Закон Припяти (fb2)

файл на 4 - Закон Припяти [litres] (Снайпер - 27) 2533K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дмитрий Олегович Силлов

Дмитрий Силлов
Закон Припяти

© Д. О. Силлов, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *

Автор искренне благодарит

Марию Сергееву, заведующую редакционно-издательской группой «Жанровая литература» издательства АСТ, Вадима Чекунова, руководителя направления «Фантастика» редакционно-издательской группы «Жанровая литература» издательства АСТ, а также Алексея Ионова, ведущего бренд-менеджера издательства АСТ за поддержку и продвижение проектов «ГАДЖЕТ», «СТАЛКЕР» и «КРЕМЛЬ 2222»;

Олега «Фыф» Капитана, опытного сталкера-проводника по Чернобыльской Зоне отчуждения за ценные советы;

Павла Мороза, администратора сайтов www.sillov.ru и www.real-street-fighting.ru;

Алексея «Мастера» Липатова, администратора тематических групп социальной сети «ВКонтакте»;

Елену Диденко, Татьяну Федорищеву, Нику Мельн, Виталия «Дальнобойщика» Павловского, Семена «Мрачного» Степанова, Сергея «Ион» Калинцева, Виталия «Винт» Лепестова, Андрея Гучкова, Владимира Николаева, Вадима Панкова, Сергея Настобурко, Ростислава Кукина, Алексея Загребельного и Глеба Хапусова за помощь в развитии проектов «СТАЛКЕР», «ГАДЖЕТ» и «КРЕМЛЬ 2222»;

а также всех друзей социальной сети «ВКонтакте», участвовавших в опросе по поводу улучшения обложки «Закона Припяти».

Пролог

Припять…

Мертвый город, где дома похожи на громадные старые надгробия, а могилы первых сталкеров время уже успело сровнять с землей.

Страшный памятник давней катастрофы, в котором давно нет жизни.

На первый взгляд…

По проспекту, некогда носившему имя вождя революции, шли двое.

Один в старом черном экзоскелете первого поколения – вернее в том, что от него осталось. Разбитая, покореженная, местами сгнившая броня чудом держалась на мощной фигуре идущего. Казалось, что прямо к его телу были приклеены отдельные куски металла, меж которыми виднелось почерневшее, бугристое мясо.

Его спутник выглядел еще более странно. Маленький, почти карлик, с совершенно жутким лицом – если, конечно так можно назвать пятиглазую физиономию со свисающими книзу короткими щупальцами, заменяющими веки для нижней пары глаз. А над нею – еще три. Один побольше, в центре. И два глаза по бокам от него, с кожистыми веками, расположенными вертикально. В общем, если такого мутанта неожиданно встретить, с непривычки можно запросто заикой стать. Особенно если он путешествует в компании с громилой, гниющее тело которого облеплено кусками ржавой брони.

– Харон, ну чего там, а?

В дрожащем, жалобном голосе пятиглазого мутанта чувствовалось нетерпение.

– Она где-то близко, – глухим голосом проговорил громила. – Но не пойму где именно. Сигнал какой-то странный, будто со всех сторон идет.

– Как это со всех сторон? – не понял мутант. – Ты получше сосредоточься, будь другом. Пожалуйста, очень прошу. Ты ж понимаешь, кибы вообще редко беременеют, а моя Настя…

– Твоя Настя уникальная девушка, – прогудел тот, кого пятиглазый назвал Хароном. – Хотел бы я поглядеть на ту деву, что выбрала себе в мужья недомерка с такой уродливой рожей.

Странно, но мутант, похоже, совершенно не обиделся.

– Свою-то протухшую харю давно видел? – хмыкнул он. – Думаю, если остатки шлема с твоей черепушки соскоблить, то моя рожа по сравнению с ней будет выглядеть верхом совершенства.

– Слышь, Фыф, хорош языком молоть, сосредоточиться не могу, – поморщился Харон.

– Все-все, я заткнулся, – поднял лапки мутант.

– Вот так и стой, – прозвучало слева.

Вдоль центрального проспекта мертвого города густо разрослись деревья-мутанты – радиация вообще благотворно влияет на растительность. А необъяснимое аномальное излучение, волны которого до сих пор выбрасывает из себя находящийся сравнительно неподалеку Саркофаг – и подавно. Поэтому домов почти не было видно за огромными, в четыре обхвата стволами деревьев, росших на этом участке проспекта. Из-за одного из них и вышел человек, облаченный в суперсовременный экзоскелет, который по сравнению с тем, что был на Хароне, выглядел как роскошный бронеавтомобиль рядом с разбитой телегой.

В руках у человека не было оружия. Зато оно имелось у четверых бойцов, облаченных в характерную униформу группировки «Монумент» и появившихся из-за деревьев следом за типом в экзоскелете.

– Щас, размечтался, – жутко ухмыльнулся Фыф.

Его глазные щупальца напряглись, а в глазах появилось что-то, отчего у любого живого существа кровь бы застыла в жилах от ужаса. Аж воздух зазвенел от напряжения, возникшего вследствие нереальной ментальной силы мутанта, пришедшего в Зону из иного мира. Казалось еще миг, и тело незнакомца в экзоскелете просто разорвет на тысячи кусочков…

Но ничего не произошло.

Фыф внезапно застыл на месте, словно статуя. Будто окаменел, угодив в аномалию, неизвестную науке.

Незнакомец в навороченном экзо задумчиво потрогал один из глазных щупальцев мутанта, резким движением оторвал его, поднес к непрозрачному черному стеклу своего защитного шлема, словно пытался рассмотреть, потом пожал плечами, отбросил в сторону и неторопливо подошел к Харону.

– Ну, здравствуй, брат, – сказал он. – Давненько не виделись.

– Будь ты проклят, сволочь, – проговорил Харон, внимательно глядя на незнакомца.

– Ты же знаешь, я давно уже проклят, вместе с этим городом, – невесело усмехнулся незнакомец в экзоскелете. – Так что дополнительное проклятие мне никак не навредит. Даже если оно исходит от родного брата.


Они ушли.

Меченый.

Призрак.

Клык.

И Охотник вместе со своей спасенной девушкой…

Я махнул моей «Бритвой», ножом, способным рассекать границы между вселенными – и открылся портал. Такой же, как всегда. Висящая в воздухе дыра, проход в другой мир, на краях которого потрескивали лазурные молнии. Изуродованное пространство дрожало и грозило схлопнуться обратно, но молнии, то и дело пробегающие по краям разреза, держали его, словно электрические пальцы. Я собирался сдержать обещание и отправить Охотника с его девушкой домой, в его мир.

Но тут случилось неожиданное.

– Где-то я уже это видел, – усмехнулся Меченый. – А знаете, парни, я вот что подумал. Надоела мне Зона. Осточертела хуже горькой редьки. Попробую-ка я пожить в другой вселенной Розы миров – вдруг там получше, чем здесь.

– Это вряд ли, – осторожно заметил Охотник.

– Хуже чем здесь вряд ли будет, – сказал Меченый.

И просто шагнул в портал.

Он никогда не любил много говорить, и тем более не переваривал прощания. Правда, за мгновение до своего шага он бросил взгляд на меня. И кивнул. Понятно. Поблагодарил за спасение.

«Не за что, – мысленно хмыкнул я. – Обращайся если что, мне не впервой вытаскивать из автоклавов легенд Зоны».

Призрак и Клык шагнули следом за ним. Ну, этих тоже можно понять. Валяться в стеклянном гробу в качестве донора клеток для экспериментов безумного ученого то еще удовольствие. Может и вправду в другой вселенной им повезет больше.

– Не хочешь с нами? – спросил Охотник. – Вместе выживать проще.

Я покачал головой. Одиночкам никогда не стать стаей. А с моим характером даже и пробовать не сто́ит прибиться к чьей-то команде. Даже если в ней лидер сам Меченый.

– Ну, дело твое, – сказал Охотник. – Благодарю тебя за всё. И главное – за нее.

Он обнял девушку, доверчиво прижимавшуюся к нему, и они вместе ушли в свой мир. Что ж, надеюсь там у них будет все хорошо.

А потом дыра в пространстве схлопнулось обратно, оставив после себя лишь слабый запах озона. Наверно я так никогда и не привыкну к тому, что умею прорезать тоннели между мирами. Слишком уж это фантастично даже для чернобыльской Зоны, полной совершенно непостижимых явлений, неподвластных человеческому разуму.

– Зря не ушел, – авторитетно заявил профессор Кречетов, подходя ко мне. – Какого лешего тебе тут делать?

Я пожал плечами.

– Попробую денег заработать. Все-таки мне нужна еще одна матрица, чтобы оживить Рут.

– А каким местом ты интересно думал, когда оживлял совершенно незнакомого мужика? – проворчал Рудик, подходя к нам. Он уже успел обшарить всю лабораторию, обнюхать каждый прибор и автоклав – и, не найдя для себя ничего интересного, решил влезть в чужой разговор с очень ценным вопросом.

– Вот и меня то же самое интересует, – прищурился Кречетов.

– Отстаньте, а, – попросил я. – Без вас тошно.

– Тошно ему, – хмыкнул Рудик. – Думаю, тебя не так затошнит, когда ты наконец оживишь свою Рут, и она предъявит тебе то же, что и я. А именно – какого хрена она все это время валялась у тебя в кармане в виде пучка волос, пока ты оживлял ни пойми кого.

– Прям необходимо было ему это рассказывать, – укоризненно сказал я, глядя на Кречетова. На что тот сделал отрешенную физиономию типа «а я вообще тут не при делах».

– Ясно-понятно, – вздохнул я. – Ну ладно. Пойду-ка я отсюда, пожалуй. Куда-нибудь.

– Ну, иди. Куда-нибудь, – иронично заметил Кречетов. – Хотя можешь остаться, поработать на меня. Думаю, я быстро освою производство новых кукол. И за хорошую работу так и быть…

Внезапно его речь прервал стон.

Мой стон.

Ни с того ни с сего вдруг в мою голову словно пуля ударила.

Изнутри…

Я схватился руками за виски, грохнулся на колени и аж лбом воткнулся в холодный кафельный пол от нестерпимой боли. Настолько сильной, что от нее перед глазами явственный глюк возник: серые, мрачные здания, толстые деревья, изуродованные радиацией… И семь фигур меж ними. Две в экзоскелетах, рядом с ними несколько бойцов в навороченной униформе. И Фыф. Замерший на месте, будто окаменевший. И по его щеке капля крови ползет медленно так… Из раны на том месте, где до этого находилось одно из его глазных щупалец.

Видение было мгновенным. Появилось – и нет его. Исчезло вместе с болью, будто их и не было вовсе.

– Ну, я еще не настолько крут, чтобы мне молиться, – раздался у меня над головой голос Кречетова. – Хотя – чего уж скрывать – мне понравилось…

Я медленно поднял голову, и профессор заткнулся. Видимо, увидел нечто у меня в глазах, и понял, что пошутил неудачно.

– Что это было? – встревоженно спросил Рудик.

Маленький ушастый мутант, немного похожий на прямоходящего лемура, соображал порой лучше любого человека. И чуйку имел потрясающую – не зря ж всё его племя обладало ментальными способностями. Хоть и слабыми, но тем не менее.

– Без понятия, – сказал я, поднимаясь с пола. – Но зато точно знаю куда мне надо идти.

– И куда? – поинтересовался Кречетов.

– На север, – твердо сказал я.

* * *

– Занятно, – усмехнулся тот, кого Харон назвал Хроносом. – Бросить мощнейший ментальный посыл словно бутылку в море, потратив на него практически все остатки личной силы. Кто ж его примет? А если и примет, то кому ты нужен вместе со своим уродливым спутником? Кому надо тащиться в Припять вам на выручку? Я бы понял, если б ты попытался хотя бы меня ударить. Или дал команду своей гвардии разорвать меня на части.

– Так вот что тебе нужно, – невесело усмехнулся Харон. – Моя гвардия. Ради нее ты и затеял это шоу. Ну уж нет, обойдешься. А бить тебя – только руки марать. Да и бесполезно это.

– Совершенно верно, – кивнул Хронос. – Ты потерял всё – власть, силу, группировку. Даже сама Зона отвернулась от тебя. Я же за эти годы лишь усилил свои способности, в том числе и умение останавливать личное время любого живого существа – теперь для этого мне нужно меньше секунды. А потом ко мне примкнули остатки твоей группировки – те, кого ты не успел отдать на растерзание мутантам и чудовищам из иного мира. Одно мое слово, и они с удовольствием разорвут тебя на части.

– Пусть рвут, – хмуро отозвался Харон. – Их право.

– Ну уж нет, брат, – покачал головой Хронос. – Сначала отдай мне свой резерв. Свою гвардию, которую ты прячешь где-то здесь, в Припяти. А потом я гарантирую тебе легкую смерть. Кое-кто в этих местах считает, что ты бессмертен. Но, думаю, это не так. Вряд ли твое тело будет жить, если его перебросить назад во времени лет на сто. Ты же знаешь, я это умею.

Харон знал…

Он прекрасно помнил все, что произошло в тот весенний день, когда два брата, перспективные молодые ученые по заданию правительства прибыли в Украину для расследования причин чернобыльской катастрофы. С собой братья привезли свое суперсекретное изобретение – экзоскелет, позволяющий в несколько раз увеличивать силу конечностей человека, одновременно защищая его от внешних воздействий, включая пули, осколки и радиацию.

Их вторым, неофициальным, но приоритетным заданием было испытание экзоскелетов в экстремальных условиях, приближенных к боевым – весь мир в те годы усиленно готовился к ядерной войне, лихорадочно изобретая средства для выживания во время нее, и после нее. А где еще можно было испытать новую разработку такого рода, как не в жерле аварийного реактора?

Естественно, создатели экзоскелетов никому не доверили их испытание, и настояли на том, чтобы самим добраться до эпицентра взрыва и выяснить что к чему.

И когда наконец был получен доступ внутрь заваленных помещений под разрушенным энергоблоком, они пошли туда первыми. Смогли пробиться сквозь завалы, руками разрывая арматуру. Миновали помещение с наплывами ядерной лавы, где стрелки рентгенометров как легли в крайне правое положение, так и остались там лежать. Благодаря своим экзоскелетам, братья остались живы там, где любой человек умер бы через несколько минут, получив критическую дозу радиации. Они достигли самого сердца разрушенного реактора…

И увидели аномалию, похожую на огромное надгробие, сверкающее нереально-потусторонним сиянием цвета чистого неба.

– Что это? – удивленно воскликнул младший брат.

– Понятия не имею, – покачал головой старший, родившийся всего на год раньше брата, но, несмотря на разницу в возрасте, считавший себя мудрее и опытнее. – Но что бы это ни было, думаю, нам пора возвращаться. У экзо тоже есть предел прочности, а это сияние наводит меня на мысль о смерти под лучом.

– Неужто сам Харон испугался смерти? – рассмеялся младший брат.

– А Хронос, вероятно, решил, что у него как у кошки есть девять жизней, – мрачно проговорил старший.

Они оба с детства увлекались мифами древней Греции, и обоим не нравилось, как их назвали родители. Поэтому они выбрали себе звучные имена греческих богов из любимой книги детства – немного похожие по звучанию, но очень разные по значению.

Старший – всегда задумчивый, немного угрюмый – взял себе имя Харона, перевозчика мертвых душ через реку Стикс в Аид, загробное царство. А младший – имя древнего бога Времени, по преданию создавшего огонь, воздух и воду. При этом они сознавали, что окружающие могут не понять такой странности, поэтому своими немного напыщенными прозвищами называли друг друга только когда оставались одни.

И вот сейчас они стояли перед явлением, которому не было названия – такого еще никто на земле не видел.

– Прям монумент какой-то, – восхищенно сказал Хронос, приближаясь к неведомой аномалии. – Памятник техногенной катастрофе, созданный ею в недрах разрушенного реактора.

– Осторожнее, – встревоженно произнес Харон.

Он заметил, что при приближении брата мерцание сверкающего монумента стало более интенсивным. Его гладкая поверхность начала едва заметно дрожать, словно на нее что-то давило изнутри.

Но младшего это не насторожило. Он был ученым до мозга костей, и сейчас видел перед собой лишь крайне интересный объект для изучения.

– Да хватит уже меня опекать! – отмахнулся он от Харона. – Раскрой глаза, брат! Это же гарантированная докторская диссертация!

Он протянул руку к аномалии, явно намереваясь коснуться ее пальцем.

Яркий свет слепил глаза молодого ученого, и он не видел того, что было видно его старшему брату, предусмотрительно опустившему темные светофильтры на стеклянное забрало шлема. Вибрация внутри аномалии все нарастала, и Харон понял – еще немного, и что-то ужасное вырвется из нее, сметая всё на своем пути.

А младший вот-вот коснется пальцем сверкающей поверхности, теперь напоминающей тонкую пленку, готовую порваться от чудовищного давления изнутри…

И тогда Харон бросился вперед.

Человека в тяжеленном экзоскелете не так-то просто сдвинуть с места. Но если в него с разгона неожиданно врезается другой человек в таком же экзо, то немудрено не удержать равновесия и грохнуться на бок.

– Что за дурацкие шутки? – закричал младший, тщетно пытаясь подняться на ноги. Конечно, экзоскелет это не неуклюжий рыцарский доспех, и в нем предусмотрена возможность подняться после падения. Правда, быстро это сделать не получится.

А старший брат уже стоял на его месте, растопырив руки в стороны и обняв странную аномалию, словно пытаясь собственным телом прикрыть мир от того, что рвалось из нее наружу. Теперь и младший видел то странное дрожание, усиливающееся с каждым мгновением. И вдруг интуитивно, каким-то звериным инстинктом понял, что сейчас произойдет нечто ужасное.

– Уходи!!! – закричал он.

Но было поздно.

Раздался оглушительный звук, с которым, наверно, рушится плотина, не выдержавшая колоссального давления воды. Хронос инстинктивно схватился за голову, пытаясь уберечь уши, но это было уже не нужно – динамики наушников шлема, приняв в себя запредельную нагрузку, просто вырубились. И сейчас молодой ученый в полной тишине смотрел, как прямо из спины брата в стену разрушенного зала бьют мощные лучи небесно-голубого света.

Ослабленные лучи…

Это Хронос понял сразу. Встретив на своем пути препятствие, аномальное свечение не смогло набрать достаточной силы. Достаточной для чего? Непонятно. Но опять же на уровне инстинкта Хронос знал – старший брат спас не только его, а и многих других людей. Совершенно точно тех, что ждали их возвращения возле разрушенного реактора. А, возможно, еще и многих других, которые могли оказаться на пути энергетической волны, вырвавшейся из аномалии.

Всё это длилось мгновение, не больше…

Бледно-голубые лучи исчезли, дрожание внутри аномалии прекратилось. Теперь она сияла ровным лазурным светом. А старший брат продолжал обнимать ее, словно слившись с нею, став единым целым.

Хронос со второй попытки смог подняться с пола и бросился к Харону, уже понимая, что после случившегося брат просто не может остаться в живых. Но надежда, как известно, умирает последней.

Хотя, когда Хронос подбежал ближе, он сразу понял – это всё. Брата больше нет. Его экзоскелет почернел и растрескался в тех местах, откуда били лучи цвета чистого неба. Но куски брони не отвалились. Они намертво приросли к телу Харона. Потемневшее, бугристое, измененное аномальным излучением человеческое мясо было хорошо видно через широкие трещины в броне, местами оплавленные по краям.

Хронос в ужасе сделал шаг назад. Другой. Третий. Потрясенный увиденным, он упал на колени и закричал:

– Зачем?! Зачем ты это сделал?!!! Это была моя, слышишь, моя смерть!!! Ради людей, ради науки!!! Ты всегда был первым, всегда был лидером! И даже после смерти останешься им! Тебе воздвигнут памятник, о твоем подвиге будут писать книги! А я – я так и останусь никому не известным одним из изобретателей экзоскелета, чье имя везде и всегда теперь будут писать после твоего!!!

Хронос обхватил руками шлем. Плечи ученого тряслись под броней, его бил нервный озноб. Он всегда любил брата – и ненавидел одновременно.

За то, что тот был старше, рассудительнее, мудрее…

И вот сейчас Хронос ненавидел его еще больше! За то, что Харон умер, своей героической смертью окончательно задвинув младшего на второй план.

Из глаз молодого ученого текли злые слезы, оставляя на щеках влажные дорожки и капая на внутреннюю поверхность стеклянного забрала шлем-а…

Он не знал, сколько простоял вот так, пока не унялась нервная дрожь, и зубы не перестали выбивать частую дробь. И тогда в голове возникло оно. Желание. Единственное и неповторимое, как эта проклятая аномалия, которую сейчас обнимал мертвый брат.

– Как же я хочу действительно быть Хроносом, – простонал он, сжимая кулаки в приступе бессильной ярости. – По-настоящему управлять временем, чтобы…

Он не договорил. Потому, что бесплотный, мертвый голос в его голове прошелестел:

«Я услышал твое желание, человек. Ты получишь то, что заслужил. Твой путь начинается здесь».

Хронос вскочил на ноги.

– Что? Кто это сказал???

– Это… сказал… он…

Молодой ученый остолбенел. Его погибший брат, сожженный аномалией, пошевелился. Рука, прикипевшая к сверкающей поверхности лазурного монумента, с усилием оторвалась от нее. От этого резкого движения из глубокой трещины на плече брызнул грязно-желтый гной, и потек по черной броне.

Однако брат, похоже, совсем не чувствовал боли. С омерзительным треском отлепилась от аномалии вторая рука. Но грудная клетка оставалась прикипевшей к лазурной поверхности. Тогда Харон уперся в нее обеими верхними конечностями, и сильно оттолкнулся, оторвав себя от страшного порождения разрушенного энергоблока, которое отняло у него обычную человеческую жизнь, взамен подарив другую. Или, скорее всего, наградив проклятием. Потому, что жизнь в таком теле – не жизнь, а страшная пытка.

Это было первое, о чем подумал Хронос, когда мертвый брат повернулся к нему. На черном, полностью сожженном лице жутко выделялись глаза, налитые кровью из полопавшихся сосудов, похожие на буро-красные шарики, вставленные под черные, сгоревшие веки. Левую щеку Харона пересекала глубокая трещина, из которой медленно сочился гной, лениво стекая вниз по подбородку.

Существо, стоящее перед Хроносом, было мертво. Оно просто не могло жить. Но оно жило вопреки здравому смыслу, и сейчас говорило с ним, при этом нижняя челюсть чудовища судорожно дергалась в такт словам – видимо, нелегко произносить их, когда твое тело сгорело процентов на восемьдесят.

– Уходи, – с трудом проговорил мертвец. – Монумент исполнил… твое желание. Надеюсь… больше мы с тобой не увидимся.

– Что? Кто исполнил???

Хроносу было страшно. Даже любопытство ученого куда-то делось. Реально жутко это – разговаривать с мертвым чудовищем, которое несколько минут назад было твоим родным братом.

– Уходи, – повторил Харон, вновь поворачиваясь сожженным лицом к Монументу. – И… никогда не возвращайся.

Последние слова дались ему с трудом, и не потому, что его гортань и язык были почти полностью сожжены неведомым излучением, прорвавшимся сквозь заплатку между мирами. Взрыв на атомной электростанции вскрыл границу, отделяющую одну вселенную от другой. Но неведомые физические процессы сформировали преграду на месте пробоины, как сгусток крови, формируясь на поврежденной коже, прикрывает ее, останавливая кровотечение. Однако не все прошло гладко. И если б не Харон, прикрывший пробоину в заплатке своим телом, выброс аномальной энергии мог бы полностью уничтожить этот мир. Сейчас ученый, по необъяснимым причинам оставшийся в живых и ставший частью Монумента, знал – будут еще выбросы. Но уже не такие мощные, как самый первый. После смерти ему многое стало ясно. В том числе и о брате. Смерть вообще имеет свойство многое менять в человеке.

Хронос тупо посмотрел на изуродованную спину брата, развернулся, и пошел к выходу из зала, бормоча себе под нос:

– Кошмар… Какой кошмар… Что ж я теперь людям скажу? Руководству, друзьям… Они же не поймут. Никто не поймет… Нереально, немыслимо! Ох, как бы я хотел, чтобы уже прошло года три с этого момента. А лучше десять лет. Или двадцать. Чтоб все забылось, чтобы все забыли о нас, о нашей миссии… Чтобы о Хароне все забыли… И обо мне. Как будто не было нас никогда…

Он шел, а в его голове все звучал чужой, равнодушный голос:

«Я услышал твое желание, человек. Ты получишь то, о чем просишь…».

Хронос шел покачиваясь, спотыкаясь об рваные куски арматуры, и опираясь рукой на растрескавшиеся бетонные стены, чтобы не упасть. Ему казалось, что он идет той же дорогой, что пришел сюда – но в то же время ученый осознавал, что это уже совсем другая дорога. Двойственное чувство, которое пугало больше, чем одиночество в таком страшном месте. О брате он старался не думать, боясь свихнуться, хотя был почти уверен, что сумасшествие уже наступило. Хронос знал, что наушники его шлема не работают, но в то же время он явственно слышал отдаленные выстрелы впереди и позади себя, крики и стоны умирающих, которые проклинали какую-то Зону, Монумент и Перевозчика, который кормится не только телами, но и душами мертвых сталкеров.

– Какая Зона? Какие сталкеры? – бормотал Хронос, уже просто на автомате переставляя ноги, и проходя прямо сквозь галлюцинации, которые стали не только слышимыми, но и видимыми – полупрозрачные тени бегущих людей, летающих призраков, монстров со щупальцами на месте рта. – Какой, к чертям собачьим, перевозчик? Мне бы только выйти отсюда. Только найти дорогу в этом проклятом лабиринте коридоров. Только бы…

И тут он увидел свет. Тусклый, но естественный, солнечный, отличающийся от мертвого света ламп, которые почему-то продолжали работать, хотя этого просто не могло быть в недрах разрушенного, обесточенного энергоблока.

Хронос ускорил шаги, понимая, что этого делать не стоило – сил и так почти не осталось. Но у любого живого существа открывается второе дыхание, когда оно видит путь к спасению из нереального, неправдоподобно ужасного кошмара…

Это был пролом в бетонной стене. Хронос перешагнул через чей-то скелет с простреленным черепом – и вышел наружу.

Перед ним расстилался гнетущий пейзаж. Серое, свинцовое небо над головой, серая трава под ногами. Серые бетонные столбы местами разрушенной эстакады, и сгнивший бронетранспортер, уткнувшийся передним буфером в один из этих столбов. Рядом с БТРом торчал покосившийся столбик с прибитым к нему знаком – красным пропеллером и подписью «Радиационная опасность!», на который падала огромная тень от чего-то, находящегося за спиной Хроноса.

Он обернулся. И замер на месте, пораженный увиденным.

Разрушенного энергоблока больше не было.

На его месте возвышалась мрачная многоступенчатая конструкция, напоминающая своим видом саркофаг. Гигантскую гробницу, которую нереально было возвести за несколько часов, которые молодой ученый провел внутри четвертого энергоблока.

– Невероятно… – прошептал Хронос – и почувствовал при этом, будто его подбородок уперся в плотную, колючую подушку.

Он поморщился, откинул забрало шлема – и на грудную бронепластину экзоскелета вывалилась длиннющая, спутанная борода.

Ученый застонал. Его ноги подкосились, и он упал на колени. Несмотря на шок, тренированный мозг моментально сопоставил факты. Истеричное желание, чтобы с момента смерти брата прошло несколько лет, и странный голос в голове Хроноса, говорящий о том, что кто-то услышал его.

И исполнил желаемое.

– Нееет!!! – закричал ученый, запрокинув голову к серому небу. – Не хочу!!! Назад!!! Верни назад мое время!!!

Он кричал что-то еще, захлебываясь слезами – и внезапно подавился очередным воплем, когда в поле его зрения шагнул силуэт, заслонивший тусклое солнце, а в лоб ткнулся холодный автоматный ствол.

– Тебя здесь никто не услышит, придурок, – прокуренным голосом произнес силуэт. – А теперь встань и держи руки так, чтоб я их видел.

* * *

И тогда Хронос разозлился. Сильно. До скрипа зубов. До равнодушия к тому, нажмет ли спусковой крючок этот неизвестный, назвавший его придурком, или нет. И бешенство это было не только из-за оскорбления и автоматного ствола, холодящего лоб. Все было в нем.

Ненависть к брату, отнявшему славу.

Ненависть к неведомой аномалии, отобравшей несколько лет его жизни.

Ненависть к этому миру, серому и равнодушному, словно саркофаг, воздвигнутый над разрушенным реактором.

Но было в этой всепоглощающей ненависти, затопившей все существо ученого, и еще нечто, напоминающее кристалл льда в бушующем пламени. Холодная мысль о том, что его желание все-таки сбылось!

И если это произошло один раз, то почему бы чуду не повториться?

Хронос улыбнулся, представив, как из этого широкоплечего человека, держащего его на прицеле, мощным потоком вытекает его время. То, что отпущено каждому живому существу.

То, что называется жизнью.

Очень явно он себе это представил, всю свою ненависть в мысль вложил. И даже не особо удивился, когда руки автоматчика вдруг затряслись, и оружие выпало из них.

Продолжая улыбаться, Хронос поднялся на ноги. Снисходительно посмотрел на согнутого годами дряхлого старика, на котором мешком висела камуфлированная форма. И даже его автомат поднимать не стал. Зачем он ему, когда теперь у него появилось гораздо более мощное оружие? Он вдруг как-то странно, внутри себя увидел, сколько времени осталось в теле этого старика. Дня три, может, четыре. Что ж, пусть проживет их. Если сумеет, конечно.

Видимо, старик тоже это почувствовал.

– Добей, – прошамкал он. – Прошу.

И закашлялся – хрипло, с надрывом.

Хронос с интересом посмотрел, как из провалившегося внутрь рта старика сыплются на землю выпавшие зубы. Потом ни слова не говоря повернулся и пошел. Куда? А не все ли равно куда идти, когда ты умеешь управлять временем?

…Он вышел к кордону – и очень удивился, когда с вышки раздался выстрел, и пуля ударила ему в грудь. Если б на Хроносе не было экзоскелета, то, несмотря на его новую потрясающую способность, тут бы все и закончилось. Это надо учесть. И впредь бить на опережение.

Второго выстрела не последовало. На деревянный настил вышки с шелестом опустилась одежда, внутри которой находился лишь серый прах – Хронос немного перестарался с мысленным посылом, по неопытности и от неожиданности отняв у стрелка лет триста времени.

«Столько не нужно», – отметил он про себя. И по блокпосту ударил уже дозированно. Он чувствовал: его ментальная сила не безгранична, поэтому расходовать ее надо экономно.

В помещение блокпоста Хронос вошел беспрепятственно. Перешагнул через лежащий на полу сморщенный труп глубокого старика, обнявшего автомат, поднялся на второй этаж. Там, спихнув со стула еще одного высохшего мертвеца, он уселся за стол, заставленный едой, и основательно подкрепился, чувствуя, как медленно, но уверенно возвращается к нему его ментальная сила. Приятное ощущение. Невыразимо приятное.

Поев и отдохнув, он потянулся – и расхохотался, с удовольствием осознавая, как ошибался, когда считал, что в его жизни больше никогда не будет ничего хорошего. Права была чертова аномалия: его путь только начинается.

Потом он спустился вниз, нашел в кармане одного из трупов ключи от автомобиля «ГАЗ-69», стоящего рядом с блокпостом, завел его, и поехал в Киев по знакомой дороге – той самой, по которой они с братом прямо из аэропорта приехали в Зону отчуждения.

Последующие несколько лет были для молодого ученого чередой сплошных подъемов по карьерной лестнице. Это не трудно, когда твои конкуренты и соперники внезапно умирают от совершенно естественных причин. Хронос быстро понял, что можно не отбирать все время жизни человека, а состарить лишь какой-то определенный орган. Например, сердце девяностолетнего старика не способно обслуживать организм тридцатилетнего. Один лишь мысленный посыл – и человек, мешающий тебе расти дальше, через несколько дней умирает от инфаркта. Или от цирроза печени. Или вдруг внезапно впадает в полный маразм, неся абсолютную чушь и руша свою карьеру за считаные недели.

Декан факультета. Блестящая защита докторской диссертации. Директор института. Всего этого Хронос достиг за кратчайшее время, при этом не переставая изучать свой дар. И довольно скоро понял – время жизни можно не только отнимать, но и дарить. Нужным людям. Что гораздо эффективнее, чем убивать соперников.

Однако возврат молодости смотрелся бы слишком необычно. Поэтому Хронос стал лечить больные органы. Это было довольно просто. Рак легкого? Не проблема. Достаточно вернуть его лет на десять назад, когда того рака не было и в помине – и человек полностью здоров. Последствия травмы? Откатываем назад по времени пораженные, искалеченные ткани, и вот они опять как новенькие.

Само собой, такие чудеса были не для простых смертных. Хронос лечил элиту. Тех, кто оплачивал его услуги огромными деньгами и безраздельным покровительством. Давно было заброшено директорство в институте и научные степени, приносящие смешной доход по сравнению с тем, что он имел сейчас. Хронос купался в роскоши и внимании сильных мира сего…

Но это быстро ему наскучило.

До него доходили слухи, что в чернобыльской Зоне отчуждения появилась мощная группировка бойцов, поклоняющихся Монументу – аномалии, способной исполнять любые желания. И что руководит той группировкой некий человекоподобный мутант по прозвищу Перевозчик в экзоскелете, приросшем к телу. Даже по этому скудному описанию не сложно было понять, кто скрывается под этим прозвищем.

О Зоне, ее легендарных героях-сталкерах и, конечно, о главаре «монументовцев» говорили все. Про них создавались компьютерные игры, о них писались книги, пользующиеся бешеной популярностью…

А Хронос в это время лечил мочевой пузырь и застарелый геморрой очередного олигарха.

На этом фоне деньги казались ему мусором, внимание элиты раздражало, роскошные приемы, банкеты и покровительственные похлопывания по плечу бесили до трясучки. До того, что один из высокопоставленных чиновников, фамильярно назвавший Хроноса по имени, вдруг через час внезапно умер от разрыва сердца.

Происшествие списали на возраст и последствия разгульной жизни, но Хронос понял – еще немного, и он сорвется всерьез, что будет иметь предсказуемые последствия. А от пули киллера, выпущенной из снайперской винтовки, способность управлять временем не защитит – ученый быстро выяснил, что может воздействовать лишь на тех людей, кто находится в поле его зрения. Любое чудо имеет свои ограничения.

И тогда он принял решение.

Подключив свои связи, он приобрел штурмовой экзоскелет последней модели. Ирония судьбы – когда-то он придумал эту суперзащиту, а теперь вынужден покупать собственное изобретение, доведенное до ума. Впрочем, он мог позволить себе купить не только навороченный экзо, но и завод, на котором его собрали, так что Хронос лишь усмехнулся, вывалив за эксклюзив огромные деньги.

Потом он нанял четверых сталкеров, знающих Зону как свои пять пальцев – именно такие были ему нужны для того, чтобы осуществить задуманное. Эта четверка ловцов удачи истоптала зараженные земли вдоль и поперек. Некоторое время они даже состояли в группировке «Монумент», но что-то у них там не заладилось. Бойцы еле ноги унесли – фанатики их едва не зачистили. Они и в Зону возвращаться не хотели, но когда Хронос нашел их в одном из баров Киева, и озвучил сумму гонорара за их услуги, бывшие сталкеры довольно быстро согласились. Заманчиво же один раз рискнуть, а потом всю жизнь не работать. Кто ж откажется?

Закупившись оружием для своей охраны и необходимой экипировкой, Хронос в сопровождении четверых бойцов перешел кордон, отделяющий Зону от Большой земли. Позади них на блокпосту остались лежать восемь мертвых солдат-охранников кордона, в черепных коробках которых лежали ссохшиеся мозги, частично распавшиеся в пыль. Пусть потом эксперты думают, что это за мутант ментальным ударом атаковал военных из Зоны, не подозревая, что мутант в образе человека сделал это с другой стороны забора из колючей проволоки.

Просто он вернулся, и ему надо было обратно.

Туда, где начался его путь.

К Монументу, который охранял его брат…

Правда, в первом же сталкерском баре, который попался у него на пути, Хронос узнал, что группировки «монументовцев» больше нет, а Харон скитается по Зоне в довольно странной компании. И что последний раз его совсем недавно видели на дороге, ведущей в Припять.

От этой новости Хронос немного огорчился. В его планах было показательно отнять у брата власть над его бандой, Монументом… и научными разработками, которые Харон вел в Зоне. Хронос узнал о Хароне много, очень много. Деньги дают неограниченную власть тому, кто умеет ими правильно распоряжаться – в том числе и любую информацию.

Даже умерев и воскреснув в виде жуткого чудовища, Харон оставался ученым. Зона предоставила ему неограниченные возможности для исследований – секретную подземную лабораторию, найденную им неподалеку от ЧАЭС, возможность беспрепятственно проводить эксперименты на людях и мутантах, а также неиссякаемый источник энергии, который порой вдобавок еще и исполнял желания своего попечителя. В результате Харону удалось создать несколько идеальных солдат – отлично бегающих, метко стреляющих, быстро регенерирующих, которых он упаковал в бронекостюмы, также обладающие способностью к восстановлению. По сути это было практически живое существо, сливающееся с солдатом, и составляющее с ним одно целое.

Об этом странном существе, созданном братом, Хронос прочитал в одной из книг о Зоне, которых немало понаписал какой-то бывалый сталкер по имени Снайпер. Описание было не особенно по-дробным, всего-то пара абзацев. Но Хронос понял: брату удалось создать то, о чем они вместе мечтали когда-то. Идеальный экзоскелет, не стесняющий движений, облегающий тело словно вторая бронированная кожа. Эти два абзаца намертво впечатались в память ученого:

«…пускай обе наши группы еще ведут бой, и пока довольно успешно, но сейчас от Дворца Культуры по улице Курчатова бегом несется сюда специальная штурмовая бригада американского спецназа «Антитаг» в странных, невиданных в Зоне нанокостюмах, которые вряд ли сможет пробить то оружие, что мы держим в руках».

И второй:

«Там стояло существо странного вида в костюме, напоминающем гипертрофированные, волокнистые мышцы, с которых содрали кожу. В лапах монстр держал оружие, сильно напоминающее штурмовую винтовку XM-29 OICW, но явно другой модификации».

Немного, но вполне достаточно для того, чтобы понять: Харон, похоже, подчинил себе отряд американских спецназовцев, из тех, что охраняли север Зоны, и сделал себе из них непобедимую гвардию, облачив в непробиваемые экзоскелеты и спрятав где-то в Припяти. Чисто оружие последнего шанса, которое очень пригодилось бы Хроносу для осуществления задуманного.

План сложился полностью, и Хронос не долго думая рванул в Припять. Нужно было сработать на опережение, успеть перехватить брата до того, как он доберется до своих идеальных боевых машин. От ЧАЭС до Припяти рукой подать, но Хронос решился на очень опасный трюк – двигаясь вперед, он мысленно оттягивал назад личное время – свое и четверых сопровождавших его охранников, которых он нанял в основном для того, чтобы они охраняли его сон. Остальное время он охранял их – в частности, развеял в прах какого-то жуткого мутанта, встретившегося им на пути. И из аномалии вытащил одного из своих секьюрити, просто отмотав его время на пару секунд назад. Непростое занятие, когда еще вдобавок тянешь в обратную сторону общее время всей группы. Двойная очень нелегкая работа, со страшной скоростью сжирающая внутренние ресурсы организма.

Но у Хроноса была цель, и ради нее он был готов на все. И когда вдруг увидел брата в сопровождении какого-то пятиглазого урода, то даже и не особо удивился. Это должно было произойти. Обязано. Когда ты чего-то очень хочешь, желания довольно часто сбываются без всяких там Монументов.

Время мелкого урода удалось остановить не без труда – пятиглазый оказался на удивление мощным псиоником. Хронос почти все силы на него потратил. И если бы брат ударил ментально, то вряд ли Хронос выдержал бы этот удар. Понимая это, он чуть не приказал охране стрелять на поражение – планы планами, а жизнь всяко дороже.

Но Харон не ударил. Он просто стоял и смотрел на Хроноса. Странно. Неужели он не понимает, что сейчас будет?

– Ну, здравствуй, брат, – сказал Хронос. – Давненько не виделись.

Он очень хотел выглядеть уверенно, вызывающе – но невольно отвел глаза, когда пересекся взглядом с Хароном. Хорошо что через тонированное бронестекло экзоскелета это невозможно было заметить со стороны.

– Будь ты проклят, сволочь, – проговорил Харон, внимательно глядя на того, кто стоял перед ним. Он мог бы ударить его, да так, что мозги из ноздрей и ушей брызнули. Но убить брата… Нет, это было немыслимо. Харон много чего ужасного совершил в своей жизни, но на такое был не способен даже он.

– Ты же знаешь, я давно уже проклят, вместе с этим городом, – невесело усмехнулся Хронос. – Так что дополнительное проклятие мне никак не навредит. Даже если оно исходит от родного брата.

Получилось красиво, хоть в книжку вставляй. И это немного приободрило Хроноса. В конце концов он сюда пришел не для того, чтобы выслушивать оскорбления от неудачника. В жизни существуют два типа людей – победители и побежденные. А всякие моральные моменты пусть останутся для тех, кто не умеет достигать намеченного. Если будешь оглядываться на такие странные, придуманные какими-то идиотами понятия, как порядочность, честность, совесть, то никогда ничего в жизни не достигнешь. Так и будешь ходить оглядываясь, пока башку себе не свернешь.

– Чего тебе надо? – спросил Харон, продолжая сверлить брата немигающим взглядом, одновременно ментально касаясь его сознания. Он быстро понял, во что превратился тот, с кем они вместе росли. Это существо, не знающее ни жалости, ни сострадания, больше не было его братом. У него вообще от человека только оболочка осталась. Харон знал, что Зона сделала из него чудовище, но то, что стояло сейчас перед ним, удивило даже его – а за свою жизнь хранитель Монумента повидал немало чудовищ.

Хронос усмехнулся.

– Что ж, сразу к делу – это я люблю. Ты ведь сюда пришел за своей гвардией, верно? Решил с ее помощью возродить группировку своих фанатиков? Так вот, я думаю, что лучше тебя справлюсь с твоим делом. Вызови их, прикажи подчиняться мне – и я сохраню тебе жизнь.

– А если я откажусь?

– Хороший вопрос, – кивнул Хронос. – Тогда я для начала превращу в пыль твоего уродливого друга. А потом придумаю, что сделать с тобой. И поверь, тебе это очень не понравится. Решай быстрее, брат. Похоже, скоро дождь начнется, и я не хочу тут мокнуть, уговаривая тебя так, как мне очень не хочется уговаривать – как-никак, мы все-таки братья.

Харон не боялся ни боли, ни смерти. И друзей у него никогда не было – у ученых и убийц редко бывают друзья. Но за недолгое знакомство с Фыфом хранитель Монумента неожиданно для себя успел привязаться к маленькому вредному мутанту. Да и выбора особого у него не было – Хронос не блефовал. Тому, кто обладает такой силой, блеф ни к чему.

– Подавись, – презрительно бросил он.

И послал мысленный сигнал.

– Только без шуток, – предупредил Хронос. – Если ты надумаешь натравить на меня свою гвардию, мне придется накрыть целый квартал временным ударом, уничтожив всё живое в радиусе полукилометра.

– Ты бы поосторожнее размахивал тут своими суперспособностями, – заметил Харон. – Припять не любит чужаков, которые слишком грубо тревожат ее покой.

– Да ну? – усмехнулся Хронос. – Этим полуразвалившимся домам не нравится моя персона? Ты в своем уме, братец? Или долгое общение с Монументом поджарило тебе мозги, словно в микроволновке.

– Не брат ты мне, мразь, – сплюнул Харон. – Мой брат умер несколько лет назад под четвертым энергоблоком.

Хронос хотел было ответить что-то язвительное, но вдруг явственно услышал позади себя тяжелый топот. Обернулся – и аж присвистнул.

Да, это были они. Гвардия Харона. Такая же точно, как была описана в романе. Десять совершенных существ, идеальных машин для убийства, вооруженных стрелково-гранатометными комплексами, действительно напоминающими XM-29 OICW, из-за своей дороговизны так и не принятую на вооружение.

– Они твои, – сказал Харон. – Я уже отдал им приказ служить новому хозяину.

– Да, вижу, – кивнул Хронос. – И чувствую. Приятно, когда твои солдаты подчиняются мысленным приказам, а не стоят болванами ожидая, пока ты на них заорешь. Пожалуй, теперь мне лишняя охрана не нужна.

Он повернулся к своим телохранителям, сопровождавшим его в рейде по Зоне.

Один из них что-то почувствовал звериным чутьем бывалого сталкера, и попытался вскинуть автомат…

Но мысль всегда быстрее пули. Оружие упало на асфальт, вывалившись из рук скелета, который через мгновение и сам рухнул рядом с ним, гремя желтыми, сухими костями. Троих товарищей погибшего постигла та же участь.

– Ты мог бы их просто отпустить, – тихо сказал Харон.

– Да ну? – удивился Хронос. – А я слышал, что хранитель Монумента жестокое чудовище, лишенное сострадания. Меня обманули?

– Я стал другим.

Голос Харона был бесцветным, лишенным эмоций. Он уже понял, что брат пришел сюда не для того, чтобы поболтать о добре и зле. И сейчас бывший главарь фанатиков просто смотрел. Нет, не на Хроноса. На небо – серое, тяжелое, мрачное. На изуродованные деревья. На облезлые дома с выбитыми дверями подъездов и разбитыми стеклами окон. На мрачный, жестокий мир, в котором он прожил много лет, и который успел стать для него своим…

– Готовишься к смерти? – криво ухмыльнулся Хронос. – Это ты зря. Не могу же я стать убийцей собственного брата.

Он кивнул на застывшую, обездвиженную фигуру Фыфа.

– А вот его да, придется. Он слишком силен. И слишком опасен.

Харон рванулся к брату, занося кулак для удара – но было поздно. Фыф, из которого Хронос мгновенно и полностью выкачал время его жизни, рассыпался в прах. А Харон все бежал, пытаясь прорваться сквозь завесу заторможенного времени, в которую влетел словно муха в клейкую паутину.

– Надо же, – покачал головой Хронос, глядя как словно в замедленном фильме бежит к нему Харон – почти не двигаясь, почти зависнув в воздухе. – Странная штука жизнь. Когда-то ты пытался защитить меня ценой своей жизни, а сейчас так хочешь убить из-за какого-то уродливого мутанта. Никому верить нельзя, никому.

Ленивым движением мысли он снял временную завесу – и Харон, сделав шаг, тяжело опустился на разбитый асфальт. Неожиданно экзоскелет, приросший к его телу, стал весить раз в двадцать больше обычного, и тащить на себе эту неподъемную ношу стало просто нереально.

– А ты думал, что ты бессмертный? – спросил Хронос, присаживаясь на корточки и заглядывая в потухшие глаза брата. – Ну да, лет пятьсот ты еще протянул бы, если б далеко не отходил от своего Монумента, подпитываясь от аномалии жизненной энергией, словно паразит кровью. Но я подумал, что ни к чему тебе в таком вот жутком обличье еще полтыщи лет мучиться, и забрал их у тебя. Так что, старик, не я убью тебя, а твоя любимая Зона. Наслаждайся последними минутами жизни, а нам с твоей гвардией позволь откланяться. Не обессудь, дела.

…Они ушли. Чудовище, которое когда-то было ему братом, и его создания, которые когда-то очень давно были людьми. Но Харон не смотрел им вслед. Незачем. Сейчас его взгляд был устремлен на крышу ближайшей девятиэтажки, за которую медленно опускалось тусклое солнце Зоны. Ведь последний закат в твоей жизни это действительно то, на что сто́ит посмотреть. Особенно если ничего больше не можешь видеть кроме света, едва пробивающегося сквозь толстые старческие бельма на глазах.

* * *

– Ну и куда тебя черти несут? На какой такой север? Чего тебе на месте не сидится не понимаю?

Честно говоря, я уже порядком отвык от Рудика, который, похоже, был способен трещать без умолку весь день, да и ночь тоже. Понятное дело – рад он, что снова жив, что встретились. Но пока мы дошли до оружейного склада Захарова, у меня от моего ожившего приятеля-мутанта уже голова побаливать начала. Не скрою, я тоже был рад снова видеть этого нахального ушастого лемура с большими печальными глазами – моего старого товарища, с которым мы немало пошатались по разным мирам. Однако всему есть предел. И моему терпению тоже.

– Знаешь, тебе совершенно необязательно идти со мной, – заметил я. – Например, тут, в лаборатории, тепло, светло, и квазимухи не кусают. Оставайся с Кречетовым, он тебя точно в обиду не даст.

– Оскорбить меня хочешь, да? – поднял на меня Рудик свои бездонные глазищи. – Считай, что тебе это удалось. А твой Кречетов он да, в обиду не даст. Просто препарирует меня и будет изучать. Без обид. Чисто для науки. Но если это то, что ты хочешь, ладно. Я возвращаюсь. Прощай.

Развернулся, повесил плечи, сгорбился, хвост по полу веревочкой волочится. И пошел вдоль по коридору. Медленно и печально. Ну что с ним делать прикажете? А ведь он прав, Кречетов для науки собственную маму на образцы разделает, и не почешется.

– Ладно, ладно, – проворчал я. – Только вот сцен не надо. Пошли уже.

– Мне тоже одолжений не надо, – произнес Рудик. Правда остановился, лапки на груди сложил, голову гордо приподнял. И стоит спиной ко мне. Наверно ждет, что я его умолять буду о прощении. Ага, щас. Давно заметил: некоторым смерть явно не на пользу идет.

В общем, подошел я, сграбастал Рудика поперек пуза и понес. Тяжелый, зараза. Но, как говорится, своя ноша не тянет.

– Это что такое? – возмущенно заверещал спир – именно так называется в мире Кремля порода вормов, к которой принадлежал Рудик. – Отпусти немедленно! Это насилие над личностью!

– Короче, личность, слушай сюда, – сказал я. – Если хочешь идти со мной, то вот мои условия. Сцен не устраивать. Характер не показывать. Во всем слушаться командира отряда, то есть, меня. Согласен?

– Ну, ты ж понимаешь, что это невыполнимые условия, – немного успокоившись, проговорил Рудик. Слова давались ему с трудом. Оно и понятно – неудобно говорить вниз головой, когда тебя несут, схватив поперек брюха. – Но что делать, я согласен. Подчиняюсь грубой силе. Но на будущее давай лучше без нее, я ж и укусить могу, когда в гневе.

– Вот и ладушки, вот и хорошо, – сказал я, ставя спира на пол. – А теперь пошли экипироваться.

– Другое дело, – осклабился Рудик. – Экипироваться это сейчас очень в тему, а то больно некомфортно чувствую я себя без штанов.

…На складе Захарова ничего не изменилось с прошлого раза – менять было некому. Правда, второго «Научника» я не нашел. А менять бронекостюм уже было надо, потому как на моем забрало многослойного стекла было разбито пулей, бронепластины помяты выстрелами почти в упор, один наруч сорван – чем, кстати, и воспользовалась одна зловредная пиявка, внедрившись мне под кожу. От этих повреждений и внутренние системы жизнеобеспечения все отрубились. Только пневмоприводы, добавляющие силу конечностям, еще как-то функционировали – правда, тот, что левую ногу обслуживал, уже нехило так замыкал при разгибе колена.

Короче, менять надо было броник. Но на что?

Выбор был небольшой.

Тяжеленные штурмовые экзоскелеты, которых на складе было аж шесть штук, меня не впечатлили. Не люблю я их. Чувствуешь себя в такой броне то ли неповоротливым средневековым рыцарем, то ли космонавтом, запакованным в скафандр.

Целый стеллаж был завален оранжевой униформой ученых, которая от мелких аномалий спасает, но пулю практически не держит. Ну и заметная она слишком, ее за километр только что слепой не увидит. Идеальная мишень даже для неопытного стрелка. Поэтому – тоже не вариант.

