Плач земли (fb2)

- Плач земли (Длань Покровителей - 2) 1110K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Мария Бородина

Мария Бородина
ПЛАЧ ЗЕМЛИ

Пролог

3 марта 2326 года

Новая весна распахнула городу объятия. Мешковина неба истончилась и поднялась, превратившись в лазурный атлас. Едва уловимый аромат солнца зазвенел в воздухе натянутой струной. И в пении тёплого ветра, путающегося в голых кронах, и в осторожных улыбках прохожих чувствовалось пробуждение. Даже монорельсовые составы, заражаясь настроением пассажиров, гудели радостнее и протяжнее.

Зимние сны плавились вместе с тонкой ледовой коростой, затянувшей тротуары. Искусственный снег на площадях начал подтаивать, распускаясь паутиной журчащих ручейков. Март раскидал по проводам и крышам торговых центров чёрных грачей. Птицы раззадорено толкались и верещали, отвоёвывая друг у друга редкие хлебные крошки и семечки. Почки лип и берёз набухли, обозначившись на ветках замысловатыми изломами. Набухли и сердца горожан в извечной надежде, что девственные дни марта ознаменуют переход к лучшим временам. Уже к середине апреля иллюзии потеряют краски и осыплются вместе с лепестками яблоневых цветов. Но эти мгновения ложного волшебства и светлых эмоций стоили того, чтобы ждать их каждый год.

И Тео 903, вылетая из подъезда в солнечный март, тоже надеялся на лучшее. Потому что он нещадно опаздывал на работу. Как, впрочем, и всегда.

Проигнорировав сигналы капсул и миникапов, Тео стрелой пересёк проезжую часть и влился в толпу. Он лихо нырнул в проулок и вбежал на станцию метро, перекинув рюкзак через плечо. Подземелье встретило ароматом гнили, кафельными стенами с обрывками афиш и завидной гудящей пустотой. Толпа потекла дальше: допереломный транспорт не вызывал доверия у горожан. Но Тео был только рад этому. Куда приятнее ехать поутру в свободном вагоне метро, чем прессоваться в потной, вонючей толпе на монорельсе. Да и дешевле, к тому же. Временной фактор и ветхое состояние подземных тоннелей Тео, конечно же, не учитывал.

Пока старый поезд с ужасающей медлительностью полз по тёмным тоннелям, Тео придумывал отговорку для шефа. Скрыть оплошность точно не получится: чип-контроль на проходной – это не шутки. Можно, правда, попробовать сделать пару комплиментов оператору постового пункта, чтобы она зарегистрировала его, как прошедшего с неисправностью. Он уже использовал этот метод в прошлый раз, но… Обстоятельства были сильнее. Ситуация не предоставляла выбора.

К тому моменту, как поезд с присвистом затормозил на платформе и распахнул двери, Тео вытащил из памяти все трогательные и нежные слова, что знал. Повторяя про себя заученные фразы, как мантру, он вышел в прохладный стеклянный зал. Оглядевшись, поймал собственное отражение в зеркальной поверхности четырёхугольной колонны и поправил переброшенный через шею шарф. Черноволосый крепкий мужчина в отражении, повторив его жест, самодовольно ухмыльнулся. Неотразим!

Станция околдовывала торжественной пустотой. Лишь несколько случайных пассажиров – таких же безрассудных любителей метро – муравьями брели к освещённым турникетам. Улыбнувшись самому себе, Тео последовал за ними.

В очереди стоять не пришлось. Рука зависла над индикатором регистрации. Но странное предчувствие остановило его прежде, чем чип опознался. Неведомое, неподвластное рассудку чувство, словно кто-то сверлил взглядом его спину между лопатками; точно в том месте, где жирной стрелой обозначилось клеймо грязных. Будоражащее удивление, граничащее с паническим испугом. Ужасающая смесь эмоций, что заставила ноги отяжелеть, а голову – закружиться.

Тео застыл у турникета. Холод сквозняка, несущий с собой смрад сырости, ворвался в помещение, раскачав на петлях двери, и окатил его ноги. Но Тео даже не шевельнулся: внутри было ещё холоднее. Как будто по сосудам текла не кровь, а чистый фреон. «Только не оборачивайся!» – вопил внутренний голос. И в глубине души Тео понимал, что на этот раз интуиция – столь редкая гостья в его внутреннем мире – не подводит. Воображение рисовало перед глазами чёткие картины: одна реалистичнее другой. Гроздья мимолётных иллюзий пресыщались алым и чёрным, мотивы видений напоминали сюжеты картин Босха.

Воздух над плечом покачнулся, и Тео вздрогнул, ожидая увидеть сухую когтистую ладонь монстра из бюджетных ужастиков. Но это была лишь пожилая женская особь, которой, видимо, не терпелось посетить реаниматора территориальной службы. Или какие там ещё у старушек заботы? Два затуманенных глаза требовательно уставились на Тео.

– Сына, – прочавкала бабка беззубым ртом, – ты скоро, милок?

Гудок приближающегося состава, наконец, оживил мысли Тео и заставил-таки обернуться. Только тогда он заметил молодую женскую особь, что испуганно жалась к колонне у выхода со станции, и её взгляд. Тяжёлый янтарный взгляд ведьмы из старых сказок, от которого шёл мороз по коже.

И в фокусе был он.

– Извините, – ответил Тео бабке, нисколько не чувствуя себя виноватым. Подумав, он снова метнулся от линии турникетов к посадочным платформам. – Проходите.

Запах резины и накалённого металла ударил в нос, когда он ворвался в зал. Бабка что-то недовольно прогорланила вслед, но её речи Тео уже не слышал. Да и по боку ему было, какое впечатление он произвёл на отжившее своё горожанку. Всё внимание приковала желтоглазая незнакомка, что глазела на него, не отрывая взора. Так, словно намеренно выделила его из толпы и выбрала для важной миссии, известной ей одной.

Так, словно он был нитью, за которую она жаждала уцепиться.

Незнакомка не опустила лица и тогда, когда Тео направился к ней, шаг за шагом сокращая расстояние. Лишь веки её отяжелели, смягчив каменное выражение лица. Будто исход ситуации был ясен ей заранее, и она лишь смиренно принимала очевидное.

– Ты так смотришь, словно я убил кого-то, – пренебрежительно бросил Тео ей в лицо. Все комплименты, заготовленные для оператора пропускного пункта, улетучились, оставив в голове зудящий вакуум. Неплохое начало. По крайней мере, таращиться во все гляделки куда неприличнее, чем сказать подобную вещь незнакомой особи.

– Мне просто… – незнакомка, наконец, соизволила открыть рот.

Лязг и дребезжание состава, сорвавшегося с места, заглушили её речь, оборвав фразу на полуслове. Судорожно вздрогнув, незнакомка вжалась в колонну. Ошалелый пристальный взгляд, наконец, оторвался от Тео и устремился в тоннель, провожая в темноту неоновый лик металлической гусеницы.

– Тебе просто что? – Тео осмелился положить ладонь на плечо незнакомки. Невесомая оранжевая ткань заструилась под пальцами, и он впервые за последние пять минут осознал: что-то не так. На фабриках Иммортеля со времён Перелома не производили натуральные ткани: эра функциональной и дешёвой синтетики взяла своё.

– Червь, – испуганно прошептала та, указывая дрожащим пальцем вслед уходящему поезду. Она не сбросила руку Тео со своего плеча. – Он проглотил людей!

– Эй, – Тео помахал ладонью перед глазами незнакомки, – ты в своём уме?

Хотя, ответ на этот вопрос Тео уже знал. Один из них явно диссоциировал, и хорошо, если этот счастливчик – красотка в оранжевом. Так и быть: он лично отведёт её в лечебницу, где ей помогут прийти в себя и вернуться в общество обновлённой и полноценной.

Но эта версия отдавала банальностью и не могла всего объяснить. Например, того, почему он физически почувствовал на себе её взгляд. Почему на незнакомке натуральная ткань? Почему она выбрала именно его в толпе, а не ту вздорную старушенцию, например? Обилие вопросов заставляло страшиться самого себя. Не исключено, что когда он заявится в лечебницу, обнаружится, что эта женщина – всего лишь галлюцинация. Оптическая иллюзия, ознаменовавшая его дебютировавшую диссоциацию.

Почему он? Почему сейчас?..

Слишком уж много крутилось в голове этих «почему»…

Крупные каштановые локоны незнакомки затрепетали от потоков воздуха, приоткрыв аккуратную линию скул. Тео задумчиво хмыкнул: а она недурна собой! Если бы ещё голова у неё правильно работала, не упустил бы возможности завязать очередной роман. Ведь это поистине счастливый случай, когда женщина первая проявляет инициативу!

– Просто ответь мне, – барышня повернула голову и приподняла подбородок, – если я здесь, значит, Покровителям не были угодны мои деяния? Не прибежище ли это Разрушителей? Ведь черви снуют туда-сюда… И эти люди вокруг. Они странные. Словно их рассудок пленён.

О чём она вообще? Стихи что ли сочиняет? Только рифма детская какая-то: покровители-разрушители, разрушители-покровители… Ну что ж, если эта дамочка – тонкая и ранимая творческая натура, часть её заморочек можно списать на нестандартное мышление.

– Самая странная здесь ты, – Тео усмехнулся. – И откуда ты такая нарисовалась?

– Нарисовалась? – незнакомка приподняла бровь. – Я не рисую.

Сиплый сигнал состава противоположной линии, вырвавшийся из жерла тёмного тоннеля, отразился от стеклянных стен. Воздух завибрировал и закачался. Короткий вскрик утонул в механическом лязге состава, заходящего на платформу. Кровь отлила от лица незнакомки, кожа замерцала зеленцой и залоснилась капельками пота. Тео показалось, что ещё мгновение, и она свалится на рельсы. Упадёт и, возможно, растворится случайной иллюзией, так и не коснувшись путей.

– Пойдём-ка на воздух, – Тео кивнул в сторону пропускной линии, – освежишься, в себя придёшь. У тебя рассудок помутился.

– Я не могу, – она пожала плечами. – Люди выходят, а меня не пускает стена. Я поэтому и смотрела на тебя. Надеялась нужное заклинание подслушать.

Заклинание! Вы это слышали?! Запамятовала, бедолага, для чего нужен чип?! Видно, перечитала женского фэнтези, помешалась и теперь ждёт своего дракона. Или демона. Час от часу не легче… Но не может же быть всё так безнадёжно?!

Стоп! Может быть, барышня и не при делах. Что если друзья пытаются поставить его в неловкое положение очередным глупейшим розыгрышем, как и на прошлый День Рождения?! Перспектива остаться в дураках пугала Тео больше всего. И чёрт его дёрнул обернуться и подойти к глазастой красотке!

Тео задумался, судорожно ища верное решение. Или возможность хотя бы на шаг к нему приблизиться.

– И что же мне с тобой делать прикажешь? – пробормотал он, жмурясь.

Незнакомка развернулась на пятках, снова показав Тео обескровленное лицо. Плечи её дрожали, покрывая шифоновую накидку рябью. Чужие ладони судорожно, до боли сжали пальцы, передавая долгожданное тепло. И прежде, чем Тео успел выдать очередную реплику о непонимании происходящего, умоляющий голос врезался в барабанные перепонки:

– Спаси меня.

Глава 1
Седьмая причина

1

На смену ослепительному сиянию пришла гулкая бесконечность пустых коридоров и ощущение невесомости. Непреодолимая тяга влекла тело дальше и дальше, в пьянящее жерло небытия. Стены воздушных тоннелей проминались под беспорядочно блуждающими ладонями. «Должно быть, я умер», – со сверхзвуковой скоростью пронеслось в голове. Пугающая мысль была явственной и осязаемой. С каждой секундой она укоренялась в рассудке всё крепче, вызывая тошнотворную первородную панику.

– Нери…

Показалось.

Мощный поток затянул за поворот, ухватил и погнал по узкой тубе. Невесомость вбирала в себя, растворяя в пустоте. Ужас рассыпался вереницей искр, как затухающий свечной фитиль, и сменился эйфорией и блаженством. Наверное, именно так уходят последние крупицы сознания из остывающего тела. Наверное, именно так опустошается рассудок, теряя и обесценивая усвоенные истины. Безумие – это синоним экстаза.

– Нери! – уже громче. – Нери, очнись!

Знакомый голос трепетал и расслаивался на отзвуки, создавая турбулентность. Внутренняя дрожь, родившаяся от оклика, отозвалась дискомфортом в каждом уголке сознания. Он уже чувствовал подобное. Только когда?

– Нери! Пожалуйста!

Обжигающая боль ошпарила лицо. Свет ослепил, заставив зажмуриться. Кажется, он проспал целую вечность.

– Мама, – пробормотал Нери, не размыкая глаз, – уже на учёбу пора?

– Пора! – раздался в ответ бархатный грудной голос. Кажется, мать немного простудилась. Неудивительно: такой холодище вокруг! Нужно напомнить, чтобы оплатила прогрев квартиры: не август месяц на дворе. А то ведь опять забудет и придётся сидеть в ледяном плену половину декабря…

– Я встаю, – отрезал Нери. – Я такие сны видел! Сюжет, достойный твоей любимой Маргариты 668.

Нери попытался оттолкнуться от кровати и приподняться, но под ладонями заскрипела бетонная крошка. Осколки вспороли кожу, и он наконец-то ощутил собственное тело. Вместе с ноющим зудом пришли головная боль и ломота в спине.

– Что за… – сорвалось с губ.

Солнечный свет пролился на лицо. Красные пятна затанцевали у переносья. Сквозь алую плену прорезались контуры полуразрушенных труб, устремлённые в небо, и верхушки сосен.

– Ну зачем, Нери? – поле зрения заслонило чёрное пятно. – Почему ты не пошёл домой?!

– Кантана?!

– Нет, презренные Разрушители, старейшина Совета, – Кантана недовольно поджала губы. – Конечно, это я. Скажи ещё, что ничего не помнишь.

Нери покачал головой. Пунктирная линия воспоминаний обрывалась под старым дубом, на ветку которого скакнула Венена. Точнее будет сказать, девушка, очень на неё похожая.

– Я бежал за… – Нери, вовремя опомнившись, проглотил слова. Рассудок начинал понемногу просыпаться, оправляясь от сладкого дурмана забытья. – За воришкой. Потом заблудился в лесу и вышел сюда. Дальше…

Воспоминания расцвели какофонией красок: так лезут через рассыревшую землю грибы после дождя. Картинки рождались стремительно, активизируя слишком много секторов мозга, и Нери понял, что вот-вот потеряет сознание от перегрузки. Но волна столь же нежданно откатила, не позволив захлебнуться, и оставила наедине с пустотой. Теперь можно спокойно всё пережевать, рассортировать и расставить по полочкам.

– Этот парень, – вспомнил Нери. – Мы затолкали его в портал.

Кантана молча кивнула. Ни тени сомнения не скользнуло по её расцарапанному лицу. Но хищно сощуренные глаза и складочка между бровей подсказали Нери, что исход ситуации по непонятной причине не устраивал её.

– А потом ты предложила мне пойти следом, – продолжал Нери.

– А ты как всегда сыграл в дурачка! – подытожила Кантана, хмурясь. – Глупейший поступок! Тебе такой шанс выпадал.

Слова пронеслись мимо ушей. Нери был уверен: он сделал правильный выбор. Там, на той стороне, он никогда не смог бы обрести покой и избавиться от угрызений совести. Два разноцветных глаза преследовали бы его всюду, напоминая о фатальной оплошности. Понимает ли Кантана, о чём говорит? Может, у неё никогда не было друзей? Нери застонал, потерев затылок. Нити ноющей боли вошли под кожу.

– Миа, – отозвался он.

– Да хоть кто! Как можно предпочесть заточение в чужой стихии свободе?!

– Мы вправе делать выбор, не оглядываясь на других, – согласился Нери. От яркого света закружилась голова, но запах озона вернул воспоминаниям целостность и чёткость. Он, наконец, встал с холодного бетона и принялся отряхивать одежду.– Но я не смог.

– Ты соплив и трогателен, как девочка, Нери 42! – Кантана продолжала злиться, испепеляя Нери ожесточённым взглядом.

– А сама бы ты что выбрала, – спросил Нери, искоса поглядывая на спутницу, кутающуюся в мужской плащ не по размеру, – если бы была на моём месте?

– Я? – Кантана задумалась. – Но я же не на твоём месте!

– Логичный ответ, госпожа Бессамори, – заметил Нери. – Разрешите я вам поаплодирую.

– Хватит издеваться, – буркнула Кантана.

– И ты, будь добра, не язви. И поменьше эмоций. Это не замечание, а просьба.

Кантана задрала подбородок и смело взглянула Нери в лицо. Захотелось улыбнуться, глядя на её подростковую напыщенность, и Нери не сдержал порыва. Уголки губ поползли вверх. Чувство облегчения согрело его, когда он заметил, что Кантана с инициативой подхватила его усмешку.

– А ты как здесь оказалась? – Нери пожал плечами, осматривая неприглядное место. – И что это за парень был с тобой?

– Парень как парень, – каверзный вопрос, кажется, совершенно не задел Кантану. Она лукаво стрельнула глазами, как лисица из допереломных народных сказок. – Ревнуешь, что ли?

Вопрос ударил по голове, как упавшая с неба градина. Нери опешил. Он предпочёл бы провалиться сквозь землю, нежели держать ответ. Можно, конечно, прикинуться непроходимым хамом и поинтересоваться, видела ли она себя в зеркало. Но этот намёк при всей его грубости вызовет, разве что, хохот. Кантана держится с такой статью, что просто не может сомневаться в своей неотразимости. И не пользоваться тем впечатлением, что она производит на противоположный пол, тоже не может – её последний вопрос лишний раз это доказал. Значит, выход здесь один: рвать шаблоны. Сказать нечто такое, чего она уж точно не ожидает услышать из уст смущённого мальчишки.

– А если ревную? – Нери пожал плечами, стараясь не покраснеть. Судя по горячим мурашкам, заколовшим щёки, ему это не удалось. – Что тогда?

– Тогда считай, что у меня с ним любовь, – прыснула Кантана. – Мне нравится, как ты ревнуешь. Ты становишься похожим на румяный и горячий пирожок с яблоками.

– Почему с яблоками?!

– Так не с капустой же…

– Неслыханная милость!

– Должна же я отблагодарить своего спасителя? – улыбка сошла с лица Кантаны. – Так хотя бы комплиментом.

Лёгкий ветерок просвистел над головой трелью первого мороза. Его дыхание растормошило волосы Кантаны, открыв щёки. Багровое пятно гематомы загоралось на её скуле, как отметина от калёного железа на коже преступника. Несмотря на то, что Кантана держалась молодцом и нахально отшучивалась в ответ на допрос, её негодование пронзало тело Нери миллионом спиц. Её боль становилась его собственной. По жалобному взгляду чёрных глаз легко было догадаться, что оружием, поразившим её, был отнюдь не раскаленный добела металл. И даже не мужской кулак. Кантану сломило унижение.

– Когда любят – не бьют, – прошептал Нери, поглядывая на разгорающуюся метку чужого кулака. – Когда любят – разрешают дышать, и дышат вместе. Кого ты пытаешься обмануть?

– Нери, не нужно, – лицо Кантаны неожиданно переменилось. На губах обозначилась горечь тоски. – Тебе не надо знать, кто это был. Это лишь моё дело. Не твоё.

– Но он сейчас в Иммортеле, – возразил Нери, – а должен быть здесь. Ты хоть знаешь, что у нас нечипированных ловят сразу? Если его обезличат, то…

– Что бы там с ним ни сделали, поделом ему, – перебила Кантана. Ветер размазал её тихий говор по сырой земле. – Поделом.

Хилые сосны зашумели от ветра, роняя хвоинки в перину прелых листьев. Тёмные рубцы ветвей скользили по небу. Вороньё растревожило пронзительным карканьем воздух.

Перья облаков задрожали бликами в глазах Кантаны. Неловкость сковала движения Нери. Жалкой парой слов Кантана намеренно доверила ему больше, чем он просил, и он прекрасно осознавал ответственность. И готов был нести этот нелёгкий груз.

За жалкую пару минут они перешли невидимую грань, отделяющую лёгкую неприязнь от глубокой эмпатии. Осталось разгадать, кем они теперь друг другу приходятся…

2

Огненное кольцо сомкнулось по периметру зала. Жадные языки взмыли под потолок, с рёвом и фырчанием выплёвывая ворохи искр. Потоки нагретого воздуха завертелись с такой мощью, что люстры опасно закачались на цепях. Запахло гарью.

– Огонь! – выкрикнула Анацеа, ошарашенно глядя, как разгорающиеся на пустом месте языки пламени лижут мрамор и трещат под вздувшейся штукатуркой.

Миа судорожно вдыхала густое марево и смотрела на свои ладони. Ничего не изменилось: те же складочки бежали по ним, бороздя прозрачную кожу. Никакого оружия Покровителей, о котором с восхищением вещала Кантана. В голове не укладывалось, что стихийное буйство вокруг – её личная заслуга. Видно, Кантана – неплохой учитель. С одной оговоркой: она показала, как начать. А кто теперь подскажет, как остановить этот бардак? Миа испуганно попятилась, не осознавая, что лишь ближе подошла к эпицентру возгорания. Её и троих членов Совета схватила огненная ловушка.

– Ты ошиблась, Анацеа, – снисходительно проговорила Старейшина, повернувшись в кресле. Казалось, что пожар нисколько её не волнует. – У Длани магия порталов. А это – всего лишь бедная девочка-стихийница, которую ты запугала до полусмерти.

– Это какая-то ошибка, – пролепетала Анацеа, – я сама видела, как она создала портал. Рискну предположить, что это деструктивный огонь хаоса!

Воспользовавшись передышкой, Миа метнулась к двери в надежде улизнуть, но тщетно. Выход отрезала плотная стена огня. Дым повалил в лицо чёрными клубами. В горле мучительно запершило, и она заслонила лицо, подавляя рвущийся наружу надсадный кашель.

Деревянная гардина над окнами дальней стены затрещала и рухнула с одного крепления, покосившись. Массивный брус подпрыгнул на полу, крошась на полыхающие щепки. Пламя побежало по жерди вверх, одеялом обнимая бархат занавесок.

– Да уж, – отметила огромная бородачка – кажется, Тиара – бесстрашно выходя на середину зала. Она вела себя слишком мило и говорила чересчур мягко для обладательницы брутальной внешности. – Это точно стихия. Ментальная магия не причиняет вреда физическому миру.

– Хватит, Миа! – прокричала Анацеа сквозь несмолкающий рёв. – Останови это!

Остановить? Хотелось бы, только как? Миа в недоумении пожала плечами. Нагретые воздушные течения закрутили локоны перед лицом, дробя силуэт мучительницы.

– Я пытаюсь! – крикнула в ответ.

– Так пытайся лучше!

До чего Анацеа неприятная! Вроде бы, говорит без подвоха, но насколько задевает и ранит каждое её слово! И насколько же противно от самой себя, что её приказы хочется безропотно исполнять.

– Давай вместе сделаем это, – бородачка очутилась рядом. Её мягкий и спокойный голос едва прорезывался сквозь завесу рёва. Доброе, широкое лицо, едва проглядывающее сквозь дым, показалось очень знакомым и даже родным.

Закашлявшись в густом дыму, Миа помотала головой. Такое обращение раздражало сильнее, чем жёсткий приказной тон Анацеа. Ей не нужна нянька, отслеживающая каждый вдох. Будто она сама не понимает, что нужно делать и как.

Понимает ли?..

– Ты ведь не знаешь кода закрытия, – бородатая сощурилась, будто читая мысли. Что-то неоднозначное скользнуло в её синеглазом взгляде. Словно она знала больше, чем эти двое. – Просто повторяй за мной.

– Мне не нужна помощь! – строптиво выкрикнула Миа.

– Нужна, – твёрдо сказала бородачка, схватив её дрожащие руки. И откуда, интересно, эта госпожа знает, как довести до крайней степени раздражения?! – Нужна!

– Не нужно меня трогать! – Миа попыталась было вырваться, но чужие пальцы цепко обхватывали запястья.

– Повторяй за мной, – колдунья проникновенно посмотрела Мии в глаза, – повторяй, и пламя утихнет.

Огонь стремительно полз к центру зала, разгораясь всё сильнее. Чёрные дорожки бежали по мрамору, извиваясь нитями паутины. «Это не просто пламя, – мелькнуло в голове у Мии, – камень ведь не горит, даже ребёнок знает это!»

Анацеа в панике вжалась в колонну, не отводя выжидающего строгого взгляда. Слепая старушка по-прежнему рассиживалась во главе стола, и не думая убегать. Может быть, она считала, что её час настал? Старческий маразм, никак, накрыл? Миа поморщилась: что может быть отвратительнее смерти в огне, даже если тело уж отжило своё?! Даже одна мысль о лопающихся пузырях на коже и скверно пахнущей золе вместо ногтей может довести до умопомрачения.

– Ну? – Миа подняла взгляд на бородачку, всё ещё сжимающую её руки.

– Обрываю нити, – отчеканила та, участливо улыбнувшись. – Просто произнеси это.

– Обрываю нити, – повторила Миа, – дальше что?

Громкий треск рассёк туман. Металлическая цепь просвистела в накалённом воздухе, описав дугу прямо за спиной. Миа подпрыгнула от неожиданности и испуга. Громоздкий светильник, сорвавшись с одной из подвесок, угрожающе накренился. Пепел посыпался на пол серым дождём.

– Смысла-то, – возмущённо фыркнула Миа. – Проще смириться. Ваши Покровители, похоже, решили нас не щадить.

– Ещё раз. Прочувствуй эти слова! Так же, как ты чувствуешь стартовое заклинание. Как ключ.

– Обрываю нити! – прогундосила Миа, поддавшись на уговоры. В любом случае, терять уже нечего. Нелепость ситуации раздражала не меньше, чем прикосновения чужих рук.

Оглушительный хлопок пронёсся над залом, шлёпнув оплеухой. Внезапная тишина опьянила безмятежностью. Ревущие языки пламени исчезли столь же неожиданно, как и появились. Вместе с ними испарилась и мутная хмарь горения. Лишь потухшая люстра по-прежнему болталась на трёх цепях, сиротливо свешивая четвёртую вниз, да обугленная гардина с обрывками штор упиралась в пол.

Миа задрожала от изумления. Не верилось в то, что бушующая стихия развернулась и остановилась волей её разума. Может быть, она спит, и в силах управлять этой реальностью мыслями? Стоит попробовать. Можно даже на Нери.

– Неплохо, – по-прежнему безмятежная, как снежное поле, старушка хлопнула в ладоши. – Весьма недурная стихийница, Анацеа. Талантливая девочка. Но не Длань.

– Старейшина Шандрис, клянусь памятью предков, я сама видела, как Миа открыла портал! – Анацеа всплеснула руками. Миа впервые видела её такой эмоциональной и возбуждённой. – Зачем мне врать Вам?

Старейшина хмыкнула, почесав острый подбородок. Морщинистая кожа на её щеках натянулась, став почти прозрачной.

– Ты открывала портал, Миа? – Шандрис повернула голову. Мии показалось, что невидящие глаза сжигают её тело.

– Открывала, – произнесла Миа уверенно. Выбора перед ней не стоял: для них у неё один ответ. Дать иной означало подвести под трибунал и себя, и Кантану. И Нери до кучи. И почему-то последнего хотелось меньше всего.

– Но как такое возможно? – поинтересовалась старейшина Шандрис. – Ни одна женщина не может обладать двумя потоками. Если тебе дана стихийная магия огня, значит, не дано ничего иного. Может, ты сама знаешь ответ?

– Я не знаю, – Миа старалась говорить твёрдо, – и хотела спросить об этом сегодня у вас, самых мудрых и просвещённых жительниц Девятого Холма. Я ведь ещё юна, к тому же, меня никто никогда не обучал. Я понятия не имею, откуда берёт начало моя сила.

– Может, попытаешься ещё раз? – Анацеа надменно сверкнула янтарями глаз. – Покажи им, Миа!

Миа отпрянула. Мысль о том, что придётся выжимать из себя магию ещё раз, доводила до беспросветного отчаяния. Желтоглазый взгляд парализовал её, сделав тряпичной куклой. Несмотря на то, что она успела возненавидеть Анацеа всеми фибрами души, не подчиняться её словам не получалось. Было в этих интонациях что-то магнетическое, гипнотизирующее. Твёрдость, непоколебимость и уверенность, которых так не хватало Мии. Это восхищало и пугало одновременно.

– Не стоит, – бородачка беспомощно обвела взглядом зал. – Это опасно. Посмотри, что она натворила. Нужно дать ей хотя бы первичные навыки контроля, прежде чем испытывать её мощь снова.

– Я считаю, это необходимо, чтобы прояснить ситуацию! – возразила Анацеа.

– Оставь в покое бедную девочку, Анацеа, – бородачка прижала Мию к себе, вызвав стойкий порыв отвращения. Однако от неё приятно пахло сандалом и дыней, и Миа не торопилась вырываться. Аромат показался очень знакомым, словно она уже вдыхала его раньше. – Что если она нам сейчас дыру на Первый Холм сделает и не сможет закрыть? Ты её напугала. Не видишь сама?

– Миа ведь живёт в твоём доме, Анацеа, – промямлила Шандрис. – Ты сможешь наблюдать за развитием её способностей и докладывать об этом Совету. Даже если девочка не Длань, для талантливой стихийницы место у нас всегда найдётся. Что ты думаешь по этому поводу, Миа?

– Я не отказалась бы немного перекусить, – ляпнула Миа, вызвав смех бородачки. – И ещё вздремнуть.

«А ещё я не отказалась бы выколоть глаза госпоже Бессамори, – продолжилась мысль, – чтобы она не смотрела на меня, как на дохлую лошадь. Пусть ходит с красивой кружевной повязочкой, как Старейшина. А то от этого кошачьего взгляда возникает чувство, будто она хочет съесть меня на ужин. Интересно, ест ли она дохлых лошадей?»

Миа вовремя сообразила захлопнуть рот. Зубы клацнули друг о друга.

– Другого выхода нет, – поддержала Шандрис бородатая.

Анацеа разочарованно ссутулилась. Миа догадывалась, что прародительница клана Бессамори ожидала от встречи иного результата. Какого – оставалось только догадываться. Может быть, догадки придут в сегодняшних кошмарных снах.

– Анацеа, – Шандрис деловито склонилась над столом, – позаботься о том, чтобы твоя подопечная хорошо ела и отдыхала. Способности отнимают много сил, а девочка ещё совсем ребёнок.

– Я не оставлю её,– Анацеа подозрительно отвела взор и сжала губы так, что они побелели. Миа не догадывалась, о чём говорит выражение её лица, но точно понимала, что не вызывает симпатии у старшей Бессамори.

Впрочем, чувства Анацеа были взаимны.

Пепел, раскиданный вдоль стен, охватывал некогда белокаменное помещение траурной рамкой. Казалось, что в окно только что влетел снаряд и разорвался, подпалив всё, что горит. Миа смотрела на разрушения, причинённые огнём, и тихо изумлялась сама себе. Знала ли она раньше, что от её взора скрыто множество тайных возможностей?

Она никогда не понимала, как сильна на самом деле. И никогда не позволяла себе осознать это.

3

Тошнота свилась в животе ядовитой змеёй. Скользкий хвост c размаху ударил по диафрагме. Кислый привкус наполнил рот, и Кантана напряжённо сглотнула. Не оберёшься позора, если гадкий недуг скрутит при парне!

– Поделом, – прошептала она сухими губами, и мурашки запрыгали на плечах.

Нери поднял голову туда, где острые пики сосен утыкались в небо, и обхватил себя за плечи. Его бледные ладони выделялись на чёрном шёлке, как морские звёзды, выброшенные на чёрный песок Пропасти. Замёрз, бедолага! Эта рубашка слишком тонка, чтобы спасти от леденящего межсезонья. К тому же, он и крови потерял достаточно, не успев восстановиться после баталии. Нужно скорее выбраться в город. Или хотя бы на дорогу, что тянется вдоль полей: там можно будет сесть на колесницу и добраться до самого дома. Если Нери простынет и подхватит лёгочную, будет не до смеха. Одним Покровителям известно, насколько хорошо сопротивляется недугам его тело… Но видят ли Покровители людей, которые пришли с той стороны?

Не время думать о смысле жизни и устройстве мира.

– Может, вернуть тебе плащ? – необдуманно бросила Кантана.

Треклятые Разрушители, и почему этот дерзкий мальчишка засел в голове?! Надобно оставить эти мысли: они не принесут пользы ни Нери, ни, тем более, ей. Сляжет с лёгочной, так сляжет. Значит, таково решение Покровителей. Одной проблемой станет меньше.

Нери помотал головой, настороженно поглядывая на Кантану. В двух серых омутах искрами плескалось недосказанное. Они все так смотрят, когда их мучает вопрос жизни: быть или не быть. Доверять или не доверять. Рыцари из сказаний давно отдали жизни за дочерей: вот поэтому девушкам и приходится без конца проявлять инициативу! Пытаясь подать знак, Кантана беззвучно кивнула.

– Он ничего плохого с тобой не сделал, Кантана? – несмело пробормотал Нери, получив разрешение. – Я имею в виду что-то, чего ты не хотела. Только честно. Это останется между нами.

Ах, лучше бы он этого не спрашивал!

Очередной приступ тошноты раскатился по животу. Казалось, что внутри начал извергаться вулкан, изрыгая фонтаны лавы. Дело не терпит: нужно срочно искать выход из положения! Кантана поглубже вдохнула воздух, пахнущий пылью и хвоей. На миг стало легче: лава остыла и покатилась медленнее.

– Надо уходить, – выпалила она, стараясь отвлечь внимание. – Мне нужно быть в Наставне. Если я не сдам контрольные, мне влетит. А ещё в одиннадцать часов приедет посыльный с продуктами, нужно принять у него корзины. И убраться в комнате, пока мама с Мией на Совете. И помочь Зейдане с обедом!

– Прости, – Нери разочарованно опустил взор. – Не переживай ты так. Одиннадцать уже есть. Так что, торопиться нам некуда.

– Тем более, – Кантана энергично затопала. – Я должна всё успеть, пока мама не вернулась!

– Успеется, – Нери махнул рукой. – Не хочешь отвечать – не отвечай. Только не заговаривай мне зубы всякой ерундой. Это выглядит смешно и глупо.

Ах, беспардонный упрямец! Это талант – ковыряться раскалённым прутом в свежей ране! Пусть продолжает, всё равно увидит в ответ лишь тёплую, как солнце второго сезона, улыбку. Чувствовать собственную боль – лишь её привилегия. Это её личная жизнь, и пускать туда кого-либо или нет решать только ей, Кантане Бессамори!

– Да зачем ты вообще об этом спросил?! – она пыталась перебороть негодование.

– Я беспокоюсь, – ответил Нери с прежней неуверенностью в голосе. На его щеках снова расцвели розовые пятна. – Я правда не хотел тебя задеть.

– Нет, ты просто решил надо мной посмеяться, так?! – удержать на лице улыбку не получилось. – Самоутвердиться за мой счёт?! Нери, ты – жалкий неудачник!

Глаза Нери округлились и болезненно заблестели. По дёргающимся уголкам его рта Кантана догадалась, что ответный удар попал в цель и поразил его в сердце.

– Я не жалкий, – возразил Нери. – Хотя бы потому, что не залепил тебе в скулу и не лапал тебя, как некоторые.

– Ты жалкий! – разъярилась Кантана. – Ты видел, что ранишь меня словами, но продолжал гнуть свою линию! Так только последние слабаки делают!

– Спасибо, – отрезал Нери, отходя назад. – Вот ты и ответила на мой вопрос.

– Неудачник!

Звуки застыли на губах, как лёд на лужах в середине первого сезона. Неловкость вскружила голову, и в живот снова ударил непереносимый спазм. Желудок сжался, наполнив рот кислотой. Не вовремя она ввязалась в спор. Да что там говорить – это рок, определённый Покровителями: вечно всё делать не тогда, когда нужно.

Ярость с поразительной скоростью испарилась, как капли воды под раскалённым утюгом. Жалкий неудачник теперь совсем не волновал, как и то, что он может о ней подумать. Забыв обо всём на свете, она метнулась туда, где щётка соснового леса смыкалась с обрубком стены, оставляя небольшой разрыв.

– Постой! – ударил в спину умоляющий голос Нери, но Кантана, опьянённая болью спазма, уже не понимала смысла, вложенного в слова. Треклятые Разрушители, неужели обалдуй не видит, что ей плохо!

Во рту скопилась тягучая слюна. Тень сосен проглотила её, надёжно спрятав силуэт от любопытных глаз. Рвотные позывы атаковали желудок, едва Кантана нырнула за барьер полуразрушенной стены. Наспех сорвав воротничок из агатовых бусин, опустилась на колени.

Кожу всё ещё саднило от нежеланных прикосновений мозолистых рук. Боль в груди, стихая, переходила в омерзительные судороги, стреляющие по мышцам. Когда первый спазм сдавил горло, выдавив съеденный завтрак на бетон, глаза затуманила влажная плёнка. Кислый запах ударил в нос, порождая ещё большее отвращение.

– Кантана! – знакомый голос прорвался сквозь сжатый воздух.

Мир вокруг задрожал, преломляясь в сферах слезинок. Кантана глубоко вдохнула, пытаясь остановить губительные позывы. Влажный всхлип вырвался из горла. Она знала: причиной была отнюдь не испорченная пища. Это – протест её души: громкий, вопиющий, подминающий под себя не только тело, но и целый мир. Жаль, что не получится вырвать грязные воспоминания, как клок волос. И вспороть капсулу негодования, увы, будет не так просто, как вскрыть застарелый нарыв.

– Кантана, может, хватит? – уже ближе.

И шаги, шуршащие по бетону… Только не это! Конечно же, он тащится сюда! Прямым курсом! Ну почему Покровители не даровали Нери мудрости, чтобы оставить её в одиночестве на несколько минут?! Нельзя отрицать, что порой он слишком умён. Но куда чаще – чересчур глуп!

– Уйди из моей головы, – прошептала Кантана, отплёвываясь. – Уйди из моей жизни. Почтенные Покровители, я не желаю занимать мысли им…

Головокружение смяло обломки кирпича, мусор и сухие ветки, закрутив цветной спиралью калейдоскопа. Первородный, интимный ужас поднялся по плечам, обхватив воротником шею. Нет, не Гая она просила вырвать из головы – ему никогда не было там места – а совсем другого юношу. Жалкого неудачника. От этого подсознательного откровения стало ещё страшнее.

Кучерявая проволока иссохшей жимолости царапала плащ. Остывший бетон холодил ноги сквозь разодранные чулки. Кантана обхватывала живот в надежде остановить рвоту, но желудок выворачивался наизнанку снова и снова. Спазм встал поперёк горла, как рыбная кость: в желудке осталась лишь сжатая пустота.

Пытаясь успокоиться и уравновесить эмоции, Кантана заслонила лицо воротником плаща, и тут же пожалела об этом. Рвота отступила, но нос зачесался от едва уловимого запаха жалкого неудачника. Тонкой мускусной ноты оказалось достаточно, чтобы облик Нери снова всплыл в памяти. И, хотя до чувства влюблённости, и даже глубокой симпатии, было ещё очень далеко, сей признак не мог расцениваться, как благоприятный. Каждый раз, когда рассудок будоражили мысли о Нери, вспоминались солнечные дни в Наставне в середине второго сезона и глуповатый смех Сасси. «И почему я всё время думаю о Гае? – как бы невзначай говорила Сасси подругам, когда её компания попадалась навстречу Кантане и Тилен. – Должно быть, Покровители показывают мне правильную дорогу в будущее!» Потом Сасси непременно останавливалась рядом с Кантаной и, манерно накручивая русый локон на пальчик, вопрошала: «А ты, Бессамори, о ком из мальчиков думаешь? Лучше уж не думай вообще: доведёшь себя до грехопадения!»

Идеальный выход – не думать вообще… Единственный ценный совет, который дала Сасси за все десять лет совместного посещения Наставни. Каждый раз, когда в жизни и в голове творилась абсолютная неразбериха, Кантана просто отключала мысли, выгоняя непотребное из чертог разума. И сразу становилось легко. Но не в этот раз.

– Кантана! – голос Нери прогремел совсем близко. – Ну, прости меня, прости если сможешь.

Пошатнувшись, Кантана распрямила ноги. Колени надсадно хрустнули. Кожа засверкала свежим багрянцем ссадин сквозь дыры в чулках. Раскачиваясь от слабости, Кантана нащупала ободранной ладонью ветхую стену. Не хватало ещё свалиться навзничь: вот смеху-то будет! Пересиливая недомогание, она прикрыла место преступления сухими ветками и отошла на добрый десяток шагов. И очень вовремя. Из прогала в стене вынырнула знакомая голова.

– Вот ты где, – лицо Нери по-прежнему не выражало ничего, кроме сводящего с ума равнодушия. – Я испугался, что ты меня одного кинуть решила.

– Не надейся даже, – Кантана отвернулась, стараясь скрыть бледность. На губах застыл кисловато-горький привкус рвоты. – Я могу ненавидеть тебя всеми фибрами души, но довести тебя до дома – дело чести. Мы должны успеть к визиту посыльного: если я провороню продукты, достанется от матери.

– Очень нелогичная ложь, – заметил Нери. – В одиннадцать ты должна быть на учёбе.

Кантана опустила голову. В глаза бросились ссохшиеся корки крови, сияющие сквозь разодранные чулки, и она поспешно отпустила подол, прикрывая ссадины. Слишком уж многое предстояло забыть. Бордовое лицо Гая, искажённое жаждой возмездия, боль обиды и унижения, треск шнуровки корсета, рвоту отвращения, которую невозможно обуздать. И самое главное – будоражащий запах неудачника и всплеск расцветающих в воображении образов, порождённых им. Запах дома, но не того, в который она ежедневно возвращалась. Другого. Плащ Нери пахнул ненастигнутой целью, в поиске которой она долгие годы металась по углам. Неуловимой, ускользающей синей птицей. Первозданным покоем, безмятежностью, равновесием. Недостающей частью её мозаики.

– Прости меня, – неожиданно повторил Нери. Он ёжился от холода. – Я не знал, что мои слова так сильно заденут тебя.

«Хватит об этом!» – хотела прокричать Кантана. Ярость рождалась внутри рывками, словно лава, всплесками вырывающаяся из трещин земной поверхности, но она терпеливо тушила губительные порывы. Достаточно уже слабин на сегодня! Кантане Бессамори давно пора воскреснуть.

– И ты меня прости, – улыбнулась, удивляясь, как легко удалось надеть маску.

– Мне – не за что, – Нери насуплено отвернулся. – Ты ведь права. Как бы мне ни хотелось этого признавать, по всем параметрам я – слабак и неудачник. Только такой, как я, может выпасть из собственного мира.

– Зато ты похож на подрумяненный яблочный пирог, – отметила Кантана, желая хоть как-то разрядить обстановку. – И…

«И столь же вкусно пахнешь», – хотела добавить она, но сдержалась. Не хватало ещё превратно понятых слов, которые могут расцениваться, как намёки.

Сухое, вкрадчивое шуршание веток прервало её размышления. К звуку примешался лёгкий скрежет коготков по бетону. Странно: здесь редко бывают люди. С чего бы крысам бегать: поживиться-то нечем.

– Глянь-ка! – Нери изумлённо уставился в пространство за её спиной. Кончик пальца подрагивал, перемещаясь по воздуху вслед за неизвестной целью.

Кантана обернулась, с отвращением облизывая растрескавшиеся от кислоты губы. Пришлось прислониться к замшелым щербинам стены, дабы побороть головокружение.

По бетонному парапету семенил, постукивая коготками, жирный одноглазый хорёк с лоснящейся шкуркой. Несмотря на огромные габариты, в движениях животного чувствовалась грация.

– Хорь как хорь, – сорвалось с губ Кантаны. – В наших лесах полно таких водится. Неужели ты…

Фраза оборвалась лопнувшим тросом, интонации голоса скатились в полушёпот. И тому была причина. Незваный меховой гость ловко ухватил ртом забытый на парапете воротничок Кантаны и резко изменил курс, ринувшись в поросль иссохшей жимолости.

4

Дорога от Храма Вершителей, часть которого была отведена для нужд Совета, до особняка Бессамори показалась Мии вечностью. Стены повозки не спасали от холода. Каждый раз, когда колёса попадали в дорожные выбоины, а деревья за окнами подпрыгивали, размазываясь феерией красок, внутренности переворачивались, а сердце заходилось залпами пулемёта. Миа старалась не встречаться взглядом с Анацеа, что сидела напротив. Впрочем, прародительница клана, словно читая её мысли, и не лезла в разговор. Лишь один раз спросила, не нужен ли ей бушлат, чтобы согреться.

Когда повозка, наконец, остановилась, и возница учтиво распахнул двери, Миа почувствовала несказанное облегчение. Позволив госпоже Бессамори выбраться первой, она с готовностью протянула вознице ладонь. В Иммортеле подобный жест сочли бы вопиющей дерзостью, но как же приятно было предаваться запретному, находясь на чужой территории.

Впрочем, пейзаж перед глазами уже казался родным. Ивы высовывали облетевшие шевелюры из-за кованой ограды. Треугольная крыша с мансардой, увитая сетью плюща, как и прежде ехидно щурила окна. Последние осенние цветы пестрели в клумбах, прикрывая чернь голой земли. Даже скрип распахивающейся калитки, казалось, был знаком с детства.

– Иди в дом, Миа, – пробормотала Анацеа побледневшими от холода губами. – Ты, должно быть, голодна.

– Я прогуляюсь в саду, – возразила Миа. Меньше всего хотелось оставаться в пустом доме наедине с Анацеа. – Мне нужно многое осмыслить и переварить.

– Я понимаю, – произнесла Анацеа. Но твёрдая интонация её голоса говорила совершенно иное. – Не простудись и не задерживайся долго. Здешние межсезонья славны холодами.

– Я постараюсь.

– Не вздумай испытывать свою силу здесь, – Анацеа властно сжала губы. – Кажется, вчера я научила тебя слишком многому.

Не найдя нужного ответа, Миа засеменила прочь. Оправдываться перед Анацеа, выпрашивая законное право на прогулку, не хотелось.

Сзади хлопнула дверь особняка. Вот и чудесно: пусть госпожа Бессамори отдохнёт немного. Подобрав подол платья, Миа вторглась в поросли кустарника. Протоптанная тропа чёрной змеёй извивалась меж клумб, пестря пятнами облетевших листьев. Солнце лениво вошло в зенит, сделав тени круглыми и убористыми. Розоватые лоскуты неба повисли на изломах веток.

Интересно, холодна ли здесь зима? Выпадает ли к середине декабря снег, как до Перелома?

Сапожки вспарывали густую слякоть, оставляя ямы следов. Голову переполняли вопросы и догадки, распирая виски. Тяжело чувствовать себя частью реальности, когда всё, о чём ты раньше мог лишь грезить, осуществляется. Ещё неделю назад она была слабой и немощной, боялась даже шаг ступить за порог квартиры. И даже дома Миа шарахалась от каждой тени, а просыпаясь по ночам от кошмарных снов, просила маму посидеть рядом. Сегодня же в её руках – мощнейшая разрушительная сила, как награда за пережитое. Если бы она только знала о своих скрытых талантах семь месяцев назад…

Впрочем, Миа свыклась с гипотетической мыслью о том, что окружающий мир может выпадать за грань её понимания, ещё позавчера. Когда не заметила на ночном небе Фаты.

Махины вазонов с пучками запоздалых цветов уплыли назад. Трава поредела, уступив место неровным земляным проплешинам. Ивы сменились плодовыми деревьями. Покорёженные ветки яблонь походили на растопыренные пальцы, искривлённые артритом. Остатки плодов всё ещё гнили на земле, покрывшись белыми точками плесени.

Именно здесь Миа и хотела провести следующий час. Среди яблоневых деревьев прятались сладостный комфорт и спокойствие – именно то, что было необходимо ей, как воздух. Миа, остановившись на секунду, попыталась вдохнуть эту блаженную безмятежность.

Но желание расслабиться по-прежнему осталось лишь желанием. Тонкая струна завибрировала под ложечкой, натянуто звеня. Накрыло чувство постороннего присутствия. Неужели Анацеа дала ей иллюзию освобождения, чтобы немедленно ринуться следом?! Вот менторша!

Остановившись посередине круглой поляны – как раз на том месте, с которого они с Нери созерцали звёздное небо – Миа осмотрелась. Тишина, повисшая кисеей меж проплесневелых стволов, была вязкой и осязаемой. Бледно-розовый румянец небес оттенял рассыпчатую горечь чернозёма. Лишь пустота, наполненная горестью увядания, брезжила в просветах между деревьями. Ни души.

– Успокойся, – прошептала Миа. – Ты сама придумываешь себе проблемы. Всё давно прошло. Ты в безопасности.

Так всегда говорил ей Азазель. И Мии очень не хватало сейчас простых и незатейливых слов поддержки. Она искренне надеялась, что пластиковый друг, коротающий время в наплечном мешке, подхватит бодрую речь, оживая. Но чуда не произошло. Азазель молчал. На Девятом Холме лучший друг существовал лишь в ипостаси бесполезной пластиковой безделушки. Не более того.

– Вот мрак, – коротко прокомментировала Миа, спускаясь с высокой поляны на тропку. Стайка мелких бежевых птиц, напуганная визитом, взвилась в небеса. Тишину пропорол хоровой свист, полный скрытой тревоги.

Шорох прелой листвы заставил вскинуть голову. Едва уловимое движение всколыхнуло осенний воздух. Предчувствие не обмануло. Тёмная фигура маятником метнулась между стволами, уносясь глубже в сад.

Всего лишь мальчик-садовник. Нефилим, или как там его… Жертва науки, в общем. Только с чего бы ему прятаться? Знает ведь, что в особняке гости! Миа вспомнила холодное розовое утро, плёнку измороси на подмёрзшем стекле и его взгляд… Взгляд, которым не смотрят на незнакомцев.

Неужели маленький нахал наблюдал за ней?

– Эй, ты! – окликнула Миа, судорожно вспоминая имя нефилима. Вроде, оно созвучно с кличкой её пластикового дружка. – Постой! Остановись ты, наконец!

Чёрная спина с двумя треугольными отростками продолжала отдаляться. Крылатый волочил за собой грабли, оставляя на холсте голой почвы дуги.

– Азазель! – крикнула Миа ещё громче. Пронзительный звук её голоса заставил воздух завибрировать. – Азазель, стой!

Она была уверена, что на этот раз послание настигнет адресата. И оказалась права.

Тёмный силуэт застыл у торца веранды. Руки разомкнулись, выпустив грабли. Толстый черенок с чавканьем упал в грязь. Инструмент выставил замызганные зубья в небо, словно ухмыляясь мрачной поре увядания.

Плечи незнакомца вздрогнули под холщовой курткой.

5

Полированные агаты жалобно застучали о бетон, заглушая шуршание твёрдых коготков. Блики побежали по граням камушков, когда хорёк потащил добычу в кусты.

Кантана покосилась на Нери, словно спрашивая совета. А он лишь развёл руками и беззлобно усмехнулся. Засохшая кровь по-прежнему горела багряным пятном у него под носом. Семенящий вразвалочку зверёк с тяжёлой добычей выглядел потешно, только вот Кантане было не до веселья. Своё терять она не собиралась.

– Ах ты, маленький поганец! – она метнулась вперёд, надеясь поймать зверька, но едва не запуталась в оборках юбки. Пытаясь удержать равновесие, раскинула руки и зашаталась. Чужаку издали могло показаться, что она идёт на взлёт с разбегу, словно переевшая чайка.

Хорь, услышав возню, прижался к земле. Упускать ценную добычу не входило в его планы. Зверёк покрался дальше, волоча за собой непосильный груз. Как во сне Кантана приметила, что густая шкурка воришки извалялась в бетонной пыли.

– Стой, Кантана, – Нери нахмурился.

– Ты что, не видишь?! – прокричала Кантана возмущённо. Эхо её голоса взмыло вверх по лестницам полуразрушенных стен. – У него мой воротник!

– Ты после всего этого ещё о каких-то воротниках думаешь?

– Ты хоть знаешь ему цену?!

Нери укоризненно всплеснул руками, и Кантана точно знала, что он хочет сказать этим бесцеремонным жестом. Это – горький упрёк за мелочность. Как он не поймёт, что борьба за то, что по праву принадлежит тебе – дело принципа?! Только слабаки отдают своё без колебаний.

– Он так тебе нужен?

– Да, треклятые Разрушители! – воскликнула Кантана. – Мне его мама вышила! Что я ей скажу?!

– Смотри, как нужно, – наклонившись, Нери поднял с земли острый осколок бетона. Камень размером с перепелиное яйцо оставил на его ладони грязный след. Кантана даже не успела сообразить, в чём суть его затеи, иначе она быстро бы её пресекла. Но рассудок после пережитого никак не желал просыпаться.

– Что ты задумал? – только и смогла вымолвить она.

– Учись, Кантана, – рука Нери описала в воздухе грациозный полукруг, и камушек, вырвавшись из его кулака, засвистел, разрывая пространство.

– Да неужели… – выдохнула Кантана с ужасом.

Камень с громким шелестом ворвался в переплетения ветвей кустарника, следуя намеченным курсом. Спустя долю секунды, бетонный шарик с влажным чавканьем врезался хорьку в бок. Животное издало неопределённый звук и повалилось на спину, вскинув лапки. Челюсти хорька разжались, выпуская ленту воротничка.

– Ну ты и живодёр, – выдохнула Кантана.

– Это тебе приспичило вернуть чёртов воротник, а не мне, – Нери пожал плечом. – Хватит уже самой себе противоречить.

– Не такой ценой, Нери, – Кантана с осуждением покачала головой. – Это живая тварь, порождение Покровителей. Какое право ты имел…

Нери раздосадованно развёл руками. Выражение лица его говорило о том, что он сполна проникся противоречивыми и размытыми желаниями Кантаны.

– Определись уже, что тебе нужно! – он рванул к кустам и раздвинул колючие ветви. Чёрные искры агатовых бусин заиграли у него на ладони. – И возьми уже свой аксессуар.

– Жалкий убийца беззащитных хорьков, – промямлила Кантана, всё ещё не отходя от оцепенения.

Перед глазами замелькала спина Нери. Он склонился над поверженным соперником и с опаской приблизил к тельцу ладонь.

– Жив воришка. Видно, специально обучен для краж: притворяется мёртвым. Но сердце бьётся.

– Благодари Покровителей, что не стал убийцей!

– Выбирай выражения, – отрезал Нери. – Если бы я хотел его убить, я целился бы в голову.

– Уверена, что ты туда и метил! – Кантана вырвала у Нери обслюнявленный воротничок и, присев на корточки, принялась вытирать его сухими листьями. Отвращение играло палитрой оттенков на её лице. – Просто промазал. Ты жестокий и бессердечный!

– Я просто очень меткий, – заметил Нери.

– Нет, только бессердечные поступают так, – Кантана ожесточённо вытирала с агатов пыль, – кидают камни в беззащитное создание.

Сдавленно промолчав, Нери вытащил хорька из плена жимолости. Кантана с удовольствием наблюдала, как сухие ветки чертят на его кистях кровавые полоски. Зверёк очнулся, едва ощутив прикосновение, и задёргал лапками.

– Видала? – фыркнул Нери, опустив проказника-воришку на бетон. – А теперь пусть бежит.

Но хорёк и не думал улепётывать. Подняв грязную мордочку, он уставился единственным глазом на Нери. Будто бы желал отмщения, но прекрасно осознавал, на чьей стороне перевес. Богатая шкурка горделиво лоснилась в солнечных лучах: даже с проплешинами бетонной пыли она выглядела роскошно.

– Даже он знает, что ты ничего не чувствуешь, – высказалась Кантана.

– Повтори-ка ещё раз, – процедил Нери с вальяжным холодком.

– Я же права, да? – азарт обуял Кантану, когда она осознала, что её слова прошлись точно по сердцу Нери.

– Нет, – отрезал Нери. – Ты не права. Ты слепа.

Кантана взяла хорька и прижала к себе. Зверёк даже не думал сопротивляться: мелко засеменив лапками, он выскользнул из ладоней и с готовностью взобрался ей на плечо.

– Ты слепа, Кантана, – продолжал Нери. – Если бы я ничего не чувствовал, я не бросился бы спасать тебя от хама, что лапал тебя.

Ответная пуля прилетела в самую цель! Кантана напряжённо засопела. Может, стоит прекратить это глупое противостояние? Всё равно они лишь ковыряют друг другу раны, выдавливая дурную кровь.

– Это было опрометчиво, – Кантана как всегда противоречила своему внутреннему разуму, – рваться в бой с сильным соперником, будучи никчёмным слабаком! Да если бы не я…

Кантана замолчала, представив, что произошло бы, не окажись Нери рядом в нужное время. Тело вспомнило мучительное ощущение удушья, оттенённое леденящими вздохами Смерти. Вновь, с первозданной свежестью и трепетом воскресало чувство благодарности к Покровителям, когда знакомая фигура, пошатываясь, обозначилась на горизонте. Каким сладким и желанным был первый глоток воздуха!

Какими бы тягостными ни были попытки отрицать очевидное, факт оставался фактом. Нери вытащил её за шкирку из небытия. Он подарил ей жизнь и второй день рождения. Только вместо благодарности в груди клокотало негодование. Потому что то, что Нери её спас, явно показывало, кто из них сильнее.

– Смелость быть искренним – настоящее достоинство, – Нери не без ехидства усмехнулся. – Хорошо, что ты честна со мной, Кантана Бессамори. Можешь лить на меня грязь и дальше. Но, смею заметить, сейчас у нас общая цель. Выбраться. Почему бы не оказать друг другу поддержку в её достижении? Когда решим проблему, продолжим лаяться.

Кантана удручённо вздохнула. Хорёк щекотал мордочкой её шею.

– Ладно, – промямлила она недовольно. – Пошли.

