну и гадость.

– Да, специфическая штука. Может, другое что-нибудь принести? Обычный виски какой-нибудь?

– Не, пускай будет. Может, постепенно прочувствую.

Да, высокие ценники иногда заставляют нас обманываться, верить в исключительность товара, который нам за эту цену преподносят. А виски и правда был полным дерьмом.

– Слушай, дружище. А выпей со мной, – сказал он, отдышавшись от первого глотка.

На самом деле гости предлагали выпить не так часто. Намного реже, чем это показывают в кино. По крайней мере, редко предлагали выпить именно мне. Наверное, дело было в неприветливой и неулыбающейся внешности. Конечно, я не мог просто сесть с ним за один стол и разделить его виски. Но выпить я, конечно, хотел, поэтому от предложения решил не отказываться.

– А нам нельзя. Меня могут не понять.

– Да ладно, дружище. У меня сегодня праздник.

– Какой?

– Да хрен его знает. Давай присаживайся, я тебе тоже закажу.

Еще 10 минут назад по его лицу нельзя было сказать, что он что-то праздновал. После одного бокала холодного светлого пива он выглядел одним из самых счастливых людей на свете. Как будто у него только что родился сын или ощенилась любимая собака. Капля алкоголя с похмелья творит с людьми чудеса. К одному из таких чудес относилось и то, что я до сих пор мог стоять на ногах и хоть как-то существовать.

– Я выпью с вами, обязательно. Но я не могу сесть с вами за стол, работа и все такое, понимаете.

– Эх, работа. В жопу ее.

– Если сильно хотите, можете меня угостить. Я выпью где-нибудь в другом месте так, чтобы никто не видел.

Так мы и договорились. Он решил меня угостить тем же гадким виски, который заказал сам. Отказываться было бессмысленно. Мне было без разницы, что именно пить, лишь бы в этом чем-то был алкоголь.

Я пробил виски за его счет. Попросил Рому его налить и отнес в каюту, чтобы поставить рядом с бокалом пива, которое было уже не таким холодным, пенным и газированным, но все еще желанным.

Я уже давно не имел ничего против смешивания алкоголя. Переживают по этому поводу в основном школьники или люди, которые пьют реже, чем раз в неделю. Давно не испытывал никаких проблем с этим и не замечал никакого влияния на свое опьянение или уровень похмелья. Я запивал водку и другие крепкие напитки пивом, после этого мог выпить бутылку невкусного вина и чувствовать себя так же дерьмово, как если бы алкоголь не мешал.

Тем более этот виски был настолько противным и копченым, что запивать его пивом было не самым плохим вариантом.

Я сделал слабый глоток шотландского односолодового, почти пригубил. Виски был гадким. Как будто я достал горящее полено из костра и засунул его себе в рот. Но ощущения были приятными. Тепло от напитка постепенно разливалось по венам.

Пришлось остудить пыл и выпить прохладного пива, иначе терпеть этот вкус было невозможно. Пиво после виски – это как контрастный душ. Только этот душ меня ни черта не взбодрил, но сильно ударил по голове.

Я вернулся в зал и понял, что меня начало пошатывать. Признаков похмелья я больше не ощущал. Я снова одержал над ним победу и запустил новую пьянку.

В голове что-то щелкнуло. Было одновременно хорошо и немного волнительно. Нужно было стараться держать себя в руках и делать то же самое, что делал до этого. Хотя бы немного создавать видимость трезвого человека и человека вообще.

В это время одинокий мужик в углу снова нажал кнопку. Я захватил с кухни маринованную лосятину, которую только отдали, и направился к нему.

– Вооо! Лосятина. Это хорошо. Дружище, ну че, ты попробовал эту гадость?

– Да, штука странная, но все равно спасибо.

– Слушай, а давай поговорим. Я с женой не разговариваю уже 4 года. Давай хотя бы с тобой, садись.

Теперь от мужика пахло не только перегаром, но и мягким сочетанием грусти и одиночества. Такие люди меня почему-то всегда притягивали. Я бы бросил все, снял фартук и просто сел напротив него. Но пришлось отказаться:

– Работа, нельзя.

– Ладно, забей.

– Я бы правда с радостью, но…

– Да не парься ты. Лучше скажи. Ты вот счастливый человек?

К таким вопросам редко можно быть готовым. Тем более от пьяного гостя, одиноко сидящего в углу ресторана.

– Даже не знаю.

– Тогда в чем вообще заключается твое счастье?

– Официантское?

– Нет, человеческое.

Он снова застал меня врасплох. Я все время размышлял над тем, почему продолжал барахтаться в этом озере, почему начались эти 5 или 6 дней и почему они не хотели заканчиваться.

Я всеми силами скрывался и бежал от реальности, потому что нынешняя реальность мне не очень нравилась. Мне не нравилась моя работа, не нравилось, как я зарабатывал деньги, и не нравилось, как их тратил. Я понимал это, но по каким-то причинам не мог ничего с этим поделать. Я продолжал ломать голову над тем, почему несчастлив, совершенно забыв подумать о том, что делает меня счастливым.

Дядька освободил меня от груза ответа на этот вопрос. Сделал еще один большой глоток и сказал:

– Фу. Гадость все-таки редкостная. Я знаешь, че думаю. Счастье-то – оно в спокойствии, в балансе. А вот Толстой, мудак блять, говорил. Что стремление к спокойствию – это блять душевная подлость. Или трусость, хер его знает. Так вот, сижу и думаю теперь. Это я трус или все-таки Толстой сраный мудак?

После этих слов мужик поднял палец вверх, резко выдохнул и почти залпом допил свой бокал виски. Я всегда думал, что его нужно пить немного по-другому. Видно, что ему было плевать. После такого глотка мужичок раскашлялся и стал жадно глотать воздух.

– Даже не знаю, – вставил я свои тихие 5 копеек.

– Как это не знаешь? Ты че, хочешь сказать, что я трус, получается?

– Не в этом смысле…

– Ладно, проехали. Шучу я. Давай все-таки нормального вискаря с тобой попьем. Без всяких там ноток торфа, бензина и прочего.

Говорил он как-то оживленно и почти радостно. Может, увидел во мне родную душу. Я выглядел уставшим, был достаточно пьяным и иногда, как и многие, считал себя одиноким. Может быть, поэтому мое лицо выглядело так, словно в него можно было много и с энтузиазмом говорить.

Я выбрал виски по своему вкусу. Попросил Рому, чтобы он налил два рокса. Поставил бокал с виски мужику на стол и чокнулся с ним своим бокалом. Он подмигнул, можно было нести виски в каюту и устроиться поудобнее, чтобы забить свою голову очередной порцией самокопания.