На стеллаже рядом с оранжевыми костюмами тоже ничего путного не нашлось, кроме самой обычной «березки», известной на Западе как «камуфляж КГБ». На мой взгляд, не особо подходящая расцветка комбеза для Зоны, где зелени почти нет, осенняя «пальма» подошла бы гораздо лучше. Но чем богаты – на том и спасибо. Главное что камуфла новая, и размер мой.

Зато «берцы» нашлись знатные. Не серийка, такое только под заказ шьют. Кожа толстая и довольно мягкая, что порадовало от души. Потому как на армейскую обувь практически во всех странах мира ставят «дубовую», ибо дешево, а солдату не привыкать, разносит. И подошва литая. Со стальным супинатором и стальной же вставкой в носке, крашенной под цвет ранта. Эдакое комфортное оружие последнего шанса, сразу же, без разноса отлично сидящее на ноге. Кому такое заказывал Захаров? И для кого? Впрочем, какая разница, если из восьми пар, стоящих на стеллаже, одна идеально села на ногу, да так, что и разуваться неохота. Правда, прежде чем переобуться, я новые «берцы» дооформил немного – разогнул пару найденных канцелярских скрепок, и аккуратненько вставил их в голенища между швов. Так, чисто на всякий случай.

Из оружия я на этот раз взял АШ-12, крупнокалиберный штурмовой автомат, как нельзя лучше подходящий для боев в городе. Этот – так вообще был подарком. Но подарком тяжелым. С барабанным подствольным гранатометом, снаряженным тремя гранатами и глушителем. Короче, полный комплект, вес которого меня не порадовал. Кило на семь потянет, не меньше. Чуть ли не в два раза тяжелее АК…

Но чуйка мне подсказывала – бери. Не пожалеешь. А я ее обычно слушаюсь. Мозги они к решению проблемы логику подключают, сомнения, рассуждения, твое текущее настроение и кучу всякого-разного, называемого в совокупности «размышлением». А чуйка – она как пуля. Нажал на спуск – и в цель. Или мимо… Но если она у тебя сталкерская, тренированная во многих мирах, то «мимо» случается крайне редко.

Патрон к АШ-12 особый, 12,7 на 55 мм СЦ-130. Которого на складе Захарова было в достатке. Немаленький патрон, прямо скажем, и по весу в том числе. Ладно. Если носимый боезапас тяжеловат, значит жратвы и разновсякой снаряги придется взять поменьше чем обычно. Я под такое дело себе небольшой рюкзак присмотрел, в который как раз еды и воды на сутки влезет, плюс полдюжины укупорок патронов. Если с собой АК беру, то в рюкзак можно и на три дня рацион загрузить. Но с АШ-12 такое дело не прокатит. Тяжело будет, хоть я уже в жилистости и выносливости могу с ишаком соревноваться, натренировался таскать на себе тяжести, лазая по соседним вселенным.

Разгрузку я тоже нашел скромную, без излишеств. Четыре запасных магазина к автомату рассовать, две гранаты – и хорош. Если больше, то бегать уж совсем несподручно будет. Ну и контейнер для артефактов прицепил к поясу на всякий случай – мало ли, вдруг что-то ценное по пути попадется.

А потом я увидел его…

Лежал он в самом углу оружейного стеллажа, покрытый многомесячной пылью. Потому, что не брал его никто. Ибо с первого взгляда ясно – тяжел больно, и жутковат с виду своими габаритами. Револьвер РШ-12. Это даже не слонобой, как знаменитый «Пустынный орел». Из такого разве что динозавров валить.

Я с некоторой опаской взял револьвер в руку. Ох, ёксель… Явно больше двух кило, вдвое против «стечкина» по весу. Но блин… Оно ж под тот же патрон, что и мой автомат. А это очень хорошо, когда у личного оружия патроны взаимозаменяемые. И кобура у РШ-12 продуманная, с дополнительным ремнем через плечо, чтоб тяжелый револьвер не так сильно оттягивал к земле поясной ремень.

Взвыл я мысленно от перспективы таскать с собой по Зоне эдакую тяжесть, но не смог удержаться. Надо же попробовать такой раритет в деле, когда еще представится возможность встретить эдакое чудо? Вздохнул я – и приспособил кобуру с револьвером на ремень. Если уж совсем невмоготу станет его таскать, продам диковинку первому же попавшемуся барыге.

Короче, упаковался по самые «не хочу». И, услышав сзади недовольное сопение, обернулся.

И еле удержался от смеха.

Подходящего по размеру обмундирования Рудик себе не нашел. Кроме армейских трусов и майки в расцветке зеленая «цифра». И то, и другое тоже было не по размеру, но спир справился с проблемой, где-то подоткнув материю, а где-то прихватив ее грубыми стежками. В лапах у мутанта был зажат компактный автомат «Вихрь».

– Будешь глумиться, ногу прострелю, – по-обещал спир, грозно оскалившись.

– Да я и не думал, – отбрехался я, давясь хохотом. – Круто ты подогнал по себе униформу, чувствуется рука мастера.

– Ну всё, тебе конец, – пообещал Рудик. Правда, ногу мне простреливать не стал, а лишь вздохнул, после чего закинул себе автомат за спину. Что-то мне аж жалко его стало.

– Ладно, не кисни, – сказал я. – Выбери себе самый маленький комплект одежды и засунь к себе в рюкзак – я вон на том стеллаже как раз компактные видел. Случится привал, попробую подогнать шмот по тебе.

– Я знал, что ты не оставишь друга в беде! – расплылся во всю зубастую пасть воспрявший духом Рудик. – Иначе бы тогда не полез из-за тебя под пули. Ну, ты помнишь.

– Помню, – улыбнулся я.

Да, я отлично помнил, как Рудик погиб, прикрывая мой отход, хотя вполне мог скрыться в лесу. Такое не забывается[1].

– Это хорошо, – хмыкнул спир. – Значит, и о том, как я стреляю, тоже помнишь. Так что не переживай, обузой не буду.

И умчался за обмундированием и рюкзаком.

Не зря их породу называют спирами – управился он буквально за две минуты, вернувшись с плотно набитым рюкзаком, который нехило так тянул его книзу, едва не опрокидывая на спину. Что, впрочем, Рудика ничуть не смущало.

– Ну что, пошли, разберемся с теми, кто на этом твоем севере паскудит! – сказал он, грозно ощерившись.

– Ну, давай попробуем, – сказал я, доставая из-за пазухи Кэпа.

М-да…

Артефакт выглядел довольно неважно после того, как он просверлил очередную «кротовую нору», чтобы мы с Кречетовым могли удрать из Института аномальных зон. Нет, немного энергии в нем осталось, но хватит ли ее на создание еще одной искусственной пространственной аномалии? Кэп вяло пульсировал тусклыми золотыми сполохами, словно сердце, собирающееся остановиться…

– Друг, помоги, – прошептал я. – Пожалуйста. Очень надо.

И крутанул артефакт, надеясь увидеть в воздухе уже знакомое огненное кольцо…

Но ничего не произошло.

И я как-то сразу понял почему…

Кэп устал. Как любое другое живое существо устал жертвовать собой ради друга, который, пользуясь хорошим отношением, использует его в хвост и в гриву. Люди тоже иногда терпят такое от друзей. До поры до времени, пока не надоест этот сволочизм. Потому как ни разу не дружба это…

– Он обиделся на тебя, – вздохнул спир.

– Ты-то откуда знаешь? – немного раздраженно бросил я.

У меня перед глазами стояла картина, которую кто-то насильно впихнул мне в мозг: окаменевший, беспомощный Фыф, по щеке которого медленно сползает капля крови. Друг в беде, а я ничем не могу ему помочь…

– Мы, спиры, умеем не только проходить сквозь аномалии без вреда для себя, но и общаться с артефактами, – произнес Рудик. – Они как бы… полуживые что ли. Но тоже чувствуют, радуются, огорчаются. На свой лад конечно, вам, толстокожим хомо, этого не понять. Так что не будет он тебе больше помогать.

– У меня друг в беде, – глухо проговорил я. – Да, понимаю, я сволочь. Но может попросишь его помочь? В последний раз.

Рудик вздохнул.

– Ладно, давай. Попробую.

Спир взял у меня артефакт, посмотрел на него пару секунд – и, закрыв глаза, прижал ко лбу.

Странно это смотрелось со стороны. Прошло несколько мгновений, и Кэп замерцал более часто и интенсивно, будто что-то нервно доказывая Рудику. А тот еле заметно кивал головой и шевелил губами, что-то шепча на своем непонятном шипящем наречии.

Минут пять прошло, не меньше, прежде чем спир отнял артефакт от лба и открыл глаза, в которых я сразу заметил гаснущие золотые искры – такие же, какими мерцал Кэп.

– Он сказал, что поможет, – сказал Рудик. – В последний раз.

И ловко крутанул артефакт, словно каждый день тренировался просверливать дыры в пространстве.

Огненное кольцо появилось сразу. Мощное, большое, горящее неистовым пламенем. Вот что значит хорошо проведенные переговоры!

Я разбежался и прыгнул в полыхающую жаром пространственную аномалию, усиленно представляя себе серые, унылые девятиэтажки, которые в Зоне могли быть лишь в одном месте.

В Припяти…

Кэп не подвел. Секунда – и я уже, привычно сгруппировавшись, качусь по асфальту, сырому от недавно прошедшего дождя, краем глаза ловя окружающий пейзаж. Да, выбросило меня туда, куда хотелось, это без сомнения. Что ж, в очередной раз спасибо тебе, Кэп. Сейчас вот встану на ноги и попрошу Рудика передать артефакту искреннюю благодарность.

Рядом раздался смачный шлепок и сдавленное «твою мать!». Я поднялся на ноги и подал руку спиру, который, вывалившись из «кротовой норы», всё еще сидел на асфальте – видать, с непривычки знатно задницу отбил при падении.

– Ты ж вроде интеллигентный и не материшься, – с усмешкой сказал я.

– Извини, был напуган, – сказал Рудик. – На, забирай…

Он не договорил. Хотел протянуть мне лапку, на которой лежал Кэп – и замер на месте.

Кэпа больше не было. На мохнатой лапке спира лежала горстка серой пыли. Артефакт просто рассыпался в пепел, отдав всю энергию до капли.

Я невольно скрипнул зубами.

Всегда больно терять друга…

Во много раз больнее, коли он погибает по твоей вине…

Но просто невыносимо, как проворот в ране клинка ножа, вонзенного в твое тело, когда ты просишь его помочь – и он помогает, без раздумий, сомнений, без единого слова идя ради тебя на смерть. Кэп не умел говорить по-нашему, но разве это что-то меняет?

– Черт, – беспомощно пробормотал я. – Я ж не знал. Я не думал…

– Так вот что он имел в виду, когда сказал, что поможет в последний раз, – сказал Рудик. – Что ж, надеюсь это того стоило.

Я отвернулся. По моей щеке прокатилось что-то. Вряд ли слеза – сталкеры не умеют плакать. А те, что умели, потеряли эту способность – Зона быстро иссушает и слезы, и человеческие души. Просто, скорее всего, начинался очередной отравленный радиацией дождь, во время которого счетчики Гейгера начинают стрекотать более интенсивно, чем обычно.

Отвернулся – и увидел.

Он сидел на асфальте, прислонившись спиной к останкам бетонного фонарного столба, от которого остался лишь пучок ржавой арматуры высотой метра в полтора. Этот разломанный экзоскелет, кусками приросший к живому телу, невозможно было не узнать.

Но почему Харон не двигается? И где Фыф? Место точно то же самое, что я увидел в своем виде́нии.

Я подошел ближе.

Услышав шаги, Харон медленно поднял голову – и я увидел пустые, покрытые бельмами, слепые глаза на жуткой, гноящейся, сморщенной маске, которую невозможно было назвать человеческим лицом.

Бывший предводитель группировки «Монумент» умирал, это было очевидно. Правда, странно. Когда я видел его в последний раз, он выглядел намного лучше – если, конечно, такое слово применимо для мутанта. Из него словно высосали все соки, оставив догнивать на обочине проспекта полуживую, едва двигающуюся мумию.

– Кто это? – еле слышно проговорил Харон.

– Это я. Снайпер, – произнес я. – Ты звал меня, и я пришел.

– Поздно, – мутант опустил голову. – Все поздно. Он убил меня. Убил Фыфа.

– Как? – потерянно произнес я. Услышанное не укладывалось в голове. – Как убил? Кто убил?

– Мой брат. Хронос. Он умеет выкачивать из живых существ их время жизни. Монумент дал ему эту власть. Ты не сможешь убить Хроноса. Теперь ему служит моя гвардия. Ты видел их. Тогда, на пристани.

Я сразу вспомнил то чудовище, что смотрело на нас с лестницы, ведущей к воде. Трудно не согласиться. Вряд ли пуля из обычного стрелкового оружия сможет пробить такой бронекостюм. Хотя, конечно, никогда не поздно попробовать…

– Да, я видел их, – сказал я, до хруста сжимая кулаки. – Но твой брат убил моего друга. Нет, двух друзей. Поэтому я убью его. Во всяком случае, очень постараюсь.

– Я знаю, – сказал Харон. Его голос становился все тише и тише, и мне пришлось встать на одно колено, чтобы расслышать то, что он говорил. – Да, ты не отступишься. Тогда… Их бронекостюмы… Тебе нужен такой же. Моя лаборатория… Она на заводе «Юпитер», за корпусом номер два… Ищи вход в заброшенное убежище… Как найдешь, иди вниз, и сразу направо. Там увидишь. Чтобы войти… понадобится мой указательный палец правой руки… Возьми его… и иди… Храни тебя Зона, Снайпер…

Видно было, что последние слова дались ему с немалым трудом, и когда он все-таки произнес их, напряжение последних мгновений отпустило Харона. Он расслабился, плечи его опустились. И я спиной почувствовал холод, от которого по всему моему телу пробежала непроизвольная нервная дрожь. Сестра… Иногда я чувствовал присутствие Смерти, хотя не мог видеть ее. Когда-нибудь она придет и за мной, чтобы навсегда увести побратима с собой, в свои мрачные чертоги, как сейчас пришла за бывшим предводителем группировки «Монумент».

– Упокой тебя Зона, – сказал я, кладя ладонь на веки Харона, которые через мгновение опустились. Им, коченеющим практически сразу, нужно немного живого тепла для того, чтобы прикрыть мертвые глаза, смотрящие в вечность.

Харон не был моим другом. Скорее, врагом. Просто однажды судьба заставила нас сражаться против общего очень сильного противника. Но когда ты бьешься с кем-то плечом к плечу, враг ли это? И не становится ли он твоим другом в тот момент, когда прикрывает тебе спину? Сложный вопрос, на который у меня не было ответа.

А потом я вытащил из ножен «Бритву» и исполнил последнюю волю умирающего.

– Это было обязательно? – подойдя ближе с ноткой брезгливости спросил Рудик.

– Что-то ты, братец, после смерти больно нежным стал, – сказал я, поднимаясь с колена. – Раньше за тобой такого не замечалось.

– Сам попробуй помереть, тогда узнаешь, – с вызовом бросил спир.

– Пробовал. Не понравилось, – сказал я, пряча отрезанный палец Харона в один из подсумков разгрузки.

Разговоры – великая вещь! За ними проще забывается то, что очень хочется забыть. Смерть Кэпа. Смерть Фыфа. Смерть старого врага, который на самом деле и не враг, и не друг, а так… Но всё равно почему-то жаль его…

Можно, конечно, вытащить из рюкзака полулитровую флягу со спиртом, которую прихватил на складе, и выдуть ее всю – чисто чтоб не думать. Очень хочется. Но нельзя. Это Припять. Здесь выживают только трезвые на голову, причем во всех смыслах. От других остаются только кости, которых много валяется под серым небом в серой траве возле серых зданий.

Поэтому я лишь пригубил за помин погибших и передал флягу Рудику. Тот поморщился, но тоже приложился. Маленько не рассчитал, закашлялся. Бывает.

Я забрал флягу и всю ее, без остатка вылил на труп Харона. После чего чиркнул об ствольную коробку автомата охотничьей спичкой, и поднес ее к мертвому телу.

Несмотря на спирт, огонь горел неохотно, с ленивым треском пожирая черную плоть.

– Зачем? – прокашлявшись, спросил спир. – Всё равно ж не прогорит как следует.

– Здесь асфальт кругом, – ответил я. – А там, где его нет, все равно закапывать бесполезно – ночью мутанты по-любому выкопают и сожрут. Пусть хоть так будет, чем никак. Горелое мясо не всякий мутант жрать будет. Всё, хорош трепаться. Пошли.

Время разговоров прошло. И хоть боль всё равно осталась, будто гвоздь в грудь вбили, но надо было делать дело. Ту тварь, что умеет убивать столь эффективно, нельзя оставлять в живых. И дело тут не только в мести. Уроды умеют стремительно прогрессировать, становиться сильней. Поэтому зачищать их нужно как можно быстрее.

* * *

В Припяти редко бывает тихо. Обычно тут постоянно какая-то движуха присутствует. В основном нездоровая, за версту воняющая кровью и смертью.

Здесь отсиживаются, собираясь с духом, смельчаки, решившие пробиться к ЧАЭС в надежде найти легендарную Машину желаний.

Сюда же откатываются зализывать раны те, кто умудрился выжить после очередной неудачной попытки добраться до Монумента.

Зная об этом, в Припять порой наведываются штурмовые группы правительственных войск в надежде накрыть сталкерское гнездо одним ударом. После чего обычно изрядно прибавляется валяющихся трупов на улицах мертвого города – как сталкерских, так и тех, кто пришел по их души.

А вонь разлагающихся мертвых тел привлекает мутантов.

Поэтому город постоянно переходит из рук в руки. То одна группировка его контролирует, то другая. Бывает, что в Припяти и вовсе не остается достаточного количества живых людей, способных противостоять нашествию мутантов. И тогда муты становятся здесь полноправными властелинами – до тех пор, пока не съедят всех мертвецов, и с голодухи не примутся жрать друг друга.

Обычно это заканчивается тем, что слабые твари разбегаются из города от греха подальше, и остаются лишь сильные. Ненадолго. Пока друг друга на ноль не помножат, или тоже не свалят из голодного и неприветливого места.

Похоже, мы с Рудиком попали сюда именно в такой момент временного затишья. Мы шли по проспекту Ленина, держа оружие на изготовку и готовые стрелять во всё, что движется – потому, что в Припяти всё, что движется, опасно для жизни.

Но стрелять было не в кого. Ни души вокруг. Даже воро́н на разросшихся деревьях не было, что для мертвого города странно – обычно их сюда немало слетается, чтобы полакомиться мертвечиной. Похоже, что-то их распугало. Но что?

– Не нравится мне эта тишина, – проговорил Рудик. – И место жуткое. Прям по шкуре мороз от этих домов с разбитыми окнами. Как будто они глядят на тебя своими пустыми квадратными дырами в многоглазых черепах.

– Надо же какой ты впечатлительный, – хмыкнул я. Хотя самому тоже было не по себе. Чуйка моя сталкерская прям звенела от напряжения. Однако до конца проспекта мы дошли без приключений.

Я хорошо представлял себе карту Припяти. Сейчас налево, потом примерно полкилометра по улице Курчатова, далее направо еще метров двести – и вот он, легендарный завод «Юпитер», пользующийся среди сталкеров дурной славой. Хотя про какой крупный объект Зоны не ходят мрачные байки? Может и тут ничего особенного, сильно отличающегося от остальной Зоны.

Справа что-то затрещало. Я повел стволом автомата на звук, но тревога оказалась ложной. В кустах между деревьями притаился голодный «электрод», который, почуяв живое тепло, попробовал дотянуться до нас тонкой изломанной молнией. Но не вышло. Ослабла аномалия от недоедания, поэтому разряд получился жидким. Метра три до нас не дотянулся – и исчез, оставив в воздухе лишь слабый запах озона. Надо же, засел в кустах, и уже не первый день ждет удачи. Так и подохнет с голоду ожидаючи. Лучше б уполз из города вместе с мутантами, у которых нюх на поживу.

Впереди показалось приземистое одноэтажное здание, похожее на небольшой магазин советской постройки. Похоже, его таким для маскировки построили, чтоб жители Припяти поменьше внимания обращали на постройку специфического назначения. До чернобыльской катастрофы здесь находилась городская фекальная перекачивающая станция, которую в народе называли просто «Фекалкой».

Внезапно я остановился и замер на месте. Потому, что из-за «Фекалки» неторопливо так выходил жук-медведь. Самый страшный монстр вселенной Кремля.

Страшный хищник подмосковных лесов, мутант с хитиновым панцирем, эдакий живой танк размером со слона. Шесть лап, морда не то собачья, не то медвежья, тело сплошь покрыто красно-бурой броней, смахивающей на сложенные крылья майского жука.

Сто процентов эта громадная тварь пролезла в мир чернобыльской Зоны через портал, который я однажды прорубил своей «Бритвой» – и который по неизвестным мне причинам почему-то не закрылся обратно. Больше ей тут просто неоткуда было взяться. Потому и свалили из Припяти и люди, и мутанты – на широкой хитиновой пластине, прикрывавшей грудь монстра, были отчетливо видны следы от пуль и чьих-то мощных когтей, глубоко пропоровших естественную броню, но так и не добравшихся до уязвимой плоти.

Сталкивался я пару раз с жуками-медведями в мире Кремля. И выжил лишь чудом. Повезло можно сказать. Крупно. Но тогда я был на колесах, что некоторым образом уравнивало меня в скорости с быстроногим мутантом. Причем не один, а в компании с хорошими бойцами. Нет, Рудик отличный товарищ, но на своих двоих против жука-медведя нам противопоставить нечего. Добыча мы для него, причем достаточно легкая. Даже если попытаешься дернуться, мутант просто плюнет кислотой – и растечешься по асфальту словно жидкое пюре, уже готовое к комфортному употреблению.

– Вот дерьмо… – выдохнул Рудик, тоже останавливаясь и замирая – ему, родившемуся и выросшему во вселенной Кремля, не надо было объяснять, с какой тварью мы сейчас столкнулись.

– Совершенно с тобой согласен, – негромко сказал я. – На что еще можно нарваться рядом с «Фекальной», как не на него?

В такой ситуации только и остается что разговаривать. И ждать. Чего? А хрен его знает чего. Можно расслабиться и дождаться, пока тобой пообедают, например. А можно попытаться просчитать варианты спасения – чем я сейчас лихорадочно и занимался.

Но как-то тухло шли те просчеты с учетом способностей твари из соседней вселенной, которая лениво так пережевывая свои смертоносные слюни, не спеша, вразвалочку направлялась к нам. Зеленые нити тягуче стекали вниз из пасти и шипели, коснувшись асфальта, который пузырился и дымился от соприкосновения с кислотой.

Но харкать жук-медведь не спешил. Растягивал удовольствие. Я помню, есть у этих тварей такая слабость – покрасоваться, силу свою продемонстрировать, насладиться оцепенением потенциальной жертвы при виде неминуемой смерти. Распространенное довольно паскудное явление, часто встречающееся и у людей тоже. Которое меня изрядно бесит. А когда я злой, мне вообще всё по фигу становится. Признаться, замешкался я немного, когда этого монстра вдруг увидел. Не ожидал. Но сейчас всё прошло. Мозги заработали четко. И даже кое-какой план у меня созрел… когда Рудик спутал мне все карты.

Видимо, генетический страх перед кошмарной тварью полностью отбил у спира возможность соображать. Лучше б он сбежать попытался, честное слово, вместо того, чтобы заорать дурным голосом и начать палить в жука-медведя из своего «Вихря».

Не, я ничего не имею против патрона СП-6. Для своих целей он превосходен, особенно на короткой дистанции. Но жука-медведя бронебойные пули не впечатлили – слишком толста была хитиновая броня у этого чудовища, в которой те пули завязли, словно комары в тесте.

Но разозлили изрядно.

Харкнула тварь смачно, со вкусом. Длинно, как очередью полоснула, чтоб сразу накрыть и меня, и Рудика. Но я ее намерения понял как только она ноздрями воздух втягивать начала. Поэтому в момент харчка я как стоял, так и грохнулся спиной на асфальт, выставив перед собой свой АШ-12.

Прием сработал. Вытянутое облако зеленых слюней пронеслось над моим лицом, но я его особо не рассматривал. Потому что уже стрелял с подствольного гранатомета, метя в морду чудовищу, после своего плевка разинувшему пасть и ринувшемуся вперед.

Первая граната ушла «в молоко», что неудивительно – я из подствольника АШ-12 стрелял первый раз в жизни. Но беда оказалась поправимой, так как гранатомет моего автомата был револьверного типа, и вмещал в себя три выстрела скромного калибра. То есть, перезарядки не требовалось. Соответственно, я жахнул в морду жука-медведя вторую гранату, взяв прицел немного пониже.

Эта граната вошла удачнее. Тюкнула мутанта в широкий лобешник, рванув точно между глаз. Думаю, такой удар в череп даже головорука посадил бы на задницу. Но этот шестиногий танк лишь остановился и затряс башкой, словно боксер, словивший нокдаун. Во лбу твари появилась дымящаяся дыра, в которую можно было бы кулак всунуть. Но череп монстра был настолько толстым, что граната его хоть и повредила, но не пробила.

А вот злости чудовищу добавила. Хотя казалось – куда уж больше!

Оно прыгнуло с места, оттолкнувшись всеми своими лапами, да так, что вырванные когтями куски асфальта полетели в разные стороны. И я понял, что это конец. Правда, я все-таки успел всадить в брюхо жука-медведя последнюю гранату, и вдобавок еще и очередь туда же отправить.

Я стрелял, стрелял, стрелял, высаживая весь магазин в опускающуюся на меня сверху громадную тушу мутанта, потому что не привык помирать тварью дрожащей, потому что вот так, вдавливая спусковой крючок до судороги в указательном пальце, вот так, раздирая рот в последнем крике ярости, умирать – правильно. Так лучше, чем от водки, старости, болезней, нежелания жить дальше оттого, что смысл жизни потерян. Так – замечательно! На пике, на адреналине. И быстро. Когда мгновенная боль пронзает тело – и всё. Дальше уже ничего не болит. Ни тело, ни душа, ни совесть…

Я ждал этой боли – последней в моей жизни, как патрон в магазине моего автомата…

Но она не пришла.

АШ-12 заткнулся, израсходовав боезапас…

И тут я услышал треск.

И увидел невиданное…

Сбоку, прямо под летящую на меня сверху громадную тушу, подкатился светящийся шар, состоящий из сплетения множества беснующихся изломанных разрядов. Подкатился – и ударил снизу вверх всеми своими молниями навстречу ревущей горе мяса. Да так мощно, что огромная туша на мгновение аж зависла на этих молниях, бьющих точно в раны. Разряды будто чувствовали наиболее уязвимые места, лупя в отверстия, пробитые гранатой и пулями АШ-12 в брюхе, лишенном хитинового панциря.

В такие моменты теряться не надо. Мгновения мне хватило, чтобы резко перекатиться в сторону раз, другой, третий…

А потом совсем рядом со мной с громким чавканьем рухнул жук-медведь. Его лапы скребли по асфальту, кроша его в пыль. Мутант ревел, пытаясь подняться, но силы уже оставили его. «Электрод», неведомо как оказавшийся под брюхом жука-медведя, выжирал его изнутри. Одна из молний с треском проломила хитиновый панцирь, сверкнула белой искрой, и немедленно исчезла внутри мутанта. Увлеклась, стремительно насыщаясь свежим мясом…

Блин, даже боюсь представить, что за «электрод» будет сидеть на этой дороге через некоторое время, когда от жука-медведя останутся одни головешки. Аномалиям свойственно от обильной пищи увеличиваться в размерах. Предвижу, что после такого подарка, буквально свалившегося с неба, Зона рискует обзавестись мега-«электродом» величиной с небольшой танк.

Я поднялся на ноги.

Жук-медведь уже хрипел, беспорядочно и бестолково дергая лапами. Из уродливой, беспомощно разинутой пасти текли на асфальт зеленые слюни. Агония. Только вот интересно мне, как это «электрод» так вовремя и шустро подкатился под огромного мутанта? Совершенно несвойственное поведение для этих довольно медлительных аномалий.

Я огляделся. И увидел глаза. Большие, словно блестящие блюдца. Даже непонятно, как они умещаются на относительно небольшой мордочке спира.

Рудик сидел в кустах и трясся от ужаса, глядя на подыхающего жука-медведя. Я подошел, присел рядом.

– Ну и чего вибрируем? – поинтересовался я.

– А?

Спир ничего не соображал со страху, вцепившись в свой автомат, словно утопающий в ветку, протянутую ему с берега.

– Трясемся чего, спрашиваю? Подох урод шестиногий, некого больше бояться.

– Все равно… страшно.

Блюдца Рудика немного уменьшились, и в них начало появляться что-то похожее на осмысленность. А до меня вдруг дошло.

– Страшно ему, – проворчал я. – «Электрод» под жука-медведя подтаскивать не страшно было?

– Подтаскивать было бы страшно, – шмыгнул носом Рудик. – А я его просто пнул. Мы в детстве в древнюю игру играли, футбгдол называется. Там надо это… круглые аномалии ногами пинать, загонять их в Поля Смерти. Ну я их неплохо футбгдолил. Вот навык остался. Этот пучок молний рядом валялся, в кустах где я спрятался. Пнул я его – он и покатился. Чего там трудного-то?

– Действительно, фигня какая, – задумчиво сказал я. – Но все равно спасибо. Долг Жизни за мной.

– Забей, – махнул лапкой Рудик. – Если б не ты, этот фекальный жук-медведь меня бы точно сожрал. В мире Кремля мы, спиры, для них деликатес. Так что мы квиты.

– У меня на этот счет другое мнение, – сказал я. – Только просьба у меня на будущее. Не стреляй больше без команды, ладно?

– Испугался я, – немного смутился Рудик. – Больше не буду.

– Вот и отлично, – сказал я. – Ну, пошли дальше что ли, пока из «Фекалки» какое-нибудь новое дерьмо не вылезло.

* * *

Мы свернули налево, на улицу Курчатова. Не доверяя памяти, я сверился с картой, закачанной в КПК. Ну да, чуть больше полкилометра топать. Потом направо – и, считай, на месте.

– Может, лучше бегом? – поежился спир. – Как-то жутко тут больно.

– И это говорит мутант, который вырос в мире Кремля, пиная ногами аномалии? – усмехнулся я.

– Ну а чего такого, если они на нас не действуют? – пожал плечами Рудик. – Нас любой обидеть может, так хоть они не трогают. И то хлеб. Потому кроме них мы боимся всего на свете.

И вздохнул горестно.

– Это ты-то боишься? – хмыкнул я. – «Эй, Скорняк» помнишь?

– Помню, – улыбнулся спир. – Так я ж тогда тоже со страху.

– Ну, если ты такое со страху вытворяешь, то тогда я не знаю, что такое смелость и геройство, – сказал я.

И остановился, замерев на месте.

Рудик тоже тормознул, словно на невидимую стену напоролся. У спиров слух намного лучше человеческого. Значит, не показалось мне, будто справа тихий смех раздался. Тоненький такой. Детский. От которого у меня разом вдоль позвоночника мурашки побежали и затылок вспотел. Реально страшно услышать такое в пустом, мертвом городе – особенно после сталкерских рассказов о том, что бывает, когда встретишь в Зоне ребенка. Чистенько одетого, опрятного такого, с октябрятским значком на груди или с пионерским галстуком на шее, будто сошедшего с плаката времен чернобыльской аварии…

Однако эти были без галстуков и значков. Совсем маленькие, лет по шесть. Мальчик и девочка. На нем светлая рубашка и шорты, на ней легкое, воздушное платьице. И бант на макушке, похожий на большую белую бабочку.

Держась за руки, они вышли из-за угла облезлого одноэтажного магазина с чудом уцелевшей надписью «Восход» на крыше. Увидев нас, они засмеялись снова. Радостно, будто увидели старых знакомых.

И вприпрыжку побежали к нам.

– Как это? – дрожащим голосом спросил Рудик. – Откуда здесь детеныши спиров? А, Снар?

– Значит, говоришь, ты детенышей спиров видишь? – процедил я сквозь зубы, вскидывая автомат.

Но выстрелить не успел.

Расцепив руки, они прыгнули. Трогательные детские личики исказили гримасы ярости, при этом мигом расползлись до маленьких ушей уголки улыбающихся ртов, в которых стали видны длинные острые зубы.

Прыжок тварей был столь стремительным, что я не успел ничего сделать. Мелкая пакость, крохотные пальчики которой превратились в острые когти, вдруг оказалась у меня на груди – и с мерзким хрустом впилась в шею.

Понятное дело, что я бросил автомат, который повис на ремне, и вцепился в мелкого монстра, пытаясь отодрать его от себя.

Бесполезно. С таким же успехом я мог оторвать собственный кадык. Тварь словно приросла к моему телу, продолжая вгрызаться в него – еще мгновение-другое и перекусит трахею!

Поняв, что мои усилия тщетны, я схватился было за «Бритву», намереваясь всадить нож в невиданного ранее мутанта… и вдруг совершенно случайно, боковым зрением, краем глаза увидел Рудика… который неистово драл когтями собственное горло. При этом его лапы свободно проходили сквозь полупрозрачное тело твари, впившейся в шею спира.

Еще не до конца понимая что происходит, я повернулся лицом к Рудику – и в тот же момент паскуда, убивающая спира, потеряла прозрачность и стала видна явственно, детально. Даже слишком детально, с избыточными тенями и четким рельефом мышц, словно мутанта нарисовали на суперсовременном компьютере.

Я чувствовал, что «моя» тварь буквально жует мое дыхательное горло, но я уже перестал обращать на нее внимание. Отпустив рукоять «Бритвы», я подхватил АШ-12, и выстрелил с бедра – в толстую букву «В» на крыше магазина, за которой, как мне показалось, обосновалась какая-то слишком объемная, неестественная хрень. Конечно, это мог быть и мусор какой-нибудь, но даже под порывами осеннего ветра не будет мусор слегка дергаться в такт каждому движению челюстей мрази, присосавшейся к моей шее.

Отдача толкнула в ладони. Темная хрень на крыше магазина вздрогнула: похоже, я не промахнулся. Вздрогнула – и сразу же жуткий, заунывный вой пронесся над Припятью. Страшный. От которого очень хочется лечь на землю, закрыть ладонями уши и молить Зону о том, чтобы этот ужас поскорее закончился. Я прям всем телом почувствовал такую неодолимую потребность.

Но при этом я понял еще одно – хоть и болит моя шея, но на ней больше никто не висит. Нет той паскудной твари, что жевала мое горло. Исчезла. Испарилась, будто и не было ее.

И хотя гнул меня к земле вой, который, возможно, и существовал лишь в моей голове, однако осознание того, что я не ошибся, придало мне силы. Я вскинул свой автомат к плечу и уже прицельно всадил еще три пули в пакость, воющую на крыше магазина.

Пожалуй, три было даже много. Уже после второй над буквой «В» словно черный фонтан брызнул на мгновение, после чего на выщербленные ступеньки перед входом в магазин с мерзким хрустом упала оторванная пулями длинная лысая голова, похожая одновременно и на человеческую, и на лошадиную. Неудивительно. АШ-12 на то и штурмовой автомат, чтобы максимально эффективно решать вопросы с любой тварью, покушавшейся на твою жизнь.

Само собой, вой тут же прекратился. Я опустил автомат и потер ладонью шею. Нет, укусов не было. Их и не могло быть. А вот глубокие царапины от моих отросших ногтей присутствовали. Еще немного, и я либо разодрал бы себе дыхалку собственными ногтями, отдирая несуществующего мутанта, либо просто перерезал бы горло «Бритвой», уверенный, что убиваю монстра.

– Что это… было?

Я обернулся.

На Рудика было жалко смотреть. Несчастная мордочка, слезы боли в круглых глазах, лапка прижимает к шее оторванный нехилый лоскут мохнатой шкурки.

– Судя по башке, очень сильный мутант, – кивнул я на мертвую голову. – Смахивает на помесь псионика и телекинетика. Поковырялся в наших мозгах, вытащил оттуда нужные воспоминания, внушил нам качественные глюки, и принялся наслаждаться бесплатным шоу, глядя как добыча сама себя убивает, уверенная, что дерется со страшными мутантами.

– Вот гад какой! – всхлипнул Рудик. – Я ж своих сестру и братишку увидел. Младшеньких. А потом они в болотных тварей превратились, которые по ночам у одиноких путников кровь пьют. Зачем он так? Почему дети?

– Не знаю, – пожал я плечами, доставая из нарукавного кармана бинт. – Может потому, что тут неподалеку за этими пятиэтажками раньше был детский сад «Золотой ключик». Говорят, что все человекоподобные мутанты раньше были людьми. Может и этот тоже, при детсаде сторожем был, или воспитателем. Хрен знает, короче. Давай-ка я лучше тебя перевяжу.

– Не надо, – осторожно качнул головой Рудик. – Ты же знаешь, регенерация у нас почти мгновенная. Думаю, уже приросло все.

Отпустив лапку, он подобрал с асфальта свой «Вихрь», лихо закинул его за плечо – и ойкнул. Потому что шкурка от шеи снова отвалилась и повисла книзу окровавленным лоскутом.

– Так, стоять на! – строго сказал я, подключив к голосу командирские нотки. – Рядовой Арудогрилонокс, немедленно на перевязку!

– Ты помнишь как меня зовут? – умилился спир, расплывшись в улыбке, аж поникшие книзу кошачьи усы встопорщились кверху от счастья.

– Такое забудешь, – проворчал я, бинтуя шею мутанта. – У меня еще один такой же кореш, хрен выговоришь. Кандоронгаро…

И заткнулся, не договорив. Аж зубы стиснул до хруста в челюстях, чуть язык не прикусил. Ну не мог я свыкнуться с мыслью, что Фыфа больше нет! И оттого втройне корёжило меня от мысли, что тварь, его убившая, всё еще ходит живая по Зоне.

Это надо было исправить. И как можно скорее.

Я зафиксировал бинт, перебросил свой автомат обратно со спины в руки, и сказал:

– Всё, пошли. И не зевай, смотри по сторонам. Мало ли кто тут еще решит поживиться нашими тушками.

* * *

– Да, блин, в этой вашей Припяти хуже, чем у нас в мире Кремля, – пожаловался Рудик, поглаживая лапкой раненую шею поверх бинта. – Я уж думал, что хуже чем у нас не бывает.

– У нас тут тоже по-всякому, – сказал я, на ходу озираясь по сторонам и держа автомат наготове. – Иной раз как только что. А бывает что как сейчас, например.

Действительно. Мы шли по улице Курчатова, ежесекундно ожидая новой атаки… Но вокруг было тихо. Как на кладбище. Стих ветер, до этого шевеливший обрывки проводов на столбах и гоняющий по разбитому асфальту желтую листву. Далекий заунывный вой какого-то мутанта тоже оборвался на самой высокой ноте. Даже звуки наших шагов казалось утонули в этой тишине.

По левую руку осталось знаменитое Городское отделение Внутренних дел города Припять, на входе в которое чудом сохранилось большое стекло с нарисованными на нем щитами, звездами, колосками, серпами и молотами. Местная аномалия, как-никак. То стекло, что находилось справа от входа, было давно разбито. А то, что слева – нет, стоит себе, как будто его вчера вставили и тщательно раскрасили советской символикой. Один сталкер, говорят, как-то озорства ради выстрелил в это стекло. Тому – хоть бы хны. Словно в стальную плиту пуля ударила. Сталкер, не поняв темы, очередью полоснул. Без толку, только рикошеты взвизгнули, и один из них ему щеку разорвал.

Тогда у сталкера перемкнуло. Подтащил к стеклу найденную тумбочку, из гранаты чеку выдернул, на тумбочку положил, отбежал подальше.

Рвануло. Ни стеклу ничего, ни тумбочке, что была к нему прислонена. Только следы от осколков на асфальте.

Ну и поехала крыша у парня. И кирпичи он кидал в то стекло, и ногами по нему лупил, и кулаки в кровь разбил. Без толку. С виду тоненькое оно, обычное, ни разу не бронированное. А разбить – никак.

Видели сталкеры того сумасшедшего еще совсем недавно. Сидит на ступеньках ГОВД, глаза безумные. Отдохнет – и снова начинает молотить по аномалии, около которой к тому времени скопилось уже порядочно осколков кирпичей, сломанных палок и гнутых кусков арматуры. А потом пропал псих куда-то. Правда, говорят, по ночам можно увидеть тень того сталкера, которая медленно проплывает сквозь разрисованное стекло и жутко хохочет.

Все это я быстро на ходу рассказал Рудику, который зябко передернул мохнатыми плечами.

– И так страшно, а ты еще жути нагоняешь. Впрочем, поделом тому сталкеру, нечего стрелять в легенды Зоны. Но всё равно оставь лучше свои истории при себе. Мне и так постоянно кажется будто за нами из этих разбитых окон кто-то наблюдает. Теперь вот буду о призраках думать.

– Мутанты Зоны страшнее любых призраков, – сказал я. – А люди всегда страшнее мутантов. Так что опасаться надо не мертвых теней, а живых уродов, которые очень стараются превратить тебя в эту самую мертвую тень.

– С тобой, Снар, даже побояться как следует не получается, – фыркнул Рудик. – Идешь себе, нервы щекочешь местными кошмарами, но тут ты рот открываешь – и всё. Вместо качественного мандража появляется желание пристрелить какого-нибудь гада. Ну куда это годится?

Вот так почесывая языками, дабы снять напряжение, мы миновали неслабое такое кладбище брошенной техники, раскинувшееся слева, и свернули на Заводскую улицу, ведущую прямо к «Юпитеру».

Свернули… и тут же, не сговариваясь, рванули под прикрытие ближайших деревьев.

Ибо с дороги открывался вид на завод, которому по идее положено было бы быть заброшенным, как и другим зданиям Припяти.

Однако мне одного взгляда хватило, чтобы понять – объект охраняется, и довольно неплохо для условий Зоны.

На крыше крайнего корпуса я успел рассмотреть пулеметное гнездо, оборудованное по всем правилам: что-то крупнокалиберное на станке, обложенное мешками с песком. Плюс завод «Юпитер» был обнесен по периметру колючей проволокой. Не кордон конечно, где заграждения в два ряда, и смотровые вышки торчат меж теми рядами. Здесь все было проще. Обычные столбы, врытые в землю. На них намотана колючка, к которой привязаны консервные банки и пустые бутылки. Сигнализация, известная еще со времен Первой мировой войны. Примитивная, но действенная. Начнешь проволоку перекусывать, по-любому чем-то, да звякнешь.

– Бандиты? – взволнованно поинтересовался Рудик, которому в свое время от бандюков в его родной вселенной крепко досталось.

– Не похоже, – покачал я головой. – Уж больно все грамотно организовано. К тому же я точно знаю, что у бандитов на свалке в Рассохе сейчас своих дел невпроворот. Скорее, это военные.

– И чего они тут забыли? – проворчал спир. – На кой им старый, заброшенный завод?

– Иди у них спроси, – буркнул я, доставая из рюкзака трубу разведчика ТР-4, которую я прихватил на складе Захарова. Удобный перископ для наблюдения за объектами из-за укрытия. Высунул я ее из-за дерева, и принялся более подробно изучать завод и подходы к нему.

Правда, детальное изучение «Юпитера» особо информации не добавило. Я не ошибся – на заводе основательно закрепились вояки. А может дезертиры. Или армейские сталкеры. Оборудовали себе базу, правда, непонятно зачем. Для вдумчивого поиска артефактов и рейдов к ЧАЭС? Возможно. А может ищут чего на заводе. Например, то же, за чем мы с Рудиком сюда пришли. Вполне возможно.

Я сверился с КПК. Ну да, вышли мы удачно. Повезло так повезло. Как утопленникам. Пулемет как раз на крыше второго корпуса и стоит, за которым, по словам Харона, должен быть вход в убежище. Исходя из чего вопрос ровно один – как пробраться через колючку под прицелом пулемета? Дождаться ночи? Можно и так, только немногим это поможет – вон на углу крыши прожектор торчит. Остальную часть здания деревья загораживают, но, думаю, там то же самое – пулеметные гнезда и прожекторы. Проблема…

Я добросовестно чесал репу, придумывая хитрые планы проникновения внутрь охраняемой территории, как вдруг произошло неожиданное.

По правой стороне от улицы, ведущей к заводу, находилась относительно небольшая свалка утилизированной техники – в основном ржавые грузовики, с которых мародеры сняли все, что только можно было снять. И вот внезапно из-за одного такого грузовика вышла фигуристая девушка в поношенном, изрядно порванном камуфляже. Но странным было даже не появление девицы-красавицы в эдаком месте, а то, с какой легкостью и непринужденностью несла она пулемет Калашникова, вес которого вместе с примкнутой к нему патронной коробкой заметно оттягивает книзу руки мускулистых бывалых мужиков. Более того. На спине девушки висел плотно набитый армейский рюкзак нехилых размеров, литров на сто, не меньше, который будучи загруженным даже наполовину гарантированно гнет даже профессиональных вояк. Но дева двигалась так, словно ни рюкзака, ни пулемета в ее руках просто не существовало.

Она легко вскинула ПК к плечу, словно это была пластмассовая игрушка, и дала длинную очередь по пулеметному гнезду. Надо отметить, прицельную очередь. Трассерами. Которые легли точно в промежутки между торчащим наружу стволом пулемета и мешками с песком. При этом я успел заметить, что ПК в руках девушки практически не дергался от отдачи, словно он был на станке зафиксирован. И похоже я уже догадался, что за валькирия может столь непринужденно удерживать в своих лапках работающий пулемет.

Над зоной разнесся истошный вопль, слышимый даже за молотьбой ПК. Видимо, тот баклан, что дежурил в гнезде и пропустил движение в своем секторе, словил мгновенную карму трассером, не фатально продырявившим тушку. Конечно, он был не прав, куря бамбук на посту. Но, на мой взгляд, дева с пулеметом недалеко от него ушла по части раздолбайства. Ибо, конечно, круто смотрится со стороны пальба по укрепленному объекту стоя в полный рост будто в кино. Но на деле такое шоу длится очень недолго. Ровно до тех пор, пока другие участники спектакля не осозна́ют происходящее, и не подключатся к веселью.

Я уже видел движение в разбитых окнах трех-этажного заводского корпуса, и было понятно, что с минуты на минуту деву свалит точным выстрелом какой-нибудь опытный, хладнокровный стрелок. Ох, не люблю я такие вот развлекухи, когда очень хороших парней типа меня до обидного мало, а плохих, мать их, целое здание, набитое ими, словно фекальная станция дерьмом.

Но выбора особо не было. Теперь уж точно незаметно на территорию завода не проникнуть. Значит, придется идти напролом.

– Рудик, стреляй на движение, – крикнул я, сунув ТР-4 за пазуху и бросаясь вперед. Ибо дева с пулеметом, конечно, стреляет очень неплохо, но против хреновой тучи вооруженных бойцов ей по-любому не выжить.

На бегу я заметил, как какой-то из них появился в окне первого этажа, явно намереваясь испортить девушке настроение из своего автомата. Однако я выстрелил на мгновение раньше, и тяжелая пуля, долбанувшая в каску, унесла стрелка в глубь здания. Ну да, АШ-12 это тот случай, когда индивидуальные средства защиты не спасают – даже если пуля их и не пробивает, ее запреградное действие гарантированно нейтрализует противника.

Пока я бежал к девушке, успел снять еще одного. А также заметить, что Рудик длинной очередью успешно высадил уцелевшее стекло в окне второго этажа. И даже, возможно, кого-то задел, ибо из окна полетела не ответная очередь, а хриплый, надрывный мат.

А потом мне пришлось уйти в кувырок, потому что пулеметчица резко развернулась и полоснула очередью по тому месту, где долю секунды назад находилась моя голова.

Если честно, я такой исход предвидел, ибо когда в бою кто-то неожиданно стреляет позади тебя, то лучше перестраховаться. Потом, коли это была подмога, а не враг, подкравшийся с тыла, конечно нужно будет извиниться. Если только будет перед кем.

Увидев мой маневр, она резко повела ствол пулемета вниз, но я успел заорать дурным голосом:

– Настя, свои!!!

Сработало. Линия пулеметного выстрела зависла над моей макушкой словно невидимый дамоклов меч. Глаза пулеметчицы были широко открытыми, немигающими. Безумными. Интересно, киборги мира Кремля могут сойти с ума? Ну а чего? Конечно, в своё время Фыф отделил живой мозг красавицы кио от электронного управляющего центра, но сам-то центр никуда не делся. Перемкнет там у нее что-то в наполовину электронной голове, замкнет проводка, примет меня за какого-нибудь супостата – и всё. Добро пожаловать, Снайпер, в Край Вечной войны. Называется помог девушке в трудной ситуации.

Я на всякий случай мысленно попрощался с жизнью – но, как оказалось, поторопился. В бездонных глазищах красавицы мелькнуло узнавание. А потом в ее плечо ударила пуля, сорвав кусок кожи и немного мяса. Мне на лицо брызнула вязкая белесая кровь.

От такого ранения не то что девушка, мужик взвоет и схватится за надорванную мышцу. Но кио удар сзади лишь дал импульс к резкому развороту на сто восемьдесят градусов. Очередь – и стрелок, припавший к СВД явно с целью послать пулеметчице дополнительный гостинец, нелепо взмахнул руками, выронил винтовку и рухнул с крыши.

Условно все произошедшее за эти несколько секунд можно было считать успехом. Хотя бы потому, что мы все были живы. Пока что. Ибо я слышал – здание внутри гудело словно растревоженный улей, и в этом гудении я явственно различал отрывистые команды, отданные хорошо тренированными голосами. Это офицеры и сержанты раздавали вводные личному составу, слегка охреневшему от столь наглого нападения. И можно было не сомневаться – не пройдет и пары минут, как военные, придя в себя, вдолбят нас шквальным свинцом в раскисшую осеннюю грязь.

– За мной! – крикнул я, рванув вперед. Правда, сделав пару шагов, тормознул и обернулся.

Как чувствовал. Кио и не собиралась выполнять команду. Стояла на месте, дурными глазами глядя на здание. Явно выискивала кого б еще пристрелить.

Я подскочил к ней и заорал дурным голосом прямо в лицо, брызжа слюнями в неописуемо красивое лицо:

– За мной, мать твою нах!!! Бегом на!

И, схватив валькирию за раненую руку, рванул со всех сил.

Скажем прямо, сдвинуть с места киборга с танталовым скелетом это примерно как в одну харю пробовать свернуть с места бронетранспортер. Но я знал – кио боль чувствуют. Не так, конечно, как люди, но она им точно неприятна. А еще я очень надеялся, что поехавшая крышей подруга Фыфа не настолько чокнулась, чтобы пристрелить меня из своего пулемета, или во второй раз воткнуть в меня один из выдвижных штыков, спрятанных у нее в предплечьях.

Настя поморщилась, и непроизвольно сделала шаг вперед.

– Быстрее!!! – вновь заорал я. И бросился к забору из колючей проволоки. Все, что от меня зависело, я сделал. А помирать, уговаривая поехавшую деву пробежаться, в мои планы не входило.

Но вроде мой вопль подействовал. Судя по тяжелому топоту сзади, кио побежала следом за мной. А Рудик так уже секунд тридцать нетерпеливо приседал около забора, водя стволом автомата от одного окна к другому. Молодец спир! По тому, как его хвост нервно подрагивал, ясно – боится он нереально. Но при этом его страх особо делу не мешает. Нормальное состояние любого хорошего бойца. Страх сам по себе, а боевая задача – сама по себе. Совершенно не связанные друг с другом вещи.

На бегу выдернув из ножен «Бритву», я рассек проволочное заграждение снизу доверху. Мой нож, умеющий разрезать не только металл, но и пространство между мирами, справился с задачей на отлично – ряды колючей проволоки распались, звеня привязанными к ним пустыми банками и бутылками. И мы втроем ринулись в образовавшийся проход.

