Картина убийства (fb2)

- Картина убийства [litres] (пер. Андрей Сергеевич Петухов) (Тайны леди Эмили Хардкасл - 4) 1868K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ти Кинси

Ти Кинси
Картина убийства

© Петухов А.С., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

* * *

Глава 1

– Просто держи крепче и старайся, чтобы рука не попала в кадр  – В голосе леди Хардкасл слышалось едва заметное раздражение.

В то утро меня вызвали в студию в восемь часов утра. Сейчас была уже половина двенадцатого, и мы успели слегка надоесть друг другу.

– А может быть, мы прервемся, миледи, – предложила я. – Я попрошу мисс Джонс приготовить нам кофе. Кажется, печенье у нее тоже на подходе…

– Еще один кадр, – ответила хозяйка и нажала на затвор камеры. – Вот так. Кажется, все готово. Теперь осталось сделать карточки с титрами, и «Мышь полевая и мышь городская» будут готовы предстать перед широкой публикой. Или, по крайней мере, перед селянами. Не уверена, что это сможет заинтересовать еще кого-то. А Герти уверяет меня, что вся деревня гудит – она так и сказала «гудит», только представь себе – от разговоров о «живых картинках леди Хардкасл».

– Дейзи тоже ни о чем больше не говорит, – вставила я. – Я была в «Псе и утке» вчера во время ланча, пока вы занимались всем этим здесь, и она как раз вещала за стойкой: «Леди Хардкасл – просто гений, что может заставить все эти картинки двигаться, и все такое…» Гений, вы только подумайте. А ведь она вас хорошо знает. Эти ваши творческие упражнения, вполне возможно, спасут вашу шаткую репутацию.

– Возможно, – рассеянно согласилась моя хозяйка, продолжая возиться с камерой. – Ты, кажется, говорила что-то о кофе?

– И о печенье. Сейчас загляну на кухню и посмотрю, что там можно найти.

Я вышла из оранжереи и пересекла небольшое расстояние, отделявшее ее от задней двери, ведущей в дом. Он был построен всего несколько лет назад в современном стиле – красный кирпич и выкрашенные белой краской переплеты окон. Единственной уступкой предыдущей моде была оранжерея. Леди Хардкасл арендовала дом у своего старого друга Джаспера Лакстона. Тот построил его, собираясь перебраться в него после того, как вернется с семьей из Индии. Но обстоятельства задержали их на этом великолепном субконтиненте дольше, чем он планировал, и Джаспер с удовольствием сдал вновь построенный дом в аренду своей надежной подруге. У меня создалось впечатление, что мистер Лакстон планировал привезти из Индии различные экзотические растения и именно поэтому построил оранжерею. Когда мы переехали в дом, миледи мгновенно превратила ее в съемочный павильон. Конечно, это вовсе не то, на что рассчитывал мистер Лакстон, но освещение в ней действительно было превосходным.

На улице я провела всего несколько мгновений, но в воздухе уже ощущалось наступление осени, и я была рада оказаться в помещении после уличной прохлады.

Мисс Джонс, наша молодая кухарка, трудилась на кухне. Было похоже на то, что к воскресному обеду она готовит баранину на ребрышках. Леди Хардкасл наняла ее в первые же дни после нашего переезда в Литтлтон-Коттерелл. Мисс Джонс была очень молода для поварихи – настолько молода, что ни одна из нас не могла назвать ее «миссис» Джонс, как того требовала традиция. Язык не поворачивался произнести такое. Но, несмотря на молодость и отсутствие опыта, ее способности к готовке нас приятно удивили. Сама я на кухне чувствую себя дура дурой, а по сравнению с Блодвен Джонс выгляжу просто настоящей растяпой.

– О, здравствуйте, мисс Армстронг, – произнесла девушка, когда я подошла к плите, чтобы согреть руки. – Эдна о вас спрашивала. Кажется, это касается новой скатерти, которая, как она считает, нужна нам в столовой. А еще у нее кончился пчелиный воск. И метелка для пыли износилась. Сегодня у нее все не так. Честно говоря, я подумала, что вам повезло, что вы с ней сегодня не пересекались.

– Наверное, надо пойти и поговорить с ней, – сказала я, подавляя вздох. – Прошу вас, приготовьте кофейник, пока я буду с ней общаться. Леди Хардкасл будет пить кофе в малой гостиной.

– Ну конечно, – улыбнулась девушка. – А еще я сегодня утром приготовила песочное печенье, на случай если ей захочется.

– Вы просто читаете мои мысли, – ответила я и отправилась на поиски горничной.

– Ну, и как сегодня наше королевство, Эдна? – спросила я, найдя ее в одной из спален.

– Бывало и лучше, мисс Армстронг, – устало ответила она.

– Боже! – воскликнула я. – Что случилось?

– Кажется, все разваливается прямо на глазах. У меня закончилась полироль, да и эта метелка знавала лучшие времена. – С этими словами она продемонстрировала мне несколько жалких страусовых перьев, неизвестно как державшихся на сломанной ручке. – И скатерть на столе не хочет ложиться, как надо… Просто ну ничего не действует, как должно. А уж о том, сколько раз я сегодня теряла разные вещи, лучше и не говорить…

– Это наверняка чей-то призрак. Для них как раз сейчас самый сезон.

– Только не говорите мне об этом. Я знаю, вы с хозяйкой в такие вещи не верите, а для меня все это очень серьезно. Я своими глазами видала призрак в доме бабушки. В жизни так не пугалась. Ведь перед Хеллоуином преграда между их миром и нашим становится совсем тоненькой…

– Я просто пошутила, – ответила я. – Мне кажется, что нам здесь нечего бояться. Этому дому меньше десяти лет – призраки в нем просто не успели завестись.

– И все равно, лучше с ними не шутить, – серьезно сказала горничная. – Ведь никто не знает, что было здесь раньше.

– Простите, я просто хотела вас немного взбодрить… Право, не стоит так расстраиваться из-за нескольких досадных неудач. Что-нибудь еще?

– И да и нет, дорогая. – Горничная прекратила перестилать постель и с мимолетной улыбкой посмотрела на меня. – Мой Дэн получил травму на работе. Ничего страшного, хотя и неприятно.

– Мне очень жаль. Я не знала… Что-то серьезное? Может быть, вам стоит побыть с ним?

– С ним все в порядке. Просто сломал ногу. Но вот с деньгами будет туго – доктор Фитцсиммонс считает, что ему придется пролежать месяцев шесть.

– А чем он занимается?

– Сейчас работает на ферме у Тоби Томпсона, помогает ему с молочным стадом. Раньше он работал у Ноя Лока на холме, но сейчас выбирать не из чего. Так что приходится хвататься за любую работу. Я называю его подмастерьем всех ремесел.

– То есть теперь ему придется сидеть с ногой в гипсе, – сказала я. – Может быть, вам стоит взяться еще за какую-то работу у нас? Я могу поговорить с миледи.

– Это было бы здорово, моя милая, – сказала Эдна, вновь отрываясь от работы. – Но только если это работа без дураков. Благотворительности мне не надо.

– Это понятно. Иное мне и в голову не приходило. Уверена, что для вас найдется достаточно настоящей работы.

– Тогда я вам буду очень благодарна.

– А Дэн без вас справится?

– Ежели у него будет его трубка и пара бутылок сидра, то он вполне сможет продержаться пару дней без меня.

– Тогда я подумаю, что можно сделать.

– Но только работа без дураков, не забудьте.

– Клянусь, что мы заставим вас трудиться, как новобранца, Эдна. Об этом можете не беспокоиться.

Теперь, будучи уверенной, что ничего страшного в доме не произошло, я вернулась на кухню. Когда я вошла, мисс Джонс как раз ставила кофейник с чашками на поднос.

– Спасибо, – поблагодарила ее я. – А вы знаете про Дэна?

– Про его сломанную ногу? – Кухарка вздохнула. – В последнее время я только об этом и слышу. Вы думаете, именно поэтому она злится по пустякам?

– Похоже на то.

– Им будет не хватать его заработка. Со сломанной ногой не поработаешь.

– Она мне так и сказала. Я предложила ей переговорить с хозяйкой насчет дополнительной работы по дому.

– Вы очень добры.

– А вы не будете против?

– Почему это я должна быть против? – спросила девушка несколько озадаченно.

– Ну, понимаете, вам мы дополнительной работы предложить не сможем. Честно говоря, я не представляю себе, что мы сможем поручить Эдне. Только ей об этом не говорите. Она настроена против любой благотворительности.

– Это точно. Наша Эдна – девушка гордая. Но обо мне вы не беспокойтесь. Меня вполне устраивает то, что я прихожу сюда по утрам. Мне это очень даже подходит. Я же еще должна присматривать за Ма.

– Конечно. Конечно. Кстати, как она?

– То лучше, то хуже, – ответила кухарка. – Бывают дни хорошие, бываю плохие, но мы справляемся.

– Наверное, вам не просто. Только не берите пример с Эдны. Если вам нужна будет помощь – не стесняйтесь. Договорились?

– Вы очень добры, мисс. Мне отнести этот поднос?

Как обычно, она приготовила поднос для двоих – и кухарка, и Эдна быстро привыкли к тому, что леди Хардкасл принимает пищу вместе со своей личной горничной.

– Нет, не беспокойтесь, – ответила я, – я сама возьму. А вы продолжайте колдовать над бараниной. И передайте леди Хардкасл; она сказала, что мы встретимся в малой гостиной, – на тот случай, если она забудет.

* * *

– Ты не чувствуешь запах дыма? – спросила леди Хардкасл, вплывая в малую гостиную, все еще в своей рабочей одежде.

– Я попросила Эдну зажечь камин, – ответила я. – Мне показалось, что мы уже достаточно доказали свою стойкость и выносливость. Границы «легкой прохлады» преодолены, и мы стремительно движемся к «собачьему холоду». Так что пора начинать греться.

– Ты совершенно права, – согласилась со мной миледи, усаживаясь. – И сурово застывшее лицо производит впечатление, только если оно застыло не от мороза… Но я имела в виду запах на улице. Когда мы сегодня утром шли в оранжерею, на улице здорово пахло дымом. Тебе так не показалось?

– Может быть, сегодня все решили затопить камины?

– Нет, запах был не такой… чистый. Пахло не древесным или угольным дымом.

– Может быть, костры? Сжигают листья и мусор в садах? Последняя приборка перед зимой?

– На улице льет как из ведра, дорогая, – заметила миледи. – Кто будет жечь костры в дождь? Ты уверена, что не почувствовала никакого запаха?

– Да вроде нет, – ответила я, наливая ей чашку кофе и протягивая песочное печенье, приготовленное мисс Джонс. – Надеюсь, к пятнице погода разгуляется. Обожаю Ночь костров^[1].

– Я тоже. В эту ночь папа обычно водил всех нас любоваться фейерверками. На улице стояли прилавки, за которыми продавали еду и напитки. Отлично помню, как какой-то йоркширец продавал «костровые ириски» – черные твердые куски, о которые можно было легко обломать зубы^[2]. Но никто не расстраивался, потому что ими же можно было опять склеить обломки. Я настаивала на том, чтобы мы подходили к нему каждый год, – просто обожала эти ириски. Когда я подросла, мама сказала, что мы видим его в последний раз и что я должна откусить кусочек ириски, а потом выплюнуть его со словами: «Самая жуткая штука во всей Империи». Но фейерверки были просто сказочными. Из года в год.

– В ночь Гая Фокса мы давали последнее представление перед закрытием цирка на зиму, – заметила я. – Закончив шоу, шли во главе толпы зрителей в поле. И устраивали для них фейерверки, каких они до этого не видели. А пожиратель огня показывал свой номер на фоне большого костра. Я здорово расстроилась, когда мы вернулись в Абердэр, чтобы мама могла ухаживать за Мамгу^[3]. В городе ничего подобного тому, что мы видели в детстве, просто невозможно себе представить.

– А ты помнишь фейерверки в Шанхае? Надо бы пригласить сюда китайцев, чтобы те показали, что такое настоящий фейерверк… И все-таки в деревне всегда очень стараются, даже без помощи китайцев. Так что я жду с нетерпением…

– Но если леди Фарли-Страуд занимается организацией показа ваших живых картинок, то кто же отвечает за Ночь фейерверков? – поинтересовалась я. – Сэр Гектор?

Сэр Гектор и леди Фарли-Страуд были местными землевладельцами. Однажды леди Хардкасл охарактеризовала их как «самую очаровательную пару старичков, когда-либо рождавшуюся на свет». За последний год эти двое стали близкими друзьями.

– Гектор? Да неужели? Я его очень люблю, но он, бедняжка, не способен организовать даже игру в снежки зимой, да благословит его Господь… Нет, я думаю, что существует какой-то комитет, во главе которого стоит все та же Герти. Она вполне может заниматься организацией шоу и в то же время контролировать подготовку к Ночи Гая Фокса. Эта женщина – иногда мне кажется, что внутри у нее прячется паровая машина.

– Вот именно. С медными украшениями, – добавила я.

Миледи посмотрела на часы.

– А ведь уже почти время ланча. Зачем ты позволяешь мне есть это печенье? Нам надо уговорить мисс Джонс приготовить пирог.

– Я хотела выпить чай в одиннадцать часов, но вы же хотели сделать этот «еще… один… последний… кадр», – заметила я. – А я девочка послушная и всегда делаю то, что мне велят.

Мои слова вызвали бурю негодования, но от более серьезных последствий меня спас телефонный звонок.

– Кто, черт побери, это может быть? – удивилась миледи.

– Сейчас узнаю.

Пройдя в холл, я сняла слуховую трубку с деревянной коробки, привинченной к стене, и произнесла:

– Алло, Чиппинг-Бевингтон два-три слушает.

– Армстронг? – раздался знакомый голос леди Гертруды. Помяни черта, как говорится… – Армстронг, это вы, милочка?

– Да, леди Фарли-Страуд, – ответила я. – Вы хотите, чтобы я позвала леди Хардкасл?

– Нет, дорогая, в этом нет нужды. Просто попросите ее подойти.

– Сейчас, миледи. Не кладите трубку.

Подобный разговор повторялся практически каждый раз, когда она звонила. Я уже стала беспокоиться, не во мне ли все дело?

– Кто там, дорогая? – спросила леди Хардкасл, когда я вернулась в малую гостиную.

– Леди Фарли-Страуд. Она хочет поговорить с вами.

Миледи отсутствовала довольно долго. Я слышала только обрывки того, что отвечала леди Хардкасл, но услышала достаточное количество «боже!» и «бедные, вы бедные» чтобы понять, что в «Грейндже» не все в порядке.

– В «Грейндже» не все в порядке, – сообщила миледи, вернувшись за стол.

– Я так и поняла, – ответила я. – Что случилось?

– Этот запах дыма, о котором я говорила, когда вошла, – так вот, им несло с их кухни.

– У миссис Браун сгорел их воскресный обед?

– Хуже, – ответила миледи. – У них загорелась кухня. Они думают, что это от забытой свечи. Огонь перекинулся на тряпку, и пошло-поехало.

– Боже! – воскликнула я. – Никто не пострадал?

– К счастью, нет. И дом не пострадал. Они просто остались без кухни.

– Мы можем чем-то помочь?

– Именно поэтому она и звонила. Они должны были принимать гостей из мира кинематографа – полковника Как-его-там и трех актеров.

– Его зовут полковник Читэм, – подсказала я. – Нолан Читэм.

– Вот именно. Она спрашивала, не сможем ли мы взять их на себя.

– Надеюсь, вы согласились?

– Сразу же. У каждого будет своя комната – места у нас достаточно. Единственное, что меня волнует, – справишься ли ты со всем этим?

– В одиночку – нет, – ответила я. – Но так получилось, что Эдна хотела бы подработать, пока ее муж болеет. Насчет мисс Джонс не уверена, но думаю, что ее можно будет уговорить. С одной стороны, она очень хочет быть полезной, но с другой – должна присматривать за матерью.

– Мне кажется, что Герти Фарли-Страуд знает ее мать – по-моему, они вместе заседают в паре деревенских комитетов, – так что она сможет уговорить ее посоветовать Блодвен побольше выходить и общаться с людьми. И еще Герти предложила нам услуги Доры и Дэви на все время этого визита.

Дора Кендрик работала горничной в «Грейндже»; мы с ней не очень ладили. Дэви Риз был лакеем. Будучи занудой, он обычно ругался по-валлийски, когда на него слишком наседали, но в остальном с ним все было в порядке.

– Думаю, мы справимся, – заключила я. – А когда они приезжают?

– Слуги появятся здесь завтра утром, а гости приедут во второй половине дня.

– Вот как… Эдна и мисс Джонс уже ушли. Я скажу им завтра.

– А мисс Джонс оставила нам ланч?

– Бараньи ребрышки, – ответила я. – Осталось только нанести несколько последних штрихов.

* * *

Позже, вечером того же дня, мы с леди Хардкасл сидели возле камина в гостиной.

– Мне действительно нравится сельская жизнь, – заметила миледи, устраиваясь в кресле поудобнее. – Правда, от городской она отличается тем, что требует от человека гораздо больше усилий и самоотверженности.

– Но ведь сейчас от нас ничего особенного и не требуется, – рассмеялась я. – Вы же сами говорили, что нам следует почаще приглашать гостей.

– Я знаю. И не жалуюсь. Просто размышляю над тем, что, если леди Имярек захочет устроить прием в Лондоне, она будет уверена, что никто из соседей не захочет остаться на ночь. Просто все мы появимся нарядно одетыми и весело проведем вечер. А когда настанет время разойтись по домам, то вызовут экипажи, и все мы разъедемся, а ее слугам придется убирать за нами. Тогда как здесь…

– Тогда как здесь вас очень мило попросят выручить в тяжелой ситуации и пришлют вам своих слуг, чтобы они взяли на себя основную часть забот. И, может быть, деревенский подход нравится мне больше…

– Когда ты так говоришь, юная Фло, то с тобой трудно не согласиться. – Миледи сделала глоток бренди. – А что говорят о наших гостях деревенские кумушки? Герти не слишком распространялась на этот счет.

– Как обычно, моим главным источником слухов является Дейзи, – ответила я. Дейзи была дочерью мясника, которая утро проводила в магазине своего отца, а вторую половину дня и вечер – за стойкой местного бара «Пес и утка». Она была легкомысленна и глуповата, но при этом я считала ее своей лучшей подружкой в деревне. – Она говорит, что у этого Читэма репутация вполне себе харизматичного шоумена, но при этом – дословно она сказала следующее: «Его звезда уже закатилась».

– Для Дейзи это слишком поэтично.

– Она вычитала это в одном из своих журналов. И дала мне его почитать, – я указала на журнал, лежавший на столике между нами. – Иногда в нем появляется «кинематографическая» рубрика. А еще она сказала, что все считают его гранд-шишкой английского кинематографа. Кое-кто пытается кусать его за пятки, но, судя по всему, эта его фильма вновь вернет ему былое величие.

– И он везет ее сюда? Как это мило с его стороны…

– Это как-то связано с лозунгом «Кинематограф в каждый дом» или что-то в этом роде. Дейзи говорила что-то о том, что он считает, что другие продюсеры слишком зациклены на больших городах и совсем забывают о сельской местности, так что он собирается продолжить премьерный тур со своей фильмой здесь, в Литтлтон-Коттерелле. Уверена, что вы сможете поподробнее расспросить его, когда он появится у нас.

– Обычно в этом нет никакой нужды – шоумены обожают говорить о себе сами. А что его актеры? Дейзи что-нибудь о них знает?

– Две актрисы и актер. Она назвала их имена и долго распространялась о взлетах и падениях их карьер, но, боюсь, я не слишком внимательно ее слушала. Ничего не могу вспомнить.

– Тем интереснее будет встретиться с ними и узнать все из первых рук, – заметила миледи и налила нам еще бренди. – А что, если нам перед сном заняться музыкой? Этому старому фортепиано явно не хватает внимания. Как ты к этому отнесешься?

– Вы имеете в виду какую-нибудь жутковатую мелодию, миледи? – спросила я.

– Жутковатую? Почему же «жутковатую»?

– Но сегодня же канун Дня Всех Святых, – объяснила я. – В эту ночь наружу вылезает вся нечисть. Эдна уверена, что духи крадут ее метелки для пыли.

– Да пошли все эти глупости к черту, – сказала миледи. – Герти уже рассказала мне придушенным голосом – насколько это возможно, когда она говорит по телефону, – что их слуги тоже бормочут о каких-то сверхъестественных силах, якобы ответственных за пожар на кухне.

– Городские жители обычно забывают, насколько наши деревенские братья серьезно относятся ко всему этому.

– Гоблины и призраки. И тому подобные длинноногие твари…

– Вот именно. А еще ведьмы и монстры. Моя матушка называла эту ночь Nos Galan Gaeaf. «Ночь накануне первого зимнего дня»^[4]. Она учила нас всем древним обрядам. Когда мы вернулись в Абердэр, в некоторых семьях они все еще соблюдались. То есть весь год жители регулярно ходили в церковь, а одну ночь в году посвящали старым традициям.

– Как интересно! Это что, были какие-то церемонии? Ритуалы?

– Это был Coelcerth^[5], – ответила я, беззастенчиво понижая голос, как рассказчик, подошедший к самой страшной части своей истории. – Вокруг него танцевали женщины и дети. Каждый по очереди писал на камне свое имя и клал камень в огонь. А когда костер выгорал, все мгновенно разбегались по домам. Последний, кто оставался во мраке, рисковал быть схваченным Yr Hwch Ddu Gwta – устрашающей черной свиньей без хвоста, и безголовой женщиной, путешествующей вместе с ней.

– Свят, свят, свят, – произнесла миледи с улыбкой. – А я-то думала, что Уэльс – это веселая страна, полная стихов и песен…

– Но это еще не все, миледи. Утром камни проверяли, чтобы убедиться, что ни один из них не пропал. И если чье-то имя пропадало, то этот человек должен был умереть до конца следующего года.

– На фоне всего этого нянюшкины истории о Джеке-с-фонарем^[6] покажутся пресными. Грубо изрезанная репа со свечой внутри и предупреждение не связываться с ведьмами бледнеют перед твоими рассказами.

– Это все вы, лондонцы, с вашими городскими привычками, – я все еще не могла выйти из роли рассказчика. – Вы и половины не знаете.

Хозяйка вновь рассмеялась.

– Тогда, может быть, Сен-Санс? – предложила она. – «Пляска смерти» вполне подойдет. Или Мусоргский? Уверена, что у нас где-то есть ноты «Ночи на Лысой горе». А может быть, и то и другое? Или ни того и ни другого? Произведения довольно сложные…

Я откинулась в кресле и, закрыв глаза, полностью растворилась в музыке. Произведения действительно были сложными, но хозяйка, как и всегда, с честью справилась с ними.

Разошлись мы где-то в полночь, и, ложась в постель, я зажгла две свечи. В Nos Galan Gaeaf осторожность никому не помешает.

Глава 2

Как это часто со мной случается, несмотря на то что накануне легла поздно, утром я проснулась до обидного рано. К тому моменту, как в дом через заднюю дверь вошли Эдна и мисс Джонс, я уже успела разжечь плиту и поставить чайник. И когда они вошли на кухню, как раз ставила кипятиться большой медный бак с бельем.

– Утро доброе, мисс Армстронг, – весело поздоровалась Эдна. – И спасибочки вам, это очень мило с вашей стороны. Не многие личные гувернантки леди будут заниматься стиркой. Так что я вам очень обязана, будьте покойны.

– Не стоит, – ответила я. – Хотя, должна признаться, у меня есть тайная причина завоевать ваше доброе расположение.

Эдна вопросительно приподняла бровь.

– Вы помните нашу с вами вчерашнюю беседу? – продолжила я. – Вы говорили, что хотели бы поработать сверхурочно.

– Если только это будет работа без дураков, – напомнила она мне. – О благотворительности речь не идет.

– Вот именно, – согласилась я. – Как, по-вашему, ухаживать за четырьмя гостями – это работа без дураков?

– За четырьмя? – хором переспросили Эдна и мисс Джонс.

– Боюсь, что да, – ответила я. – Эти люди из мира кинематографа должны были гостить у леди Фарли-Страуд, но после пожара…

– О боже, ну конечно. Пожар. Ма рассказывала, – прервала меня мисс Джонс, что для нее было крайне нехарактерно. – На кухне. Я всегда жутко боюсь, что могу случайно поджечь кухню.

– Люди говорят, что это был дух кухарки из тысяча шестисотого года, – заметила Эдна.

– Да неужели? – переспросила я.

– Да. Говорят, что сын тогдашнего лорда плохо с ней поступил, и она умерла при родах незаконного сыночка. Местные рассказывают, что каждый год в это время она появляется здесь, чтобы предупредить слуг об осторожности и отомстить.

– Кому? – спросила я, невольно заинтересовавшись.

– Семье, которая так плохо с ней обошлась, – твердо ответила Эдна.

– Но этой семьи здесь давно уже нет. Фарли-Страуды купили поместье в восьмидесятых.

– А никто и не говорит, что у призраков есть доступ к земельному кадастру, – возразила горничная. – Она просто знает, что умерла на этой самой кухне и кто-то должен за это заплатить.

– Понятно. К счастью, никому платить не пришлось. Хотя миссис Браун слегка потрясена.

– Эта ленивая старая черепаха, – фыркнула Эдна. – Я слыхала, как она, увидев, что произошло, рванула к своей сестрице.

Мне стало ясно, что деревенский телеграф работает со своей обычной эффективностью.

– Очевидно, в Глостер, – заметила я. – Но тот факт, что кухня находится в руинах, а опытнейшая кухарка в бегах, заставили леди Фарли-Страуд задуматься, сможет ли она вообще принять своих гостей. Поэтому она попросила нас взять их на себя. Насколько я понимаю, это будут два джентльмена и две леди. Один из джентльменов – руководитель компании, остальные – его актеры.

– Актеры? – переспросила Эдна. – Вот уж кому я не стала бы доверять. Сестра нашего Дэна когда-то работала в Королевском театре в Бристоле. Она вам такого может порассказать об этих актерах…

– Уверена, что никаких проблем с ними не будет, – прервала ее я. – Кроме того, леди Фарли-Страуд предложила прислать Дору и Дэви нам в помощь…

– Пару этих недотеп? – возмутилась Эдна. – Наверняка просто захотела избавиться от них, чтобы они не мешались под ногами.

– Она предложила прислать Дору и Дэви нам в помощь, – повторила я, отчаянно стараясь взять беседу под свой контроль. – Мы могли бы справиться и так, но наша обычная жизнь изменится.

– А я еще просила о настоящей работе, – хихикнула Эдна. – Впредь надо будет быть поосторожнее с желаниями.

– А как насчет питания? – взволнованно спросила мисс Джонс. – У нас припасов не хватит – я не думала, что надо заказывать больше. И работать весь день я не смогу. Мне очень жаль, но я должна присматривать за Ма.

– Не волнуйтесь, – успокоила я ее. – Я закажу дополнительные продукты. А насчет кухни мы как-нибудь договоримся. Я ведь, знаете ли, тоже не полный профан в готовке.

– Я знаю, мисс. Я вовсе не хотела… Но ведь это не ваши обязанности. Вам и так хватает того, что вы ухаживаете за хозяйкой.

– Все дело в том, что, перед тем как перебраться сюда, мы долгое время жили с ней вдвоем. И никогда не задерживались на одном месте достаточно долго, чтобы нанять слуг. Так что я привыкла все делать сама.

– Хотелось бы мне послушать об этом, – заметила Эдна. – Это вам не про актеров сплетничать. Уверена, что у вас были настоящие приключения.

– И даже не одно, – рассмеялась я. – И о многих из них я до сих пор не могу рассказывать. Государственные секреты и все такое…

Мисс Джонс уставилась на меня вытаращенными глазами.

– Не обращай внимания, детка, – вмешалась в разговор Эдна. – Она тебя просто разыгрывает.

Теперь уже наступила моя очередь приподнимать бровь.

– Нет, Эдна. Я ей верю, – сказала мисс Джонс. – Они с леди Хардкасл много чего могут порассказать.

– Как хочешь, милочка, – не унималась Эдна. – Но пока рассказы подождут. Когда приезжают эти актеры?

Я невинно улыбнулась.

– Берт встречает их на станции в Чиппинг-Бевингтон в полдень.

– Уже сегодня? – хором спросили они.

Я попросила Эдну присмотреть за Дорой и Дэви, пока они все трое будут готовить дом к приезду наших гостей. Мне показалось, что эта просьба доставила ей удовольствие. Эдна уже много лет работала в качестве горничной, а в молодости даже была домоправительницей в домохозяйстве средних размеров. Ей нравилась работа на неполный рабочий день у леди Хардкасл, но мне казалось, что она ждет случая показать мне все, на что способна. Так что я оставила ее обдумывать собственные планы.

А мы с мисс Джонс пока занялись составлением меню до конца недели и инспекцией кладовой с продуктами.

С запозданием я поняла, что мы так и не выяснили, сколько дней проведут у нас гости, но, по моему разумению, они должны были пробыть как минимум до завтрака в субботу. То, что комитет во главе с леди Фарли-Страуд с энтузиазмом назвал «Феерией живых картин», должно было закончиться в четверг, после чего наших визитеров приглашали в качестве почетных гостей на празднования по поводу Ночи костров в пятницу. Скорее всего, они захотят отдохнуть ночь перед тем, как отправиться дальше. Таким образом, мы должны были накормить четырех лишних человек не менее пятнадцати раз. Я подумала, что владельцы местных магазинов встретят меня с радостью.

В этот момент кто-то постучал в заднюю дверь. Эдна, находившаяся к ней ближе всех, открыла. Скорее всего, это был какой-то посыльный. Я уже было решила перехватить его и отправить восвояси с нашим новым заказом, но потом решила, что будет лучше, если я появлюсь в лавках лично. Я задумалась о другом и обратила внимание на происходящее только когда услышала свое имя и поняла, что Эдна разговаривает не с юным посыльным мясника, а со взрослым человеком.

– …а мисс Армстронг, – говорила Эдна, – велела, чтобы вы двое…

– Заносчивая дамочка, – заметила Дора.

– Не поняла, – ответила Эдна.

– Эта ваша «мисс Армстронг». Считает себя лучше нас только потому, что водит дружбу с выжившей из ума старой коровой леди Хардкасл. И в «Грейндж» входит через парадную дверь, надо же… Через чертову парадную дверь! И все это потому, что ее придурковатая хозяйка смогла раскрыть пару загадок…

– Ты бы последила за своим языком, детка. Негоже так говорить о людях, особенно о таких женщинах. Каждая из них стоит двадцати таких, как ты.

Но на Дору эти слова, казалось, не произвели никакого впечатления.

– И не надейся, что мы будем слушать твои указания, – продолжила она. – Мы работаем на леди Фарли-Страуд, так что нечего нами здесь командовать. У нас есть свои инструкции. И мы знаем, что нам надо делать.

Обычно я никогда никому не угрожаю. Моя субтильная внешность делает физические угрозы с моей стороны просто смешными. Да и не люблю я использовать угрозы в качестве способа управления людьми. В молодости, когда я работала в качестве помощницы на кухне, мы с другими девушками однажды сидели и выпускали пар, жалуясь на то, как одна из старших горничных обращается с нами. И вдруг все девушки одна за другой замолчали. Я обернулась и увидела миссис Левеллин, домоправительницу, которая угрожающе нависла надо мной. Все мы получили свое за нашу наглость, но я никогда не забуду, как сжался мой желудок, когда я подняла глаза и увидела ее лицо, склонившееся надо мной. Его выражения я никогда не забуду. Тогда я поклялась себе, что если когда-нибудь буду на ее месте, то не буду никому угрожать. На мой взгляд, это совершенно ужасно.

А вот Дора как раз не относилась к числу моих любимчиков в деревне, и я решила, что ее нужно поставить на место. Я жестом приказала мисс Джонс хранить молчание и на цыпочках прокралась к двери в прихожую – так громко мы называли небольшое уютное помещение, в котором происходил разговор. Эдна стояла спиной ко мне – как раз между вновь прибывшими и дверью на кухню. Возможно, на этот раз моя комплекция позволит мне более эффектно поставить их на место.

Я крадучись приблизилась к ним как можно ближе, используя Эдну в качестве щита, за которым Дора не могла меня увидеть. Она продолжала свой бесконечный монолог, в котором перечислялись наши с леди Хардкасл недостатки и отмечалась наша непригодность к жизни среди достойных деревенских жителей.

Я медленно возникла из-за плеча Эдны.

Доре понадобилось несколько секунд, чтобы заметить меня, и она вдруг затихла, произнеся напоследок с никого не обманувшей дерзостью: «В общем… да…» После чего покраснела и цветом лица стала напоминать лобстера, которого подавали на обед у итальянского посла в Париже.

– Привет, Дора, fach^[7]. Как мило увидеть вас вновь, – поздоровалась я. – Эдна вам уже все объяснила?

Мгновение та молча смотрела на меня, но не смогла выдержать мой взгляд и перевела глаза на свою обувь.

– В следующие несколько дней нам всем предстоит хорошо потрудиться, – продолжила я, – и я хотела бы, чтобы вы повнимательнее прислушивались к указаниям Эдны, и чтобы все у нас здесь работало как часы.

За все это время Дэви не произнес ни слова. Хотя, надо отдать ему должное, этот долговязый валлийский парень был явно шокирован тем, как вела себя его коллега по «Грейнджу». Он согласно кивнул, в то время как Дора продолжила внимательно изучать свои башмаки.

– Да, и вот еще что, Дора, – добавила я в заключение, – если я услышу хоть какие-то намеки на то, что вы опять позволили себе говорить о леди Хардкасл в таком тоне, я жизнь свою положу на то, чтобы сделать вашу как можно более невыносимой. Обо мне вы можете говорить все, что вам заблагорассудится; худшее, что вас в этом случае может ждать, – это удар по физиономии, если мне угодно будет этим обеспокоиться. Но посмейте сказать хоть слово о ней – всего одно слово, Дора Кендрик, – и вы пожалеете, что в детстве научились говорить. Я ясно выразила свою мысль?

– Да, мисс, – пробормотала она в ответ.

– Вот и отлично. А теперь я передаю слово вам, Эдна, – сказала я. – Самой мне надо в деревню, заказать кое-что. Скоро увидимся.

Надев пальто, я выскользнула через заднюю дверь, с большим трудом заставив себя закрыть ее, не хлопая.

* * *

К тому моменту, когда я дошла до лавки зеленщика Уикли «Заходите к Уикли ради свежих овощей», мне удалось немного успокоиться.

Мистер Уикли, узнав о нашем заказе, чуть не закричал от восторга: как много всего нам нужно!

– Ваша хозяйка собирается устроить банкет, мисс Армстронг? – поинтересовался зеленщик.

– К ней неожиданно приезжают гости, которые пробудут у нас до конца недели, – ответила я.

– Надеюсь, для вас это будет не слишком тяжело, хотя не буду притворяться, что этот дополнительный заказ меня не радует… Послушайте, а это не те люди, которые собирались остановиться у леди Фарли-Страуд? Мы здесь слышали о пожаре. Просто ужас. Говорят, никто не знает, как он начался, но миссис Уикли рассказывала, как одна из кухонных девушек вспомнила, что они видели призрачную фигуру с фонарем в руках, которая в тот вечер обходила помещения. Фонарь горел синим огнем – так она утверждает. Но ведь на свете не бывает естественного синего пламени, по крайней мере я о таком никогда не слыхал…

– Может быть, вы и правы, – согласилась я. – Хотя работа кухонной девушки может быть невероятно скучной. Так что иногда они что-то выдумывают, чтобы время шло быстрее. Помню, как одна из девушек в Кардиффе, с которой я работала в молодости, была готова поклясться на Библии, что призрак собаки хозяина влетел к ней в окно и исполнил танец семи покрывал^[8], отполировав при этом ее воскресные ботинки, а еще подсказал ей ставку на следующие скачки в Чепстоу.

– И что, она выиграла? – поинтересовался мистер Уикли.

– Лошадь звали Тетушка Джемайма, и она пришла четвертой. А позже ее вообще дисквалифицировали после запроса стюардов^[9]. Но я хочу сказать, что все это была выдумка. И я уверена, что прислуга в «Грейндже» тоже все выдумала.

– Но миссис Уикли, она совсем не легковерная. И она считает…

Моя собственная бабушка обладала способностью к «прозрению», как она сама о себе говорила. Поэтому я всегда с пониманием относилась ко всем этим разговорам о сверхъестественном, однако сейчас это уже перешло все границы. Призрак в «Грейндже»? И я решила изменить тему разговора.

– Хорошо, что при пожаре никто не пострадал. Хотя на нас и свалились неожиданные гости.

– Это они путешествуют с шоу живых картинок? – уточнил мистер Уикли, невозмутимо возвращаясь к изначальной причине моего визита.

– Именно они, – подтвердила я. – Леди Хардкасл вызвалась заменить леди Фарли-Страуд, и теперь они остановятся в… – меня опять резанул тот факт, что у нашего дома все еще нет собственного названия, – в нашем доме, – вяло закончила я.

– Если вы оставите ваш заказ, мисс, то я прослежу, чтобы посыльный доставил вам его как можно скорее.

Я оставила его кудахтать о выпавшей на его долю удаче и размышлять о том, хватит ли ему картофеля и моркови.

Мистер Холман, булочник, также был приятно обрадован дополнительным заказом и предложил мне специальные условия на свои знаменитые пироги со свининой. Естественно, я согласилась, и он при мне упаковал их, не переставая обещать, что остальной заказ будет доставлен как можно быстрее.

Миссис Пэнтри, владелица продуктовой лавки, была, как всегда, всем недовольна, поэтому покупка у нее товаров на вполне приличную сумму (которую без меня она никогда не заработала бы) превратилась в жуткое испытание.

После этого я с некоторым облегчением нанесла свой последний в то утро визит. Меня всегда очень тепло встречали в мясной лавке Ф. Спратта, пол которой был обязательно посыпан свежими опилками.

Даже колокольчик над дверью – а я уверена, что он был изготовлен на той же фабрике в Мидленде^[10], что и колокольчик миссис Пэнтри, – приветствовал меня более радостным перезвоном.

Семья Спраттов была в полном сборе.

Каждый дюйм тела мистера Спратта говорил о том, что передо мной стоит настоящий мясник – надо сказать, что большинство этих дюймов пряталось под его повязанном на животе забрызганном кровью фартуком. Когда он увидел меня, его лицо расплылось в улыбке. Мне хотелось бы думать, что эта улыбка была предназначена только для меня, но, кажется, мистер Спратт встречал ею любого входившего.

– Доброе утро, моя дорогая, – произнес он, кладя свой громадный нож и вытирая руки полотенцем, засунутым за пояс фартука. – Рад вас видеть.

– Доброе утро, мистер Спратт, – поздоровалась я. – Я тоже рада встрече.

Миссис Спратт была занята упаковкой какого-то заказа. Ее пухлые пальцы оказались на удивление гибкими, и упаковывала мясо она гораздо быстрее, чем я могла себе представить.

– Обращайтесь к нему по имени Фред, дорогуша, – сказала она, откладывая пакет в сторону. – Все так делают. «Мистер Спратт» звучит слишком величаво для такого увальня, как он.

– А я зову его «наш папа», – вмешалась в разговор Дейзи. – И Уилф тоже. – Уилф был старшим братом Дейзи. Он был обладателем младшего чина в Военно-морском флоте, и я его никогда не видела, хотя все семейство им жутко гордилось.

– Но мисс Армстронг не может звать его «наш папа», потому что он не ее папа, – заметила миссис Спратт. – И вообще, не обращайте внимания на Дейзи – она вся как на иголках, потому что этот парень Читэм и его – как она называется, Дейз, труппа? – приезжают к нам в деревню.

– Это правда, Дейзи? Тогда вам понравится то, что я сейчас скажу.

Дейзи подняла голову от гроссбуха, в который аккуратно заносила доходы своего отца.

– Они остановятся у нас, – произнесла я.

– Не может быть! – воскликнула девушка. – Обалдеть можно… А вам еще одна горничная не понадобится? Я могла бы заняться счетами. Или чем-то еще. И мешать я никому не буду. Мне так хочется с ними встретиться! Представь меня, ну пожалуйста…

– Обязательно, – рассмеялась я. – Ты хочешь, чтобы я замолвила за тебя словечко? Может быть, мне удастся получить для тебя роль в его следующей картине…

Она чуть не свалилась в обмороке.

– Это было бы самое лучшее, что могло бы со мной случиться, правда? Я… и в фильме…

– Но ты же уже снималась в одной фильме, дорогая моя, – заметила миссис Спратт.

– Ты про этого парня из Уэстона? – уточнила Дейзи.

– Ну да, – с этими словами миссис Спратт повернулась ко мне. – Это случилось несколько лет назад. Мы все отправились в Уэстон-сьюпер-Мэр. Настоящий выход в свет по-деревенски. И там увидели этого парня с камерой. Ну, вы меня понимаете… – Она жестом показала, как вращает ручку на боку камеры. – И когда он направил ее на нас, мы все стали резвиться – танцевать и все такое. А потом подошел его помощник и дал нам всем буклеты, сказав при этом, что если мы в четыре часа дня придем в церковный зал рядом с променадом, то сможем увидеть себя.

– Вот еще, – подал голос мистер Спратт. – Мы и так могли себя увидеть, просто посмотрев в зеркало. И нас не так легко было пропустить, разгуливающих взад-вперед в наших лучших воскресных одеждах.

– Короче говоря, – продолжила миссис Спратт, не обращая на него внимания, – мы все промаршировали в тот церковный зал, о котором шла речь, заплатили каждый по полпенни и уселись. Совсем скоро появился этот парень, которого мы видели с камерой. Он установил свой волшебный фонарь и закрутил ручку. И вот мы – гигантских размеров – появились на большой белой простыне, которую он растянул на стене.

– Как интересно, – вставила я.

– По правде, должна заметить, что ничего нового мы там не увидели. Хотя интересно увидеть саму себя на экране, да?

– Даже представить себе не могу. – Честно говоря, я уже видела себя на экране несколько лет назад, когда друг леди Хардкасл притащил камеру на вечеринку, но мне не хотелось разочаровывать миссис Спратт.

– Думаю, народу здесь это понравилось бы. Как думаете, этот ваш полковник Читэм сможет устроить что-то подобное для нас? – спросила меня миссис Спратт.

– Мы ничего не потеряем, если попросим его об этом. А ты как думаешь, Дейзи? Так ты сможешь сняться в одной из его картин.

– Это вовсе не то, – она поцокала языком. – Я представляю себя одной из его актрис. Такой всей из себя роскошной… И вообще я думаю, что живые картины скоро победят мюзик-холлы.

– Глупости, – рассмеялся мистер Спратт. – Никакие картинки, мелькающие на стене, не смогут заменить живых артистов. А песни где? А шутки? Ведь после синематографа ты не выйдешь на улицу, напевая мелодию себе под нос. Это все блажь и ничего больше.

– Вот уж не думала, что ты такой старомодный скептик, Па, – заметила Дейзи.

– А мне это по жизни не мешает, – добродушно ответил мясник.

– Вот увидишь, я права. Попомни мои слова. А сейчас хватит болтать. Мы задерживаем мисс Армстронг. И самим нам, думаю, надо делом заниматься. Не можем же мы весь день точить лясы.

– Поверьте, – сказала я, – после посещения миссис Пэнтри я наслаждаюсь атмосферой вашей лавки.

– Даже не представляю, как ей все это сходит с рук, – заметил хозяин. – Наверное, людям просто некуда больше идти. Так что мы можем предложить вам теперь, после того как вы вырвались из ее «объятий»? У меня есть отличные свиные отбивные.

– У меня здесь целый список, – сказала я, протягивая ему свой последний листок.

Какое-то время он молча рассматривал его, а потом расхохотался.

– Чтоб я так жил!.. Сколько, вы сказали, у вас будет гостей?

– Всего четверо. Но леди Хардкасл считает, что мы должны раскинуть перед ними скатерть-самобранку.

– Это точно, – согласился он, все еще смеясь. – Мне понадобится какое-то время, чтобы все это приготовить. Позже я пришлю вам посыльного.

– Можно не торопиться. На сегодня нам запасов хватит.

– Между этими синематографистами и мистером Хьюзом с его веселой компанией мужчин и женщин… – начала миссис Спратт.

– Мистером Хьюзом? – переспросила я.

– Это предводитель тех шутов, которые стоят перед деревенским залом со своими плакатами, – пояснила миссис Спратт. – В общем, с одной группой, которая приезжает, чтобы продвигать свой синематограф, и второй, появившейся здесь, чтобы разоблачить перед жителями деревни его пороки, думаю, нам предстоит насыщенная неделя. Мистер Холман уже заказал больше мяса, чтобы хватило на пироги для всех.

– Что ж, в таком случае я рада, что приношу благие вести и новые заказы на мясо, – сказала я с улыбкой.

И оставила еще одного лавочника размышлять над неожиданными преимуществами приезда гостей из мира живых картинок.

* * *

Когда я вернулась домой, там все было спокойно. Эдна хлопотала по дому, болтая о чем-то несущественном, как будто ничего не произошло. Она вообще любила поболтать ни о чем, и я не обратила бы на это никакого внимания, но Дора явно старалась не попадаться мне на глаза, так что у меня возникло подозрение, что проблема все еще не решена до конца.

Дэви, дай Бог ему здоровья, из кожи лез вон, чтобы продемонстрировать свое дружелюбие и воспитание. Когда я впервые встретила его в «Грейндже», он был ленивым и довольно-таки грубым парнем. Однажды он здорово покрыл нашего друга инспектора Сандерленда по-валлийски и был очень сильно удивлен, когда я ответила ему на том же языке. Когда я узнала его лучше, то поняла, что его сварливость была результатом поразительного отсутствия уверенности в себе. Иногда он долго не мог понять, что происходит вокруг, и сумел убедить себя – без сомнения, не без недоброй помощи со стороны окружающих, – что он настоящий глупый баран.

С этими своими воображаемыми недостатками Дэви боролся вполне традиционным способом, относясь к окружающим агрессивно и враждебно. Люди старались держаться от него подальше, что избавило его от насмешек, но в то же время оттолкнуло от него всех, кроме самых верных друзей. Однако со мной он почему-то никогда не был груб, и мы всегда неплохо ладили. Возможно, это как-то связано с нашими кельтскими корнями.

– Думаю, что на данный момент я сделал все, что мог, мисс Армстронг, – сказал Дэви, чуть позже зайдя на кухню.

Я как раз готовила чай, а мисс Джонс спокойно и умело занималась парой фазанов, которых мы собирались подать на обед.

– Это значит, что комнаты для джентльменов уже готовы? – уточнила я.

– Я проверил умывальники и повесил свежие полотенца. Дора перестелила постели. Мы очистили шкафы и открыли окна, чтобы комнаты немного проветрились. Думаю, что позже я их прикрою, а если надо будет, то кто-то из нас разожжет камин. Вот, как-то так…

– Отлично. Тогда вы как раз вовремя, чтобы выпить чашечку чая и немного передохнуть. Если захотите, то мисс Джонс приготовила сконы^[11].

– Не откажусь, – сказал Дэви, усаживаясь за наш новый стол.

Дело в том, что мы почти год прожили без стола на кухне – он нам просто не был нужен. Хотя, честно сказать, польза от него очень большая. И когда мне надоели вечные стенания Эдны по этому поводу, я наконец уговорила леди Хардкасл его купить.

Поставив чайник на стол, я села напротив и, наливая три чашки, поинтересовалась:

– Ну, и как дела в «Грейндже» после пожара?

– Да в общем, неплохо, – ответил молодой человек. – По мне, так там было много шума из ничего. Когда в кухню вошли, то оказалось, что ущерб совсем небольшой. Все могло быть гораздо хуже.

– Весь дом мог сгореть, – заметила я.

– Вполне возможно, – медленно произнес Дэви, как будто эта мысль впервые пришла ему в голову. – Думаю, именно из-за этого хозяйка в таком шоке. И миссис Браун тоже.

На этот счет у меня было свое мнение – миссис Браун наверняка использовала пожар, чтобы отдохнуть несколько дней, – но я не собиралась выдавать ее, хотя и считала ленивой и грубой старой кошелкой.

Мисс Джонс со вздохом удовлетворения положила второго ощипанного фазана на стол и вытерла руки о передник.

– Присоединяйтесь к нам, мисс Джонс, – предложила я. – Давайте я вам намажу скон маслом.

– Заранее большое спасибо, – ответила кухарка. – Люблю фазанов, но ненавижу ощипывать этих маленьких субъектов.

Я уже собиралась впиться зубами в собственный скон, когда раздался звонок в дверь. Большие часы на кухне показывали полдень.

– Это могут быть наши гости, – сказала я, вставая и разглаживая униформу. – Как говорили у нас в цирке: «Представление начинается».

Я открыла дверь.

Передо мной на ступеньках стояли двое мужчин и две женщины. У меня была всего одна секунда, чтобы определить, кого надо поприветствовать первым. Я подумала, что должна в первую очередь засвидетельствовать свое почтение полковнику Читэму как главному в группе, но как его определить…

Двух женщин можно было исключить сразу. Старшей из них на вид было лет пятьдесят. В молодости она, должно быть, была хороша, и с течением времени ее красота не увяла, а стала только нежнее. Дни, когда она играла главные роли, уже остались позади, и я бы сказала, как говорили наши театральные друзья, что теперь она стала «хара́ктерной актрисой». Но отнюдь не зачуханной. В ее светло-каштановых волосах, там, где они выбивались из-под модной шляпки, виднелась седина, но голубые глаза сохранили тот блеск, что наверняка разбил не одно мужское сердце.

Более молодой женщине было в районе двадцати, и она по всем стандартам была красавицей. Волосы цвета воронова крыла, глаза тоже казались черными. Может быть, красота Елены Прекрасной и отправила тысячу кораблей под Трою, но красота этой девушки легко могла отправить еще тысячу с заданием доставить хрустящей картошки на полпенса.

Совершенно очевидно, что ни одна из них не полковник. Что же касается двух мужчин…

По лицу более молодого, одетого в хорошо сшитый костюм и начищенный котелок, определить возраст было трудно – ему могло быть от тридцати до пятидесяти. Я подумала, что как раз он – актер.

То есть оставался только джентльмен постарше, в немодном пальто и шляпе. Морщины на лице говорили о том, что он много лет провел на солнце, а усы были внушительных, я бы сказала боевых, размеров. Наверняка он – полковник Читэм.

Эти мысли пронеслись у меня в голове за каких-нибудь пару секунд, и я уже собиралась протянуть руку пожилому джентльмену, когда молодой дотронулся до своей шляпы и произнес:

– Добрый день. Я полковник Читэм. А леди Хардкасл дома? Думаю, она нас ожидает.

У него был северный акцент. Хотя я и не большой специалист в определении, по какую сторону Пенинских гор^[12] родился тот или иной человек. Знаю, что люди с севера здорово злятся, когда вы ошибаетесь в месте их рождения, как будто Война роз велась между двумя областями Англии, а не между двумя ветвями Плантагенетов, но я бы сказала, что родился он в Ланкашире. Или, возможно, в Манчестере. В 1902 году, когда нам надо было достать кое-какие документы в одном из европейских посольств в Лондоне, на нас работал один медвежатник. Он был лучшим в своем деле, и акцент у него был такой же, как у этого Читэма.

– Ну конечно, сэр, – сказала я, слегка присев, – она действительно вас ожидает. Прошу вас, входите. – И сделала шаг в сторону, чтобы дать им пройти.

Каждый из них нечленораздельно поблагодарил меня и спокойно подождал, пока я приняла их шляпы и пальто и повесила их рядом с дверью.

Дэви хорошо знал свои обязанности и, выйдя через заднюю дверь, помог своему коллеге Берту с багажом. Пока авто тарахтело в конце аллеи, он перетаскал чемоданы в холл. Когда, наконец, входная дверь закрылась, отнес их наверх.

Я уже собралась было сходить за леди Хардкасл, но та сама появилась из кабинета и избавила меня от этого.

– А, так вы наконец добрались до нас, – сказала она. – Очень рада. Добро пожаловать. Я Эмили, леди Хардкасл. Как я вижу, с мисс Армстронг вы уже познакомились.

– Благодарю вас, миледи, – произнес полковник Читэм. – Нас не представили, но слухи о ее репутации идут впереди нее. Нолан Читэм к вашим услугам.

В последнее время я слышала подобное все чаще и чаще. И вовсе не была уверена, что мне вообще нужна репутация, все равно, хорошая или нет.

– Как поживаете, полковник Читэм?

– Прошу вас, миледи, мой чин – это, скорее, почетное звание. Я еще юношей добровольно вступил в ряды Ланкаширского ополчения и вот постепенно дорос до полковника, но в последние годы не участвую в сборах. Особенно с тех пор, как ополчение стало частью Специального резерва^[13]. От этого названия за версту разит выдержанным портвейном. Зовите меня просто Нолан.

Улыбнувшись, леди Хардкасл наклонила голову в знак согласия.

– А ваши коллеги? – поинтересовалась она.

– О, прошу прощения, – мужчина указал на старшую из двух женщин. – Позвольте представить вам Зельду Драйтон, одну из лучших актрис в Англии и прекрасную, но жестокую злодейку в моей последней фильме.

Зельда улыбнулась.

– Теперь мисс Юфимия Селвуд, – продолжил полковник, – восходящая звезда и наша потрясающая главная героиня.

Молодая женщина слегка покраснела, но было видно, что она довольна тем, как ее представили.

– А вот этого старого негодяя зовут Бэзил Ньюхаус. Он начал играть на сценах английских театров еще до того, как родился любой из здесь присутствующих, но решил одарить своим талантом зрителей живых картин и сыграл роль благородного героя.

Ньюхаус низко поклонился.

– Восхитительно, – сказала леди Хардкасл. – Добро пожаловать. А теперь, если нам удастся найти…

Дэви выбрал идеальный момент, чтобы спуститься по лестнице.

– А, вот вы где, Дэви. Самое время. Джентльмены, Дэви покажет вам ваши комнаты. А Дора…

– Она наверху, миледи, – подсказал Дэви.

– Великолепно. Дора поможет устроиться дамам. Эти люди будут ухаживать за вами. После того как вас устроят, вы можете немного передохнуть и прийти в себя. Давайте встретимся на ланч в час дня в столовой? Нам с вами есть о чем поговорить.

Я оставила наших гостей и вернулась на кухню, чтобы помочь мисс Джонс с приготовлением ланча.

Глава 3

Гости спустились вниз все вместе. Было ясно, что они собрались в чьей-то комнате – скорее всего, у полковника Читэма, – чтобы не спускаться поодиночке.

Леди Хардкасл ждала их в столовой.

– Прошу вас, проходите и чувствуйте себя как дома, – пригласила она, увидев, как Зельда заглянула в дверь. – Боюсь, что у нас здесь все по-простому. И заранее прошу прощения, если вы рассчитывали получить обслуживание по высшему классу. Это здорово получается у леди Фарли-Страуд, но мне кажется, что для нас с Армстронг – а мы бульшую часть времени проводим вместе – это все никому не нужная суматоха.

Четверо гостей вошли в комнату.

– Прошу вас, рассаживайтесь без церемоний. – Леди Хардкасл обвела рукой стулья, стоявшие вокруг стола. – Эдна сейчас появится. Я послала ее за вином. Вы же пьете вино за ланчем? Не чувствуйте себя обязанными это делать, но я люблю пропустить бокал в хорошей компании.

Негромко переговариваясь, четверка разошлась по комнате, и каждый выбрал себе место по вкусу. Я тем временем молча стояла у буфета.

– А теперь, – продолжила миледи, – хочу сразу сказать об этом, потому что у некоторых людей это вызывает беспокойство. Мисс Армстронг работает у меня с девяносто четвертого года, и мы проводим очень много времени вдвоем. Поэтому привыкли есть вместе. И я попрошу ее присоединиться к нам.

Актеры вновь пробормотали что-то нечленораздельное. Я была уверена, что ни один из них не имел ни малейшего понятия, где должна есть личная горничная дамы, и теперь чувствовали себя более неудобно, чем если б я просто села за стол вместе со всеми. Но я решила, что это не моя проблема, и просто заняла свободное место.

Эдна принесла вино, а сразу же вслед за ней появилась мисс Джонс с первой переменой блюд. Мы решили, что свиные пироги мистера Холмана – это именно то, что надо, но мне было жаль, что сезон салатов давно прошел. Хотя мисс Джонс это не очень беспокоило. У нее были свои идеи о «зимних» салатах, включающих капусту и другие сырые овощи. Вместе с хлебом и ее вкуснейшими чатни^[14] получился восхитительный осенний ланч, во время которого ей пришлось трижды сходить на кухню, чтобы выставить все приготовленные блюда, и это несмотря на то, что Эдна активно ей помогала.

– Выглядит все просто потрясающе, – заметил полковник Читэм. – Надеюсь, что мы не доставили вам слишком много неудобств.

– Глупости, – ответила леди Хардкасл. – Никаких неудобств. И вы делаете нашей деревне большую услугу, привезя сюда ваши живые картины. Я помню передвижные установки, которые путешествовали по стране всего несколько лет назад, но сейчас они, кажется, утратили популярность. И людям приходится ехать в большие города. Увидеть подобное великолепное зрелище для многих большая редкость.

– Тогда я надеюсь, что мы вас не разочаруем. Мы устроили несколько частных просмотров нашей новой фильмы для людей из нашей «сферы», и ее очень хорошо приняли. Надеемся, что энтузиазм простой публики будет не меньшим. Честно сказать, мы здорово зависим от этого успеха. Живые картины – дорогое удовольствие. Нам надо привлечь на свою сторону публику с деньгами. Но у нас большие надежды – да и время года выбрано удачно.

– Вы о наступающей зиме?

– Нет, миледи, я о черной магии, – ответил полковник с загадочной улыбкой.

– Ах, вот вы о чем… Как мило. А вы все, значит, играете главные роли?

– Да, миледи, – ответила Зельда. – Я играю ведьму, молодая Юфимия – деревенскую девушку, а милый старина Бэзил – главный охотник на ведьм.

– Сейчас для этого лучшее время года, – вмешался в разговор Бэзил Ньюхаус. – Хеллоуин и все такое. А еще этот загадочный пожар в доме леди Фарли-Страуд…

Зельда схватила щепотку соли и швырнула ее через левое плечо^[15].

– …думаю, что это привлечет к нам большую аудиторию, – закончил актер.

Взгляд Юфимии, который она бросила на него, был почему-то неодобрительным.

– Жду с нетерпением, – заметила леди Хардкасл.

– Леди Фарли-Страуд говорила мне, что вы тоже делаете живые картины, – сказал Читэм.

– Да это все так, эксперимент, – ответила миледи. – Несколько лет назад в Париже на презентации «Путешествия на Луну» мы встречались с месье Мельесом^[16]. На меня встреча произвела большое впечатление, и с тех пор я этим балуюсь. Как дилетант, вы же понимаете.

– Глупости. Я очень хотел бы это увидеть. Мы оставили для вас место в нашем шоу.

– Благодарю вас.

– Как я понимаю, у вас собственное оборудование? – спросил Нолан.

– У меня небольшая студия в саду, – пояснила миледи. – Изначально помещение предназначалось под оранжерею, но там прекрасное освещение, и оно хорошо мне служит.

– Я хотел бы взглянуть на нее до нашего отъезда. Если, конечно, вы не возражаете.

– Мне будет приятно показать студию профессионалу. – Хозяйка повернулась к Юфимии. – А вы давно на сцене, мисс Селвуд?

– С самого младенчества, – ответила та. – Моя старушка выступала в мюзик-холлах, так что, можно сказать, я родилась на сцене.

В то время как у Зельды был хорошо интонированный голос классической актрисы, Юфимия говорила, как лавочница с одного из самых занюханных лондонских рынков.

– Ваша мать – Милли Селвуд? – с удивлением спросила я.

– Вы правы, мисс, – ответила девушка. – А вы что, о ней слышали?

– Мы с ней встречались.

Леди Хардкасл вопросительно приподняла бровь.

– В театре Хэкни, миледи. В девятьсот третьем году. Португальская история.

– Ах да, – хозяйка кивнула.

Юфимия рот открыла от изумления.

– Я так и знала, что видела вас раньше… Вы же приходили за кулисы, правда? Боже, да это же было в тот вечер, когда застрелили Джимми Браунлоу. Я тогда была у мамы.

– Боюсь, что это действительно были мы, дорогая, – провозгласила леди Хардкасл. – Хотя, честно говоря, его смерть была лишь вопросом времени.

– В газетах писали, что он шпион, – заметила Юфимия.

– Насколько я помню, он был неплохим комиком, а вот талантом шпиона Бог его обделил, – пренебрежительно продолжила леди Хардкасл. – Скорее, он был просто пронырливым авантюристом. Этот глупый коротышка решил, что сможет стать богатым, будучи двойным агентом в мире международного шпионажа. И влип с головой. Рано или поздно его достали бы – просто случилось так, что мы добрались до него первыми.

– И вы его застрелили? – спросил Бэзил, уронивший от удивления вилку с едой. – Ничего себе…

– Боюсь, что он не оставил мне выбора. Армстронг обезоружила его, но у него в носке – вы только подумайте – оказался «дерринджер»^[17]. И он наставил его на нее. Нельзя так поступать и рассчитывать, что это сойдет вам с рук.

– Боже правый! – воскликнула Зельда, обмахиваясь рукой. – Этого просто не может быть!

– А вот и может, Зельда, – вставила Юфимия. – Я видела это собственными глазами.

– В театре?

– А что ты так раскудахталась, Зел? Можно подумать, что ты всю жизнь прожила в монастыре, хотя в жизни повидала больше, чем все мы, вместе взятые…

Зельда фыркнула, но больше ничего не сказала. Должна признаться, что я в какой-то степени была согласна с Юфимией – реакция Зельды выглядела немного… наигранной.

– А вы не так просты, как кажетесь на первый взгляд, – заметил полковник. – Я думал, что это мы будем развлекать вас разными историями, но готов поклясться, что у вас тоже есть что рассказать. Не хочу сказать ничего плохого о леди Фарли-Страуд и ее доме, но совсем не жалею, что в конце концов оказался у вас, миледи.

Он перевел разговор в более спокойное русло, и, поглощая «зимний» салат мисс Джонс, мы стали делиться менее напряженными воспоминаниями и анекдотами. К тому времени, когда Эдна принесла кофе, разговор практически закончился, и леди Хардкасл как раз приглашала Читэма взглянуть на ее студию в оранжерее.

– Всех остальных я, конечно, тоже приглашаю, – сказала она. – Хотя, мне кажется, моя студия не произведет большого впечатления после всех тех мест, в которых вам приходилось работать.

Актеры вежливо согласились, хотя взгляды, которыми они обменялись, – так, по крайней мере, мне показалось, – говорили о том, что моя хозяйка несколько преувеличивает волшебство мира кинематографа.

– Думаю, что мы все пойдем, – решил за всех Читэм. – Мне кажется, это здорово, что люди вновь интересуются живыми картинами. Ведь когда-то это всех так захватило… Нынче уже не то. Помню времена, когда я устраивал представления по стране, снимая простых людей за их повседневной работой по утрам, днем успевал проявить пленку и демонстрировал ее им же вечером. Проходило это на ура! А сейчас – нет. Кажется, люди этим пресытились.

– Хорошо, что вы сами об этом заговорили, – вмешалась я в разговор. – А то я все никак не могла придумать, как перейти к этому делу. Сегодня утром я говорила с женой мясника, и она вспоминала какого-то парня в Уэстон-сьюпер-Мэр, который несколько лет назад делал именно это. Я еще тогда подумала, а не удастся ли нам уговорить вас сделать здесь нечто подобное?

– Мисс Армстронг, вам нечего стесняться, когда речь идет о возможности для меня показать мой товар с лучшей стороны, – ответил полковник. – Конечно, я могу попросить прислать мне сюда необходимое оборудование, если вы думаете, что местным это будет интересно. Уверен, мы сможем найти время, чтобы проявить пленку, но…

– Если вопрос только во времени, – вмешалась леди Хардкасл, – то, может быть, я смогу вам кое-чем помочь. Например, я могу проявить пленку здесь, а если вы покажете мне, как пользоваться вашей камерой, то смогу что-то снять вместо вас.

– Тогда все становится вполне возможным. Очень даже возможным. Обожаю следить за реакцией людей, когда они видят себя на экране. Просто я думал, что это уже никого не интересует, и не трачу на это время.

– Тогда мы обо всем договорились, – заключила миледи. – Я очень рада, что вы заговорили об этом, Армстронг. Это будет здорово.

Я улыбнулась.

– Ладно. А теперь давайте посмотрим на оранжерею до того, как начнется дождь, а потом мы дадим вам возможность отдохнуть. Долгий путь и хорошая еда кого угодно уложат в кровать. Обед будет не раньше восьми, так что у вас будет масса времени, чтобы восстановиться.

Мы все встали из-за стола.

Я предоставила им отправиться на экскурсию, а сама возвратилась на кухню и предложила там свою помощь.

* * *

После того как от моей помощи вежливо отказались, я поднялась на второй этаж. Мне надо было взять платье леди Хардкасл из ее шкафа – его кружевной воротничок требовал ремонта. Я уже взялась за ручку двери в спальню, когда жаркий спор в одной из комнат для гостей заставил меня остановиться. Я не могла разобрать слов, но мне показалось, что они доносятся из комнаты Бэзила Ньюхауса, которая выходила на лестничную площадку. Мистер Ньюхаус спорил с женщиной.

Дверь в его комнату распахнулась, а я поспешно вошла в комнату леди Хардкасл. Прежде чем закрыть за собой дверь, отчетливо услышала голос Юфимии Селвуд, произнесшей: «Тебе стоит поостеречься, Бэзил. Иначе ты можешь умереть».

Захлопнув дверь, она с шумом прошла в свою комнату, где еще раз громко хлопнула дверью. Я не знала, что послужило причиной этого спора, но вот реакция на него Юфимии показалась мне не менее мелодраматичной и наигранной, чем реакция Зельды на наш рассказ за ланчем. Что ж, по крайней мере, они внесли оживление в нашу жизнь.

* * *

Убедившись, что приготовления к обеду идут как надо, и починив воротник платья, я спряталась в гостиной, чтобы провести немного времени за чашкой чая и книгой. Уютно устроившись в одном из удобных кресел, я полностью погрузилась в «Ведьминские истории» Элизы Линн Линтон, которые нашла валяющимися на полке.

Я как раз просматривала рассказ «Элспет Курсеттер и ее друзья», когда услышала чьи-то легкие шаги в холле. С поворотом ручки дверь отворилась, и в нее осторожно заглянул мистер Ньюхаус.

– А-а-а, – сказал он, – прошу прощения, что побеспокоил, моя дорогая.

– Все в порядке, мистер Ньюхаус, – ответила я. – Прошу вас, заходите. Я просто решила немного отдохнуть. Не знаю, остался ли еще чай, но можно без проблем приготовить новый чайник.

– Вы очень добры. По правде говоря, я ищу место, где можно было бы насладиться сигарой… Вы не будете возражать?

– Прошу прощения, сэр, но леди Хардкасл не очень любит сигарный дым.

– Не беда, не беда, – любезно ответил он. – Такое часто бывает в домах, где живут одни леди. Я все понимаю. Выйду в сад.

– Ой, – сказала я, коря себя за то, что мы оказались такими негостеприимными хозяевами. Я еще не забыла о его стычке с Юфимией и подумала, что, возможно, ему надо немного успокоиться. – Но ведь там идет дождь. Знаете что, а как вы посмотрите на то, чтобы прогуляться до деревенского паба? Я поговорю со своей приятельницей, которая там работает, а вы сможете насладиться вашей сигарой. Никто не будет возражать. Кроме того, я смогу познакомить вас с местными жителями – уверена, они будут в восторге от встречи с актером.

– Всегда рад встретиться со своей публикой, – сказал Ньюхаус со смехом. – Хотя… сомневаюсь, что на кого-то это произведет большое впечатление. И потом… – Тут он замолчал на мгновение. – Разве по дороге в паб мы не вымокнем точно так же, как я вымокну в вашем саду?

– Вы правы. Но в саду вы будете стоять в грязи в одиночестве. А если мы сделаем так, как предлагаю я, то я смогу похвастаться вами перед своей подружкой Дейзи.

– Вам трудно возразить, мисс Армстронг, – согласился актер. – А вас здесь не хватятся?

– Обязательно. Все здесь обязательно замрет, как только я уйду. Но, принимая во внимание нынешние обстоятельства, я чувствую себя обязанной показать вам округу и местные достопримечательности.

– Ага. Раньше таких людей, как вы, называли «вожаками медведей», – актер кивнул. – «Гранд Тур» прибывает в Глостершир. Поселянам не стоит пугаться при виде молодой леди, в одиночестве сопровождающей пользующегося дурной славой старого актера?

– Многое из того, что я делаю, как раз и пугает местных жителей, – ответила я. – Но я перестала обращать на это внимание.

– И правильно. А теперь, если вы поможете мужчине разыскать его шляпу…

Я встала с кресла и провела его в холл. Он как раз надевал с моей помощью пальто, когда зазвонил телефон.

– Алло, – ответила я, – Чиппинг-Бевингтон два-три слушает.

– Алло, – произнес в трубку громкий узнаваемый женский голос, – Армстронг? Это опять вы? – Со мной говорила леди Фарли-Страуд.

– Да, миледи, – ответила я. – Если вы подождете минутку, я позову леди Хардкасл.

– Да, дорогая, – прокричала она. – Благодарю вас!

Мне показалось, что ее слух слегка улучшился.

А в это время из своего кабинета появилась леди Хардкасл.

– Герти? – спросила она.

Я кивнула, и хозяйка взяла у меня слуховую трубку.

– А мое пальто в прихожей, – сказала я Ньюхаусу. – Вернусь через минуту.

Я вернулась через пару минут в шляпке и плаще. Взяв два зонта из стойки возле двери, попыталась привлечь внимание леди Хардкасл – та как раз успокаивала леди Фарли-Страуд, что мистер Читэм и его сопровождающие отлично устроились. Чтобы окончательно не оглохнуть, миледи приходилось держать слуховую трубку на некотором расстоянии.

– Отличная работа, – вещал дребезжащий голос. – Может быть, я загляну позже. Просто покажусь. Вы не будете возражать?

Пока она говорила, я одними губами произнесла слово «паб», и леди Хардкасл знаком показала, что поняла меня, после чего весело помахала нам вслед. Уходя, мы услышали, как она приглашает чету Фарли-Страуд заходить, когда им захочется.

* * *

В деревенском пабе «Пес и утка» кипела жизнь. Нынешним владельцем был старина Джо Арнольд, чья семья владела заведением вот уже несколько поколений. Он был добряком с сердцем, не ведающим, что такое злоба, и ртом, не знающим, что такое зубы. Прожив в деревне Литтлтон-Коттерелл чуть больше года, мы с леди Хардкасл так до сих пор и не удостоились лицезреть ту, которую Джо называл «наша Ма». Мы только предполагали, что речь идет о его жене, а местоимение «наша» означает, что где-то на свете существуют еще и Арнольды-отпрыски, ни одного из которых мы тоже не знали.

Пройдя мимо общего бара, мы вошли в огороженную часть, наблюдая через открытые двери за обычным сборищем местных фермеров и батраков, толпящихся вокруг столов в общем баре. Они наполняли помещение громкими разговорами, хриплым смехом и облаками густого табачного дыма. В одном углу старый Джо общался с парочкой своих постоянных посетителей.

Внутреннее помещение, напротив, было практически пустым. Миссис Гроув, домоправительница викария, за порцией шерри внимательно выслушивала рассказ своей приятельницы о свалившихся на ту невзгодах. Мне показалось, что я узнала ее собеседницу, но не могла вспомнить ее имени. Что-то смутно подсказывало мне, что она – жена одного из фермеров, живших на другой стороне деревни, а ее полный разочарования рассказ о мучениях, связанных с дойкой коров, только подтвердил мои предположения.

Кроме этих женщин здесь находились еще двое – мужчина и женщина, которых я вообще не знала. Женщина была молодой стройной блондинкой, одетой в очень дорогой на вид темный жакет и соответствующую юбку. Одежда была сшита из тонкой шерсти и скроена настолько модно, что было сразу понятно, что она городская жительница. Ее спутником был джентльмен, которому, на первый взгляд, было немного за сорок. Как и молодая женщина, он явно не относился к сельским жителям. Но если о ней, судя по ее одежде, можно было сказать, что она состоятельная светская львица, одевшаяся в деловой костюм, то у него был более богемный вид, и одет он был, скорее, как художник. Седеющие волосы были не причесаны и торчали в разные стороны. Борода в стиле ван Дейка^[18] была длинноватой, а усы лихо закручены. Вельветовая куртка была насыщенного изумрудного цвета, а шелковый галстук с очень ярким и пестрым узором, казалось, существовал отдельно от воротничка рубашки. Эти двое были явно не местные.

– Великий Боже, – пробормотал себе под нос мистер Ньюхаус, – этого нам только не хватало.

Я не успела спросить его, что он имеет в виду, как за стойкой появилась Дейзи.

– Фло! – воскликнула она. – А я все думаю, когда же ты появишься.

– Prynhawn Da, Дейзи, fach, – поздоровалась я.

И она, и мистер Ньюхаус вопросительно посмотрели на меня.

– Добрый день, Дейзи, дорогая, – перевела я. – Вообще-то здесь с вершины церковной колокольни можно доплюнуть до Уэльса, но ни одна живая душа не говорит по-валлийски. Даже Блодвен Джонс не понимает половины из того, что я говорю. Блодвен! С таким именем невозможно быть еще более валлийкой – разве что сделать на предплечье татуировку дракона^[19]!

