| [Все] [А] [Б] [В] [Г] [Д] [Е] [Ж] [З] [И] [Й] [К] [Л] [М] [Н] [О] [П] [Р] [С] [Т] [У] [Ф] [Х] [Ц] [Ч] [Ш] [Щ] [Э] [Ю] [Я] [Прочее] | [Рекомендации сообщества] [Книжный торрент] |
Возвращение волшебника, или Мечты сбываются (fb2)
- Возвращение волшебника, или Мечты сбываются [Веселая городская притча для взрослых детей] 1128K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Женя Л.
Женя Л.
Возвращение волшебника или Мечты сбываются
Возвращение волшебника или Мечты сбываются
( веселая городская притча для взрослых детей )
Семен вернулся неожиданно. Зоя Вячеславовна, давно уже свыкшаяся с мыслью, что сына ей больше не видать, потому как не было от него вестей лет двадцать, только ахнула, когда открыла дверь и увидела на пороге почти неизменившегося своего Сему. Конечно, сын повзрослел, но для сорокалетнего мужчины выглядел прекрасно. Лицо у него было гладким, свежим и без морщин, а глаза блестели как в детстве.
- И где же ты пропадал все это время, - не то спросила, не то осудила Зоя Вячеславовна.
Сын обнял ее, пробормотал несколько слов, которых она не разобрала, и вошел в квартиру.
Бросив небольшой рюкзачек на пол и сняв сандалии, он хотел было пройти дальше, но замялся.
- Да ты проходи, проходи, Семочка, в залу, - засуетилась Зоя Вячеславовна и, протиснувшись между сыном и вешалкой, прошмыгнула вперед, чтобы убрать разбросанные вещи. Сема неуверенно шагнул из прихожей и огляделся. Комнаты, которую мама назвала залой, он решительно не узнавал. Во-первых, исчезла стенка, отделявшая их прежнюю гостиную от крохотной кухни, во-вторых, эта единая комната-кухня была до отказа напичкана довольно громоздкой мебелью, которая бессовестно съела скудные хрущевские квадратные метры. Прежде у Семена в гостиной был свой уголок - кресло-кровать, стол и несколько полок с книгами. Все это нехитрое его имущество куда-то делось, уступив место огромной темного дерева стенке, наверное, заграничного производства с цветными стеклами-вставками, двум кожаным креслам, дивану, кофейному столику на гнутых ножках и огромному телевизору на стене. Из бывшей кухни, теперь части залы, выглядывал стального цвета холодильник, а около окна расположился массивный обеденный стол, покрытый синей гобеленовой скатертью с бахромой. В цвет скатерти на окнах висели тяжелые портьеры. Семен почувствовал себя неуютно - неожиданно чужим оказалось пространство, где прошло его детство, но, рассеяв неприятное чувство, он улыбнулся суетящейся вокруг маме:
- Как здесь все поменялось. Это ты так все придумала? - спросил Семен.
- Я, Семочка, я. А кому же еще? Тебе нравится? Я ведь и в бухгалтерии работаю, и в банке тут недалеко уж сколько лет полы мою, - довольно засмеялась мать.
Работой в банке Зоя Вячеславовна очень дорожила, поскольку платили там хорошо, а работа была вечерней. В непростые девяностые она бы просто не выжила без этого банка, а теперь переводила "половые" заработки на счет в том же банке, только в другом отделении, и, когда накапливалась достаточная сумма, что-нибудь покупала. На очереди была кровать. Зоя Вячеславовна хотела большую с балдахином, но такая не вошла бы в ее маленькую спальню, поэтому... Но переживания немолодой одинокой женщины по поводу покупки кровати к рассказу непосредственного отношения не имеют, и их вполне можно опустить. Лучше немного рассказать про Сему, то есть Семена Владиславовича Вострикова.
Семен первые двадцать лет своей жизни ничем от других детей, подростков и прыщавых юношей не отличался - ходил в школу, потом в институт, получал средние отметки, увлекался музыкой и тайно страдал от любви к Катерине, дочери главного редактора Б-ской областной газеты "Красный Луч". Катя училась в параллельном классе и, конечно же, никакого внимания на худого мальчика в синем заношенном школьном пиджачке не обращала и обращать не собиралась - не ее полета птица, то есть птенец. Однако, Семена такое равнодушие не смущало. Он обожал Катю, считал ее прекрасным идеалом, и даже откровенные Катины надменность и пренебрежение не могли поколебать Семину веру в ее совершенство. Целью его жизни на некоторое время стало просто быть рядом с Катей, наблюдать за ней издалека и восхищаться ею. Он даже умудрился поступить в тот же ВУЗ, что и дочка редактора, только, разумеется, не на престижную специальность. Впрочем, что там была за специальность Семену было все равно, поскольку она, специальность, его решительно не интересовала. Прокантовавшись положенных пять лет в институте без особого успеха и не добившись хотя бы мало-мальского расположения Катерины, Семен получил распределение в конструкторское бюро при большом заводе, но нахлынувшая перестройка быстренько превратила бюро в ООО, где Семену места не нашлось. Тогда он устроился сторожем на автостоянку, владельцем которой был его недоучившийся одногруппник, и начал читать. Катерина к тому времени вышла замуж за сына какого-то по счету бывшего секретаря обкома партии, в считанные месяцы перековавшегося в успешного бизнесмена, и пропала. Как-то случайно Семен узнал от бывшего одноклассника, что у Кати родился ребенок, и папа купил или построил ей роскошный коттедж в лесопарковой зоне города. К тому времени юношеская страсть стихла, и Семен стал наверстывать то, что упустил за годы томления по Кате. Читал Семен все подряд. Благо, на стихийно появившихся почти на каждом людном углу прилавках можно было найти все, что угодно. Сначала Семен покупал детективы и кое-какую фантастику, но однажды, неожиданно для себя, приобрел двухтомник "Энциклопедического изложения масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии" Мэнли Холла. Книжка оказалась непростой - Семен одолевал ее почти полгода и обнаружил множество интересных и новых для себя вещей. Внезапно почувствовав вкус к чему-то таинственному и мистическому, Семен начал покупать книги уже более определенного содержания, читал их, иногда перечитывал и даже делал выписки. Многие слова были непонятными, поэтому пришлось приобрести Большой энциклопедический словарь. Оказалось, правда, что словарь издавался при Советской власти, и многих слов там просто не было. Семен не стал отчаиваться, а решил пополнить словарный запас чтением классиков и записался в библиотеку. Начал он с Данте и Шекспира. На изучение классики у него ушел еще год, но какой! Он и не подозревал, как много всего интересного успели понаписать и насочинять люди всего за несколько веков. Зоя Вячеславовна сначала радовалась увлечению сына книгами, считая, что книги выведут его в люди, но постепенно стала разочаровываться, видя, что Семен не собирался покидать свою сторожку, ничего изменить в своей жизни не стремился и денег в дом практически не приносил. Она довольно долго терпела, надеясь и уговаривая себя, что всем сейчас нелегко, но вскоре поведение сына стало ее раздражать, и в доме начались скандалы. Семен понимал, что мать по-своему права, но поделать ничего не мог. Специальность его оказалась не только непрестижной, но еще и никому ненужной, а способности выживать в новых рыночных реалиях у Семена, как выяснилось, не было вовсе. В конце концов, Зоя Вячеславовна решила сына женить, и жизнь бедолаги стала совсем невыносимой, поскольку почти каждые выходные, если у него не было смены, на обед приходили многочисленные мамины подружки, подружки подружек, дальние родственники со своими знакомыми. И каждый раз сердобольные гости приводили симпатичную или не очень девушку, с которой, как все, включая девушку, надеялись, у Семена будет сначала роман, а потом и свадьба. Но ничего ровным счетом из этой затеи не вышло, так как ближайшим летом Семен взял на автостоянке отпуск и устроился рабочим в экспедицию, которую геологи из местного университета организовывали вместе с французами. Экспедиция планировалась на целое лето в Забайкалье, про которое Семен толком ничего не знал, но ему был обещан полный пансион, какие-то полевые и расчет в конце лета. Работа, как сказал Степан, напарник Семена по стоянке, была не трудная - носить рюкзаки за геологами и иногда копать траншеи или канавы. Сам Степан ехать не мог. Жена его только-только родила двойню и наотрез отказалась отпускать мужа на целое лето в тайгу, а у Семена семьи не было, но была трещина в отношениях с матерью, которую он ни в чем не винил, а, напротив, даже ей сочувствовал, но помочь, как говориться, ничем не мог. Менять свою жизнь в угоду кому-либо Семен не хотел и не собирался, а вот попутешествовать, да еще с геологической экспедицией, ему было интересно. И он уехал, сказав матери, что едет на заработки в Забайкалье. Зоя Вячеславовна очень обрадовалась, собрала, как могла, его в дорогу, то есть купила на вещевом рынке новые джинсы и кроссовки, связала свитер за несколько дней и дала на всякий пожарный случай триста рублей денег. Проводить сына на вокзале она не смогла, поскольку в тот день было собрание агитаторов на избирательном участке, на которое Зоя Вячеславовна не пойти не осмелилась. Уж больно строгим был председатель избиркома, и она боялась, что вычеркнут ее из списков агитаторов, которым, как правило, неплохо платили. Так они и расстались на долгие двадцать почти лет. Все эти годы Семен провел в далеком монастыре, куда попал совершенно случайно, заблудившись в горах поздней осенью того самого года, когда работал с геологами. После окончания полевого сезона денег он не получил, так как рассчитать его должны были в бухгалтерии университета в В-ске. Семен почувствовал себя обманутым, но начальник экспедиции, бородатый доцент огромного роста, разъяснил ему, что он получит все, что причитается в Г-ске сразу по прибытию. Однако, Семен домой не собирался, ему хотелось еще немного пожить в тайге, где все было просто и ясно как у в песне Визбора:
Уходишь - " Счастливо!", Приходишь - "Привет!"
К тому же, смотритель стоявшей неподалеку маленькой метеостанции Толик пригласил его погостить до октября, а у Семена еще остались недочитанными, то есть, честно говоря, вовсе нетронутыми два томика Кастанеды, которые он дал себе слово за лето прочитать и осмыслить. Что произошло потом, никто не знает. То ли не поладили Семен с Толиком, то ли Семен просто пошел прогуляться и заплутал. Толик по этому поводу молчал, да его никто и не спрашивал, а Семен, заблудившись в тайге, долго и безуспешно пытался выбраться, питался ягодами, пил родниковую воду или росу, прятался от диких зверей и совсем было отчаялся, но в одну холодную сентябрьскую ночь набрел на монахов какого-то монастыря. Монахи подобрали его исхудавшего и отчаявшегося и принесли в монастырь. Поскольку говорили в монастыре на непонятном языке, Семен решил, что забрел куда-нибудь в Китай или Монголию, но когда монахи умыли его и напоили чем-то горячим, ему стало безразлично кто они - китайцы ли, монголы или местные буряты; он захотел остаться и остался. Первый год Семен, как мог, помогал монахам, которых в монастыре было двадцать шесть, и учился разговаривать по-ихнему. Это было непросто, поскольку монахи особой разговорчивостью не отличались, больше молчали и улыбались, а если говорили, то короткими фразами, которые легко выдыхались, казалось, прямо из легких. Постепенно Семен начал различать во фразах слова, а потом и постигать их смысл. Через два года он уже мог вполне сносно понимать и говорить на таинственном языке, а еще через полгода, выйдя из своей комнаты как-то утром, Семен увидел сидящего на камне незнакомого мужчину. Никогда раньше Семен его не видел, что ему показалось странным, так как за два года он довольно хорошо познакомился со всеми монахами, а чужих или пришлых в монастыре не было.
- Я знал, что ты должен придти, - сказал мужчина. - Только не знал, решишься ли.
Семен с удивлением посмотрел на говорившего и ничего не понял, поскольку в том, что он попал в монастырь была очевидная случайность и никакой воли или решимости Семена на то не было, но спорить с Учителем не стал...
Через почти двадцать лет после первого разговора состоялся последний, когда Семен объявил, что уходит для того, чтобы изменить мир. Они сидели в саду цветущих вишен и долго беседовали. Никто не знал, о чем они говорили, так как ни одного слова произнесено не было. Слышно было только веселое щебетание птиц да шелест вишневых веток. Наконец, разговор был окончен, они попрощались, и Семен ушел, чтобы вскоре позвонить в квартиру Зои Вячеславовны.
Я не знаю точно чему и как Семен учился все прошлые годы, но Знание, которое ему открылось было настолько простым и добрым, что он почувствовал, нет, осознавал необходимость поделиться этим Знанием с миром. Для того и вернулся.
День первый
Накормив сына, который и есть-то практически ничего не ел, а только смотрел и очень внимательно слушал, и не добившись внятного ответа на простой вопрос, где он был все эти годы, Зоя Вячеславовна осторожно перешла к обсуждению практической стороны дела.
- Где ты будешь жить? - спросила она.
Вопрос для посторонних может показаться кощунственным. Как! Сын вернулся неизвестно откуда через двадцать лет, а она вместо того, чтобы с него пылинки сдувать, осторожно интересуется, не намерен ли сынок у нее обосноваться. Это не так. Зоя Вячеславовна была безумно рада видеть, наконец, сына живым и здоровым. У нее, можно сказать, огромный камень с души свалился. Шутка ли? Целых двадцать лет она понятия не имела даже, жив он или умер. Правда, в последние годы она частенько просыпалась посереди ночи с очень приятным чувством. Ей снились долгие разговоры с сыном. Они были где-то далеко, в вишневом саду, и она хорошо помнила, что не могла точно разобрать слов Семы из-за громкого щебетания птиц. В такие дни у нее было приподнятое настроение, и все получалось. Однажды она рассказала о своих снах Римме, подружке и соседке с первого этажа. Римма замахала руками, заохала и заявила, что Зоя сошла с ума.
- Тебе надо срочно к колдуну сходить, чтобы он с этим поработал!
И Зоя Вячеславовна пошла к знакомому колдуну Риммы, который всего-то за пару тысяч что-то наговорил и нашептал над фотографией Семы, сообщив при этом в осторожных выражениях, что сын ее очень-очень далеко, понимай, что умер. С неделю после этого Зоя Вячеславовна не могла в себя придти, у нее все валилось из рук, и она каждый вечер плакала навзрыд, так как последняя, где-то в глубине души теплящаяся надежда на то, что сын когда-нибудь вернется, угасла. Но через неделю она снова увидела сон про Сему и сад. На сей раз сын показал ей много чудных фокусов и накормил чем-то вкусным-вкусным. "Я скоро приду", - сказал он ей на прощание и поцеловал. Зоя Вячеславовна проснулась окрыленная и счастливая, пошла на кухню варить кофе и вскрикнула от неожиданности - на кухонном столике (тогда у нее еще не было большого обеденного стола) в высоком стакане стояла ветка цветущей вишни. Зоя Вячеславовна смутилась, так как единственным разумным объяснением такому, казалось, таинственному происшествию, было то, что не так давно у них за счет ЖЭКа (или как он там сейчас называется) меняли стояки, разумеется, в рабочее время, и она попросила своего нового, только вселившегося, соседа по лестничной клетке - очень симпатичного, немолодого уже мужчину - открыть хотя бы рабочим дверь. Мужчина вошел в положение Зои Вячеславовны и даже пообещал ей понаблюдать за рабочими, если она не против. На работу ему ходить было не надо, так как он был в творческом отпуске и писал книгу. Зоя Вячеславовна оставила соседу ключи, и вот, пожалуйста, ветка цветущей вишни! Мысли о соседе тут же завладели всем существом Зои Вячеславовны, и она стала придумывать ответный ход. Что касается сына, то как-то так получилось, что тяжесть и горечь, овладевшие ею особенно после посещения колдуна, ушли и сменились чувством не уверенности, пожалуй, нет, а осознанной надежды. Зоя Вячеславовна не могла себе объяснить, какие эмоции она испытывала, да и не пыталась, но тревога по поводу исчезнувшего сына прошла. Получив урок, она уже ни с кем своими снами делиться не стала, а позвонившему секретарю колдуна сказала, что у нее нет денег. Секретарь прозрачно намекнула, что колдун может помочь, но Зоя Вячеславовна лишь вежливо поблагодарила и сказала, что подумает. У нее началась новая пора в жизни.
Пока закипал чайник, она внимательно осмотрела свою двухкомнатную, давно не ремонтированную квартирку и ... начала действовать. Сначала исчезла стена между кухней и гостиной, затем Зоя Вячеславовна раздала и распродала всю старенькую мебель, и началась эпопея покупки новой. За несколько лет Зоя Вячеславовна сумела полностью обновить кухню и оснастить ее современной импортной техникой, выложить совмещенный туалет с ванной итальянской плиткой, сменить пожелтевшие ванну и унитаз на беленькие финские и даже втиснуть между ними новенькую компактную стиральную машину, кажется, шведского производства. Другими словами, у Зои Вячеславовны появились в жизни смысл и цель сразу. С соседом, правда, ничего не вышло. Она начала было звать его на кофе, чай или обед, но тот большей частью благодарил и отнекивался, а когда она, ничего не понимая, спросила, зачем же он тогда преподнес ей ветку цветущей вишни, то сосед, не скрывая удивления, пробормотал что-то про оставленный без присмотра утюг и скрылся. Не то, чтобы она его больше никогда не видела, нет, но сосед стал ее откровенно избегать и даже прятаться. Сначала она переживала, но недолго, резонно решив, что сосед чокнутый раз на работу не ходит, а что-то пишет. "Сядет потом на шею - корми его и обслуживай," - успокоила она себя и пошла по мебельным магазинам присматривать стенку.
"Так где ты будешь жить?"- был вопрос, заданный Зоей Вячеславовной сыну в утро его возвращения. Надо сказать, что Семен не только не обиделся на довольно прямой вопрос матери, а, наоборот, понял ее и посочувствовал. Дело в том, что за годы, проведенные в монастыре, Семен обучился многому, в том числе видеть, понимать, чувствовать и любить окужающий его мир людей и вещей. Он научился быть частичкой этого необъятного мира и одновременно быть самим этим миром. Я могу что-то напутать в объяснениях, подбирая не те слова, но это ведь только слова. Короче, Семен достиг абсолютного совершенства... или постиг его, как Вам больше нравится. Сидя напротив матери, он видел нахлынувшие и раздирающие ее эмоции. Она, безусловно, радовалась его появлению, но эта радость омрачалась легкой тревогой за наметившиеся очень даже душевные отношения с Владимиром Петровичем, отставным военным, перебравшимся в Д-ск недавно, поближе к единственному сыну. Сын этот был женат на дочери близкой подружки Зои Вячеславовны, на дне рождении у которой, она собственно с Владимиром Петровичем и познакомилась. Они как-то сразу понравились друг другу, стали перезваниваться, по выходным ходить в кино и театры, причем, все расходы Владимир Петрович брал на себя. Другими словами, у Зои Вячеславовны начался роман, и она хотела, чтобы у этого романа было продолжение. Правда, дело осложнялось тем, что у Владимира Петровича не было пока своего жилья, и он квартировал у сына. Строительство же его собственной однокомнатной квартиры улучшенной планировки затягивалось, и Зоя Вячеславовна подумывала о том, чтобы, в конце концов, Владимир Петрович переехал к ней, ну, а потом они могли бы обменять две своих квартиры на одну удобную и большую. И тут, совершенно вдруг и неожиданно, появился Сема. Она была ему от души рада, но Сема так долго где-то пропадал, а Владимир Петрович входил в ее жизнь плотно и постепенно становился надежной опорой, правда, пока только в грезах Зои Вячеславовны. Всю эту гамму нахлынувших на мать чувств Семен прочувствовал и понял в одну секунду, он также понял, что квартиры своей Владимир Петрович никогда не увидит, оказавшись в числе, так называемых, обманутых дольщиков, и жилье Зои Вячеславовны станет для него необходимостью, поскольку невестке постоянное пребывание свекра в доме уже порядком надоело.
- Не волнуйся, мама, - сказал Семен. - Все у нас устроится самым замечательным образом!
Зоя Вячеславовна не совсем поняла, что сын имел в виду, но от слов его, как после вишневых снов, ей стало спокойно и хорошо, не очень приятное невысказанное чувство по поводу Семиного пребывания в квартире куда-то ушло, и она стала рассказывать про свою жизнь, выгодно проданный огород, каких-то дальних родственников и знакомых, ни словом, впрочем, не упоминая про Владимира Петровича. Семен, тем временем, пробежал мысленно по каким-то неизвестным нам каналам и нашел место, где застопорилось строительство квартиры маминого ухажера. В обыденной жизни это означало, что для окончательного согласования проекта застройщику, совсем молодой строительной фирме, не только требовалось дать несколько взяток, но и отсудиться с местным строительным монополистом по поводу участка, полученного вполне законным путем, но без одобрения монополиста. Семен легко и скоро, даже не закрывая глаз и не погружаясь в медитацию, все разрулил; в направлении строительства, если можно так выразиться, хлынул поток мощной созидательной энергии, и проблемы застройщика стали волшебным образом решаться одна за другой - чиновники во власти после громкого заявления вновь избранного президента страны решили, дружно и не сговариваясь, повременить со взятками (мало ли что), а строительный монополист города неожиданно получил настолько большой и выгодный государственный заказ, что всякий смысл и желание судиться с каким-то мелким конкурентом отпало само собой, и стройка возобновилась. Сделав это доброе, по сути, дело Семен однако доволен не был. Как бы то ни было, но он грубо вмешался, пусть и с хорошими, но, как ни крути, корыстными намерениями в ход вещей, а этого, по неписанному кодексу, делать не полагалось. Впрочем, Учитель предупреждал, что ему предстоит нарушить много правил и еще большему научиться.
- Ты останешься? - таков был следующий вопрос Зои Вячеславовны. На этот раз Семен понял, что мать совершенно искренне волнуется, не думая ни о квартире, ни о своем друге. Теплое и доброе чувство захлестнуло его, а, поскольку чувства Семена были очень сильными, то оно накрыло и Зою Вячеславовну, сидевшую рядом, и она поняла, что сын от нее уже никуда больше не уйдет. Эта невысказанная новость ее очень обрадовала, придала энергии, которую она не знала, куда деть, от того начала суетиться на кухне и, в конце концов, решила испечь пироги.
- Сейчас на рынок быстренько сгоняю, - сообщила она Семе. - Сегодня воскресенье, выбор больше. А то, хочешь, со мной пойдем.
И она представила, как пойдут они, наконец, с сыном вместе на рынок, он будет помогать ей выбирать мясо и фрукты, носить тяжелые сумки, и, может быть, даже расплачиваться. Впрочем, на то, что у сына есть деньги, Зоя Вячеславовна не очень рассчитывала, а, посмотрев на его простенькую одежду - рубашку и джинсы, только вздохнула. "Джинсы", - внезапно пронеслось у нее в голове. "Боже ж ты мой, это не те ли самые, которые я ему двадцать лет назад покупала! Как их еще называли тогда чудно? Вареные!" И комок подкатился к горлу от нахлынувшей жалости к сыну. Семен тут же уловил настроение матери, подошел к ней и взял за руку. Жалость мгновенно куда-то испарилась, и Зоя Вячеславовна вновь почувствовала легкость и необъяснимую радость. "Господи, что же это со мной?" Но ответа на заданный самой себе вопрос она искать не стала, а начала собираться.
Крытый рынок, называвшейся Кировским, находился минутах в двадцати ходьбы. Можно было проехать и на троллейбусе, но погода была хорошей, день - ясным, и решено было прогуляться.
- Ты, наверное, город-то теперь и не узнаешь, - тараторила Зоя Вячеславовна, разыскивая свои летние туфли.
Туфли были в небольшой встроенной кладовке в прихожей. Собственно, эта кладовка скрывала стояк, который после замены труб уже успел прохудиться и немного подтечь, что совершенно изуродовало эти самые любимые туфли Зои Вячеславовны. Семен, не дожидаясь пока мать наткнется на испорченные туфли, визуализировал новые.
- Ой, смотри, тут мокрехонько! - обнаружила течь Зоя Вячеславовна и расстроилась, достала мокрую картонную коробку, в которой аккуратно хранила свои единственные выходные летние туфли, и приготовилась к самому страшному. Но, открыв коробку, ахнула - туфли не только не были тронуты ржавыми подтеками, но на фоне раскисшего картона выглядели совершенно новыми.
- Ну надо же, как повезло! - обрадовалась она. - Во-время тепло пришло, а так бы выбрасывать пришлось.
От этого маленького происшествия настроение Зои Вячеславовны еще больше улучшилось. Она обследовала стояк, никакой течи не обнаружила и удивилась.
- Наверное, запеклось, - подсказал Сема.
Надо ли объяснять, что, обновив туфли, Семен одновременно исправил и стояк, сам того не желая.
- Да, наверное, - согласилась Зоя Вячеславовна и подумала, что надо будет рассказать про стояк Владимиру Петровичу. Он - мужчина хозяйственный, наверняка, предложит помощь, а, значит, зайдет к ней в гости... А тут - Сема, но нахлынувшее после Семиного рукопожатия хорошее настроение не испортилось, и она, надев чудом уцелевшие туфли, бодрым голосом скомандовала:
- Вперед!
- Вперед! - как в детстве поддержал ее Сема, всовывая босые ноги в растоптанные сандалии.
- Я скоро отпускные получу, - сказала Зоя Вячеславовна. - Мы тебе что-нибудь обязательно купим!
- Не надо, мама, - ответил сын и слегка ее приобнял, но вдвоем у них не было никакой возможности протиснуться в полуоткрытую дверь (полностью открыться двери мешала дверца кладовки, оставленная нараспашку после потопа), поэтому он пропустил мать вперед, потом вышел сам, подождал, пока она запрет массивную металлическую дверь квартиры на два замка и спрячет длинные ключи в косметичку, а косметичку в сумку, снова воскликнул "Вперед!" и поскакал вниз по ступенькам.
До рынка они шли не торопясь, и Семен, привыкший к многочасовому молчаливому созерцанию и утративший привычку говорить на родном языке, старался не разочаровывать мать и вслух удивлялся тому, как сильно изменились улицы, как много новых домов понастроили и как красиво обустроили некоторые дворики и скверики.
- Почти что заграница, - засмеялась Зоя Вячеславовна и рассказала Семе как в позапрошлом году взяла ссуду в банке, где мыла полы, и поехала в автобусный тур по Европе на целых двадцать дней.
Разговаривая с матерью, Семен, тем не менее, не переставал работать, то есть слушать и чувствовать этот незнакомый ему родной город. В отличие от монастыря и его окрестностей, где кроме монахов никогда никто не появлялся, город был набит эмоциями живших в нем людей. Энергии выраженных и скрытых эмоций витали в воздухе между начавшими зеленеть деревьями, домами, улицами и проспектами, мчащимися куда-то машинами и спешащими прохожими. Сливаясь воедино, они создавали что-то вроде энергетических полей, которые и улавливал Семен. Поля, какими он их ощущал, были в основном, серыми или буровато-серыми, а, значит, более разрушительными, чем созидательными. И это утром.
- Что ж, - вздохнул про себя Семен. - Для этого я и пришел.
Чтобы самому не подвергаться разрушительной силе полей города, Семен поставил защиту, отгородился от мира и перестал слышать город. Теперь он был просто одним из нас, благодарным сыном, спешащим под ручку с мамой на воскресный рынок.
- Ты посмотри только, что делается! - воскликнула Зоя Вячеславовна, когда они вошли внутрь.
И вправду, народу на рынке была тьма. Первое по настоящему теплое воскресенье вытряхнуло горожан из зимних берлог-квартир и поманило на природу. У кого есть, отправлялись на дачи, а у кого дач не было, в основном молодежь, находили полянку в лесу или парке, чтобы развести костер и наделать шашлыков, напечь картошки в кожуре, наесться до отвала, а потом играть в волейбол или пить пиво и разговаривать не о чем и обо всем понемногу, что-то кому-то доказывать, с кем-то шумно спорить или просто травить анекдоты и рассказывать смешные истории из своей жизни или чужой. У дачников, конечно, планы были посерьезнее, но, в конце концов, гвоздем программы все равно был домашний шашлык со свежими помидорами и огурцами из местной теплицы, острыми корейскими салатами и фруктами, и поэтому граждане рванули на рынок.
Не привыкший к толкотне и суете Семен растерялся, но Зоя Вячеславовна схватила его за локоть; вместе они внедрились в толпу и стали пробираться к мясному прилавку. Выбрав мясо для пирожков и жаркого на ужин, они отправились к прилавку с фруктами. Там народу было поменьше.
- Привет, Зоя, - крикнула ярко накрашенная худенькая блондинка из-за лотков с помидорами и огурцами. - Я смотрю, ты сегодня с ухажером.
- Это сын мой, Люба, - с гордостью в голосе отвечала Зоя Вячеславовна. - Вот, приехал, наконец.
- Да ты у нас молодая мама, я смотрю, - расхохоталась Люба. - Как зовут-то?
Вопрос был обращен к Семену, но за него ответила Зоя Вячеславовна:
- Занят он, Любушка, занят, голубушка...
- Ну вот, так всегда, - игриво обиделась Люба, хотела еще что-то сказать, но к ней подошла покупательница.
- Что хочешь? - спросила Зоя Вячеславовна Семена. - Черешни?
- Нет, мам, спасибо. Ты покупай, что сама ешь, - ответил Семен.
Они обошли прилавки, прицениваясь, потом купили немного яблок, черешни и арбуз. Арбуз выбирал Семен и, пока он был занят, Зоя Вячеславовна громко рассказывала продавцу, как в детстве Сема не поверил ей, когда она сказала ему, что арбуз - это ягода.
- Он потом признался, что ему стыдно за меня было перед людьми, что я такая неграмотная, - весело рассмеялась она.
Наконец, арбуз был выбран, продавец выбор Семена одобрил и сделал им хорошую скидку ради праздника, правда, какого не уточнил. Зоя Вячеславовна была довольна и счастлива. Они еще раз обошли рынок, купили сметаны, майонеза для салата и торт, после чего направились к выходу.
- Ой, смотри, - Зоя Вячеславовна показала куда-то в сторону.
Там на пыльном подоконнике спала грязная и облезлая кошка. Одно ухо у нее было отморожено, глаза гноились, а хвост наполовину облез.
- Постой здесь, я сбегаю мяска куплю. Я всегда ей мясо покупаю...
Она поставили Семена около окошка, пристроила две его тяжелые сумки на приступочку и ушла. Семен смотрел на кошку. Та, почувствовав чье-то присутствие, открыла слезящиеся глаза. В них не было ни страха, ни настороженности, в них была усталость. "Сейчас мы все устроим," - мысленно сказал ей Семен. Через минуту около кошки остановилась приятная, хорошо одетая женщина.
- Господи! Отчего же ты такая немытая? - спросила она кошку. Та навострила уши.
- Вы не знаете, она чья-то или бездомная?
Вопрос был нелепым и обращен к Семену.
- Она ничья, - ответил Семен.
Тут подошла Зоя Вячеславовна.
- Киса, киса, - и протянула кошке немного мяса на кусочке картона. Кошка с утробным рыком набросилась на еду.
Две женщины тут же разговорились, и та, что подошла первой сказала, что хочет забрать кошку к себе.
- Я одна живу, знаете, а с кисой веселее будет, - и она, дождавшись, когда кошка проглотит последние куски мяса, осторожно взяла ее на руки.
- Постойте, постойте, - засуетилась Зоя Вячеславовна. - Вам надо ее в сумку или коробку, а то удерет ведь!
- Не удерет, мама, не бойся, - успокоил Семен мать.
Он уже знал, что кошка никуда от забиравшей ее женщины не убежит, знал он также, что женщине и кошке предстоит тихая, счастливая и сытая жизнь вместе на долгие годы. Кошку назовут Матильдой, и через полгода это будет лоснящееся, довольное и абсолютно преданное своей спасительнице животное, а рыночную жизнь годовалая Матильда забудет как страшный сон.
Семен с мамой вышли на улицу. Солнце залило небольшую площадь около рынка, выжигая из углов и закоулков жалкие остатки грязного снега, прикрытого обрывками газет и какого-то мусора, брошенного случайным прохожим или украденного случайным ветром из переполненных баков неподалеку.
- Грязь-то какая, - заметила Зоя Вячеславовна.
Семен ничего не ответил, он размышлял над тем, правильно ли он поступил, устроив судьбу кошки. Конечно, дело было хорошее и для женщины, и для кошки, но все произошло только потому, что он, Семен, вмешался. Это было легкое вмешательство, Семен, по-сути, ничего и не предпринимал, он просто отчетливо и в деталях представил себе ухоженную и сытую кошку, а все остальное довершила Вселенная. Этому нехитрому ремеслу он научился на третий или четвертый год пребывания в монастыре. Монахам разрешалось визуализировать и материализировать все, что угодно, но только для собственного пользования. Проделывать такие штуки для соседа или кого-то из мира категорически запрещалось, поскольку это рассматривалось как вмешательство в чужую жизнь. Впрочем, Семен однажды нарушил табу, материализовав ветку вишни в стакане на кухне Зои Вячеславовны. По правде говоря, он так до конца и не понял, почему на материализацию устанавливались такие строгие запреты, даже на подарки. То есть умом он понимал, что какое бы то ни было влияние со стороны постороннего, да еще владеющего практически безграничной властью над миром вещей и событий, может привести к нарушению ритма жизни - ведь человек, и только он сам, несет полную, пусть не всегда осознанную, ответственность за все события своей жизни, но почему нельзя делать маленьких сюрпризов и добрых дел - этого Семен так и не постиг. "Следуй своим инстинктам,"- наставлял его Учитель, вот Семен и следовал. Однако, немного подумав, он постановил для себя больше пока ничего такого не делать и не предпринимать, в дела повседневные не вмешиваться, а наблюдать. Приняв решение, он широко улыбнулся Миру и запел было мантру, но вовремя одумался - его пение могло привлечь внимание и вызвать кучу вопросов, особенно мамы. Однако Семен напрасно беспокоился, Зоя Вячеславовна даже не заметила, что сын что-то там замычал, не заметила она и того, что с минуту-другую он был чем-то озабочен и озадачен. Зоя Вячеславовна была счастлива полным воскресным счастьем, она была довольна и горда, особенно тем, что тяжелые ее сумки с рынка плыли в руках такого сильного и такого славного сына Семочки.
- Куда мы, мама? - спросил Семен, заметив, что они направляются в сторону, противоположную от дома.
- На троллейбус, - пояснила Зоя Вячеславовна. - С такими сумками что переться, лучше проехать.
Семен хотел было возразить, что ему совсем не тяжело, что было чистейшей правдой, но он решил, что мать устала, не стал ничего говорить, а послушно последовал за ней на остановку.
Троллейбуса они так и не дождались, пришлось втискиваться в переполненную маршрутку. Правда, на следующей остановке половина пассажиров вышла, то ли потому, что Семен (тут уж не нарушая никаких правил) представил себе свободное пространство вокруг, то ли потому, что те граждане, что не собрались на природу, рванули за покупками в торговый центр, располагавшийся в бывшем Дворце спорта, и им все равно надо было выходить.
После рынка Зоя Вячеславовна отправила сына отдыхать в свою комнату, а сама, переодевшись в старенький халат, начала колдовать на кухне. Семен, конечно же, предложил свою помощь, но мать только руками замахала:
- Иди, иди, поспи хоть немного, устал, наверное, с дороги, а я тебя еще на рынок зачем-то потащила, - засетовала она и побежала застилать свою постель свежей простыней.
Семен снова решил с матерью не спорить, поблагодарил и лег.
- Как? Ты даже не раздеваясь..., - удивилась Зоя Вячеславовна. - Может, хочешь ванну или душ принять?
Семен, уловив беспокойство матери по поводу чистого белья, послушно пошел в ванную и пустил воду.
- Сема, только сильно воду-то не пускай! - предупредила его Зоя Вячеславовна через закрытую уже дверь. - Нам эти счетчики поставили, будь они не ладные. Не знаю теперь как платить буду.
И она, вздохнув, пошла обратно на кухню, раздираемая противоречивыми эмоциями. Радость от приезда сына начинала смешиваться с другими чувствами, еще не совсем ей самой понятными, и тревогой за теперь уж совместное их будущее.
За ужином Зоя Вячеславовна решила резину не тянуть, а сразу брать быка за рога.
- Сем, ты на какую работу хочешь устроиться?
Вопрос застал Семена врасплох. Когда он планировал, нет, даже не планировал, а скорее почувствовал в себе потребность вернуться в мир и раскрыть людям глаза на суть событий и вещей, то он представлял как будет ходить по улицам или собирать людей на площадях и говорить, говорить им правду, учить их пользоваться своими возможностями, радоваться их победам и поддерживать во временных неудачах. Про работу он как-то не думал, но раскрывать матери истинную цель своего возвращения он пока не стал, помня о принятом решении сначала понаблюдать и осмотреться. Впрочем, наблюдать и осматриваться надо было среди людей, и какая-нибудь служба ему не помешала бы.
- Не знаю пока, - осторожно ответил Семен. - А ты, что-нибудь можешь посоветовать?
Этого-то Зоя Вячеславовна и боялась. Сын приехал на все готовое, без денег, практически без образования (кому нужен его серенький диплом без единого года работы по специальности?) и даже без планов. Амбиции и честолюбие, как она знала, у него напрочь отсутствовали.
- Не знаю, - пожала она плечами. - Надо будет у знакомых поспрашивать. А чем ты-то жил все это время?
Семен улыбнулся:
- Я был счастлив.
Внутри у Зои Вячеславовны екнуло. "Господи, а он нормален ли?"- пронеслось в голове, но сын смотрел ей прямо в глаза и в них было что-то такое, что как-то сразу успокоило ее.
- Не женился? - решилась спросить она.
- Нет, мама.
- А что так?
- Не знаю, я как-то никогда не думал об этом, - честно ответил Семен.
- Катька-то твоя, помнишь ее? Так вот она теперь на телевидении, программу ведет, - сообщила Зоя Вячеславовна.
- Какую программу? - поинтересовался сын. При упоминании имени Кати внутри он почувствовал слабый толчок. Другой на месте Семена вообще бы его не заметил, но Семена к обычным людям, как вы уже поняли, отнести было никак нельзя. Этот теплый удар внутри означал, что где-то глубоко-глубоко, еще в прошлой жизни Семена, эта Катя все еще живет и Семену небезразлична.
- Да утреннюю. Завтра посмотришь.
И снова заговорила о работе:
- Я девочек в бухгалтерии поспрашаю и в отдел кадров зайду, - пообещала она.
Зоя Вячеславовна работала в бухгалтерии Технологического института. Именно этот институт в свое время закончил Семен.
- Я тоже попробую что-нибудь поискать, - пообещал Семен матери.
На том и порешили. Зоя Вячеславовна убрала посуду, позволила Семену помыть и вытереть тарелки, наскоро подтерла пол и хотела было уже сесть смотреть телевизор, но сообразила, что сын, должно быть, устал за день и хочет отдохнуть.
- Ты на диване здесь поспишь? - спросила она, прикидывая, не останутся ли вмятины на коже после того, как на ней кто-нибудь полежит. Дело в том, что Зоя Вячеславовна, хоть и относилась к выбору и покупке мебели очень ответственно, все равно старалась сэкономить и покупала в основном вещи отечественного производства, но сделанные, как ее уверяли, по импортным новейшим технологиям. Такими были ее кожаные диван и кресла. Так вот, подушка кресла, в котором она два года подряд смотрела вечерами телевизор, заметно изменила форму, стала плоской и чуть провалилась. Зоя Вячеславовна расстроилась, подложила под кожаную подушку еще одну подушку, уже обыкновенную, чтобы вернуть креслу прежний вид, и старалась в него больше не садиться. На рынке купила качественный турецкий шезлонг, в нем и смотрела теперь телевизор, а днем шезлонг прятался в спальне.
- Конечно, - откликнулся Семен, даже не взглянув на диван.
- Только, Сем, он не раскладывается, - предупредила Зоя Вячеславовна.
- И не надо, - заверил ее Семен.
Диван ему, в принципе, был не нужен. Времени на отдых и восстановление Семену требовалось немного. Монахи спали либо на твердых топчанах, либо уходили в глубокую расслабляющую медитацию, во время которой тело полностью отдыхало, а силы восстанавливались. Правда в тот вечер он знал, что времени на отдых понадобится больше, так как впервые за почти двадцать лет он съел такой обильный ужин. Разумеется, Семен уже настроил себя на благополучное переваривание и полное усвоение поглощенных им пирожков, салата, тушеной картошки с мясом и майонезом и чая с тортом, но все еще чувствовал непривычную тяжесть. Веки его слипались, а всегдашняя радость и приподнятое настроение куда-то делись. "Надо с такой едой завязывать," - сделал про себя вывод Семен, несколько удивившись слову "завязывать". Хоть и употребил он слово мысленно, но его покоробило. "Откуда я его вообще знаю?" - удивился он и вспомнил, что на рынке мельком слышал, как разговаривали две женщины, наверное, подружки. И одна говорила другой, что ей надо с чем-то завязывать, а то доиграется. При этом, она еще употребила несколько слов, особого смысла у которых, как он помнил, не было, тем и опасны эти слова-ругательства, поскольку несут они сильную разрушительную энергию. Эта энергия, как пуля, выскакивает из говорящего и поражает все подряд, а, когда ругается, как он обратил внимание, каждый второй и на рынке, и в маршрутке, то эта энергия, накапливаясь, создает, в том числе, и тот серый эмоциональный фон, который так неприятно поразил Семена утром. "М-да, есть над чем поработать," - повторил он сам себе, засыпая. В соседней комнате счастливая Зоя Вячеславовна представляла себе как назавтра будет рассказывать на работе о возвращении сына. "Может повезет, найду ему работу в институте," - подумала она, повернулась на бок и заснула.
День второй
Проснулся Семен рано. От непривычно сытного и обильного ужина он все еще ощущал некоторую тяжесть и дискомфорт, но после нескольких простых упражнений дискомфорт ушел, а настроение улучшилось. Мысленно Семен улыбнулся новому дню и уже готов был погрузиться в утреннюю медитацию, как вдруг раздался какой-то странный утробный звук похожий на гул. Семен не испугался, но от неожиданности вздрогнул. В соседней комнате заскрипела кровать Зои Вячеславовны, и почти сразу же зазвенел будильник. Странный звук, отвлекший Семена от медитации, смолк.
- Это трубы у соседей шумят, сынок, - пояснила появившаяся в дверях Зоя Вячеславовна.
У нее было заспанное и уставшее лицо. Глаза опухли, уложенные накануне волосы за ночь растрепались и торчали во все стороны, босые ноги плохо слушались. Семен мгновенно определил, что у мамы болело колено. С коленом он мог помочь очень быстро, что и сделал, несмотря на то, что накануне твердо решил пока в естественный ход вещей не вмешиваться.
- Ты уже встал? Доброе утро, сынок, - уже веселее, видимо почувствовав, но не осознав, облегчение в колене, сказала Зоя Вячеславовна.
Она прошла на кухню, налила воды в чайник, спросила у Семен что он хочет на завтрак - яичницу или остатки ужина, и, не получив ответа, отправилась в ванную. Перспектива завтрака немного напугала Семена. Он, конечно же, мог применить свою силу и сделать так, чтобы Зоя Вячеславовна вообще про завтрак не вспомнила, но это было слишком. Вздохнув, он в который раз решил, что будет действовать по обстоятельствам. Услышав свисток закипающего чайника, Семен подошел к плите. Вода в чайнике уже во всю бурлила. Семен выключил горелку и проделал несколько пассов руками над кипятком, причем ладонь его, несколько раз попавшая под струю горячего пара, вырывавшегося из носика чайника, казалось, ничего не почувствовала. Зарядив таким образом воду, Семен разлил ее по чашкам.
- А, проголодался уже!
Зоя Вячеславовна появилась на кухне посвежевшая после душа с уложенными феном волосами.
- Сейчас я тебе что-нибудь сготовлю!
- Не надо, мама, - попросил Семен. - Давай вот воды попьем.
И он протянул ей чашку с водой.
- Да ты что? Пустую воду, что ли, хлебать собрался? У меня и чай есть, и кофе. Кофе хорошее, я в нашем буфете покупаю, девочки мне без наценки продают как сотруднику.
Семен смутился, но тут же нашелся:
- Так я же не знаю, где у тебя кофе.
Зоя Вячеславовна достала банку с кофе, насыпала в отдающую голубизной после Семеновых пассов воду коричневого порошка и две ложки сахара.
- На, вот, сам угощайся, - она пододвинула жестянку с кофе к чашке Семена. Семен, решивший не выделяться и не выпендриваться, послушно взял ложку.
- А давай торт доедим на завтрак! - не унималась Зоя Вячеславовна и полезла в холодильник. Через минуту она всучила Семену тарелку, на которой громоздилась добрая осьмушка торта, причем достались ему две кремовые розочки и шоколадный вензель. Вздохнув, мысленно глубоко и искренне поблагодарив всех тех, кто делал торт, и маму, за то, что она его кормит и любит, Семен принялся за сладкое.
- Пойдем Катьку твою смотреть, - вспомнила Зоя Вячеславовна.
Она включила телевизор, достала из выдвижного ящичка стенки небольшую скатерку и набросила ее на кофейный столик.
- Садись, - пригласила она сына. - А я на своем кресле....
Зоя Вячеславовна вынесла из спальни полосатый шезлонг и устроилась рядом. На большом экране шла заставка - веселый Колобок катился по лесной тропинке и собирал друзей. Наконец, все пришли в дом Колобка, сели перед телевизором и стали угощаться мороженным, видимо, производства местного завода. "Спонсор утреннего показа - Ж-ский государственный мясокомбинат,"- произнес бодрый голос за кадром. Причем здесь мороженное Семен не разобрал, но размышлять на эту тему уже было некогда, на экране появилась ведущая - безукоризненно одетая, накрашенная и белокурая.
- Доброе утро! - улыбнулась ведущая. - Я, Екатерина Слизь, работаю для вас в студии утреннего прямого эфира телеканала "Треть". И сегодня у нас в гостях член совета директоров З-ского мясокомбината, депутат городской думы Игорь Андреевич Болотов. Здравствуйте, Игорь Андреевич!
- Здравствуйте, Катя.
- Скажите, как настроение с утра?
- Бодрое.
- А что Вы на завтрак ели?
- Да пока ничего. Кофе выпил и скорее сюда, чтобы не опоздать.
- Игорь Андреевич, - игривым голосом продолжала ведущая. - А Вы после эфира куда поедете, на комбинат или в Думу?
- Катя, я поеду завтракать.
Брови ведущей взметнулись вверх:
- А куда, если не секрет?
- Не секрет. В нашу столовую на комбинате. Не побоюсь вот так в прямом эфире заявить, что наша столовая -- лучшая точка общественного питания в городе!
- Отлично, надо съездить и полакомиться, - улыбнулась ведущая. Игорь Андреевич, мы все знаем, как много комбинат участвует в жизни города. Скажите, а какие новые проекты порадуют жителей города предстоящим летом?
- Во-первых, мы сейчас активно занимаемся планом по реконструкции городского пляжа, и это, заметьте, несмотря на кризис. Кризис кризисом, а искупаться в жару всем захочется.
- Да уж, - отозвалась ведущая. - А еще?
- Ну, мы планировали отправить группу детей-сирот на каникулы в Англию, но пока с этим не совсем ясно.
- Вы имеете в виду птичий грипп?
- Да, его. Но, если не получится в Англию, то отправим к нам, на Алтай. Там тоже очень хорошо и гораздо здоровее, - рассмеялся гость.
- Чем-нибудь еще порадуете?
- Пока хватит, не забывайте, Катя, что на дворе кризис.
- А как он сказывается на экономике Вашего предприятия?
- Хороший вопрос. Если честно, то пока почти не сказывается. Ведь горожане в связи с кризисом бросили покупать дорогостоящую и сомнительного качества импортную продукцию, и переключились на нашу, комбинатовскую.
- А они цены чуть ли не в полтора раза взвинтили, - прокомментировала Зоя Вячеславовна из своего шезлонга.
- Ведь для производства наших изделий мы используем только первоклассное сырье, - продолжал члено-депутат.
- И упаковку, - вставила ведущая. - Мне очень нравятся Ваши яркие этикетки.
- Да, - обрадовался гость. - А Вы знаете, что если купите продукцию нашего комбината в бело-сине-красной упаковке до Дня России, то автоматически становитесь участником лотереи, где главным призом будет наш, отечественный автомобиль "Нива-Калина". Так что покупайте и участвуйте.
- А как Вы будете выбирать победителя?
- А Вы купите нашу продукцию, разверните упаковку и прочитайте условия конкурса! - нашелся депутат.
Интервью оборвалось также внезапно, как и началось.
- Спасибо, Игорь Андреевич! У нас в гостях был член совета директоров К-ского мясокомбината, депутат городской думы Игорь Андреевич Болотов. Мы вернемся в эту студию через минуту рекламы. С Вами сегодня утром Екатерина Слизь. Оставайтесь с нами, увидимся через минуту!
И пошла заставка передачи.
- Вуффф, - вырвалось у Семена. - Как будто никуда и не уезжал.
- Ты Катьку-то узнал?
Только сейчас до Семена дошло, что говорливая и веселая ведущая - никто иная, как его обожаемая когда-то Катя Евтухова, только теперь она называла себя Слизь, а русые волосы были перекрашены в белый, точнее, желтый цвет.
- Нет, - признался Семен и спросил:
- А как же она на телевидение попала? Она ведь на инженера какого-то училась.
За двадцать лет Семен полностью забыл, как назывались все те престижные и не очень специальности на его факультете.
- Так известно как, - отвечала Зоя Вячеславовна. - Папа-то у нее по-прежнему в силе. Каким-то там комитетом заведует у губернатора, в партию вступил.
- В какую партию? - удивился Семен, памятуя, что из коммунистической верные ленинцы стали разбегаться еще в его бытность сторожем на автостоянке.
- Ты что, с луны свалился? - спросила Зоя Вячеславовна, выбираясь из шезлонга. - В "Единую Россию", конечно. Ладно, ты пока отдыхай, а мне на работу пора. Телевизор будешь смотреть? Оставить?
- Нет, мам, спасибо.
- Вот и правильно, что зря электричество жечь? - обрадовалась Зоя Вячеславовна и выключила экран. - Чем будешь заниматься?
- Не знаю пока, может, схожу куда насчет работы, - уклончиво ответил Семен.
Ему предстояло решить непростой вопрос - послать ли, не медля, запрос во Вселенную с просьбой о работе или постараться найти что-нибудь мирским, так сказать, путем, безо всякого волшебства и магии. "Наверное, лучше сначала попробовать самому," - подумал Семен.
- Ты вот возьми, газетки посмотри, - и Зоя Вячеславовна кинула на стол две или три пестрых газеты. - Нам их бесплатно в ящик засовывают. Сама-то я уже давно газет не выписываю. Что толку от них? Да и дорого. Одна только местная рублей триста пятьдесят будет, и это со скидкой. Нам в отдел приходит одна, вот мы ее по очереди, кто хочет, и читаем. Ладно, я поскакала. Приду, будем обедать!
И Зоя Вячеславовна исчезла в прихожей.
- Да, если пойдешь куда, ключи здесь на гвоздике висят, - вспомнила она. Комплект запасных ключей Зоя Вячеславовна приготовила специально на случай, если они вдруг понадобятся Владимиру Петровичу. - Только, Сема, замкни обязательно на два замка! Знаешь, сколько ворья тут шарится? Недавно к Евдокимовне из второго подъезда в форточку пацаны влезли...
Но времени дорассказать историю про форточку у Зои Вячеславовны уже не было, она сгребла сумку и захлопнула дверь. Семен остался один в квартире. Он встал, составил грязную посуду в раковину, стряхнул крошки со скатерки, и принялся за газеты. Объявления были набраны очень мелким шрифтом. Он просмотрел почти все и ничего путнего не нашел. Требовались, в основном, люди либо со стажем, либо с образованием. Сторожем Семену работать не хотелось, поскольку из своего предыдущего опыта он знал, что особого общения с людьми у сторожей не получается, а ему-то как раз надо было оказаться поближе к людям. Неожиданно взгляд упал на небольшое объявление в рамке:
"Раньше это было известно только монахам из удаленных монастырей, но
теперь многовековые тайны врачевания доступны и нам!
Излечиваем от 199 болезней!"
Ниже шрифтом помельче были набраны адрес и телефон клиники нетрадиционной медицины со звучным названием "Копье шамана".
- Вот оно, - обрадовался Семен. - Как раз то, что нужно!
С одной стороны, он сам был тем самым монахом из монастыря, а с другой, ему предстояло работать с посетителями и больными, которым он мог помочь, объяснив и раскрыв тайный смысл их существования. Они бы, в свою очередь, рассказали о нем своим знакомым и родственникам. Семен не сомневался в успехе, поскольку Знание, которое он приобрел, было настолько простым, легким и доступным, что его невозможно было отвергнуть. Ему вообще казалось преступлением не поделиться этим Знанием с людьми.
- Почему мы должны держать это в тайне от человечества? - спрашивал он Учителя.
- Потому, что человечество еще не пришло к этому Знанию, - был ответ.
Семен еще раз прочитал объявление. Улица Гарина-Михайловского, на которой располагалась клиника, была минутах в сорока ходьбы от дома. Перед тем, как идти наниматься, Семен хотел было сделать установку на успех, но осекся, вспомнив, что для начала решил быть как все, а потому снял ключи с гвоздика, открыл тяжелую стальную, наверное, дверь и вышел. Повозившись, он сумел-таки запереть квартиру, как просила Зоя Вячеславовна, на два замка. Теперь надо было куда-то деть ключи, которые были похожи на ключи от подземелья из детских сказок - такие же длинные и массивные. Семен сначала положил их в карман джинсов, но они вонзались в ногу и мешали при ходьбе, тогда он попробовал засунуть их в задний карман. Вроде получилось, но из-за того, что в тех далеких девяностых кто-то сэкономил немного материи на кармане Семеновых джинсов, карман ключей удержать не мог, и через несколько шагов они шлепнулись на ступеньки, чуть не соскользнув в лестничный проем. Подумав, Семен зацепил кольцо, на котором болтались ключи, за хлястик для ремня. Казалось, решение было найдено, но проклятые ключи весьма выразительно побрякивали при ходьбе. Кроме двух ключей от входной двери, в связке было еще два - один поменьше, а другой совсем маленький, наверное, от почтового ящика. Позже Зоя Вячеславовна объяснила Семену, что ключ поменьше открывал входную дверь в подъезд, которую дежурный по подъезду каждый вечер закрывал на замок. Как не был Семен далек ото всяких идей об имидже и внешнем виде, он понимал, что идти наниматься на работу со связкой ключей на поясе как у ключника из "Домостроя", не совсем уместно. Конечно, если бы он настроился на безусловный успех своего предприятия... Но об этом пока речи быть не могло, и Семен засунул два самых больших ключа себе за пояс. Связка тут же перестала греметь и бряцать, правда, ключи доставляли некоторое и, порой, весьма ощутимое неудобство, особенно, если Семену надо было наклониться, а наклониться ему понадобилось за газетой с объявлением, которую он нечаянно обронил, сражаясь с ключами. Но, недаром же Семен провел двадцать лет в монастыре. Такая малость как связка непослушных ключей ни в коем случае не могла вывести его из равновесия, и, улыбнувшись своей удаче - ведь он так легко и быстро нашел место, где мог принести большую пользу и успешно работать, Семен отправился на улицу Гарина-Михайловского в "Копье шамана".
Клиника располагалась на первом этаже девятиэтажного жилого дома. То есть, собственно, это была четырех- комнатная квартира, одну из наружных стен которой пробили, в проем вставили дверь, а к двери пристроили крыльцо. Семен сначала постучался, но ему никто не ответил, тогда он повернул ручку и вошел. В узком холле стояла конторка, за которой сидела молоденькая большеглазая девушка с длинными распущенными волосами. Она улыбнулась Семену и спросила, на какое время ему назначено. Семен поздоровался и сказал, что ему никто ничего не назначал, а он зашел потому, что прочитал объявление в газете.
- Вот и прекрасно! - услышал он чей-то возглас.
Из полуоткрытой двери напротив конторки появилась невысокого роста полноватая женщина в очках и белом халате.
- Прекрасно, что зашли. У меня как раз свободная минутка! Пойдемте, я Вас осмотрю.
И женщина буквально затащила Семена к себе в кабинет.
- Меня зовут Ангелина Юрьевна, - представилась женщина. - Рассказывайте, на что жалуетесь.
Такое начало несколько обескуражило Семена, и он решительно не знал как поступить. Спросить женщину про вакансию сразу или сначала поговорить с ней и дать понять, что он тоже много знает о том, как устроен человек, о причинах недугов и болезней и тому подобное. Но Ангелина Юрьевна не дала бы ему шанса перехватить инициативу, не стоило Семену даже пробовать.
- Так на что Вы все-таки жалуетесь? - деловито повторила она.
Семен пожал плечами. Видимо, сочтя этот жест за ответ, Ангелина Юрьевна схватила листок желтоватой бумаги, на котором, как заметил Семен, был нарисован силуэт человека, точь в точь как на бланках заказов в ателье по пошиву одежды.
- Ладно, давайте я Вас пока осмотрю, - сказала Ангелина Юрьевна, заполняя какие-то графы на листке. - Раздевайтесь!
- Зачем? - не понял Семен.
- Как зачем? - она подняла глаза и посмотрела на пациента строго, поверх очков. - Для того, чтобы я смогла составить полную картину состояния Вашего здоровья.
"Чушь какая-то," - подумал Семен, но вслух ничего не сказал, предположив, что женщина пользуется методиками и приемами из другого монастыря, не менее эффективными, но несколько отличными от тех, с которыми был знаком Семен.
- Как Ваша фамилия? - между тем поинтересовалась Ангелина Юрьевна; ее ручка в нетерпении замерла над листком, в котором она уже успела сделать несколько пометок. Семен замешкался - слишком много времени прошло с тех пор как он в последний раз отвечал на этот вопрос.
- Вы что, фамилию свою не помните? - в голосе врачихи появилась настороженность.
- Нет, помню, - улыбнулся Семен. - Востриков.
- А зовут?
- Семен.
- Отчество?
- Владиславович.
- Год рождения?
Семен назвал год. Брови женщины удивленно взметнулись вверх, и она очень внимательно на него посмотрела.
- Вы очень хорошо выглядите для мужчины, которому за сорок. Поздравляю!
- Спасибо, - поблагодарил Семен.
- Где работаете?
- Я пока не работаю, - уклончиво ответил Семен.
- А последнее место работы?
Семен ответил, что был сторожем на автостоянке.
- Почему уволились? - продолжала допрос Ангелина Юрьевна.
Семен пожал плечами и ответил полуправдой:
- Я поехал учиться.
- То есть Вы - студент? - уточнила Ангелина Юрьевна.
- Уже нет.
- Значит, Вы закончили учиться и ищите теперь работу? - резюмировала она.
Семен радостно кивнул.
- Хорошо-о-о. Почему не раздеваемся?
Семен послушно начал расстегивать рубашку.
- И брюки, - напомнила врачиха.
Семен стянул и брюки, бренча связкой злополучных ключей. На животе у него был красный отпечаток.
- Так, давайте-ка посмотрим, что тут у нас, - как бы про себя сказала Ангелина Юрьевна, и, заметив отметину строго спросила:
- Это что?
- Да я ключи засунул за пояс, чтобы не гремели, - смутившись, пояснил Семен.
- А карманы для чего?
- Они в карман не вошли.
Ангелины Юрьевна выразительно подняла глаза к небу, вернее к потолку, и началось... Следующие минут десять она заставляла Семена поднимать и опускать руки, наклоняться вперед, назад и в стороны, приседать, вытягивать и сжимать пальцы рук, шевелить пальцами ног, втягивать и выпячивать живот, не дышать, дышать, проделывать то же самое, но уже с закрытыми глазами. Наконец, любопытство ее было удовлетворено.
- Одевайтесь, - бросила она ему и снова села писать.
- И как я, доктор? - поинтересовался Семен, ожидая, что Ангелина Юрьевна удивится его превосходному состоянию здоровья, спросит как он это делает, у них завяжется разговор, Семен изложит ей некоторые положения своего подхода к врачеванию и целительству (мы будем называть это "его подходом" поскольку, как не крути, но Семен не только получил доступ к Знанию в монастыре, но и, что называется, пропустил его через себя, понял, принял, научился пользоваться и привнес что-то свое).
- Ну, что ж, - вздохнула Ангелина Юрьевна и поставила точку. - Пока могу сказать, что в целом картина удовлетворительная. Есть, похоже, запущенный холецистит. Жирную, жареную пищу часто едите?
Семен выпучил глаза. Ни жирного, ни жареного он не ел уже двадцать лет. "Вот только мамин торт!" - предательски мелькнуло в голове, но эту бредовую идею он отмел сразу - его организм работал так хорошо и слаженно, что никакой торт даже с супержирным кремом и шоколадом не мог вызвать никакого холецистита. Откуда же тогда он взялся?
Не дожидаясь ответа на свой вопрос про пищу, Ангелина Юрьевна продолжала.
- Еще мне не нравится Ваш позвоночник. Со средним отделом надо поработать. Знаете, в нашем организме абсолютно все взаимосвязано, и если вовремя не принять меры, то последствия могут быть весьма плачевными, - и она многозначительно посмотрела на Семена.
- А что у меня со средним отделом? - осмелился спросить Семен.
- Трудно пока сказать, но средний отдел связан со множеством органов, поэтому оставлять его без внимания ни в коем случае нельзя. Да, и у Вас..., - тут она озабоченно покачала головой. - Я такого никогда не встречала.
Семен было встрепенулся, но, выслушав вердикт, сник.
- У Вас нарушена симметрия тела, оно как бы заваливается вперед. Но ничего страшного, мы Вас не оставим. Давайте обсудим ход лечения. Мы абсолютно всем пациентам рекомендуем оздоровительный массаж - десять сеансов.
Ангелина Юрьевна снова принялась писать на листке с человеческим силуэтом, который уже успела разукрасить какими-то точками, жирными и тонкими линиями, восклицательными знаками и вопросами.
- Потом гирудотерапия, это лечение пиявками. Оно, правда, дороговато, но дает отличные результаты. Иглоукалывание и бочка, продолжала она писать и говорить одновременно.
- Бочка? - не понял Семен.
- Да, это как баня. Вы сади..., - тут она внезапно смолкла и прислушалась. За дверью довольно громкий мужской голос извинялся за опоздание. Ангелина Юрьевна, забыв про Семена и про бочку, вскочила со стула и понеслась к двери.
- Александр Николаевич, - почти пропела она. - Ну, наконец-то, я уже начала беспокоиться - ведь прерывать курс ни в коем случае нельзя, потом все нужно будет начинать сначала.
- Я понимаю, - прогремел Александр Николаевич и по-хозяйски вошел в кабинет, где все еще сидел Семен.
- Я Вам помешал, - безо всякого стеснения констатировал он.
- Нет, нет, мы уже закончили, - заверила его Ангелина Юрьевна. - Наташа, Ирина Петровна свободна?
- Да, - отозвалась Наташа.
- Назначь ее лечащим врачем, - она заглянула в листок. - Сергея Владимировича.
Наташа взяла листок и ответила, что назначит.
- Подождите в приемной, пожалуйста, - это Ангелина говорила уже Семену. - Сейчас Вы встретитесь с врачем и подробно обсудите ход лечения. Я там все написала.
И она почти вытолкнула Семена из кабинета, поблагодарив его, правда, на прощание за то, что он нашел время к ним зайти.
- Присаживайтесь, - пригласила Наташа. - Ирина Петровна уже закончила с клиентом. Он одевается.
Семен присел на краешек стула и огляделся. Прихожая была небольших размеров и, так же как и квартира матери, буквально нашпигована, нет, не мебелью - из мебели там были только пара стульев и конторка, а всякими вазами, статуэтками, колокольчиками и картинами. Около входа стоял довольно высокий электрический фонтанчик, с другой стороны посетителей встречал полуметровый смеющийся хоттей. На небольшой приступочке возле вешалки расположилась трехногая жаба с монеткой во рту. На южной стене висела картинка с изображением взмывающего вверх орла, а в юго-восточном углу пристроилась большая китайская, наверное, монета размером с небольшое колесо от телеги. На конторке рядом с приветствием в рамке "Добро пожаловать!" теснились еще два хоттея - один с мешком, а другой - маленькая копия того, что у входа, бронзовый ганеша, собачки фу и дракон с кристаллом во рту. На полочке, позади девушки, то есть за конторкой, стояли две вазы с изображениями каких-то диковинных птиц, а над входной дверью висел колокольчик. Семен знал, что организация пространства очень важна для каждого человека в отдельности и для группы людей, если они, люди, в этом пространстве какое-то время сосуществуют или работают вместе, но он никак не мог понять, какую цель преследовали те или тот, кто так здесь все обустроил. Однако, размышления его прервал высокий худой мужчина, вывернувший откуда-то из-за угла.
- Бочка свободна? - спросил он Наташу.
- Да, - отозвалась та. - Пойдемте, я Вас посажу.
Следом за мужчиной в прихожую вышла женщина. Она была среднего роста, худощавая с приятным интеллигентным лицом.
- Здравствуйте, - улыбнулась она Семену.
- Ирина Петровна, это Ваш новый клиент, - и Наташа сунула женщине в руки листок. - Ангелина Юрьевна его уже смотрела.
- А-а, - открыла было рот Ирина Петровна, но Наташа ее перебила:
- Она с Александром Петровичем.
И Наташа исчезла за другим углом. Видимо, пошла сажать высокого мужчину в бочку.
- Проходите, - пригласила Семена Ирина Петровна.
И она провела его в небольшой кабинет, где стояли две кушетки: одна посередине комнаты, а другая, за ширмой, около окна.
- Садитесь, Семен Владиславович.
Ирина Петровна тоже села и внимательно прочитала все, что настрочила Ангелина.