Вряд ли меня можно было назвать одиноким. Были вполне здоровые родители, которым я мог позвонить. Оставались какие-то ошметки друзей, которым я мог написать.

Не знаю почему и зачем, но чувство одиночества периодически прилипало ко мне. Выливалось на голову какой-то липкой, густой массой. Внезапно и почти незаметно. В очереди в супермаркете или в толпе людей перед вагоном метро. В пивном ларьке или на работе.

Может быть, дело в ней и в том, что она ушла? Но эти мысли я откинул сразу, так как унылое ощущение тоски не покидало меня, даже когда она была рядом.

Может, я просто добился того, чего хотел – ощущения мнимой свободы. Что делать теперь со всей этой свалившейся свободой, я толком не знал. Но было в этом чувстве что-то неуловимо приятное.

На работе оно всегда окутывало с двойной силой. Здесь было очень много людей. Толпа поваров мельтешила на кухне, официанты, гости – они были повсюду, и мне становилось дико тесно. В ресторане было не так много мест, где можно было спрятаться от всей этой суеты. Кладовка была одним из них, но спокойно и здесь было только по воскресеньям.

Так или иначе жизнь превратилась в сплошной общепит. Выходные я проводил либо один, либо с коллегами из ресторана. Мы постоянно что-то праздновали. Вроде и праздника не было, а что-то постоянно праздновали. Праздновали окончание очередной 14-часовой смены. Праздновали и тратили деньги, которые подняли с чаевых и скидок.

На этом празднике я был не самым выносливым. Не очень нравился человеческий шум, и я просто хотел домой. Дома меня никто не ждал, но я все равно постоянно желал там наконец оказаться.

В баре или клубе все пили и танцевали. Я старался уйти пораньше. Постоянно придумывал отмазки и все-таки уезжал. Дома я делал тоже самое, но один. Я продолжал пить и танцевать, но в одиночку и мне это нравилось.

Казалось, что двигаюсь я вполне красиво. Вряд ли так было на самом деле, но кого это могло волновать. А еще я мог танцевать под музыку, которая нравится мне, а не под ту, которую включает непонятный парень с заплывшим лицом.

Я не любил одиночество, но мне нравилось побыть одному. Она не всегда могла этого понять. Я и сам иногда понять не мог, почему одиночества избегал, но всеми силами к нему стремился.

Время 20:00

Да, второй виски был намного лучше. Мягкий и приятный на вкус. Опьянение чувствовалось все больше. Я понял это, потому что идиотская ресторанная музыка начала тянула в пляс. Хотелось пританцовывать и щелкать пальцами в такт. До конца рабочего дня оставалось не так много времени и это добавляло оптимизма.

Оптимизм уменьшился, когда я услышал новый шум в ресторане и незнакомые голоса. Видимо, пришли новые гости и их было много. Я глотнул виски, запил пивом, слегка поморщился и вышел в зал.

Я был прав – пришел новый стол. Но людей оказалось не так много, как мне показалось – это была парочка с двумя детьми, просто ребятня создавала столько шума, будто в ресторан завалилась веселая свадьба.

Я нормально отношусь к детям, по крайней мере, не имею ничего против них. Но когда они появлялись в ресторане, это превращало работу в сущий ад. А когда в ресторане появлялось несколько семей с детьми, то мелкие собирали целые банды и носились по залу как будто на сраной школьной перемене.

Родители приходили в ресторан отдохнуть и почему-то считали, что все проблемы по вниманию за их чадами должны ложиться на плечи официантов и

другого персонала.

Обычно же дети становятся предоставлены сами себе. Бегают по ресторану, как будто так и желают, чтобы ты споткнулся, перевернул поднос и уронил его содержимое на маленькую головушку.

Дети еще не вошли в ресторан, но уже начали громко что-то заказывать. Кричали про картошку фри и пиццу. Глава семейство с угрюмым лицом усадил задницу на диван и хмуро начал изучать меню. Мамаша плелась где-то сзади, разговаривая по телефону.

Типичная семейка, которая притащилась в воскресенье вечером в ресторан. Для подобных персонажей этот выход в свет не является чем-то важным и торжественным, а воспринимается как рутинный выход из дома с возможностью не готовить еду самим.

Выглядели они вполне обычно, но этот стол истощал нотки негатива и усталости. Усталости от жизни, которая свойственная родителям и разным госслужащим.

Весело было только детям и их беспочвенная радость начинала постепенно действовать на нервы.

– Это твой стол. Дети, как ты любишь. – подбодрила меня Лена.

– Да уж. Я думал, этот день уже не сможет меня ничем удивить. Кстати, скажи им, что картошки фри и пиццы у нас нет.

– Сам скажешь. Слушай, а какого хрена от тебя пахнет перегаром еще больше?

– Еще больше, чем от кого?

– Чем утром. Ты до сих пор пьешь что ли?

– Разве это уже имеет значение?

Наверное, говорил я очень медленно. Язык мой немного заплетался, а глаза приятно слипались. Виски и пиво подействовали незамедлительно, я и правда чувствовал себя достаточно пьяным. Достаточно пьяным, чтобы отработать еще несколько часов и не сойти с ума.

– Нельзя работать пьяным, понимаешь! И нельзя пить на работе, это же каким больным надо быть?

Я и правда был болен, правда пока не мог придумать название своему диагнозу. Лене было плевать, она продолжала громким шепотом на меня орать

– Короче, я задолбалась. Завтра скажу управляющей, чтобы делала с тобой, че хочет. Пусть штрафует или увольняет. Мне насрать.

Нельзя сказать, что ее слова меня как-то задели или заставили задуматься. Я не понимал, зачем мы так долго сражались за демократию, а потом за нее еще и голосовали, если я даже не мог выпить, когда этого захочу.

Да уж, виски с пивом и правда неплохо работали. Я постепенно терял контроль над ситуацией, которого изначально было не очень много. Я пил во время работы и перестал бояться последствий, инстинкт самосохранения постепенно таял где-то внутри меня. Мотивации перестать пить было слишком мало, а похмелье было слишком сильным, чтобы его терпеть.

Пока Лена терроризировала меня своими нравоучениями, загорелась кнопка. Нажал ее одинокий мужик. Я двинулся в его сторону, но в этот момент на кнопку нажала и семейка. Мужик был первым, так что я продолжил идти к нему. Нужно было быстро от него отвязаться, чтобы принять заказ у папы с мамой и их белокурых детишек.

