Козни туманного Альбиона (fb2)

- Козни туманного Альбиона [= Засада на привидение; Призрак туманного Альбиона] (Сыщицы-любительницы Марина Клюквина и Алина Блинова) 1829K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Марина Белова

Марина Белова
Козни туманного Альбиона

Глава 1

Если вам приснилась сова, это к убыткам. Если к ней добавился труп, неважно чей, можете не просыпаться, на собственной шкуре проверено, ничего хорошего в ближайшее время вас не ожидает, и даже наоборот — неприятности вам гарантированы на каждом шагу.

Я шла в тумане, словно незрячая. Туман густой, холодный и липкий, клубился передо мной, не давая ничего толком разглядеть. Кожей я чувствовала — со всех сторон меня окружают неведомые существа. Их много, и они ждут, когда же я сделаю неверный шаг и оступлюсь.

Круг сужался, теперь они были так близко, что я смогла услышать их тяжелое дыхание. Зловещие звуки, подобные уханью филина в безлунную ночь, становились все громче и громче. Кто они? Животные? Люди? Мифические птицы, прилетевшие из царства мертвых?

Я тряслась мелкой дрожью, холодный пот струился между лопаток, но меня упорно влекло к чему-то неведомому и очень страшному. Подобно кролику, я стремительно приближалась к раскрытой пасти гигантского удава, понимая, что это мой конец — мучительный и неизбежный.

Так чего же тянуть? К чему лишние страдания?

Я ускорила шаг. Ноги меня уже сами несли по поросшим мягким мхом кочкам. И что характерно, в тот момент я ясно представляла: еще немного, и меня не станет, на меня накинутся и сожрут ненасытные твари, или я растворюсь в седой мгле без следа.

Из-под ног взлетела птица, огромная сова с желтыми круглыми глазами. Я испугалась, споткнулась и машинально посмотрела вниз. Там тумана отчего-то не было, зато был …. труп, он лежал на краю пропасти, голый и синий. В один миг мои ноги утратили ощущение опоры, я истошно завопила и вместе с трупом полетела в кромешную темноту.

Кошмар!

Приземление мое было болезненное. Я очнулась, уткнувшись лицом в мягкие тапки. Коленки нещадно ныли, шутка ли сказать, со всего маху шмякнуться об пол. Бобби недовольно прорычал со сна, отползая от меня подальше — падая с кровати, я чуть было не раздавила бедного пса, имеющего обыкновение спать на коврике рядом с хозяйкой. Окончательно проснувшись, Бобби звонко залаял, выражая свое негодование.

— Как я тебя понимаю, песик, — забурчал Олег. — Только лунатика в нашей семье не хватало. Два часа ночи! Мало того, что орет во сне, так еще и падает…. Всех будит.

Вот вам и родной, близкий человек — никакого сострадания к жене.

— Эге, ты чего молчишь? Не зашиблась? — с издевкой спросил мой муж.

Бобби продолжал надрывно лаять. Наверное, когда я рухнула, все-таки придавила его. Я поднялась с пола, потрогала песьи лапы, кажись, целы, и погладила по заспанной мордочке.

— Ну, прости, Боббочка, я не хотела тебя испугать, сама до смерти напугана. Сон страшный приснился. Хотите, расскажу? — последняя фраза относилось, конечно, к мужу. Зачем псу знать мои сны? Но Олег, чтобы окончательно не проснуться, зевая во все горло, пробухтел:

— Ты часом при падении умом не тронулась? Нашла время сны рассказывать, — и повернулся ко мне спиной.

Правда, заснуть ему в ту же минуту не удалось, как видно, из солидарности с нашим Бобби, залаял соседский дог, что поделаешь, акустика в наших домах очень хорошая, а собаки любят поддержать друг дружку. Следом за лаем дом сотряс громкий и одновременно надрывный звук. Стучали чем-то металлическим и чем-то очень тяжелым о трубу системы отопления.

Кто-то мог бы подумать, что это сигнал, возвещающий жильцов о пожаре, наводнении или другом стихийном бедствии, но на самом деле это не так. Обычно таким образом наш сосед, который живет этажом ниже и обладает особой чувствительностью к тишине, призывает нас к порядку.

На выпад соседа мой муж Олег неизменно отвечает тем, что берет в руки отвертку, которая, кстати, всегда лежит на видном месте, рядом с кроватью, и проводит ею по секциям радиатора, туда и обратно. Это своего рода «наш ответ Чемберлену». И в эту ночь мой муж не изменил своим правилам, в полусне схватил отвертку и сыграл на радиаторе гамму, а потом для закрепления эффекта еще раз ее повторил.

— Олег, наверное, в два часа ночи следовало бы воздержаться от мести, — деликатно укорила я мужа, — Все нормальные люди спят.

Олег молча со мной согласился, повернулся набок и вскоре до меня донесся его тихий храп.

Я вернулась в постель. Бобби прекратил скулить, замолчала и соседская собака, сосед снизу, слава богу, не стал вступать с моим мужем в диалог, в доме опять стало тихо. Но от этой звенящей тишины спокойнее на душе не стало. Мысли мои снова и снова возвращались к видению. Я, как человек мнительный, всегда серьезно относилась к снам. За свою жизнь я хорошо усвоила: сны чаще всего бывают пустыми, но могут быть и предсказанием будущего.

«Даже если это не «сон в руку», ясно одно: вряд ли такой ужас будет сниться к добру. Определенно мне стоит чего-то опасаться. И если этот сон не к болезни или, не приведи господи, к смерти, то наверняка к неприятности», — примерно в таком направлении думала я.

Под утро мне все же удалось заснуть. Спала я очень тревожно и проснулась в совершенно разбитом состоянии. Причем в буквальном смысле этого слова — травмированная при падении левая коленка опухла и начинала болеть, как только я наступала на ногу.

Олег, заметив мое состояние, предложил остаться дома, но я отказалась, как назло в этот день в наше туристическое агентство должна была прийти с проверкой пожарная инспекция. А это значит, мне как первому лицу непременно нужно быть на рабочем месте.

Проводив за порог мужа и дочь, я засобиралась в свою контору, туристическое агентство «Пилигрим». Машину я не вожу и на работу преимущественно хожу пешком (благо мне не так уж далеко топать), но сегодняшнее утро для меня выдалось не очень удачным — раздувшееся колено не позволяло совершить утреннюю прогулку. Пришлось мне звонить своей подруге и компаньонке Алине Блиновой с просьбой по пути заехать за мной.

В девять ноль-ноль я уже поджидала ее внизу у подъезда.

— Привет, день прекрасный! — восторженно брякнула Алина, видя, как я сгибаю больную ногу и мучаюсь, усаживаясь в ее малолитражный автомобильчик.

— Лучше не придумаешь, — сквозь зубы процедила я.

Алина не поняла моего сарказма и продолжала ослепительно улыбаться с самым что ни на есть отрешенным видом. Так могут улыбаться только блаженные и пофигисты. А моя подруга именно пофигистка — мучения ближнего ее ничуть не волнуют. Это-то улыбка и стала последней каплей в чаше моего терпения. Я не выдержала и вспылила:

— Чего радуешься? Неужели не видишь? Я ходить не могу, а ты говоришь, день прекрасный!

— Ты вчерашний рекламный блок смотрела? — спросила Алина и лихо вырулила со двора, не обращая никакого внимания на мои слова и думая только о своем. Я же говорила — пофигистка!

— Боже, упаси, я рекламу не смотрю, мне нельзя, — наиграно возмутилась я. — Я к ней очень восприимчива. Мне хочется все попробовать. А когда попробую, то я каждый раз прихожу к избитой истине: хорошую продукцию рекламировать незачем, она и так хороша.

— Марина, ты не права, реклама нужна. Просто необходима! Во всяком случае, нам, я имею в виду наше агентство «Пилигрим». Хотела сделать тебе сюрприз, а ты… — Алина обиженно надула губки и отвернулась, на минуточку забыв о том, что находится за рулем автомобиля, мчащегося пускай с дозволенной скоростью, но по оживленной магистрали города.

Впереди замаячил капот стремительно приближающейся машины. Я в миг оценила ситуацию — к моей больной ноге запросто могла присоединиться разбитая голова и переломанный позвоночник. Чтобы не вляпаться в ДТП, мне пришлось окликнуть Алину, а потом и выслушать ее:

— Говори, какой сюрприз ты мне приготовила? — со вздохом выдавила я из себя, из личного опыта зная, к чему приводят Алинины сюрпризы.

Лицо ее вновь просветлело, голос задрожал от возбуждения, и со словами:

— На, полюбуйся, — она протянула мне журнал, раскрытый на странице с рекламными объявлениями.

Конечно, мне следовало бы прислушаться к внутреннему голосу, закрыть глаза и даже не смотреть на эту страницу, но разве такое возможно, когда рядом Алина, которая и мертвого уговорит. Я на секунду расслабилась и вмиг оказалась в ловко сплетенных сетях прожженной авантюристки Алины Блиновой.

— Что это такое?

— Читай в жирной рамке.

— В черной, что ли? Я думала, это некролог.

— Читай! — повысила голос Алина.

«Посетите старую добрую Англию! Туристическое агентство «Пилигрим» приглашает Вас в увлекательное путешествие в страну привидений. Деревня Плакли заставит плакать от ужаса даже самого смелого, самого отчаянного и самого дерзкого путешественника. Набирается эксклюзивная группа, количество мест ограниченно. На дюжину приведений — дюжина храбрецов. Не упустите свой шанс! Фирма гарантирует незабываемые впечатления!»

«Бред! Форменный бред! — подумала я, представив, как будут покатываться со смеху люди, читая этот шедевр рекламного искусства. — Одно название деревушки чего стоит? Плакли — плакали. Интересно, это Блинова сама сочинила или ей в журнале помогли?»

— Ну, как тебе? — нетерпеливо спросила Алина, вглядываясь в мое каменное лицо.

— Что как? Плакли заставит плакать? Это, конечно, круто.

— Ага, супер! Правда? Не веришь, что есть такая деревня? — и она извлекла из сумки детскую книжку для храбрых мальчиков и девочек «Монстры, приведения, НЛО».

— Поздравляю, — бросила я взгляд на книжку. — Все значительно серьезнее, чем я ожидала. По-моему, нам всем дружно надо сходить на медосмотр, с обязательным посещением психиатра. Это, конечно, чтобы тебе одной не было обидно.

Мы остановились у ступенек «Пилигрима», но Алина не торопилась вылезать из машины. Она развернулась ко мне лицом, глубоко вздохнула и выдала:

— Понимаю, ты думаешь, у меня не все дома.

Я скривилась в улыбке и пожала плечами, в принципе она недалека от истины. Алина ожидала подобную реакцию, поэтому обиженную корчить не стала, а, наоборот, с энтузиазмом начала переубеждать меня в обратном:

— Ты только не перебивай. Ладно? Лето закончилось. Так?

— Так.

— Вала туристов у порога нашего заведения не наблюдается? Да?

— Да.

— Как нам заманить людей к себе? Париж и Дубаи уже в печенках сидят. Египет оскомину набил. Нужно придумывать что-то новое, свежее, неординарное. Впереди замечательный праздник хеллоуин. Я подумала, почему бы нам не свозить людей в Англию.

— Во-первых, хеллоуин — это американский праздник, который привезли с собой в Штаты выходцы из Ирландии. Во-вторых, почему именно Англия? Понятное дело — поездки в Соединенные Штаты не всем по карману, но можно напугать туристов графом Дракулой, свозить их в Румынию. Думаю, желающих нашлось бы предостаточно — дешево и близко.

— Марина, мы с самого начала договаривались держать марку фирмы и липу не предлагать! Сегодня обманешь — завтра к тебе никто не придет, — вскипела Алина.

— Ты о чем?

— О чем? Не существует в природе замка Дракулы! Тот замок, который выдают за резиденцию великого вампира, никакого отношения к действительным событиям не имел. С легкой руки американских туристов просто красивый старинный замок окрестили в замок Дракулы.

— Я об этом не знала.

— Плохо. На самом деле все было так. После выхода в свет знаменитого романа Брэма Стокера «Дракула» в Трансильванию (ты правильно сказала, это область в Румынии), ломанули толпы туристов. Они искали, искали, а местные жители даже не знали про такого графа, хотя Влад Дракула лицо действительно историческое. И вот однажды группа американцев заметила на горе красивый средневековый замок. «Это дворец Дракулы?» — спросили любопытные туристы. Румыны, очевидно, подумали: «Почему бы и нет?» — и закивали головами, с тех пор замок на горе был переименован во дворец графа Дракулы.

— Спасибо за интересный рассказ. И откуда ты все знаешь? Но ты мне не объяснила, почему тебя тянет именно в Англию? Помнится, ты хотела съездить в Шотландию, там этого добра навалом: и замков, и привидений.

— Потому, что я хочу показать нашим клиентам не липовых, а самых настоящих привидений. Деревня Плакли — самая настоящая деревня, и приведений там аж двенадцать штук. Представь, на каждого туриста по одному приведению. У каждого будет свой призрак. Такого ни у кого не было! Это круто! Это супер! Это офигенно! Это настоящий экстрим!

Алина раскраснелась, в глазах запылал азартный огонек. Она так восторженно говорила, что я заслушалась. К сожалению, мне так не суметь, я куда более сдержана в проявлении чувств.

— Представь, наш маршрут будет называться «Охотники за приведениями», — продолжала повизгивать от восторга Алина. — А Шотландия… Это, конечно, хорошо. Но, во-первых, выйдет значительно дороже, переезды из одного замка в другой влетят нам в копеечку. А во-вторых, там одно приведение на один замок, и его еще надо увидеть. А тут, Марина, сразу двенадцать в одном месте! О!!!

— Обалдеть, — я еще раз вздохнула, не зная, как отреагировать на Алинин взрыв эмоций.

«Как это все смахивает на предыдущий ее проект «Последний живой турист», когда она хотела отправить группу вплавь на бамбуковых плотах по реке Конго, — про себя подумала я, вспомнив, как тогда фонтанировала Алина. — «Естественный отбор. Реал-шоу. Выживает сильнейший». Слова богу, до реки Конго мы так и не добрались. И вот теперь новая головная боль — английские приведения».

— И ты думаешь, желающие на этот маршрут найдутся?

— О! Я уже вижу, как толпы туристов обивают порог нашего агентства, а мы не можем взять в Англию всех желающих, и вынуждены записывать на более позднее время, поскольку группы будут состоять только из двенадцати человек и не одним человеком больше. На каждое приведение — по одному туристу.

— И когда же ты намериваешься увидеть толпу перед входом, у нас еще есть время привести себя в порядок?

— Так, сейчас подсчитаем, — Алина не расслышала в моем голосе иронии и при мне начала высчитывать дни. — Газета с этим объявлением вышла вчера, вчера же впервые прокрутили рекламный ролик. Сегодня. Да, именно сегодня я надеюсь найти отклик у широких слоев населения. Попомнишь. Сегодня, во второй половине дня повалит народ.

— Когда же ты успела, и объявление в газете дать, и рекламный блок заказать? — удивилась я Алининому проворству.

— Ты на больничном была?

— На больничном?! Когда это так называлось? Лет сто назад? Три дня дома посидела, таблетки попила, ноги попарила — и обратно в строй туристической индустрии.

— Вот за эти три дня я успела, — скромно ответила подруга. — Я сделала все экономические расчеты, созвонилась с коллегами из Лондона, получила информацию о наличии в деревне Пакли приличной гостиницы и забронировала билеты в авиакомпании.

— Ой, Алина, твою бы энергию да в мирных целях. Пошли. Кроме как приведениями, нам есть, чем заняться, — и я стала опять протискивать свое больное колено из узенькой машины — теперь уже наружу.

Последняя моя фраза все-таки Алину достала, она выползла из машины и, насупившись, всю дорогу, поднимаясь по ступенькам, бурчала себе под нос, как ее не понимают и не ценят, а ведь такая идея!

В холле «Пилигрима», кроме нашего секретаря Алёны, никого не было. Девушка выполняла свою привычную для этого часа работу — аккуратно раскладывала на журнальных столиках красочные проспекты, поливала цветы в горшках и отвечала на редкие звонки.

— Здравствуй, Алена. Как наши дела? Ты еще не отбиваешься от желающих провести незабываемую неделю в компании с приведениями? — из вредности спросила я, чтобы подначить Алину, которая входила следом за мной в «Пилигрим» и обиженно пыхтела мне в спину.

— Здравствуйте, Марина Владимировна. И вы о том же? — Алена выпучила на меня свои прекрасные глаза. Я насторожилась. — Было несколько странных звонков. Я, честно, не поняла, о чем они все спрашивают, и попросила перезвонить позже.

Алина довольно усмехнулась, обошла меня, гордо вскинув голову, и направилась прямиком в кабинет.

Кажется, началось.

— Алина Николаевна, останьтесь, пожалуйста, в общем зале, потребуется ваша квалифицированная помощь. Никто лучше вас не сможет осветить прелести нового маршрута! И поскольку это прежде всего ваша идея, на все возникшие у клиентов вопросы вам и отвечать, — остановила я на пороге Алину, намылившуюся занять уютное кресло в нашем кабинете.

— Запросто!

Она с вызовом развернулась, мол, на войне как на войне, и уселась за соседний с Алёной стол.

— Вот еще что, — Алена подняла на меня испуганные глаза. — Сегодня на ступеньках нашего «Пилигрима» труп бомжа нашли. И чего он выбрал наши ступеньки?

«Сон в руку», — подумала я, а вслух сказала:

— Алина, это предупреждение, нам надо отказаться от проекта. Мне даже сегодня сон с мертвецом снился. И вот, пожалуйста, — в руку.

— Марина, прежде ты никогда не была такой суеверной. Алена, а что с бомжом случилось?

— Усоп, — коротко и ясно отрапортовала секретарша. — Просто умер, его не зарезали, не застрелили. Полиция даже разбираться не стала, погрузила в труповозку и отчалила.

— Ну? Что и требовалось доказать, — хмыкнула Алина. — А ступеньки наши выбрал, потому что они мраморные. Где лучше умереть? На мраморе или на заплеванном асфальте? И наш проект здесь ни при чем. В городе ежедневно умирает несколько десятков людей.

Я не стала продолжать с Алиной дискуссию, прошла в свой кабинет, оставив за собой приоткрытую дверь, чтобы иметь возможность понаблюдать за «многочисленной» толпой охотников за приведениями. Хотя, честно сказать, в тот момент я не верила, что все так далеко зайдет.

Глава 2

Скучать мне долго не пришлось. На входной двери зазвенел колокольчик. На пороге стоял молодой человек, среднего роста, худощавый и очень похожий на студента. Но, присмотревшись, я поняла, он старше, чем выглядит на первый взгляд. Думаю, ему было лет этак тридцать или около того. Он сильно волновался и держался как-то неуверенно. У меня даже создалось впечатление, что юноша впервые собрался за границу.

«Этот уж точно не охотник за приведениями, скорей всего он захочет купить недорогой тур в Египет или в одну из стран Восточной Европы», — решила я, глядя, как молодой человек переминается с ноги на ногу.

Я перевела взгляд на Алину, мне было интересно, уловит ли она с первого взгляда платежеспособность клиента, сможет ли тот потянуть ее недешевый проект. Но Алина долго разглядывать молодого человека не стала, а по принципу «попался, голубчик» кинулась на встречу долгожданному клиенту:

— Рады видеть вас в туристическом агентстве «Пилигрим». Чай, кофе? Что желаете? — очертя голову встретила посетителя Алина.

Молодой человек не ожидал такого «горячего» приема и встревоженно отпрянул от Алины. Надо будет сделать ей замечание, ее напор и навязчивость пугают клиентов. Кстати сказать, у нас не бесплатная кофейня, чай и кофе мы предлагаем потенциальным покупателям, но не с порога, а когда сделка завершена или мы видим, что клиент созрел, но немного колеблется.

Заметив беспокойство на лице молодого человека, Алина сообразила, что перегнула палку. С ее лица исчезло приторно сладкое выражение, и вполне нормальным тоном она предложила:

— Проходите, пожалуйста. Садитесь. Что вас интересует?

Я удовлетворенно кивнула — вот с этого и следовало бы ей начать.

— Я бы хотел посетить одну из стран Западной Европы. Скажем, Великобританию или Германию, — посетитель сомневался, куда бы ему поехать. — Нет. Лучше в Великобританию или во Францию.

— Прекрасно, великолепно, вам очень повезло, — Алина не смогла сдержать своей радости и опять заворковала. — Эксклюзивный тур. Количество мест ограниченно, вылет через две недели. Сами понимаете, визы, паспорта, всю рутинную работу с оформлением мы берем на себя. Вы только заплатите, сдадите отпечатки пальцев в визовом центре и приедете в аэропорт, все остальное мы берем на себя. Вы не пожалеете, незабываемая неделя вам гарантирована. Вот, пожалуйста, возьмите, ознакомьтесь. Но не думайте очень долго — количество мест, напоминаю, ограниченно, и желающих предостаточно, — лихо соврав, Алина протянула посетителю отпечатанную на цветном ксероксе красочную листовку.

Молодой человек долго бродил глазами по яркому листу бумаги, Алина в это время нервно потирала руки.

— Вы пишите, пребывание в комфортабельной гостинице, расположенной в предместьях живописной деревушки Плакли. Нет, вообще-то юго-восточная Англия с приведениями меня как-то не очень интересует. Я бы хотел посетить крупные города: Лондон, Бирмингем, Манчестер.

— Юноша, — всплеснула руками Алина. — А где, по-вашему, находится Лондон? В юго-восточной Англии. Только там. Если сомневаетесь, посмотрите на карту. — Алина встала, подошла к огромной карте мира, висящей на стене за спиной посетителя, и уверено, чисто тебе учительница географии, проработавшая много лет в школе, не глядя, ткнула карандашом где-то в районе столицы Великобритании. — Во-первых, в нашей поездке запланирована увлекательная экскурсия по Лондону, во-вторых, сколько той Англии? Эту страну можно вдоль и поперек пересечь за двое суток. Было бы желание. Но я вас уверяю, попав в Плакли, вы не захотите никуда уезжать. Исключительное место. Природа, чистый воздух…

Молодой человек поднялся и следом за Алиной уставился в карту мира. Изучив место, в котором находится Лондон, он спросил:

— А нас везде будут возить группой?

— Конечно, не переживайте, не потеряетесь. А вообще, как хотите, можем предоставить и индивидуальные экскурсии.

— И сколько стоит путевка? — спросил молодой человек, а я напрягла свой слух. Как-то он отреагирует на Алинины цены?

— Вы понимаете, это новый маршрут, не обкатанный, эксклюзив, прекрасный сервис, дорогие авиабилеты. Короче, смотрите сами. В зависимости от гостиничного номера и класса салона в самолете, в котором вы собираетесь лететь, цены разные, — обтекаемо ответила Алина и, отведя глаза в сторону, вручила будущему клиенту прейскурант.

Молодой человек трепетно взял в руки листок. По мере того как он вглядывался в цифры, брови его приподнимались все выше и выше. Очень скоро лоб его стал похож на лоб шарпея в состоянии крайнего удивления.

— Это, в каких единицах? — прохрипел наш первый клиент.

— Разумеется, уже в евро, — разочарованно вздохнула Алина, предвидя, что финансовые возможности молодого человека не сопоставимы с ее выкладками.

— А подешевле у вас ничего нет? — в расстроенных чувствах он протянул обратно бумагу с цифрами.

— Вас интересует только Европа?

Молодой человек кивнул головой, сглатывая слюну. Сейчас бы ему чашечку чая, в качестве моральной компенсации, но Алина не догадается поддержать в горестную минуту несостоявшегося путешественника.

— Вот, пожалуйста, возьмите проспект, пересядьте на диван и ознакомьтесь с нашими ценами, — сухо сказала потерявшая всякий интерес к неудачнику Алина. — Может быть, подберете себе что-нибудь, исходя из вашей наличности.

Молодой человек густо покраснел и, повесив голову, побрел к дивану. Он был так расстроен, что чуть не сшиб с ног даму, в это время входившую в наше агентство. Когда до столкновения оставалось не больше полуметра, женщина хорошо поставленным сопрано завизжала:

— Молодой человек, куда вы… — она сделала коротенькую паузу, проглатывая часто употребляемое, но нелитературное «претесь». — Не видите? Собаку затопчите. Мафусаил, рядом.

Внизу, переступая с лапы на лапу, к ногам хозяйки прижималось лохматое существо. Я специально поднялась из-за своего стола, чтобы получше рассмотреть породу пса. На поверку он оказался карликовым пуделем. Дама держала его на коротком поводке, который постоянно подергивала, дабы удостовериться, на месте ли пес. Она была такая полная, что ее необъятные размеры не позволяли посмотреть вниз, чтобы поискать в складках широкой юбки укрывшуюся собаку.

— Мафусаил, деточка, тебя не обидели? Иди к мамочке.

Она резко дернула за поводок, пес взлетел и был ловко пойман в полете. Раздался жалобный скулеж. Конечно же, ему было больно. Тогда она прижала пуделя к себе и поцеловала во влажный черный нос. Пес, как ребенок, всхлипнул и замолчал.

«Рано или поздно она собаку задушит», — предугадала я собачью судьбу.

— Мы вам сегодня звонили, — начала с предисловия дама.

— Да-да, звонили, — Алёна вскочила со стула и подлетела к Алине. — Алина Николаевна, женщина хотела бы взять с собой в путешествие собаку. Это возможно? Мы прежде не выписывали путевки на собак.

Дама смекнула, что главная в «Пилигриме» не Алена, отстранила смущенную секретаршу и вплотную подошла к столу, за которым сидела Алина. Наклонившись к ней, она доверительно сказала:

— Милочка, начнем с того, что я хотела бы показать Мафусаилу Лондон. Он у меня был в Риме, в Вене, и даже в Париже — на Эйфелевой башне.

«Интересно, зачем это ему?» — подумала я, прислушиваясь к разговору и украдкой наблюдая за происходящим из своего кабинета.

Алина подпрыгнула на стуле, подхватилась, обежала стол и вмиг оказалась рядом с дамой.

— Какой чудный песик. Я так люблю животных. Как мы можем отказать такому красавцу? Специально для вас есть очень подходящий маршрут. День в Лондоне. И пять дней в тихой английской деревушке с чистейшим воздухом, изумрудной травой, бескрайними полями и живописными холмами. Что лучше может быть для вашего песика?

— А день в Лондоне это не мало? — засомневалась дама.

— Я вас умоляю, больше чем достаточно. Биг-Бэн, Вестминстерское аббатство, Пикадили. Что там еще смотреть? И потом в Лондоне частые туманы, можно неделями там сидеть и даже этого не увидеть. А так вашему песику раздолье — есть где и за кем побегать. Овечки, коровки, курочки.

— Мафусаил не живодер, он воспитанный домашний пес, — обиделась дама.

«Диванный парень» — подсказала я.

— Вы меня неправильно поняли. А поиграть? Попрыгать? Поскакать? Это не Лондон, простите меня за прозу, где кобелю даже ногу негде задрать. Давайте присядем, я расскажу вам о замечательном маршруте, — Алина взяла даму под локоток и подвела к диванчикам. — Молодой человек, пересядьте, пожалуйста, на другой диван, тот, что поуже. Присаживайтесь. Простите, не знаю вашего имени-отчества.

— Лидия Федоровна Орешкина, — представилась посетительница. Я напрягла память, фамилия чем-то была мне знакома, но я никак не могла вспомнить, что и где я слышала об этой женщине.

— Меня зовут Алина Николаевна, я исполнительный директор туристической фирмы «Пилигрим». Вот посмотрите этот проспект, совершенно замечательный маршрут. Надеюсь, вас не смутят наши цены, самые, что ни на есть демократичные, — Алина бросила колкий взгляд на молодого человека, безропотно пересевшего на соседний диван.

Лидия Федоровна вытянула руку с листком бумаги и сощурила глаза. Одно из двух: или ей лень было лезть в сумку, чтобы достать очки, или из кокетства на людях она вообще старалась их не носить. Она секунду покрутила листок в руках и вернула его хозяйке.

— Дорогая, забыла, как вас зовут, имейте в виду, меня не смущает цена, какую бы вы ни придумали, я заплачу, — при этих словах посетительницы глаза Алины засверкали алчным блеском, — но у меня есть ряд непременных требований.

— Каких? — затаив дыхание, спросила Алина.

— Во-первых, мне предоставят лучшие апартаменты.

— Разумеется, — Алина откуда-то выхватила блокнот и стала записывать. Лидия Федоровна одобрительно кивнула.

— Во- вторых, вы должны подыскать моему Мафусаилу переводчика.

— Не поняла? — Алина удивленно посмотрела на пуделя.

— Да-да, вы все верно поняли, милочка, переводчика для собаки.

— С какого на какой? — совсем тихо прошептала Блинова.

— С английского языка на русский, что же здесь непонятного, дорогая? — Лидия Федоровна с недоумением посмотрела на Алину. — Неужели вы думаете, что я такая дура, чтобы заказывать переводчика с английского на собачий. Как я смогу проверить, что ваш толмач меня не обманывает? К тому же Мафусаил прекрасно понимает русский язык, хотя щенком был привезен из Германии, его родители — чемпионы Европы по экстерьеру.

— А почему у него имя восточное? Впрочем, меня это не касается… — Алина растеряно переглянулась с Алёной.

Наша секретарша вообще стояла пришибленная, с лицом истукана с острова Пасхи — ей ранее не приходилось видеть собаку, которая нуждалась бы в переводчике, впрочем, мне до сегодняшнего дня — тоже.

— Вот именно, милочка, вас это не касается, но я все же отвечу. Моему покойному мужу, Орешкину Василию Ивановичу, Мафусаила подарил друг из Татарстана. Щенок был уже с именем, на которое он хорошо откликался. Имя нам понравилось, и менять мы его не стали.

Как только Лидия Федоровна заговорила о своем покойном муже, я вспомнила, что мне рассказывали об этой весьма известной в свое время чете. Орешкин Василий Иванович когда-то очень давно занимал высокий пост в госадминистрации области. В период великих перемен он одним из первых организовал коммерческий банк и очень скоро разбогател. Его банк долгое время был самым крупным и надежным не только в области, но и в республике. Он пережил несколько инфляций, дефолт и не только не разорился, но и стал лидером среди прочих банков. Года три назад Василий Иванович умер, завещав все свои деньги жене. Бог детей им не дал, поэтому Лидия Федоровна, оставив что-то на «черный» день, деньги спускала на свои прихоти, не задумываясь.

— Лидия Федоровна, но гид-переводчик для всей группы уже заказан. Не мог бы Мафусаил слушать гида со всеми? — смущаясь, спросила Алина, она представила, как придет в бюро переводов заказывать переводчика для собаки. Да ее обсмеют, не говоря уже о том, что никто не согласится быть переводчиком у пуделя.

— Вы что, издеваетесь? Мне переводчик нужен круглосуточный. Мафусаил любит смотреть телевизор, а в Лондоне, или куда вы там нас везете, все передачи, как я понимаю, на английском языке. Должен кто-то моей собаке переводить? Я-то английский знаю, пускай и не в совершенстве, но я редко смотрю телевизор. А Мафусаил такой телеман…

— Конечно, мы обеспечим вашу собачку переводчиком, — сдалась Алина, смерившись с позором. — Но вам придется оплачивать переводчику перелет, питание и проживание в гостинице.

— Это не вопрос. Сколько нужно столько и заплачу.

— Простите, я случайно стал свидетелем вашего разговора, — молодой человек отложил в сторону каталог и приподнялся с дивана. — Я мог бы переводить вашей собачке. Разрешите представиться. Антон Зуев, научный сотрудник. Владею английским языком на деловом и бытовом уровнях. Думаю, моего словарного запаса достаточно, чтобы ваш пес был мною доволен.

Лидия Федоровна с интересом посмотрела на Зуева.

— А вы любите животных? — строго спросила она, меряя Зуева взглядом с головы до пят.

— Просто обожаю. — И лицо Антона расплылось в обаятельной улыбке.

— Вот, видите, как все удачно складывается, — Алина воспряла духом. — Молодой человек мечтал посетить Англию, но у него не хватало денег на поездку. Лидия Федоровна, вы просто фея из сказки, так легко решить проблему молодого человека. Давайте пересядем за стол и оформим все документы. Алена, приготовь гостям кофе и печенье. У-ти, мой маленький, — Алина наклонилась к Мафусаилу, чтобы погладить его по шерсти, блестящей и ухоженной. Пес увернулся от чужой руки и клацнул зубами в нескольких сантиметрах от Алининых пальцев.

— Мафусаил не любит, когда его гладят. У него комплекс чистюли — боится, что ему могут запачкать грязными руками шерсть, — просветила Лидия Федоровна перепуганную Алину. — Это и вас касается, молодой человек. Чистота превыше всего.

Антон почтительно кивнул.

— Надо же, — Алина на всякий случай подальше убрала руку от клыкастой пасти пуделя, — какой маленький, а… — Орешкина неодобрительно посмотрела на Алину. — Я хотела сказать, хорошенький.

Лидия Федоровна, Зуев и Алина пересели к столу. Пока Алена заваривала кофе, Алина достала бланки и стала заполнять путевки.

— Итак, Лидия Федоровна, каким классом вы желаете лететь?

— Разумеется, бизнес-классом.

— Паспорт, прививки, справка на Мафусаила у вас имеются? Ну да, разумеется. Он будет лететь с багажом в специальном контейнере.

Лицо мадам Орешкиной посерело от гнева:

— Как же! С переводчиком! Молодой человек, вы согласны лететь в багажном отделении? — Зуев поежился от перспективы провести полет среди сумок и чемоданов. — Не городите ерунды, милочка, Мафусаил полетит бизнес-классом. И на переводчика тоже придется выписать билет в бизнес-класс, он будет сидеть с Мафусаилом, чтобы разговором отвлекать его от неприятных ощущений — моего мальчика обычно в полете укачивает. Кстати, юноша, вы будете не только переводить телевизионные передачи, но и разговаривать, а также гулять с Мафусаилом, когда он захочет — у него слабый мочевой пузырь.

— Как скажите, — согласился Зуев, деньги, которые следовало заплатить за путевку, того стоили.

— По-моему, мы все вопросы решили, — заторопилась Орешкина. — Вы посчитали, сколько мне нужно заплатить?

— Да, вы должны заплатить за две путевки, одна в номер люкс, три билета туда и обратно в бизнес-классе. С вас …

Лидия Федоровна открыла сумочку и вытащила пачку денег:

— Получите и поторопитесь, милочка, переписать мои анкетные данные, мы с Мафусаилом опаздываем к массажисту.

— Да- да, одну минуточку, — Алина смахнула со лба капельку пота и быстро заполнила все необходимые бумаги. — Я вас больше не держу.

Лидия Федоровна презрительно фыркнула и смерила Алину испепеляющим взглядом.

— Запомните, меня никто не может держать, меня могут только задерживать нерасторопы вроде вас.

Алина густо покраснела и промямлила:

— Завтра мы позвоним и договоримся, когда за вами прислать машину в визовый центр. Вылет двадцать второго октября в семнадцать ноль-ноль. В аэропорту необходимо быть за полтора часа до вылета. Мы рады, что вы выбрали именно наше туристическое агентство.

— Хорошо, — бросила на прощание Лидия Федоровна и гордо выплыла из «Пилигрима».

Следующие пять минут все находились в оцепенении. Воздух в комнате был настолько наэлектризован, что появление шаровой молнии меня нисколько бы не удивило. Я вышла из кабинета и стала напротив Алины. Она все еще продолжала сидеть в напряжении, как последняя натянутая струна в скрипке Паганини. С ее лица градом стекал пот, а пальца нервно сжимали ручку. Наконец ручка сломалась, и Алина пришла в себя:

— Ну и мадам! Молодой человек, — она заглянула в анкету, — Антон, вы не передумаете? Нет? Хотя вы же понимаете, деньги с неба не падают, их надо заработать. Потерпите? Совсем немного, недельку. А мы вам, когда захотите с нами провести отпуск, скидочку устроим.

— Не переживайте за меня, Алина Николаевна. Быть переводчиком у Мафусаила значительно легче, чем у мадам Орешкиной. Я вам очень благодарен, сбудется моя мечта — я попаду в Лондон.

— Вы смелый, Антон, желаю вам успеха, — Алина так растрогалась, что встала и самолично проводила Зуева до дверей.

— Кстати, милочка, — я постаралась придать своему голосу интонации схожие с голосом Лидии Федоровны. От неожиданности Алина вздрогнула, но, увидев меня, с облегчением вздохнула. — Ты не предупредила мадам Орешкину, что милая английская деревушка просто кишит привидениями. Как бы конфуза не вышло?

— Ты, Марина, прослушала. Мадам Орешкина заказывала тур для Мафусаила, а ему наши привидения по фигу — собаки на них не реагируют.

— Еще как реагируют, за пятки кусают, и балахоны рвут, в которых обычно призраки разгуливают.

— Во-первых, привидения настоящие. А во-вторых, ты зря переживаешь, уверена, Плакли ей понравится.

— Дай-то бог! — вновь засомневалась я в перспективности нового проекта.

— Во всяком случае, две путевки из двенадцати мы уже продали! — радостно воскликнула Алина.

Глава 3

К глубокому Алининому разочарованию ни в этот день, ни на следующий желающих поиграть с приведениями в прятки не нашлось. Я вообще сомневалась, найдутся ли такие. А вот Алина все еще не теряла надежды увидеть за стеклом перед офисом «Пилигрима» толпу жаждущих приключений.

На третий день она заметно скисла — никто не откликался ни на рекламный ролик, ни на объявление в газете, мне даже отчасти стало ее жалко. Она сидела за столом, тупо вглядываясь в листовку с приглашением посетить деревню Плакли с ее очаровательными привидениями. Глаза Алины подозрительно блестели, а нижняя губа слегка подрагивала. Еще секунда и Ниагарский водопад из слез хлынет на стол. Вовремя оценив ситуацию, я на всякий случай убрала со стола авансовый отчет. И точно, тут же первая капля горошиной скатилась со щеки на рекламное объявление.

— Алина, нельзя так реагировать. Нам не впервой сидеть без клиента. Помнишь, когда мы начинали, к нам вообще никто не заходил. И ничего — сами ездили, знакомых приглашали, бешеные скидки устраивали. Давай, еще раз зарядим рекламный ролик. Хочешь, я сама поеду в телестудию?

— Ты все испортишь, — безапелляционно заявила Алина и тут же пояснила: — Ты не умеешь разговаривать с людьми.

— Это еще почему? — сразу не сообразила я, к чему она клонит.

Мне даже стало обидно — я ее утешаю, а в ответ слышу упреки.

— Ты не можешь заинтересовать их проектом, потому что сама не веришь в его гениальность. Мы с тобой, вернее я, являемся первооткрывателями удивительного маршрута. Совместить в одном туристическом проекте реальность и мистику, материальное начало с духовным доселе не удавалось никому. А мы посягнули! А нас никто не поддержал! — Алина потянулась в карман за платком, пошмыгала носом, промокнула глаза и принялась искать виновных. — И что оказалось на самом деле? Никому это не нужно. Вокруг нас беспросветная тупость, лень и неспособность понять неизведанное. Оказывается, никто не хочет очутиться по ту сторону света и тени. Что за люди? — она все больше и больше распалялась, обвиняя зашоренного обывателя в нежелании понять ее гениальное начинание. Слезы давно высохли, губы перестали дрожать, щеки порозовели, и вообще выглядела она великолепно.

Но мне все равно следовало остановить поток ее красноречия, чтобы самой не уверовать в ее далеко не тихий бред.

— В этом ты права, никто на тот свет не торопится. Все равно рано или поздно все там будем.

— Я же говорю, ты такая же, как и все остальные, тебе бы только валяться в шезлонге на берегу моря и коктейли из соломинки потягивать.

— А ты в Средиземном море перекупалась? — обидевшись на слова Алины, я вставила в ее монолог свою реплику, но она будто меня и не слышала, продолжая петь свою песню.

— Ты не веришь в привидения, а потому я сама поеду на телевидение. Может, сделают мне скидку на рекламу? Хочу предложить им отснять наш отъезд и приезд. Знаешь, сверкающие от свежих впечатлений лица очень хорошо смотрятся в объективе. И потом тема новая, никто ничего подобного не снимал, может, клюнут? А? Как ты думаешь? Есть у меня еще одна идея. Вдруг получится?

— Еще одна идея? — с тяжелым сердцем спросила я. Две Алиных идеи — это равносильно гремучей смеси в бутылке — взорваться может в любую секунду.

— Конкурс красоты! Сейчас в городе проходит конкурс красоты. Пообщаюсь со спонсорами, вдруг смогу их убедить в качестве одного из призов вручить нашу путевку в страну приведений. А? Как?

— Ты выше всяких похвал. Иди, дерзай, — с такими словами я выпихнула Алину за порог. Пускай едет, уговаривает. Это намного лучше, чем сидеть с плаксивой рожей и портить мне настроение.

«Прежде чем давать объявление в газету, заказывать рекламные ролики, звонить в Англию и договариваться о гостинице, можно было бы и с хозяйкой посоветоваться. Интересно, столько денег Алина вбухала без моего на то ведома? Она, конечно, моя подруга, но надо и меру доверию знать.

Сюрприз мне хотела сделать. И что из этого вышло? А не соберется группа? Представляю, какой скандал закатит Орешкина, когда мы ей сообщим, что плакали наши приведения из Плакли. Придется в качестве компенсации предоставить ей эксклюзивный тур в Лондон. Ой, и в копеечку нам обойдется проживание мадам Орешкиной в гостиничных апартаментах. А может, это и хорошо, что приведениями никто не интересуется?» — постепенно я стала приходить к мысли: все, что ни делается, все к лучшему.

Но моим чаяниям, как видно, не суждено было сбыться.

— Алена, давай чайку попьем? — крикнула я из кабинета нашей секретарше.

Она ничего не успела мне ответить, потому что в дверь ввалился очень презентабельный гражданин. Он был представительным во всех отношениях. Во-первых, у него была запоминающаяся внешность: при невысоком росте — косая сажень в плечах, огромный живот, выпирающий из расстегнутого пиджака, в котором таких как я можно прятать толпами, и прическа, больше всего напоминающая гриву льва. Во-вторых, как только он заговорил, а говорил он громким густым басом, колокольчики фэн-шуй зазвенели сами по себе, без какого либо вмешательства извне.

— Хо-хо-хо, — прочистил горло мужчина. — Добрый день, дамы. Мне бы отдохнуть от жены, от любовницы и всех остальных. Ха-ха-ха, — сострив, мужчина разразился громким смехом.

— Необитаемый остров устроит? — в ответ пошутила я.

— Нет. Там пива нет. Мне бы, где пивка побольше.

— А как насчет старой доброй Англии? — предложила Алена.

— Подойдет, выписывай, красавица. Деньги и паспорт у меня с собой. Разрешите представиться. Федор Петрович Богомолов, бизнесмен. Сеть магазинов «Сытый желудок». Слыхали?

— Да, слышали. Но, Федор Петрович, должна вас предупредить, это будет не совсем обычная поездка. Тур называется «Плакли — долина двенадцати приведений», — сходу придумала я, позабыв, как Алина окрестила наш новый маршрут. — Место, которое вы посетите, буквально кишит привидениями. Тур, так сказать, на любителя. Это вас не смущает?

— Да бог с ними, с привидениями. Они ведь пиво у меня воровать не будут? А остальное меня не колышет. Здорово, что ты про Англию напомнила, там пива много. Держи шоколадку, красавица, — он выудил из кармана «Сникерс» и протянул его Алёне.

Пока клиент не передумал ехать в гости к приведениям, мы быстро оформили все необходимые бумаги. Я предложили Богомолову кофе, но он отказался и засиживаться не стал. Вышел он от нас так же бурно, как и зашел — колокольчики фэн-шуй еще долго продолжали тревожно звенеть.

— Громкий дядечка, — оценила темперамент Богомолова Алёна. — И почему говорят, будто звук колоколов успокаивает?

— С таким в поездке не соскучишься, — ответила я и остановила рукой раскачивающиеся трубочки фэн-шуя. — Только не знаю, это хорошо или плохо.

— А мне он понравился. Не смотря возраст, заводной мужик.

До закрытия оставался час, когда Алёна вновь заглянула ко мне в кабинет:

— Марина Владимировна, кажется, к нам еще клиенты. Выгляните в окно. Наверное, тоже хотят поучаствовать в новом проекте.

Я подошла к окну — перед входом в нерешительности стояла парочка, парень и девушка. Они как будто о чем-то договаривались, парень настаивал, а девица сомневалась. В итоге они на чем-то сошлись и, набравшись смелости, переступили порог «Пилигрима».

— Рады приветствовать в нашем туристическом агентстве, — Алёна радушно улыбнулась.

— Здравствуйте, — скромно ответили молодые люди. Они трепетно держались за руки, временами бросая друг на друга взгляды полные любви и нежности.

«Молодожены, — попыталась угадать я семейное положение посетителей. — Скорей всего, на безымянных пальчиках обоих поблескивают новенькие обручальные колечки».

— Что желаете, молодые люди? — заговорила я. — Вы хотите провести незабываемое свадебное путешествие?

— Не совсем так, — пискнула девушка. — Свадьба у нас еще не скоро, а отпуск у Саши через две недели. Мы хотим заранее съездить в свадебное путешествие.

— Да, хотелось бы, — смутился юноша.

— Действительно, какая разница? Ехать в путешествие до или после свадьбы? Мы рады, что вы остановили ваш выбор на «Пилигриме». Итак, Испания, Италия, Франция?

— Нет, — хором ответили будущие молодожены. — Мы хотим, чтобы наш медовый месяц запомнился на всю жизнь. Мы хотим в Плакли!

— Вы уверены? — Я хотела посеять в их душах тень сомнения. — Туманная Англия, мелкий дождик, заброшенная деревушка, клоуны в балахонах из грязной марли. Может, лучше теплый песок на пляжах Красного моря?

— Что вы! Мы мечтаем соприкоснуться с таинственным и непознанным. Это так здорово! — и девица заговорила словами из Алининой рекламы. — Мурашки по коже, кровь в жилах стынет. Класс! Супер! Мы едем, Санечка! — запищала от восторга невеста.

— Едем, Асенька, — в том же тоне ответил жених.

«Два придурка в группе уже обеспеченны, — подумала я и протянула им две анкеты для заполнения, — Вот Алина обрадуется».

Когда к концу рабочего дня Алина вернулась, ее ждал сюрприз. Количество желающих посмотреть на приведения увеличилось сразу с двух до пяти человек. Она пришла в дикий восторг, разве что лезгинку не станцевала:

— Я знала, знала, что дело сдвинется с мертвой точки. Повалят. Дайте срок, повалят. Еще отказывать будем. Но у меня для вас тоже есть хорошая новость. Сегодня еще раз прокрутят рекламный ролик и во время показа художественного фильма дадут рекламу бегущей строкой. Но это не все! Председатель конкурса красоты, решил в качестве подарка одной из вице-мисс подарить нашу путевку. Я его уговаривала на две путевки, но смогла уломать только на одну.

— Одну продала — уже неплохо, — похвалила я Алину.

Утром следующего дня произошла странная история. Хотя может, и не произошла, каждый остался при своем мнении. Как только я утром переступила порог «Пилигрима» ко мне бросилась перепуганная Алёна.

— Марина Владимировна, у нас ночью были гости, — зловещим шепотом произнесла наша секретарша, и я почему-то сразу вспомнила Лидию Федоровну. Хотя зачем ей быть здесь ночью? — У нас кто-то в офисе что-то искал.

— Алёна! Это бред! Офис под охраной. Забыла, что сама вчера ставила на сигнализацию?

— Ну и что? Все равно были!

— Кто? Вчера даже уборщица не приходила, не ее день, она к нам по четным дням ходит.

— Это была не уборщица, ведро для бумаг стоит полное, — стояла на своем Алёна. — Это был чужой!

— Кто?!

— Он лазил в компьютере! У меня при включении пароль стоит. А сейчас его нет — сняли. Кто-то был, причем очень умный.

— И что ему нужно в нашем компьютере? — засмеялась я. — Секретных файлов у нас нет. — Алена промолчала. — Я тебя очень прошу, ничего не говори Алине Николаевне, а то было — не было, а госпожа Блинова особа бдительная, все спишет на происки конкурентов. Тогда уж точно хлопот не оберемся! Из мухи слона сделает. Новый проект, новый проект! До нас никто свозить туристов, поглядеть на приведений, не догадался! Мы первые! Это круто, это супер! — попыталась я пародировать подругу.

— Вы мне не верите? — напряженно спросила Алена в состоянии близком к истерике. Ее губы дрожали, нос почему-то стал быстро краснеть, а глаза подозрительно заблестели.

— Верю, Алёна, — поспешила успокоить я девушку, не дай бог еще разразится рыданиями, терпеть не могу слез, и про себя добавила: «Верю, что… никого не было».

— Я ничего не скажу Алине Николаевне, — пообещала Алена. — Только вот еще что, у меня вчера перед окончанием рабочего дня завис компьютер, я торопилась уйти и не захотела ждать, когда он перезагрузится, и тупо его выключила. По всем правилам, сегодня с утра должно было высветиться предупреждение о неправильном прекращении программы, ну знаете, как это бывает. А ничего этого не произошло, компьютер включился, как положено, и пароль тоже кто-то отменил. Чертовщина какая-то!

— Очень может быть, ты права. Полтергейст.

— Вы смеетесь, Марина Владимировна?

— Боже избавь. Кстати, а что там у нас в компьютере?

— Ничего особенного. Деловая переписка, списки групп, адреса, паспортные данные, рекламные статьи, которые мы сдаем время от времени в печать, и прочая ерунда.

— Вот видишь, кому нужна эта информация?

— Кроме нас, наверное, никому, — согласилась Алена и как будто успокоилась, но через минуту опять задала мне вопрос. — А папочка?

— Алёна, какая папочка? — Секретарша потихоньку начала меня доставать.

— Папочка с рекламными проспектами у меня лежала в стопке справа, а теперь она лежит слева. Что скажите?

— Ничего, кроме того, что не забивай себе голову разной ерундой.

Глава 4

Два дня мы просидели в бездействии. На Алину было жалко смотреть, она чахла с каждым часом, бледнела и худела, с тоской поглядывая на входную дверь. Наконец ее ожидания оправдались с приходом еще двух замечательных типов. Пришли они в разное время и являли собой диаметральную противоположность — и внешне, и в манере поведения.

Один, представившись Иваном Штурмом, потребовал самого экстремального тура. Склонить его к дайвингу в Карибском море, где акул больше, чем водорослей, к радости Алины мне так и не удалось. Со словами:

— Зададим жару несчастным приведениям, — он выложил на стол загранпаспорт и пачку денег. — Надеюсь, этого хватит?

— Хватит, — ответила Алина и быстро, пока клиент не передумал, стала вносить в компьютер его паспортные данные.

О, как хорош был Штурм — вылитый мистер Вселенная. Именно таким должен быть самый красивый мужчина в мире: высоким, спортивным, с темными короткими волосами. А глаза? Какие у него были глаза! Темно-карие, прожигающие насквозь, неглупые и слегка ироничные. Когда он ушел, поцеловав нам на прощание руки, мы еще долго стояли, мечтательно глядя ему вслед и вдыхая в себя аромат дорогого мужского парфюма.

Второй посетитель, напротив, по виду был мягкотелый интеллигент: лысоват, коротковат и толстоват. Даже Алина, стремившаяся поскорее сформировать группу из двенадцати человек, с сомнением спросила:

— Владимир Владимирович, — коротышку звали Владимиром Владимировичем Зорькиным, — вы учли, что это тур для людей с устойчивой психикой и хорошей нервной системой. Может быть, вас заинтересует другой маршрут? Например, какие-нибудь острова в теплых морях?

— Нет, мне интересно. Я занимаюсь физикой тонких материй, поездка в Плакли мне будет чрезвычайно полезна.

— Если только так, — обрадовалась Алина. — Сначала вы идете в визовый центр, проблем с визой не будет, а двадцать второго октября в половине четвертого ждем вас в аэропорту. Вылет в семнадцать часов. Не опаздывайте.

На следующий день, прямо с конкурса к нам прибежала «Мисс Экстравагантность» Лиза Марфина. На длинных худющих ногах она влетела в офис, бросила всем присутствующим свое «здрасти» и громко представилась:

— Я — «Мисс Экстравагантность»!

«Кто бы в этом сомневался?» — подумала я. Поверх красных колготок, подчеркивающих излишнюю худобу девицы, было натянуто облегающее зеленое платьице, едва-едва прикрывающее костлявую попу.

— Вот, чек на оплату путевки, — девица протянула нам банковскую бумажку.

— Дорогая вы наша. Мы поздравляем вас с почетным званием «Мисс Экстравагантность», — с пафосом начала Алина, но девица ее перебила:

— Мне спонсор сказал, что эта путевка в английскую деревню. А нельзя ее поменять на что-нибудь другое? Например, на Милан или Париж. Мне тут немного деньжат подкинули, хотелось бы скупиться. Я бы…

— Нет, девушка, берите то, что дают, — Алина строго пресекла все попытки мисс сторговаться. Еще бы, она битых полчаса уговаривала спонсора купить наш тур в качестве одного из призов, а эта «миска» нос воротит! Девица попробовала открыть рот, чтобы еще раз напомнить, что она мисс, но Алина тут же поставила ее на место. — Девушка, когда вы станете «Мисс Вселенная», я вам обещаю, поедете в Монте-Карло, а пока езжайте в Плакли. Кстати, у вас будет один день в Лондоне на осмотр достопримечательностей, скупиться успеете. Не переживайте, в Лондоне есть такие магазины! Уфф! Парад европейской моды, и почти за бесценок! Это вам не Париж, где в бутиках на Елисейских полях простой тряпке цены не сложат.

Лизе Марфиной ничего не оставалось делать — только согласиться. С Алиной особенно не поспоришь, если уж она почувствовала слабинку человека — не сомневайтесь, своего не упустит и уговорит поехать хоть в Антарктиду на станцию Пионерская проведать пингвинов.

— Итак, у нас восемь выкупленных путевок. Еще четыре свободных места! — заволновалась Алина.

Марфина была последней в списке. За четыре дня нам так и не удалось никого уговорить съездить посмотреть на деревушку с двенадцатью привидениями. День вылета приближался, а желающих принять участие в замечательном проекте все не прибавлялось.

— Ну и что ты собираешься делать? Откажешься от девиза «двенадцать человек на сундук с приведениями»?

— «На дюжину привидений — дюжина храбрецов», — поправила меня Алина. Голос ее дрожал от обиды. — Я так все хорошо продумала. Ну почему они не хотят ехать? Будет так здорово! Ведь ни у кого такого маршрута не было.

— Алина, — сжалилась я над подругой, — давай подумаем, кого мы можем уговорить.

— Допустим, меня, я и так собиралась ехать руководителем группы. Сама понимаешь, организационные вопросы. В Лондоне нас-то встретят коллеги, гостиница, гид русскоязычный — все это не проблема. Нам даже транспорт обещали, чтобы отвезти в Плакли и обратно. А вот остальные пять дней предстоит договариваться на месте. Кто лучше с этим справится? Молчи, знаю, что скажешь. Я!

— Как?! Ты собиралась забросить людей в забытую богом деревню, не предусмотрев все до мельчайших подробностей? — возмутилась я. Раньше мне как-то не пришло в голову спросить у Алины о деталях поездки. — Ну ты даешь!

— Чего ты возмущаешься? Я ведь не в Средневековье их отправляю. Современная деревня, стилизованная под старину гостиница со всеми удобствами в живописном месте. Чего волноваться? Я изучила план местности, — Алина вытянула из сумки все ту же книжечку о приведениях, похоже, теперь для нее она стала настольной книгой, и открыла на странице, посвященной плаклинским призракам. — Смотри, тут даже карта окрестностей Плакли приложена к тексту.

— Алина, в книге можно напечатать все, что угодно, никто же в действительности не верит в существование твоих приведений.

— И зря! Но у тебя будет возможность убедиться в том, что они существуют. Кстати, вот план местности, который мне по факсу прислали из Лондона. Совпадает все до мельчайших подробностей. Вот, посмотри и сравни.

Я взяла в руки книгу и лист бумаги, который, как уверяла Алина, был передан из Лондона. Что-то общее в этих двух планах определенно было. По крайней мере, и на одном и на другом плане были отмечены железная дорога, станция, паутинка проселочных дорог и населенный пункт, не очень большой, но и не маленький.

— Убедилась? Ты лучше мне скажи, может, нам мужей уговорить поехать?

— Позволь, а что, я еду с тобой? Я не ослышалась? — от Алининой наглости у меня в одну секунду поднялось артериальное давление. Кровь запульсировала в голове. Наверное, от этого же глаза широко открылись, а щеки приобрели свекольный оттенок. — Что ты себе вообразила! — Я повысила голос. — Это было моей ошибкой — поощрить твою бредовую идею с поездкой в Плакли! Но чтобы еще самой тащиться?! Нет, уволь меня, милая.

— Марина, нужно спасать фирму, — испугалась Алина. — Я на двадцать второе октября пригласила в аэропорт телевизионщиков. Они будут снимать наши проводы, а через неделю, там же снимут наш приезд. Возьмут интервью, а потом смонтируют о нашей поездке передачу, — лепетала она, боясь посмотреть мне в глаза. — Вот тогда уж точно отбоя желающих на этот маршрут не будет. Марина, надо ехать. Надо.

Обессиленная, я рухнула в кресло. Алина заботливой рукой щедро накапала в стакан валерьянки и включила вентилятор, направив поток воздуха мне в лицо. Минут пять я приходила в себя. Краснота спала, кровь уже не так бухала в висках, да и руки перестали противно дрожать. Гнев прошел, но на душе осталась тревога. Хотя для меня, как для человека крайне чувствительного, это не показатель, я перед всякой поездкой волнуюсь до потери пульса. И потом всего одна неделя. Ладно, поеду.

— Я поеду. Но ты, Алина, должна знать, сразу после поездки, мы этот проект закрываем. Это я тебе говорю на всякий случай, чтобы ты в дальнейшем со мной советовалась и не устраивала самодеятельности. Сколько еще свободных мест?

— Два, это чтобы в общей сложности было двенадцать человек, — выдавила из себя притихшая Алина. — Может быть, Олег с нами поедет?

— А то ты Олега не знаешь? Он и все, что не укладывается в его сознание, — вещи несовместимые. Только услышав о приведениях, он меня засмеет.

— Вадим тоже не поедет, — вспомнила о своем муже Алина. — У него в лаборатории серия каких-то опытов, будет занят до конца месяца.