– Детка моя, для меня все то, что ты сейчас говоришь, – это полная ерунда, – ответила Дейзи.

– Счастье твое, что ты такая хорошенькая, язычница несчастная. Иначе у тебя не было бы никаких шансов.

Дейзи одарила меня высокомерной гримасой и сделала книксен.

– И что же заставило вас прийти в это изысканное заведение Джо в столь дождливый день? – спросила она.

– Мистер Ньюхаус, – сказала я вместо ответа, – позвольте мне представить вам мою добрую подругу Дейзи Спратт. Дейзи – это известный актер мистер Бэзил Ньюхаус.

– Добрый день, милочка, – поздоровался мистер Ньюхаус с изящным поклоном.

– Боже мой! – воскликнула Дейзи. – Это действительно вы? Правда?!

Джентльмен, сидевший за столом, громко и четко произнес: «Фу ты!»

– Я – это действительно он, – сказал мистер Ньюхаус. – Означает ли ваша реакция то, что вы уже обо мне слышали?

– Все уже слышали о тебе, нелепый ты старикашка, – пробормотал художник. – Твой хозяин-вор позаботился об этом.

Я повернулась лицом к его столу.

– Добрый день, сэр. Меня зовут Флоренс Армстронг. Как я понимаю, вы знакомы с гостем моей хозяйки, а вот кто вы…

– Аарон Орум, – ответил мужчина с ухмылкой. – К вашим услугам.

– Рада встрече с вами, мистер Орум. – С этими словами я вновь повернулась к Дейзи.

– Я действительно о вас слыхала, мистер Ньюхаус, – сказала та. – Я читаю все журналы и все о вас знаю.

Мистер Орум вновь громко выразил свое неодобрение.

– А в общем зале народу много? – поинтересовалась я.

– Много, – ответила Дейзи. – Но, мне кажется, у окна есть свободный столик.

– Может быть, перейдем? – Я показала мистеру Ньюхаусу на распахнутую дверь, ведущую в общий бар.

Тот искоса посмотрел на мистера Орума, который все еще с насмешкой смотрел в нашу сторону.

– А почему бы и нет? – весело спросил он. – Давайте не будем мешать этим двоим общаться.

Я прошла вслед за ним в соседний зал и прикрыла за собой дверь.

– Могу я вас чем-то угостить? – спросил актер, пока я усаживалась.

– Бренди выпью с удовольствием, – ответила я.

– Вот это я понимаю, наш человек.

Мистер Ньюхаус целенаправленно прошел к бару, игнорируя любопытные взгляды, которыми провожали его поселяне и батраки. Как по волшебству, за стойкой возникла Дейзи. Она полностью завладела бедняжкой Ньюхаусом и, по-моему, подвергла его настоящему допросу, пока наливала напитки. Из-за шума я не слышала, о чем они говорят, но по его покашливанию поняла, что вопросы сыпались из нее как из рога изобилия. В конце концов, он, казалось, смог взять разговор под свой контроль и умудрился сам задать несколько вопросов.

Наконец мистер Ньюхаус вернулся и поставил на стол два стакана бренди.

– Ваша подружка – это нечто, – сказал он и сел за стол. – Ваше здоровье. – Мы сдвинули стаканы.

– Она просто слишком перевозбудилась, встретив вас. Вот и все.

– Но она прекрасно информирована.

– Дейзи любит все эти сплетни из журналов, – объяснила я. – Более того, мне кажется, она любит читать о живых картинах гораздо больше, чем смотреть их. Летом я пригласила ее с собой в город, чтобы посмотреть «Переборщили с лобстером» и парочку других комедий, но ее это совсем не заинтересовало.

– Меня это не удивляет, – рассмеялся актер. – Жуткая вещь.

– Хотя название отличное.

– С этим я соглашусь.

– Так что это за история с мистером Орумом? – спросила я. Деликатность и осмотрительность вещи хорошие, но иногда надо идти напролом. – И кто эта женщина?

– Он… – начал было Ньюхаус. – Понимаете, можно сказать, что он тоже имеет отношение к лицедейству. Позвольте мне раскурить сигару, и я вам все о нем расскажу.

Пока он возился с сигарной гильотинкой и спичками, я посмотрела на стойку. Дейзи была занята разговором с одним из молодых работников с фермы, но когда заметила мой взгляд, то улыбнулась и подмигнула мне. Я решила, что хотя бы один человек здесь действительно рад тому, что я решила привести нашего гостя-актера в бар.

– То, что доктор прописал, – сказал мистер Ньюхаус, выпустив первый клуб дыма. – Мечтал об этом с самого ланча.

Я позволила ему насладиться еще парой затяжек сладко пахнущего дыма.

– Итак, – сказал он наконец, – о чем мы говорили?

– О мистере Оруме.

– Ах да. Печальная повесть о Аароне Оруме и Нолане Читэме. Я удивлен, что вы об этом ничего не знаете.

– Боюсь, что я слежу за миром развлечений не так пристально, как мне хотелось бы. Когда-то я знала все обо всех, но те времена давно прошли.

– Неужели? То есть вы как-то связаны с театром?

– Мой отец метал ножи в цирке. Великий Колтелло.

– Бог мой! – воскликнул актер. – Какая экзотика! А мой отец работал камердинером у джентльмена из Северного Лондона. Наши жизни являются вывернутыми наизнанку версиями друг друга.

– Но от своей я не отказалась бы и за тысячу фунтов. Я обожала и все еще обожаю цирк – хотя работа на леди Хардкасл тоже полна приключений.

– Могу только догадываться, – заметил Ньюхаус. – История, которую вы рассказали за ланчем, оставила больше вопросов, чем ответов, хотя она, без сомнения, говорит о жизни, полной тайных интриг.

Я улыбнулась. Мне стало понятно, что его будет трудно удержать в жестких рамках. Как и многие деятельные люди, он имел привычку часто отвлекаться от своей истории.

– Вы собирались рассказать мне о господах Читэме и Оруме.

– Именно, именно так, дорогая… – Ньюхаус в задумчивости затянулся сигарой. – Представьте себе Манчестер, – продолжил он в театральной манере. – Тысяча восемьсот шестидесятый год. Двое мальчишек росли на улицах одного из величайших индустриальных центров Империи. Родившиеся на одной и той же улице с разницей всего в неделю, Аарон и Нолан – лучшие друзья. Они неразделимы. Как братья – так они сами говорили. Вместе играли во всевозможные игры, вместе строили планы на будущее, вместе озорничали.

Их родители работали на фабрике. Они были бедны, но пользовались уважением у окружающих. Зарабатывали не много, но на жизнь этого хватало. Однажды они скопили кое-какие деньги, чтобы отвести мальчиков в театр и устроить им совместный день рождения. Шоу полностью покорило ребят. Все эти песни, шутки, реакция аудитории… Именно тогда они бесповоротно решили, чем будут заниматься, когда вырастут.

– Мне знакомо это чувство, – вставила я. – Я работала сутками напролет, чтобы научиться тому, что умел мой отец. Я хотела занять его место. И дело было не в том, что я хотела, чтобы меня обожала публика, – я хотела, чтобы она восхищалась моим искусством так же, как я восхищалась искусством отца.

– Со мной все гораздо проще, – Ньюхаус самокритично кашлянул. – Я всегда хотел, чтобы меня любили и обожали. Но на каждого из нас эта страсть развлекать других людей действует по-разному, и эти двое молодых людей не были исключением. Ни один из них не хотел стать актером, певцом или комиком. Будучи ребятами с воображением, склонными к творчеству, они были потрясены самим процессом создания художественной постановки. Юный Аарон был захвачен волшебством слов и диалогов, произносимых со сцены. Он хотел писать тексты, которые будут произносить актеры. А Нолана захватила техническая сторона процесса – декорации, звуковые эффекты, оборудование, возможные профессиональные уловки. Он хотел сам создавать это волшебство.

Как и родители, они пошли работать на фабрику, но не могли забыть о своих мечтах. В задних комнатах пабов, в деревенских залах – везде, где только возможно, лишь бы места было достаточно, – они устраивали представления для своих друзей. О собранной ими труппе актеров стали упоминать в газетах. Вскоре они получили возможность ставить свои собственные шоу в небольшом городском театрике. К ним пришло признание. Мир лежал у их ног. А потом…

– Они поссорились? – предположила я.

– Хуже, моя дорогая, – ответил рассказчик. – До сих пор ни один человек на земле, кроме них самих, не знает, что развело этих двух вечных друзей. Но что-то их развело. Между ними возникла непримиримая вражда, и они больше никогда не разговаривали друг с другом. И с той самой поры их карьеры развиваются каждая по отдельности. Аарон Орум продолжил работать в театре. Нолан Читэм остался там же, но на непродолжительное время. Он столкнулся с чем-то совсем новым и открыл для себя место, где с помощью техники можно превзойти все, о чем только можно мечтать на сцене, – живые картины.

– Понятно, – сказала я. – Но зачем Орум приехал сейчас сюда? Судя по его поведению, речь вовсе не идет о какой-то попытке примирения.

– К сожалению, вы правы, – согласился Ньюхаус. – Последней вещью, над которой они работали вдвоем, была пьеса о ведьме из восемнадцатого века, великая сила которой была разрушена ее собственной мелкой завистью. Они рассорились еще до начала постановки. Пьесу так никто и не исполнил на сцене.

– Ага, – сказала я, заерзав на стуле. – Но ведь это же сюжет новой фильмы Читэма. Это объясняет, что Орум имел в виду, когда только что назвал Читэма вором.

– Если коротко, – продолжил актер, – в течение нескольких месяцев он посылал Читэму маловразумительные с правовой точки зрения письма с угрозами засудить его в случае, если тот не выплатит авторский гонорар и отчисления, которые, как считает Орум, Читэм ему должен. Наверное, Нолан уже устал от этих писем, и сейчас речь может идти о физическом столкновении.

– Нам надо будет сделать так, чтобы это не помешало сеансам на нынешней неделе, – сказала я. – Леди Фарли-Страуд проделала серьезную работу, чтобы все это организовать. Мне бы не хотелось, чтобы все ее усилия были разрушены старой ссорой между бывшими друзьями.

– Нам, естественно, придется предупредить Читэма. Но вряд ли мы сможем сделать что-то еще.

– Думаю, вы правы… А мы знаем, кто эта женщина?

– Ни малейшего представления, дорогая.

Не успела я сделать глоток бренди, как дверь внезапно распахнулась. Она громко стукнулась о стену, и все на мгновение замолчали, наблюдая, как из нее, держа неизвестную женщину под руку, вышел Аарон Орум. Она смеялась над чем-то, по-видимому, очень забавным, что он только что сказал ей, и смотрела на него восхищенным взглядом. Заметив, что я гляжу на них, Орум одарил меня презрительной улыбкой.

Он распахнул дверь, и парочка вышла в сгущающиеся сумерки. На мгновение Орум остановился, чтобы открыть зонт, и они исчезли из виду.

* * *

К тому времени как мы вернулись, дом наполнился звуками человеческой деятельности. Было такое впечатление, что другие гости тоже решили покинуть свои комнаты.

Двух женщин, Зельду и «Фими», мы обнаружили в гостиной за чаем и дружеской беседой. Я оставила с ними мистера Ньюхауса и отправилась на поиски леди Хардкасл.

Я нашла ее в столовой вместе с мистером Читэмом. Разложив на столе какие-то бумаги, они склонились над ними, внимательно изучая. Когда я постучала в дверь, они оторвались от них.

– А, это вы, Армстронг, – сказала леди Хардкасл. – Наконец-то. Спасибо, что взяли на себя мистера Ньюхауса. С ним все в порядке?

– Абсолютно, миледи. Он захотел выкурить сигару, и я отвела его в «Пса и утку»…

– Где вы познакомили его с Дейзи, – продолжила миледи.

– Именно. Вроде как убила двух зайцев одним выстрелом.

– Отлично. Мистер Читэм показывает мне кое-какие рисунки и заметки, которые он делает, прежде чем приступить к работе над фильмой. Должна сказать, что я все больше и больше чувствую себя полным профаном, каковым, в сущности, и являюсь. Я никогда так тщательно не готовлюсь к съемкам, – с этими словами она махнула рукой в сторону кучи бумаг. – Вы только посмотрите. Детальная разработка содержания, мысли о том, как организовать кадр… даже набросок маленького, но совершенно очаровательного приспособления для спецэффектов. Удивительная изобретательность.

На лице Читэма появилось подходящее к случаю застенчивое выражение, но было ясно, что он купается в ее восхищении.

– В баре, мистер Читэм, мы столкнулись с вашим старым… «другом», – сообщила я. – С мистером Орумом.

– Черт, – произнес он, нахмурившись. – Он вам что-нибудь говорил? Надеюсь, что он не был груб с вами.

– Достаточно груб, но не слишком противен. Так, поязвил немного.

– Это на него похоже, – печально сказал режиссер. – Он был таким всегда. Уверен, что он приехал, чтобы устроить скандал.

– Сам он этого не говорил, но мистер Ньюхаус рассказал мне вашу историю, так что я могу только вообразить себе, что он собирается сделать.

Леди Хардкасл вопросительно приподняла бровь, но я в свою очередь приподняла свою и кивнула в сторону двери. Это был наш обычный сигнал, гласивший: «Я все расскажу позже, наедине».

– Мне очень жаль, – продолжил мистер Читэм. – Я всегда надеялся, что мы сможем решить все полюбовно, но, кажется, он думает иначе.

– Он появился не один, – добавила я. – С ним была элегантная молодая женщина – стройная блондинка, очень привлекательная и дорого одетая. Это его любовница? Жена?

– Такие женщины в его вкусе. Возможно, это его последняя зазноба. Он любит казаться этаким повесой. Новая возлюбленная в каждом порту… А вы уверены, что они были вместе?

– Когда мы пришли, было ясно, что их водой не разольешь, – ответила я. – Правда, она все время молчала, пока он высказывал свои ехидные колкости.

– Ну, конечно. Он любит глуповатых и послушных женщин. Тех, которые будут восхищаться каждым его словом.

– Ну, по виду глупой ее не назовешь. Честно говоря, мне показалось, что она оценивала нас с очень большой проницательностью.

– Тогда я не знаю… – сдался Читэм.

– Уверена, что со временем мы это увидим, – заметила миледи. – Наверняка Дейзи уже все выяснила.

– И не сомневайтесь, – согласилась я. – Если б у меня была возможность, я уже расспросила бы ее, но она была занята, а мистер Ньюхаус такой интересный рассказчик, что я не почувствовала потребности оставить его ни ради того, чтобы перемыть кому-то косточки, ни ради того, чтобы узнать какие-то сплетни.

– И были абсолютно правы, – согласилась со мной хозяйка. – Вы и так уже узнали достаточно…

– Наш Бэзил, – со смешком заметил Читэм, – если сильно захочет, может быть блестящим рассказчиком. Хотя на вашем месте я воспринимал бы все, что он рассказывает, с некоторой долей скепсиса. И недоверия. А также сомнения.

– Принято к сведению, – ответила я. – Если позволите, миледи, я должна проверить, все ли в порядке с обедом.

– Ну конечно, дорогая, – отпустила меня хозяйка. – Герти составит нам компанию.

– А сэр Гектор?

– В этом она не была уверена. Однако лучше быть готовыми накормить его, если понадобится, но не в ущерб гостям. Я была уверена, что он съест то же, что и все остальные.

– Еды будет предостаточно, – заверила я хозяйку. – Фазаны обычно оказываются крупнее, чем кажется на первый взгляд.

Выйдя из столовой, я направилась на кухню, где выяснила, что мисс Джонс полностью контролирует ситуацию. Она даже написала записочки с указанием, что мы все должны делать. Ко мне присоединилась Эдна, и мы с ней прекрасно перекусили.

Глава 4

– Э-э-э, леди, а мы что, действительно будем в этом кинемано… кинемато… в этих живых картинках?

С утра пораньше мне пришлось отправиться на нашем маленьком «Ровере» в Чиппинг-Бевингтон, чтобы встретить камеру и сопровождающего ее техника. И когда сын начальника станции «молодой» Робертс загрузил их в авто, я поняла, что для меня места почти не осталось.

После завтрака и краткого курса обучения работе с камерой мы выкатили ее и мощную деревянную треногу в деревню и установили все это на деревенском лугу. Нашей целью было заснять лавочников, когда они будут открывать свои лавки, и детей, идущих в деревенскую школу.

– Хотела бы я иметь объективную съемку сельской жизни, – заметила леди Хардкасл. – Нечто, что историки могли бы изучать лет через сто.

Спустя час я начала понимать, что ее гипотетические историки из будущего должны быть терпеливыми людьми, готовыми с интересом следить за тем, как жители застенчиво кривляются перед камерой. Нашим последним раздражителем оказался мальчуган, который, я в этом просто уверена, должен был сидеть в классе и повторять таблицу умножения или учить имена британских королей и королев. И ему с его дурацкими вопросами нечего было делать на деревенском лугу.

Надо отдать должное леди Хардкасл, которая оказалась намного терпеливее, чем я.

– Да, малыш, – снисходительно отвечала она, – но если ты будешь стоять слишком близко, то мы не сможем правильно увидеть тебя в кадре.

– В этом нет вообще никакого смысла, – спорил с ней этот гоблин. – Чем ближе, тем лучше видно. Это любой дурак знает.

– К сожалению, камера гораздо хуже любого дурака. И она знает только то, что ты будешь лучше виден, если отойдешь вон туда, к церкви. Возможно, все это из-за божественного света, проникающего сквозь священное цветное стекло, или это просто влияние футов и дюймов между тобой и линзой, но я уверяю тебя, что у тебя больше шансов хорошо получиться на экране, если ты пройдешься в сторону Божьего храма.

– Как смешно вы говорите.

– А вот в этом ты прав, дружок, – согласилась с ним миледи.

Я уже хотела было объяснить ему все о горшках, котелках и черноте^[20], но сдержалась.

Дитя какое-то время оценивающе разглядывало хозяйку. По-видимому, он никак не мог сообразить, что же ему делать с этой ненормальной представительницей аристократии, но тем не менее, видимо, решил поступить так, как ему велели, и направился в сторону церкви.

– Все это гораздо сложнее, чем мне представлялось, – пожаловалась миледи. – Я думала заснять пару реальных эпизодов из деревенской жизни для будущих поколений. А вместо этого мне приходится тратить бесконечные метры очень, очень дорогой пленки на съемку приветствующих нас людей.

– Нам надо куда-то спрятаться, – предложила я. – Как охотникам в засаде.

– Мне кажется, дорогая, что посредине деревенского луга это может выглядеть очень подозрительно.

– Быть может, вы правы, – согласилась я. – Но хоть что-то подходящее снять удалось?

– Я не уверена. Узнаем, когда вернемся домой. Но я буду продолжать – никогда не знаешь, что может попасть в кадр… У меня в оранжерее пленки больше чем достаточно.

– Может быть, стоит немного сфокусироваться на этом мальчишке? Он выполнил свою часть сделки и отвязался от нас.

– Конечно, ты права. Куда он… А, вижу. Минуточку… Сейчас я… А это еще что такое?

Пока она говорила, из-за угла, со стороны Бристольской дороги, появился самодвижущийся шарабан и затарахтел в сторону церкви. Грохот его мотора перекрывался становившимися все громче звуками «Вперед, Христово воинство!»^[21], исполняемым сидевшими в шарабане.

– Церковный пикник? – предположила я.

– Это во вторник-то? Разве церковные пикники не устраиваются во время уик-ендов? Разве люди не должны работать?

Но сцена, разворачивающаяся перед нами, была настолько хороша, что миледи, вместо парнишки, направила камеру на сидевших в шарабане. Так что его согласие – хотя и неохотное – выполнить ее требование так и осталось без вознаграждения.

Между тем шарабан с грохотом остановился перед церковью. Мужчина и женщина, сидевшие на переднем сиденье, мгновенно поднялись на ноги и повернулись лицом к остальным пассажирам. Из-за расстояния их слов разобрать было нельзя, да и в любом случае их заглушил бы несмолкающий скрипучий звук двигателя, но по громким приветствиям в их адрес было очевидно, что спич, который они произнесли, вполне мог сравниться по своему воздействию на аудиторию с призывом доброго короля Гарри^[22].

Лидеры первыми покинули механическую повозку и велели водителю помочь им с грузом, уложенным в багажном отделении. Каждый из их спутников, с трудом выбиравшихся на твердую землю, получал в руки укрепленный на палке плакат.

– Как волнительно, – произнесла леди Хардкасл. – Я уверена, что это будет протест против чего-то…

Когда все спустились с шарабана, водитель вернулся на свое место и, с громким скрежетом переключив скорость, направил свой шумный экипаж вокруг деревенского луга в сторону Бристольской дороги.

Его пассажиры продвинулись слегка вперед по дорожке и выстроились в неровную линию перед сельской ратушей. Подняв свои плакаты, они стали с чувством исполнять «Рок веков»^[23]. Плакаты сотрясались в унисон с древним гимном, и казалось, поющие наслаждаются моментом.

– Твои глаза видят лучше моих, дорогая, – сказала леди Хардкасл. – Ты не видишь, против чего они выступают?

Я и сама уже косилась на плакаты, но не могла рассмотреть их достаточно хорошо.

– Что-то насчет «происков дьявола», и еще «ворожеи не оставляй…» – дальше плохо видно.

– Скорее всего, «в живых»^[24], – предположила миледи, все еще возившаяся с камерой. – Уверена, что вся эта шумиха вызвана фильмой мистера Читэма.

Пока мы наблюдали за этой демонстрацией, из дверей церкви возник преподобный Джеймс Блэнд. Быстро пройдя по дорожке, он вышел из ворот, ведших к кладбищу, и подошел к собравшимся. Было ясно, что ему, так же как и нам, хотелось понять, что происходит.

Леди Хардкасл пробормотала себе под нос нечто совсем не церковное. Ей, по-видимому, понадобилась новая пленка, и то, что из-за этого пришлось прервать съемку, вывело ее из себя. Мы заменили катушки в камере. По моему скромному мнению, процесс был нудный и неоправданно сложный. Наверняка, если захотеть, то можно было бы придумать более простой способ выполнения этой важной и, главное, регулярной процедуры. К тому моменту, как мы закончили, мистер Блэнд уже прекратил общаться с протестующими и торопился в нашу сторону. Пока он не подошел, леди Хардкасл истратила несколько футов пленки на съемку нашего бездельника, который строил рожи демонстрантам.

Задыхающийся преподобный отец наконец добрался до нас.

– Доброе утро, леди Хардкасл, – с трудом произнес он. – Надеюсь, что гости не помешали вашей съемке. Как я понимаю, вы создаете портрет нашей деревни для шоу…

– Именно, святой отец. Слухи у нас распространяются быстро.

– Словечко здесь, шепоток там… – ответил викарий. – Если новости интересные, то распространяются они очень быстро. К счастью, Святая книга запрещает только порочащие Всевышнего высказывания и заведомую ложь, иначе нам ничего не удалось бы узнать.

– У нас было множество случаев высоко оценить надежность деревенского радио. И оно часто нам помогало.

– Печально, однако, что на этот раз оно всех нас подвело. Никто заранее не предупредил нас о мистере и миссис Хьюз и их банде, портящей настроение нормальным людям.

– Портящей настроение? – уточнила я. – Так вы их не одобряете, сэр?

– Естественно, мисс Армстронг. Я ведь скромный слуга любящего людей Господа, который радуется достижениями своих чад. Он искушен и мудр и хорошо понимает тонкости наших изобретений. Мистер Читэм – человек уважаемый и благочестивый. Он заранее прислал мне описание своей фильмы, дабы убедиться, что я не буду возражать против ее показа в церковном зале. Я указал ему на то, что зал принадлежит деревне, но даже если б он находился в моем прямом подчинении, я не имел бы никаких возражений. Фильма современная, может быть, даже немного специфическая, но в ней нет ничего, что шло бы вразрез с учением небесного Отца нашего.

– Но эти… эти… – Леди Хардкасл нахмурилась.

– Хьюзы, миледи, – подсказала я.

– Спасибо, милая. Эти Хьюзы и их люди с вами не согласны?

– Так они утверждают. Правда, не знаю уж, то ли они считают фильму не соответствующей религиозным догмам, то ли привлекли религию, чтобы оправдать свои протесты. Сдается мне, что мистер Хьюз умудрился сделать подобные протесты своим основным занятием в жизни. Понимаете, я вовсе не возражаю – одному Богу известно, сколько в современном мире вещей, против которых я протестовал бы, будь у меня на это время, – но я бы хотел, чтобы Хьюз и ему подобные не использовали так беззастенчиво имя Божье в своих эскападах. Можно только восхищаться их изобретательности при выборе святых текстов для оправдания своих недалеких взглядов, но, по-моему, очень часто эти взгляды не имеют никакого отношения к христианству.

– А остановить их нельзя? – поинтересовалась я. – Леди Фарли-Страуд невероятно расстроится, если они испортят ее «праздник». Не говоря уже о других жителях деревни. Дейзи будет просто убита, если он не состоится.

– Боюсь, что я мало что могу сделать, – ответил священник. – Я бы мог что-то возразить, если б они стояли на территории церкви, но они находятся на общественной дороге. Может быть, вам стоит обратиться к сержанту Добсону, но боюсь, что среди многих свобод, которыми мы наслаждаемся, будучи жителями Империи, есть и свобода безнаказанно досаждать окружающим.

– Если хотите, я могла бы их слегка поколотить, – предложила я, подмигнув. – Их там сколько – всего каких-то полтора десятка… И выглядят они довольно рыхлыми. Так что шансов у них никаких нет.

– Я уверен, что мы сможем все решить, не прибегая к кулакам, мисс Армстронг. – Святой отец насмешливо нахмурился и, наклонившись к нам поближе, произнес заговорщицким тоном: – Честно говоря, я подумываю о том, чтобы натравить на них пса моей супруги.

– Гамлета? – рассмеялась леди Хардкасл. – Но ведь он и мухи не обидит. Единственное, что они могут умереть от смеха, глядя на такую древность.

– Вот именно, – викарий в первый раз за весь разговор улыбнулся. – Но они-то об этом не подозревают. На первый взгляд он может показаться вполне себе страшным псом.

– Да, он у вас громадный, – согласилась миледи, – с этим не поспоришь. Может быть, стоит попросить миссис Блэнд выйти с ним на прогулку и проследить за их реакцией?

– Вполне возможно, я так и сделаю. А пока не могу ли я просить вас телефонировать леди Фарли-Страуд? Мы так и не смогли уговорить отца епископа установить телефон в церкви, а я хотел бы предупредить ее заранее, чтобы она не слишком расстроилась, когда, приехав, увидит все это своими глазами.

– Я все сделаю, святой отец, – заверила его миледи. – И не слишком беспокойтесь о Герти – она сделана из стали.

* * *

Вернувшись домой, леди Хардкасл телефонировала леди Фарли-Страуд, реакция которой, как она сказала после того, как разговор закончился, состояла из многочисленных «пуффф», «тупой осел» и заверений, что сегодня на шоу она захватит с собой зонтик с тяжелой ручкой.

А вот мистер Читэм, напротив, казалось, сильно разволновался.

– Это именно та суета, которая сейчас для нас абсолютно лишняя, – сказал он, когда миледи рассказала ему о прибытии Хьюзов и их последователей. – Уже много месяцев они следят за всеми моими передвижениями. Начинали с хладнокровных аргументированных писем, которые писали в приходские советы, с разоблачением греховной подоплеки моей фильмы. Когда это не произвело никакого эффекта, стали писать непосредственно местным викариям. Но письма игнорировались, и они переключились на епископов. Случилось так, что у меня прекрасные отношения с епископом Рочдельским – в свои молодые годы он был армейским капелланом, и я знаю его еще с тех пор, как служил в ополчении. Он получил одно из писем Хьюза. Доставил его курьер. Написано оно было зелеными чернилами. Начало было милое и спокойное, но дальше, когда дело дошло до деталей святотатств, которые я совершаю, с подробным описанием гнева Господня, который падет на головы всех тех, кто увидит эту работу, письмо становилось все более несвязным и маловразумительным.

– И что же сделал епископ? – поинтересовалась леди Хардкасл.

– В ответ он написал, что сам видел фильму и что в ней нет ничего, что можно было бы назвать святотатством. Еще он отметил, что в ней показаны магия и предрассудки, но так, что речи о какой-то слишком ужасной истории не идет. Проще говоря, он намекнул Хьюзу, что тому стоит заткнуться.

– И это, скорее всего, не обрадовало Хьюза.

– Он был в ярости. Написал письмо архиепископу. Но когда и это не помогло, затих на несколько недель, хотя, судя по всему, все это время он готовился к решительной атаке. Здесь он для того, чтобы доставить всем нам неприятности.

– Хотя в реальности они мало что могут сделать, – заверила его хозяйка.

– Это когда они стоят там со своими плакатами, криками и гимнами? Да они распугают всех зрителей. Оскорбят их.

– Мне кажется, что вы плохо думаете о добрых жителях Литтлтон-Коттерелла, мистер Читэм. Понадобится гораздо больше, чем пара гимнов и псевдорелигиозное скандирование, чтобы они отказались весело провести время. Меня беспокоит то, что некоторые из местных парней могут решить слегка намять им бока. Хьюзы явно уверены, что право на их стороне, но я знаю, на кого ставить в случае потасовки. А в результате в участок попадут деревенские ребята.

– Ну, это будет стыд и позор. Хотя, должен сказать, я и сам с удовольствием присоединился бы к ним, если они решат показать этим старым блюстителям нравов, где раки зимуют.

– Я уверена, что до этого доводить нельзя, – сказала леди Хардкасл. – Небольшая перепалка и взаимные оскорбления допустимы, но они не должны испортить настроение остальным жителям. А так как викарий на нашей стороне, то их извращенные цитаты из Библии и обещания вечного проклятия ни на кого не произведут впечатления.

– Надеюся, вы правы, леди, надеюся, вы правы… – Акцент Читэма становился все менее изысканным, по мере того как волнение охватывало его. – Хотя я уже щас понимаю, что вечер будет вовсе не таким беззаботным, приятным и захватывающим, каким мы его планировали.

После этого разговора леди Хардкасл вернулась в свой кабинет, чтобы разобрать срочную корреспонденцию, а мистер Читэм и его актеры собрались в малой гостиной, дабы окончательно обговорить планы на вечер. Я же решила убедиться, что на «нижних этажах» – или, скорее, за печкой, потому что дом был недостаточно велик, чтобы иметь отдельное помещение для слуг – все в надлежащем порядке. И правильно сделала, потому что на кухне все оказалось не так мило и безоблачно.

– Я не трогала твою дурацкую полироль, – оправдывалась мисс Джонс. – К чему она мне? Пироги полировать? Она у тебя просто закончилась. Ты же уже всем раструбила об этом сегодня утром.

Несколько мгновений Эдна пыталась вспомнить то, что происходило утром. Антагонизм испарялся прямо у меня на глазах.

– Прости, милочка, – сказала она. – Сама не знаю, что со мной в последнее время… Ну конечно, она закончилась. Сбегаю-ка я в деревню за новой порцией.

Входя, я зашаркала ногами – этому способу я научилась у одного дворецкого, с которым мне довелось работать. Мне кажется, что такой способ сообщить о своем присутствии лучше, чем покашливание.

– Я могу вам чем-то помочь? – поинтересовалась я. – Если хотите, я могу купить полироль у миссис Пэнтри.

– А вы уверены, милочка? Это же не входит в ваши обязанности.

– Глупости, – ответила я. – Все мы здесь делаем одно дело. А кроме того, все равно я сейчас ничем не занята, так что еще одна прогулка в деревню не помешает. Если останусь здесь, то опять займусь починкой платьев хозяйки.

– Ну, если вы уверены, что это не доставит вам лишних хлопот, то это будет просто здорово, – согласилась Эдна. А я, пока вас не будет, приступлю к чистке каминов.

– Без проблем, – ответила я. – А вам ничего не нужно, мисс Джонс?

– Да в общем-то нет, – ответила кухарка. – Вот только если у вас будет возможность заглянуть к зеленщику… Мне нужен еще один кабачок. Тот, что он прислал пару дней назад, оказался с гнильцой, когда я разрезала его сегодня утром.

– Полироль и кабачок, – повторила я. – Отлично. Скоро вернусь.

Надев пальто, я вышла через заднюю дверь.

* * *

Подойдя к деревенскому лугу, я увидела, что протестующие решили расположиться здесь надолго. На дороге стояли несколько открытых корзин с едой, и некоторые из демонстрантов прихлебывали что-то из оловянных кружек. Я мысленно пожелала им, чтобы это оказалось что-то горячее – на улице было очень промозгло.

Я так торопилась добраться до миссис Пэнтри до того, как превращусь в ледышку, что меня чуть не сбил с ног мужчина, вышедший из табачной лавочки, расположенной по соседству. Двигался он довольно быстро, и только благодаря своим рефлексам я не оказалась на земле. По крайней мере, именно так я представляла себе случившееся, когда думала об этом позже. В действительности же я избежала позора оказаться на пятой точке на глазах у всех только потому, что, переходя дорогу, он лишь слегка задел меня плечом. И тем не менее остановился, чтобы извиниться.

– Прошу прощения, мисс. Надеюсь, с вами все в порядке.

– В абсолютном, сэр, благодарю вас, – ответила я.

Мужчина был не из деревни, но мне показалось, что я его уже где-то видела. Внешность у него была ничем не примечательная. Глаза цвета воды из-под грязной посуды разделял длинный, узкий нос. Над тонкими губами протянулась ниточка таких же тонких, едва заметных усов. Больше всего он походил на зачуханного школьного учителя, который не пользуется успехом у своих учеников, а порядок в классе поддерживает лишь с помощью несправедливых наказаний и едких замечаний.

– Вы что, из тех, кто появился здесь сегодня? – спросила я, кивнув на группу протестующих, собравшихся перед сельской ратушей.

– Мы с моей супругой имеем честь называть себя их лидерами, – ответил мужчина. – Меня зовут Хьюз. – Он дотронулся пальцами до края шляпы. – Ноэль Хьюз.

– Как поживаете, мистер Хьюз? – поздоровалась я. – Флоренс Армстронг. Я работаю у леди Хардкасл.

– Я где-то уже встречал это имя, – задумчиво произнес Хьюз.

– О ней часто писали в газетах, – подсказала я. – Может быть, там…

– Нет… нет… где-то совсем недавно. – И вдруг, вспомнив, он сердито посмотрел на меня. – Она будет показывать живые картинки в этом Богом проклятом «представлении», которое Нолан Читэм собирается выдать за развлечение для жителей.

– А, ну да, – я улыбнулась. – Про мышей.

– Вам вовсе не нужно опускаться до их уровня, – фыркнул мужчина. – Вы же наемный работник, а не раба. И вам не стоит подвергать себя вечному проклятию из-за ложно понятого чувства лояльности.

– Не поняла? – переспросила я.

– Присоединяйтесь к нашим протестам, – продолжил Хьюз. – Покажите им, что в нашей христианской стране их так называемое развлечение, противное Богу, не приживется.

– Благодарю за предложение, сэр, – ответила я, – но, честно сказать, я с нетерпением жду этого представления.

Покачав головой, он быстро направился к своим последователям. Однако, сделав несколько шагов, остановился, повернулся ко мне и произнес:

– Знаете ли, все это плохо закончится. Ничего хорошего из подобных игр с демоническими силами не получится.

И отвернулся, прежде чем я успела хоть что-то ответить.

* * *

Вернувшись домой с покупками, я рассказала об этой встрече леди Хардкасл. Ее это больше развлекло, чем возмутило, и мы вернулись к своим текущим делам, а где-то в шесть часов вновь встретились, чтобы отправиться в деревню.

Пришли мы достаточно рано. Леди Фарли-Страуд попросила нас помочь ей с последними приготовлениями, но и я, и миледи решили, что ей, скорее, хотелось чувствовать рядом дружеское плечо для моральной поддержки.

Через пикет мы прошли без всяких проблем. Когда только приблизились к нему, какая-то сильно пожилая женщина сурового вида произнесла короткую проповедь о грешности нынешних развлечений. Я надеялась, что мы просто пройдем мимо прямо в зал, но леди Хардкасл остановилась и стала слушать. В конце своего монолога, который включал в себя пару на удивление изобретательных интерпретаций религиозных текстов, чтобы сделать их более подходящими к текущему моменту, женщина протянула нам листовку. И вновь мои инстинкты подсказали мне проигнорировать ее, и продолжить свой путь, но миледи с теплой улыбкой взяла протянутую бумагу.

– Спасибо, милая, – поблагодарил она. – Надеюсь, что, стоя здесь, вы не слишком замерзли. Погода не очень подходит для демонстраций, не так ли?

И это была сущая правда. Дождь прекратился, и небо очистилось от облаков, но от этого на улице стало только холоднее.

Женщина холодно осмотрела нас.

– Вы собираетесь свернуть с пути безбожников? Вы присоединитесь к нашей борьбе? – спросила она.

– Ну конечно, нет, – ответила леди Хардкасл самым дружеским тоном. – Наоборот, я с нетерпением жду начала. Обожаю страшные истории, да, дорогая? – С этими словами она повернулась ко мне.

– И я тоже, миледи, – ответила я.

– Может быть, вы хотите присоединиться к нам? – предложила леди Хардкасл женщине с суровым лицом. – Я с удовольствием куплю вам и всем вашим друзьям входные билеты, если захотите немного развлечься.

Думаю, что если бы леди Хардкасл пригласила женщину на человеческое жертвоприношение во славу Вельзевула, то и тогда та не выглядела бы настолько шокированной.

– Нет, благодарю вас, – ответила она, поджав губы. – Судя по всему, мы ценим наши бессмертные души гораздо выше, чем вы – свои. Мы будем за вас молиться.

– Очень мило с вашей стороны, – леди Хардкасл опять дружески улыбнулась. – Что ж, пойдем, Армстронг, нам пора внутрь. Всего вам доброго, мадам. И не простужайтесь.

Мы предоставили суровой женщине выполнять ее обязанности в пикете, а сами вошли в зал.

Он был полон звуков передвигаемых стульев. Все венские стулья, которые в обычные дни стояли вдоль задней стены зала, были передвинуты на середину, чтобы их можно было расставить рядами, смотрящими в сторону большого белого покрывала, растянутого на противоположной стене.

Дейзи отвечала за рассадку. Вся ее работа заключалась в том, что она стояла с суровым лицом, сложив руки на груди, и руководила двумя молодыми людьми, в которых я узнала членов регбийной команды; они и занимались фактической передвижкой и расстановкой стульев. Дейзи помахала мне рукой, но не ответила на мое радостное приветствие. Я не стала на нее обижаться – девушка явно старалась заработать репутацию бескомпромиссной ревнительницы строгой дисциплины, и нечто столь фривольное и легкомысленное, как приветствие подруги, не вписывалось в ее нынешний образ. Улыбнувшись, я оставила ее заниматься своим делом.

В центре зала стояли мистер Читэм, леди Фарли-Страуд и Дэви. Он и Дора были отпущены на вечер, чтобы насладиться показом, но у меня создалось впечатление, что здесь Дэви запрягли в помощники и теперь он сам себе не принадлежит.

– Все понял, сынок? – спросил мистер Читэм.

– Кажется, да, – медленно ответил Дэви. – Я включаю вот эту лампу, а потом начинаю крутить ручку.

– Точно так. Ты «Дейзи Белл»^[25] знаешь?

– Я знаю Дейзи Спратт, – неуверенно ответил юноша. – Она вон там стоит. – И он показал пальцем на Дейзи со сложенными на груди руками, которая руководила регбистами в их трудах по расстановке стульев.

– Да нет, я про песню, – рассмеялся Читэм. – «Велосипед на двоих»?

– А, эту… Эту я знаю.

– Отлично. Напевай ее, когда будешь крутить ручку – это поможет поддерживать нужную скорость.

– Так точно, сэр. – Было видно, что Дэви становится все увереннее.

– Но не забывай поглядывать на экран. Надо, чтобы движения выглядели естественными. Если заметишь, что люди двигаются как мухи в патоке, начинай петь чуть быстрее. А если они дергаются так, как будто у них пляска святого Витта, – слегка замедляйся.

– Я понял.

– Вот молодец.

– Отлично, Дэви, – сказала леди Фарли-Страуд, внимательно слушавшая режиссера. – Я всегда знала, что мы можем на тебя рассчитывать.

– Он очень надежный юноша, – заметила леди Хардкасл, подходя к ним, и обратилась напрямую к Дэви: – Ваша помощь пришлась как нельзя кстати. Спасибо.

– К вашим услугам, миледи, – ответил довольный юноша.

– Ну что, все готово, мистер Читэм? – спросила миледи.

– Абсолютно, – ответил полковник. – Насколько это возможно.

– Вы о чем?

– Например, о банде снаружи. – Читэм нервно посмотрел на входную дверь.

– Не стоит о них беспокоиться. Им скоро надоест стоять на холоде, когда никто не обращает на них внимания. Все пройдет просто великолепно. А как вы, Герти? Мы можем вам чем-то помочь?

– Нет, дорогая, – ответила леди Фарли-Страуд. – Все под контролем. И этот пожар на кухне… нет худа без добра. Слуги неожиданно освободились. Я поручила Доре заняться напитками.

Весть о том, что Дора так и не получила выходного, наполнила меня чувством какого-то детского восторга. К нему примешалось легкое ощущение вины, которое тем не менее не смогло испортить мне удовольствие.

Глубоко погруженные в беседу леди Хардкасл и Фарли-Страуд направились на кухню, расположенную сбоку от зала. Дэви не мог оторваться от своего проектора. Дейзи тоже наслаждалась моментом, руководя двумя мускулистыми юношами.

А я осталась совсем без дела, что случалось чрезвычайно редко.

Пришлось заняться изучением информации для прихожан на доске объявлений. Им напоминали, что уходя из зала, они должны оставить его в том же состоянии, в каком сами хотели бы найти его. Мистер Истон всерьез намеревался открыть шахматный клуб и просил всех заинтересованных связываться с ним дома. Миссис Батлер потеряла шестипенсовик на последних занятиях по вышивке и просила нашедшего немедленно вернуть его, так как ей необходимо купить лекарство для любимого кота Альфонса.

Время тянулось невыносимо медленно.

Наконец свет в зале затемнили. На кафедре перед мистером Читэмом загорелась масляная лампа. Собравшиеся поселяне постепенно замолкли.

– Добрый вечер, леди и джентльмены, – слова мистера Читэма вновь звучали чисто. – Добро пожаловать на представление «Живых картин Нолана Читэма». Рад, что многие из вас смогли присоединиться к нам сегодня, в этот волнующий вечер, во время которого мы представим – впервые в Глостере – нашу захватывающую новую фильму «Ведьмина погибель».

Он погасил лампу на кафедре, и зал погрузился в то, что показалось всем абсолютным мраком. Два или три наиболее чувствительных зрителя громко вздохнули.

Эта наступившая темнота была, очевидно, сигналом для Дэви включить лампу в проекторе и начать крутить ручку.

На экране появилось название – оно было написано белыми буквами на фоне черного задника – «Ведьмина погибель». Из того угла, где стояло пианино, за которое насильно усадили леди Хардкасл для обеспечения звукового сопровождения, раздался грохочущий аккорд.

Голос мистера Читэма перекрыл звуки пианино.

– Ведьма – это подлое существо, – произнес он, – которое прибегает к силам черной магии для достижения своих собственных порочных целей…

Казалось, он собирается пересказать нам всю историю. Я видела – или, точнее, слышала, – что подобное делалось на первых демонстрациях живых картин несколько лет назад, но была уверена, что эта практика не прижилась. Однако мистер Читэм был слишком актером в душе, чтобы позволить какой-то там моде помешать ему принять участие в представлении.

На экране появилось изображение Зельды Драйтон, которую практически невозможно было узнать в гриме, стоявшей над бурлящим котлом в своем ведьмином убежище. В котел она бросила несколько щепоток различных трав, которые угрожающе задымились. Все это время мистер Читэм продолжал комментировать происходящее, рассказывая зрителям о ведьме и о том, как она отчаянно завидует молодой деревенской красавице Фиби.

Изображение сменилось, и теперь перед нами предстала юная девушка в одеждах семнадцатого века, наливающая эль в кружку молодого симпатичного мужчины в таверне. Девушку играла Юфимия Селвуд, которую загримировали так, чтобы она выглядела не менее невинной и привлекательной, чем Зельда выглядела грешной и изможденной. Молодой человек был симпатичен, хотя и немного глуповат на вид, а по любовным взглядам, которые бросала на него Фиби, было понятно, что он – воплощение мечты любой простой служанки из таверны. Тот смотрел на Фиби не менее восхищенными глазами, а мистер Читэм меж тем поведал нам, что ведьма, естественно, тоже влюблена в этого глупого человека, которого, как оказалось, зовут Джордж.

У себя в логове ведьма достала из кипящего котла яблоко и на крупном плане захохотала как умалишенная.

В следующем кадре Фиби впилась зубами во вкуснейшее сияющее яблоко, и нам вовсе не нужен был мелодраматический рассказ мистера Читэма, чтобы мы догадались о драматических последствиях этого действа. Схватив себя за горло, Фиби рухнула без сознания.

Для безобразной старой карги все складывалось как нельзя более удачно, и теперь ей оставалось лишь скормить Джорджу приворотное зелье, чтобы получить свое.

Так, минуточку… Началось расследование. Охотник на ведьм – в исполнении Бэзила Ньюхауса с невероятно широкополой шляпой на голове – приговорил ведьму к смерти. Ее арестовали и заковали в железо, но когда уводили, из рук у нее выпала крохотная куколка. У куколки тоже была широкополая шляпа на голове, а сердце было проткнуто булавкой.

Естественно, в следующем эпизоде охотник на ведьм схватился за сердце и упал замертво.

Предсказать следующую сцену было уже сложнее, и объяснения мистера Читэма пришлись как нельзя кстати. Оказалось, что Джордж был настолько потрясен смертью любимой Фиби, что окончательно сдвинулся. В приступе безумия он бросился с церковной колокольни. Должна признаться, что я не совсем поняла смысл этой сцены, и если бы мистер Читэм спросил мое мнение, я посоветовала бы ему вырезать ее. Хотя было интересно наблюдать, как Джордж борется со своими внутренними демонами, прежде чем броситься к низкому парапету и перепрыгнуть через него. Естественно, нам было предложено догадаться о драматических последствиях этого падения, и, судя по прерывистому дыханию аудитории, сцена получилась достаточно захватывающей, несмотря на то что мне она показалась бессмысленной.

В последнем эпизоде мы увидели ведьму, привязанную к шесту посреди костра, вокруг которого суетились селяне, угрожающе размахивая зажженными факелами.

Появилась последняя надпись, сообщавшая о том, что наступил «КОНЕЦ».

Вся фильма длилась менее десяти минут, но после того как она закончилась, потолок чуть не рухнул. Отовсюду раздавались аплодисменты, одобрительный свист и даже пара возгласов «Браво!». Свет зажегся, чтобы явить миру мистера Читэма, стоящего перед экраном и широко улыбающегося. С одной стороны от него стояли Зельда и Юфимия, а с другой – мистер Ньюхаус. Он представил их по именам, и они по очереди поклонились зрителям. Леди Хардкасл, чье импровизированное соло на пианино добавило столько трагизма в действие на экране, тоже пригласили на сцену, где она раскланялась.

Когда восторги стихли, мистер Читэм сделал шаг вперед.

– Благодарю вас, леди и джентльмены, благодарю. Обычно мы показываем эту фильму в конце нашего недельного пребывания, но нам так хотелось показать ее вам, что мы не стали ждать.

Вновь послышались восторженные крики, а какая-то молодая женщина крикнула: «Спасибо вам!»

Мистер Читэм расплылся в улыбке.

– И поскольку она вам так понравилась, возможно, в конце недели мы покажем ее еще раз.

Это объявление было встречено новыми криками восторга.

– А пока вашему вниманию будет представлена обширная программа из острых сюжетов и комедий, которые мы будем показывать до конца недели с помощью самого фантастического современного средства развлечения, известного человечеству.

Он стал перечислять больше десятка названий, которые должны были продемонстрировать в течение ближайшей недели. Следующей фильмой, о которой он объявил, чтобы как-то разрядить обстановку, была «“Мышь полевая и мышь городская” вашей леди Хардкасл».

И опять все собравшиеся, казалось, сошли с ума, когда освещение погасло и Дэви закрутил ручку проектора. Леди Хардкасл вновь заиграла на пианино, и на экране появилось заглавие, написанное ее аккуратным и твердым почерком:

Мышь полевая и мышь городская

Живые картины

Фантазия Эмили Хардкасл

Остаток вечера был несомненным успехом. По-своему, фильма леди Хардкасл вызвала не меньшее восхищение, чем «Ведьмина погибель». Охи и ахи сопровождали движения небольших игрушечных фигурок, которые разыгрывали всем известные истории^[26], и когда показ закончился, реакция зала была не менее восторженной.

В перерыве, пока все наслаждались чаем с печеньем, устроенным комитетом сельской ратуши, несколько человек подошли к леди Хардкасл, чтобы выяснить, каким колдовством она смогла заставить игрушечные фигурки двигаться столь естественно. Та с энтузиазмом начала объяснять технику покадровой анимации, но вытаращенные непонимающие глаза спрашивавших означали, что она с таким же успехом могла объяснять, как сделать подвесной мост с помощью клюшек, топленых сливок и русалкиных слез.

К десяти часам вечера зал опустел, и леди Хардкасл и Фарли-Страуд поздравили друг друга с тем вкладом, который каждая из них внесла в успех вечера.

Бо́льшая часть аудитории вместе с мистером Читэмом и его актерами осела в пабе. Мы стали обсуждать, не стоит ли к ним присоединиться.

– Там может быть весело, – заметила леди Хардкасл, – но я совершенно без сил. Хотя если желаешь – можешь идти, не хочу портить тебе удовольствие.

– Все в порядке, – ответила я. – Я сама не откажусь пораньше лечь в постель. И не могу же я позволить старой ошарашенной аплодисментами леди бродить в одиночестве… Канун Дня Всех Святых был совсем недавно, так что по округе могут шастать ведьмы.

– Вполне, – согласилась миледи. – Не говоря уже о мистере и миссис Хьюз и их банде несчастных блюстителей нравов.

– Вот их нам, на мой взгляд, совсем не стоит бояться. Если дело дойдет до стычки, я абсолютно уверена, что одна смогу разобраться со всеми ними. А еще Дейзи сказала, что видела, как мистер Хьюз заглядывал в зал после начала сеанса, так что, может быть, он понял, что протестовать нет никакого повода, и отвалил под ту мрачную скалу, из-под которой выполз.

– Нам остается только надеяться на это, дорогая, – согласилась хозяйка, и мы вдвоем покинули зал. – А тебе понравилась фильма мистера Читэма?

– Понравилась, – ответила я. – Вся эта история с красавчиком Джорджем была слегка надуманной, но если не обращать внимания на это и на сожжение ведьмы на костре, то все было сделано превосходно.

– А что не так с сожжением?

– В Англии приговоренных ведьм вешали, а не сжигали, – объяснила я.

– Правда? Неужели? Дорогая, я, как и всегда, потрясена глубиной твоих знаний в области истории… Интересно, а с чего мы все решили, что их сжигали?

– Несколько штук сожгли в Шотландии, – сказала я, – и на континенте. Но никогда – в Англии.

– Я порекомендую тебя мистеру Читэму в качестве исторического консультанта на его следующий проект.

– А вы будете консультировать его по вопросам науки. Это вполне может стать нашим новым деловым предприятием.

– И это гораздо безопаснее, чем множество наших предыдущих предприятий, – заметила хозяйка.

Мы продолжили наш путь. Протестующие уже давно исчезли, так что мы избежали неприятной встречи с ними.

Проходя по дороге вокруг луга, мы слышали смех и звуки веселья, доносившиеся из «Пса и утки».

– Ты уверена, что не хочешь зайти и пропустить стаканчик? – уточнила леди Хардкасл, заметив, что я смотрю на окна заведения.

– Абсолютно уверена. Честно говоря, я тоже измоталась.

– Хотя я не откажусь от стаканчика бренди дома, перед тем как лечь в постель.

– Я так и думала, – сказала я.

Мы продолжили наш путь вокруг луга в направлении дома.

Глава 5

Утром меня разбудил настойчивый звонок в дверь, сопровождаемый громким стуком. Полусонная, я с трудом спустилась по лестнице, на ходу завязывая пояс халата.

Оказалось, что это сержант Добсон из деревенского полицейского участка.

– Утро доброе, мисс Армстронг, – он отдал честь, коснувшись пальцами края своей каски. – Мне жаль, что пришлось вас так рано разбудить, но нынче ваш дом – это первое место, куда я заглядываю, когда случается что-то нехорошее. А сегодня это верно, как никогда.

– Не стоит волноваться, сержант, – сказала я, пряча зевок. Я не имела никакого понятия о том, сколько сейчас времени, но на улице было еще темно. – Не хотите ли войти, чтобы не стоять на холоде, и рассказать мне все? Кажется, я единственная, кто уже проснулся. Я даже не уверена, пришли ли Эдна с мисс Джонс, но гарантирую, что еще не забыла, как ставить чайник на огонь.

– Благодарю вас, мисс. Чай сейчас совсем не помешает.

Коренастый невысокий сержант устроился за кухонным столом. Он сидел так, как будто проглотил аршин, – еще один военный в нашем окружении. А я тем временем стала разжигать печь и поставила на нее чайник. Часы на кухне показывали половину шестого утра.

– Боюсь, что у меня для вас очень плохие новости, – начал Добсон. – Одного из ваших гостей нашли мертвым под кустом рябины, что растет на церковном дворе.

Я оторвалась от приготовления чая и полностью сосредоточилась на том, что он говорил. В голове роился добрый десяток вопросов, но я спросила только: «Кого?»

Сержант заглянул в свой блокнот.

– Мистера Бэзила Ньюхауса, – ответил он. – Одного из актеров.

– Ох, – сказала я, почувствовав сильный шок. Мне пришлось сесть. – Он мне нравился. Очень нравился. Но, как я догадываюсь по срочности вашего визита, смерть наступила не от естественных причин?

– Вначале мы так и подумали, но потом, после тщательного осмотра, решили, что нет.

На лестнице послышались шаги, и через мгновение на кухню вошла зевающая леди Хардкасл.

– И на мою долю тоже, ладно, дорогая? – сказала она, показав рукой на чайник.

Когда хозяйка вошла, сержант вскочил, но она жестом велела ему вернуться на свое место.

– Простите, что поднял вас в такую рань, миледи, – сказал Добсон.

– Кажется, на это есть веская причина, – заметила миледи, садясь рядом с ним. – Спускаясь по лестнице, я слышала почти все, что вы говорили. Бедный мистер Ньюхаус… Он был очень милым мужчиной. Вы не расскажете для меня все с самого начала?

– Конечно, миледи. Молодой Хэнкок, как обычно, патрулировал окрестности, когда заметил что-то под кустом старой рябины. Сначала он подумал, что кто-то решил выбросить туда мусор, но, подойдя ближе, увидел человеческую фигуру. Тогда он предположил, что это какой-то спящий бродяга. Иногда они забредают к нам по пути из Бристоля в Глостер.

Я была рада, что, для того чтобы приготовить чай, мне пришлось встать к ним спиной. Невольная улыбка, которая появилась у меня на лице, когда я услышала, что констебль Хэнкок «как обычно, патрулировал окрестности», была бы сейчас неуместна. Но потом я подумала, что «молодой Хэнкок пробирался в коттедж рано утром после ночи возлияний со своими дружками» тоже прозвучало бы не очень подходяще.

– Короче, – продолжил сержант Добсон, – он подошел, чтобы разбудить этого бродягу и прогнать его куда подальше. Но тот на него никак не реагировал, поэтому Хэнкок проверил его пульс, и оказалось, что парень мертвее мертвого.

– И, как вы говорите, констебль решил, что смерть наступила от естественных причин? – уточнила леди Хардкасл.

– В темноте он не заметил никаких следов насилия. Но когда засунул руку под пиджак этого парня, чтобы проверить сердце и убедиться окончательно, его рука слегка намокла. Стала, знаете, такой липкой… И Хэнкок сразу понял, что это кровь.

– О боже!

– Он пришел и позвал меня, а я все это проверил. Этот парень был мертв, к гадалке не ходи, а под пиджаком у него была кровь.

– Но не на нем?

– Сейчас все еще слишком темно, чтобы ответить определенно, – сказал сержант. – Даже с моим фонарем. Однако на ощупь пиджак не влажный.

– Но вы уверены, что это мистер Ньюхаус? Несмотря на темноту?

– Можете мне поверить. Я видел его вчера с мисс Армстронг, а потом – во время представления. Это Ньюхаус, разрази меня гром.

– Какой ужас… Думаю, что сейчас мы ничего не добьемся, разбудив его коллег. Им мы все расскажем в свое время. Но я полагаю, вы оповестили криминальный отдел полиции Глостера?

– Первым делом, – подтвердил сержант. – Они здорово злятся, если мы связываемся напрямую с Бристолем. А мне этого совсем не надо. Дежурный сержант сказал мне, что они все очень заняты и лучше мне все же позвонить в Бристоль. А те кого-то пришлют.

– Отличная работа, сержант, – похвалила его леди Хардкасл. – Вы двигали тело?

– Бристоль велел нам оставить все как есть до прибытия их детектива. Улики и все такое… Я оставил Хэнкока сторожить.

– Молодчина, – сказала миледи. – А что конкретно вы хотите сейчас от нас?

– Честно говоря, миледи, не знаю. Наверное, просто хотел поговорить хоть с кем-то, пока не приехал детектив. Убедиться, что ничего не упустил, если вы меня понимаете… Городские детективы, знаете ли, всегда смотрят на нас свысока. А я хотел бы, чтобы все выглядело так, будто мы тоже знаем, что делаем.

– Я всегда считала вас в высшей степени компетентным работником, сержант, – заметила миледи. – И совсем не уверена, что на вашем месте смогла бы сделать больше. А что, если мы быстренько оденемся и осмотрим место преступления до приезда городского детектива?

– Буду только рад, миледи.

– Хотя, конечно, мы не найдем там ничего нового, сержант.

– Ну, тогда я успокоюсь, – сказал Добсон с благодарностью в голосе. – И буду вам очень признателен.

* * *

Была уже половина седьмого, когда мы, одевшись, добрались через луг до церкви. Но до рассвета еще оставалось не меньше получаса, хотя мутный свет уже начал постепенно разъедать темноту.

Двое деревенских полицейских стояли прямо за воротами, ведущими к кладбищу, на самом краю церковного двора, рядом с тем, что, как я поняла из разговора с сержантом, было «старым кустом рябины». Печально, но, несмотря на то что леди Хардкасл вот уже много лет терпеливо учит меня навскидку определять представителей растительного мира, если б не Добсон, я так и не смогла бы отличить рябину от любого другого дерева.

Сержант на посту вежливо кивнул нам. Леди Хардкасл улыбнулась ему в ответ (хотя я сомневаюсь, что он увидел эту улыбку в сумерках) и, обернувшись к более молодому полицейскому, тепло поздоровалась с ним: «Доброе утро, констебль».

– Утро доброе, миледи, – ответил констебль Хэнкок.

Мы подошли к кусту, и двое полицейских отошли в сторону, чтобы дать нам возможность в первый раз взглянуть на тело мистера Ньюхауса. Он сидел прямо, прислонившись спиной к стволу рябины. Голова склонилась на грудь, и его действительно легко было принять за напившегося бездомного.

– В темноте его не так легко рассмотреть, констебль, – заметила леди Хардкасл. – Как это вам удалось заметить его с дороги?

– Я срезал путь по церковному двору, миледи, возвра…

– Совершая регулярный обход, – вмешался сержант Добсон. Было ясно, что он не хочет выносить на публику не относящиеся к делу детали увлечений констебля Хэнкока во внеслужебные часы.

– Понятно. Но у вас не было с собой фонаря?

– Простите, миледи? – не понял Хэнкок.

– Сержант сказал нам, что фонарь принес он. Я вовсе не пытаюсь поймать вас на слове, дорогой мой, но детектив обязательно попытается это сделать. И если вы не хотите, чтобы все узнали, что вы срезали путь по церковному двору, возвращаясь из… – Тут миледи сделала паузу. – Из дома Мод Холман? – закончила она.

Даже в предрассветном сумраке было видно, как покраснел констебль. Всем было хорошо известно, что он гуляет с дочкой пекаря, но, наверное, мало кто знал, как надолго остается он в ее доме после того, как семейство Холманов укладывается в постель.

– Так что, возможно, вам двоим стоит подумать над тем, что вы будете говорить. Но это так, к слову. Ночью был небольшой морозец, но земля все еще мягкая после прошедшего дождя. Я уверена, что до приезда детектива вы исследуете все отпечатки обуви.

– Естественно, миледи, – заверил хозяйку Добсон.

– Ну вот и хорошо. Кроме того, вы почти наверняка собираетесь тщательно осмотреть его одежду на предмет улик, указывающих на то, чем была нанесена смертельная рана?

– Конечно.

– И планировали осмотреть окрестности, чтобы определить, что же здесь произошло…

– Всенепременно, – подтвердил сержант.

– Ну, тогда у вас все под контролем, – заключила леди Хардкасл. – Вам не о чем беспокоиться. А вы не сочтете это за оскорбление, если мы сами тоже осмотримся? Обещаю ничего не трогать.

– Но я ведь для этого и пригласил вас, миледи, – заверил ее сержант. – Может быть, у вас и нет соответствующей подготовки, но вы уже не раз доказывали нам всем, что глаз у вас верный.

– Спасибо, – поблагодарила его миледи, осторожно прошла по мягкой земле к кусту и склонилась над телом мистера Ньюхауса.

Стараясь не слишком дотрагиваться до его одежды, она осмотрела пиджак. Расстегивать его жилетку не решилась, но тщательно ощупала ее внутри и снаружи. Наконец выпрямилась, вернулась к нам и сообщила:

– Ни в пиджаке, ни в жилетке, ни в рубашке нет никаких дырок. Но на рубашке и подкладке жилетки видна кровь. Ее не так уж много, но она говорит о том, что где-то на теле есть рана. И тот предмет, который пронзил его грудь, не повредил на своем пути одежду убитого.

– Мы так и подумали, когда было еще темно, – заметил констебль.

– Есть еще одна странность, – продолжила миледи.

Полицейские тупо уставились на нее.

– Ночью на улице было очень холодно, а на мистере Ньюхаусе нет пальто. Но мы знаем, что оно у него было, – мы видели его, когда он приехал в понедельник. То есть одет он не для прогулки.

– А ведь вы правы, черт меня побери совсем, – согласился с ней сержант Добсон. – Когда натыкаешься на труп, всегда замечаешь лишь то, что бедняга мертв. А на другие несуразности внимания не обращаешь.

– Думаю, вы правы, сержант. Но я уже знала, что он мертв, поэтому смогла обратить внимание на другие детали. И хотя мы старались быть осторожными и не оставлять следов, ничего это нам не даст. Посмотрите, как затоптана земля. Боюсь, что по этим следам мы ничего не узнаем.

– А вы уверены, что они не наши, миледи? – спросил констебль Хэнкок. – Я ведь не очень остерегался, пока не понял, что он умер.

– Абсолютно уверена, констебль, – ответила миледи. – Вот посмотрите, наши следы оставлены на подмерзшей почве. А все остальное месиво успело замерзнуть – так что следы появились до того, как ударил мороз. Поэтому я на них не очень рассчитываю.

Сержант тщательно записал все ее наблюдения, чтобы позже представить их как свои.

С каждой минутой становилось все светлее, и на востоке уже появилась узкая светлая полоска – предвестница наступающего рассвета. Пока наши друзья-полицейские делали пометки в своих блокнотах и договаривались, как они представят все детективу из Бристоля, мы с леди Хардкасл воспользовались улучшением видимости и провели свой собственный осмотр.

Обойдя вокруг дерева, мы практически сразу же наткнулись на нечто, что необходимо было увидеть всем остальным.

– Посмотрите, сержант, – сказала я. – Может быть, стоит взять это на карандаш?

Добсон подошел и посмотрел туда, куда указывала я.

За деревом, среди корней, пряталась крохотная кукла. Она была одета в аккуратный серый костюм, и у нее были большие, армейского вида усы. В сердце куклы была воткнута длинная булавка с шариком кроваво-красного цвета на конце.

* * *

Вскоре после того, как первые лучи солнца проникли сквозь прорехи в облаках и осветили крыши домов в восточной части деревни, мы услышали тарахтение мотора, приближавшееся к нам со стороны Бристольской дороги. Очень скоро авто повернуло на дорогу, идущую вокруг деревенского луга, и направилось в сторону двух небольших коттеджей, которые использовались как помещение для полицейского участка и как жилье для наших двух блюстителей порядка. Констебля Хэнкока послали на перехват, чтобы тот сразу же направил водителя к месту преступления.

Фургон был выкрашен в черный цвет, а его водитель и пассажир были одеты в костюмы мрачной расцветки. Когда экипаж остановился, оба легко выбрались из него и представились сержанту Добсону. Казалось, у них возникло какое-то недопонимание относительно того, что делать дальше. Весь разговор я не услышала, но, когда над покрытой инеем травой раздалась сакраментальная фраза: «У нас свои приказы…», поняла, что сержант Добсон попал в безвыходное положение.

Пассажир сходил за носилками, и через несколько мгновений тело Бэзила Ньюхауса, уложенное на них и укрытое простыней, уже несли к фургону. Двум деревенским полицейским не оставалось ничего кроме как наблюдать за тем, как фургон объехал луг и направился в обратный путь в город.

Спустя десять минут мы услышали звук еще одного мотора со стороны Бристольской дороги. Юркое новое авто, проехав вокруг луга той же дорогой, что и фургон, остановилось почти точно на том же месте, которое он освободил всего несколько минут назад.

Узнав сидящих в экипаже, я толкнула леди Хардкасл локтем в бок.

– Инспектор Сандерленд, миледи. И ваш друг доктор Гослинг.

С инспектором Оливером Сандерлендом мы познакомились почти сразу же после переезда в деревню восемнадцать месяцев назад. Мы помогали ему – или мешали, в зависимости от точки зрения – в расследовании парочки «ничего не значащих неприятностей» (как их назвала леди Хардкасл), и после этого между нами и инспектором установились дружеские отношения, основанные на взаимном уважении.

Доктор Симеон Гослинг был старинным приятелем леди Хардкасл. Он работал в Бристольском Королевском госпитале и в свое время предоставил нам ценную информацию по ядам природного происхождения.

– Боже, и вправду они, – обрадовалась леди Хардкасл. – Как это мило. Пойдем поздороваемся.

Доктор Гослинг аккуратно припарковал авто на обочине, и мужчины выбрались на дорогу.

– Инспектор Сандерленд, – воскликнула миледи, – как я рада вас видеть!

– Доброе утро, миледи, – ответил инспектор с печальной улыбкой. – Я должен был сам догадаться, что увижу вас здесь. – Он повернулся к своему спутнику. – Гослинг, позвольте представить вам леди Хар…

– Мы с Эмили старинные приятели, – перебил его доктор Гослинг. – Привет тебе, старушка. Опять мешаешься под ногами?

– Ты же меня знаешь.

– И очень хорошо, старушка, очень хорошо, – наклонившись, доктор обнял свою приятельницу. – Слушай, я знал, что ты живешь где-то у черта на куличках, но не подозревал, что это так далеко! Мы добирались сюда целую вечность!

– Сим, дорогой, всего лишь пятнадцать миль. Ты уверен, что это не потому, что ты водишь машину как моя бабушка?

Инспектор подтвердил ее догадку жестом, полным разочарования, который доктор Гослинг заметил краем глаза.

– Тогда в следующий раз, Сандерленд, старина, добро пожаловать на поезд, – жизнерадостно сообщил он. – Только предупредите заранее. Я и один прекрасно себя чувствую в поездках на большие расстояния.

Деревенские полицейские уже подошли к нам, и инспектор Сандерленд повторно попытался представить им доктора.

– Рад вас видеть, сержант Добсон, – начал он. – И констебль Хэнкок, не так ли?

– Точно так, сэр. Хэнкок, – подтвердил констебль.

– Это доктор Гослинг, наш новый полицейский врач.

– Как поживаете, сэр? – поздоровался сержант.

– Полицейский врач? – переспросила леди Хардкасл. – Сим, дорогой, ты никогда не упоминал об этой своей новой работе.

– Все произошло очень неожиданно. Мне предложили, и я согласился. «Черт побери, Симеон, ты хочешь прожить жизнь, полную приключений, или что?» Несколько минут серьезных размышлений, и вот я здесь.

– Я не перестаю говорить ему о том, чтобы он не очень рассчитывал на жизнь, полную приключений, – вставил инспектор. – Хотя молодой, полный энтузиазма человек на этой работе – как глоток свежего воздуха. Доктор Макдермотт был хорошим врачом, но о нем никак не скажешь, что он был жизнерадостным и любознательным человеком. Даже слов «циничный» и «пресыщенный» для него будет мало.

– Скоро я начну вас раздражать, Сандерленд, – пообещал доктор Гослинг. – Я очень стараюсь быть хорошим, но мне неоднократно говорили, что хорош я только в небольших дозах.

– Буду иметь это в виду, – закончил пикировку инспектор Сандерленд. – А теперь к делу. Сержант? Констебль? Насколько я понимаю, вы должны показать нам тело.

По лицу сержанта было видно, что у него в душе борются два чувства, но в конце концов гнев отступил и верх взяло раскаяние.

– Простите, сэр, – сказал он, – но люди из морга уже забрали его.

– Что вы сказали? – в бешенстве переспросил инспектор.

– Как раз перед вашим приездом, сэр. Они приехали на своем фургоне и сказали, что у них приказ увезти тело. Я ничего не смог поделать. Мне очень жаль, сэр.

– Вы ни в чем не виноваты, сержант, – вздохнул Сандерленд. – У них действительно был приказ забрать тело, а я не предупредил морг, чтобы они обязательно дождались нас. Я не думал, что это так важно, – был уверен, что мы приедем первыми. – Тут он взглянул на доктора Гослинга, который глуповато улыбнулся.

– Простите, Сандерленд, – сказал тот. – Я правда не знал, что мы участвуем в гонке.

– Теперь уже ничего не поделаешь. Давайте взглянем, где бы лежало тело, если б его не увезли.

– Вы правы, сэр, – заторопился сержант Добсон. – Оно лежало вон там.

Пока все четверо осматривали почву вокруг того места, где лежал труп, мы с леди Хардкасл топтались возле мотора доктора Гослинга.

– И что вы думаете по поводу всего этого? – спросила я. – Убийство обставлено так, чтобы люди подумали, что здесь не обошлось без нечистой силы.

– И сделано это очень искусно, – согласилась миледи. – А наш опыт со спиритическим сеансом^[27] несколько месяцев назад говорит о том, что многие из местных с радостью заглотят этот крючок, вместе с леской и бог знает с чем еще…

– Так же умирает и его герой в фильме, – заметила я.

– Знаю.

– Было бы здорово, – сказала я с тоской в голосе, – если б мы хоть раз в жизни получили удовольствие, не оказавшись при этом по колено среди трупов.

– Я не уверена, что нам стоит вслух говорить здесь о своих коленях, – сказала миледи. – Мы же не в Лондоне, дорогая. Здесь люди всегда боялись упоминаний о женских коленях.

– Буду иметь это в виду, – ответила я. – Но вы меня понимаете. Каждый раз, когда мы думаем, что настал наш шанс насладиться жизнью, кто-то обязательно умирает. Помимо всего прочего, это же… Как вы говорите? «Статистическая аномалия»?

– Распространенность убийств в данном районе совершенно не соответствует общей тенденции по стране, – рассеянно произнесла леди Хардкасл. – Инспектор же говорил об этом, когда мы с ним впервые встретились.

– Но ведь речь идет не только об этом районе, правда? – не сдавалась я. – Только мы уехали на неделю на гонки в Рутленд, как, не успела я сесть за руль, мы уже отскребали трупы с покрытия трека^[28].

– Уж не думаешь ли ты, что нас кто-то сглазил?

– Ну, это ведь вы настояли на том, чтобы прогнать ту старуху в Бухаресте несколько лет назад. А я была уверена, что она – ведьма.

– А я была уверена, что она мошенница, убежденная, что сможет развести богатую даму на несколько банкнот, если пробормочет в ее присутствии какие-то угрозы на ломаном английском.

– Но с тех пор с нами действительно постоянно что-то происходит.

– А я, напротив, считаю, что нам невероятно везет. Ты только посмотри, сколько людей за это время пришли к своему печальному концу, а мы все цветем и пахнем.

Я громко прочистила горло.

– И не стоит так делать, дорогая. Ты становишься похожа на расстроенного бегемота.

Вместо ответа я бросила на нее убийственный взгляд. Она предпочла его проигнорировать.

– Посмотри, а вот и мальчики, – сказала миледи.

Инспектор Сандерленд и доктор Гослинг вышли с церковного двора, оставив местных полицейских охранять место преступления.

– Ты все еще здесь, Эмили? – съехидничал Гослинг. – А я думал, что ты упорхнула завтракать, пока здесь не происходит ничего интересного.

– Мы жаждем новостей, – ответила ему леди Хардкасл.

– Ничего нового, кроме того, что вы – прошу прощения, Добсон и Хэнкок, – уже отыскали, мы не нашли, – ответил инспектор Сандерленд.

Услышав это, доктор Гослинг улыбнулся. И посмотрел на инспектора, как бы спрашивая у того разрешения говорить. Последний согласно кивнул.