Пришедшие в себя военные начали стрелять – но было поздно. Мы уже бежали вдоль стены, по-этому палить воякам пришлось вслепую, высунув из окон руки с зажатым в них оружием. Такой способ стрельбы из-за укрытия относительно безопасен, но совершенно неприцелен. Если, конечно, вместе с руками и голову не высунуть. Но, похоже, что военные, впечатленные результатами нашей атаки, рисковать своими головами не хотели. Поэтому мы бежали, сопровождаемые омерзительным визгом рикошетов, бьющих от асфальта в серое небо Зоны, и для острастки в ответ постреливая вверх на бегу.

Как я понимаю, на этот раз мы с вояками разошлись краями: судя по отсутствию истошных воплей сверху, никто ни в кого не попал. Но на войне просто попасть во врагов – не самое главное. Главное остаться в живых. Иначе потом убивать тех врагов будет некому.

Мы завернули за угол здания – и Рудик, вприпрыжку бежавший впереди с автоматом за спиной то на двух, то на четырех лапах, крикнул:

– За мной!

И бросился к развесистым кустам, которые обычно растут на свалках, либо на заброшенных могилах. Впрочем, такая растительность на пустом месте еще обычно бывает на участках радиационного заражения, фонящих словно филиал Саркофага. Любят сорные кусты гнилую органику и ионизирующее излучение. Единственный вопрос: какого лешего Рудик забыл в этом переплетении узловатых побегов, острых колючек и вялых листьев нездорового гнойного цвета?

Но в то же время я помнил, что у спиров чуйка развита намного лучше, чем у людей. Особенно когда дело касается поиска укрытий в ситуации, опасной для жизни. Поэтому я не раздумывая бросился следом за Рудиком.

Спир прошмыгнул низом, где колючек было меньше. А мне пришлось вновь орудовать «Бритвой», чтоб пробиться через хитросплетения на удивление прочных побегов.

Хорошо что военные не сразу сообразили куда мы подевались. Хорошо что Настя прикрыла спину, долбя из своего пулемета по окнам здания. Хорошо, что пробиваться сквозь буйную растительность пришлось недолго, не больше минуты. Ну да, если в бою возникает столько хорошего одновременно, это значит – повезло. А еще это значит, что ты все делаешь правильно. Те, кто в боевой ситуации делает что-то неправильно, долго не живут.

Удар ножом, еще удар, еще… Жгучий сок пораженного радиацией растения брызнул в лицо, раз, другой. Но утираться было некогда. Потому что я уже видел: колючие кусты – это лишь умелая маскировка, прикрывающая небольшую бетонную будку с черным зевом входа, ведущего под землю. Так вот оно что? Слова умирающего Харона тут же всплыли в моей памяти:

«Моя лаборатория… Она на заводе «Юпитер», за корпусом номер два… Ищи вход в заброшенное убежище…»

Нет, не будь вояк, я б и сам походил вокруг второго корпуса завода «Юпитер», и наверняка догадался бы, что нехилая такая гора кустов неспроста тут выросла. Но на это нужно было время, которого у нас не было. Поэтому Рудик большой молодец, что так быстро нашел вход в лабораторию Харона.

У входа в будку двери не было, только ржавые, сломанные петли от нее и остались. Похоже, не придется использовать отрезанный палец покойного предводителя фанатиков. Вниз, в темноту вела рыжая от коррозии стальная лестница, под весом девушки-киборга жалобно заскрипевшая, но все-таки выдержавшая вес Насти.

Мы скатились вниз по ржавым ступеням… и остановились в недоумении.

Тусклый дневной свет, падавший сверху через дверной проем, кое-как разогнал темноту, и стало ясно: мы в ловушке.

Ибо это был бетонный мешок площадью метров сорок квадратных непонятного назначения. Хотя почему непонятного? В армии помнится хозяйственная рота в таких вот глухих подвалах капусту для всего полка засаливала. Может и тут до аварии что-то подобное было для заводской столовой?

Как бы там ни было, сейчас здесь капустой и не пахло. Бетонный пол, бетонные стены, потолок, само собой, из того же материала. И больше ничего, кроме кучи чьих-то костей в углу. Преимущественно человеческих, причем нехило так переломанных. Не иначе эти бедолаги забрались сюда так же, как и мы, спасаясь от преследования – и сами загнали себя в ловушку. А преследователи морочиться не стали, лишь швырнули в темноту пяток оборонительных гранат. Вон следы от осколков на стенах видны, захочешь – не ошибешься. Твою ж дивизию! Лихо, блин, меня Харон перед смертью подставил, ничего не скажешь. Впрочем, если разобраться, то по его меркам было за что, ибо в уничтожении его группировки я сыграл не последнюю роль.

– Не объяснишь, куда это ты нас завел? – слегка истеричным голосом поинтересовался Рудик.

Ответить мне было нечего. Разве что мысленно выдать поток нецензурных выражений, от которых Харону в Краю Вечной войны наверняка будет неделю икаться. Хотя… Что он там сказал тогда? «Иди вниз и сразу направо. Там увидишь. Чтобы войти… понадобится мой указательный палец правой руки…» Вниз мы уже пришли, а направо тут бетонная стена, испещренная гранатными осколками.

И тут мой взгляд зацепился за нехарактерную выбоину в бетоне. Казалось бы, ерунда, просто след от осколка слишком правильной овальной формы. Случайность.

Но три мои старые подруги – армия, тюрьма и Зона – хорошо научили меня одному простому закону. Случайностей не бывает. И все, что тебе кажется случайностью, кто-то другой заранее продумал, запланировал и осуществил. Начиная от шальной пули, летящей тебе в голову, и заканчивая странной выбоиной на стене, которая вряд ли по-явилась тут случайно.

И проверить это можно было только одним способом.

Я вытащил из подсумка разгрузки отрезанный палец Харона, слегка поморщился – протек он слегка, испачкав подсумок черной кровью и гноем – быстро подошел к стене и приложил к выбоине холодный кусочек мертвой плоти.

Прошла секунда. Вторая. Очень длинные секунды, надо сказать, потому что здесь, в трех метрах под землей, очень хорошо был слышен приближающийся топот многих подошв, молотящих по разбитому асфальту заводского двора.

А на третьей секунде даже я непроизвольно вздрогнул от неожиданности. Потому, что толстенный бетонный блок размером два на два метра внезапно с мерзким змеиным шипением быстро ушел вниз, открыв нам проход… куда-то в темноту.

Знаю я тактику любого опытного вояки. Не полезут преследователи в наш бетонный мешок, пока несколько гранат в него не закатят. И до момента той закатки оставались считаные секунды. То есть, не было у нас времени осторожничать, принюхиваясь к темноте, пахнувшей пылью и неизвестностью. Потому и шагнули мы в нее все вместе, одновременно.

Я не особо удивился, когда за нашими спинами повторилось неприятное шипение – толстый бетонный блок автоматически встал на место. Кстати, хорошо придумано, как раз для подобных ситуаций. Две секунды вполне нормальное время для того, чтобы войти. Как раз для такого расклада все просчитано, как сейчас, когда за толстенной стеной один за другим глухо хлопнули четыре взрыва.

– Повезло, – проговорила темнота дрожащим голосом Рудика.

– Ага, – безразлично отозвался я.

Хотел добавить, что не везет тем, кто ничего не делает, но передумал. Устал я. Даже языком ворочать сил нет. Поспать бы минут шестьсот, предварительно пожрав чего-нибудь хорошего. Так ведь нет. Не получится. Сейчас по-любому придется опять что-то делать, куда-то бежать, возможно стрелять в кого-то, притаившегося в темноте. Как же мне все это надоело…

Но за Фыфа я по-любому отомщу тому уроду! А потом буду серьезно думать насчет того, чтобы поменять свою жизнь. Потому, что реально до предела устал я носиться по Зонам. Покоя хочется. Тишины…

Ага, размечтался. Тишины не получилось. Потому, что рядом вдруг навзрыд расплакалась Настя.

Я аж своим ушам не поверил сначала! Чтоб вот эта вот железная леди, киборг без страха и упрека – и вдруг в слезы, как самая обычная человеческая девчонка? Никогда бы не поверил, если б сам не услышал! Блин, а чего надо говорить-то в таких случаях? Убей не знаю. Надо будет как-нибудь на досуге хоть один женский роман прочитать. Чисто для практики, чтоб не тормозить как сейчас.

– Ну ты это… ладно тебе, – сказал я.

Ноль эффекта. Даже вроде еще сильнее рыдать начала.

Подумал я немного. Протянул руку. Пальцы зарылись в густые волосы, которые я неумело погладил. С сочувствием у нас, сталкеров, плохо. Не на то учились. Так что сделал как смог, ожидая при этом то ли танталового штыка в глаз, то ли какой-нибудь мутировавшей мрази, которая того и гляди прыгнет на нас из темноты, ориентируясь по Настиным всхлипам.

Однако ни того, ни другого не случилось. Вместо этого тяжелая голова девушки-киборга ткнулась мне в плечо, которое немедленно мощно сотряслось от новой порции рыданий.

– Он… умер, понимаешь? – проговорила она, заливаясь самыми натуральными слезами, одна из которых капнула мне на ладонь. – Я… я нашла его глазное щупальце… рядом с трупом какого-то старого мутанта… Фыф… он просто в прах рассыпался… у меня анализатор выделил его ДНК из кучки того праха… всё… его больше нет… а я его… я его до сих пор всё равно люблю… паскудника такого… ненавижу… и люблю…

Да уж. Никогда не представлял себя в роли подушки для женских слез. Но вот поди ж ты. Сижу и глажу по голове существо из другой вселенной, которое ревет как самая обычная жена, потерявшая мужа на войне. И что говорить в такой ситуации? Да и надо ли что-то говорить?

Но, наверно, все-таки надо. Потому что когда ты молчишь в такие моменты, женщина обычно начинает плакать еще сильнее. И лучше о чем-нибудь другом говорить, сменить тему, отвлечь. Иначе все, что ты скажешь, будет иметь обратный эффект.

– А зачем по военным стрелять-то начала? – поинтересовался я.

– Жить не хотела, – всхлипнула Настя. – Смерти искала. И потом откуда я знаю, может это они его и убили.

Ну да, конечно, танталовая женская логика. И поди скажи что-то поперек, тут же последует: «А откуда ты знаешь, что не они?» Плавали, знаем, как-никак был женат когда-то. Поэтому я счел за лучшее промолчать. Потому, что когда начинаешь возражать в такие моменты, женщины непременно начинают беситься, проверено. А взбешенная кио это реально опасно для жизни.

Внезапно под потолком вспыхнула лампа. Одна. Вторая. Десятая. Они загорались одна за другой, постепенно освещая громадное помещение, заставленное пыльной научной аппаратурой.

Это была лаборатория. Одна из многих, находящихся под Зоной. Ни для кого уже не секрет, что чернобыльская АЭС преимущественно и была построена для того, чтобы снабжать энергией огромный комплекс подземных производственно-исследовательских центров, работающих на оборонную промышленность СССР.

Но печально известная авария на электростанции заставила персонал покинуть эти лаборатории. Многие из них до сих пор законсервированы. В некоторые проникла вода, сталкеры, или любопытные мутанты – и оснащенные по последнему слову техники исследовательские центры превратились в кучи бесполезного, ржавого мусора.

Но есть и те, что работают до сих пор. Их разыскали отчаянные ученые, которые ради новых знаний готовы рискнуть всем, даже собственной жизнью. Нашли, расконсервировали – и принялись за дело, вдохнув в старое оборудование новую жизнь. Раньше я думал, что знал только двух светил науки, добившихся очень многого работая в Зоне. Но оказалось, что кроме Кречетова и Захарова был и третий. Я и подумать не мог, что жуткое существо в древнем экзоскелете, приросшем к телу, на самом деле тоже ученый, ставший жертвой своей страсти к науке.

Я уже много видел подобных лабораторий, построенных по единому принципу – в СССР уважали единообразие. Габаритные агрегаты непонятного предназначения, силовые шкафы, разнообразные приборы, ожившие вместе с лампами под потолком и принявшиеся дружно перемигиваться разноцветными лампочками. Ну и, конечно, автоклавы, ставшие уже своеобразной визиткой Зоны. Интересно, пустые они, или опять с телами, погруженными в анабиоз?

Из-за здоровенного силового шкафа выскочил Рудик с довольной улыбкой до ушей.

– Пока вы тут занимались психологической разгрузкой, я главный рубильник нашел, – сообщил он. – А теперь может мне кто-то объяснит, какого дампа мы сюда притащились?

Хороший вопрос, ответ на который я и сам был бы не прочь узнать. Из предсмертных слов Харона я понял, что в этой лаборатории смогу найти бронекостюмы, аналогичные тем, что я видел однажды на пристани. Но пока что ничего похожего на суперсовременную броню поблизости не наблюдалось. Может, нужно поискать получше?

Вдруг над нашими головами что-то зашуршало, после чего из скрытых динамиков под потолком раздался спокойный, размеренный голос покойного Харона, усиленный аппаратурой:

– Что ж, добро пожаловать. Не знаю ваших имен, но если вы слышите эту запись, значит я уже мертв, и перед смертью успел передать вам координаты этой лаборатории вместе с ключом от двери, который работает как на вход, так и на выход. Итак, вы здесь, а значит у нас есть общая цель – убить того, кто убил меня и чем-то досадил вам.

Я тот, кто создал первый реально работающий боевой экзоскелет. Не скрою, идея создания первого прототипа принадлежит моему брату. Но уже тогда девяносто процентов работы по его созданию проделал я.

Однако в процессе испытания первого прототипа со мной произошло несчастье, превратившее меня в монстра. Тем не менее, я не бросил свои исследования в данной области. Нашел эту лабораторию, и продолжил работу.

Результатом моих дальнейших экспериментов в области конструирования индивидуальной защиты стали бронекостюмы совершенно нового образца. Я создал линейку искусственных артефактов, обладающих свойством поддерживать в стабильном состоянии наноэкзоскелет, создаваемый точно по размерам биологического объекта, помещенного в специальный автоклав.

Для того чтобы обзавестись такой защитой, достаточно просто лечь в один из автоклавов, находящихся в этой лаборатории – дальше электроника сделает все сама. При этом одежду снимать не обязательно, костюм формируется поверх объекта, размещенного в автоклаве.

Надеюсь, мое детище поможет вам в достижении цели. Удачи вам, живые…

Под потолком вновь что-то зашуршало, потом раздался щелчок – и вновь в лаборатории стало тихо.

– Ничего себе предсмертная записка, – пробормотал Рудик. – Кто это был? Тот мертвый мутант, которому ты палец отрезал?

Я кивнул.

– Может мне кто-то объяснит, что тут вообще происходит? – зло спросила Настя. Тоже, кстати, предсказуемая реакция – когда сильной женщине случается показать свою слабость, она потом непременно разозлится. На себя. А злость свою, понятное дело, попытается выместить на других. Куда ж ее девать, злость то, не в себе ж держать.

– Нечего объяснять, – не особо вежливо отозвался я, ибо не люблю, когда со мной таким тоном разговаривают. – Клади пулемет на пол да ложись в автоклав, вот и все объяснение.

То, как перекосилось лицо кио, это надо было видеть. У меня даже указательный палец непроизвольно коснулся спускового крючка автомата. Стрелять я, понятное дело, не собирался – слишком давно Настю знаю, – просто организм отреагировал на опасность. Он у бывалых сталкеров такой, рефлексы срабатывают раньше, чем мозг осознает проблему.

Обстановку, как ни странно, разрядил Рудик.

– Кхм, – кашлянул в кулак спир. – Видите ли, девушка, я тут случайно подслушал ваш разговор со Снаром. Как я понял, вашего мужа, которого звали Фыф, убил какой-то урод. Не исключаю, что это как раз тот, за кем мы гонимся – я как раз недавно видел кучку праха, рядом с которой лежало щупальце шама. Осмелюсь предположить – ваш муж был шамом, верно?

Я видел, как после этих слов Настя закусила губу – видимо, чтобы снова не разрыдаться. Но кивнула.

– Так вот, – продолжал Рудик. – Если вы хотите отомстить убийце вашего мужа, то логично будет обзавестись соответствующей защитой. Для этого мы сюда и пришли. Поэтому рекомендую вам воспользоваться советом покойного хозяина этой лаборатории и пройти в автоклав.

Признаться, я слегка подвис. Успел уже забыть, что этот ушастый лемур умеет изъясняться столь витиевато. Хотя да, он же в библиотеке родился. Начитался в детстве книг про благородных донов, вот теперь и выпендривается.

Не думал, что Настю можно пронять словами – обычно кио понимают лишь крупнокалиберные огнестрельные аргументы. Но подействовало. Ничего не сказав в ответ девушка решительными шагами направилась к ближайшему автоклаву.

– Ты бы с ней это… повежливее, – тихо сказал Рудик, подойдя ко мне поближе. – Она в положении. Потому и нервная.

– Эээ… Мы сейчас все в непростом положении, – протянул я, думая о своем категориями военного, далекими от проблем перепадов женского настроения. Об автоклавах, например, о том, что, судя по глухим ударам с той стороны, вояки сейчас пытаются пробить бетонную стену, отделяющую нас от них. Потому и затупил, о чем Рудик мне немедленно сообщил:

– Вряд ли мы все сейчас беременны! – прошипел он свистящим от возмущения шепотом. – До чего же вы, хомо, иной раз бестолковые! Неужели ты сразу не понял?

Честно говоря, такого я не ожидал.

– Настя? Она… ох ты ж, ёксель мать… Как ты узнал?

– А то не видно, – буркнул спир. – Так что не рычи на будущую мать. Ее сейчас беречь надо.

Я пожал плечами. Из видимых признаков беременности мне был известен лишь один, но явного увеличения живота я у Насти не заметил. Все остальные показатели изменений такого рода в женском организме были мне неизвестны. Ну не разбираемся мы, сталкеры, во всех этих дамских тонкостях. Не на то нас жизнь учила. Может потому в свое время от меня жена и ушла, м-да…

Но, как бы то ни было, переживать по этому поводу времени не было. Поэтому я последовал примеру кио и направился к одному из автоклавов.

Знакомая конструкция. В лабораториях Зоны разновидностей этих гробов из толстого стекла не так уж и много – похоже все их на одном заводе и собирали, различия лишь в размерах, да в количестве кнопок на управляющем блоке, расположенном в головах.

Правда, ничего дополнительно нажимать не потребовалось – при моем приближении крышка медленно поднялась сама собой. Надо отдать должное Харону – молодец, предусмотрел всё. Похоже, он не только Зону сверху разглядывать мог, ментально отделившись от тела, но и будущее тоже. Хотя здесь, в Зоне, не надо быть пророком, чтобы угадать простейшее – каким бы ты крутым не был, рано или поздно найдется тот, кто тебя убьет.

– А мне что, тоже в такую гробницу лезть? – послышался сзади нервный голос Рудика.

– Если не хочешь помереть раньше времени – придется, – сказал я, снимая с себя оружие, рюкзак и разгрузку. После чего сложил их возле стеклянного гроба, и полез под крышку.

Ощущение было словно в пасть к хищному растению дианее лезу. Фиг его знает, что учудит прибор, созданный мутантом.

Но я верил Харону. И не потому, что мы как-то дрались с ним плечом к плечу на арене против общего врага – порой и лучшие друзья предают, что уж говорить о случайных товарищах по несчастью. Просто я очень редко верю живым. А вот мертвым доверяю больше, ибо нет у них интереса вредить кому-либо – если они, конечно, не зомби.

Крышка стеклянного гроба принялась так же неторопливо опускаться вниз. Но я еще успел заметить как Рудик боязливо лезет в соседний саркофаг, благо их в лаборатории аж пять штук стояло. Ну, что ж, если судьба повернется к нам спиной, по-мрем все вместе. Но все же я искренне надеялся на лучшее – ведь когда ты ложишься в гроб, ничего другого просто не остается.

Прозрачная крышка зафиксировалась с легким щелчком, после чего я немедленно почувствовал, как моему затылку и ладоням стало мокро и холодно. Автоклав довольно быстро стал заполняться вязкой, маслянистой жидкостью – которая, как ни странно, совершенно не смачивала ткань камуфляжа. Что-то типа расплавленного пластилина – ледяного, и исключительно мерзкого на ощупь.

Жидкость поднималась все выше, и мне это нравилось все меньше. Меня не отпускала мысль, что у Харона была веская причина отомстить мне. Так может он решил перед смертью рассчитаться с долгами, и тупо утопить меня в своих автоклавах вместе с моими товарищами?

Похоже, те же мысли посетили и кио. Я услышал справа мощный удар, потом второй, третий. Настя билась в стеклянном гробу, пытаясь разнести крышку изнутри. Думаю, бесполезное занятие. Силищи у кио, конечно, не занимать, но многослойное стекло такой толщины выдержит даже пулеметную очередь, выпущенную в упор. Поэтому я лежал спокойно, не дергаясь, и не особо рефлексируя. Утопление, конечно, смерть неприятная, но мучиться придется не слишком долго. В этом плане существуют варианты гораздо более болезненные и продолжительные.

Внезапно я ощутил, что на моих утопленных конечностях защелкнулись мягкие, но мощные захваты. Я рефлекторно попытался дернуться. Бесполезно. Я даже пошевелиться не мог. В следующее мгновение два таких же захвата обвились вокруг шеи и головы, сильно надавив на глаза и плотно прихватив уши. Ну, вообще замечательно. Нечто подобное я уже ощущал недавно в лаборатории Захарова, когда лежал на столе парализованный хит-рым аппаратом. Но там я хоть головой двигать мог. Здесь же и этого не оставили.

Вдобавок я почувствовал, как что-то мощно надавило мне на горло, перекрыв доступ кислорода. Любой человек в такой ситуации автоматически разинет пасть в надежде схватить ею хоть немного воздуха. И я не исключение.

Но вместо вожделенного воздуха мне в ноздри и в горло скользнули гибкие трубки.

Признаюсь, от полноты ощущений глаза у меня вылезли из орбит. Обычно интубацию проводят, когда человек находится под наркозом. Но когда тебе в трахею без обезболивания суют довольно толстый шланг, хочется только одного – сдохнуть, и как можно скорее.

Но обычно исполнением таких роскошных желаний не занимается даже пресловутый Монумент. Поэтому сдохнуть не вышло. В легкие хлынул немного сладковатый воздух, отдающий клубникой, при этом носовое дыхание отрубилось, перекрытое трубками.

Я в любой ситуации привык думать только о плохом раскладе, ибо про хороший думать не надо, если что он сам придет. Поэтому я принялся вспоминать, какой газ так пахнет. Разумеется, отравляющий. Циклозарин? Нет, тот скорее с персиковым запахом. Хлорпикрин? Тоже не похоже, тот вроде резче вонять должен…

А потом думалка перестала думать.

Нет, я не вырубился. Скорее, слегка отъехал, погрузившись в некое полубеспамятство. Но при этом я осознавал, что мне стало очень больно. Экстремальная боль пронзила все тело, от макушки до пяток. И если б не это полуотъехавшее состояние, я бы наверно просто отключился. Но приторный клубничный газ обволакивал мозги, не давая им вырубиться, и мне оставалось лишь плавать в океане боли, расплываясь в ней безвольной кляксой… Становясь этой самой болью, растворенной в вечности…

И вдруг настал момент, когда я осознал, что вязкая жидкость уходит, стекает куда-то вниз. При этом вслед за нею с моего тела сползли и захваты, фиксирующие голову и конечности. А еще в моей дыхалке больше не было трубки, всунутой туда принудительно, и я мог дышать самостоятельно.

Я приподнял свою руку насколько позволяла стеклянная крышка автоклава. И даже не особо удивился тому, с какой легкостью я это сделал. Потому, что это была не моя рука, которая до загрузки в автоклав была вдвое тоньше этой конечности, перевитой серебристыми гипертрофированными мускулами.

«Получилось», – пришла вялая мысль, следом за которой в памяти всплыло воспоминание: у той твари на пристани Припяти были точно такие же руки. Ага. Значит, сейчас на мне наноэкзоскелет, изобретенный Хароном. Замечательно. А как теперь насчет выбраться отсюда?

Словно в ответ на мои мысли внизу подо мной что-то хлюпнуло – похоже, встроенные в автоклав насосы всосали остатки мерзкой жидкости, в которой я чуть не утонул. Следом щелкнула и чуть приподнялась крышка моего стеклянного гроба. Намек более чем прозрачный.

Я неловко двинул рукой – и эту крышку чуть не сорвало с петель, с такой силой она откинулась назад. Потрясающе! Это тебе не медленная, неуклюжая сила штурмовых механических экзоскелетов! Это мощь дикого зверя – грациозная, быстрая, и смертоносная!

Эксперимент меня приободрил. Даже мысли, беспорядочно скачущие в голове словно взбесившиеся снарки, маленько пришли в порядок. Я совершенно без усилий сел, потом поднялся на ноги. Меня слегка качнуло, но я тут же обрел равновесие без малейшего участия со своей стороны. Похоже, экзоскелет умел автоматически стабилизировать в пространстве тело с нарушенной координацией движений. Очень удобно, особенно при ранении…

Позади меня послышался грохот. Я обернулся.

Ну да, ясно-понятно. Вылезая из своего стеклянного гроба, Настя сорвала с него тяжеленную крышку, которая теперь валялась метрах в трех от автоклава. Ничего удивительного. Силищи у девушки-киборга и без того было как у пяти здоровенных мужиков вместе взятых. А тут еще серебристый наноэкзоскелет дури прибавил.

Выглядела она… необычно. Серебристая статуя, перевитая толстыми мышцами. На лице – неподвижная маска. Лишь глаза горят нехорошим огнем. Угу. Значит, меня автоклав упаковал в такую же шкуру, точно подогнанную по размеру. Плюс какие-то контакты к телу протащил прямо сквозь одежду, от них, видимо, и боль была, когда они проникали под кожу. Интересно, а каким образом эту броню с себя снимать? И как естественные потребности справлять? Или при этом автоматические люки открываться будут спереди и сзади, а хитрая механика примется стаскивать штаны прямо под костюмом?

Мои размышления прервало торжествующее «Ио-хууу!!!». Это словно чертик из табакерки выскочил из автоклава Рудик. Который выглядел интересно. Эдакая мускулистая серебряная крыса на двух ногах. Наверно у автоклава не нашлось точной программы для физиономии спира, и он приклеил ему на мордочку ту модель маски, какая была у него в памяти.

Впрочем, Рудику это, похоже, неудобств не доставило. Он прыгнул чуть не до потолка, приземлился на четыре лапы, кувырнулся, подхватив при этом с пола свой автомат, и встал уже на задние лапы в агрессивно-картинной стойке – хоть плакат с него рисуй для будущего фильма.

– Вот теперь-то мы им всем точно надерем нижнюю чакру! – сообщил он, агрессивно щелкнув зубастой пастью. Круто же автоклав постарался, нарастив спиру челюсти искусственным наноматериалом!

– Плагиатор, – хмыкнул я. – Про нижнюю чакру у меня же спёр поди?

– То есть? – окрысился спир.

– Ну, я вроде в каком-то из своих романов эдакое завернул.

– Ты это выражение официально зарегистрировал, чтобы оно стало твоим? – ехидно поинтересовался мутант. – Нет. Ну и помалкивай, писатель.

Понятно. Крутая броня добавила Рудику отваги и нахальства.

Усилием воли я подавил в себе желание отвесить охамевшему корешу пинка, и посмотреть, насколько далеко его унесет при этом. Тем друзья и отличаются от обычных людей – возможностью нарываться без риска получить в бубен. Но как же иногда хочется от души зарядить в дружеское хлебало, кто б только знал…

Вздохнув, я подобрал с пола свой автомат вместе с разгрузкой и рюкзаком, прикидывая заодно наши дальнейшие действия. Но тут под потолком снова зашуршало, после чего по лаборатории разнесся знакомый голос Харона:

– Итак сейчас на вас надета последняя модификация нанокостюма, снабженная двуслойной графеновой броней, искусственной мускулатурой, а также системой ускорения и стабилизации движений. Но уникальность данного экзоскелета состоит в том, что его структура нестабильна. Мной был создан искусственный артефакт, который я назвал «Конструктором». Благодаря ему я смог изменять электронную заселенность атомов не только на внешних, но и на внутренних уровнях. То есть, была получена возможность произвести временную квантовую генерацию одного материала из другого. Грубо говоря, я смог перенаселить атомы азота и кислорода до такой степени, что они превратились в атомы углерода, железа, молибдена, титана и так далее.

Но – повторюсь – структура костюма нестабильна и полностью зависит от степени зарядки интегрированного в него «Конструктора». Когда он полностью заряжен, костюм существует не более тридцати шести часов, после чего перенаселенные атомы, из которых он состоит, возвращаются в исходное состояние. То есть, превращаются в воздух. Однако встроенные под вашу кожу датчики «помнят» структуру наноэкзоскелета, и «Конструктор» будет готов воссоздать его вновь в любой момент, как только будет заряжен. Для активации достаточно послать «Конструктору» мысленный приказ, представив себя облаченным в броню. Ваши артефакты теперь настроены точно под вас, так что они будут ловить ваши мыслеобразы, и по ментальной команде вы сможете надевать и снимать свои экзоскелеты. Надеюсь, предоставленной информации вам хватит для того, чтобы разобраться в своей новой броне. Действуйте, живые, и да хранит вас Зона.

Щелчок под потолком дал понять, что инструктаж окончен. Мило. Значит, пока Харон рассказывал о своем детище, встроенные в него источники энергии благополучно разряжались. Ясно-понятно. Придется учиться экономить заряд брони, прогуливаясь по зараженным землям в одном камуфляже, что в условиях Зоны не особо хорошо. Но выбирать не приходилось.

За стеной раздался взрыв, стеклянные приборы, расставленные на нескольких столах, дружно звякнули. Ага. По ходу, все время пока мы захлебывались в автоклавах, вояки не переставали долбить стену. Упорные, этого у них не отнять. Но у нас теперь есть чем им ответить. Вернее, в чём.

– Ну что, пошли что ли? – сказал я, снимая автомат с предохранителя. Пока говорил, ощутил, насколько потяжелела нижняя челюсть, защищенная теперь мощным наномышечным корсетом. Нет, ворочать ею было легко, просто ощущение веса добавилось. И на лице, и на всем теле. Солидного веса, который было на удивление легко нести на себе. Непередаваемое ощущение.

– Пошли, – сказала кио, перехватывая пулемет поудобнее. – Только слышь, хвостатый, не мешался бы ты под ногами. А то раздавлю еще ненароком.

Хоть и стала мордочка Рудика почти что волчьей, агрессивной донельзя, но не заметить, как помрачнел спир от услышанного, было сложно. По глазам видно. Глаза-то теми же остались, такими же большими. Только после слов Насти моментально исчез из них нахальный прищур, и стали они большими и печальными. Как у ребенка, которому ни за что отвесили подзатыльник.

– Ну ты это, полегче с ним, – буркнул я. – Чего он тебе сделал-то?

Настя не ответила. Молча повернулась и направилась к стене, за которой уже явственно слышались гулкие удары – похоже, вояки взрывами выдолбили неслабый кусок бетона, и теперь пытались пробиться в лабораторию при помощи кувалд и ломов. Что ж, придется им помочь.

Настя встала возле стены с пулеметом на изготовку. Рудик сделал то же самое, правда отойдя от кио на пару метров правее. Чисто чтоб под ногами не мешаться, как она сказала. Интеллигентный. Даже не послал деву куда подальше, проглотил обиду. Я так не умею. Наверно потому, что в отличие от него не в библиотеке родился и вырос, м-да…

Размышляя о жизни таким образом, я одновременно искал глазами на стене характерную выемку. Ага, вот она. Если не приглядываться, то и не заметишь. Приложил я к ней палец Харона – и едва успел перехватить автомат в боевое положение, так как стена по-моему еще быстрее вниз ушла, чем в первый раз. Скорее не ушла, а рухнула, словно нож гильотины. Наверно какие-то стопорные механизмы военные своими взрывами все-таки повредили.

Мгновение – и я уже смотрю на офигевшие лица вояк, в руках которых зажаты инструменты, которыми они стену ковыряли. Четверо их было, больше видимо не удалось разместить их так вдоль стены, чтоб они друг друга кирками да ломами не покалечили. Этот первый ряд и перечеркнула Настя очередью из своего пулемета. И когда военные попадали на бетонный пол, резанула второй. По тем, кто кучковался у стены, наблюдая за работой товарищей. За девять секунд – девять трупов, по секунде на каждого. Только что были живые люди, и вот уже валяются в лужах крови куски мертвого мяса, почти рассеченные надвое пулями. Везучие люди. К ним Сестра пришла быстро, они поди даже и понять ничего не успели. Отличная смерть! Мне б такую, когда дело дойдет до путешествия в один конец.

Это у меня всегда так – как бой, так в голову философия всякая лезет. Нормальное явление. У кого-то ярость в башке клокочет как дело до стрельбы доходит, кто-то страх глушит воплями, ту ярость имитирующими. А у меня в черепе философские размышления бродят неспешно, словно зомби, бормочащие себе под нос всякую чушь.

Правда, хоть и раздражает меня эта особенность моего организма, но делать свое дело она мне не мешает. Пока Настя короткими очередями добивала раненых – правильная тема, ибо любой раненый, разозленный фактом своего ранения, имеет свойство из последних сил выстрелить в тебя – я скользнул налево, к выходу. И двумя одиночными выстрелами разнес голову и грудь бегущему мне по лестнице навстречу автоматчику в легком бронекостюме, лишний раз убедившись, что АШ-12 на коротком расстоянии оружие страшное в своей мощи.

– За мной! – рыкнул я, бросаясь вверх по ржавым ступенькам. Даже если ты упакован в супернавороченный экзоскелет, эффект внезапности никогда не помешает.

Он и не помешал.

Те военные, что прохлаждались снаружи, вряд ли ожидали, что прямо на них из-под земли выскочит эдакая фантастическая серебристая фигура с мегаубойным автоматом в лапах, и примется выкашивать их короткими очередями словно сорную траву.

Правда, с очередями я слегка просчитался. Не успел привыкнуть к тому, что магазин у автомата всего на двадцать патронов. Поэтому хватило его ненадолго. Но тут Настя помогла. Вовремя подоспела и поддержала из своего пулемета. Рудик тоже подключился, причем завалил двоих, которые надумали атаковать нас с тыла.

Не обошлось и без неприятностей.

Один из военных перед смертью успел резануть по мне очередью из своего «калаша». Первая пуля ударила меня в грудь, вторая в плечо. Неприятное конечно ощущение, будто кулаком в тушку ткнули два раза. Но не сказать, чтобы очень сильно, хотя, конечно, качнуло меня назад. В общем, пережить можно, костюм свою задачу выполнил на «отлично». Что не могло не радовать.

В общем, через минуту площадь перед подземным убежищем была завалена трупами разной степени изуродованности. В этом плане опять мой АШ-12 отличился. Там рука отстреленная валяется, а вон там половинка головы, из которой на асфальт, словно из чаши, лениво вытекает белесо-кровавая жижа. Но тут уж ничего не попишешь, война есть война, которая в Зоне, похоже, никогда не прекратится.

– Ну что, куда теперь? – поинтересовалась Настя, доставая из рюкзака новую коробку с патронами.

– Теперь… – начал было я, тоже примыкая новый магазин к автомату.

И не договорил.

Потому, что увидел…

Он неожиданно появился в окне здания напротив. Только что не было никого – и вот, нарисовался. Боец в такой же униформе, как и те, которых мы только что так эффективно и эффектно перестреляли. Раненый, с большим кровавым пятном на боку. Но не с автоматом в руках, как остальные, а с гранатометом РПГ-7 на плече, снаряженным копьевидным кумулятивным выстрелом, который ни с каким другим не спутаешь.

В такие мгновения осознание происходящего обостряется нереально. Только что ты со своими товарищами эдак снисходительно ухмылялись про себя, празднуя легкую победу – и вдруг вот оно, поражение, смотрит на тебя из окна через оптический прицел, и палец уже выжимает спуск. А ты ничего не успеваешь сделать, потому что автомат у тебя в одной руке, магазин – в другой, и для того, чтобы привести оружие в боевое положение, тебе нужна секунда.

Всего одна.

Которой у тебя нет…

И у друзей твоих тоже нету ее потому, что Настя еще не сменила пустую ленту на полную, а Рудик вообще беспечно закинул свой «Вихрь» за спину…

Время замедлилось – так всегда бывает перед смертью, я точно знаю. Гранатомет дернулся в руках военного, белесый дым окутал его – и тут я понял: выстрел летит не в меня…

В Настю.

Ту, которая в самом начале затеяла всю эту заваруху со стрельбой по военным. И этот, с гранатометом, похоже, и есть часовой с крыши, которого кио срезала первой очередью. Тот самый пулеметчик, нашедший способ отомстить.

Я дернулся было, чтобы толкнуть Настю, понимая, что уже не успеваю ничего сделать…

Но Рудик оказался быстрее.

Я лишь успел заметить серебристую хвостатую молнию, мелькнувшую в воздухе.

А потом раздался взрыв, швырнувший меня на асфальт словно пушинку…

Страшный удар затылком на мгновение лишил меня сознания. Но бронекостюм и на этот раз оказался на высоте. Думаю, если б его не было, от моей головы осталась бы лишь клякса, расплывшаяся по асфальту. А так я получил лишь встряску, сравнимую с легким нокдауном. Который не помешал мне приподнять голову и увидеть, как гранатометчик вставляет в свой РПГ новый выстрел.

Взрыв вышиб из моих рук и автомат, и магазин. Но тяжелый РШ-12 остался висеть у меня на поясе. Времени подниматься на ноги не было, поэтому я выхватил револьвер из кобуры и начал стрелять. Не прицельно. А так, как я умею. Посылая не пулю, а всего себя во врага, который только что убил твоих друзей. Я не сомневался, что Насти и Рудика больше нет. Потому что никакая броня не выдержит прямого попадания кумулятивной гранаты, созданной для уничтожения танков.

Я почувствовал всем телом, как частичка меня, вылетевшая из ствола РШ-12, оторвала плечо гранатометчика, отчего он волчком крутанулся на месте. Но я не дал ему упасть, ударив во второе плечо. Да, он имел право на месть, но и я сейчас был в своем праве. Так что я просто хотел оторвать руки, убившие моих друзей.

И я сделал это.

От второго удара безвольное тело гранатометчика отлетело куда-то в глубь здания. Но оно мне было больше неинтересно. Он совершил то, что хотел, и я сделал то же самое. Больше мы ничего друг другу не должны.

Я попытался встать на ноги. Получилось со второго раза, спасибо системе стабилизации, которая нехило так помогла, когда меня качнуло назад. Нокдаун-то оказался более серьезным, чем я подумал вначале. Но – плевать, бывало и хуже. Я сунул пистолет в кобуру…

И увидел.

Настя лежала на спине, словно безжизненная, сломанная кукла. Пулемет валялся рядом с ней, а на ее груди расплывалось большое черное пятно, воняющее так, как может вонять только сгоревшая кровь.

При этом я как-то не сразу понял, что это не ее кровь. Потом дошло. Когда я не увидел ничего, что могло бы остаться от Рудика, прикрывшего собой Настю. Да и не могло ничего остаться. После удара головной части взрывателя гранаты о бронекостюм кумулятивная струя раскаленных газов пробила его, и выжгла внутри все, включая артефакт, поддерживающий само существование бронекостюма. И от него, и от Рудика не осталось ничего, если не считать сожженной крови, брызнувшей на камуфляж Насти.

Тем не менее, наноброня спира сделала свое дело прежде, чем без следа раствориться в воздухе. Ее задняя часть, прикрывавшая спину Рудика, изнутри приняла в себя удар кумулятивной струи – и практически полностью сумела ее остановить. Лишь незначительная, ослабленная часть ее прорвалась наружу, ударив Настю в грудь и сбив с ног. А может это было просто тело Рудика, принявшее в себя страшный удар и мгновенно разогнавшееся до скорости летящего снаряда прежде, чем мгновенно сгореть внутри своего костюма. Не знаю, не разбираюсь я в таких тонкостях. Просто сейчас я знал – не удастся мне собрать биоматериал спира для того, чтобы оживить его когда-нибудь. Нечего собирать. Даже мне, совершенно не разбирающемуся в науке, было ясно – то, что сгорело напрочь, восстановлению не подлежит. Но в голове все равно не укладывалось, что Рудика больше нет. Отказывался мозг принимать эту мысль, простую и очевидную, как пуля, ударившая прямо в сердце. Поэтому я сейчас очень постарался не думать. И на это была еще одна причина.

Я бросился к кио, одновременно выхватывая из ножен «Бритву». Если Рудика уже не восстановить, то я точно разберусь, как этот костюм снимается, и хоть у Насти прядь волос отрежу. Авось когда-нибудь Кречетов вернет девушку к жизни. Хотя, если честно, сомневаюсь. Она ж не чистый биологический объект, а киборг с танталовым скелетом. Но попытаться я все равно был должен. Обязан попытаться.

Встав на одно колено, я провел рукой под подбородком бронешлема. Так и есть, там было несколько кнопок. Я нажал первую наугад. На глазах Насти, материализовавшись прямо из воздуха, появились очки из толстого бронестекла. Понятно, дополнительная защита для глаз. Не то. Вторая кнопка…

На этот раз эксперимент удался. Шлем исчез полностью. То, что надо. Я приподнял рукой тяжелую волну роскошных волос…

– Ты чего это… задумал?

Я аж вздрогнул от неожиданности. И тут до меня дошло.

Это человеку сто процентов было бы не выжить, если б в него фактически снаряд ударил, пусть даже не разорвавшийся. Ни в какой броне. Никак. Запреградное действие такого удара перемелет в кашу кости, расплющит и разорвет на части плоть. Но это – человеку. Не киборгу.

Она смотрела на меня совершенно пустым взглядом. Не иначе, и у кио бывают нокдауны, если их со всего маху шваркнуть об асфальт, словно пластмассовую игрушку. Я отпустил ее волосы – и вздохнул с облегчением. В день, когда один за другим погибают твои друзья, даже не верится, что кто-то из них мог выжить после стопроцентно смертельного удара. Ну, что ж, спасибо тебе, Зона, что забрала у меня не всех, кто был мне дорог.

– Где… спир? – спросила Настя, с трудом приподнимаясь.

– Его больше нет, – бесцветным голосом ответил я.

– Он… спас меня. И погиб… Зачем?

– Он знал, что ты беременна. Сказал мне, что тебя надо беречь. И сделал это за меня.

Она замерла, и в тишине, нависшей над местом недавнего боя, я расслышал, как скрипнули ее зубы. Думаю, тот недавний момент, когда она плакала, был единственным в ее жизни. И последним.

– Они ответят за это, – тихо сказала Настя.

– Они уже ответили, – вздохнув, произнес я. – Убивать тут больше некого, кио. Но там, возле Саркофага – есть кого. Как я понимаю, тот, за чьей жизнью мы идем, виноват в том, что погибли и Фыф, и Рудик. Поэтому если хочешь помочь разделаться с ним, вставай и пошли. Время слез и скрежета зубов прошло. Настало время просто сделать эту работу.

Она осторожно встала с асфальта, явно прислушиваясь к себе. Знакомое чувство, когда после нехилой встряски проверяешь работоспособность своего организма, и бронекостюма заодно. Видимо, эта короткая диагностика Настю устроила. Она расправила плечи, подняла с асфальта свой пулемет и сказала:

– Ну да, я помню, Снар. Ты всегда умел говорить правильно, четко и по делу. Кстати, учти – это бесит всех. И людей, и мутантов, и киборгов. Таких вот правильных, типа тебя, никто не любит.

Я смотрел на нее и понимал – сейчас ей надо выговориться. Вывалить на кого-то много слов. Забить ими, заговорить единственную мысль, которая сейчас свербит в ее голове. Защищая Настю, погиб наш боевой товарищ. И некому теперь отдать Долг Жизни, священный во всех вселенных Розы миров. Непосильная ноша. Поэтому пусть говорит. А я помолчу. Понимающий, что творится на душе у другого, всегда молчит. Потому, что так надо.

И она говорила. Обвиняла меня во всех смертных грехах, ругала, грозила. А я лишь слушал, и украдкой смотрел по сторонам. Я был уверен – мы полностью уничтожили небольшой гарнизон завода «Юпитер», иначе бы в нас стреляли до сих пор.

Но вокруг было тихо, как может быть только на поле недавнего боя. Я знал – это временно. Потому, что на запах свежего мяса и дерьма, вывалившегося из разорванных кишок, имеют свойство сбегаться мутанты. И, несмотря на наши навороченные нанокостюмы, лучше бы нам поскорее убраться подальше отсюда. Правда, несколько минут у нас точно было. Поэтому я не торопил кио.

Наконец Настя замолчала.

– Ну а теперь пойдем, – сказал я. – Пора.

Она ничего не ответила. Лишь кивнула. Я знал – сейчас ей немного легче, чем пять минут назад. Но лишь немного.

* * *

Мы и полкилометра не отошли от завода «Юпитер», как наша броня исчезла практически одновременно. Я и, признаться, забыл о предупреждении Харона. Легкое головокружение после удара прошло быстро – то ли умный костюм постарался, то ли мой слегка мутировавший организм сам научился справляться с такого рода проблемами. В новой броне шагалось легко, искусственные мышцы ног сами несли тело вперед практически без усилий с его стороны…

Но вдруг я почувствовал, как вес рюкзака навалился на плечи, и как пояс оттянул книзу тяжелый револьвер. Да и нелегкий АШ-12 заметно оттянул руки вниз. Удивительно. Только что ты был практически неуязвимым – и вот уже снова самый обычный сталкер в камуфляже, изрядно помявшемся под исчезнувшей броней.

Сразу пришла мысль – а ведь Харон говорил, что когда нанокостюм полностью заряжен, он существует не более тридцати шести часов. И тут же за ней – следующая. Похоже, ключевое здесь «когда полностью заряжен». Никто ж не гарантировал, что прямо после создания в автоклаве броня по умолчанию получает полный заряд батареи. Возможно, стоило озаботиться этим вопросом, поискать в лаборатории те аккумуляторы. Но нам было не до этого – в стену ломились те, кто собирался нас убить. Поэтому имеем то, что имеем. То есть, ничего. В чем вошли в лабораторию Харона, в том и вышли.

Правда, у меня на запястье появились часы. Сроду их не носил, а вот тут пожалуйста, получите. Кстати, ничего такие, хорошо смотрятся. С виду вроде как и корпус, и браслет из титана, заметные стрелки, хорошо читаемый циферблат. Сильно похожи на часы, что я видел на руке одного сержанта американских «Зеленых беретов», с которыми мы как-то пересеклись в Зоне. Странный подарок, взявшийся из ниоткуда. А я странностей не люблю.

Поэтому я остановился, с третьего раза справился со сложным замком браслета, снял часы, перевернул…

И увидел.

Это был совсем небольшой артефакт, вмонтированный в заднюю крышку часов. То, что это именно арт, сомнений не было. По граням полупрозрачного кристалла серо-стального цвета медленно, лениво ползли тусклые точки, напоминавшие крошечных, сильно уставших светляков.

Понятно без пояснений. Остатков энергии в «Конструкторе» едва хватало на то, чтобы двигать стрелки часов. Кстати, оригинальное инженерное решение. Часы одновременно и маскируют артефакт, и обеспечивают его плотное прижатие к коже, что наверняка необходимо для воссоздания индивидуальной брони. Только вот вопрос насчет того, как именно их заряжать, остается открытым. То ли Харон забыл озвучить его в своей предсмертной инструкции, то ли я прослушал как это делается.

– У меня такие же, – подойдя ближе, сказала Настя. – В автоклаве нам их на запястья определили, больше им неоткуда взяться. Только вот вопрос об их зарядке остается открытым.

Понятно. Значит, не прослушал я, и Харон действительно забыл осветить этот вопрос в инструкции. Плохо дело. В одних камуфляжах переть на противника, запакованного в наноброню Харона, есть не что иное, как гарантированное самоубийство. Но не идти было нельзя. После смерти Фыфа и Рудика не просто нельзя – невозможно.

– Придумается что-нибудь по пути, – сказал я.

Признаться, созрела у меня уже одна мыслишка на этот счет. Относительно неподалеку отсюда находилась станция «Янов». В свое время случилось так, что не без моей помощи хозяином легендарного бара на этой станции стал торговец по прозвищу Жила[2]. В принципе, по моему мнению, долгов между нами не осталось. Не исключаю, что торговец думал иначе, но не в этом суть.

Как и любой барыга Зоны, Жила покупал и продавал артефакты. А арты в этих местах разные встречаются. В том числе и такие, которые рекомендуется хранить в тройных контейнерах из-за их потенциальной опасности для человека. И дело даже не всегда в их высокой радиоактивности. Просто некоторые из этих артефактов способны излучать колоссальную энергию, благодаря которой можно уничтожить нехилую часть другой вселенной. Сам видел такое, своими глазами. Так может у Жилы найдется такой арт, которым мы сможем подзарядить свою броню? Правда, чем платить за них торговцу – это большой вопрос, ибо стоят такие арты недешево. Но это уже вопрос второй. Из тех, которые решаются на месте. Теперь главное до цели дойти.

Мы с Настей шли по Заводской улице, держа оружие на изготовку. Нормальное состояние для любого сталкера, путешествующего по Зоне. Тут каждую секунду из-за любого угла на тебя какая-нибудь тварь может кинуться, или пуля из разбитого окна прилететь. Но и под ноги тоже надо не забывать смотреть, так как голодные аномалии умеют медленно, но верно заползать на дороги и замечательно маскироваться в ожидании добычи.

Многие сталкеры таскают в карманах болты и гайки, чтобы подозрительные места «провешивать». В принципе, верное решение. На тяжелый кусочек металла любая аномалия отреагирует. Не сожжет, так расплющит, или просто в сторону откинет несъедобное. Я же предпочитаю карманы лишним грузом не оттягивать, и носить в них стреляные гильзы. Конечно, брошенная гильза не так эффективна, как болт, крупная аномалия может ее и не заметить из-за малого веса. Но крупную-то я и сам увижу по характерным признакам. А вот для мелких гильза – в самый раз.

Я уже успел бросить одну в еле заметное пятно на растрескавшемся асфальте. И не ошибся. Столкнувшись с невидимым столбом пламени, гильза немедленно полетела обратно, но уже в виде расплавленной капли. Я только и успел голову убрать. Вернее, почти успел.

Кусочек алого металла пролетел в миллиметре от моей брови, которая немедленно завоняла паленым волосом. Ишь ты, как юной «жаре» не понравилось, что ее вычислили! Ну ничего. Подрастет, остепенится, и со временем научится пропускать сквозь себя легкие предметы. Лишние нервяки никогда не способствуют удачной охоте. А вот терпеливым и хладнокровным что людям, что аномалиям везет в жизни гораздо чаще, чем несдержанным и раздражительным.

Обогнув аномалию, мы пошли дальше. По обеим сторонам расстилался типичный пейзаж, характерный для Зоны.

Справа руины частных гаражей – ржавых, сгнивших, либо частично разобранных мародерами, охочими до любого хлама, который теоретически можно продать.

Слева – склад брошенной техники. Помню, кто-то из сталкеров рассказывал, что после чернобыльской катастрофы военные строители использовали это место для хранения и ремонта тракторов, грузовиков, а порой и БТРов.

Она и сейчас там стояла, та техника. Вернее, то, что от нее осталось. Ржавые рамы без кузовов. Колеса без шин. Развалившиеся самосвалы без капотов и двигателей, вырванных из моторного отека теми, кому сиюминутная мизерная нажива дороже жизни – и своей, и тех людей, кому они потом продадут детали, зараженные радиацией.

Правда, один-единственный самосвал стоял посреди той площадки совершенно целый. Не сказать, что новый, но вполне годный к эксплуатации – хоть прям сейчас садись да езжай. Ни кислотные дожди его не тронули, ни коррозия, ни мародеры…

Хотя нет, последние точно трогали. Приглядевшись к странным пятнам на дверце и крыльях самосвала, я рассмотрел, что они представляли собой на самом деле.

Это были руки. Точнее, кисти рук. Которые любители легкой наживы приложили к вожделенному призу, а оторвать от него уже не смогли. И тогда единственное, что им оставалось, чтобы освободиться, это перепилить себе ножом лучезапястный сустав, оставив на четырехколесной аномалии кровавую пятипалую кляксу.