Нери помог Кантане выбраться из узкого лаза между стеной и сосновым стволом. Это почти разбудило её чувство благодарности вновь: слабость всё ещё напоминала о себе приступами головокружения. Кантана едва не запуталась в рваной юбке, спускаясь с парапета: теперь ей казалось удивительным, как она преодолела эту полосу препятствий в секунды. Хорёк так и не спускался с плеча, обхватывая шею меховым воротником.

– Куда теперь? – Нери оглядел недавнее поле боя. Теперь ничто не напоминало о произошедшем. Лишь едва заметные издали пятнышки крови горели на серой поверхности бетона, как раскиданные ветром рябиновые ягоды.

– Туда, откуда и пришли, – пожала плечом Кантана. – Через лес бежит дорога для колесницы: убогая, но различимая. Пойдём по следам колёс и точно выйдем в город.

– Долго придётся идти? – поинтересовался Нери.

Резкий порыв ветра ударил под дых, заставив обхватить живот. Растревоженные сосны угрюмо зашумели, вторя голосу. Изумруд иголок дождём полетел под ноги. Отдышавшись, Кантана подняла подбородок и поймала усталое, обескровленное лицо Нери. Он слишком слаб для приключений. Как и она сама.

– Ну, – Кантана неловко улыбнулась, – думаю, мы выдержим.

– Не выдержите, – раздался за их спинами третий голос: незнакомый, – если не вернёте мне моего друга. Я об этом позабочусь.

6

Яблоневые кроны сетью смыкались над головой и убегали назад. Тени размазывались по земле, как пятна акварели. Подобрав юбку, Миа неуклюже пробиралась между стволами к веранде. Не оставалось сомнений: парень услышал её.

Замшелые стволы сошлись за спиной, выпустив Мию на открытое пространство перед верандой. Высокие окна отразили её силуэт, и снова вспомнились фарфоровые куколки из комнаты Кантаны. Трава не росла здесь, лишь глинистая плешь смотрела в небо. Видимо, участок предназначался для засева.

– Азазель? – утопая по щиколотку в грязи, Миа приблизилась.

Широкая спина с треугольниками отростков дёрнулась. Нефилим, как ни в чём не бывало, наклонился и подобрал с земли грабли. Острые металлические зубья вгрызлись во влажную почву.

Не иначе, как намеренно игнорирует. Это интересно. Более чем.

– Азазель? – повторила Миа озадаченно. Эхо подхватило её слова, валуном прогнав их по склонам сада.

– Так значит, – нефилим, наконец, обернулся и поднял игриво искрящиеся глаза, – ты всё-таки поняла? Поделишься секретом проницательности?

Какой он странный. К чему эти спонтанные фразы? Одно из двух: либо учёные не предусмотрели в данной биологической конструкции мозга, либо даже нефилимы в зашоренном и убогом мирке знают про древнее искусство пикапа.

– Хм, и что я должна была понять? – фыркнула Миа, намеренно поддаваясь на провокацию. – Причину того, почему ты носишься за мной и подглядываешь?

Солнце заиграло в волосах нефилима. Несмотря на то, что кожа его отличалась идеальной шёлковой гладкостью, тон имел нездоровый голубоватый отлив.

– Ну… – он замялся. – Я… Да, в общем, это я так просто. Думаю вслух. И… на ходу. В движении очень хорошо мыслится, Миа.

– Ты, должно быть, так много думаешь, что даже соображения в кучу собрать не можешь, – Миа едко усмехнулась, сопоставляя факты. – И тебе на ум внезапно приходят имена незнакомых людей. Я права?

– Кантана произносила твоё имя, – нашёлся нефилим, – а я запомнил.

– Видно, у нефилимов хорошая память, – покачала головой Миа.

– А как же, – он почему-то отвёл взор. – Жертва генетической инженерии, всё-таки.

Нелепость происходящего не укладывалась в голове. «Сплю я или нет?» – вопрошала Миа мысленно, но не получала ответа ни от рассудка, ни от подсознания. Мир перед глазами заплясал, словно её раскручивала старая карусель, и Миа на всякий случай попятилась.

– Ты знаешь про генетическую инженерию? – изумилась она. – Откуда, Азазель? Небось, фолианты запрещённые почитываешь?

– Азаэль, – поправил нефилим. Красивое лицо его застыло восковой маской. Прыткий и находчивый ранее, он явно не мог сообразить, что сказать.

Миа сжала кулаки. Безумная инициатива снова загнала её в тупик, поставив перед глухой стеной. Раздражение нарастало, грозя разметать по ветру остатки разума, но она не могла сдаться. Она почти поймала один из недостающих паззлов. И он был бы у неё в руках, если бы удалось разговорить эту крылорукую особь. А он словно специально не желает давать подсказок!

Ну что ж, если надо будет карабкаться по отвесной стене лабиринта, она полезет. Это – как раз тот случай, когда можно и нужно решаться.

– Так откуда? – повторила Миа взбешённо.

– Не думаю, что это важно, – отрезал Азаэль.

– А ответить сложно, да?! Сначала ты смотришь на меня так, словно знаешь со дня моего рождения! Потом – выслеживаешь в саду, дальше – называешь по имени и говоришь, что я что-то там не поняла?! А затем выясняется самое интересное! Что ты – кто бы мог подумать – жертва генетической инженерии!

Миа вздрогнула, осознав что несколько секунд назад очень глупо выдала себя. Неосмотрительно было акцентировать внимание на вопросах допереломной молекулярной биологии. Теперь нефилим может догадаться, что они с Нери – не здешнего поля ягоды. Если у него есть мозг, конечно. Однако Азаэль, вместо того, чтобы удивляться, затравленно молчал, опустив взгляд в сырую землю. Либо он ни о чём не догадался, либо…

Либо знал всё с самого начала.

Разряды молний заколотили по лопаткам от страшной догадки. Поблекший диск солнца внезапно показался неимоверно ярким. Но кто сказал ему? Неужели Кантана?!

– Чёрт побери, я не понимаю, что тут происходит! – выкрикнула Миа, схватившись за голову. – Что это за место?! Почему ты говоришь, как будто курил запрещённые вещества?!

– Сама видишь, что не Иммортель, – слова Азаэля хлестали Мию, как кнуты, смоченные уксусом.

Теперь сомнений не оставалось: крылорукий знает! Знает всё! И об Иммортеле, и о том, что они с Нери – вовсе не беженцы.

– Откуда! Ты! Всё! Знаешь! – Миа уже не могла скрыть истерики. – Ты мог бы помочь нам, но предпочитаешь издеваться! Да ну и фиг с тобой, отброс науки! Что бы ты там ни скрывал, без тебя разберёмся.

Миа отвернулась, и веки защипало от слёз потерянной надежды. Ярость по-прежнему загоралась вспышками в животе, скручивая желудок. Обрывки мыслей и догадок не желали склеиваться воедино. Как же Азаэль жесток в своём нежелании помочь! Небось, награды за информацию ждёт, подлюга рукокрылая! Вот только предложить ему нечего. Если только череп пластиковый презентовать в знак признательности.

– Мне известно больше, чем ты думаешь, Миа, – голос Азаэля неожиданно вывел из оцепенения. – И даже то, из-за чего ты хочешь свести счёты с жизнью.

– И откуда же? – процедила Миа, понимая, что источник утечки информации – вовсе не Кантана. Возможно, всё куда сложнее, чем она думает. – Ты не можешь знать этого.

– Я знаю это от тебя самой. Ты доверяла мне всё, – Азаэль снова отвернулся. – Но повремени с глупыми решениями. Может быть, именно я – твоя седьмая причина.

Холод сковал живот. Едва обозначившиеся догадки неожиданно налились всеми красками. Череп говорил его голосом! Именно поэтому парнишка так странно отреагировал, когда Миа назвала его Азазелем! Но как, как такое возможно?

– Азазель, – выдохнула Миа, обернувшись.

– Я, – нефилим, улыбнувшись, посмотрел на Мию. – Не ожидала, правда? А я вот сразу узнаю старых друзей.

Миа уже не страшилась нелепости ситуации. Она никак не могла побороть изумление. Эмоции сражали безумием напора, заглушая и опасения, и здравый смысл. Пластиковый череп в наплечном мешке неожиданно показался тяжёлым, как свинцовый шар. Перед ней стоял человек – или не совсем человек – который знал самые страшные её тайны. Что если ему вздумается выдать их?

А если Азаэль хитро включит шантаж, связав её и Нери тайной?

– Но… как?! – выдавила Миа через силу.

7

– Не выдержите, – голос, вещающий страшную фразу, сразу показался Нери знакомым, – если не вернёте мне моего друга. Я об этом позабочусь.

Нери вздёрнул голову, и солнце плеснуло в глаза кислотой. Мир превратился в скопище цветных клякс. Когда искристый туман рассеялся, он, наконец, понял, в чём дело. За спиной Кантаны деловито упирала руки в бока уже знакомая ему рыжая барышня. Странно: ещё час назад ему казалось, что она желает скрыться и замести следы во что бы то ни стало! Видно, у неё появились заботы поважнее, чем бегство от парня, которому известно больше, чем она думает.

– Привет, Венена, – Нери несмело сделал шаг навстречу.

– Яся, – рыжая совершенно не отреагировала на его фразу. Ну, хоть чем-то они действительно были похожи с его сестрой. – А ну иди к мамочке, скотина нерасторопная!

Кантана громко вскрикнула: то ли от неожиданности, то ли от боли. В следующее мгновение хорёк сорвался с её плеча и потрусил навстречу Венене. Крошечные коготки деловито зацокали по бетону. Нери, наконец, догадался, почему Кантана закричала: в зубах зверька, как и прежде, блестел воротник. Хорёк времени даром не терял, гнездуясь на её шее. Скотина нерасторопная, ишь ты, какие прозвища выдумывает! Кажется, в Венене гибнет великий дрессировщик.

– Окто, да что ты себе позволяешь?! – Кантана, наморщившись, потирала шею. Красная полоса отпечаталась на её плече: должно быть, хорёк слишком сильно потянул шнурок, срывая воротник. – Все и так знают, что ты нечиста на руку. А теперь обнаглела настолько, что крадёшь у всех на виду?!

Венена невозмутимо улыбнулась. Ехидный прищур век отточил взгляд, сделав его острым, как кинжал. Несмотря на то, что Нери не особо любил смотреться в зеркало, внешнее сходство Венены с его отражением не могло остаться незамеченным. Будет забавно, если Кантана вдруг заострит на этом внимание.

– За тобой был должок, малышка Бессамори, – наклонившись, Венена опустила руку на землю, и хорёк ловко взобрался ей на плечо, не выпуская добычи. – Пятнадцать корневищ мандрагоры. Ты обещала забрать их и отдать деньги ровно два месяца назад, но так и не заплатила. Я предупреждала, что отсчёт пошёл.

– Мне уже не нужны эти корневища! – возмутилась Кантана. – Как ты можешь спрашивать с меня за то, чего я не брала!

– Если бы я требовала плату за предмет твоего заказа, Яся разграбила бы твою шкатулку с драгоценностями, – Венена хищно подмигнула. – И никто бы ничего не доказал. А твой прелестный воротничок – плата только за работу. И за риск. За то, что я ради тебя доставала мандрагору в запретной зоне и ковырялась в земле!

– Это нечестно! – выкрикнула Кантана.

– Нечестно посылать за мной слежку, Бессамори, – Венена с небрежным кокетством повела глазами. – Как только я увидела вас вместе, сразу поняла, почему этот юноша преследовал меня от самого рынка.

– Преследовал? – изумилась Кантана.

– Нет, Венена, – Нери тщетно пытался переубедить её, но не получалось, – у меня к тебе был разговор! Кантана тут ни при чём!

– Разобраться хотела, чтобы долг не платить, да? – Венена усмехнулась. – Да чужими руками? Что ж, вот она я, перед тобой. Разбирайся.

Венена гордо выпрямила спину и расправила плечи, однако, до величественной выдержки воительницы ей явно чего-то не хватало. Холодной уверенности во взгляде. Бескомпромиссной твёрдости позы. Природная неуклюжесть сквозила в каждом её движении. Такие тяжело переносят нагрузки и плохо дерутся. Наверное, прыжок из колесницы дался ей невероятным трудом. Впрочем, Нери уже убедился в том, что Венена увиливает от прямых атак. Вероятно, лишь не самый лучший внешний вид Кантаны заставил её полезть на рожон.

– И не страшно тебе нарываться? – фыркнула Кантана с пренебрежением. – У меня хороший удар, и даже сейчас я буду иметь преимущество. Лучше сразу верни то, что мне принадлежит по праву!

– Корень мандрагоры? – Венена расхохоталась. – Верну, если заплатишь!

– Помнишь, кто моя мать? – Кантана приблизилась к ней и, улыбаясь, распахнула глаза навстречу.

– Конечно, помню, – Венена и не думала отказываться от своих слов. – Думаю, Анацеа Бессамори будет очень удивлена, узнав, что её младшенькая покупает корень мандрагоры. Тебе ведь не нужны лишние вопросы, Кантана?

– Тебе что-то известно?! – Кантана задохнулась. Щёки её зардели горячим румянцем.

– Смотря о чём ты, – Венена таинственно улыбнулась.

– Оставь ей воротник, Кантана, – Нери счёл нужным вмешаться. Если Кантана снова сболтнёт лишнего, вызволить её из беды будет проблематично. – Так будет лучше для тебя.

– А твой наёмник-то сообразительный мальчик, – Венена, наконец, удостоила Нери зеленоглазого взгляда. – Где ты заполучила такого? Он точно не из здешних.

– Венена Окто, ты слишком многое хочешь знать, – Кантана снисходительно улыбнулась. – Небось, и информацией приторговывать намерена? Хорошее решение: это чистый товар. Не то, что твоя подделка.

– Можешь не отвечать, – Венена пожала плечами. Яся хищно сверкнула единственным глазом. – Всё равно мне не составит труда узнать. Он так хорош, упрям и вынослив! Я непременно добуду информацию о том, кто был его учителем.

– Я с Третьего холма, Венена, – на лету подхватил Нери. Не хватало ещё, чтобы Венена начала копаться в их секретах и что-то унюхала. – Обучал я себя сам. И повторяю: я не наёмник.

– А с тобой, – Венена, наконец, обратилась к Нери, – у меня будет отдельный разговор. Лучше сразу готовься сдать тех, кто продал тебе информацию.

– Информацию?

– Не прикидывайся, мальчик-наёмник, – Венена ухмыльнулась, – ты прекрасно знаешь, о чём я.

Неприятный нарастающий шум задрожал в воздухе. Верхушки сосен закачались, хотя порывы ветра отступили. Сдвоенные иголки полетели к ногам колючим дождём. Нери задрал голову в розоватое небо, тщетно надеясь увидеть самолёт из родного мира.

– Первый Холм, – раздался голос Кантаны. – Только не это.

– Первый Холм? – переспросил Нери непонимающе.

– Это их звуки. И запах… чувствуешь? Это их летающие машины. Разрушители подсказывают им, как строить такие.

Нери мотнул головой, по-прежнему не понимая, что Кантана имеет в виду. Лаконичность и умение строить словесные формулировки – явно не её дар.

– Мы хорошо поговорили, – твёрдый голос Венены прорвался сквозь гам, – но мы с Ясей должны спешить.

Словно знаменуя её слова, из-за полосы сосен выплыл огромный дирижабль, украшенный разноцветными флагами. Он напоминал огромное серебристое яйцо, с ускорением разрезающее воздушные потоки. Нери видел подобные лишь на страницах учебников истории.

– Вот это да! – не смог он сдержать восхищения.

– Вот скинет сейчас дымовую шашку, – проворчала Кантана, – тогда будет тебе «да-а-а».

Дирижабль поплыл вдоль лесополосы в сторону города. Металлическое яйцо постепенно приближалось к верхушкам сосен, снижая высоту: видимо, неведомое летающее устройство заходило на посадку.

– Сказала же: не выдавайте себя, – возмущённо воскликнула Венена. – Нет, всё равно по-своему делают.

– Кто? – Кантана изумлённо приподняла бровь.

– Вы! – она отреагировала быстро, но Нери показалось, что замялась, подбирая ответ. Скорее всего, действительно показалось. – Встали тут на открытом месте и ждёте, пока они вас заметят!

– Ну, мы вообще-то… – попытался возразить Нери.

– Мне пора, но я найду тебя, наёмник, – Венена дерзко подмигнула, удаляясь. – Прикрывай задницу, ты мне всех сдашь с потрохами!

– Нери, – прокричал он ей вслед. – Зови меня Нери.

Венена неожиданно остановилась и развернулась на пятке. Обескураженная, словно ей залепили со всего размаха пощёчину. Затуманенные глаза вперились в Нери, в мутных зеленоватых глубинах сквозила неприкрытая злоба.

– Это не смешная шутка, – выцедила она сквозь зубы. – Благодари Покровителей, что я должна бежать. Иначе ты бы не уцелел.

Расправив грязную юбку, Венена помчалась вглубь чащи. Вороватый хорь не слезал с её шеи. 

Глава 2
Молчаливая Девочка

1

– Что-то ты слишком быстро сдалась, – с пренебрежением выдавил Нери, перешагивая через переплетения корней.

Грязь чавкала под ногами, всасывая едва заметные следы колесницы. Нери и Кантана были в пути уже около получаса, однако в стенах лесных дебрей по-прежнему не обозначилось и намёка на просвет. Узкая дорожка петляла, заводя всё глубже в чащу. Степенные сосны давно сменились раскидистыми дубами. Густой воздух пах сыростью, плесенью и стоячей болотной водой.

– Лучше пусть останется с воротником и молчит, – Кантана густо покраснела. – Я ведь не могу знать доподлинно, что именно ей известно. Рисковать из-за безделушки глупо.

– Первая мудрая мысль за день, – усмехнулся Нери. – Хотя бы чему-то ты от меня научилась. Тебе следует чаще держать язык за зубами, Кантана. Я удивляюсь: как ты со своей прытью ещё не довела себя до наказания.

– Видно, родилась под счастливой звездой, – она пожала плечами. Было очевидно, что этот разговор совершенно не доставляет ей удовольствия.

– Я – наоборот, – вздохнул Нери.

Когда деревья расступились, открыв дорогу холодным солнечным лучам, Нери почувствовал прилив сил, хотя голова по-прежнему кружилась, а мысли путались. Иллюзия того, что они ходят кругами, наконец, утратила чёткость. Да и две глубокие параллельные полосы, оставшиеся в грязи после колесницы, убеждали в том, что эти домыслы неверны.

– А чем живёт эта Венена Окто? – неожиданно поинтересовался Нери.

Уголки губ Кантаны задёргались.

– Тебе ли не знать? – она всплеснула руками. – Ты же её преследовал! Самые интересные вещи я почему-то узнаю не из твоих уст!

– Преследовал, потому что недосчитался инструментов, – сочинял на ходу Нери, – и подумал на неё. Она как раз крутилась рядом. Мне показался подозрительным её внешний вид.

Глаза Кантаны недобро блеснули.

– А откуда тогда имя её знаешь? Может, ты ещё что-нибудь скрываешь от меня?

– Она продавала сильванит какой-то барышне, – Нери изумлялся, как легко ему даётся ложь. За последние три дня он многому научился, и понял, что иногда слово «врать» – синоним глагола «выживать». Впрочем, терять уже было нечего. – Та назвала её по имени. Так что она за птица?

Внезапная бледность расползлась по лицу Кантаны. Губы её снова напряглись, сжавшись в бесцветный рубец.

– Да так, торговка местная. Многие совершенно справедливо, как ты успел заметить, считают её прохиндейкой. Но почему она так интересует тебя?

– Потому что она мне угрожала, – сиюминутные выдумки слетали с языка Нери, как песня. – Только что, при тебе. Я боюсь. Разве не очевидно?

– Я так и не поняла, что за информацию она у тебя просила?

– В том-то и дело, что мне невдомёк, – Нери перешагнул через мутную стоячую лужицу. – Поэтому я и опасаюсь последствий.

Некоторое время они шли молча, преодолевая препятствия глубоких луж и валы жидкой слякоти. Как ни странно, Нери не удивляло, что Кантана не желает разговаривать о Венене. Он представлял себя на её месте, пытаясь проникнуться недовольством. Да если бы она расспрашивала о Гандиве, он бы надуто молчал и даже не пытался казаться вежливым! Хотя, может и ляпнул бы пару гадостей сквозь зубы.

Неожиданно Кантана снова заговорила, и в её голосе уже не слышалось недовольства.

– Она самобытная, – Нери тут же понял, о ком идёт речь. – Хитрая, словно голодная лиса, и очень умная. Про таких говорят: мать родную продаст. Люди подобных сторонятся. И ты сторонился бы.

– Она хитра, но очень труслива, – вырвалось у Нери. – И, к тому же, это ей досаждает.

– С чего ты взял? – фыркнула Кантана.

– Она нарывалась, видя, что ты не можешь дать ответа, – Нери развёл руками. – Совершенно очевидно, что это было самоутверждение. Не перед тобой, и не передо мной. В её собственных глазах. Она словно сомневается в своём праве на существование.

– Откуда ты это всё знаешь? – Кантана снова начинала злиться.

«Я слишком хорошо знаю, какой крест приходится нести неудачникам», – хотел было сказать Нери, но предпочёл промолчать. Не хватало ещё, чтобы девчонка прознала о его слабостях и использовала информацию. Уж на это у неё точно мозгов хватит!

– Мне она лапши на уши не навешает, – произнёс он наконец.

– Лапшу на уши? – не поняла Кантана. – Думаю, она пока не настолько обезумела, чтобы носить с собой котелок.

– Да нет. У нас так говорят, когда кто-то хочет обмануть собеседника и пудрит ему мозг.

– Мозг пудрит? – воскликнула Кантана. – Нери, пощади мою голову!

– Это значит, обманывает, – раздражённо выцедил Нери.

– А, – Кантана махнула рукой. – Так бы сразу и сказал. Хватит изощряться в выражениях. Это тебе цену не прибавляет.

– Ты считаешь, что я цену себе набиваю? – надменно проголосил Нери.

– Да это же очевидно! – хихикнула Кантана.

– А больше ты ничего не заметила? – осклабился Нери.

– Я заметила, что ты смотрел мне выше головы, – Кантана поправила воротник плаща, – там, на развалинах. И что ты краснел.

Нери замялся и отвёл взор. Жар снова залил лицо. Кантана рассуждала о вещах, которые должны были остаться за кадром, с поразительной смелостью и совершенно без смущения. Должно быть, румянец смущения на его щеках приведёт её в неописуемый восторг! С ужасом Нери подумал о том, что придётся ещё невесть сколько тащиться сквозь лес наедине друг с другом.

Но оказалось, что судьба снова перешла на его сторону. Сквозь деревья просочилась чернота просмоленных крыш. Слякоть под ногами постепенно таяла, уступая место покрытию из грубого щебня.

Прекрасно! Ещё одной пятиминутки позора он бы не выдержал…

– Пришли, – отрезал он, надеясь, что ему удалось-таки перевести разговор на другую тему.

– Смотри теперь по сторонам, – приказала Кантана. – В оба.

– Зачем? – не понял Нери. – Что у вас тут, бандформирования орудуют? Как в старину?

– Чтобы вовремя заметить ту летающую штуковину, – пояснила Кантана. – Которую мы видели над лесом. Враг сейчас на нашей земле. Хотя война ещё не объявлена, нужно быть начеку.

– А если мы попадёмся им на глаза? – Нери пожал плечами, наблюдая за тем, как крыши становятся больше, приближаясь.

Его вопрос остался без ответа.

2

– Безмозглые олухи, – ворчала Венена, продираясь сквозь заросли ежевики. – Говорила же им, будьте начеку! Нет, нужно обязательно показаться всем на глаза. Ну скажи, Яся, разве так делают те, кому дорога жизнь?!

Хорёк завозился на плече. Коричневый хвост змейкой скользнул по шее, уронив несколько волосков на лиф платья.

Венена шла сквозь чащу, держа курс к условленному месту. Промёрзшие ветки кустарника, треща, ломались под подошвами. Липкая от слякоти оборка юбки собирала остатки сухой листвы. Сандалии прекрасно пропускали влагу, густая грязь впитывалась в чулки, неприятно холодя ноги. Но Венена не обращала внимания на дискомфорт. Она едва сдерживала злость. Не нужно было обладать исключительным умом, чтобы понять, чем закончится эта история, если по её пути вдруг ринется следок. Головотяпы с Первого Холма всё сделали для того, чтобы выдать и себя, и её!

Но жажда хорошего заработка оказалась сильнее страха и ярости. Да и терять уже было нечего: гордость и принципы остались под покровом прошлого, в другой жизни.

– Вот сейчас как накроют дозорные, – продолжала она негодовать, выплёскивая скопившееся раздражение, – будут знать! Если, конечно, к тому моменту не будет слишком поздно.

Слова отдавались в ушах гонгом, наполняя голову густым маревом. Но Венена радовалась этому: с недавних пор она боялась оставаться в тишине. В памяти по-прежнему оживала стычка с длинноволосым чужеземцем. Венена по долгу службы знала практически всех местных жителей, и могла ручаться, что парень, назвавший себя именем Нери, никогда не жил на Девятом Холме. Но… его лицо по-прежнему казалось знакомым. До боли, до тянущей истомы в животе. И хотя Венена не могла вспомнить, где они встречались, она была уверена, что это происходило. Осознание страшного факта сводило с ума.

Может быть, тут замешана Молчаливая Девочка?

Непреодолимое чувство тревоги легло на плечи и никак не желало отпускать. Кто же он? Тайный доброжелатель или шпион, подосланный, чтобы оборвать её жалкую жизнь? И, если не второе, тогда откуда он знает вещи, известные только ей и матери?!

Откуда он знает про Девочку?..

И почему он произносит вслух странные фразы, которые Девочка передала ей с целью, известной лишь ей одной?

Может, стоит отказаться от безумной затеи, пока не поздно?

Яся ткнулась мордочкой в щёку, прервав поток гнусных мыслей. И очень вовремя. В промежутках между деревьями засеребрился знакомый баллон. Колючий ветерок, скользнув меж ветвей, принёс с собой голоса. Несколько мужчин разговаривали, время от времени сдержанно похихикивая. Голоса были тихими и шелестящими, как шёпот листвы в середине третьего сезона. Гости явно боялись, что их услышат. И хотя Венена не могла разобрать слов, она предполагала, какие темы они обсуждают.

Совесть котёнком заскреблась за грудиной. Последние сомнения вспыхнули молнией и тут же потухли, не оставив и отголоска. Горячая жажда наживы пьянила сильнее. Решимость вытеснила муки колебаний. Венена уже чувствовала приятную тяжесть золотых монет в карманах юбки. На самом деле, это несложно – отказаться от глупых предрассудков на пару минут. Зато после того, как всё закончится, можно будет наконец купить себе лошадь взамен павшей и снова иметь доход от транспортировок. Самое время: первый сезон наступает на пятки. Скоро бездомные, собрав последние сбережения, ринутся на Третий Холм, где у них будет возможность переждать холода под крышей. Им понадобится извозчик. Им понадобятся хартии…

Они знают, что Венена Окто сможет всё устроить. Если её об этом хорошо попросить, конечно.

Она будет зарабатывать извозом и завяжет с противозаконными делишками. Непременно. На Девятом Холме становится слишком опасно.

Прорвавшись сквозь оцепление колючего кустарника, она вышла на поляну. Между деревьями гордо возвышался дирижабль, блестя серебристой отделкой. Трое мужчин топтались неподалёку, что-то бурно обсуждая. Заметив Венену, гости замолчали и ринулись ей навстречу.

– Это она, – пояснил один из визитёров: юный коротышка в очках, с торчащими, как у бобра, передними зубами. – Венена Окто.

– Что ж, Венена Окто, – подхватил седовласый пожилой мужчина приятной наружности. – Мы с коллегой надеемся, что цена вопроса будет не слишком высока.

Венена вышла из тени, снисходительно кивнув мужчинам в знак приветствия. Те с готовностью подняли развёрнутые ладони к вискам. Приветствие третьего порядка на Первом Холме. Венена помнила нюансы из редких рассказов матери.

Коротышка вскинул глаза, заслонённые толстыми линзами очков. Он деловито извлёк трубку из кармана пиджака, что был велик ему на добрых четыре размера, и предложил Венене. Пренебрежительно фыркнув, она отмахнулась.

– Лачино, ты олух, – категорично прокомментировала она, приближаясь к летательному аппарату. – Сколько раз я говорила тебе о конспирации?!

– Пф-ф, – выплюнул коротышка. – О чём беспокоиться? Да даже если ваши бросятся на нас скопом, мы втроём порешим всех. У нас с собой оружие, которое вам и не снилось!

– Ты мало знаешь о магии, Лачино, – спокойно проговорила Венена, со знанием дела оглядывая дирижабль. – И, судя по всему, никогда не был в бою. Пара стихийников с заклинаниями огня – и тут же не станет ни вас, ни вашей бандуры. Знаешь, с каким звуком взрываются эти баллоны?

Венена смачно шлёпнула кулаком о ладонь. Лачино стыдливо отвёл взгляд.

– Мы может быстрее приступить к делу? – прервал их диалог седовласый. Недобрая улыбка приподняла уголки его губ. Судя по тому, с какой нервозностью он поглядывал на часы, каждая секунда имела для него значение.

– Без проблем. Оплата вперёд, – сухо отрезала Венена.

3

– Сам бы знать хотел, – пожал плечами Азаэль, – как ты и этот парень тут оказались. Ты иногда отражалась в моём зеркале, и я тебя слышал. И всегда отвечал, когда никого не было рядом. Я уже смирился с тем, что Покровители наградили меня безумием. До тех пор, пока не увидел тебя в особняке.

Миа и Азаэль сидели на деревянной скамейке в саду Бессамори, в окружении каменных клумб и громоздких вазонов. Последние цветы скукожились от холода, превратившись в пожухшие мячики на гнутых ножках. Камни старой кладки, покрытые мхом, едва просматривались сквозь землю. Одинокие травинки пробивались сквозь стыки, выставляя расщеплённые кончики навстречу небу. Только им не суждено было встретить тепло… Солнце, поблекнув, закатилось за тучу, а небо над садом налилось багрянцем, угрожая обрушить на землю дождь.

Ветер, пронёсшийся над садом, лентой запутался в локонах Мии. Кудряшки защекотали щёки. Раздражённо поджав губы, Миа отбросила волосы назад.

– Ты же врал, что ты – древний дух, – она с укором посмотрела на нефилима.

– Любая легенда должна быть красивой, Миа, – отметил Азаэль, поспешно отводя взор.

– Знала бы я твои принципы, – Миа недовольно сморщилась, – и для себя бы что-нибудь придумала поинтереснее. Но мне слишком была нужна поддержка. Когда хочешь, чтобы тебя поняли, нужно быть искренним.

– Ну вот, теперь ты знаешь правду, – Азаэль посмотрел исподлобья. Радужки переливались чистым серебром. – Я всего-навсего отброс древней науки. И общества.

Он виновато отвернулся, задрав голову в хмурое небо. Тёмные волосы разметались по плечам. Миа нехотя поймала себя на мысли, что скорее признала бы факт собственной диссоциации и глубочайшего психоза, нежели то, что посредством пластикового сувенира с ней разговаривал неудачный эксперимент генетической инженерии.

Но, раз уж карты сложились именно так, почему бы не использовать это во благо?

– Расскажи мне об этом месте, – Миа вздрогнула, испугавшись собственного вопроса.

– Пока я рядом, тут нет ничего, что могло бы напугать тебя, – Азаэль усмехнулся. – Предостерегу лишь об одном: остерегайся Пропасти. Страшный недуг косит невольников. Сам видел.

– Да ну её, эту Пропасть! И этот недуг… Что это за город? Известно ли кому-нибудь, кроме тебя, об Иммортеле?

– Да я и сам не знал до того, как вы тут появились, – нефилим осторожно улыбнулся, словно ожидая поддержки. – И я ни от кого не слышал про это поселение. И вряд ли мог слышать. Ведь после Возмездия земля пуста. Осталось лишь девять холмов в Сердце Земли. И один родник с водой на всех.

Мию не покидало ощущение недосказанности. Словно Азаэль знал что-то, что могло спасти их с Нери, но намеренно молчал об этом. Один родник, значит? Земля опустела? Слишком уж много совпадений. И недуг – в том числе. Совсем не похоже на то, что они – жители разных миров. По крайней мере, предыдущие события слишком уж хорошо сходятся, дублируя друг друга. Только как правильно сопоставить факты?

– Постой-ка. Расскажи мне про недуг, – Миа попыталась изобразить любопытство.

– Смотри-ка кто идёт, – нефилим, не к месту улыбнувшись, взмахнул рукой, сделав широкий жест в сторону калитки.

Миа вздёрнула голову, поймав в поле зрения кованые пики, тянущиеся по верхней линии забора. По ту сторону ограды, пошатываясь, тащился Нери. Именно тащился, ссутулив спину и понуро опустив голову. Прямо за ним деловито семенила Кантана. Багряная ссадина горела на её щеке, проглядывая из-под завесы растрёпанных волос.

– Наконец-то, – послышался в отдалении голос Нери. Миа наблюдала, как он распахивает калитку, учтиво пропуская хозяйку имения вперёд.

Нет, Кантана не прикасалась к Нери. Они даже не шли рядом, будто намеренно сторонясь друг друга. Но ревность обвила сердце Мии скользким змеиным хвостом, когда она заметила, что Бессамори кутается в мужской плащ не по размеру. Ведь Нери ушёл сегодня утром точно в таком же!

– Я пошёл работать дальше, – услышала Миа тихий голос Азаэля. – Негоже нефилимам находиться с избранными.

– Азазель! – обиженно рявкнула Миа, убеждаясь в правоте своих подозрений. – Ты ещё не всё рассказал!

Но нефилим даже не оглянулся. Наращивая скорость, Азаэль потрусил в сад. Серые отростки крыльев легко подрагивали за его спиной.

– Дурак, – процедила Миа сквозь зубы.

Кантана, улыбнувшись издали, подняла руку для приветствия. Но отвечать на её жест не хотелось.

– Миа! – на радость, Нери ринулся к ней, едва заметив.

Кантана не собиралась задерживать его. Впрочем, если бы она это сделала, Миа настучала бы ей по голове, плюнув на правила приличия и безрадостные перспективы уличной жизни. Перехватив любопытный взгляд Мии, юная Бессамори прикрыла полыхающую краснотой щёку ладонью и поспешила в дом. Провожая её фигуру, кажущуюся неуклюжей и громоздкой в плаще не по размеру, Миа даже успела позлорадствовать. Здешняя пудра слишком слаба, чтобы скрыть кровоподтёк такой величины. А наутро отёк, наверняка, переползёт под глаз, обозначившись синяком.

Нери, оставив неуверенную походку за калиткой, резво полетел к веранде. В мыслях Миа уже представляла, как он обнимает её с разбега: так крепко, словно не видел уже тысячу лет. Этот сумасшедший день, казалось, растянулся на долгие недели. Должна же жизнь выписать награду за пережитый стресс?! Уголки губ Нери взмыли вверх, словно он прочитал её мысли на расстоянии, и Миа рискнула улыбнуться в ответ.

По мере того, как его фигура приближалась, сердце заходилось всё сильнее. Оказывается, делать шаг за грань воплощения мечты страшно. Чёрная тень накрыла Мию, и кровь прилила к голове пульсирующим фонтаном. Распирание в висках оглушило. Сейчас он…

Разочарование прихлопнуло, как бетонная плита, когда Нери лишь осторожно погладил её локоть. Впрочем, нечаянного прикосновения хватило для того, чтобы по плечу побежали мурашки. Лёд кожи Нери промораживал даже толстую ткань пальто, и Миа с необъяснимой злобой подумала, что он, должно быть, столь же холоден и внутри. И потупила взор, пытаясь скрыть досаду.

– Как ты? – лёгкая улыбка снова заиграла на губах Нери, и пугающее ощущение отступило.

– Ты уже с работы? – Миа решила начать издалека.

– Не пришлось мне сегодня работать, – Нери отвёл глаза. Миа прекрасно понимала, что Нери не желает говорить об этом, но любопытство было намного сильнее здравого смысла. Да и ревность, ядовитым ростком обвившая сердце, пугала всё больше, не давая держать себя в руках.

– Что-то случилось?

– Очень многое, Миа, – губы Нери сжались. – Открылась ещё пара карт, но от этого я, кажется, запутался лишь сильнее. Даже не представляю, как рассказать обо всём последовательно, чтобы ты поняла.

Миа закусила губу, пытаясь не разозлиться. Сердце гонгом билось о рёбра, посылая в голову горячие волны пульсации. Кровь прилила к лицу, и она поспешно отвела взор, уставившись в небо. Тучи над особняком наливались густой синевой. Вдалеке пересвистывались порывы ветра, словно неведомый музыкант елозил ладонью по расстроенным струнам. Преисподняя из допереломных религиозных мифов – вот где они очутились! Не хватает только запаха жареной человечины.

– Только не обманывай меня! – воскликнула Миа. Не сумев преодолеть себя, коснулась плеча Нери. Кожа под тонким чёрным шёлком была ледяной и окаменевшей. – Скажи честно, почему ты был с Кантаной?! Почему она – в твоём плаще, Нери?

Ураган ударил по калитке, расшатав её на ржавых петлях. Кованая дверца ехидно скрипнула, ударилась об опору и тут же отлетела назад, подмяв густую поросль иссохших георгин. Увядшие цветы в агонии дёрнули свесившимися головками, выплёвывая остатки лепестков, словно выбитые зубы.

– Миа, – Нери засмеялся, обхватив её ладонь окоченевшими пальцами. – Перестань ревновать, прошу тебя. У тебя точно нет повода. Мы с тобой поневоле в одной лодке, в ней и останемся, что бы ни произошло. Хотя, сегодня у меня была замечательная возможность убежать, это для меня – вопрос совести.

Слова Нери и его смутные попытки оправдаться не вызвали интереса у Мии, а его смелый жест не породил былого восторга. Даже заявление о том, что Нери мог сбежать, пролетело мимо ушей. Лишь первая фраза вошла в грудь, как пуля, прорвав кровоточащую рану. В самое сердце, навылет. Да так, что невыносимое и мучительное ранее желание показать Нери нежданный дар моментально улетучилось, сжавшись до габаритов фотона.

Что он вообще о себе возомнил?! Неужели самооценка позволяет Нери считать, что она была бы рада вступить с ним в отношения?! Голова заполнилась густым потоком спутанных мыслей, заглушающих осознание самого главного – да, она не противилась бы этому. Миа не видела, где дала слабину. Каким действием она подкинула Нери повод думать, что питает к нему нежные чувства?

Может, он ещё о чём-нибудь догадывается? Как знать…

– Я не ревную! – выпалила Миа, вырывая руку из его замёрзшей ладони. Несмотря на возмущение, она тщательно продумывала каждое слово, дабы у Нери не возникло лишних подозрений. Он и так, кажется, понял слишком многое: остальное ему знать было необязательно. – Как ты вообще мог предположить такое?! Я спросила это, потому что ты до вечера должен быть на работе. Ты вернулся назад до закрытия рынка, весь растрёпанный и грязный, и с тобой шла Кантана. Это вызвало у меня вопросы, вот и всё! И ты должен ответить на них!

– Никто и никогда не контролировал каждый мой шаг так, как ты, – фыркнул Нери, по-прежнему пытаясь перевести выяснение отношений в шутку. – Ты прелесть, Миа.

– Я комплиментов не просила!

– Хочешь знать, что произошло – слушай, – Нери поник, как увядающий цветок. – Сегодня утром я встретил на рынке девушку, которая была очень похожа на…

– А почему Кантана пошла с тобой на работу?! – любопытство устроило Мии нешуточную пытку, то сжимая диафрагму железным обручем, то снова давая возможность отдышаться. – Она же должна была быть в Наставне!

– Не перебивай, пожалуйста. Просто послушай, – проворчал Нери. Его пальцы задрожали: то ли от холода, то ли от волнения. – Я увидел на рынке девушку, очень похожую на мою сестру, и побежал следом за ней. Она прогоняла меня по толпе и городским улочкам добрые пятнадцать минут! Потом мы ехали в повозке, и когда она выпрыгнула из неё на ходу, мне пришлось броситься следом…

– Нери, я же просила, не обманывай меня, – Миа покачала головой. Контролировать себя становилось всё сложнее: казалось, что ярость вот-вот воспламенит тело, подобно тому, как несколько часов назад она сама подожгла зал заседаний Совета. – Надеюсь, ты сам понимаешь, насколько неправдоподобно это звучит.

– Я правду говорю! – Нери задыхался от волнения. – Девчонка оказалась резвой и хитрой и загнала меня в лес. Я долго плутал там, пока не вышел на поляну. Там я и встретил Кантану…

Довольно издевательств! Выдумки Нери были настолько неуклюжи, слабы и неправдоподобны, что, слушая эту ересь, хотелось колотиться головой о стену. Рык ярости вырвался из горла, рассеявшись в воздухе клубами пара.

– Прошу тебя, – Нери осторожно дотронулся до плеча, но его прикосновение не принесло ни тянущего волнения, ни удовольствия. – Поверь мне.

Предел был достигнут. Дёрнувшись от негодования, Миа захохотала Нери в лицо.

– Мы в одной лодке, говоришь?! – процедила она с издёвкой. – Да с таким союзником, как ты, скорее пойдёшь ко дну, чем доберёшься до берега!

Два затуманенных, дымчатых озера, смотрящих на Мию, неожиданно остекленели. Казалось, что мороз внезапно сковал их воды коркой льда.

– Хочешь плыть одна? – переспросил Нери неуверенно.

– А ещё я не люблю, когда меня трогают! – рявкнула Миа.

Ладонь Нери, всё ещё лежащая на плече, холодным пауком соскользнула вниз.

– Ну, знаешь что… – прошептал он удручённо.

– Я лишь попросила не врать! – нездоровое любопытство снова перевесило здравый смысл, заставив Мию подлить масла в огонь. – А ты… Ты абсолютно несерьёзно всё воспринимаешь! Для тебя это всё – игрушки, просто ещё один день приключений. Ты совсем не понимаешь, насколько мы в трубе!

– Поговорим позже, – отрезал Нери, ринувшись к дому.

Тёмный силуэт растаял за поворотом, утонув в сетке голого кустарника. Миа глубоко вдохнула воздух, наполненный густым смрадом костра и жжёных листьев. Морозные иголочки сковали горло и проникли в лёгкие. Негодование откатывало, подобно пенной волне, оставляя после себя засасывающий вакуум разочарования в самой себе.

Все возможности были упущены: окончательно и бесповоротно. Она хорошо знала слова, которые ранят, но не ведала таких, что смогут залатать прорехи. Больше всего Миа хотела дать Нери ещё один шанс объясниться. И меньше всего желала думать о том, сможет ли он теперь доверять ей.

4

Приторная патока солнечного света пропитала кроны мёртвых сосен, но воздух пах дождём. Сквозь редеющую поросль виднелись скопления облаков, плывущие со стороны Девятого Холма. Мгновение – и туча заслонила солнце, снова позволив зеленоватому полумраку расползтись по земле.

Спотыкаясь, Венена пробиралась на свет. Миссия, наконец, завершилась, и результат радовал до радужных пятен перед глазами. Приятная боль, распирающая голову, сигнализировала, что работа выполнена на совесть! Да и награда стоила того. Монеты оттягивали карманы юбки. Хватит ещё на неделю. Теперь отоспаться бы хорошенько… Из последних сил растянув рот в улыбке, она погладила мордочку верного питомца. Заурчав, Яся защекотала хвостом шею.

Только Венена понимала, что отоспаться не получится. Ни сегодня, ни завтра. Слишком много странных вещей произошло этим утром. И хотя она не чувствовала угрозы от длинноволосого парня, что преследовал её, интуиция жрицы подсказывала, что они ещё увидятся. И не раз. От одной мысли о том, что снова придётся стоять рядом, глядя в его надменные глаза, тряслись колени. Словно он скрывал в себе потерянный элемент, который она так долго искала: знакомый и необходимый, но невидимый глазу. И эта деталь стоила куда дороже, чем магическая услуга для обалдуев с Первого Холма.

И ключ к ней, наверняка, имя, которым он назвал себя. Нери.

Перед глазами вспыхнул, как молния в глухой ночи, образ матери, держащей на руках обмякшее тельце в грязном одеяле. «Посиди здесь, Венена, – бормотала она растрескавшимися губами, направив в никуда опустошённый взор. – Я уйду ненадолго. Я скоро вернусь, обещаю». И мама сдержала слово. Но больше никогда Венена не видела её такой, какой привыкла знать. Тот день переломил три жизни. День, когда…

Вдох оборвался гулким хлопком. Живот сдавило. Венена не знала, как поступила бы, оказавшись на месте матери. И надеялась, что ей никогда в жизни не придётся выбирать между плохим и очень плохим.

– Всё в порядке, мама, – проговорила она в никуда, отвечая собственным мыслям. – У тебя просто не было иного пути. Я молилась, чтобы Покровители приняли тебя.

Воспоминания породили мучительное головокружение. Отдалённый свист ветра заглушил тихий голос Венены. Судя по тому, что запах свежести усилился, приближался дождь.

Или это вовсе не дождём пахнет?!

Как в подтверждение, воздух впереди сжался и сконцентрировался, породив вспышку. Фиолетовый шарик зашипел, стремительно расползаясь вширь, словно дыра, прожжённая кислотой на льняном полотне. Аромат свежести накатил обжигающей волной. Сухость пробралась в горло и распустила острые когти. Венена закашлялась с присвистом, заслонив рот ладонью.

Явилась она. Та, что всегда её сопровождала.

Муть в сформировавшемся портале постепенно рассеивалась. В глубине дрожащего озера проступил силуэт, и сомнения рассеились. Молчаливая Девочка. Точно. В последний раз – несколько дней назад – Венена видела в дыре лишь мутное пятно, которое выкрикивало её имя мужским голосом. Впрочем, удивление пришлось не к месту: Девочка приходила столько, сколько Венена себя помнила, и надежда, что это прекратится, уже давно растаяла. Молчаливая Девочка как две капли воды походила на отражение, что Венена ежедневно видела в зеркале, и взрослела вместе с ней. Девочка всегда передавала странные вещи: иногда – фразы, реже – стихи, которые Венена бережно записывала в блокнот. Возможно, Девочка была лишь отколовшейся частью её подсознания, но, тем не менее, Венена никогда и никому не говорила о странном явлении. Каждый имеет право на маленькую тайну.

«Он не приходит, – услышала Венена знакомый голос в голове. Зелёные глаза, кажущиеся совершенно пустыми, обожгли её совершенно осознанным взглядом. – Я одна. Скажи мне, почему его нет?»

Яся заметалась на плече, царапая кожу коготками. Возможно, она тоже видела Девочку. Возможно – даже слышала её мысли, как делала это Венена.

– Я… не знаю, – растерялась Венена. Сложно было сориентироваться, не зная, о чём идёт речь. Но спрашивать что-то у Девочки было бесполезно. Поток информации все восемнадцать лет шёл лишь наружу, но не внутрь. Воды реки не бежали против течения, как бы Венена ни пыталась их заставить.

«Ты знаешь, – мысли Девочки зазвенели, как колокольчики общественной повозки. – Чувствую, что ты можешь сказать мне это! Я знаю, что он жив, но где он? Почему не приходит домой?!»

– Кто он? – раздражение Девочки передавалось Венене, как смертельная инфекция. – Я не понимаю тебя! Какого ответа ты ждёшь?!

Распахнутые настежь глаза сжигали Венену сквозь трепещущее энергетическое желе. Жар бежал по сосудам, разгоняя кровь. Действительно ли реальна Девочка? Или она сейчас испепеляет себя сама, потакая нахлынувшему безумию?

Головокружение неожиданно усилилось. Силуэты мёртвых деревьев закачались, смазываясь. Пытаясь удержать равновесие, Венена выкинула руку вперёд. Кончики пальцев коснулись энергетической дыры и преломились на грани двух пространств, словно ложка в стакане травяного настоя. Онемение поползло от ладони к плечу, как вьюн по стволам в разгаре третьего сезона. Мир вокруг скрутился в тугую спираль. Голову заполнило гудение на низкой ноте.

– Я иду, – простонала она, стремительно теряя контроль над собственным телом.

«Нери, – голос Девочки, дрожащий на грани небытия, снова оглушил Венену. – Скажи, где Нери!»

Внезапная обжигающая боль, как горячий водопад, заструилась по плечу. Колени подогнулись, опрокинув тело назад. Секунду спустя громкий хлопок сотряс воздух, и Венена поняла – Девочка ушла. Крик сорвался с губ и повис на ветвях, превратившись в тягучее эхо.

Спина встретила подстилку из сухих листьев. Кроны очертили над головой мохнатый круг. Ощущение реальности постепенно возвращалось, и вместе с ним усиливалась боль в плече. Венена осторожно коснулась рукава, тщетно пытаясь понять, что произошло. Пальцы обнаружили глубокую рваную прореху.

– Что случилось? – переспросила она тишину слабеющим голосом. – В меня стреляли?

Подозрительное спокойствие опровергало догадку. В безлюдной тишине мёртвого леса каждый шаг был слышен. Она заметила бы преследователя.

Что же случилось?

Яся мягким комочком вспрыгнула на грудь и склонилась над ней. Тёмный силуэт зверька заслонил небо. Венена неловко протянула руку, пытаясь погладить верную спутницу. Багряные разводы окропили пальцы. Одноглазая мордочка хорька была перемазана кровью.

– Ты укусила меня? Но для чего?

Яся потёрлась о подбородок Венены, словно извиняясь. Влажная, густая прохлада растеклась по коже. Небо в обрамлении мохнатых ветвей затанцевало, крошась на острые осколки. Влага заполнила глаза, преломляя свет.

Венена знала, где Нери. Но не могла вернуть его Девочке.

Никто не мог его вернуть.

5

Банки и бутылочки разных форм и габаритов переливались гранями на деревянной полочке над раковиной. Тонкое стекло демонстрировало разноцветные отвары с кусочками листьев и семенами, взвешенными в прозрачной толще. Кусочки разлохмаченной ткани стягивали сосуды по горлышкам.

Приподнявшись в ванной на носочках, Миа читала надписи на этикетках. Но интересовал её отнюдь не химический состав местных зелий.

Высокая бутылочка с густым гелем изумрудного цвета и гранёной пробкой, отражающей переливы солнца, спряталась за стеной банок. «От нежелательных волос», – гласила тщательно выведенная надпись. Миа, усмехнувшись, раздвинула банки и протянула руку. Стеклянные стенки с неодобрением звякнули, будто желая пресечь коварный замысел. Вывернутые до предела стопы пронзила стрела боли. Ещё чуть-чуть! Миа застонала от напряжения. Средний палец почти коснулся заветной склянки. И…

Внезапная боль сжала голень, выворачивая ногу. Миа слишком высоко приподнялась на носках, и мучительная судорога, зародившись в стопе, понеслась вверх. Под кожей словно натягивали раскалённые железные струны. Закряхтев, она попыталась выпрямить стопу и удержаться на одной ноге, но не тут-то было! Пятки упали на дно ванны, как каменные снаряды, выпущенные из пращи. Отвратительный лязг наполнил помещение, раздвигая стены. Новая волна боли прокатилась по икрам вверх: теперь кто-то играл на красных от жара струнах похоронный марш в рок-обработке.

Согнувшись пополам, Миа застонала. Плети волос больно хлестнули по спине. По обнажённой коже прошёлся мороз.

– Ну, я тебя, – Миа с досадой посмотрела на полку, пестрящую разноцветными склянками, и в очередной раз прокляла свой низкий рост.

Нет, Мии не нужна была эпиляция: тонкие и светлые волоски на её теле были совершенно незаметны. Она жаждала отмщения.

Окунув пострадавшую ногу в чан с тёплой водой и растерев мышцы, она, наконец, расправилась с судорогой. Неудачных экспериментов на сегодня хватало, но зов обиды был сильнее здравого смысла. В памяти по-прежнему стояла довольная ухмылка Кантаны, когда они с Нери вернулись домой, и мужской плащ на её плечах. То, что Нери не пожелал ничего объяснять и всячески уходил от темы, подтверждало самые страшные догадки.

Подойдя чуть поближе к краю ванны, Миа снова вытянулась и встала на носочки. Напряжённые мышцы заныли, умоляя о пощаде. Она раздвинула банки с рукотворным мылом и отварами для мягкости кожи. И кто только придумал ставить средства гигиены так высоко?!

Есть! Рука, наконец, коснулась заветной склянки. Миа поддела графинчик пальцем и придвинула его ближе к краю полки. Наконец-то! Теперь можно схватить бутылку за горлышко и снять её.

Но не успела она осуществить свой план, как ногу подкосила очередная судорога, стрельнув по икре мощным разрядом. Подскользнувшись на мокром дне, Миа едва не потеряла равновесие. Рука, сжимающая бутылочку с гелем против нежелательной растительности, пролетела по полочке, сбивая банки вниз. Балансируя на грани падения, Миа успела подумать о том, что драгоценное средство пригодилось бы толстой бородачке с Совета.

Стеклянные сосуды, разорвав воздух, рухнули в ванну. Осколки рассыпались, засияв бриллиантами у ног. Густое, ароматное варево коричневого цвета застелило пальцы. Сзади расплылась изумрудная лужица гелеобразного вещества и змейками поползла вперёд, сливаясь с коричневой. Причудливые цветные завитки несли с собой блёстки мелких осколков.

Хуже нельзя было и придумать!

Опасаясь визита незваных гостей, Миа торопливо откупорила склянку. Влажный воздух вобрал в себя аромат жжёной ореховой скорлупы. Миа взяла стоящую на краю ванны баночку из дерева с надписью «Кантана». Только что Миа вымыла этим отваром волосы. Ей достаточно было двух-трёх раз в неделю. А вот Кантана мыла свои хилые волосёнки каждое утро, и, несмотря на это, под вечер они выглядели уже несвежими. Наверное, Нери не доставит удовольствия проснуться рядом с ней утром…

Не бывать такому!

С удовлетворением представив визги юной госпожи Бессамори, Миа щедро плеснула средство для удаления волос в шампунь. На середине процесса она остановилась, подумав о том, что поредевшие волосы, пожалуй, смотрятся отвратительнее голой, блестящей лысины.

Интересно, Нери понравится новая причёска Кантаны?

– Всё в порядке? – сквозь затворённую дверь донёсся взволнованный голос Зейданы.

Задрожав от неожиданности, Миа швырнула бутылочку в ванну. Звук разбивающегося стекла разбавил тишину. Нити светло-зелёного геля вплелись в абстрактный хоровод под ногами.

– Почти! – прокричала Миа, поспешно прикрываясь полотенцем.

– Точно? – дверь скрипнула, и в ванную комнату осторожно заглянула Зейдана.

– Ну, – замялась Миа, лихорадочно вспоминая надписи на этикетках баночек. – Я хотела достать молочко для кожи. А ногу свело судорогой, и я разбила пару баночек.

Зейдана влетела в ванную, плотно затворив за собой дверь. Сквозняк, режущий холодными ножами плечи, прервался охом на высокой ноте. С сожалением она уставилась на дно ванной, по которому плыли, меняясь, фрактальные узоры из разноцветных зелий и отваров.

– Бедняжка, – протянула она, нимало удивив Мию. – Ты не обрезалась?

– Кажется, нет, – Миа покачала головой.

– Давай, помогу, – Зейдана протянула руки, помогая перешагнуть через бортик ванны. – Осторожно. Не поранься!

Миа ступила на влажный коврик. Сомнения уже начали одолевать. Что же будет, если проницательная Зейдана вдруг заметит её смятение?!

А что, если она сможет связать завтрашний инцидент с волосами Кантаны с тем, что происходит сейчас?!

– Тебе не холодно? – янтарные глаза лукаво посмотрели на Мию.

– Мне? – Миа поёжилась, подбирая нужные слова. – Н-не знаю.

– Прикрой плечи! – Зейдана схватила чистое полотенце из стопки на табурете и покрыла им плечи Мии. – Так… лучше?

Она откинула прядь мокрых волос со спины Мии и запнулась на полуслове, проглотив окончание фразы. Её лица не было видно, но Миа готова была поклясться, что Зейдана что-то подозревает. Вот только знать бы, что!

– Миа, – сбиваясь, проговорила Зейдана. – Нери – твой единокровный брат?

– Да, – кивнула Миа, лихорадочно вспоминая легенду.

– То есть, у вас одна мать?

– Да, конечно, – подтвердила Миа, радуясь, что разговор не затронул произошедшее. – Иана Бордон. У нас и отец один, и он отдал за меня жизнь.

– Почему же, – голос Зейданы снова задрожал, срываясь, – почему же тогда у тебя нет…

– О чём вы? – Миа уже прикидывала в уме все возможные варианты.

– Нет, – Зейдана лучезарно улыбнулась, и ощущение смятения и недоговорок моментально покинуло Мию. – Просто мне показалось, что вы совершенно не похожи!

– Мы… похожи! – Миа улыбнулась. – Но только если хорошо приглядеться. Есть что-то общее в… В глазах!

Зейдана звонко расхохоталась, но её смех звучал невесело. Мии показалось, будто металлические тазы, сгрудившиеся под окном, зазвенели, подхватив её интонации. Миа лишь улыбнулась в ответ, пряча руки в складках полотенца.

Она не хотела, чтобы Зейдана заметила, как дрожат её пальцы. 

Глава 3
Посвящение в отступники

1

Ночь сгущала краски, наполняя небо тягучими чернилами. Тучи, набежавшие на Девятый Холм днём, расступились и открыли путь свежему лунному сиянию. Бриллиантовый свет загорелся на хрупких от мороза ивовых ветвях, заглянул в окно белёсым глазом. Блики побежали по атласной наволочке.

Успокаивающий отвар в чашке окрасился бирюзой. Помедлив, Анацеа поднесла ободок сосуда к губам. От пряного запаха валерианового корня затошнило. Откинув голову, она осушила чашку. Тонкая струйка напитка побежала по подбородку и щупальцем скользнула по шее. Отвратительная тёплая горечь спустилась под рёбра, но сердце так и не переставало заходиться.