Я подошел к мужчине-одиночке. Второй виски ему понравился больше, потому как улыбался он шире, чем до этого.

– Слушай, дружище. А ты литературу любишь?

– Да, наверное.

– Писатель. Какой писатель тебе нравится?

Мужик на меня почти напирал. Приподнялся на своем диване и почти поднес свое лицо к моему, настолько близко, что я снова почувствовал его перегар.

– Не знаю, Ремарк, наверное.

Другие писатели вообще вылетели из моей головы. Да и вести диалог на эту тему не было времени. В другой день, я бы с огромной радостью поддержал с ним беседу, но сейчас нужно было поскорее подойти к семейке и принять у них заказ.

– Вам виски еще принести?

– Ай, ладно, не хочешь разговаривать. Иди работай.

– Я чуть позже к вам подойду.

Видать семейка уже сильно заждалась. Глава стола крутил своей длинной шеей по сторонам в поисках официанта. Я подошел и поздоровался.

– Здравствуйте.

– Почему так долго подходите?

Люди есть разные и гости есть разные. Бывают гости вполне нормальные, положительные и даже хорошие, а бывают мудаки, главная цель, которых – источать мерзость и заполнять ей окружающее пространство.

Сегодня мне попадались в большинстве своем именно подобные персонажи. В обычный же день их соотношение примерно 50 на 50. Батя был одним из таких. Он пришел сюда с плохим настроением и теперь хотел, чтобы плохое настроение было у всех. Со мной вряд ли получится это сделать, просто потому что внутри меня бурлил безумный коктейль в виде виски и пива. Мне было немного все равно на происходящее вокруг, а на этого мужика вдвойне.

– Мне нужно было подойти к другому столу. Прошу прощения.

– Понятно все. Можно детское меню?

– У нас нет детского меню.

– Почему?

– Потому что это охотничий ресторан. В основном, у нас тут блюда из дичи.

– А что можно детям поесть вообще?

– Меню большое, можно что-нибудь выбрать.

– Посоветуйте.

– Есть котлеты, есть пельмени из дичи, есть шашлыки.

– А без дичи пельмени можно сделать?

– Нет.

– Почему?

– Потому что их уже слепили.

– А новые без дичи нельзя слепить?

– Нет.

– Почему?

Ох, мама. Зачем ты родила меня официантом?

Существуют различные тренинги для работников общепита, но, на мой взгляд, такие же тренинги просто необходимо проходить каждому гостю, который посещает различные заведения.

Порой очень сложно объяснить людям, которые пришли в ресторан, почему кухня не может идти на поводу всех их желаний. Ресторан – это механизм, который предпочитает работать без сбоев, в привычном ему русле. Заготовки делаются заранее. Пельмени тоже лепятся заранее и высунуть из готового пельменя мясо можно, но сделать это достаточно трудно.

Я по привычке развел руками, ответить мужику я ничем не мог. Он и так был недоволен, когда только пришел сюда, теперь его лицо покраснело, а на лбу стали выступать капли пота.

Мне нравилось, что он злился, нравилось, что у нас нет детского меню и нравилось то, что из пельменей нельзя было убрать мясо из дичи. Даже в этом относительно провинциальном городе было очень много заведений, куда можно прийти с детьми. Этот ресторан явно был не из их числа, и я постепенно перестал скрывать недовольство по поводу их прихода.

Мина мужика окислялась все больше. Откуда-то со стороны глухо начала поддакивать жена:

– Молодой, человек. Дети голодные, что поесть-то можно?

– Есть котлеты, шашлыки, пельмени. Салатов много, есть без дичи, обычные – в принципе, выбор большой. Котлеты есть из фазана, из кролика, они по вкусу как обычные.

Вроде контакт был более-менее налажен. Тон моих гостей изменился:

– Ладно, давайте котлеты из кролика. Картошка фри есть?

Женщина выглядела измотанной. Говорила она еле-еле. Я кое-как ей отвечал. Сил хватало только на то, чтобы соглашаться, кивая головой. И чем чаще я повторял эти движения, тем больше понимал, что меня внезапно начало накрывать.

Опьянение было сладким, каким-то особенно нежным и манящим. Неизвестно было, куда именно оно меня звало, но эта даль так приятно сияла и обволакивала каким-то слишком теплым одеялом.

– Молодой человек! Вы слышите вообще?

– Да, я вас прекрасно слышу.

– Картошка фри есть?

– Нет, но есть запеченная картошка. Пойдет?

С горем пополам они выбрали еду. Себе и своим светловолосым детишкам. Выбрали напитки, а я записал все в свой потрепанный блокнот.

Я был не до конца уверен, поняли они, что я немного пьян или нет. Я вообще уже ни в чем до конца уверен не был. Сделал пару шагов в сторону от семейки и наш с ними диалог показался мне выдумкой. Я не был уверен в том, что произошедшее 3 секунды назад случилось на самом деле. Такое бывает, когда напиваешься слишком резко, или напиваешься в первый или второй раз в жизни. Когда само состояние опьянения является для тебя чем-то новым, неизученным и непонятным.

В голове шумели разные голоса, они смешались в единый неразборчивый вопль. Лампочки ресторана мелькали в голове, будто я попал на школьную дискотеку. Я бы мог получить удовольствие от этого состояния, если бы немного расслабился, но времени не было.

Нужно пробить заказ и отправить на кухню и в бар. Я подошел в киперу, достал блокнот, взглянул в него и понял, что не могу ни черта разглядеть. Буквы расплывались, слова не имели никакого смысла. Я не мог собраться и разглядеть хоть что-то из того, что написал своей же правой рукой.

Ситуация была хреновой. Опьянение резко перестало приносить удовольствие, я начал немного паниковать. Одновременно с этим на кнопку снова нажал одинокий мужичок. Я обещал к нему подойти, как только освобожусь. Все намекало на то, что я обязан вот-вот словить запару. Я уже был одной ногой в ней, и ситуация обещала стать только хуже.

Нужно было подойти к мужику, поговорить с ним и, возможно, повторить виски. Затем нужно было быстро бежать назад к киперу и попытаться разобраться в своих записях на непонятном пьяном языке.

Мужик в углу ресторана стал выглядеть пьяным второй раз за наше знакомство. Он расслабленно развалился в кресле. К маринованной лосятине почти не притронулся, а виски допил. Его речь снова стала размытой. Вместо своей закуски он жевал буквы и еле внятно произносил слова, понимал которые я только из-за того, что сам был сильно нетрезвым.

– Држще. А, држище. Вот, ты дружще получается. А сам в дружбу-то веришь?