Что интересно: таких клякс, как относительно свежих, так и сгнивших от времени, я насчитал на самосвале аж шесть штук. Мне б, например, было одной достаточно, чтобы понять – не надо трогать машину, отмеченную столь страшным клеймом. Но тут, видимо, срабатывал эффект засунутой в рот электрической лампочки из анекдота – «да ладно, не может быть! Я должен убедиться!».

Кстати, не у всех хватило духу освободиться таким образом. Позади самосвала в густо разросшихся кустах я разглядел обглоданный мутантами скелет, костлявой рукой прилепившийся к кузову и повисший на нем.

– Жуткая смерть по собственной дурости, – равнодушно сказала Настя, скользнув взглядом по скелету.

– Возможно он был самым первым, кто дотронулся, – предположил я.

– Все равно имбецил, – пожала плечами кио. – Если в Зоне железка не ржавая, значит с ней что-то не так. Очевидно же.

Я не стал спорить. Ибо спор с женщиной дело заведомо неблагодарное – ты можешь выиграть, и тогда конфликта точно не избежать. Да и Рудик завещал беречь Настю. Так что я просто кивнул – и мы пошли дальше. Практически во всех спорах самое мудрое решение – это согласиться с оппонентом, оставшись при своем мнении. И собственные нервы будут целее, и время экономится, и оппонент в живых останется. Такая вот шутка юмора, м-да.

Впереди справа от дороги показалось трех-этажное здание с примыкавшим к нему длинным гаражным комплексом, за которым маячила вышка. Гаражи были довольно высокими, рассчитанными на грузовые машины. Причем ворота всех гаражей были распахнуты. Пожарная часть?

В следующую секунду ответ на мой вопрос пришел сам собой.

Потому, что из гаражей медленно выехали пожарные машины. Огненного цвета «ЗИЛ-130» с синими проблесковыми маячками на кабинах и белыми полосами на бортах, где красным трафаретом было набито: «Телефон 01» и «город Припять».

Выстроившись в колонну, машины выехали на дорогу и поехали туда, куда направлялись и мы.

К четвертому энергоблоку Чернобыльской АЭС.

Все это произошло довольно быстро, и было настолько неожиданным, что я невольно замер на месте. Я был готов увидеть что угодно – мутантов, бандитов, монстров, пробравшихся в Зону из мира Кремля. Но не это. Разум просто отказывался принимать увиденное: чистые, ухоженные пожарные машины, несущиеся к своей цели…

Беззвучно.

Это мозг отметил как только немного отошел от шока. А еще я понял, что все это время сквозь движущиеся машины я продолжал видеть гаражи, облезлое здание пожарной части, и дорогу, уходящую вдаль и теряющуюся в закатной дымке.

– Ты тоже видел? – с придыханием спросила Настя. – Что это было?

– Не что, а кто, – с трудом ответил я, внезапно осознав увиденное. – Это те пожарные, что в апреле восемьдесят шестого года выехали из этих гаражей, чтобы никогда в них не вернуться. Тогда их вызвали тушить пожар на четвертом энергоблоке, и никто из них не отказался от задания.

– Они знали на что идут? – спросила Настя.

– Знали, – кивнул я.

В «Энциклопедии Зоны», которую я частенько читал на привалах, листая свой КПК, о подвиге этих людей была отдельная статья.

– Знали, – повторил я. – Это были не обычные пожарные. Их специально готовили к экстренной ликвидации бедствия на атомной электростанции. И дозиметры у них были, которые сразу зашкалили при подъезде к горящему объекту. Но, несмотря на это, они все равно развернули свои системы пожаротушения и принялись работать. Четко, слаженно, как на учениях, пока некоторые из них не начали терять сознание, приняв сверхвысокие дозы облучения. Но, придя в себя, никто из них не оставил своих товарищей. Они вставали, и просто продолжали работать, отлично зная, какая страшная смерть ждет их потом. А еще они знали, что кроме них некому это сделать, ведь подмога придет еще очень нескоро…

– Зря наш род презирает людей, – задумчиво произнесла Настя. – Многие из вас сильнее киборгов. Если не телом, то боевым духом точно. А еще я думаю, что ваша Зона разумна, если создает такие памятники. Она точно знает то, о чем нельзя забывать.

– Может быть, – сказал я, вспомнив старушку, которую видел несколько раз то ли во сне, то ли наяву. Может и правда Зона это гораздо большее, чем просто территория, зараженная радиацией, аномальным излучением и промышленными отходами чужой вселенной. Нечто обладающее чувствами, эмоциями, способное осознать беспримерный подвиг обычных людей, который ей захотелось сохранить в веках. Может быть. В Зоне все может быть, на то она и Зона.

Призраки пожарных машин исчезли, растворились вдали.

А мы… мы пошли дальше. Прошлое остается в прошлом, и о нем нужно помнить. Но думать лучше о настоящем. Особенно когда ты идешь по зараженным землям.

Я сверился с КПК, прикинув маршрут по карте. Можно конечно идти строго по шоссе, но это считай лишний километр топать. Если же свернуть направо, пройти мимо здания передвижной механизированной колонны, потом полем до хлебозавода, обозначенного на карте прямоугольником, то можно немного сократить путь. Выгода, конечно, относительная – по шоссе не придется ноги ломать. Но есть и очевидный плюс.

Не исключал я, что Жила мог затаить на меня обиду со времени нашей последней встречи – обошелся я с ним тогда довольно грубо. Поэтому не хотелось мне слишком уж явно светиться, вышагивая к его бару по шоссе. Лучше подобраться задворками, застать врасплох, поговорить, а там глядишь и до стрельбы не дойдет.

О чем я Насте и сообщил.

Та лишь повела плечом – по фиг, мол, как идти. Целиной так целиной, без разницы. Ну да, им, кибам, проще. Как я понимаю, усталости они не чувствуют, лишь бы было топливо в желудке, способном переваривать любую органику. А топливо это она периодически подгружала в рот на ходу, доставая из своего безразмерного рюкзака высококалорийные батончики, которыми Дядя Сэм снабжает свои войска спецназначения – чтоб и нести было не тяжело, и нажористость зашкаливала.

Мы свернули, пройдя мимо полуразрушенных гаражей, дошли до ворот передвижной механизированной колонны – и я невольно присвистнул.

Когда-то это были знатные ворота, смонтированные между двумя вместительными будками охраны, сложенными из кирпича. Сейчас же эти будки были похожи на облезлые термитники, настолько добротно они были изрешечены пулями. Кто-то когда-то скрывался за толстыми стенами, отстреливаясь из окон от тех, кто вел огонь из недалекого лесочка. И, по ходу, это случалось не раз и не два – за один бой так стены не изуродуешь.

Но не в этом суть.

Бой, который произошел здесь недавно, не прибавил отверстий в многострадальных стенах охранных будок передвижной механизированной колонны. Тех, кто пытался отстреливаться, убили быстро и жестоко, не иначе в назидание тем, кто осмелится противостоять бойцам, способным сотворить такое.

Обороняющихся было человек двадцать, вполне достаточно для того, чтобы отбиться от солидного отряда атакующих.

Но не в этом случае.

Один из бойцов сидел, прислонившись спиной к стене, и тупо глядя перед собой. При этом верхней части черепа у него просто не было. Будто мастер по открыванию кокосов поработал над этим парнем своим мачете. Раз – и нет половины головы, которую мертвец держал в руках, словно чашу, из которой собирался закусить собственными мозгами. Что ж, если через какое-то время сюда на трупный запах приползет аномалия «роженица», возможно такое и случится. Я не раз видел, как зомби жрали сами себя, и при этом причмокивали от удовольствия.

Еще двое были распяты на воротах. Из их распоротых животов словно дохлые змеи свешивались петли кишок, которые частично были запиханы в рты двух других мертвецов, что лежали на земле. Известная инсталляция на тему устрашения вероятного противника.

Одного повесили на балке, проходящей над воротами. Вместо веревки тоже использовали собственные кишки несчастного. Другому отсекли руки, и одну из них забили ему же в рот, отчего боец просто задохнулся – запекшаяся кровь быстро перекрыла дыхалку. Жутковатое зрелище, если честно, – лежит мертвый человек на спине, глаза навыкате, лицо синее, а изо рта его собственная рука торчит с растопыренными пальцами.

Но не это было самое страшное.

На все эти прелести с расчлененкой может отреагировать только неопытный боец – опытные подобное видели не раз, а то и сами принимали участие в таких акциях. Когда идет война, страх – это тоже оружие. И если его умело применить, то деморализованный противник видит в тебе не такого же, как он, мужика с автоматом, а злобное чудовище, перед которым ему непременно захочется упасть на колени и поднять лапки кверху, лишь бы с ним не сделали то же самое. Поэтому грамотные военные инструкторы, тренирующие спецназ, обязательно учат своих подопечных, как наиболее эффективно уродовать мертвые тела, чтоб врага при виде них пробрало до самых печенок. Причем учат непременно на практике, после чего в районе дислокации спецчасти волшебным образом пропадают все бомжи, а у персонала районных моргов появляется немного свободного времени, которое теперь не надо тратить на оформление неопознанных трупов.

Страшное было другое.

Рядом с воротами лежали высохшие мумии, сжимающие в руках автоматы. И я немедленно вспомнил предсмертные слова Харона:

«Мой брат. Хронос. Он умеет выкачивать из живых существ их время жизни. Монумент дал ему эту власть».

Так что не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять – это убийца Харона ударил по ним временны́м файерболом, за мгновение состарив молодые, здоровые тела лет эдак на семьдесят. А потом его гвардия добила оставшихся всякими изуверскими способами. Мумии не впечатлят, значит расчлененка шокирует. Или наоборот.

– Послание для нас? – предположила Настя, пряча нос в сгиб локтя – сладковатая вонь недавно пролитой крови, смешанная с ароматами дерьма, вывалившегося из распоротых кишок, проняла даже кио.

– Скорее не конкретно для нас, а для тех, кто вздумает их преследовать, – отозвался я. – Акция устрашения, чтоб знали, с кем связываться собираются. А может просто Хроносу нравится убивать. И управлять теми, кто убивает по его приказу.

– Хроносу?

– Так зовут того, кто убил Фыфа, – пояснил я.

– Мне как-то все равно, как зовут того, кто очень скоро станет трупом, – ледяным голосом произнесла кио.

Я хотел заметить, что не стоило бы настолько недооценивать такого противника, но подумал – и не стал. На ослепленную яростью женщину может воздействовать лишь один довод – кровь ее врага. Все остальное есть лишь бесполезное сотрясание воздуха.

– Пошли отсюда, – сказал я. – Похоже, мы идем по верному следу. До «Янова» осталось меньше километра. И, если повезет, мы прихватим там этого урода.

«Или если не повезет», – мысленно добавил я. Ибо не было у меня Настиной уверенности в том, что мы победим Хроноса, когда его догоним. Скорее я был практически уверен, что мы идем на верную смерть. Но иного выхода у нас просто не было.

* * *

К обозначенному на карте хлебозаводу через лес вела узенькая тропинка, густо поросшая серой травой. Если б по ней недавно не прошел отряд Хроноса, я бы вряд ли ее отыскал. Но сейчас глубоко вдавленные в почву следы тяжелых ботинок были видны прекрасно. Думаю, любая «отмычка» смогла бы по ним прочитать, что часа два назад здесь прошла примерно дюжина бойцов, облаченных в тяжелые экзоскелеты. М-да. Как я понимаю, у пристяжи Хроноса с зарядами аккумуляторов было все в порядке, могли себе позволить идти по Зоне не отключая своих нанокостюмов.

– Недавно прогулялись, трава еще не успела распрямиться, – сказала Настя. – И следы четкие. Утром дождь шел. Если б они ночью прошли, края следов были бы размыты.

– Разбираешься, – кивнул я. И пошел по тропе, ставя ноги в эти четкие следы на земле.

По-хорошему, конечно, правильно след не затаптывать. Но в Зоне это правило редко кто соблюдает. Безопаснее шагать там, где путь уже промерен теми, кто прошел раньше тебя. Меньше риска в аномалию угодить, или нарваться на растяжку. Конечно, аномалии вполне могли приползти на вновь протоптанную тропу, да и растяжки запросто могут поставить и те, по чьему следу ты идешь.

Но все же в данном случае я выбрал второе. Ибо деревья, окружающие нас, были конкретно мутировавшими – сказывалась близость Рыжего леса. И мне не хотелось нарваться на ветку хищного дуба, явно норовящую схватить путешественника за горло, либо на бросившийся под ноги корень, споткнувшись об который непременно наткнешься глазом на острый сучок. Да и гроздья «жгучего пуха», свешивающиеся с ветвей по обеим сторонам от тропы, не мотивировали следовать советам опытных следопытов.

Впрочем, путешествие по неприветливому лесу продолжалось недолго. Не прошло и четверти часа, как мы вышли на довольно позитивную с виду опушку, заросшую зеленой травой с едва заметным серым оттенком.

Посреди той опушки стояло небольшое кирпичное здание, причем отлично сохранившееся. На стенах не было видно потеков от кислотных дождей и щербин от пуль, а на двери не наблюдалось отметин от прикладов, «берцев» и сапог, которыми могли бы в нее колотить. А еще над зданием торчала труба, из которой вверх поднимался дымок. Ну прям идиллическая картина. Не люблю такие. Как увидишь в Зоне подобное, так непременно жди неприятностей.

При нашем приближении дверь тихонько скрипнула, и мы с Настей замерли на месте, готовые стрелять в любую секунду…

– Здравствуйте, гости дорогие. С чем пожаловали?

На пороге, радушно улыбаясь, стоял пожилой мужик, который под Новый год был бы нарасхват, если б зарабатывал на жизнь играя Деда Мороза. Такому и грима для подобной роли не нужно. Окладистая седая борода серебряной лопатой лежала на груди, синие глаза, не растерявшие молодого задора, лучились доброжелательностью, а румяные полные щеки, пышущие здоровьем, прекрасно дополняли образ. Поверх просторной холщовой одежды на мужике был надет кожаный фартук, густо обсыпанный мукой.

«Ну да, – промелькнула у меня мысль. – На карте это здание обозначено как пекарня. А если есть пекарня, то при ней должен быть пекарь. Все логично».

Почему-то мне не показалось странным, что посреди Зоны расположилась такая вот вполне себе мирная пекарня с розовощеким новогодним персонажем в роли ее хозяина. Откуда-то ж в Зоне берется хлеб, которым активно торгуют барыги, втюхивая его сталкерам втридорога вместе с консервами и паленой водкой. Потому, небось, и не трогают пекаря ни люди, ни мутанты. Первым это не с руки потому, что с жратвой на зараженных землях и так не очень, а вторым совершенно неинтересно охотиться на тощих сталкеров. Мутанты они тоже не идиоты, понимают, что к чему.

– Мимо проходили, – буркнул я.

– Ты ствол-то опусти, – еще шире улыбнулся мужик. – Я Пекарь, меня тут все знают. И никто не обижает. Потому, что от меня всем одна только польза. Еда-то поди всем нужна, а поскольку я ее производитель, то кому ж придет в голову мне вред причинить?

Слова мужика лишь подтвердили мои догадки. Да и неудобно держать на прицеле безоружного человека, который умеет улыбаться так открыто и душевно. В руках у него ничего нет, если же что-то за спиной спрятал, так пока доставать будет, я всяко быстрее успею выстрелить.

– Почти убедил, – хмыкнул я, опуская свой АШ-12. – Хотя странно. Тут несколько часов назад отряд конкретных отморозков проходил, и как-то удивительно, что ты после этого жив-здоров.

– Это которые в хитрых таких бронекостюмах? – поднял густые брови Пекарь. – Были такие. Может они и отморозки, но меня не тронули. Поговорил я с ними, так их командир даже своим хабаром со мной поделился, припасов оставил. Добрейшей души человек… ой!

Внезапно глаза Пекаря округлились от ужаса. Он открыл было рот, но слова застряли у него в горле. Всё, что он смог сделать, это ткнуть пальцем, указывая мне за спину.

Я резко развернулся…

И увидел.

В нескольких шагах от меня стояло кошмарное чудовище, которое я встречал в Центральной вселенной Розы миров. И, признаться, ничего ужаснее на свете я не видел. Огромные челюсти твари с кошмарными зубами напоминали медвежий капкан с крохотными глазами. Из гигантского волчьего тела с переразвитой мускулатурой вылезали еще три пары лап, расположенных по бокам и напоминающих гибкие человеческие руки с длиннющими загнутыми когтями. Причем над каждой лапой располагался большой, внимательный глаз с вертикальным зрачком, напоминающим огонек свечи. И в дополнение ко всему этому кошмару о десяти конечностях прилагался хвост – длинный, гибкий, словно хлыст, оканчивающийся костяным шипом, вокруг которого хищно шевелились осминожьи щупальца с присосками…

Тварь мерзко щерилась своей жуткой пастью, из которой на землю тягуче капала зеленая слюна. По гибкому телу, бугрясь, перекатывались мускулы, и было ясно, что мантикора просто красуется перед тем, как нанести один-единственный удар, наслаждаясь страхом жертвы, парализованной от ужаса.

«Перешла… Как тот жук-медведь из мира Кремля… Из Центрального мира сюда перепрыгнула, тварь… И нашла меня… Ее роду есть за что мне отомстить».

Мысли бились в моей голове словно мухи, попавшие в липкую сеть. Но в то же время я осознавал – как бы ни была ужасна тварь, вылезшая из иной вселенной, я все равно остаюсь сталкером. Меченосцем, предназначение которого уничтожать нечисть во всех вселенных Розы миров. И я выполню свое предназначение!

Ствол моего АШ-12 уже смотрел прямо в пасть мантикоре, и я понимал, что это шанс. Единственный. Что через мгновение чудовище прекратит красоваться и прыгнет на свою законную добычу, которую так долго выслеживало, и наконец отыскало. При этом оно не хотело простого убийства. Мантикоре нужен был бой, нужно было, чтобы я успел выстрелить, и тогда она разорвет меня с явным ощущением превосходства сильного над слабым. Я прям чувствовал, как она желает этой битвы, как жаждет моего выстрела…

И я выстрелил.

Короткой очередью.

Но не в мантикору, а, развернувшись на сто восемьдесят градусов, в добродушного Пекаря, так своевременно предупредившего меня об опасности.

Выстрелил – и упал на живот. Не потому, что мозг дал команду, вовсе нет. Просто и стрелял я, и падал исключительно благодаря двум факторам: чуйке и рефлексам. Это я потом обдумаю то, что произошло за эти две секунды. Если, конечно, мои мозги не расплывутся сейчас по стене пекарни, идеальной, без единого пятнышка…

Не расплылись.

Очередь простучала над моей головой, выбив крошку из кирпичей, которая обильно сыпанула мне за шиворот. А потом сзади меня раздалось очень женское:

– Ой!

– Вот тебе и «ой», – сказал я, поднимаясь на ноги. Потому, что уже можно. Закончилось все. Правда, сам Пекарь словно испарился, но это и фиг с ним. Нет твари, значит, нет и опасности. По крайней мере, теперь-то мы точно знаем, в кого надо стрелять на самом деле.

Кстати, в очередной раз моя чуйка и рефлексы оказались мудрее мозгов, которые запросто может запудрить сильный псионик. Хотя, если честно, я сам не знаю, как так получается, что мозги планируют сделать одно, а тело совершает абсолютно иное.

Наверно, это как с писательством. Пришла мысль, садишься, открываешь свой старый, чиненый-перечиненый тормозной КПК, и пока он грузится, точно знаешь то, что сейчас напишешь. Но проходит полминуты, и твои пальцы выбивают на выдвижной клавиатуре карманного компьютера совершенно иное. И вот этой необъяснимой интуитивной составляющей моего «я» лично я доверяю больше, чем мозгам. Потому, что без нее я б и писателем не был, и погиб бы давно в Зоне в одной из ситуаций, подобных той, что произошла сейчас.

– Я ж тебя чуть не пристрелила!

Глаза Насти были огромные, и по-настоящему испуганные. Вот уж не думал, что кио может вести себя как настоящая, живая, конкретно накосячившая девчонка. То есть, делать глаза как у кота из известного мультика, при виде которых любой мужик готов простить всё – и то, что было, и то, что будет. Неудивительно, что Фыф в нее влюбился по самые ушные отверстия.

– Ну не пристрелила же, – сказал я, отсоединяя магазин и вгоняя в него недостающие патроны, выуженные из кармана. – Интересно, что ты увидела.

– Нео. Огромного, словно гора. Целящегося в меня из «Мухи».

– Для нео это слишком сложное оружие, не находишь?

– Сейчас-то я понимаю, – вздохнула Настя. – А тогда чисто на рефлексах выстрелила. Но как ты-то понял, что этот Пекарь не человек?

Я пожал плечами.

– Да фиг его знает, если честно. Пойдем лучше посмотрим, что это за мутант такой интересный нам извилины запудрить пытался.

Тут я слегка слукавил. Не пытался, а запудрил мастерски.

Мир вокруг изменился кардинально. Позитивная опушка заросла обычной серой травой Зоны, разве что чуть более высокой чем обычно. Неудивительно. Было ей чем питаться, причем в избытке.

По всей поляне вокруг пекарни были разбросаны кости с остатками почерневшего мяса на них, обрывки гнилой кожи, драные, окровавленные лохмотья, когда-то бывшие одеждой…

И черепа.

Преимущественно человеческие, но я разглядел среди них черепушку кабана-подростка, а также полусгнившую башку ктулху, с которой были срезаны щупальца. Ишь ты, какой разборчивый мутант, шарит в деликатесах! Излишне было говорить, что воняло на той опушке как на свежеразрытом кладбище. Причем пока мы были под воздействием псионика, тошнотворный запах не чувствовался. Реально сильный мозгоклюй. Не каждый из них может взять под контроль все пять чувств жертвы. Этот – смог. Только ошибся маленько, не учел моего шестого.

Мы перешагнули порог пекарни, и тут даже я, привыкший ко всякой вони, невольно поморщился. Топор можно было вешать на трупные миазмы, перемешанные с ароматами дерьма, которые царили в довольно просторном помещении. Мутанта совершенно не заботило санитарное состояние его жилища, в котором он и гадил, и жрал. А объедки этот разленившийся урод, похоже, выкидывал за дверь лишь тогда, когда в пекарне было уже невозможно ходить не споткнувшись, или не напоровшись пяткой на обломок чьего-нибудь ребра.

Трупы тут валялись повсюду, в разной степени обглоданности и гниения. Примерно четверть помещения занимала громоздкая советская печь для выпечки мучных изделий, которую мутант вряд ли использовал, ибо проход к ней был завален дерьмом и мертвечиной, слежавшимися в однородную черную массу. Довольно узкая тропинка между кучами зловонных отходов была протоптана к жилому сектору, если это можно так назвать – большому грязнющему столу, придвинутому к солдатской койке с пружинами, продавленными почти до самого пола. Вместо матраса на ней была навалена куча тряпья. Стол же был завален всяким хламом, который мог представлять хоть какую-нибудь ценность: флягами, поясными ремнями, перочинными ножами, укупорками с патронами и так далее. Отдельной кучей возле койки возвышалось сваленное в беспорядке стрелковое оружие, обувь и опустошенные рюкзаки.

Сам хозяин пекарни валялся на полу, метрах в трех от двери. Нехило его отбросили крупнокалиберные пули. Мы, дыша в рукава, подошли поближе, при этом я, закинув автомат за спину, достал из кобуры револьвер и на всякий случай держал псионика на прицеле – мутанты твари живучие. И отважные. Особенно когда им терять уже нечего.

Я не ошибся, мут был еще жив. Мерзкое существо, не имеющее практически ничего общего с внушенным мне пси-образом добродушного хозяина пекарни.

Безволосая голова, вся в рубцах и шрамах…

Огромные вылупленные глаза без век, наверняка прекрасно видящие в темноте… Вместо носа два небольших отверстия в черепе, прикрытые кожистыми шторками, напоминающими веки без ресниц…

Под этими отверстиями широкая пасть, с нижней части которой книзу свешивалось некое подобие бороды – белесая масса, напоминающая сильно перепутанную паутину. Понятно. Внешнее пищеварение. То ли полностью, то ли частично. Если второе, то удобно, не поспоришь. Что не получилось в пасть затолкать, положил на «бороду», и оно само растворяется, и усваивается само, даже челюстями шевелить не надо. Лежи, кайфуй.

Худые, но жилистые конечности мутанта оканчивались четырьмя пальцами с большими и острыми когтями. По вздутому животу периодически пробегала предсмертная дрожь, а впалая грудь была разворочена пулями. Края ран судорожно тянулись друг к другу – регенерация у «пекаря» была бешеная. Однако несмотря на это, повреждения были явно фатальными. Мутант умирал – но при этом находился в сознании.

– Ловко… ты меня, хомо, – прохрипел он. – Любит тебя Зона… Мне б прислушаться к знаку… А я не прислушался…

– К какому знаку? – спросил я, держа на прицеле голову мутанта. Дернется – вышибу мозги без колебаний, и плевать, что эта тварь практически брат по разуму. Шибко разумные «братья» в Зоне и есть самые опасные враги.

– Проходил тут недавно один… С пристяжью… Сильный… Ушел от меня, чего давно не случалось… Хотя двоих оставил тут… Вкусная пристяжь у него, хе-хе… Мне б понять, что появились в Зоне сильные хомомуты, сильнее меня… Не понял… А жаль… Жить – вкусно. Сладко это – жить. Если умеешь…

Мутант засмеялся, но тут же закашлялся. Из ран плеснула черная кровь, и из пасти потекло на «бороду». Его тело дернулось в последний раз – и вытянулось.

– Сдох, паскуда, – скривилась Настя. – Жаль не я его пришила. А что он там хрипел про хоммутов?

– Думаю, не про хоммутов, а про хомомутов, – задумчиво проговорил я. – Людей-мутантов. С виду вроде как обычный человек, а на деле мут. И это он, думаю, про Хроноса говорил. И тех, кто его сопровождал.

– Типа, он двоих сожрал? – не поверила кио. – Отбил от пристяжи Хроноса пару бойцов в качестве добычи, а остальные позорно сбежали?

– Должно же у братца Харона быть хоть какое-то уязвимое место, – пожал я плечами. – Получается, что против пси-атаки он бессилен. Странно, что Фыф его не уделал…

Сказал – и осекся, увидев как закаменела лицом Настя при упоминании имени погибшего шама. Вот ведь, ктулху меня за язык дернул! Кио может только немного забылась, и тут я со своей болтовней.

– Фыф мог не успеть, – медленно проговорила Настя – видно было, что слова давались ей с трудом. – Просто не успеть.

Я ничего не ответил. Когда уже сболтнул лишнее, дальше лучше молчать. Или перевести разговор на другую тему.

Стараясь ставить ноги как можно аккуратнее, чтобы не влезть «берцем» в дерьмо, я подошел к столу, на котором были свалены трофеи «пекаря», снятые с тех, кого он убил. Похоже, мутант все-таки с кем-то торговал – огромные объемы отходов жизнедеятельности, сваленных в помещении, явно не соответствовали относительно скромному количеству трофеев.

Впрочем, меня они не интересовали – когда у тебя присутствует всё необходимое, остальное это только лишний вес. Нет, конечно, я никогда не отказывался от хабара, который можно продать. Но ценных артефактов на столе не было, а все остальное барахло не стоило того, чтобы тащить его на себе до «Янова». Да и искал я не хабар…

И нашел практически сразу.

Они лежали на краю стола, прикрытые какой-то грязной ветошью. Двое часов. Таких же, как у меня с Настей. На одних толстой коркой засохла свернувшаяся кровь, вторые выглядели почище. «Пекарь» не соврал. Он действительно убил двоих телохранителей Хроноса, заставив того спасаться бегством.

– Что же он за тварь такая? – удивленно пробормотала Настя. – Без оружия уложил и сожрал двоих бойцов в таких же бронекостюмах, что были на нас?

– Думаю, помесь псионика и ктулху, – сказал я, беря со стола одни часы. – То ли кровопийца самку мозгоклюя догнал, то ли мозгоклюй воспользовался беспомощностью бородатой самочки, плотно зафиксировав ее ментально.

– Фу, блин, – поморщилась Настя. – Не понимаю, как это можно не по любви?

Я вздохнул. Вот тебе и кио, боевая машина без страха и упрека. А на уме все то же, что и у обычных девчонок – любовь, чувства, и все такое. Хотя Настя не обычный киборг. Я ж отлично помню, как Фыф своими глазными отростками отделил ее мозг от электронного управляющего центра. Так что моя спутница все-таки больше просто девушка с танталовым скелетом и некоторыми смертоносными способностями. Причем находящаяся в интересном положении. Поэтому ничего удивительного.

Кстати, часы, которые я держал в руке, стояли. Секундная стрелка не двигалась. Хммм… Неужели в артефакте, питающем механизм, совершенно не осталось энергии?

Я перевернул часы.

Ага, понятно. Артефакт, который должен был быть вмонтирован в заднюю крышку, отсутствовал. Судя по отметинам на металле, его грубо выдрали из ниши, в которую он был искусно и надежно вделан. Интересно, зачем?

Внезапно в углу помещения раздался странный звук. Я оторвал взгляд от часов, поднял голову – и тут же, бросив бесполезный трофей, рефлекторно схватился за автомат.

Хотя стрелять было не в кого.

Странный вибрирующий звук шел от грязной, закопченной печи, которой по всей видимости не пользовались со времен аварии на ЧАЭС. Причем сквозь щели в ржавом металле бил лазурный свет, живо напомнивший мне сияние Монумента.

– Что за чертовщина? – рыкнула Настя, поднимая свой пулемет с явным намерением прошить старую печь очередью – чисто на всякий случай.

Но сделать мы ничего не успели.

Внезапно мощный вихрь цвета чистого неба заполнил все помещение, подхватил нас, словно мы ничего не весили, закружил в безумном водовороте, заполнил пронзительным светом всю вселенную, заставив меня зажмуриться…

И вдруг все закончилось. Раз – и нет ничего, будто и не было.

Я открыл глаза.

М-да…

Мы с Настей стояли на той же самой поляне, в центре которой, словно гнилой зуб в пустой десне, торчала пекарня. Такая, какой она была на самом деле – облезлая, с покосившейся трубой и грязными осколками стекол, торчавшими из трухлявых оконных рам. Ничего особенного, похожие здания в Зоне почти на каждом шагу встречаются. Но, твою ж дивизию, что с нами произошло? Как мы оказались здесь, на поляне, в пятидесяти шагах от пекарни, когда только что стояли внутри нее? И что это за вихрь такой странный?

Вопросов было больше, чем ответов. И решить их можно было только одним способом.

– Может, ну ее на фиг? – нерешительно предположила кио. – Не нравится мне эта пекарня. Давай обойдем ее лесом…

– Ложись! – заорал я, не дав Насте договорить. Просто я заметил в окне какое-то движение и черную точку, которая была чернее темноты, царившей внутри здания. Так обычно выглядит дульный срез чего-нибудь огнестрельного, направленного в тебя.

Хоть и стала Настя особой нервной, слезливой и ранимой, но боевой сноровки не утратила. Я еще не успел сделать вдох после своего ора, как она уже падала в траву, одновременно при этом переводя пулемет в боевое положение. Впечатляюще так падала, грациозно, как может делать это только безумно красивая девушка, отлично натренированная убивать.

Но тот, кто целился в нас, оказался проворнее.

Черная точка замигала короткими вспышками. Краем глаза я увидел, как пуля ударила Настю в плечо, вырвав кусок ткани из камуфляжа и выбив из тела фонтанчик белесой крови. Твою ж в душу, в мать, и в Черного сталкера!

Поняв, чем дело пахнет, я резким движением плеч освободился от рюкзака, при этом чуть суставы себе не вывернув – благо такой рывок был у меня натренирован до автоматизма. И сразу же автомат в моих руках забился, словно живое существо, отдача больно застучала в плечо, отбитое предыдущими выстрелами. Раньше пока стрелял – не замечал. А сейчас распухшая мышца дала о себе знать. Хотя для такого калибра вполне терпимо, могло быть и гораздо хуже.

Я уже прочесал окно, хлестанув по нему двумя короткими очередями, как вдруг и мне прилетело. По спине касательным. Будто хлыстом ожгло. Ах ты, тварь такая!

Когда в тебя попали, это очень плохо. Не, так-то замечательно, если ранили не фатально. Но все равно хреново дело. Это значит, что враг пристрелялся, и в тебя вот-вот прилетит добавка. Поэтому первоочередная задача в такой ситуации – это сменить позицию.

Но, мать его, сложно ее менять, когда ведешь огонь лежа посреди поляны, где единственное укрытие – это трава высотой в патрон от твоего автомата. Плюс этот неведомый гад в окне пристрелялся не только к моей тушке, но и к Насте. То есть, огонь прекращать никак нельзя!

И тогда я покатился, словно веретено, запущенное по столу, при этом не прекращая стрелять. Сложно? Да не то слово. Но я очень старался при этом хоть примерно попадать по проклятому окну, давя противника огнем. Потому, что у Насти как раз по закону подлости пулемет заклинил, и с раненой рукой у нее не особо получалось устранить проблему.

В такие минуты время имеет свойство растягиваться. Стреляешь – и понимаешь, что та тварь в окне сейчас присела за подоконник, и пережидает, когда у меня магазин закончится. А он кончается, четыре патрона в нем осталось, я всегда их считаю, какой бы сумасшедшей не была бойня… Три… Два… Один… Всё… Осталось две секунды до того, как стрелок вновь появится в окне и не спеша, с удовольствием расстреляет нас, словно в тире.

Но не люблю я, когда меня убивают так просто и легко. Я, как известный персонаж из культового фильма, предпочитаю умереть не сразу, а помучиться, прежде чем стану вечным гостем в чертогах Сестры. Поэтому, как только мой АШ-12 толкнул меня в плечо в последний раз, я бросил его на траву, со всей возможной скоростью вскочил на ноги и помчался к распроклятому окну, на бегу выхватывая из кобуры штурмовой револьвер, больше похожий на портативную пушку.

Да, как я и предполагал, тот урод в окне появился почти сразу как я прекратил стрелять. Но почти – это не сразу. Потому, что я уже бежал, стреляя на бегу и понимая, что таким макаром крайне сложно попасть в юркую цель из тяжеленного револьвера.

А цель и правда оказалась шустрой. Мелькнула в окне – и пропала, явно не желая ловить мордой пулю.

И следом навстречу мне из окна вылетела граната. Прицельно, я даже уклониться не успел. Не больно ударила в грудь, отскочила, упала под ноги…

Могу поклясться – если б кто-то зафиксировал длину моего последующего прыжка, я б все олимпийские медали собрал, заставив именитых прыгунов нервно курить в сторонке. РГДэшка под ногами работает лучше любого допинга. Мне аж показалось, что от непомерной нагрузки мои коленные суставы в «берцы» осыпались вместе с голенями, когда я, бросив слишком тяжелый для такого прыжка револьвер, оттолкнулся ногами от земли – и рыбкой влетел в окно пекарни.

Позади меня отрывисто хлопнул взрыв, осколки с визгом ударили в стену здания. Но я уже был внутри и катился по зловонной куче, проклиная в душе мутанта, который устроил из своего жилища отхожее место.

Перекат, еще перекат – и я уже на ногах. Надо же, оказывается по слежавшемуся дерьму кататься все равно что по жесткому матрасу, довольно комфортно. Только вонюче, и спину, по которой пуля вдоль прошлась, сразу защипало. Ну где еще такой эксклюзивный опыт получишь, как не в Зоне?

Мутант, сволочь такая, сидел под подоконником и разворачивал в мою сторону «Печенег», блестящий то ли от слюней хозяина, стекающих по бороде, то ли от заводской смазки. Я даже не особо удивился тому, что меня собирался пристрелить тот самый «пекарь», которого я лично своими собственными руками убил пять минут назад. Вторую настолько уникально-мерзкую харю даже Зона создать не способна. Потому удивление не помешало мне прыгнуть вторично. На этот раз – в сторону мутанта, одновременно выхватывая из ножен «Бритву».

Мут же мигом сообразил, что развернуть пулемет из неудобного положения не получится, бросил его – и метнулся мне навстречу, растопырив свои жуткие лапищи. Неплохая альтернатива моему ножу, клинок которого был немногим длиннее мощных когтей твари.

Я даже успел встретить мутанта ударом ножа, полоснув по летящей навстречу мне туше, но результат вышел не очень. Не учили меня прыгать из положения «ноги по колено в дерьме», потому и прыжок у меня получился довольно хилый.

В отличие от Пекаря.

Этот скакнул с места словно пружина, сшиб меня с ног – и мы вновь покатились по дерьму. При этом тварь ухитрилась ударить меня по руке, выбив из нее нож.

Предплечье обожгло словно огнем. Паскуда, похоже, всю кожу с него снял своими когтями, будто перчатку! По моему лицу мазнула слюнявая борода… Ох, блин, он же меня уже жрать собрался, и судя по огромным кучам его экскрементов, кушает тварь очень быстро… И профессионально. Навык чувствуется.

Силищи мутант был нереальной. А еще и скорость движений у него была отменная. Миг – и я лежу, придавленный к загаженному полу, а эта мразота сидит на мне, прижав мои руки к кафелю, и свою клейкую, вонючую бороду уже мне на лицо положила. Я прям всеми нервами своими почувствовал, как где-то в башке этой твари заработала биологическая машина, производящая кислоту, мгновенно растворяющую живую плоть.

От таких ощущений у любого теплокровного могут сработать три рефлекса. Бей. Беги. Или замри, мол, мертвого не сожрут.

Бить было нечем – мои руки и ноги мутант заблокировал своими конечностями.

Бежать, соответственно, тоже.

Оставалось только замереть, сознавая, что это не прокатит, что тебя уже практически едят, и даже если твое сердце сейчас разорвется от омерзения и осознания безысходности, кушать от этого тварь не перестанет…

Но есть еще и четвертый рефлекс. Который, наверно, может выработаться только в Зоне. Драться даже тогда, когда драться невозможно.

Клейкая, омерзительно воняющая борода мута плотно облепила мое лицо, словно толстенная паутина огромного паука, готовящегося знатно пообедать. И тогда я, усилием воли подавив рвотные позывы, раскрыл рот как можно шире, и мощно вдохнул, втягивая в себя как можно больше этой смердящей, клейкой, тошнотной массы. А втянув, вонзил в нее зубы, и что есть силы рванул головой вправо, чуть не свернув себе при этом шею, нёбом и языком чувствуя при этом, как наверху, надо мной с чавканьем отрывается от морды мутанта его борода.

Жуткий рев ударил по моим ушам, едва не разорвав барабанные перепонки. Но я ждал чего-то подобного, поэтому не медля, от всей души харкнул в нависшую надо мной морду, с подбородка которой на мой подбородок брызгала зловонная кровь.

Откушенный мной кусок «бороды» залепил левый глаз мутанта. Сомнительное достижение, конечно, но это было не главное. Главное, что тиски, плотно фиксирующие мои руки, ослабли – когда тебе на живую бороду-кормилицу выдирают, не до еды как-то.

И я воспользовался этим моментом. Выдернул руки из когтистых лап мутанта, и со всей дури вогнал большие пальцы в его вылупленные глаза.

Это у человека довольно непросто глаз выдавить – палец соскальзывает с относительно небольшого влажного глазного яблока, и проваливается внутрь глазницы. Об этом тоже позаботилась матушка-природа, создавая человека разумного. А вот мутанта, снабдив его и силой, и скоростью, и потрясающими телепатическими способностями – в этом отношении обошла.

Глаза твари плотно сидели в черепе, не имеющем ярко выраженной глазницы. Потому и лопнули они одновременно, когда я проткнул их своими местами обломанными ногтями. Острая боль толкнулась в суставы фаланг – когда выбиваешь глаза пальцами, это всегда очень больно. И врагу, и тебе. Но ему – больнее. Поэтому сейчас мутант, забыв о еде, катался по полу, схватившись за морду, и кричал – жутко, оглушающе, с надрывом…

Видимо, этот вопль, выдирающий душу из груди, не понравился не только мне. Внезапно мое раненое предплечье ожгло словно током – и из моей руки прямо в раззявленную пасть мутанта ударила черная молния.

Вой мута сменился хрипом. Он замер от неожиданности и новой боли, даже лапы от морды отнял в растерянности… И в следующее мгновение из его кровоточащих глазниц словно фарш из мясорубки полезли перемолотые в кашу мозги.

Мутант постоял еще немного – и рухнул, глухо воткнувшись мордой в пол. Но за секунду до этого его правая глазница взорвалась красно-белыми брызгами, после чего мое и без того многострадальное предплечье вновь пронзила острая боль. Это вернулась на стартовую площадку пиявка Газира – похожая на тощую черную змею тварь из другой вселенной, решившая, что теперь ей будет удобно жить у меня в руке под кожей. Видимо, удар мутанта ее разбудил, ей это не понравилось, и она решила проблему в своей обычной неаппетитной манере. В пекарне было темновато, но я был уверен, что сейчас на меня, высунувшись из раны на предплечье, умильно смотрит окровавленная мордочка пиявки, похожая на интернетовский смайлик. Похвалы ждет, как любая домашняя зверюшка, проявившая инициативу.

– Молодец, – проворчал я, подбирая с пола свою «Бритву». – Лучше поздно, чем никогда. Если в следующий раз решишь помочь, то просыпайся пораньше.

И тут я увидел свет!

Тот самый, лазурный, что сиял несколько минут назад, пробиваясь сквозь щели старой печи!

Он еще только разгорался, но не надо было быть гением, дабы понять, что сейчас произойдет!

Я бросился к печи возможно даже быстрее, чем только что бежал к окну пекарни – благо бежать было недалеко. Благо нехилая куча мусора и дерьма, препятствующая нормальному подходу к цели, оказалась слежавшейся от времени и твердой, словно камень. Взлетел я по ней – и ударил с разбегу, рассекая «Бритвой» этажерку металлических шкафов, потому что некогда было мне выдвигать их по очереди и выяснять, из какого именно бьет этот ослепительный свет.

Мой нож, умеющий резать абсолютно всё, включая пространство между мирами, справился на «отлично». Удар, еще удар, еще один, грохот листов ржавого железа, падающего на пол – и я увидел!

На дне одного из шкафов, изуродованного моей «Бритвой», сияло маленькое солнце, испуская лучи цвета самого чистого в мире неба. Лучей было несколько, и с каждым мгновением они набирали силу, становились все более яркими, готовыми вытолкнуть из недр своего небольшого светила мощную волну энергии. Я прям всем телом ощутил вибрацию, исходящую от странного предмета, и краем глаза увидел, как плывут, словно в тумане, стены старой пекарни, и как мои руки становятся зыбкими, нечеткими, словно вылепленными из грязно-желтого тумана.

Первым моим порывом было ударить «Бритвой» по этой светящейся штуке, благодаря которой у меня на теле прибавилось ран, и морда горит, словно мне в нее кислотой плеснули.

Но внезапно в моей голове промелькнула мысль…

Энергия! То, чего не хватает моим часам для того, чтобы воссоздать бронекостюм, спроектированный Хароном.

И я рискнул.

Вместо того, чтобы рассечь своим ножом светящуюся штуковину, я просто сунул свою левую руку в эти лучи, мгновенно пронзившие предплечье жутким, нереальным холодом.

Я не выдержал, и заорал. Заорешь, когда твою конечность ломит от холода так, что кажется сейчас от малейшего движения кости звякнут и рассыплются, словно хилые весенние сосульки…

Но руку я не отдернул. Потому, что знал – если отдернуть, то это конец. И мне, и Насте, и еще многим людям и существам, которым не посчастливится прийти сюда, на эту поляну…

Прошла секунда, другая… А может и больше. Когда терпишь такую боль, твое личное время ведет себя непредсказуемо – может как сжиматься, так и растягиваться до бесконечности. Мой неистовый ор сорвался на хрип… и тут боль отпустила. Будто ее и не было никогда. Лучи иссякли, стали блеклыми, словно били они из маленьких практически разряженных фонариков. А на моих часах, там, где положено быть цифре «12», загорелся крохотный зеленый огонек, которого раньше точно не было. Понятно. Зарядились под самую завязку. Надо же, и тут меня сталкерская чуйка не подвела!

А на изуродованной полке лежал старый советский будильник. Самый обыкновенный, с полустертой надписью «SLAVA» на циферблате и красной кнопкой сверху, отключающей звонок.

Я протянул руку, взял с полки странный будильник, перевернул. Ну да, все как в моем детстве, похожий был и у Евсея Минаича. Я подцепил ногтем крышку, и она, щелкнув, выскочила из пазов…

Ишь ты! А это уже не как в дедовских часах!

В самом центре механизма, там, где, если мне память не изменяет, вроде как положено быть большому зубчатому колесику, был вделан артефакт величиной с ноготь большого пальца, цветом похожий на осколок Монумента. Такая же пронзительная лазурь, только мерцающая в постоянном, размеренном ритме.

Мне показалось даже, что артефакт слегка пульсирует, будто и вправду он был сердцем этого странного прибора.

Внезапно в помещении стало чуть темнее. Я рефлекторно схватился было за «Бритву», но тут же отпустил рукоять ножа.

В дверном проеме стояла Настя, держа пулемет на изготовку. Даже отсюда было видно, что камуфляж на ее бедре выше колена разорван, и из раны сочится белесая жидкость, похожая на растопленный воск. Понятно, почему она так долго не приходила на выручку. Не иначе, осколок гранаты по ноге хлестанул. Хотя, как долго? Не думаю, что с того момента, как я влетел в окно пекарни, прошло больше двух минут.

– Живой, – выдохнула Настя. – А я уж думала, что тебя эта тварь доедает.

– Подавится, – хмыкнул я – и чуть не застонал от боли в губах и щеке. Похоже, слюни с бороды мутанта основательно разъели мне кожу на лице. И, возможно, продолжают разъедать. Как бы вообще без морды не остаться при таких раскладах.

– Что это у тебя? – кивнула Настя на будильник в моей руке.

– Полагаю, что прибор, способный возвращать время назад, – сказал я. – Ненадолго. Не более, чем на двенадцать часов. Эта тварина хитро подстраховалась. Завела будильник минут на пять, и вышла к нам. Если мы его убьем, время просто вернется на пять минут назад, где он еще живой, и этот хитрец попробует зачистить нас по-другому. А если он нас грохнет, то ему надо будет просто выключить эту машинку. Подозреваю, что так, – сказал я, нажимая на кнопку сверху будильника.

И правда, после моего нажатия пульсирующее сердце сразу стало тусклым, безжизненным. Интересно, кто ж такой механизм придумал? Это какую голову, и какие золотые руки надо иметь, чтобы интегрировать артефакты в самые что ни на есть примитивные часы советского производства, и дабы при этом все это работало на тех же принципах, что и простой будильник! Только не отмеряя время, а управляя им!

Примерно то же озвучила и Настя.

– Это он сделал? – кивнула она на труп. – Но как? Супернавороченной мастерской я тут не наблюдаю. А без нее такой прибор не сделать.

Ответа на этот вопрос у меня не было. И спросить теперь не у кого. Хотя для чего? Чтобы праздное любопытство удовлетворить? Ясно лишь одно – такими артефактами не разбрасываются. Поэтому я защелкнул обратно заднюю крышку будильника и сунул его в специальный контейнер для артефактов, висящий у меня на поясе. Хороший хабар, как сказал бы Жмотпетрович.

Я б, конечно, порыскал еще по пекарне, и уверен, что отыскал бы много интересного, но у меня уже голова кружилась от вонищи. А возможно, что еще и от токсинов, попавших в кровь с когтей мутанта. Так что пора было заняться собой, а то я не то что Хроноса не догоню, а так и останусь тут навеки рядом с трупом мертвого врага.

Я прихватил «Печенег» мутанта, и мы с Настей вышли на свежий воздух. Глянула она на меня – и поморщилась.

– Что такое? – поинтересовался я, разглядывая свое предплечье. В горячке боя мне показалось, что мут с него всю шкуру спустил. Оказалось, что по руке шли лишь три царапины. Правда, довольно глубокие. Если не промыть и не обработать, в болотно-влажном климате Зоны загниют сто про-центов.

– Да уж, лицо у тебя будто только что с горячей сковородки сняли, – сказала Настя. – И царапины эти не очень хорошие. Промыть бы надо для начала.

– Надо, – согласился я, присматриваясь повнимательнее к траве возле пекарни. Жратва жратвой, но вода-то мутанту тоже была нужна. А значит, должна быть тропинка, протоптанная им к той воде, ибо, судя по кучам отходов жизнедеятельности, обосновался мут в этих местах очень давно.

Впрочем, долго искать ту тропинку не пришлось. Начиналась она от двери пекарни, и уходила в лес. Подобрал я свой рюкзак, автомат, револьвер, и пошли мы с Настей по той тропинке, которая буквально минут через пять вывела нас к широкому, и с виду довольно глубокому ручью.

Я понюхал воду, попробовал на вкус. Вроде чистая. А то если тот ручей через радиационный могильник протекает, то лучше сразу застрелиться, чем такую воду пить. Это мутантам все по барабану, а мы все-таки еще немножко люди, и от больших доз всякой зараженной гадости, особенно принятых вовнутрь, запросто можем загнуться.

Вкус у воды был обычный, запах вроде тоже. Поэтому я просто опустил лицо в ледяную воду и держал, пока зубы не заломило. Потом таким же макаром промыл руку. Та еще, конечно, обработка, но всяко лучше, чем ничего. После чего потянулся к снятому с плеч рюкзаку за аптечкой.

– Медикаменты лучше побереги, – сказала Настя, как-то странно на меня посмотрев. – Есть средство получше.

– Это какое же? – поинтересовался я. – Лечебные артефакты?

– Не совсем, – хмыкнула кио. – Дай-ка сюда свою руку.

Я пожал плечами и дал. И чуть не отдернул обратно, когда Настя наклонилась к ней и провела языком по самой глубокой ране…

Но не отдернул, вовремя тормознув себя. Скорее всего, хуже не будет. Все-таки кио создавали с определенным набором способностей, необходимых для войны, в чем я сам мог не раз лично убедиться. Поэтому, думаю, она знает, что делает.

Она знала.

Язык у нее оказался горячим, будто разогретым на костре. И слюнявым. Я видел, как вслед за ее длинным лизом рана заполняется чем-то вроде белесого геля, жгучего, словно крапива. А еще я видел, как края глубокой царапины начинают медленно сходиться, выдавливая этот гель наружу. Такая рана заживает около месяца, если не загноится, конечно. Сейчас она затягивалась прямо у меня на глазах.

– Регенерон? – поинтересовался я.

– Что? – убрав язык, переспросила Настя.

– Ну, слюна у тебя на основе регенерона?

– А, ты имеешь в виду тот древний препарат, изобретенный до Последней войны? Ну да, исходная формула взята оттуда, правда многократно улучшена. У нашего племени специальные железы вырабатывают вещество, способствующее быстрому восстановлению белковых структур. Наши ранения быстро заживают сами собой, но при случае мы можем подлечить и еще кого-нибудь. Правда, делаем это в исключительных случаях.

И, вновь высунув язык, принялась за остальные раны. Причем мне показалось, что делала она это не без удовольствия. Вкус крови нравится? Или дело не только в этом?

Закончив, кио полюбовалась на свою работу, сплюнула и сказала:

– Ну и воняешь же ты, Снар. Прям как живая помойка. Если б это был не ты, я бы тебя пристрелила. Просто чтоб не вонял.

М-да, похоже, насчет удовольствия от вылизывания я себе польстил.

– Между прочим, я и твою аппетитную задницу спасал, катаясь в этой пекарне по кучам дерьма, – проворчал я.

– Ну, прежде всего ты свою спасал, – усмехнулась Настя. – Но за комплимент насчет задницы спасибо. Поэтому иди сюда и подставляй свою физиономию.

– А может… – начал я было.

– Можно и «может», – перебила меня кио. – Только не удивляйся, если примерно через час твое лицо не превратится в гной и не стечет тебе за шиворот. Знаю я такие слюни, расплавляющие ткани до питательной субстанции для некоторых мутантов с внешним пищеварением.