- Вы не будете возражать, если я Вас осмотрю? - спросила она, наконец.
- Нет, - покорно согласился Семен и начал раздеваться второй раз за последние полчаса.
На осмотр Ирине Петровне понадобилось меньше времени, хотя она еще уложила Семена на кушетку и осмотрела его лежа, временами нажимая на точки и слегка выворачивая ноги и руки.
- Знаете, - не очень уверенно начала Ирина Петровна, закончив осмотр и разрешив Семену одеться. - По-моему, Вы абсолютно здоровы.
- Вас это удивляет? - Семен мысленно искренне ее поблагодарил.
- Скорее да. Я никогда не встречала людей настолько совершенных в отношении здоровья, - она делала усилие, чтобы подобрать верные слова. - Бывают люди с хорошим здоровьем в целом, но немного хворающие по мелочам - немного печень или желудок, или зрение, ну, понимаете.
Семен кивнул.
- А у Вас все в норме. Знаете, как в книгах пишут? "В идеале у человека должно быть ....". Так вот у Вас все как в идеале.
- Но это же прекрасно! - подбодрил ее Семен.
- Да, конечно, - согласилась Ирина Петровна.
Хотя Семен и закрылся еще накануне от восприятия чужих эмоций, но он понял, что Ирину Петровну что-то беспокоит. Сделав крохотное усилие, он настроился и узнал ее мысли и чувства. Ирина Петровна решала непростой для себя вопрос, а именно, что делать с этим чудо-пациентом. Отпустить его домой, чтобы шел и дальше нагуливать себе здоровье? Но как же тогда быть с бредовыми записями и диагнозами, оставленными в его карточке заведующей и, что там скрывать, хозяйкой "Копья шамана"? Впрочем, правды ради надо сказать, что Ангелина Юрьевна вовсе не была шарлатанкой или какой-нибудь вредительницей - она бы тогда ни за что не получила лицензию, которая в золоченой рамке висела у нее в кабинете (Семен просто не обратил на эту рамку внимания). Ангелина Юрьевна закончила С-ский медицинский институт и почти пятнадцать лет отработала участковым врачом в поликлинике, потом ее назначили заместителем главного врача, потом, когда главный ушел в администрацию, она стала главным и проработала еще два года, но наступили тяжелые времена, содержать поликлинику городу стало совсем невыгодно, да и возможности у врачей были крайне ограничены - на все более или менее серьезные анализы и обследования надо было направлять больных в городскую больницу, где были и аппаратура и своя лаборатория. К тому же, так вышло, что муж Ангелины Юрьевны, бесперспективный, как она всегда думала, инженер на заводе, открыл небольшое сначала дело, но за два года сумел раскрутиться и стал зарабатывать приличные деньги. Часть этих денег осторожный Илья Федорович хотел вложить в какое-нибудь другое дело и предложил жене создать медицинский кооператив. Ангелина подумала и решила, что, поскольку народ заинтересовался нетрадиционной медициной и восточными методиками, то было бы недурно открыть что-нибудь этакое. Она съездила в Москву на несколько семинаров, получила три или четыре сертификата и, будучи по натуре человеком в себе очень уверенным, решила, что теперь вполне может лечить по-восточному. К счастью, ей повезло, и на объявление о наборе медиков откликнулись два доктора, которые уже многие годы самостоятельно и на семинарах медленно, но верно, осваивали эти самые восточные методики. Правда, Ангелина Юрьевна отлично научилась ставить пиявок и организовала эту бочку-баню, которые, без сомнения, приносили большую пользу многочисленным клиентам клиники.
Так вот, Ирина Петровна должна была не только отпустить здорового пациента, но еще и объяснить Ангелине Юрьевне причину, по которой она это сделала, и тогда предстояло напрямую сказать начальнице, к которой Ирина Петровна, в общем-то, хорошо относилась, что та как диагност ничего собой не представляет. Разумеется, Ирина Петровна нашла бы подходящие слова, чтобы смягчить ситуацию, но ситуация была такая, что смягчить ее особо было нечем. К тому же, Ирине Петровне был известен вспыльчивый, хотя и отходчивый, нрав Ангелины.
- И сдалось оно мне все, - рассуждала она про себя. - Сделаю ему массаж как всем. Массаж еще никому не навредил.
Она посмотрела на сидящего напротив нее Семена.
- Вы не знаете, как поступить? - спросил он.
- Что Вы имеете в виду? - насторожилась Ирина Петровна. Только этого ей не хватало - втягивать пациентов в их внутренние клинические дрязги.
- Следуйте своим инстинктам, - неожиданно промолвил Семен любимую фразу Учителя и смутился.
Ирина Петровна, хоть и чувствовала, что что-то происходит, но понять или уловить смысл происходящего не могла, тем более, она не могла позволить пациенту говорить или советовать ей как и с кем поступать. Поэтому она приняла строгий, но приветливый вид, и тут же нашелся компромисс.
- Я рекомендую Вам общий массаж. Это общеукрепляющая процедура и она только на пользу Вам пойдет. Договоритесь с Наташей в приемной об удобном для Вас времени.
- Так я же здоров, - даже не возразил, а констатировал Семен.
- Да, пока. Массаж - процедура общеукрепляющая. Вы вполне можете от нее отказаться. Мы только рекомендуем, а в праве пациента принять или отвергнуть наши рекомендации.
Ирина Петровна радовалась пришедшему неожиданно решению неприятной для нее проблемы - она предложила пациенту помощь, которую он отверг. "Если Ангелина (а она пристально следила за тем, чтобы клиенты без лечения не оставались) начнет привязываться, скажу, что он, наверное, обиделся, что его перенаправили к другому врачу," - окончательно решила про себя Ирина Петровна и встала.
- Пойдемте, я Вас провожу.
Семен тоже поднялся и пошел за ней в холл. Он уже понял, то есть прочувствовал, что ничего у него здесь не выйдет.
Наташа сидела за конторкой.
- Что сегодня делали? - спросила она Ирину Петровну, которая не успела скрыться у себя в кабинете.
- Я порекомендовала начать с массажа, - уклончиво ответила та.
- Хорошо, - сама себе пропела Наташа. - Когда Вам удобнее? С утра или после обеда?
- Я подумаю, - ответил Семен.
Наташа взметнула на него большие серые глаза.
- Вы себе не представляете, как хорошо и легко наши клиенты чувствуют себя после массажа! А если после него еще и бочку сделать, то домой как на крыльях полетите, - пообещала она.
Семену этот цирк начинал надоедать. Мало того, что в этом "Копье шамана" (одно название чего стоит) ему, что попало, наговорили про его несуществующие болезни, показав тем самым полную неспособность не только лечить, но и диагноз нормальный поставить, а, поставив, наконец, единственно правильный диагноз "здоров", его все равно принуждают лечиться, при этом лукавя и изворачиваясь. Впрочем, Наташа была не при чем, последнее относилось к Ирине Петровне. В монастыре Семен провел слишком много времени, чтобы научиться достигать полной гармонии; он часами, да что там часами - днями и неделями, тренировался, изучал себя и окружающий мир, чтобы, наконец, слиться с этим миром воедино, благодаря его и радуясь открывшемуся вечному источнику покоя, вдохновения и наслаждения. Но не успел он придти к людям для того, чтобы поделиться с ними опытом и указать дорогу к Знанию, такую простую и короткую, как, пожалуйста, обнаруживается, что за вывеской "клиника и помощь людям" прячутся прохиндеи и приспособленцы, не только приносящие вред своею деятельностью, но и дискредитирующие те самые многовековые, так называемые, восточные методы, изучению которых Семен посвятил ровно половину своей жизни. Серьезная проблема встала перед Семеном - что делать? Должен ли он покарать и наказать шарлатанов? Ему ничего не стоило визуализировать закрытие клиники, после чего она закрылась бы за один день, или нужно пробовать указать им на ошибки и помочь выпутаться. Ведь дело осложнялось еще и тем, что занимаясь не своим делом или занимаясь им не совсем честно, эти люди многократно себе вредили, вредили пациентам, внося свою посильную лепту в тот серовато-буроватый фон, который так неприятно удивил Семена в первый день его прихода в город.
- Так записываемся? - Наташа закончила свою агитку про массаж и бочку.
- Нет, спасибо, - отказался Семен и направился было к выходу.
- Тогда с Вас пятьсот пятьдесят рублей, - с разочарованием в голосе сообщила ему Наташа.
- За что? - удивился Семен.
- За диагностику.
- Так у меня ничего не нашли. Я здоров, - возразил Семен.
- Это Вам так кажется, - и бесхитростная Наташа начала читать Семену диагнозы Ангелины.
- Чушь, - прервал ее Семен. - Второй доктор у меня ничего не нашел.
- Как не нашел? - удивилась Наташа. - Ирина Петровна Вам массаж рекомендовала тоже.
- Она слукавила, - ответил Семен.
- Ну, знаете! - не выдержала Наташа. - Если Вам не нравится наша клиника, то и не ходили бы! Шли бы в городскую, там бы Вам таблеток кучу надавали бы и отправили домой, а мы лечим! К нам вся городская дума ходит и из области приезжают.
- Это не аргумент, - бросил Семен и снова повернул к выходу.
- Гражданин,- заверещала Наташа. - Пятьсот пятьдесят рублей с Вас.
На ее крик из своего кабинета выглянула Ангелина.
- Что тут у Вас за шум, Наташа? - недовольным голосом спросила она. - У меня клиент с пиявками отдыхает.
- Он платить отказывается, - и Наташа показала пальцем на Семена.
Щеки у нее покраснели, она сильно нервничала.
- Почему? - Ангелина вышла из кабинета, плотно прикрыв дверь.
- Потому что она говорит, что это за диагностику, а диагностики никакой не было, - пояснил Семен. Он был прав, а потому совершенно спокоен.
- Как не было? - приветливо удивилась Ангелина. - Я же Вас осмотрела, написала диагноз и рекомендации. Вы были у Ирины Петровны?
- Да, - вставила Наташа. - Она ему массаж рекомендовала, а он отказался и теперь платить не хочет.
- Может, у Вас сейчас нет денег? - поинтересовалась осторожно Ангелина. - Мы иногда проводим лечение в кредит. Ничего страшного, потом заплатите, когда полностью поправитесь и сможете заплатить. Подождите чуть-чуть, пожалуйста, я закончу с клиентом, и мы с Вами все обсудим.
Надо отдать Ангелине Юрьевне должное, она старалась скандалов избегать, отчасти потому, что на одном из семинаров, тех московских, у них было специальное занятие посвященное сглаживанию конфликтов, отчасти потому, что она сама не очень-то верила во всю эту восточную чухню, но пациент, разочаровавшийся в официальной медицине, а, подчас, ей откровенно не доверявший, шел хорошо, и клиника приносила стабильный доход. Массаж, баня и пиявки никому из более-менее здоровых еще не навредили. Труднее было с теми, кто был действительно болен, но и в таких случаях Ангелина не терялась и часто, пользуясь знакомствами, аккуратно сплавляла этих пациентов в клиники и городские больницы.
- Вы не умеете ни лечить, ни ставить диагнозы, - тихо сказал Семен.
И тут произошло что-то невиданное - лицо Ангелины стала заливать густая краска не стыда, нет, неловкости.
- Что Вы такое говорите, молодой человек, - без особого энтузиазма продолжала она сопротивляться. - У нас все специалисты с высшим медицинским образованием, я сама уже двадцать лет в медицине, у меня колоссальный опыт...
- Я не про опыт, а про диагностику и лечение. Вы ни того, ни другого здесь не делаете и делать не умеете.
Несмотря на то, что Семен говорил вещи обидные, обидными они не звучали из-за того, что говорил он их без злости или сарказма, и говорил он правду.
- Хорошо, давайте закончим эту бесполезную дискуссию. Вы к нам пришли за помощью, мы постарались Вам помочь, но Вы нашу помощь не принимаете. Я уважаю Ваше мнение и приношу свои извинения за то, что мы отняли у Вас время. Если Вы передумаете, мы всегда рады снова Вас принять, - постаралась свернуть такой неприятный для нее разговор Ангелина.
- У Вашего клиента уже одна пиявка за ухом отпала, - сказал Семен, повернулся и вышел из тесного и душного, как ему показалось, помещения.
- А деньги? - услышан он вслед Наташин возглас.
- Тсс, - прошипела ей Ангелина.
- Тоже мне, критик нашелся, - начала возмущаться Наташа.
Ангелина ничего не ответила и скрылась в кабинете. Пиявка за ухом депутатского уха действительно отпала и неторопливо подбиралась к виску пациента. Ангелина схватила ее и в сердцах бросила в банку с раствором.
- А я чувствую, вроде кто-то ползет, - пробурчал депутат. - Что там у Вас стряслось?
- Да ничего, знаете, кризис - у людей денег нет, нервы частенько и не выдерживают, - объяснила Ангелина.
- Это точно, народ нервный стал, того и гляди что-нибудь выкинут. Хорошо, что у нас пока спокойно, а то вон в некоторых регионах смотри, что творится. И дороги перекрывают, и на демонстрации выходят вместо того, чтобы работать.
Ангелина молчала, хотя должна была поддержать этот разговор - поругать народ, похвалить депутата, пошутить и оставить о себе приятное впечатление, но ей было не до того. Странный посетитель напугал ее, сказав правду, и теперь она не знала, отправится он с этой правдой куда-нибудь или будет еще с месяц рассказывать друзьям и родственникам о своем приключении. Впрочем, а что будет, если он-таки накатает жалобу в прокуратуру или в здравотдел? Нареканий на работу клиники не было. Как уже упоминалось, к ним ходили многие депутаты и были довольны и, что называется, ассортиментом услуг, и обслуживанием. То, что у этого парня не было холецистита, так это поправимо - после работы Ангелина перепишет его карточку и сдаст в архив. Нет, ей не о чем было беспокоиться, но осадок от посетителя остался неприятный. Или не остался? Она вдруг загрустила - всю свою жизнь Ангелина боролась за существование. Сначала она хотела вырваться из небольшого поселка городского типа, что был в тридцати километрах от Л-ска, и после окончания десятилетки уехала в М-ск, чтобы поступить в медицинский. Не поступила, так как не хватило баллов, но сумела устроиться в больницу нянечкой и начала учиться на рабфаке, после которого, наконец, поступила на лечебный факультет. Учеба Ангелине давалась с трудом. На втором курсе ее чуть не отчислили за неуспеваемость, но помогло то, что она была очень активным членом комитета комсомола. Кто-то там с кем-то поговорил, и она выплыла. В конце концов, ей выдали диплом и дали направление на работу в какую-то деревню с поросячим названием, куда она, разумеется, ехать ни за что не хотела. Пришлось срочно выходить замуж за неказистого парня, с которым она познакомилась как-то на танцах в общежитии Технологического института. У парня была прописка, то есть он жил вместе с родителями. Родители, конечно, были против свадьбы, но Ангелина убедила Илью, что она - его единственный шанс стать счастливым на всю жизнь, и тот поверил. Потом отец Ильи выхлопотал им комнату в общежитии, и новой целью Ангелины стало из этой комнаты выбраться. Но она работала в поликлинике, Илья - на заводе, и перспектив на получение квартиры не было. Так и жили они долго-долго, пока Ангелина не стала замом главного врача и не попала в льготную очередь, и, уже в самом начале перестройки они въехали-таки в долгожданную двушку. Предприимчивая Ангелина сумела не только получить квартиру, но и оставить восемнадцатилетнего сына в комнате в общежитии. Потом у нее были неприятности в больнице, за существование которой она не очень успешно, но искренне боролась, потом она начала осваивать эти самые нетрадиционные методики, которые считала полным бредом. И вот у нее своя клиника, приносящая неплохой доход, а вместо покоя и благополучия - каждодневную пытку. Ведь как не крути, а занималась Ангелина не своим делом, и получалось оно у нее плохо, она это знала, но поделать ничего не могла. И вот еще этот молокосос приперся и заявил ей, что она, Ангелина, полное ничтожество как диагност и, почитай, как врач. Безаппеляционно так заявил при Наташе, да и Ирина Петровна, наверняка, в своем кабинете это слышала. Ей-то хорошо, она этими точками еще в институте интересовалась, так, по-крайней мере, она сама говорила. Ангелина тяжело вздохнула, села на стул и чуть не разрыдалась.
- Что-то Вы сегодня неразговорчивая, - прогудел со своей лежанки депутат.
"Вот уж кого ничем не проймешь," - позавидовала Ангелина.
И вдруг произошло чудо. Депутат предложил ей, Ангелине, подумать над тем, чтобы расширить клинику.
- Я вот тут лежал, пока меня сосали, и думал, что клиника у Вас хорошая, а размаху нету, - начал он и рассказал, что у него сын недавно закончил медицинский по специальности "фармакология".
- Не в аптеку же ему идти, согласитесь?
Ангелина согласилась, и депутат сказал, что подумывал открыть аптеку для сына, но не доверяет оборванцу, а вот если открыть современную клинику, да еще со всякими, как он выразился, прибамбасами, аптекой и, например, тренажерным залом, парикмахерской и так далее, то было бы классно.
- Мы могли бы и аппаратуру какую-нибудь купить, - рассуждал вслух депутат.
- Какую аппаратуру? - не поняла Ангелина.
- Ну, там для упражнений или для гидроколонии, что ли? Ну, клизму, - и он рассмеялся, довольный своей шуткой.
- Гидроколонотерапии, - подсказала Ангелина.
В конце концов, депутат предложил ей подумать над тем, чтобы возглавить это их новое совместное предприятие.
- Наймем врачей пограмотнее, и дело пойдет, - весело закончил депутат.
- Вы намекаете на то, что я неграмотная, - обиделась Ангелина.
- Да что Вы, душенька моя! Просто, что это у Вас за порядки - главный врач и пиявки ставит? Главный врач руководить должен, а пиявок и лаборант поставить сумеет...
- Ну, не скажите, - закокетничала Ангелина. Она была на седьмом небе - предложение депутата было неожиданным, интересным и своевременным. Неприятное чувство, оставшееся после разговора с клиентом, который откуда-то узнал про отвалившуюся пиявку, исчезло. "Да он, наверное, чокнутый маленько," - догадалась она и тут же забыла про Семена. Мысли о новой большой клинике полностью завладели Ангелиной Юрьевной. Правда, как они будут делить прибыль? "Там разберемся," - решила она и договорилась встретиться с Александром Николаевичем позже, чтобы, не торопясь, обсудить их совместный проект.
Семен, оказавшись на улице, вдохнул полной грудью, что-то пропел про себя на чудном языке и сел на скамеечку неподалеку от клиники. Страшная мысль пришла ему в голову - это не мир, это он не готов к тому, чтобы показать людям дорогу к Знанию, и Семен стал анализировать свой визит в "Копье шамана". Вместо того, чтобы прямо и открыто рассказать о себе и предложить помощь, он начал эту комедию с осмотром. Зачем? В конце концов, после его ухода у всех остался неприятный осадок. Так дело не пойдет, и Семен решил исправить то, что натворил. Он на минуту закрыл глаза и представил обновленную, процветающую клинику, где все счастливы и каждый занимается своим делом. Он даже увидел название клиники - "Тайны Востока". Закончив визуализацию, он поблагодарил Вселенную, улыбнулся ей и с легким сердцем и в хорошем настроении отправился домой.
Тем временем, окрыленная идеей расширения клиники, Ангелина Юрьевна сидела за своим столом и чертила на листе бумаги всякие фигурки - признак того, что она находилась в глубокой задумчивости. Вдруг, улыбнувшись, она нарисовала приветливого дракончика с табличкой в лапках. На табличке Ангелина Юрьевна аккуратно и почему-то готическим шрифтом вывела: "Тайны Востока". Так родилось новое название клиники, и Ангелина Юрьевна, пододвинув к себе телефонный аппарат, стала набирать чей-то номер.
Семен добрался до дому без приключений. Справившись с замками, он вошел в квартиру, искренне поблагодарил ее за приют, вымыл посуду, оставшуюся от завтрака, подтер пол, потом смахнул пыль с мебели. До прихода матери с работы оставалось еще часов пять или шесть, и Семен, устроившись на полу недалеко от окна, погрузился в медитацию. Ровно в шесть он встал, сделал несколько дыхательных упражнений и стал расставлять тарелки на столе. На середину он поставил большое блюдо, вокруг которого полукругом расположил маленькие тарелочки. В одной из секций стенки Семен нашел небольшую вазу для цветов и тоже поставил ее на стол. Потом сел, закрыл глаза, и отчетливо представил себе гору ароматного золотистого риса на большом блюде и разные вкусные мелочи на тарелочках; в вазе он увидел ветку цветущей вишни. Почувствовав запах еды, Семен открыл глаза и поблагодарил Вселенную. В ту же минуту он услышал, как Зоя Вячеславовна открывала дверь.
- Привет, - услышал Семен из прихожей. - Чем это у нас так вкусно пахнет?
- Мой руки и садись, - улыбнулся ей Семен.
- Ну, спасибо, сын, - Зоя Вячеславовна подошла к столу. - Как все красиво! Где ты такой рис раздобыл?
По привычке своей, не дождавшись ответа, Зоя Вячеславовна пошла переодеваться.
За ужином она охала и ахала, пробуя все подряд из маленьких тарелочек.
- Так вкусно, просто объедение! - хвалила Зоя Вячеславовна и все спрашивала:
- Ну где же ты научился так волшебно готовить?
Семен смущенно улыбался и все больше молчал.
- Да, чуть не забыла, была в отделе кадров. Особо у нас вакансий нет, но в ночную охрану они все время людей набирают. Я в перерыве сбегала в ВОХР и договорилась, чтобы они тебя приняли. Завтра с паспортом и военным билетом Николай Николаевич тебя ждет.
- Спасибо, мама, - ответил Семен, еще не зная, подходит ли ему такая работа.
- Я не знаю точно, но тебе, наверное, и прописаться надо, - продолжала Зоя Вячеславовна. - Ну, то есть штамп в паспорте о прописке поставить.
- Прописаться? - не понял Семен.
За все эти годы он напрочь забыл про прописку, этот необходимый институт благополучия каждого достойного гражданина.
- Ну да, то есть, я тебя и не выписывала никогда, но в паспорт-то нужно штамп поставить.
Семен не совсем понял, о чем она говорит.
- Ой, ну ты даешь, - махнула рукой Зоя Вячеславовна. - Дай сюда свой паспорт.
Этот нехитрый маневр она придумала, чтобы узнать, где же ее сынок пропадал долгие годы. Семен послушно взял свой рюкзачек, покопался в нем и вытащил паспорт. Отправляясь обратно, Семен, даже не заглядывая, взял рюкзачек, хранившийся у него к комнате-келье в небольшом сундучке, который он самостоятельно сплел из ивовых прутьев в первый год своего пребывания в монастыре. С тех пор он к рюкзачку не прикасался, и вот теперь выудил из него документ почти двадцатипятилетней давности. Зоя Вячеславовна взяла в руки паспорт сына, раскрыла его и ахнула. В паспорте советского образца все еще была вклеена фотография шестнадцатилетнего Семы.
- Это старый паспорт, Семен, - сказала она, предчувствуя что-то нехорошее. - А где твой новый?
Семен пожал плечами.
- У меня и нет другого.
У Зои Вячеславовны опустились руки.
- Семен, где ты был все эти годы? - с волнением в голосе спросила она и сама себе ответила:
- Ты сидел!?
- О чем ты, мама, - снова не разобрал Семен.
Он не очень понимал смысла тревоги матери, но уловил ее состояние - волнения и растерянности, смешанные со страхом.
- Семен, я о том, где ты был. Если ты сидел, так и скажи. Ты ведь не в бегах?
- Каких бегах, мама? От кого?
- От правосудия! - почему-то торжественно объявила Зоя Вячеславовна.
Тут до Семена дошел смысл ее слов, и он, наконец, понял причину такого сильного волнения.
- Нет, что ты, мама, - рассмеялся он.
Смех его был искренним и веселым, у Зои Вячеславовны немного отлегло на душе.
- Не беспокойся, мама, я же говорил тебе, что я учился.
- А где? Почему у тебя паспорт старый?
Семен пожал плечами.
- Просто там, где я был, паспорт не нужен.
- Что ты за ерунду городишь, - снова встревожилась Зоя Вячеславовна. - Где это паспорт может быть не нужен? Ты как билет-то до дому взял без паспорта?
Семен не стал вдаваться в подробности своего недолгого путешествия из монастыря в Н-ск.
- Ты должен мне все рассказать, - твердым голосом потребовала Зоя Вячеславовна.
- Хорошо, мама, только ты не удивляйся, - попросил Семен и поведал о том, как он заблудился в тайге, плутал много дней, чуть не замерз, но его подобрали монахи и привели к себе в монастырь, где он и провел двадцать лет.
- А зачем ты у них остался? - не поняла Зоя Вячеславовна.
Ей не очень хотелось верить в рассказ сына.
- Мне было хорошо у них, - ответил Семен.
- И чем же ты там занимался?
- Учился.
- И чему монахи могут научить?
- Всему.
- Чепуха какая-то, - вздохнула Зоя Вячеславовна.
Вместо ответа Семен закрыл глаза, отчетливо представил себе чистые тарелки, составленные стопкой на столе, большую красную розу в вазе и жасминовый зеленый чай, разлитый по глиняным чашкам. Уловив слабый аромат розы и чая, он открыл глаза и увидел, как мать пристально на него смотрит.
- Взгляни, - улыбнулся он ей и показал на стол, за которым они все еще сидели.
Зоя Вячеславовна повернула голову, и внутри у нее отчего-то все похолодело.
- Что это? - прошептала она.
- Это только малая толика того, чему я научился, мама.
Семен встал, подошел к матери и положил ей руки на плечи, отчего Зое Вячеславовне сразу стало легче - тревога прошла, а настроение улучшилось.
- Давай лучше чаю попьем, - предложил Семен.
- Слушай, а мне все это не снится? - засмеялась Зоя Вячеславовна и, как ей казалось, незаметно сунула палец в чашку с чаем. Чай был горячим и чуть обжог ей палец. Для верности, однако, она еще легонько ущипнула себя за ногу, и, наконец, протянула руку и потрогала сидящего рядом Семена.
- Я понимаю, мама, что во все это трудновато поначалу поверить, - ответил сын. - И, наверное, еще труднее поверить в то, что это может делать каждый!
- Да ну, что ты говоришь! - отмахнулась Зоя Вячеславовна. - Это как в цирке, нет, даже лучше.
И она снова рассмеялась смехом уже более естественным.
Семен сделал глоток чая. Ему предстоял серьезный разговор с матерью. Раз уж так вышло, что он показал и доказал ей свои возможности, то, может, стоит начать миссию с того, чтобы убедить мать заняться, как бы это получше выразиться, самосовершенствованием.
- Сень, а что ты еще можешь? - загорелась Зоя Вячеславовна.
Семен пожал плечами.
- Дело не в том, что я могу, - начал он. - А в том, что все это сможешь делать и ты, если потратишь некоторое время на осмысление и тренировки.
- Не-е, Сем. А ты мне кровать новую можешь..., - тут Зоя Вячеславовна замолчала, подбирая верное слово.
- Наколдовать! - вышла она из положения.
- Мам, ты не поняла. Важно не то, что я могу, а то, что это можешь делать ты сама!
- Да где мне? - отмахнулась мать. - Правда, Сем, наколдуй кровать - мне ведь на нее еще копить и копить. Я сейчас скажу, какую хочу...
И она принялась описывать сыну кровать, которую как-то увидела в журнале, который листала от нечего делать во время перелета из Москвы в П-ск после путешествия по Европе. Зоя Вячеславовна даже выдрала лист с фотографией этой кровати, но потом лист куда-то подевался.
- Ты знаешь, я у нас в магазинах таких даже и не видела, - закончила она свое описание кровати. - Сделай, Семочка, что тебе стоит, сынок!
Семен снова попробовал обратить внимание матери не на то, что он, Семен, может и умеет, а на то, что она, Зоя Вячеславовна Вострикова, может не только научиться этим нехитрым приемам, но и обрести полную и вечную гармонию с собой и окружающим миром. Однако, слова Семена остались неуслышанными. Бесхитростная Зоя Вячеславовна была полностью поглощена мыслью о вожделенной кровати, которую она вот так вдруг легко и свободно могла обрести.
- Ну, Сема..., - канючила мать.
Семену ничего не оставалось делать, как уступить ее уговорам.
- Ладно, пойдем, - сдался он и встал.
Зоя Вячеславовна вскочила со стула, и они пошли в спальню. Семен остановился в дверях и закрыл глаза.
- Сем, а можно, чтобы она голубая была, - попросила Зоя Вячеславовна.
Семен кивнул, но глаз не открыл - он начал визуализацию.
- Сем, из орехового дерева, - подсказала мать.
Эти слова внедрились в почти закончившуюся визуализацию Семена ореховым деревом, и в комнате появилась замечательная кровать с голубым, наверное, атласным матрасом и рамой, сделанной из орехового дерева, причем, дерево было местами обработано, а местами из него пробивались ветки и сучки; на некоторых зеленели листья и висели орехи.
- Ой, что это? - удивилась Зоя Вячеславовна.
Семен открыл глаза, увидел чудную кровать и поблагодарил Вселенную.
- Мам, ты же хотела из дерева, - засмеялся он.
- Ну да, - Зоя Вячеславовна подошла к кровати и осторожно потрогала листья и орехи.
- Настоящие, - констатировала она. - Сем, а можно их, ну ветки эти, убрать?
- Зачем? Они и так отомрут, питаться-то им нечем. Мы их потом отпилим, и все будет в порядке, - заверил Семен.
- Да некрасиво как-то, - настаивала Зоя Вячеславовна. - Такая роскошная кровать и с орехами. Поправь, а?
- Мам, по-моему, так даже лучше, - пытался убедить мать Семен.
Он был немного раздосадован тем, что теперь мысли Зои Вячеславовны поглотили орехи на кровати, тогда как он рассчитывал, что она, наконец, его услышит, и они смогут серьезно поговорить.
- Сем, ну сам посуди, где ты такую кровать видел?
- Так в том-то и дело, что нигде, мам! Она уникальна!
- Сем, а она того, ну, не исчезнет? - забеспокоилась Зоя Вячеславовна.
- Нет, не исчезнет, если только ты сама этого не захочешь.
- Что ты, что ты? Как же я захочу-то? С ума не сходи, кто же от такой кровати откажется? Только ты ее подправь маленько. А?
В конце концов, Семен сдался, закрыл глаза, представил себе кровать уже безо всяких веток и услышал довольный возглас матери.
- Смотри-ка, получилось!
Семен, не открывая глаз, еще раз поблагодарил Вселенную за щедрость, послал ей сноп ослепительно чистого белого света в подарок и пропел мантру.
- Ну, спасибо, сынок, - Зоя Вячеславовна крепко обняла его. - Уважил.
После проделанных визуализаций и объяснений Семен почувствовал усталость.
- Мам, давай завтра поговорим. Я устал.
- Конечно, конечно, - засуетилась Зоя Вячеславовна. - Давай я тебе постелю.
Она быстренько застелила кожаный диван, взбила подушку и достала из нижней секции стенки верблюжье одеяло, которое давно купила, но ни разу еще не пользовалась - слишком уж дорогая и хорошая вещь.
Уложив сына и поцеловав его, как в детстве, в лоб, Зоя Вячеславовна убрала, стараясь не шуметь, со стола чашки и тарелки. В голове у нее вертелась тысяча мыслей одновременно. Она размышляла над тем, что же теперь будет, и как изменится ее, Зои Вячеславовны, жизнь. Из банка можно будет уволиться, а вот с работы, пожалуй, нет. И она представила, как будет приходить в бухгалтерию в новой шубе чуть ли не каждый день. "И машину," - подумала она. Обязательно нужна была машина. Когда-то давно, когда она еще не разошлась с мужем, отцом Семена, Зоя Вячеславовна научилась водить мужнину допотопную "Победу". Тогда это было в диковинку - женщина за рулем. Это теперь многие женщины машину водят, а в те времена - только единицы, и Зоя Вячеславовна была в их числе. Закончив на кухне, она пошла к себе в спальню, посередине которой стояла роскошная кровать самого настоящего орехового дерева. Зоя Вячеславовна улыбнулась кровати и собралась ложиться спать. Только тут она сообразила, что вместе со старой кроватью исчезло не только ее импортное постельное белье и ночная рубашка, но и, о ужас, сберегательная книжка, которую она засовывала глубоко под матрац.
- Се-е-м, - ринулась Зоя Вячеславовна в залу, где спал уставший ее сын.
- Сем, - пыталась растолкать его Зоя Вячеславовна, но сын не откликался. Она еще его безуспешно потребушила, потом опустилась в кресло, на которое старалась не садиться, и заплакала. "Что же теперь с книжкой-то будет?" - мысленно спрашивала она себя. Ночнушку тоже было жалко, и покрывало. Впрочем, к новой кровати старое покрывало, наверное, не подошло бы. Внезапно, Зоя Вячеславовна осознала, что Семен, раз уж он смог и чай наколдовать и кровать два раза, с утра быстренько решит ее проблему с книжкой. "И ночнушку попрошу вернуть," - совершенно успокоилась Зоя Вячеславовна и пошла застилать новую кровать. Она достала чистый комплект белья, но обнаружила, что у нее нет ни подушки, ни одеяла - они тоже пропали вместе со старой кроватью. Подумав, Зоя Вячеславовна вытащила из темной комнаты-кладовки осеннее длинное пальто, выудила из кресла подушку и, вздохнув, легла спать. Поворочавшись немного, она оценила мягкость и упругость новой кровати, еще раз ущипнула себя, чтобы убедиться, что это не сон и заснула крепким сном без тревог и сновидений.
День третий
Проснулась Зоя Вячеславовна рано, еще до того, как зазвенел будильник, и с удивлением обнаружила, что спит под одной простыней, а рядом лежит скомканное осеннее ее пальто. Оглядевшись, она увидела ореховую спинку кровати и вспомнила все, что произошло накануне. Надо было спасать сберегательную книжку, поэтому она мигом соскочила с кровати, натянула халат и вышла в залу. Семен сидел на полу, ноги у него были забавно завернуты калачиком, а глаза закрыты. "Может, еще что колдует," - подумала Зоя Вячеславовна, но, поскольку ничего в комнате не появилось, то она решилась растормошить сына - дело-то у нее было срочное. Она потрясла Семена за плечо.
- Сем, а Сем, слышишь меня?
Семен сидел, не шевелясь. Зоя Вячеславовна потрясла сильнее, и, наконец, он открыл глаза. Если бы Зоя Вячеславовна была понаблюдательнее, она бы заметила, что сначала в глазах сына не было никакого выражения, это были просто глаза, и только через какое-то мгновение в них появилась жизнь, они вновь стали Семиными.
- Доброе утро, мама, - поздоровался Семен, вставая. - Что случилось?
- Доброе утро, сынок, - ответила Зоя Вячеславовна и сразу же перешла к делу. Она рассказала об исчезнувшей сберегательной книжке, ни словом пока не обмолвившись о ночнушке и одеяле с подушкой. Семен внимательно выслушал и спросил, а нельзя ли эту книжку восстановить через банк.
- Да ты, что, банки эти не знаешь? Они рады-радехоньки тебе какую-нибудь неприятность устроить, - заверила его Зоя Вячеславовна. - Давай, Сем, помогай.
Семен сел на стул и сложил руки на коленях.
- Видишь ли, мам, дело в том, что я не могу этого сделать, - сказал он, глядя матери прямо в глаза.
- Почему? - Зоя Вячеславовна присела на соседний стул. Внутри у нее все оборвалось - на книжке были все ее сбережения.
- Мама, пойми, в этом мире так все устроено, что каждый должен заниматься своим делом и своей жизнью, - начал он. - То, что я тебе вчера показал - это только демонстрация, показ, так сказать, возможностей. Ты тоже можешь ...
- Семен, - строго сказала Зоя Вячеславовна. - Ты меня, пожалуйста, не учи. Речь идет о деньгах, которые я кровью своей и потом зарабатываю много лет, а ты взял и в один момент их куда-то дел, и еще отказываешься вернуть!
- Мама, я не могу их вернуть, пойми.
- Кровать наколдовать смог, даже две, чай смог, розу, а книжку вернуть не можешь? Не врал бы уж тогда!
Зоя Вячеславовна начала выходить из себя. Семен уловил ее настроение и поспешил успокоить.
- Мама, не переживай, мы с тобой сегодня же пойдем в банк и, уверяю тебя, все устроится лучшим образом!
- Как же, устроится, - всхлипнула Зоя Вячеславовна. - Всю жизнь работаю, работаю как проклятая, коплю, коплю, а тут вдруг раз, два - и ни кровати, ни одеяла, ни книжки, ни ночну-у-у-шки.
"Успокоил," - подумал Семен. Оставалось только одно средство, чтобы утешить мать. Семен сделал глубокий вдох и мысленно перенес Зою Вячеславовну в его любимый сад, где цвели вишни, усадил ее на небольшую скамеечку около ручья. Вокруг пели птицы, с гор дул прохладный ветер, шумели тяжелые от распускающихся бутонов ветки вишневых деревьев, и в воздухе витал аромат цветов и свежих ивовых прутьев, сложенных горкой около скамейки. Из них Семен время от времени мастерил корзины или небольшие сундуки.
Не совсем понимая, что с ней происходит, Зоя Вячеславовна вдруг, безо всяких на то причин, успокоилась, и настроение у нее заметно улучшилось. Забыв на время про книжку, деньги и все остальные потери, она начала колдовать на кухне над завтраком.
- Ты чай будешь или кофе? - спросила она Семена.
- Чай, - ответил тот.
- А я - кофе, - сообщила Зоя Вячеславовна. - Если я кофе с утра не попью, считай не работник. Сем, ты говорил, что в банк стоит сходить. Ты думаешь, что они мне книжку восстановят? У меня ведь и договор на вклад есть, и паспорт.
- Конечно, мама, не беспокойся, - отвечал ей Семен, радуясь, что мать так быстро уловила правильный подход к своей проблеме.
- Ой, а что я им скажу-то? Ну, про книжку?
- В смысле?
- Про то, как я ее потеряла? Они ведь меня в сумасшедший дом отправят, если я им правду-то расскажу, - и Зоя Вячеславовна залилась веселым смехом.
Семен молчал, поскольку не знал, что ответить. Ведь она, наверное, права, если начать рассказывать про то, что он, Семен, умеет делать, то недолго и схлопотать. "Что это у меня за жаргон появился?" - одернул себя Семен, но проблемка осталась. Самому показывать и демонстрировать возможности человека? Что-то ему подсказывало, что это будет восприниматься не всерьез и, главное, однобоко. Ведь не в материализации и визуализации дело, дело в том, чтобы стать, как говорит Учитель, Совершенством - безгранично счастливым и всемогущим. Однако никого нельзя заставить встать на этот путь насильно, желание и стремление должны исходить изнутри, только тогда человек сначала начинает искать тропинку, постепенно выходит на дорогу и, наконец, встречает Учителя. Семен считал, что он обязан расшевелить, разбудить людей, подстегнуть их стремление к Совершенству и Знанию. Не открыть им путь, нет, это может только сам человек, но он может показать тропинку и поддержать в минуту малодушия или сомнения. Но как это сделать? Вчерашние его фокусы с кроватью оставили не совсем приятный осадок. Ему показалось, что Зоя Вячеславовна восприняла эту его способность создавать вещи, то есть материализовывать мысли и образы, как нечто весьма выгодное для нее самой. Ему поневоле вспомнилась забытая сказка о рыбаке, рыбке и старухе, хотя он понимал, что сравнение было совсем даже неправильным. Да, невеселое получалось начало, но Семен знал, что унывать нельзя, да и разучился он хандрить и ныть.
- Сем, правда, что я им скажу? - настаивала Зоя Вячеславовна.
- Скажи правду. Мол пришел сын и случайно эту книжку выкинул, - предложил Семен компромисс.
- Так ведь могут не обменять тогда.
В голосе матери было сомнение.
- Мама, - Семен подошел к ней, взял за плечи и посмотрел прямо в глаза. - Прошу тебя, запомни, ты - это самое главное, самое прекрасное и самое совершенное создание! Как они могут тебе отказать?
Зоя Вячеславовна опешила и смутилась. Она, конечно, как и все мы, себя немного втихаря любила, но знала, что недостатков у нее куча, да и звезд особых она с неба не хватает, а тут, надо же - и прекрасная, и совершенная.
- Может, тебе деньги нужны? - спросила она сына прежде, чем сообразила, что с такими способностями ему и деньги-то не к чему.
Семен все понял и обнял мать.
- Все будет хорошо, - заверил он ее.
- Я сейчас в отдел позвоню, скажу, что задержусь, сгоняю в банк, а потом на работу пойду. Да, а как же с охраной быть? - вспомнила Зоя Вячеславовна. И сама себе ответила:
- Стало быть, никак пока. Без паспорта и говорить нечего - они тебя не возьмут.
- А зачем мне паспорт? - спросил Семен.
- Так если ты работать собираешься, - с сомнением в голосе начала объяснять Зоя Вячеславовна.
- Да, мама, я собираюсь работать, но не для денег вовсе, а для того, чтобы быть рядом с людьми, общаться с ними, разговаривать.
- Сем, кто ж не для денег работает? - резонно возразила мать. - И какие разговоры могут быть на работе? Работа - она и есть работа.
Зоя Вячеславовна вздохнула, вспомнив, что два ее выходных в банке закончились и после бухгалтерии нужно будет идти на уборку.
- Я сегодня поздно приду, - предупредила она сына. - Есть захочешь, поройся в холодильнике... Или сам что-нибудь придумай.
- Не беспокойся, я придумаю, - заверил ее Семен.
Зоя Вячеславовна поставила чашку с недопитым кофе в раковину и пошла собираться, то есть сначала в душ, потом натянуть на влажное еще тело кофточку и юбку (она выбрала расклешенную), сунуть ноги в туфли и взять сумку. Да, надо еще позвонить в отдел, предупредить об опоздании и найти договор на вклад.
- Хочешь, я с тобой до банка прогуляюсь, - предложил Семен.
- Конечно хочу, - обрадовалась Зоя Вячеславовна.
Она уже достала договор из пакета, который был аккуратно прилеплен изолентой снизу к столешнице кофейного столика. Теперь нужно было прилепить пакет обратно, но куда-то запропастилась изолента. Зоя Вячеславовна нервно выдвигала один за другим ящики на кухне, проверила некоторые секции в стенке, заглянула в какой-то ящик в прихожей.
- Сем, у меня изолента куда-то делась, не можешь ее наколдовать?
- Мама, я - не колдун и не волшебник, - отвечал Семен. - Я же говорил тебе, что эти способности заложены в нас самой Природой, мы всем этим наделены с рождения.
- Сем, я же не настаиваю, - миролюбиво перебила его Зоя Вячеславовна, похоже, даже не делая ни малейшего усилия вникнуть в то, что Семен ей пытался внушить. - Не хочешь, и не надо. Действительно, что на изоленту тратиться. Пойдем, я пакет под ковер сунула, почти не видно.
И они вышли из квартиры.
- Ой, - всполошилась Зоя Вячеславовна как только они начали спускаться по лестнице. - Я же в отдел позвонить забыла.
Она полезла в сумку и достала небольшую темную коробочку, открыла ее, нажала несколько кнопок и почти сразу же сообщила какой-то Раисе Игнатьевне, что чуть задержится.
- В банк надо срочно зайти, а они, сама знаешь, работают с девяти, - поясняла Зоя Вячеславовна пока Семен с удивлением смотрел на маленькое подобие телефонной трубки, которую мать держала возле уха.
- Что это? - спросил он, когда она кончила разговаривать.
- Сотик. Ты не знаешь, что это такое? - догадалась Зоя Вячеславовна и расхохоталась. - Ну ты, сын, даешь! Колдовать всякие штучки научился, а про сотик не знаешь!
- Так ты объясни, - улыбнулся Семен в ответ.
- Это, знаешь, как телефон, только его с собой все время носить можно...
И всю дорогу до банка Зоя Вячеславовна вводила сына в курс достижений технического прогресса за последние годы.
- У нас и на работе все не так как раньше - вручную да на счетах все пересчитывали. Бывало баланс не сходится, и давай его по новой, а сейчас все на компьютерах - программы там всякие. Один бухгалтер зарплату всем сотрудникам посчитать может за один день!
- И сколько же вас теперь сидит в бухгалтерии? - поинтересовался Семен, воображая почему-то большую светлую комнату со столом, массивным агрегатом-компьютером на нем, и мать, сидящую в удобном кресле, считающую зарплату всем сотрудникам и иногда говорящую с кем-то по диковинному телефону. Именно так им в начальной школе рисовали манящие картинки неминуемого коммунизма - один счастливый работник и куча машин, работающих за него и на него.
Зоя Вячеславовна снова рассмеялась.
- Чуешь, что говоришь! Раньше ведь вся бухгалтерия, считай, в трех комнатах сидела, в четвертой - главный, а теперь у нас все крыло, а плановый так вообще на второй этаж переехал.
- Это как же?
- А так, сейчас не как раньше - преподаватель да студент, теперь у нас и администрации, и всяких других отделов развелось. Теперь каждый факультет как целый институт стал. Потом надбавки, премии, а все это из разных средств, там госбюджет, здесь - спонсорские, в общем, без компьютера никуда.
- Если машина все считает, зачем тогда народу-то столько? - не понял Семен.
Мать пожала плечами.
- Откуда ж мне знать? Говорят, чтобы порядку было больше, да мы и не спрашиваем. Чего мне, пенсионерке, спрашивать? Мое дело сидеть тихо и ошибок не делать, а то выгонят. На что тогда жить буду?
- А пенсия?
- Какая там пенсия, - вздохнула Зоя Вячеславовна. - Кто на эту пенсию проживет? Мне еще повезло - я этот самый компьютер быстро освоила, а то ведь всех пенсионеров, кто не научился работать, уволили. Помнишь, Свету Истомину?
Семен кивнул. Тетя Света, энергичная мамина подружка и сослуживица, часто бывала у них, когда Семен был маленьким и не очень. Эта же тетя Света приложила в свое время немало усилий, чтобы познакомить и поженить Семена со своей племянницей. У самой Светы детей не было. Племянницу звали Анастасией, и она имела очень серьезные намерения по отношению к Семену, во-первых, потому, что он был из хорошей семьи и с высшим образованием, а, во-вторых, жил в благоустроенной квартире, когда как Настя с родителями ютилась хоть и в собственном доме, но на окраине и без удобств. Правда, у них была баня, но в баню зимой не находишься. Настя после школы пошла работать на местную конфетную фабрику, но фабрика вскоре встала, и Настя занялась челночным бизнесом, заняв денег у тетки. Семен тогда работал сторожем, и в планах предприимчивой невесты было привлечь его к зарождающемуся бизнесу. Девушка была, что называется, без сантиментов и комплексов, и набросала Семену бизнес-план их будущей совместной жизни. Повезло тогда Семе, что Степан предложил работу в экспедиции, а то бы... Но, чего не случилось, того не произошло.
- Наська-то теперь магазин открыла, - сама себя перебила Зоя Вячеславовна. - Такая невеста справная была, не знаю, что ты там кобенился...
Они подошли к банку. Большое двухэтажное здание из стекла и бетона имело вид неприступный и недружелюбный. По бокам от стеклянной входной двери на входящих в упор глядели камеры наружного наблюдения, за дверью сидел человек с непроницаемым лицом бывшего сотрудника компетентных органов. Он глазел на всех, кто шел в банк, ни с кем не здоровался, а бдил, вероятно, за безопасность. Сразу же за спиной строго смотрящего был зал по обслуживанию впущенных клиентов. Зал был полон. Около застекленного прилавка вились две здоровенные очереди. Несмотря на работающие вентиляторы, в зале было душно и жарко.
- Ой, - вздохнула Зоя Вячеславовна. - Что-то сегодня народу много. Не успею я за час.
- Постой, мам, сейчас я тебя научу, - оживился Семен, у него появилась возможность продемонстрировать матери силу ее воображения и дать ей первый урок счастья.
- Ты наколдуй лучше, - шепнула ему Зоя Вячеславовна.
- Вставай в очередь, - тихо скомандовал сын.
Мать послушно подошла к пестро одетой женщине непонятного возраста и спросила:
- Вы последняя?
- Нет, - процедила та.
- А кто?
- Я не последняя, я крайняя, - довольно громко заявила женщина, презрительно оглядывая Семена в его вышедших из моды лет двадцать назад вареных джинсах.
- Подумаешь, грамотная, - тут же парировала Зоя Вячеславовна.
- Ма..., - попытался образумить ее Семен.
- Пойдем в другую очередь, а то здесь как начнут учить, так не отплюешься, - и, демонстративно взяв сына за руку, она пошла искать другого крайнего. Им оказался словоохотливый пожилой мужчина в спортивных штанах и пиджаке.
- Второй день пытаюсь проценты проставить, - объяснил он Зое Вячеславовне. - Вчера два часа отстоял, а они передо мной закрылись - день у них, видите ли, рабочий закончился. Я сегодня, вот, с утра пораньше пришел. Жену на дачу отвез, а сам сюда поскорее. Так здесь, обратно, очередь.
Зоя Вячеславовна рассказала мужчине, что она отпросилась с работы и спросила, не знает ли он, смогут ли ей выдать новую книжку, если она старую потеряла.
- Это ты как же книжку-то потерять ухитрилась? - хмыкнул мужчина.
- Да так вот вышло, - вздохнула Зоя Вячеславовна. - Так дадут или нет, как Вы считаете?
- Не знаю, может, и дадут. Штраф только могут выписать. А так, что не дать-то?
- Ах, и вправду штраф могут выписать, - забеспокоилась Зоя Вячеславовна. - Сем, как думаешь, выпишут?
- Мама, - Семен отвел мать в сторонку. - Слушай меня внимательно. Расслабься, сде...
- Ты куда меня оттащил? - всполошилась та. - Сейчас кто-нибудь встанет, потом доказывай, что мы там были. Народ, знаешь, сейчас какой?
- Мама, - уже прошептал он в самое ухо, занявшей свое место в очереди, матери. - Делай, как я говорю. Помнишь кровать? Ты тоже так можешь?
- Ой, ты бы про кровать лучше не вспоминал, - отозвалась Зоя Вячеславовна. - Если бы не эта кровать, сидела бы я сейчас с девчонками и чай бы пила с кофе! Лучше наколдуй, чтобы мне штраф не выписали.
За ее "наколдуй" зацепился мужчина без процентов, и они стали обсуждать, что тут колдуй, не колдуй, а банк не переделаешь.
"А вот и переделаешь!" - мысленно возразил им Семен и закрыл глаза. Он представил себе операционный зал банка - просторный и светлый. Очередей в зале не было, поскольку работали все окошечки. Кроме того, он отчетливо увидел людей в синей униформе, вносящих в зал несколько мягких кресел для посетителей, с которыми приветливо здоровался страж у входа. Сделав глубокий вдох и поблагодарив Вселенную, он открыл глаза. Как раз в этот момент в зал вошел мужчина в добротном, сразу видно, что дорогом, костюме, в ботинках, каких и в магазинах-то не увидишь, и с кожаным портфелем, к которому была прилеплена небольшая металлическая табличка с надписью то ли "Армани", то ли "Этерно". Мужчина был гладко выбрит, и от него приятно пахло дорогим одеколоном. Тот, который у входа рассматривал посетителей банка, незамедлительно поднялся, улыбнулся, немного согнулся, как бы кланяясь вошедшему, и даже поздоровался. Мужчина небрежно кивнул ожившему стражу, но ничего ему не сказал, поскольку занят был телефонным разговором. Пройдя через зал, он очутился около пропускного пункта, который Семен раньше не заметил из-за очереди. Пункт этот находился около лестницы, ведущей на верхние этажи здания. Все как положено: небольшая калитка, турникет и стол со стражем, который тоже оживился при появлении мужчины с портфелем, то есть вскочил со стула, открыл калитку и разулыбался. Мужчина еще раз кивнул и стал подниматься по лестнице. Перед тем как исчезнуть из поля зрения некоторых наблюдавших за ним из очередей клиентов, мужчина обернулся и окинул взглядом зал.
- Управляющий, наверное, - догадался мужчина без процентов.
- Наверное, - согласилась Зоя Вячеславовна. Она прикидывала, стоило ли стоять или уж плюнуть на все и пойти на работу, а в конце недели взять отгул, выстоять эту очередь и, может, пригласить Владимира Петровича на вечер посмотреть трубу в прихожей и балконную дверь, которая последнее время плохо закрывалась и открывалась. Правда теперь у нее, вроде как, появился мужчина в доме, но про дверь они уже давно говорили, а про сына можно будет сказать, что он непрактичный. Пока Зоя Вячеславовна была занята своими мыслями, в зале появился еще один мужчина. Он тоже был одет в костюм, но не такой дорогой как у того, что прошел ранее. С этим мужчиной центурион у входа не раскланялся и доброго дня ему не пожелал. Мужчина же, в котором Зоя Вячеславовна узнала одного из пенсионеров-преподавателей института, зашел в зал, но спрашивать крайнего не стал, а несмело направился к стоящему в углу пузатому банкомату. Около банкомата он вздохнул, полез во внутренний карман пиджака, вынул оттуда паспорт, а из паспорта небольшую пластиковую карточку. Паспорт мужчина спрятал обратно в карман, а из другого достал очки, дужка которых была зачем-то обмотана лейкопластырем, и водрузил их на нос. Оглядевшись по сторонам, мужчина склонился к банкомату и стал его изучать.
- Палыч, - окликнул его тот, что стоял за процентами.
- Иван, привет, - искренне обрадовался Палыч. - Ты что здесь?
Иван рассказал про проценты.
- А я вот, зарплату пришел снимать, - объяснил Палыч и осторожно спросил:
- Ты знаешь, как этой машиной пользоваться?
- А как же, - отвечал Иван не без гордости. - А ты что ж?
- Так нам зарплату всегда раздатчик выдавал, потом в бухгалтерию в окно ходили, а с прошлого месяца всех окончательно на эти карты перевели, - вздохнул Палыч. - Помоги, а.
- В три секунды, - пообещал Иван. - Ты код свой знаешь?
- Сейчас, сейчас, - и Палыч снова полез в карман за паспортом. - Вот, жена списала.
- Ну, смотри, - Иван взял из рук Палыча карту, сунул ее в банкомат и набрал пин-код. - Сколько будешь снимать?
- Так все.
- А это сколько? Смотри, чтоб перебору не было.
Палыч из того же паспорта вынул расчетный квиток.
- Вот, - он ткнул пальцем в бумажку. - Переведено в банк двадцать тысяч триста восемьдесят пять рублей двадцать семь копеек.
- Ничего себе, у тебя и зарплата, Алексей Палыч, - не без зависти удивился Иван.
- Так это с премией вместе, - начал оправдываться Палыч.
- Да ладно, что твое, то твое. Заработал! Молодец! - похвалил Иван. - Теперь смотри и учись: выбираешь "снять деньги" и вводишь сумму. Давай копейки-то оставим им на развод!
- Давай, - согласился Палыч, не сводя глаз с дисплея.
Иван несколько раз нажал на кнопки.
- Тебе в каких купюрах?
- Да без разницы!
- Без разницы, так без разницы, - прокомментировал Иван и снова на что-то нажал. - Теперь "О-кей", и пожалуйста, получите Ваши денежки!
Автомат чавкнул и выплюнул карту, еще раз чавкнул и заработал, отсчитывая деньги. Вдруг, выдача прекратилась, раздался писк, а из отверстия рядом с высунувшейся картой появился чек.
- Здесь только девять тысяч, - растерянно произнес Палыч, пересчитав деньги.
Иван немного смутился и слегка покраснел.
- Наверное, деньги закончились, - догадался он.
- Как закончились? И что теперь?
- Не знаю. Надо работников звать. Ты стой здесь, чтоб никто другой не полез, а я сейчас, - распорядился Иван и направился к охраннику у входа, потом передумал и пошел к тому, что сторожил лестницу. О чем они говорили, Семен не слышал, но охранник никакого участия не выказал, а неопределенно махнул рукой куда-то в сторону загородки, за которой сидели кассиры с операторами. Тогда Иван стал продираться туда.
- Пропустите, мне на банкомат пожаловаться надо, - объяснял он тем, кто был уже почти у цели и не наблюдал сцены снятия денег.
- Это не сюда, умник, это - в технический отдел, - пояснил ему какой-то парень.
- Охранник сказал сюда, - настаивал Иван, протискиваясь поближе к окошку.
Наконец, какой-то сердобольный мужчина средних лет и в очках, пропустил его.
- Спасибо, - поблагодарил Иван и обратился к девушке за стеклом. - Помогите, пожалуйста. Там банкомат деньги не все выдал. Нам надо было двадцать тысяч снять, а он только девять выдал.
Девушка оторвалась от компьютера, в который вносила изменившиеся данные клиента и в недоумении посмотрела на Ивана:
- А разве он работает?
- Кто?
- Банкомат. Он, вроде, на ремонте был.
Иван еще больше покраснел. Надо добавить, что пока он пробирался к окну, пиджак его, который был немного широковат в плечах, забавно перекосился, волосы вокруг обширной лысины встали дыбом, так что девушке он предстал еще в том виде.
- Девушка, милая, помоги, - взмолился Иван. - Вызови, кого надо. Там у меня друг караулит.
- Что караулит? - не поняла девушка.
- Да банкомат этот.
- Мужчина, еще раз поясните, что произошло?
Иван рассказал, что пришел друг, не знал как снимать деньги, он ему и помог, но банкомат выдал только девять тысяч вместо двадцати.
- Подождите минуточку, - сказала девушка и ушла.
- Принесла нелегкая с этим банкоматом, - прошипела клиентка, данными которой занималась девушка. - Теперь она мне все напутает. Я же совершенно не вижу отсюда, что она туда впечатывает!
Женщина была невысокого роста, полная и всем недовольная.
- Извините меня, пожалуйста. Но видите, как вышло, - оправдывался Иван.
Очередь зашевелилась.
- Куда ее опять понесло? И когда она теперь вернуться соизволит? - вопрошали те, кому было видно, что творилось за стеклом.
Между тем, девушка, а звали ее Оксаной, заходила в кабинет заведующей операционным залом. Та разговаривала по телефону и почему-то стояла навытяжку.
- Да, Анатолий Ильич! Конечно, Анатолий Ильич!
Анатолий Ильич был тем самым человеком в костюме и с портфелем, которого так подобострастно приветствовали охранники. Поднявшись в свой кабинет, он сделал несколько необходимых звонков, подписал стопку бумаг, еще сделал пару звонков и, наконец, попросил секретаршу соединить его с зав. операционным залом.
- Любовь Аркадьевна, здравствуй! Что это у тебя там внизу творится? Откуда столько народу? Сколько окон работает?
- Два, Анатолий Ильич?
- Почему два, Люба?
- Так у меня двое на работу не вышли - дети болеют, да еще Степан Гаврилович попросил ему срочно сводку сделать, вот я девчонок, что поопытнее посадила.
- Любовь Аркадьевна, ты, знаешь, давай с тобой дело наше хорошо делать. Они же клиенты, ну, не самые, конечно, но вкладчики. Давай-ка с ними поуважительнее.
- Да, Анатолий Ильич, конечно, Анатолий Ильич!
Анатолий Ильич был в хорошем расположении духа. На минувшей неделе он ездил в Москву, где весьма, как ему показалось, удачно провел переговоры по поводу перевода в столичное отделение банка с начала следующего квартала. Правда, пока только заместителем управляющего, но это только пока. На выходные он смотался в Германию, где его дочь заканчивала третий курс университета. Они съездили на день в горы, посидели в маленьких уютных ресторанчиках, побродили по чистым и спокойным улочкам курортного городка, полюбовались красотами и пейзажами. Домой Анатолий Ильич вернулся в приподнятом настроении, со свежими европейскими впечатлениями и, заметив толпу клиентов, зачем-то проникся к ним сочувствием.
- Кончай это безобразие, Люба! Степану сводку потом доделаете, а сейчас открывай все окна, обслуживай людей.
- Все не получится, Анатолий Ильич, у меня народу только на шесть наберется.
- А ты сама-то умеешь на кассе сидеть? - поинтересовался начальник.
- Конечно, - неуверенно ответила та.
- Люба, надо. Или из других отделов сними девчонок, тех что раньше у тебя работали. Скажи, что я распорядился, - смилостивился он над заведующей.
- Обязательно, Анатолий Ильич. Сейчас все сделаю...
Забыв удивиться, отчего это сегодняшние распоряжения обошлись без мата, Любовь Аркадьевна набросилась на вошедшую Оксану:
- Почему не работаем? Ведь народ ждет, сейчас главный звонил...
- Любовь Аркадьевна, там клиент на банкомат жалуется, говорит, что тот ему вместо двадцати тысяч только девять выдал.
- Какой банкомат?
- Ну, тот, что в зале.
- А он разве работает?
Оксана пожала плечами.
- Ладно, иди, сейчас разберусь.
- А что мне мужику-то тому сказать?
- Скажи, что я сейчас выйду. Работу организую и выйду, пусть подождет, - и она пошла в закуток, где девочки готовили сводку.
Через пять минут все окна открылись, и очереди быстро расползлись. Красный от волнения Иван все еще стоял около того окна, куда обещалась придти заведующая, и делал непонятные знаки бледному, растерянному и расстроенному Палычу, стерегущему вредный банкомат, как будто тот мог куда-то убежать.
Наконец, Любовь Аркадьевна показалась около окошка. Из объяснений Ивана она поняла, что держателем карты является Палыч, и потребовала того к окошку. Иван сменил Палыча у банкомата. Еще минут через пятнадцать пришел инженер из технического отдела, вскрыл банкомат и подтвердил, что деньги кончились.
- Да как же так? - спросил Палыч.
- Бывает, - сказал инженер.
Положение усугублялось тем, что в чеке, выданным банкоматом значилось, что расход составил ровнехонько двадцать тысяч.
Палыч совсем сник.
- Не переживайте, - подбодрила его Любовь Аркадьевна, памятуя свой недавний разговор с управляющим. - Сейчас мы составим протокол, потом проверим базу банкомата и, если все подтвердится, выдадим Вам остаток.
Палыч взбодрился, Иван тоже.
- Слышь, я пойду, а то у меня вон очередь уже потерялась, - спросил он.
- Иди уж, - устало разрешил Палыч.
Через полтора часа, вымотанный и с кипой каких-то бумаг в кармане, он покинул здание банка со смутной надеждой на то, что все, в конце концов, устроится и выяснится. Ему еще предстояло неприятное объяснение с сыном и невесткой, которым он давно обещал подкинуть деньжат на ремонт машины, но главной задачей пока было выцарапать деньги из банка. Минут пятнадцать он сидел в своих стареньких "Жигулях", перебирая и перечитывая бумаги, поскольку выехать со стоянки у него не получалось из-за перегородившего дорогу фургона-грузовика с логотипом недавно открывшегося в городе мебельного магазина "Престиж". Грузчики в синих униформах выгружали и заносили в здание банка кресла в целлофановых упаковках, а Григорий, тот самый страж, получивший по телефону от управляющего распоряжение улыбаться всем входящим, скалился как умел и прикидывал, стоит ли ему подыскать место поспокойнее или компания с улыбками скоро и так закончится. Семен с Зоей Вячеславовной всего этого уже наблюдать не могли, поскольку очередь их подошла очень быстро, и оказалось, что поменять книжку не только ничего не стоит, но и затрат времени никаких не требует. Проверив договор, паспорт и сверив подпись Зои Вячеславовны, девушка выдала ей новую книжку, рассказала про выгодное предложение банка для пенсионеров и даже дала рекламную листовку. Зоя Вячеславовна поблагодарила и обещала подумать.
- Это ты наколдовал или они теперь так работают? - спросила она Семена, когда они вышли на улицу.
- Мам, я не колдун. Давай мы с тобой вечером поговорим, когда ты с работы придешь.
- Ой, Сем, о чем там говорить? Да, я ведь поздно приду сегодня? Мне в банке полы мыть.
- В этом?
- Нет, в другом. Я часов в девять буду.
- Хорошо. Иди и думай о чем-нибудь приятном, - попросил ее на прощание Семен.
Зоя Вячеславовна только рукой махнула и побежала к трамвайной остановке.
Семен же, не торопясь, пошел по направлению к дому, размышляя о том, что он увидел и узнал за два дня, проведенные в родном городе. Покоя ему не давала сцена, что он наблюдал около пузатого шкафчика не шкафчика, стоящего в углу зала, вокруг которого суетился тот, из очереди, без процентов и другой, в очках с лейкопластырем по имени Палыч. Семен не понял, в чем сыр-бор, но чуял, что-то не так, да там и без чутья можно было обойтись, достаточно взглянуть на осунувшееся лицо Палыча и на взъерошенного Ивана. "Что же могло их так расстроить?" - недоумевал Семен, потом не выдержал и, даже не закрывая глаз, представил себе ликующего и взволнованного Палыча, поблагодарил в очередной раз Вселенную и пропел мантру. Стоит ли говорить, что в половине шестого того самого дня в квартире Палыча раздался телефонный звонок, и приветливая девушка сообщила, что проверка закончена и что Алексею Павловичу причитается одиннадцать тысяч триста восемьдесят пять рублей.
- А когда получить-то? - забыв поблагодарить от охватившего его волнения, спросил Палыч.
- Можете сегодня, если успеете, мы до шести работаем, - сообщила девушка и добавила, что банк сожалеет о доставленных ему, Палычу, неприятностях.
Плюнув на извинения, Палыч рванул к "Жигулям". Езды до банка было минут пять. Не ответив на приветствие охранника, Палыч подошел к окошку - народу в зале почти не было. Получив деньги и подписав несколько бумаг, он, наконец, сердечно поблагодарил девушку, как вдруг, появившаяся из-за угла Любовь Аркадьевна вынесла ему небольшого плюшевого мишку - символ банка, ручку и небольшой калькулятор.
- Примите от нас сувениры, - проворковала она.