Анацеа натянула одеяло повыше, пытаясь спрятаться от гнетущего страха. Но тягостные мысли не оставляли, тлея у самого сердца. Они вгрызались ядовитыми щупальцами, растворяли в тоске, не давая шансов. Должно быть, все матери не могут спать последние ночи перед ритуалом Посвящения.

Днём Анацеа с Зейданой заезжали к Элатару и Дериадэ. Сын в этот раз не пожелал даже выйти. Несмотря на то, что жрицы прикладывали все усилия для того, чтобы малышка выжила, Эладе уже вторые сутки била лихорадка. Сегодня она отказалась от груди. А когда Дериадэ поднесла к её ротику пипетку с молоком – зашлась в кашле и посинела… Кажется, самые худшие опасения реализовались. У Эладе – лёгочная. Как и у бедняжки Сиазе.

Анацеа до сих пор помнила Посвящение Сиазе, не возымевшее результата. И она лучше всех понимала, как страдала и продолжает страдать её средняя дочь. Зейдана даже не пожелала взять себе второго мужа после произошедшего, хотя на её руку и сердце всегда было множество претендентов. Что, если Дериадэ – единственная дочь своей матери – повторит её судьбу?!

Может быть, зря она не дала Элатару возможности высказаться?

Теплота отвара разлилась внутри, как туман поутру. Прикрыв глаза, Анацеа положила руку на живот. Нет, она поступила верно, решив вопрос в пределах своей компетенции. Кто она такая, чтобы перечить самим Покровителям? Да, однажды они указали на Анацеа, как на связующую нить между Избранными и Высшими, но это не даёт ей права изобретать свои законы. А уж, тем более, идти против Устоев и Положений.

За окном процокали лошадиные копыта. Сквозь штору Анацеа видела, как у калитки остановилась повозка молодого фонарщика Лукаса. Выпрыгнув наружу, парень достал складную лестницу и, стараясь не потерять равновесие, поспешил к столбу у ограды. Через минуту оранжевое пламя светляком забилось в металлической клетушке. Стеклянную изморось лунного света разбавил жар открытого пламени. Следом заполыхала точками нить гирлянды. Город готовился к празднику Смены Дат.

Пусть празднуют. Возможно, это последние спокойные деньки на Девятом Холме. Горожане ещё не ведают, что недуг Пропасти вот-вот прорвётся наверх. Хотя, нельзя отрицать, что разговоров о нём становится всё больше. И откуда только утекает информация?

Анацеа повернулась на бок, наблюдая за танцем огня. Она приняла бы закономерное для сына Посвящение не так близко к сердцу, если бы не наступающая беда. И если бы не переполох с расцветом Длани. Анацеа лучше всех знала, чем опасны порталы. И она почти поймала истину за хвост! Но дело внезапно вернулось в мёртвую точку. Миа – не Длань, а обычная стихийница.

Тогда кто?

Никого больше в комнате не было. Только Анацеа, Миа и…

Кантана?!

Глупости. Младшая Бессамори, конечно, не промах, но перед Покровителями чиста. Да и шкуру свою под удар подставлять не будет. Анацеа допускала, что Кантана могла раздобыть словесный ключ и, любопытства ради, попробовать силы в магии. И её саму иногда распирало желание узнать, каким потоком обладала бы Кантана, если бы всё сложилось иначе. Большинство девочек, родившихся в день Хаоса и обречённых носить фиолетовые одеяния – колдуньи, но иногда среди них встречаются и пророки-сновидицы. И огненные стихийницы, обладающие особой мощью. Как, например, Миа.

Но Длань – и есть колдунья, подчиняющая силу Хаоса! И, наверняка, эта девушка носит фиолетовые одеяния…

Или должна их носить.

Сердце внезапно заколотилось чаще. Анацеа глубоко втянула воздух и задержала дыхание. Как ни странно, на этот раз помогло. Страх отступил, послав по мышцам тёплую волну расслабления. Может быть, отвар, наконец, начал действовать.

И как могло такое подуматься? Ересь! Стоило ли притягивать факты за уши, чтобы возвести напраслину на собственную дочь?!

– Простите мне дерзкие мысли, Почтенные Покровители, – пробормотала Анацеа, закрывая глаза. – Дайте мне сил и мудрости пережить этот период. Примите моего сына и избавьте его от боли и мучений. Защитите город от недуга. Укажите на Длань и решите за меня, что делать с ней. Я непременно оправдаю ваше доверие.

2

– Зачем ты сделала это?!

– Я? – Кантана подняла сонные глаза. Багровое пятно на скуле заметно поблекло – кажется, здешние врачеватели-жрецы отлично справляются с кровотечениями и последствиями травм – но отёк под глазом ещё был заметен. – Ты о чём, Нери?

Рассиврипев, Нери толкнул трюмо. Отражение в зеркале затряслось, как желе; налакированные рябиновые листья посыпались на столик сухим дождём. Бутылочки с благовониями и косметикой сердито зазвенели. Склянка с эфирным маслом скользнула на пол и распалась на крупные осколки. По углам комнаты разлетелся цепкий аромат лаванды.

– Ты вконец обезумел?! – всплеснув руками, Кантана вскочила с пуфа. Чёрные глаза разъярённо сощурились. – Ещё шаг, и я покажу тебе, кто тут главный!

Звон разбитого стекла привёл Нери в чувство, но лишь на мгновение. Ярость вонзила когти в горло ещё глубже, кромсая сдержанность в клочья. Ведь то, что произошло, не поддавалось описаниям. И как бы он ни пытался оправдать Кантану, все дороги вели к ней.

– Я понимаю, что ты меня ненавидишь, – Нери едва держался, чтобы не наделать новых глупостей: драться с девчонкой ему совершенно не хотелось, – но это уже слишком.

– Слишком – это то, что ты творишь! – выкрикнула Кантана, топнув ногой. – Немедленно извинись или пойдёшь на улицу!

– Это тебе придётся извиняться, – Нери ткнул ей в лицо то, из-за чего он и начал бунт – пучок собственных волос. Оторванные пряди выглядели убого и блекло. – Глупо было так себя подставлять. Очень глупо.

– Зачем ты их отрезал? – Кантана вгляделась в его лицо. Когда Нери встречал этот взгляд, его начинала терзать навязчивая мысль о том, что в его облике сокрыт невидимый глазу изъян. Но сейчас всё было очевидно. – Да так криво. Теперь тебе нужно ровнять причёску…

– Не притворяйся. Хорошо ещё, что я не намылил всю голову целиком!

– Намылил? – Кантана была озадачена. – Я действительно не понимаю, о чём речь и что произошло с твоей шевелюрой…

– Это всё твой шампунь, – проворчал Нери. – Ты сама дала его мне! И где мне, скажи, правду искать?!

– Когда я утром мыла голову, всё было в порядке, – заметила Кантана.

– Ясно, что ничего другого ты не скажешь!

– Может быть, это твоя личная уловка, чтобы снова разжечь конфликт, который нам едва удалось загасить?! – выплюнула Кантана. – Не нужно, Нери. Нам обоим будет только хуже от этого.

– Сначала издеваешься самым жестоким способом, а потом читаешь мораль?! – Нери поджал губы. – Да я не представляю, кто это мог быть, кроме тебя!

– Не нужно кричать, Нери, – повторила Кантана уже тише. – Все легли спать…

Нери раздосадованно опустил голову. Взгляд скользнул по начищенному паркету, отражающему свечные огоньки. Ярость упорно рвалась наружу, бурлила в крови, заливая чернотой мир. Если это не Кантана, то кто же ещё?! Кому понадобилось лишать его единственного предмета гордости, который однажды и навек стал для него флагом уверенности в себе? Иногда для того, чтобы превратиться в ничтожество и погрязнуть в самобичевании, достаточно маленькой детали.

Может, злоумышленник и не на него вовсе охотился? На баночке, в конце концов, было написано «Кантана»…

Кантана!

Черноглазый взор ошпарил лицо Нери, когда тот осмелился поднять голову. На этот раз в уголках глаз Кантаны переливались слёзы. Искренна ли она сейчас или играет? Скорее всего, просто хочет, чтобы он осознал, как ранят беспочвенные обвинения. А ведь действительно: дурак! Обозлившись, ринулся по наитию и вырвал с корнем цветок вместо сорняка. Сколько раз он ошибался… Сколько раз ему ещё предстоит пострадать от неверных решений!

– Я помогу тебе, Нери, – лязг нарушил неловкую тишину. В руке Кантаны блеснули ножницы. – Сядь у зеркала.

– Ты что же, – Нери боялся проронить лишнего, – лысым меня решила оставить?

– Ущерб не так виден, – проговорила Кантана смущённо. – Я посмотрю, что можно сделать. Будет совсем незаметно.

– Это твоя месть?

– Прошу тебя, сядь!

Нери с сомнением опустился на пуфик. Сквозь овал зеркала на него смотрел раскрасневшийся юноша с лихорадочно блестящими глазами. Слева у виска болтались обрывки волос, похожие на хвост ощипанного голубя. Пожалуй, хуже и ничтожнее он выглядел лишь наутро после алкогольных возлияний с отчимом. В тот день, когда всё началось.

– Не сопротивляйся, – шепнула Кантана.

Впрочем, Нери и не думал.

Когда зубья расчёски заскользили по остаткам волос, вычёсывая их от кончиков, Нери вспомнил мать. Интересно, как она сейчас там, в Иммортеле? Беспокоится ли? А если сын не вернётся – сможет ли смириться с потерей? Думает, должно быть, что нерадивый ребёнок сбежал из дома, обидевшись… И какая неведомая сила подстроила всё так, что они расстались на самой напряжённой ноте?

Нери закрыл глаза, представляя мать. Прикосновения Кантаны были более бережными и осторожными, но воскресить воспоминания о последней встрече и атмосферу солнечного ноябрьского утра всё же удалось. Всё, чего хотелось сейчас – пару мгновений прежней жизни. Пару секунд Иммортеля. Пару шагов назад: во враждебный, но дорогой и привычный мир. Механический мир небоскрёбов, где воздух спёрт и пахнет экотопливом, а над головой, утопая в задымлённом небе, жужжат гусеницы монорельсов. Там каждое движение контролируется, и кажется, что даже чувства механизированы. Нери обречённо вздохнул. Дороже воспоминаний у него ничего не было: по крайней мере, пока.

Когда на пол с тихим шелестом посыпались густые пряди, тоска снова ударила кулаком в грудь. Нери зажмурился, не желая, чтобы Кантана заметила его печаль. Старые раны разверзлись, и меньше всего хотелось, чтобы в них ковырялись: пусть даже осторожно. Он мог доверить Кантане свои волосы, но не чувства. Не подобает парню плакать при девчонке. Не подобает.

Венена. Мама…

В детстве и вплоть до подросткового возраста Нери постоянно снился один и тот же сон. Чужие руки опускают его лицо в ведро, наполненное ледяной водой, и держат, не позволяя вынырнуть и глотнуть воздуха. Нери пытается сопротивляться, но тело не слушается указаний мозга. Ни один мускул. Так, будто он парализован… Лёгкие корчатся в болезненном спазме, а глаза ловят прогнившее дно ведра, когда он борется за последние капли жизни. Ему хочется кричать: «Мама, я оправдаю все твои надежды и стану самым лучшим! Я смогу это сделать, правда! Ты полюбишь меня, мама, полюбишь обязательно! Только спаси, спаси меня!» Слова врываются в упругую толщу воды и тут же глохнут, превращаясь в веер крупных пузырей. И Нери кажется, словно промороженная жижа становится теплее от его слёз. Он ждёт помощи, изнемогая от удушья, но в глубине души понимает, что мать не спасёт его. Потому что она…

Когда последние искорки надежды угасают, и вода мощным потоком входит через нос и рот, мир вокруг заливает чернота. Вместе с пустотой каждую клеточку пробирает бешеный экстаз. Непередаваемое блаженство освобождения, торжество разорванных пут… Должно быть, слова «смерть» и «совершенство» не случайно начинаются на одну букву.

Нери никогда не признавался себе, что опасается воды вовсе не из-за татуировки, которую могли заметить. Причина лежала ближе. Нери никогда не замечал лица мучителя из своего сна, но шестым чувством понимал, кто стоит за спиной. И от этого делалось ещё страшнее. Каждый раз, когда он видел перед собой водную гладь, кошмарные сны детства проплывали чередой образов перед глазами. Сухими осенними листьями на дрожащей глади, вестником беды. И разум Нери захлёбывался мучительным предчувствием, что вот-вот знакомые руки обхватят плечи и опрокинут в упругую ледяную толщу, прижимая ко дну.

Нери наивно полагал, что мать полюбит его. Его единственная мечта была простой: получить в ответ свою порцию нежности. Но тщетно: по мере того, как ситуация с Вененой становилась всё более очевидной, Лариса угасала, уплывая в параллельную реальность, и обращала на него всё меньше внимания. Нери хотелось стать её светом, но его запала не хватало, чтобы поджечь тлеющий фитиль. Он никак не мог понять, чем заслужил равнодушие матери.

В чём его вина?

Рука Кантаны заботливо прижала воротник к шее, и Нери поймал себя на мысли, что жаждет оказаться в её объятиях. Но не как нечаянный любовник, а как друг или брат. Чтобы ощутить кожей, что он ей нужен… Словно прочитав его мысли, Кантана сдавленно пробормотала:

– Всё хорошо?

– Лучше и быть не может, – выдохнул Нери угрюмо.

Лезвия ножниц сомкнулись с металлическим клацаньем, и по спине соскользнула ещё одна прядь. Нери зажмурился ещё крепче – лишь бы девчонка не заметила подступивших слёз. Неведомым образом Кантана задела его за живое, но на этот раз не раскалённым остриём, а тёплой ладонью. Вскрытые раны подсознания закровоточили в самый неподходящий момент, выпуская наружу наболевшее. Спазм стиснул горло, заставив содрогнуться. Нери закусил губу в попытке удержать рыдания внутри.

Стыдоба! И как теперь смотреть в глаза Кантане?

Кантана остановилась, бросив на трюмо ножницы и расчёску. Может быть, она действительно закончила приводить его шевелюру в порядок, а может – заметила его смятение. Сейчас она наверняка начнёт смеяться и стыдить его. Нери сжался в темноте, в которой он спрятался, ожидая, когда промеж лопаток вонзится острая пика насмешки.

Но смеха не последовало. И сопливых, пузырящихся утешений – тоже. Вместо этого Нери почувствовал, как крепкие женские ладони легли на его плечи. Совсем как во сне…

Только они не толкали ко дну.

Они не давали уйти под воду.

3

Утренний сад кутался в плед сероватого тумана. Полотно неба сливалось с густым воздухом. Казалось, что дорожки, теряющиеся в клубах тёмного пара, убегают в никуда.

Вот и он появился из ниоткуда, как привидение. Выплыл из дрожащего марева и остановился перед Мией. Впрочем, она уже давно узнавала милого по походке и сутулой осанке, придающей ему и ореол зажатости, и шарм одновременно. Но на этот раз он не походил сам на себя.

– Нери, – Миа подняла удивлённые глаза, – что это, новый имидж? Никак, вошки свили гнёзда в твоих патлах?

Нери стоял перед ней, кутаясь в шерстяную куртку не по размеру: нелепый и зажатый. Яблоневые ветви бросали на лоб пологие тени. За ночь он словно потерял деталь, делающую его целостным. И, впрочем, потеря была на виду: волосы. На месте хвоста, что спускался чуть ниже талии, остался лишь скромный пучок, едва достающий до лопаток. И смешные рваные пряди, торчащие из-за ушей. Что же побудило Нери изменить причёску?

– Не смешно, – промямлил он, отводя взгляд.

Мир перед глазами неожиданно поплыл какофонией пятен, а небо склонилось к земле, угрожая рухнуть и разбиться на осколки. Сердце сковали путы мороза, на миг остановив ток крови. Может быть, ядерный подарок пришёл не по адресу? Да что там «может быть» – скорее всего! Вот что значит «не рой другому яму». Удивительно, но эта допереломная мудрость всегда оказывается справедлива.

Нери поддел носком ботинка почерневшее яблоко, покрытое точками плесени, и отпихнул в кучу мусора. С влажным чавканьем плод ударился о ствол и развалился, обнаружив гнилую мякоть.

– Твоей милостью, Миа, – губы Нери изогнулись. По радужкам скользнул недобрый блеск.

Ветер отвесил Мии оплеуху, вздыбив волосы. Значит, догадка верна! Впереди маячит перспектива получить ещё и от Нери. Она сжалась в комочек, ожидая первого удара. Полы пальто схлестнулись на её груди, спрятав обнажённую кожу.

– Признаюсь, что не ожидал от тебя такого, – продолжал ворчать Нери. – Зачем гадить в руки человеку, который даёт тебе хлеб и крышу над головой?

Догадался ведь! Похоже, она недооценила соратника по несчастью по большинству показателей. Теперь надо как-то выкручиваться. Только вот слова не шли, застряв в горле тугим комком. Сознаться в пригрешении означало навек потерять особь, с которой едва успела сдружиться. Не нужно обладать даром ясновидения, чтобы понять, как расстроил Нери инцидент с шампунем. Миа хорошо умела недоговаривать, но вот получится ли исказить факты? Придётся импровизировать.

Нери твёрдо смотрел на неё, ожидая ответа. Его космы походили на грубую солому. Мии захотелось вернуться в прошлое и изменить всё, удержаться от дурного поступка. Да только как? Никому не дано отмотать время назад.

«Прости, Нери, – пробормотала Миа мысленно. – Я вру тебе в первый и последний раз. Потому что дорожу тобой. И потому что ты – мой друг. Пока – единственный».

– О чём ты? – она попыталась улыбнуться, но губы лишь предательски задрожали. – При чём тут я?! Зачем ты меня обижаешь?

– Ты что-то плеснула Кантане в шампунь, – Нери сощурился, и аура уверенности на мгновение вернулась к нему. – Вот только зачем тебе это было нужно? Неужели ты так глупа, что не понимаешь, как быстро раскроется твой злой умысел?

– Не обвиняй меня в том, чего я не делала! – жар плеснул в лицо, и Миа ощутила, как краснеет. Впрочем, она уже не сомневалась в том, что завалила миссию.

Нери озлобленно ухмыльнулся. Кажется, он из тех, кто идёт до конца в борьбе за истину. По крайней мере, сейчас он намеревался бороться: Миа видела это по его твёрдому, почти разъярённому взгляду. Паутина лжи затягивала всё сильнее, спутывая руки и ноги липкими нитями, забивая рот. Ещё мгновение, и она не сможет пошевелиться! Миа вздёрнула подбородок, согревая его умоляющим взглядом. Но все усилия оказались напрасными: Нери не замечал её истинных намерений. Он вообще ничего не видел.

– Что сделала тебе Кантана, раз ты решила так жестоко её подставить? – Нери склонил голову. К удивлению Мии, в голосе не было ни злости, ни ярости; лишь усталость с лёгкой долей раздражения. – Тебе не нужны здесь враги, поверь.

– Я ни при чём, говорю же, – голос Мии дрогнул, сорвавшись. Не нужно было больше придумывать глупые отговорки – она выдавала сама себя эмоциями. – Почему не веришь мне?

– Хотя бы мне не ври, – выдохнул Нери. В его взгляде сквозило осуждение. – Я очень не хочу в тебе разочаровываться. Помни, что мы есть друг у друга до тех пор, пока мы за одно.

Миа с присвистом выдохнула. Обман раскрыт – её загнали и прижали к стенке, требуя ответа. И отступать уже некуда: сзади лишь глухой тупик. Непреодолимая каменная стена. Ложь вот-вот замурует её в глухом отростке лабиринта! Можно, конечно, рвануть вперёд, взбунтовавшись, как разъярённый бык. Но рискованный шаг чреват последствиями: после этого у неё больше не будет Нери. А значит, больше не будет никого в этом новом мире – чужом и враждебном.

Слёзы подступили к уголкам глаз и задрожали на ресницах. Раскаяние стиснуло сердце, силой выжимая удары. Ещё минута, и она сгорит от стыда! Сможет ли Нери понять её и простить? Разрешит ли снова быть его соратницей?

– Нери, – Миа, неожиданно для себя самой, бросилась в его объятия и прижалась щекой к его груди, – я не хотела! Этот сюрприз предназначался не тебе!

Чужое сердце колотилось под преградой толстой куртки, как сабвуфер, отбивающий басы – гулко и часто. Удивительно, но по внешнему виду не было заметно, как он взволнован.

– Благодари судьбу, что пострадал я, – Миа почувствовала, как знакомые руки осторожно гладят её плечи. – Я-то спущу каприз тебе с рук. Но Кантана точно не простила бы такого…

– Я знаю, Нери… – ткань куртки под щекой Мии стала мокрой, а глаза отчаянно защипало.

– Может, объяснишь мне свои мотивы, наконец?

– Лысая Кантана не понравилась бы тебе, – всхлипнула Миа, по-прежнему боясь оторвать лицо от воротника.

Ветер затих. Запахло гнилыми яблоками и землёй. Грудь Нери поднялась под щекой и на мгновение застыла, оборвав ритм его дыхания на вдохе. В следующий миг он разразился добродушным хохотом. Смешки слетали с его губ пунктирными залпами: сначала скованно, будто он опасался осуждения, а затем – откровенно, и даже развязно. Миа поймала себя на мысли, что впервые слышит, как смеётся её Иммортельский соратник. Таким он нравился ей больше.

– Ты и вправду глупая, – фыркнул Нери, перебирая её волосы. – Ты всех так ревнуешь, или только меня?

– Я не ревную! – возмутилась Миа. – Как ты вообще мог такое подумать?!

– Да правда что ли? – Нери снова засмеялся, и у неё окончательно отлегло от сердца. – И на какое расстояние мне теперь запрещено приближаться к Кантане?

– Хватит шуток. Я просто боюсь остаться одна в незнакомом мире. С чужими людьми.

– Так ли боишься?

– Если нас не будет друг у друга, у нас никого не останется, – прошептала Миа, ещё сильнее вжимаясь в чужой воротник. – Ни у тебя, ни у меня.

– Что бы ни случилось, я не брошу тебя одну, – Нери прижал Мию к себе: робко и осторожно, как хрустальную вазу. – И я не врал тебе ни разу. Тогда, в лесу, Кантана случайно открыла портал в Иммортель, но я решил остаться здесь. Потому что я хочу плыть с тобой в одной лодке, даже после того, как ты выбросила меня за борт, списав со счетов.

– Я не выбрасывала тебя! Просто Кантана так на тебя поглядывала, что я…

– Кантана ничего не изменит, Миа, – заметил Нери. – Почему ты видишь врагов там, где их нет? Просто прими мысль, что в одиночку мы пропадём. Кантана и госпожа Бессамори спасли нас от верной гибели. Надеюсь, хотя бы это ты понимаешь.

Тёплые пальцы проползли по шее и бесцеремонно нырнули в волосы, но на этот раз Миа совершенно не чувствовала отвращения. Жалкая пара минут столкнула их с разбега, и от этой внезапной близости стало сладко и страшно. Миа закрыла глаза, наслаждаясь нежностью мгновения. Когда ветер снова налетел, развязав шёлковый шарф, она рискнула обнять Нери в ответ. К удивлению, он не отстранился и не рванул назад, лишь задышал чаще.

– Горелым запахло, – пробормотал Нери бессвязно. – Не к добру.

– Азаэль, наверное, мусор жжёт, – пояснила Миа.

Минуты волшебства были тягучими и звенящими. Хотелось, чтобы они никогда не заканчивались и растянулись бесконечной паутиной на целую вечность. Но Миа знала: когда она распахнёт глаза, всё вернётся на круги своя. Ненавистный особняк, запущенные улочки с каменными тротуарами, враждебный до оскомины мир, чужие люди… Возможно, начало чего-то большего между ними – одновременно и конец. Может быть, после того, как блаженная истома выпустит их в реальность, она больше никогда не рискнёт сделать шаг навстречу, а Нери в ответ никогда её не обнимет. Может быть…

– Да что такое, – Миа с разочарованием ощутила, как Нери мягко, но уверенно отстраняет её от себя.

– Я что-то сделала не так? – Миа приоткрыла один глаз. По скулам побежали волны жара.

– Только не паникуй, прошу. Мы горим, Миа, – Нери изумлённо оглядывался. – Вокруг – кольцо огня.

Огненный круг, значит? Слишком уж это всё напоминает первый опыт колдовства на неудачном заседании Совета. Но только на этот раз обошлось без ключевых слов. Интересно, почему?

– Кольцо огня? – переспросила Миа. – Точно кольцо?

– Посмотри сама, – по дрожащим интонациям в голосе Миа поняла, что он испугался не на шутку. – Может, я диссоциирую, но мне кажется, нас кто-то поджёг!

В нос тут же ударил запах гари, окончательно возвращая чувство реальности. Миа нехотя оторвалась от Нери и огляделась. Он был прав: их окружал ленивый ободок огня. Подрагивающие оранжевые языки лизали листья, медленно взбирались по коре деревьев, оставляя за собой обугленные дорожки.

Сомнений не оставалось: новый дар вылез на поверхность в самый неподходящий момент. Похоже, теперь любая сильная эмоция чревата самовоспламенением. Оказывается, она, как и Кантана, не может контролировать свою магию! Неудивительно: кто ж её учил-то?! И как теперь объяснить Нери свой неожиданный талант и не показаться при этом полной идиоткой?

Недавно выученный урок привёл к нужному ответу. На этот раз она будет честной.

– Обрываю нити, – громко произнесла Миа в хмурое небо.

Всё, как ни странно, получилось с первой попытки и так, как нужно. Взвившись кудрями дыма, пламя погасло. Лишь закопчённый круг на земле напоминал о том, что произошло.

– Мы, кажется, оба диссоциировали, – подытожила Миа, – и теперь видим общие галлюцинации.

– Иного объяснения увиденному не найти, – согласился Нери, с недоверием глядя на неожиданно успокоившийся сад. – Надеюсь, у тебя есть, что сказать?

– Сам догадаешься? – Миа хихикнула.

Глаза Нери округлились:

– Неужели ты…

– Я, Нери, – улыбка поползла по щекам Мии, – я! Меня кое-чему научили здесь. А заодно они и узнали, что я не та, кто им нужен.

– Сказать, что я удивлён – ничего не сказать, – Нери откашлялся.

– Интересно, это будет работать в Иммортеле? – фыркнула Миа. – Как ты думаешь?

Нери замолчал и потупился. Казалось, что его поразила навылет ядовитая стрела, и он вот-вот пошатнётся и рухнет на землю.

– Я думаю только, что Кантана в опасности, – произнёс, наконец, он.

Миа довольно рассмеялась. Значит, Нери считает, что она может побороться с юной хозяйкой имения и в области магии? И даже переживает за благополучие Кантаны? Лестно! По выражению лица Нери – мрачному и серьёзному – не похоже на то, что он шутит. Что ж, может, стоит попробовать?

И лишь когда они, шурша листьями, возвращались в дом сквозь полосу клубящейся хмари, Миа поняла, что Нери имел в виду.

4

Золочёные двери, заскрипев, разлетелись в стороны, словно крылья. Капли рубинов на извитых вензелях выстрелили багрянцем переливов. По глазам резанула чистота бело-голубых стен. Зал полулунной формы заполняла до краёв тишина. Густой от благовоний воздух упругим комком вкатился в горло.

Слабость сковала ноги, едва Кантана переступила порог. Цветные тени заскользили по полу, и голова закружилась, превратив образы и силуэты в акварельные пятна. Пришлось прислониться к стене, чтобы снять тёплую накидку и отдать её подсобницам-нефилимкам.

Когда Кантана, наконец, зашла в сердце Храма, тишина оборвалась. Гулкие удары сердца заглушили песнопения жриц. Безумно захотелось присесть, но до конца церемонии это было непозволительной роскошью. Жертву Покровителям нужно отдавать стоя.

Да. Он всё-таки настал. День Посвящения Эладе. День, когда Элатар должен уйти к Покровителям по собственной воле, дабы открыть новорожденной дочери дорогу в жизнь. День, которого двадцать полных лет с ужасом и волнением ждал весь клан Бессамори…

Анацеа, Зейдана и Вайрана, специально прибывшая по такому случаю из пригорода, гордо шествовали впереди колонны. Прямые спины сестёр и матери создавали иллюзию их безразличия к происходящему, но они волновались не меньше, чем она сама… Всех членов клана взбудоражил и оглушил внезапно наступивший перелом. Только вот они не в силах изменить обстоятельства и пойти против Устоев и Положений. Через несколько минут они разрушат уклад привычной жизни собственными руками… Всё, что Кантана могла делать – молчать и покорно тащиться в хвосте колонны, умоляя Покровителей пощадить Элатара, избавить его от мук и сделать удар Вершителя точным и сильным. Иного исхода Положения не предусматривали. Поэтому нужно смиренно проглотить горечь бессилия. Как бы тяжело ни было, она должна смириться с мыслью о том, что помочь Элатару уже невозможно.

Если, конечно, он не спасёт себя сам.

«Лучше быть с клеймом во лбу, но живым среди настоящих!»

Слеза обожгла щёку и Кантана поспешно смахнула её перчаткой. Прав ли брат? Может быть, жалкое мгновение боли куда лучше, чем вечный позор?

Даже если это не так, Элатар никогда не осмелится перечить матери. А Анацеа давно решила, каким она хочет запомнить своего единственного сына.

Сквозь вязкую пелену песнопений прорезались шаги. Кантана почувствовала, что кто-то приближается сзади, но оборачиваться не хотелось. Тоска и страх высосали все силы.

– Слушай, Кантана, – тихий голос Нери пронёсся над плечом, – нам обязательно при этом присутствовать?

Она знала, что он спросит это. Она не сомневалась…

– Нельзя отвергать приглашение, – язык Кантаны едва ворочался во рту. Хотелось задать тот же вопрос матери, но зачем, если ответ заранее известен? – Этим вы нанесёте оскорбление нашему клану.

Кантана, конечно, отпустила бы Нери и Мию, будь у неё такое полномочие. Ни к чему иномирянам проникаться чужими обычаями. Их место – в другой стихии. Там, где рождение новой жизни не должно оборачиваться жертвой. Там, где огромные столбы с окнами подпирают мутное небо, и блестящие черви снуют меж ними, бегая по натянутым канатам. Но идти на вольность было рискованно. Мать, непременно, сочла бы такой жест за прямое оскорбление. Ведь даже Вайрана приехала на Посвящение, хотя уже много сезонов не была в родном доме. Весь Девятый Холм знал, на какой ноте старшая дочь разбежалась с Анацеа…

– Но… – протянул Нери робко. Он мялся, подбирая слова, и Кантана понимала, что это отнюдь не от смущения.

– Это не так страшно, как ты думаешь, – обернувшись, она встретила раскрасневшееся лицо Нери. Воротничок его рубашки топорщился под оскудневшим водопадом волос. «Ему очень идёт белый шёлк, – пропел в голове ехидный голосок Сасси, – не находишь, Бессамори?»

Тяжёлый случай! Даже в страшный и волнующий момент голову посещают запретные мысли. Почтенные Покровители, где ваша милость?! Кто бы выстриг скверну из разума, как клок шерсти с паршивого овечьего руна?!

– Они же убьют его у нас на глазах! – губы Нери задрожали. Глаза взбудоражено забегали. – Это самое настоящее зверство!

– Не убьют, а отправят к Покровителям, – поправила Кантана, и с спина стала горячей от ужаса. Процесс пугал её не меньше. – Всё произойдёт очень быстро. Ты даже глазом моргнуть не успеешь.

Шорох шагов, отдающийся в глубинах зала, успокаивал и тревожил одновременно. Заветные минуты приближались. Предчувствие неизбежного всё сильнее стискивало грудь. Больше всего Кантане хотелось отсрочить мгновение Посвящения. Но ещё больше она мечтала о том, чтобы всё поскорее завершилось.

– Я – возможно. Но кое-кто может не выдержать такого зрелища, – Нери оглянулся в конец коридора, где, опустив взгляд в пол, семенила Миа.

Кантана напряжённо выдохнула. Пальцы сжались в кулаки, а ногти впились в ладони. Почему, ну почему он всё время думает о Мии?!

Почему это вообще заботит её? Не так уж он красив и чист душой, чтобы желать его расположения и поцелуев. Уйди, уйди из головы и мыслей, жалкий, слабый неудачник! Губы двигались в такт мыслям, и Кантана вынуждена была прикрыть рот, чтобы ненароком не проронить компрометирующие слова.

– Загородишь ей обзор спиной, – подсказала она, стараясь выглядеть бесстрастной. – Матери всегда делают так, если на Посвящении присутствуют маленькие дети.

– Вы что, и детей на Посвящения водите?! – Нери фыркнул. – Первобытное общество…

Колонна втянулась в белокаменную арку. Взору открылось другое помещение: пустой круглый зал, по центру которого, подобно одинокому утёсу на морской глади, возвышался каменный алтарь, похожий на плаху. Гладкий камень был тщательно омыт водой и начищен, но кое-где на поверхности просматривались размазанные ржавые потёки. «Это всего лишь следы времени», – убеждала себя Кантана, подавляя тошноту.

Неподалёку от алтаря, опустившись на колени, воздавал славу Покровителям Вершитель, облачённый в чёрные одежды. У ног его серебрился отточенный топор. «Крови не видно на чёрном. Он может не переодеваться между Посвящениями», – подумала Кантана. Мертвенный холод разлился внизу живота, остановив дыхание.

Анацеа развернулась к гостям, пересчитывая головы в колонне. И, хотя лицо её по-прежнему закрывала вуаль безмятежности, Кантана заметила, что руки матери дрожат. И у Анацеа Бессамори есть чувства.

В глазах рябило от болезненной белизны стен. Голова закружилась ещё сильнее, когда две жрицы в столь же белоснежных платьях вышли навстречу. Вымазанные титановой пудрой лица поражали жёсткостью и бесстрастием. Конечно, насмотрелись за свою жизнь, небось…

– Встаньте вдоль стен, – скомандовала одна из них, очертив ладонью полукруг, – я наложу заклятие барьера.

– А это что такое? – буркнул Нери, послушно становясь у стены рядом с Кантаной.

– Между нами и Алтарём возведут энергетический барьер, – пояснила Кантана, опираясь на мрамор стены. Холод камня просачивался даже через шерстяную ткань платья. Держать себя в руках Кантана больше не могла. – Чувства заставляют матерей и жён бросаться в центр зала в самый ответственный момент. Барьер нужен для того, чтобы подобного не случилось, и ритуал не сорвался. Мы будем слышать происходящее. А Элатар нас – нет.

Ещё одна жрица в белом вывела из подсобного помещения Дериадэ с Эладе на руках. Даже издали Кантана заметила мелкую дрожь её плеч. Под заспанными глазами Дериадэ набрякли фиолетовые мешки, ресницы слиплись от пролитых слёз. Впрочем, мало кто из жён выглядел лучше во время Посвящения.

Кантана отвела взор, дабы не расклеиться раньше времени, и принялась считать до ста про себя. Но и в глубинах подсознания ужас настиг её: события десятилетней давности внезапно выглянули из мутного зеркала памяти. Когда посвящали покойную дочурку Зейданы, она не сразу узнала на церемонии любимую сестру. Зейдана, пленённая дурными мыслями, не спала перед Посвящением четверо суток…

Краем глаза Кантана увидела, как к Нери подошла Миа. Когда пальцы Нери сжали плечико Мии, в груди предательски заклокотало, и она поглубже вдохнула. На ревность она не имела морального права. Даже если бы ей повезло быть посвящённой, негатив вызвал бы ненужные вопросы и осуждение со стороны. Кантана проглотила вязкий эликсир досады вместе с растекающимся по залу ароматом благовоний. В горле запершило. Глоток чистой воды пришёлся бы сейчас весьма кстати.

– Мне страшно, – Миа уронила голову на плечо Нери. Светлые волосы заструились по рукаву рубашки, как вьюн.

– Мне тоже очень боязно, Миа, – отметил он, отводя взгляд. – Такое чувство, что я сейчас сквозь землю провалюсь.

Грохот гонга сотряс воздух, подобно грому второго сезона. Жрицы что-то говорили, но звон в голове не давал внимать лозунгам и словам утешения. Когда они, наконец, замолчали, Дериадэ начала шествие по кругу вдоль барьера, держа перед собой дочь. Это значило, что начало ритуалу положено, и пути назад уже не будет. Впрочем, был ли он вообще?

Ощущение бессилия и невозможности изменить предначертанное давило на грудь, подобно каменной плите. К мучительному волнению и тоске примешалось едва уловимое раздражение. Кантана стиснула зубы, чтобы не завыть волком. Дёсны отозвались тупой болью.

– Она отвратительно выглядит, – выдохнула Миа, следя глазами за Дериадэ. – И младенец. Он явно нездоров. Кожа синюшная и почти нет активных движений.

– Ты бы выглядела лучше, если бы твоего мужа приносили в жертву на глазах у толпы? – не к месту съязвил Нери, снова сжав её плечо.

Жест этот казался настолько интимным, что Кантана зажмурилась, лишь бы только не видеть, как морщится воротничок Мии под его пальцами. Сердце не к месту зашлось, выпустив в сосуды порцию раскалённого свинца. Новый шумный вдох отозвался болью. Кантана отдала бы всё на свете, лишь бы узнать, что происходит с её мироощущением и почему Нери 42 так сильно на неё влияет. Откуда взялись эти незнакомые, неадекватные эмоции, отравляющие разум и тело?!

Бледность тронула веснушчатые щёки Мии. Разноцветные глаза нервно забегали.

– У меня нет мужа, – буркнула Миа, утыкаясь носом в рукав Нери. Кантана готова была поклясться, что она сделала это нарочно.

– Но когда-нибудь ведь будет, – губы Нери растянулись в неопределённой гримасе.

Кантана прострелила его висок сердитым взглядом. Смеет же ехидничать на священной церемонии! Ещё большее раздражение вызывало то, что улыбка Нери предназначалась другой, хотя она никогда не осмелилась бы себе в этом признаться.

– Миа! Ты хочешь сказать, что… – попыталась она подхватить нить разговора.

– Именно, – отрезала Миа, и кровь в сердце Кантаны смёрзлась ледяными кристаллами. – Твой брат зря отдаст сегодня свою жизнь. Малыш не проживёт долго. Как пить дать… Он на краю гибели.

Мурашки побежали по плечам, стремительно спускаясь к ладоням. Кисти рук онемели.

– Это девочка, – поправила Кантана едва слышно.

– Смерти всё равно, – сипло выдохнула Миа, снова уткнувшись в плечо Нери.

Ревность опять метнулась под кожей, но на этот раз боль отдачи затёр страх. Пытаясь сдержать подкативший приступ тошноты, Кантана закрыла рот ладонью. Глаза наблюдали за происходящим, противясь воле.

Дериадэ почти обошла круг. Скоро она вернётся к алтарю и жрицы выведут Элатара, позволив супругам попрощаться. А потом Дериадэ и малышку отведут за барьер, и…

Кантана не без любопытства выглянула из-за плеча Нери, оценивая обстановку у противоположной стены. Зейдана искоса поглядывала на алтарь, распрямив спину и сжав ладони в замок. Вайрана хмурилась, сложив руки на груди, как щит. А мать как всегда не показывала эмоций, отрешённо наблюдая за происходящим. Но кому, как ни Кантане было знать, что ледяная броня Анацеа – всего лишь защитная маска. Мать не раз говорила, что полный контроль над эмоциями – высшее проявление силы. И в подобные моменты Кантана подумывала, что прародительница клана права в своих убеждениях.

Дериадэ встала у алтаря и покорно опустила голову, по-прежнему держа малышку перед собой. Даже издали бросалось в глаза, как дрожат её ноги под длинной юбкой. Одна из жриц, приобняв девушку, окропляла её кудрявые волосы благовониями. Вторая, отстранившись от процессии, поспешила к двери, ведущей в подсобку.

Когда из проёма показалась фигура брата, облачённая в белые одежды, сердце Кантаны, заклокотав, провалилось в пятки. Больше всего на свете она боялась разрыдаться, проявляя слабость и подавая дурной пример присутствующим. Поэтому она поспешно отвела глаза, когда Элатар сухо обнял жену у алтаря.

До слуха донёсся надсадный плач Дериадэ, и к горлу снова подступила тошнота. Кантана сглотнула, вспоминая неприятный эпизод на руинах. Крепкая судорога пробежала по пищеводу вниз. Так-то лучше.

Гонг ударил во второй раз. Раскатистый звук вознёсся к потолку, задрожав на вензелях огромных люстр. Действо переходило в фазу кульминации. Только бы не потерять сознание от напряжения!

Одна из жриц приоткрыла барьер, пропустив Дериадэ с малышкой к стене, и тут же залатала брешь. Дериадэ, скользнув к стене, упёрлась в неё головой, не желая поворачиваться к алтарю. Теперь жена Элатара уже не могла ничего изменить. Как и все они.

Повинуясь нахлынувшему альтруистическому инстинкту, Кантана ринулась к плачущей Дериадэ. Распахнув руки, стиснула её и малышку в объятиях. Кучерявая голова Дериадэ легла на её плечо, а слёзы моментально пропитали воротник. Сейчас молодая мать не принадлежала этому миру, балансируя на грани, отделяющей явь от небытия. Между избранными и Покровителями… Кантана погладила Дериадэ по спине, пытаясь хоть немного заглушить её боль. Та лишь отозвалась стоном.

– Элатар, – пронёсся над залом голос жрицы. Краем глаза Кантана видела фигуру брата у алтаря. Он держался молодцом. – Перед тем, как ты уйдёшь к Покровителям во имя Великого Посвящения дочери своей Эладе, мы обязаны спросить тебя, готов ли ты принести эту жертву в знак подчинения Устоям и Положениям, по которым велели жить Покровители? На всё твоя воля.

Бросая взгляды через плечо, Кантана наблюдала за матерью. Анацеа уже не казалась непоколебимой. Ледяная оболочка таяла, пропуская наружу невидимые глазу слабины. Сжав кулаки, прародительница клана кусала губы. Старшие сёстры рядом держались за руки, будто нашкодившие дети.

Дериадэ застонала в шею Кантане. От горячего дыхания по коже побежали волны жара.

Элатар стоял в центре зала, дыша полной грудью. Щербатый горб алтаря, отбрасывающий клиновидную тень, походил на могильный камень. Вершитель чуть поодаль хмуро разглядывал свои ботинки, ожидая, когда жертва согласием даст разрешение на священное действо.

Но Элатар не спешил отвечать. Напряжённое молчание липкой паутиной растянулось по залу. Даже стоны и всхлипы не могли прорвать кокон зловещей тишины. Секунды капали, как пылинки в колбе песочных часов.

Кантана ещё раз взглянула в лицо Элатара. Глубокое дыхание ритмично приподнимало плечи. Неопределённость затягивалась.

– Элатар… – повторила жрица.

– Я Вас прекрасно слышу, – пробормотал он в ответ. Взгляд его устремлялся в никуда и, казалось, пронизывает стены Храма насквозь, улетая за пределы Девятого Холма, на мёртвые земли.

– Покровители просят твоего слова, – поторопила жрица.

Губы Элатара сжались. Тишина вернулась, и на этот раз она была куда гуще и пронзительнее. Даже Дериадэ замолкла, слившись с ней.

– Решайся, Элатар, – голос жрицы прервал безмолвное мгновение. – Покровители поощрят тебя за мужество.

– Помолчите, – отрезал тот.

Анацеа за барьером возмущённо ахнула.

– Дерзкий мальчишка! – процедила она. – Видно, мало в детстве порки получал!

Уловив нотки уверенности в голосе брата, Кантана облегчённо выдохнула. За жалкую долю секунды она поняла: Элатар знает, что нужно делать. И он, наконец, готов проявить свою волю. Брат переборол извечный страх самостоятельности и сделал шаг. Теперь Элатар сам решает, куда идти. Это – его триумф. Пусть даже торжество победы не растянется больше, чем на несколько жалких мгновений.

Тишина снова накрыла зал толстой периной. Вот только на этот раз из шёлкового наперника торчали острые иглы. Когда голос Элатара, наконец, зазвучал в сгустившемся воздухе, они вонзились под кожу.

– Я отказываюсь отдавать свою жизнь.

5

Какофония вдохов наполнила воздух и тут же сменилась новым залпом тишины. Кантана улыбнулась: страх отступил вместе со словами Элатара. Твёрдый взгляд брата говорил сам за себя: Элатар понимал, на что идёт. И его решение – хорошо осмысленный ход, а не спонтанный каприз. Элатар продумал всё заранее. Возможно, он сделал выбор ещё до того, как три дня назад явился незваным гостем к ужину в материнский дом.

Дериадэ приподняла голову над плечом Кантаны, и тут же снова уронила её. Кантана осторожно погладила её плечо. Избранница Элатара слишком устала, чтобы понять всю трагичность происходящего.

Словно ища ответа, Кантана поймала лик Зейданы. И готова была поклясться, что в уголке рта старшей сестры тоже дрожит улыбка облегчения. По крайней мере, теперь взгляд Зейданы был безмятежен и светел. Вайрана рядом с ней изумлённо хмурила брови, но даже на её лице Кантана не могла прочесть осуждения. Когда янтарные глаза Зейданы вкрадчиво скользнули по её лицу, Кантана рискнула приподнять уголки губ.

Живой среди настоящих. Треклятые Разрушители… Элатар, ты сделал это! Кантана едва держалась, чтобы не разразиться аплодисментами. Лишь она понимала, на какие жертвы пришлось пойти Элатару, чтобы превозмочь желание безмолвно потакать Устоям. Слишком уж они походили друг на друга в своей нерешительности.

Анацеа заговорила первой.

– Элатар просто оговорился, – пояснила она гостям. – Мальчик очень волнуется.

– Не думаю, – Зейдана покачала головой.

– Прошу вас, – Анацеа направилась к центру зала, – дайте мальчику ещё один шанс!

Барьер оттолкнул её, как котёнка. Ослепительная золотая вспышка – и неведомая сила вернула Анацеа на место.

– Ничего себе, – изумился Нери, проводив взглядом переливающийся луч.

– Теперь ты видел всё, – с сарказмом выдавила Миа.

– У меня всё чаще возникает чувство, что я сплю, – прохрипел Нери, лукаво посмотрев на подругу. – Или что мы оба диссоциировали, как ты говорила.

– А, может быть, и вправду диссоциировали? – Миа скосила взгляд и одарила Нери таким неоднозначным взором, что у Кантаны засвербило под ложечкой от ревности.

– Не исключено, что диссоциировал я один, – Нери принялся подыгрывать ей, и Кантана поняла, что если это будет продолжаться дальше, она взорвётся, – а ты мне просто кажешься.

– Может, тогда это ты моя галлюцинация? – выпалила Миа.

– Не время для шуток! – услышала Кантана свой голос издалека, словно из другой Вселенной. – Прошу вас, ведите себя прилично.

– Прости, Кантана, – Нери робко обернулся.

– Элатар, уверен ли ты в своих словах? – переспросила жрица, и Кантана заметила, как по лицу Анацеа скользнула тень облегчения.

Элатар оглядел зал, будто спрашивая у присутствующих совета. Но никто, увы, не мог повлиять на его решение. Никто не рисковал поддержать безумную идею, противоречащую Устоям и Положениям, да и толкнуть на смерть не мог тоже. И лишь Кантана уже давно поняла, что желает видеть Элатара живым. Пусть даже с клеймом во лбу, но в реальном мире. Она не могла осуждать даже своего отца за побег от беременной матери. Даже в минуты, когда смотрела с высоты прожитых лет на свою несчастную судьбу, на которую обрёк её именно он. Кантана не испытывала к отцу ни негатива, ни презрения: родись она парнем – тоже отказалась бы от зверского обряда. Что может быть хуже, чем умереть у всех на виду, под тянущиеся, заунывные песнопения?!

Но ещё глупее и унизительнее умирать ради цели, которая прекрасно достижима и без жертвы.

– Я отказываюсь, – прогремел над залом уверенный голос Элатара. Звук набрал объём и, казалось, раздвинул стены помещения, озарив его солнечным светом. – Я готов к ссылке.

– Может быть, дать тебе время подумать? – переспросила жрица.

– И в третий раз я скажу то же самое, – буркнул Элатар. – Я не отдам свою жизнь.

– Так ты готов принять наказание Покровителей, Элатар? – с осуждением прогорланила жрица. – Оно будет жестоким.

– Даже если Покровители и следят за нами, они не наказывают, – возразил Элатар с твёрдостью в голосе. – Наказывают люди, за огрехи, придуманные ими же. Но чаще мы наказываем себя сами, и это – самая страшная кара.

Кантана не без любопытства посмотрела на мать. Нет, Анацеа не плакала. Даже не давала волю эмоциям: лишь сложила руки на груди и опустила голову. В глубине души Кантана надеялась, что и мать радуется произошедшему. Конечно, Анацеа никогда не признается в этом ни себе, ни другим, но, возможно, ей будет легче осознавать то, что сын жив.

– Клеймо, – ровно скомандовала жрица.

Вершитель, подобрав топор, послушно удалился в подсобное помещение. Жрицы принялись разжигать огонь в специально отведённом месте в центре зала.

Элатар спокойно встал чуть поодаль, ожидая неизбежного. Он знал: ему не сбежать – силовой барьер окружал все выходы. Кантана надеялась поймать его взгляд, но он упрямо смотрел в пол. Должно быть, в мыслях он уже попрощался с родными, приняв свою участь.

Кантана зачарованно смотрела, как Вершитель подносит раскалённый добела вензель на трости ко лбу Элатара, и как он гордо поднимает лицо, встречая жар металла. Он не кричал, как это бывает обычно, когда клеймо коснулось его лба и тонкая кожа запузырилась, обугливаясь. Он даже не вздрогнул, словно находился вне тела, далеко отсюда. И не оглянулся, прощаясь, когда Вершитель выводил его через дополнительную дверь, чтобы отвести на Путь.

Дверь захлопнулась за ними, оставив зал зловеще пустым. Сегодня Алтарь остался чист. Это значило, что Элатар будет жить. И он будет помнить о родных даже там, в Пропасти. Память сильнее близости. Памяти неподвластно время. Она может возвратить на десятилетия назад, омолодить и возродить все оттенки чувств, заново раскрасив безликий холст равнодушия. Ей под силу вернуть родных и друзей, воскресить мертвецов, расставить «до» на место всех «после».

– Успокойся, Миа, – услышала Кантана голос Нери. Край глаза поймал два обнимающихся силуэта, но ревности в душе уже не было. Слишком уж впечатляли события последних минут, как бы она ни была им рада. – Всё позади.

– Давай уйдём отсюда, – шёпот Мии казался необычайно гулким.

Всё было кончено, раз и навсегда. Для Элатара и для всего клана Бессамори. По тихой гавани семейной жизни пролегла полоса разлома, навек изменив контуры побережья. По щекам бежали потоки слёз, но Кантана не могла остановить плач. Мыслям и телу необходимо было очиститься.

– Кантана, – вывел её из оцепенения робкий шёпот.

Дериадэ смотрела в никуда широко распахнутыми глазами. Однако щёки её были сухими: должно быть, выплакала все слёзы ещё до исхода церемонии. Губы, испещеренные сетью трещин, приоткрылись в попытке выронить слова, но Кантана уже поняла всё. Открытые глазки младенца затуманились поволокой, по векам расплылись синевой глубокие тени. И если во время Ритуала девочка ещё пыталась шевелиться, то теперь она походила на тряпичную куклу.

– Что произошло? – поинтересовалась Кантана робко, но настойчиво, будто желая дорваться до ничтожной вероятности хорошего исхода.

– Эладе не дышит, – отрезала Дериадэ, отрывая от сердца обмякшее тельце дочери и превращая смутные надежды в пепел. 

Глава 4
Когда смерть дышит в спину

1

Бархатную тишину колыхали всхлипы и едва уловимый шёпот. Нити блеклого света высвечивали падающие пылинки и трещины на обоях.

– Ты ни в чём не виновата, – Тиарэ гладила Анацеа по голове. – Покровители не посылают людям испытаний не по силам. А избранные для великих дел получают вдвое больше, чтобы сделаться сильнее и мудрее.

– Покровители что-то путают. Так только обозлишься сильнее, – всхлипнула Анацеа, вжимаясь в плечо подруги. – Никогда, никогда ещё жизнь не приносила мне ничего хорошего!

– Ты должна просто принять и пережить это. Однажды ты будешь счастлива, я обещаю!

– Слишком уж долго длится это «однажды»…

Минуло три часа с момента окончания ритуала Посвящения. Три круга по циферблату от мгновения, когда Покровители забрали крошку Эладе, гневаясь за проступок Элатара. И два с половиной с тех пор, как Анацеа ввалилась в дом единственной подруги в надежде выплакаться; ведь в особняке клана она не могла позволить себе подобную роскошь. Дочери не поняли бы, или, что ещё хуже, напугались бы. Или высмеяли. Или подхватили бы рыдания, превратив дом в келью мучениц. Лишь Тиарэ давным-давно знала, что прародительница клана Бессамори не каменная. Только лучшей подруге Анацеа не стеснялась открыть свои слабости и червоточины.

– Пережить?! – возмутилась Анацеа, вытирая слёзы. – У тебя нет детей, и говорить тебе легко!

– Не делай поспешных выводов!

– Я упустила что-то важное в его воспитании, – Анацеа чувствовала себя беспомощным котёнком, выброшенным в разгар Первого сезона на улицу, но не могла остановить плач. – И ответственность за его проступок перед Покровителями теперь на мне!

– Неправда, – что-то в словах Анацеа задело Тиарэ, но она рискнула возразить. – Просто твой сын, наконец, стал личностью. Элатар вырос, Анацеа! Ты никогда не сможешь контролировать помыслы своих детей, как бы ни стремилась к этому. А их поступки – тем более.

– Но я должна была вложить в него лучшее, что могла! – Анацеа обессилено ударила кулаком по мягкой обивке дивана. – Проклятая кровь его отца оказалась сильнее. Какая же я мать, если не смогла вылепить его идеально!

Тиарэ, обхватив Анацеа за плечи, неожиданно отлепила её от себя и грубо потрясла, выводя из оцепенения. Анацеа старалась опустить голову, чтобы не встречаться с подругой взглядом. Но ясная аквамариновая голубизна всё равно прожгла насквозь, как калёное железо. Как металлическая, побелевшая до боли в глазах плашка, которой три часа назад заклеймили её единственного сына.

– Хватит насиловать своих детей, Анацеа, – голос Тиарэ на этот раз звучал раздражённо и сердито, и Анацеа задохнулась от неловкости за то, что вызвала у подруги неприятные эмоции. – Просто позволь им быть такими, какие они есть! Тебе не слишком повезло в жизни, но они не виноваты в этом. Отпусти их. Это же не сложно.

– Считаешь меня тираном?!

– Ну, – Тиарэ разжала ладони.

– Говори же!

– Немного, – та умиротворённо улыбнулась. – Но я люблю тебя именно такой.

– Любишь?!

Тиарэ неоднозначно ухмыльнулась в бороду и, с парадоксальной грацией кошки метнувшись к плите, затушила огонь. Чайник давно вскипел, и теперь потоки пара клокотали внутри, подбрасывая крышку. Прозрачное варево, источающее аромат мелиссы, забурлило и заискрилось в стакане. Тиарэ робко протянула наполненный сосуд Анацеа. Та с шумом отхлебнула кипятка и поджала обожжённые губы. Капелька выскользнула из уголка рта и покатилась по подбородку.

– Надеюсь, мне не придётся сажать тебя за печати, пока ты не успокоишься? – Тиарэ напряжённо хохотнула, вытирая шею Анацеа салфеткой.

– Расскажи лучше, что новенького по заражённым, – попросила Анацеа.

– Жреческий актив хочет вводить карантин, – пробормотала Тиарэ, отворачиваясь к окну. – Пропасть уже заражена полностью. Уже есть несколько сомнительных случаев и наверху, но…

– Но что?! – Анацеа обхватила стакан, грея дрожащие руки. Поверхность жидкости, сминаясь, заходила ходуном.

– Карантин – не выход. Будет только хуже.

– Почему это?

– Я полагаю, что информация сильно приукрашена, – призналась Тиарэ. – Слышат звон, да не знают, где он. У жрецов – паника, и они принимают действительное за то, чего так боятся. Это могла быть та же ветрянка или краснуха. Поэтому карантин – это прямой путь к бунту и массовой истерии. Так же, как и публичное оглашение сложившейся ситуации.

– А что насчёт Пропасти? – протянула Анацеа с долей надежды. Она ненавидела себя за мысли о будущем Элатара, но иных в голове не было. – Сведения о захворавших ссыльных тоже приукрашены, на твой взгляд?

– Увы, нет. Я видела всё своими глазами.

– Значит, Элатар теперь может подхватить недуг Пропасти?!

– Может, – подтвердила Тиарэ. – Удивлена, что ты так часто меняешь своё мнение. Когда ты зашла сюда, ты упрямо отрекалась от сына и даже говорила, что у тебя его нет!

– Давай смотреть на вещи объективно, – вздохнула Анацеа, снова отпивая из стакана. Горячий пар заструился вокруг лица, обдавая щёки крошечными капельками. – Элатара больше нет со мной. Он отрёкся от клана и семьи, когда произнёс последнее слово. Значит он – предатель. Как я должна относиться к нему?!

– Нет ничего страшного, если тебе больно, – Тиарэ тепло улыбнулась. – И то, что ты волнуешься за Элатара – нормальное явление. Кровные узы не разорвать. А память будет объединять вас даже тогда, когда ты будешь меньше всего этого желать.

Анацеа не нашла ответа. Аргументов она не припасла – не до этого было. Да и Тиарэ замолчала, не желая нагнетать ситуацию. Жареным в комнате запахло уже давно… Глоток за глотком, Анацеа осушила стакан, оставив лишь едва заметную лужицу на донышке. Последний оказался самым горьким и невыносимым. Словно в сухую пустыню горла лился не тёплый успокаивающий отвар, а слёзы.