— Тогда, может, детей возьмем? — подумала я о своей Ане и Алинином Саньке, им-то уж точно будет интересно.

— Нет, детьми рисковать не будем, — твердо отвергла мое предложение Алина. — Вдруг они испугаются. Неврозы лечатся трудно. Нет, едем без них.

— Ты что, серьезно веришь в весь этот бред?

Алина ничего мне не ответила, только пожала плечами и склонила голову набок. Я насторожилась — и раньше замечала за подругой тягу к мистике, но думала, что это своего рода развлечение, хобби. Пару раз мы с ней ходили к гадалкам, один раз даже присутствовали на спиритическом сеансе. А потом два дня смеялись, вспоминая, как ошалелое блюдце гонялось по столику, незаметно подталкиваемое хозяйкой салона. Но теперь, вижу, она гораздо серьезнее смотрит на привидения, чем следовало бы. Честно говоря, еще вчера мне казалось, она относится к призракам деревни Плакли как к рекламному трюку, и не более того.

Я с сожалением поглядела на Алину:

— А если плюнуть на Плакли и повезти эти восемь человек, скажем, посмотреть Шотландские замки?

— Нет. Все пути отступления отрезаны. Телевизионщики. Они нас на смех поднимут, обвинят в мошенничестве. Тогда на «Пилигриме» можно крест ставить. Марина, думай, где нам взять еще двоих?

— А что, если тетку Олега пригласить, Степаниду? Она как раз к нам собиралась в гости. Денег у нее выкупить путевку, конечно же, нет, но если за нее заплатить, думаю, от Англии она не откажется.

— Погоди, ты, что ли, говоришь о Степе? — всплеснула руками Алина. — Здорово! Звони!

— Чего звонить? Она послезавтра приезжает. А загранпаспорт ее лежит у нас дома. Забыла, мы ей летом документ сделали, хотели с Анютой в Болгарию отправить? Поездка сорвалась, а паспорт так и лежит у меня в столе. Куда ей с ним ездить?

— Степочка! Не сомневаюсь, она нас выручит, — завопила от радости Алина.

Должна пояснить, Степанида Клюквина, упорно называющая себя Стефанией, приходится моему мужу не родной, а двоюродной теткой, но мы ее любим куда больше всех остальных родственников. По возрасту, она всего на два года старше Олега, и я дружу с ней с первого дня своего замужества. Она живет в другом городе, точнее сказать, в поселке городского типа, напоминающем больше село, чем город, поэтому наша Степа, как мы ее любовно называем, отчасти человек деревенский. Она не замужем и, поскольку мы тоже доводимся ей любимыми родственниками, довольно часто гостит у нас.

— Допустим, Степу я уговорю, — я даже не сомневалась в этом.

— Что ты говоришь? Чтобы Степа не согласилась? Я тебя умоляю! Она такая заводная, просто Шерлок Холмс в юбке. Как я могла о ней забыть?

Алина вспомнила историю, которая произошла полгода назад. Тогда Степа помогла найти убийцу нашего с Алиной школьного учителя и в месте с тем рассекретить одну семейку, которая занималась нелегальным вывозом антиквариата в Европу.

— Это точно! Она выведет твоих привидений на чистую воду, — развеселилась я. — Давай, думай, кого еще пригласить?

— Может быть, Веню? — совсем тихо спросила Алина.

Веня Куропаткин — наш общий стилист-парикмахер. Классный парень, хотя и относится к другой, нетрадиционной ориентации. Он добрый и наивный как ребенок. Сколько раз он нас с Алиной выручал, когда надо было выглядеть сногсшибательно. Да, он бы мог стать последним, двенадцатым членом группы, но, несмотря на собственный салон «Белла Донна», у него тоже никогда нет денег: то он затевает очередной ремонт в салоне, то потратился на своего друга, то на него наехали сразу все инспекции вместе взятые. Короче, у Вени с деньгами постоянный напряг.

— И за него тоже платить? — нахмурилась я, догадавшись, к чему клонит Алина.

— Только половину, только половину, — быстро-быстро затараторила Алина. — Немного денег у него есть.

— Ты его пригласила? Вчера? Да? — вспомнила я, что именно накануне Алина пришла в «Пилигрим» прямо из Вениного салона. Было бы странно, если бы она ни полсловечка не шепнула Вене о новом проекте. У Алины самый длинный язык в мире, длиннее Великой Китайской стены, молчать она может не дольше пяти минут.

— В общем-то, да. У него очередная трагедия на любовном фронте, и я предложила ему развеяться, слетать с нами в Англию.

— С нами, слетать, — повторила я вслед за Алиной. — И он согласился?

— Да, он не против того, чтобы посетить туманный Альбион.

— Добрая ты наша.

Глава 5

Двадцать второго числа Алина, как и подобает руководителю группы, приехала в аэропорт немного раньше остальных. К нашему со Степой прибытию, она уже уверенными шагами мерила пространство перед входом в здание терминала. В руках Алина держала странный предмет — небольшую клетку для перевозки животных. Я грешным делом подумала, что моя подруга совсем спятила, решив взять с собой в поездку Санькиного котенка, как бы для компании орешкинскому Мафусаилу, чтобы им не было скучно.

— И что это такое? — поинтересовалась я, увидев, как Алина пытается спрятать за спиной клетку.

— Да тут проблемка небольшая вышла.

— Какая?

— Мафусаила не хотят пропускать в салон бизнес-класса.

— Пусть летит в эконом-классе.

— Вообще не хотят пускать к пассажирам. В кассе наотрез отказались выписывать билет по собачьему паспорту. Пришлось оформить Мафусаила в багажное отделение.

— И ты это называешь небольшой проблемкой? Это не проблема, это катастрофа! Ты представляешь, какой скандал учинит Орешкина, когда узнает, что ее любимый пудель будет лететь в клетке среди чемоданов?

— Не учинит, я уже обо всем договорилась. Мафусаил, как мы и обещали Орешкиной, полетит в бизнес-классе.

— Ты ведь только что сказала, что оформила собаку багажом?

— Да. А потом поговорила с командиром экипажа. Он забрал разницу в цене билетов и разрешил перенести Мафусаила в салон бизнес-класса. Мне теперь надо дождаться регистрации авиабилетов, взять у Орешкиной пуделя, посадить его в клетку и отправить с остальным багажом на борт самолета. А там уже о нем побеспокоится командир экипажа.

— А как ты объяснишь Лидии Федоровне, почему Мафусаила отдельно заводят в салон?

— А, совру что-нибудь, — безмятежно ответила Алина.

Вскоре вся наша немногочисленная группа без опозданий собралась в аэропорту. Больше всех из нашей команды волновались два человека. Одним из них, разумеется, была я. Дело даже не в пуделе, за день до отлета я проверила Алину и пришла в полный ужас — никаких документов, подтверждающих, что нас встретят, забронируют гостиницу и предоставят транспорт для передвижения, не было и в помине, вся договоренность была только на словах. Получалось, мы летели в неизвестность. С моей стороны это, конечно, был прокол — мне следовало заранее посмотреть всю документацию. Меня оправдывало лишь то, что прежде Алина всегда очень аккуратно относилась к своим обязанностям. Даже не знаю, что на нее так могло повлиять?

Вторым человеком, трясущимся от страха перед предстоящим полетом, была Степа. До последнего времени она дальше нашего города и Черного моря никуда не выезжала. Степа стояла бледнее мела и на нервной почве постоянно ойкала:

— Ой, паспорт не забыли?

— Степа. Не волнуйся, все документы у меня, — успокоила я тетку.

— Ой, я утюг не выключила.

— Ты и не гладила сегодня.

— Верно. Ой, а как Олежек один с Анютой справится?

— Степа, прекрати. Думай о себе. Ты увидишь Биг-Бэн, Тауэр… — я стала припоминать, что мы можем еще увидеть за один день в Лондоне.

— А знаменитый мост Ватерлоо?

— И его тоже, только прекрати ойкать, а то люди думают, что ты больная. Посмотри, как на тебя «Мисс Экстравагантность» косится, — я действительно обратила внимание, как Лиза бросает в нашу сторону странные взгляды.

— Она не на нас смотрит, а на того молодого человека, который стоит за моей спиной, — точно определила Степа.

Я проследила взгляд Лизы и удостоверилась, что Степе не показалось, «Мисс Экстравагантность» действительно бросала двусмысленные взгляды на Ивана Штурма. А он выглядел просто супер. Джинсы-стрейч ладно сидели на его длинных ногах, легкая куртка была распахнута, под ней виднелся тонкий пуловер, обтягивающий накаченный торс. Лицо Ивана было повернуто в нашу сторону, но черные очки скрывали глаза, тем самым, создавая образ таинственного и прекрасного незнакомца.

— Бонд. Джеймс Бонд. Хорош, ничего не скажешь, хорош, — подтвердила общее мнение Алина, заметив, что мы не можем отвести взгляд от Штурма.

— Хорош, — поддакнул Куропаткин, оказавшийся рядом с нами. — Но, кажется, он не наш. Он уже «мисску» склеил, сам вызвался перенести все ее чемоданы, — с сожалением отметил Веня.

Мы опять повернули головы в сторону Лизы Марфиной, рядом с которой стояли три зеленых чемодана фирмы «Ронкато», очевидно, подаренных на конкурсе вместе с туром. Чемоданы были абсолютно новыми, от них исходил еще не выветрившийся химический запах искусственной кожи.

Степа, в очередной раз ойкнув, отметила:

— Ой, видишь, как люди за границу едут? А я куда собралась с двумя кофточками и парой джинсов?

— Степа, не переживай, скорей всего девчонке не объяснили, что чемоданы складываются один в один. А три она взяла на тот случай, если в Лондоне вещей много накупит.

— Ну, если только так. Англичане ведь такие чопорные, к чаю переодеваются, к ужину переодеваются.

— Когда это было? Степа, времена королевы Виктории давно канули в Лету. Сейчас все по-другому.

Недалеко от нас прощался с супругой Федор Петрович Богомолов. Женой владельца сети магазинов «Сытый желудок» оказалась маловыразительная женщина лет примерно сорока, слегка полноватая и слишком натуральная. Ее непримечательную внешность абсолютно не красила рано вылезшая седина, но она отчего-то никак с ней не боролась, и смотрелась уж совсем какой-то серой.

Рядом с невзрачной курочкой-женой Федор Петрович выглядел расфуфыренным фазаном. Он, совсем не стеснясь супруги, шарил по аэропорту глазами в поисках объекта, достойного внимания. Остановив взгляд на Лизе Марфиной, он блеснул глазами и шмыгнул носом, как бы издалека пытался учуять, чем пахнет длинноногая красавица.

— Ты что-то сказала, рыбка? — медовым голосом спросил у жены Богомолов, не переставая сверлить глазами Лизу.

— Нет, ничего, тебе послышалось.

— Ну, тогда езжай домой, не томись здесь, — Федор Петрович неловко чмокнул в щечку жену и, дружески похлопав по плечу, стал выпроваживать ее из здания аэропорта. Та только пожала плечами и послушно побрела домой.

В отдалении от всех стояла мадам Орешкина, само собой с Мафусаилом и Антоном Зуевым. На парня нельзя было смотреть без слез, хозяйка пуделя каждую минуту отдавала новое поручение:

— Антон, Мафусаил хочет пить. Пойдите и купите ему бутылочку воды без газа, а мне с газом. Антон, неужели вы не видите, что собака проситься писать? Только далеко не отходите, вдруг объявят регистрацию рейса? Что, регистрация полтора часа длится? Нет, мы должны пройти регистрацию первыми, я никогда не бываю последней. Антон, уберите Мафусаила со сквозняка, не хватало, чтобы он в дороге простудился. Антон, сходите к лотку за журналом. Почему для собаки? Для меня. Антон, нужно узнать, не задерживается ли рейс. Ну и что, что не было объявлено по радио? Вам что трудно сходить и узнать? — примерно так и без остановок в течение двадцати минут.

«Бедный Антон, похоже, он нанялся не столько в переводчики для пуделя, сколько в прислуги для суровой мадам Орешкиной», — пожалела я в мыслях молодого человека.

Оставшиеся трое из группы стояли в сторонке и никаких признаков нервозности, а также нетерпения не проявляли. Саня и Ася оживленно о чем-то между собой беседовали, а Владимир Владимирович Зорькин лениво наблюдал за пассажирами.

— Пора, — Алина посмотрела на часы и подошла к Орешкиной. — Лидия Федоровна, командир экипажа пошел нам навстречу. Есть предложение провести Мафусаила на борт самолета сейчас, дабы не заставлять его долго ждать и избавить от ненужной процедуры таможенного и паспортного контроля.

— Да? Пожалуй, вы правы. Моему мальчику здесь уже все лапы оттоптали. А Антону с ним можно?

— К сожалению, Антону следует пройти все формальности со всеми пассажирами.

— А Мафусаилу не будет одному скучно?

— Что вы! Мне обещали, что ему покажут кабину пилотов. Он будет в восторге.

— Тогда пускай идет, — согласилась Орешкина и отдала указание Зуеву передать Мафусаила в руки Алины.

Дальше все происходило в ускоренном темпе. Алина схватила пуделя и поволокла его к входу в служебные помещения. Там ее уже ждал командир экипажа. Вдвоем они запихнули Мафусаила в клетку. Что происходило с псом в дальнейшем, я не видела, но надо отдать должное командиру, когда мы зашли в самолет, пудель уже сидел в кресле, привязанный за поводок к подлокотнику.

За пять минут до начала регистрации в здание аэропорта влетела телевизионная съемочная группа. Алина с помощью Вени подправила прическу и вышла на первый план перед видеокамерой. Отбарабанив заранее подготовленную речь, которая в основном состояла из рекламных призывов воспользоваться услугами туристического агентства «Пилигрим», Алина с чувством выполненного долга призвала телезрителей не переключать каналы и ждать продолжения удивительного рассказа о незабываемом путешествии в страну привидений.

— А теперь, уважаемые участники туристического проекта, я попрошу вас пройти с улыбкой мимо объектива видеокамеры. Сделайте, пожалуйста, радостные лица — вас снимают для телепередачи.

После этих слов мы все дружно построились в цепочку и друг за дружкой, с благостными лицами потянулись к объективу.

— Прошли все двенадцать. Отснято, — доложил оператор, после того как мимо видеокамеры с перекошенным от радости лицом последним прошагал Владимир Владимирович Зорькин. С улыбкой у него отчего-то не получилось, наверное, он, как и я, немного волновался перед полетом.

— Двадцать девятого мы прилетаем, — на прощание напомнила телевизионщикам Алина. — Не забудьте.

Так получилось, что из двенадцати человек бизнес-классом летели четверо: Лидия Федоровна, Антон с Мафусаилом, Федор Богомолов и я. Остальные занимали места в салоне эконом-класса.

Богомолов, Лидия Федоровна и я сидели в разных рядах, далеко друг от друга. Ближе всех ко мне находился Антон с Мафусаилом. В принципе такая расстановка меня устраивала, я даже не стала просить стюардессу, чтобы нас посадили вместе. Дело в том, что в самолете я очень волнуюсь, поэтому предпочитаю закрыть глаза и не участвовать ни в каких разговорах, все равно в момент дикого волнения из того, о чем мне говорят, ничего не слышу и ничего не понимаю.

В целом полет прошел благополучно. В начале полета стюардессы предложили нам на выбор безалкогольные и спиртные напитки, а через час принесли обед.

— Простите, а ваша собака будет есть горячее? — спросила стюардесса у Зуева.

Не успел Антон ответить, как со своего места отреагировала мадам Орешкина:

— А как же! Мафусаил такой же пассажир, как и все. Несите ему обед.

— Лидия Федоровна, может быть Мафусаилу не стоит давать в полете кушать? Он как-то странно … кашляет, — засомневался Антон.

Я тоже заметила, пес издавал гортанный звук и, кстати сказать, совсем не похожий на кашель.

— Антон, я же сказала, Мафусаил такой же пассажир, что и все, а в стоимость билета входит горячее питание. Если он хочет есть, пусть ест.

Антон раскрыл перед пуделем пластиковую коробочку. Со своего места я хорошо видела, как пес обнюхал ветчину, сыр, овощной салатик, лизнул булочку и вонзил острые зубки в теплый бифштекс. Ел Мафусаил нехотя. Помусолив в пасти кусок мяса, он его выплюнул и слопал более мягкий кусочек ветчины. Зуев налил в плошечку апельсинового сока и подвинул к мордочке пуделя. Пес вылакал сок до последней капли, потом преданно посмотрел на Антона и заскулил.

— Еще? Пожалуйста, мне не жалко, — Антон погладил пуделя по голове и налил еще сока. Мафусаил с жадностью припал к плошке.

Через несколько минут собака икнула и фонтаном извергла из себя апельсиновый сок. Антон едва успел подставить к пасти Мафусаила коробку из-под обеда. Стюардесса мгновенно подлетела к Зуеву и протянула пакет, которым обычно пользуются пассажиры во время болтанки.

— Антон, его укачало? — крикнула со своего места Лидия Федоровна.

— Я же говорил, что он кашляет, — проворчал Зуев, пытаясь поймать очередной выброс апельсинового сока.

— Постарайтесь его развлечь разговором, пересядьте ближе к окну и покажите ему, как интересно смотреть на землю с борта самолета, — посоветовала мадам Орешкина и отвернулась к иллюминатору.

Антон чертыхнулся, но, увидев, что хозяйка не смотрит в его сторону, запихнул голову Мафусаила в пакет. Теперь пса могло тошнить сколько угодно, гортанное «Э-э-э» практически не доносилось, и Лидия Федоровна оборачивалась редко. За оставшиеся два часа полета она только три раза бросила взгляд на Мафусаила. Каждый раз Антон успевал отреагировать на поворот головы Орешкиной — вытаскивал пуделя из пакета и показывал его хозяйке.

Не думаю, что псу понравилось весь перелет просидеть с пакетом на морде, такое мало кому под силу. Поэтому, когда Антон в очередной раз привычным движением попытался упаковать Мафусаила, тот изловчился и цапнул мучителя за палец. Зуев приподнял пуделя за шкирку и абсолютно бесшумно, одними губами высказал ему все, что обычно говорят в таких случаях разгневанные мужчины.

Оказавшись свидетелем этой сцены, я подозвала стюардессу и попросила ее, не привлекая внимания, оказать пострадавшему Зуеву медицинскую помощь.

— А собака здоровая? — чтобы нас не услышала Орешкина, стюардесса прошептала мне в ухо. — Прививки от бешенства парню делать не надо?

— Обойдется. В отличие от своей хозяйки Мафусаил вполне адекватен. Мой бы пес поступил точно так же.

Лондонский аэропорт Хитроу встретил нас мелким дождиком. На паспортном контроле мы долго не задержались. Да и таможенники отнеслись к нам очень лояльно, не стали никого проверять и даже предложили Зуеву поменять промокшую от крови повязку на пальце. Но Антон отказался, сославшись на то, что боится отстать от группы.

— А что у вас с рукой? — поинтересовалась Лидия Федоровна, брезгливо глядя на окровавленный бинт.

— Ничего страшного я порезался ножом, когда обедал в самолете.

— Рану надо тщательно обработать, Мафусаил очень не любит запах крови, именно по этой причине он не ест печенку.

— Я так и сделаю, как только прибудем на место, — пообещал Зуев, отстал от Орешкиной и пару раз со словами: «Будешь кусаться? Будешь кусаться?» приподнял Мафусаила на поводке. Антон проделывал этот трюк с таким зверским выражением лица, что пудель даже не посмел ни разу огрызнуться.

К моей радости, в зале прилета нас уже ожидал представитель фирмы, с которым Алина договаривалась по телефону. Это была наша соотечественница, уже много лет проживающая в Великобритании, Анна Кузьмина.

Мы загрузились в микроавтобус и сразу отправились в гостиницу. По пути что-либо рассмотреть нам не удалось — к этому времени уже стемнело и кроме неоновых огней рекламы ничего толком видно не было.

Гостиница находилась не в центре города, да и была не самая лучшая. Обычные двухместные номера: комната с двумя кроватями и санузел, самый заурядный. Ну, может быть, только у Лидии Федоровны номер был покруче. Алина, как и договаривались, заказала ей номер люкс, состоящий из трех комнат: спальни, гостиной и маленькой комнатушки, размером не больше десяти квадратных метров, для прислуги. В эту комнатушку безропотно вселился Антон Зуев. Мафусаила, как я поняла, мадам Орешкина определила на роскошный диван в гостиной перед телевизором.

Остальные члены нашей группы расселились по двое. Алина быстро забила себе в соседки Степу, предоставив мне общество «Мисс Экстравагантности». Когда я спросила Алину, за что мне выпало такое счастье, она меня успокоила:

— Не переживай, это только на одну ночь, завтра будешь спать в одноместных апартаментах. Специально для тебя я заказала роскошный номер с изумительным видом из окна на деревню Плакли.

— Тронута, Алина, ты исправляешься прямо на глазах. Вот только, как ты думаешь, я не сойду с ума от нашей экстравагантной дивы? Боюсь, она замучит меня просьбой о шопинге. А ведь это ты ей обещала кучу шикарных магазинов, где все продается за копейки?

— Ну, не капризничай, у меня нервная система намного слабей твоей. Я ведь могу и нагрубить клиенту.

«Шантажистка», — подумала я об Алине и согласилась на Марфину.

— Ладно, надеюсь, эту ночь я переживу.

Кто бы знал, что эта ночь станет самой спокойной и безмятежной ночью за все время нашего пребывания в Англии?

Глава 6

Не буду напрягать рассказами о том, как нас возили по городу. Кстати, экскурсия была очень интересная и содержательная. Затем меня, уставшую и обессиленную, Лиза Марфина потащила в магазины делать покупки. План по закупке модных тряпок и аксессуаров к ним Лиза не без моей помощи выполнила на все сто процентов, едва успев в срок перед отъездом в Плакли.

Мы прибежали в гостиницу за полчаса до отправления автобуса, который нам предоставила туристическая фирма специально, для того чтобы доставить из Лондона в милую деревушку, где нас поджидали не менее милые приведения. Алина уже успела снести мои нераспакованные вещи вниз и нервно вышагивала перед входом в гостиницу. Едва мы предстали перед ее очами, она тут же упрекнула нас в опоздании:

— Я места себе не нахожу, а вы где-то бродите. Группа с ждет, а вы тряпки скупаете.

— Алина, кроме тебя и моего пустого чемодана, внизу я никого не вижу. Не колотись, мы успели вовремя.

— Не колотись! — передразнила меня Алина. — Не группа собралась, а черт знает что! Разбежались по Лондону, как тараканы по кухне. Одна Лидия Федоровна чего стоит?! И ты туда же!

— Что учудила мадам Орешкина?

— Что? Проявила бдительность! Когда все пошли по магазинам, она, естественно, с Мафусаилом и с Зуевым, отправилась в том же направлении. Где-то Зуев с Мафусаилом отошел пописать, понимаешь, я не об Антоне, а о собаке говорю, короче, они отстали. Прибегает сюда Орешкина и требует, чтобы я вызвала полицейского с собакой — нужно ее пуделя найти. Представь, собака по следу собаку ищет. Бред! Пытаюсь ее успокоить, не получается — Орешкина вот-вот упадет в обморок. Даю ей таблетки, она у меня выбивает их из рук и закатывает истерику. Плачет и все время спрашивает, как она, видите ли, будет жить без Мафусаила? Слава богу, через час появился Зуев с Мафусаилом.

— Горячая была встреча?

— С Антона перья летели, а Мафусаил был вылизан хозяйкой от носа до кончика хвоста. Но если бы только это! Прибегает Степа, и рассказывает: наш Богомолов чуть под машину не угодил! Он стоял на переходе, потом посмотрел налево — никого, стал переходить и чуть не закончил свою жизнь под колесами автобуса. А здесь наши правила не в счет — движение левостороннее. Степа заорала, хорошо, что рядом Зорькин оказался, выдернул Федора Петровича из-под этого самого автобуса, — Алина перевела дух. — Саша невесту потерял, а она на секундочку в супермаркет заскочила и в отделе косметики застряла. Ужас, никакой ответственности! Вот где они все? Сказано же — к шести спуститься.

— Алина, не переживай, спустятся. Еще пять минут до срока.

Первой на пороге гостиницы появилась мадам Орешкина, она не изменила своему правилу, спустилась ровно в шесть и заняла место в первом ряду микроавтобуса. Вторым, конечно, вышел Антон Зуев, ведя перед собой на коротком поводке Мафусаила, помимо своей спортивной сумки, он еще тащил громоздкий чемодан Лидии Федоровны. Постепенно подтянулась и вся остальная компания.

Переезд из Лондона в Плакли не был утомительным. Всю дорогу нас развлекала рассказами о местных достопримечательностях Анна Кузьмина, согласившаяся проводить нас в деревню приведений. Собственно, ехали мы недолго, часа полтора, при этом пару раз останавливались, чтобы посмотреть на древние церквушки, сохранившиеся с рыцарских времен.

За окошком автобуса нас сопровождал незатейливый пейзаж: давно скошенные поля, с пожелтевшей стерней; холмы, поросшие не по-осеннему зеленой травой, и редкие прозрачные полоски леса. Если бы не хорошее дорожное покрытие и своеобразная архитектура домов, встречающихся по пути, я бы определенно нашла схожий кусочек земли и у нас на родине.

Наконец автобус затормозил у двухэтажного вытянутого в длину здания.

— Приехали, — перевела слова шофера Кузьмина.

— Это есть наша гостиница? — удивилась мадам Орешкина, разглядывая мрачное строение, стоящее вдалеке от селения. Алина сглотнула слюну и молча кивнула.

«Быть скандалу», — подумала я, и мое сердце защемило от нехорошего предчувствия.

Наши двенадцать храбрецов нехотя, с кислыми минами стали выползать из автобуса, а я протиснулась к Анне Кузьминой.

— Скажите, Аня, а вы часто привозите сюда туристов?

— Сюда? Никогда. Что здесь смотреть? Деревня деревней!

— А как же приведения? Алина о двенадцати приведениях деревни Плакли прочитала в книге.

— Ну, допустим, приведения не такая уж и редкость в Англии, но чтобы двенадцать и сразу в одном месте? Скорей всего много лет назад в газете напечатали «утку», и пошло-поехало, а потом эту заметку тиснули в книге. Но честно вам признаюсь, я ничего не слышала ни о Плакли, ни о его приведениях. Обычно мы своих туристов возим по шотландским замкам, а уж там такого добра навалом. Каких хочешь призраков можно встретить: от герцогов до посудомойки. Я, кстати, предлагала Алине Николаевне тур по Шотландии, но она уперлась именно в эту деревню, переубедить ее, что есть места намного интереснее, мне оказалось не под силу.

— Да, она такая, уж если что в голову втемяшится, бульдозером не сдвинешь, — тяжело вздохнула я, зная характер Алины.

— И от гида-переводчика отказалась, мы ей предлагали, но она только согласилась на экскурсии по Лондону. Сказала, по Плакли сама будет водить.

— Она может… — на душе моей стало еще тоскливее.

«Зря я не пресекла эту авантюру на корню», — в который раз пожалела я.

— А как у нее с английским языком? — поинтересовалась Анна.

— На бытовом уровне Алина разговаривает достаточно свободно. Язык — это не проблема. В нашей группе есть еще один мужчина, который хорошо владеет английским, — в эту минуту я вспомнила об Антоне Зуеве.

— Тогда желаю удачи, с языком вы не пропадете. До свидания, мне пора возвращаться, — Анна Кузьмина запрыгнула в автобус и помахала нам через стекло.

Между тем Алина, не теряя времени, вступила в свои обязанности экскурсовода:

— Дорогие мои, мы стоим на пороге гостиницы «Серрендон Деринг». Много лет назад на этом самом месте стояла центральная усадьба семейства Дерингов. К сожалению, усадьба сгорела при пожаре в 1956 году. Говорят, что в доме в течение многих веков обитал призрак, который обычно появлялся в библиотеке. Женщина в Белом, именно так называли призрак. Вполне возможно, что история призрака семьи Дерингов подтолкнула Уилки Коллинза к написанию знаменитого романа «Женщина в белом».

«Во загнула!» — подумала я, слушая, как Алина, не стеснясь, выносит на обсуждение свои завиральные гипотезы.

— После пожара дом был отстроен заново по старинным чертежам. Потомок рода Дерингов, Джон Оуэн обустроил в нем гостиницу, в которой мы проведем незабываемые пять дней и ночей. А вот и сам мистер Джон. Как поживаете, мистер Джон? — последнюю фразу она произнесла на английском языке, обращаясь к полненькому мужчине, стоящему на пороге дома.

Мужчина скривился, вслушиваясь в Алинин акцент, должно быть моя подруга говорила на не совсем чистом английском языке. Когда она поняла, что ее не расслышали, она предприняла следующую попытку — ослепительно улыбаясь и протягивая вперед правую руку, направилась к Оуэну, чтобы повторить свой вопрос о самочувствии.

Я сразу смекнула — что-то в этой встрече не так. Мужчина в изумлении таращился на толпу незнакомых людей и смущенно улыбался. Увидев, как Алина решительно приближается к нему с вытянутой рукой, недвусмысленно показывая, что хочет поздороваться с ним за руку, он поторопился вытереть ладони о жилетку, скроенную из клетчатой шерстенной ткани, и сделал шаг вперед.

— Мистер Джон, наконец-то мы добрались в Плакли, — все так же в улыбке показывая свои зубы мудрости, процедила Алина. Теперь, чтобы всем было понятно, половину фраз она говорила на русском языке, а половину — на английском. — Good evening, Mr. Jon.

— I`m not Mr. Jon, — промямлил мужчина.

Даже со своим скудным словарным запасом я догадалась, перед нами стоит совсем не мистер Джон Оуэн, а кто-то другой.

— А где мистер Оуэн? — моя подруга с недоумением хлопала ресницами, разглядывая в упор хозяина. Наконец сообразив, что она обозналась, Алина мгновенно стерла со своего лица улыбку. Действительно, зачем растрачивать свое обаяние на неизвестно кого?

— Минуточку, — мужчина юркнул за дверь, оставив нас стоять на пороге.

Прошло пять минут, но никто не торопился выйти. Лицо Алины мрачнело с каждой минутой. Она озабоченно поглядывала то на дверь, то на Лидию Федоровну, в данный момент успокаивающую голодного Мафусаила. Пудель непонятно с чего начал поскуливать, и хозяйка решила, что он хочет есть:

— Ты хочешь кушать, мой драгоценный? Сейчас, мое сокровище, нас поселят, и мы пойдем ужинать. Антон, — Лидия Федоровна раздраженно окликнула Зуева, — отвлеките собаку от мыслей об еде, не стойте истуканом, поиграйте с ним.

Антон отвел Мафусаила в сторону, а мадам Орешкина стала метать в нашу сторону возмущенные взгляды, в любой момент готовая разразиться упреками по поводу плохой организации тура.

Алина продолжала смущенно стоять под дверью, полагаю, она ожидала несколько иную встречу. Пусть и не со спитчем, но хозяин определенно должен был в момент нашего появления стоять на пороге гостиницы.

Прошло еще пять минут, обстановка накалялась. Я уже намеревалась на всякий случай отойти в сторонку, пускай Алина сама со всеми объясняется, но в последний момент дверь отворилась, и из дома выскочил еще один мужчина, по виду самый настоящий проходимец. Он мне сразу напомнил афериста Гудвина из сказки «Волшебник Изумрудного города» — такой же маленький, щупленький, с картошкой вместо носа. Глазки его лукаво поблескивали, а голосок был по-детски тоненьким. Хотя я могла и ошибаться относительно его порядочности, настроение у меня было подпорчено, и в каждом незнакомце я видела обманщика и плута.

— Прошу прощения, — залопотал хозяин гостиницы, это все-таки был он. — Разрешите представиться, Джон Оуэн, — у меня отлегло на сердце. — Рад вас приветствовать в «Серрендон Деринг». Вы, должно быть, устали в дороге, сейчас вы разместитесь в номерах гостиницы, и мы вас пригласим на ужин.

— Скорей бы уже, — зароптали присутствующие, с радостью подхватив свои чемоданы и сумки.

— Одну минуточку, — остановил моих соотечественников Оуэн. — Маленький организационный вопрос. Вы миссис Блинов? Я с вами говорил по телефону? — четко вычислил Алину Оуэн.

— Да. Надеюсь, никаких проблем?

— Нет, нет. Вы заказывали один номер люкс. Как я понимаю, для этой дамы, — опять угадал Оуэн и показал взглядом на Орешкину. — Она уже может вселяться. А остальных нужно распределить по одноместным и двухместным номерам. Давайте я вам дам бланки, и вы сами распишите, кто и с кем хотел бы жить в комнате.

— Согласна, только давайте сначала разместим Лидию Федоровну, — попросила Алина и радостно выкрикнула: — Лидия Федоровна, вас сейчас проводят в номер.

Мадам Орешкина гордо прошествовала к входу гостиницы, по пути бросив взгляд на Зуева, призывая его и Мафусаила присоединиться к ней. Мистер Оуэн услужливо распахнул перед Лидией Федоровной дверь и пропустил внутрь гостиницы, при этом он согнулся в полупоклоне и шаркнул ножкой, демонстрируя хорошие манеры.

— Одну секундочку, — бросил он Алине и скрылся за дверью.

— Непонятно, почему нас не впускают в гостиницу и держат на пороге? Безобразие, вопиющее безобразие, — возмутился то ли Богомолов, то ли Владимир Владимирович Зорькин.

Они стояли рядом, а у меня запоздалая реакция: когда я повернула к ним голову, их рты были уже закрыты. Ну, да, кто сказал — это неважно, главное — кому-то начать первым. Вскоре все члены нашей группы бухтели на разные голоса. Ася пискливо жаловалась на неорганизованность. Лиза повизгивала, часто употребляя «ва-а-ще беспредел». Саня неизвестно кого вопрошал, скорей всего Алину: «И это называется цивилизованная страна?» Хотя при чем здесь цивилизация? Иван Штурм рокотал басом: «Если меня сейчас не поселят, клянусь, им придется восстанавливать гостиницу еще раз». Даже Веня, наш Веня Куропаткин, на минутку забыв, что заплатил за путевку всего полцены, тоже потихоньку возмущался: «Держать людей на улице! Где такое еще можно увидеть? Никакой организации».

— Помолчи, — рявкнула на Куропаткина Степа. Я с благодарностью посмотрела на нее, хоть родственники на нашей стороне.

Одно хорошо, народ бунтовал недолго — на пороге вновь появился Джон Оуэн. Он отдал Алине бланки и попросил, как только мы все решим о соседстве, входить с вещами по двое.

Одноместных номеров было всего два. Их взяли я и Лиза. Спонсор заплатил за ее проживание в одноместном номере, а я на правах первого руководителя решила себя не стеснять. Двухместные номера поделили следующим образом: Алина поселилась со Степой. Ася, естественно, с Сашей, Федор Богомолов с Веней Куропаткиным, Зорькину Владимиру Владимировичу достался Иван Штурм.

Как и было сказано, все входили парами. Наконец мы поняли, почему мистер Оуэн не хотел впускать нас всех разом. Дело в том, что дом был определен под гостиницу совсем недавно. Переступив порог, мы сразу попадали в малюсенький холл. Справа стояла стойка, за ней — стена с вбитыми в стену гвоздями для ключей. Слева ничего не было, просто проход, рассчитанный на двух человек, не больше. То есть двое могли разминуться, а больше — никак.

Из холла можно было попасть в гостиную, которая служила одновременно и столовой. Против крохотного холла она казалась просто громадной. В ней помещалось большое количество мебели: обеденный стол, два дивана, несколько кресел и много стульев. Был также телевизор и музыкальный центр. А в дальнем углу стояло старинное пианино, на тот случай, если кому-то из постояльцев захочется помузицировать.

Холл переходил в лестницу, которая вела на второй этаж, там располагалась основная часть гостиничных номеров. Люкс, куда определили мадам Орешкину, размещался на первом этаже. Туда можно было попасть непосредственно из гостиной по короткому коридору, который вел в библиотеку и в ее апартаменты.

Только на втором этаже планировка была приближенна к гостиничной: длинный коридор и комнаты по левую и правую стороны. Службы находились в торцах. Один санузел в правом конце, второй в левом.

«Вот это влипли. Общежитие советских времен, — подумала я, не найдя в своем номере туалета. — Будем надеяться, Лидии Федоровне повезло больше, в ее апартаментах есть удобства, без которых отдых невозможен».

Кстати сказать, мебель в номере так же оставляла желать лучшего. Ой, не знаю, что там сулил Оуэн по телефону Алине, но, кажется, влетели мы капитально. Будет странно, если по приезде никто не заявит на нас в «Общество охраны прав потребителей». Обещали комфортабельную гостиницу с номерами со всеми удобствами, а на деле получили… даже не подберу точного сравнения. Жалко отдавать немалые деньги за проживание в таких убогих номерах, где нет ни туалета, ни телевизора, ни кондиционера. Хотя в эту пору года кондиционер, наверное, и не нужен, но тем не менее его нет. А если бы мы приехали летом?

А обои, полы? Складывалось впечатление, что после того как дом сгорел в 1956 году и через девять лет построен заново, ремонтом в нем никто не занимался. Может, таким образом хозяин пытался восстановить пыль веков и привлечь в дом старое приведение? Не знаю и не хочу на эту тему думать, пусть это делает Алина. Плакли — ее идея.

Я бросила в шкаф сумку, мне даже не захотелось выложить из нее вещи, сменила блузку и отправилась вниз на ужин. Оуэн предупредил, что ужин в «Серрендон Деринг» всегда в восемь часов, а часы уже показывали без пяти.

Глава 7

Внизу назревал скандал. Вся наша группа находилась в гостиной в полном составе. За столом уже сидели Лидия Федоровна, Зуев и … Мафусаил на стуле и трех подушках. Да, именно пудель занимал место по правую руку от хозяйки. Прочие члены нашей команды стояли в стороне и бросали колкие взгляды на мадам Орешкину и ее пса.

Алина в смятении бегала от Орешкиной к остальным присутствующим. Оказывается, незадолго до моего появления в гостиной произошла нелицеприятная сцена. Когда Лидия Федоровна посадила Мафусаила за стол, Богомолов сделал ей замечание, мол, не дело кормить пса со стола. На что Орешкина ответила: «Если якупила Мафусаилу путевку за полную стоимость, он имеет полное право находиться со всеми за общим столом». Тогда Федор Петрович, не стеснясь в выражениях, высказался примерно так: «Если с головой не все в порядке, нужно отдыхать не за границей, а в психбольнице. Я за стол с кобелем не сяду». Богомолова поддержала «Мисс Экстравагантность» Лиза Марфина. Иван Штурм и Зорькин из солидарности с ними тоже за стол садиться не торопились. Веня и Степа пребывали меж двух огней. С одной стороны — малоприятно сидеть за столом с чавкающим Мафусаилом. С другой стороны — они не знали, имеют ли право митинговать со всеми, поскольку путевки им были куплены за счет фирмы.

Алина с надеждой, что только я смогу разрешить этот конфликт, выразительно посмотрела на меня. Я в свою очередь перевела взгляд на Орешкину, спорить с ней — занятие бесполезное. К счастью, у Лидии Федоровны был хороший аппетит, и ела она быстро, к тому же у нее есть еще одно хорошее качество — она пунктуальна. В моей голове промелькнула замечательная мысль. Я подошла к обеденному столу и заискивающим тоном спросила:

— Лидия Федоровна, как вам понравился номер?

— Сносный, можно было, конечно, за такие деньги ожидать и нечто лучшее, — ответила Орешкина. Скандалить она вроде бы не собиралась, а это уже хорошо.

— А еда?

— Диетическая, меня и Мафусаила устраивает, — ответила Лидия Федоровна, вытирая губы салфеткой, она закончила трапезу. Пудель, съев отварную телятину, как мне показалось, с удовольствием, и несколько ложек пюре из шпината, в данный момент вылизывал тарелку своим шершавым языком.

— А по времени вы привыкли в эти часы принимать пищу?

— Нет, обычно вечером я ем не позже шести, а утром Мафусаил привык кушать в половину восьмого.

— Дорогая Лидия Федоровна, поскольку, вы оплатили проживание в самом дорогом номере, я думаю, хозяин пойдет вам навстречу и перенесет завтрак, обед и ужин в удобные для вас часы.

— И five o’clock тоже пусть перенесет, — дополнила меня Орешкина.

— Как скажите, — с улыбкой пропела я. Хорошо, что Лидия Федоровна просит передвинуть часы приема пищи, а не сами стрелки часов. — На какое время вы хотите перенести пятичасовой чай?

— На три, а обед на половину первого, — мадам Орешкина поднялась и, сдернув за поводок Мафусаила со стула, направилась из гостиной в свой номер.

Чтобы успеть за хозяйкой и пуделем, Зуеву пришлось спешно заканчивать ужин. Я в который раз посочувствовала парню, воистину права пословица: «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке».

— Дамы и господа, — обратилась я к группе, — я, кажется, нашла выход из сложившейся ситуации. Лидия Федоровна и ее пес будут обедать, ужинать и завтракать отдельно, в другие часы.

Народ зааплодировал.

— Хорошо придумали, как от мегеры избавиться. Смотреть противно, как она с псом сюсюкает. И парня замучила своими поручениями и придирками. Я предлагаю отметить наш первый совместный вечер, а так же благополучное избавление от Орешкиной, — завопил зачинщик ссоры, Богомолов. — Минуточку, у меня как раз на этот случай имеется. Я одной ногой тут, а… — не закончив фразу, он вылетел из гостиной.

Пока Богомолов бегал, я подошла к Алине:

— Когда ты договаривалась о гостинице, Оуэн говорил тебе, что номера будут без удобств?

— Марина, но ведь это мелочи жизни, — стала оправдываться Алина.

— Да, которые чрезвычайно усложняют жизнь, — добавила я. — Судя по документам, номера нам влетели в копеечку, а они того не стоят.

— Пожалуй, ты права.

— Поэтому ты поговоришь с Оуэном, пусть снижает цену, хотя бы для последующих групп. А сегодня, Алина, твоя первостепенная задача — договориться с хозяином, чтобы он кормил Орешкину с Мафусаилом отдельно от остальных. При всей моей любви к Бобби, ест он у меня из миски, которая стоит на полу, — на этом наш разговор прервался, вбежал Богомолов, неся в охапке бутылку виски, бутылку сухого вина и две бутылки пива.

С восторженным воплем все заспешили к столу.

К этому времени использованную посуду после мадам Орешкиной, Зуева и Мафусаила убрали со стола. Были принесены чистые тарелки и приборы. Всем этим занималась пожилая женщина, одетая, как и подобает чопорной англичанке, в темное платье с белым воротничком. Она же принесла подогретое пюре из шпината, две тарелки с овечьим сыром и добавила несколько кусочков телятины на блюдо, с которого брали мясо Орешкина и Зуев.

Кроме перечисленных продуктов, на столе стояла тарелка с нарезанным хлебом и масло. И это все — больше ничего не было.

— Добавки не будет? — разочаровано спросил Штурм.

— Да, закусочка бедненькая, — констатировал Богомолов.

— Фи, а что это зеленое? — скривила нос Лиза Марфина, показывая пальчиком на протертый шпинат.

— Алина, я тебя убью, бегом к хозяину, — прошипела я ей на ухо. — Пусть исправляет положение. Такие бабки брать и не кормить? Пусть возвращает деньги.

Алина стрелой вылетела из комнаты, искать хозяина. Все притихли, с кислым видом разглядывая еду. Даже Богомолов не торопился откупорить бутылку виски под пюре непривычного цвета. Настроение группы портилось с каждой минутой. Согласитесь, на голодный желудок не до историй о приведениях. Как первый руководитель я должна была чем-то успокоить людей.

— Этот вопрос, я думаю, мы тоже уладим, — как можно белее уверенно сказала я. — Просто англичане не знают, что обычно едят наши люди. Алина Николаевна как раз затем и вышла, чтобы высказать претензии хозяину.

После моих слов лица немного посветлели. К блюду с телятиной потянулись первые вилки, сыр смели в мгновение ока.

— Да чего уж там?! Раз у нас сегодня двойной праздник, — опять подхватился Федор Петрович, — я мигом, — и выскочил из комнаты. Не прошло и трех минут, а Богомолов уже несся с пакетом разных деликатесов. — Здесь волшебником буду я! — гордо произнес он, выкладывая на стол всевозможные нарезки в вакуумной упаковке.

Чего только не было в его пакете — всяческие балыки, буженина, сырокопченые колбасы, копченая семга, угорь, — слюны не хватит все перечислять.

— Где вы это все взяли? — оживился народ.

— Где? С собой привез. Мне принадлежит сеть магазинов «Сытый желудок». Ну, я, в общем… — замялся Федор Петрович, — патриот. Люблю, знаете ли, перед сном нашего родного, вкусненького пожевать. А вот выпивку предпочитаю импортную. Особенно пиво уважаю. Ну-с, начнем-с?

— Начнем, — хором поддержали присутствующие.

Я, Степа, Ася и Веня остановили свой выбор на сухом вине, Лиза предпочла пиво, а мужики обрадовались, что на литровую бутылку виски, кроме них, других претендентов нет.

Настроение у всех улучшилось, на лицах появились довольные улыбки. Напряжение спало, и сразу нашлось, о чем поговорить.

Женщины своим кругом делились, кто сегодня что успел купить в магазинах. Мужики обсуждали, насколько выгодно покупать футбольные команды, как будто кому-то светили такие деньги. Один только Веня маялся, не зная, к какой группировке присоединиться — к женской или мужской.

Когда Алина вернулась в гостиную, есть было уже нечего, а пить так тем более, пришлось ей жевать пюре из шпината, к которому никто из нашей компании так и не притронулся.

— Почему ты так долго ходила? Нашла хозяина? — спросила я у Алины.

— Оуэна нашла, обо всем договорилась, — доложила Блинова.

— А почему так долго?

— Языковой барьер сообща преодолевали. Короче, Лидию Федоровну будут кормить отдельно, пайку увеличат. Слушай, а чего вы такие веселые? — подозрительно спросила Алина, втягивая носом воздух.

— Богомолов угощал. Широкой души человек.

— М-да… а мне ничего не оставили, — Алина оценила взглядом кучу развороченных упаковок. — Я за всех колочусь, а про меня все забыли, нехорошо.

— Что тут поделаешь? Клиент страдать не должен, а мы уж как-нибудь потерпим, — я сладко зевнула, от вина и усталости мне вдруг захотелось спать.

Вскоре вслед за мной все потихоньку стали зевать, разговор угас сам собой. Большинством голосов было решено разойтись по номерам, чтобы на следующий день посетить пару замечательных, со слов Алины, домов, в коих, если повезет, можно встретить парочку призраков.

Очутившись в номере, я опять мысленно упрекнула Алину. То, что окружало меня, более приличествовало бы нищенскому приюту, нежели гостинице, соответствующей трем звездам. Ко всему прочему в номере было очень холодно — в гостинице отапливался только первый этаж. Чтобы окончательно расстроиться, я откинула с кровати покрывало и посмотрела на белье. На удивление простыни сверкали белоснежной чистотой. И на том спасибо. Я юркнула под толстое одеяло. Простучав зубами нечто похожее на азбуку Морзе, мне удалось согреться, и я тут же уснула.

Ночью меня разбудил жуткий вой. Выл волк или собака, но тогда уж очень большая, Мафусаилу слабо так драть горло — комплекция не та. Сразу на ум пришла собака Баскервилей. Только этого нам не хватало! Кажется, Алина ничего не говорила о собачьих призраках?

Встав с кровати, я прошлепала босыми ногами к окну. За стеклом сквозь туман тускло светился одинокий фонарь. Перед домом никого не было, ни людей, ни животных — абсолютно пустой двор. Но вой откуда-то доносился, он то стихал, то становился громче, леденил душу и не прекращался ни на минуту.

Я уже собралась вернуться в постель, укрыться с головой одеялом и постараться вновь заснуть, но в этот момент меня отвлек посторонний звук, доносившийся из коридора, как будто кто-то крался мимо моей двери. Я быстро влезла в халат, на цыпочках подошла к двери и прильнула к ней ухом. Теперь шаги отдалялись от моей комнаты. Звук становился тише и глуше. Наверное, кому-то тоже не спится? Выйти, спросить, кто это воет? Кто знает, может, простое объяснение меня успокоит?

Я отворила дверь и высунула нос наружу. Ни один из светильников в коридоре не горел, лишь тусклый свет попадал внутрь через окна, расположенные в торцах коридора. Я напрягла зрение и с трудом различила силуэт, маячивший уже достаточно далеко. Кто это? Из наших? Или местный? Мужчина? Женщина? В полумраке не разберешь кто.

— Минуточку, — шепотом крикнула я и быстро стала приближаться к фигуре.

Когда оставалось метров десять, силуэт попал в отблеск уличного фонаря. Серое или белое одеяние скрадывало фигуру с головы до пят. Скорей всего — это была женщина. Под дуновением непонятно откуда взявшегося ветра одежда на ней стала развиваться. Женщина повернулась на мой шепот, и тут уж я закричала по-настоящему. Ее голова была накрыта капюшоном, а под ним ничего — вместо лица зияла черная пустота. Я заорала и кинулась назад по коридору. Остановившись перед Алининой и Степиной комнатой, я принялась колотить по двери кулаками и истошно орать:

— Степа, открой. Сию же секунду открой! Степа! — для надежности я подключила к работе ноги, била о дверь и коленями, и пятками. Грохот стоял неимоверный. Неужели она не слышит? То, что Алина спит, меня нисколько не удивляет, у нее очень крепкий сон, а вот Степа всегда жалуется на бессонницу. Ну где же все?!

Первым проснулся и высунул на шум голову заспанный Федор Петрович Богомолов:

— Чего орешь? Мужика срочно захотелось? — посочувствовал мне Богомолов, потом зевнул и с удивлением спросил: — Только я в толк не возьму, где ты тут нашла Степана? Вроде среди наших таких нет?

Я не стала ему объяснять, что Стефания и есть мой Степа, тьфу, моя Степа.

— Федор Петрович, посмотрите в конец коридора. Там, там… — от страха у меня не поворачивался язык, а обернуться и показать рукой не хватало смелости.

— Там ничего нет, — зевая во всю глотку, доложил Богомолов.

— Там …. Женщина в белом, — понизив голос до шепота, наконец выдавила из себя я.

— Да? А Степа — кто? — лукаво улыбнулся Федор Петрович.

— Степа — это Стефания. Не надо ничего себе придумывать, — обиделась я на пошлый тон Богомолова и, набравшись смелости, сама посмотрела в конец коридора. Там действительно никого не было. В окно, что ли вылетела? — Она там была! Точно была! Федор Петрович, миленький, — взмолилась я, — пойдемте, посмотрим?

— Куда? В женский туалет? — спросил Богомолов.

Я как-то совершенно забыла, что именно в том конце коридора находится женский туалет.

— Наверное, ты Лизу, нашу «мисску» с призраком спутала? Какая же она тощая, ходит костями гремит, а как пеньюар наденет, и вовсе от смерти не отличишь, — захохотал Федор Петрович. — Ладно, идем, провожу.

Мне крайне неловко было дефилировать по коридору с мужиком в одних только семейных трусах, но другого выхода у меня не было, а Богомолов ничего на себя надеть не сообразил. Мы молча дошли до конца коридора. Мой спутник шел уверенным шагом, зато я плелась, укрывшись за его широкой спиной.

— Ну, пойдешь? — Федор Петрович остановился у заветной двери.

— А мы вместе не могли бы…

— Ты что! Это только два мужика могут в одно очко, — заржал Богомолов.

— Вы не о том подумали, — возмутилась я. — А еще интеллигентный человек… Стойте здесь. Буду орать, бегите ко мне, — я осторожно приоткрыла дверь и частями протиснулась в туалет.

— А свет включить не хочешь? — через дверь спросил Богомолов и щелкнул выключателем.

Стало светло, и все мои страхи вмиг улетучились. Конечно, в туалете никого не оказалось — ни Марфиной в пеньюаре, ни Женщины в Белом.

— Спасибо, Федор Петрович, что проводили. А скажите, вы вой слышали?

— Вой? Да, что-то такое было. Мафусаил, небось, скулил на луну, — Богомолов опять зевнул и направился к своей комнате, я на всякий случай поспешила за ним, вдруг призрак появляется, а я здесь одна?

У двери в свою комнату стояла разбуженная Степа. Она подозрительным взглядом окинула нас с Богомоловым и спросила:

— Это ты стучала в дверь? Что-то случилось?

— Спокойной ночи, Марина Владимировна. Было приятно провести с вами время, — с подленькой улыбочкой откланялся Федор Петрович.

— Ты… он…. в таком виде, — от негодования Степа часто открывала рот, но слова из него вылетали не каждый раз. В этот момент она была похожа на карпа с выпученными глазами и громадным открытым ртом.

— Дай пройти, или мне так и стоять в коридоре? Я вам полчаса в дверь стучу, а вы спите. Теперь только попробуй пожаловаться на свою бессонницу, все равно не поверю.

Степа отошла в сторонку, а я влетела в номер. Алина, конечно же, спала. Степа, если судить по ее заспанной мордашке, до последней минуты занималась тем же. Я бесцеремонно села на Алинину кровать и сдернула с нее одеяло. Алина во сне, с недовольным видом, повернулась с боку на бок, попыталась вернуть одеяло на место, но, так и не найдя его, проснулась.

— В чем дело? — Она бросила взгляд на часы, лежащие на тумбочке рядом с кроватью. — Пожар? Землетрясение? Потоп? Что?!

— Куда ты нас привезла?

— Что опять не так? — Алина уселась в кровати, нахмурила свой лоб и уставилась на меня глазами полными возмущения.

— Кто живет в доме из женщин? — задала я очередной вопрос, не став зацикливаться на первом, в конце концов я и так знаю, где расположен этот чертов дом.

— Кто живет в доме? — Алина, как будто вопрос был ей непонятен, принялась перечислять: — Лидия Федоровна, Лиза, Степа…

— Я тебя спрашиваю, кто из хозяев живет в этом доме?

— Джон Оуэн, его экономка, она нам вчера подавала ужин. Повариха и женщина, убирающая в номерах, приходят из деревни.

— Экономка не подходит, — размышляла я вслух. — Я ее видела — крупная женщина. А эта была среднего роста и совсем не полная.

— А почему ты спрашиваешь? — поинтересовалась Алина.

— Меня в коридоре напугала женщина в каком-то балахоне.

— В белом?

— Белом или сером. В сумерках не разберешь.

— Ты видела Женщину в Белом?! — от радости, как будто я нашла клад, завопила Алина. — Она есть! Я же тебе говорила! Мы не зря приехали. Кто-нибудь еще ее видел?

— К сожалению, нет. Богомолов вышел в коридор позже меня, она к тому времени испарилась.

— Марина, ты избранная! — Алина смотрела на меня глазами, теперь уже полными восхищения. Что там говорить, мне это льстило.

— Пожалуй, я с тобой соглашусь, только радости особой от своей избранности я не испытываю. Честно признаться, я здорово струхнула. Еще этот вой — то ли собачий, то ли волчий. Жуть. Вы его слышали?

— Вой? — удивилась Степа. По тому, как она спросила, я поняла — они спали, что называется, без задних ног, и ничего не слышали.

— Подвигайтесь, я буду досыпать с вами, а то еще что-нибудь привидится. Алина, сколько еще у тебя привидений осталось?

— Одиннадцать. А может, к себе пойдешь? — Алина с сомнением посмотрела на хоть и двуместную, но довольно узкую для двоих кровать. — Сколько тут до утра осталось? Скоро рассветет.

— Ничего, поместимся, — я влезла в середину, как-то сразу успокоилась оттого, что с одного конца меня охраняет Степа, а с другого — Алина, и тут же уснула.

Глава 8

Проснулись мы около семи утра. На завтрак можно было не торопиться, Оуэн перенес его для Лидии Федоровны с восьми часов на половину восьмого, а для нас сделал в девять часов. Так что до восьми мы смело могли валяться в постели.

Я со всеми подробностями рассказала Степе и Алине о своих ночных хождениях: как проснулась, как услышала вой, а потом тихие крадущиеся шаги за дверью, как вышла в коридор и окликнула призрак.

Степа, сраженная наповал моей смелостью, слушала меня, не шелохнувшись. Алина же постоянно перебивала: то ей хотелось, чтобы я повторила, как выглядела Женщина в Белом, то выспрашивала, какое впечатление произвел на меня призрак.

— Алина, ты ей-богу, меня уже достала! В сотый раз повторяю, я не рассмотрела лица, потому что его не было, под капюшоном была пустота. И еще должна заметить, бегать за приведениями малоприятное занятие, потому что — страшно.

— Ты все равно смелая, — отдала мне должное Степа. — Выйти в коридор я бы не смогла. А Богомолов как с тобой оказался?

— Не знаю, чем вы слушаете? Я, когда увидела, что под капюшоном ничего нет, жутко испугалась, бросилась к вашей двери и стала в нее колотить. Вы спали, а Богомолов проснулся и открыл дверь. Женщина в коридоре к этому времени уже испарилась. Конечно, он мне не поверил, я хотела ему доказать, что она была, и потащила в конец коридора.

— Смелая, — опять прошептала Степа.

«Знала бы ты, чего мне это стоило», — подумала я.

Когда мы входили в гостиную, нос к носу столкнулись с отзавтракавшей мадам Орешкиной, позади нее плелся скучающий Зуев с Мафусаилом на поводке.

— Лидия Федоровна, доброе утро. Вы не забыли, что в десять у нас экскурсия? — пропела Алина. — У нас просто замечательная… — но, посмотрев на Лидию Федоровну, смахивающую в эту минуту на грозовую тучу, осеклась.

— Не забыла, — хмуро ответила Орешкина на повышенных тонах. Она стояла и набирала в легкие воздух, чтобы залпом выразить нам все, что о нас думает. Мне даже показалось, что она увеличилась в размерах.

Можно не сомневаться, скандала нам не миновать. Еще секунда, и грянет буря. Интересно, что так вывело с утра Лидию Федоровну? Завтрак? Или что-то другое?

Нужно было срочно перехватывать инициативу разговора.

— Вам нездоровится? — как можно ласковей спросила я, сделав вид, будто озабочена ее самочувствием. — Как вам спалось, Лидия Федоровна? Кровать? Белье? Скажите, и хозяин вам заменит. Может быть, бессонница? Переезд, масса впечатлений… Одна таблетка на ночь и нет проблем.