– Я узнаю больше, когда он будет лежать передо мной на цинковом столе, – сказал доктор, – но я согласен с… Добсоном, что все сделано для того, чтобы убийство выглядело как совершенное сверхъестественными силами – взять хоть эту куклу и все остальное. Судя по следам на земле и по тому, что Добсон обнаружил во время осмотра тела, крови вытекло совсем немного. Это может говорить о том, что его ударили в грудь после того, как он уже умер, или что его обмыли, прежде чем принести сюда. Но, как я уже сказал, надо подождать результатов вскрытия.

– А вы уверены, что его перенесли сюда? – уточнила я.

– Да, но безо всякой помощи сверхъестественных сил.

Его я тоже одарила убийственным взглядом.

– Основываясь на прозрении Добсона относительно отсутствия пальто, мы можем предположить, что его убили где-то в другом месте, а сюда перенесли для достижения максимального эффекта.

– То есть вы уже знаете о фильме? – спросила леди Хардкасл.

– Хэнкок рассказал нам самую суть, – пояснил Сандерленд.

– Какая, к черту, суть! – вмешался в разговор Гослинг. – Нам пришлось практически силой остановить его, иначе он разыграл бы перед нами весь сюжет.

– То есть мы принимаем за аксиому то, что фильма и убийство как-то связаны, – уточнила леди Хардкасл.

– «Мы», миледи? – Сандерленд улыбнулся.

– Да ладно вам, инспектор, – ответила ему хозяйка. – Вы же понимаете, что мы явились сюда еще до рассвета не для того, чтобы полюбоваться на труп и не принимать участия в дальнейшем расследовании? Вы же нас хорошо знаете.

В ответ я услышала такой знакомый горловой смех.

– Конечно, знаю. Любого другого я тут же послал бы куда подальше, но вас двоих… Вы двое – это совсем другое дело. А так как в городе меня ждет еще парочка дел, то я буду чрезвычайно благодарен двум компетентным любительницам – таким, например, как вы, – которые, от моего имени, будут совать нос везде, где только можно. Сержанту Добсону уже есть за что вас благодарить – вы многое сделали для того, чтобы сегодня утром он мог продемонстрировать свою компетентность.

– Каждый старается в меру своих возможностей, – заметила миледи.

– Только будьте осторожны, – добавил инспектор. – Постановочное убийство с куклой, используемой для колдовства и оставленной рядом с трупом, говорит о тщательном планировании, а не о спонтанном убийстве. То есть о том, кого наиболее продвинутые работники прессы назвали бы «хладнокровным убийцей».

– Я за ней присмотрю, – пообещала я.

Инспектор долго смотрел на меня изучающим взглядом.

– В этом, мисс Армстронг, – сказал он наконец, – я ни на минуту не сомневаюсь.

– Вы ждете от нас каких-то конкретных шагов? – задала вопрос миледи.

– Так как тело уже увезли в Бристоль, я вместе с доктором Гослингом отправлюсь туда же. И вернусь только ближе к вечеру. Если к тому времени вы приготовите для меня список всех, кто так или иначе имел отношение к этим живым картинкам, то у меня будет с чего начать.

– Считайте, что это уже сделано, – пообещала миледи. – Навестите меня дома. Мы обеспечим вам чай, торт и подробнейший список всех подозреваемых. Может быть, я даже приготовлю свою знаменитую…

– «Доску расследований»? – перебил ее инспектор.

– Вот именно, – подтвердила миледи.

– Что это, черт возьми, за «доска расследований»? – поинтересовался доктор Гослинг.

– Расскажу по дороге домой, – пообещал ему Сандерленд. Он вновь повернулся к леди Хардкасл: – И последнее – полагаю, вам не известны имена родственников мистера Ньюхауса?

– Боюсь, что нет, – ответила леди Хардкасл. – Правда, все его друзья остановились у нас в доме, так что я легко это выясню. Я только не совсем уверена в процедуре: мы можем сказать им о его смерти или это должны сделать вы?

– Это должен быть кто-то из нас, – сказал инспектор. – Но я уверен, что вы справитесь с этим лучше. Только не забывайте следить за их реакцией.

– Но вы же не думаете, что…

– Прошло слишком мало времени, миледи. И я пока вообще ничего не думаю. Просто не забывайте поглядывать по сторонам, вот и все.

Раскланявшись на прощание, мы отправились домой, а джентльмены пустились в долгий путь в Бристоль.

* * *

К тому времени как мы вернулись в дом, Эдна и мисс Джонс уже появились на работе.

Возбужденная мисс Джонс рассказала мне, что ее мать настояла на том, чтобы она работала дольше – «кормила знаменитых актеров», и стала делиться со мной планами более изысканных вечерних обедов. Какое-то время я слушала ее болтовню – не было никакого смысла портить ей настроение печальными новостями с церковного двора.

Мисс Драйтон и мисс Селвуд уже сидели в малой гостиной за чаем, восторженно обсуждая реакцию жителей деревни на фильму. Вслед за леди Хардкасл я вошла в комнату и прикрыла за собой дверь.

– Доброе утро, дамы, – негромко и спокойно поздоровалась хозяйка.

Возможно, занятия актерством научили их читать по лицам или, возможно, у леди Хардкасл был вид гонца, приносящего плохие новости, но даже самые эмоционально тупые люди поняли бы, что случилось что-то страшное. И что бы это ни было, актрисы прекратили свою беседу, а с их лиц исчезли улыбки.

– Дорогая, вы выглядите так, будто случилось нечто ужасное, – заметила Зельда.

– Боюсь, что это именно так, – ответила ей леди Хардкасл. – Надо было бы рассказать вам всем вместе, но, боюсь, дело не терпит отлагательств.

– Я могу позвать остальных, – Юфимия встала со своего места.

Леди Хардкасл жестом попросила ее сесть.

– Прошу вас, дорогая, сидите как сидели. Как я понимаю, вы обе были довольно близки с Бэзилом Ньюхаусом.

– «Были», дорогая? – переспросила Зельда. – Боже, что с ним случилось?

– Мне очень неприятно приносить вам плохие вести, но сегодня утром деревенский констебль нашел его на церковном дворе. Боюсь, он мертв.

Актрисы выглядели так, как будто их ударили по голове. Юфимия расплакалась, ее тело содрогалось от сдерживаемых рыданий. Подруга успокаивающе обняла девушку за плечи.

– Сердечный приступ? – спросила Зельда. – Последнее время, знаете ли, ему было трудно подниматься по лестнице. Но когда мы вчера вечером оставили его в пабе, с ним все было в порядке. Он пил и весело общался с местными. Выглядел здоровым как лошадь.

Леди Хардкасл на мгновение задумалась. По-видимому, в конце концов она решила, что такие новости смягчить невозможно, и решительно произнесла:

– Его убили.

Юфимия мгновенно прекратила свои всхлипывания и, открыв рот, уставилась на миледи. Зельда была поражена не меньше ее.

– Тут, должно быть, какая-то ошибка, – сказала она. – Наверняка это сердце. Он действительно был нездоров. Но вот убивать его никто не хотел.

Леди Хардкасл рассказала двум женщинам, в каком виде был обнаружен мистер Ньюхаус, постаравшись избежать при этом любых намеков на сенсационность.

Вполне прогнозируемо, обе дамы были в шоке, когда узнали о связи убийства с их фильмой.

– Кто же мог совершить такое злодеяние? – никак не могла успокоиться Юфимия. – Бэзил был таким милым… И за мной все время приглядывал. За всеми нами. Особенно за Зел. Он был ей как отец родной.

– Истинно так, дорогая, – подтвердила Зельда, крепче обнимая подругу. – Ни один нормальный человек такого сделать не мог.

– Он не был похож на человека, у которого есть враги, – заметила леди Хардкасл.

Я понимала ее намерения, но все это походило больше на азартную игру. Один из лучших способов вытянуть из людей то, что при других обстоятельствах они предпочли бы скрыть, это сделать ложное заявление, а потом дать им шанс опровергнуть его. Даже самые сдержанные с удовольствием будут возражать, думая, что им известно что-то, что недоступно вам. В этом случае они радостно объяснят вам, в чем вы ошибаетесь. Однако на этот раз предположение хозяйки, по-видимому, не было ложным – мне Бэзил Ньюхаус тоже показался совершенно очаровательным мужчиной, который вряд ли завел себе множество врагов, будучи при этом очень общительным человеком.

– Я в жизни не встречала человека, который не восхищался бы стариной Бэзилом, – говорила меж тем Зельда. – Он был добр, щедр и очень легок в общении. Он мухи не мог обидеть, и другим этого тоже не позволял. Настоящий джентльмен.

Значит, мои выводы подтвердились – Бэзила Ньюхауса любили все. В таком случае спор между ним и Юфимией, который мне довелось услышать, выглядел довольно нелепо, но я решила не поднимать сейчас этот вопрос.

– Мне очень жаль, что я оказалась гонцом, принесшим дурные вести, – сказала леди Хардкасл. – Мы глубоко скорбим вместе с вами. Сейчас мы оставим вас одних, но, прошу вас, не считайте, что мы бросаем вас в вашем горе. И если вам что-то понадобится, мы сделаем все от нас зависящее…

– Благодарю вас, миледи, – всхлипнула Юфимия, которая вновь расплакалась.

– Вы сами расскажете об этом мистеру Читэму? – поинтересовалась миледи, когда мы встали, чтобы выйти. – Если для вас это слишком тяжело, то это могу сделать я, но решать вам. Возможно, будет лучше, если он услышит эти новости из уст друзей?

Зельда задумалась на мгновение.

– Нет, дорогая, – сказала она, – прошу вас, сделайте это сами. Боюсь, что я не смогу этого произнести.

И мы оставили их в одиночестве, чтобы они могли свыкнуться с этой ужасной новостью.

* * *

Леди Хардкасл в одиночестве пила кофе в столовой, а я околачивалась в холле, чтобы перехватить мистера Читэма, когда тот спустится вниз. Дора, проходя мимо, убивала меня взглядами, но молчала. В другой раз я поставила бы ее на место за грубость, но сейчас у меня не было для этого времени. И думала я совсем о другом.

Дэви вел себя более жизнерадостно. Несмотря на репутацию немного угрюмого человека, со мной он всегда был мил.

– Доброе утро, мисс Армстронг, – поздоровался Дэви, спустившись вниз. – Я помог мистеру Читэму, а вот мистер Ньюхаус не отвечает на стук. Я мог бы просто войти и, думаю, так и поступил бы, если б речь шла о сэре Генри – он, знаете ли, совсем не возражает, – но никогда не знаешь, чего ждать от человека, не рожденного аристократом. Некоторые из них чувствуют себя неловко, когда к ним внезапно заходят слуги.

– Не волнуйтесь, – успокоила я его, – вы все правильно сделали. Идите и найдите Эдну – уверена, что она найдет для вас работу.

– Обычно она использует меня для того, чтобы доставать вещи с высоких полок, – юноша улыбнулся. – «Хотела бы я иметь такие же длинные руки, как у тебя», – иногда говорит она. То есть я ни на что больше не годен, кроме как играть роль стремянки.

То, как он изобразил при этом Эдну, было настолько точно, что я, несмотря ни на что, рассмеялась.

– Уверена, что для поднятия тяжелых вещей на полки вы тоже подойдете, – заметила я.

На верхней ступеньке лестницы появился мистер Читэм.

– Убирайтесь, Дэви, – велела я. – Мне надо перехватить мистера Читэма.

Дэви послушно исчез.

– Кто-то назвал мое имя? – спросил мистер Читэм, сойдя с последней ступеньки.

– Да, сэр. Я как раз говорила Дэви, что должна перехватить вас, прежде чем вы пройдете на завтрак.

– Звучит достаточно зловеще.

– Леди Хардкасл вам все объяснит. Она ждет вас в столовой.

– Хорошо. А он неплохой парнишка, этот Дэви.

– Согласна.

– Но мне не дает покоя его имя. Как оно пишется?

– Д-э-в-и, – продиктовала я.

– Но он называет себя «Дави», – Читэм с недоумением посмотрел на меня. – Как же…

– Это валлийское имя, сэр, – пояснила я, провожая его в столовую. – И мы по-своему произносим некоторые вещи.

– Ничего себе… Доброе утро, миледи, – поздоровался он с хозяйкой. – Мисс Армстронг сказала мне, что вы хотите меня видеть.

– Да. Зайдите, Армстронг, и закройте за собой дверь.

– Я только что говорил, что все это звучит довольно угрожающе. И сейчас легче мне не стало.

– Боюсь, что новости действительно печальные. Сержант Добсон, один из местных полицейских, сообщил нам сегодня утром, что ваш друг мистер Ньюхаус был найден мертвым на церковном дворе.

Мистер Читэм был поражен не меньше, чем его актрисы.

– После предварительного обследования тела местные правоохранители послали за детективом и полицейским врачом из Бристоля. Мне неприятно сообщать вам такое – но это убийство.

– Но как… кто… почему…

– Кто и почему, нам пока неизвестно. Что же касается того, как… Ему проткнули сердце. Рядом была найдена кукла, используемая для колдовства, – одета она была так же, как мистер Ньюхаус, а ее сердце было проткнуто булавкой.

– Моя фильма, – произнес Читэм. – Они пытаются уничтожить меня. Его убили в точности, как охотника на ведьм. Бедняга Бэзил… Во всем этом виноват только я. Мне не следовало…

– Это не ваша вина, мистер Читэм – попыталась успокоить его леди Хардкасл. – Откуда такие мысли? И почему вы решили, что кто-то хочет вас уничтожить? А если это действительно так, то почему напали на мистера Ньюхауса?

– Нескольким людям я поперек горла, – объяснил Читэм. – Например, Аарону Оруму – вы же знаете, что он настаивает на том, что я украл у него идею фильмы. И эти несчастные Хьюзы… Они пытаются прикрыть мои показы вот уже много месяцев. Так что это мог быть один из их последователей.

– Но что они выигрывают от убийства мистера Ньюхауса?

– Они настраивают общественное мнение против меня, миледи, – с трудом ответил мужчина. – Жаждут прикрыть меня, чтобы я перестал нести свое искусство в массы. А в этом случае, что может быть лучше, чем скандал вокруг фильмы? Сразу же в прессе появятся всякие вопросы. «Человек умер. И сколько еще умрет, соприкоснувшись с этой богомерзкой фильмой?» Мне конец. – Читэм тяжело опустился на один из стульев. – Я разорен.

Я осторожно выскользнула из комнаты, чтобы принести чай. Разорен или нет, но после чашки доброго чая жизнь уже не будет казаться ему такой унылой.

Глава 6

Трое оставшихся в живых «людей с фильмой» – так их окрестила леди Хардкасл – провели около двух часов в малой гостиной. Мы не стали им мешать, но после того, как они пробыли там довольно много времени, леди Хардкасл попросила меня узнать, что же там происходит.

Я очень часто ругала Джаспера Лакстона, человека, чей дом мы арендовали, за то, что в строительстве он придерживался самых высоких стандартов. Без этого стены в доме были бы значительно тоньше, и подслушивать было бы значительно проще. Но ничего не поделаешь: мне пришлось использовать старую уловку слуг и расположиться у двери с подносом в руках. Теперь, даже если б они неожиданно открыли дверь и увидели меня, для них я выполняла важное задание по дому. Но, несмотря на эту далеко не изысканную уловку, я все-таки ничего не могла расслышать.

Бо́льшую часть времени из-за двери доносилось нечленораздельное жужжание, затем до меня донесся возглас Юфимии: «Нет, мне кажется, это слишком опасно!» После этого за дверью послышались шаги, и мне пришлось притвориться, что я иду куда-то по делу.

Когда, наконец, они вышли в холл, мистер Читэм выглядел вовсе не таким уверенным и довольным, каким мы привыкли его видеть.

– Мы тут пообщались, – сказал он, – и решили, что, как раньше говорили в цирке, «представление должно продолжаться». И сегодня вечером мы вновь откроем зал ратуши, как и планировали, для демонстрации нашей второй программы. А в память о Бэзиле еще раз покажем «Ведьмину погибель».

На мой взгляд, сельские жители будут в таком ужасе от смерти мистера Ньюхауса, что воспримут повторную демонстрацию фильмы как акт крайне неуважительный по отношению к умершему. Я хорошо представляла себе, как некоторые из них ужаснутся мысли, что убийца все еще гуляет на свободе, и не захотят в дальнейшем иметь хоть какое-то отношение ни к «Ведьминой погибели», ни к людям, участвовавшим в ее создании, из страха, что подобная судьба может постигнуть и их.

– Думаю, что это правильно, – сказала леди Хардкасл, хотя и нахмурившись. – Покойный не хотел бы, чтобы какой-то сумасшедший разрушил все ваши общие достижения.

Казалось, что мистер Читэм с удовольствием выслушал эти слова хозяйки, а вот две дамы выглядели менее убежденными.

– Благодарю вас, миледи, – поблагодарил режиссер леди Хардкасл. – Перед сеансом я скажу несколько слов. Ну, вы меня понимаете – в качестве дани усопшему.

– Это подойдет как нельзя лучше, – согласилась миледи. – А еще, может быть…

Фразу не дал закончить настойчивый звонок в дверь.

Я открыла и увидела на пороге хорошо одетую молодую женщину, которую мы видели в пабе в компании Аарона Орума. На этот раз она была одна, хотя все так же безукоризненно одета в еще один прекрасно скроенный костюм. Особенно обращала на себя внимание ее шляпа. Это был мужской котелок с широкой лентой на тулье, завязанной в бант невероятных размеров с воткнутым пером фазана. Женщина явно любила произвести впечатление.

– Добрый день, – сказала она, протягивая свою карточку. – Насколько я понимаю, здесь остановился мистер Нолан Читэм. Я бы хотела с ним поговорить.

Я посмотрела на карточку. На ней было написано, что мисс Дина Коудл является сотрудницей «Бристольских известий».

– А по какому вопросу? – уточнила я со всей невинностью, на которую только была способна.

– По вопросу убийства одного из членов его команды, – ответила она без всяких эмоций.

Я выглянула на улицу. Нам предстоял еще один достаточно безоблачный, хотя и прохладный день.

– Прошу вас подождать минутку, мисс, – сказала я. – Проверю, на месте ли он.

С этими словами я закрыла дверь, подумав: «Журналисты могут подождать на улице. Особенно те, что поддерживают тесные отношения с людьми, столь явно враждебными нашим гостям».

Я повернулась лицом к небольшой группке людей, которые во время этого короткого разговора стояли у меня за спиной. Скорее всего, мисс Коудл прекрасно их всех видела. Я протянула карточку мистеру Читэму. Мельком взглянув на нее, он спросил:

– Вы ее знаете?

– Я видела ее в пабе в понедельник во второй половине дня. Это та женщина, которая, как я вам говорила, была с мистером Орумом. Но нас не представили друг другу, так что я не знала, что она журналистка.

– Журналистка, – повторил Читэм. – Тогда это здорово меняет дело. Я не знал, что он якшается с журналистами… Они ведь тоже на всякое способны.

Было видно, что такой вывод не доставил ему никакой радости.

– Возможно, это простое совпадение, – сказала я. – Я имею в виду то, что она журналистка. Эта женщина невероятно привлекательна. Так что он вполне может быть с ней потому, что она хорошо рядом с ним смотрится.

– Может быть, вы и правы, – неуверенно согласился Читэм. – Хорошенькие молоденькие девушки, виснущие у него на плечах, – это, несомненно, часть его богемного образа. Хорошенькие, молоденькие и, если удастся, богатенькие. Их всегда можно раскрутить на финансирование очередного проекта.

– Она действительно производит впечатление богатой женщины, – согласилась я. – Думаю, что, для того, чтобы привезти сюда весь ее гардероб, понадобился не один грузовой вагон.

Казалось, режиссер немного расслабился.

– Так значит, она, может быть, ничего и не замышляет, а? Наверное, будет лучше, если я с ней встречусь. И сразу поставлю все точки на «i». Не знаю, как я смогу запретить ей написать какой-нибудь дурацкий сенсационный материал по поводу смерти бедняги Бэзила, но, по крайней мере, смогу высказать нашу точку зрения.

– Думаю, что вам больше всего подойдет гостиная, – заметила леди Хардкасл. – А мы будем держаться от вас подальше, если только вы не захотите…

– Не захочу чего, миледи? – прервал ее Читэм.

– Я хотела сказать: «не захотите иметь свидетелей», – закончила хозяйка. Неожиданно это ее высказывание показалось мне слишком мелодраматичным. – Я уверена, что она заслуживает полного доверия, но не спокойнее ли будет иметь под рукой третью сторону, которая сможет подтвердить детали вашей беседы на случай возникновения каких-то споров?

– Наверное, вы правы, – согласился полковник, подумав немного. – Если только это не слишком сложно.

– Думаю, что здесь лучше всего подойдет Армстронг. Ни одна из нас не имеет причин присутствовать при вашем разговоре, но, мне кажется, на Армстронг она обратит меньше внимания. А со мной ей придется вести светскую беседу.

– Тогда договорились. – С этими словами Читэм направился в гостиную.

Я вновь открыла входную дверь. То, что ей пришлось ждать на крыльце, хотя и под почти бесцветным ноябрьским солнцем, отнюдь не улучшило настроения мисс Коудл. Она сверкнула на меня глазами, когда я пригласила ее: «Прошу вас. Мистер Читэм примет вас в гостиной».

Она молча прошла за мной через холл и вошла в гостиную. Я пропустила ее вперед и закрыла за нами дверь. Мне показалось, что она хочет что-то сказать – может быть, попросить меня уйти, – но ее отвлек мистер Читэм, горячо ее поприветствовавший.

– Добрый день, мисс Коудл, – радушно произнес он. – Как мило, что вы пришли, чтобы высказать свои соболезнования… Я и мои коллеги вам очень благодарны.

Женщина прищурила глаза. Ей явно не понравилась эта его попытка застать ее врасплох.

– Для вас это, должно быть, очень тяжелый период, – сказала она. – Потеря друга сама по себе уже горе, а когда в его смерти обвиняют ваше произведение… Можно только попытаться представить себе, что вы сейчас испытываете.

– Присядем, – предложил Читэм.

Пока они устраивались в креслах, мисс Коудл бросила на меня нетерпеливый взгляд. Было очевидно, что она предпочитает, чтобы меня не было в комнате, но понимает, что не в ее силах избавиться от меня в чужом доме, особенно когда один из гостей хочет моего присутствия. Я проигнорировала ее взгляд и расположилась в самом углу, возле книжного шкафа.

– Так значит, люди обвиняют мою фильму? – мягко уточнил мистер Читэм.

– Они очень скоро придут к этому, – ответила журналистка. Открыла свою сумочку и достала из нее переплетенный в кожу блокнот, на котором были золотом вытеснены ее инициалы. Потом, порывшись немного, извлекла из сумочки черную ручку с колпачком с красным верхом. Сняв колпачок, подняла глаза на мистера Читэма, приготовившись записывать.

– А почему они должны ее обвинять? – задал вопрос режиссер. – Я ведь создал развлекательную фантазию, а не инструкцию для убийцы.

– Но послушайте, мистер Читэм, – Коудл стала что-то записывать, – очень скоро все узнают, что Бэзил Ньюхаус умер в точности так, как это было показано в вашей фильме.

– В точности так, мисс Коудл? Вы что, намекаете на то, что его убили сверхъестественные силы?

Журналистка вновь нахмурилась. Или, может быть, она и не прекращала хмуриться. Мне показалось, что презрительное неодобрение – это обычное выражение ее лица.

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. И догадываетесь, что будут говорить люди. Появится небольшая группа тех, кто будет искренне верить, что все это – работа сверхъестественных сил. Но бо́льшая – и гораздо более активная – группа будет рассматривать ваше произведение как побудившее душевнобольного человека действовать именно таким ужасным способом.

– Однако я уверен, что вы быстро приведете их в чувство, – сказал Читэм. – Ведь «Бостонские известия» не гоняются за сенсациями.

– Мы сообщаем нашим читателям новости, мистер Читэм. А кроме того, мы познакомим наших читателей с теми мнениями, которые выражают они сами и другие группы населения.

«М-м-м-м, – подумала я, – снобизм и напыщенность. Беспроигрышный вариант».

– То есть вы работаете хроникером? – уточнил полковник. Каким-то образом получилось так, что интервьюером оказался именно он.

– Нет. – Кажется, впервые за все время она слегка смутилась. – Не совсем. Я в основном пишу для светской хроники. И для наших читательниц-женщин. Но иногда я пишу об искусстве и считаю, что кинематограф обязательно станет его важнейшей частью. Так что я собираюсь предоставить нашим читателям всю информацию о нем, которой он заслуживает.

– Вы сейчас говорите о нагнетании страха и предубеждения вокруг него? И конкретно вокруг меня?

Журналистка не ожидала, что ей придется занимать оборонительную позицию, и этот факт ее совсем не обрадовал. Она резко сменила тему разговора.

– Но вы, наверное, уже привыкли, что люди настроены против вас. Например, весь этот шум после того, как вы украли пьесу Аарона Орума…

– Ну конечно, – голос Читэма был абсолютно спокоен, – мисс Армстронг уже сказала нам, что вы поддерживаете отношения с Аароном. Как он? Надеюсь, что с ним все в порядке. И очень надеюсь, что ваши… «отношения» не поставят под сомнение вашу – как это у вас называется? – «журналистскую беспристрастность». Ведь жители Бристоля имеют право ожидать от своих газет абсолютной объективности.

Мисс Коудл покраснела как рак, но предпочла пропустить эту шпильку мимо ушей.

– Вы же не будете отрицать, что пьесу вы украли и что публика была настроена против вас? – не сдавалась она.

– Я отрицаю как первое, так и второе. «Ведьмина погибель» – это целиком и полностью мое создание, а единственным человеком, который ополчился против меня, был мой бывший друг Аарон Орум.

– Но вы снимете с экранов вашу украденную фильму – теперь, когда она послужила поводом для убийства?

Несколько мгновений Читэм молча разглядывал свою собеседницу. Наконец произнес:

– Знаете, мисс Коудл, боюсь, наша беседа становится бесполезной. Благодарю вас за то, что посетили меня. Мисс Армстронг, прошу вас, проводите нашу гостью.

Я открыла дверь, а мисс Коудл поспешно спрятала в сумочку блокнот и ручку и, не сказав больше ни слова, покинула комнату.

* * *

Мистер Читэм кивком поблагодарил меня и вернулся в малую гостиную, где его ждали две дамы. Леди Хардкасл решила, что ей необходимо совершить что-то полезное, и мне пришлось лезть на чердак, чтобы достать грифельную доску и мольберт – ее знаменитую «доску расследований».

Как всегда, мы устроились в гостиной, и хозяйка занялась своими рисунками.

– Из того, что нам уже известно, – заявила она, добавляя последние штрихи к портрету жертвы, – Ньюхауса убил кто-то знакомый с фильмой мистера Читэма. Убийство было тщательно спланировано и совершено таким образом, что связь между ним и фильмой невозможно не заметить.

– Но вчерашний показ в Глостере был первым, – заметила я, – так что мы можем спокойно вычеркнуть из списка подозреваемых наших друзей и соседей – у них просто не было времени разработать и претворить в жизнь такой замысловатый план.

– Согласна. – Продолжая говорить, миледи стала делать какие-то пометки на листе бумаги. – Но тогда… в первую очередь это сам Читэм.

– Он человек амбициозный, – подхватила я, – и, мне кажется, любит держать все под контролем. Кроме того, ему нравится устраивать представления. Но зачем ему надо было убивать одного из своих актеров? Конечно, это не то чтобы зарезать курицу, несущую золотые яйца, но все равно, убивать своих – это значит взваливать на себя лишнюю работу.

– Знаю, – сказала миледи. – И мое осознание этого не один раз спасало тебе жизнь. Но могут быть обстоятельства, о которых нам ничего не известно. Например, они поссорились. А может быть, это была какая-то старая вражда. Или долги. Можно найти сотню причин для убийства. Так что мы запишем его в подозреваемые. Актрисы?

– Для полноты картины – да. В жизни нам встречалось достаточное количество женщин-убийц, так что мы не можем исключить их по гендерному признаку. Да, и еще я слышала кое-что в понедельник вечером. Совсем вылетело из головы…

– Неужели?

– Юфимия Селвуд спорила о чем-то с мистером Ньюхаусом. Я плохо расслышала, но на прощание она сказала что-то вроде: «Вам надо быть поосторожнее, Бэзил. Вас могут убить». Это вполне можно расценить как угрозу. А потом это ее замечание насчет «опасности» как раз перед тем, как они вышли из малой гостиной…

– Да, вполне возможно, это были угрозы, – задумчиво произнесла миледи. – Но она такая милая и хорошенькая молодая женщина… Трудно представить себе, что она захочет кого-то убить, и еще труднее, если речь идет о человеке, к которому она относилась с такой любовью.

– Не забывайте, что она актриса, – напомнила я, – а актерам веры нет.

Рассмеявшись, миледи записала два имени.

– Очень хорошо. Но в создании фильмы участвовали не только они. Должны быть работники сцены, или как там они называются в кинематографе? А еще этот молодой актер, который играл Джорджа.

– Думаю, что о них не стоит забывать. Но пока мы никого из них здесь не видели, так что лучше нам сосредоточиться на тех людях, которые находятся рядом.

– Отлично. Аарон Орум.

– Он похож на чрезвычайно противного эгоиста, – поделилась я своими наблюдениями. – Слишком много о себе воображает и, соответственно, ни в грош не ставит окружающих. При нашей встрече в пабе он произвел на меня отталкивающее впечатление.

– Настолько отталкивающее, что его можно принять за убийцу?

– Отталкивающее и напыщенное, совершенно верно. Не хочу показаться предвзятой, но даже то, как он одевается, говорит о том, что Орум – как раз тот человек, кто мог бы совершить такое убийство.

– Но зачем? – спросила миледи, записывая его имя. – Зачем ему было убивать Ньюхауса?

– Он ненавидит Читэма. Слышали бы вы, что он о нем говорил…

– Хорошо, но если он ненавидит Читэма, то зачем убивать Ньюхауса?

– Чтобы уничтожить Читэма? – предположила я. – Если смерть Ньюхауса свяжут с новой фильмой, то все закончится, еще не успев начаться. А ведь Читэм говорил, как дорого это все ему стоило. Отсутствие аудитории приведет его к краху.

– Возможно. Но немного сложно.

– А я вот вообще никогда не понимала желания убить досадившего тебе человека. Ведь после смерти он уже не сможет страдать. И даже умирая, может так и не понять, кто и за что его убил. Гораздо лучше разорить его и превратить его жизнь в одно сплошное страдание.

– Почаще напоминай мне о том, чтобы я тебя не обижала.

– Нет, миледи, если б я вас разорила, то осталась бы без крова и жалованья, – успокоила ее я. – И мое осознание этого уже не раз спасало вам жизнь.

– Справедливо. А как насчет этой журналистки? Деборы Крандель?

– Ее зовут Дина Коудл. На первый взгляд выглядит достаточно умной, но недостаточно… ушлая. Появилась здесь с какой-то сырой идеей вывести мистера Читэма из себя и таким образом получить свое интервью, но позволила ему обвести себя вокруг пальца. Она не стратег. Я не уверена, что она способна спланировать убийство.

– Но сюда ведь она заявилась с каким-то планом? И оплошала, только когда дела пошли не так, как она это себе представляла. А если бы все шло так, как она задумала, – тогда она вполне способна на все?

– Думаю, да, – согласилась я.

– Если б она первая смогла опубликовать материалы об этом убийстве, то это подняло бы ее имя среди газетчиков на недосягаемую высоту. А что может быть проще, чем первым сообщить об убийстве, которое сам же и совершил? Не нужно гоняться за какими-то сенсационными материалами, когда все знаешь заранее, так что, может быть, она вообще не планировала никакого интервью. Может быть, ей нужно было просто встретиться с ним, чтобы потом иметь возможность сослаться на этот разговор.

– М-м-м-м, – произнесла я. – Возможно, и так.

– Тогда я включаю ее… Инспектору Сандерленду нужен самый полный список, который мы только сможем создать. А это в свою очередь ведет нас к Хьюзам.

– Зануды, отравляющие жизнь окружающим. При этом, если верить викарию, они прекрасно понимают, что делают.

– Мистер Блэнд – человек чести и принципов. Думаю, что в большинстве случаев мы можем положиться на его слова.

– В таком случае мы можем говорить о том, что они профессиональные смутьяны. И я не удивлюсь, если они убьют кого-то, для того чтобы сделать обстановку еще напряженнее и доказать свою правоту.

– Вообще-то это большой шаг вперед по сравнению с обычным смутьянством, – заметила миледи.

– Если они твердо уверены в правоте своего дела, то одному Богу известно, как далеко они могут шагнуть! Когда я столкнулась с этим человеком у табачной лавки, он показался мне абсолютным фанатиком.

– Согласна. Но если мы собираемся включить в список всех, кто знал о содержании фильмы, то, как ты понимаешь, викарий тоже должен в нем быть.

– Одна мудрая старуха однажды сказала мне, что викарий – человек чести и принципов и что я в большинстве случаев могу полагаться на его слово. Думаю, что это вполне может означать, что он не безумный убийца…

– Мне только сорок один год.

– В воскресенье стукнет сорок два, правильно? А значит, вы уже старая.

– Наглая девчонка. У меня еще хватит ума…

Телефонный звонок так и не позволил мне узнать, на что могло хватить ее ума.

– Я только отвечу на звонок, миледи, – с этими словами я поспешно покинула комнату.

– Просто запиши сообщение! – крикнула мне вслед хозяйка. – А я пока закончу с этими рисунками.

– Обязательно.

– Если только это не Герти.

– Ну конечно.

– Или не что-то очень срочное.

Со вздохом я сняла слуховую трубку и четко и ясно произнесла в аппарат:

– Чиппинг-Бевингтон два-три слушает. Алло…

– Фло? – прозвучал в трубке мужской голос. – Боже, неужели это вы?

– Насколько я понимаю, да, – ответила я.

– А ведь это действительно вы…

– Рада, что мы с этим разобрались. Но вас я пока не знаю, мистер…

– Это я, – произнес голос.

Я промолчала. Так могло продолжаться до бесконечности.

– Это я, – еще раз повторил мужчина. – Скинз. Вы меня помните?

Айвор Скинз Мэлоуни по прозвищу Дятел был барабанщиком из оркестра, который влип в историю, произошедшую в «Грейндже» сразу же после нашего приезда в деревню^[29]. Он и его приятель-контрабасист Барти Данн останавливались у нас на короткое время после того, как все утряслось. Мы тогда устроили отличный музыкальный вечер. Конечно, я его помнила.

– Конечно, я вас помню, мистер Скинз. Всегда рада вас слышать.

– Когда вы узнаете, почему я звоню, можете изменить ваше мнение.

– А вы что, совершили кровавое убийство и теперь вам нужно место, чтобы отлежаться, пока легавые не потеряют след?

– Скорее, мы едем в Глостер, и поезд сломался как раз в Чиппинг-Бевингтоне. Но место, чтобы отлежаться или, скорее, просто преклонить голову, нам действительно нужно. Что, если мы заглянем к вам на огонек?

– Мы? – повторила я. – Вы о всем оркестре?

– Нет, – рассмеялся он. – Только я и Барти. Лучшая ритм-секция в Лондоне. Мы просто нарасхват. А сейчас застряли с какой-то деревенщиной по пути в Глостер… Так как?

– Боюсь, не мне здесь решать. Вы можете подождать, пока я переговорю с леди Хардкасл?

– Конечно, могу, моя сладкая валлиечка, – ответил барабанщик, – но не задерживайтесь. Тут одна милая старушка рвется к телефону, и я не уверен, что смогу долго сдерживать ее натиск.

Я положила слуховую трубку на столик в холле и поспешно вернулась в гостиную. Здесь повторила просьбу Дятла.

– Боже, – сказала леди Хардкасл. – Как мило… Почему бы и нет? Места у нас хватает. Тем более теперь, когда мистера Ньюхауса нет больше с нами. А если людей с фильмой вечером не будет, то будет кому составить нам компанию.

– Мы сегодня не идем на сеанс?

– Если хочешь – иди, – ответила миледи. – Но они собираются опять показывать «Ведьмину погибель», а я, боюсь, все-таки считаю, что это очень дурной вкус. Это больше похоже не на дань актерскому таланту Ньюхауса, а на отвратительное празднование его смерти. Я собиралась пораньше лечь спать, но вечер с нашими коллегами-музыкантами будет как раз то, что надо.

– Пойду сообщу ему хорошие новости, – сказала я, возвращаясь к телефону.

* * *

Спустя несколько минут раздался еще один телефонный звонок, на этот раз от инспектора Сандерленда. Он сообщил, что работа над двумя другими делами не позволит ему приехать в Литтлтон-Коттерелл во второй половине дня и что он благодарен нам за список потенциальных преступников. Леди Хардкасл держала слуховую трубку так, чтобы я тоже могла слышать его.

– Продолжайте присматривать там за всем, – сказал он. – Добсон и Хэнкок ребята хорошие, если только рядом есть кто-то, кто направит их усилия в нужное русло, – так что направляйте, а я приеду, как только смогу.

– А Симеон уже закончил вскрытие? – спросила миледи.

– Нет. Труповозка сломалась по дороге в город. Его вызвали на другие происшествия, так что до Ньюхауса руки еще не дошли. Он собирается завтра подчистить все свои долги по, как он это называет, «нарезке и досмотру».

– Это вполне в духе Сима. Торжественно и с необходимой долей уважения, – заметила миледи.

– Уверен, что его пациентов это не очень расстраивает – по крайней мере, не в том состоянии, в котором они поступают к нему, – но я очень надеюсь, что он сумеет попридержать свой язык, когда дело дойдет до общения с их родственниками и любимыми.

– Думаю, вам не о чем беспокоиться – он вовсе не тот идиот, за которого любит себя выдавать. Ждем вас завтра, инспектор.

– Обязательно первым делом заеду к вам.

Разговор завершился обычным обменом прощаниями.

– Сколько времени у нас есть до приезда мальчиков? – спросила леди Хардкасл, повесив слуховую трубку.

– Все зависит от того, как быстро они найдут транспорт из Чиппинга, – ответила я. – Скинз упомянул что-то о «полупинте на ход ноги» в пабе, пока они будут ждать, так что я не ожидаю их раньше чем через час. Или даже дольше, если полупинта превратится в пинту.

– Тогда у нас масса времени.

– Для…

– Для того чтобы сходить в деревню и разворошить парочку осиных гнезд.

– Восхитительно. Жду не дождусь этого момента.

– Тогда надевай свои ботинки – и вперед, – велела хозяйка. – Возьми шляпки и пальто, а я предупрежу людей с фильмой, что мы вернемся к чаю.

* * *

Мистер и миссис Хьюз, а также их верные апологеты, выкрикивали едва слышные лозунги перед деревенской ратушей. Плакаты мы уже видели накануне, за исключением одного. На нем было написано:

ВОЗМЕЗДИЕ ЗА ГРЕХ – СМЕРТЬ…

К Римлянам 6:23

– Ничего себе! – воскликнула леди Хардкасл. – Думаю, нам пора поговорить с этими Хьюзами.

– Мне тоже кажется, что это уже чересчур, – согласилась я. – И дня не прошло с момента смерти бедняги, а они уже обвиняют его в его же собственной гибели.

– Пойдем, дорогая. Послушаем, что они скажут в свое оправдание.

Мы дошли почти до середины деревенского луга, когда из громадных дубовых дверей церкви Архангела Гавриила появился викарий в сопровождении своей миниатюрной супруги. И ее пса.

Джеймс и Джагрути Блэнд познакомились, когда он был миссионером в Индии. Она работала учительницей в небольшой сельской школе, которую он помог организовать. С течением времени они полюбили друг друга и, наконец, поженились. Когда мистеру Блэнду пришло время возвращаться в Англию, миссис Блэнд, естественно, последовала за ним.

Над ними достаточно часто посмеивались – положа руку на сердце, высокий и худой священник и его миниатюрная супруга представляли собой комичную пару. Но им также пришлось столкнуться с неприятной враждебностью – английский викарий и жена-индианка здорово злили недалеких людей. Они поработали во многих приходах по стране, прежде чем жители Литтлтон-Коттерелла открыли им свои сердца, и супруги нашли, наконец, место, где их приняли.

Более-менее.

Миссис Блэнд (друзья, которых у нее было множество, называли ее Джаг) обладала массой положительных качеств. Она была умна и остроумна, добра и великодушна. Она играла на фисгармонии. И безо всякого шума и лишних слов кормила и одевала прихожан своего супруга, когда те попадали в сложные жизненные ситуации. Но у нее был один недостаток. Ее сердце целиком и полностью было отдано самой нелепой собаке на свете.

Гамлет был датским догом. Как и принц датский, он являлся выдающимся датчанином. Когда-то эту породу невероятно огромных собак называли немецкими догами, а теперь переименовали в датских^[30]. Масти он был голубовато-серой с белыми носками на передних лапах, в холке достигал трех футов^[31] и весом был гораздо больше 12 стоунов^[32]. А это значило, что его голова находилась где-то на уровне подмышки миссис Блэнд и весил он раза в два больше, чем она. Он был дружелюбен, игрив, любознателен, но при этом обладал одним из самых ужасных качеств для животного – собственным мнением.

Гамлет часто выводил свою хозяйку на прогулку в деревню, и если вы никогда не вступали с ней в разговор, то вполне могли бы решить, что по-английски она знает всего два слова: «Гамлет, нет!» Он был добрым псом и обычно имел добрые намерения, но его размеры, бьющая ключом энергия и своеволие вместе с неспособностью хозяйки справляться с его наиболее шумными эскападами приводили к тому, что он много времени проводил привязанным к изгородям или воротным столбам. Во многих домах и магазинах Гамлет стал персоной нон грата.

Хотя иногда присутствие этого огромного и невероятно плохо воспитанного пса бывало просто необходимо. Как, например, сегодня. Когда мистер Хьюз, лидер протестующих, увидел Блэндов, на лице у него появилась кривая самодовольная ухмылка. Наступало их время. Он подал сигнал своим клевретам, и они, все как один, окружили викария и его супругу. Скандирование, которое до сего момента было достаточно безобидным – его даже можно было назвать жизнерадостным, – стало зловеще агрессивным. Казалось, что ситуация выходит из-под контроля.

У меня создалось впечатление, что мистер и миссис Блэнд решили не реагировать на небольшую толпу и сошли с дороги, чтобы обойти ее, вместо того чтобы попытаться продвинуться сквозь нее. К сожалению, существуют некие мистические силы, которые управляют толпами и могут превратить группу вполне разумных личностей в устрашающую банду независимо от того, насколько добрыми могут быть изначально намерения этих личностей. Одна из женщин сделала шаг в сторону Блэндов. Мне показалось, что она просто пытается сохранить равновесие после того, как отклонилась слишком далеко, но загадочная сила, управлявшая толпой, решила, что ее шаг вперед – это сигнал для всех остальных тоже сделать шаг вперед. И без всяких видимых причин скандирование антикинематографических лозунгов стало значительно громче.

Неясно, принял ли Гамлет это движение как приглашение к игре или как предложение немного поозорничать, или же решил, что оно представляет угрозу для его любимых хозяев, но он явно подумал, что готовится что-то плохое или, по крайней мере, не очень хорошее. Поэтому залаял. Громко и звонко. Такой лай мог заставить даже предприимчивого грабителя прекратить грабеж и отказаться от своих преступных планов. Женщина, чей изначальный шаг вызвал последующую коллективную реакцию толпы, закричала от страха. Мужчина, стоявший рядом с ней, сделал еще один шаг вперед и замахнулся плакатом на пса, прокричав при этом что-то маловразумительное.

Теперь Гамлет окончательно убедился, что игра началась. Еще раз громко гавкнув, он бросился вперед, вырвав поводок из миниатюрной ручки хозяйки, со всей дури врезался в мужчину, сделавшего шаг в его сторону, и тот от удара взлетел в воздух и упал на женщину, послужившую причиной всего. Они оба рухнули на землю, но Гамлет и не думал успокаиваться. Он с радостным лаем метался в центре толпы. Буквально через несколько минут пес уложил всех – и скакал вокруг них, радостно лая и помахивая хвостом.

Мистер Хьюз злобно закричал на пса и его сопровождающих. Он попытался встать, чтобы получить возможность высказать им все, что думает о них, но Гамлет воспринял его крики – возможно, ему показалось, что кто-то лает ему в ответ – и резкие движения как приглашение продолжить веселье. Поэтому набросился на главного протестующего и еще раз сбил его с ног.

– Мне кажется, – заметила леди Хардкасл, – что мистер Хьюз сейчас немного занят. Может быть, навестим пока мистера Орума в «Псе и утке»?

– Думаю, так будет лучше, – согласилась я. – Кажется, у Хьюзов сейчас дел выше крыши.

Когда мы повернули в сторону паба, мистер Хьюз все еще лежал на спине, а Гамлет поставил передние лапы ему на грудь. Счастливая псина стояла, опустив морду к лицу своего невольного компаньона по игре, тявкала, пускала слюни и, как всегда, не обращала никакого внимания на устроенный ею хаос.

Глава 7

Я вовсе не была уверена, что поход в паб принесет нам какой-то результат. Леди Хардкасл хотела поговорить с мистером Орумом, но, хотя мы и знали, что он остановился в одной из комнат, которые старый Джо сдавал своим гостям, готовым платить, ни одна из нас не знала, где в действительности он может находиться. Он мог изучать у себя в комнате нравоучительную книгу. Но с таким же успехом, не обращая внимания на ноябрьский холод, мог прогуливаться по полям Глостера, укрепляя свой имидж открытого всем ветрам романтического художника. И для меня такой вариант был наиболее реален. Любой, кто носит такой пестрый галстук, должен обязательно поддерживать свой имидж.

Орум устроился в укромном местечке с пинтой самого лучшего сидра Джо и с газетой. Когда мы вошли, он просто просматривал ее, но, увидев нас, мгновенно за ней же спрятался.

Не обращая на него внимания, леди Хардкасл прошла к стойке бара. За ней никого не оказалось, поэтому она, голосом первой ученицы в классе, позвала:

– Мистер Арнольд? Вы здесь?

Никакого ответа она не получила.

– Он в подвале, достает… что-то там достает, – произнес мистер Орум, все еще прячась за газетой.

– Благодарю вас, – сказала миледи. – Мистер Орум, не так ли?

– Точно так, – сказал он, опустив, наконец, газету. – Теперь вы меня знаете, миссис…

– Леди Хардкасл, – представилась миледи. – Здравствуйте.

– Приветствую… миледи, – неуверенно ответил мужчина.

– Вы приехали на шоу живых картин?

– Правильно. Передвижное что-то там Нолана Читэма.

– Я знаю. Он остановился у нас в доме. Кажется, вы когда-то были друзьями?

– Когда-то были. И что же он успел вам напеть про меня?

– Честно говоря, практически ничего. Вашу историю мы услышали от усопшего мистера Ньюхауса.

– От этого старого шута? Я мог бы и сам догадаться. Этот просто не в состоянии держать рот на замке. Он… – Казалось, Орум прикусил язык, прежде чем сказать что-то еще. – Хотя о мертвых или хорошо, или ничего, а?

– Да, и особенно это касается тех людей, которые спровоцировали их убийство…

Его рука с пинтой замерла на полпути ко рту.

– Не понял, – сказал Орум.

– Насколько я понимаю, вы продолжаете утверждать, что идея «Ведьминой погибели» полностью принадлежит вам. Но коли это вы написали сценарий, то именно вы и разработали способ убийства мистера Ньюхауса.

– Я вовсе не первый высказал идею о том, что ведьмы могут убивать, колдуя над куклами.

– Конечно, нет. Но вы включили это в ваш сценарий. И все это до мельчайших подробностей повторилось на церковном дворе – в ранний предрассветный час, как вы и описывали.

– Но ведь это могла сделать настоящая ведьма.

– Думаю, такую возможность не стоит полностью исключать. Хотя то, что вы, как гром среди ясного неба, появились здесь после ссоры со старым другом, после чего умер один из его актеров, может показаться очень подозрительным.

На несколько мгновений Орум вроде бы разволновался, но потом вновь принял свой обычный, насмешливый вид.

– Но я не стал бы исключать вероятность того, что Юфимия Селвуд вполне могла убить его из-за какого-нибудь пустяка. Эти актрисы – люди обидчивые. У них раздутое эго, но все они – колоссы на глиняных ногах. Толкни их слегка, и… – Он показал, как легко толкает что-то своим пальцем. – А может быть, это дело рук Зельды Драйтон? С ней всегда была одна морока.

– А мне показалось, что все они лучшие друзья, – заметила леди Хардкасл.

– Ну конечно, – с издевкой произнес ее собеседник. – Самые лучшие и близкие друзья. Слова плохого друг другу не скажут. Ни за что в жизни.

В этот момент за стойкой появился Джо:

– Добрый день, миледи. Что я могу вам предложить?

– Добрый день, мистер Арнольд; как мило, что вы появились.

– Прошу вас, зовите меня просто Джо, миледи. Все так делают.

– Ну конечно, Джо. Простите. Мне кажется, что для бренди еще рановато. А у вас есть лаймовый сироп?

– Прошу прощения, миледи, но он закончился в прошлом месяце, и я не успел заказать новый, – ответил Джо. – У меня есть немного сарсапариллы^[33], но, предупреждаю, она старая. Ее не так часто спрашивают. По вкусу напоминает лекарство. Может быть, лучше имбирное пиво? Добрый стаканчик имбирного пива, а?

– Прекрасно. А для вас, Армстронг?

Я кивнула.

– Тогда два стакана, Джо. Мистер Орум? Вы позволите мне угостить вас?

– Я повторю, – ответил он, подняв свою оловянную кружку.

Мы перенесли напитки на его стол.

– Вы не будете возражать, если мы к вам присоединимся? – запоздало поинтересовалась леди Хардкасл.

– Было бы невежливо отказать вам, особенно теперь, когда вы так любезно поставили мне выпивку. – С этими словами Орум сделал глоток из свежей кружки сидра и сложил газету. – Ваше здоровье, миледи.

Мы с леди Хардкасл подняли свои стаканы.

– Вчерашний вечер вы провели здесь? – поинтересовалась миледи. – Я имею в виду после шоу?

– Почти вся деревня была здесь.

– Это да. А вы?

– Я тоже. А почему вы спрашиваете?

– Пытаюсь выяснить, когда Бэзила Ньюхауса видели в последний раз живым, вот и все.

– А, ну да. Я слыхал, что вы воображаете себя ищейкой-любительницей. Так вот, я был здесь. В соседнем помещении видел Читэма и его миньонов. Или, скорее, слышал их. Как всегда, они раздувались от гордости и приписывали себе все достоинства моей работы.

– Вы с ними говорили?

– Я собирался подойти и вправить им мозги – я и этим селянам-подхалимам смог бы кое-что объяснить, – но меня убедили не связываться…

– Кто именно? – уточнила я.

– Мисс Коудл из «Бристольских известий». Она тоже живет здесь. Вы видели ее в понедельник, мисс… Армстронг.

– Видела, – подтвердила я.

– И мы обе видели ее сегодня, – добавила леди Хардкасл. – Она приходила к нему утром.

– В его логово…

– В мое логово, – поправила миледи. – Наглости этой девице не занимать.

– Я обязательно передам ей, – рассмеялся Орум. – Она будет в восторге.

– Только не забудьте. А еще окажите мне услугу и скажите ей, что в будущем, если ей вновь захочется побеспокоить моих гостей, ей придется договариваться о визите заранее.

Орум вновь рассмеялся.

– Уверен, что ей еще приятнее будет узнать, что только ради нее введены такие ограничения.

– Я в этом ничуть не сомневаюсь, – сказала леди Хардкасл. – Вы видели, когда ушел мистер Ньюхаус?

– Боюсь, что нет. Я слыхал, как все остальные ушли вскоре после полуночи – их провожал хор благодарностей от местных баранов. А еще их умоляли по-новой показать мою фильму. Меня чуть не стошнило от этой сцены – я поднялся наверх и улегся в постель.

– А мистер Ньюхаус остался?

– Насколько я знаю. Он никогда не отказывался от восхищения и восторгов толпы. Особенно если все это сопровождается бесплатной выпивкой.

Не знаю, были ли у леди Хардкасл еще какие-то вопросы – у меня они точно были, но в этот момент в баре появилась задыхающаяся Эдна.

– Прошу прощения, миледи, – прохрипела она, – но в доме появилась пара… джентльменов. Они говорят, что вы их ждете. Судя по виду, они музыканты.

– И это прекрасно, – сказала леди Хардкасл. – Благодарю вас. – Она повернулась к нашему совсем не склонному к общению собеседнику. – Боюсь, что мы вынуждены оставить вас в вашем гордом одиночестве, мистер Орум, – долг зовет нас вернуться и поприветствовать наших гостей. Вы уже успели прийти в себя, Эдна? А то здесь есть пара недопитых стаканов с имбирным пивом, если вам надо какое-то время для отдыха. Уверена, что мистер Орум не будет возражать.

Мистер Орум уже взял в руки свою газету. Эдна задумалась на мгновение, а потом перелила пиво, оставшееся в моем стакане, в стакан леди Хардкасл.

– С вашего позволения, миледи, – произнесла она, – я с удовольствием присяду на минутку.

И, не дожидаясь разрешения, унесла свой полный стакан в общий бар, предоставив нам возможность самим вернуться домой.

* * *

Вернувшись, мы увидели гору знакомых музыкальных инструментов прямо на дорожке, ведущей к дому.

– Это точно они, – заметила миледи. – Кто еще бросит ударную установку и контрабас прямо у входа в дом дамы?

Я отперла дверь и отошла в сторону, давая ей возможность войти первой.

Барти и Скинз стояли в холле, слегка озадаченные.

– Добрый день, джентльмены, – поздоровалась с ними леди Хардкасл. – Я просто в восторге, что вижу вас.

– Добрый день, леди Х., – Скинз протянул ей навстречу руку. – Вы уверены, что мы не стесним вас? По-моему, ваша горничная немного сконфузилась.

– Никаких проблем, – заверила его миледи. – Я просто забыла предупредить ее о вас, вот и все. А теперь я на несколько минут передам вас в надежные руки Фло, а сама расскажу нашим гостям, как обстоят дела. А потом мы вас устроим.

– Ну, Фло, – спросил Скинз с широкой улыбкой, – есть местечко для нашего барахла?

– Мистер Скинз, – ответила я, – как мило, что вы к нам заглянули. И мистер Данн с вами. Вам тоже добрый день.

– Мисс Армстронг, – произнес обаятельный контрабасист.

– Дайте же мне ваши шляпы, и я повешу их вот сюда на вешалку, чтобы они никому не мешали. А потом мы найдем кого-нибудь, кто займется вашим барахлом.

– Кого-нибудь? – переспросил Скинз. – У вас что, появились новые «кто-нибудь»?

– Мы вам все объясним позже, но теперь у нас есть Дэви. Вы же помните Дэви – лакея из «Грейнджа»? Нам его одолжили на неделю.

– То есть здесь народ одалживают, как книги из библиотеки? Ты посмотри, как люди устроились, Барти!

Тогда как Скинз являлся небольшим сгустком энергии, Барти был высоким и нескладным. Его манеры были более расслабленными и доброжелательными. А еще в нем чувствовалась куча обаяния – я все еще не забыла его флирт с некоей горничной.

– Дора тоже здесь, – продолжила я.

Барти остался равнодушным.

– Я про Дору Кендрик, – добавила я. – Горничную из «Грейнджа».

Теперь он выглядел сбитым с толку.

– Вы о нем не волнуйтесь, – сказал Скинз. – У него столько этих кошечек, что он уже запутался. – Тут он повернулся к своему приятелю. – Приятель, речь о Доре. О той взбалмошной девчонке, которую ты утешил прямо в зале, где мы играли на вечере.

В глазах Барти что-то мелькнуло. По крайней мере, в его воспоминаниях о прошлых амурных приключениях что-то сдвинулось.

– Ну да, Дора, – медленно произнес он. – Высокая блондинка. Слегка прихрамывает?

– Нет, – вздохнула я. – Но я уверена, что позже вы с ней увидитесь. Возможно, она не захочет вспоминать о вашей предыдущей встрече, но если что-то скажет, то постарайтесь хотя бы сделать вид, что вы ее узнаете.

– Вы правы, – сказал музыкант с веселой улыбкой. – Обязательно.

Я отправила их в гостиную, а сама присоединилась к Дэви и помогла ему убрать контрабас и ударную установку в оранжерею, а чемоданы гостей – в их комнаты. Мисс Джонс поставила чайник, и я попросила Эдну принести чай, когда он будет готов. Доры, как и всегда, нигде не было видно, но на этот раз я подумала, что это не так уж плохо. Она и так совершенно невыносима, даже без всех этих воспоминаний – или сожалений, – которые могло вызвать у нее присутствие молодого и симпатичного контрабасиста.

* * *

Со всеми своими железнодорожными приключениями музыканты ничего не ели с самого завтрака. А наши кинематографические гости хотели поесть до начала нового вечера развлечений для жителей деревни. Мы с леди Хардкасл тоже умудрились каким-то образом пропустить ланч, так что решили подать комбинацию из ланча-обеда-ужина во время пятичасового чая, что, скорее всего, удовлетворило бы потребности всех присутствовавших.

Я вместе с мисс Джонс занялась приготовлением еды, которая подошла бы нашим гостям из мира искусства. К тому времени, как я сообщила ей об изменении всех планов, ужин был почти готов, но главное блюдо – пирог с олениной – никак не поспевало вовремя. Мне удалось убедить нашу повариху, что все, что ни делается, к лучшему, и что пирог, который почти готов, мы сможем подать в четверг.

– Но все равно, сейчас я не могу предложить им ничего мясного, – не успокаивалась она.

– А что вы собирались подать на ланч? – спросила я. – Может быть, мы сможем это как-то приукрасить и превратить во что-то элегантное и достойное обеда?

– Я собиралась сделать обыкновенные сэндвичи с сыром, – ответила мисс Джонс. Она была просто безутешна.

– Засуньте их в гриль, и у нас получится «валлийский кролик»^[34], – предложила я. – Если мы подадим блюдо с каким-нибудь овощным супом и придумаем для него какое-нибудь затейливое название, все будут поражены вашей изобретательностью.

– Сэндвичи с сыром? – не поверила своим ушам повариха. – На обед?

– С горчицей. И поджаренным яйцом сверху. И назовем мы все это… Lapin au pays de Galles.

– И что это значит?

– «Валлийский кролик» по-французски, – перевела я.

– Тогда я поставлю суп, – рассмеялась девушка. – А вы займитесь сыром и тостами. В конце концов, вы ведь из Уэльса.

– Конечно, но и вы тоже оттуда. Хотя, как мне кажется, блюдо это не такое уж валлийское.

– Будьте уверены, что от этого красивого названия кролик в еде не появится.

– Верно подмечено.

– И не забывайте, что никакая я не валлийка.

– Не валлийка? – Я уставилась на нее. – Вас же зовут Блодвен Джонс. Вы не могли бы стать большей валлийкой, даже если б надели шляпу и запели «Sosban Fach»^[35], готовя лавербред^[36].

– Наш отец был из Уэльса. А я родилась в Литтлтон-Коттерелле, – с гордостью заявила повариха.

– Признаю свою ошибку.

* * *

На ланч-обед-ужин-чай нас собралось семь человек. Я ожидала увидеть всех в мрачном, а может быть, даже в похоронном настроении, но присутствие двух музыкантов сделало атмосферу за столом более жизнерадостной. Продемонстрировав тонкость души, которой я от них вовсе не ожидала, Барти и Скинз вызвали наших гостей на разговор об их старом друге. И, практически наперекор своему настроению, кинематографисты, вместо того чтобы проливать слезы по поводу ухода своего дорогого коллеги, заговорили о совместных приключениях, шутках и триумфальных выступлениях на сцене. Комната наполнилась смехом. Никто даже не упомянул о «валлийском кролике».

Когда атмосфера в комнате окончательно оттаяла, Барти Данн включил свое легендарное очарование и направил его луч на Юфимию Селвуд. Та буквально купалась в его теплом игриво-восхищенном взгляде.

Неожиданно контрабасист заметил, что все сидящие вокруг него замолчали и теперь слушают только его.

– Только не останавливайся, Барти, приятель, – Скинз подпер подбородок рукой. – Продолжай. А мы все будем ждать твоих откровений. Хотим получить наглядный урок, как профессионалы ухаживают за женщинами.

По выражению на лице Барти можно было предположить, что в другом месте его приятель получил бы удар под ребра вместо наглядного урока по запудриванию мозгов, но когда и леди Хардкасл, и Зельда скопировали позу Скинза и восторженно уставились на него, он рассмеялся и поднял руки, показав, что сдается.

– За попытку денег не берут, – сказал он.

Юфимия покраснела и проглотила ложку супа, но при этом она тоже улыбалась.

Несмотря на все эти подколки, Барти явно не собирался прекращать свою беседу с девушкой.

– Однако мне кажется, – продолжил он, – перед камерой играть гораздо сложнее. Мне, например, обязательно нужна аудитория.

– К этому привыкаешь, – ответила актриса. – Будучи совсем маленькой, я иногда выступала в мюзик-холлах со своей мамой, а уже позже сыграла в нескольких театральных пьесах. Так что я немного представляю себе, какой реакции надо ожидать от зрителей. Надо просто играть как можно естественнее, но при этом вообразить, что выступаешь перед аудиторией.

– Мы тоже пытались сделать нечто подобное, – сказал музыкант и повернулся к Скинзу. – Помнишь, как мы записывали пластинку с Роландом Ричманом?

– Это был кошмар, – рассмеялся барабанщик. – В помещении было больше техников в комбинезонах и с гаечными ключами в руках, чем музыкантов. А мы могли сделать только один дубль. Так что все утро мы репетировали эту чертову вещь. К тому моменту, когда включили оборудование, все превратилось в какую-то ерунду, безжизненную и лишенную всякого задора.

Барти согласно кивнул.

– Послушайте, – сказал Скинз, – вы ведь, кажется, сказали, что ваша мамаша выступала в мюзик-холле?

– Правильно.

– Ее звали Милли Селвуд, – вставила я.

– Милли… Не может быть! Мы с ней работали. Несколько лет назад мы провели пару месяцев в оркестровой яме в «Альгамбре». Ты помнишь, Барти? Это был классный балаган. Даже тем, кто сидел в яме, выдавали отличную одежду. А ваша матушка, она была просто великолепна. Пела как ангел. А за кулисами ругалась как портовый грузчик. Такое не забудешь…

– Да, это моя мамочка, – гордо согласилась Юфимия. – Ее боялись даже работники сцены.

– Так она продолжает выступать? – поинтересовался Скинз.

– Не так часто, как раньше, но формы не теряет.

– Но вы решили не идти по ее стопам?

– Она этого хотела, – пояснила актриса. – И папа тоже – он ее менеджер; но я унаследовала от нее внешний вид, а от него – музыкальный слух. То есть ему, храни его Боже, медведь на ухо наступил. Не может спеть ни одной ноты. Так что мне пришлось заняться актерством.

– С развитием кино мюзик-холлы будут терять аудиторию, – заметил мистер Читэм.

– «Кино»? – переспросила леди Хардкасл. – Ах да, понимаю. Какое очаровательное название… Мы все ломаем себе язык о «кинематограф», «синематограф», «живые картины», «живые картинки» и Бог знает что еще. А «кино» – это то, что надо. Надеюсь, что это слово приживется.

Мистер Читэм улыбнулся и поблагодарил ее наклоном головы. Я готова была поспорить на крупную сумму, что слово выдумал вовсе не он, но мне показалось, что спорить с ним по этому поводу будет не совсем учтиво.

Когда с супом и «валлийским кроликом» было покончено, Эдна и Дора убрали со стола и принесли чай и торт вместо пудинга. Дора, как всегда, молчала и только коротко кивнула в ответ на благодарность кинематографистов. Она намеренно проигнорировала Барти Данна, и он ответил ей тем же. Но я заметила, когда она принесла главное блюдо, как в ее глазах мелькнуло удивление от узнавания, и поняла, что девушка просто выпендривается.

С чаем и тортом покончили довольно быстро, беседа постепенно сошла на нет, и наши друзья из мира кино извинились и удалились в свой штаб в малой гостиной, чтобы окончательно обговорить планы на вечер. После того как они ушли, леди Хардкасл обратилась к музыкантам.

– Итак, джентльмены, – сказала она, – как насчет того, чтобы сейчас разойтись и собраться вновь в половине восьмого, чтобы выпить по коктейлю и предаться воспоминаниям? Ваши инструменты в надежном месте, но я уверена, что мы найдем чем развлечься. Может быть, сыграем в карты?

– Отличная мысль, миледи, – согласился Скинз. – Честно говоря, я с удовольствием устроил бы небольшой перерыв. Может быть, соснул бы пару часиков… Я просто никакой. Не знаю, в чем дело, но в поездках со мной всегда так.

– Это относится ко всем нам, дорогой. Отдыхайте. Нам надо, чтобы вы были отдохнувшим и в хорошем расположении духа, а то будет нечестно, если мы вас обыграем…

– Вы абсолютно правы, – рассмеялся Скинз.

– А еще у нас для вас есть новости, – сказал Барти, приготовившись выйти. – От вашего брата.

– Неужели? – удивилась леди Хардкасл. – Как это все занятно… Может быть, вы расскажете нам прямо сейчас?

– Это терпит! – крикнул он уже из холла.

* * *

В половине восьмого мы все собрались в гостиной. В бристольском «B.Maggs & Co.» леди Хардкасл удалось приобрести карточный столик с четырьмя на удивление удобными креслами. Вообще-то она не была любительницей делать покупки в «универмагах», но сейчас мы, как по наитию, заглянули туда по пути в Клифтон. И, вновь поддавшись все тому же наитию, она приобрела эти несколько предметов мебели. Мы достаточно регулярно использовали стол для игры в карты один на один, а вот вчетвером садились за него впервые. Все получилось достаточно удачно, и оба музыканта особенно отметили удобство кресел.

– Мистер Скинз, – заметила я, – ваши разговоры о мебели ни в коем случае не отвлекут нас от вашей кошмарной игры. Вы попытались смухлевать десять раз против наших трех… Четыре очка в нашу пользу, и мы выиграли, – с триумфальным видом я записала счет в небольшой блокнот.

– Ну правильно, – сказал Скинз, – вот если б играли в нормальную игру, то мы бы вас размотали. И до конца вечера вы проиграли бы все свое состояние.

– А что вы понимаете под «нормальной» игрой? – поинтересовалась леди Хардкасл.

– Покер, леди Х. И у вас нет никаких шансов.

Леди Хардкасл с полуулыбкой повернулась ко мне.

– Ты помнишь, как мы играли в покер в том клубе в Берлине? Сколько мы тогда выиграли у герра Армбрюстера?

– Десять тысяч марок, миледи, – ответила я. – Кажется, в фунтах это что-то около пятисот.

– Пятьсот фунтов? – У Дятла отвалилась челюсть. – В карты?

– Да, и еще он предложил нам бесплатно пользоваться его борделем, но от этого щедрого предложения мы отказались.

Мужчины рассмеялись.

– Кстати, – сказал Барти, – это напомнило мне о новостях и о послании от вашего брата.

– Боже! – воскликнула леди Хардкасл. – Я очень надеюсь, что он борделя не открыл. И вообще, я думала, что Лавиния окажет положительное влияние на этого дурачка.

– Нет, миледи, о борделе речи не идет. – Барти нахмурился. – А вспомнил я потому, что вы заговорили о Берлине.

– Ах, вот как, – хозяйка кивнула. – Значит, наши добрые друзья из Германской империи опять плетут интриги?

– Об этом мне ничего не известно, – сказал Барти, – а вашего брата сейчас интересует один конкретный немец. И зовут его…

– Берлинхэм, – вставил Скинз.

– Нет, – возразил Барти. – Гюнтер Эрлихман.

Теперь настала наша очередь открыть рты от удивления.

– Мне кажется, что это какая-то дурная шутка, – заметила леди Хардкасл.

– Может быть, – кивнул Барти, – но именно так назвал себя тот парень, которого мы несколько дней назад встретили в «Рег-а-Маффин».

– Это что, ночной клуб?

– Ночной клуб, в котором играют регтайм^[37], – Барти кивнул. – В Вест-Энде. А пишется «Рег-а-Маффин», чтобы подчеркнуть «рег»^[38] как в регтайме.

– И вы встретили там парня, который выдавал себя за Гюнтера Эрлихмана? – уточнила миледи. – Он вам представился? А не объяснил – зачем?

– И представился, и объяснил. Он появился после нашего номера и бочком, бочком подкатился к нам.

– Скорее, я бы сказал, змеей подполз, – заметил Скинз. – Просто жуть какая-то…

– Ну да, он оказался не самым приятным человеком в мире, – согласился Барти. – Так вот, подползает он к нам и говорит: «Я уже давно ищу вас, ребята. Переходил практически во все эти… «ночные клубы» в поисках двух совершенно определенных музыкантов. Вы ведь знаете леди Хардкасл, да?» А я ответил ему: «Знаем, ну и что? А вы сами откуда нас знаете?» А он мне: «Читал в газетах. Вы же попали в переплет в деревне в прошлом году. Кажется, что-то связанное с убийствами и драгоценностями». Он точно был немцем. Очень сильный акцент. Поэтому я сказал: «Правильно». Врать смысла не было. И тогда он сказал: «Когда встретитесь с леди Хардкасл в следующий раз, скажите ей, что Гюнтер Эрлихман шлет ей свои наилучшие пожелания». И после этого опять уполз.

– А как он выглядел? – спросила я.

– Высокий худой блондин с крючковатым носом.

– Похоже на правду, миледи, – сказала я.

– Да, но… – начала было хозяйка.

– Мы не придали этому никакого значения, – перебил ее Скинз, – но на следующий вечер к нам подошел высокий английский парень со знакомым лицом. Он протянул нам свою карточку и представился как Гарри Фэншоу. «Добрый вечер, джентльмены, – поздоровался он. – Сдается мне, что вы знаете мою сестру…» А я еще подумал себе: «Ага, сейчас Барти получит свое заслуженное наказание. Это какой-то злобный братец, который накостыляет ему за шашни с его любимой сестричкой». Но мужик, кажется, понял, о чем я думаю, улыбнулся и закончил: «…леди Хардкасл». Ну, мы позволили ему поставить нам выпивку и присели с ним.

– Он поставил вам выпивку? – засомневалась леди Хардкасл. – А вы хорошо видели его карточку? Уверены, что это не самозванец?

– Да нет, это был действительно он, – рассмеялся Барти. – Мы потом долго болтали с ним о вас и мисс Армстронг.

Леди Хардкасл вопросительно приподняла бровь.

– Но не подумайте, ничего такого, – поспешно вмешался в разговор Скинз. – Так только, вспомнили кое-что об этом дельце с изумрудом. А потом он рассказал нам о деле этого гонщика – все те подробности, которые не попали в газеты…

– Уверена, что он это беззастенчиво приукрасил.

– Нам показалось, что все было вполне достоверно, – сказал Барти. – В любом случае, прежде чем мы дошли до всего этого, он сообщил нам, что работает в Форин Офисе^[39] и что его люди следят за тем немецким парнем уже несколько дней. Вот они-то и донесли, что немец накануне общался с нами.

– Он спросил нас, о чем шла речь. Ну, мы ему и рассказали, – добавил Скинз.

– Хотела бы я увидеть его реакцию, – пробормотала леди Хардкасл.

– Вообще-то, он был довольно спокоен, – продолжил свой рассказ Барти. – Сказал только, что если мы вдруг встретимся с вами в течение ближайших пары дней, то должны рассказать вам об этом Эрлихмане. А еще передать, что он этим занимается и вам не стоит беспокоиться.

– Так, значит, с вашим поездом ничего не произошло? – уточнила я.

– Да нет, как раз произошло, – ответил Скинз. – Гарри – он разрешил нам так себя называть…

– Он всегда так делает, – заметила я.

– Так вот, Гарри, кажется, считает, что это все не так срочно, поэтому мы собирались заглянуть к вам на обратном пути из Глостера. Когда у нас должно было быть побольше времени. А потом поезд сломался, и мы решили, что можем убить сразу двух зайцев.

– И вы абсолютно уверены, что мужчина, который подошел к вам и за которым следит мой брат, назвал себя Гюнтером Эрлихманом? – еще раз переспросила леди Хардкасл. – Ошибки здесь быть не может? Или недопонимания? А может быть, вы что-то не расслышали или не так поняли?

– Да нет, миледи, – было видно, что Барти поражен ее внезапной настойчивостью. – Это именно то имя.

– Понятно, – сказала хозяйка. – Вся проблема в том, что Гюнтер Эрлихман мертв.

– Мертв? – переспросил Скинз. – Вы уверены?

– Абсолютно, дорогой. Я сама его застрелила.

В течение нескольких минут единственным звуком, нарушавшим тишину в комнате, было тиканье часов в холле. Наконец Скинз заговорил.

– Не может быть! – воскликнул он и повернулся ко мне. – Ведь она этого не сделала, правда?

– Боюсь, что сделала, – откликнулась я. – Вы хоть немного догадываетесь о том, кем мы были в прошлой жизни?

– Вы рассказали несколько небылиц, когда приводили нас в чувство в ту ночь, когда умер Уолли, – сказал барабанщик. – Но я тогда подумал, что вы врете. Работаете, так сказать, на публику.

Леди Хардкасл окинула нашего собеседника оценивающим взглядом.