– Как там Длань? – поинтересовалась Тиарэ, когда всхлипы Анацеа прекратились, и кухню заполонила звенящая тишина.

– Никак, – Анацеа с пренебрежением фыркнула. – Всё больше убеждаюсь в том, что девочка не та, которую мы ищем.

– А если я скажу, что та? – Тиарэ едва заметно усмехнулась.

– Миа – стихийница, – промолвила Анацеа утомлённо. – Ты сама прекрасно видела, как она чуть нас не спалила заживо.

– В Устоях есть глава о стигмах, – продолжала гнуть свою линию Тиарэ. – Помнишь её всю?

– Сейчас уже и не вспомню… Наставня далеко за плечами. Давно дело было.

– А зря, – Тиарэ вздохнула. – Для того Покровители и заставляют нас постоянно перечитывать Устои. Я прочла на днях, что разноглазие изредка даёт владение двумя потоками. И двух Покровителей соответственно.

– Изредка, – Анацеа почувствовала, что раздражение снова бурлит в груди. – Чувствуешь, что это за слово?

– «Редко» не значит «никогда». Девочка ведь сама говорила, что умеет открывать порталы. И, кстати: ты видела это своими глазами и не можешь отрицать!

– Я не верю, – отчеканила Анацеа. – Не могу объяснить, почему, но очень сильно сомневаюсь. Интуиция.

– Откуда он тогда взялся?! – продолжала негодовать Тиарэ. – Из воздуха?

– Может быть, Миа – ось? – высказалась Анацеа. – Как ты сама. Как Кантимир. Об этом ты не подумала?!

– Почему же девочка тогда не рассказала про вторую ипостась? Ось всегда знает о ней с первого контакта!

– А то, что она просто решила промолчать, тебе не приходило в голову?!

– Ты видела в окне её дубля, Анацеа? – Тиарэ неожиданно снизила голос на пару тонов и опустилась около подруги на корточки, взяв её за руки. – Просто скажи: да или нет.

Анацеа напряжённо мотнула головой. Разговор грозил перерасти в ссору, и рациональная её часть понимала, что лучше оставить эту тему, если не хочет потерять подругу. Но интуиция настойчиво насвистывала в уши, что Тиарэ не права. Она, как всегда, не желает копать вглубь и видит лишь то, что желает видеть.

– Тиарэ, – произнесла Анацеа после долгих, растянутых до предела секунд молчания. – Если ты так уверена, что Миа – Длань, то почему ты не возьмёшься учить её основам? Глядишь, она уже подтянула бы навык.

– Я просто не думала, – Тиарэ вскинула на подругу влажные глаза. – Но к такому повороту готова. Потому что несколько лет назад мне и самой нужна была помощь, помнишь?

– Как тут не помнить, – Анацеа ощутила, как по губам скользит усмешка. – Тебе тогда досталось…

– Ей тоже досталось, – оборвала Тиарэ. – Не обижай девочку. У меня появился план, который я хочу вынести на обсуждение. И Миа может нам помочь. Если подтянет навык, конечно.

– Помочь?

– Скажу больше: возможно, она – наша единственная надежда, – Тиарэ повела глазами. – Помнишь о скрытом сердце?

– Да, конечно. Но при чём тут это? – не поняла Анацеа. – Вот уже много годовых циклов на скрытую землю не ступала нога человека. Это священное место, которое не подобает осквернять.

– Покровители оставили эту землю нам, чтобы спастись, – отрезала Тиарэ. – Длань может перенести туда заражённых и изолировать их. Временно. Пока хворь не отступит.

– Это недопустимо! – возмутилась Анацеа.

– А допустимо ли вести Девятый Холм к верной погибели?!

– Погоди. Рано бить в колокола. Ещё не всё потеряно. Возможно, недуг не пройдёт наверх.

– Нужно к худшему готовиться, – Тиарэ невесело улыбнулась. – Жрецы научились ставить защиту на здоровых, да и только. Недуг исцелить пока невозможно. И он заразен.

У Анацеа не хватило сил, чтобы возразить. Её вообще ничего не интересовало, кроме одного… Подобно кораблю, попавшему в эпицентр бури, она наткнулась на риф и колотилась кормой о камни. Мысли, блуждая по замкнутому кругу, возвращались к затёртой точке преткновения. К точке, которую хотелось уничтожить, как пятно дурной крови.

К Элатару.

Но воспоминания – это не кровь. И не огонь. Их нельзя затереть и погасить даже самым мощным волевым порывом. Даже сотней годовых циклов и тысячей сезонов, переплетённых перехватами межсезоний.

И Анацеа презирала себя за это.

2

– Огонь, говоришь? – глаза Кантаны хищно блеснули. – Ну-ка, покажи скорее!

Искорёженные яблони убегали назад. Изломанные ветки, покрытые инеем, сплелись в коридор над головами. Холодало. Северный ветер нёс колючки измороси. Скоро на Девятый Холм явится настоящая зима: терпкая и едкая, как замороженный ликёр. Здесь это время называют Первым Сезоном. Но, как ни окрести зловещую пору, суть не изменится. Незачем подбирать пёстрые названия, которые всё равно не замаскируют чёрно-белой истины. Зима – это остановка. Гибернация. Смерть. И бесконечная, прозрачная, как стылый воздух, печаль.

Но, как ни странно, Мии стало жарко от просьб. Даже на холодном ветру. Наледь на ресницах внезапно растаяла, превратившись в блестящие капли. Утерев щёки, она с сомнением покачала головой.

– Извини, Кантана.

– Что тут такого? – уголки рта Кантаны поползли вверх.

Миа с пренебрежением фыркнула. Удивительная же особь эта Кантана Бессамори! Её родного брата изгнали часом ранее, а она смеётся, словно жизнь подбросила ей чизкейк со взбитыми соевыми сливками. И не притворяется ведь! Кантана хорошо умеет вешать лапшу на уши, но на этот раз её воодушевление слишком очевидно. Инцидент с Элатаром, похоже, зарядил её на полную. Миа, конечно, могла оправдать чувства Кантаны, но делать этого и не хотелось. Она и сама не пережила бы, если бы её брата с позором лишили жизни на глазах у толпы, под заунывные песнопения. Уж лучше ссылка. Тюрьма. Да даже Мельница!

Только вот брата у неё не было. Но всё же, если представить гипотетически…

– Мой дар почему-то проявляется в самый неподходящий момент! – Миа зажалась, стараясь отгородиться от детального допроса. – И я боюсь, что он даст о себе знать, когда я совсем не буду ждать этого. Ночью, например, когда я буду спать. Я же подпалю ваше имение и сама не замечу! А твоя мать и так ко мне неровно дышит.

– Это нормально, Миа, – Кантана провела ладонью по плечу Мии, заставив её брезгливо отшатнуться. – Ты ведь не знакома с основами. Мощную магию сложнее обуздать. Мне тоже нелегко. И все мы боимся, поверь. Даже моя мать, наверное.

Миа закусила губу. Кантана стояла перед ней: тёмная и яркая, похожая на выжженное пятно на сером небе. Несмотря на то, что она тщательно запудрила и подрумянила щёки, на скуле всё равно проступала корочка кровоподтёка. В каждом жесте и слове её сквозило скрытое превосходство, и это раздражало.

– Сегодня утром, – Миа с трудом подбирала слова. Очень не хотелось делиться своими промахами с Кантаной, но только так можно было объяснить, что происходит, – я сильно расстроилась. И вокруг меня, ниоткуда, появилось огненное кольцо. Я запаниковала и едва успела потушить пожар. Но я не вызывала его специально, в чём же дело?

– Магия призвана защищать своего обладателя, – пояснила Кантана. – Нам говорили так в Наставне. Вернее, им говорили, а я подслушала. Когда эмоции и чувства овладевают нами, магия может пойти своим путём. Навыки контроля – тонкое искусство, которому надо учиться.

– Научишь? – Миа перешла в наступление.

Кантана остановилась, растерявшись. Чёрные складки юбки взлетели на ветру, как крылья. Миа едва держалась, чтобы не фыркнуть ей в лицо. Одного взгляда на Кантану хватало, чтобы понять: связываться с Мией в делах магических она не собирается.

– Если бы я умела сама, – Кантана развела руками, изобразив сожаление, – и проблем бы не было никаких. И вы бы сюда не явились против моего желания… Может, я знаю чуть больше о процессе, но в навыках контроля мы равны.

– Вот блин! – только и сумела выговорить Миа.

– Погоди. Тобой интересуется Совет. Глядишь, и научат чему-нибудь. А ты потом научишь и меня, – Кантана снова улыбнулась.

– Дохлый трюк, – Миа насупилась. – Пока я не докажу им, что я – Длань, никто не обратит на меня внимание. А я не докажу этого ни сегодня, ни завтра. Сама знаешь, почему.

– Даже если этого не произойдёт, они непременно заставят твою магию подать голос! Любопытство сильнее здравого смысла! И для них – тоже.

– Ты, конечно, знаешь об этом лучше всех. Но за это время я успею спалить целую улицу, – Миа усмехнулась. – Может, даже не специально. Не исключено, что и ты под горячую руку попадёшь!

Кантана неожиданно остановилась посреди тропы.

– Не угрожай мне, Миа, – она изобразила на лице мягкую улыбку. – Помни, что ваша тайна у меня. Здесь не любят чужих. Я могу подать голос в любую секунду.

– Тоже мне, – Миа отвернулась. – Думай, что говоришь прежде, чем рот открывать. Мы знаем кое-что поинтереснее, и нас двое.

– А кому здесь поверят больше?!

– Как ты не понимаешь? Выдашь нас – сразу всплывёт твоё преступление. Это же как день ясно. Чем там у вас наказывают колдующих невосвящённых?

– И где ты отыщешь доказательства, что это произошло по моей вине, а не по чьей-нибудь ещё?

– Портал, – выпалила Миа. – В гостиной. Когда я спасла тебя от разоблачения! Помнишь?

Кантана, разъярившись, отвернулась. Казалось, что кровь в её сосудах кипит и бурлит, подобно лаве разбуженного вулкана. На щеках проступили красные пятна. Посмотрите-ка: госпожа Бессамори рассержена не на шутку. Ещё чуть-чуть, и пар из ушей повалит. Миа на всякий случай подалась назад. Заметив боязливый жест, Кантана прыснула.

– Не бойся меня, – голос её был твёрд, – бойся своих намерений и тёмных мыслей. И не смей говорить о том, о чём не просят.

– Так я и знала, что ты ничего из себя не представляешь, – перебила Миа. – Я всего лишь просила помощи, а ты начала угрожать.

– Помощи? – хохотнула Кантана. – Ничего не представляю из себя? Признайся, твоей целью было меня задеть? Если так, то не получилось! Я не по зубам тебе.

– Да, помощи! Но у тебя всё в который раз свелось к тебе самой! – возмутилась Миа, чувствуя, как голова начинает кружиться. – Смекни уже! Мне всё равно, что ты обо мне подумаешь, и какие эмоции я у тебя вызову. Мне просто нужна помощь! Помощь и совет! Ничего больше!

– Миа, просто скажи, – проговорила Кантана с неожиданным спокойствием, – всё ведь из-за Нери?

Мощный порыв ветра рассёк воздух, заглушив последнее слово. Запахло горелым. В пространстве между ними, зайдясь громким шипением, обозначился огненный шар. Он вспыхнул оранжевым взрывом и тут же погас, раскидав по воздуху полоски дыма. Всё произошло так быстро, что они даже не успели испугаться. Лишь два лёгких полувздоха пронеслись по саду, раскачав воздух.

– Видела?! – с сомнением переспросила Миа.

– Видела, – вздохнула Кантана.

– И что мне с этим делать? Я только это спросить хотела!

Кантана молчала, с сосредоточением поглаживая подбородок. Не иначе, как намеренно тянула время, пытаясь выглядеть глупой и непросвещённой.

– Пойду домой, – отрезала Миа, пресекая натянутую тишину. – Возьму пальто и проведу ближайший месяц где-нибудь в лесах. Чтобы уж точно ничего не поджечь. Так будет лучше.

Демонстративно развернувшись, Миа засеменила к крыльцу. Рассеянный взгляд то и дело терял дорожку. Нет, она думала не о магии. И не о том, что однажды, проснувшись (или не проснувшись?) утром может обнаружить себя на пепелище в мёртвом доме. В голове звенел последний вопрос Кантаны. О Нери. И она пыталась ответить на него хотя бы самой себе, но не получалось.

Топот ног ударил в спину, и Миа догадалась, что Кантана бежит следом. Ну, неужели совесть проснулась? Разговаривать с юной Бессамори больше не хотелось. Она действовала на неё, как триггер. Миа даже успела пожалеть о том, что доверила Кантане свою тайну.

– Не спеши отчаиваться! Я попробую найти того, кто сможет помочь тебе, – рука Кантаны легла на плечо.

Ветви зашептались над головой, словно предвещая беду. Миа послушно остановилась. И как вести себя дальше, чтобы не позволить конфликту разгореться в полную мощь?! Кантана, конечно, не самая приятная особь, но разные взгляды – не повод для вражды. Особенно сейчас, когда привычная жизнь оборвалась, выкинув в жерло незнакомого мира.

– Правда? – промямлила Миа.

Что ещё она могла сказать?

В глазах юной Бессамори загорелось вкрадчивым огоньком сомнение, и Миа, наконец, получила ответ на свой вопрос. В этой ситуации был и повод для радости: Кантана тоже не хотела наживать себе врага.

3

Мутные лучи прорезались сквозь окна, оседая на стенах острыми полосами. Гул голосов, врывающихся в каморку, оповещал о начале очередного замкнутого круга. Новый рабочий день. Новое утро: скомканное и ленивое. Новая порука. Неизбежность.

Туша поросёнка, разрубленная пополам, валялась на полу подсобки, истекая кровью. Лохматые волокна мяса казались болезненно-алыми рядом с обескровленной кожей. Вязкая багровая лужица расползалась перед Нери, угрожая коснуться ботинок. Приторно-сладкий запах с отвратительным душком спирал дыхание. Даже воздух от него становился стянутым и липким.

– Ты совсем криворукий, да?! – Донат в очередной раз ударил стену, и Нери прикрыл глаза, ожидая лобовой атаки. – Не знаешь, когда рубить?! Говорил же тебе, кровь ещё не вся стекла!

– Вижу, – промямлил Нери, потупившись. Топор болтался в его руке, как маятник.

– Ты запоганил всю вырезку! Скажи на милость, маменькин сынок, окупится ли мне эта туша?

Нери ещё крепче сжал топорище и попытался проглотить обиду. Эмоции снова угрожали перебить голос здравого смысла. Ярость рвалась наружу под напором, как влага из подземного источника. Он яростно кусал губы, прогоняя аффект. Остался лишь один путь: молчать до последнего, принимая оскорбления, как должное. Мрачная уверенность закралась в подсознание, стиснув плечи: ещё одна придирка, и он ударит Доната топором. А потом продаст на вырезку. И никогда об этом не пожалеет.

– Можно разрубить её на рагу, – предложил Нери робко.

– Я, скорее, тебя на рагу порублю, сопляк! – рявкнул Донат, и Нери содрогнулся, как последний трус. Оказывается, у оппонента те же мысли! Вот и не верь в теорию отражения. – Вот только жил у тебя многовато!

Нери стиснул зубы, стараясь не сболтнуть лишнего. Наружу рвались хамоватые шуточки с пожеланиями работодателю быть разодранным на шпик с чесноком.

– Вы очень добры, – выцедил он, наконец.

– Да, змеёныш! Я очень добр к тебе, потому что позволяю отработать долг! Я мог бы сообщить о твоём проступке сам знаешь куда. Не думаю, что тебе хотелось бы держать ответ!

– М-м-м…

– А теперь твой долг вырос! – продолжал распыляться Донат. – Кто оплатит мне этого поросёнка? Теперь его нельзя продавать!

– Это только ваши домыслы, – рискнул возразить Нери. – Неужели от того, что я оставил в туше немного крови, мясо стало хуже?

– Ты бы стал покупать такие куски на стол своей семье?! – Донат снова ударил кулаком в стену, и доски заскрипели, всхлипывая. – Да ни один уважающий себя человек на Девятом Холме не положит такое на праздничное блюдо! Разве что, бедняк, у которого и денег на мясо не хватит. Кончай измываться! Сам знаешь, что ерундой занимаешься!

– Какие глупости! – ярость снова накатила на Нери.

– Глупости, значит?! – рявкнул Донат. – А ну-ка отмой подсобку от этого дерьма! Бери ветошь и в путь! А я посмотрю, насколько хорошо ты справляешься.

– Мыть?! – Нери изумлённо приподнял бровь. – Здесь же есть специально обученные особи… ой, люди для этого!

– А я сказал, что сегодня этим будешь заниматься ты!

– Не буду, – произнёс Нери тихо, но твёрдо.

– Будешь!

– Не буду!

– А я говорю – не перечь мне! – тяжёлые руки упали на плечи и изо всех сил вдавили в пол. Колени затряслись, угрожая опрокинуть тело. – Ветошь в руки и пошёл! А я буду смотреть на тебя и давать указания!

– Ещё чего, – Нери, сбросив с плеч чужие руки, разъярённо швырнул топор на пол. Тот громко стукнулся о доски, закрутился волчком и отлетел в дальний угол, затянутый паутиной.

Круглое лицо Доната перекосила ярость. Краснота накатила на двойной подбородок, поднявшись по щекам. Яркие жилы сетью проступили на белках глаз. Обрюзгшая рука взметнулась в воздух и зависла над Нери, как лезвие эшафота. Нери замер под разлапистой тенью. Ещё секунда и ладонь опустится на его голову! Нери готовился гордо принять удар. Правда, уверенности в том, что он не отлетит следом за топором, не было.

– Поговори мне тут ещё, щенок недоношенный, – проворчал Донат, неожиданно расслабляясь. Рука змеёй скользнула вдоль туловища. Вместо удара Нери ощутил, как солнечный луч ползёт по его лицу. – А ну быстро мыть пол! Принесёшь воды из колодца у ворот. Отдраишь всё в подсобке, а потом – крыльцо. И подметёшь у входа. Глядишь, и прощу тебе эту тушу.

– Я не виноват, чтобы прощения вымаливать, – буркнул Нери, направляясь к двери.

У выхода из подсобки он подцепил мизинцем ржавое ведро. На разъеденном дне обозначился толстый слой извёстки, как неведомый материк на географической карте. По пути к колодцу Нери думал о том, реально ли найти здесь карту подробнее тех, что он видел у Кантаны в учебнике. Тогда появилась бы возможность сравнить этот мир с привычным и, возможно, понять, в чём же соль. И где запрятан механизм, что переключает реальность между двумя параллелями. Давно пора возвращаться, а для этого нужно знать, как. Приключение слишком затянулось. Тайны, которые нельзя раскрывать, лежат слишком близко.

Он остановился у колодца, снял верёвку с крюка и сомкнул петлю троса вокруг ручки ведра. Пустая ёмкость полетела вниз, к воде, гулко стуча ободом о дерево. Петли верёвки заплясали, втягиваясь в тёмный прогал. Когда ведро ушло под воду, колодец изрыгнул влажный шлепок.

Вытягивать наружу ведро, наполненное водой – нелёгкое дело. Крутя ручку, Нери машинально наблюдал, как дозорные у рыночных ворот ругаются с парой крылатых – таких же, как прислужник Бессамори, Азаэль. Нефилимы пытались пронести на рынок свой товар. Дозорные яростно объясняли им что-то, перегорождали путь, но бойкие торговцы не желали и слушать. Рассерженные визги неслись над землёй, утопая в монотонном гудении толпы.

Холодная ручка, наконец, обожгла ладонь. Отцепив ведро от троса, Нери поплёлся через рыночную площадь. Вода в ведре плескалась, переливалась через обод. В дорожной пыли появлялись мокрые кляксы.

Нери засеменил между рядами, то и дело наталкиваясь на покупателей. В голове было слишком много мыслей, чтобы контролировать каждый шаг.

– Сынок, – раздался голос сзади. Обернувшись, Нери заметил мужеподобную торговку похлёбкой. – Ты ледяной водой мыть собрался? Подхватишь ведь сип или лёгочную. Давай, погрею.

– Это вы мне? – не без удивления проговорил Нери.

– Ну а кому же? – женщина замахала руками. – Иди сюда, не стесняйся. Сколько уж раз упрекали Доната за то, что детей заставляет на себя трудиться, а он всё не образумится!

Нери скользнул за прилавок и опустился на лавку. Торговка настойчиво выхватила у него ведро и потащила к мангалу. Лист металла, водружённый на замысловатое устройство, раскалился почти докрасна. Когда донышко ведра коснулось его, в воздух взвилось грозное шипение.

– Заставляет? – переспросил Нери, растирая замёрзшие руки. – Я сам предложил ему отработать нужную сумму, потому что испортил вырезку.

– Сколько таких, как ты было, – торговка сняла перчатки с мозолистых ладоней. – Донат хорошо знает человеческую душу. Лучше, чем ты думаешь, сынок. Ты не ушёл бы от него, не согласившись на труд по собственной воле. Точнее, это тебе сейчас кажется, что по собственной…

– Хотите сказать, – продолжил Нери, – что мной можно манипулировать?

– Мани… ман… Что?

– Управлять.

– Каждым можно управлять, если хорошо знать, за какие верёвочки дёргать, – торговка развела руками. – Донат – знает. Этот увалень довольно умён, хоть и не показывает.

– Никогда не подумал бы, – отрезал Нери. Взгляд невольно переползал на рыночные ворота, где пара нефилимов по-прежнему билась с дозорными. Пока – на словах, и то хорошо.

Половник звякнул о стекло. Соблазнительно запахло варёным мясом и овощами. Аромат сои после теомообработки и рядом не стоял.

– На вот, поешь, – торговка протянула Нери миску с горячим супом. – А то совсем ослабнешь.

– Благодарю, – Нери принял дар, даже не подумав о том, что у него могут потребовать деньги, и кивнул в сторону ворот. – А вы не знаете, почему их не пускают на рынок?

– Так ты не слышал ещё? И объявление не видал?

– Нет…

– Торговля рыбой запрещена со вчерашнего дня, – пояснила торговка. – Это указ Совета. Говорят, что рыба распространяет недуг. Все рыбацкие прилавки разогнали ещё утром, а эти двое – припозднились.

– Недуг Пропасти, о котором поговаривают в последнее время? – Нери с удовольствием отхлебнул наваристый бульон. Насыщенный вкус куриного мяса наполнил рот. – Неужели он так опасен?

– Поговаривают, что очень, – женщина покачала головой. – Слышала, что в Пропасти много ссыльных полегло. Рыбаки рассказывали. Они как-то пробираются в запретную зону – там самая жирная рыба ловится… Вот и прознали всё, о чём молчит власть.

– Какой кошмар.

– Не то слово, сынок, – торговка запустила руку в воду в ведре и сняла его с мангала. – Вот и нагрелась. Теперь не отморозишь руки. Мой совет тебе – не церемонься ты с Донатом. Беги. А то рабом станешь.

– Но он грозит, что накажет меня, – Нери поднял на торговку удивлённый взор.

– Не наказывают за такое, глупыш, – вздохнула женщина. – А если и вздумается ему выдать тебя – не бойся, о его нечистых помыслах давно все знают. Всё равно прав останешься.

– Благодарю вас, – Нери стукнул пустой миской о скамью и ухватил ведро за ручку.

– Вкусна ли была похлёбка, сынок?

– Самая вкусная, что я ел, – Нери улыбнулся, нехотя выходя из-за прилавка.

И это была правда.

4

Тряпка скользила по доскам, превращая кровавые потёки в розовые линии. Вода в ведре давно остыла и стала походить на вишнёвый кисель. Нери ощущал себя убийцей, который заметает следы преступления. И искренне благодарил судьбу за то, что в одном из потаённых мест каморки неожиданно обнаружилась швабра. Ибо Донат следил за ним, не сводя глаз. Нери умер бы от унижения, если бы ему пришлось ползать перед ним задом кверху. Теперь же нагибаться приходилось лишь для того, чтобы отжать тряпку.

Кое-как покончив с кровавой лужей, Нери вышел на крыльцо. Торопливо смахнул ветошью пожухшие листья. Доски под ними оказались на удивление чистыми, и Нери с облегчением вздохнул. Самая трудная часть миссии осталась позади.

– А ну не ленись, – прогремел по проулку громовой голос Доната. – Мой лучше!

– Здесь и так чисто, – возразил Нери, неуклюже отставляя швабру.

– Так ты говоришь, чисто? Предупреждал же, не перечь мне!

Грузная фигура Доната вынырнула из-за косяка. Издевательски ухмыльнувшись, он швырнул на крылечко металлическую банку. Сосуд, получив ускорение, закрутился волчком на досках, задребезжал и опрокинулся. Густая багряная жидкость полилась из горлышка, распространяя вокруг тошнотворный запах спёкшейся свиной крови.

– Теперь – грязно, – с бесстрастием подытожил Донат, глядя на расплывающуюся лужицу.

– Да вы!..

Впервые в жизни Нери по-настоящему захотелось убивать. Кровь в сосудах нагрелась и забурлила от возмущения. Губы сжались, заставив зубы звонко клацнуть друг о друга. Разъярённо рявкнув, он отшвырнул швабру.

– Что я? – губа Доната приподнялась, обнаружив неровные зубы, поеденные кариесом. – Ну скажи, что я? Или кто я?

– Убирайтесь тут сами, – процедил Нери, на всякий случай, отступив на пару шагов. – Я не позволю измываться надо мной.

– Ты хорошо подумал, Нери? – Донат снисходительно посмотрел на него.

– Топчите кого-нибудь другого.

– А ну работай, щенок, – Донат снова кивнул на лужицу. – Не отмоешь – будешь восстанавливать крыльцо. Давно пора, скоро эта прогнившая рухлядь разъедется ко всем Разрушителям.

Во рту появился знакомый металлический привкус ярости. Нери почувствовал, как зубы трутся друг о друга, издавая едва слышимый скрип.

– Прекратите это, – он изо всех сил старался держать себя в руках. – Или… или я за себя не ручаюсь!

– Да ты ещё и силы свои рассчитывать не умеешь, – буркнул Донат, пиная перепачканную кровью баночку под ноги Нери.

Кровавые брызги затанцевали в воздухе, оседая на брюках и ботинках яркими точками. Нери давно не испытывал такого унижения. И меньше всего хотелось, чтобы его в этот момент видели. Но самым страшным опасениям, похоже, суждено было сбыться. Со стороны рынка послышались торопливые шаги. Эхо гулко заплясало на стенах.

– Я здесь приказываю, – выговорил Донат. – Я и буду решать, что тебе делать. Давай, отмывай крыльцо, если не хочешь платить за его ремонт.

Трясясь от раздражения, бессилия и ярости, Нери потянулся к швабре. Волна мурашек пробежала по правой руке, спускаясь от локтя к пальцам, и Нери почувствовал, как кончики немеют и холодеют. Удивительно, но рука не отказалась работать, лишь умоляюще заныла, предупреждая о том, что трагедия может случиться в любую минуту.

Стараясь не поддаваться эмоциям, Нери водил тряпкой вдоль стыков досок. Разводы крови тянулись за шваброй, вытягиваясь в фантастические цветы и линии. Шарканье материи по дереву, впрочем, не заглушило приближающихся шагов. Вот незваный гость остановился неподалёку, будто раздумывая, но через несколько секунд продолжил свой путь. Каждый шаг незнакомца отзывался дрожью ужаса во всём теле. Кто-то подходил всё ближе, неумолимо замедляя шаг. Когда тень визитёра вошла в поле зрения и впечаталась в крыльцо, волна жара поднялась по шее Нери, ошпаривая щёки.

Кто-то стоял рядом и пристально смотрел на него. Наблюдал за каждым его движением и тщетными попытками отвести глаза, прикинувшись кем угодно, но не собой.

И, судя по треугольному разлёту нижней части силуэта, это была женщина.

– Наёмник, значит, – насмешливый голос ударил в барабанные перепонки. – С Третьего Холма? Да полы моет? Яся, ты это видела?!

Ехидный смех незнакомки обжёг грудь. Презирая всё на свете, Нери оторвал взор от дощатых полос. Рядом стояла Венена. На её плече с гордым видом восседал одноглазый воришка-хорёк. Вот кого действительно не ожидаешь увидеть в подобную минуту! Но на этот раз Венена и не думала убегать. Серо-зелёные глаза щурились, пытаясь поймать его ускользающий взгляд. На губах дрожала неоднозначная усмешка.

Презирает ли она его или желает утешить? Как же сложно было найти ответ.

– Отстань, пожалуйста, – выдохнул Нери, размазывая по крыльцу кровь.

– А я, может, настроена на разговор по душам, – Венена сипло хохотнула. – Уступи девушке.

– У меня нечего воровать, – Нери отвёл глаза. По щёкам полз отвратительный жар. Бегать за точной копией сестры, а уж, тем более, умолять её, желания не осталось. – Разве что, мои долги. Поищи-ка другую цель.

– Долги?! – Венена неожиданно переменилась в лице. – Только не говори, что Донат и тебя заарканил!

– Смотря что ты имеешь в виду. Но, скорее всего, так оно и есть.

– Гляди-ка, Яся, – Венена покосилась на свою пушистую спутницу, – старик Донат даже лучших наёмников вербовать умеет. Вот у кого нам надо учиться!

– Не смешно, – Нери опустил глаза, продолжая возить тряпкой по крыльцу.

– И мне смешно не было, – выдохнула Венена. – И когда ты нёсся за мной через лес – тоже.

Нери сконфуженно опустил голову. Смущение сковало кандалами лодыжки, мешая двигаться. Ноги окаменели и похолодели. Неприятно ощущать себя нашкодившим и провинившимся, когда причин беспокоиться нет. Он был виновен, разве что, в том, что не сдержал эмоции и невовремя начал перечить неадекватной особи. Но бумеранг уже стукнул по голове, так что, можно было со спокойной совестью об этом забыть.

– В чём провинился? – тихо спросила Венена, разрушив неловкое молчание.

– Ни в чём, – отрезал Нери. – Разве что, тележку с вырезкой опрокинул. Нечаянно.

– Ну, ты влетел, – Венена невесело подмигнула. – Теперь не жди, что откупишься. Дальше будет только хуже.

– Я и сам вижу.

– Знаешь что здесь самое ужасное? – Венена подошла ближе. Тень скрыла её лицо, но Нери успел заметить, что она прячет глаза. – То, что ты мог бы убежать, и ничего бы тебе за это не было. Но боишься. Потому что чувствуешь себя виноватым.

– Откуда ты знаешь? – Нери остановился и облокотился на швабру.

– Догадайся, – Венена хохотнула. – Он липкий тип, этот Донат.

– Неужели сама попадалась? – Нери перешёл на шёпот.

Венена, сложив руки на груди, прошлась туда-сюда по щебёнке. Яся, заволновавшись, перескочила ей на другое плечо.

– Я прошла на тот момент тринадцать годовых циклов, – Венена кивнула. – Мать в ту пору уже два года как ушла к Разрушителям. Однажды я допустила неосторожность, воруя мясо. Лидер шайки, что держал меня при себе из жалости, узнав о моей ошибке, тут же открестился. Так я и попала к Донату.

– О, – только и смог он выдохнуть. Услышанное никак не укладывалось в голове. – Но тебе всё-таки посчастливилось вырваться?

– Прошла добрая половина годового цикла. Мне, наконец, удалось доказать, что вреда от меня намного больше, чем пользы. Он сам вышвырнул меня, как котёнка: голодную и худую. Наверное, и выжила я только потому, что на рынке меня жалели и кормили. Говорили, что жалели, если быть точнее. Ведь ни один из них так и не помог мне вырваться.

Нери вздохнул и снова отвёл глаза. То же самое он чувствовал полчаса назад, когда разговаривал с торговкой супом. Всё-таки, жалость – мерзкое чувство. Чего она стоит без стремления помочь?

В глубине подсобки зашаркали шаги. Не нужно было обладать даром пророка, чтобы догадаться, кому они принадлежат. Венена оборвала фразу, но почему-то не спешила убегать. Нери затаился в тени. Сердце на мгновение затихло в груди, а затем разразилось чередой частых ударов – так дождь стучит по подоконнику.

– С кем это ты там болтаешь, пацан? – разлился по проулку сонный и ленивый голос. – Работай и не отвлекайся!

– Со мной, – бесстрастно отозвалась Венена. – А что, ему и рот открыть нельзя?

– Если только для того, чтобы вылизать всю эту грязь, – заросшее блинообразное лицо показалось в проёме, и Нери понял, что его мучитель и Венена давно общаются на короткой руке. – Или чтобы сожрать ту вырезку, что он попортил. Криворукие только на это и годятся!

Сердце гулко ударилось о рёбра. Нери чуть не хохотнул, хотя эмоция явно пришлась не к месту. Как ни крути, Донат прав. Правая рука то и дело отказывает, левая – всё ещё болит после ранения. Так и до безрукости недалеко. Нери отошёл на пару шагов назад, продолжая вылавливать из чужого разговора слова и обрывки фраз.

– А у тебя всё по-старому, смотрю, – Венена хмыкнула. Яся завозилась и заверещала. Ей, видимо, тоже не нравился Донат.

– Я ни к чему его не принуждал, – рявкнул Донат.

– Как и всегда, – Венена пожала плечом. – А я вот решила тушу свиную купить. Целиком. И вот эта вот, с пола – как раз что надо!

– Видишь ли ты, глупая женщина, что она попорчена твоим дружком!

– Нет, не вижу, – Венена с издёвкой усмехнулась. – И я готова отдать тебе за неё столько, сколько попросишь.

– Девяносто шесть отдашь? – бесцветные глаза Доната загорелись в предвкушении.

– Сорок восемь – запросто. А за спекуляцию и использование рабского труда хорошо наказывают. Впрочем, за тобой ещё грязные делишки водятся, – с презрением выпалила Венена. – Так что, думай сам, соглашаться на сделку или нет.

– Наивная, – Донат рассмеялся. – Никто ещё не отважился пойти в Дозорную, дабы составить докладную. У каждого здесь грешков достаточно, а уж у тебя – втрое больше, чем у остальных. Не смеши.

– А кто сказал, что пойду я? – губы Венены растянулись в дерзкой усмешке.

Донат, наконец, замолчал, лишь энергичнее замусолил меж толстыми губами папиросу-самокрутку. Его затуманенный взгляд метался между Нери и Вененой, как маятник.

– Чёрт с тобой, – произнёс он наконец. – Пятьдесят и забирай своего дружка подальше. Всё равно ни на что не годен. Но тушу оставишь мне.

– Иногда ты бываешь очень сговорчивым, Донат, – Венена полезла в кожаную сумочку, висящую на поясе. Монеты уютно зазвенели внутри. Грязные пальцы Венены подрагивали, когда она выкладывала металлические кругляшки на широкую ладонь Доната. – Вот. И чтобы больше я тебя рядом с Нери не видела. Ни на рынке, ни где-нибудь ещё. Ты уже знаешь, что я сделаю, если замечу.

Нери изумлялся, глядя на это представление. Надо же, девчонка парой жалких слов подмяла под себя Доната! Как ей только удаётся переписывать жизнь на свой лад?! Но самым удивительным было даже не это. Он никак не мог понять, что заставило Венену помогать ему? Ради чего она отдала свои кровные, выкупая его из негласного рабства? Когда они виделись последний раз, не было похоже на то, что она хочет дружбы. Скорее, наоборот.

Но сейчас всё было иначе, и ничего не предвещало подвоха. Получив дань, Донат выхватил у Нери швабру и захлопнул дверь подсобки. Косяк затрещал от удара. Рассохшиеся доски крыльца качнулись.

Нери с удивлением посмотрел на Венену. Та победно усмехалась ему в лицо.

– Зачем? – только и смог выговорить он.

– Ты, кажется, что-то хотел у меня спросить? – перебила Венена. – Пойдём, прогуляемся.

Кажется, добыча сама прибежала на ловца. Вот только кто в этот раз был жертвой, а кто – охотником? Но, каким бы ни был расклад, придумать вариант лучше не представлялось возможным.

5

Обед начался не так, как обычно.

Нет, со стороны ничего не поменялось. Анацеа столь же сурово восседала на своём месте, и на неё, как и прежде, было страшно бросить взор, даже нечаянно. Помощницы по хозяйству так же метались туда-сюда, раскладывая яства и приборы. Но воздух, пропахший жареным мясом и воском, словно застыл. Никакого движения вокруг: лишь тугое напряжение. Миа охотно поверила бы в то, что время остановилось, но тиканье часов, похожее на неразборчивый шёпот, рушило иллюзию.

– Ваш отвар, юная гостья, – Сарина, юркнув между стульями, поставила перед Мией бокал с дымящейся жидкостью. Но даже знакомый голос не развеял пугающую иллюзию.

Миа заёрзала на месте, пытаясь прогнать неловкость. Кантана изумлённо зыркнула на неё с соседнего стула. Но присутствие юной госпожи Бессамори на этот раз радовало. Черноволосая мерзавка разбавляла мёртвый штиль. Ещё одна живая душа в спёкшейся гробнице.

Миа подарила Кантане натянутую улыбку уголком рта и осторожно взглянула на прародительницу клана. Анацеа, поджав губы, ковыряла мясо в тарелке. Как хотелось думать, что причина странному затишью – неудавшееся Посвящение! И как хотелось верить, что эта гримаса – не предвестник бури. Но разум подсказывал иное.

Внимая голосу рассудка, Миа вернулась к трапезе. Жареный картофель, о котором приходилось читать разве что в учебниках истории, не шёл ни в какое сравнение с Иммортельским тепличным топинамбуром. Миа спешно отправляла поджаристые ломтики в рот, и с каждым кусочком дурные мысли таяли.

Анацеа, сдавленно кашлянув, отложила вилку. Блики свеч осветили слой неестественно-светлой пудры на лице. Прародительница клана тщательно затушевала отёчные круги под глазами. Умеет-таки плакать! От этой догадки Мии стало легче. Но лишь на мгновение.

В следующую секунду отчаяние накатило с двойной силой, и Миа вжалась в стул. Всё потому что Анацеа приоткрыла рот. Как и всегда: деревянно, сдавленно. Словно она не хотела тратить лишней энергии на словоизвержение.

– Миа, – произнесла Анацеа, сжигая взглядом, – я предупреждала тебя, чтобы ты не испытывала свою силу в саду. Верно?

– Предупреждали, – выдохнула Миа, уронив вилку. Мельхиор грузно звякнул о краешек тарелки.

– Можно спросить, почему ты ослушалась меня? – отложив приборы, Анацеа скривилась.

Силуэты помощниц слились, превратившись в безликие тени. Пучки огненных искр заплясали перед глазами. Протяжные лучи переплетались паутиной. Миа испугалась было, что новый дар снова решил заявить о себе, но, к счастью, это оказалась лишь зрительная иллюзия, порождённая головокружением. Пелена перед глазами размазала огоньки свеч, только и всего.

– К-когда? – вымолвила Миа, ещё сильнее вжимаясь в сидение.

– Тебе лучше знать, когда, – Анацеа отпила из бокала. – Может, расскажешь всё по-честному?

Кантана напряжённо покосилась на Мию. Вилка в её руках дрогрула.

– Мама, – протянула она нараспев. – Миа не делала этого. Ты очень взволнована и расстроена, как и мы все, но не стоит так негодовать. Ты напугала мою подругу.

– Кантана, не вмешивайся, – брови Анацеа изогнулись. – Я всего лишь хочу узнать, кто подпалил мои яблони. Придётся рубить их.

– Глупости. В прошлом годовом цикле после грозы тоже пришлось срубить несколько деревьев, но ты так не сокрушалась!

– Дочь, замолчи! – Анацеа снова перевела взгляд на Мию. – Я не сделаю тебе ничего плохого, дитя. Просто хочу знать, когда и как это случилось.

Деревянное сидение врезалось в поясницу. Ноги окаменели и отяжелели. Кошачий взгляд сжигал дотла не только тело, но и мысли. Миа не верила ни единому слову хозяйки имения. Анацеа относилась к ней со всей предвзятостью, и отрицать это уже не имело смысла. Понять бы ещё, почему.

– Я не делала этого, – Миа вздрогнула, – и повторю десять тысяч раз то же самое.

– Миа, я хочу, чтобы ты знала, – Анацеа на мгновение отвела взгляд. – В любом доме принято уважать хозяев и выполнять их просьбы. Давай будем честны друг с другом. Поверь, я не хочу, чтобы ты меня боялась. И меньше всего желаю, чтобы ты считала меня своим врагом.

– Что вы говорите?! Да вы всё для этого и делаете! – вскрикнула Миа, потеряв терпение. – И на Совете, и сейчас! Хотела бы я…

Кантана легонько пнула её под столом, и Миа захлопнула рот. Едва уловимый запах тлеющей ткани разбавил спёртый жар столовой. Хоть в чём-то эта выскочка оказалась права. Ещё немного, и дом заполыхает. И не факт, что от переизбытка эмоций.

– Я не прошу многого, – продолжала Анацеа, совершенно не отреагировав на выпад. – Просто будь честной.

– Но я-то ничего не поджигала! – Миа боялась, что стыд зальёт краснотой щёки. Но, так или иначе, успокаивала себя тем, что говорила правду. Она не имела цели устроить поджог. Просто так получилось. – Даже в мыслях не было такого. Я тоже не прошу многого. Просто дайте мне жить той жизнью, что и раньше. Без магии, дурацких поездок на Совет и ложных обвинений.

– А кто тогда это сделал? – Анацеа снова отпила отвара. – Я?

– Мне ли знать…

– Это я, – раздался знакомый голос из проёма, соединяющего гостиную со столовой. – Я хотел сразу сознаться вам, госпожа, но не смог решиться.

Миа развернулась, пытаясь соотнести тембр с внешностью. Одновременно барабанные перепонки пронзил карикатурно-громкий вздох Анацеа. В проёме, опираясь на косяк, стоял Азаэль. Подобие крыла торчало из-за плеча, как штык. Выглядел нефилим таким виноватым, словно его слова были правдой.

– Я собрал листья в кучу, как и обычно, и поджег их, – продолжал он исповедь. – Думал, что поляны хватит по ширине. Но огонь перекинулся на траву, а затем – на стволы. Это моя оплошность, сознаюсь.

Миа охнула. Спасение пришло внезапно и ниоткуда. Знать бы, как следует поступить после такого лже-откровения: взять вину на себя, или промолчать, подставив Азаэля?

Впрочем, можно воспользоваться ситуацией. Она же его ни о чём не просила.

– О таких вещах надо говорить сразу, Азаэль, – Анацеа выстрелила строгим взглядом из-под век. – Из-за твоей нерешительности я ненароком обвинила бедную девочку.

– Я боялся наказания, – нефилим артистично развёл руками. Миа даже начала верить ему, почти забыв о том, кто невольно учинил весь беспорядок.

– Наказание последует, – Анацеа снова принялась за еду, – будь уверен. А пока – ступай. На сегодня всё.

– Благодарю, – сухо вымолвил Азаэль.

Нефилим развернулся, показав два поникших крылышка. Шаркающие шаги отдалились, превратившись в едва слышимый шорох. Хлопнула дверь, прогнав в столовую волну воздуха. Пламя свеч под потолком затрепетало в плену металлических чаш.

Анацеа опустила взгляд и принялась размешивать травяной отвар. Миа, поймав своё искажённое отражение в надутом бокале, кашлянула. Произошедшее всё ещё не укладывалось в голове.

– Говорила я тебе, мама, что ты не права, – снова вмешалась Кантана. – Но в этом доме не принято слушать младших.

– Ешь, Кантана, и не вмешивайся не в своё дело, – голос Анацеа был спокоен. – Что за глупая привычка оставлять всё на тарелке?

– Прошлогодние платья не сходятся в талии, – Кантана недовольно звякнула вилкой.

– Расставишь вытачки. Сошьём новые. Ешь.

Кантана принялась старательно отделять поджаристую корочку от куриной грудки. Запечённое мясо сочилось густым бульоном. До чего же глупый поступок оставлять такой кусок на тарелке! Миа недовольно проглотила слюну, глядя на остатки былой роскоши на своём блюде.

Тишину столовой нарушало лишь мерное потрескивание пламени и стук приборов. Миа возила вилкой по тарелке, вычерчивая узоры в разводах соуса. Казалось, что старшая Бессамори проглотила за обедом язык. Впрочем, оправданий Миа и не ждала.

– Прости меня, Миа, – наконец, проговорила Анацеа, словно прочитав её мысли. – Мне следовало сначала разобраться во всём, и лишь затем искать виноватых. Видят Покровители, насколько мне неловко сейчас.

– Я уже привыкла быть здесь козлом отпущения, – буркнула Миа и тут же затихла, поймав очередной пинок от Кантаны.

– Так или иначе, – продолжала Анацеа, снова проигнорировав дерзость, – мы должны обучить тебя навыкам контроля. Я уже нашла тебе учителя. Кроме того, с завтрашнего дня ты будешь посещать Наставню вместе с Кантаной. Пока – как слушающая, ведь тебе нужно восполнить пробелы. Потом я договорюсь, чтобы тебя пропустили на закрытые занятия. Я вижу, ты умеешь читать и писать, а этого более чем достаточно.

– Наставню?! – фыркнула Миа. Отражение, запаянное в стенке бокала, дрогнуло и пошло волнами. – А это обязательно?

– Там очень интересно, Миа, – попыталась приободрить её Кантана. Она опустила ладонь на запястье Мии и сжала его. – Я буду рядом! Вот увидишь, всё у тебя получится.

Миа брезгливо отдёрнула руку. Смуглые пальцы Кантаны обжигали, как калёное железо. От ободряющих слов юной Бессамори легче не становилось. Вообще.

– Почему меня нельзя просто оставить в покое? Просто дать мне жить, как живётся? Запечатать дар, который мне не сдался… Я просто хочу быть обычным человеком!

Анацеа отложила вилку и вздёрнула подбородок. Огоньки свеч расплескались в её волосах глянцевыми отблесками. Она долго смотрела на Мию искоса: вкрадчиво, задумчиво, словно боясь ранить словами. Когда её губы разомкнулись, холодок пробежал по спине, ввинтившись в позвоночник острым штыком.

– Потому что ты – не обычный человек, Миа, – голос пронёсся над комнатой, зависнув под потолком. – Ты – Длань Покровителей. Ты нужна Совету, и сейчас – больше, чем когда-либо. Может быть, от твоего дара зависит будущее всего Девятого Холма?

Всхлип протаранил нагретый воздух.

6

Сетчатые тени неуклонно ползли к западу и насыщались багрянцем. Рынок остался позади. Ликующий гул толпы едва долетал сквозь полосу деревьев. Голоса сливались в неразборчивую какофонию, к ним примешивались звуки улиц: шарканье шагов, поскрипывание редких повозок, перестук ставней. Пахло мясом, жаренным на углях, и уксусом. Даже ветер казался особенным на вкус. Такого не увидишь и не услышишь в Иммортеле…

Иммортель. Был ли он? По плечам Нери побежали мурашки, концентрируясь браслетами у манжетов рубашки. Здесь, на старых улочках Девятого Холма, купаясь в накалённом вечернем багрянце, он был готов поверить в то, что прошлая жизнь – всего лишь видение! Диссоциация, не иначе! Мысли в голове остановились, оставив вместо клубка образов выщербленную пустоту. Пытаясь прогнать наваждение, он посмотрел на Венену. Она оказалась вполне реальной, и тут же ответила добродушной улыбкой.

– Чуть не заснул на ходу, – попытался оправдаться Нери.

– Видать, гонял тебя мясник, как Разрушителям и не снилось! Он может!

– Не знаю, что там снится вашим Разрушителям, но подниматься в пять утра – это сущий кошмар! – пролепетал Нери. – Даже если бы мне предложили богатство и беспечную жизнь до конца дней моих, за то, чтобы подниматься к этому часу ежедневно, я послал бы всех подальше.

– Это было бы опрометчивое решение.

– Брось! Я бедный, но гордый!

– Может, сразу к делу перейдём, гордый ты мой? Так зачем я тебе, Нери? – Венена склонила голову, и искры солнца рассыпались в её локонах.

Вопрос обескуражил ещё сильнее. Слова застряли в горле. Неловкость вернулась, задрожав на кончиках пальцев. И что ответить ей? Сознаться во всём? Он был бы рад, но не знал, чем это чревато. Вдруг ей вздумается воспользоваться его доверчивостью? Слишком уж часто выходили ему боком патологическая честность и неумение вертеться в мире, где все живут по диким законам.

– Нужно достать кое-что, – выпалил Нери первое, что пришло в голову. Оставалось надеяться, что ложь получилась достаточно правдоподобной, и эмоции его не выдадут.

Молчание сделало воздух густым. Скрип колёс и перестукивание каблуков неожиданно показались громче и отчётливее.

– Так бы и сказал сразу, – в голосе Венены слышалось разочарование.

– Ты расстроена?

– Немного обескуражена, – призналась она. – Я-то думала, что на меня покушение подготовлено. И ради этого ты мчался за мной через лес? Прыгал с колесницы на ходу?

– Просто это, – Нери почувствовал, что краснеет, – очень важно для меня. Я хорошо заплачу…

Ещё одна глупая ложь. Венена может заломить несоизмеримую сумму. И откуда он возьмёт деньги? Стащит у Кантаны?! От одной мысли о том, что придётся копаться в вещах юной Бессамори, а уж, тем более, воровать, Нери передёрнуло.

– Достааааать? – вопросительно растянула Венена, смакуя его смущение.

Двухэтажные дома грубой кладки убегали назад, стягиваясь узким коридором. На горизонте они смыкались, целуя друг друга фасадами. Полотно неба падало на крыши, как палантин. Неожиданно захотелось развернуться и убежать прочь, тараня себе дорогу по незнакомым местам… В город, пути в который не было из этого мира. Или сразу в небытие.

Нери с трудом заставлял себя переставлять ноги. Как, впрочем, и открывать рот. Слова по-прежнему не шли, рациональные мысли – тоже. Нери плохо умел врать. Столь же плохо, как и пить.

– Так что достать тебе? – неожиданно отозвалась Венена.

Мимо процокала на каблуках богато одетая дама, увешанная кулонами и цепочками. Она тащила за собой на поводке белую кошечку: настолько же хилую, насколько она сама была крупной. Барышня искоса посмотрела на спутников, словно спрашивая, что они здесь забыли. Камни в бижутерии блеснули ярко-зелёным. Цветом душистого мха, вобравшего в себя аромат грозы. Цветом морских водорослей, оставшихся на берегу после отлива.

– Украшение, – Нери опять доверился первым мыслям, выстрелившим в голову. – Из камня или металла. Что-то такое, что хотела бы носить сама.

– Наивный дружок, – Венена усмехнулась. – Бессамори никогда не наденет то, что хотела бы носить я. Разные уровни иерархии, видишь ли, предполагают разный внешний вид.

– Это не для неё, – отрезал Нери, снова почувствовав неловкость. – Никогда бы не подумал дарить что-то Кантане!

На этот раз, он сказал правду, однако, жар смущения снова окропил щёки. Не хватало ещё, чтобы Венена строила догадки о его несуществующей симпатии к Кантане. Хватит и Мии!

– Так почему тогда ты сам не купишь украшение? – Венена развела руками. – На рынке или в лавке ювелира?

– Я хочу, чтобы эта вещь была особенной! Чтобы ничего подобного нельзя было увидеть на Девятом Холме и в окрестностях. И чтобы… чтобы она нравилась тебе! Это главное условие.

– Дааа? – протянула Венена вопросительно.

– Что не так?!

Нери самому не верилось, что он это произнёс. Внутренности словно кипятком обдало. Страх натянул позвоночник струной. Пытаясь скрыть смятение, он дерзко вскинул голову и уставился в лицо Венене. В глазах её блеснуло то ли удивление, то ли опаска.

– Ты похож на одержимого, – сказала она. – Но притворюсь, что не слышала этого. Не мне интересоваться, для кого ты просишь. Моё дело брать за это оплату. На цене сойдёмся, когда выполню условие.

– Я готов платить, – снова соврал Нери.

– Да уж, – Венена лишь фыркнула в ответ. – Платить он готов. Донату задолжал, и, небось, все свои кровные выложил!

– Заработаю за это время…

– Мммм? – Венена облизнулась. – А ты решительный парень. Серьёзный… И почему у меня нет такого брата?

– Бери, – неожиданно высказался Нери. – Отрывай. С руками и ногами.

– Пфффф, чтобы кормить тебя из своей тарелки? Да зачем ты нужен мне, нищий и гордый?!

Фраза больно ударила под дых. Шорох камушков под ногами неожиданно взвился до пронзительно-высоких нот. Ветви над головой заговорщицки зашептались. Так вот ты какая, Венена Окто? Кажется, Кантана была права, когда говорила, что ты и мать родную продашь. Знала бы ты, что ждало бы тебя, родись ты в другом мире.

Нери снова отвернулся и принялся наблюдать, как сливаются воедино фундаменты зданий, поросшие мхом. В этой части города домики походили один на другой – розовые, в два этажа, с выбеленной полосой внизу. Торцы зданий примыкали так близко друг к другу, что смельчак, рискующий пробраться между домами, практически застрял бы в глухих объятиях стен. На мгновение Нери представил, как протискивается между кирпичных полотен, тщетно пытаясь выбраться на свет, и удушье стиснуло горло. Он закашлялся, прогоняя неприятное ощущение.

– Я пошутила, – прервала его раздумья Венена. – Не принимай всё так близко к сердцу. Будь проще.

– Заметно, – буркнул Нери.

– Ты что-то ещё хотел спросить? – поинтересовалась Венена, пытаясь растопить замешательство. – Я узнаю это выражение лица из тысячи.

Хотел. А как же? Нери встрепенулся, пытаясь расставить в голове вопросы по степени приоритета. Но эмоции и любопытство заглушили доводы здравого смысла.

– Как ты прыгаешь? – глупый вопрос слетел с губ сам собой, и он почувствовал, что краснеет. – В лесу ты так резко скакнула на дуб, что я усомнился было, не сплю ли.

– Нуууу, – Венена замялась, – смотри и учись.

Она приподняла край юбки, задрав её до колена. Замызганная оборка скользнула по рваному чулку. Правую ногу Венены опоясывала, словно поддерживая, сложная система прутиков, шарниров и колец. Он видел нечто подобное в Иммортеле, у спортсменов-экстремалов.

– Экзоскелет? – изумился он. – Здесь?! Но откуда?!

– С Первого Холма, – Венена опустила оборку. – Достала. Уметь надо! Там почти все такие носят.

– А на Первом Холме, смотрю, мастаки, – отметил Нери. – Дирижабли кроят, экзоскелеты ваяют…

– Эти люди не так ужасны, как вам кажется, – отозвалась Венена сдавленно.

– И чем же они хороши? – Нери попытался вспомнить всё то, что Кантана говорила о врагах. – Вот объявят войну – хорошими уж точно не покажутся.

– К ним нужно иметь подход, – пояснила Венена. – Может, для вас они враги, но будь уверен: они всегда окажут услугу за услугу. Философия у них такая.

– Услуги?! Получается, что ты помогаешь им? А в чём?

– А вот это уже не твоего ума дело, – Венена неожиданно покраснела и напряглась.

– Ты же сама себя выдала. Только что, – Нери, скорее, был удивлён, нежели обескуражен. – Отвечай теперь.

– Я ничего такого не говорила, – Венена развела руками. – Не додумывай то, чего нет. Допускаешь ли ты, что твои домыслы могут быть неправильны?

– Ты намекнула.

– Неправда, – Венена, отведя взгляд, смотрела на свои пальцы. – Всё, что ты слышал – только твоё личное видение ситуации. То, что ты желаешь получить. А я ничего в виду и не имела.

– Ну…

– В любом случае, – продолжала она, – мы здесь с тобой не для этого. Ты дал мне заказ. Я исполню его в ближайшее время и найду тебя. Позаботься о деньгах, пожалуйста. Я не работаю задарма.

Она исчезла не попрощавшись, так же внезапно, как и появилась. Просто оторвалась от Нери и, юркнув на каменистую тропку, ответвляющуюся от улицы, пробежала в арку. Бежевый подол мелькнул между домами и утонул в тени, полыхающей насыщенным багрянцем. Нери думал было снова рвануть за ней, но воплощать изначально проигрышные затеи не хотелось. Донат славно погонял его. Не привыкшее к нагрузкам тело наливалось свинцом усталости, мышцы отчаянно ныли. Сейчас Нери не смог бы настигнуть её, даже если бы старался бежать на всех парах.

«Мы ещё встретимся», – крутилась в голове странная фраза. Она взялась ниоткуда, и словно принадлежала не его рассудку. Мысль успокаивала и будоражила одновременно. Как бы он ни отрицал, но снова пересечься с Вененой очень хотелось. Она точно знала больше, чем ему думалось. Намного больше.

Этим утром Нери по-настоящему коснулся нереальности. Того, несбывшегося, но страстно желаемого настоящего, в котором и он, и Венена были живы и здоровы. Возможно, догадки обманули его, и Венена из Иммортеля не имеет ничего общего с Вененой здешней. Но до чего приятно было предполагать, что сестра могла вырасти такой. Умной, самодостаточной, умеющей постоять за себя. Пусть даже лгуньей и мошенницей, пусть! Он обожал бы её со всеми пороками, чистой и безусловной любовью. Для Нери совершенно не имело бы значения, какими глазами поглядывали бы на Венену горожане. Прямо или искоса, озлобленно или смущённо. Важно было иное: он обладал бы возможностью просто поговорить с ней. Довериться родной особи. Иногда для счастья нужно так мало.

Попрощавшись с мечтами громким вздохом, Нери потрусил дальше. Двухэтажки вокруг сменились низенькими каменными коробками с щелевыми окнами. К концу улицы постройки превратились в деревянные бараки с широкими щелями, подоткнутыми паклей по углам, и просмоленными крышами. Дорога сузилась, сделала крюк и перетекла в грязную колею. Деревья поредели, уступив место небрежно торчащему кустарнику.