— У меня нет бессонницы! — взвизгнула дама. — Я всегда хорошо сплю, когда мне дают спать. И прекратите так со мной разговаривать, как будто вы не в курсе того, что произошло. Полночи я спала как младенец, зато потом до утра глаз не сомкнула. Кто-то из вас, конечно, истошно орал, а потом так стучал, что у меня уши заложило от грохота. Это возмутительное безобразие! Устроили здесь вакханалию. Люди приехали отдыхать, а у них над головами черти пляшут!

— Привидения, вернее, одно, — поправила мадам Орешкину Алина, задумавшись о своем проекте.

— Здесь есть привидения? — настороженно спросила Лидия Федоровна, а я ужаснулась и зло посмотрела на Алину — что не говори, а шила в мешке не утаишь. Нашла кого приглашать в сомнительную поездку!

— А…, ну да, конечно, — стушевалась Алина, вспомнив, что не посвящала Орешкину в нюансы маршрута.

«То-то будет скандал, когда Орешкина наконец прочтет то, что написано в путевке», — от одной этой мысли мне стало намного хуже, чем от встречи с призраком.

Надо выкручиваться. Но как?

— А как Мафусаил провел ночь, как ему спалось на новом месте? — перевела я разговор на любимое существо Лидии Федоровны, оттягивая момент разоблачения.

— Ой, даже не знаю, что сказать, — в миг подобрела Лидия Федоровна. — Мафусаил очень нервничал, шутка ли сказать, если потолок на тебя падает.

Да уж!

— Так это он выл ночью? — с облегчением спросила я, но тут же была разочарована ответом Лидии Федоровны.

— Выл? Да, он дрожал как осиновый лист и всю ночь пролежал со мной, прижавшись к моему радикулиту. А, знаете, помогает, не хуже рекламируемого противорадикулитного пояса из собачьей шерсти. И, наверное, даже получше, чем пояс из неизвестно чьих собак, это же свой, дорогой и любимый пес. У, моя лапочка, — Лидия Федоровна потянулась к Мафусаилу. Зуев предусмотрительно поднял пуделя на руки и поднес лохматую морду к лицу Орешкиной. — Дай я тебя поцелую, мой песик. Всю ночь охранял хозяйку от противных дядей и тетей, которые ни в чем меры не знают. Из-за них твоя мамочка чувствует себя совершенно разбитой. Признайтесь, вы всю ночь плясали?

Я потупила глаза, изобразив на лице крайнее сожаление о случившемся. Лидия Федоровна удовлетворенно проговорила:

— Вот-вот. Абсолютно безнравственная молодежь. Им бы только танцы до упаду. Ты у меня не такой, — Орешкина попыталась чмокнуть Мафусаила, но пудель отпрянул от назойливого поцелуя и, вывернувшись из рук Зуева, шлепнулся на пол. — Антон, вы чуть не убили Мафусаила. Держать надо крепче, — гаркнула Лидия Федоровна и взглядом, полным негодования, испепелила несчастного.

Тот промолчал и только пожал плечами — спорить с хозяйкой занятие рисковое.

— Лидия Федоровна, сегодня в десять часов у нас ознакомительная пешая прогулка по окрестностям Плакли. Если вам позволяет здоровье, присоединяйтесь.

Я каким-то седьмым чувством угадала — Орешкина откажется от прогулки. Получалось, что я и на этот раз выручила Алину, избавив ее от объяснения с хозяйкой пуделя.

— Какое уж здоровье? Я, пожалуй, останусь в номере, а вот Мафусаилу будет полезно прогуляться. Верно, детка? Антон, вы слышали, у Мафусаила в десять экскурсия. А сейчас можете погулять перед домом, — с этими словами Лидия Федоровна как многотонная баржа гордо проплыла мимо нас, оставив за собой аромат приторно сладких духов.

— Уф! — выдохнула Алина, стирая со лба капельки пота. — До чего тяжелый человек! Пять минут с ней поговорила, а устала так, словно мешок картошки полдня на себе таскала. Мне показалось, ей не понравилось, когда я ей сказала о приведении.

— Мне тоже так показалось. Говорила же я тебе, скажи Орешкиной о теме маршрута, авось откажется. А ты, она путевку для собаки берет, а ему по фигу привидения. Ой, чувствую, когда она узнает, куда приехала, скандал вспыхнет грандиозный. Тебе, Алина, сегодня еще повезло — она на собаку переключилась, а что будет завтра, не знаю.

— А может она все экскурсии пропустит? — Алина с надеждой посмотрела на меня.

— Хотелось бы.

За столом уже сидели голодные Веня и Зорькин Владимир Владимирович. Следом за нами в гостиную, которая одновременно служила и столовой, вошли, держась за руки, Саша и Ася. Охая и придерживая голову руками, появился Штурм. Скорей всего вчерашнее виски спортсмену пошло не впрок.

Богомолов, напротив, прекрасно выглядел, был весел и возбужден. Поставив рядом с собой початую бутылку пива, он уселся за стол рядом с Зорькиным.

— Ну-с, перекусим? Что нам сегодня бог послал? — Богомолов окинул взглядом стол и отхлебнул из бутылки.

Если вспомнить вчерашний ужин, то сегодня еда уже была. Кроме традиционной английской овсянки, на столе стояли тарелки с ветчиной, масло, джем, аппетитные булочки и яйца в изящных подставочках.

— А что там у нас в супнице, или как там называется эта миска? — спросил Федор Петрович, обращаясь к Владимиру Владимировичу.

— Овсянка, сэр. — Словам Зорькина все дружно засмеялись. — Вам положить?

— Друзья, — восторженно воскликнула Алина. — У меня для всех хорошая новость. Сегодня ночью Марина Владимировна в гостинице видела призрак, Женщину в Белом. Это хороший знак.

Я с сомнением покосилась на Блинову. Не вижу ничего хорошего в шастающихся по дому привидениях. Если разобраться, то призраки — это души умерших людей, многие из которых при жизни отнюдь не были ангелами. Или, наоборот, в свое время были безвинно загублены и сейчас приходят, чтобы свершить возмездие. А вдруг призрак ошибется и свершит расплату не над тем, над кем надо?

Есть еще одна точка зрения: привидения — это не что иное, как галлюцинации. Но согласиться с тем, что вчерашней ночью у меня были глюки, я не могу. Это все равно, что признать себя сумасшедшей.

Все сидящие за столом с интересом посмотрели на Алину, а потом, как бы требуя подтверждения сказанному, перевели взгляды на меня. Я удержалась от комментариев, зато радостно рявкнул Богомолов:

— Подтверждаю! Мы шли по ее следам, но она, Женщина в Белом, в последнюю минуту куда-то испарилась, — на ходу приврал Федор Петрович.

— Вы, правда, ее видели? — заволновался Зорькин. Вот уж кого заинтриговало сообщение Алины. От этой новости у него даже задрожали руки, он спешно поставил стакан, чтобы вода не выплеснулась на скатерть, и в упор посмотрел на меня, как будто хотел поймать на лжи. — Вы понимаете, мне как физику крайне важно зафиксировать электромагнитные колебания, которые могут исходить от призрака.

— Ой, ой, ой. Вовчик, прошу тебя, не так умно! — остановил Зорькина Богомолов и громко расхохотался. — Тебе Женщину в Белом показать? Я покажу. Кстати, а где наша Лиза?

Я возражать не стала. Пожалуй, будет лучше, если все подумают, что именно Лиза дефилировала в белом пеньюаре по коридору. По крайней мере, никто не заподозрит меня в неустойчивой психике.

Кстати, где Марфина? Была уже половина десятого, а Лиза до сих пор так и не спустилась к завтраку. От скверного предчувствия у меня больно сжалось сердце.

— Евро за сто даю, спит Лизок, находилась вчера девчонка, — Богомолов двусмысленно подмигнул мне.

— Надо сходить проверить Лизу, — предложила я. — Если она спит, разбудим.

Со мной пошли Степа и Ася. Мужчины остались подъедать остатки завтрака.

Дверь в Лизину комнату была закрыта на ключ. Мы и стучали, и звали, а потом, прижав уши к двери, прислушивались, но изнутри не доносилось ни звука.

— Да что с ней? — испуганно спросила Степа.

— И я о том же. Вот что, Степочка, беги к Алине, пусть она попросит у Оуэна ключ, надо зайти и посмотреть, что с Лизой.

Через десять минут под дверью номера толпились все, включая хозяина, Джона Оуэна.

Лиза лежала на кровати, укрывшись одеялом. Мы молча выстроились в ряд, страшась нарушить гробовую тишину.

— Лиза, — шепотом позвала Алина. — Господа, кто посмотрит, что с ней? По-моему, она того…

Шеренга синхронно сделала шаг назад. Один Саша остался стоять на месте.

— И, правда, Саня, посмотри ее. Ты же врач! — пискнула Ася.

— Интерн, — поправил Саша и, набравшись смелости, сказал: — Хорошо. Не загораживайте свет.

Мы отступили еще на шаг назад. Саша подошел к кровати, аккуратно откинул одеяло и взял в руку Лизино запястье. Потом уже смелее приподнял одно веко, второе. Пощупал шею и потеребил за плечо.

— Ну? Что?

— Спит.

— Спит? — в комнате раздался вздох облегчения. — Так разбуди ее.

— Не могу. Очень крепко спит, на раздражители извне не реагирует, — умно выразился будущий врач, еще раз потряс Лизу за плечо и легонько похлопал по щекам.

— А если это летаргический сон? — не знаю, как, но Алина пришла к этой мысли, что и я.

— Нет, у нее устойчивое четкое дыхание и ритм сердца в норме. Просто она спит и очень крепко, — Саша прикрыл Лизу одеялом и повернулся к нам лицом.

— Спящая красавица, — хмыкнул Богомолов, глядя на мирно посапывающую Лизу. — Принца надо искать. Вань, ты среди нас самый привлекательный, Сашка не в счет, он почти женат, поцелуй девчонку. Может, она проснется?

— Прекратите, издеваться над девушкой, — возмутилась Алина. — Спит, и пусть спит, значит, человек устал. Она вчера с Мариной пол-Лондона оббегала.

— А чего? Я не против, — живо откликнулся Штурм и сделал шаг вперед. — Мне не жалко девушку поцеловать. Я даже с удовольствием.

— Иван, как вы не понимаете, это аморально врываться в комнату молодой девушки и лезть к ней с поцелуем, — завелась Степа, воспитанная в своей районной библиотеке на литературных примерах высоких человеческих отношений.

— Позвольте, я чего-то не догоняю, — отреагировал Штурм на Степино замечание. — Я врывался в комнату к Марфиной? Я пришел самый последний, как вы могли заметить. — Что верно то верно, Иван до последнего находился за обеденным столом, доедая джем с булками. — Это я предложил поцеловать Лизу? Я? Нет. Федор Петрович. А вы тут меня обвиняете, чуть ли не в изнасиловании несовершеннолетний девицы, — и Штурм глазами мартовского кота посмотрел юную «Мисс Экстравагантность». Не беря в расчет неестественную бледность, без слоя дневного грима выглядела Лиза очень мило.

— Извините меня, Иван, — стала оправдываться Степа. — Я не это хотела сказать. Если человек спит, не надо ему мешать.

— Да, нам давно пора на экскурсию, — вспомнила Алина. — Оставим Лизу в покое, если она захочет, я с ней потом проведу индивидуальную экскурсию.

— А кто будет проводить экскурсию? — как бы, между прочим, поинтересовалась Ася и первая направилась к двери, таща за собой упирающегося жениха, поскольку тому пришла идея, думаю не без подсказки Штурма, прослушать легкие Лизы и заодно и сердце.

— Гидом буду я, — скромно откликнулась Алина. — Эта тема мне очень хорошо знакома, янастолько хорошо изучила материалы о Плакли, что вполне бы могла защитить докторскую диссертацию о местных приведениях.

— Алина, — совсем тихо прошептала я. — О какой докторской диссертации ты говоришь? Ты ведь даже не кандидат наук.

— Ну и что? — ничуть не смутилась моя подруга. — Кроме тебя об этом никто не знает, и, надеюсь, не узнает, — она улыбнулась и совсем громко добавила: — Господа, экскурсия будет содержательной и интересной. Сбор перед входом в гостиницу ровно в десять, чтобы одеться — у вас осталось пять минут.

Глава 9

Пять минут — срок слишком короткий, чтобы успеть принарядиться для первого выхода в деревню. Ровно в десять перед гостиницей стоял только Зуев, да Мафусаил бегал от дерева к дереву. Более того, Алина, призывавшая быть вовремя и без опоздания, задержалась на целых двадцать минут. Мы собрались внизу, а ее все не было и не было. Лидия Федоровна беспрестанно выглядывала из окошка и спрашивала Антона, как будто он мог знать, почему мы никуда еще не ушли.

Наконец на крыльце гостиницы появилась Алина, облаченная в красную пелерину и черные брючки, заправленные в высокие сапоги. Волосы Алина распустила, оставив их трепыхаться на ветру.

Макияж Алина выбрала тоже своеобразный: чересчур темная подводка глаз и излишне яркая губная помада. И все это на мертвецки белом фоне лица. У меня создалось такое впечатление, что в качестве пудры Алина использовала мел.

— Стиль Вамп. Женщина-вамп, — пробормотал Веня Куропаткин, с профессиональным интересом рассматривая Алину. — Ей еще нужен соответствующий лак на ногтях в тон губной помады.

— Не сомневайся, Веня. Блинова, пока мы ее ждали, успела покрасить ногти, причем в два слоя, она всегда доводит выбранный образ до конца, — ответила я Куропаткину, хотя он меня и не спрашивал, разговаривал с самим собой.

Алина постояла несколько минут на крыльце, дала себя осмотреть с головы до пят и, дождавшись тишины, заговорила:

— Дорогие мои, вот мы и дождались того волнующего момента, когда нам предстоит для себя решить, существуют ли приведения или нет. Это риторический вопрос. Равно такой же, как и есть ли бог или его нет. Некоторые верят в бога, а некоторые отказываются в него верить, но он все равно есть. Я не собираюсь вас убеждать в реальности потустороннего мира, вы сами сможете разобраться и отличить ложь от правды, настоящие события от вымысла. Итак, не будем терять ни минуты. Вперед, господа. Я вам расскажу интереснейшие истории о здешних достопримечательностях. Мы пройдем по местам, где, по словам местных жителей, часто можно встретить призраков. Возможно, нам посчастливится увидеть одного из них. Вперед, не будем медлить! Нас ждут великие открытия! — Алина до боли знакомым жестом взмахнула рукой, указав направление, по которому нам следует идти и, как говорится, искать приключения на известную часть тела.

Публика, собравшаяся перед гостиницей, безмолвно стояла, огорошенная кратким, но ярким выступлением Алины. Первым очнулся Богомолов:

— А может, их того, в смысле приведений, — на фиг? Пойдем пивка попьем?

— Федор Петрович, нельзя так, — шикнула Степа, обидевшись за Алину. — Человек готовился, а вы его перебиваете, надо послушать. Успеете еще пива выпить. Все равно мы будем проходить мимо паба. На обратном пути сможете туда зайти.

— И я вам компанию составлю, — вклинился в разговор Зорькин.

— И меня возьмите, — занудил Саша, опасливо озираясь на невесту, но Ася так была увлечена изучением Алининого наряда, что вовремя не заметила, как ее будущий муж вошел в коалицию любителей пива.

— Предлагаю, — шепотом заговорил Богомолов, — когда будем проходить мимо питейного заведения, незаметно испариться. Все всё поняли? — Зорькин и Саша кивнули в знак согласия.

Случайно подслушав заговор, я пришла к выводу, что народ в нашей группе собрался все же нормальный, во всяком случае, мужики мистическим приведениям предпочитают вполне реальное пиво.

— Друзья, мы сегодня посетим старинный кирпичный завод и глиняный карьер, — Алина гордо сошла с крыльца и по проселочной дороге устремилась куда-то в поле, а мы, кто по отдельности, кто парами, бросились ее догонять.

Поплутав немного в скошенных полях, проселочная дорога, или правильнее назвать тропа, пересекла асфальтированное шоссе. Я надеялась, что мы, как белые люди, остановим автобус и преспокойно доедем, куда нам надо, но Алина не собиралась сходить с намеченного пути и вновь, по кочкам, повела группу искателей приведений вперед. Должно быть, она действительно хорошо изучила план местности — ориентировалась она так, словно в этих местах всю жизнь проработала экскурсоводом. Вообще-то на Алину это похоже: если она уж поставила себе цель произвести впечатление, то не пожалеет ни сил, ни времени на доскональное изучение материала, а потом так сумеет поразить слушателей своей эрудицией и глубиной почерпнутых знаний, что ей позавидует иной специалист.

Итак, моя подруга неслась по скошенному полю. Резвее всех за ней бежал Мафусаил, волоча за собой Зуева. Антон даже накрутил вокруг запястья поводок, чтобы пудель не смог вырваться. Следом, торопясь, шагала Степа, за ней я, с Веней в паре. Замыкали нашу процессию мужики и Ася, которая, все же почуяв что-то неладное, бдительно следила за Сашей.

Шли мы довольно долго, больше часа. Устали все, особенно женщины. Совершенно не подумав, вместо кроссовок мы надели туфли на каблуках. Конечно же, Алина могла предупредить нас о том, что придется идти по пахоте и кочкам, но даже она, зная о превратностях дороги, натянула на ноги сапоги на высоченной шпильке. И теперь, в развевающейся красной накидке, на полусогнутых ногах она, чертыхаясь про себя, упорно ковыляла к намеченной цели.

Вот мы и на месте. Нас окружал очень скромный ландшафт: все то же поле, впереди редкая лесополоса и небольшой овраг, переходящий в достаточно глубокий котлован. В стороне виднелось строение кирпичного завода.

— Мы пришли, — известила Алина, каждый из нас с облегчением вздохнул. — Это удивительное место, — начала она свою экскурсию, а я подумала: «Что же она нашла удивительного в этом медвежьем углу? Поле, яма и заводишко. У нас таких — при каждом райцентре». — С давних пор здесь добывали глину, из которой на местном заводе делали кирпичи. Однажды на одного из рабочих обрушилась глиняная стена и погребла его под завалом. Призрак этого бедняги бродит здесь до сих пор и издает такие же вопли, как и сам погибший перед смертью. Если мы замолчим на несколько минут, возможно, нам повезет, и мы услышим эти душераздирающие крики, — Алина стихла, сделав при этом такое горестное лицо, что можно было подумать: под завалами глины погиб ее ближайший родственник.

— Минута молчания, — крякнул Богомолов, и все, вместо того чтобы замолчать, дружно прыснули от смеха.

Алина обиженно посмотрела на бесчувственную группу. Пришлось собрать в кулак всю силу воли и сделать скорбные лица.

И тут Мафусаил, до сих пор спокойно сидевший на руках у Зуева, жалобно заскулил. Антон, дабы не раздражать Алину, зажал псу ладонью пасть, но скулеж не прекратился. Собственно, это уже был не скулеж, а вой, самый настоящий, который становился все громче и громче. И исходил он не от Мафусаила.

— Вы слышите? — встрепенулась Алина. — Это и есть призрак погибшего человека. Вы слышите?

Нам пришлось согласиться, вой доносился со стороны карьера. Первым отреагировал на него Зорькин, в отличие от нас он совсем не испугался и даже направился к краю обрыва с тем, чтобы заглянуть вниз, но Алина его остановила окликом:

— Владимир Владимирович, плохая примета пугать привидения. Не надо приближаться к краю глиняного карьера.

— Я ведь только хочу посмотреть, может, кто-то провалился в яму, и ему нужна помощь.

— Нет, никто в карьер не провалился. Можете быть спокойны. А почему нельзя туда заглянуть? Помните, в любом музее висят таблички «руками трогать нельзя»? Призрак кричащего человека является достопримечательностью Плакли и охраняется органами местного самоуправления. Если мы его вспугнем, нам объявят штрафные санкции. Поэтому подходить ближе, чем на двадцать метров, не рекомендуется.

Испугавшись штрафа, Зорькин вернулся в строй, зато Богомолов напротив, наплевав на местное самоуправление, с возгласом:

— Так ведь нет никого! Айда, посмотрим, вдруг и впрямь кто-то провалился? — потрусил к обрыву.

Остальные с минуту попереминались с ноги на ногу и, подобно стаду овец, побрели за бараном-провокатором, то бишь за Федором Петровичем. На месте осталась стоять лишь Алина, ну и я вместе с ней из чувства солидарности.

Минут пять вся группа пристально всматривалась в дно котлована, но так и не смогла ничего или никого обнаружить. Богомолов повернулся к обрыву спиной и закричал:

— Алина Николаевна, здесь никого нет! Идите к нам. А-а- а! — он вдруг он потерял равновесие и странно взмахнул руками, как бы цепляясь за воздух.

Я закрыла глаза, боясь даже подумать, что с Богомоловым может произойти, если он сорвется в котлован. Но, слава богу, непоправимого не случилось, и я услышала:

— Как же это вас угораздило, Федор Петрович?

Поскольку обращались непосредственно к Богомолову, я поняла — все обошлось.

В последнюю секунду Штурм успел ухватить его за ворот куртки и вытащить из пропасти. Когда я открыла глаза, Федор Петрович благодарил своего спасителя и обещал по приезде домой выдать дисконтную карточку как постоянному клиенту сети «Сытый желудок».

Все радовались тому, что Федор Петрович жив и здоров, лишь Алина не упустила момента упрекнуть Богомолова в непослушании:

— Я ведь вас, Федор Петрович, предупреждала, к обрыву подходить опасно. Хорошо, что на этот раз все хорошо закончилось, а ведь количество приведений могло увеличиться еще на одну единицу.

— Да ну? — Богомолов недоверчиво посмотрел на Алину и поторопился спросить: — У нас сегодня будет свободное время? Я так испугался, что мне срочно нужно снять стресс.

— Будет, — заверила Федора Петровича Алина. — Сейчас мы пойдем в направлении гостиницы другой дорогой и по пути осмотрим еще две достопримечательности: женщину из Роузхолла и дом, рядом с которым обитает призрачный монах. Не будем терять время, вперед, господа.

— Да-да, — поддакнул Богомолов, — не будем терять ни минуты, — и перекинулся взглядами с Зорькиным и Сашей.

Обратно мы шли по асфальту, идти было значительно легче, мы уже не спотыкались на кочках, но усталость уже давала о себе знать.

«Неужели в этой деревне нет ни одного микроавтобуса? — в который раз подумала я. — Алина могла бы договориться о транспорте. Если так пойдет и дальше, а у нас по плану еще десять призраков, нам придется выплачивать компенсацию за сношенную обувь».

Роузхолл оказался самым обыкновенным домом, двухэтажным, сложенным из почерневшего от времени кирпича и покрытым коричневой черепицей. На крыше торчала, как мне показалось, несоразмерно длинная дымовая труба, из которой вился прозрачный дымок. Часть фронтальной стены дома была увита плющом. Темно-серые стены дома украшал ряд окон, обрамленных в белые рамы. Белый цвет оттенял мрачную старину постройки и от этого дом выглядел вполне симпатичным.

— Вот это и есть Роузхолл. — начала свою песню Алина. — Здесь якобы обитает дух его прежней хозяйки. Она покончила жизнь самоубийством, выпив сок из ядовитых ягод. Ее призрак появляется между четырьмя и пятью часами пополудни, как раз в то время, когда она умерла, — Алина вновь, как и на глиняном карьере, придала голосу траурные нотки. — Сейчас мы зайдем в дом, мистер Оуэн заранее договорился с хозяевами, наш визит для них не будет неожиданностью. Они нам покажут комнату, в которой обычно появляется миссис Роуз.

— Позвольте, — испугался Богомолов. — Это мы что, до четырех часов здесь будем торчать?

— Почему до четырех? — спросила Алина, заподозрив подвох в вопросе.

— Сами же сказали, что дама приходит между четырьмя и пятью часами. Не будем же мы ее дожидаться? Нам на обед еще успеть надо.

— Федор Петрович, — успокоила Богомолова Алина, — вы можете не волноваться, мы только зайдем на минутку, посмотрим, как живут простые англичане, и пойдем в гостиницу. Если кто не хочет, может подождать на свежем воздухе.

Как бы в подтверждение сказанного Мафусаил звонко тявкнул. Зуев наклонился к нему и что-то спросил.

«Бедный Зуев, с такой хозяйкой немудрено сойти с ума, — подумала я, глядя, как Антон вполне серьезно общается с пуделем. — Еще два дня, и он не только с собачкой разговаривать станет, но и с дверными косяками здороваться будет. У парня явно крыша едет».

— Алина Николаевна, — Зуев выпрямился. — Мафусаил не хочет заходить в дом.

Алина удивленно посмотрела на Антона, Ася захихикала, уткнувшись Саше в плечо, а Богомолов с сочувствием в голосе произнес:

— Я его понимаю, — и покачал головой, мол, и ему этот дом не нужен, но надо соблюсти приличия.

— Я с ним погуляю на воздухе, если вы не возражаете.

— Конечно, Антон, погуляйте. Мы недолго, — с радостью согласилась Алина. Она и сама хотела предложить Зуеву этот вариант, исходя из того, что хозяину может не понравиться хвостатый экскурсант.

В доме мы пробыли не больше десяти минут — смотреть там было нечего. Хозяева распахнули перед нами гостиную, куда обычно заглядывает призрак. Самая заурядная комната: большой стол, окруженный тяжелыми стульями, комод и буфет с выставленной там старинной посудой. Хозяин, разумеется, на английском языке рассказал нам историю прежней хозяйки. Алина ее перевела, слово в слово повторив свой рассказ.

Мы уже собирались выходить, когда неожиданно раздался грохот, стена затряслась, вбитый в нее гвоздь вылетел, а портрет, висевший на этом гвозде, рухнул на пол. Соответственно — и дама в старомодном платье, затрудняюсь сказать, в каком веке были в моде подобные фасоны. Хозяин подхватил даму, вставил гвоздь в дырку и водрузил портрет на место. При этом он что-то быстро говорил. Я мало из всего сказанного поняла, пожалуй, кроме того, что речь идет о старой миссис Роуз. Все стояли с открытыми ртами, с опаской поглядывая на портрет и на стену, с которой он секунду назад свалился. Алина уловила этот момент, напыжилась и, став в торжественную позу, принялась переводить:

— Мистер Роуз говорит, что это дает о себе знать миссис Роуз, вернее, ее призрак. И хотя сейчас не четыре часа дня, именно таким образом она подтверждает все, что о ней здесь говорилось.

— Полтергейст, — открыл рот Богомолов. — Я думаю, даме не нравится наше присутствие, надо быстрее сматываться отсюда. Зачем лишний раз призрак нервировать?

— Нет, вы неправильно поняли, — поторопилась объяснить Алина. — Просто миссис Роуз подтверждает свое присутствие.

— Ага, если бы мы ей нравились, стала бы она разбрасываться своими портретами? — веско аргументировал свою точку зрения Федор Петрович. — Все на выход, труба зовет, поищем место поспокойнее, — и первым направился к выходу, все остальные гуськом потянулись следом.

Алина была явно расстроена, ей хотелось еще что-то нам рассказать из жизни привидений, но Богомолов своим авторитетным заявлением сбил ее с толку и вывел всех на свежий воздух.

— Ну что, пойдем? Алина Николаевна, а здесь есть культурный центр или все развлекаются в одиночку?

— Да, магазины здесь есть? — поддержала Федора Петровича Ася.

— Вообще-то есть, — неуверенно ответила Алина. — Но у нас по плану посещение еще одного дома. Это почти рядом, всего триста метров, не больше.

— Нет-нет-нет, — закапризничал Богомолов. — Я хочу есть, я хочу пить. Я человек пожилой, и у меня устали ноги.

— Хорошо, — согласилась Блинова. — На нашем пути должно быть кафе, там вы, Федор Петрович, сможете отдохнуть, а мы посмотрим другой дом, вокруг которого бродит призрачный монах. Я расскажу очень интересную историю, все будут довольны, — эти «все» с тоской посмотрели на Алину, а она стала озираться по сторонам, не досчитываясь еще одного члена нашей команды. — Кстати, где Антон с Мафусаилом?

Головы дружно завертелись в разные стороны в поисках Зуева. Ни Антона, ни пуделя нигде видно не было. Я даже как-то заволновалась. Разумеется за пуделя. Если пес сорвался с поводка и убежал, а такое часто случается с кабелями, Антону несдобровать — мадам Орешкина изрубит его на фарш, сделает котлеты или сожрет заживо. Кажется, мое волнение передалось и другим: Степа запричитала, а Штурм даже оббежал вокруг дома. Один только Богомолов был спокоен как айсберг, потопивший «Титаник».

— Зря колотитесь, думаю, наш Антоша повел Мафусаила обедать. Когда у Орешкиной обед?

Алина повернулась ко мне за помощью, все сегодняшнее утро она готовилась к экскурсии и, разумеется, забыла о таких мелочах, как время обеда.

— Если мне не изменяет память, у Орешкиной обед в половине первого, а у нас — в два, — ответила я на немой вопрос Алины.

— Точно, сейчас пять минут первого. Будьте уверены, Зуев потащил пуделя на кормежку. Эх, пора бы и нам червячка заморить, — мечтательно произнес Богомолов и устремил свой взор в сторону центра деревни, где, по его разумению, непременно должна быть хоть какая-то питейная точка.

Затурканная Алина не сообразила, к чему клонит Федор Петрович:

— Раз у нас обед на носу, — предложила она, — давайте прибавим шаг, быстренько осмотрим Гринстоунз и поспешим к обеденному столу. По секрету скажу, мистер Оуэн обещал нас сегодня порадовать настоящим английским ростбифом.

До Гринстонстоунза мы дошли не все. Как на грех по пути нам встретился деревенский мини-маркет. Всем было интересно узнать, какими продуктами пользуются хозяйки в английской глубинке, поэтому мы дружно просочились в магазин, а вот на выходе наши ряды заметно поредели. Даже Ася, пристально следившая за своим Сашей, в какую-то секунду потеряла бдительность, а он, улучив момент, удрал со всеми мужиками в поисках деревенского паба.

Гринстоунз мы осматривали впятером. Единственным мужчиной в нашей компании был Куропаткин. Хотя по этому поводу можно было бы и поспорить.

— Веня, а ты отчего со всеми пиво пить не пошел? — поинтересовалась я у заметно загрустившего Куропаткина.

— Да, не люблю я это пиво, горькое оно, — угрюмо пояснил Веня. — К тому же меня не приглашали.

Я заметила, мужчины Венино общество особенно не жаловали, наверное, каким-то образом догадались о нетрадиционной ориентации нашего друга. Но надо отдать должное Куропаткину, он не переживал по этому поводу, с удовольствием проводил время с дамами, таскался по магазинам и даже советовал, какую косметику выбрать для себя, а какую в качестве подарка подруге.

— Особенно мне ваш Богомолов не нравится, — откровенничал Веня. — Корчит из себя рубаху-парня, а сам — самый обыкновеннейший алкаш, пяти минут без пива прожить не может. Смотри, Алина — то как обиделась, и все из-за него, из-за Богомолова.

С Алиной действительно было не все в порядке — ее настроение, подобно ртутному столбу в морозный день, упало ниже нулевой отметки и продолжало падать с каждой минутой. Мне даже показалось, что она плачет. Красная накидка уныло обвисла на ее подрагивающих плечах, и напоминала сейчас больше тряпку, чем эксклюзивную вещь, купленную в дорогом лондонском бутике. Как человек амбициозный, привыкший блистать в любых ситуациях, Алина была крайне обижена побегом Богомолова, Штурма, Зорькина и Саши. Ею пренебрегли, выбрали не увлекательную экскурсию, которую она готовила с вечера, а тривиальное пиво, да еще в деревенской забегаловке. Такое пережить было трудно. Чтобы никто не заметил набегающих на глаза слез, она в сердцах так рванула к Гринстоунзу, что нам пришлось за ней бежать.

Остановилась Блинова только у двухэтажного дома, покрашенного в белый цвет. Из всех встреченных по пути домов он был самым славным. Неужели и здесь живет призрак? У меня создалось такое впечатление, что в этой деревне приведений специально культивируют.

— Алиночка, мы сюда тоже будем заходить? — ласково спросила Степа, видя, насколько расстроена Алина.

— Нет. Призрачный монах бродит только в окрестностях, а не в самом доме, поэтому нет никакого смысла беспокоить хозяев. А вам действительно интересно? Хотите послушать или пойдем в гостиницу?

— Конечно, интересно, — поддержала я Алину. — Рассказывай.

Степа присоединилась к моей просьбе, а Веня даже взмолился, сложив ладони перед собой:

— Пожалуйста, расскажи про монаха.

Одна только Ася промолчала, огорченная побегом Саши не меньше, чем Алина отсутствием всех остальных мужчин.

— Хорошо, — растрогалась Алина, — слушайте. В окрестностях этого дома часто бродит призрак монаха. Его часто видят с Женщиной из Роузхолла. Местные жители рассказывают такую историю. Девушка и юноша в молодости любили друг друга, но потом ей пришлось выйти замуж за другого человека и переехать в Плакли. Юноша постригся в монахи. Прошло много лет. Женщина была несчастлива в браке. Однажды волей судьбы в Плакли появился монах. Женщина узнала в нем своего возлюбленного. Муж обо всем узнал и спустил на монаха собак. На глазах у женщины свора свирепых псов растерзала возлюбленного. Она не смогла перенести утраты и, как вы помните, отравилась соком ядовитых ягод. И вот много веков эти два призрака появляются на этом самом месте, теперь никто не может возбранить им встречаться, — закончила Алина. — Вот и вся экскурсия, мы можем отправиться в гостиницу.

Глава 10

В гостинице нас поджидала новость, не скажу, что приятная. То есть она, конечно, изначально была приятной, но потом трансформировалась в сущий кошмар и божье наказание в лице мадам Орешкиной. Но все по порядку.

До гостиницы оставалось метров сто пятьдесят, когда дальнозоркая Степа заприметила крупную фигуру Лидии Федоровны. Дама нервно выхаживала перед воротами, то и дело поглядывая то на гостиницу, то на дорогу, по которой мы возвращались.

— Смотрите, Орешкина. Интересно, что ей на этот раз не так? — воскликнула Степа.

В душу прокралось гнусное предчувствие приближающейся беды.

— А вдруг Антона еще нет? — задала я Степе встречный вопрос.

— Если пес потеряется, не сносить нам головы, — запричитала Алина.

— С нее станет, — согласилась Ася и с сожалением посмотрела на меня и Алину. Это понятно — в первую очередь достанется нам.

— Веня, ты всегда знаешь, что хочет женщина, выручай, — взмолилась я.

Кстати сказать, у Вени сорок процентов постоянных клиентов — состоятельные женщины, которым уже давно стукнуло… не будем говорить сколько. Дамы эти по большей части капризные, порой не знающие сами, чего бы им хотелось. Бывало и такое: садится к Вене в кресло такая клиентка и заказывает стрижку. А когда Веня выстригает ей полголовы, она вдруг передумывает стричься. Вот здесь и начинается настоящая дипломатия. Сколько раз я была свидетелем, как Куропаткин гасил разгорающийся конфликт, изощренно льстил стареющей красотке, говорил кучу комплементов и убеждал даму в том, что со стрижкой она будет выглядеть на двадцать лет моложе своей подруги детства.

— Веня, может, ты отвлечешь Орешкину, а мы с Алиной потихоньку смоемся? Отсюда вижу — лицо у нее темнее вековой стены Роузхолла, а это к скандалу. Венечка, спасай! Она походит, нас поищет, может, к тому времени Зуев объявится. Того гляди, Орешкина и успокоится?..

— Поздно, она нас увидела, — обречено изрек Веня. — И хуже того, идет на сближение.

— Что ж, идем на грозу. Двум смертям не бывать, а одной не миновать, — Алина гордо вскинула голову и направилась вперед, к Лидии Федоровне, как к неизбежности.

Оставалось метров двадцать. Орешкина уже не могла ждать, когда мы, по ее разумению, доплетемся, и начала хорошо поставленным голосом орать:

— Это сущее безобразие! Если вы думаете, что я мать Тереза, то глубоко ошибаетесь.

— Интересно. О чем это она? — толкнула меня в бок Алина.

— Понятия не имею, но, по-моему, она сейчас не о Мафусаиле…

— Я женщина в возрасте, мне нужно силы беречь, а чем мне приходится здесь заниматься? Лидия Федоровна туда, Лидия Федоровна сюда. Содом и Гоморра!

Нам тоже хотелось знать, чем Орешкина занималась в наше отсутствие, но мы побоялись перебить разгневанную даму, надеясь на то, что она сама посвятит нас в тайны своей занятости.

Один только Веня не испугался открыть рот, он выступил на первый план, загородив нас с Алиной своей хлипкой спиной, и, глядя томными глазами на внушительный бюст Орешкиной, произнес:

— Лидия Федоровна, вы как выдержанное вино, с каждым днем становитесь крепче и изысканнее. Какая работа могла вас утомить?

Лицо Орешкиной просветлело, она одарила Веню снисходительной улыбкой и, перейдя на нормальный тембр и громкость, с определенной долей радости в голосе сказала:

— Ваша «Мисс Экстравагантность» разбилась.

— Что? Как? Почему? — В один голос спросили Алина, Степа и я.

— Погодите, она ведь спала? С кровати, что ли упала и разбилась?

— Спала, потом проснулась, вышла в коридор. Решила спуститься вниз по лестнице. Тут уж я не знаю, что с ней случилось, скорей всего, закружилась голова. Она потеряла равновесие и покатилась по лестнице. Я ее нашла на первой ступеньке без чувств. Пришлось мне ее затаскивать в гостиную, искать хозяина, объяснять ему, что случилось. Он, дурак, ни слова по-русски не понимает, а еще занимается гостиничным бизнесом. Я плачу деньги, чтобы чувствовать себя комфортно. А что на самом деле происходит? Полночи не сплю — кто-то надо мной сваи в пол вколачивает. Днем прилечь тоже не удается, потому что кому-то кубарем легче скатиться, чем нормально спуститься. А я не такой человек, чтобы через трупы перешагивать!

— Лидия Федоровна, Лиза насмерть разбилась?

— Насмерть? Почему насмерть? Хотя, может, в дороге и умерла? — засомневалась Орешкина. — Я, собственно, об этом у вас хотела спросить. Вы по пути мистера Оуэна не встретили? Он повез вашу Марфину в больницу.

— А когда он ее увозил, она была жива? — спросила я.

— Была. Только затылок в крови и с рукой что-то. Но для модели, как я понимаю, это не страшно — им мозги не нужны. Только лицо и ноги. Ноги и лицо. Тоже мне профессия — помост ногами мерить и ягодицами круги выписывать, — фыркнула Лидия Федоровна и с чувством выполненного долга пошла в гостиницу.

«Странно, почему она не спросила о пуделе и Антоне?» — промелькнуло у меня в голове.

— Наверное, они уже дома, — наклонясь ко мне, тихо сказала Алина. Мы с ней подумали об одном и том же.

— Лидия Федоровна, — не удержалась я и крикнула вдогонку. — А Мафусаилу понравилась экскурсия?

— Он еще не возвращался. Антон позвонил, предупредил, что они поехали в парк. Здесь недалеко, одна остановка на автобусе, будут вечером, — ответила Орешкина.

Мы с Алиной переглянулись.

— Самой противно за себя — в угоду спятившей с ума старухе, интересуюсь впечатлениями пуделя, — пожаловалась я Алине, подождав, когда Орешкина отойдет на приличное расстояние.

— А что сделаешь? У меня Лидия Федоровна уже пять лет жизни отняла. Но Зуев, каков гусь! Мы за них переживаем, а они в парк уехали, не сказав ни слова. Хорошо хоть, догадался позвонить Орешкиной. С души камень свалился. Ты знаешь, Марина, меня эта новость куда больше обрадовала, чем огорчило известие о том, что произошло с Лизой. Как ее угораздило вертануться с лестницы?

Примерно через полчаса мистер Оуэн привез в гостиницу покалеченную Лизу. На лице, слава богу, обошлось без следов травматизма. Зато ее правая рука от предплечья до ключицы была упакована в белоснежный гипс и висела в специальном креплении, удерживающем локоть и руку в фиксированном положении. Голова девушки была перевязана бинтами — при падении Лиза рассекла на затылке кожу, и врачам пришлось наложить несколько швов. Дома ей придется проститься с длинными локонами, поскольку на затылке уже срезана приличная прядь волос, а с искусственной лысиной по подиуму щеголять не будешь.

Мы обступили пострадавшую. Со слов Лизы выходило так: она проснулась, голова жутко болела, и во всем теле ощущалась слабость. Она решила спуститься, попросить, чтобы ей заварили крепкий кофе. Еле-еле доползла до лестницы, взглянула вниз, в глазах потемнело, голова закружилась, Лиза не удержалась на ногах и грохнулась, пересчитав своими костями все ступеньки. Очнулась она внизу, попробовала подняться — ничего не получилось. Голова в луже крови, а рука распухает на глазах. Лидия Федоровна орет благим матом, упрекая во всех смертных грехах хозяина гостиницы, которому самому плохо от вида крови, и который сам ничего не понимает из крика мадам Орешкиной.

Короче, Лидия Федоровна своим воплем довела мужика до такой кондиции, что он не стал ждать, когда приедет «Скорая помощь», а сам погрузил бедную Лизу в свою машину, отвез в больницу и, не спрашивая, есть ли у нее страховка, заплатил за все анализы, рентген, гипс и бинты. Надо сказать, содрали с Оуэна по полной программе.

А еще доктор выписал Лизе несколько лекарств и полный покой. Скатиться со второго этажа по лестнице и не получить сотрясение мозга — крайне затруднительно. Поэтому Марфиной несколько дней еще придется провести в постели.

Сердобольная Степа отвела Лизу в ее комнату и вызвалась посидеть с ней. Проводив взглядом изувеченную Марфину и Степу, я спросила у Алины:

— У нас ведь есть страховые полисы?

Алина кивнула в ответ.

— Тогда надо оплатить Оуэну расходы.

— Без проблем, — согласившись со мной, она пошла искать хозяина.

Вернулась Алина минут через тридцать, в ее руках был небольшой листок.

— Это счет?

— Не угадала, это развернутый анализ крови Лизы.

— Да? И чем он нам может быть интересен? Мы ведь не медики.

— А ты вот послушай, что мне сказал Оуэн. Врачи, которые осматривали Лизу и делали анализ, вынесли такое заключение: Лиза была на волосок от смерти, и к падению с лестницы это не имеет никакого отношения.

У меня от удивления язык присох к небу. Я часто заморгала и дрожащим голосом пролепетала:

— А что, она смертельно больна? Такая молодая… Этот случай — нам урок на будущее. Перед тем как оформить на человека путевку, надо с него потребовать справку от врача о состоянии здоровья.

— Нет, Марина, здесь другая ситуация. Лиза здорова, но в ее крови обнаружено высокое содержание лекарства, забыла, как оно читается, — Алина протянула мне листок, но я отвела руку, все равно мне не прочитать этот корявый почерк. Такое впечатление, что во всем мире преемники Гиппократа специально осваивают нечитаемую каллиграфию. — Это сильное снотворное, иногда применяемое перед хирургическими операциями, используется нечасто, потому что имеет ряд побочных эффектов.

— А Лизе нашей оно зачем?

— Марина, откуда я знаю? Ты с ней в Лондоне в одном номере жила, ничего странного за ней не замечала? Может, таблетки она при тебе принимала?

— Нет, не скажу — не видела. Слушай, а вдруг она наркоманка? Представляешь ситуацию, если бы она не проснулась?

— Представляю, но на наркоманку она не похожа. Надо бы ее в лоб спросить, почему она надумала проститься с жизнью именно в Англии?

Мы уже направились к лестнице, чтобы подняться к Лизе в номер и учинить ей допрос с пристрастием, но в этот момент в гостиницу ввалился красный, задыхающийся от быстрой ходьбы Зорькин. Он сделал пару глубоких вдохов и выпалил:

— Надо Богомолова забрать. На себе мы его не допрем.

— Что с ним? — спросила я, разглядывая Зорькина.

Вид у него был какой-то потерянный: он упорно отводил в глаза в сторону и старался на нас не дышать. Судя по всему, с Федором Петровичем случилась какая-то неприятность, иначе не стал бы Зорькин бежать из паба сюда, да еще один.

— Он — труп, — все еще тяжело переводя дыхание, выдавил из себя Владимир Владимирович.

— Марина, гроб придется заказывать, — взвыла Алина, оседая по стенке на пол.

— Погоди причитать, — одернула я подругу. — Давайте возьмем себя в руки и успокоимся. — Голос мой дрожал от волнения, но я старалась говорить как можно спокойнее. — Владимир Владимирович, повторяю вопрос, что с Богомоловым?

Зорькин облокотился на стенку и сполз вниз, к Алине.

— Устал, всю дорогу бежал, — от этих слов Зорькина мне тоже захотелось последовать их примеру, присесть прямо на пол, но я сдержалась.

— Не молчите, рассказывайте, как все произошло?

Зорькин на меня как-то странно посмотрел:

— Да как обычно. За встречу, за дружбу, за мир во всем мире. И посидели-то чуть-чуть, но Богомолов так напился. В стельку, — наконец-то пояснил Владимир Владимирович. — В пиво виски вливал или в виски пиво бухал, не знаю, как правильно сказать, потому что пропорции были одинаковые, пятьдесят на пятьдесят.

— Так он жив?

— Пока да, только пьян мертвецки.

— Мне гроб придется заказывать, мне, — зарыдала от счастья Алина. — Богомолов жив! Марина, скажи, сегодня пятница, тринадцатое?

— Нет, Алина, не тринадцатое, — ответила я и впервые пожалела, что по возрасту еще не ношу в кармане валидол. Ей-богу, сейчас не помешало бы положить одну таблеточку под язык.

Между тем Зорькин отдышался парами виски, поднялся с пола сам и протянул руку Алине.

— Я чего прибежал? Алина Николаевна, меня мужики прислали. Перед входом хозяйская машина стоит? Надо бы Федора Петровича на ней доставить. Он — боров здоровый, мы его сами не дотянем, а оставлять соотечественника в местной забегаловке — не дело. Сколько нас здесь, в чужой стране? Мало.

«К сожалению, и двенадцати человек вполне достаточно, чтобы наделать большой переполох и поставить все с ног на голову», — подумала я.

— Пожалуй, вы, Владимир Владимирович, правы. Мы наших солдат на поле боя никогда не оставляли, — гордо произнесла Алина и отправилась искать мистера Оуэна. Я только покачала головой.

Не знаю, о чем говорила Алина с хозяином, но вскоре он при полном параде появился в холле. Лицо его не выражало особой радости, и скорей всего ему не хотелось никуда ехать, но чувство долга, умело развитое Алиной в его душе, не давало права бросить на произвол судьбы напившегося постояльца.

Машина Оуэна так и стояла перед входом, повторюсь, полчаса назад на ней была доставлена изрядно покалеченная Марфина. Это была ретромодель в очень хорошем состоянии. Досталась она Оуэну от отца, который в свое время служил в гараже самого Черчилля. Джон берег машину, редко когда на ней ездил, холил и мечтал через несколько лет выставить на аукцион, чтобы получить за нее много-много денег.

Оуэн только собирался загнать машину в гараж и протереть ее чистой тряпочкой, но вот опять приходится садиться за руль и ехать на ней, теперь уже за гулякой Богомоловым.

Зорькин нагло попытался сесть на правое переднее сидение, но Джон что-то рассержено рявкнул.

— Это место водителя, — перевела Зорькину Алина.

— Да я-то что? Я не претендую, так, по привычке сел, — стал оправдываться Владимир Владимирович.

Машина скрылась за поворотом, мы вернулись в дом, который было бы правильнее назвать не гостиницей, а сумасшедшим домом. Из своих апартаментов выплыла Лидия Федоровна.

— Марина Владимировна, помнится, вы мне обещали, что чай мне будут подавать в три, а сейчас, как вы изволите заметить, четверть четвертого.

— Лидия Федоровна, голубушка, мы еще не обедали, а вы чай пить? — отмахнулась Алина, но лучше бы она этого не делала. Орешкина изменилась в лице и многокилограммовым телом пошла на нас.

— Сейчас, Лидия Федоровна, Алина Николаевна распорядится, и чай вам принесут прямо в номер, — вмешалась я, гася скандал на корню.

— Но я не хочу в номер, — капризно поджала губы Орешкина. — Мне удобнее пить чай в столовой. Так я могу смотреть в окно и видеть — не возвращается ли Мафусаил.

— В столовую так в столовую, как скажите. А мы пока с обедом повременим, подождем всех остальных. Нам и есть-то не хочется.

Согнувшись под тяжелым взглядом Орешкиной, Алина поплелась на кухню, отдать распоряжение, чтобы в столовую подали чай, а я направилась в свою комнату, переодеться.

В коридоре я столкнулась со Штурмом. Он как раз выходил из своего номера и так широко распахнул дверь, что меня едва не треснуло по лбу. От неожиданности я отскочила в сторону.

— Осторожней, Иван. Нельзя так кидаться дверьми. Вы меня чуть не убили.

— Извините, я не видел, — сухо извинился Штурм.

— Вы и не могли видеть, потому что вы внутри, а я снаружи. Надо быть аккуратней. Кстати, я думала, вы со всеми пиво пьете.

— Я не любитель пива, да мне и вчерашнего предостаточно. Мне предлагали, но я отказался.

— А к Гринстоунзу почему не пошли? Алина обиделась.

— Я у нее попрошу прощения. Видите ли, дело такое, живот скрутило, опять-таки после вчерашнего, — к чему-то стал объяснять Иван. — А не знаете, мы сегодня обедать будем?

Странный тип этот Штурм, животом мается, а про обед не забывает.

— Все вопросы к Алине. Она у нас руководитель группы. Но можете не торопиться, в столовой сейчас Лидия Федоровна чай пьет.

— О, тогда я лучше в номере пересижу, побаиваюсь я мадам Орешкину, — признался Иван. — Да, а Мафусаил нашелся?

— Оказывается, он и не терялся, — поделилась я информацией. — Его Зуев повез в какой-то парк на экскурсию.

— Надо же, — хмыкнул Штурм, — и скрылся в своем номере.

Я спокойно переоделась, умылась и привела себя в порядок. К чему торопиться, если внизу эта мегера, мадам Орешкина? Конечно, из солидарности, можно было бы прийти Алине на выручку, общаться с Лидией Федоровной один на один очень тяжело, но я так устала от беготни по проселочной дороге, что, подавив в себе угрызения совести, плюхнулась на кровать и возложила свои уставшие ноги на подушку.

«Ничего, как-нибудь без меня справится. Алина женщина умная, эрудированная, сможет развлечь Орешкину за чашкой чая. Где надо, слово скажет, где надо, промолчит, — оправдывала я свое нежелание показываться на глаза Лидии Федоровне. — Лучше я навещу Лизу Марфину, а заодно спрошу, как ее угораздило выпить столько снотворного».

Но поговорить с Марфиной мне не удалось — Лиза опять спала. Степа сидела рядом в кресле и читала книгу.

— Как наша больная?

Степа отложила книгу в сторону:

— Заснула.

— Тогда пошли Алину от Орешкиной спасать, — во мне все же проснулась совесть, и в качестве группы поддержки я пригласила с собой Степу.

Мы спустились вниз. В холле гулял холодный ветер — наружные двери были распахнуты настежь. На крыльце стояла Алина и кем-то руководила. Естественно, мы со Степой тоже вышли на улицу, посмотреть, чем занимается наша подруга. Перед гостиницей стоял автомобиль Оуэна, из которого Зорькин и Саша пытались вытащить тело пьяного Богомолова. Сам хозяин стоял в стороне и с презрением таращился на хмельнуютроицу.

— Вы тащите его за ноги, а потом подхватите голову, — советовала Алина.

— Легко сказать, вытащить. Его каким-то образом расперло, он застрял в машине как пробка в бутылке. Что делать?

— Вытаскивайте, значит, с другой стороны.

— А с другой стороны неудобно, за что его тянуть?

— За голову! — советовала Алина.

— Оторвется. Если только за уши, — хихикнул Саша и сделал еще одну попытку разбудить пьяницу.

Тщетно — Богомолов храпел богатырским храпом и просыпаться не собирался. Зорькин заглянул в автомобильный салон и постучал по задней двери:

— Вроде как мешает, да? Вот если бы ее отпилить и тут расширить, — и показал ребром ладони, как бы он это сделал, — тогда Федора Петровича можно было бы легко вытащить. Все равно пора менять эту тачку. Стыдоба на такой рухляди ездить.

— No! No! — заверещал Оуэн.

Он правильно понял — эти варвары собирались посягнуть на его сокровище. Встав перед Зорькиным, Оуэн развел в стороны руки, заслонив своим телом машину с Богомоловым внутри.

Владимир Владимирович расценил поведение хозяина гостиницы по-своему:

— Это же надо, как он полюбил нашего Федора Петровича, — и, дружески похлопав Джона по плечу, громко выговаривая каждую букву, по-русски сказал: — Не бойся, мы твоему другу больно не сделаем. Мы машину распилим и его освободим. Дело за малым, неси ножовку.

Оуэн со слезами на глазах бросился к Алине и быстро-быстро залопотал.

— Что он говорит? — напрягся Зорькин.

— Он говорит, — перевела Алина. — Чтобы вы пилили Богомолова, а его машину не трогали. Ее в свое время купил Оуэн-старший в гараже Черчилля. Ей цены нет.

— Вот гад какой! — возмутился Зорькин, оскорбленный в лучших чувствах. — Значит кусок ржавого железа, доставшегося от Черчилля, ему жаль, а соотечественника Сталина нет? Забыл, кто войну выиграл?

Богомолова все же выпихнули из машины: Зорькин в сердцах толкнул голову со стороны одной двери, а Саша в этот момент потянул за ноги с другой стороны. Общими усилиями Федора Петровича вытянули из машины и поставили на ноги. Конечно же, стоять он не мог, поэтому Саше и Зорькину пришлось подхватить его под руки.

— Теперь заносите, — скомандовала Алина и отошла в сторону от прохода.

В это время послышался лай Орешкинского пуделя. Оказывается, мы настолько были увлечены операцией по извлечению из машины Богомолова, что совсем не заметили Зуева и Мафусаила, которые появились во дворе гостиницы и с интересом наблюдали за манипуляциями с телом Федора Петровича.

Цепочка — Зорькин, Богомолов и Саша, не торопясь, двинулась ко входу в гостиницу. Когда до двери оставалось полметра и Зорькин уже разворачивал плечо, чтобы первым втиснуться в узкий проем, а затем втащить за собой Богомолова, на крыльцо с возгласом «Ты вернулся, мой мальчик» выскочила Лидия Федоровна, отбросив своим могучим бюстом Зорькина в сторону.

В этот самый момент, как в замедленном кино, сверху отвалилась черепица и со свистом полетела вниз. Подобно сорвавшемуся лифту, она летела по прямой траектории, соблюдая при падении закон всемирного тяготения. Скорость ее нарастала с каждой секундой. Еще одно мгновение, и черепица состыковалась с головой мадам Орешкиной. Кокетливая шляпка превратилась в блин, а сама черепица раскололась на несколько десятков мелких осколков. Лидия Федоровна ойкнула, обвела всех присутствующих взглядом новорожденного ребенка и рухнула вслед за осколками черепицы на крыльцо.

Зорькин и Саша от страха, что черепица могла быть не последней, бросили тело Богомолова и отскочили в сторону. Тот не устоял на ногах и покатился по ступенькам вниз, по пути сбив с ног мистера Оуэна, который намеривался войти следом за троицей в гостиницу. На лестнице образовалась куча из неподвижных тел. Оуэна тоже можно было причислить к телам, поскольку он лежал с открытыми глазами, широко раскинутыми в стороны руками и, кроме того, что часто моргал веками, никаких других признаков жизни не подавал.

Мы бросились к Лидии Федоровне. На ее лице толстым слоем лежала коричневая крошка от расколовшейся черепицы, на лбу надувался синяк, а из-под блинчика, который минуту назад был шляпкой, вытекала струйка крови.

— Она жива, — обнадежил нас Саша. — У покойников синяки не вскакивают. Но сотрясение мозга ей обеспечено, шутка ли черепицей по башке получить.

— Молодой человек, выбирайте выражения, — очнулась Орешкина. — Еще никто мою голову не называл башкой.

— Башка по-татарски — голова, — парировал Саша. — И она у вас, к счастью, очень крепкая. Не всякая такой удар выдержит. Не болит?

— Вроде нет, только слегка гудит, — Лидия Федоровна приподнялась и уселась на ступеньках. Мафусаил подлетел к хозяйке и слизнул капельку крови с ее лица. А говорила, будто он не любит запах крови. — Мой хороший песик, тебе меня жалко, — залепетала Орешкина. — А вдруг бы в эту минуту ты в дверь вбегал?

— Да, от пса бы осталось мокрое место, — предположил Саша, и в ту же секунду был поставлен Орешкиной на место.

— Думайте, что говорите, молодой человек. Не представляю, что бы со мной было, я бы этого точно не пережила. Нет, уж лучше я, чем ты, — тяжело вздохнула Лидия Федоровна, чмокнула пуделя в нос и показала нам взглядом, чтобы мы ее поставили на ноги.

Поднять Орешкину оказалось не легче, чем Богомолова вытащить из машины, но нам с Алиной и подоспевшим Зуевым все же удалось справиться с этой задачей. Мы проводили Лидию Федоровну до постели, оставили Антона в качестве сиделки, и поспешили назад, на крыльцо.

Богомолов постепенно приходил в себя. Когда мы вернулись, он уже сидел и с удивлением поглядывал на Оуэна, продолжавшего лежать на земле в той же позе, что и раньше. Сам Федор Петрович очень удачно скатился с лестницы — без ушибов и царапин.

— Что это с ним? — спросил Богомолов, тыкнув коротеньким пальцем в сторону хозяина гостиницы.

— Это вы постарались, — отозвался Зорькин.

— Я?!! Как?!!

— Когда падали, с ног сбили.

— Я падал? А почему я падал? — испугался за себя совершенно ничего не помнящий Богомолов. — Что со мной, Саша?

— Амнезия, — констатировал Саша и направился к хозяину гостиницы, чтобы уже ему оказать первую помощь как пострадавшему.

Джону Оуэну слегка полегчало, и хотя он все еще продолжал лежать на спине, в его состоянии наметился определенный прогресс. Ему удалось приподнять руки и положить их себе на грудь, на тот случай, если эти странные люди захотят пройтись толпой по лестнице, они ведь не смотрят вниз и могут запросто отдавить не только ноги, но и все остальное. Оуэн еще хотел свернуться в калачик, подогнуть под себя ноги, а еще лучше отползти подальше от этой чертовой лестницы, но сил на этот маневр у него уже не осталось. Он беспомощно заскулил и заплакал.