– Должна признаться, что в большинстве случаев я действительно работаю на публику, – сказала она наконец. – Мне доставляет бесконечное удовольствие давать публике смутные намеки на наши прошлые деяния – или «злодеяния», как мы любим называть их между собой. Но я редко говорю о них напрямую. А если люди проявляют слишком много любопытства, то я всегда могу сослаться на «государственные секреты» или на «необходимое благоразумие», – да мало ли на что… Правда, в большинстве случаев мне просто не хочется об этом говорить.

– Тогда давайте оставим этот разговор, – предложил Барти. – Мы вовсе не хотим выглядеть слишком бесцеремонными.

Скинз согласно кивнул.

– Но я боюсь, что вы невольно стали… как бы это получше сказать… вы «впутались» в дела, от которых предпочли бы держаться подальше.

– Мы вовсе не испугались этого похожего на слизняка немца, – вставил Скинз.

– Если он действительно Гюнтер Эрлихман, – продолжила леди Хардкасл, – или если он так или иначе с ним когда-то пересекался, то тогда вам действительно надо держаться от него как можно дальше. А теперь, когда он, кем бы он ни был, знает, кто вы, и связал вас со мной, то, боюсь, лучшего слова, чем «впутаться», мне не найти. И я считаю, что вы заслуживаете того, чтобы узнать всю историю.

– Если только вы сами этого хотите, – заметил Скинз.

– Это просто наш долг перед вами. Хотя у Фло это, наверное, получится лучше. У нее просто дар рассказывать истории. Думаю, что это в ней говорит ее валлийская кровь.

– Если уж быть до конца точной, то я только наполовину валлийка, – сказала я. – Но с удовольствием возьму на себя этот рассказ, если только вы согласитесь выпить еще бренди.

– Когда это я отказывалась от бренди?

Я притворилась, что вспоминаю.

– Знаете, я не уверена, что такое бывало. Может быть, у вас проблемы с алкоголем?

– Алкоголичка? Я? – Хозяйка тоже притворилась, что размышляет над такой возможностью. – А ведь это многое объясняет, нет? Но мне кажется, что это не про меня. Я просто люблю иногда выпить стаканчик бренди…

– …а потом еще… и еще… и еще… – продолжила я.

– Если ты настаиваешь, дорогая, – сказала миледи, беря в руки стакан. – А теперь замолчи и рассказывай нам историю.

– Замолчать и рассказывать?

– Мы с тобой верно поняли, как современное законодательство смотрит на битье непослушных слуг, или все-таки что-то упустили?

– Мне кажется, мы раз и навсегда договорились с вами не слишком шокировать наших гостей… У всех налито? Можно начинать?

Глава 8

– Мне было семнадцать лет, когда я впервые встретилась с леди Хардкасл, – начала я свою историю. – Я работала горничной в одной лондонской семье, из которой она меня похитила.

– А я думал, что вы из цирковых, – прервал меня Скинз.

– Я рождена и выросла в цирке, – подтвердила я. – Но Ма захотела вернуться в Абердэр, когда Мамгу, моя бабушка, заболела. Вообще-то, она жила в местечке Кумдар, но об этой Богом забытой деревне никто никогда не слышал.

– Я и об Абердэре тоже никогда не слыхал, – вставил Скинз.

– Ну так теперь услышали, правда? Так вот, Ма взяла меня и мою сестренку-близняшку Гвенит с собой, но папа с братьями еще несколько лет продолжали работать в цирке. До тринадцати лет мы ходили в местную школу, а потом нам пришлось искать свое место в этом мире. Гвенит поселилась в городе и стала помогать в бакалейной лавке, в которой работала Ма. Но мне хотелось увидеть мир. Мы выросли, постоянно кочуя с места на место, и я не могла себе представить, как это я осяду в крохотном городишке на всю оставшуюся жизнь, даже если речь идет о таком восхитительном месте, как одна из валлийских долин.

– И вы переехали в Лондон? – предположил Скинз.

– Не сразу. Пару лет я проработала в Кардиффе в семье Уильямс. Там я многому научилась. Хотя было это совсем не просто. Я ведь привыкла поступать так, как мне заблагорассудится, а здесь мне пришлось подчиняться нудной рутине без конца и края. Поверьте мне, кухонная девушка – это вовсе не смешно. Но в доме была библиотека.

– Где вы могли сачковать? – опять перебил меня Скинз.

– Где я могла читать. Когда мы кочевали с цирком, мне нравились большие города. Обычно мы разбивали шатер на поле или в парке. А уже следующим утром я делала набег на центр города в поисках библиотеки. Там я проводила все дни, пока кто-то из цирковых не появлялся и не уводил меня оттуда. Они всегда знали, где меня искать. Так вот, когда мы, наконец, осели у бабушки, мне стало этого не хватать. Правда, в Мертир-Тидфиле появлялась некая передвижная библиотека. В доме же Уильямсов мне просто нужно было немного свободного времени. Больше всего его было, когда семейство уезжало, но и в другое время я тоже пользовалась любой возможностью. Мне тогда многое сходило с рук.

– Пока тебя не поймали, – заметила леди Хардкасл.

– После этого все стало намного проще. Я превратилась в личный проект мистера Уильямса.

– Он считал себя, как бишь это… филантропологом, что ли? – Скинз все не успокаивался.

Я рассмеялась и решила не поправлять его.

– Что-то в этом роде, – согласилась я. – Он неожиданно пришел домой и нашел меня, сидящей на подушке на полу возле камина и полностью погруженной в «Эмму»^[40]. Я была уверена, что получу выволочку, но он сел рядом и заговорил со мной о Джейн Остин. И с тех пор мне разрешили читать, когда захочу. Как я уже сказала, я превратилась в его проект. Но в конце концов все это сработало против него. Однажды я прочитала объявление в газете. Лондонское агентство набирало надежных сотрудников…

– Похоже, что вы провели там немало времени, – подал голос Барти.

– Пару лет. Я все еще храню это объявление. Мне было пятнадцать, и на улице стояло двенадцатое июля тысяча восемьсот девяносто второго года. Я ответила на объявление и через месяц, упаковав свой чемодан и прихватив с собой отличные рекомендации, со слезами на глазах простилась со всеми и села на поезд до Паддингтона^[41].

– Где вас немедленно наняла леди Х., – закончил за меня Скинз, которому явно не терпелось, чтобы я перешла к делу.

– Нет, не сразу. Я же сказала, что, когда мы встретились, мне было семнадцать, забыли? Два года я проработала у сэра Клайва и леди Тетерингтон…

– С которыми мы с Родди были близкими друзьями, – добавила леди Хардкасл.

– Таким хорошими, что когда от вас ушла горничная, вы выкрали одну из их прислуги, – заметила я.

– Хуже, – возразила она. – Я выкрала лучшую.

– Вы очень добры, – сказала я. – В результате в девяносто четвертом году я стала работать личной горничной леди Хардкасл.

– Неплохой прыжок в карьере, – заметил Скинз. – Из просто служанки в личные горничные, и все это в семнадцать лет… Я всегда говорил, что вы девушка редкостная.

– Редкостно никчемная, – поправила его я. – Я и понятия не имела, что должна делать. Камердинер сэра Родерика наставлял меня на путь истинный, но в большинстве случаев я действовала по наитию и надеялась на лучшее. Он был добрым человеком, этот Джебес Оттертуайт. Йоркширец…

– Еще бы, с такой-то подопечной, – заметил Скинз.

– Интересно, что с ним потом стало?

– Он не захотел поехать с нами, когда нас откомандировали в Китай, – сказала леди Хардкасл, – поэтому Родди дал ему отличные рекомендации и отпустил его.

– «Откомандировали»? – уточнил Барти. – Кажется, мы приближаемся к сути дела. Только не подумайте, что мне неинтересно, – быстро добавил он. – Просто… ну, вы меня понимаете…

– Понимаю, – согласилась я. – Но я подумала, что коли уж я начала рассказывать вам эту историю, то должна рассказать ее всю.

– Логично. Но продолжайте.

– Честно говоря, – подала голос леди Хардкасл, – мне кажется, что Фло права. И если мы хотим рассказать вам обо всем, то вы должны выслушать и мою историю. Ты не возражаешь, милая?

– Нет, – ответила я. – Продолжайте, а я подрежу еще сыра.

– Отличная мысль. А cтилтона^[42] у нас не осталось? Обожаю стилтон.

Я отправилась на кухню на поиски голубого сыра и крекеров.

* * *

– Так на чем же мы остановились? – спросила леди Хардкасл, когда я вернулась. – Ах, ну да. На мне. Я выросла в Лондоне, как вы, наверное, уже догадались. Мой папа был статс-секретарем Казначейства, а мама… Она была мамой. И отлично справлялась со своей работой. Гарри, мой брат, старше меня на два года. Он получил ничего не значащую степень в Кембридже, а потом пошел по стопам папы, сэра Персиваля Фэншоу, и поступил на гражданскую службу. Я должна была учиться дома, потом окончить противную школу в Швейцарии и выйти замуж за кого-то, похожего на Гарри или папу. То есть стать верной женой и матерью, как моя мама. Но я невероятно завидовала Гарри. Он уехал учиться, а я застряла дома, окруженная бесконечной чередой не самых компетентных преподавателей. Когда было объявлено, что Гарри едет в Кембридж, я якобы так захандрила, что родители в конце концов сдались и разрешили мне поступить в Гиртон. Это женский колледж в Кембридже, но он не является частью университета. Обычно я не придаю этому большого значения. Училась я естественным наукам и была не последней в своем классе.

– Совсем не последней, – вмешалась я. – Если б женщинам присваивали те же степени, что и мужчинам, то она гремела бы на весь свет как настоящий научный гений. У вас голова закружится от всех ее знаний.

– Ну, это вряд ли, – рассмеялась миледи. – Но должна согласиться, что работали мы ничуть не хуже мужчин, не получая при этом их признания. И тем не менее… Учась в колледже, я часто встречалась с милым Гарри, а это значит, что я встречалась и с его приятелями. Одним из них и был Родерик Хардкасл. Мне бы хотелось сказать, что это была любовь с первого взгляда, но, по правде говоря, мы просто постепенно привыкли друг к другу. К тому времени, как он поступил на службу в Форин Офис, мы были уже помолвлены и собирались пожениться.

– Только хозяйка ничего не сказала о том, каким красавцем он был, – вставила я. – Они были потрясающей парой.

– Это верно, он был очень красив. Несмотря на его привлекательность, я все же решила закончить свое образование, и, собственно, именно с этого начинается вся история.

– Наконец-то, – сказала я.

– Но ведь ты сама начала свою историю с самого младенчества.

– Отлично и очень вовремя сказано, миледи. Прошу вас, продолжайте.

– Благодарю. Одним весенним днем в последний год своего обучения я с одной из своих приятельниц отправилась в город. Закончив свои дела в книжном магазине, мы решили прогуляться по Бэксу^[43]. Мы притворялись двумя прилежными ученицами, вышедшими на прогулку, но истинная причина состояла в том, что подружка надеялась как бы «случайно» натолкнуться на одного молодого человека из Тринити^[44], к которому неровно дышала. Честно сказать, я плохо подготовилась к той встрече и совершенно не представляла себе, что буду делать, когда они встретятся, – ведь сама встреча была неизбежна. Так что я просто отошла к реке, пока они смотрели в глаза друг другу и несли полную околесицу.

– То есть говорили милые глупости, – поправила ее я.

– Конечно, это было бы гораздо романтичнее, но они оба были такими законченными идиотами, что действительно несли полную околесицу. Какое-то время я наблюдала за дикими утками и рассеянно сбивала зонтиком цветки маргариток, как вдруг с юга ко мне подошел какой-то преподаватель в мантии.

– Мисс Фэншоу? – обратился он ко мне.

В ответ я наградила его своим самым недоуменным взглядом.

– Прошу прощения, – продолжил он. – Я знаю вашего брата. Генри.

– Гарри, – автоматически поправила его я. Мы всегда так называли его дома. Генри Альфред Персиваль Фэншоу звучало слишком неуклюже. Хотя Эмили Шарлотта Ариадна ничуть не лучше, а?.. Так о чем это я? Ах да, об этом таинственном незнакомце. Какое-то время он распространялся о том, каким отличным парнем является Гарри и как много он слышал о моей помолвке с Родди. Я уже испугалась, что навечно обречена выслушивать эту светскую чепуху о наследниках семьи Фэншоу, но постепенно он перешел к более серьезным вопросам. Он все еще колебался и вел себя немного неуклюже, но мне показалось, что вся его неловкость – это только часть маскарада, вместе с его мантией. За дымчатыми очками скрывался вполне себе проницательный старик.

Он стал расспрашивать меня о моей учебе и о планах на будущее, а потом перешел к совершенно невероятному предложению. Спросил, не соглашусь ли я поработать на правительство Ее Величества: «Но только не в обычном понимании этого слова… Мы не можем брать женщин на госслужбу. Это не совсем прилично. Но мы… ну… нам нужны молодые мужчины и женщины вашего уровня… чтобы… чтобы выполнять некоторые наши деликатные поручения. Так, знаете ли, немного крутиться то тут, то там… Ничего, как вы понимаете, опасного… но, знаете ли… если вы выйдете за молодого Хардкасла… В общем, я знаю, что на него смотрят как на восходящую звезду Форин Офис, и… в общем… вы займете такое место, где вам придется… придется получать некую информацию, как от друзей Ее Величества, так и от ее, естественно, врагов».

– То есть шпионить, что ли? – уточнил Скинз.

– Вот именно, – согласилась леди Хардкасл. – В тот раз я ни на что не согласилась, но к тому времени, когда мы с Родди поженились, уже приняла решение. Если я собираюсь сделать карьеру в качестве жены дипломата, то вполне могу использовать свое положение для чего-то полезного. Мы с Родди стали отличной парой. Знали всех нужных людей. И находились вне подозрений. Кому вообще могло прийти в голову, что Хардкаслы замышляют что-то недоброе? То есть Родди был абсолютно вне подозрений – это ваша покорная слуга совала свой нос повсюду. Заставляла «великих» и «безукоризненных» идти на небольшие нарушения, подслушивала разговоры, а иногда слегка нарушала границы частной собственности. Мне это нравилось. В определенных кругах у нас сложилась серьезная репутация.

– Нарушала границы частной собственности? – переспросил Барти.

– Совсем чуть-чуть. И только изредка. К замкам можно подобрать ключи, окна можно слегка отжать… С сейфами мне никогда не везло, но я знала нужного человека. И вот таким образом мы превратились в любимцев дипломатического корпуса, и нас стали направлять во всякие экзотические места. В различные столицы Европы, Соединенные Штаты, Индию… что там еще приходит вам в голову? Родди получил свое рыцарство, и наша жизнь была просто великолепна. Я вовсе не шучу. На какое-то время мы вернулись в Лондон, и вот тогда я наняла молодую Армстронг. Ну а теперь, дорогая, я предоставляю слово тебе.

Я положила себе кусочек чеддера и немного айвового сыра^[45].

– Кто-нибудь знает, почему это называют айвовым сыром? – поинтересовалась я. – На сыр это мало похоже.

– Если тебе будет от этого легче, то в Испании это называют «мембрилло»^[46], – сказала хозяйка.

– Ничуть не легче, – ответила я.

– Изначально мармелад делали из айвы. Мне кажется, это португальское слово. Marmelada или что-то в этом роде. А айва у них – marmelo.

– Потрясающе, – заметила я, – но это ничего не объясняет. О «сыре» речи пока нет.

– Ну а «лимонный крем»^[47]? К свернувшемуся молоку он имеет мало отношения. Может быть, мы просто любим называть фруктовые вещи всякими «сырно-творожными»^[48] названиями.

– Ладно, этого достаточно, – сказала я и какое-то время молча жевала свой сыр с крекером. – Возвращаемся к нашей истории. Хардкаслы живут в Лондоне, я неуклюже пытаюсь превратиться в личную горничную леди, но, в общем и целом, все идет нормально.

– Я никак не могу забыть, что вам было только семнадцать, – перебил меня Скинз. – Всем личным горничным, которых я знал, было никак не менее тридцати.

– Всем, каких ты знал? – повторил Барти. – А что, их было так много?

– Достаточно. Были когда-то и мы рысаками…

– Меня это удивляет не меньше вашего, – продолжила я. – Но у меня была масса времени, чтобы постепенно освоить все – у леди Хардкасл имелась привычка внезапно надолго исчезать, и я оказывалась предоставлена самой себе. Я научилась шить и штопать, выводить непонятно как появляющиеся пятна на шелке и кружевах – то есть всему тому, что необходимо настоящей горничной леди. Чаще всего я сталкивалась с пятнами крови, грязи и дегтя, и это вызывало бы у меня гораздо меньше вопросов, если б я заранее знала, что на уме у моей хозяйки перед ее исчезновениями, но я слишком старалась, следуя терпеливым указаниям мистера Оттертуайта, вывести их, так что задумываться о причинах их возникновения у меня не было времени.

– А ведь я несколько раз уже была готова рассказать тебе все, – заметила леди Хардкасл. – Я разрывалась между необходимостью хранить государственные секреты и желанием рассказать, откуда у меня на манжете жакета чужая кровь или грязь на юбке. Я ведь вполне могла сказать, что наткнулась в темном переулке на своего осведомителя с ножом в животе и мне пришлось убегать от тех, кто сделал это с ним, чтобы они не сделали того же со мной. Но мне почему-то казалось, что это не та вещь, которую стоит говорить валлийской девочке, знающей жизнь только по книгам, которую я взяла к себе в дом в качестве своей горничной.

– А я, со своей стороны, ни о чем не подозревала. И если б не видела, как они обожают друг друга, то подумала бы, что частые отлучки миледи означают, что у нее есть любовник, хотя это и не объясняло повреждений на ее одежде. То есть в этом случае это должна была быть какая-то африканская страсть. Так что я продолжала делать свою работу, а миледи, хоть мне и не хочется говорить этого в ее присутствии, была образцовой хозяйкой. Мы прекрасно ладили, и первый год моей работы был невероятно приятным. Однако вскоре я заметила, что сэру Родерику явно не сидится на месте. Несколько месяцев он вел переговоры о новой командировке и летом восемьдесят пятого года получил, наконец, то, что хотел. Его направили в Шанхай.

– Я всегда хотел побывать в Китае, – заметил Барти. – Когда-то в Лаймхаузе у меня была интрижка с китаянкой. Она была само очарование. Я даже готов был жениться, но ее семья настроилась категорически против.

– Ты? – удивился Скинз. – Жениться? Хватит заливать. Единственная, на ком ты чуть не женился, была та, из Шордича, с бегающими глазками. И то лишь потому, что ее братец пообещал разобраться с тобой, если ты этого не сделаешь.

– У нее волосы были как шелк… – Казалось, Барти не слышит его. – И самые нежные руки в мире…

Я решила оставить его наедине с воспоминаниями и продолжила:

– Мистер Оттертуайт отказался последовать за своим хозяином, но по причинам, которые я никогда не пойму до конца, леди Хардкасл настояла на том, чтобы я поехала с ней.

– А что мне было делать без своей горничной-недоучки? – вмешалась в рассказ миледи. – Ведь впереди меня ждала масса крови, грязи и дегтя. И кому же я могла доверить чистку своей одежды?

– Ну, если на это посмотреть с такой точки зрения… Так вот, я написала маме и сестре, упаковала свои жалкие пожитки и взошла на борт парохода компании P&O, который направлялся на таинственный Восток. Поездка заняла три недели. Три недели! Я прочитала в своей жизни достаточно мемуаров разных путешественников и видела достаточно атласов, чтобы предположить, что Китай – это где-то очень далеко… но три недели! А ведь я всегда считала, что от дома Мамгу до бакалейной лавки дистанция огромного размера.

– От нашего балагана до бакалейщика тоже не близко, – заметил Скинз.

– Так вот, – сказала я, нахмурившись, – сэра Родерика назначили в Британское консульство в Шанхае, и нам выделили небольшой домик в английском поселении. Сказать по чести, там было все равно что в Лондоне, только теплее. Поселок был переполнен европейцами, и его с трудом можно было отличить от Кенсингтона^[49]. Хозяйка все так же продолжала таинственно исчезать в самые неподходящие часы, а я все так же ничего не подозревала.

– То есть настоящий Китай вы так и не видели? – уточнил Барти, слегка расстроившись. – А Шу Чунь говорила, что там полно чудес…

– И все эти чудеса я ей продемонстрировала, – сказала леди Хардкасл. – Я наняла местную горничную, которая учила нас шанхайскому и мандаринскому наречиям. А потом показала нам китайскую часть города, где мы могли ходить по магазинам, есть и встречаться с местными жителями. Я ведь даже купила нам какую-то одежду, правда?

– Купили. Жаль, что то платье исчезло.

– Мне тоже. Когда-нибудь нам надо будет вернуться туда. Хотя боюсь, что тогда я сильно шокировала милых дам в консульстве – они подумали, что я решила «сойти за местную». А это «категорически неправильно».

– Они были бы еще больше шокированы, если б узнали, что у вас действительно на уме. Я сама была в шоке в ту ночь, когда узнала.

Теперь музыканты слушали рассказ очень внимательно.

– Это произошло сразу после захода солнца, – продолжала я. – Я услышала, как закрылась входная дверь, и подумала, что сэр Родерик вернулся после своей бесконечной партии в карты. Но потом вспомнила, что он появился в доме незадолго до того, как я отошла ко сну. Так что мне надо было встать и посмотреть, кто пришел.

– Ну, вы же можете за себя постоять, – сказал Скинз. – Мы все это хорошо знаем. Я помню, что вы сотворили со стариной Хэддоком.

– В то время это было не так. Тогда я была просто испуганной восемнадцатилетней девчонкой, которой Бог дал ума не больше, чем кочану капусты. Но я все-таки посмотрела. И там, в холле, повернувшись ко мне спиной, стоял полный китаец. Наверное, я от удивления шумно втянула в себя воздух, потому что он повернулся ко мне, и я поняла, что это не кто иной, как Эмили, леди Хардкасл, одетая в китайский халат поверх нескольких слоев ватина.

– Естественно, что тогда все вышло наружу, – продолжила леди Хардкасл, – и мне пришлось ей все рассказать. Надо было или сказать правду, или придумать какую-то чепуху вроде вечерних репетиций «Микадо»^[50] с консульскими дамами.

– А я, наверное, в это поверила бы, – заметила я. – Мне ведь было всего восемнадцать. Или девятнадцать… уже не помню точно. Помню, что это было в начале девяносто шестого года, но число вылетело из головы. В любом случае, я была молода и хотя и выглядела достаточно искушенной из-за того, что выросла в цирке и все такое, все еще слишком мало знала о жизни богатых и могущественных. И была уверена, что по вечерам все репетируют Салливана и Гилберта.

– И это было действительно так, но только не «Микадо», – вновь вступила хозяйка. – Жуткое нагромождение ерунды в покровительственном духе. Нам больше нравились «Пираты Пензанса»^[51]. Я всегда хотела сыграть генерал-майора Стэнли. Понимаете, так получилось, что я действительно живое воплощение генерал-майора. И почти уверена, что вполне могу «выписать счет за стирку вавилонской клинописью»^[52].

– Вы закончили, миледи? – покашляла я.

– Конечно. Спасибо, милая, – хозяйка сделала еще один глоток бренди.

– И вот, пока я готовила для нее ванну, она рассказала мне все, что я только что рассказала вам, и не только это: о преподавателе из Кембриджа, шпионаже, днях, проведенных вне дома, убитых информаторах… в общем, обо всем. Мне казалось, что для одного вечера этого больше чем достаточно, но самое большое удивление было еще впереди. Миледи предложила мне новую работу.

– Я просто очень устала, – объяснила леди Хардкасл. – Шпионаж вещь сама по себе непростая, а для женщины это вдвойне тяжело. И все из-за корсетов. Родди ничем не мог мне помочь – ни со шпионажем, ни с корсетами; успех нашей деятельности во многом зависел от того, чтобы он продолжал вести светский образ жизни, в то время как я оставалась незаметной аферисткой вне подозрений. И мне нужна была помощница, которой я могла бы доверять. Умная и энергичная. Такая, которая не просто выполняла бы приказы, но умела думать самостоятельно. Которую было бы трудно заметить среди простого люда. То есть точно такая, какой была Флоренс Армстронг.

– Утопающий хватается за соломинку, – пробормотала я.

– И это тоже. Но, как выяснилось позже, я сделала отличный выбор. Как вы уже догадались, Фло согласилась, и я стала учить ее тем трюкам, которые сама выучила в тайном и мало описанном мире современного шпионажа. Хотя, честно говоря, по большей части вся работа шпиона заключается в том, чтобы постоянно держать ушки на макушке. Именно поэтому мы с Родди выдавали себя за веселых и беззаботных хозяев бесконечных вечеринок. И изо всех сил старались быть «самыми-самыми». Любой, кто хоть что-то из себя представлял, был гостем наших сборищ, на которых никогда не было недостатка в молодых иностранных дипломатах. Они просто не могли лишить себя удовольствия распустить перья перед восхитительной женой своего соперника, – рассказывая о том, как они могущественны и сколькими секретами обладают. А те, кто умудрялся держать в моем присутствии рот на замке, всегда могли попытаться произвести впечатление на жен клерков и деловых людей – и вот здесь помощь Фло была неоценима. Иногда я просто совала поднос с напитками в ее изящные ручки и отправляла в тур по залу, где она могла слышать все, что говорилось вокруг, не вызывая при этом ни малейшего подозрения.

– И кражами мне тоже приходилось заниматься. И тайные встречи в ночи случались, – добавила я. К своему стыду, должна признаться, что всегда немного злюсь, когда мое участие в успехе шанхайской миссии сводится только к роли постоянно греющей уши разносчицы шампанского.

– Все было, – подтвердила миледи. – И это, боюсь, может стать нашей погибелью. И именно это поставило вас, джентльмены, под угрозу.

– Ну наконец-то, – сказала я. – Кто еще хочет сыра?

– Меняем стратегию, – сказала леди Хардкасл.

– Не поняла, – ответила я.

– Пышки, говорю, тоже не помешали бы. И какое-нибудь горячее питье. Последнюю часть истории надо слушать, удобно устроившись у камина и попивая что-то теплое.

– Может быть, горячий шоколад?

– С капелькой бренди, – согласилась хозяйка.

– Скоро вернусь. – Я вышла на кухню.

* * *

Когда я вернулась в гостиную, четыре кресла уже стояли перед камином, в который положили новые поленья. Низкий стол передвинули по центру арки из стоящих кресел, и на него я поставила свой поднос. Я разлила горячий шоколад, леди Хардкасл – бренди, а Барти насадил на вилку пышку, прежде чем поднести ее к огню.

– Прошло три года, – начала я, усаживаясь. – В девяносто девятом году мне исполнилось двадцать два. Я все больше и больше узнавала о мошеннических методах леди Хардкасл, мы обе все лучше и лучше овладевали шанхайским и мандаринским, а правительство Ее Величества получало все больше информации, которая позволяла ему добиться военного, политического и коммерческого преимущества. Мы были лучшими в Форин Офис, когда дело касалось вынюхивания, подслушивания и вообще сования носа не в свои дела.

– Наверное, надо сказать, – прервала меня леди Хардкасл, – что предыдущий год был очень важным в истории Китая. Подписывались новые договоры и бог знает что еще. Гонконг перешел под контроль Британии, немцы получили Циндао. Все побережье было растащено европейцами. А к девяносто девятому году, как вы, возможно, знаете, имперская Германия становилась все более и более агрессивной. Она начинала играть мускулами и звенеть саблями. Поэтому остальные великие державы хотели быть постоянно в курсе того, что замышляют агрессоры. А это значило, что Родди, я и Фло вместе с нами были отправлены на север, в Циндао. По легенде, мы были представителями Ее Величества королевы Британии, прибывшими для того, чтобы пожелать нашим немецким друзьям успехов с их новой базой, хотя в действительности нашей задачей было все тщательно там разнюхать.

– Ну и, кроме того, это был повод попрактиковаться в мандаринском, – добавила я.

– Иногда мне хочется, чтобы этим мы и ограничились, – с тоской заметила леди Хардкасл. – Но увы… До нас дошли слухи, что имперский флот Германии собирается провести испытания нового корабля в Тихом океане, подальше от всяких любопытствующих. Поэтому мы и навострили наши глаза. Действовали по старому отработанному плану: Родди играл в карты, на бильярде и участвовал в других подобных же мероприятиях, достойных мужчины, а я, притворившись, что у меня болит голова или нашло легкое недомогание, с сожалением отказывалась от приглашений на чисто женские мероприятия и оставалась в постели. А когда вечерние развлечения были в самом разгаре, мы с Фло выскальзывали из дома и во все глаза смотрели по сторонам.

– Это, пожалуй, было непросто, – заметил Барти. – Две англичанки должны были привлекать всеобщее внимание. Особенно вы, леди Х. – вы ведь на добрый фут выше любой китаянки.

– В сущности, это было не так уж трудно, – ответила я. – В своих китайских одеяниях с минимальным сценическим гримом мы вполне могли пройти поверхностный осмотр. Особенно ночью и в тени. И с большого расстояния. Когда к нам не приглядывались особенно тщательно.

– Но в общем и целом вы правы, Барти, – сказала миледи. – Нам приходилось вести себя осмотрительно. Правда, нам здорово везло. В немецких доках всегда было полно народу, но все занимались своим делом, и у них просто не было времени смотреть туда, где лежала густая тень. Так что ночью нам удалось достаточно близко подобраться к секретным стапелям, чтобы понять, что замышляет кайзеровский флот.

– И что же это было? – поинтересовался Скинз.

– Это была субмарина, – ответила я.

– Что за чудовище?

– Немцы называют их Unterseeboot – лодка для плавания под поверхностью озера. Или, если хотите, моря.

– Вы нас заинтриговали, – сказал Скинз. – Лодка под водой? И кто же на ней поплывет? Русалки?

– Приятель, иногда ты выглядишь полным идиотом, – заметил Барти. – Надо внимательнее относиться к тому, что происходит в мире. Они водонепроницаемые. Так что никто в них не мокнет.

– А тогда какой в них смысл?

– Ты не видишь, как они подплывают, – пояснил Барти. – Одна из них вполне может подкрасться к твоему кораблю и потопить его, а ты и глазом моргнуть не успеешь.

Какое-то время Скинз обдумывал услышанное.

– И что, у немцев есть такая штука? – спросил он наконец.

– Сейчас уже наверняка не одна, – заверила его я. – И гораздо более опасные, тем та, что увидели мы. Не забывайте, что с тех пор прошло десять лет.

– Чтоб я так жил, – сказал Скинз. – Надо будет время от времени заглядывать в газеты.

– Мы спрятались между деревянными ящиками и металлическими бочками, – продолжила я свой рассказ. – Леди Хардкасл зарисовывала лодку и док, а я записывала информацию об оборудовании и персонале, которые попадались мне на глаза. Затем мы выбрались оттуда тем же путем, что и забрались, и, никем не замеченные, вернулись домой.

– Даже другие слуги не узнали, что нас не было, – подтвердила леди Хардкасл. – Так что мне оставалось лишь написать сопроводительную записку к моим рисункам и записям Фло и засунуть все это в мешок с диппочтой, предназначавшийся для Лондона. Сами мы через пару дней вернулись в Шанхай.

– В этой работе не было ничего необычного, – сказала я. – За все эти годы мы проделывали ее десятки раз, но на этот раз нам очень сильно не повезло.

– Наверное, нам надо было сразу же уезжать из Китая, – заметила леди Хардкасл. – Уже началось Боксерское восстание^[53]. И хотя пока беспорядки наблюдались только в сельской местности, они стали постепенно распространяться на прибрежные города. В то время быть европейцем в Китае было вовсе не безопасно. Но мы остались. Мы не чувствовали опасности. Ведь мы же британцы. Кто посмеет…

– Не китайские повстанцы, как выяснилось, – перебила ее я. – Прошла уже пара недель после нашего возвращения, и в один прекрасный день леди Хардкасл отправилась на ланч с одной из своих подруг, а сэр Родерик остался дома, чтобы закончить какую-то работу. Я тоже отправилась в клуб, составив компанию горничной этой подруги. Как я помню, мы отлично провели время. Когда все закончилось, мы вернулись домой и сразу же поняли, что с ним что-то не так. Ни одна из нас не могла точно определить, что именно нас насторожило, но тем не менее что-то было не в порядке. А потом мы увидели, что входная дверь взломана. Леди Хардкасл прижала палец к губам, и мы как можно тише вошли в дом.

– И сразу же увидели нашу милую китайскую горничную, лежавшую на плиточном полу в луже собственной крови, – напомнила миледи. – Она еще дышала, но уже потеряла сознание. Думаю, в тот день это разозлило меня больше всего. Ведь я сознательно шла на риск, а миссис Ли была цивильным человеком. Кто мог посметь ударить ее по голове и оставить умирать? Мы вполне могли покинуть дом и броситься за помощью, но уровень адреналина у меня в крови зашкаливал. В ящике стола, стоявшего в гостиной, мы держали револьвер – так, «на всякий случай». Боюсь, что я машинально взяла его в руки.

– А тем временем я услышала голоса в кабинете сэра Родерика, – подхватила я. – Голос с немецким акцентом говорил что-то вроде: «Мы больше не будем терпеть ваш шпионаж, Хардкасл». Потом раздался голос сэра Родерика: «Поверьте, герр Эрлихман, я просто не представляю, о чем вы говорите. Я являюсь представителем правительства Ее Величества здесь, в Китае. И подозревать меня в том, что я занимаюсь шпионажем, – это невероятная наглость с вашей стороны. Более того, я бы даже сказал, что это черная клевета».

Когда он хотел, сэр Родерик умел быть властным.

«Я бы счел ваши жалкие оправдания гораздо более убедительными, если б мы не перехватили ваш отчет, – продолжил голос с акцентом. – Я знаю, что вы были в нашем морском доке. “Алмазный шулер”. Не самый сложный для расшифровки псевдоним. Теперь вам придется заплатить за все ваши делишки. Вы были для нас… как это у вас говорится? “Заноза в боку”. Да, так вот, вы были занозой в нашем боку слишком долго. Пора нам вас удалить».

Тут я заметила, что глаза леди Хардкасл наполнились слезами. Взяв чашку с шоколадом, она, притворившись, что пьет его, попыталась тайком вытереть их.

– Потом раздался пистолетный выстрел, – продолжила я. – Он прозвучал совсем тихо, и это шокировало нас еще больше. Мы услышали звук падения тела, и из комнаты выбежал немец. Увидев нас, он замер как вкопанный, а леди Хардкасл навела на него револьвер. У него самого в руках был блестящий однозарядный пистолет. Немец рассмеялся. «А, старая добрая жена, – сказал он. – Да еще и с оружием… Как мило. Рад встрече с вами, леди Хардкасл, но вам лучше убраться с моего пути. К вам у меня нет претензий». Не теряя хладнокровия, миледи приподняла револьвер и произнесла: «Я не знаю вашего имени, мистер…» Улыбка на его лице немного увяла. Слегка прищелкнув каблуками и поклонившись, он ответил: «Герр Гюнтер Эрлихман, посольство Германской империи, к вашим услугам». Леди Хардкасл не сводила с него глаз. «Что ж, герр Эрлихман, – сказала она, – мне кажется, что вы только что совершили пару глупейших ошибок».

– Он был чудовищно самоуверен, – заметила леди Хардкасл. – Просто стоял и пялился на меня, а в комнате лежал убитый Родди.

– Вы правы, – согласилась я. – Он тогда еще сказал: «Не думаю, ваша светлость. Я ошибок не совершаю. А теперь убирайтесь с моей дороги, и я прощу вам вашу глупость. Я уже сказал, что к вам у меня нет никаких претензий, и, мне кажется, вы не хотите последовать за вашим супругом». Он сделал шаг в ее направлении и протянул руку к револьверу. Миледи спустила курок.

– Я хотела взять его живым, – заметила леди Хардкасл. – Хотела, чтобы он ответил за содеянное, поэтому стреляла в плечо. От удара пули он дернулся, а потом облокотился о притолоку.

– Миледи велела мне посмотреть, что с сэром Родериком. Пуля попала ему в глаз, и я вернулась в комнату, качая головой. «Ошибок было даже не две, а больше, тевтонское вы ничтожество, – сказала она. – Прежде всего – сэр Родерик никогда не был шпионом. “Алмазный шулер” – это я, идиот вы несчастный. Потом – вы явились сюда, вооруженный пистолетом, который стреляет всего один раз. Как можно быть таким бездарным убийцей?» Неуловимое движение – и вот уже у Эрлихмана в здоровой руке появился нож. Он метнул его в миледи, но в его согбенном положении на полу у него не было ни опоры, ни замаха, и она легко увернулась от ножа. «Третье, – сказала миледи, – вы допустили, чтобы вас разоружили. Если вы – лучшее, что есть в распоряжении Германской империи, то мир может спать спокойно. В-четвертых, вы посмели убить моего дорогого супруга». Но немец и не думал сдаваться. «А почему вдруг вы считаете смерть этой курьей башки ошибкой?» – спросил он. «Это все из-за ошибки номер пять, – ответила миледи. – По каким-то не понятным мне причинам вы все еще не верите, что я собираюсь вас убить». И действительно, когда она спустила курок во второй раз и оборвала его жалкую жизнь, на его лице было выражение искреннего удивления.

Музыканты потрясенно молчали.

– Но как… – начал было Скинз.

– Как он появился в вашем клубе в Вест-Энде? – закончила за него миледи. – Вот это мне хотелось бы знать. А Гарри больше ничего не говорил?

– Ничего.

– Ну, в таком случае, я думаю, вы можете понять мой скепсис.

– После всего услышанного – думаю, да.

– Но мне бы хотелось услышать конец этой истории, – подал голос Барти.

– Думаю, что мы отложим это на будущее, – сказала я. – Если коротко, то мы помогли миссис Ли и связались с консульством. Или попытались связаться. Дело в том, что на него в тот момент было совершено нападение. Группа восставших приняла решение напасть на европейские объекты в Шанхае.

– Я смогла перекинуться парой слов с дежурным офицером, – продолжила леди Хардкасл, – и тот посоветовал мне как можно быстрее убираться из города. «Берите лодку и плывите куда глаза глядят», – сказал он. Но, понимаете, это было невозможно. Остаток дня мы провели, пытаясь добраться до доков. И очень скоро выяснили, что немцы ищут своего пропавшего убийцу. По причинам, которые сейчас вам хорошо известны – а в то время были довольно туманны, – Эрлихман вовсе не собирался возвращаться в посольство. И тут им пришла в голову изумительная идея обвинить во всем меня, поэтому они взяли под наблюдение все доки и всех перевозчиков в городе. Нам не оставалось никакого выбора, кроме как, прихватив только самое необходимое, отправиться вглубь континента.

– Но Китай – это огромная страна, – заметил Скинз. – Я видел в атласе.

– Действительно огромная, – согласилась я. – Именно поэтому мы отложим конец этой истории на потом. Нам понадобилось два года, чтобы пересечь Китай, и еще два года, чтобы добраться домой из Индии. Так что рассказывать можно еще долго. А сейчас – все по кроватям.

Глава 9

И опять, несмотря на бурный вечер, я не смогла поспать подольше и, как и всегда, проснулась в четверг утром с первыми жаворонками. Даже значительно раньше их, если принять во внимание время года за окном. Мне до сих пор ничего не известно об утренних привычках жаворонков, но меня не покидала мысль о том, что они продолжали нежиться в своих гнездышках, тогда как я, спотыкаясь, пробиралась на нашу темную кухню.

Лампа на кухне свисала со стропила в самом центре комнаты. Я отвязала шнур от крюка на стене и опустила ее над новым кухонным столом. Хорошая горничная всегда носит с собой коробок спичек в переднике, и одной из них я зажгла лампу, а потом вновь подняла ее под потолок и завязала шнур.

И только пройдя через кухню, чтобы разжечь плиту, поняла, что произошло нечто страшное. На полу, с надкушенным яблоком в вытянутой руке, лежала наша молодая гостья – актриса Юфимия Селвуд.

– Господи… – произнесла я, скорее измученная, чем шокированная, – только не это.

Дотронувшись до пульса сначала на ее шее, а потом на руке, я убедилась, что она мертва. И первая, совершенно непростительная даже для детектива-любителя мысль, которая пришла мне в голову, была не разбудить леди Хардкасл, прежде чем вызывать полицию, а постараться сделать так, чтобы Эдна и мисс Джонс не увидели труп, когда появятся на рабочем месте. У них обеих был ключ от задней двери, поэтому я закрыла ее на задвижку, чтобы они не могли войти, когда меня не будет и я не смогу не подпустить их к трупу.

Затем я заторопилась наверх и разбудила леди Хардкасл, стараясь сделать это как можно тише, чтобы не поднять гостей.

– Что, черт побери, происходит? – спросила хозяйка, глядя на меня сонными глазами. – Мы вроде уже обсуждали эти твои попытки поднимать меня еще до рассвета. Дорогая, я не жаворонок, вовсе нет.

– Знаю, миледи, – сказала я. – И, думаю, вы согласитесь, что в последнее время в этом вопросе я была паинькой. Но сейчас возникла чрезвычайная ситуация, и мне действительно необходима ваша осознанная помощь.

Хозяйка с трудом села и осмотрела погруженную в полумрак комнату.

– Еще темно, – заметила она, – и ты не принесла чай.

– И то и другое правильно, и я приношу вам свои извинения. Но ситуация экстренная, и времени на то, чтобы разжигать печь и ставить чайник, у меня не было.

– Ну и?.. – Миледи широко зевнула. – Что же произошло?

– Юфимия Селвуд мертва.

– Что? Господи… только не это.

– Моя фраза почти слово в слово. Я обнаружила ее на кухне на полу с яблоком в руке.

– Значит, еще одна смерть из «Ведьминой погибели»… Ведь так умирает ее героиня, верно? От отравленного яблока.

– Именно, – согласилась я. – Надо сообщить сержанту Добсону и инспектору Сандерленду. Я побегу в деревню и попытаюсь разбудить сержанта, а вы не могли бы телефонировать в отдел расследований бристольской полиции?

– Ну конечно, дорогая. Нам надо торопиться.

И я заторопилась. Второпях завязала шляпку, накинула пальто и надела какие-то прогулочные ботинки. К тому моменту, когда я была готова выбежать за дверь, леди Хардкасл уже вовсю общалась по телефону.

– …да, я знаю, что сейчас рано… Нет, я не жду, что в такое время инспектор будет в офисе… И врач тоже… Вот именно, поэтому я и хочу, чтобы вы записали… Нет, сержант, вы не портье в гостинице, я это прекрасно понимаю. Если б это было так, то вы сейчас мне помогли бы… Я буду говорить с вами, сержант, так, как считаю нужным. Сейчас вы мешаете расследованию одного из преступлений, которым занимается инспектор Сандерленд… Забавно… Я только прошу вас сообщить инспектору, что звонила леди Хардкасл и сообщила, что умер еще один человек и что это похоже на убийство, почти наверняка связанное с предыдущим… Я не сказала этого раньше потому, что вы стали читать мне лекцию относительно того, когда инспектор бывает на работе… Отлично, я искренне благодарю вас и уверена, что инспектор тоже будет вам благодарен… И вам доброго утра, сержант.

Она повесила слуховую трубку на телефон, и сделала это с такой силой, что я даже испугалась, что тот может упасть со стены, но все обошлось.

– Все в порядке, миледи? – спросила я.

– Этот дерзкий нахал…

– Я к нашему сержанту.

– Милый старина Добсон, – сказала хозяйка. – Вот из-за таких, как тот, с которым я только что разговаривала, люди так плохо думают о нашей полиции…

Я вышла и отправилась за «милым стариной Добсоном».

* * *

По целому ряду бюрократических причин, забытых за давностью лет, Литтлтон-Коттерелл был центром местной полицейской сети. И, как часто замечали сержант Добсон и констебль Хэнкок, они обслуживали не только нашу деревню, в которой располагались, но и деревни и фермы в радиусе нескольких миль вокруг. И именно поэтому жили в таких роскошных условиях – у каждого из них был небольшой коттедж, расположенный рядом с самим полицейским участком, а их велосипеды всегда находились в отличном состоянии.

Пересекая луг, я заметила, что в окне полицейского участка горит свет. И почувствовала облегчение, потому что теперь мне не придется первые пять минут колотить в дверь сержанта. Кто-то уже был на ногах.

Однако моя радость быстро улетучилась. Офис, ярко освещенный лампой, был пуст. На стойке стоял небольшой бронзовый колокольчик, для того чтобы посетитель мог вызвать одного из полицейских, если те работали в глубине помещения или занимались с задержанным. Но у меня на это не было времени. Подняв перекладину, я прошла в сам офис. Там никого не было. Пройдя еще дальше я наконец нашла констебля Хэнкока, который сладко спал на койке в камере.

Я поняла, что мне так или иначе придется барабанить в дверь, но, по крайней мере, так я смогу наблюдать за результатами своих усилий. Я трижды стукнула кулаком по открытой двери камеры – эффект оказался не только наглядным, но и очень обнадеживающим.

Констебль мгновенно проснулся и попытался встать по стойке смирно.

– Клянусь, сержант, я вовсе не спал, – пробормотал он, но колени его подвели, и он грохнулся назад на железную койку. – Я просто… – И тут заметил меня. – Ах, это вы, мисс Армстронг. Как вы…

– Доброе утро, констебль, – жизнерадостно поздоровалась я. – Мне жаль поднимать вас в такую рань, но… у нас в доме произошел несчастный случай, и нам срочно необходимо ваше присутствие.

Застегивая пуговицы кителя, Хэнкок постепенно пришел в себя.

– Что за несчастный случай? – поинтересовался он.

– Боюсь, что совершено еще одно убийство, – сказала я и сообщила ему обстоятельства моей мрачной находки.

– Ничего себе, – сказал констебль. – Нам лучше разбудить сержанта. Ему не понравится, если мы ничего не сообщим ему, особенно после того, как инспектор из Бристоля так хорошо отзывался о нем вчера.

Тут мы услышали, что в офисе кто-то ходит.

– Хэнкок! – раздался голос сержанта Добсона. – Где, черт возьми, ты прячешься? – Послышались тяжелые шаги по плитке. – Если ты опять спишь в этой чертовой камере, то, Богом клянусь, я… Доброе утро, мисс Армстронг. – Сержант коснулся пальцами лба.

– Доброе утро, сержант, – ответила я ему. – Надеюсь, вы ничего не имеете против меня. Нам срочно нужна помощь, а в участке никого не оказалось. Констебль Хэнкок проверял камеру и не слышал, как я звонила в звонок.

По глазам сержанта я поняла, что не убедила его – судя по его словам, констебля Хэнкока часто ловили спящим во время дежурства. Однако Добсон решил, что мое дело сейчас важнее.

– Какая помощь вам нужна, мисс? – уточнил он и наградил Хэнкока долгим взглядом, в котором ясно читалось: «А с тобой я поговорю позже».

Я еще раз пересказала события утра.

Сержант сделал несколько заметок у себя в блокноте.

– Нам необходимо… Хэнкок, что тогда сказал инспектор? Мы должны обезопасить…

– Обеспечить неприкосновенность места преступления, сержант, – подсказал констебль.

– Вот именно, неприкосновенность. Хэнкок – быстро в дом леди Хардкасл, и никому не позволяй ничего там трогать.

– Есть, сержант.

– А я скоро к вам присоединюсь. Но сначала сам позвоню в Бристоль, чтобы они знали, что мы этим занимаемся.

Мы с констеблем поспешно покинули участок.

– Благодарю вас, – сказал он, когда мы шли по лугу вдоль моих успевших подмерзнуть следов.

– За что?

– За то, что не сдали, – серьезно объяснил констебль. – Старина Добсон достает меня последние пару недель. Послушать его, так я все делаю через одно место.

– Я уверена, что он просто хочет, чтобы вы работали еще лучше, – сказала я. – Это его работа – помогать младшим чинам в их карьере.

– Наверное, – согласился констебль. – Но все же спасибо. Я уже не в первый раз кемарю в камере. Не очень удобно, но деваться некуда. Эти дежурства меня достали.

– Это плохо. Может быть, вам забыть о них и задуматься о том, что – или, скорее, кто – убивает наших гостей?

* * *

Когда мы вернулись в дом, леди Хардкасл была уже одета (конечно, до известной степени – для появления на публике пришлось бы кое-что доработать). Она поприветствовала нас и извинилась за отсутствие чая.

Я провела констебля на кухню, где он устроил целый спектакль, тщательно осматривая тело и помещение и делая пометки в своем блокноте. А я тем временем разожгла плиту и поставила кипятиться чайник.

Раздался телефонный звонок, так что, предоставив констеблю продолжать его изыскания, я пошла ответить.

– Алло, Чиппинг-Бевингтон два-три слушает.

– А, мисс Армстронг, – раздался в трубке знакомый голос инспектора Сандерленда. – Доброго вам утра.

– И вам тоже, инспектор, – ответила я. – Хотите поговорить с леди Хардкасл?

– Я бы, как всегда, с удовольствием, если только она не очень занята. Уверен, что вы тоже можете посвятить меня во все подробности происходящего.

– Благодарю вас. – При этих словах я сделала ироничный книксен (если только книксен вообще может быть ироничным), но поняла, что он меня не видит.

– М-м-м-м, – услышала я в ответ. Может быть, он все-таки как-то увидел? – Дежурный сержант передал мне, что совершено еще одно убийство.

И вновь я пересказала все, связанное с тем, где и как я обнаружила тело Юфимии Селвуд.

Внимательно выслушав меня, инспектор произнес:

– Мне кажется, что у вас все под контролем. Я не смогу добраться до вас раньше второй половины дня, так что надеюсь, что вы и леди Хардкасл поможете местным бобби^[54] собрать как можно больше улик. Доктор Гослинг сейчас занят на другом преступлении, так что до вас он вообще не доберется. Вы можете попросить сержанта Добсона, чтобы он вызвал труповозку?

– Конечно, – ответила я. – Может быть, у вас есть какие-то особые пожелания к нам… то есть, я хотела сказать, к местной полиции?

– Я уверен, что они обо всем подумают, – со смешком сказал инспектор. – Просто проследите, чтобы яблоко не затерялось. Если оно сейчас у нее в руке, ребята из морга вполне могут забрать его с собой, а тогда, скорее всего, мы его больше никогда не увидим. Возьмите его и заверните в плотную бумагу. Но обращайтесь с ним исключительно осторожно – если оно отравлено так же, как то, что в фильме, то может быть все еще опасным. Когда приеду, я заберу его у вас и прослежу, чтобы оно попало к доктору Гослингу.

– Поняла, инспектор, – ответила я.

– И обязательно соберите другие яблоки, если они у вас есть. Если то, которое она ела, было отравлено, то где гарантия, что остальные не отравлены тоже? И обращайтесь с ними поосторожнее.

– Конечно. Что-то еще?

– Нет, это все. Все остальное решайте сами, а я появлюсь у вас во второй половине дня.

Мы попрощались, и я вернула слуховую трубку на крюк. Мне хотелось думать, что она благодарна мне за то, как я осторожно с ней обращаюсь.

Вернувшись на кухню, я увидела, что леди Хардкасл уже в поте лица руководит изысканиями констебля. Чайник постепенно выкипал.

– И что, никому не пришло в голову снять чайник с плиты? – поинтересовалась я.

– Он только что закипел, дорогая, – ответила леди Хардкасл. – Мы знали, что ты вернешься как раз вовремя.

Фыркнув, я занялась приготовлением чая на всех.

– Думаю, констебль Хэнкок, вы должны проследить за тем, чтобы яблоко тщательно исследовали, – сказала миледи. – Если наши предположения верны и эти смерти как-то связаны с фильмой, тогда оно должно оказаться орудием убийства.

– Я говорила с инспектором, миледи, – объяснила я. – Он попросил нас упаковать яблоко в плотную бумагу, с тем чтобы мог сам отвезти его доктору Гослингу.

– Великие умы мыслят одинаково, правда? – заметила миледи.

– Наверное, – согласилась я. – Хотя мне неоднократно давали понять, что дураки тоже мало чем отличаются друг от друга.

– И то верно. Ты не подашь пару ложечек, дорогая? Тогда я смогу освободить его, не дотрагиваясь…

Выйдя в столовую, я взяла две ложки для супа из буфета. На обратном пути заглянула в кабинет леди Хардкасл и разыскала там упаковочную бумагу.

– Я подумала, что суповые ложки подойдут лучше, – сказала я, возвратившись. – Они более плоские и не повредят фрукт.

– Эта девочка чертовски умна, – заметила миледи. – Вы со мной не согласны, констебль?

– Я всегда говорил, что вы обе – самые умные люди, которых мне доводилось встречать.

– Вы прелесть. Но и мы, так же как и все, совершаем ошибки по ходу дела.

– Это вы так считаете, миледи, – заметила я.

– Вот именно, – согласилась хозяйка. – Я их совершаю, а Армстронг у нас просто гений. Не знаю, что бы я без нее делала.

– Ну, начнем с того, что тот недомерок с гарротой^[55] в переулке возле Сент-Мартин-лейн давно вас прикончил бы.

– Боже, а ведь ты права, – сказала миледи. – Я про него и думать забыла… А что, черт побери, мы вообще там делали?

– Пытались тайно проникнуть в Театр Гаррика.

– А, ну да, правильно. Мы ведь так и не выяснили, почему тот пруссак покупал билеты в одну и ту же ложу в течение целого месяца.

– Если только он не готовил покушения, то я продолжаю утверждать, что он был влюблен в кого-то из труппы.

– А тогда там было множество красивых актрис и симпатичных актеров, правда?

– Правда. Но тот парень с гарротой был вовсе не красавец.

– Особенно после его стычки с тобой, милая, – согласилась миледи. – Ты с ним быстро разобралась. Так вот, констебль, если б не юная Флоренс, я бы умерла в переулке между Чаринг-кросс и Сент-Мартин-лейн. Она… она просто прелесть.

Пауза в ее словах была вызвана необходимостью приложить некоторое усилие, чтобы освободить орудие убийства из руки жертвы, которую уже охватило трупное окоченение.

– Ну вот, все в порядке, – сказала леди Хардкасл. – А теперь давайте получше упакуем его для Симеона и выпьем по чашечке чая. Вы с нами, констебль?

– Не откажусь, миледи. Хотя я с бо́льшим удовольствием сделал бы это в другом месте, – он кивнул в сторону лежавшего на полу тела.

– Ну конечно. Здесь нам делать больше нечего.

В двери для прислуги заскрежетал ключ, после чего раздалось несколько вежливых, но твердых ударов в дверь.

– Это, должно быть, Эдна или мисс Джонс, – предположила я. – Остальные придут только через час, и ключа от двери у них нет.

– Думаю, что этим утром нам необходимо объявить кухню запретной территорией, – сказала миледи. – Эдне и людям из «Грейнджа» найдется чем заняться в другом месте.

Отодвинув задвижку, я впустила Эдну.

– Что, у нас замок сломался? – спросила она, врываясь в прихожую и снимая пальто.

– Сама не понимаю, – ответила я, стараясь закрыть от нее дверь на кухню. Мне хотелось прежде рассказать ей обо всем.

– Я, как всегда, вставила ключ в замок, но он почему-то не повернулся. А потом, нажав на дверь, я поняла, что вы закрыли ее на задвижку. Вот я и решила, что замок сломался.

– Мне об этом ничего не известно, – сказала я. – Я считала, что его закрыли как обычно, и не стала проверять.

– А тогда почему дверь закрыта на задвижку? Вы так никогда не делаете, иначе мы не сможем войти.

И вот тогда я еще раз рассказала о том, что произошло утром.

Мы перешли в столовую. В другой день мы прошли бы в малую гостиную, ведь было еще слишком рано, но «доска расследований» находилась в гостиной, а леди Хардкасл хотела похвастаться перед констеблем нашими изысканиями. И пока она подробно рассказывала ему о подозреваемых, я вернулась на кухню за подносом с чаем. На обратном пути заглянула в гостиную и предложила чашку чая Эдне, вполне ожидаемо сильно шокированной утренним происшествием. Положив в ее чашку два лишних кусочка сахара, я посоветовала ей посидеть какое-то время – лицо у нее было пепельного цвета.

– Со мной все будет хорошо, милочка, – сказала горничная. – Просто я немного шокирована. Помню, я первая обнаружила нашу умершую Ма, но она была уже старая и немощная. Умерла от сердца. Хотя я запомнила это на всю жизнь. Однако эта несчастная девушка… Такая молодая. Такая красивая. И отравлена – совсем как Фиби в этой фильме. Люди говорят, что кинематограф – это само Зло, и я начинаю им верить. А что, если они вызвали этой фильмой злых духов? И те кем-то овладели? Вдруг сам Дьявол овладел этой Зельдой и превратил ее в настоящую ведьму? Она могла сотворить все это, даже не понимая, что делает.

Я позволила ей выговориться. Сказала только: «Ради бога, не будьте такой дурой», – зная, что это мало поможет. И поинтересовалась: «Вы уверены, что не хотите вернуться домой? Скоро придут Дэви и Дора. Один день без вас мы как-нибудь продержимся».

– Вы очень добры, но я не могу оставить вас с ними. Эта малышка Дора сломается сразу же, как только узнает, что здесь произошло. А если нет, то притворится, чтобы получить денек отгула. Тогда вам точно не хватит людей.

Я вспомнила, что Дора творила с садовым совком, когда в «Грейндже» произошло убийство. Эдна была права – эта девица сделает все, чтобы превратить трагедию в лишний выходной день.

– Не могу сказать, что не согласна с вами. Так что спасибо. Но если вам будет слишком тяжело, предупредите меня.

– Конечно, дорогая. Я просто посижу здесь минуточек десять, и все будет в порядке. А вы идите и занимайтесь своими делами.

Я уже собиралась сказать ей что-нибудь ободряющее для подъема настроения, но в этот момент раздался звонок в дверь. Вздохнув и приподняв брови, словно говоря: «Этому не будет конца», я отправилась открывать.

Это были сотрудники морга.

– Доброе утро, миссис. Это у вас тут тело для нас? – спросил напарник водителя.

На мгновение мне захотелось научить его более уважительному отношению к умершим, но я подумала, что, скорее всего, из этого ничего не выйдет. Так что вместо этого я велела им принести носилки к заднему входу и показала, по какой тропинке им следует обойти дом.

Констебль Хэнкок проследил за тем, как забрали тело, и вернулся в столовую. Его чай давно остыл.

– Думаю, мне уже пора идти, – сказал он. – Теперь, когда труп увезли, сержант Добсон будет ждать меня в участке. Спасибо, что рассказали мне о вашей… как это называется… Что-то там связанное с преступлением… Это очень интересно. Обязательно расскажу сержанту. Он любит слушать о том, что вы, люди гражданские, думаете о таких вещах.

– Передайте ему привет от меня, хорошо? – попросила леди Хардкасл. – И, пожалуйста, предупредите, что инспектор Сандерленд собирается приехать в деревню во второй половине дня. Уверена, что он об этом уже знает, но напомнить не помешает.

– Обязательно, миледи. И хорошего дня вам обеим. До встречи.

Я проводила его до двери.

– Люди с фильмой еще не проснулись? – спросила леди Хардкасл, когда я вернулась. – «Люди с фильмой»… Надо называть их как-то по-другому. Ведь их осталось только двое. Даже не представляю себе, как мы скажем им обо всем этом.

– Для них это будет удар, – согласилась я. – Юфимию они любили. Надо выяснить, кто за всем этим стоит, прежде чем у нас появится новая жертва.

– Обязательно. Только дай мне немного подумать, хорошо? Я поколдую над доской – вдруг что-то придет мне в голову, если я отпущу мысли на свободу…

– Конечно. Встретимся за утренним чаем?

– Обязательно. Я ни за что не пропущу кофе с пирожными. Да, и если увидишь Зельду или Читэма, то пришли их, пожалуйста, сюда. Мне самой придется все им рассказать.

* * *

Я вернулась на кухню, чтобы приготовиться к десанту из «Грейнджа». Мисс Джонс, будучи стойким оловянным солдатиком, согласилась, что кухней нельзя пользоваться, пока инспектор ее тщательно не осмотрит, а она ее тщательно не вымоет. И не один раз. С самым едким мылом, которое она только сможет найти.

Эдна предложила ей свою помощь, и они как раз занялись уборкой, когда в заднюю дверь вошли Дора и Дэви. Я заранее была согласна с Эдной в том, что Дора попытается использовать шок и боль от смерти еще одной гостьи в доме для того, чтобы увильнуть от работы, поэтому приготовила короткую речь, в которой, выразив симпатию ее чувствам, тем не менее не оставляла ей никаких шансов сачкануть. Но оказалось, что Эдна прекрасно контролирует ситуацию.

– И что здесь происходит? – спросила Дора, избавившись от пальто в прихожей. – Чем вы все занимаетесь?

– Дора, прошу вас, сядьте, – сказала я. – И вы, Дэви, тоже. Боюсь, что у нас опять плохие новости.

Они присели.

– Когда я спустилась этим утром на кухню, – продолжила я, – на полу лежала мисс Юфимия Селвуд. Мертвая.

Дора приглушенно вскрикнула.

– Боже мой, – сказала она и расплакалась.

– Держи себя в руках, девочка, – резко сказала Эдна. – Ты ее почти совсем не знала.

– Да… но… – всхлипнула Дора.

– Но… и больше ничего. Мы все горюем – она была очаровательная молодая леди, – но если ты будешь продолжать в таком же духе, ничего хорошего из этого не выйдет.

– Я вообще не знаю, смогу ли работать…

– Успокойся, – велела ей Эдна. – Я тебя с самого детства знаю, и ты всегда была лентяйкой. Всю жизнь ты стараешься не делать того, что делать обязана, так что тебе давно пора с этим завязывать. Сейчас все мы выпьем чаю, чтобы успокоиться, а потом возьмем себя в руки и продолжим работать.

– А как она умерла? – всхлипнув, спросила Дора.

– Мы полагаем, что ее убило отравленное яблоко, – сказала я.

И вновь раздались мучительные рыдания.

– Ну а теперь-то в чем дело? – спросила Эдна, чей тон сменился с «резкого» на «раздраженный».

– Это я принесла им яблоки, – ответила Дора.

– Простите? – переспросила я. Что-то новенькое.

– В доме не было яблок, и я принесла их из «Грейнджа». Я их обожаю. И я вполне могла съесть отравленное. Так что мертвой здесь могла бы лежать я.

– Об этом можно только мечтать, – пробормотала мисс Джонс.

Дора притворилась, что не слышит ее.

– Я бы хотела, чтобы вы переговорили с инспектором Сандерлендом, когда он появится, – сказала я. – Ему нужно будет знать, откуда появились яблоки.

– Вы думаете, это все моих рук дело? – Дора была явно ошарашена.

Спрятав улыбку, я решила немного помучить ее:

– Ну, выглядит немного подозрительно, правда? В доме у нас яблок нет, вы их приносите, а потом бедняжка Юфимия откусывает кусочек и падает замертво…

– Но… но ведь вы же не думаете… – Дора вновь разрыдалась.

– Хватит, – сказала мисс Джонс, закатив глаза, – я не могу сидеть здесь все утро, когда всем понятно, что кухней пользоваться нельзя. Надо выяснить, что может предложить нам мистер Холман.

– У него наверняка есть пирог с олениной, – напомнила ей я.

– Есть, – согласилась девушка. – Так что больше нам ничего не надо. Но я не могу стоять здесь и ждать, пока его принесут, так что пойду схожу за ним в деревню.

– Может быть, ты захватишь с собой Дору, на тот случай если нести придется слишком много? – с ноткой безнадежности в голосе предложила Эдна. – Только держи с ней ухо востро – она почти точно захочет сбежать теперь, когда поняла, что полисмены вот-вот сядут ей на хвост. – Горничная подмигнула, но Дора, вновь разразившаяся рыданиями, шутку не поняла.

Все это время Дэви молчал как рыба. И только когда две охотницы вышли на добычу пищи, он заявил:

– Жаль, что все так получилось с мисс Юфимией. Она мне нравилась. Она была добрая.

– И хорошенькая, – добавила я.

– Красивая, – поправил он, покраснев.

Я похлопала его по руке.

– Пожалуй, я отправлюсь к мистеру Читэму, – сказал юноша. – Вот уж кто точно расстроится, без дураков…

Эдна тоже отправилась по каким-то своим делам, и я осталась в одиночестве над чашкой давно остывшего чая. Наступило время проверить, что с оставшимися кинематографистами.

* * *

А они уже проснулись. И, с энтузиазмом, перебивая друг друга, спешили рассказать нам о громадной аудитории, собравшейся на второй просмотр «Ведьминой погибели». Вопреки нашим ожиданиям, он прошел с еще большим успехом, чем первый. Мы дали им выговориться, а потом я извинилась и предоставила леди Хардкасл сомнительное право рассказать им плохие новости.

Пока я готовила легкий завтрак для мисс Драйтон и мистера Читэма, миледи рассказала им о нашей печальной утренней находке. Как мы и предвидели, это произвело на них очень тяжелое впечатление – Зельда в отчаянии вскрикнула так громко, что я услышала ее на кухне. И вновь они удалились в малую гостиную. Я отнесла туда еду и оставила их наедине с горем.

Скинз и Барти встали последними и были так же потрясены последними новостями.

– Вам надо было нас разбудить, – сказал Скинз.

– Простите. А что бы вы сделали? – поинтересовалась я.

– Наверное, вы правы, – уступил мне музыкант. – С тобой все в порядке, приятель?

– Что? – переспросил Барти.

– Я спрашиваю, с тобой все в порядке, приятель? Ты же, кажется, запал на юную Фими, нет? Я тебя хорошо знаю.

– Ты прав. Честно говоря, меня как будто по голове ударили. В жизни меня часто посылали куда подальше, но еще ни одна из девушек не умирала, чтобы от меня избавиться.

Горе и печаль, заполнившие дом, подействовали на меня гораздо сильнее, чем я ожидала, – только этим я могу объяснить внезапный приступ смеха, напавший на меня.

– Вы просто глоток свежего… неважно чего, мистер Данн, – только и смогла произнести я. – Спасибо вам.

– Обращайтесь, – ответил мне музыкант. – Что еще мы можем сделать для вас до отъезда?

– Ничего. Но вы меня развеселили. Мисс Джонс как раз сейчас прочесывает деревню в поисках съестного. Вы останетесь на ланч?

– Не уверен, – ответил Скинз. – В час сорок четыре идет поезд на Глостер, и я попросил того парня с двуколкой приехать за нами. Так что он вот-вот подъедет…

Было бы здорово сказать, что именно в этот момент раздался звонок в дверь, но, увы, этого не произошло. Мы успели с помощью Дэви достать музыкальные инструменты и попрощаться, прежде чем «парень с двуколкой» позвонил в дверь и увез наших гостей в Чиппинг-Бевингтон, откуда те направились на север. Когда они уехали, я расстроилась.

Правда, новых посетителей ждать пришлось не так уж долго. И когда мы с хозяйкой приступили к на удивление вкусному ланчу – Зельда и Читэм предпочли отказаться от нашего приглашения, – в дверь вновь позвонили. На этот раз это был инспектор Сандерленд. Я провела его в столовую.

– Ах, это вы, инспектор! – воскликнула леди Хардкасл. – Прошу вас, проходите и садитесь. Угощайтесь – еды хватит на всех.

– Благодарю, миледи, – ответил инспектор. – Обычно я не ем ланч, но сегодня на ногах с самого раннего утра и, должен признаться, слегка проголодался.

– Тогда угощайтесь, – повторила леди Хардкасл. – Попробуйте пирог с олениной. Это одно из лучших произведений мисс Джонс.

Мужчина взял предложенный ему кусок пирога и положил на тарелку еще несколько вкусностей, которые умудрилась заполучить мисс Джонс.

– Я, как и всегда, рада вас видеть, инспектор, – сказала леди Хардкасл, – хотя мне хотелось бы почаще встречаться с вами при менее трагичных обстоятельствах.

– Мне тоже.

– Вы хотите осмотреть место преступления?

– Торопиться некуда. Я взгляну перед отъездом, но не уверен, что узнаю что-то, чего еще нет в отчете констебля Хэнкока. Он флегматик, но на него вполне можно положиться.

– Он просто чудо, – заметила миледи. – А как идет расследование нашего дела? Симеону удалось что-то обнаружить?

– Бедный старина Гослинг… В этом деле ему везет как утопленнику. Вчера тело поздно доставили в морг – как я понял, труповозка сломалась, – а когда его наконец привезли, ему пришлось выехать на новое преступление. Он планировал заняться Ньюхаусом сегодня, но сотрудники участка в Сент-Джордже заразились какой-то гадостью, и сейчас он занят лечением больных.

– Какой-то гадостью?

– Не уверен, что вам захочется узнать подробности, сидя за столом, – заметил инспектор.

– Вы, наверное, правы. Будем считать, что у них просто «бурчание в животе», как любила говорить моя нянюшка, – сказала леди Хардкасл.

– Далеко не бурчание, и все вовсе не так просто. Я совсем не завидую Гослингу. Но все это значит, что мы ни на шаг не приблизились к причине смерти мистера Ньюхауса, да и мисс Селвуд придется побыть для нас тайной еще какое-то время.

– Но, мне кажется, «удар ножом в самое сердце» в большинстве случаев воспринимается как вполне вероятная причина смерти, – заметила я.

– Скорее всего, вы правы, – согласился инспектор, – но без медицинского заключения мы не можем быть уверены в этом на все сто процентов. Должны быть поставлены все точки над «i». Я не раз видел, как человека травили на одной улице, били ножом на второй, а труп выбрасывали на третьей. Только тщательное вскрытие может ответить на все вопросы.

– А ведь он прав, Фло, – заметила хозяйка. – Мы ведь знаем, что ножом его ударили до того, как одели в то, во что он был одет. Ты же помнишь, что ни в жилете, ни в пиджаке не было никаких дырок. Так что мы никак не можем быть уверены, что он уже не был мертв в тот момент, когда его ударили ножом.

– Если б эти чертовы ребята из морга не были такими навязчиво расторопными, то Гослинг смог бы увидеть труп in situ^[56], – сказал инспектор. – И наверняка что-нибудь заметил бы.

– Сегодня утром они тоже приехали очень быстро, – вставила я.

– Хорошо бы еще они доставляли тела в морг так же быстро, как собирают их на месте преступления, – тогда у нас к этому времени были бы ответы на добрую половину вопросов, я в этом уверен. Но ничего не поделаешь, изменить это не в наших силах. – Инспектор достал из кармана пиджака блокнот и перелистал его страницы в поисках чистого листка. – Так что вы думаете по поводу смерти мисс Селвуд?

– Выглядит абсолютно как еще одно кинематографическое убийство, – сказала я.

– И, готов спорить, именно так об этом завтра напишут все газеты. Как я понимаю, в деревне сейчас живет Дина Коудл, так что замолчать это никак не удастся.

– Кажется, она настроена написать об этом и сделать из всего произошедшего настоящую сенсацию. Но давайте вернемся к телу, – предложила я. – Она лежала, раскинувшись на полу, держа в руке наполовину съеденное яблоко. Возможно, что отравленное яблоко здесь совсем ни при чем, в отличие от произошедшего на экране, но нам показалось, что причина именно в нем.

– А на теле не было никаких ран или повреждений? – уточнил инспектор. – Или следов борьбы?

– Я ничего не заметила. На ее лице и голове не было никаких следов, а кухня была практически в том же состоянии, в каком мы ее оставили вчера.

– А как она была одета?

– Что вы имеете в виду? – переспросила я.

– Она была в одежде для сна?

– А, вот вы о чем… Нет, она была одета в то же платье, которое было на ней, когда все отправились накануне на просмотр.

– А вы не знаете, когда они вернулись?

– Во всяком случае, не до того, как мы разошлись по кроватям.

– И когда это было?

– Как вы думаете, миледи? – обратилась я к хозяйке. – В полночь?

– Или что-то в этом роде, – ответила она. – У нас на ночь остановились гости, и мы проговорили с ними допоздна. Но я не думаю, чтобы было сильно за полночь.

– Еще гости? – заинтересовался инспектор.

– Да. Может быть, вы их помните – Скинз Мэлоуни и Барти Данн.

– Музыканты, которые играли на помолвке Клариссы Фарли-Страуд, – вспомнил Сандерленд. – Милые плуты, ну или плутоватые миляги… Я так и не понял до конца, кто же именно.

– Мне кажется, всего понемножку, – сказала миледи. – Из-за поломки поезда они застряли здесь неподалеку – так, по крайней мере, они нам сказали, – поэтому мы пригласили их переночевать.

– Отличная компания… – Инспектор сделал пометку в своем блокноте. – Значит, вы удалились в спальню около полуночи и не слышали, как эти… Как вы их называете? Люди с фильмой?

– Именно так.

– Благодарю. Вы не слышали, как вернулись эти люди. Предположим, что час вам потребовался на то, чтобы лечь и заснуть достаточно глубоко, чтобы не услышать, как три человека вернулись домой…

– Резонно, – согласилась миледи.

– А это в свою очередь означает, что вернулись они никак не раньше часа ночи. Дадим мистеру Читэму и мисс Драйтон какое-то время на то, чтобы они добрались до вашего декантера^[57], налили себе по последней и отправились в кровать, оставив мисс Селвуд на кухне в поисках какого-нибудь перекуса. Она съедает отравленное яблоко и умирает на полу кухни где-то между двумя и тремя часами утра.

– А почему не позже? – поинтересовалась я.

– Она была одета, – ответила мне леди Хардкасл. – Если б это случилось позже, то она, скорее всего, была бы в ночной рубашке. А так – искала перекус перед тем как лечь в постель.

– Именно, – согласился инспектор. – А потом, в шесть утра, мисс Армстронг обнаружила ее тело.