Сообразив, наконец, что идёт не в том направлении, Нери остановился напротив ветхого домика. Коричневые брёвна строения поросли густым мхом. Тропка, ведущая к покосившейся калитке, едва прорисовывалась в сплетениях бурьяна. В мутных окнах барака сиротливо болтались застиранные занавески. «Переулок Рыночный, 3», – выкрикивала приколоченная над входом табличка.

– Что встал здесь?! – из двери высунулась лохматая женская голова. Красные сосуды, линиями пронзающие щёки и щербатый нос горожанки, красноречиво выдавали страсть к хмельным напиткам. – Иди-ка скорее отсюда. У соседей – недуг. Рыбкой полакомиться вздумали. Вот подхватишь – сам себя проклинать будешь, что раньше срока к Покровителям попал! А ну, пошёл прочь!

– Недуг Пропасти? – переспросил на всякий случай.

– А какой же ещё? – крикнула женщина в ответ. – Иди-ка туда, откуда явился, и не появляйся тут больше!

Спорить с местной жительницей совершенно не хотелось. Да и страшное слово «недуг» придавало ускорения, как хороший пинок под зад. Забыв об усталости, Нери развернулся и помчался к рынку.

Дома неслись мимо, вырастая ввысь с каждым кварталом. Ломота в теле испарилась, словно её не было вовсе. В голове крутились, как заезженная пластинка, новые домыслы, которые никак не хотели складываться в единую картину.

Недуг Пропасти. Водяное бешенство…

Может быть, два мира объединяет куда больше, чем кажется?

7

Всхлип был громким, отчаянным, натянутым как струна. Пальцы Кантаны разжались, выронив нож и вилку. Металл угрожающе звякнул о тарелку. Повисшая плетью рука хлестнула Мию по бедру. Пришлось пихнуть Кантану коленкой, дабы прогнать губительное оцепенение.

– Кантана? – Анацеа приподняла бровь. – Ты хотела что-то сказать?

Пальцы Кантаны, наконец, юркнули вверх по скатерти и обхватили рукоять ножа, а лицо ожило. Холодное лезвие со скрипом скользнуло по фарфору, надрезав куриную грудку.

– Дурно уж очень стало, – пропела та, пытаясь изобразить улыбку. – Голова закружилась.

– Бывает, Кантана, – протянула Анацеа, с осуждением поглядывая в тарелку дочери. – А в особенности, с теми, кто ограничивает себя в еде.

– Может быть, не стоит мне завтра идти в Наставню? – глаза Кантаны загорелись, как и прежде, и Миа, наконец, почувствовала облегчение. – Упаду ещё ненароком.

– От кровной связи ещё никто не умирал, – строго проговорила Анацеа. – Попей отвара. Зейдана снимет тебе боль, когда вернётся с заседания жреческого актива. Даже думать тебе о прогулах запрещаю!

– Ну, мама, – выдохнула Кантана жалобно. – Когда я пропускала занятия в последний раз? Разве наставницы жаловались на меня?

– Я сказала – нет, – отрезала Анацеа. – Завтра ты ведёшь Мию на занятия. Девочка не справится в новой обстановке без тебя.

– Но я не смогу помочь ей, – пропела Кантана, – ведь в арифметике и геометрии я не сильна.

– Прекращай ломать комедию, дочь, – Анацеа постучала рукоятью ножа по столу. Лязг столовых приборов накалил воздух, пахнущий воском и жареным мясом. – Как я сказала, так и будет!

– Кто б сомневался, – прошептала Миа едва слышно.

Сзади хлопнула дверь. Потоки уличного воздуха снова ворвались в столовую и змеями побежали по спине. Чьи-то шаги прошаркали по доскам. Спустя мгновение, в проёме показался Нери: всклокоченный и запыхавшийся.

– Моё почтение, – поздоровался он.

Миа не без ехидства отметила, что в приспособленчестве товарищ преуспел. Даже научился говорить по-местному, как будто всю жизнь на Девятом Холме прожил. Может, оно и к лучшему, если будет в меру. Лишь бы не начал пахнуть рыбой, потом и перегаром, как местные мужские особи.

– Нери, – с надеждой и непонятной нежностью выдавила Кантана, и ревность снова забилась у Мии под ложечкой. – Ты рано сегодня.

– Кажется, мне придётся менять работу, – пояснил Нери, разведя руками.

– Приветствую, Нери, – отозвалась Анацеа. – Мой руки и садись обедать. Да поскорее: я должна сообщить вам важную вещь.

Пробежав через столовую, Нери юркнул на кухню. Пламя одиноких свеч встрепенулось и заискрилось от сквозняка.

– Что-то случилось, мама? – Кантана взволнованно приподняла бровь.

– Случилось, – Анацеа кивнула. – И, боюсь, это куда серьёзнее, чем предполагалось. Я хочу, чтобы вы знали всё. Прежде всего, это нужно для того, чтобы вы могли себя защитить.

– Недуг Пропасти? – выкрикнула Миа внезапно.

– Откуда тебе это известно, Миа? – насторожилась прародительница клана.

Миа робко подняла глаза. Страх сдавил грудь. Нужно было срочно что-то придумать и преподнести так, чтобы Анацеа ничего не заподозрила.

– Когда мы с Зейданой ходили в одёжную лавку, – нашлась она, – покупательницы говорили между собой о недуге. Я подслушала разговор краем уха, не более того.

– Что именно ты слышала?

– То, что Пропасть заражена полностью, – соврала Миа, удивляясь, как легко даётся ей ложь.

– Пропасть заражена?! – воскликнула Кантана, снова роняя приборы. – Полностью?!

– Да, это верная информация, – подтвердила Анацеа. – А почему это тебя так взволновало, Кантана?

– Элатар, – проронила Кантана. – Он там…

– Прошу тебя, Кантана, – Анацеа надменно сжала рот. – Не произноси его имя при мне. Для нас Элатара больше не существует. И это – не моя прихоть: Покровители повелели так.

– Ты сама-то веришь в то, что говоришь?!

– Не дерзи матери, – спокойно отреагировала Анацеа. – И не пререкайся без надобности.

Нери ворвался в столовую из кухни, растирая ладони полотенцем. Помявшись, он опустился на стул рядом с Мией. Помощницы по хозяйству тут же засуетились вокруг, наполняя его тарелку яствами. Снова запахло острым соусом и жареным картофелем, и Миа невольно облизнулась. Она съела свою порцию ещё пять минут назад.

– Он же мой брат, мама! – выкрикнула Кантана. – И я люблю и принимаю его таким, какой он есть! Предлагаешь мне от него отказаться?!

– Прекращай, Кантана, – отрезала Анацеа. – Можешь вспоминать предателя сколько угодно, но не подавая голоса и не в моём присутствии. Я очень прошу тебя. Не время ругаться за обедом.

Разъярённо выдохнув, Кантана сцепила ладони в замок. Воланы платья подпрыгнули на плечах. На тыльных поверхностях кистей обозначились белые пятна.

– В общем-то, тему уже огласили, – поспешила залатать брешь Анацеа. – Это секретная информация, но утаивать её более не имеет смысла. Особенно от родных и близких. Недуг наступает, дети. Зараза захватила всю Пропасть. Жрецы говорили и о сомнительных случаях наверху, но подтверждений этому пока нет. Что бы там ни произошло, я хочу, чтобы вы берегли себя.

– Неужели, тот самый недуг Пропасти? – поспешил уточнить Нери. Как во сне Миа заметила, что пальцы его задрожали. – На рынке только о нём и говорят.

– Совершенно верно, – подтвердила Анацеа.

– И как уберечься от беды? – Нери пожал плечом так, словно проблема вовсе не волновала его, но вилка, мелко клацающая о край блюда, выдавала волнение. – Ведь, как я понял, средства от недуга нет?

Миа с пренебрежением фыркнула. Похоже, Нери уже успел заучить местный глоссарий. По крайней мере, ляпов в терминологии не допускает. Не то, что она.

– Средство одно. Не разговаривайте с заражёнными, даже если они попросят вашей помощи, – пояснила Анацеа. – Бегите прочь. Помогать им – компетенция жрецов, а не ваша.

– А как мы определим, заражён ли человек? – поинтересовался Нери.

– Заражённый человек безумен, – пояснила Анацеа.

– Миа тоже иногда бывает безумной, – не к месту хохотнул Нери.

Миа рассерженно замахнулась и стукнула его по плечу. К изумлению, он никак не отреагировал на удар. Даже не дёрнулся. Это могло означать лишь одно: его мысли где-то далеко, и он – вместе с ними. И хорошо, если думы Нери занимает недуг…

– Заражённого можно отличить по коже, – продолжала Анацеа. – Она покрыта струпьями и язвами. Если недуг хватил человека недавно – пятнами и сыпью. Увидите что-то подобное – срочно уходите прочь. Вероятность получить недуг слишком велика. К сожалению, он всегда…

– Заканчивается смертью? – подхватил Нери.

Анацеа молча кивнула.

– Все, кто заразился, ушли к Покровителям.

– А что же жрицы? – встряла Кантана. – Или работают плохо?

– Их силы на исходе, дочь, – с сожалением проговорила Анацеа. – Неужели не видишь, в каком состоянии возвращается домой твоя старшая сестра? Жрицы не успевают восполнять энергию, и даже эгрегор жреческого актива уже не может полноценно восстановить их потоки. Самые сильные из них могут лишь наложить защиту на здоровых. На некоторое время. Не более того.

– Но должен же быть выход, – Кантана заёрзала на стуле.

– Да, – согласился Нери. – Если всё действительно обстоит так, дела плохи. Так недуг и весь город может выкосить.

– Именно поэтому я так настаиваю на скорейшем обучении Мии, – Анацеа посмотрела на Мию. – Изначально у нас были опасения относительно таланта Длани, и немного другие планы на неё. Но сейчас она – единственная, кто может нам помочь обезопасить город.

Миа вздрогнула, ошарашенная внезапным заявлением. Вот это новости! Ещё одного сеанса бесполезного прессинга со стороны трёх барышень из Совета она не вынесет! Одной госпожи Бессамори хватает с лихвой! Краем глаза Миа заметила, что Кантану тоже затрясло. Пытаясь привести её в чувство, она похлопала подругу по коленке под столом.

– И как? – опомнилась Кантана, получив удар. – Как Миа может помочь городу? Встанет на главной площади, и порталы будет открывать, будто безумная?

– Наш крайний вариант – укрепить печати над Пропастью, запретив дозорным спускаться туда, и изолировать заражённых из города в безопасном месте, – ответила Анацеа. – Там, куда можно добраться лишь посредством портала. Недуг, к сожалению, не дремлет. Поэтому Миа должна обучиться в кратчайшие сроки.

Миа вцепилась в сидение стула. Холодок зазвенел под ложечкой. Неприятное предчувствие засело в голове туманным скопищем навязчивых мыслей.

– Я не смогу, – простонала она, откидываясь на спинку. Дерево застонало, приняв удар.

– Ты обязана, Миа Бордон, – Анацеа склонила голову. – Это – твоя миссия перед лицом избранных и Покровителей. Миссия Длани. Сейчас я понимаю, что тебя ждали столько лет именно для этого.

Миа едва удержалась, чтобы не заплакать. Свечи поплыли перед глазами, смешиваясь в световой клубок. Руки на мгновение онемели, потеряв чувствительность.

– А если мой дар так и не откроется?! – выдавила она через силу.

– Он уже открыт. Нужно просто его простимулировать, – объяснила Анацеа. – Тиарэ поможет тебе. Завтра после Наставни мы поедем на Совет, и обещаю, что после этого ты не узнаешь себя.

Звучала фраза обнадёживающе. По меньшей мере, так, словно Анацеа и её странные подружки хотят превратить её в лягушку. Миа едва удержалась, чтобы не фыркнуть.

– Послушайте, – вмешался Нери. – Может быть, не нужно так сразу? Моя сестра очень напугана. Она никогда не думала, что её ждёт такая судьба.

Миа позволила себе сделать вдох облегчения. Благодарность разлилась по венам парным молоком. Даже последний идиот поймёт, чем может закончиться самодеятельность прародительницы клана. Под ударом теперь не только их с Нери благополучие, но и жизнь Кантаны. Слишком далеко они зашли в своей лжи. Но был ли иной выход?

– Нери, – Анацеа сдержанно улыбнулась. Мороз пробрал кожу от этой крокодильей ухмылки. – Твоя сестра – Длань Покровителей. Самая могущественная колдунья из живущих ныне. Да ещё и с двумя потоками – редкость неимоверная. Покровители лично благословили её на свершения. Ты должен гордиться ею.

– Я и так горжусь, – выпалил Нери, скребя по тарелке вилкой. – Просто, может лучше подождать со всем этим? Время само раскроет её потенциал.

– Нери прав, – поддакнула Кантана. Лицо её стало бледным и обескровленным, интонации голоса словно потеряли жизнь. И, безусловно, Миа знала, из-за чего это произошло.

– Я хотела бы думать, как вы, – заметила Анацеа. – Но, увы, мешает одно. У нас совершенно нет времени из-за недуга. Дар Мии может понадобиться нам в любую секунду.

Анацеа сложила свои тарелки и столовые приборы в стопку и поднялась из-за стола.

– Ничего не бойся, Миа, – проговорила она настолько ободряюще, насколько могла. – Ты справишься.

Загорелая рука скользнула по плечу Мии. Оранжевое одеяние мелькнуло в тени гостиной, огоньком взметнулось по лестнице и погасло.

Когда запах духов Анацеа развеялся, а её шаги затихли, Миа с остервенением бросила вилку на скатерть.

– Всем понятно, в какой мы дыре?! – вскрикнула она.

– Может быть, не всё так плохо, – попыталась успокоить её Кантана, но особого оптимизма её лицо не выражало.

– Не так плохо, говоришь?! – взвинтилась Миа. – Может быть, мне напомнить, кто Длань на самом деле, и откуда мы тут взялись?! Всё вот-вот всплывёт! А под ударом – я!

– Миа, – попытался устаканить всё Нери, – если будешь так кричать, то всё раскроется прямо сейчас. Надо просто подумать, что делать дальше.

– Так соображай, – Миа едва не плакала. Обида и злость пробирали до костей. – Ты же у нас претендуешь на титул самого головастого!

– Бежать, – подсказала Кантана. Лицо её стало серьёзным и спокойным. – Мы смоемся с Девятого Холма.

– Кантана, что ты такое говоришь?! – встрял Нери.

– Я знаю человека, который может помочь, – пояснила Кантана. – И у меня есть немного денег, чтобы заплатить за услугу. Мы скроемся там, куда они никогда не сунутся.

– Да, мы можем бежать, – высказался Нери, – но если с нами убежишь ты, то выдашь себя одним этим поступком. Я просто хочу, чтобы ты отдавала себе отчёт. Ведь вернуться после побега ты уже не сможешь. Подумай, сумеешь ли ты жить в бегах, потеряв всё, что имеешь сейчас. Ты не должна ничем жертвовать из-за нас.

Кантана замерла на мгновение и отвела взгляд.

– Но я не могу оставить вас одних, – они развела руками. – Потому что с нами будет ещё один человек. Элатар. Я не допущу, чтобы он отправился к Покровителям из-за недуга!

– Элатар? – фыркнула Миа. – И как ты собралась доставать его из Пропасти? Ты сама говорила, что туда нет хода никому, кроме дозорных.

– Я найду способ, – Кантана таинственно улыбнулась.

8

Лохматое покрывало сумерек укутало Девятый Холм. Обхватило крыши, протиснулось в щели между домами, расстелилось по щебёнке дорог. Взъерошенные кусты пропитались густой дымкой, приняв облик неведомых животных. Иллюзорные медведи, волки и драконы расставляли когти и выгибали спины, готовые в любой момент атаковать случайную добычу.

На западе дотлевал, сжигая контуры деревьев, ноябрьский закат: пронзительно-оранжевая линия с красной окантовкой. Окна домов светились чистым пламенем, отражая последние всполохи уходящего солнца.

Вечерние тропинки Девятого Холма хранили запах хрустящей хлебной корочки, дорожной пыли и табака. Фонарщики суетились у обочин, разжигая пламя в колпаках уличных фонарей. Становилось холодно: даже шерстяной кардиган не спасал от морозной свежести межсезонья. Венена натянула капюшон и поёжилась. Яся, уловив её движение, тёплым воротником легла на шею. Верная товарка прекрасно чувствовала все желания и никогда не давала ей простудиться. Венена подозревала, что это – её давняя и бесконечная благодарность за спасение. Кто бы мог подумать, что истерзанный хорёк, которого она подобрала четыре года назад ради того, чтобы сдать на воротник, станет её единственным другом?

Поток уставших рабочих тянулся сквозь опустевшую рыночную площадь к выходу из центральной части города. В окнах старых построек, что выстроились за оградой рынка, вспыхивали точки свечей, расчерчивая непроглядную черноту проёмов огнём. Знакомо до боли. Каждый вечер здесь похож на предыдущий.

Венена всегда бывала здесь в это время, в этот день недели. Те, кому было нужно, знали об этом; кому нет – догадывались, но молчали. Хотя, толку от их молчания не было: официально Венена не делала ничего противозаконного. Просто выполняла грязную работу, на которую не каждый решится сам. Достать редкие травы, камни, фолианты и оружие там, куда никто не сунется – без проблем! Правда, иногда Венену просили об одолжениях, противоречащих Положениям. Если заказчик был готов хорошо платить, она назначала ему встречу в другом месте. В лесу, на самой окраине Девятого Холма, в замусоренных недрах рабочего квартала, у Башни…

Венена прекрасно понимала, как рискует, но ничего не могла поделать с собой. Жажда наживы за семь страшных лет стала для неё настоящим дурманом. Сетью, из которой невозможно выпутаться. Даже когда денег хватало с лихвой, душа настойчиво требовала ещё. Это походило на навязчивую идею. На помешательство, справиться с которым не хватало сил и духа. Червячок тревоги, что грыз ходы под рёбрами в голодные годы, не покинул Венену, даже когда она встала на ноги. И регулярно напоминал о себе, требуя подпитки. Именно поэтому она продолжала выходить сюда неделю за неделей. Год за годом. Здесь, на пустой рыночной площади, в тени складских крыш, она ждала очередных грязных поручений. И лишь когда заказ был завершён, работа – выполнена, и карманы тяжелели от монет, червячок успокаивался и позволял снова спать спокойно. Даже несколько ночей сряду. Потом зловещий цикл начинался заново.

Последние рабочие скрылись за воротами, и площадь опустела. Голые прилавки и тенты в полумраке выглядели сиротливо и печально. Казалось, словно на Сердце Земли опустилось, расставив когти, второе Возмездие. Тишина пахла свежестью, лёгким морозом и ветром. Колючий от измороси воздух прошёлся по щекам, тронул отстрочку капюшона и застыл на ресницах.

Венена взглянула на подсвеченные пламенем часы над площадью. Почти десять. Время позднего семейного ужина и вечерних сказок. Но не для неё. В её жизни никогда не было ни первого, ни второго. Ещё два часа на морозе – и можно идти домой. После полуночи Девятый Холм вымирал, и ловить здесь было нечего.

Словно вторя её мыслям, сзади раздался шорох шагов.

Венена застыла, вслушиваясь в тишину. Лёгкая поступь. Видимо, приближается молодая женщина. Значит, скорее всего, стандартный заказ на травы, вызывающие выкидыш. Многие из заказчиц боялись родить дочь, некоторые – не слишком удачно гуляли от мужей. Один раз за волшебной смесью даже приходила непосвящённая! Венена не выдала её, но прознала имя несчастной и записала в блокнот. Нужно всегда иметь запасные варианты: вдруг год выдастся неурожайным, или заказы поступать перестанут.

Шорох приближался. Венена слышала даже шелест подола, сопровождающий каждый шаг, только по-прежнему не осмеливалась обернуться. Вдруг это не по её душу? Лишний раз светиться – себя подводить. Уж лучше прикинуться припоздавшей торговкой.

Шаги затихли, остановившись точно сзади. Холод, как и обычно, прокрался по спине и сомкнул руки на горле. Но Яся по-прежнему спокойно лежала на шее: значит, посетитель не несёт угрозы. На Ясю можно было полагаться.

– Венена Окто? – знакомый голос стрельнул в плечо.

– Пароль? – бесстрастно отозвалась Венена.

– Холмов всего девять, – последовал ответ.

– Я слушаю, – Венена снисходительно развернулась.

За спиной возникла женская фигура в пышном тёмном платье и плаще. Судя по фасону одежды – непосвящённая. Заказчица закрывала лицо капюшоном, придерживая его у подбородка. Пряди чёрных волос выбивались наружу, развеваясь на ветру.

– Есть люди, которым нужно бежать, – проговорила гостья. – Куда угодно. Лишь бы их больше не видели на Девятом Холме.

Миграция. Всё понятно. Заказы на такие услуги поступают нечасто, но они очень прибыльны. Мало кому хочется ехать на чужие земли и утрясать вопросы хартий и жилья самостоятельно. Особенно на враждебный Первый Холм. Путёвка туда была самой дорогой по тарифам Окто.

– Сколько их? – с нетерпением отрезала Венена, предвкушая большой куш.

– Трое, – выговорила тень, ещё сильнее опуская капюшон.

– Три недели ожидания, – констатировала Венена мрачно. – Мне нужно будет всё уладить, чтобы миграция была легальной.

– Не пойдёт, – незнакомка мотнула головой. – Как можно быстрее. Как вариант – этой ночью.

– Ишь, чего захотела! Это будет очень дорого стоить, – Венена усмехнулась в темноте. – Такие дела сразу не делаются.

– Я согласна на любую цену! И даже на предоплату.

– Могу предложить только Первый Холм. Кое-кто на днях отказался от хартии, – Венена старалась говорить сдержанно. – Сдрейфили к врагам соваться. Хартия замечательная, на неограниченное количество лиц. Но это влетит вам в копеечку.

– У меня найдутся деньги. Только это не всё, – заказчица замялась. – Будет ещё одна просьба.

– Что ещё?

Тишина застыла в морозном воздухе. Лишь отдалённый шелест ветвей напоминал о том, что время не остановилось. Заказчица отвернулась, собираясь с мыслями. Они все боятся спрашивать. Венена настолько привыкла к этому, что даже не испытывала раздражения.

– Сможешь спуститься в Пропасть, Венена Окто? – проговорила незнакомка наконец.

– Это ещё зачем? – Венена возмущённо фыркнула. Вот уж просьба так просьба! Разряд экстраординарных, так точно! Уж о таком её никто и никогда не просил.

– Я хочу спасти своего брата от недуга, – пояснила девушка. – И помочь ему скрыться. Его сослали три дня назад.

– Я могу без проблем решить ваш вопрос с миграцией в ближайшие дни, – пояснила Венена. – Конечно, если ты хорошо мне заплатишь. Только вот в Пропасть лезь сама или оставь эту бесперспективную затею. Где я только ни маралась, но там – не хочу.

– Струсила? – фигурка дерзко подбоченилась. – Не говори тогда, что можешь всё!

– Лишние проблемы не нужны мне, да и тебе, малышка Бессамори, – Венена снова улыбнулась, на этот раз более дружелюбно. – Можешь снять свой капюшон. 

Глава 5
Откровение

1

Утреннее солнце подпалило деревья на горизонте. Распущенные пальцы крон слились с заревом за стеной высоток. В отличие от подавляющего большинства сотрудников факультета пространственных трансформаций, Аарон 865 любил утро. Равно как и панорамные окна своего кабинета, предоставляющие право любоваться просыпающимся городом с высоты.

А особенно чудесно утро, когда в ближайших перспективах маячит долгожданная экспедиция. Прекрасно осознавать, что годы усердного обивания порогов не прошли даром! Аарон задумчиво водил карандашом по карте планеты, очерчивая разрешённый маршрут. Даже если результаты поездки не будут обнадёживающими, то…

– Извините за опоздание, – прервал его размышления уверенный мужской голос.

Крупная тень накрыла Аарона, защитив от утреннего света. Пахнуло ароматом дорогой парфюмерной воды. Прекрасно! Долгожданный гость всё-таки явился. Значит, этот выпендрёжник Шале зря сетовал на то, что отец всегда занят и не соизволит почтить вниманием какого-то там декана.

– Доброе утро, – Аарон вскинул голову.

Собеседник сдержанно кивнул в знак приветствия: очень крупный мужчина представительного вида с зализанной набок, седеющей чёлкой и едва заметными проплешинами на висках. Несомненно, это был он – знаменитый отец самого беспринципного пре-имаго на факультете. Удивительно скромное поведение для особи подобного статуса!

– Я вызвал вас сюда, уважаемый Вячеслав 3759, – глазки Аарона сощурились за стёклами стариковских очков, – чтобы обсудить с вами поведение и провинности вашего сына.

– Я уже в курсе, – мужчина опустился в кресло напротив стола декана. Он придерживал полы пиджака, что расходились над внушительным животом. – Проинформировали по месту работы.

Аарон вгляделся в собеседника. Явно избалован жизнью, но уж точно приятнее, чем скандальный сынок. Да и права качать, похоже, не собирается. Интересно, почему Шале так его боится? Неужели опасается, что папаша урежет поток финансовых единиц на карманные расходы?

– Так значит, вы уже беседовали с сыном? – поинтересовался Аарон с живым любопытством.

– Конечно, – ответил Вячеслав так, словно наказывать сына давно для него привычным занятием. – Шале получил по первое число. Нужно было суметь так качественно опорочить моё доброе имя. Мальчик ещё глуп и очень неразборчив. Должно быть, в этом есть и моё упущение, но все такими были в той или иной мере… Не понимает Шале, что женские пре-имаго интересуются не его человеческими качествами, а моим статусом.

Началось! Аарон недовольно сдвинул брови и принялся крутить в ладони пережиток прошлого – карандаш с углеродным грифелем. Упоминание статусов и регалий по необъяснимой причине раздражало его. Как и выпендрёж. В этот момент его одолевало непреодолимое желание всадить ручку в глаз собеседнику лишь за то, что он осмелился подняться выше него по лестнице общественной иерархии. Но Аарон никогда не признался бы в этом, даже самому себе.

– Вы в курсе мораториев, что были наложены на Шале? – спросил он в конце концов, отложив многострадальный пишущий предмет.

– Да. И будьте уверены, что я полностью разделяю ваше мнение. Шале давно пора следить за здоровьем и весом. Мораторий – очень хорошая причина для этого.

– Прекрасно, – Аарон с одобрением ухмыльнулся. – Надеюсь, что мальчик не повторит больше ошибок и станет достойным элементом общества.

– Я делаю всё для того, чтобы Шале мог полноправно продолжить дело моего прадеда, – отозвался Вячеслав. – Должен же я буду на кого-то надеяться, когда силы меня покинут и возраст подойдёт к пенсионному. И именно поэтому я пришёл к вам с конструктивным и взаимовыгодным предложением. Выслушаете?

Предложение. Как много в этом звуке. Похоже, собрался скостить провинность сыночка. Как будто бы, факультет имеет отношение к службе назначения наказаний. Долг деканата – лишь исполнять их, согласно рекомендациям. Многие пытались избавиться от провинности, не имея представления о системе. Не вышло. И финансовые единицы здесь ничего не решат.

– Ну, – Аарон изобразил заинтересованность.

– Я слышал, что ваш факультет собирает экспедицию в запределье, – Вячеслав сощурился.

Кажется, пронесло. И то хорошо. Меньше недоговорок – меньше скандалов. Вот только с чего бы преуспевающему бизнесмену интересоваться научными изысканиями факультета?

– Да, – подтвердил Аарон, – на Мёртвый Континент. Цели у нас чисто научные, не думаю, что вам они будут интересны.

– Я не о том. С вами отправляются студенты-соискатели…

– Это замечательная практика для них, – Аарон напрягся, пытаясь вычислить тайные мотивы собеседника. – Многие из наших соискателей – будущие сотрудники факультета и сопряжённых лабораторий. И полученный опыт им очень пригодится для последующей научной деятельности. Поверьте, не каждый из наших преподавателей может похвастаться визитом на Мёртвый Континент. А выбить разрешение и маршрут…

– Спрошу напрямую, – перебил Вячеслав. – Может ли мой Шале отправиться в экспедицию в их числе? Как соискатель?

Аарон проглотил возмущение. Шале едва набирал шестидесятки по большинству предметов. Для того чтобы студент мог подать свою кандидатуру в соискатели, требовался средний балл не ниже девяноста пяти. И даже в этом случае – не факт, что одобрят. Вспомнить, хотя бы, прошлогоднюю историю с Нери 42, который, имея самый высокий средний балл по факультету, не прошёл отбор по прихоти шишки из ректората. Якобы, кредитная история его семьи нечиста была.

– Боюсь, что его баллы не позволяют ему войти в число соискателей, – Аарон с деланным разочарованием развёл руками. Шале в числе соискателей ему уж точно не хотелось видеть. – Даже если я дам добро, ректорат зарежет его с такими баллами.

– Вы думаете, я пошёл бы к вам, не добившись одобрения ректората? – Вячеслав глуповато улыбнулся. – Сам учился здесь, знаю, что к чему. Дело сейчас только за вами. Выше – проблема уже два дня как решена.

– А если я откажусь? Проку-то мне от соискателя с такими показателями?!

– Я же сказал, что предложение взаимовыгодное, – отметил Вячеслав. – Факультет довольно беден, чтобы организовывать своим сотрудникам такую роскошь. Я мог бы оказать безвозмездную спонсорскую помощь. Но только при условии, что Шале войдёт в состав экспедиции.

– И зачем это вам? Шале, насколько мне помнится, никогда не рвался к науке. Да и желанием хватать высшие баллы не страдал.

– Как раз за тем, – пояснил Вячеслав, – что моему трудному ребёнку необходима дисциплина. Воспитание. Моё упущение, что не могу уделять ему должное количество времени, но есть-то нам тоже нужно. Если я брошу дело, труды моих предков полетят коту под хвост. А парням в таком возрасте нужна закалка. Твёрдая рука, чтобы вырасти мужчиной, а не тряпкой. И пища для ума, чтобы к зрелому возрасту знать, что к чему. И одной матери тут не управиться, в чём мы и убедились на днях.

– Я думаю, что это не слишком хороший способ воспитания для пре-имаго, отбившегося от рук, – признался Аарон. – Условия, в которых нам приходится работать, подчас жестоки. Не каждый здоровяк без поломок выдержит такое.

– Просто подумайте, – попытался переубедить его Вячеслав. – Все финансовые затраты, которые не сможет покрыть факультет, я возьму на себя и оплачу их за счёт своей компании.

– Я обсужу это со своими сотрудниками, – Аарон участливо кивнул. Предложение казалось очень уместным и заманчивым, но слишком уж гладким. До подозрительности. В мире Аарона не бывало так, чтобы решение падало на голову само собой, особенно когда дело казалось финансовых единиц. Но взять в команду обалдуя казалось куда меньшей затратой, нежели истязать факультет и сотрудников кредитами.

– Дайте мне знать, если согласитесь, – Вячеслав поднялся со своего места и снова запахнул расползающийся на животе пиджак.

2

– Это не он, – пробормотала Лариса, пристально глядя сквозь исцарапанное стекло.

С противоположной стороны барьера на неё косился смуглый черноволосый парень, утянутый смирительными ремнями, как гусеница. Лицо его походило на фреску, сложенную из стеклянных пластинок: настолько глубоко полосовали некогда прозрачную преграду трещины и царапины. Веки так часто падали, прикрывая глаза, что казалось, налиты свинцом. И, хотя Лариса не ощущала запахов по ту сторону, она готова была поклясться, что сорочка парня источает смрад прокуренных комнат. Может быть, эти домыслы порождались логичной ассоциацией: Лариса краем уха слышала, что беднягу приволокли из лечебницы для особей с нарушениями психоструктуры. Подтверждая этот факт, за его спиной стояли в готовности два человека в костюмах реаниматоров. Один из них прижимал к груди прозрачный лоток со шприцем, другой – пристально наблюдал за пациентом, отслеживая каждое движение и слово.

– Вы уверены? – переспросил мужчина в форме штатного сотрудника ФСО.

– Разве я не узнаю своего сына? – с пренебрежением выдавила Лариса. Возмущение кипело за грудиной. Хотелось отхаркнуть его в лицо нахальному дознавателю. – А этого пре-имаго я никогда не видела раньше.

– И всё же? – издевательски скривившись, мужчина облокотился на стол. Прозрачный стакан, полный воды, пошатнулся перед Ларисой, замерцав гранями. Точно издевается! – Чип этого юноши инактивирован, а сам он дезориентирован в пространстве и времени. Больше пропавших этой возрастной и половой категории на настоящий момент в Иммортеле нет. Совпадений слишком много, Вам не кажется?

– Вы меня за деградантку держите?! – возмутилась Лариса, резким движением оттолкнувшись от стола. Каждая деталь в образе дознавателя раздражала до колик: и свежий запах лосьона после бритья, и замусоленная гелем для укладки чёлка, и воротник, что топорщился, касаясь мочек ушей. – Или за диссоциировавшую?! Это не Нери!

Сотрудник ФСО подарил ей сердитый, полный осуждения взгляд и откинул со лба чёлку. Но Ларисе было искренне плевать, как он оценивает её поведение.

– Меня зовут Гай, – подтвердил парень сонным голосом, словно пытаясь поддержать Ларису, – и она мне не мать.

– Тебя не спрашивали, щенок! – огрызнулся дознаватель, блеснув глазами.

– Покровители ещё дадут мне возможность взыскать с тебя за грубость, – парировал юноша за стеклом. Трещины пробежали по его лику, исказив до неузнаваемости. – Будь уверен, папаша!

Обстановка накалилась до предела. Звуки звенели под потолком, наслаиваясь друг на друга безобразной коростой. И Лариса дала бы волю негодованию, что теснилось внутри, угрожая выйти рвотой, если бы дверь в этот момент не отворилась и в помещение не зашёл Лихач, потягивая кофе из большого бумажного стакана. Он, как ни в чём не бывало, ухмыльнулся и расслабленно подмигнул ей. Затем с усилием хлопнул дознавателя по плечу.

– Что мучаешь её? – фыркнул он, не без иронии поглядывая на парня по ту сторону стеклянной стены. – Не он это – моржу понятно. Не наш Нери.

– Но, – попытался было возразить сотрудник ФСО, – по всем законам нормальной логики, иного просто не может быть…

– Плевал я на твои дурацкие умозаключения и на твою копаную логику, – отрезал Лихач, улыбаясь с парадоксальной доброжелательностью. – Прекращай, если не хочешь нарваться. Пусть парня уводят.

– Слушаюсь, – сотрудника ФСО словно подменили. – Опознание окончено. Можете быть свободны.

Кресло по ту сторону барьера развернулось с гулким хлопком. Подхватив паренька за торчащие края смирительных ремней, реаниматоры повели его к выходу. Бедолага, впрочем, не сопротивлялся: его глаза сочились усталостью, а каждое движение выдавало утомление. Должно быть, он мечтал отоспаться в боксе лечебницы, в тишине и покое.

– Спасибо, – пробормотала Лариса, вставая с кресла. Ноющая боль разлилась по спине, и она с хрустом распрямила позвоночник, пытаясь справиться с дискомфортом.

– Пройдёмся? – Лихач выбросил стакан в дезинтегратор и снова подмигнул. Так, словно долгих лет разлуки и не было.

– С чего бы?

– За тобой должок, – невозмутимо продолжил Лихач, лукаво поблёскивая глазами-агатами, – не находишь?

3

Никто не мог представить, как тяжело дались Дее последние несколько дней. Каждая секунда была переполнена дурным ожиданием неизбежного. Предчувствием, что сводило зубы и сводило с ума. Оно играло в носу приторным ароматом, свербило под ложечкой, дрожало на кончиках пальцев. Оно не давало уснуть ночами, заставляя метаться по постели и просыпаться с криком, застывшим на губах. Оно заглядывало в окна вместе с первыми утренними лучами и круглосуточно наблюдало за каждым шагом.

Вот и сейчас, сидя на рабочем месте, со стопкой личных дел абитуриентов с одной стороны и отчётной документацией – с другой, Дея не могла справиться с ужасом. Успокоительные таблетки давно перестали помогать. Страх комком стоял в горле. Хотелось выплюнуть его, да не получалось. Как продолжать жить, осознавая, что каждое мгновение грозит разразиться фиолетовым сиянием и прорвать дыру в реальности?! Дея знала точно: ещё одного наплыва диссоциации ей не выдержать.

Впрочем, эпизоды больше не повторялись, что радовало. Хоть какой-то плюс.

Но, как назло, матери стало хуже. Вчера Дея здорово потратилась на средства гигиены для неё и дорогостоящие медикаменты. А тут ещё экспедиция на голову свалилась, и отказ принять в ней участие грозят приравнять к увольнению!

Ситуация сложилась близкая к безвыходной. Путь уткнулся в тупик. Обратную дорогу перегородили каменистые завалы. Она висела в неопределённости. Дея тысячу раз взвесила в уме все возможные варианты, и на свой страх и риск приняла решение договориться с Аароном о возможной отсрочке платежа.

Но идти к Аарону, преодолевая страх, не пришлось. После утреннего совещания он сам вторгся в её кабинет незваным гостем: довольный и лучезарный, как сытый лев. Без предупреждений и звонков. Как к себе домой.

– Можешь ликовать, пупсик, – протянул он с порога, закрывая за собой дверь. Морщины разбежались по его щекам, как нити паутины.

– Меня сейчас ничего не спасёт, – буркнула Дея. Давить на жалость бесперспективно, но куда деваться, если сердце и мысли переполняются состраданием к самой себе?!

– И даже хорошие новости?

Дея, потупившись, бросила взгляд на незаполненный бланк анкеты кандидата на выезд в запределье, белеющий перед ней. Галочки и квадратные цифры останавливались на графе «Вес вашего биологического тела». Анкета предусматривала лишь две клетки для указания параметра. Какие хорошие новости могут быть в государстве, где тебя даже не считают за живую биологическую особь?!

– Смотря насколько они хороши, – с сарказмом протянула она. – Неужели улучшились условия преподавательского кредитования?

– Лучше! – Аарон снова засиял. – Если ничего не сорвётся, твои финансовые проблемы решены. Никаких кредитов. Поедешь в экспедицию, как в санаторий.

Внезапная радость ошпарила грудь, но эта эмоция была необдуманной, иррациональной. Дея отвела глаза. Слишком уж деланным казалось ликование декана. В любом случае, за этим что-то, да стоит. Как бы ни хотелось верить в добро, закон жизни суров. Просто так на голову не падают ни кирпичи, ни финансовые единицы.

– Даже так? Где подтекст? – сухо пробормотала она, не спеша выражать радость.

– Подтекст? – Аарон снова ухмыльнулся. – О чём ты, Дея? Просто судьба внезапно повернулась к нам лицом, и один добрый человек решил оплатить нашу поездку.

– Ни с того ни с сего? – категорично отозвалась Дея. – Не верю. Он, наверняка, преследует свои цели, спонсируя нас.

– Если это можно так назвать. Цена меньше, чем ты можешь представить, – сообщил Аарон. – Всего-то, дополнительный человек в экспедиции в числе соискателей. У нас, к тому же, есть резерв. Ну, скажи, помешает ли он кому-нибудь?

– Как знать, – Дея пожала плечами. – Если он из числа лучших, не дотянувших до звания соискателей – это только плюс. Но что-то подсказывает мне, что я знаю, о ком идёт речь. И этот человек едва тянет нагрузку.

– Едва тянет – это слишком громко, пупсик, – Аарон сморщился. – Этот пре-имаго, конечно, привык хватать по верхам, но, я считаю, что потенциал у него неплохой.

Догадалась, значит! Но чувство торжества быстро сменилось разочарованием. Шале станет в экспедиции не просто балластом. Он будет мешать.

– У лодыря, неспособного даже интеграл взять? – Дея с готовностью расправила плечи. – Поверьте мне, Шале 487 – не самый лучший вариант для экспедиции.

– Ты весьма проницательна, пупсик. Вот только другого выхода у нас нет. Точнее говоря, другого выхода нет у тебя. Ты одна из всего состава не потянешь кредит. Так что, можешь считать, что лодырь, которого ты так презираешь, спас тебя от скорбной преподавательской участи через два года.

Как бы Дее ни хотелось отрицать, Аарон был прав.

– Мне неприятно лишь из-за того, что придётся краснеть перед остальными соискателями, – отозвалась Дея. – Как мы объясним им, что с нами едет Шале? Ведь большинство из них добивалось этого звания упорным трудом, и им будет обидно видеть, что кому-то все привилегии дались одним щелчком пальцев.

– Брось, – Аарон махнул рукой. – Из всех соискателей Шале знает только Гандива 2, как одногодка. А тут уж думай сама: добился ли он сам чего-нибудь своим трудом.

– Гандива, по крайней мере, зубрить умеет, – фыркнула Дея. – И очень успешно это делает.

– Важнее применять свои знания на практике, пупсик. Кто знает, может, Шале преуспеет в этом? А уж зубрить приучить – невелика наука.

– Это, конечно, не лучшая идея, – сморщилась Дея. – Но выбора у меня нет.

– Конечно, нет, – ухмыльнулся Аарон. – Потому что я уже дал своё согласие.

4

Деревянные колокольчики над дверью возмущённо брякнули. Владимир 123 влетел в кухню с прытью закоренелого миникапера, регулярно гоняющего по ночному Иммортелю.

Маргарита 668 оторвала безучастный взор от конспектора и подняла голову. Буквы и фразы, кажущиеся на редкость сухими и бездарными, убежали за пределы поля зрения. Поймав любопытный взгляд мужа, она попыталась улыбнуться. Не вышло. Силуэт мужчины лишь поплыл, утонув в нахлынувших слезах. За прошедшие несколько дней её глаза не только опустели, но и потеряли цвет – достаточно было заглянуть в лицо Владимиру, чтобы понять это.

– Говорил же тебе: поспи, – муж опустил на стол куль с продуктами. Биоразлагаемый пакет уютно зашуршал. Внутри звякнуло стекло.

– Что-то запрещённое достал? – монотонно пробормотала Маргарита, возвращаясь к написанию текста. Фразы в мониторе, написанные её рукой минуту назад, теперь казались незнакомыми и чужими.

– Всего лишь томатная паста в банке, – Владимир обернулся.

– А жаль, – протянула Маргарита. – Я бы выпила. За очередной бестолковый день и жалкие пять тысяч знаков с пробелами.

– Тебе просто нужно взять отпуск, – плитка кухонного отсека отразила лицо Владимира, исказив черты до неузнаваемости. – Ты ведь можешь поговорить с издателями об отсрочке.

– Не факт, что эту книгу вообще в печать пропустят, если всё будет продолжаться так же, как сейчас. Грубо говоря, никак.

Щелчок кнопки на стеновой панели – и из выемки в стене, издавая напряжённое гудение, выехала холодильная камера. Цветные упаковки с овощным соком, соевым сыром и мультизлаковыми макаронными изделиями начали выстраиваться на полочках рядами, по велению рук.

– Батареи садятся, – подытожил Владимир, невесело поглядывая в морозильный отсек. – Уже не замораживает почти. Нужно брать новые.

– Что? – Маргарита снова оторвалась от работы. Силуэт белокурого мужчины в чёрной кожаной куртке раздробился на тысячи дрожащих пятен.

– Батареи садятся, говорю.

– И ты ещё можешь о батареях думать в такой момент?!

– А что мне остаётся делать? – Владимир развёл руками. – Ты ведь можешь думать о новом романе.

– Я хотя бы что-то делаю, чтобы вернуть нашу дочь! – Маргарита неожиданно стукнула кулаком по столу. Капелька кофе выплеснулась через ободок чашки и отпечаталась на скатерти коричневой точкой.

– Я ведь не могу никак повлиять на ситуацию, в отличие от тебя, – нахмурившись, Владимир резким движением вернул холодильный отсек на место. – Может, предложишь сразу сдаться? Может, ляжем сейчас вместе в гроб и умрём в один день, по закону жанра?

Маргарита, промолчав, сжала губы: лишь ложка громче зазвенела о края фарфоровой чашки.

– У меня просто нервы на пределе, – проговорила она, наконец, пытаясь оправдаться. – Прости меня.

– Думаешь, мне спокойно? – Владимир опустился рядом на высокий стул. – Почему, интересно, я уже неделю работаю в убыток? Да, я успокаивал тебя первое время, но сейчас я и сам вот-вот сломаюсь. И я очень прошу тебя, не ускоряй процесс. Хотя бы один из нас должен оставаться хладнокровным.

Маргарита отодвинула конспектор на край стола. Обкусанные ногти с облупившимся красным лаком выглядели карикатурно на фоне новенького устройства. Потухший экран вобрал в себя огоньки потолочных светодиодов и превратился в лоскуток звёздного неба.

– Я понимаю, – выдохнула Маргарита, поймав своё отражение на поверхности остывшего кофе. Дрожащая гладь показала совершенно незнакомую женскую особь. Но это не вызвало испуга: скорее, удивление. Лёгкое, почти пассивное. – Но я не могу больше так. Призраки прошлого всплывают.

– Уверен, что сейчас всё не так, как тогда.

– Почему? А вдруг?

– Вспомни письма, что приходили в ту пору тебе, – Владимир серьёзно посмотрел на неё. – Сейчас нет никаких намёков. Это не похищение, Маргарита. Иначе они уже оповестили бы нас.

– Мы должны молчать о пропаже Мии, – Маргарита почувствовала удушье. – Только ФСО, и никому более. Иначе нам с превеликим удовольствием начнут названивать те, кто пожелает нажиться за наш счёт.

– Не время думать о финансовых единицах, – отрезал Владимир.

– Может, наоборот самое время? – Маргарита беспомощно развела руками. – Может, они потребуют выкуп куда больше, чем средства, которыми мы располагаем?!

– Прекрати ерунду говорить.

Нервное молчание наполнило кухню. Тишина пропитала стены: совершенная и безупречная. Казалось, даже розоватое сияние осеннего вечера издаёт шорох, просачиваясь сквозь жалюзи. Маргарита любила такие вечера до того, как…

– Какие новости? – Владимир лениво наполнил чашку кипятком.

– Сегодня ФСО обнаружили на карте неопознанный чип, – Маргарита шмыгнула носом. – В Запределье. Они думали, что это Миа, или тот мальчик, что пропал вместе с ней.

– В Запределье? Рисково! Куда судьба только не забросит.

– Оказалось, что это просто техническая ошибка, – Маргарита опустила голову на сложенные руки. – Никого там нет. И не может быть теоретически. Особь, вышедшая за границы Иммортеля, и дня не продержится снаружи. Воды-то нет.

– Мы выезжали как-то, – Владимир невесело усмехнулся. – Дело тут не в воде. Там творились странные вещи. Такие, что я усомнился в истинности Иммортеля.

– Насколько странные?

– Некоторым из нас периодически становилось плохо, – отозвался Владимир. – Головокружение, нарушение восприятия, потеря сознания. И мир вокруг. Он словно менялся с небольшой периодичностью.

– Последствия Перелома, не иначе, – Маргарита, совершенно не удивившись, пожала плечами. – Может быть, и наши далёкие потомки и уйдут на эту землю. Если им хватит воды, конечно.

– Не думаю, – Владимир мотнул головой. – Гиблые там места. Мёртвый Континент гораздо больше, чем ты можешь предположить. Он вокруг нас.

Маргарита обхватила губами ободок фарфоровой чашки. Горький кофе свёл губы оскоминой.

– Мёртвый Континент – это здесь, – она положила руку на грудь. – Я не знаю, когда закончится эта полоса препятствий. Но мне действительно страшно жить.

Она не могла больше сдерживать себя. Щёки свело болезненной судорогой, а нос завалило. Комната снова расплылась перед глазами. Слёзы срывались с ресниц одна за одной, вырисовывая на коже горячие дорожки. Солёная вода катилась по подбородку и шее, остывая на воротнике блузки. Тщетные слёзы, которые совершенно не приносили облегчения. Боль пустила корни слишком глубоко в душу, распустив крону в мыслях. Разум запутался в переплетениях ветвей. И вырвать чужеродное начало можно было разве что вместе с последним вздохом.

Отставив бокал с кофе в сторону, Владимир встал. Положил ладони на плечи Маргариты и прижал её к себе. Тепло сильных рук, которое обычно успокаивало, лишь сильнее разбудоражило эмоции. Маргарита вжалась лицом в рубашку мужа, пытаясь перекрыть рвущийся наружу поток. Только слёзы не останавливались, лишь мокрая ткань неприятно захолодила раздражённые щёки.

Так они и стояли, утопая в розовой патоке ноябрьского вечера, что просачивалась в дом сквозь опущенные жалюзи. Белые полимерные полоски который день уже заслоняли окна, не позволяя выглянуть наружу. Потому что ни Маргарите, ни Владимиру не хотелось смотреть на оживлённую набережную. Там слишком часто гуляли родители с детьми…

5

Когда они вышли из головного офиса ФСО, Ларису снова одолели слёзы. Напрасно она считала, что выплакала всё тремя предыдущими ночами – они брались из ниоткуда. Солёная вода, залившая лицо, раскачала мир, усеяв кривыми блёстками. Всего лишь солнце преломляющееся лучами в капельках. Но Ларисе казалось, что это Вселенная крошится на осколки, затягивая её в бесконечную чёрную дыру, забирая эмоции и разбирая по молекулам.

– Я бы обнял тебя, – Лихач заглянул Ларисе в лицо и фыркнул с откровенной издёвкой, – да не хочу в луже валяться. Там мокро и холодно, знаешь ли.

– А вот это верно, – отрезала Лариса, вытирая лицо экосалфеткой. Разводы туши грязными бороздами запутались в белоснежных волокнах ткани. – Снова поиздеваться решил?

– С чего бы? – Лихач, казалось, совершенно не обиделся. – Ты сама мне позвонила. Я не привык отвечать отказом. Особенно если просит женщина.

Шаги шелестом разливались по холодному проспекту. Башни высоток мерно уплывали назад, превращаясь в спички. От флегматичного взгляда окон накатывала безысходность и становилось тошно. Ларисе никак не давала покоя мысль, что мир, как и раньше живёт и существует, а планета – вертится. Лишь одна её маленькая Вселенная остановилась с уходом Нери, вырвав её из реальности и времени.

– Можно подумать, ты сам, узнав, не начал бы искать Нери, – процедила она раздражённо. – Я помню, как он был привязан к тебе.

– Начал бы, – Лихач понимающе кивнул, – но без тебя, Лариса.

– Зачем же тогда ты попросил меня пройтись? – она задумчиво пожала плечами.

– Кое-кто информацию просил, – отметил Лихач. – Я лишь хотел сказать, почему ФСО всё ещё молчит про местонахождение Нери. И почему они вызвали тебя сегодня на это нелепое шоу с опознанием.

Утерев слёзы резким движением, Лариса вскинула голову. Ожидание измучило её, выпив все соки, и она была готова стойко принять любую информацию. Даже самую страшную. С удивлением Лариса обнаружила, что её сердце бьётся ровно и редко. Неизвестность донимала куда больше, чем жуткие догадки.

– Всё из-за того, что Нери исчез с карты, – протрубил Лихач так, словно новость совершенно его не задевала.

Сердце ёкнуло и повисло бабочкой в невесомости. Сообщение, конечно, оказалось не ахти, но уж почём лучше, чем злая весть о самом страшном. Приятная теплота постепенно наводнила сосуды. Вместе с ней приходило понимание происходящего. Значит, чип Нери вышел из строя по неведомой причине. И именно поэтому её приволокли сюда опознавать парня с тем же повреждением! И потому-то дознаватель так настаивал на том, что странный юноша, назвавший себя Гаем – это Нери!

– Ты так спокойно говоришь об этом, – заметила Лариса. – Будто для тебя ничего не изменилось, и ты совсем не ценил его любовь и преданность.

– Всё гораздо сложнее, чем ты думаешь. Он исчез не один, Лариса, – пояснил Лихач. – С Нери была девушка. Миа 4813, дочь известной писательницы Маргариты 668. И в последний раз их видели вместе на главной городской площади во время праздника Дня Великого Перелома. Ребят попросили принять участие в шоу, что-то пошло не так, и после этого они пропали без следа. Организаторы праздника недоумевают.

– Нери с женской особью? – Лариса изумлённо приподняла бровь. – Да ещё и с отпрыском богатого семейства? Не смешил бы!

– Могу устроить тебе встречу с твоим любимым автором, – Лихач пожал плечами. – Хоть прямо сейчас: Маргарита не вылезает из нашего отдела. Тогда ты мне поверишь? Только, боюсь, ты не захочешь увидеть своего кумира в амплуа зарёванной истерички. Если по мне, то эта писака эротического хоррора совершенно неадекватна.

Покачав головой, Лариса отмахнулась. Главная недомолвка Лихача по-прежнему не давала углубиться в расспросы. Но она не осмеливалась произнести свой вопрос вслух. Интуиция подсказывала, что Лихач не сможет на него ответить. Но не потому, что не располагает нужной информацией.

– Почему же ты так спокоен? – осмелилась она, наконец.

– Я уверен, что они оба сейчас в безопасности, – ответил Лихач задумчиво. – Весь вопрос в том, вернутся ли они назад…

Слова зазвенели в голове, рассыпавшись острыми стекляшками. Осколки вонзались в сердце, царапая податливую плоть. Что за чушь он несёт? Почему Лихач так уверен в том, что с Нери всё в порядке? Не похоже на то, что он перебрал: если только, кофе.

Лариса остановилась, ненароком попав одной ногой в лужу. Мимо, над шоссе, чертя в воздухе длинные колючие линии, неслись миникапы и воздушные автобусы. Они, как округлые металлические пули, соединяли здания, вихрились на разъездах, улетали в никуда, оставляя в память о себе лишь иглы белого дыма. Гудение моторов сдавливало виски, мешая думать.

– Ты что-то знаешь?! Почему это Нери ничего не угрожает?!– Лариса ошпарила бывшего супруга умоляющим взглядом. Ноябрьский мороз сушил кожу, а жажда информации – разум. По интонациям голоса Лариса догадывалалась: Лихачу есть, что сказать. Вот только хочет ли он сообщать ей это?

– Потому что везде есть добрые люди, – отрезал Лихач.

– Кого ты обмануть пытаешься?! – вскрикнув, Лариса сжала кулаки. Ярость пропитывала тело, выступив на лбу капельками пота. – Я устала от твоих издёвок и глупых шуток. Не время сейчас смеяться над моим горем. Сказал А, говори и Б!

– Это наше общее горе, между прочим, – невозмутимо предложил Лихач, совершенно не слушая. – Давай, посидим где-нибудь?

– Я прошу тебя, – Лариса изо всех сил старалась держать себя в руках.

– Говорю же: давай зайдём в кафе, – неожиданно Лихач схватил Ларису за запястье, будто долгих лет разлуки не было вовсе, и потащил вниз по улице.

– Стой! – попыталась было она возразить, но вскрик утонул в назойливом гудении колонны миникапов, в которых восседали, пестря ирокезами и поблёскивая колечками пирсинга, молодые раннеры. Металлические дельфины стайкой пронеслись над шоссе, обгоняя друг друга, взвились по спирали кругового разъезда и исчезли за зданием гипермаркета электроники.

Лариса неслась за бывшим мужем, безуспешно пытаясь вырвать запястье. Хватка Лихача была слишком крепкой и походила на тесные объятия ремней безопасности в монорельсовом вагоне. Каблуки вспарывали гладь луж, раскидывая вихри капель. Точки грязевых брызг оседали на отвороте брюк и острых носах сапожек, вызывая приступы брезгливости. Дома, кирпичами раскиданные по обочине, лишь провожали их жалобным прищуром окон. Они не могли остановить происходящее и лишь косо поглядывали вслед, то ли сочувствуя, то ли проклиная.

Лихач остановился у крупного торгового центра и, наконец, разжал пальцы.

Лариса отпрянула, чавкая сапожками по придорожной грязи. Утомление от долгого бега вытеснило ярость и оставило лишь немного места для искреннего изумления. По глазам ударили подрагивающие струйки неоновых огней. Мир поплыл по окружности, превращаясь в череду смазанных пятен.

– Ты что? – мурашки закололи ладонь, а на запястье загорелись браслетом красные отпечатки. Онемевшие пальцы растопырились, как безвольные лучинки.

– В «Капелле» есть хорошее кафе без лишних ушей, – Лихач кивнул на подёрнутый мутноватой неоновой завесой подъезд здания. – Пойдём-ка, перекусим.

– Я тороплюсь домой, – отрезала Лариса, пытаясь собрать рассыпающуюся перед глазами мозаику мира воедино.

– С каких это пор ты так спешишь в свой ад? С Вененой сиделка, и ты заплатила ей за полный день! – Лихач сурово сдвинул брови. – Или тебе отдохнуть не хочется, как нормальному человеку?

– Вдруг Нери вернётся? – Лариса с надеждой посмотрела на Лихача, ожидая встретить сочувствие. Но чёрные угольки глаз по-прежнему смеялись, поблёскивая матовыми искорками.

– Вернётся, так никуда не денется! – Лихач бесстрастно пожал плечом. – И поверь, у него, в отличие от тебя, хватит ума набрать тебе на мультикоммуникатор.

– Лихач, умерь пыл, – Лариса поперхнулась ветром, пытаясь передать собственные чувства. – Не пристало пировать, когда кругом чума.

– А что ты сможешь изменить своей скорбью? – с неожиданной серьёзностью поинтересовался Лихач. – Оттого, что ты зароешься в одеяло и будешь слезами заливаться, наш сын не явится. Оплакивать – удел слабых. Оплакивать живых – вдвойне. Сильные живут настоящим. И жалеешь ты сейчас не Нери, а саму себя, признай это.

Лариса застыла, обдумывая жестокие слова Лихача. Странно было признавать, но Лихач оказался прав. Слёзы, раскаяние и самоуничижение ничего не изменят. Как и бремя томительного ожидания чуда. Как и мольбы в никуда.