Саша наклонился к Джону, раздвинул веки, посмотрел в мокрые от слез глаза, потом взял в руку запястье, посчитал пульс, быстро прощупал ноги на предмет перелома и успокоил присутствующих:

— Сильнейший стресс. А так с ним все в порядке.

— Мистер Оуэн, — Алина склонила над пострадавшим улыбающееся лицо и по-английски спросила: — Как вы себя чувствуете? Вы меня помните?

— Я вас всю жизнь буду помнить, — прошелестел Оуэн и сжался в комок, как будто его собирались бить.

— Да, у него сильный стресс, — авторитетно подтвердила Алина. — И на фоне этого стресса судороги. Посмотрите, как он скукожился. Мистер Оуэн, мы вас сейчас перенесем, не волнуйтесь.

— Нет, — заорал хозяин гостиницы, — Я сам, сам. От вас, русских, надо держаться далеко, очень далеко. Чем дальше, тем лучше. Не трогайте меня руками.

Алина хотела перевести, но я ее остановила, мне и так было понятно, о чем вопил Оуэн, как, впрочем, и всем остальным.

Глава 11

Вечером мы собрались неполным составом в столовой. К столу не спустилась Лиза и Богомолов. Лиза опять спала, а Богомолову, догадываюсь, было стыдно посмотреть нам в глаза. Ну да это и хорошо, может, не будет впредь так напиваться.

— Такое количество жратвы?! — воскликнул давно протрезвевший Зорькин — Это у нас что? Обед или ужин?

Если бы мы знали! Поди разбери, что у нас сейчас было: то ли запоздалый обед, то ли ранний ужин. Во всяком случае, на столе стояли и супница с бульоном, и какой-то запеченный рулет, подгоревший ростбиф, салат, масло и джем, который, как правило, в обед не подают.

За столом почти не разговаривали. Во-первых, мы все устали. Что не говори, а Алина нас утром изрядно потаскала по местным достопримечательностям.

Во-вторых, Ася и Саша пересели на разные концы стола, и каждый со своего места обижено косился друг на дружку. Полагаю, невеста устроила жениху грандиозный скандал за самоволку. Вполне возможно, Саша ей ответил, пошли выяснения отношений, и в итоге оба сидят, надувшись, как сычи, временами обмениваясь колючими взглядами.

И, в-третьих, час назад у всех был такой взрыв эмоций, что сейчас сил хватало лишь на то, чтобы удержать вилку в руке.

Поковырявшись в тарелках, не съев даже трети еды, мы пожелали друг другу «спокойной ночи» и отправились каждый в свою комнату. Поднимаясь по лестнице, я предложила Алине:

— Давай, завтра устроим свободный день? Мне кажется, люди устали. И вообще, на мой взгляд, ты переиграла саму себя, к чему такое количество страшилок? Была бы еще природа красивая, а так — голые поля. А дома? Самые обыкновенные, не дворцы, не замки. Не нравится мне здесь.

— Марина, но мы здесь только один день. Как можно судить по одному дню? Ты даже на кладбище не была! — возмутилась Алина.

— Алина, еще один такой день, и мы все окажемся на кладбище! — огрызнулась я и скрылась за дверью.

Надо же! Ей мало того, что Лиза едва на тот свет не отправилась, что Орешкину спасла только крепкая черепная коробка, что Богомолов не раздавил под собой хозяина гостиницы. И это только за один день! А впереди еще четыре.

Но у меня такой характер — долго злиться ни на кого не могу. Я полежала в постели, остыла, отдохнула и решила сходить проведать Алину. Наверное, она переживает, думает, как исправить положение?

А может, и не надо ничего исправлять? Ведь то, что сегодня кажется ужасным, завтра будет вспоминаться всего как веселый эпизод. Ну, напился товарищ, не смог вылезти с машины, потом упал, других сбил с ног. Ну и что? В кино над такими моментами смеются, а мы?

Другое дело — Орешкина! Но опять, как на все это посмотреть. Черепица слетела с гостиничной крыши, а раз так, то Оуэн должен нести полную ответственность за случившееся. Надо донести мою мысль до Алины. Пусть Оуэн оплатит моральный и физический ущерб. Проживание в гостинице нам влетело в копеечку, а удобств по большому счету никаких. В туалет даже надо ходить черт знает куда.

Я поднялась с кровати, решив, прежде чем навестить Алину, зайти в вышеупомянутое помещение. В коридоре я наткнулась на Зорькина, который занимался тем, что с серьезным видом посыпал полы мукой.

Или я, или он — одно из двух, кто-то из нас сошел с ума. Я с минутку понаблюдала, как Владимир Владимирович скрупулезно опустошает пакет, и пришла к выводу: со мной все в порядке, это у Зорькина в голове тараканы шебуршатся.

— Владимир Владимирович, а что вы делаете?

— Пытаюсь разобраться: настоящий призрак здесь бродит или фальшивый?

— А мука зачем?

— Это мел. Он мне позволит обнаружить любые отпечатки ног. Призрак — это бестелесная субстанция, он отпечатков не оставляет. А если нас разыгрывает кто-то вполне реальный, имеющий физическую оболочку, — следы обязательно останутся.

— А если кто-то ночью по малой нужде захочет? Что тогда? Вы спутаете шутника с нормальным человеком, которому просто приспичило?

— Тогда следы будут идти из комнаты в туалет и обратно.

— Понятно. А что у вас в другом мешочке? — Рядом с тем местом, которое Зорькин обильно посыпал мелом, лежал прозрачный полиэтиленовый пакет с какой-то штуковиной внутри.

— Это специальный прибор, кстати — мое изобретение, — гордо пояснил Зорькин. — Он способен улавливать и регистрировать малейшие электромагнитные колебания. Сейчас мел высыплю и настрою этот прибор на психическую энергию приведения. Хотите посмотреть?

— Нет, Владимир Владимирович, вы уж сами, я так устала, хочу ночью выспаться. Я сейчас в одно место сбегаю, а вы за мной мелком присыпьте, чтобы я картину эксперимента не исказила, — попросила я и сначала бочком, потом широкими шагами промчалась в туалет и обратно, в Алинину комнату.

Остаток вечера я просидела у подруг. Запасливая Степа достала допотопный кипятильник в виде спиральки, приготовила чай и выложила печенье, купленное в местном магазинчике. Мы очень душевно провели время. Выходя из комнаты, я вспомнила, что мы так и не спросили у Лизы, зачем она наглоталась лекарства.

— Алина, мы не узнали у Лизы, какое лекарство она принимала.

— Я спрашивала, — вместо Алины ответила Степа. — Мне показалось странным, с чего это ее так сморило. Первое, что мне пришло на ум — она выпила снотворное и не рассчитала дозу. Но Лиза сказала, что никакие лекарства она не принимала, и вообще, ее мать с детства приучила химией не злоупотреблять, разве что в редких случаях, когда температура высокая или горло болит. О наркотиках она и слышать не хочет. У меня создалось впечатление, что Лиза вполне нормальная девчонка. А почему она так вырубилась? Может, стресс? Все эти конкурсы красоты — чистая мясорубка. Две недели их готовят, учат ходить, спину держать, танцевать. И все это по двадцать часов в сутки. Потом сам конкурс — сплошные переживания. К этому добавьте перелет, переезд…

— Степа, ты правильно рассуждаешь, — перебила ее Алина. — Стресс, физическая усталость, но ты не в курсе, в ее крови все же нашли один препарат. А как он в нее попал… Странно.

— Странно, — повторила я. — Ладно, девчонки, я пошла спать, если что — будите.

Как только я сомкнула веки, сразу провалилась в глубокий сон. Но выспаться мне не удалось и в эту ночь. Наверное, само место внутренне настраивало меня не терять бдительности в любое время суток. Я проснулась от легкого постукивания в дверь. Не успев со сна испугаться, я спросила:

— Кто там?

— Марина Владимировна, это я, Богомолов, — зашептал в замочную скважину Федор Петрович. — Откройте.

— Федор Петрович, я сплю, — попробовала я отделаться от Богомолова.

— Тут такое дело… Выгляньте, посмотрите.

Мне пришлось вставать и тащиться к двери. В тусклом свете перед собой я увидела немыслимо бледное и перепуганное лицо Федора Петровича. Если бы он не сказал, что это он за дверью, я бы его не узнала. На фоне мертвенно белой кожи отливали синевой трясущиеся губы, волосы торчали в разные стороны, а глаза были выпучены, как у только что сваренного рака. Кстати, по цвету, они были такими же красными.

— Что с вами Федор Петрович? — спросила я, догадываясь, что у Богомолова наступил момент расплаты за изрядно выпитое количество спиртного. К сожалению, я ему ничем помочь не смогу, у меня нет ни пива, ни какого-другого спиртного.

Но речь, как оказалось, шла совсем об ином.

— Выгляньте в коридор, — Богомолов чуть не плакал. — Вы ее видите?

— Кого? — спросила я, прячась за дверью и совсем не собираясь показываться в неглиже перед Богомоловым.

— Женщину в Белом. Пожалуйста, Марина Владимировна, посмотрите, вы ее видите или у меня белая горячка?

Вначале я хотела подтвердить вариант белой горячки, но любопытство все же взяло верх, и я высунула свой любопытный нос в коридор. Примерно на том же месте, что и вчера, в конце коридора в белом одеянии колыхался призрак. Легкая накидка покрывала его с головы до ног, если, конечно, таковые имелись в наличии. Опять, как и вчера, появился ветер, он играл с накидкой, забирался под нее и надувал легкую ткань. Накидка топорщилась и приподнималась, а призрак становился объемнее и ужаснее.

Я посмотрела на обсыпанные мелом полы. Никаких следов, уходивших в глубь коридора, не было. Значит… Холодные мурашки пробежали по моей коже, и я крепко схватила Богомолова за руку.

— Вы видите, — по моему лицу догадался Федор Петрович. Как ни странно, тот факт, что я тоже увидела Женщину в Белом, его обрадовал. И он, почувствовав себя героем, а не алкоголиком, которому в пьяном угаре привиделись отплясывающие черти, погладил меня по руке и успокоил: — Не бойтесь, я с вами.

Мне от его слов спокойнее не стало.

— Надо разбудить Зорькина, — непослушными губами пролепетала я.

— Зорькина? Зачем Зорькина? — как индюк надулся Богомолов. — Я сам с ней справлюсь, — и, недолго думая, он снял с ноги увесистый башмак, сделал несколько шагов для разбега и запустил им в конец коридора.

Башмак набрал скорость, несколько раз в полете перевернулся и, достигнув белого балахона, впечатался в ту часть, которую в народе называют филейной. Привидение встрепенулось, взмахнуло рукавами, как раненная птица крыльями, ойкнуло, что-то добавило, конкретно что, мне разобрать не удалось, и, влипнув в стенку, испарилось.

— Я сделал ее! Я сделал! А-а-а! — завопил Богомолов и, продолжая орать, понесся в конец коридора.

Из-за всех дверей выглянули сонные лица, а Богомолов бегал взад-вперед по коридору, по ходу исполняя то цыганочку, то лезгинку. Он ликовал, как ребенок, которому три года назад обещали и вот наконец купили велосипед. Что он выкрикивал, никто понять не мог. Степа при виде его безудержной радости перекрестилась, Штурм покрутил пальцем у виска, Саша молча пожал плечами, мол, и не такое видел на практике в дурдоме.

Добиться чего-то от Богомолова в эти минуты было невозможно. Все обступили меня, и я вкратце изложила, как все произошло.

Зорькин, до которого в конце концов дошло, почему Богомолов словно ненормальный отплясывает на том самом месте, с которого испарилось привидение, схватился за голову.

— Следы! Вы стерли все следы! — только это он и мог сказать и, разочаровано махнув рукой, отправился в свою комнату.

Мне стало жалко Владимира Владимировича, я его догнала. Конечно, нехорошо получилось, он весь вечер готовился к встрече с приведением, тонким слоем покрывал мелом полы, а Богомолов запустил в призрак ботинком.

— Подождите, Владимир Владимирович, проверьте ваш приборчик, может, он что-то и зафиксировал.

— Что? — взвыл Зорькин. — Извержение вулкана? Синхронный всплеск паранойи в сумасшедшем доме? Массовый психоз на выступлении поп-звезды? Поймите, призрак материя тонкая, едва уловимая и едва различимая. Вам повезло, он вам открылся, а вы так грубо обрадовались ему. Так радуются только слоны сезону дождей после долгой засухи. Разве так можно? Взрослые люди, а … — не договорив, он скрылся за своей дверью.

Между тем все столпились в конце коридора. Штурм ощупывал стену, а остальные присутствующие выдвигали разные версии, куда мог исчезнуть призрак.

— Ничего не вижу. Стена как стена. Ни щелочки, ни дверцы. Зажигалка у кого-нибудь есть? Посветите.

Саша протянул одноразовую зажигалку, позаимствованную в местном пабе. Вспыхнул маленький огонек, но светлее от него не стало. Пламя дрожало, слепило глаза, но стена освещалась так же тускло, как и раньше.

— Надо завтра с утра все осмотреть, — постановил Штурм. — Сейчас все равно ничего разглядеть не удастся.

— Завтра так завтра, — согласились все и начали расходиться по комнатам.

— Подождите, а мой туфля? Как я буду ходить в одном ботинке? — напомнил о себе Богомолов. Он рыскал глазами по полу, но найти второй ботинок ему никак не удавалось. Такое впечатление, что он испарился на пару с привидением.

— Петрович, а зачем ты им швырялся? Теперь в твоем ботинке Женщина в Белом щеголять будет, — засмеялся Штурм. — Я бы на твоем месте и второй здесь оставил. Теперь он тебе без первого все равно не нужен.

В эту ночь я опять заснула под утро. Случай с приведением окончательно меня доконал. Я лежала на кровати, укутавшись одеялом, и думала, думала.

Что это все значит? Кто каждую ночь расхаживает по коридору в белом балахоне? Кто завывает в глиняном карьере? Почему на наших глазах свалился со стены портрет прежней хозяйки Роузхолла? Нас кто-то разыгрывает? Или Алина права — в Плакли живут настоящие приведения?

Странно, при всем при том, что я по жизни жуткая трусиха, в этот момент мне абсолютно не было страшно. Мне вдруг показалось, что все происходящее не более чем шоу, и мы в нем зрители, а раз так, то все должно закончиться благополучно. Должно…

Глава 12

Утром мы все, как один, проспали завтрак. Народ собрался за столом лишь к десяти часам. Спустилась даже выспавшаяся Лиза. Сегодня она не выглядела такой бледной, все-таки молодой организм быстро справляется с последствиями отравления. Проголодавшая более суток, она с аппетитом накинулась на традиционную английскую овсянку, которую, кстати сказать, все остальные проигнорировали.

Спустился в столовую и сияющий Богомолов. После прошедшей ночи он чувствовал себя героем, охотником за приведениями, профессионалом.

— Петрович, ты ботинок нашел? — улыбаясь, подначил Богомолова Штурм.

— Нашел, только какая-то зараза мне подошву подпалила, похоже, зажигалкой.

— Петрович, это происки призрака. За что ты даму ботинком да по ягодицам, — продолжал веселиться Иван.

Богомолов ничуть не смутился, а громогласно осведомился у Алины, он вообще всегда разговаривал громко, так что иной раз хотелось прикрыть ладонями уши, чтобы в один миг не оглохнуть:

— Алина Николаевна, кто у нас на очереди?

— А тебе этого приведения мало? — теперь уже захохотал Саша.

— Что? Какую очередь вы подразумеваете, Федор Петрович?

— Я хотел сказать, какое приведение вы нам сегодня покажите?

— Я приведения не показываю, — густо покраснев, смутилась Алина. — Я только вам показываю места, где они чаще всего появляются.

— Я как раз об этом и спрашиваю, что мы будем смотреть на этот раз?

— Мне бы хотелось, чтобы сегодня мы посетили местное кладбище и церковь святого Николая. Это не так далеко от гостиницы, поэтому прогулка будет не утомительной. Сбор перед входом через час.

Поскольку делать в гостинице было абсолютно нечего, мы поплелись с Алиной осматривать деревенское кладбище. Пошли все, кроме Орешкиной. Мне и Алине даже не пришлось придумывать какие-то причины, почему ей нельзя идти на экскурсию.

На помощь нам пришел Саша. Он как заправский врач напугал Лидию Федоровну предполагаемым сотрясением мозга, а также последствиями, которые могут возникнуть, если не соблюдать постельный режим, сменил ей на лбу лейкопластырь и уговорил посидеть денек другой на растительно-молочной диете.

Мы шли по хорошей асфальтированной дороге, никуда не торопясь. По пути Алина рассказала нам замечательную легенду о прекрасном призраке — Женщине в Красном.

Юная и прекрасная леди Деринг умерла в двенадцатом веке, разумеется, от любви — ее разлучили с возлюбленным. Разлуку девушка пережить не смогла. Ее погребли в роскошном платье с букетом алых роз в руках. Тело уложили в свинцовый гроб, тот в еще един гроб размером побольше, и так далее. Всего было семь свинцовых гробов. Последний гроб поместили в огромный дубовый сундук и захоронили в подземном склепе под церковью.

— И вот в течение восьми веков в лунную ночь на кладбище рядом с церковью святого Николая можно встретить призрак Женщины в Красном. Призрак бродит между могилами в поисках своего возлюбленного, но никак не может его отыскать, — закончила свой рассказ Алина.

— Красивая история, — согласился Богомолов. — Может, сходим ночью, поглядим?

— Нет, Федор Петрович, — ужаснулась я. Если судить по сегодняшней ночи, Богомолов может такой трамтарарам на кладбище устроить, что ни покойникам, ни жителям близлежащих домов мало не покажется. — Ночью кладбище охраняется сторожами, вас не пустят.

— Так мы же тихо, — взмолился осмелевший Богомолов.

— Вы тихо не можете, — пробурчал Зорькин.

— Нет, — категорично заявила Алина. — Нельзя ночью ходить по кладбищу, это неэтично.

Церковь на нас впечатления не произвела. Против наших родных соборов и церквей со сверкающими золотом куполами, настенными росписями, церковной утварью, украшенной драгоценными каменьями, католические и протестантские церквушки кажутся бедными и серыми.

Кладбище нам совсем не понравилось. Скромные надгробные камни и кресты, вытесанные из того же самого камня, что и плиты, — вот и вся убогая красота. Мы повздыхали, походили между крестами, почитали стертые временем надписи и засобирались в гостиницу.

И, наверное, эта экскурсия закончилась бы благополучно, если бы не Веня, не наш Веня Куропаткин. Он так проникся историей о Женщине в Красном, что решил поискать склеп, где она могла быть захоронена прекрасная леди.

Большая стрелка часов приближалась к единице, на обед опаздывать не хотелось, поэтому мы решили возвращаться обратно в гостиницу. Тут-то Степа и заметила, что Вени с нами нет. Мы хором позвали Куропаткина — никто не откликнулся. Я заволновалась — Веня не тот человек, чтобы самовольно удирать в пивбар или еще куда. К тому же он не из породы шутников, да и спрятаться на кладбище негде. Могил, по нашим меркам, немного, заросли кустов отсутствуют. Где он может быть?

Штурм сбегал в церковь — вдруг Веня решил еще раз взглянуть на бедное убранство церквушки?

— Нет его там, — разочаровано констатировал Иван, вернувшись.

— Это его Женщина в Красном заманила. Как пить дать, — заявил Богомолов. — Я же говорил, надо на нее облаву устроить.

— Федор Петрович, не до шуток, — прервала я Богомолова. — Давайте вспомним — кто, когда и где в последний раз видел Куропаткина?

— Мне кажется, он пошел к церкви, только не к центральному входу, а решил ее обойти вокруг, — отозвался Зуев.

— Пойдемте, проверим, — предложила Алина и устремилась в сторону церкви.

— Алина Николаевна, подождите, есть другой вариант, — вдогонку бросил Штурм. — Половина обыщет церковь снаружи и изнутри, а половина прочешет кладбище, вполне возможно — он по пути провалился в какую-нибудь яму.

Мы разделились на две группы. Саша, Ася, Степа и Зорькин цепью стали прочесывать кладбище. Я, Алина, Богомолов, Лиза, Штурм и Зуев с Мафусаилом направились к церквушке.

Когда до церковной стены оставалось несколько метров, Мафусаил как-то странно заскулил и поджал хвост.

— Он что-то чувствует, — сказала побледневшая Лиза и спряталась за широкую спину Штурма.

— Я тоже читала, животные способны ощущать присутствие приведений куда лучше, чем человек, — подтвердила Алина. — Был такой случай. В комнату, в которой часто видели призрак, запустили крысу, кошку и собаку. И что вы думаете? Собака повела себя точно так же, как Мафусаил.

— Алина, прекрати. Напомню, мы ищем Веню, а не Женщину в Красном, — ей-богу, надоели мне эти приведения.

Только я так сказала, как из-под земли до нас донесся приглушенный вой и чье-то тихое всхлипывание. Тут уж и я испугалась.

— Здесь кто-то есть.

— Она! Она самая, Женщина в Красном плачет по своему возлюбленному, — брякнула Алина и по православному обычаю перекрестилась.

Я наклонилась к зияющей рядом со стеной дыре, именно из нее исходили странные звуки.

— Кто здесь?

— Кто здесь….- отозвалось эхо, и следом мы услышали: — Я!

— Куропаткин, ты, что ли?

— Я. Я провалился, достаньте меня.

— Господи, зачем ты полез в яму? — осмелев, крикнула в дыру Алина.

— Я на гробик хотел посмотреть. Сама же говорила, Женщину в Красном похоронили под церковью.

— Ладно, чего зря болтать? Давайте извлекать Куропаткина из плена, — Штурм подошел к яме. — Веня, ты меня слышишь? Подойди сюда и дай руку.

— Не могу, я, когда падал, ногу вывихнул. Болит, не могу встать.

Штурм чертыхнулся, передал свою куртку Лизе и полез в дыру. Ничего не видя (внутри была кромешная темнота), мы, затаив дыхание, прислушивались к каждому звуку, который долетал к нам снизу. Сначала послышался жуткий грохот, очевидно, на пути Штурма возникло препятствие, потом до нас донесся его разъяренный голос. Он так четко сформулировал свою мысль, что лицо Лизы, девушки юной и неискушенной, залилось бордовой краской. А Богомолов, не вдаваясь в подробный перевод, кратко прокомментировал:

— Упал парень.

Вскоре над поверхностью земли показалась Венина голова, щедро присыпанная вековой пылью и паутиной. Но в целом Куропаткин испуганным не выглядел. Он счастливо улыбался и радовался ласковым лучам осеннего солнца:

— Хорошо-то как здесь!

— Ну, нашел гробик? — первое, что спросили мы.

— Нет, там одни камни и мусор, — разочаровано ответил Куропаткин.

— Ты давай, вылезай, археолог долбанный. Гробик ему захотелось посмотреть, — послышался снизу голос Штурма. Веня ойкнул, и, получив пинок от Ивана, не дожидаясь вторичного приглашения, поторопился вылезти.

Штурму досталось куда больше, чем Куропаткину. Падая, он умудрился порвать рубашку и изрядно поцарапать лицо. Увидев алую струйку, вытекающую из рассеченной брови, Лиза бросилась стирать кровь и грязь с лица героя.

— Ой, Иван, как же вас так угораздило? — причитала Марфина, касаясь платком кровоточащей брови. Ее белый накрахмаленный платок в одно мгновение превратился в грязную тряпочку.

— Ничего страшного, бывало и похуже, — скромно ответил Штурм, слегка морщась от боли.

У Вени оказалось сильное растяжение связок. Саша туго перевязал голень и предупредил, что лучше неделю на больную ногу вообще не наступать. Пришлось Зорькину и Богомолову хватать Куропаткина под руки и так с ним идти в гостиницу, а Зуеву с Мафусаилом бежать в местную аптеку за эластичными бинтами и костылем. Пока мы не спеша, ковыляли по дороге, Антон успел смотаться туда и обратно и перед гостиницей вручить Вене костыль. Теперь наш пострадавший мог самостоятельно прыгать на одной ноге, не обременяя своей персоной Богомолова и Зорькина.

Мистер Оуэн совсем не удивился, увидев хромого Куропаткина и перемазанного грязью и кровью Штурма. Он, очевидно, подумал, что склонность к повышенному травматизму у славян заложена в генах: им нравится падать, проваливаться в ямы и подставлять свои головы под осыпающуюся черепицу. Я не могла с ним не согласиться — последние три дня нас действительно преследовали сплошные напасти. Даже не могу дать точное определение нашей группе: то ли мы охотники за призраками, то ли мы жертвы обстоятельств.

Итак, когда мы доплелись до гостиницы, Оуэн стоял на ступеньках и печально смотрел на приближающуюся процессию, которая наполовину состояла из калек. Но и сам хозяин гостиницы выглядел не лучшим образом, его поясница была обвязана толстым шерстяным платком. Он то и дело морщился и потирал рукой больное место.

«Радикулит, — решила я, про себя посочувствовав Оуэну. — Надо же, как его прострелило или подстрелило…. Вот это номер!»

На следующий день большинством голосов мы уговорили Алину, не терзать больше местные достопримечательности и оставшиеся три дня провести в Лондоне, пускай не в самой лучшей гостинице, но с обязательным санузлом в номере и без какого-то либо намека на потусторонние силы.

Вы бы видели, какой радостью засветились глаза у мистера Оуэна, когда мы известили его о нашем желании покинуть деревенский отель. Он не стал возражать, вернул нам деньги за неизрасходованные дни и даже соорудил на дорогу сухой паек, при том что добираться нам до Лондона не дольше двух часов.

Два последних дня в столице туманного Альбиона прошли более-менее спокойно, если не считать двух случаев. Зуев с Мафусаилом опять потерялись, как Антон объяснил Орешкиной, Мафусаилу приспичило прогуляться по Бейкер-стрит.

Второй случай закончился очередным травматизмом. В супермаркете на Богомолова со стеллажа начали падать литровые бутылки с виски. Как его не раздавило под грудой стекла, до сих пор удивляюсь. Но вот парадокс — мужика преследует тотальное невезение, и каждый раз он выходит из передряг без единой царапины, зато те, кто по чистой случайности оказываются рядом, получают шишек сполна. На этот раз не повезло Асе. Богомолов успел отскочить, а ее задело осколком разбившейся бутылки. Пострадали не только брюки — стекло разрезало ткань и травмировало кожу, пришлось везти Асю в больницу и накладывать швы.

Глава 13

В аэропорту нас встречали родственники и телевизионная бригада. Эх, лучше бы Алина с ними и не договаривалась. Хотя чего теперь ее корить, она сама уже сто раз пожалела об этом. Еще будучи в Лондоне, мы договорились, что в зал родного аэропорта войдем в следующей очередности: сначала пойдут те, у кого ноги-руки целы, пускай телевизионщики снимают их счастливые лица, им повезло больше других. Затем — у кого повреждения незначительные: шишки, царапины, ушибы. Мелкий травматизм можно замаскировать умелым макияжем. В ход также пойдут шарфы и надвинутые на лицо кепки. Те же, кто возвращается на родину в гипсе, на костылях и с перевязанной головой будут замыкать нашу процессию, а еще лучше, если им удастся выйти через другие двери, дабы не смущать своим видом съемочную бригаду.

Я, конечно, волновалась сильно, ведь это было наше первое для телевидения интервью, оно же могло стать и последним. Представьте, если кто-то увидит, в каком виде возвращаются домой клиенты туристического агентства «Пилигрим», вряд ли кому-то еще захочется рискнуть своим здоровьем, а может, даже жизнью.

Но все обошлось, первой в зал вылетела Алина, переключив все внимание телевизионщиков на себя. Она блистала обаятельной улыбкой, хвалила Лондонскую погоду, когда не жарко и не холодно, а самое то для прогулок по живописным ландшафтам деревушки Плакли. Алина восторгалась историческими достопримечательностями старой доброй Англии и пела дифирамбы здоровой деревенской пище, имея в виду традиционную британскую овсянку, а также подгоревшийростбиф, которым мистер Оуэн угостил нас в последний вечер.

Пока Алина рассказывала, какое удовольствие получили наши клиенты от общения с тонкой материей местных призраков, наши покалеченные туристы благополучно просочились в зал к встречающим и были приняты, надо отметить, не без слез, в горячие объятья близких родственников.

Интервью длилось минут десять, не больше, затем телевизионщики свернули свою аппаратуру и, сухо простившись, посулили наше появление на экране в ближайшее время в передаче «Кое-что о многом».

Алина была довольная и слегка уставшая, все-таки хорошо выглядеть в телеобъективах — это работа и работа тяжелая, требующая огромного психологического напряжения. Сейчас она стояла, расслабившись и глупо улыбаясь вслед съемочной бригаде. Я застала ее врасплох, подошла из-за спины и тихо, чтобы никто не подслушал, спросила:

— Алина, а кто ночью по коридору в белом балахоне изображал приведение? Оуэн?

Она вздрогнула от неожиданности, обернулась, но, увидев меня, рассмеялась:

— Что, догадалась?

— Догадалась, когда Богомолов его башмаком треснул. Из коридора дверь в потайную комнату? А вой ночью это тоже работа хозяина гостиницы? — спросила я. Алина кивнула и хитро посмотрела на меня. — А портрет хозяйки Роузхолла и стоны на дне глиняного карьера?

— Марина, деньги делают все! Даже покойников из могилы поднимают, — не мучаясь угрызениями совести, ответила Алина. — Вам ведь было интересно? Было! Что еще нужно? Это бизнес!

На следующее утро мы с семьей решили никуда не торопиться. Была суббота. Аня по выходным дням не учится. Олег, истосковавшись по любимой жене, решил отложить деловые встречи на начало недели и весь день провести дома. Я наслаждалась домашним уютом, валялась в постели и рассказывала дочери об английской деревне. Степа жарила на кухне к завтраку блины, одним глазом поглядывая на экран телевизора. Бобби сидел рядом с плитой и караулил подгоревший блинчик. Все занимались своими делами, и никто никого не напрягал.

— Марина, — заорала с кухни Степа. — По телику нас показывают.

Я подхватилась с постели и бросилась на зов. Действительно, на экране по-киношному улыбалась Алина. Не смыкая губ, она настойчиво приглашала жителей города принять участие в самом замечательном, самом модном и самом уникальном проекте. Незабываемые встречи с приведениями, море романтических легенд и сказаний, прекрасная природа, чистейший воздух английской деревни и все такое обещала наивным телезрителям коварная Алина. За ее спиной стояли я, Степа, Богомолов и Зорькин, надежно укрыв за своими спинами остальных покалеченных членов нашей туристической группы.

— А ничего, правда, получилось? — вглядываясь в экран, сказала Степа. — Ни перевязанной головы Марфиной не видно, ни синяков на мадам Орешкиной.

— К сожалению, — продолжал вещать голос за кадром, — не все хорошо закончилось для некоторых участников уникального в своем роде туристического проекта.

— Неужели журналисты все-таки успели заснять на телекамеры гипс и повязки? — ужаснулась я, представив, какое количество насмешек последует в адрес «Пилигрима» после передачи.

— Федор Петрович Богомолов вчера вернулся из туристической поездки по Англии и в тот же вечер был убит в подъезде своего дома. Сейчас вы можете видеть счастливое лицо Федора Петровича в момент возвращения на Родину, — оператор остановил пленку, и теперь на экране сияло только увеличенное лицо Богомолова. — Этот снимок был сделан в восемь вечера, а через два часа человека не стало, убили владельца крупнейшей торговой сети «Сытый желудок». Что это? Очередное заказное убийство? Следствие ведется, не переключайте наш канал.

Минуты три мы молча пялились в экран, не веря в сказанное. Как же так? Вчера живой и здоровый, а сегодня труп? Разве такое бывает?

— Наверное, бывает, — прочитала мои мысли Степа. — А знаешь, что я тебе скажу? Его еще в Англии хотели убить.

— Степа, не надо. Убийством Богомолова будет заниматься полиция. Может быть, это обыкновенное ограбление. Мы ничего не знаем, — попыталась я остудить пыл доморощенного сыщика.

— Ну, нет. Подумай сама. Я тебе сейчас докажу, — Степа от волнения покраснела. Половник в ее руках задрожал, и часть теста пролилось мимо сковородки на плиту. Сразу противно запахло паленным. Я подошла к окну, широко распахнула створку окна и повысила голос:

— Степа, занимайся своим делом, пеки блины, а я ничего не хочу слушать об убийстве Богомолова. Поверь, мне очень жалко Федора Петровича, но его смерть не имеет к нам никакого отношения.

— А я и не хотела сказать, что убийство имеет конкретное отношение к нам. Я говорю, что его хотели убить еще в Лондоне.

— Хорошо, давай обсудим этот вопрос после завтрака, когда останемся вдвоем. Олег с Аней собирались ехать за покупками в магазин, уж не знаю, что Аня хотела с Олега выдавить, но их не будет достаточно долго, вот тогда и поговорим.

Остаться вдвоем нам со Степой так и не удалось. Не успела я закрыть за Олегом дверь, как примчалась Алина. Она заскочила в квартиру и тут же, тяжело дыша, упала в прихожей на стул. Похоже, всю дорогу от своего дома к моему она бежала. Со лба по покрасневшему лицу стекала капелька пота, она смахнула ее ладонью и, отдышавшись, наконец спросила:

— Слышали, Богомолова убили?

— Да, мы телевизор смотрим.

— И как вам новость?

— Несчастный случай, — ответила я.

— Несчастный случай?! Да ты что! Да… да, — Алина как рыба, выброшенная на берег, широко раскрывала рот, задыхаясь от возмущения. — Да его еще там преследовали.

— Алина, давай ты с этим заявлением пойдешь прямо на телевидение. Скажешь, так и так, в перечень услуг нашего агентства входят и услуги киллера. Класс! Да? Тогда в наш «Пилигрим» не то что не зайдут — десятой стороной обойдут. Ты этого хочешь? И вообще, с чего вы взяли, что Богомолова начали преследовать еще в Англии?

Алина обменялась взглядом со Степой. Ясно, сейчас они на пару будут меня просвещать. Мне ничего не оставалось делать, как пройти с ними в кухню и усесться за стол. Степа заботливо поставила передо мной кружку с горячим чаем и села напротив. Алина тоже села, загородив собой выход с кухни. Засада. Придется их выслушать.

— Кто начнет? Ты, Алина? Или ты, Степа. Я не тороплюсь и готова выслушать две версии.

— Марина, твоя ирония не уместна, — начала Алина. — Дело серьезное, и полиции с ним не справиться.

— Вот как?! Ну да это понятно, сколько раз уже так было. Топчутся на месте наши лучшие следственные кадры и не могут найти ни вора, ни убийцу. И вот появляемся мы, с блюдечком с голубой каемочкой, на котором раскрытое дело, или два, а то и три. Им звезды, а нам … Что, будем вспоминать?

— Какая ты злопамятная, — обиделась Алина. — Подумаешь, если один раз переночевала в «обезьяннике», то надо до конца жизни об этом помнить? В конце концов полиция выполняла свою работу.

— Ага, это ты так теперь говоришь, а тогда…

— Девочки, не ссорьтесь, — заговорила Степа. — Что было, то прошло. А Богомолова жалко!

— Степа, какие у тебя на руках факты? Никаких! Это показалось, то привиделось.

— Как это показалось?! — вспыхнула, словно спичка, всегда спокойная Степа. — Давай вспоминать. Первый день в Лондоне. На моих глазах Федор Петрович едва не оказался под колесами. В последнюю минуту Зорькин его выдернул из-под автобуса.

— Случайность. На минутку забыл, что в Англии левостороннее движение.

— Допустим, — продолжила Степа. — В первый вечер в Плакли Федор Петрович принес на ужин закуску и выпивку. Все знали, что он большой любитель пива, а в этот вечер пиво пила только Марфина, кстати, принесенное Богомоловым, а на следующее утро Лиза едва проснулась. Если бы эта доза снотворного попала бы в желудок Богомолова, смешалась с изрядной дозой спиртного, он был бы к утру на том свете.

— Ты хочешь сказать, лекарство было в пиве?

— Да.

— Ну и как оно туда попало?

— Очень просто. У меня дома есть такая открывалка, которая не деформирует крышку. Этой же открывалкой можно закрыть бутылку так, что никто не догадается, что ее вскрывали. Это один из вариантов.

— По-твоему, кто-то зашел в комнату и подменил бутылку?

— Или всыпал отраву в номере, — дополнила Алина, внимательно слушая Степины рассуждения.

— Да, — с благодарностью кивнула Степа. — И это мог сделать любой из нас.

— Любой, но не Марфина. Вряд ли бы она тогда стала пить это пиво.

— О! Ты уже стала соображать в нужном направлении, — похвалила меня Алина.

— Теперь случай с черепицей, — Степа сделала небольшую передышку. — Я специально осматривала крышу — вся черепица на месте.

— Ты что, лазила на крышу? — удивилась я Степиной прыти.

— Не на крышу, а на чердак, там есть слуховое окно. И если высунуться, крыша как на ладони.

— Тогда откуда взялась эта черепица?

— Оттуда же и взялась, ее выбросили из слухового окна, потому что оно расположено как раз над входом. А под ним находится комната Лизы, но, если вы помните, в это время с Марфиной находилась я.

— И никуда не выходила?

— Один раз в туалет, — смутилась Степа.

— Вот видишь, получается, и Лизу нельзя сбрасывать со счетов. Стоп, стоп, стоп. Не морочьте мне голову, — очнулась я и замахала руками. — Бред, форменный бред! Причем здесь Федор Петрович? Могу предположить, этим много килограммовым куском застывшей глины можно отправить на тот свет человека, и даже допускаю, что кто-то из баловства или по какой другой причине столкнул черепицу вниз, но пострадал не Богомолов, а Орешкина.

— Да, — подключилась к рассуждениям Алина. — Но когда черепица полетела вниз, в гостиницу должен был войти Богомолов. То есть, конечно, его должны были внести. Лидия Федоровна вылетела в последнюю секунду, оттолкнув от двери Зорькина, Богомолова и Сашу. Но по всем расчетам именно Богомолов должен был принять на себя удар.

— Притянуто за уши и неправдоподобно, — не согласилась я.

— А что ты скажешь о посыпавшихся со стеллажа бутылках? Между прочим, литровая бутылка виски весит полтора килограмма. А если она падает с двухметровой высоты — вариант беспроигрышный.

— Что я могу сказать? Тотальное невезение, — не сдавалась я.

— Нет, это просто неудачные попытки убрать Богомолова, — шла мне наперекор Степа. — Чувствую, мы можем найти убийцу. Это не профи.

— Киллер-дилетант. Да? — подначила я.

— Возможно.

— И кто он?

— Один из нас, — многозначительно изрекла Алина.

— Прекрасно! Просто великолепно! Ты? Я? Степа? А может быть Веня? Наш Веня Куропаткин осваивает новую профессию киллера. Киллер-стилист! Это звучит! — разошлась я. — Только зачем это ему нужно? Кстати, хороший вопрос.

Алина и Степа примолкли. Наверное, в эту минуту они представляли себе Куропаткина с оптической винтовкой в руках и в черной трикотажной маске с прорезями, закрывающей все лицо. Не знаю как у них, а у меня Веня в этот образ совсем не вписывался.

— Нельзя же так буквально относиться к словам, — внесла поправку Алина. — Конечно же, я не имела в виду нас четверых.

— Я могу сказать только за себя. Мне смерть Богомолова не нужна! — Этими словами я нисколько не удивила Алину и Степу. — А чтобы найти убийцу, нужно прежде всего выяснить, кому он мешал.

— Вот и я о том же, — радостно воскликнула Алина. — Мы это выясним, сопоставим факты, вычислим убийцу и … сотрем грязное пятно с репутации «Пилигрима».

— При чем здесь «Пилигрим»?

— Как при чем, а если бы Богомолова убили там, в Англии? Труп везти сюда. Здесь объясняться с вдовой и полицией, — Алина поежилась от одной только перспективы общения со следователями. — А слухи, от которых не отмоешься?

— Ладно, уговорили, — согласилась я. — Раз речь идет о репутации нашего агентства, можно и поискать убийцу.

Степа радостно потерла ладошки. Хотя ей, казалось бы, что? Агентство не ее. Так нет, начиталась в своей районной библиотеке романов о сыщиках и туда же, в частное расследование, как в омут с головой.

— Но предупреждаю, при малейшей опасности расследование закрываем. И забываем обо всем, как о страшном сне. Я, например, до сих пор считаю, мужику не повезло, нарвался на грабителей. Они его под горячую руку убили.

— А в передаче об ограблении не было сказано ни слова, — вспомнила Степа.

— То-то и оно, — многозначительно добавила Алина.

— Ладно, холмсы-ватсоны, как будем действовать?

— Предлагаю сходить на похороны и наведаться в головную контору сети «Сытый желудок», — предложила Степа.

— Правильно. Прежде всего, нам надо выяснить, кому мешал Богомолов?

— Вполне возможно — это происки конкурентов, — задумчиво произнесла Алина. — Или у него был компаньон. Им стало вдвоем тесно, — развивала свою мысль Алина, — тогда компаньон нанял убийцу.

— Хорошая версия. Но начнем, пожалуй, с вдовы Богомолова. Завтра втроем пойдем, выразим ей свои соболезнования и узнаем о дне похорон, а там уж, как карта ляжет.

— Заранее предупредим ее о нашем визите?

— Нет, зачем? Вдруг еще откажет. А так позвоним в дверь, не станет же она выслушивать соболезнования на пороге? Обязательно пригласит в дом.

— Марина, может, не будем дергать несчастную вдову, а проанализируем, у кого была возможность убить Богомолова, — настаивала на своем Степа. Вот ведь упертая дама.

— Степочка, мы не пойдем по легкому пути, — ответила Алина и в свойственной ей манере пояснила: — Мы от расследования получим кайф в полной мере. Мы соберем все ниточки воедино. Мы сплетем полотно из неоспоримых доказательств и выведем преступника на чистую воду. Мы положим конец криминальному беспределу. И сделаем это так красиво, что наши имена впишут в историю отечественной криминалистики.

— Надеюсь, что не посмертно, — остановила я Алинин монолог.

Степа же не отводила от нее глаз, восторженно впитывая каждое слово.

— Ой, Алиночка, как ты красиво говоришь, — воскликнула она. Я-то уже привыкла к пафосным речам Блиновой и не обращала на них никакого внимания, а вот моей родственнице слышать их доводилось редко. Но, по правде сказать, она немного потеряла.

Мы бы, наверное, еще болтали, строили версии и предположения, но в дверь настойчиво позвонили. Олег и Анюта вернулись из магазина, держа в руках многочисленные пакеты и свертки.

Алина тут же вспомнила, что и ей не мешало бы пополнить продовольственные запасы, а муж такой, что, кроме своих лабораторных крыс, никого не замечает: ни сына, ни жену. И ей бедненькой проходится самой бегать по магазинам, готовить еду и кормить этих двух бесполезных в домашнем хозяйстве мужчин.

Алина врала без зазрения совести, что называется для красного словца, поскольку десятилетний Санька давно убирает всю квартиру, а Вадим, Алинин муж, прекрасно готовит и делает это с удовольствием, когда, конечно, у него есть на то время. А отоваривается семья Блиновых раз в неделю или в две на оптовом рынке. Так что на Алиной совести — хлеб и пакет кефира, больше, как правило, она никаких продуктов в дом не приносит.

Глава 14

Следующим утром мы втроем стояли под дверью квартиры Богомолова. Чтобы наш визит не показался вдове Федора Петровича странным, все-таки мы были знакомы с покойным очень короткое время, Степа предложила «вернуть» Богомоловой набор открыток с видами Лондона, который он якобы дал нам посмотреть на время. Пришлось пожертвовать своими открытками.

Я, конечно, возражала: что странного в том, что мы хотим выразить соболезнование семье покойного? Зачем еще что-то приносить? Тем более свое. Но Алина и Степа все же уговорили меня.

— Тебе для дела открыток жалко? — давила на мою сознательность Алина.

— Понимаешь, — к Алине присоединилась Степа, — когда возвращаешь вещь, ранее принадлежавшую покойному, сразу производишь благоприятное впечатление на его вдову. Вроде как мог бы и зажать, ан нет — совесть не позволяет обидеть несчастную женщину.

— Чушь! Можно подумать, ей нужны мои открытки, — огрызнулась я, но напор был столь велик, что мне все же пришлось выложить на стол пакет с цветными фотографиями. Алина тут же его схватила и спрятала в свою сумку. Заметьте, в свою. Это чтобы я, значит, не передумала.

Итак, мы стояли на пороге квартиры. Перед тем как позвонить, Алина сунула мне в руки те самые открытки, кстати, достаточно дорогие. Дверь отворилась, на пороге стояла жена, то есть теперь уже вдова Богомолова. Узнать ее было нетрудно, именно она провожала Федора Петровича в аэропорту.

— Здравствуйте, — начала Алина, поскольку среди нас она самая болтливая, разговор ведет, как правило, она. — Вы жена Федора Петровича?

— Вдова, — поправила женщина и представилась. — Ольга Сергеевна. А вы, простите, кто?

— Ольга Сергеевна, мы ездили с вашим мужем по туристической путевке, а сегодня пришли выразить вам свое соболезнование, — Алина сделала плаксивое выражение лица. — И еще, Федор Петрович давал нам на время одну вещь. Вот, возьмите, — Степа толкнула меня под бок, и я нехотя протянула Ольге Сергеевне открытки.

— Извините, что вас держу на пороге, — спохватилась вдова. — Заходите. Феденьки еще нет дома, — от ее слов мне стало нехорошо. О чем это она? Наверное, от горя умом тронулась. Но Богомолова продолжила, и у меня отлегло на сердце. — Его только завтра из морга привезут, а похороны пройдут во вторник в двенадцать часов. Приходите.

Мы зашли в гостиную комнату, в убранстве которой превалировал стиль восьмидесятых годов: сверкающая радужным блеском люстра из чешского хрусталя, многочисленные вазочки, покрытые позолотой, картины в массивных золоченых рамах, тяжелая мягкая мебель. Этакая показная роскошь. Если честно, я не любительница подобных интерьеров, мне больше импонируют современные тенденции в убранстве комнат: простата и легкость. Но не стоит забывать, все-таки Федор Петрович был человеком другого поколения, к тому же торговым работником, взращенным на дефиците. Вероятнее всего, в те далекие времена он и начал коллекционировать предметы повышенного спроса прошлых лет: хрустальную муру, саксонский фарфор и прочую дорогостоящую дребедень.

Алина обвела взглядом комнату и скривила носик при виде сидящих в углу фарфоровых ротвейлеров, вылепленных в полный рост. Как раз таких огромных блестящих псин мы видели в магазине накануне отъезда в Англию. Стоят они бешеных денег, а красоты никакой, по крайней мере, с нашей с Алиной точки зрения. Любой бездомный пес смотрится куда симпатичней этих глиняных уродцев со стеклянными глазами. Я обменялась с Алиной взглядом, она смущенно улыбнулась Ольге Сергеевне и сказала:

— У вас очень мило.

Алина слукавила, вот Степе убранство комнаты понравилось, она восторженно осмотрелась и легко вздохнула, мол, ей так не жить.

— Да, все Федор Петрович собирал: и хрусталь, и картины, — ответила Ольга Сергеевна. — Все он подбирал, вещь к вещи. У него был отменный вкус. Я ведь сама сирота, выросла с бабушкой, родители умерли рано. И в искусстве мало разбираюсь. Даже не знаю, что мне теперь делать со всем этим. Не знаю… — Ольга Сергеевна задумалась, шевеля про себя губами, как будто и впрямь в эту минуту решала, куда сбыть фарфор, хрусталь и живопись.

Повисла неловкая пауза. От нечего делать я стала рассматривать картины. В основном это были пейзажи: лес, поле, тихая речушка, петляющая в камышах. Так, ничего особенного, на вернисажах местных художников можно подобрать картины и лучше вписывающиеся в интерьер. Лес и поля как-то плохо сочетались с забитым богемским стеклом и хрусталем сервантом. Если следовать стилю комнаты, сюда больше подошли бы жанровые картины прошлых веков из жизни знати.

Но все же одна картина мне понравилась. Она совершенно не вписывалась в интерьер и была выполнена в манере импрессионистов: яркая, сочная и очень живая. Пустынный пляж и бурная волна, набегающая на берег. Картина так меня взволновала, что я выдала стихи, не свои, конечно, чужие:

— «Это было у моря, где волна бирюзова, где ажурная пена и соната пажа».

— Вы что-то сказали? — не расслышала Богомолова.

— Нет, это не я сказала. Это Игорь Северянин.

— Кто-кто? Он тоже Федю знал? — переспросила Ольга Сергеевна.

— Нет, Федю не знал, — смутилась я и не стала объяснять хозяйке, кто такой Северянин, когда жил и когда он умер.

Мы опять замолчали. Ольга Сергеевна, казалось, думала о своем, Степа скользила взглядом по комнате, Алина соображала с чего бы начать разговор, а я исподтишка рассматривала вдову.

Она была намного младше Богомолова, ей было примерно около сорока или сорока пяти, а ему — под шестьдесят. Разница ощутимая. Лицо простое с минимумом косметики. Стрижка короткая, не уложенная феном и, я бы сказала, не аккуратная. Неужели Богомолов экономил на жене, и ей приходилось стричься во второсортных парикмахерских?

«Почему она волосы не красит? За две недели волосы совсем седыми стали. Да, горе не красит», — отметила я, вспоминая Ольгу Сергеевну в день проводов.

Я скользила взглядом сверху вниз. Лицо с невыразительными чертами лица, кожа слегка грубоватая, но все же хорошая, здоровая. Руки с широкими ладонями, деревенские. Ногти коротко постриженные без лака и какого-либо намека на маникюр. Да и сама кожа на руках шершавая с красным оттенком. Такая кожа бывает у людей, которым нравится возиться на приусадебном участке без перчаток.

Алине надоело сидеть молча, она первая прервала молчание:

— Мы, к сожалению, недолго были знакомы с Федором Петровичем. Он нам показался человеком тонкой душевной организации, его тянуло ко всему прекрасному, он ни одной экскурсии не пропустил, его интересовало все: местные достопримечательности, памятники архитектуры, легенды, сказания. Эти открытки с видами Лондона он купил на последние деньги в аэропорту.

«Как складно врет. Последние деньги он потратил на бутылку пива, если уж быть точными», — вспомнила я, но поправлять Алину не стала.

Ольга Сергеевна с трепетом взяла пачку с цветными фотографиями и, не проронив ни слова, стала их просматривать.

— Как несправедливо, умер такой хороший, светлый человек, — не останавливаясь, говорила Алина, и в этом я была с ней согласна. Богомолов был симпатичным и беззлобным, хотя временами и чрезмерно шумным. — Каким отморозком нужно быть, чтобы лишить жизни Федора Петровича? За что, спрашивается? — Алина повысила голос, а Ольга Сергеевна от неожиданности вздрогнула. — Нам его будет очень не хватать. Мы ведь хотели через неделю-другую встретиться группой, посидеть, поговорить, вспомнить. Но кто знал, что жизнь сама найдет повод для встречи? Ольга Сергеевна, а что говорит полиция по поводу убийства?

— Ограбление, самое обычное. В день его приезда лифт не работал, он стал подниматься на пятый этаж по лестнице, между четвертым и пятым этажами его ударили по голове, сильно, очень сильно, Федор скончался мгновенно, забрали деньги, пластиковые карточки и мобильный телефон. Я даже не знаю, сколько у него с собой было денег, — тяжело вздохнула вдова и вновь потянулась к фотографиям.

— Ольга Сергеевна, а вы верите в ограбление? — спросила Степа.

— Мне так в полиции сказали. У них больше версий никаких нет.

— Но ведь Федор Петрович был не простым человеком. Он являлся владельцем сети магазинов «Сытый желудок». Он определенно мог стоять кому-то поперек горла. А вдруг его убрали конкуренты или компаньоны?

— Компаньоны? — повторила следом Ольга Сергеевна. — Какие компаньоны?

— Я не знаю, но вы должны знать. У него были компаньоны?

— Не знаю…забыла… — задумчиво протянула Ольга Сергеевна, вдумываясь в слово «компаньон». — Меня муж никогда не вводил в курс своих дел. — Похоже, она действительно была далека от богомоловского бизнеса.

— Так вы не знаете, были ли у него компаньоны? — в свою очередь удивилась Алина. — Это непростительно. Вы понимаете, Ольга Сергеевна, если у Федора Петровича был компаньон или совладелец магазинов, вам придется туго. Люди сейчас ушлые, им человека обмануть — раз плюнуть, они не побрезгуют ни чем, и несчастную вдову обдерут как липку. Я бы на вашем месте заглянула бы в его деловые бумаги. Наверняка часть документов он хранил дома. Вы что-то о них знаете? — Ольга Сергеевна в ответ кивнула головой, тогда Алина спросила: — Федор Петрович завещание оставил? В его бумагах есть завещание?

— Не знаю, — не на шутку заволновалась Ольга Сергеевна. Ее лицо стало быстро покрываться красными пятнами. — Он ведь умирать не собирался.

— А наследники другие, кроме вас, у него есть? — продолжала допытываться Алина.

— Ой, что-то мне нехорошо. Я сейчас стараюсь не думать о том, что Федор умер. Я не могу никак свыкнуться с мыслью, что его с нами нет. Наследники? Слово-то, какое странное. Родители его давно умерли, про братьев и сестер я не слышала. Не знаю я, ни о каких наследниках. Только я.

— Вы уверены?

— Не знаю, — повторилась Богомолова.

— Федор Петрович, до вас был женат? — не останавливалась Алина.

— Не знаю, — тупо заладила Ольга Сергеевна.

— Как так? — каждый последующий вопрос Алина задавала все с большим удивлением. Посудите сами, с такой разницей в годах он мог быть женат трижды.

Ольга Сергеевна смутилась.

— Нет. По-моему, нет.

— Вы что, не знаете об этом точно?

«Интересно, она вообще в паспорт мужа заглядывала?» — теперь уже я поразилась.

— Видите ли, когда мы с ним познакомились, Федору Петровичу было уже за сорок, по паспорту он женат не был, по крайней мере, штамп там не стоял, но вы сами понимаете, мужчине сорок, а он холостой. Я его спрашивала, а он все отшучивался, мол, до меня все было понарошку. Да, я особенно и не допытывалась, зачем мне это? Главное, чтобы мне с ним хорошо было. Верно?

— Да, конечно. Извините, Ольга Сергеевна, что мы вам такие вопросы задаем. Нам пора. Мы обязательно придем на похороны, — я встала с дивана, моему примеру последовали Степа и Алина.

— Приходите, — тусклым голосом повторила приглашение Ольга Сергеевна и проводила нас к двери.

Глава 15

Мы топтались во дворе дома Богомолова и не торопились уходить.

— Как тебе вдова Федора Петровича? — спросила Алина, косо глянув на окна богомоловской квартиры. — Крайне интересная особа.

— Что тут можно сказать? Баба жила как у Христа за пазухой, ни во что не вмешивалась, ни во что не вникала и на мужнины похождения закрывала глаза. Это она не знает, об этом даже не догадывается. Я Богомолова только неделю знала, и то со стопроцентной уверенностью могу сказать — кобель и пьяница он был, будь здоров, — с долей нервозности произнесла Степа, тоже оглядываясь на светящиеся окна квартиры, из которой мы только что вышли.

За тонкой гардиной был виден силуэт Ольги Сергеевны, она стояла у окна и сверху смотрела на нас.

— Степа, о покойных не говорят плохо, — напомнила я. — То, что он был пьяница, я с тобой соглашусь, а вот первое твое утверждение должно быть подтверждено.

— Ты вспомни, как он Марфину глазами пожирал.

— А Штурм не пожирал? А Зорькин? Даже Саша, когда Ася отворачивалась, на Лизкины ноги заглядывался.

— Что я могу сказать, девчонки, все мужики — козлы, — поставила точку Алина. — Но вернемся к Богомоловой. Вы видели ее руки? Даже пилочкой ногти не подравняла. Мне кажется, она ленивая и неаккуратная. И уж очень простая.

— Ты имеешь в виду внешность или черты характера? У меня была подруга, — вспомнила Степа, — жена местного воротилы, владельца единственного в районе приличного магазина. Он ей лапши на уши навешает, будто идет на деловую встречу с поставщиками, а сам ночи напролет в карты играет или с друзьями пьет, а она сидит дома и ждет. А когда ей говорили, что видели ее муженька там-то и там-то, она неизменно отвечала: «Так ведь по делу!». Как будто гулять можно просто так и по делу.

— Степа, дело не в простоте, а в психологической защите, — сказала Алина.

— Чего? Какой такой защите? От себя, что ли?

— Да. Бывает, женщина сама выбирает такую политику невмешательства. Она знает, что ее муж весело проводит время и, чтобы себя не расстраивать, закрывает глаза и уши на его шалости. Вроде как внутри срабатывает предохранитель. Она не хочет травмировать свое самолюбие, а может быть, боится потерять мужа и сама заставляет себя верить в его невиновность.

— Ну и дура! Так нельзя! Когда мужик уверует в свою безнаказанность, он вообще может с цепи сорваться, — возмутилась незамужняя Степа.

— Мы говорим о разных вещах! Ты, Степа, непонятно почему завела разговор о мужском времяпрепровождении, а в данном случае речь идет о том, почему Ольга Сергеевна не вникала в богомоловский бизнес? — вернулась к теме Алина.

— Я вот тоже не влезаю в дела Олега, — призналась я.

— Еще бы! Кому доверять, как не моему племяннику.

— Не потому. Просто мне это неинтересно. Может, и Ольга Сергеевна скучает, когда речь заходит об оптовых поставках, колбасе и фруктах.

— Это твоя точка зрения, — перебила меня Алина, — а вот мне почему-то показалось, что Богомолова не в себе. Элементарной информации о муже не знает. Шутка ли, не знает, был ли он женат?

— Да это первое, что узнает женщина, знакомясь с мужчиной. А уж прежде чем выйти замуж, интересуется всей его подноготной, — сказала Степа и отвела в глаза в сторону, наверное, поэтому она так и не сходила ни разу замуж — подноготная женихов не нравилась.

— Здесь вы, девочки, правы, пофигизм вдовы к мужниному прошлому и наличию предыдущих браков меня тоже удивил. Но бог с ней, с Богомоловой, давайте сделаем так, — и я поделилась своей мыслью с подругами: — Завтра я пойду в «Пилигрим», там за наше отсутствие дел скопилось невпроворот, а ты, Алина, дама у нас представительная, голову сможешь заморочить любому, пойдешь в головной офис сети «Сытый желудок». Там уж действуй по обстоятельствам, тебе не впервой извлекать информацию из труднодоступных мест. О чем спрашивать, знаешь сама: конкуренты, компаньоны. Удели особое внимание, не было ли в последнее время скандалов публичных или таких, о которых на ушко шушукаются. Вдруг конфликт лежит на поверхности? И, кстати, вполне возможно, что подчиненные в курсе семейных тайн Богомолова.