– Всё, я был неправ, и уже заткнулся, – сказал я, закрывая глаза.

– Всегда бы так, – не преминула подколоть Настя. – А то вы, мужики, обычно осознаете, что женщина права, когда бывает уже поздно.

И принялась за дело…

Это было и больно, и одновременно приятно. Лицо жгло так, будто его равномерно так, неторопливо обмазывают серной кислотой. Но в то же время какой мужик останется равнодушным, когда его облизывает красивая девушка? Правильно, никакой. Поэтому я изо всех сил старался думать о чем-нибудь военном. Автоматы там представлял разных моделей, их индексы ГРАУ вспоминал, разбирал и собирал мысленно. Чисто отвлекался, чтобы невзначай у меня ниже пояса ничего не сработало. А то ж неудобно, как-никак, фактически жена друга. Да еще и в положении… Хотя по ней совершенно незаметно. Это Рудик был глазастый, сразу срисовал тему, а я как не приглядывался, так никаких особых признаков беременности и не заметил… Так, блин, на чем я там остановился? АК-102, калибр 5,56 на 45, индекс 6П44. Следом за ним идет сто третий, калибр…

– Оххх, – застонал я. Не ожидал. Язык Насти продолжал вылизывать мне щеку, а ее рука расстегнула мне штаны и нырнула туда, куда женам даже погибших друзей нырять не положено.

– Сиди смирно, сталкер, не отвлекайся, – негромко сказала Настя. – Я ж вижу, как ты мучаешься. Тяжело в Зоне без бабы, понимаю. Но и моральные твои моменты тоже ценю, хотя помню, как ты на меня косился, когда мы в Корогоде купались. И за то, что тогда сдержался, уважаю. А сейчас просто сиди, не дергайся, и сочетай приятное с полезным.

Руки у нее были мягкие, нежные. Вот уж не думал, что эти пальцы, способные разрывать врагов на части, умеют еще и такое! Похоже, создатели кио знали толк не только в военном деле, и вложили в свои творения очень полезные знания и способности. Теперь понятно, с чего Фыф, упокой его Зона, так с ума сходил по своей Насте. Нет, конечно, любовь штука возвышенная, но вот такие полезные умения ее очень даже подогревают и стимулируют.

В общем, пока Настя закончила с моим лицом, я приплыл пару раз конкретно. Права она конечно, без женского пола в Зоне туго. А особенно плохо, когда рядом с тобой путешествует такая красавица с бюстом, то и дело норовящим вывалиться из-за отворота камуфляжа, а ты вынужден себя осаживать, мол, не твое, расслабься, думай об автоматах. Хотя Фыфа уже нет, и мы непременно за него отомстим. Но потом-то куда пойду я, и куда Настя? По ходу, обоим нам идти некуда. Сейчас нас объединяет общая цель, а что дальше? И что бы сказал мне Фыф насчет этой ситуации, если б был жив? Попросил бы присмотреть за Настей и их общим ребенком? Думаю, если он и правда любил ее, то скорее да, чем нет.

Все это я крутил в голове, пока Настя лечила мне спину тем же способом, что и все остальное. При этом одна ее рука тоже не бездействовала, так что я и третий раз благополучно уехал.

– Ну, вот и всё, – наконец сказала она. – Полежи тут, пока я в ручье ополоснусь. Как раз к тому времени все начерно и затянется.

И пошла себе полоскаться. Я же лежал на брюхе, и теперь смотрел не скрываясь. При этом прикидывая сложный моральный момент на тему сволочь я теперь, или нет. С одной стороны, вроде бы как нехорошо по отношению к Фыфу поступил, не отказавшись от Настиной благородной инициативы. Но, с другой стороны, вроде бы серьезного контакта и не было, который принято считать изменой. А, кстати, несерьезный вот такого плана – это измена или нет? И даже если твой друг погиб, хорошо ли в этот же день крутить эдакие эксперименты с его девушкой, и глазеть на нее так, будто она уже твоя законная добыча?

Так я ни к чему и не пришел, решив, что если даже и сволочь я, то уже ничего с этим не поделать. И сволочами люди живут, прекрасно себя при этом чувствуя. Даже зачастую лучше, чем порядочные и целомудренные, которые сами себе понаставили рамочек да ограничений. Так что лежи, Снайпер, кайфуй, наслаждайся. Не часто такое в Зоне случается, поэтому лови момент.

А Настя и не скрывалась, купалась совершенно свободно. Кстати, помнится, Маша стеснялась себя так демонстрировать, постоянно прикрывалась, даже когда мы с ней женатые были. А кио совершенно не смущается от постороннего взгляда. Знает, что ее тело без малейшего изъяна, вот и не парится ни разу по этому поводу к моему – чего уж скрывать – удовольствию. От которого мой нижний регистр, уработанный донельзя, снова шевелиться начал…

Ну уж нет, хватит! Некоторым, может, чувствовать себя сволочью вполне нормально, но мне с непривычки как-то не по себе.

Раны мои и правда, не сказать, чтобы зажили, а как бы склеились, при этом на коже образовались белесые рубцы. Ну и ладно. Главное не болит, а остальное неважно. И морда больше не горит огнем, а просто чешется. Но это пережить можно.

В общем, встал я, накинул обратно уже драный местами и изрядно вонючий камуфляж, и занялся трофейным пулеметом. Видимо, тяжелый АШ-12 придется бросить. Для револьвера патронов еще хватит на три барабана, а для автомата этого явно недостаточно. Поэтому лучше уж я загружусь «Печенегом» с запасной коробкой, найденной в пекарне, а автомат закопаю. Эх, сколько ж по Зоне разбросано таких кладов? Если в этих местах под развесистыми кустами да кривыми деревьями хорошенько порыться, можно с высокой вероятностью найти немало хороших стволов. Только моих больше десятка наберется, заныканных в разное время.

А «Печенег» был хорош. Новый, будто только с завода. И даже с оптикой, что при ведении огня короткими очередями на большие дистанции дает ощутимое преимущество перед обычной стрельбой с открытым прицелом. Странно конечно, что в Зоне появился пулемет с заводской смазкой, которую хорошо бы снять побыстрее, чтобы обслужить оружие так, как положено. Как-то не верится, что местные барыги освоили прямые поставки с военных складов Большой земли. Неужто бородатый мутант научился перебрасывать предметы по линии времени к точке их создания по примеру Мастеров Полей из вселенной Кремля?

– Налюбовался?

Я поднял голову.

Надо мной стояла Настя, одетая в мокрый, только что выстиранный камуфляж.

Ага, понятно, косяк с моей стороны. Называется «недостаток внимания», промах для мужчины страшный, даже если ты не состоишь с девушкой в отношениях, а просто путешествуешь вместе. А именно – если женщина купается, то само собой подразумевается, что ты должен любоваться на нее, а не на пулемет. Нет, конечно, если она это обнаружит, то, скорее всего, будет «хорош пялиться!». Но если ты не пялишься, то лучше тебе тогда вообще на свет не родиться.

Я вздохнул. Ненавижу эти женские многоходовки типа «сделал не то, что от тебя ожидалось». Потому что ты в них по-любому неправ окажешься. Поэтому на такие вопросы лучше не отвечать, чтобы избежать дальнейшего неприятного развития темы.

– Идти надо, – сказал я. – До «Янова» рукой подать. И ночевать лучше там, чем в этой пекарне, набитой дерьмом.

– Согласна, – кивнула Настя, во взгляде которой появилась правильная сосредоточенность – видимо, вспомнила, куда и зачем мы идем. Вот и ладушки, вот и хорошо. Глядишь и правда до сумерек дойдем до бара на станции, которым заправляет мой старый знакомый Жила. И очень надеюсь, что наша с ним встреча обойдется без перестрелки.

* * *

Хронос был в ярости.

Здание, мимо которого он проходил со своим отрядом, оказалась настоящей ловушкой. Оказалось, что какая-то тварь, обитающая в ней, тоже в некоторой степени умела управлять временем. Но не это оказалось самым страшным – Хронос был явно сильнее, и с легкостью справился бы с мутантом, погасив его временну́ю волну своей, более мощной.

Но тварь помимо этого умела кое-что еще.

Хронос спохватился слишком поздно, когда двое его бойцов внезапно остановились, подняли свои стрелково-гранатометные комплексы, и одновременно нажали на спусковые крючки.

Кристаллы бронекостюмов, в которые был облачен отряд Хроноса, в момент выхода из Припяти были заряжены под завязку. Сейчас их заряд составлял около пятидесяти процентов – разряжалась защита довольно быстро. И чтобы сэкономить энергию, отряд шел без дополнительных пулестойких очков и бронированных фильтрующих масок, полностью защищающих лицо – открытыми оставались только глаза и рот.

И это оказалось ошибкой.

Два выстрела грохнули как один, и двое бойцов рухнули на землю, получив каждый по пуле в левый глаз.

Не ожидавший такого поворота Хронос по привычке попытался было сдвинуть время назад на минуту… и понял, что у него ничего не выходит. Его мозг неожиданно словно оказался в ленивом плавающем киселе, тормозящем мысли, расслабляющем, вызывающем острое желание улечься поспать прямо тут, на поляне, перед совершенно безопасной пекарней.

Пекарней?

Хронос был уже готов поддаться внезапно на-хлынувшему чувству умиротворения, освобождающему от всех забот, как это слово, внезапно возникшее в голове, встряхнуло его не хуже хорошей затрещины. Он просто не мог знать, что это здание именно пекарня, а не сарай для складирования навоза.

«Чужие мысли в моей голове… Кто-то управляет мной!»

Однако встряска не решила проблему – по-прежнему релаксирующий мозг Хроноса все равно не мог сдвинуть время даже на мгновение.

И тогда скорее от бессилия Хронос подхватил с земли один из стрелково-гранатометных комплексов, ранее принадлежащий убитому гвардейцу, и начал стрелять.

Пули ударили в стены пекарни, выбив из них кирпичную крошку. Одна из них, отскочив рикошетом, долбанула по шлему экзоскелета. И эта случайность помогла Хроносу окончательно прийти в себя.

– Огонь! – заорал он, пятясь назад и не переставая давить на спусковой крючок. – Огонь, мать вашу!

Его бойцы гораздо лучше слушались мысленных команд, но и голосовые воспринимали тоже. Пекарня немедленно скрылась в облаке кирпичной пыли, выбитой из стен градом пуль, которым поливала ее из своего оружия гвардия Хроноса. Но сам он понимал – ни одна из этих пуль не достигла цели. Стены здания в два кирпича, построенного еще во времена СССР, разбить можно было разве что из крупнокалиберных пулеметов. И Хронос знал точно, чуял – тварь притаилась где-то там, внутри пекарни, и сейчас готовится к новой ментальной атаке. Которую ему, повелителю времени, отбить точно не удастся.

Лупить гранатами по окнам было бы не лучшим решением, скорее, самоубийственным – это понимал даже Хронос, не особо искушенный в военном деле. Хорошо, если каждая вторая граната влетит в окно. Зато каждая первая, ударившись в стену, отскочит под ноги отряду, что, несмотря на наноброню, совершенно нежелательно. Поэтому, скрипнув зубами от бессильной ярости, Хронос крикнул:

– Отходим!

И продублировал команду мысленно, так как за звуками стрельбы не услышал сам себя. Его отряд сейчас бездумно и бесцельно расходовал боезапас, и это бесило еще больше. Не думал Хронос, что ему достанется настолько тупая команда бронированных дебилов. Хотя может это он просто еще не научился правильно управлять ими?

Как бы там ни было, уходить было надо. И срочно. Больно осознавать, что оказывается и тебя, всемогущего и всесильного, может в легкую уделать какой-то мутант-псионик. А ведь не будь у Хроноса отряда, он бы сегодня сам остался на этой поляне в виде пищи для хитрой твари, умеющей копаться в чужих мозгах. И от этого осознания ученый бесился еще больше…

Тем не менее, Хронос осознавал, что произошедшее кое-чему его научило. А именно – не переоценивать себя, и не недооценивать противника. Раньше ученый снисходительно относился к стрелковому оружию, мол, зачем мне оно, когда у меня есть мой дар? Сейчас же он сжимал в руках стрелково-гранатометный комплекс, спасший жизнь ему и его отряду. Теперь Хронос не собирался расставаться с ним ни на минуту. Ибо Зона оказалась гораздо более сложным и страшным испытанием, чем предполагалось вначале…

Идти пришлось недолго.

Лес кончился, и перед глазами Хроноса оказался весьма атмосферный постаппейзаж: насквозь проржавевшие остатки грузовых вагонов и платформ, навсегда замерших на бесконечной линии железнодорожных рельс, рыжих от коррозии. Внутри одного из вагонов живописно расположился жирный «электрод», похожий на светящийся шар, сплетенный из белых молний. Аномалия сыто потрескивала молниями, бьющими сквозь дыры в стенках вагона, возле которого живописно были разбросаны обугленные человеческие скелеты.

Хронос аж на мгновение забыл о своей ярости – любопытство ученого взяло верх. Что могло заставить людей лезть прямо в аномалию? Может и она какие-то пси-волны излучает, заставляющие живые существа добровольно идти в лапы неминуемой смерти?

Он подошел поближе – и, опустив на глаза темные бронированные светофильтры экзоскелета, понял что.

В самом центре «электрода», рядом с его пульсирующим «сердцем», словно в клетке из потрескивающих молний, завис необычный артефакт. Шарик величиной с теннисный мячик, висящий в полуметре над землей, пронизанный яркими цветными переливающимися нитями цвета расплавленного золота…

– «Второе сердце», – прошептал Хронос.

Он читал об этом артефакте в одной из многочисленных книг про Зону. Правда, там говорилось, что «электроды» с уникальными артами внутри рождаются один раз за все существование Зоны. Однако, похоже, ошибся автор книги. Вот оно, висит «второе сердце» внутри аномалии, причем такое крупное! В «Энциклопедии Зоны» написано, что размером больше чем с куриное яйцо их нигде не встречали. А тут оно как минимум в два раза больше!

В другое время Хронос может и прошел бы мимо ценного арта – на кой он ему, когда и так накопленных денег хватит на пять жизней? Но сейчас ученого грызло бешенство от того, что ему пришлось отступить перед более сильным противником. А ведь, согласно той же «Энциклопедии», «второе сердце» может наделить твое оружие или элемент снаряжения любым свойством, которое ты пожелаешь. И как раз сейчас защита от пси-атак Хроносу очень бы не помешала.

Помнится, был в той книжке описан способ, которым какой-то сталкер добыл «второе сердце». Но каким именно, Хронос подзабыл. Есть такое свойство у многих талантливых людей стирать из памяти то, что они считают ненужным. Типа, иначе в голове места не останется на действительно важное и нужное. Вот и ученый тогда стер информацию из романа, случайно прочитанного на досуге во время полета на другой конец земного шара к какому-то супербогатому и влиятельному клиенту. Эх, как бы она сейчас пригодилась!

А арт между тем словно манил к себе, вплетая свои золотые нити в серебро молний сытого «электрода», недавно поужинавшего каким-то отчаянным сталкером. Вон прямо возле вагона его почерневшие кости еще дымятся, и наполовину расплавившийся, не успевший остыть обрез двустволки со сгоревшим цевьем пышет жаром, от которого еле слышно шипит сырая, болотистая почва Зоны.

И Хронос решился.

Их оставалось восемь. Идеальных бойцов в защитных костюмах, которым не было равных в Зоне. Воинов, с которыми Хронос собирался пробиться к Монументу, чтобы стать ни много ни мало хозяином всего мира. Так почему бы не испытать свое новое оружие, а заодно не заполучить легендарный артефакт, который наверняка поможет достижению его цели?

«Максимальная защита», – послал он мысленный сигнал. «И – вперед!»

На лице одного из бойцов мгновенно появилась бронированная фильтрующая маска и пуленепробиваемые очки. Грудные бронепластины, наколенники и налокотники стали заметно толще, а все остальное тело, и без того полностью закрытое нанозащитой, напоминающей гипертрофированные мускулы, покрылось матовой чешуей стального цвета.

Хронос довольно усмехнулся. Понятное дело, что такая броня жрет энергию, словно голодный лев дармовое мясо. Но если дело выгорит, то оно того стоит!

Повинуясь мысленному приказу, боец положил на землю свой стрелково-гранатометный комплекс, и направился к аномалии. Которая, естественно, тут же отреагировала, долбанув молнией толщиной в руку.

Однако костюм справился. Хронос отметил про себя: молния пробила грудную пластину на половину ее толщины, но боец лишь пошатнулся – и пошел дальше. При этом поврежденная броня мгновенно затянулась. Это ученый и хотел знать – как поведет себя суперзащита в экстремальных условиях. Потому, что слухи слухами, но личный опыт не заменят никакие сталкерские байки.

Боец продолжал идти. Дошел до вагона, и даже ногу приподнял, готовясь влезть в него, когда аномалия ударила во второй раз.

Видимо, первая молния была пробной, пристрелочной. А вот вторая шарахнула по-взрослому. И защита можно сказать что справилась. Если б не она, от бойца остались бы одни головешки. А так ему лишь голову снесло, словно бритвой срезало. Хит-рая аномалия не зря протестировала костюм, и ударила точно, в самое слабое место, тонкой, но экстремально мощной молнией, прошедшей сквозь броню и шею под ней словно нож, рассекающий масло.

Боец еще стоял с занесенной ногой, оперевшись руками о край вагона, а его голова уже катилась по земле, при этом бронированный шлем с очками и маской быстро становился прозрачным – без связи с источником энергии он на глазах превращался в воздух, из которого, собственно, большей частью и состоял. Миг – и ничем не защищенная голова подкатилась к ногам Хроноса.

Тот поморщился. Типичная солдатская физиономия без признаков развитого интеллекта. Рубленые черты лица, выступающие скулы, квадратная челюсть. И бессмысленные глаза, в которых навеки застыло удивление. Людям вообще свойственно удивляться, когда они считают себя сильными, ловкими, неуязвимыми – и вдруг совершенно неожиданно умирают, лишь в самый последний миг осознав, что с ними произошло. Эти глаза смотрели на Хроноса, словно спрашивая «как же так, командир? Почему ты послал меня на верную смерть?».

Ученый брезгливо пнул голову тяжелым ботинком, и она, угловато перекатываясь, покатилась по траве, словно никому теперь не нужный проколотый футбольный мяч с остатками воздуха внутри.

Но Хронос уже забыл о мертвом бойце. Сейчас его заботило иное.

Аномалия, потратившая слишком много энергии на удар, была разряжена. Огромный «электрод» сдулся, превратившись в потрескивающее, светящееся облачко тончайших, крохотных молний, в центре которого учащенно пульсировало маленькое сверкающее сердце. Не пройдет и четверти часа, как аномалия снова станет смертельно опасной – найдет где подпитаться, чтобы окончательно не сдохнуть. А, может, и умрет, говорят, такое тоже бывает.

Сейчас же от нее осталось лишь выжженное черное пятно с зависшим над ним «сердцем» «электрода» – временно совершенно безопасным, дрожащим словно от ненависти, висящим в полуметре над полом вагона клубком белых, изломанных нитей, размером не более теннисного мячика.

А рядом с ним на этом черном пятне валялся шарик размером с куриное яйцо. Уже совершенно некрасивый, лишившийся переливающихся золотых нитей, напоминающий тусклый, дешевый сувенир.

Но Хронос знал – так оно и должно быть. Без подпитки от «электрода» уникальный артефакт «уходит в себя», словно черепаха в панцирь, сберегая драгоценную энергию. Теперь дело осталось за малым – достать его из вагона.

Однако самому Хроносу идти туда не хотелось. Мало ли, может аномалия не до конца разрядилась. К чему подвергать опасности свой экзоскелет последней модели и то, что внутри него?

Повинуясь команде ученого, еще один боец отделился от группы. На этот раз Хронос дал приказ сделать все быстро, пока «электрод» вновь не набрался сил.

Боец бежал быстро и плавно, словно дикий зверь. Казалось еще немного, и он, встав на четвереньки, помчится еще быстрее, на бегу играя гипертрофированными мускулами своей совершенной брони. Хронос даже слегка скривился – его экзо был на такое не способен. Может, имеет смысл содрать с одного из подчиненных ему существ навороченную защиту, и надеть ее на себя? Только вот еще бы узнать, как это делается… Хронос примерно представлял себе принцип работы нанокостюма, но лишь примерно. Брат перед смертью отдал ему свою гвардию, но не технологию ее производства. О чем сейчас Хронос искренне пожалел.

Пока он размышлял, боец подбежал к вагону, легко, по-кошачьи запрыгнул в него и подняв с пола артефакт, поднес его к лицу, желая удостовериться, тот ли предмет находится у него в руке, что приказал принести хозяин. При этом защитные очки исчезли с его лица – в полумраке вагона тонированные стекла мешали рассмотреть поднятое как следует, а включать прибор ночного видения было еще рановато…

Хронос не мог контролировать каждое движение своей гвардии, он лишь отдавал команды, которые те выполняли. Но все-таки эти существа были людьми, со своими мыслями и желаниями. Сейчас боец лишь хотел получше выполнить приказ, и проявил инициативу. Но после происшествия возле пекарни Хронос решил – впредь путешествуем по Зоне только в полной защите! Что он и немедленно донес до бойца, послав мысленный приказ:

«Верни очки и бегом сюда!»

Однако выполнить его тот не успел.

Пуля ударила ему точно в глаз, прошила мозг, разнесла затылочную кость и, отрикошетив от задней стенки шлема, вместе с фонтанчиком крови вынесла второй глаз. И лишь после этого откуда-то со стороны вокзала раздался хлопок выстрела.

Убитый воин еще падал на почерневший пол вагона, а Хронос уже отдал команду остальным, проорав:

– Туда! Убить всех! Я сказал всех!!!

Его трясло от ярости. Опять, снова, в который уже раз ему мешают! Сейчас он хотел уничтожить всех людей на планете, все эти бестолковые, примитивные существа, родившиеся казалось лишь для того, чтобы ставить ему палки в колеса. Причем он уже понял: в состоянии такой вот всепоглощающей ярости бесполезно пытаться управлять временем, все равно ничего не выйдет. Но зато он мог управлять орудиями убийства, которые сейчас упруго и беззвучно бежали к станции «Янов», сжимая в руках оружие и не обращая внимания на пули, хлещущие по их совершенной броне.

* * *

Мы вышли из леса, и перед нами открылась знакомая картина.

Вид на станцию «Янов» со стороны свалки грузовых вагонов и платформ, согнанных сюда после аварии. Еще один памятник Зоны, навсегда застывший на ржавых рельсах. И даже слегка подсвеченный мерцающими сполохами.

Я примерно представлял, что может так мерцать. Поэтому даже и не удивился, увидев хорошо откормленный «электрод», обосновавшийся в одном из насквозь проржавевших вагонов, раздвижные створки которого то ли спёр кто-то на металлолом, то ли они сами отвалились и сгнили в ноль на болотистой почве.

Ну и картина возле того «электрода» была соответствующая. Обугленные трупы, которые аномалия обглодала своими молниями. А вон голова чья-то валяется с напрочь сожженной шеей.

– Похоже, кому-то «электрод» башку снес, – прокомментировала Настя.

– Странный удар, – заметил я. – Необычный для этой аномалии.

– Ага, – кивнула Настя. – И ожог какой-то уж больно тонкий для молнии. Мы думаем об одном и том же?

– Сто процентов. Хозяин этой головы был в бронекостюме Харона, и «электрод» долбанул по самой уязвимой его части. И я даже знаю за чем Хронос послал свою пристяжь.

– Не поняла?

Я кивнул на аномалию.

– Видишь рядом с ее центром золотистый шарик? Это «второе сердце», ценнейший артефакт. Говорят, что он рождается лишь один раз в одной конкретной Зоне, но, похоже, это не так. Однажды мне посчастливилось добыть такой из «электрода».

– Так может повторишь, если он такой ценный?

Я покачал головой.

– Тогда мне удалось из мощнейшего дробовика достать до первого сердца. Сейчас у нас такого оружия нет. А пули, выпущенные очередью, «электрод» методично расплавит одну за другой, проверено. Да еще и их кинетической энергией подпитается, после чего долбанет в ответ так, что мало не покажется. Так что пойдем-ка лучше в «Янов». Если там Хронос со своей бандой не остановился, так хоть перекусим по-человечески. Во всяком случае, очень на это надеюсь.

– А что, могут быть варианты?

– Пошли, расскажу по пути.

И рассказал. После чего Настя еще раз проверила свой пулемет, и задумчиво сказала:

– Ну, если ты тому Жиле действительно бар подарил, то может он и не прикажет своим кибам стрелять. Хотя может быть всякое.

С этим было трудно не согласиться, поэтому я на всякий случай и свой трофейный «Печенег» тоже осмотрел на ходу. Ну, вроде подвести не должен, ибо совершенно новая машинка, а там уж как карта ляжет.

Бар «Янов» расположился в бывшем зале ожидания железнодорожной станции. Бывал я тут, вполне приличное заведение. А уж если за него торговец Жила плотно взялся, то тут вообще должно быть райское место.

Однако чем ближе мы подходили к бару, тем хуже были у меня предчувствия. Моя сталкерская чуйка аж звенела, заставляя указательный палец рефлекторно тянуться к спусковому крючку.

А потом к этому неслышному звону добавилась сладковатая вонь. С каждым нашим шагом в воздухе все сильнее пахло кровью. И смертью. Уж я-то знаю этот запах как, наверно, никто другой…

Двери в бар были распахнуты, возле них лежала нога. Оторванная. «Берц», штанина, а выше – лохмотья материи и красного мяса, еще не успевшего потемнеть. Стало быть, ногу оторвали не позже пары часов назад. Но и не раньше получаса, так как лохмотья плоти уже перестали кровить.

Я опустил пулемет. Уже было ясно – стрелять не придется. Потому что и вокруг, и в самом баре было тихо. Очень тихо. Как бывает на кладбище. Или там, где никого не осталось в живых.

Перешагнув через ногу, мы вошли внутрь. Понятно. По совокупности предыдущих факторов ничего иного я и не ожидал увидеть.

Весь пол бара был залит кровью. Ее сладковато-тошнотворный запах мгновенно забил ноздри, а на языке немедленно появился привкус ржавого железа. А еще по полу были разбросаны фрагменты человеческих тел. Там половина кисти руки, там чьи-то кишки на отломанную ножку стула намотаны, а вон на столе человеческая голова лежит. И смотрит на нас бессмысленным, невидящим взглядом.

Людей здесь не убивали. Их рвали на части, словно ненужную бумагу перед тем, как отправить ее в помойное ведро. Даже мутанты так не убивают.

– По-моему, не лучшее место для отдыха, – заметила Настя. – Хотя если проветрить немного, чтоб не так воняло дерьмом и кровищей, то можно было бы поискать, чем тут можно перекусить.

Я усмехнулся. Фыфу реально повезло с боевой подругой. И это не цинизм. На войне это норма, когда смерть в самых страшных ее проявлениях воспринимается как обыденность. Иначе не выжить. Пока будешь бледнеть лицом и блевать в кустах, тебя по звуку вычислят, и прям там и пристрелят. Самое милое дело. Как в тире. Прицелился куда хочется, не спеша и не боясь ответной пули, и снял нежную, трепетную натуру, ни пойми за каким хреном потащившуюся в Зону.

Слева, со стороны барной стойки послышался какой-то приглушенный звук, и я мгновенно довернул ствол пулемета, готовясь стрелять.

Но стрелять не пришлось. Звук повторился. Так стонет человек, который уже не в силах терпеть боль, и которому стало все равно, услышат его или нет.

Я зашел за стойку – и опустил ствол пулемета.

На полу, в луже собственной крови, на спине лежал торговец Жила. Правая рука его была оторвана по локоть и кое-как перетянута скрученной тряпкой выше страшной раны. Но, видимо, жгут получился недостаточно тугим, и, судя по размерам лужи, из тучного Жилы вытекло литра три, а может и все четыре. Не жилец, короче.

Торговец и сам это понимал. В левой руке у него был зажат пистолет, ствол которого упирался в мясистый подбородок. Но нажать на спусковой крючок у Жилы не хватило духа. А теперь и сил не хватит…

Услышав звук моих шагов, торговец шевельнул головой, присмотрелся.

– Снайпер… Ты что ли?

Голос его был слабым, по бледному лицу катились крупные капли пота. Видно, отходит Жила.

– Ага, – сказал я. – Кто это тебя так?

– Тварь… Мышцы огромные… Будто кожу с них сняли… Ворвались и разодрали всех на части… И кибов… И Ильюшу… Хотя он одному свой меч в глаз все же вогнал… Не один ушел в Край Вечной войны… упокой его Зона.

Я мысленно удивился насчет Края Вечной войны. Надо же, мифология мира Кремля проникла в чернобыльскую Зону вместе с тамошними мутантами и аномалиями. И прижилась мгновенно. Бывает же.

– А с чего это они так на вас набросились? – поинтересовался я.

– Жадность моя… виновата, – шевельнул побелевшими губами Жила. – Неподалеку… «электрод» образовался… со «вторым сердцем» внутри… Лезть в него желающих не нашлось… разрядить не получилось, больно мощный… Так я посадил на крышу «Янова» стрелка́ со снайперкой… Мол, как только уника достанет какой-нибудь сталкер, вали его на фиг… Так этот придурок одного из этих монстров убил… Их командир взбеленился, ну и…

Торговец захрипел. Тому, в чьем теле осталось совсем мало крови, трудно говорить – обезвоживание сказывается. Я отстегнул флягу, шагнул в кровавую лужу и влил немного воды в горло умирающего.

– Благодарю, – прошептал Жила. – А у тебя это… аптечки нету?

Даже на пороге смерти человеку свойственно надеяться. Я знал, о чем говорит торговец. Слух прошел по Зоне, что, мол, то ли сталкеры нашли в потайных советских схронах, то ли ученые выпустили новую аптечку с препаратом, который восстанавливает утраченные ткани. Не просто раны залечивает, как регенерон, а прям лепит отрезанные да отстреленные конечности из подкожного жира. Признаться, не очень-то я верил в такое. Но, с другой стороны, в Зоне всё возможно.

Я покачал головой. На складе Захарова были только улучшенные армейские аптечки. Отличной комплектации, но без чудо-препаратов, способных вернуть жизнь тому, кто вот-вот с ней расстанется.

– Жалко, – прошептал Жила. – Жить-то как охота… Кстати, о жизни… Ты это, поосторожнее… За тобой «вольные» во всю охотятся… Говорят, что ты недавно брата их вожака убил где-то возле Куписты…

Вон оно как. Припоминаю. Это Жила небось про тот случай, когда бойцы группировки «Воля» хотели сбить «галошу», на которой я летел из научного комплекса Захарова. А я вместо того, чтобы быть сбитым, попотчевал их гранатой[3]. Надо же, обиделись. Хотя мне от их обид не жарко, не холодно. За мной и без того за редким исключением все группировки Зоны охотятся. А может уже и исключений нет…

Внезапно моей спине стало холодно. Прям мороз пробежал по позвоночнику, и меж лопаток заломило. Стало быть, снова рядом Сестра, которая на этот раз пришла за Жилой.

– Ну, вот и всё, – сказал торговец, который тоже почувствовал приближение Смерти. – Эх, жаль, только-только «Янов» поднял… Спасибо тебе… за то, что подарил мне его… Хоть человеком себя почувствовал, а не перекати-полем, что по Зоне катается туда-сюда…

Последнее предложение он выговорил не закашлявшись, и без хрипов. Правда, далось ему это нелегко. Сказал – и умер. Наверно это многим важно перед смертью, чтоб рядом был человек, кому можно напоследок рассказать то, что при жизни не каждому откроешь. Просто пока говоришь, не так страшно. Понимаю, но не разделяю. Например, мне по фиг как уходить на тот свет. Первая смерть – это как первый прыжок с парашютом. Впервые охренеть как страшно. Зато потом уже гораздо легче.

– Упокой тебя Зона, – пробормотал я, закрывая глаза торговцу. И уже Насте добавил: – Тут второй этаж есть, там переночуем.

– Если от вони снизу не подохнем, то до утра точно доживем, – сказала она, и направилась к лестнице…

Наверху сладковатый запах крови ощущался меньше. А еще тут стояли шесть двухъярусных кроватей, печка с запасом дров, и холодильник, работающий от аккумулятора. Что еще нужно сталкеру для счастья? Правильно, ничего. Потому, что домик у речки – это мечты, а вот холодильник, набитый продуктами, и кровать с матрасом есть не что иное, как реальное, настоящее счастье.

Поужинали мы знатно – итальянским сервелатом, мясной нарезкой, солеными огурцами, консервированной кашей, разогретой на печке. Причем Настя вообще кушала как не в себя, втрое больше моего. Хотя понятно. У нее ж обмен веществ не совсем человеческий, ей намного больше питания надо, чем даже самому здоровому мужику. Киборг – она и есть киборг. С очень нежными руками…

Развиться этой мысли я не дал, и, поужинав, первым направился к койке, на которую завалился в обнимку с пистолетом. Впрочем, Настя тоже никаких движений не совершила в неправильном направлении. Ну и отлично. Помогла спутнику чем могла – и спасибо, а к большему, как мне кажется, мы оба пока не готовы. Хотя бы потому, что после еды меня просто с неодолимой силой потянуло в сон. Только сил хватило по пути к кровати люк закрыть, отгораживающий первый этаж от второго. Нелишняя предосторожность с учетом того, что ночью на запах крови непременно припрутся мутанты. И закрывай двери бара, не закрывай – без толку. Все равно влезут, выбив окна. А если окна ставнями закрыть, и дверь запереть наглухо, то все равно крышу прогрызут и влезут. Так что ничего тут не поделать. Одно слова – Зона, у которой свои очень жестокие законы.

* * *

Сквозь сон я слышал рычание и грызню внизу, но не проснулся. Когда кто-то жрет кого-то, и этот кто-то не ты, то и повода просыпаться нет совершенно до тех пор, пока тусклый рассветный луч не влезет тебе под ресницы.

Когда же он все-таки влез, и я наконец проснулся, то увидел Настю с пулеметом, готовящуюся спускаться вниз. Мутанты обычно уходят с рассветом даже с тех мест, где кормежки еще предостаточно, так что пора было продолжать путь.

В баре крови стало поменьше – муты старательно слизали ее с пола. И насчет «кормежки предостаточно» я погорячился. Ночью тут было знатное пиршество, от которого на полу остались лишь добросовестно обглоданные кости. Зона хоронит трупы быстро и качественно.

– Может, сжечь этот бар? – предложила Настя. – Практически не здание, а братская могила.

Я с удивлением посмотрел на нее. Раньше она не была столь сентиментальной. И тут же вспомнил – а, ну да, понятно почему она такая. Гормоны зашкаливают, психика меняется…

– Не надо, – сказал я, на всякий случай отодвигаясь подальше – вдруг огнем плюнет. Ей это как два пальца об асфальт. – Этот бар – легендарный памятник Зоны, в которые, как ты помнишь, даже стрелять чревато, не то что их жечь. Да и потом могила – это ненадолго. Сто процентов кто-то притащится сюда в ближайшее время, полы отмоет, кости выметет, и будет тут всё по-старому.

– Как знаешь, – слегка раздраженно бросила кио. – Твой мир – твои правила.

Вот и ладушки, вот и хорошо. Не люблю я эти выяснения отношений, тем более с раздраженными женщинами. Других забот полно. А именно – как нам теперь лучше отсюда выбраться. Уже понятно, что Хронос целенаправленно движется к четвертому энергоблоку ЧАЭС, прёт как кабан-мутант, не разбирая дороги. И теперь вопрос, как нам лучше его перехватить, причем желательно до того, как он полезет в Саркофаг. Почему? Потому что я уже задолбался совать свою голову в эту радиационную печь! Ибо чувствую, что когда-нибудь это точно плохо закончится.

– Давай-ка лучше прикинем, как нам лучше через Рыжий лес пройти, – примирительным тоном сказал я, доставая свой КПК.

– А чего это он рыжий-то? – хмуро поинтересовалась Настя, не особо искушенная в истории нашей Зоны.

– Радиоактивный шлейф от взрыва на ЧАЭС по нему хлестанул, от этого и стала листва на деревьях рыжей, – пояснил я. – Ликвидаторы последствий аварии вырубили его под корень, и там же захоронили, после чего поверху над этим могильником новый лес высадили. Но не помогло. Он тоже порыжел весь. Там до сих пор радиационный фон зашкаливающий, и пакости разной водится немерено.

– И обойти его, как я понимаю, не получится? – уточнила Настя.

– Если хотим этого урода догнать, то нет, – сказал я, прикидывая маршрут на карте.

Можно было бы срезать через поселок Лесной, но я хорошо помнил, как в тех местах бегал от шустрого «перекати-поля»[4]. Которое наверняка до сих пор там, несмотря на то, что я его взорвал тогда к чертям крысособачьим. Эта то ли аномалия, то ли мутант, будучи разорванной на куски, умеет собираться воедино. И вновь носиться от него как сайгак, ужаленный квазимухой, у меня не было ни малейшего желания.

Поэтому получалось, что оптимально было двинуть по шоссе. Правда, при этом мы опишем небольшой крюк, но идти по пусть разбитому асфальту всяко быстрее, чем ломать ноги по лесам, болотам и буеракам. О чем я Насте и сообщил, вторично получив в ответ «твой мир – твои правила». Ай, как хорошо, аж не верится! Прям не фраза, а волшебное заклинание идеальной жены!

Асфальтовая дорога начиналась прямо от здания вокзала. Изрядно растрескавшаяся, покрытая грязными пятнами луж. Немудрено. Болото, раскинувшееся по правую сторону дороги, подступило к ней вплотную. Думаю, пройдет совсем немного времени, и оно полностью поглотит этот путь, после чего любителям хорошо выпить и сытно закусить придется искать иной путь к бару «Янов». Хотя в ближайшее время это самое «выпить-закусить» будет под большим вопросом…

Мы шли, огибая лужи, и держа наготове наши пулеметы – мало ли какая пакость может вылезти из огромного болота. Но пока было тихо. Слишком тихо… Не люблю я в Зоне эту тишину, давящую на уши. Не зря ее мертвой зовут. Или предвещающей смерть. Когда Зона затихает, это всегда не к добру…

Впереди показался поворот налево, на более широкое шоссе. Признаться, я вздохнул с облегчением. Идти по более-менее нормальной дороге всегда приятнее. И место для маневра есть, и проклятое вонючее болото позади останется.

Но получилось, что расслабился я зря.

За поворотом на шоссе клубился полупрозрачный рассветный туман, который еще не успели рассеять тусклые солнечные лучи. И из этого тумана навстречу нам вышла бабушка. Старая женщина в пуховом платке и длинном, поношенном пальто. На руках – просторные вязаные варежки, ноги обуты в валенки с галошами. На морщинистом лице очки со сломанной дужкой, заклеенной лейкопластырем. За большими стеклами – внимательные глаза. Тонкие губы поджаты, как у строгой учительницы физики, в школе заставлявшей меня зубрить этот предмет.

Пулемет я держал стволом вниз, но при этом был готов к любым неожиданностям. В Зоне если встречаешь кого-то незнакомого, лучше быть на-стороже. Да и со знакомыми сильно расслабляться не сто́ит.

Но бабушка просто стояла и смотрела на нас. В принципе, рядом с Зоной находится довольно много поселений простых людей, живущих что называется «с огорода», и перебивающихся редкими подачками от военных, охраняющих периметр. Некоторых те бойцы даже порой пускают в Зону на поиски дешевых артефактов, что встречаются вблизи кордона, которые потом скупают за бесценок для перепродажи на Большой земле. Может и эта старушка из тех деревенских сталкеров? Заплутала в тумане, а теперь не знает куда идти?

Как мне кажется, я человек не злой. Можно сказать, что даже добрый – если, конечно, меня не злить. Не сказать, что я прям всей душой люблю людей, но в то же время если они мне зла не делают, то и я им пакостить не буду. Попросят помочь – помогу, если это в моих силах, и если я уверен, что мне та помощь не выйдет боком. Но в большинстве случаев предпочитаю, чтобы просто меня не трогали, тогда и я никого не трону.

Вот и сейчас. Стоит себе старушка, смотрит. Ну, пусть смотрит. Если ничего не говорит, значит, ничего ей и не надо, навязываться не буду. До поворота несколько шагов осталось, повернем с Настей, и пойдем куда наметили.

– Сынок!

Голос у старушки был проникновенный, жалостливый. И очень уставший. Похоже, изрядно вымоталась, пока дошла до этих мест.

– Сынок, помоги!

Я остановился. Вроде на мутанта или мо́рок не похожа, обычная сельская бабка.

– Что случилось, мать?

– Да вот, вышла вчерась поутру из Белой Сороки, да и заплутала.

Хммм… Вполне может быть. Я слышал, что американские вояки, охраняющие север Зоны, тоже освоили поиск артефактов чужими руками. И если мне маразм не изменяет, то деревня Белая Сорока как раз находится неподалеку от северных кордонов. И за сутки старушка вполне могла пройти десяток километров оттуда до «Янова». Так что вроде всё сходится.

– Мне б обратно.

Я замялся. С одной стороны, у нас своих дел невпроворот, но с другой как-то неудобно не помочь старому человеку, попавшему в беду…

– Да меня провожать не надо. Ты мне только скажи куда идти. Карта ж есть у тебя?

Я потянулся за КПК, сделав шаг навстречу пожилой женщине. Один, второй…

И остановился.

Что-то было не так. Что – не пойму. Я искренне хотел помочь старому человеку, от всей души. Расположила меня бабушка к себе сразу и вдруг…

И это было неправильно.

Потому, что по натуре я недоверчив, и пожилого возраста плюс умоляющего взгляда недостаточно для того, чтоб я проникся симпатией к незнакомому человеку.

Особенно – в Зоне.

Но при этом совесть меня аж грызла изнутри, мол, скотина ты эдакая! В кои-то веки попросили тебя помочь беспомощной старой женщине, а ты стоишь столбом, и смотришь на нее как баран на новые ворота…

А я стоял. И смотрел. Потому, что это была не моя совесть. Моя меня редко мучает. Я всегда считал: что сделано – не вернешь, и потому нечего сожалеть о безвозвратном. Поэтому с моей совестью у меня взаимный нейтралитет. Она меня не мучает, и я про нее не вспоминаю.

Бабушка же, видя мою нерешительность, слегка занервничала. Сама шагнула ко мне, не дожидаясь, пока я раскачаюсь. При этом на лбу у нее недовольных морщинок прибавилось, уголки рта еще больше вниз опустились, и пальцы в варежках раздраженно зашевелились, выгнувшись… в обратную сторону.

Я видел все это, но ничего не мог сделать. Меня словно парализовало. Лишь чужая совесть полностью заполнила мой мозг, гипнотизируя занудным, повторяющимся текстом «как же так, не помог старой женщине, обидел бабушку, как тебя вообще земля носит…».

Очередь слева от меня отбойным молотком саданула по ушам. Мягко говоря, неприятно это, когда в полуметре от тебя длинно долбит пулемет, зло плюясь раскаленным свинцом. Я видел, как пули моментально разодрали в клочья старушечье пальто… но бабушку в очках это как-то не впечатлило. Она лишь покачнулась, но продолжала идти вперед. Варежка, задетая пулей, слетела с ее руки…

Нет, не с руки.

Из рукава старенького пальто торчало полуметровое щупальце, облепленное присосками. Причем между белыми блямбами этих присосок была отчетливо видна присохшая, растрескавшаяся, бурая кровяная корка. Подобную я не раз видел на «бородах» ктулху, недавно пообедавших, и еще не успевших почистить свои ротовые отростки.

И тут словно пелена спала с моих глаз. От назойливой – вернее, навязанной «совести» не осталось и следа, взамен которой пришла пустота. Я просто смотрел, как пули бьют в тело старухи, не причиняя ей заметного вреда, и как она продолжает идти вперед, протягивая ко мне свои щупальца, на конце одного из которых болтается старая вязаная варежка.

Настя стреляла, а на меня какое-то отупение нашло. Вроде хочу помочь ей, а руки поднять не могу. Лишь смотрю, как проклятая старуха приближается, а щупальца, вылезающие из рукавов ее пальто, становятся все длиннее и толще, разрывают по швам эти рукава, тянутся ко мне все ближе и ближе…

А у Насти кончились патроны.

И тогда она плюнула. Огнем. Кио это умеют. Длинной струей пламени, словно из огнемета шибанула.

Пальто, платок, валенки, морщинистое старушечье лицо – все загорелось мгновенно. Страшный визг разнесся над Зоной. Из корчащегося столба пламени вырвались еще четыре щупальца и принялись сбивать огонь. Но Настя плюнула вторично, и омерзительные отростки скорчились, словно черви, по которым провели зажженной спичкой.

Только после этого меня отпустило. Будто плотное прозрачное одеяло упало с глаз и с мозга. Я вскинул пулемет… но стрелять было уже не в кого. В трех шагах от меня догорала куча черного паленого мяса, вонь от которой стояла такая, что из моей головы моментально выветрились остатки наведенного дурмана.

– Круто мутант тебя захватил, полностью завладел твоим мозгом, – сказала Настя, присоединяя к пулемету новую коробку с лентой. – Кстати, это последняя. Долго нам еще идти?

– Полагаю, что нет, – сказал я, с трудом ворочая пересохшим языком. – Я знаю, куда идет этот Хронос. И зачем он туда тащится, тоже догадываюсь.

– А что это за пакость была, не догадываешься?

Я не ответил. Я пил из фляги, снятой с пояса.

Брехня, что после того, как ты только что спасся от смерти, организм алкоголя требует. Вода – вот лучший и самый вкусный напиток. Потому, что когда смерть свою видишь, почти вся жидкость из тебя с холодным потом выходит. Смелый ты, трусливый – по фигу. Дерешься ты, или стоишь столбом, ожидая неминуемой гибели, это организму до лампочки. Потеет он по-любому. Поэтому после пережитого без воды никак нельзя.

Напившись, я пристегнул флягу обратно, и сказал:

– Могу только предполагать, что это за тварь. Раньше тут были садовые участки и дачи жителей Припяти, окруженные лесом, который потом назовут Рыжим. А после аварии всё тут посносили и закопали – и деревья зараженные, и дачи, и старое кладбище, что было неподалеку. Думаю, что это был просто мутировавший мертвец, подвид обычного зомби, которых в Зоне навалом.

– Откуда сведения? – деловито поинтересовалась Настя, досылая патрон в патронник.

– В «Энциклопедии Зоны» вычитал, – вздохнул я. – Жаль не вспомнил вовремя про это захоронение, можно было бы его левее обойти. Наверно. И – благодарю.

– За что? – пожала плечами кио. – Ты меня прикрыл около пекарни, я тебя здесь. Не думаю, что за это надо благодарить.

Я кивнул, а сам в очередной раз подумал, что Фыфу реально повезло с подругой, упокой его Зона. Правильная девчонка, хоть и киборг.

Между тем серый болотный туман и не думал рассеиваться. Он вроде как даже гуще стал. И это тоже было неправильно. При этом мне показалось, что в нем шевелятся какие-то тени, живо напомнившие о сожженном мутанте-псионике.

– Пожалуй, нам лучше поторопиться, – сказал я.

И мы побежали. Потому, что лучше оперативно свалить, чем воевать с тварями, которых не берут пули.

Мы бежали по шоссе, а туман волокся за нами, будто привязанный. Причем, обернувшись, я заметил, что его клубы стали плотнее. Да и скорость его выросла, того и гляди нас накроет.

А Настя, похоже, выдохлась. Бежала все медленнее. Странно, я думал, что киборги не устают. Но не иначе с той струей огня она выплюнула не только накопившийся газ, продукт переработки пищи, но и солидную порцию топлива, жизненно важного для ее организма. И теперь бежала на его остатках.

Она это тоже поняла.

– Беги, – выдохнула кио на бегу. – Я их задержу.

И уже почти развернулась со своим пулеметом, чтобы осуществить произнесенное.

– Ага, щаз! – рыкнул я. И, схватив ее за ремень, попер за собой, попутно свободной рукой коснувшись красного камешка, висящего у меня на шее.

Временами я вообще о нем забывал, настолько он был легким, невесомым. Помнится, я его в научном комплексе Захарова нашел, и на шею себе повесил. Ну логично же – если к арту приделан ремешок для ношения, то почему бы не поносить? Вдруг поможет когда. И помогал он вроде. Порой мне казалось, что красный артефакт покалывает мне грудь, словно тысячами мельчайших иголок, и при этом сил добавляет. Хотя не исключаю, что это был самообман.

Но сейчас мне реально были нужны силы, потому что долго тащить за собой тяжеленную девушку с танталовым скелетом внутри я бы не смог чисто физически. И сейчас я скорее от отчаяния, чем от уверенности в успехе, мысленно обратился к артефакту: «Помоги! Пожалуйста! Очень надо!!!»

На мгновение мне показалось, будто на мою грудь горящий уголек пристроили. И жар от этого уголька стремительно растекся по всему телу, словно выжигая его изнутри! Правда, неприятное ощущение быстро прошло, сменившись приливом небывалой бодрости и энергии.

И я рванул по шоссе так, как никогда не бегал! Я тащил за собой кио, словно танк, буксирующий легковушку, умом понимая, что она тяжелая. Но телу было по фиг. Оно, наполненное невиданной силой, без особого напряжения пёрло за собой Настю, которая, изрядно офигев от происходящего, особенно не сопротивлялась, и лишь перебирала ногами.

Я так увлекся новыми ощущениями, что, разогнавшись, проскочил нужный нам поворот направо – и вдруг почувствовал, что неожиданный прилив сил стремительно сходит на нет. Не иначе, артефакт, отдав накопленную энергию, сдулся очень не вовремя. Потому что проклятый туман, конечно, отстал от нас метров на триста, но я с разгону влетел туда, куда влетать не стоило ни при каких обстоятельствах.

Перед нами маячил жуткий памятник Зоны. Огромное дерево, так называемая «сосна-крест», на самом деле больше похожая на корявые трехзубые вилы, воткнувшие свои жала в серое небо.

Это дерево было известно тем, что во время Второй мировой войны служило эшафотом, орудием многочисленных казней. Фашисты днем вешали на нем советских партизан, даже стальные скобы в дерево вбили, чтобы было проще забираться на него и привязывать веревки к толстым ветвям. А ночью партизаны, сняв с сосны мертвых товарищей, в свою очередь, вешали на ней захваченных в плен немецких оккупантов[5]. Такое продолжалось не раз и не два, вследствие чего дерево настолько пропиталось эманациями смерти и боли, что листва с него осыпалась задолго до чернобыльской аварии…

После которой возле него стали происходить страшные вещи.

Проходя мимо, сталкеры не раз видели на сосне висящие трупы. И непонятно было, то ли дерево по сей день кто-то использует в качестве виселицы, то ли это призраки людей, казненных в годы войны. Но, как бы то ни было, те, кто в сталкерских барах рассказывал о том, что видел повешенных людей на ветвях жуткого дерева, через некоторое время сам оказывался висящим на этой сосне. Как это происходило, никто никогда не видел. Да только стоило очевидцу с придыханием рассказать кому-то зловещую историю, глядь – а он уже сам болтается в петле, и вороны деловито выклевывают его выпученные от боли глаза. Говорят, что и тот сталкер, который разместил в «Энциклопедии Зоны» статью об этой сосне, тоже вскоре оказался висящим в петле на одной из ее ветвей.

Поэтому сталкеры старались вообще не упоминать сосну-крест, а в своих путешествиях по Зоне обходить стороной проклятое место.

Но сейчас нам это не удалось. И мы с Настей стояли и смотрели на трупы, висящие под толстыми ветвями сосны-креста. На одной четыре тела, на другой пять. Порывы утреннего ветра раскачивали мертвецов, вращали их, и казалось, будто повешенные кружатся в страшном, жутком танце.

Три или четыре трупа были относительно свежими, но большинство почернели от времени, и почти разложились. Сквозь обрывки одежды были видны торчащие кости, и большой черный ворон расхаживал по голове одного из повешенных, прикидывая, как бы ему половчее выклевать чудом сохранившийся глаз.