Кафе «Аллегория» напоминало тёмный ящик, выстроганный из сандалового дерева. Полоски окон, и без того узкие, заслоняли чёрные жалюзи. Тускловатая муть, льющаяся от плоских ламп, совсем не походила на электрический свет. Мерцающие розоватым сиянием аромалампы на подоконниках лениво испускали колечки дыма.

Столешница матово пламенела той же розовой подсветкой, прорезая чайные чашки насквозь и превращая их в подобие новогодних ёлочных шаров. Услужливый официант принёс нарезку пяти разновидностей соевого мяса, пирожки, кофе и растительный заменитель сливок и удалился, уютно цокая набойками. Есть не хотелось совершенно.

– Ну и какова твоя цель, Лихач? – с горчинкой иронии пробормотала Лариса, рассматривая собственные пальцы. – Снова замуж позовёшь?

– Далась мне такая своенравная зануда, – навозмутимо отчеканил Лихач, уплетая мясо. – Все вы одинаковые. Лучше уж останусь навек одиноким.

– Но не просто же так ты меня позвал сюда?

– Я лишь хочу ответить на твой вопрос, – пояснил Лихач. – Потому что вижу, как ты мучаешься. Возможно, мне придётся заплатить за вольность слишком большую цену, но, надеюсь, мне удастся безболезненно прояснить некоторые моменты.

– Так ты знаешь, где Нери? – Лариса так устала, что в её голосе уже не слышалось энтузиазма.

Лихач беззвучно кивнул. Казалось, что этот жест на несколько секунд замедлил течение времени. По крайней мере, для Ларисы – точно. Она замерла, не в состоянии выдавить ни слова. Всё, над чем она так долго думала, находилось на расстоянии пятидесяти несчастных сантиметров. Всё оказалось проще простого!

– Я расскажу тебе одну историю, Лариса, – снова заговорил Лихач, и Лариса поняла: начинается самое главное. – Сказку про парня с добрым сердцем, которому вечно больше всех было нужно и который верил в чудеса. Помни, что это всего лишь сказка. Фантастическая история, наподобие тех, что пишет твой любимый автор. Но выноси из неё уроки. Ты даже не представляешь, насколько они будут важны и информативны для тебя. Всё поняла?

Ларисе ничего не оставалось делать, как кивнуть, согласившись. Лихач, наверняка, хочет успокоить её, но что-то в его голосе сеяло зёрна сомнения, заставляя сердце вздрагивать полувздохами и трепыхаться.

– Парня этого звали Тео, – начал Лихач сдавленно.

– Тео? – отозвалась Лариса. – То есть, как…

– В Иммортеле множество парней носит это имя, – подчеркнул Лихач. – А теперь слушай. Новая весна распахнула городу объятия. Мешковина неба истончилась и поднялась…

Глава 6
Та, что видит

1

3 марта 2326 года

Чёрная пасть тоннеля оскалилась отсветами неоновых табло. Ровный стук колёс стих в бездне мрака, и зал укрыла упругая перина тишины. Зеркала колонн отражали множащуюся пустоту, преобразуя её в бесконечность. Густой воздух отдавал резиной и металлической окалиной.

– Спасти? – Тео снова посмотрел на странную незнакомку. – Тебе кто-то угрожает?

Незнакомка мотнула головой и ещё сильнее сжала пальцы. Ладонь намокла от пота. Мышцы зашлись остекленелой судорогой.

Тео испуганно оглянулся. Если таинственная гостья – всего лишь глюк, вызванный диссоциацией, его поведение должно выглядеть как минимум странно. Но он никак не мог оценить достоверность своей теории: за пару минут станция практически опустела. Лишь у противоположной платформы отбивал кроссовкой ритм юноша лет восемнадцати, да бездомный мужчина похрапывал на полу снаружи от турникетов.

– Я ничего не понимаю! – рассерженно выкрикнул Тео. Ситуация начинала порядком побешивать.

– Останься! – жёлтые глаза, не мигая, смотрели на него.

– Можно подумать, у меня есть выбор, – Тео задохнулся от раздражения. Нужно было срочно что-то решать, а его по-прежнему терзали противоречия. Выводы, вроде бы, напрашивались, но тут же ускользали прямо из под носа, как мальки, оставляя его наедине с неоформленными обрывками мыслей.

– Я не знаю, куда идти, – призналась спутница.

– Ты где вообще живёшь?

– Девятый Холм, – желтоглазая склонила голову, и каштановые локоны водопадом заструились по плечу. – Рыночный переулок, дом три. Но я догадываюсь, что здесь нет таких адресов. Умоляю, скажи, что не всё ещё кончено!

Голоса прошивали батут тишины острыми отголосками эха. Происходящее всё сильнее напоминало сон – пёстрый, как плед, сшитый из неровных лоскутков. Однако за разноцветным занавесом роилась непроглядная темнота. Суждено ли этой иллюзии быть приятной, или она должна обернуться самым страшным кошмаром?

– Девятый Холм?! – вскрикнул Тео, вырывая руку. Девушка покорно разжала пальцы, по инерции отшатнувшись к колонне. Развевающийся шлейф шифонового платья отразился в зеркальной бездне язычком пламени. – Хватит из меня дурака делать, крошка! За каким ты здесь?! Мои дружки-дегенераты тебя подослали?!

– Я не знаю! – внезапно закричала незнакомка. Каменное спокойствие на её лице сменилось негодованием, словно смерч налетел в разгар абсолютного штиля. По щекам к подбородку заскользили слёзы, заставляя лицо мерцать от неоновых поцелуев. – Не знаю, почему я оказалась здесь! Кантимир ударил меня, а потом что-то вспыхнуло. Его тело раздвоилось и исчезло. Вспышка погасла, и я очутилась здесь. И этот жуткий… червь с множеством ртов, в которые добровольно заходили люди, чтобы быть съеденными! Он был тут! Если я здесь, так значит, он убил меня своим ударом? А всё, что я вижу – прибежище Разрушителей?

– Так тут ещё и Кантимир был?! – Тео по-прежнему негодовал. – Что за Кантимир такой?!

– Мой муж! – незнакомка задрожала, продолжая плакать. – Я всего лишь попросила тебя помочь, потому что мне некуда идти! Я в беде: не знаю, что это за место! Куда направиться?!

Барышня проглотила последнюю фразу, захлебнувшись в истерике. Пронзительный вой её голоса заглушило гудение заходящего на посадку состава. Незнакомку затрясло, словно в лихорадке. Тео не нашёл лучшего способа остановить это безумие, как крепко прижать её к себе. Он прекрасно понимал, что этот жест – не лучшее решение, чтобы образумить ту, имени которой даже не знал, но иного попросту не было. Иначе она бросилась бы на рельсы, обезумев.

– Успокойся для начала, – зашептал он ей на ухо. – Я никуда не уйду. Я останусь, потому что ты так решила.

Девушка, к удивлению, не ударила его. Даже не отстранилась и не принялась вырываться. Лишь испустила громкий, пронзительный всхлип ему в плечо и затихла, всё ещё дрожа.

Застывший у платформы состав распахнул двери, выпуская пассажиров на станцию. Может, это и правда вовсе не поезд, а металлический червь с множеством ртов? Как знать… Люди семенили мимо, их взгляды скользили по полу из тонированного стекла. «Значит, она реальна, – решил Тео, – иначе кто-нибудь уже обратил бы внимание на то, что я обнимаю воздух».

– Как твоё имя? – спросил он, почти касаясь губами её волос.

– Анацеа Бессамори, – барышня отстранилась, подняв на Тео заплаканный взгляд.

– Всё-таки, Анацеа или Бессамори? – Тео попытался улыбнуться.

– Анацеа из клана Бессамори, – повторила девушка скованно, но ровно.

Мысли снова завертелись в голове, натыкаясь друг на друга, спотыкаясь и падая. Слишком много странного произошло в это утро, чтобы снова удивляться. А тут ещё сюрприз: у неё фамилия есть! Их же за ненадобностью отменили вместе с вводом системы чипирования, заменив более удобными и функциональными числовыми коэффициентами!

Одно из двух. Либо она действительно диссоциировала, что более вероятно, либо…

Либо Вселенная устроена совершенно не так, как он себе представляет.

– Очень приятно, Анацеа, – он снисходительно кивнул, надеясь, что не перепутал фамилию и имя. – Зови меня Тео. Просто Тео.

– Может, отпустишь меня, Тео? – произнесла Анацеа, сбрасывая его руки с плеч. – Я не собираюсь убегать, и уже спокойна. Веди меня.

Поезд тронулся с места, рассеяв по платформе сиплый скрип. Анацеа лишь проводила его изумлённым взглядом. Хоть плечи уже не дрожали, дышала она по-прежнему часто и глубоко.

– Когда следующий червь окажется тут, – пояснил Тео, лихорадочно соображая на ходу, – нам нужно будет зайти в один из его ртов. Поняла, Анацеа?

– Но… это же… – сомнение засквозило в твёрдом взгляде.

– Не бойся, – Тео снова почувствовал нарастающую панику, волнами исходящую от Анацеа. – Я буду рядом. Я могу снова обнять тебя, если ты скажешь. Червь не съест нас. Он привезёт нас домой, а там уже за чашкой кофе подумаем, что делать дальше.

– Я поняла, – вздохнула Анацеа.

Тео с одобрением кивнул в ответ и принялся стаскивать с себя верхнюю одежду. Кисть руки коснулась коммуникатора сквозь гладкую ткань подкладки, и Тео вспомнил о том, что уже минут десять как должен быть на работе. Гадостная смесь ужаса и волнения ошпарила пищевод, поднявшись к горлу едкой кислотой. Вот это дилемма: врагу не пожелаешь. Впрочем, Тео не желал брать на себя ответственность за выбор. Он, не колеблясь ни секунды, предпочёл то, что ближе. Перекинув лямки рюкзака поверх рубашки, он набросил куртку на плечи Анацеа.

– Снаружи холодно, – пояснил он, – это тебе пригодится.

– Она голубая, – Анацеа неоднозначно сощурилась, – а мой цвет – оранжевый. Покровители прогневаются, что не блюду Устои, и пошлют жестокие испытания.

Тео недовольно фыркнул, стараясь, чтобы спутница прочувствовала его эмоции. Может, она ещё и книги в домашней картотеке расставляет по алфавиту или цвету обложек? Действительно ли ей нужна помощь? Особь, оказавшаяся в неволе, не выбирает одежду по цвету. Голодный не заказывает званый ужин с четырьмя блюдами.

– Покровители не увидят тебя здесь, – Тео, неожиданно для себя, начинал диссоциировать вместе с таинственной гостьей, подыгрывая ей. – Поверь, крошка.

– Ложь! Покровители видят и знают всё!

– Ты и вправду думаешь, что бывает испытание страшнее того, что ты переживаешь сейчас? Они дали тебе его авансом, и, думаю, сейчас ты имеешь право на непослушание!

Неосязаемая тень удивления на мгновение согрела лицо Анацеа, но она смиренно приняла дар и запахнула куртку на плечах.

– Почтенные Покровители, – произнесла она тихо, поглядывая в потолок, – не прогневайтесь, молю!

Скрип на высокой ноте наполнил помещение, повиснув под потолком тонкой струной. Торговец с новинками электронной литературы разворачивал свой стенд прямо в середине зала. Смарт-карты с текстами, упакованные в разрисованные обложки, торчали из ячеек, как акульи зубы. «Дебют месяца: фантастический роман Маргариты 668 «Второй Перелом», – выкрикивал неоновыми буквами щиток, установленный над прилавком. Тео разочарованно зевнул: такую нудятину рекламируют! Видно, брать никто не хочет.

Тьма тоннеля едва уловимо задрожала, покоряясь нарастающей вибрации. И, хотя огней приближающего состава ещё не было заметно, от осязаемого движения воздуха становилось легче. Словно вместе с составом приближалось долгожданное решение мучительных противоречий.

– Почему ты доверяешь мне, Анацеа? – спросил Тео неожиданно.

– Потому что тебе можно доверять, – проговорила она одними губами.

– Ты правда так думаешь?

– Я вижу, – отрезала та.

2

Когда Тео и Анацеа, наконец, добрались до нужной станции, пришла ещё одна неудача. Мультикоммуникатор в кармане начал упрямо наигрывать задорную композицию популярной панк-рок группы, рассеивая звук по гулкому залу. С недовольством выудив устройство, Тео лишний раз убедился в том, что его опасения оправданы. На экране мерцали имя и числовой коэффициент босса. Ситуация явно не располагала к тому, чтобы решать рабочие вопросы, и неважно, что Тео уже сорок минут как должен быть на службе. Оскалившись, Тео придавил мерцающую кнопку на торце корпуса, переводя мультикоммуникатор в режим вибрации. Устройство послушно отозвалось мягким, мелодичным тоном. Секунд тридцать поворчав и погудев в кулаке, мультикоммуникатор затих.

– Интересный тотем, – оценила Анацеа. – Какой поток несёт та, что подарила его тебе?

– Поток? – переспросил Тео, всё больше изумляясь причудам новой знакомой. А заодно и вспоминая бывшую неуравновешенную и ревнивую пассию, что подарила ему устройство. – Поток… ненависти!

– О, так значит, это талисман чернокнижницы? – улыбнулась Анацеа. – Береги его и не теряй. Хоть практической пользы от него мало, сглазы и порчу отведёт лучше, чем защита любой жрицы.

– Похоже, наоборот, – Тео решил ненадолго поддаться игре. – Эта штука только притягивает неприятности.

– Не может этого быть! – возразила Анацеа. – Если какое-то событие кажется тебе неприятностью, то это не значит, что в итоге оно не приведёт тебя к лучшему!

Минут десять Тео распинался перед оператором турникета, доказывая, что Анацеа – его кузина, у которой внезапно сломался чип. Все его доказательства, впрочем, сводились к потоку зубоскальных комплиментов. Но главное, что они работали. В итоге Тео действительно представил Анацеа именем и коэффициентом кузины, живущей на другом конце Иммортеля, и их, наконец, выпустили. Тео надеялся, что Малина не обидится, если с её чипа спишется жалкая плата за проезд в метро. А возможно, она даже этого не заметит.

Город за пределами метрополитена встретил спёртым воздухом, порывами ветра и ликующим вдалеке громом первой грозы. Густые сизые туч плыли на них из-за высоток. Мутная пелена вдалеке предвещала скорый дождь.

– Нужно поторопиться, – шепнул он Анацеа. – Скоро нас накроет.

– Угу, – спутница задумчиво кивнула, оценивая расширенными до предела глазами великолепие города. В засасывающей глубине зрачков Анацеа скользили силуэты капсул и отражались глянцевые окна высоток.

– Ты что, ни разу на улицу не выходила? – насмешливо фыркнул Тео, помахав ладонью перед лицом Анацеа.

– На такую – нет, – призналась Анацеа. – Там, где я была, нет таких прекрасных башен, да и повозки не ездят без коней. Даже самая сильная магия не заставит их летать по воздуху!

– Магия? – хохотнул Тео. – Что ты несёшь?!

– Магия, – произнесла Анацеа уверенно. – Основа всего.

– И связался же я с тобой на свою больную голову! – с недовольством выкрикнул Тео, снова ощутив вибрацию мультикоммуникатора в кармане куртки. – Шикарный подарок на День Рождения! Что же мне теперь делать? В лечебницу тебя сдать для диссоциировавших?! Не бросать же среди улицы?!

– Я испортила тебе праздник? – Анацеа ухмыльнулась с неожиданной агрессией. Тео показалось, что по лбу её пробежала, искрясь, молния. – Валяй. Оставь меня тут и верши дела свои.

Мультикоммуникатор, завибрировав снова, наполовину выполз из кармана. Отстрочка оттопырилась, выпустив металлический корпус. И Тео не нужно было смотреть на экран, чтобы догадаться, кто звонит. Ситуация обострилась до предела. Нужно было искать решение. Причём, срочно.

– Подожди минутку здесь, – Тео поймал взглядом двойную дверь книжного магазинчика, надеясь, что там можно будет укрыться от посторонних ушей. – Не вздумай никуда уходить!

– Скажи уж лучше прямо: ты покаялся в своём решении?

– Не вздумай двигаться, говорю! – Тео почти кричал. Нервы натянулись, как острые шёлковые нити, угрожая исполосовать душу в хлам. – Здесь опасно!

Нырнув за хлопающую преграду автоматических дверей, Тео вывернул карман джинс. Подкладка с ярким принтом сверкнула дыркой, похожей на кривой глаз. Запах смарт-карт и полиграфических обложек, что обычно сводил Тео с ума, показался резким и тошнотворным. И буквы на дисплее мультикоммуникатора, казалось, трясутся тоже, подхватывая пугающий танец безумия.

– Слушаю вас, – Тео осмелился поднести устройство к уху.

– Извольте доложить, – отозвался из глубины наушника босс, не проронив и приветствия, – когда вы прибудете на службу, Тео 903?

– У меня важное дело, – отрезал Тео. – Важное и… непредвиденное!

– Насколько важное? – холодно фыркнул босс. – Вам отрезало ногу монорельсом или столкнули вас с дома-посадки? Если нет – извольте появиться на работе в ближайшее время! Опоздание с рук не спущу, но, учитывая степень уважительности вашей причины, постараюсь быть мягким.

Возмущение подступило к горлу кипучей волной, а воспоминания обрушились на голову, словно покорёженные блоки обветшалого здания. Несколько секунд показались Тео бесконечностью. Этот короткий отрезок времени вскрывал нагноившиеся раны, которые рано или поздно должны были очиститься сами. Он вспомнил все моральные оплеухи и унижения, что получал от босса и его подручных, поручения, от которых хотелось волком выть, и прелести непривелегированного положения в организации. Давние обиды заковали тело в кокон плавящегося свинца. Он терпел несколько лет из-за удобного графика и оплаты, на которую можно было пусть скромно, но разжиться, но никогда не учитывал главного. Своего состояния. Своих настоящих желаний.

Да и были ли они?

И после долгих лет обид, этот жирный ублюдок, что унижал его, как продажную девочку, смеет заикаться о том, что будет снисходительным?! Дудки!

– А не пойти ли тебе, старый хрен?! – рявкнул Тео в трубку, поразившись собственной прыти.

Несколько посетителей, что разгуливали меж стеллажей, читая названия на корешках, обернулись, смерив его непонимающими взглядами. Пожилая женская особь с копной кучерявых седых волос даже покрутила пальцев у виска. Только Тео это нисколько не задело. Его давняя мечта, наконец, осуществилась. Нужные слова имеют свойство вырываться наружу в самый подходящий для этого момент.

Типографский запах неожиданно зазвучал сильнее. Тео, наконец, вдохнул его полной грудью, ощущая умиротворение и радость. Хрустящие картонные обложки, крафт-бумага, глянцевые принты, липкие полоски ультраскотча… Всё, что сдерживало его, рухнуло в секунду, освободив из-под грубой скорлупы нового человека. Бесстрашного, уверенного в себе, амбициозного. Только вот долго ли продержится эта метаморфоза?

– Что-что? – кажется, босс был ошарашен подобным поворотом событий. – Не мог бы ты повторить, Тео?

– С удовольствием. Пошёл ты на хрен, старый вонючий ублюдок!

– Тео, ты понимаешь, что нам некем заменить тебя? – голос босса неожианно стал мягким и испуганным. – Кто поедет регистрировать договора на прокладку маршрутов? Кто будет вносить записи в реестр?

– Оторви свою толстую задницу от кресла и хотя бы день побудь на моём месте, если тебе некого больше поиметь! Или попроси Савелия! Он молод и необычайно умён с твоих слов.

– Тео, всего день и можешь валить куда тебе заблагорассудится! Ты знаешь, что сегодня у нас важный контракт!

– Я всё сказал! – Тео раздражённо щёлкнул кнопкой на боковой панели. Голос босса оборвался, уступив место звенящей тишине.

Впервые в жизни Тео был уверен, что всё сделал правильно.

Длинные стеллажи неожиданно заулыбались бликами стёкол. Облегчённый выдох прорвался сквозь зубы, принеся сладкое чувство освобождения от оков. Цепи разорвались, рассыпавшись искривлёнными кольцами звеньев. Впереди маячила свобода.

– Попрошу вас покинуть помещение, – прорезаясь сквозь ряды стеллажей, к Тео спешила продавщица, – если вы не хотите, чтобы я сообщила в службы контроля за общественным порядком.

– Да, конечно, – не став пререкаться, Тео нашёл свою самую лучезарную и добрую улыбку и поспешил к выходу. – Прекрасный день сегодня, не находите? Гроза принесёт свежесть!

– Пожалуйста, выйдите, – эта серая мышь и не думала таять. Что ж, Тео не было до неё дела. Как и ей до него, по большому счёту.

Оказавшись на улице, Тео нырнул в толпу, отыскивая взглядом спутницу, что должна была ждать у входа. Глаза упрямо натыкались на чужие спины и хмурые утренние лица. Ни одного оранжевого пятна впереди! И куда она могла смыться?

Наверное, Тео отпустил бы Анацеа, если она сама так решила. Но проблема была в другом – на плечах гостьи то-ли-из-будущего-то-ли-из-прошлого висела его куртка, в кармане которой валялся уникальный чип-код от подъездной двери. Кто б наказал коммунальные службы, что до сих пор не вмонтировали домофоны нового образца, открывающиеся при синхронизации с запястным чипом, в дверь его подъезда?!

Тео растерянно завертелся на пятках, как отвёртка ввинчиваясь в пласт мелкого дождя. Изморось оседала на лице. Спины вокруг были одинаковыми, серыми и безликими. Интуитивно он пошёл вниз по улице, отдаляясь от станции метро. Скорее всего, Анацеа не вернётся туда, где уже была. Это если верить его логике. Но других логик Тео не знал.

Удивительно, но смутные домыслы оказались верны. Тео увидел маячущую впереди голубую фигурку с оранжевым низом близ разъезда. Фигурка тащилась медленно, опасливо, будто боясь, что её унесёт ветер. Серые спины сторонились её, обходя за несколько метров, словно она оградила себя непроницаемой стеной. Кто знает, может, так оно и было?

И по закону подлости глупые ноги тащили её к воздушно-наземной трассе с оживлённым движением. Мимо подземного перехода. Мимо покрытого прозрачным капюшоном входа на навесной торговый мост, что обвивал свободным концом, как лианой, башню гостинично-ресторанного комплекса. Мимо зазывающего холла дома-посадки, в тёмных глубинах которого стукались друг о друга разводные двери. Безумная неслась на пики, игнорируя обходные пути.

Ну, что ж. Раз её лохматая голова полна суицидальных задумок, значит, стоит свыкнуться с мыслью, что эта женская особь диссоциировала. Глубоко и безнадёжно. Тео с пренебрежением фыркнул: как раньше он не заметил?! И почему настойчиво игнорировал все проявления неадекватности со стороны той, что называет себя странным двойным именем Анацеа Бессамори?

Стоит, пожалуй, отвезти новую знакомую в лечебницу, чтобы ей помогли вернуться к нормальной жизни. Но это – потом.

А сейчас Анацеа приближалась к опасной разделительной линии, что кричала желтизной на безликом холсте города. К черте, за которой полыхала дождливым блеском полоса асфальта, промятая шинами наземок. Там миникап мог пронестись так низко над землёй, что голова несчастного, ненароком попавшего на опасную территорию, разлетелась бы под бампером. И водитель не понёс бы наказания. Ибо в опасную зону намеренно проникали лишь самоубийцы, да диссоциировавшие. Ступая за черту, каждый совершеннолетний горожанин неофициально соглашался, что он и только он виновен в собственной гибели.

Тео напрягся и рванул сквозь толпу. Чужие тела смыкались друг с другом, как деревья в чаще лесопарковой зоны, заслоняя обзор. Но глаза ни на миг не выпускали пёструю фигуру, поделённую пополам отстрочкой осенней куртки. Она словно прорывалась сквозь чужие спины: маяком на скале, манящей финишной чертой. Столь же яркая, как линия раздела двух зон.

Нет, Тео не чувствовал ужаса или решимости, когда ноги сами собой несли его сквозь толпу. Он вообще ничего не ощущал. Разве что, мысли, неуклюже копошась и свиваясь в гадючьи клубки, не поспевали за телом.

Тео протиснулся между людьми, растолкав парочку пожилых особей. «Безобразие! Что за нахальство?!» – воткнулось пикой в спину. Остановился, было, и начал что-то рассусоливать, но вовремя спохватился. Точнее, надеялся, что вовремя, ибо такое понятие не было знакомо Тео по определению. В голове образовался разреженный вакуум – чёрная дыра, затягивающая обнажённые нервы, плоть и воспоминания. Чуть позже Тео поймёт, что память начисто стёрла эти мгновения, возведённые в бесконечную степень. Осколки воспоминаний рассыпятся на кванты, сохранив лишь один красочный фрагмент. Яркое до боли пятно – голубое сверху и оранжевое снизу – на оживлённой трассе, зажатое гудящей полосой наземок и миникапов.

– Анацеа! – выпалил Тео, бросаясь к линии раздела.

Серия разорванных кадров продолжает пласт воспоминаний. Осколки похожи на льдинки, беснующиеся в потоке талых вод. Вот Анацеа обернулась – спокойная, но растерянная. Похожая на маленькую девочку, потерявшую родителей в толпе горожан перед новогодней распродажей. Наземка пронеслась за её спиной на огромной скорости, едва не сбив. Тео с ужасом заметил, как невесомый оранжевый подол, покорившись потоку встречного воздуха, приподнялся и описал в воздухе дугу.

– Назад! – завопил он, размахивая руками. – Иди назад!

Губа Анацеа разомкнулись, словно пытаясь дать волю словам. Но звук мотора проглотил вскрик: старый автомобиль скользнул по трассе размытым вихрем, на этот раз ближе к линии раздела.

Тео никогда не вспомнит, когда и как он перешагнул линию. Он не ответит на вопрос, какая неведомая сила благословила его, заставив увернуться на пределе от мчащегося грузовика. В памяти расплывётся кровавым пятном лишь саднящая боль в тот момент, когда вихрь, порождённый фурой, метнул в глаза колючие пылинки. Но Тео так и не поймёт, кто всё это время оберегал несведущую Анацеа от неизбежного. Он полностью доверял устоявшейся теории панспермии и, несмотря на громкое имя, отвергал устаревшую концепцию теизма. Но в тот день удивительная и опасная игра мгновений и обстоятельств покачнула его представления об устройстве мира.

Чудом добежав до Анацеа по полосе препятствий, Тео сомкнул руки вокруг неё. Теперь они вдвоём жались меж двух непрерывных потоков несущихся друг за другом наземок. В объятиях самой смерти, которые с каждой секундой становились всё теснее.

– Дура! – прокричал Тео в сердцах. В голове звенело от возмущённых сигналов автомобилей: никто не хотел видеть их на своём пути.

– Я просто не хотела тебя обременять, – голос Анацеа, несмотря на бесперспективность ситуации, сражал твёрдостью.

– Вот поэтому и дура! – Тео едва перекрикивал гудки. – Тебя же по асфальту размажет!

Дребезжащий кузов грузовика пронёсся слева белой стеной и растаял в облаке выхлопа. Полоса, отделяющая Тео и Анацеа от безопасного тротуара, пока оставалась свободной. Надолго ли?

Как во сне Тео заметил, что у разделительной жёлтой линии копится толпа. Десятка два любопытных взглядов, полосующих до крови. В серости безликих теней выделялась женская особь лет семнадцати в зелёном пальто, с белоснежным ёжиком на голове и маской ужаса на угловатом личике. Такие пре-имаго, наверняка, считают себя дерзкими бунтарями и борцами с системой. Они ориентируются в любых вопросах, касающихся общественного строя, набивают себе пушинки от одуванчиков над ключицами, поддельные стрелы между лопатками и загружают в «читалки» смарт-карты с антиутопиями Рош 4 и Оливье 31. Может быть, эта девушка знает, откуда взялась Анацеа со своим нелепым мировосприятием и верой в магию?

Свободная полоса манила, и Тео не мог игнорировать шанс, что предоставился. Смяв обескураженную Анацеа в охапку, он рванул к разделительной линии. Он держал курс на зелёное пальто незнакомой пре-имаго. Даже за добрый десяток метров он чувствовал, что лишь она одна во всей толпе искренне переживает за них.

Тео едва тащил ноги, разболтанно шаркая по сбитому асфальту. Размазанные по трассе гудки пробивали виски насквозь. Пот струился по лбу и застилал глаза, стирая чужие лица и защищая от колких игл любопытных взглядов. Поэтому, когда воздух пронзил стремительно нарастающий свист, врезавшись в правое ухо, он даже не поднял головы. Лишь голос Анацеа вывел его из оцепенения.

– Дракон?! – воскликнула она, задрав подбородок.

– Что ты несёшь?!

Тео лениво посмотрел туда, куда выстрелила взором Анацеа, и ужас моментально сковал лодыжки. Расписной миникап с резными подкрылками заходил на дугу, приближаясь к ним сквозь стену дождя. И водителя, похоже, мало волновало, кто стоит у него на пути. Не исключено, что с высоты полёта он вообще не видел, что творится на земле: воздушные трассы в этом месте считались абсолютно безопасными, и мало кто утруждал себя заботой о потенциальных самоубийцах.

Вот только они таковыми не являлись. Анацеа – может быть. Но Тео дорожил жизнью и её непредсказуемыми сюрпризами. Искренне.

– Пригнись! – рявкнул он.

Анацеа лишь вскинула вопросительный взгляд, полный непонимания. Слушать его указания она не собиралась.

Вот тебе на: да она, кажется, и вправду из другого мира! Иначе это не объяснишь!

Паника овладела Тео, пустив электрический разряд по мышцам. Раздумывать было поздно, а реагировать – необходимо, и подсознание знало об этом лучше, чем рассудок. Стальной дракон, летящий навстречу, грозил сравнять их тела с дорожным полотном.

– А ну-ка… – прогудел Тео над ухом спутницы.

Подпрыгнув, он опрокинул Анацеа на асфальт. Сдавленный вскрик – скорее, удивлённый, чем рассерженный – стал ему ответом. Едва он бухнулся следом, ощутив, как камушки покрытия разрывают рубашку на локтях и впиваются в кожу, как стальной дракон спрессовал воздух над ними. Мощная волна прижала два тела к асфальту. Боль сковала шею гипсовым воротником. Дыхание спёрло: несколько секунд Тео даже думал, что это – конец. Но гудение шло на убыль, как верный признак того, что опасность отдаляется.

Сцепившись в объятиях, Тео и Анацеа покатились к разделительной полосе. Асфальт въедался в спину иглами щебня, и Тео благодарил судьбу за то, что ему не вздумалось вернуть куртку себе. Шифон и шёлк не спасли бы Анацеа. Страшно подумать, что может сотворить грубое покрытие с нежной кожей девушки.

С каждым оборотом Тео набирал скорость, стараясь преодолеть опасный отрезок пути как можно быстрее. Пейзаж перед глазами крутился, как центрифуга стирального аппарата, превращаясь в пучки размытых линий. Щебень сменял небо и тут же снова падал вниз, осыпаясь центробежным дождём. Поэтому свистящий поток воздуха и разбавивший его крик стали для Тео полной неожиданностью.

Впрочем, как и зона гудящей тьмы, под которую они внезапно вторглись. Место, где асфальт стал чуть темнее, а небо внезапно скрылось за ползущей чередой механизмов. Тео даже не успел понять, к чему это всё. Что было только к лучшему. Потому что, осознай Тео в те секунды, что они с Анацеа влетели под днище несущейся мимо фуры, он растерялся бы и пустил корни в землю, как дерево. И наверняка позволил бы тройным шипованным колёсам переехать их тела, вмяв внутренности в иглистый щебень.

Страшный факт открылся лишь после того, как они перевалились через разделительную линию и вкатились в толпу. Но даже когда Тео увидел стремительно отдаляющуюся белую камеру фуры, облепленную наклейками, испуга не получилось. Лишь холодное осознание того, что их обоих могло бы уже не быть, сдавило горло. Чувство, от которого не было ни жарко, ни холодно. Он лишь произнёс:

– Вот и всё.

Тщетно он волновался, что начнутся разборки и расспросы. Толпа вокруг, закончив с интересным зрелищем, просто рассасывалась. Люди разлетались по тротуарам, летя на свет проспектов, как весенние птицы за крошками хлеба и зёрнышками. «Вы только на это посмотрите!» – возмущённо проворчала пожилая женщина, направляясь к навесному мосту. Она бормотала что-то ещё про несуразных молодых особей, бездельников и выпендрёжников, да так громко, что обида встала в горле сухим комом. Тео захотелось крикнуть вслед, что он не бездельник и вкалывает на своей адской работе так, как она никогда и не пыталась, но он вовремя опомнился. Теперь он безработный. И, как бы ни хотелось этого признавать – бездельник.

Тео сел на тротуар, всё ещё не выпуская из объятий шокированную Анацеа. Та лишь напряжённо дышала. Желтоглазый взор остекленел и замер в одной точке. Толпа расползлась по улочкам, оставив их наедине со своими мыслями. С досадой Тео приметил маленькую кровоточащую ссадину на шее Анацеа, точно под воротником куртки, и прижал девушку к себе ещё сильнее.

– А Вы – лихач, – неожиданно раздался над ухом робкий голос.

Тео с трудом повернул окаменевшую шею и заметил, что над ними склонилась та самая юная девушка в зелёном пальто. Её короткие волосы, похожие на иглы, походили на обрубки проволоки.

– Нужна помощь? – неожиданно предложила она, и на угловатых щеках заиграл румянец.

– Нет, дитя, – Тео попытался улыбнуться, но усмешка выглядела неестественно. – Мы справимся. А ты, должно быть, на первый этап спешишь.

– Ну, раз не нужна… – девушка, снова покраснев, поправила одежду на его спине. Тео так и не сообразил, зачем ей это было нужно.

– Спасибо, – отрезал Тео.

– Меня зовут Дея, – тихо сказала девушка, нырнув на мощёную тропку, что тянулась нитью паутины к подземному переходу.

Тео проводил удаляющуюся фигуру взглядом. С трудом выпрямив спину, встал на ноги и склонился к шокированной спутнице.

– Пойдём, – протянул он. – А то промокнем совсем.

Прохладный ветер ошпарил спину колкими каплями, и осознание свалилось на голову, как град в середине апреля. От буйного приключения свитер и рубашка лопнули и расползлись, открыв клеймо грязных. Вот почему толпа разбежалась, едва они оказались в безопасной зоне. Мир никак не может смириться с мыслью, что права грязных особей теперь не ограничены ничем, кроме людской глупости. А девчонка со странным именем Дея лишь пыталась его спасти, прикрыв позорную метку.

3

– Так это был ты? – Лариса пожала плечом, купаясь в потоках ароматного дыма. Подобие улыбки согрело уголок её губ, и она тут же спрятала нечаянную эмоцию.

– Может быть, я. А может, и не я, – Лихач развёл руками. – Говорю же, это – всего лишь моя история для тебя. Ешь.

Лариса нехотя разломила пирожок. Мягкое тесто пропиталось яблочным джемом по контуру. Потоки мальтозного сиропа зигзагами распластались по фарфору. Но есть по-прежнему не хотелось. Даже сладковато-кислый запах начинки, ранее казавшийся аппетитным, теперь внушал лишь отвращение и тошноту.

– Я не понимаю, зачем ты рассказываешь мне это, – сонно пробормотала Лариса, кроша краюшку пирожка. – Хвастаешь покорёнными сердцами?

– Осталось немного, – чёрные глаза Лихача застыли, будто обледенев. – Ты всё узнаешь. Помни только об одном. То, что я говорю тебе – сказка, и не более того.

Непонимающе пожав плечом, Лариса откинулась на спинку диванчика. Хищная розовая подсветка выжигала на сетчатке пятна. Ей уже было всё равно, во что верить. Равно, как и где находиться. Хотя, здесь – даже лучше, чем дома. Там, на втором этаже бюджетного дома-посадки, всё напоминало о Нери. Каждая вмятинка на полимерном полу, каждый щелчок загорающейся лампы, длинные толстые волосы, запутавшиеся в зубьях расчёсок, мужские рубашки, всё ещё валяющиеся комком в сушильном аппарате. Лариса так и не извлекла их с того самого дня. Потому что боялась, что сойдёт с ума, как только пальцы ощутят знакомую гладкость экополотна. Старые джинсы Нери ржавого окраса до сих пор пылились на спинке стула в его половине комнаты. Их давно пора выкинуть или сдать в фонд помощи неимущим, но Нери отчаянно противился, словно они представляли для него особую важность. И даже надевал их на учёбу.

– О чём задумалась? – Лихач развернул голову, и Лариса заметила седину на его висках. Как же он изменился за эти годы!

– О рубашках в сушилке, – выдохнула Лариса. – Я их не вытащила.

– А ты всё та же, – Лихач самодовольно ухмыльнулся и отпил из чашки.

– А ты всё так же ранишь бесконечными насмешками.

– Это не насмешка. Это удивление. Не ищи в дерьме золота, – чашка сердито стукнула о столешницу.

– Да зачем я вообще согласилась с тобой пойти?

Несколько минут Лихач насуплено молчал, размешивая чай. Крошки от пирожков налипли на рукав его свитера, но он не обращал на это внимания. Лариса отворачивалась каждый раз, когда ненароком встречалась глазами с бывшим мужем. Опускала голову, стараясь сдерживать эмоции. Но тут же вспоминала о рубашках в сушилке и джинсах, забытых на спинке стула, и слёзы наворачивались снова. Когда же придёт конец этим мучениям?

– Можешь не сдерживаться, – отрезал Лихач, отодвигая опустевшее блюдо из-под соевой нарезки.

– Много ты понимаешь! – огрызнулась Лариса.

Молчание снова повисло в воздухе. Даже переливы музыки, льющиеся из-под потолка, не могли разбавить гнетущую неловкость. Лариса, закашлявшись от дыма, принялась завязывать шарф. Ни к чему хорошему эта встреча не привела и привести не могла.

И зачем она снова ему поверила?

– Ливень накрыл их около подъезда, – неожиданно заговорил Лихач, когда она застёгивала сумку. – Наверное, именно тогда они оба поняли, что судьба свела их не случайно. Может быть, их взгляды, прорвав пелену дождя, пересеклись. Может быть, в крови забурлил медиатор счастья. А, возможно, гроза решила связать их руки, дабы позабавиться.

4

Анацеа не проронила ни звука, пока они шли до дома. Даже внезапно обрушившийся острыми иглами ливень не заставил её удивиться. Словно она заранее знала о том, что это должно было произойти. Но, наблюдая за тем, как осторожно и неловко она переставляет ноги, Тео понимал – опасается. Мостовая под её туфельками – минное поле, а монорельсовые составы, то и дело взрывающие гудением воздух – боевые ракеты. Где бы она ни прибывала ранее – в мире видений, порождённых диссоциацией, или в параллельной реальности, если такая существует – эта вселенная чужда ей.

Когда Тео поглядывал на Анацеа, его пробирала дрожь. Он физически ощущал, насколько ей холодно под колючими грозовыми потоками. Да и выглядела Анацеа так, словно её только что достали со дна городского озера. Голубая куртка на плечах покоробилась от влаги и покрылась тёмными пятнами. Мокрый шифон юбки прилип к ногам, а плети длинных волос – к щекам. Прозрачные капли бежали по лицу, собираясь лужицей над верхней губой. Шея покрылась мелкими бугорками мурашек.

Анацеа молчала, но следовала за Тео, словно привязанная. Так, словно он мог защитить её от опасности. Он слышал, как шаркают её туфли и осознавал, что больше Анацеа не посмеет убежать, рванув в дебри неизвестного. За сегодня она и без этого достигла предела. Настолько, что коротким словом «шок» здесь не отделаешься.

Узкая улочка, изогнувшись среди лысых палисадников, привела в закрытый дворик. Спутанные кусты, не успевшие ещё раскрыть почки, обрамляли его, как спирали колючей проволоки. Три одинаковые, узкие многоэтажки возвышались на выложенной плиткой площадке, как грибы. Пологие тени тянули пальцы к лесу, за пределы жилой зоны. Три одинаковые крыши виртуозно удерживали над двориком крытую станцию монорельса. Полоски путей, выползающие из-под стеклянного купола посадочной площадки, полукругом огибали дома, а затем какое-то время шли бок о бок. Далеко над лесополосой две линии расходились. Одна улетала к центру города. Другая неслась серебряной стрелой на периферию.

Анацеа даже не подняла лица, словно окружающая обстановка совершенно её не удивляла. Она отшатнулась лишь тогда, когда Тео попытался запустить руку в карман куртки, дабы извлечь ключ от подъезда.

– Что ты позволяешь себе?! – проговорила она, наконец, разорвав затянувшееся молчание.

– Ключ, – пояснил Тео, нисколько не смутившись. – Это же моя куртка, ты забыла? Без него мы не попадём домой. Достань его сама тогда.

Анацеа покорно запустила руки в карманы. Пальцы зашуршали в тёмных глубинах. На землю посыпались фантики от конфет, проволочные спиральки с заострёнными кончиками и исписанные бумажки.

– Здесь нет ключа, – выдохнула она, наконец.

– Потеряла что ли? – Тео снова попытался инстинктивно запустить руки в карманы собственной куртки, но тут же получил в награду за смелость шлепок. – Дай я взгляну!

– Сама найду, – Анацеа вывернула карманы, и на начищенный парапет, выложенный плиткой, бухнулся, звякнув, металлический цветочек ключа. – Видишь?! Нет тут никаких ключей!

– Ты так разъярена потому что я не захотел тебя лапать? – рассмеялся Тео, поднимая ключ. – Или из-за того, что ключ всё-таки нашёлся?

Он помотал перед глазами Анацеа переливающимся вензелем на тонкой цепочке.

– Это всего лишь украшение! – возразила она.

– Это ключ от подъезда!

– Попробуй, докажи мне! Этим обрубком нельзя открыть ни одну дверь!

Пожав плечом, Тео поднёс фигурку к индикатору идентификации. Красный огонёк заморгал, и двери медленно разъехались по сторонам, открывая проход в тёмную пасть подъезда. В глубине затхлого коридора, пахнущего камнем и мелом, шумел лифт. В отдалении слышались шаги.

– Пойдём, – скомандовал Тео, покосившись на проём. – Чувствую, ты откроешь много интересного для себя, раз даже устаревший ключ не распознала.

Анацеа молча переступила порог и застыла у входа.

– Боишься? – догадался Тео.

– Боюсь, – призналась она всё ещё сердито. Но взгляд жёлтых глаз неожиданно потеплел. А когда Тео встретился глазами с Анацеа, она даже позволила себе улыбнуться.

– Что ж, может и сказки прикажешь тебе рассказывать? – фыркнул Тео, приобняв Анацеа за плечо. Мокрая ткань неприятно холодила ладонь. – Как ребёнку на ночь?

– А если прикажу, – Анацеа гордо вздёрнула подбородок, – будешь?!

– О Великом Переломе, разве что, – парировал Тео, придавив клавишу вызова лифта. – Я других не знаю.

– Кто такой Великий Перелом?

– Ох,– вздохнул Тео. – Поверь, лучше тебе не знать.

Двери лифта разомкнулись перед ними, приглашая ступить в застеклённую кабину. Город побежал за прозрачной перегородкой, неумолимо уползая вниз. Из-за полоски леса выглянули крыши Иммортельских трущоб, за ними выставила трубы городская мусороперерабатывающая станция. Замечательный вид. Хороши красоты родного города!

– Я всегда хотела летать, – протянула Анацеа, наблюдая сквозь стекло, как лес падает вниз.

Тео не нашёл нужного ответа. Восхищённый взгляд Анацеа неожиданно показался до боли родным и знакомым. Словно он уже видел её раньше.

Может быть, в предыдущей жизни?

5

– Вот мы и дома, – произнёс Тео, когда двери квартиры за их спинами сошлись. – Добро пожаловать, Анацеа.

Девушка неловко переступила порог и погрузилась в мягкий полумрак прихожей. Глубокая тень тут же поглотила половину её лица, очертив профиль.

– Как тут мало места, – отметила она разочарованно.

– Уж извини. Что имею, то имею, – Тео развёл руками. – Хотелось бы, конечно, большего, но в наше жестокое время и малосемейка в доме-посадке – роскошный бонус.

– Места немного, – повторила Анацеа, будто извиняясь, – но уютно.

– Вот и я о том же, – Тео на ходу поднял с пола скомканную розовую рубашку и пару носков и, резво выдвинув стеновой модуль для грязного белья, отправил их по назначению. – Проходи пока, располагайся. Я сейчас чайник включу.

Тео юркнул на кухню и торопливо сгрёб с грязного стола тарелки, измазанные кетчупом. Самое время приглашать женщин, когда накануне устраивал холостяцкие посиделки с друзьями! Он извлёк из упаковки одноразовую тряпку и прошёлся по поверхности парой небрежных разводов. Посуда из биоразлагаемого пластика полетела в модуль дезинтеграции мусора, запачканная ветошь – следом. Устройство с неровным гудением переварило добычу. Тео нервозно оглядел захламлённую кухню. Хохотнул, неожиданно для себя обнаружив, что собрался выделываться перед незнакомкой, у которой, помимо всего прочего, ещё и явная диссоциация. Махнув рукой, Тео опустил жалюзи, и помещение окутал бордовый полумрак. Замызганные шкафчики чудесным образом стали казаться чистыми. Отлично!

Как хорошо, что кровать в единственной комнате по мановению кнопки стеновой панели задвигается и уходит под кухонный пол, что расположен чуть выше по уровню! Это избавляет от ежедневной необходимости убирать её. И делает маленькую комнатку почти пустой, даже просторной. Минимализм – это всегда выгодно. Тео облегчённо выдохнул: теперь, пожалуй, можно сказать, что его гнёздышко выглядит прилично. Вот только угостить незваную гостью нечем – пара бывших коллег вчера смела подчистую все запасы на неделю. Но это не проблема: всегда можно заказать салат и соевые стейки из соседнего ресторана.

– Какой чай ты любишь? – Тео метеором пронёсся по коридору и снова вылетел в прихожую.

– Что? – раздался в ответ тихий возглас.

Ничего не изменилось. Анацеа по-прежнему стояла у двери, потупив голову. Волосы облепили её щёки и шею. Мокрое платье прильнуло к телу, как броня, а юбка свесилась с колен оранжевыми сосульками. Струйки воды сбегали по шифону вниз, собираясь у ног. Одна ступня вывалилась из намокшей туфли, скомкав её бортик.

– Анацеа? – Тео приподнял бровь.

Она оторвала подбородок от груди и вопросительно уставилась на Тео. Сейчас она походила на кошку в подворотне, ожидающую удара. Беззащитная и обескураженная, но гордая.

– Нельзя так, – Тео решительно приблизился к ней. – Простудишься. Лечение в копеечку влетает, если не состоишь в диспансерной группе.

– Я уже ухожу, – Анацеа попятилась к двери. – Зря я пришла сюда и усложнила тебе жизнь.

– Анацеа! – Тео положил руки на её плечи, собирая пальцами в складки мокрый шифон. – Умоляю, не бойся! Ничего на свете не происходит просто так. И если ты сейчас здесь, значит, так тому и быть.

– Ты просто не видишь! – Анацеа упёрлась спиной в дверь, и Тео понял: её броня прохудилась, а боевой меч – сломался пополам. Разорванные толчки её дыхания коснулись щеки. – Не знаешь ещё ничего. Зря я позвала тебя. Зря ты откликнулся. Если ты не выпустишь меня сейчас, то…

– А если выпущу, то что? – Тео заботливо откинул мокрый локон с шеи Анацеа. Скользкая от влаги кожа загорелась под пальцами стыдливым багрянцем. – Уйдёшь в грозу в неизвестном направлении? Подхватишь пневмонию или вирус Зика? Замёрзнешь насмерть? Потеряешься?! Уверена, что это будет лучше для тебя? Пойми, даже если у тебя диссоциация, тебе нужно прийти в себя и обсохнуть прежде, чем ты обратишься к реаниматору. Я буду рядом, как и обещал.

Холодный огонёк пробежал по её радужкам. Мелькнул мимолётной искрой и тут же погас, утонув в глубине зрачка. Тео показалось, что за мгновение она отсканировала взглядом всю его жизнь. От первого вдоха до настоящего момента. От их случайной встречи в зале метрополитена до секунды, что оборвёт его последний выдох.

– Это будет самая большая ошибка, – проговорила Анацеа испуганно. – И я уже знаю, какой у неё исход. Поверь мне, Тео, просто поверь. Я из тех, кто видит.

– Ошибки ошибками, но идти в таком виде тебе нельзя, – Тео снова скомкал в кулаке кружево на рукаве нелепого одеяния.

Кожа, покрытая мурашками, заскользила под пальцами. Янтарные глаза обожгли умоляющим взглядом. Анацеа испуганно вздёрнула подбородок навстречу Тео и осторожно скинула его руку с плеча. Чужое дыхание прохладным ветерком коснулось шеи. Мышцы болезненно дёрнулись, и неожиданно Тео понял и почувствовал, что она имела в виду.

Нечто необъяснимое нарастало между ними, закипая с каждым мгновением всё сильнее. Системный сбой. И названия этой ошибке не находилось. Словно неосязаемая субстанция натянулась упругой струной, связав их и не давая разойтись в пространстве. Видно, высшие силы насильно пересекли их вечные параллели – линии, проходящие сквозь жизни, Вселенные и время. Заставили их схлестнуться, чтобы они ошиблись.

Что ж, некоторые ошибки бывают во благо.

– Просто переоденься, – выговорил Тео лишь для того, чтобы хоть что-то сказать. Рука спустилась по шее Анацеа и осторожно коснулась ключицы. Вымокшее кружево затопорщилось под дрожащими пальцами. – И можешь идти, если действительно хочешь этого.

Анацеа снова перехватила его запястье, но уже лениво. Зажала кисть в оковах длинных пальцев и не выпустила. Лишь поднесла к своей щеке, словно желая чувствовать его ближе, вопреки упрёкам рассудка.

– Я не хочу, – прошептала она, уткнувшись лицом в его ладонь.

Но говорить об этом уже не было необходимости. Они оба знали, что произойдёт дальше. Самая большая ошибка. Самое страшное забвение. Шаг за черту, приближения к которой за два жалких часа так и не случилось.

Тео зарылся в плечо Анацеа и вдохнул её запах, едва пробивающийся сквозь промозглый аромат сырости. Дождевые капли на её коже оказались сладкими и пряными. Жгут слипшихся от воды каштановых волос закрутился змеёй вокруг ладони. Оранжевая накидка, грузно хлюпнув, упала на пол. Ладонь Тео переползла через острое плечо и осторожно легла на грудь. Плечи Анацеа мелко затряслись.

– Чего ты боишься? – прошептал он, когда губы осторожно коснулись мочки её уха.

– Я?

Тео почувствовал, как она выгнулась и напряглась в его объятиях, и кожу ошпарила горячая волна. Он не видел лица Анацеа, но готов был поклясться, что её взгляд обрёл былую твёрдость.

– Только себя, – прерывистое дыхание пролетело над плечом.

Мир перед глазами Тео вспыхнул яркими пятнами, а горло сдавила сладостная одышка. Ладонь Анацеа нырнула в брешь на его свитере и легла мягким пауком точно на клеймо. Жар волной раскатился по спине. Интересно, кто сейчас выглядит хуже: он или Анацеа? Но, по крайней мере, теперь ни он, ни его новая знакомая не собирались убегать в холод.

Тео на ощупь прошёлся по пуговицам на спине платья, скидывая с посеребрённых кружочков шёлковые петли. Вымокшая шифоновая громада, зашелестев, рухнула к ногам. Затрещали крючки на белоснежном корсете. Кожа под плотным кружевом оказалась гладкой и горячей. Он прильнул к ней губами, как к живительному источнику, слушая, как невесомое дыхание учащается с каждым поцелуем.

Анацеа сама стянула с него изувеченный свитер и направила его руки туда, где хотела чувствовать их больше всего. Сама сжала его пальцы, не позволяя полностью распоряжаться собой. Сходя с ума от её вкуса и запаха, Тео успел подумать о том, что зря задвинул спальный модуль. Но через несколько секунд он понял, что до кровати им не добраться. Не в этот раз.

Пол показался удивительно мягким и уютным. Бархатная обнажённость Анацеа чудесным образом вписалась в полимерную облицовку кофейного цвета. Всё произошло быстро, без церемоний, которые в этот раз показались бы лишними. Остатки здравого смысла с каждым движением уплывали всё дальше, уступая место безликому наслаждению. Холод прихожей и боль в мышцах превращались в блаженство, аккумулируясь в каждом уголке сознания.

Когда Анацеа закричала, укусив его за плечо, Тео понял, что ошибка свершилась. Мир разделился на «до» и «после». Пути назад больше не было.

6

– Это – герб твоего рода? – Анацеа опустила горячую ладонь на стрелу между лопатками Тео.

– Ну, – Тео неожиданно для себя замялся. Не то, чтобы он стеснялся статуса, который никогда не мешал ему жить полноценно. Просто говорить об этом не любил. – Можно и так сказать. Все грязные – одна огромная семья. Мы слишком хорошо понимаем друг друга, чтобы считать себя чужими.

Он почувствовал, как Анацеа повторяет пальцем контуры стрелы, и понял: если она не остановится сейчас, ошибки снова не миновать. В четвёртый раз за пять часов. Первая степень публичной провинности четырежды за день – вот веселуха-то! После прошлого, осеннего марафона интеграции с очередной возлюбленной, Тео пришлось четыре месяца жить на мультизлаковых сухарях и витаминизированных соевых бульонах и вкалывать почти бесплатно, совмещая основной труд с исправительными работами по уборке парков. Радовало одно: наказание и штрафы ему теперь будут определять в городском совете, а не по месту работы, которую он добровольно покинул сегодня утром. Стабильные нарушители, которых Тео за время исправительных работ повидал немало, поговаривали, что их санкции не так страшны и жестоки.

– Так ты из почтенного клана, – Тео услышал в голосе Анацеа улыбку. – Это прекрасно.

– Для кого как, – Тео едва сдержал невесёлый смех. Уж что-что, а положение грязных в обществе никогда не вязалось с почётом и уважением.

За окном комнаты мелькнула молния, распоров пополам облачную завесу грузно-лилового цвета. Дождь снова забарабанил по стеклу. Из комнаты стук капель казался приглушённым шёпотом, а гром – нелепой вознёй. А стоит только распахнуть форточку, как услышишь песню грозы во всей красе.

– А у моего клана нет герба, – продолжала Анацеа, глядя, как по стеклу скатываются капли. – И не будет никогда. Три поколения женщин должны отслужить в Совете, лишь после этого клан удостоят подобной чести. Но нам, рабочим, до Совета, как до окраины мёртвых земель. И мне, и любой из моих дочерей.

– Так у тебя и дети есть? – Тео обернулся и краем глаза поймал её силуэт. Анацеа, не смущаясь, поглядывала на него из вороха чёрных простыней, и даже не думала прятать бесстыдную наготу.

– Трое, – произнесла Анацеа скорее с гордостью, нежели со смущением, и придвинулась ближе. Горячие руки обхватили Тео, и он почувствовал, как она всем телом прижимается к его спине. – Элатар совсем мал. Поэтому меня и интересует вопрос, где я сейчас, почему я тут и как мне вернуться на Девятый Холм.

Анацеа уже не казалась Тео диссоциировавшей, но одно «но» по-прежнему металось в голове. Принять факт существования иного мира он никак не мог. Равно, как и начать искать выход из положения. Тео знал одно: он желает быть с ней здесь и сейчас. Он пресыщался бы ей бесконечно. Неважно, какая кровь течёт по её сосудам. Неважно, что творится у неё в голове – да пусть она хоть сотню раз диссоциирует! Она сама подарила ему себя, и он готов был отвечать тем же столько, сколько ей будет угодно.

– Хотел бы я знать тоже. Точнее, не хотел бы…

– Мне казалось, я обременяю тебя, – влажные губы заскользили по плечу.

– Я сделал бы всё, чтобы ты осталась, – признался Тео неожиданно для себя самого. Может быть, это был голос его подсознания, прорвавшийся наружу. Отчаянный клич чистого разума, перечить которому опасно и невозможно. – Если бы ты сама желала этого. Если бы ты была счастлива рядом.

– Я хочу родить тебе дочь, – горячо прошептала Анацеа в самое ухо. – Чтобы походила на тебя. И чтобы её глаза были так же черны, как твои. Я отдала бы всё, чтобы она получила самую мощную магию при рождении. Такую, чтобы тебе не жаль было умереть за неё. Уйти с этой земли и отдать себя Покровителям.

– Какие мрачные мысли. Думай о хорошем!

– Что же мрачного ты услышал? У тебя ведь нет дочерей.

– И сыновей нет, – Тео откинулся назад, позволяя Анацеа целовать свою шею, – а как ты догадалась?

– Очень просто, – отозвалась Анацеа. – Ты ведь ещё жив.

– А у тебя тонкий юмор, – Тео не смог сдержать смешка. – Ничего не скажешь.

– Разве я шучу? – ладонь скользнула по животу.

– Почему я обязательно должен умирать? Или это – твой тайный фетиш?

– Мужчина обязан отдать жизнь во имя Посвящения дочери. Это неизбежно.

– А ты? – Тео вопросительно посмотрел на Анацеа, подсознательно мирясь с фактом её странности. – Ты, надеюсь, жизнь отдавать не обязана?

– Если я начну растрачивать жизненную силу по собственной воле, – Анацеа неоднозначно повела бровью, – земля отзовётся притяжением. Таким, что рухнут дома и мосты. Птицы будут падать замертво и разбиваться, а деревья – терять ветви и листву…

– Кажется, я в опасности. Когда по нервам бежит электричество, заземление – верная гибель.

Дождь вторил полушёпоту, а голова Тео кружилась всё сильнее. Он почти поверил сказанному и снова уступил Анацеа. Её поцелуи спустились по груди и горячей дорожкой поползли ниже. Они приближались к четвёртой публичной провинности за сутки.

Перед тем, как снова кануть в бездну непреодолимого удовольствия, он успел подумать о том, что грозы в этом году пришли слишком рано.