Палыч снова поблагодарил, расплылся в улыбке, сгреб подарки и вышел из банка. Неприятное приключение приятно закончилось. Мишка, он надеялся, очень понравится внучке. О том, как он будет выковыривать из банкомата следующую свою зарплату, Палыч старался не думать.
Поднимаясь на третий этаж, Семен заметил, что из разоренных почтовых ящиков выглядывают как попало засунутые рекламные газеты. Решив продолжить поиски работы, Семен вынул газету из своего ящика и пошел домой. Вымыв посуду и смахнув крошки со стола, Семен уселся в кресло и стал изучать объявления. Одно из них его заинтересовало.
"Требуется тьютор с высшим образованием и знанием восточных единоборств для ребенка 11 лет. Звонить по телефону ** ** ** в любое время. Спросить Сергея Александровича"
- Надо же, - вслух удивился Семен. - Люди стремятся узнать про Восток. Это хорошо.
Еще немного поразмыслив, он решил, что ничего не может быть лучше, чем работа с детьми. У них нет ни устоявшихся стереотипов, ни убеждений, ни всякой прочей дряни, свойственной взрослому человеку с опытом, чаще отрицательным, и, как правило, приобретенными скептицизмом и озлобленностью. Дети умеют мечтать и верят в сказки, а та жизнь, которая открылась Семену в монастыре и была похожа на сказку. Отлично! Семен огляделся в поисках телефона. Знакомого аппарата с заляпанным чернилами диском нигде не было. Вспомнив про технический прогресс, Семен решил, что телефон тоже мог измениться до неузнаваемости.
- И его, наверное, мама теперь с собой носит, - подумал он. - Придется ждать до вечера.
Но недаром Семен был, по-нашему говоря, волшебником. Высказав намерение, он невольно послал сигнал, который был даже не услышан, нет, скорее считан, и через пять минут раздалось пронзительное пиликанье. Вздрогнув от неожиданности, Семен пошел на звук в мамину спальню. Там из-под новой кровати самого настоящего орехового дерева, он извлек трубку с небольшим окошечком, которое мигало ярко-зеленым цветом. Приглядевшись, Семен прочитал на экране "Звонок".
- Ну надо же, - удивился он и поднес трубку к уху. - Алло.
В ухо вдарила новая волна пиликанья. Семен отдернул трубку и стал ее внимательно изучать. Слева в верхнем ряду кнопок он увидел большую трапециевидную кнопку, на которой почему-то по-английски было написано "Talk". Не долго думая, Семен нажал ее и снова поднес трубку к уху.
- Алло.
- Свету можно? - попросил грубоватый голос.
- Вы, ошиблись номером, - ответил Семен и зачем-то добавил. - Набрали семерку вместо четверки.
Откуда он это знал? Не спрашивайте, просто знал.
- А ты, чмо, откуда знаешь? Умный больно? Держись от Светки подальше, понял? А то, что можно пообломаю, а что нужно - выдерну. Козел.
Добавив еще пару непристойно неприятных выражений, Светкин знакомый отключился. С секунду, нет, с долю секунды Семен выправлял окружавший его эмоциональный фон, который отбомбардировал звонивший.
- Да, надо заниматься детьми, - окончательно утвердился в своем намерении Семен, который уже знал, что звонил ему шестнадцатилетний подросток из дома напротив. Понажимав на кнопки, он довольно быстро выяснил, как работает телефон, и набрал номер из газеты.
- Компания "Гонзипур", - услышал он приятный женский голос. - Здравствуйте.
- Здравствуйте, - ответил Семен.
- Что я могу для Вас сделать? - поинтересовался голос.
- Я по объявлению звоню, - отрекомендовался Семен и добавил:
- О тьюторстве для ребенка.
- Очень хорошо, - обрадовался голос. - Могу я узнать Ваши данные?
- Какие? - не понял Семен.
- Ну, расскажите мне о себе - имя, фамилия, что кончали, где работаете, какими видами единоборств владеете, какие пояса имеете, - в рифму попросил голос.
Семен не очень понял про пояса, но про себя, как мог, рассказал. Правда, вышла небольшая заминка с названием единоборств. Дело в том, что в монастыре спортивные упражнения, о которых, как понимал Семен, шла речь в объявлении, назвали словом, которое никак на другие языки не переводилось. Оно просто означало то, что означало. Про работу Семен честно сказал, что не работает, а обучение проходил в монастыре на востоке.
- Секундочку подождите, - предложил голос. - Я доложу о Вас Сергею Александровичу.
Семен стал ждать.
- Алло, Вы сегодня придти можете? - спросил, не здороваясь, Сергей Александрович.
- Да, конечно, - обрадовался Семен.
- Вот и отлично. Через два часа?
- Хорошо.
- Жду Вас. Ирина Вам даст адрес и объяснит как добраться.
Ирина продиктовала Семену адрес, спросила, на машине ли он, и получив отрицательный ответ, рассказала, что переулок, где стоит дом Сергея Александровича находится за Никольским рынком, и что нужно идти по направлению к реке до высокого глухого кирпичного забора с железными воротами.
- И принесите с собой, пожалуйста, документы, - попросила Ирина.
- Какие? - поинтересовался Семен.
- Ну, паспорт, диплом, все, что есть. У Вас есть еще вопросы?
Семен ответил, что нет, и Ирина, попрощавшись, положила трубку.
Окрыленный, он начал собираться. Никольский рынок был минутах в пятнадцати езды на автобусе, но, поскольку денег на проезд у Семена не было, он решил пройтись. Однако, прежде ему надо было отыскать диплом. Только он собрался применить один из своих трюков, как снова зазвонил телефон. Это была Зоя Вячеславовна, она попросила Семена найти ее ИНН и продиктовать. Все неденежные документы хранились в верхней секции стенки, там же Семен обнаружил и свой диплом. Поблагодарив Вселенную за поддержку и поговорив с матерью, Семен сложил диплом и паспорт в полиэтиленовый пакет, который нашел под раковиной, запер дверь на два замка, сунул связку ключей в тот же пакет и отправился на собеседование. Настроение у него было отличное. Город, наслаждаясь последними часами утренней прохлады, был приветлив и ласков; даже серая аура была не такой грязно-серо-бурой, так неприятно удивившей Семена в день его приезда. Свернув за угол дома, Семен почему-то вспомнил, как он прятался за этим углом, поджидая утрами Катю, которая жила неподалеку в, так называемом, обкомовском доме, построенном в глубине небольшой рощи. Семен часто выходил за полчаса до начала занятий в школе, чтобы подкараулить Катю. Обычно он пропускал ее вперед и шел следом, соблюдая дистанцию, иногда, правда, рассчитав свой выход, он почти сталкивался с ней, не здоровался и торопливо шел впереди, выказывая всем своим видом полнейшее ко всему равнодушие. Вспомнив эти свои нехитрые трюки, Семен рассмеялся. "Как же ты был глуп, товарищ!" - обратился он сам к себе. Теплая волна счастья накрыла его, он привык к этому ощущению, но сейчас, вспомнив все свои терзания и страдания тех давних лет, он по-новому оценил его и еще раз поблагодарил Вселенную и Учителя, которым был многим обязан за уроки и терпение.
Часов у Семена не было, но он знал нечто, что в нашем мире мы бы, наверное, назвали наукой совпадений, другими словами, не используя понятия времени, монахи жили по системе совпадений. Например, если у Семена была назначена встреча с Учителем, то они не договаривались о времени встречи (часов в монастыре не было) , они, или по крайней мере Семен только настраивался на встречу, и ни разу не произошло несовпадения. Вот и сейчас, Семен настроился на встречу с Сергеем Александровичем в выбранный тем момент, и, не торопясь, шел по улицам в направлении места встречи. Ровно через два часа после телефонного разговора Семен стучался в железные ворота. Никто не отвечал. Семен постучал сильнее и услышал какие-то неразборчивые слова, шаги и лязганье металла о металл. Прямо перед его носом открылось маленькое окошечко, и показались сначала темные усы, а потом и лицо человека.
- Что нужно? - спросило лицо, смерив взглядом Семена.
- Здравствуйте, - приветливо ответил Семен. - У меня встреча с Сергеем Александровичем. Я - тьютор.
- А-а, - ответило лицо и спросило паспорт.
Если бы Семен знал законы страны, он бы, может, и стал возмущаться, поскольку, по этому самому закону, паспорт у него спрашивать не имели права, но Семен законов не знал и выудил из своего полиэтилена паспорт.
Теперь вместо лица появилась рука, она забрала паспорт, окно захлопнулось и Семен остался один. Потоптавшись немного, он хотел уже было снова постучать, как послышались шаги, лязгнул замок и приоткрылась калитка.
- Заходи, - пригласил голос без особого дружелюбия.
Семен повиновался, протиснулся в приоткрытую дверь и очутился в очень уютном зеленом саду. Посыпанная красными камушками дорога вела к добротному кирпичному особняку, тоже красному.
- Пойдем, - пригласил его обладатель усов - высокий детина в бордовой гимнастерке военного покроя.
Семен последовал за ним. Они обогнули дом и оказались на террасе, выложенной каменными плитами. Посередине террасы стоял стол, за которым в мягком кожаном кресле сидел мужчина лет сорока или сорока пяти. Мужчина имел полное тело, большой живот и, как теперь говорят, сытое лицо. Взгляд у него был оценивающим, а глаза умными.
- Здравствуйте, - поздоровался Семен.
Мужчина кивнул и указал на стул.
- Ладно, - сказал мужчина. - Ко мне пришли. Давай с тобой вечерком созвонимся и перетрем этот вопрос, как положено. Идет? Знаю, знаю, что во власти денег много не платят. Одного не пойму, че вы все тогда в эту власть так стремитесь.
Он довольно захохотал, отчего лицо его чуть покраснело.
- Все отбой, - закончил разговор Сергей Александрович и уставился на Семена.
Семен не совсем понял, что это было, и с кем мужчина разговаривал. На террасе кроме охранника и Семена никого не было, да и слова Сергея Александровича явно не им были адресованы. Решив, что это еще одна из штучек прогресса, Семен сосредоточился на работодателе. Для начала он послал ему, мысленно разумеется, сноп белого приветственного света, отчего Сергей Александрович, человек абсолютно безо всяких сантиментов, внезапно что-то почувствовал, но определить, то есть идентифицировать охватившее его чувство не смог, выругался про себя и приступил к допросу прибывшего.
- Что же это у Вас, Семен, паспорт дореформенного образца?
- Я очень долго учился, - объяснил тот.
- Это как же ты учился без паспорта? - усмехнулся Сергей Александрович.
Семен ответил, что двадцать лет провел в уединенном монастыре.
- А что-ж вернулся? - поинтересовался Сергей Александрович.
- Почувствовал необходимость, - пояснил Семен, делая сильный толчок левой ногой, чтобы вместе со стулом отъехать в сторону, поскольку за спиной Семена кто-то готовился нанести ему удар. Не успел еще стул остановиться, как с грязным ругательством на пол, где только что сидел Семен, рухнул усатый охранник, перевернулся на спину и ногой попытался достать Семена, который, сделав уже движение правой ногой, объехал на своем стуле дергающегося охранника и снова оказался перед столом, за которым не без интереса наблюдал за происходящим хозяин. Охранник, между тем, вскочил на ноги и снова атаковал Семена, на этот раз в лоб. Совершив еще один маневр на стуле, Семен избежал нападения и охранник, не удержавшись на ногах, снова рухнул на пол, смачно выругавшись.
- Что там опять? - послышался недовольный женский вопрос.
- Пошла в жопу, - без интонации и выражения, распорядился Сергей Александрович и сделал знак охраннику. Тот, одернув гимнастерку, удалился с террасы.
- Неплохо, неплохо, - похвалил хозяин Семена. - Диплом есть?
Семен достал диплом и протянул его через стол хозяину. Взглянув на диплом, Сергей Александрович отложил его вместе с паспортом на край стола и рассказал Семену, что у него есть сын-оболтус, которому недавно исполнилось одиннадцать лет.
- Не знаю, что сейчас за молодежь пошла. Сидит весь день перед компьютером, режется в какую-то дрянь, в школе ни фига не учится и еще дерзить начал. Я этот компьютер недавно выкинул на хрен, так он такую истерику закатил. Я думал, убью подлюка. В мать пошел, она тоже истеричка, но, понимаешь, сын все-таки, родная кровь. Надо с пацаном что-то делать. Мне некогда, на мать надежды нет, да и образование у нее школа да техникум, вот и ищу, кто бы мог из пацана человека сделать. Работать будешь с ним пока с утра, после обеда он в школу еще неделю ходить будет, а летом - хоть целый день, но дурь из него выбей. Калечить, конечно, нельзя, но маленько можно. Да, и тренировки ему не повредят, не то дохляк-дохляком. Понял?
Семен все понял и страшно был рад. Это как раз то, что нужно. Он покажет мальчику путь, научит его сначала нехитрым приемам, а потом тот и сам найдет дорогу. Именно за этим Семен и оставил монастырь.
- Ну и ладненько, - сказал Сергей Александрович, вставая. - Пойдем, я тебя с пацаном познакомлю.
И они пошли в дом. Поднявшись на второй этаж, Сергей Александрович ткнул первую дверь налево и по-хозяйски вошел в комнату.
- Заходи, Семен, - пригласил он. - Знакомься, Сергей Сергеевич, пока можно просто Серега.
Спиной к вошедшим на мягком стуле сидел белобрысый мальчик в красной футболке и играл, надо полагать, на компьютере. Наконец, Семен увидел этот самый компьютер, похожий на телевизор, только почти плоский. На экране, от которого ни на секунду не оторвался мальчик, чтобы взглянуть на вошедших, сражались, издавая резкие пронзительные звуки, два монстра. Вид этих монстров неприятно поразил Семена, поскольку он уловил исходящую от них враждебность и агрессию.
- Я что сказал? - с угрозой в голосе спросил у спины сына Сергей Александрович. - Придет учитель, встать, не медля, и выключить эту дрянь, а то я и этот выкину на помойку. Или, лучше, в школу отдам!
Мальчик никак не прореагировал. Тогда отец подошел и дернул его за руку.
- Сейчас, только уровень доиграю, - завопил мальчик, но было уже поздно - отец выволок его на середину комнаты, а, оставшийся без поддержки, монстр в противных пупырышках пал жертвой другого, того, что в темно-синих доспехах. Победивший издал гортанный крик, пнул когтистой лапой побежденного и скрылся.
- Игра окончена, - произнес чей-то неживой голос. - Вы проиграли.
- Ну вот, - со злостью сказал мальчик. - Я почти до конца дошел! Не мог подождать минуту?
- Я тебе дам, подождать, - ответил отец. - Вот твой учитель, слушай его. И не дай тебе Бог, с ним не поладить. Во-первых, он может тебя наказывать, а, во-вторых, я тебе такое лето устрою, что до школы часы будешь считать. Понял?
- Понял, - мрачно ответил мальчик.
- Вот и ладненько, - довольным голосом сказал отец. - У Вас с ним два часа до школы, занимайтесь. Документы получите завтра, я должен все проверить. Да, если все будет в порядке, паспорт я Вам организую поменять. Вопросы есть?
- Нет, - сказал Семен.
- Отлично, - и Сергей Александрович вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
- Че, денег пришел срубить? - спросил мальчик, направляясь обратно к компьютеру.
Семен не ответил, а попытался наладить с мальчиком контакт, то есть улыбнулся ему, поблагодарил его за то, что он есть, и послал ему букет из доброй энергии. Фокус не совсем удался, поскольку у мальчика, как оказалось, стояла прочная броня-защита. Семен не особенно удивился, поскольку узнал, живя и обучаясь в монастыре, что разницы между детьми и взрослыми, по сути, не существует. Дети имеют только маленькую физическую оболочку, но, на самом деле, их энергетические возможности гораздо сильнее, чем у взрослых, поскольку они еще не успели истратить и растерять свой потенциал на, так называемую, взрослую жизнь. Редким людям удается сделать правильный выбор и, несмотря на окружающие их авторитеты и созданные этими авторитетами правила, идти своей дорогой, наслаждаясь жизнью, радуясь, как в детстве, каждому дню и аккумулируя энергию, не растрачивая ее бесцельно и по пустякам.
У мальчика, безусловно, еще был хороший энергетический запас, но тратил он его довольно неумело. Пробить энергетический щит мальчика Семен, конечно, мог, но он знал, что тем самым нарушит равновесие. Мальчик должен все сделать сам, он, Семен, может только показать ему дорогу. Послав еще раз в подарок ребенку заряд энергии и мысленно пригласил его в вишневый сад. Ответа не последовало, вместо этого раздался разочарованный возглас Сережи:
- Блин, кусок дерьма!
- Что случилось? - спросил Семен, открывая глаза.
Мальчик не ответил, а полез зачем-то под стол. Семен понял, что произошло. Посланный им заряд энергии не достался мальчику, поскольку он его отверг, вернее, он не умел эту энергию принять и раскрыться ей, но заряд попал в компьютер, который от этого сломался. Если бы Семен знал про компьютеры побольше, он бы сказал, что компьютер завис, но Семен этого не знал и расстроился из-за того, что невольно огорчил мальчика.
- Послушай, - обратился он к Сереже. - Давай поговорим.
Ребенок молчал и с чем-то возился под столом. Наконец, экран потух, чтобы через секунду снова загореться. Тем временем, ребенок выбрался из-под стола и снова сел на стул спиной к Семену.
- Сережа, - продолжал обращаться к мальчику Семен. - Давай я научу тебя быть свободным.
Ему не очень удавалось подбирать правильные слова, поскольку там, откуда он пришел, во- первых, говорили на языке с более конкретными словами, а, во-вторых, когда речь шла о чем-то значимом и важном, монахи общались между собой вообще не употребляя никаких слов, это был обмен эмоциями, образами и мыслями, а никак не словами, значения которых, даже на их языке, можно было толковать, и толковать, а, следовательно, и понимать, по-разному. Я уже не говорю о том, что слов можно просто не услышать.
- Слушай, - мальчик неожиданно повернулся к Семену. - Давай договоримся, если тебе бабки нужны, сиди вон там в углу и учи меня чему хочешь, понял? Я тебе не мешаю, ты - мне. Иначе я скажу отцу, что ты ко мне пристаешь.
Семен не совсем понял угрозу, то есть он ее совсем не понял, он только уловил агрессию, исходящую от мальчика, причем агрессия эта была похожа на ту, что излучал победивший монстр.
- Чего тебе хочется больше всего на свете? - зашел Семен с другого конца.
- Не твое дело, - прорычал мальчик и вернулся к компьютеру.
Он нажал несколько кнопок, вернее, чуть заметно водил правой рукой, при этом раздавались чуть слышные щелчки.
- И все-таки?
- Собака интернет вырубил, - неожиданно отчетливо произнес мальчик.
Семен не совсем понял, почему мальчик сказал "собака", а не "собаку", про интернет он вообще не знал, а слово "вырубил" посчитал за сленг. Итак, мальчик хотел собаку. Семену это желание было знакомо. В детстве он сам очень хотел собаку, непременно большую, умную и добрую. Отчасти это желание было вызвано тем, что у Кати была крупная немецкая овчарка, с которой она довольно часто гуляла в скверике на углу вместе с другими хозяевами собак. Пока собаки бегали вокруг и играли, хозяева стояли неподалеку, смеялись и о чем-то разговаривали. Катя всегда выделялась тем, что была лучше всех одета. Для выгула собаки у нее была оранжевая заграничная куртка и длинный шарф. Она носила узкие джинсы и высокие, под цвет куртки, оранжевые сапоги на плоской белой подошве, которую называли "манной кашей". Сапоги на "манной каше" были поначалу только у Кати, и были они, безусловно, импортного производства. Потом у некоторых учителей и даже учениц тоже появились такие же сапоги, но они уже были отечественного производства и ни в какое сравнение в Катиными сапогами не шли. Правда, к тому времени, у Кати были уже другие сапоги и другая куртка. Так вот, Семен мечтал о собаке, но ни о какой собаке в их маленькой квартире и речи быть не могло. Правда, мама однажды спросила его, не хочет ли он пуделя к Новому году, но представить себя гуляющим с пуделем рядом с Катиной овчаркой Семен не мог, и вопрос о собаке больше не вставал. И вот теперь, через столько лет, другой мальчик хочет собаку. Семен не мог настроиться на мальчика и увидеть, какую именно собаку тот себе представлял, но он знал, по собственному мальчишескому опыту, что это должна быть непременно большая собака. Семен закрыл глаза... и через минуту в углу комнаты сидел, растопырив слегка задние лапы, огромный мохнатый пес. Он улыбался в всю ширину своей заросшей шерстью морды и преданно смотрел в сторону мальчика. Поблагодарив Вселенную, Семен открыл глаза.
- Смотри, - сказал он мальчику.
Тот нехотя повернулся, увидел пса и заорал. Орал он сильно, истерично и во весь голос. В добавок, вскарабкавшись на стул с ногами, мальчик задел что-то на столе и это что-то шмякнулось на пол. Семен не испугался, он знал, что крик есть простой и один из самых доступных способов сброса энергии. Семен ждал, когда мальчику надоест орать, то есть он сбросит достаточно излишней энергии, но тут распахнулась дверь, и в комнату влетела полная женщина с криком "Что случилось?!". Семен хотел ей объяснить, что ничего особенного, но женщина уже увидела добродушного пса в углу и тоже заорала. На крик примчались Сергей Александрович и усатый охранник.
- Что случилось? - спросил Сергей Александрович.
- Ничего, - ответил Семен.
- Идиот, - орала женщина. - Зачем собаку в дом приволок? Мне назло? Да?
- Пошла в жопу, - резко скомандовал Сергей Александрович, ничего толком не понимая.
На сей раз женщина не повиновалась, а, прижав к себе сына и, как бы заслоняя его от отца, собаки, тьютора и всех остальных, начала причитать.
- Что случилось? - повысив голос, повторил свой вопрос Сергей Александрович.
И тут он тоже заметил пса.
- Это еще откуда взялось? - и он строго посмотрел на охранника. - Егор?
- Понятия не имею, - в голосе Егора уверенности не было.
- Слушай, - обратился к нему хозяин. - Такие собаки в замочную скважину не просачиваются, а на воротах ты у меня стоишь. Это твоя собака?
Последний вопрос был обращен к Семену, который уже понял, что дал большого маху.
- Это собака Вашего сына, - отвечал Семен.
- Какого на хрен сына? Ты что мелешь? Откуда в доме взялась собака? - вопрошал хозяин.
Отвечать надо было правду и Семен объяснил, что сын Сергея Александровича хотел собаку. Обстановка в комнате накалялась. Женщина продолжала верещать, сын всхлипывать, Сергей Александрович раздражаться, а охранник Егор и так кипел злобой после неудачного нападения на Семена. В комнату осторожно заглянула девушка.
- Пошли все в жопу, - громко объявил Сергей Александрович и дал знак охраннику. Тот подошел к женщине и попытался вывести ее из комнаты, но та уходить не хотела, к тому же, за нее цеплялся мальчик.
- Так ты говоришь, что это сын мой хотел собаку, - снова обратился хозяин с Семену.
- Да.
- А откуда взялась эта собака? Ты ее привел?
- Нет.
- Так откуда она здесь взялась? По воздуху прилетела?
Семен почувствовал, что медлить нельзя, он закрыл глаза, расслабился как мог и ясно представил себя уже после завершения этого конфликта: на душе у него легко и спокойно, все участники неприятной сцены поглощены какими-то своими важными и мирными делами, а пес обрел новый и очень хороший дом и любящих хозяев.
- Ты от ответа не увиливай, - пригрозил ему Сергей Александрович. - Где взял собаку?
В этот момент в кармане у него зазвонил телефон.
- Цыц! - посмотрев на мигающее окошечко в телефоне, рявкнул хозяин так, что все мигом замолчали, даже пес на секунду перестал дышать. Сменив интонацию на радостно-благодушную, Сергей Александрович вышел из комнаты, от души приветствуя какого-то Ивана Константиновича или Константина Ивановича - Семен не разобрал. Тем временем охранник вывел из комнаты мать с мальчиком. В комнату снова заглянула девушка.
- Здрасьте, - поздоровалась она.
-Здравствуйте, - ответил Семен, который еще не решил, стоит ли ему капитулировать или надо подождать Хозяина, то есть, Сергея Александровича.
- А чей это пес?
- Пока не знаю, - ответил Семен.
- Хороший какой.
Девушка погладила собаку, которая тут же подала ей свою мохнатую тяжелую лапу.
- Ой, здоровается, - обрадовалась девушка и добавила со вздохом:
- Сергей Александрович ни за что его не возьмет.
- Почему?
Девушка пожала плечами.
- Не знаю, не возьмет и все.
- Лариса, - строгий голос Сергея Александровича ворвался в комнату. - Ты почему здесь? Что тебе нужно? Работы нету? Так, давай, уволю.
- Что Вы, что Вы, Сергей Александрович! - всполошилась Лариса. - Я пришла взглянуть, не надо ли здесь прибраться после собаки.
- А она еще здесь?
Девушка выскользнула из комнаты.
- Где Сергей? - спросил хозяин Семена.
- Не знаю, их Егор увел.
- Жди здесь, - распорядился Сергей Александрович и вышел из комнаты.
Семен услышал, как грубоватый голос Хозяина опять послал кого-то в жопу, кто-то заплакал, кто-то закричал. Семен закрыл дверь в комнату и погладил пса. Он только сейчас понял, что это был его пес, тот самый пес, о котором он так долго мечтал в детстве и отрочестве. Большой и добродушный, надежный защитник и друг. Пес разулыбался и обрадовался Семену, подал ему лапу, потом другую.
Дверь открылась. На пороге стоял Сергей Александрович, лицо у него было озабоченным.
- Я могу продолжить работу с мальчиком? - спросил Семен.
- Не сегодня, - ответил Хозяин. - Ему уже скоро в школу. Приходите завтра с утра.
- Хорошо, - ответил Семен. - Я приду.
Он не спросил, во сколько, так как категория времени, как таковая, отсутствовала в его жизни долгие годы. Он просто знал, когда ему нужно будет постучать в дверь, то есть в железные ворота, на следующий день.
Сергей Александрович лично проводил Семена до этих самых ворот, поблагодарил его за что-то и попрощался.
- Жду Вас завтра утром.
Семен ушел. Минут через пятнадцать после его ухода в доме Сергея Александровича раздался телефонный звонок. Он застал Хозяина уже на пороге, но звонила соседка, жена довольно известного, противного и важного чиновника, так что пришлось с ней поговорить.
- Сергей Александрович, - пропела Елена Николаевна. - Мне наша сказала, что у Вас появилась собака, от которой Вы хотите избавиться.
- Да, есть у меня псина, - признался Сергей Александрович, проклиная болтливую Ларису.
- Сергей Александрович, дорогой, давайте мы его возьмем. У нас Ниночка уже давно собаку просит, ей гулять надо больше, и собака была бы идеальным вариантом, а у Вас, говорят, большая и выученная.
Нина была дочерью чиновника - девушка лет пятнадцати, некрасивая и очень болезненная.
- Я не против, Елена Николаевна, - обрадовался Сергей Александрович. - Забирайте, если хотите.
Елена Николаевна стала благодарить.
- Только, знаете, я за него три тысячи отдал.
- Да что Вы, - в голосе Елены Николаевны промелькнуло недовольство.
- Ну, с Вас я, конечно, денег не возьму, но, хотя бы билет его оплатите.
- Куда? - не поняла Елена Николаевна.
- Сюда, в С-ск. Его же из Германии везли, - сам не понимая зачем, врал Сергей Александрович.
- Это сколько?
- Тысяча долларов.
Сергей Александрович знал, что для чиновника это не деньги, да и для него сумма была не серьезной, так, сработал инстинкт предпринимателя.
- А документы у него есть? - поинтересовалась Елена Николаевна.
- С документами просили четыре, но я отказался. Зачем, скажите, псу документы? А?
- Да, в общем-то Вы правы, но все-таки... А какая это порода?
- Э-э..., знаете, я не скажу, не выговорить мне это, у пацана моего надо спросить. Что мы с Вами по телефону-то, зайдите, посмотрите собаку, а то мы тут обсуждаем, обсуждаем, а он Вам может и не приглянется.
Елена Николаевна согласилась, и через полчаса счастливая Ниночка выводила из железных ворот не менее счастливого пса на галстуке - это Сергей Александрович продемонстрировал откуда не возьмись проснувшуюся в нем галантность в присутствии чиновничьих жены и дочери, когда выяснилось, что у пса нет ни поводка, ни ошейника. Получив тысячу долларов в конверте, он снял свой галстук и слегка затянул его на внушительной шее пса, от чего вид у того сразу стал официальным, и, наблюдавшая за происходящим через приоткрытую дверь домработница Лариса подумала, что пес в галстуке вполне может претендовать на какую-нибудь должность и даже с отдельным кабинетом; она не знала, что такие псы уже бывали.
Тем временем Семен возвращался домой по тихим и пыльным улочкам того района, который вытянулся вдоль реки за Никольским рынком. Район был старым; когда-то через него пролегала дорога, ведущая из столицы аж до самого Приморья. Дорога звалась трактом, и около нее строились дома, то есть сначала была только маленькая станция, трактир и конюшня. Но позже появились домишки и домики переселенцев, потом поселок превратился в город, который стал расстраиваться и ушел в сторону, на гору, а этот район остался. Выйдя из переулка, где громоздились чиновничьи и не только особняки за глухими заборами, Семен очутился в Кузьмичках, так назывался этот уголок, как говорят, по названию трактира рядом со станцией. Здесь стояли покосившиеся от времени деревянные дома и бараки с облупившимися или почерневшими от старости резными наличниками на окнах, пахло помойками и туалетами, что все еще торчали узкими пеналами во дворах, где бегали босые ребятишки, а некрасивые женщины развешивали белье на веревках или копали огороды, или мыли окна и полы, выплескивая грязную воду тут же у крыльца. На лавках сидели старухи, которым было поручено караулить белье, пока молодухи занимались хозяйством. Настроение у Семена было хорошим, но в мысли его нет-нет, а прокрадывалось мимолетное и предательское уныние. Впрочем, Семен знал и верил в силу намерения и в успехе своего мероприятия не сомневался.
- Завтра с утра начну работать с мальчиком, а сегодня вечером поговорю, наконец, с мамой, - весело решил он и полностью отдался своей прогулке, наслаждаясь хорошей погодой и предаваясь воспоминаниям.
Зоя Вячеславовна пришла домой в начале десятого уставшая и голодная. Семен, как и накануне, приготовил ей сюрприз - на столе было блюдо с горой лепешек, а в маленьких тарелочках вокруг стояли приправы-не приправы, но очень вкусные разности. Потом Зоя Вячеславовна попросила чаю, и Семен наколдовал какой-то удивительного аромата напиток, в который мать хотела было набухать сахару, но Семен ее отговорил.
- Что ж, спасибо, сын, - поблагодарила Зоя Вячеславовна, выбираясь из-за стола. - Давай телевизор немного посмотрим, да спать.
Она притащила из своей комнаты шезлонг и взялась уже было за пульт, когда Семен попросил ее не включать телевизор.
- Давай поговорим, мама.
- Давай, сынок. Только о чем?
- Мама, я хочу научить тебя быть свободной, - начал Семен, мысленно посылая матери заряд доброй энергии, который она не смогла принять - слишком уж вымоталась за день.
- От чего? - спросила Зоя Вячеславовна.
- Не от чего, мама, а просто свободной. Я хочу научить тебя жить, расправить крылья...
- Не смеши меня, Сем. Какие крылья, о чем ты говоришь?
- Вот смотри - ты пришла с работы; ты устала, ты недовольна, а завтра тебе снова идти на ту же работу, чтобы опять целый день провести, занимаясь тем, что тебе не нравится и не доставляет удовольствия делать, а потом придти домой снова уставшей и опустошенной.
Зоя Вячеславовна смотрела на сына с каким-то странным выражением лица. Он почувствовал, что она напряжена, но продолжил:
- Я хочу научить тебя, как освободиться от всего этого, как получать от каждого дня, каждого часа жизни удовольствие и наслаждение.
- И как же? - с иронией, которую Семен почему-то принял за интерес, спросила Зоя Вячеславовна.
- Смотри, для начала подумай и скажи, чего ты действительно хочешь в жизни? Не думай о том, что ты этого никогда не сможешь добиться или получить, просто позволь себе пофантазировать. Что бы ты хотела иметь или кем бы ты хотела быть, чтобы чувствовать себя счастливой?
- Знаешь, я целый день мантулила сначала в бухгалтерии головой, потом в банке руками, и завтра мне предстоит тоже самое. Дай отдохнуть!
- Мама, ведь ты не любишь свою работу.
- Хм, открытие. А кто любит работу? Ну, может ректор наш любит, хотя, кто его знает, у них там все время драки под ковром идут. Или директор банка. Не знаю, но они хоть денег получают, сколько им надо. А здесь, только на хлеб с водой хватает, а на пенсию вытурят, так совсем с голоду подохну.
И Зоя Вячеславовна расплакалась, Семен опешил.
- Ты вот двадцать лет черти где был, а я все работала и работала. Знаешь, как сердце-то бывало защемит - что ты, где ты, жив ли? Люди вон, живут как люди - у них семьи, дети, внуки, а здесь все не как у людей. Был сын и нету сына. Где он? А, - она махнула рукой и утерла слезы.
- Мам, у меня так вышло, у меня такой путь, прости меня, - сказал Семен, равновесие его пошатнулось. - Я долго учился и пришел, чтобы поделиться тем, чему я выучился с людьми. Почему ты не хочешь принять мою помощь?
Мать вздохнула.
- Знаешь, ты вчера вместе с кроватью мои простыни с одеялом и ночнушкой тоже того, ну сколдовал. Наколдуй мне, пожалуйста, их обратно или что другое вместо них. А то я вчера под пальто спала, так его жалко, оно же новое.
Семен, несколько обескураженный неожиданным переходом матери на одеяло, согласился, закрыл глаза и представил себе ее новую кровать, заправленную тонкими шелковыми простынями и накрытую стеганным пуховым одеялом. На подушке лежала ночная рубашка под цвет простыней и махровый халат. Халат Семен добавил потому, что вспомнил как в детстве мать возила его в Эстонию к родственникам отца. Там она купила себе розовый махровый халат, который очень любила и который носила много лет, пока тот не продрался в нескольких местах и не измахрился окончательно. После халат еще несколько лет служил отличной половой тряпкой. Так вот, новый махровый халат тоже был зеленым, в тон постельного белья.
- Готово, - сказал Семен, закончив благодарить Вселенную.
- Ой, Сем, - только и сумела сказать Зоя Вячеславовна. От усталости ее не осталось и следа. Она схватила халат, потом ночнушку, трогала и гладила рукой одеяло и простыни.
- Гляди-ка, как шелковые, - говорила она. - Ну спасибо, сынок. Красота-то какая! Таких и во Дворце не купишь.
Она имела в виду городской Дворец зрелищ и спорта, переоборудованный в торговый комплекс.
- Мам, смотри, как ты радуешься, - Семен попытался снова привлечь внимание матери к вопросам важным. - Неужели, тебе не хочется все время так жить и только радоваться?
- Сем, я радуюсь подаркам. Мне ведь все очень тяжело достается - погляди, какую нам житуху правительство устроило. Раньше-то все более-менее одинаково жили, а теперь, - она махнула рукой. - Видел бы ты, какие у нас премии начальство получает. Да мне одной такой премии бы на всю оставшуюся жизнь хватило, а им все мало. И делали бы что, а то так, деньги бюджетные и внебюджетные просаживают. Да что там говорить, меня бы не уволили пока, а там, посмотрим.
- И все-таки, ты не ответила вопрос, чего ты хочешь?
- А ты можешь мое желание исполнить?
- Нет, - Семен покачал головой. - И никто не сможет, кроме тебя.
- А как же это? - Зоя Вячеславовна показала рукой на кровать и новые простыни.
- Это - вещи, мама. Я же говорю о том, чем и кем ты хочешь быть, что ты хочешь делать, как жить?
- Да как мне жить, Семен? Мне уже не жить, а доживать пора, - она снова вздохнула. - Спать надо, ведь завтра на работу.
- Уволься с работы, ведь ты не любишь ее, - посоветовал Семен.
- Ты, видно, умом от безделья тронулся, - ответила мать, сгребла ночнушку с халатом и пошла в ванную. Перед тем, как закрыть дверь она добавила:
- Конечно, если ты умеешь и еду наколдовать, и кровать, то тебе можно так рассуждать, а остальные-то люди по-людски живут, без фокусов. Да ты и не поймешь, наверное.
Она махнула рукой и пошла принять душ. Семен остался один, и он опять не был собой доволен. Давно забытое и, как ему казалось, совершено отработанное чувство неуверенности зашевелилось где-то с самом глубоком уголке его души. Единственным способом привести себя в равновесие была глубокая медитация. Семен сел, расслабился и закрыл глаза. Зоя Вячеславовна вышла из ванной, увидела сына, видящего на полу со скрещенными ногами, пожелала ему спокойной ночи, не дождалась ответа, в который раз махнула рукой и пошла спать. Засыпая, она улыбалась, поглаживая рукой новые простыни. "Надо будет у него еще один комплект попросить," - подумала она и заснула.
День четвертый
Семен вышел из медитации минут за десять до того, как зазвонил будильник Зои Вячеславовны. Он был счастлив, доволен и полон энергии. У него состоялся очень хороший и полезный разговор с Учителем, который сказал ему то, в чем сам Семен не решался себе признаться. Разговор этот, как Вы понимаете, они вели без помощи слов, лишь читая или понимая мысли и эмоции друг друга, поэтому передать содержание беседы мне не под силу.
Семен принял прохладный душ и растерся махровым полотенцем. Одеваясь, он рассматривал баночки и тюбики маминой косметики.
- Как же назывались духи, которые мама так всегда хотела? - подумал он и, слегка напрягшись, вспомнил. "Пуазон", духи назывались "Пуазон", а душилась ими их соседка и временами мамина подружка тетя Аня, муж которой работал в том же, что и мама, институте только профессором и иногда уезжал в заграничные командировки, откуда привозил всякие диковинные вещи. Запах этих духов очень нравился маме, но цена за них была слишком большая, да еще в долларах, коих у Зои Вячеславовны никогда не было и быть не могло.
- Сем, ты долго? - услышал Семен голос матери за дверью. - Мне ведь на работу надо.
- Сейчас, иду, - отвечал Семен.
- Я пока воду на кофе поставлю. Или ты чай?
Семен не ответил.
Зоя Вячеславовна пошла на кухню, налила в чайник воды и поставила его на плиту. В никелированном боку чайника отражалась часть ее нового халата. Зоя Вячеславовна улыбнулась.
- Доброе утро, мама, - появился на кухне Семен.
- Доброе, - ответила Зоя Вячеславовна. - Ты последи за водой, а я в душ.
И она пошла в ванную.
-Ну, спасибо, сын, - услышал Семен через небольшое отверстие в стене, соединяющей ванную и кухню. - А как пахнут-то! Помнишь, тетя Аня Смоленская все время такими душилась. Надо же!
Семен довольно улыбнулся и накрыл стол для завтрака - чай, лепешки и сладости из тростника.
- Мам, чего ты ждешь от сегодняшнего дня? - спросил Семен, когда посвежевшая после душа Зоя Вячеславовна села за стол. От нее приятно пахло духами.
- Не знаю, - ответила мать. - Сюрприз я уже получила, чего мне еще ждать? Я сегодня снова поздно приду, так что ты уж сам тут хозяйничай. Хорошо? Да, Сем, я все забываю спросить, тебе деньги-то нужны или ты...
- Нет, мам, спасибо. Я, кажется, на работу устроился, - ответил Семен.
- Да ты что! - обрадовалась Зоя Вячеславовна. - А кем?
И тут же озабоченно:
- А как же паспорт?
Тут только Семен вспомнил, что оставил свой недействительный, правда, паспорт и диплом у Сергея Александровича, но беспокойства по этому поводу не было.
- Не знаю, но тот человек, к которому я устраиваюсь, сказал, что поможет с паспортом.
- А что делать-то? - снова спросила Зоя Вячеславовна.
- С сыном его заниматься. Репетитором.
- Так это отличная работа, Сем! - обрадовалась Зоя Вячеславовна. - Как раз для тебя, ты же все книжки читал, вот теперь и применение будет! Слушай, а книжки-то твои я все в гараже храню. Если надо, давай в выходные сходим, обратно принесем.
- Посмотрим, мам. Ты не увиливай, - настаивал на своем Семен. - Скажи, что ты хочешь, чтобы сегодня произошло?
Зоя Вячеславовна посмотрела на сына и прыснула:
- Чтобы в банке вечером с работы отпустили, а деньги заплатили!
- Отлично! - уцепился за идею Семен. - Теперь слушай меня внимательно. Сядь в кресло и расслабься.
- Да ну тебя! Какой там "расслабься"? - отмахнулась от него Зоя Вячеславовна. - Мне на работу пора.
- Тебе выходить еще рано, ты знаешь. Давай, не упрямься, - и он как маленькую девочку повел мать к креслу. Она села, мельком взглянув на часы.
- О времени не беспокойся, ты никуда не опоздаешь. И вообще, постарайся ни о чем не беспокоиться. Закрой глаза. А теперь представь себе, только отчетливо, как ты возвращаешься домой из банка после того, как тебя отпустили. Представила?
Зоя Вячеславовна неуверенно пожала плечами.
- Постарайся как можно более оживить картину - представь, что ты видишь траву вдоль тротуара, стены домов, заборы...
- Да нет там никаких заборов, - перебила его Зоя Вячеславовна.
- Нет, так нет, - согласился Семен. - Ты представляй то, что есть. А, главное - настроение. Попытайся, хоть на секунду, почувствовать тот подъем или ту радость, которые ты испытала, когда тебя отпустили. Представила?
- Подожди, да кто меня отпустит-то? - Зоя Вячеславовна открыла глаза и сделала попытку встать. - Чепуха все это. Дай лучше новости посмотрю. Ты Катьку свою не хочешь разве послушать? Интересно, в чем она сегодня?
- Мама, - стараясь удержать мать в кресле строго сказал Семен. - Я прошу тебя, один хотя бы раз, послушай. Закрой глаза и представь, как ты возвращаешься домой из банка, где тебя отпустили с работы и еще денег дали.
- Да ну тебя с твоими глупостями, - отмахнулась от него Зоя Вячеславовна.
- Мама, пожалуйста!
- Ладно, ладно.
Она закрыла глаза, посидела минуту, другую, и Семен увидел, как на ее лице появилась улыбка. "Наверное, получилось, - подумал Семен. Я ей помогу."
- Вот и отлично. Будет здорово, если ты тоже самое повторишь раза два в течение дня. У тебя же есть обеденный перерыв?
- Есть, - вздохнула Зоя Вячеславовна. Она посмотрела на часы - времени на новости уже не оставалось. "А хорошо бы и в правду стряслось бы у них там что-нибудь сегодня в банке, чтоб меня отпустили. Я бы тогда Владимиру Петровичу позвонила," - подумала Зоя Вячеславовна и пошла в прихожую.
- Тебе ко скольки на работу? - спросила она Семена.
- Мне уже надо выходить, - сориентировался Семен и взял ключи.
- А это где?
- За Никольским рынком, - ответил Семен, пропуская мать вперед.
- Так тебе на троллейбусе четверке или на маршрутке, - посоветовала Зоя Вячеславовна и полезла в сумку за кошельком. - На вот, двадцать рублей на проезд.
- Спасибо, мама, но я пешком. Знаешь, как приятно ходить по городу. Так все изменилось, а все равно изо всех углов и переулков так и выскакивают воспоминания.
- Ты деньги-то возьми, - настаивала мать.
Семен, чтобы ее не обижать, взял две свернутые десятки и положил в карман.
- Спасибо.
- Не за что! Ты на остановку?
Семен проводил маму до остановки, посадил в трамвай, освободив, мысленно разумеется, ей место в вагоне, и пошел по направлению к Никольскому рынку.
Как раз в тот момент, когда Сергей Александрович подумал про то, что пора бы уже новому тьютору появиться, Семен постучал в железную калитку. Егор, не очень приветливый вообще, а с утра в особенности, впустил Семена, с ним не поздоровался и даже в дом не повел.
- Дорогу знаешь, - буркнул он.
- Спасибо! Конечно, - отвечал Семен и пошел по красной тропинке к дому.
Сергей Александрович заканчивал завтрак на террасе и читал газету. Газета была вчерашней, но не новости интересовали Сергея Александровича, а колонка анекдотов. Для новостей он газеты вообще не читал, новости его интересовали большей частью местные, и узнавал он их из своих надежных источников. Вечерами Сергей Александрович смотрел программу "Вести" для того, чтобы быть в курсе событий в стране и мире, иногда попадал на Леонтьева с его "Однако", и уж совсем редко Сергей Александрович смотрел какие-нибудь передачи типа "Недели" с симпатичной и стройной ведущей.
- А, Семен, заходи! - обрадовался хозяин. - Завтракал?
Семен кивнул.
- Может кофе?
- Нет, спасибо, - отказался Семен.
- Присаживайся, - пригласил Сергей Александрович. - Мне с тобой потолковать надо.
- Как Сергей? - поинтересовался Семен.
- Уже стреляет, - показал пальцем наверх Сергей Александрович. - Пусть постреляет маленько, нам с тобой поговорить надо.
- Хорошо, - согласился Семен.
Сергей Александрович закашлялся, налил себе еще кофе из кофейника, добавил сливок и положил сахару. Честно говоря, он не совсем знал, как приступить к этому разговору с тьютором, но начинать как-то было надо.
- Семен, я вчера поговорил со своим пацаном, и он мне сказал, что, собаки, ну той большой, в его комнате до нашего с Вами прихода не было, - он волнения лицо Сергея Александровича начало краснеть. Семен молчал и очень внимательно слушал.
- Так вот, - продолжал Сергей Александрович. - Собака появилась после того, как я ушел, оставив вас с Серегой в комнате. Он сказал мне, что сначала у него завис компьютер, а потом появилась эта собака. Вы не расскажете мне, как же она там появилась?
- Компьютер не висел, - поправил рассказ хозяина Семен. - Он немного испортился, но не висел.
- Бог с ним, с компьютером. Объясни мне, откуда взялась собака?
Врать Семен не мог, поэтому сказал правду:
- Ваш сын попросил собаку.
Сергей Александрович пристально смотрел на своего собеседника, не меняя, по обыкновению ни выражения лица, ни выражения глаз, однако, в мыслях у него был полнейший сумбур. Дело в том, что единственным объяснением появления этой собаки было... Вот в том-то и дело, что объяснения не было. Судя по словам сына, собака появилась в комнате как по волшебству, из ниоткуда, чему, конечно, поверить было невозможно. Но откуда-то она взялась? Егор - не сумасшедший и дело свое знает, с собакой бы он уж точно никого не пропустил. Предположим, что собака проскользнула в калитку вслед за репетитором, но ведь Сергей Александрович лично препроводил Семена в комнату сына, и никакой собаки вокруг не заметил. Может, эта собака сначала пряталась где-нибудь в кустах, а потом незаметно прокралась в комнату сына, но она ведь только собака, а не десантник какой на задании. Да и задания у нее, похоже, никакого не было. В общем, объяснение напрашивалось одно - не без нечистой силы (тьфу, тьфу, тьфу) тут дело обошлось. Масла в огонь подлил охранник Егор, когда оправдывался за неудавшееся нападение на репетитора, о котором Сергей Александрович сам его попроил для того, чтобы протестировать способности Семена во всяких там единоборствах. Егор обратил внимание хозяина на то, что пол на террасе выложен не гладкими плитами, и стул по ним скользить ну никак не может. Сергей Александрович самолично исследовал пол, сел на стул и попробовал немного оттолкнуться ногами, отчего чуть не упал. Прав был Егор, шершавая и неровная поверхность каменных плит не давала стулу скользить, тогда каким же образом этот репетитор так легко и непринужденно уворачивался от ударов Егора, не вставая с этого самого стула? А Егор ведь не самоучка и не дилетант, он бывший спецназовец и обладатель пояса, только Сергей Александрович никак не мог запомнить, какого цвета Егоров пояс.
- И как Вы ее, то есть эту собаку, простите, доставили?
- Я ее придумал.
- Не понял.
- Я ее придумал, то есть визуализировал.
- Это как?
- Это так не объяснишь, этому надо учиться, - Семен, как ему показалось, удачно ушел от объяснений.
- Послушайте, я человек неглупый, даже, я бы сказал, совсем не глупый, может, не очень начитанный, как моя жена считает, но даже она признает, что я не дурак. Так вот, не могли бы Вы поподробнее описать этот самый процесс... доставки?
- Визуализации и материализации, - поправил его Семен. - Это и просто, и сложно одновременно. Видите ли, речь идет о целой системе; и материализация предметов, это только маленькая и не очень значительная часть.
- Не фига себе, незначительная! Ой, извините, - смутился Сергей Александрович.
- Да, представьте себе, очень даже малозначимая, хотя, как я вижу, весьма впечатляющая, - улыбнулся Семен. Он не очень был доволен собой, так как подбирал какие-то не совсем точные и неубедительные слова, но других он не находил.
- А что Вы еще умеете делать? - осторожно поинтересовался Сергей Александрович.
- Поймите, дело не в том, что я умею или не умею, а в том, что каждый... нет, не просто каждый, а Вы, именно Вы, Сергей Александрович можете сделать свою жизнь такой, какой Вы хотите, чтобы она была.
- Это как же?
- Ну, вот кем бы Вы хотели быть? Представьте себя в сказке, как в детстве.
Неожиданно неосознанное напряжение, в котором находился Сергей Александрович постоянно и которое не отпускало его, как и миллионы других людей по всему миру, ни днем, ни ночью, вдруг спало, и он приятно расслабился в своем кресле; неотложные дела превратились в дела второстепенной важности, и он почувствовал себя так хорошо, уютно и свободно, что даже настороженная подозрительность по отношению к странному репетитору перестала его волновать. Однако пребывать в таком состоянии для Сергея Александровича было делом совсем непривычным, даже, в какой-то степени, опасным. Он одернул себя, и заставил сосредоточиться на важном разговоре, мельком взглянув на часы. "Ничего, можно немного задержаться. Самое важное сегодня - позвонить в Москву, а там все равно еще все дрыхнут," - пронеслось у него в голове.
- Мы же не в сказке, - ответил он Семену.
- Может быть, но Вы представьте себе, что Вы в сказке и можете пожелать стать, кем угодно. Что бы Вы выбрали?
"Издевается он надо мной, что ли?" - подумал Сергей Александрович, но эпизод с собакой заставил его сдержать себя и разговор продолжить.
- Ну, Ивана-Царевича, конечно. Только безо всяких там Кащеев и прочей ерунды. Я, знаете ли, не герой-бонзай, - и он, довольный своей шуткой, рассмеялся и добавил:
- Вот Василису Прекрасную можно оставить.
Семен понял, что собеседник его не совсем понял.
- Хорошо, а теперь скажите мне, что бы Вам в жизни хотелось больше всего?
- Да у меня и так все есть, - усмехнулся Сергей Александрович, оглядываясь вокруг.
- И Вы абсолютно счастливы?
- А как же? Ты знаешь, кем я был? Пацаном на побегушках. У меня мать с отцом в Кузьмичках всю жизнь в бараке прожили, в депо проработали. Только мать - в трамвайном, а отец - в паровозном. Я в техникуме самым бедным был и самым дохлым, вот они меня и гоняли, козлы. Все, что здесь есть, я вот этими самыми руками и головой заработал и сделал! И, почитай, никакого криминала!
Сергей Александрович снова откинулся на спинку кресла - Хозяин. И что он с ним разговаривает? Кто он, этот недотепа в вареных джинсах? У него даже паспорта-то нету путевого, а диплом такой же как и у него, Сергея Александровича, - синий. Только Сергей Александрович может сделать почти все, что хочет, например, взять и поехать отдыхать в любую страну на две недели, а у этого репетитора в кармане, поди, только десятка на проезд.
- То есть Вы полностью счастливы и желать Вы больше ничего не желаете?
- Да кто ты такой, чтобы меня спрашивать? - вышел-таки из себя Сергей Александрович.
- Простите, - извинился Семен. - Можно я пойду с Сережей заниматься?
- Это ты меня извини, - остыл Хозяин. Он снова вспомнил о собаке.
- Знаешь, жизнь у меня, конечно, сладкая, но нервная. Вот и срываюсь все время.
- То есть Вы хотели бы, чтобы у Вас была спокойная жизнь, без поводов к стрессу?
- Хм, так не бывает, дружок! - усмехнулся Сергей Александрович. - Как у нас говорят, тихо бывает только на кладбище.
- Вы не правы, - возразил Семен. Ему не понравилась шутка.
- Прав, не прав, не об этом речь, - Сергей Александрович хлопнул руками по столу.
Надоело ему ходить вокруг да около, да и не большим он был мастером всяких пространных разговоров. Надо было брать быка за рога.
- Скажи, а ты только собаку можешь это... Ну, сотворить, что ли?
- Нет, сотворить, как Вы сказали, можно все, что угодно. Дело только в намерении и желании.
- Ну-ка поясни.
- Все просто, Вы, или любой другой человек, стремитесь к состоянию умиротворения, покоя и счастья, у Вас есть какое-то свое видение этого состояния. Ну, например, дом, или любимое дело, или познание, и Вы делаете свой осознанный выбор этой цели достигнуть. Причем, Вы же не хотите, чтобы в доме Вашей мечты Вас терзали мысли о неприятной Вам работе или чтобы там жили люди, которые Вам по какой-то причине не нравятся или которых Вы не любите?
- Нет, конечно, - согласился Сергей Александрович.
- Прекрасно. Вот Вы и начинаете рисовать себе свой дом. Вы можете это делать мысленно или на бумаге, если Вы умеете рисовать и Вам нравится это делать. Главное, чтобы этот процесс мысленного созидания Вашего дома доставлял Вам удовольствие, чтобы каждый раз, когда Вы о нем думаете, Вас охватывало приятное чувство, чтобы Вы испытывали душевный подъем, энтузиазм, вдохновение, наконец!
- И что?
- А то, что в конце концов, этот дом Вашей мечты материализуется, и в один прекрасный день Вы проснетесь в нем с тем же радостным и прекрасным чувством, что Вы испытывали, когда предметно о нем мечтали.
- Чушь какая-то. Ты знаешь, что нужно сделать, чтобы построить дом, как ты говоришь, мечты? Ты меня спроси. Я участок под этот дом смог получить только после того, как козлов этих хорошенько смазал сначала, а потом уговорил соседями здесь пристроиться. И кирпич качественный, и все остальное, - Сергей Александрович только рукой махнул.
- Да, но вы ведь мечтали об этом доме, и он, в конце концов, материализовался, - попытался убедить собеседника Семен.
- Ничего себе, материализовался! - возмутился тот. - Он не материализовался, это я, понимаешь, я его построил! Точка!
Семен снова терпел фиаско.
- Хорошо, а что Вам теперь хочется, после того, как Вы построили дом, добились всего или почти всего?
- Да что ты ко мне привязался, - опять не выдержал Сергей Александрович. - Покажи лучше, что ты еще умеешь делать.
"Может, и вправду, показать? Доходчивее будет" - подумал Семен, а вслух сказал:
- Многое.
- А машину можешь?
- Вы имеете в виду автомобиль?
- Угу, автомобиль. Новенький!
Сергеем Александровичем овладело волнение. А вдруг этот пацан (что совершенно невероятно) и вправду умеет вещи создавать? Это какие же возможности откроются перед Сергеем Александровичем, при условии, конечно, что он правильные отношения выстроит с этим Семеном!
- Конечно, - ответил Семен и закрыл глаза.
Гуляя по улицам города, он видел много забавных автомобилей. Он даже обратил внимание на то, что во многих из них руль водителя был справа, а не слева, как в машине его дедушки. Семен решил, что это очередное достижение прогресса. Дедушка с бабушкой жили в небольшом поселке на реке километрах в пятидесяти от города. Раз или два в месяц они навещали дочь с внуком, и тогда дедушка катал их на своей машине по городу, к великому удовольствию внука и практичной дочки. На машине они могли съездить в отдаленные деревенские магазины, где можно было купить тушенку или сгущенное молоко, а иногда, если повезет, и какую-нибудь импортную вещь. Семен обожал эти поездки, а еще он любил помогать деду мыть машину; дед всегда поручал ему натирать до блеска металлический бампер и дверные ручки...
- Готово, - сказал Семен и открыл глаза.
- И где, простите, машина? - поинтересовался Сергей Александрович. Он был немного разочарован; похоже, Семен был, если и не шарлатаном, то просто чокнутым, а собака, наверное, и вправду проскользнула незамеченной...
- В гараже, - догадался Семен.
- Пойдем, посмотрим, - пригласил Сергей Александрович, вставая.
Они пошли в гараж, что был пристроен к дому и вмещал аж три машины. Одна из них, блестящий черный автомобиль с небольшим кружочком на капоте, разделенным на четыре сегмента, два из которых были выкрашены голубым, а два - белым, стояла у входа в дом. Сергей Александрович нажал на кнопку в стене и белоснежные ворота гаража поползли вверх.
- Е-мое, - выдохнул Сергей Александрович.
Прямо перед ним, на том самом месте, где обычно отдыхала его машина, стоял светло-зеленый новенький "Москвич" тысяча девятьсот шестьдесят второго года выпуска.
К счастью, Сергей Александрович был человеком, умеющим быстро оценивать ситуацию и принимать правильные решения без волокиты и сомнений.
- Ну ты, Семен, и даешь! Это что такое?
- Машина, - отвечал Семен, любуясь автомобилем. Если бы он умел проделывать такие штуки лет тридцать назад, у них с мамой была бы, непременно, именно такая новенькая машинка. Семен подошел ближе и открыл дверь. Да, так и есть, на рычаге переключения скоростей точно такой прозрачный набалдашник с желтым плавающим шариком внутри, какой он видел однажды в такси, которое везло их в аэропорт города Таллина.
- Это, Семен, не машина, это - металлолом, - пояснил Сергей Александрович. - Но очень неплохо, очень неплохо.
- Почему металлолом? - обиделся Семен.
- Так кто теперь на таких тракторах ездит? Вот, смотри, - и хозяин показал Семену два других автомобиля из гаража. Один из них был массивным внедорожником, а другая - небольшая красная машина, как показалось Семену, немного горбатенькая.
- Эту я жене купил, чтобы ездила, - объяснил Сергей Александрович, открывая дверь горбатенькой. - Видишь? Здесь автомат, навигатор, сидение с подогревом и тоже автомат, круз-контроль, стерео, все - как надо! Да, еще наполовину на электричестве ездит, заправлять ее раз в месяц можно! А в твоем драндулете что есть?
- А зачем это все надо? - спросил Семен, который ни слова не понял из описания Сергея Александровича.
- Удобство! Ладно, давай, что-нибудь еще сотвори, - предложил тот.
- Нет, Вы меня не совсем правильно понимаете и истолковываете...
- Да что там! Попробуй, ну скажем, лодку!
Сергей Александрович был страстным рыбаком, и на большой реке держал катер, но выбираться на реку часто он не мог и уже стал подумывать о том, чтобы прикупить лодку поменьше и вечерами наступающего лета вместе с Егором выезжать на пару часов за несколько километров от города на малую, но вполне судоходную и пока еще рыбную реку.
- Я..., - начал было возражать Семен.
- Давай, давай, а то как-то непонятно получается - ты, вроде, и можешь, да как-то не так, - как мог пояснил Сергей Александрович.
- Ладно, - согласился Семен и закрыл глаза.
- И чтоб белая была, - попросил Сергей Александрович.
На лодку Семену потребовалось совсем мало времени. Что там за конструкция? Представить ее было очень легко. Он открыл глаза, поблагодарив Вселенную.
- И где? - с нетерпением спросил Сергей Александрович.
- Думаю, у входа, - ответил Семен.
Они вышли из гаража. Перед входом, как и сказал Семен, лежала белоснежная лодка-плоскодонка. На корме у нее зеленой изумрудной краской был нарисован забавный вензелек.
- Это, блин, что такое? - не скрывая разочарования, поинтересовался Сергей Александрович.
- Лодка, как Вы просили. Теперь Вы поняли, что человек властен над вещами и просто обязан...
- Ты что? Издеваешься надо мной? Я разве это корыто просил? Я лодку просил! Лодку, а не лоханку для стирки!
Семен не понял причины, по которой так разошелся Сергей Александрович. Он только чувствовал, что разочарование было искренним, а негодование горьким на вкус.
- Ты что-нибудь путнее сотворить можешь? - спросил Сергей Александрович, наконец выговорившись.
- Поймите, я живу в своем мире, и у меня свои представления о вещах, их формах и так далее. Я представляю их такими, какими они бы мне подошли. У Вас другие мысли и другие образы, я не могу делать эту работу за Вас или для Вас, - Семен вложил в эту фразу как можно больше эмоций, чтобы смысл ее добрался до Сергея Александровича даже, если слова подобраны были и не совсем удачно и точно.
И это сработало. Хозяин, наконец-то, понял, что то, что создает Семен - это плод его, Семена, воображения.
"Ничего удивительного, парень столько лет где-то пропадал, научился в своем монастыре всяким фокусам, а от времени-то отстал. Он, поди, и не подозревает, что сейчас кругом компьютеры и автоматика. Нет, как не крути, а образование - великая вещь, то есть современное образование, ну, то есть быть в курсе всего того, что сейчас на службе у человека," - пытался про себя сформулировать причины неудачи с визуализацией Сергей Александрович. У него уже созрел вполне толковый план - поработать с Семеном, показать ему, так сказать, плоды прогресса - компьютеры там всякие, машины, а потом уже начать с ним работать серьезно. Самого Семена с его способностями Сергей Александрович не боялся ни сколечко - срабатывало чутье и оно подсказывало, что Семен - человек добрый, высоко моральный, порядочный и бескорыстный. Вполне вероятно, Сергей Александрович затруднился бы сформулировать свое представление о Семене словами, но слова тут были и не нужны. Сергей Александрович себе верил, и основания у него для этого были. Но для начала нужно было справить Семену паспорт. Особых трудностей Сергей Александрович не предвидел, так как с милицией дела он имел не раз и знал к кому обратиться.
- Хорошо, убедил, - согласился он с Семеном.
- Это только первый шаг, даже не шаг, а только намерение сделать этот шаг. Давайте я Вам немного расскажу о...
- Погоди, - перебил Семена Хозяин. - Мне уже пора на работу, а надо еще пару звонков сделать. Ты посиди пока здесь, я позвоню и распоряжусь, чтоб Егор тебя сегодня повозил. Машины-то, небось, нет?
Отсутствие машины у человека с такими способностями только подтверждало версию Сергея Александровича о дремучести Семена. "Надо с ним поаккуратнее, чтобы не переучить, а то выучится, поймет вкус настоящей жизни, и, как говорится, пропал человек для общества,"- смекнул он.
Семен пожал плечами. Он опять перестал понимать Сергея Александровича.
- Я могу начать работу с Сережей? - спросил он.
- Не сегодня, не сегодня, Семен. Давай мы сначала тебе паспорт справим, - ответил Сергей Александрович, и поспешил в свой кабинет.
Семен остался один рядом с лодкой. Он подошел к ней, погладил белоснежные бока, пожал плечами и сел на большой декоративный валун, что лежал у входа в гараж.
Сергей Александрович тем временем созвонился с начальником отделения милиции, с которым его связывали приятельские отношения после одного дельца, и попросил помощи в переоформлении паспорта.
- Тут знаешь, какая штука вышла, - пояснил он. - Я пацану своему тьютора нашел...
- Кого? - не понял начальник.
- Тьютора, ну, как репетитор.
- А он у тебя что, уже поступать должен?
- Да куда там поступать, школу бы закончил подлец. Он пока в пятом, в шестой пойдет.
- На кой ему тогда репетитор?
- Чтоб выучиться, а то ведь сидит сиднем около компьютера целый день, и не оторвешь.
- Нашел на что жаловаться! - удивился начальник. - Мой вон вообще дома не бывает, а только в десятом. Я его и так и эдак заставляю за уроки или книжку сесть - ни в какую. А сердце-то не на месте, я-то уж знаю, что у нас на улицах творится, так ему разве ж объяснишь?
Сергей Александрович посочувствовал для приличия начальнику, даже попытался дать ему совет - отдать пацана в секцию какую-нибудь, но начальник отмахнулся, сказал, что бесполезно все это, посетовал на молодежь и, наконец, спросил, что за дело.
- Паспорт мне надо тьютору, то есть репетитору, обновить, - объяснил Сергей Александрович.
- Тоже мне, дело, - пропыхтел в трубку начальник, который как раз пытался выкарабкаться из своего кресла, чтобы добраться до кителя, который обнимал вешалку у входа; в кителе была пачка сигарет.
- Да, понимаешь, он его со школы не менял.
- Бывает. А сколько ему сейчас?
Сергей Александрович взглянул на дату рождения.
- Сорок два.
- Как сорок два? А где он был все это время? Он что, инвалид?
- Почему?
- А военный билет?
- Слушай, не знаю. Но он мне нужен и, лучше, с паспортом.
- Криминал?
- Нет.
- Точно?
- Можешь сам проверить.
- Хорошо. Диктуй данные.
Сергей Александрович продиктовал номера и даты из старого паспорта Семена вместе с фамилией и адресом, попросил начальника не тянуть, напомнил, что за ним не заржавеет и положил трубку. После этого он переговорил с Егором, обязав того свозить Семена сфотографироваться, а позже, после получения дальнейших указаний, съездить с ним в районное отделение милиции.
Начальник отделения, тем временем, закуривал сигарету, потом глубоко затянулся и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Он думал думу, причем дума не была веселой. Начальник достраивал небольшой коттедж за городом и ему позарез нужны были деньги на внутреннюю отделку. Кое-какие мысли по поводу, где достать, у него роились в голове и надо было посидеть и обмозговать все хорошенько. Начальник позвал секретаршу, попросил ее заварить хорошего чаю и плеснуть в него немного коньяку для вкуса, потом он просмотрел сводки, полил цветы на окне - он лично следил за своими гортензиями и гиацинтами, поболтал немного с секретаршей, подавшей чай, и набрал номер Сергея Александровича.