— Если бы!

— Все может быть.

— А что делать мне? — подала голос Степа.

— Тебе? Посидишь дома и проанализируешь, кто из нашей группы мог быть причастен к убийству Богомолова. По-моему, это твоя версия, что его хотели убрать еще там? Вот и думай.

— Почему только Степина версия? Я тоже слоняюсь к этой точке зрения, — потянула на себя одеяло Алина.

— Вот и дерзайте, а я буду за вас отдуваться в «Пилигриме».

На следующее утро в «Пилигриме» царила тишина. Не было Алины — не кому было тарахтеть. Мы с Алёной мирно работали, не мешая друг другу. Она отвечала на телефонные звонки, а я сидела над листом бумаги с расчерченными на нем прямоугольниками.

А вдруг Степа права — там, в Англии, кто-то из своих хотел отправить Богомолова на тот свет? В Англии не получилось, а здесь вышло. Жалко Федора Петровича, жалко. Может быть, пока в нашем агентстве мертвый сезон, есть смысл пошевелить мозгами и вычислить, кому мешал добряк и эпикуреец Богомолов?

Я вновь уткнулась глазами в лист бумаги. В прямоугольники были вписаны фамилии наших клиентов, вернувшихся из поездки, и краткие о них сведения, в основном адреса и паспортные данные. К сожалению, справки с работы и из банка, мы у себя не храним — все передаем в визовый цент. И копий не оставляем. Поэтому род занятий я вписывала, лишь вспоминая то, что сами люди о себе говорили.

Что же получается? Наверняка я знала только, что Богомолов был владельцем сети «Сытый желудок», а Орешкина Лидия Федоровна имела статус пенсионерки. Веню, Степу и Алину я вообще в расчет не брала — свои. Вот и все! Остальных надо было проверять. Зорькин вроде говорил, что он физик, и работает в каком-то исследовательском институте. Зуев тоже научный сотрудник. Лиза, Ася, Саша и Штурм ничего о своей работе не упоминали. Хотя нет! Саша работает врачом-интерном. Где? Кажется, он называл пятую горбольницу. Кстати, элитная больница, там лечатся не последние люди нашего города, и попасть туда на работу не так-то и просто. Скорей всего у Саши есть влиятельные покровители, способные устроить его на работу в престижное лечебное учреждение.

Я продолжала думать: «Ну, будем мы знать, кто и кем работает. Что это нам даст? Наверное, немногое, хотя место работы проверить определенно стоит. К примеру, какая зарплата у Зорькина? Даже не берусь угадывать, но может статься, что в его академическом институте уже год жалование не платят. Откуда у него деньги на поездку? Дали заинтересованные лица?

Лиза та ладно, ей путевку подарили на конкурсе красоты, а кто спонсировал поездку Штурму? Кто он такой? То-то и оно! Надо все про всех узнать.

Если рассуждать логически, Алину, Степу и Веню можно отбросить сразу. Лиза Марфина сама пострадала. Ася с Сашей были увлечены лишь друг другом, к чему им Богомолов? Орешкина с Мафусаилом? Не смешите мои тапочки! Зуев? Да, как же! Антона так замучила Орешкина, что он скорей бы удушил ее голыми руками, чем покусился бы на жизнь Богомолова.

Остаются двое: красавчик Штурм, к месту сказать, о нем нам ничего не известно, и физик Зорькин. Владимир Владимирович вообще личность странная. За каким чертом ему понадобилось посыпать коридор мелом? Приведение еще приплел. Маловероятно, чтобы он, серьезный человек, реалист и тем более физик верил во всю эту чертовщину.

А если он посыпал коридор мелом для того, чтобы узнать, выходит ли Богомолов ночью в туалет? Ведь Зорькин жил в одной комнате со Штурмом и не мог круглосуточно контролировать Федора Петровича. Представьте, Богомолов идет ночью в туалет, падает на скользком полу, ударяется затылком о плиты, и — привет семье.

Или такой вариант — Зорькин надевает страшную маску, пугает Богомолова все в том же туалете, и тот умирает от разрыва сердца. По-моему, логично.

А вот еще один козырь против Владимира Владимировича — если бы Зорькина и Богомолова поселили в одной комнате, я думаю, первый нашел бы способ отправить на тот свет второго, подушкой или той же отравой, подсыпав ее в стакан с водой. Федор Петрович выпивает воду, и — спи спокойно, дорогой товарищ. Хотя, если хорошо подумать, Зорькину не нужны улики против себя. В этом случае он первый подозреваемый. Ему нужно, чтобы смерть выглядела как можно естественнее. Не в ту сторону повернул голову, перепутал лево с право — угодил под колеса. Только чистая случайность тогда спасла Богомолова — Зорькин увидел Степу и в последний момент выдернул Федора Петровича из-под колес автобуса. Кстати, и то злополучное пиво, которым отравилась Лиза, они покупали вместе. Сама видела, как все мужчины юркнули в пивной магазинчик. Вот именно — все!

А что у нас на Штурма имеется? Ничего, кроме того случая с черепицей — он один из всех мужчин, не считая Вени, в тот момент находился в гостинице, все остальные были снаружи. А если Зорькин настолько хитер, что рассчитал, когда слетит черепица. Как? Заходя в гостиницу, дернул за леску, за нитку, за что угодно — дистанционное устройство сработало, черепица полетела вниз и по всем расчетам должна была опуститься на голову Федору Петровичу, но тут вмещались силы небесные, и вместо Богомолова на крыльцо вылетела Орешкина, приняв удар на себя! В это, конечно, трудно поверить, но в жизни все возможно.

Значит, все-таки Зорькин? Мне кажется, он только прикидывается физиком. А как это узнать? Выследить куда он ходит на работу? Домашний адрес Зорькина у нас имеется. Поступим так: утром к его дому забрасываем Степу, она его сторожит и, если понадобится, провожает на работу. Так мы выясним, где работает наш физик. Думаю, ей понравится мое предложение — она спит и видит себя в роли миссис Марпл».

Своим появлением Алина прервала мои размышления. Она вихрем влетела в кабинет, на ходу бросила сумку на диван, следом опустилась сама и с довольным выражением лица вытянула вперед ноги, откинувшись на спинку.

— Что я узнала! Закачаешься! — с торжеством выпалила она. — У нашего Богомолова есть компаньон, вернее — компаньонка.

— Этого следовало ожидать, интрига налицо, — спокойным тоном остудила я пыл подруги. Аплодисментов она от меня не дождется — я тоже в ее отсутствие кое до чего додумалась.

— До Ольги Сергеевны он был женат! — выдала очередную новость Алина.

— И это мы предполагали.

— А знаешь — на ком?

— Нет, поскольку не знаю его окружения, но если бы знала, обязательно высказала бы свое предположение.

— На своей компаньонке!

— Это уже интересно. Кто же она такая?

— Лариса Мамонтова, хозяйка трех магазинов «Тугой кошелек», «Элитная обувь» и «Кожгалантерея». Надо отметить, очень дорогие магазины, я туда только для общего развития заскакиваю, — с сожаление отметила Алина. — А вот в сети магазинов «Сытый желудок» ей принадлежат двадцать пять процентов, остальные семьдесят пять — Богомолову. И тот, в свою очередь, являлся совладельцем магазинов бывшей жены, только там ему принадлежало всего двадцать процентов.

— Интересно получается.

— А я что говорю?

— И как это ты все раскопала? — восхитилась я проворством Алины.

— Подъехала в богомоловский офис. Там у них траурное шатание: все ходят, никто не работает, по хозяину слезы льют и уже на всю катушку поминают. Надо отдать должно, вспоминают как о душевном и порядочном человеке. При мне о нем никто плохого слова не сказал, только хорошее вспоминают. Я подсела к секретарше, слово за слово, она мне всю биографию Федора Петровича и выложила.

— А она тебе ничего не рассказывала, почему он развелся с первой женой и остался в компаньонах?

— А что в этом странного? Это, Марина, бизнес. Они разошлись, но остались друзьями.

— Что послужило причиной для развода?

— Понимаешь, Богомолов, как ты смогла заметить, человек безудержный в плане выпивки, а в молодости сох за женщинами. Мамонтова женщина самолюбивая, амбициозная, терпеть долго его хождения налево не стала. В итоге развод и девичья фамилия. Детей в браке они не завели, разбежались без обоюдных претензий, но связи между собой не теряли и даже дружили. Через несколько лет Богомолов женился, нашел себе женщину тихую, заботливую, которая ему безгранично доверяла. Когда началась приватизация, Богомолов открыл свой первый магазин. Так вышло, что на помещение, ремонт и оборудование денег у него хватило, а на закупку товара — нет. Он обратился за помощью к первой жене. Так Мамонтова стала компаньоном Богомолова. Потом был второй, третий магазины, сейчас их уже семь или восемь. Примерно по такой же схеме развивался и бизнес Ларисы.

— Алина, и что Ольга Сергеевна не знала о первой жене своего мужа?

— Могла и не знать. Секретарша говорила, что Ольга Сергеевна была в офисе мужа всего два раза и ни на одной презентации по поводу открытия нового магазина не присутствовала. То ли Федор Петрович стеснялся своей простенькой жены, то ли не хотел, чтобы она знала о его с каждым днем растущем капитале. Поди знай, что было у него на уме? Знаешь, когда человек один раз обжегся на разделе имущества при разводе, то в последующих браках он не афиширует свои закрома.

— А как ты думаешь, Мамонтовой была выгодна смерть Богомолова?

— Вот! Я как раз всю дорогу думала над этим вопросом. С одной стороны, как будто бы — нет. Семьдесят пять процентов акций переходят в руки чужой женщины, которая ничего не мыслит в бизнесе, и у которой может возникнуть стойкая неприязнь к бывшей жене покойного, то есть к Мамонтовой. При таких обстоятельствах может произойти все что угодно, вплоть до раздела торговой сети. Конечно же, Ларисе легче вести дела с бывшим мужем, с которым у нее сохранились хорошие отношения, чем с чужой бабой после его смерти. Но это с одной стороны. С другой же стороны, зная о том, что Ольга Сергеевна совершенно не вникала в бизнес своего мужа, Мамонтова может убить бывшего мужа, потом запудрить его вдове мозги и за бесценок выкупить ее долю.

— Красиво рассуждаешь. А для этого Мамонтова наняла киллера, но чтобы подозрения не упали на нее, отправила убийцу вместе с бывшим мужем по туристической путевке, — продолжила я мысль Алины. — Я слышала, есть такие убийцы-натуралисты. Они свои преступления обставляют как несчастный случай или естественную смерть.

— Похоже, именно с таким мы и имеем дело. И кто скажет после этого, что мы не гении? — самодовольно хмыкнула Алина.

— Да, но киллер почему-то в Англии не довел дело до конца. Что ему помешало? Неопытность? Стечение обстоятельств? Или Богомолов от рождения был такой везунчик, что неприятности от него отскакивали, как шарики для пинг-понга.

— Скажешь тоже! Мужика убили в подъезде собственного дома, а она — везунчик. Хотя, в чем-то ты права, труп сразу нашли и опознали.

— Ты, Алина, молодец, не зря ездила в «Сытый желудок». Но мне тоже есть, что тебе сказать. Я проанализировала наше пребывание на туманном Альбионе и пришла к выводу: претендентов на роль киллера двое. Зорькин и Штурм.

— Штурм, — сладко вздохнула Алина и закатила к потолку глаза. — Мистер Вселенная. Красив мерзавец. И, знаешь, он больше подходит на роль убийцы, чем этот заморыш Зорькин.

— А вот я другого мнения, — и я выложила перед Блиновой неоспоримые доказательства вины Владимира Владимировича Зорькина.

— Ну, не знаю, может ты и права, — скрипя сердце, согласилась со мной Алина.

— Завтра пойдем на похороны Богомолова, там присмотримся к Ларисе Мамонтовой. Хочется мне на нее посмотреть, если ты помнишь, я в людях никогда не ошибаюсь.

Алина с недоверием покосилась в мою сторону, ее заело мое самомнение:

— Скажешь тоже!

Но это истинная правда! Что ни скажу о человеке — все сбывается. Блинова абсолютно зря иронизирует.

— И еще. У меня есть подозрение, на кладбище обязательно придет убийца. Не зря же говорят, что убийц всегда тянет на место преступления, — добавила я.

Степа едва дождалась меня с работы. Она несколько раз звонила в «Пилигрим», но говорить по телефону о своих умозаключениях не хотела — только сглазу на глаз. Поэтому стоило мне перешагнуть порог дома, как ко мне бросились наперегонки сразу двое — Аня и Степа. Победила, конечно, молодость. Аня врезалась в меня со всего маху, едва не сбив мать с ног своей тридцатикилограммовой тушкой.

— Мамочка, мамочка, у нас сегодня к чаю пирожки с анашой, — восторженно вопил мой ребенок.

Я закашляла, сглотнула слюну и строго посмотрела на Степу.

— Это как понимать?

Степино лицо растянулось в блаженной улыбке. Только родственников-наркоманов в нашей семье не хватало.

— Мариночка, ничего подобного, — заверещала веселенькая Степа. Точно под кайфом! С чего бы ей тогда веселиться? — Я напекла рулетиков с маком.

— А это одно и тоже, — не унималась Аня. — Нам в школе рассказывали, анашу делают из мака.

— Кто рассказывал? Какой ужас! Наркодельцы уже младших школьников в свои сети отлавливают.

— Не наркодельцы, а Мариванна и директор школы.

— Еще хуже, теперь я на вашу Марью Ивановну не смогу пожаловаться директору школы — одна шайка-лейка.

— Мама, ты меня не слушаешь, у нас сегодня был открытый урок о влиянии наркотиков на молодой организм. Как под их действием молодой юноша или девушка превращаются в старых дебилов.

— Да, правильно. А при чем здесь анаша?

— Нам сказали, что анаша делается из мака, а гашиш, по-моему, из конопли.

— Верно, — подтвердила я и прикрыла рот рукой, не уверена, что в десять лет нужно знать из чего делается разная «дурь». — Надеюсь, вам не объясняли тонкости производства наркотиков? — и я вспомнила, как десять лет назад в одной молодежной газете была напечатана статья, в которой была дана не только классификация наркотиков, но и подробное описание технологического процесса производства одного из них.

— Нет, — фыркнула Анька и убежала.

— Ничего не скажешь, продвинутая школа. Они бы еще младших школьников на экскурсию в наркологический диспансер сводили. А ты чего веселишься? — спросила я Степу, которая все еще продолжала скалиться.

— Мариночка, я весь день думала.

— Рада за тебя. Такое, наверное, редко случается? — от усталости я начала хамить. Сама себя ненавижу в такие минуты. — Извини, пожалуйста, — тут же попросила я прощения.

— Да ничего, — не обиделась Степа. — Я знаю, кто охотился за Богомоловым.

— Кто? — я наиграно удивилась, мои брови приподнялись, отчего глаза стали круглыми как пуговки.

— У меня два варианта, — интриговала меня Степа. Вернее, думала, что интригует.

— И кто же? — приняла я ее игру.

— Это, это… — тянула с ответом Степа, наслаждаясь выражением моего лица.

— Это Зорькин, — не выдержала я.

Круглое лицо Степы вытянулось в овал. Она так на меня смотрела, будто я выкрала у нее мечту стать коллегой великого аналитика Холмса.

— Или Штурм, — последнее имя окончательно ее добило. Она сникла, обмякла и едва не заплакала от обиды. — Степочка, что с тобой? Не надо расстраиваться, так всегда было: ученые разных стран идут каждый своим путем, а открывают один закон. Например, закон Бойля- Мариотта или Гей-Люссака.

— Ага, Менделеева — Клапейрона.

— Вот видишь, и ты помнишь. Просто у меня выпала свободная минутка, — это была явная ложь, я почти целый день, до прихода Алины, ломала голову, кто подходит на роль убийцы. — И пришла к выводу — это или Зорькин, или Штурм. А ты как думаешь?

— Так же, — уныло ответила тетка и поплелась на кухню.

— Степа, постой. Так нельзя. Эту идею подкинула мне ты, я только ее немного развила, и мы вместе, повторяю, вместе пришли к единому выводу.

— Правда? А я думала, что уже ни на что не гожусь, — Степа повернула ко мне счастливое лицо.

— Если, честно, я хочу есть. Где твои пирожки с анашой?

Степа заметалась по кухне, выставляя на стол все, что приготовила за день: бульон куриный, голубцы, икру из баклажанов и, само собой, рулеты с маком.

— Степа, не торопись, я только съем один кусочек пирожка, а ужинать буду с Олегом.

— Олега не жди, он сегодня задержится, — поставила меня в известность Степа и добавила: — По делу.

— А почему сам мне не позвонил?

— Наверное, твой телефон был занят.

— У меня их несколько.

— Значит, все были заняты.

— Не нравятся мне эти дела в вечернее время, — в сердцах я отодвинула тарелку с рулетом на край стола, есть мне мгновенно расхотелось.

— Он задерживается по делу, — повторила Степа.

— Сама же рассказывала, какие дела могут быть у мужиков после работы.

— Марина, так ведь я рассказывала о наших, районных мужиках. А сейчас речь идет о моем племяннике.

— А он не такой как все? — ехидно спросила я.

— Конечно, не такой! — Степа стала в позу, защищая честь и достоинство любимого родственника.

— Ладно, бог с ним, без него спокойней. Вот послушай, что раскопала в конторе «Сытого желудка» Блинова, — и я вкратце пересказала Степе наш разговор с Алиной. — Завтра мы все пойдем на похороны. Присмотримся к толпе и в частности к Ларисе Мамонтовой. Мне многое пока не понятно в отношениях между Богомоловым и его первой женой.

— А как же Зорькин и Штурм?

— Я думаю, мы поручим Зорькина тебе: последишь за ним, выяснишь, где он работает, круг общения, короче, все, что удастся.

— Завтра приступать? — деловито спросила Степа.

— Завтра мы идем на похороны. Владимиром Владимировичем займешься послезавтра. Но нам еще надо изменить тебе внешность, чтобы Зорькин тебя не узнал.

— Мне? Внешность? — Степа испугано схватилась руками за лицо.

— Не бойся, это не больно. Заедем к Куропаткину. Он даст тебе паричок поносить, научит, как делать макияж. Знаешь, иной раз подкрасишься по-другому и сам себя не узнаешь.

— Я вообще не крашусь.

— Зря, Степа, зря. Стиль «а-ля-натурель» в моде только у девушек до пятнадцати лет и у бабушек после семидесяти пяти. Губы и ресницы нужно красить и не для кого-то, а, прежде всего, для себя, чтобы ненароком не испугаться своего изображения в зеркале.

— Ладно, я согласна.

Глава 16

В день похорон мы подошли к дому Богомолова как полагается — за час до выноса тела. Во дворе гудела толпа — Федор Петрович был известным в городе человеком. Все магазины сети «Сытый желудок» сегодня не работали — подчиненные хотели проститься с хозяином. Коллеги, многочисленные партнеры и поставщики так же были здесь. Мелькали знакомые лица из мэрии, обладминистрации, налоговой инспекции и санстанции. Не берусь посчитать, сколько человек пришло проводить Богомолова в последний путь.

— Людей-то! — воскликнула Степа. — У нас во всем поселке столько не будет.

— Сравнила ПГТ и областной центр. У нас область размером с Британские острова, — ответила Алина. — И жителей не меньше, чем во всей Англии.

— Кстати, об Англии, знакомых лиц не замечаешь?

Мы стали осторожно оглядываться вокруг. Вскоре в толпе мы отловили взглядом Сашу, потом чуть вдалеке «мисс Экстравагантность» Марфину, Зорькина и Штурма. Эти стояли втроем и о чем-то беседовали, надо думать, о покойном. У всей троицы были скорбные лица и гвоздики в руках, три одинаковых букета, перевязанные черными траурными ленточками.

— Как будто в одном магазине покупали, — отметила Степа.

— О! Тут мадам Орешкина, — воскликнула Алина. — Только она без Мафусаила.

— Как же так?

— Я думаю, чтобы не расстраивать пса. У пуделя психика тонкая, таким обилием народа можно легко ее травмировать. А вот и Антон Зуев, приближается к Лидии Федоровне. Она мило с ним щебечет. Интересно, о чем?

— Приглашает на работу в секретари, — предположила Степа. — А он, похоже, отказывается, — Антон действительно хмурился и отрицательно мотал головой.

— Все пришли, кроме Вени и Аси, но у них уважительные причины — ноги. У Аси швы еще не сняли, а Вене до сих пор больно наступать на ногу. Ему надо сходить в больницу, а он, дурачок, боится.

— Да, задача не упростилась. Марина, обрати внимание на ту женщину, — Алина толкнула меня в бок и зашептала на ухо: — По-моему, это и есть Мамонтова. И возраст сходится и комплекция. Именно так мне ее описали.

Рядом с входом в подъезд стояла высокая женщина плотного телосложения. На вид ей было лет пятьдесят пять или около того. В руках она держала огромный букет пурпурных роз. Не смотря на лишние килограммы, выглядела она очень элегантно, на ней был темно-серый дорогой костюм, который очень хорошо смотрелся в комплекте с черным ажурным платком, покрывающим хорошо причесанную голову. У женщины была гордая осанка, прямая спина и высокий бюст. Определенно в ней было что-то царственное. Время от времени к ней подходили люди и, склоняя головы, говорили какие-то слова, она коротко отвечала и иногда подносила платок к глазам.

— Да, это она. И многие относятся к ней как вдове, — ответила я Алине. — Интересно получается — покойник один, а вдовы две.

Из подъезда стали выходить люди с венками, появилась крышка гроба и, наконец, вынесли самого Богомолова. Сразу за гробом вышла во всем черном Ольга Сергеевна. Она не плакала, глаза ее были сухими, но неестественная бледность настораживала, казалось, что вдова в любую секунду может упасть в обморок. Ее под руку поддерживала медсестра, держа наготове ватку с нашатырем.

Минута молчания. Ольга Сергеевна коснулась губами лба Федора Петровича и кивнула головой. Шестеро мужчин подхватили гроб на плечи и понесли по улице. Процессия выстроилась в колону и прошествовала за гробом.

— Обрати внимание на Мамонтову, — Алина с удивлением смотрела в сторону экс-жены. Та, не стесняясь своих слез, ревела по-бабски, вытирая лицо платком. — Ничегошеньки не понимаю. Что означают эти слезы? Неужели так скорбит?

Я только пожала плечами. Если Лариса Мамонтова не причастна к смерти бывшего мужа, то, возможно, так оно и есть — до последнего дня он оставался для нее близким и любимым человеком. А если смерть Богомолова на ее совести, Мамонтова первостатейная лицемерка, и это не более чем слезы сытого крокодила. Ведь как заведено у этих рептилий? Съел жертву, а потом слезы ручьем, для улучшения процесса пищеварения.

— Завтра же пообщаюсь с этой дамочкой, — пообещала Алина. — Я выведу ее на чистую воду.

— Не сомневаюсь в твоих способностях.

На кладбище мы не поехали — решили навестить пострадавшего в поездке Веню Куропаткина. Он пребывал в своем салоне «Белла Донна». Сидел в кресле и с грустью наблюдал, как за окном кружатся желтые листья. Осень в этом году выдалась теплая и затяжная. Конец октября, в другие годы в это время уже снег срывался, а в этом деревья до сих пор стоят в золотом убранстве. Красота, как будто кто-то на небесах взял и зиму отменил.

— Веня, как ты себя чувствуешь?

— А, это вы? — отвлекся от миросозерцания парикмахер. — Плохо, очень плохо.

— Что плохо?

— Нога, все так же болит и немеет. И пальцы на больной ноге посинели.

— А чего же ты в больницу не идешь?

— Боюсь, могут отрезать.

— Вень, ты что чудишь? У тебя сильное растяжение, а с растяжением ноги не ампутируют, только туго перевязывают.

— А я что? Уже шестой день перевязанный до колена хожу. Сплю в повязке, ем в повязке, прыгаю в повязке на одной ноге, а нога никак не проходит, только хуже стало.

— Веня, а ты повязку менял?

— Нет, Саша так хорошо ее завязал. У меня и сил таких нет, чтобы себя так туго запеленать.

— Веня, срочно распутывай ногу, — потребовала я, вспомнив, что, когда Саша заматывал ногу Вене, бинта оказалось слишком много. Саша пожалел резать бинт, оказывается, здесь такой бинт большая редкость, какой-то суперсжимающийся, и забинтовал Венину ногу до колена, предупредив, что в Лондоне купит бинт попроще, а этот заберет себе. Но в Лондоне пострадала Ася, и, очевидно, он в суматохе забыл о Вене. Куропаткин все эти дни бинт не снимал, он у него сжимался, сжимался и сжался до такой степени, что пережал кровеносные сосуды. Кровь перестала поступать в Венину ногу, и теперь ему грозит страшная вещь — гангрена.

Веня тут же закатил брюки до колена и спешно стал витком за витком стаскивать с себя бинт, оголяя мертвенно-белую кожу. Кровь хлынула по сосудам, и нога постепенно стала приобретать естественный оттенок.

— Ой, пощипывает, — запищал Веня.

— Массируй ногу, массируй.

Степа бросилась помогать Куропаткину.

— А теперь попробуй пройтись.

Веня сделал несколько неуверенных шагов, поднялся с пятки на носок, присел, поднялся и с благодарностью посмотрел на нас:

— Я уже помирать собрался, а вы меня спасли.

— Глупый, ты молодой, тебе жить и жить.

— Богомолов тоже себя хорошо чувствовал, а его раз по голове, и нет мужика. Вы ходили на похороны?

— Только оттуда. Веня, а мы к тебе по делу.

— Ради вас, милые дамы, разобьюсь в лепешку, но любую вашу прихоть исполню. Заказывайте, что хотите: стрижку, перманент, укладку, — Веня шаркнул ножкой и жестом показал на свободное кресло.

— Веня, у нас к тебе просьба, — начала я, а Алина уже подталкивала упирающуюся Степу к креслу. — Сделай из нее нечто неузнаваемое.

— Сногсшибательное? Чтобы ни один мужчина не прошел мимо?

— Нет, как раз наоборот. Измени ее облик так, чтобы никто ее из знакомых не смог узнать и при этом внешность не бросалась бы в глаза. Сможешь?

— Спрашиваешь, я полтора года гримером в театре проработал, — Веня надменно посмотрел на меня.

— Не знала, оказывается, тебе, Венечка, цены нет, — Куропаткин купился на мою лесть и смущенно заулыбался.

— Цвет менять будем?

Степа испугано вжалась в кресло и замотала головой.

— Веня, подбери ей парик и научи краситься. Я думаю, этого будет достаточно, — выразила свою точку зрения Алина.

— А мои волосы нельзя оставить? — робко спросила Степа.

— Нет, — ответили мы хором и общими усилиями стали напяливать по очереди на ее голову парики.

— Давайте возьмем вот этот фасончик, — предложила Алина и натянула на мою скромную родственницу парик огнено-рыжего цвета с авангардной стрижкой.

— Нет, не пойдет, — отвергла я. — С таким цветом волос она слишком заметна.

— А что такого? Осень на дворе, игра красок. Желтый лист, красный лист. Рядом с кустом станет — с листвой сольется.

— А для лета мы попросили бы у Вени зеленый? Степа, выбирай ты. Какой тебе больше нравится?

— Этот, — она остановила свой взгляд на светло-пепельном каре, которое удивительно подходило к ее лицу.

— Считай, полдела сделали, — удовлетворенно сказал Веня, взял в руки косметическую палитру и ловкими, уверенными движениями начал наносить на Степино лицо макияж.

Слегка подкрасил ресницы, оттенил веки, подкорректировал линию бровей, немного нанес румян на щеки, покрыл губы прозрачным блеском. И вот и перед нами сидит уже не Степа, а незнакомая женщина, не красавица, но очень и очень симпатичная.

— Ты — кудесник! Маг! Волшебник! — заверещали мы с Алиной. Веня от удовольствия залился краской. — Степа, тебе обязательно нужно сделать такую стрижку. Ты себе нравишься?

— Нравлюсь. Только сколько это времени нужно перед зеркалом простоять, чтобы такую красоту навести?

— Дорогая моя, а как ты хотела? Красота требует жертв, — тоном школьной учительницы сказала Алина, нагло вытянула из кресла Степу и уселась в него сама. — Венечка, а теперь меня причеши по-быстрому, только не торопись, чтобы прическа до завтрашнего утра продержалась.

Куропаткин покорно взял в руки щетку и фен.

— Веня, у тебя обширная клиентура. Ты случайно ничего не знаешь о Ларисе Мамонтовой? — пришло мне в голову спросить об этом Куропаткина, и я попала в точку.

— Это моя клиентка. Лет пять с ее головой работаю.

— Веня, сведи нас с ней, — взмолилась я.

— Зачем она вам?

— Надо, очень надо.

— Она была первой женой Богомолова, — выболтала Алина.

— Как мир тесен. Ну и что? — Веня тщательно укладывал Алинины волосы и, казалось, не вникал в суть разговора. — Я-то вас могу с ней познакомить, только придумайте причину. Согласитесь, не могу же я ей сказать: «Две, нет, три дамы хотят с вами познакомиться, потому что хотят»? Она была женой Богомолова? — наконец до Вени дошел смысл Алининых слов.

— Да, первой женой. Они давно разошлись.

— Я, кажется, догадался, зачем она вам. Не знаю, не знаю. Лариса, конечно, человек сложный, но чтобы… Я вас познакомлю, но нужен повод, — опять пробубнил Куропаткин.

— Хорошо. Только что нам придумать?

— А если ты порекомендуешь нас как хороших массажисток или косметологов? — предложила Алина.

— Всех сразу? А из вас кто-нибудь умеет делать массаж или чистить лицо? — усмехнулся Веня.

— Ты прав, этот вариант не подходит.

— А допустим, мы хотим открыть магазин? Нам нужна консультация опытного человека. Веня, похлопочи за нас. А вдруг Мамонтова тебе не откажет и примет нас?

— Молодец, Степа. Скажешь, что мы ей не конкурентки, собираемся торговать по мелочам, хотя бы, чулками, но нужна консультация очень опытного человека, ну очень. Женщины падкие на лесть. Авось, Веня, она тебе не откажет? Можешь приплести, что мы твои родственницы, сестры. Звони, Веня, звони, — поторопила Куропаткина Алина, которая в эту минуту была даже готова пожертвовать своей прической.

— Нет, подожди, не звони, — остановила я Куропаткина.

— Зачем ждать? — Алина насупила брови, она бы прямо сейчас помчалась к Мамонтовой и устроила допрос с пристрастием.

— Сегодня были похороны, поминки, — пояснила я. — Она не захочет с нами разговаривать и пошлет к чертовой бабушке.

— Логично, — тяжело вздохнула Алина. — И когда?

— Не раньше, чем через два дня. Пусть придет в себя. А в эти два дня нам есть чем заняться, — я выразительно посмотрела на Степу. Она поняла меня с полуслова, кивнула и натянула парик на уши. Послышался легкий треск. — Степа, без фанатизма, нам надо вернуть Вене вещь в целости и сохранности.

Глава 17

Два дня наша мужественная Степанида провела в слежке за Зорькиным. Она приходила на пост к дому Владимира Владимировича ранним утром, когда даже дворники еще не шаркают жесткими метлами по асфальту. А уходила, только удостоверившись, что ее объект уже никуда не выйдет из квартиры, то есть поздним вечером, когда в его окнах гас свет.

Владимир Владимирович жил в однокомнатной квартире один, без жены и детей. Этот факт упрощал сбор сведений и одновременно его усложнял. Упрощал потому, что никто из близких Владимира Владимировича не мог засечь Степиного неотступного присутствия рядом с домом. Сам Зорькин не имел привычки оглядываться и искать кого-то по сторонам. А усложнял — будь он, Владимир Владимирович женат, Степа могла бы «случайно» познакомиться с его женой, войти в доверие и выпытать все необходимые нам сведения о трудовой деятельности ее мужа.

Первый день, проведенный Степой в засаде, ничего любопытного нам не принес. Владимир Владимирович выходил из дома в магазин, в химчистку и прачечную. Степа, как тень, следовала за ним повсюду. На службу Зорькин не ходил и ни с кем не встречался. Если допустить, что Владимир Владимирович действительно физик, он все еще мог быть в отпуске. В этом случае Степа со своей слежкой могла зависнуть надолго, пока не закончится отпуск.

Но нам повезло. Утром второго дня Зорькин в половине десятого вышел из подъезда и устремил свои стопы к автобусной остановке. На счастье, в этот день с утра моросил дождик, Степа, укрывшись зонтом, могла почти вплотную пробираться за Владимиром Владимировичем. Он сел автобус, она, поправив на голове парик, последовала его примеру. На третьей остановке они вышли. Зорькин направился к переходу, Степа решила немного отстать, чтобы увеличить дистанцию и не наступать на пятки объекту наблюдения. Как назло, когда она решила перейти следом за Зорькиным улицу, светофор поменял зеленый цвет на красный. Степа на пару минут застряла на полосатой зебре. За это время Владимир Владимирович зашел в какое-то здание. Степа вприпрыжку бросилась через дорогу, едва зажегся желтый свет. На доме, в котором укрылся, Зорькин значилось «Научно-исследовательский институт физики твердого тела». Надпись абсолютно не смутила нашу Степу, она не привыкла сворачивать с половины дороги — проверять так проверять. В конце концов Зорькин запросто мог заметить слежку и, таким образом, пытался спутать следы.

Степа отворила тяжелую дверь и смело вошла внутрь. На ее пути стоял турникет и будочка вахтера, внутри которой восседал седовласый дедок. Казалось, дед-вахтер был занят исключительно своим делом — он аппетитно прихлебывал горячий чай из красной кружки. Степа, с самого утра мокнущая под дождем, подумала, что и сама бы не отказалась от сладкого чая или кофе, такого горячего, который бы смог согреть ее оледеневшие внутренности. Сглотнув слюну, она кивнула деду, мол, свои, и с наглым выражением лица попыталась пройти сквозь турникет.

Не тут-то было! Степа толкнула вертушку, но та не повернулась ни на сантиметр. Толкнула сильнее — результата не последовало. Увы, отечественную науку оберегали так, как еще недавно охраняли Мавзолей. Обойти, пролезть снизу или перепрыгнуть сверху допотопный турникет не представлялось возможным. Она на секунду замерла в нерешительности, что же ей делать дальше?

Дед отвлекся от чая и с интересом наблюдал за Степиными мытарствами. Тогда она сделала два шага назад и предприняла третью попытку попасть за ограждение — с разгона направилась к вертушке. Продрогшая рука промахнулась мимо поручня, Степа больно ударилась животом о металлическую конструкцию, по инерции ее корпус занесло вперед, и она, проделав пируэт через голову, очутилась на территории закрытого научного заведения. Парик, слетев с головы, шлепнулся рядом.

Первой ее мыслью было: «Удалось!». Однако Степа рано радовалась. Она хотела сесть, но резкая боль в боку не дала ей подняться, болело так сильно, что слезы непроизвольно брызнули фонтаном из глаз.

— Сидеть! Кто такие? Куда идем? — спросил дед, не поленившись выйти из будки. Он ждал ответа, склонившись над распластанной на полу Степой.

А она, молча глотала слезы, и не могла сказать ни слова. Рука ее потянулась к парику, нашла и вернула на место. Парик сидел на голове криво, как шапка на новобранце, только этого Степа видеть никак не могла — зеркало было далеко, а чтобы в него посмотреть, надо было для начала встать с пола.

Дед хотел вызвать охрану, но, увидев, как женщина натуральным образом обливается слезами, как косметика ручьями стекает с ее лица, решил с охранной повременить.

— Ты куда шла? — жалостливо спросил он.

— Я в отдел кадров, — ответила Степа первое, что пришло на ум.

— Кадры в другом корпусе. Ты кто?

— Я эта… журналист, пишу об ученых. Этих … как их? — растеряно моргала Степа, продолжая лежать на полу. — О физиках!

— Понимаю, — дед помог Степе сесть. — Ну и пиши на здоровье. Чего на турникете кувыркаться? Я гляжу, тебе совсем плохо. Давай «скорую» вызову?

— Нет, мне нужно материалы для статьи насобирать, — страдальчески произнесла Степа.

— У тебя пропуск есть? С кем ты договаривалась?

— С Зорькиным, — врать приходилось с ходу.

— В последнее время о нем все говорят. Ничего не скажешь — голова. Недавно премию от правительства получил. Я позвоню, он спустится. Прости, но без пропуска не допущу. Да ты, пожалуй, и не дойдешь.

— Нет, пока не надо звонить, — испугалась Степа. Она не хотела, чтобы ее рассекретили раньше времени. — А вы лично знаете Зорькина Владимира Владимировича? Мне интересно, что о нем говорят близкие люди, сослуживцы, коллеги. Может, вы обрисуете его портрет?

Деду польстило, что его назвали коллегой Зорькина и тем самым причислили к интеллектуальной элите института. Он распрямил плечи и расцвел в довольной улыбке. Журналистка ему тоже понравилась. Надо же, какая ответственная — превозмогая боль, не забывает о статье для газеты, совсем как в старые добрые времена, когда прежде думали о Родине, а потом о себе.

Вахтер помог Степе переместиться с пола в свою будочку, напоил горячим чаем и выложил все, что знал о Зорькине, а потом подвел Степу к доске почета, на которой красовался портрет Владимира Владимировича. Теперь сомнений никаких не было — Зорькин ни за кого себя не выдавал, он на самом деле был физиком, кандидатом наук.

Увы, Степе лучше не становилось и вахтеру все же пришло вызвать «Скорую помощь». Степу отвезли в травматологическую больницу. Там ее просветили рентгеном и поставили диагноз. Падая через турникет, Степа умудрилась сломать два ребра. Полку калек прибыло. Поскольку при переломах ребер ни в гипс не закатывают, ни в больницу не госпитализируют, Степу отпустили и даже подбросили на «скорой» до нашего туристического агентства.

— Там Степу «неотложка» привезла, — с криком ворвалась в кабинет Алена. — Горе-то какое! На ней лица нет!

Мы с Алиной выскочили на порог «Пилигрима» и из рук врачей приняли пострадавшую Степу. Лица на ней действительно не было — слезами был смыт весь тщательно наложенный с утра грим.

— Доктор, что с ней? — запричитала Алина. — Скажите, насколько это серьезно?

— Это серьезно, но жить будет. У нее сломаны два ребра. Помощь оказана вовремя, рекомендации я выписал, — отчитался доктор, но уезжать не торопился.

— Спасибо вам и, пожалуйста, возьмите за труды, — я протянула доктору деньги.

— А сколько всего у человека ребер? — поинтересовалась Алёна.

— Двенадцать, так что ломайте на здоровье, — доктор спрятал в карман халата деньги и прыгнул в «скорую».

— Как же это тебя так угораздило?

Лежа на диване в кабинете, временами ойкая от боли, она рассказала нам, что Зорькин действительно ученый, и точно кандидат наук, работает двадцать лет в академическом институте физики твердого тела и деньги на путевку заработал честным путем, вся группа под его руководством получила большие премиальные за выполненную работу для какого-то нефтегазового концерна.

Не скрою, сведения, добытые Степой, нас слегка разочаровали, мы-то надеялись, что напали на след киллера, а получалось — Зорькин честный гражданин и на первый взгляд к смерти Богомолова никакого отношения не имеет.

— Кого теперь проверим? Штурма? — спросила Алина, выслушав подробный доклад Степаниды о проделанной работе.

— Штурма. Но поскольку есть шанс нарваться на истинного убийцу, пойдем вдвоем, — я с жалостью посмотрела на пострадавшую.

— А я? — Степа приподнялась на локтях. — Я завтра буду в норме. Нельзя вам идти вдвоем.

— Логично, — поддержала ее Алина. — За его красивой внешностью может скрываться бандитская личина. Не верю я этим красавчикам. Эх, сколько у меня их было, — Блинова на минутку замолчала, пересчитывая в уме особей мужского пола, чьи внешние данные были выше среднего. — Только все оказывались такими подлецами. В итоге я пришла к выводу — мужчину нужно любить не за красоту, а за поступки, красивые поступки.

— Как мудро, — в который раз восхитилась Степа Алиной жизненной позицией и добавила: — Так берете меня?

— Берем, будешь сидеть в машине и нас страховать.

Адрес Штурма у нас был, оставалась решить, каким путем мы будем идти к достижению цели: коротким или длинным?

Длинным — означало, что мы устанавливаем за Иваном слежку. От перспективы мокнуть под дождем, прятаться за деревьями и постоянно дрожать в ожидании, что тебя в любую секунду могут разоблачить, я замотала головой:

— Нет, не пойдет.

Тогда Алина предложила короткий вариант, по дерзости которому не было равных. Степа находится на улице, в машине, и ждет условного сигнала, а я и Алина поднимаемся в квартиру Штурма и нагло ему бросаем в лицо: «Штурм, вы убийца». От неожиданности он себя выдаст. Должен! После этого мы подаем Степе сигнал, допустим, задергиваем занавеску или переставляем цветок на окне. Дальше события развиваются следующим образом: Степа вызывает полицию, под тяжестью неоспоримых доказательств он признается в содеянном преступлении и называет нам имя заказчика преступления.

— Как вам мой план?

— А если он пошлет нас куда подальше? Что тогда? — вдруг засомневалась я.

— Как это пошлет? Подумай сама, убить Богомолова больше некому. Другой кандидатуры у нас нет.

— Раз так — операцию назначаем на завтра, на утро.

— Правильно, — одобрила Алина. — Возьмем его тепленьким, ранним утречком, со сна люди слабо соображают. Уверена, выдаст себя с потрохами.

Глава 18

На следующий день, в половине седьмого утра (раньше собраться у нас не получилось, и так пришлось подниматься ни свет ни зоря) мы с Алиной стояли под дверью квартиры Ивана Штурма. Степа осталась сидеть в машине, ждать нашего сигнала.

— Звони, — предложила Алина.

— Нет, лучше ты, — я отступила на шаг назад и взглядом подтолкнула Алину к действию.

Блинова протянула руку к звонку, на секунду замерла и силой вдавила палец в кнопку. Мы ожидали, что нам долго придется стоять под дверью и трезвонить, все-таки утро и довольно раннее, но открыли почти сразу.

Но пороге квартиры стоял Штурм и не из постели с заспанным лицом, а в полной боевой готовности: в спортивном костюме и кроссовках. Как это мы выпустили из виду, что такую спортивную фигуру нужно шлифовать ежедневно? Могли бы и догадаться — Штурм завзятый поклонник утренней пробежки, и сейчас для нее самое время.

Иван удивленно на нас посмотрел и отступил назад, пропуская в квартиру.

— Здравствуйте, Иван, — Алина безрадостно поздоровалась и из-под насупленных бровей посмотрела на Штурма. Ей этот взгляд удался с трудом — нелегко смотреть исподлобья, если приходится задирать голову вверх. У Ивана рост был где-то за метр восемьдесят пять, а у Алины, если мне не изменяет память, метр пятьдесят девять. Разница ощутимая.

— Здравствуйте, не ожидал вас увидеть, и так рано. Вот, собрался пробежаться по набережной, — обрадовался нам Штурм. Вот дурачок, он еще не знает, что мы пришли вывести его на чистую воду.

— Пробежку придется отложить, пройдемте в комнату, — сказала Алина тоном, не терпящим возражений.

— Может, в кухню? Я вас чаем угощу.

— Обойдемся без вашего чая, — грубо отвергла я приглашение.

— Как хотите, — ничего не понимая, ответил Штурм и стал пятиться в комнату.

Алина сделала шаг к Ивану, один, второй. Тяжело ступая на всю ступню и отчаянно топая, она загоняла врага в угол. Я страховала ее сзади.

«И откуда у нее появилась такая походка? Наверное, это своего рода метод психологического воздействия на противника, — оценила я тактику Алины. — Своим топаньем она окончательно выведет его из состояния душевного равновесия. Штурм начнет нервничать, делать ошибки и в итоге быстро расколется».

Иван заскочил в комнату. Алиной пыхтела и продолжала теснить его к окну, при этом не говорила ни слова, просто шла вперед, уничтожая Штурма взглядом. Она переигрывала и тянула время. Даже мне показалось — пора уже что-нибудь сказать из того, что нами было тщательно отрепетировано.

Штурм уперся филейной частью в подоконник. На секунду он отвернулся от нас, отдернул занавеску и посмотрел вниз.

«Ничего у вас, Иван, не выйдет — четвертый этаж, высоко прыгать, — подумала я, радуясь тому, что враг в полной растерянности собрался бежать. — Сейчас его можно брать голыми руками».

— Что, собственно, происходит? — наконец пришел в себя Штурм.

Алина тут же выложила нашу «заготовку»:

— Штурм, вы ничтожество. Вы убийца! Кому служите? Чьим идеалам поклоняетесь? Американским гангстерам? Или отечественным отморозкам? За сколько вы согласились убить Богомолова? Отвечайте! И не делайте опрометчивых поступков. Дом окружен, вам никуда не смыться. На окно можете даже не поглядывать. Пока вы нам не ответите на все вопросы, вы отсюда не выйдете. В ваших интересах говорить только чистую правду. Суд учтет помощь следствию и, может быть, скостит вам пару лет. Вопрос первый — за что вы убили Богомолова?

Если бы у Штурма были волосы на голове подлиннее, а у него была очень короткая стрижка, мы бы увидели, как они стали дыбом и заколыхались от необузданной дрожи. Глаза вылезли из орбит, радужная оболочка потемнела и стала не голубой, а темно-серой, рот мучительно исказился, губы затряслись.

Примерно с минуту мы наслаждались реакцией Штурма на Алинину обвинительную речь. Кратко, четко, метко. Лучше не скажешь. Блинова ликовала, ее лицо просветлело и засветилось от счастья. У врага сдали нервы. Как все просто получилось! Сейчас он начнет каяться!

Между тем Иван продолжал трястись. Мелкая дрожь набирала силу подобно цунами, которое из малюсенькой волны превращается в мощную стихию, сметающую все на своем пути. Плечи дрожали все чаще и чаще, он запрокидывал голову назад, наклонялся вперед, хватался сильными руками за живот, и крепко сжимал рот, сдерживая себя, как будто что-то могучее распирало его изнутри и пыталось вырваться наружу. Фильм «Чужие» помните? С ним происходило нечто подобное. Я приготовилась к тому, что сейчас его красивая оболочка разорвется на мелкие кусочки, а под ней окажется противный сколький тип с рожей серийного маньяка. Хиленький, с жидкими слипшимися волосенками и поросячьими глазками.

Но все произошло иначе. Из мощной груди Штурма вылетел громоподобный, раскатистый смех. Иван смеялся, долго, искренне и с удовольствием. Звенели стекла в хлипкой раме, колыхались тонкие гардины, люстра и та, словно маятник, качалась туда-сюда.

Мы переглянулись с Алиной. Обидно. В присутствии дам и так себя вести. Может быть, у него на нервной почве истерический припадок? Да, скорей всего так оно и есть. На всякий случай мы сделали шаг назад, по направлению к двери, мало ли что придет на ум человеку с искореженной психикой.

Штурм сцепил пальцы замком, вытянул вперед руки и хрустнул косточками, как бы разминаясь. Потом кулаком правой руки несколько раз ударил о ладонь левой. От этого движения нам стало совсем плохо. В кино часто показывают этот жест, так делают перед тем, как набить кому-то морду. В данном случае этими «кто-то» могли быть только мы.

Мы отступили еще на два шага, намереваясь развернуться и бежать к двери.

— Куда вы, Алина Николаевна, Марина Владимировна? — Штурм продолжал булькать от смеха, проглатывая слова, но понять его все же было можно. — Кем вы меня назвали? Убийцей? Ха-ха-ха. Интересно. Да, мне приходилось держать в руках оружие, но при чем здесь Богомолов, которого шлепнули кирпичом по голове? Прости господи, что я так о покойном, но это не мой стиль. Скажите, дамы, сегодня в городе никакой диверсии на химзаводе не было? Может, какой выброс галлюцинагенного вещества в окружающую среду произошел? У вас головы, часом, не болят? Признайтесь, может, вы спешили на прием психиатру, да перепутали адрес?

— Гражданин Штурм, прекратите ваши шуточки, — обиделась Алина. — В камере шутить будете.

— Где? — опять подавился смехом Штурм. — По-моему, это вы шутите и довольно глупо, если разобраться.

— Мы разберемся, обязательно разберемся, но только в другом месте, — Алина наклонилась ко мне и прошептала на ухо: — Марина, надо подать Степе сигнал, но только чтобы этот бандюган не заметил.

— Как? Он стоит у окна, — в свою очередь зашептала я. — Он меня схватит и, как курице, голову свернет. Посмотри, какие ручищи! Как я этих рук раньше не замечала? Ой! А рожа-то, рожа! Как он мог нам раньше нравиться? Отморозок.

— Марина, надо его отвлечь и проползти к окну, через дверь нам не выбраться.

— Где больше двух, говорят вслух! Помните, детскую поговорку? О чем вы шепчетесь? — весело спросил Штурм. — А? И я хочу знать.

Он над нами измывался и совсем не боялся. Хотя чего ему бояться? Мы всего лишь слабые женщины, которым пришла в голову неудачная мысль, более того, идиотская, потягаться силами с матерым убийцей. Теперь одна надежда на Степу, надеюсь, она догадается вызвать подкрепление. Лишь бы только не было слишком поздно. Эх, какие же мы дуры! Надо было оговорить время. Нет нас больше пятнадцати минут — вызывай ОМОН. А то занавеска, цветок! Детский сад. К этому цветку еще доползти надо. Кстати, у Штурма на подоконнике никаких цветов нет. Что же делать? Извечный вопрос русской интеллигенции: «Что делать?»

Мы стояли, пялились на Ивана и лихорадочно соображали, как нам выбраться из квартиры пускай с незначительными увечьями, но живыми. Как назло ни одна умная мысль в наши головы не заворачивала. Просто бойкот какой-то! А ведь и я, и Алина считаем себя неглупыми, коэффициент интеллекта выше среднего и у меня, и у нее. Сами проверяли. И так вляпаться! Видать, черт попутал! Сочли, что можем карать виновных, и тут же были сами наказаны провидением. И правильно! Нельзя зарываться — у каждого на земле свое предназначение. Испокон веков женщины занимались домом, детьми, а мы… Куда нас понесло? И что будет с нашими детьми?

— Так мы пойдем? — подала голос Алина.

— Куда? — наиграно удивился Иван. — Вы хотели что-то узнать, как я понимаю? Неужто передумали? Нет, я не согласен! Только начала завязываться беседа, а вы уходите… Так рано.

Штурм стоял спиной к окну и не заметил, как за стеклом промелькнула чья-то тень, потом вторая, третья. Снаружи на тросах болтались люди с автоматами наперевес, заглядывали в окно и подавали нам какие-то знаки. Но от страха наш мозг был парализован, мы стояли как два каменных изваяния, не понимая, по чью душу пришли эти люди, да еще таким странным способом, через окно.

Иван сделал в нашу сторону шаг. И это было его ошибкой — в ту же секунду стекло разбилось, осколки посыпались на пол и через оконный проем в комнату стали впрыгивать люди в бронежилетах и в черных масках с прорезями для глаз. От ужаса, что нас могут замочить, не разобравшись, кто есть кто, я зажмурила глаза.

А когда их раскрыла, Иван стоял лицом к стене, ноги на ширине плеч, руки за спиной, запястья в наручниках. Очень популярная стойка у представителей правоохранительных органов. Я имею в виду не самих служителей закона, а лишь их подопечных.

— Ребята, я свой, — стонал Иван.

«Кто ж тебе поверит?» — подумала я и не ошиблась.

— Тамбовский волк тебе свой, — ответил один из бронежилетов.

За моей спиной заверещала Степа:

— Все в порядке? Вы так быстро его раскололи! Я чуть было не проворонила ваш сигнал, только зашли в квартиру и сразу знак подали. Вот это работа! Учитесь, — сказала она бронежилету.

Я с удивлением посмотрела на Алину. Какой сигнал? Мы стояли на месте и ничего не делали, только собирались…

— Он отдернул занавеску, — наконец посетило меня озарение. — Ха! Сам в мышеловку прыгнул.

— Хороша мышка, на сто кило потянет. Как приятно смотреть на этого бандюгана, распластанного по стенке, — прошипела Алина. — Просто душа радуется.

— Он вам все рассказал? — От нетерпения Степа подпрыгивала на месте, забыв о переломанных ребрах. Парик сбился набок, оголив ухо и клок натуральных волос, но маскировка ей была уже не к чему — враг стоял в наручниках.

— Прекратите балаган, — Штурм стал возмущаться интенсивнее. — Вам что, трудно проверить документы? Снимите со стула пиджак и возьмите во внутреннем кармане удостоверение.

Его послушались, один из мужчин подошел к одежде и выудил из кармана красненькую «ксиву». У меня как-то неприятно похолодело внутри и засосало под ложечкой. Неужели опять промашка? И судя по всему — какая!

Штурм отлип от стенки. С рук сняли наручники и принесли извинения:

— Извините, товарищ капитан, вышло недоразумение.

Я ничего не понимала: совсем недавно Штурм был тамбовским волком, а сейчас — товарищем, и к тому же капитаном.

— Вот эта дама позвонила, сказала, что ее подруг взял в заложники известный киллер, — оправдывался все тот же бронежилет, указывая на Степу. — Переговоры с ним бесполезны, она якобы уже просила, поэтому только захват штурмом. Ой, извините за тавтологию, Иван Андреевич. Мы сейчас этих дамочек с собой заберем, чтобы им впредь было неповадно шутить с уважаемыми людьми.

Степа стояла в сторонке красная, как перезревший помидор. Ой, как бы ее, а вместе с ней и нас менты за ложный вызов на томат не перекрутили.

— За что, гражданин начальник? — очнулась Алина. — Кто же знал, что он капитан? Мы думали, он убийца. Ошибка вышла. Мы бдительность проявили, а нас наказывать? Простите нас, мы больше не будем.

— Если позволите, я сам с ними разберусь, — проявив неслыханное благородство, вступился за нас Штурм.

Долго уговаривать ОМОН не пришлось, со словами:

— Ну, если вы к ним претензий не имеете, мы поедем, — бронежилеты отдали нас на поруки Ивану.

Глава 19

— Иван, а вы, правда, капитан, — спросила Алина, как только мы остались вчетвером.

— Правда, капитан службы госбезопасности.

— Ой, а у меня знакомый генерал в вашем ведомстве работает.

Сколько я знаю Алину, она всегда кичилась знакомствами.

— У меня тоже, — нашелся с ответом Штурм. — Вот что, на пробежку я опоздал, на службу мне через час — есть время попить чая. Не возражаете?

— Нет, — мы были рады, что Штурм не держал на нас зла, и как стадо провинившихся коз побрели вслед за хозяином на кухню.

На столе мигом возникли блюдца, чашки, коробка с пакетиками чая.

— Как будто чего-то не хватает? — Иван посмотрел на не слишком щедрый стол и достал из холодильника мед, и печенье.

— Один живете? — догадалась Степа. — Кто же мед в холодильник хранит? Он и так два года может стоять и не испортится.

— Да? А я не знал, и потом надо же что-то в холодильнике держать? Я дома ничего не готовлю. Утром чай или кофе. Обед на службе. Ужин, где придется.

— Может, вам приготовить обед? — подхватилась Степа.

Я ревниво скосилась на тетку: «Одно дело — мы с Олегом, но зачем раскармливать постороннего мужика? Ой, Степа, Степа. Замуж тебе надо, тогда не будешь хвататься за чужие сковородки и кастрюли».

— Нет, — остудил пыл моей незамужней родственницы Штурм. — Лучше расскажите, как вас угораздило такой цирк устроить?

— Да уж, — выдохнула я. — Вы не сердитесь на нас, пожалуйста. Дело вот в чем, — и рассказала ему, как мы связали смерть Богомолова и те неприятности, которые происходили с нами на каждом шагу в Англии.

— А на меня почему подумали? — спросил он.

Пришлось объяснять и это:

— Помните, когда на Орешкину слетела с крыши черепица? Вы тогда были единственный в доме среди мужчин.

— Ну и что? Если хотите, я могу вам объяснить, почему я в это время был в гостинице, а не со всеми. Работа с клиентом проведена, утечка информации предотвращена. Теперь этот деятель от науки не то что не будет искать, кому можно продать секретную информацию, но и саму мысль о продаже будет гнать как бешеную собаку.

— Вы о чем, Иван, или о ком?

— Я? О Зуеве. О несостоявшемся предателе Родины, — громко возвестил нас Штурм.

— О ком, о ком? — не поверили мы.

— Об Антоне Алексеевиче Зуеве. Если вы в курсе, то должны знать, Зуев работает в институте микробиологии при академии наук.

— Он что, работает в одном институте с моим мужем? — удивилась Блинова. — А я не знала.

— Так вот, — продолжил Иван. — Два месяца назад мы засекли в Интернете одно анонимное объявление примерно такого содержания: «Опытным путем найдено лекарство чрезвычайно эффективное против ряда болезней, которые ранее не поддавались излечению (перечень болезней прилагался). Продам формулу, дорого. Ищу выход на иностранного покупателя». Мы, разумеется, вычислили, кто давал это объявление. Наивно? Да, но надо проверить. Оказалось, Зуев очень перспективный ученый, и будет жаль, если страна потеряет такой талант. Поставили задачу — поймать его на горячем, выбить всякую дурь из головы и склонить к сотрудничеству на тот случай, если он не один такой. Установили слежку. Выяснилось, что Зуев собирается за рубеж. Я был командирован в качестве туриста, дабы предотвратить контакт с иностранным покупателем.

— А просто так нельзя его было не пустить? — спросила Степа, не понимая, зачем нужен был этот спектакль.

— Во-первых, у нас теперь демократическая страна, и выезд свободный. Во- вторых, подошла моя очередь на загранкомандировку. А что здесь такого? Деньги в нашем ведомстве есть, почему не совместить приятное с полезным.

— А как вы узнали, что Зуев собрался именно в Англию? — спросила Алина.

— Я тебе потом об этом расскажу, — вспомнила я рассказ Алены о ночном визитере. Девчонка оказалась права, в нашем компьютере рылись. — И что, пошел Зуев на контакт с иностранным покупателем?