7

Странно, но на следующее утро Тео не оповестили о провинности. Его не разбудил даже ставший уже обыденной повседневностью звонок с работы. Мультикоммуникатор молчал, мёртвым грузом валяясь на подоконнике. Тео подумал было, что устройство разрядилось, но нет. Заряда с лихвой хватило бы ещё на пару дней. Они с Анацеа словно попали в безвременье, отгородившись от жизни стеной дождя и толстым оконным стеклом.

Впрочем, им было хорошо и в изоляции.

Они оба словно потеряли за сутки себя самих и своё прошлое. Проблемы уменьшились и отошли на задний план, за пределы досягаемости. Даже о детях Анацеа вспоминала всё реже. Когда тяжёлые мысли о доме одолевали её, а глаза начинали блестеть, она снова кидалась в его объятия. А Тео принимал её, с каждым разом желая всё сильнее.

Но он знал, благодаря странному наитию: это счастье – ложное. Анацеа вернётся назад. Только вот, как и когда это произойдёт, Тео не ведал. Каждая секунда рядом превращалась в подобие последнего вздоха на пределе. В яркое финальное мгновение, которым хочется надышаться до сумасшествия. От одной только мысли о том, что волшебство прервётся, а жизнь вернётся на круги своя, становилось страшно. Поэтому Тео попросту не пускал их в голову, пресыщаясь каждым мигом, как драгоценным вином в разрешённые дни.

Но всё решилось куда проще и прозаичнее, в самый неожиданный момент. Когда Тео возвращался вечером второго дня с кухни с двумя кружками дымящегося кофе.

Он почувствовал, что что-то изменилось ещё с порога. Воздух вокруг вибрировал и качался. Шорохи и звуки гулко шлёпали о стены, словно срываясь с натянутых до предела струн. Страх распустил лепестки в области солнечного сплетения, заполнив живот теплотой.

Прогоняя дурные предчувствия, Тео распахнул дверь. Пришлось снова усомниться в стабильности своей психотструктуры. Ибо зрелище, что открылось его глазам, не поддавалось объяснению. Да и две кружки горячего стекла мешали проверить реальность происходящего и ущипнуть себя за руку.

В углу спальни бушевало фиолетовое пламя, словно открывая окно в параллельное измерение. Анацеа сидела на корточках вплотную к пламени, нисколько не страшась. Из дрожащего омута, обрамлённого пылающими языками, в комнату заглядывали двое. Пожилая женщина с лицом, испещеренным глубокими морщинами, и ещё одна дама, глаза которой закрывала кружевная повязка.

– Вайрана всё время мечется и спрашивает, где мать, – проквакала морщинистая старушка. Голос её словно доносился издалека. – Похоже на то, что девочка обезумела. Зейдана держится молодцом, но часто плачет.

Тео осторожно приблизился и поставил кофе на подоконник. Кружки угрюмо звякнули стеклянными донышками. Он научился чувствовать эмоции Анацеа даже на расстоянии, но и без этого понял – это конец. Конец их личного рая.

– Я могу попросить у вас хотя бы час? – Анацеа выглядела спокойно, но голос её дрожал. – Я хочу попрощаться.

– Ещё несколько минут, и портал закроется, – пропела женщина с повязкой. – Больше артефактов у нас нет. Ты должна вернуться к детям.

Тео пассивно уставился в окно. Снаружи бушевал ливень. Капли с гулким стуком падали на стекло и скатывались вниз, оставляя за собой прозрачные линии. Город, наполненный дрожащими огнями, плыл и дробился в потоках воды. Он безучастно смотрел на снующие внизу капсулы и боялся повернуть лицо. Он знал, что Анацеа уже чувствует его присутствие. И понимал, что она едва держится. Даже случайный взгляд сейчас может ранить её насмерть.

Анацеа поднялась с пола и двинулась к нему. Лицо её заслонила маска безразличия – холодная и тяжёлая, как камень. Но Тео не сомневался: она лишь притворяется сильной. На самом деле эта броня – всего лишь прикрытие. Щит для невероятной чувственности, которую можно пробудить одним выдохом.

Он не хотел, чтобы она плакала.

– Это не конец, – сказала Анацеа тихо. Приблизившись, она накрыла его руку своей. Пальцы дрожали. – Я найду тебя в своих снах.

– Конец, – возразил Тео, и тут же возненавидел себя за это. – Надеюсь, ты понимаешь, почему наша связь – утопия?

Молния прорезала небо за окном, очертив их силуэты на стекле. Дождь заплакал сильнее. Раскат грома показался сдавленным всхлипом. Тео сглотнул подступающий к горлу комок и сложил руки на груди, пытаясь унять дрожь. Никогда в жизни ему не было так плохо, как сейчас, четвёртого марта 2026 года, в десять вечера.

– Ты понимаешь? – переспросил Тео, словно желая удостовериться.

– Я очень хочу остаться, – боковым зрением он заметил, что Анацеа опустила голову.

– У нас с тобой нет иного выбора.

– Думаешь, если я приму решение, что-то сможет мне помешать?! – твёрдо произнесла Анацеа.

Кажется, он всё-таки ранил её, хотя изо всех сил старался сгладить ситуацию. Впрочем, сглаживать уже было нечего. Прогулка по ножам никогда не обернётся весёлым танцем. Вот и сейчас жизнь резала их целое по живому. Безжалостно, скурпулёзно, пересекая обнажённые нервы. Чувство вины полосовало Тео, как болтающийся маятник с отточенным лезвием. Разум вновь и вновь отчитывал его за произошедшее. Зря он подошёл к Анацеа на станции метро. Зря предложил помощь и потащил за собой. Зря позволил довериться себе. Зря внял примитивным инстинктам! Но то, что он чувствовал теперь, отметало все сомнения и порицания. Да, он был виноват в том, что ей сейчас больно. Но он ничуть не жалел о содеянном. Ни вчера, ни сегодня. Ни секунды.

– Но это будет неверное решение, Анацеа, – Тео опустил голову и прижался лбом к оконному стеклу, выдавливая из себя слова. Огни ночного города чередой побежали по коже. – Аморальное и чрезвычайно опасное решение. Думаешь, я сам не хотел бы этого?

– Некоторые вещи сильнее законов мироздания, – в голосе Анацеа послышались слёзы. – Они не дают права сомневаться.

– Если это так, то однажды мы встретимся снова, – он проговаривал слова и всё сильнее обхватывал себя руками. – Ступай, Анацеа. Они тебя ждут.

– И ты… ты просто так меня отпустишь? – голос её дрогнул.

– А что мне остаётся делать? – выдавил Тео, потупившись. – Просто поверь: там тебе будет лучше, чем со мной…

Прежде, чем он успел выговорить извинения, которые не имели веса в этой щемящей темноте, Анацеа кинулась в его объятия. Локон жёстких волос защекотал щёку. Руки Тео сомкнулись на талии, приминая знакомый оранжевый материал платья. Её учащённое сердцебиение слышалось даже на расстоянии. Сейчас она должна была уйти навсегда, но как же хотелось растянуть заветное мгновение! Спрятаться от неизбежности. Запомнить каждый её вздох. Каждый тихий всхлип, что она безуспешно пытается спрятать. И странное имя. Анацеа. Бессамори.

– Мы ошиблись, – прошептала Анацеа, не разжимая рук. Её горячее дыхание сбивалось, как и всякий раз, когда он её обнимал.

– Любовь – это не ошибка, – произнёс Тео и осторожно заправил непокорный локон ей за ухо.

Ещё одна химическая вспышка разорвала пространство, озарив комнату. Грозы в этом году пришли рано. Слишком рано…

8

За ним всё-таки явились утром следующего дня. Тео, разбитый после бессонной ночи, даже не понял, в чём дело. Слишком уж много гостей нагрянуло, да все, как один, суровы на лицо. Да и дверь квартиры сами распахнули, продемонстрировав ордер: ни звонка, ни сигнала домофона. Когда совершаешь провинность, из комитета охраны общественного порядка домой не приходят. Значит…

Значит всё гораздо хуже. Но почему? И насколько?

Они назвали его имя и, поймав кивок, развернули лицом к стене на несколько мучительных минут. Оценив потенциальный уровень его опасности – разомкнули кандалы и позволили свободно перемещаться. Объяснения последовали позже, когда половина квартиры стараниями ищеек превратилась в свалку.

– В чём дело? – спросил Тео, когда его ожидаемо попросили проследовать в отдел. – Я имею право знать, в чём меня обвиняют.

– Предположительно вы похитили у вашего начальника рабочие документы, – пояснил высокий мужчина в штатском. – Договора на прокладку маршрутов.

Они сидели на маленькой кухне, пока два служителя правопорядка обыскивали комнату. Жалюзи по-прежнему заслоняли окно, рассеивая по помещению приглушённые бордовые блики. По-домашнему пахло кофе и корицей. Иллюзию покоя нарушала лишь глубокая внутренняя тревога. Она наполняла сосуды, ядом разносясь по телу. Она стреляла болевыми толчками по нервам. Она ершилась за грудиной, выставляя отравленные иголки, как дикобраз. Тогда Тео ещё не подозревал, что тревога станет его постоянным спутником на ближайшие три месяца.

– Не было никаких договоров! – Тео развёл руками, не понимая, что лишь усугубляет ситуацию. Он должен был оформить именно эти документы позавчера. В роковой день… В день, когда всё, что копилось так долго, наконец, нашло выход. Он подставил босса в отместку за долгие годы унижений. А босс умело отвертелся от ответственности за несделанную работу, напоследок подведя под монастырь обидчика! Вот веселуха.

– Вас видели на рабочем месте позавчера, – продолжал объяснять штатский. – В том числе, как вы входили в кабинет босса в его отсутствие.

– Меня точно не было там! – глаза Тео расширились.

– Показания пяти свидетелей говорят иное.

Тео стукнул кулаком по столу, заставив одинокую тарелку уныло звякнуть донышком. Что и требовалось доказать. Сотрудники этой гнилой конторки скажут что угодно и подставят любого, если им пригрозить увольнением. Практически все вчерашние друзья Тео по работе боялись потерять свои места. И послушались главного. Тео не сомневался, что они даже не возражали боссу.

– Это жирный ублюдок настрополил их! – ярость опьянила Тео. – Я в тот день был дома. Я был… с женщиной!

– Я попридержал бы на вашем месте язык, – штатский нахмурился. – Кто ещё может подтвердить ваше алиби? И доказать, что вы действительно были здесь?

Анацеа. Она могла бы. Вот только нет её больше в Иммортеле. И никаких следов пребывания на этой земле она не оставила. Вряд ли Анацеа когда-нибудь сюда вернётся. И, впрочем, Тео сам выбрал бы другую сторону, если бы у него был выбор.

Ситуация хуже некуда. Алиби у него нет. Хотя…

– Я интегрировал с ней! – выпалил Тео. – Моя провинность должна числиться в реестре ФСО. Многократная, прошу отметить. Проверьте информацию.

– Мы проверяли. Данных о провинностях ФСО не даёт, значит, их не было.

– Не может быть! – Тео обхватил голову руками. – Это подстава какая-то!

– А эта женщина может подтвердить ваше алиби? – повторился дознаватель.

– Могла бы, если бы была здесь! Но вчера она вернулась домой…

– Домой?

– Да, – Тео от волнения плохо контролировал себя. – Через портал. В свой город. На Девятый Холм.

Сообразив, как звучит его речь в чужих ушах, Тео попытался встать, но собеседник, опустив руки ему на плечи, резким движением усадил обратно.

– Девятый Холм, – в голосе дознавателя послышалась насмешка. – Портал… Интересно.

– Да если б вы только видели! – прокричал Тео в отчаянии. – Это была реальность!

– Я вам верю, верю. Будьте спокойны, прошу вас.

Повернувшись к спутникам, штатский тихо произнёс:

– Реаниматоров на себя.

Наказания, впрочем, не последовало. Потому что факта присутствия Тео на рабочем месте никто так и не доказал. Но зато были три месяца лечебницы для больных с диссоциацией психоструктуры. Тяжёлые лекарства, подавляющие волю и уволакивающие на грань яви и небытия, в чертоги спутанных ночных кошмаров. И сеансы бесконечных бесед с реаниматорами на одну и ту же тему. Порталы, интеграция, женщина. Женщина…

Раз за разом, Тео вспоминал всё до мельчайших деталей, и дозы препаратов, вводимых ему, росли. Лишь к концу второго месяца он начал догадываться, чего они ждут. Его драгоценные воспоминания для реаниматоров – лишь бред диссоциировавшего. Решение лежало рядом. Нужно было лишь притвориться, что всё забыто, и изобразить самокритику. Впрочем, притворялся Тео отменно.

Под конец третьего месяца лечения, внезапно объявилась девушка, которая видела их вместе с Анацеа на разъезде. Дея, кажется. После того, как её опросили, выяснилось, что таинственную гостью с Девятого Холма видела и соседка Тео. Подробностей им, конечно, никто не рассказывал.

Тео прекрасно запомнился день, когда после утренних процедур его спешно отправили на выход с вещами. Он никогда не сможет забыть, как стоял на пустыре у лечебницы прямо в больничной пижаме и тапочках, сонный от препаратов и заторможенный. Как просыпающийся разум заново давал названия знакомым вещам и явлениям. Как шёл девять километров по асфальтовой дороге, отделяющей изолированный мир медицинского учреждения от цивилизации, и как на него смотрели человеческие особи, когда он ворвался в город. Здания, что Тео видел ежедневно, работая на разъездах, теперь казались незнакомыми и враждебными, а ритм жизни – непривычным и торопливым. Казалось, что его бросили в гигантский муравейник с размаху.

К счастью, Тео добрался до дома без происшествий: финансовые единицы с его чипа не сняли. Он зашёл в запылённую комнату, разворошённую обыском, не раздеваясь, рухнул в кровать и крепко заснул.

На следующий день к Тео снова явились люди в штатском. Но уже не с обвинениями, а с подпиской о неразглашении государственной тайны. Где, собственно, крылась тайна – никто даже не соизволил объяснить: его просто поставили перед фактом. Когда Тео после долгих уговоров соизволил поставить закорючку подписи на плотном листке бумаги, перед ним даже извинились за ошибку. Ему сообщили о законном праве на реабилитацию, смену имени и числового коэффициента, и выдали на руки необходимые разрешения. Встреча оставила неприятный осадок и стойкое чувство вины за нарушенное табу. Только вот что именно он должен был забыть, Тео так и не понял.

Тео, непременно, счёл бы меры конспирации лишними, если бы не косые взгляды на улицах, знакомых с детства. Если бы не стойкая слава диссоциирующего и ядовитые усмешки в лицо. Он встречал их всюду: в магазинах, в кафе, в Городском совете, куда приходил узнавать о вакансиях, и где, конечно, не находил ничего, кроме бесконечных отказов. Но он решился на крайние меры лишь тогда, когда последние финансовые единицы – наследство, оставленное матерью – иссякли. Слишком уж он сросся с собой прежним. С тем, чьё сердце унесла с собой в чужой мир случайная знакомая. Анацеа. Бессамори.

Тео не пришлось долго думать над новым именем. Он просто хотел отдать дань девушке, что вытащила его из лечебницы. Пусть даже так. 

Глава 7
Сквозь туман

1

Зейдана вернулась лишь под вечер, уставшая и поблекшая, как ссохшийся цветок. Даже её глаза потеряли блеск. Не говоря ни слова, она схватила Кантану за руку и потащила наверх, выдернув из-за рояля. Кантана пыталась было воспротивиться, но внешний вид сестры говорил о том, что она вряд ли воспримет её доводы.

Пока ноги пересчитывали ступени лестницы, Кантана строила в уме догадки. Но в голову не приходило ни одного рационального вывода, и от этого становилось только страшнее. Что-то случилось. Но что?!

Дверь бухнула о косяк, закрыв дорогу холоду из коридора. Последняя волна сквозняка ворвалась в щель и просвистела по лодыжкам. Холодная, но странным образом уютная белизна ударила по глазам. Умиротворяюще запахло лавандой и мятой. Зейдана привыкла поддерживать стерильную чистоту в своей комнате: такую безупречную, что каждый вздох визитёра непременно сопровождался страхом.

– Чувствую, что-то серьёзное случилось, – выдохнула Кантана с напряжением, едва рука Зейданы разжалась, освободив её.

– Сестрица, знала бы ты! – Зейдана на ходу сбросила френч.

Створки шкафа заскрипели, демонстрируя богатый гардероб средней сестры Бессамори. Кованые вешалки с замысловатыми завитками держали за плечики платья из дорогих тканей. Кантана с завистью оценила разнообразие оттенков: от светло-серого до насыщенно-ультрамаринового. Она тоже шила свои наряды из лучших тканей, смело комбинировала благородные материалы с невесомым шитьём и кружевом, выбирала самые модные фасоны, и непременно украшала воротнички расшивкой с бисером и камнями. Но один нюанс мешал получить удовлетворение: ничто не могло разбавить монотонную чёрную глубину её платяного шкафа. Разве что, случайный любовник в необозримом будущем, которого она спрячет от матери, дабы не присоединиться к ссыльным. Кантана была уверена, что у неё рано или поздно появится любовник и заведутся отношения – слишком уж она привыкла посылать к Разрушителям Устои и Положения. Она не сдержала усмешки, представив себе эту картину.

– Кантана, – Зейдана сняла гипюровые перчатки, обнажив веснушчатые руки, и принялась расстёгивать жилет. Лазуритовые пуговицы мерцали, как осколки луны в ночи. – Ты уже знаешь, что случилось с твоей подругой?

Сердце, громко ёкнув, упало в пятки. Мороз защекотал кожу. Так значит, Зейдана ездила в дом к Тилен! Видно, Сасси отделала её так жестоко, что та до сих пор не встаёт. Теперь, когда Зейдана всё видела, скрыть свою причастность к произошедшему вряд ли получится. Единственный выход – отрицать всё до последнего. Что ж…

– С кем? – Кантана, легко улыбаясь, старалась держать оборону, – С Мией? Да, вроде, только что её видела. Что могло произойти с ней за две минуты?

– Ты хорошая актриса, – Зейдана невесело закивала, закидывая рабочий чемоданчик на верхнюю полку шифоньера. – Ведь знаешь же, что говорю о Тилен. По глазам вижу.

Кантана вздрогнула. Горячая волна крови отхлынула от лица и устремилась вниз, породив резкое головокружение. Ноги ослабли: ещё секунда и колени подогнутся! Чтобы избежать курьёзов, попятилась к стене.

– Я слышала, что девочки её сильно избили, – Кантана изо всех сил старалась, чтобы голос звучал твёрдо. – Только вот ошибочка вышла: Тилен мне больше не подруга. Уже неделю как. Поэтому дальнейшая её судьба меня не интересует.

– Если её и избили, то не так сильно, – Зейдана пожала плечом, и у Кантаны тут же отлегло от сердца, – по крайней мере, синяков и ссадин у неё мало. Всё хуже, сестрица.

Что значит «хуже»? В носу нещадно защекотало, как и тогда, на ступенях Башни. Явственный аромат плесени и сырости накрыл Кантану, словно она заново переживала злополучный день, что повёл её судьбу под откос. В какофонии воображаемых ароматов выделялся сладковатой нотой тонкий душок падали. Словно она вновь стояла на ступенях во мгле, рядом с ухмыляющейся предательницей Лазовски. Рядом, но уже одна.

– Животик заболел? – Кантана опустила глаза. – Из-за жалкого недуга кровной связи её мать отдала последние гроши за твой визит?

– Не взяла я с них денег, – голос Зейданы звучал взволнованно. – У них настоящая беда. Кажется, Тилен подхватила недуг Пропасти.

Слова зазвенели в ушах похоронным колоколом. Солнечный свет, отражающийся от белых стен, внезапно стал неимоверно ярким и острым, словно нож.

– Недуг Пропасти?! – задохнулась Кантана, не удержав эмоции.

Зейдана безмолвно кивнула.

– Снова в рабочем квартале?! Зейдана, он наступает?!

Зейдана сомкнула дверки шкафа и склонила голову. В усталом взгляде жрицы читались тоска и неопределённость.

– Просто скажи, – повторила Кантана тише.

– Да, – нехотя проговорила средняя сестра Бессамори. – Молчи об этом. Негоже поднимать панику.

Сердце заколотилось в висках, когда Кантана вспомнила о планах Совета. Нери согласился, что тактика с порталами могла бы если не остановить, то задержать распространение недуга. Он всегда говорит так убедительно, что его аргументам невозможно не верить… Кантана могла бы помочь спасти Девятый Холм. Сделать то, что требуют от Мии. Глядишь, и Тилен бы убереглась. Ненависть к предательнице ослепляла, но смерти в безумии за свои пригрешения Тилен уж точно не заслужила!

Вот только кто позволит всё изменить?!

– Зейдана, мой дар мог бы помочь, – мрачно пробормотала она, – наверное.

– Но что мы можем сделать? – Зейдана поджала губы.

– Не знаю! – воскликнула Кантана. Звон в голове усилился, и она была вынуждена опереться о трюмо, дабы не свалиться.

– Да и известие о Тилен, кажется, совершенно тебя не огорчило…

– Не огорчило, – съязвила Кантана, – а накрыло. Оглушило. Обезоружило. Называй как знаешь. У меня слишком маленькая голова, чтобы вместить всё сказанное.

– Но большое сердце, – подхватила Зейдана. – Я верю в это. Я это знаю.

– К чему такой пафос? – Кантана пожала плечами.

– Я завтра снова иду к Тилен, – сказала Зейдана, оборвав фразу на полуслове.

– На этом месте я, наверное, должна расплакаться, – Кантана отвернулась. Слёзы действительно подступали к глазам. Должно быть, от тошнотворной неестественной белизны. – И, конечно, простить Тилен все её пригрешения. И рвануть с тобой в дом Лазовски. Я права?

– Ну, – Зейдана робко улыбнулась. По пунцовой дымке румянца, покрывшей щёки сестры, Кантана догадалась, что раскусила замысел. – Сразу после Наставни я заберу тебя. Моей защиты хватит на двоих. Не бойся заражения.

Что-то шло не так. Холодок напряжённости сквозил в голосе Зейданы. Кантана догадывалась, что сестра скрывала истинные мотивы и цели. Что же это за намерения, о которых даже нельзя сказать вслух?!

– Я люблю тебя, сестрица, – Кантана поспешила к выходу, – но не рассчитывай на меня, прошу. Скорее Девятый Холм полностью вымрет от недуга, чем я ещё раз заговорю с Тилен.

– Просто позволь Тилен уйти к Покровителям с миром, – прошептала Зейдана ей в спину.

Кантана замерла в проёме, кусая губу. Слёзы подступили так близко, что даже дневной свет коридора начал резать глаза. В носу зачесалось. Повернуться к Зейдане лицом означало выдать собственные слабости. Не повернуться – проявить непозволительное по отношению к старшим высокомерие.

– Она так плоха? – переспросила Кантана, робко посмотрев через плечо.

– Боюсь, как бы она не ушла этой ночью, – вздохнула Зейдана.

– И ты не понимаешь, Зейдана, что некоторые вещи простить невозможно?! – Кантана сжалась в комок, подавляя ярость. – Это она должна первая идти мне навстречу! Она виновата и знает это!

– Не хотела говорить этого, но я, прежде всего, за тебя боюсь, – призналась Зейдана. – Что если Тилен расскажет о твоих подвигах перед уходом к Покровителям? Ей-то терять уже будет нечего.

– Никто не поверит ей, – выпалила Кантана. – Ведь ни один человек, кроме тебя и Тилен, не знал о моём даре.

Она нагло обманывала сестру. Нери и Миа были в курсе. Гай тоже знал. Кантана выдала себя перед ним по глупости, циклов шесть назад. Надо отдать должное: он молчал до последнего, потому что это знание могло заказать Тилен путь в Пропасть. Жаль, что поддержать сестрёнку Гай уже не сможет.

Интересно, каково ему на чужой земле? Повезло ли ему так же, как Нери 42 и его подруге? Нашлась ли по его душу такая же сердобольная Кантана Бессамори, которая дала ему хлеб, репутацию и крышу над головой?

– Не обманывай, – тихо проговорила Зейдана. – Твоя сестра не так глупа, как тебе кажется.

Ледяное лезвие отчаяния вошло в грудь. Сердцебиение на миг остановилось.

– О чём ты? – Кантана захлебнулась холодным воздухом.

– Нери и Миа, – в голосе Зейданы слышались обида и укор. – Они не отсюда. Думала, я не замечу?

– Нет, Зейдана…

– И Тилен знает это. Вы ведь из-за этого поссорились, так?

Сердце валуном бухнулось в пятки. Выдох застрял в горле. Остатки самообладания вырвались наружу вместе с судорожным всхлипом. Задрожав, Кантана упала на дверной косяк. Плечо, ощутив удар, жалобно заныло. Горячая влага струйками поползла по щекам.

– Зейдана, – выдавила Кантана сквозь слёзы. – Зейдана…

Мысли отчаянно рвались наружу, но никак не желали обретать форму. Кантана хотела рассказать сестре, как сожалеет о своей ошибке. О том, что у неё не было иного выхода. О страшной ночи в библиотеке, когда она хотела убить иномирян, преодолев жалость и сомнения. Но плечи по-прежнему вздрагивали, а с губ срывались лишь отвратительные стоны. Слишком долго Кантана терпела эту боль. Слишком многое свалилось на плечи за последнюю неделю. И впервые в жизни неоткуда было ждать помощи.

– Зейдана, прошу тебя… – она зашлась в рыданиях, не в силах больше сдерживаться.

Шорох шагов за спиной немного успокоил Кантану. Сестра мягко опустила ладони ей на плечи. Пальцы сжались, проминая ткань платья. Зейдана осторожно развернула её к себе и заключила в объятия. Кантана уткнулась сестре в плечо, роняя слёзы на шёлковую ткань её халата. Рядом с Зейданой она всегда ощущала себя маленькой и низкорослой, несмотря на то, что переросла её на три сантиметра ещё в позапрошлом годовом цикле.

– Ты можешь обмануть мать, – прошептала Зейдана, с заботой гладя волосы сестры, – но не меня.

2

Путь в Наставню лежал сквозь аллею, кажущуюся прозрачной в объятиях тумана, рыночную площадь и узкую полоску леса. Невысокие здания, встречающиеся на пути, утопали в густом кустарнике. Лица людей, попадающиеся навстречу, были по-утреннему унылы и заспанны, а сами они походили на скользких улиток в разноцветных панцирях.

Всю дорогу Миа молчала, косо поглядывая на Кантану. Уж слишком странно выглядела сегодня юная госпожа Бессамори. Чёрные круги цвели под глазами траурными розами, уголки губ подёргивались. Кажется, сон не шёл к ней всю ночь! Интересно, что же её так огорошило: неужто вчерашний разговор с Анацеа? Уж на кого, а на мнительного параноика Кантана совсем не походила. Сама Миа давно уже выкинула беседу из головы, хотя для неё тема казалась куда более устрашающей.

Низенькое здание выплыло из-за покорёженных стволов. Клубы тумана расступились, открыв взору уютный дворик, поросший ссохшимся вереском. Растения в клумбах у крыльца давно отцвели, и теперь болтали на ветру лентами вялых листьев. Мох занавешивал бархатной порослью крыльцо постройки и стеновую кладку, набивался в щели, свисал со скатов крыш. Фрески на окнах казались грубой и нелепой насмешкой на фоне общей бедноты домишки.

Голубиные стаи, толкающиеся у крыльца, встретили девушек хлопаньем крыльев. Птицы взмыли в воздух, вихрем закружив ошмётки грязи, и гирляндой расселись на сучьях. Прелестный готический пейзаж: романтичный и леденящий кровь одновременно. Не слиться бы с ним…

– Здесь, – Кантана привычно шагнула на крыльцо и распахнула дверь.

– Эта хибарка не рухнет мне на голову? – рискнула сострить Миа. – Такое чувство, что она вот-вот развалится.

– Что уж имеем, – отозвалась Кантана, зевнув. – Это лучшая Наставня на Девятом Холме. Внутри приятнее.

– Твоей маме и её подругам не помешало бы провести экономическую реформу, – заметила Миа. – В образование надо вкладывать куда больше финансовых единиц.

– Да, уж куда лучше, чем в финансирование Третьего Холма. Они хают нас, а мы ползаем перед ними на коленях. Но сегодняшние лекции вряд ли придутся тебе по душе.

Девушки перешагнули порог. Запахло сыростью и камнем. Полукруглый холл, в который попали Миа и Кантана, был пуст. Оно и лучше: никто не мог слышать их разговоров.

– Ты сегодня какая-то странная, – высказалась Миа, не встретив привычной колкости. – Что-то случилось?

– Нет, – Кантана пожала плечами, и улыбка расцвела на её лице, как по заказу. – Тебе показалось.

– Но ты, похоже, не спала всю ночь! Почему?

– Шила платье, – пояснила Кантана, – и так увлеклась, что остановилась лишь под утро.

– А что, платье не удалось? – любопытство стянуло Мии горло.

– С чего ты взяла? – с неожиданной агрессией отозвалась Кантана. – Всё получилось отлично!

– С того, что ты похожа на грозовую тучу!

– Неужели так растолстела?!

Миа решила оставить риторический вопрос Кантаны без ответа. Кажется, она нащупала слабое место юной госпожи! Вот и славно: будет, какой козырь предъявить, если что. Пусть теперь мучается домыслами!

Девушки спешно пересекли холл. Прохладный коридор серого камня распахнул душные объятия. Золотые пылинки вились в воздухе, танцуя в световых лучах. Тени танцевали на полу, скручиваясь спиралями. Колонны и арки, нависшие над ними, усугубляли гнетущую атмосферу, делая её почти осязаемой. Миа обхватила себя за плечи, пытаясь унять дрожь.

– Боишься? – догадалась Кантана.

– С чего бы? – ответила Миа, намеренно солгав.

– Можешь успокоиться. Мы уже пришли, – Кантана толкнула дверь, открывая проход в огромную белокаменную аудиторию.

Запах нагретой книжной пыли, дерева и мела устремился им навстречу и окружил. Миа сощурилась от света, что отвесил внезапную оплеуху, и оглянулась. Глаза резанула белизна. Колонны, украшенные изысканной лепниной, как вечные стражи, подпирали растрескавшиеся плиты перекрытий. Полки с фолиантами в кожаных переплётах доставали до самого потолка. Десяток столов окружал массивную кафедру в центре зала. Миа с пренебрежением фыркнула: пока терпимо. По крайней мере, прежнего желания убежать подальше уже не осталось.

У окна перешёптывались девушки в разноцветных одеяниях. Заметив Мию и Кантану, они резко оборвали разговор и как одна устремили взгляды на дверь.

– Я надеюсь, меня не будут вытаскивать на середину зала и представлять всем?! – фыркнула Миа. – Я же со стыда сгорю!

– Боюсь, что это – необходимый этап, – Кантана улыбнулась, но в усмешке сквозила горечь. – Мы должны знать, как называть друг друга.

– А эти девушки? – Миа кивнула на слушающих. – Вдруг скажу что-то не к месту?

– Старайся молчать, – Кантана невесело подмигнула. – Отвечай, только если тебя спрашивают. Не вдавайся в подробности. И позволь мне взять эту часть ритуала на себя.

Миа кивнула. Впервые за день она была искренне благодарна Кантане.

– Кого это ты привела, Бессамори? – девушка в сиреневом платье, похожая на бочонок, подошла к гостьям. – У нас новенькие?

– Это Миа, – Кантана живо нарисовала на лице улыбку. – Мия мама взяла над ней протекцию, и теперь она будет учиться с нами в одной группе. Миа, познакомься с Бримэ.

– Очень… – Миа вовремя прервала фразу. – Моё почтение, Бримэ.

– Моё почтение, – ответила Бримэ. – Ты фиолетовая. Должно быть, сильно удивишь нас.

– У Мии – магия огня, – пояснила Кантана.

– Что? – Бримэ с сарказмом ухмыльнулась. – И Сасси переплюнет?

– Да запросто, – сорвалось с губ Мии.

Острый локоть Кантаны упёрся в бок, и Миа поняла, что сболтнула лишнего. Но новую знакомую это, кажется, совершенно не задело.

– Отчаянная девушка. Тяжело тебе придётся, – констатировала Бримэ, отходя к подругам.

Миа вздрогнула от нарастающего внутри напряжения, что грозилось разразиться ворохом искр. Граница между миром, в котором она привыкла жить, и атмосферой Девятого Холма, ранее казавшаяся очевидной, постепенно смазывалась. Этот мир оказался ничуть не идеальнее. Человеческие инстинкты и пороки имели здесь ровно такой же вес. Как и борьба за первенство, соперничество, стремление выставить напоказ достоинства, сделав их объектом идеализации. Всё то, от чего так хотелось откреститься в Иммортеле, здесь обретало новый смысл. И новую боль.

Бримэ принялась что-то нашёптывать девушкам у окна. Те возбуждённо захихикали, косясь на Мию.

– У меня что, третья нога выросла? – Миа с сомнением пожала плечами.

– Не обращай внимания, – Кантана дёрнула Мию за рукав, выводя из оцепенения. – Они всегда так к новеньким. Только и ждут твоей реакции. Будь выше.

– Постой, – Миа едва справлялась с возмущением, – мне просто необходимо высказаться!

– Миа, – Кантана утомлённо зевнула. – Не забывай, что скоро тебе придётся ходить с ними на закрытые занятия. Сейчас с тобой я, но туда меня не допустят ни под каким предлогом. Не зли их.

– Везде всё одно и то же, – процедила Миа сквозь зубы.

– Пойдём лучше, – Кантана протащила Мию за рукав к столу и усадила на стул. – Сегодня от тебя ничего не потребуется. Слушай Наставницу и тех, кто будет отвечать. Вот и всё. И никому не перечь – это может быть опасно.

Минут через десять в аудиторию ворвалась расфуфыренная красавица в ярко-жёлтом платье и деловито устроилась по другую сторону от Мии. Достала из сумочки пудреницу и принялась сосредоточенно мазать нос. Хорошенькое личико сжимала гримаса хронического раздражения. Мию одолевало желание ущипнуть её за зад, дабы прогнать напускное высокомерие.

– Это Сасси Альтеррони, – шёпотом произнесла Кантана. – Та самая.

Девушка в жёлтом озлобленно зыркнула на Кантану, но промолчала.

– Моё почтение, Сасси, – произнесла Миа, обращаясь к девушке. – Я – Миа Бордон, новенькая.

– Моё почтение, – выговорила Сасси сквозь зубы, обращаясь, кажется, к пудренице. Или к своему отражению: столь же скукоженному и разгневанному.

Кантана едва слышно хихикнула, но смех её снова показался грустным.

Ещё через несколько минут в аудиторию зашла молодая женская особь, которую Кантана назвала Наставницей Элиор. Мию-таки выволокли в центр зала и заставили представляться. К превеликому счастью, демонстрировать магию не просили. Но страх всё-таки прошёлся иголками по коже, когда Наставница Элиор оценивающе проговорила: «Фиолетовых у нас не было давно».

Лекция протекала скучно. Наставница Элиор объясняла элементарные вещи – те, что Миа усвоила ещё на шестой или седьмой ступени первого этапа – а девушки в цветных платьях непонятливо таращились на доску, изрисованную меловыми загогулинами. Миа рисовала в тетради из грубой бумаги цветы и бабочек, в то время как Кантана сосредоточенно записывала фразы за лектором. Бросив взгляд в тетрадку подруги, Миа с ходу обнаружила три нелепые ошибки, искажающие смысл сказанного. И к чему удивляться, что Кантана не понимает алгебру? Тьфу ты: арифметику. Здесь всё называется странными словами.

Наставница Элиор методично рассуждала о пользе теоремы Виета, а Миа, утомлённая рисованием каракулей, следила за игрой бликов. Фрески выпускали на подоконник цветные кружочки и треугольники. Потоки света плавали в воздухе, преломляясь на стеллажах, кафедре и торцах деревянных столов. Импровизированная иллюминация напомнила Мии уютные иммортельские вечера в канун праздников, когда улицы и деревья украшены плакатами и гирляндами. Когда каждый встречный улыбается тебе – просто так, без причины. Когда надежда сильнее, чем горькая реальность: настолько, что верится в чудеса. Интересно, как там Иммортель? Стоит ещё? Скоро ведь Новый год! Должно быть, подготовка к празднику идёт во всю… За родителей Миа, как ни странно, не волновалась. Им приходилось переживать и не такое.

Уж она-то знала.

– Сможет ли кто-нибудь из слушающих доказать теорему Виета? – Наставница Элиор постучала указкой по кафедре и вывела Мию из приятного ностальгического оцепенения. – Сасси?

Сасси напряжённо замотала головой:

– Мне нехорошо сегодня, Наставница. Голова кружится. Я посижу лучше.

– Кантана? – на лице Наставницы заиграла усмешка. – Ты тоже не можешь?

– Я могу, – замялась Кантана, краснея. – Могу. Просто я взволнована. Я соберусь с духом и попробую позже.

– Позже, Кантана, уже не нужно будет. Ты ведь так хорошо решила контрольные! Без единой ошибки. И даже задания наставнического уровня.

– Можно я докажу? – перебила Миа, поднимая руку.

– Миа? – удивилась Наставница. – Прошу, если есть желание. Не бойся, если вдруг ошибёшься. Не ошибается только тот, кто ничего не делает.

Завистливые взгляды ввернулись в спину, подобно ржавым шурупам. Мел заскрипел на пальцах, иссушая кожу. До чего отвратительное ощущение! Но ещё противнее стало, когда меловой грифель начал царапать на доске цифры и буквы. В голове Мии всплывала программа первого этапа образования, безошибочно выдавая доказательство. Перед глазами возникла нужная страница электронной книги. Оставалось лишь переписать всё на доску!

– Вот, – она развернулась к аудитории и поймала ошарашенный взгляд Наставницы.

– Кто учил тебя? – пробормотала она с изумлением в голосе.

– Я не посещала Наставню с детского возраста, – выдала Миа заученную легенду. – Просто я внимательно Вас слушала, Наставница.

– Оно и видно, – Наставница поддела тетрадь Мии, развернув её веером. Страницы обнаружили цветочный орнамент. – Ты прекрасно слушала лекцию, Миа. Так, что даже не удосужилась ничего записать.

– У меня просто способность врождённая, – попыталась отвертеться Миа. – Ооой, точнее… Дар, которым меня наградили Покровители. Способности к алгебре.

– К алгебре?!

– К арифметике, я хотела сказать, – Миа почувствовала, что краснеет.

– Как бы там ни было, это просто удивительно, – констатировала Наставница Элиор со знанием дела. – Я сама лишь недавно освоила доказательства теорем. А ты – моментально.

– Это же шестая или седьмая ступень первого этапа, – Миа снова болтанула ненужного. – Что здесь может быть сложного?

– Этапа?! – Наставница развела руками. – Мне говорили, что гении – странные люди, но чтобы настолько!

– Я хотела сказать, что выучила доказательство в один этап, – попыталась оправдаться Миа. – С первого раза, то есть.

– Молодец, Миа, – подытожила Наставница. – Ты заслужила высшего балла. Можешь сесть на место.

Миа вышла из-за кафедры и направилась к столу. Мысль о том, что она здорово себя подвела, колотилась в голове, как птица, запертая в клетке. Всё вокруг смазалось: и колонны, и цветные платья слушающих, и завистливо-гневное лицо Сасси, словно сжатое в кулачок, и испуганный взор Кантаны, замаскированный тёплой улыбкой.

– Тебе не кажется, что ты наговорила лишнего? – высказалась Кантана, едва Миа опустилась на свой стул.

– Я не виновата, что ваша учебная программа такая глупая, – Миа скривила губы. – Меня просто возмутил этот факт.

– Так, что ты чуть не сдала и себя, и меня?!

– Представь себе, – Миа улыбнулась. – И такое бывает.

– А если все всё узнают?!

– Кантана, – Миа попыталась взять себя в руки и представить на своём месте Нери. – Пойми, что разгадка уже у самого носа Совета. Как бы всё не вскрылось сегодня. Твоя мать обещала мне весёлую поездку сразу после Наставни. Если они снова заставят меня колдовать, всё станет очевидно.

– Скажи, что не можешь по заказу, – зашептала Кантана. – Сложно, что ли?

– Поверь, Кантана, – мурашки побежали по коже, – твоя мать – не такая уж дура. И, если быть предельно откровенной, мне кажется, она уже всё знает.

– Если бы она знала, – возразила Кантана, – то я уже давно коротала бы свои годовые циклы в Пропасти.

– Но ты же её дочь. Она жалеет тебя, только и всего!

– Элатара ведь не пожалела! – опровергла Кантана. – И меня не пощадит, если всё станет ясно.

– Разговоры! – Наставница Элиор звонко захлопала в ладоши. – Тишина в аудитории!

Миа отвела взгляд. Она знала, что Кантана права. Если тайна всплывёт, не поздоровится никому. И им с Нери в том числе. Дальнейшие перспективы казались нерадужными: побег – в лучшем случае, а в худшем… Об этом Миа даже думать не желала.

А самым страшным казалось то, что истина давно лежала под носом у Анацеа. И ей требовалось лишь наклониться, чтобы увидеть, что к чему.

3

– Просто повторяй за Тиарэ, Миа, – глаза Анацеа загорелись недобрым огоньком. – Это несложно. Может немного закружиться голова, только и всего.

Прошло почти два часа с тех пор, как Анацеа и Зейдана приехали в Наставню встречать девушек. Зейдана увезла Кантану с собой, и юную Бессамори, судя по недовольному выражению лица, такой поворот событий не устраивал. Анацеа долго разговаривала с Наставницей Элиор у крыльца, пока Миа сидела на лавочке. После этого прародительница клана Бессамори посадила Мию в повозку и повезла на Совет. Даже не поинтересовалась, стерва, голодна ли она! Последний факт возмущал Мию больше всего, потому что есть очень хотелось. Воображение рисовало аппетитные паровые котлеты из натурального мяса с салатом из моркови, начиная с последней лекции. А ещё – ванильное мороженое на соевом молоке, хрустящие наггетсы с соусом и топинамбур! Жареный топинамбур из Иммортеля! Кому, интересно, в этом мире можно продать душу за сойбургер? Треклятым Разрушителям? Кто б подсказал, а уж Миа с удовольствием сделала бы это. И даже нырнула бы в прибежище Разрушителей, благодаря судьбу за предоставленный шанс. Лишь бы не видеть дам из Совета, что стеной обступили её. Вот уже два часа три полоумные барышни пытались выжать из Мии магию порталов, но получали в ответ лишь спонтанные огненные вспышки.

Миа насуплено покосилась на Анацеа. Ах, как она в этот момент желала надавать ей пощёчин, вопреки правилам приличия! Может, мозги старшей Бессамори встали бы на место. Потому что её слабоумие – тяжёлый случай. Очень тяжёлый. Два часа напролёт Анацеа смотрела в лицо правде, но не видела её. Или не желала видеть.

– Бесполезно, – Миа махнула рукой, стараясь не показывать раздражения. – Этот дар проявляется у меня спонтанно. Без посторонней помощи.

Вспомнив о спонтанности, Миа оглядела знакомый зал. Покорёженные и испорченные огнём вещи убрали, но стены и пол по-прежнему затягивала толстая плёнка копоти. Да и нос будоражил запах старого пожарища. Так, что то и дело приходилось зажимать переносицу, дабы не чихнуть.

– Да, ты плохо обучена контролю, – согласилась Анацеа. – Но любой избранный обучаем, Миа. Тиарэ тоже многое не умела, но научилась же! И ты сумеешь.

– Мне кажется, вы перепробовали всё, – возразила Миа. – И ничего пока не привело к успеху. Вы только выжали меня до капли. Сейчас мне надо отдохнуть.

– Рано, Миа, – подхватила Тиарэ, приближаясь. – Если ты потеряешь путь сейчас, вернуться к необходимому настрою потом будет намного сложнее. Лучше завершить всё сразу. Один портал. Всего один. Покажи нам, как ты делаешь это.

– Как тогда, в гостиной! – поддержала подругу Анацеа.

– Я показала бы, – рявкнула Миа, – если бы могла! Я ослабла от ваших экзекуций.

– Ты можешь, – кажется, в голове у Анацеа засела одна лишь фраза.

– Так что делать, если не получается?!

– Пытаться лучше, – Анацеа пожала плечами.

– Не приводите меня в ярость, госпожа Бессамори!

Анацеа упёрла ладони в бока и встала из-за стола. Оранжевый подол платья задрожал мелкими волнами. Издали она походила на горящую копну сена. Миа дерзко ухмыльнулась ассоциациям.

– Спокойно, – вмешалась бородачка. Улыбка на её большом заросшем лице выглядела карикатурно и потешно. – Миа, покажи мне огонь. Просто огонь, как ты умеешь.

– Хотите этот зал полностью в чёрный перекрасить? – сострила Миа, поглядывая на траурную рамку закопченного камня по периферии зала и накренившуюся люстру.

– Почему бы и нет? – Тиарэ пожала плечом. – Показывай.

– Прямо здесь? – Миа приподняла бровь.

– Да, здесь, – Тиарэ кивнула.

Это подлог. Эти трое явно продумали гадкий план и стремятся воплотить его всеми силами! Ну, что ж, выхода-то нет при любом раскладе! Миа зажмурилась, вспоминая ключ. Слова полетели сквозь сжатые зубы, растягиваясь в воздухе гирляндой эха. К концу тирады изображение перед глазами раздвоилось и задрожало. Знакомое головокружение завертело мир центрифугой. Соединив ладони на мгновение, Миа развела руки. В воздухе задрожали языки пламени, повиснув, вопреки законам физики, в метре над полом.

– А теперь отправь его в стену, – Тиарэ показала на плиты у окна, чудесным образом ставшие обугленными после предыдущего сеанса. – Здесь всё равно нечему портиться. Покажи, как ты можешь.

– Я ни разу не пробовала, – Миа оробела.

– Глупости, – бородачка снова заулыбалась. – В твоих руках сейчас – сила Покровителей. Их священное оружие. Ты можешь использовать его, как пожелаешь. Всё, что ты творишь с его помощью – во власти твоей мысли.

– Глупости, – согласилась Миа.

– Просто продвинь его к стене с большой скоростью. Ты можешь это сделать.

Зажмурившись от отчаяния, Миа представила, как протягивает к огненному шарику руки. Сгусток огня ершится в ладонях, колется искрами, испуская сизый дым. Размахиваясь, Миа придаёт огненной субстанции ускорение и отправляет его в стену, как мяч. Это несложно. Надо просто придать воображаемой картинке чёткость. Ещё раз…

– Неплохо, – голос бородачки заставил Мию открыть глаза.

Надо же! Проба пера не прошла даром! Огненный сгусток отодвинулся на добрую пару метров и завис под потолком у самой стены.

– Я это сделала? – пробормотала Миа, чувствуя, как язык заплетается от удивления.

– Ну, я пока не научилась управлять чужим намерением, – хохотнула бородачка. – И никому это не дано, кроме, разве что, некоторых колдуний и Покровителей. Только это слишком медленно, Миа. Если хочешь овладеть боевой магией, ты должна реагировать быстрее. Во много раз. И делать всё с открытыми глазами.

– Но я не хочу ни с кем воевать!

– Дело не в том, хочешь или не хочешь, – подала голос Старейшина Шандрис. Старуха, как и обычно, деловито сидела во главе стола, не думая суетиться, как её подручные. – Мы должны быть начеку при текущей политической ситуации. Всегда. Каждую секунду. Для Первого Холма сейчас очень хороший момент, чтобы напасть на нас. Надеюсь, Покровители не допустят, чтобы они прознали о недуге Пропасти.

– Этого ещё не хватало, – Миа сморщилась. Желудок перекрутил спазм голода. Даже душок обугленного дерева не отбивал аппетит.

– Понимаешь, в чём суть? – повторила Шандрис. – Никто не спросит тебя, хочешь ли ты этого. Если они нападут на нас, ты вынуждена будешь отбивать у них свою жизнь.

– Уже вижу, – Миа с досадой укусила нижнюю губу. – Меня и сейчас ни о чём не спросили.

– Не дерзи, Миа, – отрезала Анацеа. – Просто делай то, что тебя просят. Это ведь не тяжело.

– На голодный желудок – очень тяжело! Вы даже не поинтересовались, хочу ли я перекусить!

– Мы вернёмся домой к полднику, – успокаивающе проговорила Анацеа. – Обещаю тебе. И чем быстрее ты освоишь магию, тем скорее это произойдёт.

Миа сжала губы так, что боль поднялась к переносице. Голод казался невыносимым.

– Так же, как огонь, – подсказала Тиарэ. – Только используй другой поток. Прочитай то заклинание, которым мы пытались его открыть. Помнишь?

Конечно, Миа помнила. Губа отчеканили заклятие, а затем – ключ. Слово за словом, звук за звуком; от раскатистых шипящих до объёмных гласных! Набежавшая эйфория помутила рассудок. Головокружение снова заставило мир пойти по спирали и скрутиться. Однако, несмотря на чёткое ощущение присутствия силы, ничего на этот раз не получилось. Лишь пустой звон растревожил пространство, как гонг. Показалось, что перед глазами мелькнула череда бегущих теней. Между руками повисла пустота.

– Нет, – выдохнула Тиарэ. – Почему-то не получается.

– Потому что я устала! – Миа изо всех сил старалась не терять самообладания. – Умоляю, позвольте мне отдохнуть. У меня сейчас и огонь не получится, не то, что портал.

Новая череда теней закрутилась на стене, как кадры забытой киноленты на древнем проекторе. Бегущие сквозь лес люди. Только куда они несутся. И зачем?! И почему она видит это?! Сон ли это на ходу или прогрессирующая диссоциация?

– Миа! – голос Анацеа прогнал видение и вернул чёткое ощущение реальности. – Ты понимаешь, как это важно для нас и для тебя?!

– Что?! – Миа пошатнулась. Белые контуры теней, наконец, растаяли.

– Девочка действительно вымотана, – констатировала Шандрис, оборвав речь Анацеа. – Давайте перенесём пробы.

– Но мы должны…

– Перенесём заседание, – повторила Шандрис, и слепые глаза сощурились под кружевной повязкой. – Анацеа, покорми её хорошенько, и пусть ляжет спать. Она истощена вашей самодеятельностью.

Миа, наконец, позовлила себе выдохнуть с облегчением. Кто бы знал, как она была благодарна Шандрис за вмешательство. Эти двое точно не осмелятся ослушаться Старейшину.

– Вы называете это самодеятельностью?! – возмутилась Анацеа. – Это – наша возможность спасти город, а не пустой каприз!

– Шанс, который легко может быть упущен, – пояснила Шандрис. – Думаю, вам хорошо известно, что происходят с теми, кто не имеет возможности восстановить силу. Оставьте девочку в покое, пока не сгорела.

Миа так и не осмелилась спросить, что происходит с этими несчастными. Может быть, они утекают в мир теней, превращаясь в белый силуэт? Но подхватила, пользуясь случаем:

– Да-да. Разве много я прошу? Мы можем попытаться и в другой день.

– Эх, Миа, – бородачка разочарованно выдохнула. Огромные ладони хлопнули по круглым бёдрам. – Недуг не будет ждать тебя. И противники с Первого Холма – тоже.

– Зато тени будут ждать, – бессвязно пробормотала Миа.

– Тени?! – переспросила Тиарэ.

– Тени предков, – нашлась Миа. – Ну, Покровителей, то есть.

– Эх, шутница!

Три пары уставших глаз, одна из которых была слепа, задумчиво погладывали на Мию. Та лишь сжалась, чувствуя неловкость от внезапного внимания. Хотелось бежать из этого зала, перепачканного сажей и золой, и поскорее.

– Ну и что мне с тобой делать? – строго проговорила Анацеа, выходя из-за стола. Каменное спокойствие вернулось на лицо и заново приросло к нему нерушимой маской.

– Накормите для начала, – честно сказала Миа. – И уложите спать.

– Поехали, сказочница незадачливая, – сдалась Анацеа наконец.

4

Покатая крыша старого домика, укреплённая смолой, поросла бархатом древнего мха. Два деревянных окна с мутными стёклами таращились в сад. Дорожка подле покосившегося забора пестрела щебнем.

Кантана поёжилась, кутаясь в шубку. Солнце сегодня было ледяным не под стать четвёртому сезону, и лишь изредка бросало рассерженные взгляды сквозь облака. «Отстаньте от меня!» – словно кричало оно, нехотя вырисовывая на земле сеть теней. Кантана невесело улыбнулась забавным домыслам: точно под стать настроению!

– Значит, я должна сделать это? – она с вызовом посмотрела на старшую сестру.

– Да, – Зейдана кивнула. – Я уже расплатилась за тебя, твоя очередь.

– О чём ты? – холодный воздух встал поперёк горла. Сердце заколотилось вдвое чаще.

– Сейчас всё поймёшь.

Цокая набойками сапожек, девушки прошли по тропке к домику. Добротное деревянное крылечко обвивала поросль иссохшего винограда. Ностальгия обволокла Кантану и потащила назад по линии времени. Сколько же часов они провели вместе с Тилен в этой кружевной тени, разговаривая обо всём на свете! О том, какие лучше пошить наряды к празднику Равноденствия, чтобы выглядеть не хуже посвящённых. О рецептах вкусной и недорогой домашней еды, которой можно было бы порадовать близких. О девочках из Наставни. И о мальчиках, конечно, тоже! Порой они делились друг с дружкой запретными мыслями, которые волнуют любую девушку, приближающейся к рубежу замужества, и вместе искали ответы на вопросы, которые не могли обсуждать при посторонних. Они слишком доверяли друг другу, чтобы перечеркнуть всё, что их связывало, одним махом!

Просто однажды всё пошло не так.

Зейдана постучала в дверь. Петли зловеще заскрипели, и в проёме показалась мать Тилен – Ленор Лазовски. Смуглое лицо её морщила суровая мина. Брови двумя жирными гусеницами извивались над переносьем.

– Моё почтение, – с необычайной робостью пропела Зейдана. – Да помогут Вам Покровители…

– Это вам они помочь должны, – пробасила в ответ Ленор.

Горячее облако тревоги протянуло неосязаемые щупальца к сердцу и обволокло его. Колкие нотки в голосе Ленор ранили слух. Обычно мать Тилен была приветлива. Неужели Зейдана пошла на обман и слукавила, пригласив её в чужой дом? Но зачем?

– Зейдана, что… – задохнулась Кантана, неожиданно понимая всё.

– Всё хорошо, Кантана, – голос сестры дрожал. Тёплые руки легли на плечи. – Просто сделай, пожалуйста, то, о чём я просила тебя.

Ленор толкнула дверь. Отслоившиеся от нижнего края щепки, скрипя, очертили на полу дугу. Хозяйка бесцеремонно мотнула головой, приглашая сестёр войти. Как только дверь хлопнула о косяк и пыльный мрак заполнил захламлённую прихожую, голова закружилась.

– Госпожа Бессамори, я хочу, чтобы Вы знали, – с укором произнесла Ленор, обращаясь к Кантане. – Я не погнушаюсь использовать своё заклятие жизненной силы, чтобы отстоять честь любимой старшей дочери. Да, я умру, но и ваш род не будет знать счастья до седьмого колена. И безупречная защита Вашей очаровательной сестрицы здесь не поможет. Любая родившаяся девочка будет умирать до двадцатого годового цикла страшной смертью. Любой родившийся мальчик – мучиться от уродующих недугов. Всё сейчас зависит только от Вас. Думайте.

– Так поэтому ты её лечишь?! – Кантана посмотрела на сестру, попытавшись вложить в свой взгляд ярость. Но разрушительные эмоции отступили, едва Кантана увидела пухлые щёки сестры, розовеющие наливными яблоками в полумраке. Они переливались от слёз.

– Всё ради тебя, Кантана, – прошептала Зейдана. – И мы многого достигли. Правда.

– Так значит, нет у неё никакого недуга Пропасти?!

– Всё верно. Тилен страдает от избиения.

– Вы стравили мою дочь и Сасси, госпожа Бессамори, – беззастенчиво проговорила Ленор, зажигая свечу. Розоватые блики затанцевали на досках стен. – Из-за Вас мать Сасси была вынуждена подарить нам две повозки с лошадьми. Не стыдно Вам?!

– Если Вы уверены, что я виновата, могли бы и не принимать дар! – прошипела Кантана. – Знаете же, что семья не самая богатая. Извоз – всё, чем они промышляли. Вы же отобрали у них последние деньги!

– Ну-ну, – фыркнула Ленор. – Нам тоже не помешает транспорт. И дар вообще-то отдают по собственной воле, а не по принуждению.

– К слову, Ваша дочь тоже многое наворотила! – вскрикнула Кантана, тут же замолкнув.

– Не кипятитесь, – Ленор нагловато ухмыльнулась. Кантане стало понятно, от кого переняла Тилен свою скрытую беспринципность. – Поговорите лучше с Тилен. Она ждёт Вас.

Кантана задержала дыхание. Пыльный воздух, пахнущий грязным бельём, осел в лёгких. Ноги онемели и отяжелели, угрожая подогнуться и уронить тело на пол. Душа, задрожав, смёрзлась ледяным комочком у позвоночника, а голова опустела, растеряв остатки мыслей. В последний раз, когда она шла по этому коридору, её переполняло детское счастье. Она несла Тилен свежие сплетни, горячие, как только что выпеченные пирожки, и горела желанием поскорее поделиться ими. Да и Ленор в тот день была очень приветливой… Теперь же Кантана не видела ничего вокруг. Предметы небогатой обстановки проносились мимо, смазываясь в боковом зрении.

Комната Тилен венчала тупиковый конец коридора. Когда Кантана, отважившись, толкнула дверь, воспоминания вскружили голову, на мгновение вытащив из реальности и оторвав от земли.

Тилен сидела на разобранной кровати, потупившись. Чёрный ситец сорочки собирался складками на сгорбленных плечах, обрываясь над локтями. На бледном полотне коже собирались кучками успевшие позеленеть кровоподтёки. Казалось, что она не слышит ничего вокруг. По крайней мере, скрип двери не привлёк её внимания.