- Слушай, я тут по твоему делу навел справки. Сделать можно, но, ты знаешь, у меня начальник паспортного человек не в деле... Он по рекомендации Генерала ко мне назначен, так что я через него не смогу такую штуку провернуть, но я созвонился с людьми - проблем не будет.
- Сколько? - спросил Сергей Александрович.
- Ну, учитывая случай, просят штуку.
- И расценочки там у вас, как я посмотрю, - то ли удивился, то ли позавидовал Сергей Александрович. - Жалко, что у тебя начальник паспортного есть, а то взял бы меня?
Они посмеялись и пошутили еще немного, потом, договорившись, что Егор завезет фото и старый паспорт Семена чуть позже, попрощались, пожелав друг другу успехов.
"Хорошо, что я за пса штуку срубил, - подумал Сергей Александрович. Надо было полторы взять". Впрочем, тысячи ему было не жалко, не его масштаба сумма. Вызвав Егора, он отдал тому распоряжение сфотографировать Семена и отвезти документы в отдел.
- Только в руки отдай, - на всякий случай проинструктировал он Егора, вытаскивая из внутреннего кармана конверт с деньгами, которые даже не пересчитывал.
- Понял, - ответил Егор, взял конверт и пошел исполнять поручение.
Семен все еще сидел на камне около гаража и размышлял. Обстоятельства, в которых он оказался, он чувствовал это, затягивали его, и вместо того, чтобы нести людям Знание, просвещать их и вдохновлять, он занимается всякими мелкими делами, материализацией, которая вовсе не служит доказательством могущества возможностей человека, а расценивается как фокус или забава. Не к этому стремился Семен! Там, в его любимом вишневом саду, все виделось по-другому. Он мечтал о том, как люди, общаясь с ним, воодушевятся и начнут постепенно овладевать Знанием. Он знал, что на первых порах это непросто, как все трудно делать в первый раз, а особенно сложно сменить не только систему взглядов, но и разрушить систему штампов, но раз это сумел сделать он, Семен, то остальные тоже смогут, он был в этом абсолютно уверен. Правда, как ему казалось, его энтузиазма и веры не разделял Учитель, то есть он, разумеется, ничего ему не сказал, а даже наоборот, поддержал и разрешил в порядке исключения заниматься материализацией в пределах здравого смысла, конечно. Но Семен, хоть и чувствовал поддержку и участие Учителя, почему-то сомневался в его вере в успех. Впрочем, все это были его, Семена, домыслы и сомнения. Ему был дан шанс, и он просто обязан его использовать. Вот получится ли? Сомнение и уныние чуть было не коснулись Семена, но он вовремя улыбнулся, мысленно поблагодарил кого-то за что-то и прочел мантру или, может, молитву.
Размышления Семена прервал Егор.
- Пойдем, чего сидеть у корыта? - пошутил он, пнув ботинком белоснежный бок лодки, от чего на той остался грязный шрам.
- Куда? - не понял Семен.
- Фотографироваться, - напомнил Егор.
Егор выкатил из гаража внедорожник с тонированными стеклами и посадил Семена на переднее сидение. Они выехали из железных ворот, которые открыла и закрыла домработница Лариса. Когда проезжали мимо одного из особняков, Семен увидел сквозь прутья ажурной решетки как невысокая худенькая девочка играла с его собакой. Девочка кидала псу круг, который тот старался поймать на лету, потом, виляя хвостом, приносил девочке и снова отбегал, чтобы успеть поймать следующий. Казалось, оба были счастливы. Семен улыбнулся.
Дом чиновника был единственным в этом коттеджном микрорайоне, огороженным ажурной чугунной решеткой - подарок друга чиновника, директора небольшого завода металлоконструкций. Все остальные дома были обнесены глухими высокими заборами деревянными или каменными. Подчеркнутая неприступность жилищ и отсутствие тротуаров, которые были прихвачены хозяевами во время освоения территории бывшей окраины соседних Кузьмичков, создавали ощущение отсутствия жизни в этом месте, как в пустыне. Впрочем, жители и жительницы престижных домов, некоторые из которых были похожи на замки или маленькие дворцы, конечно же, никогда бы не согласились с таким сравнением. Напротив, все они были богаты, почти все надменны и полны презрительности к остальным соотечественникам из пяти- и многоэтажек, поскольку те, из квартир, не обладали ни талантами, ни способностями, ни связями достичь того, чего достигли коттеджники. Да и жизнь у них была получше, чем у тех, кто не в коттеджах, не говоря уже про рвань из Кузьмичков. Но Семену этот район напоминал каменную пустыню, куда однажды пригласил его Учитель на прогулку. Пустыня была красива, безмолвна, горда и... мертва. Впрочем, это было первое впечатление. Позже Семен заметил прячущихся в песке или среди скальных обломков ящериц, змей, разных жуков, мелких животных, похожих на крыс и сусликов - жизнь в пустыне была, но другая. Я ни в коем случае не хочу сказать, что Семен сравнивал обитателей коттеджей со змеями или ящерицами - конечно же нет, решительно нет, нет и нет! Просто он ощущал себя среди высоких и неприступных заборов так же, как в той пустыне - неуютно. Ведь даже присутствие Учителя не очень помогло тогда Семену справиться с унынием и одиночеством, овладевавшими им во время того короткого путешествия в пустыню, которой, как догадывался Семен, и на карте-то не было.
Фото мастерская была рядом с Никольским рынком. Егор припарковал джип прямо под знаком "Остановка запрещена" и вышел из машины. Семен тоже попробовал выйти, но не смог найти ручку, чтобы открыть дверь.
- Тебя долго ждать? - спросил Егор и открыл дверь снаружи. - Тоже мне, цаца, дверь ему открывай. Пошли.
Они спустились вниз по крутой лестнице, повернули направо, прошли по узкому коридору, еще раз повернули направо и очутились в маленькой комнатке, где около стены стоял табурет, за которым висела белая простыня. В углу был небольшой стол, уставленный всякой аппаратурой. Семен знал, что большой экран назывался компьютером, но на столе стояло еще два ящика, о назначении которых он не ведал.
- Что хотели? - спросил мрачного вида и непонятного возраста гражданин. Он сидел в белом пластмассовом кресле около входа и читал книгу.
- Фотографию на паспорт, - ответил Егор. - Только, чтоб сразу.
Гражданин усмехнулся, ответил, что сейчас вся фотография цифровая, и всего делов на пять минут.
- Вам на загранпаспорт? - спросил он, вставая.
- Не, местный, - ответил Егор, усаживаясь на его место в кресло.
- Кто будет фотографироваться?
- Он, - Егор ткнул в сторону Семена.
- Садитесь, молодой человек, - оживился фотограф. - Вы так и будете в рубашке фотографироваться?
Семен пожал плечами и кивнул.
- Разве ж можно? Это же документ, а у Вас даже галстука нет.
- Зачем мне галстук? - не понял Семен.
- Я же говорю Вам, это документ! Сейчас, конечно, времена свободные, и люди стали к серьезным вещам легко относиться, но, сами посудите, паспорт - это солидный документ, можно сказать - основной документ, а Вы там в рубашке и без галстука!
- Да ладно, какая разница, - вмешался Егор. - Не вести же его переодеваться! Делай как есть.
- Зачем же как есть, - усмехнулся фотограф. - Сейчас сервис, так сервис. У меня и пиджак, и галстук есть.
Он шмыгнул куда-то вбок, где, как оказалось, была ниша, и вынырнул оттуда с пиджаком и галстуком.
- Надевайте, молодой человек!
Семен нерешительно посмотрел на пиджак и на удавку-галстук. Пиджак был темно-коричневого цвета с засаленным воротником, а галстук зеленый в красных и синих горошках.
На цвет не обращайте внимания, фотография все равно черно-белая, - успокоил фотограф.
Семен надел пиджак и утонул в нем. Пиджак был выбран, похоже, с расчетом на самого здорового, в смысле размеров, клиента.
- Это ничего, что он немножко широковат в плечах, - успокоил фотограф, надевая галстук и затягивая его на шее Семена. - Увидите, все будет в лучшем виде!
Наконец, он посадил Семена на табурет, повернул его голову чуть-чуть в бок, попросил не шевелиться и вытащил на середину комнаты треногу, на которой крепился совсем маленький фотоаппарат.
- Так-так, делаем серьезное выражение. Хорошо. Не шевелимся и не моргаем, пожалуйста.
Щелкнув раза два, фотограф сказал "Готово!", разрешил Семену снять пиджак и галстук, а сам пошел к компьютеру.
- Попрошу сюда, - пригласил он.
Егор оказался около экрана вперед Семена.
- Какая вам больше нравится, молодые люди? - спросил фотограф, разворачивая экран так, чтобы этим людям было лучше видно.
- Гы-гы-гы, - рассмеялся Егор.
Семен смотрел на экран, и до него не сразу дошло, что человек с пепельно-серым лицом, кругами под глазами, немного отвисшей нижней челюстью и от чего-то косящими с сторону глазами, и есть он сам. Кроме того, несмотря на обещания фотографа, плечи необъятного пиджака вошли в кадр, и человек на фотографии выглядел смешно и нелепо. Вторая фотография была еще хуже первой, поскольку Семен, видимо, моргнул и смотрел с фотографии так, как будто только что хорошенько принял на грудь.
- А нельзя еще раз сняться? - поинтересовался Семен. Не то, чтобы его волновал внешний вид, отнюдь, но фотографии неприятно поразили. Он не был уверен, но они вполне могли отражать какую-то дисгармонию внутри, которой он пока не чувствовал.
- И к чему Вам это, молодой человек? Кто на эти фотографии смотреть будет? Это же не свадьба, правда? - фотограф забавно махнул рукой. - Подождите, сейчас на печать пойдет. Минуты три-четыре будет. Давайте пока рассчитаемся.
Он сел за столик, достал из выдвижного ящика кипу квитанций и ручку, водрузил на нос очки и стал писать, потом открыл толстую тетрадь, вписал туда несколько цифр, закрыл, спрятал все обратно в стол и протянул Семену квитанцию.
- Двести рублей.
Семен достал из кармана две десятки, выданные ему с утра заботливой Зоей Вячеславовной, и протянул фотографу.
- Здесь только двадцать рублей, - улыбнулся тот.
- У меня больше нет, - сказал Семен.
- Как нет? - всполошился фотограф и поспешил к компьютеру, но было поздно - из черного ящика на столе выползали четыре фотографии.
- Вы получили услугу, молодые люди, извольте оплатить! - потребовал фотограф, с опаской поглядывая на Егора.
- У тебя и вправду денег нет? - спросил Егор.
- Нет, это все, - ответил Семен. Опять он был недоволен собой - его вдруг сковало чувство неловкости, как в школе, когда ему так хотелось пойти с пацанами, купить в ларьке пива, посидеть в роще под деревом, поболтать, покурить, но у него никогда не было денег - мать ему даже на завтраки не давала, поскольку считала, что есть надо дома, солидно, а не перекусывать всухомятку между уроками.
Егор хмыкнул, полез в карман, достал две сотни и отдал их фотографу. Тот обрадовался, положил фотографии в конверт и вручил их Егору.
- Сдачу, - попросил тот, взяв конверт.
- Да, конечно, - и фотограф вернул двадцать рублей, которые Егор, подумав, вернул Семену.
Тот взял и поблагодарил.
- Пошли, - сказал Егор, но тут же остановился.
- А почему двести? - обратился он к фотографу. - Здесь же написано сто сорок.
- Это без реквизита, - объяснил фотограф. - А вы, молодые люди, арендовали пиджак и галстук.
- Понял, - согласился Егор и они пошли.
До отделения милиции ехать было всего ничего. На этот раз Егор оставил Семена в машине, а сам пошел на второй этаж в приемную к начальнику. Отрекомендовавшись секретарше, он хотел было войти в кабинет, но та не пустила, так как у начальника кто-то был.
- Посидите минут пять, он сейчас освободится.
Не успел Егор сесть, как из кабинета начальника вышел человек в форме и с папкой под мышкой. Лицо у человека было красным и расстроенным.
Секретарша доложила начальнику о приходе Егора, тот что-то пробурчал и попросил вызвать заведующего паспортным столом. Егор зашел в кабинет. Начальник, тоже почему-то красный, стоял около окна и нервно курил.
- Принес? - спросил он.
Егор выложил на стол старый паспорт Семена и фотографии, чуть помедлил, достал из кармана конверт с долларами и положил его сверху.
- Убери, убери, - потребовал начальник, быстро подошел и сунул конверт во внутренний карман кителя.
- Когда будет готов? - поинтересовался Егор.
- Когда будет, тогда и будет, - схамил начальник. - Не твоего ума дело. Я сам позвоню.
Егор ничего не ответил, поблагодарил и вышел. В дверях ему попался невысокого роста худенький человек тоже в форме. Под мышкой у него была папка, а в руках он держал кубик Рубика.
- Заходите, - пригласила секретарша худенького в кабинет.
Тот зашел, отрапортовал, как положено, что по приказанию прибыл, на что начальник лишь махнул рукой и показал на лежащие на столе паспорт и фотографии Семена.
- Надо новый паспорт сделать, - пояснил он.
Худенький, он же главный в районе паспортист, взглянул на документы и осторожно спросил:
- А где квитанция об уплате госпошлины?
- Что? - взорвался начальник. - Ты что мне тут плетешь? Я не ясно выразился? Будешь мне еще крохоборничать! Чай в накладе за своим столом не остаешься!
Дальше он понес совсем уж околесицу, которую паспортист, соблюдая субординацию, внимательно выслушал.
- Понял? - грозно спросил начальник.
- Так точно, - отвечал паспортист, сгреб документы Семена, спросил разрешения идти исполнять, получил добро и убрался.
Спускаясь по лестнице, он наткнулся на того, кто с красным от волнения или переживаний лицом выскочил из кабинета начальника перед тем, как Егор занес туда документы Семена.
- Привет, - сказали они друг другу почти одновременно.
- Как дела?
- Да, ... - и тот, который не паспортист, употребил нехорошее слово. - А у тебя?
- Да, так же, - был ответ, и, не сговариваясь, они прошли в кабинет, на котором не было никакой таблички. Отсутствие таблички объяснялось тем, что хозяин кабинета недавно получил звание майора, и табличку отдали на переделку.
Зайдя в кабинет, его хозяин запер дверь, достал два стакана, бутылку с прозрачной жидкостью из сейфа и разлил жидкость по стаканам.
- Че он такой злой сегодня? - спросил паспортист и положил кубик Рубика на стол рядом со стаканом.
- Да две крыши вчера в дачном поселке сперли.
- Крыши? - не понял паспортист.
- Ну да, знаешь, понастроили себе курятников с дюралевыми крышами, вот их и сперли.
- Подожди, а как крышу-то упереть можно?
- Просто, залезли в дом, прорубили дыру изнутри и сняли.
- А, - кивнул паспортист. - А нашему, что за горе?
- Да то, что одну крышу сняли у тещи Генерала, - и хозяин кабинета многозначительно показал пальцем в потолок.
- Тогда понятно, - кивнул паспортист, сделал выдох и опрокинул в рот содержимое стакана. - И что, теперь искать будешь?
- Да где их найдешь? Но что-нибудь придумаем. Мои ребята не знали же, что она - теща, заявление приняли, протокол составили, да и отправили ее на все четыре стороны. У нас тут других дел невпроворот.
- Слушай, а она что, так сама и притопала с заявлением?
- Прикинь, притопала. Генерал с женой в Сочи, вот она и развила самодеятельность, а потом ей дочка позвонила, ну Генерал и наехал на нашего.
- И что?
- Что-что, вот, ездил с утра сам проводил осмотр места происшествия, протокол составлял, да ну их всех..., - и он тоже хлопнул, то есть, выпил жидкость из стакана. - Еще?
- Не, хватит, - отказался паспортист. - Мне вон, надо паспорт какому-то его другану править. Представь, даже госпошлину не платит уже. Совсем обнаглел.
- Это точно, - согласился следопыт.
- Как искать-то будешь? - спросил паспортист, вставая и поправляя китель.
- Как-как, известно, сейчас всех бросим на эту крышу. Нет, чтобы хоть покрасила ее, что ли. Ладно, прорвемся, - заключил он и тоже встал. - Ты-то когда звездочки новые получишь?
- Как время придет, - ответил паспортист. - Ладно, бывай.
- Бывай, - ответил следопыт, открыл дверь и выпустил паспортиста, который, не очень спеша отправился к себе в кабинет, подбрасывая на ходу, как мячик, разноцветный кубик Рубика.
Не только из-за украденной крыши у тещи Генерала испортилось настроение у начальника-полковника. Про крышу он сильно не волновался - найдут похитителей, а, если и не найдут, то организуют, не впервой. Но почти сразу после разговора с Сергеем Александровичем у начальника состоялся разговор с начальником другого районного отделения, который сообщил, не особо подбирая выражения, что сын нашего начальника был задержан вместе с двумя другими молодчиками за вооруженное ограбление водителя такси. Эта новость, как гром среди ясного неба, поразила начальника. В добавок ко всяким неприятностям и проблемам, только этого ублюдка вытаскивать ему не хватало. Да и сыном-то он ему не был, так, усыновил по глупости отпрыска своей нынешней супруги от первого брака, а теперь мучился. Бесило то, что ограбление было не просто глупым, оно было идиотским. Сын с двумя друзьями, один из которых жил по-соседству, а другой - его одногруппник, решили накануне вечером заехать в общежитие за девчонками, и, когда таксист довез их до места, тот, который жил в общежитии, приставил нож к горлу таксиста с требованием отдать выручку. Таксист сопротивления не оказал, отдал, все, что у него было в наличии - около двух с половиной тысяч рублей, отъехал за угол и вызвал милицию. Милиция приехала быстро, грабителей арестовала тут же, когда они выходили из общежития с девчонками, и привезла в отделение, где и выяснилось, что один из грабителей, во-первых, еще школьник, а, во-вторых, сын начальника другого отделения. Ситуация складывалась деликатная, и начальник отделения, что повязало преступников, созвонился с коллегой, чтобы, так сказать, того проинформировать. Неприятность была еще в том, начальник отделения, где сидели парни, был человеком новым, недавно назначенным на место ушедшего на пенсию полковника, кадра старого и проверенного. Нашему начальнику было наплевать на сына-идиота, он бы палец о палец не ударил, если бы того отправили в колонию для малолетних прямо сейчас, тем более, что с Иркой, женой, он давно уже хотел развестись, но... этот ублюдок по документам числился его сыном, а это несколько осложняло ситуацию. Проще всего, разумеется, было найти таксиста и с ним обо всем договориться, но сам начальник не мог этого делать, не положено, да и территория была не его. В общем, было над чем подумать и поразмышлять.
- Бывает же так, - сам себе вслух сказал начальник. - Если уж начнется невезуха, так все и сразу.
Егор, следуя инструкциям Сергея Александровича, привез Семена обратно в особняк и провел на террасу.
- Я могу начать занятия с Сережей? - спросил Семен.
- Иди, - равнодушно разрешил Егор. Он терпеть не мог маленького Сережу прежде всего потому, что паренек, по его сугубому мнению, был непредсказуемым, лживым и пакостным. Егору несколько раз серьезно доставалось от хозяина по вине этого маленького монстра. Не далее как за несколько дней до описываемых событий, Егору влетело за то, что он не встретил мальчика после уроков в школе, и бедолаге пришлось пешком тащиться через полгорода - как назло, батарейка в его телефоне села. На самом деле, Егор подъехал вовремя, даже за несколько минут до звонка, но Сережа не появился. Егор подождал минут пятнадцать, потом зашел в школу, чтобы выяснить, где мальчик, на что учительница ответила, что Сережа вместе со всеми покинул класс, и больше она его не видела. Егор обошел здание школы, ничего подозрительного не обнаружил и поехал домой, проверить, не появился ли пацан. Ждать пришлось долго. Сережа явился домой в начале десятого, отчитал Егора на входе и побежал жаловаться отцу, которого дома не было - они вместе с матерью (редкий случай, когда родители выходили вместе) были у кого-то в гостях. В конце концов, на следующее утро, когда родитель начал выговаривать сыну за плохие отметки в школе, тот сразу перевел стрелки на Егора, заявив, что тот часто опаздывает, а иногда вообще не приезжает, из-за чего бедолаге приходится кучу времени тратить на то, чтобы дожидаться непунктуального водителя или добираться до дома пешком. Сергей Александрович, разумеется, сказал сыну, что одно с другим не связано, но выволочку Егору сделал и даже слушать не стал его объяснений. Разрешая Семену позаниматься с Сережей, Егор в тайне надеялся, что этому странному субъекту в вареных джинсах удастся либо превратить маленького злодея в жабу, например, или как-нибудь отвлечь его внимание от Егора и сосредоточиться на чем-нибудь или ком-нибудь другом. Семен об этих планах Егора не подозревал и отправился на второй этаж. Он постучал в комнату Сережи, получил разрешение войти и вошел.
- Привет, - поздоровался Сережа.
- Здравствуй, - улыбнулся ему в ответ Семен.
- Хорошо, что ты пришел, - сказал мальчик, вылезая из-за компьютера и приглашая Семена сесть на пол.
Такому гостеприимству предшествовали некоторые события. Сережа был не глупее своего отца и довольно быстро сообразил, что Семен обладает удивительной способностью творить волшебство, а только волшебство могло спасти Сережу и его друга Федора от неминуемого большого наказания, поскольку недавно они вляпались в историю. Все началось с того, что в день, когда Егор не дождался мальчика у школы, Сережа был приглашен в гости к своему новому другу Федору. Надо сказать, что отношения с одноклассниками у Сережи складывались не очень, и, прежде всего, из-за того, что привозил и забирал его из школы то ли шофер, то ли охранник - Сережа и сам не знал, кем служит у отца Егор. В классе его постоянно дразнили, иногда обидно обзывали, а часто и откровенно издевались, особенно, если Сережа не мог решить задачу или пример у доски или в тетради, за что и получал свои заслуженные двойки и тройки. Сережа злился, несколько раз просил отца перевести его в другую школу или обязать Егора ждать его, Сережу, скажем, около аптеки, что была всего в квартале от здания школы, но все было тщетно. Сергей Александрович совершенно не понимал, что его сыну так не нравится в том, что его возят. "Меня бы кто-нибудь встречал на джипе, когда я в школу ходил," - думал он про себя и отмахивался от дурацких просьб сына. Так вот, не так давно в классе Сережи появился мальчик, которого немедленно стали дразнить за редкое и деревенское имя Федор. Постепенно два изгоя нашли общий язык и немного подружились, но настоящая дружба предполагает не только обмен дисками с играми и фильмами на переменах, но и проведение совместно досуга, хотя бы время от времени. И Сережа был приглашен домой к Федору после уроков. Родители Федора возвращались с работы часов в восемь, а уроки обычно заканчивались в шесть. В тот день друзья договорились, что Сережа спрячется в туалете, а Федор проследит за Егором и, когда путь будет свободен, сообщит Сереже по телефону. Так они и сделали, пока Егор выяснял у классной про Сережу, тот благополучно выбрался из школы и пустился наутек в близлежащий переулок, где его через некоторое время догнал Федор, и друзья пошли проводить время с пользой. Федор жил неподалеку в, так называемом, элитном доме, где квартиры были двухуровневые с большими лоджиями и балконами. Сначала они поиграли в компьютерные игры, но потом их внимание привлекла сирена одного из автомобилей, припаркованных внизу. Видимо, датчик был слишком чувствительным и реагировал на проезжавшие мимо машины жильцов, возвращавшихся с работы. Свесившись с балкона-лоджии два друга наблюдали какое-то время за чувствительным авто, но тут подъехала еще одна машина и встала в аккурат под балконом, с которого друзья вели наблюдение. Из автомобиля вылез мужчина и зашел в подъезд, напоследок оглянулся и с любовным восхищением посмотрел на свою машину. И вправду, автомобиль был новеньким блестящим, красивой обтекаемой формы с открывающимся люком на крыше. Именно этот люк и навел Федора на мысль.
- Ты сможешь плюнуть и попасть в тот квадрат на крыше? - спросил он Сережу.
Сережа скопил побольше слюны и плюнул.
- Не попал! - довольно констатировал Федор.
- Нет, попал, - возразил Сережа.
Они чуть поспорили, но тут Федору в голову пришла классная идея. Он приволок на балкон полиэтиленовый пакет, полный черешни.
- Давай косточками плевать, - предложил он.
И началось. С полчаса они самозабвенно по очереди плевали в крышу новенького БМВ, который еще недели не прошло, как прибыл в Д-ск по специальному заказу того самого мужчины, что так беспечно оставил его у подъезда своего дома. Плевали ребята на очки: если попал в люк - тридцать, если просто в крышу - двадцать, если в капот или багажник - десять, и ноль, если промазал. Когда закончились черешни, Федор принес сливы, но слив хватило минут на пять. Тогда Федор пошарил по буфету и обнаружил там пакет с грецкими орехами. "Ого-го!" - обрадовался он и понес пакет на балкон. Однако пульнуть они успели только по разу. К дому подъехал еще один автомобиль, из него вышел отец Федора, и в это же самое время из подъезда появился Владелец БМВ. Только мужчины улыбнулись друг другу и протянули руки для приветствия, как сверху один за другим прилетело два ореха, один из которых попал БМВ по капоту, а другой, промазав, отскочил от асфальта и шмякнулся прямо у ног здоровающихся соседей. Оба они задрали головы вверх, увидели две счастливые физиономии, потом тот, у которого был уже почти новый БМВ, окинул взглядом свое авто, оценил, так сказать, ситуацию, и началось... Ни о каком рукопожатии, разумеется, речи уже не шло, обложив соседа матом, владелец бумера ринулся осматривать имущество и отскребать с него косточки, прилипшие и присохшие к кузову цвета металлик. Обнаружив или придумав пару царапин, сосед обрушился на отца Федора с довольно длинной тирадой, смысл которой сводился к трем, то есть четырем, словам: "Ты мне заплатишь, скотина!". Отец тоже ринулся в бой и тоже стал осматривать кузов. Разумеется, никаких царапин он не обнаружил, о чем и сообщил владельцу в довольно витиеватой форме. Владелец в долгу не остался, кроме того, услышав шум, на балкон выглянула его статная супруга, увидела заплеванную машину, и уже через минуту выскочила на улицу в давно потерявшей товарный вид, несколько коротковатой домашней тунике и зашлась надрывным криком, проклиная иродов и сволочей, осквернивших их святое авто. Остальные соседи стали появляться на своих балконах и вникать в суть происходящего, а, когда вникли, мнения, к сожалению отца Федора, не разделились, поскольку народ в доме жил состоятельный и каждому было, что терять. Сам факт того, что оставленная под окнами собственность может быть обстреляна сверху косточками и орехами двумя инфантильными детьми (читай - дебилами), был возмутительным и пугающим, а потому общественность с балконов резко осудила отца придурков и надавала ему кучу советов по воспитанию детей. Приняв таким образом участие в жизни двора и дома, общественность с балконов убралась, поскольку наступал час ужина и вечернего сериала. Владелец, по совету с балкона второго этажа, сбегал домой за камерой и стал снимать заплеванный свой автомобиль. Пока он бегал домой, безутешная супруга его собирала косточки с асфальта и аккуратно складывала их обратно на капот и крышу машины. Махнув рукой, оплеванный, в переносном смысле, отец пошел домой, где его дожидались, как кролики удава, Федя и Сережа. Что там между ними происходило, никто не знает, но отец довольно сильно шумел, потом пришла с работы мать и тоже шумела, потом Сережа был отправлен домой с обещанием, что его родители войдут в долю по возмещению ущерба. Это-то и беспокоило Сережу настолько, что он потерял покой, сон и аппетит. Впрочем, аппетит он потерял из-за хорошего расстройства желудка, которое случилось на следующий день после происшествия то ли из-за съеденных немытых фруктов, то ли на нервной почве. Федора два дня не было в школе, по телефону он сказал, что заболел и что отец его все еще бушует и собирается в школу узнать адрес родителей Сережи. Спасти мальчика могло только чудо, на которое он надеялся, которого ждал и которое неожиданно появилось в его жизни в лице странного репетитора.
- Тебя что-то беспокоит? - спросил Семен.
Сережа пожал плечами.
- Говори.
Сережа дипломатично объяснил, что совершил неблаговидный поступок, за который его ждет суровое наказание.
- И ты хочешь этого наказания избежать?
Сережа кивнул, несколько удивившись, что репетитор даже не поинтересовался, что за поступок. "Может знает уже?" - подумал он.
- Скажи мне, чего ты больше всего на свете хочешь? - неожиданно спросил Семен.
- Чтобы меня не наказывали, - ответил Сережа.
- Ты не совсем меня понял, - Семен поднял указательный палец вверх. - Если бы ты оказался в волшебной сказке, и у тебя была бы волшебная палочка, чего бы ты пожелал?
- Чтобы меня не наказывали, - повторил Сережа.
- И все? - удивился Семен.
Сережа снова пожал плечами.
- Ну, чтобы Федьку тоже не наказывали.
- Больше ничего?
- Не знаю...
- А ты подумай, прислушайся к себе, - попросил Семен. - Чего тебе на самом деле хочется, какой ты хочешь видеть свою жизнь, каково твое самое сокровенное желание?
- Чтобы мама с папой не ругались, - ответил Сережа.
Внутри у Семена что-то ёкнуло. Когда он был маленьким мальчиком, ему тоже хотелось, чтобы родители его не ругались, а позже он бы отдал весь свой скромный арсенал игрушек, чтобы папа вернулся, но он не вернулся, а уехал, как объяснила мама, в другой город и даже ни разу не позвонил.
- Хорошо...
- Ты можешь это устроить? - с надеждой спросил Сережа.
- Я - нет, а ты кое-что можешь сделать, - ответил Семен.
- Я? - удивился Сережа. Он был разочарован.
- Только ты и никто другой, - заверил его Семен.
- Да, ладно, - махнул рукой Сережа. - Я тебя как человека попросил. Не хочешь делать, так и скажи, а не морочь людям голову.
- Постой, - удержал его Семен и рассказал, что для того, чтобы желание исполнилось нужно представить себе, что то, чего ты хочешь, у тебя уже есть.
- Как бы ты себя чувствовал, если бы твои родители жили в мире и согласии? - спросил Семен.
Мальчик снова пожал плечами.
- Представь на минуту, что там, - Семен показал рукой на дверь. - За этой дверью тебя ждут любящие мама с папой, и вы все вместе идете куда-нибудь, ну, например, в кино.
Сережа, несмотря на свой юный возраст, был скептиком.
- Никогда этого не будет, - вздохнул он.
- Не будет, если ты этого не хочешь или если ты уверен в том, что этого никогда не случится, - согласился Семен.
- Хочу, не хочу, какая разница? Будет не так, как я хочу, а как будет...
- Ты прав, будет так, как будет, если ты этого хочешь, - снова согласился Семен.
- Слушай, я пришел к тебе с конкретной проблемой. Можешь помочь, помоги, а если ты только по собакам да по корытам, тогда иди вон в Кузьмички, там отбоя от твоих услуг не будет! - посоветовал раздосадованный Сережа.
- А ты не задумывался над тем, что именно в тот момент, когда ты так отчаянно мечтал о чуде или волшебстве, появился я? - спросил Семен.
Сережа, как уже упоминалось, был неглупым мальчиком, и аргумент подействовал.
- Так сделай что-нибудь!
- Я пришел научить тебя, как делать. Сам я могу решать только свои проблемы, - ответил Семен.
- Ладно, давай, учи, - согласился Сережа.
- Тогда представь на минуту, как бы ты себя чувствовал, если бы за дверью...
- Меня ждали любящие меня и друг друга родители, - закончил Сережа. - Не пройдет номер, этого не будет никогда!
- Но тогда ты уже все решил сам, и я тебе не нужен, - заключил Семен и сделал попытку встать. - Разговор окончен.
- Подожди, - Сережа схватил Семена за руку. - Я попробую.
- Закрой глаза, так будет легче. И представь все как можно более живо, в деталях. Смотри, ведь комната твоя останется прежней?
Сережа кивнул.
- На двери будет та же царапина, что и сейчас, - Семен показал на глубокий шрам в двери, оставленный Сережиным коньком, после небольшого скандальчика в конце зимы.
- Футбольный мяч, наверное, будет в том же углу, плакат на стене. Все это останется на своих местах. А что изменится? - спросил Семен и продолжил.
- Только то, что внутри тебя. Пройдут горечь и беспокойство по поводу бесконечных разборок твоих родителей, ты будешь доволен и счастлив, настолько счастлив, что ничего никогда не сможет омрачить твоего счастья, никакие неприятности просто не смогут войти в твою жизнь и испортить твое счастье. Ощущаешь, как тебе хорошо и радостно? - спросил Семен.
Сережа сначала сидел молча, глаза его были закрыты, а лицо сосредоточенным, но, постепенно, сосредоточенность исчезла, лицо расслабилось и разулыбалось. Улыбка была счастливой и безмятежной, а счастье, охватившее Сережу, полным и безграничным.
- Запомнил это состояние? - спросил Сережу Семен.
Тот кивнул, не открывая глаз и прошептал: "Это так здорово!".
Я не знаю, услышал ли Семен слова мальчика, но он тихонько встал, бесшумно открыл дверь и вышел в коридор. Спустившись по лестнице, он прошел к железным воротам, открыл калитку и ушел, никем не замеченный и безо всякого желания еще раз переступить порог этого дома. Стражник Егор был занят тем, что пристраивал белоснежную плоскодонку с забавным вензелем на корме под навес за гаражом до дальнейших распоряжений Хозяина.
Забегая вперед, скажу, что пару дней спустя владелец оплеванного БМВ привез, наконец, свой многострадальный автомобиль в авто мастерскую для того, чтобы оценить ущерб. Его машину помыли, немного натерли специальным воском и сказали, что никакого ущерба нет.
- Машины рассчитаны на то, чтобы по ним град лупил, знаете ли, - объяснил молоденький парнишка-мастер.
На радостях Владелец помирился с отцом Федора, содрав с него, правда, расходы на поездку в мастерскую. Отец с удовольствием эти расходы возместил и пригласил владельца БМВ выпить мировую, что они и сделали в ближайшее воскресенье.
Пока Семен занимался с Сережей, в районном отделении милиции интенсивно вели розыск украденной у тещи Генерала крыши. Вторая исчезнувшая крыша их не занимала совсем, поскольку та крыша была просто крышей, и владельцы, то есть, потерпевшие, не возбухали и милицию зря не беспокоили - ограничились подачей заявления. Изъездив вдоль и поперек район, допросив и прошмонав все легальные и пару нелегальных пунктов приема цветных металлов, сыщики приуныли. Реальных перспектив раскрыть преступление не было, а сроки поджимали, начальство бесновалось, стулья зашатались. В три часа дня Начальник отделения вызвал к себе майора, от всей души на него наорал, потребовал, не медля, найти крышу и пригрозил суровым наказанием вплоть до увольнения. Майор, фамилия которого, если не ошибаюсь, была Дятлов, еще сильнее расстроился, поскольку нравы здешние знал не по наслышке, и угрозу увольнения расценил как вполне реальную. Еще раз все продумав и оценив ситуацию, он пришел к выводу, что выход есть только один. Хлопнув еще одну стопку жидкости из сейфа, он снял милицейский китель и рубашку, достал из шкафа кожаную куртку и надел ее поверх нижней футболки с надписью "Price Quality Service". Футболку ему привезла соседка из командировки в Англию за то, что майор присматривал за ее котом, то есть кормил его и время от времени спускал воду в унитазе - кот был ученым. Переодевшись таким образом в гражданское, майор Дятлов, никому ничего не сказав, вышел из отделения сел не в служебную машину, а в свою старенькую иномарку, и поехал на другой конец города, где располагалась территория соседнего районного отделения. Сделав несколько поворотов, майор выехал на проселочную дорогу, немного проехал по ней, еще раз свернул и поставил машину в тень. Затем он вынул из бардачка небольшой бинокль и, не торопясь, стал подниматься по склону холма, на котором вперемежку росли сосны и березки и под ногами хрустела прошлогодняя хвоя. Забравшись на холм, майор постарался спрятаться в тени какого-то кустарника и начал изучать крыши расположившихся внизу нескольких дачных кооперативов.
Въедливых читателей, возможно, интересует вопрос, а почему территории дачных кооперативов оказались в черте города. На этот вопрос есть очень простой ответ - из-за денег. Б-ск - не очень большой, но быстро растущий и развивающийся город со здоровыми амбициями и, по мнению руководства и жителей, с огромными перспективами. Не так давно стало ясно, что, если дотянуть население до полумиллионной отметки, то размеры федерального финансирования значительно возрастут, а перспективы увеличатся. Сказано - сделано. Небольшая подготовительная работа, пара заседаний Областной Думы, кое-какая бумажная волокита, несколько приятных поездок в столицу с достойными подарками, и территории вместе с населением близлежащих деревень и поселков оказались в городской черте. Там же оказались и дачные кооперативы, крыши которых так внимательно изучал майор Дятлов. Посвятив этому занятию минут двадцать, майор сбежал с холма, завел свою тойоту и проехал на ней по улицам кооператива. День был хоть и теплый, но рабочий, поэтому дачников на участках было немного, а те, что были, копались, не поднимая головы и не разгибаясь, в своих огородах. Проехав один раз по интересовавшей его улице, майор Дятлов разворачиваться не стал, а вернулся в город по другой дороге. Через полчаса он вошел в родное отделение и призвал в кабинет двух сотрудников своего отдела. Объяснив им ситуацию с крышей Генерала, он сказал, что спасение утопающих - дело рук самих утопающих, что у обоих ребят подходят сроки представления к следующему званию, которое они могут и не получить по причине гнева руководства.
- Меня он снимет, - пояснил майор. - Но не во мне дело, придет другой, начнет под себя грести, а то и ребят каких с собой приведет. Что с вами будет?
Менты молчали и соображали.
- Что предлагаешь, майор? - спросил тот, что постарше, и которому звание было очень нужно - возраст уже поджимал.
- Вот это уже разговор, - ответил майор, запер дверь, достал из сейфа жидкость и посвятил коллег в детали своего плана.
В это время в другом отделении полным ходом шло следствие по делу об ограблении водителя такси. То есть, расследовать там было особо нечего, и так все было предельно ясно, но одно маленькое обстоятельство сильно тормозило следствие, которое, после того как выяснилось, что один из нападавших - сын начальника соседнего отделения, принял под свое непосредственное руководство недавно назначенный глава, полковник Петров. И решал этот Петров очень непростой вопрос - что делать? Дать делу законный ход, предъявить сынишке обвинение, закрыть его и показать всем, что он, Петров, честен, принципиален и неподкупен? Заманчивая перспектива начать новую жизнь с чистого листа после не очень чистого в районе, откуда Петрова перевели сначала в город, потом дали звание, а потом и назначили руководить отделением, которое, по сводкам внутренней безопасности, было самым коррумпированным в городе. С этой-то разъедающей систему коррупцией и назначили бороться полковника Петрова в пределах отдельно взятого отделения. Про другие отделения ни слова не было сказано, и это сильно беспокоило Петрова. Он понимал, что работает в системе, где, безусловно, существует и кодекс чести и свои понятия о морали. То, что он собирался закрыть сына коллеги, пускай и грабителя, было аморальным, и он это прекрасно понимал. Но, с другой стороны, человеком он был новым, лично с коллегами не очень хорошо, даже можно сказать, весьма поверхностно знакомым, а, потому и не совсем уверенным в том, как такие дела решаются, какие действия предпринимаются и какие расценки на этот счет существуют. Промаявшись до обеда и не приняв никакого решения, полковник Петров вздохнул, обошел кабинет сначала по часовой стрелке, потом - против, попросил у секретарши чаю, плеснул туда немного коньяку - подарок от сотрудников отделения в честь принятия должности, и набрал номер коллеги, сын которого так неудачно ограбил этого недотепу-водителя. Разговор между начальниками состоялся короткий, после чего бывший майор, а теперь полковник Петров, затребовал машину и поехал в гости к потерпевшей, так сказать, стороне. Встреча коллег оказалась весьма теплой и продуктивной, они обсудили возможности сотрудничества и быстрого реагирования при раскрытии и профилактике правонарушений (я могу что-то напутать в терминологии, простите). Потом полковники немного поговорили за жизнь, и разговор этот получился у них весьма доверительным и приятным. В конце концов, решено было дела об ограблении не возбуждать, поскольку таксист не совсем уверенно опознал грабителей, то есть, они были очень похожи на нападавших - коротко подстриженные и в кожаных куртках, но кто из молодых сейчас носит длинные волосы и не носит кожаную куртку? Кроме того, в отделении Петрова не очень быстро росла вверх кривая по раскрытию преступлений, связанных с хранением и распространением наркотиков ("Прямо хоть цыган насильно сели," - шутил он про себя), а потому велики были шансы, что у таксиста, да еще работающего и живущего в студенческом районе, найдут что-нибудь совсем противозаконное при очередном рейде. В общем, дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки к удовольствию обоих полковников.
- И все-таки, таксисту надо бы вернуть..., - Петров замялся, но тут же нашелся:
- Изъятое. Ну, чтобы не бежал жаловаться по инстанциям.
- Конечно, конечно, - согласился Начальник. - Сколько у него было, хм-м, изъято?
- Тысяча долларов, - не моргнув глазом, соврал Петров.
Белый конверт, в котором Елена Николаевна принесла деньги за мнимую перевозку пса из Германии, перекочевал в карман полковника Петрова.
- Может коньячку? - предложил Начальник.
Они быстро приложились к коньячку, после чего Петров, сославшись на дела, покинул отделение Начальника и поспешил завершать следствие по делу об ограблении и заводить новое, на таксиста, при обыске машины которого (обыск проводился с целью найти неопровержимые улики участия задержанной троицы в преступлении) обнаружили-таки под сидением пассажира маленький пакетик с белым порошком. Вполне возможно, что пакетик выпал из кармана нападавшего, когда тот приставлял нож к горлу водителя, но прямых доказательств тому не было, а пакетик-то находился в машине водителя, которая была его собственностью, то есть, водитель за каких-нибудь полчаса превратился из потерпевшего в обвиняемого, да еще в хранении наркотиков. Разумеется, он струсил, осознал свою ошибку, заявление об ограблении тут же забрал, разорвал, сказал, а потом и написал, что никакого ограбления и не было, просто ему показалось, что парень достал из кармана нож, но было темно, пассажиров он не рассмотрел, особых примет у них не было, а заявление написал потому, что черт попутал. Сжалившись над раскаявшимся водителем, милиционеры его отпустили, прикрыв только что заведенное дело за недостаточностью улик - отпечатков пальцев водителя на пакетике с сахаром обнаружено не было. Так прошел день в отделении полковника Петрова. Кривая раскрываемости, правда, вверх не пошла, зато подчиненные приняли так долго ожидаемый ими сигнал. Полковник оказался человеком с понятиями, своим в доску и толковым руководителем. Вечером, когда полковник Петров в домашних тапочках сидел перед телевизором и гладил кошку, в нескольких кабинетах отделения офицеры пили тост за правильного мужика.
Тем же вечером, пока офицеры отделения полковника Петрова праздновали окончание трудового дня, на подведомственной им территории, а именно, в дачном кооперативе "Тихий" орудовала шайка воров. Под покровом ночи они огородами пробрались к расположенному немного на отшибе дачному участку, легко и профессионально взломали замок, затем двое поднялись на второй этаж, не обращая внимания на всякую утварь и огородное снаряжение хозяев, взломали покатый потолок, чтобы добраться до крыши. Следующие минут сорок они аккуратно снимали дюралевые листы, в то время как третий воришка, принимал эти листы, тихонько спускался по приставной лесенке, чтобы складировать их около калитки. Иногда подельники не очень красиво, даже нецензурно, выражались, если что-то им мешало или лист не хотел отдираться, но в целом, крыша была разобрана быстро и практически без шума. Очень помогла низкая облачность, за которой скрывалась луна, стремящаяся к полнолунию. После того, как последний лист был снят, один из подельников теми же огородами выбрался с участка и скрылся из виду, чтобы минут через десять подъехать к калитке на небольшом фургончике. Номера фургончика были заляпаны грязью, а бока почему-то залеплены то ли плотным полиэтиленом, то ли картоном. Создавалось впечатление, что воры хотели закрыть логотип фирмы или организации, которой принадлежал фургончик. Погрузка металла в фургон заняла около получаса, причем, последние несколько минут были весьма напряженными - два или три листа совершенно не хотели грузиться, а дверь закрываться, поэтому пришлось применить грубую силу и опять несколько крепких выражений. Наконец, воровство закончилось. Два вора сели в фургончик и уехали, а третий, достав откуда-то из темноты, кажется, обыкновенную метлу, стал, в прямом смысле слова, заметать следы. Покончив с этим важным делом, он еще раз осмотрел место преступления с помощью портативного фонарика, наверное, импортного производства, все проверил и растворился в начавшем опускаться на кооператив тумане.
Примерно через час после того, как была украдена дюралевая крыша с дачного домика кооператива "Тихий", небольшой фургончик заехал в лесок, что отделял бывшие колхозные поля от дачного кооператива "Кедровый орешек" на другом конце города. Неизвестные лица выгрузили что-то побрякивающее в небольшую ложбинку в самой середине леса, тщательно прикрыли все старыми мешками, сухими ветками и прутьями. Потом они сняли с боков фургончика плотный полиэтилен, но рассмотреть логотип фирмы, которой принадлежала машина было трудно из-за опустившегося тумана. Из-за того же тумана никто не разобрал, что же случилось дальше с людьми и фургончиком - то ли они тут же улеглись спать, то ли отбыли в неизвестном направлении. Известно только, что около шести утра майор Дятлов получил "анонимный звонок от одного из своих информаторов, который сообщил о местонахождении складированных в укромном месте в лесу листов металла, предположительно, дюраля" (цитата из рапорта майора). Оперативная группа немедленно выехала к указанному анонимом месту, где и обнаружила эти самые листы металла. Эксперты работали все утро, не покладая рук, все тщательно фотографируя и документируя. Правда, от услуг собаки пришлось отказаться, поскольку выпавшая обильная роса поглотила все запахи мошенников.
В девять ноль-ноль несколько осунувшийся от проделанной работы майор Дятлов доложил Начальнику отделения о раскрытии преступления, то есть, воров, к сожалению, еще не нашли, но нашли крышу.
- Почему не задержали злоумышленников? - сурово спросил Начальник. - Не устроили засаду?
- Видите ли, товарищ полковник, - ответствовал майор Дятлов. - Анонимный источник сообщил, что преступники ночуют, то есть, проводят ночь вместе с похищенным, и мы, пользуясь этой информацией, ударили, так сказать, по всем флангам, чем привлекли к себе всеобщее внимание. А, когда выяснилось, что преступников в тайнике не обнаружено, то операцию "засада" уже не имело смысла проводить - и так вся деревня была в курсе.
- Ладно, - голос полковника смягчился. - Возвращайте похищенное имущество законным владельцам и кончайте с этим делом.
- Так, товарищ полковник, - продолжал докладывать Дятлов. - В тайнике обнаружена только одна крыша.
- Чья? - насторожился Начальник.
- Не могу знать, товарищ полковник, но предварительное заключение экспертов говорит, что, вероятнее всего, крыша принадлежит дому гражданки..., - тут майор заглянул в папку и назвал фамилию тещи Генерала.
- Ну что ж, - с облегчением вздохнул полковник. - Тогда продолжайте поиски второй крыши.
На этом доклад был окончен, майор Дятлов поехал домой отсыпаться, а Начальник докладывать об оперативных действиях оперативников под его непосредственным руководством, которое позволило раскрыть преступление в рекордно короткие сроки. После просмотра утренней сводки, сообщающей о краже дюралевой крыши с дачного домика в кооперативе "Тихий", Начальник хотел было позвонить полковнику Петрову, на территории которого произошло это некрасивое преступление, и предложить ему объединить усилия по раскрытию и профилактике, но потом передумал и полностью сосредоточился на решении своих финансовых проблем, вызванных строительством дома. Крышу полковник решил крыть черепицей.
Накануне вечером, до или после всей этой историей с "Тихой" крышей, два закадычных друга, Илюха и Андрюха, жители деревни, недавно присоединенной к городу, а, следовательно, уже горожане, выпивали и закусывали в сарае, что был пристроен позади пустующего коровника. Говорили они за жизнь и строили планы на эту самую жизнь.
- Слышь, Андрюха, - говорил Илюха. - Там этого металлу тыщ на двести легко будет.
- Это если не торговаться, - заметил Андрюха.
- И по теперешним ценам, - поднял охмелевший палец к потолку Илюха.
- А мы подождем с годик, там и цены в кризис повысятся, - рассуждал Андрюха. - На то он и кризис, мать его...
- Можно и корову обратно купить будет, - подхватил, разливая белую по стаканам, Илюха.
Так они и просидели всю ночь, строя планы и обсуждая перспективу динамики изменения цен на цветные металлы на внутреннем и мировом рынках. Никто их не слышал, никто их не хватился. Жена Илюхи уехала на неделю гостить к родителям в Кузьмички, а Андрюха жил пока один, так как предыдущая жена бросила его из-за постоянного пьянства, а новую он еще не подыскал.
- Пожалеет Светка, что от меня ушла, - мычал себе под нос Андрюха, мечтая о богатстве, часть которого была тщательно спрятана под полом пустого коровника.
А что же Семен? Он, не торопясь, вернулся домой, принял ванну, и сел было медитировать, но, почему-то, не смог сосредоточиться. Мысли, которыми, как ему казалось, он научился управлять, лезли в голову самые разные. Однако, на то и провел Семен двадцать лет в монастыре, чтобы справляться со всяким мусором, что лезет в голову. Уже через полчаса он с удовольствием погрузился в медитацию и ровно в шесть вечера открыл глаза и стал накрывать на стол. Расставив тарелки, он задумался над тем, что приготовить, то есть, что бы такое придумать на ужин. Помогла кулинарная книжка с картинками, которую Семен обнаружил на подоконнике. Книжка была современная, большого формата с хорошими фотографиями и называлась "Энциклопедия азиатской кухни". Семен полистал энциклопедию и выбрал блюдо из мьянмской кухни, которое, как ему показалось, было сытным, вкусным и полезным. Называлось оно мохинга, и для приготовления требовались треска, креветки, рисовая лапша и всякие пряности - стебель бамбука, куркума, имбирь, кокосовое молоко и что-то там еще. Внимательно прочитав рецепт и рассмотрев картинку, Семен закрыл глаза и начал визуализацию. Через несколько минут на столе появилась замысловатая керамическая супница с горячим мохинга, а еще через минуту Семен услышал, как открывается дверь. Счастливая и веселая Зоя Вячеславовна появилась в зале.
- Как вкусно пахнет! - закричала она с порога. - Сем, ты знаешь, меня и вправду сегодня из банка отпустили! Прямо точь-в-точь, как ты наколдовал!
- Мама, на этот раз не я, а ты наколдовала, - попытался переубедить ее Семен.
- Да ну тебя, - отмахнулась Зоя Вячеславовна. - Скажешь тоже! Давай лучше ужинать! Что там у тебя в горшке? Так пахнет...
И она, быстренько переодевшись в свой новый махровый халат, села за стол. Семен устроился напротив и попросил ее рассказать поподробнее о том, как же так вышло, что утреннее мимолетное желание вдруг осуществилось, стало реальностью и весьма приятной.
- Да, как, как? - рассмеялась в ответ Зоя Вячеславовна. - Сам знаешь!
И она весело подмигнула сыну.
- Так что же там все-таки произошло, в банке? - спросил тот.
А произошло вот что. Не так давно, главное правительство страны бросило клич развивать "на-на" технологии. То есть, технологии назывались нанотехнологиями, но Зоя Вячеславовна про слово "нано" ничего не знала, поэтому искренне считала, что технологии назывались "на-на". Так вот, на развитие этих самых технологий были выделены немалые в масштабах всей страны деньги, которые должны были распределяться по системе грантов. Все научные коллективы и коллективчики, имеющие что предложить в сфере манипулирования атомами и молекулами, могли и должны были в срок представить свои проекты-заявки с указанием области исследования, списка коллектива исполнителей, практического задела и ожидаемого результата. Ажиотаж, понятно, поднялся немаленький, поскольку денег сулили много, а сроки исполнения могли растянуться до пяти и более лет. Так сложилось, что Технологический институт, в бухгалтерии которого трудилась Зоя Вячеславовна, за последние годы как-то подрастерял былую репутацию ВУЗа с традициями и ведущей, пусть и не столичной, научной школой. Ректор, державшийся у власти уже лет шестнадцать, развалил, все, что можно было развалить, и развратил всех, кого можно было развратить шальными деньгами и полной безответственностью. За годы своего правления он сформировал неподъемный на всякие инновации административный аппарат, который, в свою очередь, создал кучу ненужных и нефункциональных отделов, центров и даже институтов внутри института. Вся эта махина благополучно сама на себя работала и себя саму обслуживала, изобретала показатели, потом по этим самым показателям отчитывалась, получала премии и снова гналась за показателями. Поскольку в сфере управленческой денег платили намного больше, чем в сфере преподавательской, то многие преподаватели, особенно те, что поумнее да пошустрее, вскоре перековались в администраторов, престиж преподавателя в отдельном учебном заведении резко снизился, редкие попытки особо здравомыслящих прекратить вакханалию и обратить внимание на учебный процесс и научно-исследовательскую работу пресекались жестоко, а самих здравомыслящих наказывали вплоть до увольнения. Так прошли почти полтора десятилетия, и все было бы замечательно, если бы не одно маленькое препятствие - каждый год институт, находясь на государственном финансировании, должен был предоставлять длиннющий отчет о проделанной, так сказать, работе за минувший год, куда вносились не только показатели, мало поддающиеся проверке, но такие, отсутствие которых объективно указывало на то, что в ВУЗе не велась ни серьезная научная работа, ни педагогическая. Что же это были за такие хитрые показатели, которые не могли нарисовать многочисленные отделы и центры? А очень простые - количество авторских свидетельств и патентов на изобретения, полученных сотрудниками, и количество учебников и всяких там научных книг, опубликованных преподавателями в центральных изданиях. Несмотря на титанические усилия отделов, кривая этих показателей стремительно шла вниз, а параллельно с ней и рейтинг ВУЗа. За несколько лет он умудрился спуститься с первой позиции сначала на третью, потом на пятую, потом на седьмую, потом вообще выпасть из десятки первых и, наконец, даже из двадцатки лучших ВУЗов страны. Ректора такое положение вещей, разумеется, не устраивало, после каждого понижения рейтинга он проводил серьезные разборки, перетряхивал аппарат, делал кадровые перестановки, но меры, как оказывалось через очередной календарный год, были малоэффективными и недостаточными, а решения половинчатыми. В конце концов, когда ВУЗ вылетел из первой двадцатки, ректор вызвал к себе двух проректоров, один из которых отвечал за науку, а другой - за учебу, и в довольно ясных и крепких выражениях потребовал принять меры, пригрозив, в случае невыполнения, отправить обоих обратно в педпроцесс, что означало (кошмар чиновника) жить на одну зарплату, причем, доцента. Проректоры засуетились, вызвали к себе деканов по очереди, тоже пригрозили им кое-чем, деканы сорвали праведный гнев на заведующих кафедрами, а заведующим, по-хорошему, надо было бы накрутить хвоста преподавателям и сотрудникам, но крутить-то особо было нельзя, поскольку за последние годы контингент значительно поредел - талантливые и умные перетекли либо в бизнес, либо в соседний ВУЗ, которому как-то удалось сосредоточиться на разработке и внедрении всяких там научных придумок, за которые ВУЗ получал деньги, которые ректор почему-то и зачем-то тратил на развитие, то есть на закупку всякого современного оборудования и повышения заработной платы сотрудникам. В Технологическом же, средний возраст преподавателей был предпенсионный. Работали там преимущественно пенсионеры и далеко не самые талантливые молодые, которые остались, в основном, чтобы перекантоваться пока не подвернется что-нибудь повыгоднее; при таком кадровом составе заведующие кафедрами особо гайки закручивать не могли, поскольку можно было лишиться и последних преподавателей, которые давно уже бурчали по поводу слишком уж заметного расслоения доходов в институте, и тогда, хоть самому вставай за кафедру, в прямом смысле, то есть читай лекции, проводи занятия и занимайся прочей дребеденью, не приносящей реального дохода. Ситуация в ВУЗе складывалась патовая, вернее, по известному определению революционная ситуация, когда низы не хотят жить по-старому, а верхи не могут и не умеют управлять по-новому. Казалось, построенная конструкция должна была вот-вот рухнуть, развалиться, разбиться вдребезги, а на ее месте вырасти новое здание, в фигуральном смысле слова, храма науки и образования. Но, как говорится - "Накось, выкуси!". Конструкции нельзя позволить развалиться, и конструкция нашла-таки выход, который подсказал недавно оперившийся, то есть защитивший довольно посредственную диссертацию ассистент кафедры каких-то там разработок, а, по совместительству, заместитель отдела развития центра по связи с зарубежными институтами Колов. Ассистент Колов, внося предложение, имел свой кровный интерес, даже два. Во-первых, ему не хотелось больше оставаться в малоперспективном центре по связи с зарубежными институтами, поскольку связей особых не было, да и в заграничные командировки за этими несуществующими связями ездил только руководитель центра вместе с профильными проректорами или с самим ректором, а, во-вторых, пора было Колову уже проявить себя самостоятельно и масштабно мыслящим управленцем, чтобы начать выстраивать карьеру. Поначалу предложение его было воспринято прохладно и без энтузиазма, мол, какие там у нас технологии, тем более, нано. Проректор, к которому пришел Колов со своей докладной запиской объяснил по-свойски, что исследования в этом направлении уже давно не ведутся, да и вести их особо не на чем, но Колов, разумеется, не возражая и не переча, подсунул проректору текст на пяти страницах под названием "Обоснование (проект)", в котором он приводил список трудов, авторами или соавторами которых являлись сотрудники института, большая часть из которых, правда, за последнее время уволилась, но на момент публикации они числились в штате института. После списка трудов шел список тем, на разработку которых были в разные годы подписаны протоколы о намерениях с разными зарубежными университетами. Правда, дальше подписания протоколов дело не сдвинулось, но на бумаге все выглядело так, будто совместными с зарубежными партнерами усилиями интенсивно ведутся научные исследования. И, наконец, в заключительной части обоснования был список сотрудников института, часто тоже бывших, работающих в разных зарубежных лабораториях и университетах, причем, часть их публикаций удачно была упомянута в первом списке. Действительно, обоснование заставляло задуматься, а, возможно, и начать действовать. Проректор уже хотел было сложить его в папку, чтобы денька через два, все тщательно обдумав и взвесив, пойти с докладом к ректору, но опытный Колов аккуратненько вынул из рук проректора странички, сославшись на то, что хочет обратить особое внимание Проректора на работы сотрудника, бывшего, кстати, одноклассника Колова, который уже года четыре благополучно работал в лаборатории в Японии. Выслушав про Японию, Проректор попробовал вновь завладеть листами, но Колов, зная, что ни в коем случае нельзя позволять кому бы то ни было перехватывать инициативу, снова взял странички в свои руки и нашел там труд, тоже бывшего профессора института, две книги которого перевели и опубликовали аж в самом Кэмбридже.
- Ну и что? - сказал Проректор, которому по личным причинам было неприятно упоминание имени профессора. - Знаете, они ведь иногда специально публикуют лженаучные труды, чтобы, так сказать, дезориентировать противника.
Какого-такого противника думал сбить с панталыку Кэмбридж, переводя и публикуя за свой счет труды профессора, Проректор не уточнил, но ассистент Колов почувствовал напряжение и с готовностью предложил книги профессора из списка вычеркнуть как вредные.
- Не надо пока, - распорядился Проректор и, видя, что Колов расставаться со своим обоснованием не намерен, добавил, что он подумает и ждет от Колова подробной записки с окончательным обоснованием.
- Вы попробуйте хорошенько обобщить все то, о чем мы с Вами сегодня тут говорили, изложите страницах на трех текста, - сказал Проректор. - Срок - до завтра.
Колов понял, что инициатива все-таки ускользает, набрался наглости и спросил, на чье имя писать бумагу - Проректора или ректора.
- На мое пишите, - посоветовал Проректор.
Колов еще немного обнаглел и, между прочим так, сказал, что на следующий день он записан на прием к ректору по жилищному вопросу.
- Как Вы считаете, стоит мне упомянуть об этой возможности?
Проректор понял, что Колов - орешком оказался крепким, тут же переоценил ситуацию и предложил вместе сходить к ректору.
- Нужно будет создать инициативную группу, - пояснил Проректор. - Я, сам понимаешь, занят, а вот ты вполне можешь потянуть, тем более, и инициатива твоя...
- Наша, - тихо перебил Проректора Колов.
- Ну, да, наша, - согласился Проректор и спросил:
- А что будем изобретать?
- Мозг, - ответил Колов.
- Чей? - не понял Проректор.
- Наночеловека!
Через два дня о совместной инициативе было доложено ректору, создана группа и началась кропотливая работа по созданию заявки. Для того, чтобы придать заявке больший вес и значимость, и Проректор и ректор раза по два слетали в столицу с целью перетянуть на свою сторону нескольких влиятельных и видных ученых, которые должны были решать судьбу проектов и распределять гранты. Дело был деликатным, поскольку ученым этим самоличное участие в жирных проектах разрешено не было, но, как известно, не существует проблем неразрешимых. В конце концов, компромиссы были найдены, углы сглажены, спорные вопросы утрясены, а грант на семизначную цифру получен. Кроме всего прочего, сама идея создания мозга для наночеловека или, постойте, кажется наоборот - наномозга для человека, оказалась настолько привлекательной, что под ее развитие, не без некоторых усилий со стороны уже областного, то есть, губернского начальства, правительством было принято судьбоносное решение о строительстве специального центра, где предполагалось проводить серьезные научные исследования на мировом, так сказать, уровне со стратегической целью догнать и перегнать сами знаете кого. Под строительство выделили еще несколько миллиардов, а сроку дали пять лет, причем за эти пять лет планировалось проложить немного дорог, ведущих к будущему центру, построить несколько лабораторных зданий и большой административный корпус. Вы спросите, а причем здесь банк? А при том, что деньги-то на все эти развлечения с изобретением мозгов должны были куда-то переводиться и где-то храниться. Так случилось, что управляющим директором К-кого банка, где подрабатывала Зоя Вячеславовна, был зятем одного из высокопоставленных губернских чиновников, он же активный и добровольный член правящей партии. Когда решались организационные вопросы, так как-то само-собой вышло, что администрация предложила осуществлять все денежные операции через банк зятя, никто по существу возражать не стал, и банк оказался в доле, то есть, в деле. И так получилось, что празднование этой большой победы пришлось как раз на тот самый день, когда Зоя Вячеславовна размечталась с утра, чтобы ее отпустили вечером с работы. Банковское начальство собиралось праздновать событие в каком-то уютном местечке, а всякому там персоналу решено было дать выходной и наградить небольшой премией.
Эту историю, только без некоторых, неизвестных ей, подробностей, Зоя Вячеславовна рассказала Семену за ужином, называя наномозг "на-на мозгом", но Семен все равно в терминологии этой мудреной ничегошеньки не понимал, и ошибки не заметил.
- Смотри, мама, ты с утра высказала желание, представила себе, что оно осуществилось, обрадовалась тому, что произошло, и, пожалуйста, вечером все вышло так, как ты заказывала, - тщательно подбирая слова, описал произошедшее Семен.
- Да не говори ерунды, - попросила Зоя Вячеславовна, накладывая себе еще одну порцию мохинги. - Вкусно-то как.
- Почему это ерунда? - спросил Семен.
- А потому, что это либо ты наколдовал, либо просто так вышло, - ответила Зоя Вячеславовна и включила телевизор.
От раздавшегося за спиной шума Семен чуть не вздрогнул. Обернувшись, он увидел пульсирующее под тревожную музыку красное сердце, потом на экране появились цифры, а серьезный голос диктора за кадром произнес такие слова: "В настоящее время согласно статистике частота сердечно-сосудистых заболеваний в России выросла почти в 3 раза. Специалисты связывают это с загрязнением окружающей среды, с увеличением частоты стрессовых ситуаций, употреблением спиртных напитков, курением. В Европе от сердечно-сосудистых заболеваний ежегодно умирают приблизительно 3 млн. человек, в США - 1 млн., причем четверть умерших составляют люди в трудоспособного возраста. Ежегодные экономические потери в результате смерти от сердечно-сосудистых заболеваний в США составляют 50000 млн. долларов. В России эти заболевания являются основной причиной смертности и заболеваемости населения. Не тяните, если Вы находитесь в группе риска или просто заботитесь о своем здоровье или здоровье близких Вам людей, пройдите обследование в областном кардиологическом центре, где к Вашим услугам квалифицированный персонал, импортное новейшее оборудование и современные методы лечения и профилактики сердечно-сосудистых заболеваний. Не ждите, когда беда, уже прокравшаяся в Ваш дом, заявит о себе!" Дальше шли контактные телефоны для частных лиц и организаций, а в заключение пульсирующее сердце остановилось, увеличилось в размерах и на нем появился логотип центра, услуги которого рекламировались. Сразу же после рекламы центра появилась еще одна реклама. Из небольшого особнячка вышел мужчина в сопровождении жены и нескольких ребятишек. Поцеловав всех по очереди, мужчина сел в автомобиль и покатил, надо полагать, на работу. По дороге он сначала сумел не попасть под падающее дерево, потом молния ударила рядом с его машиной, потом на нее чуть не сошел сель и, в конце концов, автомобиль, на котором ехал мужчина, столкнулся с другим автомобилем на мосту, а сам мост рухнул под напором внезапно поднявшейся воды в реке, причем, обломки автомобилей упали на баржу, проплывавшую под мостом; звали баржу ПантонСтрах. "Вы никогда не задумывались над тем, что Вы оставите своим близким?" - вопрошал голос за кадром. "ПантонСтрах поможет Вам построить Ваше будущее, даже если...". И на экране появилась женщина, похожая на древнегреческую богиню Афродиту, которая в любящих руках держала табличку с телефонами ПантонСтраха.