– Правильно, – подтвердила я.

– С яблоком в руке?

– Да. А это что, важно?

– Может быть. По идее, оно должно было откатиться в сторону, когда женщина упала. После смерти ее пальцы наверняка ослабли бы.

– Если только яд не вызвал какой-то спазм, – предположила леди Хардкасл.

– Возможно, – согласился инспектор.

– И оно все еще было крепко зажато в ее пальцах, когда я пыталась вынуть его, чтобы передать Симеону, – продолжила хозяйка. Она задумалась на несколько мгновений. – Нет, здесь что-то не то. Я подумала, что у нее трупное окоченение, но сейчас мы решили, что она умерла не раньше двух часов. Яблоко я вытащила около… Как ты думаешь, дорогая? В восемь?

– Мне кажется, немного раньше, – сказала я.

– Я позвонил сразу после семи, – напомнил инспектор. – Если это вам поможет.

– Тогда, предположим, это было в семь тридцать. То есть она была мертва не более пяти часов, если наши догадки верны, и при этом успела закоченеть, как ледышка.

– Трупное окоченение, – подсказала я.

– Нет, на это требуется около двенадцати часов. Через пять часов будет затронута только мелкая мускулатура.

– Вы правы, – сказал инспектор. – Я поражен. Как вы…

– Где-то слышала, дорогой. Вы же знаете, как это бывает, – небрежно заметила леди Хардкасл.

– Нет, не знаю. Большинство людей такие вещи не запоминают. Я действительно поражен. И все это действительно очень странно… Без отчета доктора Гослинга нам никак не обойтись.

– Он все сделает, инспектор, не волнуйтесь, – заверила миледи Сандерленда. – Я знаю его уже не первый год. Ему нравится выдавать себя за идиота – почему-то ему кажется, что это добавляет ему очарования, и я с ним где-то согласна; но мозг у него как бритва. Он вас не подведет.

– Честно говоря, я тоже так думаю. Он хороший человек.

– Именно.

– А как поживает ваша «доска расследований»? – поинтересовался Сандерленд.

– А я уже думала, что вы так и не спросите. Заканчивайте с вашим сэндвичем – по-моему, это один из главных деликатесов, которые старый Джо предлагает в «Псе и утке», – а потом я вам все расскажу.

Следующие полчаса мы с ней говорили, не переставая.

* * *

– Я всегда знал, что могу на вас положиться, – сказал инспектор, когда мы закончили со списком подозреваемых. – Я собираюсь остаться здесь до вечера и хотел бы кое с кем поговорить. У меня свой транспорт, так что вам не стоит беспокоиться.

– Вы что, одолжили авто у доктора Гослинга? – поинтересовалась я.

– Да в общем-то, нет. Мы отправили доктора Гослинга в Сент-Джордж на «Черной Марии»^[58], на тот случай, если им придется переводить куда-то задержанных, но его авто мне так и не понадобилось. Сейчас у нас в полном распоряжении отдела расследований находится отдельный мотор. Он прибыл вчера. Удивительно, как быстро до вас добираться…

– Бедный Симеон, – сказала леди Хардкасл. – Он никогда не был рисковым малым. И не стоит смеяться над ним за это.

Инспектор состроил физиономию, а потом достаточно красноречиво заявил:

– Да вы просто не были в авто, когда за его рулем сидит Гослинг, а вам срочно надо куда-то попасть. – Хотя он вполне мог бы и промолчать.

Затем, проконсультировавшись со своей вечной записной книжкой, Сандерленд добавил:

– Мне надо переговорить с оставшимися в живых кинематографистами. Потом я очень хотел бы встретиться с этим Аароном Орумом. И, наверное, мне надо будет переговорить с Диной Коудл, хотя, судя по нашим предыдущим встречам, она просто выведет меня из себя.

– То есть вы не ее поклонник? – уточнила я.

– Ей их хватает и без такого старого хрена, как я. Это как-то связано с ее манерой поведения, но я не могу точно объяснить этого словами.

– Если вам станет легче, то на меня она не произвела большого впечатления, – вставила леди Хардкасл.

– Знаю, что плохо говорить о людях у них за спиной, но она меня здорово нервирует. А близкая связь с Орумом ее и вовсе не красит. Не очень-то прилично женщине в ее положении хороводиться с таким повесой, как он.

– А как насчет Хьюзов? – напомнила я.

– Эти двое тоже раздражают меня, – сказал инспектор.

– Совсем неудивительно. Но говорить-то с ними вы будете?

– Придется, но если только они что-то видели. Хотя я сильно сомневаюсь, что они имеют к этому какое-то отношение. Они, как говорится, «люди в полиции известные», но в основном из-за их способности бесконечно надоедать всем и каждому. Если б это зависело от меня, то я просто очистил бы от них улицы. Проблема тут такая: одно из наших главных завоеваний состоит в том, что англичанин может надоедать кому угодно и сколько угодно, так что мы вынуждены спускать им все их занудство.

– Викарий говорит то же самое, – заметила я. – Но я уверена, что они не так глупы и просты, как хотят казаться. И даже если действительно хотят лишь избавить нас от наших грехов, их никак не могло порадовать то, что на втором просмотре «Ведьминой погибели» народу было гораздо больше, чем на первом. Так, может быть, это и заставило их прислать нам еще одно предупреждение?

– Возможно, вам придется проследовать за ними до их логова в Бристоле, – сказала леди Хардкасл.

– А что, они могли уже свернуть лагерь? – спросил инспектор.

– Накануне у них была небольшая стычка с собакой жены викария, – рассказала ему миледи.

– Викарий натравил на них собаку?

– Боже, конечно нет. Он с ними играл. Совершенно очаровательное существо – это я все про пса, хотя викарий тоже не без своеобразного очарования, – но иногда перевозбуждается. И не очень хорошо понимает, какой эффект производят на окружающих его размеры и силища. Так вот…

– Он сбил и Хьюзов, и всю их камарилью с ног, – вмешалась я в разговор. – Как будто великан решил поиграть в кегли.

– Хотел бы я на это посмотреть, – на лице инспектора появилась мстительная улыбка. – Не уверен, что пса можно награждать новой медалью Королевской полиции, особенно если речь идет о гражданском псе, но меня так и подмывает купить зверюге хороший кусок мяса. Он оказал нам неоценимую услугу.

– А мы вам можем чем-то помочь, пока вы проводите все эти ваши встречи? – спросила миледи.

– Если хотите, можете присоединиться ко мне, – предложил инспектор. – Я с большим уважением отношусь к вашей интуиции. Добсону и Хэнкоку я поручу опрос свидетелей. Любой, кто был на просмотрах или в пабе, мог что-то заметить. Работа нудная, но им за нее платят. Хотя, может быть, вы сможете нам немного помочь… Вы все еще дружите с леди Фарли-Страуд?

– Конечно.

– А не могли бы вы получить у нее ее описание того, что происходило в эти два вечера? Это мне очень пригодилось бы. Думаю, что в разговоре с вами она будет более открыта.

– Ну конечно, – согласилась миледи. – Вы хотите, чтобы я сделала это прямо сейчас?

– Нет, это может подождать. Сначала я хочу поговорить с Читэмом.

Я стала убирать обеденный стол.

Глава 10

Мистер Читэм и мисс Драйтон в полном молчании сидели в малой гостиной. Он копался в куче отпечатанных листов, а она вязала нечто, напоминающее шаль. Или одеяло. Или, возможно, часть жилета. Ее движения были резкими и нервными, и пока я находилась в комнате, Зельда успела спустить несколько петель.

– Мистер Читэм? – негромко позвала я.

Он оторвался от своей работы. Лицо у него было бледное и измученное.

– Прошу вас, зовите меня Нолан. Мне кажется, что мы уже можем обходиться без ненужных формальностей.

– Конечно, мистер Читэм. Из Бристоля приехал инспектор Сандерленд из отдела криминальных расследований. Он хотел бы поговорить с вами в гостиной.

– Минуточку, я только приведу эту кучу в порядок, – ответил полковник, махнув рукой в сторону бумаг. – Сейчас подойду.

Когда он наконец заглянул в дверь, мы сидели вокруг обеденного стола. К счастью, Эдна только что принесла поднос с кофе, и я разливала его по чашкам, так что мизансцена не слишком напоминала известную картину Йимза^[59].

– Прошу вас, заходите и присаживайтесь, – пригласила Читэма леди Хардкасл. – Инспектор, это мистер – или вы предпочитаете, чтобы вас называли полковником? – Читэм. Мистер Читэм – это инспектор Сандерленд из отдела криминальных расследований полиции Бристоля.

– В наши дни «полковник» – это, скорее, почетный титул, – ответил Читэм. – Как поживаете, инспектор?

– Как поживаете, мистер Читэм? Позвольте мне выразить вам свои соболезнования в связи со смертью двух ваших друзей.

– Благодарю вас.

– Мне не хотелось бы причинять вам еще большие душевные страдания, но не могли бы вы рассказать мне о событиях двух последних вечеров? Я пытаюсь воссоздать как можно более подробную картину.

– Конечно, инспектор, – ответил Читэм. – С чего мне начать?

– Леди Хардкасл и мисс Армстронг подробно рассказали мне о том, что, по их мнению, происходило во вторник вечером. Они пришли в зал, когда вы уже находились там какое-то время…

– Да, мы устанавливали там оборудование.

– По пути в зал у вас не было никаких проблем?

– Вы имеете в виду этих протестующих? Нам пришлось выслушать некоторые оскорбления, но ничего серьезного не произошло.

– А какие оскорбления?

– Обычный набор. Это – богопротивно, то – угодно Сатане, «и ты не должен…». Ну, вы, наверное, это тоже слышали.

– Боюсь, что да, – согласился инспектор, как всегда просматривая свои записи. – А кто-нибудь высказывал какие-то конкретные угрозы?

– Вы имеете в виду, помимо общих проклятий?

– Да, помимо них.

– Нет. На нас огрызались и немного толкали, но никто не говорил, что убьет кого-то из нас.

– А кто вас толкал?

– Хьюз, – ответил Читэм. – Я уже с ним сталкивался. Он любит выставлять себя как человека, выполняющего угодную Богу работу, но в душе он жалкий хулиган.

– Не могу с вами не согласиться. Как я понимаю, просмотр прошел хорошо.

– Просто отлично. Знаете, многие отказались от идеи устраивать такие просмотры в деревнях. Сейчас в городах достаточно стационарных иллюзионов, так что те, кто хочет прокатать свою фильму, держатся крупных городов. А мне кажется, что только здесь можно найти свою настоящую аудиторию, истинных англичан…

«Деревенщину, которая мало что видела и готова заплатить за развлечение любую цену», – подумала я. Но Читэм потерял своих друзей, и я решила промолчать.

– А после шоу, – задал следующий вопрос инспектор, – вы все перешли в «Пса и утку», правильно? На этом рассказ леди Хардкасл заканчивается.

– Ах, ну да, вы же вернулись домой, не так ли, миледи? Что ж, восторженная толпа практически внесла нас в местный паб на своих плечах и поила нас всю ночь. В заведении было не протолкнуться.

– И вы ничего не заметили? Никто не показался вам подозрительным?

– Вы хотите знать, не таился ли кто-то на заднем плане, подкручивая свои усы? – рассмеялся Читэм.

– Или дергая себя за бороду, – подхватил шутку инспектор.

– Так вы имеете в виду моего заклятого врага, ужасного Аарона Орума?

– Он там был?

– Со своей последней пассией, как мы поняли. Я мельком видел их в другом зале.

– А кто его пассия? – поинтересовался инспектор. – Она есть в нашем списке?

– Журналистка, – ответил Читэм. – Вчера заявилась сюда со своими инсинуациями и чопорной записной книжкой.

– А, – сказал Сандерленд, – вы о Дине Коудл из «Бристольских известий». У них что, романтическая связь?

– Сложно сказать, сэр, – вмешалась я. – Они вдвоем сидели в пабе, когда я видела их в тот же день, но чуть раньше. И они оба живут в гостинице. Наверное, в некоторых кругах считается неприличным для мужчины и женщины совместно распивать спиртные напитки на публике, но и полностью игнорировать друг друга они не могут.

– Но я хорошо знаю этого старого повесу, – заметил Читэм. – И если он уже не уложил ее в постель, то наверняка пытался.

– Осторожнее, – посоветовал ему инспектор. – Держите себя в рамках.

– Я прошу прощения, миледи, – Читэм повернулся к леди Хардкасл. – Но нет, я с Орумом не говорил. Он отсалютовал мне стаканом, но я проигнорировал это его язвительное поздравление.

– Понятно. И когда вы ушли из паба?

– Наверное, около часа ночи.

– Вы ушли все вместе?

– Нет, – ответил Читэм. – К моему большому сожалению, Бэзил остался в пабе в компании деревенских жителей. Он наслаждался жизнью – бесплатная выпивка, толстая сигара и благодарная аудитория… Мы так и не смогли его увести. Но теперь я об этом жалею.

– Когда вы шли домой, с вами был кто-то еще?

– С нами пошли несколько гуляк, но все они потом вернулись в деревню.

– Понятно, – повторил инспектор. – То есть во всей этой истории появляется большой провал во времени. Хэнкок обнаружил труп в… – Тут он вновь сверился со своей записной книжкой. – Вот – около пяти утра. То есть мы не знаем, что происходило в течение четырех часов. Надо выяснить, когда Ньюхаус ушел из бара. Но это подождет. Вы готовы продолжить, мистер Читэм?

– Конечно. Хотя, боюсь, мой рассказ о вчерашнем вечере практически ничем не будет отличаться от рассказа о вечере предыдущем. Еще один очень успешный показ. Аудитория была даже больше. И фильма была принята с еще большим восторгом…

– Вы демонстрировали… опять «Ведьмину погибель», как я понимаю.

– Правильно. Мы все очень гордимся этой работой. И не позволим, чтобы из-за какого-то дегенерата все наши труды пошли насмарку. Так что мы еще раз показали эту фильму. Ведь приехали актеры, игравшие в ней – а такое случается не часто, – и мы хотели еще раз продемонстрировать наш шедевр.

Инспектор продолжил делать записи в своем блокноте.

– А после показа вы вновь отправились в «Пса и утку»?

– Как и накануне, инспектор. Нас поили и кормили весь вечер, и ушли мы около часа ночи.

– И вернулись прямо сюда…

– Да, прямо сюда.

– И сразу же улеглись спать…

– Какое-то время мы провели на кухне, а потом я и Зельда ушли, а Юфимия осталась. Она хотела что-нибудь перекусить.

– Благодарю вас, сэр, – сказал Сандерленд. – Думаю, что на сегодня этого достаточно. Вы действительно заполнили множество пробелов. Хотите что-нибудь добавить? Что-нибудь, что поможет ответить на вопрос: «Кто это сделал?»

– Ничего не приходит в голову, инспектор. – Читэм встал.

– Еще одно, прежде чем вы уйдете, – остановил его инспектор. – Кто, по-вашему, способен на такое? Кто, как вы думаете, мог убить Бэзила и Юфимию?

Казалось, этот вопрос полностью ошарашил мистера Читэма, и он, практически автоматически, произнес:

– Орум.

– Благодарю вас, сэр. Вы не могли бы пригласить мисс Драйтон присоединиться к нам?

Полковник вышел, не закрыв за собой дверь.

* * *

Дом был хорошо построен и оборудован на современный лад, но, по причинам никому не известным, в нем не было звонков для вызова слуг. В большинстве случаев в этом не было никакой проблемы – нас в доме находилось немного, так что энергичный крик обычно давал требуемый результат. Но когда в доме были гости, подобные неожиданные выкрики становились недопустимыми, и ваша покорная слуга вынуждена была отправиться на кухню за новой порцией напитков. На этот раз чая.

Там меня загнала в угол Эдна, которая потребовала разрешить ей применить древнее искусство надраивания полов – ей категорически было запрещено делать это до тех пор, пока инспектор не… не проинспектирует кухню. А затем мисс Джонс украла у меня несколько минут, объясняя свой отказ работать на кухне, в которой совсем недавно лежал труп. Я решила не напоминать ей о расчлененной бараньей туше в подсобке и о трупах макрели, которые она сама вывалила в раковину неделю назад. Вместо этого спокойно все выслушала, вставив парочку «как я вас понимаю» там, где это было нужно, и заверила их, что очень скоро все войдет в норму.

К тому моменту, когда я вернулась в столовую, Зельда Драйтон сидела за столом. Взаимные представления уже закончились. Я заняла свое обычное место рядом с леди Хардкасл и стала слушать.

Рассказ Зельды о событиях двух прошедших вечеров мало что добавил к тому, что нам уже было известно. Хотя она была более разговорчива, чем Читэм, когда вопрос коснулся Аарона Орума, было ясно, что она все еще испытывает чувство негодования по поводу того, как двое джентльменов расстались. Единственным серьезным отличием от «официальной» версии было ее собственное отношение к самому факту смерти коллег.

– Я хочу сказать, – произнесла она задыхающимся голосом, – что все это заставляет задуматься, правда? Кто следующий? Конечно, ведьма, кто же еще. Ее сожгли живьем. И я вовсе не уверена, что должна околачиваться здесь, ожидая своей участи.

Инспектор позволил ей выговориться, и постепенно она погрузилась в тревожное молчание.

– Благодарю вас, мисс Драйтон. Уверен, что вам абсолютно не о чем беспокоиться, – сказал он, когда она окончательно замолчала. – Очень скоро все будет закончено. – Просмотрел свои записи. – Вот еще что… Я просто не хотел вас перебивать. Вы сказали, что когда выходили из паба во вторник, то видели, как мистер Орум встал из-за стола…

– Совершенно верно.

– Интересно, а почему вы об этом упомянули? Вам это показалось важным?

На мгновение Зельда задумалась.

– Не знаю. Я просто видела это, вот и все. Очевидно, он был единственным знакомым мне человеком в баре, вот я и обратила на это внимание.

– А вы не видели, куда он пошел? Может быть, к стойке?

Теперь актриса думала чуть дольше.

– Теперь, когда вы спросили, – ответила она, – припоминаю, что он двинулся в сторону общего бара. Мы как раз выходили, и на мгновение мне показалось, что Орум идет прямо на нас, но потом он свернул в сторону.

– А вы не заметили, куда именно?

– Кажется, в сторону Бэзила, – ответила Зельда после длительной паузы. – В любом случае, вокруг того стояла небольшая толпа.

– Но вы не видели, как он подошел к мистеру Ньюхаусу?

– Нет, мы вышли на улицу. Так что наверняка я сказать не могу.

– Спасибо, – поблагодарил ее инспектор. – Вы нам очень помогли.

– Не за что, – ответила женщина, вставая. – Если вам понадобится что-то еще, вы знаете, где меня найти.

Она вышла и прикрыла за собой дверь, прежде чем кто-то из нас смог произнести хоть слово.

– Что ж, это было довольно интересно, – заметила леди Хардкасл.

– Это вы о том, что ее рассказ ничем не отличается от рассказа мистера Читэма? – уточнила я.

– Так значит, вы это тоже заметили, – сказал Сандерленд.

– В некоторых местах она просто дословно цитировала его, – заметила я.

– Они наверняка согласовали свои версии происходившего, – решила леди Хардкасл.

– Несколько часов они просидели в малой гостиной, – напомнила я. – Так что времени у них было достаточно. А как вам понравилось: «Теперь моя очередь»? В какой-то момент она якобы в ужасе, а уже в следующий пересказывает идеально отрепетированный текст о прошедших событиях…

– Такое встречается чаще, чем вы можете себе представить, – сказал инспектор. – Удивительно, но обычно так ведут себя ни в чем не повинные люди. Они хотят объяснить все так, чтобы их ни в чем не обвинили, так что стараются придерживаться одинаковых показаний.

– Боже, – воскликнула миледи, – а я уже подумала, что мы за что-то зацепились!

– Скорее всего, нет, но тем не менее все это очень интересно.

– И у обоих зуб на Аарона Орума, – сказала я. – Эта история о том, что он вышел в общий бар, по-моему, говорит сама за себя.

– Согласен, – сказал Сандерленд, – и забыть об этом мы тоже не можем.

– Нам приходилось сталкиваться с подобным в нашей прошлой жизни, правда, Фло? – заметила леди Хардкасл. – Часто оказывается, что люди знают некоторые вещи, о которых не готовы рассказать, но при этом они как бы делают некие подсказки, чтобы вы сами могли во всем разобраться.

– Точно, – согласилась я. – Хотя не менее часто они просто стараются свести старые счеты, подставив кого-то.

– Тяжела ты, доля полицейского, – сказал инспектор. – И никогда не бываешь простой… Может быть, отправимся в паб?

– А я уже думала, что вы никогда не предложите, – сказала миледи.

– И пообщаемся с Орумом и Коудл?

– Вы меня расстроили, – разочарованно сказала хозяйка. – Уж коли мы туда придем, то пропустить по одной нам сам Бог велит…

– Я не могу пить на работе, миледи, – пояснил Сандерленд.

– Ну конечно, я это знаю. Но ведь мы с Фло не на работе… Фло, принеси пальто – день выдался тяжелым, и, все тщательно обдумав, я пришла к заключению, что нам срочно требуется взбодриться.

– Так точно, мэм, – небрежно отсалютовала я ей и отбыла в сторону вешалки в холле.

* * *

Как всегда, Аарон Орум сидел с кружкой сидра и газетой. И если б газета была не за четверг, то я затруднилась бы сказать, вставал ли он из-за стола с момента нашей первой встречи в понедельник. И, практически на том же месте, что и в понедельник – неприлично близко к мистеру Оруму, – располагалась энергичная журналистка из «Бристольских известий» мисс Дина Коудл.

Когда мы вошли, оба подняли на нас глаза. Казалось, что мистер Орум находится в некотором замешательстве, но мисс Коудл узнала нас всех. И пока джентльмен смотрел на нас с озадаченным и недовольным выражением на лице, в ее глазах на мгновение появилась наигранная радость.

– Леди Хардкасл, – воскликнула она, – как вы поживаете? Инспектор Сандерленд – какая честь для меня удостоиться лицезреть одного из лучших сотрудников Отдела криминальных расследований полиции Бристоля! А мне казалось, что ваш пост слишком высок, чтобы заниматься опросом свидетелей… И что у вас для этого существуют лакеи в мундирах.

– Здравствуйте, – кратко поздоровалась с ней миледи.

– Добрый день, мисс Коудл, – улыбнулся ей инспектор Сандерленд. – Значит ли это, что вы уже разговаривали с сержантом Добсоном?

– Нет, нет, инспектор. Сержант для нас – это слишком важная фигура. Мы удостоились беседы с констеблем Бампкином, правда, Аарон?

Мистер Орум улыбнулся и согласно кивнул.

– Его зовут Хэнкок, – поправил ее инспектор, – и он отличный молодой офицер. Надеюсь, что вы ответили на его вопросы откровенно, в полном объеме и… вежливо.

– Он наглый мужлан, – не сдержалась корреспондентка.

– А вы считаете попытки поймать убийцу наглостью? Убийцу, который уже совершил два убийства и может убить еще?

– Наглость – это допрос, который подобный тупица устраивает невинным гражданам, как будто они обычные преступники.

– Тогда я дико извиняюсь, но мне придется еще раз огорчить вас, – спокойно сообщил ей инспектор, – потому что я хочу лично услышать ваш рассказ о двух прошедших вечерах.

– Тогда и я дико извиняюсь, но буду вынуждена огорчить вас, инспектор. У меня неотложные дела. Увидимся здесь позже? – обратилась она к Оруму, и тон ее стал мягче.

– Конечно, – вновь улыбнулся тот. – Нам же больше некуда деться.

Женщина улыбнулась ему в ответ, после чего встала и прошла в общий бар. Мы услышали стук ее каблучков по плитке, когда она быстро прошла к лестнице, ведущей в ее комнату.

– А у меня никаких срочных дел нет, – сказал мистер Орум, – и я с удовольствием отвечу на ваши вопросы, инспектор… Сандерленд, не так ли?

– Да, сэр, именно так.

– Рад с вами познакомиться. Аарон Орум. Артист, изобретатель, бизнесмен, гедонист…

«И клоун», – закончила я про себя. По крайней мере, я надеялась, что не произнесла это вслух. Но внезапная улыбка леди Хардкасл заставила меня в этом усомниться.

– Прошу вас, присаживайтесь, – продолжил Орум. – Я ко всем обращаюсь.

– Благодарю вас, сэр. – Инспектор положил свой начищенный котелок на стол перед собой и достал из внутреннего кармана пиджака ручку и блокнот. – Вы присутствовали на каком-нибудь из просмотров?

– На обоих, – ответил Орум.

– Неужели на обоих?

– Это именно так, безо всяких «неужели». Во второй вечер я ожидал увидеть другую программу – и во многом это так и случилось, – но для меня было очень трогательно второй раз за неделю увидеть собственную фильму, показанную в честь бедняги Бэзила.

– Вашу фильму?

– Да, инспектор, мою. Уверен, что вы уже слышали эту историю. Кажется, она известна всем в окру́ге.

– Будьте снисходительны ко мне, сэр. Объясните, каким образом фильма, сделанная компанией мистера Читэма, стала вашей?

– Знаете, мне уже надоело это объяснять.

– Но, как я понимаю, для вас это очень важно, – заметил Сандерленд. – Мне казалось, что вы с радостью станете объяснять это всем, кто будет готов вас выслушать. Ведь вы подразумеваете наличие некоей кражи. И наверняка хотите получить компенсацию. Или вы ждете возмездия?

– Послушайте, – воскликнул Орум, привстав, – я с удовольствием проведу пару недель в кутузке за то, что заеду одному полицейскому по физиономии!

– А я бы посоветовал вам избежать тюремного приговора, заняв свое место и рассказав, о чем идет речь.

– И влипнуть еще глубже?

– Глубже, сэр?

– Но вы же сейчас сами практически открыто заявили, что я убил Бэзила и Юфимию.

– Я вовсе не это имел в виду. Мне просто хочется узнать все факты, чтобы разыскать убийцу.

– Отлично, – зловеще сказал Орум и вернулся на место. – Давным-давно – теперь это уже покрыто патиной времени – мы с Ноланом Читэмом были друзьями. Друзьями с детства. Друзьями не разлей вода. Наша дружба пережила вызовы отрочества, соперничество из-за девочек, усталость от бесконечной работы на фабрике. Понимаете, у нас с ним была общая страсть. Страсть к театру. И мы вместе работали в этом направлении. Стали знаменитыми в своем мире. И вот перед нами наконец открылась дорога, вымощенная алмазами.

– Понятно, – сказал инспектор. – Хотя, если вы позволите мне прокомментировать вашу метафору, то алмазы – штука довольно скользкая.

– Комментируйте сколько хотите, мой дорогой сэр, – разрешил Орум. – И скользкая, и коварная… Так что очень скоро мы низвергнулись с этого блистающего пути.

– А чем было вызвано… это падение?

– А что обычно заставляет амбициозного мужчину низвергаться с пути, который ведет его к величию, мой дорогой инспектор? Конечно, женщина.

– И ради женщины вы отказались от дружбы длиною в целую жизнь? – спросил инспектор.

– Увы и ах, но это сущая правда, – подтвердил Орум. – Ее звали Эльза Баттеруорт. Очаровательное создание. Мы с ней собирались пожениться. Но Читэм вскружил ей голову. Он ее не любил, и она была ему не нужна. Он просто не хотел, чтобы она была со мной. Эльза разорвала нашу помолвку и стала везде появляться в его компании. А через месяц он ее бросил. Думаю, я понял бы, если б они действительно любили друг друга, но когда все это произошло и я узнал, что он сделал это только для того, чтобы навечно разлучить нас с ней, я не смог этого выдержать. Я дал ему по физиономии и прекратил с ним всякие дела. Теперь мы едва разговариваем.

– Я не хотел бы преуменьшать ваши страдания, – заметил Сандерленд, – и уверен, что они оказали большое влияние на вашу жизнь, но я все пытаюсь понять, каким образом это все связано с тем, что, как вы утверждаете, «Ведьмина погибель» – это ваша собственность.

– Вы слишком нетерпеливы, инспектор. Я просто подумал, что немного предыстории поможет вам понять окончательность нашего разрыва. Будучи друзьями, мы, бывало, обсуждали массу вещей. Мы фонтанировали идеями, как фейерверки в ночь Гая Фокса. Однажды, сильно выпив, отправились на крыльях фантазии в семнадцатый век с его ведовством. В самом начале века, как вы знаете, прошло несколько известных процессов над ведьмами. Самым известным был суд над ведьмами Пендла. На основе этой истории я написал пьесу о ведьме, влюбившейся в деревенского юношу, которой пришлось избавиться от своей соперницы – красавицы-девушки. Вам это ничего не напоминает?

Инспектор посмотрел на нас с леди Хардкасл.

– Это история из «Ведьминой погибели», – сказала я. – По крайней мере, ее главная идея.

– Но я не ограничился этой идеей, – сказал Орум. – Я придумал, что девушку убьют отравленным яблоком, что возлюбленный сойдет с ума и бросится с церковной колокольни, что охотник на ведьм… в общем все от начала и до конца. Все это были только мои идеи. Читэм стал делать наброски декораций, которые мы должны были построить. Он еще назвал их «специальными эффектами». Мы всю ночь строили наши планы.

– Но вы так и не поставили эту пьесу? – уточнил инспектор.

– Нет. Его предательство разрушило нашу дружбу еще до того, как мы приступили к постановке.

– Могу представить себе, как вы расстроились, когда эту же пьесу превратили в сюжет для фильмы, – подал голос инспектор.

– Нет, инспектор, не можете.

– И вы никогда не пытались совершить акт возмездия или потребовать расплаты?

– Инспектор, – рассмеялся Орум, – я живу идеями и творчеством. О каких «актах и расплатах» вы говорите?

– Но вы же сказали, что дали вашему дражайшему другу по физиономии.

– Ну да, но сделал это в сердцах. Я предпочитаю мстить, делая то, что делаю сейчас, – служа ему вечным укором. Я очень надеюсь, что этот невероятно нудный и скользкий тип каждый раз, увидев меня, вздрагивает от чувства собственной вины. В прошлом я пробовал действовать более открыто. Посылал ему письма, знаете ли, в которых пытался объяснить ситуацию, используя юридические термины, но он их игнорировал. А еще мне хотелось предать все это дело огласке, но это тоже ничего бы мне не дало. Ведь человек никогда не считает себя полностью виноватым. У него всегда найдутся какие-то оправдания своим поступкам. Но теперь, когда я знаю, как это выводит его из себя, я решил, что мое постоянное присутствие где-то неподалеку и то, что я превратился в ту самую пресловутую колючку у него в заднице, рано или поздно сделает свое дело.

– И, я полагаю, вы стараетесь как можно чаще попадаться ему на глаза, – предположил инспектор.

– Именно.

– Например, вечером во время первого показа?

– И во время второго тоже, – ответил Орум. – Маячил на заднем плане, улыбался, салютовал своим стаканом, – но близко никогда не подходил. Никогда не доставлял ему удовольствия вступить со мной в прямую конфронтацию. Никогда не позволял ему повернуть все с ног на голову и предстать в качестве пострадавшей стороны.

– Но вы подошли к Бэзилу Ньюхаусу, после того как ушел Читэм?

– Конечно. Мы с Бэзилом старые приятели. Он работал с нами с самых первых наших шагов в театре. Я ведь разошелся с Читэмом, а не с актерами. Хотел поздравить его с отличной игрой в моем произведении.

– А он был рад увидеть вас?

– Бэзил Ньюхаус был живым воплощением добродушия. Так что он радовался любому.

– А когда он ушел из паба?

– Боюсь, что не знаю, инспектор. Я поздравил его, мы немного поболтали о былых днях и высказали обоюдное желание поработать вместе в будущем. А потом я оставил его с обожающей его публикой и отправился на боковую.

– Вы не помните, во сколько это было?

– Где-то около двух.

– А что было на следующий вечер?

– Практически все то же самое, но уже без старины Бэзила. Я… я отправился в постель вскоре после того, как ушел Читэм со своими дамами.

– То есть около часа ночи, – заметил инспектор, продолжая делать свои пометки.

– Как скажете. Должен признаться, что на часы я не посмотрел.

– А кто-нибудь видел, как вы поднимались на второй этаж?

– Кто-нибудь? Вы что, инспектор, намекаете на то, что я говорю вам неправду?

– Нет, сэр, но лишнее подтверждение не помешало бы.

– Может быть, Дина?

Инспектор оторвался от своих записок.

– А вы ведь слегка заколебались пару мгновений назад?

– Правда? Когда?

– Когда говорили о том, во сколько отправились в постель.

– А, – сказал Орум. – Ну да. Я решал, стоит ли рассказывать вам о небольшом приключении, случившемся со мной. И решил, что оно слишком незначительно, чтобы сообщать вам о нем. И не имеет никакого отношения к теме нашего разговора.

– Если не возражаете, сэр, я хотел бы иметь возможность самому решать, что относится к делу, а что – нет.

– Конечно, конечно. Просто речь идет о том, чего «не случилось». Дело в том, что я подумал прогуляться перед тем как отойти ко сну вчера вечером. Такие прогулки прочищают мозги и иногда помогают мне уснуть. Так что я не сразу пошел наверх. Выйдя из паба через боковую дверь, собрался было пройтись по морозному ночному воздуху, но наткнулся на что-то в темноте и содрал кожу на голени. Тот внутренний настрой, который я старался сохранить, исчез, и, развернувшись, я прохромал назад в помещение.

– И направились прямо в кровать, – продолжил инспектор.

– Уязвленный до глубины души…

– А на что вы наткнулись? – спросила я в последовавшую за этим паузу.

– Какой-то идиот оставил там ве… – На мгновение Орум замолчал; вид у него был смущенный. – Во дворе лежал велосипед, – закончил он.

Инспектор закончил писать и осмотрелся кругом.

– Благодарю вас, сэр, за то, что уделили мне время. Кажется, теперь у меня есть все, что нужно. По-моему, мисс Коудл не собирается возвращаться. Вы не передадите ей, сэр, что я все-таки хотел бы с ней побеседовать?

– Конечно, инспектор. Готов служить вам.

– Благодарю. А сейчас позвольте откланяться. Как долго вы собираетесь прожить здесь?

– Комнату я снял до субботы, – Орум улыбнулся. – Говорят, что на празднование Ночи костров в этой деревне стоит посмотреть. Хотелось бы ощутить на себе восторг и трепет деревенского Самайна, прежде чем возвращаться в город.

– Отлично, сэр. Возможно, я еще загляну к вам, если мне понадобятся какие-то уточнения.

– Буду рад вас видеть.

Мы встали, собравшись уходить.

На улице инспектор повернулся к леди Хардкасл:

– «Самайн»?

– По всем кельтским вопросам я консультируюсь с моей маленькой валлийкой, – она кивнула в мою сторону.

– Самайн – это ирландский праздник, посвященный началу зимы, – пояснила я. – Обычно он выпадает на первый день ноября. Пару дней назад мы как раз обсуждали с леди Хардкасл Nos Galan Gaef.

– Мне кажется, вы надо мной издеваетесь, мисс Армстронг, – инспектор посмотрел на меня ничего не понимающим взглядом.

– Это его валлийское название. Древний праздник, во время которого отмечается уход света и наступление тьмы. В нынешнем современном мире это не что иное, как канун дня Всех Святых.

– Тогда почему он сказал, что это будет завтра?

– Да потому, мой дорогой инспектор, – вмешалась леди Хардкасл, – что он старый дурак с большими претензиями, который не знает, о чем говорит. Он просто играет роль.

– Да, манеры у него немного… наигранные, – согласился Сандерленд.

– Ну конечно. А иногда он выходит из этой роли. Когда мы говорили с ним вчера, он не был таким напыщенным. Так что все это игра. Притворство. Пантомима, маскарад, инспектор.

– Вся эта ерунда насчет того, что ему не хотелось бы говорить, после которой он вывалил все как хорошо заученный монолог, достойный мюзик-холла… С этим парнем явно что-то не так.

– Но, несмотря на всю его напыщенность, он очень хладнокровен, – заметила я. – Одно дело разбить нос своему приятелю, находясь в ажитации, и совсем другое – преследовать и издеваться над мистером Читэмом, как он делает это сейчас. В этом есть что-то зловещее.

В задумчивом молчании мы вернулись в дом, но перед этим инспектор тщательно осмотрел двор сбоку от паба.

* * *

Кинематографисты в доме все еще сидели запершись, Эдна оттирала пол, а мисс Джонс с большим сомнением готовилась заняться обедом на «зараженной кухне». Дэви и Дору отозваи в «Грейндж», где их помощь была необходима в связи с неожиданно возникшими сложностями, связанными с восстановлением сгоревшей кухни.

Я приготовила чай.

В гостиной леди Хардкасл, стоя возле «доски расследований», наносила на нее временну́ю шкалу.

– …вот здесь у нас колоссальные провалы… – она указала на промежуток между двумя и пятью часами утра среды. – И вот здесь… – Теперь она указала на сегодняшний промежуток между двумя и шестью часами утра.

– Вы правы, – согласился инспектор. – Но, если б мы точно знали, что произошло в это время, нам не пришлось бы использовать вашу «доску расследований». Мы уже арестовывали бы убийцу.

– Правда, правда… Знаете, я никак не могу избавиться от мысли, что это один из наших с фильмой.

– Почему?

– Юфимию убили в доме. В запертой на ключ кухне. Так что доступ в нее имели только люди, находившиеся вместе с ней внутри дома.

Сандерленд задумался.

– Но если б не отравленное яблоко, с ней ничего не случилось бы. Вы откуда берете яблоки?

– Ах да, – вспомнила я. – Надо было раньше об этом сказать. Обычно у нас в доме не бывает яблок. То есть раньше они были, но мисс Джонс надоело, что их никто не ест, и она перестала их заказывать.

– Тогда откуда у вас взялась целая ваза?

– Как я понимаю, Дора Кендрик – любительница яблок, и их отсутствие в доме ее сильно расстроило. Так что она принесла их из «Грейнджа».

– Понятно, – инспектор сделал пометку в своем блокноте. – Вы, скорее всего, не знаете, откуда они их берут?

– Сложно сказать, – ответила я. – У них на участке есть несколько яблонь, но они вполне могут покупать их у мистера Уикли в деревне.

– А что представляет из себя эта Дора Кендрик? – поинтересовался Сандерленд.

– Вы с ней уже общались в «Грейндже», когда во время помолвки Клариссы Фарли-Страуд там умер трубач.

– А, да, я ее помню… Нахальная девица. И способна разыгрывать напускные эмоции, когда думает, что это пойдет ей на пользу.

– В самую точку, – сказала я.

– У нее ведь были шуры-муры с одним из музыкантов?

– Поздравляю, инспектор. У вас блестящая память.

– Да, и мы не лыком шиты, – согласился он. – А как вы думаете, эта Кендрик способна на убийство?

– Я намекнула ей на это, когда узнала, что яблоки принесла именно она, – ответила я. – Но все это было в шутку.

– А у нее могло быть что-то против Юфимии Селвуд?

– Ну… – я опять замолчала, – может быть…

– Продолжайте…

– Музыкант, с которым у нее начались «шуры-муры» во время помолвки, был одним из наших вчерашних гостей. Его зовут Барти Данн. Во время вчерашнего обеда они проигнорировали друг друга, при этом Барти во всю флиртовал с Юфимией.

– Случается, что убивают и за меньшие грехи, – заметил инспектор.

– Это верно, – согласилась я. – А она всего лишь предоставила отравленный фрукт… – Тут неожиданно на меня снизошло просветление. – Но послушайте, это же мог сделать кто угодно – входная дверь была не заперта.

– А откуда ты знаешь? – спросила леди Хардкасл.

– Прежде чем я пришла разбудить вас, миледи, я закрыла ее на задвижку, чтобы Эдна и мисс Джонс не наткнулись на труп. А потом, когда я позже впустила Эдну, она сказала мне, что замок, по-видимому, сломан, так как она не могла открыть дверь. Я не стала проверять – решила, что, скорее всего, дверь просто забыли запереть на ночь. Но это значит, что она была открыта всю ночь. И кто угодно мог зайти в дом.

– Или выйти из него, – предположила миледи. – Дом достаточно велик, и в нем множество мест, где можно спрятаться. Так что кто-то мог затаиться в одном из них. Или его застали врасплох вернувшиеся кинематографисты, которые так долго околачивались на кухне… Убийца, возможно, как раз готовил яблоки, когда они вернулись, и спрятался… ну, я не знаю… например, в кладовку, где ждал, пока они не разойдутся по комнатам. А потом выскользнул через заднюю дверь. Но тогда моя гипотеза ни на что не годна.

– Нам не стоит зацикливаться на чем-то одном, – сказал Сандерленд. – На данном этапе сложно исключить любой из вариантов на все сто. Я, например, сейчас подозреваю Орума. Что-то мне в этом парне не нравится.

– Он, без сомнения, хам, – добавила миледи, – но если это преступление, то половина моих знакомых уже сидела бы в кутузке.

– Наверное, вы правы, миледи, – согласился Сандерленд. – Просто я…

Тут его прервал звонок телефона.

– Простите, – извинилась я. – Думаю, мне надо ответить.

Через мгновение я вернулась.

– Это вас, инспектор. Сержант Уильямс. Говорит, что это очень срочно.

– Он сегодня дежурит в Бристоле. Надежный парень. И если он говорит, что это срочно, стало быть, наверняка срочно. Прошу прощения, леди.

Сандерленд вышел в холл.

– Знаешь, чего мне сейчас хочется? – спросила хозяйка, пока мы ждали его возвращения.

– Неужели… неужели вы все еще хотите быть полярным медведем^[60]?

– Нет, – рассмеялась миледи.

– Тогда вам хочется, чтобы кто-нибудь придумал самозатягивающийся корсет. В один прекрасный день эти ленты вас достанут.

– Конечно, мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь решил, что эта чертова штука уже не в моде. Но я не об этом. Мне бы хотелось, чтобы люди изобрели «таблетку правды». Или какой-то прибор для чтения мыслей. У твоего Жюля Верна нет ничего подобного? Все эти допросы забирают столько сил… Кажется, всю свою жизнь я слушаю, как люди мне врут. А как мило было бы говорить с кем-то и наверняка знать, говорит он тебе правду или нет. И в чем заключается эта правда, если он тебе лжет.

– Это было бы просто восхитительно, – согласилась я. – Хотя в старые добрые времена мы умели достаточно эффективно добираться до истины…

– В конечном счете – да. Я всегда подозревала, что здесь играет роль комбинация факторов. Прежде всего – шок. Представь себе, что ты иностранный агент, которого неожиданно захватывает бог знает кто, основываясь на информации, которую он получил бог знает где! И вот ты сидишь в вонючем подвале и ждешь допроса. Ты внутренне собираешься, зная, что одержишь верх. Потому что тебя уже допрашивали самые проницательные из людей и избивали самые жестокие. И тут вдруг в подвал входит высокая и потрясающе красивая английская дама…

– Вы это о себе?

– Ну конечно, глупышка. Воплощение элегантности, очарования и утонченной вежливости… «Ха, – говоришь ты себе. – Дело не будет стоить и выеденного яйца. У этой дуры нет никаких шансов». А потом входит ее помощница – крохотная валлийка с широкой улыбкой. И ты говоришь себе: «Если это все, что они могут предложить, то я выберусь отсюда в два счета и все мои секреты останутся при мне». А потом вдруг – трах-бах-тибидох – мелькание кулаков и локтей, и ты уже сидишь, уткнувшись лицом в стол, а твоя рука находится в каком-нибудь диком китайском захвате. И тебе кажется, что ее вот-вот вырвут из сустава.

– И как раз в этот момент вы включаете все ваше очарование, – рассмеялась я, – влезаете к ним в душу, и они наперегонки спешат выдать вам все свои секреты.

– Совершенно точно. Мне кажется, что пытки слишком переоценены. Иногда бывает неплохо напугать человека возможностью физического воздействия, но в основном люди обожают говорить. Особенно о себе любимых и о том, какие они все из себя умные.

– Верно. Но, может быть, мистеру Оруму стоит немного пощекотать ребра… Знаете, просто чтобы он понял, что мы не шутим.

– Может быть, ты и права.

Наши мечты были прерваны возвращением инспектора Сандерленда.

– Мне очень жаль, – сообщил он, – но я должен вернуться в город.

– Боже, – сказала леди Хардкасл. – Но я надеюсь, что ничего ужасного не произошло…

– «Ужасного» – нет, но по одному из моих дел началось некое движение. Похоже на то, что если мы поторопимся, сможем захватить с поличным банду фальшивомонетчиков. Мы работаем по этому делу вот уже несколько месяцев, и теперь мне сообщили, что они монтируют свои прессы в здании заброшенного склада возле доков.

– Тогда мы больше не будем вас задерживать. Вам надо ехать. Хотя если вдруг вам в руки попадется парочка не вызывающих сомнения пятерок, то не забудьте, что сегодня у Армстронг день зарплаты…

– Вы платите ей десятку в неделю? – рассмеялся инспектор. – Я явно занимаюсь не тем делом.

– С поддельными деньгами можно позволить себе быть щедрой, – пояснила миледи.

– Миледи, вы уже знаете, что ваше тело никогда не будет найдено, – сказала я полным сарказма голосом.

Инспектор сделал последний глоток чая.

– Ну что ж, – сказал он, – мне пора. Уверен, что они и сами могут взять банду, но хочется быть в центре событий.

– Ну конечно, инспектор, – согласилась с ним леди Хардкасл. – Мы все понимаем. Чем мы можем помочь, пока вы отсутствуете?

– Просто продолжайте ваши изыскания, миледи. Я знаю, что могу на вас положиться.

– Благодарю вас, вы очень добры.

– Хотя, вот еще что…

– Говорите же, мой дорогой…

– Можно я возьму еще кусочек торта?

Глава 11

Инспектор Сандерленд уехал с лишней порцией торта – «это для моей жены, она обожает фруктовые торты» – и наилучшими пожеланиями с нашей стороны. Леди Хардкасл осталась размышлять в столовой. Я убрала поднос с чаем и пошла на кухню посмотреть, не нужна ли там моя помощь.

– Да в общем, нет, – ответила мне мисс Джонс, когда я предложила ее ей. – Вроде бы у меня все под контролем. Хотя не могу сказать, что я совершенно уверена в нашей с вами безопасности.

– Из-за убийств? – уточнила я.

– Ну конечно. У нас же два мертвеца. И следующим может стать кто угодно.

– Если он будет, этот «следующий», – заметила я. – Пока это два актера, которые умерли точно так же, как их герои в фильме.

– Я понимаю, о чем вы, но мне кажется, что теперь мы все в ней участвуем, нет? Вдруг убийца затаил злобу не только против «Ведьминой погибели», но и против всех, кто так или иначе имеет отношение к синематографу? Во вторник леди Хардкасл засняла, как я покупаю рыбу. А что, если завтра вы проснетесь и обнаружите мой выпотрошенный труп, набитый чабрецом и лаврушкой? А голова моя будет лежать в кошачьей миске?

– Мы узнаем, кто убийца, задолго до того, как кошка вашей матушки съест вашу голову на ужин, – ответила я.

– Вы уж постарайтесь, – попросила меня кухарка. – Я не верю во все эти суеверные глупости, но если по округе бродит псих, повернутый на синематографе, нам всем надо поостеречься.

– Мне это не приходило в голову, – призналась я. – Обязательно расскажу об этом леди Хардкасл. А вы, Эдна? Вас это беспокоит?

– Меня, дорогая? Вовсе нет. Я ведь не представляю никакого интереса для убийцы. Меня миледи сняла, когда я смахивала пыль с перил. Так что, думаю, со мной все будет в порядке, если только вы не найдете меня с метелкой для пыли в сердце.

– Ну вот и хорошо. Тогда мы вычеркиваем вас из списка возможных жертв. А что с вашей работой? Вы все успеваете без ваших помощников?

– Сейчас, когда гостей осталось только двое, все не так плохо, – ответила горничная. – Так что мы вполне обойдемся без этой парочки из «Грейнджа». Честно говоря, мне было бы гораздо легче, если б ни один из них не маячил у меня перед глазами. Дэви парнишка неплохой, но годится он только на то, чтобы доставать вещи с высоких полок. А эта Дора… Абсолютно бесполезная личность. И при этом такая грубиянка! Так что я вполне переживу, если никогда больше ее не увижу.

– Так, может быть, стоит сказать леди Хардкасл, чтобы та передала в «Грейндж», что мы больше не нуждаемся в помощниках?

– Это уж вам решать, мисс Армстронг. Но, как по мне, так они здесь никому не нужны.

– Я вас поняла. Посмотрим, что думает по этому поводу хозяйка. Наши гости уезжают… Честно говоря, теперь, когда я об этом думаю, не уверена, уедут ли они в субботу или в воскресенье, но в любом случае теперь это уже скоро.

– Да с ними все в порядке. А с уборкой их комнат я вполне могу справиться.

– Отлично. А как поживает ваш Дэн? Как его дела?

– Вот еще одна совершенно бесполезная личность. Так что, можно сказать, что я благодарна вам не только за те несколько монет, ради которых провожу здесь время.

– Сложно с ним?

– Он просто одна нескончаемая боль в заднице, вот. Только и знает, что стонать и жаловаться. Так что, когда ухожу из дома, я отдыхаю. А он мне жизнь совсем не облегчает. Подумать только, дожить до такого возраста и не знать, как приготовить ветчину или протереть полы! Я весь день горбачусь здесь – вы не подумайте, я вовсе не против, – а когда прихожу домой… Как вы думаете, что я там вижу?

– Что он постирал белье, убрался в доме и приготовил вам изысканный ужин?

– Если бы, – засмеялась Эдна. – Скорее я вижу, как он сидит на крыльце, пьет сидр со своими дружками и жалуется, что обед все еще не готов.

Теперь наступил мой черед смеяться.

– Если б я так не любила этого старого черта, я никогда такого не выдержала бы. И, кстати, он ведь так и не сказал, как умудрился сломать ногу. Я уже плюнула на это.

– Мне казалось, вы говорили, что это произошло на работе, – напомнила я. – Он ведь работает на ферме у Локков и Кэрэдайнов, нет?

– Теперь она называется просто у Локков, дорогая. Ной и Одри поженились.

– Ах, ну да. Я слышала об этом. Простите.

– Он работает там время от времени, а сейчас еще делает и кое-какую работу для Тоби Томпсона. Или делал…

– Поверьте, мне очень жаль. У мистера Томпсона ведь молочное стадо, правильно? Опасная штука эти коровы. – Я не собиралась распространяться на эту тему в присутствии Эдны и мисс Джонс, но я смертельно боюсь коров.

– Затопчут насмерть и даже не моргнут своими влажными глазами, – подтвердила Эдна. – Но сейчас их уже убрали в стойла на зиму. Так что ему больше не надо пасти их. Мне кажется, что ногу он сломал, занимаясь какой-то ерундой, а теперь стесняется признаться, что это было. Но, попомните мое слово, я из него это вытрясу.

– А вы, юная мисс Джонс? – сказала я, поворачиваясь к поварихе. – Вы со всем справляетесь?

– Без проблем, мисс Армстронг, – ответила девушка. – Готовить на гостей было легко. У них очень простые вкусы. Я могла бы, честно говоря, приготовить что-нибудь помудренее, но, мне кажется, им это будет все равно.

– Я тоже так думаю. А как ваша матушка? Она без вас справляется?

– Знаю, что не должна этого говорить, а то вы решите, что я эгоистка, но я, можно сказать, почти расстроена тем, как здорово она без меня обходится. Где-то в глубине души я надеялась, что без меня она будет вся на нервах – ведь ей некому будет стакан воды подать, но сейчас все идет к тому, что я ей вовсе не нужна.

– Я уверена, что нужны, – подбодрила я кухарку. – И сейчас она просто старается помочь вам с вашей работой. А потом все опять вернется на свои места.

– Может быть, вы и правы, – согласилась девушка. – Хотя если вы решите оставить меня здесь и после того, как уедут гости, я, скорее всего, не откажусь.

– Понятно. Что ж, и об этом я тоже расскажу леди Хардкасл.

– А вы сами, милочка? – поинтересовалась Эдна. – Как вы с хозяйкой справляетесь? Удалось ли раскрыть все эти ужасы?

– К сожалению, нет, – ответила я. – Как всегда, у нас масса подозреваемых, но никаких доказательств. Мы надеялись на то, что нам помогут результаты вскрытия, но его постоянно откладывают.

– Неужели что-то можно определить по мертвому телу? – удивилась Эдна.

– Обычно так определяют причину смерти, – объяснила я. – Иногда становится яснее, когда именно умер человек и что происходило с ним перед смертью и сразу после.

– После? – переспросила горничная. – А кому это интересно?

– Например, можно узнать, двигали ли тело после смерти. Кровоподтеки получаются совсем другими.

– Ничего себе… Подумать только! А ты знала об этом, мисс Джонс? Просто фантастика.

Казалось, мисс Джонс слегка занервничала.

– Все возможно, – сказала она с тревогой. – Но ведь все знают, что действительно произошло. Мистера Ньюхауса ударили ножом прямо в сердце, а мисс Селвуд отравили яблоком… И вовсе ни к чему кромсать их тела, чтобы это выяснить.

Я решила не вдаваться в объяснения относительно того, что вскрытие позволит выяснить, когда именно ударили ножом мистера Ньюхауса и было ли это причиной его смерти или его убило что-то другое. Рану на груди вполне могли нанести после смерти, чтобы сбить нас с толку.

То же относится и к Юфимии. Что это был за яд? Действительно ли он был в яблоке? Подкладывать отравленное яблоко к другим, где его мог съесть кто угодно, – далеко не лучший способ убийства. Если только смерть именно от яблока не входила в планы убийцы мистера Ньюхауса – а в этом случае обе смерти в точности соответствовали смерти их героев в фильме, – то она вполне могла быть трагическим совпадением. Но даже если все было продумано заранее, без вскрытия мы не могли узнать, где и как актриса была отравлена. Яблоко ведь могло появиться и позже, а вся мизансцена – как и в случае с мистером Ньюхаусом – могла быть придумана для достижения максимального эффекта. Мы знаем, что задняя дверь была открыта всю ночь, так что эта смертельная сцена могла быть поставлена кем угодно.

– А кто-нибудь из вас покупал яблоки? – спросила я.

– Нет, – ответила мисс Джонс. – Мы же с вами решили, что в этом нет смысла, потому что их никто не ест.

– Я помню.

– Я тоже не покупала, – сказала Эдна. – Я не могу их есть из-за мякоти и кислого вкуса. Что-то с ними не так.

– М-м-м-м, – промычала я. – Прошу прощения, дамы, но мне надо поговорить с леди Хардкасл.

– Но все в порядке? – уточнила Эдна.

– Все отлично, спасибо. Я не забуду обсудить с ней то, о чем мы с вами сегодня говорили.

Я оставила их заниматься своей работой и вернулась в столовую, плотно прикрыв за собой дверь.

– Что случилось, дорогая? – спросила миледи, когда я уселась напротив нее.

– Случилось? – переспросила я.

– Ты закрыла дверь. А это признак того, что что-то случилось.

– Или того, что у нас в доме сквозняки.

– Да, в комнате немного прохладно, но я не думаю, что это из-за сквозняка. Что-то мучает мою маленькую женщину с могучим умом… Расскажи же все Эмили. Облегчи сердце.

– Сердце или мозг? – уточнила я.

– Судя по всему, это столь важно, что занимает и то и другое.

– В общем-то, ничего особенного, – начала я. – Я просто подумала о яблоке, вот и все.

– И что ты о нем подумала?

– Знаете, мы не можем исключать вероятность того, что Юфимию убило именно яблоко…

– И вновь гении мыслят одинаково… Как раз перед твоим приходом мне в голову пришла эта же мысль.

– А есть ли среди наиболее распространенных ядов те, что действуют мгновенно?

– Боюсь, что нет. В больших дозах достаточно быстро действует цианид – минута или около того. Хотя в большинстве случаев ему надо минут двадцать, чтобы подействовать. И если б доза была действительно большая, то мы почувствовали бы запах миндаля.

– А другие?

– Мы с тобой уже выяснили, что всем им надо какое-то время.

– Значит, если ее отравили, то это вполне могло случиться в пабе? – предположила я.

– Вполне.

– Я поговорю с Дейзи. Может быть, она что-то видела?

– Неплохая мысль, – согласилась миледи. – Она девушка легкомысленная, но наблюдательная.

– Это точно.

– Ну, а если спуститься с неба на землю – как там дела у наших невольников?

– И у мисс Джонс, и у Эдны все в порядке, и прекратите называть их невольниками.

– Конечно, милая. Как скажешь. Я разрешаю тебе сходить в паб и поговорить с подружкой.

Я повернулась, чтобы уйти, но на мгновение заколебалась. Леди Хардкасл заметила это.

– Что-то не так, дорогая? – спросила она.

– Не то чтобы «не так», – сказала я, – но неужели вас совсем не беспокоит эта история с Гюнтером Эрлихманом?

– Не стану врать, что я об этом совсем не думала, но все это совершенно невероятно. И абсолютно невозможно. Гюнтер Эрлихман получил пулю в голову в присутствии очень надежного свидетеля – тебя самой. Он мертв. И то, что сейчас происходит в Лондоне, происходит без его участия. Когда все здесь закончится, я свяжусь с Гарри и поинтересуюсь, что, черт возьми, это за шутки такие – посылать к нам друзей с рассказами о призраках.

– А не стоит ли нам…

– «Не стоит ли» что, дорогая? Забаррикадировать двери от воображаемого тевтонского фантома?

Улыбнувшись, я вышла из комнаты. Сегодня хозяйка была явно не в том настроении, чтобы с ней можно было спорить.

* * *

С Дейзи мне хотелось поговорить с самой среды – с того дня, когда было обнаружено тело мистера Ньюхауса. Если кто-то и знает, что происходило в баре в интересующие нас вечера, – то это наша «самая шумная барменша в мире». В особенности если эта барменша к тому же повернута на кинематографе. К моему большому разочарованию, у меня до сих пор не было возможности перекинуться с ней даже парой слов.

Было уже пять часов вечера и довольно темно, когда я обошла луг по пути к пабу. На улице было свежо, и струя теплого воздуха, которую я почувствовала, открыв дверь в общий бар, меня обрадовала.

Это был хитрый ход с моей стороны. На первый взгляд, если мне надо было поговорить с Дейзи с глазу на глаз, то удобнее всего это было сделать в огороженной части заведения, но там я могла наткнуться на Орума или Коудл. А здесь, в общем баре, огонь в камине горел ярче, разговоры звучали громче и пронзительнее, а работы у барменши было не в пример больше. Она как раз разговаривала с молодым батраком, который, кажется, проводил в баре больше времени, чем в поле.

Я прошла к бару и облокотилась на стойку, чтобы привлечь ее внимание. Она меня не заметила. Громко и наигранно прочистив горло, я произнесла:

– Мисс Спратт, можно вас на минуточку?

Она оторвалась от убалтывавшего ее молодого человека. Лицо ее осветилось, а легкие наполнились воздухом – она уже приготовилась дать достойный отпор человеку, посмевшему прервать ее флирт, но тут узнала меня.

– А, – воскликнула Дейзи, и на ее лице появилась улыбка, – это ты! Рада тебя видеть. Как у тебя дела? Наверное, все еще в шоке после того, как нашла Юфимию в таком виде…

– Я тоже рада тебя видеть, – ответила я. – Спасибо, со мной все в порядке. Видно, мир никогда не изменится. По крайней мере, для меня.

– Да, проблемы, кажется, следуют за тобой по пятам… Что ты будешь?

– Бренди, пожалуйста. И себе тоже налей.

– Если ты не против, я выпью немного сидра. Что еще?

– Может быть, уделишь мне несколько минут?

Дейзи оглянулась на молодого симпатичного работника.

– Ладно, слушаю тебя, – сказала она после секундного размышления. – Он никуда не денется.

– Конечно, не денется, – согласилась я. – Ты – барменша, а твой папаша – местный мясник. Что еще может желать молодой человек?

– А еще я мила, очаровательна и все такое, – добавила девушка, принимая кокетливую позу.

– Этого в тебе через край. Но я пришла не за этим.

– И не только ты, – печально заметила девушка.

– Да ладно тебе… Мне нужно от тебя кое-что другое.

– А именно?

– Ты же у нас очень… наблюдательна.

– Ма говорит, что я люблю везде совать свой нос…

– Если б я не хотела тебя немного умаслить, то сказала бы то же самое. Но мне нужна твоя помощь, поэтому сегодня ты у нас будешь «наблюдательной». Которая много видит и еще больше знает.

– Ну, ежели при этом я смогу оставаться все такой же милой и очаровательной, то готова совать свой нос куда только пожелаешь.

– Ты просто святая. И при этом вовсе не старая и высохшая. Итак? Что ты видела?

– Все, – ответила Дейзи. – Здесь не происходит ничего, чего бы я не заметила. А тебя что интересует?

– Ты же работала после обоих просмотров фильмы, верно?

– Работала. Старина Джо отпускал меня на пару часов в каждый из вечеров – все равно большинство жителей было на просмотре. Но с условием, чтобы я возвращалась, как только шоу закончится, – помогать ему с толпой посетителей. Он вовсе не такой уж плохой, этот старик Джо.

– Это точно, – согласилась я. – Понимаешь, мы пытаемся подробно восстановить, что происходило здесь в эти вечера. Ведь все, кто из себя хоть что-то представляет, после показов заваливались сюда. Вот я и подумала: «Кто мог видеть, как приходят и уходят эти люди? Конечно, моя подружка Дейзи». И вот я здесь.

– Тебя интересует кто-то конкретно? – Дейзи с заговорщицким видом наклонилась ко мне.

– Аарон Орум.

– Я так и знала! – воскликнула она, выпрямляясь. – Я ему никогда не доверяла. Так ты считаешь, что это он?

– Мы считаем, что не знаем, чем он занимался в то время, – ответила я. – Например, он сказал нам, что во вторник, дождавшись пока Читэм и другие уйдут, он подошел к Бэзилу Ньюхаусу и поболтал с ним.

– Верно. Я видела, как Орум перешел сюда из огороженной части сразу же после их ухода. Здесь было не продохнуть, так что мы открыли двери между залами. Он, должно быть, увидел, как они уходят. Как будто ждал подходящего момента…

– А ты не слышала, что он сказал?

– Отсюда ничего не было слышно. Я же говорю, что здесь царил настоящий бедлам. Хотя Ма, должно быть, знает. Она ведь сохла по мистеру Ньюхаусу и все время терлась рядом с ним. Наш Па здорово поиздевался над ней.

– А она сейчас в магазине?

– Может быть. Он скоро закроется, но она обычно остается и подводит итоги дня, так что какое-то время она там еще будет. Просто постучи посильнее, и они тебя впустят.

– Спасибо. А еще он сказал, что на следующий вечер рано пошел спать…

– Правильно. Слинял по-тихому сразу же после ухода Читэма.

– Он сказал, что собрался было пройтись, но вернулся, потому что во дворе наткнулся на велосипед.

– А вот здесь он врет, – уверенно сказала Дейзи. – На нашем дворе никогда не было велосипедов. Знаю, что они – штука популярная, но в округе нет никого, кто владел бы ими. Может быть, только миссис Блэнд… Да, сейчас я вспоминаю, что однажды видела, как она ездит по деревне на велосипеде. Но она никогда не приезжала на нем сюда. С какой стати? Они же живут прямо за углом. Да и вообще, она здесь не появляется. Разве викариям позволяется пить спиртное? Я вообще удивилась, когда узнала, что они могут жениться, но Ма сказала, что это касается только католиков…

– Она права, – подтвердила я. – И в меру пить им тоже никто не запрещает.

– А вот эти клоуны перед деревенской ратушей говорят совершенно другое, – заметила Дейзи. – Послушать их, так мы все должны каяться в просмотре живых картинок и не усугублять свои грехи, выпивая по вечерам спиртные напитки и веселясь все ночи напролет.

– То есть они к вам не ходят? – уточнила я.

– Ты шутишь, – рассмеялась барменша.

– Наверное, да. Я просто вспомнила, что во вторник, когда мы вышли из зала ратуши, их уже не было. Не знаешь, куда они могли деться?

– Они все живут в доме старого Седдона по дороге в Чиппинг. Какой-то богатей купил его, когда Седдоны переехали. У него дела с этой бандой. Все они собираются там на ночь, прежде чем станет слишком холодно.

– А у кого-нибудь из них есть велосипед?

– Ни разу не видела. Они разъезжают на своем шарабане, усевшись в нем стройными рядами, или маршируют по дороге. Так что им велосипеды ни к чему.

– Интересно, на что же тогда наткнулся мистер Орум?

– Он это все выдумал. Если б он хотел пройтись, то должен был сразу же вернуться, и его кто-нибудь заметил бы. Чесслово, он отправился к вам домой, чтобы отравить мисс Селвуд.

– Потише, – сказала я со смехом. – Мы не можем делать скоропалительные выводы. Хотя кажется странным что он об этом врет… Заставляет задуматься, что у него действительно было на уме.

– Убийство мисс Селвуд, – повторила моя подруга. – Как я уже сказала.

– Ладно, положим, ты права. Но почему?

– А почему убийцы вообще убивают? Все они психи. Ни один нормальный человек никого не убьет.

– Ты удивишься, сколько нормальных людей это делают, – заметила я. – А еще что-нибудь заметила? Что-нибудь подозрительное?

– Заметила, что моя лучшая подружка и ее хозяйка так ко мне и не заглянули.

– Ну, в этом нет ничего подозрительного. Мы не так уж часто к тебе заглядываем.

– Знаю, – печально согласилась Дейзи. – Знаешь что? Ты же сама заговорила о толпе перед деревенской ратушей с этими их плакатами и…

– Это ты о них заговорила.

– Правда?.. Ладно. Так вот, теперь, когда я об этом думаю, мне кажется, что я видела, как один из них во вторник вечером заглядывал в окно. Их главный.

– Хьюз? – подсказала я.

– Его так зовут? В общем, он и его жена у них вроде как за главных.

– Значит, Хьюз. И когда это было?

– Кажется, где-то после полуночи.

– Из зала мы вышли около десяти, – задумчиво сказала я. – Их к тому времени уже не было. Если все они на шарабане отправились в дом старого Седдона, то почему Хьюз остался в деревне? Он был один?

– Он был с Орумом, – заявила Дейзи. – Они сговорились. Это же решает все их проблемы. Орум избавляется от своего соперника, а Хьюз – от «разносчиков нечисти», или как он их там называет.

– Может быть, – медленно произнесла я. – Правда, Читэм жив и здоров и наслаждается лучшими произведениями кулинарного искусства мисс Джонс. Да и нечисть продолжает разноситься. Особенно после того, как все это случилось в нашей деревне.

– Ну, тогда я не знаю… – сдалась Дейзи.

Нетерпеливый стук пустой кружкой по стойке бара неожиданно вернул ее к жизни, и она вспомнила о своих обязанностях.

– Мне надо работать. Прости, милая. – Дейзи повернулась было ко мне спиной, но вдруг остановилась. – Нам же никто не угрожает, правда?

– Угрожает? – не поняла я.

– Я об убийце. Два трупа, и никто не знает, кто виноват… Следующим может быть любой из нас.

– То же самое говорила сегодня мисс Джонс, и практически этими же словами. Все это как-то связано с живыми картинами. Но тебе, как мне кажется, ничего не угрожает.

– Только мы теперь все связаны с живыми картинами, – задумчиво поджала губы Дейзи, – после того как твоя хозяйка вышла на улицу со своей камерой.

– Мисс Джонс и это тоже упомянула. Но мне и вправду кажется, что нам ничего не грозит.

– Может быть, ты и права… Этот твой восточный мордобой против кого угодно защитит. А что делать всем нам?

– Например, тебе – обслужить клиента. А я иду к твоей матери.

И я оставила ее разбираться с симпатичным работником и его пустой кружкой.

* * *

Как меня и предупреждала Дейзи, к тому времени, когда я дошла до мясной лавки, та была уже закрыта. Однако сквозь ставни проникал свет, поэтому я последовала ее совету и резко постучала в дверь. Через несколько мгновений ставня открылась и на меня уставилась злая физиономия. То ли это было наследственное, то ли Юнис Спратт сама научила свою дочь этому «лучше бы тебе иметь достойную причину помешать мне» взгляду, но на меня сквозь окно лавки смотрела практически та же физиономия, что и в баре несколькими минутами раньше. Однако как только она узнала меня, на ее лице появилась приветливая улыбка.

Отодвинув засовы, женщина открыла дверь.

– Добрый вечер, милочка, – тепло поприветствовала она меня. – Мы уже закрылись, но я уверена, что, коли вы зашли, у нас найдется для вас что-нибудь интересное.

– Не беспокойтесь, миссис Спратт, – успокоила я ее. – Я вовсе не за мясом.

– А, ну тогда другое дело… Дейзи в пабе.

– И она мне тоже не нужна. Я говорила с ней несколько минут назад. Можно войти?

Женщина распахнула дверь и отошла в сторону.

– Заходите, дорогая. Мы с Фредом как раз подбиваем итоги. Хочу пораньше закончить, чтобы опять сходить на фильму. Такого веселья у нас в деревне не было уже бог знает сколько времени. Даже несмотря на все эти трагедии и все такое. То есть я хочу сказать, что не хочу выглядеть бессердечной и все такое, но я обожаю синематограф. Как они там говорят? Представление должно продолжаться? А с убийствами оно стало еще популярнее. Толпы людей стали приходить после того, как они начались. Я все думаю, может, нам открыть подписку или что-то в этом роде? Знаете, собрать денежки для семей и все такое… Вы как к этому относитесь? Неплохая идея? Мы обычно здесь делаем такие вещи, правда, Фред? – Она на мгновение замолкла, как будто набирала воздуха в легкие для очередной тирады, но, как мне показалось, вдруг задумалась о том, что сказала, что было для нее большой редкостью.

– Ну да что это я – все говорю и говорю… Так что мы можем для вас сделать? Мясо, не так ли?

– Нет-нет, – сказала я, – благодарю. Думаю, что у нас его пока достаточно. Я бы хотела задать вам пару вопросов.

– Без проблем. Правда, Фред?

Тот оторвался от тяжелой деревянной колоды, которую отскребал за прилавком.

– А? – переспросил он.

– Я сказала, что мисс Армстронг может спокойно задавать свои вопросы.

– Конечно, – согласился Фред. – Что мы можем вам предложить? У нас сегодня прекрасные колбасы собственного приготовления.

– Ей мясо не нужно, – нетерпеливо пояснила миссис Спратт и повернулась ко мне. – Мне кажется, что он начал глохнуть и все такое… – Повысив голос, она сказала: – Она хочет поговорить со мной.

Я готова была поклясться, что вся ее семейка была обеспокоена тем, что именно она сама теряет слух. Хотя, может быть, я что-то перепутала.

– Тогда не буду тебе мешать, ягодка моя, – с этими словами мясник вернулся к своей работе.

– Так о чем вы хотели узнать? – спросила мисс Спратт, возвращаясь к своим книгам. – Ничего, если я продолжу…

– Ради бога, – ответила я. – Я только что говорила с Дейзи в «Псе и утке»…

– Эта девчонка кого угодно уболтает. Может тарахтеть все дни напролет…

Для меня не было секретом, от кого девушка унаследовала эту свою способность.

– Да, – согласилась я, – она любит поговорить. Мы пытаемся помочь инспектору Сандерленду с расследованием этих убийств…

– Просто ужас, – прервала меня миссис Спратт. – Хотя не думайте, что я так уж сильно удивлена. То есть я хочу сказать, что, как и любая женщина, люблю всякие страшилки, но когда вы вот так обращаетесь со сверхъестественными силами, то ничего хорошего из этого не получится. Согласны?

Я нахмурилась.

– Его точно убили с помощью колдовства, – сказала она, как будто это все объясняло. – И бедняжку Юфимию Селвуд тоже. Они вызвали силы Тьмы. И все это накануне Дня Всех Святых. Вы же знаете, что сейчас они в самой силе.

– Думаю, что нам надо шире смотреть на возможные причины их смерти, – согласилась я. – Хотя бы до момента окончания расследования.

– Смотрите как хотите, милочка, а я говорю вам – все это колдовство. Попомните мои слова.

– Считайте, что запомнила, миссис С., – я подмигнула ей.

– И не забудьте повторить это инспектору Как-его-там. Он вполне может идти по ложному следу.

– Вполне возможно, – я не стала с ней спорить.

Мистер Спратт оторвался от своей колоды и закатил глаза – разговоры о его глухоте были явно преувеличены. Мне также показалось, что сверхъестественные силы были постоянной темой разговоров в семействе Спраттов, и это его здорово напрягало.

Я решила поговорить о чем-то менее мистическом.

– Дейзи сказала мне, что вы общались с Бэзилом Ньюхаусом во вторник вечером после шоу.

Мистер Спратт фыркнул.

– Общалась, – подтвердила миссис Спратт. – А вы можете заткнуться, Фредерик Спратт. Он меня этим уже достал. Я же только поболтала. Он был классным парнем, этот Бэзил, упокой Господи его душу. Просто очаровашка…

– «Бэзил»? Как вам это нравится? – насмешливо переспросил мистер Спратт.

– Я бы посоветовала тебе говорить о нем попочтительнее, – огрызнулась миссис Спратт.

– И вы говорили с ним, когда подошел Аарон Орум? – спросила я.

– Ага, говорила. Этот Орум – он настоящий злыдень.

– Орум? – переспросила я. – Это еще почему?

– Бэзил как раз все рассказал о том, как Орум рассорился с милейшим мистером Читэмом, и тут появляется он сам, весь из себя такой бесстыжий, и начинает болтать с Бэзилом, как будто они все еще лучшие друзья…

– То есть разговор был достаточно сердечным?