Для того, чтобы окончательно войти в образ пьяного мужика, ему не хватало в конце этой фразы икнуть. Наверное, он находился возле последней стадии опьянения – его яростно тянуло на философию. Скорее всего, дальше должны последовать вопросы о политике. Я не успел ответить на вопрос, он не дал мне этого сделать:

– У мня вот друзей нет, зато никто и никогда не предавал!

Наверное, в этой фразе было очень много смысла, но я продолжал спешить:

– Еще виски?

– Да, пожалста.

Я сообщил Роме про еще одну порцию и вернулся к заказу для семейки. Глаза продолжали игнорировать мои просьбы о четкости взгляда, я ни черта не мог разобраться в своих записях. Но Игорь был как никогда кстати. Я протянул ему блокнот с заказом:

– Игорь! Игорь, выручай. Помоги разобрать, че тут вообще написано.

– Блять, че за обезьяна это писала? Я вижу стейк из свинины.

– Пробивай, вроде заказывали.

– Греческий, литр морса.

– Туда же.

В итоге заказ был пробит, меня потихоньку начало отпускать. Я отнес виски мужику, он больше ничего не говорил. Просто сидел с еле открытыми глазами, пытаясь не уснуть. Наверное, ему на сегодня хватит. Тоже самое можно было сказать про меня, но я каким-то чудом до сих пор оставался на ногах. Сыграло то, что мне все-таки удалось поспать пару часов.

Но я даже не думал останавливаться. У бутылки моей не было дна, а похмелье не имело предела и берега. Пока готовились салаты, я отправился в каюту и снова выпил немного виски. После этого попросил Рому налить еще пива, потому что запивать было нечем.

После этого я отправился в курилку. В курилке сидел Ваня – повар по прозвищу Борода. Борода был грозным чуваком, которого побаивался даже шеф. По идее, работать с бородой на кухне не разрешалось, т.к. волосы с нее могли попасть в еду. Но шеф делал вид, что не обращает на это внимания. Отыгрывался он на девочках из холодного цеха, цепляясь даже за слишком густые брови.

Борода вкусно готовил и никогда не смеялся. Он был из тех людей, которые не придерживают дверь в метро, а наоборот – норовят сделать так, чтобы она ударила вас посильнее и желательно заехала по лицу. Я присел рядом с ним и попробовал завести диалог.

– Эх, Иван. Знаешь, пельмени сегодня были особенно вкусными.

– Я видел, как ты отнес полную тарелку на мойку. Так что не пизди. Ты че, опять с похмелья? Ты же 2 дня назад по ресторану слонялся еле живой.

– Нет, с похмелья я был утром.

– Как ты вообще умудряешься еще умудряешься ходить?

– Даже не знаю. Слушай, Вань. А вот ты счастливый человек?

– Я думаю, в этом мире есть вещи поважнее счастья.

– Например?

– Да хрен его знает. Мне идти надо – уху твою отдавать.

Я даже не знал, что мои гости заказали уху. И не знал, что ответить Бороде, впрочем, это было и не обязательно.

Пришлось выбросить сигарету не докурив и возвращаться в ресторан, чтобы вынести суп гостям. Уха пахла очень вкусно. Аромат ее вонзился мне в ноздри и разбудил пельмени, которые с переменным успехом переваривались в животе.

Взяв тарелку, я понес я ее к столу, а когда принес, понял, что мои гости тоже не знали о том, что они заказывали уху.

Так бывает. Все ошибаются. Иногда заказы путаются, забываются или сама по себе в кипере нажимается не та кнопка, которая нужна. А если учесть, что алкоголя во мне было намного больше, чем в среднестатистическом официанте, то вероятность ошибки увеличивалась в геометрической прогрессии.

Вероятно, я просто забыл зачеркнуть уху в своем блокноте, понадеявшись на свою память. А может, просто не слушал женщину, когда она говорила о том, что уху нужно убрать, а вместо нее принести что-то другое.

– Молодой человек, я же русским языком вам сказала, что ребенок уху не будет, что ее нужно поменять на пельмени!

Говорила она как-то протяжно и максимально противным голосом. Пауза была долгой. Я не знал, что ответить.

Да и что я мог сказать. Пару секунд постоял возле их стола с надеждой на то, что женщина сжалится над моим пьяным телом и все-таки примет свою поганую уху. Иногда это помогало, если сделать лицо максимально жалким. Но сегодня мимика работать отказывалась.

Я извинился и отнес суп назад на кухню. Если уху не продаст кто-нибудь из официантов, мне придется ее оплатить и съесть самому. Уха была вкусной, но 700 рублей за тарелку сраного рыбного супа мне отдавать не очень хотелось.

В один момент мне стало безразлично происходящее вокруг. Я не испытывал ничего, кроме холодного и молчаливого спокойствия. Я как будто протрезвел, проснулся, вышел из комы и сделал это все разом.

Я так долго представлял себе этот момент. Представлял, как кидаю засаленный фартук в чье-нибудь засаленное лицо. Посылаю кого-нибудь или сразу всех далеко и надолго. Громко хлопаю дверью и ухожу под застывшие взгляды присутствующих.

Мечтал, что после этого обязательно сюда вернусь. Только как гость. Я бы вернулся в этот ресторан, но уже другим человеком: состоятельным, успешным и в дорогом костюме. Я бы обязательно попросил, чтобы обслуживала меня официантка, которую я больше всего ненавижу. Она, в любом случае, до сих пор бы работала здесь.

Я бы попросил шеф-повара меня чем-нибудь удивить. Обязательно попросил бы ненавистную официантку делать все побыстрее, ведь я тороплюсь – я успешный человек в дорогом костюме.

Наверное, для такого явления подошло бы название «эффект последнего дня на работе». Почему-то сильными мы бываем или хотим быть только в последний день. Только когда наши действия защищены от последствий.

Но сейчас, в этот самый момент, мне не хотелось кидать фартук ни в чье лицо. Я хотел направиться к служебному выходу и больше никогда сюда не возвращаться. Я хотел молча уйти, как это сделала однажды она.

Женщина продолжала кричать, но я уже ничего не слышал. Я подошел к Лене, чтобы попрощаться.

– Что у вас там происходит?! Чем она недовольна?

– Не знаю, я пошел домой.

– Какого хрена? К тебе банкет пришел и что с этим столом стряслось?

– Я не буду брать банкет. Я ухожу, завтра я не приду на работу. Послезавтра – тоже.

Фартук все же пришлось снять, только бросать было не в кого. Поэтому я просто аккуратно положил его возле бара и пошел в раздевалку. Нужно было переодеться и оставить рабочую форму.