— Нет, контакт не состоялся. Зуев передумал продавать секретную формулу или, что вероятнее всего, испугался. В тот день, о котором вы говорите, Зуев с Мафусаилом исчезли с экскурсии. Первое, что я сделал, когда обнаружил пропажу — побежал на станцию. Успел. Зуев сел в автобус, а мне пришлось брать такси и ехать сзади. Мы доехали до ближайшего городка. Я думал он будет кому-то звонить, договариваться о встрече. Но, нет, они побродили по парку и решили вернуться назад, в гостиницу. Чтобы отбить Зуеву всю охоту продавать Родину, а себе сберечь время, уж очень я разволновался, когда он с пуделем исчез, мне пришлось выйти, показаться ему на глаза и представиться, как положено. Зуев сначала пошел в отказ, мол, и в мыслях не было торговать секретными материалами, но потом понял, что я не зря здесь, а потому отпираться бессмысленно, лучше во всем сознаться, покаяться и согласиться сотрудничать. Разошлись полюбовно: он с Мафусаилом попросился еще погулять, прийти в себя после серьезного разговора, а я прямиком отправился в гостиницу.

— А почему вы мне сказали, что вернулись в гостиницу из-за боли в животе и не знаете, где Зуев с Мафусаилом?

— Насчет живота соврал, а то, что не знаю, где Мафусаил, не говорил. И вообще по ряду причин я не должен был афишировать свою миссию, и уж тем более кому-то что-то объяснять.

— Понимаю, — Алина сидела серьезная и озабоченная. Мысли копошились в ее голове как шарики в лототроне. Она не выдержала их натиска и спросила. — Иван, а на что Зуев мог рассчитывать?

— Не понял.

— Сколько ему могли заплатить за формулу нового лекарства?

— Я думаю, не меньше полумиллиона евро. А что, у вас есть что продать? — Штурм с прищуром посмотрел на Алину.

— Мне? Да что вы! Это я так! — испугалась Алина.

И зачем она, дура, проговорилась о том, что Вадим тоже работает в научном институте микробиологии? А вдруг он руководит именно этой секретной лабораторией? Алина знала, что ее муж начальник и в его подчинении несколько десятков ученых дам и мужей, но никогда не вникала в тонкости его научных разработок, да и Вадим чаще помалкивал о своих достижениях. А, если конкретно под руководством Вадима было открыто чудодейственное лекарство? И теперь благодаря ей, Блиновой, его карьера висит на волоске?

В эту минуту Алина корила себя за чрезмерно длинный язык. А ведь спросила о цене формулы просто так, из любопытства, но Штурм определенно подумал бог весть что.

— Это она так шутит, шутит. Действительно, что она может продать? По мелочам: старые шмотки, мебель, квартиру. У нее муж, хоть и крупный ученный, а получает сущие гроши, — я хотела сделать как лучше, увести разговор в сторону, а начала нести сущую околесицу. Из моих слов выходило, будто Алина срочно распродает имущество и сваливает с мужем-профессором за рубеж.

— Вы собираетесь уезжать?

— Я? — побледнела Алина. — Да чтобы я покинула Родину?! Никогда! — На ее глазах заблестели слезы, от досады она чуть не заплакала.

— Погодите, мы, по-моему, не о том говорим, — вмешалась Степа. — Скажите, Иван, неужели вам как работнику органов безопасности не показалось странным это фатальное невезение Богомолова. Возможно, у вас на этот счет имеются какие-то соображения? Поделитесь, пожалуйста. Нам необходимо знать мнение опытного и компетентного человека.

Штурм подобрел, его лицо расплылось в благодушной улыбке, а у меня отлегло от сердца. Умница Степа, неизвестно, как бы выкрутилась Алина, еще бы ляпнула такое, из-за чего по голове не гладят, а, наоборот, ее, родимую и хорошо причесанную, отрывают с корнем.

— Фатальное невезение, — промычал Штурм. — Я бы не сказал, что это именно ему не везло, как исключение последний случай, когда его по голове кирпичом огрели. Нет, ничего не могу сказать о Богомолове. По-моему, нас в равной степени преследовали мелкие казусы и недоразумения.

— Хорошие недоразумения, полгруппы вернулось в гипсе и бинтах, а вы говорите, мелкие казусы, — возмутилась я.

— Подожди, Марина, — остановила меня Степа. — У вас, Иван, взгляд наметанный, может быть, вам кто-то показался подозрительным?

— Показался. Вениамин Куропаткин. Очень странный тип. Какой-то он не такой. Стал к нему приглядываться, а он как-то двусмысленно свои мысли выражает, я грешным делом подумал. Что он…, - Штурм замялся, подбирая для наших ушей слово поприличней.

— Голубой, — подсказала я. — Веня действительно представитель нетрадиционной ориентации. Но человек он очень порядочный, отзывчивый и добрый.

— Тогда все, остальные укладывались в общепринятые рамки.

— А Зорькин?

— Зорькин, как Зорькин. Малость повернутый на своих фантомах. В первый день с какой-то фигней типа металлической рамки, связанной с измерительным прибором, то ли амперметром, то ли вольтметром (я в электрике слабо разбираюсь), по комнате скакал, снимал показания. А так нечего, мы даже с ним пару раз в картишки перекинулись, но игрок он слабый. Да что говорить — физик.

— Иван, а помните, Лизу никак не могли разбудить?

— Устала девочка, — Штурм мечтательно улыбнулся, вспомнив «Мисс Экстравагантность».

— У нее в крови нашли приличную дозу снотворного, в таком количестве, что, если бы столько принял Богомолов, он бы не проснулся.

— А при чем здесь Богомолов?

— Мы думаем, это снотворное было в пиве, которое вместе с виски и вином вынес к ужину Богомолов.

— Вы нашли бутылку? Сдали в лабораторию?

— Нет.

— Тогда вынужден вас разочаровать. Не факт, что снотворное было в пиве и предназначалось оно Богомолову. Марфина сама могла принимать это лекарство, от усталости выпила больше, чем нужно.

— Нет, мы спрашивали, Лиза не принимает никаких лекарств. К тому же этот препарат чаще всего используется в качестве наркоза.

— Да? Занимательно, — пробурчал Штурм, похоже, он не принимал всерьез все, о чем мы тут ему говорили. — Мне все же кажется — это стечение обстоятельств. Кто-то поскользнулся. Кто-то ушибся. Кто-то порезался. Не забивайте себе головы ерундой, милые дамы. Такое в жизни случается.

— Ага, на кого-то черепицу сбросили, кого-то под колеса автобуса толкнули, кого-то отравили…, - прошептала Алина, стараясь не привлекать к себе внимание.

«Хорошая ерунда! Человека убили, а ему ерунда! Совсем очерствели люди», — подхватила я Алинину мысль.

А Степа, которая до сих пор не поняла, что Штурму до лампочки смерть Богомолова, все же спросила:

— А Лиза?

— Ну, если хотите, я по своим каналам могу пробить эту Лизу, может, она наркоманка? — Штурм изобразил на лице искреннее возмущение нравами некоторой части современной молодежи.

— Нет, не надо, Марфина нормальная девушка, — Алина и Степа в один голос поторопились высказать свое мнение относительно Лизы.

— Нет, а вдруг… Проверить все же надо. Я к ней присмотрюсь.

Ну вот, теперь и Лизку подставили. Хотели как лучше, а получилось как всегда. Теперь он начнет ее проверять, нервы девчонке портить.

Штурм заерзал на стуле, посмотрел на часы, потом за окно.

— К сожалению, больше ничего не могу для вас сделать. Извините, мне нужно собираться на службу, — Иван нас явно выпроваживал.

Мы не стали ждать, когда он второй раз попросит нас уйти, раскланялись и побрели восвояси.

Глава 20

Напротив дома, в котором жил Штурм, много лет назад был высажен сквер — в нем мы решили отдохнуть после беседы с Иваном и заодно привести в порядок мысли. Добравшись до первой скамейки, мы в изнеможении на нее рухнули.

— И что нам теперь делать? На кого думать? — Алина говорила тихо, все еще находясь под впечатлением визита к человеку, который оказался ни много ни мало офицером госбезопасности.

— Не знаю. Поехали в «Пилигрим». Самое время показаться в родном заведении. Там Алена вконец зашивается, — предложила я под натиском угрызений совести. Действительно, бедная девушка уже вторую неделю одна маялась в четырех стенах и без помощников.

— Скажешь тоже, зашивается. Сейчас мертвый сезон. Все только к Новому году соберутся ехать. Африка, Эмираты, горнолыжные курорты… — Алина пришла в себя и заговорила вполне нормальным голосом. — Не хочу в «Пилигрим». Кто бы знал, как я испугалась.

— Понимаю, я тоже изрядно струхнула.

— Тогда, может, к нам? — неуверенно спросила Степа.

Она всегда говорит неуверенно, как будто сомневается, правильно ли вообще делает, когда раскрывает рот. Дело в том, что у Степы комплекс жительницы маленького городка. Как я ни стараюсь вдолбить, что личные качества человека, такие как культура и интеллект, не зависят от места проживания, но она все равно комплексует и лишний раз старается свое мнение в слух не выражать.

— Поехали, — поддержала я Степу.

По пути мы заехали в кондитерский магазин и купили большой торт. Лучший способ восстановить нервную систему — порадовать себя вкусным. Правда, такой способ идет вразрез с диетическим питанием и от него на счет «раз» набираешь лишние килограммы, да только кто об этом думает, когда изможденная душа просит радости, хотя бы гастрономической.

Я заварила крепкий чай, Степа со словами: «Для дома, для семьи» достала из бара бутылку коньяка и щедрой рукой накапала нам в чашки расслабляющего и одновременно возбуждающего средства, короче говоря, кому что надо.

Алина сидела заметно напряженная, она все еще переживала за свой вопрос, заданный агенту госбезопасности, сколько может стоить секретная информация, если ее выгодно продать. Каким образом ей это еще отрыгнется? Хотя чего ей-то переживать? Это не она профессор микробиологии, стоящий на пороге великих открытий, а ее муж Вадим. Но за него я меньше всего переживаю — он человек высоконравственный и законопослушный, потому и работает до сих пор не за деньги, а за идеалы и престиж родной страны. Все его друзья, с которыми он учился или начинал работать, давно уже обитают по другую сторону Атлантического океана, а он здесь и, кажется, совсем не сожалеет о том, что в свое время не поддался уговорам и не уехал в числе прочих.

Я же в отличие от подруги так расслабилась, что готова была растечься киселем по кухонному столу. Вот мне как раз и не помешает принять чего-нибудь тонизирующего.

Одна Степа пребывала в состоянии полной боевой готовности. Параллельно с чаепитием она успевала варить борщ и готовить котлеты. Не тетка, а находка для домашнего хозяйства! И это при том, что ребра еще не срослись.

Мы сидели, пили чай с коньяком, закусывали тортом и, щадя свои нервные системы, намерено не касались темы «Кто причастен к убийству Богомолова?» После того, как мы намудрили с Зорькиным и особенно со Штурмом, два раза подряд ошиблись и в итоге попали в идиотскую ситуацию, думать вообще не хотелось.

Вскоре прибежала из школы Анюта.

— О! Вы все тут!

С раннего возраста учу ребенка здороваться, а она: «О!».

— Аня, что надо сказать?

— Здравствуйте, тетя Алина. Ну, с остальными-то я виделась! — Противная Анюта скорчила рожицу и спряталась за Степу.

— Здравствуй, Анечка, — поздоровалась Алина.

— А у Саньки по контрольной пара, — моя дочь тут же сдала своего лучшего приятеля. — По математике. У него в калькуляторе кнопки запали, и он все неправильно посчитал. А я сама считала, и у меня все правильно.

Алина никак не прореагировала на неутешительное сообщение. Одной неприятностью больше, одной меньше, какая разница?

— Тетя Алина, а вы его накажите? — не унималась юная ябеда.

— Аня, как тебе не стыдно? — возмутилась я.

— Мне? А мне-то почему должно быть стыдно. Кстати, к нам сегодня в класс приходили психологи, выявляли, есть ли у нас харизмы или их у нас нет, — гордо сообщила нам Аня.

— А что, у кого-то может и не быть? — спросила Степа в замешательстве.

— Ой, Степочка, ты точно как наш Вовка Петров, — хохотнула Анюта. — Когда тетенька-психолог спросила нас: «Можно ли развить в себе харизму?», он ответил: «Можно. Если много есть и много спать, тогда твоя харизма станет такая, что не во всякое зеркало поместится».

— Господи, да что ж это такое? — запричитала Степа. — Детям головы морочат! Разве это не … лицо?

— Нет, Степа, — тоном благовоспитанной девочки продолжала издеваться Аня, — это не то, что ты подумала. Это умение производить на других благоприятное впечатление и увлекать широкие массы своими идеями. Вот как!

— Ну надо же, — безутешно пробормотала Алина.

— А ну кыш с кухни! — прикрикнула я на дочь под громкий смех Степы, у которой с юмором все было в порядке. — И не забудь, придя со школы, помыть руки и свою … харизму.

Анюта умелась с кухни, а Алина стала собираться домой, сообщение о том, что Санька схватил двойку, все-таки задело ее самолюбие. Как пить дать, сегодня ему не поздоровится. Временами Алина бывает очень придирчивой к сыну.

— Ты что, расстроилась из-за двойки? Не бери в голову, — успокаивала я подругу. — Саня — мальчик умный, еще пятьсот раз исправит оценку. Подумаешь, сам себя обхитрил. Мы тоже такого себе напридумывали. Такого! Все! Завтра начинаем спокойную и размеренную жизнь: утром на работу, вечером домой, в лоно семьи. Никаких убийств, никаких покушений. Забыли и баста.

Алина и Степа стояли передо мной навытяжку, упершись в меня остекленевшим взглядом.

— Почему? — первой спросила Степа.

— Что — почему?

— Разве мы не хотим знать, кто убил Богомолова? — уточнила вопрос Алина.

— Уже нет, — как можно строже ответила я. — Штурм прав, мужику не повезло один-единственный раз, когда его огрели кирпичом. А кто это был, случайный воришка или наемный убийца, нам без разницы.

— Я пошла, — обиженно сообщила Блинова и, не прощаясь, захлопнула за собой дверь.

Степа из солидарности с Алиной со мной не разговаривала до самого вечера, под видом готовки уроков она заперлась с Анютой в комнате и не вылезала из нее до тех пор, пока не пришел с работы Олег. За ужином мы разговаривали на нейтральные темы, Степа как ни в чем не бывало веселилась и смеялась.

«Ну-ну, ты, конечно, можешь обмануть кого угодно, но только не меня, — мне одной минуты хватило, чтобы понять, что с ней происходит. — Тебя, дорогая Степа, выдают грустные глаза, взгляд которых постоянно на чем-то зависает. А когда ты забываешь повесить на лицо улыбку, складывается впечатление, будто в твоей голове работает громадная вычислительная машина, одна из тех, которая годится мне в ровесницы».

Утром моя родственница очень долго плюхалась в ванной. Думаю, она целенаправленно мылила себе глаза. Когда она наконец появилась передо мной, глаза были ярко алого цвета и слезились так, будто к ним напрямую был проведен водопровод.

— Степа, ты не заболела?

— Нет, — грустно, печально и одновременно трагично ответила Степа.

— Спала плохо?

— Нормально, — Степа продолжала говорить со мной голосом умирающего, которому остались считанные минуты жизни. Интересно, что же за всем этим последует?

— Тогда почему ты так выглядишь?

— Мне снился Богомолов.

— Вот как? Ну и как он тебе приснился?

Степа прищурила глаза и крепко сжала губы, как будто раздумывала, доверить мне эту жуткую тайну или нет.

«Куда ты денешься? Конечно, доверишь. Ведь именно на это и рассчитан весь спектакль», — усмехнулась я про себя.

В подтверждение моих мыслей Степа стала в позу, гордо вскинула голову, вытянула вперед руки и, словно зомби, пошла на меня.

— Он тянул ко мне руки и говорил: «Стефания, найди убийцу. Отомсти за меня», — Степа говорила загробным голосом, глухо и зловеще, а когда до меня оставалось полметра, не больше, потянулась к моей шее.

— Эге! Поосторожней! Можно подумать, что это я его отправила на тот свет, — отмахнулась я от зомбированной тетки. — И хватит цирк устраивать. Помню- помню, ты рассказывала, как все школьные годы торчала в драмкружке, спала и видела себя великой актрисой. Не верю, и все!

— Во что не веришь? Что я занималась в драмкружке?

— Что Богомолов тебе снился. Я не деспот, хочешь искать убийцу Богомолова, ищи. А мне работать надо. Прости, Степочка, я убегаю в «Пилигрим». Там поспокойней будет.

— Ага, — согласилась со мной Степа, — а я пока к Саше сбегаю.

— Какому еще Саше?

— Ну, к Аськиному жениху.

— А к нему зачем?

— Я думаю, если мы проверили Штурма и Зорькина, то его тоже проверить следует, за компанию.

— А какие подозрения ты имеешь против него?

— Пока никаких, кроме того, что он врач! А тот, кто подсыпал лекарство в пиво, определенно должен в них разбираться. Надо проверить его, надо.

— Как ты это собираешься сделать?

— Еще не знаю, но по пути обязательно что-нибудь придумаю.

— Тогда дерзай. Только не обижайся, если он тебя пошлет… на больничную койку.

— Марина, каждый имеет право на ошибку, — бросила напоследок Степа и, не смотря на сломанные ребра, поехала в горбольницу, в которую для прохождения интернатуры был направлен Саша.

Дома я засиживаться не стала, почти сразу отправилась в агентство. Так получилось, что после приезда из Англии мы с Алиной практически делами не занимались. А их скопилось столько, что трудно представить! Пусть Степа, если ей так хочется, поинтересуется Сашиной персоной, авось что-то о нем интересное узнает, а мы с Алиной разберемся с бумажной волокитой.

Но спокойно посидеть с делами в этот день мне так и не удалось. Следом за мной в «Пилигриме» появилась Алина. Она явно была чем-то озабочена. Походив передо мной взад-вперед, повздыхав и поохав, Алина, наконец, «разродилась»:

— Мне сегодня Федор Петрович приснился.

— Да??? — я обхватила руками голову. Какой надоедливый дядька! Никому спать спокойно не дает.

— Он призвал меня найти убийцу, — мрачно сообщила Алина.

— Правда?

— Да. И отомстить за него.

— Надо же! И тебя тоже. А скажи, Алина. Он к тебе руки тянул? Вот так, — я встала из-за стола и, подражая Степе, пошла на Блинову. Только моя родственница все проделывала в гробовом молчании, а я дополнила богомоловский образ протяжным «у-у-у».

На мой взгляд, получилось очень здорово и натурально. Почти сразу же после исполнения арии одинокого волка в кабинет влетела испуганная Алена. Удостоверившись, что со мной и с Алиной все в порядке, она возвестила о приходе гостя:

— К вам Вениамин Куропаткин. Приглашать?

— Приглашать.

Веня просунул в кабинет несколько смущенную мордаху и вместо приветствия спросил:

— Здесь что, Мафусаил с Орешкиной?

— Почему ты так решил?

— Я грешным делом подумал, это он воет, на меня вам жалуется.

— Нет, это Марина Владимировна, таким образом развлекается, — злорадно доложила Алина. — А с чего бы Мафусаилу на тебя нам жаловаться?

— Вчера я имел незабываемую встречу с Лидией Федоровной и ее пуделем. Я еще в Англии приглашал ее посетить мой салон. Ее, заметьте, а не Мафусаила. Нет, я, конечно, ничего против собак не имею, твоего Бобби, Мариночка, я так просто обожаю. Пусть бы пришел Мафусаил с хозяйкой, подождал ее в холле на диванчике, пока я прической занимался. Так нет! Знаете, что Орешкина удумала? Сейчас расскажу. Приходит. Я спрашиваю: «Вас подкрасить, постричь?» А она: «Со мной ничего делать не надо. Вы мне мальчика в порядок приведите». Я оглядываюсь, ищу, с кем она пришла? Мало ли? Вдруг племянника или внука привела, а оказалось, она решила постричь Мафусаила, а заодно и маникюр ему сделать. И где? В моем салоне.

— Веня, а что, можно? — я сразу вспомнила, что нашему Бобби тоже не мешало бы шерсть выщипать.

— Разумеется, нет! — Веня закатил глаза и медленно, выговаривая каждый звук, произнес: — У меня салон для людей, а не для собак. Представьте, в одном кресте сидит жена вице-мэра, во втором директор банка, а тут я стригу пуделя теми же ножницами, что и всех остальных. Я потихонечку, на ушко Лидии Федоровне говорю, что Мафусаила стричь не буду, но могу дать телефончик замечательного мастера по собачьим прическам, а она в истерику: «Это дискриминация! У меня никого роднее Мафусаила нет! Постригите мальчика, и все!»

— Ты ей отказал?

— Да, — подтвердил Куропаткин.

— Веня, ты смелый человек, — Алина похлопала стилиста по худенькому плечу, но долго его персоной увлекаться не стала, сразу же перешла к делу. — А как с нашим вопросом? Ты звонил Мамонтовой? О нас спрашивал?

— Я ведь потому и приехал. Орешкина замучила меня угрозами по телефону. И тех она на меня натравит, и этих. Надоело, я отключил телефон, а сам поехал к вам, чтобы сообщить: Лариса Ивановна будет вас ждать в своей конторе в двенадцать часов. Я ей сказал, что вы мои близкие родственницы и хотите проконсультироваться. Запомните, никакого отношения к продуктам, сумкам и обуви вы не имеете. Для темы разговора найдите какой-нибудь другой товар.

— Венечка, спасибо, ты прелесть! Марина, собирайся, мы едем, — скомандовала Алина и потянула меня к выходу.

— А можно я здесь денек пересижу? — жалостно попросил Веня. — Боюсь, Орешкина, опять сегодня притащит Мафусаила на стрижку. Она грозилась, что не отстанет, пока я не сделаю пуделю прическу.

— Можно. Хоть неделю сиди, или дольше. У нас мертвый сезон.

Глава 21

Офис Ларисы Ивановны Мамонтовой находился под одной крышей с самым большим из ее магазинов. Скромный дизайн, без показной роскоши. Самая обыкновенная приемная, стол, компьютер. Женщина-секретарь, не первой молодости, наверное, из подруг Мамонтовой, вежливо спросила:

— Как доложить Ларисе Ивановне?

Я полезла в сумочку за визиткой, но Алина меня опередила:

— Нам Лариса Ивановна назначила на двенадцать часов, мы от Вениамина Куропаткина.

— Так и доложить?

— Да.

— Лариса Ивановна, к вам пришли, — оповестила секретарша хозяйку по телефону. — Проходите, вас ждут, — это было сказано уже нам.

Мамонтова сидела в рабочем кресле, возвышаясь над письменным столом. Она записывала что-то в блокнот и, казалось, заметила нас не сразу. На ней была черная шелковая блузка. Очень простой фасон на ладной фигуре Мамонтовой смотрелся верхом элегантности. Не смотря на значительный возраст, Ларису Ивановну без лишних слов можно было назвать красивой женщиной. Наверное, именно поэтому она мне понравилась еще тогда, на похоронах. В ней было что-то царственное: и в осанке, и в благородных чертах лица. Я подумала, что так должна была выглядеть Екатерина Вторая, красивая, рослая. Хотя, если судить по воспоминаниям современников, знаменитая императрица была не очень высока, полновата и особой красотой не отличалась.

Мамонтова подняла на нас глаза, уставшие и грустные.

— Вы от Куропаткина? По какому вопросу вы пришли проконсультироваться?

Алина открыла рот, чтобы выложить тщательно отрепетированную по дороге заготовку, но я опередила ее. Сама не знаю почему, Лариса Ивановна вызывала у меня симпатию и доверие. Я решила, что не стоит перед ней ломать комедию, придумывать несуществующие причины — куда лучше выложить все как есть и спросить, есть ли у нее какие-нибудь соображения по поводу смерти Федора Петровича. Разумеется, в эту минуту я рисковала и могла ошибиться.

— Лариса Ивановна, извините нас, мы пришли поговорить о вашем бывшем муже.

Мамонтова прищурилась, как будто хотела разглядеть, кто это к ней пожаловал, чтобы покопаться в ее личной жизни.

— О ком вы пришли поговорить? — переспросила она.

— О Богомолове Федоре Петровиче. Примите наши соболезнования в связи с его кончиной.

— Я ничего не понимаю, — Лариса Ивановна откинулась на спинку кресла и пристально посмотрела на нас. — Кто вы?

Она не волновалась, нет. Волновалась я. Как объяснить Мамонтовой наш порыв найти человека, который наглым образом использовал туристическое агентство для достижения своих гнусных целей?

— Вы не волнуйтесь, пожалуйста, — скорее для себя, чем для Мамонтовой сказала я. — Мы пришли с добрыми намерениями. Дело в том, что Федор Петрович был перед смертью в туристической поездке.

— Знаю, это я его уговорила съездить отдохнуть, — спокойно ответила Лариса Ивановна.

Меня бросило в жар: «Неужели я ошиблась? И за всем этим стоит Мамонтова?»

— Да? Вы посоветовали Федору Петровичу посетить Англию?

— Нет, не то чтобы Англию, а отдохнуть вообще. В последнее время он много работал, год никуда не ездил, занимался открытием нового магазина нашей сети. А возраст такой, что пора бы и себя пожалеть, — Лариса Ивановна говорила о Богомолове с материнской заботой. У меня отлегло от сердца — нет, не могла Мамонтова нанять киллера.

— Так вот, в Англии с ним стали происходить странные вещи. Нам показалось, что ему специально строят козни, а он по чистой случайности каждый раз их избегал. Нет, пожалуй, не так! Тогда, в Англии, нашей группе страшно не везло. Представьте, из двенадцати человек шесть вернулось домой с увечьями разной тяжести. Здесь и сотрясение мозга, и отравление, перелом ноги, растяжение связок и просто ушибы. И во всех случаях рядом находился Федор Петрович. Он вроде как притягивал к себе неприятности, а сам в последнюю минуту умудрялся выйти сухим из воды. Парадокс. Не поверите, его в последнюю секунду успели вытащить из-под колес автобуса. Девушка отравилась пивом из его бутылки. На него в супермаркете посыпались литровый бутылки виски — ему хоть бы хны, а Асе ногу зашивали, — я перевела дух. Мамонтова слушала меня очень внимательно, лицо было серьезным и сосредоточенным. — Когда мы узнали о том, что его убили в подъезде, мы связали все события прошлых дней и пришли к выводу: его хотели убрать еще в Англии, только киллер оказался неопытным, или судьба у Федора Петровича была такая — умереть на родине.

— То, о чем вы говорите, мне очень странно слышать. Богомолов, — она назвала его по фамилии, — был везучим по жизни человеком. Ему многое удавалось сделать. Взять, к примеру, «Сытый желудок». Когда он мне признался, какое название придумал для своего магазина, я была в шоке. Говорила ему: «Федя, к тебе не будут ходить. Что это за название?». И что? Теперь этих магазинов семь. А как он легко улаживал конфликты с властями? Кто занимается бизнесом, прекрасно поймет, что я имею в виду. И никаких катаклизмов в жизни у него не было: ни пожаров, ни наводнений, ни краж, ни взломов. Странно. Очень странно…Извините, вы все еще не представились, — вспомнила Мамонтова. — Какое отношение вы имеете к Федору Петровичу?

— Да, с этого надо было начать. Меня зовут Марина Владимировна Клюквина, я владелица туристического агентства «Пилигрим», а это моя компаньонка Блинова Алина Николаевна. Вы понимаете, Лариса Ивановна, поскольку мы гарантируем безопасность нашим клиентам и несем ответственность за каждого из них, мы должны найти человека, который убил Богомолова. Это наш долг. Помогите нам, пожалуйста.

— А полиция?

— У нее другая версия.

— Я знаю. Теперь понятно. Только как я могу вам помочь?

— Лариса Ивановна, может, вы знаете о каких-то конфликтных ситуациях? Может, Богомолов кому-то дорогу перешел. Кому он мог мешать?

— Не знаю, Федор Петрович был неконфликтным человеком, до скандалов никогда не доводил. Иной раз даже себе в убыток поступал, а людей не обижал.

— А в прошлом? Как давно вы знаете Богомолова?

— Всю жизнь, — смело заявила Мамонтова. — Жили на соседних улицах, бегали в одну школу, только я на три года младше его была. И родителей его с детства знала — мать Федора Петровича в нашей школе химию преподавала, добрейшей души женщина, он в нее пошел.

— Вы после школы поженились?

— Нет, почему? Мы встретились случайно, я в то лето институт закончила, а он уже товароведом в магазине работал. Мне нужны были туфли к выпускному платью, а ножка у меня, извините, немаленькая, такие размеры всегда были в дефиците. Подружка написала записочку своему приятелю, который работал в обувном магазине, с просьбой мне помочь. Когда он ко мне вышел, конечно же, мы друг друга узнали. Стали встречаться, так дело до свадьбы и дошло.

Но насколько Федя был хорошим человеком вообще, таким плохим он был мужем. Все в моей семейной жизни было: и друзья, с которыми он до утра гулял, и женщины, у которых он ночевал. Терпела я долго, даже слишком, десять лет. А потом мы расстались. Тут уж Богомолов рванул во все тяжкие. Три раза был женат. Один раз целый год. Два раза по полгода. И представьте, все жены его выгоняли. Вот такой он был человек: ему нужна была семья, и в то же время быть примерным семьянином он не мог — задыхался. А где ж эдакую мазохистку взять, чтобы сквозь пальцы смотрела на мужнины похождения? Вот его жены и выгоняли. И я их очень хорошо понимала. А потом был период, когда он от одиночества пить начал. Я тогда ему сказала: «Федя, знаешь, какая тебе нужна жена? Глухая и слепая. Где такую найдешь, не знаю, но не найдешь — сопьешься. Так что ищи». И нашел. Не красавица, а Богомолов любил красивых женщин, не скажу, что умная, но преданная и благодарная. Он ее из глухой провинции привез. Поселок Боголеповка, дыра жуткая, во дворце культуры библиотекой заведовала. А фамилия у нее была, не поверите, Боголюбова. Мы тогда еще шутили: «В Боголеповке Богомолов женился на Боголюбовой». Как он на нее запал, ума не приложу. Ему было сорок два, а ей — лет, наверное, двадцать пять или чуть больше, но с первого взгляда нельзя было определить, что между ними такая большая разница в возрасте. Ольга всегда выглядела как серая мышка: не красилась, одевалась скромно. Я даже не знаю почему. Возможно, сиротское детство отпечаток такой на ней оставило, — Лариса Ивановна пожала плечами. — И знаете, они прожили больше пятнадцати лет, а Ольга себе не изменила — как была мышью, так и осталась. А уж у Федора, будьте уверены, была возможность ее приодеть.

— Может, она была религиозной? — подала голос Алина. — Секту какую-нибудь посещала?

— Я сначала тоже так подумала. Не помню, в каком это году это было, Федор ко мне пришел и сообщил, что нашел женщину, на которой хотел бы жениться, но есть одна проблема: невеста непременно от него откажется, если узнает, что у него до нее было четыре жены. Что делать? Я ему предложила потерять паспорт, а в паспортном столе попросить, чтобы все эти штампы «женился-развелся» не проставляли. Он так и сделал, не так уж и дорого ему это стоило.

— Так Ольга в секте? Какая-нибудь староверка?

— Нет, потом я перестала так думать, Федор никогда мне не говорил о том, что Ольга часто в церковь ходит или посещает какие-либо собрания, постится, обряды соблюдает. Она даже куличи пасхальные никогда не делала.

— А у вас после развода с Федором Петровичем сохранились хорошие отношения? — поинтересовалась я.

— Мне кажется, они у нас стали даже лучше, чем были в браке, — улыбнулась Мамонтова. — Мы дружили, общий бизнес вели.

— Кому же была выгодна смерть Федора Петровича? — спросила Алина.

— Мне так уж точно — нет. Бизнес у нас был четко поделен, все оформлено на бумагах. В случае смерти Федора от его торговой сети ко мне отходило двадцать пять процентов, остальные семьдесят пять оставались Ольге на безбедное существование. Других наследников не было. А что мне его двадцать пять процентов? Одна головная боль! Так я своими магазинами занимаюсь, он — своими, у каждого свое дело.

— А Ольге Сергеевне была выгодна смерть мужа?

— Ольге? Побойтесь бога. Ольга жила как у Христа за пазухой. Муж всеми делами занимался. Ее удел — кухня. Кулинарка она отменная, тут уж плохого я ничего не скажу. Хотя куличи никогда не пекла. И слава богу. Федор, как на ней женился, десять килограммов набрал. Кухня — ее удел. И это все, больше она ничем не занималась. По-моему, даже в магазин она редко когда выходила. Зачем ей в очереди толкаться, если муж владелец сети продовольственных магазинов? Нет, ни к чему ей Федора убивать. Она не дура, чтобы пилить сук, на котором так удобно сидеть. Что она теперь с бизнесом делать будет?

— А если предположить, будто у Богомолова появилась женщина? Ольга испугалась, что муж может ее бросить, она останется с носом и …

— Исключено, — отвергла Алинину гипотезу Мамонтова. — Во-первых, у Федора всегда были женщины, они шли на него косяком, как рыба в путину. Не было периода, чтобы у него их не было. Во-вторых, Ольга была патологически неревнива, она никогда не закатывала ему ни скандалов, ни истерик. Когда пришел, тогда и хорошо. В этом смысле Богомолов не мог нарадоваться на жену. И, в-третьих, ни от одной из предыдущих жен Богомолов сам не ушел. Когда у него начиналась очередная интрижка, первым делом он предупреждал партнершу:

«Жену не брошу!» А Богомолов был человеком дела, как говорил, так оно и было. Сам не бросал, это его бросали, а вернее сказать, выгоняли.

— Дети у Федора Петровича были?

— Нет. Ни у меня, ни у кого из его последующих жен детей не было.

— Лариса Ивановна, а Ольга Богомолова знала о вашем существовании?

— Конечно, знала. Федор сам нас познакомил, — ответила Мамонтова.

— Как первую жену с последней женой?

— Нет, он ведь паспорт поменял, и по нему выходило, что до Ольги он ходил холостым. Получалось, она у него была первой женой. Я для Ольги — коллега Богомолова по бизнесу.

— Еще один вопрос, Лариса Ивановна. Вы уже говорили с Ольгой Сергеевной после смерти мужа? Как вы теперь поделите магазины?

— Делить их не надо, они и так на бумаге поделены. Но раз вы об этом спрашиваете, я заезжала к Ольге, чтобы помощь предложить, поддержать в трудную минуту и успокоить. Относительно бизнеса она могла не беспокоиться. В конце концов управление магазинами я могу взять на себя. Где один-два, там и восемь. Только разговора у нас не получилось.

— Почему?

— Ольга была вне себя от горя, причем настолько, что смотрела на меня бессмысленными глазами, не узнавала. Бедняжка. Я ведь, не смотря ни на что, тоже хорошо относилась к Федору… но чтобы потерять рассудок… Дай бог, чтобы у нее восстановилось здоровье.

— А до последнего случая вы часто встречались с Ольгой? Может, вы просто давно не виделись, и она вас забыла?

— Может, конечно, но… — ее лицо скривилось в подобие улыбки, — мне кажется, я такая запоминающаяся. Я даже не предполагала, что она меня не узнает. Так нелепо вышло: я стою на пороге, свои соболезнования приношу, а она смущается и меня в упор не узнает, даже предложила мне представиться, а потом еще попросила напомнить, кем я Феде прихожусь. Я была в жутком положении, не знала, как ей ответить.

— И что же вы ответили?

— Что мы вместе работали в одной системе, у каждого своя доля и в документах это отмечено. Тогда она поинтересовалась, в каких именно документах? Странно…

— Что?

— Этот документ мы подписывали в ее присутствии, полгода назад, после открытия очередного магазина «Сытый желудок», — Лариса Ивановна повернулась к нам вполоборота, открыла сейф и достала второй экземпляр договора. — Вот эта бумага.

Я пробежала глазами по строчкам. Так и есть, все, о чем говорила Лариса: семьдесят пять процентов его, Богомолова, двадцать пять — ее.

— Точно такой же экземпляр был у Феди. Один к одному. Совсем от горя женщина голову потеряла. Хотя, я ее понимаю, он для нее был и мужем, и ребенком, даже больше ребенком, чем мужем. Богомолов в быту был беспомощным до безобразия.

— А вам не казалось, что у них странные отношения.

— Что вы имеете в виду? — потребовала уточнить Мамонтова.

— Мне говорили, Федор Петрович мало показывался с женой на людях.

— Нет, отчего же? Иногда они ходили вместе на выставки, в театр. А что касается друзей Богомолова, то и мне особой радости с ними общаться не доставляло. Думаете, приятно, когда за твоей спиной шушукаются любовницы мужа, он ведь был такой бабник. А Ольга со своими провинциальными комплексами, насколько я помню, вообще боялась большого скопления народа, такая уж пугливая, от всего шарахалась и за все переживала.

В этот момент я подумала о Степе, и она ведь такая же.

— Но женой для Федора Петровича Ольга была превосходной. По крайней мере, она меня устраивала, — улыбнулась Мамонтова. — Я часто говорила Богомолову: «Ты, Федя, в надежных руках».

Разговор наш постепенно угас, тема семейных отношений исчерпала себя, кого бы мог обидеть Богомолов, Мамонтова даже не представляла и никаких конфликтных ситуаций вспомнить не могла. Из ее слов выходило, Федору Петровичу никто не угрожал и вообще он был человеком в бизнесе рассудительным, острые углы обходил, шел на компромисс и врагов себе не наживал.

Мы поблагодарили Мамонтову за потраченное на нас время, простились и ушли.

Глава 22

— Мы тупике, — констатировала Алина. — Никому Богомолов мертвый не был нужен: ни первой жене, ни последней. Других компаньонов, кроме Мамонтовой, он не имел, дорогу никому не переходил, никого не обижал. Женщины сами его бросали и претензий к нему, похоже, не имели. Ты знаешь, Марина, а может, Штурм и прав? Все несчастные случаи в Англии никакого отношения к Богомолову не имеют. Но, кажется, я знаю, в чем дело.

— В чем? — Мне стало интересно, какую версию выдвинет Алина на этот раз.

— Это месть призраков, — торжественно выдала Алина. — Мы вторглись на чужую территорию, а они таким образом защищали каждую пядь своей земли.

Я чуть было не рассмеялась Алине в лицо, но в последнюю минуту сдержалась, потому что, если она обидится, плохо будет всем. Своим кислым видом она способна превратить молоко в творог. Она будет ходить мрачнее тучи и молчать. Молчать день, два, пока у окружающих не разовьется комплекс вины. Тут уж попросишь прощения за все: и за то, что было, и за то, чего не было. Из многолетнего опыта общения с подругой знаю: в ее присутствии иной раз полезно держать эмоции под контролем.

Поэтому я сжала губы, подождала, пока меня перестанет душить смех, и как можно спокойнее спросила:

— Алина, я могу уточнить? По-моему, мы выяснили, в роли приведения выступал мистер Оуэн. Кому претензии предъявлять? Ему? Он прилетел и треснул Богомолова по голове?

— Нет, конечно, Оуэн осуществлял театральную постановку, так сказать, дублировал призраков. Ты же понимаешь, есть мнимые и есть настоящие приведения, а они показываются публике по настроению, а не по контракту.

— Так. Кажется, мы вернулись на круги своя. Ладно, Алина, меня в принципе и такая версия устраивает. С приведений и взятки гладки, а Богомолова убили случайные грабители. Все — погоревали и забыли. Поехали в «Пилигрим», Веню спасать, пока Орешкина у нас его не вычислила.

Я как в воду глядела — родное туристическое агентство встретило нас в лице смущенной Степы, затурканной Алены и в конец сникшего Вени. Без слов было ясно — в наше отсутствие здесь что-то произошло, причем из ряда вон выходящее.

— Ну-с, как дела?

— Хуже не куда, — отмахнулся Веня. — Орешкина меня и тут достала.

— Ну, что я говорила? — Я оглянулась на Алину. — Опоздали.

— Она приходила сюда? — не поверила Блинова.

— Да, — подтвердила Алена, — чтобы вам на Куропаткина нажаловаться. Заходит, а он тут сидит, собственной персоной. Как она кричала! Как кричала. От чая и кофе отказалась. От валерьянки тоже, я вместо нее выпила. Представляете, обвинила Веню в шовинизме.

— А это здесь при чем?

— При том что, по ее мнению, все мы дети матушки-природы и права у нас равные, будь то у пуделя, будь то у человека.

— Бред.

— Бред, — согласился Куропаткин. — Но Орешкину не переубедишь. Она берет силой своего сопрано. Оказывается, в молодости ей прочили оперную карьеру. Только я рот открыл, она тут же мне его заткнула, сказав, что добьется у властей закрытия моего салона. Я, конечно, не испугался, у меня тоже друзья и покровители имеются, но от Лидии Федоровны можно ожидать всего, крови она может выпить не один литр. Пришлось мне поступиться своими принципами — предложил ей постричь пуделя здесь, — признался Веня.

— Интересно чем? Канцелярскими ножницами?

— Да хоть бы и ими, лишь бы она от меня отстала. Так нет! Оказывается у Лидии Федоровны тоже принципы, ее Мафусаил достоин только салона высшей категории. Зациклилась она на моем заведении, только у меня хочет стричь пуделя.

— Я думаю, у Орешкиной не все в порядке с головой, наверное, сказывается сотрясение мозга, после встречи с куском черепицы. Ладно, бог с ней, оставим ее в покое, — поставила я точку в разговоре о хозяйке Мафусаила. — Степа, ты была у Саши?

— У Саши? Была, только уже не застала.

— Что значит «уже»? Раньше ушел? Выходной день?

— Ага. Сплошной. На веки вечные.

— Не поняла. Рассчитался, что ли?

— Да нет, умер, — ответила Степа, сделав трагичное лицо.

— Умер? — переспросила я.

— Да. Возвращался с дежурства и был избит. День пролежал в реанимации, но спасти так и не смогли.

— А кто его побил?

— Какая-то пьяная компания, вроде как бомжи, а там кто его знает. Свидетелей нашли, а самих убийц ищут. Нечисто тут. Ох, нечисто, — запричитала Степа. — Драка была спровоцирована — это и младенцу ясно. Сашины коллеги только и твердят, каким хорошим парнем он был. Он никогда не ввязывался ни в конфликты, ни в потасовки. Значит, кто-то подтолкнул его к драке, подцепил, задел за живое. И вряд ли те, кто бил, были пьяными, скорее — прикидывались. С места происшествия вся четверка, именно столько их было, скрылась почти мгновенно. Свидетели даже толком никого не смогли запомнить. Эти четверо подошли к Саше, что-то спросили. А через минуту Саша лежал без сознания на асфальте.

— Все ясно, — торжественно изрекла Алина. — Они не оставляют нас в покое. И не оставят, пока не перебьют или изувечат всех до единого.

— Алина, ты о ком говоришь? — Степа настороженно посмотрела на Блинову.

— Как о ком? О них родимых, плаклинских приведениях, — пояснила я ничего непонимающей родственнице.

Степа перекрестилась и на всякий случай отошла от Алины подальше. Безумие, конечно, не заразное заболевание, но как говорится: «береженного бог бережет».

— Степа, успокойся, пожалуйста, у Алины новая версия. Нам мстят английские призраки.

— Ты меня разыгрываешь? — Степа сделала круглые глаза. От кого-кого, но от меня она не ожидала шуток подобного рода.

— Ничуть! Мы были у Мамонтовой. Никому Федор Петрович не мешал, и убивать его было не за что. Сашу, похоже, тоже.

— Да, я была в больнице, там к Саше все хорошо относились. Он был спокойным и рассудительным парнем, — подтвердила Степа. — Главврач собирался после окончания интернатуры Сашу оставить в больнице.

— Должна признаться, Саша мне тоже нравился, — откликнулась Алина. — Не повезло парню.

— С этой поездкой не повезло многим, — со вздохом сказала я.

— Вы хотите сказать, что все это совпадения? Или, что вы там еще придумали? Приведения? — Степа не хотела верить ни в дело случая, ни уж тем более в привидения. — Вы что, с ума посходили? Какие такие приведения?

— Степочка, ты не нервничай. Случай серьезный, здесь задействованы силы потусторонние. С материалистической точки зрения понять эти две смерти, конечно, можно, но ты постарайся подойти ко всему случившемуся с другой стороны. — Алина говорила со Степой нежно и ласково, как будто в этот момент была врачом-психиатром, а перед ней находился неизлечимый душевнобольной. Хотя со стороны все выглядело совсем наоборот. — Вот скажи, Степа, ты в Бога веришь? — Степа кивнула в ответ. — Это хорошо. Тогда ты не должна отрицать царство небесное и вечность души человеческой. Правильно?

Степа еще раз кивнула и с надеждой посмотрела на меня — когда же я вмешаюсь и прекращу этот спектакль?

— А вот представь, — продолжала Алина, — душа умершего не нашла успокоения. Не может она с легким сердцем (про сердце я в переносном смысле) поселиться в райских садах, потому что остались у нее несколько незавершенных дел на земле. И что тогда? Она ждет удобного момента, чтобы довести до ума свои дела. А тут появляемся мы, без приглашения, нагло, беспардонно. Мы пытаемся влезть в тайное, сокровенное. Что остается делать душе или призраку? Мстить!

— Алина, у тебя все в порядке со здоровьем? — очнулась Степанида. — О какой душе ты ведешь речь?

— Я говорю в общем и в целом. В Плакли прописано двенадцать приведений. Какое приведение отправило на тот свет Богомолова, а какое Сашу, я не знаю. Одно могу вам сказать: нам всем, оставшимся в живых, надо быть крайне осторожными. Наемный киллер, по сравнению с киллером-призраком, ничто, детский лепет.

— Алина, скажи, дорогая, — раздался дребезжащий от страха Венин голос, — а те, кто уже пострадал, тоже должны остерегаться?

— Веня, не знаю! Возможно, кому-то повезло со сломанной рукой или сломанными ребрами, и его призраки оставят в покое. Но ты вспомни, на Богомолова в Англии и автобусы наезжали, и черепица падала, и бутылки сыпались, а все равно его смерть в родном подъезде подстерегла.

— Значит, и на Орешкину, тоже может вновь что-нибудь свалиться?

— От призраков никто не застрахован. Очень даже может быть, они пойдут по второму кругу, но прежде всего, надо остерегаться тем, кого месть еще не коснулась.

— Ну, хватит, Алина, — возмутилась я, вспомнив, что только меня и мою компаньонку миновала участь калеки. — Сворачивай свои мысли о приведениях обратно. Это случайность. Трагическая случайность, и не более того.

— Не верите мне? Ну и зря! Был такой случай…

— Никаких больше случаев! — оборвала я подругу, подозревая, что о случаях из жизни приведений она может говорить часами. — Мы и так уже сверх меры запуганы. Если бы я в свое время тебя не послушалась, все было бы нормально. С этой поездки у нас началась черная полоса. Мы сами должны помочь себе — вычеркнуть из головы все воспоминания связанные с Плакли и ее обитателями.

— Я за! — поддержал меня Веня. — Я с радостью забуду и Плакли, и мадам Орешкину с ее псом Мафусаилом. Как они меня достали!

— В церковь сходить надо, свечки поставить за упокой души, — посоветовала Алена.

— Рациональное предложение, — похвалила я нашу секретаршу.

— Надо бы все-таки сходить на похороны Саши. Жалко мне его, — Алина зашмыгала носом и потянулась за платком. — Ни за что пострадал. Уж кого надо было бы наказывать, так это меня.

— И правда, Степа, когда похороны?

— Вчера.

— Уже похоронили?

— Я так и сказала — вчера были похороны. Надо бы Асе позвонить, выразить соболезнования. Бедная девушка еще женой не стала, а уже вдова.

— Посмотрим, есть ли у нас в компьютере адрес, — Алена подошла к компьютеру и вошла в нужную программу. — Так, путевку покупал Саша. Марина Владимировна, а тут вообще иногородняя прописка.

— Да, мне Саша говорил, что он снимает квартиру, — вспомнила Алина. — Что делать будем? Кто помнит, Ася у него жила или в другом месте?

— Я не помню, но если сотрудники были на похоронах, то наверняка знают и Сашин адрес, и живет ли там Ася. Степа, сходишь?

— А завтра можно? — еле слышно прошелестела Степа и потерла рукой поломанные ребра. — Я так сегодня устала.

— Извини, я совершенно забыла. Конечно, тебя никто не гонит в больницу. Теперь уже не к спеху, мы можем вообще к Асе не ходить.

— Нет, я думаю, ей будет приятно знать, что о ней и о Саше помнят. Я схожу в больницу, обязательно схожу, — пообещала Степа.

Часы показывали без пяти шесть — пора было закрывать нашу контору. Сегодняшний день не принес нам никакой прибыли — одни хлопоты и разочарования. Похоже, для нашего агентства наступили не лучшие дни. Если так пойдет и дальше, мы можем оказаться банкротами.

Как тут не поверишь в месть рассерженных призраков. За день ни один человек не поинтересовался нашими туристическими предложениями, зато Лидия Федоровна устроила форменный скандал, отчасти даже хорошо, что в этот момент никого из клиентов не было.

— Все, закрываемся, — объявила я. — Сегодня к нам уже никто не придет.

— Я вас подвезу, — предложила Алина.

— Я поеду в салон, — отказался поехать с нами Веня. — Вряд ли Орешкина вновь ко мне заявится.

Мы вышли из «Пилигрима», поговорили еще минут пять о событиях последнего дня, простились с Веней и направились к машине. Алина вставила ключ в замок зажигания, мотор затарахтел, но завестись не пожелал. Она вновь повторила операцию — тщетно, машина наотрез отказывалась ехать.

— Черт! Она ведь всегда заводилась как часы с пол-оборота. Что с ней происходит? — возмутилась Блинова и со злостью стукнула по рулю. Автомобиль чахло пискнул.

— Это ты у меня спрашиваешь? — переспросила я. — Ты ведь прекрасно знаешь, я в моторах автомобильных не разбираюсь.

— С утра ехала…ехала, — растеряно повторяла Алина.

— Может быть, месть? — решила пошутить я. — Твоих английских приятелей?

— Месть? Какая к черту, месть, если я забыла с утра машину заправить, — наконец вспомнила Алина. — Это называется: «Склероз нечаянно нагрянул». К Мамонтовой уже добирались с мигающей лампочкой. Забыла? — Алина посмотрела в мою сторону и покачала головой, как будто именно я должна была помнить о бензобаке в ее машине. — Господи, голова уже кругом идет от всего. Вылезайте, дамы, идем пешком.

Пришлось нам последовать ее совету, вылезти и топать пешком.

Глава 23

Вечер в нашей семье прошел как обычно: с шумом, гамом и выяснением отношений. Олег пришел с работы уставший, голодный и оттого злой. Мы со Степой заявились ровно за пять минут до его прихода, и, естественно, приготовить поесть ничего не успели. Олег уже сидел за столом, а мы только решали, за каким полуфабрикатом послать Анюту в ближайший магазин.

Видя, что мы не обращаем на него никакого внимания, мой муж высказал свою точку зрения на нашу безалаберность и наплевательское отношение к единственному мужчине в доме.

Тут Анюта совершенно некстати заявила, что в нашей семье он не единственный мужчина, есть еще Бобби. Пес в этот момент аппетитно похрустывал Чаппи «Сытным обедом», чем в конец разозлил Олега.

— Конечно, вы за собакой лучше ухаживаете, чем за мной. Во всяком случае, кормите, а я после трудного рабочего дня вынужден голодать. Может, мне абонемент в общепит приобрести? — рявкнул во весь голос Олег.

Степа вмиг себя почувствовала виноватой. Когда она гостит у нас, в ее обязанность входит приготовление еды. Это даже не обязанность, а проявление доброй воли — нравится ей баловать вкусненьким любимого племянника. Я против такой постановки вопроса ничего не имею, хочется ей надрываться на кухне, пожалуйста, бог в помощь.

После того как Олег непрозрачно намекнул о своей «собачьей» жизни, Степа завертелась волчком по кухне: достала из холодильника колбасу, сыр, бросилась разогревать остатки вчерашнего плова и намазывать масло на хлеб.

— Ты это для него одного стараешься? Плова на четверых не хватит, — остановила я Степу, растворившуюся в заботе к племяннику. Она захлопала ненакрашенными ресницами, почувствовав себя теперь уже виноватой и перед остальными. — Если ты испугалась, что Олег Александрович сбежит в столовую, можешь успокоиться, он никуда от домашней кухни не денется, потому что таких абонементов нет, а каждый день завтракать, обедать и ужинать в ресторанахнам пока не по карману.

— Да? Тогда что приготовить?

— Ничего. Сейчас пошлем Аню за пельменями. А твой любимый Олег не умрет за десять минут от голода.

Я не в шутку разозлилась на Степу и на ее племянника, то есть на мужа, который каждый раз орет, как только у него засосет под ложечкой. Ей-богу, у младенцев и то выдержки больше, чем у некоторых мужчин.

— Так, может, я сбегаю в магазин? Чего ребенка в ночь посылать? — жалобно попросила тетка.

— Опять за свое? Есть кому бегать. Ты у нас в гостях — вот и отдыхай.

— Ладно, не злись, — Олег понял, что сейчас я не в том настроении, чтобы со мной шутить и уж тем более, чтобы на меня орать. — Мы с Анютой сходим, сбегаем, слетаем в магазин. Аня собирайся. Сегодня будем ужинать пиццей.

— Ура!!! — раздался радостный вопль из комнаты.

— Вот видишь, ты целыми днями паришься на кухне, а они приходят в восторг от куска пресного теста, посыпанного сыром, — высказала я Степе, когда Олег и Анюта исчезли за порогом квартиры. — И не чувствуй себя вечно виноватой. Твои переживания по поводу не приготовленного в срок обеда никто не заметит. Сколько раз было, я готовлю, готовлю, а они слопают все и даже забудут сказать «спасибо». Зато, если ты хоть раз в жизни пошлешь ужин к такой-то матери, объявишь забастовку, в голос скажешь, что тебе до чертиков надоели эти сковородки и кастрюли, поверь, они в миг забудут о своем потребительском отношении к тебе и будут смотреть на тебя, как на равного члена семьи. Собственно, в этом ты могла сейчас убедиться.

В ответ Степа только тяжело вздохнула, она была не замужем, и бороться за равные права ей было не с кем. По ее кислому выражению лица я поняла — Степа обиделась. Ведь, по большому счету, Олег, я и Аня были ее семьей, и все, что она делала для нас, делалось из лучших побуждений, по состоянию души, а не потому, что так надо.

Я уже хотела попросить у нее прощение, но телефонный звонок отложил мои извинения на потом.

— Алло! Марина? — звонила Алина.

— Ты завела свою машину?

— Заправлю и заведу. Только мне сейчас не до машины. Душа горит. Вадим меня довел до белого каления. — Вадим — это муж Алины, человек воспитанный и спокойный. Как он может довести до белого каления, не представляю.

— И как же он тебя довел?

Алина ждала моего вопроса:

— Как? Он как дитя малое! В носу запершило, в горле заскребло — все, со всеми прощается, умирает.

«Вот! Что и требовалось доказать, — подумала я, соглашаясь с Алиной. — Любой дискомфорт выводит мужчин из себя: будь то голод или насморк. Ну, полежали бы тихонько, подождали бы, пока все само пройдет. Так нет, нужно нас, женщин, довести своими капризами до истерии».

— Марина, как тебе нравится? Профессор биологии не знает, что насморк лечится каплями за неделю, а сам по себе проходит за семь дней. Температуры нет, а он требует антибиотик. Спрашиваю: «Зачем?» — а он мне отвечает, что ему плохо и что он умирает. От насморка! Уперся: «Дай хоть что-нибудь».

— Ты дала?

— Дала аскорбинку и таблетку снотворного, чтобы он меня не доставал. Это же надо, какая жажда жизни в нем проснулась. Я у него спрашиваю: «Неужели, по-твоему, мы хорошо живем, что ты так за жизнь цепляешься?» Он: «А что, разве нет?». «Да ты посмотри вокруг — сплошные природные катаклизмы и террористические акты: где-то что-то взрывается, самолеты сбивают, заложников захватывают, землетрясение трясет, погода портится, наступает глобальное потепление, скоро всех затопит. На пороге мировая катастрофа! И главное — я уже третий год в одной и той же шубе хожу. А у тебя еще язык поворачивается сказать, будто мы хорошо живем».

— И как же Вадим отреагировал на твою пламенную речь? Захлебнулся в соплях?

— Глаза закрыл, — трагично ответила Алина.

— Умер? — ужаснулась я, хорошо зная свою подругу, она кого хочешь доведет до крышки гроба.

— Почему умер? От насморка не умирают! Снотворное подействовало.

— Ты меня напугала.

— Да ладно! Даже в этом мужчины жуткие эгоисты. Он спокойно себе заснул, а я осталась одна нос к носу со своими проблемами, — всхлипнула Алина.

— Да, сочувствую тебе. Глобальное потепление — это серьезно. Но, Алина, нет худа без добра. В случае глобального потепления шуба тебе не понадобится.

— Шуба мне нужна не от холода! Я вообще в машине езжу.

— Тогда для чего?

— Для престижа!

— Понятно. Алина, я тебе очень сочувствую, наберись терпения, пережить простуду Вадима. Пока. Не могу с тобой разговаривать, Олег с Аней из магазина пришли. Слышишь, как звонок разрывается?

«Да, терпение не мужская добродетель, — подумала я и поплелась к двери. — Слышу, слышу! Но потерпеть-то можно, пока я трубку телефонную положу на место?».

На пороге стояли Олег, обвешанный с головы до ног пакетами, и Аня с коробкой пиццы в руках.

— Купили что-нибудь? — задала я самый что ни на есть дурацкий вопрос.

— Купили все! — счастливо улыбалась Аня.

— Теперь нам запасов на неделю хватит, — подтвердил Олег. — Разрешаю несколько дней не готовить. Здесь и пельмени, и котлеты, и люля-кебаб в коробочке.

— И пицца, — добавила Анюта.

От обилия еды Олег заметно подобрел, он без зазрения совести доел вчерашний плов, умял полпиццы, а напоследок угостился чаем с заварными пирожными. Семейный конфликт был надежно погребен на дне его желудка под большим количеством съеденных продуктов. Наевшись до отвала, он встал из-за стола и отчалил на свой любимый диван, чтобы предаться перед сном своему любимому занятию, почитать газету и пощелкать пультом телевизора.

Степа сосредоточенно грызла кусочек пиццы, не понимая, почему всем так нравится этот тонко раскатанный кружок дрожжевого теста, посыпанный обрезками колбасы?