Семен не верил своим глазам. То, что он только что видел и слышал было прямым нарушением Закона. Обе рекламы прямо-таки навязывали зрителям мысль о неминуемых несчастьях и болезнях. "Ведь так можно внушить все, что угодно!" - с возмущением подумал Семен.
- Надо мне сходить кардиограмму снять, - напомнила себе Зоя Вячеславовна.
- Зачем? - спросил Семен. - Разве ты больна?
- Откуда ж я знаю? - развела руками Зоя Вячеславовна. - У нас медосмотр каждый год, ну я и хожу.
- И что?
- Ты знаешь, очень удобно и бесплатно! - похвасталась мать.
- Что удобного-то? - продолжал допытываться Семен.
- Как что? Ты за час сможешь обойти всех врачей, -объяснила Зоя Вячеславовна.
- А кардиограмму зачем снимать? - не унимался Семен.
- Так ты знаешь, сколько мне лет-то, сынок? - спросила мать.
- Причем здесь твои годы? Ты как себя чувствуешь?
- Не знаю. Ноги пока ходят, грех жаловаться...
- Ну и замечательно! - обрадовался Семен. - Смотри, ты хорошо себя чувствуешь, настроение у тебя хорошее, ты постепенно учишься управлять своей реальностью. Зачем тебе ходить к кому-то и справляться о твоем собственном здоровье?
- Знаешь, Сем, ты иногда такие странные вещи говоришь. Как не справляться-то? Я ведь одна живу, то есть, жила, пока ты вот, слава Богу, не вернулся. Знаешь, как одной-то? И страшно бывает, и горько. Так живешь один, заболеешь, а кто воды подаст? Вот и приходится за здоровьем следить. Я каждый год в профилакторий хожу - то там маленько подшаманят, то здесь, - вздохнула Зоя Вячеславовна.
Семен не стал пока спорить с матерью, он знал, что человеку нужно время для того, чтобы понять и принять то Знание, которое он, сам того не подозревая, хранит в себе, не умея часто им воспользоваться.
Дальше счет дням несколько потерялся...
Много, что произошло в городе Ж-ске с тех пор, как Семен вернулся из своего долгого путешествия, причем, многие события и не были вовсе связаны с его возвращением. В каждом городе любой страны мира за день столько всего случается; иногда эти события и происшествия очевидно связаны друг с другом, а, порою, мы уверены, что все происходит как-то само собой, без видимых причин и без явных следствий.
Итак, жизнь в городе текла своим чередом. Почти наступившее лето радовало теплыми деньками, распускающимися деревьями, появившимися летними кафе-шашлычными и передвижными бочками с квасом. Горожане наслаждались теплом, сажали картошку на своих огородах-участках. Те, что побогаче - играли в теннис и готовились к дальним путешествиям в отпуск, а дети, отучившиеся очередной год, целыми днями пропадали на улице, гоняли на великах, играли в звездные и простые войны или просто ничего не делали, наслаждаясь отсутствием режима.
В это самое время в столице вдруг и, как всегда, неожиданно произошла очередная смена министров - старые были отправлены в отставку, а новые, более энергичные и способные осуществлять эффективное руководство во время разгулявшегося кризиса, заняли кабинеты и кресла старых. Министр, отвечающий теперь за нанотехнологии и не по наслышке знающий о недостойных проявлениях коррупции в своем ведомстве, решил положить ей, коррупции, конец, а, заодно и интенсифицировать работу по разработке и внедрению этих самых нанотехнологий в производство и жизнь. Затребовав к себе заместителей, тоже, разумеется, людей новых и с незапятнанной репутацией, он обрисовал им проблему, демократично выслушал их мнения и приказал в самые короткие провести тщательную проверку распределенных многомиллионных и даже миллиардных грантов государственных денег. Заместители тоже помозговали и решили провести проверку в форме промежуточных отчетов. Немедленно в разные концы страны полетели электронные послания и бумажные депеши с требованием представить промежуточные научные и финансовые отчеты по грантам. Депеши эти, разумеется, вызвали сильнейший переполох в некоторых изобретательских центрах и заведениях, но особенно сильное впечатление известие произвело на творческий коллектив Технологического института.
- Что это они там удумали?! - справедливо возмущались изобретатели. - Только-только деньги пришли, а они уже отчет какой-то непредусмотренный требуют!
Но, понятно, возмущались только между собой, ни у кого из ответственных товарищей рука не поднялась отписать в министерство справедливый протест против эдакого самодурства, да еще накануне отпуска. На ковер был призван Проректор, спрошен, как обстоят дела с изобретением, и отправлен организовывать работу по подготовке отчета. Проректор, отдышавшись, призвал к себе главного координатора, которым оказался вовсе не ассистент Колов, а его бывший шеф по зарубежным связям профессор Сваев. Так уж вышло, что на заграничный фронт, не очень перспективный в кризисное время, были брошены другие, менее важные сотрудники. Профессор Сваев после разговора с Проректором, сам отправился к Колову, который обзавелся уже собственным кабинетом, правда пока без приемной, и всыпал этому Колову по первое число за то, что тот во время не подготовился к промежуточному отчету.
- Ты что, думаешь, это игрушки? - бушевал Сваев. - Тебе доверили очень ответственный участок, тебе даже мозгами шевелить не нужно, чтобы что-то там изобретать! Тебя поставили выполнять определенные функции! Нужно было внимательно прочитать документацию по гранту, узнать, что грядет промежуточный отчет и к нему подготовиться! Причем не самому мозгами скрипеть, а организовать работу!
Колов от неожиданности растерялся и не знал, что ответить. Он и вправду ни о каком промежуточном отчете даже не подозревал.
- Тебе за что деньги платят бюджетные и внебюджетные? - продолжал бушевать профессор Сваев. - За то, чтобы ты на компьютере шары гонял?
Профессора хватило минут на двадцать, после отповеди он потребовал от Колова немедленных действий, а именно, сбора промежуточных отчетов из подразделений, занятых в освоении перечисленных по гранту денег.
В губернской управе тоже царила временная сумятица - утром из столицы пришло требование предоставить промежуточный отчет. Весть эта вызвала волну местного негодования, поскольку и деньги-то еще толком осваиваться не начали - только-только была сформирована комиссия, которой было поручено, ну и так далее. Разумеется, в голову никому не пришло позвонить или отписать в министерство, что просьба их с отчетом несколько преждевременная и что отчитываться, в целом, пока еще и не о чем. А напрасно, поскольку в самом министерстве произошла небольшая путаница, и новые сотрудники, еще не совсем освоившиеся, по недопониманию, разослали письма абсолютно всем грантодержателям, в то время как первоначально планировалось спросить только с тех, кто непосредственно занимается изобретательством, а не с тех, кто создает инфраструктуру. С последних решено было спросить в конце года.
После короткого заседания, губернские управленцы разошлись по кабинетам, чтобы обдумать ситуацию и выработать подходы к ее решению. Впрочем, в аппарате губернатора работали смышленые ребята, и выход из положения был найден уже через час после получения депеши. Один из чиновников во-время вспомнил, что где-то около трех или четырех лет до описываемых событий некая молодая строительная фирма получила подряд на освоение одной из окраин города. Однако, после проведения изыскательских работ выяснилось, что из-за каких-то там геологических или гидрогеологических условий строительство многоэтажных домов на отведенной территории невозможно. Фирма тогда попробовала получить подряды на строительство индивидуальных коттеджей, но само место не было особо привлекательным для состоятельных застройщиков, и дело с освоением участка постепенно заглохло. Вот об этой площадке и вспомнил чиновник Константин Иванович Буев, и не только вспомнил, но и связался с руководителем той небольшой строительной фирмы - Сергеем Александровичем. Как уж они там между собой договаривались, мне не известно, но к концу дня полным ходом шла работа над отчетом. Составлялись таблицы, где указывалось, сколько скважин и какой глубины было пробурено, какие анализы и где были проведены, какие специалисты привлекались в качестве консультантов. Специальная бригада работала над тем, чтобы пересчитывать расходы на проведенные несколько лет назад работы и измерить их, так сказать, в современных ценах на услуги и материалы.
- А не перестараемся? - поинтересовался заместитель губернатора у бывшего строителя Буева.
- Кашу маслом не испортишь, - мудро заметил Буев. - Мы же в примечании пишем, что работы начались по нашей инициативе еще до выделения денег правительством.
- Ну, если так, - ответил заместитель и отправился по своим делам.
В отличие от губернии, где довольно быстро и остроумно вышли из положения, сотрудникам института пришлось туго. Перелистав многостраничную копию заявки, ассистент Колов разослал по подразделениям-участникам уведомления, обязав их представить отчеты о проделанной работе по гранту к ближайшему понедельнику. До обеда было тихо, а вот после обеда начались звонки из этих самых подразделений. Дело в том, что они хоть и участвовали в проекте, но денег ни на на изобретательство, ни на оборудование еще не получили - только-только были выплачены компенсации членам коллектива, непосредственно занимавшегося оформлением документов на грант и улаживанием деталей, а также куплены ноутбуки для членов этого коллектива и приобретен автомобиль заграничного производства для обеспечения мобильности разработчиков. Все эти необходимые траты, разумеется, имели обоснование и были внесены в смету расходов, но в проекте были еще кое-какие пункты, выполнение которых подразумевало некоторую исследовательскую и даже изобретательскую деятельность, чтобы обогнать, наконец, сами знаете кого раз и навсегда! С этой-то частью и возникла заминка. Несмотря на грозные формулировки рассылаемых уведомлений, коллективы непосредственных исполнителей отчеты предоставлять не торопились, время шло, приближался конечный срок представления промежуточного отчета в министерство, а дело с мертвой точки не сдвинулось. Ассистент Колов потерял сначала аппетит, потом сон, но это не помогало. Профессор Сваев, оценив ситуацию, готовился лечь в кардиоцентр, где у него работал свояк заместителем директора по научной работе, а Проректор пребывал в некоторой иллюзии, что работа по подготовке отчета идет полным ходом, о чем регулярно докладывал ректору. Спасти институт и Колова могло только чудо, но, как известно, вера в чудеса навсегда уходит из нашей жизни вместе с волшебными сказками лет, эдак так в восемь-десять, а то и раньше. Вот и ассистент Колов на чудо не надеялся, но старался себя взять в руки и убедить, что безвыходных ситуаций не бывает. Однажды вечером он пришел домой немного пьяным и в весьма мрачном расположении духа. Надо сказать, что жил ассистент Колов вместе с матерью, которая начинала раскручивать свой собственный бизнес - страховое агентство "ПантонСтрах", а родным дядей Колову приходился никто иной, как несостоявшийся работодатель Семена, владелец не самой крупной в городе строительной фирмы Сергей Александрович. Почему сын и племянник вдруг оказался в институте вместо того, чтобы вместе с родственниками строить капиталистическое будущее страны? Ответ прост - мать Колова всю жизнь мечтала, чтобы сын стал профессором, читал лекции студентам, жил в большой квартире с библиотекой и дома ходил в стеганной коричневой курточке. Когда-то Алла Александровна дружила с девочкой из параллельного класса, папа которой работал профессором, и семья жила в просторной квартире в старом доме с высокими потолками, длинными коридорами и большой комнатой с камином, именуемой библиотекой. Эта квартира произвела настолько глубокое впечатление на маленькую Аллу, что она даже замуж поначалу выскочила за аспиранта. Но аспирант оказался неудачником, и тогда Алла сосредоточила усилия на сыне, которого готовила к карьере профессора, то есть покупала ему разные книжки, настояла на том, чтобы после окончания института он остался работать на кафедре за нищенскую зарплату, всячески поддерживала его деньгами, пока писалась диссертация, а писалась она долго и не очень охотно. Не так давно Алла вдруг осознала, что для получения профессорского звания сыну нужно написать и защитить еще одну диссертацию, что повергло ее в некоторое уныние, но воодушевленный защитой Колов заверил ее, что при определенных усилиях, некоторой организаторской работе и правильных знакомствах ничего невозможного нет. Алла поверила, но узнав через некоторое время о том, что сын перешел работать в администрацию института, оставшись на кафедре только на полставки, расстроилась, поскольку с ее точки зрения, эта работа не приближала его к ее мечте. Однако Колов объяснил матери, что шаг этот был вынужденным, чтобы обрасти нужными связями, лично познакомиться с влиятельными людьми в институте и зарекомендовать себя с хорошей стороны. Когда же возник проект наномозга, Колов заверил мать, что по результатам освоенных денег можно будет не одну докторскую защитить. Некоторое время все были довольны, счастливы и полны надежд, каждый своих. И вдруг - промежуточный отчет.
Придя домой, как уже упоминалось, в состоянии алкогольного опьянения Колов в выражениях, которые глубоко потрясли его мать, поделился с дядей своей проблемой. Он рассказал, какие все эти ученые трусы, неучи и лентяи, поведал о том, что все хотят только денег, а работать никто не хочет, что все его, Колова, бросили и вот-вот отдадут на съедение волкам.
- И это благодарность за то, что я их буквально втащил в этот проект, - вещал он за кухонным столом, икая и размазывая по лицу капающие из носа сопли. - Да если бы не я, они бы так и катились со своим рейтингом вниз, а я пришел, все обосновал, организовал. Знаешь, они ведь меня даже хотели начальником отдела поставить, но потом этот проходимец Сваев вылез, а теперь, когда надо отчитываться - все в кусты.
- Что-то я тебя не пойму, племянничек, - сказал Сергей Александрович. - Что там за дела? Вы, значит, получили денежки, ни фига не сделали, а теперь ты крайний, поскольку вылез с инициативой?
Надо отдать Сергею Александровичу должное, он умел быстро вникать в проблему и схватывать суть, тем более, что в суть аналогичной ситуации он уже вник, когда ему позвонили из губернской администрации и попросили предоставить результаты изысканий, проведенных и оплаченных его фирмой несколько лет назад на территории, о которой Сергей Александрович и вспоминать-то не хотел, так ему тогда с ней не подфартило.
- Лучше бы помог, чем издеваться, - бросила Алла брату. Она не совсем понимала суть происходящего, но, даже поверхностного впечатления было достаточно, чтобы сообразить - карьера сына рушится, толком не начавшись.
Сергей Александрович упрек принял и по старой привычке быть в семье за старшего начал думать. Решение пришло неожиданно и сразу.
- И как же я про него забыл? - хлопнул себя по лбу Сергей Александрович, вспомнив про тысячу долларов уплаченной взятки за паспорт Семена. Как-то так все закрутилось и завертелось в последнее время, что Сергей Александрович даже не вспомнил про забавного тьютора, на которого у него были виды и планы. Дело в том, что помимо спасения лица губернии, Сергей Александрович стал больше времени проводить с семьей - у него как-то заладились отношения с сыном, и даже с женой они стали меньше ругаться. В минувшие выходные, впервые за многие годы, вся семья выбралась в кино, причем вез их не Егор, а сам Сергей Александрович сел за руль. После кино они сходили в кафе, где ели мороженное, а вечером отец с сыном съездили на рыбалку, где Сергей Александрович учил Сережу вязать узлы и цеплять крючки на леску. Сережа поймал большую щуку, которую еле вытянул из воды, и, если бы не подоспел Сергей Александрович, то еще неизвестно, кто кого бы перетянул.
- Егор? - строго спросил Сергей Александрович, набрав номер охранника. - Ты паспорт этого тьютора забрал?
- Не-а, - ответил Егор.
- Почему?
- Так он сам сказал, что Вам позвонит, как будет готово, - объяснил Егор, имея в виду Начальника отделения.
- Не звонил?
- Не знаю, - был ответ.
- Елки-моталки, - сказал Сергей Александрович и стал искать в записной книжке номер телефона Начальника.
Тот, разумеется, тоже напрочь забыл про паспорт и про взятку, с которой ему пришлось расстаться, даже не пересчитав.
- Помню, помню, а как же, - отвечал Начальник. - Я же говорил тебе, что буду по обходным каналам делать, а там свои сроки. Вчера только звонил, справлялся.
- И что?
- Обещали на этой неделе сделать, - отвечал Начальник.
- Ладно, держи в курсе, - поблагодарил Сергей Александрович и снова позвонил Егору.
- Слышь, Егор, у нас адрес того чудика записан?
- Не знаю.
- А кто знает? Ты же у меня за безопасность отвечаешь! - набросился на него Сергей Александрович.
- Так, хозяин, я же его документов-то и не видел, считай, - оправдывался Егор.
- А паспорт кто его возил?
Крыть было нечем.
- Может, секретарша Ваша знает. Это же она ему встречу с Вами назначала, - предположил Егор.
Действительно, через полчаса отыскался, наконец, адрес Семена, еще минут через двадцать удалось по адресу выяснить номер телефона.
- И кого ты с таким упорством разыскиваешь? - поинтересовалась Алла.
- Сейчас расскажу, но ты не поверишь, - пообещал Сергей Александрович и рассказал о том, как он чуть не нанял для Сережи репетитора с такими странными способностями.
- Ты рехнулся? - спросила Алла.
- Да нет же, говорю тебе, так и было. Можешь лодку посмотреть и "Москвич", его Егор куда-то перегнал, чтоб не мешался.
- Ладно, - махнула рукой Алла и стала накрывать на стол. - Есть будешь?
Сергей Александрович не ответил, а ассистент Колов, схватив его за руку, спросил:
- Дядя Сережа, а ты можешь меня с этим репетитором познакомить?
- Не видишь, я его найти пробую, - ответил дядя и стал набирать номер Зои Вячеславовны.
После звонка Сергея Александровича, который застал Начальника отделения уже практически в дверях кабинета, тот вернулся, снова уселся в кресло и набрал номер паспортного стола, ему никто не ответил, тогда он попросил секретаршу срочно найти ему паспортиста. Через три минуты паспортист, которого секретарша вызвонила в кабинете майора Дятлова, входил в кабинет Начальника и был встречен суровым вопросом:
- Почему не месте?
- Стреляться ходил, товарищ полковник! - доложил паспортист, незаметно перекатывая во рту шарик из двух мятных жвачек.
- И как результат? - поинтересовался полковник.
Паспортист назвал результат, который раза в два превосходил его возможности попадать в цель с расстояния десяти шагов, но Начальник пропустил это мимо ушей и напустился за паспорт.
"Куцый хвост, - выругался про себя паспортист. Как же я забыл про этот паспорт?"
- Когда было принято к исполнению? - спрашивал Начальник.
- Разрешите доложить? - отвечал паспортист.
- Докладывай! - разрешил Начальник.
И Паспортист доложил, что, "приняв к исполнению смену паспорта", он, согласно двум действующим инструкциям...
- Ты мне инструкциями не тычь, где паспорт? - перебил Начальник.
- Сегодня Выписан, Товарищ Полковник! - доложил паспортист и отдал зачем-то честь, наверное, жидкость из сейфа майора Дятлова начала действовать.
- Это дело, - похвалил полковник и приказал доставить паспорт к девяти утра к себе в кабинет.
- Так точно! - снова отдал честь паспортист и, получив разрешение идти, по-военному развернулся и, чеканя шаг, пошел искать злополучный паспорт.
- Слышь, Дятел, - сказал паспортист, заглядывая в кабинет майора. - Я сегодня пас, мне работать надо.
- Надо, так надо, - понимающе кивнул майор и пожелал коллеге удачи.
Удача нужна была Паспортисту как воздух, поскольку он понятия не имел, куда задевался этот треклятый паспорт.
- Как сквозь землю провалился, - удивлялся Паспортист, роясь в ящиках и папках своего тесного кабинета. Перевернув все вверх дном и не найдя ни паспорта, ни фотографий, он сел за стол и обхватил голову руками. "Хоть бы фамилию его знать," - подумал он и стал анализировать ситуацию. Что бы там не говорили всякие злопыхатели, а порядок у паспортном столе был, и у главного Паспортиста в делах тоже был порядок, иначе не держали бы его здесь уже десять лет. "Значит, паспорт этот должен быть здесь!" - сказал себе Паспортист и снова принялся за поиски. Через пятнадцать минут документ нашелся - серая, советского образца, книжица оказалась почему-то в шкафу, в отделении, где хранились чашки для чая и сахар. Как он там очутился, Паспортист не знал и не понимал, но хуже всего было то, что паспорт был прислонен к банке с черничным или еще каким-то вареньем, которое Вера Николаевна, одна из сотрудниц, принесла из дома, чтобы не пропало. То ли от тепла (отопление почему-то еще не отключили), то ли от времени, варенье забродило и потекло темно-синей струей прямо на паспорт протеже Начальника отделения. Паспортист листал липкие страницы и не верил своим глазам - документ был безнадежно испорчен, фотографии, казалось, тоже. "Посмотрим, что можно сделать," - решил они и пошел в туалет отмывать паспорт - рукомойник у него в кабинете временно не работал. Аккуратно смыв сладкую, слегка пенящуюся жижицу со страниц, Паспортист обнаружил, что далеко не все потеряно. В принципе, читалось все, только часть отчества и последнюю цифру года рождения невозможно было разобрать, поскольку бумага пропиталась черным соком вареной ягоды. Одна фотография вообще почти не пострадала. Довольный Паспортист вернулся к себе в отдел, достал бланк паспорта из сейфа и начал колдовать. Фамилия и имя впечатались легко и сомнения не вызывали, а вот от отчества осталось только "Влад". Паспортист подумал, поскреб в затылке, махнул рукой и впечатал то, что показалось ему наиболее вероятным, превратив Семена из Владиславовича во Владимировича. С годом рождения пришлось думать дольше. В старом паспорте читались только три цифры - 196. Паспортист взял фотографию Семена и стал внимательно ее рассматривать, стараясь определить возраст. "Наркоман какой-то, - ворчал он про себя. Ишь, как хорошо сохранился, и морщин не видать. А, может, ретушь." Поразмышляв о том, сколько гребет Начальник за оформление паспортов наркоманам, паспортист плюнул и впечатал 1965 год.
- Пусть будет посередине. Если что, переделаем!
Самая сложная часть была закончена. Внеся данные Семена в несколько реестров, Паспортист вклеил фотографию, заламинировал страницу и, довольный, положил новый паспорт в конверт. Рабочий день кончился, можно было идти домой.
Семен нашел звонивший телефон под кроватью, нажал нужную кнопку и сказал:
- Алло.
- Семен?
- Да.
- Это Сергей Александрович. Нехорошо, Семен, нехорошо. Я к тебе со всей, так сказать, душой - паспорт новый справил, а ты своими обязанностями пренебрегаешь, на работу не ходишь. У тебя все в порядке? Может, приболел?
- Нет, все хорошо, - ответил Семен.
- Почему тогда на работу не выходишь?
- Сережа выучил урок, и я ему больше не нужен. Вы разве не заметили? - ответил Семен.
- Ну, знаешь, это мне решать, что моему сыну нужно, а что - нет, - строгим голосом ответил Сергей Александрович, но спорить не стал. Сережа и вправду, сильно изменился, как и отношения в семье.
- Ты знаешь, - продолжил он примирительным тоном. - У меня тут проблемка, то есть не у меня даже, а у моего племяша. Не поможешь?
- Я попробую.
- Вот и отлично, - обрадовался Сергей Александрович. - Я сейчас за тобой Егора пришлю...
- Не надо, - перебил его Семен. - Я сам приду.
Через некоторое время Семен позвонил в квартиру, где жил Колов. Ему открыла Алла.
- Здравствуйте, - поздоровалась она. - Вы, верно, Семен?
- Да, - улыбнулся Семен.
- Проходите.
Сергей Александрович тоже вышел в прихожую, пожал Семену руку, похлопал его по плечу и прекрасно отрекомендовал.
- Ты уходишь? - спросила его сестра.
- Да, дела, - неопределенно бросил Сергей Александрович, сказал Семену, что паспорт будет готов на следующий день и вышел на площадку. Почему-то он чувствовал себя неловко в присутствии Семена - что-то было недосказано или недопонято между ними, но по чьей вине - не понятно, а разбираться в этом у Сергея Александровича не было ни желания, ни привычки.
- Ладно, Вы проходите, - пригласила Алла, а сама пошла проводить брата на лестничную площадку.
Семен прошел в просторную комнату, в центре которой стоял массивный обеденный стол овальной формы. За столом сидел уже протрезвевший Колов.
- Здрасьте, - приветствовал он Семена и показал рукой на стул.
Семен сел напротив и спросил:
- Чего Вы хотите?
Вопрос своей простотой несколько озадачил Колова. И вправду, чего он хочет? Чтобы эпопея с отчетом, наконец, закончилась, а он, Колов, вышел бы из этой передряги целым и невредимым, в смысле сохранения карьеры и, как это не смешно, репутации.
В комнату вошла Алла и тоже села за стол. Образовался треугольник.
- Так чего Вам хочется? - немного перефразировал свой вопрос Семен.
- У меня, понимаете, ситуация на работе возникла, - начал объяснять Колов. - Мы выиграли очень важный и крупный грант. Министерский. Никто вообще не думал на этот грант подавать, это была полностью моя идея. Я подготовил обоснование, провел всю подготовительную работу, ходил к этому козлу, убеждал его, унижался, чтобы они же потом деньги хапнули. Меня ведь даже не поставили центр по инновациям возглавлять, так... Сваев - подонок - быстренько перестроился. Чем он лучше меня? Профессор только и прохиндей!
- Так ты тоже профессором становись быстрее, - вставила Алла. Чего тебе не хватает? Зачем полез? Пиши, что там надо писать, исследуй. Пока я жива, голодным не останешься.
- Вы не поняли моего вопроса, - осторожно перебил обоих Семен. - Я спросил, чего Вам хочется?
- Чародей, что ли? - с усмешкой спросила Алла. - Что там про тебя братец брехал?
Она достала из пачки сигарету и прикурила, выпустив струю дыма в сторону Семена, я думаю, не нарочно. Семен не стал ей отвечать. Да и откуда он мог знать, что про него говорил Сергей Александрович?
- Я же говорю Вам про отчет, - чуть повысил голос Колов. - Эти козлы только деньги хотят грести лопатой и ни фига не делать. Вы бы знали, по скольку они себе выписывают!
- Так Вы тоже хотите получать много денег? - спросил Семен.
- А кто ж не хочет? - снова усмехнулась Алла.
- Так кто же даст. Туда надо, знаешь как, карабкаться?
Внезапно у Колова открылось второе дыхание. Он почувствовал такое превосходство над этим парнем, который зарабатывал репетиторством и носил дешевую клетчатую рубашку и допотопные джинсы, что его прорвало. Он стал нести совершенную околесицу о том, что его работа - это сложнейшая шахматная партия, которую он уже несколько лет играет, как заправский гроссмейстер на нескольких досках с этими уродами, которые уже все развалили...
Семен слушал внимательно и вспоминал очень смешную и забавную книжку, которую он когда-то с удовольствием читал и перечитывал. Там тоже был один такой гроссмейстер, который играл на нескольких досках и ходил с е2 на е4, в конце концов, его побили.
- Гроссмейстера звали Остап? - спросил Семен.
Колов замолчал и почему-то покраснел.
- Тебя зачем позвали? - с вызовом спросила Алла, вставая.
Семен понял, что совершил ошибку и ее нужно было срочно исправлять. Но как? Слов его, как он понял, никто не слушал и не слышал, оставалось только их чем-нибудь удивить. Но чем?
- Хотите чаю? - спросил он хозяев.
Алла бросила на него презрительный взгляд и ответила:
- Здесь не чайная.
Семен, несмотря на эту грубость, все же закрыл глаза и мысленно накрыл на стол. Почувствовав аромат вишни, он открыл глаза. На столе появились маленькие чашечки, небольшой поднос с керамическим чайником и кувшинчик, в котором стояла ветка цветущей вишни.
- Мама, смотри, - произнес потрясенный Колов.
Алла, направлявшаяся в туалет, обернулась и только ахнула. Забыв, зачем и куда шла, она вернулась к столу и потрогала чашку. Положение было неловким, а чувства противоречивыми. Алла хорошо училась в школе и институте и точно знала, что вещи ниоткуда не возникают и не появляются. Заподозрить гостя в том, что он принес с собой весь этот чайный гарнитур, было трудновато, поскольку, когда он входил (а это она точно помнила), у него ни сумки, ни пакета с собой не было. "Гипноз", - пронеслось в голове. Что ж, объяснение было простым и проверенным, а, потому, надежным. Незаметно повернув к себе электронные часы, что стояли на тумбочке рядом с искусственной пальмой в кадке, она вернулась и села за стол.
- Простите, а можно сахару попросить?
- А Вы попробуйте без сахара, - улыбнулся Семен. - Это особый чай.
- Ну, может, он и особый, - отвечала Алла. - Но я, знаете ли, привыкла, чтоб немножко сахару было.
- Так у нас же есть, - сказал Колов и уже начал было вставать, чтобы принести из кухни сахарницу, но Алла сильно пнула его под столом ногой. Колов сел.
- У нас только белый, - пояснила она Семену. - А с таким чаем нужно, конечно же, только коричневый. Представляете, он у меня только вчера закончился!
Про коричневый сахар Алла прочитала в одном из журналов, что горкой лежали рядом с часами. Пробовать его, она никогда не пробовала, да и в магазинах не видела. Коричневый сахар, по ее мнению, был очень хорошей проверкой. Семен пожал плечами. Делать ему было нечего, он закрыл глаза, представил кубики коричневого сахара-рафинада в сахарнице, поблагодарил Вселенную за изобилие и щедрость и открыл глаза. На столе действительно появилась сахарница полная коричневого рафинаду. Сахарница была белой, пузатой с чуть отбитым краешком и розово-синим цветком на боку. Точно такая же сахарница стояла на столе в вагончике, где дежурил Семен, работая на автостоянке. Сахар же был подозрительного темно-коричневого цвета. Семен взял кусочек, понюхал и вспомнил, где он видел такой сахар. Как-то напарник его Степан случайно вылил свой крепкий кофе в сахарницу; сахар выбрасывать не стали - не такое время было, чтобы сахаром разбрасываться, а высушили и продолжали пользовать. Пока Семен исследовал сахар, Алла анализировала ситуацию. На фокус с сахаром у Семена ушло меньше минуты - она неотрывно следила за циферблатом. В 18:45 Семен закрыл глаза, и, не успела наступить следующая минута, как странная сахарница появилась на столе. "Для гипноза маловато будет, - решила Алла. - Ему ведь надо было хотя бы до кухни сгонять, да и часы не обманешь." Действительно, никаким гипнозом часы, да еще электронные остановить невозможно, но тогда что же произошло? И как объяснить появление всего этого убранства на столе? Ответов не было. Будь внутреннее устройство Аллы Александровны попроще, она, возможно, упала бы в обморок, но она не упала, а сидела за столом над чашкой остывающего чая и не верила своим глазам. В отличие от матери, Колов быстро поверил в невозможное и чрезвычайно этому обрадовался.
- Слышь, а ты мне отчет можешь сделать? - спросил он Семена, почему-то перейдя на "ты".
- Нет, - ответил Семен.
- Почему?
- Потому, что он мне не нужен.
- Так он мне нужен, - пояснил Колов.
- Вы уверены?
- Конечно.
- Смотрите, - попробовал зайти с другого конца Семен. - У Вас есть возможность и право выбирать все, что Вам нравится. И из всего этого изобилия и разнообразия Вы хотите только пачку бумаги с какими-то мутными идеями?
- Не такие уж они и мутные, - обиделся Колов.
- Тогда почему они не хотят ложиться на бумагу? - поинтересовался Семен.
- Я же говорю, что эти козлы не хотят ничего делать, - Колов немного повысил голос. - Всем все готовое подавай, а они проглотят, себе премии выпишут и даже спасибо не скажут.
- Так зачем Вы тогда с ними работаете и вообще дело имеете? - спросил Семен.
- Ты что с луны свалился? - ответил Колов. - Это, брат, называется карьерой. Если ты хочешь сладко есть и мягко спать, то надо что-то делать и иногда не очень приятное.
- Зачем? - не понял Семен.
- Ну, знаешь, если тебе нравится ходить в джинсах, которые даже лет двадцать назад считались отстоем, то ходи на здоровье, а, по мне, так человек должен к чему-то стремиться, чего-то достигать.
- Так достигайте, если хотите, но к чему такие жертвы приносить?
- Что ты гонишь? Какие жертвы? Это не жертвы, это - борьба! - заключил Колов.
- А зачем и с кем Вы боритесь?
- За место свое борюсь с динозаврами, которые места сладкие отхапали, и теперь жируют на них ни фига не делая, - пояснил Колов.
- А Вы, когда место себе отобьете, что будете делать? - спросил Семен.
- Тоже буду жизнью наслаждаться! - ответил Колов. - Это и называется прогрессом! Человек рождается для того, чтобы бороться и побеждать, а если он не побеждает, то тогда пресмыкается всю жизнь, и это его удел. Так ему и надо, если мозгов нет, и кишка тонка!
Алла слушала с удивлением и удовольствием. "Ну, надо же!" - думала она не без гордости. Честно говоря, Алла всю свою жизнь была не очень довольна сыном. По ее мнению, он был слабоват, безынициативен и мало активен. Иногда она даже радовалась не столько тому, что сын, как и мечталось, пошел в науку, но и тому, что среда, где он обитал, то есть, работал не такая отмороженная как, например, в бизнесе. И вот, вдруг, сын заговорил голосом и словами настоящего бойца и борца.
- То есть Вы хотите, чтобы у Вас был кабинет? - уточнил Семен. Он, разумеется, не мог слышать слов Аллы, которые она говорила про себя, но смог уловить ее довольство.
- У меня уже есть кабинет, - уточнил Колов.
- Тогда что же Вы хотите?
- Послушай, я же тебе в который раз объясняю - мне нужен долбанный отчет по гранту!
- Но если отчет "долбанный", то, значит, он Вам не нужен и он Вам неприятен.
- Ну ты даешь! Это же ступень в моей карьере! И значительная. Если промахнусь, не организую работу, то пнут под зад и забудут навсегда. Буду лекции читать пока не состарюсь.
- Смотрите, Вам не нравятся люди, с которыми Вы работаете, Вам не нравится отчет, который Вы называете долбанным, Вам не нравятся лекции, которые Вы читаете. Зачем же Вы всем этим занимаетесь? - спросил Семен.
- Можно подумать, что все только и делают, что занимаются тем, чем хочется! - вставила пришедшая в себя Алла. - Если бы так было, то...
Она замолчала.
- То что?
- Тогда в чем смысл существования? - спросил Колов и сам себе удивился. Рассуждения вслух по поводу смысла жизни он считал недопустимой слабостью и... глупостью.
- Быть счастливым и свободным, - ответил Семен.
- Щас! - хохотнула Алла. - Это в дурдоме все счастливы и свободны. Или вон в Кузьмичках по праздникам, когда все в стельку пьяны. Ты, парень, коли умеешь эти штуки проделывать, так и сделай ему отчет, а жизни учить нас не надо! Мы сами, кого хочешь, научим.
- Правда, что мы болтаем не о чем? - подхватил Колов. - Сделай мне отчет, мы в долгу не останемся.
Он взглянул на мать. Та кивнула и подхватила:
- Если хочешь, я тебе работу помогу найти. Хорошую. У меня связи есть, знакомства.
- Мне не нужна работа, - ответил Семен. - Я не могу сделать отчет, но я могу научить Вас как сделать так, чтобы Ваши желания исполнились.
- Ну так учи быстрее, - отозвался Колов.
- Закройте глаза и представьте себе этот отчет. Попробуйте представить все мелкие детали - цвет бумаги, размер букв, запах бумаги, на которой он напечатан.
- Чушь какая-то, - пожала плечами Алла и встала.
- Слышь, а ты сам не можешь все это представить? - спросил Колов. - Ну, чтоб он взял тут быстренько и появился?
Дождавшись, когда Алла вышла из комнаты, Семен, глядя Колову прямо в глаза, спросил:
- Кем Вы хотели быть в детстве?
Тот усмехнулся.
- Космонавтом, наверное.
- И почему не стали?
- Знаешь, если бы не эти твои штучки, - Колов показал на чайник и чашки. - Я бы тебя в три шеи прогнал.
- Не надо, я и так уйду, если Вы этого действительно хотите, - сказал Семен, но остался сидеть. - Смотрите, Вы живете в жизни, где Вам все не нравится. Попробуйте придумать то, что Вам понравится. Есть ведь что-то, о чем Вы мечтали, но никогда не позволили себе осуществить.
- Ну, мало ли, о чем мы в детстве грезим. Я, например, хотел артистом стать, в спектаклях играть. Только кто бы меня взял?
- А Вы пробовали?
- Шутите? - Колов снова перешел на "Вы".
- Нет, нисколько. Понимаете, если Вы каждый день занимаетесь чем-то, что Вам откровенно не нравится и не по душе, то, в конце концов, Вы все больше и больше будете обрастать тем, что Вам не доставляет удовольствия.
- Но ведь невозможно жить так, чтобы все устраивало!
- А Вы пробовали?
- Хм, это кто же такой смельчак, что попробует? Хотел бы я на него посмотреть, - усмехнулся Колов.
- Тогда живите так, как живете, - ответил Семен и встал.
- Куда Вы?
- Мне пора.
- А как же я?
- Не знаю.
- Но Вы ведь обещали мне помочь!
- Вы не слушаете и не слышите ни меня, ни себя. Как же Вам можно помочь?
- Ну, хорошо, я постараюсь, - миролюбиво сказал Колов. Он сильно испугался, осознав, что этот странный Семен может вот так встать и уйти. Ничем его невозможно удержать, трудно его понять, но еще труднее согласиться с тем, что этот чудак в вареных джинсах абсолютно прав. Колову не нравилась его работа, его положение, и будущее свое он представлял как нечто расплывчатое - между унылым преподаванием и вечным сидением в чьих-нибудь замах, поскольку, в отличие от Аллы, твердо знал, что докторскую ему никогда не защитить и карьеру нормальную не построить. Но это знание он хранил в самом потайном уголке своей Коловской души со смутной надеждой, что все когда-нибудь волшебным образом переменится, и невозможное станет возможным.
Семен улыбнулся.
- Вот и прекрасно. Все очень просто - закрывайте глаза и представляйте то, чего Вам так хочется. Вырисовывайте детали, постарайтесь физически ощутить присутствие того, что Вам так хочется получить. Обязательно радуйтесь и предвкушайте радость обладания этим предметом или событием, представляйте все приятные эмоции, которые Вы испытаете, когда то, чего Вы так хотите, наконец, придет в Вашу жизнь. Поверьте, нет ничего проще.
- Я что, должен сидеть и представлять себе написанный отчет? - в голосе Колова было сомнение.
- Я не знаю, чего Вам больше всего хочется. Если этот отчет так Вам необходим, представляйте отчет. Есть только одно "но", Вы должны действительно этого хотеть. Если в глубине Вашей души Вам на этот отчет наплевать, если Вы пытаетесь представлять себе то, что Вам неинтересно или неприятно, то у Вас ничего не выйдет. Вам нужно хорошенько прислушаться к себе, понять, что Вам нужно и сильно этого захотеть. Поверьте, у Вас не будет ни в чем недостатка, а жизнь наполнится светом и радостью.
- Вы говорите как пророк.
- Я не пророк, впрочем, пророков, как я понимаю, тоже не слышали. До свидания.
Семен ушел. Колов остался сидеть и думать. Алла в туалете листала глянцевый журнал.
После разговора с Коловым Семен отправился на свидание. То есть, настоящим свиданием это, конечно, назвать было нельзя, поскольку оно таковым не являлось, но, я бы все-таки назвал это свиданием. Семен шел на встречу с Симой. Сима работала продавцом в крошечной книжной лавке на Никольском рынке. Как Вы догадываетесь, полное имя ее было Серафима, она его ненавидела, а, потому, звалась просто Симой. Сколько лет было Симе, никто не знал, известно только, что до того, как стать продавщицей книг, она училась, потом какое-то время работала в институте, защитила диссертацию с очень мудреным названием, причем, сама диссертация была тоже очень мудреной, и защищать ее Симе пришлось аж в столице то ли из-за того, что в П-ске не нашлось Совета, где такие диссертации могли защищаться, то ли потому, что некоторые, наиболее видные, ученые города принципиально были не согласны с защищаемыми Симой положениями. Черт их там разберет в этом научном мире. После того, как Сима диссертацию все-таки защитила, ей, как водится, сначала не нашлось места на кафедре, а потом, когда место появилось, то был объявлен конкурс, по которому Сима не прошла, так как у другого соискателя было больше опубликованных научных статей за отчетный период. Сима, правда, попыталась обратить внимание собрания на то, что другой кандидат только-только представил свою диссертацию к защите и еще ее не защитил, и что труды его опубликованы, в основном, в местных сборниках, тогда как Сима всегда публиковалась, что называется, в центральной печати, и ее даже два раза приглашали на международные конференции. Разумеется, все ее доводы были внимательно выслушаны, и тут же пояснили, что оценивается только количество работ, а где они опубликованы значения не имеет. Что же касается диссертации, то ей напомнили, что сама она диплома еще не получила, поэтому формально оба кандидата на место преподавателя кафедры каких-то там систем абсолютно равны. Диплом Симе и вправду еще не был выписан, так как там, в столице, у них то ли дипломы кончились, то ли слишком много их надо было выписывать. Короче, Ученое собрание института, пользуясь своим правом выбора, почти единогласно проголосовало не за Симу. Она обиделась, пробовала бороться, то есть писать в различные инстанции, в том числе и столичные, но эффект это произвело обратный. Писала Сима остро, выражения использовала образные, цитировала всяких там древних философов и, в конце концов, приобрела репутацию склочницы и стервы. Надо ли говорить, что в скором времени она попала под сокращение. Лаборатория, где ее держали на полставки, была объединена с другой лабораторией, утверждено новое штатное расписание, в котором ставки для Симы предусмотрено не было. Ей было предложено перейти в лаборанты на кафедру общей физики протирать приборы, но она отказалась, забрала трудовую книжку и ушла. Надо ли уточнять, что работала Сима над созданием искусственного мозга вместе с тем профессором, труды которого с целью дезинформировать научную общественность зачем-то переводил и печатал Кэмбридж. Профессор, кстати, скромно отметив шестидесятилетний юбилей, схлопотал инсульт, которого не пережил.
И вот теперь Сима продавала книжки, которые ненавидела. По ее мнению, это были очень вредные книжки, дурно написанные и безвкусно оформленные, но, к ее немалому удивлению, охотно раскупаемые посетителями Никольского рынка. Хозяин Симы был человеком невредным, и когда она предложила ему расширить ассортимент за счет серьезной литературы, легко согласился. Сима назаказывала всяких умных книжек, которые у нее покупали довольно редко, но все же покупали, и хозяин не возражал, полагая, что серьезной литературе тоже нужно давать шанс.
С Семеном Сима познакомилась случайно, когда тот остановился около ее прилавка и стал листать некоторые из умных книжек. Они разговорились, причем Сима была потрясена одновременно и невежеством Семена, и его необычайной проницательностью в сочетании с мудростью, которую Сима называла кузьмичевской, по названию района, где она снимала комнату и где некоторые соседи ее, будучи людьми совершенно необразованными, часто жили и поступали, по ее мнению, мудро. Некоторые даже поначалу давали Симе советы, старались ей помочь и поддержать, но Сима в сочувствии не нуждалась, однако доброту и эту самую мудрость заметила и по-своему оценила. Еще работая в институте, Сима стала ходить в церковь, что стояла на холме за рынком. Сначала она посещала только воскресные службы, потом стала приходить чаще, познакомилась с несколькими женщинами, в конце концов, призналась, что некрещенная, за что ее чуть не выгнали, но батюшка урезонил воинствующих прихожанок, устыдил их и крестил Серафиму вместе с другими желающими в ближайшее воскресенье. После крещения Серафима в эту церковь ходить перестала из-за шипящих женщин, а пошла в другую, что вновь открылась после семидесятилетнего почти перерыва недалеко от Дворца Спорта. И опять поначалу она ходила только на воскресные службы, потом стала приходить чаще, познакомилась с женщинами, с батюшкой и, незаметно для самой себя, стала страстной прихожанкой и чуть ли не в каждом случайном посетителе угадывала неверие, богохульство и все то же невежество. Все свободное время Серафима посвящала теперь чтению богоугодных книг и даже испросила благословения батюшки на торговлю богопротивными художественными произведениями. Батюшка только покачал головой, когда она принесла ему несколько книжек с прилавка, но, сделав поправку на время, деятельность Серафимы благословил, напомнив ей, чтобы она не забывала причащаться, исповедоваться и платить десятину.
- И книжек этих сама не читай, - напутствовал он.
Серафима отвечала, что книги эти ей противны и что она по собственной инициативе, но с разрешения хозяина, выкладывает на прилавок еще и произведения Бердяева, Флоренского, Булгакова, Ильина, Лосского... При упоминании этих имен чело батюшки омрачилось, он начал говорить что-то про недопустимость, но не очень внятно и понятно. Серафима сообразила, что перечисленные имена батюшке незнакомы, кроме Булгакова, которого он, видимо принял за автора книг более популярных. Спорить и объяснять что-либо она не стала, а согласилась, рассудив, что и ей следует сосредоточиться на вере, а не на чтении и бесполезном философствовании.
Поговорив с Семеном, Сима почувствовала, что спасение этого парня должно быть ее, Симиных, рук дело. Для начала она предложила ему несколько книг для прочтения, но не с прилавка, а из собственной библиотеки. Свернув торговлю минут на двадцать раньше обычного, Сима повела Семена в гости и для начала дала ему несколько простых, с ее точки зрения, книг.
- Обязательно прочти, - наставляла она. - Потом принесешь, и мы поговорим.
Семен книжки взял и с удовольствием прочел. К великой радости он обнаружил, что Знание, которое он, по его убеждению, принес с собой, тайны не представляет. Более того, судя по всему, оно было известно и ранее, и носителем его является церковь. Вполне понятно, что во времена молодости Семена, Знание это не распространялось из-за того, что сама церковь была в некотором загоне. "Что ж, времена поменялись, - подумал Семен. Теперь все по-другому!" Он улыбнулся при мысли, что Сима, наверное, со своей стороны, хочет открыть и рассказать ему про Знание, иначе, зачем было давать ему книги.
Они встретились через день, когда Семен принес книги обратно.
- Вопросы есть? - спросила Сима.
- Нет, - ответил Семен.
- Плохо, - сказала Сима. - Вопросы должны возникать, много вопросов, но ответов я тебе не дам. Только вера твоя будет ответом. Не наше дело задавать вопросы, наше дело - страдать и верить, пройти земной путь, не замаравшись, не вступив в сделку с дьяволом и обрести вечное блаженство!
Семен опешил от такой формулировки.
- А зачем страдать? - осторожно спросил он.
Сима метнула на него недобрый взгляд и довольно доходчиво объяснила, что только через душевные страдания и мучительные поиски истины обретается настоящая вера, несущая в себе освобождение. Семен понял, что полемизировать он не готов, поскольку в монастыре они не учили мудреных слов, не искали извилистых дорог и не подвергались ни лишениям, ни страданиям, напротив, они шли за Учителем, радуясь каждому его слову, приветствуя каждый новый день, восхваляя друг друга и улыбаясь цветущим вишням, виноградным лозам и всему-всему, что их окружало. Они получали уроки благодарности, и каждый день переживали благодарность ко всему живому и неживому на Земле; поблагодарив, они радовались, а, обрадовавшись, занимались своими делами. Ни про какие страдания и мучения ни разу речи не заходило, напротив, все, что как-то омрачало тихую жизнь монастыря считалось ненужным и никчемным. Монахам всегда разрешалось не делать того, что им неприятно или не нравилось.
Суровые речи Симы расстроили Семена, еще больше он расстроился, когда понял, что Сима живет жизнью, которая ей не нравится, существование свое она считает жалким, но им вслух гордится, поскольку, как она уже объяснила, через страдание лежит ее путь к истинной вере. Семен попытался обратить внимание Симы на то, что своими страданиями она вовсе не приближается к истине, а ходит вокруг нее кругами, не приближаясь и, возможно, и не удаляясь. Объявив своего недавнего друга еретиком и безбожником, Сима перекрестилась и что-то пробормотала себе под нос. Семен не отступал.
- Посмотрите, сколько всего вокруг радостного и прекрасного, а Вы глядите на все, нахмурив брови, и еще обвиняете всех и каждого в безбожии и неверии, нарушая при этом сразу несколько заповедей из тех, что сами дали мне прочесть.
Он намекал на то, что Сима не только и вправду была довольна резка в суждениях и выражениях, но и частенько либо прямо изощренно хамила покупателям, либо довольно зло комментировала чей-то выбор, суля всем и каждому долго гореть в аду за грехи тяжкие.
- Откуда Вам известно про их грехи? - попытался урезонить новую знакомую Семен.
- Так Вы посмотрите, что они читают, как они ходят и разговаривают! - отвечала Сима кивая в сторону рынка. - Здесь самое гнездо греха и разврата!
- А зачем тогда Вы проводите здесь целые дни, если Вам все вокруг не нравится? - задал Семен свой обычный вопрос и тут же получил такую отповедь, что будь он обычным малым, каким был еще двадцать лет назад, плюнул бы и ушел, чтобы больше не возвращаться, и обходил бы этот странный прилавок стороной. Но Семен был уже совсем другим, он улыбнулся Симе и послал ей в подарок сноп света любви и добра, от чего ей вдруг стало легко и радостно, тупая злость отступила, а на прилавок вдруг села птица, которая держала в клюве цветущую ветку вишни.
- Смотри! - Сима схватила Семена за рукав.
Птица забавно расправила крылья, встала на цыпочки, бросила ветку на прилавок и улетела что-то чирикнув на прощанье.
- Неужели это мне? - удивилась Сима и осторожно взяла ветку в руки. - Заметил, какая она смешная?
Семен кивнул. Они еще о чем-то поговорили, и Сима пригласила Семена сходить с ней в церковь.
- Посмотришь, с батюшкой поговоришь, если получится, - сказала она. - Может, потом и покреститься надумаешь.
Семен не возражал. И после разговора с Коловым он спешил на встречу с Симой, которая обещала его ждать на остановке возле рынка.
Несмотря на то, что Семен опаздывал после затянувшихся объяснений с Коловым и Аллой, он сумел придти во время. Как уж ему это удалось, я не знаю, но появился он на остановке как раз в тот момент, когда подошел нужный троллейбус. Сима схватила его за руку, и они успели заскочить на ступеньки до того, как водитель, уже на ходу, закрыл двери.
- Знаешь, как они редко ходят! - объяснила Сима. - Так бы пришлось десятку за маршрутку платить.
Салон был почти пустым, они уселись на расшатанные сидения.
- Проезд оплачиваем, граждане, - раздался голос.
Сима достала из кармана монетки и протянула подошедшей кондукторше, та взяла деньги, оторвала ей билет и пошла дальше. Сима решила, что у Семена проездной, и начала что-то рассказывать. Через одну или две остановки в троллейбус вошел довольно потрепанного вида гражданин. На нем были коротковатые брюки, из-под которых торчали распухшие ноги. На ногах были огромные, размера на три больше, чем нужно, растоптанные бахилы. В руках бомж, от всего существа которого исходил запах больной плоти, держал огромный мешок. Поставив мешок на ступеньки, бомж не стал проходить дальше по салону.
- Чего встал? - спросила его кондукторша. - Проходи.
Бомж ничего не ответил, только успел ухватиться за поручень - троллейбус резко взял с остановки.
- Платить надо, - напомнила кондукторша.
- Знаешь, нету у меня денег, - признался бомж.
Та посмотрела на его опухшие ноги, огромные ботинки и оторвала билет.
- На вот, бери. Садись. Далеко ехать?
- До конца! - обрадовался мужик и схватил билет. - Спасибо тебе, милая! Дай Бог здоровья! Меня уже из двух поперли, а в маршрутки, сама знаешь, и соваться нечего. Я бы так пешком дошел, но тут, видишь, гуманитарную помощь получил. А с ней-то далеко не уйдешь! Да и отберут еще! Спасибо тебе, милая!
- Ладно, проехали, - сказала суровая кондукторша и села на свой трон посередине салона.
До церкви от остановки идти было всего ничего, и уже совсем скоро они подошли к аккуратно выбеленному зданию с золочеными куполами. За невысокой оградкой на скамейке сидели две старушки в платочках и о чем-то оживленно беседовали.
- Служба уже кончилась, - пояснила Сима. - Я после работы на нее никак не поспеваю, но мы так помолимся.
И они вступили в открытые весне, свету и людям двери храма.
Пока Сима переходила от одной иконы к другой, крестилась, что-то истово шептала, кланялась, вставала на колени и снова крестилась, Семен осматривал храм. Он ни разу в жизни не был в церкви. Слышать, конечно, слышал, и даже в школе им что-то такое преподавали и про христианство, и про инквизицию или индульгенцию, и про "опиум для народа", но не более того. Только однажды в каком-то южном городке, куда Зоя Вячеславовна возила его на каникулы, и где несколько дней к ряду они проводили в очередях за обратным билетом, он нашел на скамейке книжку с картинками. На одной картинке был изображен кто-то, окруженный светящимся облаком; лицо у человека было особенным, и от всего его изображения на простой бумаге исходило нечто, что не поддавалось описанию словами, которые Семен знал в то время. Он хотел прочитать, что было написано про этого человека в книжке, но буквы оказались незнакомыми, с какими-то точками, птичками и закорючками. А через некоторое время к скамейке подбежала белокурая девочка с косичками и забрала книжку, не забыв поблагодарить и улыбнувшись ему на прощание. Много позже Семен вспомнил про ту картинку, но это произошло уже после того, как он познакомился с Учителем и отправился в первое свое с ним путешествие. Учитель был таким же внеземным, что-ли, как и тот, на картинке, но слов для описания своих чувств и эмоций, Семен, по-прежнему, не знал. Они существовали в языке, на которым говорили монахи, и который он несколько лет спустя узнал в совершенстве, но подобрать подходящих слов на знакомом нам языке Семен так и не смог.
В ожидании Симы, Семен рассматривал лица святых на иконах, чувствовал присутствие некоторых из них и благодарил каждого за то, что они, наконец, вошли в его жизнь. Чувство благодарности захватило и переполнило его, превратившись в огромный сноп ослепительно-белого света, которому даже он, видевший и прочувствовавший очень многое, удивился. "Интересно, а почему здесь так темно?" - подумал Семен, когда свет рассеялся, а от только что испытанного у него осталось приятное чувство легкости и радостного предвкушения чего-то еще более удивительного и приятного.
Как раз в этот момент откуда-то из боковой двери вышел мужчина в длинном черном платье. У него была редкая, довольно неряшливая борода, немного вьющиеся волосы и строгий взгляд.
- Любопытствуем, сын мой? - спросил мужчина, проходя мимо Семена.
Семен улыбнулся мужчине и чуть склонил голову, приветствуя его. Он догадался, что именно этот человек и есть хозяин храма, и именно с ним Семену так хотелось встретиться и поговорить.
- Здравствуйте, Батюшка, - к ним подошла Сима. На голове у ней Семен заметил черный с унылым узором платок.
- Здравствуй, Серафима, - приветствовал ее Батюшка. - Опять службу пропустила?
- Работаю я, - стала оправдываться Сима.
- Знаю, знаю..., - ответствовал Батюшка.
- Вот, батюшка, привела знакомого в храм. Показать и приобщиться.
- Веруете, сын мой? - повернулся Батюшка к Семену.
Семен не знал точно, что должно отвечать, но он знал, что чувство веры, равно как и надежды, прекрасные чувства, и, поскольку он их часто испытывал, то ответил положительно.
- Хорошо, - похвалил Батюшка. - В храм регулярно ходишь?
Так как под храмом Батюшка, конечно же, подразумевал церковь, то Семен ответил:
- Нет.
- Плохо, плохо, сын мой. Так и до греха недолго скатиться, - предупредил Батюшка.
Семен хотел было возразить, что запугивание грехом или чем бы то ни было, что вызывает чувство страха или недовольства собой, тогда как целью является совсем противоположное, недопустимо и вредно, но решил повременить пока и вместо того спросил Батюшку, отчего в храме так мало солнечного света.
Батюшка на секунду замешкался, но тут же нашелся:
- Наша главная задача - дьявола греха не допустить в храм. Святой огонь освещает нам путь во тьме к светлому миру и в царствие небесное! Не на земле счастье, сын мой! Что свет солнечный? Что трава зеленая? Нету на земле ничего, что пускать следует в храм! Только веру! Сгнило все снаружи и смердит. Вот прихожане приходят, говорят, что веруют, причащаются, молятся, свечки покупают, а, знаешь, сколько грязи они приносят на ботинках своих? А та грязь - тот же грех! Только здесь оплот царствия небесного на земле, сын мой!
Семен не совсем понял, что именно хотел объяснить ему Батюшка и не согласился.
- Как же может вокруг все смердить и гнить, если это все - часть нас? - спросил он Батюшку.
- Сын мой, все, что окружает нас за порогом храма - все пустое. Все это происки дьявола, чтобы соблазнить человека, отлучить его от церкви, заставить грешить, позабыв заповеди, а потом гореть в геенне огненной без надежды на спасение души бессмертной.
Сима заметила нестыковки в речах Батюшки, но перебивать его не смела. Она знала от кого-то из женщин-прихожанок, что Батюшка в университетах не обучался, то есть он закончил когда-то какой-то вуз, потом поступил было в семинарию, но недолго там проучился и поступил на службу в церковь, но не в эту, а в другую и в другом, большем, городе. Там он вскоре зарекомендовал себя как человек необходимый, так как взял в руки всю хозяйственную деятельность целого прихода. Времена были непростые, а Батюшке (тогда он, разумеется, батюшкой еще не был) удавалось раздобыть всякий необходимый церковный товар, в том числе и кагор для обрядов. Он даже открыл с благословения священника небольшую лавку при церкви, где прихожане и частые гости-иностранцы могли купить книги, иконы, золотые и простые крестики, тот же кагор и другие мелочи. Все товары в лавке были освящены, а потому стоили недешево, но прихожане не скупились. Какое-то время, возвращаясь из паломничества, Батюшка привозил с собой кое-какие вещи из самого Иерусалима, но народ заграничный товар не сильно брал из-за дороговизны, да и священнику эта идея не совсем нравилась. Потом Батюшке захотелось самому стать батюшкой, пусть и в небольшом, но своем приходе. Он предпринял кое-какие шаги и, поскольку, священников не хватало на все храмы, что стали так быстро открываться по всей стране, то вскоре он был назначен священиком в церковь, где и повстречался с ним Семен.
- А не кажется Вам, - осмелел-таки Семен. - Что Вы вселяете страх своими речами, возможно, повергаете людей в уныние вместо того, что бы пригласить их радоваться вместе с Вами, надеяться, верить, открыться потоку добра, счастья и изобилия?
- Страх должен быть, сын мой, - прогремел Батюшка. - Без страха нет спасения, а уныние - это грех, большой грех, сын мой. Радоваться мы будем, когда заслужим себе место в царствии небесном, а здесь, на земле, наше место в храме, в молитве склонять голову и отворачивать ее от дьявольского искушения, которое кроется в изобилии, о котором ты, сын мой, упомянул.
Батюшка почему-то сделал ударение на "я" в последнем слове и многозначительно замолчал. Семен был разочарован. Не того ожидал он от храма и его служителя, но Учитель всегда предостерегал от поспешных заключений, поэтому Семен еще раз широко улыбнулся Батюшке и мысленно послал ему подарок - большую пальмовую ветвь. Почему это была именно пальмовая ветвь, он не знал. Вероятно, когда-то давно, он то ли прочитал, то ли услыхал, что пальмовые ветви имели какое-то важное значение в христианстве, правда, подробностей он не ведал, но они были и не к чему. Семен постарался, чтобы ветвь была погуще и позеленее, но ... перестарался. Вместо того, чтобы остаться мысленной, а, потому, невидимой, ветвь неожиданно материализовалась и свежей зеленой веткой шлепнулась к ногам Батюшки. Батюшка, который во время разговора с Семеном несколько раз смотрел вниз, разглядывая странные сандалии на ногах нового прихожанина и собираясь сделать ему замечание за ношение такой фривольной обуви в храме, никакой ветви не видел, поэтому, когда она с тихим шелестом упала к его ногам, удивился и посмотрел наверх. Наверху все было как обычно, тогда Батюшка огляделся по сторонам и тоже ничего подозрительного не заметил.
- Откуда это? - вопросил он, наконец, поднимая ветвь с пола.
Сима тоже заметила, что ветвь появилась из ниоткуда, но мысли ее по этому поводу были куда сложнее, чем у Батюшки.
Семен, сам удивившись силе, которая присутствовала в храме и которая его простую мысль материализовала так легко и непринужденно, ответил, что это - подарок.
- Чей? - не понял Батюшка.
Это странное происшествие с веткой значительно сократило длину его предложений и количество используемых слов.
- Мой, - признался Семен.
Батюшке потребовалось немного времени, чтобы придти в себя и осознать случившееся.
- Не то место нашел, сын мой, чтобы фокусы показывать, - на всякий случай сказал он.
- Это не фокус, - возразил Семен. - Это подарок.
Батюшка уже пришел в себя, и его мысль побежала в правильном направлении.
- Что ж, видно ты не зря к нам пришел, - сказал он, крутя в руках ветвь. - Ты, Серафима, иди помолись, а мы тут поговорим.
Но Сима никуда уходить не собиралась. То, что она увидела, ее очень заинтересовало, и в ней проснулся ученый, которого она так до конца из себя и не вытравила.
- Ты, сын мой, дьявольским овладел искусством, - начал Батюшка, но осекся, чуть додумал и закончил фразу:
- Но всегда способности свои можно обратить во славу Божию!
Потом он произнес короткую речь, смысл которой Семен уяснил только после того, как Батюшка довольно громко и отчетливо провозгласил последние слова:
- ... для блага церкви требуется нам кубок из цельного злата.
Как не хотелось Семену опять что-то там материализовывать, но так уж выходило, что для того, чтобы его начали слушать, не слышать, надо было обратить на себя внимание чем-нибудь чудесным. Закрыв глаза, он представил себе кубок, поблагодарил Вселенную за изобилие и, уловив какое-то движение снаружи, открыл глаза. Взору его предстал массивный зад Батюшки, склонившегося над чем-то.
- Ты, сын мой, что? Богохульствовать вздумал? - прогремел Батюшка, распрямляясь.
В руках он держал кубок из желтого металла с какой-то эмблемой на боку. Точь-в-точь такой кубок не выиграл однажды Сема на соревнованиях по легкой атлетике; ему тогда всего одного очка не хватило, чтобы принести домой маме в подарок новенький и блестящий золотой кубок.
Семен стал объяснять, что в осуществлении желаний, особенно их материализации, есть одна очень важная деталь, а именно, субъективная визуализация.
- Поймите, каждый имеет свое собственное видение того, что ему хочется; это очень индивидуально. Более того, то, что нравится и приносит истинную радость одному, оставляет другого совершенно равнодушным, - и он рассказал Батюшке историю про невыигранный кубок.
Батюшка слушал его, казалось, внимательно, а когда Семен закончил рассказ, произнес:
- Что ж, это понятно, сын мой, и старания твои приятны. Пальмовая ветвь в подарок храму Божьему весьма, весьма меня порадовала. А вот не мог бы ты крест мне, - тут он на секунду замолк, подбирая слово, и подобрал:
- Справить, да такой, чтобы прихожане смотрели на него и радовались сиянию драгоценных каменьев и обилию злата. И чтоб висел он на крученной золотой цепи.
Рукой Батюшка показал, чтобы цепь желательно доходила ему до пупка.
- Такой крест внушит прихожанам восторг, и сияние его осветит им путь к истине и вере беззаветной...
Семен не стал его до конца слушать, он понял, что Батюшку не пронять. Улыбнувшись ему и послав в подарок еще одну пальмовую ветвь, которая, материализовавшись, шлепнулась рядом с той, что Батюшка обронил, когда наклонялся за кубком, и вышел из храма. Сима поспешила за ним.
- Как ты это делаешь? - спросила она его.
Семен начал объяснять, Сима внимательно слушала, не перебивая. "Не может быть, не может быть," - иногда проносилось у нее в голове. Дело в том, что Семен не столько изложил, сколько показал или продемонстрировал Симе то, что она, занимаясь своей наукой, предположила и даже начала теоретически обосновывать в самом начале своей работы над диссертацией. Но, поскольку теория эта была слишком уж смелой и не имела никаких доказательств, то ее, разумеется, не приняли. В диссертацию свою Сима не решилась вставить даже маленькую толику тех положений, которые, по ее мнению и по мнению ее руководителя, профессора, имени которого в институте уже никто и не вспоминал, должны были стать новым направлением исследований в науке прикладной. Я даже не берусь и одного абзаца написать про ту теорию, которую Сима с профессором разрабатывали, поскольку я не знаю и половины слов из тех, что они использовали в своих работах и статьях, но в целом это было что-то про искусственный мозг, который может генерировать мысли и создавать образы, впоследствии их материализуя.
И вот, через столько лет после того, как она забросила свою науку, ушла целиком в веру, стараясь вытащить, выдавить из себя все, что она сочла лишним и ненужным в ее новой жизни, вдруг, ни с того, ни с сего, появляется парень из, как ей показалось, не очень образованных и показывает то, возможность чего она предвидела, рисуя формулы и следуя своей интуиции лет пятнадцать назад. Потом были годы сомнений и поиска, споров с профессором, дискуссий, насмешек, откровенных намеков на то, что у нее "не все дома", разочарований, унижений... Да, что там вспоминать! Но ради того, что она пережила и увидела в храме, когда Семен матерализовал даже не пальмовую ветвь, нет, а тот кубок - предмет его детских мечтаний, можно было прожить жизнь так, как она ее прожила со всеми трудностями и неприятностями. "Черт знает что!" - еще раз удивилась про себя Сима, забыв, что черта она уже давно перестала поминать, потому как грех это.