– Если ты уйдешь, то зарплату не получишь, понимаешь? Ты вообще все мозги пропил?!

Лена даже не пыталась догнать меня и остановить. Просто выкрикивала в спину фразы, которые меня мало беспокоили. Зарплата у официанта маленькая. На скидках и чаевых я сегодня заработал больше, чем платил мне в месяц владелец заведения. За эту утрату я мог сильно не волноваться.

Нужно было сматываться как можно быстрее, чтобы не появилось даже намека на то, чтобы передумать. Я ушел в раздевалку, чтобы переодеться. До сих пор чувствовал себя достаточно пьяным, поэтому опять провозился со штанами, стоя на одной ноге. Выйдя из раздевалки, я встретил Игоря.

– Ты че реально уволиться хочешь?

– Не хочу – уже уволился.

– Охренеть. Ну ты это… Пиши, звони.

– Зачем? Ты все равно не пьешь. Какой смысл нам встречаться?

– Ага. Ну, мы ж типа друзья.

– Не знаю. Просто нам здесь не нравятся одни и те же люди, вряд ли это можно назвать дружбой. Ладно, до связи.

– До связи.

Мы пожали друг другу руки, и я подошел к служебному выходу.

Время 22:00

Удивительно, но я ничего не чувствовал. Эта дверь выглядела, как обычно. И скрипела точно также, как скрипела 3 дня или год назад. Только пахла как-то особенно и только из-за того, что на улице шел дождь. Это был свежий запах сырости.

Я всегда думал, что в этот момент обязательно испытаю ни с чем не сравнимое, окрыляющее чувство свободы. Но ощущал я нечто другое, и ощущения эти ненадолго вернули меня в детство.

Когда в школе внезапно отменяли занятия из-за заложенной внутри бомбы, я радовался не тому, что она не взорвалась и все остались живы. Я просто хотел поскорее вернуться домой, чтобы поиграть в Сегу.

В моем новом доме Сеги не было, но, по крайней мере, там были стены. Стены, которые защищали меня от ненужных взглядов, неприятных людей и идиотских вопросов.

Я переступил порог, дверь закрылась, и я пошагал по улице. Уверенно перепрыгнул через лужу, наступив в нее и намочив правый кед.

Вряд ли это могло испортить мне настроение. Оно беспрерывно повышалось по мере моего отдаления от ресторана.

Оказывается, это было так легко. Почти 4 года я каждый день собирался уйти отсюда. Страдал какой-то отвратительной формой стогкольмского синдрома и находил причины остаться.

Меня не интересовало, что будет дальше. Было неважно, чем я буду заниматься и о чем думать. Я просто хотел уйти еще дальше.

Я обернулся в последний раз. Посмотрел на сияющую вывеску ресторана и свернул за угол. Нужно было выпить.

***

После 22:00 алкоголь купить тяжело, но вполне возможно. Благо я изучил все ларьки, которые находились неподалеку.

Один из них находился в минуте ходьбы от ресторана. Я подошел, постучал по окошку, немного подождал, но ответа не последовало. Постучал еще раз. Через несколько секунд появилось лицо женщины, которая то ли спала, то ли очень сильно хотела спать.

– Здравствуйте. Можно пиво, светлое. Вон то.

Я показал пальцем на пиво, которое стояло на полке. В холодильнике была только газировка. Вероятно, алкоголь продавался здесь не совсем законно.

– Никого нет рядом? – спросила сонная женщина.

Я из вежливости огляделся, но рядом никого не увидел. Улица была темной, хоть и находилась почти в центре города. Не было ни прохожих, ни проезжающих мимо машин.

– Неа.

Женщина протянула мне бутылку. Я протянул ей деньги:

– А холодного нет?

Продавщица слегка покачала щеками в разные стороны и захлопнула окошко.

Эх, теплое, так теплое. Какая уж разница.

Пробка на пиве была из старых – которые не откручиваются просто так. Я решил воспользоваться зажигалкой, но зачем-то раскровил большой палец. После этого в ход пошла лавочка, которая стояла на остановке. Прислонил пробку к железяке и ударил ладошкой.

Звук был приятным. Пробка отлетела и со звоном ударилась об асфальт. Теплое пиво пенилось и вытекало из бутылки с тихим шипением. На вкус я не обращал внимания. Главное, что я был свободен и наконец-то остался один.

Дождь не хотел заканчиваться. Хотел бы я сказать, что он окончательно смыл все мои печали. Но смыл он только пивное пятно с футболки и мое желание дойти до дома в сухих кедах.

Я покинул эти проклятые стены, но мысли не хотели покидать пьяную голову. На секунду пришло осознание того, что пробник моей жизни постепенно заканчивался. Наверное, наступил тот самый момент, когда нужно приниматься за что-то более серьезное и скучное.

Но чем я могу быть полезен этому миру и какую пользу он может предложить мне в ответ? Я не стал великим спортсменом, да и, в принципе, спортом перестал заниматься. Вряд ли я стану водителем маршрутки, и, как выяснилось, вряд ли смогу быть переводчиком.

Чем же я теперь займусь? Вне этого проклятого ресторана с корабликами и каютами. Может, настал момент встряхнуть от пыли свой диплом и подумать, куда его и меня можно пристроить?

Может, я подумаю над тем, чтобы открыть небольшой бизнес. Можно производить пазлы или рыболовные крючки ручной работы.

Вряд ли это кому-то пригодится, и вряд ли я буду этим заниматься. Но я фантазировал – шел по улице, мечтал и мне это нравилось. Наверное, лучше потратить всю жизнь на безуспешные поиски себя, чем даже не попытаться этого сделать.

На улице было безлюдно. Можно не переживать о том, чтобы прятать пиво в пакетик и спокойно пить. Чувство мнимой свободы во мне приумножилось.

Оно вдвойне увеличилось, когда я осознал, что завтра мне никуда не нужно, послезавтра – тоже. От понимания этого я становился безумно счастлив.

Один момент не давал покоя. Я знал, что похмелье не отпустит меня просто так. 5 или 6 дней употребления не могут пройти бесследно. Мне придется пострадать. Похмелье можно обмануть, но нельзя победить окончательно. Оно все равно вернется к тебе с удвоенной или утроенной силой. Похмелье отступает пока ты продолжаешь пить, но когда-то наступает конец, и оно обрушивается на тебя с той же силой, с какой ты пил все эти дни.