Завораживающее зрелище. Смерть вот в таком неприкрытом, вызывающем виде всегда приковывает взгляд. Вроде и не хочешь смотреть, а все равно смотришь. Я даже на мгновение забыл о том, что нас преследует проклятый туман. И тени в нем…

Когда я обернулся на шелест, раздавшийся за спиной, они как раз вылезали из тумана. И словно осенние листья на ветру, шелестели их щупальца, трущиеся друг о друга.

Теперь эти твари, порожденные радиоактивной землей Зоны, больше не маскировались. Как раз сейчас самая первая из них сдирала с себя рваную телогрейку вместе с человеческой кожей под ней, искусно натянутой на студенистое тело. Теперь понятно, почему бабку не брали пули. Они просто прошивали ее насквозь, не причиняя вреда. Обалдеть можно… Разумные студни, способные говорить. Или же то, во что под влиянием радиации и волны Излучения превратились дачники, не пожелавшие после аварии покинуть свои участки.

Они были похожи на куски мутного холодца, из которого росли длинные щупальца. У кого четыре, а у кого и шесть. И в центре каждого «холодца» – ядро. Темная область, вероятно что-то вроде центра управления. Содрав маскировку, стесняющую движения, твари довольно шустро выкатились из тумана и поползли к нам, сноровисто перебирая нижними щупальцами и угрожающе растопырив верхние.

– Стреляй по темным ядрам! – заорал я Насте, вскидывая пулемет…

Но не выстрелил. Потому что позади меня раздался странный звук. Будто множество ног синхронно зашуршали по хилой траве Зоны, приближаясь ко мне.

Я обернулся. И чуть пулемет не выронил от неожиданности.

Их было много. Сотня, может больше. Мертвецы, у большинства из которых не было глаз. Да и мяса на почерневших костях осталось не так уж много. Но зато у каждого на шее болтался обрывок веревки. Похоже, на этой сосне вешали всегда, пока она стояла, уж больно много живых трупов шло сейчас к нам с Настей.

Кио, кстати, тоже подвисла слегка. Что делать, в кого стрелять?

И тут меня осенило!

Мертвые шли убивать, но не нас. Вернее, нас тоже, если мы немедленно не уберемся с территории, которую нельзя тревожить. Плохо это, когда мертвым мешают спокойно спать. Ведь при этом бывает, что они просыпаются. И тогда разбудивший пожалеет, что сам не умер раньше.

Я схватил кио за пояс и рванул в сторону. Откуда только силы взялись? Хорошо, что она довольно быстро очнулась – похоже поняла мою задумку. И рванула вслед за мной.

Мы словно из-под кузнечного пресса выскочили, когда «дачники» вре́зались в толпу мертвецов. Жуткий многоголосый вой разнесся над Зоной, такой, от которого кровь стынет в жилах. Но что там произошло под сосной-крестом, мы не увидели – место жуткой бойни немедленно накрыл туман, ползущий за «дачниками».

Да и рассматривать, что там происходит, как-то не хотелось. Откуда только силы взялись? Рванули мы знатно, прям через редколесье, не разбирая дороги. Вполне нормальная и правильная реакция на такое. Когда не можешь убить противника, постарайся, чтобы он не убил тебя.

Ну мы и постарались на славу. С полкилометра пробежали за несколько минут, причем последние метры я буквально тащил Настю на манер буксира.

Наконец редколесье кончилось, и мы вновь вышли на шоссе. Впереди маячила бетонная автобусная остановка, вроде и не особо разрушенная, даже с крышей.

– Дотянешь? – прохрипел я, чувствуя, что вот-вот сам рухну на землю от усталости.

– Ага, – хрипло отозвалась кио.

И правда, дотянула.

На бетонную лавку остановки мы рухнули одновременно.

– Полтора процента заряда осталось. И вырублюсь, – прошептала Настя.

– Понял, – прохрипел я, отстегивая с пояса флягу. Вылил себе в пасть остатки воды, и полез по рюкзакам искать съестное.

Настю мне пришлось кормить с рук, энергии у нее только и осталось на то, чтобы прожевать тушенку, засунутую в рот. Но хватило. После третьей банки она пошевелилась и села поудобнее.

– Что это было?

– Это Зона, – ответил я. А как по-другому ответить? Я и сам понятия не имею, почему на этой огромной помойке, куда «мусорщики» сваливают свои отходы жизнедеятельности, оживают мертвецы, и сама земля создает чудовищных монстров, жрущих все живое. Поэтому на подобные вопросы есть только один ответ.

– Я уж думала, что после нашего мира меня ничем не удивить, – покачала головой кио. – Но ваш – удивил. Мягко говоря.

– Ага, – отозвался я, вскрывая очередную банку тушенки, на этот раз для себя. – Сам вот брожу по нему, и каждый раз удивляюсь, что еще жив.

– Это тебя твое предназначение бережет, – усмехнулась Настя. – Чтоб и дальше книги писал о своих приключениях.

– Если это мое предназначение, то в гробу я его видал, – буркнул я. – Давно уже мечтаю накопить на свой домик и свалить отсюда подальше.

– Если и накопишь, ничего у тебя не выйдет, – вздохнула кио. – Как у меня с Фыфом. Вроде и любовь была, и даже что-то типа дома, а один черт развалилось все. Не домашние мы с тобой, Снайпер. Бродяги-сталкеры, одно слово.

Мы еще потрепались немного, параллельно опустошая наши рюкзаки. Редкое время в Зоне, когда можно спокойно поесть и поговорить. Шоссе отлично просматривалось в обе стороны, сквозь дыры в бетонной остановке хорошо было видно, что делается сзади, так что мы просто сидели, отдыхали, разговаривая ни о чем. Потом такие вот спокойные минуты после того, как ты спасся от неминуемой смерти, не раз вспоминаются. Почему? А потому, что может это и есть оно, то самое пресловутое счастье, когда не надо бежать, стрелять, убивать кого-то ради того, чтобы самому не быть убитым.

Но все имеет свойство заканчиваться, в том числе и счастье. Мы отдохнули, поели, пора было двигаться дальше.

Я сверился с картой. Хоть и отклонились мы немного от первоначального маршрута, но это было делом поправимым. Пройти вперед метров сто до поворота, а там уж как больше понравится. Можно напрямую двинуть через лес к четвертому энергоблоку, а можно дать крюка, и пройти по шоссе с относительным комфортом. Ну да ладно, дойдем – а там решим.

Мы шли по разбитому асфальту, напряженно глядя по сторонам. Ни для кого не секрет, что чем ты ближе к ЧАЭС, тем чаще на пути встречаются всякие неприятные неожиданности. И дело не только в аномалиях и чудовищах, порождаемых Зоной. Давно известно, что человек и есть самое страшное чудовище. Особенно – человек с автоматом, ищущий чем бы поживиться. А разрушенный четвертый энергоблок словно притягивает к себе и аномалии, и чудовищ, и людей, мечтающих об исполнении своих таких одинаковых желаний…

Пока что на нашем пути прибавилось только аномалий. Слева от шоссе расположилось целое поле «электродов», возмущенно потрескивающих молниями. Похоже, не поделили что-то. Такое с аномалиями случается. Бывает, что и дерутся они между собой не на шутку. Лично видел, как «веселый призрак» с «жарой» выясняли отношения. Страшное и красивое зрелище. Она его сжечь пытается, а он ее размазать внутри себя. Выглядит как огненный вихрь, разбрасывающий во все стороны пламенеющие искры. Ну и понятно, что людям лучше от таких разборок держаться подальше. Вот и мы постарались побыстрее пройти мимо волнующегося поля «электродов». Того и гляди, зашибут случайно молнией, оно нам надо?

Обогнули мы по обочине опасное место – и остановились как по команде. Потому, что прямо перед нами находился памятник Зоны, пожалуй, один из самых известных.

Стела. Длинная бетонная стрела, на которой расположилась массивная надпись «ПРИПЯТЬ». И дата, выполненная из металла и глубоко врезанная в основание стрелы. «1970». Год основания города, который сам давным-давно превратился в громадный памятник страшной техногенной катастрофы.

– Красиво, – сказала кио. – За ней кто-то ухаживает что ли? Выглядит как новая.

Я покачал головой.

– Вряд ли. Многие памятники Зоны время не трогает. Не властно оно над ними. И такие памятники самые опасные. Поэтому лучше держаться от них подальше.

Я все это не из головы выдумал, имелся опыт, знаю о чем говорю. Да и возле самой стелы все указывало на то, что лучше к ней не приближаться. Вон возле знака радиационной опасности, прибитого к покосившемуся столбику, куча скелетов кабанов-мутантов валяется. А еще чуть подальше несколько человеческих. Мы было сделали несколько шагов в ту сторону, посмотреть, чем же это их так шибануло, но словно по команде оба остановились. Ну его на фиг. А то не ровен час сам рядом с этими скелетами уляжешься ни пойми от чего.

– Думаю, ты прав, – кивнула Настя. – Какое-то у меня плохое предчувствие. Пойдем отсюда.

Мы повернули обратно.

Над лесом маячила знаменитая труба Саркофага, идти осталось не так уж и много. Поэтому нечего на скелеты любоваться, надо дело делать.

А насчет предчувствия, кстати, кио была права. Чуйка в Зоне вообще дело святое. У меня она внезапно тоже зазвенела. Я прям почувствовал, как внутри все напряглось, и вдоль позвоночника словно мурашки побежали. Знаю это ощущение. Обычно они так бегают, когда меня кто-то на прицел ловит. Хотя и по-другому может быть. Например, если рядом мощная аномалия, типа вот этого новехонького памятника Зоны с буквами наверху, словно вчера созданного в единственном экземпляре, и установленного с речами да с оркестром на развилке дорог.

Можно было конечно плюхнуться брюхом на асфальт, выставив ствол в сторону леса, что начинался сразу за развилкой. Но подленькая мысль мелькнула – вдруг я ошибся? Буду лежать задницей кверху, целясь в деревья, а Настя, без толку полежав рядом, про себя усмехнется – мол, хорош сталкер, собственного страха испугался. Причем беспочвенного.

Вредная мыслишка, поганая. Нельзя такое даже думать. Если на войне только подумал, что надо пузом на землю брякнуться, сделать это надо непременно. И пусть над перестраховщиком ржет кто угодно, и сколько угодно. Пусть. Не страшно. Смех пережить можно. А вот пулю, пойманную тушкой, переживать гораздо больнее. Если, конечно, после этого жив останешься.

Но вместо того, чтобы принять положение лежа, я решил по-другому.

Мой бронекостюм был заряжен под завязку, это я знал точно. «Будильник» Пекаря постарался на славу – до сих пор зеленая точка на циферблате моих часов не погасла. Ну, а с чего ей гаснуть, если я так ни разу тот костюм не активировал? Честно говоря, забыл о нем с непривычки. А вот сейчас, почувствовав знакомый зуд в позвоночнике, вспомнил.

Кстати, еще параллельно вспомнилось, что Настина броня разряжена в ноль. Но это не страшно. Если моя чуйка права, то просто пусть кио идет за мной, буду для нее чем-то вроде бронещита. Так, что там говорил Харон в своей предсмертной записке? Мол, «Конструктор», встроенный в мои часы, будет готов воссоздать броню вновь в любой момент, как только будет заряжен. Для активации достаточно послать ему мысленный приказ, представив себя облаченным в броню. Ну, что ж, самое время проверить, так ли это.

Я представил, одновременно привычным движением плеч скидывая с них рюкзак – потом подберу, если тревога окажется ложной, а так не придется в бою тащить на себе лишний вес. Хорошо так представил, основательно. И тут же почувствовал, как мое тело внезапно обросло гипертрофированной мускулатурой, мягко облепившей меня с ног до головы. Так же ненавязчиво лег на лицо шлем, веса которого я даже не почувствовал. Действительно, уникальная конструкция!

Поняв, что я вновь превратился в эдакого Терминатора без страха и упрека, я бросил Насте через плечо:

– Держись за мной.

И это было ошибкой. Как только наноброня появилась на мне, надо было броситься и прикрыть собой Настю.

Но я не бросился… Я еще проговаривал это короткое предложение, когда со стороны леса ударила длинная очередь. Пули ударили меня в грудь и сшибли с ног. Я еще летел на землю, а в голове уже словно независимо от меня щелкала обработка информации. Боли пока нет, сигнал не дошел до мозга, но она придет. Запреградное действие от такого удара полностью не погасить ничем. Похоже, я жив, потому что оттуда, из леса, работает крупный калибр, слышно по тому, как молотит. И по удару понятно, даже пулеметный 7,62 на 54 с такой силой не бьет…

Все это промелькнуло у меня в голове за ту секунду, что я падал. И сразу за этим встроенным счетчиком, который имеется в голове у каждого военного, пришла осознанная мысль. Как Настя?

Она тоже падала. Неторопливо, как в замедленном кино. В такие моменты время всегда притормаживает, давая возможность рассмотреть еле движущуюся картинку… Страшную, как сама война, которая, похоже, никогда не закончится в Зоне.

Лицо Насти было спокойно, будто ничего не произошло. Только на месте ее правой руки больше не было ничего, да из развороченной груди били две струйки белесой жидкости, заменяющей киборгам кровь.

Да, боль пришла, когда я упал. Страшная, разрывающая легкие. Та, от которой мутнеет в глазах и отключается сознание…

Но оно не отключилось. Потому, что все мое существо захлестнула ярость, неистовая, как выброс, проносящийся над Зоной. В таком состоянии любая боль уходит на второй план, а на первый вырывается зверь, который до поры до времени сидит себе тихонько в любом нормальном мужике – до тех пор, пока какая-то тварь не поднимет руку на того, кто тебе действительно дорог.

Дальнейшее происходило словно вне меня, будто я наблюдал со стороны, как вскакиваю с земли и бегу к лесу, бросаясь из стороны в сторону, падая, перекатываясь и выходя на ноги из того переката. Лес за дорогой мигал вспышками, не одной и не двумя – как минимум четыре ствола долбило оттуда.

И работали они далеко не впустую.

Мое плечо рвануло назад, и я чуть не выронил пулемет, из которого молотил в ответ, когда была хоть малейшая возможность попасть в точку над очередной вспышкой. Но – не выронил. И продолжал бежать.

Еще одна пуля ударила в ногу, чиркнула по касательной. Не будь на мне бронекостюма, кусок мяса из бедра выдрала бы как пить дать. А так по ощущениям будто палкой долбанули. Больно, но пережить можно. Главное, чтоб крупный калибр вновь не заработал. Поэтому я стрелял только туда, где в самом начале заметил самые яркие вспышки, игнорируя остальные. Я уже примерно представлял, что это так дубасит, полыхая чуть ли не огнеметными вспышками, и грохоча как артиллерийская батарея.

А еще я очень просил о помощи маленький артефакт, висящий на шее. Может мысленно, а может и крича во весь голос – не знаю. Когда тебя кроет ярость, помноженная на боевое безумие, вся незначительная мелочь типа рассудка или страха за собственную жизнь девается куда-то. В этом полумистическом состоянии ты – это уже не ты, а какое-то другое существо, проснувшееся в тебе, и вытеснившее из тебя все человеческое, оставив лишь отточенные боевые навыки и лютую, звериную ненависть.

Они тоже боялись, те, кто засел в лесу. Иначе стреляли бы точнее. Но, видимо, несущаяся на них серебристая фигура, стреляющая на бегу из пулемета – это было страшно. Не знаю, помог мне артефакт, мой бронекостюм, или же мое психологическое состояние, но я добежал до леса.

И увидел их.

В кустах, раскорячившись на пехотном станке, стоял крупнокалиберный пулемет «Корд», возле которого валялся то ли мертвый, то ли тяжелораненый боец в зеленом комбинезоне группировки «Воля». При этом второй номер расчета пытался стрелять лежа на трупе товарища, оттащить который он уже просто не успевал. Все-таки достал я пулеметчика, повезло. И выиграл этим три или четыре секунды времени, которые в бою стоят как целая жизнь.

Я качнулся влево, уходя с линии возможного выстрела из пулемета и, направив ствол своего «Печенега» на второй номер, нажал на спуск…

Выстрела не последовало. Дьявол! Если честно, не часто приходилось мне стрелять из пулемета, и я просто не заметил в приступе ярости, как из него выпала пустая лента. Тот самый случай, когда отсутствие устойчивого навыка означает скорую, неминуемую смерть…

Если, конечно, ты не привык драться до конца тем, что у тебя есть в руках.

Второй номер, поняв, что из «Корда» меня уже никак не достать, схватился за АК-74М, лежавший с ним рядом на земле. И уже развернулся вместе с автоматом, целя мне в живот, когда я прыгнул, занося разряженный пулемет над головой на манер дубины…

Он даже успел выстрелить, и даже попал – пуля ударила в шлем, сорвав с моего лица бронемаску. Но мне было все равно. Сейчас я не чувствовал боли. Боль придет потом, если я останусь жив. Ведь когда тебя переполняет ярость, для боли просто не остается места.

Я ударил раз, другой, третий, чувствуя ладонями, как приклад пулемета проламывает хрупкие кости черепа. Где-то краем чудом оставшегося сознания я понимал, что всё, хватит, враг убит, но бил снова и снова, превращая то, что осталось от головы, в кровавое пятно на земле…

Однако мне это не помешало, уловив движение слева, метнуть окровавленный пулемет, словно городошную биту, в бойца, который ловил меня на мушку. И броситься следом, выдергивая из ножен свою «Бритву».

Мой разум балансировал на грани, все тело жгло неистовым огнем, позвоночник будто превратился в молнию, сжигающую меня изнутри. Но все это не мешало, а реально помогало двигаться со скоростью, нереальной для обычного человека.

Боец «Воли» оказался ловким малым. Он увернулся от летящего в него пулемета и резанул очередью по тому месту, где я находился только что.

Но меня там уже не было.

Рванувшись вперед, я успел за это время обойти стрелка сзади и резануть ему «Бритвой» по горлу. Боец стрелял, из его располовиненной шеи хлестала кровь, а он еще не осознал, что от смерти его отделяет лишь пара секунд. Даже боль не успеет дойти до мозга, как ноги станут ватными от экстремальной кровопотери, и сознание мягко отключится. Навсегда. Хорошая смерть. Быстрая и безболезненная, без мучений. Всем бы такую, когда придет время уходить в Край Вечной войны.

Еще двое, залегшие в кустах, развернулись ко мне. Быстро, профессионально. Но в руке у меня уже был штурмовой револьвер, которым впору кирпичные стены сносить. Первый выстрел снес половину головы одному из стрелков, следующий проделал сквозную дыру в груди у второго, в которую свободно прошел бы кулак взрослого человека. При этом обоих стрелков еще и отбросило назад метра на два. Жуткая штука этот РШ-12, реально жуткая.

Последний «вольный» решил не геройствовать и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, бросился бежать. Правда, ушел недалеко. Ему бы поглубже в лес забраться, а он на шоссе выскочил и по нему рванул. Воистину страх отшибает разум.

Я выстрелил.

«Вольный» в этот момент как раз пробегал мимо стелы. Моя пуля ударила ему меж лопаток, и швырнула прямо на памятник…

Это было величественно. И страшно. Семь букв, составляющих слово «ПРИПЯТЬ», и сама длинная стрела, на которой они стояли, вдруг озарились ярким лазурным светом. Тело «вольного» также мгновенно окутало сияние цвета чистого неба. При этом подстреленного мною бойца группировки приподняло над землей, и он словно завис на мгновение в мет-ре над серой травой Зоны, раскинув руки и откинув назад голову, будто хотел в последний раз взглянуть на серое, свинцовое, равнодушное небо.

А потом ослепительная вспышка резанула по моим глазам. Хорошо, что я зажмуриться успел, ибо ожидал чего-то подобного.

Когда же я через несколько мгновений открыл глаза, то ни сияния, ни человека в зеленом защитном комбинезоне больше не было. Памятник вновь был таким же, каким мы с Настей увидели его впервые несколько минут назад, без каких-либо аномальных признаков. Лишь у подножия белой бетонной стрелы лежал человеческий скелет, которого тут раньше не было. Совершенно чистый, без малейших признаков плоти или одежды. Я очень хорошо видел это с того места, где стоял.

А потом меня отпустило. Будто выдернули из тела тот стержень, ту неистовую молнию, что образовалась на месте моего позвоночника. И весь остальной скелет заодно.

Я в одно мгновение стал пустым, как автоматный магазин после хорошего боя. Именно такое ощущение свалилось на меня вместе с осознанием, что всё. Враги мертвы, а я жив, и вроде даже не ранен. Только навороченного бронекостюма на мне больше не было. Отдал всю свою энергию, гася удары пуль? Может и так. А может просто сломался и рассыпался на атомы. Без разницы. Все равно.

Даже если б я очень хотел, я бы не смог удержаться на ногах. Они подкосились, и я без сил рухнул на колени. Тело била мелкая дрожь. Отходняк? Наверно. Хотя раньше после боя у меня такого не наблюдалось. Мандраж после нескольких убийств обычно наблюдается у зеленых «отмычек», вырванных из комфортного мира Большой земли и зачем-то пришедших в Зону. У меня же, мать его, по жизни предназначение убивать, считай, работа такая гребаная, проклятие мое, выполняя которое я давно уже чувствую лишь отдачу, либо слабое сопротивление плоти, взрезаемой лезвием моего ножа. С чего ж меня сейчас-то трясет?

Сознание гоняло мысли, а может я проговаривал это вслух просто для того, чтобы услышать свой голос и убедиться, что я еще не сошел с ума. Но в глубине души я знал в чем дело. Просто я не хотел, не мог идти туда, где сейчас лежала мертвая Настя. Накопилось во мне за эти два дня. Слишком долго оставался я равнодушным, железобетонным как вон тот аномальный памятник. Слишком долго копил в себе, сдерживал, не позволял накипевшему прорваться наружу…

Сначала Кэп. Артефакт, не раз помогавший мне, и спасавший жизнь.

Потом Фыф. Я не видел, как он умер, но однозначно чувствовал – веселого, наглого, уродливого, и такого родного шама больше нет.

Дальше Рудик. Совсем недавно оживший – и вчера погибший вновь…

Друзья.

Настоящие.

Которых больше нет, и никогда не будет…

А также те, кого я другом не назвал бы, но неотъемлемой частью моей жизни – однозначно.

Харон.

Жила.

Ильюша…

И вот сейчас – Настя. Красавица-кио, с которой мы так много прошли вместе, и которая только что погибла. Я знал это точно. С такими ранами выжить нереально никому. Даже киборгу…

В моем револьвере еще оставалось два патрона. Подумалось – а может, хватит уже? Хрен с ним, с тем предназначением. Приставить еще теплый ствол к подбородку, сделать одно движение указательным пальцем, и уйти вслед за друзьями туда, где больше никто никогда не умрет. Простое решение. АШ-12 не подведет, я видел, как он работает. Бывает что люди, пытаясь застрелиться, лишь жестоко ранят себя, а потом доживают свой век инвалидами, не в силах повторить сделанное однажды. Но с моим револьвером такое невозможно в принципе.

Я поднял руку, коснулся стволом небритого подбородка…

И тут же стал противен сам себе. До отвращения. Никогда не понимал мужиков, ведущих себя как безвольные тряпки. Самоубийство всегда было выходом для слабаков, не способных драться до конца. А мне сейчас как никогда нужно было не сопли распускать, а именно драться. Мстить. За всех погибших друзей. И хотя понятно, что победить не получится, но такая смерть, в бою – она настоящая. В отличие от слюнтяйской пули, загнанной в голову самому себе.

Но сначала надо было похоронить Настю.

Я поднялся, пересилив мерзкую дрожь в коленях. Тошнотворный комок подкатил к горлу, и я блеванул прямо на ближайший труп. Случайно получилось, обычно я к мертвым отношусь с почтением, если, конечно, они не ожившие зомби. Не хотел.

– Извиняй, – сказал я мертвому «вольному», проблевавшись – все-таки нехило зарядил мне в брюхо бронебойным их пулеметчик. Но рвота без крови, значит, желудок не порван, и на том спасибо.

Самочувствие было впору самому рядом с трупами лечь и подохнуть. Но я, шатаясь, направился к Насте.

Она лежала на спине, глядя в серое небо Зоны. Будто живая, если смотреть только на ее лицо, а не на страшные раны. Видно было, что ее тело пыталось регенерировать, меж краями большой раны в груди даже натянулись тонкие белесые нити… И на этом все и кончилось. Навсегда. Что ж, надеюсь, сейчас ей хорошо с Фыфом в Краю Вечной войны.

– Прости, дружище, – прошептал я, мысленно обращаясь к мертвому шаму. – Не уберег я Настю и вашего неродившегося ребенка. Но, думаю, расстались мы ненадолго. Скоро опять соберемся вместе там, где вы все сейчас.

Можно было, конечно, вырыть могилу для Насти, но мне не хотелось, чтобы ночью мутанты откопали тело и сожрали его – мутам по фиг, натуральное мясо, или синтетическое, стрескают любое за милую душу.

Поэтому я решил по-другому…

Кио была очень тяжелой, но я, взявшись за эвакуационную петлю на ее комбезе, потащил тело к памятнику. Я видел, что аномалия сделала с «вольным». И уж пусть лучше она так же утилизирует Настины останки, чем они окажутся в желудке мутантов.

Да, конечно, я рисковал при этом сам погибнуть так же, как «вольный». Но я надеялся, что стела «Припять», во-первых, сейчас сыта, а, во-вторых, не успела перезарядиться для нового удара. Это общий закон для всех аномалий Зоны – будучи накушанными они не охотятся, и, саданув как следует, некоторое время копят энергию, прежде чем ударить вновь. И хорошо бы, чтоб «Припять» не оказалась исключением из общего правила.

Но, похоже, я немного просчитался.

До «Припяти» оставалось метра три, когда я почувствовал вибрацию в пространстве вокруг меня, нарастающую с каждой секундой. При этом воздух вокруг меня стал наливаться явственным лазурным оттенком.

Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять – еще немного, и аномалия ударит вновь. Просто ей сейчас немного энергии не хватает, но она очень старается выкачать ее из зараженной земли Зоны, которая, словно любящая мать, заботливо и постоянно подкармливает все свои аномалии.

Но я не бросил мертвую кио. Ударит аномалия – значит, такова моя судьба подохнуть на этом перекрестке. Не ударит – стало быть, еще не пришло мое время.

Обливаясь потом, я подтащил мертвое тело к основанию стелы и, пристроив голову девушки на бетонный бордюр, словно на подушку, ладонью навсегда закрыл большие глаза, уже начавшие стекленеть.

– Упокой тебя Зона, Настя, – произнес я. – Ты была хорошим боевым товарищем. Спасибо тебе за все.

Воздух вокруг меня уже не вибрировал, а звенел, словно тысяча огромных и злых комаров-мутантов собиралась одновременно вонзить в меня свои острые хоботки. Поэтому я не стал задерживаться, и быстро отошел подальше.

Вовремя.

Аномалия даже не стала приподнимать тело Насти. На мгновение возле подножия «ПРИПЯТИ» возник ярко-синий шар, полностью скрывший труп, а потом хлопнуло так, что у меня заложило уши, и я даже рефлекторно зажмурился.

А когда через мгновение открыл глаза, то кио уже не было возле стелы. Ни ее самой, ни ее скелета. Ничего. Лишь стела, вся снежно-белая до этого момента, приобрела благородный слегка серебристый оттенок.

Что ж, наверно я принял правильное решение. Думаю, Настя была бы не против, чтобы после смерти частички ее танталового скелета украсили один из самых известных памятников Зоны. Ведь когда после нас на свете остается нечто красивое, на что могут полюбоваться другие, получается, что и сама жизнь была прожита не зря.

* * *

У него осталось лишь половина бойцов гвардии Харона. Остальные погибли по пути. По своей вине. Только по своей! Хронос не хотел, не мог признаться самому себе, что ему не хватает опыта командования отрядом и навыков выживания в Зоне. Всегда проще списать все на случайность, или же на тупость личного состава, которым ты сам и управляешь. Идиоты! Могли бы напрячься, не подчиниться ментальной атаке мутанта, и не стрелять друг в друга! Или какого дьявола тот боец, которого Хронос послал за артефактом, так долго там копошился, что подставился под пулю снайпера? Да и те, в баре, тоже хороши! Сразу же ясно было, что не надо так близко подпускать к себе ту тварь с костяным мечом вместо руки! Могли бы и сами догадаться, что стрелять надо было раньше на пару секунд, за которые мутант успел отправить на тот свет еще двоих гвардейцев.

Правда, в глубине души Хронос все же понимал: будь у него опыт старшего брата, скорее всего, ни один из бойцов не погиб бы. Может, и стоило договориться с Хароном и взять его с собой. Брат же. Надавил бы на родственные чувства, увлек своей идеей – глядишь, и получилось бы… Хотя, конечно, вряд ли. Харон всегда был своенравным, любил настоять на своем. Поэтому что сделано – то сделано. Глядишь, и оставшейся пятерки бойцов хватит для того, чтобы добраться до конечной цели путешествия и осуществить задуманное.

В экзоскелет Хроноса была встроена новейшая карта Зоны с пояснениями и комментариями, позволяющая обойти даже не особо известные ловушки. Пекарню Хронос проигнорировал, решив срезать путь, рекомендуемый картой – подумаешь, какое-то строение с одиноким мутантом внутри. Оказалось, зря. Путь он, конечно, срезал, правда, едва ноги унес, потеряв двоих бойцов. Зато, хапнув опыта по самые «не балуйся», сосну-крест и стелу «ПРИПЯТЬ» Хронос с остатками своей гвардии обогнул по широкой дуге – и вышел на финишную прямую.

Судя по карте, пройти оставалось немногим больше километра, причем не по пересеченной местности, а по шоссе. Пусть изрядно разрушенному временем и слабокислотными дождями, но это всяко не по буеракам ноги ломать. Правда, карта честно предупреждала – маршрут находится в красной зоне, что означало наивысшую степень опасности. Впрочем, все подходы к Саркофагу были подсвечены красным, так что выбирать не приходилось. Хотя это было странно.

Согласно новейшим данным, группировка «Монумент» была полностью истреблена, и прекратила свое существование. А ее лидера Хронос убил собственноручно. Так почему же эта зона на карте по-прежнему обозначена как особо опасная? Может, данные еще не успели обновиться?

Ответ пришел очень скоро.

По шоссе, ведущему к Саркофагу, небольшой отряд Хроноса успел пройти метров двести, не более. Справа от дороги валялись кучи ржавого стального мусора, на карте обозначенные как «старые турбины реакторов чернобыльской атомной электростанции».

Вот из-за них они и атаковали. Совершенно кошмарные двухметровые мускулистые твари, похожие на голых бородатых атлетов, всю жизнь посвятивших силовым видам спорта. Они и были сильны – необычайно, нереально. Прямо на глазах Хроноса двое из них схватили бойца, шедшего первым, и оторвали ему голову. У одного самого крупного мутанта в когтистых лапах осталось туловище, а у второго – стремительно исчезающий брутальный шлем, из которого свисали книзу окровавленные обрывки артерий.

Оторванную голову тварь швырнула в Хроноса – и бросилась на выживших членов отряда. Вместе с остальными мутантами. Ученый лишь успел заметить, что вожак не принял участия в общей атаке, вместо этого решив подзакусить. Видимо, был на сто процентов уверен в успехе. Своей бородой он облепил обрывок шеи трупа, после чего обеими лапами легко поднял его над головой, как запойный пьяница поднимает бутылку с вином.

А в это время остальные члены его банды атаковали отряд. Быстро и слаженно. Оторванная голова трупа врезалась в бронезабрало Хроноса, и тот на мгновение растерялся. Нет, ущерба этот удар не нанес никакого, но драгоценная секунда была упущена…

Команду он отдал слишком поздно. Три твари успели разорвать еще одного бойца до того, как остальные, включая Хроноса, начали стрелять.

На близком расстоянии модифицированная ХМ-29 OICW, снаряженная специальным боеприпасом – страшное оружие. Экспансивные пули, деформирующиеся в живом мясе, буквально рвали его на части. Во все стороны полетели кровавые ошметки.

Вращаясь, в турбину реактора смачно влепилась оторванная лапа бородатого мутанта, и под собственным весом поползла вниз, цепляясь когтями за бугристую поверхность металла, изъеденного коррозией…

По серой траве Зоны полз еще один мут, зачем-то держа в передней лапе отстреленную заднюю…

Третий сидел, прислонившись спиной к дереву, и сосредоточенно запихивал в брюхо обрывки кишок, выбитые оттуда длинной очередью, словно не замечая, как новые пули перемалывают в кашу его грудную клетку…

Эти кадры один за другим отпечатывались в сознании Хроноса, а остальное как-то выпали из общей картины. Нормальное состояние для мозга, не тренированного воспринимать происходящее такого рода. Что, впрочем, не мешало ученому давить на спусковой крючок, пока не опустел магазин. Тогда он щелкнул переключателем, и нажал на спуск еще раз.

Он не особо и целился, случайно получилось. Вылетевшая граната врезалась прямо в бороду вожаку, так и не прекратившему хлебать кровь из обезглавленного трупа. И, зарывшись в нее, взорвалась, напрочь оторвав башку мутанта. Последней картинкой этого боя, отпечатавшейся в мозгу Хроноса, была катящаяся по траве лысая голова с выпученными глазами, облепленная кровавыми ошметками собственных щупалец.

«Щупальца… Это были щупальца… Не борода… Щупальца…»

Дурацкая мысль билась в виски, будто внутри черепа кто-то завел граммофон с заезженной пластинкой. Стрелково-гранатометный комплекс выпал из рук Хроноса. Ученый сел на траву и попытался сжать руками голову. Не вышло. Шлем помешал.

«Ох… Страшно-то как! Время! Надо вернуть время назад!»

Ученый начал немного приходить в себя от увиденного. Кровь всюду, кишки, мясо… Может, вчера это бы его и не особо тронуло, но сегодня нервы уже были на пределе.

«Эта Зона меня доконает… Вернуть время? Ну, уж нет! Не факт, что, выбрав другой путь, мы не нарвемся на что-то худшее. И если даже вновь пойти этой дорогой, приготовившись к нападению, кто его знает, как оно все обернется если переиграть этот бой. Сейчас – повезло. Я жив и здоров. И кто его знает, повезет ли во второй раз!»

Трое гвардейцев стояли словно памятники, ожидая команды. Вот оно значит как! Слабое место бронекостюма это не только защита глаз, но и сочленения в области шеи и суставов. Дьявол! Мог бы догадаться, когда молния оторвала голову одному из бойцов! Хотя вряд ли можно было предусмотреть, что кого-то из его гвардейцев нереально сильный мутант будет пытаться разорвать, словно пластмассовую куклу. Да и предусмотрел бы – толку-то? Типа, если б понял раньше, какие у бронекостюма недоработки, смог бы что-то изменить…

Хронос горько усмехнулся. Самонадеянный кретин! Повезло один раз, сумел выйти из Зоны не встретив по пути ни одного сильного мутанта – и решил, что всесилен. Но Зона жестоко мстит тем, кто ее недооценивает. В этом ученый убедился уже в который раз за последние два дня.

Хронос корил себя, и при этом бесился еще больше. Причем не только от того, что потерял больше половины своей гвардии. Было и еще нечто, действующее на и без того расшатанные нервы. Что именно, ученый еще не понял. Сложно объяснить такое даже самому себе, но он мысленно видел, как где-то в уголке сознания мигает красная точка. А рядом с ней находятся еще две. Тоже красные, но пока не мигающие. Пока что…

Хотя о самой природе этих точек догадаться было не сложно. Брат перед смертью соединил его сознание с сознанием своих гвардейцев. И, не иначе, эти точки как-то связаны с оставшимися бойцами. Но как?

Впрочем, ломать голову было некогда. Надо было идти вперед. Легендарная труба, маячившая над Саркофагом, притягивала взгляд, манила близкой, казалось бы, такой доступной целью. Хронос прямо чувствовал этот зов, который будто что-то неслышно шептал внутри головы, но что именно – не разобрать. И так хотелось подойти поближе к той трубе, чтобы понять, кто это так настойчиво зовет его.

– Вперед! – прорычал Хронос.

Как бы не манил его Саркофаг, как бы не хотелось броситься к нему со всех ног, здравый смысл подсказывал – возможно, не одного его так притягивает самая мощная и загадочная аномалия Зоны. Поэтому следовало соблюдать осторожность.

Повинуясь мысленному приказу ученого, трое гвардейцев выдвинулись вперед, а Хронос пошел за ними, держа наготове свой стрелково-гранатометный комплекс. Способность управлять временем, конечно, штука крутая, но перед серьезным испытанием силы стоило поберечь. Путешествие по Зоне изрядно измотало ученого, и сейчас он не хотел выкладываться. Мало ли что ждет впереди.

А оно ждало.

Что-то прошелестело в воздухе, ударило в грудь бойца, шедшего впереди, отскочило… и Хронос аж рот открыл от изумления.

Не землю упало не что иное, как самый настоящий арбалетный болт, сломавшийся от удара о броню. Никаких сомнений. Деформированный наконечник из плохой стали, расщепившееся древко, короткий хвостовик…

Но самое удивительное было не это.

Броня прекрасно справилась с ударом… и исчезла, будто ее и не было. Там, где мгновение назад уверенно шла вперед машина для убийства, серебристая статуя, опутанная переплетениями бронированных мышц, недоуменно застыл обычный человек в полуистлевшей от времени и пота американской униформе с нашивками сержанта первого класса подразделения «Зеленых беретов». При этом одновременно с исчезновением брони в голове Хроноса исчезла мигающая красная точка.

Теперь всё стало на свои места. Мигающая красная точка означала, что у нанобронекостюмов вот-вот закончится энергия. А стабильная красная – видимо, предупреждала, что та энергия на пределе. Раньше Хронос как-то не обращал внимания на эти точки, а сейчас – дошло. И бес его знает, как в условиях Зоны можно подзарядить эти чертовы бронекостюмы. Харон перед смертью ни словом не обмолвился об этом, подложив брату изрядную свинью. Скоро и у двух оставшихся бойцов иссякнут аккумуляторы, и они превратятся в совершенно ничем не защищенные, самые обычные биологические куклы.

Все это Хронос прокручивал в голове, стреляя туда, откуда прилетел болт – по короткой полосе непомерно разросшихся колючих кустов-мутантов с острыми шипами длиной в ладонь. Его гвардейцы занимались тем же самым, подчиняясь мысленной команде ученого и старательно прочесывая очередями кустарник.

А потом у всей группы закончились патроны.

«Сменить магазины!» – послал Хронос мысленный приказ. Он был уверен, что никто не выжил там, в кустах, ибо они были весьма добросовестно прочесаны свинцом.

Но ученый ошибся.

Два болта ударили одновременно в ничем не защищенную грудь сержанта и отбросили его назад, прямо на Хроноса. Ученый рефлекторно отшатнулся и едва устоял на ногах – широкоплечий сержант впечатался в него довольно сильно, после чего сполз по экзоскелету Хроноса вниз, хрипя и надрывно кашляя кровью.

А из кустов уже выходили жуткого вида существа, которым, похоже, нипочем ни острые колючки, ни автоматные пули – раной больше, раной меньше, им точно было без разницы.

Они были похожи на ожившие мумии, обмотанные грязными бинтами и кусками материи. Неприкрытые участки тела этих тварей представляли собой сплошное месиво из нарывов, язв и гноящихся ран – которые, однако, кошмарных уродов ничуть не беспокоили. Двигались они довольно быстро для умирающих инвалидов, и если бы на Хроносе и его оставшихся в живых гвардейцах не было брони, им пришлось бы туго.

Две твари остались стоять на месте, перезаряжая арбалеты. Зато остальные ринулись в атаку. У двоих – копья со ржавыми от крови наконечниками, один с топором на длинной ручке, еще у одного в руках массивный шестопер. А самый длинный держал в облезлых лапах двуручный меч. Экзотика конечно в век огнестрельного оружия, но если эту экзотику в глаз вогнать, или по шее рубануть от души, то есть шансы отдать концы даже если ты в экзоскелете. И особенно хорошо это понимаешь, когда проклятый магазин не желает вставляться в шахту твоего стрелкового комплекса. Дурацкое оружие, и какой идиот только его придумал?

Возможно у Хроноса не получалось перезарядить оружие потому, что он не мог оторвать взгляда от страшных глаз мечника – лишенных век, и словно разрезанных сверху вниз вертикальными зрачками. Они словно горели изнутри неистовым огнем, притягивали к себе, подавляли волю, заставляли замереть на месте, покориться судьбе. Еще немного, и Хронос сам откинет бронированное забрало своего шлема, подставив лицо под длинный клинок…

– Нееет! – заорал Хронос, мощнейшим усилием воли стряхивая внезапное оцепенение. – Стреляйте! Стреляйте в них!!!

Его бойцы ждали лишь команды. Два стрелковых комплекса заработали синхронно. Пули принялись рвать гнилые тела мутантов, но те не обращали на это внимания, и продолжали переть вперед.

Но все-таки огнестрельное оружие – это весомый аргумент даже против тех, кто совершенно не чувствует боли.

Один копьеносец пошатнулся и упал – непростое это дело атаковать с разлохмаченной в лоскуты головой.

Тот, что был с топором, остановился и удивленно уставился на свои отстреленные руки, валяющиеся на земле – пули перебили суставы, и верхние конечности просто отвалились от тела.

Того, что был с шестопером, длинная очередь просто разорвала пополам – ноги отдельно, туловище отдельно. Впрочем, его это не остановило. Оскалившись, он пополз по земле, шустро перебирая гнилыми лапами и не обращая внимания на длинный моток кишок, тянущихся за ним. Правда, поймав в оба глаза по пуле, все-таки остановился и затих, продолжая мертво скалиться гнилой пастью.

Однако оставшиеся две мумии продолжали приближаться.

А у гвардейцев вновь закончились патроны в магазинах.

Но Хроноса уже захлестнула истерическая ярость, похожая на ту, что заставляет зажатую в угол крысу бросаться на человека, вооруженного лопатой.

– Мерзавцы! Сволочи!!! – закричал он, опуская взгляд. Уже наплевать, что тот, с мечом, так близко. Пусть убивает! Но почему этот чертов магазин не хочет становиться туда, куда ему положено? Почему в этой распроклятой Зоне всё против него, Хроноса, гениального ученого, к ногам которого скоро ляжет весь мир? Должен лечь! Ведь иначе просто быть не может!

И тут Хронос рассмеялся. Нервно, с подвывом. Оказывается, все это время он пихал магазин в шахту не той стороной! Так и выходит всегда в жизни – если у тебя что-то не получается, значит ты просто что-то неправильно делаешь. И нечего винить оружие или его изобретателей. Сам дурак. Всегда, по жизни, если что-то не так – никто в этом не виноват. Потому что дураков жизнь учит, за что ей надо только спасибо говорить, а не хаять ее попусту.

Все это Хронос может думал, а может орал, брызгая слюной на внутреннюю сторону бронестекла, и одновременно стреляя по тварям, подобравшимся слишком близко. Копьеносец с недюжинной силой молотил копьем в голову гвардейца, пытаясь пробить его забрало, арбалетчики помогали ему, стреляя по коленям намеченной жертвы. А мечник шел прямо на Хроноса, занося над головой свое огромное оружие.

– Ннннаа, получиии!!! – раздирая рот закричал ученый, и длинной очередью полоснул по ногам мутанта. И когда тот упал на раздробленные колени, Хронос, переключив стрелковый комплекс в режим гранатомета, принялся лупить гранатами по арбалетчикам.

Тут и второй гвардеец наконец перезарядил свое оружие и подключился к процессу. Секунда – и голова копьеносца, срезанная очередью, слетела с плеч и покатилась по траве, словно футбольный мяч. Еще секунда – и на землю упал ее хозяин, из разорванной шеи которого вяло брызгала во все стороны гнойная кровь.

На том месте, где стояли арбалетчики, дымилась развороченная земля и валялись ошметки разорванной плоти. Хронос обратно переключил стрелковый комплекс в режим автомата и хотел было прикончить мечника, стоящего на коленях. Но, глянув на него, передумал. И гвардейцам своим дал мысленную команду «не стрелять». В том числе и потому, что зачем тратить патроны, когда можно не тратить.

Плюс, конечно, любопытство ученого тоже имело место быть. Просто мутант, поняв, что больше не может сделать ни шагу, аккуратно положил на траву свой меч, и из вороха тряпок, намотанных на его тело, достал длинный кинжал, который с размаху всадил себе в нижнюю челюсть снизу-вверх.

Длина кинжала вполне позволяла пробить и язык, и мозг. Но силы у мечника не хватило – видимо, язвы неслабо сожрали его руки, а может дело было в отсутствии существенного куска мяса, вырванного пулей из правой руки. Так или иначе, кинжал вошел в голову лишь наполовину.

Но мутанта это не смутило. Продолжая неотрывно смотреть на Хроноса, тварь сжала здоровую руку в кулак и принялась методично лупить им по навершию рукоятки, с каждым ударом вгоняя клинок все глубже и глубже. Пока тот наконец не достиг мозга.

И тогда мутант улыбнулся. Страшной, резиновой улыбкой, от которой по телу Хроноса побежали мурашки. Она словно застыла на обезображенном лице твари, когда та, продолжая смотреть на ученого, завалилась на бок.

– Сдох, – выдохнул Хронос. – Наконец-то.

«Нет, – прошелестел неслышный голос в голове ученого. – Умер. Как воин. Непобежденным».

– Кто это сказал? – затравленно оглянулся Хронос. – Кто?

Но рядом никого не было, кроме неподвижных гвардейцев и мертвых мутантов. Может, бойцы, подключенные к его мозгу, выдали это? Или во всем виноват тот шепот, что шелестит в его голове с тех пор, как только они вышли на проклятое шоссе, ведущее к Саркофагу?

– Кажется, я схожу с ума, – пробормотал ученый, закидывая за спину модифицированную ХМ-29 OICW и трясущимися руками поднимая бронезабрало своего шлема. Сейчас ему как никогда нужен был глоток свежего воздуха, чтобы прийти в себя. Почувствовать себя живым человеком, а не персонажем страшной компьютерной игры, убивающим все живое вокруг. И неживое тоже…

Но насчет свежести Хронос ошибся.

Воздух Зоны пах сыростью, гнилью и кровью. А еще – безысходностью. Сами собой зашевелились в голове мысли о том, что и он скоро ляжет в эту отравленную почву, чтобы разложиться в ней, и сгинуть навеки в безвестности…

– Ну уж нет! – прорычал Хронос.

Как ни странно, но вонь зараженной земли отрезвила его. Усилием воли ученый подавил животный страх, и сжал в кулаки трясущиеся руки. Не для того он пришел сюда, чтобы сдохнуть как вон тот американский сержант! У него есть цель! Великая цель, ради осуществления которой он должен выжить любой ценой!

– Вперед! – сквозь зубы прошипел он. – Топайте вперед, чертовы куклы!

Уже было понятно, что чем ближе к Саркофагу, тем больше всякой пакости будет встречаться на их пути. Похоже то, что скрывалось под самым знаменитым памятником Зоны, притягивало к себе мутантов. И если раньше их отстреливали фанатики Монумента, то сейчас некому было зачищать территорию некогда одной из самых могущественных и загадочных группировок. Что ж, в таком случае остается только одно – идти на прорыв. И надеяться, что две мигающие красные точки, означающие уровень зарядки бронекостюмов его гвардии, не погаснут раньше времени…

* * *

Он помнил, как вместе с братом пробивался сквозь завалы к самому сердцу разрушенного четвертого энергоблока. Если б не их экзоскелеты, они бы просто умерли что называется «под лучом», на полпути к цели. Не способно человеческое тело получить такую дозу радиоактивного облучения, и при этом не погибнуть. Но придуманная ими конструкция тяжелого защитного костюма теоретически позволяла человеку некоторое время находиться в эпицентре ядерного взрыва. Теоретически. Некоторое время…

Так они думали. Хронос, брызжущий гениальными идеями на грани безумия, и Харон, умеющий воплощать их в жизнь. И при этом считающий, что основную работу всегда делал он. Мол, генерировать идеи может любой идиот, а вот превратить мысль в результат дано не каждому. Самонадеянный дурень. Как раз технарей-то в мире пруд пруди, а вот тех, кто умеет думать и придумывать, всегда были единицы.

Впрочем, сейчас это все уже в прошлом. В настоящем же был Саркофаг, построенный над разрушенным четвертым энергоблоком. Огромная, мрачная конструкция… из-под которой Хронос однажды умудрился выбраться. Но как это было?

Он не помнил. В памяти словно провал образовался. Видимо, стресс стер этот участок воспоминаний. Бывает такое после сильного потрясения. А что может тряхнуть сильнее, чем смерть брата, который превратился в сожженную статую?

Живую статую…

Которую он сам и убил совсем недавно…

Странно. Хронос почувствовал нечто, похожее на укол совести. Ничего подобного он раньше не ощущал. Неужто поход по Зоне так изменил его? Плохо. Очень плохо. Совесть – это лишний груз для идущего к великой цели, который однажды может затянуть на дно. Поэтому к дьяволу эмоции и лишние мысли! Главное вспомнить, откуда он вылез тогда…

Правда, довольно быстро Хронос понял – можно не искать тот выход. Невнятный беззвучный голос, шелестящий в его голове, стал более явственным, и уже можно было разобрать отдельные слова.

«Приди ко мне… Ты найдешь здесь то, что заслужил…»

Этот странный сигнал шел из определенного места – откуда-то слева. Хронос и пошел на зов, не забыв послать впереди себя двух оставшихся гвардейцев. Тем более, что идти становилось все труднее. И опаснее. На Зону лег плотный туман, в котором мелькали какие-то невнятные тени, и уж лучше пусть дорогу протаптывают его «куклы», чем самому поспешить – и нарваться на неизвестные неприятности.

Но, как ни странно, но на этот раз все прошло гладко. Справа слышались приглушенные неестественно вязким туманом выстрелы и крики боли, слева жутко выла какая-то тварь. Но Хроносу сейчас было на все это наплевать. Его вел Голос…

И привел куда надо.

Это был пролом в бетонной стене, в глубине которого виднелся большой ржавый люк.

И тогда Хронос вспомнил.

Да, точно! Именно из этого люка он вылез тогда, и пошел в Зону другой вселенной. Не той, в которой он вырос и стал ученым. Другой. Возможно, это был мир будущего. А может вообще какая-то иная реальность, похожая на мрачное будущее его мира. Этого Хронос так и не понял, да, если честно, и не пытался понять. Когда ты довольно быстро и успешно делаешь карьеру, то какая разница, где ты находишься? Главное, что тебе хорошо, остальное глубоко вторично.

– Откройте люк, – дрожащим от волнения голосом приказал ученый.

Гвардейцы выполнили приказ. И немедленно зов стал сильнее. Хронос довольно улыбнулся. Он нашел путь к своей мечте, до которой идти оставалось совсем немного…

Когда они спустились, ученый обрадовался еще больше. Голос вел его, словно по компасу, и не нужно было вспоминать путь, который он по большому счету и не помнил. Нужно было просто идти длинными коридорами, пробираться через завалы, образованные раскрошившимися и обрушившимися бетонными перекрытиями…

И отстреливаться.

В одном из коридоров их встретил довольно плотный встречный огонь. Хорошо, что он пустил гвардейцев вперед. Тот, что первый вышел из-за угла, поймал шлемом и грудью длинную очередь, только искры полетели, да рикошеты завизжали, отскакивая от бетонных стен.

Боец сделал шаг назад, скрылся за углом… и внезапно скорчился на полу. На нем больше не было брони. Она исчезла за мгновение до того, как гвардеец спрятался – и, похоже, не успела отразить последнюю пулю, которая, попав в лицо, напрочь вынесла бойцу затылок.

Хронос скрипнул зубами. У него оставался последний боец, который был ему очень нужен для исполнения плана. Но когда речь идет о жизни и смерти, все другие планы становятся глубоко вторичны.

– Стреляй! – приказал Хронос. И мысленно показал, как именно стрелять.

Гвардеец послушно перевел свой стрелковый комплекс в режим метания гранат, высунул из-за угла вооруженную руку, и начал стрелять.