Семен, между тем, перешел к изложению той части Знания, в которой речь шла о том, что абсолютно каждый, кто обладает способностью мыслить и испытывать эмоции, может научиться создавать вокруг себя то, что ему нравится, где он чувствует себя комфортно и что доставляет ему искреннюю радость.
- Впрочем, дело даже не в создании чего-то материального посредством представлений и отчетливой визуализации, а в том, чтобы сначала настроить себя, а потом и полностью погрузиться в мир, который будет именно Вам приятен и дружелюбен. Обязательным в этом мире есть только ощущение постоянного душевного подъема, радости и любви, и, когда достигается полная гармония между прекрасным миром снаружи и светлым и счастливым миром внутри, и начинают происходить чудеса. Забавно, но в языке, на котором я разговаривал последние двадцать почти лет, нет многих понятий, а, следовательно, и слов.
Семен чувствовал в Симе человека, который способен многое понять.
- Например? - спросила Сима.
- Нет слов, обозначающих добро и зло, плохой, хороший...
- А как же тогда отличают хорошее яблоко от гнилого?
- Яблоки не гниют, если никто не хочет, чтобы они гнили, - ответил Семен.
- Странно, - произнесла Сима. - Но ведь добро и зло объективно существуют. Пусть даже не добро и зло, это все-таки понятия абстрактные, но возьмем убийство, например. Убийство - это уже действие, лишение жизни другого живого существа.
- Там нет слова, обозначающего "убийство", - сказал Семен. - Это понятие отсутствует.
- Но смерть-то существует, - не унималась Сима.
- Нет, - покачал головой Семен. - Достигая полной гармонии с миром, человек не познает смерти, она отсутствует, а, следовательно, нет и слова для нее.
- Этого не может быть, - возразила Сима.
- Вы ведь не очень верите в то, что говорите сейчас, - улыбнулся ей Семен.
- Почему?
- Потому, что когда видишь невозможное, начинаешь верить в невозможное, и оно начинает происходить.
Сима тоже улыбнулась и сняла с головы тусклый платок, посмотрела на него, потом скомкала и выбросила в урну.
- Смотрите, урна оказалась именно в том месте, где Вы решили выбросить свой платок, - заметил Семен. - Это хороший знак.
- Тоже мне, знак, - усмехнулась Сима. - Урна.
- В ряду вещей, которыми мы пользуемся, урна не хуже и не лучше, чем кастрюля или зонтик, впрочем, урна даже полезнее, так как при небольшом усилии Вы можете обойтись без кастрюли, материализуя еду на Вашем столе, да и дождя всегда можно избежать, а вот если Вы материализовали себе на обед рыбу, то для костей Вам непременно понадобится урна. Так что, в каком-то смысле, урна очень даже неплохой знак, - заключил Семен.
Они долго шли по пустым улицам города, тихо беседуя. Семен рассказывал Симе про то, что он понял и узнал за годы, проведенные в монастыре, а она задавала вопросы, много вопросов, не на все из которых у Семена были ответы.
- Ну как же так, - сердилась Сима. - Вы столько умеете, и ни разу не поинтересовались физикой процесса материализации. Как это происходит? Известно, что "из ничего не выйдет ничего"...
- Поймите, у каждого из нас там, в монастыре, свой путь. Нас всего двадцать семь, и так как-то получилось, что нет среди нас ни одного физика, - рассмеялся Семен. - Мы все очень разные, конечно, и каждый выбрал и выбирает для себя что-то свое, но никто не интересовался физикой.
- А Вы можете спросить об этом у Учителя? - загорелась Сима.
- Наверное, могу, - ответил Семен. - Но не буду.
- Почему?
- Потому, что мне это неинтересно.
- Ну как же? Вы творите чудеса и Вам это неинтересно? Не может быть.
- Может. Оглянитесь вокруг. Сколько людей из тех, которые будут ходить завтра по этой улице интересуются физикой?
- Немного, - согласилась Сима.
- Но Вы-то любите физику и хотите ею заниматься, - предположил Семен.
- Что толку? - вздохнула Сима. - Это уже пройденный этап в моей жизни. Я - то, что я есть: злая неудачница без веры, без работы и без жилья.
- Значит, Вы мало, что поняли из того, что я Вам рассказывал.
- Нет, нет, я все поняла, - перебила Сима. - Это привычка. Я постараюсь, то есть, я сделаю все так, как Вы научили. У меня получится.
На том они и расстались.
Придя домой, в съемную свою комнату с чуть покосившемся полом, Сима достала из-под раскладушки чемодан, в котором хранила несколько своих работ, выбрала несколько из них, перелистала и положила на видное место. Потом из сумки вытащила блокнот, выдернула из него добрую половину листов и выбросила их в картонный ящик, выполнявший роль мусорницы, потом села у окна за столик, покрытый белой скатертью со ржавыми пятнами от чая или кофе, и стала что-то писать в блокноте. Закончив писать, она закрыла глаза и скоро чему-то улыбнулась.
Семен, не торопясь, шел домой. Несмотря на поздний довольно час, было довольно светло - начинались серые ночи. Отчаянно мигали желтым светофоры, иногда проезжали машины. Семен шел и ни о чем не думал, наслаждаясь прохладой ночи, запахом распустившихся листьев и тишиной спящего города. На углу под потухшим фонарем, в тени выкрашенной почему-то в ярко-желтый цвет пятиэтажки, стояла машина с открытым багажником. Около нее на бордюре сидел нескладный худой мужчина, обхватив голову руками. Семен подошел к нему и сел рядом.
- Что случилось? - спросил он.
- Да, - таксист только махнул рукой.
- Колесо? - догадался Семен.
- Оно проклятое, - кивнул таксист и добавил:
- А-а, если бы только колесо.
- Запаска есть?
- Нет, продал я, дурак, запаску.
- Зачем? - не понял Семен.
- Кабы я знал! Взял и продал соседу. Он машину такую же купил, пригнал домой. Хвать, а запаски и нет. Ну, я и продал свою.
- И что теперь? - спросил Семен.
- Теперь вот жене позвонил, чтоб она к соседу сходила, запаску обратно выкупила.
В кармане у таксиста раздалось пиликанье.
- Ну? - спросил он, поднося трубку к уху. - А ты хорошо стучала?
Семен услышал голос женщины, что-то объяснявшей, но слов разобрать не смог.
- И что мне теперь, до утра здесь торчать? - спросил мужчина, выслушал ответ, сказал "Да пошла ты со своим супчиком" и положил телефон в карман.
- Видишь, теперь его дома нет или не открывает моей.
- Да Вы не переживайте так, - попытался успокоить его Семен. - Смотрите, какая ночь светлая и теплая.
- Сдалась мне эта ночь, - в сердцах сказал таксист и выругался. - Знаешь, все сикось-накось идет. Веришь? Нет?
- А что не так? - спросил Семен.
- Недавно подвожу троих к общежитию, туда вон, - и он показал рукой куда-то в сторону. - Подъехали, я остановился, жду, когда платить будут, а этот, что на переднем сидении, раз, и мне нож к животу приставил. Деньги, говорит, давай. А сзади еще двое сидят. Я, конечно, из карманов все выгреб, что было, и отдал. Они посмеялись, вышли и преспокойненько пошли в общежитие. Я за угол отъехал и давай в милицию звонить. Те, молодцы, быстро приехали. Только мы туда зашли, как эти трое, но уже с девицами обратно идут. Их, значит, повязали и в кутузку. С меня заявление взяли, все чин по чину. Я домой приехал, своей даже рассказывать не стал, чтобы не голосила. А на следующий день, к вечеру уже (я выходной был) приезжают менты с обыском машины, мол, улики нападения на меня искать. И находят, суки, под пассажирским сидением какой-то пакетик с белым порошком. Я этого пакетика в жизни не видел, клянусь тебе. А они и слушать не хотят, руки мне завернули и в обезьянник. Мне потом один мент шепнул, что из тех, кто на меня напал, один был сыном то ли полковника, то ли генерала. В общем, забрал я свое заявление, а они на меня дело закрыли за наркоту. Вот такой у нас закон, падла.
- Ну и что? - спросил Семен.
- Как это, ну и что? Тебя, небось не грабили, вот и молчи сиди, сопляк. Тоже мне, нашелся - учить меня будет...
- А что еще с Вами приключилось недавно? - не обращая внимания на грубость таксиста, спросил Семен.
- Ты откуда знаешь? - удивился таксист.
- Я не знаю. Вы же сами сказали, что Вам не везет.
- Не говорил я этого, - насторожился таксист.
- Ну, не говорили, так не говорили. Как до дома-то добираться будете?
- А тебе-то что? Доберусь как-нибудь. Топал бы ты отсюда, пацан, - сказал таксист и достал пачку сигарет из кармана рубашки. - Куришь?
- Нет, - ответил Семен и стал рассматривать колеса машины.
- Тыщ десять надо готовить, чтобы все поменять, - пояснил таксист, затягиваясь. - Эти японы машины хорошие делают, но запчасти дорогие.
Мимолетный гнев таксиста прошел, и его снова потянуло на разговор, тем более, что сидеть, похоже, предстояло долго.
- У меня еще, знаешь, крышу сперли, - сказал он и посмотрел на Семена, ожидая его реакции.
- Это как? - не понял Семен.
- А вот так, - и таксист с удовольствием рассказал про то, как с его дачи сняли дюралевую крышу.
- Представляешь, залезли в дом, изнутри потолок пробили и все листы отколупали. Дочиста!
- А зачем им крыша? - не понял Семен.
- Ну ты, даешь! Это же дюраль - цветной металл. Они за него тысяч сто получат, когда сдадут.
- А милиция? - спросил Семен.
- Разбежалась она, эта милиция, - усмехнулся таксист. - Жена там полдня провела, то одного дожидалась, то другого. Заявление кое-как взяли и отправили, чтоб домой топала.
- Ищут?
- Держи карман шире! Будут они искать! Это у меня в машине они наркоту будут искать, потому как у них прямой интерес, а крышу мою - шиш. Вон, у жены на работе рассказывали, что у генеральской тещи тоже крышу сперли, только она в другом районе. Так нашли на следующий день! Могут ведь, когда хотят. А мою, что искать? Чай, не генерал. Ладно, разговорился я с тобой, - заметил водитель и достал телефон из кармана. - Другу вот звоню, да он не берет никак - все вне зоны действия, говорят. Знаю я эту зону...
- Вам сколько колес нужно - одно или все четыре? - спросил Семен, все еще внимательно разглядывая колеса.
- А у тебя сколько есть? И почем? - спросил таксист и снова опустил телефон в карман.
- Сколько нужно? - повторил Семен и добавил:
- Все даром.
- Да ну тебя, - сплюнул таксист и снова стал набирать чей-то номер. - Ты часом не сбег кое-откуда?
Что было дальше, Вы уже догадались - Семен закрыл глаза и через минуту-другую на тротуаре рядом с водителем появилась стопка новеньких колес к его машине.
- Ексель-моксель! - испугался водитель и даже отскочил от этой кучи чуда. - Это как же так?
- Это - мой Вам подарок, - объяснил Семен.
- Ты это как? - спросил таксист.
- Очень просто, - улыбнулся Семен. - Проверьте лучше, те ли колеса.
- А ты что, всякие можешь?
Таксист склонился над колесами, потрогал резину, взял верхнее, перевернул, потом довольно крякнул и сказал:
- Ексель-моксель, как раз та самая резина - всесезонная. Я о такой даже и не мечтал, ее специально заказывать надо. Она на моей старушке родная была, но мне сразу сказали, что комплект такой будет стоить столько же, сколь вся моя машина с потрохами! Ну ты, брат, даешь! Расскажи, ты кто?
И Семен, усевшись на бордюр, начал было рассказывать таксисту про Знание, но тот, слушая в пол уха, достал из багажника домкрат и еще какой-то инструмент, и начал менять колеса.
- Помог бы? - перебил он Семена.
Тот встал и спросил, что делать. Таксист всучил ему гаечный ключ.
- Ты говори, говори, - разрешил он Семену. - Я ж понимаю, тебе выговориться надо.
Семен чуть опешил, но рассказ свой продолжил. Таксист слушал внимательно и больше не перебивал, только хмыкал иногда, как казалось Семену, одобрительно.
- Слышь, а ты шубу жене моей норковую не можешь того, организовать, раз такое дело? - спросил он, наконец, когда последнее колесо встало на место.
- Вы меня не допоняли, - снова улыбнулся ему Семен. - Речь идет не о том, что я могу, а о том, что Вы, если разрешите себе и захотите, можете то же самое и даже еще больше, поскольку Вам больше надо и больше хочется.
- Ты че гонишь? - спросил водитель. - За колеса - спасибо, а если шубы жалко, так и не надо нам шубы, я же так спросил - для интереса, а вдруг сможешь?
- Поймите, если Вы позволите себе чуть-чуть изменить свое мышление и настроение, Вы сами сможете привлечь в свою жизнь и шубу жене, и новую машину и все, что Вам хочется, - с жаром повторил Семен.
- Шубы жалко, жмот? - бросил таксист, заталкивая последнее старое колесо в багажник. - Так бы и говорил. Прощевайте, господин хороший.
Он сел за руль, который находился почему-то со стороны пассажира, и уехал. Семен пожал плечами, да так и остался сидеть на бордюре. Светало.
- Да, не очень все складно выходит, - тихо произнес Семен.
Но за последние двадцать лет он настолько отвык от всяких там уныний и депрессий, что даже забыл, как они ощущаются, а, потому, улыбнулся, поблагодарил наступающий день и решил поговорить еще с одним человеком.
Через некоторое время Семен сворачивал в переулок на самой окраине города, в районе, который называли, как, почему-то, и во многих других городах страны, Черемушками. За теплотрассой, в кустах он отыскал шалаш, построенный из веток и досок, сверху покрытый обрывками брезента, разноцветных клеенок и парниковой пленки. Около входа стоял довольно новый стол, рядом скамья и пара стульев. Из кирпичей позади шалаша была сложена то ли плита, то ли печка. Из шалаша слышался чей-то храп вперемешку со свистом. Семен накрыл стол, добавил к интерьеру, если так можно сказать, легкий шатер, чтобы не тревожили мухи и другие насекомые, и пошел будить бомжа из трамвая. Бомжа звали Лехой.
- Леха, вставайте, - Семен слегка похлопал рукой по груде тряпья. Вы спросите, откуда Семен узнал имя. Понятия не имею. Просто взял и узнал.
- Чего? - донеслось откуда-то снизу.
- Вставайте, - снова призвал Семен. - Я хочу с Вами поговорить.
- Пошел ты со своими разговорами, - отвечал голос.
Куча не шевелилась. Семен понял, что накрытого завтрака маловато будет, закрыл глаза и куча перекочевала на мягкую кровать, заправленную пуховым одеялом и подушкой. Кроме того, в шалаше появился деревянный пол и крохотная чашечка, из которой исходил очень тонкий и приятный аромат, перебивавший, скорее даже, поглощавший, удушливый запах гнилья и грязи, генерируемый кучей, которая, наконец, зашевелилась. Из нее высунулась лохматая голова и спросила:
- А? Что?
Потом голова заметила одеяло и подушку, потом сообразила, что лежит на кровати, затем показались ноги, обмотанные портянками.
- Ты кто? - спросил Леха.
- Семен, - улыбнулся ему Семен.
- Где я?
- В шалаше у себя, - ответил Семен.
- А кровать откуда? - Леха нагнулся, увидел пол и снова повторил:
- Где я?
- Да в шалаше, в шалаше, - успокоил его Семен.
Леха встал, огляделся и выглянул наружу, снова нырнул внутрь и потрогал кровать.
- Пьян я все еще, что ли? - спросил он и поглядел на Семена мутными усталыми глазами.
- Не думаю, - ответил Семен.
- Так вот и я не думаю, - согласился Леха. - Мне вчера и выпить-то не на что было. Митька обещал зайти, да что-то так и не появился.
- Пойдемте завтракать, - пригласил Семен.
Они вышли из шалаша, где на столе стоял чайник с горячим чаем, лежала гора рисовых лепешек, и еще что-то очень аппетитное в горшочках.
- Ну да ладно, - махнул рукой Леха. - Если это сон, так хоть во сне пожру по-настоящему.
Он сел за стол и начал налегать на лепешки, не забывая зачерпывать ложкой из горшочка.
- А ты че? - спросил он Семена. - Угощайся.
Семен улыбнулся.
- Расскажите мне, как Вы здесь оказались? - спросил он.
- Да как-как, - улыбнулся ему в ответ беззубым ртом Леха. - Известно как. Так да раз так, вот и здесь.
- И все же? - настаивал Семен.
Он уже знал, что Леха когда-то жил с мамой и папой - главным инженером какого-то крупного завода в Ш-ске. Мама у Лехи не работала, следила за домом и занималась воспитанием сына. Потом сын подрос, потом вырос, начал было учиться, бросил. Отец человеком был принципиальным и не стал отмазывать лоботряса от армии, и угодил Леха в морфлот. Прослужив год, он попал в историю. Напившиеся старшина, прапорщик и мичман поспорили, кто из матросов дольше продержится в ледяной воде - дело было в Мурманске. Каждый выбрал себе по матросику и поставил в воду. Матросикам повезло, кто-то из старших чинов вернулся на корабль, пьяниц отправили отсыпаться, а ребят вытащили из воды, растерли спиртом изнутри и снаружи и пообещали по увольнительному. С увольнительным у Лехи не вышло, так как случилось воспаление почки или сразу обеих, он провалялся в изоляторе, где к нему так и не пустили приехавшую издалека мать, сославшись на секретность. Потом как-то там добились того, чтобы его из армии выпустили, то есть списали. Вернулся он в гражданскую жизнь с диагнозом, от которого человеку знающему было бы тоскливо и тревожно, но, к счастью, Леха был легкомыслен и в медицине несведущ. Его влекла романтика бродяжничества, и он устроился в экспедицию, которая отправлялась куда-то на Колыму искать то ли золото, то ли олово, а, может, вообще нефть. Медкомиссию он прошел легко - никто как-то не обратил внимание на его почки, а, может, там с анализами они что-то напутали. Кстати, какого-то молодого геолога из той же экспедиции отправили в больницу на обследование, но позже, к счастью, ничего у него не обнаружили. Так вот, несколько лет Леха переходил из одной экспедиции в другую, кем он там только не работал - и канавщиком, и пробщиком, и маршрутным рабочим. Однажды почти весь сезон пришлось кашеварить - повариха разругалась с начальником и уехала на санях с каким-то чукчей. Потом Семен решил учиться на геолога и вернулся в Ф-ск. Отец его к тому времени уже ушел на пенсию и болел дома от безделья и обиды на кого-то там, неблагодарного, с завода. Мать, как водится, ему во всем потакала. В институт Леха не поступил, поскольку забыл всю математику с физикой, и отец помог устроится на завод учеником то ли слесаря, то ли фрезеровщика. Вскоре весь цех отправили в бессрочный отпуск, а Лехе досталась вся квартира родителей в старой хрущевке. Через некоторое время он женился, потом, слишком быстро появился сын, потом жена с сыном оттяпали квартиру, отселив его в малосемейку, а потом и малосемейку он пропил.
- Это как? - не понял Семен.
- А так, - усмехнулся Леха, вылизывая горшочек. - Вечером пил с другом - была малосемейка, а утром мне бумаги показали, по которым я им ее продал и расписку, по которой я и деньги за нее получил. Эх, еще бы, командир!
Леха поставил вылизанную миску на стол. Семену еды было не жалко и он, закрыв глаза, попросил еще.
- Ты, прям, Маликульмульк какой-то, - с восхищением сказал Леха.
- Это кто? - не понял Семен.
- Да, волшебник был такой. Он там еще с кем-то переписывался. Я читал когда-то, - сбивчиво пояснил Леха, снова налегая на лепешки.
- Леха, Вы...
- Давай на ты, чего там, - перебил его Леха с полным ртом.
- Хорошо, - согласился Семен и стал рассказывать про Знание. Леха слушал внимательно, не перебивал, и даже время от времени переставал жевать.
- То есть, - сказал Семен в заключение. Абсолютно любой человек, в каком бы трудном, с его точки зрения, положении он не находился, может все изменить и сделать свою жизнь такой, какой она ему грезится в самых смелых мечтах.
- Красиво говоришь, - похвалил Леха. Только это не про меня.
- Почему?
- Конченный я человек, Семен, конченный. Видишь как живу, - он кивнул в сторону шалаша. - Это на лето, а зимой то на теплотрассе, то у монашек, бывало, в приюте заночуешь, но только туда они насовсем не пускают. Раньше...
- Послушайте, то есть, послушай, но тебе же терять нечего, ты просто поверь в то, что я тебе тут наговорил и попробуй, - убеждал Семен.
Леха вздохнул.
- Может, ты и прав, конечно. А, может, и дуришь меня зачем.
- Хорошо, давай с другого конца зайдем. Чего ты хочешь? Вот видишь меня, знаешь, что я кое-что могу. Если бы я мог исполнить любое твое желание, что бы ты мне заказал? Не стесняйся.
Леха напрягся и хохотнул.
- Коньяку семидесятилетней выдержки! Слабо?
Семен не совсем понял, шутка то была или нет, но улыбнулся и ответил:
- Ты прав, мне это слабо. Во-первых, я не знаю, что это за коньяк такой, а, во-вторых, он мне не нужен. Вселенная творит и помогает нам творить только по желанию, причем, искреннему и такому, что одно только предвкушение его исполнения приносит радость и счастье.
- Загнул, - Леха откинулся на спинку стула.
- Так чего тебе больше всего хочется? - снова спросил Семен.
- Не знаю, - пожал плечами Леха. - Вот хотел одежей путней разжиться, вчера монашки целый мешок дали, еле допер. Все хорошее, новое почти. Буду щеголять, вот только ноги маленько подлечу.
И он показал Семену свои распухшие ноги.
- А за что ты можешь поблагодарить себя и других?
- Хо, так вот хоть монашек энтих - они и кормят зимой бесплатно, и приют дают, если болен или замерз. Одежу, вон, справили, как я просил.
- Хорошо. Смотри, у тебя уже получается - ты захотел одежды, попросил и тебе дали, даже больше, чем ты хотел. Так ведь?
- В общем так, - ответил Леха, поскреб в затылке грязными ногтями и добавил:
- Я, знаешь, еще кровать хотел, даже не кровать - матрас бы. А тут, надо же, целое убранство.
Он встал и заглянул в шалаш, чтобы проверить, на месте ли кровать.
- Красота! Кровать, пол деревянный, одежи полный мешок - прям, как князь какой! - и он рассмеялся довольным смехом.
- А ты где живешь? - спросил он Семена. - А то оставайся, сделай себе еще одну кровать. Здесь хорошо летом, тихо, птицы поют. Я вон огородик держу. Мне одна женщина из церкви, дай ей Бог крепкого здоровья, семян принесла. Морковки, лука посадил, еще там по мелочи. Вот только выпиваю я, знаешь. Водка эта проклятая меня прямо губит, а ничего поделать не могу.
И он покачал головой.
- И что странно, вот нет, вроде, денег, купить не на что, а внутри горит все - выпить хочется, и обязательно то приятеля с пузырем встретишь, то угостит кто, а, бывает, что греха таить, и стащишь что откуда или подработаешь. Сейчас сезон пошел, старушкам там огород вскопать, ограду починить, они с тобой и расплачиваются соответственно.
- Все так, именно так, - подтвердил Семен. - Получаешь то, чего хочешь и о чем больше всего думаешь.
- Значит, если я прямо сейчас о пузыре с утра думать буду, он у меня к вечеру нарисуется? - недоверчиво спросил Леха.
- Если хочешь, то нарисуется непременно - заверил его Семен.
- А если, например, скажем, девку?
- Тоже, - вздохнул Семен.
- К вечеру? - подмигнул Леха.
- Это зависит только от тебя - от твоего желания, настроя и веры в то...
- А денег? - не дослушал его Леха.
- Все, что угодно, - пообещал Семен.
- А что взамен?
- Ничего.
- Так не бывает, - не поверил Леха.
- А за одежду с тебя что-нибудь взяли? - спросил Семен.
- Так они же монашки, им деньги не к чему, - пояснил Леха.
- А зачем Вселенной деньги? - в свою очередь спросил Семен.
- Что это за Вселенная такая? - не понял Леха. - Про Бога я слышал, даже верю, наверное, в него. А Вселенная?
- Я не знаю, как тебе это объяснить, - честно признался Семен. - Считай, что это как Бог.
- Так он ведь один только, - с сомнением сказал Леха.
- Так это он и есть, - ответил Семен.
- Чудно.
Леха задумался и в задумчивости перебирал опухшими пальцами крошки на столе.
- По твоему получается, что если просто лежать пузом кверху и желать чего-нибудь, то оно на тебя прямо с неба свалится? - спросил он, наконец.
- В общем, почти так. Только с неба ничего не валится. Как правило в обычной жизни от твоего желания, твоей мечты у тебя появляется энергия, а Вселенная указывает тебе путь. Правда, часто случаются и чудеса. Вот ты, например, когда хочешь выпить, и вдруг тебя кто-нибудь приглашает, считаешь, что произошло чудо?
- Какое же это чудо? - возразил Леха. - Это не чудо, это - совпадение интересов, так сказать, в пространстве и во времени.
Он рассмеялся. Семен тоже улыбнулся.
- Пусть так, но ведь ты же выпить находишь каждый раз, как хочешь. Так?
- Почти, - согласился Леха. - Вчера только не нашел. Зато меня вчера кондукторша прямо до дому довезла, дай ей Бог счастья и здоровья. Бывают же люди на свете.
- Видишь, и чудеса бывают. Захотел доехать и доехал, - продолжал гнуть свою линию Семен.
- Может, ты и прав, - вздохнул Леха. - Все, видишь, с какого боку посмотреть.
- И это правда, - кивнул головой Семен.
- Ладно, мне на заработок пора, - вздохнул Леха и начал было вставать, но потом снова сел и чуть нахмурил лоб.
- А если я, например, про квартирку думать буду? Маленькую такую или домик небольшой, ну, чтоб под открытым небом не мерзнуть.
- Обязательно, только не забывай думать про нее каждый день...
- Не, мне лучше домик с огородиком, - перебил Леха.
- Хорошо, пусть будет домик. Делай все так, как ты делал или мечтал перед тем, как получить тот мешок с одеждой. Или, еще лучше, что ты делаешь, чтобы бутылку получить? Вот каждый раз, как выпить захочешь и будешь думать о бутылке, думай точно так же и про домик, если ты его действительно хочешь. Потом расскажешь, - улыбнулся Семен.
Леха хмыкнул, крякнул, чихнул и встал.
- А ты, Семен, не можешь мне его, ну, того...
- Нет, - Семен покачал головой. - Это же твой дом, твоя мечта. Я здесь не при чем, я только все испорчу, но вот, что я могу, так это сказать тебе, что у тебя все получится, если ты действительно мечтаешь поселиться в этом доме. Он у тебя какого цвета?
- Белого, - не раздумывая ответил Леха. - А ограда как зебра раскрашена - бело-черно. Я такую видел как-то давно.
- Так поверь мне, как старому другу, будет у тебя белый дом и забор в полосочку.
- Точно?
- Точно, - сказал Семен и они расстались.
А тем временем, близился срок представления в министерство отчета института за проделанную по несколько миллионному гранту работу. Сваев, как и задумал, лег в больницу. Проректор призвал к себе Колова и из беседы с ним понял, вернее, почувствовал, что дела обстоят не самым лучшим образом. Устроив Колову хорошую выволочку и немного отведя душу, Проректор разволновался не на шутку. Сначала он решил, что ничего плохого не будет, если они просто свалят в кучу все то, что по проблеме когда-то в институте делалось. Конечно, все это они уже писали в заявке-обосновании перед тем, как получить деньги, но кто там смотреть будет? В столице сидят одни бюрократы, они в суть вникать не станут, посмотрят, только, чтобы все пункты были заполнены, да чтобы страниц хватало. Но выяснились два неприятных обстоятельства, даже три: во-первых, страниц в содержательной части отчета должно было быть втрое больше, чем в заявке, во-вторых, исследований на тему об этом мозге никто, толком, не проводил, если не считать профессора, которого Проректор не любил еще со студенческих лет - больно уж умен и блестящ был тот профессор, тогда еще студент, и докторскую защитил вместо кандидатской сразу, тогда как Проректору пришлось долго писать и переписывать свою диссертацию. Хорошо, что папа, тоже профессор, помог как мог. А, в-третьих, ученый секретарь института позвонил в министерство, по своим секретарским делам, и невзначай выяснил, что готовится серьезная комиссия из видных столичных и не только ученых, которые должны будут все представленные отчеты внимательно рассмотреть и написать заключение. Проректор струсил, пытался найти какие-нибудь пути-лазейки, заболел повышенным давлением, два раза корчился от приступа гастрита после обеда в институтской столовой и шпынял Колова, который почему-то беспокойства по поводу отчета не проявлял и вел себя как-то странно - отсиживал на работе только положенные часы, в бумагах стал небрежен, часто вместо обоснованных и обстоятельных ответов на запросы сверху, писал отписки, не вникал в суть спущенных ему директив, в общем, всячески напрашивался на увольнение, но коней, как известно, на переправе не меняют. Проректор его терпел до поры, до времени в надежде, что все как-нибудь с отчетом утрясется, но как-то не утрясалось. Неспешными усилиями Колова были подготовлены почти все части, кроме главной - теоретической. Она-то и должна была стать предметом оценки авторитетной комиссии. Время шло, Проректор, как заметили многие, худел и зверел. Вместо того, чтобы просто ставить резолюции на тонне бумаг, где нужна была его, Проректорская, подпись только для проформы, поскольку таков был заведенный порядок, он писал отказы направо и налево, придираясь к мелочам и затрудняя работу бюрократической машины института. Самодурство его начало переходить дозволенные пределы, и некоторые уже пытались задушевно шепнуть ректору, что, мол, не то что-то, кажется, не справляется, а, может, это так, болтают почем зря. Колов же, напротив, отчего-то приобрел блеск в глазах и после работы шел не домой, а совсем в противоположную сторону, и об отчете больше не думал, тогда как Проректор, добираясь домой на институтской "Волге", думал тяжелую думу и мечтал о чуде.
Было в институте еще одно заинтересованное в успешной подготовке отчета лицо - лицо профессора Свиридова. Он давненько уже чувствовал себя обделенным, поскольку, несмотря на свое профессорское звание, ни в какой административной работе не участвовал и не привлекался, а участвовать хотелось и даже очень. Разнюхав про отчет, к которому он и отношения-то никакого не имел, поскольку его даже не включили в список исполнителей, и узнав про кардио трюк профессора Сваева, профессор Свиридов понял, что надо действовать, спасать честь мундиров институтского начальства и показать себя в деле. Приняв окончательное решение в курилке на первом этаже, Свиридов поднялся к себе на кафедру, прошел через длинную лабораторию, заставленную не очень современными вольтметрами, амперметрами, осциллографами и прочей измерительной аппаратурой, и сел за стол. Надо заметить, что у профессора Свиридова не было своего кабинета, и рабочее место его было в преподавательской, где сидели еще трое сотрудников - два доцента и один ассистент. Отсутствие собственного кабинета сильно расстраивало профессора Свиридова, хотя делать ему в кабинете все равно было бы особенно нечего, но для чего тогда он потратил лучшие годы своей жизни на написание и защиту двух диссертаций? Последняя, между прочим, далась нелегко - заведующий его кафедрой ни в какую не хотел допускать Свиридова к защите и всячески ставил палки в колеса, подозревая в нем конкурента на заведование. Если бы не поддержка Проректора, которому нужны были показатели по защитам диссертаций, неизвестно, чем бы все закончилось. Однако после присвоения заслуженного звания профессора, Свиридов никаких изменений в своем положении не почувствовал. Немного увеличилась зарплата, но не настолько, чтобы он мог безмятежно наслаждаться жизнью. Даже нагрузка у него, как положено, не уменьшилась - коварный заведующий передал ему курс своих лекций, а сам забрал себе всех аспирантов, работой с которыми особо себя не озадачивал. Да, мир был к Свиридову несправедлив, и с этим надо было что-то делать. Посидев за своим столом и полистав студенческие работы, он дождался, когда доцент Потов закончил двумя пальцами набирать статью в местный сборник на единственном компьютере в кабинете. Перекинувшись несколькими словами с доцентом, Свиридов достал из портфеля диск и сел за видавший виды компьютер. Часа два он плотно над чем-то работал, потом что-то искал в интернете и делал пометки в блокноте, после чего отправился в библиотеку, где долго копался в каталогах, снова делал выписки, шептался с библиотекаршей, снова копался в каталогах, выписал несколько книг, внимательно их просмотрел и только после этого пошел домой. На следующий день профессор Свиридов вернулся в библиотеку и работал, не покладая рук, несколько часов к ряду, и потом еще целую неделю ходил и ходил в библиотеку, делал выписки, о чем-то договаривался с библиотекаршами, довольно часто наведывался в отдел, где стоял сканер и подолгу разговаривал с девушкой, которая на этом сканере умела работать. В конце концов, профессор Свиридов распечатал что-то на почти тридцати страницах, аккуратно подшил их в папку и снова спустился в курилку. Ему предстояло выбрать правильную тактику, и от этого выбора в его будущей жизни зависело многое. Выкурив около десятка сигарет с небольшими перерывами, он зашел в буфет, выпил растворимого кофе без сахара и с папочкой под мышкой пошел в административный корпус. В приемной у Проректора никого не было, кроме секретарши; глаза у нее были мокрыми, а лицо красным. Верочка только что узнала, что ушлый Проректор, подаривший ей на день рождения от коллектива администрации электрическую швейную машинку, умудрился удержать стоимость машинки из ее же зарплаты. Машинку она все равно собиралась купить, но было очень обидно. Профессор Свиридов улыбнулся Верочке, пошутил, сказал, что она всегда хорошо выглядит, и спросил, принимают ли профессоров, по-прежнему, вне очереди. Верочка улыбнулась, шмыгнула носом и, нажав кнопку на телефоне, спросила, можно ли войти Свиридову.
- Проходите, - кивнула Верочка, считав сигнал.
Профессор Свиридов вдохнул побольше воздуха и открыл дверь. Забыв, что у Проректора в кабинете зачем-то две двери, он боднул вторую, извинился перед ней, нащупал ручку и, наконец, вошел.
- Это кто мне опять двери ломает? - Проректор поднял голову от бумаг, разложенных на столе.
- Да все никак не привыкну, - стал оправдываться Свиридов.
- Ходить надо чаще, тогда и привыкнете, - посоветовал Проректор. - Работал бы больше, вот и поводы для походов чаще бы находил.
Какая связь между работой профессора Свиридова и хождением к Проректору, я, лично, не совсем уловил, но, наверное, какая-то связь все же была.
- С чем пришли? - спросил Проректор, не предложив Свиридову сесть.
Свиридов еще раз набрал в легкие воздуха, на сей раз уже Проректорского кабинета, и ответил:
- С отчетом.
- А Вы за что отчитываетесь? За командировку? - Проректор зачем-то поморщился.
- Нет, Вы меня не так поняли. Я набросал теоретическую часть отчета. По мозгу.
Проректор весь напрягся, но виду не подал.
- Покажите.
Свиридов вложил в протянутые пальцы Проректорской руки свою папочку. Тот сначала пролистал, посмотрел графики и таблицы, потом открыл первую страницу и начал читать. Прочитав две начальных страницы, он, уже медленнее, долистал до последней и внимательно прочитал заключительную часть.
- Неплохо, неплохо, - похвалил Проректор. - А Вы у нас в списке исполнителей числитесь?
- Нет, - ответил Свиридов, глядя Проректору прямо в глаза.
- Это большое упущение, - покачал головой Проректор. - Знаете, если отчет утвердят, и мы пройдем, так сказать, рефинансирование, то обязательно будем пересматривать список исполнителей и, главное, руководителей проектов и подпроектов.
Свиридов скромно пожал плечами.
- У Вас есть электронный вариант этого отчета? - перешел к делу Проректор.
- С собой нет, - ответил Свиридов.
- Мне бы электронный вариант, чтобы с текстом немного поработать, - сказал Проректор.
"С чем ты будешь там работать?" - подумал профессор Свиридов, но вслух, конечно же, такой глупости не сказал, а пожаловался на то, что у него два дня будут тяжелыми - лекции у заочников, курсовые и дипломные у студентов, но он обязательно занесет диск с отчетом.
- Нет, так дело не пойдет, - принял решение Проректор. - Я сейчас позвоню Вашему заву, пусть он Вас разгружает на эту неделю, Вы будете вплотную заниматься отчетом.
- Да неудобно как-то, учебный процесс, - пробовал возразить Свиридов, хотя у него в голове звучали мелодии самых победных маршей.
- Ничего, процесс подождет, - резюмировал Проректор и попросил секретаршу соединить его с заведующим кафедрой, на которой трубил Свиридов.
- Леонид Николаевич? - спросил он в трубку. - Очень рад, здравствуй. Я, знаешь, буду краток. Мы твоего профессора Свиридова привлекаем к работе на заключительном этапе по отчету в министерство. Я посмотрел, там у него занятий на этой неделе многовато, надо бы разгрузить. Полностью, да. Ну, придумаешь что-нибудь. Вот и отлично!
Проректор положил трубку.
- Я, знаете, подумал, - сказал он, обращаясь к Свиридову. - Надо бы нам с Вами сесть и посмотреть отчет целиком, чтобы все части, так сказать, были в одном ключе. Сваев в кардиоцентре, а помощник его молодой не тянет. Поэтому было бы, я полагаю, разумно, чтобы Вы сели и внимательно просмотрели все части, а потом и я тоже взгляну. Не возражаете?
Свиридов, разумеется, не возражал, но у него было еще одно предложение, которое нужно было изложить очень и очень деликатно.
Пока Проректор вызванивал Колова и отдавал ему распоряжение предоставить профессору Свиридову все части отчета в распечатанном и электронном вариантах, а также копию заявки на грант, Свиридов соображал, стоит ли сейчас заводить этот разговор.
- Что-нибудь еще? - спросил Проректор после того, как отдал все необходимые распоряжения.
- Пожалуй, да, - выдохнул Свиридов.
Проректор сказал, что слушает. И Свиридов в очень аккуратных выражениях рассказал, что работая над отчетом, он читал, просматривал, анализировал опубликованные и задепонированные работы сотрудников института, и что самые ценные и смелые идеи содержатся в работах некой Серафимы Корицкой.
- Возможно, Вы ее не знаете, - деликатно предположил Свиридов. - Она не очень долго у нас задержалась и уволилась почти сразу после защиты диссертации.
Лицо Проректора напряглось, а взгляд похолодел.
- Что Вы хотите мне сказать? - прямо спросил он Свиридова с металлом в голосе. Надо заметить, что кампания против Симы была развернута не без одобрения и моральной поддержки Проректора - в то время его соперник, талантливый профессор и научный руководитель Симы, был еще жив.
- Я хочу сказать, что обоснование заявки на грант по мозгу написано абзацами из ее диссертации и нескольких публикаций...
- А откуда у Вас текст заявки, если Вы даже не исполнитель? - спросил Проректор.
- Так он же на корпоративном сайте института висит в свободном доступе, - ответил Свиридов.
- Что??? - испугался Проректор.
- Ну, без сметы там и еще кое-каких деталей, - успокоил его Свиридов. - Так вот, на мой взгляд, единственный человек, способный эту программу по мозгу потянуть, это - Корицкая.
- Только через мой труп, - объявил Проректор, возвращаясь к бумагам, то есть водрузив на нос очки.
Свиридов испугался, и, понимая, что топит свой только-только спущенный на большую воду парусник, все же сказал:
- Заявка и отчет написаны по материалам ее диссертации и пары публикаций. Работы в этом направлении в институте не ведутся, да и вести их некому, поскольку по этой теме у нас традиционно никто не работает. Через год будет еще один отчет, а потом еще и, в конечном счете, министерство попросит предъявить им мозг или что-то на него похожее, и тогда здесь будет много трупов - я фигурально выражаюсь, конечно.
Проректор покраснел, так как у него стало повышаться давление. Каким бы самодуром он не казался подчиненным и сослуживцам, идиотом он не был и прекрасно понимал, что Свиридов прав. Конечно, все могло повернуться и в другую сторону - то есть эта бодяга с нанотехнологиями и мозгом закончится, как всегда, ничем: деньги будут истрачены, отчеты написаны (не будут же они там, в самом деле, каждый раз собирать авторитетные комиссии для того, чтобы проверить, что в этих отчетах понаписано), возможно, даже построится отдельный центр, куда будет назначено свое начальство - вот пусть у него потом и болит голова про этот самый мозг, а в институте останутся о нем лишь приятные воспоминания, то есть о премиях и доплатах за него выплаченных. Но кто его знает, центр может строится долго, а в министерстве через годик-другой опять сменится власть, и начнется новое перетягивание денег на нанопроекты, и тогда, прав Свиридов, будет много трупов. Спрашивается - как быть?
- А где она сейчас? - нейтральным, как ему показалось тоном, спросил Проректор.
У Свиридова появилась надежда вывести-таки свой парусник в большие воды без потерь.
- Да так, подрабатывает помаленьку, - уклончиво ответил он.
Проректор постукивал пальцами по столу, думая и прикидывая. "Ковать надо, пока горячо," - сказал себе Свиридов.
- Я могу взять ее пока к себе на тему, - осторожно предложил он. - У меня денег немного, но на одного сотрудника хватит, а потом посмотрим.
- Хорошо, - согласился Проректор. - Оформляйте.
Свиридов вздохнул с облегчением, поблагодарил Проректора за потраченное на разговор время и за содействие, обещал держать в курсе и снова боднул дверь, но уже внешнюю. Добежав до корпуса, он нашел на стоянке свои старые "Жигули" и поехал в сторону Никольского рынка, где, бывая с женой, частенько видел торговавшую книгами Серафиму Корицкую.
У профессора Сваева, пережидавшего непростые времена в кардиоцентре, куда его пристроил родственник, была дочь Ляля. Она вела, что называется, богемный образ жизни, то есть была знакома, а, порой, и дружна с художниками, артистами и музыкантами, посещала всякие спектакли, выставки и вечеринки, все время чем-нибудь и кем-нибудь была увлечена и при этом еще умудрялась неплохо зарабатывать как дизайнер. Время от времени она увлекалась молодыми и не очень людьми, причем все они так или иначе принадлежали миру искусства. На сей раз она связалась с Борькой. Борька позиционировал себя как нигилист, вечерами подрабатывал игрой на гитаре в ресторанах, иногда играл в рокгруппе под названием "Свинец". Правда, последнее время Борька, несмотря на свой нигилизм, побрил голову наголо и был замечен в медитации, хотя, происходило все на вечеринке у одного из местных художников на даче, где вино и водка лились рекой, и не было совершенно ясно, то ли Борька медитировал, то ли был пьян в зюзю. Ляля находила Борьку интересным собеседником, и ей нравилось его бренчание на гитаре. Она даже стала брать у него уроки музыки, потом молодые люди подружились, а потом Ляля переехала на время в Борькину квартиру, которую ему освободила бабушка, перебравшаяся на старости лет к сыну с невесткой. Сваев Борьку терпеть не мог, но также не мог он сладить с дочерью, поэтому ему оставалось только ждать, когда это ее увлечение пройдет, чтобы начаться новому. Отца Ляля любила и, даже зная, что его пребывание в кардиоцентре носит лишь профилактический характер, навещала его каждый день. Иногда за ней цеплялся и Борька, но внутрь, разумеется, не заходил, а ждал на скамеечке. Однажды на скамейке у черного входа в кардио комплекс, где он обычно дожидался Лялю, Борька увидел молодого человека в дешевых джинсах, клетчатой рубашке и странных сандалиях на ногах. Борька почти обрадовался, увидев незнакомца на скамейке - у него было настроение поговорить, а этого пентюха вполне можно было разболтать, а потом рассказывать байки про народ в компании местной богемы.
- Привет, - бросил Борька Семену и уселся рядом.
- Привет, - улыбнулся ему в ответ Семен.
- Как дела? - спросил Борька.
- Хорошо, - сказал Семен.
Разговор не клеился. Борька достал сигарету, предложил и Семену, но тот отказался. Закурив, Борька снова спросил:
- Как жизнь?
- Хорошо, - ответил Семен и снова улыбнулся.
- И что хорошего? - поинтересовался Борька.
- Все хорошо, - не уточнил Семен.
- А-а, - понимающе кивнул Борька.
Они помолчали.
- Ты здесь работаешь? - спросил Семен, кивнув на здание кардтоцентра.
- Нет, - покачал Семен головой.
- А где?
- Я не работаю, - ответил Семен.
- Безработный что-ли?
- Нет, я просто не работаю.
- Инвалид? - Борька оглядел Семена с ног до головы, но не заметил никаких признаков инвалидности.
- Нет.
- А-а, - снова протянул Борька. - Я вот тоже постоянно нигде не работаю. Чего зря спину гнуть на лордов? Я - музыкант, то есть, свободный художник.
- Очень приятно, - Семен слегка склонил голову. - И что Вы рисуете?
Семен за двадцать лет забыл, что означает выражение "свободный художник", а может и не знал никогда.
- Я не рисую, - рассмеялся Борька (хохма из жизни уже была готова). - Я играю, музицирую, извлекаю волшебные звуки из куска пластика и металла.
- Это здорово, - похвалил Семен. - Вы сами музыку пишите?
- Давай уж на "ты", что ли, - предложил Борька, чтобы не говорить, что музыки он сам не сочиняет, а хотелось бы.
- Давай, - согласился Семен.
- Ну, так чем ты время занимаешь? - спросил Борька.
- Живу, - Семено пожал плечами.
- Это я вижу, что ты жив еще, а чем зарабатываешь? - хохотнул Борька.
- Я не зарабатываю, - ответил Семен.
- Не работаешь и не зарабатываешь? Учишься, наверное, - догадался Борька и щелчком отправил окурок в кусты.
- Да, наверное, - согласился Семен.
- Где? - продолжал допрашивать Борька.
- Везде, - ответил Семен.
- Ты че такой загадочный? - спросил Борька.
- Я не загадочный вовсе, я просто отвечаю на вопросы, - пояснил Семен.
Борька хмыкнул - собеседник был прав.
- Меня Борисом зовут, - он протянул руку.
- Семен, - отвечал Семен и пожал руку.
- У тебя здесь кто-то лежит? - снова спросил Борька, кивая на центр.
- Нет, я просто так сижу, - покачал головой Семен.
Семен и вправду сидел на скамейке, грелся на утреннем солнце безо всякой цели, то есть у него была причина, но цели как таковой не было. Дело в том, что у Зои Вячеславовны был в самом разгаре роман с Владимиром Петровичем, как уже упоминалось, отставным военным. После того, как Зоя Вячеславовна пригласила Владимира Петровича починить балконную дверь и накормила его сытным обедом с домашними пирогами, борщом и котлетами, Владимир Петрович, в благодарность напросился еще починить проводку в гараже, потом что-то еще и, в конце концов, стал довольно частым гостем в квартире Зои Вячеславовны. Семена Владимир Петрович недолюбливал и не уважал как элемент безработный и в армии не служивший, о чем он и не преминул сообщить Зое Вячеславовне, когда они возвращались из похода в кино. Накануне Зоя Вячеславовна попросила сына переночевать у ее давней подруги Светы под предлогом, что Света уезжала на дачу, а кто-то непременно должен был остаться присмотреть, накормить и выгулять ее болонку Тоню, которая только-только ощенилась. Идея была, разумеется, абсурдной, поскольку Тоня и так-то нравом отличалась сварливым, а, заведя детишек, совсем озверела и саму Свету еле терпела, время от времени ворча на нее из угла дивана - ее любимого места. У Светы действительно была проблема. Раньше она брала Тоню на дачу на все выходные, а тащить с собой еще и щенков не было никакой возможности, ехать же на день смысла особого не было - слишком уж далеко была Светина дача. Однако, ко всеобщему удивлению и радости, Тоня встретила Семена приветливо, даже облизала ему руку и разрешила погладить щенков, чего ни разу не позволила хозяйке. У Зои Вячеславовны камень с души свалился. Дело в том, что она уже давненько подумывала, как бы найти предлог, чтобы удалить Семена хотя бы на один вечер. Правда, иногда он сам приходил поздно, один раз даже появился лишь под утро, но все это было так непредвиденно, а прямо попросить сына придти попозже или совсем не придти Зоя Вячеславовна стеснялась, да и не могла она просто так оставить Сему на ночь на улице, тем более, что каждый вечер дома ее ждал накрытый стол со всякими яствами. Даже, если Семена к ужину не было, стол все равно был накрыт, а в маленькой вазочке стояла неизменная ветка цветущей вишни. Зоя Вячеславовна поведала о своей проблеме Свете, та, со свойственной ей энергией решать чужие проблемы, кинулась организовывать ночлег для Семена, но ничего не нашла, и остался лишь вариант с Тоней. В общем, Семен был пристроен на две ночи в квартире Светы, а Зоя Вячеславовна после субботнего похода в кино с Владимиром Петровичем пригласила последнего подняться к ней на чашку кофе. Войдя в квартиру и включив свет, Зоя Вячеславовна обнаружила на столе ужин - в глиняном горшочке было какое-то ароматное варево, на большой тарелке лежала гора лепешек, а в квадратной миске - сладкий рисовый десерт.
- О, я смотрю все готово к приему гостей, - потер руки Владимир Петрович.
Зоя Вячеславовна была смущена. Она не хотела, чтобы ее приглашение на чашку кофе выглядело как заранее продуманная акция, но накрытый стол прямо говорил о намерениях хозяйки.
- Это Сема, - пояснила она Владимиру Петровичу. - Он мне каждый вечер ужин готовит, кроме воскресенья.
То была правда, в воскресенье, единственный по настоящему выходной день, Зоя Вячеславовна готовила любимые Семой пирожки, блинчики или еще какие-нибудь любимые с детства блюда.
- Да? - удивился Владимир Петрович. - Похвально, похвально.
Ужин действительно был горячим, да и накрыт он был только на одного, поэтому все подозрения с Зои Вячеславовны были сняты. Разрешив эту деликатную проблему, она пригласила гостя разделить с ней трапезу, тот тут же согласился и немедленно сел за стол. Они поужинали, попили кофе, потом Зоя Вячеславовна достала почему-то из холодильника бутылку красного вина, которую припасла специально для такого случая. Они сидели в ее уютной зале, пили вино, смотрели телевизор и немного разговаривали. Зоя Вячеславовна была счастлива, смотрела на Владимира Петровича влюбленными глазами и потихоньку строила планы на их долгую счастливую совместную жизнь. Вот только что делать с Семеном? Но решение этого вопроса она отложила на время. Зная способности Семена, Зоя Вячеславовна была уверена в том, что выход может быть найден, надо просто подыскать подходящие слова и поговорить с сыном, но это позже...
На следующее утро Владимир Петрович завел разговор о Семене.
- Он так нигде и не работает? - спросил он.
Зоя Вячеславовна, хлопотавшая с блинами, пожала плечами.
- Вроде устроился репетитором к какому-то богачу, но не знаю. Он особо не рассказывает.
- Так нельзя, Зоя, - сказал Владимир Петрович, вставая из-за стола. - Мужик он или не мужик? Знаешь, надо его в армию отправить, там образумится, подкачается и заматереет.
Владимир Петрович, надо отдать ему должное, рассуждал здраво. Ему нравилась Зоя Вячеславовна и потому, что она была женщиной, что называется, материально обеспеченной и независимой, и потому, что, несмотря на возраст, следила за собой, хорошо выглядела и вообще вела современный образ жизни. Логика подсказывала отставному холостяку, что надо бросать якорь в этой обустроенной гавани, но сложность заключалась в том, что в той же гавани обитал великовозрастный сынок симпатичной хозяйки. Зная, что женщины, да еще влюбленные, способны на многие безрассудства, Владимир Петрович, которому порядком надоело быть приживалом у своего собственного сына, начал действовать, а именно, попробовал убедить подругу вытолкнуть сына Семена во взрослую жизнь, а, заодно, и с жилплощади.
- Смотри, сейчас время такое, что надо кулаки иметь и характер, а характер, уж поверь мне, Зоинька, только в армии можно выработать.
Владимир Петрович обнял Зою Вячеславовну за плечи и продолжил:
- А потом, если понравится, то можно и в Академию пойти поучиться, стать кадровым офицером. Чем не профессия для мужика?
- Что-то ты своего сына кадровым военным не сделал, - парировала Зоя Вячеславовна, умалчивая о том, что сын ее уже перешагнул сорокалетний рубеж и о карьере офицера ему думать поздновато да и не к чему.
- Ну, Зоя, мой сын сам себе дорогу пробил, как видишь. И магазин у него, и квартира большая, так что мой сын в полном порядке. Нам надо о твоем думать.
Это "нам" приятно удивило Зою Вячеславовну. Неожиданно появился кто-то в ее одинокой жизни, кто готов взять на себя часть проблем и заботится, как видно, не только о ней, но и о сыне ее.
- Что молчишь, Зоя? - не отступал Владимир Петрович. - Давай я со здешним военкомом потолкую...
- Не надо, Володя, - улыбнулась Зоя Вячеславовна, обильно смазывая блины сливочным маслом. - Он сам разберется.
- Да где он разберется! - сказал Владимир Петрович, возвращаясь к столу. - Ладно, давай позавтракаем, а потом еще поговорим.
Он дождался, когда Зоя Вячеславовна накрыла на стол, разлила по чашкам сладкое какао и приступил к еде. Покончив с блинами и выпив две чашки какао, Владимир Петрович похвалил мастерство хозяйки и сказал, что соскучился по добротной домашней пище.
- А что же невестка? - спросила Зоя Вячеславовна.
- Да, - махнул рукой Владимир Петрович. - У них все не по-русски. То диеты, то какие-то овощи странные. Знаешь, капуста у них - обхохочешься, величиной с орех.
- Так это брюссельская, - рассмеялась Зоя Вячеславовна.
- Ну да, - согласился Владимир Петрович и стал дальше рассказывать про причуды невестки. Потом они пошли гулять в городской сад, ели мороженное, прокатились на каруселях, сходили в передвижной зоопарк, в общем, хорошо провели время вместе. О Семене Владимир Петрович решил поговорить позже, за ужином, например. Он почему-то был уверен, что Зоя Вячеславовна непременно пригласит его к себе на ужин и не ошибся. Часов в пять, Зоя Вячеславовна, взглянув на часики, ахнула, заметила как быстро пролетело время и спросила, не голоден ли Владимир Петрович. Тот сказал, что он всегда голоден, и тогда она пригласила его на ужин.
- Только у меня пока толком ничего не готово, но если ты посидишь с часок, я все сделаю.
Владимир Петрович отвечал, что настоящий мужик всегда найдет себе дело в доме, и они на маршрутке поехали к дому Зои Вячеславовны, причем, Владимир Петрович заплатил за проезд.
Пока Зоя Вячеславовна готовила ужин, Владимир Петрович ходил по квартире с молотком и пассатижами, вбивая какие-то невидимые гвозди и что-то выковыривая из плинтусов.
- Инструмент у тебя, Зоя, ни к черту, - заявил он, наконец, и строго спросил:
- Сын-то по дому что-нибудь делает?
- Да, конечно, - рассеянно ответила Зоя Вячеславовна, ставя поджаренные котлеты в духовку.
- Что-то не заметно, - констатировал Владимир Петрович.
- Знаешь, - начала было Зоя Вячеславовна рассказывать про Семена, но осеклась - уж слишком необычным был у нее сын со всеми его способностями.
- Что знаю? - спросил Владимир Петрович, складывая молоток и пассатижи в ящичек в прихожей.
- Минут пятнадцать еще подождать надо, - сообщила Зоя Вячеславовна и начала накрывать на стол.
- Так, Зоя, сходить мне к военкому насчет пацана? - спросил Владимир Петрович.
- Нет, спасибо, Володя, - ответила Зоя Вячеславовна.
- Нет, так нет, - разочарованно вздохнул Владимир Петрович. - Наше дело, как говорится, предложить, ваше дело - отказаться.
- Да ты не понял, Володя, - сказала Зоя Вячеславовна, почувствовав разочарование в голосе друга и решив, что он обиделся на то, что она отвергает его бескорыстную помощь. - Семен - особый мальчик...
- И что в нем особенного? - спросил друг Володя.
- Все, - вздохнула Зоя Вячеславовна.
- Это все мамашкины нюни, - резюмировал Владимир Петрович. - Мужик должен быть мужиком, а не прятаться под мамкиной юбкой. Он должен уметь и обеспечить себя, и обслужить. Как в народе говорится - построить дом, посадить дерево и вырастить сына. Ну, деревья мы все в школе сажали, значит, остаются дом и сын.
Зоя Вячеславовна спросила, не хочет ли Владимир Петрович водочки с воскресным обедом, на что он с удовольствием кивнул и продолжил рассуждения об обязанностях мужчины в обществе.
- Мужик должен себя и деньгами, и жильем достойным обеспечить, чтобы не стыдно было и жену в дом привести.
Зоя Вячеславовна про себя отметила, что у самого Владимира Петровича жилья-то как раз и не водилось, но, тут же пристыдила себя, вспомнив, что он - военный, и жилье, как он говорил, у него было, но при расформировании части его толком и продать-то не смогли. Кому нужна квартира в бывшем военном поселке, откуда уходит вся часть?
- Беда страны в том, - продолжал меж тем отставной военный. - Что молодежь инфантильна и безынициативна. Смотри, мы в свое время и работали, и на рабфаке учились, и мечтали о светлом будущем! А у них что? Внук у меня, уже четырнадцать скоро, а разве он готов к жизни? Целыми днями сидит за компьютером в какие-то стрелялки играет. И было бы все понятно, ну, там наши, например, и американцы или немцы, а то ведь все чудовища и страшилища какие-то. И сидит, понимаешь, пуляет по этим уродам. И оружие...
Зоя Вячеславовна поставила на стол запотевший графин из холодильника, Владимир Петрович налил себе стопочку и выпил.
- Хорошая водка, - похвалил он. - Холодная. Тебе налить?
Зоя Вячеславовна отказалась и налила гостю густого борща.
- Так вот, - продолжил он, размешивая в тарелке сметану. - И оружие-то у них какое-то непонятное. Были бы, скажем, наши калашниковы, пистолеты, там "Грач" или "Гюрза", гранатометы, так нет, все какая-то дребедень. И чему, спрашивается, молодежь на этих играх учится?
Зоя Вячеславовна пожала плечами и попробовала переменить тему, заговорив о гастролях столичного театра, куда она уже заказала два билета через профком, но Владимир Петрович разошелся не на шутку.
- Ты, Зоя, не понимаешь! Это ведь будущее нашей страны, нашей с тобой, Зоя, родины! Вот твой Семен, только ты не обижайся, Зоя, вот что он для страны сделал?
Зоя Вячеславовна, которой этот разговор совершенно не нравился, не знала, что ответить и снова пожала плечами:
- А что ему надо было сделать?
- Как что? - возмутился Владимир Петрович, выпив еще одну стопку водки. - В армию сходить, выучиться и начать работать на благо страны. Сколько ему? Лет двадцать пять?
Зоя Вячеславовна, на секунду забыв, что возраст сына лишний раз укажет на ее собственный, ответила:
- Нет, ему сорок два.
- Что? - не поверил Владимир Петрович. - Не может быть.
И рассмеялся. Зоя Вячеславовна тоже рассмеялась.
- Он с шестьдесят седьмого года, - добавила она.
- Он что, старше моего Виталика?
- А Виталик с какого года? - спросила Зоя Вячеславовна.
- С семидесятого, - ответил Владимир Петрович и потребовал свидетельство о рождении Семена. Зоя Вячеславовна достала из стенки папку, где хранила неденежные документы и показала ему свидетельство.
- Так у тебя что, сыну сорок лет, а он все под мамкиной юбкой? - покачал головой Владимир Петрович. Дело сильно осложнялось. Сорокалетнего соперника в армию не сбагрить, а больше идей у отставного полковника не было.
- Он недавно только приехал, - тихо ответила Зоя Вячеславовна. - Его не было двадцать лет.
Глаза ее почему-то наполнились слезами.
- А где он был? - не замечая настроения подруги спросил Владимир Петрович.
- Далеко, - ответила Зоя Вячеславовна и стала рассказывать какую-то смешную историю про свою знакомую, которая устроилась на работу, но, не получив первой зарплаты, пошла разбираться в бухгалтерию и выяснила, что она, Александра Яковлевна Гуревич, была зачислена как Александр Яковлевич Гуревич.
- Представляешь, - смеялась Зоя Вячеславовна. - Ей потом пришлось заново переоформляться - они все бумаги на нее как на мужчину оформили.
Владимир Петрович решил больше пока про Семена не говорить, а обмозговать положение. Уж больно ему нравилась Зоя Вячеславовна, ее вкусная стряпня и милая жилплощадь в хорошем районе. Со своей стороны, Владимир Петрович мог предложить неплохую, по его понятиям, пенсию плюс небольшой приработок в магазине сына, старенький, но в хорошем состоянии фольцваген, которым он пользовался в исключительных случаях, и мужские руки в доме.
На следующие выходные Семен снова был отправлен сглаживать одиночество Тони со щенками, а Владимир Петрович после субботнего похода в кинотеатр заглянул к Зое Вячеславовне на чашку кофе.
- Как Семен? - спросил он, расправляясь с котлетой.
- Хорошо.
Зоя Вячеславовна, надо отдать ей должное, и так уже почти три недели хранила тайну сына от друга и любовника. Не раз ее так и подмывало рассказать ему про то, какой необычный у нее сын, но, поскольку сын был слишком уж необычен с этими его способностями, то она побаивалась, что друг поднимет ее на смех, а то еще, что много хуже, сочтет за сумасшедшую. После ужина Зоя Вячеславовна достала бутылку красного вина, и пожилые любовники переместились в кресла, чтобы неспешно провести вечер, за разговором и телевизором.
- Что Семен-то? - снова спросил Владимир Петрович. - Нашел работу?
- А зачем ему работа? - легкомысленно ответила Зоя Вячеславовна, чуть опьянев.
- Ну, Зоя, дело, конечно, не мое, - строго сказал Владимир Петрович. - Но ты что, его до самой пенсии тащить будешь?
- Так я уже на пенсии, - кокетливо рассмеялась Зоя Вячеславовна.
- Да я не про твою, я про его пенсию говорю.
- Знаешь, - таинственным голосом сказала Зоя Вячеславовна. - Он такое умеет, что больше никто не умеет.
И достаточно сбивчиво рассказала о том, что Семен может ниоткуда взять и накрыть стол, например, или кровать.
- Кровать-то в спальне он мне наколдовал!
И она рассказала, как Сема там что-то напутал, и из кровати торчали ветки с орехами.
- Умора, - смеялась она. - Представляешь, богатая такая кровать, а из спинки ветки торчат с листьями и орехами.
Владимир Петрович смотрел на пьяную, по его мнению, женщину, которая мелет отчаянную чушь, и думал, что нелегко ему будет соперничать с этим Семеном.
"А, может условие ей поставить - либо я, либо Семен?" - думал он, не очень внимательно слушая нелепые рассказы Зои Вячеславовны.
Вдруг на столе, где они некоторое время назад ужинали, появилось блюдо с лепешками, довольно большая миска с чем-то горячим и ароматным, несколько маленьких тарелочек с закусками и неизменная ветка вишни в прозрачной вазочке. Владимир Петрович, поскольку сидел спиной к столу, появления продуктов не заметил, зато Зоя Вячеславовна издала победный клич и сказала:
- Вот, пожалуйста! Кушать подано.
Владимир Петрович инстинктивно обернулся, увидел накрытый стол и, разумеется, не поверил своим глазам. "Черти что, - подумал он. - Неужто меня так с водки развезло?" Между тем, Зоя Вячеславовна встала, подошла к столу и понюхала ветку вишни.
- Голодный еще? - спросил она Владимира Петровича, который пытался понять, пьян он или ему все это снится.
- Я забыла, как это блюдо называется, - продолжала говорить Зоя Вячеславовна, довольная тем, что ее рассказу про Семины способности так скоро появилось доказательство, да еще такое аппетитное.
Владимир Петрович встал, подошел к столу, потрогал лепешку, отломил кусок, окунул в одну из тарелочек и положил в рот. Язык стало пощипывать от какой-то приправы. "Нет, не сон," - решил отставной полковник и зачерпнул ложкой из миски. Варево было вкусным, но горячим и он слегка обжог себе рот. "Точно не сон," - окончательно убедился Владимир Петрович. Тогда что? Зоя Вячеславовна не вставала, никуда не уходила и вообще все время сидела напротив него. Для того, чтобы не только все это приготовить, но и на стол накрыть, нужно время, хотя бы минут десять, а она, он мог поклясться, ни разу не вставала с кресла. Да, и если бы встала, то мебель была расставлена таким образом, что ей пришлось бы перешагивать через его, Владимира Петровича, колени, а уж этот момент он бы не пропустил. Неужели... Владимир Петрович извинился, пошел в ванную комнату, умылся ледяной водой и растер лицо полотенцем, от которого приятно пахло духами. Вешая полотенце на крючок, он заметил, что на стеклянной полочке рядом с зеркальцем появился пузатый глиняный горшочек с небольшими яркими цветочками, которого, он мог еще раз поклясться, там не было до того, как он начал умываться. Владимир Петрович крякнул, потряс головой, снова умылся, вытерся тем же полотенцем, но горшочек не исчез. Даже не посмотрев на себя в зеркало и не пригладив волосы, он вышел в залу. На столе, по-прежнему, стояли миска и тарелки.