– Сердечнее не бывает, – ответила миссис Спратт. – Они поговорили о каких-то общих друзьях, о фильме… Орум так и сыпал комплиментами и все такое. А потом стал расспрашивать Бэзила, где они остановились, как далеко от паба и удобно ли им там… Еще он спросил, когда Бэзил собирается возвращаться домой и не могли бы они… – Она замолчала.

– В чем дело, миссис Спратт? – спросила я.

– Это точно он, правда. Он же прочитал все книги по колдовству, когда работал с мистером Читэмом. И знает все эти заклинания лучше всех. Вот он и выяснял, когда Бэзил окажется в одиночестве, чтобы заманить его к старой рябине и там убить! Эти рябины – все они связаны с могущественной магией и все такое… Да еще на церковном дворе!.. Это же усиливает колдовство во сто крат.

Я была рада, что дала ей выговориться по поводу ее размышлений о сверхъестественном, но в ее устах действия Орума выглядели очень подозрительными. Если миссис Спратт не ошибалась, то он очень хотел выяснить, куда собирается идти Бэзил Ньюхаус. В лучшем случае это было не очень прилично, даже для старого друга. А в худшем – выглядело просто зловеще.

– Я уверена, что мы во всем разберемся, – заверила ее я. – И также уверена, что вам больше не стоит беспокоиться о колдовстве. А что вы еще помните?

– Ничего, милая, – ответила женщина. – Это все. Вскоре после этого мы с Фредом ушли и больше никогда не видели бедняжку Бэзила.

– Отлично, – весело сказала я. – А теперь – не буду вам больше мешать. Всего хорошего.

– Обращайтесь, – сказала миссис Спратт. – Всегда рада помочь леди Хардкасл.

Я вышла из лавки и по тропинке вернулась в дом. По дороге я все удивлялась, как человек, настолько уверенный, что живые картины вызвали к жизни страшное Зло, мог думать о том, чтобы посетить новый просмотр? Хотя все мои размышления были бессмысленны. Если б людей было так легко понять, то мы с леди Хардкасл остались бы без работы.

* * *

Когда я вернулась, леди Хардкасл все еще сидела в столовой, уставившись на «доску расследований».

– Быстро ты, – сказала она, когда я вошла.

– Меня не было целый час, – ответила я, слегка озадаченная.

– Да неужели? Никогда бы не подумала. Как летит время, когда ты…

– Совершенно сбита с толку? – предположила я.

– Как средиземноморский флот Его Величества на маневрах.

– В полной растерянности?

– Да, как ты проницательно подметила, я в полной растерянности. Два трупа за два дня и ни малейшего представления о том, что же все-таки происходит.

– Если отбросить колдовство…

– Ну конечно.

– А Юнис Спратт уверена, что это именно колдовство.

– Я никогда не уставала восхищаться нашей милой Юнис Спратт. Фред, вполне возможно, хорошо овладел искусством резать трупы животных, но все знают, что их лавка пошла бы ко дну десятилетия назад, если б не руководящая роль Юнис. Но если я преклоняюсь перед ней как перед деловой женщиной, то во всем, что касается… Как мне сказать это, чтобы не выглядеть абсолютным снобом?

Я пожала плечами.

– Короче, когда дело касается науки, то ум ее подводит, – продолжила миледи. – Если какой-то нечистый на руку торговец попытается впихнуть ее мужу не соответствующую стандарту говядину, она вмиг это раскусит и пошлет его куда подальше. Но стоит упомянуть о призраках, упырях и прочей нечисти, как Юнис превращается в худший вариант легковерной дуры. Вспомни, как она поверила в те глупости, которые весной пытался продать нам медиум.

– Легковерная – согласна. Но когда речь идет о земных вещах, на нее можно положиться. Она говорит, что Бэзил с Орумом общались как старые друзья, и Орума особенно интересовали планы Ньюхауса – где он остановился, когда собирается прийти сюда и все такое.

– И что же, она считает, что все это делалось для того, чтобы понять, где лучше всего напасть на него с помощью колдовства?

– Ну, по крайней мере, все это выглядит немного подозрительно.

– И в то же время это абсолютно нормальное любопытство старого друга. Мне кажется, что не стоит делать из этого никаких выводов.

– В общем-то, я с вами согласна. Но после всего этого мне захотелось сходить сегодня на просмотр, проследить за Орумом и попытаться выяснить, что он замышляет.

– Какая прелесть, – сказала на это хозяйка. – Мы что же, будем охотиться за ним, как в старые добрые времена? Знаешь, я ведь еще не забыла наши старые трюки. И не отказалась бы от «плаща и кинжала».

– Ну, – медленно произнесла я, – если вам будет угодно… Но я думала о том, что мы просто пойдем на шоу, посмотрим программу, а потом вместе со всеми перейдем в паб. Не думаю, что для этого нам потребуются какие-то сверхсложные шпионские методы.

– Наверное, ты, как всегда, права, – согласилась миледи. – Но это значит, что обед должен быть пораньше.

– Или попозже.

– Еще лучше. Честно говоря, я все еще никак не могу переварить ланч. Прошу тебя, предупреди мисс Джонс о наших планах. А я поговорю с нашими гостями.

– С теми, кто еще остался в живых.

– Я все помню. И чувствую себя немного ответственной за происшедшее. Они ведь, как ни крути, остановились под нашей крышей. Мы предложили им наше гостеприимство, а двое из них сыграли в ящик…

– Мы предложили им еду и крышу над головой на несколько дней и вовсе не брали на себя роль телохранителей, защищающих их двадцать четыре часа в сутки от всяких разбойников и бандитов.

– Или ведьм, – добавила хозяйка.

– Особенно ведьм, – согласилась я. – Я просто не знаю, как это делать.

– А мне кажется, ты сама – очаровательная маленькая ведьма.

Я нахмурилась.

– Ты хитра. Коварна. Ловка…

– Больше похоже на лису, чем на ведьму, – заметила я.

– Точно. С большим пушистым хвостом. Думаю, что тебе надо забыть о своих амбициях ведьмы и начать карьеру лисы. Или барсука. Обожаю барсуков.

– Пойду займусь ужином, ладно?

– Конечно, милая. Я буду наверху. Кажется, мне надо переодеться.

– Если б я была ведьмой, – заметила я, выходя из комнаты, – то смогла бы превратить вас в здравомыслящую женщину.

– Ну, и в чем здесь юмор? – поинтересовалась миледи. – Я бы мгновенно тебе надоела.

И я подумала, что, возможно, она права.

Глава 12

Мисс Джонс согласилась накрыть легкий ужин к моменту нашего возвращения, и я отправилась помочь леди Хардкасл с приготовлениями к вечернему выходу на просмотр фильмы.

– А, вот и ты, – сказала хозяйка, когда я вошла в комнату. – Как раз вовремя. Как думаешь, моя маленькая ведьма, сможешь ты наколдовать что-нибудь с моими волосами? Они жутко выглядят.

– Да, немного смахивает на… гнездо, – согласилась я. – Хотя, боюсь, это естественное состояние ваших волос. А мы с вами просто ведем бесконечную борьбу, чтобы поддерживать их в презентабельном состоянии. – Я взяла расческу и занялась «колдовством». – А вы никогда не думали о том, – сказала я, пытаясь расчесать особенно упрямый колтун, – чтобы просто смириться с этим хаосом? Вы вполне можете культивировать ваш образ «чокнутой старухи», позволив вашей гриве расти как ей вздумается. Это сберегло бы нам массу времени.

– Днем это вообще не проблема – всегда можно надеть шляпу, – ответила миледи. – Вообще-то я подумывала срезать их под корень и купить несколько париков для вечерних выходов. Но за париками тоже надо ухаживать… Нет, я все-таки буду надеяться на мою верную горничную.

– Отлично, миледи, – я продолжила расчесывать волосы.

– Мисс Джонс согласилась с нашими планами на обед?

– Да. А что с нашими гостями?

– Я постучала в дверь малой гостиной, но мне никто не ответил. А когда я открыла дверь, то увидела, что комната пуста, а наши гости упорхнули. Наверное, они ушли, пока я предавалась размышлениям.

– Вы в них совсем увязли.

– Такие серьезные размышления требуют очень много физических сил. Так что на слежку за гостями ничего не остается. Но это неважно. Предположим, таким образом они дали нам знать, что не заинтересованы в раннем обеде. Мы обрадуем их известием о позднем ужине, приготовленном мисс Джонс, когда увидим их в зале деревенской ратуши.

К тому времени моя работа была почти закончена.

– Ну вот, – сказала я, закалывая последний выбившийся локон. – Лучше без привлечения тяжелой строительной техники не получится.

Несколько мгновений хозяйка изучала себя в зеркале.

– Спасибо, дорогая, это просто великолепно. Думаю, мне стоит надеть зеленое платье с расшитой юбкой.

– А может быть, синее с китайским воротником?

– Как ты сама считаешь, дорогая…

– Тогда синее.

Спустя пятнадцать минут мы обе были одеты и готовы к выходу. Эдна и мисс Джонс уже отправились в зал, так что я заперла двери, и мы отправились по тропинке в сторону деревенского луга.

Вечер опять выдался безоблачным и морозным. На небе светила громадная луна, в бледно-голубых лучах которой купалась лежащая перед нами деревня. Из окон паба на восточную часть луга падал грязноватый желтый свет. С севера луг освещал свет, лившийся из распахнутых дверей деревенской ратуши.

– Ты уже выходила сегодня, милая, – сказала леди Хардкасл. – Луг все еще слишком грязный, чтобы ходить по нему?

– Думаю, да. Идти по нему будет сложновато.

– Тогда не будем портить обувь, – сказала миледи и пошла по дороге.

Приблизившись к «Псу и утке», мы услышали внутри какой-то шум. Громкие голоса и, по крайней мере, один крик сопровождались звуками поспешно сдвигаемой мебели и звоном разбиваемых стаканов. Мы остановились на тротуаре – дверь перед нами распахнулась, и из нее вывалился Аарон Орум.

– Помогите! – крикнул он. – Демоны! Демоны из ада! – Он бросился в сторону церкви со скоростью, которая говорила о том, что он действительно убежден, что за ним гонятся демоны. Вслед за ним с выпивкой в руках на тротуар вывалилась толпа озадаченных посетителей бара. Преследовать его они не стали.

– Эй, – крикнула леди Хардкасл. – Мистер Арнольд?

Старина Джо Арнольд, беззубый владелец заведения, вышел на улицу вместе со своими растерянными клиентами.

– Добрый день, миледи, – поздоровался он.

– Что, черт побери, здесь происходит? – поинтересовалась миледи.

– Да кто ж его знает… Он сидел и спокойно ел пирог, а потом вдруг бросился через общий бар с криком, что за ним гонятся демоны.

Дина Коудл, одетая слишком роскошно для пирога и пинты пива в деревенском пабе, пробилась сквозь толпу. Бриллианты на ее шее поблескивали при свете фонаря.

– С дороги, вы, ничтожества, – сказала она. – Почему никто из вас не попытался помочь ему? Куда он делся?

Орум уже успел добежать до церкви и теперь барабанил кулаками в громадные дубовые двери.

– Надо идти за ним, – сказала леди Хардкасл. – Скорее, Армстронг, пока он не причинил себе вреда. И вы тоже, мисс Коудл. Может быть, вы сможете чем-то помочь.

С этими словами она приподняла свою юбку и бодрой рысью двинулась через луг к церкви на его противоположной стороне. Со вздохом я тронулась за ней. Мисс Коудл следовала за мной практически по пятам.

Удары по дверям ничего не дали, и тут Оруму пришла в голову запоздалая мысль подергать их за ручки. Одна из них поддалась, и он быстро исчез внутри.

Весь этот шум привлек внимание Хьюзов и их стада демонстрантов, на чьи протесты сегодня никто не обращал внимания. Несколько ранних любителей кинематографа шли от зала к церкви.

Искусно используя свой громкий командный голос и простонародные методы, которым она в этом году научилась у регбийной команды Литтлтон-Коттерелла, леди Хардкасл умудрилась пробиться сквозь все увеличивающуюся толпу, пройти сквозь ворота, ведущие к кладбищу, и подняться к двери еще до того, как кому-то из присутствующих пришло в голову возражать. Подергала за ручку двери.

– Заперто, – выдохнула она. – Он запер за собой дверь.

– Я бы тоже заперла, если б за мной гнались демоны… – Запыхалась я меньше ее.

– А почему это ты не задыхаешься, хотя мы и пробежали одинаковое расстояние? – спросила хозяйка.

– Может быть, потому, что я на десять лет моложе и не провожу дни напролет, сидя на растущей на глазах заднице?

– Да будет так, – рассеянно согласилась она и отступила на шаг, чтобы получше рассмотреть церковь. – До тех пор, пока это объяснение всех удовлетворяет.

Мисс Коудл, измученная не меньше ее, присоединилась, наконец, к нам.

– И что, вы так и будете стоять здесь, болтая о всякой ерунде? – спросила она срывающимся голосом. – Или все-таки отнесемся ко всему этому со всей серьезностью?

– Ну и как, по-твоему, мы можем войти? – спросила леди Хардкасл, не обращая на нее никакого внимания. – Может быть, через дверь в ризницу?

– Может быть, – согласилась я. – Хотя на месте викария я держала бы ее запертой.

– Викарием ты никогда не станешь, дорогая. Не с твоим ростом выступать за аналоем.

– А я могу ящик подставить.

Мисс Коудл издала сердитое рычание и вернулась в толпу, чтобы лучше видеть происходящее.

Леди Хардкасл же направилась в противоположную сторону, туда, где, как я всегда считала, располагался «зад» церкви, чтобы попытаться войти внутрь через дверь ризницы. Но она замерла на месте, когда позади нас раздался коллективный вздох группы зевак, которые стояли за воротами и видели церковь лучше, чем мы.

Подняв головы, мы смогли заметить промельк Аарона Орума на самой вершине колокольни. Его силуэт четко выделялся на фоне полной луны. Мы вновь вышли за ворота и присоединились к ротозеям, чтобы лучше видеть происходящее.

Перегнувшись через парапет, Орум замер на несколько мгновений, очевидно, высматривая преследующих его родственников Мефистофеля. Казалось, что он успокоился и наконец чувствует себя в безопасности от жутких тварей, которые преследовали его от самого паба.

А потом, неожиданно, с душераздирающим криком Орум оттолкнулся от парапета и бросился к противоположной стороне колокольни. Он исчез из вида, но до нас вновь донесся крик. Который внезапно прервался.

Какое-то время мы все стояли потрясенные тем, что, как мы знали, только что произошло. Чары разрушил крик одного из клевретов Хьюза. Мы все как один сделали шаг в сторону церкви, но вновь остановились, услышав полицейский свисток.

– Прошу всех оставаться на местах, леди и джентльмены, – рявкнул сержант Добсон голосом, которым впору было командовать парадом. – Мы с констеблем Хэнкоком берем все на себя.

Из небольшой группы зевак раздалось приглушенное ворчание. Несмотря на страстное желание выяснить, что же произошло, они, казалось, были готовы подчиниться требованию сержанта. А может быть, все это было связано со смутным пониманием того, что они увидят, как только обойдут церковь. Я сомневаюсь, что хоть один из них хотя раз видел тело после падения с такой высоты, но, по-моему, у них хватило воображения понять: то, что их там ждет, лучше вообще никогда не видеть.

Сержант Добсон с констеблем Хэнкоком, который послушно следовал у него в кильватере, протолкался сквозь толпу и занял позицию перед воротами.

– Вперед, парень, – негромко приказал он констеблю. – Посмотри и доложи.

В тусклом лунном свете я не смогла разглядеть выражение на лице констебля, но по тому, как тот дрожащим голосом произнес: «Так точно, сержант», я поняла, что он воспринял этот приказ без всякого восторга. Тем не менее распахнул ворота и осторожно скрылся за углом церкви.

– Послушайте, сержант! – Леди Хардкасл пришлось повысить голос, чтобы перекрыть шум толпы.

– Миледи, – откликнулся Добсон, – это вы?

– Я, сержант. И Армстронг тоже тут.

– Прошу вас, пройдите сюда, – сержант повернулся в нашу сторону. – Немедленно пропустите их, – велел он ротозеям.

Толпа послушно раздалась в стороны, и мы прошли к тому месту, где под защитой церковных ворот стоял сержант.

– Мы оказались… рядом, когда начался весь этот шум, – объяснил Добсон. Из этого я поняла, что они с коллегой отмечали в «Псе и утке» окончание своего дежурства.

– А вы были достаточно близко, чтобы рассмотреть, из-за чего он сорвался? – спросила я.

– Насколько я понимаю, он ужинал и вдруг, на ровном месте, съехал с ума. Орал, визжал, вращал глазами и громогласно что-то вещал.

– О демонах? – уточнила леди Хардкасл.

– Вроде того, – подтвердил сержант.

– А что он ел? – спросила я. – Кажется, старый Джо говорил, что это был пирог… Вы не знаете какой?

– Этим вечером Джо предлагает всем свой знаменитый грибной пирог с цыпленком. Я сам хотел его заказать.

– То есть опять грибы? – заметила я.

– Ты же не думаешь, что… – начала леди Хардкасл.

– Но ведь не гнались же за ним настоящие демоны? – задала я встречный вопрос. – Что-то же заставило его переступить грань… А разве грибы не вызывают галлюцинации?

– Кажется, да, – согласилась миледи после долгих размышлений. – Хотя не местные. Я читала о религиозных церемониях индейских племен в Америке. И уверена, что в своих ритуалах они используют какие-то грибы. Но мне кажется, что это касается юго-западной части Соединенных Штатов… Никак не могу вспомнить название племени. Но это же невероятно – мне кажется, что мы просто зациклились на грибах.

– И все-таки стоит сказать доктору Гослингу, чтобы не забыл исследовать пирог. Внимательность в этом деле никому не повредит.

– Если Джо его уже не выкинул, – заметил сержант. – Заберу-ка я его, пожалуй, в качестве улики…

– Умница, – похвалила его миледи.

Из-за угла церкви возник констебль Хэнкок.

– Вам лучше самому посмотреть, сержант, – сказал он.

– Он что… – начал Добсон.

– Я не стал подходить слишком близко, – констебль слабо кивнул. – Я… м-м-м… мне не хотелось трогать тело. Прикрыл его шинелью, чтобы его никто не видел.

«Скорее, чтобы самому его не видеть», – подумала я. Хотя в такой темноте, без фонаря, он мог рассмотреть не так уж много.

– Я хочу, чтобы мы сделали все как надо, – сказал сержант. – Ты охраняй тело, а я займусь этой толпой.

Констебль Хэнкок нехотя вернулся на свой новый пост.

В толпе возникла воронка, и вперед вышла Дина Коудл.

– Он… – спросила она чуть слышным шепотом.

– Боюсь, что да, мисс, – Добсон сочувственно посмотрел на нее. – Но это произошло мгновенно. Если вам будет легче – он совсем не страдал.

– Нет. Мне от этого не легче, – ответила журналистка.

Она беззвучно всхлипнула, но больше ничего не сказала. А когда я посмотрела на то место, где стояла Дина Коудл, она уже исчезла, растворившись в толпе.

Сержант Добсон вернулся к более насущным вопросам.

– Могу попросить я вас об одолжении, миледи? – спросил он.

– Вы же знаете, сержант. Просите о чем угодно.

– Так получилось, что нас здесь только двое и мы должны оставаться на месте преступления, чтобы держать все под контролем. Я знаю, что у вас хорошие отношения с инспектором Сандерлендом; так вот, не могли бы вы протелефонировать ему и сообщить о том, что здесь случилось? Думаю, что при нынешних обстоятельствах это может его заинтересовать.

– Без проблем, – заверила его миледи.

– Благодарю вас, миледи. Участок не заперт, а телефон… Ну, вы знаете, как пользоваться телефоном.

– Не волнуйтесь, сержант. Пошли, Армстронг. Давай сообщим инспектору плохие новости.

И мы отправились к полицейскому участку.

* * *

Инспектора Сандерленда на месте не оказалось. Дежурный сержант, ответивший на звонок, объяснил леди Хардкасл, что инспектор сейчас «занят важным делом» и не появится до утра. Миледи оставила для него информацию, в которой описала случившееся вечером, и мы вернулись к церкви. Около нее стоял полисмен, который никого не пускал на церковный двор, поэтому смотреть там было не на что. А так как смотреть было не на что, то небольшой группе зевак оставалось только высказывать самые дикие предположения относительно того, что могло заставить столь колоритного приезжего шагнуть навстречу своей смерти с верхушки церковной колокольни. А удобнее всего высказывать эти дикие предположения было в тепле и относительном комфорте «Пса и утки». Видимо, лучшие сорта пива и сидра старого Джо давали волю самому необузданному воображению.

Когда мы появились, перед воротами церкви стоял сам сержант Добсон.

– А куда все подевались? – поинтересовалась леди Хардкасл.

– Все в пабе, – в голосе сержанта слышалась откровенная зависть.

– И Хьюз со своими протестантами тоже?

– А им теперь незачем протестовать, – объяснил сержант. – Показ фильмы отменен. Как-его-там-зовут… этот парень… Читэм… Он вышел и сообщил, что все отменяется. И народ быстро сообразил, что лучше всего убраться с дороги и осесть возле гудящего огня с доброй пинтой в руке.

– А куда пошел мистер Читэм? – спросила я.

– Насколько я понял – к вам домой. И он, и эта милашка Зельда. Я потерял их из виду в этих сумерках, но направлялись они в вашу сторону.

– Тогда мы их догоним, – сказала леди Хардкасл. – К сожалению, инспектора Сандерленда не было в офисе, но я оставила для него информацию у дежурного сержанта. Я бы предложила убрать тело в приемную доктора Фитцсиммонса для лучшей сохранности – правда, сержант настаивал, что тело необходимо обязательно поместить в морг и что он уже высылает труповозку. Так что ждать вам осталось недолго.

– Вы правы, миледи, – согласился с ней Добсон. – Думаю, я оставлю здесь молодого Хэнкока. Не вижу смысла околачиваться тут, когда все уже разошлись. Я передам ему хорошие новости касательно труповозки, а потом…

– Вернетесь в «Пса и утку»? – предположила я.

– Пропустить стаканчик, – подтвердил сержант. – Чисто в медицинских целях.

– Что ж, отлично, – сказала миледи. – Мы вернемся домой и проследим, чтобы мистер Читэм и мисс Драйтон не остались без присмотра. Уверена, что завтра мы с вами увидимся. Все это дурно пахнет, и я буду не я, если не доберусь здесь до самой сути.

Сержант небрежно отсалютовал нам, коснувшись пальцами края своей каски, и мы оставили его продолжать нести службу.

* * *

Нолана Читэма и Зельду Драйтон мы обнаружили на кухне, где они в полном молчании ели холодный ужин, оставленный мисс Джонс.

– Надеюсь, вы не против, что мы начали без вас, – сказала Зельда. – От этого шока мы зверски проголодались.

– Конечно, нет, – заверила ее миледи, пока мы усаживались за кухонный стол. – Жаль только, что есть приходится при таких трагических обстоятельствах. Я знаю, что все вы порвали с мистером Орумом, но потерять друга, пусть даже бывшего, должно быть очень тяжело после потери двух ближайших друзей. Примите наши глубочайшие соболезнования.

– Благодарю, – ответил Читэм, – но мы не сдадимся.

– Вы молодцы, – заметила миледи. – Мне, наверное, не хватило бы сил.

– Стыдно признаться, – вступила в разговор Зельда, – но я испытываю какое-то облегчение, что на его месте не оказалась я. Я ведь была в этом уверена. Думала, что меня сожгут живьем… – Она передернула плечами. – Но мы – люди из сферы развлечений, и шоу должно продолжаться.

– В цирке мы тоже так говорили, – заметила я.

– А вы из цирковых? – заинтересовалась актриса.

– Моя семья – да. Отец у меня был метателем ножей. Мы с сестрой родились на гастролях.

– Кажется, вы говорили, что вы из Уэльса.

– Обычно я так и говорю. Просто так легче объяснять. Моя мать родилась в Абердэре, так что когда моя бабушка заболела, мы оставили цирк и вернулись к ней домой.

– Никогда бы не подумала, – сказала актриса. – Знаете, а ведь я работала в цирке – правда, очень недолго…

– Неужели? – удивилась леди Хардкасл. – Иногда я вам, актерам, завидую. Перед вами столько восхитительных возможностей! На первый взгляд, все ограничивается сценой, но вот сейчас вы работаете в кинематографе, а теперь еще оказывается, что раньше работали в цирке… Все это совершенно очаровательно.

– Я тоже работала в цирке, – напомнила я.

– И это тоже абсолютно очаровательно, – продолжила восторгаться хозяйка. – Иногда я думаю, как вам удалось примириться с рутиной обычной жизни…

– Мне нравится ухаживать за вами, – не задумываясь ответила я и, опасаясь удариться в никому не нужную слезливую сентиментальность, предпочла вернуться к тому, с чего все началось. – А что вы делали в цирке, мисс Драйтон?

– Мы с сестрами выступали в мюзик-холлах с юмористическим акробатическим номером. Знаете, все эти внезапные падения и все такое… По сценарию, мы выходили, чтобы выступить с нормальным номером, но у нас ничего не получалось. Все это было тщательно отработано. Однажды к нам за кулисы пришел один малый и предложил нам двойной гонорар, если мы согласимся выступать в его передвижном цирке. И вот мы подали заявление об уходе и отправились на поиски счастья.

– Свобода передвижения, – подала голос миледи. – Романтика вольного художника. То есть художницы.

– Да, что-то вроде этого.

– Но, судя по вашему унылому тону, все пошло не так, как вы ожидали…

– К сожалению, нет, – согласилась Зельда. – Существует масса прекрасных цирков шапито. Думаю, Фло, что вы их перечислите даже больше, чем я. Но «Караван чудес» Гарри Хопвуда можно охарактеризовать вот так: «нищая, разваливающаяся дешевка с большой претензией». Мы продержались две недели, а потом сбежали назад в мюзик-холл со всей скоростью, на которую только были способны наши ноги.

– Какая жалость, – посочувствовала ей хозяйка. – Но что ни делается – все к лучшему. Уверена, что это чему-то вас научило.

– К сожалению – да. Я сказала, что мы сбежали в мюзик-холл, но в реальности я туда прихромала. В один прекрасный вечер, когда мы репетировали новый трюк, я повредила коленку. Дело в том, что наш номер подходил для театра, но для цирка ему не хватало масштаба. И вот после этого все пошло не так. Именно поэтому я занялась актерством, понимаете? Наше акробатическое трио превратилось в довольно дерзкий дуэт, а я стала участвовать в представлениях с короткими сольными номерами и все такое. А потом в один прекрасный день сказала себе: «Зельда, детка, ты можешь до конца жизни питаться крошками с барского стола или попытаться чего-то добиться в этой жизни». Так что я явилась на прослушивание в репертуарный театр на южном побережье и никогда больше не возвращалась в мюзик-холл.

– Ничего себе… Да вы молодец, – похвалила ее леди Хардкасл.

– И вот именно тогда я ее и увидел, – добавил Читэм. – Я болел, и доктор посоветовал мне подышать морским воздухом. Предложил поехать в Блэкпул, но я всегда любил путешествовать и направился на юг. Случилось так, что как раз в это время мы с Аароном искали актрису на роль в одной из наших постановок, и когда я увидел Зельду в одном из крохотных театриков на побережье…

– Как все это отлично! – Леди Хардкасл явно была в восторге от услышанного. – Знаете ли, мне очень не хватает путешествий… Фло, нам надо куда-нибудь съездить.

– Но я не видел и десятой части того, что видели вы, – заметил Читэм.

– Не уверена. Почему-то все мои поездки были в восточном направлении. Так что, если не считать шести месяцев, проведенных с Родди в нашем посольстве в Вашингтоне, добрая половина планеты еще не знает Эмили.

– Тогда как я всегда двигался на запад. Мне повезло, и я побывал в Америке.

– Как мило… Вы были там по работе?

– Да. Мне хотелось посмотреть, как там создаются живые картины. И у меня на многое открылись глаза. Вот увидите, Нью-Джерси станет кинематографической столицей мира.

– Вы сказали, Нью-Джерси? А я думала, что Нью-Йорк…

– Нет, – ответил полковник, снисходительно улыбнувшись. – Компания мистера Томаса Эдисона, контролирующая все патенты в области производства живых картин, расположена в Нью-Джерси. И как только кино пойдет в массы, это место станет богатейшим на земле. Запомните эти мои слова.

– Тогда мы обязательно там побываем. А еще что-нибудь вы видели?

– Нет. К сожалению, у меня не хватило денег. Но кинематограф привлекает драматургов со всей страны. Я встречал там людей из Калифорнии, Нового Орлеана, Чикаго… Сидишь, бывало, в баре в Форте-Ли, Нью-Джерси, а впечатление такое, что побывал во всех сорока шести штатах^[61].

– Как удивительно… Мы должны туда съездить.

– Если вас интересуют живые картины, то вы просто обязаны это сделать.

– Но это в будущем, а пока я обещаю вам, что мы выясним все об этих кошмарных происшествиях с вашими друзьями.

– До сегодняшнего вечера я была уверена, что это Аарон пытается нас дискредитировать, – подала голос Зельда.

– Похоже на то, что цель преступника – именно дискредитация, – заметила я. – Все смерти произошли в точности с сюжетом вашей фильмы.

– А это значит, что я следующая, – повторила актриса. – Меня сожгут у столба.

Я нахмурилась. Если следовать сценарию, то эта смерть действительно должна быть следующей, но после смерти Аарона Орума следующая жертва уже не столь очевидна. Ведь по сценарию сходит с ума и бросается с колокольни молодой деревенский красавец-парень… Я решила промолчать.

А тем временем леди Хардкасл легко приняла на себя роль «светской хозяйки» и заговорила о более веселых вещах. Казалось, что все сидевшие за столом, так же как и я, хотели забыть об ужасах двух прошедших дней, поэтому следующий час мы провели за приятной беседой, поговорив обо всем на свете, начиная с жизни в деревне и кончая способами выведения суповых пятен со смокинга.

Миледи предложила кинематографистам бренди и пригласила расслабиться в гостиной, пока она будет музицировать. Но те отказались. Мы все рано легли спать, радуясь тому, что еще один жуткий день закончился.

* * *

Где бы мы ни останавливались на более или менее значительный период времени, хозяйка всегда читала «Таймс» и местные газеты. «Бристольские известия» выходили два раза в неделю, по вторникам и пятницам, так что их доставили на следующее утро как раз к завтраку.

Помня, что у нас гости, я подумала было прогладить газету утюгом, чтобы высушить типографскую краску^[62], но потом решила, что это будет выглядеть дешевым эпатажем. Вместо этого положила «Таймс» и «Бристольские известия» на столик в малой гостиной, чтобы любой мог их просмотреть. Раскладывая газеты, я заметила, что о последних событиях в нашей деревне было написано на первой странице под заголовком: «Сверхъестественные убийства в глостерширской деревне».

Далее размещалось несколько колонок сенсационного текста «от нашего светского корреспондента», в которых были подробно описаны три убийства и их связь с «Ведьминой погибелью». Наконец-то Дина Коудл попала на первую страницу и, судя по тону заметки, упивалась этим фактом.

Мисс Джонс, появившись, сразу же занялась завтраком, а я поднялась к леди Хардкасл с утренним чаем. Когда я вошла, она уже проснулась, хотя и не совсем.

– Доброе утро, миледи, – поздоровалась я. – Ваш чай.

– Флоренс из клана Армстронгов, ты спасаешь мне жизнь. Ты у нас податель чая и глашатай нового великолепного дня.

– Вот насчет «великолепного» я сегодня не совсем уверена. Мы попали в газету.

– В «Таймс»? Как очаровательно.

– Нет, – поправила ее я. – В «Бристольские известия». И деревня в них выглядит далеко не идеальной.

– Ну, этого следовало ожидать. Мы же приютили здесь трех убитых актеров.

– Но свои самые замысловатые инвективы она приберегла для вас…

– Она?.. Ах, ты об этой Коудл. И этого тоже следовало ожидать. Мне она не очень понравилась, и я уверена, что тоже не произвела на нее большого впечатления.

– Что ж, мы знаем, где она остановилась, если вы вдруг захотите, чтобы с ней произошла… какая-нибудь неприятность, – сказала я.

– Иногда ты бываешь просто жуткой. Я рада, что ты на моей стороне.

– Можете быть в этом уверены. – Я повернулась, чтобы уйти. – Завтрак будет готов где-то через полчаса.

– Я приложу все усилия, чтобы быть готовой в наилучшем виде. Спасибо за чай.

Спустившись вниз, я удивилась, увидев Зельду и мистера Читэма в малой гостиной.

– Доброе утро, мисс Армстронг, – поздоровался Читэм. – Не знаете, это свежий чай? – Тут он указал на чайник на столе.

– Доброе утро, сэр. Мадам, – я улыбнулась Зельде. – Думаю, его только что приготовили.

– Отлично, – сказал полковник.

– Налить вам?

– Спасибо, нет. Мы сами справимся.

– Как хотите. Мисс Джонс готовит завтрак. Боюсь, что мы не ждали, что сегодня все проснутся так рано, так что придется подождать с полчасика.

– По мне, так время выбрано просто идеально. А пока можно выпить чай и почитать газету.

– Только не принимайте ее слишком близко к сердцу.

Читэм не понял. Я указала на первую страницу «Бристольских известий».

– Ах, это, – сказал он, поднимая газету. – Это мне как с гуся вода. В свое время меня называли и похуже, чем… «нечестивый распространитель развращающей мерзости». Вы бы почитали отзывы о нашей постановке «Ромео и Джульетты». А ты помнишь, Зел, как нас вышвырнули из театра в Халле? Что мы тогда ставили?

– «Сердце трубадура», – подсказала ему Зельда.

– Ах да, верно, – Читэм хихикнул. – Любимый проект Бэзила. Он был отличным характерным актером, но, как оказалось, никудышным драматургом.

Зельда улыбнулась, вспомнив своего ушедшего друга.

– Если вам что-нибудь понадобится – я на кухне, – предупредила я. – Боюсь, что мы так никогда и не поставим звонки, но обычно бывает достаточно крика или свиста.

– Уверена, что с нами все будет хорошо, дорогая, – сказала Зельда.

И я оставила их одних.

* * *

После завтрака леди Хардкасл удалилась к себе в кабинет, заявив, что она собирается «наконец разобраться с корреспонденцией», хотя я подозревала, что хозяйка собирается в одиночестве предаться размышлениям.

Меня же ждали гораздо более прозаические дела – надо было заняться штопкой. И вот я как раз собиралась усесться на кухне с чашкой чая и кое-какими вкусностями, чтобы обсудить с Эдной последние деревенские сплетни, когда раздался звонок в дверь.

– Доброе утро, мисс Армстронг, – поздоровался инспектор Сандерленд, а это был именно он.

– И вам тоже доброе утро, инспектор, – сказала я. – Прошу вас, входите.

– Благодарю. – С этими словами он протянул мне свою шляпу.

– Устраивайтесь в гостиной, а я предупрежу леди Хардкасл, что вы здесь.

– А ее «доска расследований» все еще в столовой? – спросил полицейский.

– Да, все еще там. У меня сил не хватает постоянно двигать ее, поэтому мы оставили ее там, прикрыв тряпкой от пыли. Мне нравится думать, что это какая-то абстрактная скульптура.

– В таком случае могу я, набравшись наглости, попросить о встрече с ней в столовой? Думаю, что присутствие доски со всеми ее рисунками может нам помочь.

– Ну конечно, инспектор. Чай я тоже принесу. Мы как раз заварили чайник.

Я провела его в столовую и по дороге на кухню сообщила миледи о его приезде. К тому моменту, когда я вернулась с подносом, они уже сидели за столом и болтали обо всем и ни о чем. Тряпка с «доски расследований» была снята.

Доска сильно изменилась с того момента, когда мы только начали наше расследование. Портреты двух потенциальных подозреваемых – Юфимии Селвуд и Аарона Орума – теперь были прикреплены рядом с портретом Бэзила Ньюхауса под надписью: «Умершие». Подпись под портретом Дины Коудл, говорившая о ее флирте с Аароном Орумом, была дважды подчеркнута. Было понятно, что эта связь почему-то казалась им важной, хотя, по моему мнению, искреннее горе репортерши в момент смерти Орума говорило в ее пользу.

Фамилия Хьюзов тоже была подчеркнута двойной линией, и возле нее появилась новая подпись: «Никто не принимает их всерьез?»

Мы все время старались с осторожностью добавлять комментарии о «людях с фильмой» – негоже подозревать своих гостей в убийстве, – но, судя по множеству меловых отпечатков пальцев под портретами Нолана Читэма и Зельды Драйтон, их тоже подробно обсуждали.

Правда, сейчас беседа шла явно не о них.

– Инспектор как раз рассказывает мне, что они вдвоем с миссис Сандерленд будут петь в соборе на следующей неделе, – ввела меня в курс леди Хардкасл.

– Спешу заметить, что это будет в составе хора, – заметил инспектор.

– A нам можно прийти? Мы очень хотели бы увидеть вас, когда вы не занимаетесь расследованием преступлений, правда, Фло?

– Если, конечно, вы не возражаете, – добавила я.

– Поверьте, это будет для нас большая честь, – ответил инспектор. – Миссис Сандерленд мечтает о встрече с вами. Вы же знаете, что она вечно просит меня пригласить вас на обед.

– А вы так ничего и не сделали в этом направлении… Мы так и не встретились с женщиной, которая умудряется переносить вас с таким ангельским терпением, – сказала миледи. – Может быть, на этот раз нам удастся пригласить вас перекусить после вашего выступления?

– Я передам ваше приглашение, миледи. Благодарю вас.

– Отлично. А теперь, когда Фло тоже здесь, думаю, нам надо продолжить с нашими делами. Когда вы вошли, дорогой инспектор, я не могла не заметить ваш «всполошенный вид», как сказал бы сержант Добсон. Что-то случилось?

– Я искренне прошу у вас прощения, – ответил инспектор, помешивая чай, – но мне казалось, я смог избавиться от него, подъезжая к вашему дому. Однако же вы правы. Я смертельно встревожен.

– Боже! – воскликнула миледи. – А что случилось?

– Новый морг полностью сгорел, – ответил Сандерленд.

– Святый истинный Боже! Но никто не пострадал?

– К счастью, те, кто находился внутри, пострадать еще больше уже не могли.

– Это надо же… Но кому могло понадобиться сжечь морг?

– В окру́ге бродят какие-то странные люди, – устало произнес инспектор. – Но нам это сильно помешает. Доктор Гослинг так и не начал свою аутопсию, а все наши три тела были именно в этом здании.

– И вы думаете, что эти факты как-то связаны между собой? – спросила я.

– Я бы сказал, что они связаны с делом, которое мы расследуем. В помещении находилось несколько тел, ожидающих вскрытия в связи с подозрением на убийства. И я не стал бы полностью отбрасывать вероятность того, что некоторые наиболее «творческие» негодяи в городе могли решить избавиться от обличительных улик таким способом. Один из трупов при жизни был членом банды, которая хочет взять под контроль территорию вокруг новых складов табака. Обычно такие вещи делаются публично как демонстрация силы, но в этом случае все выглядит как-то уж очень подозрительно. И я начинаю задумываться, не было ли у этого трупа каких-то секретов, которые он мог выдать.

– Теперь уже не выдаст, – вставила я.

– Вот именно. Это же касается и других мертвецов. И здорово меня расстраивает.

– А разве можно предъявить обвинение в убийстве, если нет самого убитого?

– С этим у нас все в порядке, – ответил Сандерленд. – У нас достаточно надежных свидетелей, которые видели мистера Ньюхауса, мисс Селвуд и мистера Орума мертвыми.

– Симеон, наверное, просто вне себя. Он работает всего несколько недель, а его рабочее место уже успело сгореть…

– Да, счастливым его не назовешь. Мне кажется, что он мечтал о том, как продемонстрирует перед вами свои способности, миледи.

– Бедняжка.

– Он подъедет позже, – сообщил инспектор. – Так что вы сможете лично засвидетельствовать ему свои соболезнования.

– Да уж, я повеселюсь на всю катушку. Но вам ведь тоже не повезло, инспектор. Что же вы собираетесь делать?

– Продолжу работать. Я ведь приехал для того, чтобы побеседовать со «светским корреспондентом» «Бристольских известий» по поводу ее статьи в сегодняшнем номере газеты, но решил по дороге сообщить вам новости о морге.

– И выпросить чашечку чая, – добавила я.

– Этому нас специально учат. Ведь вся полицейская служба страны работает на чае, так что нас учат в каждом городе находить самый лучший.

– Для меня большая честь, что вы считаете наш дом источником лучшего чая, – ответила ему леди Хардкасл. – А вы не хотите дать нам какое-нибудь поручение? Если это поможет, то мы можем вместе с вами пройти в «Пса и утку».

– Благодарю вас, но мне кажется, что сейчас это будет лучше сделать без вас. Судя по тому, что эта Коудл о вас пишет, она не является вашей поклонницей.

– Боюсь, что здесь вы правы. Не знаю, в чем я перед ней провинилась, но она явно настроена против меня. А мы не помешаем вашим планам, если осмотрим церковный двор? Прошлой ночью сержант Добсон заблокировал туда доступ, но мне очень хотелось бы самой осмотреть место преступления.

– Ради бога, миледи. Знаю, что могу положиться на вас обеих – вы не уничтожите ни одной важной улики. Я и сам туда обязательно приду, но лишняя пара глаз никогда не помешает.

– Вот и отлично, – произнесла миледи. – Наутро у нас есть чем заняться. Как ты к этому относишься, Фло?

– Ну конечно, миледи. Я принесу наши пальто.

– Спасибо, милая. А я – в оранжерею за рисовальным альбомом.

Глава 13

Литтлтон-Коттерелл наслаждался еще одним солнечным бодрящим осенним деньком. Луг был покрыт изморозью, и когда мы пересекали его по дороге к церкви, за нами тянулась дорожка следов. Несмотря на кошмарные события последних нескольких дней, деревенская жизнь шла своим чередом. Магазины были открыты, и люди занимались своими делами, словно убийства троих приезжих случаются здесь каждый день.

Ворота, ведущие к кладбищу, были закрыты, и на изморози не было видно никаких следов. То есть никто не входил на церковный двор после того, как на траве осел иней. Обогнув церковь с западного края, мы прошли во двор.

Ничто не указывало на то место у подножия колокольни, где Аарон Орум встретил свой преждевременный конец. Мы практически синхронно подняли головы и попытались определить траекторию, по которой летело его охваченное ужасом тело.

– Должно быть, он приземлился вот здесь, – леди Хардкасл неопределенно махнула в сторону травы, росшей сбоку от тропинки. – Не так уж много осталось от этой потерянной жизни…

Она была права. С момента трагедии место было вытоптано множеством ног; видно, что здесь что-то произошло, но что именно – понять невозможно. Я не уверена, что ожидала увидеть на земле отпечаток тела, но то, что здесь не было никакой отметки, указывающей на место, где прервалась жизнь человека, почему-то показалось мне неправильным.

– Хорошо еще, что нам не надо, изучая эти следы, представлять себе, что произошло здесь вчера вечером, – заметила я. – Это какой-то кошмар.

– Ты тоже так думаешь? Две пары форменных ботинок могут создать невероятную путаницу, пока их хозяева просто делают свою работу. И тем не менее в этом что-то есть. Я их зарисую, чтобы потом, на досуге, мы смогли обдумать всю сцену.

– А вы никогда не задумывались, что гораздо проще сфотографировать все это? – спросила я.

– Ты знаешь, думала. Но запуталась в рассуждениях философского плана относительно того, какова разница между тем, что я вижу, и тем, что находится передо мной.

– А это что, разные вещи? – удивилась я.

– Совершенно разные. А ты не согласна? Рисунок – это моя интерпретация того, что находится у меня перед глазами, а фотография – не что иное, как химически зафиксированное отражение лучей на этом месте. По причинам, которые я не могу объяснить, я предпочитаю фиксировать именно свою интерпретацию.

– Но, глядя на хорошую фотографию, вы в любой момент можете перейти к собственной интерпретации, – заметила я. – А в своих зарисовках вполне можете упустить какую-то важную деталь.

– Да, об этом я тоже думала. Но сколько бы над всем этим ни размышляла, никак не могу избавиться от того факта, что мне нравится рисовать.

– А я и не пытаюсь вам мешать. Просто предложила более современную альтернативу.

– И я благодарю тебя за твою заботу.

– Вы хотите, чтобы я от вас отстала?

– Я всегда рада твоему присутствию, но понимаю, что это, должно быть, жутко скучно – наблюдать за женщиной, делающей наброски места убийства. Если хочешь побродить вокруг, то я вполне могу какое-то время обойтись без тебя.

– Если мне очень надоест, я осмотрю двор.

– Вот и займись этим. – С этими словами хозяйка стала непонятным мне волшебным образом переносить сцену перед собой на бумагу с использованием только простого карандаша. – Ужасно, когда кто-то умирает, – рассеянно говорила она при этом, – но, должна признаться, смерть Орума расстроила меня как-то по-особенному.

– По мне, так он стоял на первом месте среди главных подозреваемых. Так что его смерть, случившаяся так не вовремя, возвращает нас на исходные позиции.

– Ты тоже так думаешь? А с другой стороны, мы сталкивались с этим во всех прошлых расследованиях серийных убийств.

– И что же, нам остается только сидеть и ждать у моря погоды? И тот, кто в конце концов останется в живых, и будет нашим убийцей?

– Вот именно. Как ни печально звучит, но это значительно легче, чем пытаться найти его.

– И на кого же вы теперь думаете? – поинтересовалась я.

– Ну, например, у нас есть Нолан Читэм, – ответила миледи.

– Это было бы слишком скучно. Теперь, когда Орум умер, а Зельда одна осталась в живых из всей труппы, Читэм является единственным, кто настолько хорошо знаком со сценарием фильмы, что может совершенно точно повторить все методы убийства, показанные в ней.

– Согласна. Это было бы слишком тривиально, правда? Не говоря уже о том, что довольно глупо, если думать на перспективу. Конечно, шумиха вокруг всех этих смертей может послужить успеху его фильмы, но повторить этот успех позже будет невозможно, потому что он уже убил всех своих звезд.

– Но ведь вы сами однажды сказали мне, что не стоит недооценивать способность убийцы к глупым поступкам, – заметила я.

– Правда? Какая же я все-таки умница… Браво, Эмили. Хотя глупые они или нет, но мне кажется, что эти убийства выглядят слишком безрассудными.

– Согласна. Тогда – Зельда?

– Не вижу причин, по которым она не могла бы убить всех троих, – согласилась миледи. – Хотя с каждым разом ей бы было все труднее прятать следы. Читэм уже догадался бы.

– Да, и у нее еще меньше причин убивать своих друзей ради какой-то призрачной, но печальной известности.

– Правильно. Известность… Известность… А как насчет этой Коудл? Всем известно, насколько трудно бывает женщине выбиться в люди. А тут, смотри-ка, статья на первой странице «Бристольских известий»…

– Вы что, думаете, что она убила трех человек только для того, чтобы напечататься на первой странице?

– Мне эта женщина очень не нравится, – ответила миледи. – Поэтому я легко поверю, что она вполне могла убить ради чашки чая.

– А ведь мы еще не вспоминали про Хьюзов, – рассмеялась я.

– Ах да, эти праведные Хьюзы… Но ведь мы ничего о них не знаем.

– Не знаем, – согласилась я. – Но какую выгоду они могли бы получить от этих трех убийств?

– Ну, например, это подтвердило бы их заявления о том, что фильма Читэма развращает зрителей. Ты же читала в газете, что там написано, – тут миледи открыла свой блокнот: «Человек превратился в безжалостного убийцу, посмотрев этот отвратительный образчик так называемого зрелища, – зачитала она. – Добропорядочный гражданин отвернулся от Света и встал на путь греха, обрекающего его на вечные муки, посмотрев на эти мелькающие тени, порожденные самим Сатаной…» Впечатляет, но лишь потому, что речь идет об убийствах.

– То есть вы хотите сказать: «Чего ждать окончательного падения нравов, когда можно пойти и убить»?

– Ну, мы сталкивались с еще менее рациональными мотивами убийств.

– Это верно, – согласилась я. – А вы знаете, я ошиблась, когда сказала о том, что вся труппа была убита.

– Правда?

– Конечно. Что с этим парнем, который играл Джорджа?

– Джорджа? – повторила миледи, вспоминая. – А, это тот парень, который был влюблен в юную красавицу? Тот, который сошел с ума и бросился… – Она окинула взглядом слякотный двор.

– Ну да, тот самый. Почему он не принимает участия в этом туре? А может быть, он взбешен, что его не пригласили, и из мести убивает коллег одного за другим?

– Но тогда почему Орум? – не сдавалась миледи.

– Какие-нибудь старые дела, – уверенно заявила я. – Возможно, в прошлом они крепко поссорились.

Леди Хардкасл оторвалась от своего наброска и улыбнулась.

– Что ж, я всегда говорю, что ничего исключать нельзя до тех пор, пока у нас не появятся факты. А в настоящий момент твое предположение так же хорошо, как и любое другое.

– Это может быть даже леди Фарли-Страуд, которая пытается таким образом привлечь внимание к этому передвижному представлению живых картин.

– А вот теперь я вижу, что ты устала, – заметила хозяйка со смешком. – Иди, поиграй пока. Я уже скоро.

И я отправилась бродить по церковному двору.

* * *

При дневном освещении я поняла, что двор гораздо больше, чем мне казалось. От древней рябины, под которой мы в среду нашли тело Бэзила Ньюхауса, я тогда с большим трудом смогла в предрассветных сумерках рассмотреть всего несколько надгробий и памятников. А сегодня, при ярком осеннем солнце, я увидела гораздо больше.

Могилы, которых здесь оказалось очень много, были аккуратными и ухоженными. Старые надгробные камни потемнели от лишайников, а некоторые из них накренились так, как будто их сбил неуклюжий великан. Я не увидела никакой стены, но граница двора была четко обозначена живой изгородью и растущими деревьями, большинство из которых были не менее древними, чем «наша древняя рябина». Что за деревья, я так и не смогла определить. Старая потрепанная тележка стояла возле прорехи в живой изгороди, представлявшей из себя некий проход. Тележка было доверху нагружена сеном, что показалось мне довольно странным, пока я не заметила совсем рядом ослика, с удовольствием наслаждавшегося таким угощением. Я как раз размышляла над тем, как странно видеть ослика на церковном дворе, когда услышала голос леди Хардкасл.

– Армстронг. – И это точно была она. Никто другой так поступить не мог. Стоит мне хоть на несколько минут остаться наедине со своими мыслями, как она уже зовет меня…

– Иду, миледи, – крикнула я в ответ. – Просто бегу и падаю, – добавила я уже тише.

Правда, вернувшись, я поняла, что позвала она меня не просто так, а потому, что рядом с ней стоял инспектор Сандерленд в компании ее старого друга доктора Гослинга. Я ускорила шаги.

– Пришли Симеон с инспектором, – сообщила она мне.

– Уже вижу, – сказала я. – Доброе утро, джентльмены.

Они оба поздоровались со мной и коснулись пальцами краев своих шляп.

– Ну, и какие новости о нашей местной представительнице четвертой власти? – поинтересовалась леди Хардкасл.

– Вы же знаете, я очень серьезно отношусь к своим обязанностям слуги Короны и блюстителя закона, – нахмурившись, ответил ей Сандерленд. – И моя профессия заставляет меня одинаково обращаться со всеми гражданами, не выделяя никого из них… но эта чертова женщина выносит мне мозг.

– Я тоже спокойное и терпеливое существо, – рассмеялась миледи, – но должна признаться, что со мной она делает то же самое. Мне кажется, что она просто так воспитана.

– Я, наверное, никогда не встречал никого столь же чванливого, грубого… и… напыщенного, как эта чертова репортерша, – заметил инспектор.

Теперь наступила очередь доктора Гослинга рассмеяться.

– Спокойнее, старина, – сказал он. – Хотя словечко ты подобрал что надо. Надо будет почаще применять его. В медицинском мире я встречал нескольких, у кого эти слова вполне могут быть написаны на визитных карточках: «Мистер Дж. Фитцгерберт-Смит, чрезвычайный уполномоченный хирург и напыщенный старый болван».

– Что ж, – инспектор, казалось, все еще не мог прийти в себя. – Честное слово. Это нечто. Она ни слова не ответила на мои вопросы относительно того, где находилась и что делала во время убийств, а вместо этого стала доставать меня по поводу того, что Отдел криминальных расследований полиции Бристоля все еще не выследил «Ведьму из Литтлтон-Коттерелла».

– Но, – заметил доктор Гослинг, – если честно, то вы действительно еще не поймали эту ведьму, не так ли? Посему в том, что она говорит, есть нечто.

– Не забывайте, что я могу сделать так, что сержант Добсон «совершенно случайно» запрет вас в камере до конца сегодняшнего дня, – напомнил ему инспектор. – К сожалению, когда она, наконец, успокоилась и решила ответить на мои вежливые и терпеливые расспросы, выяснилось, что она никуда не ходила, ничего не видела и у нее есть свидетели, которые могут все это подтвердить.

– К сожалению? – переспросила я.

– Именно «к сожалению». Я бы был счастлив, если б у меня появилась причина запереть ее в камере хотя бы на несколько часов.

– Мы тут рассуждали, что она могла совершить эти убийства, чтобы первой оказаться на месте преступления и «сорвать большой куш». Так, кажется, у них говорится, – вмешалась в разговор леди Хардкасл.

– Эта мысль и мне приходила в голову, миледи, – сказал инспектор. – Но у нее алиби на все три убийства.

– Возможно, у нее есть сообщник, – предположила я.

– И об этом я тоже подумал. Но потом стал ломать голову, кто смог бы с ней работать, и, черт возьми, мне пришлось исключить такую возможность. Нет, она просто сильнейший раздражитель, но не более того.

– И тем не менее, – заметила леди Хардкасл, – ее мы тоже можем исключить из нашего списка. Причем для этого ей даже не пришлось умереть.

– А вот это жаль… – сказал инспектор Сандерленд.

– Ну а ты, друг мой Симеон? – Миледи улыбнулась. – Что новенького в лаборатории?

– Кроме того, что я лишился всех своих трупов? На ежегодном обеде полицейских врачей я буду для всех посмешищем.

– А у вас что, бывают такие обеды? – поинтересовалась миледи.

– Уверен, что хотя бы одно такое сборище они устроят специально. Чтобы посмеяться надо мной.

– Но ведь в этом нет твоей вины, мой дорогой. Среди блатных ходят слухи о том, что твое помещение явилось жертвой разборок орудующих в доках банд.

– Это с каких это пор ты получила доступ к этим слухам?

– Ты не поверишь, дорогой. Хотя, честно говоря, нам об этом рассказал инспектор.

– Каковы бы ни были причины пожара, моя работа значительно осложнилась. Знаешь, отсутствие трупов и все такое… Но тем не менее кое-какие новости у меня есть. – Гослинг достал конверт из портфеля, который был у него с собой, и протянул его инспектору.

Пока инспектор изучал содержимое конверта, Гослинг продолжил свой рассказ:

– Яблоко, которое, как вы сказали, вам удалось вырвать из скованной трупным окоченением руки актрисы – кстати, Эмили, напомни мне об этом позже… Так о чем бишь я? Ах, да яблоко. Его шкурка проколота в одном месте, а в самом яблоке обнаружено невероятное количество цианида. Достаточное, чтобы убить женщину в течение нескольких мгновений. И не только ее, но и всех ее друзей со стадом слонов в придачу. И все равно что-то еще останется.

– Кажется, ты прав, – заметил инспектор, читая отчет Гослинга.

– А это значит, что или убийца очень, очень, очень хотел убить ее, или просто не представлял, что делает, и вводил яд до тех пор, пока не решил, что этого достаточно.

– А пирог? – спросила леди Хардкасл.

– Пирог? – переспросил доктор Гослинг.

– Ну да, пирог. В нем не было никаких «странных» грибов?

– Конечно, это был грибной пирог с цыпленком. – Было видно, что Гослинг не понимает, о чем идет речь.

– А с этими грибами все в порядке? Может быть, они из Америки? Или это тот сорт, который используют в религиозных церемониях?

– Это я еще не успел проверить, – ответил Гослинг. – Я хотел бы, старушка, встречаться с тобой почаще, но, когда это наконец происходит, ты вечно заводишь со мной разговор об отравленных грибах…

– Проверь, прошу тебя, – сказала миледи. – У меня есть гипотеза. На юго-западе Америки растут грибы, которые некоторые племена используют для того, чтобы ввести человека в транс и вызвать у него галлюцинации.

– Ну… если это действительно так… – задумчиво произнес врач. – Хотя, честное слово, я не знаю, как это проверить. А откуда у тебя такие мысли?

– А, – беспечно сказала миледи, – попалось в какой-то книге.

– Бывает, бывает… Что ж, боюсь, что в обычных медицинских учебниках я вряд ли что-то найду. Надо будет поспрашивать, не знает ли кто-то хорошего миколога^[63]. Или, может быть, даже антрополога, специализирующегося на американских племенах.

– Это было бы здорово. Спасибо. Понимаешь, если Орум съел эти грибы, то тогда понятно, почему ему привиделись преследующие его демоны.

– Наверное, – согласился врач. – Я попробую.

– Дело в том, что мы знаем человека, который недавно был в Нью-Джерси…

– В Нью-Джерси? – рассмеялся Гослинг. – А мне показалось, что ты сказала, они растут на юго-западных территориях…

– И в Центральной Америке, – добавила миледи.

– Но это же за тысячи миль от Нью-Джерси, старушка. Кем бы ни был твой таинственный подозреваемый, для обвинительного приговора этого явно мало.

– Поживем – увидим, – сказала моя хозяйка.

* * *

Леди Хардкасл пригласила джентльменов к нам в дом на чашку кофе. Оба были невероятно занятыми людьми, занимающимися чрезвычайно важной работой, совсем не терпящей отлагательств, поэтому с радостью приняли это приглашение.

Я оставила их в столовой возле «доски расследований», а сама прошла на кухню взять кофе, а заодно и посмотреть, как там идут дела.

– Доброе утро, дамы, – поздоровалась я, войдя.

– Утро доброе, мисс Армстронг, – ответила мне мисс Джонс.

– Доброе утречко, милая, – сказала Эдна. – Ow bist?^[64]

– Лучше и быть не может, спасибо. А вы?

– Не на что жаловаться, – ответила горничная.

– Хоть и не на что, но она все равно пожалуется, если вы дадите ей хоть малейший повод, – заметила мисс Джонс.

– Моя Ма всегда говорила мне, что не надо ничего держать в себе. Не стоит все это копить.

– Что ж, время от времени можно и высказаться, – негромко сказала мисс Джонс.

– И что же вы сейчас в себе копите? – поинтересовалась я. – Дэн все еще на больничном?

– Да, бедняга… А знаете, он все-таки рассказал мне, как его угораздило сломать эту чертову ногу. Он споткнулся о велосипед. Только подумать – о велосипед!

– Боже мой, а откуда же…

– Это я ему и сказала. Слово в слово. «Дэниел Гибсон, – сказала я, – как мужчина в твоем возрасте может среди бела дня наткнуться на велосипед? Ты что, опять пил с этим Тони Томпсоном?» А он мне: «Не знаю, моя сладкая… – я еще покажу ему “сладкую”, – я его как-то не заметил». Тогда я спросила его: «А как это можно было не заметить целый велосипед?» А он: «Да он просто лежал в высокой траве. Клянусь тебе».

– А что мог делать велосипед в высокой траве? – удивилась я. – И где все это произошло?

– Я и сама задала ему эти вопросы, а он стал что-то бормотать насчет «зимнего пастбища», «нынешних первотелок» и «старого коттеджа». Поэтому я так ничего и не выяснила.

– Но вы уже на шаг ближе к истине, – сказала я. – По крайней мере, теперь вы знаете, что во всем виноват велосипед.

– И если мне удастся выяснить, какой безмозглый идиот оставил свой велосипед на поле, я с ними поговорю по-свойски.

– Мне уже сейчас не хочется быть владелицей этого велосипеда, – заметила я.

– Я никак не могу к ним привыкнуть, – встряла в разговор мисс Джонс. – У меня кузина на них повернута. Притащила однажды, чтобы мы все посмотрели. Болтала без умолку о том, как это здорово, но сама я этого так и не поняла. Если вам повезет и вы не будете каждые несколько ярдов падать физиономией прямо в землю, то значит, отобьете себе всю задницу о седло.

– Не могу с вами не согласиться, – сказала я. – А теперь к делу – у вас все в порядке, если не считать неуклюжих мужей и отбитых пятых точек? Вы хорошо ухаживаете за мистером Читэмом и мисс Драйтон?

– Все в ажуре, – сказала Эдна. – Вскоре после того, как вы ушли, мы заварили им свежий чай, и они опять заперлись в малой гостиной. Хотя, должна сказать, мисс Драйтон, кажется, здорово нервничает. Все болтала о каких-то замках на окнах и все такое… А я в ответ просто улыбалась и притворялась, что ничего не знаю. Запоры на окнах, вы только подумайте!.. Да где это слыхано! Может быть, в городе они и нужны, но здесь все закрывают окна на простой крючок.

– Я попробую разубедить ее, если она опять поднимет этот вопрос, – пообещала я. – А вы не знаете, что они делают там целый день?

– Не имею ни малейшего представления, – ответила мне служанка. – Мисс Драйтон периодически выходит оттуда и просит принести чай – все это очень вежливо, – но я никогда не захожу туда, пока они не уйдут. А когда я захожу, в комнате так чисто, как будто там никого не было.

– Очень странно, – заметила я. – Но у них сейчас тяжелое время, а все люди реагируют на него по-разному, правда?

– Мне кажется, их надо по-хорошему взбодрить, как это делалось в былые времена, – сказала Эдна. – Пусть все напьются и хорошенько попоют под пианино. Вот это, я понимаю, прощание.

– Думаю, что вы абсолютно правы, – согласилась с ней я. – Хотя… каждому свое. Думаю, что нам надо оставить их в покое, а этот кофе я отнесу в столовую.

– А джентльмены из полиции останутся на ланч? – спросила мисс Джонс.

– Хороший вопрос. Я вам все сообщу.

* * *

– …и он сказал, что был в Соединенных Штатах. – Леди Хардкасл стояла перед «доской расследований», как лектор, объясняющий свою последнюю теорию.

– Соглашусь, что, возможно, там он мог получить доступ к твоим таинственным грибам, – сказал доктор Гослинг. – Если только они вообще были в пироге. Но Нью-Джерси так же далек от Аризоны, как мы – от Константинополя.

– И тем не менее у меня в спальне стоит пара идеальных турецких домашних туфель, – возразила ему миледи. – Вещи, случается, путешествуют по миру. И кто может гарантировать, что какой-нибудь предприимчивый молодой бизнесмен не торгует этими «расширяющими сознание» грибами в угловом магазине в Форте-Ли, штат Нью-Джерси?

– Если уж быть до конца честными, миледи, – вмешалась я в разговор, – то домашние туфли вы купили на базаре в Стамбуле, а не в угловом магазине в Найтсбридже.

– Твоя энциклопедическая память меня когда-нибудь доконает, – заметила хозяйка.

– Владельцем лавки был говорливый коротышка с золотыми зубами, который постоянно называл вас «мэледи», что, на мой взгляд, удивительно соответствовало истине^[65].

– Пусть так, – с подчеркнутой кротостью произнесла леди Хардкасл. – Итак, Нолан Читэм провел какое-то время на том самом континенте, где растут эти грибы.

– Я знаю, что ты всегда считала меня немного идиотом, когда дело касается людей и их побудительных мотивов… – начал доктор Гослинг.

– Это тебе всегда было трудно понять людей, – прервала его миледи. – Ты понимаешь, как действуют их организмы, но не мозг, который ими управляет.

– Согласен, старушка. Полностью согласен. Но, понимаешь, даже такой идиот, как я – человек, которого действия других людей уже не удивляют, потому что он давным-давно смирился с мыслью о том, что не в состоянии предсказать чужие поступки, – даже такой идиот потрясен тем фактом, что Читэм мог убить своих близких друзей лишь для того, чтобы удовлетворить свои амбиции. Мне кажется, в этом нет никакого смысла. У него же не осталось друзей, с которыми он может разделить свой триумф, не говоря уже о том, что он убил курицу, несущую золотые яйца.

– Эта мысль и мне приходила в голову, – вставила я. – Мне кажется очень неразумным убивать собственных актеров… А что, если в результате всей этой шумихи вокруг нее фильма станет событием? Как он сможет развить этот успех, когда у него не будет актеров, чтобы сыграть в продолжении…

– Как я понимаю, картина и так уже стала событием. Читэм попросил у меня разрешения воспользоваться телефоном, и я случайно услышала, как он говорил о растущей популярности, доходах и бог знает о чем еще в том же роде… Мне кажется, что убийства пошли его бизнесу только на пользу.

– И все равно все это выглядит очень странно, – настаивала я. – Мертвые актеры не могут играть.

– Уверена, что он легко наймет новых, – возразила мне миледи. – Если уж он настолько бездушен, чтобы убить их, то найти новых для него не составит никакого труда.

– Может быть, – сказала я. – Хотя актеры – люди суеверные. И он должен понимать, как трудно будет уговорить их поработать в «Смертельной компании». То есть даже для человека, решившегося на убийство, существует масса причин не совершать его.

– Но тогда кто же? – не унималась леди Хардкасл. – Дина Коудл?

– Что ж, она – нечто большее, чем просто испорченный ребенок, – заметил инспектор.

– Испорченные дети могут причинить массу неприятностей, – ответила ему миледи.

– Но в церкви Коудл произвела впечатление очень расстроенной женщины. А она не актриса, поэтому маловероятно, что она могла так достоверно сыграть эту роль.

– Возможно, вы и правы, – согласилась миледи. – А вы проверили ее алиби на два других вечера, инспектор? То, что она обедала с Орумом, когда он вдруг сошел с ума и выскочил из паба, мы уже знаем.

– Честно сказать, ни у кого здесь нет железного алиби. Даже у вас двоих, – сообщил Сандерленд.

– Да мы же образец добродетели, – возразила ему леди Хардкасл. – Мы просто не могли этого сделать.

– И потом, я уже говорила вам раньше, что если я решу кого-то убить, то вы никогда не найдете тело, – добавила я.

– Да, я это помню… Знаете, а вы страшная женщина.

– Люди часто так говорят, а сама я вижу себя миловидной и очаровательной девушкой.

– Так оно и есть, дорогая. Не обращай на них внимания, – вмешалась в разговор леди Хардкасл.

– Но ведь совсем недавно вы сами сказали, что я бываю жуткой, – напомнила ей я.

– Правда? Наверняка я имела в виду что-то другое.

На это я только фыркнула.

– Как бы то ни было, – сказал инспектор Сандерленд, – но я боюсь, что мало кто может предъявить надежное алиби. Два убийства были совершены глубокой ночью, и все подозреваемые утверждают – на мой взгляд, вполне резонно, – что находились в это время в своих постелях. Последнее же – я полагаю, что смерть мистера Орума была как минимум непредумышленным убийством, – последнее случилось в пабе, полном посетителей.

– Среди которых мистером Читэмом и не пахло, – добавила я.

– А вы знаете, она ведь права, – сказала леди Хардкасл. – Читэм в это время устанавливал проектор в зале ратуши.

На мгновение инспектор задумался.

– Я не буду этого оспаривать, – сказал он наконец, – хотя грибы можно было подложить в пирог в любое время.

– А вы будете говорить с Хьюзами? – поинтересовалась леди Хардкасл.

– Я все время это откладывал, – признался инспектор, – но, как мне кажется, время пришло.

– Откладывали? – переспросила я.

– Я нахожу его слишком нудным, – пояснил Сандерленд. – Понимаете, я готов защищать его право выражать свое мнение, и выражать его совершенно открыто, даже ценой собственной жизни. Но в то же время я готов отдать ее, только чтобы не слышать, как он это делает. Однако, боюсь, мне все-таки придется возобновить знакомство с ним и его очаровательной женой, если я хочу качественно выполнить свою работу.

– А можно нам с вами? – спросила миледи.

– Прекрасно, что в этот момент рядом со мной будут находиться вменяемые люди, – ответил Сандерленд. – Только не забывайте, что вы сами напросились. Я не собираюсь отвечать за ваше разочарование или раздражение.

– Договорились, – согласилась леди Хардкасл. – Фло, будь лапочкой и предупреди мисс Джонс, что за ланчем нас будет шестеро. Вы же останетесь, джентльмены?

– Боюсь, что мне надо возвращаться в город, – ответил доктор Гослинг. – Так что как-нибудь в другой раз.

* * *

Мисс Джонс смазывала какую-то выпечку свежим яйцом, когда я засунула голову на кухню.

– За ланчем нас будет пятеро, мисс Джонс, – сказала я. – Не знаю точно, когда мы вернемся, но это будет где-то около двенадцати.

– То есть мы тоже приглашены? – спросила Эдна, загадочно подмигивая.

– Нет, – ответила я. – К нам присоединится инспектор Сандерленд.

– Я так и подумала, милочка. Никогда не слыхала, чтобы полисмен пропустил случай поесть даром. Я имела в виду, что те двое – мисс Драйтон и мистер Читэм – ушли.

– Ах, вот как! Интересно, как они… Хотя ладно. Тогда нас будет трое.

– Отлично, мисс Армстронг, – сказала мисс Джонс. – Что-нибудь еще?

– Нет. Благодарю вас, дамы.

Я присоединилась к участникам допроса, и мы вновь отправились к деревенскому лугу.

Глава 14

Шарабан уже успел высадить своих пассажиров, и протесты были в самом разгаре, когда мы показались в конце тропинки и посмотрели на протестующих с противоположной стороны луга. За три дня энергичных размахиваний плакаты немного поистрепались, но люди, державшие их, были тем не менее полны сил и настроены положить конец распространению ереси в головах легковерных селян. Кинематографу должен прийти конец.

– Мы не делаем ничего противозаконного, – сказал лидер демонстрантов мистер Хьюз, когда мы приблизились.

– Абсолютно ничего противозаконного, сэр, – подтвердил инспектор Сандерленд. – Конечно, вы впустую тратите свое время, но в этом нет ничего запретного.

– Выполнять угодную Богу работу вовсе не значит тратить время впустую.

– И с этим не поспоришь, – согласился инспектор. – Но сегодня Бог вроде бы хочет дать вам выходной. Сегодня вечером никаких просмотров не будет. Наступает Ночь костров.

– Еще один языческий праздник, – заметил мистер Хьюз.

– Неужели? – подала голос леди Хардкасл. – А я думала, что это празднование в честь провалившегося заговора по взрыву Парламента.

– Ну… да… – пробормотал Хьюз. – Но сейчас это уже не тот праздник, что был раньше. Он вернулся к своим языческим корням.

– В данный момент это неважно, – сказал инспектор. – Уверен, что ваши товарищи переживут ваше отсутствие теперь, когда ясно, что нет представления, против которого нужно бороться. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

– О чем?

Инспектор приподнял брови, но ничего не ответил.

– Никто из нас не имеет отношения к этим кошмарным смертям, – заявил Хьюз.

– А никто вас в этом и не обвиняет, – сказал Сандерленд. – Но я не выполню свой долг, если не опрошу всех возможных свидетелей. Давайте поищем тихий столик в «Псе и утке».

– Я не пью.

– А я уже убедила мистера Арнольда, что он может подзаработать, подавая в своем пабе кофе и чай, – успокоила Хьюза леди Хардкасл. – Я посчитала, что в отсутствие чайной он сможет заполнить эту пустоту на рынке. И он со мной согласился.

– Я ни за что не переступлю порога этой обители порока и разврата, – заявил мистер Хьюз.

– Тогда, может быть, пройдем в участок? – предложил инспектор. Сказано это было вежливым тоном, но мы все видели, что его терпение уже на исходе.

Хьюз задумался. Поход в паб будет незначительным отступлением от его принципов, а вот посещение участка может быть истолковано как свидетельство его позора. Кто, помимо преступников и их жертв, посещает полицейский участок? А так как жертвой преступления он не является, то…

– Отлично, – сказал Хьюз. – Пусть будет «Пес и утка». Но я не останусь там ни секундой дольше, чем это необходимо. И, естественно, я не прикоснусь к алкоголю.

– Это все понятно, сэр, – согласился инспектор Сандерленд. – Я закажу вам чай, а пить его или нет – решать вам.

Хьюз передал свой плакат жене и вместе с нами пересек деревенский луг в направлении паба. Дейзи, которая как раз шла из лавки своего отца, с любопытством посмотрела на меня. Я одними губами прошептала ей: «Расскажу позже», – и она заторопилась в паб, чтобы занять там свое рабочее место.

Мы вошли вслед за ней. Миледи и инспектор усадили своего «гостя» за стоявший в стороне столик, а я отошла, чтобы заказать чай. Дейзи поспешно сняла пальто и, на ходу разглаживая передник, бросилась к своему месту за стойкой.

– Это что, он? – шепотом спросила она. – Ма так и сказала. Не нравится ей эта публика.

– Когда я говорила с ней в последний раз, – заметила я, – она была уверена, что виновен Аарон Орум.

– Но сейчас-то он мертв, верно?

– А может быть, чувство вины заставило его совершить самоубийство?

– Ой… – девушка замолчала. – Ой, а ведь так тоже может быть, правда? Значит, тогда это не Хьюз. Это действительно Орум, ведь правда?