Один за другим раздались несколько взрывов, за ними – крики боли и ярости.

– А теперь прикончи их!

Боец, повинуясь приказу, перевел оружие в режим пулевой стрельбы, вышел из-за угла и принялся стрелять короткими, хлесткими очередями. Поняв, что главная опасность позади, к нему присоединился и Хронос. Стрелять по раненым и беспомощным всяко безопаснее для здоровья, чем бой с противником, который здоров и полон сил.

В результате ни Хронос, ни его гвардеец не пострадали, а на полу остались лежать пять человек, одетых кто во что горазд – толстовки, кожаные куртки, спортивные штаны, стоптанные кроссовки. У одного рука оторвана, у второго обе ноги по самый таз. У других осколочные ранения разной степени тяжести – этих Хронос с гвардейцем и добили, пока те выли и катались по полу.

Понятно. Бандиты, каким-то образом приспособившиеся не поддаваться гипнотизирующему голосу, и грабившие тех, кто поддался. Раньше фанатики Монумента зачистили бы эту погань в два счета… Хотя тогда бы, чтоб дойти до главной аномалии Зоны, пришлось бы зачищать самих «монументовцев», что гораздо сложнее. Стало быть, всё, что не делается, к лучшему.

– Вперед, – скомандовал ученый, и последний оставшийся в живых гвардеец двинулся куда было сказано.

Хронос шел следом за своей послушной «куклой», и ему было страшно. Очень страшно. Зона показала ему, что он не всесилен, что его могущество имеет пределы. Ученый израсходовал слишком много сил – и физических, и моральных – и сейчас очень боялся. Но не смерти – сама возможность умереть не укладывалась в его голове. Он был опустошен до предела, и сейчас боялся, что лишился своей силы повелевать временем. Ему очень хотелось проверить, так ли это, открутить произошедшее хотя бы на несколько минут назад. Но в то же время он опасался, что в нужный момент просто не сможет совершить задуманное. Поэтому сейчас он нес себя по подземным коридорам Саркофага крайне осторожно, словно чашу, на дне которой плескались жалкие остатки драгоценного дара, некогда подаренного ему Монументом.

Хронос шел вперед, перешагивая через человеческие скелеты в полуистлевшей одежде, огибая торчащие из стен прутья арматуры и корни деревьев, и при этом истово молился на ходу. Он просил Зону дать ему возможность дойти до цели и сохранить единственного гвардейца, необходимого ему для осуществления задуманного. Сейчас, после всего произошедшего, он верил всей душой, что Зона – это живое существо, способное карать и миловать, бог этого проклятого края, который может услышать и помочь…

Но, похоже, Зона его не услышала.

В потолок коридора были вмонтированы старые советские лампы с грязными плафонами. По всем законам времени, физики и здравого смысла они давным-давно должны были потухнуть. Но вопреки всему эти светильники минувшей эпохи продолжали гореть, заливая коридор тусклым, призрачным светом – вечные лампочки, самая безобидная аномалия Зоны, работающие при давно сдохших и развалившихся от ржавчины аккумуляторах.

Правда, на одном участке коридора примерно в пятьдесят метров длиною они не горели. Эдакий черный мешок впереди, за которым виднеется ряд исправно светящихся плафонов. Неужто какой-то придурок-сталкер решил позабавиться и принялся стрелять по ним? Судя по тому, как завоняло мертвечиной впереди, вполне может быть. Стрелять в памятники Зоны вообще чревато для здоровья, даже если они всего-навсего безобидные вечные лампочки.

Мелькнула у Хроноса мысль тормознуть свою «отмычку» и выяснить поподробнее, с чего это впереди потухли потолочные плафоны. Но тут же подумалось: ну да, побереги гвардейца, да сам сунься туда, своей тушкой проверь безопасность коридора. Ну уж нет, собственная шкура дороже.

– Вперед! – повторил Хронос навязшую в зубах команду, а сам при этом немного отстал, шагов на пять-семь. Увеличил дистанцию между собой и «отмычкой»…

Зачем? Этого ученый не смог бы себе объяснить. Возможно, именно это необъяснимое ощущение сталкеры и называют «чуйкой» – свойством интуитивно чувствовать опасность, которое со временем проявляется у тех, кто ухитрился в Зоне дожить до появления этого чувства.

Гвардеец сделал шаг, другой, третий – туда, в темноту…

И вдруг Хронос увидел, как темнота рухнула на бойца. Сверху. С потолка. И полностью накрыла собой гвардейца.

– Стреляй! – заорал ученый. – Стреляй, мать твою!..

Он никогда не ругался. Принципиально. Считал это уделом низших существ, недостойным высокоинтеллектуального и воспитанного человека. Но сейчас Зона доконала его. Ругательство вырвалось из легких, разодрало горло, а палец уже жал на спусковой крючок, полосуя темноту, накрывшую «отмычку»…

Ему хватило ума не начать долбить гранатами после того, как опустел магазин – в узком коридоре его могло неслабо посечь осколками, что даже современному экзоскелету последней модели не пошло бы на пользу. Но вроде впереди было тихо – ни звука, ни шороха. Поэтому Хронос вставил в стрелково-гранатометный комплекс последний заряженный магазин и, включив налобный фонарь, осторожно пошел вперед.

На том месте, где минуту назад находился гвардеец, лежала осклизлая безволосая туша, изрешеченная пулями. Из аккуратных входных отверстий еще сочилась темная кровь. С первого взгляда понятно – человекообразный мутант. Здоровенный, метра два росту в нем, не меньше. Ноги поджаты под себя, лапы скрючены. Лежит на брюхе в позе эмбриона, и не особо понятно, что он собой представляет.

Лучше было бы пройти мимо, но, несмотря на то, что Хроноса колотила нервная дрожь, любопытство ученого взяло верх над здравым смыслом.

Он подошел и, держа чудовище на прицеле, мощным пинком перевернул его…

И тут же пожалел, что сделал это.

Такую тварь он видел только на картинке. Ее ему по большому секрету однажды показывал коллега-ученый, занимавшийся биологическим конструированием. Метод был основан на создании клеток с новыми свойствами, которые, будучи введенными биообъекту, были бы способны изменять живой организм согласно заложенной в них программе.

Ученый был убедителен, с жаром рассказывая о невероятных возможностях новых солдат, измененных подобным образом. Но тогда Хроносу подобное показалось диким, абсурдным и фантастичным.

– Это не наука, – улыбнувшись сказал он коллеге. – Это разбазаривание народных денег на безумные проекты. И, кстати, кого вы собрались изменять таким образом? Комсомольцев-добровольцев, готовых на все ради идеи? А вам не кажется, что это попахивает опытами небезызвестного Йозефа Менгеле, которые он проводил в Освенциме?

Тогда, помнится, коллега стушевался, пробормотал что-то невразумительное, и быстро нашел повод уйти. Хронос тогда посмеялся над прожектёром-неудачником, и тут же забыл о нем. И вот сейчас перед ним на полу лежало материальное воплощение той кошмарной твари с картинки.

Половину головы монстра занимала зубастая пасть, растянувшаяся от одного ушного отверстия до другого. Огромные вылупленные глаза без век были фасеточными, как у насекомого. Из того места, где у человека должен был бы находиться нос, росли тараканьи усы-антенны, каждый длиной с полметра. Торс твари был несомненно человеческим, но вместо рук у нее росли осьминожьи щупальца с присосками. Ноги мутанта оказались вывернуты коленками назад, и оканчивались страшными пилами, одного удара которых было бы вполне достаточно, чтобы перерубить человеческую шею или конечность. Но сейчас эти пилы были глубоко всажены в живот гвардейца, бронекостюм которого, похоже, исчез в тот момент, когда на него с потолка обрушилось это чудовище.

Гвардеец, кстати, был еще жив, и сейчас он просто смотрел на Хроноса. Молодой парень, лет двадцати пяти с нашивкой капрала на окровавленном рукаве. По идее, тоже мутант, чей мозг был захвачен Хароном, и подчинен им полностью. Если разобраться, страшная судьба. Наверно, даже страшнее, чем у той твари с костяными пилами вместо ног. Там человека изменили, превратив в чудовище – но он хоть жил свободным, не завися от чужой воли, как-то сумев сбежать от рабства, к которому его приговорили военные ученые. А к этому капралу покойный брат бесцеремонно залез в голову, стер из нее всё, кроме боевых навыков, и превратил в послушную марионетку. Что хуже? Что бы ты выбрал для себя, Хронос, если б тебе предоставили такой выбор?

Ученый скривился, словно от зубной боли. Ему не нравились собственные мысли, похожие на сочувствие – а значит, на слабость.

– Похоже, я превращаюсь в тряпку, – скрипнул зубами Хронос. Повернулся – и пошел дальше, подавив в себе желание пустить пулю в голову умирающему бойцу. Добить раненого это значит пожалеть, истратив на него драгоценный патрон. Да и не в патроне дело. Любые слабости Хронос привык выдирать из себя с корнем. И сейчас был именно такой случай.

Свет коридорных ламп приближался, а вместе с ним значительно усилился Зов, звучащий в голове ученого. Впереди была цель, к которой он шел так долго и трудно. Казалось бы, самое время забыть безмолвный взгляд умирающего капрала, вчера Хронос сделал бы это без труда. Но почему же сейчас эти глаза никак не хотят стираться в памяти, и отвращение к самому себе растет одновременно с громкостью слов, уже словно колокол бьющих в стенки черепной коробки:

«Иди ко мне, человек… Приди ко мне… Ты сполна получишь то, что заслужил…»

* * *

Я шел по следу. Кровавому следу, оставленному Хроносом. У меня больше не было сомнений на этот счет…

Стела «ПРИПЯТЬ», ставшая могилой Насти и ее нерожденного ребенка, осталась за спиной. Я же старался об этом не думать. И самый лучший способ для этого – забить голову мыслями. Другими. Которые заглушат то, от чего впору упасть на колени, схватить голову руками и выть, словно волк, потерявший свою стаю.

Поэтому я думал о том, куда мог пойти Хронос.

Направо по старому шоссе, чтобы потом свернуть налево? Вряд ли. Наверняка у него есть хорошая карта, и он не двинет свой отряд в опасной близости от «Леса электродов», а точнее открытого распределительного устройства, предназначенного для выдачи в энергосистему мощностей третьего и четвертого блоков Чернобыльской АЭС. Проще говоря, это поле электрических аномалий, рассевшихся на стальных опорах, вдобавок окруженное непроходимым болотом. Бывал я там, знаю не понаслышке. И Хронос знает наверняка. И выводы сделает правильные, ибо брату Харона в наличии мозгов не откажешь. Стало быть, этот путь к четвертому энергоблоку отпадает.

Прямо через лес? Тоже вряд ли. Так-то, судя по карте, это самая короткая дорога. Но тащиться через чащу мутировавших деревьев решится не каждый опытный сталкер. Хоть и медлительны дендромутанты Зоны, не то что в мире Кремля, но и они могут выпростать корень, о который ты споткнешься, а потом придавить массивной веткой, словно гигантским щупальцем, проколоть сучком артерию, и медленно, со вкусом выпить кровь из обездвиженного тела. Причем вблизи ЧАЭС такое особенно актуально, ибо в этом проклятом районе дендромутанты особенно шустры и активны. Думаю, Хронос и об этом осведомлен, поэтому вряд ли он пошел к Саркофагу самой короткой, но далеко не самой безопасной дорогой.

А вот если вернуться назад, а потом повернуть направо, не доходя до печально известных производственных корпусов завода имени Дзержинского, то можно попасть на неплохо сохранившееся шоссе, довольно кривым, но верным путем ведущее прямо к четвертому энергоблоку, скрытому под Саркофагом. Думаю, Хронос этим путем и пошел – если, конечно, я не слишком хорошо о нем думаю.

Мои сомнения разрешились довольно быстро. Пройдя более полукилометра, я не встретил на своем пути ни единой пакости – ни аномалии, ни голодного мутанта, ни даже паршивого бандита с раздолбанным ПМом в руке. Ничего. Что в Зоне, кстати, случается. Правда на эту тему закон есть. Если ты долго идешь по зараженной земле, и в тебя никто не выстрелил или не попытался отгрызть кусок твоей ляжки, то будь уверен – скоро все это навалится в тройном размере, только успевай разгребать.

И так бы оно и было, если б все это не разгребли раньше меня…

Они валялись возле старых ржавых турбин реакторов чернобыльской атомной электростанции. Трупы. Два человеческих, похожих на мумии, из которых высосали всю жидкость. И ктулху. Изрешеченные экспансивными пулями и разорванные гранатами. Во всяком случае, одному кровопийце башку именно ею оторвало, видно по разлохмаченной шее.

Сомнений не было. На тощих руках обоих выпитых мертвяков были видны часы. Такие же, как у меня.

Я подошел, присел на корточки.

Ну да, часы стояли. Разряжены в ноль. Характерно для этих, блин, продвинутых бронекостюмов. Аккумуляторы сели – и всё, ты голый. Недоработочка, мягко говоря.

Судя по униформе, мумии при жизни были «зелеными беретами». Сталкивался с ними, приходилось. Однако спецподготовка в Форте-Брэгг не спасла американских спецназовцев от превращения в управляемых кукол и последующей гибели. Что ж, бывает. На то она и Зона.

Я распрямил колени и перехватил АКМ поудобнее. После боя возле стелы патронов в моем «Печенеге» не осталось, да и приклад у него треснул после того, как я им превратил в кашу голову одного из бойцов группировки «Воля», устроивших засаду на меня. Поэтому мне пришлось взять с собой один из трофейных автоматов Калашникова.

В общем, переключил я тот АКМ в режим стрельбы очередями, и пошел дальше.

Но ушел недалеко.

Пройдя от силы две сотни метров, отряд Хроноса вновь нарвался на засаду.

На этот раз это были дампы. Человекообразные гнилые твари, проникшие в Зону из мира Кремля. Стандартный отряд с характерным оружием. Зачем они напали? Ктулху-то понятно для чего атаковали, чисто пожрать. А эти? Может, придя в новый для них мир решили сменить оружие и шмотки на что-то более презентабельное, чем антикварные копья с мечами, и старые тряпки, намотанные на гниющие язвы?

Впрочем, атака не удалась. Дампов Хронос со своей пристяжью покрошил в мелкий винегрет – но при этом потерял еще одного бойца. Сейчас его труп увлеченно потрошила безглазая псина – прогрызла живот, и, громко чавкая, жрала кишки. Причем часть сожранного тут же вываливались из внушительной дыры в собачьем боку, что, впрочем, мутанта ничуть не смущало.

Удивительно конечно, как этим наполовину разложившимся тварям удается ходить, сбиваться в стаи, охотиться. Это ж вообще против всех законов природы… Хотя, о чем это я. Вон зомби по Зоне ходят косяками, дампы те же вполне прекрасно себя чувствуют в мире Кремля. Пора бы уже уяснить, что на зараженных землях свои законы – мертвое здесь не умирает, а в живых давно умерло все живое, человеческое, то, что делает нас людьми. Чувства, эмоции, переживания просто сдохли, разложились и превратились в пыль. Остались лишь одни инстинкты, да навыки убивать…

Такие вот невеселые мысли я гонял в своей голове, продолжая идти по следу Хроноса и двух его оставшихся бойцов. Эти следы были теперь хорошо видны на растрескавшемся от времени асфальте. Брат Харона и его пристяжь нехило так потоптались в кровище врагов и своих товарищей, и не надо было быть суперследопытом, чтобы рассмотреть на сером покрытии старой дороги мелкие запекшиеся бурые капли.

Хронос спешил к Саркофагу, и уже понятно было, каким путем он собрался в него проникнуть. Знакомый до тошноты голос, записанный на пси-матрицу и гундосивший в моей голове все сильнее, вел Хроноса так же, как и многих до него. Наживка для мечтающих о халявном исполнении желаний. Видать, таковые водились и у брата Харона, потому и потащился он сюда, шагая по трупам. Однако я очень надеюсь, что успею догнать урода до того, как он доберется до Монумента. Чаще всего вместо того, чтобы раздавать бесплатные подарки, эта аномалия убивает просителей. А я хотел сам, своими руками рассчитаться с Хроносом за смерть своих друзей…

На Зону опустился густой туман, но мне уже не нужно было искать следы на асфальте. Я бежал в плотном мутно-белесом киселе, ежесекундно рискуя влететь в аномалию, или в стаю голодных мутантов, которые возле Саркофага толпами ходят. Приманивает он их своей потусторонней энергией, идущей из недр четвертого энергоблока. А может Зовом, на который, думаю, притащились в эти места покойная ныне семейка ктулху вместе с дампами, а также те пока еще живые твари, что сейчас жутко завывают в тумане…

В мои планы не входило с ними встречаться, поэтому сейчас я бежал вдоль левой от меня стены Саркофага, пока не наткнулся на пролом в ней, за которым находился открытый люк, ведущий вниз. Возле люка были отчетливо видны знакомые следы с бурыми вкраплениями свернувшейся крови, осыпавшейся с ребристых подошв. Что ж, похоже, я действительно на верном пути…

Ожидаемо и этот путь оказался кровавым.

Спустившись вниз, я почти сразу наткнулся на кучу трупов. Еще один мертвый «зеленый берет» и покрошенные в фарш бандиты, которые, видать, тоже решили найти свое счастье, обещанное Зовом. Нашли. Неотвратимое, а главное – быстрое. Ведь быстрая смерть – это тоже счастье. В отличие от медленной…

Мелькнула у меня мысль подобрать столь эффективный в бою стрелково-гранатометный комплекс, благо он валялся рядом с трупом американца. Но, подумав, я решил обойтись и оставить свой АКМ. Привычное оружие, которое ты знаешь досконально, всяко лучше навороченного, но знакомого «шапочно». Было дело, стрелял я из похожего. Эффективно, но сложно без долгой и вдумчивой практики. Практически любое наше российское оружие для меня как продолжение собственных рук. А с навороченным импортным такое чувство возникает далеко не всегда. И когда тебе предстоит серьезный бой, лучше не рисковать.

Я пошел дальше. Не раз, и не два приходилось мне идти извилистыми коридорами, ведущими к Монументу. И каждый раз они казались другими. А может и были таковыми. Вблизи главной аномалии Зоны и пространство становится аномальным. Меняется оно, растягивая, или наоборот сужая стены коридоров, добавляя пугающей, шевелящейся темноты в углах, а главное нагнетая ощущение каменного мешка, клаустрофобии, безысходности. Так и кажется, что сейчас низкий потолок станет еще ниже, и раздавит тебя, расплющит в лепешку. И перед смертью лишь издевательский голос беззвучно скажет в твоей черепной коробке «ты получил то, что заслужил»…

Я тряхнул головой, отгоняя мысли, навеянные мрачным подземельем. И сразу же услышал слабый стон.

Первой мыслью было – засада. Бандиты типа тех, что остались валяться позади размазанными по бетонному полу, часто кладут на дороге «наживку». Беспомощного сталкера с кровавым пятном во все брюхо. Лежит такой бедолага, стонет, аптечку просит. И оружия вроде при нем нет. А подойдешь, посочувствуешь, наклонишься, чтоб перевязать несчастного – и получишь пулю от его кореша, спрятавшегося неподалеку. Поэтому помогать в Зоне незнакомцам или нет, есть дело сугубо индивидуальное. Да и не только в Зоне…

Правда, когда я увидел того, кто стонал, то мысли о засаде тут же исчезли. Такое не сымитируешь.

На полу лежал еще один «зеленый берет», в живот которого на всю длину всадил свои ножные клинки потолочник – еще одна жуткая тварь из мира Кремля, созданная ненормальными учеными-биоконструкторами специально для боевых действий в коридорах и подземельях. Всадил – и сдох, изрешеченный пулями. А американец был еще жив. От ранений в живот обычно умирают долго и мучительно.

Когда я подошел, он ничего не сказал. Он просто смотрел на меня глазами пустыми, словно у куклы. И знакомые часы на руке с замершей на месте секундной стрелкой. Понятно. Еще один гвардеец Хроноса, управляемая боевая машина, брошенная хозяином за ненадобностью.

Я скрипнул зубами.

На войне есть два типа бойцов. Люди и не́люди.

Первые воюют словно обычную работу делают. Неприятную, кровавую, но необходимую. И без особой надобности не зверствуют. Просто убивают врага, по возможности даря ему быструю смерть. На войне это хороший подарок, часто бесценный.

А вторые убивают с удовольствием. Они и приходят на войну за этим, чтоб кайфануть, подпитаться чужим страданием. И чем больше того страдания вокруг них, тем им лучше. Когда экспресс-допрос намечается, или показательная демонстрация зверств для деморализации противника, они в этих делах первые. И фатально раненных никогда не добивают, чтоб не лишать себя удовольствия насладиться болью умирающего.

Теперь у меня больше не было сомнений. Я шел по следу зверя, в котором не осталось ничего человеческого. Больного, бешеного зверя, для которого есть только одно лекарство – свинцовая таблетка в башку, вышибающая из нее всю гнилую дурь вместе с мозгами.

Скорее всего, в голове умирающего тоже не осталось ничего от человека – биологической машине для убийства не нужны лишние мысли, чувства, воспоминания, отвлекающие от выполнения приказа. Но ему было больно, это я ясно видел по плотно сжатым бледным губам и стиснутым кулакам, между пальцами которых выступила кровь.

Американец не был виноват, что его захватили в плен и превратили в послушную марионетку. Он тоже когда-то был человеком, и негоже человеку умирать не по-человечески.

Я подошел, опустился на одно колено и левой ладонью накрыл глаза раненого. Правой же рукой я неслышно извлек из ножен «Бритву», после чего коротким и резким движением вонзил клинок в висок американца.

Нож, умеющий разрезать пространство между мирами, легко пробил височную кость и погрузился в голову умирающего по самую рукоятку. Безвольное до этого тело сильно дернулось – и вытянулось.

– Упокой тебя Зона, – негромко сказал я, извлекая нож из головы мертвеца. Странно, но сейчас я чувствовал, что сделал хорошее дело. Избавить человека от страданий это всегда хорошо. Пусть даже бывшего человека.

Я поднялся на ноги… и замер.

Зов, до этого монотонно гнусавивший в моей голове, внезапно исчез. И значить это могло только одно: в настоящий момент звать пока что некого. Кто-то уже стоит возле Монумента и готовится загадать желание. Пока что готовится, очарованный увиденным – тот, кто находит Монумент, какое-то время по-любому стоит, глядя на него. Некоторые в восхищении. Другие – в суеверном ужасе. И даже те, кто уже однажды видел его, на какое-то время замирают, не в силах отвести взгляда от самого главного памятника Зоны. Но очень скоро они приходят в себя и начинают проговаривать свое желание.

И это значило, что мне следует поторопиться.

Очень сильно поторопиться…

* * *

Хронос стоял, глядя на Монумент и думая о своем. Вот она, Машина желаний. Он вновь нашел ее. Аномалию, давшую ему всё, и отнявшую брата. Сталкеры правы. Монумент ничего не дает просто так. За исполнение заветного проклятая глыба забирает очень много. Слишком много…

– Не я убил Харона, – хрипло проговорил Хронос, откидывая назад бронезабрало шлема. – Это ты лишил его жизни! Ты превратил его в чудовище! И меня тоже… Хотя – наплевать. И на него, и на меня. Чудовища тоже хотят жить. И жить хорошо. Лучше, чем другие. Намного лучше. И теперь я хочу от тебя больше, чем ты дал мне в прошлый раз. Намного больше!

Перед глазами Хроноса уже маршировали толпы гвардейцев в наноброне, тяжелой поступью шагающих по всему миру. Его миру. Принадлежащему только ему – и никому больше. Потому, что скоро все люди станут ими. Куклами, послушными его воле. И пусть сейчас рядом с ним нет живого образца, он сумеет объяснить Монументу что имеет в виду…

Хронос уже хотел было открыть рот и высказать желание, которое он пронес через всю Зону, ради которого он пришел сюда…

Но промолчал.

Внезапная мысль поразила ученого.

А не скучно ли ему будет в этом полностью прирученном мире? За что бороться? К чему стремиться? С кем, в конце концов, словом перемолвиться? Нет, конечно, можно оставить какое-то количество неохваченных людей, возле каждого из которых будет стоять гвардеец, готовый при малейшем неповиновении разнести голову бунтарю. Но, похоже, это тоже не вариант. Рабство исторически доказало свою несостоятельность, и возврат к нему – это однозначный регресс.

И что остается?

В этом мире Хроносу уже всё осточертело. Строить новый мир по придуманной им модели оказалось непродуктивно. Даже удивительно, как он не подумал об этом раньше…

– Ну и зачем я здесь? – горько произнес Хронос. – Когда жизнь теряет смысл, исполнение любых желаний тоже становится бессмысленным.

Взгляд Хроноса упал на оружие, которое он держал в руках. Может, застрелиться прямо здесь, возле проклятой аномалии, фактически убившей брата еще тогда, в далеком восемьдесят шестом…

Восемьдесят шестом?

Внезапно лицо ученого озарилось счастливой улыбкой.

Ну конечно!

Тот год страшной аварии, когда они с братом были полны амбиций и настоящих, не придуманных желаний! И если сейчас вернуться туда, в тот восемьдесят шестой, в Советский Союз, еще целый, не распавшийся, сильный, влиятельный, и немного наивный, со своим теперешним багажом знаний и опыта, и, конечно, с возможностью повелевать временем – что может быть лучше?

Хронос аж зажмурился, представив перспективы такого перемещения. Мировая слава, тысячи, десятки тысяч людей, рукоплещущих ему. Изобретения, опережающие свое время на треть столетия, предупреждение развала СССР, усиление его могущества, расширение дальше, в Европу и Азию, и туда, на другое полушарие, привыкшее смотреть свысока на северных варваров. И, конечно, понятно, кто будет править этой огромной империей, кто принесет народам Земли счастье служить строгому и справедливому правителю мира! И зачем тогда нужны тупые гвардейцы, если люди всей планеты будут служить ему с радостью, и притом абсолютно добровольно?

Но самое главное, без чего власть над миром будет невкусной, словно зачерствевшая лепешка – это Харон. Живой и здоровый его старший брат, с детства привыкший смотреть на Хроноса немного свысока, с легкой иронией, ненавязчивой, и оттого жалящей еще больнее, будет вынужден признать его превосходство. Абсолютно добровольно, без принуждения, наконец осознав то, что он всегда не замечал, или просто не хотел замечать.

– Перенеси меня в тот день, когда мы с Хароном впервые вошли в четвертый энергоблок, – дрожащим от волнения голосом проговорил Хронос. – Перенеси таким, какой я есть сейчас, вместе с моими знаниями и способностями…

– Не так быстро, урод! – раздался голос за его спиной.

Хронос быстро обернулся.

За его спиной стоял сталкер. Самый обычный, которые сотнями шляются по Зоне. Небритый, глаза злые, грязный камуфляж, в руках автомат Калашникова с деревянным прикладом. Обычный биологический мусор, порой мешающий жить гениальным людям. И когда они мешают, с ними не нужно церемониться. Их надо просто убирать с дороги. Пинком. В данном случае – временны́м.

– Проваливай в Аид, сталкер, – презрительно бросил Хронос, небрежно швырнув мысленный посыл, в результате которого сталкер должен был немедленно превратиться в кучку праха, который остается от трупа, если тот лет триста пролежит в условиях, идеальных для разложения. Сейчас уже можно было не экономить энергию. Монумент услышал его желание, это ясно было видно по тому, как медленно, но верно усиливается и без того яркий лазурный свет, идущий от аномалии…

Правда, что-то пошло не так.

Сталкер вздрогнул всем телом, приняв временно́й удар, но и не подумал рассыпаться в пыль. Его даже согнуло слегка, при этом из-за пазухи у него вывалился… самый обычный советский будильник.

Хотя нет, не совсем обычный. Сейчас он также лазурно светился, как и Монумент, может даже ярче. При этом стрелок на его циферблате не было видно. Они вращались с такой бешеной скоростью, что непонятно было, в какую сторону они крутятся…

* * *

– Не так быстро, урод!

Не трудно было догадаться, кто стоит возле Монумента. Убийца Фыфа и Харона. Тот, из-за кого погибли Рудик и Настя. Ублюдок, из-за которого мне вновь пришлось лезть под этот проклятый Саркофаг, осточертевший мне не меньше моего треклятого предназначения.

И всё, что мне сейчас было нужно, это чтобы он повернулся ко мне. АКМ, конечно, прекрасный автомат, но и он даже в упор не пробьет экзоскелет. А вот если влупить из него очередью по бронестеклу шлема, то есть шанс расколоть его, и вогнать пулю в башку этого урода.

Когда он обернулся, прогнав при этом какую-то чушь, я даже слегка обрадовался – стекло было откинуто, стреляй-не-хочу.

Но он оказался быстрее…

Мне вдруг стало нечем дышать. Грудь сдавило так, что мне показалось, будто легкие сейчас вылезут через рот. Меня согнуло чуть не пополам, и я чудом не выронил автомат, вцепившись в него как утопающий, хватающийся за соломинку. При этом у меня из-за пазухи выпал тот странный предмет, что я нашел в логове Пекаря – будильник с кучей встроенных в него артефактов. Который светился так, будто был частью Монумента, разгоравшегося с каждой секундой все сильнее и сильнее…

Тем не менее, все это время я не отводил взгляда от лица Хроноса, на котором сейчас проскользнуло нечто вроде удивления. Не ожидал наверно, что я останусь в живых после такого удара. При этом его взгляд на мгновение переместился вниз, на будильник, валяющийся на полу циферблатом вверх…

Вероятно, когда он перевел взгляд, ментальный контакт прервался. Ровно на одно мгновение. И от того мне стало немного легче. Совсем немного. Ровно настолько, чтобы разогнуть скрюченный указательный палец, и нажать на спусковой крючок.

АКМ забился в моих руках, вытряхивая из меня судорогу, сковавшую мое тело. А из Хроноса – жизнь. Потому, что когда автоматная очередь бьет тебе прямо в лицо, мудрено остаться в живых. Даже если ты повелитель времени…

Хроноса отбросило прямо на Монумент. Тело, закованное в экзоскелет, полыхнуло лазурным светом, словно мотылек, залетевший в огонь свечи, и исчезло. Лишь искрящийся прах цвета чистого неба осыпался к подножию главной аномалии Зоны. Я же упал на колени и хрипло, с надрывом втянул воздух в свои измятые легкие. Какое же это удовольствие – дышать! Именно в такие минуты понимаешь это в полной мере.

Я дышал, дышал, дышал…

И это было ошибкой.

Монумент, разогретый чужим желанием, продолжал наливаться нестерпимо-ярким светом. Настолько ярким, что я невольно выронил автомат и чисто рефлекторно закрыл лицо руками…

Идиот.

Бежать надо было. Бежать со всех ног, пересиливая рефлексы, выдавливая из мятых легких те жалкие порции воздуха, которые я успел в себя втянуть…

Хотя вряд ли что-то получилось бы. У Монумента всегда есть свое представление о том, как нужно исполнять человеческие желания. И если он что-то решил, убежать не выйдет, сколько бы ты не старался.

Лазурная волна подхватила меня, как цунами подхватывает незадачливого пловца, и швырнула в хорошо знакомую мне сплошную черноту беспамятства, бездонную и беспросветную, как сама вечность…

* * *

Но внезапно в той непроглядной черноте по-явился разрыв, сквозь который проглянуло небо. Чистое и светлое, словно невинное желание ребенка. Я невольно потянулся к этому свету – и понял, что просто понемногу прихожу в себя.

Я лежал там же. На том же месте, где стоял минуту назад. В зале Монумента, рядом с этой легендарной аномалией, опостылевшей мне до тошноты. Правда, сейчас она выглядела как-то странно, словно на нее плеснули чернилами, оставив на небесно-голубой поверхности огромную черную кляксу. Правда, Монумент вообще выглядел нечетко, как-то расплывчато. А может, дело вовсе не в Монументе?

Я плотно зажмурился, потер кулаками глаза, и снова их открыл. С фокусировкой стало получше, и я разглядел, что это там было за пятно.

Полностью сожженный человек обнимал аномалию. Потемневшее, бугристое, горелое человеческое мясо было хорошо видно через широкие трещины в броне, местами оплавленные по краям. Вот значит как… Похоже, кто-то из любителей халявы пожелал нечто зажигательное, и аномалия исполнила желаемое как всегда. На свое усмотрение.

Но тут вопль, раздавшийся слева, прервал мое вдумчивое созерцание чьих-то останков.

Я повернул голову.

В трех шагах от Монумента на коленях стоял человек, упакованный в древний экзоскелет первого поколения. Правда, броня не выглядела древней. Наоборот, ее словно только что выпустили с завода. Так, разве что местами слегка поцарапана, но не более того.

Этот тип в антикварном экзо и орал – надрывно, и довольно мерзким голосом.

– Зачем?! – вопил он. – Зачем ты это сделал?!!! Это была моя, слышишь, моя смерть!!! Ради людей, ради науки!!!

Голос показался мне знакомым. Не его ли я слышал только что, перед ментальным ударом, когда Хронос бросил надменное:

– Проваливай в Аид, сталкер!

Помнится, в древнегреческой мифологии Аидом называлось царство мертвых. Странно, при чем бы тут древняя Греция? Бред какой-то.

А тип в экзоскелете между тем продолжал верещать:

– Ты всегда был первым, всегда был лидером! И даже после смерти останешься им! Тебе воздвигнут памятник, о твоем подвиге будут писать книги! А я – я так и останусь никому не известным одним из изобретателей экзоскелета, чье имя везде и всегда теперь будут писать после твоего!!!

Я поднялся на ноги. Голос был знакомым, но мало ли людей с похожими голосами. Мне надо было удостовериться.

И я удостоверился. Подошел к орущему и заглянул ему в лицо, скрытое бронестеклом.

Да, несомненно это был Хронос. Живой-живехонький, будто не его я пристрелил пару минут назад. И даже выглядящий намного лучше, явно моложе, чем до своей смерти. Недоработка однако с моей стороны.

Не знаю, куда делся трофейный АКМ, на полу его не было. Зато мой пояс оттягивал книзу тяжеленный РШ-12, заряженный последними пятью патронами.

Я вытащил из кобуры штурмовой револьвер. Похоже в моих глазах было нечто такое, от чего Хронос попятился, плюхнулся на задницу и пополз, скребя броней по бетонному полу и не отрывая от меня испуганного взгляда.

– Что… что вы делаете? – забормотал он. – Не надо… Прошу вас, не надо…

В его глазах было что-то трусливое, заячье, настолько неприятное, что я невольно поморщился. Преодолевая чувство гадливости, я поднял револьвер.

– Проваливай в свой Аид, гнида, – сказал я, нажимая на спусковой крючок.

– Нееет!!! – визгливый голос, усиленный встроенными динамиками экзоскелета, ударил по перепонкам, но гораздо сильнее долбанул по ним звук выстрела…

Не зря говорят – всё, что сделано в СССР, сделано на века. Тяжелая пуля штурмового револьвера ударила в бронестекло шлема, но не разбила его. Лишь мелкие трещины побежали по нему во все стороны от белой точки, образовавшейся на месте попадания.

Голову Хроноса швырнуло назад. Он долбанулся шлемом об пол, но, видимо, страх смерти лишь придал ему сил. Хронос попытался встать, но вторая пуля бросила его обратно.

– За Фыфа, – сказал я, вновь нажимая на спуск. Стекло покрыли новые трещины. Молодцы советские инженеры, как есть молодцы!

– За Кэпа.

Эхо нового выстрела ударило в своды зала Монумента.

– За Рудика.

Потрясающая работа! Не стекло, а прям произведение искусства. Уже все белое от трещин, но еще держится!

– За Настю.

Всё. Барабан был пуст, но своей цели я не достиг. Хронос – оглушенный, ничего не соображающий полз куда-то. Неважно куда, лишь бы подальше от меня. Ну уж нет, не выйдет.

Отбросив в сторону пустой револьвер, я выхватил из ножен «Бритву», прыгнул вперед и обеими руками со всей силы вонзил свой боевой нож в смятое пулями бронестекло.

– А это – за твоего брата!

Удар был очень силен, я вложил в него всю ненависть к этому чудовищу в человечьем обличье. Мелькнула у меня мысль – ведь «Бритва» сейчас прошьет и изуродованное бронезабрало шлема, и голову ублюдка. И в пол войдет по самую рукоять, а мне потом отмывай от мозгов руки, макнувшиеся со всей дури в рассеченный череп.

Но я ошибся.

Мой нож с хорошо ощутимым усилием пробил бронестекло, пронзил голову Хроноса – и застрял, зажатый изуродованным полотном многослойного забрала.

Мерзавец дернулся раз, другой, и затих, харкнув напоследок кровью и залепив ею изнутри белое от трещин забрало. Но мне уже было плевать на урода. Мертвый враг гораздо менее интересен, чем оружие, похоже, потерявшее свою силу.

Я рванул «Бритву» на себя, пытаясь высвободить ее из плена…

Раздался неприятный скрежет, какой случается, если гвоздем сильно провести по стеклу, а затем звук, с которым лопается струна…

Я оцепенел.

«Бритвы» больше не было. Я сжимал в ладони лишь рукоять. Клинок моего ножа, способного рассекать пространство между мирами, рассыпался в серую пыль, которая сейчас медленно оседала на изуродованное, окровавленное стекло.

– Не может быть, – потерянно проговорил я. – Этого просто не может быть…

«Бритва» давно стала частью меня, с тех первых минут, как я очутился в Зоне, не помня даже как меня зовут. Она прошла со мной многие сотни километров пути по разным вселенным Розы миров, став не просто оружием, а чем-то гораздо большим…

И вот ее больше не было. Словно часть моей души сейчас взяла – и превратилась в прах. Умерла вместе с моими друзьями, погибшими один за другим.

– Прощай, – сказал я, разжимая пальцы.

Рукоять «Бритвы» негромко тюкнула об пол. Уже не рукоять, нет. Просто кусок прессованной резины, пустой внутри. Металл с потрясающими свойствами просто исчез. Мой нож убил врага, выполнил свою миссию – и умер, как настоящий воин. Непонятно по какой причине, но какая теперь разница?

Я, пошатываясь, поднялся на ноги. Эта последняя потеря сломала меня. Я чувствовал это. Словно стальной стержень, по которому долго и вдумчиво били, не выдержал – и лопнул. Теперь мне было абсолютно все равно, что со мной будет дальше. И сейчас я хотел лишь одного: уйти из этого зала. Подальше отсюда. Как можно дальше.

И я пошел. Куда-то. Полумрак зала Монумента, подсвеченный лазурным светом аномалии, давил на меня, словно крышка гроба. Я доплелся до какого-то коридора, и пошел вперед.

Мне было очень хреново. И на душе, и вообще. Видимо, все-таки мощно долбанул меня Хронос, не без последствий. Я сейчас это ощущал очень не-слабо. Болела грудь, воздух с хрипом выходил из легких, и темнота впереди, немного рассеиваемая редкими лампочками под потолком, плавала у меня перед глазами, будто тяжелый, грязный занавес.

Я шел покачиваясь, спотыкаясь об рваные куски арматуры, и опираясь рукой на растрескавшиеся бетонные стены, чтобы не упасть. Мне казалось, что я иду той же дорогой, что пришел сюда – но в то же время я осознавал, что это уже совсем другая дорога. Двойственное чувство, знакомое каждому, кто не раз и не два побывал возле Монумента, и теперь пытается выйти из этих бесконечных коридоров. Я старался не думать о погибших друзьях, боясь свихнуться, хотя был почти уверен, что уже да, сумасшествие наступило. Я понимал, что вокруг царит мертвая тишина, но в то же время явственно слышал отдаленные выстрелы впереди и позади себя, крики и стоны умирающих, которые проклинали Зону, Монумент и Черного сталкера, который кормится не только телами, но и душами мертвых.

Мне становилось все хуже и хуже. Я уже просто на автомате переставлял ноги, проходя прямо сквозь галлюцинации, которые стали не только слышимыми, но и видимыми – полупрозрачные тени бегущих людей, летающих призраков, монстров со щупальцами на месте рта, которые тянули ко мне когтистые лапы…

И вдруг я увидел свет. Тусклый, но естественный, солнечный, отличающийся от мертвого света ламп, которые почему-то продолжали работать, хотя этого просто не могло быть в недрах разрушенного, обесточенного энергоблока.

Я напрягся и ускорил шаги, понимая, что этого делать не стоило – сил и так почти не осталось. Но второе дыхание по-любому открывается у любого живого существа, когда оно видит путь к спасению из нереального, неправдоподобно ужасного кош-мара…

Это был пролом в бетонной стене. Я перешагнул через чей-то скелет с простреленным черепом – и вышел наружу.

Я был готов увидеть знакомый гнетущий пейзаж – серое, свинцовое небо над головой, серую траву под ногами…

Но все оказалось другим.

Совершенно другим.

Над моей головой раскинулось синее небо, чистое и ясное. Солнце, не заслоненное вечными тучами Зоны, светило непривычно ярко. Трава под ногами была зеленой, и какая-то бесстрашная птица деловито гуляла по ней, высматривая червей.

А бояться ей было чего.

Потому, что вокруг, насколько хватал глаз, раскинулась гигантская стройка. Грузовики, подъемные краны, элементы огромных конструкций… И люди, люди, люди. Множество людей, на лицах которых белели фильтрующие маски, сшитые, похоже, из обычной марли.

И на всю эту суету, сопровождаемую ревом моторов, падала огромная тень от чего-то, находящегося за моей спиной.

Я обернулся, ожидая увидеть мрачную многоступенчатую конструкцию Саркофага…

И замер с открытым ртом…

Саркофага не было.

На его месте находились руины, которые я узнал сразу. Я не раз видел их на старых фотографиях. Разрушенный четвертый энергоблок, рядом с которым настороженно замерла местами обугленная громада третьего, с возвышающейся над его крышей той самой знаменитой суставчатой трубой, воткнувшейся в небо.

– Не может быть… – прошептал я в который раз за столь недолгое время. – Как же это?

Мозг, получивший критическую дозу шокирующей информации, отказывался работать, зависнув словно перегруженный компьютер. И я просто стоял, глядя на жуткие руины и понимая, какую дозу радиации сейчас получаю я вместе с теми людьми, защищенными от нее лишь своими наивными марлевыми масками.

Деликатный тычок под ребра заставил меня обернуться.

Передо мной стоял сержант в старой советской хлопчатобумажной военной форме цвета песка, так называемом «хэбэ». Красные погоны с тремя желтыми полосками и буквами «ВВ», пояс с начищенной до блеска пряжкой, на которой красовалась пятиконечная звезда с серпом и молотом. В руках автомат АК-74 с деревянным прикладом, стволом которого, как я понимаю, меня сержант аккуратно и ткнул в бок, приводя в чувство. За сержантом, также с автоматами наизготовку, стояли трое рядовых внутренних войск.

– Вы кто, товарищ? – негромко поинтересовался сержант, внимательно глядя мне в глаза.

Я уже потихоньку осознавал куда попал, но мозг отказывался верить в происходящее. Хотя как тут не поверишь, когда метрах в ста за спиной сержанта маячит грузовик, вдоль борта которого натянут кумач с белой надписью: «Выполним задание Партии, завершим строительство объекта «Укрытие» до ноября 1986 года!».

Но, как бы там ни было, ответить на вопрос было надо. Вообще рекомендуется отвечать на них, когда тебе в живот смотрит автомат, а в глаза уперся стальной взгляд комсомольца, воспитанного в духе строителя коммунизма.

Врать не хотелось, да и сил не было придумывать более-менее логичную легенду, я и так еле на ногах держался.

Поэтому я сказал правду.

– Я сталкер, – ответил я.


20.02.2018–31.05.2018

Глоссарий

(в кавычках даны прямые цитаты из романа Аркадия и Бориса Стругацких «Пикник на обочине»)

Зона

Концепт аномальных Зон придуман Аркадием и Борисом Стругацкими и описан в их знаменитом романе «Пикник на обочине». Согласно роману, Зоны – это территории, образовавшиеся в результате Посещения, предположительно инопланетян. Всего насчитывается шесть Зон, расположенных в разных местах земного шара. Данные территории чрезвычайно опасны для человека из-за аномалий, часто невидимых, любой контакт с которыми чреват увечьями, либо смертью.

В Зонах работают ученые со всего мира, изучая природу различных необъяснимых явлений. Также туда нелегально проникают сталкеры, отчаянные охотники за ценными артефактами – предметами с уникальными свойствами, предположительно оставленными в Зонах инопланетянами.

В романе Аркадия и Бориса Стругацких «Пикник на обочине» описана Зона, частично захватившая город Хармонт. В последующих романах серии «СТАЛКЕР», написанных другими авторами, описываются Зоны, преимущественно расположенные на территории России и Украины, в частности, Чернобыльская Зона отчуждения.

Хармонт

Фантастический город в США, в котором происходят события «Пикника на обочине» Аркадия и Бориса Стругацких. Исходя из близости канадской границы (в романе упоминается Канада – родина физически развитых полицейских), обилия гор, также упоминаемых в романе, а главное – созвучия «Хар-монт», можно предположить, что речь в «Пикнике на обочине» идет о небольшом городе Хавр, расположенном в штате Монтана.

Чернобыль

Город на Украине, вблизи которого находится печально знаменитая ЧАЭС. Концепт серии «СТАЛКЕР» предполагает, что Чернобыльская аномальная Зона есть одна из шести Зон, упоминаемых в романе братьев Стругацких «Пикник на обочине».

Группировки

Сталкеры

По определению братьев Стругацких, сталкеры это «отчаянные парни, которые на свой страх и риск проникают в Зону и тащат оттуда все, что им удается найти». Путь в Зоне сталкеры находят, бросая гайки на места предполагаемого расположения аномалий – если полет гайки отклонится в сторону, либо с ней произойдет что-то необычное, значит, на данном участке не все в порядке.

Сталкерство незаконно, за нарушение границы кордона без разрешения властей предусмотрен тюремный срок. В Зоне «Пикника на обочине» Аркадия и Бориса Стругацких оружие сталкерам не требуется, однако дальнейшее развитие событий в романах серии «СТАЛКЕР» диктует необходимость его наличия.

С опытом у сталкеров развиваются необычные способности, например, сверхчувствительность. В финале романа братьев Стругацких Рэд Шухарт чувствует аномалии и степень их опасности «не думая, не осознавая, не запоминая даже… словно бы спинным мозгом». Также у сталкеров рождаются дети с отклонениями, хотя, согласно утверждению доктора Валентина Пильмана, мутагенные факторы в Зоне отсутствуют.

Рэдрик Шухарт

Главный герой «Пикника на обочине» Рэдрик Шухарт по прозвищу «Рыжий». В начале романа – лаборант Международного института внеземных культур, помимо основной работы промышляющий сталкерством, далее просто сталкер. Волевой человек, обладающий сверхчувствительностью к аномалиям, что помогает ему выжить в Зоне. До самопожертвования любит свою семью. Подвержен вредным привычкам (курит, выпивает). В конце романа братьев Стругацких совершает неоднозначный поступок – отправляет на смерть Артура, сына Стервятника Барбриджа, из-за чего в последующих романах литературного цикла «Пикник на обочине» мучается совестью.

Снайпер

Центральный персонаж саги Дмитрия Силлова о приключениях Снайпера (см. «Хронологию» в начале книги). Сталкер поневоле, у которого воспоминания о прошлой жизни, описанной в романе Дмитрия Силлова «Закон проклятого», стерты и заменены другими (см. роман Д. Силлова «Закон Снайпера»). Отменный стрелок, человек сильной воли, приученный преодолевать любые трудности. В то же время имеет свою слабость – любовь к девушке Марии по прозвищу «Сорок пятая». Обладает уникальным оружием – ножом «Бритвой», который способен вскрывать границы между мирами – в частности, с помощью «Бритвы» открыты пути во вселенную Кремля (литературная серия «Кремль 2222») и Центрального мира (литературная серия «Роза миров»).

В романах Дмитрия Силлова «Счастье для всех» и «Никто не уйдет» из литературного цикла «Пикник на обочине» действует вместе с Рэдриком Шухартом в Чернобыльской Зоне, и в Зоне города Хармонт, описанной братьями Стругацкими.

Эдвард

Бывший сталкер, ставший ученым в Киевском научно-исследовательском институте того же профиля, что и хармонтский Институт (см. рассказ Дмитрия Силлова «Тени Хармонта», опубликованный в сборнике рассказов «Хроника Посещения» литературного цикла «Пикник на обочине»). Помимо имени известны три буквы фамилии Эдварда «Бай…», а также часть его прозвища «Меч…», озвученного Снайпером, который встречал Эдварда ранее в Чернобыльской Зоне. О своем прошлом ученый распространяться не любит. Согласно информации из романа братьев Стругацких «Пикник на обочине» о русском ученом, прибывшем вместо погибшего Кирилла Панова, и рассказу Дмитрия Силлова «Тени Хармонта», Эдвард направлен в хармонтский Институт из России для обмена опытом.

Дегтярь

Сталкер, бывший полковник, получивший свое прозвище за то, что любому другому оружию в Зоне предпочитает пулемет Дегтярева, прокачанный артефактами. Персонаж романа Дмитрия Силлова «Закон «дегтярева»».

Японец

Персонаж трех отдельных спин-офф романов Дмитрия Силлова «Путь якудзы», «Ученик якудзы» и «Тень якудзы», также является второстепенным персонажем ряда других романов Дмитрия Силлова. Профессиональный убийца, обучавшийся в Японии древнему искусству синоби.

Мастер

Знаток подрывного дела. В Зоне использует автомат Калашникова с надписью «Банхаммер», вырезанной на прикладе. Персонаж романов Дмитрия Силлова «Закон “дегтярева”» и «Закон Призрака».

Призрак

Сталкер, однажды сумевший вырваться из аномалии «Веселый призрак», вследствие чего и получил свое прозвище. После контакта с аномалией его лицо обезображено. Персонаж романа Дмитрия Силлова «Закон Призрака».

Борг

Группировка бывших военных, ставших сталкерами. Отличительная особенность – красные погоны с вышитыми на них знаками отличия и униформа черно-красного цвета.

Воля

Военизированная группировка сталкеров, своеобразная «вольница» с более мягким уставом, чем у «Боргов», за счет чего привлекает в свои ряды большое количество «ловцов удачи». Является довольно грозной силой, имеющей в Зоне серьезное влияние. Отличительная особенность – зеленые нарукавные нашивки с надписью «Воля».

Фанатики Монумента

Военизированная группировка неясного происхождения, прекрасно вооружена и обучена. Прикрывает подходы к ЧАЭС, уничтожая всех, кто пытается проникнуть в зону их влияния. Предположительно членами данной группировки являются так называемые кибы, люди-машины, полностью подчиняющиеся неведомому хозяину. Также имеется версия, что фанатики Монумента это люди, захваченные «мусорщиками» и запрограммированные ими на охрану их базы в центре Чернобыльской Зоны.

Наймиты

Немногочисленная группировка наемных убийц, в настоящее время имеющая хорошо охраняемую базу в районе деревень Стечанка и Корогод. Предположительно выполняет задания западных спецслужб, не гнушаясь при этом подзаработать заказами на ликвидацию отдельных лиц.

Армейские сталкеры

Группы бывших военных, дезертировавшие в Зону в поисках наживы. Хорошо организованы, имеют устойчивые связи с Большой землей и военными на кордонах. Часто неофициально нанимаются правительством Украины для глубоких рейдов и зачисток в Зоне, так как регулярные воинские подразделения не знают Зону так, как ее знают армейские сталкеры, живущие в ней.

Мутанты

Безглазые псы

Псы, попавшие под воздействие жесткого аномального излучения, и сумевшие выжить. Наиболее частые травмы таких собак это потеря глаз и разложение заживо. При этом часто нежизнеспособные особи все-таки необъяснимым образом остаются в живых – правда, только в границах Зоны. Как только такая особь пересекает линию кордона, она сразу же погибает.

В слюне безглазых псов содержится мутировавший вирус бешенства, который во много раз сильнее и изобретательнее своего предка с Большой земли. Если вовремя не сделать инъекцию сыворотки из армейской аптечки, специально разработанной для условий Зоны, или не прижечь рану, то невидимый мутант, с кровотоком достигнув мозга жертвы, банально превращает ее в зомби.