- Так ты будешь еще есть? - спросила Зоя Вячеславовна. - Или убрать можно?
Владимир Петрович что-то пробурчал, покачал головой и сел в кресло, напротив телевизора. Отставные мозги военного работали на полную мощность. То, что он увидел не могло быть на самом деле, но... оно было.
- Там, в ванной, - чуть осипшим от волнения и потрясения голосом произнес он.
- Что в ванной? - спросила Зоя Вячеславовна.
- Там у тебя что за цветы в горшке?
- Какие цветы? - удивилась Зоя Вячеславовна. - Там с утра еще вишня стояла.
И она пошла в ванную, увидела цветы и довольно рассмеялась.
- Это все Сема мне сюрпризы делает. Я даже не знаю, что это за цветы. Никогда таких не видела, а пахнут-то как. Понюхай, Володя, - и она сунула совсем обалдевшему полковнику в отставке цветы под нос. Он грубовато оттолкнул ее руку, взглянул из-под насупившихся бровей и спросил строго:
- Откуда цветы, Зоя?
- Я же говорю тебе, что это Сема. Он там чему-то такому научился, что умеет, ну, по-нашему, как колдовать. Он мне объяснял все, но как-то мудрено. Не поняла я, Володюшка.
Зоя Вячеславовна поставила цветы на столик, села на подлокотник кресла и попробовала обнять растерянного гостя. Тот отстранился и продолжал соображать. Хоть и не был Владимир Петрович сам на полях сражений, но в ситуациях за свою долгую службу побывал в разных, и, как человек военный, обязан был реагировать адекватно и быстро. Из того, что он увидел и узнал за последние полчаса, выходило, что невозможное возможно, и что возможно оно, благодаря сыну его... Он не решился, даже про себя, назвать Зою Вячеславовну своей возлюбленной или просто подругой. После осознания того, что ее сынок может проделывать такие штуки, что аж дух захватывает, Владимир Петрович квалифицировал этот феномен как дело государственное. И он, пусть и отставной, но человек служивый и патриот, должен отреагировать и сигнализировать. "Уйти или остаться?" - решал он непростой для себя вопрос. В конце концов, покидать место действия он посчитал неразумным и заявил Зое Вячеславовне, что пора ложиться спать.
- Так рано ж еще, - удивилась та. - Вон, сейчас вторая серия начнется.
- Нет, Зоя, завтра рано вставать, - возразил Владимир Петрович голосом, возражать которому подчиненные его никогда не решались. Но Зоя Вячеславовна была человеком гражданским, с уставами не знакомым, поэтому кивнула в сторону спальни и сказала:
- Хорошо, ты иди, а я еще телевизор посмотрю.
"Ладно, - решил Владимир Петрович. Это даже к лучшему - я все обмозгую пока." Он пошел в спальню, стянул брюки и рубашку, залез под одеяло и снова стал думать. Вспомнив о том, что Зоя говорила про кровать, Владимир Петрович зажег свет и стал искать на фрамуге кровати или матрасе клеймо фирмы-изготовителя. Дело было нелегким, поскольку ему пришлось снять простыни, справиться с матрасом и на карачках ползать вокруг рамы, тщетно пытаясь найти хоть какой-нибудь опознавательный знак изготовителя. Ничего. Он, как мог, собрал кровать и натянул простыни. Еще минут через десять созрело единственное верное решение - изложить все на бумаге. Ведь для того, чтобы сигнализировать о случившемся в органы надо обязательно иметь бумагу, иначе все будет выглядеть несолидно, да и все равно заставят написать. Уж что-что, а порядок Владимир Петрович знал.
- Зоя, у тебя бумага есть? - спросил он, выходя из спальни в майке и семейных трусах в цветочек. Забавно, но рисунок на трусах Владимира Петровича сильно был похож на темно фиолетовые цветы в горшочке. Зоя Вячеславовна тоже заметила сходство и всплеснула руками.
- Смотри, Володя, у тебя цветы точь-в точь как настоящие.
У Владимира Петровича чуть не вырвалось неприличное слово, а то и два, но он сдержался и еще раз попросил бумаги.
- Тебе зачем? - спросила Зоя Вячеславовна, и, сообразив, что к чему, достала откуда-то из-за дивана рулон туалетной бумаги и пошла в ванную.
- Так тут много еще, - сообщила она и вернулась в залу с целым рулоном.
- Да мне не для этого, - смутился Владимир Петрович. - Мне, понимаешь, написать надо.
- Что написать? - удивилась Зоя Вячеславовна. - Так ночь ведь...
Но влюбленная женщина или женщина, думающая, что она влюблена, не очень наблюдательна, зато весьма изобретательна; и Зоя Вячеславовна изобрела для себя, что Владимир Петрович, конечно же, поэт и ночами пишет стихи, непременно о любви и непременно посвященные ей. Порывшись в стенке, она нашла толстую тетрадь, в которую заносила некоторые расходы и доходы, выдернула оттуда несколько листов и протянула своему менестрелю.
- Хватит?
- И ручку, - попросил Владимир Петрович.
Получив, так сказать, перо и бумагу, Владимир Петрович на секунду задумался и потом решительно протопал в ванную, закрылся там, сел на унитаз, положил бумагу на стиральную машину и принялся за работу. Надо сказать, что, поскольку было лето, то отопление в доме давно уже было выключено, а совсем недавно отключили еще и горячую воду, поэтому в ванной комнате было довольно прохладно. Минут через двадцать Владимир Петрович еще ничего не написал, кроме первой строчки "Будучи полковником в отставке имею сообщить", но сильно замерз. Оглядевшись, он заметил махровый халат Зои Вячеславовны и, не долго думая, его надел. Еще минут через десять у него стали подмерзать босые ноги, а еще через минуту в дверь осторожно постучала Зоя Вячеславовна:
- Володя, открой, пожалуйста. Мне нужно.
Владимир Петрович открыл дверь как был, в зеленом халате, и освободил помещение, забрав с собой листы и ручку.
"Наверное, плохо рифмуется,"- решила Зоя Вячеславовна. Выйдя из ванной, она увидела, что ее друг перебрался творить на диван - там теплее. Вздохнув, она прошла в спальню, легла и тут же уснула - счастливая и довольная.
Владимир Петрович бился над своим донесением всю ночь. Только под утро, исписав все выданные ему листы, и позаимствовав из той же тетради еще несколько, он набросал черновик и, измотанный впечатлениями и бессонной ночью, заснул прямо на диване в зеленом махровом халате. На полу около дивана валялись скомканные, наполовину исписанные листы в клеточку, а в кармане халата хранился с таким трудом составленный черновик донесения (орфография и пунктуация оставлены без изменения):
В Федеральную Службу Безопастности
от полковника в отставке
Владимира Петровича Бобыкина
Записка.
Довожу до Вашего сведения, что Семен Востриков, сын гражданки Востриковой Зои Вячеславовны, проживающей по адресу (дальше следовали адрес и телефон) демонстрирует странные способности, которые представляют важный государственный интерес настолько они необычны. В свое отсутствие Семен Востриков может сервировать обед на столе, состоящий из горячих блюд и лепешек, а также образовывать цветы в горшочке в ванной комнате, чему я непосредственно был очевидцем и свидетелем. Гражданка Вострикова рассказывала мне, что сын еще сделал ей кровать, которая сначала была с ветками орехового дерева.
Как бывший военный и кадровый офицер Российской армии, я заявляю, что такие способности можно и нужно легко поставить на службу отечественной армии, что позволит значительно сократить расходы на питание солдат и офицеров и будет приносить значительную ежегодн ую прибыл ь .
Готов подтвердить свои показания лично и под присягой.
В.П. Бобыкин (размашистая подпись)
На следующее утро Зоя Вячеславовна проснулась рано и, не обнаружив Владимира Петровича рядом, обеспокоенная, вышла в залу. Ее менестрель спал на диване. Халат распахнулся, из-под него выглядывали фиолетовые цветочки. Зоя Вячеславовна вернулась в спальню, вытащила из крохотного чуланчика плед и пошла накрывать своего мужчину. Заметив на полу скомканные черновики, она с замиранием сердца взяла одну бумажку в руки, разгладила ее и стала читать.
- Ах ты сволочь! - завизжала она во весь голос, прочитав еще пару черновиков. - Ах ты подлюга такая! Шпион выискался, доносчик чертов!
Глотая слезы, она хлестала бывшего друга пледом изо всех сил.
- Зоя, Зоя, ты что? - бормотал ничего не понимавший спросонья и с перепугу, Владимир Петрович.
- Выметайся сейчас же! - неистовствовала Зоя Вячеславовна. - И халат снимай, Иуда. Вот уж пригрела у себя на груди змею, так пригрела.
Она уже ревела в голос. Владимир Петрович, очухавшись, сообразил в чем дело, попытался было объяснить неразумной женщине, что это дело государственное, но, получив еще один удар пледом по лицу, не сильный, но обидный, восстал. Как мужчина и офицер, он не мог позволить какой-то там женщине глумиться над собой и рукоприкладствовать, и было принято решение дать отпор разгулявшейся бабенке. Если бы Владимир Петрович больше тридцати лет был не офицером, а, скажем, рядовым, то ему бы это, сомнений нет, удалось, но Владимир Петрович кресла занимал, руководящие и с физической подготовкой у него было не очень. Зоя же Вячеславовна, напротив, за собой следила, старалась каждый день ходить пешком хотя бы с работы, раза два в неделю делала приседания и какие-нибудь другие упражнения, чтобы, как она говорила подругам, было на кого рассчитывать в старости - на саму себя. Кроме того, она выступала, пожалуй, в той же весовой категории, что и противник, поэтому легко отразила атаку бывшего офицера, а теперь пенсионера в трусах, В.П. Бобыкина. Получив удар в грудь кулаком с перстнем, он пошатнулся, взмахнул руками, стараясь удержать равновесие, не удержал и рухнул на кофейный столик, который веса офицера не выдержал и сломался. Зоя Вячеславовна, не переживая по поводу поломанной мебели, ринулась в спальню, схватила брюки, рубашку и ботинки предателя и потопала с ними в прихожую.
- Вещи отдай, - потребовал Владимир Петрович, выкарабкиваясь из обломков. Его рука застряла между столешницей, вернее тем, что от нее осталось, и перекладиной. - Зоя, немедленно верни вещи!
Но Зоя Вячеславовна уже открыла входную дверь и выбросила барахло на лестницу, хорошенько размахнувшись. Владимир Петрович, наконец, высвободив покарябанную руку из обломков, побежал в прихожую, но был остановлен и вытряхнут из халата.
- Пошел вон, гнида! - услышал он на прощание, получил чувствительный пинок тренированной коленкой в зад и, вслед за одежей, очутился на лестнице.
Зоя Вячеславовна перевела дух и стала соображать. Было очевидно, что гад и предатель непременно побежит в этот самый комитет безопасности. Машинально она загружала стиральную машину, проверила карманы халата, обнаружила чистовик черновика, прочла его, бросила стиральную машину, на скорую руку оделась и выбежала из квартиры. "Что же я натворила, что же я наделала, дура," - причитала про себя Зоя Вячеславовна, спускаясь по лестнице. Во дворе дома никого не было, она сделала шагов тридцать, делая вид, что вышла подышать свежим воздухом, потом, сообразив, что подъезд из виду упускать нельзя, пристроилась на покосившемся ящике позади детской площадки. Зоя Вячеславовна боялась, что те, кому писал ее бывший друг, незамедлительно явятся и арестуют ее сына, у которого даже паспорта не было. "Как же я могла, как же я могла..." - причитала несчастная мать, зорко вглядываясь в каждого редкого прохожего.
Семен, все же разговорившийся с Борькой, почувствовал беспокойство матери и встал.
- Ты куда? - спросил Борька.
- Мне пора, - ответил Семен.
- Знаешь, с тобой интересно говорить, - сказал Борька тоже вставая. - Заходи ко мне в гости, я тут недалеко живу.
- Зайду, - пообещал Семен и пошел домой. Тоню гулять теперь только в обед, так что у него вполне было время справится о том, что там такое произошло с матерью.
- Сема, Сема, - услышал он громкий шепот откуда-то сзади и обернулся.
Зоя Вячеславовна, спотыкаясь о разбросанные кирпичи и коряги, кралась к нему, делая знак рукой подойти ближе.
- Идем сюда, - прошептала она, хватая сына за руку и увлекая его за собой в кусты.
- Да что произошло, мама? - все больше удивлялся Семен.
- Вот, Сем, читай, - Зоя Вячеславовна протянула сыну записку Бобыкина и тихо заплакала. Семен взял листок одной рукой, другой обнял мать, поцеловал ее в голову и попросил успокоиться. Прочитав текст два раза и, не сразу уловив его смысл, он перевернул лист, посмотрел, нет ли чего на обратной стороне и, наконец, рассмеялся.
- Мам, ты сама-то это читала?
- Конечно, - она с удивлением смотрела на сына.
- Нет, ты не читала. Давай я тебе в слух и с выражением прочитаю, - предложил Семен и прочитал. Когда он закончил, оба они в голос хохотали.
- Это же бред сивой кобылы какой-то, - давясь от смеха, сказала Зоя Вячеславовна. - Его же в сумасшедший дом сразу упекут, как прочитают!
- Нет, - вторил ей Семен. - Сразу не упекут. Сначала ему пропишут бром и ванны, а если он и после них будет настаивать, что "сын гражданки Востриковой в свое отсутствие накрывает стол", тогда точно упекут.
Вдоволь насмеявшись, мать и сын пошли домой, где Семен, к великой радости Зои Вячеславовны починил столик, то есть выдумал новый, гораздо лучше старого, и соорудил завтрак. Настроение у обоих было хорошее, они еще пару раз вслух перечитали письмо, а потом Зоя Вячеславовна занялась стиркой и мелкими домашними делами. Семену же пора было идти выгуливать и кормить Тоню.
Толстая Тоня, сделав круг около дома, потянула в подъезд. Семен, посмотрев на жирненькое тельце, потянул ее на второй, но Тоня норму знала и гнула свою линию. Семен сильнее натянул поводок, Тоня поняла, что ее хотят вынудить делать то, что ей не по нраву и плюхнулась на бок.
- Ну-ка вставай, лентяйка, - Семен нагнулся над собачкой и попробовал чуть приподнять ее за шкирку, но Тоня была опытным манипулятором и перевернулась на спину. Теперь она лежала, белая и пушистая болонка, распластавшись на спине и лапами кверху. Семен рассмеялся.
- Ах, ты так! - весело сказал он, взял Тоню подмышку и понес в парк. Тоня растерянно оглядывалась по сторонам - такого с ней никто никогда не проделывал. Света, хозяйка, на руках ее по улицам и дому, не носила - слишком тяжела была для нее Тоня, да и не позволила бы она так с собой обращаться. Однако Семену Тоня подчинялась безропотно, хоть и неохотно, и разрешила отнести себя в парк.
В парке они немного побродили по аллеям, потом сели на скамеечку отдохнуть. Тоня с трудом забралась к Семену на колени и стала наблюдать. Как раз в этот момент к парку подъехал внедорожник с затемненными стеклами. Из него вышла женщина с желтыми распущенными волосами в элегантном брючном костюме и в босоножках на высоких каблуках. Она подошла к задней двери машины, открыла ее, и на волю вырвался гигантский дог, по-моему, таких называют датскими. Дог, даже не поблагодарив хозяйку, рванул со всех ног в парк.
- Барон, - закричала женщина, не успевая ухватиться за поводок. Дог свое дело знал - он несся навстречу нестриженным газонам, кустарникам и котловану под новый дом, что строился сразу за парком.
- Барон, ко мне сейчас же!!! - заверещала хозяйка, наблюдая как пес скрылся в кустах. Раздался треск.
Захлопнув дверь, блондинка бросилась в погоню, но острые каблуки босоножек вязли в мягкой земле, трава оставляла мокрые зеленоватые следы на светлом костюме, привезенном откуда-то из Европы.
- Ах ты сволочь, - чуть не плача, обозвала Барона блондинка. - Ну, только вернись!
Но пес и не думал возвращаться, его вообще не было видно. Блондинка вернулась на тротуар, кое-как отодрала куски вязкой земли от каблуков, смахнула грязной рукой с костюма паутину, оставила там еще одно пятно и стала нервно ходить по асфальту, ожидая возвращения собаки. Щебетали птицы, иногда проезжали машины. Вдруг со стороны стройки раздался крик, потом послышались ругань и угрозы что-то необычное сделать с собакой и ее хозяином. Блондинка замерла. Семен подумал, что с нее хватит, и решил-таки вмешаться. Он закрыл глаза и мысленно позвал собаку. Минуты через три снова раздался хруст и треск в кустах и, наконец, показался сам Барон.
- Иди сюда, - со скрытой угрозой громко произнесла хозяйка, но дог даже ухом не повел в ее сторону, а прямиком, через заросли травы и прошлогоднего репейника, рванул к скамейке, где сидели Тоня и Семен.
- Привет, привет, - поздоровался Семен, уворачиваясь от слюнявой морды. Тоня зарычала, Барон сверху вниз взглянул на нее, сел и подал Семену массивную лапу, которой неуклюже заехал Тоне по морде. Та снова зарычала.
- Тоня, успокойся, - попросил ее Семен.
К этому моменту подоспела хозяйка пса. Она взяла волочившийся за Бароном узкий кожаный поводок, прикрепленный к строгому ошейнику и сказала:
- Извините.
- Ничего, ничего, - ответил Семен и взглянул на блондинку. Боже ж мой! Это была Катя, Катя Евтухова, теперь Слизь, его первая и долгая любовь.
Катя скользнула холодным взглядом по Семену, его дешевым джинсам, толстухе-болонке на коленях и, даже не улыбнувшись, потянула Барона к машине. Но, не тут-то было. Барон уходить не хотел, а ровняться силой с ним Катя не могла - пес был объективно ее сильнее.
- Пошли, Барон, - безуспешно тянула пса Катя, но тот, как бы желая показать, кто на самом деле принимает решения, лег на тротуар у самых ног Семена. Тоня снова заурчала - в конце концов, она была дама, хоть и собачья, и ей положено было ворчать.
- Вставай, скотина, - не выдержала Катя и слегка пнула пса в бок. Барон чуть оскалился в ее сторону, а Катя зацепила на брюки несколько репьев.
- Вставай, я сказала, - и она снова хорошенько дернула за поводок. Строгий ошейник впился в горло пса, но не настолько, чтобы заставить его встать.
- Ты же его душишь, Катя, - не выдержал Семен.
- Мы с тобой телят вместе не пасли, - тут же получил он в ответ. - Вставай, тварь!
Последнее относилось к Барону. Семен посмотрел на Катю и улыбнулся. Та безуспешно пыталась справиться с собакой. "Забавно, - подумал Семен. Я так мечтал, чтобы мы с ней вместе выгуливали собак... И вот, пожалуйста, свершилось. Только я не с собакой своей мечты, а с Тоней."
- Да вставай же ты, наконец, громила! - чуть не со слезами в голосе просила Катя.
- Давайте я его отведу, - предложил Семен.
Катя опешила. Если бы Семен ей нагрубил, даже посмеялся над ней, было бы ясно, что делать - возмущаться и грубить, а тут, после того как она его обрезала телятами, как-то непонятно было, что говорить.
- Мы знакомы? - спросила она, вглядываясь в лицо Семена.
- Когда-то были, - ответил Семен, вставая и забирая поводок из рук Кати.
- Это когда же? - удивилась та.
- В школе, - сказал Семен.
Барон тоже встал и послушно пошел рядом. Тоню Семен, на всякий случай, нес на руках.
- В школе? - удивилась Катя. - Вы меня с кем-то путаете. Я, может, с Вашими родителями в школе училась, но никак не с Вами.
- Я не путаю, Катя Евтухова из десятого "А" школы номер восемнадцать, выпуск тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года.
Она удивленно подняла брови.
- Семен? Востриков?
Семен кивнул.
- Ну ты даешь! Я не узнала тебя. Я тебя вообще за пацана приняла, думала клеится парнишка к взрослой тете. Ты хорошо сохранился!
- Спасибо, - улыбнулся Семен.
- Ты где? Как? - продолжала допрашивать его Катя. - Я ничего про тебя не слышала с окончания школы. Хотя мы, вроде, в институте где-то рядом учились. Боже, как давно это было!
Они подошли к машине, Катя открыла заднюю дверь, куда покорно нырнул Барон. Дверь захлопнулась.
- У тебя славная псинка, - похвалила Катя, глядя на Тоню. - Ладно, у меня эфир скоро, бежать надо. Рада, что встретила тебя. Правда, как это тебе удалось так сохраниться? Тут и пиллинги, и массажи, и китайские, и шведские, а годы свое берут. Ну все, пока.
Она села в машину.
- Еще увидимся, - равнодушно обнадежила его Катя. - Ты здесь гуляешь со своей Дусей?
- Она Тоня, - только и успел ответить Семен, но Катя уже включила мотор и дала задний ход. Из окна она весело махала ему ручкой, сзади раскатисто лаял Барон.
- Прощай, Катя, - сказал Семен.
Он знал, что больше они с Катей никогда не увидятся, так уж вышло. Он ни о чем не жалел, лишь на минуту закрыл глаза и поблагодарил кого-то за что-то.
А что же Владимир Петрович? Наскоро одевшись на лестнице, он обнаружил, что эта дура Зоя забыла выкинуть носки. Он хотел постучать и потребовать вернуть имущество, но потом решил время не тратить, да и шансы на то, что Зоя в таком состоянии отдаст носки, были невелики. А жаль, ведь специально для посещения Зоиной квартиры Владимир Петрович купил дорогие носки немецкого производства в магазине на проспекте Ленина. Решив, что проблему с носками он попробует отрегулировать позже, Владимир Петрович натянул ботинки на босые ступни и зашагал к остановке. В трамвае он вспомнил, что оставил черновик донесения в халате Зои и еще больше расстроился. Теперь надо было непременно ехать домой, то есть, к сыну не только за носками, но и заново составлять записку.
- Может, это и к лучшему, - пробормотал себе под нос Владимир Петрович. - У Витали хоть бумага путевая есть, а то что это за донесение на листочке в клеточку.
И Владимир Петрович поехал домой.
Ключи, наверное, выпали, когда Зоя швыряла его брюки. Хорошо еще, что гамонок был в застегнутом заднем кармане. Он позвонил, и дверь открыла невестка Елена в белом махровом халате, наверное, новом.
Владимир Петрович обычно был с невесткой строг, но сейчас ему было не до нее.
- Бумаги дай, - сказал он ей, усаживаясь за стол в столовой. В его комнате временно спали внуки, поскольку в детской делали косметический ремонт.
- Много? - поинтересовалась Елена. Владимира Петровича она терпела, но не уважала, поскольку военные в ее представлении были людьми дикими, недалекими и невежественными. Елена преподавала высшую математику.
- Давай листов десять, - попросил Владимир Петрович. - И ручку.
Елена принесла бумагу с ручкой и пошла на кухню пить кофе и что-то читать.
Владимир Петрович снова взялся за работу. С полчаса он силился вспомнить, что было написано в черновике, но встали дети, начали шуметь и он никак не мог сосредоточиться. Пришлось перебраться в кабинет, где обычно занималась Елена и дети делали уроки, но летом комната пустовала. Владимир Петрович прикрыл дверь и начал сочинять по новой. Через полтора часа был готов чистовик.
В Федеральную Службу Безопастности
от полковника в отставке
Владимира Петровича Бобыкина
Донесение.
Довожу до Вашего сведения, что Семен Востриков, сын гражданки Востриковой Зои Вячеславовны, проживающей по адресу (дальше следовали адрес и телефон) находясь на расстоянии (его не было дома) накрыл на стол продукты питания и ветку в стакане, чего я непосредственно не видел, хотя находился в комнате. Но когда я был в ванной, то самолично наблюдал неожиданное появление цветов в горшочке. Гражданка Вострикова пояснила, что таким образом сын за ней ухаживает и заботится даже если его нет дома. Он также ниоткуда сделал ей кровать без опознавательных знаков (я лично проверил раму и матрац, но клейма фирмы-изготовителя не обнаружил). Она также говорила, что сначала кровать была сделана с зелеными ветками орехового дерева, но потом Семен Востриков у нее на глазах кровать переделал.
Я, как бывший кадровый офицер и командующий части, считаю, что такие способности гражданина Семена Вострикова представляют особый государственный интерес и обязательно должны служить России, например при обеспечении питанием солдат и офицеров, что может значительно сократить расходы на бюджет.
Готов подтвердить свои показания лично и под присягой.
В.П. Бобыкин (размашистая подпись)
Закончив писать, Владимир Петрович еще раз перечитал текст записки. Ему показалось, что предыдущий вариант был более гладким, в смысле стиля, но последний - более информативым, так как Владимир Петрович не забыл указать про отсутствие каких бы то ни было знаков и клейм на кровати. Вздохнув, он решил принять душ, переодеться и попытаться связаться с органами по телефону, выяснить, есть ли там дежурный офицер. Собрав листки в кучу, он аккуратно сложил их на край стола, а сверху положил ручку.
Перед тем, как идти в душ, Владимир Петрович заглянул на кухню съесть бутерброд. Елена сидела за столом и читала. На столе были остатки завтрака, грязные тарелки и стаканы. Владимир Петрович сдержал раздражение по поводу беспорядка, отрезал себе кусок хлеба и колбасы, налил кофе, быстро и молча все это поглотил, демонстративно вымыл свою чашку и пошел в душ. Елена, осмотревшись, тоже заметила грязь, но убирать не стала, а пошла в кабинет - ей надо было проверить электронную почту. На столе она увидела исписанные листы бумаги и машинально пробежала глазами текст, потом она его уже внимательнее прочитала, покачала головой и пошла будить мужа, который все еще отсыпался после ночного бдения перед телевизором - шел очередной чемпионат по футболу.
- Виталик, - трясла мужа за плечо Елена. - Виталик, просыпайся.
- Что? Что случилось? - продрал глаза Виталик.
- Твой отец, похоже, рехнулся, - сообщила Елена. Ей было неприятно сообщать об этом мужу, но в доме, кроме них, были дети, с которыми Владимир Петрович иногда оставался.
- Что? С чего ты взяла? - Виталик сел на кровати и протер глаза.
- Читай, - Елена протянула ему исписанные листы.
Виталик прочитал записку отца два раза. Да, надо было что-то делать. Конечно, он не психиатр, но тут большим специалистом быть не надо.
- Где он? - спросил Виталик.
- В ванной.
- А когда пришел?
- Недавно, причем, без ключей. Я ему дверь открыла.
- Ничего не говорил?
- Ты же знаешь, он со мной не очень разговорчивый, - заметила Елена. - В общем, с этим надо что-то делать. В доме дети.
Она вышла из комнаты - звонил телефон.
- Ты либо Дон Жуан, либо Командос, - заметила Елена на пороге, намекая на тщетные старания свекра с его солдафонскими манерами закадрить многочисленных подружек и приятельниц своей матери.
Не успел Виталик толком одеться, как раздался дикий вопль отца.
- Где бумаги?
Потом был разговор сына с отцом, в котором молчаливым слушателем, несмотря на протесты Владимира Петровича и его уверения в государственной секретности дела, участвовала и Елена. Владимир Петрович, у которого волосы после душа стояли дыбом, а майку он от волнения надел задом наперед и шиворот навыворот, пытался убедить сына, что то, что он увидел в квартире Зои, требует принятия незамедлительных мер.
- Ты представляешь, - говорил он и глаза его горели от возбуждения. - Прямо из воздуха появились цветы в горшочке. И ужин. После того, как мы попили кофе.
Елена еще раз прочитала донесение свекра в органы, не выдержала и расхохоталась. Владимир Петрович взревел, покраснел и стал ругаться самыми последними словами. Елена, ни слова больше не говоря, приказала детям спускаться вниз, взяла сумку, ключи от машины и, сообщив Виталику что едет навестить мать, ушла.
Дальше рассказывать особо нечего. Виталик запер дверь, позвонил знакомому врачу, тот дал ему номер телефона частной экстренной наркологической службы, и Виталик позвонил туда. Ребята приехали быстро и всего-то за пять тысяч рублей накололи Владимира Петровича какими-то заграничными препаратами, от которых он сразу успокоился и заснул. Проснувшийся на следующее утро с головной болью Владимир Петрович был свезен сыном в платную клинику, где его полдня осматривали, обстукивали, обсвечивали и облучали. К счастью, Владимир Петрович умел хранить государственные тайны, поэтому о стратегически важных способностях Семена Вострикова никому из врачей не проговорился, а сын его, Виталик, письмо отца сохранил, но огласке решил пока не предавать. Получив вердикт, что отец "для его возраста" здоровье имеет приличное, и никаких психических отклонений у него не обнаружено, Виталик повез Владимира Петровича домой. В почтовом ящике было письмо из пенсионного фонда, в котором сообщалось, что при начислении пенсии полковнику в отставке В.П. Бобыкину была допущена ошибка, в результате которой в течение последних двух лет ему ежемесячно выплачивали на тысячу двести сорок два рубля больше денег, чем положено, и теперь будут вычитать. Владимир Петрович расстроился, обозлился и, в сердцах, порвал донесение, которое выпросил у сына.
- Ах вы так со мной, - приговаривал он, разрывая бумагу в мелкие клочки. - Так вот вам экономия бюджета. Не хотите по-хорошему, не надо.
Многие годы еще жил Владимир Петрович с чувством превосходства над простыми гражданами и над гражданами в погонах, которым и во сне не снились чудеса, которые он, отставной полковник и бывший "командующий части" наблюдал, так сказать, живьем и которые на государственном уровне могли бы значительно сократить расходы на питание солдат и офицеров в масштабах всей страны, обеспечивая значительную экономию средств и получение прибыли.
Поскольку Семен обещал Борьке зайти в гости, то сделать это он решил сразу после того, как вернул нагулявшуюся Тоню к щенкам.
Борька жил на четвертом этаже дома, что фасадом выходил на проспект Дзержинского. Подъезд был грязным, в нем почему-то сильно пахло мочей, а стены были исписаны разными словами и фразами, смысл которых был для Семена не совсем ясен. Наконец, ему удалось вычислить квартиру Борьки. Дело в том, что практически все двери в доме были металлическими, установленными в разное время становления и развития демократий - обыкновенной и суверенной, и на них, дверях, почему-то отсутствовали какие бы то ни было опознавательные знаки. Вычислив нужную квартиру, Семен поискал кнопку звонка, но не нашел и постучал, подождал и еще раз постучал уже посильнее. Дверь под ударами кулака слегка вибрировала и издавала не очень приятный слуху гул.
- Кто там? - услышал он женский голос. Это была Ляля.
- Семен, - представился Семен.
- Какой еще Семен? - спросила Ляля.
Вообще-то, у нее была привычка открывать дверь, не задавая идиотских и подозрительных вопросов типа "Кто там?" или "Что вам нужно?", но не так давно в их подъезде была ограблена одна квартира, хозяйка которой вот так же, не спрашивая интеллигентно открыла дверь. Так что теперь Ляля, наступая на горло своим хорошим манерам, дотошно допрашивала всех, кто стучал. Глазка в двери, к сожалению, не было. Борькина бабушка заказывала дверь давно на заводе, где когда-то работала и где, в виду отсутствия государственных заказов, в тяжелые времена наловчились варить входные двери бдительным жителям многоэтажек. Это сейчас можно спокойно выбрать себе дверь подходящего дизайна, толщины и секретности замка, а тогда все двери были одинаковы по конструкции и отличались только цветом покрывавшей их краски.
- Семен, - пояснил Семен. - Борис пригласил меня в гости.
- Сейчас, - ответила Ляля и пошла справиться у Борьки про Семена и про приглашение.
- Какой Семен? - не понял Борька. Он полулежал в кресле с ноутбуком на коленях и просматривал новости.
- Говорит, что ты его пригласил.
Борька сразу же вспомнил Семена, парня, с которым он утром разговаривал на скамейке около кардиоцентра. Он действительно пригласил того в гости поговорить, но адреса Семену не давал. Это точно. А, может, дал? Борька вздохнул, слез с кресла, подтянул сползшие джинсы и пошел к двери. Приоткрыв, он действительно увидел парня в допотопных джинсах и странных сандалиях.
- Привет, - сказал он Семену.
- Привет, - улыбнулся Семен. - Я вот пришел, как ты просил.
Ну, положим, Борька вовсе не просил его приходить, но, раз уж пришел, то:
- Проходи, - и Борька распахнул дверь.
Семен вошел в прихожую, освещавшуюся лампочкой из ванной комнаты, дверь в которую была нараспашку.
- Заходи, гостем будешь, - сказал Борька, проходя в комнату, которая служила столовой, гостиной, спальней и кабинетом - квартира была однокомнатной. Обеденная, спальная и кабинетная зоны отличались по цвету. Угол, где стояла софа, отделенная от остальной части комнаты самодельной ширмой, был, как и сама ширма, выкрашен в зеленый цвет. Обеденная зона у окна была голубой, то есть стол, стулья, салфетки, ваза для фруктов и шторы были синими или голубыми, а посередине в светло-коричневых тонах была зона кабинета и гостиной, там стояли два глубоких кресла, журнальный столик и старомодный книжный шкаф.
- Располагайся, - кивнул Борька на одно из кресел.
Семен сел. Ляля была на за ширмой, наверное, читала.
Борька расположился в другом кресле, и они начали общаться. Впрочем, разговор не очень клеился.
- Слушай, а как ты меня нашел? - спросил Борька, которому покоя не давал вопрос, откуда Семен узнал адрес. Борька мог поклясться, что не говорил, где живет.
- Ты же меня пригласил, - ответил Семен. И то была чистая правда.
Они еще о чем-то поговорили, не о погоде, конечно, а так, общие ничего не значащие, но с подтекстом фразы, многозначительное молчание, вздохи, улыбки. Борька посмотрел на часы - почти пять.
- Знаешь, приятная беседа с интересным собеседником обязательно..., - Борька, не докончив предложения, встал и выудил из книжного шкафа чуть початую бутылку коньяка. - Ляль, будешь?
Ляля вышла из-за ширмы. Коньяк был хорош, гость - скучен, а на работе - неприятности. Она принесла из кухни три пузатых рюмки, нарезанный лимон, посыпанный сахарной пудрой, и села в кресло. Борька устроился у ее ног и разлил коньяк по рюмкам. К Семену на какое-то мгновение вернулось чувство, которое он обычно испытывал, когда нужно было пить алкогольные напитки. Он не любил спиртного, особенно крепкие напитки, но отказываться было никак нельзя - засмеют, оскорбят и, что самое обидное, больше никогда не пригласят как неподдерживающего компанию. Но это было давно, а теперь, он просто закрыл на секунду глаза, будто зажмурился, и залпом выпил то, что ему налили.
- Ну ты, брат, даешь, - с усмешкой сказал Борька. - Это же не shot of whiskey и не кактусовая водка, чтобы так хлебать. Коньяк дорогой, хорошей выдержки. Лялькин дед привез из дьюти-фри, из самой Франции тащил. Жди теперь своей очереди.
Семен не возражал. Разговор продолжился. С выходом Ляли он немного оживился, поскольку она время от времени делала остроумные или ироничные замечания, цинично шутила, цеплялась к словам, в общем, как могла наслаждалась общением. Борька большей частью цитировал незнакомых Семену авторов, использовал слова, очевидно, иностранного происхождения, смысла которых Семен не знал. Постепенно разговор коснулся смысла жизни.
- Да нет никакого смысла, - заявил Борька, взбалтывая жидкость в своей рюмке. - Да если бы и был, нам-то об этом никто не потрудился рассказать.
Ляля, у которой последнее время стало многовато проблем, включая Борькино пьянство и безденежье, заметила:
- Смысла, может быть и нет, но нормы есть. Для того, чтобы жить нужно каждый день есть и пить, а для этого в кармане должны деньги, если не шуршать, то звенеть хотя бы.
- Только не говори мне, что смысл жизни в деньгах, - прервал ее Борька и налил себе еще коньяку.
- Ни в коем случае! - выразительно произнесла Ляля и тоже подлила себе в бокал.
- А почему вы оба так несерьезно к этому вопросу относитесь? - спросил Семен.
- От степени серьезности подхода к проблеме, суть не изменится, - сказал Борька и подозрительно посмотрел на свою рюмку.
- А в чем суть?
- Да кто ж его знает? Кто этим только не занимался и древние, и иррационалисты, и гуманисты, и позитивисты, нигилисты, экзистенциалисты, трансгуманисты, богословы всех цветов и мастей, а согласия как не было, так и нет, и не будет никогда, - закончил Борька перечисления, взял бутылку и зачем-то стал ее нюхать.
- Ты что? - удивилась Ляля.
- Ты ничего не заметила? - взглянул на нее Борька.
- Нет, а что?
- Градуса нет, - пояснил Борька. - Я вторую рюмку пью, а кайфа нет.
- Это коньяк, а не дурь, - напомнила Ляля. - Впрочем, я тоже как-то не очень...
- Что за черт, - Борька налил себе еще коньяку в рюмку и снова стал нюхать.
- Ты лучше на вкус попробуй, - усмехнулась Ляля.
Борька сделал глоток.
- Вкус тот же, аромат есть, а градус куда-то делся. Может, сегодня буря какая-нибудь магнитная? - предположил он.
- Какая буря? - набросилась на него Ляля. - Поди сам коньяк вылакал, а потом налил в бутылку чего попало...
- Ты что гонишь? - возмутился Борька. - Ты его сама попробуй. Такой аромат на нашей кухне не сварганишь, да и алкоголь язык пощипывает, а градуса нет. Чушь какая-то.
Семен понял, что это его рук, то есть его усилий, дело.
- Постойте, - вмешался он. - Боюсь, что это моя вина.
Борька с Лялей в первый раз посмотрели на него с интересом.
- Кажется, хоть один из нас опьянел, - усмехнулась Ляля. - Может, все дело в способе употребления?
- Нет, - покачал головой Семен. - Все дело в желании.
- Чьем? - Ляля снова потеряла к гостю интерес.
- Так получилось, что моем, - улыбнулся Семен.
- И чего же мы пожелали? - поинтересовался Борька.
- Дело в том, что я с юности не люблю крепкие напитки, - начал объяснять Семен.
- А Вы уверены, что в отрочестве не застряли? - спросила Алла, которой было двадцать семь лет, а Семену она определила максимум двадцать три.
- Абсолютно, - вполне серьезно отозвался Семен. - Я хотел сказать, что у меня не было желания пьянеть, испытывать как все вокруг распадается и расплывается...
- Так зачем тогда пить? - поинтересовалась Ляля. - Вам же объяснили, что коньяк дорогой, привезен издалека. Попросили бы чаю или просто воды.
- Да, наверное, я так и должен был сделать. Вы правы. Извините.
- И что мне с Вашими извинениями теперь делать?
Ляля была раздражена и этим странным гостем, и бессмысленным разговором, и коньяком, который не давал приятного расслабления. Она встала.
- Послушайте, - произнес Семен. - Я хочу угостить вас ужином. Позволите?
Впервые за многие годы он почувствовал, что противен самому себе за малодушие, неумение высказаться и сформулировать так, чтобы тебя услышали безо всяких дешевых трюков с материализацией, но по другому обратить внимание на то, что он хотел рассказать, ради чего двадцать лет провел в обучении, потом покинул монастырь и пришел к людям, не было никакой возможности. Его просто не слушали.
- Позволим, - снова усмехнулась Ляля и предложила:
- Пармезан?
"Пармезаном" звался недавно открытый ресторан с сумасшедшими ценами и, как говорили, изысканной кухней.
- Нет, - ответил Семен, ничего не знавший про "Пармезан", и закрыл глаза.
Он не слышал еще пары шпилек от Ляли, так как был занят. Через минуту на столе между бутылкой безалкогольного уже коньяка и рюмок появились лепешки, миска с чем-то горячим и ароматным, несколько тарелочек с пастами, закусками и зеленью.
- Это что? - спросила Ляля. Выдержки ей было не занимать.
- Обед, как я и обещал, - улыбнулся Семен.
- Я вижу, что обед, но откуда он взялся?
- Я его придумал, - объяснил Семен.
- Я думала, что мы в ресторан пойдем, - с наигранной разочарованностью сказала Ляля. - Так и я могу, вон, в холодильнике позавчерашняя курица еще осталась.
В отличие от Ляли, Борька примолк, смотрел на накрытый стол, не мог поверить своим глазам и, как говорится, мучительно соображал, то ли это коньяк начал, наконец, действовать, то ли весь этот базар ему просто снится.
- Угощайтесь, - пригласил Семен.
- А Вы пока грабить будете? - спросила Ляля.
- Грабить? - не понял Семен.
- Ну да, мы в гипнозе как в анабиозе, а Вы в это время шарите по полкам и холодильнику в поиске денег и драгоценностей. Должна разочаровать - наличных в доме не держим, золота тоже - из моды вышло.
- Зачем мне Ваши деньги? - спросил Семен.
- Действительно, зачем дяде деньги? - нервно засмеялась Ляля. Обед на столе манил неизвестными ароматами, из миски шел пар, лепешки были свежими, а Ляля голодной.
- Вы лучше присядьте, - предложил Семен. - Попробуйте лепешки.
Борька, для психики которого накрытый стол был не просто испытанием, а крушением всего его, пусть и псевдо, нигилизма и всех других измов, наконец, обрел дар речи и спросил:
- Ты что, Воланд или его приспешник?
- Воланд? - не понял Семен, хотя имя показалось ему смутно знакомым.
- Дьявол, - пояснила Ляля, по спине которой пробежал холодок - кто его знает, что может быть на белом свете.
- А, - вспомнил Семен замечательную книжку, которую несколько раз перечитывал во время своих дежурств на стоянке. - Это там, где...
И тут он произнес слово, которое я не решусь передать звуками, которыми владею; оно было произнесено на выдохе и потому, что Семен сделал небольшую паузу, стало ясно, что слово это очень важное, и, даже, наверное, не столько само слово, сколько то, что он означало.
- ... почему-то облачено в черные одежды, и как бы противостоит самому себе?
- Что Вы сказали? - не совсем поняла Ляля. - То слово, я не понимаю по-китайски.
- Это не по-китайски, - покачал головой Семен.
- Не важно, что оно означает?
- Не знаю, то есть я знаю, но не могу подобрать знакомого вам слова..., - Семен смутился.
- Вы уж постарайтесь, - Ляля уже пришла в себя снова начала язвить. Она кожей почувствовала, что от парня опасности не исходит, а понять, что же творилось в гостиной части их комнаты, ей очень хотелось.
- Ну, это что-то вроде Совершенства, только больше, намного больше...
- Как солнце? - Ляля достала сигарету и закурила.
- Нет, гораздо больше, и оно невидимое, что ли...
- Вы уж как-нибудь потрудитесь объяснить все словами языка, на котором мы с Вами разговариваем безо всяких "что ли" и другого мусора.
- Погоди, Ляля, - пришел, наконец в себя Борька. - А ты... Вы только стол умеете или все можете?
- Дело не в том, что я умею, - в который раз начал свои объяснения Семен. - Дело в том, чего вы хотите, чего вам не достает...
- Сталкер что ли? - спросила Ляля и выпустила струю дыма.
- Кто такой сталкер? - не понял Семен.
- Знаете, юноша, - изрекла Ляля, туша сигарету в одном из блюдечек. - Прежде чем вещать тут про смыслы жизни и выдувать из себя громкие звуки, которые Вы называете словами, а значения объяснить не можете, сели бы и почитали немного. Ну, хотя бы за двадцатый век и только классиков, а потом садились бы за стол с образованными людьми и (тут она многозначительно подняла палец с расписным ногтем красивой формы) слушали бы и запоминали.
Семен сник. В который раз у него ничего не получилось. Где-то в глубине опять шевельнулось отчаяние.
- Вы меня не поняли, - извиняющимся тоном сказал он. - То, что я только что сделал, ...
Он вздохнул и с тоской посмотрел на блюдечко с его любимой пастой, откуда торчал бычок со следами оранжевой помады.
- То, что я сделал, может абсолютно каждый, нужно лишь немного ...
- А что Вы сделали? - спросила Ляля. - Горшок на стол как в сказке поставили? И кому это нужно? Тому, кому лень до холодильника дойти? Тоже мне, деяние Апостола.
- Зачем Вы так? - с укоризной сказал Семен. - Люди гибли, стараясь донести Знание до всех. Не их вина, что они не были поняты и услышаны.
Ляля безнадежно махнула рукой.
- С Вами разговаривать скучнее, чем с пятиклассником. Там есть надежда, что он вырастет, что-то прочитает и не будет изрекать банальностей.
- Погоди, Ляля, - снова вступил в разговор Борька. Пока Ляля выговаривала Семену, Борька исследовал лепешку, то есть пощупал ее, обнюхал и надкусил. Лепешка была свежая и вкусная.
- Ты заметила, что он вот это все, - Борька показал на стол. - Это все взял неизвестно откуда.
- Ну и что? - изрекла Ляля.
- Как что? - вскричал Борька. - Так он ведь как щука из проруби! Сколько у меня желаний?
Последний вопрос был обращен к Семену.
- Я не знаю, - пожал тот плечами.
- А я могу заказать счет в банке с миллионом, нет с десятью миллионами долларов? - задыхаясь от волнения спросил Борька.
- А почему нет? - ответил Семен. - Вы только этого хотите?
- Не, давай мне сначала счет сделай, только лучше сразу двадцать миллионов долларов. А потом мы еще кое-что придумаем. Тебе сколько времени на это понадобится?
Семен покачал головой.
- Я не могу исполнять ничьих желаний. Это невозможно. Я могу исполнить только свои желания, и Вы тоже можете исполнить только свои!
- И только "самые сокровенные", - подсказала Ляля. - Беру свои слова частью обратно. Он, если кое-чего не начитался, то, хотя бы, насмотрелся.
- Да погоди ты, - Борька по-детски взмахнул обеими руками. - То есть счет ты открыть не можешь, а наличные можешь?
- Нет.
- Почему?
- Они мне не нужны.
- Так они мне нужны, - пояснил Борька. - Или хотя бы монеты золотые, старинные? А? Что тебе стоит?
Семен вздохнул. Опять все превращалось в фарс. Он был расстроен и удручен, даже, можно сказать, печален.
- Ладно, извините, - сказал он, вставая. - Спасибо за все.
Он улыбнулся, но улыбка получилась невеселая и какая-то неискренняя.
-Ты куда? - забеспокоился Борька. - Ты не можешь так просто уйти и не исполнить хотя бы одного желания.
- Я не могу исполнять ничьих желаний, - устало сказал Семен.
- Да и зачем? - вставила Ляля.
Она была права. У нее действительно не было никаких причин сожалеть о неисполненных желаниях. Так вышло, что с самого раннего детства все желания Оленьки-Лялечки исполнялись не только благодаря отцу-профессору, но и дедушке, который в свое время быстро успел перековаться из секретаря райкома партии в бизнесмена - сначала торговца, а затем и изготовителя мебели. Ляля была единственной внучкой и никогда ни в чем отказа не знала. Жила она в хорошей квартире, у нее была новая машина, она много и часто путешествовала, любила свою работу, где хоть и случались временами неприятности, но все всегда разрешалось и разруливалось. У Ляли никогда не было сомнений в том, что жизнь ее будет складываться удачно, денег у нее всегда будет много, а она, Ляля, в состоянии решить абсолютно все проблемы из тех, которые иногда встают на ее пути.
У Борьки такой уверенности в себе не было. Не закончив ни одного института из трех, в которых он учился, Борька вел каждодневную борьбу за существование. Будучи музыкантом не очень талантливым, он не сумел, как хотелось, написать хотя бы один хит, чтобы создать себе имя. Вечерами он играл в ресторанах чужие шлягеры, иногда подыгрывал в местной рок-группе, которая особой популярностью не пользовалась. Все чаще Борька задумывался о том, что будет с ним лет, скажем, через десять. Ответа не было, перспектив тоже, даже планов не было решительно никаких, и поэтому неожиданное появление Семена с его способностями делать невозможное, вдруг дало ему шанс, который выпадает один раз в жизни, а тут эта капризная Ляля, которая как сыр в масле катается, благодаря родственникам, вмешивается и чуть не гонит из его, Борькиной, квартиры этого волшебника в немодных джинсах и смешных сандалиях.
- Знаешь, Ляля, - сказал Борька подружке. - Ты бы сходила куда-нибудь. Деда навести, что ли?
Ляля посмотрела на Борьку с презрением и сожалением.
- Поклянчить хочешь? - бросила она. - Ну, давай, давай, может, выпросишь чего.
- Зачем Вы так? - спросил Семен.
Ляля не ответила, взяла сумку, покидала в нее какие-то вещи, сунула ступни с яркими ногтями в изящные босоножки и, не попрощавшись, ушла, лязгнув дверью.
- Ну вот, - вздохнул Борька. - Теперь и она меня бросила.
- Вы хотите, чтобы она вернулась? - спросил Семен. Он все еще стоял в нерешительности, не зная, стоит ли уйти или остаться и еще поговорить с Борькой.
- Слушай, - сказал Борька. - Помоги мне, а.
- Понимаешь, - Семен снова сел в кресло. - Я ведь не волшебник какой-нибудь из детской сказки. У меня нет ни волшебной палочки, ни волшебной лампы и всякого такого. Я точно такой же парень как и ты, только постарше немного.
Борька сидел, смотрел на Семена грустными темными глазами.
- То, что умею делать я, ты тоже можешь научиться делать. Надо только захотеть, разрешить, позволить себе стать тем, кем ты хочешь, чтобы не мучиться каждый день утром, сражаясь с ленью и скукой.
- И что будет? - вздохнул Борька.
- Все изменится.
- Когда?
- Это трудно сказать. Скорее, это зависит от тебя.
- А почему ты мне не можешь просто наколдовать здесь монет золотых побольше, раз тебе это ничего не стоит, а я уж потом сам справлюсь и разберусь. И потом, с чего ты взял, что я страдаю от лени и скуки?
Семен пожал плечами.
- У тебя глаза грустные.
- Так моя бабушка знаешь как говорит? Веселье без причины - признак дурачины!
- В языке, на котором я говорил последние двадцать лет, нет слова "дурак", и нет слова "умный" - все равны, абсолютно все и во всем.
- Чушь, - не согласился Борька. - Все разные, причем, козлов больше, чем нормальных.
Семен невесело усмехнулся.
- Ты не прав.
- А с чего ты взял, что ты прав? - спросил Борька. Он понял, что от Семена ему ничего не обломится и что продолжать этот разговор смысла особого не имеет, но прекратить его у него тоже не был они воли, ни желания.
- Я прав потому, что счастлив, потому, что каждый день меня ждет что-то новое и прекрасное, я наслаждаюсь каждым мгновением жизни, каждым глотком воды, каждым вдохом! Меня переполняет благодарность за все, что я узнал, пережил и понял, за то Знание, которое мне открылось, за тот опыт, что я приобрел и за то будущее, что у меня впереди.
- Ты болтаешь как пропагандист, только не пойму чего, - перебил его Борька.
- Почему ты не веришь мне? - спросил Семен.
- А с чего я должен тебе верить? - удивился Борька. - Ты тут язык чешешь о высоких материях, а надо всего-то помочь ближнему, то есть мне, раз уж нас судьба свела. Вот смотри, ты умеешь колдовать...
- Это не колдовство, - возразил Семен. - Это то, что дано каждому человеку от рождения, как талант, который всего-то навсего не надо зарывать в землю.
- Ну ладно, - согласился Борька. - У тебя есть этот самый талант. Но почему-то именно нас с тобой свела судьба вместе. А? Это значит, что ты мне должен помочь!
- Ты прав, - согласился Семен. - То, что мы с тобой встретились - это твоя заслуга. Ты ведь пытаешься найти выход из того круга, в котором ты, как тебе кажется, оказался. И тебе представляется, что выхода из него нет ни сейчас, ни через десять лет, а это не так.
- Так мне деньги нужны, - подсказал Борька. - Чтобы из всего этого выбраться.
Он обвел глазами комнату, которая показалась ему совсем уж убогой со всей этой нелепой раскраской, облезлыми обоями, низким потолком и дешевой мебелью.
- Ты не станешь счастливее, если у тебя вот так сразу появятся деньги, - покачал головой Семен.
- Только не три мне, что деньги - зло; ты мне дай их, а там посмотрим.
- Я и не говорю, что деньги - зло, напротив, если они могут кого-то сделать счастливее, то они величайшее благо, но дай тебе кучу денег сейчас, и ты станешь еще несчастнее.
- С чего это ты взял? - встрепенулся Борька. У него затеплилась надежда.
- А с того, что деньги быстро кончатся, и снова будет то, что есть.
- Это зависит от того, сколько денег будет, - заметил Борька.
- А сколько бы не было. Хоть миллион, хоть два. Ты их спустишь в два счета, а...
- Да кто ты такой, чтобы меня так вот учить, - разозлился Борька. - Не хочешь денег дать, тогда вали. Нечего меня корить тем, что я спущу то, чего у меня все равно нет.
- Извини, - сказал Семен. - Я не корю тебя ничем. И если обидел или задел - прости меня. Я не хотел.
- Да ладно, - великодушно простил его Борька.
- Просто я хотел рассказать, объяснить..., - Семен замолчал, то ли подбирая слова, то ли обдумывая, что именно сказать.
- Да не надо мне ничего объяснять, - вздохнул Борька. - Мне всю жизнь кто-нибудь что-нибудь объясняет. Надоело.
Он был зол, разочарован и унижен тем, что Ляля наблюдала как он вымаливал деньги у этого колдуна - не колдуна, и Борька был уверен, что она непременно в самых что ни на есть язвительных выражениях будет рассказывать их общим знакомым как он, Борька, надравшись коньяку, стал ни с того, ни с сего выпрашивать у какого-то забулдыги миллионы, вообразив, что тот волшебник или джин. Борьке захотелось напиться вдрызг, чтобы забыть обо всем хотя бы на время, но пить было нечего кроме странного коньяка, а денег на выпивку после ухода Ляли не стало.
- Знаешь, - продолжил Семен. - Не так давно я тоже ходил по замкнутому кругу и, казалось, нет ни выхода, ни перспектив. Я работал на стоянке сторожем и не спился только потому, что пить не мог.
- Это беда, - посочувствовал Борька.
- Нет, нисколько, - покачал головой Семен. - Я много читал. Покупал все подряд, на что денег хватало. Сначала детективы, потом они мне надоели, я стал покупать другие книжки. Я их читал взахлеб, часто дивился сюжетам и изобретательности писателей. Потом я уехал в экспедицию, потом попал в монастырь, где постепенно стал учиться.
- Ну и что? - Борьке было скучно.
- Так вот, когда я уже кое-чему научился, Учитель дал мне месяц, а может и больше времени, для осознания. Я должен был абсолютно ничего не делать. Каждое утро я просыпался в мягкой постели, кто-то из монахов приносил мне завтрак, если мне хотелось поговорить или во что-нибудь сыграть, монахи разговаривали со мной или играли. Я гулял, ел, спал, снова ел и снова спал...
- А мне туда нельзя попасть? - спросил Борька. Он не очень-то верил Семену и его странному рассказу, но остывший обед на столе с торчащим окурком, был аргументом для того, чтобы дослушать этот бред до конца.
- Это от тебя зависит, - ответил Семен и продолжил:
- Так вот после того, как я с месяц вот так ничегошеньки не делал, мне начали сниться сны, да такие интересные, каких я раньше не видел и даже не подозревал, что такое вообще присниться может. Пошел к Учителю, рассказал ему про сны, он ничего не сказал, что означало - надо и дальше продолжать ничего не делать. Причем, знаешь, мне поначалу неловко было и неудобно перед монахами. Они работали, а я как царь там жил, меня все обслуживали, буквально все мои желания предвосхищали, при этом оставались как бы в тени, не тревожа меня. Когда я учился в институте, а потом работал, я только и мечтал, чтобы меня все оставили в покое, и чтобы я мог жить так, ничего не делая, и у меня все было. А, когда это произошло, я поначалу испытывал жуткое беспокойство и неудобство, ну и постепенно смирился с тем, что надо через это пройти, потом стал прислушиваться к себе, вспоминать, что было в моей жизни, как там все происходило - причины, следствия. А однажды я вдруг наткнулся на книгу, что была у меня с собой, но которую я так и не дочитал до конца. Делать мне было нечего, и я стал ее читать. И тут-то я начал понимать, что то Знание, которое открывал мне Учитель и с которым были знакомы все монахи, вовсе не тайна тайн и не секрет секретов, а доступно всем и каждому. Оно вокруг нас или рядом с нами. Про него можно прочесть во многих книгах, про него толковали на разных языках учителя и пророки. Помнишь "имеющий уши, да услышит"? Надо только захотеть, поверить, распрощаться с прошлым, если оно не нравится и не устраивает тебя.
Борька тяжело вздохнул.
- Знаешь, шел бы ты, - предложил он Семену.
- Хорошо, - ответил тот, за что-то поблагодарил и тихо вышел, прикрыв за собой железную дверь.
Семен был расстроен. У него ничегошеньки не получалось. Там, в монастыре, он испытывал настоящий подъем, воодушевление, предвкушая свое возвращение, встречи с людьми, долгие беседы, прозрение, понимание... На деле же все оказалось по другому. Где же он ошибся? Ему было известно, что вина или ошибка были полностью его, но где и когда он оступился? Хотя, может... Нет, конечно же, как всегда прав Учитель. Семен остановился. Кажется, он еще кое-что понял и осознал, и ради этого понимания стоило пройти долгий путь от монастыря в город и вернуться обратно. Семен уже точно знал, что он вернется, не сию минуту, но уже скоро. В аллее, где он стоял было тихо и безлюдно. Семен почувствовал усталость и, заметив скамейку, под кустом цветущей акации, подошел и сел. Он не знал который час. Время, которого монахи не признавали, остановилось для Семена. Даже городской шум как-то стих, растворился в пространстве улиц, переулков и скверов. Семен сидел и смотрел прямо перед собой. Он прислушивался к своей усталости. Не стараясь ее побороть, он наслаждался ею, зная, что скоро она уйдет, покинет его навсегда. На мгновение ему показалось, что рядом с ним сидит Оха, монах, сосед Семена по келье. Семен медленно повернул голову, но никого не увидел. Его кольнула тоска. Ему так вдруг захотелось оказаться в монастыре, поговорить с монахами, которые стали его настоящими друзьями, поделиться с ними своими мыслями, пережитыми чувствами и наблюдениями, причем, говорили бы они на том языке, в котором слова, скорее не слова, а образы, выраженные звуками. Впрочем, мне трудно об этом говорить - я-то такого языка не знаю.
Семен встал. Надо было идти домой. Пройдя несколько шагов, он увидел на асфальте монету и поднял ее. Десять рублей. Интересно, хватит этого, чтобы проехать на трамвае? Конечно же! А иначе, зачем бы здесь оказалась эта монета? Воодушевленный, Семен отправился на остановку.
А Борька после ухода Семена завалился спать. Проспал он не очень долго, но крепко. И снились Борьке какие-то поля, музыка, почему-то раскрашенная в разные цвета, каждый из которых имел свой аромат, каких Борька никогда в своей жизни не знал. Он вдруг понял, что музыку можно писать, не слыша звуков, а наблюдая цвета и улавливая их запахи. От такого открытия он проснулся.
- Черти че, - произнес он, садясь на кровати-софе и выпрямляя затекшую руку.
Чувство после сна, хоть и дурацкого, было приятное, но погружавшаяся в надвигающиеся сумерки реальность, а именно, три пустых рюмки на столе и полупустая бутылка коньяка, быстро эту приятность развеяла. Борька вспомнил и про Семена с его галиматьей, и про обидный уход Ляли. "Может, он мне наркотик какой подсунул," - сообразил Борька. Вообще-то он наркотиками не баловался - и денег не было, да и страшновато как-то. Курил иногда в компании, но не сильно затягивался. Версия про наркотик Борьке понравилась - она многое объясняла. Очень кстати со стола исчез обед, в котором Ляля потушила свой окурок. Впрочем, обед могла убрать бабушка Борьки, которая время от времени наведывалась в свою квартиру, чтобы снять показания счетчиков - за квартиру-то платила она. А могла и Ляля забрать еду с собой, если возвращалась за какой-нибудь забытой тряпкой, пока Борька спал. В который раз решив не заморачиваться, Борька принял душ, сложил накопившееся грязное белье в пакет и поехал к родителям в гости, а, заодно, поесть и постирать.
Последнее время трамваи в городе ходили не очень регулярно. Вызвано это было двумя причинами: во-первых, старый парк давно поизносился, а денег на новые вагончики в городской казне не было, а, во-вторых... Да кто его знает, что там во-вторых. Расклеили недавно расписание на всех столбах, как заграницей, а толку все равно нет. Семен стоял на остановке, покорно ждал трамвая еще с парой дюжин горожан и думал, как забавно вспоминать про воспоминания, как они когда-то нахлынули на него, многое открыли, многое прояснили. И вот теперь он как бы в той, старой своей жизни, только за плечами у него уже другой опыт и другие воспоминания. "Что изменилось?" - усмехнулся он про себя. Кажется ничего. Он, Семен, стоит на трамвайной остановке, как стоял двадцать лет назад, даже джинсы на нем те же, а сколько всего изменилось в нем самом. В чем разница? В том, что теперь он может все, вернее, он и тогда все мог, но он просто об этом не догадывался, а теперь, он знает и уверен. Забавно. Семен вдохнул полной грудью теплый городской воздух, благодарно улыбнулся и посмотрел вокруг. Лица ожидавших были озабочены. Почти все они неотрывно смотрели в сторону, откуда должен был появиться трамвай. Одна женщина, поставив тяжелую сумку на носок туфли с кем-то разговаривала по телефону. Лицо у нее было усталым и измученным. На ней была розовая, чуть полинявшая футболка, и черная юбка.
- Ты себе не представляешь, как с ним говорить, - жаловалась кому-то женщина. - Я вот вчера пришла с работы - дома грязь непролазная, посуда не вымыта, а он сидит играет. Я бы разбила этот компьютер, так я ж за него еще кредит выплачиваю.
Ей кто-то что-то отвечал, наверное, сочувствовал, поскольку женщина продолжала жаловаться:
- Я ж его сколько раз просила, чтобы учился - ни в какую. Уроки вечером начну проверять - пусто, ничего нет. Вот и сидим до двенадцати математику делаем, да по физике задачки решаем. А я уже сама половину забыла. Химию ему недавно помогала делать, поздно уже было, я, как могла, коэффициенты в уравнениях расставила, а ему двойку вкатили - неправильно оказалось. Ты бы слышала, как он на меня орал. А я что? Села за учебник, все выходные просидела, учила молекулы, там атомы всякие, валентность. Скажи, мне это надо? А что делать? Устала я, Лер, знаешь как устала, - женщина вздохнула. - Ладно, давай уж кончать, а то деньги-то капают. Встренуться бы надо, только вот не знаю, когда. Школу-то они уже закончили, сейчас на отработку ходит, да я его еще в клуб, там у нас есть, пристроила маленько по математике бы подтянули. Вот не знаю, ходит или нет. Вроде говорит, что нормально все. А как врет? Мне самой зайти некогда, а телефон там параллельный, и не отвечает никто. Ладно, Лер, звони, трамвай идет, мне еще с моей сумой втиснуться надо.
Женщина опустила телефон в сумку и подтащила ее поближе к рельсам. Остальные ожидающие тоже задвигались, всматриваясь в номер приближающегося трамвая. Наконец, дребезжащий вагон подошел к остановке, проехал, как водится, немного дальше, чтобы пассажир немного подрастрясся, стараясь вперед остальных запрыгнуть в открывающуюся на ходу дверь. Семен обратил внимание, что народу в трамвае было подозрительно немного. И точно, как только первые ожидавшие успели вскарабкаться в вагон, раздался противный голос вагоновожатого:
- Трамвай следует в парк. Передняя дверь не работает, прошу пользоваться задней и средней. Не забываем оплачивать проезд, в салоне работает кондуктор.
Несколько разочарованных возгласов, кто-то из забравшихся в вагон, развернувшись, пытался теперь из него выбраться, сталкиваясь с теми, кто продолжал карабкаться по высоким ступенькам. Женщина с тяжелой сумкой оказалась в самом конце желавших попасть в среднюю дверь. Семен подошел к ней и предложил помощь. Она благодарно ему улыбнулась:
- Спасибо.
Вместе они, наконец, забрались в вагон как раз в тот момент, когда видавшая лучшие годы дверь медленно поползла. Подол юбки женщины оказался защемленным, она осторожно его потянула, раздался слабый треск рвущейся материи. Женщина потянула сильнее.
- Вошли, оплачиваем проезд, - строго потребовала кондуктор - полная, бесцветная и неопределенного возраста.
Женщина оставила юбку и оглянулась в поисках Семена с сумкой. Семен же стоял около двух свободных мест и ждал, когда женщина высвободит, наконец, свою юбку.
- Проезд оплачиваем, гражданочка, - громче и строже повторила кондукторша. - Мне некогда тут над Вами стоять.
- Не видите что-ли, у меня юбку заело! - отвечала женщина.
- Ну и что? - парировала кондукторша. - Что мне теперь, до следующей остановки тут с Вами рассусоливать?
- Лучше бы дверь открыли, - крикнула женщина.
- Сейчас, двери ей на ходу будем открывать. Шевелиться надо было быстрей! - посоветовала кондукторша.
- Сколько стоит проезд? - спросил Семен.
- Ишь, - на весь вагон огласила кондукторша. - Посмотрите на барина! Он не знает, сколько проезд стоит!
Она снова повернулась к женщине.
- Гражданочка, я в последний раз спрашиваю, будем платить?
- У меня кошелек в сумке, - сдалась женщина, показывая рукой на сумку и Семена.
Тот закрыл глаза, и дверь медленно поползла. Трамвай шел, не сбавляя хода, вихляясь и подергиваясь.
- Это еще что такое? - возмутилась дверью кондукторша.