– Тилен? – Кантана посмотрела на подругу исподлобья. Сердце зашлось, отдаваясь оглушительным стуком в висках.

– Ты? – вопросительный взгляд Тилен был едким, как кислота.

Прямоугольное окно за спиной Тилен выходило на задний двор. Извилистая трещина ломала пейзаж пополам. Сквозь муть стекла проглядывали груды досок и деревянные корыта для стирки. Растопырившие крылья вороны, стайкой собрались у одного из них, пытаясь напиться позеленевшей воды. Кантана горестно хмыкнула: вот бы в птицу превратиться, да унестись прочь в серое небо. Лишь бы не терпеть этого унижения! Лишь бы не видеть разводы кровоподтёков, украшающие тело Тилен, и не ощущать её боль, как свою.

И пусть Тилен никогда не узнает, насколько обычная девочка из рабочего квартала может превосходить младшую из клана Бессамори.

– Я ни о чём не жалею, – сорвалось с губ Кантаны. Врать не хотелось, ползать в ногах – подавно. Да и не моглось. Глаза защипало от подступивших слёз. Старые обои с цветочным рисунком засеребрились накатами.

– Ну и что, – голосом, полным безразличия, выдавила Тилен. – Я всё равно люблю тебя. Кто бы знал, что жизнь всё так расставит.

– Тилен, – выдохнула Кантана, удивлённая откровением, – зачем мы так с нашей дружбой?

– Я лишь хотела, как лучше, – Тилен опустила голову. – Ты можешь не верить мне, но какой от этого прок? Я хотела, чтобы ты, наконец, повзрослела. А повзрослели в итоге мы обе…

Теплота пошла по венам. Кантана больше не могла противиться сокрушительному напору эмоций, обуявших рассудок. Подлетев к подруге, прижала её к себе. Тилен, заплакав, уткнулась лицом в оборки её юбки.

– Я не думала, что так получится, – призналась Кантана. Едва сдерживая слёзы, она поглаживала пальцем фиолетовый кровоподтёк на плече подруги.

– Ты вообще никогда не думаешь, Бессамори, – фыркнула Тилен сквозь слёзы.

Чёрное пятно взметнулось в воздух за окном. Огромный ворон, опустившись на карниз, настойчиво забарабанил клювом по стеклу. Глухой звук ударил по вискам, впрыскивая под кожу ужас. К добру это или нет?

5

Сине-чёрная дымка накрывает глаза и щекочет бархатом веки. Лёгкие наполняет спёртый табачный душок, вызывая отчаянное желание отплеваться. Кругом – абсолютная темень, такая насыщенная и густая, что Мии кажется, будто она ослепла. Как ни раздирай себе глаза, ничего не увидишь. В трясине мрака вязнет всё: кончики пальцев, отголоски звуков и даже разум.

Темнота кажется знакомой. Спёртая тишь, провонявшая мускусным потом и сигаретами – тоже. До головной боли, до щемящей безысходности. До желания вцепиться пальцами в сплетения вен на запястьях и вырвать их.

Она там.

Здесь. В месте, где, сколько ни кричи и ни умоляй, никто не услышит. Снова. Пластинка, елозящая по кругу на допереломном проигрывателе. Как будто бы этот кошмар не заканчивался!

Миа пытается пошевелить правой рукой. В тишине раздаётся металлический стук, как доказательство. Браслет наручника удерживает её прикованной. Она почти видит его сквозь мрак: серебристый, тяжёлый.

Но… как? Почему она снова там? Может быть, кошмару не было конца, и всё, что было потом – лишь иллюзия, порождённая воспалённым воображением, голодом и болью? Может, не было ни отца, что внезапно ворвался в её персональный ад с группой друзей-миникаперов, ни верного друга Азазеля, ни долгожданной стажировки в лечебнице, ни обедов на факультете пространственных трансформаций, ни… Нери? Память воскрешает едва заметные веснушки на переносье, бледную кожу и дымчатые глаза, и Миа понимает: Нери был. Нери есть.

Тогда почему?

Может, она умерла?!

Мысли сменяют друг друга, не успевая обозначиться. Акварель, скатывающаяся каплями на стекле. Бессвязный поток ахинеи. Миа снова бросает взгляд на запястье, и видит стальной обруч, стискивающий тонкую кожу. Красная линия от сдавления бежит по предплечью: тугая и болезненная.

Стоп. Она это видит?! Но ведь кругом тьма кромешная! Здесь нет даже случайного лучика, чтобы глаза могли приспособиться! Это – часть их плана…

Вывод один. Это – сон! Всего-навсего ночной кошмар, один из тех, что стали неизбежными спутниками новой реальности. Иллюзия, цена которой – лёгкое дуновение, щелчок пальцев. Осознание дарует облегчение. И хотя она не может вспомнить, где заснула и где находится сейчас, оно приносит непередаваемую эйфорию. Должно быть, подобное чувство испытывает слепая особь, прозревая.

Миа с лёгкостью выдёргивает руку из кандалов и вторгается во тьму, сливаясь с ней. Непроглядный мрак рассеивается, открывая дорогу в глухой коридор. Пол прибежища мягкий и вязкий, как перина или дрожжевое тесто. Шаги даются с трудом. Лодыжки ломит от нагрузки. Вдалеке брезжит свет, но это не яркие дневные лучи. Скорее, дрожащие огни ночного города. Пронзительная синева, накаляющаяся до яркого фиолета.

Мии хочется на ту сторону, но ноги вязнут в недрах перины всё глубже. Взлететь, как она обычно делала в осознанном сне, не получается. Каждый метр, приближающий к заветной развязке, даётся ценой неимоверных усилий. Кажется, что вся виртуальная материя сопротивляется желанию настигнуть цель. Силовой барьер возведён между её кошмаром и выходом из коридора. Словно территория по ту сторону не принадлежит её сну.

Уступая упругой вязкости, Миа падает на четвереньки. Шаг, ещё один! Удивительно, но это помогает прорвать невидимую преграду, похожую на прозрачную завесу из полимера. Миа пулей влетает в открытую часть коридора и её выносит в крохотную комнату.

Прежде, чем она успевает сообразить хоть что-то, взгляд ловит панорамное окно. Дождь дробится на стекле, спускаясь к подоконнику линиями красочных струек. Снаружи – буйство танцующих огней на чёрном бархате ночи. И грозовые вспышки. Электрические разряды молний, накаляющие небо добела. Огромный прямоугольник окна мерцает и переливается, как голографическая подарочная упаковка.

Этим видением можно наслаждаться вечно. Особенно прячась от грозы за стеклом. Но Миа осматривается и понимает, что она в помещении не одна.

В углу комнаты, опираясь на подоконник, стоит женская особь. Ощущение дежа вю опутывает Мию нитями ядовитой паутины. Эти линии фигуры, эта причёска, эта осанка – всё кажется до боли знакомым. Вот только понять, кто это, не получается. Чуть поодаль горбатится высокий мужчина. Кажется, эти двое разговаривают. Но, приблизившись, Миа понимает, что говорит только женщина.

– Столько всего произошло за эти годы, – слышит Миа голос. – Судьба улыбнулась мне, как ты и говорил. Теперь у меня есть всё. А то, через что я прошла, стало для меня хорошим уроком. Никто не может сломить меня больше: ни люди, ни обстоятельства. Но лишь одного мне всегда не хватало для полной гармонии. Тебя.

Мужчина молчит, не меняя позы. Похоже, это восковая кукла! Миа приближается на носочках, скрываясь за вуалью тьмы. До чего же странный сон! Чужие люди, непонятное помещение, взгляд от третьего лица. Женщина, разговаривающая на философские темы с манекеном! Ни один сонник не определит толкование такой иллюзии.

– Ты был в моей голове, – горячо, почти интимно шепчет женщина, – и в моей памяти. Каждое твоё слово и каждый твой поцелуй. Я помню все дни, что провела рядом, на твоей земле. И я хочу обратно. Очень хочу. Ты говорил, что однажды мы встретимся: здесь, на этом месте. Но, увы, Покровители решили иначе. Не быть нам вдвоём…

Миа, наконец, узнаёт этот голос. Подтверждая догадки, молния взрывает небо за окном и опаляет комнату световой вспышкой. Одеяния женщины горят на свету, как открытое пламя. Как сумасбродный сентябрьский листопад.

Анацеа Бессамори. Надменная стерва! Миа глотает возмущение вместе с тихим покашливанием. Что она делает в её сне?! И почему так странно ведёт себя?!

– Я не знаю, зачем говорю тебе это, – силуэт Анацеа опускает голову. – За все восемнадцать лет ты ожил в моём сне лишь один раз, и то ненадолго. Наверняка, ты думаешь, что я давно тебя забыла. И не знаешь о том, что твоя дочь никогда не даст мне сделать этого. У неё такие же чёрные глаза, как и у тебя, Тео. Как я и хотела.

Лицо Кантаны появляется в памяти. У кого это там чёрные глаза? Миа задерживает дыхание, чтобы её не услышали ненароком, и поднимается на пару сантиметров над полом. Так шаги будут беззвучными. Однако меры предосторожности напрасны. Анацеа испуганно вскидывает голову и ловит девушку в поле зрения. Молния блестит в её волосах. В то же мгновение образ мужчины тает, превращаясь в чёрный дым. Невесомые линии взвиваются в воздух и оседают на стекле, превращаясь в мутную плёнку.

– Ты? – голос Анацеа звучит затравленно и смущённо. – Что ты делаешь здесь, в моём сне?!

– Я просто мимо проходила, – слова отскакивают от зубов, как пули.

– Ты что-то слышала, Миа?

– Я слышала всё, – признаётся она. – Но это ведь всего лишь мой сон. Какое это имеет значение? Мне и крокодилы присниться могут, и тропические змеи, и новая Конституция Иммортеля. Если всему придавать значение, то однажды не проснёшься.

– Иммортеля? – брови Анацеа ползут вверх. – Откуда ты знаешь?!

– А с чего бы мне не знать про мой родной город?

– Вот это… – Анацеа задыхается. – Вот это новости!

Кол входит под ложечку. Болевой спазм бежит по мышцам. Миа ошарашенно отступает. Слишком уж реалистично выглядит Анацеа для образа, созданного воображением. Это, конечно, невозможно, но вдруг она реальна?!

– Вы настоящая? – спрашивает Миа на всякий случай.

– А как ты думаешь?

– Я думаю, что Вы сейчас исчезнете из моего сна!

Анацеа смеётся, но интонации её голоса звучат зловеще. Нотки отзвуков крошатся, наталкиваясь на стены, и осыпаются на Мию иглистым потоком. Голос оглушает, и в следующий момент она решается. Оттолкнувшись от пола, Миа взлетает в воздух и усилием воли ставит защитный заслон между собой и Анацеа.

– Недурно, Миа, – Анацеа продолжает улыбаться. – Вот только я сильнее тебя!

Анацеа выкидывает вперёд руки и разрывает защитный пузырь. Барьер лопается с гулким звуком. Клочки энергии тают в воздухе, преобразуясь в едва заметные блёстки. Потоки воздуха смазывают их в дрожащие линии.

– Ты – не Длань, Миа! – кричит Анацеа ей в лицо. – Ты – не Длань Покровителей!

Голос звенит в голове, расслаиваясь на оттенки эха. Уши закладывает. Ужас крадущимся пауком ложится на грудь и сжимает горло хищными лапками. Кажется, что во всём мире не осталось ничего, кроме опьянённых яростью и безумием жёлтых глаз.

– Твой второй поток – сновидение! – в ярости кричит Анацеа, увеличиваясь в размерах. Стены тёмного прибежища рушатся. Ночные огни взмывают до небес, превращаясь в цветное пламя. Огромная рука сжимает Мию в кулаке, как карандаш. – Ты обманула меня! Ты обманула всех!

– Уйди! – кричит Миа, зажмуриваясь.

И тут же понимает, что слышит свой голос уже наяву.

6

– Уйди! Прочь!

Миа, шумно выдохнув, села в постели. Крик застыл на губах солоноватой болью. Ночь ласково обняла за плечи, погрузив в тугой кокон темноты. На мгновение стало спокойнее. Но лишь на мгновение.

Ни шороха вокруг. Лишь сип дыхания, что вырывалось из горла. Да ещё сердцебиение закладывало уши пульсирующими накатами. Мышцы распирала дрожь. Холод носился по сосудам, как ледяной ветер по трубам. Казалось, что им напитались все четыре стены комнаты.

– Как же так? – произнесла Миа, страшась собственных мыслей. – Получается, что она настоящая?!

Пространство подхватило звук, растянув его по потолку, как тент. Темнота заухала и зашуршала. Миа оглянулась, пронзая взглядом углы. Неожиданно стало дурно, словно невидимый преследователь стоял рядом и держал её на мушке. Пристально, предвзято, отслеживая каждое движение и каждый вдох. Миа обхватила себя руками, пытаясь обуздать панику. Ничего не произошло. Незримый наблюдатель по-прежнему находился рядом.

К добру или к худу?

Ночь в окне играла звёздной синевой. Расшитый бархат неба куполом спускался к горизонту. Луна плыла над садом, превращая ветки яблонь в накалённые добела железные прутья. Тёмно-серые облака горели серебром по краям. До рассвета ещё добрых четыре часа, но уснуть после таких снов вряд ли получится. Надо придумать, чем занять себя.

Сколько таких бессонных ночей Миа пережила за последние семь месяцев? Не сосчитать, даже если постараться. Но в Иммортеле любой страх проходил так же быстро, как и начинался. Родная обстановка лечила и прогоняла тревоги. А ещё в Иммортеле была мама, которая могла просидеть у кровати всю ночь, держа за руку. Как и отец, готовый порвать весь мир ради счастья и благополучия единственной дочери.

А на Девятом Холме не было ни родителей, ни дома. Только незнакомые люди и случайный спутник. Чужие стены, смыкающиеся, как капкан, ядовитые зубья которого рвут кожу и мышцы. Незнакомые комнаты и лабиринты коридоров. И ужас – яд, средства против которого не находилось.

Дрожа от страха, Миа скинула ноги с кровати. Набросила на плечи халат и поспешила к двери. Распахнув её, вдохнула прохладный аромат хвойного леса и выскочила в коридор босиком. Растревоженный кошмаром рассудок помутился, отправив её гулять на автопилоте. Миа долго кружила в пустоте коридора, прислушиваясь к шорохам и принюхиваясь к запахам. Хвоя, ночная свежесть, лёгкий аромат оплавленного воска, домашняя пыль и… ночные кошмары! Ужас пах соснами, сосны – ужасом. А сновидения хранили особенный душок: табака, удушающего мускуса и крови. И даже оборвавшись на самой высокой ноте, они некоторое время продолжали следовать за ней по пятам. Так было всегда.

Видения и одинокие световые полосы размазывались, тая перед самым носом. Миа то и дело налетала на стены, засыпая на ходу. В конце концов, ноги сами привели к чужой двери. Рука легла на резную ручку и нажала её. В свою комнату, где воздух застоялся и загустел от ужаса, до утра она ни за что не вернулась бы.

Комната за дверью пахла спокойствием и безмятежностью. Воздух, просачивающийся сквозь приоткрытую форточку, нёс тонкий аромат осени. Здесь дышалось легко и свободно. Находящегося здесь точно не мучили ночные кошмары. Даже тени на стенах, отдающие розовато-фиолетовым, не казались такими зловещими, как по ту сторону. Невидимый преследователь, наконец, опустил ружьё и отвернулся. В этой битве он проиграл.

Миа прокралась по темноте к ложу и, откинув одеяло, легла рядом. Тепло чужой кожи обволокло и сомкнулось над головой. Её совершенно не волновало, что могут подумать о ней. Ведь разоблачение произойдёт, когда наступит утро, а ночь ещё и не думала уходить. Мии абсолютно не хотелось привлекать лишнее внимание, а особенно – к своим чувствам. Всё, чего она желала – унять страх, чтобы сердце не остановилось от перегрузки. Вырвать старые кошмары вместе с воспоминаниями, оставив внутри безмятежную пустоту. Выпустить яд с кровью. Сделать так, чтобы завтрашний день стал спасением.

На этой стороне особняка ночь отливала краснотой, а звёзды походили на россыпь бриллиантов. Сонное поле за окном скатывалось к обрыву, но казалось, что оно сливается с небом. Глаза Мии понемногу привыкали к темноте, обнаруживая контуры кресел и стеллажей на чёрном холсте темноты. Отражённое лунное сияние подсветило груды книг на столе и башни подсвечников – чудесная ностальгическая картинка из атласа по истории.

Оглушённая сердцебиением, Миа перевернулась на другой бок. Во мраке прорисовалась знакомая спина с торчащими лопатками. Яркая стрела тянулась вдоль позвоночника, чуть западая в середине. Невыносимо близко, и в то же время невозможно далеко, на расстоянии тысяч световых лет. Дрожь снова пробежала по телу, теперь не ледяная, а пугающе-горячая. Соблазн. Грань, разделяющая разум и физиологию, материю и вечность. Черта невозврата между дружбой и чувством без названия, которую так легко пересечь!

Размеренное дыхание едва вздымало плечи. Миа провела дрогнувшим пальцем по коже, повторяя контуры татуировки. Сладостное удушье выдавило из груди последний воздух. До истомы захотелось прильнуть к чёрной стреле губами, прочувствовать вкус чужой кожи, передать ему тепло из своей груди. Почувствует ли он тайный смысл, что она вложила в движение? Страшное желание парализовало мысли, заморозило память и на несколько секунд остановило время. Миа почти упёрлась носом в торчащий позвонок. Казалось, что даже часы на стене перестали тикать.

Страх оттолкнул её, едва нос уловил чужой запах. На всякий случай, Миа отвернулась. Только пугающие желания никуда не ушли: пальцы по-прежнему ходили ходуном, комкая край простыни.

Сон пришёл к ней лишь под утро: некрепкий и беспокойный. В воображаемых мирах на этот раз не было ни Нери, ни Анацеа. Теперь Миа ассистировала реаниматору на сложной операции. И каждый раз, когда начальник просил инструмент, она никак не могла найти нужный под стерильной простынёй.

7

Туман.

Непроглядный туман застилает дорожки яблоневого сада за окном. Клубы пара волочатся по земле, выкидывая вверх завитки, похожие на клочки овечьей шерсти. Верхушки крон щетиной торчат из белой перины, что обволокла весь дом.

Кантана не помнит, как оказалась в мансарде. Должно быть, ей стало страшно, когда мутная хмарь постучалась в окна комнаты, затянув просвет, и она перебралась наверх. Кантана всегда боялась тумана. Потому что, если погрузишься в него с головой, непременно упустишь свой путь.

Но терять уже нечего. Во всём Сердце Земли существуют только Кантана Бессамори и туман. Пустота чердачного помещения теперь кажется враждебной и устрашающей. Душистый запах сосновых досок не успокаивает, как раньше, а навевает мучительную тоску. Отдалённые уголки каморки подёрнуты непроглядным мраком. Даже алый цвет занавесок вызывает болезненные ассоциации со свежей кровью.

Туман за мутным оконным стеклом движется и пузырится, как тесто, подходящее к краю чана. Он живой. Кантана знает это лучше, чем кто-то ещё. И она не помнит, сколько уже держит оборону, не позволяя ему взять верх. Один лишь факт – непререкаемая аксиома: вниз нельзя. Пути для отступления отрезаны. Если она откроет двери, в глаза бросится лишь непрозрачная муть, затопившая коридоры и лестничный проём. Даже маленькой щели будет достаточно для того, чтобы удушающая влага просочилась к ней и схватила белыми щупальцами за горло.

Туман появился в тот жуткий вечер, когда она допустила ошибку и пустила на Девятый Холм иномирян. Кантане казалось, что она прогоняет ненавистную белую дымку, но она лишь расползалась, как опухоль, за спиной. Никогда раньше туман не подступал так близко. На этот раз она – в ловушке.

Кантана сдерживает панику, но удушье подступает к горлу чередой всхлипов. Её учащённое, сиплое дыхание – единственный звук в мёртвой тишине.

– Чего ты боишься? – накатывает чужой голос, кажущийся почти бархатным в колючем полумраке.

– Кто здесь?! – дыхание перехватывает на полуслове. Она оглядывается в поисках точки преткновения, но пустынное помещение вновь и вновь демонстрирует чёрные от темноты углы.

– Просто ответь, – повторяет голос, и Кантана понимает: он ей знаком. Только она не может соотнести его с внешностью. Всё кажется сонным и заторможенным в этом туманном кошмаре. – Чего ты боишься? От кого прячешься?

Треугольник мрака из самого отдалённого угла, наконец, выпускает высокий силуэт. Это мужчина. Или юноша. Странно, но несколько секунд назад Кантана даже не могла понять, кому принадлежит голос, ведущий с ней беседу: мужчине или женщине. Звук воспринимался не на слух, а подсознательно. Его играли струны души, откликаясь на неведомый внешний импульс.

Самое время бежать от неизвестного. Но она не чувствует угрозы. Подсознание подтверждает, что человеку, находящемуся рядом с ней, можно доверять. Внутреннее чутьё никогда не обманывает в таких вопросах. И она охотно отзывается на голос.

– Туман, – говорит она протяжно. Эхо, гуляющее по углам, подхватывает слова и растягивает по покатому потолку. – Он поглотил всё. Я не знаю, куда идти.

– Но зачем скрываться? – хотя Кантана развёрнута к незнакомцу спиной, она кожей чувствует его приближение. Может быть, потому, что голос с каждой секундой набирает громкость. – Туман не несёт угрозы. Если всё время идти прямо, ноги рано или поздно куда-нибудь выведут.

– Не к погибели ли? – выдыхает она, ужасаясь мрачной бесперспективности собственных мыслей.

– Для начала надо определиться, где ты хочешь быть, – незнакомец кладёт руки ей на плечи, и Кантана ощущает приятное тепло чужих ладоней, – а уже потом – бояться того, что не дойдёшь.

– Но как определиться, если я ничего не вижу вокруг? Там только белизна, которая слепит глаза!

– За туманом тоже есть мир, – говорит незнакомец насмешливо. Кантане кажется, что она его узнала, но догадка, как скользкая рыбёшка, моментально срывается с крючка разума. Голова отказывается мыслить. Место рассудка занял страх. – Пойдём со мной!

Кантана оборачивается, но по-прежнему не видит лица спутника. Оно подёрнуто сероватой дымкой. Однако она прекрасно чувствует его руки: тёплые и надёжные. Они подталкивают к двери.

– Сделай это сама, – произносит незнакомец, и Кантана слышит насмешку в его голосе. – Ничего не бойся!

Доски пола натужно скрипят под ногами. Наклонившись, Кантана замечает струящуюся из щелей белёсую испарину. Последний предел обороны прорван.

– Нет, – отрезает она, не в силах побороть нахлынувший ужас.

– Иногда оставаться на месте куда опаснее, чем выйти в туман, – голос до боли знаком, но Кантана по-прежнему не может понять, кому он принадлежит. – Вспомни своего брата. Он смог. Разве ты хоть в чём-то хуже?

– Я слишком часто попадала не туда, куда нужно, – признаётся Кантана, не понимая, почему она доверяет этому человеку. Теперь, когда откровение, как ливень из набрякшей тучи, вырвалось наружу, глаза щиплет от слёз. А к горлу подступает ком. – Грабли всё те же…

– Грабли можно обойти, если внимательно смотреть под ноги, – замечает незнакомец и снова бережно подталкивает в спину. – Вперёд, Кантана!

Наконец решившись, Кантана нажимает на дверную ручку. Проём расширяется, обнаруживая ненавистные белые клубы, воняющие трясиной и сырой землёй. «Должно быть, так пахнет сама смерть», – думает Кантана, делая шаг через порог. С облегчением она чувствует, как пальцы незнакомца обвивают её ладонь. Так-то лучше.

Воздух вокруг постепенно утрачивает прозрачность. Дышать густым маревом тяжело и больно.

– И куда теперь? – неотвратимое удушье подползает к горлу, когда дымка в очередной раз накрывает её с головой.

– Решай, – отвечает незнакомец. – Право выбора – в твоей власти.

Вслепую Кантана тащится в белом облаке, ни на секунду не выпуская руки незнакомца. К удивлению, по мере того, как страх отступает, туман становится всё жиже. Сквозь мутную плёнку проступают контуры деревьев, но это уже не раскидистые яблони родного сада.

Пройдя через преграду, они выходят на свет в густом лесу. Снова пахнет соснами… Когда дымка окончательно тает, Кантана видит в промежутках между стволами знакомые очертания полуразрушенного завода. Щербатые кирпичные стены выглядывают из-за горизонта. Самое жуткое место на разрешённой территории. Страх снова парализует, спускаясь мурашками по спине.

– Зачем мы здесь? – спрашивает Кантана с холодком в голосе. Она начинает ненавидеть таинственного посланца чердачных углов за то, что постоянно бередит раны, которые не успели затянуться.

– Ты снова не о том думаешь, – вздыхает мужчина. – Так пойми же хотя бы сейчас, что некоторые победы даются через боль. Это – место твоей славы. Ты победила в тот день.

– Только потому, что Покровители, наконец, услышали меня, – возражает Кантана.

– Они слышат каждого, – говорит собеседник, и Кантана в очередной раз мучается вопросом, что это за человек. – И даже наш разговор сейчас. Просто просить нужно правильно.

– В таком случае, я требую повернуть время вспять, – шепчет Кантана. – Чтобы не было ни гостей из чужих миров, ни порталов, ни того вечера в библиотеке с Тилен! Чтобы жизнь снова шла своим чередом, будто бы этого не происходило! Ау, Почтенные Покровители, слышите ли вы ме…

Ладонь собеседника бережно ложится на рот и подбородок, прерывая череду слов. Губы Кантаны скользят по чужой коже. Отчаянный вскрик застывает во рту горькой оскоминой. Незнакомец стоит напротив, но его фигура по-прежнему подёрнута дымчатой вуалью.

Да что он себе позволяет!

– Молчи, – шепчет он, – а то тебя услышат…

Удушье накатывает непреодолимой волной. Несмотря на то, что незнакомец лишь легко касается её губ, не мешая дышать, Кантана на несколько секунд забыла, как это делается.

– Не обманывай, – продолжает он. – Ты ведь не хочешь этого на самом деле. Признайся хотя бы сама себе.

– Хватит! – выкрикивает Кантана. Она не желает пускать в голову ни единой мысли об этом.

– О ком ты всё время думаешь, Кантана?

– Хватит, я сказала!

– Почему ты так боишься?

Кто он такой? Почему так живо читает её мысли? Кто позволил ему копаться в самых тёмных закоулках души, куда даже она сама не решается заглянуть? Кантана пытается разглядеть лицо незнакомца сквозь завесу, но черты вновь и вновь плывут перед глазами. Она не замечает, как тщетные попытки расставить всё по своим местам приближают её вплотную к чужой груди. Лицо человека по-прежнему затянуто пеленой, зато теперь Кантана видит чёрную рубашку незнакомца: невесомый шёлк, аккуратная строчка. В нос пробирается его запах, который возможно описать лишь хаотичным рядом слов, похожим на предсказание пророка. Близость дома. Далёкая мечта. Недостигнутая цель. Ускользающая догадка. Но на самом дне, под маскировкой пряного аромата высоких целей, плещутся едкой ноткой тёмные мысли, которые невозможно прогнать. Мысли, которые пугают, но которых отчаянно хочется.

Она не знает, кто он, но желает дышать им бесконечно. Мышцы бьёт крупная дрожь, по коже бегут мурашки. Может быть, это проказы Межсезонья и ледяных ветров, может быть – нечто большее. Нечто, не поддающееся описанию. Та самая недостигнутая цель, которой хочется пресыщаться до опьянения.

– Я не боюсь, – срывается с губ Кантаны. Холодный ветер подхватывает едва уловимый шёпот и раздувает до мощного эха, развешивая гирлянды отзвуков на сосновых ветвях. Только теперь это – не ужасающая какофония, настигнувшая жертву в лабиринтах отчаяния. Это – гимн победы. Торжество её решимости.

Кантана закрывает глаза и остаётся одна в щемящей невесомости. Вновь и вновь она вдыхает запах незнакомца, теряя рассудок от близости незримых пределов. Чёрный шёлк топорщится под ладонями. Чужое дыхание скользит по коже прерывистыми потоками, срывая замки запретов. По теплу кожи Кантана понимает, что спутник – вовсе не мёртвая тень, выплывшая из глубин подсознания.

Она больше не в силах противостоять иррациональному влечению… Кантана находит рот незнакомца на ощупь и жадно впивается в него. Крепкие руки обвивают её талию, притягивая ближе, и она охотно поддаётся. Только на этот раз её ведёт не пустое любопытство, как давным-давно с Гаем, а настоящее желание. Незнакомое, пугающее, горячее… Она чувствует его губы – шероховатые и растрескавшиеся – и ощущение дежавю снова поднимает голову. Но сомнения уже не имеют веса. Ускользающие предположения утрачивают ценность, тая под напором пьянящего безумия.

Невыносимая истома дождём струится по коже, заставляя притягивать его лицо всё ближе. Ладонь скользит по шее незнакомца, пробираясь к затылку.

Длинные волосы?!

Треклятые Разрушители, у него длинные и очень густые волосы!

С отвращением Кантана прерывает поцелуй. Хочется показательно стереть ладонью влагу, застывшую на губах, но она держит себя в руках. Тошнота поднимается к горлу, разливаясь во рту омерзительной кислотой.

– Жалкий неудачник? – произносит спутник. В знакомом голосе слышатся насмешка и горький упрёк.

Теперь точно известно, кому он принадлежит.

Кантана отталкивает парня. Шёлк его рубашки сдвигается под натиском ладоней, обнажая основание шеи…

Рык отчаяния вырывается из груди Кантаны, когда она видит шрам.

Зигзагообразный, грубый рубец, пересекающий бледную кожу над ключицей.

– Нет, – шепчет Кантана, не веря глазам. – Нет… Почтенные Покровители!..

Мольба вырывается изо рта криком, и она открывает глаза на убранной постели. Утренний свет затапливает комнату, расстилаясь прямоугольниками по ковру. Потолок дрожит перед слезящимися глазами.

За окном яблони тянут в небо растопыренные ветви. Никакого тумана. Всё, как и прежде.

Но слишком уж явственно тянет на дно булыжник обиды за грудиной. И слишком хорошо чувствуется на губах вкус остывшего поцелуя.

8

Лучи утреннего солнца, крадущиеся по половицам, разбудили Мию. Свет стрельнул в глаза, разукрасив темноту красными разводами. Пустота заполнила голову, выветрив тяжёлые мысли, как застоявшийся запах. Зевнув, она выпрямила руки и потянулась. Шёлк наволочки заскользил по щекам прохладой.

Веки поднялись и тут же упали обратно. Короткого мгновения оказалось достаточно, чтобы на сетчатке отпечатались плиты потолка и выпуклая лепнина. Но соотносить увиденное с реальностью пока не было сил. Мысли и воспоминания, затуманенные сном, ещё не выстроились в шеренгу и заставляли образы провисать. Но одно Миа помнила точно. Засыпала она не здесь.

Миа лениво повернула голову и поймала взглядом стеллаж, похожий на распорку между полом и потолком. Место оказалось чужим. Но знакомым, тем не менее. Шальная мысль закралась в голову: неужели ночь перенесла её обратно в Иммортель?! Тут же из памяти, подобно щупальцам неведомого чудовища, выползли воспоминания о ночном кошмаре и разрушили желанную иллюзию, как карточный домик. Дрожь вернулась, наполнив мышцы свинцом. Слишком уж реалистичен был сон…

Рука метнулась по противоположной половине ложа. Пусто! Надежда выскользнуть из кровати прежде, чем Нери заметит её глупую оплошность, улетучилась, как дым. Приподнявшись на локтях, Миа обнаружила, что он ютится в кресле у стола, поджав под себя ноги. Судя по тому, что одеяло прикрывало его плечи, он пытался заснуть в крайне неудобном положении.

– Нери, – прошептала Миа едва слышно.

К сожалению, Нери не спал. Серый глаз, приоткрывшись, осуждающе стрельнул из-под брови. Взгляд сражал насмерть, и причина была ясна, как день. Миа вжалась в подушку, пытаясь спрятаться от стыда. Пуховые валики обняли бока, и по коже побежал мороз. А ведь глупо получилось. Очень глупо. Сейчас она, наверняка, напоминает нашкодившего ребёнка. Или, того хуже, девушку не слишком тяжёлого поведения, коих в Иммортеле обезличивают за преступный промысел. Вернее, так говорят, что обезличивают: на деле они спокойно работают в неброских зданиях без опознавательных знаков, что легко можно найти в каждом районе.

– Нери… – снова сорвалось с губ.

– Проснулась? – проговорил Нери сердито. – Изволь теперь объяснить, что ты делала со мной в одной постели…

– Спала, – Миа почувствовала, что краснеет. – Неужели непонятно?

– Но почему? У тебя есть своя кровать, и она куда просторнее этого несчастного диванчика.

– Мне приснился кошмар, Нери, – попыталась объясниться Миа. – Очень жуткий. Я не понимала, что творю. Думала, что сойду с ума от страха. Поэтому прибежала сюда, чтобы не было так страшно. Но я не трогала тебя, клянусь!

– Только пару раз по стреле провела, – Нери нахмурился, кутаясь в одеяло.

По шее побежали мурашки. Так значит, он притворялся?! Вот это фокусы! Делал вид, что спит, и никак не пресёк её попытки! Это попахивало подлостью – самой настоящей. Горькой, как правда, и солёной, как слёзы.

И что же делать? Ведь обижаться на Нери не имеет смысла. Как теперь оправдать себя? Ответ напрашивался сам собой: никак. Можно лишь попытаться сохранить то, что они имеют. И понадеяться на то, что Нери тоже это необходимо.

– Я думала, ты спал! – выкрикнула Миа, пытаясь спрятать отчаяние.

Нери покачал головой и нахмурился. Рассерженный взгляд бил канонадой сквозь сетку волос. Миа тщетно ждала, что уголки губ Нери привычно приподнимутся в улыбке Джаконды, и тяжесть бремени растает, как ни в чём не бывало. Но улыбаться Нери на этот раз не собирался. Лишь сильнее натянул одеяло на плечи. Взгляд товарища по-прежнему казался серьёзным и сердитым.

– Я правда не хотела ничего плохого.

– Миа, – Нери выглядел обеспокоенно, но ни нотки сочувствия в его голосе не слышалось. – Это путешествие поневоле сблизило нас, и… даёт определённые надежды. Но я не хочу, чтобы…

Он замялся, кусая губы. Краснота побежала по его щекам, расплываясь под глазами.

– Не до отношений сейчас, – проговорил Нери, наконец, подобрав слова. – Тем более, не для тех, которые перешагивают границы платонических.

– Говорю же, что не хотела ничего! – Миа вскочила с дивана и покрепче запахнула халат. – Какие отношения?! Мне было страшно, понимаешь, голова ты деревянная! Ты что, не знаешь, что такое паническая атака?!

– В твоём возрасте пора бы научиться вести себя серьёзно. Неужели темноты боишься?!

– Ты ничего не знаешь! – выкрикнула Миа в ярости. – Ни обо мне, ни о том, почему…

Она запнулась, проглотив окончание фразы. Страх снова накатил кровавой волной, распространяясь всё дальше по сосудам с каждым ударом сердца. Казалось, что воспоминания, с таким трудом заблокированные, вот-вот прорвутся наружу. «Не рассказывай никому об этом, – всплыл в памяти успокаивающий голос мамы. – Кошмары живы, пока их хранит чья-то память. Не дай им разрастись». Простой и чёткий совет. Но как же тяжело следовать ему. Почти так же, как не есть после шести вечера.

– Я не злюсь, Миа, – проворчал Нери. Солнце запуталось в его волосах и упало на щёку полукруглым бликом. – Просто пойми. Сегодня не день для… для проявлений взаимной симпатии. Иногда нужно держать эмоции под контролем. И сейчас как раз такая ситуация.

– Значит… – Миа внезапно потеряла нить разговора. – Не проще ли сказать, что это всё не имеет значения для тебя?!

– Имеет. И большее, чем ты думаешь. Но всему своё время, – произнёс он. – А сейчас нам нужно выбираться из западни. Бежать. Заметать следы. Нас не ждали на этой земле, понимаешь? Всё вот-вот раскроется. И ты понимаешь это лучше меня.

– Да уж, – Миа прикрыла лицо ладошкой. От одного воспоминания о Совете и моральных истязаниях трёх отвратительных барышень ярость забилась в груди. – Они всё пытаются выжать из меня магию порталов. Всеми способами!

Злость, перемешанная с отчаянием, оказалась необузданной. Мир перед глазами закрутился, как карусель, и поплыл растекаясь. Нарастающий звон в голове вытеснил звуки реального мира, и Миа была вынуждена опереться на стол, чтобы не свалиться.

– Миа, – Нери неожиданно приподнялся в кресле, уронив одеяло на пол. В глазах его блеснуло волнение. – Потише, прошу.

– Только ничего не выходит, Нери! – продолжала Миа, стараясь заглушить пульсирующий шум в висках. – И не выйдет, потому что я не Длань! У меня из-за них только видения появились, как у диссоциировавшей. И странные сны. Очень странные. Мне снился отец Кантаны! И госпожа Бессамори, которая нападала на меня!

– Глупая! – Нери внезапно вскочил с кресла и обхватил её руками. Только этот жест не был поход на трогательные объятия. Скорее, на защиту. И мгновение спустя, Миа поняла, почему.

Сквозняк засвистел за спиной, принося с собой странный, удушающий запах. И это был вовсе не аромат соснового леса. Что-то горело поблизости, и хорошо, если пострадал не дом Бессамори.

Но самым страшным оказалось не это. В открытых дверях стояла Анацеа. Абсолютный шок отпечатался на лице хозяйки имения, и Миа догадывалась, что сама выглядит ничуть не лучше. Она уже знала, что хочет сказать внезапная гостья. И то, что это конец – тоже.

Две пары глаз встретились, и Мию чуть не затянуло в расширенные зрачки старшей Бессамори. Инстинктивно Миа попятилась и налетела на стол. Захотелось взвыть от резкой боли, отдавшейся в ноги.

– Так твой второй поток – сновидение, Миа, – нахмурившись, произнесла прародительница Клана. – Ты не Длань Покровителей, как я и говорила.

9

– Так твой второй поток – сновидение, Миа, – проговорила Анацеа, пытаясь побороть шок. – Ты не Длань Покровителей, как я и говорила!

Девчонка вздёрнула подбородок и запахнула халат посильнее. Меловая бледность разлилась по веснушчатым щекам. Губы приоткрылись, пытаясь выдавить слова, но наружу выползали лишь обрывки звуков. Нелепой игре пришёл конец, и девочка, без всякого сомнения, понимала это. Не глупа. Дрожь на кончиках пальцев говорила лучше эмоций, выставленных напоказ.

Теперь осталось самое главное: выяснить, кто кем является. Девчонка, наверняка, знает больше, чем она сама. Она и откроет карты. Нужно только найти к ней правильный подход.

– Для чего весь этот фарс, Миа? – Анацеа развела руками, пытаясь держать под контролем чувства. – Зачем ты водила за нос меня и Совет? Что это было? Обман или жажда лёгкой славы?

Миа замешкалась. Казалось, её щёки стали ещё бледнее. Если бы на Девятом Холме выпадал снег, она без труда смогла бы укрыться, упав в заметённое поле. Не заметили бы.

– Фарс? – простонала Миа. Нери встал за её спиной, как стена: высокий и сильный.

– Ты и сама знаешь всё. Просто рассказывай.

– Вы сами заставляли меня лгать, – наконец, проговорила Миа. – Я делала то, что вы требовали от меня. И я честно говорила вам, что ничего не получится, но вы стояли на своём! Вместе со своими подругами!

– Госпожа Бессамори,– тут же вмешался Нери, – прошу вас, не нагнетайте. Моя сестра напугана. Дайте ей время. Нам обоим…

– Но как такое возможно? – мысли в голове Анацеа спутались, как нити. Отвратительный запах гари из Пропасти не давал даже думать! Если они начали жечь, значит обстановка куда хуже, чем кажется. Этого ещё не хватало! – Я ведь сама видела, как ты открывала портал! Тогда, в гостиной, это ты ведь открывала его?! Не так уж я и стара, чтобы зрение и ум обманывали меня.

– Да, – Миа беззвучно кивнула. – Открывала.

– Не обманывай, умоляю тебя!

– Чего вы добиваетесь? – промямлила Миа одними губами.

– Правды, – выдохнула Анацеа, приходя в безумие от отчаяния. – Только и всего. Мне больше ничего не нужно. Если ты не Длань, то кто? Почему портал открылся, если у тебя нет нужного потока?

Слова и мысли носились в голове громким эхом. Вибрирующие волны оглушали. От гулкости звука закладывало уши, от отвратительного запаха – голову. Анацеа потерялась в ворохе мыслей и слов, как слепой путник в чаще. Но ответ на самый главный вопрос уже проступил сквозь гущу догадок, как солнце сквозь тучи. Только смотреть в нужном направлении пока было больно. Точнее, верить в это не хотелось вообще.

– Если вы так любите правду, почему же не расскажете Кантане, кто её отец?! – набравшись дерзости, Миа шагнула вперёд. – Она наверняка желает знать это.

– Ты о чём сейчас, Миа? – поинтересовался Нери.

– Она знает, – Миа смерила Анацеа непозволительно грозным взглядом.

– Миа, ты в моём доме, – Анацеа постучала кулаком о дверной косяк. Руки чесались выпороть гадкую девчонку. – Веди себя прилично, если не хочешь проблем. Я не собираюсь оставлять вас на улице, но…

– Миа, послушай хоть раз, – на этот раз Нери поддержал Анацеа. – Ты сейчас перегнула палку. Сильно.

Нери прикрыл лицо, словно ему было стыдно за несносную сестрицу, и зашагал к окну. Распахнул раму и закашлялся от ударившего в нос запаха гари. Как во сне Анацеа приметила, что рана на его плече затянулась, превратившись в извитой рубец. Никаких признаков миазмов. Вот и славно. Две лопатки, похожие на крылья, натянули кожу…

Татуировка. Чёрная стрела, направленная вниз, затушевала выпирающие позвонки. Точно такая же, как у Тео: те же контуры, тот же размер… Так значит…

Свет показался слишком ярким, воздух – слишком густым. Сердце требовательно заколотилось, и Анацеа пришлось опереться о стену, чтобы не сползти вниз. Вот это сюрприз! Так значит, Тео и Нери из одного клана! Неужто кровные родственники?! Да так оно и есть, иначе зачем им обоим носить эту некрасивую татуировку?! Воспоминания тут же отправили Анацеа в недавний сон, где Тео, стоящий у окна, неожиданно превратился в Нери. Так вот, что означало пророчество!

– Вы побледнели что-то, госпожа Бессамори, – Миа ехидно вскинула бровь.

– Помолчи, Миа, – Анацеа судорожно пыталась привести мысли в порядок. – Хотя бы секунду.

Мысли судорожно цеплялись друг за друга. Логические связи рвались, чтобы скрутиться в новых переплетениях. Если у Нери такая же татуировка, как и у Тео, значит, этот мальчик вовсе не тот, за кого выдаёт себя? Выходит, Миа – тоже?!

Они оба не отсюда. Не с Третьего Холма. И не с Первого, впрочем, тоже… Они вообще не из Сердца Земли. И не с Мёртвых земель. Их дом – чужая стихия, что за порталом. И – нет сомнений – они оба знают, что это такое.

– Вы вовсе не с Третьего Холма, – проговорила Анацеа, собравшись с духом. – Так ведь?

Нери снова развернулся лицом. Бровь его задёргалась, а глаза странно заблестели. Застигнут врасплох, и, кажется, готов признаться.

– Неудачная попытка вывести нас из равновесия, – озадаченно хмыкнула Миа.

– Вы из портала, ребята, – выдохнула Анацеа, внимая страшной догадке. – Из мира, не похожего на наш. Вас привела Длань, так?

– Мы всю жизнь прожили на Третьем Холме, – возразил Нери. – И мы не знаем ничего о Длани. Разве только то, что вы считали ею Мию, но допустили ошибку.

– Я прошу вас, не нужно обманывать меня, – Анацеа положила руку на грудь, пытаясь унять докучающее сердцебиение. – Кто привёл вас сюда?

– Мы пришли сами, – отрезал Нери.

– То есть, вы утверждаете, что родились на Девятом Холме, как говорила моя дочь?

– Я не помню детства, – глаза Нери сверкнули.

– И я – тоже, – Миа почему-то обрадовалась.

– Умоляю, – Анацеа начинала выходить из себя, и пыталась не разреветься от отчаяния. – Скажите мне, где Длань? Кто Длань?

– Я открыла портал с Третьего Холма, – ляпнула Миа невпопад.

– Да, – Нери беззвучно кивнул.

Столь откровенная и прямолинейная ложь ударила по сердцу раскалённым прутом, оставив глубокую кровоточащую рану. А дальше Анацеа не помнила сама себя. Перешагнув порог, она ухватила Мию за руку и поволокла за собой. Та, визжа и вырываясь, заелозила босыми ногами по доскам.

– Стойте! – закричал вслед Нери, пытаясь отбить подругу. – Оставьте мою сестру.

– Я вынуждена, – отрезала Анацеа, таща за собой упирающуюуся Мию. – Вынуждена посадить Мию под руническую печать. До тех пор, пока вы не сознаетесь, где зарыта собака.

– Так посадите меня! – вымолвил Нери, обгоняя их. – Хотите, на колени упаду?! Какая вам разница?!

– Но это же она открыла портал! – процедила Анацеа. – Вы оба сказали мне это сейчас. Открыла – выйдет сама.

Они вывалились в коридор друг за другом, как мешки с картофелем. Помешкав, Анацеа двинулась к комнате Мии. Девчонка елозила и выкручивалась, едва поспевая за ней. Ногти Мии больно впивались в ладони – как бы до крови не расцарапала! Кто знает, какие миазмы у неё под ноготками?

– Это тирания! – завопила Миа, дёргая Анацеа за руку. – Я требую свободы!

– Требуешь – так возьми, – Анацеа едва узнавала собственный голос: холодный и безучастный. – Открой портал и выйди. Может, ты настолько уникальна, что у тебя три потока, Длань Покровителей?!

Рассвирипев, она буквально втолкнула Мию в комнату. Когда руки разжались, Мию отбросило назад.

– Не думайте, что я оставлю это! – выкрикнула Миа. – Если мне не удастся открыть портал, я подожгу ваш дом! Пусть я сгорю сама, но от этого хотя бы будет прок!

– Не посмеешь, – отозвалась Анацеа холодно. Мысли потеряли приторную вязкость. Теперь они шли стройным потоком, быстро сменяя друг друга. – Здесь твой брат, Миа. Но я и не заставляю тебя сидеть взаперти. Можешь уйти отсюда прямо сейчас. Только скажи: где Длань Покровителей, и кто она, и ты свободна.

– Это я, – неуверенно проговорила Миа. – Наверное, я…

– Миа, я серьёзно. Ты понимаешь, как важна для нас Длань? Как нужен нам её талант?! Только из-за этого я иду на такие меры. Я хочу уберечь свой город от недуга с её помощью!

Миа замолчала. Лишь нахально засверлила Анацеа разноцветными глазами. Бессилие покрыло её лицо маской, блеск зрачков погас, и Анацеа была рада этому. Она непременно выжмет признание, и цель уже близка. А если уж Миа откажется говорить – скажет Нери. Этот мальчик готов на всё ради сестры, и странно, как он не набросился на неё с кулаками минутой ранее. Может быть, понял, что иначе поступить она не могла. Когда нет другого выхода, нужно, прогнав сомнения, переходить к активным действиям. Пусть даже это противоречит всем принципам.

Ох, рано она поблагодарила Покровителей! Ибо в ту же секунду Нери подлетел и потянул ручку двери на себя.

– Я не позволю вам её закрыть, – проговорил он твёрдо.

– Я и не спрошу тебя, мальчик, – тихо ответила Анацеа.

Губы произнесли заклятие. Нери вскрикнул, когда ручка провернулась в его ладони, содрав кожу. Дверь, гонимая неведомой силой, изо всех сил стукнула о косяк, идеально войдя между перекрытиями. Ключ, надменно звякнув, провернулся в замке. Анацеа ещё раз дёрнула ручку, пытаясь убедиться в надёжности. Миа сразу же затихла с другой стороны. Странно, но Нери её свобода была нужна больше, чем ей самой.

– Давайте прекратим это, – проговорил Нери, поглядывая на раскрасневшуюся ладонь.

– Я не могу поступить иначе, – выдохнула Анацеа.

– Я понимаю ваше негодование, но это не выход.

– Ты ещё издеваешься, мальчишка?! Так может, ты скажешь мне, где Длань? – Анацеа обернулась, стараясь не встречаться с ним глазами. – Кто привёл вас на Девятый Холм? Я сразу открою дверь. И не думай: несмотря на ваше хамство, я не прогоню вас из своего дома, пока вы не адаптируетесь на наших землях и не получите почву под ногами.

– Я не знаю, – отрезал Нери.

– Значит, мне ответит Миа.

– Не смейте давить на Мию, – прошептал Нери в ответ.

– Хватит делать из меня дуру. Просто прекратите.

– Мы и не начинали, – а в душонке этого парня, кажется, кипит раздражение. – Всё совершенно не так, как вы думаете!

– Что же мешает объяснить мне всё? – перебила Анацеа. – Знаете ли вы, каково терпеть эти выходки, когда судьба города на волоске?!

Нери демонстративно развернулся и ринулся к лестнице, на ходу застёгивая рубашку.

10

Нери бежал и задыхался.

Боль отчаяния распирала виски. Она стучалась в грудину, нарастая с каждым ударом сердца, царапала рёбра, стягивала кожу, как рыболовная сеть. Она рвалась наружу слезами, переливаясь через края. Она занавешивала глаза серым покрывалом безумия. Всё существо трещало по швам и требовало разрядки. Казалось, ещё немного, и он взлетит на воздух.

Ноги отсчитывали ступени вниз. Деревянные перекладины трещали, подхватывая его раздражение. Сколько их осталось позади? Десять? Двадцать? В детстве Нери любил считать ступени – особенно на бесконечной лестнице Утиных Гор – но не теперь. Сейчас все мысли занимало лишь то, что позади осталась Миа. Одна. Без поддержки. В опасности.

Нери с силой укусил нижнюю губу, стараясь спастись от слёз. Обветренная кожица хрустнула, и рот ошпарила боль со вкусом безусходности и металла… Надо же было поступить, как последний слабак! Не суметь защитить подругу. Чего стоят его обещания?!

На счастье, в гостиной никого не оказалось. Лишь рояль ухмылялся Нери из угла полным ртом зубов-клавиш. Крышка отбрасывала на стену треугольную тень, напоминающую крыло. Приставить бы такие к лопаткам и унестись отсюда прочь! Лететь на пределе, пока они не истреплются, а потом – бежать, пока ноги не перестанут нести. Прорвать бы с разбега упругую, непрозрачную завесу, что разделила миры! Упасть бы в родную траву, пахнущую гарью и экотопливом! Желания казались громкими, пронзительными и способными перевернуть реальность. Но пустая мотивация, рождающая их, скрывала самое главное: это не избавило бы Нери от боли. Куда бы он ни бросился, с кем бы ни повёлся, её придётся нести с собой. И никчёмность – тоже.

Нери раздражённо толкнул дверь. Хлопок получился неистовым и яростным. По косяку побежала, извиваясь, трещина. На порог посыпались щепки. Сухие нити плюща, вздрогнув от удара, зашептались за спиной.

Нери пулей слетел с крыльца и вбежал в морозное утро. Вспоротая бороздами кустарника земля заныла и захлюпала под ногами. Но мороз совершенно не занимал внимание – напротив, отрезвлял.

Взгляд поднялся по квадратикам камней на стенах. Паутина плюща привела его наверх. Оно где-то здесь, если верить подсчётам. На втором этаже.

– Миаааааааа! – закричал Нери во всё горло. Ему показалось, что до слуха доносится звон стекла. Арка окна затряслась перед глазами. – Миааааа!

Пространство за стеклом не шелохнулось. Сквозь мутноватую зелень проглядывала лепнина потолка. Только и всего.

Ярость сжала грудь. Отчаяние закипело внутри. К горлу подступил терпкий ком.

– Миииииааааа! – повторил Нери, чувствуя, как щёки становятся мокрыми. Крик раздирал горло. – Мииииииааааа, я здеееесь!

Неподвижная зелёная муть оконного проёма лишь отразила бегущие облака.

Обиделась. Чего и следовало ожидать. Поздно просить землю о плодородии, когда все ростки выдернуты. Сегодня они потеряли всё, что имели. Дружбу, преданность, верность и понимание. И больнее всего было осознавать, что начало этому положил он, утром. Ни к чему было изображать обиду. Разве Миа совершила преступление? Разве он сам не догадывался, что нравится Мии отнюдь не как друг?

– Я спасу тебя, Миа, – произнёс Нери, слизывая холодные слёзы с губ. – Я обещаю. Ты никогда больше не будешь одна.

Он попятился и упёрся в поросль кустарника. Спину ошпарила боль: шипы процарапали рубашку и впились в кожу. Мир на мгновение вспыхнул, накалившись добела, но тут же остыл. Пустое окно зависло перед глазами, как самая большая надежда и самый страшный кошмар.

Тени сгрудились над Нери. Ветвистая сеть проползла по лицу. По правую руку расстелился яблоневый сад. Едва заметная туманная дымка окутывала стволы у корней, перетекая вглубь аллеи, исчерченной тропинками. Кто это мелькнул там вдалеке? Что за силуэт? Словно наблюдатель перебежал от дерева к дереву, прячась за стволами.

– Кто здесь?! – выкрикнул Нери, желая получить ответ.

Лишь завывание ветра ответило ему протяжным гудком.

Чушь! Показалось… Скорее всего, это была лишь игра света и теней. Холодные лучи, преломляющиеся в его слезах.

– Всё в порядке, – Нери уставился в ледяное небо. Слёзы ссыхались на щеках, а ярость гасла, превращаясь в здоровую рассудительность. – Всё будет хорошо.

Он обманывал себя. Хорошо уже не будет. По крайней мере, так, как раньше – точно! А если и случится вкусить чуда, то не здесь. Не на Девятом Холме. Это – проклятое место. Обитель, созданная не для них, в плену которой они никогда не будут счастливы.

Да и никаких «они» уже пять минут как нет. И были ли?

Опустив голову, Нери заметил, что пальцы стоп посинели и потеряли чувствительность. Промороженная земля колола пятки, как россыпь стеклянных осколков.

– Нери! Ты ведь замёрзнешь! – кто-то сзади подхватил его мысли. – Безумие одолело?!

– Что?!

Нери обернулся, едва не потеряв равновесие от неожиданности. Шипы розовых кустов в последний раз царапнули спину. Серое небо выхватило тёмный силуэт. Только её сейчас не хватало!

Кантана стояла, уставившись на его босые ступни.

– Лёгочную схватишь, – она дерзко надула губки.

– Только и можешь появляться из ниоткуда, – не к месту ответил Нери. – Не строй из себя заботливую хозяйку, прошу. Можно подумать, ты беспокоишься обо мне.

– Лечить тебя мне уж точно не хочется, – фыркнула Кантана.

– И не надо, – буркнул Нери. – Мне нечего терять.

– Перед тем, как Покровители вас забирают, вы говорите совсем другое, – брови Кантаны выгнулись. – Не гневи смерть, а то придёт, когда не ждёшь.

– Шла б в Наставню и не задавалась тут.

– Ввели карантин, – она пожала плечами. – Ну, так что произошло? Или прогулки голышом – это новый способ привлекать к себе внимание?

– Я не хочу делиться с тобой.

– А придётся, – Кантана улыбнулась, словно грубость совершенно её не задела. – Потому что сегодня ночью вы покидаете Девятый Холм. С вами всё уже решено – осталось утрясти вопрос с Элатаром. Видишь, какая я умница.

– Что?! – Нери едва не проглотил язык.

– Именно так, – Кантана кивнула. – Я быстро всё решила. Вы спасены, Нери.

– Бежать – это хорошая идея. Но боюсь, что не получится, – Нери снова посмотрел на пустое окно на втором этаже. – Потому что твоя мать заперла Мию. Она поняла, что ошиблась, и таким способом выпытывает у нас информацию о Длани.

Улыбка медленно сползла с лица Кантаны. Казалось, что даже небо за её спиной нахмурилось.

– Всё коту под хвост? – прошептала она с неуверенностью.

– Думаю, ты сможешь решить этот вопрос, если откроешь портал и вытащишь Мию из заточения. Но на твоём месте я бы за себя поволновался. Твоя тайна вот-вот раскроется.

– Если бы всё решалось так просто, Нери! – Кантана всплеснула руками. – Я совершенно не контролирую свой дар!

– Тогда предложи иной выход, – Нери чувствовал, как холод карабкается по лодыжкам, сковывая их. – Я с удовольствием тебя выслушаю.

Отвратительный запах гари перемешался с ароматом сырости и розовой воды. Мелкие капли дождя посыпались на землю и зашелестели сухой травой, вторя его словам. Кантана натянула на голову капюшон и замолчала, уставившись в хмурое небо. Они зашли в тупик. Даже ей не нашлось, что ответить!

Тишина, разлившаяся в воздухе, раздражала. Она аккумулировала страх и чувство обречённости, многократно усиливая.

– Пойдём в дом, – произнесла, наконец, Кантана. – Мне слишком холодно смотреть на тебя.

Конец второй части

Оглавление

Мария Бородина ПЛАЧ ЗЕМЛИ

Пролог

Глава 1 Седьмая причина

1

2

3

4

5

6

7

Глава 2 Молчаливая Девочка

1

2

3

4

5

Глава 3 Посвящение в отступники

1

2

3

4

5

Глава 4 Когда смерть дышит в спину

1

2

3

4

5

6

7

8

Глава 5 Откровение

1

2

3

4

5

Глава 6 Та, что видит

1

2

3

4

5

6

7

8

Глава 7 Сквозь туман

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10