Я уже знаю, что трясти меня будет баллов на 8. Сердце будет ненадолго замолкать, а иногда будет казаться, что оно вот-вот выпрыгнет из груди. Челюсть сведет настолько, что будет сложно разговаривать, да и разговаривать будет хотеться несильно.

Спать я буду мало. Бессонница будет долгой и мучительной. А если получится уснуть, то в этом тоже будет мало приятного. Самые страшные сны, которые приходили в мою голову, бывали с похмелья. Такого сна и врагу не пожелаешь. Достаточно 5 минут, чтобы тебя выбросило обратно в испуге и в поту.

Организм алкоголика переживает, что его хозяин может умереть во сне, поэтому подкидывает в голову настолько страшные картинки, что уснуть даже перестаешь пытаться.

Но все это будет завтра. И послезавтра. Поэтому переживал я не сильно и продолжал идти. Сегодня хотелось просто немного отпраздновать. Я подошел ко второму киоску, чтобы взять еще пива.

Вторая бутылка была прохладной, а пробка приятно и легко откручивалась. Я прошел примерно полпути. Кеды намокли и стали тяжелее. Ноги постепенно стали уставать.

Дождь наконец закончился. Тучи рассеялись, и на небе постепенно появлялись звезды. Их было много. Меньше, чем бывает вне тесного города, но тоже неплохо.

Я понял, что ноги постепенно отказывались шагать, и решил просто прилечь. Немного передохнуть перед тем, как отправиться дальше. И я прилег. Увалился на мокрую траву примерно в двух метрах от дороги.

Пьяному мне звезды показались намного интереснее, чем обычно. Я не из тех, кто в них разбирается. Не знаю ни одного созвездия, кроме Большой медведицы в виде ковша. Остальные не похожи на какие-то привычные предметы, поэтому всегда было трудно их запомнить.

Я просто лежал и смотрел вверх, не обращая внимания на сигналившие машины, которые изредка проезжали мимо. Мог бы это делать еще несколько часов, если бы только не заканчивалось пиво. Но пролежать так долго мне не удалось.

Где-то сбоку кто-то начал шуршать в траве. Затем этот кто-то начал сопеть, громко дышать и похрюкивать.

Я не сразу понял, что меня начал обнюхивать какой-то песель. Белый, с большими висящими ушами и коричневыми пятнами. В породах я тоже не разбираюсь, также, как и в созвездиях.

– Песель! Иди сюда.

На самом деле хозяин крикнул имя собаки, но я его не запомнил. Затем хозяин собаки обратился ко мне:

– Парень, у тебя все нормально? Давай поднимайся.

Что за люди… Даже на пьяные звезды не дают посмотреть. Мужик подал мне руку и помог встать, хоть я его об этом и не просил.

– Все хорошо. Спасибо.

– Ты не лежи так, простынешь.

Я улыбнулся, и мужик ушел следом за своей бегущей собакой. А мне нехотя пришлось продолжить идти. Я практически решил пожалеть о своей идее дойти до дома пешком, но спустя полбутылки пива, я начал видеть знакомые очертания домов.

Не знаю точно, сколько я шел, но был сильно рад увидеть свою улицу, фонари и лавочки. Был рад даже большой мусорке, которую так редко убирали.

До этой поры лица на моем пути встречались мрачные, а спины сутулые. Теперь же, вблизи собственного дома, все изменилось. Лица были все такими же, но смотреть в них было намного приятнее. Фонари светили ярче и приглашали прогуляться по таким знакомым переулкам.

В ногах появилась сила, а внутри – уверенность. Нужно было добраться до того самого круглосуточного магазина, который оставался единственной преградой на моем пути к дому. Я вспомнил, что давно не курил и суетливо достал пачку из кармана. Оставалось совсем чуть-чуть.

Спустя одну сигарету, я вошел в магазин. Практически с чувством легкого волнения и предвкушением чего-то необычного и нового. Этого не случилось.

В магазине была все та же продавщица. Когда я вошел, она снова окинула меня взглядом полным ненависти, таким же, как и утром. Сначала я подумал, что ей во мне что-то не нравилось, но затем понял, что с таким же взглядом она смотрит и на остальных посетителей. Эта гримаса, в принципе, не сходила с ее тухлой физиономии.

Я планировал хорошенько отметить свой маленький подвиг и купить какой-нибудь относительно дорогой виски. Может быть, я возьму текилу, чтобы праздник растекся по моим венам с удвоенной силой.

Я оглядел прилавки и понял, что самый дорогой виски в магазине был очень дешевым. На текилу не было даже намека. Несколько видов водки и непонятного коньяка стояли на пыльных полках и расхватывались воскресными покупателями. В воскресенье в алкогольные магазины приходят, в основном, грустные люди. Те, которые не пытаются шутить с продавщицей.

Во всей округе круглосуточных магазинов было немного, поэтому сюда стекалось много людей. Разного рода работяги и бедолаги. Очередь была приличной, но двигалась быстро.

Кто-то приходил целыми компаниями. Из этих кучек людей периодически раздавался хриплый, глухой смех. Руки их были грязными, а разговоры громкими.

Как бы я хотел не быть частью этих диалогов. Как бы я хотел не стоять в этой очереди. Хотел отделиться и представить, что сильно от этих людей отличаюсь.

Но нет же. Я, как и они, стоял здесь и ждал, когда мне продадут то, что я смогу выпить, чтобы стало немного полегче.

***

Наконец очередь почти дошла до меня. От продавщицы отделял один мужчина – невысокого роста и с усами. Он суетливо шарил по карманам и перебирал в руках мелочь. Возле кассы стояла чекушка водки. Было видно, что ему не хватает.

– Следующий!

– Родная, 3 рубля не хватает блять. Занесу через 10 минут, ну.

– Следующий!

Женщина была неприступна. Я сунул руку в карман и достал горсть монет. Одну из них положил на кассу.

Усы мужика зашевелились, а лицо продавщицы искривилось еще сильнее. Ей это не понравилось.

– Сына, спасибо тебе. Выручил.

– Да не за что.

Мужик схватил чекушку и почти выбежал из магазина. Следующим был я. Ткнул пальцем на дешевый виски. Взял еще колы, чтобы запить, немного пива и пачку сигарет. Неплохой набор, чтобы добавить красок этому вечеру, который постепенно переходил в ночь.

Время 00:00.

Выйдя из магазина, я закурил. До дома оставалось несколько шагов.

Снова неудачно перешагнул лужу и намочил кеды, но почти не обратил на это внимания. Даже дождь страшен только пока ты не намок полностью. По этому же принципу я собирался сегодня напиться. Без остатка и до относительного беспамятства. Скорее всего, снова усну в одежде – плевать. Меня успокаивала мысль о том, что если я и проснусь, то не от мерзкого звука будильника.