Дверь, как бы одумавшись, поползла обратно. Юбка была свободна. Женщина поднялась по ступенькам и добралась, наконец, до своей сумки мимо наблюдавшей за самостоятельной дверью кондукторши.
- Куда Вы, гражданочка? - пришла в себя кондукторша, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов и задевая локтем ухо подростка, ухватившегося за поручни. Ни кондукторша, ни подросток, никак на происшедшее не прореагировали. Кондукторша была в погоне за гражданкой в юбке, а подросток ждал следующей остановки, чтобы выйти и пересесть в другой трамвай - денег на проезд у него не было.
Семен протянул кондукторше десять рублей.
- Сколько?
- Два, - не задумываясь ответил Семен. Значит, ему нужно поговорить с женщиной, раз денег, которые он нашел, хватило и ей на билет. Семен взял сдачу, два билетика и протянул их женщине. Та подозрительно на него взглянула, как-то недоверчиво улыбнулась и снова поблагодарила.
- Спасибо, молодой человек. За что только?
- Просто так, - ответил Семен и пропустил женщину к окну. Она села, пристроила сумку в ногах. Семен сел рядом. Женщина смотрела в окно. Если бы она знала, что Семену не двадцать, как ей казалось, лет, а все сорок, она бы непременно обратила на него более пристальное внимание, а так, он был неинтересен, хотя, как женщине, ей было приятно, что молодой человек не только помог с сумкой, занял для нее удобное место, но и купил билет. То, что дверь так вовремя открылась и спасла юбку, женщина объясняла тем, что вагоновожатый, наверное, следит все-таки за тем, что творится в вагоне, вот и приоткрыл дверь.
- Вас что-то беспокоит? - спросил Семен.
Она сделала вид, что не расслышала, что было не трудно - трамвай дребезжал всеми деталями.
Оказалось, что женщине нужно было выходить на той же остановке, что и Семену. Он помог ей вытащить сумку из вагона.
- Спасибо, - в третий раз поблагодарила женщина; она чуть устала от этой непонятной вежливости незнакомца, которая стала ее тяготить не менее, чем тяжелая сумка.
- Давайте, я Вас провожу, - вызвался Семен.
- Нет, нет, - испугалась женщина. - Мне совсем близко.
- Так у Вас же сумка неподъемная, - сказал Семен, не выпуская сумки.
"Боже, там же у меня и кошелек и телефон,"- всполошилась про себя женщина и попыталась завладеть сумкой. К счастью, Семен сдал сумку легко, и в мгновение она очутилась в руках владелицы. Обрадованная легкой победой, женщина резко повернулась и как могла быстро зашагала в сторону, изгибаясь под тяжестью сумки. Вдруг раздался треск и потертая ручка из кожзаменителя оторвалась, сумка опасно накренилась и из нее вывалились кошелек и какой-то сверток. Женщина, поставив сумку на асфальт, схватила кошелек и бросилась в погоню за свертком. Семену стало окончательно ясно, что разговора с этой женщиной не избежать.
- Давайте я Вам все-таки помогу, - подошел он к ней с улыбкой. Женщина, озабоченная, разворачивала газету, потом чьи-то старые кальсоны. В свертке была ваза, небольшая такая, хрустальная цветочная ваза.
- Цела, - радостно сообщила женщина.
Семен закрыл глаза, представляя как в вазе стоят цветы, красные и желтые с капельками воды на лепестках. Однако, усталость, которая одолевала его на скамейке, снова встрепенулась, проникла в его мысли и за мгновение до материализации букета, состарила его, превратив в полувысохший веник с осыпающимися лепестками.
- Это еще что? - удивилась женщина еще до того, как Семен открыл глаза.
- Пода..., - отвечал Семен, но осекся.
Хорошо, что он уже прошел школу неудач.
- Простите, - Семен вынул из вазы неудавшийся букет и вылил на газон мутную затхлую воду. - Сейчас.
Он снова закрыл глаза.
- Да что Вы делаете? - потребовала объяснений женщина, нащупывая кошелек, который в погоне за вазой, она заткнула за пояс юбки.
Семен вздохнул и открыл глаза.
- Простите, - сказал он. - Я хотел Вам цветы подарить, а не вышло.
Женщина горько улыбнулась.
- Такая уж у меня жизнь. Один раз во веки веков кто-то вздумал подарить цветы, а подарил веник.
Она вздохнула и стала заворачивать вазу в кальсоны. Потом склонилась над сумкой.
- Мы должны поговорить, - сказал Семен.
- О чем?
- Обо всем. О жизни.
- Нечего о ней разговаривать. Тут не говорить, а жить надо, если есть на что, - она снова усмехнулась.
- Ладно, с цветами не получилось, - сказал Семен. - Давайте с сумкой попробуем.
И он снова закрыл глаза. Почему-то он представил себе сумку большую, кожаную на колесиках и с выдвигающейся ручкой. На боку сумки была приклеена металлическая красивая эмблемка.
- Ах, - услышал Семен и открыл глаза. На асфальте стояла совершенно новая сумка из толстой темно-коричневой кожи с ручкой и на колесиках.
- Я что же это, сплю что-ли? - неуверенно спросила женщина и ущипнула себя за запястье. - Вроде нет.
- Это не сон, - заверил ее Семен. - Вы когда-нибудь видели такую сумку?
- Да, - кивнула Женщина. - В витрине. Около нас магазин дорогой открыли. Там эта сумка на фотографии. Ой, а Вы ее украли?
- Как же я мог ее украсть с фотографии? - спросил Семен.
- И правда. А откуда же тогда сумка?
Она вздохнула и стала собирать вещи в свою старую, с оторванной ручкой сумку, соображая, чем бы связать ручки, чтобы дотащиться до дома.
- Перекладывайте все в новую сумку, - предложил Семен.
- Нет, - ответила Женщина. - Мне чужого не нужно.
- Это не чужое, - постарался переубедить ее Семен. - Это Ваша сумка, та самая, о которой Вы мечтали и которая Вам так нравится.
- Откуда Вы это знаете? - с вызовом спросила женщина, взглянув на Семена, и добавила:
- Ни о какой сумке я никогда и не мечтала. То же мне, отгадыватель мечтаний.
Это была неправда. Сумка женщине нравилась, и часто, возвращаясь с работы, она с остановки смотрела на фотографию и мечтала о такой сумке, о другой жизни, да мало ли о чем.
- Это неправда, - сказал Семен. - Если бы Вы о ней не мечтали, она бы не появилась.
Женщину удивила странная логика молодого человека, однако она не могла позволить себе ни думать, ни удивляться. Зачем-то обозвав Семена мошенником, она продолжила возню с сумкой, с той, у которой оборвалась ручка. Семен в нерешительности стоял рядом и ничего не предпринимал, наблюдая. Женщина снова развернула вазу, и вытащила из рваных кальсон перекрученную старую резинку. Выход был найден - она свяжет резинкой ручки сумки и как-нибудь допрет ее до дома. Тут не так уж и далеко. Пока Женщина вязала узлы на ручках, делала мудреные петли и снова вязала узлы, кошелек, бывший у нее за поясом юбки, выскользнул, и, когда она, наконец справившись с задачей, выпрямилась, шмякнулся на асфальт, но Женщина, занятая сумкой и наблюдением за Семеном, не заметила потери.
- Простите, кошелек, - сказал Семен и показал рукой на выпавший из-под юбки предмет.
Женщина всполошилась, подняла кошелек, открыла его и проверила наличность. Успокоившись, она схватила свою починенную суму и ринулась прочь. Через несколько шагов снова раздался небольшой треск и вторая ручка, хоть и обмотанная резинкой оторвалась от сумки, которая тут же тяжело рухнула на асфальт, но на этот раз из нее ничего не выпало.
- Да что же это такое! - в сердцах сказала женщина. Она чуть не плакала. Семен, взял кожаную сумку и подкатил ее к женщине.
- Берите, она Ваша, - сказал он.
Женщина устала, была измучена этими приключениями с сумкой, но не сдавалась.
- Это не моя сумка. Как же я могу ее взять?
- Очень даже Ваша, - снова пробовал убедить ее Семен. - Вы же видели, что она появилась перед Вами как раз в тот момент, когда больше всего была нужна.
Женщина задумалась на минуту. Сумка была прямо из ее мечты и стоила, наверное, примерно ее месячной зарплаты.
- Нет, - решительно сказала она. - Я не могу себе такую сумку позволить.
- Почему? - удивился Семен.
- Потому, - назидательно произнесла женщина. - Что за все нужно платить.
- Кто Вам об этом сказал? - поинтересовался Семен.
Прямого и ясного ответа на этот простой вопрос у женщины не было, поэтому он ответила быстро:
- Жизнь.
- Жизнь не говорит, - возразил Семен.
- Может с Вами и не говорит, - ответила женщина. - А со мной говорит и учит. Так вот она меня и научила, что иметь нужно и можно только то, на что ты зарабатываешь!
- Но Вы ведь мечтали об этой сумке, - напомнил ей Семен.
- Ну и что? Мечтать, как говорится, не вредно.
- Даже полезно, - согласился Семен. - Только объясните мне, зачем Вы мечтаете, если, когда Ваша мечта исполняется, Вы отказываетесь ее принять.
- Это не моя мечта, - в запальчивости ответила женщина, хватаясь за обтянутые бесполезной резинкой ручки своей сумки.
- Ну хорошо, - Семен был порядком измотан разговором с упрямой женщиной. Он закрыл глаза, в ожидании, что увидит еще одну ее мечту. Мечта не заставила себя долго ждать и появилась в виде набора из шести разнокалиберных кастрюль и кастрюлек, сковородки, какого-то сита и нескольких лопаточек. Днища у всех предметов были толстые, а крышки - прозрачные.
- Ой, - услышал Семен возглас женщины, поблагодарил Вселенную и открыл глаза. На асфальте стоял блестящий набор кастрюль. В небольшой миске сгрудились лопаточки с шумовками.
- Откуда это? - спросила женщина.
Семен оглянулся. К счастью, на улице никого не было. Во дворе напротив играли дети, но им было не до Семеновых фокусов.
- Это еще одна Ваша мечта, - ответил Семен.
- И правда, - женщина оставила сумку и нагнулась над кастрюлями. Она сначала их погладила, потом взяла одну, среднего размера, сняла крышку, пристроила ее на миску с лопаточками и стала рассматривать дно.
- Ой, "Цептер", - удивилась она. - Как же это может быть?
- Очень просто, - обрадовался Семен. - Вы о них мечтали, Вы их получили. Что может быть проще?
- Да что Вы такое говорите, молодой человек, - вздохнула женщина, все еще поглаживая кастрюлю. - Смотрите, и термометр на крышке.
Она оставила кастрюлю и взяла крышку, на которой действительно была ручка в виде цветного набалдашника.
- Че расположились-то посереди улицы? - раздался недовольный голос.
Из двора, где играли ребятишки, появилась полная дама в спортивном костюме.
- Продаете что ль?
- Нет, - ответил Семен. - Перекладываем. Видите, у сумки ручки оторвались.
- А-а, - протянула дама без особого интереса и пошла своей дорогой.
Семен начал паковать кастрюли в новую сумку. Женщина стала ему помогать и, в конце концов, именно ей удалось запихать все кастрюли и крышки в кожаную сумку.
- Это правда мне? - спросила она.
- Конечно, - обрадовался Семен. - Давайте я Вам все-таки помогу до дома это все донести.
Он взял сумку без ручек в охапку.
- Ладно, пошли, - сказала женщина.
По дороге они все-таки разговорились. Про себя женщина не рассказывала особо, только то, что ей тяжело, что она много работает, что конца и края не видно, ровно как и света в конце тоннеля.
- И что, так ничего хорошего нет? - удивился Семен.
- А что может быть хорошего? - удивилась женщина. - Это в детстве нам кажется, что жизнь прекрасна, и мы мечтаем стать врачами, которые найдут лекарства от смерти, космонавтами, которые откроют другие планеты, еще кем-нибудь. Потом в юности тоже всякие глупости в голове бродят, любовь. А потом начинаются будни, а в буднях этих разочарования, неприятности и проблемы вперемежку со страданиями.
- Почему обязательно страданиями? - спросил Семен. Он опять слышал это бесполезное слово, которое его коробило.
- Откуда ж я знаю? - усмехнулась женщина. - Так уж получается. Я раньше думала, что у тех, кто на этих мерседесах ездит, все хорошо и проблем нет. А тут встретила как-то свою одноклассницу, она мне рассказала про другую нашу одноклассницу. Та замуж вышла сразу после школы. Муж у нее быстро разбогател. Живут, Танька говорит, как в сказке. Свой домина здоровый, мебель, машины, а Ирка плачет каждый день. Муж гуляет, ее ни в грош не ставит - она ж без образования, только техникум, потом детей воспитывала, а сейчас и не нужна. Боится, что как младшему восемнадцать исполнится, так и вышвырнет ее этот нувориш. Да и фильмы посмотришь, тоже там жизнь-то несладкая показана, хоть и богатая. Так что, нету счастья на земле.
- А что, если Вы ошибаетесь? - спросил Семен.
- Нет, я-то не ошибаюсь, мне уже поздно ошибаться, - вздохнула женщина. - Это ты еще молодой, красивый, у тебя вся жизнь впереди. Надежды, наверное, всякие, иллюзии. Так вот, поверь мне на слово, выкинь все эти мечты и иллюзии из головы, от них только одни проблемы. Лучше сразу приготовься к худшему, а потом, если вдруг на улице найдешь кожаную сумку или кастрюлю, будет чему радоваться.
Семен был несколько обескуражен. Женщина, казалось, не была даже удивлена появлением сумки и кастрюль, более того, ее нисколько не интересовало их происхождение. Сначала, она отказывалась от сумки, считая ее не своей и незаработанной, но потом почему-то поменяла мнение и согласилась взять все. Семен решил аккуратненько выяснить, как женщина объясняет неожиданное появление вещей на пустой улице и задал вопрос.
- Откуда я знаю? - призналась женщина. - Чудес на свете не бывает, это я точно знаю. Может, ты меня загипнотизировал, а, может, вас целая шайка работает.
- А если я скажу Вам, что это простое и естественное исполнение Ваших желаний?
- Слушай, измотал ты меня совсем. Если ты из секты какой, так не теряй время, забирай свое барахло и иди других охмуряй, - она остановилась и поставила сумку на колесиках.
- Да нет же, - испугался Семен. - Я не из секты, я просто хочу Вам помочь.
- Я у тебя помощи не прошу, - гордо сказала женщина. - Нашелся тоже помощник.
Она стояла в нерешительности - везти сумку с драгоценными кастрюлями дальше или бросить ее, демонстрируя свою позицию. Отчаяние вдруг и снова охватило Семена. Он не сразу осознал внезапно нахлынувшего чувства, а когда осмыслил его, то испугался глубины разверзшейся перед ним безнадежности, которая отчетливо рисовала картины будущих неудач, недовольство Учителя, уныние и снова отчаяние от бессилия, беспомощности и непонимания. На это мгновение он забыл, что Учитель никогда и ни при каких обстоятельствах не выказывал своего недовольства. Он всегда рад Ученику, готов его поддержать, направить или выслушать.
- Простите, - сдался Семен. - Я не буду Вам больше докучать.
Они пошли дальше. Женщина катила кожаный саквояж. В голове ее метались мысли. Неожиданно она сообразила, что кастрюли, наверняка, были вовсе не цепторовские, а поддельные. Им про подделки рассказывали на презентации "Цептера". Презентацию устраивала у себя в квартире начальница женщины. Ей надо было собрать побольше народу, и она пригласила всех своих подчиненных. Там, на этой презентации молодой человек в костюме и галстуке рассказывал про удивительные кастрюли, в которых можно готовить, сохраняя все полезные свойства продуктов и на покупку которых ни у одной из слушательниц, включая хозяйку, денег не было. Молодой человек еще настойчиво предупреждал их от подделок, рассказывая как многие недобросовестные производители штампуют похожие товары намного худшего качества, бессовестно выдавая их за цепторовские. Одно только смущало женщину. Незнакомец не требовал с нее денег ни за сумку, ни за кастрюли. Пока. Холодный пот прошиб ее. А что, если это какая-то афера, и она становится жертвой махинаторов и жуликов? Только что с нее взять? Так и тех трех тысяч, которые у нее в кошельке, будет достаточно. Только вот как они хотят ее облапошить? Так ведь сумка с ее вещами опять в руках этого бандита. Женщина оглянулась. Улица была пустынной. Да и если бы был кто-нибудь, что она могла сказать? Что молодой человек помогает ей донести вещи до дома и по пути подарил ей сумку и набор кастрюль? Боже, как она устала от всего - от постоянных переживаний, подозрений, недовольства, сражений с подростком-сыном. Они подошли к подъезду.
- Ну вот, я и пришла, - с облегчением сказала женщина, доставая ключи из кошелька.
- Ну что ж, - ответил Семен. - Как я понимаю, Вы не позволите мне донести Ваши сумки до квартиры...
- Нет, нет, не надо, - замотала головой женщина. - Я сама. Вы уверены, что я могу забрать сумку и кастрюли.
Семен поставил сумку без ручек у самой двери.
- Конечно, они Ваши.
Он хотел улыбнуться, но вместо улыбки получилась усмешка.
- Прощайте.
- До свидания, - ответила женщина, открывая железную дверь подъезда. Она втянула обе сумки вовнутрь, захлопнула дверь и только тогда успокоилась. Притащив старое и новое имущество в квартиру, женщина вынула одну за другой все кастрюли, осмотрела их, сравнила с картинками на рекламном проспекте, полученном на презентации. Закончив исследование, женщина освободила одну полку в шкафчике над холодильником, затолкала туда кастрюли, заботливо обернув каждую в газеты, чтобы нечаянно не поцарапать. Потом она затолкала новую кожаную сумку под диван, тоже обернув ее газетами, и, довольная и уставшая от пережитых волнений села смотреть телевизор. У нее мелькнула мысль позвонить паре своих сослуживиц и поделиться новостью про кастрюли, но потом она решила, что девчонки обязательно решат, что кастрюли поддельные, поднимут ее на смех... Зачем ей это надо? Пусть лежат. У нее пока и старые кастрюли в хорошем состоянии. Женщина взяла телефон и стала звонить бывшей свекрови, у которой отбывал воскресный обед ее сынишка. Даже не поздоровавшись со свекром, она попросила привезти мальчика домой, сославшись на непредвиденные обстоятельства.
- А что случилось? - встревожился было свекр, но, услышав в ответ "ничего особенного", вздохнул, положил трубку и пошел заводить машину.
В институте, между тем, кипела работа. После того, как профессор Свиридов легко и быстро убедил Серафиму Корицкую вернуться на кафедру, отчет был также быстро завершен, подписан, завизирован и отправлен в столицу. Более того, отчет в министерстве понравился, и ответственная комиссия подтвердила получение гранта. Через некоторое время на счет института в банке, где вечерами наводила чистоту Зоя Вячеславовна, пришли деньги. Их надо было осваивать. Поскольку денег было много, то Ректор решил взять все траты под свой личный контроль. Наш знакомый Проректор попробовал было взвалить на себя часть ответственности за расходы, но Ректор ответил отрицательно и приказал приносить на подпись все счета один раз в неделю. Это несколько затормозило освоение средств, поскольку одного оборудования надо было закупать на много-много тысяч и даже миллионов рублей. Счетов была выписана целая куча, и ректор физически не мог справиться с этой кипой бумаг. Кроме того, поскольку Ректор (так уж получилось) имел образование не техническое, а гуманитарное, то ему довольно непросто было определить, какое оборудование действительно необходимо для исследований по нано-мозгу, а какое - нет. Вы меня спросите, а как же так получилось, что техническим вузом руководил ректор-гуманитарий? А я откуда знаю? Так уж вышло. Ректор всегда был человеком уважаемым и умным. Он являлся доктором политэкономических наук, академиком общественной академии, член-корреспондентом академии Прогресса и на визитной карточке указывал, что он еще академик Нью-Йоркской академии наук. До перестройки будущий ректор тихо руководил кафедрой политэкономии в институте, а вот во время перестройки, удачно вписался в общественную жизнь сначала города, а потом и всей губернии, тогда еще области, и хорошо себя зарекомендовал. А когда в институте случились выборы ректора, он представил свою программу, проявил инициативу, ходил по кафедрам и факультетам, обещал все перестроить, вывести институт на мировой уровень, и... был избран, несмотря на то, что не имел технического образования. Сначала все шло хорошо. В институте начался ремонт - отштукатурили и покрасили в белый импортный цвет коридоры и вестибюли, отделали кабинеты проректорам и некоторым заведующим кафедрами, сделали евроремонт туалетов. Потом стали развивать международные связи, выходить, так сказать, на мировую арену. И вот тут-то произошел казус. Дело в том, что Ректору, ничегошеньки не понимавшему в электронике, физике и прочих таких науках, его ближайшее окружение втирало или, как говорят сейчас, впаривало про то, что работы ученых института имеют огромное значение, что нужно развивать сотрудничество с зарубежьем, продавать разработки, зарабатывать деньги. Ректору, который был, напомню, хоть и полит, но все-таки экономом, идея про зарабатывание денег понравилась, и он стал лично заниматься поисками партнеров в стране и за рубежом, выполняя роль активного менеджера. А затем произошло то, что должно было произойти. Ректор заключал всякие договоры, подписывал протоколы о намерениях, назначал ответственных, которые через какое-то время вносили предложения расширить штат своей ответственности и увеличить финансирование. Штаты расширяли, создавались новые отделы, которые потом преобразовывались в центры, назначались новые ответственные. Денег на содержание всего этого аппарата требовалось все больше и больше, а их не было, поскольку никто ничего толком не зарабатывал. Однако вскоре институту действительно повезло. Один из его бывших выпускников не только сильно разбогател, но и создал крупнейшую в регионе компанию, которая занималась... Да какая разница, чем она занималась? Дело не в этом. Этот самый выпускник неожиданно начал вкладывать деньги в образовательные проекты, а, поскольку, образование, которое он получил в институте и позволило ему создать то, что он создал, то, в один прекрасный день он отдал распоряжение своему референту связаться с институтом и начать переговоры по открытию регионального образовательного центра мирового уровня. Идея всем понравилась, были уточнены детали, подписаны бумаги и деньги потекли в институт широкой рекой. Небольшая группа преподавателей была отправлена в разные страны для повышения квалификации, другая часть занималась разработкой новых программ, написанием учебных пособий, методичек и методических указаний. Несколько лет институт процветал, и выпускник денег ни на что не жалел. Был проведен еще один ремонт, оборудованы кабинеты профессорам, отстроен новый корпус, стадион и даже часовня для сотрудников и студентов. Наконец, было принято решение начать закупку современной аппаратуры и приборов за рубежом, но случилось непредвиденное. Выпускник этот как-то там неправильно себя повел в столице, и через некоторое время был обвинен в мошенничестве, арестован и даже посажен в тюрьму. Струхнули тогда многие, особенно Ректор, поскольку связь с опальным бизнесменом могла выйти ему боком, но как-то все обошлось, наверное потому, что З-ский институт находился от столицы далеко, и не было там никакого дела ни до ректора, ни до сотрудничества с бизнесменом. Разумеется, немедленно, несмотря на мороз, с корпусов института были сняты эмблемы и логотипы опальной компании, убраны памятные доски и надписи, где упомянута была фамилия выпускника, а образовательный центр немедленно расформирован. Такая гнусность никого не удивила и не возмутила. Годом или двумя раньше в другом городе был арестован другой крупный бизнесмен, и за него тоже никто не заступился из тех, кто получал от его кампании и от него лично гранты, премии или стипендии. Ни один человек не выступил в его защиту, по крайней мере, из тех, кого я знаю. Но речь сейчас не об этом. Рассказывал я о том, как Ректор взял под свой личный контроль каждый расходуемый рубль из выделенных правительством денег на изобретение нано-мозгов. Идея была хорошей - не дать разбазарить государственные деньги, но возникло много путаницы. Так, видя счет на холодильник или печь, ректор немедленно заворачивал бумаги обратно, а оказывалось, что это были не обыкновенные холодильники или печи, а специальные, необходимые для проведения экспериментов, хранения реактивов и нагревания смесей. Получив отказ, просители составляли бумагу-обоснование и снова запускали ее в ход. В конце концов, счета вообще перестали оплачиваться, и выполнение плана исследований было под угрозой. Проректор, которому не дано было права подписи счетов, но на которого была возложена ответственность за выполнение плана, нервничал. Маленькой компенсацией были только значительные ежемесячные и ежеквартальные выплаты и премии, на которые Ректор не скупился, зная, что своих нужно кормить, иначе уважать не заставишь. Отчасти он был прав. Так вот, выполнение плана вызывало у Проректора много опасений, и, в очередной раз, надо было что-то предпринимать. Кстати, в руководстве инициативной группой по нано-мозгу произошли перемены. Место профессора Сваева, умудрившегося в самый разгар работы над предыдущим отчетом попасть в кардиоцентр, занял профессор Свиридов. А обязанности Колова, неожиданно уволившегося и недавно успешно дебютировавшего в качестве автора пьесы для местного театра, разделили между тремя новыми сотрудниками. И вообще группу переименовали в центр развития нано-технологий. В центре работала группа мозга и еще несколько отделов с длинными научными названиями. Но непосредственно наукой в группах этих, конечно же, не занимались. Там за современными офисными столами сидели молодые сотрудники и вели организаторскую работу, то есть оформляли заявки на приобретение и изготовление, занимались сбором показателей, фиксировали количество написанных и опубликованных статей по теме исследований и так далее и тому подобное. Непосредственно исследования должны были вестись на кафедрах и в лабораториях, но там еще не было всего необходимого оборудования, да и зарплаты не дотягивали до уровня, когда оставшимся в институте ученым, интересно стало бы заниматься изобретениями. Была, правда, Серафима, но она разрабатывала теорию, писала длинные формулы, рисовала графики, высказывала смелые предположения. Серафима не была техником, а для создания нано-мозга нужны были инженеры, оригинальные решения и кое-какое оборудование, закупка которого задерживалась по описанной выше причине. Ну, а для промежуточного отчета, пока этот мозг еще не был собран из всяких там нано-частиц, нужны были публикации в отечественной и зарубежной печати, которых тоже катастрофически не хватало. Надо было что-то срочно предпринимать. На небольшом совещании у Проректора профессором Свиридовым было предложено обязать каждого преподавателя института публиковать одну статью в год по тематике нано-технологий. В случае отсутствия статей - не принимать документы на конкурс и не продлевать контракты, которые обновлялись всеми без исключения преподавателями, включая профессоров и доцентов, раз в пять лет. Сказано - сделано. Подписанный приказ разослали по факультетам, контроль за его исполнением поручили центру Свиридова. Приказ грянул как гром среди ясного неба.
- Какие нано-технологии? - удивлялись в курилках.
- На чем мы их делать будем? - шептались в лабораториях, попивая чай.
- Совсем там с ума посходили, - сетовали те, кто пил кофе.
У многих преподавателей, исправно преподававших, но про нано-технологии знавших только по статьям в тех самых журналах, в которых в скором времени, согласно приказу, должны были появиться результаты их собственных исследований, приуныли. К счастью, были и другие, более опытные и изобретательные, настоящие интеллигенты, в прямом смысле этого слова. Так профессор Эгов сразу смекнул в чем дело. Нано-технологиями он никогда не занимался, но приказ надо было выполнять. Посему профессор выждал с месяц и настрочил служебную записку с предложением основать научный журнал на базе института.
"Поскольку наш институт уже давно и де-факто является центром развития нано-технологий в стране, нашими учеными ведутся интенсивные исследования, признанные во всем мире, а сформировавшиеся научные школы - передовыми и уникальными, считаю необходимым и своевременным начать выпуск научного журнала на базе института, предоставив таким образом ученым России и зарубежья возможность публиковать свои идеи в кратчайшие сроки", - писал профессор Эгов в своей записке.
Идея понравилась, и в корпусе, где еще недавно размещался образовательный центр, открылся редакционный отдел, которым руководил довольный профессор Эгов. Началась подготовка первого номера журнала, в котором планировалось опубликовать статьи ведущих и авторитетных ученых страны, восхваляющих научные достижения института. В день, когда были получены гранки журнала (кстати, первый номер печатался в одной из типографий Восточной Европы, куда несколько раз летал профессор Эгов), случилось неприятное для профессора, но довольно забавное происшествие. Вернувшись из командировки, он зашел в корпус, где у него была лекция, и увидел красочный плакат-поздравление, напечатанный на цветном широкоформатном принтере, называемом почему-то плоттером. Его, профессора Эгова, администрация и коллектив сотрудников института от души поздравляли с избранием в член-корреспонденты Российской Академии Наук. Сначала профессор не поверил своим глазам, потом сообразил, что он был в командировке за границей, и его просто не смогли уведомить об избрании официально. В самолете он просматривал газеты и заметил сообщение о том, что в Академии было намечено голосование по новым членам, взамен выбывших. Жизнь мгновенно переменилась. Профессор расправил плечи и начал принимать поздравления. Его молодые коллеги были полны искренности, тогда как некоторые матерые профессора порой с трудом скрывали досаду и зависть. Эгов отменил поточную лекцию и пошел на прием к Проректору под предлогом доложиться о командировке. Проректор принял его стоя, поздравил, отметил, что это избрание, безусловно, является признанием заслуг не только профессора Эгова и коллектива ученых, им возглавляемых, но и многолетнего труда всего института. Профессор Эгов снисходительно согласился и без приглашения сел в кресло, в котором Проректор принимал только самых важных и высокопоставленных гостей.
- Ну, теперь, когда у нас в Академии есть свой человек, дорожка, так сказать, проторена..., - начал Проректор, но не докончил. Раздался телефонный звонок, а после они с профессором Эговым обсуждали дела журнальные.
Вечером профессор устроил небольшой банкет-экспромт, не поскупившись на дорогой коньяк и изысканную закуску. Пили и ели в лаборатории, где когда-то так много времени проводил профессор, работая сначала над кандидатской, а потом докторской диссертациями. Коньяк лился рекой, высокопарные и льстивые речи лились из уст коллег. В общем, звездный час переживал профессор Эгов. На следующий день слегка болела голова, и он целый день ждал официального, то есть бумажного, извещения из Академии об избрании, или хотя бы звонка из Секретариата. Еще через день голова уже не болела, а извещения так и не было. Через неделю профессор Эгов решил позвонить в Академию, справиться о том, какова процедура получения удостоверения, ну и, возможно, каких-то благ. Подождав, когда в столице откроются учреждения, профессор набрал номер Академии. Через десять минут лаборантка Аня, вошедшая в кабинет застала там разъяренного профессора с малиново-красными лицом и шеей.
- Пошла вон, дура, - заорал Эгов. - Будешь знать, как без стука вваливаться. Уволю и не успеешь оглянуться.
Бедная Аня выскочила из кабинета как ошпаренная, скрылась в дамской курилке и заплакала.
А произошло вот что. В отсутствие профессора Эгова было получено электронное письмо, извещавшее об избрании профессора членом-корреспондентом Академии Наук Прогресса - общественной академии, членом которой мог стать почти каждый мало-мальски ученый, согласный платить ежегодный взнос на развитие академии. Однако молодой сотрудник, получивший письмо, не знал разницы между академиями и, печатая текст поздравления, просто упустил слово "прогресса". Вы представляете, что пережил несчастный профессор Эгов, узнав, что он не только не был избран в Академию Наук всей страны, но его кандидатура там даже не рассматривалась? Но не меньший шок пережили и коллеги Эгова, для многих из которых весть об его избрании стала настоящим ударом. Особенно переживал профессор Свиридов, который ругал себя последними словами за то, что занялся всей этой ерундой с нано-мозгом вместо того, чтобы хлопотать в Академии. Он был убежден, и не без оснований, что для избрания членом-корреспондентом в Академию Наук у него было не меньше, чем у Эгова, а, может, даже и больше заслуг. Как бы то ни было, короткое членство в Академии Наук профессора Эгова бесславно закончилось. Он, правда, сочинил историю о том, что его кандидатура все же рассматривалась и даже прошла два тура голосования, но на третьем он и еще один профессор столичного института набрали одинаковое количество голосов, и, конечно же, членство досталось "столичному фраеру". В эту историю мало кто верил, и в курилках долго еще смеялись, вспоминая "академическую сагу профессора Эгова".
Отсмеявшись, однако, сотрудники расходились по своим комнатам и лабораториям, озабоченные написанием статей по "нано". Статьи писались плохо. Еще хуже дело обстояло с представлением докладов на всякие конференции, проводимые в других ведущих университетах и институтах страны, куда доклады и тезисы докладов по "нано", писанные в В-ском технологическом, решительно отказывались принимать из-за невразумительности излагаемых идей и представляемых положений. Оставался один выход - печататься в местном журнале, редактируемом профессором Эговым, который после истории с академией зверствовал и заворачивал статьи одну за другой, придираясь ко всему. В конечном счете распоряжением Проректора профессор Эгов был перемещен на должность заместителя редактора, а редактором был назначен недавно защитивший диссертацию, но не получивший еще профессорского звания, доцент Синицын. И тогда дело пошло - показатели публикаций по нано-технологиям рванули вверх. Изобретательные сотрудники быстро приспособились к новым реалиям и стали печатать всякую ерунду про перспективы использования нано-частиц в создании проектной модели нано-мозга или про возможность усовершенствования пластмассы для хранения нано-мозга и так далее. Редакция принимала эти статьи за неимением лучших. По какой-то причине журнал как-то все не становился всероссийским, но, как убеждал руководство новый редактор, нужно время для того, чтобы ученые страны преодолели стереотипы и осознали, что центр отечественной науки находится теперь в Т-ском Технологическом институте. Серафима, которая считала зазорным печататься в таком журнале, каждый раз с ужасом открывала новый выпуск, просматривала его и выбрасывала в корзину для бумаг. В один прекрасный день ей позвонили из соседнего института и предложили место заведующего лабораторией, которое она с радостью приняла. Торопясь в лабораторию в свой первый рабочий день, Сима в погоне за троллейбусом рассыпала стопку книг, которую волокла из своей комнаты в новый кабинет. Какой-то мужчина помог ей их собрать и даже предложил ее, Симу, подвезти. Его машина была припаркована прямо рядом с остановкой.
- Пойдемте, пойдемте, - уговаривал он Симу. - Мне все равно по пути. Да не бойтесь Вы, я ведь майор милиции. Дятлов. Алексей Сергеевич.
Так началось знакомство Симы и майора Дятлова, который, как оказалось, был мужиком неплохим и толковым. И с Симой у них как-то сразу заладилось. Только работа у майора была слишком нервная, да и обстановочка на работе та еще. Однако Сима, которая рассказала майору о своей встрече с Семеном и как-то по-научному и долго объясняла ему суть вещей, уговорила его немного помечтать о новой, другой работе. Майор Дятлов сначала смеялся, но, поскольку к Симе он относился очень серьезно и сильно ее уважал, решил-таки попробовать. Через пару месяцев, где-то через неделю после того, как Сима переехала насовсем в его однокомнатную квартиру, майору предложили место начальника охраны в самой крупной компьютерной фирме города.
- Я даже мечтать о таком месте не мог себе позволить, - говорил он вечером Симе. - Бывает же такое!
- Ты правильно понял, - улыбнулась ему в ответ Сима. - Бывает.
И они продолжили свой ужин, а потом долго и тихо о чем-то разговаривали.
Расставшись с женщиной, сумками и кастрюлями, Семен побрел в сторону дома. Вечер был теплым и тихим. Зоя Вячеславовна собиралась в гости к подружке, чтобы обсудить с ней последние новости и просто покалякать о том, о сем, так что спешить Семену было некуда и он устроился на целой почти скамейке в том самом сквере, где когда-то выгуливала свою собаку Катя Евтухова.
- Привет, - раздался чей-то глухой голос справа. Семен оглянулся. Около скамейки стоял неопределенного возраста человек с мягкими чертами лица и очень выразительными голубовато-серыми глазами. Одет он был в футболку серого цвета с эмблемой местной компьютерной фирмы и черные брюки со стрелками. На ногах незнакомца были лакированные остроносые туфли.
- Привет, - отозвался Семен и улыбнулся.
- Как дела? - спросил незнакомец и представился, протянув руку:
- Игорь.
- Семен, - отвечал Семен, пожимая руку.
- Я знаю, - усмехнулся в ответ Игорь.
Семен ничего не ответил, только внимательнее вгляделся в лицо Игоря. Нет, он с ним никогда не встречался, это точно.
- Не пялься, мы с тобой не виделись никогда. Я тебя вычислил, - сообщил Игорь.
- Это как? - не понял Семен.
- А так. Ты - маг, и я - маг. Только ты белый, а я черный.
- Но черной магии не бывает, - пожал плечами Семен и добавил:
- Впрочем, как и белой.
- Как бы не так, - снова усмехнулся Игорь. - Я знаю про ваше сборище из двадцати семи. Так вот знай, скоро мы всех вас уничтожим.
- Это невозможно, - покачал головой Семен.
- Ха-ха-ха, - отчетливо произнес Игорь. - Вот увидишь. А пока жди дождичка.
Он помахал Семену ручкой и скрылся в кустах. Семен оглядел сквер. В песочнице копались малыши, ребятишки постарше играли в войну, размахивая пластмассовыми автоматами и игрушечными ножами. На скамейках сидели взрослые и о чем-то разговаривали. Подул ветер, поднял прозрачные столбы песка и пыли, затрепетали недавно распустившиеся листья. Еще один порыв, и потянуло холодом. Небо заволокло тучами. Взрослые потащили детей по домам. Неожиданно полил дождь, а через мгновение послышались крики ужаса. Вместе с холодными каплями и шариками града на землю сыпались головастики и маленькие лягушки. Женщины от омерзения визжали, хватали своих и чужих детей и волокли их к подъездам. "Ах вот, что он имел в виду," - устало подумал Семен и закрыл глаза. Что уж он там себе представил, я не знаю, но минут через пять холодная буря кончилась, выглянуло солнце, а налетевшие большие и малые птицы с удовольствием клевали головастиков и лягушек. Семен пошел домой и лег спать. Даже приход Зои Вячеславовны не разбудил его. Она погладила сына по голове, поцеловала в макушку и накрыла одеялом.
- Спи спокойно, - прошептала Зоя Вячеславовна и, перекрестив его, пошла спать.
Проснулся Семен поздно, уже после того, как Зоя Вячеславовна ушла на работу, оставив ему записку, в которой сообщала, что вернется пораньше и напечет любимых Семеном пирогов.
"Так что, пожалуйста, ничего не выдумывай," - просила Зоя Вячеславовна сына.
Семен улыбнулся. Ему понравилась формулировка матери. Он выглянул в окно. День был уже в самом разгаре. По улицам сновали машины, на углу, через дорогу, бойко шла торговля квасом, а из трубы завода, такой знакомой Семену с детства, валил почти черный дым. На трубе, у самой ее вершины, были большие фонари, которые Семен долго принимал за огромные земляничные ягоды и никак не мог понять, откуда они там взялись и почему их никто не ест. Семен снова улыбнулся. Ему не хотелось ни медитировать, ни придумывать себе завтрак. Ему хотелось просто побродить по улицам безо всякой цели, не разговаривая ни с кем и не убеждая никого в том, что их жизнь или судьба (как угодно) находится в их же собственных руках, и, для того, чтобы изменить то, что не нравится, достаточно просто захотеть это изменить и поверить в то, что это возможно. Семен заглянул в холодильник, нашел немного сыра и варенья, наверное, прошлогоднего. Вскипятив воду, он заварил крепкого чаю, баночка которого появилась с недавних пор на кухонном столике Зои Вячеславовны. Пока чай заваривался, Семен соорудил себе два больших бутерброда с сыром и вареньем. Двадцать лет назад после такого завтрака он, захватив с собой еще пару бутербродов и книжку, пошел бы сторожить стоянку. Теперь же ему некуда было идти.
- Неужели я сделал все, что мог? - спросил себя вслух Семен.
Никто ему не ответил.
Еще накануне Семен понял, что наступает время его возвращения в монастырь. Он не сумел перевернуть сознание встретившихся ему людей, но нескольким он помог. Неплохой результат, но намного меньше того, что он ожидал. Почему так вышло? Об этом он с удовольствием побеседует с Учителем, когда вернется. Закрыв глаза, Семен увидел сад и скамейку, на которой сидел Учитель. По-видимому, они обменялись некоторыми словами или мыслями. Лицо Семена просветлело, а комнату залило солнечным светом, который хлынул на город из-за разбежавшихся в разные стороны облаков.
- Выходной, - произнес Семен. - Сегодня у меня выходной!
Он решил пойти в городской парк и покачаться на качелях, проехаться на колесе обозрения, может, покататься на каруселях, заглянуть в комнату смеха. В детстве родители, тогда еще не разошедшиеся, каждые летние выходные водили его в парк на аттракционы. Это было так здорово! Семен взял с холодильника несколько сотенных бумажек, которые Зоя Вячеславовна оставила ему на проезд и прочие мелкие расходы. Сунув деньги в карман джинсов, он вышел из квартиры.
Все еще светило солнце. Путь до горсада лежал через несколько дворов, небольшую рощу и длинную пыльную улицу, на которой асфальт был таким древним, что давно уже превратился в щебень. Главный вход в сад был с улицы Социалистической, но Семен решил пройти через тот, каким они обычно пользовались, когда приходили сюда всей семьей. Сад был обнесен глухим деревянным забором, выкрашенным в темно-зеленый цвет, но где-то должна была быть калитка. И точно, на петлях, прибитых к забору висела ажурная решетка-дверь. Она была чуть прикрыта, а за ней очень полная женщина со свирепым выражением лица отчаянно мела дорожку, поднимая столбы пыли.
- Куда прешь? - заорала она на Семена. - Слепой? Не видишь, что уборка идет?
- Извините, - пробормотал Семен и отступил.
Женщина сделала движение метлой, и в Семена полетели песок и пара окурков.
"Выходной!" - напомнил себе Семен и направился к главным воротам.
В саду было спокойно и тихо. Аттракционы по понедельникам не работали, а был как раз понедельник. Семен походил немного вокруг пустых качелей, увидел, что на колесе обозрения висит написанная от руки табличка "Ремонт", и пошел по аллее. Помнится, в другом конце сада было небольшое кафе, где продавали мороженное и газированную воду. Кафе действительно работало, но не такое, как прежде. За пластмассовыми столиками под цветными зонтиками сидели молодые и не очень люди с помятыми, часто небритыми, лицами лениво ели шашлыки и пили пиво иногда мешая его с водкой. На небольшой площадке около сухого фонтана играла музыка и несколько пожилых людей неуверенно танцевали. Две пары медленно кружились в вальсе, а две других топтались на месте в напряженном молчании. Остальные старики и старушки сидели на скамеечках, подложив под нарядные платья и костюмы газеты. В основном, это были женщины с короткими, завитыми в мелкий барашек, волосами, подведенными бровями и ярко-накрашенными губами. Мужчин было совсем мало, и они явно тяготились своим меньшинством и никем не предписанной им обязанностью развлекать дам. Дамы же ждали, чтобы их развлекали или, хотя бы, пригласили танцевать. Но их не приглашали - все танцующие были женщинами. Внезапно, средних лет женщина в спортивном костюме, видимо кульмассовик от горсада, выключила музыку и объявила, что танцевальный утренник окончен.
- Приходите в следующий понедельник, если не будет дождя, - объявила кульмассовик и стала паковать колонки и сам проигрыватель в большую детскую коляску. Несколько женщин обступили ее, то есть, обоих - кульмассовика и коляску, и стали делать музыкальные заказы на следующий утренник.
- Что есть, то и принесу, - сообщила хозяйка проигрывателя, нажимая на кнопку звонившего телефона. - Все, бабушки, до свидания. Приходите через неделю!
Короткий разговор был окончен. Бабушки нестройной толпой направились к воротам сада, за ними потянулись дедушки. Семен присел на скамейку. Рядом с ним зашелестела газета, забытая кем-то из танцоров. На первой полосе была заметка под названием "Не манна небесная...". В ней говорилось:
"Вчера в Первомайском районе города прошел дождь из головастиков, который сопровождался странными звуками. Метеорологи города и столицы никак не могут объяснить это явление. Еще более странным оказалось то, что немедленно после дождя, который окончился так же неожиданно как и начался, в район слетелось множество птиц, в том числе и редких в наших краях цапель, которые быстро склевали свалившихся с неба головастиков и лягушат. Кстати, в том же метеорологическом центре нам сообщили, что по прогнозу погоды никакого дождя в районе и области не ожидалось. Что же, природа продолжает нас удивлять своими капризами. В прошлом году, если читатели еще помнят, в этот день шел снег."
Семен вспомнил про Игоря.
- Интересно, для того, чтобы придумать дождь из головастиков, нужно затратить столько же энергии, сколько на дождь из роз? - спросил он сам себя.
Монахи из монастыря никогда не делали ничего неприятного, потому у Семена и не было опыта материализации чего-то, что не радовало. Нет, он ни в коем случае ничего не имел против лягушек и головастиков, напротив, за вишневым садом, где он так любит гулять и размышлять, есть пруд. В нем живут диковинные рыбы, растут прекрасные лилии и водится куча лягушек. За ними бывает забавно наблюдать, особенно когда они важно надуваются, чтобы казаться больше и крупнее. С лягушками у Семена было связано забавное воспоминание из детства. Зоя Вячеславовна однажды повезла его на юг. Они устроились в небольшом домике на окраине какого-то городка. Домик стоял почти на берегу моря рядом с небольшой заросшей камышом речки, в которой жило целое полчище лягушек. Вечерами они устраивали такой громкий концерт, что маленький Семен не мог заснуть - в то время он очень боялся лягушек и змей. Иногда лягушки прыгали по огороду возле дома, и Семен тоже прыгал от испуга, а один раз он нашел большую лягушку в туалете, который стоял как раз около болота. С тех пор Зоя Вячеславовна должна была проводить предварительный осмотр туалета для сына, который так сильно боялся лягушек. Семен улыбнулся своим воспоминаниям. Много воды утекло с тех далеких дней.
- Мечтаем? - спросил неожиданно появившийся, как будто материализовавшийся из ничего, Игорь. - О чем, интересно? О мире во всем мире? Или о всеобщем счастье?
- Здравствуй, - поздоровался Семен.
- Что-то я не верю я тебе,- усмехнулся Игорь. - Здравствуй означает, что ты желаешь мне здравия, а это вряд ли.
- Почему? - удивился Семен.
- Потому, что я намерен разрушить ваше гнездо, а начну я с тебя.
- Разрушить ты ничего не сможешь, - покачал головой Семен. - Да и со мной тебе ничего не удастся сделать.
- Очень даже удастся, - снова усмехнулся Игорь. - Ты же видел, какой я вчера дождь вызвал? Я все могу! И тебе меня не остановить!
- Никто и не собирается тебя останавливать, - пожал плечами Семен. - Я думаю, что ты и сам себя не очень-то можешь остановить. Впрочем, я не знаю.
- Ладно, кончай болтать. Но перед тем, как с тобой покончить, я хочу, чтобы ты знал, что всех ваших жалких усилий по обращению людишек в вашу веру не хватит, чтобы свернуть их с нашего пути!
- Какого пути? - не понял Семен.
- Люди глупы и ничтожны, - продолжал Игорь, не отвечая на вопрос. - Они живут, не понимая зачем и часто даже не интересуясь ни смыслом своего существования, ни своим предназначением.
- Да нет никакого предназначения, - возразил Семен и вздохнул. Ему был неинтересен ни разговор, ни сам парень, называвший себя Игорем.
- Не, это ты брось, - неестественно рассмеялся Игорь. - У каждого из нас есть свой путь, и он должен быть найден, но люди тупы и глухи, поэтому найти своего пути они самостоятельно не могут. Им нужен кто-то, кто укажет и осветит им дорогу, а все эти святые светочи, что пытались наставить народ на путь истинный, включая и таких блох как ты, требуют от них сдерживать свою природу - не красть, не убивать, не завидовать, не врать и тому подобное. А мы предлагаем жить на полную катушку - любить, кутить, воровать, танцевать, убивать, если надо. И они охотнее идут за нами...
- По-моему, никто никуда толком не идет, - перебил его Семен. - Пока все только ищут, нащупывают свой путь, включая и тех, кого ты называешь нашими.
- Ты, как я посмотрю, еще и слеп, - снова усмехнулся Игорь. - Вон, что одна из ваших говорила.
Он взял из рук Семена газету, перевернул страницу и, ткнув пальцем в какой-то абзац, вернул ее Семену.
Тот начал читать:
" Режиссёр Стилиян Иванов вспоминает последние встречи с Вангой с трепетом:
Ванга сказала мне с горечью, что люди приходили к ней за помощью и советом каждый день почти шестьдесят лет. "И все спрашивали меня только о своём, личном. Никто так и не спросил о судьбе человечества. Люди мелки, раз им не нужно знать это..."
Кусок газеты, где был напечатан следующий абзац или абзацы был вырван, и Семен прочитал окончание заметки:
" Но будущее у человечества не будет радужным. "Я вижу голую, пустую, сгоревшую Землю, - вещала Ванга. - И по ней идет кучка людей, как тень. Чтобы поправить будущее, надо поменять сознание людей. Это касается всего человечества. Надо исполнять десять заповедей Божьих".
- Ну последнее нам, к счастью, не грозит, - потер руки Игорь. - Так что видишь, все ваши усилия все равно не к чему. Все будет по-нашему.
Семен вернул Игорю газету и встал.
- Если ты научился делать дожди из головастиков, - сказал он. - Ты должен был уяснить одно - все будет именно так, как ты захочешь, но если ты хочешь меня убить, а я хочу жить, то чтобы ты не делал и как бы ты не мечтал меня убить, тебе это не удастся. Это Закон, и мы не в силах его изменить. Ни ты, ни я, ни кто бы то ни было. Прощай.
- Как бы не так, - почти прошипел Игорь и, достав пистолет, направил его в спину Семена. - Сейчас я тебя застрелю. В спину.
Раздался щелчок - это пистолет дал осечку. Снова щелчок, и снова осечка.
- Брось пушку, - услышал Игорь чей-то голос позади себя и в зад ему уперлось дуло другого пистолета. Голос, как показалось Игорю был женский. Пистолет пришлось бросить.
- Пни пушку под скамейку, - приказал тот же голос. Что-то странное было в этом голосе, но дуло все еще упиралось в зад Игорю, поэтому он повиновался и хорошенько пнул свой пистолет в грязную лужу под скамьей.
- А теперь руки вверх, предатель!
- Даня, Кира, вы что там делаете? - послышался высокий женский голос. - Немедленно идите сюда. Дедушка ждет!
Игорь не выдержал и обернулся. В зад ему по-прежнему упиралось дуло черного игрушечного автомата с красной лампочкой, который держал в руках белобрысый паренек лет восьми. Другой паренек, лет шести, деловито засовывал за ремень пистолет Игоря.
- Атас! - заорал тот, что с автоматом, и оба пацана рванули что есть мочи к машине дедушки. Игорь попытался было за ними успеть, но зацепился ногой за торчавший из земли кусок проволоки и упал. Злой и расстроенный Игорь он хотел было вызвать какую-нибудь бурю или что-то еще, чтобы задержать грабителей, но, во-первых, на ум ему ничего не шло, а, во-вторых, времени на визуализацию ему требовалось гораздо больше, чем Семену. Игорь встал. От дождя, что прошел накануне, земля была мокрой. Штаны и рубашка были безнадежно вымазаны грязью, руки были тоже грязными, к тому же, одной рукой Игорь вляпался в свежие еще собачьи какашки.
- Тьфу ты, черт, - с досадой произнес Игорь и добавил пару выражений покрепче. Носового платка у него не было. Была только грязная лужа под скамейкой. Вдруг прямо перед ним, как по мановению волшебной палочки, появилась большая хрустальная, наверное, ваза размером с хороший тазик. В вазе была вода, чистая и прозрачная, и плавали лепестки красных роз. На краю вазы висело небольшое махровое полотенце. Игорь хотел было пнуть вазу, но от руки противно пахло животными экскрементами. Он вздохнул и начал мыться. Удивительным было то, что вода, несмотря на то, что он смывал с себя грязь и собачьи экскременты, продолжала оставаться чистой, только на дне был легкий грязный осадок.
- Черти что, - бормотал про себя Игорь, стараясь стереть полотенцем пятна с футболки. - Черти что.
После разговора с Игорем Семен еще немного походил по улицам, зашел в какие-то магазины, подивился на то, как все изменилось и переменилось. Посидел на лавочке на площади около городского театра, прошелся по набережной, вдоль которой были выставлены на показ бронзовые скульптуры местных художников - огромная черепаха, сидящая в кресле в домашних тапочках и почесывающая брюшко; собака, задравшая лапу и писающая на толстенный свод правил поведения собак в городе; группа кумушек, одетых по моде разных эпох, под названием "Сплетницы". Была еще скульптура из стали и металла, изображающая муравья, играющего на рок-гитаре. На одном из постаментов стояла табличка, тоже отлитая из бронзы, с надписью "Скульптура весом 80 кг украдена злоумышленниками и сдана во вторсырье. Статья 158 УК РФ. Можешь получить несколько лет реального лишения свободы, пацан!". Приобщившись к прекрасному, Семен вспомнил, что не был еще в парке, где стоит памятник воинам-освободителям с вечным огнем. Когда-то возле этого огня дежурил и он. Неделю или две лучшие ученики школ, по очереди, несли вахту у памятника. Самой вахте предшествовали тренировки, на которых одноклассники его маршировали до упаду, учились по-военному поворачиваться вправо и влево, отдавать салют и прочей ерунде. Сначала Семена на почетную вахту этого караула не взяли, но дело было зимой, причем лютой, и караульщиков стал косить грипп, тогда-то его в спешном порядке сняли с уроков, одели в форму и отправили в караул, где он тут же обморозил себе нос, обе щеки и кончики пальцев на ногах, что дало ему право не ходить в школу почти месяц. Памятник все еще стоял, огонь горел, однако вечного или почетного караула видно не было, но была очередь из молодоженов, возлагавших цветы к огню и подножию памятника. Цветов было много.
- Вот и не надо никого сгонять, - подумал Семен. - Люди сами придут, если им надо.
Он обошел вокруг памятника, посмотрел на реку, на открывавшую за ней панораму полей, на видневшуюся на горизонте полоску леса. Лавочек вокруг памятника не было, и Семен пошел домой. На остановке около парка было немного народу. В стороне стояли двое - мужчина и женщина. В мужчине было что-то очень знакомое. Конечно же, это бомж Леха, только умытый и побритый. Женщина, маленькая и худенькая, держала в руках пакет с кисточками. Она работала медсестрой в санатории для туберкулезников, что за рекой. Леха лечился там минувшей зимой, подружился с медсестрой. Потом выяснилось, что она когда-то работала приходящей нянечкой у Лехиного дедушки, бывала в доме его родителей и даже помнит самого Леху. Не так давно Вера, так звали медсестру, встретила Леху в городе и попросила его вскопать ей огород. Она жила в своем доме недалеко от санатория. Огород Леха вскопал качественно, потом помылся в бане, натопленной хозяйкой, и принял приглашение поселиться на лето в летней кухне, где была небольшая чистая комнатка для гостей. В тот день, когда Семен видел Веру и Леху, они ездили в город, чтобы купить краски. Вера попросила Леху покрасить забор в белый и черный цвет, как зебру.
Зоя Вячеславовна уже хлопотала на кухне. Вскоре, горячие пироги были на столе. К ним Зоя Вячеславовна подала суп из свежих грибов с деревенской сметаной.
- Настя угостила, - сказала Зоя Вячеславовна. - Видишь, я тоже могу, не хуже, чем ты стол накрыть, когда время есть.
Они ели, шутили и смеялись. На душе у обоих было легко и весело.
- Мам, а у тебя есть еще неисполненные желания? - спросил Семен.
- Ты опять за свое? - улыбнулась Зоя Вячеславовна и пожала плечами. - Наверное, есть.
Семен взял ее за руку.
- Пожалуйста, поверь мне, что они исполнятся, - сказал он серьезно.
- Сема, - выдохнула Зоя Вячеславовна. - Ты что, уходишь?
- Да, - ответил Семен. - Но я буду навещать тебя, накрывать тебе ужин вечерами, когда ты приходишь поздно...
- Зачем мне ужин? - чуть не плача спросила Зоя Вячеславовна. - Мне ты нужен, сын мой, а не ужин.
- Не бойся, мама, - погладил ее по голове Семен. - Ты не будешь одна. Верь мне.
Они еще долго говорили, а утром, когда Зое Вячеславовне пора было вставать на работу, Семена уже не было. На столе стояла вазочка с веткой цветущей вишни и ароматный чай был заварен в маленьком чайничке. "Я люблю тебя!" - прочитала Зоя Вячеславовна на клочке бумаги и улыбнулась.
Зоя Вячеславовна возвращалась вечером домой. Спина после мытья полов в банке болела, и Зоя Вячеславовна подумывала о том, что пора ей, наверное, заканчивать с этой подработкой. Теперь, когда у нее есть Семен, она уж проживет как-нибудь. Сема с его такими способностями с голоду ей умереть не даст, даже наоборот. А деньги, сэкономленные на еде, можно будет тратить не на мебель, а на путешествия, например.
- Зоя, - услышала она чей-то знакомый голос.
Со скамейки напротив подъезда поднялся высокий седой мужчина. Он был очень хорошо одет, гораздо лучше, чем Проректор в институте, который, как говаривали, костюмы покупал только за границей.
- Узнаешь меня, Зоя? - спросил мужчина, подходя ближе.
- Боже мой, Слава, - воскликнула Зоя Вячеславовна и немного покраснела. - Какими судьбами?
- Вот, приехал в родной город, - неопределенно объяснил Слава, то есть Владислав Андреевич Востриков, бывший муж Зои Вячеславовны и отец Семена.
- Как ты выглядишь хорошо, - похвалила Зоя Вячеславовна, жалея, что после банка не переоделась в новые модельные босоножки, а так и пошла в тряпочных своих шлепках. - А я с работы.
- Поздно, я смотрю, - заметил Владислав Андреевич.
- Да, - согласилась Зоя Вячеславовна. - Ты поднимался в квартиру?
- Нет, - покачал головой Владислав Андреевич. - Дверь в подъезд закрыта.
- Странно, - пожала плечами Зоя Вячеславовна. - Ее обычно только на ночь запирают.
- Так, может, уже ночь, - предположил Владислав Андреевич и засмеялся.
- Зоя Вячеславовна тоже засмеялась и спросила:
- Зайдешь?
- Да, конечно, если пригласишь.
- Отчего не пригласить, - улыбнулась Зоя Вячеславовна и стала доставать ключи из сумки.
Они зашли в темный подъезд, где пахло сыростью и кошками.
- Ничего не изменилось, - удивился вслух Владислав Андреевич.
- А с чего меняться-то? - ответила Зоя Вячеславовна.
Они молча поднялись в квартиру.
- Заходи, - пригласила Зоя Вячеславовна.
- А где Семен? - спросил Владислав Андреевич.
- Не знаю, - сказала Зоя Вячеславовна и посмотрела на часы и добавила:
- Сейчас ужин будет.
- Нет, спасибо, - замотал головой Владислав Андреевич. - Давай лучше в кафе или ресторан сходим.
- Ты не понял, - улыбнулась Зоя Вячеславовна. - Пойдем, сам увидишь.
И она потянула бывшего мужа за рукав пиджака в комнату, которую называла залой. Вы, наверное, помните, что зала эта была буквально напичкана мебелью. Владислав Андреевич, подчиняясь приглашению Зои Вячеславовны сесть, стал было пробираться к креслу, но был остановлен.
- Да не туда, за стол садись.
Владислав Андреевич послушно сел. Минут пять они сидели напротив друг друга, каждый рассматривал собственные руки.
- Да, я же тебе подарок привез, - спохватился Владислав Андреевич и вынул из внутреннего кармана пиджака небольшой сверток, перевязанный нарядной ленточкой.
- Зачем? - смутилась Зоя Вячеславовна.
Владислав Андреевич пожал плечами.
- Я сильно задолжал тебе.
- Да брось ты, - еще больше смутилась Зоя Вячеславовна и стала аккуратно развязывать ленточку.
Развернув золотистую оберточную бумагу, Зоя Вячеславовна нашла зеленый бархатный футляр, открыла его и ахнула. В этот же самый момент на столе появились неизменные лепешки, глиняная миска с тушеными овощами, несколько тарелочек с пастами и приправами, большая тарелка со спелыми вишнями и небольшой букетик в стеклянном стакане. Стоит ли говорить, что Владислав Андреевич тоже ахнул. Ахнув, оба родителя посмотрели друг на друга в совершенном изумлении.
- Что это? - произнесли они одновременно.
Через минут пятнадцать после недолгих объяснений они приступили к ужину. На шее Зои Вячеславовны на черной бархотке висел изящный кулон.
- Я и не мечтала о таком никогда, - сказала она, рассматривая себя в небольшом карманном зеркальце.
- Это я когда-то все думал о том, как бы подарить тебе такой кулон, - признался Владислав Андреевич.
Они проговорили почти всю ночь. Многое надо было обсудить, о многом вспомнить, многим поделиться. Под утро Владислав Андреевич сделал Зое Вячеславовне предложение, от которого она не смогла отказаться. Он пригласил ее навсегда к себе в гости.
- А где ты живешь? - спросила Зоя Вячеславовна.
И он назвал местечко, о котором Зоя Вячеславовна видела как-то передачу по телевизору. Там было тепло, росли необыкновенно красивые цветы, жили крикливые разноцветные птицы, а вода была такого насыщенного лазурного цвета, что казалось ее кто-то специально разрисовал акварельными красками.
- Не может быть, - только и сказала Зоя Вячеславовна, потом подумала и спросила:
- А ты что, один?
- Один, - ответил Владислав Андреевич и рассказал, что он очень много работал, и в чужой стране не так-то и просто кого-нибудь встретить.
- И потом, - добавил он. - Я никак не мог и не могу понять, зачем мы с тобой тогда разбежались?
- Не знаю, - вздохнула Зоя Вячеславовна. - Мне в суде так хотелось тебя обнять и попросить не уходить, но у тебя был такой неприступный вид...
- Это я делал вид, чтобы не показать никому, как мне было больно и страшно.
- Страшно? - не поняла Зоя Вячеславовна. - Почему?
- Я боялся остаться один, - признался Владислав Андреевич, вздохнул и добавил:
- Вот и остался.
Зоя Вячеславовна подошла к нему и обняла. На кофейном столике перед ними появился завтрак - лепешки и жасминовый чай в небольшом чайничке.
Рано утром Семен вошел в никогда не закрывающиеся ворота монастыря. День был погожий и теплый, светило солнце, суетились и ссорились птицы, устраивающие свои гнезда в стенах старого монастыря. Монахи ждали Семена и радовались его возвращению. В небольшой комнате для него была приготовлена горячая ванна, а во дворе под навесом был накрыт стол для завтрака - знакомая нам уже гора рисовых лепешек, зеленый чай и сладкий рисовый пудинг. Монахи ждали рассказа Семена о его путешествиях, и Семен, закусив лепешками, что-то долго и весело им рассказывал. Монахи часто его перебивали, шутили и смеялись. Им было хорошо. О чем они говорили, я не знаю, поскольку разговор шел на языке мне незнакомом. Я только заметил, что монахи буквально выдыхали слова из себя, и звучали эти слова ясно и отчетливо, как бы одним лишь звуком своим, формируя образы. Но пришло время и Семен встал - его ждала встреча с Учителем. Семен поблагодарил монахов и оставил им их веселые ежедневные заботы. Учитель ждал Ученика в вишневом саду. Войдя в сад, Семен остановился. За двадцать лет своего пребывания в монастыре Семен ни разу не видел, чтобы вишни в саду созрели. Они всегда были в цвету, а сегодня, кроме по-прежнему буйно цветущих веток, были и ветки, склонившиеся по тяжестью спелых ягод. Семен улыбнулся. Учитель улыбнулся ему в ответ, и они продолжили свой неспешный разговор.
Где-то далеко-далеко в горах, а, может, и на равнине, стоит древний монастырь, в котором живут двадцать семь монахов. Все они молоды и здоровы, а жизнь свою посвятили тому, чтобы обрести и сберечь Знание. Иногда кто-то из них покидает монастырь, чтобы выйти в мир и разделить Знание с теми, кто его ищет, ждет и жаждет, однако, особых переворотов в умах людей, жителей нашей планеты, им сделать еще не удавалось. Имена тех, кто делал такие попытки, обычно не сохраняются, но зато остаются имена тех, кто либо сам встретился с ними, либо тех, до кого дошло это Знание. В целом же монахи живут обычной жизнью обыкновенных людей, радуясь каждому дню и не уставая раздавать благодарности всем и всему вокруг. Правда, в монастырь так и не добрались последние достижения цивилизации, всякие там машины, электричество и прочее, но монахам они и не к чему. Они умеют делать главное - управлять своей реальностью. Монахи живут очень долго и никогда ничем не болеют, а, когда один из них решает уйти, то на смену ему обязательно приходит кто-то, кто выбрал для себя путь монаха из далекого древнего монастыря. Над монастырем всегда светит солнце, там не бывает холодов, поскольку ни один из монахов не любит морозов. Вишневый сад, в котором многие монахи проводят время в медитациях или разговорах с Учителем, всегда в цвету и никто не знает, отчего эти старые вишни цветут круглый год. Поскольку в языке, на котором говорят монахи нет слов, обозначающих добро и зло, то ни то, ни другое их не беспокоит и не тревожит. Они счастливы. Всегда.
Послесловие, которое должно было быть предисловием
Идея написать книжку про Семена появилась после того, как несколько раз при разных обстоятельствах мне попадались рассказы про индийского гуру Саи Бабу и его способности материализовывать предметы. Потом случайно (или нет) наткнувшись на фильм "Секрет", я поняла, что идея книжки не такая уж и сумасшедшая. Спасибо всем, всем, всем)))