– Мы все еще ничего не знаем, – рассмеялась я. – Инспектор просто опрашивает всех свидетелей подряд. Может быть, поговорим позже? А сейчас нам нужен чай на четверых.

– Точно не четыре пинты сидра? Просто это сделать намного легче.

– До ланча? Боже, нет, конечно. Хьюз вообще не пьет, и даже мы давно уже решили положить конец выпивке за утренним чаем^[66]. Будь умницей, поставь чайник.

– Я вам все принесу, – пообещала Дейзи.

Когда я присоединилась к остальным, беседа была в самом разгаре. Говорил инспектор Сандерленд, заглядывая в свой блокнот:

– …замечен смотрящим в окно паба после полуночи в ту ночь, когда был убит Бэзил Ньюхаус.

– Возможно, это был я, – сказал Хьюз. – Я э-э-э… прогуливался.

– Прогуливались? В Литтлтон-Коттерелле? После полуночи? – уточнил инспектор. – Вы же живете в доме старого Седдона по дороге в Чиппинг-Бевингтон, так? Если верить свидетелям, то ваша группа покинула деревню до десяти часов вечера.

– И я был с ними. До дома мы доехали на шарабане.

– А потом вы вернулись?

– Не мог уснуть, так что вышел прогуляться.

– Но от дома Седдона до паба добрых пять миль. Неплохое расстояние для вечерней прогулки.

– В доме есть велосипед, – пояснил Хьюз. – На нем я доехал до деревни. Хотел своими глазами увидеть, как фильма повлияла на жителей деревни.

– И что же вы увидели?

– Разврат. Кутеж. И пьянку.

– Другими словами: добрых жителей Литтлтон-Коттерелла, наслаждающихся жизнью в пабе, – спокойно перевел инспектор.

– Они были явно распалены и возбуждены этой кошмарной фильмой.

– Боюсь, что мы не вправе высказывать такое мнение. Что вы сделали после этого?

– Увидел все, что хотел, сел на велосипед и поехал домой.

– А на обратном пути вы не заметили ничего необычного?

– Ничего, – ответил Хьюз. – Пару пьяниц, ковыляющих домой, и какого-то мужика на велосипеде, а так ничего особенного.

– А кто-нибудь видел, как вы вернулись домой?

– Нет. Все уже спали.

Леди Хардкасл внимательно слушала весь этот разговор.

– Вы очень серьезно относитесь к своей миссии, мистер Хьюз, нет так ли? – спросила она с теплой улыбкой.

– Конечно. Мы исполняем Божий промысел.

– Иногда, должно быть, вы чувствуете себя очень одиноким, – продолжила миледи. – Только вы и ваша супруга против всего этого нечестивого мира.

– Вы думаете, что мы одиноки? А вы видели скольких мы собрали, чтобы бороться с ересью Читэма? И это только малая часть наших последователей из Бристоля. Наши единомышленники разбросаны по всей стране. Да что по стране – по всему миру.

– А я этого не знала. Так вы что, международная организация?

– Братство, – гордо поправил Хьюз миледи.

– Как интересно!

Было ясно, что инспектор Сандерленд не понимает, чем может закончиться эта беседа, поэтому он бросил на меня вопросительный взгляд: «Может быть, ее остановить?» Я покачала головой: «Она сама знает, что делает».

Хьюз этого не заметил.

– Наше Слово звучит в Империи, в Европе и даже в Соединенных Штатах, – продолжил он.

– Уверена, что вам было бы интересно встретиться с вашими последователями в Штатах, – сказала леди Хардкасл. – А вы никогда не думали устроить встречу с вашими единомышленниками со всего мира?

– А у нас уже была такая встреча, – Хьюз раздулся от гордости. – В Эль-Пасо.

– Боже мой! – воскликнула миледи. – Какая экзотика! Это в Испании?

– Звучит похоже, но нет, – рассмеялся проповедник. – Это в Техасе. В Америке.

– Ничего себе… Это еще более экзотично, чем Испания. Вот это приключение. Вам, наверное, понадобилась куча времени, чтобы добраться туда.

– Да, путешествие было неблизким, – согласился Хьюз. – Но оно того стоило.

– Могу себе представить… Честно сказать, я вам завидую. Сама я была только в Вашингтоне.

Хьюз снисходительно улыбнулся.

– Простите, инспектор, – обратилась миледи к Сандерленду. – Я, кажется, лишила вас возможности поговорить с мистером Хьюзом. Прошу прощения.

– Пустяки, миледи, – ответил он. – Разнообразие никогда не помешает. А теперь, если позволите…

– Ну конечно.

– Благодарю вас. Итак, вы вернулись к дому старого Седдона…

– Я бы хотел, чтобы вы перестали его так называть, – прервал Сандерленда Хьюз. – Теперь здание принадлежит мистеру Натаниэлю Биддискомбу, который не имеет никакого отношения к безбожникам Седдонам.

– Хорошо. Тогда к дому Биддискомба, – согласился инспектор. – Что вы делали после того, как вернулись?

– Сразу лег в постель. Эта поездка на велосипеде оказалась именно тем, чего мне так не хватало. Заснул я практически мгновенно.

– А с утра пораньше уже вернулись к вашему бдению?

– Вот именно. Вместе с братьями мы съели простой завтрак. Помолились за успех нашего предприятия и за падение Читэма и его язычников, и к тому времени, когда появился шарабан, все мы уже стояли на улице.

– А что вы делали на следующий день?

– Как обычно, я вернулся домой, но выходить больше не стал.

– Ну, а вчера вечером?

– Когда Орум упал с колокольни, мы присоединились к толпе зевак, но, как только стало понятно, что помочь ничем не сможем, мы покинули деревню и вернулись домой.

– Благодарю вас, мистер Хьюз, – инспектор закрыл свой блокнот. – Вы мне очень помогли.

– И что, теперь я могу идти?

– А вас никто и не держал. Можете. Я узнал все, что хотел. Но, если хотите, вы, конечно, можете допить свой чай.

– Спасибо, нет. Я сейчас же покину это гнездо порока и разврата и вернусь к своему делу.

– Как пожелаете. Всего хорошего.

Хьюз вышел, ни разу не обернувшись.

* * *

– И где же вы научились так проводить допрос, миледи? – спросил инспектор, когда мы уже вернулись домой и вносили изменения в «доску расследований» в столовой.

– Вы это о чем? – спросила миледи. Она делала пометки на доске и слушала инспектора не очень внимательно. – А, это вы про Америку?

– Именно, – ответил Сандерленд. – Это было проделано просто блестяще.

– Это так, мелочи, которым мы научились в прошлой жизни. Но, как ни странно, мы говорили об этом всего пару дней назад. Понимаете, люди рады рассказать вам все, что они знают, – надо только создать соответствующую атмосферу, и тогда они будут говорить без передышки. Запугивание тоже имеет свои преимущества, но это когда надо поставить человека на колени. А пытки – это какое-то средневековье, вы не согласны?

– Некоторые из моих коллег с вами не согласятся, – сказал инспектор. – В жизни мне приходилось наблюдать, как признания выбиваются из подозреваемых. Но я всегда был за менее жесткий подход. А вам надо читать лекции для нашей службы.

– Боюсь, что самые жестокие из ваших коллег-офицеров не обратят никакого внимания на немного чудаковатую леди, питающую слабость к сентиментальным мелодиям и бренди.

– И все-таки он никогда бы не сказал о своей поездке в Америку, если бы его об этом спросил я, – улыбнулся инспектор.

– Думаю, что не сказал бы. И мне, я думаю, он тоже ничего бы не сказал, если б я задала ему вопрос в лоб. Вся штука в том, чтобы найти способ разговорить их.

– И теперь мы знаем, что он мог иметь доступ к вашим таинственным грибам. Хотя не знаю, поможет ли это нам…

– Честно говоря, – миледи все еще не отходила от своей доски, – я тоже в этом не уверена. Он становится подозреваемым в убийстве Орума, но на два других убийства у него есть алиби. Согласна – слабое и никем не подтвержденное, но в обоих случаях он заявит, что в момент преступления находился в другом месте.

– Не понимаю, для чего ему убивать мистера Орума, – сказала я. – Практически никто не знал о его роли в этой фильме.

– Это не так важно, – заметил инспектор. – Если мы соглашаемся, что целью Хьюза был конфликт, ведущий к запрещению фильмы, то тогда совершенно неважно, кого убили, до тех пор, пока это делалось в соответствии с ее сценарием.

– Согласна, – сказала леди Хардкасл. – А так как молодой актер, игравший Джорджа, в турне не участвует, умереть должен был кто-то другой. Мне кажется, Герти что-то говорила о том, что он сейчас занят в прокате «Веера леди Уиндермир».

– Возможно, – согласилась я. – Кто-то явно хотел получить полный комплект. – В голову мне пришла мысль, и я запнулась, прежде чем медленно продолжить: – Вот только…

– Что «вот только»? – переспросила леди Хардкасл.

– Давайте представим себе, что ваша версия верна. Мистер Орум получил свои грибы в пабе, и там же у него начались галлюцинации. Он выскочил из паба, преследуемый демонами, и побежал к церкви. Сначала заперся в ней, а потом бросился с колокольни, чтобы избавиться от них. Точно так же, как и в фильме.

– Так, мне кажется, все и произошло, – сказал инспектор.

– Но что, если грибы вызвали бы видение пушистых барашков, резвящихся на весенней лужайке? Тогда он не убежал бы в таком ужасе, правда? Как отравители могли быть уверены, что он будет искать спасение в церкви Святого Гавриила, даже если допустить, что они каким-то образом могли влиять на его галлюцинации? И, кроме этого, что могло заставить его прыгнуть с колокольни? Слишком много… как вы это называете, миледи?

– Слишком много неизвестных? – подсказала леди Хардкасл.

– Вот именно. Слишком много неизвестных и переменных вариантов. Способ убийства абсолютно сомнительный, особенно если вы хотите подчеркнуть этим убийством греховность живых картинок.

– Хороший аргумент, – заметила леди Хардкасл. – Просто отличный.

– Вы говорили о влиянии на галлюцинации, – продолжил инспектор. – А что, с помощью этих грибов их можно внушать? Как при гипнозе?

– Нам придется дождаться Симеона, чтобы выяснить это, – ответила леди Хардкасл. – Он должен знать. Если это действительно так, то подозреваемый в тот вечер должен был находиться в пабе и нашептывать Оруму на ухо.

– Слишком много кандидатов, – сказала я. – В пабе было полно народу – мы видели их всех, когда они вывалились на крыльцо вслед за убитым.

– Но это значит, что Дину Коудл еще рано сбрасывать со счетов, – заметила миледи.

– Давайте не будем делать никаких выводов, пока не узнаем мнение Гослинга, – предложил Сандерленд. – А пока мне надо проверить, все ли в порядке в Бристоле. Вы позволите мне еще раз злоупотребить вашим гостеприимством и воспользоваться телефоном?

– Ну конечно, инспектор. И никакое это не злоупотребление. Вы же остаетесь на ланч?

– Благодарю вас, – ответил Сандерленд. – Это очень любезно с вашей стороны.

* * *

Я прошла на кухню, чтобы проверить, как идет подготовка к ланчу. Мисс Джонс, чтобы не подвести миледи, старалась вовсю.

– Мне кажется, что вы можете рассчитывать на прибавку, – сказала я. – И вы тоже, Эдна. На этой неделе вы обе действовали выше всяческих похвал, и я знаю, что леди Хардкасл вам очень благодарна. И я тоже. Спасибо.

– Мы просто выполняем свою работу, – сказала мисс Джонс.

– Она права, – согласилась с ней Эдна. – Вот только выбора у нас нет. И хотя от прибавки я не откажусь – пока Дэн лежит, у нас на счету каждый пенни, – я, правда, тружусь не ради нее.

– И тем не менее, – сказала я, – я прослежу, чтобы ваше прилежание не осталось неоцененным.

– Я сейчас скажу вам, что можно сделать, – сказала Эдна, – и это не будет стоить хозяйке ни гроша.

– Слушаю, – я была заинтригована.

– Дэн у меня обожает сигары, – продолжила служанка, – а у мистера Ньюхауса они были просто отличные. У него в комнате… стоит этот, как его, термидор^[67]…

– Вы хотели сказать, хьюмидор^[68]? – поправила ее я.

– Вот именно. И курить он вроде бы больше не собирается…

– Мне кажется, что в этом нет ничего плохого. В жизни мистер Ньюхаус был щедрым человеком. Уверена, что он был бы рад узнать, что его сигары несут радость людям и после его ухода.

– Я всего парочку-то и возьму, – заторопилась Эдна. – Дэна вовсе незачем баловать. А то еще привыкнет и начнет плакаться, когда они закончатся…

– Возьмите, сколько хотите, – позволила я.

Оставив их на кухне, я вернулась к леди Хардкасл и инспектору Сандерленду, которые все еще возились с «доской расследований» в столовой, и пересказала миледи свой разговор с Эдной.

– Отличная идея, – согласилась хозяйка. – Так нам не придется их выбрасывать. А вы любите сигары, инспектор?

– Не могу сказать, что я большой их ценитель, – ответил тот. – В былые годы я курил трубку, но миссис Сандерленд не нравится, когда мои вещи пахнут табаком, так что я бросил. Хотя продолжаю носить с собой пустую трубку. – С этими словами он достал так хорошо знакомую мне трубку из бриара^[69]. – Мне кажется, люди больше доверяют детективу с трубкой, даже если он ее не курит. – Инспектор взял трубку за чубук и мундштуком указал на один из рисунков на доске. – А еще удобно указывать на что-то, – добавил он.

– Действительно удобно, надо же, – сказала леди Хардкасл. – А ты, Фло, как думаешь? Может быть, мне тоже завести трубку?

– Этакую вышедшую из моды глиняную трубку с длинным мундштуком, миледи, – поддержала ее я. – Хотя если вы собираетесь только указывать ею на какие-то вещи, то, мне кажется, карандаш будет не хуже.

– Ну и в чем тогда радость? Не забывай, что у меня репутация слегка спятившей дамы, которую я должна поддерживать.

– Мне кажется, что ни один из тех, кому довелось с вами общаться, не сомневается, что вы немного не в себе, – заметила я.

– Ну, тогда забудем об этом.

Скоро беседа вновь вернулась к убийствам, но, как мне показалось, на этот раз мы просто повторяли старые наблюдения и аргументы. И когда человек в очередной раз слышит: «Но почему, ради всего святого, он это сделал?» – он поневоле начинает задумываться о ланче.

Меня спасло появление Эдны, которая внесла в столовую грубого вида горшок с рагу и клецками.

– Благодарю вас, Эдна, – сказала хозяйка. – Прямо то, что доктор прописал.

– Не стоит благодарности, миледи. Все это приготовила мисс Джонс, а я просто принесла.

– И тем не менее, – настаивала леди Хардкасл, – я всегда с уважением отношусь к вашей работе. Да, вот еще что – мисс Армстронг рассказала мне про сигары… Возьмите столько, сколько сочтете нужным.

– Вы очень добры, миледи. Только сейчас этот тер… тьфу, хьюмидор куда-то исчез. Я думала, что он стоит на тумбочке возле кровати мистера Ньюхауса, там, где лежат его запонки и заколка для галстука, но, черт меня побери, он оттуда исчез…

– Очень странно, – удивилась леди Хардкасл. – А вы все хорошенько осмотрели?

– Я перерыла всю комнату. Его там нет. Там вообще мало чего есть, так что такую большую старую коробку не пропустишь… Ее просто некуда спрятать.

– Может быть, его взял мистер Читэм? – предположила я. – Или даже Зельда Драйтон. Она очень любила мистера Ньюхауса – может быть, запах его сигар напоминает ей о нем…

– Наверное, такое возможно, – медленно произнесла Эдна. – Но только не забывайте, что их комнаты я тоже убираю, и ни в одной из них его не видела.

– Тогда это очень странно, – заметила миледи. – А больше там ничего не пропало?

– Нет, миледи, только эта коробка. Но не буду отнимать у вас время. Уверена, что рано или поздно все найдется. Просто хотела предупредить вас о пропаже.

– Конечно, Эдна, конечно. Спасибо, что рассказали.

Сделав книксен, Эдна исчезла.

– Если б это случилось в другом месте, – заметил инспектор, – то я сказал бы, что его украл кто-то из слуг. Хотя этому может быть и другое, совсем простое объяснение. Вы не представляете себе, как часто меня вызывали на поиски какой-нибудь драгоценности, завалившейся за шкаф или лежащей под небрежно сброшенным пальто.

– Вы наверняка правы, – согласилась с ним миледи. – Не будем больше об этом. Лучше попробуем рагу. Я просто умираю от голода.

* * *

Сразу же после ланча инспектору Сандерленду позвонили из Отдела криминальных расследований полиции Бристоля и срочно вызвали его на допрос фигуранта по другому делу. И опять мы с леди Хардкасл остались предоставленными самим себе.

– Ну, и что будем делать, миледи? – спросила я, убирая со стола.

– Внутренний голос подсказывает мне, что нам надо заняться поисками улик или опросом свидетелей, – со вздохом ответила мне хозяйка, – но, должна признаться, я здорово запуталась. Может быть, смена деятельности позволит мне собрать мои одурманенные мозги в кучку и позже вернуться к решению основной задачи? Возможно, стоит посмотреть на нее под каким-то новым углом?

– Иногда это помогает, – согласилась я. – И чем же мы займемся?

– Я так и не успела посмотреть то, что мы наснимали в деревне. Наверное, я пойду в оранжерею и проверю, какие перлы у нас там хранятся. Уверена, что-то из них я смогу показать жителям, чтобы поднять им настроение и напомнить, что в самих живых картинах нет ничего плохого.

– Как по мне, так это отличный план, – сказала я. – А я займусь штопкой.

– Вот и хорошо, дорогая. Встретимся здесь же… – тут она взглянула на наручные часы, – Скажем, в половину третьего на чашку чая?

– Договорились. В половине третьего. – С этими словами я вынесла грязные тарелки на кухню.

Взяв свою корзинку с принадлежностями для шитья и еще одну непонятно как изодранную юбку – я уже давно подозреваю, что леди Хардкасл намеренно рвет свою одежду, чтобы мне было чем заняться, – я устроилась за кухонным столом. В комнате было тепло, свет падал так, как надо, и, работая, я разговорилась с мисс Джонс…

Для начала мы обсудили с ней безобразие с поставками свежей рыбы в деревню – заказывать ее вслепую у торговца в Чиппинг-Бевингтоне было слишком рискованно. Потом мы поговорили о том, как воспрянула ее мама, когда ей пришлось ухаживать за собой без помощи дочери, – мисс Джонс не знала, радоваться ли ей или плакать, но ее собственные амбиции в связи с этим изменились. И тут мы перешли к этим амбициям. Без сомнения, Блодвен была очень одаренной кухаркой, и я с радостью услышала, что она вовсе не собирается зарывать свой талант в землю.

– Я хотела бы поучиться в «Ритце», – серьезно сказала девушка. – Или в «Карлтоне». У кого-нибудь, кто учился у Эскофье^[70]. Или у самого Эскофье. Вы можете себе такое представить? Чему бы я тогда могла научиться? А потом я нашла бы ресторан и превратила его в место, где каждый хотел бы поесть хоть раз в жизни.

– Никогда не встречала женщину шеф-повара, – сказала я. – Это было бы просто здорово.

– Ну конечно, – печально согласилась со мной повариха, – именно об это и разбиваются все мои планы. Вы их не встречали, потому что женщинам нельзя работать на больших кухнях. По крайней мере, не как поварам. Мы годимся на то, чтобы мыть тарелки и резать лук – это без вопросов, – но никто не позволит мне готовить.

– А вам надо будет переодеться в мальчика, – предложила я. – И под маской проскользнуть в эту цитадель.

Задняя дверь неожиданно распахнулась, и в нее влетела леди Хардкасл.

– Кто это у нас под маской? – спросила она.

– Мисс Джонс переоденется юношей, чтобы получить работу на кухне в «Рицте».

– Как это восхитительно. Умница.

– Да я, в общем-то, не собираюсь этого делать, – ответила ей мисс Джонс. – Просто очередная фантазия мисс Армстронг.

– А, – в голосе миледи послышалось разочарование. – Это она у нас любит. Но если вы на это решитесь, то обращайтесь только к ней. Она сама переодевалась в юношу бог знает сколько раз.

– Да не может быть! – воскликнула кухарка.

– И тем не менее это правда, – подтвердила я. – Несколько раз мне таким образом удалось выпутаться из сложных ситуаций.

– И влипнуть в бессчетное количество новых, – добавила леди Хардкасл.

– А на что нам эта жизнь, если в ней нет чуточки опасности? – задала я риторический вопрос. – Тут главное – мешковатая одежда, чтобы скрыть фигуру, и большая кепка, чтобы спрятать под ней волосы. А потом надо сделать парочку скабрезных замечаний вслед проходящим девушкам и затеять с кем-нибудь драку. Так что все это не так уж сложно.

– Знаете, я думаю, что стану великим поваром как-нибудь по-другому, – сказала мисс Джонс.

На мгновение леди Хардкасл задумалась.

– Думаю, что у меня есть парочка знакомых, которые могли бы вам помочь. Если только вы серьезно подумываете об этом. Мне очень не хотелось бы вас терять, но и лишать вас возможности стать хозяйкой на кухне, перед которой будет стоять в очереди весь мир, мне тоже не хочется.

– Вы очень добры, миледи. Но мне и здесь хорошо, правда.

– Это пока, милая, – заверила ее миледи. – Пока. А когда у вас начнется настоящий зуд, просто придите и скажите мне. Мы что-нибудь придумаем.

Мисс Джонс улыбнулась ей в ответ.

– Ну а теперь, – вмешалась я в разговор, – когда вы разобрались с будущим вашей кухарки, чем мы можем быть вам полезны? Для чая немного рановато – вы сами сказали в половину третьего…

– Я это помню, но сейчас хочу, чтобы ты взглянула на снятую нами пленку… Черт, нам просто необходимо установить звонки.

– Или какую-то внутреннюю телефонную связь, – добавила я.

– Это было бы даже лучше. Я займусь этим, когда мы разберемся с нынешним хаосом. Но сейчас нам надо посмотреть пленку. Давай поживее.

Я отложила шитье и встала.

– Это что, моя юбка? – спросила хозяйка.

– Именно, – подтвердила я. – И как вы умудряетесь…

– Помнится, там были каминные щипцы. Кочерга. И очень строптивый огонь. Одно вытекало из другого, и вот результат…

– Пойдемте, посмотрим вашу пленку, – сказала я, тяжело вздохнув.

* * *

В доме леди Хардкасл существовало очень немного обязательных к исполнению правил. Она почти не обращала внимания на происходящее в доме, полагая, что мы – Эдна, мисс Джонс и я – обеспечим нормальное функционирование домашнего хозяйства. Я жила с этим вот уже пятнадцать лет, но остальные двое были удивлены таким подходом, потому что до этого работали в полностью зарегулированных домах, где за каждым их шагом наблюдали и тщательно контролировали. Вначале Эдна немного свысока отнеслась к леди Хардкасл и ее невмешательству в домашние дела, и я слышала, как она обсуждала это с мисс Джонс в самом начале работы у нас. Но спустя какое-то время обе женщины поняли, что им доверяют делать все, что они считают необходимым для того, чтобы в доме все было в порядке. И им это понравилось. Качество их работы значительно повысилось. Они и раньше не уклонялись от своих обязанностей, но когда поняли, что к ним относятся, как к компетентным и надежным работникам, стали испытывать гордость от того, что выполняют свою работу на высшем уровне.

Так вот, хотя правил было немного, существовало одно, которое нельзя было нарушать ни под каким видом. Никто не смел убираться в оранжерее. На первый взгляд, в этом был какой-то смысл. В студии находилось дорогостоящее оборудование, которое можно было повредить. В ней оставались декорации незавершенных проектов – если б хоть одна мелочь была сломана или передвинута, то проекту был бы нанесен непоправимый ущерб. Здесь же лежали опасные химикаты для проявки пленки. И только когда человек вспоминал о личности миледи и ее привычках, это правило начинало казаться несколько безрассудным.

Леди Хардкасл была человеком неаккуратным. Она шла по жизни окруженная невидимым облаком беспорядка и хаоса. Могла войти в комнату, поговорить в ней с кем-то, а потом выйти из нее, казалось бы, ни до чего не дотронувшись, но после ее ухода в комнате оставался такой хаос, как будто по ней пронесся ураган.

Итак, комбинация этих двух факторов – правила ни до чего не дотрагиваться в студии и врожденного таланта миледи вносить во все беспорядок – привела к тому, что оранжерея выглядела как поле битвы, на котором только что закончились невероятно жестокие боевые действия. Шторы были задернуты, и помещение освещали две масляные лампы, но даже это не могло скрыть общий бедлам. Везде, где только можно, лежали горы… вещей. Некоторые из них определить было невозможно, другие явно были мусором, а третьи можно было сгруппировать с похожими и разложить по ящикам и шкафам, чтобы в случае нужды легко их найти.

Миледи подошла к проектору и стала возиться с пленкой.

– Присаживайся, дорогая, – предложила она. – Придется подождать пару минут. Эта чертова пленка постоянно застревает.

– С удовольствием присела бы, – сказала я, – но только куда…

Хозяйка обернулась и увидела, что я смотрю на стул и кресло, на которых лежали горы коробок и бумаги.

– Куда хочешь, – ответила она, как будто это был глупейший вопрос, который она слышала в своей жизни.

– А куда мне положить… все это?

– Можешь сложить на пол. Только не забудь, когда будем уходить, вернуть все на место в том же порядке.

Я прикусила язык и сделала то, что мне велели. Выбрав стул, убрала с него на пол на удивление тяжелую деревянную коробку, какое-то количество войлока, шпагат, пару шампуров и жестянку с воском для усов.

– Ну вот, – сказала, наконец, миледи. – Будь добра, притуши эти лампы и давай смотреть.

Когда комната погрузилась в темноту, хозяйка включила лампу в проекторе и стала крутить ручку.

– Не могу избавиться от мысли о том, что какой-нибудь вариант хорошо отлаженного механизма был бы здесь очень к месту, – сказала она, когда на экране запрыгали и задергались картинки.

– На что я должна обратить внимание?

– Подожди немного. Я остановила пленку на нужном месте, но лампа так сильно ее нагревает, что она продолжает коробиться даже когда гасишь лампу… А, вот это место. Ну, что ты видишь?

– Похоже на велосипед, прислоненный к стене церкви, – ответила я.

– Совершенно верно. Правда, я думала несколько о другом, но запомни, что ты его видела… Черт, опять исчезло – придется перемотать немного назад.

Я увидела комично двигающихся задом наперед поселян, пока миледи искала место, которое хотела мне показать.

– Вот, – сказала она, когда камера вновь повернулась в сторону церкви. – Поднимается вверх по холму рядом с мясной лавкой.

Оказалось, что это была небольшая тележка, доверху наполненная сеном. Тащил ее ослик, которого вел под уздцы сгорбленный мужчина в коротком темном пальто.

– Похоже на тележку, которую мы видели на церковном дворе. Если она сейчас поднимется по склону и повернет налево, то окажется на тропинке, которая идет позади церкви.

– Именно так я и подумала. Я-то считала, что тележка и ослик – это неотъемлемая часть церковного двора, но, как выясняется, они появились там только во вторник утром, накануне первого просмотра. Смотри дальше.

Камера остановилась и перепрыгнула на следующий эпизод. При этом возле стены церкви все еще можно было рассмотреть велосипед. Щекастый мальчуган, которого леди Хардкасл заставила позировать возле церкви, неловко смотрел в объектив. Шарабан Хьюзов, наполненный их адептами, въехал в кадр с правой стороны. Они стали спускаться с него на землю.

– Не обращай на них внимания – следи за велосипедом, – сказала леди Хардкасл.

Я сделала то, что она просила. Несколько мгновений спустя из-за шарабана показалась сгорбленная фигура, одетая в морской бушлат и фуражку. Она взгромоздилась на велосипед и уехала.

– Это тот же мужик, который вел ослика, – сказала я.

– Он действительно на него похож, – согласилась миледи и стала перематывать пленку на начало. – Зажги лампы, пожалуйста. Я сейчас ее уберу.

– Вам этот сгорбленный мужчина кажется важным? – уточнила я, когда комната ожила от света ламп.

– Я бы не обратила на него никакого внимания, – ответила хозяйка, – но когда я заметила, что он как-то связан и с осликом, и с велосипедом, я задумалась. Возможно, ослик находится на церковном дворе по вполне объяснимой причине, а велосипед можно увидеть где угодно. Но этот велосипед стал появляться и маячить у меня перед глазами слишком часто.

Какое-то время я размышляла.

– Дэн Гибсон сломал ногу, споткнувшись о велосипед, лежавший на верхнем поле Тоби Томпсона, – сказала я наконец. – И, кажется, Аарон Орум говорил что-то про то, что наткнулся на велосипед возле паба.

– Вот именно. Орум был этим немного сконфужен, но он точно упомянул про велосипед.

– И Хьюз тоже, – добавила я. – Он на велосипеде доехал от дома Седдона до паба, и еще сказал, что видел кого-то на велосипеде на обратном пути.

– Я помню. Кажется, у меня рождается некая теория. Пока она в зачаточном состоянии, но тем не менее… Как насчет того, чтобы съездить на верхнее поле Тоби Томпсона?

– Сейчас принесу наши водительские костюмы, – ответила я.

Глава 15

Пока мы ехали по сельским дорогам в маленьком красном «Ровере» леди Хардкасл, я радовалась, что на мне надеты тяжелое автомобильное пальто, краги, шляпа, шарф и очки-консервы. На улице было совсем не жарко.

– Хотелось бы, – крикнула я, пытаясь перекрыть шум мотора, вой ветра и шорох шин по дороге, – чтобы у нашего следующего мотора была кабина, в которой мы могли бы укрыться!

– Да, немного прохладно! – крикнула миледи мне в ответ. – Я поговорю с Пройдохой^[71]; может быть, он что-нибудь придумает.

Как раз в этот момент мы, буквально на двух колесах, повернули за угол, и я задумалась, насколько умно будет для нас заводить машину, созданную ее другом лордом Ридлторпом, известным гонщиком. Даже этого маленького «Ровера», с максимальной скоростью в двадцать четыре мили в час^[72], было для хозяйки больше чем достаточно. Я с трудом могла представить себе угрозу, которую она будет представлять для жителей и животного мира Глостершира, сидя за рулем более мощного мотора.

Прибытие в пункт назначения позволило мне воздержаться от дальнейших комментариев. Мы остановились возле ворот, которые вели к крутому склону. Слева от нас ниже по холму находились богатые пастбища, принадлежавшие Тоби Томпсону. Справа и вверх по холму оказалась неровная местность, ведущая к роще деревьев. Леди Хардкасл указала на высохшую грязь возле ворот.

– Я так и думала, – сказала она.

Взглянув на то место, на которое указывала хозяйка, я заметила узкий след велосипедной шины.

– Наверное, пойдем к роще, – сказала хозяйка и пошла первой.

Небольшая рощица, казалось, была естественной границей верхнего поля, принадлежавшего Тоби Томпсону. Лесом ее никак нельзя было назвать, хотя деревья росли достаточно густо, не позволяя рассмотреть, что находится за ними.

Леди Хардкасл вновь указала на землю.

– Ха! – В ее голосе послышались триумфальные нотки. – Готова поспорить, что именно здесь муж Эдны споткнулся о велосипед и сломал ногу. – Большой круг высокой травы оказался вытоптан. На проглядывающей сквозь траву земле были видны едва заметные следы шин. – Думаю, что он шел сюда, чтобы посачковать. Среди деревьев можно посидеть, покурить и даже почитать газету. Перед ним открывается прекрасный вид на все поле, на случай если появится его хозяин. Если быть поосторожнее, то можно выбраться из ворот и добраться до подошвы холма еще до того, как тебя обнаружат. И никто никогда не нашел бы его укрытия, если бы только он не наткнулся на велосипед и не сломал бы ногу.

Мне такое допущение показалось вполне резонным. Бо́льшая часть фермы располагалась у наших ног, так что в распоряжении Дэна было прекрасное наблюдательное место, при этом сам он оставался невидимым.

– Все это мы узнали из его признания Эдне, – сказала я. – Но почему все это вдруг так вас разволновало и заинтересовало? Для чего мы сюда притащились?

– Наберись терпения, моя маленькая служанка. Если я права, то мы все узнаем, заглянув за деревья.

Мы стали взбираться на холм, и мое мнение о тяжелом автомобильном пальто быстро изменилось. Это в авто оно служило мне защитой против резкого ветра, пока мы мчались по сельским дорогам; сейчас же превратилось в неуклюжую обузу, из-за которой я стала потеть, как простая работница в поле.

Тяжело дыша, мы добрались до первых деревьев и несколько минут пробирались сквозь небольшую, но очень дремучую чащу. Постепенно перед нами открылось то, что пряталось за ними.

– Ха! – вновь воскликнула леди Хардкасл. Сегодняшний день был полон маленьких триумфов. – И что ты перед собой видишь?

– Коттедж, – ответила я. – Судя по его виду, давно заброшенный.

– Но иногда, полагаю, используемый, – добавила хозяйка. – Давай заглянем в него.

* * *

– Ты вооружена? – прошептала леди Хардкасл, когда мы воровато крались по траве к коттеджу.

– А вы ничего не говорили о том, что надо вооружаться, – ответила я.

– Ой, неужели я забыла? А я захватила вот это. – С этими словами она достала из кармана пальто автоматический пистолет. – Это карманный пистолет системы «браунинг». Милая вещица, правда?

– Это просто восхитительно, – заметила я. – Он у вас уже бог знает сколько времени, и каждый раз, доставая его, вы требуете, чтобы я им восхищалась. А ведь, предлагая мне эту небольшую прогулку, вы ни словом не обмолвились, что она может быть связана с насилием.

– А я думала, что ты всегда носишь с собой какое-нибудь смертельное оружие…

– Ну конечно – у меня под юбкой спрятан старинный мушкет, – раздраженно согласилась я. – Правда, если дело дойдет до драки, мне будет сложновато вытащить его на свет божий.

– А этого и не понадобится, дорогая. Просто иди за мной. Я тебя прикрою.

Когда-то маленький коттедж был выкрашен белой известкой, но сейчас он был грязно-серого цвета. Оконные переплеты кое-где сгнили, в других были выбиты стекла, а белая краска, которая когда-то оживляла их, теперь вся пошла пузырями и слезала чешуей. Там, где стекло в рамах еще сохранилось, оно было грязным и неухоженным. А там, где стекла были выбиты, пустые глазницы окон для защиты от ветра были закрыты плотной бумагой. Судя по всему, здесь кто-то жил.

Я немного отстала, позволив миледи осторожно заглянуть в ближайшее окно на первом этаже, в конце концов, это у нее в руках был заряженный пистолет.

– Здесь кто-то явно был, и совсем недавно, – сказала она. – На столе стоят эмалированные кружки и тарелки, а рядом – полбуханки хлеба.

– И никаких признаков жизни? – уточнила я, не спуская глаз с тропинки, идущей между деревьями, чтобы нас не застали врасплох.

– Я ничего не вижу. В доме очень тихо. Я насчитала пять тарелок. Пять человек, занимаясь своими обычными делами, должны производить достаточно много шума. Так что, я думаю, сейчас в доме никого нет.

– Заглянем внутрь? – предложила я. – Не зря же мы сюда пришли.

– Ты читаешь мои мысли. Думаю, дверь будет заперта.

Миледи оказалась права. В старой двери не было видно никакой замочной скважины, но кто-то привинтил к ней новенькие скобы и засов и повесил большой навесной замок. Я сняла свою брошку и достала спрятанные в ней отмычки.

– Мой работодатель предпочел не сообщать мне, что наша прогулка может представлять опасность для жизни, – заметила я. – Так что для протокола – если б она сделала это, то я засунула бы в рукав нож. А вот без своих отмычек я никуда не выхожу.

– Которые я же тебе и подарила, – напомнила миледи.

– Да, на день рождения. За что я вам чрезвычайно благодарна. А теперь – не загораживайте мне свет.

Я всегда любила большие навесные замки. Они такие тяжелы и крепкие… Смотришь на них, и тебя охватывает ощущение надежности и защищенности. А открыть их можно за несколько секунд.

– После того как мы войдем внутрь, – сказала я, снимая замок, – у нас не будет возможности вновь запереть его снаружи. Так что, если кто-то появится, пока мы будем в коттедже, он об этом сразу же узнает.

– Ну, мы вряд ли сможем этого избежать, если оно действительно произойдет. Давай просто повесим замок на скобу и будем надеяться, что они решат, что просто забыли запереть дверь.

– Если только… – задумалась я. – Как вы думаете, хоть какое-то из этих окон можно открыть?

– Похоже, то, которое на кухне.

– Тогда зайдите внутрь и откройте его. Я запру дверь и пролезу в окно.

– Все равно, если кто-то придет, то мы окажемся в ловушке.

– Правильно, но пока они будут возиться с дверью, у нас появится несколько лишних секунд. Это даст нам время…

– На что, милая? – спросила хозяйка.

– На то, чтобы что-нибудь придумать, – ответила я. – Может быть, там есть где спрятаться. А если мы оставим дверь незапертой, то они засекут нас сразу же, как только появятся. А так, по крайней мере, у нас остается шанс остаться необнаруженными.

– Хорошие аргументы, – согласилась миледи. – Хотя будем надеяться, что до этого не дойдет. Потому что в любом случае шансы у нас очень незавидные.

Спустя несколько мгновений мы уже были в коттедже, а дверь была вновь надежно заперта снаружи.

По левую руку от входной двери располагалась кухня. Как уже сказала леди Хардкасл, в помещении отыскались явные следы недавнего присутствия людей. Помимо хлеба и дешевой посуды на лежавшей на козлах столешнице были оставлены кусок сыра, кувшин с молоком, несколько яблок и жестянка с чаем.

По правую руку от входа располагалась гостиная. Возле стены стояли две армейские раскладные койки, а постельное белье было аккуратно сложено у них в ногах. Три складных стула, такие же, как стояли на кухне, были повернуты в сторону камина.

А на полу лежало неподвижное тело.

– А вот это довольно неожиданно, – заметила леди Хардкасл, подходя к трупу.

– Как я понимаю, она мертва, – сказала я.

– И да, и нет, – ответила хозяйка. – Она точно не жива, но никогда живой и не была. Это манекен.

Она повернула ко мне голову манекена, и я впервые увидела его восковое лицо.

– Зельда Драйтон, – вырвалось у меня.

– Мне тоже так кажется, – согласилась миледи. – И этого я ожидала еще меньше.

Она положила манекен так, как мы его нашли, после чего мы осмотрелись.

В гостиной не оказалось ничего интересного, а тщательное исследование стола на кухне выявило только то, что хлебом, сыром и фруктами уже успели угоститься мыши.

На втором этаже были расположены две комнаты, которые использовали как спальни. В каждой стояло еще по две раскладных койки, хотя, кажется, спали только на трех из них. Здесь мы разделились. Я прошла в комнату, находившуюся над кухней. Здесь спали двое, а по куче вещей, сваленной на полу, я поняла, что это были мужчины. По крайней мере, один из них курил сигары, которые он держал в переносном хьюмидоре с бронзовой табличкой, на которой были выгравированы инициалы «Б.Н.».

– Вам надо на это посмотреть! – крикнула я.

– Наверное, – с этими словами леди Хардкасл пересекла лестничную площадку. – Там практически ничего нет. Женская одежда, которой хватит на двоих, хотя использовалась всего одна кровать. Во всем остальном комната абсолютно стерильна. А что у тебя…

Я показала ей хьюмидор.

– Какой сюрприз, – сказала миледи. – А что в шкафу?

Я открыла дверь и заглянула внутрь. Там висели два костюма разных размеров, шляпа и два парика.

– Пара костюмов, – сказала я, – и пара париков.

– Пара чего?

– Посмотрите сами, – я отошла от двери.

– Я бы сказала, что это неожиданно, но вокруг столько сюрпризов, что они становятся ожидаемыми.

– Что-то вы совсем зарапортовались, миледи, – заметила я.

– Да, дорогая, я много говорю, поэтому не надо расценивать каждую мою фразу как откровение гения… А что там?

Я подошла к прикроватной тумбочке, на которую она указывала. На ней стояла баночка с этикеткой «Порошок из рыбы-собаки производства мадам Тибоди», небольшая бутылочка с этикеткой «Цианистый калий» и пустой шприц с иглой для подкожных инъекций.

– Ничего хорошего, – ответила я и подняла баночку с порошком, чтобы рассмотреть бумаги, на которых она стояла. – Хотя вот это довольно интересно.

Миледи присоединилась ко мне, и мы вместе просмотрели документы.

Наше чтение прервал звук приближающегося мотора.

– Черт побери! – воскликнула леди Хардкасл. – Пора прятаться. Положи все на место и пошли в другую спальню. Там в шкафу хватит места нам двоим – он гораздо больше, чем этот.

В считаные секунды я разложила все по своим местам, и мы молча втиснулись в почти пустой шкаф.

И стали ждать.

Так как в доме не было ни портьер, ни ковров, которые обычно приглушают звуки, нам, в нашем тесном убежище, все было прекрасно слышно. Захлопнулись двери фургона, и мы услышали веселый разговор двух мужчин. Кто-то из них открыл висячий замок.

Когда они вошли, их ботинки загремели по каменному полу. Говорили они без перерыва. Что-то в их голосах показалось мне знакомым, но я так и не смогла определить, что именно.

– Я буду рад, когда все это закончится, – произнес голос № 1. – В жизни мне приходилось останавливаться в разных дырах, но везде была горничная и свежезаваренный чай. А это место не предназначено для проживания человека.

– Сегодня все закончится, – успокоил его голос № 2. – Еще одно представление, и мы можем сматывать удочки.

– По мне, так чем скорее, тем лучше, – сказал голос № 1.

– А длина шнура достаточна?

– Понятия не имею, приятель. Не забудь мешок – в нем все его шмотки.

После этого они, под аккомпанемент глухих звуков и тяжелых ударов, вынесли что-то из дома. Двери фургона вновь открылись – и через какое-то время снова закрылись. Мужчины вернулись в гостиную.

– А где это, как его? – спросил голос № 2.

– Лекарство? – хихикнул голос № 1.

– Брось свои шуточки. Баночка. Никак не могу запомнить, как это называется.

– Наверху. «Сам» хотел, чтобы здесь до нее никто не дотрагивался. Я принесу.

Тяжелые шаги прогрохотали по лестнице – и мужчина вошел в соседнюю спальню.

– Нам больше ничего не нужно? – крикнул владелец башмаков. Звук его голоса раздался пугающе близко.

– Нет, больше ничего, – послышался глухой ответ. – Спускайся, времени нет. Нам еще надо все приготовить.

Башмаки прогрохотали вниз, и мужчины вышли из коттеджа, заперев за собой дверь. Мы подождали, пока двигатель мотора заработает, а затем вылезли из шкафа и наконец-то распрямились.

– Очень…

– Неожиданно, – закончила я за миледи. – Не правда ли?

* * *

Мы выбрались из коттеджа, повторив процедуру проникновения в него в обратном порядке – я выскользнула из кухонного окна и отперла замок на входной двери, а леди Хардкасл тем временем прикрыла окно и проверила, не оставили ли мы за собой каких-нибудь следов.

– Если все будет хорошо, – сказала хозяйка, пока я закрывала замок, – мы прижмем их к ногтю еще до конца ночи. Но на тот случай, если что-то пойдет не так, лучше всего оставить все как было, чтобы ничем не выдать себя. Хотя я вовсе не уверена, что они заметят какие-либо изменения. Если они будут сматывать удочки ночью, то просто соберут при свете свечи все, что смогут, и побросают в авто.

Мы вновь пошли через рощу и дальше вниз по полю.

– Если у них есть фургон, то они, наверное, не испытывают недостатка в средствах, – предположила я. – Если подумать – у кого может быть фургон? У нас далеко не бедные лавочники, но они все обходятся мальчишками на велосипедах, чтобы развозить заказы.

– И действительно, у кого? – повторила миледи. – У кого может быть фургон?

– У служащих морга, – неожиданно вспомнила я. – Они мотаются сюда на этом фургоне всю неделю. Другой фургон мы бы сразу заметили.

– Ты так считаешь?

– Конечно. Вы вспомните, какая толпа детишек собирается, когда мы выезжаем на «Ровере». Они еще дразнят вас «миссис Жаба». А теперь представьте себе, какой шум вызовет фургон!

– Но почему же тогда никто не обращает внимания на труповозку?

– Мне кажется, я узнала голоса. Десять к одному – это потому, что мы уже дважды общались с этими ребятами из морга.

– Это точно?

– Точнее не бывает.

– Ну, тогда…

– Только не начинайте. Вы правы, это очень неожиданно.

– Я хотела сказать: «мне этого достаточно», мисс Всезнайка. Ладно, не спи на ходу. Нам еще надо добраться до деревни.

– Теперь моя очередь управлять авто? – с надеждой в голосе спросила я.

– Ничего подобного. Мы торопимся. И у нас нет времени ждать, пока ты оглядываешься, чтобы убедиться, что на дорогу не вышла корова.

– Это на тот случай, если на дороге окажется человек, – поправила ее я. – Хотя о коровах тоже не стоит забывать. Жуткие существа.

– М-у-у-у, – сказала миледи и попыталась обогнать меня на пути к воротам. Я легко сделала ее, но придержала ворота и помогла ей сесть в «Ровер». Крутанув заводную ручку, прыгнула на место рядом с ней.

– А что вы думали здесь найти? – спросила я, когда мотор тронулся с места.

– Доказательство того, что Хьюз живет вовсе не в доме Седдона, а прячется именно здесь.

– А смысл?

– Чтобы было легче пробираться в деревню и исчезать из нее после убийства Бэзила Ньюхауса и Юфимии Селвуд. И для того, чтобы было легче отравить Аарона Орума грибами. Ведь у нас нет никаких доказательств, что он в то время находился в доме Седдонов. Он признался, что ездил в деревню на велосипеде, а Дэн Гибсон сломал об него ногу на верхнем поле Тоби Томпсона. Так что я просто сложила два и два.

– Чтобы получить три, – сказала я.

– Или, может быть, три с половиной, – поправила меня леди Хардкасл. – Я же оказалась права – там действительно что-то происходит. И, мне кажется, я знаю, что именно. Но нам надо добраться до телефона, а потом – на празднование дня Гая Фокса прежде, чем произойдет еще одно убийство.

И она увеличила скорость.

Домой мы добрались практически невредимыми, по пути напугав до полусмерти всего одну пожилую леди, двух лошадей и фазана. Хозяйка позволила мне поставить маленький «Ровер» в стойло, а сама бросилась к телефону.

– Ну, и каковы новости от сил правопорядка? – поинтересовалась я, освобождаясь от тяжелого автомобильного пальто.

– Дежурный сержант в Бристоле сказал, что инспектора Сандерленда нет на месте, но что он обязательно, как только получится, передаст ему о моем звонке. Сержант был тот же самый, сердитый, так что я не очень на него надеюсь. А еще он сказал, что к нам выехал Симеон. Скорее всего, это визит вежливости. Очевидно, ему хочется насладиться настоящим деревенским фейерверком, так что он отбыл в нашем направлении около часа назад.

– Ну мы, скорее всего, и так увидели бы его, если здесь замешаны ребята из морга. Может быть, стоит позвать сержанта Добсона?

– Я как раз это и собиралась сделать. А ты проверь, дома ли Читэм и Зельда?

Я проверила их обычную берлогу – малую гостиную, – но там их не оказалось. Я бегом поднялась наверх. Обе спальни оказались пустыми. Я прошла на кухню и спросила у мисс Джонс:

– Когда мистер Читэм и мисс Драйтон собираются уезжать?

– Точно не знаю. Мистер Читэм заходил на кухню вскоре после того, как вы с миледи уехали. Спрашивал, не видела ли я мисс Драйтон. Когда я ответила, что последний раз видела ее еще до ланча, он сильно разволновался. Сказал, что она пропала. Я предложила позвать сержанта, но он сказал, что сам разберется, и ушел.

– Ушел из дома? – уточнила я.

– Я точно слышала, как хлопнула входная дверь.

Я в сердцах выругалась.

– Прошу прощения, мисс, – смущенно извинилась девушка.

– Нет, нет, вы ни в чем не виноваты. Я просто волнуюсь, что мы можем опоздать. Благодарю вас, мисс Джонс.

И я заторопилась за нашими пальто.

* * *

В предыдущие годы празднества по случаю дня Гая Фокса проводились на деревенском поле для игры в крикет. Но после того как в начале века деревенская крикетная команда начала свое восхождение к славе, секретарь крикетного клуба убедил комитет по проведению Ночи костров, что эти празднества наносят недопустимый ущерб игровому полю. Так что теперь фейерверк устраивали на небольшом поле у основания холма, на котором стоял «Грейндж», усадьба, в которой жили сэр Гектор и леди Фарли-Страуд.

Укутавшись до бровей в зимние пальто и шерстяные шарфы и надев наши самые грубые и крепкие ботинки, мы заторопились к месту проведения праздника. На поле уже собралось достаточно много жителей деревни, которые весело болтали на морозном воздухе. Старый Джо из «Пса и утки» установил на поле свой киоск и теперь продавал глинтвейн, который готовил на небольшом костре в чем-то, напоминающем колдовской котел. Пироги мистера Холмана шли просто на ура, а мистер Уикли, зеленщик, торговал глазированными яблоками с прилавка, поставленного на козлы. Все это великолепие освещалось фонарями и имело праздничный вид. Но мы так торопились, что у нас не было времени насладиться ими.

Заметив нас, к нам сквозь толпу пробралась леди Фарли-Страуд.

– Добрый вечер, Эмили, – тепло поздоровалась она. – Не знала, придете ли вы. За последние дни мы с вами практически не виделись.

– Здравствуйте, Герти, – рассеянно ответила ей миледи. – К сожалению, вы правы. Но у нас, поверьте, хватало дел.

– Конечно, конечно, – согласилась с ней леди Фарли-Страуд. – Честно говоря, мне немного стыдно. Как будто я намеренно втянула вас во все это… Ведь если б наша кухня не сгорела, вам не о чем было бы беспокоиться.

– Глупости, моя дорогая. Вы же не могли знать, чем все это закончится.

– Наверно, нет. И тем не менее без всех этих сложностей вполне можно было бы обойтись. Не уверена, что я и в будущем буду приглашать кинематографистов в деревню.

– Не уверена, что произошедшее на этой неделе типично для подобных демонстраций живых картин, – сказала леди Хардкасл.

Леди Фарли-Страуд фыркнула.

– Послушайте, мне жаль прерывать наш разговор, – сказала миледи, – но сегодня нас здорово поджимает время. Во сколько начнется фейерверк?

– Ровно в семь, дорогая. А в чем дело?

– Спасибо. Просто мне кажется, что должно произойти нечто зловещее, и я не хотела бы это пропустить.

Было видно, что леди Фарли-Страуд уже разволновалась.

– Может быть, стоит остановить праздник?

– Честно говоря, я не уверена, что это нам поможет. Думаю, будет лучше, если мы позволим празднику идти своим чередом.

– Как скажете, милая. Раньше вы никогда не поднимали тревогу по пустякам.

– Спасибо, – еще раз поблагодарила ее миледи, и мы заторопились прочь.

Выйдя из толпы, стоявшей вокруг киосков с едой, мы смогли лучше рассмотреть сам костер. Деревянная куча достигала пятнадцати футов^[73] в высоту. Она состояла из бревен, сломанных веток, обрезков древесины и даже двух поломанных стульев.

– Ты не видишь, что там, на самой вершине костра? – спросила хозяйка.

– Слишком темно, – ответила я. – По идее, это должна быть фигура Гая Фокса, но сейчас я вижу какой-то черный силуэт.

– И что же, мы все должны предположить, что это фигура Гая Фокса, задрапированная темной материей? Несколько театрально для деревенской Ночи костров, тебе не кажется?

– Наверное, театральность – это самое точное слово, – согласилась я. – А вам не кажется, что мы должны что-то сделать?

– Пока нет, – ответила миледи. – Давай посмотрим, как все будет развиваться. Куда это Симеон запропастился?

– Меня кто-то звал?

Мы обернулись и увидели доктора Симеона Гослинга, идущего в нашу сторону. Его практически невозможно было узнать – он был до носа закутан в теплый шарф, кепка была натянута почти на уши – но ни голос, ни манеры спутать было невозможно.

– Симеон, дорогой, как я рада тебя видеть, – обрадовалась леди Хардкасл.

– Этого я не пропустил бы ни за что на свете, – сказал он. – Жду не дождусь, чтобы увидеть, до чего могут дойти поселяне в ночь Гая Фокса.

– Думаю, что сегодня ты будешь удивлен, – заверила его миледи. – Ты не встречал по дороге сержанта Добсона?

– Встречал, и вот что он попросил тебе передать: «Мы с Хэнкоком будем наготове». Четкий парень этот сержант… Из бывших военных?

– Я всегда так думала, – подтвердила хозяйка. – Но допытываться не решилась.

– Вот же вы врушка несчастная, – вмешалась я в разговор. – Вас хлебом не корми, только дай что-то выпытать.

– А ведь Армстронг права, старушка, – заметил Гослинг. – Ты всегда любила всюду совать свой носик.

– Конечно, вы оба правы. Недопустимо грубы, но, без сомнения, правы. И в свое время я займусь изучением биографии сержанта Уолтера Добсона. А пока нам надо внимательно искать что-то необычное. И я ставлю на этот темный силуэт на вершине костра.

Краем глаза я заметила движение справа от нас и, толкнув миледи локтем, привлекла ее внимание к тому, что увидела.

– Появился Читэм.

– Вот, значит, как. – Хозяйка помахала ему рукой и жестом показала, что сейчас не может отвлекаться. – Все, смотрим на костер, – велела она. – Кажется, сейчас начнется.

Мы вновь повернулись к костру и увидели леди Фарли-Страуд, которая шла к нему в сопровождении двух молодцов из регбийной команды, каждый из которых нес в руках зажженный факел.

– Добрые леди и джентльмены города Литтлтон-Коттерелла, – громко произнесла леди Фарли-Страуд командным голосом, – благодарю вас за то, что вы посетили наш скромный праздник. Фейерверки начнутся через несколько минут, но сначала мы должны зажечь костер. Джентльмены, прошу вас…

Два факелоносца повернулись и подошли к основанию костра. Совершенно синхронно они наклонились и поднесли факелы к сену, сложенному по обеим сторонам громадной кучи дерева. Сено мгновенно вспыхнуло, и костер разгорелся. Судя по запаху, который донес до нас легкий бриз, использовалось парафиновое масло, чтобы избежать неловкой ситуации, когда в Ночь костров костер отказывается гореть.

В толпе послышался восхищенный шепот. Свет и тепло от костра заполнили площадь.

Огонь поднимался все выше, пока, наконец, не добрался до черной материи, в которую было задрапировано нечто на самом верху. Она исчезла во вспышке пламени, которая сопровождалась порывом горячего ветра.

Над поляной раздался коллективный вдох. На том месте, на самой вершине горящей пирамиды, привязанная к крепкому столбу, стояла Зельда Драйтон.

Толпа мгновенно замерла в полном молчании, но один голос все-таки разорвал тишину:

– Зельда!

Нолан Читэм бросился к костру.

Когда он сделал первый шаг, Зельда тоже пошевелилась. Ее правая рука поднялась и теперь указывала прямо на Читэма. Он успел сделать всего пару шагов, а потом схватился за горло и упал лицом вниз. И остался лежать, совершенно неподвижный. Костер вспыхнул еще раз, и пламя полностью охватило Зельду.

Глава 16

Раздались крики и вопли. Толпа качнулась вперед. Леди Фарли-Страуд все еще стояла между зрителями и костром. Она повернулась к ним, когда Зельда подняла свой указующий перст, и сейчас повелительно вскинула руки вверх.

– Назад! – выкрикнула она.

Нас слегка помяли, но сила воли леди Фарли-Страуд была такова, что большинство ей повиновались. Леди Хардкасл обратила на себя внимание леди Фарли-Страуд, и та жестом пригласила нас выйти вперед.

Доктор Гослинг осмотрел неподвижно лежавшего Нолана Читэма.

– Он мертв, – вынес он свой вердикт. – Я не чувствую его пульса и не ощущаю дыхания. Тело неподатливое, как будто он пережил внезапный и обширный мышечный спазм. Если б я своими глазами не видел, как он упал, то решил бы, что его уже охватило трупное окоченение.

– В точности как с телом Юфимии Селвуд, – напомнила я. – Она была как доска, когда я ее нашла. Леди Хардкасл пришлось вынимать яблоко у нее из руки при помощи ложки.

– Хотелось бы мне осмотреть ее тело, – сказал доктор.

Добровольцы из Комитета по празднованию дня Гая Фокса уже приступили к тушению костра, но он слишком разгорелся. Хотя они и вылили на него с полдюжины ведер воды, от него только шел пар и разлетался пепел. После короткого совещания с леди Фарли-Страуд они решили бросить костер и заняться толпой.

А леди Хардкасл между тем никак не могла успокоиться.

– Я и представить себе не могла ничего подобного, – говорила она. – Думала, что все предугадала, когда мы нашли манекен… Никак не ожидала, что она убьет Читэма.

– Кто «она»? – уточнил доктор Гослинг.

– Зельда Драйтон.

– Так за всем этим стояла она? Но ведь она мертва – мы сами видели, как бедняжка исчезла в пламени.

– Нет, сэр, – поправила его я. – Сгорел манекен. Мы видели его сегодня днем, когда выслеживали убийцу.

– Этот манекен был прямо как настоящий, – заметил врач.

– Это ее работа, – пояснила леди Хардкасл. – Я хочу сказать, что всю свою жизнь она выдавала выдумки за реальность. Она же, в конце концов, актриса. И мы полностью поверили в этот ее «ужасающий» спектакль.

– Но зачем? – не мог успокоиться Гослинг. – Зачем было сжигать свой манекен?

– Чтобы все мы решили, что она умерла. Все эти убийства сошли бы ей с рук, если бы ее посчитали погибшей в огне.

– Но ведь мы нашли бы остатки манекена под пеплом. – Было видно, что это объяснение Гослинга не убедило.

– Думаю, что она и это предусмотрела, – сказала я. – Вы заметили, как исчезла черная материя, закрывавшая манекен? Похоже, что это один из трюков, которые фокусники используют на сцене. Вы когда-нибудь слышали об исчезающей бумаге?

– Я посещаю представления фокусников гораздо реже, чем мне хотелось бы, – признался Гослинг.

– Это очень тонкая штука, сделанная из…

– Нитроцеллюлозы, – перебила меня миледи. – В принципе это тот же материал, из которого делают фотопленку.

– Благодарю вас, миледи. Да, из нитроцеллюлозы. Она сгорает, ярко вспыхнув, и не оставляет пепла. Фокусники используют этот спецэффект в некоторых из своих фокусов. Готова поспорить, что она нашла способ обернуть манекен в нечто подобное. Лицо было сделано из воска, так что оно растаяло бы. Если б одежда и все то, что превращает манекен в подобие живого человека, исчезли бы в мгновенной вспышке, то, что осталось, выглядело бы как обуглившиеся деревянные головешки. А кто удивился бы, найдя обугленные деревяшки в деревенском кострище?

– Ваша картина достаточно убедительна, – согласился доктор Гослинг. – Хотя, признаться, я не могу понять, почему она убила всех своих друзей.

– И в этом вы не одиноки, – заявила леди Хардкасл. – Как раз об этом я и хотела спросить ее после задержания.

– И как же ты планировала ее задержать? – поинтересовался Гослинг.

– У нее были помощники. Они привезли сюда манекен, и я планировала проследить за ними. Решила, что они захотят задержаться, дабы убедиться, что все прошло как надо, а потом, после того как все закончится, отправятся в свою берлогу. Им оставалось кое-что сделать в своем убежище – уничтожить следы и все такое, поэтому я хотела проследить за ними и посмотреть, куда они меня приведут.

– А как бы ты их узнала? – спросил доктор.

– Я надеялась, что их узнаешь ты. Это санитары из морга.

Прежде чем Гослинг нашелся, что ей ответить, из толпы вышли два человека и, миновав волонтеров леди Фарли-Страуд, подошли к нам.

– Прошу прощения, – сказал джентльмен, который был постарше, – но верно ли я услышал, как кто-то сказал, что этот бедняга – Нолан Читэм?

– Верно, – выпрямился доктор Гослинг. – А вы, простите…

– Прошу прощения, сэр, – сказал мужчина. Шипящие звуки получались у него с небольшим свистом из-за слегка торчавших вперед зубов. Он достал из кармана визитную карточку. – Доктор Уилфрид Пенегер к вашим услугам. А это моя дочь Эллен.

– Здравствуйте. Меня зовут доктор Гослинг, я врач полицейского управления Бристоля. Вы правы, леди Хардкасл идентифицировала этот труп как тело Нолана Читэма.

– Труп? – переспросил доктор Пенегер. – А он что, умер?

Молодая женщина в шоке вскрикнула.

– Боюсь, что да, – подтвердил доктор Гослинг.

– И что же послужило причиной смерти?

– Это еще предстоит определить. Мне придется провести вскрытие.

– Значит, я мало чем могу помочь… Я увидел, как он упал, и подошел предложить свои услуги. Но, очевидно, опоздал.

– К сожалению, да. Но тем не менее спасибо, что взяли на себя труд… – поблагодарил его Гослинг.

– Не стоит благодарности, сэр, уверяю вас. Каждый должен заниматься своим делом. Пойдем, дорогая. Пусть этим займется полиция.

С этими словами они отошли.

– Ты его знаешь? – спросил Гослинг, когда они были уже достаточно далеко.

– В жизни его не видела, – ответила леди Хардкасл.

– А я думал, что вы, деревенские жители, знаете всех и каждого в вашем околотке.

– Конечно, дорогой, но они не из нашей деревни. Возможно, приехали из Чиппинга или даже откуда-нибудь подальше.

– Очень мило было с его стороны подойти и предложить свою помощь.

– Да, дорогой, – согласилась миледи. – Мы в деревне все такие. Услужливые.

– Дальнейший осмотр этого тела нам ничего не даст. Как думаешь, может ли кто-нибудь из твоих услужливых поселян отнести его в полицейский участок на хранение, пока мы ждем труповозку?

– Думаю, что ждать тебе придется недолго, – успокоила Гослинга хозяйка. – Посмотри-ка вон туда. – И она указала на двух мужчин в форме, которые шли в нашу сторону.

– Какого черта? – удивился Гослинг.

– Работники твоего морга на удивление расторопны.

– Моего морга? – переспросил Гослинг. – Это не мои парни. Я никогда их раньше не видел. И откуда, черт возьми, они узнали о том, что нужны здесь?

– Думаю, что в свое время мы это узнаем, – сказала леди Хардкасл. – Но сейчас не спорь с ними. Молчи, и давай посмотрим, что будет дальше.

– Но я не собираюсь позволять двум незнакомцам унести тело!

– Верь мне, Симеон. Просто верь мне.

Гослинг неодобрительно нахмурился, но ничего не сказал.

Те двое наконец добрались до нас. Один из них нес носилки.

– Добрый вечер, джентльмены, – поздоровалась леди Хардкасл.

Мужчины осмотрелись. Раньше они уже видели нас с миледи, но, судя по испуганным взглядам, которыми обменялись эти двое, они и не подозревали, кто такой доктор Гослинг.

– Добрый вечер, миледи, – произнес один из санитаров, бывший, как я помнила, шофером.

– Доктор Гослинг уже констатировал смерть.

Казалось, шофер почувствовал облегчение, когда узнал, кто стоит перед ним.

– Доктор Гослинг! – приветливо повторил он. – Рад наконец-то с вами встретиться, сэр. А мы – Льюис и Дженнер, сэр. Никак не могли встретиться с вами в морге.

– А что с двумя другими ребятами? – спросил доктор Гослинг. – И почему, черт побери, вы вдруг оказались здесь?

– Они оба заболели, сэр. И нас пригнали из Страуда на подмогу. А почему мы здесь… Да так просто… Прогуливаемся. На этой недели мы несколько раз приезжали сюда и видели подготовку к празднику, вот и решили вроде как подъехать.

Неодобрительное выражение никуда не исчезло с лица Гослинга, но сейчас было понятно, что его гнев направлен на двух «санитаров из морга».

– Ну, коли вы здесь оказались, тогда помогите мне, – сказал он. – Вы на фургоне?

– Конечно, сэр.

– Тогда отвезите этого несчастного в морг. Я… я займусь им утром. – Тут он взглянул на леди Хардкасл, как бы ожидая от нее подтверждения. Она незаметно кивнула ему.

– Будет сделано, сэр, – сказал тот, что был шофер. – Давай-ка, Дженнер. Если мы поторопимся, то успеем пропустить по пинте в Эглингтоне.

Без суеты, но очень умело они положили тело мистера Читэма на носилки и понесли его к воротам.

– Ну, и что теперь? – спросил доктор Гослинг. – Я только что потерял еще один труп. И это не сулит мне ничего хорошего.

– Твой мотор где-то поблизости? – спросила миледи.

– Чуть дальше по дороге. Однако у них будет гандикап в пару минут, и мы не имеем ни малейшего представления о том, куда они поедут. Но точно не в морг.

– Мы знаем это абсолютно точно, – заверила его миледи. – И если ты позволишь мне сесть за руль, мы окажемся там раньше их. Я знаю, где можно немного срезать.

* * *

Леди Хардкасл знала не только более короткую дорогу, но и была готова ехать с ошеломляющей скоростью. Мотор доктора Гослинга был гораздо мощнее нашего, и она использовала эту мощность по максимуму.

– Послушай, старушка, – сказал Гослинг. – Держи себя в руках.

– Мы должны быть там раньше, чем они. В такой ситуации, как наша, всегда лучше неожиданно свалиться на голову противнику.

Гослинг нервно вцепился руками в приборную доску, и я решила его немного отвлечь.

– Все хотела спросить, – начала я. – Что это за зверь такой – рыба-собака?

– Тропическая рыба, – немедленно ответила леди Хардкасл. Честно говоря, я надеялась на ответ доктора Гослинга. – Мерзкая штука. Когда чувствует угрозу, накачивается водой. Помнишь, как однажды в Шанхае мы ели хетун^[74]?

– Это ту отравленную штуку, которую должен готовить специально обученный человек, чтобы гости не умерли?

– Вот именно. Съешь не ту часть – и услышишь погребальные колокола.

– Так, значит, маловероятно, что в баночке с этикеткой «Порошок из рыбы-собаки производства мадам Тибоди» находится патентованное средство для лечения золотухи, малярии или болей в различных частях тела? – предположила я.

– Думаю, да, – согласилась хозяйка. – Скорее, это какой-то яд.

Когда Гослинг услышал, о чем мы говорим, он слегка расслабил руки.

– Когда я учился в Лондоне, – сказал, наконец, доктор, – мы лечили одного парня, который приехал из Вест-Индии. Он был алкоголиком. Печень у бедняги была полностью разрушена. Ничего нельзя было сделать, кроме как проводить поддерживающую терапию и дать ему достойно умереть. Однажды ночью я зашел к нему. В больнице стояла тишина, и мне нечего было делать. Поверьте мне, этот человек знал массу историй. В ту ночь он рассказывал мне о вуду. Сказал, что какое-то время прожил на Гаити, где встречался с адептами местной религии. Вуду… Кто-нибудь из вас слышал что-нибудь о зомби?

– Боюсь, что нет, – ответила я.

– Это рабы черных магов, которых они создают из трупов умерших. Он рассказал кошмарную историю о том, как эти зомби встают из могил и бродят по острову, сея везде ужас и панику. Я сам тогда здорово струхнул. И когда уже полностью поверил во все это, парень расхохотался. Сказал, что все это выдумки. Что вуду пришло на Гаити вместе с одной древней африканской религией и не имеет ничего общего с черной магией. Но кое-что интересное про зомби он все-таки рассказал. Он считал, что в его рассказе есть доля правды и был убежден, что к этому имеет какое-то отношение порошок из рыбы-собаки.

– А какой именно? – спросила леди Хардкасл.

– Он сказал, что небольшая доза этого порошка может превратить человека в труп, не убивая его. Пульс слабеет и замедляется. Так же как и дыхание. И даже самый внимательный врач в этом случае констатирует смерть. А «через несколько часов» – он не очень хорошо помнил подробности – действие яда заканчивается, и мертвец самым фантастическим образом возвращается к жизни.

– Подумать только, – сказала миледи. – Гаити, говоришь?

– Он видел это на Гаити, – подтвердил доктор Гослинг. – Хотя сказал, что адепты вуду разбросаны по всему миру. Они есть даже в Америке, например в Луизиане. Довольно большая коммуна, по его словам, существует в Новом Орлеане.

Какое-то время леди Хардкасл молчала.

– Думаю, это все объясняет, – сказала она наконец. – Мы просто непроходимые бестолочи.

Части головоломки одна за другой вставали на свои места.

С визгом тормозов леди Хардкасл остановилась у ворот, которыми мы уже пользовались.

– Вылезаем, – сказала она. – И наверх, к деревьям, как можно быстрее.

* * *

Доктор Гослинг сильно задерживал нас, поэтому мы чрезвычайно медленно поднимались вверх в тусклом лунном свете. Его никак нельзя было назвать человеком действия. И только благодаря жуткой манере езды леди Хардкасл у нас оказалось несколько минут преимущества перед нашими беглецами. А это значило, что в доме не было никого, кто мог бы услышать невоздержанные проклятия доктора, когда тот спотыкался о каждую кочку на поле.

До рощи мы добрались как раз в тот момент, когда труповозка подъехала к коттеджу, освещая своими слабыми фарами ведущую к нему неровную дорогу. Прежде чем войти под сень деревьев, доктор Гослинг успел споткнуться и вскрикнуть «Ой-ей…» в последний раз. В роще мы все замолчали и стали осторожно красться к фургону, чтобы увидеть, что там происходит.

Шофер и его помощник выскочили из кабины. Пока шофер открывал замок на входной двери, помощник открыл дверь фургона. Из него выбралось четыре человека, после чего помощник шофера и один из пассажиров вытянули из авто носилки и перенесли их в дом. Остальные последовали за ними, а последний из них захлопнул за собой дверь.

Внутри загорелись лампы и, в последний раз обратившись к доктору Гослингу с мольбой: «Пожалуйста, ну пожалуйста, смотри куда ступаешь и не издавай ни звука», мы осторожно прокрались через открытое пространство к зданию. Я рискнула осторожно заглянуть в окно на кухне.

В ней находились двое из прибывших. Я видела их только раз, в свете деревенского костра, но готова была поклясться, что это доктор и мисс Пенегер. Он ставил чайник на плиту, а она ложечкой накладывала заварку в заварной чайник. Расставив по своему вкусу эмалированные кружки, наконец сняла шляпу и распустила свои длинные светлые волосы. Положив шляпу на стол, вынула из волос еще две заколки. А потом схватилась за челку и с силой потянула себя за волосы. Под париком обнаружились ее собственные темные волосы цвета воронова крыла.

Тем временем пожилой джентльмен тоже начал меняться. Он отклеил фальшивую бороду, оставив при этом внушительные усы военного образца. Далее последовали нос из гумуса и вставная челюсть.

– А вот это действительно неожиданно, – вырвалось у меня.

– Кинематографисты? – едва слышно спросила леди Хардкасл.

Я кивнула. Значит, это было не так уж неожиданно.

– Проверь другие окна, – велела миледи и указала на окна гостиной по другую сторону от входной двери.

Осторожно подобравшись, я заглянула и в них. «Санитары» перекладывали на раскладушку тело Читэма под наблюдением Зельды Драйтон и Аарона Орума.

Отходя от окна, я поскользнулась на гальке.

– Что это? – Голос Орума был ясно слышен сквозь разбитые стекла и поломанные оконные переплеты.

– Наверное, барсук или кто-то в этом роде, – сказал один из «санитаров».

– Проверь, – велел Орум. – Не хотелось бы испортить все в самую последнюю ночь.

Я подала леди Хардкасл наш старый сигнал, означавший: «Опасно, пора убираться». Она кивнула в знак понимания, но решила не торопиться. Вместо этого выпрямилась, стряхнула пыль со своего пальто и вытащила из кармана крохотный «браунинг». Теперь она стояла всего в нескольких футах от входной двери. Я быстро встала рядом. Доктор Гослинг решил – и это было очень мудро с его стороны – спрятаться за нами.

Дверь распахнулась, и на пороге появился помощник шофера с короткой деревянной дубинкой в руках.

– Добрый вечер, уважаемый, – жизнерадостно поздоровалась с ним леди Хардкасл. – А хозяин дома?

– Что… Давай-ка, чеши отсюда…

Сделав шаг вперед, леди Хардкасл оказалась в круге тусклого света, который падал из проема входной двери.

– Чего надо? – спросил мужчина уже не таким уверенным голосом. Повернувшись, он крикнул через плечо: – Мистер Орум, здесь… здесь к вам пришли…

За его спиной появился Орум, который еще до конца не успел понять, что говорит ему этот молодец.

– Какого… А. – Когда он увидел нас, его голос стал значительно тише. – Это вы… – И тут же его манеры изменились, он стал распекать «санитара»: – Как ты себя ведешь, Тревор? Дай леди Хардкасл войти.

Руку, в которой она держала крохотный пистолет, миледи прятала за спиной. Войдя в дверь, она незаметно опустила его в карман. Обернувшись, убедилась, что мы вошли вслед за ней.