Через пару шагов я услышал спиной голос.

– Сына! Погоди.

Я обернулся и понял, что ко мне приближается какое-то тело невысокого роста. Чуть позже у тела стали заметны усы.

– Сына! Спасибо тебе.

Почему-то стало приятно. Как будто крик этот был из далекого теплого прошлого, в котором мне еще не нужно было курить и стоять в очереди магазина алкогольных напитков. Мне не составило труда в ответ назвать этого мужичка батей:

– Да делов-то, бать. Три рубля всего…

– Это для тебя три рубля. А для меня намно-о-о-го больше. Вот жалко ей было?

– Работа у них такая.

– Работа… Каждый раз же возвращаю. Ты куда идешь?

Я понял, что так просто он от меня не отстанет. Мне никогда не составляло труда пить одному. Даже наоборот – получал я удовольствие только когда оставался с бутылкой и в полном одиночестве. Все остальное казалось мне банальной, бессмысленной пьянкой.

Мужик явно считал по-другому, поэтому нашел собутыльника в виде меня. Я был не против – настроение было неплохим. Я сильно хотел домой, но это могло и подождать:

– Домой собирался.

– А че тебе дома делать?

Этот вопрос загнал меня в тупик. Поэтому усатый дядька продолжил.

– Пойдем, у меня там свое местечко есть.

Может, это была и плохая идея – идти куда-то с незнакомым человеком. Но двое пьяных людей обычно быстро находят общий язык.

Под своим местечком мужик понимал обычную лавочку во дворе. Здесь было тихо, и не было посторонних глаз. Он присел первым. Легким движением открыл бутылку и принялся пить водку без лишних прелюдий – прямо из горла.

– А ты че там взял-то? – спросил он про мой алкогольный выбор.

– У меня виски.

– Фу, гадость. Самогон – только херовый.

Мне стало даже как-то неловко. Я вспомнил, что взял немного пива и решил сначала открыть его. Я еще раз посмотрел на мужика. Усы его были очень густыми, а волосы в носу такими длинными, что казалось вот-вот достанут носа моего.

На нем были вельветовые штаны. Я думал, что вельвет никто не носит уже лет 10, но было видно, что ему на это наплевать. Штаны были чистыми и выглаженными. Он и в целом был достаточно опрятен, и почти не походил на бродягу, которых в этом районе было достаточно. Совсем он не был похож на человека, которому могло не хватить мелочи на чекушку водки.

А еще он красиво курил. Не так, как я. Я будто заглатывал сигарету за 5 или 6 затяжек – быстро и без раздумий. Он же смаковал каждый ее сантиметр и старался продлить удовольствие.

Мне почему-то всегда были любопытны курящие старики. Было интересно, как человек не может или не хочет отказаться от того, что действительно любит, несмотря на риск неминуемой смерти. Казалось, что он курил так, как будто и в самом деле каждая сигарета могла оказаться для него последней.

Усатый мужик без остановки что-то рассказывал. Мне оставалось только периодически кивать головой и соглашаться. Казалось, на каждую мою фразу у него был подходящий анекдот. Он идеально владел этим умершим жанром.

Она говорила, что моей единственный талант заключается в том, что я умею слушать. Не знаю. Я просто не особо люблю что-то рассказывать. А в диалоге с человеком чаще всего думаю о чем-то своем и просто молчу, не забывая при этом покачивать головой в знак согласия.

Вот и усатый мужик этим моим талантом пользовался в полной мере. Я уже давно потерял нить его рассказа, но говорил он что-то очень интересное. Вспоминал советские фильмы и русскую классику, смешивал все этой с частичкой своей трагичной биографии и порцией анекдотов – смешных и не очень.

– Слушай, а ты хороший парень. – сказал он и снова сделал глоток водки.

И как он умудрился это понять? Я, как обычно, почти не проронил ни слова за весь наш недолгий разговор. Может, до сих пор благодарил за те 3 рубля, которые я ему добавил.

– А можно вопрос?

– Конечно, сына, спрашивай епт.

– А вы счастливый человек?

– Я? Конечно. Вот ща чекушку допью, буду самым счастливым.

– А в целом?

– Этого я тебе, братец, не подскажу. Не знаю я потому что. Да и надо оно мне, знать-то? Но одно знаю точно – пьяный проспится – дурак никогда.

– А вы кто?

– Я-то? Конечно, дурак! Ты вот слушай. Моя-то, Сонька, знашь че говорит.

Говорит, мол, сушку нам нужно купить для фруктов бля… А я – босота, в детстве фруктов-то отродясь не видал, а их оказывается еще сушить что ли надо? Кхе-е-е. – мужик хрипло прокашлялся и продолжил.

Так вот, я хуйню-то энту взял и купил. Ну, не дурак ли, а? Хуйню-то я купил, а все хуевый. Домой приду, лягу тихонечко, чтобы не разбудить ее. А то знаешь, че начнется… У-у-у.

Так и сидели мы почти 2 часа. Историям мужика не было края, но всему приходит конец. Чекушка закончилась, наступила грустная пауза. Я предложил ему денег, чтобы он купил еще, но тот вежливо отказался. Виски он тоже принципиально пить не стал.

Пришло время прощаться. Он дал мне свой номер и попросил позвонить завтра или потом, когда-нибудь. Я сказал, что обязательно сделаю это, но понимал, что, скорее всего, мы больше никогда не увидимся и вряд ли когда-нибудь созвонимся. Мы встретились случайно в пьяное и грустное воскресенье – этого было достаточно.

Мы расстались и каждый пошел по своим домам. Было видно, что по какой-то причине он туда идти не хотел. Определенно, человека, который не хочет возвращаться домой, трудно назвать счастливым. У меня этой проблемы не было, пускай дома меня никто не ждал. Хотя, может, в этом и таилась вся суть.

Неудивительно, что в этот день на моем пути встречались, в основном, люди грустные и не очень счастливые. Один только Игорь – некурящий и непьющий был доволен собой и оптимистично смотрел в будущее.

Вряд ли я мог получить ответы на свои вопросы, которых накопилось так много. И вряд ли кто-то из этих людей мог бы подсказать мне, как все-таки научиться плавать в этом странном озере под названием «жизнь».

Наверное, придется продолжать барахтаться и попробовать разобраться во всем самому. Благо у меня осталась еще целая бутылка виски, пускай и самого дешевого.