Бюргеры

Мутанты, получившие свое название из-за картинки в старом журнале, изображающей приземистого и полного немецкого обывателя-бюргера с кружкой пива в руке. Предположительно, результаты генетических экспериментов над людьми. Низкорослые карлики, обладающие способностью к телепатии и телекинезу.

Волкопёс или волкособака

Результат скрещивания собаки с волком. Злобный мутант, умный и хитрый. Выросший под воздействием аномального излучения Зоны, размерами порой значительно превосходит своих родителей. Уши волкопса ценятся в качестве сырья для производства дорогих лекарств.

Вормы («трупоеды»)

Мутант из мира «вселенной Кремля». Название этих мутантов происходит от английского слова «worm» («червь»). Второе название вормов – «трупоеды».

Вормы – это любые человекоподобные неопознанные мутанты, не принадлежащие ни к одной из организованных групп. По виду напоминают бомжей, но довольно шустрых – иначе не выжить. Питаются в основном мертвечиной. Сведений о них почти нет, потому от вормов, как от плотоядных дикарей, можно ожидать чего угодно. По одиночке трусливы и осторожны, но в группе представляют смертельную опасность для того, кого выберут своей жертвой.

В мире «вселенной Кремля» иногда составляют симбиоз с Полями Смерти, как рыбы-прилипалы, питаясь отходами их жизнедеятельности и довольно быстро обрастая атрофиями (век, губ, ушей и т. д.), гипертрофиями (пальцы рук до земли и т. д.) и асимметриями (бесформенная голова и т. д.).

Головорук

Биологическая машина для убийства, обитающая в подземных лабораториях ЧАЭС. Вероятно искусственного происхождения. В высоту около трех мет-ров, глазки маленькие и вылупленные, вместо носа нарост, похожий на обрубленный хобот, бровей нет, вместо рта – зубастая щель под «носом» без намека на губы. Выглядит как чудовище с гипертрофированной головой и огромными руками, явно не соответствующими небольшому туловищу-придатку.

Дампы

От английского «dump» («мусорная куча»). Обезображенные человекообразные мутанты, прикрывающие отсутствие кожи, нарывы и язвы лоскутами материи. Похожи на пугала или мумии, но в отличие от последних, лоскуты их облачения разного цвета. Глазные яблоки без век, глаза с вертикальными зрачками. Охотятся на любых живых существ. Используют только холодное оружие и арбалеты. При разговоре шепелявят вследствие поражения органов речи.

Стандартный отряд дампов состоит из семи единиц. Два стрелка-арбалетчика, два воина с длинномерным оружием (алебарда, копье), остальные с холодным оружием (топоры, шестоперы и т. д.). Командир – мечник. Меч часто искусно откованный, фламберг или двуручник.

Все дампы носят с собой длинные кинжалы для самоубийств, применяемые в случае опасности захвата в плен. На месте навершия такого кинжала находится маленький стальной череп. Каждый дамп в случае опасности быть захваченным в плен готов нанести себе последний удар в нижнюю челюсть снизу вверх, одновременно пробивающий и язык, и мозг. Мол, «лучше умру, но ничего не скажу».

Дампы Купола

Живые плотоядные мумии, охотящиеся на живые объекты внутри Купола. Когда-то сами были Провод-никами, из которых высосали все соки Облака.

Дачники

Мутанты-псионики со студенистым телом, умеющие маскироваться под человека. Охотятся втираясь в доверие к людям, после чего, подойдя поближе, захватывают человека многочисленными щупальцами и выпивают всю кровь. Для лучшей маскировки дачники сдирают кожу со своих жертв и заворачиваются в нее, умело имитируя живых людей. С этой же целью они одеваются в человеческую одежду, скрывающую щупальца. Ментальным посылом испаряя воду, умеют генерировать туман, скрываясь в нем до поры до времени. Встречаются в северной части Рыжего леса, на месте захоронения снесенных садовых участков жителей Припяти и их летних дач, за что и получили свое название.

Живые покойники (зомби) (научное название: «муляжи», «реконструкции по скелету»)

Мертвецы, встающие из могил и пытающиеся вернуться в дома, где они жили ранее. Обладают заторможенными рефлексами и остатками памяти. Доктор Пильман отмечает, что у «живых покойников» есть «одно любопытное свойство – автономная жизнеспособность. Можно у них, например, отрезать ногу, и нога будет… жить. Отдельно. Без всяких физиологических растворов…»

В романе Дмитрия Силлова «Никто не уйдет» описано, что ближе к Серой долине, центру аномальной активности хармонтской Зоны, «муляжи» становятся более подвижными и агрессивными.

В романе Дмитрия Силлова «Закон Призрака» можно узнать, что существует два вида «муляжей». Первый – это живая реконструкция, произведенная Зоной по скелету давно умершего человека. Вторая – это недавно погибший мертвец, возвращенный к жизни Зоной. У обоих видов «муляжей» сохраняются ограниченные навыки владения оружием, при этом живые мертвецы явно предпочитают пользоваться зубами и отросшими когтями. Укус «муляжа» токсичен, через некоторое время укушенный мертвецом человек сам превращается в зомби.

Земляная пчела

Плотоядное насекомое, охотящееся роем. Свои улья эти пчелы строят глубоко в почве, разрыхляя ее своими жвалами. Укус одной такой пчелы может парализовать крупное животное. Производят мед, из которого можно делать очень ценный антибиотик.

Кабан

Обычный кабан, усовершенствованный Зоной до серьезной машины убийства. Больше лесного кабана раза в два-три. Предпочитает вместо растительной пищи питаться свежим мясом. Мощный лоб, от которого рикошетят пули, и длинные клыки делают кабана-мутанта серьезной угрозой для сталкеров.

Квазиёж

Лысый чернобыльский ёж.

Квазимясо

Домашние свиньи, мутировавшие под воздействием неведомых излучений Зоны. Чаще всего выглядят как бесформенные нагромождения мяса. При этом могут быть опасны для человека, особенно если в процессе мутации Зона смешала в один организм свинью вместе с каким-нибудь другим животным, птицей или насекомым. Квазимясо встречается с волчьими пастями, медвежьими когтями, увеличенными жвалами жука-оленя и т. д.

Квазимуха

Муха, увеличенная Зоной в несколько раз. Обычно безопасна и на нее не обращают особого внимания, как на обычную муху. Хотя известны случаи, когда квазимухи кусали людей, а в животных откладывали яйца, вследствие чего те животные становились пищей для личинок квазимухи, и в результате погибали.

Крысособака

Мутант из мира «вселенной Кремля». Помесь крысы с собакой. Помимо совокупных качеств крыс и собак обладает способностью к телепатии.

Ктулху

Один из самых страшных мутантов Зоны. Человекообразное существо ростом около двух метров, с лысой головой и щупальцами на месте носа и рта. Крайне силен, пальцы рук и ног оканчиваются крепкими когтями. В романе «Закон “дегтярева”» описан вожак этих мутантов – огромный спящий ктулху, имеющий громадные крылья.

Мертвопак

Немыслимое порождение Зоны, слепленное из мертвых тел. Описание монстра из романа Дмитрия Силлова «Закон “дегтярева”»: «Неведомая сила собрала трупы вместе, слепила в единый комок из тел, голов и конечностей, выкрученных немыслимым образом. Но в то же время это не было хаотичным нагромождением мертвой плоти. Два или три десятка ног жуткой твари находились внизу, многочисленные руки торчали спереди и по бокам, а головы были собраны спереди в одну кучу, напоминающую кошмарный цветок. Посредине – лицо вожака с абсолютно белыми глазами, а вокруг него – морды его подчиненных, обезображенные смертью, с язвами разложения на лбу и щеках, которые не могли по-явиться так скоро, если б труп гнил себе потихоньку, как положено порядочному мертвецу».

Мухоловка

Растение-мутант, с виду напоминающее бейсбольную перчатку. Мухоловки известные хищники, при случае не гнушающиеся даже мелкими мутантами. Да и проходящего мимо человека запросто могут цапнуть, а царапины от их ядовитых игл заживать будут неделю с температурой, галлюцинациями и другими малоприятными спецэффектами. Судя по «Энциклопедии Зоны» встречаются эти хищные кусты лишь на берегах водоемов.

Мусорщики

Представители иной высокоразвитой цивилизации, существа из иного измерения, которых лишь условно можно отнести к мутантам. Внешне похожи на большую пятиконечную морскую звезду с верхним щупальцем, отсеченным на две трети. На месте обрубка расположены несколько глаз. Занимаются тем, что разбрасывают по Зоне артефакты, являющиеся мусором, отходами производства мира «мусорщиков». Являются создателями аномальных Зон – фактически, свалок для сброса токсичного мусора своего мира в иные миры.

«Новые люди» (нео)

Мутанты, проникшие в Зону из мира Кремля. Нео – бывшие люди, подвергшиеся естественным мутациям под влиянием многолетнего радиоактивного излучения. Внешне сильно напоминают предков людей – неандертальцев. Легко обучаемы. Называют себя «Новыми людьми», считая выживших людей тупиковой ветвью эволюции.

Речь: примитивная, личные местоимения – в третьем лице до тех пор, пока не появляется тот, кто сможет научить нео говорить по-другому. Обучаются очень быстро, как речи, так и специальным навыкам.

Оружие: дубины с набитыми в них кусками арматуры, заточенные бесформенные куски железа (например, рессоры), копья с самодельными железными наконечниками, примитивные луки. Мечи – редкость, замечены только у вождей кланов. При этом нео быстро учатся обращению с любым оружием, в том числе и огнестрельным, но только при наличии учителя.

Существует несколько кланов нео, при этом их представители внешне почти ничем не отличаются друг от друга.

Слюна нео – хорошее средство от ожогов.

Носитель

Результат научных опытов с домашним скотом и калифорнийскими червями на экспериментальной ферме в деревне Новошепеличи. Описание мутанта из романа Дмитрия Силлова «Закон “дегтярева”»: «Когда-то, наверно, эти куски красно-черной плоти были быками, коровами и овцами. Сейчас же узнать в этих кошмарных тварях мирную мясо-молочно-шерстяную скотину было весьма затруднительно. Теперь это было просто красное, бугристое мясо на мощных ногах, из которого во все стороны торчали белесо-зеленоватые черви толщиной с мою ногу. На каждый мясной носитель приходилось по два десятка червей, которые, похоже, им и управляли. Причем при таком количестве примитивных мозгов на одного носителя, свалить его было достаточно сложно – пока ноги не отстрелишь, или покуда все гибкие отростки в кашу не перемелешь, мутант будет переть вперед, словно бык на красную тряпку».

Облака

Движущиеся сгустки энергии внутри Купола, напоминающие облака. Нападают на Проводников, высасывая из них все соки и превращая их в живых плотоядных мумий – «дампов Купола».

Олби

Название этого жуткого мутанта происходит от аббревиатуры «ОЛБ», «острая лучевая болезнь». Олби это человек, во время взрыва Четвертого энергоблока оказавшийся на пути мощного потока радиоактивных частиц. Поток изменил собственную структуру биологической материи, и теперь это существо полностью состоит из радиоактивных элементов. Оно способно генерировать направленный поток гамма-квантов, убивающий все живое на своем пути. При его атаке поглощенная доза за секунду составляет более тысячи грэй. Выглядит как медленно движущаяся статуя человека, отлитая из серебристого металла.

Перекати-поле

Ученые до сих пор не пришли к единому мнению, что это такое – мутант, или движущаяся аномалия. Большой, плотоядный студенистый шар с крайне токсичным желудочным соком, практически мгновенно растворяющим живую плоть. Причем процесс происходит совершенно безболезненно для жертвы, так как в этом желудочном соке содержится мощный анастетик. Если «перекати-поле», например, подорвать гранатой, то его разорванные части постепенно сползаются вместе, соединяясь между собой, пока оно полностью не восстановится.

Потолочники

Мутанты мира Кремля. Искусственные биоконструкции-убийцы, разработанные учеными до Последней войны для подземных операций в тоннелях. Умеют становиться невидимыми, правда, в таком случае их выдают тени на потолке. Половину головы монстра занимает зубастая пасть. Глаза огромные, без век, и фасеточные, как у насекомого. Между глазами и пастью – тараканьи усы-антенны длиной с полметра каждый. Торс человеческий, но вместо рук – осминожьи щупальца с присосками, а ноги вывернуты коленками назад и оканчиваются страшными пилами, одного удара которых будет вполне достаточно, чтобы перерубить человеческую шею или конечность.

Псионик

Человекообразный мутант, способный ментально управлять живыми существами. Чаще всего для того, чтобы, подавив волю жертвы, полакомиться ее кровью. Часто случается, что двое псиоников развлекаются – устраивают бои между своими жертвами, управляя ими посредством мысленных при-казов.

Снарки

Впервые эти жуткие человекообразные существа упоминаются в поэме Льюиса Кэролла «Охота на снарка». Возможно, это не просто мутанты, а результаты неудачных генетических экспериментов по созданию суперсолдат. Хотя, может и обычные вояки, попавшие под аномальные излучения.

Чаще всего у снарков полностью отсутствует кожа на лице, оттого взгляд у них жуткий – из глазниц на тебя просто тупо смотрят круглые шарики глазных яблок, лишенные век. Обнаженные нервы причиняют этим кошмарным порождениям Зоны серьезные страдания, поэтому они стараются прикрыть лицо хоть чем-нибудь – когда нет своей кожи, сойдет любой заменитель. Например, кожа, содранная с лица сталкера, или, на худой конец, прорезиненный капюшон от ОЗК с прогрызенными в нем дырками для глаз. Зона прирастит любой материал к гнилому мясу и уменьшит боль.

В Зоне порой встречаются суперснарки, так называемые буджумы, о которых также написано в поэме Льюиса Кэролла. Буджумы могут обладать довольно разнообразными формами тела, размерами и способностями. Три разновидности этих суперснарков подробно описаны в романе Дмитрия Силлова «Закон долга».

Спиры

Мутанты из мира Кремля. Созданы до Последней войны путем искусственного разворота эволюции человека до его далеких обезьяноподобных предков. Предполагаемое боевое использование: диверсионно-разведывательная деятельность. Внешне напоминают разумных лемуров, мохнатых, хвостатых, с большими ушами. Рост около метра или меньше. Умеют очень быстро передвигаться, обладают врожденными навыками маскировки. Многие из спиров обладают навыком так называемого «шипения» – слабого ментального посыла, способного заставить врага дернуться или споткнуться. Также спиры обладают уникальной способностью проходить сквозь аномалии без вреда для себя и общаться с артефактами.

Сфинкс

Мутант с телом льва и кошмарной мордой, похожей на искаженное ненавистью человеческое лицо. Сфинксы всегда «улыбаются». Вернее, их пасть изнутри растягивают многочисленные зубы, оттого и кажется, что мутант улыбается, глядя на тебя не мигая, словно гипнотизирует. Жуткое зрелище, от которого многие действительно замирают на месте, словно домашние коты, увидевшие удава. На затылке сфинкса расположено второе лицо – маленькое, сморщенное, карикатурно похожее на морду недоношенного вампира. Полезная мутация – обзор на триста шестьдесят градусов это всегда отлично. Особенно в Зоне, где лишние глаза на затылке никогда не помешают.

Телекинетик

Мутант, передвигающийся при помощи телекинеза. Имеет длинную лысую голову, похожую одновременно и на человеческую, и на лошадиную. Порой встречаются в заброшенных зданиях. Со зрением у них беда, слепые они, но этот недостаток прекрасно компенсируется переразвитыми остальными органами чувств. Шевельнешься – и немедленно тварь швырнет в тебя, ориентируясь по звуку, кусок бетона или ржавый холодильник. Или тебя самого приподнимет да хрястнет об пол так, что мозги по стенам разлетятся. А потом спокойно высосет из свежего трупа все соки, оставив на грязном полу высохшую мумию, некогда бывшую сталкером.

Удильщик

Мутант, живущий в воде, либо в жидкой болотистой грязи. Обитает на дне, а на берег забрасывает «удочки», похожие на гибких, проворных змей. Чувствительные «удочки» пытаются заарканить добычу и утащить на дно, где ее пожирает удильщик.

Фенакодус

Хищная лошадь-мутант с гипертрофированной мускулатурой, лапами с когтями вместо копыт и пастью, полной острых зубов. Обитают как в Чернобыльской Зоне, так и в мире Кремля 2222 (см. романы межавторского литературного проекта Дмитрия Силлова «Кремль 2222»). Существует мнение, что фенакодусы это не преобразованные Зоной лошади Пржевальского, а мутанты, прорвавшиеся из мира Кремля 2222 в мир Чернобыльской Зоны, и там благополучно размножившиеся.

Зонная росянка

Хищное растение-мутант с длиннющими листьями, произрастающее на зараженных болотах Зоны отчуждения. На кончиках этих листьев – шипы с капельками сладко-ванильного наркотического яда, висящими на остриях. Питается органикой. Квазимуха ли прилетит на запах смертоносного нектара, болотные черви ли приползут полакомиться мясистыми побегами, ворона ли позарится на неестественно-блестящие капельки – тут их и захлестнут, завернут в себя, проколют шипами хищные листья.

Яд зонной росянки – очень дорогой и сильный наркотик, вызывающий эйфорию, временное отупение и неистовое сексуальное желание.

Аномалии

Болтовня

В романе братьев Стругацких «Пикник на обочине» описан случай, когда лаборант Тендер начинает бесконтрольно болтать. Рэдрик Шухарт приводит Тендера в чувство ударом по забралу шлема, при этом лаборант по инерции бьется носом в стекло и замолкает.

В романе Дмитрия Силлова «Никто не уйдет» бесконтрольная болтовня представлена как опасная аномалия. Если человека вовремя не остановить, как Шухарт остановил Тендера, то жертва «болтовни» через некоторое время начинает задыхаться от удушья, и вскоре погибает.

Бродяга Дик

В романе братьев Стругацких аномалия «Бродяга Дик» описана доктором Пильманом и Ричардом Нунаном во время их беседы. Ричард упоминает о «таинственной возне, которая происходит в развалинах завода», от которой «земля трясется». В свою очередь, Пильман говорит о «гипотетическом заводном медвежонке, который бесчинствует в развалинах завода».

В романе Дмитрия Силлова «Никто не уйдет» и рассказе того же автора «Тени Хармонта» шум в развалинах старого завода объясняется вибрациями при открытии порталов между мирами, через которые «мусорщики» прибывают в нашу реальность.

Весёлые призраки

«“Веселые призраки” – это некая опасная турбуленция, имеющая место в некоторых районах Зоны». В «Пикнике на обочине» братьев Стругацких Рэдрик Шухарт видит, как «над грудой старых досок стоит «веселый призрак» – спокойный, выдохшийся».

В романе Дмитрия Силлова «Никто не уйдет» описана встреча героев с «веселым призраком», находящимся в процессе охоты. Название аномалии объясняется ее свойством менять форму перед атакой, становясь карикатурно похожей на силуэт жертвы. Про этот феномен всякие легенды ходят. Кто-то говорит, что это и вправду призрак предыдущей жертвы аномалии, но, скорее всего, данное явление просто эффект зеркала. Аномалии так удобнее поглощать жертву. Настигла, обволокла, словно в чехол упаковала – и размазала своими вихрями по прозрачной оболочке. Жуткое зрелище, кстати. Только что стоял человек, трясясь, будто от хохота – и вот уже вместо него кровавый силуэт, контурами напоминающий несчастную жертву.

Второе внимание

Термин, принадлежащий перу американского писателя Карлоса Кастанеды, и обозначающий способность человека видеть истинную картину мира, без шаблонов и стереотипов восприятия, навязанных нам с рождения. Интересно, что способность пребывать и действовать в сфере Второго внимания Кастанеда назвал сталкингом (одна из трактовок этого довольно обширного понятия), а людей, практикующих сталкинг – сталкерами.

Вечная лампочка

Вечно горящая электрическая лампочка. Встречается в помещениях Зоны. Горит без признаков ка-кого-либо электропитания, часто даже с оборванными проводами.

Вечный костер

Аномалия, порой встречающаяся в Зоне. Никогда не затухающий костер, сложенный преимущественно из костей. Никто не знает, кто и из чьих костей их сложил, но каждый может возле них обогреться и приготовить еду на огне. Но никто не может их потушить или вытащить из них хотя бы одну кость. Даже случайно попавшую в него ветку нельзя трогать. Пытались многие, просто от дури, которую девать некуда. Или от любопытства, что часто одно и то же. Но потом они как-то быстро пропадали в Зоне. Однажды сталкер по прозвищу Водолаз долго глумился над «вечным костром» – и гранаты в него бросал, и водой заливал, и песком засыпал, чуть не тронулся на этой теме. Но потом плюнул и занялся своими делами. И как-то незаметно тоже пропал. А потом кто-то нашел «вечный костер», в котором был череп с четырьмя глазницами – две нормальные, а две крошечные над бровями. У Водолаза их и не видно было почти, так, две складки на лбу, скрывающие эдакие мышиные глазки. Но такого черепа в Зоне больше ни у кого не было. С тех пор эти костры никто не тушит. Если же видят новоиспеченного пожарника, который «вечный костер» загасить пытается, то просто пристреливают.

Дьявольская жаровня

«Он не помнил, когда все это кончилось. Понял только, что снова может дышать, что воздух снова стал воздухом, а не раскаленным паром, выжигающим глотку, и сообразил, что надо спешить, что надо как можно скорее убираться из-под этой дьявольской жаровни, пока она снова не опустилась на них».

В романе «Никто не уйдет» Дмитрия Силлова «дьявольская жаровня» есть не что иное, как термоэффект, порождаемый транспортом «мусорщиков», по принципу действия схожим с научной «галошей». Чем ниже опустится их «турбоплатформа», летящая над Зоной в невидимом режиме, тем выше температура под ней от работающих двигателей.

Дымка

Аномалия, по виду напоминающая туман. При контакте с органикой вызывает ее активное разложение, оставляя на теле объекта глубокие, длительно не заживающие язвы.

Жара

Аномалия, похожая на огненный столб. Замаскировавшуюся «жару» можно распознать по иссохшему, растрескавшемуся участку земли, от которого исходит тепло. Живое существо, угодившее в эту аномалию, сгорает практически мгновенно.

Жгучий пух

Опасная для человека субстанция, которую по Зоне «ветром как попало мотает». От вредоносного действия «жгучего пуха» «на сто процентов спасают» научные защитные костюмы. По неизвестным причинам «жгучий пух» не перелетает через условную границу Зоны…

Живой туман

Аномалия в районе заброшенного села Заполье, раскинувшаяся на территории старого кладбища. Представляет собой белесый туман, слишком густой для того, чтоб быть просто обычным атмосферным явлением.

Как только в эту аномалию попадает живое существо, туман поднимает из могил мертвецов. Зомби убивают жертву, кормя ее кровью и плотью аномалию. При этом туман может выпускать плотные ложноножки, которые, обвиваясь вокруг ног добычи, помогают ее обездвиживать.

Зелёнка

В романе братьев Стругацких «Пикник на обочине» описано, как Рэдрик Шухарт и Артур Барбридж в течение «двух жутких часов на мокрой макушке плешивого холма» пережидали «поток «зеленки», обтекавшей холм и исчезавшей в овраге».

В романе Дмитрия Силлова «Счастье для всех» есть подробное описание этой аномалии: «Прямо около заднего колеса «уазика» лежало пятно мха, неестественно зеленого, мохнатенького такого. Для колеса-то ничего, оно «зеленке» без надобности. А вот наступишь на такую пакость, мигом почует живое тепло, схлопнется, наподобие створок дионеи, и не успеешь оглянуться, как она уже вся затекла тебе в сапог или берц. Знавал я одного очевидца, он сказал, что совсем не больно, когда «зеленка» твою ногу переваривает. Больно себе конечность экстренно отпиливать, пока эта пакость, нажравшись, не увеличилась в размерах и не стала подниматься выше. Минут десять у тебя точно есть, говорил мне тот инвалид на деревянном протезе. Он вот уложился, потому что хороший нож с собой таскал, с пилой на обухе, которой кость и перепилил. Другим везло меньше. «Зеленка»-то еще и ползать умеет. Иной раз к сталкерской стоянке подтечет ручейком незаметным, да и переварит всех, пока сонные. Никто и не пикнет, потому что боли нет, так и растворяются люди заживо, не проснувшись. Глядишь, костер еще не догорел, а в сторону от лагеря медленно и печально течет целый зеленый поток, тенечек ищет, чтоб залечь на пару дней, словно сытый удав. Ну, а потом, сдувшись в объемах и проголодавшись, аномалия снова на охоту выползает».

Золотые шары

Летающие аномалии размером с человеческую голову, порожденные «Золотым коридором», соединяющим все четыре энергоблока ЧАЭС. Похожи на золотые шары, опутанные электрическими разрядами.

Изумрудный мох

Мох, умеющий медленно ползать в поисках пищи.

Комариная плешь (научное название «гравиконцентрат»)

«Области повышенной гравитации». В романе братьев Стругацких «Пикник на обочине» описан попавший в «комариную плешь» вертолет, фюзеляж которого расплющило в жестяной блин. Также Рэдриком Шухартом в Зоне «обнаружилась ровная, как зеркало, «комариная плешь», многохвостая, будто морская звезда… а в центре ее – расплющенная в тень птица».

Кротовая нора, или кротовина

Дыра в пространстве, посредством которой можно переместить тот или иной объект из одного места в другое, или даже через время перебросить, в прошлое, либо в будущее. Представляет собой полупрозрачную область круглой или овальной формы около двух метров в диаметре, эдакий сгусток неведомой энергии, повисший в нескольких сантиметрах над землей. Выдает «кротовую нору» лишь незначительное локальное искажение реальности, эдакое дрожание пространства, словно горячий воздух в полдень над железной крышей. Этим она визуально похожа на «слепой гром». Отличие лишь в размерах аномалий («слепой гром» меньше размерами раза в два-три), и в четкости границ (у «кротовой норы» границы более четкие, «слепой гром» более размыт в пространстве). Обладает способностью зеркально отражать от себя быстро летящие тела, например, пули.

Бывают «кротовины» простые, как тоннель – вошел в одном месте, вышел в другом. Бывают сложные: представил себе, в какую точку прошлого ты решил перебраться, хорошо так представил, конкретно – и да, действительно переходишь. Или застреваешь намертво в безвременье, если представил плохо, или «кротовая нора» просто не захотела с тобой возиться.

Мертвая трясина

«Трясина под ногами чавкала и воняла. Это была мертвая трясина – ни мошкары, ни лягушек, даже лозняк здесь высох и сгнил».

В романе Дмитрия Силлова «Никто не уйдет» упоминается, что аномалия «Мертвая трясина» хороша тем, что на ней никаких других аномалий не бывает, можно по ней идти без промеров, правда, рискуя при этом утонуть или завязнуть в грязи.

Мочало

«Антенны… обросли какими-то волосами наподобие мочала… нигде такого больше нет, только в Чумном квартале и только на антеннах. В прошлом году догадались: спустили с вертолета якорь на стальном тросе, зацепили одну мочалку. Только он потянул – вдруг «пш-ш-ш»! Смотрим – от антенны дым, от якоря дым, и сам трос уже дымится, да не просто дымится, а с ядовитым таким шипением, вроде как гремучая змея. Ну, пилот, даром что лейтенант, быстро сообразил, что к чему, трос выбросил и сам деру дал… Вон он, этот трос, висит, до самой земли почти свисает и весь мочалом оброс…»

Мясорубка

Одна из самых опасных аномалий Зоны. Рэдрик Шухарт отмечает, что «здесь все можно пройти, кроме “мясорубки”». В романе братьев Стругацких «Пикник на обочине» описано, что «мясорубка», которая уничтожила добычу, на некоторое время становится неопасной, хотя это правило не абсолютное – «“мясорубки” бывают с фокусами».

Действие аномалии описывается так: «прозрачная пустота, притаившаяся в тени ковша экскаватора, схватила его, вздернула в воздух и медленно, с натугой скрутила, как хозяйки скручивают белье, выжимая воду».

После умерщвления жертвы на земле остается черная клякса, также Шухарт видит, как неподалеку от аномалии «с грубых выступов откоса свисали черные скрученные сосульки, похожие на толстые витые свечи».

Также в «Пикнике на обочине» описан страшно изуродованный сталкер-инвалид, работающий у Стервятника Барбриджа. «Красавчик, звали его Диксон, а теперь его зовут Суслик. Единственный сталкер, который попал в «мясорубку» и все-таки выжил».

Огненная звезда

Редко встречающаяся летающая аномалия, поражающая движущиеся объекты.

Огненный мох

Мох, умеющий приспосабливаться к любым условиям и порой покрывающий значительные площади. Большие скопления «огненного мха» способны к самостоятельной охоте, выбрасывая ложноножки, которые захватывают жертву. После этого добыча затягивается на замшелую территорию, где «огненный мох» обволакивает ее полностью и высасывает все соки.

Петля

Аномалия, в которой время течет по замкнутому кругу. Люди и животные, попавшие в «петлю», переживают одно и то же событие бесконечно. Обычно накрывает небольшие участки пространства, не более двадцати-тридцати метров в диаметре, но изредка встречаются и довольно крупные «петли». Интересная особенность: иногда аномалия исчезает, и тогда проходящие мимо люди видят лишь высохшие трупы или кости тех, кто в реальном времени давно умер, попав в эту страшную аномалию.

Подземный разряд

В романе братьев Стругацких «Пикник на обочине» описан случай, как при использовании миноискателей в Зоне «два сталкера подряд за несколько дней погибли… убитые подземными разрядами».

В романе Дмитрия Силлова «Никто не уйдет» уточняется, что если «подземный разряд» не убивает, а только калечит человека, то ожоговый сепсис развивается почти мгновенно и спасти инвалида практически нереально.

Роженица

Аномалия, воскрешающая мертвецов. Вреда от нее никакого, и не проявляет она себя никак, пока в нее не попадет труп человека или мутанта. Из человека получается зомби, а из мутанта – мутант в квадрате. Такого убить можно только если мозг напрочь из гранатомета разнести, чтоб даже кусочка в черепе не осталось. Или голову отрезать. Многие раненые мутанты «роженицу» чуют, и ползут в нее подыхать, чтобы снова возродиться в виде мутанта-зомби.

Серебристая паутина

Переплетение серебристых нитей, похожее на паутину в лесу на деревьях. Легко рвется «со слабым таким сухим треском, словно обыкновенная паутина лопается, но, конечно, погромче».

В романе братьев Стругацких «Пикник на обочине» описана отсроченная смерть доктора Кирилла Панова от разрыва сердца после соприкосновения с данным артефактом.

В романе Дмитрия Силлова «Счастье для всех» «серебристая паутина», весьма ценимая профессиональными убийцами на Большой земле, описана подробно:

«В отличие от других смертельно опасных сюрпризов Зоны, «серебристая паутина», можно сказать, весьма гуманна. Тихо-мирно сидел себе человек, выпивал, скажем, в баре после удачного похода, и вдруг – раз, и упал со счастливой улыбкой на лице. И никаких на нем видимых следов, только где-нибудь на сапоге клочок серебристой паутины прилепился.

Если тот клочок заметят, то труп просто вытащат баграми на свежий воздух, обольют бензином и сожгут от греха подальше. Если не заметят, могут свезти в морг, где патологоанатом вскроет труп и констатирует – атипичный разрыв абсолютно здорового сердца. Причем не банальное нарушение целостности его стенок, а реальное превращение в лохмотья жизненно важного органа, обеспечивающего ток крови по сосудам. Счастливчики-очевидцы рассказывали, мол, такое впечатление, будто внутри него взрывпакет бабахнул. Кстати, счастливцы они потому, что не многие выживали после того, как потрогали труп погибшего от «серебристой паутины». Правда, там эффект всегда отсроченный был, наверно, вдали от места своего обитания дьявольские серебристые нити частично теряли силу. Чаще дня через два-три погибали те, кто мертвеца трогал. У кого-то печень взрывалась, у других почки или легкие. Реже инсульты обширные были, да такие, что у людей кровь из глаз на полметра брызгала. Так что в Зоне очень внимательно относились к пьяницам, имевшим привычку нажираться до положения риз. Обычно таких оставляли на полу в луже собственной блевотины до тех пор, пока алкаш не начинал подавать признаки жизни. Тогда и огребал он по полной, на пинках из бара выкатывался, чтоб впредь неповадно было народ пугать. Потому-то в Зоне запойный народ редко встречается, бережет почки, которые за немеряное пьянство и без «серебристой паутины» берцами да сапогами порвать могут».

Слепой гром

В романе братьев Стругацких «Пикник на обочине» об этой аномалии рассказывается следующее:

«А вот в тех трех кварталах люди слепли… Между прочим, рассказывают, что ослепли они будто бы не от вспышки какой-нибудь там, хотя вспышки, говорят, тоже были, а ослепли они от сильного грохота. Загремело, говорят, с такой силой, что сразу ослепли. Доктора им: да не может этого быть, вспомните хорошенько! Нет, стоят на своем: сильнейший гром, от которого и ослепли. И при этом никто, кроме них, грома не слыхал…»

В романе Дмитрия Силлова «Никто не уйдет» герой встречается с аномалией «Слепой гром», по действию аналогичной явлению, описанному в «Пикнике на обочине». Аномалия напоминает некое дрожание, словно горячий воздух в полдень над железной крышей, которое также описано в романе братьев Стругацких.

Спутник

Артефакт по виду напоминающий светящийся шар. Если носить его с собой, увеличивает выносливость и скорость бега. Однако в случае если рядом находятся источники электричества, может быть смертельно опасным – электричество высвобождает энергию «спутника» в виде молнии, часто убивающей того, кто носит артефакт при себе.

Тени

Безопасное для человека явление, наблюдаемое в Зоне. «Не понравилась мне эта покрышка. Тень от нее какая-то ненормальная. Солнце нам в спину, а тень к нам протянулась».

В рассказе Дмитрия Силлова «Тени Хармонта» высказывается предположение, что аномальное расположение теней вызвано близостью порталов между мирами, искажающих окружающее пространство.

Тормоз

Небольшая часть пространства, в которой замедлено течение времени. Бывают слабые «тормоза», из которых можно постепенно выбраться. Бывают сильные, попав в который человек, животное или мутант застывают навечно в области остановившегося времени.

Чёртова капуста

Аномалия, плюющаяся в человека чем-то опасным. «От плевков “чертовой капусты”» спасают научные спецкостюмы.

В романах Дмитрия Силлова описана как шар около метра в диаметре, действительно похожий на капусту, словно слепленный из пластов прессованного черного тумана. Аномалия относительно спокойная, если ее не трогать. Если тронуть, плюнет струей ядовито-зеленой слизи, вылетающей под сильнейшим давлением и мгновенно прожигающей одежду, кожу и мясо. Когда «чертова капуста» голодна, может маскироваться, зарываясь в землю и поджидая таким образом добычу. К счастью, голодной эта аномалия бывает редко, так как после удачной охоты очень долго переваривает добычу. В это время она практически не опасна.

Электрод

Аномалия электрической природы. Визуально определяется как пучок молний. Охотясь, либо обороняясь, бьет жертву мощным электрическим разрядом, удар которого почти всегда смертелен. Отличается характерным потрескиванием, а также слабым запахом озона, который распространяет вокруг себя.

Хабар (артефакты)

В романе братьев Стругацких «Пикник на обочине» причина появления и настоящее предназначение артефактов не раскрывается, многие артефакты лишь упоминаются без дальнейшего описания.

В романе Дмитрия Силлова «Никто не уйдет» высказывается предположение, что артефакты – это отходы производства более высокотехнологичной цивилизации. Их, проходя сквозь искусственные порталы, сбрасывают «мусорщики», пришельцы из иного мира. Так называемое «Посещение» было ни чем иным, как созданием на Земле мусорных свалок для этих отходов, которые люди назвали «Зонами».

Батарейка (научное название: «этак»)

Часто встречающийся артефакт. В романе братьев Стругацких «Пикник на обочине» описан как «вечный аккумулятор», имеющий форму «черной круглой палочки». «Этаки» имеют свойство размножаться делением. Применяются в военной промышленности, а также в автомобилестроении.

Браслет

Широко распространенный, часто встречающийся в Зоне артефакт, стимулирующий жизненные процессы человека. В романе братьев Стругацких «браслет» носит Ричард Нунан.

Булавка

Распространенный, часто встречающийся артефакт. При электрическом свете отливает синевой. Делятся на «молчащие» и «говорящие» (более ценные). Простой метод проверки «булавки» – зажать ее между пальцами и нажать. «Он нажал посильнее, рискуя уколоться, и «булавка» заговорила: слабые красноватые вспышки пробежали по ней и вдруг сменились более редкими зелеными». В романе братьев Стругацких «Пикник на обочине» утверждается, что и «молчащие» «булавки» должны «разговаривать», но для этого пальцев мало, нужна специальная машина величиной со стол.

Ведьмин студень (научное название: «коллоидный газ»)

В романе братьев Стругацких «Пикник на обочине» данный артефакт описывается следующим образом: «ночью, когда проползаешь мимо, очень хорошо видно, как внутри там светится, словно спирт горит, язычками такими голубоватыми. Это «ведьмин студень» из подвалов дышит». Скапливается в ямах, из которых имеет свойство выплескиваться. Также описан эффект от попадания человека в «студень» – плоть и кости размягчаются, «нога была как резиновая палка, ее можно было узлом завязать».

Помимо этого, в романе рассказывается о катастрофе в Карригановских лабораториях (вероятно, имеется в виду город Корриган, штат Техас). Тамошние ученые «поместили фарфоровый контейнер со «студнем» в специальную камеру, предельно изолированную… То есть это они думали, что камера предельно изолирована, но когда они открыли контейнер манипуляторами, «студень» пошел через металл и пластик, как вода через промокашку, вырвался наружу, и все, с чем он соприкасался, превращалось опять же в «студень». Погибло тридцать пять человек, больше ста изувечено, а все здание лаборатории приведено в полную негодность… теперь «студень» стек в подвалы и нижние этажи».

Веретено

Артефакт причудливой формы, возникающий в местах повышенной гравитационной активности. Эта своеобразная «губка», нейтрализующая радио-активное излучение, встречается достаточно редко и стоит немало.

Второе сердце

Чрезвычайно редкий артефакт, так называемый «уник» (от слова «уникальный»). Встречается внутри крупных «электродов», рядом с их «сердцем» – центром аномалии. Представляет собой золотой шарик с яркими, цветными, пульсирующими нитями, пронизывающими его поверхность. При извлечении из «электрода» золотой цвет и нити пропадают. Тем не менее, артефакт сохраняет свое уникальное свойство. А именно: если это второе сердце аномалии человек разобьет, например, молотком, раздробит рукояткой пистолета, или разрежет ножом, то тот молоток, пистолет или нож оператор сам сможет наделить любым свойством, которым пожелает. Только нужно очень сильно хотеть, иначе ничего не выйдет. Например, в романе «Закон клыка» Снайпер при помощи «второго сердца» починил свой нож «Бритву», вернув ножу свойство вскрывать границы между мирами.

При уничтожении «второго сердца» возможны различные побочные эффекты. Например, когда Снайпер чинил «Бритву», из разрезанных половинок артефакта возникла «кротовая нора» – портал, переносящий оператора в любую временну́ю точку его прошлой жизни, либо просто через пространство.

Газированная глина

В романе братьев Стругацких «Пикник на обочине» описана как некий артефакт или субстанция, находящаяся в банке.

В романе Дмитрия Силлова «Счастье для всех» предположительно яд зеленоватого цвета, нанесенный на метательные ножи.

Дочкино ожерелье

Уникальный артефакт, созданный Монументом из «тёщиного колье». Одна из подтвержденных способностей – выводит из комы безнадежных больных, которых не удалось вылечить иными способами.

Живая вода

Артефакт, похожий на большую каплю воды. Обладает способностью ускорять восстановление после ранений.

Золотой шар, или Машина желаний, или Зеркало миров

Редчайший артефакт. «Он был не золотой, он был скорее медный, красноватый, совершенно гладкий, и он мутно отсвечивал на солнце. Он лежал под дальней стеной карьера, уютно устроившись среди куч слежавшейся породы, и даже отсюда было видно, какой он массивный и как тяжко придавил он свое ложе».

Согласно сталкерской легенде, данный артефакт способен выполнять желания человека, но далеко не все. «Золотой шар только сокровенные желания выполняет, только такие, что если не исполнится, то хоть в петлю!».

Согласно различным романам серии «СТАЛКЕР», данный артефакт может существовать в различных Зонах в форме кристалла, светящегося изнутри.

Зрачок

Артефакт, похожий на расширенный зрачок с белой окантовкой. Ускоряет регенерацию поврежденных тканей организма, однако при этом может одновременно нанести вред, так как радиоактивен.

Зуда

Судя по тому, что Шухарт носит данный артефакт в часовом карманчике, можно сделать вывод, что «зуда» очень небольшая по размерам. Активация происходит посредством нескольких сжатий «зуды» между пальцами. Радиус действия в пределах городского квартала. Эффект: «кто в меланхолию впал, кто в дикое буйство, кто от страха не знает, куда деваться». У Рэда Шухарта от действия активированной «зуды» идет носом кровь.

Кольцо

Название этому ранее неизвестному артефакту в романе братьев Стругацких дает Хрипатый Хью. С виду белый обруч. Костлявый Фил надевает его на палец, раскручивает, и «кольцо» продолжает вращаться не останавливаясь. Хрипатый Хью расценивает этот феномен как «перпетуум мобиле» («вечный двигатель»). Бывает разных размеров. Будучи поврежденным, взрывается, выжигая всё вокруг себя. Диаметр зоны, поражаемой взрывом, зависит от размера «кольца».

Конструктор

Искусственный артефакт, благодаря которому был создан индивидуальный бронекостюм на основе электронной заселенности атомов не только на внешних, но и на внутренних уровнях. То есть, была получена возможность произвести временную квантовую генерацию одного материала из другого, когда перенаселенные атомы азота и кислорода превратились в атомы углерода, железа, молибдена, титана и так далее.

Структура такого бронекостюма нестабильна и полностью зависит от степени зарядки интегрированного в него «Конструктора». Когда он полностью заряжен, костюм существует не более тридцати шести часов, после чего перенаселенные атомы, из которых он состоит, возвращаются в исходное состояние. То есть, превращаются в воздух.

Огонь

Артефакт, похожий на сгусток огненных языков. Ускоряет регенерацию поврежденных тканей организма, однако при этом может одновременно нанести вред, так как радиоактивен.

Проводник

Уникальный артефакт, за всю историю Зоны всего находили только два раза. То ли показывает, то ли сам прокладывает разрывы в аномальных полях. Помимо этого «проводник» не только меж аномалий нужную тропку укажет, но и в памяти человеческой необходимые воспоминания отыскать поможет, если возникнет такая необходимость.

Пустышка (научные названия: «объект 77-Б», «магнитная ловушка»)

Стандартная «пустышка» представляет собой «два медных диска с чайное блюдце, миллиметров пять толщиной, и расстояние между дисками миллиметров четыреста, и, кроме этого расстояния, ничего между ними нет». Вес стандартного артефакта 6,5 килограммов, хотя в романе упоминаются и «малые пустышки», которые свободно переносятся в портфеле вместе с другими артефактами. То, что «пустышка» является «магнитной ловушкой», доказано Кириллом Пановым. Однако остается неясным, «где источник такого мощного магнитного поля, в чем причина его сверхустойчивости».

Делятся на «пустые» (широко распространенные) и «полные» (редчайшие), в которых «синяя начинка между медными дисками туманно так переливается, струйчато».

В романе Дмитрия Силлова «Никто не уйдет» стандартная «полная пустышка» является топливным контейнером для транспорта «мусорщиков», разбрасывающих по Зоне артефакты. «Малые пустышки» представляют собой магазины для «смерть-ламп», оружия «мусорщиков».

В романе того же автора «Счастье для всех» в пустую магнитную ловушку для сохранности помещен артефакт «шевелящийся магнит».

Рюкзак

Иногда здоровые и полные сил сталкеры умирают около костров без видимой причины. Это еще один из необъяснимых феноменов Зоны. Тело такого мертвеца безопасно. В зомби не превращается, псионик не может им управлять. Не разлагается и не представляет интереса в качестве пищи для мутантов. Практически не имеет собственного веса. Неодушевленные предметы, находящиеся с ним в непосредственном контакте, также теряют вес. Вследствие чего в экстренных случаях данный труп может быть использован в качестве контейнера для переноски тяжестей. Однако в силу моральных причин подобное использование мертвых тел не одобряется членами практически всех группировок, вследствие чего данный феномен не может быть отнесен к артефактам, имеющим материальную ценность. Горюч. Рекомендуемая утилизация – сожжение.

Сердце огня

Артефакт, обладающий способностью очень долго гореть, выдавая при этом температуру более 2000 градусов.

Изредка используется сталкерами как компактное топливо для костров. Относится к категории «уников» – крайне редко встречающихся артефактов.

Синяя панацея

В «Пикнике на обочине» братьев Стругацких лишь упоминается без дополнительного описания.

В романах Дмитрия Силлова «Счастье для всех» и «Никто не уйдет» описана как кристалл, похожий на обледеневшую кувшинку, внутри которого, словно живое, беснуется ярко-синее пламя. Способна излечить любое заболевание, в том числе спасти человека после смертельного ранения. Чем сильнее проблемы у больного, тем ярче горит «синяя панацея» внутри его тела. И тем выше вероятность того, что следующего пациента она не вылечит, а выжрет изнутри без остатка. После этого незадачливого кандидата на чудотворное исцеление можно сеном набивать и в угол ставить для красоты. Пустой он внутри, как барабан, нету ничего. Ни костей, ни клочка мяса. Одна шкура задубевшая, как новая кирза, и глаза остекленевшие, синим светом слегка поблескивающие изнутри.

После излечения пациента «синяя панацея» перестает светиться на некоторое время, заряжаясь для следующего чудотворного сеанса. Когда артефакт вылезает из раны, прикасаться к нему не рекомендуется. Может наброситься и начать внедряться в кисть неосторожного исследователя. И тогда только один выход – отрубить руку или отстрелить ее, пока «синяя панацея» не пролезла дальше, в легкую перемалывая плоть и кости, словно титановая мясорубка. После лечения «панацея» опасна только до тех пор, пока полностью не вылезет наружу. Потом она стремительно каменеет.

Смерть-лампа

В романе братьев Стругацких «Пикник на обочине» «смерть-лампа» описывается следующим образом: «Восемь лет назад, – скучным голосом затянул Нунан, – сталкер по имени Стефан Норман и по кличке Очкарик вынес из Зоны некое устройство, представляющее собою, насколько можно судить, нечто вроде системы излучателей, смертоносно действующих на земные организмы. Упомянутый Очкарик торговал этот агрегат Институту. В цене они не сошлись, Очкарик ушел в Зону и не вернулся. Где находится агрегат в настоящее время – неизвестно. В Институте до сих пор рвут на себе волосы. Известный вам Хью из «Метрополя» предлагал за этот агрегат любую сумму, какая уместится на листке чековой книжки».

В романах Дмитрия Силлова «смерть-лампа» является личным оружием «мусорщиков», пришельцев из иного мира, занимающихся разбрасыванием артефактов по земным Зонам. «Малые пустышки» представляют собой магазины для «смерть-ламп».

Сучья погремушка

В «Пикнике на обочине» братьев Стругацких лишь упоминается без дополнительного описания.

В романе Дмитрия Силлова «Счастье для всех» описана как редчайший артефакт. Обладает свойством на некоторое время порождать в головах всех других существ, находящихся в зоне видимости, необходимые оператору образы – например, в романе «Счастье для всех» солдаты принимают Шухарта за своего начальника, полковника Квотерблада. Одноразовый артефакт, начинает действовать сразу же после активации, активизируется так же, как и «зуда», посредством сжатия между пальцами.

Помимо основного свойства, обладает двумя неприятными побочными эффектами, из-за которых ее и прозвали «сучьей»:

а) В активном состоянии может начать сильно греметь, если его хозяин по неосторожности сделает резкое движение;

б) По внешнему виду «погремушки» невозможно узнать, использовали ее ранее, или нет – и рабочая «погремушка», и отработанная выглядят одинаково. То есть, покупатель вполне может отдать довольно большие деньги за бесполезный артефакт.

Тёщино колье

Артефакт, довольно часто встречающийся в Зоне. Ускоряет процессы регенерации в организме, обладает слабой радиоактивностью.

Ускоритель

Редко встречающийся артефакт алого цвета, светящийся изнутри. Обладает способностью ускорять движения того, кто носит его на своем теле.

Чернобыльская бодяга

Ученые, изучающие Зону, до сих пор спорят – растение это или артефакт. Похожа на мягкий, склизкий на ощупь мясистый и пористый ломоть не очень свежей говяжьей печени. Имеет лапы и неярко выраженную голову в виде нароста. Бегает довольно быстро. А иногда, если сталкер хилый или больной, может и за ним побегать. Прыгнет на затылок, присосется, и начинает пить кровь, пока от человека высохшая мумия не останется.

Сталкеры используют чернобыльскую бодягу в качестве средства от ушибов и кровоподтеков. Отрубив голову и лапы, прикладывают ее к больному месту, после чего излечение занимает несколько часов. При этом с отрубленными головой и конечностями бодяга довольно долго остается свежей и сохраняет свои целебные свойства.

Чёрные брызги (научное название: «объект К-23»)

Описание артефакта из романа братьев Стругацких «Пикник на обочине»: «Если пустить луч света в такой шарик, то свет выйдет из него с задержкой, причем эта задержка зависит от веса шарика, от размера, еще от некоторых параметров, и частота выходящего света всегда меньше частоты входящего… Есть безумная идея, будто эти ваши «черные брызги» – суть гигантские области пространства, обладающего иными свойствами, нежели наше, и принявшего такую свернутую форму под воздействием нашего пространства…»

На практике «черные брызги» используются в ювелирных украшениях. В романе «Пикник на обочине» упоминается «ожерелье из крупных «черных брызг», оправленных в серебро».

Шевелящийся магнит

В «Пикнике на обочине» братьев Стругацких лишь упоминается без дополнительного описания.

В романе Дмитрия Силлова «Счастье для всех» описан как артефакт, способный провоцировать мгновенные неконтролируемые мутации живых организмов.

Щит

Редчайший артефакт, мгновенно реагирующий на быстролетящие предметы. Если носить его на груди, то он способен за пару метров остановить пулю или даже артиллерийский снаряд, который летит в тебя. Недостатками «щита» являются высокая радиоактивность и одноразовость – после срабатывания артефакт разрушается, отдав всю свою энергию.

Об авторе

Дмитрий Олегович Силлов – современный российский писатель, инструктор по бодибилдингу и рукопашному бою, автор многих произведений о самообороне, боевых и охотничьих ножах, а также более тридцати романов, написанных в жанре боевой фантастики.

Родился в семье военного. Окончив школу, служил в десантных войсках. После увольнения в запас, получив медицинское образование, активно занимался единоборствами, бодибилдингом, психологией, изучал восточную философию и культуру, историю военного искусства. Несколько лет работал начальником службы безопасности некоторых известных лиц, после – инструктором по рукопашному бою и бодибилдингу.

Дмитрий Силлов является автором популярной системы самообороны «Реальный уличный бой», лауреатом Российской национальной литературной премии «Рукопись года», а также создателем популярных литературных циклов «Кремль 2222», «Гаджет» и «Роза миров», публикуемых издательством АСТ.


Личный сайт Дмитрия Силлова www.sillov.ru


Страница Дмитрия Силлова «ВКонтакте» https://vk.com/sillov

Примечания

1

Об этих событиях можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон монолита» литературной серии «СТАЛКЕР».

(обратно)

2

Подробно об этом можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон свободы» литературной серии «СТАЛКЕР».

(обратно)

3

Подробно об этих событиях можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон Охотника» литературной серии «СТАЛКЕР».

(обратно)

4

Подробно об этих событиях можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон Призрака» литературной серии «СТАЛКЕР».

(обратно)

5

Исторический факт.

(обратно)