А я тем временем не сводила глаз с Орума и «санитара». И увидела, как первый наклонился вперед и прошептал второму что-то на ухо, а потом отошел в сторону. Это мне совсем не понравилось. Я тронула леди Хардкасл за плечо, используя еще один наш сигнал: «Берегись! Что-то здесь не так». Она вновь опустила руку в карман.

Они подождали, пока мы все трое не вошли в прихожую, и только тогда бросились на нас.

При других обстоятельствах это была бы неравная схватка. Я справилась бы с «санитарами», а леди Хардкасл вязла бы на мушку Орума – и все закончилось бы в несколько секунд. Но, к сожалению, у нас была серьезная проблема. С нами был доктор Симеон Гослинг.

Тот, кого, как я теперь знала, звали Тревором, бросился на меня, размахивая деревянной дубинкой, и я сразу же поняла, что он новичок в подобных делах. Я даже почувствовала легкую вину, без труда разоружив его и отправив полежать на пол – мне все это напомнило избиение младенцев.

Повернувшись, я увидела, что леди Хардкасл держит Аарона Орума на мушке. Он поднял руки и отступил назад. Бэзил, Юфимия и Зельда так и не вступили в драку, но высоко подняли руки, чтобы у нас не было никаких сомнений в их намерениях.

Теперь нам осталось разобраться еще с одним «санитаром» и можно было отправляться домой, к теплому очагу и бренди. Мужчина не производил впечатления силача, так что доктор Гослинг должен был легко справиться с ним. Я резко обернулась, чтобы убедиться в этом.

– Никому не двигаться, – сказал этот «санитар». – Или я проткну этого милого доктора вот этим. – И он поднял вверх правую руку, в которой был зажат шприц. Игла была нацелена в горло доктора Гослинга. – Не смотрите на мою форму, – продолжил между тем «санитар». – У меня нет никакого медицинского опыта, но, насколько я понимаю, большие дозы цианистого калия категорически противопоказаны тем, кто хочет прожить долгую и счастливую жизнь.

Леди Хардкасл положила пистолет на пол.

– В этом нет никакой необходимости, приятель, – спокойно сказала она. – До сих пор вы не причинили никому вреда. Вы же не хотите попасть на прием к палачу… Особенно теперь, когда столького достигли.

– Заткнитесь, – подал голос приободрившийся Орум. – За последнюю неделю мы вас наслушались, так что благодарю покорно. – Он наклонился, чтобы поднять пистолет. – Тревор! Тревор, идиот, поднимайся.

Тот со стоном встал на ноги.

– Свяжи этих троих. К тому времени, как их найдут – если их вообще найдут, – мы уже будем на пути в Н…

– Отличная идея, Аарон, – перебил его хриплый голос, прозвучавший с раскладной койки в гостиной. – Давай же, расскажи им, куда мы едем! Не стесняйся!

– Рад, что ты пришел в себя, Нолан, старый дружище, – сказал Орум.

– Я тоже рад, – ответил Читэм, который уже сидел на койке. Он сделал глоток воды, которую протянула ему Зельда. – И поосторожнее с дамами. Они, конечно, суют свои носы, куда не надо, но принимали нас превосходно. Так что давайте без грубостей.

Видно было, что Тревор разочарован. По своему опыту я знала, что мужчин глубоко оскорбляет поражение от крохотной горничной – так что он наверняка рассчитывал на некий реванш.

Пока Орум держал нас на мушке, Тревор усадил всех в ряд на полу и связал нам руки и ноги. И хотя он был совсем никудышным бойцом, узлы вязал вполне прилично. Опыт постановочных драк был малоприменим в реальной жизни, а вот то, что он устанавливал декорации на сцене, ему пригодилось. Такие навыки всегда будут востребованы.

Убедившись, что связаны мы крепко, они полностью забыли о нас и стали быстро и умело собираться. Меньше чем через час в коттедже не осталось никаких следов их пребывания. Не сказав нам ни слова, они погасили лампы и исчезли.

* * *

– Думаю, что вы уже успели привыкнуть к подобным вещам, – произнес доктор Гослинг жалким голосом, – но со своей стороны я могу сказать, что никакого удовольствия не получаю.

– Выше голову, Сим, – подбодрила его леди Хардкасл. – Мы скоро выберемся отсюда.

– Как? – Было видно, что ее утверждение его вовсе не обрадовало и ни в чем не убедило. – Этот Тревор здорово постарался, когда нас связывал. Я практически не могу пошевелиться.

– Что ж, – сказала я, поерзав и принимая более удобное положение, – должна сказать, что хотя этот умник Тревор и достиг определенных успехов в вязании узлов и затягивании веревок, тюремщик он никакой. – Я пошевелила руками и услышала звон металла о каменный пол. – Ему и в голову не пришло обыскать нас на предмет оружия.

Взяв нож в руки, я стала сдвигаться в сторону миледи.

– Ты же сказала, что не вооружена, – удивилась та, когда мы с ней сели спиной к спине и я стала пилить веревки на ее руках.

– Это было днем, – ответила я. – Но когда я узнала, что вы ходите с пистолетом в кармане, то решила засунуть «перо» в рукав.

– Отличная работа, – заметила миледи. – Чего не скажешь о Треворе. Эй, поосторожнее там!

– Но вы же знаете, что всегда размахиваете руками, когда говорите, – возмутилась я. – Вот и сейчас машете. Сидите спокойно, и вам не будет больно.

– Но мне больно, дорогая.

– И будет еще больнее, если не успокоитесь.

Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы перерезать веревку, после чего хозяйка смогла взять нож в руки и освободить сначала свои ноги, а потом Гослинга и меня.

– Никто не пострадал? – спросила она, пока мы массировали кисти рук и ноги.

– Все просто отлично, – ответила я.

– Тогда – в авто, и посмотрим, сможем ли мы догнать мерзавцев.

Мы поспешили оставить коттедж и заторопились через рощу.

– У них есть преимущество, – сказал Гослинг, врезаясь в очередное дерево. – На этот раз мы не знаем, куда они направляются.

– Отлично знаем, – возразила миледи. – Орум сам сказал нам.

– Правда? А мне показалось, что Читэм его остановил.

– Нью-Джерси, – сообщила я.

– Это вы решили по букве «Н»? – поинтересовался доктор.

– Просто это мировая столица индустрии живых картин, – ответила я. – Уверена, что именно там мечтает осесть Читэм.

– То есть они отправятся в Ливерпуль?

– Это вряд ли, – заметила леди Хардкасл. – Сейчас их компания передвигается на украденной труповозке. От нее они захотят избавиться в первую очередь. Наверняка они продумали, как оставить мотор в каком-то неприметном месте и вовремя добраться до железнодорожной станции, чтобы успеть на последний ночной поезд, идущий на север. В этом случае, даже если фургон найдут, у них будет преимущество – никто не будет знать, где искать их самих. А если о станции все-таки догадаются, то преследование можно будет начать только утром.

– Мы можем послать телеграмму, – предложил Гослинг. – Ливерпульская полиция сможет взять их на вокзале.

– Мы обязательно сделаем это, – согласилась с ним миледи. – Правда, мы знаем, как искусно они умеют маскироваться – любое их описание станет бессмысленным, если у них будет несколько часов на поезде, чтобы загримироваться вновь.

– Но тогда… – Было видно, что доктор Гослинг в растерянности.

– Ближайшая железнодорожная станция находится в Чиппинг-Бевингтоне, – сказала миледи. – Но там их сразу же узнают. Если они не слишком хорошо ориентируются на местности, то, скорее всего, направятся в Кэмсфилд. Там вполне можно спрятать фургон и при этом не выдать того, что они следуют на станцию.

До мотора доктора Гослинга мы добрались как раз в тот момент, когда к нему на велосипеде подъехал констебль Хэнкок. Подъем по крутому склону лишил его последних сил, и он едва говорил.

– Добрался… как… только… смог, миледи, – с трудом просипел он.

– Отлично, констебль, – сказала леди Хардкасл. – Боюсь, что наши птички уже улетели, но у нас есть план, как их поймать. Будьте умницей, как можно быстрее возвращайтесь в участок. Нам понадобится помощь полиции в Кэмсфилде. Телефонируйте туда и скажите, что они должны задержать группу из пяти мужчин и двух женщин – четверых, которые жили у нас в доме, Аарона Орума и двух «санитаров» из морга. Они могут разделиться на отдельные группы, но общая цифра именно такая.

Несчастный констебль все еще не мог отдышаться. Пот заливал ему глаза, и он несколько раз моргнул, чтобы смахнуть его с ресниц.

– Но ведь они… – произнес он, явно растерянный.

– Да, мы тоже думали, что они умерли. Но нас обвели вокруг пальца. И теперь нам необходимо их задержать.

– Вы правы, миледи!

– И не волнуйтесь так, констебль. На обратной дороге вам придется все время ехать под гору.

Когда он устало развернул велосипед и отправился в обратный путь, мне показалось, что эта перспектива его совсем не обрадовала.

* * *

То, что доктор Гослинг уже знал манеру езды леди Хардкасл, ни в коей мере не сделало его спокойнее. Более того, тот факт, что благодаря этому знанию он мог заранее предвидеть скорое наступление ощущения ужаса и полнейшей беспомощности, сделал его еще несчастнее. Да и то, что его связали под дулом пистолета, ничуть не расслабило доктора.

– Как ты там, Сим, дорогой? – поинтересовалась леди Хардкасл, преодолевая поворот чуть быстрее, чем это было необходимо, и шаркая боком авто о живую изгородь.

Вместо ответа он открыл окно со своей стороны. Его жестоко и обильно вырвало.

– Лучше наружу, чем в салон, дорогой, – подбодрила его миледи и нажала на газ.

Главная дорога оказалась не такой неровной, но теперь у нас появилась новая причина для беспокойства.

– Пока их нигде не видно, – сказала я. – А насколько вы уверены, что они попытаются сесть на поезд в Кэмсфилде?

– Я в этом совсем не уверена, – ответила миледи. – У них масса вариантов, так что наш шанс выбрать ту же станцию, что и они, минимален. Да и то лишь в том случае, если наше предположение верно и они собираются отплыть в Нью-Йорк из Ливерпуля. Они с таким же успехом могут выбрать Саутгемптон. Или вообще забыть про Нью-Йорк и открыть прачечную в Ковентри.

– И тем не менее мы едем в Кэмсфилд.

– Бритва Оккама^[75], – пояснила леди Хардкасл. – Самое простое решение, как правило, самое верное. Мы решили, что они хотят добраться до Нью-Джерси и начать там новую жизнь. Мы решили, что они хотят добраться туда как можно скорее. И, наконец, мы решили, что они постараются, чтобы их не поймали.

– Все три предположения вполне логичны, – заметила я.

– Вот именно, – сказала миледи. – Корабли из Ливерпуля в Нью-Йорк делают одну остановку в Ирландии. Корабли из Саутгемптона следуют сначала в Шербур, потом в Ирландию и только потом в Нью-Йорк. Так что из Ливерпуля будет гораздо быстрее.

– Согласна.

– В коттедже мы уже говорили о том, что, для того чтобы избежать задержания, они должны оставить после себя как можно меньше улик, которые указывали бы на конечный пункт их путешествия. Труповозка – вещь очень заметная, поэтому оставлять ее возле одинокой железнодорожной станции значит сразу же выдать свои намерения. А вот если ее обнаружат в городе, то никому не придет в голову, что же они замышляют, – там они могут делать практически все что угодно.

– Логично, – сказала я.

– Это то, что пришло мне в голову в первую очередь. Но гарантий моей правоты нет никаких. Вполне возможно, что я очень сильно ошибаюсь, и несчастное авто Симеона заблевали и оцарапали совсем даже зря.

– Я только одного не могу понять, – сказал Гослинг слабым голосом.

– Неужели, дорогой? – переспросила леди Хардкасл.

– Ну… на данный момент. Что вообще, черт возьми, происходит? Кто эти люди? Почему некоторые из них были какое-то время мертвы? Зачем им надо в Нью-Джерси?

– Узнаешь в свое время, – ответила ему миледи. – В свое время. Утром мне придется все объяснить инспектору – так что советую тебе подождать. Не хотелось бы два…

– Немного потише, – попросила я.

– Тебе что, тоже нехорошо? У нас на это нет времени.

– Посмотрите вперед. Там свет фар. А как вы думаете, сколько машин в данный конкретный момент могут ехать по этой дороге? Если вы не притормозите, то мы в них врежемся.

– А разве мы не хотим задержать их? – поинтересовался доктор Гослинг.

– По большому счету – да, – ответила я. – Но наши шансы повысятся, если мы неожиданно возникнем на станции вместе с парочкой полицейских покрупнее. А если выдадим себя прямо сейчас, то у них будет время придумать новый план.

– Ах, вот как… Мне это не пришло в голову.

– Не расстраивайся, дорогой, – успокоила его миледи. – У нее гораздо больше опыта во всех этих тактических и стратегических построениях. И при этом, я уверена, она не сможет произвести вскрытие трупа или диагностировать острый приступ ангины.

– Тогда я, пожалуй, помолчу, пока вы занимаетесь своим делом, – сказал доктор.

Леди Хардкасл снизила скорость, и мы последовали за фургоном на безопасном, как нам казалось, расстоянии. Должна признаться, что у меня камень с души свалился, когда я увидела, что труповозка повернула в сторону Кэмсфилда, но я никому ничего не сказала. Не хотела, чтобы стало известно, что у меня были некоторые сомнения относительно нашего плана.

Леди Хардкасл, напротив, своих чувств не скрывала.

– Слава тебе, Господи! – громко произнесла она. – Кажется, мы все-таки правы. Как думаете, стоит рискнуть и продолжать следовать за ними или направиться прямиком на вокзал?

– Пока что вы были абсолютно правы в ваших предположениях, – сказала я. – И мне тоже кажется, что едут они именно туда.

Мы уже бывали в Кэмсфилде, когда в магазинах Чиппинг-Бевингтона не находилось вещей, необходимых хозяйке, так что хорошо знали все его улицы и переулки. Миледи свернула с главной дороги, делившей город на две части, и выбрала менее прямой, но более безопасный путь на станцию.

То, что, подъехав к ней, мы увидели у главного входа двух местных полицейских, совсем меня успокоило. Леди Хардкасл припарковала авто и подошла к ним.

– Добрый вечер, сержант. Я леди Хардкасл, – представилась она. – Это я попросила констебля Хэнкока из Литтлтон-Коттерелла связаться с вами. Преследуемые прибудут с минуты на минуту, так что нам лучше спрятаться внутри.

– Конечно, миледи. Вперед, Перкинс.

– Надеюсь, – заметила хозяйка, – что вы не слишком замерзли, дожидаясь нас на улице.

– Мы же здесь не в бирюльки играем, – ответил сержант. – Если вы правы и мы возьмем эту банду, то я скажу, что все было не напрасно.

Доктор Гослинг набрал было в легкие побольше воздуха, чтобы все объяснить, но я покачала головой. Время для объяснений еще не наступило. И местные бобби будут лучше помогать нам, если посчитают, что участвуют в задержании банды отчаянных преступников, а не… Тут направление моих мыслей изменилось.

– Можно вас на пару слов, миледи? – спросила я.

– Ну конечно, дорогая.

Мы отошли подальше от полицейских, которые разговаривали с постепенно приходящим в себя доктором Гослингом.

– Знаете, – начала я, когда мы были уже достаточно далеко, – я не совсем понимаю, за что мы собираемся задержать этих кинематографистов. Теперь, когда мы знаем, что никто не умер, что вообще мы можем им предъявить?

– По крайней мере, поджог морга. И, если я права, заговор с целью ввести в заблуждение. Они обязательно должны предстать перед судом.

– Хотелось бы услышать, как вы все это объясните, – ответила я.

* * *

Двое полисменов спрятались в кассе, просто став там за украшенные орнаментом столбы. Леди Хардкасл, доктор Гослинг и я – все мы притворились, будто бесцельно шатаемся возле двери, ведущей на платформу; при этом повернулись спиной к помещению станции.

Естественно, наши беглецы разделились. Сначала появились Бэзил Ньюхаус и Зельда Драйтон, которые поддерживали совершенно больного с виду Нолана Читэма, с трудом шагавшего между ними. Они подошли к кассе, и Ньюхаус попросил три билета первого класса в Ливерпуль. Услышав его знакомый голос, мы с леди Хардкасл повернулись к нему лицом. Троица уже собиралась уйти, но кэмсфилдские полицейские преградили им дорогу.

– Все кончено, – сказала леди Хардкасл. – Давайте пройдем в зал ожидания.

Они безропотно позволили увести себя в зал ожидания, где мы сковали их наручниками, полученными у ребят из Кэмсфилда. После этого вернулись на наш пост.

Следующими в помещение уверенно впорхнули Аарон Орум и Юфимия Селвуд. Так же как и их коллеги, они совершенно растерялись, когда поняли, что игра закончена, и послушно проследовали за нами в зал ожидания.

Теперь не хватало только двух мужчин, которые в течение всей недели играли роль санитаров морга. Но ждали мы их совсем не долго. Скажу больше, нам вообще не пришлось их ждать.

Мы как раз возвращались на нашу позицию возле двери, ведущей на платформу, когда они вошли в дверь, погруженные в оживленную беседу.

Доктор Гослинг запаниковал и громко воскликнул: «Ой!», что мгновенно привлекло их внимание. Старший из них сразу понял, что игры закончены, и поднял руки, показывая, что он сдается.

А вот умник Тревор сдаваться не собирался. Несмотря на предыдущий опыт общения с нами, он решил все-таки рискнуть. И бросился на меня.

Тревора никак нельзя было назвать бойцом по призванию. Он, по-видимому, решил, что то, что я сделала с ним раньше, было просто случайностью или что мне удалось хитростью застать его врасплох. И что если он обрушится на меня всей своей тяжестью, то я наверняка не выдержу и он окажется на свободе.

Дело в том, что во время нашего путешествия по Китаю я провела много дней в компании монаха по имени Чен Пинбо. Он научил меня боевым искусствам своего ордена, в результате чего я владею многими интересными приемами нападения и защиты. Одной из главных вещей, которым он меня научил, была наука позволять своему противнику выполнять за тебя всю работу.

Впервые умник Тревор задумался о том, не слишком ли он оптимистичен, когда, вместо того чтобы упасть под его страшным натиском, я сделала шаг ему навстречу. Окончательно он убедился в своей неправоте, когда я схватила его за лацканы пиджака и стала падать на спину. И теперь, лишившись твердой опоры, он лишь на мгновение подумал, что, может быть, я все-таки совершила ошибку. Ведь сейчас он приземлится прямо на меня и пригвоздит меня к полу…

Бедняга. Упав на спину и упершись ногой ему в бедро, я перекинула его через себя. А когда его тело уже перелетело через мою голову, отпустила его лацканы, вскочила на ноги и успела повернуться к нему лицом, как раз в тот момент, когда он с грохотом приземлился на спину и испустил громкое «Уууууф!».

Несколько мгновений Тревор лежал неподвижно, а потом, пробормотав какое-то ругательство, попытался встать.

– Да неужели? – спросила его я. – Я уже дважды без всяких видимых усилий припечатала вас к полу. Хотите попробовать еще раз?

Выругавшись еще несколько раз, он растерял весь свой бойцовский пыл и вновь упал на спину. Полицейский констебль надел на него пару своих личных наручников.

Мы молча ждали, пока сержант не пригнал труповозку из города, где ее спрятали в укромном месте. Когда он вернулся, арестованных посадили в фургон и отвезли в местный полицейский участок. Мы заверили местных бобби, что за преступниками приедут утром из Бристоля, и отправились домой.

Глава 17

В субботу я проснулась первая. Я еще похвалила себя за то, что смогла проснуться так рано после наших ночных эскапад, но когда приковыляла на кухню с не до конца открывшимися после сна глазами, то увидела, что Эдна и мисс Джонс уже вовсю работают.

– Доброе утро, дамы, – поздоровалась я. – То ли вы пришли слишком рано, то ли я встала слишком поздно…

– Уже без четверти девять, мисс, – сообщила мне мисс Джонс, показывая на часы на стене кухни.

– Боже! – воскликнула я. – За завтраком нас будет трое. Вернулись мы вчера поздно, поэтому оставили доктора Гослинга у нас. А Зельда с мистером Читэмом в узилище.

– Но они же умерли, – возразила мисс Джонс. – Я вчера сама была на празднике. И все видела. Их что же…

– «Что же…» что? – переспросила я с улыбкой.

– Ну, вы знаете… Воскресили из мертвых, как того Дракулу?

– Думаю, что вампиры нам не грозят, – ответила я. – Все это было жульничеством и обманом.

– Ничего себе, – сказала Эдна. – Мы все были просто в шоке. Фейерверк в конце концов отменили. Пришлось идти в паб, чтобы хоть немного успокоиться…

– Бэзил Ньюхаус и Юфимия Селвуд тоже вместе с ними. Как и Аарон Орум.

– Но… – начала мисс Джонс, – я же сама видела…

– Мы все видели, – перебила ее я. – И все мы стали жертвами невероятно хитрого обмана. Уверена, что леди Хардкасл вам все объяснит, когда наступит время, но сначала нам надо будет все рассказать инспектору Сандерленду.

Зазвонил телефон, и, извинившись, я вышла, чтобы ответить.

– Чиппинг-Бевингтон два-три слушает.

– Доброе утро, мисс Армстронг, – услышала я знакомый голос. – Говорит Сандерленд.

– И вам доброе утро, инспектор. Я только что вспоминала о вас. Вы хотите поговорить с леди Хардкасл?

– Не хочу никого обидеть, – сказал инспектор, – и всегда рад поговорить с леди Хардкасл, но ведь вы тоже сыграли во всем этом далеко не последнюю роль. Думаю, что мне надо поблагодарить вас обеих за то, что наши камеры заполнились мертвецами.

– Якобы мертвецами, – поправила его я. – Здесь можно перефразировать слова Марка Твена: «Слухи об их смерти были сильно преувеличены».

– Похоже на то… Не мог бы я попросить вас обеих заехать на Брайд-Уэлл-лейн и сделать заявление?

– Уверена, что миледи уже подумала об этом, – сказала я. – Она, мне кажется, настолько довольна собой, что, боюсь, мне не удастся отговорить ее от такой возможности.

В трубке раздался его знакомый смешок.

– А вы не знаете, где сейчас находится наш доктор? – спросил инспектор. – Мы, кажется, его потеряли.

– Доктор Гослинг у нас, – ответила я. – Боюсь, что он попал в неприятную историю.

– Господи боже, но с ним все в порядке? А с вами?

– Все хорошо, – заверила его я. – Для нас это была обычная работа, а вот доктора Гослинга она застала несколько врасплох. И мы решили, что будет лучше, если он останется у нас, чем поедет ночью домой.

– Я с нетерпением жду вашего подробного отчета, – сказал Сандерленд. – Как по-вашему, когда вы сможете выбраться в город?

– Не знаю, сэр. У нас тут остались… кое-какие дела.

– Они что, еще не проснулись?

– Не могу ответить. Я еще не поднималась наверх. И у нас нет слуг-мужчин, чтобы проверить комнату доктора Гослинга. Давайте договоримся, что я приложу все усилия, чтобы мы были у вас в полдень. Вам это подойдет?

– Принимая во внимание нынешние обстоятельства, я буду счастлив встретиться с вами в любое удобное для вас время. И думаю, что пара лишних часов заключения в камере вашим недавно почившим гостям совсем не помешает.

– Благодарю вас. Мы постараемся не задерживаться.

* * *

Завтрак прошел очень весело. Леди Хардкасл опять слишком много о себе возомнила и поэтому с настойчивостью, достойной лучшего применения, отказывалась говорить о деталях происшедшего. Долгие годы, прожитые с ней, научили меня не подливать масла в огонь и не обращать на нее внимания до тех пор, пока она не будет полностью готова к рассказу. Но сегодня у нее был новый объект для пыток. Доктор Гослинг по своей наивности обстреливал ее вопросами и все более и более разочаровывался из-за ее твердого отказа отвечать на них. Какое-то время я не вмешивалась – мне казалось, что, отказавшись участвовать в этой игре самой, я должна сделать для нее хотя бы этот минимум, – но потом прервала доктора.

– А вы что, не догадываетесь, что она испытывает садистское удовольствие, видя наше разочарование? – спросила я Гослинга.

– Я уже стал это подозревать, – ответил он. – Просто успел подзабыть, насколько она умеет выбесить человека.

– Лучше всего нам помолчать. Ведь ее так и распирает желание все рассказать, так что рано или поздно ей придется это сделать, иначе она просто лопнет.

– Ты все что угодно можешь испортить, Флоренс Армстронг, – заявила на это миледи. – А я получала такое удовольствие…

– Рад, что смог тебя немного повеселить, – сказал доктор Гослинг. – Думаю, что таким образом я расплатился с тобой за твое гостеприимство.

– Ты очень щедр… Ладно, пора собираться и ехать в город.

– Я надеюсь, что на этот раз ты поедешь не на моем авто? – уточнил доктор.

– Нет, думаю, что нам стоит воспользоваться «Ровером», – ответила миледи. – Так мы сможем самостоятельно вернуться домой, выполнив наш гражданский долг.

– И это правильно, – согласился доктор. – Тогда я поеду вперед, чтобы успеть сменить сорочку. Встретимся в участке?

– Где ты, наконец, все узнаешь, – пообещала хозяйка.

* * *

Через какое-то время мы все – доктор Гослинг, инспектор Сандерленд, леди Хардкасл и я – расположились в допросной полицейского управления города Бристоля на Брайд-Уэлл-лейн. Констебль в форме принес нам чайник и четыре поцарапанные эмалированные кружки, похожие на те, что мы нашли в коттедже.

– Кажется, это ваша вещь, миледи, – сказал инспектор, протягивая хозяйке «браунинг». – Мы нашли его в труповозке, и один из недавно воскресших вспомнил, что видел его у вас.

– Благодарю вас, инспектор. А я уже думала, что больше его не увижу после того, как Орум взял его себе…

– Не стоит благодарностей. Должен сказать, что, помимо их имен и адресов, это единственное, что нам удалось от них получить.

– Тогда хорошо, что мы сейчас здесь. Думаю, мы сможем рассказать вам достаточно, чтобы у вас сложилась полная картина.

– Давно пора, – вставил доктор Гослинг.

– Надеюсь, ты не доставил ей величайшего наслаждения своими вопросами, пока она играла с тобой, как кошка с мышкой, Гослинг? – спросил инспектор.

– Я успела вовремя остановить его, – сообщила я. – Правда, от разочарования он уже стал фиолетового цвета. Я даже испугалась за его здоровье.

– Детская ошибка, – заметил Сандерленд. – В следующий раз будешь умнее.

– Когда вы наконец закончите незаслуженно чернить мой ангельский характер, – вмешалась в разговор леди Хардкасл, – я, может быть, продолжу?

– Прошу вас, продолжайте, – с этими словами инспектор открыл свой блокнот на чистой странице.

– Мне немного стыдно, что решение этой загадки заняло у меня так много времени, – начала миледи. – Ведь оно, это решение, все это время было у нас прямо под носом: о чем бы мы ни говорили, все время возвращались к тому, что Читэм убивает своих актеров для того, чтобы вызвать повышенный интерес к своей фильме.

– А зачем нужны были такие сложности? – задал вопрос доктор Гослинг. – Можно ведь было просто поместить рекламу в газете.

– Можно, но от успеха этой картины зависело слишком много. Читэм и его компания были на грани полного разорения. Подружка Фло, Дейзи Спратт, подарила ей журнал со статьей о Читэме. Смысл текста был хорошо понятен: звезда Читэма уже закатилась, и «Ведьмина погибель» – последняя надежда компании. Но только прочитав ее сама, я поняла, насколько все серьезно. Если верить автору статьи, «Ведьмина погибель» была его последним шансом. Кредиторы уже наступали ему на пятки.

– Тогда почему было не продать все, что у него есть, и не прийти с ними к какому-то соглашению? – вновь не удержался Гослинг. – Готов поспорить, что все эти его камеры и остальное оборудование стоят приличных денег.

– Возможно, но как без них снимать кино? Даже банкроту оставляют его убежище, одежду и орудия производства.

– Тогда почему не объявить себя банкротом?

– Все дело в репутации, – ответила миледи. – В социальном статусе. Читэм начал с самых низов и жутко гордился тем, что о нем сложилось такое высокое мнение как о человеке, создающем живые картины. С позором банкротства он никогда не смирился бы.

– Думаю, вы правы, – заметил инспектор Сандерленд. – Мы действительно постоянно возвращались к Читэму во время всего расследования.

– Совершенно верно. Но нас все время останавливала мысль о бессердечии самого факта убийства ради продвижения какой-то фильмы. Не говоря уже о том, что убийство своих сотрудников-артистов выглядело абсолютно бессмысленным – все равно что выпороть розгами камеру. Вот так мы и попали в этот тупик. И только после того, как мы с Фло увидели манекен и хьюмидор в коттедже, я начала догадываться, что мы одновременно и правы, и не правы.

– Я как раз хотел спросить вас об этом коттедже. Когда мои ребята приехали туда сегодня утром, он оказался запертым. А вы говорите, что видели его изнутри. Мне что, не вставлять это в официальное заявление?

– Должна признаться, что взлом как таковой имел место, – призналась леди Хардкасл. – Но сделали мы это очень профессионально.

– В этом я ничуть не сомневаюсь. Хотя, думаю, не стоит об этом упоминать.

– Как посчитаете нужным, – улыбнулась ему миледи.

– Простите, я вас перебил. Итак, вы сказали, что мы были и правы, и не правы.

– Вот именно. У нас был подозреваемый, у нас был мотив – и при этом отсутствовало само преступление! Как вы теперь понимаете, «жертвы» вовсе не умирали.

– Да, это мы знаем, – сказал Сандерленд. – Но я вот чего не могу понять: как двое опытных полицейских, полицейский врач и две такие дамы, как вы, могли вдруг отнести, да еще с такой уверенностью, пятерых абсолютно здоровых людей к мертвецам…

– Думаю, я должна поделиться с вами своей гипотезой относительно всех этих кажущихся «преступлений», – сказала миледи. – Первым был Бэзил Ньюхаус. Нам так и не удалось поговорить со свидетелями, видевшими, как он ушел из «Пса и утки» во вторник вечером. Но от Дейзи и ее матери мы узнали, что в два часа ночи на среду он все еще был там. Констебль Хэнкок обнаружил его тело в церковном дворе около пяти утра. После осмотра тела и мы, и деревенские полицейские пришли к выводу, что у него нет ни пульса, ни признаков дыхания. А уже потом Фло и чуть позже доктор Гослинг определили возможную причину этого.

– Черт побери! – вмешался в разговор Гослинг. – Все именно так и было. Ты же сейчас говоришь о том порошке, о котором меня спрашивала Армстронг? Ну конечно…

– Мне кажется, что вы что-то пропустили в вашем рассказе, – прервал его инспектор. – О каком порошке идет речь?

– Когда нас не было в коттедже после того, как мы не проникали в него путем профессионального взлома замка, – объяснила я, – я наткнулась на баночку с этикеткой «Порошок из рыбы-собаки производства мадам Тибоди». Должно быть, Читэм купил ее в Америке. Он же что-то говорил нам о встречах с людьми из Нового Орлеана в те времена, когда он наслаждался прелестями Форта-Ли в Нью-Джерси. И когда я спросила об этом порошке доктора Гослинга, тот рассказал, что некоторые люди верят в то, что этот порошок можно использовать в ритуалах вуду, чтобы ввести человека в состояние ложной смерти.

– Вроде снадобья в «Ромео и Джульетте»? – уточнил инспектор.

– Совершенно верно, – подтвердила леди Хардкасл. – Читэм и Зельда Драйтон упоминали эту пьесу, когда мы с ними болтали. Мне уже тогда надо было бы догадаться…

– Я дважды слышала, как Юфимия говорила остальным, что кто-то может пострадать и что это слишком опасно. В тот момент я подумала, не идет ли речь о каких-то угрозах, но теперь мне кажется, что она сомневалась в безопасности этого зелья.

– Наверное, да, – сказала миледи. – А кто на ее месте не засомневался бы? Не думаю, что они хорошо знали о принципах его действия. Нас все время сбивал с толку тот факт, что на Бэзиле Ньюхаусе в такую холодную ночь не было пальто, но я полагаю, что порошок ему дали у нас в доме с таким расчетом, чтобы он успел добраться до церковного двора и помочь им устроить всю эту мизансцену. А когда он отключился практически мгновенно, им пришлось буквально волоком тащить его туда. И во всей этой неразберихе и панике они просто забыли о пальто. Когда же притащили его во двор, то устроили под рябиновым кустом, закапав поддельной кровью и положив рядом колдовскую куклу так, чтобы мы смогли сразу ее заметить.

– Но ведь вы же сказали, что порошок был в коттедже.

– Правильно. Они не могли рисковать и хранить все свои причиндалы у нас в доме, поэтому приспособили для этого заброшенный коттедж. В любом случае, им нужно было место, куда можно было бы спрятать «трупы». Вы помните, когда мы допрашивали в пабе Аарона Орума, тот рассказал о своем желании пойти прогуляться? И когда он сказал, что споткнулся о велосипед, то заколебался, как будто понял, что как раз о нем-то упоминать не стоит. Думаю, что Читэм на велосипеде постоянно передвигался между нашим домом и коттеджем и прятал в нем все, что так или иначе могло их выдать.

– А откуда у них была эта уверенность, что мы так и не узнаем, что жертвы живы? – спросил инспектор.

– Я всю ночь ломал над этим голову, – ответил ему доктор Гослинг. – А ведь, в сущности, все очень просто – именно для этого они использовали «санитаров» из морга. И вместо того чтобы везти тела в морг, те отвозили их в коттедж. Ведь до тех пор, пока с бумагами все в порядке, никому и в голову не придет проверять реальное наличие трупов. Готов поспорить, что настоящим санитарам неплохо заплатили за то, чтобы они неделю сидели дома и никому не открывали дверь.

– Но это же большой риск, – заметил инспектор.

– Вовсе нет. В моргах всегда существует некая задержка в оформлении трупов. Так что злоумышленники были абсолютно уверены, что никто не станет вскрывать «покойников» до того момента, пока они не подожгут морг и таким образом скроют тот факт, что тел там вообще не было.

– Что ж, в этом есть смысл, – согласился Сандерленд.

– А кто эти «санитары»? – вмешалась я в разговор. – Я всегда считала, что они – члены труппы, но мы так ничего о них и не знаем, кроме того, что одного из них зовут Тревор.

Инспектор перелистнул несколько страниц в своем блокноте.

– Да, они действительно члены труппы, – сказал он. – И ваш Тревор – это Тревор Престон, бывший акробат из мюзик-холла, который возомнил себя актером и сыграл роль влюбленного Джорджа в фильме Нолана Читэма. Тот, кто играл роль водителя, откликается на имя Леон Макдафф, хотя я подозреваю, что это его сценический псевдоним.

– Благодарю вас. Наверное, мы могли бы узнать «Джорджа». Хотя никто из нас не ожидал встретить его вживую, а его роль в фильме была совсем не запоминающаяся.

– Вы не поверите, как часто свидетели забывают внешний вид людей, – ответил на это Сандерленд. – Итак, Юфимия Селвуд, наша следующая «жертва»…

– Ну, – сказала миледи, – с ней было еще проще. Они дали ей порошок и положили на пол, сунув ей в руку яблоко, которое предварительно напичкали цианидом. Все остальное мы сделали сами. Думаю, что Читэм планировал спрятать все улики в коттедже и вернуться еще до того, как мы все проснемся.

– Планировал? – переспросил инспектор.

– Да. Я думаю, что именно поэтому задняя дверь была не заперта, когда в доме появились слуги. Он наверняка хотел вернуться, войти и, заперев дверь за собой, прокрасться наверх и юркнуть в постель. Но поскольку дверь так и осталась незапертой, он, полагаю, воспользовался альтернативным путем.

– А именно…

– Окном в малой гостиной, – ответила я, когда на меня внезапно сошло озарение. – И это объясняет, почему они всегда запирались именно там. Он пользовался окном всякий раз, когда ему надо было добраться до коттеджа, а мы с нашей тактичностью позволяли ему делать это абсолютно беспрепятственно. Ведь никто из нас не видел в то утро, как Читэм спускается на первый этаж. Он просто оказался уже «там». А я ведь ждала, что он появится из своей спальни, а не окажется вдруг в малой гостиной.

– Вот именно, – сказала леди Хардкасл. – В любом случае, «санитары» появились очень быстро и увезли странно застывшее тело Юфимии. Нам бы уже тогда надо было понять, что что-то здесь не так…

– Это вы о ее трупе? – уточнил доктор Гослинг. – Его окоченелость никак не давала мне покоя. Если помнишь, я попросил тебя напомнить мне об этом… Хотя сейчас я понимаю, что это, вероятно, одно из побочных действий этого получаемого из рыбы токсина.

– А вот следующая «смерть» потребовала от них всего, чему они научились в театре, – продолжила леди Хардкасл. – Аарон Орум ел свой пирог и вдруг закричал что-то о демонах. На глазах у десятков свидетелей, включая и нас, он выскочил на улицу и бросился по лугу в сторону церкви. Проник в нее. Это, конечно, мое предположение, но мне кажется, что именно в этот момент ему дали порошок и уложили во дворе. А тем временем один из них – полагаю, что это был один из «санитаров», – одетый в похожую одежду и в парике, забрался на вершину колокольни. Устроил там шоу, чтобы мы все его увидели, и прыгнул, как все предположили, навстречу смерти, а в действительности – в тележку, доверху наполненную сеном.

– Ничего себе прыжок, – заметил доктор Гослинг. – Ошибись он хоть на фут, и у них появился бы настоящий труп.

– В цирке я знавала одного парня, который нырял с высокой платформы в бочку с водой, – сказала я. – Попасть в тележку – плевое дело, если только ты понимаешь, что делаешь.

– Вот именно, – подтвердила миледи. – Потом они откатили тележку в сторону, а прыгун успел переодеться в форму санитара как раз вовремя, чтобы забрать тело.

– А как же с грибами в пироге? – спросил доктор Гослинг. – К чему все это было?

– Теперь я уже сомневаюсь, что в пироге было что-то кроме обычных лесных или выращенных в оранжерее грибов. Но когда я была уверена в том, что люди действительно умерли, мне показалось вполне логичным, что Оруму должны были скормить что-то, что вызвало бы у него галлюцинации. Теперь же мы знаем, что все это было не более чем представление, так что, скорее всего, он просто ел вкусный пирог. Если он был одним из участников заговора, то ему вовсе ни к чему было принимать какую-то гадость.

– И мы должны согласиться с тем, что все эти слухи о вражде между Читэмом и Орумом были сфабрикованы, – сказал инспектор.

– Эту информацию нам сообщили только сами Орум и Читэм, ну и что-то добавили члены труппы. А им был необходим источник «со стороны», вроде Дины Коудл из «Бристольских известий». Которой можно было сообщить все необходимые подробности, для того чтобы она написала как можно более сенсационный материал, не будучи при этом членом их банды.

– Ну что ж, – сказал Сандерленд, – теперь остались только сжигание ведьмы на костре и «смерть» Нолана Читэма. Вы упомянули о манекене, который обнаружили в коттедже. Как я понимаю, это и была та самая ведьма…

– Да, – подтвердила я. – Это было здорово придумано. В бумагах в коттедже мы увидели схему, как ею управляли. Руку поднимали при помощи веревки. Вполне возможно, это делал один из членов банды, находившийся по другую сторону костра.

– А сожгли ее с помощью нитроцеллюлозы, – добавил доктор. Инспектор вопросительно посмотрел на него. – Мне рассказала мисс Армстронг. Цирковой фокус. По-видимому…

– А, ну да, – сказал Сандерленд. – А потом Читэм падает замертво, приняв небольшую дозу снадобья, и появившиеся как по волшебству «санитары» его увозят.

– И вот здесь они чуть не совершили ошибку, – добавила леди Хардкасл. – На сцене появились Бэзил Ньюхаус и Юфимия Селвуд, загримированные под доктора и его дочь, чтобы констатировать смерть Читэма и убедиться, что его благополучно увезли. И им пришлось поспешно ретироваться, когда они поняли, что на месте преступления уже оказался врач из полиции.

– Что ж, мне кажется, что вы объяснили практически все, – заключил инспектор Сандерленд. – А откуда вы узнали, что надо искать коттедж?

– Муж нашей служанки сломал ногу, – пояснила леди Хардкасл.

– Ну, кончено. Глупо, что я вообще об этом спрашиваю. И, наконец, какова была цель всего этого?

– Привлечь как можно больше внимания публики к своему творению, – ответила ему миледи. – И с этим я тоже сильно ошиблась. То есть сначала нет, а потом – да. Мы с самого начала подозревали, что это как-то должно быть связано с рекламой фильмы, но ведь все были уверены, что люди реально умерли, и я отбросила эту мысль. Потому что в ней не было никакого смысла. Я понимала, что все эти смерти, связанные с фильмой, увеличат поток зрителей в иллюзионы, но до тех самых пор, пока я не поняла, что все эти смерти – обман, я не могла представить себе, что кому-то может прийти в голову таким образом развивать свой бизнес. А вот сейчас все встало на свои места. Они собирались придумать какой-нибудь холдинг, чтобы получить доступ к деньгам. Потом, благополучно «умерев», они скрылись бы от своих кредиторов и осели в Америке. И начали бы все с чистого листа.

– Используя фильму как стартовый капитал.

– Вот именно. А сборы, которые они сделали за эту неделю, вполне могли покрыть все их расходы, не говоря уже о подписке, которую организовали местные жители. К тому времени как все дела с компанией были закончены, они давно жили бы в Америке и снимали живые картины под новыми именами.

– Так, так, так, – сказал инспектор, обдумывая такой вариант развития событий. – Все это звучит вполне правдоподобно. Но прежде чем делать какие-то заключения, я посмотрю, что скажут они, когда я выложу им ваш вариант развития событий.

* * *

– Я вас умоляю, моя девочка, сядьте же, наконец, – произнесла леди Фарли-Страуд. – Из-за вас в комнате царит бардак.

– Прошу прощения, миледи, – ответила я. – Уже сажусь.

И я села.

Мы все сидели в библиотеке «Грейнджа». Появились мы как раз тогда, когда Фарли-Страуды заканчивали свой ланч. Они пригласили нас присоединиться к ним в библиотеке для «послеобеденных размышлений».

– Что вам налить? – спросил сэр Гектор, подняв декантер. – Скотч? Бренди? Или, может быть, розовый джин^[76]?

– Боже, Гектор, для этого сейчас слишком рано, – воскликнула леди Фарли-Страуд. – И лучше бы ты тоже присел.

– Глупости, моя хорошая. Где-то на просторах Империи солнце уже наверняка достаточно высоко для первой выпивки, – и сэр Гектор махнул декантером в ее сторону.

– Прошу тебя, сядь, – повторила леди Фарли-Страуд.

– Хорошо, свет моей жизни.

Сэр Гектор сел, ухмыльнулся мне и подмигнул.

– И что же, мои дорогие, привело вас в наше скромное жилище? – начала леди Фарли-Страуд. – Надеюсь, что на этот раз никаких плохих новостей. Скажите же, что никто больше не умер.

– Никто вообще не умирал, дорогая, – сказала леди Хардкасл.

– У нас недавно был викарий; так вот, он говорит то же самое. Я знаю, что он просто хотел нас успокоить, но, честно говоря, сейчас мне не до метафизики.

– А я сейчас не о философии, – пояснила миледи. – Я хочу сказать, что Бэзил Ньюхаус, Юфимия Селвуд, Аарон Орум, Зельда Драйтон и Нолан Читэм – все они живы и здоровы. И сидят в управлении полиции Бристоля.

– Разрази меня гром! – выдохнул сэр Гектор. – Как, черт побери…

Леди Хардкасл повторила им ту историю, которую ранее рассказала инспектору Сандерленду. Вдвоем мы перечислили все, что обнаружили в коттедже. Когда рассказ закончился, наша аудитория в течение нескольких минут хранила гробовое молчание.

– Разрази меня гром еще раз, – сказал, наконец, сэр Гектор. – Думаю, нам всем не помешает выпить.

– Сделай мне порцию побольше, – попросила его супруга.

– Коль уж на то пошло, я выпью бренди, – сказала леди Хардкасл.

– Конечно, моя дорогая, – сказал сэр Гектор, который уже шел за бокалами. – А вы, мисс Армстронг?

Я выбирала между бренди, который пью обычно, и розовым джином, который предложил сэр Гектор. Оказалось, что выбирала я слишком долго.

– Конечно, она выпьет бренди, – сказала леди Фарли-Страуд за меня. – Она всегда пьет бренди. Пора бы тебе запомнить, Гектор.

– Как скажешь, – ответил тот и налил четыре щедрые порции бренди.

– Надо рассказать об этом в деревне, – сказала леди Фарли-Страуд после того, как все взяли в руки бокалы.

– А я буду очень удивлена, если в деревне еще ничего не известно, – заметила миледи. – Инспектор Сандерленд должен был уже послать телеграмму Добсону или протелефонировать ему. И хотя я глубоко уважаю нашего сержанта и восхищаюсь им, его никак не назовешь самым молчаливым человеком на свете, а? Он наверняка расскажет все сначала констеблю Хэнкоку, то есть все, что успеет, прежде чем убежит в паб, чтобы поделиться со стариной Джо Арнольдом. А если в это время за стойкой будет стоять Дейзи Спратт, новости достигнут Вудворта еще до того, как Уолли Добсон прикончит свою первую пинту…

– Уверена, что все так и будет, – со смешком согласилась с ней леди Фарли-Страуд. – Тогда что, по-вашему, делать нам?

– Будем делать то, что всегда делают англичане, дорогая. Продолжать жить. Как насчет фейерверков вчера, после нашего отъезда?

– Они никому не были нужны после этих двух смертей. Так что мы все убрали и отправили всех по домам. Хотя большинство направились в паб.

– Тогда давайте устроим нашим жителям субботу, которую они запомнят надолго, – предложила леди Хардкасл.

* * *

Домой мы вернулись через паб, где меня высадили, чтобы я выяснила, какие слухи циркулируют среди местных кумушек. Кроме того, я рассказала о наших планах на вечер старине Джо, Дейзи и ее матери Юнис и попросила их донести эту информацию до всех жителей деревни. Когда я вернулась домой и открыла входную дверь, меня встретила Эдна.

– А это правда, что, как говорят, эти с фильмой вовсе не померли? – спросила она.

– Они все живы, здоровы и сейчас размышляют о крушении своих планов, – ответила я.

– Ну и дела! – воскликнула девушка.

– Потрясающе, правда?

– И все это раскрыла хозяйка?

– В основном она. Хотя я ей тоже немного помогла. Так же как и ваш Дэн.

– Мой Дэн?

– Если б он не споткнулся о велосипед и не сломал ногу на верхнем поле Тоби Томпсона, мы никогда не догадались бы, где искать их берлогу.

– Мне надо срочно выпить чаю, – сообщила служанка, потратив несколько минут на обдумывание услышанного. – Присоединитесь ко мне?

– Вы же знаете, Эдна, я всегда «за». Вы не принесете его в столовую?

– Секундочку, – сказала она и испарилась.

Должна признаться, что я слегка расстроилась, потому что Эдна ничего не сказала о предстоящих вечерних празднествах. Хотя для того чтобы эта новость добралась до дому раньше меня, потребовалось бы настоящее колдовство.

Время до вечера я посвятила тому, что убрала «доску расследований». Но сначала тщательно скопировала все, что было на ней написано, и вместе с рисунками леди Хардкасл сложила в плотный конверт. Кроме того, я сделала некоторые пометки от себя – на тот случай, если кто-то захочет вернуться к этому расследованию позже. Я поступала так с материалами всех наших расследований. Никогда не знаешь, когда они могут понадобиться в следующий раз.

Пока я занималась этой бумажной работой, леди Хардкасл проверила и собрала все, что могло понадобиться ей вечером.

* * *

– Страшно подумать, что скажут в крикетном клубе, – сказал констебль Хэнкок, когда взлетела первая ракета.

– Думаю, что они будут просто в восторге, – сказала я, – и скажут: «Какое отличное применение для крикетного поля! И как здорово, что они не догадались приспособить калитки^[77] для запуска фейерверков». Или вы со мной не согласны?

– Ах вот ты где, моя дорогая, – сказала леди Хардкасл. – А я все думаю, куда ты подевалась…

– Я стою здесь с самого начала.

– И тебе весело?

– Веселее, чем можно было ожидать от использования всех этих огней и химикатов, – ответила я. – Хотя, может быть, это все из-за бренди…

– Вполне возможно, – рассмеялась миледи. – Когда у тебя будет время, помоги мне, пожалуйста, в зале.

– Конечно.

Фейерверк быстро закончился, и я прошла в зал деревенской ратуши. Собравшаяся толпа слонялась по лугу, болтала и пила. Следующая часть праздника должна была начаться через какое-то время.

Мистер и миссис Хьюз со своими адептами стояли на часах.

– Добрый вечер, Хьюзы и их друзья, – поздоровалась я.

Мистер Хьюз нехотя ответил мне. А его друзья вяло потрясли плакатами.

– Вы же уже знаете, что сегодня мы не собираемся показывать фильму мистера Читэма? – уточнила я.

– Не собираетесь? – удивился Хьюз. – Но… но нам все равно необходимо предостеречь людей от этой заразы, которая привела ко стольким смертям.

– Не могу поверить, что вы еще ничего не знаете, – сказала я. – Никто не умер. Читэм и его друзья сидят в полиции. – Послушав их сконфуженное бормотание, я продолжила: – Почему бы вам не спрятаться от холода в зале? Мы будем показывать то, что леди Хардкасл сняла в деревне.

– Живые картинки? – уточнил один из демонстрантов.

– Живые картины. И вы там тоже есть. Приходите и посмотрите сами. Двери скоро откроются.

Большего не потребовалось. После короткого обсуждения они сложили плакаты в кучу и выстроились в аккуратную очередь возле дверей. Войти они собирались самыми первыми.

В зале я с радостью поняла, что делать мне ничего не придется. Дэви занимался проектором, Дейзи следила за рассадкой, а леди Фарли-Страуд таинственно пряталась в углу. Я подошла ближе.

– Привет, дорогая, – сказала миледи.

– Привет, – ответила я.

Последовала неловкая пауза.

– Я тебе зачем-то нужна? – спросила хозяйка.

– Нет, миледи. Это вы попросили меня прийти и помочь.

– Правда?.. Ах, ну да, теперь вспомнила. Но все уже сделано.

– Так я могу…

– Делать все, что тебе угодно. Эта ночь – твоя.

Именно так я и поступила.

Разыскав Дейзи, я уселась рядом с ней, и мы весь вечер приглушенно комментировали ужимки поселян на экране. Энтузиазм зрителей был настолько велик, что пленку прокрутили еще два раза, и во время третьего показа все уже во весь голос передразнивали манеры своих друзей и соседей.

Вечер закончился еще одним показом «Мыши полевой и мыши городской», после чего леди Фарли-Страуд поблагодарила всех присутствовавших за поддержку и помощь в проведении самого первого фестиваля живых картин в Литтлтон-Коттерелле.

«Первого? – подумала я про себя. – Но ведь второго наверняка не будет».

Нас с леди Хардкасл торжественно выпроводили домой и заверили, что члены комитета позаботятся об уборке помещения. Когда мы подошли к дому, на пороге нас ждали двое дрожащих от холода скитальцев.

– Вы – пара идиотов, – сказала леди Хардкасл, пока я отпирала дверь и впускала всех в дом. – Почему вы не пришли в деревню и не разыскали нас?

– Мы не знали, где вас искать, – ответил Скинз. – Поэтому и решили обождать вас здесь.

Глава 18

Барти Данн и Скинз Мэлоуни, сойдя в Чиппинг-Бевингтоне, оставили свои инструменты на поезде, идущем в Лондон.

– Он здорово задерживался, – рассказал Скинз. – То ли листья на полотне, то ли еще какая-то ерунда… Мы целую вечность сидели и ждали… В общем-то я так и не понял, чего мы ждали. Возможно, какого-то парня со щеткой, который очистил бы рельсы. Вот мы и сказали себе: «А почему бы нам не пойти и не поклянчить пристанище на ночь в доме у леди Х.?» И вот мы здесь.

Так все и произошло.

Я смогла собрать кое-какие холодные закуски и хлеб, и остаток вечера мы провели за сплетнями и игрой на пианино. Оба молодых человека оказались неплохими пианистами и в очередь с леди Хардкасл исполнили несколько популярных мелодий. А в промежутках мы рассказали им обо всем, что они пропустили, уехав из Глостера во второй половине дня в четверг.

– А ведь вы двое все обязательно доводите до конца, правда? – уточнил Скинз. – Любой другой на вашем месте просто посмотрел бы живые картинки, а потом залакировал бы их доброй пинтой в местном пабе… Но только не вы. Вам обязательно надо было связаться с какими-то убийствами, которые оказались вовсе не убийствами, и при этом вас еще и связали под угрозой иглы…

– Честно говоря, – заметила леди Хардкасл, – это вовсе не мы пригласили Читэма и его подельников в деревню, а связанными пробыли всего ничего.

– Хотя на колени нас поставили именно под угрозой иглы, – напомнила ей я.

– О которой мы в тот момент думали, что она насажена на шприц, полный цианистого калия, – попыталась защититься миледи.

– А это что, было не так? – удивился Скинз.

– Нет, – подтвердила я. – Шприц был наполнен водой. Они ведь ненастоящие убийцы.

– Правильно, но мы же все считали их таковыми, – сказал Барти. – Поскольку думали, что половина из них уже мертва.

– Ну, это сильно напоминает вашу новость о Гюнтере Эрлихмане, – задумчиво произнесла миледи. – Мы ведь тоже все думали, что он мертв.

– А по-другому и быть не может, – вмешалась я. – Вы его застрелили. Прямо в голову.

– И тем не менее… – вырвалось у хозяйки.

Последовавшее за этим молчание нарушил жизнерадостный голос Скинза.

– И все-таки давайте согласимся, – сказал он, – что это не был ваш обычный вечер пятницы, не так ли?

– Напротив, как ни ужасно это звучит, но почти все наши пятничные вечера проходят именно так, – возразила я. – А как вы провели время? Как все прошло в Глостере?

И они принялись рассказывать об ужасах игры в ритм-секции третьеразрядного регтайм-бэнда «бог знает в какой глуши». Я не стала уточнять, где, по их мнению, они находятся сейчас, если Глостер, по их словам, «бог знает какая глушь». Возможно, далеко за границами этой глуши.

Разошлись мы далеко за полночь, но перед этим я аккуратно предупредила мальчиков, что наступает день рождения леди Хардкасл.

– Надо было раньше сказать, – упрекнул меня Барти. – Мы бы что-нибудь приготовили.

– Правильно, но я ведь не знала, что сегодня ночью вы окажетесь у нас на пороге.

– Справедливое замечание, – согласился Барти. – Надо будет что-то придумать.

– Глупости, – сказала я. – Добрых пожеланий будет более чем достаточно. Я просто хотела, чтобы вы знали причину завтрашней утренней суеты, вот и все.

И я оставила их «дрыхнуть в лучшей ночлежке на западе страны».

* * *

Любой день рождения должен обязательно начинаться с завтрака в кровати. Я позволила старушке (в конце концов, ей исполнилось сорок два, и бедняжка нуждалась в отдыхе) поспать подольше, но в половине девятого я больше не могла ждать. С помощью мисс Джонс приготовила поднос, на который поставила яйца всмятку, тост с маслом, кофе и вазочку с джемом. Постучав в дверь спальни, вошла, не дожидаясь разрешения.

– С днем рождения, – сказала я с порога, заметив, как хозяйка вертится под одеялами. Из гнезда, которое она из них себе соорудила, показалось облако темных волос.

– Доброе утро, – пробормотала миледи. – Это что, запах кофе?

– Кофе для новорожденной по случаю дня рождения, – сообщила я, поставила поднос на кровать и распахнула шторы, хотя хилый зимний свет, проникший в окно, был совсем не достоин этого роскошного жеста.

– А подарки? – спросила миледи, садясь в кровати.

– На подносе, – ответила я.

– А, – сказала она с едва заметной обидой, – конверт… Это вовсе ни к чему.

– Откройте же его, старая вы зануда, – сказала я.

Хозяйка открыла конверт и достала его содержимое. Отложив в сторону несколько листов бумаги, взяла в руки письмо.

– «Дорогая сестренка», – прочитала она. – Это от Генри! Как мило! «Дорогая сестренка, мы с Лавинией чуть не сошли с ума от бесконечных споров между отдельными ветвями ее достославного семейства и решили на какое-то время отойти от всех этих клерикально-дворянских обедов. Вместо этого мы решили сбежать, и гори они все огнем. Я посылаю тебе два билета в Гретна-Грин^[78]. Стронгарм^[79] все знает. Люблю, целую, Гарри». Как это все мило… И когда же это?

– Мы отправляемся завтра, с утра пораньше.

– С утра пораньше? – осторожно уточнила хозяйка.

– Поезд отходит от Чиппинг-Бевингтона в девять пятнадцать утра.

Миледи застонала.

– Спокойно, – сказала я. – Это только начало нашего путешествия. В Гретна-Грин мы встретимся с Гарри и Лавинией. После того как они сделают все то, что обычно делается в кузнице Гретны, мы оставим их наслаждаться медовым месяцем, а сами отправимся дальше – в Эдинбург. Наше пребывание в гостинице «Норт Бритиш» оплатит жених, и он же приглашает нас на обед, который заменит роскошный свадебный завтрак.

– Все это звучит очень мило, – заметила хозяйка.

– А в Эдинбурге мы найдем чем заняться, – сказала я. – Нам необходима передышка.

– Ты права, – миледи разбила яйцо. – Ну, а ты что мне подаришь?

Из кармана на своем переднике я достала маленькую коробочку.

– Я заказала это специально для вас.

Открыв коробочку, миледи увидела брошь с двумя фигурками мышей, одна из которых была в шляпе и визитке, а вторая – в кепке и твидовом пиджаке.

* * *

К тому времени как леди Хардкасл спустилась вниз, наши мальчики уже проснулись и… занялись чем-то в малой гостиной.

– Я не уверена, что мы должны и дальше разрешать нашим гостям прятаться в малой гостиной, – заметила миледи. – Кто знает, чем они могут там заниматься. Вдруг завтра, проснувшись, мы узнаем, что они убивали местных музыкантов, с тем чтобы стать единственной регтайм-ритм-секцией в Глостершире…

– Думаю, что на этот раз все не так страшно, – сказала я. – Я сейчас проверю, можем ли мы войти.

– Ну что, вы уже закончили? – спросила я, просунув голову в дверь.

– Всее в порядке, – ответил Барти.

– Можно приводить, – вторил ему Скинз.

Я сделала шаг в сторону и распахнула дверь.

– Прошу вас, миледи, заходите. А я попрошу Эдну принести завтрак.

К тому моменту, когда я вернулась, все они сидели за столом. Перед леди Хардкасл опять лежали какие-то бумаги.

– Сегодня просто какой-то день сплошных приятностей, – сказала хозяйка. – Они не только нарисовали мне эту восхитительную открытку… – тут она показала мне сложенный лист бумаги, на котором ребята карикатурно изобразили самих себя и сделали надпись: «С днем рождения, истинная любительница регтайма…», но и передали мне это подозрительное приглашение, написанное от руки, посетить клуб «Рег-а-Маффин» в любое удобное для меня время.

– Просто мы знаем руководство, – пояснил Скинз.

– И здесь все без дураков, – добавил Барти.

– Изумительный подарок, – сказала леди Хардкасл. – Большое вам спасибо, мальчики.

А Эдна поднесла еще еды.

* * *

Я попросила мисс Джонс приготовить для наших гостей сэндвичи в дорогу. А еще я нашла в чулане пару бутылок пива, хотя то, что я не буду присутствовать в тот момент, когда они их откроют, меня, честно говоря, порадовало. Одному Богу известно, когда были куплены эти бутылки.

Ребята все продумали заранее и попросили парня с двуколкой, работающего на станции в Чиппинг-Бевингтоне, забрать их в полдень. Когда они загрузились в двуколку, мы помахали им с крыльца. И я уже закрывала дверь, но тут увидела Скинза, бегущего по дорожке.

– Вы что, что-то забыли? – спросила я.

– Знаете… в общем… понимаете… я хотел сказать…

Я ободряюще улыбнулась ему.

– Я… ммм… мне просто интересно знать…

Было видно, что Барти начинает нервничать.

– Быстрее, Скинз, – крикнул он. – Мы опоздаем на этот чертов поезд!

– Ну… понимаете ли… – продолжал мямлить Скинз.

– Я серьезно, приятель, – не успокаивался Барти. – Нам сегодня вечером работать!

– Ээээ… ладно… я, пожалуй, пойду… – сказал Скинз и бегом вернулся к двуколке.

– И что это было? – спросила леди Хардкасл, когда я заперла дверь.

– Я не уверена, что поняла, – ответила я. – А вдруг это была попытка поухаживать за мной? Или что там еще приходит вам в голову…

– Но ты в этом не уверена.

– Я просто ничего не поняла.

– Тогда мы с ними еще встретимся.

– Уверена в этом, миледи, – сказала я. – А сейчас мне надо готовиться к поездке в Шотландию.

От автора

В самом начале эры кино создатели фильмов очень часто стояли возле экрана и рассказывали сюжет. К 1909 году это успело выйти из моды, но мне кажется, что Нолан Читэм обязательно делал бы так, и я заверил моего консультанта, что это не вызовет никакого удивления в такой маленькой деревушке, как наш выдуманный Литтлтон-Коттерелл.

То же самое касается и практики съемок местных жителей утром и демонстрации снятого вечером. Она вышла из моды в 1905 году, но тем не менее все еще могла удивить жителей деревни, особенно если съемки были сделаны одним из них (в данном случае леди Хардкасл).

Кстати, если уж мы вспомнили о миледи, то она большая умница. Техника покадровой анимации была известна уже давно, но даже в 1909 году не распространилась широко. Мне показалось, что будет здорово сделать леди Хардкасл первопроходцем в этой области.

Если вас это интересует, то епископа Рочдельского не существует в природе.

4 ноября 1909 года Луна была в последней четверти и не всходила над Западной Англией до 10 часов вечера. Я это знаю, потому что посмотрел в справочнике. Но для того, чтобы ярче описать события того вечера, мне требовалась полная луна, поэтому я так ее и описал, заставив взойти в 7 часов. Надеюсь, что вы не будете возражать.

Несмотря на то что об этом постоянно пишут в детективной литературе, тетродоксин (ядовитый порошок из рыбы) не может быть использован для того, чтобы изобразить смерть. Он может только убить. И тем не менее об этом постоянно пишут при рассказах о ритуалах вуду, и есть некоторые свидетельства, что зомби-порошок на Гаити содержит небольшие количества этого вещества. До сих пор говорят о том, что это объясняет воскрешение некоторых людей.

Появление в этой книге Гамлета, датского дога, – дань памяти кузины моей матери Берил, умершей, когда я работал над этой книгой. Она сыграла большую и положительную роль в моем воспитании, и мне ее сильно не хватает. И почти точно так же мне не хватает одной из ее собак – «голубого» датского дога, которого действительно звали Гамлет. Он был шумным, своенравным и неуклюжим псом (врожденный дефект привел к тому, что кости его передних ног росли быстрее, чем кости задних, – так что передние лапы были вывихнуты, и ему было тяжело их контролировать). Одним из его любимых развлечений было ставить свои больные ноги на высокую стену, окружавшую сад и, нависая над прохожими, весело на них лаять. Он никогда в жизни – насколько я знаю – не сбивал с ног даже крохотной толпы, хотя, уверен, будь у него такая возможность, он был бы счастлив.

Благодарности

Я бесконечно признателен д-ру Питеру Уолшу за то, что он поделился со мной своими знаниями о британском кинематографе начала ХХ столетия. Наверное, я должен ему еще один ланч.

Я также чрезвычайно благодарен Джо Вебстер-Грин, чья усерднейшая каталогизация предыдущих приключений леди Хардкасл спасла меня от множества ошибок в плане характеров главных героев и их действий.

И, естественно, мои самые большие благодарности команде издательства «Томас и Мерсер». Особенно это касается моих двух (вы только подумайте) прекрасных редакторов, Джейн Снелгроув и Виктории Пепе, без чьего профессионализма и личной поддержки в течение всего непростого года ничего этого не произошло бы. Я также не могу не сказать о Хэтти Стайлз, потому что это было бы просто неприлично.

Примечания

1

Она же Ночь Гая Фокса, или Ночь фейерверков – британское народное празднование в ночь на 5 ноября, первоначально в честь неудачи Порохового заговора 1606 г., попытки взорвать короля Якова I в здании палаты лордов. Бочки с порохом должен был поджечь Гай Фокс, и на 5 ноября сжигают символизирующие его чучела.

(обратно)

2

Традиционное угощение на Хеллоуин и Ночь костров, приготовляемое из черной патоки, побочного продукта сахарного производства.

(обратно)

3

Так в Уэльсе называют бабушек.

(обратно)

4

Валлийский Хеллоуин (здесь и далее в главе – валлийск.).

(обратно)

5

Большой костер.

(обратно)

6

Имеются в виду фольклорные истории о пьянице-кузнеце, который хитростью заставил дьявола пообещать не забирать его душу в ад после смерти. А поскольку в раю Джека тоже отказались принять, он обречен скитаться, освещая себе путь угольком, тлеющим в фонаре из репы с прорезанными отверстиями. Традиционные хеллоуинские тыквы являются прямыми наследницами той репы; таковые также до сих пор используются как украшение в наши дни. Ведьмы далее упоминаются в связи с тем, что фольклор считает их «агентами» дьявола в нашем мире.

(обратно)

7

Дорогая (валлийск).

(обратно)

8

Танец, который станцевала перед правителем Галилеи Иродом Антипой его падчерица Саломея, потребовав за это голову Иоанна Крестителя.

(обратно)

9

Контролеры забегов.

(обратно)

10

Центральная часть о. Великобритания.

(обратно)

11

Традиционный хлеб к чаю, выпекаемый небольшими буханками, по размеру соответствующими булочкам.

(обратно)

12

Невысокие горы, разделяющие Северную Англию на западную (регион Северо-Западная Англия) и восточную (регионы Северо-Восточная Англия и Йоркшир и Хамбер) части.

(обратно)

13

Создан в 1908 г. как источник живой силы для регулярных частей Британской армии.

(обратно)

14

Пряные индийские блюда из овощей и фруктов, использующиеся, как правило, в качестве соусов и намазок.

(обратно)

15

Считается, что это отгоняет нечистую силу.

(обратно)

16

Мари-Жорж-Жан Мельес (1861–1938) – французский кинематографист, один из зачинателей кинематографического искусства и создатель первых спецэффектов.

(обратно)

17

Тип карманного пистолета.

(обратно)

18

Аналогичный эспаньолке тип бороды, получивший наименование в честь фламандского художника XVII в. Антониса ван Дейка.

(обратно)

19

Красный дракон И-Драйг Гох – символ Уэльса.

(обратно)

20

Имеется в виду английская пословица «Горшок над котлом смеется, а оба черны», соответствующая русской: «Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала».

(обратно)

21

Популярный английский христианский гимн на музыку Артура Салливана (1871).

(обратно)

22

Имеется в виду знаменитая речь Генриха V из одноименной хроники Шекспира, произнесенная перед битвой при Азенкуре, где английским войскам удалось разгромить многократно превосходящие силы французов (1415); в дальнейшем часто использовалась как духоподъемная речь, обращенная к британской нации.

(обратно)

23

Популярный христианский гимн, написанный преподобным О. Топлади в 1763 г.

(обратно)

24

Исх. 22:18. Ворожея – то же, что ведьма.

(обратно)

25

Или «Велосипед на двоих» – имеется в виду популярная английская песня, написанная в 1892 г. композитором Г. Дакром.

(обратно)

26

«Мышь полевая и мышь городская» – басня Эзопа, чей сюжет получил широкое распространение в популярной культуре.

(обратно)

27

События изложены в романе Ти Кинси «Леди на сельской ярмарке».

(обратно)

28

Эти события изложены в романе Ти Кинси «Смерть за поворотом».

(обратно)

29

Эти события излагаются в романе Ти Кинси «Тихая сельская жизнь».

(обратно)

30

В русскоязычной традиции наиболее распространенное название этой породы – именно «немецкий дог».

(обратно)

31

Чуть больше 90 см.

(обратно)

32

Около 76 кг.

(обратно)

33

Газированный напиток из экзотических растений со специфическим терпким вкусом.

(обратно)

34

Гренки с сыром.

(обратно)

35

«Кастрюлечка» – национальная валлийская песня.

(обратно)

36

Национальное валлийское блюдо из водорослей.

(обратно)

37

Жанр танцевальной музыки со свободным, «рваным» (см. след. прим.) ритмом, один из предшественников джаза.

(обратно)

38

rag (англ.) – клочок, обрывок; rugamuffin (англ.) – оборванец.

(обратно)

39

Так в Англии называют Министерство иностранных дел.

(обратно)

40

Роман великой английской писательницы Джейн Остин (1815).

(обратно)

41

Лондонский вокзал.

(обратно)

42

Здесь разновидность сыра с «голубой» плесенью.

(обратно)

43

Кембриджский район; буквально – Окраина.

(обратно)

44

Колледж Кембриджского университета; буквально – Св. Троицы.

(обратно)

45

Мармелад из плодов айвы.

(обратно)

46

Буквально – сделанное из айвы.

(обратно)

47

Пудингообразная масса из яичных желтков, лимонов, сахара и сливочного масла; буквально – лимонное свернувшееся молоко, лимонная сырно-творожная масса.

(обратно)

48

Границы между «сыром» и «творогом» в разных культурах имеют разную четкость. В современной русской они довольно четки (хотя есть и исключение в виде творожников/сырников); в англоязычной же творог считается молодым мягким сыром легкого приготовления, поэтому называется буквально «домашний (или деревенский) сыр».

(обратно)

49

Район центрального Лондона.

(обратно)

50

«Микадо, или Город Титипу» – комическая опера А. Салливана и У. Гилберта (1885).

(обратно)

51

«Пираты Пензанса, или Раб долга» – более ранняя (1879) комическая опера тех же авторов.

(обратно)

52

Цитата из «Пиратов Пензанса».

(обратно)

53

Более известное как Ихэтуаньское восстание 1898–1901 гг. против хозяйничанья западных держав в Китае.

(обратно)

54

Расхожее прозвище полицейских в Англии.

(обратно)

55

Вид удавки.

(обратно)

56

На месте (лат.).

(обратно)

57

Графин для вина.

(обратно)

58

Сленговое обозначение полицейского фургона, схожее с русским «воронком».

(обратно)

59

Имеется в виду картина британского живописца У. Ф. Йимза «И когда же вы в последний раз видели своего отца?» (1878), изображающая эпизод Английской революции 1640–1649 гг.: в доме сторонника королевской власти его маленького сына допрашивают сторонники Парламента.

(обратно)

60

В романе «Тихая сельская жизнь» леди Хардкасл рассказывала, что этого она хотела в детстве.

(обратно)

61

На 1909 г. Территории Нью-Мексико и Аризона стали штатами в 1912 г., а Аляска и Гавайи – в 1959 г.

(обратно)

62

Традиционная процедура, которую выполняли слуги (чтобы не пачкались типографской краской пальцы читающих) и которая к описываемому времени начала отходить в прошлое, сохраняясь лишь в традиционалистских аристократических домах.

(обратно)

63

Специалист по грибам.

(обратно)

64

Как вы? (валлийск.)

(обратно)

65

Игра слов. Здесь «malady» (англ.) может быть переведено как «сущее наказание».

(обратно)

66

Трапеза, также известная как второй завтрак.

(обратно)

67

11-й месяц (19/20 июля – 17/18 августа) французского революционного календаря, действовавшего в 1793—1806 гг. Слово широко известно благодаря перевороту 9 термидора II года Республики (27 июля 1794 г.), после которого Великая французская революция пошла на спад.

(обратно)

68

Ящик для хранения сигар.

(обратно)

69

Материал из плотных древесных наростов на средиземноморских разновидностях кустарника эрика древовидная.

(обратно)

70

Огюст Эскофье (1846–1935) – французский ресторатор и писатель, один из создателей современного стиля «высокой кухни».

(обратно)

71

Аристократ-автомобилист, персонаж романа Кинси «Смерть за поворотом».

(обратно)

72

Около 39 км/час.

(обратно)

73

Около 4,5 м.

(обратно)

74

Это блюдо благодаря японской кухне сегодня более известно как фугу: по названию ядовитых иглобрюхих рыб, из которых его готовят.

(обратно)

75

Принцип отсечения наименее рациональных вариантов, названный по фамилии средневекового ученого У. Оккама; его современную бытовую интерпретацию леди Хардкасл озвучивает далее.

(обратно)

76

Коктейль, смесь джина с латиноамериканской горькой настойкой ангостурой.

(обратно)

77

В данном случае имеются в виду конструкции, играющие роль своеобразных ворот в крикете.

(обратно)

78

Деревня на юге Шотландии, прямо на границе с Англией, местная достопримечательность, центр кузнечного ремесла, знаменитый кроме этого тем, что здесь почти двести лет со второй половины XVIII в. заключались браки среди молодых, которым без разрешения родни нельзя было пожениться в Англии и Уэльсе (в Шотландии брачное законодательство было гораздо мягче). Явление получило название «кузнечных свадеб», так как простейшая церемония бракосочетания происходила чаще всего именно в кузнице.

(обратно)

79

Так он коверкает фамилию Фло на протяжении всей серии романов (а она в ответ коверкает его фамилию); буквально – «сильная рука».

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

От автора

Благодарности