Я вошел в подъезд и нажал на кнопку, чтобы вызвать лифт. Он больше не казался мне таким страшным, и я знал, что вряд ли я здесь умру прямо сейчас, хотя утром я действительно так думал.

Снова представил о том, что ждет меня завтра и снова попытался эти мысли выбросить. Думать о завтрашнем дне я вряд ли смогу быстро научиться. Да и честно, не особо хочется.

Я вышел из лифта и вставил ключ в дверь. Внутри меня не ждало ничего нового: бутылки все также лежали в прекрасном беспорядке. Обои на стенах были все те же, даже тумбочка в углу не сдвинулась с места – квартира не изменилась и ждала меня в том же состоянии, в котором я ее оставил.

Стало спокойно. Я наконец-то оказался дома.

В холодильнике было пусто – о еде я снова забыл позаботиться. На полке стояла

одинокая банка горчицы. Проблема в том, что ее даже не на что было намазать. Ничего страшного – в кармане была полная пачка сигарет. Курящий человек точно знает, что иногда лучше обойтись без еды, чем без никотина.

В квартире пахло пустотой, и мне это нравилось. Когда она ушла, я перестал без надобности включать свет. Каждый уголок этого дома я знал наизусть.

Иногда я подумывал завести кота. Чтобы ждал меня дома вместе с обоями и тумбочкой, стоящей в углу. Но я даже с цветком и то справиться не смог.

Остатки фикуса по имени Наташа стояли на полке шкафа и уныло напоминали о моей никчемности. Не помню, почему я дал ей такое имя и не помню, почему она не смогла выжить, хоть поливал и ухаживал за ней по всем правилам.

Я не стал ее выкидывать. Так и пылится на полке, чтобы напоминать мне о том, что кота заводить не стоит…

***

Было уже относительно поздно. Я попробовал закрыть глаза, чтобы проверить хочу ли я спать – бесполезно. Я разучился нормально засыпать и знал, что сегодня тоже вряд ли получится.

А эти птицы… Как прекрасно они поют и как ужасны их песни ранним утром. От этих голосов попытки уснуть становятся просто никчемными. Каким-то образом от этого пения не спасает даже плотный стеклопакет. Будь моя воля я бы взял ружье и расстрелял все деревья в округе, но, к огромному счастью, ружья у меня не было.

Я налил виски в стакан, смешал с остатками льда и Колы и сделал мощный глоток.

Мысли снова ожили в голове: о ней, о том, что делать дальше. Я не мог перестать думать даже про усатого мужика с чекушкой водки. Иногда я пытался писать стихи, чтобы как-то унять этот поток. Но получалось что-то отвратительное, розовое и с большим количеством глагольных рифм, поэтому быстро от этой идеи отказался.

Я сидел на полу, облокотившись на диван. Дешевый виски, смешанный с Колой, вливался очень легко. Я пил и думал – наверное, хорошо, что она ушла. Теперь я могу курить в квартире и громко слушать музыку.

Даже такая мелочь делала эту ночь более приятной. Я вышел на балкон, чтобы наполнить легкие сигаретным дымом, смешанным с относительно свежим городским воздухом.

Все-таки ночь прекрасна. Когда нет людей и машины не гоняют туда-сюда. Если бы была такая возможность, я бы проголосовал за то, чтобы день никогда не наступал. Я бы определенно хотел потеряться здесь навечно. В этом моменте и на этом балконе с почти полной бутылкой дешевого виски.

На улице было прохладно, но алкоголь меня неплохо согревал. Я посмотрел вниз. Машины теснились на парковке возле дома. Я хотел плюнуть и посчитать, за какое время мой плевок достигнет асфальта. Не знаю зачем – просто пытался себя хоть как-то развлечь.

Прицелился так, чтобы случайно не плюнуть на крышу одной из машин. Раз, два, т…

Он не пролетел даже трех секунд! Этот факт меня удивил и немного взбудоражил. Всего три секунды! Интересно, за какое время долетел бы я? Куда бы я упал? Красиво грохнулся бы на крышу автомобиля? Чтобы дворник, который убирает улицу по утрам, обнаружил меня в прекрасной позе и телом, безупречно изуродованным от осколков стекла. Или я уныло распластаюсь возле своего же плевка? Так, чтобы не задеть стоящие внизу машины. Ведь иначе ее хозяин не сможет утром понедельника добраться на работу.

Да уж… Странно это все.

Я закрыл окно на балконе и вернулся к своей комнате – виски и Кола сами себя не допьют, поэтому остальные мысли я решил отложить. Просто лег и стал пялиться в обои. Я знал их узор наизусть. Обои были самыми дешевыми – квартиру явно делали без особого трепета, любви и желания с целью побыстрее ее сдать.

Она нравилась мне и такой. Думаю, это было взаимно. Мне почему-то всегда казалось, что если человеку не нравится его квартира, то дело совсем не в ней. Не в том, какие обои наклеены на ее стенах и не в ремонте.

Единственное, в чем я ее подводил, так в том, что редко убирался. Я понимал, что мог бы делать это почаще. Эта мысль крепко ухватилась за мозг, и мне резко захотелось что-то делать. Я достал из шкафа все большие пакеты и начал собирать пустые бутылки. Спотыкался, а они гремели на 2 ближайших этажа, но я продолжал укладывать их в пакет.

Откуда-то появились силы и неугомонное желание сделать ей, своей квартире, чуточку лучше, сделать ее более красивой и опрятной.

Я потратил минут 20 только на то, чтобы убрать все бутылки, пустые и не только. Залез под диван и достал еще парочку оттуда, там же нашел бесконечное количество пачек от сигарет, какие-то бычки и прочую гадость.

Всего накопилось пакетов 7 или 8. Я немного выдохнул, присел на диван, закурил и глотнул теплый виски с Колой. Осмотрел квартиру – кажется, стало лучше. Воздуха в комнате точно прибавилось, запинаться о бутылки больше не нужно.

Снова вспомнил о ней. Да, наверное, ей бы понравилось, что я убрался. Хорошо, что она этого не видит. Наверное, завтра я возьмусь за шкаф. Сложу все футболки и носки по полкам, аккуратно и по местам.

В один момент меня охватил ни с чем несравнимый энтузиазм и желание все поменять. Может быть, я снова подумаю над тем, чтобы купить новый телефон или слетать куда-нибудь отдохнуть. Наверное, это и есть начало моей очередной новой жизни – определенно! Может быть, я изменюсь и начну думать о завтрашнем дне. Да уж. Жалко, конечно, что все это – полный пиздеж.

В оформлении обложки использованы иллюстрации автора