— Вот видишь, Степочка, как иной раз легко урегулировать недоразумение. Всех устроил этот несчастный блинчик. Вкусно, калорийно и у плиты полдня стоять не надо.

— И что, тебе действительно это нравится? — обиженно спросила Степа.

— Ты о пицце? Нет, конечно, твоя кулебяка с капустой намного вкуснее, но нельзя же свою жизнь посвящать только кухне?

Я долго не могла заснуть, ворочалась в постели и думала. Что говорить, с поездкой в Англию нам не очень повезло: сплошные несчастные случаи, сломанные ноги и сотрясения мозга. Потом смерть Богомолова, глупая, непонятная. И уж совсем нелепая смерть Саши. Неужели это действительно всего лишь совпадения?

Мысль, которая неожиданно пришла мне в голову, была подобна молнии. Я подпрыгнула на матрасе, села и столкнула Бобби с одеяла. Пес обиженно заскулил, Олег пробурчал, что именно — я не слышала, потому как со всех ног уже неслась в кабинет, к Степе.

Она еще не спала и в свете настольной лампы листала что-то из женского чтива.

— Ты не спишь?

— Нет, — сухо ответила Степа, все еще на меня дуясь.

— Степа, извини меня, я не хотела тебя обидеть. Мы с Олегом так тебе благодарны. Ты так вкусно готовишь. Разве можно сравнить твою еду с полуфабрикатами? Не во всяком ресторане можно поесть такую вкуснотищу.

— Не подлизывайся, — подобревшим голоском прервала меня Степа. — Из-за этого сорвалась с постели посреди ночи?

— Да, Степа! Заснуть не могу. Чувство вины душит. Ты меня прощаешь? Прощаешь?

— Конечно, было бы за что.

— А вот скажи, Степа, ты Игоря Северянина знаешь?

— Опять обидеть хочешь? — хмыкнула Степа.

— С чего ты взяла?

— С того, что я хоть и из деревни, но считаю себя культурным и образованным человеком. Игорь Северянин — русский поет первой половины двадцатого столетия. И еще, если ты помнишь, я работаю в библиотеке. Знаешь, профессия что-то в голове откладывает.

— Вот, дорогая тетя. Вот!

— Что вот? — не поняла Степа.

Я сама в этот момент ничего не понимала, мысли в голове плясали сами по себе, и в логическую цепочку выстраиваться не спешили. Единственно, что я в этот миг уразумела, надо плясать от печки, ехать в Боголеповку и искать ответ там, и если не на все вопросы, то хотя бы на один-единственный.

— Ты знаешь Северянина, а она нет!

Степа сидела молча, вытаращив на меня глаза, наверное, в эту минуту я ей казалась немного сошедшей с ума. Мало того, что среди ночи притащилась к ней со своими извинениями, так еще говорю полунамеками и радуюсь только лишь из-за того, что кто-то знает Северянина, а кто-то нет.

— Да, кто не знает? О ком ты, черт возьми!

— Я об Ольге Богомоловой!

— А при чем здесь Ольга?

— При том, что она тоже работала в библиотеке! Собственно, откуда тебе об этом знать? Ты ведь не ходила с нами к Мамонтовой и не знаешь, что Ольга заведовала в Боголеповке библиотекой! Вы коллеги! Степа, завтра едем в Боголеповку. — Я была так возбуждена, что поехала бы и сейчас. Только какой смысл мчаться ночью, если все равно и Дом культуры, и библиотека закрыты? Не говоря уже о том, что я даже не знаю, в каком направлении находится этот населенный пункт.

— Погоди, мы что, не прекращаем расследование? — обрадовалась Степа. — Значит, ты не веришь в совпадения и случайности?

— Завтра и решим, во что нам верить. Понимаешь, сейчас в моей голове такое творится, такое… Степочка, спокойной ночи! До завтра!

Глава 24

К утру горячка у меня прошла. Что из того, что Ольга не знает Северянина? В школьной программе он не значится, не так популярен, как, скажем, Есенин или Блок. И вообще, Ольга давно уже не работала и на фоне стресса запросто могла забыть малоизвестного поэта. Все решено — никуда не едем. Я успокоилась и заснула. Спала так сладко и крепко, что Олег не стал меня будить, накормил себя и Аню завтраком, и, не хлопнув дверью, отбыл на работу.

Я проснулась от пристального взгляда. Степа сидела на краю моей кровати в полной боевой готовности.

— Ты куда? На рынок? Деньги возьми в вазе, — я хотела повернуться на другой бок и продолжить приятное занятие, поспать еще часок.

— Одевайся, мы можем опоздать на автобус, через час он отправляется с Южного автовокзала, — сказала Степа и сдернула с меня одеяло.

— Какой автобус? — спросонья до меня мало что доходило.

— Мы едем в Боголеповку на автобусе. Алина поехать с нами не может, похоже, она от Вадима заразилась, у нее льется из носа и в горле першит. И вообще она так плохо себя чувствует, что говорит — до вечера не дотянет. Спрашивала, не посоветую ли я ей какую-нибудь таблеточку, но у меня в арсенале только народные средства. А народные средства ей не подходят — ими лечиться надо долго.

— Степочка, я вот что подумала…

Я открыла рот, чтобы сказать, что мы никуда не едем, что я передумала, и вообще нечего нам делать в забытой богом Боголеповке. Но, взглянув на сосредоточенное Степино лицо, поняла: я не могу ее разочаровать.

— Я сейчас умоюсь и буду готова.

«Прокатимся туда и обратно, с нас не убудет. Успокоимся, придем к выводу, что Ольга никакой тайны не скрывает и отношения к смерти мужа не имеет», — думала я, наскоро впихивая в себя бутерброд, приготовленный заботливой Степиной рукой.

Автобус был старый и жесткий. Тряслись мы на нем долго и нудно. Даже не знаю, как Степа выдержала поездку со своими сломанными ребрами. К тому же из всех щелей отчаянно тянуло холодом. Погода сегодня не благоприятствовала поездке, с утра зарядил мелкий дождик, температура воздуха резко упала вниз, а ветер поменял свое направление с южного на восточный. А это значит, зима уже не за горами.

Боголеповка оказалась небольшим поселком, которого не коснулась рука перестройки: круглая площадь перед райсоветом с неизменным атрибутом социалистических времен — статуей Владимира Ильича, магазинчик с обшарпанной вывеской, покосившееся кафе с претенциозным названием «Дольче вита» и Дом культуры, который мы изначально приняли за вытянутый в длину барак.

— Красота, — пошутила я. — Как здесь люди живут?

— А так и живут. Не все же в столицах обитают, — с обидой отозвалась Степа.

— Степа, я совсем не имела в виду тебя. Но, согласись, твой поселок намного лучше этой Боголеповки.

— Конечно, лучше, ведь там я живу, — гордо ответила Степа и направилась к Дому культуры.

Здание дышало на ладан. Кое-где окна за неимением стекол были закрыты кусками фанеры и картона. Штукатурка обсыпалась прямо под ноги. Козырек над входом покосился и держался на честном слове, в любую минуту готовый рухнуть на головы случайных посетителей. Глядя на Дом культуры, хотелось плакать.

— Если перефразировать фразу «каков поп, такой и приход», получится — «каков храм культуры такая и культура».

— Это не храм, это срам.

— Я тоже так думаю. Зря мы, Степа сюда приехали. Ольга вполне могла и не знать о Северянине. Не удивлюсь, если на двери в библиотеку будет висеть огромный амбарный замок.

— Раз уж приехали, пошли, — Степа несмело дернула за ручку, с опаской посмотрела вверх, как бы чего не свалилось с крыши, и шмыгнула внутрь. Я последовала за ней.

Внутри — ни души. Свет пробивался слабенькими лучиками сквозь запыленные окна, падал на выцветшие стены, оклеенные старыми афишами, и на грязные полы.

— Когда-то здесь жизнь била ключом. Смотри, репертуар боголеповского драмкружка:

— «Ревизор», «Двенадцать месяцев», «Отелло». Надо же! — удивилась Степа.

— Да, интересно. Кино крутили, пели в хоре. Отчетный концерт хора и оркестра народных инструментов. Десятое июня восемьдесят восьмого года. Июль того же года. Август, — читала я с запыленных афиш. — А дальше ничего, как будто жизнь остановилась. Странно. У меня такое ощущение, будто я прошла через врата времени и оказалась в прошлом, только в мертвом прошлом, где нет людей, а есть только тени.

— По-моему, здесь и теней нет. Ау! — испугано закричала Степа. — Есть кто-нибудь? Отзовись живая душа! А-у-у-у!

— Хе-хе. Чего горло дерешь? — за нашими спинами раздалось раздраженное покашливание.

В углу на хлипком стуле дремала старушка. В сером халате уборщицы она сливалась по цвету со стеной, наверное, поэтому мы ее сразу не заметили.

— Я живая душа. А вам что надо? Говорите быстрее, у меня времени мало.

Старуха была такая древняя, что, пожалуй, нам следовало бы поторопиться, пока она не надумала помереть в этом склепе, именуемым Домом культуры.

— Бабушка, как пройти в библиотеку? — ласково спросила Степа, а я отметила про себя, что данная фраза слышится в этом убогом месте также анекдотично, как и в фильме Гайдая «Операция «Ы».

Тем не менее старушка отнеслась к нашим словам вполне нормально, она не залилась истерическим смехом, не сказала: «Побойтесь бога, у нас книг отродясь не было, мы грамоте не обучены», а взмахнула высохшей ручонкой и указала скрюченным пальцем на дверь.

— Пойдете по коридору, вторая дверь слева.

— Там кто-то есть?

— А как же, наш библиотекарь, Анна Тимофеевна.

К двери был приклеен пожелтевший листок с надписью, сделанной от руки: «Библиотека работает в понедельник, среду, пятницу. Часы работы с восьми до тринадцати».

— Нам повезло — сегодня среда. И до закрытия еще почти полчаса.

Стучать мы стали, но и тихо открыть дверь у нас не получилось. Петли противно заскрипели, и на звук жуткого скрежета из-за стеллажей высунулась голова пожилой женщины.

— Вам кого?

— Наверное, вас. Вы Анна Тимофеевна?

— Да. А вас я что-то не помню. Вы не из наших.

— Верно. Мы из города. Анна Тимофеевна, где мы можем поговорить?

Я обвела взглядом комнату — присесть было негде. Рядом с дверью стоял стол, который наполовину загораживал вход. Библиотека состояла из одной большой комнаты, плотно заставленной стеллажами с книгами. Книг было много, очень много. Они лежали на полках, на полу и на подоконниках. Я даже не ожидала такого огромного количества книг в поселковой библиотеке. А вот читательские столы здесь предусмотрены не были, возможно, из-за обилия стеллажей они в комнате просто не помещались.

— Где мы могли бы поговорить? — повторила я свой вопрос.

— До закрытия библиотеки осталось тридцать минут, — Анна Тимофеевна посмотрела на старенькие часики «Слава» в немодном корпусе, болтающиеся у нее вокруг руки на растянутом кожаном ремешке. — Будьте добры подождать меня в холле.

— Вы думаете, у вас сегодня будут посетители? — спросила я. Страсть как не хотелось терять время.

Анна Тимофеевна насупила брови, должно быть, мой вопрос ее обидел.

— Да, будут, — лаконично ответила она и посмотрела сквозь нас вглубь коридора.

За моей спиной послышались голоса. Я обернулась, к нам приближалась компания школьников.

— Тетя Аня, мы хотели бы обменять книжки.

— Сейчас, мои милые, — лицо Анны Тимофеевны расплылось в благодушной улыбке. Потом она перевела взгляд на нас. — Я через пятнадцать минут буду в холле.

Ни спорить, ни стоять над душой мы не стали, развернулись и пошли к выходу.

— Суровая дама, — оценила коллегу Степа. — Но детей любит. Это хорошо. А знаешь, в нашу библиотеку дети почти не ходят. Иногда забегут взять что-нибудь из школьной программы, а так ….

— У вас поселок богатый. Мясокомбинат. Птицефабрика. Безработицы нет. У многих компьютеры, кабельное телевидение.

— Ты хочешь сказать, что культура обратно пропорциональна достатку?

— Ничего я не хочу сказать, но на какой-то стадии получается именно так. Кто-то торчит перед экраном домашнего кинотеатра и компьютера, а у кого этого всего нет, он читает книги.

— Ты не права. У кого нет компьютера и кабельного телевизора — есть улица. А это страшная сила. Ребенок может попасть в такую среду, из которой прямая дорога на нары.

— Случается и такое, — согласилась я с печальной статистикой.

Из темного коридора появились сначала весело болтающие дети, и следом за ними — Анна Тимофеевна. Чувствовалось, у нее был полный контакт с местной ребятней.

— Заждались? — Анна Тимофеевна проводила до дверей школьников и теперь была в нашем распоряжении.

— Нет, вы появились очень быстро, не прошло даже пятнадцати минут.

— У меня есть свободных полчаса, я веду здесь кружок «Умелые руки», пройдемте в зал, — Анна Тимофеевна, повернулась к нам спиной и увлекла за собой.

Мы опять попали в темный рукав пыльного коридора, в конце которого маячило узкое окно. Тусклый свет освещал нам дорогу, поэтому идти в принципе было можно, не спотыкаясь о многочисленные коробки и ящики, разбросанные по полу.

— Лучше бы эти умелые руки полы здесь вымыли, — тихо пробурчала Степа, перешагивая через груды картона.

— Здание определено под снос, простите за неудобства, уборщицы нет, — откликнулась впереди идущая Анна Тимофеевна. — Здесь остались только я и сторожиха, вы могли ее видеть на входе.

— Ну и слух у нее, — еще тише прошелестела Степа.

— Мы пришли, проходите, — Анна Тимофеевна распахнула перед нами дверь.

Это был маленький зал со сценой, занавесом, но без зрительских мест. Стулья или кресла, не знаю, что здесь стояло прежде, были вынесены. Теперь на их месте размещались длинные столы, на поверхности которых лежали свертки цветной бумаги, кусочки кожи и ткани. Тут же в пол-литровых баночках стоял клей разных видов: силикатный, для кожи и универсальный ПВА.

— Здесь мы занимаемся, — Анна Тимофеевна обвела рукой скромное помещение. — Даже не знаю, как нам дальше быть. Клуб в аварийном состоянии. Скоро закроют, куда перебираться, ума не приложу.

— А если переехать в школу? Неужели детям откажут?

— У нас школа еще древнее клуба. Такая маленькая, что все дети не помещаются — в три смены учатся.

— Печально, — разговор уходил в сторону, пора было приступать к нужной теме, а я никак не могла найти нужных слов.

Выручила Степа:

— Анна Тимофеевна, вы давно живете в поселке?

— Всю свою жизнь, а собственно, какова цель вашего визита? — насторожилась библиотекарша.

— Мы ведем расследование одного деликатного дела, — Степа приняла гордую осанку и выразительно посмотрела на Анну Тимофеевну.

— Из полиции?

— Нет, но интересы у нас общие.

«Хороший ответ, — подумала я. — Понять, кто мы и откуда, невозможно».

Анна Тимофеевна напряглась:

— И что вы хотите от меня узнать?

— Пятнадцать лет назад или больше библиотекой заведовала девушка. Ольга Боголюбова. Я ничего не путаю?

— Нет, вас правильно информировали. Ольга действительно недолгое время заведовала библиотекой.

— Расскажите нам, пожалуйста, о ней, — попросила Степа.

— А что вас интересует?

— Все. Из какой она семьи, где училась? Остались ли здесь, в Боголеповке, ее подруги, друзья?

— А могу я знать, зачем вам понадобились сведения об Ольге? Много лет прошло. Я, как она уехала, так ее и не видела. Не хотелось бы обидеть человека, сказать что-то лишнее.

— Если вы нам скажите правду, вы Ольгу не обидите. И потом, вы человек грамотный, законы знаете. Утаивание информации несет за собой уголовную ответственность.

«Умница. Отлично сказано, — мысленно похвалила я Степу. — Главное только, чтобы Анна Тимофеевна не слишком перепугалась, и смогла говорить».

Глава 25

— Тогда слушайте. Ольга и родилась в Боголеповке, и выросла здесь. Родителей она рано потеряла. Бабка воспитывала, а уж какое на пенсию баловство? Училась Ольга не блестяще, но хорошо, без троек. Я тогда в школе работала, младшие классы вела и Олю очень хорошо помню. После школы она подалась в районное культпросветучилище. Почти сразу же выскочила замуж за однокурсника. Когда приезжала в поселок приглашать на свадьбу, я ее отговаривала. Ольга девка хорошая, была достойна и лучшего парня.

— Чем же вам ее жених не понравился?

— Скажите, разве это профессия — баянист? Она на библиотекаря училась, зарплата, как вы понимаете, ей большая не светила. Но она женщина. Семья, дети. А муж? Какие деньги он мог принести в семью? То-то и оно! У нас скорее нальют, чем заплатят. Что мне еще в нем не нравилось — красивый был слишком. Ольга у нас неброская, натуральная, не красилась совсем. Хотя если ее подкрасить, реснички, губки — была бы, как сестра, красавицей. А уж та у нас первой вертихвосткой слыла.

— У Ольги была сестра? — в один голос спросили мы. Вот это да!

— А вы не знали, что у нее была сестра-близнец?

— Близнец?

— Да. Оксана.

— Они очень похожи? — дрожащим от волнения голосом спросила я.

— В детстве как две капли воды, не различишь. А потом Оксанка стала подкрашиваться, одеваться ярко. Да и побойчее она с рождения была, не то что Ольга. Оксана была лидером, Оля на вторых ролях.

— А Оксана тоже пошла в культпросвет училище?

— Нет, она окончила курсы медсестер и устроилась на работу в районную больницу. Так вот Ольга вышла замуж за баяниста Алексея Боголюбова, через год родила девочку, Настеньку. А еще через год они разошлись, сестрица постаралась.

— Как так — постаралась?

— Да как? История банальная — увела мужа у родной сестры. Только Оксане Алексей был не нужен. Денег приносил мало, за душой ничего не имел, и квартиры у него своей не было, с Ольгой в общежитии жил. Стоило такого рядом с собой держать? Вот она его и прогнала. Куда он делся, не знаю, а Ольга с дочкой вернулась в Боголеповку и стала заведовать библиотекой. Отношения у нее с сестрой разладились — простить такое трудно. Хотя, на мой взгляд, все, что ни делается — к лучшему. Такой муж, как Алексей, никому не нужен. Да и Оксана за свой грех через год была наказана.

— Как же она была наказана?

— История произошла с ней очень скверная. Человека она убила. Оксана вечно проводила время в сомнительных компаниях, а как в больницу устроилась, так совсем жизнь понеслась у нее кубарем. Говорили про нее разное, не буду пересказывать. Непутево она жила. А однажды в ее квартире нашли мужчину мертвого, да не простого, а начальника местного, зарезала она его и сама же вызвала милицию. Раскрутили Оксану по полной программе, срок дали самый большой, какой могли, это чтобы другим неповадно было. Судья оказался приятелем покойного и Оксану жалеть не стал.

— А Ольга?

— А что Ольга? Переживала она сильно за сестру, такая хмурая ходила, что словами не передать. Хоть и в ссоре они с Оксаной были, а родную сестру Ольга все равно жалела, про зло ее забыла и в тюрьму с передачами ездила. А потом она резко замуж засобиралась. Человек к ней посватался приезжий, городской, солидный, намного ее старше по возрасту. Он мне с первого взгляда понравился. И фамилия у него к нашим местам подходила. Богомолов! Вот как мужика звали! Относился он к Ольге очень хорошо. Где они с ним познакомились, не знаю, но уж точно не в библиотеке, к нам только свои ходят, чужим книги на руки не даем. Эта библиотека досталась нам кровью и потом. Всем поселком деньги собирали, в город ездили, книги выбивали. Времена, если вы помните, такие, что ничего достать невозможно было. Из дома книги приносили, шефы помогали…

— Анна Тимофеевна, извините, вы отвлеклись, — мне пришлось пресечь поток воспоминаний, нахлынувший на библиотекаршу, иначе мы бы никогда не добрались до сути.

— Ах да, мы говорили об Ольге. Но больше я ничего вам не могу рассказать. Она вышла замуж и уехала. И никогда сюда не приезжала.

— Анна Тимофеевна, а чем занимался Ольгин муж? Не знаете, что он делал в Боголеповке?

— Помнится, говорили, трудился по торговой части, а конкретно… Нет, не помню. Хотя, кажется, он у нас закупками руководил. В те времена был такой лозунг — «С поля — на стол», или что-то в этом роде.

— И еще один вопрос. Вы говорили, у Ольги была дочка?

— Была, — Анна Тимофеевна пожала плечами. — Только еще до того, как появился жених приезжий, Ольга сдала ее в интернат.

— Как сдала? — удивилась я, по описанию Анны Тимофеевны Ольга была женщиной правильной и совестливой.

— Настя много болела, а Ольга работала, матерям-одиночкам на больничном сидеть некогда. Родственники к этому времени померли, сестра — в тюрьме. Вот она и определила ребенка в интернат. Нет, вы ничего не подумайте, интернат у нас хороший, санаторного типа, из города к нам детишек привозят. Лес, речка, свежий воздух, колхоз подшефный овощами и фруктами балует. В целом ребенку там было лучше, чем здесь, на мизерную зарплату библиотекаря. А когда появился ухажер, Ольга сразу ему о дочке не сказала, наверное, боялась, что бросит. Все оттягивала момент, а потом ей стыдно было признаться, почему столько времени молчала. Я ей тогда говорила: «Ольга, признайся», а она: «Тетя Аня, устроюсь в городе и заберу дочку». В город-то она уехала…

— А дочку забрала? — спросила я, заранее предвидя ответ.

— Нет.

— Она до сих пор в интернате?

— Нет, она уже взрослая, школу закончила.

— Ах да, конечно, прошло ведь больше пятнадцати лет.

— Шестнадцать лет, — поправила меня Анна Тимофеевна.

— И как сложилась судьба у девочки?

— Забрали ее из интерната родственники.

— Вы ведь говорили, у Ольги не было родственников.

— Тетка какая-то объявилась. Седьмая вода на киселе. Увезла девочку. Честное слово, не знаю, что с ней. Я-то и с Ольгой больше не виделась, один раз меня она поздравила с Новым годом и все, больше не писала и здесь не появлялась. Оксана, та года два назад приезжала, ее досрочно за прилежное поведение отпустили, сестру искала, про племянницу спрашивала.

— Адрес взяла?

— Ольгин? Какой у меня был, тот и дала, а уж нашла ли она сестру, я не знаю. Изменилась Оксана очень, тихая стала, стерла тюрьма с нее спесь и красоту. Мне даже жалко ее стало, за все грехи свои девка расплатилась, — Анна Тимофеевна молча перекрестилась. — Что с Ольгой-то стало? Вы ведь мне так ничего и не сказали, зачем приехали?

— Муж у Ольги умер, теперь она богатая наследница.

— Надо же! — зацокала языком Анна Тимофеевна и к чему-то добавила. — Каждому воздастся по заслугам.

Комната стала заполняться детьми, хозяйка занервничала — пора было начинать занятия в кружке «умелые руки», а гости из города, то есть мы, уходить не собирались. Мы действительно могли бы посидеть еще час, до нашего автобуса оставалось немного времени, но показаться назойливыми нам не хотелось. Мы поблагодарили за беседу Анну Тимофеевну, простились и побрели на остановку.

Пока мы сидели в Доме культуры, на улице разыгралась метель, вместо утреннего дождика мела самая настоящая вьюга. Ветер срывал с деревьев листья, гонял их вместе с мусором по земле и хлопал плохо приколоченной к крышам жестью. Острые снежинки кололи лицо и засыпали глаза.

Но даже плохая погода не могла испортить нам настроение — мы чувствовали себя на подъеме. Поездку нельзя было назвать неудачной. У Ольги была сестра! Сколько вариантов можно выстроить с появлением этого действующего лица! У меня даже дух захватило. Мысли в голове жужжали как шмели, толкались и рвались наружу. Я даже на секунду зажмурила глаза, боясь, что они могут исчезнуть так же быстро, как и появились.

Степа находилась примерно в таком же состоянии. Она хитро улыбалась, нервно хлопала ресницами и беззвучно шевелила губами, как будто пыталась что-то выучить наизусть.

— Говори, — скомандовала я, видя, как у моей родственницы голова идет кругом от обилия версий, гипотез и предположений.

— А-а-а! — эмоции вырвались из Степы мощным воплем. — Я думаю, что…

— Подожди, — прервала я взлет ее бурной фантазии. — На улице холодно, пошли, заскочим в кафешку с интригующим названием «Дольче вита». Выпьем кофе!

«Сладкая жизнь» при ближайшем рассмотрении оказалась обычной забегаловкой, в народе именуемой «стекляшкой». Уютом и теплом в ней и не пахло, зато стойкий запах дешевого крепленого вина и рыбных консервов не выветривался ни вентилятором, гоняющим под потолком клубы табачного дыма, ни сквозняком, который дул из тысячи щелей покореженных временем рам.

На окнах висели застиранные гардины, сотканные в «не помню каком году». Столы и стулья так же не блистали новизной и стояли со времен поголовной борьбы за трезвость как норму жизни, то есть приблизительно с середины восьмидесятых годов. На потолке висели лампы дневного света, одна половина из которых давно перегорела, а вторая половина противно мигала, раздражая глаза. Ветер раздувал гардины парусами и шелестел бумажными салфетками, щедро расставленными на столах в убогих пластиковых стаканчиках. В зале было не намного теплее, чем на улице. Посетители сидели в пальто и шапках, а пышнотелая буфетчицы куталась в овчинную безрукавку.

— Да… — удрученно заметила я. — Сладкую жизнь я представляла себе в несколько ином ракурсе.

— Миленький интерьерчик, — икнула Степа, заметив изрядное количество подогретых спиртным мужчин, и сделала шаг назад.

— Смелее, — подтолкнула я ее к свободному столику. — Кофе горячего выпьем и пойдем, все ж лучше, чем на остановке торчать.

Не смотря на разгар рабочего дня, свободных столов в данном заведении было немного. Публика заседала в кафе самая разнообразная. Здесь были и тетки с кошелками, греющиеся горячим чаем в ожидании автобуса, и мужики в промасленных робах, пропивающие завалявшуюся в кармане копейку, и даже школьники, прогуливающие занятия и «по-взрослому» на троих распивающие пиво.

— Что делается? Им бы в школе сейчас на уроках сидеть, а они пивом накачиваются, — сердито пробурчала Степа, проходя мимо школьников к свободному столику.

— А у нас, тетя, школа не отапливается, — отозвался бойкий юноша, которому было едва ли больше двенадцати лет. — Приходится разогреваться подручными средствами.

Вся троица дружно засмеялась.

— Будь я на месте твоего отца, за такие подручные средства отодрала бы тебя по первое число. Он знает, что ты школу прогуливаешь и пиво пьешь? — принялась я за воспитание местного населения.

— Конечно, знает, если за соседним столиком сидит, — ответил дерзкий мальчишка.

Я повернула голову к соседнему столу и наткнулась на отупевший с перепоя взгляд красных бычьих глаз — мужчина очень выразительной наружности с откровенной неприязнью пялился на меня и Степу.

«С такими типами надо держаться крайне осторожно, — вовремя подумала я и скроила на лице приветливую улыбку. — В состоянии глубокого похмелья они бывают очень обидчивыми».

— Сынок, что им надо? — не обращая никакого внимания на проявление моего дружелюбия, спросил папаша.

— Эта тетя ко мне приставала, она так и сказала, что хотела бы меня …. отодрать, — сынок гнусно улыбнулся мне в ответ.

— Это, в каком смысле, извращенка? — взревел мужик и, опершись на красные ручища, приподнялся над столом. Даже в неполный рост он казался огромным.

— Господи, я ничего не имела такого в виду, — попытка оправдаться ни к чему не привела, оскорбленный отец шаткой походкой пошел на меня. — Подождите, я только хотела сказать, что мальчику рано пить пиво.

— Пиво, говоришь? — глаза его еще больше налились кровью.

В эту минуту я пожалела, что не осталась на остановке и не превратилась в Снегурочку, потому что сейчас этот абориген утопит меня в горячем кофе, которое я так и не успела заказать, и будет, наверное, прав. Кому нужны мои советы?

— Не надо принимать мои слова всерьез. В конституции ведь не написано, что рано пить, а что нет. Это ваше право и вашего ребенка. В конце концов, в пиве много витаминов: А, Б, В, Г, Д, З, — от страха лепетала я, придумывая на ходу новые названия витаминам. — Я еще хочу сказать, что…

— Я сам знаю, что ему рано делать, а что нет, — он прервал мою сумбурную речь и для убедительности опрокинул за своей спиной пару стульев. Стулья загромыхали, одна из бабенок взвизгнула и, подхватив свою кошелку, бросилась к выходу.

Заметив, что тучи сгущаются, и двумя разбитыми стульями инцидент может не исчерпаться, к нам подлетела буфетчица. Она стала в проходе между столами, загородив меня от разгневанного отца.

— Коля, успокойся, не кипятись. Люди приезжие, у нас в первый раз.

Я и Степа дружно закивали головами:

— Приезжие, в первый раз, — как пара попугаев-неразлучников повторили мы вслед за буфетчицей.

— Коля, не бузи, чем платить будешь? — уговаривала хозяйка буфета. Она волновалась и, как видно, не зря: только сейчас я обратила внимание на склад поломанных стульев в углу и на яркие пятна на противоположной стене, по цвету напоминающие засохшую кровь.

— Отойди, не мешай! — Коля громко рявкнул на нашу защитницу.

— Николай Степанович, мне после выяснения твоих отношений ремонт делать придется, — буфетчица заломила руки, но Николай Степанович ее игнорировал.

В зале воцарилась угрожающая тишина. Публика развернулась в нашу сторону и с нетерпением ждала, каким образом закончится стычка между местным Колей и приезжими дамочками.

Николай Степанович запыхтел, принял позу дикого кабана перед броском на соперника, наклонил голову и, глядя исподлобья на нас, пошел вперед. Народ, прежде сидевший за соседними столиками, вмиг рассосался, оставляя свободным пространство для битвы. Те посетители, которые сидели за дальними столиками, тоже решили не рисковать, без паники покинули свои места, и отошли ближе к двери.

Кое-что в моей голове прояснилось — Колю здесь знали все, нам только предстояло познакомиться. За моей спиной послышался возбужденный шепот:

— Рупь за сто даю — замочит Коля.

— Да нет, не посмеет.

— Коля, не делай этого, — буфетчица повысила голос.

Надо было спасаться, но выскочить из кафе, не простившись, не в моих правилах, и я как можно хладнокровней сказала:

— Вы можете меня выслушать? Я только хотела сказать, что в свете последних медицинских исследований юношам лучше начинать пить не с пива, а с … вина, желательно сухого и хорошего качества и не более пятидесяти миллилитров в сутки.

— Чего? — неожиданно переспросил Коля. — Какого такого вина?

— Сухого, красного. Вино лучше, чем пиво, полезней. Хотя и пиво богато витаминами, я, кажется, их перечисляла, но в вине их больше, — робко сказала я и отвела глаза от смерти, грозящей нам от ручищ Николая Степановича.

— Да я этого стервеца убью, — заревел Коля, и мощной своей рукой отодвинул меня с прохода. — Деньги у меня выклянчил на кока-колу, а сам пиво втихоря хлещет. Убью!

Сынок и приятели не стали дожидаться, когда папенька дойдет до столика, где они до нашего появления так душевно заседали, похватали со стола бутылки с пивом, соленые сухарики и пулей вылетели из стекляшки.

Николай Степанович решил, что бежать за сыном не стоит, все равно вечером сам домой придет, тогда и состоится мужской разговор без свидетелей. Я мысленно пожалела мальчишку, хотя мозги прочистить ему совсем не мешало бы.

— Откуда такая умная выискалась? Свои дети есть? — Николай Степанович с трудом удерживал взгляд на мне.

— Есть.

— Вот своих и приучай к пиву или вину с десяти лет, а я из своего сына человека сделаю, пить у меня не будет! Я так сказал! — Коля повернулся ко мне спиной и на заплетающихся ногах пошел к своему столику.

Я хотела спросить: «А как же личный пример?», но в последнюю минуту передумала. Рядом со мной стояла буфетчица. Она с облегчением вздохнула:

— Пронесло. Девочки, что заказывать будете?

— Кто это? — я взглядом показала на Колю.

— Николай Степанович? В принципе неплохой мужик, только пьет много.

— Это мы заметили.

— Да нет, ничего вы не знаете. Год назад от него жена ушла, в город уехала. На прощание сказала: «Ты — алкаш, и сына алкашом сделаешь». Сам Коля бросить пить не может, ему лечиться нужно, а сына блюдет, в ежовых рукавицах держит, чтобы жене своей, значит, доказать.

— Что доказать?

— Что отец он хороший и за мальчиком следит.

— Да разве так надо доказывать? — вмешалась в разговор Степа. — Пить бы бросил, делом бы занялся, тогда бы и жена вернулась, и сын по стопам отца не пошел бы.

— Вам легко, городским, говорить. У вас все! А у нас «Дольче вита» только на вывеске. Кто ее, сладкую жизнь, здесь видел? — обиделась на судьбу буфетчица. — Заказывать будете?

— Нет, спасибо, скоро наш автобус, мы пойдем на остановку.

Глава 26

Ехать в автобусе было холодно, к концу поездки ноги у нас окончательно окоченели.

— Степа, а почему мы не взяли такси? — застывшими губами произнесла я.

— А ты его там видела? Я — нет, — последовал ответ.

Она шмыгнула носом и достала из сумочки платок. Кажется, у Степы начинался насморк.

— Сейчас мы приедем домой, ты залезешь в горячую ванную, а я тебе сделаю горячий напиток из красного вина, лимона, меда и корицы. Очень вкусное и целебное снадобье. Называется глинтвейн, он тебя быстро на ноги поставит.

— Скорее свалит. Нет, я теперь, как только мне предложат выпить, Колю вспоминать буду. А вообще мы не о том говорим, этот Коля все мысли нам спутал. Что ты скажешь об Ольге и ее сестре Оксане? А если…?

— Я тоже так думаю. Как бы у мнимой вдовы Богомолова под ванной мы еще один труп не нашли.

— Нет, Марина, давай так далеко не загадывать. Зачем ты это сказала, у меня мурашки по коже побежали.

Остаток пути пролетел незаметно, мы спорили, строили свои домыслы, перебивали друг друга, но в итоге пришли к единому мнению — надо ехать не домой, парить ноги, а к Богомоловой.

В состоянии эйфории, с громко бьющимися сердцами и горящими глазами мы стояли под дверью вдовы Богомолова и с силой давили на кнопку звонка до тех пор, пока за дверью не послышалось шарканье тапок. Секунд десять нас разглядывали в глазок, потом недовольный голос спросил:

— Кто? Разве можно так звонить?

— Ольга Сергеевна, откройте, пожалуйста. Вы нас должны помнить, мы к вам до похорон приходили, открытки приносили.

С минуту из-за двери не раздавалось ни звука — там соображали, открывать непрошеным гостям или нет. Наконец лязгнул замок, дверь медленно приоткрылась, и в проеме появилась заспанное лицо хозяйки. Я на всякий случай втиснула в щель свою ногу, вдруг она передумает с нами разговаривать и захочет захлопнуть дверь.

— Здравствуйте, Оксана Сергеевна, — поздоровалась я и стала ждать ответной реакции, все ближе протискиваясь к дверному проему.

Хозяйка приподняла брови и криво усмехнулась. Она держалась очень хладнокровно. Мне хотелось видеть ее испуганной, затравленной, но я так и не смогла заметить на ее лице ни тени беспокойства, ни боязни разоблачения.

— Что ж, проходите, — она широко распахнула перед нами дверь, пропустила в квартиру и пошла по коридору в гостиную, в комнату, где мы были в первый раз. — Присаживайтесь.

— Оксана Сергеевна, мы все о вас знаем, — начала я с наскока. — Отпираться бесполезно, а потому попрошу вас воздержаться от необдуманных действий.

Степе так понравилась моя последняя фраза, что она одарила меня восхищенным взглядом. Зато хозяйка сначала с удивлением посмотрела на меня, а потом бесстыже засмеялась:

— Что это значит? А, поняла, но вы можете не переживать за свои жизни — я не держу в кармане пистолет, совсем не умею метать ножи и чая вам не предложу, чтобы вы не думали, будто я хочу вас отравить.

Она упорно пыталась сбить меня с текста, который мы со Степой подготовили, пока тряслись в автобусе, добираясь из Боголеповки в город. Я ожидала, что она заломит руки, начнет спрашивать, откуда нам известно ее настоящее имя и как мы обо всем догадались. Но вместо того, чтобы просить у нас пощады, она смеялась нам в лицо. Такое поведение преступника могло выбить из колеи кого угодно, но только не нас. Не на тех нарвалась.

— Оксана Сергеевна, я не спрашиваю, почему вы хотели убить Богомолова, это и так понятно. Я не спрашиваю, кто вам помогал, это детали, полиция во всем разберется до мелочей. У нас к вам только один вопрос. Что с Ольгой Сергеевной? Она жива? И где она?

— Жива и чувствует себя лучше, чем последние семнадцать лет.

— Где она? Куда вы ее спрятали? Вы поймите, в ваших интересах говорить правду. Мы можем выступить свидетелями и зафиксировать ваше признание как явку с повинной. Но это при условии, повторяю, что Ольга Сергеевна жива.

— Жива, жива.

— Где она?

— Перед вами.

— Не морочьте нам головы! Вы хоть и похожи с Ольгой как две капли воды, но внутренне вы две диаметральные противоположности. Вы Оксана, которая убила своего любовника и отсидела за убийство срок, а потом явилась к сестре и стала бить на жалость. Как же, пока вы парились на нарах, она жила в свое удовольствие! Как я понимаю, Ольга не пошла у вас наповоду и прогнала. Тогда вы решили сделать ход конем, а именно: убить мужа своей сестры, тем самым сделать ее богатой наследницей. А потом убрать сестру и стать на ее место. Шоу близнецов. В истории криминалистики такое уже случалось.

— Интересно, но я могла бы убрать только сестру и жить с ее мужем в свое удовольствие.

— Нет. Богомолов мог в вас не признать жену.

— Пожалуй, вы правы, — согласилась наша собеседница, — кое в чем. Я полагаю, вы ездили в Боголеповку? Да? Конечно, откуда бы вы тогда знали о том, что у жены Богомолова была родная сестра. Она ведь долгие годы сей факт тщательно скрывала. С кем вы разговаривали? С Анной Тимофеевной? Как там она? Жива, здорова? В библиотеке работает?

— Оксана Сергеевна, мы действительно были в Боголеповке, и знаем многое о вашей непутевой молодости.

— Значит, вам Анна Тимофеевна рассказала об Оксане? Только ведь я не Оксана.

— Опять двадцать пять, — возмутилась Степа. — Я не я, и корова не моя. Вы нас, Оксана Сергеевна, за дурочек держите? Марина Владимировна, доставайте мобильный телефон, вызывайте оперативную бригаду. Не хочет с нами разговаривать, в СИЗО как миленькая разговорится.

— Подождите звонить, — заволновалась Богомолова наконец-то! — Выслушайте. Меня зовут Ольга Сергеевна. Я могу поклясться на чем угодно, это мое родное имя, данное мне при рождении. В то, что со мной произошло трудно поверить, но когда вы меня выслушаете — вы все поймете. Я действительно Ольга Сергеевна, но я не жена Богомолова. Я сидела в тюрьме, но я не Оксана.

Она стала рассказывать, сбивчиво, эмоционально, иногда с обидой в голосе, иногда даже плакала, когда говорила о дочери и долгих годах, проведенных в тюрьме. Из ее исповеди выходило так: жили две сестры, Оля и Оксана. Родителей они потеряли рано, воспитывались у бабушки. Девочки были очень похожи внешне, а вот характеры …

Как правило, из близнецов один лидер, а другой в подчинении. В этой парочке не было лидера, они были от природы разные. Оля тихая, мечтательная и правильная. Оксана — бес в юбке. Они даже не дружили, у каждой была своя компания. Оксана с пятнадцати лет перепробовала всю косметику, продаваемую в местной лавчонке. Ольга берегла природную красоту или не видела смысла в искусственном украшательстве своей внешности. Ее больше интересовали книги, а если быть точными, романтические истории о Золушках и принцах.

После школы обе поехали учиться в район. Одна поступила в культпросветучилище, другая — в медицинское училище. Через два года одна стала библиотекарем, другая — медсестрой. Оксана замуж не торопилась — кавалеров у нее было хоть отбавляй. А вот Ольга на первом же курсе влюбилась красавца-баяниста Алексея Боголюбова, вышла замуж и родила дочку Настеньку. Эти годы для Ольги были самыми безоблачными. Любимый муж, ребенок, комната в общежитии — Ольга не могла нарадоваться семейной жизни. Наивная, она даже не подозревала, что свое счастье надо беречь как зеницу ока, и, во всяком случае, совсем не ожидала, что родная сестра, как самая настоящая воровка, похитит ее любимого Алексея.

Оксана часто приходила в гости к Боголюбовым, помогала сестре по хозяйству, приносила подарки племяннице и нянчилась с ней, когда мать подрабатывала в киоске, продавая газеты и журналы. Признание Алексея в том, что Оксана чудесная девушка, они давно любят друг друга и намерены жить вместе, прозвучало для Ольги как гром среди ясного неба. Такой подлости и коварства от сестры она никак не ожидала. Ольга — девушка гордая, чинить препятствий для развода не стала, отпустила Алексея и порвала с Оксаной всяческие отношения.

К этому времени сестры получили дипломы. Одна с ребенком вернулась в родной поселок и стала работать в местной библиотеке. Вторая осталась в районном центре и устроилась на работу в больницу. Два года Ольга не разговаривала с сестрой. До нее доходили слухи, будто Оксана неплохо устроилась, прогнала Алексея, сейчас крутит романы не абы с кем и живет припеваючи на средства своих любовников.

И все было бы хорошо, если бы сестры не встретились. Но судьба распорядилась по — своему. Однажды, на свою беду, Ольга поехала в район за новыми поступлениями для библиотеки. Даже сейчас, спустя много лет, она помнила этот день до мельчайших подробностей. Ольга получила книги, времени до отправления автобуса было целых полтора часа, а рядом универмаг. Где лучше всего убить время? Правильно, в магазине. Она решила заскочить в секцию детской одежды, купить к весне дочке курточку.

Проходя мимо парфюмерного отдела, Ольга нос к носу столкнулась с Оксаной. Та была не одна, а с солидным мужчиной. Они стояли у витрины, и девушка-продавец услужливо выставляла на стекло все новые и новые флаконы. Мужчина выбирал для своей спутницы духи. Оксана заметила сестру и встрече обрадовалась: бросилась ей на шею, стала обнимать и расспрашивать о племяннице. Ольга напротив была сдержана в эмоциях. Она диву давалась — Оксана вела себя так, будто никакой ссоры между ними не было, и мужа она у нее не уводила.

— Знакомься, дорогой. Это моя сестренка, Ольга. А это, Оля, мой друг, Андрей Михайлович. Прошу жаловать, потому что любить его буду только я.

Ольге хотелось спросить об Алексее, но при Андрее Михайловиче она постеснялась говорить о своем бывшем супруге, два года назад сбежавшем к Оксане.

Андрей Михайлович оказался начальником автобазы, мужиком денежным и нежадным. Он тут же пригласил сестер в ресторан, отметить встречу. Ольга сначала упиралась, ссылалась на скорое отправление рейсового автобуса и на дочку, которую оставила соседке, но Андрей Михайлович так ловко уговаривал, что она не смогла устоять перед обаянием опытного ловеласа.

В ресторане не привыкшая к алкоголю Ольга быстро захмелела и вскоре мало что соображала. Она радовалась встрече с сестрой, о которой еще вчера не хотела слышать. А когда Ольга узнала от Оксаны, по какой причине был изгнан Алексей, возликовала. Бывший супруг, со слов Оксаны, оказался неисправимым бабником. Слушая рассказы сестры о постоянных изменах Алексея, Ольга была на седьмом небе, что вовремя избавилась от непутевого мужа.

Просидев в ресторане несколько часов, вечер решили продолжить в другом месте. Опять было заказано много закуски и выпивки, официанты аккуратно упаковали еду в коробки, и вся компания переместилась в уютную двухкомнатную квартирку, которую Андрей Михайлович снимал для Оксаны.

Ольга долго не высидела, отправилась спать, чтобы поутру с угрызениями совести вернуться к дочке в поселок. Но этому не суждено было сбыться. Начало следующего дня было ужасным. Ольга проснулась от истошного крика сестры. Оксана орала и смотрела на сестру обезумевшими глазами. Сама Ольга чувствовала себя отвратительно. Ничего не понимая, она мельком взглянула на Оксану и тут же закрыла глаза. Ей хотелось спать, пить и помыться — рубашка была мокрой и противно липла к телу. В голове промелькнула мысль, что у сестры слишком жарко, одеяло слишком теплое, и поэтому она ночью сильно вспотела. А еще сильно болела голова, просто раскалывалась на части.

Оксана продолжала кричать.

— Что случилось? — поинтересоваться Ольга, найдя в себе силы открыть глаза.

— Ты его убила. Ты убила Андрея, — причитала Оксана.

Только теперь она увидела — ночная рубашка было мокрая не от пота, а от крови. Но это не все: рядом с диваном, на котором спала Ольга, валялся окровавленный нож, а в двух шагах от ножа лежал Андрей Михайлович с раной в груди.

— Зачем ты это сделала?

— Я ничего не делала, — ужаснулась Ольга. — Я не убивала его. Я спала.

Тогда Оксана села напротив сестры и поведала ей о том, что произошло ночью. Из ее рассказа выходило так: после полуночи Андрей Михайлович перепутал сестер, Ольге не понравились его приставания, она, спьяну, не долго думая, схватила нож и вонзила его в грудь навязчивого ухажера.

— Так все было. Ты была пьяна и сейчас ничего не помнишь. Улик против тебя — не отмыться. Пальчики на посуде и, главное, на ноже. Это главное доказательство твоей вины. Убежать ты некуда не можешь. Посуди сама, в ресторане Андрея знали все, да и меня тоже, а ты как две капли похожа на меня, тут и соображать долго не надо, что мы сестры. Тебя найдут через меня. Спрятать труп? Не выход — соседи видели, как мы втроем входили в квартиру, обязательно донесут. К тому же не позднее чем через два часа жена Андрея поставит всех на уши, на нас выйдут в два счета. Тебя менты не то что в Боголеповке, на краю света найдут. Лучше не тянуть время и сразу во всем признаться.

— А как же Настя? — расплакалась Ольга. — Она маленькая, мужа у меня нет, кто с ребенком останется?

— С ребенком останусь я, — успокоила Оксана и тут же озадачила Ольгу: — Ты о другом переживай.

— О чем?

— О своей репутации и о том, как твоя дочь, когда ей скажут, отнесется к тому, что мать сидит в тюрьме за убийство.

— Что же делать?

— Ольга, я перед тобой виновата. Я увела у тебя мужа, я лишила ребенка отца. Я знаю, как искупить перед тобой вину.

— Как? — спросила запутавшаяся в происходящем Ольга.

— Ты пойдешь в тюрьму под моими документами. Скоро приедет милиция, и ты им скажешь, что Оксана ты. Поняла?

— А ты?

— Я сейчас поеду в Боголеповку. Я буду Ольгой Боголюбовой и матерью для Насти. Ребенок не должен страдать и чувствовать себя ущемленным. Настя маленькая, она подмены не заметит. Потом ты вернешься, возьмешь свои документы, и будешь жить как прежде. А я со справкой об освобождении буду искать работу, жилье. Может быть, в Боголеповке останусь. А нет… страна большая, где-нибудь устроюсь.

Оксана собрала Ольгины вещи, сунула в руки сестре свои документы и испарилась. Вскоре приехала милиция. На месте долго разбираться не стали — преступление было налицо. Ольгу забрали и отвезли СИЗО. Вот тут-то она и поняла, что подразумевают под словосочетанием «ад кромешный»: камера предварительного заключения, сырая и грязная, соседки по нарам с угрюмыми и озабоченными лицами, в любой момент готовые кинуться в драку, и бесконечные допросы.

Хотя нет, допросами Ольгу мучили недолго. Всем было понятно — Андрея Михайловича зарезала любовница. Репутация у бабенки была еще та. Ее отпечатки пальцев совпали с отпечатками на ноже, который использовался в качестве орудия убийства. Признание в преступлении было оформлено как чистосердечное, и оспаривать его никто не собирался. На суде Ольга не отпиралась, но, боясь выдать свою тайну, твердила только одно: «Да, убила. Как? Не помню». Срок дали большой, на всю катушку — постарался судья, закадычный друг Андрея Михайловича.

Несколько раз Ольга получала посылки от Оксаны. Один раз — письмо. Оксана в письме называла сестру Оксаной и сообщала, что все у них с Настей хорошо. А потом Оксана замолчала. Ольга сильно переживала, она писала сестре, но та упорно на письма не отвечала. Кому-то другому Ольга написать не решалась, боялась, что люди догадаются, кто есть кто. После долгих душевных терзаний Ольга от имени Оксаны написала письмо Алексею Боголюбову, которого просила найти свою сестру и проведать Настю. На это письмо Ольга также ответа не дождалась.

За хорошее поведение Ольгу выпустили досрочно на год. Она поехала в Боголеповку, где ее ждало потрясающее известие: сестра вышла удачно замуж, а племянницу забрала к себе тетка со стороны отца. Ольга едва устояла на ногах. В заключении у нее было много времени, чтобы все обдумать. Теперь она не сомневалась — Оксана просто-напросто ее подставила. Что случилось в ту злополучную ночь, ответить могла только сестра. Где Настя и почему ее отдали на воспитание чужим людям, тоже следовало спрашивать у Оксаны.

Ольга взяла у Анны Тимофеевны адрес и поехала в город искать сестру. Встреча состоялась. Сестры стояли на пороге, вглядываясь в некогда родные лица. Ольга ожидала увидеть Оксану совершенно иной, яркой, холеной. Сегодняшняя Оксана совсем не напоминала ветреную красавицу, она была точной копией Ольги: седые волосы, короткая стрижка и ни грамма косметики на лице. Конечно, морщин у Оксаны было намного меньше, чем у сестры, которая и в дождь, и в мороз работала на ветру. И руки у Оксаны были белыми, ухоженными с хорошим маникюром. У Ольги от работы на свежем воздухе ладони огрубели, а кожа приобрела красноватый оттенок.

— Я ждала, что ты приедешь, — сказала Оксана.

— Не верю, — Ольга отстранила рукой сестру и без приглашения вошла в дом. — Хорошо живешь, богато. Муж хороший? Денег много приносит?

— Оксана, я знаю, ты на меня злишься, но ты должна знать, я для тебя очень много сделала, здесь на свободе.

— Меня зовут Ольга! Вспомнила, сучка подзаборная? Вспомнила? Вспомнила? — Ольга прижала Оксану к стене и в истерике кричала до тех пор, пока из обезумевших от страха Оксаниных глаз не потекли слезы.

— Да… Да… Вспомнила.

— Где моя дочь?

— Я все тебе объясню, — Оксану бил озноб, перед ней стояла другая Ольга, не та тихоня, которая не знала ни единого бранного слова, а женщина, закаленная общением с воровками и убийцами, которая теперь могла отомстить обидчице так, как ее этому научили на зоне.

— Конечно, куда ты денешься, — криво усмехнулась Ольга. — Только ответь мне сначала на один вопросик. Кто убил Андрея?

— Оля, клянусь, так получилось, — лепетала Оксана, понимая, что сегодня врать сестре бессмысленно и опасно.

— Само?

— Нет, — Оксана отвела в сторону глаза.

— Тогда как?

— Понимаешь, когда ты легла спать, мы поссорились. Андрей был человеком горячим, он пошел на меня с ножом. Я не знала, ударит он меня или нет, и в ответ тоже схватила нож. Оля, это была самооборона, случайность, трагическая и нелепая. Оля, прости меня, я испугалась, не знала, что делаю. Я вытащила из Андрея нож, стерла свои отпечатки и всунула его в твою руку. Что было потом, ты знаешь.

— И как ты со всем этим жила? Тебя совесть не мучила?

— Мучила, Оленька, — причитала Оксана. — Ой как мучила. Я переехала в твой домик и жила там как затворница. Я даже в церковь стала ходить.

— Уверена, ты себя вела так по одной причине, чтобы люди не заметили подмены.

— Нет, что ты! Я спать не могла, лягу в кровать и всю ночь думаю, как ты там на зоне.

— Ладно, Оксана с меня довольно твоих слез в сахаре. Не такой ты человек, чтобы о ком-то другом, кроме себя, думать. Скажи, что сталось с Настей?

— Понимаешь…

— Опять? Запомни, никогда я тебя не пойму. Рассказывай.

— Когда я познакомилась с Федором, я прежде всего думала о Настеньке. Переедем с ней в большой город, ребенок будет ходить в хорошую школу, всего у нее в достатке будет: и одежды, и фруктов. На море каждый год будем ездить.

— Ну и почему ты ее не забрала?

— Не понравился ей Федор Петрович.

— Да? А мне люди говорили, что ты ее еще раньше в интернат сдала, до встречи с этим мужем?

— Верь им! Люди из зависти и не такого наговорят!

— Так, где Настя?

— Ее забрала сестра Алексея, Нина, — призналась Оксана. — Ты ее должна помнить. Однажды она приехала ко мне и попросила отдать ей Настю. Мол, знаю, ты замуж собираешься, будущий муж детей не любит, пускай Настенька со мной поживет — я ей не чужая. А Настя действительно к Нине жмется и совсем не против ехать. Так мы расстались. Да ты не переживай, ей с Ниной хорошо.

— Она и сейчас с ней?

— Наверное, я не знаю, — проговорилась Оксана и тут же быстро добавила. — Конечно, где же ей еще быть?

Мы слушали Ольгу с открытыми ртами. Наивная простата, так дать себя обвести вокруг пальца. Как же не похожи эти две сестры, дети одной матери! Оксана — порождение дьявола. А Ольга… Что Ольга? Мне прежде такие люди не встречались. Ради какой-то надуманной причины она простила сестре подлость и отсидела за нее срок.

— Вы нашли свою Настю? — спросила Степа.

— Да, нашла, — с грустью в глазах ответила Ольга. — Я приехала к Нине, представилась Оксаной, хотела повидаться с Настей, но не застала ее. Настя училась в медицинском училище. Надо же, как ее родная тетка, Оксана. Нина очень враждебно ко мне отнеслась, она была против нашей с Настей встречи. Оказалось, все было совсем не так, как мне наплела Оксана. Алексей узнал, что его дочь в интернате. Помните, я вам говорила, что написала ему письмо, в котором просила разыскать девочку. Он отнесся к моей просьбе с полной ответственностью, каким бы плохим мужем он ни был, а Настя — то его дочь. Как Алексей разговаривал с Оксаной, не знаю, только он принудил ее отказаться от Насти в свою пользу, а если точнее, опекунство над девочкой взяла его родная сестра Нина. По сути, она и вырастила Настю. Но и Алексей приезжал к ребенку часто, снабжал деньгами, он тогда совсем неплохо зарабатывал — играл в ресторанах и на свадьбах. Так вот, Нина приняла меня в штыки, сказала, что не пустит меня к Насте. С ребенка хватит одной матери, которая от нее отказалась, и тетка, вернувшаяся из мест заключений, ей совсем не нужна. У Насти сейчас переходной возраст, девочка с трудным характером, заносчивая и взбалмошная, неизвестно какие последствия могут быть после нашей с ней встречи. Я уехала.

— И с Настей вы так и не встретились?

— Встретилась. Я нашла ее в городе и едва узнала. Это уже был не мой ребенок, маленький, ласковый и беззащитный. Настя выросла, превратившись в девушку рослую, красивую и очень похожую на свою тетку Оксану. Такая же дерзость в глазах, раскованность в поведении и полное отсутствие любви к ближним.

— Что это значит?

— Когда я к ней подошла, она, как ни странно, меня узнала. Я хотела сказать, она узнала не меня, а Оксану в роли своей матери. Как все запутано, вам, наверное, трудно меня понять?

— Отчего же? Ваша сестра присвоила все, вычеркнув вас из общества. Продолжайте, пожалуйста.

— Да, вы нашли правильные слова. Настя накинулась на меня с претензиями, будто я катаюсь, как сыр в масле, а им с отцом даю все меньше и меньше денег. И еще, пригрозила, что если я не буду давать больше, они с отцом, то есть с Алексеем, придут и все расскажут Богомолову. Тогда я поняла, Алексей требовал у Оксаны деньги за молчание. Он ее шантажировал, грозился прийти к Богомолову и рассказать о том, что у его жены есть дочь, от которой она отказалась как самая настоящая кукушка.

— Значит, ваш бывший муж шантажировал Оксану своим ребенком?

— Да. Все так и было.

— Подождите, а разве в вашем паспорте, который присвоила Оксана, не значилось, что Настя ваша дочь? Богомолов, выходит, не заглядывал в документы, когда женился?

— Если Оксана смогла меня посадить вместо себя в тюрьму, то она могла вытравить в паспорте отметку о детях. Она могла его поменять на новый. Она могла сделать с документом что угодно.

В этот момент я вспомнила о Богомолове, который тоже хотел выглядеть перед новой женой целомудренным и с этой целью поменял свой паспорт на чистый документ без штампов о браках и последующих разводах.

— Ясно. Что было дальше?

— Я ушла.

— Вы и тогда не сказали Насте, кто перед ней стоит?

— Нет, я так и не смогла сказать правду, — смутилась Ольга. — Теперь я боялась показаться полной дурой, хотя таковой и была на самом деле. Я развернулась, ушла и больше встречи с дочерью не искала. С Оксаной тоже не виделась.

— Все это время? Как же вы оказались здесь, в этой квартире, в роли жены Богомолова?

— Я устроилась в одну частную фирму на рабочую должность. Платили мне хорошо, я снимала квартирку, маленькую, недорогую, и мне хватало. Но так случилось — хозяева свернули производство, и я осталась без средств к существованию. Кому я должна была идти? Конечно, к Оксане. Я пришла к ней в тот день, когда должен был вернуться из Англии Богомолов, и потребовала денег. Сначала она отказывалась мне платить, хотя я просила немного, только на первое время, пока не устроюсь на новую работу. Представляете, она сказала мне, что живут они с мужем скромно, у нее лишних денег нет даже на косметику. Короче, такую пургу мне мела, что у меня уши остывать стали. «Хорошо, — говорю я. — Вспомни, что мне обещала когда-то. Я выхожу из тюрьмы и занимаю твое место, а ты со справкой об освобождении рыщешь в поисках куска хлеба. Устраивает тебя такой вариант?» Разумеется, этот вариант ее не устраивал. Она нервничала и торопилась меня выпроводить — вот-вот должен был вернуться из поездки Федор Петрович. Оксана достала пачку стодолларовых бумажек и вручила мне их со словами: «На первое время тебе хватит, а теперь уходи». Прежде чем выпустить меня из квартиры, она вышла в коридор, посмотреть, нет ли там кого. Через минуту она вернулась. Лицо ее было белее мела, губы дрожали, а в глазах застыл такой ужас, будто в подъезде она встретилась с приведением. Речь ее была бессвязна, она повторяла только одно слово: «Там, там» и все. Я не могла понять, что ее так сильно напугало, и выскочила в подъезд. На площадке между этажами, весь в крови лежал пожилой мужчина, без сомнения, он был мертв. Когда я вернулась, Оксана заливалась слезами и причитала: «Феденька, это меня бог покарал. Феденька! Это меня наказали за грехи. Отняли самое дорогое, что было». Так я поняла — там, в подъезде, лежит хозяин квартиры Богомолов. Я напоила ее водой, дала какие-то успокоительные лекарства из аптечки. Постепенно она стала приходить в чувства. И вот тогда она мне предложила: «Смерть Феди — это шанс вернуть всех на свои места. Оставайся вместо меня».

— И вы согласились?

— Да.

— А вы не побоялись, что история может повториться?

— Нет. С годами я научилась распознавать показуху от истинного горя. Оксана не прикидывалась, не играла и не пыталась меня обмануть. Она тяжело переживала смерть мужа. Она действительно полюбила Федора Петровича. Знаете, как бывает: выходила замуж по расчету, а потом влюбилась. Не зря же она всю жизнь носила мою маску? Могу себе представить, как ей трудно было, с ее-то характером. Первое время она, конечно, опасалась разоблачения, боялась попасть в тюрьму, а потом, когда я за нее срок отсидела, чего ей было бояться? Только одного, что Федор раскроет обман и не простит. Смерть Богомолова — случайность, его убили кирпичом по голове, забрали деньги и мобильный телефон. При чем здесь Оксана? Вы ведь это имели в виду, когда спрашивали, не боюсь ли я повторения истории.

— Ясно. Вы согласились поменяться вновь местами.

— Да, во-первых, на этом настаивала Оксана. Во-вторых, было бы справедливо дать мне на старости лет пожить по-человечески. И, в-третьих, я хотела встретиться с дочерью, все ей рассказать, объяснить, почему так произошло, и помочь с деньгами устроиться в жизни. Согласитесь, девочке тоже не повезло.

— В вашей истории мало кому повезло, — констатировала я.

— Значит, ни вы, ни Оксана Богомолова не убивали? — заключила Степа.

— Разумеется! Вы можете поверить мне на слово — я не убивала. Если честно, я даже Богомолова при жизни не видела. А Оксана, могу поклясться на чем угодно, за пределы квартиры при мне не выходила.

— А где теперь Оксана?

— Оксана в тот же вечер ушла. Показала мне, где лежит паспорт, деньги и до прихода полицейских ушла.

— И вы не знаете, где она сейчас может быть?

— Почему? Знаю. Оксана собиралась устроиться послушницей в монастыре. Она чувствует себя в этой истории такой виноватой, что решила в тиши и уединении привести голову в порядок.

— Надо же! — воскликнула Степа. — Это уж совсем история из прошлого века, вернее, позапрошлого. Ушла в монастырь!

— Напрасно вы так, — обиделась за сестру Ольга. — Много женщин, выйдя на свободу, не могут найти себя в теперешней жизни, помыкаются, помыкаются и уходят в монастырь. Это я Оксане адрес подсказала. Я его на зоне у знающих людей на всякий случай взяла. Могу и вам дать.

— Спасибо, нам еще рано. Возьмем, если понадобится.

— Ольга Сергеевна, вы Насте уже рассказали, кто кем был?

— Нет, еще не успела. Я сама должна сначала прийти в себя. Объяснение с полицией, похороны, поминки. Все это так трудно. К тому же ко мне с соболезнованиями обращаются люди, о которых я ничего не знаю, хотя как вдова Богомолова должна бы и знать. В последние дни я часто попадаю в неловкие ситуации, говорю невпопад, несу всякую чепуху. Могу себе представить, что обо мне думают люди. Скорей всего, что я от горя умом тронулась? Но в моем положении это выход, с чокнутой какой спрос?

— Ольга Сергеевна, еще один вопрос. Вы знаете Игоря Северянина?

— Говорите громче.

— Игоря Северянина!

— Конечно, русский поэт первой половины двадцатого столетия. А почему вы о нем вдруг спросили? Ах да! Мне кажется, вы его имя уже упоминали. Я ведь с зоны вернулась наполовину глухой, после тяжелого отита одно ухо совсем не слышит. Что-то знакомое мне послышалось, а сообразить, о ком вы говорите, я в прошлый раз так и не смогла. Вы тогда еще так удивились, у вас такое выражение лица было, — Ольга Сергеевна за всю встречу в первый раз улыбнулась. — Как же так, кто может не знать Северянина? Но как библиотекарь, вынуждена вас разочаровать, его нечасто спрашивают. Во всяком случае, когда я работала, им интересовались единицы.

— Именно тот факт, что вы библиотекарь по образованию и не знаете, кто такой Северянин, нас и смутил, — призналась я. — Вы должны были о нем слышать. Вот мы и заподозрили, что вы не тот человек, за которого себя выдаете. Кто же знал, что у вас проблемы со слухом и вы не поняли, о ком идет речь?

— Вот, значит, что вас насторожило в моей персоне. Но знаете, даже если бы я хорошо слышала, после всего, что со мной произошло, мне простительно забыть, как меня зовут на самом деле. Не то что Северянина помнить.

— Это, верно.

— А кто вам сказал, что я в прошлом библиотекарь? — поинтересовалась Ольга Сергеевна.

— Лариса Мамонтова, первая жена Федора Петровича.

— А он был женат? Надо же, как я плохо знала своего «мужа»! Вы говорите о той высокой красивой даме?

— Да, Лариса Ивановна была женой и другом Богомолова до последних дней. Это она посоветовала ему сделать чистый паспорт без штампов перед свадьбой с вашей сестрой.

— Зачем? — удивилась Ольга Сергеевна.

— Наверное, он не хотел предстать перед Оксаной бабником. Она ему показалась такой правильной, чистой…

— Она явно переигрывала. Я считаю, каждый имеет право на ошибку, и в браке тоже.

— Кстати, Лариса Ивановна являлась единственным компаньоном Федора Петровича в сети магазинов «Сытый желудок». Вы должны об этом знать.

— А я-то думаю, почему она у меня о каких-то документах спрашивает. Оксанка в тот вечер, когда убили Богомолова, вручила мне паспорт и деньги, а о документах ни слова не сказала.

— А каково состояние Богомолова, вы в курсе?

— Нет, мне и тех денег, что оставила Оксана до конца жизни хватит, и еще дочке останется.

— Ольга Сергеевна, а с Алексеем Боголюбовым вы встречались? Как он воспринял ваше возвращение?

— Нет, с ним не встречалась, — ответила «вдова» Богомолова.

— Тогда простите, что мы вас потревожили, — я поднялась с дивана и знаком показала Степе последовать моему примеру. — Нам пора, время уже позднее.

— Да, да, — закивала головой Ольга Сергеевна.

Она с готовностью встала, чтобы проводить нас к двери. В эту минуту мне показалось, что Ольга Сергеевна испытывает определенное облегчение от того, что мы наконец-то уходим. Разговор получился и откровенным, и трудным, устали все, и всем хотелось отдохнуть.

Мы вышли из дома, немного постояли, посмотрели на окна богомоловской квартиры. Свет несколько минут продолжал гореть в гостиной, потом он погас, но зажглось соседнее окно с яркими и веселыми занавесками — хозяйка перешла в кухню. Ее силуэт пару раз промелькнул в окне. С улицы было видно, как Ольга Сергеевна хлопочет у плиты, открывает посудный шкаф, достает кружку.

— Чай собирается пить, — предположила Степа.

— Пошли домой, — уставшим голосом попросила я.

После разговора с Ольгой Сергеевной у меня на душе остался осадок, как будто я что-то не поняла, упустила нечто важное. Я никак не могла взять в толк, как же так получается? Оксана испортила жизнь сестре: сначала отбила мужа, потом вообще вместо себя посадила в тюрьму, лишила свободы и дочери. Было бы странно, если бы сестра с ней не поквиталась. Но Ольга простила Оксане все зло, мстить не стала, ушла и жила своей жизнью до тех пор, пока не оказалась в безвыходной ситуации. Вот тогда-то она пошла к Оксане и приняла из ее рук законное вознаграждение, моральную компенсацию за все потери — свое истинное имя и вместе с ним наследство от убитого Богомолова.

— Черт, библейский сюжет какой-то! Каждому воздастся по заслугам, — в сердцах проговорила я.

— Ты о чем? — переспросила Степа.

— Об Ольге и ее сестре Оксане. Я запуталась. Разве бывают такие святые, как эта Ольга? Просто Иисус Христос в юбке. Пошла, отбарабанила срок за сестру и никаких претензий к жизни. Степа, скажи, ты бы так поступила?

— У Ольги не было ни денег, ни квартиры, ни мужа. Была одна дочь, свет в окошке, смысл всей ее убогой жизни, — пустилась в туманные объяснения Степа. — Ольга ничего не могла дать дочери кроме честного имени, поэтому она расценила предложение Оксаны поменяться документами как щедрый и благородный подарок.

— А почему Оксана сделала такое предложение? Ну и шла бы себе в тюрьму Ольга под своим именем.

— Марина, у Оксаны была репутация шальной бабенки, от нее всего можно было ожидать. Представь, в квартире находят труп Андрея, его пьяную любовницу и ее тихоню-сестру, одно слово — библиотекаршу. При таком раскладе у следователей обязательно возникли бы вопросы, провели бы следственный эксперимент, и правда бы выплыла наружу. Но Оксана убедила Ольгу в содеянном, а ради девочки, подчеркиваю, ради будущего Настеньки, предложила поменяться именами. Тем самым она заткнула рот любящей мамаше на долгие годы. Конечно, сидя в тюрьме, Ольга анализировала ситуацию и пришла к выводу, что родная сестра ее подло подставила. Но кто бы ее сейчас слушал? Почему сразу не сказала? Начали бы разбираться, обе сестры не отмылись бы. Видимо, незапятнанная фамилия дочери Ольге была дороже свободы. Она так и не раскрыла своей тайны до конца срока.

— Глупо.

— Согласна, но в провинции совсем другое отношение к чести и совести, с этим приходится считаться.

— По-твоему выходит, Ольга нам рассказала правду?

Степа пожала плечами, помедлив с ответом:

— Ну, может быть, не всю, — осторожно заметила она.

— О! — воскликнула я. — Мне тоже показалось, она что-то не договаривает. И я, кажется, догадываюсь, что именно. Бывший муж Ольг мог бы играть не последнюю роль во всей этой истории.

— Тогда нам надо найти Алексея Боголюбова и проверить его алиби в день убийства Федора Петровича, — продолжила мою мысль Степа.

— Допустим, — рассуждала я. — Боголюбов требовал с первой жены деньги, а она ссылалась на Федора Петровича. Мол, как ей выкроить из семейного бюджета сумму, да так, чтобы муж ни о чем не догадался? Тогда Алексей решил убрать Богомолова. Не трудно предположить, что было у него на уме. После смерти мужа, то есть Богомолова, все деньги достанутся вдове. Тогда он, Алексей, поднимет все документы о рождении дочери, предъявит их Ольге, которая под тяжестью неоспоримых доказательств будет вынуждена поделиться наследством. Я думаю, Боголюбов все так и сделал, мне только не ясно, говорил ли он с Ольгой после убийства Богомолова?

— Кто знает, может, именно это она не договаривает?

— Степа, надо проверить алиби Алексея. Чувствую, мужик завяз по самые уши.

— Марина, а как нам притянуть эти самые уши к событиям в Англии?

— Не знаю. А вдруг он под чужой фамилией втерся в нашу группу? Рассуждаем логически, кто бы это мог быть? Возраст Боголюбова примерно сорок лет. Кто? Только Зорькин! Не зря он мне всегда казался подозрительным.

— Ну что ты придумываешь? Из баянистов подался в физики, доктора наук? Нормально! Забыла? Я Владимира Владимировича проверяла. Своими ребрами отвечаю — Зорькин есть Зорькин.

— А вдруг Зорькин друг Боголюбова с детства?

— Если так рассуждать, другом Боголюбова может быть каждый из нас, даже ты или я.

— Ты права, поехали домой. Сегодня голова моя уже не варит.

Глава 27

В квартиру мы завалились уставшие и голодные. Олег был уже дома. После вчерашнего инцидента он не стал дожидаться ответной реакции на бестактный вопрос: «Что на ужин?», а безропотно, в моем переднике жарил картошку. С порога, почуяв запах раскаленного масла, Степа опять ощутила угрызения совести, хотела тут же, не раздеваясь, броситься к плите, чтобы перехватить из неловких мужских рук деревянную лопаточку для перемешивания картошки, но я вовремя успела ее остановить.

— Не мешай ему, мужчина должен приносить не только деньги, но и пользу, — выдала я один из постулатов своей лучшей подруги Блиновой.

— Не мужское это дело — жарить и парить, — пожалела племянника Степа.

— А вот Алина так не считает.

— Ты переняла от своей подруги не лучшие качества.

— Кстати, надо ей позвонить, сообщить о новостях — ей будет интересно.

Весь вечер мы хвалили Олега. Картошка не вся подгорела, имела вполне пристойный вид, и с солью мой муж почти угадал. То есть, если перед картошкой съесть кусочек хорошо просоленной селедки, блюдо казалась бы в норме. Но это так, мелочи жизни. Есть можно и, слава богу.

— Олежек, никогда ничего вкуснее не ела, — старалась поощрить племянника Степа.

— Когда к делу относишься ответственно, тогда и получается хорошо, — изрек Олег. — А я в это блюдо всю душу вложил.

«Заодно вбухал все масло и соль», — подумала я, глядя на оставшееся в сковороде изрядное количество масла.

После ужина я позвонила Алине. Она была в расстроенных чувствах. Во-первых, болезнь перекочевала с Вадима на нее, это было слышно по голосу. Во-вторых, ее семейная жизнь находилась на грани развода.

— Что случилось?

— Ой, Марина, мужчины такие неблагодарные. Лечишь, лечишь их, а когда они выздоравливают, то норовят распустить перья и улететь подальше от родной жены, — прохрипела в трубку Алина.

— Вадим, почувствовал себя лучше и удрал в свою лабораторию? А ты лежишь одна-одинешенька, и некому тебе подать таблетку аспирина? — попробовала я догадаться.

— Нет. При чем здесь аспирин? Я сама пока могу передвигаться, и температуры у меня нет, чтобы ее сбивать. Слушай. Вчера Вадим лежал в спальне, а я допоздна просидела у телевизора. Так вот, сижу я и чувствую, как заболеваю: в горле першит, в носу щипает и в голове не все ладно. Думаю, надо сходить на кухню, попить теплого молочка. Иду я по темному коридору, лампы нигде не горят. Слышу на кухне какой-то подозрительный шорох. Крадусь. Свет не включаю. Заглядываю и вижу: сидит наш котенок Ромка у своей миски и хрумкает сухой корм. Я, знаешь, так нежно, чтобы не испугать, говорю ему: «Когда же ты, божья тварь, нажрешься?» В этот момент из угла, который из коридора не виден, выходит Вадим с перекошенным от обиды лицом и чуть не плачет: «Так ты ко мне относишься? Куска хлеба пожалела? Я, между прочим, с утра ничего не ел. Не знал, что ты, Алиночка, такая бессердечная. Больному мужу отказать в куске колбасы. Жена называется. В приюте для бездомных куда лучшее отношение к людям. Там хоть тварями не обзывают!»

— Ты объяснила Вадиму, что под тварью имела в виду кота?

— Что толку? У него сейчас на фоне насморка обостренное самолюбие, он обижается на любую мелочь. С ним сейчас разговаривать бесполезно. Конечно, я ему сказала, что разговаривала с Ромкой, а не с ним.

— А он?

— Он? Сказал, что я выкручиваюсь и под «тварью» подразумевала именно его, а не кота. Ну, я его разубеждать не стала. Хочет считать себя таковым, пусть считает.

— А ты?

— Я? Я теперь болею одна — Вадим сбежал в лабораторию.

— Алина, ты заканчивай болеть, у нас для тебя есть новости, — я вкратце рассказала все, о чем нам со Степой удалось узнать за весь день. — Теперь, если мы найдем одного человека, то сможем ответить на интересующий нас вопрос: «Случайна ли смерть Богомолова?»

Но разыскать Алексея Боголюбова нам так и не удалось. Оказалось, что после культпросветучилища он поехал не по распределению, а стал возделывать «вольные хлеба», и стежки-дорожки его затерялись по родной стране.

У нас была еще одна отправная точка — сестра Алексея Нина. Но и ее мы найти не смогли. В адресном бюро Нина Боголюбова не числилась. Конечно, скорей всего женщина жила под фамилией мужа, да только откуда нам было знать, за кого она в свое время вышла замуж. Можно было, конечно, спросить у Ольги Сергеевны, где сегодня обитает ее бывший супруг, но кто даст гарантию, что они действуют не заодно?

Мы были в тупике. Тогда Степа подала великолепную идею. Поскольку Иван Штурм был в курсе нашего расследования, надо его приобщить к розыску Алексея Боголюбова. Пускай бы он по своим связям разыскал мужа Ольги Сергеевны. Одно дело адресное бюро и совсем другое — служба безопасности, кто-кто, а они умеют найти человека, даже если он надежно спрятан.

Мы набрались смелости и позвонили Штурму. Говорила Степа. Иван ее выслушал, не перебивая, иногда только вставлял «Надо же?» или «Кто бы мог подумать?». Но когда дело дошло до конкретной помощи, Иван закапризничал.

— Степочка, живите спокойно. На голову каждого из нас может упасть кирпич. Богомолову не повезло больше, чем другим.

— Иван, но ведь Богомолова ждали в подъезде, лифт отключили.

— Лифт не работал уже несколько дней. Стечение обстоятельств. Скорей всего, между этажами стояли, грелись какие-то бомжи. Смотрят, идет приличный господин, под рукой кирпич, не рассчитали силу удара. Все! Богомолов — труп. А то, что вы мне рассказали об Ольге и Оксане — очень интересно. Правда, интересно. Кино можно ставить, многосерийное, серий на пятьдесят, «Семейные тайны».

— Были.

— Что были? — не понял Иван.

— «Семейные тайны» уже были. До свидания, спасибо, что выслушали нас, — Степа повесила трубку.

Отказ Штурма больно ударил по нашему самолюбию. Мы ему доверили с таким трудом раскрытую тайну, а он нас высмеял.

— Ну и черт с ним, со Штурмом и со всеми остальными. Нам что, больше всех надо? — возмущалась Степа. — Стечение обстоятельств! Случайный кирпич! Все, Мариночка, загостилась я у вас, в понедельник уезжаю. Все, я так решила, и не уговаривайте меня остаться.

А через день Иван позвонил сам:

— Марина Владимировна, в воскресенье девять дней со дня смерти Богомолова. Надо бы помянуть мужика по-христиански. Я только что разговаривал с вдовой Федора Петровича, поминки в двенадцать. Будут только самые близкие и мы, те, кто с ним общался в последнюю неделю перед смертью. Отказ не принимается, будьте, пожалуйста, обязательно.

Я набралась наглости и позвонила Ольге Сергеевне:

— Ольга Сергеевна, все так? Вы приглашаете помянуть Федора Петровича?

— Да, врать не стану, эту идею мне предложил молодой человек, вы его должны знать, он с вами ездил в Англию.

— Штурм.

— Да-да. Он так и представился, Иваном Штурмом. Я и сама хотела что-то подобное устроить, только не знала, кого пригласить. А тут он вчера позвонил, предложил свои услуги. Честно сказать, я, кроме вас и ваших подруг, никого не знаю, вы уж поддержите меня.

— Конечно, не переживайте. Как я понимаю, вам хотелось бы сохранить тайну в секрете.

— Да. Не хотелось бы на старости лет выглядеть аферисткой.

На поминки мы пришли вчетвером, прихватив с собой Веню. Разумеется, первой пришла Орешкина с Зуевым и без Мафусаила. Помнится, Богомолов при жизни не очень жаловал пса и, думаю, до Лидии Федоровны наконец-то дошло, что есть места, где с собакой появляться не совсем этично.

После нас появился Зорькин. Выглядел он странным образом — правое ухо прикрывала ватно-марлевая повязка.

— Что в сами, Владимир Владимирович?

— Перед вами жертва научного эксперимента. В первый раз со мной такой случай. Не выдержало защитное ограждение и образец, который мы испытывали на сжатие, отлетел мне прямо в ухо. Теперь у меня ухо рваное, как у бойцовского питбуль-терьера.

Сразу за Зорькиным пришла Лариса Ивановна. Она сухо поздоровалась с присутствующими и выбрала себе место подальше от остальных, кресло у окна. Все в основном молчали, разговор почему-то не складывался.

Ольга Сергеевна старалась не отводить глаз от портрета в траурное рамке. На гостей она не глядела, наверное, боялась, что ей могут задать один из тех вопросов, на который она не сможет ответить.

Стрелка часов приближалась к двенадцати, а Штурма все еще не было. Не было и Лизы. Асю я не надеялась сегодня увидеть — у нее самой горе. К чему девушке лишние переживания? Если она не придет, ее никто не осудит.

Я толкнула под бок Алину.

— А мы так и не сходили к Асе, не выразили свои соболезнования в связи со смертью Саши?

— А когда? Я последние три дня пластом лежала, — отозвалась Алина простуженным голосом.

— Ладно, если она все-таки придет, выразим соболезнования сегодня. Объясним, она поймет.

В коридоре робко зазвонил звонок. Ольга Сергеевна пошла открывать. Через минуту в гостиную вошел Иван Штурм с Лизой и Асей.

Лиза неплохо выглядела, неделя, проведенная дома, явно пошла на пользу. Правда, рука все еще оставалась в гипсе, обычно его снимают не раньше чем через три недели. Шрам на затылке она искусно замаскировала пучком волос, эффектно завернутым в форме улитки.

А вот Ася казалась бледной и подавленной. Но это и немудрено — всего несколько дней назад она похоронила любимого человека.

— Асенька, дорогая, прими наши соболезнования. Искренне жаль тебя. Крепись, девочка.

— Спасибо, — тусклым голосом поблагодарила Ася и заплакала. — Тронута нашим сочувствием.

— Поплачь, поплачь, милая, — Степа прижала девушку к себе.

Эта сцена потрясла всех присутствующих. Орешкина достала из сумочки крепко надушенный платок и промокнула им глаза. Зорькин отвернулся к окну, пряча набежавшую скупую мужскую слезу. Зуев наклонился к Мамонтовой и в двух словах рассказал, какое горе постигло нашу Асю. Лариса Ивановна тяжело вздохнула и понимающе покачала головой. Ольга Сергеевна в полном смущении, не зная, что ей делать дальше, перевела взгляд с Аси на Штурма, а потом на Богомолова в траурной рамке. Наконец она выдавила:

— Будем за стол садиться? Кто-нибудь еще подойдет? — Слова адресовались Ивану.

— Ольга Сергеевна, приглашайте за стол. Хотелось бы увидеть еще двух человек, но, думаю, они не смогут посидеть с нами.

— Как скажите. Прошу к столу, — неуверенно позвала хозяйка. — Присаживайтесь, где кому удобно. Кто как сядет, так и хорошо.

Было заметно — Ольга Сергеевна чувствовала себя не в своей тарелке и выглядела чрезвычайно сконфуженной. Она то и дело теребила край блузы, робела, когда говорила, и старалась не смотреть присутствующим в глаза. Прямо как маленький ребенок, которого поставили на табуретку и заставили против воли читать стихи взрослым дядям и тетям. Только четверо из всей компании могли знать, что стоит за стеснительностью Ольги Сергеевны, — я, Алина, Степа и Штурм.

— Гости дорогие, позвольте я возьму на себя право руководить поминальной трапезой. По-моему, Ольга Сергеевна не совсем отошла после смерти Федора Петровича, — пришел на выручку хозяйке Иван Штурм.

Когда все уселись, и всем была разлита в рюмки водка, вновь поднялся Штурм и траурным голосом сказал:

— Друзья, давайте выпьем, не чокаясь, за хорошего и веселого человека, Федора Петровича Богомолова. Пусть земля ему будет пухом!

Все дружно осушили свои емкости. Иван продолжил:

— Кому-то повезло больше — он знал Федора Петровича дольше. Мне и большинству товарищей, сидящих за этим столом повезло меньше — мы могли наслаждаться общением с Федором Петровичем непродолжительное время, всего неделю. Но эти семь дней с нами был чистый, щедрый и искренний, как ребенок, человек — Богомолов Федор Петрович. Федор Петрович обладал искрометным характером, он делился с нами радужным восприятием жизни. С этим человеком никогда не было скучно. Он находил тысячи затей, мог поддержать любой разговор. Жаль, что его не стало. Как мы мечтали после поездки встретиться вновь. Увы, мы встретились, но уже без Федора Петровича. Подлая рука оборвала его жизнь на середине пути. Остались незавершенными планы, невоплощенными идеи. Кто и ради чего убил Федора Петровича?

Штурм говорил ярко, проникновенно. Женщины не сдерживались и лили слезы прямо в тарелки. Ольга Сергеевна положила под язык таблетку валидола.

И в этот момент, сквозь общие слезы, оханья и вздохи как гром среди ясного неба прозвучала фраза:

— У этого человека есть шанс признаться во всем чистосердечно, — Штурм обвел присутствующих пристальным взглядом и замер, как актер, которому нужно по сценарию выдержать паузу.

Степа, Алина и я, как по команде, вскинули головы на Штурма. Вот это да! Не он ли нас убеждал, что смерть Богомолова — роковое стечение обстоятельств? Не он ли настоятельно просил отказаться от расследования? И теперь он тянет одеяло на себя?! Мы как последние дуры ему все выложили, подвели к финалу, а он сейчас своим авторитетом выведет преступника на чистую воду? А мы? А нам что достанется? Ну это уж слишком!

Я первая бросила на Штурма взгляд, способный сжечь, испепелить и сравнять с землей гору. Следом за мной начали артиллеристский обстрел мишени Степа и Алина. Должно быть, наши взгляды подействовали, Иван поежился, посмотрел на меня и вновь заговорил:

— Смерть Федора Петровича только на первый взгляд выглядит случайностью. Его хотели убить в поездке по Англии и закамуфлировать смерть под несчастный случай. Но там не вышло, вышло здесь, подло, из-за угла. Не хочу скрывать, я тоже думал, что Федору Петровичу просто не везло — неприятности на него сыпались как из рога изобилия. Он все время попадал в разные истории, вокруг него все рушилось и ломалось, на него наезжал автобус, сыпалась черепица, он падал, на него падали. Богомолов мог десять раз погибнуть в Англии, — приврал Штурм, мы насчитали значительно меньшее число покушений. — Но рука судьбы в последнюю секунду отводила беду и страдал кто-то другой. А девять дней назад злой рок вложил в руку убийцы кирпич, и наш Федор Петрович погиб. И вот тогда ко мне пришли эти три женщины и рассказали, что они думают по поводу смерти нашего общего друга.

— Вот так-то будет лучше, — прошептала мне в ухо Алина. — Страна должна знать своих героев.

— Я все проанализировал, кое-что узнал и решил с вами вместе докопаться до истины.

— Марина, он что, про нас уже все сказал? Как-то уж больно скромно получилось, — пробурчала Алина.

— Но прежде чем мы с вами найдем убийцу, давайте разберемся, что было действительно несчастным случаем, а что покушением на жизнь Федора Петровича. Так или иначе, каждый из нас внес свою лепту, чтобы запутать ситуацию.

— Вы хотите сказать, что каждый из нас строил козни Федору Петровичу? — удивился Зорькин.

— Боже упаси, все происходило непреднамеренно.

— И как же я, по-вашему, хотела отправить господина Богомолова на тот свет? — с обидой в голосе отозвалась со своего места Орешкина.

— Я не сказал, Лидия Федоровна, что каждый из нас хотел убить Федора Петровича, нет. Об этом мечтал только один человек. Но ситуации, в которые так часто попадал Богомолов, мы создавали сами. Раз уж вы спросили, Лидия Федоровна, начнем с вас. Вы помните наш первый день в Лондоне? Зуев с Мафусаилом потерялись. Вы в панике бросились их искать. Встретили Богомолова с Зорькиным и прибились к ним.

— Что за слово такое — прибились. Сказать такое о женщине? Это — верх наглости, молодой человек.

— Прошу прощения. Но я продолжу с вашего разрешения? В какой-то момент (надо отметить, момент вы выбрали неудачный, вы втроем стояли на пешеходном переходе) вам показалось, что вдалеке на противоположной стороне улицы идет Зуев с собакой. Вы попросили посмотреть Богомолова, действительно ли это Антон с Мафусаилом. Федор Петрович на секунду забыл, что в Великобритании левостороннее движение, и, чтобы лучше рассмотреть, сделал шаг вперед и чуть было не угодил под колеса автобуса.

— Да, а я его спас, — Зорькин гордым взглядом окинул присутствующих.

— А в другой раз вы чуть не убили Богомолова.

— Я? Когда же? — возмутился Владимир Владимирович.

— В последний день перед отлетом на родину. Мы все заглянули в супермаркет. Вы и Богомолов стояли по разные стороны стеллажа. Федор Петрович выбирал виски, насколько я помню, а вы хотели…

— Купить сестре набор чашек. Я решил посмотреть, какие чашки лежат в коробках на верхней полке, и полез наверх.

— Да. Неаккуратно доставая коробку, вы толкнули бутылку. К сожалению, конструкция стеллажа была такова, что не имела посередине перегородки. Бутылка упала, сбила еще несколько литровых бутылок виски, которые посыпались вниз, только уже не на Богомолова, а на Асю. Ася успела отскочить, но осколки поранили ногу. Кстати, как ваша нога?

— Спасибо, уже сняли швы.

— Это хорошо.

— А за несколько дней до этого Ася едва не отправила Федора Петровича на дно глиняного карьера.

— Я не хотела, — испугалась Ася. — Было очень тесно стоять на краю, а Федор Петрович еще повернулся, уперся своим животом в меня. У меня вышло чисто механически, хотела его немного подвинуть…

— Да, конечно.

— А что вы скажите обо мне? — Лиза пристально посмотрела на Штурма.

— Вы, Лизонька, — Штурм ответил Марфиной очень нежным взглядом, — Богомолову жизнь спасли, выпив вместо него бутылку пива, в котором была заряжена изрядная доза вещества, используемого для анестезии при операциях. Поскольку вы, Лиза, молодая и здоровая, ваш организм нашел силы проснуться. А вот Федор Петрович вряд ли бы смог.

— Надеюсь, вы не думаете, что это сделал я? — встрепенулся Антон Зуев. — Ведь это я помогал Богомолову выбирать в магазине пиво.

— Нет, Антон, в Англии Богомолов вас не особенно интересовал, вы преследовали совершенно другие цели, и они к смерти Федора Петровича не имели никакого отношения.

— И на том спасибо, — обиженно буркнул Зуев.

— Антоша, какие цели вы преследовали? — насторожилась Орешкина.

Штурм пришел на помощь:

— Лидия Федоровна, у Антона была одна цель — сделать отдых Мафусаила незабываемым.

— А, тогда конечно, — успокоилась Орешкина.

— Иван, мы отвлеклись от темы. Вы хотите сказать: тот, кто подсыпал яд в пиво, и есть убийца Богомолова? — спросила Мамонтова.

— Яд? Нет, это был не яд, а пускай не совсем обычное, но все же лекарство.

— Это лекарство могло быть для Федора Петровича ядом. У него была аллергия на целый ряд медикаментов. Аллергия у него даже в медкарте зафиксирована, — внесла ясность Лариса Ивановна.

«Зафиксировано в медкарте? В больнице работал Саша, и в этой же больнице мог обслуживаться Богомолов. Неужели это Саша подсыпал в пиво медикамент? Тогда его кто-то нанял. Кто? Оксана? А может, Алексей Боголюбов, о котором Штурм пока не сказал ни слова?» — молнией пронеслось у меня в голове. Я с нетерпением посмотрела на Ивана.

Глава 28

Все так же, как и я, ожидали развязки. Штурм должен был назвать имя убийцы, но он не торопился и тянул время, наверное, чтобы произвести на нас большее впечатление.

— Я хочу вам рассказать одну историю. Помните, в большинстве сказок есть два персонажа: один красивый и добрый, а второй обязательно некрасивый и злой? В сказке злой персонаж обижает доброго, а потом все становится на свои места, и доброта побеждает зло. В нашей истории все совсем не так, и что победит, пока еще не ясно. Так вот, жила-была девочка и у нее была сестра. Сестры были похожи друг на дружку как две капли воды, только характеры у них были разные. Одна сестра росла доброй, всю себя отдавала людям. Другая выросла завистливой и распущенной.

Не называя имен, Штурм начал пересказывать историю Ольги Сергеевны: как она росла, как вышла замуж, родила девочку, как ее родная сестра увела мужа и в конечном итоге посадила ее в тюрьму. Посторонним трудно было понять, о ком идет речь. Они переглядывались и перешептывались. Особенно усердствовала Лидия Федоровна.

Она толкнула под бок Зуева:

— Не знаешь, кто это?

Зуев в ответ буркнул:

— Нет.

Тогда она наклонилась к сидящему по другую от себя сторону Зорькину:

— Владимир Владимирович, вы что-нибудь понимаете?

— Нет.

— Да о ком вы, черт возьми, говорите? — не выдержала Орешкина и потребовала у Штурма незамедлительного ответа.

— Иван рассказывает обо мне, — тихо призналась Ольга Сергеевна.

Могу представить, сколь трудно далось ей это признание. Хотя, с другой стороны, зачем зря тянуть канитель — шила в мешке долго не утаишь.

— Ничего не понимаю! Вы были в тюрьме? — воскликнула Лариса Мамонтова. — Когда же вы успели отсидеть, если шестнадцать лет были замужем за Богомоловым?

— Сидела я, а женой Богомолова была моя сестра.

— Сестра? Но у нее не было детей.

— Дочь моя…

— Ничего не понимаю. Налейте мне, — попросила Лариса Ивановна. — В этой всей истории без бутылки водки не разобраться.

Штурм на правах организатора поминок разлил водку по рюмкам. Мамонтова не дожидаясь, пока кто-нибудь скажет слова за упокой, выпила, выдохнула и сказала:

— Вот до чего, Феденька, довела тебя любовь к женскому полу — женился, не зная на ком. Что-то подобное я предполагала, ты должен был плохо закончить. Рассказывайте, Иван, рассказывайте, не томите.

— Хорошо, — согласился Штурм и продолжил свой рассказ. — Теперь мы знаем имена наших героев. Оксана, сестра Ольги Сергеевны, изначально допустила серьезную ошибку. Коль она взяла имя и документы Ольги, она должна была взять ее дочь. Но обременять себя хлопотами о маленьком ребенке очень не хотелось — Оксана сдала девочку в интернат. Ольга, заподозрив неладное, написала письмо своему бывшему мужу Алексею Боголюбову, написала от имени Оксаны, и попросила проведать свою племянницу. Алексей разыскал девочку в интернате, а потом нашел Оксану. Поверить в то, что его бывшая жена сдала ребенка в интернат, он не мог, сразу догадался, какая из сестер перед ним. Вкратце скажу: Оксана от имени Ольги написала отказ от ребенка, которого взяла под свою опеку сестра Алексея Нина, она же переписала девочку на свою фамилию.

Шло время, Богомолов богател, преуспевал в бизнесе и сколачивал сеть магазинов «Сытый желудок». Оксана в тепле и достатке жила под чужим именем. Ольга сидела, ее дочь росла, а Алексей Боголюбов зарабатывал музыкой не слишком большие деньги. Я не знаю, что побудило Алексея встать на путь шантажа. Зависть? Нестабильность заработков? Вариантов много, но это не столь существенно. Важно то, что он все же пошел к Оксане и потребовал с нее деньги за сокрытие тайны.

Параллельно Нина рассказывает племяннице о матери, которая замужем за владельцем сети магазинов, а потому катается как сыр в масле, тогда как ее родная дочка живет на скромную зарплату своей тетки. Теперь уже дочь, она же племянница, грозит Оксане рассказать Богомолову о том, что у его жены имеется взрослый ребенок, которого родительница бросила на произвол судьбы.

— Осада с двух сторон, — прокомментировал Куропаткин, прежде только тихонько ойкавший от изобилия слезоточивых моментов во всей этой истории. — И как же Оксана выкрутилась? Наняла киллера для Богомолова, чтобы завладеть деньгами мужа и рассчитаться с шантажистами?

— Нет, она продолжает врать. Девушке врет, будто Федор Петрович болен, дни его сочтены, и стоит только немного подождать, а там все само решится. Торопиться не стоит, если прийти и все рассказать Богомолову, можно и себе навредить — Богомолов, человек решительный, обязательно жену выгонит, откажет в наследстве, а в этом случае и ее дочери ничего не достанется.

— Как у нее язык повернулся сказать, будто Федя болен? — возмутилась Мамонтова. — Он был здоров как бык.

— Слушайте, Оксана понимала, Алексея Боголюбова сказочкой обмануть трудно, поэтому для него она придумала нечто другое. Она знала, рано или поздно правда выплывет наружу и ее сладкая жизнь накроется медным тазом. Накануне поездки в Англию Федор Петрович открыл очередной магазин и взял в банке кредит под строительство нового.

Лариса Ивановна схватила стакан с водой и выпила его залпом.

— Сумма по нашим меркам огромная. Но хуже всего, деньги он взял наличными.

Мамонтова была на грани нервного срыва. Она треснула кулаком по столу и, не сдержавшись, выпалила:

— Я ему говорила, дураку, зачем так поступаешь? Знаете, что он мне сказал? Так дешевле станет. Левые заказы. Левые материалы. Он жил устаревшими понятиями. Но хуже всего, он не доверял банкам, приволок деньги домой и спрятал их в сейфе. Иван, давайте проверим. Деньги целы?

— Вы можете, конечно, проверить. Я в сейф не лазил, но думаю, их там нет.

Мамонтова вскочила с места и пулей вылетела из комнаты. Ее не было не больше пяти минут. Вернулась она в предобморочном состоянии, белее самой белой простыни:

— Там их нет. Какая же я дура! Я ведь сама предложила взять деньги под залог моего магазина, мы собирались расширять сеть галантерейных товаров. Господи, что же будет? Придется отдавать магазин.

— Лариса Ивановна, я продолжу?

— Да теперь-то уж чего? Продолжайте.

— Так вот. Федор Петрович решил отдохнуть.

— Сама ему насоветовала, дура, — опять укорила себя Мамонтова.

— Теперь выслушайте мои предположения. Оксана решила бежать с деньгами. Одной устраиваться в жизни чрезвычайно трудно, нужен помощник. Она решает привлечь на свою сторону Боголюбова. В этом случае она убивает двух зайцев: Алексей никому не раскроет ее тайну и поможет ей во всем. Казалось бы, самое время сделать ноги, пока Федор Петрович в поездке. Но Оксане не повезло, вернее, не повезло Алексею — его увезли на «Скорой» в больницу с приступом аппендицита на следующий же день после отъезда Богомолова. Оксана понимала, удирать одной слишком рискованно, посвященный во все Боголюбов запросто мог сдать ее полиции. Оставалось ждать выписки Алексея из больницы. В конце концов, можно похитить деньги и после приезда Федора Петровича, разыграть ограбление квартиры и похищение самой Оксаны, то есть Ольги Сергеевны. При таком раскладе полиция не сразу заподозрит хозяйку. Но в тот вечер, когда должен был вернуться Богомолов, к ней неожиданно пришла сестра, настоящая Ольга Сергеевна. Несложно догадаться, ей тоже нужны были деньги. Оксана дала Ольге тысячу долларов и стала ее выпроваживать. Но, чтобы Ольга случайно не столкнулась с Богомоловым, сама первая вышла в подъезд. Там она нашла мертвого Федора Петровича. Мне трудно понять мысли Оксаны, но она решила в тот же день бежать с деньгами. Второй раз подставила Ольгу, взяла из сейфа деньги и ушла.

— Вот… — грязно выругалась Ольга Сергеевна. Долгие годы, проведенные за колючей проволокой, не прошли даром для скромной библиотекарши. — Она ведь мне сказала, что в монастырь уйдет.

— С такими деньгами, милочка, — отозвалась со своего места Мамонтова, — в Монте-Карло едут. Плакали мои денежки, плакал мой магазин.

— Погодите, но там, в сейфе оставались деньги, — вспомнила Ольга Сергеевна.

— Сколько?

— В сейфе осталось пять тысяч долларов. Я их перепрятала для надежности. Возьмите, сколько есть, — предложила Ольга.

— Деньги… Разве это деньги? Вы хоть знаете, под какую сумму мы заложили магазин? Оставьте эти несчастные тысячи себе в качестве моральной компенсации, — фыркнула Лариса Ивановна. — А в прочем, я возьму, с поганой овцы хоть шерсти клок.

— Иван, а Боголюбов бежал с Оксаной?

— Нет, он выписался из больницы в день похорон. У него железное алиби.

— Ничего не понимаю, — честно призналась я.

— Так, может, он знает, где Оксана, или как там ее? — приободрилась Мамонтова. — Она должна отдать деньги. Должна. Вы должны ее найти и вернуть мне деньги.

— Как вам не стыдно? — возмутилась Степа. — Человека убили, а вы все о деньгах и о деньгах. Мы не для этого здесь собрались.

— Человека не вернешь, а деньги можно. Интересно, как вы бы себя вели, если бы вам такую сумму пришлось возвращать из собственного кармана?

— Лариса Ивановна, давайте не будем ссориться. Иван, если я вас правильно поняла, ни Оксана, ни Алексей Боголюбов к смерти Федора Петровича не имеют отношения? — подвела я итог.

— Да, — ответил Штурм.

— Мне кажется, мы забыли о племяннице Оксаны, — вспомнила Степа.

— Не надо искать виноватых, — хриплым голосом заявила Ольга. — Это я убила Богомолова, когда шла к Оксане.

— Вот сука, — Мамонтова в сердцах опять стукнула кулаком по столу. — А корчила тут перед нами божью коровку. Пятнадцать лет отсидела и еще столько же отсидишь. Все, я ухожу! За одним столом с убийцей сидеть не собираюсь.

Лариса Ивановна подхватилась, и едва не опрокинув Веню вместе со стулом, пулей вылетела из комнаты. Через секунду до наших ушей донесся грохот от хлопнувшей входной двери.

— Я, пожалуй, тоже пойду, меня дома Мафусаил ждет, — Орешкина поднялась, а следом за ней встали Антон и Владимир Владимирович.

— Не смею вас задерживать, — Иван вышел из-за стола, пропуская Лидию Федоровну, Зуева и Зорькина.

Вскоре наше общество уменьшилось еще на двух человек. Куропаткин вспомнил, что у него сегодня еще обслуживание важной персоны, а Лиза вроде не собиралась уходить, но ее настойчиво выпроводил Штурм.

— Лизок, ты не забыла, что тебе надо к травматологу?

— К травматологу мне идти завтра.

— Но все равно иди, погуляй, подыши свежим воздухом. Тебе полезно, ты такая …бледненькая, — Иван чуть было не проговорился «у меня». Похоже, после нашей беседы, он таки присмотрелся к девушке и даже завязал с ней романтические отношения. По крайней мере, глядя на их счастливые лица, именно это приходило на ум. Что ж, вместе они очень хорошо смотрятся.

Глава 29

За столом остались сидеть Ольга Сергеевна, Иван, Ася и наша троица.

— А теперь давайте разбираться, кто есть кто? — предложил Штурм. — Зачем вы взяли вину на себя, Ольга Сергеевна?

— Я убила, и все! Больше ничего не скажу.

— Прости меня, мамочка, — вдруг заревела Ася.

— Что за чертовщина! — Алина выпученными глазами смотрела, как Аська заходится в истерике.

Минуту назад, когда Ольга призналась в убийстве, я все поняла — она покрывает родную дочь. Тогда же в моей памяти всплыло — Каменскую, которая была по паспорту Анастасией, звали Асей. Очень часто одних и тех же людей называют по-разному. И примеров тому много: Георгиев называют Егорами, Станиславов — Стасами и Славами, Людмил — Людами и Милами.

Степа повороту событий тоже не удивилась, похоже, нас посетила одна и та же мысль. А вот Алина, которая не ездила с нами в Боголеповку, с трудом понимала происходящее.

— Объясните мне наконец, что происходит? По глазам вижу, вы в курсе. А я? У меня что, от насморка мозг парализован?

— Алина, сейчас ты все поймешь. Иван не сказал, что дочь Ольги Сергеевны звали Настей, это мы узнали в Боголеповке. Звали Настей, понимаешь? Анастасией.

— Ну так и что? А Ася здесь при чем?

— Саша — Шура, Мила-Люда, — стала помогать мне Степа. — Поняла, Алиночка? Настя — Стася — Ася.

— Я поняла только то, что она сказала: «мама».

Между тем Ася продолжала реветь:

— Не сажайте мамочку, я все расскажу, все.

— Успокойтесь, пожалуйста, — Штурм протянул Асе стакан воды.

Она со слезами выпила воду и начала сбивчиво рассказывать:

— Я только сегодня узнала, кто моя родная мать. Я думала, она меня бросила, отказалась. Я не знала, что их двое, что это тетка отняла у меня мать. Ох, и злая же я была на нее — у всех родители как родители, а у меня кукушка. Когда я к ней пришла (теперь-то я уж понимаю, это была Оксана) попросить денег, она мне: «Деточка, потерпи немного. Федор Петрович болен, скоро умрет, тогда все тебе останется». Я ей: «Мне некогда ждать, зима на носу, я хочу быть как все, а у меня нет ни пальто приличного, ни сапог». Она мне щедрой рукой штуку баксов отсыпала и говорит: «Иди, извини, больше дать не могу — Федор Петрович все наличные деньги потратил на путевку, решил в последний разок в Англию съездить» и показывает мне рекламный проспект с описанием вашего уникального маршрута. Ушла я, а сама думаю, чем же он таким болен, что все еще по Европе разъезжает? Узнать диагноз мне не составило большого труда. Я медсестрой в больнице работаю, в той, которой вся наша городская элита обслуживается. Нашла я карточку Богомолова. Оказалось, ничего у него, кроме аллергии, нет, здоров как бык. Тогда я решила: «Раз ты меня, родная мамочка, обманула, будет тебе, так как ты того заслуживаешь. Мечтаешь стать вдовой? Будешь».

— Вы задумали убить Богомолова?

— Да. Мне ведь пообещали деньги после его смерти? Пообещали. Причем пообещали скоро. А для меня «скоро» — это не десять лет, не пять и не год! Соврала, что муженек на ладан дышит? Получи труп в коробочке! А долго ждать, когда он сам помрет, это не для меня! Прости, мама, я ведь не знала, что ты не имеешь к Богомолову никакого отношения. Знаешь, как я его тогда ненавидела? Получалось — у меня отчим владеет десятком магазинов, а я на скромную зарплату медсестры самое необходимое себе не могу позволить.

— Ася, а зачем понадобилось с этой целью ехать в Лондон?

— А как бы я его здесь достала? Это раз. Два — у меня уже был план. Три — там, в Лондоне, со смертью туриста, обставленной как несчастный случай, не особо бы разбирались, быстренько бы вернули всю группу на родину — и все дела.

— Это вам так кажется, там «глухарей» не любят, — поправил Асю Иван.

— Я ведь не собиралась в него стрелять! Говорю же — у меня был план.

— А Саша для чего вам понадобился? Он был вашим сообщником?

— Сашка? Сообщником? Ну вы скажите! Нет, конечно, но в случае чего, он мог подтвердить, будто я была с ним. Я ведь, когда решила Богомолова на тот свет отправить, пришла к Саше, мы с ним встречались некоторое время. Пришла и спрашиваю: «В Лондон хочешь съездить, приведений половить?» Он мне: «Хочу, но у меня только шестьсот долларов». — «Добавлю. Поехали?» Он согласился. Так я уговорила его ехать со мной.

— Один технический вопрос? Лекарство, на которое у Богомолова была аллергия, вы везли отсюда? И как оно попало в бутылку с пивом?

— Лекарство я взяла у нас в больнице. Два года назад Богомолову делали операцию: грыжу вправляли. Поскольку у него аллергия на многие лекарства, то на каждый медикамент, используемый в ходе операции, проводилась проба. Все данные проб зафиксированы в карточке. Я взяла то лекарство, которое строго-настрого было запрещено Федору Петровичу. Потом я купила в магазине точно такое же пиво, какое купил Богомолов, осторожно вскрыла бутылку, влила препарат и закрыла крышку. У меня есть специальная открывалка, которая вновь ставит пробку на место. Конечно, лучше было бы это лекарство вколоть в Богомолова, когда он, скажем, спал. Но я боялась, что он проснется и схватит меня за руку, поэтому остановилась на пиве. Дальше — проще простого, когда все пошли на ужин, я подменила бутылки.

— Я же говорила, — зашептала Степа. — У нее такая же открывалка, как и у меня.

— Совесть не мучила, ведь этим пивом отравилась Лиза? — Иван с ненавистью посмотрел на Асю.

— А, ерунда! С ней ничего не случилось и не могло случиться, — в ответе Аси слышалась агрессия.

— Ясно, угрызений совести нет. Попытка столкнуть Богомолова в карьер вам также не удалась. Черепица ваша работа?

Ася кивнула и уперлась взглядом в скатерть.

— А если бы вы убили Орешкину? — пытался достучаться до совести Штурм.

— Так ведь не убила же.

— Хороший ответ, — хмыкнул Иван. — Поведайте, как вы опустили кирпич на голову Богомолову?

— Я обиделась, но вам этого не понять.

— Что-то новенькое! А вы расскажите, может, мы и поймем.

— Ладно. Скажу. Я предприняла три попытки — и ничего. Я его убиваю, а он выходит сухим из воды. Кощей бессмертный! Вот только он больше на пивную бочку похож, чем на скелет ходячий. Я тогда подумала: бог с ним, с Богомоловым, если сама судьба его бережет, и решила отказаться от своей затеи. Но когда мы прилетели из Лондона, в аэропорту всех встречали: Лизу родители, вас мужья и дети. А меня никто не встречал. Обидно. Меня опять злость обуяла и на мать, и на Федора Петровича.

— Детский сад какой-то! Обиделась, что не встречали. Богомолова тоже никто не встречал, и меня, и Зорькина. В конце концов, вы были с Сашей, — уточнил Штурм. — Кто вам еще нужен?

— Ни с кем я не была. Забыли? Вы вчетвером пошли в ресторан пиво пить. А я осталась одна. Тогда я подумала — у меня есть еще один шанс убрать с дороги Богомолова и заполучить хотя бы часть его денежек. Я решила подстеречь Федора Петровича во дворе дома и там же, если получится, его грохнуть. Все сопутствовало моей удаче: и безлюдный двор, и тусклый свет перед входом в подъезд. Я села в беседке и стала ждать. Через два часа на такси к дому подъехал пьяный Богомолов. Он вышел из машины один и без провожатых направился к подъезду. Я хотела его грохнуть тут же перед входом, даже специально обломок кирпича заготовила, но таксист, как назло, долго не уезжал. Я подумала, что Богомолову опять повезло, и моя затея убить его в который раз сорвалась. Наконец такси уехало, я бросилась догонять Богомолова, он к этому времени уже скрылся в подъезде. Если бы работал лифт, он бы остался жив, но на раздвижных дверях висела табличка «Лифт не работает». Я побежала к лестнице. Богомолов почти дошел до своей квартиры, ему оставался всего лишь один пролет. Все произошло очень быстро. Я его догнала и, не раздумывая, треснула кирпичом по затылку. Падая, он еще раз ударился о чугунный радиатор. Все. Он умер, как говорят медики, не приходя в сознание, — Ася замолчала.

— Ася, вы так легко говорите о смерти, — ужаснулась я. — Вы убили невинного человека!

— Я убила двух зайцев. Мне нужны были деньги. И я отомстила матери. Врать не надо! Говорила, что муженек скоро умрет, вот и получи подарок в гробу.

— Но ведь это была не ваша мать!

— А я что, тогда знала? Я сразу после похорон пришла к ней и говорю: «Пора выполнять свои обещания, ты ведь этого хотела?», а она только: «Доченька, доченька…неужели ты могла из-за денег» и плачет. А потом говорит: «Тебе нужны деньги? Это я во всем виновата. На вот, возьми. Чтобы ты не транжирила, я буду давать тебе понемногу» и протягивает мне двести долларов. Я подумала, что она меня разыгрывает. Сидеть на мешках с деньгами и мне, дочери, дать несчастных двести баксов? Короче, сказала ей, что если она не поумнеет, то сядет за подстрекательство к убийству. Мне в нищете жить надоело. И дала ей срок — неделю на обдумывание.

— Все так и было, Ольга Сергеевна?

Ольга Сергеевна едва нашла в себе силы кивнуть.

— Ясно, а что получилось с Сашей?

— Он сам виноват. Я у Богомолова взяла мобильник и пластиковые карточки. Мобильник продала на следующий день скупщику телефонов, а с карточками облом вышел. Оказывается, чтобы снять с них деньги, нужно знать пин-код. Только как я об этом могла знать? У меня отродясь таких карточек не было. Я эти карточки спрятала, хотела проконсультироваться со знающими людьми, а Саша их нашел. Начал спрашивать, что да откуда. Вспомнил Лизу. Короче, подозревать стал меня. Испугалась я. Подумала, с матерью я договорюсь, никуда она не денется и деньги даст. А вот с Сашей…

— И вы подкупили бомжей, — подсказал Штурм.

— Да, — призналась Ася. — Но я не хотела его убивать. Я дала им деньги, чтобы они его хорошенько побили. Вроде как доказали, что в жизни всякое может случиться. А они перестарались.

— Я родила чудовище, — запричитала Ольга Сергеевна. — Наверное, это последствия родовой травмы. Она была такая слабенькая, нервная, все время плакала.

На Ольгу Сергеевну было больно смотреть. Сломленная признанием дочери в убийстве, она едва сдерживала себя, чтобы не разрыдаться в голос, и все равно оправдывала ее.

— Нам здесь больше делать нечего, — я поднялась из-за стола. — Мы знаем правду, а кто ответит за убийство — это уж дело совести. Я бы, Ольга Сергеевна, на вашем месте не стала развивать в себе комплекс вины перед дочерью, если вы в чем-то виноваты, то лишь в том, что позволили воспользоваться сестре своим именем.

— Мы пойдем, — Алина последовала моему примеру. Проходя мимо портрета Богомолова, она сказала: — А все-таки мы оказались правы — это был не несчастный случай.

Портрет зашатался и упал стеклом вниз.

— Что я вам говорила! Это знак! — восторженно воскликнула Алина. — Это дух Федора Петровича соглашается со мной.

— Я вас не провожаю, — предупредил Штурм, боясь оставить наедине Ольгу Сергеевну с Асей.

Теперь Ивану предстояло одну из женщин сдать в руки правосудия. Кто это будет, не берусь угадать. Вполне возможно, Ольга Сергеевна вновь возьмет на себя чужую вину и отправится отбывать срок за убийцу. А может быть, это будет Ася, которой все равно придется отвечать еще и за подстрекательство к убийству Саши.

Мы вышли за порог квартиры. В подъезде тускло горел свет и опять не работал лифт.

— И что вы хотите сказать, что мы бы до всего сами не додумались и не вышли бы на Асю? — с обидой в голосе спросила Степа.

— Я тебя умоляю! — поддержала ее Алина. — Конечно, додумались бы и вышли бы на Асю. Можете даже не сомневаться. Но каков гусь этот Штурм! Воспользовался нашей информацией, запудрил нам мозги случайностью событий. Эх, Штурм, Штурм. Сколько раз я себе повторяла: «Не верь красавчикам!» Мы из-за него столько времени потеряли, и в итоге лавры победителя у него, а не у нас.

— Несправедливо, — поддакнула Степа.

— Несправедливо, — поддержала я общее мнение.

— Но чтобы вы не говорили, а во всей этой истории есть доля мистики. Я думаю, любая случайность смоделирована свыше. Ничего просто так не происходит. Если что-то случается, значит, это кому-то нужно. Вот только кому? Кто или что ведет нас по жизни? Кто ставит нам на пути препятствия и испытывает нас на прочность? — пустилась в философские размышления Алина. — Возьмем нашу поездку. Там нам не везло, но и здесь, после приезда, несчастные случаи продолжаются. Зорькин тому пример, пришел сегодня с травмированным ухом. Случайность? Злой рок? Провидение? Или я все же права, нам мстят призраки?

Мы пробирались через неосвещенную площадку мимо благоухающего мусоросборника.

— Да, — ответила из темноты Степа. — И я со своими сломанными ребрами. Одни вы, девчонки, целы и невредимы остались.

Сплюнуть Степа не успела — моя пятка наступила на что-то скользкое, очень похожее на шкурку от банана. Я покатилась, как на лыже, вперед, толкнула Алину, она не удержала равновесие и, не считая ступенек, загрохотала вниз. Я спустилась бесшумно, зато моей филейной частью были пересчитаны все двенадцать ступенек. И опять роковое число — двенадцать! Как тут не поверишь в провидение или приведения?

— Девчонки, вы живы? — с опаской спросила с верхней ступеньки Степа.

— Живы, но у меня вместо попы один сплошной синяк. Как встану, не знаю, — ответила я снизу.

— А у меня с рукой что-то. Кажется, я ее сломала, — отозвалась Алина.

— Поздравляю! Полку калек прибыло.

— Это что же, получается, пострадали все двенадцать человек? Ну, что я вам говорила, никто не избежит карающей руки призрака! — едва не плача, изрекла Алина. — Всё! Теперь все могут спать спокойно. На двенадцать приведений двенадцать пострадавших. Конечно, двум из нашей компании совсем уж не повезло, но остальные поездку в Плакли будут вспоминать всю жизнь, как мы и обещали.

— Угомонись. Если кто и должен был пострадать из двенадцати человек, так только ты, — я на секунду замолчала, а потом добавила. — Ну и я, потому что тебя послушалась.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29